КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Звёзда II [Дмитрий Бочарник] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Дмитрий Бочарник Звёзды II

Ивановы. Начало

Стелла Анатольевна Иванова — тогда ещё педагог второй планетной категории — вернулась со своими воспитанниками в земную школу второй ступени Нижнего Новгорода, расположенную рядом с Волгой, и за месяц полностью восстановила привычный уровень знаний и умений своих подопечных.

— Стелла, это просто невозможно спокойно выдержать столь долгое время! — басил её муж, Александр Николаевич Иванов. — Ты буквально сутками не вылезаешь за пределы школьного городка. Я понимаю, что ты скажешь: у меня — пятиклассники, у них — переходный возраст и теде и тепе. Но все же есть и семья… — он привычно готовил на поздний ужин блины и не давал супруге принять даже малейшее участие в этом священнодействии.

— Да, семья у меня есть. И я про неё, Саша, не забываю. К тому же нам надо подумать о детях. — хитро усмехнувшись ответствовала жена.

— Давно бы так. А то днюешь и ночуешь в школе, некогда даже с мужем взглядом обменяться… — улыбнулся муж, переворачивая очередной блин непрожаренным боком.

— Теперь всё будет по-другому. За неделю я «подсоберу хвосты» и тогда смогу уделить внимание нашим с тобой проблемам по самой полной схеме. У меня там будет достаточно малая нагрузка и я большую часть времени буду дома. Как твой научный руководитель, ещё не решил снять Соколова с предстоящей академической процедуры защиты?

— Нет. Но в семье у него сложно. — уклончиво ответствовал муж.

— Насколько? — Стелла Анатольевна пытливо взглянула на супруга, зная, что он сейчас сможет сказать ей нечто большее, чем простой информационный протокол.

— Он не хочет детей. Что-то неладное чувствует и не хочет. Но он не хочет или не может и говорить о причине своего такого необычного решения. Хотя его мама и папа и уламывают его всеми возможными средствами и способами. Но он откровенно боится не процесса, а последствий. Думаю, у него предостаточно оснований. — не обманул ожидания супруги Александр Иванов.

— Понимаю. Ладно. Сейчас давай поужинаем и спать — завтра новая трудовая неделя начинается.

— Ага… — Александр Иванов переложил стопку блинов на большую тарелку и прикрыл кушанье крышкой-термостатом.

— Ладно, Саша, твое «ага» мне понятно. — Стелла Анатольевна улыбнулась и направилась в гардеробную, переодеться в домашнее.


После окончания войны с Чужими в городе Московске, куда из Нижнего Новгорода собирались переезжать Ивановы, открылись новые строительные площади: взамен устаревших и обветшавших зданий строились новые. Старинные здания в России издавна почти всегда консервировались и переносились на окраины в своеобразные ландшафтные музеи, где их содержанием занимались желавшие жить в старинных домах любители древности. Стоявшие там здания были не музейными экспонатами, а действующими жилыми помещениями, в которых на протяжении десятков лет жили совершенно реальные обычные люди. Уже давным давно на Земле ни одно здание не исчезало бесследно — существовали мощные региональные и общемировые системы информации, позволяющие специалистам быстро восстановить в деталях любое когда либо существовавшее здание или его часть со всей начинкой и оборудованием. Многие из старинных зданий оставались на прежних местах и получали вторую или третью жизнь, бережно сохраняясь почти в первозданном виде. Среди россиян всегда было немало любителей пожить так, как жили далекие предки, причём, в условиях миниатюризации техники, никакой привычный уровень комфорта не мог нанести непросчитываемого ущерба любому историческому памятнику.

— Ты как считаешь, может, нам пока только забронировать квартиру в одной из новых «башен»? — Стелла Анатольевна встретила вечером за ужином своего мужа обычным вопросом-проблемой.

— Не хочешь торопиться? Думаю, ты права. Нам нужно сначала провентилировать ситуацию полностью тут, а уже потом делать рывки.

— Тогда сделаем так. Первенцем у нас будет сын. Назовём его Борис. Затем — дочка. Назовем её… Ирина, скажем. Потом будет снова сын, назовём его в твою честь — Александром, а потом снова дочка — Валентина. Об остальных детях подумаем позже — все же это далёкая перспектива…

— Молодец, Стела, распланировала…

— Стараюсь не потерять форму. Спасибо. Ну так как?…

— Но кроме… — осторожно вставил муж.

— Я уже присмотрела. Будет у нас роскошный котяра… Назовём его Бритсом и первым запустим в новую квартиру. Таков обычай, никуда не денешься.

— Ну, положим до «котяры», как ты выразилась, ему ещё очень далеко. — проговорил мужчина.

— Но у нас вполне может быть и собака. Думаю, наши знакомые — Христовы не откажутся поспособствовать нам в этом. Если кота — мальчика, то собака пусть будет девочкой. Кто знает, может, когда-нибудь и она станет многодетной мамой.

— А пока она будет просто охранницей, защитницей и воспитательницей наших маленьких детей. Ну ты даёшь, Стелла. — одобрительно пробасил муж.

— Спасибо, стараюсь. — улыбнулась жена. — Так как, стоит связываться с Христовыми?

— Относительно собаки — безусловно. А вот кот…

— У моих коллег по смежному институту, недавно преобразованному в центр глубинной психологии есть немало знакомых-кошатников. Думаю, с этим проблем не будет.

— Тогда я завтра в своем институте поспрошаю. Надо ускорить защиту Соколова — ему нежелательно отрываться от меня по срокам. У меня всё готово, а вот у него из-за семейных проблем может вполне сорваться.

— Опять, Саша…

— Стелла, ты же всё понимаешь. Он мой друг и наш хороший близкий знакомый. Криница, куда он переехал после войны с Чужими, действует на него не самым лучшим образом после Москвы. Мы-то в Нижнем свои, а вот ему труднее — у него индийские корни. Чуть ли не Делийский султанат. Сама понимаешь, разница менталитета, традиций и теде и тепе.

— Поможем. — успокоительно заметила Стелла Анатольевна.

— И я тоже думаю, что поможем.


Так оно и случилось. Через год Александр Николаевич Иванов успешно защитил докторскую диссертацию по проблемам Дальней Науки и перешел работать в Нижегородский центр Передовых методов прогнозирования.

Стелла Анатольевна благополучно родила первенца — Бориса и углубилась в заботы о маленьком. Рядом с малышом находились и новосёлы — кот Бритс и овчарка Зирда. Щенок и котёнок быстро нашли общий язык: разность направленности и характеров не мешала им взаимодополнять друг друга.

На прогулках с маленьким Борисом Стелла Анатольевна часто занималась дрессировкой Зирды. Кот устраивался рядом с колыбелькой и обычно спал, изредка сквозь щёлки век посматривая на хозяйку и на маленького.


Время текло незаметно. Годовалый Борис быстро понял, что играть с Зирдой и Бритсом гораздо интереснее, чем с имитаторами и конструкторами. Теперь Стелла Анатольевна часто слышала из детской довольное ворчание овчарки и сдержанное мяукание кота, сопровождаемые индейскими воплями сына, увлечённого очередной игрой.

Зирда раз в полгода непременно участвовала в Нижегородской выставке и часто завоёвывала второе и третье дипломные или призовые места. На её юный возраст никто не обращал особого внимания — через своих знакомых ветеринаров Ивановы смогли узнать о новейшей программе кардинального увеличения продолжительности жизни собак и Зирда стала одной из первых нижегородских собак, прошедших необременительную и безболезненную процедуру вакцинации.

Едва только Борису исполнился год, родился Александр — супруги приняли решение сначала родить двоих сыновей и только потом думать о дочерях. Затем, через год родились близнята — Пётр и Ирина, а ещё через год — ещё близнята — Валентина и Сергей.

Разросшаяся семья не почувствовала никакого особого усложнения жизни: полисная организация Нижнего Новгорода предусматривала реально действующие просчитанные до мелочей полномасштабные программы поддержки многодетных семей, а гражданство Нижнего Новгорода, принадлежащего к системе полисов, давало неоспоримые преимущества его обладателям. Слава и могущество купеческой столицы России позволяли решать многие проблемы на основе устных договорённостей, ни в чём не уступавших по силе и обязательности письменным.

Сыновья и дочери взрослели, первенец Борис уверенно командовал оравой младших и его часто слушались даже больше, чем обоих родителей. Оставляя младших с Борисом, старшие Ивановы ни о чём не беспокоились и, едва подрос полугодовалый Сергей, Стелла Анатольевна и Александр Николаевич вернулись к работе по полному графику.


— Ну, Стелла, собирайся. Квартира в башне Московска заждалась. Пора оставлять в запасе для наших детей наш старинный особнячок в старой части Нижнего Новгорода в качестве родового гнезда, консервировать одну служебную квартиру — самую большую, чтобы в случае чего хватило на всех — и перебираться на новую главную базу — в одном из современных небоскрёбов Московска. Как дети? — Александр Николаевич связался с супругой в обеденный перерыв в пятницу, пятнадцатого апреля.

— Нормально. Собственно говоря, я уже обменялась с детьми некоторыми соображениями на этот счёт и они согласны. Им очень хочется быть поближе к Москве. Но и Нижний они забывать ни под каким видом не хотят. Так что и особнячок, как ты выразился, и служебная квартира, к которой они успели привыкнуть, как к своей собственной, по их мнению нам всем ещё очень и очень пригодятся.

— Похвально, похвально. Тогда приступай к основным сборам. В понедельник, в четыре часа дня придут машины внутрирегиональных грузовых перевозок и мы через сутки будем уже в Московске. Успеешь? Или перенести график?

— Постараюсь, но рассчитываю и на твою помощь, Александр.

— Обязательно.

— Зирда вот видишь, хочет экран облизать, ты ей и такой нравишься. — усмехнулась Стелла Анатольевна.

— Не надо, я скоро буду, пусть ждёт. А где кот?

— На кухне, отсыпается после «трудовой» ночи. Опять выяснял отношения с местными котами. Немного поцарапался.

— Без последствий?

— Средней глубины. Он их уже зализал, заживут. Опасности нет, я всё проверила. Да и Зирда своего друга незамедлительно прилежно облизала с головы до пят, чему он сам был несказанно рад и в благодарность облизал ей всю мордашку.

— Хорошо. До связи.

— До связи.


Переезд в новую квартиру в стадвадцатиэтажной башне состоялся точно по графику и уже в среду вся семья проснулась в новых стенах. И молодые, и старшие Ивановы теперь имели диады комнат — спальни и кабинеты, несколько комнат были отданы под лабораторные и рабочие, ещё несколько — под кладовые и это — не считая всех вспомогательных помещений и коридоров. Целую неделю в новой квартире по вечерам не умолкал весёлый шум — новосёлы, придя с работы и учебы, активно обустраивали свое новое обиталище…

— М-да, Стелла… — протянул глава семьи, пройдясь по комнатам квартиры и возвратясь в кухню, где у вечернего стола хлопотала супруга.

— Беспокоишься, что тесно? — улыбнулась она.

— Именно. — проговорил Александр Николаевич.

— Не думай. Все сверхдовольны. — подтвердила Стелла.

— Не могу. Надо думать о расширении… — он перешел на доверительный шепот.

— Ты читаешь мои мысли. Но теперь уж о расширении позабочусь я… К тому же дай детям хотя бы несколько лет на стабилизацию. Они и так должны войти в ритм. Посмотрим. А пока я забронировала за нами квартиру побольше. Там должно хватить места и для прибавления. К тому же там — не диады, а триады комнат: кроме спален и кабинетов там ещё и холлы-гостинные отдельные. Превосходная подготовка к автономному плаванию нашим ребятам и девчатам тогда будет гарантирована.

— Ладно, пани педагог. Командуйте парадом. — усмехнулся глава семьи.

— С превеликим удовольствием.


Ивановы не порывали отношения с Соколовыми, которые наконец решили иметь детей. Родилась девочка и, к огромному сожалению, больше детей жена коллеги Александра Николаевича иметь не могла.

В благодарность за постоянную помощь и поддержку Соколов обеспечил семье Ивановых знакомство с руководителем центра восстановительного отдыха недалеко от Криницы и Ивановы с детьми, едва Александру исполнилось четыре года, выехали в первый раз на отдых под Криницу, в посёлок городского типа, в очень скором времени обещавший стать полноправным городом.

Знакомство с руководителем центра совершенно не говорило о возможности какого-либо экстраординарного обслуживания или лечения — равенство в таких вещах соблюдалось неукоснительно. Здесь были важны обычные человеческие взаимоотношения.


— Красота, тишина… — проговорил Александр Николаевич, оглядывая окрестности с балкона двухэтажного спального корпуса. — Лес кругом, воздух даже немного пьянит.

— Мне за тобой всё равно не угнаться, Саша. — пробасил Илья Борисович. — завтра Эвелина привезет Лену… Моя дочь младше твоего сына Александра всего на год…

— Ну, Илья… Опять матримональщина… Моему Александру ещё рано об этом всем думать…

— Ага, рано. А ты не замечал, что твой сын слишком уж бирюковатый какой-то…

— Знаешь, мне это известно. Но мне также известно, что у него всё в порядке и потому на его, как ты выразился, бирюковатость, я обычно не обращаю особого внимания. Он волен быть таким, каким он хочет быть в данный момент. Он бывает разным и его бирюковатость временная. Он же не может быть все время душой компании.

— Жаль. Его статус универсала… Притом золотого…

— Илья, мне решительно и абсолютно всё равно, как статус моего сына совмещается со статусом твоей дочери. Если у них будут чувства, то мы мешать не должны, не можем. Напротив, мы обязаны им помочь. А если нет, то на нет и суда нет. Я прав?

— Прав то прав, но…

— Илья, твоя дочь если и середнячка, то достаточно твердая. А в остальном тебе, как учёному, хорошо известно Законодательство Триады — в нормальном обществе должны быть всегда три части.

— Спасибо, успокоил.

— Всегда рад. Ладно, мои скоро придут с обхода территории, Илья. Надо прибраться.

— А мне пора: у меня поезд в половине пятого. Пока ещё доберусь до станции. Да и пассбус скоро придет. — Соколов заторопился, пожал Иванову руку и вышел из просторного пятикомнатного номера.


— Ну папа, это не центр, это сказка: пруд, лес, одноэтажные корпуса из чистого дерева, все минимальные удобства, номера на любой вкус. — делился впечатлениями Борис за ужином в общей столовой. Младшие сыновья и дочери согласно кивали, подтверждая справедливость сказанного.

— Я рад, что тебе понравилось. — ответил глава семьи.

Юльевы. Начало

Лейтенант Астромедслужбы Земли Юльев за время войны с Чужими вырос до генерал-майора и командира госпитального рейдера первого класса. Столь стремительная карьера в военное время была оплачена многократным превышением нагрузки. Не нашлось ни одного оппонента, который бы усомнился в правомерности такого взлёта: многоуровневая система контроля подготовленности и квалификации исключала всякие лазейки. Здесь не действовал подкуп: нечем было подкупать, и не действовала лесть: она должна быть фундаментально подтверждена фактическим материалом.

Теперь в распоряжении Юльева был полутысячный экипаж медиков и новый госпитальный рейдер «Парацельс». Казалось бы, прошедшие войну военные астромедики могли спокойно поручить разбираться с послевоенными медицинскими проблемами транспортным звеньям Астромедслужбы, обычно выполнявшим только доставочные функции с минимумом важного и необходимого лечения, но это правило не распространялось на Юльева и его подчинённых: «Парацельс», хотя и был военным медицинским кораблём российского Астрофлота планеты, годами не совершал посадку на Медицинских Космодромах Земли и Солнечной системы, мотаясь по самым отдалённым уголкам Метагалактики и обеспечивая глубокую многократно эшелонированную оборону от мыслимых и немыслимых опасностей, давно уже отнесённых к медицинской компетенции, а точнее — в разряд обязательных мероприятий для профилактической медицины. Заправочные и обеспечивающие корабли были единственными, допускаемыми к его бортам машинами, если, конечно, не считать транспортников Астромедслужбы.

Юльев, не желавший терять приобретённый опыт из за обычной человеческой забывчивости, параллельно и помногу упорно занимался по программе «Медицина катастроф» — военный практический опыт требовал внимательной отработки и глубокого осмысления.

Лосевы. Начало

Доктор наук Лосев вкусил полевой работы по горло: более чем скромная оснащённость летающих орбитальных и планетных научных баз резервных посёлков эвакуационного сектора заставляла проявлять чудеса изворотливости в стремлении выполнить обширные программы как оборонного, так и гражданского направлений. Лосев не прибыл на Землю даже тогда, когда всем землянам-колонистам были предоставлены в изобилии места на достаточно вместительных и комфортабельных лайнерах: он остался в одном из посёлков ещё на несколько месяцев и никогда впоследствии не жалел об этом. Забывая временами даже поесть, Лев Лосев продвигал решение выбранных им вопросов и проблем.

Одновременно с ежедневной многочасовой работой в посёлках, Лосев интересовался организацией прикрытия научных звеньев со стороны Десантного корпуса Земли и ему удалось в этом направлении продвинуться настолько, что десантники, ранее весьма прохладно относившиеся к соседству с научниками, дали Лосеву карт-бланш на территории своих баз.

Учёный не остался в долгу: ряд усовершенствований, предложенных им, позволил десантикам часто обходиться без ранее считавшимися почти что обязательными десяти процентов людских потерь. Одно это обстоятельство дало учёным возможность сполна реабилитироваться и вступить с ранее неприступными десантниками в весьма близкие и взаимовыгодные отношения. Здесь дело не ограничилось охранными и защитными функциями Десанта — учёные видели в десантниках людей, которые первыми встречают ранее неведомые опасности и способны проверять пионерные разработки в самых наиреальных условиях, создать которые в лабораториях и на полигонах было крайне трудно. И здесь с Лосевым объединили свои усилия многие десятки его коллег.

Наступил день и по рекомендации Совета Десантного Контингента Российских Космических Сил Лев Кондратьевич Лосев был принят на работу в Научный городок Звёздного. К тому времени он защитил вторую докторскую диссертацию по техническим наукам и стал академиком Региональной Академии тяжёлого машиностроения.

В Научном городке Звёздного он познакомился и со своей будущей женой — приват-профессором материаловедения Стеллой Зиновьевной Левицкой. Очень скоро она защитила вторую докторскую диссертацию и стала полным профессором одного из институтов Космического Сектора Службы Науки России. К тому времени у них уже подрастал первенец, а Лосевы уверенно думали о многих детях.

Беловы. Начало

«Космолёту «Реликт» — взлёт. Маршрут выхода на стартовый и разгонный участки проверен. Взлёт разрешаю. Обстановка по маршруту — штатная» — голос диспетчера заставил пятерых космонавтов, собравшихся в центральном посту небольшого корабля пристегнуться и приготовиться к стремительному уходу с родной планеты — в отличие от звездолётов и планетолетов космолёты сразу набирали среднее ускорение и буквально упрыгивали с поверхности Земли на разгонный участок. Это позволяло не занимать воздушные и заатмосферные эшелоны многочисленными ограничительными запретами.

— Экипаж к взлёту готов. — доложил первый помощник.

— Старт!. - произнес командир, пальцами правой руки утапливая клавиши стартовых тангент. Корабль дёрнулся и подпрыгнул вверх, срываясь с упоров. Сила тяжести, немедленно уменьшенная компенсаторами, придавила немногочисленный — всего пятьдесят человек — экипаж к стартовым креслам.

— Штурман.

— Есть штурман.

— На курсе?

— Без изменений. Штатно. — старший штурман «Реликта» Белов оторвался от созерцания экранов маршрутной обстановки и посмотрел на командира, приходившего в себя после прыжка, выбросившего корабль на разгонный участок за несколько минут.

— Спасибо. — командир встал. — Экипажу приступить к регламентным работам. Дальше пойдём с нормальным ускорением.

— Первый отсек принял.

— Второй отсек принял.

— Третий отсек принял.

— Центральный пост принял. — завершил прием докладов командир «Реликта». — Белов, подготовьте карту веера маршрутов.

— Есть. — штурман бросил взгляд на стереофото жены и детей и углубился в расчёты.


Космолёт «Реликт» направлялся на обычную первичную разведку недавно включённых в Земной Регистр районов Вселенной. Казалось бы, лучше на такие операции посылать звездолёты, поскольку такие полёты требовали длительных перелётов к самым дальним форпостам Земли, но звездолёты уже давно работали только в секторе сверхдальних перелетов и были почти полностью сориентированы на регулярные экспедиции, а не на разведрейсы.

Разведфлот Земли состоял почти на шестьдесят процентов из звездолётов, но то были не огромные сверхкомфортабельные красавцы, а средние и малые машины, приспособленные к длительному автономному существованию в отрыве от всех и любых баз. Космолёты обеспечивали первичную и вторичную волны разведки, они приходили сразу после кораблей автоконтроля и уже за космолётами приходили звездолёты и космостанции.

Аскольд Витальевич Белов приступил к обычной работе штурмана. Предстояло обеспечить вариантное большинство маршрутных схем, позволявших космолёту уйти от возможных опасностей. За этой работой он не заметил, как подошло к концу время вахты и рядом выросла фигура сменщика — младшего штурмана Знеткова.

— Вахту штурманского звена сдал. Штурман Белов.

— Вахту штурманского звена принял. Младший штурман Знетков.

После этих слов официальной передачи боевого дежурства, записанных мозгом корабля в бортовой журнал с указанием точного времени, можно было идти отдыхать и Белов не спеша направился к выходу из центрального поста.

В своей каюте он прежде всего открыл створку, скрывавшую несколько десятков портретов. Это был своеобразный астронавтский иконостас — фотоизображения и стереоизображения самых близких и дорогих людей — родителей, жены и дочерей с сыновьями.

Аскольд Витальевич опустился в кресло. Созерцание портретов в ожидании разрешённого сеанса связи с Землей прекрасно расслабляло и позволяло переключиться на более приятные мысли.

Ивановы. Продолжение. Дети

Подошло время и освоившиеся в Московске Ивановы привели своего первенца к дверям новостройки — школьного комплекса микрорайона. Огромная территория была окружена высоким непрозрачным лишённым украшений забором, скрытым за лесополосой. Внутри периметра было всё необходимое для школьников и педагогов.

Борис быстро и легко влился в школьный коллектив и его младшие братья и сестры не менее быстро и просто свыклись с тем, что их старший брат и вождь теперь пропадает больше чем на полдня за прочной и высокой оградой школьного комплекса.


— Мам, сегодня мы ездили в музейный комплекс Московска. Ноги гудят от похода по множеству натурных площадок и залов. — сказал шепотом вернувшийся в девять вечера домой старший сын. — Прости, задержался…

— Опять проблемы безопасности… — понимающе улыбнулась мама.

— Ты как всегда читаешь мои мысли, мам. Но я успел осилить полностью только не очень далекую современность. Капитан полиции Иванов…

— Видел фамилию деда своего отца? На стелле номер тридцать шесть Героев Внутренней Охраны России?

— Да, мам. И не только. Фотография и биографическая справка с описанием подвига тоже присутствуют.

— Похожи на наши?

— Очень. — Борис понял, что мама имеет в виду оригиналы их семейного фонда Реликвий.

— Я рада, Боря.

— Мам, это сложно объяснить…

— Не надо ничего объяснять, сын. Ты уже достаточно взрослый.

— А…

— Возможно, что скоро мы сможем выехать в Московскую область, на место. Но об этом — после. А сейчас — мой руки и ужинать. Термостат отключи.

— Есть, мам. — Борис рано усвоил удобство военной терминологии и домашние на него за это нисколько не обижались: мужчины России оставались мужчинами-воинами даже в мирное время и армейская терминология была частью мужской психологии, теперь уже пережившей войну с Чужими.

— Ладно… Я пошла отдыхать, а то завтра очередная серия полигонных испытаний…

— Ладно, мам. — Борис поцеловал маму и направился на кухню.


Через год в строй учеников той же школы встал Александр. Борис живо интересовался его успехами и проблемами и Александр рассматривал интерес брата к его школьной жизни как нормальное явление, нисколько не пытаясь ограничить Бориса в его стремлении подстраховать брата. В назначенный день и Александр в числе одноклассников и однопоточников оказался у главного входа в Музейный Комплекс Московска.

— Борь, извини, мне всё это переварить надо… Шквал впечатлений… — сказал Александр встретившему его в десять вечера на пороге квартиры брату. — Позволь обойтись даже без минидоклада.

— Хорошо, брат. Помощь? — Борис закрыл дверь и включил притушенный свет в холле. Зирда спросонок заворчала, но, увидев знакомые фигуры молодых хозяев, снова захрапела. Бритс, отсыпавшийся на кухне, даже не появился на пороге холла — он уже начал привыкать к позднему сбору всех домашних.

— Не нужна. Я поем и лягу. Сон — лучшее время для отработки такого вала данных. Думаю, подсознание справится с этим валом лучше, чем блокированное огромностью массива сознание. — проговорил Александр, проходя в свою комнату в сопровождении старшего брата.

— Понимаю. Успехов и спокойной ночи. — ответил Борис, останавливаясь на пороге и включая привычным движением свет в кабинете и спальне своего брата.

— Спокойной ночи, брат. — ответил Александр, обессиленно опускаясь в кресло перед рабочим столом. Как бы он ни устал, а записать обычный рапорт в бортжурнал-дневник, Александр Иванов никогда не забывал. Так было и в этот раз. Борис ушёл и Александр достал стило и чистый лист контактного пластика — заменителя ставшей уже давно антикварной ценностью бумаги, способного передавать записанную на его поверхности информацию прямо в компьютерный центр квартиры. На пластик легли первые строки. Время для Александра Иванова остановилось, пространство сократилось до конуса света из светильника.


Шагавший по коридору квартиры к своей комнате и к своей спальне, Борис подумал, что вот и Александр прошёл «волну», во многом определяющую сущность россиянина и гражданина Евразии. Он вспомнил, как сам несколько долгих часов бродил в одиночестве по залам Музейного комплекса Московска — один, группа одноклассников уже почти вся уехала, остались только несколько человек, среди которых и он — Борис Иванов. Тогда знакомство с экспонатами захватило его всего и он так же как и Александр оказался просто перегружен впечатлениями.

Знакомство с региональными и местными музейными комплексами для всех «младших», как теперь часто в России называли школьников, являлось обязательным пунктом программы совершенствования и развития личности. Россияне никогда не жалели площадей для размещения ценнейших экспонатов, чтобы все желающие могли иметь самую полную допустимую возможность в деталях ознакомиться с ними. Теперь даже на посещение городского музей-центра требовалось не меньше чем половина светового дня, но пустопорожних походов туда уже давно не было — среди россиян практически не осталось людей, не интересовавшихся отечественной и общепланетной историей в университетских масштабах. Вот и теперь Борис ещё раз вспомнил, как не заметил, что прошло уже пять часов с того момента, как он переступил порог величественного входного портала музей-центра Московска. Когда-то давно, вместе с родителями он ещё совсем ребёнком впервые посетил музей-центр в Нижнем Новгороде. В каждом городе, в каждом населенном пункте России давным давно особое внимание уделялось местной истории. Даже для самых маленьких жителей России в любом музей-центре было предостаточно интересного и полезного, доступного их восприятию. Теперь сквозь Волну прошел Александр.

Конечно же, система музей-центров и их оснащение непрерывно совершенствовались. Придёт время и он, Борис, примет участие в традиционной процедуре «введения» в отечественную историю новых «младших», будучи уже старшеклассником-выпускником. Потом так же поступит Александр и остальные братья. Сёстры тоже никогда не стояли в стороне от подобных церемониалов — женщины России с давних времён были хранителями истории, традиций, обычаев наравне с мужчинами, выполняя свою часть воспитания подрастающего поколения.

Ивановы переехали в Московск неспроста — совсем недалеко был небольшой населенный пункт — Мироновск, в котором совершил свой подвиг дед отца молодых Ивановых, капитан российской полиции.

Борис тихо приоткрыл дверь в свою спальню и, укладываясь на жестковатом ложе, вспомнил всё, что ему рассказывали родители и что ему удалось узнать самому, в ходе самостоятельных изысканий. Старший брат догадывался, что о том же думает и Александр, заполнявший по традиции очередные страницы своего личного дневника.

Полиция России. Ивановы

Капитан полиции России Станислав Леонтьевич Иванов был командиром роты патрульно-постовой службы Московской области. Более века назад он во время патрулирования в новозастроенном районе Мироновска обнаружил не отмеченный ни на одной доступной спецслужбам планеты карте вход в подземный лабиринт. Оставив служебную машину у найденного входа, капитан взял с собой спасательный комплект и комплект аварийного оборудования, переоделся в водонепроницаемый комбинезон с системой биологической и радиационной защиты, после чего поспешил войти в проход. Существовавшие тогда и оплаченные многими жизнями Правила предусматривали при обнаружении таких вот «подарков из прошлого» право офицеров полиции действовать самостоятельно, да и тяжёлая патрульная машина с включённой защитой, мигалками и охранным комплексом была достаточно долговечным ориентиром.

Проплутав в подземном лабиринте три часа, Станислав Иванов спустился в один из колодцев на глубину триста метров, прополз по узкому ходу с полкилометра и неожиданно свалился в одну из «кротовых нор». Из норы узкий и очень извилистый ход привёл его в зал, заполненный какими-то ящиками.

Быстро проведя стандартную разведку, капитан Иванов убедился, что находится на складе биологического оружия, причём, как он достаточно быстро определил, многие ранее, безусловно, герметичные ящики уже имели сквозные отверстия и представляли значительную опасность. Оглядевшись по сторонам капитан Иванов хотел было приступить к более глубокому ознакомлению. В этот момент рядом с ним очутился молодой лейтенант полиции. Едва обменявшись с коллегой информацией, капитан Иванов понял, что появление второго оперативника нарушило хрупкое равновесие в системе охраны склада.

— Приказываю наверх! — жёстко распорядился Иванов.

— Капитан, я вас не оставлю. — едва «врубившись» в нестандартную и сложную ситуацию, ответствовал лейтенант.

— Повторите приказ. — зло бросил Станислав Иванов, направляясь к ближайшему штабелю.

— Наверх. — механически повторил лейтенант. — Но…

— Послушайте, Устим Львович. — вдруг обернувшись, мягко произнес Иванов. — В конечном итоге я пришёл сюда первым…

— А я — вторым. И мы уйдем отсюда вместе. — упорствовал лейтенант.

— Нет. Поздно. Равновесие нарушено. Немедленно наверх. — острый взгляд капитана Иванова уже выделял на потолке растущие трещины. — Или нас обоих тут засыплет.

— Вы хотите… — до опешившего лейтенанта дошло, что капитан хочет не просто замуровать этот склад до подхода российских Спецсил Ликвидации Биологической опасности, но и сделать его абсолютно безопасным для грунта, в котором этот склад был создан. — Но одному….

— Именно одному. — Иванов силой подсадил коллегу ко входу в нору, из которой свешивалась верёвка. — Идите. Вы уже достаточно здесь видели и информация эта нужна там. — он показал пальцем вверх.

— Я вернусь. Обязательно вернусь. — лейтенант внутренне содрогался от одной мысли, что ему придётся оставить здесь своего старшего коллегу.

— Только не торопитесь. — успокоительно заметил Иванов.

— Обязательно вернусь, капитан!.. — лейтенант, уступая натиску капитана, схватился за веревку, которая уже начала втягиваться в нору — вероятно подошла вторая патрульная машина и её экипаж слышал, нащупав передатчики находившихся внизу офицеров, весь их разговор. — Эй, ребята, тяните быстрее!


Едва только он вылез из норы, сзади грохнул взрыв и проход обвалился.

— Тимофеев, где капитан? — подскочивший старший лейтенант — командир его взвода, хотел, как обычно, знать всё.

— Там. — Лейтенант показал на обвалившийся ход. — Я должен передать информацию.

— Ивернев, Бероев, доставьте лейтенанта к полковнику Ольгову. — прибывший к месту происшествия командир роты ППС России капитан Ельнин взял управление передовым отрядом на себя и командир взвода повиновался:

— Есть, капитан.


Они добрались до превратившегося в студенистый куб склада только на пятнадцатые сутки, собрав всю свободную землеройную технику Аварийных Сил России, дислоцированную в этом районе и заставив её работать в круглосуточном автоматическом режиме. Строители и ремонтники гражданских строительных подразделений также добровольно помогали всё это время силовикам, не думая об отдыхе или вознаграждении.

Лейтенант, едва оправившись от небольшого шока быстрого подъёма по извилистому ходу — коллеги вытянули его не вручную, а с помощью скоростной лебедки — проявил чудеса памяти, подробно описав обозначения, виденные им лишь мельком на множестве ящиков, начертив подробнейший план склада и точно описав место, где он в последний раз беседовал с капитаном Ивановым. Специалисты, прибывшие на место происшествия по вызову командования ППС России быстро сверили переданную офицером полиции информацию с известными им данными и искренне подивились точности и конкретности запомненных лейтенантом обозначений.

— Прошу разрешения, господин полковник. — лейтенант вошёл в палатку начальника штаба операции.

— Садитесь, лейтенант. — полковник полиции России, сидевший за раскладным столиком, оторвался от дисплея и положил стилус, отвечая на уставное приветствие вошедшего офицера уставным жестом.

— Склад вскрыт. Разрешите мне быть в передовой партии. — лейтенант остался стоять у столика, проигнорировав разрешение сесть. Это понравилось старшему офицеру.

— Разрешаю. — полковник понял, что лейтенант в числе первых хочет эвакуировать своего коллегу на поверхность. — Идите.

— Есть, командир.

Именно ему, лейтенанту Тимофееву было доверено спуститься к «кубу» в числе первых, чтобы эвакуировать тело капитана Иванова. С величайшей осторожностью погибшего офицера извлекли из «студня» и на скоростном спецавтомобиле Медслужбы Полиции доставили в Центральный госпиталь Сил Полиции России в Москве. Просмотрев записи «чёрного ящика», выдаваемого при заступлении на дежурство каждому офицеру полиции, руководство подразделения поняло, что один человек фактически спас целый городской район от заражения опаснейшими боевыми отравляющими веществами. Осознание несопоставимости такого факта с обычными служебными достижениями дало возможность командованию Силами полиции Московской области в кратчайшие сроки исходатайствовать перед Советом России награждение капитана Иванова званием Героя Внутренней охраны России. Звание было присвоено через день и звезда с российским гербом и знаком Внутренней охраны украсила погребальный мундир офицера. После церемонии она была передана в семью Ивановых как награда, не подлежащая возвращению в Наградной Совет.

Закон Весов. Закон Развития

Двести тридцатый год после Всемирного объединения вступал в мартовскую оттепель. Евразийский регион, основу которого составляла Россия, жил своей обычной жизнью.

Позади были четыре мировых войны, ряд непредотвращённых ядерных взрывов на объектах, как теперь говорили, «первого кольца опасности», многочисленные реформы и изменения в ряде сфер человеческой жизни.

Городская организация жизни человечества нисколько теперь не конкурировала с сельской: на планете были огромные чистые и светлые многомиллионные и многотысячные города и были значительные почти незаселённые пространства, на которых располагались, как островки цивилизации, только органично вписанные в среду природы фермы и ранчо.

Были и очень большие дачные поселки, вариантов которых было великое множество — от посёлков поклонников древности и старины до посёлков любителей всеобщей автоматизации.

Мощная многоуровневая система транспортного сообщения сделала невозможной сколько нибудь длительную изоляцию большинства ранее труднодоступных уголков, где имели возможность и необходимость жить люди. Многократно резервированные и дублированные системы снабжения всем необходимым исключили большинство ранее почти неизбежных возможностей установления какой либо блокады.

Немало усилий и средств направлялись на космические исследования — земляне всерьёз вознамерились в ближайшие несколько веков до конца освоить Солнечную систему и выдвинуть свои форпосты далеко за её пределы. Уже давно полёт в космос воспринимался как поездка в соседний крупный магазин или в соседний городской район. Все восемь предельно освоенных планет Солнечной системы были обитаемы — базами на поверхности, орбитальными станциями, десантными парящими поселками.

Энергетическая мощь человечества ныне позволяла обходиться без лимитирования отпуска энергии кому бы то ни было. Резервов хватило бы для того, чтобы в несколько секунд абсолютно безопасно выдать энергию, которая ранее расходовалась за несколько лет. При этом ни о какой энергетической угрозе, угрозе энергетического голода не могло быть и речи. Как визитные карточки нового времени, по планете разместились «звёздные врата» — космопорты, уверенно и прочно соседствовавшие с аэропортами, железнодорожными станциями и автовокзалами.

Тем не менее, жизнь человечества не стала совершенно легкой и абсолютно беззаботной: мощь систем безопасности и обеспечения требовалась по-прежнему ежеминутно и ежесуточно.

Многое было сделано для того, чтобы защитить людей, пресечь очень многие пути для ненормативного развития людей. Не могло быть и речи о праздношатающихся людях, не имеющих возможности устроиться на работу. Не могло быть и речи о мифическом безоблачном существовании человека и человечества: как и предсказывали древние, война с негативной составляющей человеческой сути давным давно приобрела постоянный характер и конца ей не было видно.

В нормативной части человечество теперь чувствовало себя безопасно и комфортно, воспринимая достигнутый уровень благосостояния и безопасности не как манну с неба, а как закономерный результат многочисленных ограничений и жертв. Многочисленные заповедники и музейные зоны и центры превратились в активно посещаемые землянами места: после войны с Чужими человечество в очередной раз пережило период повального увлечения глубоким изучением истории, но теперь это изучение в очередной раз и на качественно и количественно новом фундаменте было снова поддержано учеными-специалистами и снабжено всей необходимой информацией и данными.

Ненасильственное и гибкое управление общественным развитием позволяло максимально учитывать возможности и склонности каждого конкретного человека и обеспечивать его безопасность и благополучие на протяжении всей жизни — с рождения до смерти. Упомянутые безопасность и благополучие основывались теперь не на угрозе внешнего внеобщественного надобщественного принуждения и наказания, а на жесточайшей и высочайшей ответственности каждого человека за свой самый малозначительный поступок, на многоуровневых знаниях, позволявших избегать досадных и затратных последствий негативного характера.

Так выполнялся закон Весов, один из основных законов человечества, сформулированный достаточно давно. Даже первые шаги его выполнения в теперь уже очень отдалённом прошлом дали просто ошеломляющие результаты и теперь оставалось только неуклонно двигаться по этому пути.

Александр Иванов

Первого сентября Александр Иванов стал школьником. Его старший брат Борис уже давно носил синюю формёнку учащегося элитного учебного центра, расположенного в пригороде Московска, но Александр знал, что первое сентября он также встретил в этой школе. Рядом с Александром стояли его новые знакомые — теперь уже ученики первого «А» класса. Не со всеми он был знаком до момента объявления построения, но тем интереснее и волнительнее представлялось будущее.

Он напряжённо вглядывался в лица и фигуры празднично одетых преподавателей школы, гадая, кто из них станет наставником. По традиции наставник сохранял право командования и управления вверенным ему классом все десять лет, несмотря на то, что уже в четвёртом классе ученики включались в программу частых кратковременных переездов в другие центры подготовки и обучения, традиционно называемые школами.

Выпускники этого года по традиции ввели первоклассников в предназначенные для них аудитории-классы и жестами предложили выбирать себе места. Убедившись, что младшие уже расселись и никто не остался стоять, старшие вышли из классов. Александр немного устал — его подсознание работало с предельной нагрузкой — столько впечатлений за короткий период времени предстояло не просто уложить в памяти, но и обработать.

На две минуты он сузил сферу восприятия и не отметил, как возле учительского пульта внезапно появилась статная девочка в парадной школьной форме и, обернувшись всем телом к сидевшим за своими одноместными столами школьникам и школьницам ровным и чётким голосом сказала: «Класс! Встать! Смирно! Равнение — нале — во! Для встречи сле — ва!» Произнеся это она чётко повернулась налево и замерла. Класс почти одновременно вскочил на ноги и застыл в почтительном ожидании.

Черезсекунду в класс вошла высокая статная женщина средних лет в форменном платье наставника. Увидев замерших школьников, она удивлённо обвела взглядом классную комнату, но, уловив ситуацию в деталях, остановилась в двух шагах от неожиданной командирши. Та уловила момент и глядя снизу вверх, чётко продолжила «Товарищ Наставник. Первый «А» класс для первого занятия построен. Больных и отсутствующих нет. Рапорт сдала Регина Дубровицкая.»

Закончив, девочка выжидательно посмотрела на педагога, но та уже вошла в ситуацию полностью. «Рапорт принят.» — тихо сказала она неожиданной руководительнице. После этого она повернулась лицом к стоявшим у своих парт ученикам и ученицам. «Здравствуйте, товарищи!».

Александр Иванов сам не заметил, как синхронно, выдержав секундную паузу, вместе со своими новыми товарищами он выдохнул «Здравствуйте, товарищ Наставник!». Женщина одобрительно улыбнулась. «Прошу садиться.». Класс сел на свои места и все школьники замерли. Командирша вернулась на своё место на задней парте среднего ряда и замерла, глядя на Наставника. Та обведя класс внимательным, все подмечающим взглядом, встала за свой стол-пульт и коротко произнесла: «Рада познакомиться с вами. Меня зовут Софья Станиславовна Ивернева. Я ваш Наставник на все последующие десять лет вашего пребывания в стенах периметра этой школы. А теперь перейдём к знакомству.»

В этот день традиционных школьных занятий уже давно не проводили и Александр со своими новыми друзьями и Наставником прошли по огромной территории школы, побывали в разнообразнейших аудиториях и лабораториях, мощном видеоцентре и компьютерном центре, прошлись по открытым площадям и посетили спорткомплекс. Софья Станиславовна отвечала на вопросы своих новых подопечных чётко и развёрнуто, вызывая закономерный восторг и обожание.

Финальным аккордом стало возложение живых цветов из тепличного комплекса Школы к мемориалу выпускникам школы, выполнившим свой долг перед человечеством. Здесь школьники сами, без команды выстроились на трёх линейках и склонили головы, отдавая дань памяти традиционной минутой молчания. На гранитные плиты легли живые цветы.

Затем наставник проводила школьников к выходному порталу периметра. Оглянувшись, Александр видел стоявшую у портала Наставницу и почувствовал её тёплый ободряющий взгляд.

Свернув в переулок, Александр пошёл медленнее. Сзади послышались лёгкие шаги и с ним поравнялась та самая командирша.

— Александр, можно помедленнее? — спросила девочка, легко выдерживая стремительный темп движения своего одноклассника. Иванов быстро взглянул на неё, затем резко снизил скорость, поймал благодарный взгляд. — Спасибо. А то скоростишь как торпедный катер.

— Ну ты даешь, Регина. Откуда у тебя такой талант командовать? Меня от первого же твоего слова «Класс» подбросило как на катапульте. Я даже опомниться не успел — мышцы сами сработали.

— Я с раннего детства изучаю человеческую психологию, Саша. Это моя будущая стезя на всю жизнь. А командование? Это всего лишь правило ритуала. Наставника надо было встретить как полагается. Согласись, лениво рассевшиеся первоклассники в первый день учёбы — не лучший вариант для нового знакомства Наставника со своими младшими. Вот и пришлось скорректировать ситуацию. Имперское мышление здесь работает лучше всего и многовековая привычка к субординации помогает как лучшая микстура. Но командовать всем классом я не буду. — ответила девочка на вопросительный взгляд Александра. — И мыслей я не читаю, просто читаю ситуацию. В целом и в деталях. Постоянно. Так что твоя третья сфера в безопасности. — она улыбнулась спокойной яркой улыбкой.

— Почему не хочешь командовать классом? Ты же прирождённый лидер да ещё с такой командирской подготовкой и знанием психологии. К тому же ты девочка…

— Спасибо. Но психолог не должен быть на первых ролях в деле управления. У нас в обществе всегда были и есть люди, профессионально предназначенные для руководства другими людьми. И подменять их психолог не может — у него другие задачи. А относительно командирской подготовки — так ведь я — младшая дочь командира Нижегородской дивизии особого назначения и всё детство провела путешествуя по её военным городкам. А там не особо смотрят, девочка или мальчик ты — быстро ставят в строй и учат всему полагающемуся.

— Так ты…

— Вице-лейтенант войск особого назначения, сектор психологической войны и сопротивления. — произнесла Регина. — Это далеко не тайна.

— Вице — лейтенант? — потрясённо выдохнул Александр, прекрасно знавший, что шести-семилетний ребёнок мог получить максимум вице-старшинскую полосу на погоны, а тут…

— Саша, не выпадай в осадок. В этом ничего особенного нет. Я не собираюсь без особой необходимости одевать военный мундир — психологу это не нужно. В конечном итоге встреча наставника получилась нормативная и это — главное на сегодня. К тому же у нас в классе есть и прекрасная врач и прекрасная повариха. Да и другие ребята и девчата уже достаточно чётко представляют свой дальнейший профессиональный путь.

— А командовать?

— Саша, в мирное время руководить коллективом может каждый. Здесь не требуется профессиональная командирская специализация.

— Но…

— Вот ты и ответил на свой вопрос, Саша. — взгляд Регины зенитным прожектором упёрся в глаза Александра. — Но пока что ты еще не слишком веришь в вероятность подобного сценария для себя самого. Это нормально. К тому же у тебя статус универсала, что даёт тебе право выбирать. А командирская специализация… Вполне возможно, что это дело в полном объёме — сфера достаточно далёкого будущего. И твоего желания, конечно.

— Спасибо, успокоила. — Александр оттер со лба пот. — А я ведь родился в Нижнем Новгороде…

— Да? Ну вот и ещё одно основание для взаимодействия. — улыбнулась Регина. — Так что давай домой, обрадуй родителей. Завтра у нас уже учёба, так что у тебя полдня и ночь остались на вольную жизнь. Пользуйся. — Она отвлеклась, подошла к краю тротуара и посмотрела куда-то вдаль, видимо ожидая какую-то машину. Александр понял, что дочь комдива скоро уедет, скорее всего в гостиницу при военном центре в пригороде Московска. И предчувствие его не обмануло.

Рядом остановилась разъездная легковая машина со знаком Нижегородского военного командования. Регина кивнула водителю, открыла дверцу и усевшись на сиденье, прощально посмотрела на Александра. Кивнув ему, она закрыла дверь и машина рванулась с места.

Со временем Александр привык, что Регина действительно не претендуя на прямое командование классом, всегда чётко и плотно контролирует ситуацию в деталях. Он не сразу свыкся с тем, что его новая одноклассница так чётко просчитала его возможный вектор профессиональной реализации, но был всегда благодарен ей за отсутствие стремления навязать именно этот вектор тогда, когда он только вступал в школьную жизнь.

Третьеклассник Александр Иванов проснулся от того, что Зирда — двенадцатилетняя овчарка зубами стянула с кровати лёгкое одеяло и передними лапами встала на постель. Собака виляла хвостом и заинтересованно обнюхивала лицо спящего человека, стараясь, видимо, определить момент, когда он действительно проснётся. Александр открыл глаза и холодный нос собаки коснулся его собственного носа. Человек не удивился подобному поведению своей любимицы — достаточно было Зирде сказать, когда следовало его разбудить, назвав время, и она ревностно выполняла обязанность будильника — при её участии проспать и опоздать из-за сонливости было невозможно.

Как она догадывалась о том, что надо разбудить именно в это время — оставалось для большинства людей приятным и неожиданным секретом: никто из землян уже многие годы не думал, что собаки, живя бок о бок с человеком на протяжении тысячелетий, не научились разбираться в предметах, без которых люди не мыслили себя. Среди этих предметов важное место занимали часы и Зирда, вполне вероятно, достаточно быстро уяснила себе, что означает то или иное положение стрелок или те или иные значки на табло. А может быть она просто соразмеряла названные людьми промежутки времени со своими внутренними часами — земляне уже несколько веков не сомневались в разуме и интеллекте своих четырёхлапых и хвостатых помощников.

— Спасибо, Зирдочка. — он потрепал собаку по загривку и почесал за левым ухом. — Иди, спасибо.

Зирда, желая надёжнее пробудить молодого хозяина, облизала его лицо, поскольку Александр продолжал лежать в постели и только после этого довольно помахивая роскошным хвостом, убежала к себе на коврик. Александр вскочил с постели и его взгляд наткнулся на прислонённую к стоявшей на прикроватном столике вазе с цветами короткую записку. Старший брат Борис извещал среднего, что ему, Александру, следует сегодня быть дежурным по огромной квартире — намечался переезд в «башню» одного из трёхсотэтажных небоскребов Московска, потому семья в полном составе разъехалась по торговым центрам в поисках всего необходимого для нового обиталища. Как было заведено, в таких случаях кто-то из членов семьи Ивановых обязательно оставался «на базе».

Зирда одобрительно посмотрела на своего молодого хозяина, вышедшего в одних плавках из ванной комнаты. Александр по её довольному виду понял, что она уже накормлена и прогулялась под чутким руководством младших братьев — Петра и Сергея.

Ивановы выгуливали собаку не около дома, а в одном из близлежащих скверов, куда приходили многие другие собачники. Зирда, привыкшая к неизменному короткому поводку, прошедшая суровый курс общей дрессировки твёрдо уяснила себе строгие правила поведения за пределами квартиры, но, тем не менее, каждый раз возвращалась домой в полном восторге от общения с сородичами — не только такими заслуженными и умудрёнными дрессировками, как она, но и простыми, в минимальной необходимой степени обученными собаками. Держать совершенно необученную собаку уже очень давно считалось серьёзным и немедленно наказуемым проступком.

Сергей и Пётр, чаще всего выгуливавшие собаку дважды в день, едва только достигали сквера, отпускали Зирду с короткого поводка и она, посматривая по сторонам, мчалась к своим сородичам, возившимся на огромной поляне в одном из глухих уголков. Братья, поприветствовав знакомых, шли следом за овчаркой, располагались поодаль от весёлой кучи-малы, раскрывали принесённые с собой информпрессрелизы и, поглядывая на Зирду, устраивали обсуждение. Бывало, здесь же они готовились к занятиям: выпускник нулевого цикла Пётр и первоклассник Сергей старались поддерживать высокую марку семьи и не допускали даже мысли о возможности придти на занятия неподготовленными. Часто подготовка к занятиям происходила в обществе одноклассников — также владельцев собак. Пятидесяти минут хватало для того, чтобы активизировать мозги на свежайшем, почти лесном воздухе и вспомнить то, что изучено было вчера вечером.

Подъём в половине шестого, обеспечиваемый для братьев круглый год неугомонной Зирдой, давал возможность до семи утра проветриться и зарядиться энергией для активного трудового и учебного дня.

Пятиклассник Борис также пользовался услугами «живого будильника», но, как старший брат и первенец семьи, просил овчарку разбудить его в пять. И Зирда сначала будила его, а потом — всех остальных братьев, отчего все молодые люди были в твёрдой уверенности, что уж чего-чего, а проспать и поваляться в постели им не удастся в течение ближайших двадцати лет — ветеринарная медицина смогла за четыре столетия увеличить продолжительность жизни собак с пятнадцати до тридцати пяти лет и это безмерно нравилось землянам.

Сестёр Зирда не будила: они вставали сами по глубоко укоренившейся в роду Ивановых женской привычке — ровно в половине шестого все сёстры уже были на ногах, а в шесть часов к ним присоединялась и мама.

По возвращении с прогулки Зирда терпеливо ждала, пока кто-то из братьев наполнит её миску, быстро, за несколько минут «уминала» её содержимое и отправлялась повторно пристрастно инспектировать безопасность и целостность огромной пятнадцатикомнатной квартиры, приводимой двумя сёстрами в порядок каждые три дня. Окончив обход, Зирда подходила к главе семьи — руководителю сектора российского Института Дальнего Научного поиска Александру Иванову и либо просто помахивала хвостом, что означало, что всё в порядке, либо требовательно повизгивая, заставляла отца идти на место происшествия. За всё время жизни Ивановых в Московске и Нижнем ещё не было случая, чтобы Зирда проморгала какую-нибудь опасность или проблему.

Огромный пушистый кот вошел на кухню в тот момент, когда Александр заканчивал завтрак. Увидев молодого хозяина, он вспрыгнул на стоявший у стола табурет и сдержанно мяукнул — обычное приязненное приветствие.

— Привет, привет, Бритс. Поел?

Кот в ответ свернулся клубочком на табурете и, смежив веки, довольно заурчал, что означало: он сыт и в прекрасном расположении духа.

Александр окончил трапезу, убрал посуду в моечный автомат и в утилизатор, проверил автоматику кухни и вернулся к себе в кабинет, провожаемый полусонным взглядом Зирды. Кот любил спать на кухне, потому не последовал за человеком, а опустил голову на хвост и смежил веки.

В своей комнате, давно ставшей кабинетом, Александр развернул приготовленный Борисом план заказанной и закреплённой за семьёй квартиры. На плане его сестры и братья уже расставили условные обозначения своих сфер ответственности и влияния, оставив ему достаточный простор для решения. На комнаты родителей никто не посягал — им принадлежало исключительное право первыми проставить знаки принадлежности, которые, конечно, уже красовались на плане. Потом, вечером, должно было состояться обсуждение. За этим занятием время перестало для него существовать.

— Саша, ты дома? — динамик покомнатной связи ожил, отозвавшись певучим голосом его первой младшей сестры — Ирины. — Поможешь? — громко и даже оглушительно орать из комнаты в комнату земляне уже пять с половиной веков как отвыкли, ежедневно и по многу раз пользуясь современными средствами связи.

— Без проблем, Ира. — Александр не глядя, надавил сенсор, ответил сестре, после чего сразу оторвался от чёркания плана и вышел в холл. Ирина распаковывала на столике принесенные укладки с климатронами. Зирда крутилась тут же, заинтересованно обнюхивая принесённые вещи. Собака принимала их под свою опеку и защиту, потому хотела запомнить не только внешний вид, но и запахи. — Опять таскаешь тяжести? А что скажет мама?

— Маме не до этого. У нас скоро будет третья сестричка, Саша. — сестра продолжала методично доставать из упаковок климатроны.

— Догадываюсь. И как назовём? — Александр подключился к распаковке климатических установок.

— Ульяна.

— Прекрасное имя. — помедлив, сказал Александр.

— Я тоже так думаю.

— А где Валентина? — средний брат знал, что старшая сестра всегда ходит с младшей и за последнее время не было случая, чтобы она изменила своей привычке.

— Она помчалась на окраину, там открылся новый супермаркет со всякими безделушками. Хотела её отговорить и попросить, чтобы мы вернулись вместе, но куда там — дизайнер даже в быту остается дизайнером.

— А ты как всегда тянешься в биологию. Климатронов набрала… — он взвесил многочисленные нераспакованные ещё укладки в руках и оценивающим взглядом скользнул по распакованным. — Это же только грузовику под силу такое дотащить…

— Саша, ты же прекрасно знаешь историю, мы можем таскать и не такое… Надеюсь, помнишь легенду о жёнах рыцарей осажденного замка?

— Ну уж нет. Таскать мужиков на плечах — не женское дело. — скучным твёрдым голосом сказал Александр. Ирина улыбнулась и не менее твёрдым, чем у брата голосом возразила:

— Я поняла подтекст, брат. Только, Саша, пожалуйста, не устраивай здесь, в пределах главной базы нашей семьи всяческих даже самых с твоей точки зрения гуманных и необходимых ограничений для женщин… В своей школе ты можешь экспериментировать в этом направлении сколько угодно, но в нашей семье всё должно быть так, как всегда было: женщины всемерно обеспечивают дом и семью. Это — наша специализация. — Договорив фразу, она решительно стала перегружать нераспакованные укладки на подошедшую по вызову с настенного пульта гравитележку.

— М-да, Ира. — Александр несколько удивлённо посмотрел на сестру, продолжавшую сосредоточенно перегружать укладки. — А откуда тебе-то ведомо про наш план? Ведь его включение в работу вовне намечено через два года. И мы только приступили… И, в конце концов, я всё понимаю, но для почти всех в нашей школе это тайна, причем тайна строжайшая, первого уровня закрытости. Хотя теперь, после сказанного тобой, мне кажется это больше не тайна и над этим казусом следует подумать.

— Саша, я ведь не только биолог. — сестра снова улыбнулась и одарила брата тёплым взглядом. — Я не нарушаю тайну, разговаривая об этом с тобой, как с носителем тайны. Но ведь на самом деле все тайны нашего человечества — вещь очень и очень относительная… Ты сам это хорошо знаешь. Я знаю в достаточной для себя степени и социологию, и историю и те-де и тепе. Я, если более конкретно, знаю, что очередной, грустный, но необходимый в нашем пограничном мире период достаточно существенного игнорирования потребностей женщин в очередной раз закончился и наш Евразийский Регион накопил в очередной раз достаточно ресурсов, чтобы новая волна наших сестёр была полностью защищена и обеспечена… Что поделаешь, всё имеет маятниковую структуру, не более того…

— Ставить климатроны будешь сама? — спросил Александр, выразив готовность помочь сестре и в этом.

— Да. Это моё, не первый год этим занимаюсь… Спасибо за предложение помощи. — Ирина закончила перегружать климатроны и принялась сворачивать обёртки.

— Ладно. А когда? — он хотел узнать о сестричке подробнее.

— Через полгода у нас будет ещё одна сестричка. — мечтательно проговорила она. — Вот ты, Саша, будешь уже заканчивать школу второй ступени, а ей будет только семь лет. А там и десять… Мама сверхдовольна этим фактом…

— Но… — Александр хотел показать, что он не против и дальнейшего увеличения численности членов семьи и рода Ивановых.

— Не знаю, Саша, не знаю. Это решать только ей. Вас, мальчики, четверо, теперь нас, девчат, будет трое. Почти что равенство… А там посмотрим и насчёт расширения… — спокойно ответила Ирина.

— Равенство. — Александр убрал оболочки в утилизатор. — Не забудь про семинар по биозащите.

— Спасибо. Не забуду, поскольку помню, что он — в пять вечера. — Ирина погрузила климатроны на тележку и повезла вглубь квартиры. — Чёркай план дальше, Саша, а то на обсуждении будешь как рыба на берегу…

— И это уже знаешь? — брови брата немедленно взметнулись вверх.

— Саша, в жизни нет ничего нового. — мягко заметила сестра. — Мы только развиваем существующее и существовавшее до нас. Если у нас через неделю переезд — значит так оно и будет, надо готовиться. Не надо считать меня колдуньей или провидицей… — поняла она подтекст вопроса, заданного братом.

— Но ты весьма на неё смахиваешь… — убежденно заметил Александр.

— Не больше, чем любая женщина. — второклассница Ирина проводила брата одобрительным взглядом, нажала клавишу и дверь холла закрылась за ней.

Александр Иванов. Школа. Занятия

Александр взял с собой лёгкую укладку со всем необходимым для занятий и поспешил на остановку пассбуса, располагавшуюся в пяти минутах неспешной ходьбы от их небоскрёба. Времени было ещё не так много, до начала занятий оставалось пятьдесят минут и Иванов радовался, предвкушая возможность хорошенько «окунуться» в древнюю моноисторию — сегодня по расписанию до обеда было три пары исторического цикла — древняя, средняя и новая история. После обеда и часового отдыха были запланированы пары по экономике, социологии и управлению. Окончание занятий было назначено как всегда на семь вечера — школьники имели возможность и ужинать в пределах школы.

Пройдя через КПП внешней ограды школьного городка, Александр переложил укладку в левую руку и, войдя в основной корпус, направился в зал хранилища личных вещей школьников. Уже давным давно школьные здания обзаводились собственными городками, позволявшими воспитанникам и преподавателям без особой необходимости не выходить за пределы периметра. К тому же это позволяло оградить школьников от многих вредных влияний открытого мира, защитить внутренний микроклимат системы, формирующей личность. Эта традиция — обзаводиться городками — была сравнительно давно унаследована школами России от университетов. Переход к строительству не отдельных школ с небольшой пришкольной территорией, а огромных школьных комплексов позволил высвободить значительные пространства, ранее занимаемые мелкими школами. Но школьные городки почти не имели общежитий интернатного типа, располагая только зарезервированными площадями для их развёртывания в случае необходимости: здесь очень пригодилась давным давно реализованная на практике и неоднократно проверенная идея модульного строительства.

Александр прошёл через неширокий зелёный пояс к главному школьному лекционному корпусу и через два шлюза вошёл внутрь мимо парного поста дежурных десятиклассников-дневальных. В сейфовом коридоре было оживлённо, но никто никому не мешал: отсюда начиналась собственно школа, её совершенно закрытые для посторонних части.

Александр почти не глядя по сторонам, быстрым шагом достиг нужного стеллажа. Его личный сейф как всегда был доверху забит укладками, из которых Иванов выбрал в дополнение к домашней пять дополнительных «складок» и присоединил их к поясным ремням.

В Зале Информации, соединённом с читальными залами богатейшей школьной библиотеки, он взял из ячеек свободного доступа диски и распечатки информационных материалов для своего потока по первой половине дня, после чего устроился в Зале Отдыха, чтобы просмотреть содержимое и уяснить для себя распределение энергии и уровней интереса на предстоящий учебный день.

Тишина нарушалась лишь почти неощутимым гулом систем вентиляции: законы, оберегающие слух школьников соблюдались в России жесточайшим образом и не могло быть и речи о громком разговоре или потасовке в Зале Отдыха, где имели право в любой зоне и в любое время отдыхать не только школьники, но и преподаватели. Модульные стенки позволяли создать иллюзию уединения и в Зале Отдыха разрешалось также при условии соблюдения полной тишины готовиться к занятиям.

Система занятий была приближена к университетской: полуторачасовые пары давным-давно заменили обычные сорокапятиминутные уроки. Но эти пары были теперь гибко изменяемыми по продолжительности: бывало, что занятие заканчивалось за двадцать минут, а бывало, что оно продолжалось два с половиной часа, поскольку увлечённые школьники не чувствовали усталости и требовали продолжения. Преподавательский состав всегда шел навстречу в таких случаях и чёткая система информации полностью исключала недоразумения и нестыковки.

Первой парой как всегда была лекция, сегодня — по истории, но лекция обзорная, сразу по трём периодам. Текст лекции Александр получил неделю назад и сегодня в его руках были распечатки ответов на заданные им по внутришкольной сети информации вопросы. Такая методика сокращала время на изучение огромного объема материала и позволяла школьникам выполнять необходимую собственную специализацию, не загружая себя излишней информацией.

Просторный лекционный зал заполнился потоком школьников за восемь минут. Шум сразу стал стихать, едва за кафедрой появился преподаватель — профессор истории Земли Степан Кондратьевич Тивинов. Он оглядел зал, включил экраны и начал лекцию как всегда с анализа поступивших в его адрес вопросов.

«Мобилизационная полоса» — так по-научному называлась эта часть лекции. Те, кто задавал вопросы по внутришкольной сети, слушали особенно внимательно, а сообщаемая профессором дополнительная профильная информация заинтересовывала и активизировала восприятие всех остальных школьников. Опоздавшие тихо садились на дальние от кафедры скамьи и, стараясь не шуметь, включались в работу.

После лекции был обычный пятнадцатиминутный перерыв. Профессор сошёл с кафедры и его, как всегда, окружили школьники, желавшие задать вопросы. Остальные поспешили в Зал Информации, чтобы получить материалы на следующие пары — семинары по древней и новой истории.

Семинар по новейшей истории был передвинут Службой Оперативного Планирования школы на вторую половину дня и заменил семинар по социологии. Александр больше всего рассчитывал поработать на семинаре по управлению — с недавних пор он ощущал смутное, медленно нараставшее стремление научиться профессионально руководить множеством людей.

Давно уже в школах второй ступени преподавали не азы, а средние части многих наук — мощная информационная система планеты позволяла доставать любую информацию, где бы она не хранилась. И уже давно третьеклассники не считались младшими школьниками в полном смысле этого слова — программа постепенно усложнялась и в третьем классе уже соответствовала программе среднего звена десятилетнего обучения. Десятый класс в целом являлся выпускным, там происходило окончательное упорядочение и доводка до самого актуального современного уровня всех полученных за время учебы знаний, умений и навыков. Подобное профилирование исключило разрыв между теорией и практикой, ранее вынуждавший вчерашних школьников заново многому учиться в вузах или на производстве.

Семинар по древней истории был посвящён военному искусству. Конечно же, большинство тех, кто записался на этот семинар потокового уровня, составляли мальчики и вёл семинар тоже преподаватель-мужчина. Но начался семинар с вопроса: так ли необходимо всегда было применять вооруженные методы разрешения противоречий.

Нестройные поначалу ответы были быстро упорядочены старшими групп на специальных табло и с этих ответов и началось изучение военного искусства начиная с первых веков существования человека разумного и до сегодняшнего дня.

Мощная видеопроекционная и голографическая техника позволяла школьникам увидеть многие моменты собственными глазами, иногда демонстрировались «фильмы полного погружения», созданные для того, чтобы зритель виртуально очутился среди сражения и мог свободно переместиться в любую его точку. Мальчишки от подобных возможностей были в полном восторге.

Семинар по новой истории во многом базировался на материале предшествующего семинара, но уже не был сориентирован исключительно на военные аспекты. Потому среди слушателей появилось немало девочек. Мальчишки умерили свой воинственный пыл, сформированный на семинаре, проведя десятиминутную коллективную потасовку в просторном школьном Зале Военного Искусства и теперь активно включились в обсуждение более мирных проблем и вопросов: как и доказал преподаватель на предшествующем семинаре, далеко не всегда военное решение проблемы является исчерпывающим.

От проблем и вопросов непосредственного применения армии школьники перешли к вопросам места армии в структуре любого сообщества — от племени до нации и к вопросам обеспечения безопасного сосуществования военной и гражданской составляющей социальной структуры человечества.

Пятнадцатиминутный перерыв между семинарами Александр провел в зале отдыха, обдумывая полученную информацию и просматривая материалы предстоящего семинара, подготавливая вопросы и проблемы, на которые он бы хотел обратить особое внимание и получить дополнительную информацию для обработки и размышлений.

После перерыва школьники собрались на обед в одном из многочисленных обеденных залов. Каждый заказал себе то, что считал нужным. Нуждавшиеся в диетическом или специальном питании также не были обделены вниманием: диетические блюда выглядели как всегда — необычно и аппетитно. Через полчаса обед завершился и наступило время отдыха. Александр скоротал час отдыха в общей библиотеке школы среди стеллажей со старинными книгами.

Семинар по новейшей истории ещё больше увёл школьников от воинственного настроя, переведя их энергию на решение сугубо мирных проблем и вопросов. Рассматривались последние десять веков существования человечества в условиях Эры Разобщенного Мира. И если первые пять веков этого периода обсуждались преимущественно мужской частью потока школьников, то при рассмотрении вторых пяти веков лидерство в обсуждении захватили девчата. Мальчишки слушали, но старались не проявлять особой заинтересованности.

Тем не менее старания профессора не пропали даром — к концу семинара активность девчат и мальчиков выровнялась к обоюдной радости и удовлетворению обеих частей потока. Выравнивание активности позволило завершить семинар выработкой целого ряда содержательных выводов, позволявших без проблем перейти к восприятию материала следующей лекции по новейшей истории. Профессор раздал тексты лекции и назвал адрес планетной информсети, по которому школьники могли прислать вопросы и проблемы, требующие более детального рассмотрения.

Семинар по экономике носил обзорно-специальный характер. Школьники рассмотрели экономические основы семейного натурального хозяйства древности, проанализировали возможности общинного хозяйства и фольварковой системы, коснулись проблемы повышения активности товаропроизводителей в условиях крепостного права и завершили семинар обзором предпосылок перехода к капиталистическому товарному производству. Дальнейшие проблемы предполагалось рассмотреть на следующем семинаре.

Семинар по управлению, столь ожидаемый Александром, не разочаровал его. Рассмотрение управленческих проблем и вопросов началось с уровня парной семьи и закончилось уровнем союза племен. Детализация материала была выполнена на основе моделирования и ретроспективного прогнозирования — богатейшая источниковая база позволяла приложить модели будущего к прошлому и выявить предпосылки и основы, прямо не зафиксированные в источниках.

После семинара школьники могли располагать своим временем — основной цикл занятий на сегодня завершился. Конечно, на многих потоках старших уровней ещё продолжались практические и семинарские занятия, а младшие школьники уже имели возможность вернуться в семьи.

Александр поспешил не домой, а на квартиру профессора Северцевой. Предстояло поработать в «Группе Системы» — так загадочно и таинственно именовалась организация, готовившая школу к рывку в развитии.

Александр Иванов. Группа Системы

Очередная Волна, восстанавливающая немного пошатнувшееся высокое положение женщин в пределах России, проводилась российским обществом спокойно и по деловому. Ни о каких победных реляциях или отчётных многостраничниках никто не мог даже помыслить: президент Знаменская, руководившая проведением Волны, жёстко отслеживала малейшие нюансы в пионерном и проблемном секторе, не забывала и про нормативный сектор и такое высокоуровневое внимание президента к очередной проблеме делало практически невозможным самоуспокоение или хвалебность.

Работа групп Системы строилась именно на такой деловой основе — слишком много труда и лишений и слишком мало известности и восхвалений. Но, прошедшие горнило Веков Дисциплины, россияне считали именно такой путь единственно возможным и самым эффективным.

— Александр, есть идея. — остановил юношу в коридоре пятого этажа его одноклассник Леонид Светлов.

— А, ты о расширении…

— Именно. У меня всё готово. Идём в модельную.

— Через пять минут. У меня ещё есть дело. Как только решу проблему — буду в Греческом зале непременно.

— Жду.

Иванов не лукавил. Переговорив с коллегами из параллельных классов, он подписал несколько листов пластика и через несколько минут вошел в модельную, именовавшуюся ещё Греческим залом. Леонид уже ждал его, восседая за пультом.

— Итак, Лёня? — вопросительно протянул Александр, устраиваясь в соседнем кресле. — Чем озабочен ум нашего верховного архитектора на этот раз?

— Да, собственно, ничем особым. — Светлов погасил верхний свет и включил плату модельного стола, стоящего в центре зала. — Сидеть нам на стульях и креслах здесь долго не придётся, так что пойдём к столу.

— Хорошо. — Иванов поднялся следом за коллегой.

— Это наш школьный комплекс. — сказал Светлов, указав на выраставшие из пластины и обраставшие подробностями кубики. — Ты его десятки раз здесь видел.

— Да. И что?

— А то. Сам понимаешь, нам надо что-то перестраивать, программа группы Системы требует и архитектурной поддержки. А если применить сюда Закон Триады?

— И как? Слишком много вариантов, Лёня, но я уже ощущаю, что у тебя есть конкретный вариант.

— Есть. — подтвердил одноклассник.

— Колись.

— С радостью. Подойди сюда. — Леонид быстрым шагом обошёл стол и остановился у той его части, где синели чёткие буквы «Резервное пространство для постоянной застройки». — Это место тебе знакомо?

— Да, пустырь Искателей. Кто из нас там только не был.

— Вот и я там лазал чуть ли не на пузе последние три дня.

— Видел, знаю. — Александр кивнул.

— Спросишь, чего искал?

— Гм. Ну вряд ли ты чего искал, скорее всего уже нашёл и только проверял на местности результаты.

— Именно. — Леонид надавил сенсор на ручном пульте. — Смотри. — Пустырь взбугрился, из него полезли кубы предварительной развертки. Наконец двадцатиэтажный трёхпанельный корпус встал во всей своей красе.

— Лёня, ты соображаешь?! У нас средняя этажность — намного меньше чем у этого твоего творения! К тому же никто не отменял нормативы порайонной этажности, несмотря на то, что наш учебный городок занимает добрых двадцать кварталов в любую мыслимую сторону.

— Это — этажность административных, вспомогательных и учебных зданий, а этот корпус — для жизни. Я помню и знаю нормативы, но и они не вечны, всё должно в какой-то определённой мере изменяться в своё время… — убежденно сказал собеседник.

— Поясни. — Александр с интересом взирал на вздымавшийся к небу двадцатиэтажный комплекс.

— Ты прекрасно знаешь, что у нас в имеющихся зданиях уже есть залы отдыха, психологической разгрузки и тому подобное.

— Ну, есть. — поддакнул Иванов. — Трудновато без этого было бы… Хотя и без этого можно. Мы, слава богу, приучены…

— Можно, но в данном случае и в данной ситуации не нужно. Сколько у нас учащихся?

— Сам же знаешь, доходит до пяти-восьми тысяч. И это только учащихся. А если ещё учесть и количество преподавателей… — Александр начал понимать, куда клонит одноклассник.

— Во-во. И все названные тобой численно люди толкутся в максимум десяти этажах любого из ныне существующих корпусов. Почти двадцать четыре часа в сутки.

— И ты хочешь расширить? Но ведь насколько я тебя знаю…

— На этом я не остановлюсь. — закончил Леонид. — Именно. Этот корпус предназначен для всех школьников, больше того, он предназначен и для преподавателей.

— И…

— Ладно. — взмахом руки Леонид убрал «кубики» школьного городка и двадцатиэтажный «разлапистый» корпус занял все пространство, давая возможность взглянуть на себя вблизи. Александр, вглядевшись в сиявшие голубизной стёкла внешней обшивки стен, внутренне охнул — неугомонный Леонид распланировал всё внутреннее убранство любого из этажей, включая мельчайшие детали. Конечно, при современном уровне техники и технологии такое было бы не в диковинку, но не для школьника-третьеклассника же такая работа. Обозревши вблизи новинку, Александр, щадя нетерпение приятеля, сказал:

— И ты полагаешь, разделение на три части…

— Служит определённым выходом из весьма щекотливых ситуаций. — чётко ответил собеседник.

— То есть…

— Ну ты же знаешь, мужские и женские клубы существовали энное число лет назад и существуют сейчас. Они и у нас в школьном городке, конечно, имеются. Никто не исключает совместного пребывания, но программа Системы и концепция Волны предполагает продление нашего пребывания в границах школьного городка с шести утра до двадцати трёх вечера.

— Обалдеть можно. Полный комплекс развлечений и поддержки, учитывающий разность полов и направленностей. Ты что, Крез?

— Я небогат, но на понимание основ у меня ума хватит. — весело ответил Леонид. — Сам посуди, больше двенадцати часов совместного пребывания в достаточно ограниченном пространстве способны сделать тирана из любого мужика и создать мегеру из любой женщины. Любого возраста, кстати.

— Возможно. И ты создал по «пещере» для каждого? А преподаватели?

— В этом корпусе есть зоны, куда школьники просто не войдут. Не смогут войти без приглашения. Заграждения? От простых архаичных дверей до энергополей высокой плотности. Там и будут иметь возможность пребывать наши наставники.

— И ты конечно загнал сюда…

— Полную схему всестороннего контроля и управления всем и вся вплоть до микроклимата на квадратном метре. — так же весело сказал Леонид. — К тому же женсовет школы уже видел сие творение и полностью одобрил. Правда я показал им только женские части комплекса и немножко общих частей. Ты первый видишь комплекс в деталях полностью. Мужской совет школы также видел только «мужские» части. — уточнил собеседник.

— Благодарю за доверие. — Александр шарил взглядом по детально прорисованным этажам. — И сколько у тебя ушло времени на сей проект?

— Три месяца и пять дней.

— То есть…

— То есть я уловил ветерок и смог наполнить парус первым. — Леонид погасил пластину стола и включил верхний свет. — Пойдём, сядем. Я хочу знать твои возражения.

— Охотно. — Александр уселся на свое место за пультом и взял в руки стилус. На экране возник во всей красе проектируемый Леонидом комплекс. — я не буду вмешиваться в женскую часть, но вот относительно общей и мужской у меня есть кое-какие задумки.

— Валяй. И не забудь, что у нас сегодня ещё заседание группы Системы.

— Надеюсь, ты не будешь там представлять сие творение?

— Нет. Мужской совет, как я сказал раньше, уже видел всё почти полностью в допустимых деталях, женский — тоже, все видевшие проект молчать как рыбы до времени обещались. Мне большего и не надо. Итак…

— Во-первых, перед зданием нужен парк, а у тебя просто скверик… — начал Александр.

Так прошло несколько часов. Посерьёзневший Леонид вносил изменения в проект, некоторые отмечал знаками вопроса и вариантов, некоторые — знаками категорического несогласия. Александр Иванов относился к этому спокойно — его собственное мнение было только его собственным мнением, а строительство сложнейшего комплекса, обладавшего по давней российской традиции противокосмической и противосейсмической защитой, было слишком трудным делом, чтобы руководствоваться только отдельно взятым мнением. Проект прошёл и пройдёт ещё множество быстрых и профессиональных экспертиз и обсуждений, пройдёт согласование с Педагогическим Советом и Советом школьников, а также с Советом выпускников. Леонид не спорил с позицией Александра, он просто вносил предложения в схему и части проекта со знаком Иванова, как рецензента и эксперта. Наконец наступил вечер и Леонид с Александром поспешили на заседание Группы Системы.


Двадцатикомнатная квартира встретила Александра гулом голосов и музыкой: ожидая хозяйку, гости — школьники и педагоги обсуждали последние новости, направления будущей работы по плану Группы или музицировали на копиях инструментов двадцатого столетия из собрания, принадлежавшего хозяину — профессору консерватории Московска Леониду Северцеву.

— Прошу тишины. Всем собраться в холле-два на втором этаже! — возвестила по внутриквартирной громкой связи доцент Незнанская — секретарь Группы. Это означало, что Полина Мироновна уже пришла и ждет всех.

Мгновенно гул стих и гости степенно направились по широкой лестнице на второй уровень квартиры. Здесь располагались залы и холлы. В одном из холлов и решено было провести сегодняшнее заседание.

Школьники и педагоги разместились за одноместными столами, снабжёнными всей необходимой аппаратурой информподдержки. За центральный стол встала профессор Северцева и с её появлением воцарилась полная тишина.

— Всем — добрый вечер! — поздоровалась Полина Мироновна. — Вижу, все уже ознакомились с предварительным планом и готовы к обсуждению. Начнём с наших молодых коллег. Ребята и девчата, вам — слово.

— Мы знаем о том, что программа защиты женщин — дело официальное. Но как нам избежать падения в излишнюю заорганизованность?

— Только постоянной работой, анализом и отслеживанием ситуации посекундно. Нечего даже и рассчитывать, что в Московске эта программа будет реализовываться волнообразно: в обществе, уже очень давно состоящем из личностей, любое явление должно и может завоевывать сторонников и проводников только постепенно. Иначе — неминуемо скоростное и глубокое падение в диктатуру.

— Верно ли, что эта программа защищает исключительно женскую половину школьного коллектива? А как насчет мальчиков?

— По стандартам безопасности развития общества мы не можем пойти на одностороннюю программу. Эта программа, в чём вы можете убедиться, не ставит женщин в исключительное или владычествующее положение. Она просто в очередной раз фундаментально возвращает женщинам то, что они должны иметь в нормальном обществе. Ваша «волна», девочки и мальчики, войдёт в жизнь и обеспечит стабильность, защитив женщин везде, где бы они ни находились, от чрезмерного угнетения. Мы, взрослые, прекрасно знаем, что поручать мужчинам нашу защиту можно далеко не во всех сферах и аспектах. Потому в программе принимают активное участие и девочки.

— Разве угнетение может быть чрезмерным? Может, правильнее считать, что любое угнетение преступно?

— Угнетение присутствует в любой сложно организованной системе, оно — часть системы гарантий стабильности и развития. Без угнетения вредоносных влияний любая система нестабильна с самого момента окончания первичного формирования и до конца-финала. Мы, сегодняшние жители планеты Земля, все с самого рождения скрупулезно выполняем и безоговорочно подчиняемся многочисленным законам. С точки зрения несоциализированного по нашим современным меркам человека, руководствующегося в значительной степениинстинктами и эмоциями, наше положение и поведение могут быть похожи на положение и поведение самых бесправных рабов. Более того, скажу, что если бы среди нас сейчас находился ваш ровесник, например, из двадцатого столетия, то он сказал бы, что мы похожи на роботов, могущественных, но всё же роботов. И он, как ни странно это признать, кое-в-чём был бы прав. Все дело — в законах общества, которым привык подчиняться он и которым подчиняемся мы. Но, хочу ещё раз подчеркнуть, что закон закону — рознь. Есть писаные законы, есть законы истории, есть законы развития, есть законы природы. Всем им и многим другим мы все вместе и каждый из нас в отдельности просто обязаны подчиняться для своей же пользы и выгоды, для жизни и безопасности не только самого себя, но и общества.

Для того, чтобы вам, войдя во взрослую самостоятельную жизнь создавать хорошие законы, вам, молодым, надо уже сегодня много знать о том, как эти законы, будучи уже принятыми, действуют в реальной жизни и к каким последствиям приводят. Закон — это, безусловно, в определённом и подчас весьма существенном смысле — угнетение. Но ещё большее угнетение влечет за собой любой плохой, сырой, непродуманный и потому — потенциально или реально опасный закон. Мы начинаем выполнять программу Волны практически во всех школах города, но фактически она, как вы можете сказать сами, начинает выполняться не в школе, а в семье. И есть семьи, где женщины — королевы, есть семьи, где они — ровня всем остальным, есть — где они бесправны и угнетены.

Это — всё наше человеческое общество. Невзирая на наш почтенный возраст, как цивилизации, мы все идём по лезвию бритвы. Шаг в сторону — уже гибель. Только вперёд или назад. И угнетение может быть положительным, если оно угнетает темную сторону любого человека. — убеждённо заметила докладчик.

— Но ведь женщина — это и есть прежде всего семья. А мужчина?

— В современном вам обществе женщина — это не только семья. Это такой же член общества, имеющий и, что важно подчеркнуть, достаточно планомерно использующий полный комплекс прав и возможностей. Это — огромная сила, действующая, к тому же, в уникальной, не всегда доступной мужчинам сфере. Но защищать и обеспечивать эту сферу, как и в далёком и в не очень далёком прошлом должен мужчина. Это — его сегодняшняя функция как воина и охотника. И для того, чтобы её профессионально и эффективно защищать и обеспечивать, он её должен знать. А знать он её должен не только теоретически, но и практически, чему и служит одна из значительных по объёму и глубине частей нашей разрабатываемой общешкольной программы, предусматривающая обучение вас, мальчики, профессиональному выполнению очень многих женских обязанностей. Уверена, что научившись выполнять эти обязанности качественно, вы глубже поймёте своих подруг и, в конечном итоге, ваши будущие семьи будут крепки внутренними, а не внешними связями. К тому же и подруги увидят вас в совершенно ином свете, прежде всего — как своих союзников и друзей.

— А как с преступностью?

— Это понятие комплексное. Но берёт оно начало, безусловно, в семье. Мы все приходим в этот мир из прошлого, а не из пустоты. Мы все и каждый в отдельности несём в себе программу, заданную прошлыми поколениями. И эта программа — не стандартная для всех и каждого.

Мы не можем окончательно победить преступность — на сегодняшнем этапе это, как и раньше, неминуемо приведет к ликвидации общества, поскольку выпадет важная составляющая активности. Но мы можем и обязаны свести преступность к минимуму, для чего мы обязаны избавить школу в её периметре внешней охраны от всего, что привносится туда из многих семей и из города.

Служба безопасности Московска делает многое, но она не имеет полномочий, хорошо знакомых вам из истории России, например, по тысяча девятьсот тридцать седьмому году двадцатого столетия и по сотням лет террора в других регионах планеты. И если мы — люди цивилизованные, то, заблокировав школьное время для доступа преступных влияний, мы предельно сократим возможности для этих влияний. А это означает, что за несколько лет произойдёт глубокая коррекция очень многих уровней и направлений. В конечном итоге, вы здесь проводите много часов и учёба — это ваша работа…

— А как быть с совмещением взрослости и детства?

— Мы не собираемся лишать вас детства в полной мере и вы, смею надеяться, это прекрасно ощущаете. Иначе нам пришлось бы просто и явно эксплуатировать вас, как взрослых, не учитывать при этом очень многие ваши возрастные особенности и недостатки. Но вы из школы второй ступени теперь сразу вступаете во взрослую жизнь — от производства до высшей школы. И готовить вас ко взрослой жизни мы можем качественно только одним путём: вы должны уже в школе иметь в своем распоряжении и при полном понимании не меньше, чем сорок пять процентов элементной базы вашей основной взрослой жизни. И в первую очередь — общественная организация и ответственность с полным контролем и управлением.

— Но это означает… — сказал кто-то из школьников.

— Да, это означает то, что школа с момента развёртывания программы Волны с раннего утра и до поздней ночи полностью будет принадлежать вашей ученической структуре управления. Раньше ваша структура управления работала тоже, но — в дублирующем режиме. Теперь она будет работать в основном. Педагоги и техники будут вашими наставниками и помощниками, но основная тяжесть забот по школе, в которой вы пребываете ежедневно целый год, надолго ляжет на вас самих. Полагаю, вы сами понимаете, что лучшей системы подготовки к реальной взрослой жизни ещё человечество не придумало — вы везде можете найти её элементы на протяжении всей истории цивилизации.

— И в результате?

— Результат — ваша достаточно полная, глубокая и качественная реальная адаптация к взрослой жизни, ваша вакцинация против многих до сих пор существующих общественных недугов, ваша готовность к высоким уровням обучения и деятельности. Детали вы сами видели в программе и перечислять их я не буду — время дорого. Переходим к конкретизации атомов и молекул программы, коллеги… Да, не забудьте, сегодня мы обсудим в среднем варианте и проект двадцатиэтажного корпуса, предложенного для постройки Леонидом Светловым…

Александр Иванов. Разговор с отцом о Лене Соколовой — первой любви Александра. Тайное становится явным

Заседание завершилось только в девять часов. В десять вечера Александр был уже дома, успев по дороге обдумать многие аспекты услышанного и увиденного. Поужинав, он стал ждать отца, чтобы переговорить с ним, а пока готовился к завтрашним занятиям.

Наконец отец пришёл с работы. После ужина он, как обычно, зашёл к каждому из сыновей и дочерей, ознакомился с их достижениями и проблемами, коротко переговорил с каждым и вернулся в «квадрат центра семьи» — так младшие Ивановы именовали три комнаты-зала, принадлежавшие родителям. Александр посмотрел на часы — было уже половина одиннадцатого.

— Пап, мне необходимо переговорить с тобой. Когда можно? — мальчик нажал сенсор покомнатной связи со знаком кабинета отца. Земляне и в своих квартирах быстро уяснили удобство непрямой связи — это позволяло не прерывать занятия и быть вместе со всеми в любую секунду. Существовало и покомнатное телевидение, но Ивановы пользовались им редко, уважая право каждого на уединение.

— Давай через десять минут. — отозвался тот.

— Ладно.

Десять минут Александр потратил на то, чтобы переключиться с общественных на свои личные потребности и настроиться на предстоящий разговор. Десятилетний Александр уже давно не был ребёнком — основное детство кончалось с поступлением в школу, и в семье его с младенчества приучили к самостоятельности и ответственности. Но одновременно он всегда воспринимал родителей как главных советчиков и руководителей. Вот и сейчас он посмотрел на себя в зеркало и вышел в коридор, направляясь к кабинету отца.

— Папа, я хочу съездить к Лене… — сказал Александр, прикрывая дверь и проходя на середину отцовского кабинета.

— Когда? — поинтересовался мужчина, сидевший в рабочем кресле за просторным столом. — Можно и не точно.

— Возможно, после переезда, через неделю. — подумав, сказал Александр.

— На сколько? — продолжал спрашивать отец.

— Неделя. — Александр снова помедлил с ответом, но потом ответил быстро и чётко.

— Ты уверен? — задал ещё один вопрос отец.

— Папа, мне тоже надо что-то решать. — Александр понял, что отец готов не к короткому, а к длинному разговору и располагает для этого и временем, и возможностями. Предчувствие его не обмануло:

— Прикрой поплотнее дверь и садись. Обсуждение сфер ответственности и влияния в новой квартире мы перенесли на завтрашний вечер — мама не очень сильна сегодня для наших неизбежных дебатов. Ты всё необходимое сделал на завтра и на ближайшее время?

— Да.

— Тогда садись. — Александр Трофимович указал на одно из кресел в уголке отдыха своего рабочего кабинета, заставленного стеллажами и полками. — У нас есть полчаса времени. — он заблокировал дверь и притушил свет. — И я тебе расскажу кое-что, что ты должен знать.

— О ком?

— О Лене, естественно. — отец сел напротив Александра в круг неяркого света. — Итак, слушай… Я прекрасно понимаю тебя. Лена — единственная дочь у родителей. Её уровень подготовленности и знаний по очень многим причинам не позволяет ей занимать должности среднего и верхнего звена. Мы всех вас воспитали в духе гуманизма, и я бы ни слова не сказал тебе, если бы всеми этими проблемами исчерпывалась твоя матрица взаимоотношений с Леной.

Но ты до сих пор не знаешь истинной правды о ней, что, впрочем, неудивительно. Она, как и любая женщина, говорит только то, что ей выгодно и необходимо, а также безопасно… для неё. Вот и ты попался на эту удочку. Но есть то, о чём я обязан предостеречь тебя прежде, чем ты попадёшь в ситуацию окончательного взрыва…

Дальнейшее заставило Александра широко раскрыть глаза и намертво сжать зубы. По словам отца выходило, что Лена была совершенно не такой, какой она представляла себя другим людям. Будучи ровесницей Ирины, она уже многое знала такого, о чём её подружки предпочитали ещё лет восемь не думать. И это скрытое знание не делало ей никакой чести. Отец Александра одним из первых в семье Ивановых уловил негативную тенденцию в Ленином поведении сравнительно недавно и, зная, что Александр готов перейти границу простой дружбы, спешил посвятить сына в возможные негативные варианты развития событий.

— Ты полагаешь… — Александр, потрясенный услышанным, выдавил из себя эти слова чисто механически, уловив паузу в речи отца.

— Да, Саша. Она уже знает многое из того, что в интересах равномерного формирования и развития человеческой личности категорически запрещено знать в таких масштабах и глубинах в её возрасте. И её родители, к сожалению, в силу ряда причин ничего сделать не могут, а наша система контроля общественной безопасности, при всей её суровости и даже жёсткости — не настолько драконовская, чтобы хоть как-то наказывать за подобные, безусловно опасные для перспективы общества проколы. Уверен, что Лена, как это всегда бывает с подобными личностями, уже ищет точку приложения своего «жала» и я не хочу, чтобы этой точкой стал ты…

— Но… — Александр отчаянно пытался сохранить в себе хоть какие-то остатки веры по отношению к Лене и отец понял его без слов:

— Нет, Саша, запрещать дружить с ней я тебе не буду и не могу этого сделать — ты уже взрослый. Я обязан в любом случае как минимум чётко предостеречь тебя. К тому же, если ты этого не будешь знать, найдется человек, который сумеет бросить тебе аргументированное обвинение в двуличности. И виной этому будет Лена. Евразия и Россия в очередной разворачивают программу всемерной защиты женщин, но такие, как Лена, думаю, защиты в полной мере не заслуживают, поскольку серьезно дискредитируют общепризнанную в мире высоту действительных стандартов Женщины России… Ты, конечно, можешь с ней общаться и дружить так, как положено в твоем возрасте, но помни об опасности превышения определенных пределов. Ни шагу к матримональным уровням, Саша… И будь предельно осторожен с ней даже в дружбе и в общении. Она может незаметно для тебя скомпрометировать тебя же и воспользоваться компроматом по полной схеме.

— Понял. — Александр соединил пальцы обеих рук, невольно скопировав отца и добавил тихим шепотом. — Спасибо, папа.

— Не за что. — отец внимательным взглядом окинул сидевшего сына. — Я знаю, что эту программу сложно отменить, но верю, что её можно изменить в нашу пользу… Мы, думаю, ещё поедем в Криницу, туда, уверен, приедет и Лена, но…

— Теперь я буду очень осторожен. — Александр с трудом встал. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. — отец проводил его взглядом.


Александр вышел за дверь, потрепал по загривку заинтересованно повизгивавшую Зирду и разрешил семейной любимице спать. Собака вихрем умчалась на свой коврик, а Александр поплёлся в свой квадрат.

Перебросив информацию на обработку подсознанием, Александр сконцентрировался на учебных проблемах, просмотрел конспективные извлечения к завтрашним занятиям, принял душ и лег спать ровно в полночь.

Со следующего дня началась трёхдневка окончательной приёмки спроектированного Леонидом Светловым корпуса и Александр с Борисом буквально переселились жить в школу. По двенадцать часов в день шли жаркие обсуждения, согласования и экспертизы. В школу приезжали десятки взрослых людей из самых разных организаций, виза и мнение которых были необходимы для продвижения проекта к реализации. Наконец проект, почти не изменившийся в своей основе был принят и вечером третьего дня на территорию школьного комплекса въехали первые тяжёлые грузовозы со стройматериалами. Началось строительство, рассчитанное на неделю, в котором приняли участие не только профессиональные строители, но и все школьники и преподаватели — будущие хозяева комплекса.


Переезд в новую пятнадцатикомнатную квартиру состоялся через десять дней — три ранее не учтённых дня мама Александра провела в Медцентре материнства на медконтроле и семья не хотела беспокоить её. Первым в новую квартиру вошёл Бритс, за ним вбежала Зирда, сразу определившая лучшее место для своего коврика — у центральной двери главного холла. Бритс решил устроиться в квадрате сестёр — трёх комнатах-залах неподалёку от зала-комнаты матери. Ирина постелила Бритсу коврик в своей комнате и пушистый шар благодарно облизал лицо старшей сестры своим шершавым язычком. — Бритс давно уже считал Ирину своей главной.

Братья активно взялись обустраиваться в своих залах — огромные пространства вмиг были поделены на спальни, кабинеты и комнаты для занятий — молодые новосёлы решили, что отдельные холлы — это роскошь и лучше использовать площади более рационально. Тем же самым в своих залах занимались сёстры. Третья комната-зал ждала свою владелицу — там сёстры разместили всё, что необходимо для младенца в первые три года жизни.

Родители разместились в своих залах к вечеру — пока женщины, используя законное право двухдневного отдыха для осуществления переезда, хлопотали по хозяйству, братья решили не прерывать занятий и умчались на учебу, а отец выехал в командировку в расположенный в Москве Центр исследований спецпроблем. Только вечером мужчины приступили к окончательному обустройству своих обиталищ.

Александр сидел в своей новой комнате-кабинете, вывесив на двери знак «не беспокоить» и перебирал полученные за два последних года письма от Лены.

После сказанного отцом они воспринимались совершенно по-другому. Ранее многое принимавший как чистую монету, теперь Александр постоянно натыкался в строчках на язычки скрытого опасного подтекста и с каждым письмом — а она писала по письму в неделю, вынуждая Александра отвечать в примерно таком же темпе, третьеклассник мрачнел. В душе и сознании шла работа по коррекции отношения. Но пока что в открытую своей осведомлённости о двойном дне своей почти что главной подруги Александр решил не проявлять, хотя ему было невероятно тяжело и больно.

Зирда, ощущая, что он единственный из членов обожаемой ею огромной семьи нуждается сейчас в её присутствии, настойчиво скреблась у двери, но Александр не нажимал клавишу открытия створки до тех пор, пока не дочитал последнего её письма и копии своего ответа на него. Он редко применял в переписке копирование, но и у него было уже давно неспокойно на душе: едва только он пошёл в школу, он понял, что что-то в его отношениях с Леной не чисто. Напряжённое сравнение ситуации с реальными ситуациями у других людей и копание в информзавалах только укрепили его подозрения, а разговор с отцом оформили эти подозрения в реальные вопросы.

Зирда, получив возможность войти, с разбегу запрыгнула в соседнее кресло и, облизав лицо хозяина, спрыгнула на пол, где удобно улеглась, положив голову Александру на ступни. Обнюхав письма, она тихонько зарычала и это Александра удивило ещё больше — о возможностях собак читать ауру человека он слышал и знал многое, но письма…

— Не нравятся её письма, Зирда?

Овчарка так энергично замотала головой, словно отряхивалась после купания.

— И мне отец говорил, и я сам знал. А вот теперь я знаю сам ещё больше и глубже. И ты тоже знаешь… Что ты посоветуешь? — тоном размышления спросил свою любимицу Иванов.

В ответ овчарка встала, схватила со стола конверт, в котором не было письма, и, положив его между лапами, превратила зубами в месиво.

— Ты так считаешь? — удивленно спросил юноша.

Овчарка отодвинулась от кучки — всего, что осталось от конверта и придвинулась к Александру поближе.

— Спасибо, Зирда, я понял. Так и сделаю. — он ощутил, что овчарка посоветовала ему немедленно сократить активность переписки с перспективой дальнейшего полного прекращения и обратить особое внимание на собственные проблемы и проблемы семьи, умерив свои гуманистические аппетиты. — Ты волшебница, Зирдочка. — он погладил овчарку по голове и та прикрыла глаза, прижав уши, что всегда выдавало её удовлетворение. — Я так и сделаю.

Зирда встала, закрыла носом входную дверь кабинета на защёлку и умиротворённо улеглась у ног Александра, положив голову на лапы. Александр дотянулся до пачки писем и стал упаковывать их в пакет. Закончив, он перетянул пакет лентой и открыл дверцу своего нового личного сейфа. Одно из отделений он предполагал использовать для подобных документов ещё когда переезд в трёхсотэтажный небоскрёб только планировался. Теперь предстояло воспользоваться изолятором на практике. Щёлкнули замки и мигнули светодиоды постановки на биоохрану.

Взяв с полки учебник по древней моноистории, Александр уменьшил свет в кабинете до среднего и углубился в чтение. Зирда уснула крепким, но очень чутким сном. Иванов знал, что она способна учуять любую опасность во всем периметре квартиры из любого места и потому не беспокоился, что отсутствие Зирды на её обычном месте — у главной двери входного холла повредит безопасности семьи.

Новопостроенный комплекс был обжит школьниками и преподавателями быстро, но праздненств, посвященных окончательному вводу в строй, Александр не застал. Он решил поехать к Елене Соколовой, чтобы окончательно решить для себя нечто очень важное и найти твердые ответы на многие очень непростые вопросы.

Александр Иванов. Поездка к Лене Соколовой в режиме невидимости

— Ты не раздумал, Саша? — спросил отец, видя, как его сын, взявший недлинный отпуск в своей школе, упаковывает вещи в рюкзак. — Может, следует обойтись перепиской?

— Нет, папа. Я обязан посмотреть теперь на многое другими глазами на практике. Писем тут недостаточно.

— И это всё, что тебя зовёт?

— Не всё… — Александр понял, что отец знает или обоснованно догадывается о его чувствах к Лене.

— Ладно. Рейс?

— Поезд в час двадцать. Южный терминал центрального вокзала. Путь пятнадцать, платформа четыре. Вагон двенадцать, место сто двадцать шесть. Вагон межобластной, купе там нет и я скрываться ни от кого не хочу.

— Одобряю.

— Спасибо. — он подхватил рюкзак. Вбежавшая Зирда подождала, пока мужчины обменяются традиционными объятиями и рукопожатиями, после чего сопроводила молодого хозяина до внешней ограды небоскреба.

Теперь обиталище Ивановых имело свой собственный отдельный парк и Зирда за несколько дней перезнакомилась со своими сородичами, составлявшими часть населения «башни». Часто собаки устраивали в парке весёлую возню, но только там, куда не ходили часто дети и пожилые люди. Хозяева теперь не беспокоились, отпуская собак одних прямо из квартир — специальный мгновенник был запрограммирован на доставку четвероногих постояльцев туда и обратно. Да и ограда главного парка небоскрёба позволяла избежать очень многих проблем, связанных с неожиданным появлением многочисленных собак в городе. Владельцы кошек, попугаев и прочей живности быстро распределили между собой отдельные малодоступные уголки парка для прогулок своих питомцев.

Сидя в полумягком кресле межобластного вагона, Александр надвинул на глаза козырёк кепки и сложил руки на груди, намереваясь хорошенько обдумать ситуацию. Подсознание свою часть работы выполнило, выдав сознанию рецепты действий в изменившихся условиях. Теперь предстояло осознанно обдумать всё это.

Александр понял, что отец фактически предупредил его о грозящей катастрофе: давно уже в Регионе не существовало анахронистичных ограничений на межличностные отношения такого рода и люди сами решали матримональные вопросы любого уровня — от первой влюбленности до подписания Договора, свидетельствовавшего перед обществом создание новой семьи. Александр чувствовал к Лене не простой интерес. Ему остро и постоянно хотелось опекать и защищать её, а обстановка в школе и в семье и получаемая информация быстро дали ему понять, что уровень его стремлений — выше обычного дружеского.

Он сам чувствовал, что влюбился, влюбился в десять лет в девятилетнюю девочку, которая не была образцом женской чистоты и цельности… Жгучее чувство первой любви пыталось противостоять ограничениям разума и воли и это ему удавалось до разговора с отцом. Теперь на пути огня главного земного чувства встали неодолимые преграды, пока что не сдерживавшие пламя, но уже надёжно и жёстко ограничивающие масштаб его распространения.

Нет, на этот раз он не предупредил Лену, что приедет. Он не хотел больше останавливаться в их доме, а заказал себе одноместный номер в достаточно удалённой от их дома гостинице. Теперь предстояло посмотреть, какова она в реальной жизни, тогда, когда она не знает о его присутствии.


Когда-то давно, в начале двадцать первого столетия, на планете стали рождаться уникальные дети. Они не признавали никаких недоказанных авторитетов, всё подвергали сомнению и обладали способностью впитывать огромные объёмы информации, подвергая её многоуровневой обработке. Их назвали «детьми индиго», поскольку аура у них была ярко синего цвета, а тогда только учились видеть и читать язык ауры. С того момента во всем мире стали развиваться структуры орденов, готовившие возвращение к безгосударственности.

И Россия, как уже давно предрекали многие эксперты, в работе орденских структур сразу стала играть одну из ведущих ролей, пользуясь сохранённой и приумноженной энергией высшей духовности. Тогда-то стало ясно, что гипертрофированное европейское преклонение перед женщиной должно быть поставлено на дифференцированную основу — далеко не каждая представительница прекрасного слабого пола должна иметь все возможности пользоваться благами цивилизации — только в том случае, если она соответствует общепризнанным стандартам духовного и физического развития.

Через несколько лет россияне принимали данный тезис как безусловный — никакой дискриминации здесь не было и в помине: женщина имела свои обязанности, мужчина — свои, а значит выполнять эти обязанности каждый житель России должен был в полном объёме с рождения и до смерти. Принадлежность к женской части населения страны уже давно совершенно не гарантировала преклонения и почитания. Учёные и практики выработали кодексы и своды правил поведения в самых различных ситуациях и мощная система образования доводила эти правила до сведения всех граждан России независимо от возраста.

Орденская структура России стала основой фильтра, способного пропустить через себя множество людей и произвести жесточайший отбор по трём уровням. В третий, нижний уровень попали все, кто не смог пройти серьёзные тесты и экзамены, в которых уже не было никакой бесчеловечности — просто личность ставилась в ясную известность, что она, в силу своих собственных особенностей, не может занимать определённые ступени в общественной структуре, а следовательно — рассчитывать на некую «бесплатную» благотворительность и на поддержку выше определенного минимального предела.

Орденские структуры страны взяли под контроль и защиту лучших женщин и мужчин, обеспечили им возможность развиваться в избранном направлении, избавили от страха за свою безопасность и от страха перед нуждой. Сняв гнетущие опасения, орденские структуры России смогли обоснованно потребовать от находившихся под их защитой людей усиленной работы на благо всего общества. И ответ был дан как в волновом, так и в импульсном режиме.

Дети — индиго стали одними из первых поколений, способных придать орденским структурам новейшие возможности и способности. Они стали в России одними из немногих, которые сразу смогли попасть в высший, известный ещё как первый уровень, но не автоматически, а после многих сотен тестов и всевозможных труднейших проверок. Трёхуровневая структура делала невозможным уничтожение новорождённых структур и их представителей стандартными средствами. Против нестандартных средств аналитики и прогнозисты орденских структур выставили достаточное количество защит.

Александр Иванов привычно прокрутил в памяти исторические своды информации о последующем развитии орденских структур, давая возможность подсознанию подготовиться к многоплановой напряжённой работе.

На перроне его никто не встречал и это его обрадовало. Подхватив укладки и надев рюкзак, Александр поспешил к стоянке пассбусов и вскоре уже располагался в уютном номере. Такие тихие гостиницы он любил — здесь было всё необходимое и не было ничего лишнего.

Разместившись, он позавтракал в столовой гостиницы и отправился бродить по городу. Когда-то он был областным центром, но после очередной административно-территориальной реформы стал простым не очень крупным городом. В прошлые приезды Александру не удавалось вот так свободно побродить одному по улицам: приходилось постоянно соблюдать обременительный протокол и ограничивающую свободу дипломатию. Теперь же он был «вольным казаком» и мог располагать на неделю своим временем. Он побывал в музеях и картинных галлереях, посмотрел три квадрофильма в центральном кинотеатре, долго стоял на мосту через реку, делившую город на две неравные части, слушая шум воды и стук конструкций старого моста.

Возвращаясь поздним вечером по затихавшим извилистым и полутемным улочкам в свою гостиницу, Александр отметил низкую активность местной полиции — такого в Московске просто быть не могло: шум, гам, смех, групки явно находившихся под кайфом или градусом людей, непристойные выражения и словечки. Он знал из информпрессрелизов о сложностях, обычных для городков такого уровня, но уже давно в России никто не занимался в этих областях благотворительностью — по истечении определённого срока, отпущенного обществом на устранение недостатков, представителей всех ветвей власти просто сменяли и жестоко, а не жёстко наказывали.

Конечно, это не было полномасштабным выходом, но и без этого трудно было обойтись. Россияне впервые освоили Закон Триады, требовавший от каждого члена общества высочайшего профессионализма в Добре, Зле и Равновесии. Принцип равновесия предусматривал возможность и обязательность жестоких репрессий, если стандартные средства Добра не могли переломить ситуацию в её корне в сторону позитива. Поэтому в России можно было увидеть то, что было привычно для самых низкоуровневых сообществ планеты в далеком прошлом и увидеть то, что отличало самые утончённые и глубокие культурные сообщества на протяжении всей истории человечества.

Приученные сохранять равновесие и спокойствие, россияне теперь умели воплощать равновесие и спокойствие в окружающей их среде и не реагировать слишком жёстко на ситуации, где подобная жёсткость не требовалась. Поэтому классическим пожеланием стало «успехов и спокойствия» — неспокойными на протяжении тысячелетий были и злодеи и ангелы, но только после Веков дисциплины выросло первое поколение людей Триады — профессионалов во всех трёх областях. Со стороны внешне спокойные и несколько безучастные, новые люди могли в любой момент отпустить тормоза и вспыхнуть, заняв свое место на Тёмной или на Светлой стороне. Без умения справляться с тройной структурой человеческой личности, уже давно именовавшейся пограничной, человечество серьёзно рисковало подпасть под внешнее управление недалёких личностей или пасть под ударами Империи машин.

Совершенно неожиданно Александр увидел Лену в компании подростков лет пятнадцати. Что было делать девятилетней девочке в компании переростков, он определить не успел, его поразил громкий голос Лены и её сленг, неотличимый от знакомой Александру по информисточникам откровенной уголовной фени. Она уже была выпивши… Что могло последовать за этим — было хорошо известно — её сотоварищи не скрывали своих грязных намерений, но и Лена не особо защищалась… Скрывшись в полутьме арки межквартального проезда, Александр наблюдал и ждал развязки. Появляться эффектно и неожиданно, расшвыривать подростков приёмами БТО (бестравматической обороны) и вызывать дешёвое восхищение Лены ему не хотелось. Он продолжал ждать, наблюдать и запоминать каждую деталь. Тем временем компания увлекла Лену в какой-то грязный подвал и не появлялась оттуда часа два.

Всё это время Александр терпеливо ждал, мысленно просматривая окружавшие район проезды и проходы. Наконец Лена появилась одна, она шла пошатываясь и нетвёрдо ступая. Определив, что она была не только под градусом, но и под кайфом, Александр понял, что его неделя пребывания здесь может превратиться в сущий кошмар на улице Вязов.

Он не стал нарушать своей невидимости и проводил Лену взглядом до того момента, когда она скрылась за поворотом. После этого он вернулся в свой гостиничный номер, принял душ и лег спать, стараясь не пускать в душу и сердце то, что он незадолго до этого увидел и понял… Ему показалось, что в неделе пребывания нет необходимости и, перед тем, как забыться, он отметил в календаре трёхдневный срок. Сознание снова перегрузило все увиденное, услышанное и почувствованное в подсознание и занялось рутинной работой. Иванов забылся.

Проснувшись в пять утра, он принял душ и позавтракал в номере, не спускаясь в столовую, работавшую только с шести часов. Сегодня он запланировал выехать в Криницу, в центр отдыха. Теперь, после случившегося ему необходимо было сменить представление об этом месте, удалить из памяти и сердца зовущие положительные моменты, связанные с Леной. Собравшись, он вернул ключ портье и предупредив, что вернётся, возможно, только через двое суток, сел в прибывший по предварительно сделанному заказу мобиль, доставивший его на вокзал.

Криница была городом намного меньшим, чем тот, в котором обитала Лена. Прибыв на вокзал, Александр нашёл остановку пассбуса и на нём, устроившись у задней стенки в мягком кресле, добрался до конечной остановки — загородного центра отдыха «Приречье». Остановившись в гостинице центра, он вошёл на территорию и отправился бродить по обводной дороге, укрытой с боков могучими стволами старых деревьев и множеством стенок из старых кустарников. Здесь он ничем не выделялся среди многочисленных отдыхающих.

Теперь он был здесь только кратковременным пришельцем и это снимало с него множество обязанностей. Он посетил клуб, столовую, посидел на берегу озера, прошёл по лесу на берег реки — на дикий пляж Центра. Все это время он хранил полное молчание и думал.

В его душе яростно боролись два начала — гуманность и жёсткость. Гуманность требовала закрыть глаза на увиденное в городе вечером и посчитать это досадным недоразумением. В конце концов Елена Соколова не знала о слежке, равно как и о том, что Александр находится в нескольких десятках шагов. Жёсткость требовала немедленно начать грубую и безжалостную процедуру кардинального разрыва — подобное происшествие полностью подтверждало слова отца Александра Иванова и более того — будучи наглядным, ставило жирнейший крест на возможности каких либо дальнейших высокоуровневых отношений. Стоявшее в стороне от спорящих начал третье начало — первой любви — молчало и укоризненно жгло сердце Александра. Оно ничего не говорило и ничего не навязывало, давая возможность самостоятельно принять очень нелёгкое решение. Мозг Иванова упрямо раскладывал веером на экранах памяти варианты действий, выстраивая комбинации и указывая на всё новые и новые направления. Теперь Закон Триады заработал для Александра едва ли не в полную силу и впервые поставил молодого человека перед проблемой осуществления одного из самых важных Выборов в жизни. Никто из землян и не надеялся на то, что выбор можно делать всегда за секунду, а потому люди давно привыкли обдумывать любые варианты в деталях, пользуясь разумом и сердцем как двумя верными, пусть и не всегда единодушными советчиками.

Когда Александр Иванов вернулся вечером в гостиницу центра, он не мог даже ясно сформулировать план действий — настолько измучила его душевная борьба двух начал при молчаливой укоризне третьего. Он чётко чувствовал, что его угораздило отдать свое чувство первой любви человеку, который совершенно не отвечал его потребностям и нуждам, не был близок ему душевно, не мог сравняться с ним. Он понимал, что такое случалось со многими людьми неоднократно: никто никогда не обещал человечеству лёгких путей и только роз без шипов. Парадоксальный Зов Объединения до сих пор провоцировал многих людей вставать рядом с теми, кто не был равен им по очень многим параметрам, но Закон Соответствия упрямо говорил, что крайности сходятся, а от их соединения рождаются сильнейшие импульсы, корректирующие Триаду прохождения Пути. Александр впервые столкнулся с подобным многоуровневым соответствием на практике, хотя теорию прохождения Выбора он знал достаточно хорошо. Иванову было больно от своего неумения исправить это несоответствие собственным трудом.

Александр понимал, что по Высшему Закону ни один мужчина и ни одна женщина на планете не могли избежать высшей личностной инициализации, которая в качестве своей важной части обязательно включала и первую любовь. Но он теперь с особой силой понимал и то, что по тому же закону далеко не всегда люди, проходившие через первую влюблённость, являлись равными — очень часто неравенство было просто вопиющим и ошеломительным. Вот и ему, Александру Иванову, на практике выпал этот не слишком завидный, тяжёлый, выматывающий душу и сердце с разумом, жребий. Предстояло пройти ситуацию и вывести её к закономерному итогу.

Стоя под яростно хлеставшими по его телу струями контрастного душа, Александр едва не плакал от незнакомого ему раньше в таких масштабах бессилия. Он не чувствовал, но знал: будет третий, пограничный путь между двумя крайностями. Судорожно дергавшиеся чаши весов в его душе пока что не пришли в равновесие, но без равновесия, как он прекрасно понимал, не следовало предпринимать никаких действий. С таким ощущением он забылся на жестковатой постели.

Половину светового дня следующих суток Александр потратил на углублённое посещение центра. С каждым новым шагом по хорошо знакомым местам в его душе острый нож гильотинного скальпеля «бритвы Оккама» срезал из памяти всё, что так или иначе связывало его с Леной. Александр с трудом совмещал в себе тяжесть необходимости вырезать из души, сердца, памяти и разума всё, что раньше было настолько дорогим, что хранилось в самых потаённых уголках сознания и памяти с необходимостью оставаться внешне спокойным и расслабленным. Перед его взором проходили прошедшие дни, месяцы, годы, в которых где-то близко или совсем рядом была Лена.

Семья Ивановых уже десять лет приезжала сюда — едва только Александру исполнилось полгода, Ивановы выехали сюда на отдых. Центры отдыха России были теперь спроектированы так, что могли принимать людей с младенчества до самого почтенного возраста и имели все необходимое для того, чтобы учесть свойства и особенности каждого постояльца. Вот и полугодовалый Александр не испытал, как и его родители, никаких проблем. С тех пор это было почти каждый год. И в этом году планировался десятый раз. Александр ощущал, что «тянуть резину» придётся, возможно, ещё долгих пять-шесть лет, прежде чем удастся окончательно решить проблему. В десятилетнем возрасте такое противоречие не могло быть решено окончательно и это придавало мироощущению Александра особенно острое чувство безысходности.

Теперь, после случившегося, ситуация не могла быть решена в несколько дней, как это обычно бывало по схеме «развода и девичьей фамилии». Семьи Ивановых и Соколовых были давно знакомы, родители Александра не собирались рвать отношения с Соколовыми даже учтя случившееся с Леной. Не в традициях россиян было бросать проблемных людей и целые проблемные семьи на волю случайного стечения обстоятельств. Александр, неожиданно очутившийся на распутье между крепким объединением с Леной и соблюдением интересов собственной семьи и своей безопасности, своего собственного пути, понял, что рвать зверски, сразу, по-больному и без анестезии он тоже теперь не сможет. Выходило, что ещё пять-шесть лет ему придётся встречаться с Леной здесь и единственным способом избежать нервных срывов было постепенное забывание всех многочисленных связей… Уничтожением части этих связей и занимался Александр, меряя шагами дорожки центра.

Как он приедет сюда с семьей в этом году? Как он сможет теперь общаться с Леной? Что он теперь сможет ей сказать кроме протокольных, пусть даже и самых тёплых слов? Как он сможет обойти и отмести возможное обвинение во внезапной протокольности? Как он объяснит то, что теперь он будет стараться держаться на отдалении от той, к которой раньше он был способен прибыть в самые краткие сроки? Александр тяжело обдумывал эти вопросы — для него прошлое никогда не было мёртвым звуком, ибо ценой ошибок прошлого всегда были жизни и судьбы людей.

Александр понял, что детство, прошедшее под сверхзащищённостью со стороны родителей, кончилось окончательно и придется теперь активизироваться в автономном режиме. И Рубиконом между детством и юностью неожиданно стал разговор с отцом, в ходе которого у Александра упала с глаз тяжеленная пелена розового тумана, охранявшего до времени неокрепшую юную психику от перегрузок. Он вступил в жизнь, полную сложнейших противоречий и постоянно требующую жестокого однозначного Выбора, а подчас — скольжения между Сциллой и Харибдой.

В матримональных отношениях для людей его поколения не нужно было многократных доказательных моментов: достаточно было одного раза, чтобы просчитать всю цепочку и либо посчитать случившееся безопасной случайностью, либо принять меры. Вернувшись в гостиницу, Иванов собрался, вернул ключ портье и выехал на вокзал Криницы. Поздно вечером того же дня он вошёл в свой номер гостиницы в городе, где постоянно жила семья Лены.

Утром следующего дня Иванов прибрал номер, проверил укладки и рюкзак и пешком отправился на вокзал, забронировав место в поезде ещё за завтраком в столовой гостиницы. Подсознание занималось решением ряда вопросов, связанных с переходом к юности и одновременно сканировало пространство в радиусе двух километров, будучи предупреждено о необходимости избежать любой встречи с Леной или с её родителями. Можно было бы избежать и встреч со знакомыми, но Иванов пока что не ставил перед собой такой задачи. В конце концов он находится в этом городе легально и не собирается скрываться. Идя пешком, Александр, тем не менее, очень тщательно избегал выхода на привычные для Лены маршруты.

Добравшись до вагона, Александр опустился в кресло и забылся тяжёлым сном, спасавшим сознание от перегрузки, а мозг — от переутомления.

Ивановы. Выезд в Криницу

Выезд Ивановых в Криницу состоялся по плану — в июне. Но в этот раз Александр был особенно внимателен и сразу отметил холодность Лены по отношению к нему. После коротких раздумий, Иванов принял решение. Не вдаваясь в рассуждения и обсуждения, не проявляя своего негативного отношения даже жестом или выражением лица, он сразу и надолго избавил её от своего присутствия и занялся непосредственно отдыхом: привычным залповым чтением множества книг и просмотром ранее пропущенных из за загруженности в школе квадрофильмов, а также — ежедневным долгим и глубоким общением с давними приятелями, среди которых были и мальчики и девочки. Всё это время он тщательно избегал любых неожиданных контактов с Леной и не желал с ней встречаться.

Родители, сестры и братья, конечно же, видели страдания и метания Александра, но страховали в минимальной степени: не было необходимости вмешиваться в решение небольшой проблемы, поскольку Александр избрал правильную тактику — ему вполне хватало привычного одиночества и общества приятелей.

После Криницы семья отправилась на свою дачу, именовавшуюся пока что просто — «Волна-14» и расположенную в весьма приличном дачном центре близ Московска. Там Александр, опекаемый неугомонной Зирдой и флегматичным Бритсом, смог отвлечься от преследовавших его тяжёлых размышлений и весьма солидно подготовиться к четвёртому классу. Он чувствовал, что теперь в его жизни должны произойти большие изменения, о сути которых он не догадывался пока в полной мере.

Видя его состояние, родители, братья и сестры старались не беспокоить Александра по пустякам, понимая причину происшедших изменений. Уже давно в династии Ивановых не практиковалось излишнее сюсюкание и чрезмерная опека даже в кризисные моменты: считалось, что страдания в определенных пределах закаляют,воспитывают и совершенствуют.


Четвёртый класс Александр потратил на то, чтобы реализовать свою давнюю задумку: создать систему, благодаря которой его школа стала бы намного лучше. Забота о женской части коллектива школы была только одним из направлений гигантской очищающей Волны, накрывшей Россию в очередной раз. Информационники привычно называли происходившее с Россией просто принятием капитального омовения. И многие россияне с этим совершенно искренне соглашались: глупо жить в доме, в котором десятилетиями нет серьёзного ремонта. Конечно же, сестра Александра Иванова была права — они, Александр Иванов и его коллеги по Группе Системы не делали ничего ранее неизвестного, просто в очередной раз, как и два-три столетия назад реализовывали в отдельной школе программу защиты женщин и всестороннего внутреннего совершенствования жизнедеятельности школьного коллектива.

Александр и раньше не стоял в стороне от потребностей разработки деталей системы, но теперь у него был настоящий реальный стимул: стоявшая в памяти картина — Лена среди возбужденных половым психозом подростков. Эта картина заставляла Иванова действовать быстро, фундаментально и решительно.

В глубокой тайне несколько десятков школьников, часть педагогов и воспитателей продолжали готовить «систему» к реальному воплощению в жизнь. Строительство комплекса высотой в двадцать этажей заняло всего неделю и привыкшие к своим возможностям россияне не нашли в этом ничего особенного, выходящего за привычные рамки постоянного, пусть и не слишком заметного совершенствования. Все «посвящённые» прекрасно знали, что до времени нельзя дёргать налаженный механизм, снабжённый огромным количеством сопровождающих служб и подразделений. Пока что шла напряженная внутренняя работа.

Иванов, глубоко влезший в работу Группы Системы, теперь часто возвращался из школы домой к одиннадцати часам вечера, ужинал, принимал душ и падал в постель почти без чувств, чтобы хоть как-то выспаться до неминуемой шестичасовой Зирдиной побудки. В семь он уже садился в пассбус, а в восемь — был уже в расположении городка школы. Гибкий школьный график позволял ему иметь достаточно времени для подготовки к занятиям непосредственно в расположении школы.

Учебный год завершился точно по графику — пятнадцатого мая. «Группа Системы» — так называли себя «посвящённые» — была готова к разворачиванию своей деятельности уже не в теоретическом, а в практическом разрезе. Пятиклассник Александр Иванов принял на себя нелёгкую обязанность поставить в известность о грядущих огромных переменах средние классы школы второго цикла. Глубоко прочувствованная невыносимость существующего положения дел в школе жгла огнём и заставляла работать активнее. Александр Иванов теперь глубоко понял, что стоит за простым словосочетанием «информационная Ниагара».

Как всегда, семья Ивановых спланировала в это лето отправиться в Криницу, а затем на дачу. После дачи планировалось выехать в Нижний, в родовое имение Ивановых. Александр тоже родился в Нижнем Новгороде и всегда с гордостью носил звание гражданина купеческой столицы России.

Полисная организация крупных городов не только давала их гражданам огромные преимущества, но и накладывала серьёзные обязательства и ограничения. Тяжесть этих вериг ощущалась только тогда, когда ситуация приобретала опасный характер, но искусству управления всевозможными жизненными ситуациями уже давно учили в школе.

Прямого многоканального, а потому удобного сообщения Криницы с «Волной» пока ещё не было — сеть пяти видов транспорта, обычная для землян ещё только постепенно, но неуклонно дотягивалась до каждого населенного людьми уголка России, потому пришлось бы на несколько дней вернуться в Московск. Это время, оставшееся до летних семейных поездок Александр использовал для того, чтобы свыкнуться с мыслью о возможности крупных изменений в своём жизненном пути.

Александр Иванов. Начало работы Малой Звездной Академии

В его школе возникла новая структура, пока что именуемая Малой Звёздной Академией или Малой Астроакадемией и Александр, привыкший использовать все возможности полно и до конца, живо заинтересовался её сутью. И эта суть ему нравилась. Предстояло обсудить это с отцом, но сам Александр уже давно решил, что в структуре Астрофлота Земли ему всегда найдется достойное место. А путь к звёздам, как известно, начинается на Земле и берёт исток в детстве.

Потому вечером второго дня пребывания семьи Ивановых в своей основной квартире, Александр предупредил отца о необходимости поговорить и согласовал время. Точно минута в минуту он вошел в кабинет отца, прикрыл дверь и сел в кресло у отцовского стола, зная, что сверхпонятливая Зирда уже устроилась на коврике у двери отцовского кабинета, заблокировав туда доступ.

— Александр, считаешь, тебе можно совместить обучение в школе второй ступени и в Малой астроакадемии? — мужчина, сидевший в глубоком кресле по другую сторону огромного деревянного стола, покоившегося на монументальных вместительных тумбах, пытливо посмотрел на своего сына, перебиравшего стопку отцовских конспектов по минералогии, лежавшую на низеньком дополнительном столике. — Это же не шутка, двойная нагрузка. Потянешь?

— Пап. Всё будет в полном, самом полном порядке. В конечном итоге, мне уже необходимо определяться со своим жизненным путём и, кажется, я за последние три месяца кое-что для себя решил. Буду пробиваться в Звёздный, в Академию.

— А дальше?

— Дальше? Я уже даже специальность выбрал — командирская подготовка. Хотя в нашей Малой астроакадемии такой специализации нет, я добьюсь того, чтобы она там была, а пока мне хватит и пилотского факультета. Так что в Малой Академии я не ворон ловить буду, а работать по специализированному плану.

— Одобряю. — отец встал и подошел к сыну, положил руку на его плечо. — Молодец. Хоть один астронавт в семье будет…

— Скажешь тоже, — вздохнул Александр, принимая скупую мужскую ласку отца, — а ведь мама и сёстры будут от этого решения вовсе не в восторге. Они привыкли, что все члены семьи под боком, рядышком, на планете, где и скрыться просто негде. — Александр снизу вверх посмотрел в глаза отцу.

— Что ж. Это их право. А наше право — мужское: выбирать себе трудную и опасную дальнюю дорогу… И — проходить её. К тому же Пётр, Борис и Сергей в какой-то мере, как и все земляне, тоже сориентировались на космос, но летать так далеко, как ты мыслишь… Пока не знаю, но дальше тебя никто из них летать не думает. Борис вообще решил посвятить себя обеспечению безопасности на Земле, стал слушателем Малой Академии Службы безопасности России. Сергей хочет стать моряком, выбрал морскую юнговскую стажировку на паруснике «Седов» и учёбу в мореходке в Санкт-Петербурге. А Пётр… Пётр пока думает, но, поскольку он младший, то это ему позволительно. Возможно, он изберёт другой, малоизвестный и опасный океан Внутреннего человеческого Космоса. Он вроде бы желает стать психологом, но не простым, а экстремальным, способным справляться с проблемными ситуациями любого уровня. Это его пока что предварительное решение, он всё же пока думает и я эту вдумчивость одобряю. Вот и ты выбрал дорогу. Так что не думай, что ты чего-то нарушил. Так всегда было: мужчины шли вперед по неизвестным дорогам, а женщины… Женщины ждали, надеялись, жалели и любили…

— Не все… — с горечью заметил Александр.

— Согласен, не все. Но глупо требовать от всех только высокоуровневых эмоций и чувств. — отец понял, что Александр имел в виду Лену. — И потому мы остаёмся обществом личностей, а не стадом. Но вот в чём проблема… Насколько я знаю, полёты в космос у нас длятся от месяца до года и больше. А ты ведь не в системники и не в космонавты наметился, как я понимаю….

— Нет. Я — выше.

— Но там полёт — минимум несколько лет… Готов ли ты к такому?

— Астронавт — не космонавт и не системник, папа. Это верхний, передний, первый эшелон. Я хочу работать в нём. И я буду в нём работать. Мое решение — твёрдое.

— А когда скажешь семейному совету?

— Может, лучше персонально с каждым согласовать? Это всё же удар, психологию я знаю. — вопросительный взгляд Александра не говорил о неуверенности, скорее свидетельствовал о желании смягчить несомненный, но заранее прогнозируемый удар по психике ближайших родственников.

— И ты полагаешь, Александр, что никто не догадывается о том, куда и каким образом ты наметился? — отец хитро сощурился.

— Нет. Я знаю то, что родные догадываются, но тем не менее пока я не хочу выносить это решение на официальный семейный совет. — Александр не принял хитринку отца и остался серьезен.

— Колеблешься?

— Есть немного. — уклончиво ответил Александр, понимая, что если он окончательно решит стать астронавтом, то ему придется беспощадно пересмотреть очень много аспектов своей личности и своей жизни.

— Это нормально. Подумай ещё, время терпит. — успокаивающе произнес отец.

— Насколько терпит? — заинтересованно спросил Александр.

— Думаю, что поскольку ты скоро оканчиваешь школу, нам следует позаботиться о том, чтобы эти последние школьные годы запомнились тебе. Мы планируем выехать на дачу и в Нижний Новгород. Возможно, что поедем и в Киев. Так что до продолжения и во время нашего отпуска у тебя вполне есть все возможности хорошо и плотно обдумать свое решение. Я думаю, что твоё решение будет правильным, а то, что ты не бросаешься из стороны в сторону, мне нравится ещё больше.

— Разреши мне пойти пройтись? — Александр вскочил.

— Ладно, отшельник, валяй. — отец вернулся за стол.

— Спасибо, па. — Александр направился к двери.


Александр вышел из кабинета отца и, потрепав по загривку вскочившую Зирду, направился к себе в комнату. Через несколько минут он уже входил в кабину скоростного лифта, за несколько секунд доставившего его на первый надземный этаж. Выходя из кабины, юноша учтиво раскланялся с седовласым мужчиной спортивного телосложения — академиком архитектуры Стрельцовым. Тот в ответ склонил голову и посторонился, пропуская молодого человека к выходному шлюзу небоскреба. Многоуровневая система защиты людей требовала устройства таких шлюзов в каждом высотном доме и привыкшие к ненавязчивой защите и заботе о своей безопасности, земляне почти не обращали внимания на некоторые неудобства, связанные с наличием и работой таких сложных устройств.

— Сашка, привет, ты куда? — окликнул его мальчишка, вынырнувший на веломобиле из-за поворота. В пределах парка небоскрёба разрешалось постоянно использовать только веломобили — весь остальной транспорт мог использоваться только в режиме «прибытие — отъезд — стоянка».

— Привет, Степан. Я — пройтись по городу. — Александр остановился, видя, что его приятель тоже нажал на тормоз и веломобиль послушно замер на месте.

— Слышал новость? — спросил Степан.

— Какую? — заинтересовался Александр.

— Первый гравилёт испытали в Нижнем. Скоро серийно будут производить… — выпалил приятель.

— Надеюсь, не военный?… — Александр не любил, когда выпуск новинок техники начинали с военных образцов — из их появления уже давно не делали никакой тайны, после войны с Чужими это стало общим нормативом, но всё равно — мирные образцы по мнению землян должны были идти вровень с военными.

— Нет, полная линейка… Все модификации… И гражданские, и военные. Какой ошеломляющий сюрприз наши земляки приготовили Региону! Машинка — заглядение. — Степан знал, что Александр не любит излишней военизированности.

— Где видел? — ещё больше заинтересовался Александр.

— Информпрессрелиз сегодняшнего вечера. — ответил мальчик.

— Ещё не видел, был разговор с отцом. — проговорил Иванов.

— Почитай, там немало интересного! — мальчишка кивнул, нажал на педали и веломобиль скрылся за поворотом парковой аллеи. Александр не спеша продолжил свой путь.

За главной оградой небоскрёба, к которой Александр подошёл через огромный парк, вмещавший многочисленные службы башни, шумел Московск — почти областной центр, не подчинённый напрямую Москве — столице Евразийского региона. Несколько неудобное в прошлом название города было уже привычным и никто из землян не путал москвича — жителя Москвы с московчанином — жителем Московска.

Выйдя за ограду, молодой человек огляделся. Шум стал слышнее. Его уровень не достигал опасного предела — с недавних пор с этим в городах стало снова очень строго. Проносились по восемнадцати полосам Цветного бульвара разноцветные разнотипные машины, изредка замирая на перекрёстках, чтобы пропустить скрещивающиеся порции людских и машинных организованных потоков. По широченным, в меру освещённым чистым тротуарам в обоих направлениях шли люди — группами и по одиночке. Слышались оживлённые разговоры на разных языках. Многочисленные туристы запечатлевали вечерний Цветной Бульвар на свои пластинчатые фотоаппараты. Ветер сновал в кронах деревьев, высаженных тесным строем вдоль проезжей части.

Александр зашёл в торговый центр, прошёлся по залу мимо прилавков самообслуживания и вышел снова на бульвар. Подошел пассбус. Юноша посмотрел на номер маршрута, вошёл и сел на одинарное сиденье в середине салона. Пассбус плавно тронулся с места и набрал скорость. Через полчаса машина замерла на конечной остановке и Александр в числе последних пассажиров покинул уютный салон.

Вокруг площадки конечной остановки расстилался лес. Это была пограничная лесопарковая зона Московска — излюбленное место отдыха московчан. Сюда Александр приезжал, если ему надо было обдумать важные вопросы или решить трудную проблему. Зелёная стена сомкнулась вокруг него и юноша не спеша пошел по тропке.

Александр думал о том, как совместить теперь сохранившее свою силу чувство первой влюблённости с необходимостью максимально полно сконцентрироваться на учёбе сразу в двух учебных заведениях.

«Вот влип так влип. — думал Иванов, углубляясь в лесополосу по неприметной тропке. — стоило мне наконец решиться на личностную инициализацию, выполнить обычную, в чем-то — даже рутинную процедуру сближения с «другой цивилизацией» и — нате, пожалуйста. Год возрастной разницы между нами — и как две планеты. Ну ладно там шесть или пять лет или восемь или семь — такой разрыв ещё был бы серьёзным аргументом «против». Но такой минимальный, где-то даже нормативный разрыв похоже меня немного убаюкал. И я, остолоп, олух царя небесного, профессионал в начальных уровнях психологии, купился на такое… Конечно, всё поясняется стандартной программой взаимоотношения полов, но ведь от этого нисколечки не легче. В принципе, она, как человек, ничего, больших сложностей не приходится вроде бы ожидать, но то, что я видел в Кринице и в её родном городе… Это не укладывается ни в какую известную мне нормативную матрицу версий. А если посмотреть на проблемные уровни… То, похоже, она мужеподобна… А я-то рассчитывал на высокоуровневые отношения… Как и все юноши моего возраста я несколько расслабился, поддавшись новизне чувства, ведь в учебниках и в моделях — одно, а для каждого из нас это — совершенно другое. И если бы не отец… Вот была бы катастрофа… — он подумал о том, как могла повернуться его жизнь, не предупреди его отец о грозящей опасности и похолодел. — Бате тоже трудно пришлось — его хорошие давние знакомые, с её отцом они начинали путь в науку, оба почти одновременно стали кандидатами наук и вот такое… Конечно, в семье Соколовых не без проблем, но такое стремительное падение уровня контроля за единственной дочерью?… Тут явно что-то не так. Каково же было отцу, если я сам до сих пор не могу внятно сформулировать план действий… Он-то предупредил меня, но ему пришлось просчитать кучу версий, а это — я уверен, занятие в данном случае совсем не из разряда приятных… Но теперь всё: на первых порах — глубокое охлаждение, потом постепенный вывод ситуации к безразличию. Батя, я знаю, не сможет полностью поддержать меня в таком решении, но здесь основная роль принадлежит мне. Предстоит совмещаться в двух учебных заведениях, что потребует огромного количества энергии. Конечно, мои коллеги по школе не пострадают и круг моих знакомых тоже не изменится, но Лене больше нет места в круге особого доступа. — холодная логическая схема, сформировавшаяся в мозгу, спасала суть Александра от перегрузки. — Попробуем сыграть этот вариант. В конечном итоге он один из стандартных, здесь нет ничего нового ни для неё, ни для меня… Но пока следует просчитать варианты действий на будущее. Итак, имеем…»

Меряя шагами сетку тропинок в полузаброшенной части зелёного пояса, Александр примерял и отвергал разные варианты, ища оптимальный. Через два с половиной часа он уже был в своей комнате.

Ивановы. Выезд на дачу и в Нижний

— Всё, ребяточки. Извольте с сегодняшнего дня — то есть с воскресенья и до среды поднять нашу семейную машину из руин и приготовить её к походу. Катер тоже требует работы, но это — потом. Иначе всю ораву мы не довезём со всем скарбом до катера, придётся на общественном транспорте или заказывать, а это — дело хлопотное. Вы хорошо отучились, уже прилично в субботу отдохнули, поработайте теперь руками. — шутливый тон отца нравился столпившимся вокруг него сыновьям — Петру, Борису, Сергею и Александру.

Старший — Борис взял с полки диагностический комплект, средний — Александр потянулся за монтажным инструментом, а младшие — Петр и Сергей схватились за укладки с мелкими запасными и сменными частями. Через несколько минут вся компания во главе с Борисом ввалилась в подземный гараж, где посверкивал синей краской лимузин семьи Ивановых — универсальная машина повышенной проходимости. Братья обступили машину.

Началась ежегодная весенняя работа по приведению главной машины семьи в порядок. «Волга» немо благодарила своих молодых хозяев, воздавая должное их умелым рукам. Отцовский джип «Соболь» и мамина вездеходка «Ока» были уже приведены в полный порядок.

Россияне, помня присказку о дураках и дорогах в первую очередь противопоставили дорогам единственное действенное средство — машины повышенной и высокой проходимости, которыми в обязательном порядке теперь снабжалась каждая новая семья. Конечно же, такую машину мог получить и отдельный человек. Не существовало прежних ограничений на количество машин повышенной проходимости, не существовало и неразумных ограничений на их комплектацию. Иностранцы, попадая в Россию, неизменно дивились такому количеству вездеходов, которые в их странах использовались только в армейских и специальных подразделениях, но россияне, улыбаясь, приоткрывали дверцы в свои личные гаражи пошире и иностранные гости просто выпадали в осадок, увидев рядом с «танками бездорожья» самые крутые по их мнению и дорогущие по старым меркам лимузины и спортивные машины. А добивало иностранцев то обстоятельство, что все россияне отлично разбирались во внутренностях машин и могли их полностью обслужить не обращаясь к профессиональным автомеханикам.

Так было и в семье Ивановых. Молодые люди целый день привычно провозились с главной машиной и попутно привели в порядок гараж и его самое разнообразное оборудование. Поздно вечером братья долго плескались в ванной комнате, смывая трудовую пыль. Разговор шёл о катере:

— Так. — Борис открутил кран душевой установки до предела и юноши довольно подставили тела упругим струям живительной влаги. — У нас ещё два дня на доводку всех автомобильных и гаражных проблем. Это дело ясное. Так что в детали вдаваться не буду. Сергей и Пётр в среду в шесть утра должны быть на катерной стоянке и провести первичную расконсервацию. Доберётесь туда своим ходом. На общественном транспорте. Ты, Саша, прибудешь туда к восьми с первой порцией аппаратуры. Возьмёшь мамину «Оку». Аппаратуры немного, мы, как вы все помните, в прошлый раз, при консервации, всё проверили достаточно плотно. Но всё равно — повнимательнее и поаккуратней на поворотах. Я приеду туда на разъездном мобиле небоскрёба с вещами для похода, а Сергей отгонит «Оку» обратно в гараж и, вместе с отцом сопроводит наших дам на отцовской машине. Тогда и заберём основную часть вещей для отдыха. А пока будем иметь то, что имеем на даче и на катере и то, что захватим из дома. Ясно? — спросил Борис, кутаясь по обыкновению в халат и развалившись в кресле. — или есть вопросы?

— Вопросов нет, Борис. Сделаем. — ответил Александр. Братья согласно кивнули.

Через два дня вся семья на катере отправилась в плавание по каналу имени Москвы. В своей стране почти каждый россиянин получал удостоверение судовладельца и судоводителя, поэтому никаких жестоких аварий на водных гладях не было уже давно — многоуровневая система контроля и тестирования закрывала любые мыслимые возможности не подготовить должным образом технику, а система обучения и воспитания — возможности наплевательски отнестись даже к секунде общения со столь сложной, дорогой и опасной машиной, какой всегда было речное, озёрное или морское судно. У городов и посёлков теперь стояли многоэтажные хранилища, вмещавшие в себя целые флоты всевозможных маломерных судов. Любой россиянин мог позволить себе любое мыслимое судно — на этом не экономили и не считали «крутизну» скорлупки меркой «крутизны» владельца.

Запланированное плавание до Нижнего Новгорода пришлось отменить — мама плохо себя чувствовала на воде и на быстро собранном в кают-компании катера семейном совете было решено отправиться в Нижний на поезде-экспрессе.

Через неделю плавания по каналу и притокам семья Ивановых вернулась в Московск, а ещё через три дня комфортабельный экспресс принял её в один из своих вагонов.


Сверкающий чистотой вокзал Московска встретил новых пассажиров сдержанным гулом работающих двигателей поездов и множества разноязыких голосов. Широченные шестнадцатиполосные эскалаторные пандусы делали невозможными людские пробки на любом из пяти подземных и семи наземных уровней огромного вокзального комплекса, яркие напольные и настенные указатели «разруливали» людские потоки, чёткая организация не позволяла смешивать британскую левостороннюю и среднеевропейскую правостороннюю систему организации движения. Всё это россияне отмечали механически, как норматив, на фоне которого любой негатив смотрелся просто кричащим пятном.

Главы семьи расположились в отдельном купе «люкс», предоставив молодёжи право самим разбираться кто с кем едет в остальных пяти заказанных ещё во время плавания купе попроще. Братья и сёстры быстро разместились, заняв одно купе под багаж, чтобы не загромождать проходы в остальных купе. В назначенное расписанием время экспресс дал короткий сигнал и плавно набрал скорость.

Проводники быстро разнесли традиционный чай с печеньем и пассажиры приступили к обустройству своих временных обиталищ. Наконец приборка была окончена. Девчата вместе с мамой пошли в вагон-ресторан, планируя по пути заглянуть в вагон-супермаркет, а юноши посетили вагон-тренажёрный зал и вернулись в свои купе к полудню, когда экспресс уже разогнался до проектной скорости в восемьдесят пять километров в час. Лёгкое шуршание заменило хорошо знакомый перестук колес, к нему привыкли быстро, тем более, что и плавность хода возросла многократно.

Приняв душ, братья занялись кто чем хотел, Александр вышел в просторный коридор и приоткрыл окно — в летнее время никто не включал в транспорте кондиционеры без особой необходимости. Взгляд молодого человека упёрся в переливающуюся стену зелёной лесополосы, тянущейся вдоль пути, по которому следовал экспресс.

— Ты великий домосед, Саша… — задумчиво сказал подошедший Борис, держась за поручень у соседнего полуоткрытого окна коридора вагона. — непросто было тебя уломать поехать после канала в Нижний…

— Ты не прав, Боря. Я не домосед. Просто впервые столкнулся на практике с такой тяжёлой ситуацией. Ты всё знаешь сам, поэтому детали раскрывать вслух повторно не буду. — Александр, прикрыв глаза, подставил лицо свежему ветру, дувшему из открытого окна. — Мне сейчас очень тяжело, я как в другое измерение попал, потому не удивляйся, по закону подобия мне в ближайшие два года будет очень тяжело. Как учёба в академии?

— Ничего, уже на втором курсе, но первый курс оказался и мне тяжеловат. Сейчас-то я втянулся, но раньше бывало, зубами скрипел, чтобы захотеть, а точнее — просто принудить себя идти дальше. Служба есть служба, а для нас, курсантов Малой Академии Службы Безопасности России, она никогда и не была лёгкой. Да и потом не будет. Слава богу, у нас уже давным давно нет особой барской разницы между офицером и курсантом: оба должны одинаково много и качественно вкалывать. Но всё равно, я тебя очень хорошо понимаю… Ничего, я тебе всегда помогу в любом достойном деле. — Борис положил руку на плечо Александру. — В этом можешь не сомневаться.

— Я и не сомневался в тебе, Боря, никогда. — Александр благодарно посмотрел в глаза старшего брата.

— Только уговор — не отшивай девчат своим видом как ударом инфразвука — они тоже должны чувствовать удовлетворение от выполнения своей собственной глубоко заложенной программы. Да и ты — не последняя личность в своей школе. Такое дело провернуть…

— Обычное дело, Боря. Всего-то лишь забот — в очередной раз дать девчатам то, что они должны иметь постоянно. Так сказать, восьмое марта круглый год. Не более того.

— Ценю твою трезвость суждений, но не принижай своих заслуг. А то Валентина стала звать тебя Командором. Не делайся статуей, давай девчатам почувствовать богатство спектра твоих эмоций, им это необходимо.

— Для сестёр — всегда и везде, для всех остальных — только после экспертизы…

— А ты жесток, Александр… — скучным голосом произнёс Борис.

— Нет, просто я пытаюсь преодолеть полосу неудачи, пережить в себе то, что пришлось бы намного острее переживать, сойдись я с Леной глубже…. - ответил Александр.

— Но ведь и она тебя не отшила, хотя, ясное дело, стала намного холоднее.

— И мне от этого только легче. Я не специалист в красноречивых объяснениях.

— Женщинам и не нужны слова, хотя они и любят ушами, им, сегодняшним, нашим россиянкам, нужны прежде всего дела и твои дела многое пояснили Лене. Она потому и не преследует тебя, как Эльвира…

— А, Пономаренко, которая не так давно захотела со мной встречаться… Не люблю я, когда женщина навязывается мужчине, неестественно это. Потому я её жёстко, но отшил.

— Может, ты и прав, но может, ты совершил ошибку. — повторил Борис фразу из хрестоматийно известного романа Дюма. — Твоя сущность только раскрывается. Не души её.

— Не буду, Боря.

— Ну и хорошо. Двое суток ехать не спеша — это дело. Этот экспресс может дать двести километров в час — я узнавал, трасса позволяет, но хорошо, что скоростить не будем. А раз так — у нас предостаточно времени. Так что пойдём, посмотрим, что там дают поесть.

— Пойдём. — ответил Александр, отмечая, что младшие братья вышли из своих купе и присоединяясь вместе с Борисом к ним. Сёстры, вернувшиеся из ресторана и супермаркета, пока остались с матерью: они любили, перебирая обновки, посекретничать.

Борис Иванов. Первое боевое задание. Столкновение с сектантством

Стремление Бориса Иванова делать всё быстро и качественно, не гнушаясь никакой черновой работой, было быстро замечено. В один из мартовских дней в пятнадцать ноль ноль его, читавшего в специальной библиотеке Малой Академии Безопасности очередные материалы по организованной преступности, нашёл вестовой Академии и вручил пакет. Распечатав его, Борис кивнул вестовому, вскочил и почти бегом направился в кабинет начальника академии.

— Курсант Иванов по вашему приказанию прибыл. — вскинул Борис ладонь к виску.

— Садитесь, Борис Александрович. Есть для вас задание.

— Мне…

— Понимаю, не в традициях Академии привлекать младшекурсников к подобным вещам, но здесь случай исключительный и без вас мы его решить не сможем.

— Я готов.

— Илона Рашкова вам знакома?

— Да. Она моя дальняя знакомая. — Борис потупился. Маршал понял, что упоминание о ней не доставляет курсанту удовольствия или спокойствия.

— Вы с ней давно не встречались и не хотите поддерживать отношения. Вас что-то в ней настораживает. — даже не вопросительно, а полуутвердительно, словно зная наперёд ответ спросил маршал, поворачиваясь в кресле к сидевшему на противоположном конце недлинного стола Борису.

— Да. — Борис все ещё не мог понять, куда клонит маршал АПБ.

— И то, что вас в ней настораживает, насторожило теперь и Российскую Академию Планетной Безопасности. Вы давно окончили изучать курс «Религии мира. Специальные аспекты»?

— Два месяца назад, маршал.

— Хорошо. Что вы скажете о сектантах?

— Третья степень социальной опасности по шкале Мевиса. Если по закону Триады, то при определённых, ныне чётко просчитанных или заранее непросчитываемых и почти непрогнозируемых спонтанных условиях возможно весьма негативное низкоуровневое влияние на слабых членов нашего общества. Пи эр шесть или что-то близкое к этому. Подлежит жесточайшему контролю и многоуровневому полному чистовому пресечению. — отчеканил Борис.

— Согласен. — маршал не стал впадать в педагогическую крайность и хвалить курсанта за дословное воспроизведение учебника. — Но с Илоной Рашковой вы не виделись уже шесть лет. Так? — спросил хозяин кабинета.

— Да. С семи лет я её не видел. Ей тогда было всего пять. — по лицу Бориса было видно, что кое-что он уже начинает понимать и это понимание не доставляло ему никакого удовлетворения.

— Вот материалы. — маршал подал папку. — садитесь и изучайте. Обратите внимание на список членов секты.

— Есть, маршал. — Борис присел на краешек стула и впился взглядом в убористые строчки пластиковых листов, зашелестевших в его быстрых пальцах. Через две минуты он поднял вопросительный взгляд на маршала. — Илона тоже у них? Я не знал.

— Неудивительно. Её родители и более дальние родственники практически не контролируют её. Она растёт в режиме «дитя природы». — Маршал задумчиво пролистал свою папку, не стремясь держать курсанта под своим внимательным, всё замечающим взглядом.

— Мне об этом говорили. — сказал Борис. — да я и сам немало видел и понимал. Но чтобы за шесть лет…

— Увы, то, с чем столкнулась наша Академия, произошло два года назад, ей тогда было девять. Вам известно, Борис Александрович, с какого возраста сектанты всей Солнечной Системы пытаются загнать в свои секты побольше народу?

— С пяти лет, маршал. — Борис уже просчитывал ситуацию. — Но я всё же не понимаю, почему я? Ведь я всего лишь младшекурсник, а тут — работа для выпускника — и то, как минимум.

— Секта глубоко законспирирована, она к тому же сравнительно новая. Мы, конечно, работаем, делаем даже больше того, что легально можем и уже отлоцировали всё, что только возможно, но нам теперь нужно постепенно вытягивать оттуда членов. И делать это умно и по возможности не так заметно. Сначала колеблющихся, потом середняков, а потом крепких.

— Иссушать? — проговорил Борис.

— Именно. Без энергетической и психологической подпитки руководящее звено вынуждено будет свернуть деятельность, а вы видели по материалам, что связи секты, а точнее — её отделения в нашем Регионе идут за пределы России и даже за пределы Евразии. За пределы России мы их точно не выпустим, вокруг них уже кольцо, но это только четверть дела, а нам нужно делать дело полностью.

— Видел в материалах, маршал. — подтвердил Борис.

— Так вот, мы уже привлекли немало сотрудников Евразийского центра АПБ для работы с членами секты. Но охватить удалось далеко не всех. Мы постоянно подключаем новых, но нам нужна близкая к ста процентам гарантия успеха. Мы в России не можем терпеть подобное издевательство — уровень активности и вредоносности секты вышел за пределы безопасной нормы.

— Над женщинами. — дополнил Иванов.

— И над женщинами в первую очередь, Борис Александрович. Я понимаю, вам не хочется спустя шесть лет что-либо существенное восстанавливать в ваших с Илоной отношениях, но я прошу не о восстановлении отношений, а о спасении Илоны. И физическом и психологическом. — он указал на две фотографии Илоны — трёхнедельной давности и трёхлетней давности. — Через вас мы сможем приблизиться к сердцевине секты, нам известно и в просмотренных вами материалах это отражено — она необыкновенно близка к руководительнице секты. Я так же знаю, что она фактически взяла на себя её охрану и оборону. Конечно, мы ведь с вами понимаем, что такие обязанности для девочки, да ещё не до конца сформированной — глупость несусветная, поскольку её энергетически высасывают и ничего существенного не дают, а все эти слова об обороне и охране — просто отговорки — для охраны и обороны нужен как минимум равный потенциал, а не вампиризм. Руководителем — мужчиной, а там, кстати — парная система руководства, уже занимаются другие сотрудники нашей службы по своим каналам. Вам, Борис, предстоит усмирить эту «Горгону» и спасти Илону от окончательного разрушения личности. — маршал подал другую папку. — Вот материалы по ней из Информцентра Медицинской безопасности.

— Разрешите? — Борис схватился за папку. — Читать при вас?

— Да. — маршал отвернулся к окну.

— Есть. — взгляд Бориса впилился в строчки и через минуту руки Иванова захлопнули створки обложки. — Да ведь они её умертвить могут, маршал!

— Именно. Ваше решение? — хозяин кабинета посмотрел на Бориса Иванова внимательно и строго.

— Я берусь за это дело, маршал. — подтвердил Борис.

— Хорошо. Вот вам литер в Центр восстановительного лечения Тямницы. Проведёте там максимум двадцать четыре дня. Это будет ваша база, кругом военные авиаторы, так что с секретностью и безопасностью там всё в порядке. В случае необходимости вы сможете эвакуировать Илону за периметр Центра, где никакие сектанты её достать уже не смогут. Тамошние наши подразделения и службы самого Центра предупреждены в режиме полной секретности о возможной многопрофильной пациентке. Мысль ясна?

— Ясна, маршал. Когда приступать? — Борис подобрался.

— Через два дня. Вот ваши билеты на скоростной поезд до Тямницы, рейс в восемь пятьдесят пять, к полудню будете на месте. Всего три часа дорога. В час дня будете в Центре восстановительного лечения и на следующий день нанесёте Илоне первый визит. Остальное — на ваше усмотрение. Наша служба в Тямнице уже предупреждена, помогут всем, чем смогут. Я знаю, вы помните, что служба наша там достаточно слабая, но мы прислали туда наш спецотряд «Кобра». Формально он занимается безопасностью грузовых перевозок, а фактически находится в оперативном резерве. План операции завтра к трём часам дня — у меня на столе. Вопросы?

— Никак нет. — Борис встал. — Разрешите идти?

— Идите.


Выйдя от начальника академии, Борис в Центре Связи быстро предупредил Совет своей школы о своём четырёхнедельном отсутствии и получил учебный отпуск. Забрав присланные со спецкурьером Академии оперативные и перспективные учебные материалы, Борис поехал домой.


— Значит, поедешь к Илоне? — спросил Александр Иванов, когда брат закрыл дверь своего кабинета и указал ему на кресло. — Больно?

— Очень, Саша. Мы три года переписывались, потом год шатания и два года я молчал. Только недавно получил одно письмо в ответ на свои два. Результат — вот эта папка. Мне очень не понравилось уже её первое после долгого перерыва письмо. Значит, моя Служба уже ведёт эту ситуацию два года. А я сижу тут как чувак и ни черта не знаю о том котле, в котором варится Илона. Непростительно и глупо.

— Не знаю, брат. Но, может быть, тебе не следует особо переживать по этому поводу? — сказал Александр.

— Саша. Ты же знаешь, что такое для меня Илона. — Борис сжал губы, превратившиеся в ниточку. Александр кивнул, понимая, что Илона была для Бориса первой любовью. Как брат, Александр видел Бориса и тогда, когда он принял решение разорвать с Илоной и её семьей все отношения: это был страшный по своей психологической напряжённости трёхмесячный период с двухнедельным пиковым периодом опаснейших шатаний. Борис об этом не говорил прямо, но Александр, увлёкшийся психологией, немало видел сам и учился понимать и знать ещё больше.

— Но я также знаю, что три года назад ты принял решение не поддерживать ни с Илоной, ни с её семьей никаких отношений. Два года молчания тебе дались очень нелегко и я до сих пор не очень понимаю, что тебя заставило восстановить переписку. Если, конечно, такое можно назвать восстановлением переписки. — проговорил Александр.

— Вероятно, два года назад я был ослом, глупцом и тупорылым бегемотом в одном лице. — вскипел Борис. — Я и раньше видел, что она — дитя природы, но не придавал этому особого значения, ведь наша социальная система безопасности и не такие задачки способна решать. Илона не была тогда похожа на высушенную воблу. Вот, сравни. — Борис подал две части из объёмистой папки брату, — в первой части — фотки Илоны три года назад, а во второй части — двухнедельной давности. Оперативная съёмка. У меня есть только пятилетней давности, трёхлетней не было. Да и современных тоже нет.

— Да, Борис. Ведь тогда ты её не фотографировал очень давно. «Цифровик» твой тогда был ещё не настолько отлажен. Ты ведь привык всё делать сам.

— Да, сам. Но мой «цифровик» в моей башке теперь ясно выставил сигнал опасности третьего уровня. И едва ли найдется личность, которая будет в состоянии меня переубедить. Ты только посмотри на последнюю фотографию и положи рядом «трёхлетку». Есть разница?

— М-да. А медицинская поддержка? — Александр ещё раз просмотрел фотографии и формуляры.

— Маршал сказал, что я смогу в случае необходимости укрыть её в Центре Восстановительного лечения Воздушных Сил Земли. Это же военная организация и периметр там — соответствующий. Да и внутри несколько десятков уровней доступа. Хоть и медицинский центр, но оснащённость у него — дай боже.

— А эвакуация сюда? — спросил Александр.

— Этого не знаю. Мне надо вырвать её из секты. Я думаю, что у меня будет нелегкий разговор с руководительницей. А там подключатся основные силы и одной сектой на территории России будет меньше.

— План операции?

— В кодированном виде — уже в голове, а оформлю я его сегодня же вечером. Маршал не любит ждать и в два часа план будет завтра у него на столе, хотя он приказывал в три. Старик не любит задержек.

— Понимаю. Мне с тобой?

— Нет, Саша. Пока я буду бултыхаться в этой темной жиже, ты будешь заменять меня здесь и в школе. Ясно? — брат дал понять брату, что понимает, на что его обрекает, требуя в усиленном режиме разрываться между тремя учебными заведениями, но одновременно дал понять и то, что уверен в возможностях брата все сделать наилучшим образом.

— Да. А как же твоя Академия? — Александр кивнул едва заметно, подтверждая готовность выполнить все, что потребуется, в лучшем виде.

— Я передал командование ротой своему заместителю на четыре недели. Формально для всех в Академии я — в отпуске для информационной догрузки. Фактически — на спецоперации.

— Ясно. — Александр встал. — Будешь думать?

— Буду. Я у этой сектантки сердце вырву. — зло сказал Борис.

— Я бы тоже так сделал. — Александр сравнил взглядом две фотографии — цветущей девочки и едва светившейся жизненным светом измождённой полумонахини-полуюродивой. — Я пошёл.

— Успехов. — Борис склонился над виртуальной клавиатурой и дверь в его кабинет «чавкнула» системой «информационной» изоляции.


Через день поезд повышенной комфортности принял Бориса, облачённого в гражданский костюм, в свой вагон с рядами кресел и три часа спустя Борис Иванов уже стоял на перроне небольшого четырёхплатформного вокзала Тямницы.

Подошедший пассбус открыл двери и Борис втащил тяжёлый рюкзак в салон, решив не садиться. Сорок минут он изучающим взглядом смотрел в широкое окно, уясняя происшедшие изменения и давая подсознанию возможность подготовиться к рывку.


Маршал одобрил план через полчаса после того, как ровно в четырнадцать ноль ноль Борис Иванов положил конверт с документацией перед адьютантом. Теперь Борис имел право не только выполнять план, но и в разумных пределах изменять любой его пункт, если того потребуют обстоятельства или интересы операции.


Монументальная ограда Центра восстановительного лечения Воздушных сил указала Борису, что его поездка на пассбусе подошла к концу. Предъявив охранникам литер, Иванов прошёл на территорию Центра и, следуя полученным устным указаниям, отправился искать нужный корпус. Через двадцать минут он уже знакомился с соседом по палате — молодым капитаном военно-воздушных сил России Сергеем Ковпаком. Для всех, не посвящённых в детали предстоящней операции, обитателей Центра он, Борис Иванов, был простым отдыхающим, прибывшим по путёвке для восстановления сил после работы в Информационных Завалах.

— Ну и с чего начнешь отдых? — спросил Сергей у Бориса, распаковывавшего укладки с личными вещами, — скажу тебе сразу, библиотека тут ужасная, стоящих книг там нет, приходится запрашивать извне, но я лучше сделаю это сам, а не через библиотечные терминалы, кино стоящего в здешнем медиахране тоже практически нет. В целом центр смахивает на эвакогоспиталь для ветеранов. Мне понятно, что такое тоже необходимо, но всё равно тяжеловато. Обещают, конечно, исправить. Но, ясно, что это будет не быстро.

— Пока не знаю. Надо представиться главврачу, получить лечение и назначения, а там посмотрю. Я видел тут приличный парк, значит можно будет погулять.

— Не только парк, речка тоже есть. И пляж. Пойдёшь?

— Нет. Я не хочу быть на солнце, кожа отвыкла.

— Угу. А мне с самого начала по приезде проштамповали книжку отдыхающего штампом запрета пляжа и купания. Так что теперь мы с тобой здесь коллеги.

— Возможно. — Борис закрыл клапаны рюкзака и положил в карман документы и рацию. — Я пойду пройдусь, уясню обстановку. Ты уже сколько здесь?

— Два дня. Изучай, хотя мало интересного. Форменный госпиталь.

— Посмотрю. — Борис вышел за дверь палаты и направился по лестнице вниз.

В парке было малолюдно и Иванов смог обдумать сложившуюся ситуацию в деталях. Но появляться у Илоны завтра же он раздумал, решив посвятить следующий день изучению города. Через десять минут он уже садился в пассбус, чтобы найти карту города — возле Центране было ни одного приличного супермаркета — только продуктовая лавчонка. Но даже в центре города не нашлось ни одного информационного киоска. Борис, привыкший за время учебы в Академии к постоянным проблемам, воспринял это явное неудобство спокойно.

Наконец карта была в его руках. Сверив расстояние от старого центра города до расположения Центра восстановления, он тихо порадовался — приличное расстояние почти полностью исключало возможные встречи. Борис чётко знал, что информация о его прибытии за пределы Центра восстановления не выйдет, а в городские системы информации он попал под оперативным псевдонимом Леонтия Говорковского, жителя города Ромны, ученика прибориста одного из Центров точной механики в Срединном Регионе России. Так что вычислить его обычным путём никто не мог.


— Купил карту? — спросил Сергей, уютно вытягиваясь на жестковатой тахте. Борис кивнул, сел на свою тахту и развернул пластик. — Как видишь, городочек так себе.

— Возможно. Но минимум удобств тут есть и этого уже мне хватит. Главное — есть простор для простых пешеходных прогулок и нет запутанных донельзя лабиринтов. — ответил Иванов.

— Какой план на завтра?

— Я был у главного врача, прошёл первичное обследование и завтра планирую начать принимать процедуры. — сказал Борис чистую правду. Он действительно всё это сделал, вернувшись из поездки за картой. — А послезавтра впервые надолго выберусь в город. Ты не удивляйся, я после завтрака и утренних процедур буду исчезать чуть ли не до позднего вечера. Кстати, до каких часов к нам в периметр пускают?

— До двадцати двух ноль ноль.

— Постараюсь. А если не успею?

— Обязан будешь успевать, иначе просидишь в дежурке на входе всю ночь. — усмехнулся Сергей. — Твой предшественник уже попал один раз в такую ситуацию. Я с ним говорил об этом за день до его отъезда, он классный мужик. Но в предпоследний день заезда он все таки неосторожно задержался в городе, подвёл здешний непунктуальный транспорт… Так что ночевал с пацанами из охраны в их офисе на входе.

— Подвёл транспорт? — искреннее удивился Борис. — Как это?

— Городок этот Тямница какого уровня?

— Пятого. Знаю, достаточно низкий уровень.

— А значит проблемы с транспортом есть у него всегда и достаточно значительные. — подытожил Сергей.

— Хорошо. Буду аккуратнее. На вокзале пассбус я ждал полчаса, хотя горожане сказали, что ходит раз в пятнадцать минут. Но я не подумал, что это постоянное явление. — проговорил Иванов.

— Во-во. — Сергей потянулся вторично и закрыл глаза. Двигай на обед, а я подремлю пока. Я уже поел.

— Хорошо.

В столовой было немноголюдно и, устроившись за четырёхместным столиком, Борис привычно смолотил обед за каких-то пятнадцать минут. Выйдя из столовой, он обошёл территорию Центра, побывал на пляже и у реки, прошёлся по парку и посетил несколько открытых для посетителей павильонов и корпусов. Некоторые корпуса были доступны только для военных летчиков и их двери «внешнего периметра» открывались только по их удостоверениям, но Бориса это не волновало. В его голове формировались варианты решения проблемы.

После обеда Борис Иванов решил прогуляться по территории Центра более основательно. Но затем раздумал и, вернувшись в номер, переоделся в ещё более незаметной расцветки костюм и направился к главному КПП. Оказавшись за пределами центра, Борис сел в тот же пассбус, что привез его сюда — маршруты были здесь чаще всего кольцевыми — и поехал знакомиться с городом. Борис не только поездил на немногочисленных маршрутах общественного транспорта — он посетил парк, видеотеатр, концертный зал, музей и картинную галлерею. Его глаза впитывали множество профильных и непрофильных данных, а мозг успевал отрабатывать ещё и дополнительные пути решения проблемы. Наконец без пятнадцати десять Борис вышел из пассбуса у главного КПП центра и прошёл на территорию. Ровно в десять он уже был в номере.


Утром Борис проснулся в прескверном расположении духа. Ночные размышления и их результаты, выброшенные подсознанием на мозговой экран не прибавляли ему оптимизма. Наступал тот момент, который он, простой школьник Борис Иванов, пытался до этого дня оттянуть всеми силами: момент выхода на прямое свидание с Илоной Рашковой. Чисто механически Борис умылся, оделся, прошёл в столовую, позавтракал, перекинулся малозначащими фразами с соседями по столу, вернулся в номер, чтобы взять купальные принадлежности, принял ванну и душ, выпил в процедурном кабинете жилого корпуса микстуру, прописанную лечащим врачом и снова вернулся в номер, чтобы переодеться и подготовиться к визиту.

Он прекрасно помнил координаты её дома и поэтому не беспокоился о том, что заблудится. Пассбус доставил его к нужной остановке, тихая улочка осталась позади, Борис свернул внутрь квартала и увидел знакомый номер здания: 84. Первый подъезд десятиэтажного дома встретил его тишиной и исписанными стенами. Илона жила на первом этаже, так что пользоваться лифтом не пришлось, равно как и подниматься высоко по лестнице.

Борис прекрасно помнил дорогу к дому Илоны, равно как и то, как выглядит её входная дверь. Но знак на двери Илоны был новым. Всмотревшись, Борис похолодел — это был знак той самой секты, о которой столько писалось в переданных начальником Академии материалах. Систем слежения в этом доме старинной постройки не было и Борис не беспокоился о том, что его уже вычислили. Тямница вообще была городом пятнадцатого класса по общей российской «Табели городов», так что здесь не было многого из того, к чему Борис уже успел привыкнуть. Он решительно нажал на ручку двери и вошёл. В полученных им ранее материалах уже содержалась информация о том, что от сектантов требуют в категорической форме не закрывать двери квартир и комнат на любые замки.

Илона вышла на стук двери в коридор и удивлённо воззрилась на Бориса:

— Ты? — она, вероятно, ожидала увидеть брата или сестру по секте — такая практика была тоже зафиксирована в изученных старшим Ивановым материалах.

— Я, Илона. — Борис прикрыл дверь и посмотрел на Илону изучающе — сканирующим взглядом.

— Какими судьбами, Боря? — Илона пыталась справиться с волнением, вызванным неожиданным появлением в её жилище человека, не принадлежащего к «семье».

— Я здесь на отдыхе в одном из Центров. Разреши пройти в комнату?

— Пожалуйста. — Илона посторонилась, пропуская Бориса. — Расскажешь?

— Что смогу. — Борис сел в кресло напротив рабочего стола Илоны. — Но сначала хочу послушать тебя.

— Обо мне нечего особо говорить, Борис. Я теперь намного больше занимаюсь духовным, нежели материальным. — Илона села в свое рабочее кресло. — Ты удивлен?

— Немного.

— Параллельно я работаю в Службе курьерской доставки. Там работы мало, но иногда приходится зашиваться. Сейчас я в отпуске. Я тебе уже писала о том, что закончила годичный вводный курс в своём университете духовного развития?

— Да. И я хотел бы узнать поподробнее.

— Трудно, Борис, рассказывать о таком непосвящённым людям.

— А ты попробуй, Илона. — Борис кратким взглядом кольнул глаза собеседницы.

— Попробую.

Дальнейший рассказ Илоны мало что добавил к уже изученным Борисом материалам, собранным спецслужбами. Он слушал её внимательно, изредка вставлял наводящие вопросы, поддерживал иллюзию заинтересованности в дальнейшем получении информации, но сам думал о другом.

— Извини, Борис, но я уже тебе неоднократно писала и теперь вынуждена сказать прямо — такое нельзя говорить неподготовленным людям. Да и ты где-то витал пока я говорила.

— Я не витал, а обдумывал твои слова и твои суждения. Можешь сказать поподробнее, я попробую понять?

— Нет, Борис. Только в другой форме, но то же самое.

— Хорошо. Тогда может быть прогуляемся? Погода хорошая, да и день обещает быть достаточно теплым.

— Прогуляемся до набережной. — Илона встала. — Подожди меня в коридоре.

— Хорошо. — Борис вышел из квартиры и остановился на лестничной площадке. Через несколько минут он уже следовал за Илоной, шагавшей к выходу из квартала.

— Куда гоним, Илона?

— Да так, никуда. Просто я помню, с какой скоростью ты любишь передвигаться и решила соответствовать.

— Но тогда для такой скорости были основания, а сейчас их нет.

— Учту. Продолжим? — Илона сбавила скорость и они вышли на улочку, прошли на площадь.

— Ага. Слушаю. — Борис обратился в слух, но оставил часть внимания для слежения за обстановкой. Илона снова начала говорить, но говорила она преимущественно не своими словами. Освоивший специальные аспекты религий мира Борис быстро понял, что она не имеет собственной точки зрения и только повторяет уже много раз написанное и переписанное.

— Илона, извини, но я всё же светский человек. — Борис попробовал прервать поток цитирования, хотя мало надеялся на успех.

— Я тебе уже писала и говорила, что теперь я — не светский человек. Если ты не хочешь меня слушать, то зачем ты вообще явился? — вспылила Илона.

— Я тебе уже объяснял в двух письмах зачем. — спокойно возразил Борис.

— Вероятно, я плохо поняла или ты плохо объяснил. — ответила Илона и вернулась к прерванной тираде. Борис понял, что свернуть её с накатанной другими сектантами дороги сразу же и в первый день не удастся и внешне смирился с необходимостью слушать теоретические выкладки, не имеющие никакой связи с реальностью. Илона это ощутила сразу и успокоилась.

Наконец они добрались до набережной.

— Знаешь, Магда тебя уже ощутила. — вдруг сказала Илона, когда они сели на лавку у ограды набережной.

— Кто такая Магда? Руководительница о которой ты писала?

— Молодец, помнишь. Именно она. Но я ощущаю, что она в некоторой растерянности. Она не знает, кем тебя считать.

— Я светский человек и я не собираюсь влезать в её дела. — твёрдо сказал Борис. — Поэтому мне всё равно кем именно она меня считает.

— Позволь с тобой не согласиться. Ты же прибыл из Московска, города третьего уровня по Табели?

— Ну и что?

— Уж не думаешь ли ты, что такое появление пройдёт незаметным для Хозяйки города?

— Какой такой хозяйки? У вас здесь всё, как у людей, все комплексы общественного управления присутствуют. И у меня нет никакой информации о какой-либо ещё хозяйке.

— Борис, ты дремуч, как тайга. Магда — духовная хозяйка города. И твое появление для неё пока что остается загадкой.

— Я пришёл и я ушёл, мне нет дела до ваших внутренних разборок и оценок, Илона. Я не член вашего сообщества и не обязан считать её какой-либо хозяйкой.

— Вот здесь ты ошибаешься. Поскольку я дала тебе доступ к себе, я дала тем самым тебе доступ и к ней, поскольку тесно с ней связана. А это уже достаточно для того, чтобы ты был ею замечен.

— Мне в третий раз повторить то, что я уже говорил? — спокойно спросил Борис. — Илона, я устал от повторов. Мне известно, что ваше сообщество почти единственное…

— Из не признанных здешними жителями. Из не признанных, Борис. А нам приходится за вас всех воевать с силами Зла.

— И кто же эти силы Зла воплощает? Ты вроде бы ничего конкретного о них в письмах не писала.

— Некий Глеб Горов. С приспешниками. — коротко ответила Илона.

— И что собственно такого негативного он делает с твоим городом? — Борис изобразил лёгкую заинтересованность.

— Он держит город под чёрным колпаком. Мы называем это Чёрной Тучей.

— Кто это — мы?

— Силы Света.

— А он, значит, олицетворение Сил Тьмы?

— Примерно так. А я вот оказалась посередине. Я должна защищать Магду и блокировать все негативные доступы. Магда слаба и она ослабела именно в борьбе с Глебом. Глеб прекрасно понимает, что блокировав или даже уничтожив Магду, он получит власть над моим городом.

— Власть над городом? Извини, Магда, но я уже второй день здесь и я видел здесь предостаточно церквей, соборов и всяческих молельных домов. В комплексе, объединившись, они вполне могут блокировать любое поползновение Сил Тьмы.

— Могут, но ничего для этого не делают. А мы делаем.

— И что же конкретно вы делаете? — снова изобразил Борис лёгкую заинтересованность.

— Привлекаем к себе молодёжь, даем им цель и смысл жизни. Не светской жизни, а духовной.

— И в чём этот смысл?

— В том, чтобы служить Творцу. Служить и духовно и телесно, полностью и без остатка.

— И ты служишь?

— Да. И я служу. Если бы ты только знал, через что я прошла за эти два года.

— Ты об этом не писала.

— Да, не писала. Магда меня вытащила дважды с того света, когда я не хотела жить. А мои родители и бабка ничего не сделали, равно как и упомянутые тобой общественные структуры. С тех пор я считаю своей семьей Магду и Зилана, а не своих мать и бабку.

— Ну, Илона. — протянул Борис.

— Предвидела твою негативную реакцию. Но — прими это как факт. Я уже готовлюсь стать лидером, пастором нашей церкви.

— Ты об этом писала. — подтвердил Иванов.

— Завтра приходи и я покажу тебе учебные материалы и дипломы. Тогда и продолжим наш разговор. — Илона поняла, что сегодня разговора не будет. Это быстро понял и Борис.

— Хорошо. — Борис встал. — До завтра. Когда к тебе придти?

— В десять утра сможешь?

— Нет, только после часа дня. У нас в Центре строгий режим и утром у нас лечебные процедуры.

— Хорошо. В час дня у меня.

— Ладно.


Обратный путь Борис проделал в раздумьях. То, что сказала ему Илона совпадало с полученной ранее информацией. Но подсознание, все это время напряжённо сканировавшее собеседницу, доставило Борису более точные данные, снабжённые ключом среднего доступа и показавшие более интересные и важные для успеха планируемой операции аспекты. Над ними Борис и задумался, решив провести остаток дня в центральном парке Тямницы.

Там он просидел на лавочке добрых три часа, потом прогулялся по аллеям, отшил какого-то подростка, пытавшегося вызвать его негативную реакцию, выпил полтора литра фруктового сока, посмотрел на мамаш с детьми, сидевших и гулявших вокруг старинного фонтана. С наступлением темноты он направился в универмаг, прошёлся по его этажам и выйдя, сразу сел в пассбус, следовавший мимо Центра.


Сергей Ковпак сразу понял, что Борис чем-то озабочен, но Борис молча выложил из сумки учебники по организации автомобильных перевозок и сказал, что параллельно учится в Университете транспорта и готовится к очередным экзаменам и зачётам. Сергей вполне удовлетворился этим объяснением и Борис, раскрыв толстенький информпрессрелиз сделал вид что углубился в чтение, а сам вернулся к прерванным размышлениям.

Так прошло два часа вечернего свободного времени и в полночь, искренне и открыто зевая, Борис закрыл транспортный информпрессрелиз и, покосившись на похрапывавшего соседа, выключил прикроватный ночник. Первый день операции подошел к концу.


На следующий день Борис, как и запланировал, повёл жизнь примерного отдыхающего, за которой никто из непосвящённых не смог бы найти никакого двойного дна. Он принял ряд лечебных процедур, поплавал в бассейне, сыграл пару сетов на корте с новыми приятелями, прогулялся по парку и с аппетитом пообедал в ресторане. По распорядку обед был только в два часа, но Борис уже в двенадцать промокнул губы салфеткой и встал из за ресторанного стола, намереваясь переодеться и направиться к Илоне.

Но идти далеко не пришлось: Илона ждала его за оградой Центра.

— Ты мне не говорил, что у тебя есть возможность отдыхать в военно — воздушном центре реабилитации.

— Полагаю, в этом нет ничего предосудительного. Были свободные места в таких центрах, я выбрал санаторное отделение именно этого.

— И ты от меня ничего не скрываешь?

— Илона, я не умею повторять много раз уже раз сказанное. — Борис постарался удержать эмоции под контролем. — В конечном итоге у меня короткий учебный отпуск и я собираюсь провести его с пользой, поскольку предшествующий общий для всех отпуск мне пришлось потратить на усиленную учёбу. В этом нет ничего особенного.

— Ты не мог бы мне помочь?

— В чем именно?

— С тех пор, как я тебя увидела, Магда не выходит со мной на связь. Она закрылась.

— Ну а я-то тут при чём?

— Полагаю, она закрылась потому, что до сих пор не может решить, достаточно ли ты безопасен для неё.

— Это ей предстоит решить самой. Я в её дела вмешиваться не буду.

— Но я также полагаю, что Глеб Горов уже приложил к этому свою волосатую руку. И без связи с Магдой я защитить её от него не смогу.

— Нет проблем. Смотайся к Магде лично и поговори с ней. Или просто увидься с ней и помолчи.

— Экий ты быстрый. А следом за мной припрётся Глеб. И тогда будут форменные громы и молнии.

— Илона, я приехал сюда не решать ваши внутриорганизационные и межорганизационные проблемы. Я приехал сюда отдыхать.

— И только?

— И к тебе, конечно.

— То-то. Но, может, ты попробуешь пробить её защиту?

— Пробивание психологической защиты дальней межличностной связи в насильственном режиме — это явное и общеизвестное преступление, Илона. И я уже тебе сказал, что не будучи в твоей организации кем-либо, я не могу вмешиваться в её деятельность.

— Ну, Борис, я тебя очень прошу!

— А если подойти к этой проблеме с другой стороны: отсечь от неё этого самого Глеба. Кстати, Илона, дай мне первичную информацию по нему.

— Изволь. — Илона кратко пересказала то, что самому Борису было уже известно из той части материалов папки, где прослеживались связи секты с внешним миром. — Вот так.

— Иными словами, ты хочешь, чтобы я…

— Доказал Магде то, что ты — друг, а не враг. Если ты попробуешь отсечь Глеба от неё сейчас, она сможет сделать выбор.

— Насильственный выбор, Илона, насильственный. В конечном итоге, он будет насильственным хотя бы уже потому, что сама Магда всячески уклоняется от открытого противостояния с этим субъектом. Я понимаю, что ты можешь мне возразить, что Магда слабая, что она ещё не готова, что она женщина и теде и тепе, что она мать малолетних и очень уязвимых детей и тому подобное. Но в первую очередь — она руководитель. А для руководителя слабость в защите внешних границ — способ подписать себе быстрый гарантированный смертный приговор. Извини, но одним Глебом я обойтись не смогу. Мне придётся посмотреть и на твою Магду. И на то, что стоит между ней и Глебом. Подозреваю, что даже тебе она многого не сказала.

— Ты хочешь сказать, что…

— Илона, твоя Магда и Глеб связаны чем-то большим, чем простое противостояние сил света и тьмы. Тут что-то другое. Я думаю, Магда уже от Глеба страдала в прошлом. Так?

— Так.

— И Глеб имеет некое весьма существенное влияние на Магду, на её внутренние управляющие системы. Так?

— Не знаю. Магда мне ничего такого не говорила, но я сама видела, что тут дело достаточно глубокое.

— Вот-вот. Так что щекотать Глеба моими «стволами» — это решить половину или четверть проблемы. А я привык решать проблемы целиком и полностью, Илона.

— Ты хочешь, как ты выразился, «пощекотать» Магду? — вспыхнула Илона.

— Именно.

— Твой треклятый закон равновесия?

— И не только он. И никакой он не треклятый, просто объективный. И я тебя, как человека наиболее близкого к Магде спрашиваю прямо и открыто — ты готова мне дать доступ к ней и право действовать по своему разумению?

— Глеба можешь обрабатывать как душе твоей будет угодно, а Магду не трогай. — отрезала Илона.

— Сожалею, но ничем не могу помочь. Я не собираюсь таскать для твоей Магды каштаны из огня. Если моя догадка относительно их связи верна, то это делу не поможет.

— Я связана с Магдой, Борис. Пойми, я в ней, а она во мне. И я не могу пропустить тебя к ней без уверенности, что ты не нанесёшь ей сколько-нибудь вреда.

— Понимаю, но иначе не могу.

— Тогда нам, Борис, больше не о чем говорить. — Илона повернулась и пошла через улицу к остановке пассбуса.


Борис не стал провожать её даже взглядом. Он вернулся в Центр и продолжил жизнь примерного отдыхающего. Равнодушно поглощая абсолютно не нужную ему информацию по организации транспортных сообщений, Иванов думал о том, как решить эту ситуацию теперь, когда Илона не поняла его. В его душе шевельнулось давно уснувшее чувство первой любви. Совместить его теперь с нынешней Илоной было слишком больно и тяжело, но Борис честно пытался это сделать до четырёх часов дня.


В пять часов он снова был у Илоны в квартире, где теперь находились её мать и сестра, а также бабушка, прибывшая из восстановительного медицинского центра. Отдавая дань протоколу, Борис внимательно наблюдал за Илоной.

Она не изменила к нему отношения даже несмотря на размолвку. Она, как и обещала, показала ему дипломы и рабочие тетради, которые Борис просмотрел своим фотографирующе — сканирующим взглядом — данные материалы могли потребоваться для оперативной работы. Он выслушал её полуторачасовую лекцию о воззрениях секты на войну света и тьмы и на место Бога и человека. Он снова убедился, что в этой лекции нет ничего от той Илоны, которую он знал всего три года назад.


— Если бы ты тогда два года назад не скрылся в туман, я бы была с тобой. — вдруг сказала Илона.

В первые несколько секунд Борис не нашёлся что ответить. Но затем он быстро овладел собой:

— Мы, помнится, на кухне с тобой уже о многом говорили, Илона. И мне не хотелось бы возвращаться к этому разговору теперь. Я тебе сказал уже и написал в обоих письмах, что давить на твой путь я не буду и мешать тебе делать твой выбор не буду. Я тебе также уже писал и говорил, что хочу быть и буду только твоим другом. И мне непонятен подтекст твоей фразы. Будь добра, поясни для особо непонятливых, что ты имеешь в виду.

— Я имею в виду, что главным в моей жизни два года назад мог стать ты, Борис. Я имею в виду, что я могла бы целиком и полностью принадлежать тебе. Я имею в виду, что просто в моей жизни ты был бы на первом месте. Но увы, ты скрылся в туман, ты прекратил переписку и ты не захотел её восстановить на протяжении двух с половиной лет. И главными в моей жизни стали Магда и её муж.

— Полагаю, Илона, ты понимаешь, что это твой выбор.

— Знаю. И благодарна тебе за то, что ты выполнил свое обещание в части недопустимости для тебя давления на мой путь. — сказала Илона. Её рука впервые легла на колено Бориса и тот наконец смог погладить её пальцы. — Я тебе полностью доверяю, Борис, помни это. Но доверяю меньше, чем могла бы доверять два года назад.

— Это твой выбор, Илона. Я мог бы за двадцать минут во всех деталях пояснить тебе свой выбор, но ведь ты всё равно не примешь пояснений. Поворот для тебя пройден.

— Пройден, Борис. Я уже сказала, что не вернусь в светскую жизнь. А ты, я убеждена, не захочешь сменить жизнь светскую на жизнь духовную.

— Согласись, что это достаточно сложно сделать быстро и резко, Илона.

— Согласна. Тебе пора?

— Угу. — Борис встал. — Спасибо что напомнила. Время пролетело просто адски незаметно. — на часах уже было восемь вечера. — Я поеду.

— Ага, в вашем центре такой график — закачаешься. В десять и не позднее — ворота на запор и — ночуй под кустиком, опоздавший.

— Именно. — Борис попрощался с Илониными родными и вышел в прихожую. — Когда мне можно быть?

— Давай встретимся через два дня, Борис. Не раньше.

— Хорошо, Илона. Как скажешь. Время? Или опять прибудешь к ограде Центра?

— Как хочешь, Борис. Как сложится, так и будет.

— Посмотрим. Я смогу быть. — Борис быстро вспомнил расчасовку процедур. — не раньше двенадцати свободен.

— Понимаю. Процедуры, прогулки и еда.

— Именно. Пока.

— Пока.


Вернувшись в номер, Борис застал там мирно храпящего Сергея, быстро принял душ и лег на свою тахту. Подсознание приступило к отработке информации, полученной по множеству каналов за этот день. Впереди было два свободных дня для обдумывания и принятия решений по дальнейшему ведению работы. Борис прочёл двадцать страниц транспортного информпрессрелиза, выключил ночник и приказал себе забыться.


Утром он снова надел на себя маску архипримерного отдыхающего. Но теперь его мысли были прочно заняты процедурой совмещения. Пытаясь найти более быстрое и надежное решение возникшей проблемы, Борис после завтрака предпринял пятичасовую экскурсию по храмам и молельным домам множества конфессий. Он разговаривал с прихожанами, со множеством священнослужителей и их помощников, интересовался мельчайшими подробностями их жизни и быта. В его душе светились слова Илоны: я не вернусь в светскую жизнь. Это означало, что он, Борис Иванов, должен будет подготовить для Илоны запасной аэродром в виде общины, которая сможет безопасно принять её и обеспечить новоприбывшую всем необходимым.

На исходе пятого часа Борис нашёл на набережной незаметный указатель, который привел его к круто поднимающейся вверх лестнице. На монументальных закрытых воротах стояло «Община сестёр Церкви Святой Татьяны». Борис постучал подвешенным на кронштейне молоточком в блюдце. На звук выглянула миловидная пожилая монахиня и Иванов скромно попросил провести его к настоятельнице. Ворота приоткрылись, пожилая монахиня заперла их за Борисом и жестом пригласила пройти следом за ней.

В келье настоятельницы было чисто и светло. Насколько Борис смог судить из очень краткого попутного исследования, эта община была совершенно легальной и давно существующей. Он долго говорил с настоятельницей о самых разных вещах, ничем не выдавая истинной цели своего появления.

— И всё же, молодой человек, вы пришли сюда не за этим. — наконец молвила настоятельница.

— Да, матушка. Есть человек, который нуждается в спасении. — ответствовал давно ждавший такого поворота Борис.

— Девушка? — полувопросительно — полууточнительно сказала настоятельница.

— Да, матушка. Ваша община — лучшее, что мне порекомендовали многие уважаемые люди. — Борис назвал несколько имен и званий. Настоятельница кивнула в знак того, что они ей известны. — Эту девушку следует спасти.

— Сектанты?

— Именно. — проницательность настоятельницы начинала нравиться Борису. — Ваша община — закрытая, но она — то, что сможет ей помочь, насколько я могу судить после весьма поверхностного и непрофессионального знакомства с вашей жизнью и бытом.

— Понимаю. Вы приехали сюда не на один день и не хотите сразу приводить её сюда?

— Именно, матушка. Сами понимаете, вырвать её оттуда — слишком сложная и не быстрая задача. Ваша помощь будет просто неоценима тогда, когда она окажется за пределами сферы влияния её нынешних доброжелателей.

— Ирфисты? — уточнила настоятельница.

— Да, матушка. — Борис уже не удивлялся всё более и более точным вопросам хозяйки общины.

— Но там слишком много девушек…. Хотя их община — совсем не чисто женская.

— Позвольте мне самому вырвать её оттуда. — Борис сделал ударение на слове «самому» и настоятельница поняла подтекст.

— Что ж. Мешать не буду. Но как только она окажется вне сферы — привезите её к нам. Попробуем помочь.

— Спасибо, матушка. Разрешите подумать?

— Думайте. Я вижу, что вы сможете её вырвать оттуда лучше общественных структур. Вы её любите?

— Да.

— Не надо говорить мне, что я на редкость проницательна. В нашей достаточно закрытой среде это — весьма рядовое умение.

— Не сомневаюсь. Я пойду, матушка.

— Конечно. Степанида. — позвала настоятельница и на пороге встала та самая монахиня, которая и привела его сюда. — Проводи гостя и в следующий раз пропускай спокойно. Ему нужна наша помощь.

— Поняла, матушка.

Оказавшись за воротами, Борис быстро спустился по крутой лестнице вниз и, бросив взгляд наверх, подивился тому, что община смогла обустроить совсем небольшую площадь у крутого обрыва с максимальным эффектом. Побывав ещё в нескольких женских общинах, Иванов заручился поддержкой и помощью и теперь смог бы говорить о том, что он готов к встрече с Илоной и Магдой, а также с её мужем.

Пообедав в одной из кафешек на узкой улочке, уходившей к реке, Борис отправился в здешний городской Центр Информации и просмотрел материалы по социологическим исследованиям, проводившимся в городе за последние двадцать лет.

Он сделал это специально — в Академии его быстро и точно научили, что при проведении подобных операций офицер безопасности не имеет права совершать действия, способные пролить свет на истинные его намерения и цели. Поэтому Борис старательно читал абсолютно не нужные ему социологические выкладки, ни тема, ни содержание которых никоим образом не могли рассказать постороннему о том, о чем думает и чего хочет на самом деле этот юноша.

После обеда Борис зашел в книжный центр, выбрал там ещё четыре карты города посвежее, чем взятые ранее, взял путеводитель и вышел с твёрдым решением побывать ещё в пяти выставочных залах и на трёх представлениях самодеятельных артистов. В девять вечера он сел в знакомый пассбус и без четверти десять уже приветствовал своего соседа по номеру.

— Как учёба, Боря?

— Нормально. Два информпрессрелиза я уже проштудировал, осталось ещё три. Совершенно точно мне их хватит до конца срока пребывания в Центре.

— А вопросы?

— Вопросы нам не дают, только литературу. А вопросы могут быть любые. Так мне объяснили.

— Круто в вашем департаменте…

— Нет, почему же, как везде.

— Ладно. Будем спать?

— Будем. — Борис отложил взятый было информпрессрелиз и погасил ночник. — Спокойной тебе ночи, Сергей.

— Спокойной тебе ночи, Боря.


Во сне Борису снились варианты проведения дальнейшей операции. Он действовал в одиночку, и при поддержке «Кобры», и вместе с АПБ России и её подразделениями в Тямнице. Но внешне никто не мог бы точно сказать, что Борис видит именно эти картины в своих снах — абсолютная неподвижность и абсолютно спокойное лицо, абсолютно спокойное дыхание и ни одного лишнего движения. Так его научили спать всего за несколько месяцев учёбы на первом курсе Академии.


Утром следующего дня Борис решил отправиться на поиски «Кобры». Приходилось решать нелёгкую задачу — и не расшифроваться, и согласоваться со спецподразделением АПБ для выхода на практическую реализацию давно утвержденного плана. Но искать долго не пришлось — на утренней пробежке, которую Борис по привычке делал за пределами центра, рядом остановилась полицейская машина среднего класса и полисмен, сидевший за рулем, пригласил юношу сесть в машину.

— Сержант Геннадиев, группа «Кобра». - отрекомендовался офицер, едва Борис захлопнул дверцу.

— Борис Иванов, второкурсник Малой АПБ. Практически пока что первокурсник.

— Маршал Баграмов передал нам информацию. Вы уже были в ряде религиозных организаций и заручились поддержкой нескольких руководителей. Мы поддерживаем ваше решение. Но у нас есть предположение, что завтра вам придется столкнуться с руководством секты на прямом контакте.

— Я готов к этому.

— Мы тоже. Баграмов считает, что руководство секты нужно брать. Уголовный Суд Региона уже выдал ордера на их арест.

— Не задержание?

— Нет, именно арест. Доказательств их вредоносной деятельности у нас достаточно. Завтра у них большое молельное собрание, они снова взяли в аренду кинозал одного из культурных центров.

— Знаю, что у них нет постоянного.

— Во-во. Тех, кого мы уже успели вытащить, на этом молельном собрании не будет. А вы там будете. Вас приведёт туда Илона.

— Гм.

— Магда уже распорядилась, чтобы так оно и было. Мы ведь плотно контролируем эту парочку.

— Ясно. Но отсутствие многих насторожит руководство.

— Ничего. Шестью десятками минус или плюс — для них роли уже не играет. Это собрание будет последним.

— Кольцо.

— Именно, Борис. Только кольцо. И в центре этого кольца — вы. Боюсь, что поняв, кто вы такой, Магда рискнёт уничтожить Илону.

— Я её им не отдам.

— Не физически, психологически. О вампиризме слышали?

— Да.

— А скоростная откачка нервной энергии вам знакома?

— Да.

— Боюсь, что здесь будет комплексное вредоносное воздействие. И одной скоростной откачкой эти мстители не ограничатся.

— Мстители? Кому и за что? — заинтересовался Борис.

— Они не глупы и видят, что вокруг них сжимается кольцо, преодолеть которое им не под силу. Если вы вытащите Илону — рухнет связующее звено между ними и паствой. И Илону они будут держать до последнего. И будут мстить прежде всего ей, поскольку через неё вы вышли на них.

— Я им её не отдам. — повторил Борис.

— Знаю. Поэтому четыре варианта проведения операции уже готовы. Мы готовы ко всему — от самого мягкого до самого жёсткого варианта. Но нам хотелось бы обойтись максимум средним по жесткости.

— И мне тоже.

— Так что завтра в десять утра вы должны быть на Литвиновской двенадцать. На Театральной три вы встретитесь словно случайно с Илоной. Это будет примерно в половине двенадцатого. В полдень вы будете на Жилянской сорок восемь — это тот самый культурный центр. В двенадцать пятнадцать — ваша встреча с Магдой и её супругом. Разговор с ними будет тяжёлым и длительным, но вы, Борис, должны выдержать. В три часа — общее молельное собрание, которое продлится как минимум до шести. В шесть ноль пять — час Че — мы берём всех, кого только найдём в этом зале. Извините, Борис, но вам также придётся, возможно, намять бока. Предполагаем тяжёлый и затяжной штурм и мощное психологическое противодействие. Так что «Кобра» будет в полном боевом облачении. Ясно?

— Да. А что там на Литвиновской двенадцать? Я видел там только склад бытовой техники.

— Во-во. Это отправная точка вашей прогулки. Гулять будете по торговым центрам и площадкам, ничего не брать, просто смотреть. Можете взять пару — тройку безделушек для кармана. Но идти вы будете в ходе прогулки всё равно в направлении улицы Театральной, дом три. Это просто здание юридического центра, ничего особенного. Полчаса пешком оттуда — и вы в культурном центре. Все это время вас будут контролировать и охранять наши люди. Дальше всё может пойти шиворот-навыворот, но мы готовы и к такому варианту. Центр будет изначально блокирован по схеме «Сфера». Знакомо?

— Да. Значит дальше — шесть часов…

— Именно. Шесть часов высшего напряжения для вас, Борис. И для нас. Расшифроваться там вы не можете ни под каким видом и ни при каких обстоятельствах. Расшифровка в любой форме возможна только после штурма и его завершения. Ясно?

— Да.

— Это все. Дальнейшее — на ваше усмотрение. Сегодня отдыхайте и обдумывайте всё, что только можно. Готовьтесь. До встречи.

— Хорошо. До встречи. — Борис покинул машину и продолжил пробежку.


Целый день Борис продолжал вести образ жизни архипримерного отдыхающего. Он даже сделал несколько малозначительных и совершенно безобидных глупостей, чтобы его линия поведения не выглядела слишком рафинированной. Но внутри он медленно собирался в туго взведенную пружину, почувствовать мощь и силу которой не могли те, кто не относился к числу сотрудников АПБ. Вечером Борис лег непривычно рано — в восемь и уже в шесть часов мелодичный сигнал наручных часов пробудил его и заставил встать с постели. Умывшись и переодевшись, Борис посмотрел на себя в зеркало и понял, что он готов к битве как никогда. Теперь предстояло натянуть на себя двойной психологический кокон и ничем не нарушить личину добропорядочного отдыхающего юнца.

После завтрака, съеденного в круглосуточно работавшем ресторане Центра, Борис критическим взглядом окинул себя в зеркальном отражении и направился к КПП. В восемь утра он уже входил на территорию музейной усадьбы одного известного врача — терапевта, прогулялся по обоим этажам главного здания, по парку и саду, постоял у восьмисотлетней сосны, высаженной по преданию руками хозяина усадьбы и проголосовав, остановил пассбус, шедший на окружную дорогу. В половине десятого он уже был на пути к Литвиновской двенадцать. Торговые ряды поглотили его внимание целиком и полностью. Наконец у одного из прилавков с пищевыми добавками он увидел Илону. Она также увидела его.

— Плохо в центре кормят, если ты пришёл сюда. — сказала Илона.

— Возможно. Я просто пришёл посмотреть, какой тут ассортимент. — Борис понял, что всё пошло не так, как надо с самого начала — ведь встретиться с Илоной он должен был не здесь, а совершенно в другом месте.

— Что либо брать будешь?

— Ага. Вот эти пять тубусиков и эти два пакетика.

— Неплохо. Разбираешься.

— Стараюсь, Илона.

— Тогда пройдём по рядам ещё раз вместе.

— Пройдём.

— Кстати, Магда хочет тебя видеть.

— Зачем?

— Просто пообщаться. Её муж также изьявил желание побеседовать с тобой.

— Что — то слишком быстро. — недовольно протянул Борис.

— Что поделаешь, Боря, ты — слишком заметная личность для нашей бедной впечатлениями атмосферы Тямницы.

— Не знаю, не знаю. И о чём они хотят со мной поговорить?

— О многом, Боря, о многом.

— Ладно, когда?

— В двенадцать пятнадцать. До этого времени мы свободны.

— Хорошо. — внешне безучастно согласился Борис, удивившись, насколько российская АПБ всё чётко просчитала. — Прогуляемся по рядам?

— Прогуляемся. Я ещё не всё нужное взяла.

— Идем.

План был нарушен в очередной раз — прямо из рядов Илона потащила Бориса на пассбус, уходивший к самой окраине, потом они долго плутали среди полузаброшенных домов частного сектора и наконец вышли к зданию культурного центра. Народу здесь было намного больше, чем Борису удалось встретить на пути от конечной пассбуса до здания центра. Илона решительно потащила Бориса за собой, но он успел взглянуть на часы — было ровно двенадцать десять.

В небольшой комнате сидели мужчина и женщина. Когда вошёл Борис, женщина знаком приказала Илоне уйти, та поклонилась и исчезла. Мужчина знаком приказал Борису садиться на одиноко стоявший посреди комнаты стул.

Дальнейший разговор не принёс никаких ожидавшихся руководителями секты результатов — Борис старательно играл роль простого юноши, который ни слыхом ни духом не знал ни о каких сектах или иных полулегальных и нелегальных молельных собраниях. И никакие усилия обоих руководителей секты не могли заставить его отступить от данного сценария хотя бы на половину микрона.

В бесплодных препирательствах прошли три часа. Вошедшая послушница сказала, что «верные» уже собрались в зале и ждут.

— Илона с ними? — спросил мужчина.

— Да. — ответила послушница.

— Хорошо. — сказала Магда. — Вы пойдёте с нами, Борис. Вам это будет полезно увидеть.

— Хорошо. — согласился Иванов.

В зале во время моления не происходило ничего из того, что не было бы известно Борису заранее из спецкурсов программы подготовки Академии. Но он продолжал старательно играть роль неумного экскурсанта. Он знал и чувствовал, что малейшее отступление от этой роли приведет к молниеносной расшифровке и теперь понял, что имел в виду сержант, когда говорил о невероятной трудности выстоять эти шесть часов.

Наконец, когда психологическое напряжение паствы и руководства секты было готово прорваться страшным воплем, означающим конец моления, в погружённом на протяжении всего действа в полумрак зале вспыхнул яркий свет и вдоль стен внезапно выстроились десантники в изолирующих комбинезонах. Парализованные их внезапным появлением прихожане в немом испуге смотрели, как пятеро офицеров приближаются к возвышению, на котором стояли Магда, её муж и Илона.

В ту секунду, когда ближайший офицер протянул руку, чтобы схватить Магду, так словно что-то поняла и развернувшись, ударила Илону ребром ладони по шее. От удара девушка свалилась на пол. Магда попыталась было увернуться от приблизившихся к ней мужчин-офицеров, но появившиеся пять женщин-офицеров АПБ быстро и надёжно остудили её пыл, предоставив пятёрке офицеров разбираться с мужем главной сектантки. Остальные десантники занялись арестом присутствующих.

К лежавшей навзничь Илоне уже спешили медики, но едва Борис сделал полшага по направлению к распростёртой на полу девушке, мужа Магды словно прорвало — он забился в объятиях десантников, пытаясь вырваться и добраться до Бориса. Он рычал одну и ту же фразу: «И ты, щенок, с ними, а не с нами!».

Борис не обращал на него внимания, помогая медикам собирать иммобилизационные носилки — сектантка едва не перешибла гортань своей ближайшей сподвижнице и один из врачей даже заподозрил перелом шейных позвонков. К удивлению Бориса машина «Скорой» направилась не к одному из медицинских центров, а попетляв по улочкам, остановилась у ворот, за забором которого угадывались очертания хорошо знакомых Борису церкви и сестринского дома.

— Сюда? — только и смог спросить Борис.

— Да. Сёстры позаботятся о ней лучше всего. Среди них немало медиков и аппаратура тут соответствующая имеется.

— А родители?

— С ними поработают наши службы социальной защиты. Илона скоро очнётся и мы сделаем все, чтобы никакого переходного периода она не почувствовала. Вы же знаете, она не хочет возвращаться в светскую жизнь. Но теперь она — в безопасности и — не в миру. — ответил пожилой врач — полковник Сил Безопасности России.

Тем временем ворота открылись и две пожилых монахини быстро внесли носилки внутрь сестринского дома. За ними последовали пятеро женщин — офицеров АПБ. Мужчины остались стоять у машины. Через час сотрудницы вернулись, коротко доложили полковнику результаты и тот знаком подозвал к себе Бориса.

— Всё, Борис Александрович. Ваша миссия здесь закончена. Илона очнётся ещё не скоро — слишком сильный удар нанесла ей Магда и слишком много негативного ей пришлось перенести в этой секте. Теперь ей нужен покой и отдых. Сейчас придёт патрульная машина, я провожу вас в Центр и на вокзал.

— Хорошо. — Борис уловил шелест подъезжавшего к запертым воротам лимузина, оглянулся на сестринский дом, на церквушку и медленно пошёл к выходу. Полковник последовал за ним. Через пятнадцать минут быстрая машина доставила Бориса к воротам Центра, он собрал свои вещи попрощался с Сергеем, и сдал литер в дежурную часть.


Когда машина остановилась у перрона, полковник обернулся и сказал:

— Я не хотел этого говорить там, Борис Александрович. Но дело такое: Илона считает вас основным виновником гибели секты и никогда в своей жизни вам этого не простит. Поэтому лучше вам никогда больше с ней не встречаться. Сестринское братство не выпустит её за ограду, а вы не должны никоим образом беспокоить сестёр в своей будущей жизни. Понятно? Только при этом условии сестры обязались мягко перевести Илону в свою среду. Она действительно теперь не сможет вернуться в светскую жизнь. Никогда. Речьидет о схиме, Борис Александрович. И Илона к этому подготовлена всей своей сектантской деятельностью. На норматив простой монахини, с которой вы могли бы изредка видеться, она уже выйти никогда не сможет. В том, что так и будет, не сомневается не только Академия, но и Служба Психологической Безопасности Региона. С этим согласны и члены Совета церквей Тямницы.

Борис выслушал слова полковника АПБ молча и спокойно. Затем он встал, вытянул рюкзак из машины и кивнув полковнику и водителю, направился к вагону поезда, указанного в билете, переданном ему в дежурной части Центра. Оказавшись в кресле, Борис щёлкнул ремнями и щелчок запирающего механизма пряжки отсёк от него любую возможность вернуться в этот город и в это время, в котором была Илона: досектантская, сектантская или послесектантская. Он и сам не заметил, как в его сущности не осталось ничего от Илоны — никаких воспоминаний, никаких мыслей, никаких дум, никаких желаний.


Вернувшись в Московск, Борис отметил в дежурной части своей школы своё возвращение и приступил к занятиям. О том, что он выполнял специальное задание, не узнал никто: Борис был по прежнему открыт для одноклассников и одноклассниц, для коллег по потоку и по школе, но за пределами круга знакомых он не давал возможности приблизиться к себе никому из девушек или женщин. В его душе и сердце поселилась пустота, которую он, Борис Иванов, пытался ежечасно и ежедневно заполнять изматывающей работой. Илона оказалась полностью вычеркнутой из его жизни, равно как и её родственники. Тямница перестала для него играть прежнюю притягательно-волнующую роль, стала рядовой точкой на карте Еврорегиона, висевшей в кабинете Бориса в его трёхкомнатном «квадрате».

Ивановы. Выезд в Нижний Новгород

— Всё, люди. Поезд прибудет вовремя, нам надо прибрать в купе и готовиться к выходу. Станислав Викторович не будет ждать нашу ораву больше получаса, его фирма сейчас переживает напряжённый период выпуска новой серии гравимобилей и извольте быть за пятнадцать минут упакованными и в полной боевой готовности. Для дам — дополнительные пять минут, за которые мы, мужчины, выгрузим на перрон все укладки и контейнеры. Ясненько, сыны мои?

— Ясно, пап. — братья заторопились в свои купе.

Экспресс «Криница — Нижний Новгород» слегка качнулся, замедляя ход и плавно затормозил. На перрон тотчас же высыпала разновозрастная толпа прибывших в купеческую столицу России. Подошли автоматические багажные тележки, люди быстро погрузили на их платформы свой багаж и толпа превратилась в чёткие группки, направлявшиеся к многочисленным пологим пандусам входа в вокзал. Семья Ивановых вышла в числе последних, братья погрузили многочисленные укладки на тележки и, пропустив вперед технику и женщин, пошли следом, оживленно обсуждая последние нижегородские новости.

— Красота, ребята, скоро не только ездить, но и летать будем как птицы… — Сергей — семейный знаток транспорта не смог сдержать довольного возгласа…

— Ага. Прямо сейчас и полетаем. — сказал Александр, указывая на колонну, состоявшую из представительского, пассажирского и грузового гравилётов, выстроившуюся у кромки пасспандуса. — наш дядя уже постарался поразить всех в самые сердца…

— Красотища… Даже представительский есть. — отметил Петр.

— Ну уж нет. Это — для дам, а мы полетим на простом. — негромко, но твёрдо отрезал Борис. Братья кивнули в знак согласия, нисколько не возмутившись суровостью старшего брата.

— Здравствуйте, Станислав Викторович… — поздоровался Александр со своим дядей — главным конструктором автоконцерна «Волга». — Конфетки, а не машины.

— Давайте за управление, Александр. Посмотрим, чему вы там в малой Космоакадемии научились за месяц практических занятий… — только что появившиеся российские гравитационные автомобили или гравилёты, как их уже привычно называли земляне, были сразу же приданы службам и частям Специального кольца планеты в первую очередь и курсанты малой Астроакадемии России за три месяца изучили в деталях материальную часть и правила пилотирования в штатных и нештатных ситуациях, после чего прошли месячный курс практических занятий на Говоровском полигоне Воздушных Сил России.

— Доверяете?

— Знаю, что не подведете.

— Спасибо. — рука Александра нащупала рычаг управления. Братья запихнули в багажники свои укладки и расселись на заднем сиденье. — Мне стартовать первым?

— Да. Мы пойдём во главе колонны. Взлёт. — сказал Станислав Викторович, пристёгиваясь к стоявшему рядом с креслом Александра ложементу. — Смелее.

— Есть. — юноша плавно потянул рычаг на себя и машина с лёгким приятным едва слышным посвистом поднялась над поверхностью земли. — Разрешите исполнительный? — задал он привычный вопрос, как будто на месте дяди сидел инструктор-лётчик.

— Разрешаю, командир. Вперёд. — ответил Станислав Викторович.

— Есть. — сдержанно ответил Александр и машина начала подниматься вверх.

Незабываемое чувство свободного полета на огромной высоте, скольжение, сопровождаемое только лёгким спокойным шелестом двигателей и еле слышным гудением приборного комплекса… Сквозь пластик кабины и в сферических экранах Александр видел два других гравилёта, следовавшие за его машиной.

— Хорошо. Вам можно доверять такую машину, Александр, поздравляю. — сказал Станислав Викторович, приглядевшись к уверенным и скупым движениям племянника.

— Спасибо. — юноша немного просиял, но потом скрыл радость за серьёзностью — машина подходила к новому магистральному эшелону.

— А теперь, — Станислав Викторович не глядя в карту указал рукой направление. — в нашу автозаводскую гостиницу «Газель». На крышу, естественно. Оттуда колонна уйдёт в гараж. Вам уже приготовлены три наземные машины повышенной проходимости.

— Турбаза? — заинтересованно проговорил Александр.

— Возможно. Вот и «Газель», снижайтесь.

— Есть.

Посадив машину, Александр не торопился покидать пилотский ложемент. Эта новейшая машина ему определённо нравилась, она, казалось, унаследовала лучшие качества уже опробованных средним Ивановым первых серийных боевых и гражданских гравилётов. Впрочем, так оно и было — все данные о неполадках каждой машины сразу же поступали в Центр Конструкторских работ автоконцерна и новые машины шли с конвейера уже с необходимыми изменениями. Станислав Викторович не торопил с выходом, наблюдая, как семья Ивановых споро грузит на тележки багаж и направляется к капониру входа в этажи гостиницы.

— Вижу, что понравилось. Приезжайте к нам в любое время на испытательные полёты. Думаю, сработаемся. — В обычных условиях взрослые люди, даже родственники употребляли в обращениях в основном «вы» вместо «ты», хотя для близких родственников давняя традиция делала послабления.

— Спасибо, Станислав Викторович.

— Идите. Мне ещё колонну направлять в гараж. Позже буду.

— Вы один — такую ораву машин?

— Они все сверхавтоматизированы. Пойдут за головной.

— Вот это да!

— Ай, ай, ай, командир. Привыкайте к земной высокой технологии, в космосе она ещё выше.

— Привыкну, обязательно. Спасибо. — Александр вышел из салона на поверхность крыши. С лёгким шелестом гравилёт поднялся и завис за ограждением площадки. За ним почти одновременно поднялись остальные машины. Через несколько секунд колонна пропала из виду.


Отдых в Нижнем состоялся на славу: семья Ивановых получила под Нижним Новгородом участок земли и основала там вторую резиденцию в дополнение к становящемуся маленьким особняку в старом городском центре шестнадцатимиллионного мегаполиса.

Братья с увлечением работали вместе с профессиональными строителями, жарко обсуждали с проектировщиками и дизайнерами текущие проектные дополнения, предлагали и отстаивали идеи и задумки, знакомились со своими ровесниками из числа соседей. Девчата плотно занялись налаживанием отношений с жителями окрестных селений, а родители получили наконец возможность отдохнуть от молодёжного шума и гама в старом особняке, приезжая на строительство только на выходные.

По вечерам часть братьев и сестёр Александра и часто — он сам возвращались в старый особняк, а наутро на отцовском «Соболе» они прибывали на строительную площадку. Особняк рос не по дням, а по часам.

— Ну-с, господин министр Службы Безопасности. — шутливо обратился к старшему брату Александр. — как вам ваш новый кабинет?

— Не хуже, чем у моего начальника курса. — довольно парировал Борис, — только ты пореже величай меня министром. Я ещё не достиг столь высокого общественного положения.

— Постараюсь. Не накручивай, обязательно достигнешь, Боря. Не пускай только в новый кабинет Ирину с Валентиной, а то скоро в джунглях или в тайге будешь версии отрабатывать… Они из твоего кабинета большущий климатрон сделают… Пикнуть не успеешь…

— Хорошо.

Михаил Лосев

— Михаил, ты когда нибудь оторвёшься от экранов? — недовольный голос матери прозвучал в динамике межкомнатной связи. Юноша поднял глаза и включил телевидение. Он хотел, чтобы мама сама увидела результаты и ход его работы.

— Мам, мне нужно закончить статью. Иначе я просто не могу… — он указал на разложенные на рабочем столе многочисленные диски и кристаллы, а также принтерные пластиковые распечатки. — Ты же видишь, работа в самом разгаре…

— Ты уже говорил это неделю назад… И до сих пор — одна и та же огромная восьмиполосная статья… Все совершенствуешь и совершенствуешь. Сколько можно…

— Мам, ты же знаешь, что это — не школьная газета и не газета небоскрёба, а газета регионального значения — «Новости Московска». Требования там намного жёстче. И если я буду ошибаться, то выше небоскрёбной и школьной мне — не подняться. А я твёрдо решил подняться выше. Хоть я и во втором классе и только перешел в третий, но работать мне надо уже сейчас на взрослом, а не на детском уровне.

— Одобряю, но — время обеда, скоро придёт отец, сестры и братья. Ты же не можешь каждый субботний день играть отшельника по полной программе… В конце концов есть семья, есть мы… А газета и так газета. C тобой она, без сомнения, будет краше и полнее, и всё же…

— Не буду, мам. Только…

— Ну уж нет… Ежесуботне ты говоришь это «только», после чего исчезаешь и до самого позднего вечера пребываешь бог знает где. Пора кончать эту практику…

— Не могу, мам. Ты же понимаешь — информационная насыщенность должна стать моей родной стихией.

— Да?! — мать удивленно посмотрела на сына. — Вижу, что ты в десантников в младенчестве не наигрался, а теперь хочешь десантными методами в информационном океане побултыхаться?

— Нет, мам, научными. — уточнил Михаил. — Не волнуйся. Мне надо в Российский центр планетной информации к четырём вечера попасть. Я едва успеваю на пятнадцатичасовой монорельс. Надо набрать побольше профильной информации на десяток монографических статей, а это — дело не быстрое. Думаю быть к одиннадцати вечера дома. Не беспокойся.

— Ладно. — голос матери заметно потеплел. — Десантничек. Иди сейчас на кухню и обедай, чтобы сэкономить время. А с братьями и сёстрами и отцом будешь потом за общим обедом только разговаривать. Лады?

— Лады, мам. Момент! — юноша завершил строчку, вложил пластиковый лист в папку и скатился по лестнице вниз, в просторную столовую, где уже был накрыт стол. Тёплые струи сушилки обволокли его руки и Михаил уселся на свое место, перед пыхавшим паром борщом в глубокой тарелке. — Борщ — заглядение и, конечно, объедение!

Лосевы. Дачный центр

— Так. Михаил, ты, как старший, займешься семейной машиной. Выезжать к яхте всей машинерией как в прошлый раз — весьма накладно. Учтём горький опыт прошлого и решим проблему новейшими методами — Отец Михаила напутствовал сыновей в своем кабинете утром в пятницу. — Вы и так завершили обучение позавчера, день отдыха пошёл вам на пользу. Пора и поработать.

— Конечно, пап, какой вопрос. — средний Валентин посмотрел на Михаила. — только пусть Мишка мне даст теперь диагностику.

— Нет и нет. Михаилу ещё надо практиковаться, может быть, в будущем и тебе, Валька, придётся. А у Романа и Антона с Володей есть возражения?

— Все законно, пап. Ты только второй раз даешь Мише диагностику проводить, а Валька пусть смотрит и учится. А там и мы подключимся. Так что — без проблем.

— Лады. Наши дамы пройдутся по продовольственным центрам, возьмут провизию, так что постарайтесь, чтобы подвеска выдержала… Идите, сыны мои…

— Лады, пап. — компания молодых людей вихрем вынеслась в лифтовый холл, нагруженная укладками с инструментом и аппаратурой. — Даёшь воду!!!

— Потише, браты мои… — осадил не в меру расшалившихся младших Михаил. — Люди отдыхают, пятница же.

— Бу сде, Мишок! А поехали на грузовом? — братья моментально стушевались, оглядываясь по сторонам в поисках тех, чей покой они могли потревожить, — Там места всем хватит!

— Поехали.


Плавание как всегда, удалось на славу. Но Михаил был сосредоточен и хмур, он почти не покидал кормовой каюты, в которой разложил на столах и развесил на стенах варианты статьи. Эта восьмиполосная работа требовала его всего — от её успеха зависело его продвижение во взрослую журналистику. Ни сёстры, ни братья так и не смогли расшевелить его на что-то большее, чем обычное времяпровождение.

— Господин десантник не желает составить своим родным компанию на рыбалке? — Роман сунулся было в каюту к Михаилу, вспомнив, что оставлял там коробку со снастями.

— Нет. Считай, что я на охране объекта. — Михаил не обидевшись на то, что младший брат употребил его семейное прозвище, поднял глаза от разложенных листков. — Статья продвигается, но пока что говорить об успехе рано. До встречи вечером.

— До встречи, господин десантник. — Роман взял коробку и плотно прикрыл за собой дверь.

Виктория Белова

Украина. Благодатная земля видевшая всякое. Но главное богатство любой земли — её люди. И теперь, после веков Дисциплины, после Эры объединения Украина наконец смогла расцвести своим настоящим, радужным светом. Восстановив и укрепив связи со всеми странами Евразии, Украина не стала замыкаться на этом векторе и вскоре звёздные вектора, украшавшие карту Земли в главном зале Высшего общественного собрания Украины превратились из символа в реальность — Украина стала равной среди равных не на словах, а на деле.

— Вікта, батько хоче поговорити з тобою. Є проблема й ти як найстарша допоможешь нам її вирішити? — мама Виктории, готовившая ужин, надавила клавишу покомнатной связи.

— Так, мамо. — пятилетняя Виктория оторвалась от нянчания младших сестер и братьев в большой детской. — Батько вже прийшов?

— Так, прийшов. Й чекає на тебе.

— Добре. Доглянь, мамо, молодших, я — до батька. — Виктория включила покомнатное телевидение, чтобы мама могла видеть детскую во всех деталях. — Система працює.

— Добре, я все бачу. Йди.

— Так.

Виктория выскользнула из детской и через минуту уже прикрывала за собой дверь отцовского кабинета.

— Пап. Я пришла. — Виктория подошла к отцу, склонившемуся над рабочим столом. Его стилус привычно летал над пластиковым экраном.

— Вита, садись.

— А почему не Викта? — Виктория улыбнулась. Хотя знаю…

— Нет, не знаешь. На кого же мне опереться, как не на своего первенца, самую старшую среди моих детей? Есть небольшой вопрос, который ты можешь нам помочь разрулить сравнительно безопасно. Присядь рядом. — отец пододвинул ещё одно рабочее кресло.

Виктория села, заинтересованно поглядывая на отца. Разговор намечался долгим.

— Дело в том, дочка, что мне предложили работу в Российском Астрофлоте. И, соответственно, предложили переехать в Россию.

— А город? Россия, папа, большая. И всегда была по размерам больше Украины.

— Город? Московск. Уточнения-развёртка нужны?

— Нет, па. Знаю. Читала недавно. И что нам там светит?

— Все блага цивилизации, дочка. Ты же знаешь, Российский Астрофлот давний партнёр Украинского Астрофлота. Там полный интернационал. И никто мне не предлагает рвать все связи с Украиной. Да я бы на это и не пошёл. Кстати, эта квартира всё равно остаётся за нами.

— Знаю, па, читала Закон… — Виктория обдумывала предложение, сделанное отцу. — И в чём моя роль?

— Как ты скажешь, сможешь помочь?

— Ты предлагаешь мне пойти в первый класс в российской школе?

— И это тоже. Но главное, ты, как старшая, сможешь доступно объяснить всё, что связано с переездом, нашим младшим.

— А когда?

— Ну, через полмесяца, не раньше. Перевод никогда не был быстрым делом.

— И эта квартира остается за нашей семьей? Точно?

— Да, можешь считать, что она фактически родительская. Ты же здесь родилась, в Киеве. Здесь, в этой квартире выросла. Так что она действительно родительская.

— А что в Московске?

— Квартира двухуровневая, двенадцать комнат. На две больше, чем эта. Тем более — дом с очень гибкой планировкой. А главное — школа очень близко. И детский сад там очень хороший. Думаю, твои братья и сестры будут довольны.

— Угу. А если я скажу, что о переезде я догадывалась?

— Восприму это как нормальное явление. Ты же у нас всегда отличалась проницательностью. Так что тут ничего нет особого. А младшие тоже уже догадались, знаю. Увы, на нашей планете в обществе мало что можно скрыть. Больше придётся объяснять мотивы и причины.

— Хорошо, пап. Так, если я правильно поняла, то через две недели…

— И три дня, доча. Вижу, ты уже «легла на боевой курс».

— Немного есть. Значит, через две недели и три дня мы все сможем сказать, что теперь живём в России. Но и Украина тоже наша. Хорошо. Я пойду, пап, поразмыслю.

— Ладно. — отец вернулся к прерванной работе, а Виктория тихо прикрыла дверь кабинета.


Так и случилось. Виктория популярно пояснила каждой из своих младших сестёр и всем своим братьям, что они теперь смогут жить в двух странах и спокойно восприняла разную реакцию на сообщённую новость. Тем не менее, маховик закрутился и через две недели семья Беловых уже поднималась по пологому пандусу Центрального железнодорожного вокзала Киева ко второму пути для поездов дальнего следования.

Синий состав со стрелами и знаками Российских железных дорог уже принимал пассажиров — по традиции международные поезда осуществляли посадку пассажиров в течение получаса до времени отбытия. Виктория как самая старшая протянула проводнице бланки билетов, та, просмотрев их, утвердительно кивнула и отец помог Виктории войти в вагон. Разместились в двух купе, погрузили сумки и рюкзаки в багажный отсек вагона.

Виктория, поглядывая на игравших младших, устроилась за откидным столиком и раскрыла ноутбук. Взглянув на часы, она отметила, что до отхода ещё двадцать минут. Отметив, что родители уже вошли в своё купе, Виктория вызвала на экран информацию, которую собрала по Всемирной сети информации по Московску и области. Надо было уточнить немало моментов — Виктория не желала «вскочити в халепу» и потому, при любой мыслимой возможности сначала собирала всю возможную информацию, обрабатывала её и только потом действовала.

— Пап, ты чего? Решил меня в науку двинуть? — Виктория оторвалась от сиявшего радугой дисплея ноутбука и посмотрела на вошедшего в просторное купе отца. — Школа-то — с научным профилем подготовки.

— Есть возражения, Викта?

— В общем нет, но — несколько неожиданно. Ты полагаешь, я это потяну?

— Потянешь. В детском саду за тобой уже закрепилось прозвище «всезнайка».

— Хорошо, что не «зубрила».

— Ну, доча. — отец присел рядом на мягкую полку. — Во-первых, зубрить — не значит понимать. А ты стремишься всегда понять. А понимание часто является синонимом знания. И его основой.

— Понять, значит принять?

— И это тоже доча. — отец подсадил к себе на колени младших сестер и стал рассматривать их рисунки. — Так что ты действительно вполне тянешь на «всезнайку» и ни в коем случае на «зубрилу». Ты просто впечатываешь в свою память всю нужную информацию на максимуме деталей, доча. Я даже не всегда понимаю, как ты можешь укладывать в себя такие объёмы.

— Ну, пап. Это всего лишь работа подсознания.

— Ага. Ну, что, поднимемся на второй этаж?

— В полном составе, папа. В полном составе.

— Тогда собирай младших, а я — за мамой.

— Хорошо.

До отхода оставалось ещё несколько минут и Беловы все вместе поднялись по пандусу на второй этаж, где была устроена туристская обзорная площадка с огромными окнами. Людей здесь было немного. Виктория уцепилась за поручень, пересчитала взглядом младших, встретилась взглядом с отцом и матерью и стала смотреть за окно. Поезд плавно, почти незаметно тронулся с места, но скорость набирать не спешил.

Включилась трансляция, зазвучала «Песня о Днепре», мелодия которой десятилетиями отмечала отъезд поездов из Украины в другие страны. Виктория смотрела на проплывавшие за окном знакомые до мелочей пейзажи и старалась не заплакать, краем глаза наблюдая за притихшими младшими. Отец и мать стояли у соседнего окна обнявшись и тоже смотрели на хорошо знакомые кварталы и парки Киева, где прожили столько лет.

Мелодия стихла, поезд пошёл быстрее, но никто из Беловых не поспешил вниз. Виктория достояла до момента, когда за окном появился и исчез знак «Київ» с традиционным «Ласкаво просимо». Только после этого она тихо отвернулась от окна, взяла за руки младших и пошла следом за родителями вниз.

В купе она снова открыла ноутбук, успевая отвечать на водопад вопросов младших сестёр. Братья ухватились за второй ноутбук и что-то читали с его экрана, обмениваясь короткими репликами и изредка бесцеремонно тыча пальцами в экран дисплея. Поезд набрал обычную скорость в сто двадцать километров в час и пейзаж за окном всё чаще сливался в разноцветную массу. Прочитав всю доступную информацию о школе, Виктория вызвала на дисплей карту микрорайона, где ей теперь предстояло обитать и стала поквадратно знакомиться с окружающими её новое жилище «достопримечательностями».


Квартира ей понравилась. Теперь у неё, как у первенца, была своя собственная отдельная комната. Раньше она жила в одной комнате с сёстрами. Как было заведено в семье Беловых, никто обычно не входил в личные комнаты членов семьи без стука, даже если по межкомнатной связи была достигнута договорённость о встрече.

Быстро устроившись в своем новом просторном обиталище, Виктория стала помогать распаковывать контейнеры, прибывшие с грузовым железнодорожным составом и доставленные службой грузовых автотранспортных перевозок России прямо к шестнадцатиэтажной башне, где теперь жила семья Беловых. Четыре часа ушло на то, чтобы используя три грузовых лифта перебросить всё содержимое контейнеров в периметр новой квартиры. Наконец, закрыв широченную главную входную дверь, Беловы смогли спокойно позавтракать.

Убирая посуду в утилизатор и моечную машину, Виктория быстро и плотно ознакомилась с убранством кухни и нашла, что эта кухня «упакована» намного «круче», чем та, что осталась теперь в родительской киевской квартире. Любившая поколдовать над рецептурой блюд, Виктория оценила оснащённость кухни на пять баллов и вернулась в свою комнату, намереваясь прилечь и почитать очередную книгу.


— Ну, как, Вита. Не устала? — вошел отец, как всегда постучавший по притолке полуоткрытой двери.

— Нет, па. — Виктория оторвалась от чтения и посмотрела сканирующим взглядом на отца.

— Есть возможность получить дачу. На выбор дают пять участков в разных дачных центрах. Поможешь выбрать?

— Ага, па. Сбрось информацию в мой ноут, пожалуйста. Мама в курсе?

— Конечно. Стал бы я это скрывать от неё. Ты как, предпочтёшь подождать строительства по нашему проекту или?

— Па, можно я сначала прочитаю свои пятьдесят страниц и потом займусь решением этого вопроса? — Виктория подняла глаза на отца, сидевшего за её рабочим, теперь уже взрослым столом. — Или это срочно?

— Нет. Информация в твоем ноуте. Подождёт. Без проблем, доча.

— А где младшие, что-то их не слышно?

— Ушли во двор. Как ты любишь выражаться: «налаживать взаимоотношения» с местным населением.

— Мне, кстати, тоже придётся этим заняться. Но уже после обеда. Хочу почитать, обработать информацию по дачам и немного подремать. До обеда. Это не усталость, па. Это просто желание дать мозгу возможность подключить подсознание к обработке вала впечатлений.

— Хорошо. — Отец встал, погладил старшую дочь по голове и вышел, притворив за собой дверь. Виктория упёрлась взглядом в строчки и окружающий мир сузился до размеров кровати.


Как она и хотела, прочитав полсотни страниц очередной старинной книги, Виктория пододвинула к себе раскрытый ноут и вызвала на дисплей информацию о дачных центрах и их свободных участках. Родители отметили только предлагаемые участки, но свои знаки выбора не проставили. Виктория знала, что на план-картах в их ноутах эти знаки уже стоят, просто отец и мать в очередной раз предоставили своей старшей дочери и первенцу решать в режиме «без давления».

Прочитав объёмные тексты и просмотрев таблицы и схемы с иллюстрациями, Виктория отметила, отранжировав, несколько участков, которые ей понравились и несколько проектов, которые посчитала привлекательными и приемлемыми. Нажав клавишу «ввод» и отправив информацию в ноуты родителей, она отложила сложенный ноутбук в сторону и вытянулась на полумягком ложе, расслабляя тело и давая возможность мозгу ввести её в состояние дремоты.


Мелодичный тихий сигнал пробудил Викторию через несколько часов. На часах было четырнадцать ноль-ноль, время обеда. В комнату постучалась и вошла её сестра Оксана, которая была младше Виктории всего на год.

— Вика, обедать будешь? — она привычно уселась рядом с продолжавшей расслабленно лежать навзничь Викторией. — А то пропустишь первый обед на новом месте. Или сказать, что ты спишь?

— Нет, Ксана. Идём. — Виктория поднялась, посмотрелась в высокое — от пола до потолка — зеркало и потянула сестру за собой. — Идём, негоже опаздывать.

После обеда Виктория переоделась в выходное непарадное платье и выскользнула за дверь. Выглянувший во входной холл отец понимающе кивнул — дочь выполняет то, о чем говорила — пошла «налаживать взаимоотношения».

Домой Виктория вернулась только к девяти вечера. В её комнате Викторию ждал поздний ужин, младшие уже разошлись по своим комнатам, родители в главном холле смотрели местные выпуски новостей.

— Мам, спасибо, я поела. — Виктория неслышно вошла в полутёмный главный холл и остановилась рядом с креслом, в котором восседала её мать. — Посуду я убрала, не беспокойся. — она поймала взглядом кивок головы и одобрительный взгляд матери и повернулась к отцу.

— Ну, как, Вика, посольство открыто? — отец переключил каналы и на огромном экране сменилась картинка. Звук плавно убавился.

— Открыто, открыто, па. Столько новых знакомых — едва успевала запоминать кто есть кто и откуда. Как ты и говорил, полный интернационал. Но мне это разнообразие нравится.

— Познакомишь?

— Обязательно, па. Здесь приняты взаимные визиты, а уж о взаимопомощи я и не говорю — любую проблему соседа учуют за версту. И постараются решить даже раньше того же самого соседа. Так что новых знакомых у меня предостаточно. Кстати, когда у нас первый день открытых дверей? — улыбаясь, спросила Виктория.

— Когда скажешь, Викта. — Отец отложил пульт в сторону. — У тебя теперь своя отдельная комната, так что сама решай, кого и когда приглашать. А мы всем твоим гостям будем рады. Традиция.

— Традиция. — эхом отозвалась Виктория. — Спасибо, пап. Я пойду спать.

— Давай, а то шесть часов отсутствовала дома. Надо после представительских и протокольных процедур и функций отдохнуть по полной программе. — отец обнял подошедшую дочь. — Спокойной ночи, Викта.

— Спокойной ночи, па. На добраніч, мамо. — Виктория обняла мать и вышла из холла.

Так началась жизнь Виктории Беловой на новом месте.


Через день она вместе со всеми братьями и сёстрами и обоими родителями пришла в местный дворец торжеств, где ей вручили официальное свидетельство принадлежности к жителям России, а также свидетельство жителя Московска. Такие же свидетельства получили все её братья и сёстры. Родители получили эти документы раньше — ещё в Киеве, в посольстве России.

Виктории понравилось, что в России никто не считает детей какими-то недееспособными и не стоящими общественного внимания людьми. Такого унижения, конечно, не было и в Украине, но старшей Беловой было приятно убедиться на практике в том, что и в огромной России человек ныне никогда не оставался вне мягкого, но очень пристального внимания общества.


Она не стала рассказывать родителям, как провела те шесть часов в первый день. Конечно же, она сначала внимательно изучила окрестности шестнадцатиэтажки. Появление новенькой аборигены отметили сразу, но никто из них своё общество ей не навязывал. Она свободно прошлась по всей шестнадцатиэтажке, поднялась на крышу и на чердак, спустилась в подвал и в гараж. Затем, во дворе изучила площадки для игр и для занятий на открытом воздухе. Ей понравилось, что огромная шестнадцатиэтажка имеет пусть небольшой по размерам, но свой двор, защищённый художественно оформленной оградой.

Затем она прошлась по прилегающим улицам. Чистота и порядок, царившие там, ей очень понравились. Люди, пусть даже и спешившие по своим делам, имели все возможности идти быстрым шагом, а люди, которые хотели остановиться, не останавливались где попало, а отходили на тротуарную обочину, туда, где во множестве стояли скамейки и лавочки, где были красивые павильоны остановок общественного транспорта, где было много ваз с цветами и привычных цилиндрических вазонов с деревьями, дававших достаточную тень.

Естественно, как старшая дочь, Виктория сразу же ознакомилась с ближайшими продовольственными и промтоварными центрами, не забыв также заглянуть и в культурные. Ассортимент товаров и продуктов ей очень понравился, но ещё больше понравилось удобство полок и прилавков, которые позволяли пользоваться ими даже маленьким детям. К культурным центрам она решила вернуться позднее для более плотного знакомства.


Следующим пунктом её программы стала школа, которая, как и сказал отец, обладала одной важной особенностью — чисто научным профилем подготовки. И тут её поджидали сюрпризы. Дальше контрольно-пропускного пункта её не пустили. Виктория, конечно же, показала свои теперь уже российские документы старшим школьникам, дежурившим в этот день на «периметре», те сверились со своей базой данных и сообщили, что она уже записана здесь в первый «подготовительный» класс, но поскольку сейчас ещё идут занятия, до вступительного месяца — августа — было ещё достаточно далеко и новичков не будут пропускать в периметр.

Сообщённую информацию Виктория восприняла спокойно, но ей понравилось, что школьников столь надёжно ограждают от влияний Большого Мира. В Украине тоже были такие школы, но там они до сих пор упорно считались предназначенными для элиты. А в России, как рассказали ей старшеклассники, предложившие не только поговорить, но и при разговоре обязательно вдоволь выпить горячего ароматного чаю со свежими бубликами и баранками, в городах подобных Московску, в таких школах училось большинство детей.

Невозможность попасть на территорию школьного комплекса дежурные компенсировали, скачав на мини-ноут Виктории шесть больших документальных фильмов о школе и её преподавателях и выпускниках.

Выйдя из здания главного КПП, Виктория направилась в ближайший сквер, где, усевшись на лавочке, ознакомилась бегло с трейлерами фильмов. И только после этого она, наскоро перекусив в одном из многочисленных кафе, вернулась во двор своей шестнадцатиэтажки.

Поскольку время было уже достаточно позднее, детей во дворе было намного больше. Те ребята и девочки, которые видели Викторию выходившей из дома, уже рассказали своим недавно вышедшим гулять товарищам о новенькой и когда Виктория приблизилась к детской площадке, её обступили.

Всей компанией дети направились в зелёный уголок, где сели прямо на траву в тени кустов и деревьев. Виктория подробно рассказала о себе и своей семье, о том, почему она переехала жить в Россию и о своих планах. Многие уже знали, что она будет учиться в «научной» школе и к этому факту все отнеслись спокойно.

Виктория отметила, что её новым приятелям понравилось, насколько совершенно свободно она, украинка по рождению, владеет русским языком, причём даже в сугубо специальных деталях. Несколько ребят и девочек тоже оказались украинцами по рождению, взяв над новенькой ненасильственное шефство.

После «вступительного слова» Викторию кратко ввели в «курс дела», показав те уголки двора, куда Виктория ещё не успела зайти, хотя многие из них видела с крыши шестнадцатиэтажки. И в подвале и на крыше и на чердаке у детей оказались зарезервированными чисто их детские уголки. Все взрослые жители многоэтажки об этих уголках знали — они были достаточно безопасны.

Среди добровольных экскурсоводов девочки не превалировали — очень многие места и закоулки закономерно лучше знали мальчики. Девочки больше напитывали новенькую словесной информацией, хотя и о наглядности не забывали.

Виктория, попросив небольшую паузу, включила свой мини-ноут и показала несколько заготовленных фильмов об Украине, Киеве и своём детском саду и своих друзьях и подругах. Ценность таких фильмов была в том, что их снимала сама Виктория на протяжении тех самых предотъездных двух недель.

Через полтора часа закономерный холодок исчез и Виктория ощутила себя среди своих. Обменявшись с новенькой адресами и номерами систем связи, дети вернулись на площадку, а Виктория, удовлетворённая и обрадованная, нажала клавишу малого мгновенника, который быстро доставил её к дверям квартиры.


Майская прохлада сменилась июньской жарой. Виктория командовала оравой младших братьев и сестер, помогала матери по хозяйству и не забывала экскаваторными методами черпать информацию. Её стационарный комнатный ноут едва успевал принимать всё более объёмные порции данных. Мини-ноут, с которым Виктория не расставалась за пределами квартиры, уже пережил несколько существенных модернизаций. Во дворе все дети её уже давно считали своей «в доску» и горе было тому чужаку или той чужачке, которые бы позволили себе усомниться в качествах и способностях «Виты». Так её звали теперь все дети — обитатели шестнадцатиэтажки. Жизнерадостная и компанейская Виктория, тем не менее чётко поставила себя как человека, способного уделять достаточное внимание и достаточное время не только обществу, но и себе самой. К этому её друзья и подруги отнеслись спокойно.


— Викта, ты отмечала проекты дач. Как смотришь, чтобы оценить окончательные варианты. — отец нашел её в окружении экранов и виртуальных клавиатур в «научном» уголке комнаты.

— Па, конечно. Только вот закончу небольшую заметку по неделе психологии.

— Нет вопросов, доча. — отец оставил на столе флеш-диск с данными и вышел.

Виктория дописала несколько абзацев и вставила диск в накопитель. Вариантов, конечно же, стало намного меньше и через пятнадцать минут Виктория уже перекачала исправленную информацию на компьютеры родителей.

— Па, я перегнала информацию. Когда начинается строительство? — на этот раз Виктория включила покомнатное телевидение и, после титра допуска, на большом экране проявилось изображение кабинета отца.

— Через десять дней. Вижу, ты отметила как запасной вариант прадедовскую дачу?

— Да, пап. Меня она очень заинтересовала. Всё же она строилась в расчёте ни много ни мало — на мировую войну. А такие дачи сейчас и в России — большая-большая редкость. Проверяла, знаю.

— Ничего, там живут сейчас весьма нормальные люди и дача сохраняется в неизменном варианте уже многие десятилетия. Так что со временем мы переберемся туда. Рад, что ты хочешь продолжения традиции.

— О своём решении сообщишь? — спросила Виктория.

— Конечно. Больше того — ты, вполне вероятно, будешь там обитать едва только закончат основной цикл предотъездных работ. Всё же два месяца до школы тебе надо подышать свежим воздухом, какой в городе ныне пусть и в небольшом, но в дефиците. Да и тебе просто надо немного вкусить и сельской жизни. Как, согласна?

— Согласна. Младшие уже достаточно адаптировались.

— Куда же им деваться при таком командире, как ты. Принудишь, заставишь, побудишь и добьёшься. Ладно, это я просто констатирую факт.

— Понимаю, па. Ксана ещё не пришла со своего хора?

— Нет. Её просто так не хотят отпускать. У неё обнаружился слишком заметный талант к пению, причем — сольному. Так что готовься, увидишь свою сестру на большом городском экране.

— Ну, Ксана может. Я давно это знала. А Алла ещё не вернулась из очередного подземелья? Я что-то заметно волнуюсь, в четыре года лазать по таким тоннелям…

— Нет, её наставник недавно сообщил мне, что она скоро вернётся. Там пока что всё без проблем. И она не одна, с группой и инструктором. Да и подземелья пока что достаточно приличные. Хотя Алла желает лазать по весьма проблемным подземкам. Как бы нам удержать пока её от этого, а?

— Хорошо бы. А Светлана?

— Ну, она как всегда мотается по рынкам в поисках чего-нибудь экзотически-полезного. Ты же её знаешь.

— Знаю. Опять свою комнату превратит невесть во что.

— Что поделать, домашней волшебнице следует поддерживать форму и постоянно тренироваться. — отец улыбнулся. — А каковы твои планы?

— Ну, насчёт того, чтобы засунуть меня на два месяца на дачу — я в принципе не против, но вот относительно сегодняшнего и ближайших дней — я ещё правда не знаю что предпринять. Надо подумать.

— Узнаешь. Тут вот я вижу к тебе целая делегация направляется. Твоих друзей по дому. Примешь?

— Естественно. Дверь откроешь ты или мне?

— Открывай сама и давай сама проход к себе. А я ещё поработаю над картами. Тут несколько райончиков образовалось — просто прелесть, насколько интересные и нестандартные.

— Хорошо, па.


И в самом деле, вскоре к Виктории пожаловали её главные подруги и друзья. Через четверть часа Виктория, наскоро собрав свой рюкзачок и захватив неизменный ноут, сказала отцу, что будет к девяти вечера дома и, вместе с гостями быстро погрузилась в пришедший на этаж мгновенник.

В этот раз их путь лежал не в какое-нибудь увеселительное заведение или в детский центр. Её новые знакомые выбрали для себя место не слишком приспособленное для радости: спецмедцентр тяжёлых древних болезней. И потому едва только дети выгрузились из пассбуса на остановке далеко за пределами Московска, они вошли в ближайший центр снабжения и переоделись в крайне простую, прочную и хорошо защищённую одежду.

Такие поездки для самой Виктории не были в новинку — год назад она ещё четырёхлетней девочкой со своими старыми приятелями по двору и по кварталу побывала в пяти таких украинских центрах. И это не была экскурсия — это было время познания. Как сказали бы в старину — познания оборотной стороны, изнанки жизни.

Виктория, шагавшая среди своих друзей и подруг, думала о том, что ещё совсем, совсем недавно, несколько столетий тому назад, никто бы на ракетный выстрел не допустил пятилетнего ребенка в такие вот обители боли, скорби и горя. А сегодня она вместе с другими не такими уж и великовозрастными детьми спокойно идёт в центр, где именно эти неприятные вещи правят бал, будучи постоянно ущемляемы и контролируемы. И ещё Виктория вспомнила о том, как в века дисциплины жестоко расправлялись с теми людьми, которые считали, что дети не должны видеть страдания и боль, не должны знать, что такое смерть. Тогда замковая и орденская структура России делала свои очередные, не слишком уверенные шаги, тогда эта структура ещё была непонятной и не всеми сразу принимаемой. А теперь благодаря этой структуре и в России и в Украине и во многих других странах — не государствах, а именно странах — стало возможным многое, что раньше преследовалось и осуждалось только ради того, чтобы сделать из человека покорное, боящееся неприятностей существо.


Возвращались из центра Виктория и её друзья помрачневшие, хмурые, сосредоточенные. Каждый думал о том, что ему пришлось увидеть, услышать, почувствовать. Виктория не стала козырять своим годичным опытом посещения таких вот «проблемных» мест — среди её друзей оказались и дети, которые уже два года — при том что их родители и любые другие родственники не имели никакого отношения к таким учреждениям — посещали такие центры. В пассбусе многие дети достали свои мини-ноуты, чтобы ещё раз систематизировать полученные знания. Виктория свой доставать не стала. Она одела тёмные очки, полоска которых скрыла её глаза от посторонних взглядов и откинулась на мягкую спинку, давая возможность подсознанию оперативно «дососать» информацию к размышлению.

— А ведь были времена, когда такие центры объявлялись сомнительными с точки зрения необходимости. — тихо проговорил сидевший рядом с Викторией пятилетний Ричард.

— Были, Рич. Были. — тихо ответила Виктория, стараясь не прерывать собственные размышления. — Но не будь ныне таких центров, мы были бы абсолютно беспомощны перед угрозой возвращения многих опаснейших заболеваний.

— Вита, ты в школу когда идёшь? — Ричард не смотрел на Викторию, также скрыв свои глаза под чёрными очками. — Я иду в этом году. Мне как раз в августе шесть лет будет. Как всегда — только начинается.

— А раньше, Рич, было время, когда в школу шли, когда шесть лет уже оказывались у человека позади. — Виктория наконец закончила отправлять в подсознание информацию, полученную в ходе посещения спецмедцентра. — И тогда ещё не у всех людей было достаточно сил и возможностей, а главное — готовности принять новые обязанности. Хорошо, что очень многих сегодня такая незавидная участь не ожидает. А на твой вопрос отвечу просто — я иду тоже в этом году. И день рождения у меня в середине июля. Пятнадцатого июля, если точно. В самую макушку лета, Рич. Так что в школу я попаду уже вполне совершеннолетней. — Виктория не стала говорить вслух, что понимает подтекст вопроса Ричарда. Она уже давно знала, что она ему нравится намного больше чем подруга.

Для людей поколения, к которому принадлежали Виктория и Ричард не было ничего особенного в таком раннем интересе к вполне взрослымвещам. Любившая изучать древность и особенно — Тёмные века, Виктория постепенно отучила себя удивляться очень многим фактам и событиям.

Через месяц Виктория отметила свой первый день рождения на новом месте. Гостей было столько, что пришлось проводить торжество не в квартире, а в просторном Зале торжеств, расположенном на «общественном» этаже дома.

После дня рождения, на следующий день Виктория узнала, что прадедовская дача свободна. Это известие принёс ей отец, вернувшийся из офиса Астронавигационной службы пораньше.

— Пап, действительно свободна? Мы действительно никого не обидели? Что ни говори, наше прибытие в Россию внесло определенную сумятицу в планы её прежних обитателей. — Виктория пристальным взглядом сканировала глаза отца, сидевшего за своим рабочим столом в просторном кабинете.

— Внесло доча. Это ясно. Но они отнеслись к нашему возвращению с большим пониманием. Больше того — они ещё при вселении на дачу точно знали, что наследники моего деда живы и всегда могут заявить права.

— А сами-то они куда переехали? — Виктория очень не любила своими действиями доставлять неудобства другим людям и отец хорошо знал эту настройку своей старшей дочери-первенца.

— На свои дачи. Через полмесяца они получат новую дачу в дачном центре «Лигово». - сказал он успокаивающим тоном. Но Виктория не спешила расслабляться:

— Это очень далеко от прежней дачи… Странно.

— Может быть. Это их решение. Вполне возможно, они хотят, чтобы ничто не напоминало им о прежней жизни на столь древней даче.

— Информацию уже загрузил в наш квартирный центр?

— И тебе в первую очередь, доча. Иди, знакомься. Теперь она самая актуальная и точная. Дача под охраной, периметр закрыт, так что никаких эксцессов быть не должно.

— Угу. Я пойду, пап. — Виктория поднялась с жестковатого стула, стоявшего у входа.

— Иди. У меня ещё работа по уточнению расстановки навигационных буев безопасности.

— Район ЭсДеПеЭл-шестнадцать-семьдесят?

— Он самый, Вита. Уже учуяла проблемы?

— Угу. Проблемы там всегда были. Буи только одна из них. И всё на тебя возложили решать?

— Не все. Не один я работаю. Но часть из них — мои. Это точно.

— Понимаю. — Виктория вышла. В своей комнате она притушила верхний свет и включила большой плоский экран, висевший на стене. Ноутбук пискнул и на экране проявилось яркое изображение. Виктория привычно отсекла от себя все звуковые, запаховые и световые раздражители, погрузившись в анализ представленной информации.


Вскоре Виктория получила официальный вызов в школу, побывала на длительной, почти четырёхчасовой вступительной экскурсии, затем прошла стационарный недельный медицинский контроль в Школьном медицинском центре Московска.

Внимание к своему здоровью давным давно превратилось для уроженцев Украины в обыкновение, граничащее с манией, тем более, если речь шла о здоровье женщины. Но едва попав в двухместную палату городского Школьного медицинского центра, Виктория поняла: то, что в Украине считалось манией, в России — нижайший стандарт. Её соседка тоже поступала в школу, но имевшую не научную, а техническую направленность. И она быстренько ввела свою новую сопалатницу в курс здешних обстоятельств и дел, указав, что для неё самой было большой проблемой пробиться в число учеников нулевого цикла именно технической школы.

Виктория не удивилась, отметив у своей сестры по полу просто запредельную информированность в технических вопросах, но охотно поверила тому, что чего-чего, а сложности попадания девочки в «техническую» школу даже нулевой ступени по нынешним временам дело вполне обычное. И медицинский контроль для этого был избран самый въедливо-драконовский. Впрочем, для самой Виктории медицинский недельный контроль тоже не оказался лёгким: её виза в нулевой уровень научной школы предполагала возможность заниматься не только прикладной, но и большой и даже сверхбольшой дальней наукой — именно на таком ранге формулировки настояла сама Виктория на недавнем семейном совете, когда вопрос об уровне участия в науке ещё решался. И теперь Виктория была вынуждена стоически переносить все манипуляции и процедуры ради того, чтобы виза Медслужбы украшала её форматку с максимально высоким уровнем допуска.

И своего она добилась. Виза действительно была максимально возможной — перед Викторией открывались двери первого уровня Научного корпуса России и Научного корпуса Украины. Большой Международный Научный договор, заключённый двадцать шесть лет тому назад между Россией и Украиной, чётко и структурированно закреплял положение о том, что уроженцы Украины получают приоритетное право даже обучаясь в российских учебных заведениях работать на реальных научных должностях и постах у себя на родине. И это обстоятельство Виктории очень нравилось.


Сразу после выписки Виктория с головой окунулась в учебу. Её нулевой цикл — раньше называемый детсадовским не показался ей неинтересным и не заслуживающим внимания. Но пока что Виктория поставила себе задачу впитывать информацию и не форсировать собственное развитие, накапливая силы для броска. В её классе, насчитывавшем двадцать пять школьников, Виктория не стремилась пока занять лидерские позиции, но поставила себя так, что только она сама решала — принимать ли участие в очередном мероприятии или уклониться от такого участия.

Все — и школьники, и педагоги — быстро уяснили, что Белову практически невозможно заставить изменить свое решение, но уж если Виктория бралась за дело — можно было быть абсолютно спокойным: всё будет реализовано с наивысшим уровнем результата.

Параллельно с учебой в школе Виктория неожиданно для самой себя глубоко заинтересовалась работой отца. Астронавигация ей понравилась своей чёткостью, глубиной и важностью для очень многих людей. В её комнате очень скоро прочно прописался самый современный планетарий и часто вечерами Виктория на час-другой включала его, чтобы отметить на очередной звездной карте новую информацию.

Ричард, её новый знакомый выразил желание учиться в параллельном с Викторией классе. Как он и говорил, он тоже стал учеником нулевого цикла, но затем быстро стал учеником первого, а затем и второго циклов. К подобным скоростям овладения школьными объемами знаний, умений и навыков школьники и педагоги уже давным давно относились спокойно: в этом действительно не было ничего особенного — школьная система Евразии позволяла получить полное школьное образование даже за месяц, было бы желание и стремление.

К сожалению, Ричард не смог быть рядом с Викторией слишком долго — его родители были учёными-экспедиционниками и часто переезжали с места на место. Так что через полтора года Ричард вместе с родителями вынужден был покинуть Московск. Теперь он жил на Дальнем Востоке, где быстро стал учеником школы третьего цикла.

Очень редко Виктория получала от него текстовые сообщения. Ещё реже писала сама. Но в глубине души она прекрасно знала, понимала и осознавала тот факт, что Ричард, этот смешной, несмелый и чрезмерно стеснительный мальчик, любит её. Возможно, впервые в своей жизни. Для Виктории он тоже стал первой любовью. Пусть платонической, но первой настоящей любовью. Сама Виктория понимала и то, что став старше, она сможет полюбить ещё сильнее и ещё глубже, но Ричарда она запомнит как свою самую первую, детскую, несмелую, но все же реальную, действительную любовь.


— Виктория! Оторвись от звездной карты и вернись к земным делам! Отец пришёл с работы и хочет поговорить с тобой после обеда.

— О чём, мам?

— Ты говорила о желании поработать?

— А что, есть варианты?

— Есть. Оторвись, время обеда. Скоро сестры и братья пожалуют. Что они подумают о великой звездопроходчице? Совсем девушка голову от звёздочек потеряла, скоро звёздная корона потребуется… С учебы придёт, задания за несколько минут решит и сразу — к звёздам на свидание. А когда же с земными простыми людьми будет общаться — сие истории неведомо…

— Все, что угодно, мам. Позднее только… Но, ладно. У меня в пять — сеанс связи с кольцом внеземных телескопов в Москве в Центре Астрономии. Надо сверить информацию. Монорельс в четыре.

— Опять одна поедешь?

— Да, пока одна. Вариантов на этот счёт у меня нет. — Виктория немного вынырнула из океана мыслей о координатах и особенностях исследуемой ею звездной системы и изобразила на лице лёгкое недовольство тем, что её, второклассницу, мама уже считает настолько взрослой, что не мыслит её жизни без общения с юношами. И её предположение в очередной раз подтвердилось:

— Конечно, вариантов у тебя нет. — с долей легкой шутливой иронии заметила мама. — Тебе только очков на носу не хватает — а то бы вообще всех юношей отшивала как ударом инфразвука… И сейчас к тебе такой не каждый захочет подойти и просто познакомиться….

— Мам, ты же знаешь, предпоследний год вступительного цикла… Мне действительно не до матримональных взаимоотношений. Ричард далеко, он в Дальневосточном центре тоннельных разработок… В школе третьего цикла. Он вполне подходит мне по многим параметрам, но… Но ты же знаешь, я не могу выйти замуж за него… Думаю, даже намного позже… Это слишком опасно и по многим соображениям — просто нежелательно персонально для меня. — недовольство Виктории стало слабеть и она поняла, что мама просто хочет оградить её от вполне возможных посягательств — несмотря на все усилия Службы Безопасности России на одиноких девочек и девушек продолжали совершаться покушения. Вот мама и не хотела отпускать старшую дочь одну без охраны.

— Во-во. Ладно, марш обедать, а то на голодный желудок альфу с бетой спутаешь и улетишь туда, куда Макар телят не гонял…

— Иду, мам. — Виктория с сожалением погасила планетарий и вышла сладко потягиваясь из своего погружённого в приятный полумрак кабинета. — Уф… А между звездочек спокойно и легко… Только метеоритики досаждают, да осколки, да поля… Ну да ладно… — девушка спустилась вниз и села на свое место за просторным сервированным столом. Мать поставила перед ней тарелку с рассольником. — Красота и вкуснота, мам…

— О вкусноте скажешь тогда, когда откушаешь, дочь моя.

— Обязательно, мам.

Беловы. Дачный центр. Выезд

— Виктория, ты, как старшая, составь быстренько план закупок и раздай сёстрам. Оставь и мне порцию. — Мать вошла в кабинет старшей дочери в тот момент, когда та приводила в порядок сумку, разбираясь в её содержимом после финального учебного дня.

— На столе, мам. Я вчера вечером все составила. — ответила девушка, доставая очередную укладку из своего весьма объемистого баула.

— Молодец, мой метеорчик. — мама легко привлекла дочь к себе. — не зря тебя Навигационной Звездой называют…

— Кто?… — вспыхнула Виктория.

— Народ, вестимо. — спокойно ответила мама.

— Не нравится мне это. Опять матримональщина. — с лёгким раздражением произнесла дочь.

— Что попишешь, вы уже достаточно взрослые. — несколько извиняющимся тоном ответила женщина.

— Сёстры где? — поинтересовалась Виктория отстраняясь от матери и возвращаясь к прерванному процессу разгрузки баула.

— Ждут твоего приказа, Вика. — мама как всегда знала, что Виктории с её научной дисциплиной военная дисциплина тоже не чужда. Девушка подошла к столу, открыла одну из папок и подала находившиеся там листки пластика матери:

— Раздай им. Листки именные и пусть сразу же отправляются. Среда — день семейных закупок в нашем районе. А братцы?

— У семейной машины. В очередной раз разбирают её на запчасти. — усмехнулась мама.

— Ладно. Я разберу сумку и пройдусь в зал, покручусь. — тоном автоинформцентра планирования сообщила дочь.

— Опять… — мама была недовольна тем, что десятилетняя девочка изводит себя на снарядах больше положенного для безопасности в её возрасте. Но Виктория в этом была непреклонна.

— Мама, мне нужно быть в отличной форме… Ведь я не собираюсь быть астрофлотской интеллигенткой — их вид и поле мне осточертели. Я хочу быть боевой единицей российского астрофлота и желательно — дальнего…

— Тебе и звёзд мало… — с сожалением произнесла мать.

— Нет. Не мало. Но я хочу быть с ними рядом. Рядом. Это — не в планетарии и — не на картах, это — другое. Это — реальность. — твёрдо сказала дочь.

— Уж не на разведкорабли ли ты наметилась? Гиблое дело, Вика. Мужчин туда ещё берут через сто десять сит, а женщин…

— А я — прорвусь. Через двести двадцать сит. И для этого я, как старшая, снимаю сегодня закупочный план с себя и передаю своим сестричкам. А вот и они… Оксана, вот тебе. — Вика отдала листок средней, отличавшейся от остальных младших статной фигурой сибирячки и длинной русой толстой косой. — А вот тебе, Алла. — первая младшая, черноглазая «бестия подземелий» двумя пальчиками подхватила листок и отпрыгнула по-кошачьи в сторону, освобождая место второй младшей — Светлане. — И тебе, Светик. А теперь, девочки, по коням! И чтоб к трём часам всё было в хранилищах! Братики закончат с машинерией к тому времени и мы просто не можем оказаться позади. Бегом — марш! — шуточная команда Виктории словно ветром вымела сестер из кабинета. — Всё. Теперь я смогу спокойно пойти покрутиться. Разрешишь?

— Ладно, Викта. Иди.

— Спасибо, мам. — девочка нежно поцеловала маму и выскочила из кабинета. Вскоре её шаги затихли во входном холле.

Виктория действительно не лукавила — хотя она постоянно отдавала должное научным занятиям и школьным проблемам и делам, научный профиль школы начинал её уже немного тяготить. Ей хотелось реального, а не кабинетно-книжного дела и она, верная своим принципам, напряжённо думала о том, какие занятия смогут снизить уровень неудовлетворённости необходимостью ещё несколько лет быть в числе учеников школы с научной подготовкой. Конечно же, Виктория понимала, что школа дала ей много, очень много за истёкшие годы и даст, безусловно, ещё больше. Но ещё она понимала, что одной наукой она, Виктория Белова, сыта никогда не будет. И потому она старалась выкраивать побольше времени на всевозможные тренировки и учения, готовившие её к переходу в новое качество — от теоретика к практику.

Тренажёрный зал шестнадцатиэтажки стал давным давно её домом. Если не получалось уделить достаточное время тренажёрам в школе, Виктория неизменно выкраивала по двадцать-тридцать минут на интенсивные тренировки в домовом тренажерном зале. Тренеры, работавшие в зале, уже привыкли, что школьница Белова может придти в зал даже после одиннадцати вечера на свою тридцатиминутную тренировку и охотно давали ей ключ-доступ в зал до утра. Но Виктория не превышала допустимые, высчитанные ею для самой себя уровни нагрузки — сгореть на тренажёрах было очень легко, а Виктория не хотела доставлять хлопот родным и знакомым, тем не менее раз за разом повышая планку.

Виктория Белова. Взросление

Совсем недавно, четыре месяца назад, когда Виктории исполнилось девять лет, отец вызвал её на прадедовскую дачу коротким текстовым телексом. Вспыхнувшее на экране синим информационным светом сообщение привлекло внимание Виктории, трудившейся над очередной заметкой в домовую интернет-сетевую газету. Прочтя текст несколько раз, Виктория изумилась — внизу под текстом стоял знак особой готовности. Пока мозг переваривал и анализировал сообщение, руки и тело Виктории делали своё дело. Через несколько минут, оставив на главном экране квартиры сообщение для матери, Виктория, затянутая в пятнистый маскхалат, уже быстрым шагом направлялась к остановке пассбуса. На короткие вопросы своих соседей по дому она только успевала отвечать: «Еду по делу к отцу».

Пассбус пришел жёстко по расписанию и Виктория ненадолго расслабилась в кресле, положив рядом с собой в ногах рюкзак с тревожным комплектом вещей. Через полтора часа пассбус выгрузил её на остановке дачного центра «Терем» и Виктория бегом направилась вглубь его территории.

— Прибыла? — спросил отец, затянутый в пятнистый маскхалат, встретив дочь на пороге дачи.

— Да, пап. Всё со мной. Самое необходимое. Готова.

— Идём. — коротко бросил Белов-старший.

— Хорошо. — Виктория едва поспевала за стремительно шагавшим отцом. — Куда такая спешка, пап? Что случилось?

— Всё на месте объясню.

— Хорошо.

Они углубились в лес и вскоре вышли на поляну, посереди которой возвышался холм старинной системы эвакуации из подземных военных бункеров. Знавшая о наличии в окрестностях таких построек, Виктория не изумилась, поскольку её сестричка-диггер регулярно докладывала о всё новых и новых находках, сделанных членами союза подземной экстремальной спелеологии «Ночной дозор».

Откинув в сторону деревянную дверь, скрывавшую под собой крышку люка, отец набрал на панели код и крышка отошла в сторону. Несколько десятков минут отец и дочь прошагали по наклонному узкому ходу, пока не достигли лифт-холла.

— Нам ниже. На бывшее стрельбище. — коротко бросил отец. Теперь для Виктории, старавшейся развивать в себе способность анализировать мельчайшие детали, многое становилось ясно. Сосредоточенная и немного хмурая, она шагала следом за отцом, стараясь не отставать. — Здесь. — отец привел её в длинное, приземистое помещение, тускло озаренное «светлячками» — автономными осветителями. Подойдя к металлическому шкафу, отец открыл створку и достал ножны и кобуру. Виктория ждала у плиты, расположенной неподалёку от входа. Закрыв створку, старший Белов подошел к дочери. — Это тебе. — он подал ей кобуру и ножны. — С сегодняшнего дня ты — взрослая, Виктория.

— Право смерти? — девочка приняла поданное отцом оружие, перепоясалась ножнами и поправила кобуру на поясе.

— И это тоже. Дорогу запомнила?

— Обязательно.

— Этот старый зал подсказала мне наша бестия подземелий. Её Союз уже был здесь. Достаточно безопасное место. Так что зал вполне заменит тебе стрельбище. — старший Белов достал из кармашка комбинезона пульт. — Я тебе покажу несколько упражнений и как управляться со здешней портативной электроникой тира. А остальное — на твоё усмотрение, Викта. И вот ещё держи вот этот подарок — отец вынул из наплечной сумки прозрачный пакет. — Это — изолирующие наушники. Тебе, Викта, слух ещё ой как пригодится.

— Хорошо.

Долгих четыре часа отец и дочь упражнялись в стрельбе и метании ножей. Виктория далеко не сразу смогла сказать себе, что умеет всё необходимое проделывать даже на полуавтомате, не говоря уж о полном автомате, но привычно списывала свою временную неумелость на необходимость преодолевать женское стремление к сохранению порождённой жизни. Портативный тир не позволял создавать круговые панорамы, но стовосьмидесятиградусные панорамы им генерировались чрезвычайно легко и неожиданно.

— Пап, а тебя твой папа когда приобщил к оружию?

— Тоже примерно в этом возрасте. Просто тогда пришлось найти старый заводик на окраине Лепелевской станицы, где мы тогда жили. Это под Черниговом.

— Знаю, помню карту.

— Во-во. Но тогда в Украине с тем, чтобы гражданские люди, а тем более дети обладали боевым оружием было очень строго. Так что мой отец рисковал. И первые свои выстрелы я сделал из пистолета с весьма совершенным глушителем.

Виктория мгновенно натянула наушники и выхватив из кобуры пистолет, несколькими выстрелами превратила висевший в двадцати метрах от входа листок резины в крошево.

— Хороший пистолет. Лёгкий. За это отдельное спасибо, пап. — она убрала пистолет в кобуру, с удовольствием наблюдая за изумлением отца, подошедшего к искромсанному пулями листку толстой резины. — Я ведь не только на тренажёрах крутилась, пап. Я ещё и комнату виртуальной реальности в школе просто замучила запросами.

— Ну, положим, про твои запросы я знаю. Поэтому не удивлён. А как у тебя с холодным оружием?

— Так же, пап. — Виктория сделала неуловимое движение кистью и нож вонзился в стену в сантиметре от того места, где стоял ещё один лист резины. — а ножик ничего. Ухватистый и укладистый. И за это тебе огромное спасибо, пап.

— Ладно. — отец вернулся и встал рядом с дочерью. — Раз так — тренируйся в своё удовольствие. Шлифуй навыки.

— Обязательно, пап. Возвращаемся? — Виктория приняла из рук отца вынутый из стены нож. — А то есть зверски хочется после такой вот физзарядки.

— Вне всякого сомнения. Идем.

Вернувшись на дачу, Виктория прошла в свою комнату. Царил приятный для её глаз полумрак. Часы показывали восемь вечера и за окном уже смеркалось. Начинался дождь, капли ритмично барабанили по стеклу. Виктория переоделась в домашнее платье, убрала оружие в свой личный сейф и, усевшись в мягком кресле-качалке, раскрыла старинную книгу. Крещение оружием состоялось.

Перелистывая жестковатые шуршащие под пальцами страницы очередного старинного антикварного фолианта, Виктория скользила взглядом по строчкам, изредка применяла страничное чтение и временами поднимала глаза на сейф, где теперь лежали принадлежавшие ей орудия убийства, предназначенные для лишения жизни любого живого существа.

Она думала о том, как всё же странно устроена жизнь: ей, сегодняшней девочке, не достигшей даже шестнадцати лет, уже вручают боевое оружие — настоящий автоматический двадцатизарядный пистолет-пулемет с километровой дальностью точного боя и кинжал, способный выполнять ещё десятки функций, кроме своей основной — убийственной. Конечно же, она знала о том, что ей, девочке, будущей девушке и женщине предстоит чаще всего не убивать и не калечить, а формировать и давать, а также защищать жизнь. Но она внутренне радовалась тому, что давняя косность в восприятии оружия как дела чисто мужского была преодолена и в Украине и в России. В конце концов уже в далёкой египетской древности красавицы-женщины носили между грудями острейшие кинжалы и абсолютно не стеснялись активно и профессионально пользоваться ими для защиты своей женской и человеческой чести.

И именно это обстоятельство — активная вооружённая защита чести — нравилось Виктории больше и больше. Вооружённый народ — свободный народ. И теперь она, десятилетняя девочка уже далеко не беззащитна. Она вооружена и имеет право хранить, носить и применять не учебное, не спортивное, не травматическое, а боевое оружие. И Виктория знала и понимала: без воспитания, без образования, без поддержания должного уровня физического и психического здоровья владение любым оружием превращается в свою противоположность — из решения множества проблем в клубок проблем. Теперь предстояло довести уровень владения оружием до автоматизма и Виктория, привычно задумавшись, вызвала на экран памяти своё расписание на ближайшие полгода, отмечая в нем часы и дни тренировок на стрельбище и в тире.

Виктория Белова и её школьные друзья. Полигон

— Никакого показательного бряцания новополученным оружием не будет. — сказала классный руководитель школы первой ступени, в которой училась Виктория Белова через месяц, когда школа готовилась к уходу в краткий недельный отпуск перед очередным семестром. — Я прекрасно понимаю, насколько вам хочется похвастаться друг перед другом оружием, понимаю, что это вполне естественно, но никакого показательного бряцания оружием не будет. Всем ясно?

— Да, Наталья Леонидовна. — ответила Вилда Лускене — староста класса, в котором училась Виктория. — Не скрою, многим хочется похвастаться и все понимают, насколько это естественно, но понимаю и другое. Мы не должны отпускать инстинкты на свободу. Так что с нашей стороны никаких эксцессов не будет. А вполне понятное на начальном этапе владения боевым оружием увлечение мы погасим выездом на Лавровский полигон. Есть договорённость об использовании как наземного, так и подземного тренажёров.

— Хорошо, я согласна.

— Класс, вольно. На сегодня занятия окончены. Прошу подготовиться к завтрашним финальным исследованиям и тестам по нашим программам. — Вилда окинула строгим взглядом притихших одноклассников и одноклассниц. — Мне тоже хочется пострелять и на полигоне этого добра будет с избытком. Обещаю. Все могут быть свободны?

— Да. — подтвердила педагог. — Все могут быть свободны.

Через двадцать минут Виктория уже входила в свою комнату. Пистолет удобно покоился в плечевой кобуре, кинжал немного давил на бедро. Зарядные комплекты и дополнительные лезвия покоились в своих укладках. Поставив сумку на стул возле двери, Виктория прикрыла створку и опёрлась об неё. Она знала, что именно сегодня очень многие её одноклассницы и и одноклассники пришли в школу впервые с личным боевым оружием. В данном действе уже давно никто не усматривал ничего криминального — если человеку суждено иметь внешние зубы и когти — он должен привыкнуть их носить и ими успешно пользоваться. А пистолеты и кинжалы выполняли роль всего лишь первого в жизни россиянина и украинца боевого оружия. В дальнейшем любой человек мог избрать для себя десятки, если не сотни близких лично ему орудий лишения жизни.


Лавровский стрелковый полигон встретил класс Беловой насторожённой тишиной.

— Итак, коллеги. — Вилда окинула мягким взглядом своих одноклассников и одноклассниц, затянутых в пятнистые комбинезоны высшей защиты. — У нас три дня. Но поскольку мы — представители школы с научным профилем подготовки, нам поставлена конкретная боевая задача. На территории полигона, отведённой под наши нужды, есть пять надземных и подземных лабораторий. Точнее, даже десять, если считать и мелкие, не слишком научного назначения, помещения. И нам необходимо понять, как на данной территории могла произойти техногенная катастрофа, связанная с использованием пионерных разработок класса «Прокол пространства». Идея состоит в том, чтобы исключительно пешком последовательно пройти все лаборатории, преодолеть любое сопротивление — животное, полевое или техногенное, собрать все необходимые данные и, в конечном итоге, в финале найти главную подземную лабораторию и отключить Кристалл Прокола. Ясно?

— Да, Вилда.

— Мы прибыли сюда под вечер. Сейчас восемнадцать часов тридцать минут. Наш полигон начинает работать завтра в три часа ночи. Предупреждаю сразу: ад будет вполне реальный. Так что списать не удастся. И ещё — кроме как пострелять и помахать клинками, руками, ногами, поползать, попрыгать и побегать, а также покувыркаться у нас будет вполне обширная поисково-исследовательская программа. В лабораториях имеется куча нужного добра, которое надо исследовать и собрать, а при случае и применить. Так что думайте не только рефлексами, но и головой. А сейчас — в посёлок. Там — четыре дома. Размещаемся там, где понравится. Потом — короткий ужин и — сон до шести часов утра. Сразу повторно предупреждаю: списать не удастся. С момента нашего попадания в посёлок-хутор наш полигонный квадрат изолируется. Захотите выйти — вы процедуру все хорошо знаете. Но — советую остаться. А теперь — вперед, к хутору.

— Есть, Вилда. — почти хором стройно ответили одноклассники и одноклассницы. Через несколько минут чёткий строй уже вытянулся по тропинке, уходившей к хутору.

— Вилда, а карта нашего района уже есть? — спросила Виктория, повернувшись к главе класса лицом и подперев голову рукой. Луна освещала полуразрушенный сельский дом, в подвале которого на простых матрасах под лёгкими покрывалами лежали двенадцать девочек.

— Как не быть. Будешь спать или будем говорить? — Вилда уже почувствовала, что их перешёптывание привлекает внимание других девчат. — У нас тут уже совещание наклёвывается, девочки. Так что давайте подстилки-матрасики в кружок и — лампу в центр. У меня есть кое-какие документы. Будем думать.

— Ага. — Виктория подобралась и села. — сколько сейчас?

— Три двадцать шесть. Уже двадцать с лишним минут полигон действует. Чувствуешь атмосферку?

— Угу. — Виктория принюхалась. — Похоже на радиационное заражение с некоторой примесью весьма крутой техногеники.

— Во-во. — Вилда отметила, что девчата уже образовали из матрасов кружок, в центре появилась неяркая лампа и разложила из папки листочки. — Наши мальчики, знаю, тоже обсуждают некоторые аспекты. Любомир работает. — Вилда усмехнулась. — И уж конечно, они соображают, как нас, слабых и немощных, в случае чего вытаскивать из больших и маленьких переделок. — она осталась серьёзной, доставая последний сложенный лист. — Эту карту я с боем вырвала. На ней почти полная информация, но, думается, проблем нам приготовили по брови. Так что и эта карта — всего лишь весьма далекий от утверждённого окончательного проекта нашей эпопеи черновичок. Стелла, посмотри, пожалуйста, вместе с Софией за тылами. А мы пока посовещаемся.

— Хорошо, Вилда. — Две девочки не стали сдвигать свои матрасы в общий круг, повернулись лицами к люку подвала и приготовили автоматические пистолеты.

— Итак, мы с вами находимся в посёлке-хуторе. Неподалёку — разрушенный блок-пост вооружённых сил, там нам делать особо нечего — простая казарма с двумя отдельно-стоящими контрольно-пропускными пунктами. Скажу больше — это почти единственный вариант выйти отсюда с территории полигона ножками. В двух километрах на северо-восток — автотракторное предприятие. Естественно, тоже приведённое в божеский, по условиям полигона, вид. Рядом с ним, на задах — подозрительный тоннель, идущий куда-то под землю. Но меня больше интересует и интригует не АТП, и даже не близлежащая к хутору свалка радиоактивных и строительных отходов — вопиющее убожество, к сожалению — реальное и фонящее нехило. Свалка, сознаюсь, меня интересует как начальная точка отсчёта к пониманию сути и причин здешней катастрофы. Меня интересует ещё больше железнодорожная ветка на северо-западе, шьющая от блок-поста-военных и уходящая в тоннель точнёхонько в трёх километрах от хутора на север. Куда ведёт этот тоннель тоже уходящий в толщу земли — это ещё большая загадка, чем загадка того тоннеля, за АТП, уходящего под землю от простой просёлочной дороги. По последним данным оба тоннеля засыпаны. Но прорваться в них можно — в этом я убеждена. Итак, ветка железной дороги уходит в тоннель, но сама ветка поднята на высокую насыпь, окаймляющую низину, в которой расположен хутор, свалка, АТП и блок-пост вояк. Пройти через ветку по верху — милое дело, конечно же, можно. Но проблема в том, что там слишком сильные поля и радиация дай боже. Мы можем, конечно, прорваться и там, но думается, пока особых причин для столь отчаянного геройства у нас всё же нет. И потому надо искать обход. В данном случае это уместно. Есть два пути полегче — во-первых, тоннель под насыпью, пронзающий её насквозь и выводящий за пределы низины. Но в самом тоннеле всего античеловеческого тоже хватает. Я бы туда не сунулась просто так. Сожрём запасы высшей защиты не входя в полигон и нас могут вернуть, как проваливших дело. У нас здесь есть и дорога, ведущая от блок-поста военных. Она огибает хутор, в котором мы расположились, минует АТП, уходит налево и проходит под железнодорожным мостом. Проблема здесь в том, что там тоже не сахар. Это — рубеж полигона, перешагнув который нам всем своими собственными ножками обратно уже не вернуться. Естественно, там тоже был блокпост, но есть ли там вояки и кто они теперь — у меня такой информации, а значит и исходных данных — просто нет. Может там и не биологические объекты, а полевые структуры вроде заградполя. А может — и мутантики. В таких случаях мутантов, обычно, хватает. Проверено по историческому своду. У меня большое подозрение, что оба тоннеля — своеобразные выходы из полигона, но у меня также подозрение, что входами они являться не будут. Хотя было бы очень мило попробовать войти с чёрного хода.

— Полигон работает, а вокруг спокойно. — сказала одна из одноклассниц.

— Не совсем. — в круг, очерченный светом вступила София, державшая за шкирку существо, похожее на мутировавшую собаку. — Это — гость из верхнего мира. Шныряют такие по поселку.

— Мёртвый?

— Естественно. Мутаций в нём — на докторскую диссертацию вполне хватит.

— И пострашнее есть. Я тащить сюда не стала, но у крыльца с пяти выстрелов в голову пришлось уложить. Три центнера живой силы. Кабанище. — в круг вошла Стелла, София отступила в тень и вернулась на пост у лаза в подвал. — Клычищи. — во. Да и сам нехило развит.

— И это всё? — спросила кто-то из девочек.

— Имеются тут и человекоподобные мутанты светящиеся и обычные. Такие вот полутрупы-полускелеты. Я их дронами окрестила. Одного пришлось у забора уложить. Так его сотоварищи быстренько уволокли и, кажется, оприходовали. — продолжала Стелла. — Каннибализм в чистом виде. Санитары леса…

— Полагаю, девочки, всем ясно, что расслабон закончился? — Вилда проверила замки своего рюкзака.

— Естественно. — девчата кивнули и нашарили свои пистолеты. Лёгкими щелчками отозвались взводимые механизмы боеготовности. С едва слышным шелестом наворачивались на стволы мощные глушители.


Но о многом девочки ещё не догадывались. Мальчики их класса, оккупировавшие для сна близлежащий полуразрушенный дом с обширным подвалом, сразу же по прибытии на место тоже накрутили на свои пистолеты самые мощные глушители и категорически отказались спать после наступления трёх часов ночи.

— Ещё чего. Спать, когда самое интересное начинается. — Максим Лепнев передёрнул затвор своего пистолета и выглянул из лаза в подвал, обозревая комнату полуразрушенной хаты. — Трое из нас должны подняться на поверхность. Что-то мои уши слышат много всякого явно биологического шебуршения.

— Увы, не трое, а пятеро. Нам двоих хватит, а троих придется направить к девчатам. Только в скрытом режиме. Мне кажется, где-то я уже слышу кабанье рыкание. — ответил Леонтий Нилов. — И я пойду в эту тройку. Кто со мной?

— Мы, естественно. — сказали братья Жилянские, Захарий и Родион.

— Тогда вперёд. Заляжем по схеме веера вокруг их хатки. Стрелять только на поражение, коллеги.

— Угу. — сказали братья и троица благополучно покинула пределы комнаты, в подвале которой обосновались мальчики из класса Виктории Беловой.

— А нам нужно выставить двоих для нашей охраны. — сказал Радомир Липский, глава мужского совета класса.

— Я пойду. — поднялся Антон Уланов.

— И я. — встал Василий Белоярцев. — Остальных прошу вниз и затихнуть. Вижу на экране контрольного монитора двух дрончиков. Светятся как гирлянды, но быстро ходят. Аж жуть берет.

— Куда направляются? — спросил кто-то из успевших спуститься в подвал мальчиков.

— Пока что вокруг заборчика ошиваются. Круги нарезают. Но их там не двое, а уже штук восемь, один уже намыливается войти… Там дырка небольшая есть в заборе, недалеко от девчачьей хаты. Опа. Его кто-то из девчат уже подстрелил наповал. А его сотоварищи — я даже моргнуть не успел — уже уволокли. Жаль. Отличный экземплярчик для исследований. — Василий подкрутил верньеры мини-пульта. — Похоже, что девчата тоже раздосадованы упущенной возможностью препарировать скотинку.

— Успеешь ещё препарировать самолично. — пробурчал кто-то из обитателей подвала.

— И собачатинкой придется заняться. — несколькими бесшумными выстрелами Василий обездвижил пятерых псевдособак, нарезавших круги вокруг хаты, где обосновались мальчишки. — Но это мелочи. А вот если дрончики… Опа. Кабан к девчачьей хате пожаловал. И рылом сразу на крыльцо сунулся. Кто-то из наших принцесс там его так угостил — не меньше пяти зарядов в башку кабан получил. Рухнул как подкошенный.

— Ты там смотри, чтобы дроны не особо сатанели, Вася.

— Наша тройка не допустит. Один правда намылился войти в пролом — ну не имётся ему. К нашим дамам в гости хочется придти. Нас игнорирует. Но он у пролома и лёг. Через несколько секунд. Кажется мне, что его Родион подстрелил. Обожает Родя стеллс-миссии. В кустах засел, как будто «по делу» и постреливает оттуда. И опять уволокли сотоварищи павшего болезного. Хотя Родион его наповал срубил, но всё же, кажется, не особо до конца. Живучие твари тут ошиваются. Придется переключить убойность на пистолетах. Коллеги, проверьте пистолеты и поставьте новые клинки повышенной твёрдости в ножевые ручки.

— Сделано, Василий. — отозвались из люка подвала.


Дальше вообще началось форменное избиение. Вместо восьми первых дронов у забора быстро стали ошиваться сначала пятнадцать, а затем и вообще дошло до пятидесяти голов. Вместо светящихся и потому слишком хорошо различимых появились и обычные, которые не светились. Кабаны рванули по прикрытой только хилыми воротцами проселочной дороге, разделявшей хутор на две неравные части. Собаки подгоняли кабанов.

— В ружьё! Всем — из подвала — на чердак и — на первый этаж! В окна не высовываться! Бить только на поражение! Абсолютная бесшумность! Прикрыть периметр девчачьей хаты! Троица, вам первая скрипка. — сказал Радомир Липский в бусинку спикерфона.

— Конечно же. — отозвался Леонтий Нилов. — Уже отстреливаем животинку.

— Во-во. Переселяться к девчатам не будем. Но веер-кольцо обеспечим. Нам легче будет на дворе, чем в хате. — сказал Василий Белоярцев.

— Как обычно. Баба та кіцька — у хаті, собака та чоловік — на дворі. Вечность, что ни говори.

— Выступаем. — сказал Белоярцев, отстрелив рвущегося в окно мальчиковой хаты несветящегося дрона.

— Принято.

Через несколько минут четырнадцать мальчишек образовали живое кольцо вокруг девчачьей хаты.

— Направить к девочкам нашего переговорщика. Убедить не высовываться. Сами справимся. — распорядился Белоярцев.

— Принято. — отозвался Георгий Цхалидзе. — Я уже пошёл к девочкам.

— Белову не знаешь? Она тебе хвост отрежет. — проговорил в спикерфон Леонтий Нилов.

— Именно с ней я сейчас и говорю. Девчата готовы и отдохнуть и прикрыть нас. Спать никто из них не хочет. Убедил подремать. Но пятеро наотрез отказались. И Белова в их числе. Пока что уговорил не подниматься из подвала на поверхность.

— Во-во. Пусть, если что, помогут. А пока пусть сидят тихо. Это дело — мужское. — Антон Уланов уложил трёх псевдособак, ворвавшихся на просёлок и перебил правую переднюю ногу подгоняемому ими кабану. — Дострелите этот танк, хлопцы.

— Уже. — слаженный залп десяти стволов, почти беззвучный, заставил кабана остановиться, словно тот натолкнулся на стенку. — Готов.

— Хорошо. Троих дронов не пускайте к западной стене хаты. — Антон перезарядил пистолет. — И не вздумайте метать ножи. Дроны своих утаскивают — ножей не напасёмся.

— Принято.


Наконец атаки здешней биологической нечисти выдохлись. За стрельбой и перемещениями по небольшому театру вполне военных действий, школьники и не заметили, как наступило утро.

— Всё, мальчики. Теперь вы можете отдохнуть. — Виктория выскользнула из девчоночьей хаты как призрак и встала перед Антоном. — Антоша, будь добр, оставь троих в карауле по схеме треугольника и дай нам приготовить завтрак для всей честной компании. А?

— Ладно. Хлопцы, выделите там троих наиболее свежих. Остальные — в распоряжение девчат.

— Нет, ребята, огня-костра не будет. Радиоактивное тут всё. Будем жарить всё на своих химических «вариантах».

— Ладно, Вита. Готовьте. А мои пока уберут эту нечисть.

— Не надо, Антон. Сразу после завтрака мы выступаем. Правда, Вилда?

— Именно так. — глава класса встала рядом с Беловой. — Так что санитарной уборкой заниматься не будем.

— Проверим блокпост вояк? — спросил Леонтий Нилов.

— Нет. Это — у нас в тылу, а впереди должен быть только фронт. Так что сначала прогуляемся вокруг радиоактивной свалки, я там видела строительный вагончик и подмостный тоннель. Надо проверить это милое местечко, там есть научная перспектива. Потом проверим АТП, там четыре двухэтажных домика. И после АТП посмотрим тоннельчик. Тот, который в тылах АТП.

— Хочешь зайти с тыла, Вилда? — усмехнулся Леонтий.

— Нет, просто оценить возможности ножками, ручками и глазками. — в тон ему усмехнулась Вилда.

— Полагаю людских асоциальных элементов в зоне нет? — озабоченно произнесла Белова.

— Кто знает, Вита. Кто знает. Во всяком случае оружие держать заряженным и готовым к немедленному действию и куда попало — не ступать.

— Ежу понятно. — сказали подошедшие хлопцы.

— Ежу надо тоже подкрепиться. Так что прошу. — Вилда простёрла руку и мальчишки увидели на полу девчоночьей хаты брезентовый полог, уставленный тарелками с дымящимися пакетами. — Еда, конечно, концентрированная, но это последний такой оборудованный привал. В дальнейшем, чувствую, придется есть на ходу или на бегу. Или, в лучшем случае — стоя и постоянно озираясь.

— Гм, конечно…

После сытного завтрака школьники заметно подтянулись и немного повеселели. Их уже не пугали трупы убитых мутантов, усеявшие пространство хутора. Прибрав посуду и полог, они собрались у проломленных оконных проёмов девчоночьей хаты и зашарили цифровыми и оптическими биноклями и визорами по окрестностям.

— Выдвигаемся. Но по дороге не пойдём. Сначала сразу за выходом из хутора — налево и направляемся к свалке. Изучим её и двинем направо, к тоннелю под дорогой. По тоннелю — он сравнительно безопасен — выйдем к ложбине, откуда есть удобный выход на АТП. — Вилда привычно распределила цели и приоритеты.

— Принято, Вилда. — сказала Белова, окинув взглядом собравшихся подруг.

— Согласны, Вилда. — ответили мальчики. — Только просим слова. — вперёд выдвинулся Максим Лепнев.

— Говори, Максим. — Вилда согласно кивнула.

— Вы все, девчата, пойдёте из границ этого хутора только в середине кольца, образованного нами. — мальчик взглядом пресёк готовые сорваться с губ девочек возражения. — Мы слишком плотно изучали обстановку этой ночью, чтобы допустить риск выше определённого предела. Это — полигон, но он настолько реален, что на полигон мало смахивает и потому нам привычнее считать его реальной оболочкой, в которой нам всем предстоит действовать. Поэтому хлопцы берут на себя вашу защиту и охрану, а также разведку, а вы под нашим коконом сможете спокойно обращать внимание на любые детали и частности и подвергать их, равно как и общую картину, всестороннему анализу и изучению. Надо будет изучить что-то предметно вам и только вам — не вопрос. Выделим охрану и можете лично и непосредственно под нашим контролем и защитой изучать всё, что угодно. А этого у нас здесь будет больше чем предостаточно. Так что, хлопцы, образуем кольцо.

— Принято, Макс. — мальчишки через несколько секунд образовали вокруг девочек непроницаемое кольцо.

— Максим,очень интересно. А если по тропочке? — спросила Виктория Белова.

— И это учтено. — Максим кивнул. — Правда, хлопцы?

— Учтено. И там вы будете в достаточной безопасности. Кстати, мы уже смотались к снабженцу и приволокли дополнительное оборудование. Так что, девчата, выбирайте и обряжайтесь побыстрее. О нас не беспокойтесь. Мы уже все обрядились. — добавил Максим Лепнев.

— У-у-у, мальчишечки. — одобрительный приглушенный возглас, исторгнутый из уст большинства девочек, понравился мальчикам. Через несколько минут группа топталась на проселочной дороге, проверяя снаряжение.

— Итак, Вилда, каков план?

— Тут есть изменения. — Вилда, копавшаяся с ридером в сторонке, одна из первых девочек облачилась в дополнительную броню и навесила на себя ещё один комплект дополнительных приборов и вооружения. — У нас есть необходимость убить троих мутированных кабанов, которые не пропускают нас к возвратной дороге к основному блок-посту военных. Тому, что на периметре.

— И это, Вилда, сделают наши ребята. — Максим Лепнёв подошёл и склонился над ридером в руках Вилды. — Уяснил карту. Всё. Трое наших. — он указал на троих мальчиков, отделившихся от группы и подошедших к границе поселка. — сделают это чище и быстрее. А вы пока сможете с остальными покрутиться возле свалки радиоактивного барахла и отходов.

— Ладно, Макс. Ты как всегда очень и очень убедителен. — сказала Вилда. Обступившие её девчата согласно кивнули. Трое мальчишек, пригибаясь, приготовив пистолет-пулеметы, вышли неслышно за пределы хутора. Через несколько минут они ползком преодолели по одному асфальтированную ленту дороги и скрылись в кустарнике. А ещё через пятнадцать минут послышался шорох ветвей и приглушённый рык. Затем все стихло. Через пять минут все трое уже стояли перед Вилдой.

— Кабанчики мертвы, Вилда. Нам обеспечено приличное возвращение. — сказал один из троих мальчиков, протягивая отпиленные лазерным резаком шесть клыков. — Это тебе пока для начала полевых исследований. — улыбнулся он. — Это не доказательство. Только материал для исследований. Кстати, мы нашли там труп бандита. Вполне человекообразного, но Лай. — он кивнул на одного из своих компаньонов, — утверждает, что прожил он в этой зоне достаточно долго. Вот сумка. Мы кое-что собрали с него, пока отпиливали клыки. — он подал запечатанный пакет, тотчас же перехваченный одной из девочек. — В целом нормальный мужик, до тридцати пяти лет, телосложение среднее. Убит дня три назад. Кабанчики постарались. Стерео и квадрофото с нарезкой слоёв прилагаются. — он подал микропирамидку.

— Обыск трупа руками людей до нас был? — спросила Вилда обступивших её девочек и мальчиков.

— Нет, Вилда. Мы и так едва ховались в траве. Там — прямая видимость от блок-поста. Большая группа людей всполошит вояк и нас вернут за пределы полигона. Сама знаешь. — Леон обсудил со своими парнями происшедшее. — Так что придётся этого бандюгана пока оставить в покое. А двое из вас, девчата, вполне могут заняться исследованием содержимого этого пакетика как раз возле свалки. Она прикрыта двумя заборами и даже в стереотрубы следует весьма постараться, чтобы увидеть то, что мы там делаем.

— Хорошо. Тогда самым тихим шагом в режиме стеллса — выдвигаемся к свалке. Там трое девчат и четверо мальчиков выдвигаются к вагончику строителей и обыскивают его. Потом у вагончика берут под наблюдение холм, где весьма много псевдособак и кабанов, а также тоннель, выводящий под дорогой на правый край леса, где можно пригибаясь и даже ползком выдвинуться на пригорок и посмотреть, что же там за АТП такое. Трое девчат и четверо хлопцев выдвигаются влево и изучают тоннель под железной дорогой и подступы к водостоку. В том числе — заградительные поля и уровни радиоактивности с подарочками. Остальные — в режиме кокона изучают свалку. Задача ясна?

— Да, Вилда.

— Тогда тихо выдвигаемся через задний вход. — Вилда осталась серьёзной. Через минуту группа школьников цепочкой выходила из хутора, взяв курс на север. Стояла звенящая тишина, прерываемая только похрюкиванием кабанов и рычанием собак, загонявших очередную добычу себе на завтрак.

— Всё. Прибыли. Группе вагончика и группе тоннеля под железкой — общение только и только знаками. Никаких птичьих возгласов. — Вилда отдала последние распоряжения. — Остальным тоже разрешаю приступить к работе.

— Приступили. — группа вагончика ушла вправо.

— Приступили. — группа тоннеля ушла влево.

— Приступили. — группа школьников рассыпалась по свалке, закрыв изолирующие комбинезоны и надвинув на лица шлемы полной изоляции.

ТОННЕЛЬ ПОД ЖЕЛЕЗКОЙ
Разведгруппа в составе трёх мальчиков и двух девочек, попытавшаяся пройти в тоннель под железнодорожной насыпью, была надёжно остановлена вдруг набравшими невиданную силу электрическими щупальцами разрядников, густо усеявших поверхность асфальтированного проезда тоннеля.

— Активность выше всех допустимых норм. Мы здесь явно не пройдём. — сунувшись поближе к самому близкому озерцу разрядников, Велтс Микров с досадой посмотрел на вспыхнувший красным огнём индикатор безопасности. — У нас, слава богу, не безвыходное положение, чтобы здесь прорываться. Передайте Вилде, что тоннель закрыт настолько плотно, что даже думать о прорыве через него без крайней необходимости — самоубийственно.

— Хорошо. — поскучневшим голосом ответил командир группы — Роман Эмиров. — Я доложил. Вилда скомандовала отход. Мы нужны на радиационной свалке.

— Отходим. — сказал Микров. Группа развернулась и вышла из-под бетонного козырька тоннеля, отстреляв по дороге двух псевдособак и свиноплоть, попытавшихся было окружить незадачливых путешественников.

СВАЛКА РАДИОАКТИВНЫХ ОТХОДОВ
— Вилда, мы вернулись ни с чем. — доложил Роман Эмиров.

— Вижу. Приступайте к исследованию холма. Там я видела крышку интересную. Видимо там есть что-то подземное. Но там пять кабанов и шесть-восемь псевдособак плюс пять свиноплотей. Перезарядите оружие и попробуйте занять холмик. А мы пока закончим со свалкой. Кое-что мы уже раскопали, но нам еще нужно полчасика тут потоптаться.

— Без проблем. — Эмиров кивнул и его группа, пригнувшись, метнулась на холм, точными выстрелами укладывая ошалевших от такой наглости «скотинок» в самых живописных позах.

— Настреляли солидно. Мы на холме, Вилда. Люк перед нами.

— Закрепляйтесь. Скотинка осатанела от такой беспардонности, к вам чешет стадо псевдособак голов в шестьдесят.

— Уложим. Не беспокойся.

— Мы выходить к вам не будем, у нас есть уже результаты и мы продвигаемся к вагончику строителей. Туда уже ушла пятёрка разведки. Прикроете наш тыл. Нам надо, чтобы в спину нам никто не вонзился.

— Будь спокойна, прикроем.

— Хорошо. Заканчивайте здесь с анализами и пробами, коллеги. — Вилда обвела взглядом копошащихся среди покорёженной техники и строительных конструкций своих одноклассников и одноклассниц. — Группа разведки «Вагончик» — на связь.

ВАГОНЧИК СТРОИТЕЛЕЙ
— Группа разведки «Вагончик» на связи. Нашли пять артефактиков, захватили дополнительное вооружение и амуницию, разрушили пять-шесть деревянных контейнеров и уложили пять псевдособак с двумя кабанами. Нашли труп бандита, обыскали, изъяли оружие и боезапас. Полагаем, нам нужно переходить на местные образцы. Против них у нас защита весьма неплоха, а мы побережём заряды и своё вооружение. Готовы прикрыть переход основных сил к тоннелю под автодорогой.

— Принято. Мы снимаемся, идем к вам. Организуйте круговое наблюдение и оборону.

— Будет сделано, Вилда.

ТОННЕЛЬ ПОД АВТОМОБИЛЬНОЙ ДОРОГОЙ
В вагончике хватило места всем. Через пятнадцать минут подошла группа «Холм», сумевшая таки просканировать намеченную возвышенность.

— Ствол шахты от люка идет на глубину сто двадцать метров. Скобяная лестница. Уму непостижимо, для чего такая глубина при таком способе передвижения по стволу. А там второй люк, крышку которого наши сканеры не взяли. Далеко слишком, Вилда. Мы не смогли решиться вскрыть люк — пришлось бы менять слишком многое в плане работы. Думаю, что нам пока рано спускаться под землю, имея на земле такую проблему, как набитое бандитами АТП. - доложил Роман Эмиров.

— Вот именно АТП мы и займёмся. Сколько там субъектов, разведка? — переключив канал, Вилда связалась с двумя мальчишками, вжавшимся в склон автодороги и не спускавшими глаз с далёкого здания АТП.

— Двадцать восемь душ, Вилда. Предстоит форменная бойня.

— Что-ж. Поцарапаемся и покусаемся. — усмехнулась девочка. — Мне лично начинает нравиться такая возможность поразмяться. Берём в клещи?

— Нет, у нас в тылу будет подмостной блокпост, а там творится что-то не слишком понятное. Если он будет сзади одной из губок клещей — нам может не поздоровиться.

— Согласна. Разведке — прикрыть выдвижение основных сил на склон.

— Может, лучше по тоннельчику?

— Логично. Что там?

— Пока чисто. Может подойти один из бандюганов из троих, которые на взгорочке. Там также остов древней машины — грузовика. Предстоит осмотреть — кузов еще не разложился полностью.

— Поняла. На гребень и автодорогу соваться не будем. Она плохо, но всё же просматривается и с блокпоста вояк и от предмостного блокпоста и от АТП. Я рассчитывала «перетечь» ее ползком под маскировочными полями. Но кто знает, что тут на полотне понаверчено. Так что решено — идём в тоннель.

— Принято, Вилда.

БИТВА НА АТП
Тоннель удалось пройти без происшествий. Нашли в грузовике два тайника с оружием и боеприпасами: один — в кабине, другой — в кузове и ползком преодолели расстояние до взгорочка. Бандюганы икнуть не успели: их скосил бесшумный слаженный залп. Обыскав трупы и разжившись дополнительными боеприпасами: оружие сменили, отсмотрев характеристики и выбрав наиболее целое и боеспособное. Остальное привели в негодность и оставили при трупах.

— На АТП — чисто тихо и спокойно. Наш залп никого там не побеспокоил. — доложил один из мальчиков, наблюдавший за АТП в оптический бинокль, прикрытый маскирующими шторками. — Они слишком беспечны, что ли?

— Не уверена. Там их слишком много, поэтому они и беспечны. Фактор численности. — проговорила Вилда. — Неплохо убаюкивает, но не расслабляет. Идём серпом, остриём в разрушенный торец бокового строения АТП, посматривать по сторонам, обращать внимание на дорогу к тоннелю — там могут быть квазиплоти и свиноплоти, а также дрончики с псевдособаками. Зачищаем веером гараж и въездные строения, затем берём штурмом админкорпус — он двухэтажный, там предстоит побегать, потом можем сконцентрироваться на двух складах. После этого будем считать, что АТП — в наших руках. Отдохнём минуток десять и займёмся изучением подходов к заваленному тоннелю за АТП. Там триста метров дороги по холмам — надо быть внимательнее. Местность слишком открытая. Стрелять — только на поражение. Никаких раненых. Забираем оружие, боеприпасы, документы. Сколько там душ?

— Двадцать восемь. — отозвался наблюдатель.

— Отлично. Значит, каждый из нас может проявить себя в полной мере. Повторяю — стрелять только на поражение.

— Принято, Вилда.

— Выступаем. Броском в торец.

— Есть.

Через несколько минут школьники вонзились в пролом в стене бокового здания АТП подобно смерчу. Уложив вместе с тремя бандитами пять квазиплотей и двух псевдособак, вздумавших под шелест почти бесшумного боя поживиться свежатинкой, бойцы класса Виктории Беловой рассыпались по АТП, ведя прицельный огонь по пытавшимся их остановить бандитам. Через минуту трое бандитов уже лежали в разных концах двора АТП, двое бандитов свешивались из окон дежурки на въезде, пятеро бандитов нашли свою смерть на полу и стропилах основного гаража. Но остальные бандиты попытались закрепиться в здании управления.

— Придётся от стрельбы перейти к ударам. — произнесла Вилда. Одноклассники поняли ее иронию правильно и оружие обзавелось подствольниками. Десять одновременных залпов превратили админкорпус в решето, внутри вспыхнули и погасли зарницы слепящих разрядов и школьники ворвались в админкорпус, скашивая точными выстрелами пытавшихся продрать глаза бандитов.

— Не расходиться, берём второй этаж. Там — еще десяток. — скомандовала Вилда и точным выстрелом отправила сползать по стеночке субъекта в почти целом кожаном пальто. — Везёт мне. Кажись, главаря зацепила. — она обыскала его труп и обзавелась щегольским пистолетом. — И правда, главарь.

— Второй этаж чист, Вилда. Проводим обыск субъектов и отстреливаем стаю псевдособак. Пожаловали от тоннеля сюда.

— Хорошо. Закрепляйтесь в зданиях, соберите оружие и боеприпасы. Главное — боеприпасы.

— Рассчитываешь, что придётся стрелять в открытую, Вилда?

— Именно. Если им можно стрелять в открытую, то рано или поздно и нам придётся также стрелять открыто и звучно. Увы. У нас нет в план-приказе ограничения на этот счёт. Кстати, нам надо подкрепиться. Так что организуйте ланч.

— Хорошо, Вилда. — отозвались сразу несколько школьников.

Поев, школьники приободрились.

— Никаких законов Архимеда. Проверить АТП снизу доверху, выставить посты наблюдения и прошерстить всю территорию вокруг АТП. Через четверть часа мы уходим к тоннелю и нам нужно, чтобы сюда не сунулись сменщики бандюганов. — Вилда, сидя на деревянном ящике, шёпотом обсуждала по связи ситуацию со своими старшими групп. — Как с научной разведкой данного места?

— Ведём, Вилда, но пока все штатно. Думаем, возле тоннеля будет интереснее.

Впоследствии Виктория Белова часто вспоминала этот полигон. Да, для неё как для девочки, необходимость делать что либо, что могло бы превратить любое живое существо в неживое, была чужда по определению. Виктория не удивилась своему остро проявившемуся отвращению к оружию. В то же время она понимала, что живя в пограничном мире, она обязана владеть в совершенстве хотя бы необходимым минимумом знаний, умений и навыков, позволяющих эффективно ответить на большинство посягательств.

И, хотя рядом с ней теперь были её одноклассники, которые намылили бы холку любому, кто посягнул бы на неё, Викторию Белову, она понимала и то, что сама должна уметь намылить холку любому обидчику любого из своих одноклассников. Кобура с теперь уже стадвадцатизарядным пистолетом стала частью её самой, кинжал удобно покоился в ножнах на голени, о его существовании она и думать забывала, но постепенно она освоила и многие другие методы и способы воздействия на обидчиков. И первый шаг к этому освоению она сделала, получив из рук отца боевое огнестрельное оружие, а второй — во время прохождения полигона.

Она никогда не считала себя хронической полной дурой и потому понимала, что в человеческом обществе есть немало людей — что поделаешь, приходится именовать их пока что людьми — которым абсолютно будут не интересны её научные и учебные достижения. Найдётся немало людей, которым она будет интересна просто как девочка, как самка. А уж о том, что могло ждать молодую девушку и женщину, Виктория, верная своему принципу укладывать в свою голову вагоны самой разной информации при малейшей возможности, знала предостаточно. И она понимала, что при определённом раскладе обстоятельств она может тоже стать объектом посягательств известного рода. Виктория со своим прагматизмом далеко не всем нравилась даже в школе и во дворе своего дома, но, как считала сама, лучше быть живым, здоровым и целым прагматиком, чем мёртвым, больным и разобранным на запчасти романтиком.

Виктория Белова. Покушение

Кто же тогда мог подумать, что Виктория Белова, весёлая, компанейская и адски информированная девочка, в действительности очень скоро станет объектом сексуальных посягательств. Возвращаясь поздно вечером пешком к станции пассбуса из очередного вояжа к заинтересовавшим её покинутым памятникам архитектуры, она почувствовала только прикосновение чьих то губ к своей левой щеке, после чего капитально провалилась в сон.

— Вердан, Виктин сигнал пропал. — сказал Гога Велидзе, коротавший ночь у компьютерной системы, которая транслировала обстановку в окрестностях Московска. — У неё слишком мощная система позиционирования, чтобы можно было заподозрить поломку.

— Давай развёртку. — Вердан Леплевский сам немало удивился своей решимости посмотреть ситуацию под электронной лупой. — Боюсь, что с Виктой что-то случилось. Есть там рядом патрули службы безопасности Московска?

— Два пеших и один на автомобиле. — ответил Гога.

— Нам нужен вертолётный патруль. — поморщился Вердан.

— Сказанул тоже. Где я тебе найду сейчас в этом районе вертолёт? И почему? — Гога немного уже начал нервничать.

— Потому что с Викторией случилась та беда которая случается преимущественно с девочками, девушками и женщинами. — ответил Леплевский.

— Маньяк? — в глазах Гоги зажёгся огонек готовности к немедленной мести.

— Нет. — Леплевский кинул взгляд на развертку и похолодел. — Вот и указание на перемещение тела. — он ткнул в зубец покадровой съемки. Успеть бы. Я вызываю патруль из соседнего квадрата.

— Успеют?

— Успеют. Или я не Леплевский. — Вердан нажал несколько клавиш, отправляя пакет с информацией. Он не знал, но сразу догадался о том, что Виктория была похищена. К сожалению, ни в России ни в других странах мира с этим поделать ничего не могли. Люди оставались наполовину животными и животные инстинкты далеко не всегда легко и просто подчинялись усмирению, взнуздыванию и контролю. Но он знал и другое — ему необходимо было выиграть у похитителей самое главное — время. То самое время, которое отделяет Викторию от мощнейшей и глубочайшей практически неликвидируемой полностью психотравмы, совмещённой с грубейшим физическим насилием. Да, оружие и кинжал с ней, но технология похищения далеко не всегда позволяла воспользоваться всем этим арсеналом вовремя.

— Информация получена. В квадрат выдвинулись поисковые беспилотники, вертолётный патруль направляется в этот же квадрат. Соседние квадраты в шесть слоев взяты под план «Перехват» — Гога севшим глухим голосом доложил часть результатов своей работы. — Я этих обормотов…

— Остынь. Давай изображение с беспилотников на третий экран. Ага. Вот место с которого они её сняли. Тепловая картинка соответствует. Чисто сняли, что и сказать. Метод по классификации — «Поцелуй Иуды». - ответил Леплевский, пытаясь сохранить равновесие внутреннего настроя.

— Ты имеешь в виду… — Гога кинул на него короткий взгляд.

— Да, именно. Секундное касание и длительный сон с потерей ориентации. Не жестоко, но крайне неприемлемо. Жестокость, уверен, будет дальше. Таков сценарий и ещё не было случая, чтобы они от него отступали. — ответил Леплевский, вглядываясь в экраны.

— Успеют? — задал явно лишний вопрос Гога.

— Обязаны успеть. Или любого, кто прикоснётся к Виктории даже грязным словом, я разорву на кусочки собственными руками. — ответил Вердан. — Или — сейчас, или — потом. Но ни один из них не уйдёт от меня. Если я не успею — будут мстить мои братья.

— И мои тоже.

— Кажется, успели. — Леплевский боялся издать вздох облегчения.

— Давай развёртку ситуации на экраны. С пятого по десятый. Пока подержим ситуацию, а там… — проговорил Гога.

— Слава богу, медики Службы безопасности успели до того как к ней прикоснулись. Она всё время была в отключке. Но её оружие облапали, сорвали с неё. Главное, что она цела. — Леплевский напряженно читал все новые и новые строки пакетов информации.

— Куда её? — Гога пока работал с первыми пятью экранами, поэтому на остальные пять смотрел не особо внимательно.

— В Кризисный медцентр. О Небо, они таки… — Леплевский пытался не поверить глазам, прочитавшим очередные строки, но повторный пробег по знакам подтвердил его худшие предположения.

— Что? — Гога моментально впилился взглядом в экран, вызвавший столь резкую реакцию друга.

— Они её таки повредили… — глухо ответствовал Леплевский, указав на пару строчек в середине пакета.

— И что это значит? — Гога пытался сдержать негодование, но удавалось ему это плохо.

— По данным медиков Службы безопасности — как минимум неделя реабилитации. Но, боюсь, этим дело не ограничится. — ответил Леплевский.

— Ты имеешь в виду повреждение психосферы? — наконец взгляд Гоги нашарил нужные строки.

— А ты как думал? И всё наше Мужское братство попадет под такую раздачу… — Леплевский привычно просчитал ситуацию.

— М-да. Пусть её и не повредили физически — с этим пока слава богу обошлось, но «Поцелуй Иуды» что-то такое затронул в её психосфере… — проговорил Гога, прочитывая пакет дальше.

— Ей слава богу не десять лет, немного больше, но в период формирования и выхода на взрослость девушка очень уязвима именно психологически. Для Виктории эта уязвимость означает, что после происшедшего все мальчики будут сметены с её доступа. — проговорил Леплевский.

— Монастырь? — прошептал Гога, склоняясь рядом с другом над очередным экраном.

— Вполне возможно. Но, боюсь, картинка не врёт. Монастырь её примет тогда, когда она перестанет ненавидеть всех мужчин, не относящихся к её родственникам. Слава богу повреждение психосферы не достигло столь опасного уровня. — проговорил Вердан. — Факт остается фактом. Для всех, имеющих несчастье быть мужского пола, Виктория потеряна. Хорошо, если она после реабилитации вернётся в школу и восстановит свою немаленькую высоту позиций в научных и практических разработках. А также в обучении. Но, боюсь, теперь мы для нее, все мальчики, парни и юноши из любого мыслимого окружения — только узкие функционеры. Любая наша попытка даже морально посмотреть на Викторию как на девушку, особу женского пола, приведёт к экстремальным последствиям. То, что она может мстить после случившегося своим обидчикам — это возможный факт, но то, что она будет и сейчас и впоследствии всемерно мстить любому, кто увидит в ней особу женского пола — это факт почти железобетонно доказанный. Задачка… — проговорил Вердан, выключая экраны второй пятерки. — Я тут послал информацию под паролем Мужского братства. Придётся собирать Совет.

— Придётся. Шуму будет… — Гога вернулся на своё кресло перед погашенными экранами.

— Она об этом знать не будет. Методика реабилитации предусматривает круглосуточный глубокий сон с использованием систем автопитания. Исключены любые свидания. Я знаю, её родные уже поставлены в полную известность и здесь Виктория не виновата — не она напала, а на нее напали. Так что претензий и обвинений в беспечности не будет. По последним данным её уже доставили в палату интенсивной терапии. Сверка показала подтверждение физической целостности. А вот с психологической… Как я и думал. Проблемы. Вот и знак блокировки информации, выставленный Медслужбой. Похоже, это всё, что мы можем узнать о состоянии Виктории дистанционно. — Леплевский погасил свою пятёрку экранов и включил первую пятёрку в режим трансляции информации о предпринимаемых мерах со стороны структур общества.

— Одноклассницы Виктории в полном составе отправятся на встречу с родными утром в восемь. — констатировал Гога.

— Их право. Заседание Совета Святослав Невский уже назначил на вечер в зале Решений. Режим «Сумерки». - будем сидеть в полутьме и думать. — проговорил Леплевский.

— Служба Безопасности взяла след. Исполнители раскололись, теперь надо крыть заказчиков. Лейтенант Стрелов, как руководитель оперативной группы, вывесил информацию, что СБ Московска решит эту проблему. — Гога пробежал взглядом убористые строки стандартного пресс-релиза. — неприятность с Викторией предстаёт как часть разработки.

— Знаю его. Это действительно стрела, которая не знает промаха. Значит, многие другие девчата уже не пострадают. — Леплевский встал. — Гога, давай спать, а то нам ещё выполнять стандартную программу на сегодня. — он взглянул на цифры часов единого российского времени. — уже второй час.

— Спать будешь? — Гога прогнулся.

— Сказал тоже. Какой тут сон? Вот теси-грамма Ричарда. Он получил информацию и завтра будет здесь.

— Его, возможно, пропустят к ней. — проговорил Гога, прочтя короткий текст. — Единственного из неродственников.

— Боюсь, что ты здесь не прав. Рич для неё, — Леплевский взглядом указал на официальный портрет Виктории Беловой, высветившийся на одном из дежурных мониторов, — ещё больше чем родственник.

— Да? — Гога удивленно воззрился на коллегу. — И кто же он?

— Ты, Гога, слеп. Ричард для неё — первая любовь. И уж его-то, очень надеюсь, она будет рада видеть больше, чем любого мужика-неродственника. Боюсь, что он будет единственным, кому она разрешит прикоснуться к себе физически, а не только морально. Пока единственным, надеюсь.

— М-да. — изумленно проговорил Гога. — Я действительно слеп во многом, что касается девчат. Издержки пола, так сказать. Только вот я не уверен, что она допустит теперь даже на несексуальный физический контакт кого-либо из ребят. Попали мы.

— И возраста. Может, мы действительно попали. Но главное, что физически Виктория не пострадала и сможет, если захочет, иметь нормальных, не травмированных изнасилованием детей. Залечить бы психотравму такой глубины… Я даже не ожидал, что наша несгибаемая торпедная Вика настолько психологически уязвима. Надеюсь, медики постараются восстановить её психосферу. Хорошо, что хоть медикам Психокорпуса она не сопротивляется. Этот случай её искорёжил. — поддакнул Вердан, с грустью взглянув на официальный портрет Беловой.

— Согласен. И возраста. А медики Психокорпуса России — профессионалы не из последних. Но и сама Виктория прекрасно понимает, что долго зависать в этой яме ей нельзя. Думаю, она сама будет восстанавливать свою психосферу не менее рьяно. Она же понимает, что вокруг неё — не одни только монстры и сволочи. — Гога проследил взгляд друга. — Даже не знаю, выдержу ли я её холод.

— Хотелось бы верить, но выдержать её холод придётся всем нам, кто принадлежит к Мужскому братству. Её тоже надо понять. Она — украинка, существо сверхэмоциональное, весьма чувствительное и адски глубокое именно в психосфере. Её интуиция просто запредельна, знания — огромны, работоспособность — просто поразительна.

— К сожалению, интуиция не позволила ей уклониться от «Поцелуя Иуды».- прошептал Гога.

— Не надо требовать от неё полной универсальности, Гога. В конечном итоге далеко не все, как оказалось, интересуются в ней, в нашей Виктории, только разрешённым и доступным. Некоторым хочется прорваться за флажки. И её телесная красота здесь значит не меньше, чем интуиция, знания и работоспособность. Последние три фактора воспринять полностью дано надлежащим образом, к сожалению, далеко не всем. Вот некоторые и сконцентрировались на более доступном. Помнишь скандал с облитием кислотой картины «Даная»? — Леплевский ходил по комнате как маятник, заложив руки за спину и не глядя на друга.

— Ещё как. Слава богу, историю земных культур мы не так давно учили. Многие облизывались, нашёлся же подлец, который и испортил. — Гога облокотился о спинку третьего кресла и сложил руки на груди.

— Испортил он не только картину. Он испортил её фон. Психологический. Тогда об этом мало говорили и мало знали. Не то что теперь. И ножичком добавил. Ценитель хренов. — возмущенно сделал ударение на последнем слове Вердан Леплевский.

— Да уж ценитель в кавычках. Дело давнее, приняты достаточные меры. Но рецидивы будут. К сожалению будут, Вердан, всё время пока существует человечество.

— Но это не значит, что не будет противодействия таким преступлениям и наказания. — ответил Вердан.

— Будет. Ладно. Давай посмотрим план заседания Мужского братства по плану «Сумерки».

— Давай.


Виктория Белова сразу поняла, что произошло. Она никогда не строила никаких иллюзий относительно своей физической привлекательности. Пользуясь психосферой, она знала расклад похищения посекундно, могла бы описать любого из похитителей в деталях. К счастью, они успели только её похитить и увезти за сто пятьдесят километров, но были схвачены едва лишь Виктория оказалась распростёртой на койке в полутёмном подвале. С неё успели сорвать перевязь с кобурой и кинжалом, но это было последнее свободное действие похитителей. Свет, заливший помещение означал, что планы похитителей провалились. Через десяток секунд все пять субъектов уже были парализованы сотрудниками Службы Безопасности России, а ещё через десять секунд Виктория крепко спала на мягчайшем покрывале на носилках, бережно уносимых в чрево медицинского вертолёта Российской Службы Катастроф. Винтокрылая машина быстро доставила её в Кризисный центр Медслужбы страны, теперь она лежала на мягкой иммобилизирующей подушке в отдельной палате.

— Прошу нас всех извинить. У Виктории жесточайшая психотравма и никаких свиданий и посещений мы пока давать не имеем права. Одно могу сказать совершенно точно: физически она не пострадала. И, более того, не так давно мы получили информацию, что она сама начинает работу по своему восстановлению в психической сфере. Естественно, наши специалисты и сотрудники тоже участвуют в этом процессе. — лечащий врач был окружён немедленно прибывшими в Кризисный центр одноклассницами Виктории плотным кольцом, но пока что не выказывал желания немедленно исчезнуть из поля зрения посетительниц.

— А как с её отношением… — задала вопрос одна из девочек.

— Пока что могу сказать одно — психотравма исключает допуск всех лиц мужского пола на контакты, превышающие служебные. — врач не изменился в лице. — Естественно, это не касается братьев и родителей. Но всех остальных касается в первую очередь. К сожалению, она будет почти всю жизнь испытывать сильную насторожённость ко всем мальчикам, юношам и мужчинам, если те попытаются выйти за рамки служебного общения. Словом, взглядом, любым действием или бездействием.

— Попала Вика… — прозвучал голос из задних рядов.

— По последним данным — да. Но сейчас Виктория уже в безопасности. Так что давайте предоставим возможность спецслужбам делать их работу надлежащим образом. Всё. Прошу всех вернуться в зону для посетителей. Мне надо пройти на пульт, посмотреть результаты часового мониторинга.

— Понимаем. — одноклассницы поспешно ретировались. Дверь за ними закрылась, но через минуту открылась снова. На пороге стоял мальчик, затянутый в дорожный комбинезон, сверху которого была надета госпитальная стерильная пелеринка.

— Простите. Я…

— Вы — Ричард? — врач уже повернувшийся к открывшемуся проему, моментально узнал визитёра.

— Да. Можно…

— Да. Вам — можно. — Врач жестом разрешил визитёру встать рядом и повёл его по длинному коридору. — Мы идём в пультовую мониторинга, Ричард. Сразу скажу: никакого изображения палаты и изображения самой Виктории там нет и быть не может. Там — только цифровая и графическая информация о её состоянии.

— Знаю. В Дальневосточном Кризисном центре я бывал. Там похожая аппаратура. — Ричард вошёл в просторный зал пультовой, приветственно коротко кивнул медикам, сидевшим у мониторов. — Могу я присесть?

— Можете. — врач пододвинул посетителю кресло. — Как видите, никаких изображений, только схемы, диаграммы и графики.

— Вижу. Скажите…

— Я могу лишь подтвердить то, что уже вам, Ричард, должно быть, известно. Виктория пострадала психически. Физически она — та же, что и раньше. Служба Безопасности успела до того момента, как к ней прикоснулись по-грязному. Но с неё уже успели сорвать перевязь с оружием… Вся процедура до этого момента, если взглянуть на нее в комплексе, избила её психосферу до состояния искорёженности.

— Бедная Вита… — проговорил Ричард.

— Она со своей стороны уже пытается восстановиться. Так говорят показатели глубинного мониторинга. Мы, врачи и специалисты Психокорпуса делаем то же, что должны со своей стороны. Вы видели в холле как я говорил с одноклассницами Виктории?

— Да. Одноклассники сами отказались приезжать. Вита бы их учуяла за сотни метров. И тогда…

— Да, Ричард. К огромному сожалению состояние психосферы Виктории сейчас таково, что мы практически убеждены в том, что нам многое не удастся.

— Что именно?

— Нам не удастся вернуть её психосферу в зону полной стабильности. Она никогда не сможет воспринимать никого, кто принадлежит среди людей к мужскому полу, иначе как коллег по работе и просто по жизни. Понимаете?

— Понимаю. Но ведь это явно ненормально. Вита из многодетной семьи, она запрограммирована родом на многодетность. А тут волей-неволей придётся…

— Именно. Время, возможно, сумеет сгладить остроту неприятия мужчин как нормативных, подчеркиваю, нормативных, а не насильственно-преступных партнёров по сексу, но теперь Виктория будет проводить такой многоступенчатый отбор кандидатов, что любой конкурс детской забавой покажется.

— Вы считаете, что у нее в душе будет…

— Маячок глубокого личностного горя, Ричард. Жёлто-оранжевый, тревожный. Он прекрасно читается всеми нашими современниками. Даже не имеющими особой психологической подготовки. Естественно, как девушка, Виктория будет вынуждена интересоваться юношами, искать среди них того, кто сможет преодолеть запрет, налагаемый этим маячком, искать того, кто не испугается неизбежной высоты требований Виктории. Иными словами, Ричард, теперь Виктория закрыта в таком панцире, что любой известный ныне скафандр — просто вуалька. Теперь единственным, кто сможет преодолеть этот маячок, станет молодой человек, способный на полный, самый полный, поистине маячный свет своей собственной души. А таких, Ричард, согласитесь, в жизни каждого человека Земли не так много бывает. Единицы, но никак не десятки.

— Соглашусь. Доктор, а…

— Единственное, что могу сказать, Ричард, вам лично: вы не относитесь к числу мужчин, для которых Виктория недоступна. Насколько я разобрался в сложившейся ситуации и в её, Виктории, настроении — вы почти единственный из молодых людей, которым она разрешит прикоснуться к себе физически и непротокольно.

— Но это не означает…

— Не означает, что вы будете в числе её возможных главных друзей по жизни, Ричард. Вы сами знаете о том, что первая любовь не предполагает подобного уровня доступа.

— Знаю, доктор.

— Мы за неделю проведем санацию психосферы, подлатаем что сможем. Всё это время мы продержим её во сне. Сон, к счастью, ненасильственный, почти естественный — это для Виктории возможность и самой провести определённую работу по восстановлению самой себя своими собственными силами. Возможно, нам удастся создать оркестр из наших и её усилий, что обеспечит определенный успех. Только вот о деталях я пока говорить не буду. О деталях этого успеха. Всю эту неделю палата будет полностью автономна и изолирована. А потом… потом мы пригласим её родителей и потом — вас, Ричард. Не считайте нас жестокими, но так сложилась ситуация, что сначала она увидит именно родителей, потом сестёр, потом, к счастью, если ничто не будет мешать этому — братьев. А потом — вас.

— Понимаю. Я остановился в гостинице центра, вот мой номер связи. — Ричард подал визитку гостиницы. — Прошу вас, доктор…

— Если будут изменения — вы узнаете одним из первых.

— А её обидчики…

— Ими занимается СБ России. Идут следственные мероприятия. Но они будут покараны. Насколько я знаю, уже ищут заказчиков. В том, что есть не только исполнители, но и заказчики — убеждены лучшие сыщики и следователи с криминалистами из Службы. Как только найдут — они будут покараны со всей жестокостью. Двумя судами — украинским и российским.

— В таких случаях сроки складываются. — проговорил Ричард, мрачнея.

— Именно. Так что они получат по заслугам.

— Извините, доктор. Я знаю, вам нужно работать. Я буду в гостинице или в любом случае на связи.

— Всё что вам будет нужно знать, Ричард, вы узнаете вовремя. — врач протянул мальчику руку. — Идите.

— Вытащите её, доктор. — Ричард просительно заглянул в глаза врача.

— Вытащим. Это я обещаю. Виктория будет почти прежней.

— Почти. — Ричард пожал протянутую врачом руку и встал. — Я пойду. Дорогу я запомнил.

— Идите, Ричард.


Так и произошло. Через неделю в открывшейся после длительной изоляции просторной палате побывали родители Виктории, затем её сёстры. После этого наступила очередь братьев. Виктория была рада видеть вокруг родные, предельно знакомые лица, слышать хорошо знакомые голоса и купаться в волнах психологической стабильности и комфорта, которые могли быть созданы только самыми родными людьми.

— Простите, мам, пап, сестрички и братья. Я очень счастлива и довольна тем, что наконец могу видеть и слышать всех вас, чувствовать ваше присутствие и вашу доброту. Но я не могу, не имею права замыкаться в стенах семьи.

— Понимаем, Вика. — помолчав проговорил отец. — Но готова ли ты к таким перегрузкам?

— Пап, меня восстановили почти полностью, я не побывала на том свете, физически я практически та же самая, мне удалось почти полностью внутренне стабилизироваться. Но если я сейчас замкнусь на уровне семьи, я вполне могу заказывать по себе самой панихиду и похороны. Мам, не волнуйся, доктора меня залатали так, что ни швов, ни заплаток не найти. Я практически та же.

— Вита не завышай оценки. Ты ещё слишком слаба физически и морально, чтобы сразу принимать на себя нагрузки обычной жизни. Я говорила с врачами. Ты должна пройти десятидневный курс глубокой многоуровневой реабилитации. Программы и планы я смотрела и со многим согласна, но только если ты сейчас не наломаешь по своему обыкновению дров, желая прыгнуть выше головы.

— Мам, я что, враг себе?

— Нет. Но сейчас я не уверена, Вита, что ты изменишь своим установкам. — сказала мама.

— Именно, Викта. — подтвердил отец. Любой из нас, здесь присутствующих сразу подтвердит правильность и справедливость только что высказанного мамой вывода. — Ты ещё слишком слаба. Но, — отец улыбнулся, — ты определённо поздоровела и поэтому кое-какие приятности тебе вполне по силам. Сделаем так. Сейчас у нас три часа дня. Мы вернёмся к тебе в палату в восемь, после ужина и пробудем до девяти. Есть необходимость кое-что обсудить из нашего семейного. Это обсуждение санкционировано мамой и поддержано врачами Кризисного центра. А сейчас мы ненадолго тебя покинем. Но ты не останешься в одиночестве. — отец встал, поднялись и его жена и сыновья с дочерьми. Они полупрощально кивнули и вышли, притворив за собой дверь. Притушился ненамного свет, и до этого не ослеплявший глаза и Виктория откинулась на подушках, давая возможность телу отдохнуть от небольшого приятного напряжения, вызванного визитом самых близких людей. Она прикрыла ненадолго глаза, а когда открыла, рядом с ней сидел юноша в белой госпитальной пелеринке с букетом цветов и пачкой сшитых листков пластика.

— Рич? — Виктория широко открыла глаза. Всё же полумрак автоматика нагнала в палате изрядный.

— Я, Вита. Я. - ответил молодой человек, кивая и жестом давая команду автоматике включить в четверть накала плафон прикроватного софита. — Тебе свет этого прожектора не помешает?

— Боже, Ричард. Ты ли это? — Виктория приподнялась на локтях, но Ричард несильными движениями ладоней заставил её опуститься на кровать. — Мне никто не говорил… Как ты узнал? Тебя долго ко мне не пропускали? — она взяла букет и спрятала в нем свое лицо. — Боже, как пахнет… Ричард, это самый лучший сюрприз за последние десять дней. Тебя держали тут на привязи всё это время? Ты хоть ел нормально? Осунулся.

— Вита, я был рядом все эти дни. Не беспокойся, я ел нормально и никто меня на привязи не держал. Моё пребывание здесь было только моим решением и только моим желанием. — молодой человек не делал ни одного лишнего телодвижения и Виктория не испытывала никаких уколов страха. — Так что я здесь по собственной воле.

— Ричик… — Виктория всё же села в кровати и взяла его лицо в свои ладони — Рич, милый… — она расцеловала его в обе щеки. — Ты не думай, я в норме. Ричочек… — она наклонила его голову и поцеловала в макушку. — Волосы совсем чёрные стали, а были каштановыми. — она обняла его за плечи и прижалась к его груди. — Рич, спасибо тебе. Спасибо, что ты есть у меня. Ты не думай, ты можешь меня коснуться, я не кусаюсь и бежать от тебя не буду… Мне самой интересно, как я отреагирую на твои прикосновения. Уж извини за прагматизм.

— Точно, Вита? Ты не слишком торопишь события?

— Рич, полумёртвые женщины обычно не лезут обниматься и целоваться к своим кавалерам. Более того, они не всегда их пускают в больничные палаты, где пребывают в вынужденно полуразобранном и затрапезном виде и состоянии. Мы же с тобой друг друга не первый год знаем. И я совершенно чётко понимаю, что ты пока единственный из неродственников — мужчин, которым я полностью могу доверить коснуться себя вне служебного протокола. Опять прагматизм проявляется, Рич. Это форменное наказание, да? Я кажусь тебе сухаркой?

— Вита, ты никогда не была сухаркой. Ты была разной, но это нормально. — Ричард осторожно коснулся её щеки. Виктории понравилось тепло, исходившее от его пальцев и ладони. — Можно коснуться твоих волос?

— Ты, Рич, не спрашивай, касайся. — усмехнулась Виктория. — А то мы с тобой и не поймём, насколько я изменилась.

— Ты и изменилась и осталась прежней, Вита. — Рич несмело коснулся губами тыльной стороны кисти её левой руки. — Я привёз тебе сборник своих очередных стихов. Здесь не все, остальные я привезу тебе позднее.

— Почитай мне их, а, Рич?

— Ну, хорошо. — Ричард согласился без колебаний, убедившись, что его подруга способна воспринять текст и подтекст самодельных стихов.

Долгий час с двадцатью минутами Ричард читал, почти не заглядывая в сшитые листочки строки, которых так ждала Виктория. Там было многое. Там было то, что дало Виктории возможность убедиться — дать ей полную и самую полную возможность самой выбрать то, каков будет её собственный Путь в этой жизни и кто встанет рядом с ней на этом Пути. Себя Ричард рядом с Викторией не числил в длительных попутчиках и Виктория понимала это правильно — Ричард не давил на её путь и не навязывал ей себя.

— Спасибо, Рич. — она открыла чуть набухшие от слёз глаза. — Боже, это такое удовольствие и наслаждение… Рич, ты часом не медицинский избрал? И не психологический? Ты не подался в люди искусства?

— Нет, Вита. — Ричард остановил чтение иприкрыл стопку листков. — Ты устала и наплакалась. Тебе надо отдохнуть.

— Ричочек…

— Что, Вита?

— Не уходи, а? Побудь здесь. Скоро мои придут. Неудобно.

— Вита, тебе надо отдохнуть. — без всякого нажима в голосе повторил Ричард.

— Ты неправ, Рич. Ты неправ потому, что твой почерк и эти листки с твоими стихами, твой голос, читающий эти строчки на этих рукописных листочках, твоё присутствие здесь — и физическое и психологическое — стоят целой аптеки всяких снадобий и целого полка всевозможных докторов с медсёстрами и со всей медтехникой, о какой только можно помыслить. Рич, я абсолютно серьёзно. Ты единственный из мужчин, кого я хотела бы видеть сейчас и здесь, когда я в полуразобранном и совершенно небоевом состоянии, когда я уязвима и, откровенно сказать, больна. Я искренне, совершенно искренне и глубоко благодарна тебе за то, что ты понял и приехал, прилетел сюда со всей поспешностью. Ты своим появлением здесь сделал больше, чем год самых интенсивных реабилитационно-реанимационных мероприятий. Я знаю, я должна тебе об этом сказать, чтобы подтвердить тебе же твои собственные ощущения. И потому я согласна сегодня отдыхать только рядом с тобой. Скажи, только честно и откровенно, ты сможешь ещё немного задержаться в Кризис-центре?

— Я задержусь столько, сколько тебе будет необходимо, Вита.

— Рич, можно тебя попросить?

— Всё, что будет в моих силах, Вита. — молодой человек переместился на кровать и Виктория блаженно откинула голову на его колени. Левой рукой она коснулась его плеч, провела по груди.

— Совсем большой стал, Рич.

— Ну и ты не осталась маленькой. — улыбнулся Ричард.

— Да. Спасибо спецам из Эс Бе России. А то бы…

— Не надо, Вита.

— Не буду, Рич, не буду. Хорошо, что всё закончилось. — она коснулась пальцами его правой щеки. — Бреешься уже?

— Не хочешь — не буду.

— Ну кто я такая, чтобы запрещать тебе, Рич?

— Ты? Первая. — без усмешки ответствовал Ричард. — Мне этого достаточно, чтобы учесть силу твоих желаний в моей жизни.

— Спасибо, Рич. Мне пока что никто таких слов не говорил. Я знаю, это твоё право, но всё равно такие слова звучат как симфония. Первая… — Виктория вслушалась в музыку звуков, составлявших это слово. — И ты у меня тоже — первый.

— Спасибо, Вита. — Ричард легонько приобнял её за плечи. Виктория приподнялась, пододвинулась к спинке кровати и её губы нашли губы Ричарда. Страстный молчаливый поцелуй продлился несколько минут.

— Рич, это волшебство какое-то. Я лежала тут умирающей воблой, соображала невесть что кладбищенское, а теперь у меня и сил-то прибавилось и желания всякие жизненные появились. Ты часом не сбежишь от меня?

— Вита, я не имею ни малейшего желания сбегать от тебя. Если ты, конечно, не попросишь меня исчезнуть. Из твоей жизни, разумеется.

— Никогда не попрошу, Ричочек, — Виктория опустила голову на колени молодого человека. — Никогда. Хочешь, поклянусь?

— Не надо слов, Вита. Мы и так с тобой всё прекрасно знаем. Гораздо больше, чем можно выразить словами.

— Вот именно поэтому я и попросила, чтобы тебя пропустили ко мне первого. Родители и братья с сестрами — просто замечательно, но ты, Рич, ты настоящий ключ. Я такой ключ никогда не смогу потерять.

— И я тоже, Вита. — Ричард погладил её по распущенным волосам.

— Рич, прости меня. Можно тебя попросить?

— Можно, Вита. Тебе всё можно.

— Рич, можно я сяду к тебе на колени? Ужасно неудобно вот так наполовину. Да и тянуться…

— Прости, Вит. Я не подумал. — Ричард моментально закутал Викторию в одеяло, оставив свободными только руки и плечи, достал левой рукой из тумбочки дополнительное покрывало-пелеринку, которым укрыл плечи девочки. — Вот теперь я посажу тебя, Вита, к себе на колени. — он подоткнул одеяло, чтобы голые ступни ног Виктории не обдувал прохладный воздух из сопел кондиционера. — Как, удобно?

— Восхитительно, Рич. — её лицо оказалось почти на уровне лица молодого человека. — теперь я хоть обнять могу тебя, Ричочек, по-настоящему. А то прямо умирающая царевна-лебедь.

— М-да. Ты уже далеко не умирающая.

— Твоими стараниями, Рич. Твоими стараниями. — Виктория крепко обняла его за плечи и прижалась щекой к его щеке. — Рич, если бы ты только знал, насколько мне важно было увидеть и почувствовать тебя сегодня, сейчас. Вот так… Понять, что я ещё не списана в расход и в тираж… Скажи, Рич. Этот маячок, о котором говорили врачи. Он что, действительно теперь навсегда?

— Вита. Я уйду от прямого ответа и скажу так. Я его вижу и я его чувствую.

— Он тебя пугает или настораживает?

— Он заставляет меня быть особенно осторожным и бережным.

— Рич, твои обтекаемые формулировки сделали бы честь любому дипломату.

— Я не дипломат, Вита. Я простой человек. А этот маячок… Ну разве он что либо определяет? В конце концов он просто и четко предупреждает об определённом пределе. Предупреждает и окружающих и тебя саму. Но кроме этого предела у тебя вокруг просторы — за год не обойдешь. Так что не парь себе голову понапрасну. Я просто уверен, убеждён, что будет время, когда рядом с тобой встанет человек, которому ты, Вита, будешь верна всю свою жизнь. Который покажет тебе то, что не показывают никому, кроме особо ценных и особо важных людей — свой полный маячный свет своей души, своего главного «Я». Твоё право, Вита, будет в том, чтобы решить: он будет рядом с тобой всегда или тебе будет необходимо подождать другого. Это — только твоё. Но до того момента рядом с тобой будут сотни и тысячи людей, с которыми ты будешь спокойно и свободно жить и работать. Это только так кажется, что служебный формат — узкий и жесткий. Это такая ширь, Вита. Мы большую часть жизни проводим в работе на благо общества, а не в ничегонеделании. Так разве нам стесняться или бояться людей, которых мы знаем как своих коллег по работе, как своих сподвижников и соратников? Да, они будут женаты или замужем, у них могут быть, а может и не быть детей. Но при этом это будут люди, которых не будет пугать твой маячок. Да, он у тебя теперь есть и он отлично виден и ощутим для подавляющего большинства землян. Но это всего лишь означает, что с тобой надо быть особо бережным и осторожным. У любого из нас кроме этого маячка есть чёткая третья граница, за которую мы пускаем далеко не всех и далеко не каждого. Так что маячок или граница — это всего лишь функции, условности, которые нам позволяют жить и действовать.

— Рич, спасибо тебе… — Виктория взглянула в глаза молодого человека прямым и спокойным взглядом. — Твои слова лучше чем несколько литров чудодейственных микстур и настоек.

— И тебе спасибо, Вита. Благодаря тебе я понял многое о самом себе. Понял сегодня и сейчас. — Ричард легко поднял её на руки, встал и уложил на кровать. — А теперь тебе нужно отдохнуть. И на этот раз молча и с закрытыми глазами. Скоро придут твои родители, сестры, братья. Негоже их встречать заплаканной.

— Они знают, что мои заплаканные глаза — не твоя вина, Рич. — сказала Виктория, кутаясь в одеяло. — Может быть, очень может быть, это — твоя победа Рич. Победа над моим полуразобранным госпитальным состоянием.

— Победа… Нет, Вита. Эту победу ты одержишь сама. — Ричард наклонился и поцеловал её в лоб. — Отдыхай. Родители твои знают где я. — он поклонился и повернулся к открывавшейся двери палаты, в проём которой уже входила мать Виктории. — Я ухожу. Буду в гостинице. — он легко раскланялся с вошедшим отцом Виктории.

— Мам, он просто волшебник. — Виктория не открывая глаз почувствовала, как в кресло рядом с кроватью села мать.

— Я рада, доча. Ты посвежела.

— Это всё Рич. Он оставил мне целую тетрадку своих новых стихов. Он читал мне их целый час и даже дольше. Он принёс настолько приятный букет, что я просто была тронута до глубины души.

— Понимаю. Полагаю, Вита, что тебе сегодня не до наших обсуждений внутрисемейных проблем и вопросов. Так что Ксана приволокла тебе легчайший ужин и будь добра сегодня — без полуночничания. Я знаю, ты не утерпишь и прочтёшь все стихи Ричарда, но не устраивай насилия над глазами и разумом. Договорились?

— Договорились, мам. Ты, как всегда, чрезвычайно убедительна.

— Если я не буду убедительна, то ты меня слушаться перестанешь.

— Не перестану, мам. — Спасибо. Я поем, почитаю и посплю. Думаю, у меня вполне до семи часов утра будет неплохой сон.

— А это не так маловажно, как кажется, Викта. — отец поцеловал дочь и встал. — Всё, хлопцы-девчата. Прощайтесь и давайте нашей дочке-сестричке возможность вкусить телесной и духовной пищи. А там она и Морфею должна дань вернуть. Теперь-то она спать будет без лекарств и гипноза.

— Именно, пап. Спасибо, братики, спасибо, сестрички. До завтра. Спокойной ночи всем. — Виктория откинулась на высокие подушки и нашарила сенсор опускания спинки кровати. Зашелестевшие приводы придали кровати полное горизонтальное положение и Виктория блаженно вдохнула и выдохнула несколько раз отфильтрованный воздух, приводя мысли и чувства в состояние относительного спокойствия.

Как она и говорила, с аппетитом умяв лёгкий поздний ужин, Виктория включила ночник и, снова подняв подушки, взяла сшивку-тетрадку, оставленную Ричардом. Её взгляд побежал по строчкам и через несколько минут для нее не существовало ничего кроме этих строчек и созданного ими мира. Через полчаса Виктория сама не заметила, как её глаза закрылись и сшивка выпала из её расслабившихся пальцев, птицей накрыв одеяло. Софит автоматически выключился.


Месяц строгой реабилитации Виктории всё же пришлось пройти до конца. Родители приезжали теперь реже, врачи также не беспокоили Белову своими визитами, убедившись, что пациентка и не помышляет нарушать режим и не выполнять многочисленные предписания.

Через месяц Виктория снова оказалась у себя дома в своей комнате и на следующий же день пошла в школу. Опасный период был окончен, но теперь Виктория была закрыта для всех служебным коконом, которого не существовало только для Ричарда, её родителей, братьев и сестёр, а также для многочисленных подруг.


В один из предпоследних дней своего пребывания в кризис-центре, Виктория попросила своего отца придти к ней буквально на четверть часа рано утром.

— Пап, можно тебя попросить?

— Можно, доча. — отец вопросительно посмотрел на дочь, полусидевшую в постели и перебиравшую листки сшитой Ричардом тетради. — Ты хочешь, чтобы я…

— Я хочу, чтобы ты передал для двух моих незнакомых друзей подарки. От меня.

— И кто эти незнакомые друзья? Я их знаю?

— Гога Велидзе и Вердан Леплевский. Но подарки, пап, индивидуальные. Для Гоги — вот этот пакет, а для Вердана — этот. Сможешь поручить кому-то из стажёров?

— Смогу, доча. Ты уверена?

— Уверена. Ты хочешь знать причину?

— Если ты согласна…

— Она проста. Именно они узнали о том, что я в опасности на десять секунд раньше СБ Московска. Они задержались в школе, чтобы отладить новую систему глобального позиционирования, обкатывая её на базе данных учеников школ, расположенных в нашем районе. И именно благодаря им СБ и медики смогли успеть раньше…

— Хорошо, Викта. Ты меня убедила. Если дело обстоит именно так — они без всякого сомнения достойны твоих подарков. Я поручу двум своим стажёрам встретиться с ними. Или ты хочешь режим Деда Мороза?

— Если можно, пап. Незачем, чтобы они знали, что стажёры связаны с тобой.

— Разумно. Срок?

— Ближайшие два дня. Я пробуду ещё здесь пять дней и не надо, чтобы они связали мое присутствие здесь с подарками.

— Ты плохо оцениваешь их мыслительные возможности, доча.

— Возможно, пап. Я, в принципе, готова к тому, что они, получив подарки, явятся сюда.

— А вот этого не надо, доча. Тебе Ричарда вполне хватает.

— Я должна отпустить Ричарда, пап. Он и так безвылазно сидит здесь и пытается выполнять свои задачи дистанционно, ломает свой график как тростинку каждый день. Это слишком большая жертва с его стороны, ведь я уже в норме. А эти ребята… Они спасли меня, избавили от физической боли… Разве это не основание им доверять, пап?

— Ты считаешь, что им можно дать доступ?

— Да, пап. Но я полагаю, что впрямую им они не воспользуются. Они понимают, что я ещё не в полной форме. Вот когда приду в школу, возможно я с ними и встречусь. Это — более вероятно.

— Хорошо. — отец встал. — у тебя ещё сегодня плавание в бассейне и купание в зале Водопадов, а также кислородный коктейль и релаксация. Не забыла?

— Нет. Ты уже уходишь?

— Именно. Я ещё приду сегодня вечером, после семи.

— Буду ждать, пап. — Виктория проводила отца взглядом и углубилась в чтение очередной тетрадки Ричарда.


— Гога, ты получил пакет? — Вердан вошел в лабораторию, где его друг по обыкновению колдовал над схемами системы глобального позиционирования. Часы показывали четыре часа дня с минутами.

— Получил, Вердан. И не знаю, как правильно на него реагировать. — молодой человек посмотрел на вошедшего приятеля и жестом пригласил сесть на соседнее кресло. — Получается, что она знала всю ситуацию посекундно. Это просто адская нагрузка на психику.

— Согласен. Но откуда, Гога, она знала, какие стихи мне нравятся и какие картины я люблю? Я никому об этом не говорил. А она прислала мне давно разыскиваемые мной два альбома Лайошко. Это просто страшная редкость, в большинстве своём он известен в дисковых а не в бумажных версиях. И ей таки удалось достать именно бумажные.

— Ты альбомы внимательно смотрел?

— Конечно. Антикварная редкость, я даже автоматом перчатки и фильтрационную маску надел. Даже не подумал, что могу без этого обойтись. А уж три сборника стихов, кстати, тоже бумажные… Антология. Я час читал не отрываясь… Пища богов…

— Вот и я также, Вердан. У меня, конечно, меньше подарков, но и здесь она угадала стопроцентно. Главное, она написала мне несколько строк на грузинском языке. А я знаю, что он у неё даже в пассивных языках не числится. Более того — написала часть не прозой, а стихами. Согласись, для этого надо языком владеть гораздо более искусно, чем в пассивном режиме. — сказал Гога, оторвавшись от экранов.

— Во-во. Я уже отослал информацию о получении подарков ей на домашний сервер. Она одна из немногих, кто дома содержит локальную сеть и несколько серверов. Даже страшно представить объёмы её локальных накопителей…

— Они огромны. Я тоже направил информацию о получении подарков с благодарностью. Но написал и на грузинском, и на украинском. Думаю, ей будет приятно.

— Уверен в этом, Гога. Но это — лучшее свидетельство того, что она не числит нас в стандартном большом списке вынужденных чужаков.

— Полагаю, стремиться к прямому контакту здесь не следует, Вердан.

— Более чем убеждён в этом, Гога. Не следует козырять нашими возможностями в подобных вопросах. Викта и так нас примет, а если мы не будем навязываться — она ещё лучше это поймёт и воспримет как норматив. Ей необходимо знать, что даже те, кто вошёл в список особого доступа, не стремятся сразу и часто использовать эту возможность.

— Что-ж. Полагаю, мы достигли определённого позитивного результата. Вердан, у тебя ещё что на сегодня?

— Ничего. Я домой, готовить новые материалы для пятинедельных деловых игр.

— А мне ещё возиться со схемами. У меня есть несколько задумок. На тренажёрах я их уже проверил, теперь надо посмотреть на макете.

— Совершенствуешь?

— А то как же. Представляешь, как будет хорошо, если у нас, учащихся в этой школе будет своя собственная авторская система глобального позиционирования.

— Представляю. Успехов.

— И тебе тоже.

Криница. Лена Соколова — предпоследняя встреча. Малая астроакадемия. Иванов

Шестиклассник Александр Иванов прибыл в очередной раз в Криницу в Центр Отдыха вместе со всей семьей, но в этот раз отец и мама предоставили ему самую полную свободу, понимая, что человеку, ставшему не только школьником, но и сотрудником Астроконтингента, надо дать право решать и многие гораздо более сложные вопросы, в том числе и личного характера. И Александр с благодарностью воспринял и использовал предоставленное ему родителями право карт-бланша.

Ему не терпелось сказать обо всём, что изменилось в его жизни Лене. Он, конечно, теперь достаточно хорошо знал её оборотную сторону, но виду не подавал, да и не мог он себе просто так приказать задавить в душе, разуме и сердце первое глубокое чувство к другому человеку. Для этого нужны были гораздо более веские основания и, к тому же, его знакомые почти никогда не соединялись с теми, с кем сводило их чувство первой любви, в крепкие долговечные семьи. А Александр с детства был сориентирован на исключительно серьезные и длительные отношения. Выключив Лену из возможных кандидатур на такие отношения, он оставил её в ранге полуподруг и стал относиться соответственно.

Собственно говоря, относиться особо не было необходимости — они виделись только в Кринице, все остальное время между ними ходили письма — Александру удалось снизить интенсивность и глубину переписки и он исподволь готовил почву для решительного удара, противоречившего зародившемуся чувству, но абсолютно необходимого для дальнейшего чувства большой любви…

Елена выслушала его рассказ молча и не перебивая. Они сидели в «зелёной беседке» на удобной скамейке со спинкой. Лена держала руку у него на плече и этот жест уже не был приятен Александру, но он не подавал вида и продолжал рассказ. Когда он закончил, Лена внимательно посмотрела на него, покопалась в сумочке, щёлкнула замком и вздохнула. Это означало начало недлинной паузы для раздумий и формулировки ответа.

— Вот это новость, Сашенька. — иронично пропела Елена, склонившись к уху Александра. — Улететь от родной матушки планеты и подальше наметился… Не одобряю…

— Конечно, где уж нам, грешным. Сидеть за атмосферным еле-еле восстановленным щитом как в осаждённой крепости и при этом — мнить себя властелинами Вселенной, конечно, легче. Послушай, я же тебя не отговариваю от специальной биологии. Это — тоже не сахар. — скрывая раздражение двуличностью Елены, произнёс Александр ровным спокойным голосом.

— То — другое. Я — всегда на Земле, а ты хочешь заиметь сертификат с постоянной пропиской в космосе… Согласись, что это всё же разные вещи. — Лена, как всегда, хотела оставить первенство за собой.

— Согласен. Если я тебя правильно понял, ты не хочешь больше общаться со мной из за того, что я выбрал заатмосферный способ существования? — Александр исподволь переходил к давно задуманному наступлению.

— Не только, Сашенька. Я тут последние месяцы много думала о наших взаимоотношениях… Знаешь, мне почему-то кажется, что мы достигли верхнего предела. И нам пора на этом закончить подъём планки.

— Ясно. — Александр почувствовал, что совершенно неожиданно он достиг своей цели — Лена выключает его из матримональных отношений своей сферы сама, без уговоров и длительной осады. Но вовне его недовольный вид был истолкован как неудовлетворение закрытием шлагбаума на пути по известному сценарию. Лена именно так и восприняла его посерьёзневший вид и недовольно опустившиеся уголки рта с плотно сжавшимися губами.

— Только не кипятись, я же не отшиваю тебя. Я просто честно и открыто говорю о том, что сейчас возможно. — спокойно сказала она.

— Господи, Лена, если бы ты только знала, как я устал от повторов и бесконечных круговых возвратов. Всю свою историю человечество ходит по замкнутому кругу и воображает, что оно всевластно. Ты решила — я принимаю. — холодно ответил Александр.

— Это — твоё право, Саша. Останемся хорошими друзьями… — задумчиво произнесла Лена.

— Что-ж. Останемся. Ты торопишься? — поняв нетерпение подружки, спросил Иванов.

— Нет, полагаю, что нам нужно побыть наедине с самими собой. Согласен? — Лена старалась не смотреть на Александра, зная, что теперь он не будет искать с ней частых контактов и, безусловно, обижен.

— Да. — твердо ответил Иванов.

— Вот и отлично. Сейчас у нас половина первого, наши собираются на шашлыки. Всё же последний день… — в конце фразы её голос упал до шепота.

— Для кого последний? — встрепенулся Александр. — Ты ничего такого раньше за неделю не сказала… — здесь он презрел все немедленно выставленные доводы разума и ему остро захотелось не отпустить Лену.

— Увы, не сказала, а теперь должна сказать. Я улетаю в Симферополь в биосферный заповедник в его институт биологии. Там теперь буду жить, учиться в школе второй ступени в четвёртом, пятом и дальше классах, а одновременно — много и тяжело работать. Без работы я не смогу, просто погибну. Ты уже знаешь об этом достаточно хорошо, поэтому деталей не поясняю.

— Когда?… — Александр почувствовал, как по нервам хлобыстнул поток огня первой влюбленности и едва удержался от того, чтобы обнять Лену.

— Вечером, в семь. — Лена прочитала его желание по глазам и постаралась вложить в голос побольше извиняющегося тона.

— И это ты, Лена… — только и смог укоризненно сказать Иванов.

— Извини, Саша, не знала, а точнее — не придумала как лучше изложить тебе сие неприятнейшее известие. Так что сегодня — наш последний день и мне бы не хотелось занимать его время выяснением межличностных отношений.

— Понимаю. Что ж, желаю тебе успехов…

— Спасибо. Жаль, что ты не сможешь меня проводить на самолёт…

— Жаль.

— Так что простимся здесь, вечером. На остановке у ограды центра отдыха…

— Простимся. — настроение у Александра, изо всех сил старавшегося сохранить дипломатическую маску, стремительно падало и Лена это чувствовала. — Раз надо, значит…

— Не надо, Саша… Мне тоже нелегко…

— Извини, я пойду… — Александр с усилием поднялся — всё же сумел отсидеть ногу, что случалось крайне редко. — Всего…

— Всего… — слабый взмах руки Елены юноша видел уже боковым зрением, выходя из уютной зеленой беседки.


Так оно и случилось… Вечером того же дня затянутая в дорожный комбинезон и потому сразу психологически отдалившаяся от Александра Елена в последний раз проверила количество укладок и загрузила два объёмистых ручных контейнера. Александр не смотрел на предотъездные приготовления, ему было тошно от того, что вот сейчас его первая любовь, да, его самая первая любовь уйдет от него и, очень вероятно, они больше никогда уже не увидятся. Елена понимала состояние Александра, и, нервно поглядывая на свои наручные часы, старалась не слишком мельтешить руками в стремлении собрать все многочисленные безделушки.

— Я помогу… — Александр взял оба контейнера. — а ты бери ту сумку. Так будет лучше…

Лена промолчала и тихо последовала за Александром. У ворот она остановилась. Александр поставил контейнеры на землю, выпрямился и прогнулся.

— Саша… — еле слышно произнесла девушка.

— Лена…

— Я знаю все, Саша. Я знаю… — она отвернулась, но юноша успел заметить, как быстро и страшно наполнились её глаза слезами. Она достала платок, промокнула глаза, повернулась. Такого открытого и зовущего лица Александр у Лены не видел ещё никогда… Они обнялись. Лена спрятала лицо в отворотах комбинезона Александра. Иванов позволил ей это, понимая что сейчас она — не та Лена в компании подростков, а просто — страдающая молодая женщина. Пусть падшая, но страдающая. Но и это страдание надо было удержать в рамках. Он знал, что все происшедшее только что может быть и простым тактическим обманным ходом.

— Пора. — девушка отстранилась, заслышав шелест катков пассбуса, подходившего к остановке. — Адреса точного я пока что не знаю. Знаю, что Симферополь. Найдёшь, если что? Я тебя всегда найду, можешь не сомневаться. Ты всегда, всегда первый будешь, кто узнает о том, что со мной может случиться в жизни… Всегда. Обещаю.

— Найду, Лена. — Александр, восприняв глубоко и полно последнюю фразу, помог поставить укладки в багажный отсек пассбуса и снова внимательно посмотрел в глаза Лены. — Ты всё решила?…

— Как я могу всё решать, Саша?…

— Можешь и должна. Успехов и счастья. — с этими словами Иванов повернулся и пошел к воротам центра отдыха. Лена заняла свое место у окна и ещё долго видела фигуру Александра на главной аллее.

Пассбус развернулся и стал набирать скорость. В заднее стекло Лена не смотрела: её душу рвал на части прощальный взгляд Александра. Она давно знала, что Саша её любит, любит впервые, впервые в своей жизни ярко и полно, как никогда раньше. Ей было больно от того, что она не могла открыться Александру, открыться во всём.

Она догадывалась, что Александр знает и о её тайной, скрытой жизни — иначе почему бы он так охладел к ней за два последних криницких визита, включая нынешний. Слишком разные пути у них были: золотой универсал Александр и она — вечная узкоспециализированная середнячка, балансирующая у грани нижнего уровня подготовленности… Слишком разные пути… И теперь эти пути разошлись надолго, если не навсегда…

Центр пропал за поворотом, потянулась по обе стороны дороги лесополоса. Лена откинула спинку кресла, выпрямилась, прижав спину к матрацу, достала из рюкзачка головоломку — башню и провела пальцами по разноцветным шарикам… Это всё, что осталось материального от их детской дружбы и первой влюблённости, открывавшей дорогу большой любви.

Лена знала, верхним женским чутьем ощущала, насколько она могла бы осложнить жизнь Александру, привыкшему к невероятной для неё интенсивности познания и работы. Она могла бы осложнить ему жизнь и продолжением своей тайной жизни, давно засосавшей её. Она бежала в Симферополь не только за тем, чтобы там учиться и работать… Она пыталась изменить в себе нечто такое, что изменялось только такими способами.

Она не могла открыться Александру полностью и делала это, как ей казалось, для его же блага… Впереди у неё была Биология, была сложнейшая наука, напряжённейшая учеба и параллельная работа на лаборантских должностях — выше Лена, наученная своими многочисленными неудачными попытками «прыгнуть выше головы» и не загадывала. Но это было далеко впереди, а пока пассбус вёз её к аэропорту Криницы.


Александр понял, что это — одна из последних встреч с Леной. Едва ли у них будет ещё возможность увидеться. Теперь не приходилось даже ждать писем — он понял, что Лена знает истинную причину резкого охлаждения его отношения к ней. Предстояло только надеяться, что ситуация не выйдет из-под контроля.

Впереди была старшая школа, впереди был Звёздный — город общепланетного значения, столица Евразийской и Российской Звездных Академий, впереди была работа. Но острое чувство пустоты в личном секторе не давало теперь Александру покоя.


Отпуская утром этого дня своего сына из столовой центра, отец вышел следом за ним и, коснувшись его плеча, внимательно и строго посмотрел на него:

— Ты её любишь?

— Да, папа. И это мне сейчас больнее всего переживать.

— Я не могу тебе приказать и попросить, могу только посоветовать… Исключи её из своего чувства… Я уверен, найдётся та, которой ты будешь верен всю свою жизнь, та, которая будет достойна полного света твоей души. Не расходуй энергию главного и верховного земного чувства на недостойный объект. Ты, я знаю, будешь всю жизнь считать Лену своей первой любовью — так случилось, и с этим уже ничего не сделаешь. Но в реальности, пожалуйста, сбереги себя и чувство для другой. Быть может, ты переживёшь страшный, тяжёлый и больной период полного охлаждения, невзирая на то, что в вашей школе уже началась основная фаза программы защиты женщин. Я знаю, это может быть невыносимо тяжело: вы молоды и вам свойственно увлекаться и влюбляться, не вдаваясь в детали. Но молодость и юность проходят быстро, а неразумность шагов приходится оплачивать всю жизнь…

— Я знаю, папа. Потому я не могу приказать себе выключить это чувство, но, думаю, мне необходимо пойти на глобальное охлаждение в этом направлении… Работа и учёба в Малой Звёздной Академии, общественная работа требуют меня всего и я… я пойду на это охлаждение во имя будущего. Со многим, что ты мне уже сказал сегодня, я согласен и глубоко понимаю. Но я должен попрощаться с Леной так, как это требует нормативная база человеческих взаимоотношений. Я догадываюсь, что сегодня у нас — последняя встреча. Не могу понять только, почему… Ведь ещё полмесяца отдыха…

— Да, отдых продолжается и, пожалуйста, не делай на пустом месте проблемы. — отец сказал эту фразу мягко, но уверенно и чётко. — Жизнь состоит из встреч и прощаний. Частых и не очень, окончательных и временных. — он положил руки на плечи сына. — помни о…

— Я помню, папа. — с этими словами Александр вышел из столовой.


После прощания с Леной Александр ощутил впервые внутри себя жуткую пустоту… Но эту пустоту предстояло стоически перетерпеть, пережить, не давая ей власти над остальными секторами личности… И Александр постарался отключиться от всего на оставшиеся две недели отдыха, а вернувшись в школу, погрузился в работу в окружении друзей и единомышленников…

Владилена Юльева

— Влада, кончай терроризировать преподавательский состав кафедры биологии твоей школы узкоспециальными, выходящими за пределы школьной программы вопросами. Они вынуждены запрашивать информацию у своих коллег из вузов и спеццентров подготовки. Это ещё вполне понятно и терпимо, но ты не даёшь им нормально готовиться к занятиям по привычным программам. А это уже опасно. К тому же ты слишком проявляешь свою медицинскую сориентированность подготовки, прекрасно, думаю, зная, что в такой школе это опасно и неприемлемо: сориентированность программы и плана там совершенно иная и нет никаких существенных противовесов подобному перекосу. — Академик Астромедицины, генерал-лейтенант Астромедслужбы Земли Лев Кондратьевич Юльев нашёл дочь в домашней лаборатории за смешиванием очередной порции компонентных растворов и, дождавшись, когда Владилена поднимет глаза от колб и пробирок, продолжил, прекрасно зная, что всё сказанное им ранее выслушано со всем вниманием. — Пойми, что они не обязаны давать всем в школе вузовский уровень знаний. А ты их совершенно замучила.

— Папа, ну что же мне делать? Я только в третьем классе школы второй ступени, а любой экстернат разрешён с пятого. И мне приходится работать самой, используя все мыслимые возможности.

— Я про это и говорю. Ты полагала, что твои потуги не вызовут адекватной реакции? Ошибаешься. Сейчас только сентябрь, месяц, так сказать, активизации и адаптации после летнего безделья, так что решать можно. И вот тебе переводной документ в Спецмедцентр Астрофлота. Там тоже есть школа и в ней — полно одарённейших твоих ровесников…

— Папа, ты волшебник. — Владилена подпрыгнула, изобразив настоящий восторг и заключила отца в объятия, насколько позволяла его внушительная спортивная фигура. — И этот литер действительно мне? А там мои инициалы проставить не забыли? Может, это — другой какой Юльевой?

— Нет, Влада, это — точно тебе. Так что — собирайся с мыслями и с вещами. Завтра попрощаешься с группой, а послезавтра — приступишь к занятиям в Спецмедцентре. Кстати, звёздочка моя, там есть факультет Астромедицины Малой Астроакадемии, так что…

— Обязательно, пап. Это — прежде всего…

— Но, может быть, лучше медицина земная? И тут дел хватает…

— Нет, папа. Только космическая. — Владилена понимала, что отец переспрашивает её из лучших побуждений, а не в попытке повлиять на её решение. — На Земле и без меня хватит одарённейших медиков, а я буду решать проблемы человеческого здоровья в агрессивной по отношению к нему среде — космосе. Это гораздо важнее и ценнее… Если ты не согласен…

— Нет, почему же…

— Тогда я закончу в девять свой эксперимент и до одиннадцати смогу собраться. А завтра разбудишь меня…

— Как всегда в шесть. Успехов, доча. — академик повернулся к выходу. — Осторожнее только.

— Обязательно, пап. Спасибо. — Владилена вернулась к лабораторному столу.


Прощание с группой в школе второй ступени Гурьевска прошло не так быстро, как рассчитывала Владилена — подруги вознамерились напитать уходившую информацией на пять лет вперёд и они проговорили часа два после занятий в кафе школьного городка.

Утром следующего дня Владилена была уже на занятиях в школе второй ступени спецмедцентра и с удивлением увидела, что её запредельный для обычной школы уровень запросов и подготовки — здесь нечто вроде нижнего обязательного. Это заставило её активизироваться ещё больше.

Через год, перед началом занятий в пятом классе стандартной школы второй ступени она получила в Малой Астроакадемии сертификат и звание сержанта Астромедслужбы. И не остановилась на этом. Оканчивая школу второй ступени она выполнила норматив капитана Астромедслужбы и подала документы в Госпиталь Космоцентра Московска, автоматически становясь и капитаном Астромедслужбы, и сотрудником госпиталя, и курсантом Космоцентра.

Город Звёздный

Город общепланетного значения Звёздный — новая официальная резиденция Евразийского Совета Звездоплавания — был заложен в момент выхода на орбиту двадцать четвёртой международной космической станции — так символично — концом звёздных суток человечество отметило для себя момент окончательного выхода в открытый космос уже не в пусть даже и очень частые, но всё же гости, а на повседневную привычную рутинную работу. До этого до сих пор в космос летали преимущественно те, кто прошел многолетнюю подготовку в национальных космических центрах, туристов в качестве космонавтов, системников и астронавтов не воспринимали, а двадцать четвёртая космическая станция была максимально приближена к тем условиям, в которых комфортно существовали и плодотворно работали обычные, не имевшие никакой особой подготовки, люди.

Строительство специализированного космического города под кодовым названием Звёздный вела Россия, возглавлявшая уже много сотен лет Евразийский регион. Похожие города были во многих странах мира, был накоплен огромный опыт их строительства, совершенствования и эксплуатации, потому строительство регионального российского космического города российские специалисты вели поистине ударными темпами: каждый год сдавались в эксплуатацию полностью оборудованные и оснащенные городки — научный, медицинский, технологический, дипломатический… Параллельно Региональный Космоцентр Евразии вел строительство специализированных городков, объединенных в систему Региональной Звездной Академии Евразии.

Как только городок сдавался в эксплуатацию, он сразу заселялся и его новые обитатели продолжали свою работу в прекрасно оснащённых помещениях и на полигонах. Евразийская региональная Звездная Академия (URSA) постепенно переводила в Звёздный свои космические службы, оставляя на их прежних местах резервные и дублирующие звенья и посты — о безопасности в чрезвычайных ситуациях, когда любой резерв будет кстати, земляне не забывали никогда. Международный городок Евразийского Региона также вошел в состав Звёздного, его обитатели быстро установили связи практически со всеми другими городками мегаполиса и новый год город Звёздный встречал в спокойном ритме работы.

Двести с лишним лет пролетели незаметно и, поначалу мало походивший на развитые мегаполисы, город стал настоящим украшением Евразийского региона. Население возросло с двух до восьми миллионов человек постоянного состава и с миллиона до пяти миллионов человек переменного. Учитывая его важность и значение для Региона, Совет Евразии дал разрешение на предоставление Звёздному статуса особозакрытого. Сверхзакрытый статус получили городки, входившие в звенья Звёздной Академии. Особая охрана была предоставлена международному и дипломатическому городкам, не были забыты и научные и технологические городки. В закрытости не было ничего тайного — земляне уже давно знали, что далеко не всю информацию следует давать неподготовленным к её восприятию людям, а вся вредоносная информация максимально ограничивалась в распространении и защищалась от празднолюбопытствующих, но не от специалистов и экспертов.

Служба безопасности Звёздного не уступала по оснащённости и подготовленности Службам безопасности Москвы и Санкт-Петербурга, Хабаровска, Тикси и Владивостока.

Музей Звёздного разместил на значительных площадях многочисленные экспонаты, ранее хранившиеся в запасниках и известные только в виде квадроизображений. С этого момента Музейный городок Звездного стал одним из наиболее посещаемых мест города. Туда, как и в немногие другие районы Звёздного был обеспечен беспрепятственный доступ для всех желающих.

В Научном городке Звёздного работали родители Михаила Лосева — доктор технических наук, академик Региональной Академии тяжелого машиностроения Лев Кондратьевич Лосев и профессор материаловедения Стелла Зиновьевна Лосева. Для них в Научном городке были выделены отдельные квартиры в домах-лентах, находившихся на окраинных зонах городка. Центр городка и его три главных кольца были отданы научным лабораториям и сопровождающим службам, а людей размещали на окраинах, чтобы соблюсти безопасность и дать возможность людям отдохнуть от царства камня и пластика, приблизившись к живой природе — по уровню озеленённости Звёздный с самого начала прочно удерживал одно из первых мест в Евразийском Регионе.

Школа второго уровня Московска. Встреча Виктории и Александра

Первого сентября Александр в числе других старшеклассников принял участие в общем торжественном построении коллектива своей школы. Девять напряжённейших лет учебы подошли к концу. Впереди был десятый, выпускной класс.

Стоя в группе руководителей системы школьного самоуправления, Иванов вспоминал, как все начиналось…


— Коллеги. — непослушным от сильного волнения языком Александр-пятиклассник выговорил это слово, обращаясь к членам своего — среднего потока-уровня. — Нам пора обратить самое пристальное внимание на то, что творится в наших рядах. Подчёркиваю, — он сделал паузу, — самое пристальное внимание. Всю школу лихорадит… Если кому-то до сих пор кажется, что все в порядке, то после просмотра десятиминутного фильма, он, может быть, изменит свое решение. Но фильм, поскольку я ясно ощущаю ваше понятное мне нежелание в очередной раз смотреть на экраны, оставим в покое. — он сделал недлинную паузу и продолжил. — Видя вашу реакцию на суть моего вступительного слова, могу утверждать, что нам необходимо взять управление школой в свои руки. Наши наставники и старшие не могут больше с нами панькаться и нянькаться! — Иванов сделал на этом слове хорошо заметное слушателям ударение. — Мы уже — взрослые люди двенадцати-тринадцати лет и потому я выговорил это пока что трудное для меня слово «коллеги», чтобы подчеркнуть: мы — уже не дети. Совет самоуправления среднего уровня по согласованию с Педагогическим Советом и Конференцией представителей Школы объявляет школу на особом положении. — он сделал многозначительную паузу, обвел взглядом огромный зал и продолжал. — С этого момента любое нарушение хорошо известных вам правил поведения школьника будет рассматриваться уже не как привычная и потому малозначительная и маловредная детская шалость, а как проступок, халатность или преступление. Нам пора переходить на взрослые масштабы оценки действий человека. А они требуют установления и такой нормы: если в течение трёх дней последствия нарушения не будут устранены его виновником полностью и с предельной компенсацией — его ждёт неминуемое отчисление без права перевода в равноуровневое учебное заведение. Любое нарушение учебного плана будет рассматриваться как должностное преступление со всеми вытекающими последствиями. — жестко заметил он, хлестнув взглядом по галерке. — Я не зря упомянул о согласовании всех действий — мне одному трудно было бы потянуть весь воз имеющихся проблем. Представляю вам членов всех пятнадцати советов, выбранных Средним уровнем по направлениям деятельности школы… — Иванов коротко представил собравшимся членов советов, — они не дадут мне скривить душой. Поэтому я твёрдо говорю: школа с сегодняшнего дня находится в наших руках и — под нашей самой полной ответственностью. Совет Московска доверил нам честь организовать на нашей базе Малую Космоакадемию, со временем она имеет немалые шансы стать Малой Астроакадемией. А в космонавтике и тем более — в астронавтике — в любой из их областей мелочей нет и безответственность наказывается сурово. Вам всем это известно и потому от слов мы сразу переходим к делу — подготовительный этап пройден со всеми необходимыми предосторожностями.

С сегодняшнего дня школа объявлена на во — ен — ном. — он специально проговорил по складам это слово. — положении со всеми вытекающими последствиями. Большинство здесь — мужчины и потому — нам не привыкать к военной дисциплине. Если же кто рассматривает воинскую дисциплину как приложение к романтике, замечу, что и романтика тоже будет, но желанная военная романтика будет тесно сопряжена с очень тяжёлым повседневным трудом. Командором среднего уровня выбран Борис Кравцов… Прошу приветствовать нового руководителя… — довольно слаженные аплодисменты стали ответом. — он ознакомит вас с особенностями нашей общей будущей жизни. — Александр уступил место за трибуной Кравцову и сел на свое место.


С этого выступления Александра Иванова на собрании среднего потока школы окончился скрытый период деятельности Группы Системы и десятого сентября началась новая жизнь школы. Сто десять дней — часть финального отрезка предшествующего учебного года и все трёхмесячные летние каникулы, давно уже именовавшеся отпуском, членами Группы Системы в круглосуточном режиме и в строжайшей конспирации готовились позиции и распределялись обязанности. Всё лето кипела скрытая подготовительная работа.


Тогда впервые Александр предельно серьёзно подумал о том, что его стезя — управление и командование. Но это было другое управление и командование — здесь командир и начальник любого уровня мог быть руководителем только в одном случае — если он был и личностью в жизни и высочайшего уровня профессионалом в специальности. Иванов был благодарен Регине Дубровицкой, ненавязчиво поддерживавшей в нём на протяжении пяти лет веру в то, что однажды он сможет встать на позицию командира и принять на себя самую полную ответственность за других людей, доверивших ему свои судьбы и жизни.

Утром следующего дня в семь часов заранее назначенные,предупреждённые и проинструктированные дежурные смены школьников привели в порядок территорию и здания. В восемь часов на всех входах стояли тройки-наряды, на всех переходах и лестничных клетках — парные наряды. По коридорам в чётком ритме под жёстким расписанием прохаживались дежурные звенья. В восемь пятнадцать стали прибывать первые учащиеся из двух с половиной тысяч школьников, состоявших в основном списке, но попасть на территорию, как раньше — быстро и свободно — смогли не все — строжайший контроль внешнего вида и таможенный досмотр одежды и вещей стали надёжнейшими препятствиями. Медицинская часть школы выявила троих температурящих и двоих чихающих, которых тотчас же отправили домой. Вполне понятный и временами даже слишком заметный шок от таких строгостей быстро прошёл, едва в главном внутреннем вестибюле центрального корпуса школы в восемь двадцать пять появились столы с тем, что было отобрано: от ножей и кастетов всех размеров и форм, до наркотиков и картинок весьма специфического вида. Щадя чувства женской части школьного коллектива последние показали ограниченно. Начатая было привычная беготня по лестницам и коридорам была сразу и быстро пресечена мобильными летучими заслонами, состоявшими из средних и старших школьников.

Занятия теперь начинались так, как было принято в военных школах. Регина Дубровицкая, заработавшая за пять лет звание вице-капитана, предстала перед своими одноклассниками в военной форме со знаком Психологического Корпуса России на лацкане форменной куртки. Тогда одноклассники и одноклассницы впервые увидели своего теневого лидера в полном военном облачении только без стрелкового оружия. Регина обменялась с Александром понимающими взглядами и рассказала одноклассникам об их давнем разговоре, состоявшемся первого сентября того года, когда они впервые примерили на себя формёнки школьников. Вице-секретарь Группы Системы и Александр Иванов ввели одноклассников во многие детали работы на ближайшее будущее и появление Регины Дубровицкой в военной форме стало более понятным одноклассникам и одноклассницам — их теневой лидер настояла со свойственной ей основательностью на военном варианте дисциплинизации школьного ученического коллектива.

Педагоги выслушивали доклады старших групп со смешанным чувством: одни ждали, что через неделю эта блажь пройдёт и все будет по-прежнему, другие радовались и охотно воспринимали и принимали условия жизни в новой системе. Третьи относились ко всему происходящему безучастно. Регина отслеживала ситуацию в деталях и находила подобное положение нормативным, настаивая на чёткости и глубине выполнения ранее согласованных детальных сценариев. И эта последовательность и неуклонность срабатывали в положительном смысле на все сто процентов.

Но ни через неделю, ни через месяц, ни через полгода ничего не изменилось в худшую сторону. Система между тем укреплялась, углублялась, совершенствовалась и развивалась. Шокировавшие ранее строгости постепенно вошли в плоть и кровь всех: от первоклассника до самого старшего по возрасту десятиклассника. И многие школьники теперь откровенно говорили, что и круг друзей и товарищей у них изменился кардинально: исчезла криминогенная связующая нить.

Новогодний бал проводился в условиях, не худших, чем в самых привилегированных учебных заведениях для детей знати прошлого… Вежливость, предупредительность, немногословность, предусмотри-тельность и степенность за полгода выковали совершенно других школьников. Девчата всех возрастов — от первоклассницы до десятиклассницы — впервые за долгие годы по-настоящему поняли, что происходящее — не кампания и не игра и потому просто не могли нарадоваться на своих кавалеров. Регина Дубровицкая не скрывала от школьников свой социальный статус дочери высокопоставленного офицера и её уверенность в отсутствии даже намёков на компанейщину действовала на остальных девчат самым благотворным образом, заставляя их постепенно снимать психологическую броню и учиться воспринимать мальчиков и юношей как личностей, а не как возмутителей спокойствия и обидчиков.

Жесточайшая система многоуровневого контроля, видеонаблюдение, непрерывная психологическая поддержка сотворили настоящее чудо — за два последних месяца года в школе, ранее прочно державшей среднее место по шкале социальной опасности не произошло ни одного мало-мальски серьезного правонарушения. Исчезли площадная брань, ненормативная лексика, крики и неуемные выражения не самых лучших эмоций и чувств. Регина Дубровицкая сделала максимум для того, чтобы психологический климат в школе улучшался неуклонно и глубоко. Звание вице-королевы психологии — от статуса королевы психологии Регина, подумав две недели, отказалась наотрез — давало возможность сосредоточиться на привычных для психолога заботах.

Александр Иванов тогда начисто отмёл попытки корреспондента Системы «Новости Московска» выдать происходящее в школе за нечто экстраординарное. Он твёрдо заявил, что они только развивают и совершенствуют то, что неоднократно делалось в различных группах людей на протяжении всей человеческой истории. Он также подчеркнул, что проблем ещё хватает и почивать на лаврах никто из Навигаторов — так теперь называли инициаторов проводимых в школе Реформ — не собирается и не имеет на это никакого права.

Железный круг установленного и твёрдо поддерживаемого порядка перевёл энергию школьников в другое русло. На ноябрьском заседании Верховного Объединенного Совета Школы педагоги и школьники совместно выработали документ, гарантирующий положение школы как головной в зарождающейся системе Малой Астроакадемии Московска. В ураганном режиме расцвели спортивные, научные, учебные и прикладные секции — школа перешла на удлиннённый по времени режим работы и двери её культурного центра были открыты теперь не только для родных школьников, но и для всех школьников Московска. По-прежнему, попасть в глубины школьного городка, пройти за пределы культурного центра могли (кроме преподавателей и администраторов с техническим персоналом) только школьники-хозяева, которые стали всё чаще целыми командами участвовать в предметных и цикловых городских и региональных олимпиадах и нередко занимать там призовые и дипломные места. Стоявшие во главе движения, приведшего к таким результатам люди — от педагогов-консультантов до третьеклассников — школьников продолжали работать в изматывающем темпе. После нового года вся школа ушла в четырёхнедельный январский зимний отпуск, впервые за долгие годы не имея подавляющей части привычных ранее проблем.

Опасаясь рецидивов зазнайства и самолюбования, хорошо известных из Свода исторических знаний, член Верховного Объединенного Совета Школы, Александр Иванов на первом же рабочем заседании-летучке поставил на голосование категорическое условие: профессионалам — никаких поблажек и почестей. Развращающая сила славы была, благодаря Информцентру Школы, слишком хорошо известна: пять из двадцати пяти медалистов одной из школ Московска, не слишком чётко включившейся и весьма некачественно подготовившейся к проведению мероприятий по плану «Волна», загордившись, все как один полностью «провалили» внезапное контрольное тестирование при поступлении в вузы столицы России. Это был сокрушительный удар, потрясший все школы Московска, включенные в Волну. Информационные центры школ России, работавших в режиме Волны, раскалились от шквала подробностей столь грандиозного прокола.

Тогда, после экстренной вечерней летучки Группы Системы в школе, где учился Александр за ночь исчезли все и любые и без того слишком немногочисленные доски почета и списки отличников, ранее привычно украшавшие стены коридоров.

Александр до сих помнил резкий пронзительный зуммер тревоги, поднявший поздним вечером чуткую Зирду. Несколько секунд — и овчарка, распахнув мордой полуприкрытую дверь настежь, врывается в кабинет Александра, тот вскакивает со своего топчана, кидает взгляд на замигавший красными всполохами центральный экран кабинета, треплет ласково собаку по загривку, та, почувствовав, что долг выполнен, кидается обратно, следом, натягивая тёплую ветровку и проверяя, на месте ли фонарик и документы, бежит Александр. У выходной двери он ненадолго задерживается, кивает вышедшей из своей комнаты матери, коротко говорит — «Я бегу в школу. Тревога.» — и за ним захлопывается дверь.

Как всегда было заведено во время сбора по тревоге, школьники не пользовались лифтами и иными транспортными средствами — школы изначально были расположены так, чтобы до самой дальней было четыре-пять километров. Пятнадцать минут быстрого бега — и вот он, школьный городок.

Когда-то давным давно заставить проводить регулярные самые разнообразные тревоги в системе учреждений образования удавалось только тогда, когда дело касалось гражданской обороны или защиты от оружия массового поражения, но Волна заставила применять такой инструмент намного чаще и намного шире. Вот и теперь со всех концов мегаполиса ко многим школам бежали школьники всех возрастов.

Через КПП Александр пролетел молнией, поравнявшись с тремя своими однопоточниками, также членами Совета Школы. Ещё две минуты — и они оказываются на своих местах в строю в вестибюле. Через десяток секунд строй рассыпается и члены группы занимают стоячие места за длинным и большим столом здесь же в вестибюле.

Короткий инструктаж-обсуждение — и стены школы стали быстро лишаться небольшой, но достаточно заметной части своего оформления. На освободившееся место ставились нейтральные орнаментные вставки. Члены Группы Системы работали в лихорадочном темпе.

Через два часа все этажи и все помещения школьных корпусов и вся территория внутри Периметра были проверены и очищены от любых стендов, носивших хотя бы гран славословия в адрес учеников. Высшим мерилом отныне стало неформальное и искреннее признание всем коллективом школы и каждым педагогом и школьником высокого уровня подготовленности и развития личностного потенциала каждого человека. Этого требовала Волна.

К майскому праздничному короткому двухнедельному отпуску школа подошла с невиданными ранее результатами: все выпускники уже на финальных тестах показали баллы, достаточные для гарантированного поступления в престижнейшие учебные центры Москвы. Для школы, в которой поступление немедалиста в вуз ещё совсем недавно становилось заметным общешкольным событием, это был прекрасный результат.

Не подвели десятиклассники и на Общественном Экзамене — так теперь назывался цикл выпускного тестирования. Сразу после Цикла Тестирования восемьдесят медалистов из пяти десятых классов — цифра ранее недостижимая — получили сертификаты студентов Элитного кольца Учебных Центров Москвы.

Казалось бы, систему, успешно опробованную на протяжении всего года, и давшую превосходные необходимо было оставить в неизменности и почивать на лаврах. Но Верховный Объединённый Совет Школы пошёл ещё дальше… Первого сентября следующего, нового учебного года все школьники — от первоклассника до десятиклассника получили право выбирать между старыми, апробированными планами, планами срединного уровня, подвергшимся не очень значительным усовершенствованиям и планами высшего уровня, кардинально переработанными. Первый месяц адаптации, которым, по традиции, был сентябрь, школа бурлила… Члены ВОСШ сотни раз во всех деталях предельно доходчиво объяснили сущность и детали новых двух уровней планов и смогли преодолеть возникшую разноголосицу. К десятому октября школа вошла в обычный ритм.

Александр Иванов. Рождение командирского факультета Малой Астроакадемии Продолжение реформ

Теперь уже шестиклассник Александр Иванов не торопился оставлять общешкольную работу и погружаться в глубину учебы в Малой Астроакадемии. Он тогда оформился вольнослушателем на пилотский факультет и половину пятого класса потратил на врабатывание в новую сферу деятельности, но первое собрание слушателей звёздного вуза в новом учебном году он начал вопросом, заданным ещё из зала, с места: «А почему у нас есть пилотский факультет, но нет факультета управления, командирского факультета? Разве командиры — это не специалисты? Разве их не следует специально готовить? Ведь они не только пилоты, они руководят людьми. У взрослых астронавтов уже давно есть такое понятие, как командир и оно там обычно и нормально. Мы в своей Малой Академии также имеем командиров и называем их соответственно, но это понятие у нас до сих пор по ряду причин носит чиновничий характер и иногда граничит с отдувательством… Мы, уверен, не можем позволить сохраниться такой системе в нашем молодом вузе… Предлагаю основать Факультет командирской подготовки… Планы и программы подготовлены, апробированы и согласованы со всеми звеньями взрослой системы подготовки космонавтов и астронавтов, специфика учтена силами Академии Педагогики, Академии Психологии и Академии Просвещения.».

Возникшая сразу после этого краткого выступления часовая жаркая дискуссия разогрела новопостроенное на территории школьного городка здание Малой Астроакадемии почти что до температуры плавления, но вопрос был решен в принципе: Факультету Командирской Подготовки Малой Астроакадемии — быть. Десятое сентября — дата проведения вступительного собрания личного состава Малой Астроакадемии было принято как дата основания Факультета Командования, а Александр Иванов в числе первых стал его официальным постоянным слушателем, не порывая с факультетом пилотской подготовки.

С этого знаменательного момента полоса дел, в которых приходилось участвовать Иванову, стала непрерывно расширяться. Будучи в седьмом классе, он стал вице-президентом ВОСШ, получил звание вице-сержанта (почти все курсанты малой академии имели сержантские, старшинские и различные офицерские звания с непременной приставкой «вице», чтобы отличать их от действующих астронавтов. Было время, когда хотели узаконить приставку «контр», но нашли её неблагозвучной и двусмысленной, а потому остановились на более нейтральном «вице», отойдя в который раз от буквального старинного толкования смысла и содержания значения данной приставки) на командирском факультете, принял участие в доработке учебных планов и планов социальной адаптации школьников.

Рядом с ними в прежнем изматывающем ритме работали десятки людей — от умудрённых опытом педагогов до ставших третьеклассниками первоклассников, заставших момент кардинального перерождения школы сорокового микрорайона. Новая смена энергично взялась за дело, ведь старшие товарищи расчистили настоящие «авгиевы конюшни» проблем и вопросов, оставалось только закрепить и развить успех. Тридцать процентов школьников были слушателями Малой Астроакадемии, в скором будущем эту цифру вполне реально можно было поднять до сорока.

Первое заседание Верховного Объединенного Совета Школы вице-президент Совета восьмиклассник Александр Иванов проводил совершенно в других условиях: новый учебный корпус школы теперь был оборудован амфитеатром, вмещавшим все пять тысяч членов школьного коллектива — от педагогов и сотрудников до всех без исключения школьников. От греческого амфитеатра данное помещение отличалось наличием просторной профессиональной театральной сцены и самого полного комплекта видеопроекционного, звукового, светового и имитационного оборудования.

На повестке дня тогда стоял вопрос о социальной адаптации новой волны, сформированной на протяжении трёх предшествующих лет. Была поставлена проблема: выбор между осуществлением перехода на систему дублирующего обучения, позволяющего дать возможность школьникам глубоко и полно почувствовать суть мужских и женских жизненных прав и обязанностей, на раздельное обучение пяти-семиклассников по специально разработанным программам или на оставление системы в прежнем, не слишком адаптированным к потребностям общества в этой сфере виде.

Голосование выявило потрясающий по силе и убедительности результат: почти никто из педагогов и школьников не желал оставлять систему в прежнем виде. Почти все высказались за систему дублирующего обучения и небольшая часть — за раздельное обучение по спецпрограммам. Пришлось, по согласованию со Службой Психологической безопасности школы, пойти на компромисс и дать возможность сформировать по три специализированных класса раздельного обучения. Большего не потребовалось — двенадцать классов каждого уровня в полном составе высказались за систему дублирующего обучения. Как всегда всем была представлена полная детальная вариантно просчитанная программа действий. Без подобной глубокой подготовки у программы не было ни малейшего шанса быть официально представленной на какое-либо обсуждение.

И снова десятого сентября школа заработала в новом для себя ритме. Но теперь этот ритм опирался на трёхлетнюю привычку и всестороннюю поддержку и защиту. Если раньше радовались, что никто не ругается и не употребляет наркотики, то теперь радовались, если юноша умел навести полнейший порядок в пятикомнатной квартире, приготовить любой сложности обед — от простого до званого на десять персон и выполнить ещё немало дел, ранее считавшихся, несмотря на века дисциплины и многочисленные периоды ограничений и лишений на подсознательном уровне женскими.

Школа второго уровня. Воспитание понимания

Захватив в этом новом для себя деле лидерство, мужская часть школьного коллектива оставила девчат практически «безработными». Будучи внезапно и надёжно отлучёнными от прежних, считавшихся «женскими» работ и казавшихся бесконечными учебных и реальных уборок и готовок, они ринулись в психологию, педагогику, эстетику, этику, художественную гимнастику, языкознание, историю, культурологию, многие другие дисциплины. И спустя непродолжительное время все школьницы были предельно благодарны «мальчикам» за это освобождение. Регина Дубровицкая попросила Александра Иванова проводить её к стоянке транспорта в тыльной части школьного комплекса. Шагая рядом с ней, Иванов привычно ждал, когда вице-королева психологии соберётся с мыслями и озадачит вице-президента ВОСШ очередной идеей.

— То что вы, мальчики, освободили девчат от части этого ада — прекрасно. — произнесла Регина. — Но этого явно недостаточно. Полагаю, пришло время показать вам ещё некоторые части женского ада. И начать следует с родзала.

— То есть… — Александр едва не запнулся, осмысливая сказанное. — ты полагаешь…

— Ну ведь никто из вас, мальчики, уже не ребёнок, Александр. — Регина сканировавшая окружающую обстановку не встречалась взглядом с Александром и это ему определённо нравилось. — Теорию вы уже знаете, процесс представляете, но надо выставить заграждение, показать вам возможную цену ошибок и лёгкого отношения как к процессу, так и к результатам — непосредственным и отдалённым. И к тому же я, как офицер спецвойск прекрасно знаю, что в боевых условиях никто не должен растеряться или потерять голову или сознание от новизны ощущений. Всего спектра.

— Ты предлагаешь…

— Для начала — вылет в Нижегородский военный госпиталь. У меня есть там хорошие знакомые и они обещали показать нам на протяжении недели многие аспекты этого ада. Я уже договорилась, осталось сообщить окончательное решение и согласовать детали.

— Ты хочешь, чтобы…

— Вы, мальчики, а туда полетят все мальчики нашего с тобой класса, увидели процесс нормальных контролируемых родов как в полевых условиях, так и в условиях оснащённого всем необходимым медицинского стационара. Полагаю, сомневаться в том, что женщины-военнослужащие не будут делать из вашего присутствия при этом процессе никакой проблемы, ты не будешь?

— Гм…

— Согласна, процесс достаточно интимный, но естественный. А то, что естественно — то нормативно. Если будет возможность, нам покажут многое и из патологии, но это — факультативно. Физически вы, мальчики, к такому готовы, надо чтобы у вас была и психологическая готовность как к процессу, так и к последствиям.

— Ладно, убедила. Когда?

— Соберём завтра совет класса, подумаем, послезавтра, при положительном решении, по индканалам забросим информацию всем остальным. До этого момента будем молчать как рыбы. — проговорила Регина, воспроизводя, несомненно, уже обдуманное. — Незачем волну поднимать.

— Ты полагаешь, что лучше начать с военных медиков?

— А мы что, не военнослужащие? Мы кроме всего прочего ещё и астронавты, а такой аспект, как защита процесса биологического воспроизводства человеческой расы астронавты обязаны знать в деталях максимальной чёткости. Иначе нас загонят в резервацию и эта красота. — она указала на шелестящие свежей листвой клёны аллеи, выводящей к перронам ожидания автоцентра школы. — не будет уже нужна никому из людей. Нас просто уничтожат.

— К тому же…

— К тому же я, как военный психолог, обязана защищать интересы гражданского населения, которое не обязано нарушать принцип приватности и служить наглядным пособием. Военнослужащие гораздо более адекватны в этом смысле, да и безопаснее это для них по многим вариантам… Ладно. Спасибо, что проводил. — она открыла дверцу подошедшей военной разъездной машины. — Ты-то как?

— Пока не знаю, Регина. Надо подумать.

— Хорошо. Я — тоже о многом подумаю. — она села рядом с водителем, закрыла дверцу и машина развернулась к порталу выезда, набирая скорость.


Вылет в Нижегородский военный госпиталь состоялся именно так, как предполагала Регина — сначала они выехали в «полевые условия» полигона Нижегородского военного объединенного командования, где прослушали цикл лекций и присутствовали на практических занятиях. Затем они были допущены в реальные боксы передвижного военного госпиталя и приобщились к таинству рождения новой жизни. Нечего и говорить, на средних школьников это произвело неизгладимое впечатление. Регина удовлетворённо жмурилась, видя, что её одноклассники вполне адекватно воспринимают происходящее. Александр воспринимал происходившее в родзале с несколько другой точки зрения — ему вспоминалась его первая любовь. Он прекрасно понимал, что этот этап, эти взаимоотношения не могут в подавляющем большинстве случаев приводить к рождению ребёнка, но с трудом примерял этот сценарий на себя даже в гипотетическом варианте.

Уловив напряжение Александра, Регина возникла по левую руку от него и положила ладонь на правое плечо одноклассника.

— Не волнуйся. Девчата нашего класса в другом военном госпитале также проходят подобное действо.

— Даже боюсь спрашивать — им-то это зачем. При домашней и школьной подготовке и голографическом полигоне виртуальной реальности полного погружения…

— Надо, Александр, надо. — без улыбки ответила Регина. — К сожалению мы, девочки, тоже имеем сквозняк в головах. Пришлось напрячься, чтобы показать им побольше отрицательных моментов, согласовать показ многих тяжёлых сценариев и вредных воздействий. Но это хорошо прочищает мозги от безответственности, а на эмоциональном уровне это вообще ковровая зачистка всяких заскоков. — Регина взяла на руки новорождённую. — К сожалению, для многих девчат материнский инстинкт — не врождённый. И приобрести его в полной мере — ой как не просто. Ты подумал о первой любви?

— Заметно?

— Для меня — да. Для других — в разной степени. Но главное что она, — Регина указала взглядом на девочку, уютно устроившуюся в объятиях вице-королевы психологии, — уже не будет незащищённой. Она хоть и первенец, но капитан Терская — человек достаточно подготовленный и будет хорошей матерью. — она передала ребёнка подошедшей медсестре. — Я подумываю о системе подготовки школьников к семейной жизни. Это всё хорошо и прекрасно, но семья прежде всего — это сопровождение и обеспечение и рождение детей в окружении двух любящих и умелых родителей. А у нас с этим накапливаются в очередной раз проблемы. Чёртова цикличность.

— Очередной полигон?

— К счастью этот полигон — и для девочек и для мальчиков — в равной степени. В семье всё зависит от обоих. От их слаженности и способности прощать и компенсировать.

— Согласен.

— Рада, что согласен. Сейчас ещё два рождения, а потом утром нас ждут в военном госпитале в Нижнем Новгороде. Там будет больше контроля и защиты, но и патологию нам обещали показать.

— Распланировала…

— Не только я. Многие работают и работали. — слабо улыбнулась Регина, выходя из родзала в предбанник для персонала позади группы одноклассников. — Давай, переодевайся в новый комбинезон и в родзал пятнадцать. Балок три.

— Есть. — Александр кивнул и направился к вешалке с новыми укладками стерильного медкомплекта одежды.


Шагая рядом с Региной к дверям закрытого перехода в гинекологическое отделение военного госпиталя, Александр обратил внимание на стоявшую у окна женщину в форме полковника военной юстиции. Скользнув взглядом по фигуре, Иванов обратил внимание на побелевшие пальцы женщины, обхватившие пластик подоконника. Сбавив скорость, он окинул ее более внимательным взглядом. Регина, задержавшаяся у столика медсестры, тут же оказалась рядом.

— Не тормози. Дай человеку побыть наедине со своими мыслями. Забыл, что женщина всегда чувствует мужской взгляд, скользящий по её фигуре? — прошептала еле слышно она в самое ухо одноклассника.

— Нет, а… — они как раз пересекли границу перехода и гермодвери сочно хлопнули за их спинами. Регина отстранилась от Александра, посуровела, пошла медленнее:

— Она не так давно узнала, что никогда не сможет даже зачать ребёнка, Александр. Ей тридцать пять, а она уже полковник военной юстиции, советник третьего ранга, всю жизнь шла к этой профессиональной высоте, вскоре должна получить генерала юстиции. И вот такой облом… Она любит прекрасного во всех смыслах для неё мужчину, хочет подарить ему ребёнка, всегда была уверена в том, что с деторождением у неё не будет проблем… Но работа с отрицательным контингентом бывает к женщинам особенно беспощадна, а она, профессионал не из последних, отдавалась этой работе полностью. За неё многие оступившиеся, которых она вернула к нормальной жизни, любому обидчику обеспечат кратчайший путь к смерти. Но сколько же нервов она потратила на этих оступившихся — знает только она. Вот и не хватило ей, её организму этих самых нервов, чтобы дать начало новой жизни. Первой в жизни этой женщины новой жизни… Физически она полностью здорова и готова, но нервы… Для работы и обычной, а также профессиональной жизни их хватит, а вот для зачатия и рождения ребёнка — уже нет. Она сейчас смотрит в окно, но не видит ничего дальше метра… Плакать она здесь не будет, сдержится, но сердцу не прикажешь, поэтому она вцепилась в подоконник, чтобы не упасть от слабости. — Регина шла медленно и шёпотом поясняла Александру ситуацию. Иванов уже не удивлялся полноте восприятия Регины — она неоднократно доказывала свою способность к комплексному глубинному пониманию как моментов, так взаимосвязей, не говоря уже о картине в целом.

— И теперь…

— И теперь она решает непростую задачу — как сказать мужу о таком факте и что следует делать дальше, имея в виду возможный разрыв договора через полтора года совместной жизни и возможность усыновления или удочерения ребёнка. Она также просматривает и вариант одиночества. Я, Саша, честно, не знаю точно, что она выберет. Это только её право. Но встряска у неё случилась очень тяжёлая. То как воспримет такую весть её муж — тоже не уверена, но полагаю, что в военной среде контроль за ситуацией будет обеспечен — она всё же старший офицер и ценный сотрудник. Не думаю, что будут сложности среднего и большого масштаба. Ладно, нам ещё надо прослушать три дополнительных лекции и два резервных практических занятия выдержать и только после этого нас пропустят в реальный периметр. Остальное не поясняю — слишком много неизвестных факторов.

— Ладно, Регина.

Дополнительные лекции и практические занятия оказались отнюдь не лишними. Александр смог принять посильное участие в принятии очередного новорождённого и ему доверили перерезание пуповины. Сложно было даже описать словами всё, что почувствовал Александр в этот момент, но его поддержали и подстраховали одноклассники и Регина, стоявшая как всегда слева и чуть сзади от Александра. Ей единственной из девочек класса разрешили, учтя её подготовку, избежать марафона по гинекологическим отделениям трёх медицинских центров, которые обязаны были посетить все одноклассницы в рамках своей женской программы «превентивного вакцинирования». Никто из наставников, педагогов и старших школьников и школьниц не сомневался, что присутствие вице-королевы психологии и одноклассницы будет уместно и необходимо для мальчиков в этот непростой момент.

Передав новорождённого медсестре, Александр в числе последних вышел из родзала. Регина не торопилась с разговорами, видя состояние одноклассника.

— М-да. Теперь я понимаю очень многое… — произнёс Иванов. — Хотя очень многое изменилось в этом таинстве и в его окружении, но даже сейчас для мужчины это — слишком сильное действо. — Он с уважением посмотрел на Регину и та восприняла его взгляд должным образом, не показав ни превосходства, ни унижения. — Такое необходимо проходить каждому мальчишке-подростку, чтобы не было ветра в голове в известных моментах. — убеждённо сказал он. Регина кивнула, соглашаясь с мнением Иванова. Они вдвоём привычно шли позади всех остальных одноклассников, давая им возможность общаться с персоналом госпиталя более плотно, без акцентации на присутствии Регины, как единственной девочки из их класса.

— Когда — то считалось и правильно считалось, что женщина во время родов испытывает нагрузки такие же как солдат с полной шестидесятикилограммовой выкладкой на марш-броске по пересечённой местности. — проговорила Регина. — Я с этой точкой зрения согласна, но всё это физическое, а вот психологическую картину описывать — шестисот страниц мелким шрифтом не хватит. Да и нет многих слов в наших человеческих языках. Такое только самому увидеть и почувствовать можно. Хочешь? — она остановилась на повороте, пользуясь тем, что одноклассники вместе с врачами и медсёстрами пошли по палатам послеродового отделения на краткую ознакомительную экскурсию.

— То есть? — Александр непонимающе воззрился на подругу. — Как это?

— Намекаешь, что женское восприятие для мужского — это слишком тяжкая ноша? Но ведь я отфильтрую и персонализирую массив. — Регина понимающе взглянула на ошарашенного одноклассника. — Да и здесь самое лучшее место — в обычных условиях слишком много непрофильных факторов, что усложняет дело.

— Ладно, давай, Регина. — Александр твёрдо решил довериться своей однокласснице, пожалуй, единственной, кому из женщин он мог довериться в такой непростой ситуации. — Я сниму броню.

— Хорошо. Только закрой глаза. Нужен экран памяти по максимуму. Я дам панорамную картинку и воздействие. Это — быстрее, чем секторальное.

— Готов. — Александр прикрыл глаза и…

То, что он увидел и почувствовал в следующий миг было слишком многогранно для того, чтобы даже попытаться облечь происходившее вокруг в слова человеческого языка. Он погрузился в ощущения с головой, хотя чувствовал, что Регина сдерживает мощь влияния, не желая перегружать психосферу мужчины сверх безопасных пределов. Но и то, что прорвалось через выставленные Региной ограничители потрясало до глубин.

Открыв глаза, Александр секунд пять смотрел прямо перед собой. Стоявшая перед ним Регина внимательно сканировала его лицо и ждала, ничем не проявляя своего присутствия. Наконец взгляд Александра сконцентрировался на лице одноклассницы. Та прикрыла глаза и затем скользнула своим мягким взглядом по лицу и глазам Александра.

— Я в норме. Это слишком для человеческого языка…

— Понимаю. — ответила Регина. — Но ты выдержал и это — главное. Даже особо придерживать ничего не пришлось. — она не лукавила — у слушателя командирского и пилотского факультетов Малой Астроакадемии просто не могло не быть закалённой и приспособленной к серьёзным перегрузкам психической защиты. — Ничего мне сейчас не говори — подсознанию надо уложить это по полочкам и придти в норму после вала воздействий по сфере. Идём, наши уже вышли из последней на этаже палаты. Сейчас у нас впереди отделение патологии. Готов?

— Да, я в норме, готов. — сказал Александр, возвращая на место психологическую броню, тихо идя следом за Региной. — Это технология Психокорпуса?

— Да. Одна из многих. — просто ответила Регина. — Мы адаптировали древние разработки к современным полевым условиям. Больше сказать не могу — это не комментируется.

— Понимаю.

Увидев работу медиков в особо-проблемных случаях, Александр проникся к ним ещё большим уважением. Много лет назад, попав в такую обстановку, Александр, вполне вероятно, захотел бы, чтобы финальным аккордом их ознакомления с такими закрытыми для большинства мужчин моментами было нормативное присутствие при нормативных родах, но теперь он понимал, что Регина правильно настояла на том, чтобы в финале мальчикам показали мощь и бессилие современной медицины перед кризисными и проблемными моментами продолжения рода человеческого.

Школа второго уровня. Продолжение совершенствования

Персонально-групповое воздействие дополнилось коллективным. Заработала школьная система семейного просвещения. Медицинская часть школы — пять врачей и десять медсестер с тремя медбратьями провели со всеми без исключения школьниками мужского пола цикл занятий, после которых вымерли даже привычно произносимые шёпотом непечатные слова. Новый год школа встречала в совершенно иной атмосфере: мальчишки не шутили с девчатами, а те убедились не на словах, а на деле в надёжности бывших возмутителей тонких натур.

Открывая новогодний бал, президент ВОСШ, мастер спорта Региона по тяжёлой атлетике десятиклассник Роман Григорьев при всех сдал свою должность новоизбранному президенту: восьмикласснице Регине Дубровицкой — признанной королеве психологии.

Второй семестр школьники посвятили изучению глубин и особенностей человеческой личности. Работа продолжалась и тогда, когда Александр Иванов, переизбранный в который раз вице-президентом, перешёл в девятый класс. Теперь наступила пора совершенствования и углубления новоутверждённой системы. Реформаторство уступило место напряжённой работе по поддержке и развитию. Первый семестр школьники провели в поисках и основали ряд новых Советов по направлениям, но Система осталась прежней, получив право на развитие.

С такими результатами школа, в которой учился Александр Иванов, подошла к десятому сентября — традиционной дате окончания адаптационного периода и выходу на рабочий режим. Начался предпоследний год учебы Александра в школе.

Этот год школьники из сорокового микрорайона, называвшегося ещё «Тополиным», занимались налаживанием новых крепких связей с системой вузов региона и сетью научно-учебных центров. Закладывались основы новейшей системы непрерывного образования. И этот год благодаря приложенным усилиям и постоянным стараниям, выдался на редкость спокойным и результативным.

Впереди у Александра Иванова был десятый класс, а пока вице-сержант усиленно занимался на тренажёрах и вёл занятия с первокурсниками академии, куда принимали только с пятого класса. Факультет командирской подготовки твёрдо встал на ноги и получил признание даже в Звездной Академии Евразийского региона. Очень скоро ряд его выпускников после окончания двухгодичного курса подготовки в Космоцентре России встали в строй слушателей Факультета командования Звездной Академии России после первых пяти из пятисот тестов.

Не прекращалась работа и по совершенствованию системы общественного управления и воздействия. Объединённые общей идеей и задачами, школьники точно знали, где и кто может оказать наибольшее влияние. Что-то безраздельно отдавалось мужчинам, что-то делалось вместе, а во что-то мужчины даже и не пытались вмешиваться.

Александр Иванов. Лекция в Музей — Центре Московска

Наступил ноябрь, третий месяц учебы и второй месяц первого семестра. Десятиклассники потока, в котором занимался Александр Иванов, собрались на цикл занятий по общественному управлению.

— Товарищи будущие выпускники. Вы все знаете нашу традицию — знакомить младшеклассников с историей… — педагог высшего класса Стелла Анатольевна Железнова вела семинар по истории Евразийского Региона напористо и уверенно. — Вам предстоит в реальной обстановке показать все, чему вы научились на наших занятиях. Через неделю к вашим услугам будет Музейный комплекс Московска. Нам выделено десять дней. Прошу распределиться по группам охвата исторических периодов и через три дня сдать планы проведения экскурсий. Естественно, прошу вас лично выехать в Музейный комплекс и ознакомиться на месте с изменениями в экспозициях и в возможностях. Всё меняется. От проведённых вами экскурсий зависит ваша квалификационная ступень по общественному управлению. Всем всё ясно?

— Да, Стелла Анатольевна. — Александр встал. — Мы уже готовы. Сергей, передай Стелле Анатольевне сформированные планы…

— Конечно. — юноша нажал несколько сенсоров. — Данные — на экранах.

— Молодцы. Если не секрет, что ты выбрал, Саша? — педагог удовлетворённо просмотрела выданную на экраны её рабочего пульта информацию.

— Вторая мировая война. Эмоционально-культурные аспекты. — ответил Александр.

— Одобряю. А ты, Сережа?

— Тоталитаризм и народ. Противостояние в русле прогресса.

— Мне-то понятно, а вот младшим…

— Всё будет адаптировано, Стелла Анатольевна. Вы сами можете просмотреть — мы перегрузили вам все планы экскурсий с подробными комментариями…

— Хорошо. Но всё же…

— Не беспокойтесь. Послезавтра у нас есть несколько часов. Группа по двадцатому столетию убывает в Музейный комплекс. Остальные группы имеют свои графики выездов. Все данные — у вас. Всё согласовано.

— Хорошо… Тогда, если нет оперативных проблем и вопросов, требующих моего вмешательства — все свободны. У кого есть — останьтесь.

Юноши и девушки вполголоса переговариваясь, вышли из аудитории. Остались пятеро юношей и три девушки.

— Стелла Анатольевна, у нас проблема, связанная с заявленной Александром темой. Эта же проблема в русле темы тоталитаризма… Надо бы показать младшим некоторые аспекты взаимодействия мужчин и женщин в критических условиях… На адаптированном уровне, конечно… Саша заложил богатейшую музыкальную и видеоквадрофоническую проекционную и имитационную базу, но, по понятным причинам, ему не всё подвластно. Кого вы можете порекомендовать?… — спросила черноволосая девушка с длинной толстой косой. — Девичий коллектив… в одиночку, без консультаций не может сегодня потянуть такое… Это. — она помедлила, переглянувшись с подругами. — выше наших сегодняшних возможностей. Мы не хотим идти на непросчитываемый риск.

— И напрасно, Ксения. — Стелла Анатольевна прокрутила на экранах информацию о планах экскурсии, подготовленной Александром. — Собственно говоря, Саша заложил сюда всё необходимое. Не вижу оснований что-либо менять… Дополнения, на мой взгляд, не требуются. Но если хотите, то моя коллега — культуролог и психолог, доктор наук Екатерина Корнеевна Нахимова поможет. Вот её код видеосвязи. — педагог подала полоску пластика. — Полагаю, теперь вы спокойны?

— После консультации с психологом и культурологом — без всяких сомнений. Спасибо, Стелла Анатольевна. — ответила Ксения, принимая пластик. — Саша, ты не имеешь ко мне…

— Нет, Ксения. Это — твоё. Думаю, состыкуемся… — задумавшийся было Александр очнулся. — Я действительно не могу потянуть некоторые аспекты… Думаю, Ксюша не откажется мне помочь…

— Не откажусь… Когда свяжемся с Нахимовой?

— Сегодня вечером. Сначала ты, потом я подключусь. Перегони ей всю профильную плановую информацию по нашим частям. Разрешите идти, Стелла Анатольевна? — Александр по-военному подобрался и подхватил со стола свою планшетку с дисками.

— Идите. Успехов вам.


В огромном полутёмном зале пять человек — двое юношей и три девушки ждали, когда из соседнего зала, посвящённого предвоенной истории, выйдет первый поток младшеклассников — девяносто человек.

— Волнуешься, Саша?

— Немного есть, Ксения.

— Стелла, а ты?

— Дрожу. Такой комплекс возможностей… Когда мы начинали учёбу в школе, о подобном совершенстве в Музей-Центре Московска нельзя было и мечтать. Провела позавчера здесь целый день и с раннего утра до полуночи вчера сидела тут, пока сообразила в деталях, как всё это донести до наших младших.

— А ты, Георгий?

— Есть немного. — суровый властелин спортивных снарядов повёл накачанными плечами. — Но пока в пределах.

— А ты, Дина?

— Как и все… Но, кажется, наши младшие идут. Гасим свет. Приготовьтесь друзья… По местам. Ксения и Александр — на центр, Гера — к пультам. Алла, прошу за синтезаторы… Я — в будку имитаторов…

— Ладно.

Свет в зале померк окончательно. Открылся широкий проем и из тамбура в зал вошли первоклассники. Зазвучали первые вступительные аккорды, сразу навеявшие тревогу… Привыкшие к полутьме глаза старших отметили, что девочки испуганно подались назад, а мальчики вышли вперед.

— Вторая мировая война, развязанная низменными инстинктами, свойственными человечеству в Темные века, началась первого сентября одна тысяча девятьсот тридцать девятого года. Могучими ударами нацистских кулаков рушились карточные домики кукольных демократий и плутократий Европы. Гуманизм уступал место животной ненависти и злости, стремлению унижать, порабощать и уничтожать… — так начала лекцию Ксения, едва видная в полумраке зала. Её голос звучал набатным метрономом, но именно это и обеспечивало высокий уровень внимания к услышанному со стороны первоклассников. — остановить такую волну тогда смог только режим, основу которого составляла двухуровневая структура. С одной стороны — общечеловеческие ценности, свободное и доверчивое общение, свойственное единомышленникам, с другой — централизованная, убогая по возможностям адаптации, но абсолютно машинизированная в своем примитивномстремлении к всевластию структура. Эти два уровня, соединившись, смогли организовать на первых порах сопротивление, а в последующем — далеко не полное, но весьма убедительное наказание агрессора. — голос Ксении зазвенел возмущением и тревогой в темноте гигантского зала. — Перед вами — карта Европы тридцатых — сороковых годов. На ней вы можете видеть, как коричневая инфекция захватывала все новые и новые плацдармы.

Это — только верхний слой. Есть более глубинные, к рассмотрению которых мы переходим… — Ксения сделала очень короткую паузу, быстро успокоила волнение и продолжила размеренно и сухо. — Подчинившись машине устрашения, люди разделились, общественное сознание было в значительной степени парализовано страхом. Почти вся Европа оказалась в состоянии порабощённой территории. Вся мощь экономик множества стран работала только на устрашение, разрушение и уничтожение. Вы можете видеть образцы военной техники, десятки тысяч единиц которой обращались против народов Европы в попытке достичь цели… цели Евразийского господства. — объемные изображения заняли всё пространство зала, некоторые придвинулись вплотную к строю первоклассников. — Вы можете ощутить холод безжалостной стали, прикоснувшись к ближайшим к вам образцам. — Ксения сделала паузу, наращивая напряжение в голосе. — но — не это главное.

Представьте себе, что из стволов всей этой техники, размноженой в десятках тысяч экземпляров изрыгались мегатонны металла, назначение которого — уничтожение людей. Любых людей, которые не хотели покориться грубой силе и животным инстинктам. — Макеты пропали. Послышался утробный вой множества авиационных моторов и высоко над зрителями, полускрытые облаками, пошли эскадрильи бомбовозов, сопровождаемые истребителями. — Подобные армады обрушивались за день от пяти до сорока раз на непокорённые города и села Европы. Было и больше ежедневных бомбёжек. — Окруживший зрителей со всех сторон резкий свист срывавшихся с креплений авиабомб заставил многих первоклассников закрыть уши и инстинктивно пригнуться.

Экскурсанты оказались среди пылающих развалин, запахло гарью, послышались стоны раненых, вой сирен. Среди развалин двигались тени, где-то в стороне мигал фонарик.

— В огне пожаров, среди развалин гибли произведения культуры, искусства, науки, гибли дети и старики. Гибли мужчины и женщины… Гибли, будучи абсолютно неповинными в случившемся… — Ксения переключила мониторы. — вы можете видеть, насколько слабо оказалась подготовлена общественная и государственная система к подобным чрезвычайным ситуациям. — выросли диаграммы и графики с немногочисленными цифрами, прошли фото и кинофрагменты жизни госпиталей, эвакопунктов, тушения пожаров и вывоза ценностей. — Мы можем восстановить ныне по крупицам какую-то целостную картину, но нам не дано пережить всё в точности так, как было тогда. Такое повторялось из века в век. А тогда, в двадцатом, вся Европа, вы видите это по карте, — Замигала, окрашиваясь в коричневый масштабный цвет карта Европы, — вся Европа стонала под пятой гитлеровского солдата. Должна была найтись сила противодействия…

И она нашлась, едва ефрейтор Шилькгрубер, он же Адольф Гитлер, он же фюрер, он же отец немецкой нации в кавычках, истеричный психопатичный человек, отдал приказ реализовать план, известный вам под названием «Барбаросса». Этот план предусматривал захват всего пространства до Урала включительно в кратчайшие сроки. — Карта изменилась, на ней показались границы Советского Союза и огромный трезубец, острия которого приблизились к пограничной линии вплотную. — Преступная самонадеянность верхушки партийно-государственного руководства Советского Союза и лично недоучки-семинариста Иосифа Джугашвили, он же Сталин, — возник огромный портрет тирана, сменивший пространство Советского Союза, — не позволила войскам прикрытия границы — тогдашним пограничным войскам и войскам приграничных оперативных группировок — тогдашним особым военным округам, — показались военные карты, показывающие дислокацию войск Советского Союза перед остриями трезубца, — выполнить необходимые действия по развертыванию войск и закрытию дороги вглубь страны.

Войскам запретили занять заранее подготовленные позиции. Информации разведки не верили, приказывали не верить. Жёсткоцентрализованная система дала крупный сбой. Двадцать второго июня сорок первого года двадцатого столетия в четыре часа утра натянутая струной заорганизованности и показухи жизнь нескольких десятков миллионов людей, составлявших народы бывшего Советского Союза оказалась прервана вооружённым вторжением… — пошли кадры первых хроникальных фильмов периода вторжения. — Вы снова видите, что жертвами ошибок центрального руководства становились простые люди. Машина насилия начала перемалывать свои очередные жертвы.

Тысячи военнопленных, десятки тысяч мирных жителей, детей, женщин, стариков оказались жертвами Системной ошибки. — возникли кадры с изображением эшелонов, уходивших на запад и увозивших тысячи остарбайтеров в неизвестность. — Вывозилось всё, что представляло хотя бы какую нибудь ценность. Армия отступала под ударами, отточенными в боях с не слишком хорошо подготовленными к подобному противостоянию армиями небольших по сравнению с Советским Союзом государств Европы. Пружина народного возмущения закручивалась всё туже и подавала первые признаки готовности к смертоносному развертыванию. — возникла карта Советского Союза. — Вы можете видеть, какова территориальная цена этой системной ошибки… Тысячи квадратных километров земли, десятки цветущих городов и сёл, сотни тысяч людей, поставленных перед Неизвестностью без защиты и поддержки со стороны государственной системы.

Государство оказалось неспособно руководить ситуацией. Спасать пришлось всех — и государство, и общество. В ответ на десятки тысяч тогда безвестных (по причине отсутствия систем глобальной идентификации и контроля) жертв, остальная часть общества обратилась к армии и тылу. Эти две структуры, важность которых в экстренных случаях трудно переоценить, стали центральными составляющими системы наказания агрессора. Вы видите линию, до которой удалось продвинуться врагу… А сейчас вы окунётесь в атмосферу центральных районов Советского Союза, которые, по счастью, пока ещё не были затронуты военным лихолетьем. — Вокруг зрителей возникла обстановка улицы провинциального городка перед зданием военкомата. Десятки молодых мужчин, безусых юношей, подростков перед дверями военкомата… Знакомый по многочисленным репродукциям плакат «Родина — мать зовет!», плакат «Воин Красной Армии — спаси!», отрывки разговоров, плач женщин, обнявших своих отцов, братьев, мужей, женихов. Суровые лица бывших мирных пахарей и рабочих и теперь уже — солдат. Знакомые по видеосводу военной истории планеты трёхлинейные винтовки…

Стоявший чуть слева от центральной линии Александр видел, как изменялись выражения лиц школьников на протяжении вступительной части лекции. Трое педагогов тенями передвигались от одного школьника к другому, нескольких перепуганных и плачущих девочек увели… В глазах очень многих мальчиков горела искра ненависти. У немногих других в глазах читался испуг и безысходность. Виднелись сжатые до побеления пальцев кулаки.

— Вы видите, что спасать абсолютно неработоспособную в экстремальных условиях государственную систему пришлось простым людям. В предшествующем зале вам достаточно полно рассказали о том, с чем Евразия подошла к военному лихолетью. Исправляемые ошибки не позволяли выправить ситуацию окончательно… Многие из тех, кого вы видите здесь, никогда больше не вернутся в родные места… Их могилы останутся неизвестны родным и потомкам на протяжении десятков лет… Но и женщины, и старики, и дети тоже вкусят полной мерой последствий Системной ошибки… Оккупация, вывоз на работу в Германию, расстрелы, издевательства… — сменялись кадры, сменялись макеты и диорамы, а голос Ксении звенел неподдельным возмущением. — На военном фронте борьбы с врагом победа давалась крайне нелегко… Малейший успех стоил десятков, сотен жизней. И это — в масштабах батальона. В масштабах армии и фронта потери исчислялись сотнями и тысячами, а то и десятками тысяч.

При тогдашнем достаточно высоком уровне армейской техники руководство страны преступно планировало воевать в основном на лошадях, методами кавалерийской атаки. Вот почему мы с тех пор так не любим всё, что связано с непродуманными решениями — они почти всегда стоят страшно дорого и эта цена часто вырастает до цены человеческой жизни…

Сменились кадры. Эстафету приняла Стелла. Ксения, измученная сверхвозможной эмоциональной перегрузкой, отступила во тьму.

— Война, как известно, продолжалась долгих четыре года… Но тогда никто не знал, сколько она продлится. Люди гибли на фронте и в тылу, не зная, сколько ещё до победы. Далеко не все были едины в своем стремлении покончить с фашизмом… Вот материалы уголовных и иных судебных дел по преступлениям, совершённым предателями, провокаторами, мародёрами, диверсантами, изменниками, перебежчиками… — сменились кадры. — Мы вам показываем и результаты их деятельности. Это — сожжённые стратегические пункты в городах, уничтоженные подразделения армии, взорванные мосты и переправы… — пошли кинокадры и возникли новые макеты и имитаторы. — Список можно было бы продолжать и продолжать… Здесь, как и везде в нашей человеческой истории вы встречаетесь с проявлениями Закона Весов и Закона Триады…

Дожив до сорок второго года, население Советского Союза заплатило за головотяпство руководства страны такую страшную цену, что никакой трибунал в мире не смог бы оправдать преступников. Пружина достигла предела скручивания… Возникали партизанские отряды. — вокруг зрителей появились имитаторы обстановки партизанской базы в лесах Белоруссии, — Множество ныне неизвестных нам подпольщиков день и ночь не давали врагу покоя в оккупированных сёлах, деревнях, городах… На тыловых заводах, — вокруг зрителей возникла обстановка литейного, затем — сборочного цеха танкового завода на Урале, — ковалось оружие победы. Перед вами, — имитаторы сменились, — лучшие образцы, самое лучшее и эффективное оружие возмездия… Танки, самолеты, пушки, автоматы…

Всё это родилось под воздействием стремления всемерно наказать агрессора… Сорок-второй и сорок-третий годы стали переломными… Но до победы ещё было очень далеко и каждый шаг к освобождению оккупированных территорий был полит кровью многих известных и неизвестных ныне героев… Главное было достигнуто… Народ проявлял чудеса самоорганизации, самостоятельно заполнял пробелы в структуре и только его кровь, пот, его смертельная усталость, его чуткий, лишённый глубины и полноты сон, только его вера в победу, сопряжённая с готовностью к максимальному самопожертвованию, обеспечили в конечном итоге, перелом в этой страшной войне. Каждый день под знамёна формируемых частей и соединений вставали тысячи людей со всей огромной территории Советского Союза… Каждый день матери, дочери, сёстры, жёны провожали своих дорогих и любимых, родных на бой и на смерть…

Но теперь это была другая война… Это была война народного гнева и народной ненависти… Враг показал свое истинное лицо и это лицо было изучено в деталях… — сменились кадры. — Перед вами — данные разведчиков, проработавших всю вторую мировую войну в логове нацизма, в его многочисленных организационных структурах и подразделениях. Очень многие из этих данных оплачены кровью, болью и жизнями. Но эти жертвы позволили избежать ещё больших жертв на фронтах противостояния… — запульсировала стрелами, покатилась на запад волна-фронт. — Мы могли бы остановить эту волну на своих государственных границах…. — Стелла запнулась, сделала трудную паузу. — но тогда… тогда многие жертвы, уже принесённые на алтарь противостояния, на алтарь будущей победы, оказались бы абсолютно напрасны… И войска, выполнив труднейшую миссию освобождения родной земли, при поддержке подавляющего большинства народа двинулись дальше на Запад…

Вы видите, что писали солдаты на снарядах и минах. Вы видели, какие надписи были сделаны на бомбах… А теперь посмотрите обстановку, сложившуюся в Берлине незадолго до замыкания кольца окружения. — Вокруг выросли здания, послышался вой сирен, запылали пожары, послышались вопли задавленных рухнувшими стенами, пробежал, спотыкаясь, человек, зажимая кровоточащий бок… — Это на землю Зла пришло возмездие…. Теперь уже агрессор думал о том, как избежать наказания… Теперь уже его собственный народ оплачивал выставленные порабощёнными народами Европы огромные многосотмиллионные счета… Теперь уже его земля пылала и плавилась под мегатоннами свинца и металла, обрушиваемого отовсюду — с земли и с воздуха…

К сожалению, нам не удалось наказать истинного виновника — Гитлера за его злодеяния. Но Нюрнбергский процесс показал, что человечество готово вырваться из пелены животных инстинктов. Сначала — ненадолго, а затем — навсегда… — возникли кадры процесса. Прямо перед зрителями в полукольце рослых американских солдат сидели рядами нацистские воротилы. — Вот эти нелюди отдавали главные приказы высшей управляющей силы. Вот эти нелюди были виновны в масштабнейших злодеяниях, чинимых регулярной армией вермахта и военизированными формированиями, назначение которых было одно — грабить, насиловать и убивать всех, кто не покорится. Эти нелюди — большинство из них — были повешены…

На несколько десятилетий утвердилось убеждение, что нацизм побежден окончательно… Но после возмездия, обрушенного на нацистскую Германию, пришлось заниматься ещё и милитаристской Японией, перенести значительную часть усилий на восток… — возникли кадры оперативной кинохроники… — И здесь каждый шаг, каждая победа давалась очень нелегко. Слабая подготовка, недостаточная организация… Тысячные потери… Вторая мировая война завершилась, но это был только один эпизод, эпизод сильнейшего противостояния…

В следующем зале вы увидите послевоенную Европу… Там будут новые свершения и победы, но там будут и новые ошибки и потери… Вас проводят те, кто не вернулся с полей Второй Мировой и Великой Отечественной, кто остался верен добру в застенках гестапо, кто погиб, сражаясь, в партизанских отрядах… — В полной тьме возникла неширокая светящаяся мертвенным светом полоса, пролегшая через весь зал от места, где стояли притихшие и поражённые до глубины души увиденным, почувствованным и услышанным школьники к противоположному порталу — выходу. По краям полосы встали едва различимые в деталях фигуры людей, лица которых освещались неверным мятущимся коптилочным светом. — Это — только малая часть известных и неизвестных героев, сумевших тогда собственной жизнью исправить ошибки Системы и помочь избежать ещё больших потерь. Помните об их подвиге, помните, что не всегда подвиг будет иметь имя героя… Помните о цене ошибок… Помните о цене пройденного пути… Уходя в послевоенную Европу, в послевоенный мир, запомните всех, кого вы здесь увидели, кого здесь встретили, кто остался в прошлом, но навсегда сохранил в нас стремление противостоять Злу во всех его обличьях — от звериного до овечьего… — Школьники, внимательно вглядываясь в лица стоявших по сторонам полосы людей, несмело двинулись к засеревшему в полутьме проему портала.


Стелла в изнеможении опустилась в подставленное Александром кресло. За школьниками уже закрывались двери портала. Затеплились, постепенно разгораясь, немногочисленные софиты…

— Ну, ты даёшь… — в один голос сказали Георгий и Александр. — Стелла, тебе надо в историки идти… Или — в журналисты. А ты подаёшься в приборостроители…

— А где Ксения, мальчики? — Стелла прикрыла утомлённые глаза, в которых читалась целая гамма чувств — от возмущения до зовущей убеждённости в правоте своих слов и действий.

— Я здесь. — смертельно уставшая и бледная до синевы девушка приблизилась к своим товарищам. Георгий подставил ей второе кресло. — Стелла, ты определённо велика…

— А Дина? Без её имитаторов и видеоряда, спланированного Сашей, мы бы не смогли достичь такого эффекта. Где она? — Стелла повела взглядом по залу.

— Я здесь, над вами… Должен же кто-то управляться со всей этой машинерией… — из неширокого проёма над входным порталом выглянула Дина. — Скоро спущусь к вам, надо остудить катушки…

— Дина, наши поздравления. — коллеги соединили руки над головами. — спасибо…

— Вам спасибо. Это — не только моя заслуга. Это заслуга всей нашей группы…

— Но и каждого в отдельности. Кажется, нам можно уходить. На сегодня поток закончен. Завтра следующий, а нам утром нужно скорректировать многие моменты, чтобы избежать повторных и новых сбоев. Мальчики, вы…

— Нет проблем, девчата, сопроводим. — сказал Александр. — Вот только Дина спустится из своего машинного поднебесья…

— Я уже спустилась. — хрупкая девушка вошла в круг одноклассников. — Я готова.

— Хорошо.


В тот день Александр долго не спал. Он, отвечавший за общий сценарий и технологическую поддержку, сам словно пережил все, что в том зале и в музейном комплексе в целом обрушилось на пятилетку-первоклассника… Это была перемалывающая и перепахивающая волна… Она мало походила на впечатление, которое можно было получить от просмотра шедевров Планетного фильмофонда. Но волна имела это впечатление в своей основе, развивала и дополняла его новейшими разработками. Это была не жестокая, а умная и необходимая волна. С помощью таких волн ежесекундно формировалась личность нынешнего землянина…

Через такой день прошел и Александр, когда стал школьником. Но тогда ещё не было подобной процедуры знакомства с основными вехами Евразийской истории… Теперь ему, как выпускнику, доверили ввести в круг основ исторических знаний новых людей, традиционно именуемых «младшими»… И, кажется, первый экзамен он выдержал… Успокоенный сознанием хорошо выполненной работы, Александр уснул.

Александр Иванов. Продолжение личностной пустоты

К сожалению, десять лет учебы не дали возможности Александру стабилизироваться в личном плане. Он, как и предсказывал отец, намертво натянул на себя маску недоступности и рассматривал женщин и девушек только как коллег, не имевших права переходить второй и, тем более — третий уровни глубины взаимоотношений.

— Чёрт возьми, Александр. — сказал его друг, король химической лаборатории Степан Гаврилюк, когда они остались после занятий в библиотеке, чтобы подготовить очередные выдержки из источников для новых видеокурсов по учебным дисциплинам. — Ты, я понимаю, прошел личностную инициализацию в тяжёлом режиме. Я также понимаю, что объект твоей первой любви оказался отнюдь не образцом чистоты и совершенства, но скажи мне, в чём провинились все остальные девчата? Они, к твоему сведению, буквально преследуют меня и всех твоих коллег-юношей одним и тем же вопросом: когда Александр Иванов снимет непрошибаемую для их максимальных возможностей броню и станет обычным человеком? Ты же уже взрослый, никто не будет считать тебя ребёнком. А что делаешь ты сам? Ты ограничиваешь девчат чисто служебными отношениями, не имеющими ничего общего с обычными взаимоотношениями «двух цивилизаций». Скажи, когда ты последний раз был в нашем кафе?

— На прошлой неделе, во вторник. — Александр, не поднимая глаз на говорившего, пролистал на экране несколько частей Свода информации. — Понимаю, куда ты клонишь…

— Во-во. Ты там сидишь как статуя Командора. Мы-то, мужчины, с тобой общаемся спокойно и свободно, у нас проблем нет. Но ни одна девушка, в том числе и из имеющих честь быть в числе наших подруг и знакомых, как мне хорошо известно и ясно, просто не в состоянии до сих пор сколько-нибудь существенно пробить твой психологический защитный панцирь. Даже Регина Дубровицкая — наша школьная и академическая королева психологии, вице-капитан Астрофлота — и та в полнейшей растерянности. Я уже и не напоминаю, что она — наша одноклассница и в этом факте никто не видит никакого предосудительного подтекста. Ты что, — осенило короля химии, — решил в монастырь подаваться?

— Не знаю. — задумчиво произнес Александр. — Один из моих дальних родственников говорит, что из меня вышел бы неплохой священнослужитель. Так что в этом аспекте я пока в раздумье. И в печали. — добавил он.

— Не думаю, что я в состоянии опровергнуть такое авторитетное мнение, у меня просто нет достаточных на то оснований, но смею заметить, что пока ты — светский человек. Пойми, девчатам интересен ты не как вице-президент и не как школьник с уникальным, пусть и официально заниженным индексом универсальности подготовки, а как человек.

— Понимаю, но ничего сделать не могу. — твердо сказал Иванов.

— Я думаю, что с Соколовой ты больше не будешь встречаться?

— Нет. Хотя я точно не знаю. — в голосе Александра проступила неуверенность.

— Понимаю. По закону психологии мы, мужики, очень уязвимы во всём, что касается нашей первой любви. И тут мало что можно изменить. Но ты, я надеюсь, не собираешься к ней возвращаться?

— Не думаю. Это будет предательством по отношению к моей сути. Я её простил, но простил как человек человека, а не как свою первую любовь. Она просто не смогла удержаться на возможной высоте положения. Вчера я получил от неё короткую телеграмму с адресом. Я думаю, это своеобразный вызов и пропуск.

— Поедешь?

— В Симферополь? Не знаю. Украина пока что тяжела для меня. Я привык к меньшей эмоциональности.

— Во-во. Форменный Командор. Валентина, твоя сестра, кажется, иначе тебя и не величает.

— Ей это позволительно. Другим — нет.

— Надеюсь…

— Нет, моих друзей данный запрет и ограничение не касаются. — серьёзно ответил Александр, гася экран. — На сегодня у меня всё. Зирда заждалась, я обещал ей прогулять её в лесопарке на окраине.

— Твоя красавица отправляет в аут всех собак нашей округи — к ней просто никто не рискует подойти. У неё отбоя от кавалеров нет, но буквально всех она держит на расстоянии. Она что, со своей стороны с тебя пример берёт или вообще решила остаться?…

— Не знаю. Мы привыкли доверять своим хвостатым и усатым домашним семейным экспертам. Полный курс общей и специальной дрессировки, постоянное высокорезультативное участие в выставках и в тренингах чего-то да значат.

— Но она — такая же недотрога, как и ты… Не пойму, кто с кого пример берёт…

— Ей ещё рано думать о матримональщине. Она слишком серьёзна для легкомысленных отношений. Мне бы быть раньше таким же серьёзным. Тогда бы и Соколовой в особо охраняемом моем личностном секторе не было. — глухо заметил Александр. — Я пойду. До завтра.

— До завтра.

Александр выполнил данное Зирде обещание и через полчаса они вдвоём ехали на пассбусе на окраину Московска в знакомый лесопарк. Вечер вступал в свои права, но в обществе Зирды Александр не беспокоился о своей безопасности — собака могла уложить на месте десятерых нападавших и заставить ещё нескольких прекратить любые попытки посягательств. Но сейчас, в присутствии молодого хозяина, всегда архисерьёзная Зирда резвилась как кутёнок, радуясь возможности свободно побегать и попрыгать в пустынном уголке лесополосы. Александр искоса наблюдал за любимицей, прислонившись к стволу могучей сосны.


Телеграмма действительно пришла, о ней знали все домашние, но теперь право решать полностью и безраздельно принадлежало только Александру. И он решил сделать финальный аккорд после окончания учебного года перед тем, как начнутся отпуска у родителей.

А пока он продолжил напряжённую учебу в двух вузах и работу по совершенствованию Системы в своей школе.


Визит в Симферополь был коротким и архинеприятным — Александр ещё в поезде «Московск-Симферополь» не смог, как ни старался ясно сформулировать для самого себя цель предстоящего визита, что всегда указывало ему на грядущие сложности. Пребывание заняло всего три дня. День он потратил на простое общение с Леной — они мило прогулялись по городу, побывали в городской библиотеке, посидели в сквере и в центральном парке Симферополя, он слушал её равнодушно и холодно, но и Лена не пыталась преодолеть его отчужденность.

Основным же событием стал их ночной разговор на кухне в номере общежития Бисоферного заповедника, где восьмиклассница Елена Соколова обитала в перерывах между работой и учебой. Тогда Александр был уже в девятом классе… Тяжёлый разговор, состоявшийся тогда, очень скоро стерся из памяти практически полностью — кроме самого факта Александр ничего не помнил, но знал основное — тогда уже Елена окончательно и бесповоротно поняла, что ей с Александром не по пути.

На перроне Симферопольского вокзала у вагона поезда «Симферополь — Московск» она была настолько скованна и отчуждённа, что Александр не решился превысить официальные рамки. В вагоне он сел в кресло и сразу закрыл глаза — мозг в очередной раз просил и настаивал на глобальном отдыхе: подсознание работало с предельной нагрузкой, борясь с всевластием первой любви. Тогда первая любовь начала давать и первые серьёзные сбои, затем она угасла и кроме факта её существования Александр вряд ли что мог признать, дивясь прозорливости отца.

Как он понял намного позднее, единственной его крупной ошибкой в данной сложившейся ситуации было глобальное охлаждение по отношению к женщинам, переключение всей энергии на разум и крайнее обеднение сферы высоких чувств.

Пребывая в этом состоянии первые три месяца после вскрытия двойного дна и обнаружения второй жизни Лены, борясь с первой любовью, требовавшей если не возврата к Лене, то всемерного покаяния перед ней, Александр неосторожно приказал себе ввести в действие режим глубокого личностного охлаждения. И добился того, что первая любовь была спрятана на нижних этажах сознания и лишена права подняться выше, а верхние этажи, предназначенные для большого чувства, оказались угрожающе пусты…

Эта пустота мучила его три последних года особенно тяжело — в глубине души он понимал, что нарушает одну из основополагающих программ жизни мужчины, лишая себя всякого глубокого неформального общения с женщинами, но двуличность Лены надолго запретила его разуму превышать официоз.


Конечно же, он не был скован и напряжён в общении с одноклассницами: участие в стольких совместных мероприятиях на протяжении многих лет, общественная работа в масштабах школы сделали свое дело и спасли от крайнего обеднения эмоциональной сферы, а преподавание в Малой Звездной академии дало возможность изучить воздействие на людей на практике с разных сторон. Иванов не сторонился людей, не отшивал их, но суть Александра властно требовала держаться в пределах «служебного уровня доступа» и сверх него отдаваться только чувству глубокой любви и уважения на равных в равном совместном пути, а вот такого кандидата, несмотря на широчайший выбор, в школе Александру было теперь найти очень сложно.

При всех прочих и равных составляющих Александр защитил в школе женщин от мужчин слишком надёжно, а официальные формы и методы далеко не всегда были исчерпывающими. И ему все чаще казалось, что где-то он в своем стремлении реализовать свой план защиты перегнул палку и пострадал сам. Но суть постепенно восстанавливала свои права и Александр уже начинал уменьшать толщину надетой на себя специализированной брони. Это медленный процесс растянулся на многие месяцы, но иначе при такой нагрузке поступить было нельзя…

Михаил Лосев. Пресс-клуб и Малая Звездная академия. Встреча с Александром Ивановым

Михаил Лосев, занимавшийся почти во всех спортивных секциях, где требовалась недюжинная сила и ловкость, стал всё чаще ощущать неясное желание повнимательнее приглядываться ко всему, что происходит вокруг и постараться сформулировать всё увиденное и прочувствованное в письменном виде. Сам он иногда связывал новое увлечение с тем, что являясь десантником по рождению, он всё же происходил из семьи научных работников, а для науки наблюдательность и вдумчивость — одно из основных условий успеха.

К тому же и его родная пятьсот шестьдесят четвертая школа, носившая звание «спортивной», не игнорировала интеллектуальных занятий. Потому будучи уже в пятом классе, Михаил однажды заглянул на вечернее заседание школьного Прессклуба, рассчитывая пробыть там от силы четверть часа. Но происходившее настолько захватило и заинтересовало его, что он просидел до окончания собрания, а потом, по дороге к пассбусам, развозившим школьников по домам в огромном микрорайоне, ещё долго оживлённо беседовал со своими новыми товарищами.

Прессклуб был предназначен для старшеклассников, попасть в число его членов было невероятно трудно и Михаил сразу это ощутил на себе: на все его просьбы дать задание следовал вежливый, но непреклонный отказ. Две газеты Прессклуба, выходившие в школе, были вне всякой конкуренции и остальные три школьные газеты не шли ни в какое сравнение с ними. Михаилу пришлось целый год, учась в пятом классе, методично обрабатывать одного за другим членов Совета Прессклуба, убеждать не только словами, но и делами, браться за самые безнадёжные репортажи и аналитические статьи, да ещё и продолжать заниматься в десятке спортивных секций.

Наконец, когда Лосев учился уже в шестом классе, президент Совета Прессклуба, девятиклассник Сергей Храмов согласился на то, чтобы на ближайшем заседании Совета рассмотреть вопрос о предоставлении Михаилу статуса кандидата в члены Прессклуба. Заседание было запланировано на октябрь месяц, но тут у Михаила появилось новое сильное увлечение — в их школе организовали филиал Малой Астроакадемии и, поскольку школа носила звание «спортивной», специализация в новообразованном филиале была всего одна — десант.

Первого ноября Михаил подал заявление и после тестирования был принят в число слушателей школы. До десятого ноября он сумел адаптироваться к нагрузкам и пройти вступительный теоретический курс десантно-штурмовой подготовки.

Десятого ноября его пригласили на заседание Прессклуба и после недолгого обсуждения наработок вынесли решение: Михаил стал кандидатом в члены Прессклуба с трёхмесячным испытательным сроком. Десятого февраля на очередном заседании должны были быть рассмотрены пятьдесят материалов разного уровня сложности, темы которых были тотчас же утверждены.

Многие материалы были посвящены новоорганизованному филиалу Малой Астроакадемии, но все попытки Михаила немедленно узнать об Академии как можно больше наталкивались на вежливый отказ. Основной тезис отказа был таким: не спеши, со временем все сам узнаешь. Оценив уровень и силу сопротивления, Михаил постарался приучить себя добывать информацию по крупицам и перемалывать сотни листов текста в час в поиске ниточек, способных размотать весь клубок. Ему неожиданно понравилось разбираться в хитросплетениях логики поведения людей, в их чувствах и действиях. Со временем Прессклуб научил его предвидеть развитие стандартных ситуаций. Остальное Михаил нарабатывал сам, пользуясь всесторонней поддержкой и помощью членов Прессклуба.

— Михаил, ты твёрдо решил совмещать свою будущую профессию с корреспондентской деятельностью? — Георгий Чхеидзе, руководитель межшкольного объединения прессы и информации «Линия» принимал Лосева в своем небольшом рабочем кабинете в Битцевском прессгородке. Друзья сидели в уголке отдыха за чаем. Часы на пилоне кабинета показывали половину одиннадцатого утра.

— У меня ещё десантно-штурмовой факультет Малой Астроакадемии. — сказал Михаил. Так что теперь направлений у меня будет не два, а три. Малая астроакадемия, школьная учеба и корреспондентская дорога.

— Согласен, ты определенно потянешь сие нелегкое бремя. Твои статьи приняты и в ближайшем номере будут напечатаны. Я говорю про статьи в общегородской массовой газете. Пора тебе вкусить настоящей корреспондентской работы, десантник…

— Вкушу… С твоей помощью, Гера…

— Ладно, ты же сам прекрасно знаешь, что тебе моя помощь гарантирована.

— Тогда я могу считать…

— Что Битцевский прессгородок принял тебя, как своего. Добро пожаловать на учёбу в Малую Российскую Академию планетной прессы, Миша. И вот тебе первое задание: журналистское расследование в сфере архитектурно-планировочных решений пятнадцатого микрорайона. Первичная информация — вот здесь. — Георгий подал пачку из пяти восьмитерабайтных дисков в контейнере. — Остальное додумаешь сам. Но помни: на расследование дана всего неделя. Три дня на самое глубокое изучение всех возможных материалов должны предшествовать этому расследованию. Итого — через десять дней подключится Оперативно-Следственный отдел Службы Безопасности Московска и начнёт копать по полной программе. А ты должен и можешь собрать опережающую информацию, чтобы, когда придут спецы, у них были кое-какие доказательства. Сможешь? Или дать что-либо другое?

— Смогу. Думаю, статей пять шесть… — задумчиво произнес Михаил.

— Нет, Миша. Только одна, но восьмиполосная. Со всеми приложениями. Остальное — твоё право и дело. — улыбнулся Георгий.

— Есть, понял… — Михаил встал. — Тогда я пошёл. Не буду терять время…

— Успехов.


Шестой класс Михаил завершил, работая уже в трёх направлениях — Прессклуб, Малая Астроакадемия и спортивный секционный цикл. Об учёбе особая речь не шла вообще: как бы много молодой человек не работал, основным для него пока что было получение образования. Спортивный дух школы ставил мощный заслон многим негативным влияниям и воздействиям и потому не приходилось часто применять многие драконовские меры пресечения. Школьники быстро привыкли разбираться в проблемах и вопросах не только силой кулаков, но и силой разума и интеллекта, чему в немалой степени способствовал филиал Малой Астроакадемии.

— Что-ж, Миша. — Георгий Чхеидзе снова принимал своего теперь уже полноправного коллегу в своем обычном рабочем кабинете в прессцентре школы. — Статья у тебя получилась… Рвут из рук и не дают дочитать до конца — рвут дальше… Хвалить не буду, ты сам знаешь, что это опасно. Но вот тебе документ — официальная благодарность из Следственного отдела Службы Безопасности Московска… Так что, господин десантник, навели вы шороху в этой архитектурной малине…. Спецы уже неделю копают по твоим шурфам… И каждый раз — сплошные алмазы… Сам знаешь, такое в нашей практике встречается нечасто. Но, всё равно, с почином… — Чхеидзе подал Михаилу сложенный вдвое лист пластика с гербом Службы Безопасности Московска.

— Спасибо.

— Как занятия в Малой академии планетной Прессы?

— Нормально.

— Тогда вот тебе ещё одно задание. Ты ведь учишься в пятом микрорайоне?

— Да.

— А не желаешь на недельку вольнослушателем в другую школу? Срочно нужен большой и подробный материал о Малой астроакадемии… Поскольку третья школа сорокового микрорайона — головная, тебя должен интересовать музей и архив Астроакадемии. Но и от других источников не открещивайся. Там есть командирский и пилотский факультеты. Но поскольку материал о всей Малой астроакадемии, тебе придется поездить и по другим школам, где есть филиалы. Вот список. Однако основа твоя — недельная работа вольнослушателем в этой школе. Она всё же, подчеркну, центральная. Там — основная информация. Знаю, ты уже и так нарыл немало материалов, пока мы тебя удерживали от прямого погружения в эту тематику, а теперь ты сможешь абсолютно легально и полно собрать недостающие детальки мозаики и представить их на суд читателей и зрителей. — по-доброму усмехнулся Чхеидзе.

— Но… — Михаил, действительно немало времени уделивший неофициальному сбору материалов по Малой Астроакадемии, не хотел сразу показывать, что очень рад возможности заняться этим делом легально и потому выразил осторожное сомнение в своём праве на столь глубокое погружение в тематику.

— Понимаю, но суть в том, что твоя излюбленная десантная тематика — дело узкоспециальное, а читателям и зрителям сейчас требуется широкий и глубокий охват Малой Астроакадемии в целом. Школа сорокового микрорайона, подчеркиваю — головная в её системе. Сорок процентов школьников — слушатели. Такое непросто сделать…

— А я сделаю.

— Хвалю за уверенность. Первичная информация. — Георгий достал пачку дисков. — Как всегда, остальное — на твое усмотрение. Пропуск в дежурную часть школы сорокового микрорайона тебе уже заказан, так что пропустят… Пропуска в другие школы тоже готовы и ждут тебя в их дежурных частях. Остальное — твое право и дело. Действуй…

— Есть. — Михаил порывисто встал. — Спасибо за радиус, Гера…

— Не за что. Мы копаем во многих направлениях… Пятая власть, всё же. — Георгий посерьёзнел.

— Ага, а четвёртая — Суд чести и совести…

— Уяснил? Вот и действуй. Устроишься вольнослушателем, тебе это вполне по силам, а там и в Академию заглянешь, но поглубже и поширше…

— Ясно. Ну, я пошёл…

— Успехов…


У входа на территорию школы второй ступени сорокового микрорайона его остановил наряд школьников-дневальных, но Михаил, наслышанный о происшедших в данной школе изменениях в сторону усиления контроля и дисциплины, спокойно достал удостоверение Пресслужбы и направление.

— Проходи, пятая аллея, поворот третий и до конца. В дежурной части тебе объяснят всё остальное. — старший наряда вернул Лосеву документы. — Успешной учёбы и работы…

— Спасибо. — Михаил миновал ограду внешнего периметра.

Оформление не отняло много времени и через полчаса Михаил уже знакомился со своими новыми одноклассниками.

— Михаил Лосев, я из школы пятого микрорайона. — отрекомендовался он, пожимая руку главе совета старших школьников десятикласснику Александру Иванову. — представляюсь по случаю назначения в ваш коллектив для подготовки статьи о Малой Астроакадемии. Мне установлен недельный срок…

— Твоя специализация?

— Десант.

— А моя — командование. Хорошо. Сегодня вечером представлю тебя начальнику Астроакадемии, комкору первого ранга Востокову. А пока я введу тебя в курс дела… Прогуляемся? У нас ещё пятнадцать минут перерыва между первой и второй парами.

— Охотно.

Между юношами завязалась оживленная беседа. Они долго ходили по аллеям зеленой зоны школы, Александр попутно представлял Михаилу своих одноклассников и тех школьников, которые первенствовали в обучении в Малой Астроакадемии. Суровому Михаилу понравился компанейский и проницательный Александр. К вечеру они преодолели путь от едва знакомых до товарищей… Михаил ощущал, что с этим человеком судьба сводит его всерьёз и надолго…

Виктория Белова. Начало преображения

Виктория Белова никогда особо не выделялась на фоне своих подружек по школе и потоку. Так было до пятого класса.

За плечами были два года подготовительной нулевой школы, четыре года школы первой ступени. И наконец наступило время пятого класса, знаменующего собой переход «человека учащегося» в стены школы второй ступени.

Её отец — штурман российского среднего разведывательного космолёта «Реликт» часто отсутствовал на Земле на протяжении нескольких лет и она, как старшая, оставалась главной помощницей матери в воспитании и образовании многочисленных братьев и сестер.

Её мать теперь работала в Педагогической Академии Московска и вела там научные исследования в области прикладной психологии. Главной её темой было поведение человека в экстремальных и пограничных ситуациях. Постоянное столкновение с критическими моментами в жизни множества реальных людей быстро приучило Светлану Олеговну мыслить и действовать без спешки, ровно, но быстро и профессионально, не теряясь в любых, даже самых эмоционально-тяжёлых ситуациях.

Многое из наработанного ею подраставшая Виктория брала себе на вооружение, многое просто проверяла в реальной жизни или оставляла про запас. Но главное было сделано: умение управлять людьми в самых предельных ситуациях, умение предвидеть развитие калейдоскопа событий, умение оказываться там, где ты нужнее всего, умение убеждать и доказывать свою правоту молчанием или несколькими жестами и словами — всё это стало одними из составляющих характера и натуры Виктории.

Конечно, подчинённое возрасту скачкообразное взросление наложило определенный отпечаток на поведение и активность Виктории Беловой на рубеже четвертого-пятого классов, но в целом она не спешила завоёвывать все вершины и подолгу с увлечением и даже с полным отключением от окружающей действительности «копалась» в информационном центре школы и в научном центре среди центрифуг, термошкафов и микроскопов.

Наука влекла её властно и неудержимо. Сама Виктория долго раздумывала, следует ли ей отдаваться науке полностью: её всё больше привлекал пример отца. Продвижение в этом направлении блокировала одна абсолютно неумолимая формулировка: в Разведастрофлоте России — только мужчины.

В пятом классе её школа стала центром факультета Научных сотрудников Малой Астроакадемии и Виктория подолгу пропадала на лекциях, семинарах и практических занятиях, сначала — в качестве вольнослушателя, потом — в качестве полноправного слушателя Малой Астроакадемии. В интересах сосредоточения усилий на профильной подготовке не поощрялся повышенный интерес к другим подразделениям Малой Астроакадемии, что предупреждало разбросанность и несобранность.

Весь пятый класс Виктория потратила на то, чтобы как можно плотнее вжиться в роль слушателя Малой Астроакадемии. Научная специализация её привлекала всё больше, интерес рос, но достаточно медленно.

Отец, когда она оканчивала первый класс, ушел в полёт на полтора года, но теперь в хорошо изученной Викторией его полётной книжке стоял только код направления. Ни района, ни сектора точно определённых, как было в многочисленных прошлых полетах, там не указывалось. Это её обеспокоило не на шутку. Её мама, всегда внешне спокойная и даже медлительная в словах и в поступках, тоже не находила себе места, прекрасно понимая, что косморазведка — не прогулка и может быть всякое. Хотя отец был старшим штурманом (об астронавигаторах тогда говорили только применительно к высшим звеньям Разведфлота — крейсерского и лидерского звеньев, но никак не космолётов), это означало, что на его долю выпадает работа покартографированию всех мало мальски заметных объектов нового направления.

Виктория параллельно изучала и практиковалась в геодезии и картографии. Это увлечение она поддерживала в себе с середины прохождения программы школьного первого класса, когда, вернувшись из школы пораньше, она впервые наткнулась на ворох черновиков космокарт, забытый отцом на обеденном столе в главном холле квартиры.

Год прошёл в напряжённом ожидании. Регулярная ежеполуторамесячная дальняя космосвязь позволяла вдоволь пообщаться, когда корабль находился в зоне действия ретрансляторов, во всё остальное время связь была исключительно телеметрической, проходившей через множество промежуточных звеньев Сети Связи Внешнего Космоса или Сети Связи Внеземелья, как её чаще называли.

Шестиклассница Белова погрузилась в космическую науку с головой. Регулярная космосвязь с отцом подбрасывала ей новые радиусы для научных изысканий и это её радовало — она не ощущала мертвящего воздействия ощущения банальной отбывательщины на мозг.

Когда Виктория была уже на втором семестре седьмого класса, пришло сообщение о том, что «Реликт» заправился всем необходимым от корабля снабжения Космофлота и продлевает свой полёт в очередной раз ещё на год. Такое на памяти Виктории случалось с её отцом всего два раза. Тогда обычные годичные полёты продлевались дважды на год. Теперь это был третий продлённый полет. Но результаты его ошеломили повидавшую множество научных достижений и загадок Викторию.


— Викта, тебе маленький подарок. — она, как всегда, пришла домой поздно вечером, когда бодрствовал только её отец, любивший работать до двух часов ночи. — Эти несколько плёночек — твои.

— Откуда?

— Садись, расскажу… Или ты не всё ещё сделала?

— Обижаешь, папа.

— Тогда садись и слушай…

Даже призвав на помощь всю свою ассоциативную память Виктория не могла припомнить аналогов рассказанному отцом. Это было что-то из ряда вон выходящее. Дочь молча выслушала отца, не сводя взгляда с его лица и только в конце, когда отец сделал привычную паузу, сказала полуутверждением-полувопросом:

— Пап, а подробнее…

— В Карпаты летом поедем, только там и расскажу остальное. Мне тоже надо о многом подумать…

— Папа…

— Привыкай к ожиданию, Виктория… Да и тебе интереснее будет знать, что дело только разворачивается. Но — ни полсловечка никому. Даже ни звука. Поняла?

— Конечно, па.

— Как в науке?

— Стабильно. Ползаем по полю, собираем колоски и не пытаемся воспарить.

— Зато поле проверено до мелочей?

— Ага.

— Ладно, тебе завтра раненько вставать, сегодня только середина недели, так что спи. А я ещё поработаю. Надо кое-какие астроданные проверить, машины могли напутать. А по этим данным люди, много людей будут летать.

— Лады, па.


После этого вечернего разговора Виктория впервые решила, что для себя основным запасным вариантом она должна считать службу в Астрофлоте планеты. Конечно же, в качестве астронавигатора — Виктория, увлёкшись наукой, теперь уже в совершенстве овладела упрощённой методикой картографирования и топографии, с интересом и вниманием, достойным лучшего из созданного человеком изучала атласы, схемы, сечения и указатели высот и глубин.

Углубляясь в дебри науки, Виктория стала вести простой образ жизни, полюбила простую незамысловатую еду и нечасто появлялась за пределами своей родной шестнадцатиэтажки. Всё свободное от учебы время она отдавала науке: лабораториям, полигонам, библиотекам, благо теперь школьников никто не гонял от серьезных занятий — наоборот: привлекали и поощряли.

Так прошёл учебный год, точнее — несколько месяцев до его окончания, а летом, в июне месяце вся семья выехала в Карпаты, где остановилась в доме одного дальнего родственника по отцовской линии. Там и застал повзрослевшую Викторию феномен, на долгие годы ставший одним из центральных пунктов сообщений Планетной Системы Информации. Его назвали Карпатским, а вернувшаяся в школу после каникул Виктория вдруг ощутила, что в ней самой произошли необратимые изменения.

Всё началось с того, что она вдруг смогла решать прежние задачи с ураганной скоростью, точностью и конкретностью. Глубина её взгляда на многие проблемы стала не только поражать, но и пугать окружающих. Не привыкшие к такому одноклассники сначала пытались уговаривать и убеждать, потом просто постарались изолироваться от новоявленной всезнайки, зубрилы и молнии. Нет, о третировании речь не стояла — психологическая служба Малой Астроакадемии среагировала моментально и пресекла попытки, но вернуться на прежний уровень, привычный большинству, Виктория, твёрдо сопротивлявшаяся оказываемому на неё давлению, не смогла и это усугубило её положение.

Незаметно для себя она втянулась и выдвинулась на передовые позиции не только в научной деятельности коллектива школы, но и в общественной жизни. Из твёрдой середнячки, которая звезд с неба не хватает и часто жмётся в средних рядах или даже пребывает «на камчатке», она превратилась в заводилу и негласного лидера женской половины коллектива учащихся. Девчата шли за ней в науку настолько массово и стройно, что мальчики ничего существенного противопоставить не смогли. Вскоре её в шутку назвали Президентом Второй Цивилизации в школе, но это прозвище не в полной мере отражало её значимость, а потому вскоре было заменено на более удобоваримое — Глава Женского Ученического Совета школы. Это уже было вполне официальной должностью и Виктория ежедневно несколько часов уделяла решению множества проблем и вопросов, возникавших у старших и младших подруг.

Так прошло полгода. Самой Виктории скачок в собственном развитии нравился все больше и больше, она заметно усилила свои позиции в школьном коллективе, завоевала уважение и признание среди педагогов, но одновременно вынуждена была резко уйти вперёд в развитии по сравнению не только с одноклассниками, но и старшими школьниками.

К этому не слишком комфортному внутреннему положению, сопровожденному постоянными цепляниями, прозвищами, непониманием и откровенным страхом и обидами, прибавилось ещё внешнее: Виктория стала заметно хорошеть и за прошедшие в освоении новых возможностей месяцы из довольно невзрачной, часто терявшейся на фоне подруг девочки превратилась в красавицу. Несмотря на казалось бы сугубо научный характер специализации школы, с эмоциями подобного уровня не смогла полно и быстро справиться и Служба психологической защиты. Все чаще мальчишки видели в Виктории не друга, не товарища, не помощника и не одноклассницу, а объект слишком открытых вожделений. Начались новые, ещё более сильные цепляния. Глупо было бы даже подумать, что века Дисциплины позволили сверхнадёжно блокировать все отрицательные черты человеческой натуры — случись такое, человечество гарантированно бы остановилось в своем развитии и погибло, поэтому земляне создали мощнейшие службы контроля и управления, способные держать в узде очень многие негативные проявления личностного несовершенства, а система образования в России предусматривала и обучение людей управлению нестандартными и экстренными ситуациями.

Не приемля только физические методы пресечения посягательств, Виктория поначалу пыталась останавливать мальчишек словами, но очень скоро пришлось применить и физическое воздействие. Хотя Виктория настрого запретила себе превышать силу уровнем сдерживающего наказания, мальчишки не поняли предупреждения. Потому Виктория, не желавшая тратить на разборки драгоценное время, научилась быстро укладывать у своих ног несколько десятков ухажеров в полубессознательном состоянии. При этом она обходилась исключительно своими силами. К титулу всезнайки добавилась и слава недотроги. Но прежде ей пришлось в совершенстве овладеть множеством приёмов противостояния и нейтрализации пяти — двадцати сильных и быстрых, а иногда и весьма солидно вооружённых противников и это принесло плоды почти незамедлительно — посягательства стали редкими и не массовыми.

Зато возросло внимание и заинтересованность — при всей своей недоступности Виктория оставалась привлекательной девушкой, перед красотой и интеллектом которой склонялись «вице-академики» школы — школьники, имевшие высший, десятый балл по подавляющему большинству предметов, но не лишённые обычных человеческих стремлений. А таким коллегам в школе, где училась Виктория, доверяли не только в научных вопросах.

Количество ухажёров росло волнообразно и Виктория оказалась перед перспективой выбора: либо только наука, либо — нормальная жизнь. Тогда Виктория наложила на себя трёхдневный обет молчания — благо были недельные каникулы и в школе не нужно было появляться ежедневно, а домашние её понимали без слов. Этот обет позволил ей разобраться во многих проблемах. Трёхдневные раздумья дали однозначный результат — наука. Виктория подкрепила своё увлечение наукой способностью свободно читать всех людей и в особенности — предугадывать их действия, мысли и поступки задолго до их реального проявления.

Так получила Виктория своё первое новое качество: абсолютную недоступность и сверххолодность со всеми, кто отказывался признать за ней право самой решать, как поступить или откровенно мешал и навязывал свою волю. А оперативное предвидение позволяло ей избегать конфликтов и контактов со всеми, кто был ей неприятен и не нужен. С остальными проблемами прекрасно справлялась её прежняя суть.

Виктория Белова. Окончательное преображение. Навигационная Звезда

Слава Виктории в научных кругах росла. Её приглашали проводить семинары и практические занятия в другие школы и в вузы Московска. Наступит день и она проведёт свой первый семинар в Московском Университете — так просто и чётко часто именовали бывший МГУ. А пока — школьные будни и вечерние бдения над учебниками, поездки в Хранилища информации и в Научные центры Региона.

Именно такой она и подошла к тому моменту, когда её впервые назвали Навигационной Звездой. Тогда она впервые (для себя себя самой очень неожиданно) точно просчитала очень сложную ситуацию, возникшую на потоке и грозившую разразиться в крупный конфликт, сопряжённый с суровейшим и многоуровневым наказанием совершённого физического насилия и угрозой полномасштабного официального подключения к решению проблемы Службы Безопасности города. Тогда Виктория вывела процесс в безопасное русло за полдня.

Всё началось предельно просто и буднично. После цикла уроков и обеда, когда Виктория привычно заняла место в выделенном ей маленьком «кабинетике» на этаже Службы психологической поддержки школы, туда вошла, оглядываясь и чутко к чему-то прислушиваясь девушка — семиклассница. Не успевшая даже сесть за стол, Виктория, перекладывавшая с тележки на полки шкафа очередные укладки с дисками и кристаллами, лишь мельком взглянула на неё и память услужливо выдала на «мозговой экран» всю информацию. Это была Ирма Левицкая, ученица седьмого «Е» класса. Остальные данные в тот момент Викторию интересовали мало и эта малая ценность как нельзя лучше свидетельствовала о том, что дело, по которому пришла эта девушка к ней, не терпит отлагательств, хотя старо как весь окружающий мир.

— Присаживайся. — Виктория пододвинула кресло на колёсиках поближе к посетительнице, закрыла дверь кабинета на код и опустила защитные жалюзи на окна. Не садясь в рабочее кресло, Белова выкатила из уголка второе кресло на колесиках, пододвинула его поближе к первому, где уже расслабленно сидела Ирма и наконец села, сразу же взяв запястья рук девушки в свои чуткие пальцы. — Полагаю, ты знаешь, что много рассказывать мне не придётся?

— Да. Вита. Что мне делать?

— Предоставить дальнейшее ведение дела мне. Кто ещё знает о казусе? — мягко спросила Виктория, хотя ей хотелось задавать вопросы следовательским тоном, чёткие, ясные и потому грубые. Она обоснованно полагала, что в отношениях двоих виноваты всегда двое и нельзя во всём винить только мужскую половину человечества.

— Видит бог, никто. — в голосе посетительницы послышались слёзные нотки.

— Виновник — Элем Гугнев? — Виктория с присущей ей компьютерной скоростью перебрала все контакты, в которые вступала и могла вступать Ирма. Среди десятков повторов она безусловно выделила нечастые и потому подозрительные контакты с названным индивидуумом.

— Да. — Ирма не могла никак смириться с тем, что всё, что она так тщательно скрывала, известно Лидеру науки школы.

— И что делать с ребёнком ты ещё не решила? — серьёзно спросила Виктория, поднимая прямой взгляд на Ирму.

— Н-нет. — девушка поёжилась под этим взглядом.

— Я советую тебе оставить ребёнка. — твёрдо, но тихо произнесла Виктория.

— Но…

— Не имеет значения. Тебе уже не десять лет. И ты должна рожать, как всякая женщина. Остальное предоставь мне. — просто, чётко и сурово сказала Белова.

— А… — Ирма знала, что Виктория не одна, за её спиной — двадцать пять высококлассных психологов школьной Службы психологической поддержки и защиты, да и другие службы школы были готовы вмешаться в ситуацию.

— Служба психоподдержки школы будет знать самый необходимый минимум. Основную информацию я придержу для себя, поскольку берусь за это дело. — отрезала Виктория.

— И…

— Гугнев будет отвечать сначала передо мной и, возможно, перед Женсоветом школы, а потом, я думаю, к этому мы сможем подключить всех остальных. Но в этом, кажется, не будет необходимости. Обойдёмся минимумом, то есть по большей части он будет общаться только со мной. — Виктория привычно и тактично умолчала о том, что в любом случае Гугнев будет вынужден пройти нелёгкую процедуру общественного порицания, которая навевала ужас даже своим названием «изгойство».

— Я не хочу… — Ирма поняла, что её ребёнок становится серьёзным препятствием. Виктория это настроение уловила сразу:

— И думать забудь. Никаких попыток, Ирма. — она чётко представила желание гостьи избавиться от ребёнка как можно скорее.

— А…

— Служба Безопасности Московска подключится в самом крайнем случае. А я этого случая не допущу.

— Вика… — Ирма посмотрела на Лидера Науки школы с почти молитвенным почтением, понимая, что её подруга берет на себя функции добрых двух десятков мощных профессиональных организаций.

— Не надо, Ирма. Сейчас ты пойдёшь к себе домой и на неделю исчезнешь из школы. Дверь никому из незнакомых не открывай. С твоей мамой я переговорю отдельно.

— А…

— Он к тебе не придёт.

— Ты…

— Убивать его я не буду и калечить — тоже, но над ним поработаю. — сухо ответила Виктория. Всё, Ирма. Иди. В школе его нет, а на улице он к тебе не подойдёт. Я об этом позабочусь.

— И ты…

— Всё, Ирма. — повторила Виктория, неуловимо мрачнея и собираясь в пружину. Её мозг уже выстраивал нелегкую цепочку действий, обычных в таких ситуациях. Предстояло немедленно заняться разговором с виновником данного происшествия.

— Если ты так хочешь… — Ирма встала. — То я пойду.

— Иди. — как можно мягче ответила Белова.

Едва закрыв дверь за посетительницей, Виктория оказалась у рабочего стола. За несколько минут опрокинув в себя скудный дополнительный обед, девушка закрыла дверь «кабинетика» и побежала к руководителю службы психологической поддержки Ольге Христофоровне Любимовой.

Рассказав ей ситуацию, Виктория настояла на своем праве вести дело самостоятельно:

— Ольга Христофоровна, я прошу, требую и настаиваю на том, чтобы вся мощь нашей школьной службы поддержки и вся мощь общественных служб безопасности города и области в данном случае были только наготове и вмешивались только по моей просьбе или в том случае, если я явно провалюсь.

— Вика, но…

— Или я чего до сих пор преступно не понимаю в нашем обществе и тогда тотчас же прилюдно распишусь в своём бессилии и в своей непроходимой глупости, понеся любое мыслимое и немыслимое наказание, или мне придётся решить эту проблему в одиночку, чтобы доказать — и один человек в состоянии бороться за другого и наша «Волна» — не игрушка, а необходимость.

— А Ирма?…

— Ей не о борьбе, а о ребёнке думать следует.

— Согласна. Ладно, Вика. Действуй и помни — поможем всем.

— Спасибо, Ольга Христофоровна.

— Будь осмотрительна, Вика.

— Буду. — Виктория тенью выскользнула из рабочего кабинета главы школьной Службы психологической поддержки.

Шагая по школьным переходам и механически отвечая на приветствия педагогов и школьников, Виктория поморщилась, представляя себе самый общий план предстоящей работы: необходимо было встретиться с насильником несовершеннолетней девушки. И, что тяжелее всего — из той же школы, что и жертва. В самой Виктории все протестовало против такого развития событий, но здесь она была не просто ученицей школы, а человеком, обязанным собственными руками и собственной головой решить проблему, которая при стандартном варианте привела бы преступника к пожизненной, не снимаемой никакими амнистиями судимости. Впрочем, Виктория не сомневалась, что даже при её прямом участии и попытке подменить собой два десятка служб и организаций, Элем получит судимость.

«А если судимость в данном случае правомерна? А если я зря вмешиваюсь? А если это просто бред? Но какой там бред, если всё есть — и насильник, и жертва, и даже будущий ребёнок? — спрашивала сама себя Виктория, направляясь к своему дому по сильно удлинённому пути. — И зачем я только в это ввязалась? Тоже мне — мать Тереза. Витка, послушай и пойми сама: то, что ты пытаешься сделать — это глупость несусветная. Здесь нужен мужик, причём богатырского телосложения, чтобы поговорить с этим «субъектом» по-мужски, просто и грубо. А ты тут зачем? Совершенно не богатырша, да вдобавок и девушка.

А что если сыграть следует на этом? Не поздновато ли? Я же чувствую и даже очень точно знаю, что от этого Гугнева теперь уже сторонятся как от прокажённого. И что должен дать мой с ним разговор? Выдавить силой из него стандартные и мало помогающие жертве и окружающим слова: «Простите, люди добрые, бес попутал и черт подвёл!»? Глупо, как в плохом романе. Представляю Гугнева на коленях перед школой, выстроившейся при знамёнах в каре в спорткомплексе. А ведь мы при нашей с трудом поднятой до необходимого уровня гуманности над ним сможем поиздеваться вдоволь чтобы только подчеркнуть наше всяческое превосходство, как это ни прискорбно признать. Учёные — они тоже злыми и раздражёнными бывают. И при их вооружённости знаниями и аппаратурой своему недругу они обеспечат кучу всяческих неприятностей. А Гугнев на коленях — чем не неприятность для этого насильника и чем не удовольствие для нашей честной компании. Грешник на коленях перед синклитом святейшей инквизиции светлейших разумов средневековья? Гм. Зрелище — для вечернего выпуска ужастиков. Но у нас ужастиков уже который век по телевидению просто так не показывают? Правильно, второй. А значит — никаких дешёвых сенсаций. И Лосева я не имею права подключить — он с его орлами Гугнева просто изуродует. Я не могу прямо подключить к этому делу также Геру Чхеидзе. Их Прессклуб, я наслышана, уже в полном составе землю роет, пытаясь достать Гугнева или пострадавшую. Нет. Пострадавшую я им не дам и до Гугнева, пока с ним не поговорю, не допущу. — решила Виктория. — И чего меня понесло по этому дальнему маршруту?».

Додумать она не успела — обломившийся тяжёлый сук скользнул по спине и припечатал бы Викторию к земле, не сделай она спасительный шаг.

«Чего то у нас деревья так необычно ломаться стали? — спрашивала себя Виктория, отряхиваясь — сказались многочасовые тренировки в спортзале — и мысленно оглядываясь по сторонам. Та-а-к. Направление — сто двадцать налево — Гугнев собственной персоной. Вперёд!».

Виновник падения подпиленного сука видел, что жертва не пострадала и был готов бежать с места преступления, но и вздохнуть не успел, как Виктория встала перед ним, отрезая своим внезапным приближением почти вплотную все мыслимые пути к отступлению. В её позе не было ничего воинственного, но юноша ясно чувствовал, что уйти от преследовательницы на этот раз ему не суждено. Он выпрямился и потупил взгляд.

— Накручиваем срок?! Так?! — ледяным тоном поинтересовалась Виктория.

— Какой там срок, если светит мне судимость пожизненная. — немного по старинному ответствовал Гугнев.

— Во-во! На остренькие ощущения потянуло? — едко усмехаясь, продолжила вопрошать Виктория и вдруг, разом посуровев, отчеканила. — Вот что, Гугнев. Мне с тобой растабарывать некогда и я долго говорить не буду. Ирма Левицкая будет рожать. Ребёнок будет записан за тобой. Навсегда. В качестве твоего греха, а не в качестве твоего достижения. Тебе не удастся спихнуть это дело с себя как некую детскую шалость. — Она не хотела говорить насильнику о том, что красавица Ирма может впоследствии дать право называться отцом ребёнка любому достойному мужчине, за которого она согласится, как говорили раньше, выйти замуж, а теперь — подписать Договор.

— И ты… — Гугнев ещё пытался сопротивляться, но с каждой секундой всё сильнее ощущал, что его возможности сопротивления очень малы.

— И я… И не советую приставать с этого момента к любой девушке. Они уже все проинформированы в необходимом объёме. — добавила Виктория.

— Как… — прошептал Гугнев, осознавая стоявшее за простыми словами. Он понял, что информация о происшедшем уже ушла в женский сектор Российского Инета и осела на десятках миллионов компьютеров женской половины населения страны. А оттуда она с лёгкостью неимоверной уже перекочевала на зарубежные женские сервера, сайты и компьютеры.

— Так. Ты, Гугнев, останешься холостым на всю жизнь. Если, конечно, не захочешь лишиться кое-чего более существенного. — сказав это, Виктория не сомневалась, что насильник понял, что она имела в виду.

— Но… — он хотел сказать, что согласен на что угодно, только не на эту кару.

— Или у тебя есть одна единственная, пусть небольшая, но всё же возможность. — столь же холодно произнесла Виктория и Гугнев сразу уцепился за соломинку:

— Какая?!

— Нет, Гугнев. Не то что ты подумал. — использовав толику своих возможностей Виктория прочитала мысли Гугнева. — Не принести извинения Ирме. Это было бы слишком просто. Да и это не сняло бы с тебя ответственность за содеянное. Ты должен будешь на экстренном построении перед всей школой дать согласие на… — она специально не договорила, поняв, что юноша сам догадается о несказанном и не ошиблась. В глазах собеседника мелькнул почти животный страх, сменившийся ужасом.

— Изгойство?! Нет!!!.. — Гугнев испуганно отшатнулся.

— У тебя, Гугнев, просто нет выбора. Вся школа уже гудит от возмущения и мне, кстати, с огромным трудом удаётся удерживать негодование готовых разорвать тебя на части девчат. А юноши и так уже обещали и сейчас и в будущем с тобой неоднократно поговорить. По мужски. Просто и грубо. Я их тоже еле сдерживаю. Сам понимаешь, даже при всей их с трудом привитой гуманности…

— Но… — Гугнев отчетливо понимал, что школьники сделают из него отбивную и в прямом и в переносном смысле и обвинить их в негуманности ему просто не удастся. — Я же… — он хотел сказать, что его проступок столь малозначителен, что месть нескольких тысяч школьников одному человеку здесь — явное превышение. Виктория мрачно посмотрела на него. Она ясно чувствовала ход его мыслей и добавила, зная, что добивает собеседника:

— Нет. И никакого иного выбора у тебя просто нет. К тому же тебе всё равно придется удалиться на Новейшую Землю.

— Куда? — от неожиданности и от скоростного осознания подтекста у юноши отвисла челюсть. Он впервые осознал, что стоявшая перед ним девушка не шутит и действительно в состоянии обеспечить ему прямую путевку на Остров Забвения Российского региона. — Но…

— Ты нарушил слишком много правил, чтобы случившееся можно было счесть простой шалостью. И я даю тебе тройной выбор.

— Или тройную казнь?

— Это уж как тебе больше нравится. — Виктория поняла, что разговор достиг своей цели, но расслабляться не стала.

— Хорошо. Скажи всем, что послезавтра на школьном построении я принесу покаяние. И сразу же удалюсь на Новейшую землю. Остальное оставляю на усмотрение Совета школы.

— Решено. — холодно произнесла Белова, поворачиваясь к Гугневу спиной. Дело было сделано.


Так оно и произошло. В назначенный день на общешкольном построении в главном спортивном зале спорткомплекса школы второй ступени Гугнев произнёс покаянное обращение, воспринятое тремя тысячами школьников и полутора тысячами педагогов с ледяным спокойствием и неприязнью. Страшная процедура, сопровождаемая полутьмой, барабанным боем, факелами и соответствующей унылой музыкой, была короткой и сразу после её окончания Гугнев в полном одиночестве со всеми вещами и документами покинул пределы школы на специально присланном пассбусе. Совет школы отказался давать развёрнутую информацию в систему передачи данных о жизни города и дал скромную в таких условиях, но всё же возможность Гугневу избежать почти автоматического максимального общегородского позора. Через день на Новейшую землю отбыли и его родители.

Влетевшая в «кабинетик» Ирма расцеловала Викторию, не успевшую даже сесть в рабочее кресло.

— Ирма, ни к чему эти поцелуи. — сдержанно произнесла Белова. — Как ребёнок?

— В полном порядке, Вита. Медики говорят, будет девочка. Разреши назвать в твою честь?

— Нет, Ирма. Выбери другое имя. Связь твоего ребёнка со мной будет для неё слишком обязывающей, а значит — слишком тяжёлой.

— Хорошо. — Ирма поняла, что на этот раз Лидер Науки школы права — её возможности и подготовка для малышки могут оказаться просто непосильными по уровню требований и стандартов. — Но…

— Я буду там, где мне надо быть. Всё, Ирма. Ты же видела, сколько девчат в коридоре. Извини. Мне — надо работать, а им — успевать жить.

— Ещё раз спасибо тебе, Вита.

— Не за что, Ирма.

За девушкой закрылась дверь «кабинетика» и наконец севшая в свое рабочее кресло Виктория смогла перевести дух.


С этого момента её слава как заводилы научной деятельности и абсолютно сверхинформированной, чудовищно проницательной личности впервые достигла своего апогея. И первыми, кто признал это, были те самые мальчики, которых раньше ей приходилось отшивать физическими методами, уже не надеясь на действенность уговоров и игнорирования.

Дальнейшее не заставило себя ждать и перед Викторией открылись такие перспективы, о которых она раньше и мечтать не могла. И центральной перспективой стала Большая и Сверхбольшая фундаментальная наука. А пока Виктория ощущала в себе серьёзное стремление к познанию Вселенной, для чего она стала отводить все больше и больше своего свободного времени. Астрономия её покорила всерьёз и надолго, она помогла вырваться из замкнутого научного мирка знатоков фактов и тонкостей, ощутить нечто такое, чему сама Виктория ещё не находила названия, а говорить с другими об этом не хотела.

Академия Планетной Безопасности. Генерал Кузнецов. Защита тайны

«Группе генерала Кузнецова в полном составе собраться в зале оперативных совещаний! Повторяю — группе генерала Кузнецова в полном составе собраться в зале оперативных совещаний!» — голос автоинформатора нарушил сосредоточенную тишину одного из многочисленных уровней центрального офиса АПБ России в Москве и смолк, растворившись в немоте сверхизолированных помещений.

Но по коридорам быстрым шагом уже двигались мужчины и женщины, к которым прозвучавший вызов имел самое непосредственное отношение. Наконец, ровно через три минуты все заняли места за удобными небольшими столиками, повёрнутыми к трибуне и главному столу. Вошедший последним подтянутый седоватый мужчина кивнул дежурному, тот мгновенно закрыл за ним дверь и включил изолирующий комплекс. Усевшись на свое место, генерал АПБ Кузнецов окинул взглядом коллег и кивнул в знак приветствия.

— Товарищи офицеры и эксперты. Нашей группе поручено разобраться в одном интересном феномене. Соловьев, пожалуйста, экраны. Для начала — двадцать минут просмотра, чтобы обойтись без длительных пояснений, потом — подумаем, что мы можем сделать для решения проблемы. Экраны!

Недлинный фильм, смонтированный из целого ряда сюжетов, целиком захватил внимание слушателей. Никто в зале не проронил ни слова — Служба Информации АПБ собрала все возможные необходимые данные, часть цифр и сведений передавалась и на экраны, встроенные в столешницы. Наконец мелькнул знак АПБ и зал осветился.

— Итак, коллеги. Думаю, вы поняли всю сложность и серьезность ситуации, с которой нам предстоит разобраться и которую предстоит вести до момента закономерного разрешения. Майор Степанов.

— Я, товарищ генерал. — поднявшийся офицер вопросительно посмотрел на шефа. — Моя группа берет под охрану штурмана Белова и старших членов его семьи.

— Вопросы?

— Нет, товарищ генерал.

— Хорошо. Майор Шалимов.

— Я, товарищ генерал. — высокорослый мужчина поднялся из за слишком миниатюрного для него стола. — моя группа займётся отработкой связей по командованию космолета.

— Вопросы?

— Нет, товарищ генерал.

— Капитан Ушаков.

— Здесь, товарищ генерал. — сибиряк повёл взглядом по лицам коллег. — моя группа принимает на себя работу по рядовым членам экипажа космолета.

— Вопросы?

— Нет, товарищ генерал.

— Подполковник Титов.

— Я, товарищ генерал. — поднявшийся офицер выпрямился. — Моя группа займётся извлечением информации из техники.

— Вопросы?

— Нет, товарищ генерал.

— Старший лейтенант Фаворская.

— Я, товарищ генерал. — поднявшаяся со своего места девушка с длинными русыми волосами поправила берет и посмотрела на шефа долгим глубоким взглядом. — моя группа займется психологическим щитом. Для всех, имеющих отношение к проблеме.

— Вопросы? — уже не так жёстко спросил Кузнецов.

— Нет, товарищ генерал.

— Лейтенант Савельева.

— Я, товарищ генерал. — черноглазая женщина спокойно и медленно встала. — моя группа берёт под полную отработку мальчиков — сыновей членов экипажа.

— Вопросы?

— Нет, товарищ генерал.

— Капитаны Умелов, Ставский и Незнамов берут на себя техническое сопровождение и контроль состояния. Вопросы?

— Нет, товарищ генерал. — почти в один голос ответили названные офицеры.

— Теперь — самое сложное. — генерал надавил сенсор. — это изображение гостьи экипажа «Реликта» в момент беседы в центральном посту корабля. А это, — зажёгся ещё один экран. — актуальный официальный портрет дочери штурмана «Реликта» Белова Аскольда Витальевича.

— Одно лицо, но разница в возрасте… — сказал сидевший ближе всех к генералу подполковник Кизимов.

— Вы правы, коллега. Эта девчушка — главный ключ к разгадке. Случилось это всего два месяца назад, в отдалённом от главных путей секторе, обозначенном как первично разведанный. Гостье экипажа — все двадцать пять — двадцать восемь лет на вид, а дочери штурмана — всего лишь десять — одиннадцать. Но, думаю, доктор Василевская меня поддержит во мнении, что именно эта девчушка и нуждается в самом плотном кольце охраны.

— Да, командир. — эксперт Василевская кивнула и положила взятую было ручку. — Моя группа берёт её психологический комфорт под усиленный мониторинг. Обычный мы уже параллельно выполняем.

— Так. Группе лейтенанта Завьялова — дальнее кольцо охраны Виктории Беловой. Группе капитана Рыкалова — среднее кольцо. Группе полковника Туманяна — ближнее кольцо. Только не маячьте подолгу у нашей новой подопечной перед глазами, меняйтесь.

— Ясно, товарищ генерал.

— Это — наше первое вводное совещание. Остальные вопросы будем решать в рабочем порядке. Всё. Считайте, что мы все теперь — на работе. Отпуска прерываю и отменяю все ранее назначенные отгулы. Не забудьте, что всё недополученное вы сможете взять на протяжении ближайших сорока лет. — полусерьёзно-полушутливо закончил совещание Кузнецов, жестом разрешив коллегам покинуть помещение. Дежурный по группе открыл двери комнаты.

— Ясно, командир.

— Все свободны. Доктор Василевская, останьтесь.

— Ясно, генерал!

Офицеры и эксперты покинули зал совещаний через четыре проема. Кузнецов сел рядом с женщиной — экспертом и подал ей папку. Просмотрев текст, та кивнула.

— Вы полагаете, командир, что её стремление к звёздам, усиленные занятия астрономией во всем наивозможнейшем спектре…

— Есть стремление и огромное желание в один прекрасный момент встать рядом с этой незнакомкой, но встать на очень близких, почти равных позициях.

— Я просмотрела материалы, индекс её способностей…

— Да. Растет лавинообразно. Нам придётся подумать об обеспечении зелёной улицы для неё. В первую очередь — для неё. Это ещё не шанс, но возможность… — Кузнецов откинулся в кресле. — А это для нас — основа.

— Вы считаете необходимым подготовить к задействованию план «Игла времени»?

— А вы?

— Полагаю, самое время. Но ещё нужны консультации, проверки…

— Вот вы с вашими коллегами и займетесь наведением мостов, доктор. Я вас не задержал?

— Нет, Виктор Гаврилович. Жутко интересно и что-то очень многоуровневое кроется в этом ребёнке… Грядут большие перемены…

— И я так тоже считаю. Успехов.

— Спасибо, командир.

Так началась работа одного из элитных подразделений АПБ России по контролю и сбалансированному управлению новой ситуацией. В центре событий прочно занимала место девчушка, и не помышлявшая о том, что серьёзная структура Кольца Безопасности Земли надолго заинтересовалась ею, ученицей школы второго цикла.

Виктория Белова. Начало пути к звездам. Планетарий

В момент проведения совещания Виктория Аскольдовна Белова была полностью поглощена процессом реализации своей давней идеи — строительством астрономического комплекса. К этому она привлекла как младших, так и старших школьников и через несколько лет двадцатого октября небольшой спортивный зал едва вмещал всех желавших поучаствовать. Голос десятиклассницы Виктории звенел в общем неясном шуме, легко достигая ушей даже стоявших у самой входной двери. Давно уже не именовали школьников унизительным «ребята» или «мальчики и девочки». Сами школьники да и их старшие наставники прочно усвоили одно: учеба — такой же труд и школьники — такие же работники, как и все остальные люди до глубокой старости. Поэтому в своей среде школьники с удивительным постоянством пользовались обращением «коллега». Не отступила от этой традиции и Виктория Белова — почти основная заводила и негласный полный лидер одного из потоков школы второго цикла города Московска:

— Итак, коллеги, мы обязаны построить этот городок до конца первого семестра учебного года. Наши товарищи со всех средних и старших потоков обещали поддержку физическую, наши наставники прекрасно позаботились обо всём необходимом — склад полон, а нам, инициаторам и основной группе с помощниками предстоит все это великолепие смонтировать и всесторонне протестировать за три месяца. Площадка уже готова, проект вы все видели и согласны, потому не будем терять времени и после дневных занятий всех прошу ежедневно по два часа отработать на нулевом и первом циклах городка. Это — два пятиэтажных уровня единого научного корпуса, а значит — работы хватит на всех. Мы можем и должны быстро и качественно сдать комплекс в полной исправности для того, чтобы и вы, и наши младшие имели все возможности виртуально выйти за атмосферный щит Земли и ощутить себя настоящей значащей частичкой Вселенной! Я надеюсь и уверена в вашей поддержке и содействии. — Виктория умолкла и слово взял её коллега — десятиклассник Сергей Бодров, отвечавший за всё, связанное с физическим трудом большой сложности.

Он коротко и чётко распределил обязанности, назначил ответственных и разрешил всем собравшимся чувствовать себя свободными. Короткое совещание завершилось и Виктория направилась к зданию школьного общежития. Несколько дней тому назад она попросила у отца и матери разрешения жить на территории школы в связи с тем, что не хватает времени для подготовки очередного проектного задания. О сути самого задания она не распространялась, но родители полностью доверяли старшей дочери и знали, что ни на какие мыслимые и немыслимые авантюры она не пойдёт. Время, которое затрачивалось на дорогу, пригодилось, проект был доработан в согласованный с десятками наставников и школьников срок и теперь после общего собрания в спортивном малом школьном зале предстояло окунуться уже не в теоретическую, а в практическую работу. Виктория молчаливо радовалась, избегая даже улыбаться, но подруги видели, что их лидер довольна и этого им вполне хватало для спокойствия на данном направлении.

Несколько следующих недель она работала на строительстве по пять часов после окончания занятий и приходила домой только в девять вечера. Главный лекционный демонстрационный зал астрокомплекса «Планетарий» рос и насыщался сложнейшей техникой. Виктория давным давно, ещё когда проект только зарождался, заранее выговорила себе право на этот зал и сделала его только своей, сугубо личной работой. Она самолично отбирала аппаратуру, часами выверяла схемы и чертежи, лазала в узких «колодцах обслуживания» в периметре зала. Но с каждым проведённым в границах зала днем ей начинало все сильнее казаться, что тут, в этом зале, не основная её сущность, не первая, не главная, а только вторая. Привыкшая не поддаваться эмоциям и не пороть горячку, Белова методично просмотрела варианты и поняла: она не смогла полностью погасить внутреннюю главную для любой женщины программу. Она уже не маленькая девочка — ей нужен спутник, нужен мужчина. Совместить такой вариант со стандартным ежедневным коктейлем Виктория сразу не смогла — её жизнь до этого была бедна глубинным общением с юношами из за высочайшей загрузки учебной и научной работой. Домашние её понимали с полувзгляда, они не видели в данной настройке старшей дочери ничего экстраординарного, зная, что она справится и не с такими загадками и задачами. Виктория привычно просчитала направления и решила выделить толику энергии и сил на это, так некстати, но закономерно появившееся направление деятельности. Её подсознание привычно «взяло под козырёк» и занялось разгребанием завала на данном направлении, а сознание привычно обеспечивало преодоление рутины на старых.

В редкие минуты отдыха Виктория напряжённо перебирала в своей памяти всю доступную ей информацию об одноклассниках и однопоточниках, ища среди них того, перед кем могла бы предстать не Навигационной Звездой и не Лидером Науки, и не председателем ученического женсовета школы, а просто девушкой, обязанной в любых условиях выполнять свою основную задачу. Она привычно просмотрела на экранах памяти всю доступную ей информацию и о более младших и о более старших молодых людях, но со вторыми было сложнее — сама Виктория уже была десятиклассницей и школьников старше её было не так много. Задача постепенно обретала закономерные черты и размеры, становясь рядом с первой, научной задачей и властно отвоёвывая ранее недоступные ресурсы. С каждым часом она становилась такой же основной, как и первая.

Вторая задача ещё, как полагала Белова, могла подождать. Понимая на доступном ей уровне детализации многомерность жизни, Виктория с тоской думала о том, что вырвавшись в учебе и даже в науке вперед, она отрезала себя от обычной человеческой грешной жизни и замкнулась, сделавшись недоступной.

В то время уже гремела по Московску российская программа защиты женщин, школа, где училась Виктория, активно принимала в ней участие, но Беловой казалось, что её-то саму персонально и дополнительно защищать от мужчин и от юношей — это уже совершенно лишнее дело.

Что-то тут не стыковалось. Лёжа поздней ночью в постели, Виктория закрывала глаза и представляла себя в обществе всепонимающего, чуткого и умного человека.

Она как никто, знала, что это — проявления стандартной программы, но работа в науке и в общественных «конюшнях» настолько сделала слабыми эти программные вызовы, что она их почти не ощущала. А так хотелось сбросить тяжеленную броню и ощутить себя простой девушкой, ради которой кто-то готов будет на всё. На всё. Но пока такого не было и Виктория Белова не спешила открывать свою тяжеленную броню первому встречному молодому человеку. В её сознании постоянно вертелся маячок глубокого личностного горя и она знала, что этот рыжевато-оранжевый мерцающий огонек виден всем, но понятен до конца далеко не каждому. И она ждала того, кого тревожный блеск этого маячка не испугает. Но таких пока не было. Виктория каждый раз засыпала в томительном ожидании чуда. Это ожидание видели все родные и домашние, но и находясь в кругу своей семьи Белова не позволяла себе откровенничать на подобную тему. Время для неё самой незаметно превратилось в жидкий туман…

Новогодний бал. Встреча Виктории и Александра

Утренний мелодичный и тихий видеотелефонный звонок ворвался в тёплый воздух кабинета Михаила как всегда неожиданно и зовуще. Не вылезая из постели, устроенной на полужёстком диванчике и состоявшей из жестковатого матраца и почти прозрачной и очень лёгкой накидки-простыни, Михаил дал шёпотом словесную команду на связь без телевидения. Звонил, как оказалось, Георгий, его старший коллега по Малой Академии Планетной прессы.

— Спишь, акула пера? — бодрым голосом спросил Гера. Очевидно, он по своей давней привычке уже встал и работал — он любил работать рано утром. Михаил так же шёпотом приказал компьютеру ещё больше уменьшить громкость звука.

— Сплю, Георгий. Хочу ещё пару снов досмотреть. Сегодня у нас уже что-нибудь случилось? — сонно проговорил Лосев. — Надеюсь, не боевая тревога секторального уровня первого кольца обороны владений Земли меня ожидает? Крейсера Флота Прессы России и мира не получали сигнал сбора экипажа? Какой, кстати, сегодня день?

— Нет. Сегодня среда, двадцать восьмое. Декабря, естественно. И заметь, что всё вокруг спокойно в ожидании нового года. Так что оставь свою десантную готовность до другого раза. Расслабься. И… — ответствовал крестный отец молодой корреспондентской братии Московска.

— И что? — Михаил спокойно балансировал между сном и явью.

— Я тебе переслал по связи приглашения на новогодний бал. Будь готов. —сразу перешел к делу Георгий.

— Куда? — поинтересовался Михаил.

— А ты как думаешь? — поддал загадочности Чхеидзе.

— Ага, уразумел, приглашаешь к себе… — Михаил имел в виду школу, в которой в то время учился Георгий.

— И не одного. Даю тебе ещё одно приглашение. Сам решишь, с кем придти. — довольный понятливостью коллеги сказал Гера.

— Ограничения? — озабоченно произнёс Лосев.

— Разумные. До связи.

— До связи, спасибо, Георгий. — Михаил отключил связь и уловил слабый стук выползшего из принтера в приёмный лоток листка пластика. — а вот и приглашения пожаловали. Что-ж, пора вставать и думать… — он взглянул на часы. — Шесть утра, весьма прилично. Главное, что звонок Георгия никого не разбудил.

Одеваясь и умываясь, Михаил размышлял о том, кому из его многочисленных коллег и друзей следует отдать второе приглашение. Наконец, поглощая напиток, Михаил решил, что отдаст его Александру Иванову.


Сказано — сделано. Набрав на клавиатуре номер, Михаил связывается с квартирой Ивановых и оставляет на накопителе сообщение для Александра с просьбой заглянуть к нему. Лосев прекрасно знал, что Александр допоздна засиживается в лабораторном корпусе и раньше трёх часов дня скорее всего не освободится.

Бывало, что его новый друг засиживался и за полночь в научном корпусе за чтением манускриптов и бобин Свода Планетной Информации. Командирская подготовка отличалась повышенной разносторонностью и знание мельчайших аспектов жизни и истории человеческой цивилизации давно уже не считалось лишним для людей, связанных с космосом.


Александр вошёл в квартиру, пожал протянутую лапу вилявшей хвостом и повизгивавшей от радости встречи Зирды и сразу отметил на главном табло, к которому и подвела его овчарка, легонько прикусив зубами пальцы левой руки и потянув человека за собой, сигнал наличия сообщений. В этот раз он работал в Хранилище Информации в одном из пригородов Московска и не мог, как обычно, проехать на пассбусе мимо небоскреба Михаила.

Прочтя сообщение, юноша не переодеваясь, схватил планшетку, кивнул встрепенувшейся было овчарке и вскоре уже был в салоне пассбуса.

— Сашка! — Михаил обернулся, оторвавшись от созерцания медиативного экрана. Его друг как всегда ворвался неожиданно и вскоре был у кресла, в котором в позе лотоса восседал вице-президент десантного факультета Малой Звёздной и акула пера областного значения.

— Михаил, привет. — Александр охладился шипучим напитком из сифона. — Уф. Как всегда сделал пробежку по лестницам твоей башни. Уж извини, надо было дать мышцам нагрузку. А то… Я — только что из Хранилища. Был дома. Моя Зирда немного переполошилась от твоего звонка. Зубами схватила мою руку, едва я вошёл и быстренько подвела к экрану. Ты оставлял сообщение? Я рад.

— Я тоже. Держи бланк и… Может, чайку? — Михаил спокойно взглянул на друга. — Обалдел там, среди стеллажей, небось, с голодухи-то? — Лосев прекрасно знал, что как и многие посетители Хранилища Древней Информации, Иванов не всегда работал в читальных кабинках сектора читальных залов и нередко садился прямо на стремянках среди стеллажей, забитых откопированными на диски и начинавшими входить в обращение кристаллы, ценнейшими информационными материалами, ранее пребывавшими только на бумаге, а затем — на пластике. Представив согбенную фигуру Иванова на верхней площадке пятнадцатиметровой стремянки, Михаил улыбнулся.

— Ничего, потом наверстаю. Сколько на твоих? — ответил, понявший причину улыбки друга Александр.

— Двадцать пять четвёртого. Быстро ты обернулся. — Михаил спрятал улыбку.

— Спасибо, стараюсь. Я пошёл. Чайку — в другой раз. — Александр подхватил приглашения.

— Какой вопрос, конечно. Привет всем твоим и особо — Зирде. — Михаил немного удивлённым взглядом проводил своего неугомонного друга, уже направлявшегося к лифтхоллу небоскреба. — Всё бегает, а ведь старше меня на год… — проговорил он вполголоса, но Иванов его уже не услышал.


На остановке межрайонного монорельса в пятнадцать часов тридцать минут было пустынно. Снег, в изобилии выпавший на город за предшествовавшие этому дню сутки, растопили на платформах, переходах и путях мощные теплосистемы, остальное довершило покрытие, не удерживавшее влагу на себе, но и не впитывавшее её. Вода ушла в накопители городской водной системы на доочистку и отстой. Температура воздуха на платформе была около двенадцати градусов ниже нуля.

Александр неспешно прошёлся из конца в конец платформы, остановился, повернулся лицом к выходному семафору и погрузился в размышления. Бланк приглашения лежал у него в поясной планшетке — Александр приберегал сюрприз до домашнего детального рассмотрения. Так бы простоял он в комфортном одиночестве до самого прихода монорельса, но сзади раздался резкий стук рассыпавшихся контейнеров и юноша обернулся. Статная высокая девушка наклонившись и полуприсев, собирала в явно повреждённую ременную укладку мелкие контейнеры, но ещё больше двух десятков полураскрытых оболочек лежало вокруг. Иванов повернулся, сделал короткий шаг к незнакомке, наклонился и стал помогать собирать и закрывать оболочки.

— Спасибо. — спокойно сказала девушка, мельком взглянув на неожиданного помощника. — Ремни не выдержали…

— Сказали тоже… Ремни. — Александр уверенным движением забрал у девушки лямки и взвесил всю укладку. — Шутить изволите, сударыня. — в его голосе прорезалось озабоченное недовольство. — Тут больше трёх пудов. Вам такое носить категорически противопоказано.

— Я и не собиралась шутить. — девушка попыталась взять и навесить лямки на себя, но Александр решительно, но мягко отвёл её протянутую руку в сторону. — Так и будем стоять до самого монорельса?

— Да. Полагаю, мне необходимо сопроводить вас домой. Иначе остаток пути вам придётся проделать лёжа в карете «скорой помощи». Повредите себе позвоночник, что абсолютно недопустимо. Информация имеет одно сквернейшее свойство — тяжесть носителей.

— Как хотите. — незнакомка смерила его немного потеплевшим взглядом. — И откуда такие берутся?

— Извините, хотел отложить представление до салона вагона. — юноша выпрямился немного больше, но в его позе не появилось ничего похожего на надменность. — Александр Иванов, слушатель Малой Астроакадемии. Выпускник школы второго цикла.

— Что-ж, это проясняет дело… — девушка также немного приосанилась, поправила волосы. — Виктория Белова, выпускница школы второго цикла, также слушатель Малой Астроакадемии. Без дополнительных званий, ибо в науке их не зарабатывают так скоро…

— Ценю научников. — серьезным тоном сказал Александр. — А вот и монорельс. Прошу.

Идя следом за своим новым знакомым, Виктория немо дивилась лёгкости, с какой он нёс почти неподъёмные для неё укладки с дисками и кристаллами. Она еле-еле доплелась с ними от пассбуса до монорельса, а тут ещё предстояло перекантовать их для того, чтобы вложить в багажное отделение и вот — не выдержал ранее не вызывавший никаких нареканий ремешок боковины… Десять минут бы единолично собирала на глазах у всего честного народа… Позор. Хотя в чём состоял позор, Виктория не задумывалась. Она привычно внутренне отругала себя за невнимание к исправности креплений и поспешила за широко шагавшим сопровождающим.

Разместив Викторию в салон-вагоне, Александр поставил укладки в находившийся под креслами багажный отсек и сел напротив, разворачивая информпрессрелиз. Виктория из под полуприкрытых век сканировала фигуру и лицо нового знакомого и дивилась тому, насколько быстро он овладел ситуацией. Нет, история с контейнерами не была простой «подставкой», это была вполне реальная ситуация, не сыгранная. Привыкшая механически признавать возможность всевозможных подвохов и подкатов, Белова не исключала и простейший вариант — молодой человек просто решил таким образом не только помочь девушке, но и завязать знакомство. В таких простых случаях сканирование позволяло докопаться до основной сути происшедшего и подводило крайне редко.

Взгляд Виктории остановился на птице — знаке школы Александра, скользнул к пластинке номера и память моментально вызвала на «экран» мозга размещение данного учебного заведения. «Довольно далеко от меня… Неудивительно, что мы раньше не встречались… На вид он на полтора-два года старше… Слава богу, в наше время нет значения для возраста, если ты учишься… Придётся мне познакомится с ним поближе, всё же он мне весьма облегчил жизнь и я не отделаюсь от него, как видно, до самой двери квартиры… Впрочем, мне почему-то и не хочется отделываться от него стандартными методами…».

Знак своей школы Виктория, как и многие девушки её возраста, уже два года как открыто не носила, но по привычке держала в кармане. Скользнув рукой к кармашку, Виктория сжала ткань и похолодела — знака не было. Клапан кармана был не застёгнут… «Ладненько… в кавычках… Наклонилась, клапан не удержал и знак завалился за обмотки монорельса… Собирушка и копушка… Кланялась, наклонялась… Всё собрала, а про знак — забыла.» — Виктория внутренне беззвучно легонько ругала себя за рассеянность, видя, как Александр смотрит на её манипуляции с клапаном кармашка.

«И она думает, что я не вижу её сканирующего взгляда, не ощущаю его? Что-ж, пока будем работать в скрытом режиме пай-непонимайчика… — подумал Александр и уловил судорожные движения пальцев Виктории по лацкану кармана. — Чего-то она там такое потеряла?… Если не ошибаюсь, девушки там обожают прятать знаки своих учебных заведений. Прямо эпидемия скрытности какая-то. Впрочем, понятно… Всё укладывается в стандарты человеческой психологии. Мой знакомый говорит, что даже в Академии планетной безопасности Москвы после первого парадного построения все девчонки-слушательницы как одна пишут рапорта с просьбой разрешить ходить в гражданском… Слава Богу, разрешают.»

— Держи мой запасной. Главное — знак, а не номер. — мягко сказал он, дождавшись паузы в судорожных движениях руки девушки по карману и легонько, не включая психосканирование, сжал её пальцы, обхватившие поданный знак. — И не кляни себя за рассеянность… Бывает…

«Лихо… Уже на «ты»… Пресекать будем, Виктория Аскольдовна? — спросила себя Вика. — Нет, что-то мне не хочется. Парень он ничего, не сдвинутый… Нормальный… Даже слишком нормальный и холодноватый какой-то.

— Спасибо, Александр.

— Можно просто — Саша. — кивнул Иванов. — Подъезжаем. Осторожнее в проходе при торможении…

— Спасибо.

Путь от монорельса до пассбуса они прошли уже рядом. Оказавшись в тёплом нутре салона машины, Виктория потеплевшим внимательным взглядом всё же разрешила Александру сесть с ней рядом и даже подняла подлокотник, разделявший два кресла, чего не позволяла себе в обращении с мужчинами уже очень давно. Но, к её радости и удивлению, Александр не спешил и не проявлял нервозности. Он моментально углубился в чтение взятого при входе в салон нового объёмистого информпрессрелиза и не прерывал это занятие до прибытия машины на остановку, откуда было близко до дома Виктории.

— Куда теперь? — юноша щёлкнул замком ремней и поднялся на носках, проводив взглядом уходивший пассбус. — Командуйте…

— По той аллее и направо. Четырнадцатый этаж.

— Терпимо. — Александр двинулся, стараясь не заставлять девушку бежать. В общении с Леной он раз допустил такое, что ему лично потом очень не понравилось, поскольку не выглядело достаточно хорошо со стороны — его стремительность удовлетворяла далеко не всех и Лена вполне прогнозируемо для всех, кроме него самого, оказалась в числе этих «не всех».

— Что именно терпимо? — поинтересовалась Виктория.

— Близко от земли. — просто и чётко ответил Александр.

— Вы выше?

— Намного. Как и мой новый друг Михаил.

— Лосев? — брови Виктории удивлённо поползли вверх. Александр уловил это и понял, что новой знакомой известно и это имя и его владелец.

— Да. Он корреспондент «Новостей Московска». - не желая кривить душой сказал Иванов.

— Знаю. Он также слушатель Высшей Школы Планетной Прессы при нашем городском межшкольном Прессклубе. У нас в школе второго цикла с ним контактировал Георгий Чхеидзе. — проинформировала Виктория.

— Гера?! Вот это сюрприз! Позволь узнать всё же номер школы. — Александр, не сбавляя хода, достал из планшетки бланк-приглашение. — ваша организация, сударыня? — он решил начать хорошо известную ему игру в древность.

— Моя, сударь. Изволите быть вовремя? — Виктория легко приняла правила игры.

— Со всей наивозможной точностью. Если вы… — Александр сделал стандартную паузу. После неё обычно следовало разрешение проблемы близости отношений — «ты» или «вы». Не желавший форсировать ситуацию, Александр настроил себя на нормальное восприятие варианта «вы».

— Можно и на «ты». Если не ошиблась, ты на полтора года старше меня…

— Вам бы в астронавигации работать… То есть, тебе…

— Именно туда я и стремлюсь. А тебе вообще то неплохо бы покомандовать, хватка есть.

— Постараюсь. Подумаю. — Александр не хотел вываливать перед абсолютно незнакомой девушкой всю подноготную правду о своем положении. Он уже неоднократно прочувствовал на собственном опыте, что всё, что он скажет, может при известных обстоятельствах быть использовано против него же и потому был предельно краток и осторожен до тех пор, пока не узнавал человека глубоко. И тем более — женщину.

— Вот и мой дом. — Виктория остановилась у подъезда шестнадцатиэтажного здания. — Конечно, это не стадвадцатиэтажная башня, но вполне приемлемо. Я пока не стремлюсь к излишнему комфорту, люблю простоту.

— Четырнадцатый этаж? — уточнил Александр, изучая сканирующим взглядом обиталище своей новой знакомой. Ему просто хотелось уточнить, действительно ли тут шестнадцать этажей. Со стороны здание выглядело монолитным кубом с отражающими стенами. За казавшимися непрозрачными сверкающими плитками было нелегко угадать количество уровней и этажей.

— Не беспокойся… Лифты работают. Есть четыре штуки лифтов. — не поняла истинной причины вопроса Александра Виктория.

— Не надо. Через пять минут буду. Номер квартиры? — Иванов сразу приобрёл деловой вид.

— Сто сорок пять. — Виктория улыбнулась. — Но — не газуй по трапам. Прыть по лестницам будешь показывать в другой раз, а сейчас пойдёшь со мной цивилизованным путем — в лифт.

— Хорошо, Виктория…

— Можно просто Вика.

— Хорошо.


У двери квартиры Александр замялся. Виктория понимающе взглянула на него и, приняв решение, резко открыла во всю ширь входную дверь, указывая на проём.

— Проходи, ёлка новогодняя, а не выпускник… — она усмехнулась по-доброму, но одними губами.

— Хорошо… — Александр вошел, сделал несколько шагов от входной двери. Виктория закрыла проём и повесила свою личную планшетку на вешалку.

— Кто там, Викта? — раздался голос отца и мужчина вышел на балкон холла. — Кто там с тобой?

— Познакомься, пап, это — Александр Иванов, тоже выпускник. Я бы без него прибыла только в лежачем положении в карете «скорой помощи». Чуть позвоночник не сплющила. Была в центре копирования информационных источников, набрала материалов…

— Марш к матери, она волнуется. А вас, молодой человек, прошу пройти ко мне наверх.

— Хорошо. — ответил Александр, хотя столь скоростная перспектива разговора с отцом девушки его совершенно не радовала. С недавних пор его домашние серьёзно и объединёнными усилиями вознамерились Александра женить в кратчайшие сроки или хотя бы прочно свести с какой-нибудь достойной девушкой. Почти у всех братьев и сестер уже составились какие-никакие, но всё же вполне определённые партии, а Александр оказался в меньшинстве. Его убеждали, уговаривали, разъясняли, но после разрыва с Леной, оформленного Симферопольским разговором, Александр не шёл ни на какие матримональные контакты. В этот момент он также полагал, что только выполнил свой обычный мужской долг: помог женщине перенести до дома неподъемный для неё груз. — Сейчас.

Уходя, Виктория вполголоса назвала имя отчество отца — Аскольд Витальевич. Это немного облегчило внезапно возникшую перед молодым человеком задачу.

Мужчина пропустил Александра вперёд и непривычно плотно прикрыл за собой дверь кабинета. Александр уловил свист удаляемого воздуха, отметил мигнувший зелёный транспарант с хорошо знакомой по занятиям в Астроакадемии надписью.

«Лихо. И зачем такие сложности? — подумал Иванов, останавливаясь посереди уютного, но весьма просторного кабинета. — Предстоящий разговор будет тяжёлым. Надо поднять уровень энергетики до «выше среднего»…». Сказано — сделано. Иванов покрылся усиленной психологической бронёй.

— Садитесь, Александр Александрович. — мужчина опустился в кресло за рабочим столом и указал гостю на мягкий диван.

— Откуда вы меня знаете, Аскольд Витальевич?

— Знаю. Давно ждал вас… — мужчина подкатил мягкое кресло и сел напротив.

— Я всё же хотел бы узнать подробнее… — Александру не понравилась осведомлённость отца Виктории в его имени-отчестве. За этим обычно следовало проявление информированности о координатах проживания и пребывания, содержимом анкеты и личного дела. Такой осведомлённости Александр в посторонних людях не любил и всегда относился настороженно.

— Можно и подробнее. — Аскольд Витальевич открыл папку, лежавшую на журнальном низеньком столе и подал гостю практически прозрачный лист плёнки. — положите обе ладони на плёнку. Смелее… Она — не кусается…

Александр выполнил просьбу отца Виктории и на плёнке тотчас проявилось изображение. Убрав руки, юноша во все глаза смотрел на быстро приобретавшую сочные краски и чёткие контуры картину. Неземной красоты девушка стояла спиной к зрителю. Она была видна по плечи, но, видимо, для сути этого было вполне достаточно. Девушка медленно обернулась, повернулась и, привыкший к неожиданностям Александр едва смог удержать возглас удивления — с плёнки на него смотрела Виктория.

Померцав, изображение пропало. Плёнка к изумлению Александра самостоятельно по воздуху вернулась на журнальный стол и папка захлопнулась. Из напряжённых изысканий в собственной памяти Александра вывел пробивший неплотную звуковую психологическую защиту негромкий голос Аскольда Витальевича.

— Эта плёнка, Александр Александрович, не давала видеть своё изображение никому, кроме меня. Вам она его показала. Полагаю, этого вполне достаточно для доверия.

— Но Виктория… — ошарашенный Александр напрягал все силы, чтобы справиться с резко возросшим уровнем волнения. Но удавалось ему это плохо.

— Понимаю, она слишком мала ещё, ведь увиденной вами на пленке незнакомке на вид лет двадцать пять, а Виктории только шестнадцать с половиной. Но есть непростая история, которая напрямую с ней связана и которую я могу теперь вам рассказать… — мужчина откинулся на спинку кресла. — Это случилось не так давно, я летал на «Реликте», среднем разведрейдере, штурманом. Мы исследовали район…

Александр слушал рассказ отца Виктории затаив дыхание. Такого новогоднего сюрприза он и придумать себе не мог… Но дело выходило слишком серьёзным…

— Потому-то все дети членов экипажа корабля и в первую очередь — Виктория находятся сейчас под охраной сотрудников Российской Академии Планетной Безопасности. — по тону голоса отца Виктории Александр понял, что рассказ близится к завершению и теперь предстоит выслушать ценные указания. Кое-о-какой сути этих указаний Иванов уже догадывался. — Вы не заметили их присутствия и это хорошо, поскольку их не должна видеть и Виктория. Ни она, ни её сёстры, ни её братья не знают полной информации. Ею обладаю только я и моя жена. Поэтому я и пригласил вас в кабинет, снабжённый системой полной изолированности и экранами. Вы это отметили профессионально, как астронавт, хвалю. — Аскольд Витальевич улыбнулся одними губами, затем быстро спрятал улыбку и радость с лица. — Продолжу. Под охраной находятся все без исключения дети членов экипажа, но самая плотная охрана — у Викты. Как вы понимаете, одно лицо — да и не только лицо — это слишком серьёзно.

— А кроме неё…

— Схожи с незнакомкой — и не только внешне — ещё три девочки, но у них сходство среднее. Ещё три девочки имеют едва уловимое сходство… Итого семь человек. Плёнка выбрала вас. Я знаю, что плёнка покажет своё изображение только тому, кому можно доверять полностью. В наше время многое решается быстро. Надеюсь, вы дадите возможность Виктории почувствовать себя свободно и спокойно… Честно сказать, после происшедшего в Карпатах она сделала рывок и её начали просто отшивать: у неё проявились просто уникальные для нашего весьма искушённого во всевозможных чудесах времени, способности. Даже девчата и те от её возможностей далеко не всегда в полном восторге. И она уже долгое время почти всегда одна. А это в её молодом возрасте чревато. Я не имею в виду обычные контакты — с этим всё в порядке. У неё давно уже нет очень близкого человека, которому она могла бы достаточно полно, не по-служебному, открыться вне семьи. Семья — конечно, но она — старшая дочь и, как полагает с малолетства, должна постоянно показывать пример младшим. Кроме того у неё сейчас основной принцип — обходиться без сюсюкания. И здесь это в полную силу играет против Вики. Вот если бы за пределами семьи… Но там, к сожалению, тоже прокол. Не все окружающие люди при всём их человеколюбии и всей терпимости хотят иметь в довольно близких знакомых этакого информационно-насыщенного и сверхумелого, да к тому же чрезвычайно разностороннего человека. Что бы там кто ни говорил, это немного подавляет. Я с супругой и младшие дети в этом убеждены…

— Она чувствует? Я имею в виду причину этих способностей. — осмелился задать вопрос Александр, напряжённо продумывавший создавшуюся ситуацию. В том, о чём собрался попросить его отец Виктории, не было ничего экстраординарного — даже удивительная плёнка была явно не подставой и вполне реальным объектом. К тому же незнакомка на плёнке была практически полной копией Виктории, но чтобы отец пошел на прямой подлог с помощью чудесных фейс-программ состарив собственную дочь лет на пятнадцать… В это верилось с трудом.

— К сожалению она сразу ощутила себя разведчиком. У неё, конечно, есть и другое, большое предназначение, но она ещё слишком мала для него. Скажем так, она сможет кое-что понять, но позже. А пока она ощущает себя разведчиком, обязанным знать и уметь максимум возможного на сегодняшний день. А кто из разведчиков, скажите на милость, пусть глубоко в сущности, но не чувствует, что он — разведчик? Она же женщина, а у них, нынешних, психология и чувствительность — ого-го. Спасибо нашей системе воспитания и образования… — Аскольд Витальевич обошёлся без выражения какой-либо радости и остался серьёзным. — Ладно, Александр. Я рад, что вы поняли серьёзность ситуации. Надеюсь, что на предстоящем новогоднем балу вы будете страховать Викторию достаточно плотно. Да и в жизни тоже. Я не спрашиваю вас о том, понравилась ли она вам, по вашему биополю вижу, что вы пережили тяжелейший разрыв с другой девушкой и до сих пор не хотите сближения ни с кем из членов «второй цивилизации». Но пока я вас прошу не о сближении с Викторией, а о помощи ей, всемерной помощи. О помощи и страховке.

— Но… — Александр понял, что отец новой знакомой фактически просит о гораздо большем, чем рутинная помощь и страховка. Отец Виктории понял его мысль:

— Мы знаем — я и АПБ, что только тот человек, кому плёнка покажет этот кусок записи, встанет рядом с Виктой очень и очень надолго. Остальное решите сами. Вы можете и отказаться, но, насколько я узнал вас за это короткое время, отказывать в помощи и поддержке нуждающемуся, действительно нуждающемуся — не в вашем характере. Поэтому то, что вы только сегодня с ней столкнулись — это ничего не меняет. То, что ваш запасной знак у неё — тоже хорошо: она сможет бывать у вас в школе на законных основаниях. Её знак уже найден, но пусть она считает, что потеряла его…

— Гм. — обескураженный Александр выпрямился. — Это уже — не новый год…

— Это гораздо серьёзнее, Александр. — в глазах отца Виктории появилась жёсткая стальная искра. — Пятнадцать минут нашего разговора истекли и разговор, думается, удался. — он в очередной раз спокойно улыбнулся одними губами. — Буду рад новым встречам с вами, Александр Александрович Иванов. Берегите себя и нашу загадку — Викту.

— Аскольд Витальевич… — Александр сам удивился вырвавшемуся обращению. Ему хотелось сказать, что он всё сделает для Виктории. За время разговора подсознание просмотрело ситуацию в деталях и выдало свои рекомендации. Но штурман не принял его обращения:

— Всё, Александр. Слова кончились, началась работа. Идите. Ваши родители знают, где вы пропадали, так что расспросов не будет. Через несколько дней — новогодний бал. Будьте готовы…

— Всегда готов. — сказал юноша поднимаясь с дивана. — Всего вам доброго, Аскольд Витальевич.

— Успехов и безопасности.

Выскользнув незамеченным никем из соседей из квартиры Беловых, Александр отдышался только в лифте. Такого поворота событий он не ожидал… Первая встреча с привлекательной девушкой и вот… Пожалуйте на должность охранника полномочного представителя доселе неизвестной, но явно могущественной межзвёздной цивилизации, а может быть — и целой корпорации цивилизаций… Стать агентом Секретной Межзвёздной службы за пятнадцать минут — о такой карьере мало кто из землян и помышлял, а ему вот совершенно неожиданно удалось. Но стремительность карьеры означала серьёзное вмешательство в распланированное на месяцы вперед распределение времени и энергетики, а такое обстоятельство не могло ни радовать, ни обнадёживать.

Невесёлые мысли обуревали Александра Иванова всю дорогу до своего кабинета. Он действительно не хотел ураганного сближения с какой-либо женщиной или девушкой, считал, что пока круга его коллег по школе хватит вполне плюс огромный круг давних знакомых. Но в этом кругу почти не было людей, которые ясно сигнализировали о разрешении на вход в средний и ближний охраняемые личностные сектора. И вот теперь он попал с корабля на бал: помог девушке справиться с тяжёлой поклажей, после чего совершенно неожиданно с ураганной скоростью стал её защитником и охранником.

В голове Александра роились варианты решения проблемы. Конечно же, превышать Виктин средний уровень он сейчас не хотел ни под каким видом, хотя ясно видел, что Виктория ценит его неспешность и ясно проявленное уважение женского суверенитета. Охранник… Что-ж, придется попотеть пока что на такой должности, а там можно и посмотреть дальше, — подумал Александр, — но не думаю, что мне придётся долго быть исключительно охранником. Притяжение у этой девушки — как у самой сильной «чёрной планеты»… Как бы не сгореть в её «инфралучах» раньше времени. — он вышел из пассбуса возле парка своего небоскрёба и через несколько минут нажал кнопку вызова пассажирского мнгновенника в холле.

Родители не докучали расспросами. Отец, встретивший его у входа в квартиру, произнес шёпотом три буквы «АПБ» и Александру все сразу стало ясно — родители знают много, гораздо больше чем он… Странно, но сознание осведомлённости родителей его успокоило.


На следующий день, двадцать девятого декабря, они встретились снова. Встретились они и тридцатого декабря. Хотя Александр и хотел свести эти встречи к минимально-необходимым масштабам, ограниченным необходимостью выполнения принципа «служить, защищать и хранить», изголодавшаяся по неформальному глубокому общению Виктория совершенно естественно и незаметно постаралась расширить установленные Александром рамки их взаимодействия и к вечеру тридцатого декабря, возвращаясь с Викторией на пассбусе из окраинного луна-парка, Александр впервые в душе назвал её своей близкой подругой, чего не делал со времени разрыва с Соколовой.

Тридцать первого декабря машина Александра Иванова за четверть часа преодолела расстояние до школы второй ступени, где училась Виктория. Школьники-дневальные, узнав гостя (Александр неоднократно инспектировал работу исследовательских звеньев научного факультета Малой Астроакадемии в отраслях, связанных с руководством людьми и разработками), пропустили его на территорию и в здание культурного центра. С первыми аккордами увертюры Александр безмолвно вырос слева и чуть сзади Виктории, сидевшей среди своих подруг по потоку.

— Саша, ты? — девушка обернулась.

— Да. Я же обещал? — невозмутимо ответстствовал Александр, сохраняя спокойствие и не желая улыбаться.

— Молодец. Девчата, поприветствуйте гостя, это — мой ангел-хранитель. Теперь он — мой основной ангел-хранитель. — Виктория встала и поцеловала Александра в лоб, легко наклонив его к себе. — И очень, очень надёжный и нежный ангел…

— А мы его уже не раз видели тут, Вика, так что рады приветствовать как человека, сумевшего обуздать Навигационную Звезду и направить её усилия в более земное русло…

— Так вот кто меня называл впервые Навигационной Звездой…. Ну, подруженьки… — Виктория нахмурилась.

— Не обижайся, Вика. Это — наши мальчики постарались, а нам — просто понравилось. Отпускаем вас из нашего тесного круга… Веселитесь, коллеги!

— Спасибо. — ответила Белова.


Виктория увлекла Александра в круг танцующих. Восемнадцать танцев — от вальса до румбы они были одними из лучших танцоров. Виктория про себя отмечала количество завистливых взглядов, но после восемнадцатого танца она решительно потянула своего кавалера из танцевального зала.

— Вика… — Александру явно не хотелось уходить.

— Саша. Делу — время, а потехе — только час. — с лёгкой укоризной проговорила Виктория.

— Ага, учёная дама снова проявляется… — сказав это, Александр сдался и последовал за девушкой без сопротивления.

— Она у меня — всегда на втором месте… Всегда рядом. — сказала Виктория, открывая тихо скрипнувшую дверь шлюза из танцевального зала культурного центра.

— Ладно, веди. — Александр подчинился стремительно шагавшей Виктории и подумал: «Не понимаю, ведь только восемнадцать танцев, я рассчитывал ещё на пятнадцать, а тут… Ладно, посмотрим, пока всё идёт хорошо и особого сближения не требует…»

Они вышли из здания культурного центра школы. Виктория решительно направилась к научному корпусу.

— Но тут этого корпуса раньше не было… — Александр напряжённо сличал по памяти хорошо известный ему генеральный план городка школы с актуальной реальностью. Выходило, что новый корпус построен самое большее — за несколько недель. Раньше тут, как прекрасно помнил Иванов, был высоченный забор, на котором по обыкновению не было никаких информационных щитов или иных поясняющих табличек. А теперь на приличной площади в окружении многочисленных деревьев и кустарников высился многоэтажный разноцветный огромный корпус.

— Да. Но — немного подожди с разоблачениями. Успеешь ещё. — Вика открыла входную дверь главного входа корпуса. В пустынных коридорах и холлах, по которым они прошли, шаги привычно приглушались шумопоглощающими покрытиями полов.

— Викта, может всё же объяснишь сие новейшее сооружение… Это что-то связанное с Большой Астрономией? — Александр оглядывался по сторонам и по некоторым признакам довольно быстро определил назначение корпуса именно так.

— Конечно. Это — наша работа, работа наших выпускников этого года. Новейший комплекс, позволяющий школьникам вплотную познакомиться с тем, что располагается за атмосферным щитом нашей Земли. Моя идея… Кроме того здесь теперь полно научных лабораторий по множеству других дисциплин и направлений. Сам знаешь, раньше было туговато с площадями, хоть и Научный факультет Малой Астроакадемии России. А теперь, после окончания этого строительства. — она довольно улыбнулась. — удалось таки расшириться…

— Ну ты даёшь… Откуда такие идеи берутся?… — Александр прекрасно понимал, что даже торпедоподобная в достижении цели Виктория не смогла бы в одиночку поднять такой проект, но привычно выделял лишь роль своей новой подруги в этом деле.

— Отовсюду. Ты даже не представляешь, Саша, сколько идей, рожденных в прошлые века сегодня могут получить, должны получить и уже получают право и возможность быть реализованными. Я поработала в «Архивах Времени» Информационного кольца Хранилищ России и убедилась в этом глубочайшим образом. Да и не одна я работаю, нас немало, почти вся старшая школа. Мне самой теперь практически приходится только адаптировать безумные идеи к нашим возможностям и найти пути реализации. Остальное сделает сам процесс развития, поддержанный разумом и трудом многих моих коллег-школьников и их наставников…

Они вошли в огромный круглый зал. Виктория сняла со стены небольшой пульт, нажала сенсор и приглушённый желтоватый свет софитов исчез, уступив место глубокому полумраку.

— Что ты делаешь, Викта?!.. — с лёгкой степенью озабоченности в голосе спросил Александр.

— Что будем смотреть? — ответила отошедшая к выросшему из пола пюпитрообразному пульту девушка, почти неразличимая во мраке. — Это — главный зал комплекса «Планетарий». Уловил? Так что заказывай.

— Небо над Московском в эту ночь… — спокойно ответствовал Александр. Он поступил стандартно, ему просто хотелось чтобы полумрак уступил место хоть какому-нибудь, но свету.

— Нет проблем. — с лёгким шелестом на величественной полусферической поверхности купола распахнулось звёздное небо.

— Потрясающе. А…

— Сделаем. — сверкание звезд покрылось мелкой координатной сеткой, пролегли все известные на тот момент трассы космических кораблей — от магистральных путей до трасс разведки Солнечной системы и галактики… — Как, командир, ориентируетесь?

— Без проблем.

— Посмотрим. — Виктория в полутьме надавила ещё один сенсор и пол под ногами превратился в холодную черно-синюю бездну, где тоже светились мириады звезд. — Теперь мы — не на Земле, а в Космосе, недалеко от Плутона. Куда желаете полететь, командир? Можно, конечно, традиционно, к Альфе Центавра, а можно и на сотен пять-восемь парсек дальше… Для первого броска во Вселенную данного радиуса, думаю, хватит, к тому же можно полететь… В любую мыслимую и допустимую сторону.

— Выбери сама, Викта. — улыбаясь ответствовал Александр.

— Ладно. Планетная система Веги… — Виктория набрала что-то на пульте. Картинка вокруг сменилась. — жалко, что столь привлекательная для наших земных глаз звёздочка на самом деле не слишком приветлива… — Вспыхнувшие на куполе таблицы, диаграммы и схемы подтвердили её вывод — условия в данной звездной системе были мало похожи на курортные. Александр освоился в полумраке зала и теперь все больше успокаивался, дивясь огромности проведённой работы.

— М-да… И это всё великолепие…

— Этот главный зал со всей мыслимой начинкой — моя личная работа от начала до конца. Работу других людей я не показываю — она ничуть не хуже. Главное — то, что эта моя идея реализована и я могу заняться реализацией других многочисленных задумок…. Жалко, столько времени жизни прошло в этой школе, а я отблагодарила её только этим… И всё этот неожиданный скачок…

— Какой такой скачок, Викта?

— Я когда-нибудь расскажу тебе многие, если не все подробности. Пока прими только гипотезу о скачке и не расспрашивай меня… Я сама не во всём полностью разобралась… — просящий взгляд Виктории Александр отметил даже в снова сгустившейся полутьме зала. — Ладно, командир. Об остальном — в другой раз. — Виктория надавила на ручном пульте красную клавишу и в зале зажёгся тусклый свет. Лампы, постепенно разгораясь, щадили глаза людей от неприятного резкого перехода. — а сейчас не хочешь ли перекусить? У нас тут — весьма приличное кафе…

— Охотно.

Ужин в переполненном кафе в культурном центре прошел в молчании. Александр изредка мягко сканировал взглядом лицо девушки, отмечая её напряжённость, скованность и нежелание ни о чем говорить и что-либо выслушивать. Отметив это нежелание, Александр молча спокойно подчинился.

Но едва только они отошли от дверей кафе, Виктория сказала тихим и несмелым голосом, в котором прорезались незнакомые ранее проникновенные просящие неуверенные нотки: несгибаемая скоростная Учёная Дама наконец отступала в тень, уступая естественной Виктории:

— Знаешь, Саша, с тех пор, как мы с тобой знакомы, меня не покидает желание выговориться. Облегчить душу, так сказать… Я понимаю, по-твоему, вполне возможно, прошло ещё слишком мало времени с момента нашей первой встречи и ты вполне можешь счесть меня недопустимо поспешной в деле сближения, но я прошу тебя только об одном — выслушать… Если ты считаешь, что я этим навязываюсь, то… — Виктория едва сдерживалась от распиравших её слёз отчаяния, прекрасно понимая, что через каких-то два дня просить о таком уровне общения представителя доселе почти что ненавистного мужского племени — для неё есть верх глупости и самонадеянности.

Но Александр не проявлял ни нервозности, ни поспешности. Он спокойно и даже безучастно выслушал её, не стремясь обнять или прикоснуться к девушке:

— Виктория… Сегодня всё же Новый год… Может быть лучше… — спросил он мягко, придав тону голоса обволакивающий характер.

— Ты прав. — Виктория уловила паузу в речи спутника, помолчала с минуту, успокоилась. — Рассматривай эту фразу как перспективную просьбу о конфиденциальной беседе…

— Хорошо. Тогда, может быть… — Александр хотел предложить встречу в его квартире под охраной Зирды и Бритса.

— Нет, мне бы хотелось по многим причинам — на нейтральной территории. Мне не хочется усложнять жизнь твоим домашним, хотя твоя Зирда — лучшая охранница из всех, кого я только знала из собачьего племени. А Бритс… Его стремлению представиться мне несмышлёным игривым котёнком можно только позавидовать и порадоваться — ведь я знаю, что такое он делает только в моём присутствии. А в остальное время это архисерьёзный кот.

— Катер устроит? Хотя зима… — в душе Иванов уже нисколько не сомневался, что Виктория осведомлена об истинных размерах благосостояния его семьи.

— Вполне. — помолчав, сказала Белова. — В затоне почти никого нет, место для беседы — идеальное. Спасибо, Саша.

— Не за что. Вернемся в основное здание культцентра? Скоро ведь новый год…

— С радостью.


Давно уже на Земле новогодние праздники в очередной раз превратились из чисто семейных в общественные — несколько веков устойчивого совершенствования сообществ людей сделали свое дело: узкие семейные мирки разомкнулись и люди шагнули друг к другу с раскрытыми ладонями и сердцами.

Никто, конечно, не запрещал, да и не мог запретить людям проводить старый год и встретить новый год среди ближайших родственников, но молодёжь уважала желание старших повеселиться в своем кругу. Родители Александра и Виктории познакомились и подружились и теперь в этот день проводили общий праздник в одном из кафе Московска.

Праздник удался на славу. Александр проводил Викторию домой на своей машине и вернулся к себе. На часах было половина третьего ночи, город Московск утопал в праздничных огнях, гулко бухали в отведённых и заранее всем известных местах фейерверки, кое-где был установлен и приятный безопасный полумрак. Приняв душ, Иванов лёг и сразу заснул. Надо было дать отдых телу и мозгу, благо первого января в России уже давным давно не работали никакие организации и учреждения, кроме тех, которые входили в Тревожное Кольцо.

Послезавтра, второго января предстояло окунуться в работу по доводке «хвостов» и управлению делами факультета командирской подготовки Малой Астроакадемии. В школе были уже объявлены традиционные с незапамятных времен двухнедельные каникулы, но Академия продолжала работать в прежнем ритме.

Впереди была возможность получить настоящее офицерское звание в структуре Астроконтингента Земли — совсем недавно Малая Астроакадемия получила сертификат соответствия уровней подготовки требованиям Звёздной Академии Евразийского региона и Центральной Планетной Звёздной Академии в Монтевидео. Предстояло ускориться и поработать ради таких перспектив, путь к которым занял больше четырех лет школьного бытия…

Александр Иванов и Гера Чхеидзе. Предупреждение о прошлом Виктории

— Александр! Иванов! Можно вас. — Шагавшего к выходу из своей школы Иванова окликнул смутно знакомый голос. Обернувшись, юноша узнал говорившего — Георгий Чхеидзе, ас корреспондентской и журналистской работы.

— Здравствуйте, Георгий. — Иванов остановился и подошёл к стоявшему у окна юноше. — Чем могу?

— Можно с вами поговорить? Вы не торопитесь?

— Разговор будет…

— О Виктории. — тихо произнес Георгий. — И, конечно, не здесь, в коридоре. Идёмте к вам на этаж психологической службы, в «беседку».

— Хорошо. — Александр кивнул. Они быстро преодолели путь до владений Службы психологии и вошли в небольшую комнату, предназначенную для приватных бесед. Георгий закрыл дверь, включил изоляцию и пододвинул к дивану кресло. Иванов сел на диван, но в его позе не чувствовалось расслабленности. Имя Виктории, прозвучавшее из уст Чхеидзе, показало ему, что мастер-журналист хочет рассказать ему что-то из того, что сама Виктория могла тщательно скрывать.

— Александр, вы отметили у Виктории маячок?

— Да.

— Я должен вам рассказать о том, с чем было связано его появление. Вы небезразличны Виктории настолько, что данный рассказ просто необходим, чтобы вы поняли многое. Она, по понятным причинам, не будет вам многое рассказывать, люди, спасшие её и принадлежащие к Медкорпусу России и иным спецслужбам пока не видят необходимости давать свои версии и потому я хочу пояснить вам многое из прошлого пути Виктории.

— Вы о ее коконе?

— Да. Честно говоря, Мужское братство не считает возможным приближаться к Виктории ближе гостевого уровня — это сразу травмирует ее. После случившегося тогда.

— Рассказывайте. — кратко ответил Иванов.

Услышанное потрясло его. Чхеидзе как профессионал-корреспондент за получасовое изложение смог втиснуть столько информации, обойдясь только голосом без технической поддержки, что… При этом сумел изложить случившееся с Викторией так, что Иванов буквально видел всё с разных точек, посекундно, с глубочайшим подтекстом. Чхеидзе знал, какое впечатление произведёт его рассказ на Иванова, знал в мельчайшихподробностях, поэтому, умолкнув, не стал даже двигаться и смотреть в глаза своему собеседнику.

— И тогда она влилась в программу защиты женщин? — проговорил Иванов, глухо и отстранённо.

— Влилась — слабо сказано. Её титул вице-королевы психологии говорит о том, что она стала её катализатором и серцевиной. В масштабах отдельно взятой школы и родственников всех учеников и педагогов. — тихо сказал Георгий.

— И этот Гугнев…

— Стал рубежом, после которого над горизонтом взошла настоящая Навигационная Звезда. Мы получили шанс, Саша, такой шанс, что… — у обычно знающего тысячи слов Георгия просто не нашлось достойных словесных аналогов для выражения всей бури чувств и ощущений… — Что любого, кто прикоснётся к Виктории грязно, разложат на атомы без возможности восстановления. Помни об этом, Саша. Она к тебе неравнодушна, но у неё есть и первая любовь, как у всех у нас. Ричард первым принёс ей клятву верности, назвав Первой… Для неё он тоже стал Первым… Стань для Виктории не первым, а основным, главным другом, Саша. Насколько я тебя знаю, насколько я в тебе разобрался, ты это можешь сделать лучше всего. Она… Она достойна лучших из нас, членов Мужского Братства, но выбрала она тебя… При всей нашей тупости и глупости Мужское Братство, разбираясь в причинах её выбора, также явно указало на тебя… Как на наиболее вероятного кандидата… — Георгий помедлил, собираясь с мыслями и, видимо, меняя направление в своём дальнейшем изложении. — Эта психологическая травма, после похищения, нарушила в ней установку на многодетность… Боюсь, что даже дочь у неё может быть только одна, но именно её дочь и примет на себя, унаследует всю мощь сути своей матери…Сыновья, понятно, тоже будут уникальными, но дочь… Она сможет быть настоящей Королевой Человечества…

— Откуда такое, Гера?… — потрясённо воззрился на собеседника Александр. — Откуда такие сведения?

— Она уникальна, Саша. — грустно усмехнулся Георгий. — А от уникальных людей все другие люди ждут подвигов и славы. Но для нас, для Мужского братства она не уникум — она человек, наш человек, за которого мы переживаем и боимся. Мы знаем, что она взрослеет, что она хочет близких отношений… Близких, не платонических… Хочет и… И боится… И она знает о нарушении своей собственной установки на многодетность. Потому прошу тебя, Саша, не гони, не форсируй ситуацию… Дай ей возможность самой разобраться в себе и плавно, ненасильственно достичь момента, когда она сама будет готова к близости… Не надо торопиться с этим… Об остальных девчатах я не говорю — ты, я это твёрдо знаю, не сторонник лёгких необязательных связей и взаимоотношений. Сделай так, чтобы Виктория не обманулась в тебе и ты увидишь её в настоящем, звёздном свете. Это дорогой подарок и она хочет сделать его именно тебе. Ирма Левицкая, которую она уговорила оставить ребёнка, сказала, что Виктория была единственной, кого она послушала в этой непростой ситуации. Я ей верю. Мы ей верим. Ты знаешь об этом случае, вижу. Дай возможность Виктории быть спокойной за тебя в этом плане. Она одна способна заменить всех девчат, какими бы совершенными они ни были. Но она заменит их тому, кто будет полностью достоин ее. И ты пока что лидируешь в этом списке. Любая девушка нашей школы горло перегрызёт любому за Викторию. О парнях я не говорю — сам знаешь, что они способны сделать с обидевшим такого человека субъектом. Пойми, мы все очень боимся за Викторию, она для нас очень дорога и ценна. Она сейчас медленно набирает свою истинную форму и мы хотим облегчить ей этот процесс. Она выбрала тебя, Саша, в этом мы ей не мешали никоим образом. Это её право. Сделай так, чтобы об этом своем праве она никогда не пожалела, Саша. Я прошу тебя об этом, одноклассники просят тебя об этом, Мужское и Женское Братства нашей школы просят тебя об этом. Не отвечай ничего, не надо, слова здесь лишние. Просто… просто сделай её немного счастливее… Она достойна лучшего, Саша. — в глазах Георгия плясала синусоида острого сопереживания. Иванов не двигаясь с места читал состояние собеседника и понимал, что всё сказанное им — полная, сущая правда.

Расстались они молча и тихо. Александр первым ушёл с этажа Службы Психологической поддержки, ушёл служебным коридором, выводившим через два контрольных пункта прямо на улицу, к воротам Периметра школы. Так было надо в тот непростой момент, чтобы избежать ненужных встреч и разговоров.

Александр Иванов. Сближение с Викторией. Доступ открыт. Единение

Двухнедельные Рождественские каникулы этого календарного года надолго запомнились Александру Иванову странным вызовом, пришедшим к нему от Виктории. Второго января Александр с восьми утра и до одиннадцати вечера пропал в коридорах и лабораториях Пилотского факультета Малой Астроакадемии и подумать о чём-то другом, кроме рабочих моментов не было никакой реальной и даже мыслимой возможности. Попав к себе в «квадрат» поздним вечером, Александр рухнул в постель практически без сил — служба в Астроакадемии не предполагала расслабления и благодушествования и с каждым годом гайки закручивались всё туже, на что курсанты Академии смотрели совершенно спокойно — российская традиция максимальных уровней сложностей и опасностей проявлялась здесь с особой силой.

Утром в восемь часов Александр уже был на пульте главного тренажёра пилотского факультета — предстояло обкатать программу полной реальности в новых режимах. Такая сложная работа потребовала почти полного светового дня. Вечером третьего января в кабинете Александра раздался приглушённый зуммер прямой связи. Иванов оторвался от написания очередного абзаца отчёта о проделанном эксперименте на главном тренажёре и с удивлением посмотрел на вспыхнувшую на главном кабинетном экране синюю надпись: «Только речевой контакт. Без телевидения».

— Слушаю. — произнес Александр спокойным тихим голосом.

— Саша, это я. — раздался тихий голос Виктории. Перебравший в доли секунды все известные ему информматериалы по модуляции человеческого голоса, какие только нашлись в памяти, Александр понял: случилось что-то серьёзное. Виктория, как он смог понять за очень короткое время, не любила в таких случаях шутить и тем более — использовать своих приятелей и знакомых в качестве бесплатной рабочей силы или бесплатного средства решения своих личных проблем.

— Да, Вика.

— Я сегодня что-то слишком хандрю. Если можешь, приезжай. Я одна, родители с братьями и сестрами позавчера на пять дней укатили в Углич, там у отца близкие родственники.

— Но… — Иванов посмотрел на часы. Было восемь тридцать вечера и за окном уже давно было достаточно темно, чтобы сразу понять — наступил не вечер, а ночь.

— Саша. Я тебя очень прошу. — так же тихо произнесла Виктория, поняв, что Александр обдумывает её слова. — Мне всё равно сколько сейчас времени и насколько темно на улице. — пояснила она.

— Хорошо. Через полчаса буду. — ответил Иванов.

— Дверь я оставлю открытой. Закроешь, как придёшь. Мне что-то нездоровится…

— Буду скоро. Жди. — сказав это, Александр надавил сенсор отбоя и тут же нажав другой сенсор, связался с отцом, по обыкновению допоздна работавшим в своем кабинете: — Пап. С Викой что-то не то. Я поеду к ней.

— Хорошо. Действуй. — отозвался отец и отключил связь. Даже этих кратких фраз хватило, чтобы понять — отец всё знает и полностью доверяет разуму и чувствам своего сына.

Переодевшись в другой костюм и открыв дверь своего кабинета, Иванов с удивлением увидел на пороговом коврике Зирду, вскочившую при виде хозяина. «Спокойно, Зирдуша. Охраняй наших. Мне надо отлучиться. — произнёс он, направляясь к гардеробу и одевая тонкий тёплый зимний комбинезон с капюшоном. Термометр метеоцентра, табло которого были в любой комнате огромной квартиры, показывал минус пятнадцать градусов — обычная январская температура. — Не волнуйся, я скоро буду». - добавил он, жестом разрешая собаке возвращаться на место. Та внимательным взглядом окинула своего молодого хозяина, повернулась и потрусила к своему коврику у главной двери холла. Александр выскочил за входную дверь, зная, что через две секунды умная автоматика сама закроет проём, заблокирует замки и включит охрану.

Через пятнадцать минут он был уже у дома Виктории, а ещё через три — входил в шлюз её этажа. Вот и полуприкрытая дверь, за которой угадывался полумрак. Закрыв за собой дверь, Иванов быстро сориентировался по мерцавшим зеленоватыми отсветами путевым индикаторам и направился в квадрат, где обычно обитала Виктория.

Он нашёл свою подругу в постели, озарённой едва теплившимся светом софита. Приблизившись почти вплотную, Александр наклонился:

— Вика, что случилось? — тихо спросил он. — Где болит?

— Это другое, Саша. Садись. — так же тихо ответила девушка, приоткрыв утомлённые глаза. — Это не физическое, точнее — не только физическое нездоровье. — заметила она. — Садись же.

— Момент. — он сбросил зимний комбинезон на стоявшее неподалёку кресло, пододвинул стул, сел и взял в свои ладони обе руки подруги. Организм привычно выполнил сканирование активных точек тела другого человека и мозг выбросил на экраны памяти краткое резюме. — Вика, ты определённо не здорова. — Александр, уяснив полученную информацию, внимательно вгляделся в лицо Виктории.

— Пустяки, Саша. С тобой рядом это действительно пустяки. Посиди со мной рядом. Немного.

— Хорошо. — Александр сел поглубже на кровать.

Около часа они провели в молчании, только внимательные взгляды выдавали их тесное общение. Так впервые Александр понял, что Виктория нуждается в нём гораздо чаще, чем это можно было бы представить, зная протокольные требования и дружеские рамки. Александр знал многое о том, как жила Виктория до встречи с ним, что ей пришлось переживать в школе. Он понимал, что при таких обстоятельствах она ещё долго не даст ему разрешения на близкий доступ и не стремился форсировать события — было предостаточно возможностей дистанционного общения. Очень много возможностей. Но тогда, в тот январский вечер, это было просто молчание и напряжённые взгляды друг на друга.

Виктория обрадовалась, увидев своего друга рядом с постелью. Её, привыкшую отшивать юнцов, на этот раз нисколько не смутила интимность незапланированно созданной ею самой обстановки. Она хорошо знала, что Александр не пойдёт ни на какие развязные приставания и никоим образом не будет посягать на неё.

В тот день, вернувшись из лабораторного комплекса школы после серии астрофизических экспериментов, она почувствовала себя очень одиноко и от этого щемящего чувства долго не могла найти никакого подходящего средства. Только тогда, когда её пальцы сами исполнили несложный пассаж на клавиатуре комнатного пульта связи и высветился знак готовности адресата к установлению заказанного типа связи, она осознала, что единственным человеком, который может её теперь восстановить из полуразобранного состояния и вернуть к жизни, является Александр Иванов. В тот день она поняла, что имеет все права назвать его своим со всем могучим и крайне важным для неё самой подтекстом и значением. И ещё она глубоко поняла, что потерять его уже никогда не сможет без вреда для себя. Всё это осознание заняло несколько секунд, но к нему она шла все те несколько насыщенных до предела событиями — внешними и внутренними — дней, начиная с того момента, как она оказалась на перроне рядом с незнакомым юношей. Теперь, ощущая гнетущую неработоспособность, Виктория хотела только одного — чтобы Александр как можно скорее оказался рядом с ней. Её рука зависала над клавишей установления соединения на консоли, её мозг пытался противостоять слабости и одновременно выстраивал схему будущего разговора. Виктория и верила и не верила в то, что Александр тот, кто ей действительно нужен. Ей очень хотелось, чтобы именно он подтвердил или опроверг её ожидания и надежды. Тем самым она давала ему право выбора. Первому мужчине, который оказался немного больше достоин её доверия среди окружавших её всё это время. Она не хотела давить на Александра даже тогда, когда ею владело единственное желание — не отпустить его от себя теперь даже на несколько минут. Кому как не ей, учёной даме, было прекрасно известно, что такое стандартное развитие ситуации. Но теперь она бы не сказала, что ситуация стандартна. Нет, теперь это не просто стандартная ситуация, это только её, Виктории Беловой, ситуация. Палец уткнулся в сенсор со знаком «ввод», короткий и такой ёмкий диалог и настало время краткого ожидания. Виктория едва смогла успеть уместиться в кровати и выключить свет в квартире и в комнате, оставив софит… Наконец она ощутила рядом с собой присутствие Александра и немного успокоилась, обратившись в ожидание.

Александр сидел неподвижно. Он мягким взглядом раз за разом касался лица девушки, запечатлевая где-то в глубине подсознания её образ. Конечно, в неярком мятущемся свете едва теплившегося софита её лицо напоминало лик, сходный с теми ликами, какие он неоднократно видел на иконах, но то были лики истинных святых, а перед ним была реальная девушка, становившаяся для него с каждым часом всё более и более дорогой.

Её руки, сильные и нежные одновременно, доверчиво покоились в его ладонях и Виктория не убирала их. Иванов знал — через них тоже идет информация — и от него к ней и от неё — к нему. Он не удержался, быстро склонился и поцеловал тыльную сторону кисти правой руки Виктории. Девушка отреагировала спокойно и, как ему показалось, безучастно.

Но он ошибался. Когда его губы коснулись её руки, сильнейший разряд прошил тело Виктории. То, о чём она раньше только мечтала, то, о чём раньше не могла и помыслить как о чём-то реальном, произошло. Напряжённый поиск завершился: рядом с ней сидел родной по духу человек. Тот, какого она настойчиво искала всю свою недлинную жизнь. Тот, который встал рядом с ней, не посягая на неё и не стараясь изменить её в угоду своим интересам. Тот, который раз за разом даже фактом своего существования помогал ей жить и действовать.

Виктория знала, что молния, прошедшая от ступней до макушки и обратно, совершенно незаметная внешне, означала рубеж в её жизни. Очень многие юноши могли и хотели добиваться именно такого уединённого свидания с ней. Очень многие могли желать идти по стандартному сценарию. И только Александр поступил по-другому, и не так, как многие из тех, которые тоже уважали её личностный и телесный суверенитет. Он пошёл дальше их, став не только спутником, но и другом. Тем другом, который был достоин такой её девичьей открытости, такой манящей и опасной уединённости. Такой её беспомощности, вызванной обычным приступом усталости после месяца напряжённейшей работы и четырёх дней не менее напряжённых, насыщенных общением и заботами выходных и праздников.

И вот теперь Александр рядом с ней. Её руки находятся в его руках и он ласкает её лицо не своими руками, а своим тёплым и участливым взглядом. Какое тепло исходит от его ладоней и идёт прямо в её руки, доходя и до сердца, и до души, и до разума. Какое приятное тепло… Виктория в изнеможении закрыла плотнее глаза и Александр, отметив это, не стал убирать свои руки. Он хотел, чтобы Виктория заснула.

Он понял, что она просто смертельно устала, догадался, что такие приступы усталости у неё, живущей подобно натянутой тетиве, бывают достаточно часто. И он понял так же, что теперь её усталость стала его главной заботой. И был рад и горд тому, что Виктория перед ним, Александром Ивановым — не неприступный и архихолодный в своем сознании несовместимости с ним, с мужчиной, представитель «второй цивилизации», а обычная девушка, открывшаяся ему в своей слабости, позволившая ему присутствовать не тогда, когда она, носительница тайны цивилизационного, вне любых сомнений, уровня, почти непобедима, неуязвима и всезнающа, а тогда, когда ей, как любому обычному земному человеку, требуется долгий и глубокий отдых после напряжённой работы.

Виктория заснула. Иванов несколько часов просидел у её постели, стараясь обходиться минимумом движений. Сквозь сон Виктория отмечала его присутствие и чувствовала тепло, исходящее от него и направленное к ней. Она догадывалась верхним женским чутьём, что он понял причину её вызова, знал теперь подтекст своего присутствия здесь. И она всё глубже и глубже погружалась в приятное осознание того, что теперь она не одна — рядом с ней — Александр, мужчина, взломавший впервые за долгие годы ненасильственно и приятно её инстинктивную броню отчуждения.

Иванов покинул квартиру Беловых только после того, как неяркие цифры часов регионального времени, установленных над входом в спальню Виктории сложились в сообщение «03:00». До шестичасового подъема оставалось совсем немного времени и Александр догадывался, что теперь крепко уснувшая Виктория в безопасности. Прикрыв дверь её квартиры, он спустился вниз и в половине четвёртого уже входил в свой кабинет, сопровождаемый полусонным взглядом Зирды.

Александр Иванов и Виктория Белова. Разговор на катере

Десятого января Виктория связалась с Александром по видеофону и попросила принять её на катере в пять вечера. Раньше она не могла — внепрограммный приём-поиск Всемирного кольца Астрономической разведки пропускать было нежелательно.

Александр согласился с немногочисленными высказанными доводами своей подруги и в четыре часа дня уже был в затоне. Просторная каюта была прибрана с наивозможной тщательностью. Стоявший на берегу катер был почти единственным — остальные суда владельцы ежегодно перевозили в ангары, а Ивановы полагали, что тяжёлый катер типа «река-море» вполне выдержит мороз средней полосы — до минус тридцати пяти градусов.

Точно в четыре пятьдесят пять прибыла на двухместном мобиле Виктория. Александр помог ей взобраться по крутому трапу на борт и сразу провёл в каюту. Одобрительный взгляд девушки сказал ему, что старания не были напрасны. Виктория уселась на диван в угол и подтянула колени к подбородку, обхватив их руками. Александр, неплохо изучивший характер своей подруги, понял, что ей нужно сосредоточиться и, стараясь не шуметь, поднялся в рубку. Надо было включить корабль в режим «четверть-расконсервации», задав контролируемый автовозврат к схеме полной консервации, чем Иванов и занялся, поглядывая на индикаторы безопасности — с недавних пор он стал обращать особое внимание на защиту и безопасность, если рядом была Виктория.

— Саша, можно тебя? — Виктория связалась с ним по внутрикорабельной трансляции.

— Конечно, Вика. — ответил Иванов. — сейчас спущусь.

Когда он вошёл, Виктория уже не была настолько скованна и только её погасшие глаза говорили о том, что разговор будет тяжёлым. Садясь напротив, Александр взял в свои ладони правую руку Виктории. Та не убрала руки и её просящий взгляд встретился с мягким вопрошающим взглядом Александра.

— Саша, я должна сказать об очень многом тебе одному и тебе первому из многих мужчин, встречавшихся мне на пути в моей недлинной жизни… Мне это трудно, ты же знаешь или догадываешься о том, как ко мне относились достаточно долго… Сначала — простое непонимание, потом явное неуважение, затем — открытое презрение и почти изоляция… Я знаю, здесь срабатывают жестокие и неумолимые законы человеческой конкуренции, но мне от этого нисколечки не легче. Я не очень склонна показывать какие-либо эмоции, я держу их под контролем, но… Саша, я должна теперь сказать совершенно откровенно — только с твоим появлением я поняла, что могу чувствовать себя комфортно и свободно… Только ты дал мне возможность поставить прочные и надёжные ограничители и заграждения на всё, что из года в год ранило мне душу и сердце, не давало покоя и сна…

Я знаю, Саша, что не могу, не имею права просить большего: твоё появление и пребывание рядом со мной на протяжении последних дней и так слишком большой подарок судьбы. Но я очень прошу, Саша, не чувствуй себя связанным какими-то обязательствами. А я знаю, что ты дал обязательство в отношении меня не кому-нибудь, а моему отцу. И потому я, как причина этого обязательства, говорю тебе, что ты можешь быть свободен от него тогда, когда пожелаешь. Я знаю, что такое мое заявление для тебя будет неожиданным, но за эти дни я многое узнала о тебе и потому считаю, что так будет лучше.

Я знаю, ты никогда не хвастался и не говорил ничего о своём общественном положении, о своей учёбе и деятельности во многих областях. Мне, честно сказать, было приятно узнать самой обо всём этом. Приятно, поскольку я выслушала от парней немало традиционных хвалебных речей, которые на самом деле были дутыми и лживыми. Эти парни, конечно, всего лишь набивались ко мне в ухажёры… Взамен они хотели сначала бесплатной помощи в учебе, а потом… потом, закономерно для них — и плотских утех… Стандартный и горький вариант…

Ты прости меня, Саша, за то, что я, вполне возможно, не кажусь тебе слишком доступной и открытой… Я знаю, что в этом я тоже очень не похожа на многих других девушек. Я знаю эту свою особенность. Это — следствие моей прошлой жизни… Меня почти все люди считают и совершенно справедливо считают недотрогой, недоступной и архихолодной… Но я могу сказать только тебе, Саша, что иначе я просто не могу жить, существовать и действовать… Во мне сейчас не так уж много сил и средств, чтобы достойно ежедневно справиться с тем валом, в котором я вращаюсь… Во мне есть неясное чувство ожидания чего-то большого и значительного, того, что станет смыслом моей не такой уж и длинной жизни… И это чувство запрещает мне разбрасываться… Я боюсь, что и смерть моя не будет естественной. К сожалению, я это знаю слишком твёрдо. Но я обязана полностью и до конца выполнить свою задачу в этой жизни и уплатить за это свою высшую цену. — она сделала недлинную паузу, перевела дыхание и продолжила. — Ты сам знаешь историю, Саша, знаешь, сколько поколений полегло в бесплодной борьбе со временем и пространством. Сначала — борьба с временем и пространством между родами, племенами, союзами племен. Потом — между народами и нациями, между государствами… Время и пространство… Это — основное проклятие для нашей цивилизации и это проклятие я обязана ликвидировать. Я хочу дать возможность людям выбраться из этой чугунно-железной безжалостной клетки. Я хочу подарить им не только Метагалактику, но и значительную часть Вселенной, той вселенной, где они не будут одиноки, где они будут окружены разумными существами и сущностями, где они смогут взглянуть на себя по-иному и понять о себе что-то очень важное, что раньше было скрыто от них. Я прекрасно знаю, Саша, что мои силы и возможности очень ограничены, но я должна сделать всё, чтобы положить начало слому этой многовековой порочной практики… Время и пространство наконец должны начать служить людям, стать их друзьями, а не врагами…

Боже, Саша, ты же сам, я убеждена, можешь понять глубоко, я это знаю, что такое двойная, тройная, пятерная ответственность. Но я не могу даже полно представить, и определить в цифрах, какая ответственность сейчас на мне… Этот размер адски тяжело даже просто представить, а не только понять. Ты прекрасно знаешь Закон Триады, Закон Развития, закон Усреднения и другие фундаментальные законы. Поодиночке эти законы сильны, но стократ сильнее они тогда, когда вместе… Я думаю, что скоро придёт время больших изменений… Я это чувствую и чувствую, что эти изменения будут трудными, опасными, но абсолютно необходимыми… Саша, мне нужна твоя помощь и поддержка… Ты знаешь о плёнках с Реликта? То, чего нет в открытых для всех информпрессрелизах?

— Конечно. — ответил коротко Александр. Успокаивающий тон его голоса понравился явно нервничавшей Виктории.

— И плёнка с изображением моей звёздной соплеменницы тебе открылась? — продолжала вопрошать Белова.

— Да. — твёрдо сказал Александр.

— Тогда — всё сходится. Во время «Зарева» в Карпатах, ты о нём, безусловно, и слышал и читал, и даже видел в записи, а я там была вживую, почти в центре полосы «зарева», так вот тогда неясный голос в шуме ветра… а в горах довольно часто бывают вещие ветры… сказал мне, что тот, кому пленка покажет этот кусок записи, будет важен и нужен мне…

— Вика… — Александр по дрожи в голосе Виктории почувствовал, что она почти достигла предела своих обычных возможностей.

— Не говори ничего, Саша… Ты же знаешь жестокую запрограммированность человеческой жизни… Потому я тебя спрашиваю прямо и чётко: ты сможешь быть рядом со мной достаточно долгое время? Это, к огромному сожалению — совсем не прогулки под луной, и даже — не вздохи на какой-нибудь скамейке… Это — прежде всего тяжёлая работа и она только началась во мне… Я знаю, что должна справиться с этой работой прежде всего сама. Но мне… мне нужна помощь… — Виктория запнулась, немного изменила тон голоса и потом неуверенным голосом продолжила. — Я не могу требовать твоей помощи, Саша, я могу лишь попросить, честно сказав о трудностях. Я просто спрашиваю тебя о том, готов ли ты к трудному пути вместе и рядом со мной? — её волнение достигло предела, за которым речь становится путанной и временами нелогичной, но Александр интуитивно восстанавливал нужную нить и продолжал слушать с неослабевающим вниманием, что безмерно нравилось устававшей все больше и больше с каждой минутой этого разговора Виктории. — Саша, милый, ты сам прекрасно знаешь, что люди с нашим индексом возможностей появляются нечасто. Мой официально известный индекс занижен лично мной очень круто, совершенно сознательно, он, как ты понимаешь теперь, намного выше фактически. Твой, я знаю это точно, тоже тобой официально очень и очень сильно занижен. Но я говорю не только об индексах возможностей, не о том, чтобы идти параллельными курсами, я теперь открыто и прямо спрашиваю тебя ещё и о том, готов ли ты к объединению наших усилий в единый луч, готов ли ты принять других людей, которые по праву совести и чести встанут рядом с нами чуть позже, но обязательно встанут?…

Я знаю, ты думаешь сейчас о том, что неоднократно уже в истории такое было, есть документальные свидетельства. Но ты знаешь также и о том, что в нашей замкнутой системе только таким способом можно набрать необходимое ускорение и развить усилие для достаточно необратимых позитивных изменений… Ты знаешь также, что по Закону Триады тот, кто много имеет, за очень многое и полностью несёт любую мыслимую реальную ответственность. Я знаю, я прекрасно знаю, что говорю слишком путанно, но я ещё сама не сформулировала достаточно четко всё это. Многое, очень многое из этого вала постоянно меняется и притом слишком быстро… Одной мне, чувствую, справиться будет трудно…

— Вика… Позволь мне. Ты вымоталась… Позволь мне… — Александр снова ограничился словами, исключив возможность дополнительного тактильного контакта.

— Да, Саша. Я умолкаю… — Ещё более запавшие глаза Виктории стали глубокими и бездонно-черными.

— Вика… Мой путь тоже не был усыпан лаврами от начала до сегодняшнего дня… В третьем, а точнее всего — пятом классе я чётко ощутил ясную потребность научиться руководить множеством людей. Пусть неумело, пусть топорно, но я начал. Я начал ещё раньше, до школы, с изучения окружающих людей. Они разные, но есть и классификация… Увы, разброс не слишком велик, ведь количество элементов ограничено.

Ты сказала, что не слышала лично от меня о моем пути… Но ведь я прошел этот путь не один, а с помощью других людей. Благодаря им, а не мне — обычному для нашего весьма обеспеченного и спокойного времени школьнику, наша школа завоевала такую известность и признание в Московске. Поэтому мне ценно то, что ты не акцентируешь внимание на моих достаточно скромных заслугах.

По сравнению с теми перспективами, которые ты описала сейчас, эти заслуги кажутся просто микроскопическими. Но я знаю, чувствую и хорошо понимаю, что по многим законам бытия такие люди, как мы, должны объединяться. Только в действенном единстве — наша настоящая сила. Поэтому я не буду раздумывать долго и скажу сразу: Вика, я готов предоставить тебе любую помощь и поддержку, какая только будет в моих силах. Я уже очень давно никому не даю никаких формальных и потому — необязательных обещаний, поскольку знаю, что они вредны и знаю также, что ты сама их просто ненавидишь, но скажу одно — по силе эта фраза равносильна настоящему обещанию. Но если нас двое…

— То обязательно будут другие… Ты Михаила Лосева знаешь?

— Да. Уникальный человек с генетической предрасположенностью к десантно-штурмовой работе. На него в Малой Астроакадемии чуть не молятся… Ему уже сейчас впору спецназом всей России командовать…

— Может быть, ему предстоит встать в наш строй… — проговорила девушка.

— Но… — Александр понял, что им, Викторией и Михаилом состав группы не ограничится и Виктория тут же подтвердила его ожидания:

— Скоро будет и четвёртый, но позже… Ненамного позже… а может быть и не четвёртый, а…

— Четвёртая?

— Не знаю, Саша, не знаю… — задумчиво и как-то натянуто-неуверенно сказала Виктория. — Давай не будем загадывать… Ну почему ты такой холодный… Я-то понятно, мне приходилось быть в плотной осаде по году, а ты…

— Мне, Вика, тоже несладко. Я не так уж и давно пережил разрыв с любимой девушкой. Тебе я теперь могу сказать — она стала моей первой любовью и дело вполне могло завершиться подписанием договора. Но, к счастью, я вовремя одумался. Сейчас об этом не хочу говорить — может быть, после… А что касается моей общественной жизни, которая стала моим спасением во время многолетнего нервно-психического и энергетического кризиса… Сначала вице-президент ВОСШ, потом Глава Совета выпускников… Расслабляться некогда, приходится экономить…

— Но… — Виктория, быстро развернув схему обязанностей по признакам, высказанным спутником, мгновенно поняла, что требует от сверхзагруженного универсала слишком многого и это, вне всякого сомнения, может ему дорого обойтись.

— Нет, Вика, для тебя — никакой экономии… — отрицательно покачал головой понявший выражение лица спутницы Александр.

— И ты хочешь… Я знаю, Саша, мы молоды, я знаю, что именно твоя идея была в очередной раз в нашей земной истории особо защитить женскую часть конкретного школьного коллектива в рамках общероссийской программы от всевозможных посягательств. Я знаю, что ты натянул на себя броню недоступности для любой женщины или девушки, которая закономерно и стандартно попытается пройти за предел служебности и простого рабочего партнерства… Всё это я знаю… Но я… но я тоже… не дала никому того, что от меня домогались. Господи, я снова должна говорить, как говорили в старину: я — чистая, Саша. И я готова дать тебе все, что ты, безусловно, заслужил… Плёнки и вся другая научная информация могут показаться форменной чушью, но сердце человеческое вряд ли возможно обмануть и на нашем уровне развития и технизированности… Я ощущаю, что именно тебе я могу дать всю себя без остатка… И я готова сделать это прямо сейчас… Слава богу, что у нас в этом нет былых проблем и ограничений…

— Вика… — с лёгкой укоризной произнёс Александр.

— Саша, я ведь знаю всё… И полностью тебе доверяю… И потому я готова… — вспыхнула девушка.

— Всё равно. — немного шокированный столь открытым и настойчивым предложением, Иванов без колебаний отказался. — Садись, Вика, садись только рядом со мной — Александр притянул девушку за руку к себе и она встала со своего кресла. — Пока что… Пошепчемся?

— Пошепчемся… — Виктория села на диван рядом с Александром и приникла губами к его уху. Иванов слушал заинтересованно. — Только я буду говорить о важном и главном не только для нас с тобой, для нас двоих, а о важном и главном для окружающих людей…

— Ладно, Вика.

Так прошло несколько часов. За это время Виктория рассказала ему о многих почти неизвестных большинству землян аспектах Карпатского феномена, ни словом не упомянув о своей роли и значении в этом явлении. Посерьёзневший Александр не торопился отстраняться…

— Вот так, Саша… — Викта закончила шёпот своей обычной фразой вполголоса. — Я тебе сказала многое только потому, что полностью тебе доверяю. Но я, получив твое словесное обещание, теперь, после этого рассказа всё же хочу знать предельно точно, действительно ли ты готов идти до конца… Знаешь, всё таки нас мало… Нас будет мало, нас пока что не может быть много и потому… Нас могут смять всеми способами… Независимо от того, где это случится — в России или в любой стране мира или на любой планете нашей Солнечной системы или на космическом корабле. Нас могут ликвидировать всех сразу… или поодиночке… очень быстро. Нас могут изолировать, мучить, пытать… Нас могут пытаться заставлять предавать… Нас могут пытаться превратить в бессловесных послушных животных, а точнее — скотов… Я знаю, я сейчас говорю страшные вещи, но то, на что мы с тобой с сегодняшнего дня направляем свои усилия тоже страшно непривычно для почти любого землянина, а значит вызовет ожесточённый отпор. Мы до сих пор не умеем толком и как следует развиваться, зато подавлять развитие научились в совершенстве… А наша с тобой задача теперь — весьма ускоренное развитие, в котором эволюция будет соседствовать с неизбежной революцией, а последняя людьми не всегда встречается бурными продолжительными аплодисментами, переходящими в овацию. — сказав последнюю фразу, Виктория обошлась без вполне понятной и уместной улыбки.

— Но…

— Саша, ты же прекрасно знаешь, что там, где появляются люди, возникает клубок противоречий, а там, где появляются противоречия, нужны неимоверные и искусные усилия для того, чтобы подняться на ступень выше, зато не требуется никаких усилий для того, чтобы пасть куда пониже… Тебе напомнить в развернутом виде про некий КГБ?

— Нет, знаю. Занятная была структура… Изучал в рамках спецкурса пилотского факультета Малой Астроакадемии.

— Она не была… — Виктория грустно посмотрела на собеседника. — Многие её звенья неизбежно унаследованы нынешней общепланетной и тем более — российской АПБ. И я лично, как и многие земляне, не доверяю этой организации полностью, хотя и знаю, что меня сравнительно давно очень плотно пасут, пасут несколько десятков людей из её служб и пасут притом практически постоянно. К сожалению такой кусок, как плёнку, АПБ России отказалась «зевнуть». Возможно, это внимание и полезно, а возможно, что оно архивредно. Единственные, кто знает всю информацию — я и мои папа и мама. АПБ, закономерно, знает не всё.

— И…

— И думаю, что ты понял меня, Саша…

— Гм. Понял.

— Вот и хорошо… Я поняла главное, Саша. То, что мы с тобой вместе всерьёз и надолго… Как надолго и как всерьёз — покажет время, хотя и тут выбор невелик…

— Да…

— Пошёл снег…

— Да… Скоро все следы будут заметны…

— Думаю, что следов не будет. Незачем…

— Какая собственно разница, Викта… Ты же сама как-то мне сказала и знаешь, что мы вынуждены играть за свои интересы и цели, а они вынуждены играть за свои. Так может пора окончить излишне озираться в поисках шпиков?

— Может и пора окончить излишне озираться, но никогда не вредно оглянуться и оглядеться по сторонам… Шпики тоже люди и должны понимать, что их тоже видно. Своеобразная плата за шпионаж…

— Ладно. Ты на своём двухместном? Я тебя отвезу… Мой двухместник пойдёт за нами на автомате.

— Польщена твоей заботой, Саша. Спасибо.

Александр Иванов. Осознание задачи. Начало Пути. Рядом с Викторией

Александр завёз Викторию к ней домой и отправился к себе на своём двухместном мобиле. Ему понравилась открытость Виктории, её готовность дать ему то, чего другие мужчины добивались бы годами, но одновременно его насторожила поспешность Виктории в деле такого уровня. Выходило, что она не чувствовала себя достаточно защищённой и способной к максимальной концентрации на главной задаче. А главной задачей — в этом Александр был теперь абсолютно убеждён — была двойная задача: коренная реконструкция земного человеческого общества, сопряженная с комплексным воздействием и одновременно с этим — объединение земной человеческой цивилизации на основе достигнутого уровня развития и знаний с инопланетными цивилизациями.

От величия такой задачи, поставленной перед Викторией неизвестно пока кем, у Александра Иванова захватило дух и он подумал, что решив подобную задачу Виктория обеспечит себе историческое бессмертие на протяжении жизни нескольких десятков новых поколений землян. О полном бессмертии речь не шла — наука ещё не могла опрокинуть в массовом порядке стасорокалетний период жизни человека. Но своими деяниями Виктория одна из первых могла опрокинуть этот предел и расширить его. То, о чём приходилось раньше читать в смелых книгах и информпрессрелизах, могло стать явью. Явью, цена которой — жизнь и здоровье Виктории Аскольдовны Беловой, простой школьницы, каких вокруг были тысячи и десятки тысяч. Простой школьницы, девушки и уже практически — взрослой женщины, поскольку, как Александр хорошо знал, только женщина способна решить подобную задачу или хотя бы начать её решать. Здесь требовались не красота, а глубокий жизненный опыт и отточенная годами рассудительность, доступные только зрелому возрасту.

И этой женщиной стала Виктория, вынужденная теперь в одиночку совмещать в себе Задачу и обычную человеческую жизнь. Конечно же, Иванов, пусть и ограниченно, понимал, чего стоило Виктории такое совмещение, понимал и то, что просить помощи она не может у любого из известных ей людей в силу своих собственных странностей и особенностей. Она неизбежно должна найти тех, с кем рядом она сможет активизироваться в необходимом ей режиме. Она их, этих людей, ищет на протяжении последних двух-трёх лет и пока что не находила.

Сформулировав этот вывод, Александр побоялся даже внутренне признаться себе, что Виктория наконец нашла первого человека — его, Александра Иванова. Он совершенно искренне и глубоко сомневался в своих возможностях и способностях помочь Виктории решить такую задачу и знал, что такое сильное и глубокое сомнение — лучшая гарантия от срывов и неприятностей, поскольку обещание, первое такое обещание в жизни Александра было уже дано и его следовало выполнять, ведь адресат такого обещания был женщиной, представителем доселе полностью изолированной от внутренних частей личности Александра «второй цивилизации». От таких проявлений сложившейся ситуации Александр быстро забыл о каком-либо глубоком покое и вскоре обрёл весьма сосредоточенный и озабоченный внешний вид.

Но ещё больше заботило теперь Александра то обстоятельство, что встретив его, Виктория Белова увидела в нём гораздо больше, чем он смог разглядеть сам. Увидела — и поверила безоглядно, как можно верить только в бога или в высшую идею или силу. А тому, во что так действительно веришь, по закону Развития следует отдаваться без остатка. И Виктория, как и любая женщина прекрасно знала, что единственное, чем она действительно, полно и реально может отплатить за такое, вне всякого сомнения — редкое в её жизни приятное событие — это продлить жизнь Александра в детях.

Виктория… Она уже сейчас, на пороге второй ступени совершеннолетия — восемнадцатилетия (первая традиционно наступала в шестнадцать лет) — была не по-девичьи умна, мудра и проницательна… Она даже не пыталась ничего изобрести нового в этой хорошо знакомой сфере. Она просто исполняла требования традиции и обычая: достойных мужчин земные женщины всегда воспроизводили и возводили в сан бессмертных через своих детей. То, что Виктория была крайне молода, её, как видел Александр, не останавливало в стремлении отплатить ему, первому достойному после отца мужчине за всё то немногое доброе, что он успел таки за несколько суток сделать для неё. И, учитывая её сориентированность на крайне сложную задачу, требовавшую всего человека без остатка, её желание как можно раньше обзавестись детьми вполне укладывалось в схему.

Она, эта учёная дама высочайшей даже по меркам нынешнего столетия квалификации, прекрасно понимала, что ей при её неизбежных и даже где то обычных нагрузках не суждено жить сто пятьдесят стандартных человеческих лет, которых достигали теперь почти все земляне. Тот, кто сгорает ради всех других людей, сгорает быстро — этот закон человечество пока никак не могло опрокинуть при всех своих потугах. А если Виктория твёрдо знала, что ей удастся жить так недолго, то она закономерно хотела поставить на ноги детей как можно раньше и потому так явно намекала на разрешение доступа к ней по такому поводу ему, Александру. Но такой жертвы он не мог от неё принять и искренне сомневался, что сможет принять на протяжении пяти ближайших лет.

Что-то очень серьёзное удерживало Александра от такого решительного шага и он догадывался, что он не может пойти на этот шаг по очень простой и одновременно — очень серьёзной причине: если Виктория родит сейчас, родит даже одного ребёнка, она, подчиняясь Закону сохранения энергии, будет лишена значительной части сил, необходимых ей для выполнения Основной задачи, поскольку эти силы войдут в её ребенка и во всех её детей и обратно к ней не вернутся. Потребуются годы на восстановление, а Задача может потребовать всю без какого-либо остатка Викторию намного раньше и тогда она рискует погибнуть, так и не выполнив своего основного и уникального предназначения. Предстояло окончательно выбрать — и, после разговора на катере, Александр твёрдо знал, что Виктория сама ещё не выбрала свой основной путь, колеблется между двумя возможностями: жизнью обычной женщины-землянки и жизнью Посла Земли.

То, что её настоящее, мало кому известное звание — не меньшее, чем Посол, Александр, изучивший вариативную историю земной цивилизации, знал твёрдо. Но при всем при этом Виктория оставалась землянкой, женщиной, обязанной выполнять свою глубинную программу, продолжать человеческий род. Издавна в России, а теперь уже и в большинстве стран планеты Земля существовал непреложный закон, что каждая женщина с нормальным развитием и наследственностью должна родить не менее чем трёх детей. Значит, она обречена на совмещение в себе этих двух задач и это грозило существенным сокращением продолжительности её жизни.

Конечно же, на Земле уже не существовали многие анахронистичные ограничения для отношений мужчины и женщины, что было возможно при реально действующих в постоянном режиме мощных выверенных системах воспитания и просвещения. Александр осознал, что Виктория, встретившись с ним, с Александром Ивановым, поняла о нём и о себе самой оченьмногое и за истёкшие дни вполне могла намекнуть или даже чётко и ясно объявить семье, что только Александр войдёт в её ближний охраняемый круг и станет отцом её детей.

Александр догадывался и о том, что обладавшая чудовищной информационной восприимчивостью Виктория внутренне и внешне подготовила себя к ураганному взрослению до уровня пятидесятилетней женщины за каких-то несколько лет… При её сориентированности на безусловное выполнение основной задачи такое было абсолютно обязательным: никто с Виктории не снимал общей для всех женщин планеты задачи — три ребёнка, не меньше…

Три ребёнка… Вопрос стоял не об этом — большинство нынешних землянок с лёгкостью выполняли эту почётную женскую обязанность, но Виктория была из многодетной семьи, многодетной семьи на протяжении десятка поколений… А при её нагрузках рассчитывать на то, что собственных сил и энергии хватит на пять-десять детей, не приходилось. Оставалось сконцентрировать всё на троих детях… Как же был прав Гера Чхеидзе, когда в ходе того разговора поведал Александру об этом аспекте жизни и судьбы Виктории.

И вот эта цифра — «три» беспокоила Александра уже сейчас. Три ребёнка — при том, что несколько десятков предшествующих данному человеку поколений были многодетными, то есть насчитывали минимум пять детей — обуславливали возможность очень болезненного удара по его психике. Теперь Александр чувствовал уже совершенно не отстранённо силу этого удара по психике другого, теперь уже бесконечно дорогого ему лично человека. Гера Чхеидзе, мастер журналистики раскопал со своими коллегами многое, чтобы дать возможность ему, Александру Иванову глубже понять силу переживаний Виктории. Тогда понять ещё только теоретически, а сейчас — уже практически.

И это было ещё одной причиной решения Александра отказывать Виктории в близости. Если сейчас истощить её рождением троих детей, то в будущем — а женщины теперь могли безопасно и безболезненно рожать детей до стадвадцатилетнего возраста, Виктория ежегодно будет остро сожалеть о своей поспешности… И допустить к Викте — так он решил её называть, так как слышал такое имя от её отца. — подобное сожаление ежегодно — означало предельно быстро состарить её. Александр согласился с мнением Геры Чхеидзе — Виктория сама должна повзрослеть настолько, чтобы даже три ребёнка были для неё не приговором, не кармой, а лучшим, что было необходимо прежде всего ей самой, а не окружающим. Пусть будут три ребёнка, но эти дети будут желанны и необходимы самой Виктории и они будут у неё только тогда, когда она сама того захочет. Никакого насилия, никакого давления, никакого чрезмерного ожидания — так решил Александр.

Ничто так не старило человека, как психические и психологические перегрузки. Земляне теперь не боялись никакой тяжёлой работы, но — работы физической. Могучая психическая сфера ныне охранялась и оберегалась намного больше. И перегрузки здесь очень строго дозировались и обставлялись густым частоколом систем и мер безопасности… Потому Александр старался максимально сузить круг моментов, при которых Виктория могла предложить ему пойти на близость. И уже не сомневался в том, что Виктория недовольна его холодностью, но ведь её главная задача от этого не переставала быть главной…

Карпатский феномен, ключом которого выступала Виктория, тот самый феномен, который на полгода стал главной темой восьмидесяти процентов объёмов информации всех российских и украинских каналов и сетей, звал к себе и требовал от призванных очень многого. И Виктория, оказавшаяся волею обстоятельств в центре Зарева, торопилась отдаться не Александру, а этому феномену, в очередной раз в человеческой истории отдав себя ради других.

Хрупкая, хотя и статная, слабая, хотя и несгибаемо сильная, она с усилием балансировала на «лезвии бритвы», стараясь успеть везде и всюду, подарить свою, вне всякого сомнения, недолгую при таких условиях жизнь другим… И в том числе ему, ставшему неожиданно быстро не только охранником, но и другом.

Рассудительный Александр понимал, что пока большую часть его обязанностей будет занимать статус охранника и не строил иллюзий, но всё происшедшее заставило его о многом задуматься. Засыпая под звон курантов Московска, отбивавших полночь, он с немалым удивлением отметил, что ко многому уже готов…

Виктория умудрялась очень многое скрывать в себе и Александр при всей своей проницательности не знал, как хотелось его новой подруге принадлежать только ему, Александру Иванову, принадлежать полностью, без остатка, двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году. Он догадывался об этом желании Виктории, но не знал, насколько это желание сильно и важно для самой Викты. По мнению Виктории он бы это понял, но тогда она не могла открыть ему всю силу этого желания — Цель требовала её всю без остатка.

Школа второго уровня. Выпуск. Вступление в гражданство планеты Земля

— Школа! Рав — няйсь! Смир — но! Для встречи Знамён школы! Равнение — нале — во! — команда руководителя Совета школы, педагога высшей планетной категории Григория Тимофеевича Макаренко моментально пресекла все разговоры и движения в чётком каре на просторном стадионе. Зазвучал «Встречный марш» и пять знамен медленно и величаво проплыли мимо всех педагогов и школьников: от немного онемевшего от школьного великолепия первоклассника до умудрённо взиравшего на знакомый ритуал выпускника. — Воль — но! Слово для ведения ритуала Торжественного обещания предоставляется первому заместителю Председателя Совета города Московска доктору обществоведения Илье Петровичу Катаринцеву.

— Приветствую вас, уважаемые педагоги, члены советов школы, выпускники и школьники. Сегодня — день Торжественного обещания, знаменующий переход ваших старших товарищей, выпускников этого года в число полноправных граждан планеты. Прошу выпускников этого года сделать десять шагов вперед и подготовиться к принятию Торжественного обещания.

Чёткая «коробка» из шести групп выпускников выполнила просьбу гостя и теперь все присутствующие могли видеть виновников торжества. Строй оказался как раз напротив знамённых взводов. Прозвучали первые фразы торжественного обещания, слаженно повторенные выпускниками… Короткие ёмкие формулировки настраивали каждого на особый лад. Отзвучала финальная фраза.

— Поздравляю новых граждан планеты с принятием Торжественного обещания! Пусть будет ваш путь по жизни исполнен чести, долга, мужества и любви! Счастья вам! Успехов! Новых свершений! — закончил свою речь Катаринцев.

— Выпускники! Сегодня школа по традиции запечатлевает всех вас на страницах Исторической летописи! К вам пришли все, кто вёл вас эти десять лет по дорогам знаний и совершенствования, кто сегодня уже консультант планетной Системы Образования. Разместитесь в главном амфитеатре. Председателю Совета выпускников Александру Иванову доложить о готовности групп к включению в Летопись!

Амфитеатр, исполненный в древнегреческом стиле, обычно использовался как одна из аудиторий потокового уровня. Но сегодня он был украшен так, как было принято только в дни очень больших торжеств. На уступах, освобождённых от столов и кресел, размещались выпускники, вокруг которых занимали свои места педагоги.

— От имени Совета выпускников тридцатого потока! Я, Александр Александрович Иванов, свидетельствую готовность выпускников к включению в Летопись школы! — юноша требовательным придирчивым взглядом прошёлся по ставшим родными коллегам и подтвердил готовность ещё раз, зная, что предварительный доклад пишется системой информационной поддержки школы в видео и аудиорежимах. — Всё готово!

— Софиты — выключить. Светокорректоры и корректоры волнового спектра — включить. Юпитеры! — раздалась команда Главного техника школы. Амфитеатр залил ровный свет. Трижды включались «молнии», повинуясь затворам регистраторов Летописи.

— Благодарим за доверие. От имени Совета выпускников — Александр Иванов. — юноша сказал финальную фразу, после которой официальная архивная запись прекращалась.

— Выпускникам — вольно! Через четверть часа — праздничный концерт! Благодарим вас! — голос распорядителя возвестил об окончании официальной части и начале культурной программы.

— Ну-с, коллеги, идёмте. Мы заработали этот праздник и пусть он будет на славу! — Александр повернулся к своему заместителю, Игорю Громову веди программу дальше, Игорёчек…

— А ты? — усмехнулся Игорь, поняв, что Александр элементарным образом хочет «слинять».

— Мои функции руководителя закончились с момента включения в Летопись Школы. Теперь я такой же выпускник, как и вы, а значит, имею право на свободный график… — ответил Иванов.

— Снова к таинственной незнакомке? Служить, охранять и защищать? — проявил осведомлённость Громов.

— Да. — не удивился вопросу Александр.

Громов кивнул:

— Успехов и спокойствия.

— Успехов всем, ребята! — Александр соединил руки над головой в прощальном жесте.


Да, Александр Иванов и в этот раз поспешил к Виктории, к чему его немного возбуждённые фактом вступления в настоящую взрослую жизнь коллеги относились спокойно и с пониманием — они часто видели Викторию на занятиях Малой Астроакадемии и её слава уникального человека не могла укрыться от проницательных слушателей центрального городка Малого Звездного вуза России. Впереди был месячный отпуск после получения офицерского сертификата, а пока пассбус вёз Иванова к школе Викты.

Отпуск после школьного выпуска. Виктория и Александр проводят его на даче Ивановых

В первый же день своего законного отпуска Александр Иванов проснулся непривычно рано — в четыре утра. Не спалось. Не спалось совсем, хотя вчера лёг в час ночи, и по всем канонам должна чувствоваться усталость. Лейтенантская форма приятно блестела на спинке стула, стоявшего возле кровати, погонами и перевязью, пилотка высунулась из под левого погона так, что золотая птица с двумя звёздочками, казалось, готова взмахнуть крыльями.

«Офицер Астрофлота России. Офицер Астрофлота Земли… И это ты теперь, Сашка. Четыре года учебы с седьмого по десятый класс и вот — закономерный, такой желанный и важный результат. Не сержант, не старшина, не прапорщик, а лейтенант… Но пугать Вику я этим великолепием не намерен. Она и так вздрагивала, едва я появлялся пред её очами в астрофлотской форме… Хотя, конечно, в её научном факультете Малой Астроакадемии офицерскую форму носят по очень большим праздникам или по очень большой нужде, да и Виктория долго-долго не хотела становиться даже сержантом, не то что офицером. Научник, что ещё можно сказать. Да и факультет не только научный, но и достаточно женский. А это уже серьёзный показатель, требующий учета психологической специфики. Что поделаешь, женщины — остались Женщинами, мужчины — стали Мужчинами… Да и собственные мои сёстры с мамой тоже не в полном восторге от моего лейтенантства. Еле успокоил их вчера на вокзале… Дёрнуло же меня туда явиться во всем парадном сиянии… Офицер… А в психологии, несмотря на подготовку, временами — ну полнейший чурбан… И это — будущий действующий командир… И это — вице-президент ВОСШ… Стыдно — до невозможности. Спасибо братикам, помогли…

Поезд ушёл в одиннадцать вечера, потом час хода на пассбусе домой, час на личные нужды и вот — результат. Лёг в час ночи. И проснулся в четыре… Валяюсь в постели, как барин какой… Подъём… Немедленно!» — так подумал Александр прежде, чем автоматически встал с удобного, привычно жёсткого ложа и приступил к утренним заботам.

Зирда приподняла тяжёлую со сна голову, приоткрыла глаза, но, уловив разрешающий жест, снова смежила веки и захрапела. Бритс, вышедший было из кухни, мяукнул и, приязненно потёршись о вытянутые во всю длину передние лапы Зирды, поспешил возвратиться в тепло камбуза — любивший флотские словечки Александр часто именовал кухню камбузом.

Уплетая бутерброд, Иванов просматривал информпрессрелизы за последний месяц и отмечал маркерами главные моменты, на которые предстояло обратить внимание. Отправив посуду в моечный автомат и утилизатор, Александр вернулся к себе в кабинет и открыл папку с кратким заголовком «Виктория».

Домашние уже привыкли к тому, что Александр весьма плотно контролирует безопасность и обеспечивает всем необходимым в любое время дня и ночи свою подругу. Они спокойно относились и к тому, что их сын знает точно каждый день где именно и когда будет или должна быть его — в чём у домашних уже не было никаких сомнений — Вика. В папке лежали точные расчасовки её занятости на ближайший месяц.

И сегодня судьба ему приготовила подарок — две недели Вика будет полностью свободна от своих плановых научных изысканий… Но чтобы она не улетела по обыкновению в центр Кеннеди на ежегодные учения астронавигаторов, предстояло надёжно блокировать все пути выхода из её башни и добиться согласия на полет на дачу.

Сказано — сделано. Слегка согнувшись под тяжестью рюкзака и двух укладок с контейнерами, Александр спустился в семейный гараж. Кроме обычных наземных машин тут стояли теперь и гравилёты. Его летающий синий двухместный красавец, ощутив присутствие владельца, приветственно мигнул прожекторами и и открыл обе дверцы. Отперев багажник, Александр запихнул туда поклажу и закрыл крышку, после чего устроился за управлением, задав программу полного тестирования. Одновременно он пробежал пальцами по сенсорам пульта торгового автомата и через несколько минут внушительный букет всевозможных ромашек — от малюсеньких до огромных — стоял в климатроне за сиденьями.

«Теперь понятно, почему подсознание мне приказало проснуться так рано. — подумал Александр, включая двигатели. — Надо исключить любую неожиданность… Что ж, это мы, слава Богу, можем…» — гравилёт тем временем вырвался из автоматического автомобильного лифта и с ходу практически бесшумно ввинтился в начинавшее сереть небо.

Александр, вспомнив о том, что раньше рёв взлетающего самолета справедливо причисляли к верхнему порогу выносливости человеческого уха, был доволен, что современная техника позволила как можно реже слышать этот опасный для людского слуха чрезмерно громкий звук. Вылетая из зева автомобильного лифта, Иванов предусмотрительно включил все сигналы взлёта, чтобы его коллеги по воздушному пространству не переходили на ручное управление и не проклинали всеми возможными допустимыми словами неожиданного бесцеремонного визитёра.

Пропустив колонну транспортов с детьми, направлявшуюся к детским загородным центрам, он подождал прохождения замыкающего патрульного полицейского гравилёта и поставил машину на курс к дому Виктории.

«Куда подаваться? К выходу? Но тут их четыре, каждый — с разных сторон… Сканер есть, но она же научник и засечёт работу прибора в один момент. Оправдывайся потом… — Александр кружил над башней, сокращая радиус облета до разрешенного минимума. — А это кто там внизу у второго подъезда?. - повинуясь нажатию всего двух клавиш быстро включились телекамеры прицельного наблюдения, зумы выполнили необходимое полное оптическое увеличение экранной картинки, поданной на главный дисплей. — Она? Не может быть…»- руки сами собой выполнили сложный пассаж на сенсорах и машина, едва не чиркнув днищем о покрытие дорожки, замерла перед слегка оторопевшей девушкой. Открылась дверца и перед Викторией возник букет ромашек всех размеров и цветов. — другой рукой Александр быстро выключил экраны наблюдения нисколько не изменившись в лице и не выдав своего довольства мальчишеской хитростью.

— Ты? — только и смогла сказать Виктория. — Как?… Каким образом?…

— Гравилёт подан, сударыня. Извольте сесть в защищённый корпус и продолжить задавать ваши вопросы в более благоприятных условиях. В ногах правды нет. — отчеканил Александр.

— Ну ты даёшь!.. Впервые вижу человека, который постоянно и методично, с завидной навигационной точностью предугадывает мой пятый, а не первый шаг… — говоря это, Виктория быстро запихнула свои укладки и рюкзак в багажник машины, с удобством расположилась во втором кресле и спрятала лицо в букете. — . Спасибо тебе за цветы!.. Я только-только хотела улизнуть в центр Кеннеди…

— Но там… — не очень уверенно продолжил Александр, не желавший давить на спутницу.

— Но там — свободное посещение. Ладно. Уговорил… Вези, герой… — её взгляд стал загадочен и нежен. — Заслужил таки…

— Благодарю. — пальцы Иванова вдавили клавиши активизации взлетных режимов и машина ушла по расширяющейся спирали вверх. — Надеюсь, это не будет считаться насильственным похищением…

— Для тебя — ни в коем случае. Иначе…

— Иначе через две секунды после моего появления я был бы «в лапах» домовой службы охраны… — грустно произнес Александр. — Лежать носом в землю, руки-ноги — крестом… под пятью дулами квантаберов… Б-р-р.

— Тоже верно. — без улыбки отметила Виктория. — Так мы действительно летим куда-либо или это так, тренировка?

— Сейчас закончим кружиться над твоей башней… Надо пропустить потоки… — задумчиво ответствовал Иванов. — Согласна быть у меня гостьей на даче? Или, считаешь… Я ведь не настаиваю… Скажи слово — и ты снова будешь на том же месте… — Александр сразу же решил про себя, что в любой момент он уйдёт от Виктории без банальных попыток выяснения отношений и без всяких попыток докопаться до причины её отвращения к нему. Но Виктория не проявляла никаких стремлений к разрыву и Иванов немного успокоился.

— Нет. Ты вполне достоин. Летим. — Виктория положила руку ему на плечо. — Убери, пожалуйста, свою ненаглядную офицерскую пилотку из под правого клапана твоей рубашки. А то мне и приклонить голову негде. Колется ведь.

— Ах да, извини… — Александр на несколько секунд снял пальцы с панели управления и перекинул пилотку под левый клапан. — извини…

— Нечего извиняться, понимаю. Лейтенант… Форму не захотел одеть, а вот пилотку — удержаться не смог… — Виктория склонила голову ему на плечо и её длинные волосы почти закрыли ему предплечье.

— М-да… — Александр раздумывал над сентенцией подруги, не зная как ему реагировать.

— Но и я кое-чего приготовила. — Вика выпрямилась, порылась в боковом кармашке блузки и достала контейнер. — Поставь машину на автопилот и сними лапу с рукоятки, а то свалишься ещё в штопор.

— Хорошенькое вступление. И что же в этом милом контейнере? Мина? Машину — разнесёт и парашютные системы с катапультами — могут в таком случае и не спасти… — с некоторой долей озабоченности осведомился юноша.

— Открывай, увидишь. — спокойно заметила Виктория, передавая ему коробочку.

Александр пробежал пальцами по сенсорам, откинулся в пилот-ложементе и осторожно приподнял крышку. Сероватым сиянием блеснула медаль с хорошо знакомым портретом учёного планетного значения.

— Викта… Это же медаль Вернадского… Высшая награда Московского Евразийского университета имени Ломоносова… За что такой большой почёт и уважение? — ошарашенно произнес Александр.

— За совокупность научных работ. Я уже тебе сказала при нашем знакомстве, что в науке звания не зарабатываются так быстро, но зато — они весомее и важнее. — просто ответила девушка.

— Убила, впаяла в пластик и сверху ещё прикрыла плиткой… Меня теперь точно нет, поскольку никто не сможет меня найти… — потрясённый Александр взирал то на медаль, то на её обладательницу, имя, отчество и фамилия которой вместе с датой вручения были выгравированы на обороте диска. — Это невероятно.

— Именно поэтому я попросила включить автопилот. Иначе не только тебя впаяло в пластик… А мне ещё жить и работать хочется… Очухался? — без улыбки спросила Виктория, удовлетворение которой выдавали только искрящиеся глаза.

— Вполне. — Иванов овладел собой, отключил автопилот и вернул Виктории ценнейший для неё контейнер. — Викта, да ведь по совмещению…

— Знаю, уровень майора Астрофлота. Но я пока что ещё не майор, так что козырять нечего. — наконец улыбнулась Виктория своей тёплой, но несколько усталой улыбкой. — А вот и «Волна» на дальнем локаторе. Канал мы прошли. Снижайся. Полоса четырнадцать, крен пятнадцать. Диффрент на нос — двадцать. Садиться будем на Дмитровское шоссе, там поменьше народа и машин в это время. Валиться на крыши наземного транспорта из-за облаков в режиме атакующего истребителя будешь в другой раз. Знаю я твою любовь к внезапности и натиску. У Лосева учишься… Он обожает крутиться на истребителях и десантных транспортах на Говоровском полигоне. Вот и ты туда же…

— Учусь… Слушаю и повинуюсь, госпожа астронавигатор… Ну и хватка у вас… — Александр ввернул обращение на «вы» не особо усматривая в этом какой либо криминал.

— Мёртвая. Мне нельзя ошибаться больше чем на тысячную долю микрона. — устало произнесла Виктория. — Но я — не на работе. Просто хотела показать тебе скорость принятия решения в рядовой, но реальной ситуации, когда ты даже лишил меня почти всей первичной навигационной информации… Выключил все навигационные экраны… Как же, на свою семейную дачу летишь…

— Ага, но ведь… — Александр, не желая уступать, промоделировал ситуацию с максимально возможным количеством вариантов.

— Правильно, Саша. По вполне понятным причинам — это всё же пригород Московска, где расположена теперь Малая Российская Астроакадемия. Да к тому же я очень люблю работать с картами, планами и схемами. Потому район твоего нового дачного центра «Волна» мной уже навигационно изучен в радиусе, — она сделала недлинную паузу, что-то подсчитывая и формулируя, — ста двадцати километров. Для гравилёта — пять минут крейсерского хода. Теперь — вниз, под нами — Дмитровское. — она мельком глянула вниз, где уже секунд пятнадцать простиралась полоска шоссейной дороги. Виктория не стала говорить, что это уже третий дачный центр, освоенный Ивановыми за последние двадцать лет. В таких многочисленных переходах с места на место за столь короткий срок давно никто из землян уже не усматривал ничего предосудительного.

— Есть… — Александр не удержался от воинского ответа и уловил, что Виктория восприняла его небольшое солдафонство с пониманием. — Ну ты даёшь, Викта…

Его искреннее признание её мощи и совершенства Виктория приняла благосклонно, но особого вида не подала. Зашелестели катки и машина рванулась вперёд, повинуясь приказу человека.

Остановив машину у ограды усадьбы, Александр нажатием сенсора открыл водительскую дверцу, вышел и снял дачу с охраны.

Автоматика дачи выполнила кодированный приказ, поданный Ивановым нажатием неприметной клавиши без условных обозначений. Распахнулись ворота — и машина была в ту же секунду втянута на внутреннюю стоянку. Ворота захлопнулись. Раскрылся полог над машиной и утреннее солнце скрылось за непрозрачной светлой плёнкой. Стало прохладнее. Зазвучала тихая музыка, двери дачного входа медленно раскрылись… Громовой возглас «Добро пожаловать!» раздался в глубине дачи и был сдублирован через трансляционные динамики гравилёта. Развернулся ковёр, его дорожка зацепилась за порог со стороны кресла Виктории и натянулись поручни.

— Прошу. Космопорт «Волна — четырнадцать» ждёт вас, госпожа астронавигатор… — Александр обошёл машину, приблизился к пассажирской дверце, учтиво подал девушке руку и они по ковровой дорожке через зелёный тоннель прошли к дверям дачи. Музыка стала слышнее. Автоматика включила вентиляторные установки на усиленный режим. Стало ещё прохладнее.

— А… — хотела спросить Виктория о том, где она будет здесь в этом роскошном доме обитать. Но Иванов не дал ей договорить:

— Не извольте беспокоиться. — Александр набрал код на пульте. — Позвольте проводить вас в гостевые комнаты. — он провёл девушку в открытые двери дачи, уже убравшей последний рубеж охранной зоны. Выберете сами по вкусу…

— И ты… — Виктория хотела поинтересоваться тем, где же будет обитать сам молодой хозяин дачи.

— Посягательствами — не занимаемся… — отмёл возможные подозрения Александр, давая понять, что он ни в коем случае не претендует на совместное с ней проживание.

— Но… — Виктория, знавшая о склонности Александра отдавать ей последнее, хотела решительно воспротивиться сужению хозяйской самостоятельности. Александр не стал дослушивать до конца:

— Прошу. — Иванов решительно подал руку и по неширокой лестнице они взошли на второй этаж, считавшийся в семье Ивановых женским, где в левом крыле располагались три женские гостевые комнаты. Их двери были распахнуты. — Выбирай.

— Господи, Саша… Ты не даёшь мне опомниться… — Вика в изнеможении прислонилась к стене. — Ни секунды на размышление… Я размещусь там, где ты сам скажешь. — она вперила в Александра долгий просящий взгляд. — Сам скажи…

— Гм. — Иванов на несколько секунд задумался. — Средняя из трёх гостевых комнат тебе вполне подойдет. Вещи, полагаю, уже доставлены. — он уловил стук каретки дверей грузового лифта. — Размещайся.

— Саша, ты непробиваем. Я и сама выбрала бы именно эту комнату, но как ты угадал…

— Командир корабля и экипажа руководит прекрасно подготовленными людьми и не имеет никакого права быть или даже казаться непрофессионалом. Так частенько говорил выпускавший нас в зачётные полёты на флайерах новый начальник Малой Астроакадемии комкор первого ранга Ольгов. Я с этим полностью согласен и собираюсь сделать это высказывание частью своего жизненного девиза.

— Ладно. Пятнадцать минут… — все ещё ошеломлённо проговорила Виктория, желавшая побыть в одиночестве и отпыхнуть от обилия свалившихся на неё богатств, внезапно предоставленных близким другом. Александр понял и это — он любил просчитывать ситуацию без слов:

— Исчезаю. Знакомься с обстановкой. Не забудь составить в уме карту. — Иванов, едва заметно улыбнувшись своей проницательности, сошёл вниз, к машине. Вика переступила порог своего нового обиталища и плотно прикрыла за собой дверь. Нет, она понимала, что Александр вне всякого сомнения поселит её в лучшей комнате из гостевых, но, привыкшая обходиться угрожающе малым минимумом, не хотела даже думать о такой оснащённости и упакованности, какую обнаружила в простой гостевой комнате вполне рядового коттеджа дачного поселка.

«Информация о пребывании послана родителям. — вполголоса доложил автоинформатор, ощутив присутствие в салоне хозяина машины. — Получена десять секунд тому назад. Разрешение получено.» Мигнули зеленые огни, свидетельствовавшие о полной исправности машины — умная автоматика проверила транспортное средство, подготовив его к немедленному использованию.

«Всё, теперь мы здесь вполне официально и, как мне кажется, на законном основании, — подумал Иванов, прибираясь в салоне гравилёта и готовя машину к стоянке на крыше дачи. Там было попросторнее — «сигара» транспортного средства занимала приличное по размерам пространство сада дачи и Иванов не хотел, чтобы машина постоянно маячила перед глазами гостьи, — По меньшей мере, не будет поспешных обвинений в скоропалительности решений. Хотя мои все поголовно почему-то считают, что Виктория — и только она — обязательно и непременно станет моей законной женой. А я? Я же пока к этому повороту событий не готов и торопить события не намерен, несмотря на всё желание и стремление к этому моих домашних. — он не хотел сразу переключаться на доставивший ему столько неудобств и горестей режим растворения в другом человеке, в котором уже пришлось поработать несколько лет тогда, с Леной Соколовой.

Даже присутствие удивительно восприимчивой, мягкой и совершенно не опасной Виктории не могло заставить Иванова сбросить броню отчуждения и его отказ от близости с Викторией был одним из элементов этой многослойной тяжёлой брони, которую он, Александр Иванов, носил уже много лет. — Так что пока будем работать в нормальном дружеском режиме. Если начать сразу обниматься, целоваться и дойти до края сейчас, то немного чего нового будет оставаться на потом. А потому спешить — не будем. — твёрдо решил Александр, плотнее усаживаясь в пилот-ложементе и поворачивая переключатель режимов на пульте. «Сигара», ведомая умелой рукой, качнулась и неспешно переместилась на стояночный квадрат на крыше коттеджа. — Теперь можно быть спокойным. — подумал Александр, наблюдая, как соединяются сектора ангара над гравилётом. Мигнул сигнал постановки на охрану. — Пошли вниз, лейтенант.»

Ещё на четвёртом этаже, где обычно хранились летние стенки пятого этажа и оборудование, и где были мастерские и комнаты индивидуальных увлечений, Александр уловил аромат борща. «На сегодня борщевой программы я точно помню, что не не вводил… Опять Виктория перестаралась. Её просто магнитом к любому близлежащему камбузу тянет… Ладно, не будем мешать. Пусть мастерица творит свой очередной сугубо земной шедевр… Женщина всегда остается женщиной… Для неё накормить мужчину и навести порядок и лад в доме — самое первое дело… Что поделаешь, генетическая предрасположенность, которую никто не собирается корректировать. И слава богу.». Спустившись на третий, давно уже ставший традиционно мужским, этаж, Александр закрыл дверь своего кабинета и навзничь повалился на диван. Предстояло набрать энергию для предстоящего отпуска вдвоём с Викторией.

«Лейтенанта Астрофлота Иванова приглашают в столовую для принятия завтрака. Форма одежды — обычная. Информцентр планирования.» — сказал вдруг автоинформатор. Иванов от неожиданности мгновенно сел, подобрал ноги. Взгляд нашарил часовое табло на пилоне комнаты — прошло около сорока пяти минут. «Добралась и до схем автоинформатора… Пустил, что называется, научника в родную стихию… Сама не могла по покомнатной связи пригласить, собственным голосом. Чудилка.» — сказав последнее слово одними губами, зная о выключенном покомнатном телевидении, Александр тепло улыбнулся. Но приглашение было сделано и следовало им воспользоваться.

Переодевшись в футболку с коротким рукавом и шорты, Александр натянул носки и кроссовки, пригладил перед зеркалом вихры и открыл дверь кабинета, делая первый шаг к лестнице.

В столовой был сервирован прекрасный стол на две персоны. Самой Виктории нигде не было видно. На спинке одного из стульев висела его пилотка. «От чудилка. Уже и пилотку стянула. Я же её в гравилёте оставил, а он — под усиленной охраной. И туда уже добралась. За те минуты пока я отдыхал… Как я пилотки сразу не хватился… — подумал Александр, садясь на указанное таким необычным способом своё место. — борщ уже налила, приборы среднего класса, хлеб нарезала так, как ни одна из моих сестричек не умеет… Ну Виктошка…».

Оглядевшись по сторонам, он заметил полуприкрытую дверь в кухню. «Конечно, копается на камбузе… Подождём…» Но в этот момент две горячие ладони прикрыли ему глаза и Александр ощутил такое тепло внутри головы, что на минуту забыл где он и зачем он тут. «Господи, да она ещё и высшего класса колдунья…»- успел подумать Иванов прежде чем на несколько мнгновений погрузился, как ему показалось, в настоящую нирвану.

Очнувшись, Александр увидел перед собой на другом конце стола Викторию. Открытое платье спокойного тона, строго подобранные длинные волосы, взгляд из-под полуприкрытых век, полоснувший по его глазам как луч зенитного прожектора… Ощутив и осознав всё это, Александр вспомнил о своём внешнем виде и похолодел, предчувствуя стандартный вариант замечания по внешнему виду не от кого-нибудь, а от гостьи: «Обормот. Она — в строгом платье, а ты Тарзана играешь. — безмолвно корил себя Александр. — Обрядился как волжский босяк и думаешь, что статус молодого хозяина дачи тебя спасёт от колкостей и замечаний… Получишь по всей строгости… Увидишь, что получишь…»

— Изволите пребывать в растерянности, Александр? — мягко спросила гостья, совершенно свободно снова перейдя на «вы», но ничем не ограничивая собеседника в «выкании» или «тыкании».

— Виктория… Убивать и закатывать в пластик сразу будешь, или отпустишь душу на покаяние? Как ты быстро освоилась! Где такому учат? — сказал ошеломлённый Александр и про себя подумал: «Ну ладно, накормить мужчину — это ещё понятно, но чтобы так… И, судя по подготовленности, это далеко не средний уровень… Она может многое, если не всё… Вот попал так попал… И теперь придется решать: остаться охранником или — в омут с головой… Что будет дальше — теперь уже я и предсказывать не берусь. Если она — центр Карпатского феномена, то — плакали все наши ограничители вулканического развития цивилизации…»

— Нигде. Это внутреннее. — Виктория довольно прижмурилась и широко улыбнулась, откровенно и открыто любуясь произведённым эффектом. — Кушать подано. Извольте откушать, сударь.

— О да, конечно. — Александр, очнувшись от раздумий и созерцания лица девушки с такой поспешностью схватился за ложку, что Виктория не удержалась от фыркания. — Бесподобно вкусно. — сказал он, заедая обжигающий борщ куском черного хлеба.

— Я рада, Сашок. — Вика тоже принялась за еду. — Сейчас у нас — девять утра. Куда двинем после завтрака?

— Канал, лес, пляж, дача, можно организовать также облёт прилегающей к дачному центру территории на гравилёте. Ваш выбор, сударыня…

— Гм. Нет уж, программа на ваше усмотрение, мой сударь. Я тут впервые, так что для точной карты у меня мало данных. — хитрый взгляд Виктории коснулся глаз Александра. Тот понял и принял условия игры:

— Тогда гравилётом — ознакомительный облёт, потом — канал, а затем — дача. Это сегодня. А завтра я жду ваших пожеланий, сударыня. — а про себя подумал: и это она в гравилёте говорила, что навигационно изучила район. Да она тут в радиусе трёхсот километров может знать каждую сосенку и кустик, не говоря уж о холмиках, а я ей предлагаю выбор… Опять сглупил. В присутствии женщин я определённо становлюсь патологически глупым и недалёким человеком. Над этим следует подумать и поработать…

— Согласна. Может быть, потом скорректируем. А где твои родители и сёстры с братьями? — Виктория задавала ставшие абсолютно привычными для россиян стандартные вопросы, всего лишь желая полнее уяснить ситуацию со степенями свободы поведения.

— В Алуште, в санатории. Там все наши. Михаил — на конференции в Бонне. Его профиль. — спокойно ответил Александр. Виктория восприняла информацию без эмоций:

— Уже яснее. Надеюсь, я не подпортила марку здешних мастериц половника и кастрюли?

— И это?… — оторопело поинтересовался Александр, только сейчас понявший, что всё съеденное им совершенно не походило на выверенные порции, сделанные автоматами.

— Всё от начала до конца — вручную, Саша. — подтвердила его догадку Виктория, также обошедшаяся без пафосности и зазнайства.

— А ингредиенты? — спросил Александр, вспоминая списки содержимого продскладов дачи.

— Да ведь ваши личные дачные склады могут удовлетворить потребности взвода хозяек… В них провизии — на три года самой полной изоляции… Конечно, у тебя несколько сестёр, как и у меня, но всё равно — весьма впечатляет… — ответила Виктория спокойно и честно.

— С этим можно согласиться, сударыня. — ответствовал Иванов.

— Постараюсь соответствовать чуть позже вашему дачному внешнему виду, сударь. Это платье — всего лишь официальная одежда первого завтрака. И не думайте, что я — классная дама из Смольного института и собираюсь вкатить выговор с занесением в файл, то есть — в личное дело, за ваш несколько чрезмерно-дачный вид… Я всё понимаю и прощаю. Так что будем считать, что всё в порядке…

— Угу. Понял. — Александр принялся накладывать себе картошку. — А это что за фокусы? Супчик был вкусный, но ведь это же обед… Почему… — взгляд юноши смерил микроскопическую порцию картошки, лежавшую на тарелке перед Викторией и про себя подумал. — Конечно, она, пусть и украинка по рождению, но по фигуре — классическая русская красавица, настоящий золотой стандарт России, но эту форму, безусловно, следует постоянно и неуклонно поддерживать усиленным питанием и соответствующей физподготовкой — ничто не даётся без труда. Хорошего человека, каким является Виктория, должно быть много и она полностью соответствует этому требованию. И вдруг русская и украинская пава решила морить себя голодом. С чего бы это…. Неужели я снова стал катализатором не слишком желательных процессов? Надо выяснить…

— Сашок, мне худеть надо. С такой фигурой в Космоцентр не принимают. С такой фигурой — только в избе в глухой заснеженной Сибири у прялки годами сидеть. У нас в Украине подобная глушь может сыскаться только в Карпатах, но там весьма облегчённый вариант, не сибирский. Я также догадываюсь про золотой стандарт, у нас в Украине он тоже есть, а также про многое другое догадываюсь, но это уже всё — в прошлом. Мне теперь надо во многом измениться, чтобы соответствовать требованиям моей новой жизни и моей основной задачи. Тем более стандарты в той системе, куда я стремлюсь — другие. И там мои пышные формы совершенно ни к чему… Я это знаю точно…

— Ну вот ещё, вбила себе в голову очередную глупость… Какая кому разница до твоей фигуры? Покажи мне этого чинушу… — Александр напрягся.

— Угомонись… — Виктория чуть привстала, склонилась над столом, потянулась и пальцы её правой руки, протянутой через столешницу, повелительно прижали левую руку Александра к тканевой скатерти. — Пожалуйста… — чуть просительно проговорила она. — Я знаю, что ты незамедлительно впечатаешь в пластик любого моего обидчика, да и не одного, но здесь это — лишнее. Мое решение — твёрдое. Я непозволительно разжирела на школьной научной работе. И теперь намерена хорошенько поработать физически… Так что гравилёт и прочие транспортные машинерии — полностью и бесповоротно отменяются. Маленькое уточнение — отменяются для меня. Сколько у нас времени? — она все ещё хотела до конца выяснить пределы своей свободы, не желая стеснять Александра и его родных.

— Сколько пожелаешь. Хоть весь месяц. — довольно сказал Александр.

— Это уже терпимо. — ответила Виктория, понявшая, что ей определённо хочется прожить здесь этот самый месяц, а не две свободные от учений астронавигаторов недели. — Но — там будет видно. Как насчет прогулки по окрестностям с утра и до позднего вечера? А может, и с ночёвкой…

— Положительно. Но я категорически против ночёвки.

— Подумаем. Тогда через часик и двинем. Пешочком…

— Да, Вика, но радиус…

— Я же сказала, что намерена похудеть и к тому же — стать гибкой, как пантера.

— Про пантеру ничего не было. И про гибкость тоже. — Иванов прокрутил в памяти всё сказанное Викторией ранее.

— А, это так, сейчас — к слову. Для полноты характеристики. — улыбнулась Виктория одними губами. Её взгляд выдал непреклонность принятого решения.

Александр понял, что Викторию переубедить не удастся. Он помог ей загрузить посуду в утилизатор и в моечный автомат и поднялся к себе в кабинет. Виктория убежала в свою гостевую комнату.

Скоротав час у полок с информпрессрелизами в библиотеке коттеджа, Иванов и не заметил, как сзади возникла Виктория, затянутая в полный комплект туристского снаряжения. Изучающе смерив девушку с ног до головы и обратно заботливым и внимательным взглядом, Александр просто приоткрыл дверь пошире и, пройдя к себе в кабинет-спальню, подхватил с пола собранный незадолго до появления Вики рюкзак. Они спустились в нижний главный холл.

— Этот Монблан оставишь здесь, Виктория. — Александр с видимым неудовольствием обошёл огромный, набитый каменными блоками, ранее лежавшими у чёрного входа в коттедж, рюкзак, ожидавший Викторию у выхода из дачи. — Бери вот этот свой рюкзачок, в нем, я знаю, есть всё необходимое в достаточном количестве…

— Поражена твоей проницательностью, но я хочу заняться физическими упражнениями и к тому же мы идём с ночёвкой… Так что я вполне способна нести на себе оба рюкзака. — спокойно заметила она.

— Нет и нет. Против физических упражнений с разумными, — Александр сделал на этом слове заметное для Виктории ударение, — тяжестями я нисколько не возражаю, но вот против ночёвки возражаю категорически. Ровно в девять мы возвращаемся сюда. Так или иначе. Не надо меня провоцировать, Вика. Со мной этот номер не проходит. Вспомни мой статус в школе… — с некоторой долей жёсткого недвусмысленного предостережения заметил Иванов.

— Вижу. И этим довольна. Но я тебя нисколько не провоцирую в стандартном скрытом смысле этого слова, Саша. Ты и без того достоин всяческого доверия, командор. — Виктория, хорошо знавшая ситуацию, сложившуюся вокруг её спутника в его школе после проведения операции «Волна», сделала акцент на последнем слове.

— Так меня называет только одна из моих сестёр. — недовольно протянул Александр.

— А теперь буду иногда звать тебя так и я. Согласен? — заинтересованно вопрошала Виктория.

— Ладно. Только не очень часто. Я — не бездушная статуя. — согласился Александр, подумав, что в таком прозвище есть действительно немалая доля истины.

— Со статуями — не общаюсь. — шутливо отрезала Виктория. — Ставь дачу на охрану и — потопали.

— Ладно.

Они вышли за пределы дачного центра «Волна» и углубились в девственный лес. В полном молчании прошло около получаса.

— Викта, не гони. — Александр обогнал стремительно шагавшую спутницу и остановился, преграждая дальнейший путь. Девушка остановилась.

— Как, как ты меня назвал? — удивлённо взметнувшиеся вверх брови показали степень её удивления.

— Викта, естественно… — сказал Иванов. Помедлив, добавил. — Очевидно, я сглупил. Ладно… Если ты не хочешь, то я не буду. Всё же это твоё имя и ты вправе требовать от меня придерживаться протокола. Так что я действительно непозволительно сглупил. Прошу прощения.

— Ничего ты не сглупил. Так зовёт меня только отец. Ладно, разрешаю. — мягко ответила Виктория.

— Спасибо. Всё равно сбавь темп. — Иванов требовательно заглянул ей в бездонные карие глаза. — Пожалуйста, Викта… Ты себя загонишь просто…

— Ну уж нет, Сашок. — решительно отрезала Виктория примирительным тоном. — Ты и так лишил меня привычных материальных утяжелителей, а я намерена сжечь весь без малейшего исключения лишний жир самое большее за три недели. Ежедневные пятнадцатикилометровые трёхразовые пробежки с полной выкладкой — то, что мне надо.

— Викта, я всё же… — Александр пропустил Викторию вперёд и постарался не слишком отставать от неё.

— Нет и нет, Саша. Позволь мнерешать всё, что касается моей фигуры и моей подготовленности самой. До моего тренера ты ещё не дорос.

— Сказала тоже. — юноша прибавил шаг и поравнялся с Викторией, двигавшейся почти бегом. — И тот монбланный рюкзачок ты намерена…

— Таскать по девяносто километров ежедневно, Сашок. Плюс занятия в вашем дачном тренажёрном зале, плюс надводное и подводное плавание в здешнем весьма чистом естественном пруду, плюс солнечные ванны, плюс… Ладно, о дальнейших плюсах я ещё подумаю.

— И ты ещё говорила, что не освоилась… Откуда о пруде-то ты знаешь?

— Сашочек, если я знаю, где ты учишься, то мне не составило никакого особого труда узнать, где ты постоянно обитаешь, а также — где ваша семья имеет в данный момент времени постоянную дачу. — Виктория знала, что Александр не будет обвинять её в излишнем любопытстве: подобные сведения о благосостоянии она могла бы получить совершенно легально заинтересовавшись любым из землян. — А уж изучить хотя бы в общих чертах окрестности твоей дачи и такой заметный объект как пруд… Это — пустяк. Впрочем, я кое-что уже по этому поводу говорила тебе ещё в гравилёте. Надеюсь, на катере ты меня тоже прокатишь? — Виктория раскрыла карты.

— Да.

Прошло ещё два часа. Солнце начало уверенно клониться к западу.

— Ты так и не раздумал запретить ночёвку? — иронически заметила Виктория, чувствуя, что её план обеспечения неминуемости ночевки удался.

— Викта, мы уже далеко от дачного центра. — Александр по памяти сверил карту и направление их движения.

— Во-во. Думаю, возвращаться бессмысленно. Так что предлагаю подыскать место для ночлега.

— Лады. — Александр понял, что Виктория со свойственной женщинам естественностью легонько и, что для него было очень важно, совсем не обидно, но всё же обвела его вокруг пальца, специально задав высокий темп и сделав возвращение невозможным из за темноты здешних ночей. Дачный центр остался далеко позади, а в лесном массиве фонарей и боковых указателей путей по понятным причинам не держали. Александр предвидел такой вариант и с удовлетворением погладил через ткань своего рюкзака жестковатую пластинку просторной палатки-шатра.

— Вижу, палатку ты таки захватил. — одобрительно заметила Виктория.

— В палатке будешь спать ты. Я подремлю снаружи возле костра. Не заставляй меня вслух приводить сотни доказательств правомерности подобного решения. — тоном, не допускающим возражений сказал Александр.

— Сашочек… — в голосе Виктории явно послышались острые просящие нотки. Александр остался непреклонен:

— Нет, Викта.

— Ёлки-палки, Сашок, мы ведь не дети. — взорвалась Виктория. — Ну, сам посуди, что я буду делать одна в душной палатке, когда ты кормишь комаров у костра? Я же там с ума сойду от… — Виктория едва сдерживала возмущение, но не особо хотела переходить в настоящее наступление — ей нравилась искренняя забота Александра, понимавшего её гораздо глубже многих людей.

— Викта… Ты будешь там спать. Спать в комфорте и безопасности. И только. Так что оставим этот разговор… — примирительно заметил Иванов.

— Ага… Нет, Сашок, если ты возле костра — то и я тоже. — в её голосе сохранилась прежняя непреклонность.

— Этого — не будет. Будешь спать в палатке. — отрезал Александр. — И не воображай, что я изменю свое решение. Что позволено мне — тебе категорически запрещено природой и сутью… И этого ни я, ни ты изменить никак не можем.

— Благодарю покорно за недвусмысленное и чёткое напоминание о разности между нами. — ещё раз взорвалась Виктория, сразу сникнув. — Но я — дело другое и потому твёрдо намерена терпеть трудности наравне с тобой. Ведь, в конце концов, я — инициатор похода с ночёвкой… И я наравне с тобой отвечаю за то, чтобы наша прогулка прошла без происшествий. Так что палатку можно не ставить.

— Но это… Это против правил и я всё же палатку поставлю. Тебе нельзя коротать холодную ночь вне защиты… — Александр осознал, что её так просто не переубедить и не хотел наступательным маневром опрокидывать несильную, почти декоративную защиту, выставленную Викторией.

— Сашок, ну ты же знаешь… — просящие нотки снова прорезались сквозь возмущение.

— Нет, Викта. Вот подходящее место для ночлега, сейчас я соберу поддон, будем разжигать костёр. Ручей — рядом, значит будет вода для обеденного застолья. — Александр остановился у края поляны и опустил свой рюкзак на землю. — Сними рюкзак и разомни плечи, походи, прогнись. Это необходимо.

— Ну хоть саму палатку ты мне разрешишь поставить? — попросила Виктория.

— Нет. Это моё дело.

— И костёр? Саша, ну не лишай меня хотя бы этого небольшого удовольствия… Я ведь не изнеженная барыня. — Виктория умоляюще посмотрела на своего друга.

— И костёр — тоже моё дело.

— Послушай, Саша. Я знаю, что я гостья, но не до такой же степени меня можно и нужно ограничивать… Это — форменная дискриминация. — в третий раз взорвалась Виктория, с удивлением отмечая, что уровень взрывности с каждым разом существенно падает.

— Именно — до такой степени и даже больше тебя надо ограничивать. — Александр просчитал ситуацию и решил не проговариваться Викте о своих догадках относительно её направленности. Тем не менее, Виктория продолжала настаивать:

— Ты ещё скажешь, что несёшь за меня ответственность… — глухо проговорила она, прекрасно зная, что Александр действительно отвечает за неё хотя бы перед самим собой и своей семьей, не говоря уже о родных Виктории.

— Пока ты нуждаешься в такой опеке — ты будешь её получать. Остальное — мои проблемы. — Александр закончил приготовление кострища и щёлкнул зажигалкой. Огонёк быстро набирал силу. — Я же сказал, Викта, прогнись и разомни плечи. Лямки — не сахар. — юноша встал и склонился над своим рюкзаком, доставая пластинку палаточного полотна.

— Ну, если ты хочешь, чтобы я прогнулась. — услышал он голос Виктории и следом ощутил дуновение ветра. По поляне в течение нескольких десятков секунд двигалось что-то почти не уловимое взглядом, затем перед Александром мелькнула фигура Виктории и вот она уже стоит, поправляя пышные волосы. Через секунду Иванов мог уже увидеть на экране памяти все движения, которые выполнила Виктория. Его изумление по мере просмотра нарастало скачкообразно наряду с беспокойством: безукоризненно выполнить комплекс сложнейших гимнастических упражнений, сделавших бы честь любой нынешней (и тем более прошлой) перворазряднице по художественной гимнастике, да ещё — в ошеломляющем, просто ураганном темпе Виктории не помешала и её чисто русская объёмная статная фигура. Александр, напряжённо переваривая увиденное, совсем не знал, как ему реагировать: радоваться, изумляться или негодовать. Поэтому он просто сказал:

— Викта, я же говорил — прогнись, походи, но я, как мне прекрасно помнится, не говорил, что ты должна устраивать такое. И это — после марш-броска… Ты себя что, загнать решила? — в его голосе просквозила самая искренняя забота и Виктория это ощутила сразу:

— Нисколько. Тем более, я — уже восстановилась. Позволь мне приготовить ужин?

— Костёр готов, котелок я приготовил, но ещё не повесил. Вода… — Александр осёкся, поняв, что сам дал Виктории повод ненадолго исчезнуть — ручей находился в полукилометре от места их стоянки.

— За водой я сама схожу к ручью… Сопровождать меня не надо… — Виктория подхватила котелок и незамедлительно скрылась за стволами близстоящих деревьев.

«Пантера какая — то. То — не расшевелишь, то — как молния… — подумал Александр, устанавливая палатку и проверяя натяжение тросов-растяжек. Пожизненный вице-лидер факультета науки Малой Астроакадемии, пожизненный вице-президент — она наотрез отказалась от президентского поста — женского совета своей школы… К этому надо добавить ещё и медаль Вернадского, профессиональное знание автоматических систем, навигационную подготовку выше средней процентов на восемьдесят… Кроме того — физическая подготовка абсолютно нереальная для девушек её комплекции… Ураганный темп движений, столь несвойственный женщинам… Во подарочек мне АПБ подсунула.»

Александр Иванов. Встреча с генералом Кузнецовым. АПБ рядом

Додумать он не успел. Из-за кустов неожиданно стремительно вышел среднего роста крепкий мужчина лет шестидесяти. Свет костра осветил его фигуру. Он уверенно направился к Александру, на ходу доставая что-то из кармана.

— Генерал АПБ России Кузнецов. Служба охраны. Вы — Иванов? — мужчина показал жетон.

— Да. — Александр всмотрелся в лицо прибывшего, изучил жетон. — А что?

— Присядем? — генерал явно не желал отступать от своего сценария.

— Пожалуйста. — Александр указал на подстилки.

— Извините за моё неожиданное появление. — примирительно заметил офицер. — Хотел поближе познакомиться с человеком, которому пленка показала этот знаменательный кусок записи. — генерал опустился на траву.

— Надеюсь?… — Александр был рад пообщаться с неожиданным собеседником, но начинал очень беспокоиться о Виктории. Генерал, внимательно наблюдавший за ним, отреагировал моментально:

— Знаю, до ручья метров пятьсот по лесу… Наши люди подстрахуют, не беспокойтесь. Виктория будет в безопасности всё время, пока не возвратится к вам. Обещаю. Я хотел поблагодарить вас за устойчивое и профессиональное сопровождение и сказать, чтобы вы немного больше и смелее давали Виктории свободу. Она действительно не совсем обычный человек, и ей нужно больше простора и возможности проявлять себя. Я знаю, вы не хотели ночёвки, не хотели её присутствия рядом ночью, хотели, чтобы она была в палатке и отоспалась… Всё это полностью укладывается в нормативы нынешних межличностных отношений, но Виктория — дело другое. Хотя ей всего достаточно мало лет, уровень её способностей…

— На уровне майора Астроконтингента нашей планеты… — грустно заметил Александр, осознавая свое бессилие и здесь составить конкуренцию своей подруге.

— Если бы только майора… Про медаль вы знаете, я правильно понял? — спросил генерал.

— Да. Аналогия — по медали. — скучным тоном ответствовал Иванов.

— Её уровень — гораздо выше. Думаю, вы уже это ощутили, поняли и свыклись в какой-то определённой и, думаю, достаточной мере. И я прошу вас давать ей больше свободы. Она, конечно, необычный человек, но человеческих пределов допустимого она не перешла до сих пор и не перейдёт без особой необходимости, будем надеяться, в будущем. Дайте ей понять, что понимаете и принимаете её такой, какой она есть на самом деле… Я знаю, вам она кажется слабой и беззащитной, как и любая женщина, вас не убедило даже абсолютно невозможное для большинства её ровесниц «гимнастическое цунами» по поляне, но…

— Господин генерал. Виктория… — Александр говорил с генералом уже несколько минут и продолжал беспокоиться о судьбе подруги. Генерал сразу ощутил его волнение:

— Ничего. Наш разговор вполне укладывается в рамки времени и Виктория, как я знаю, желает принести сюда наичистейшую воду. — генерал прослушал короткий доклад из бусинки динамика на плече комбинезона. Он даже не стал прижимать к уху спикер. — Вы ей понравились всерьёз и надолго и она хочет, как и всякая достойная женщина, служить и помогать вам и вашему делу. Дайте ей показать вам новые уровни возможностей и, кто знает, может быть вы, именно вы встанете рядом с ней надолго, как и сказал вам её отец. — генерал пружинисто вскочил. — Извините, мне пора исчезнуть. Я сам найду вас, не беспокойтесь. — мужчина скрылся за деревьями и в ту же секунду с другой стороны поляны появилась Виктория с котелком.

— Уф. Надеюсь, вода кристально чистая. Пять минут промывала котелок, хотя ужасно хотела побыстрее вернуться. Ты думал? — Виктория сразу ощутила, что здесь был ещё кто-то, но то, что это была не женщина, она поняла сразу и успокоилась.

— Да. Пожалуй, я разрешу тебе побыть со мной эту ночь возле костра. Только уговор — укутаешься потеплее и особенно — ноги. Я знаю, у тебя на них нагрузка очень высокая…

— А должна быть ещё выше. — сверкнула глазами девушка. — Но всё равно, Сашок, большое-большое спасибо тебе за трогательную заботу обо мне. А поколдовать над варевом разрешишь?

— Ладно, Викта. Это — твоё. Уступаю.

Виктория четверть часа возилась с котелком, снимала пробу, морщилась и лезла в свой рюзкзак за добавками. Когда она успела напихать в него провизию, Иванов не знал, хотя догадывался, что отправляясь на учения астронавигаторов, она по своей старой привычке взяла полный двухмесячный комплект концентрированной пищи, а не обычный для землян пятидневный аварийный.

Александр ходил по поляне, ловя последние лучи заходящего солнца и думая о том, что вот сегодня и он увидел вблизи человека, принадлежащего к грозной и всесильной структуре — Академии Планетной Безопасности. Грозной для всего, что мешало выверенным программам развития человечества и всесильной для того, чтобы человечество воспринимало спецслужбы как помощников, а не как надсмотрщиков и тюремщиков.

Александр Иванов. Ночь в лесу

— Александр, обедать! — позвала Виктория и юноша пересёк поляну, остановившись в полнейшей растерянности. Рядом с костром были расстелены полотнища подстилок, на которых был сервирован неотличимый от ресторанного стол на две персоны. Четыре яркие лампы, стоявшие по углам полотнищ, заливали направленными лучами импровизированный стол ровным желтоватым привычным для человеческих глаз светом. Суп и картошка уже дымились в двух сосудах, тарелки светились призывной белизной… Виктория снова довольно улыбалась, удовлетворённая произведённым эффектом. — Это, Сашок, моя основная специализация, самая древняя. Тебе со мной здесь тягаться — гиблое и неблагодарное дело. — сказала она певучим голосом. — Но, ладно, прекращаю хвастаться. Садись, покушаем.

— Умм. Большую, преогромную благодарность куда можно записать? — поевший Александр с наслаждением промокнул губы салфеткой. — Не предусмотрено? Ничего, это мы исправим… — он внимательно посмотрел на Викторию, складывавшую посуду. В ней, затянутой в туристский полукомбинезон защитной маскировочной расцветки теперь не было ничего расслабленного или изнеженного — перед ним была настоящая подруга для воина и первопроходца. Сильная, смелая, быстрая и неутомимая, и одновременно — нежная, внимательная и глубоко понимающая. Такая, какой он хотел видеть единственную для себя женщину — одну на всю жизнь. В этот момент Александр ещё раз убедился в том, что Виктории и никому другому он может доверять полностью — она не из тех, кто разносит мужские секреты по всему свету и не из тех, кто будет устраивать длинные нудные скандалы из за пустяков. Настоящая героиня. Героиня для него, Александра Иванова.

— Возможно… С посудой я повожусь, а ты пока заготовь питание для огня на всю ночь. Лады, мой герой? — Виктория взглянула на него так, как смотрели её сёстры по полу в глубоком прошлом, в седой древности планеты, когда мужчины были прекрасны в проявлениях своих физических возможностей обеспечения слабых женщин.

— Хорошо. А с чего бы это — герой?… — спросил Александр, мнгновенно просчитав ситуацию и поняв, откуда Виктория взяла это определение. Конечно же, из древних веков Земли…

— Саша, это — внутреннее… Иди. — Виктория притушила свет всех четырёх ламп, вручила другу нож и ремень, повернула лицом к лесу и подтолкнула ладонью. — Иди.

Когда юноша вернулся, столовое великолепие уступило место обычному зелёному ковру. Из палатки выглянула Вика.

— Принёс? Сгружай… Разомнись…

— Ладно. — Александр не спеша и основательно выполнил несколько десятков гимнастических упражнений, ощущая, что Виктория наблюдает за ним. Когда он подошёл к костру, вокруг уже сгущалась тьма.

— А вот и я. — девушка появилась из палатки в обтягивающем комбинезоне туркласса серо-зелёного цвета. — надеюсь, наша договорённость о совместном коротании ночи…

— Остаётся в силе. — Александр расстелил полог, положил два чурбака, сел так, чтобы видеть огонь и палатку. — Что-ж. Топливо есть, теперь можно сесть. — он щёлкнул пальцами, лампы погасли. Тьма сгустилась вокруг костра, своим светом выхватывающего из мрака часть палатки и ближайшие кусты.

— Именно. — Виктория села рядом. Александр суковатой палкой поправил недавно брошенное в огонь полено, и пламя загудело ровнее. — Ты неподражаем как Тарзан…

— Изволили наблюдать, сударыня? — шутливо осведомился юноша. — И каков же ваш вердикт? Или я, недостойный, не могу его знать явно? — он, конечно же знал, насколько внимательно и оценивающе смотрела на него Виктория во время выполнения несложного комплекса упражнений. В её внимании к его физической форме не было ничего предосудительного — она имела полное право на это, поскольку решала непростой для любой женщины вопрос — этот мужчина достоин быть с нею рядом очень долго или следует подождать другого.

— Прямо Терминатор какой-то. Тот, что из жидкого металла был. — отметила, улыбнувшись, Виктория. Она очень любила старинные фильмы Планетного фильмофонда, серьёзно интересовалась фильмографией и находила немало аналогий между сценарием очередного художественного фильма и теперешней реальной жизнью. Вот и сейчас она не изменила своей давней привычке. Александр понял это сравнительно недавно и теперь, поднабравшись профильной информации, решил подыграть:

— Ага. А вы, сударыня, — огненная лава, которая того терминатора поглотила аки зверь морской… — продемонстрировал он свои небогатые пока что знания в фильмографии.

— Я-то тебя есть не собираюсь… — Вика мягко и упруго прогнулась, чем напомнила Александра виденную недавно пуму в центре зоологии Московска. Кошка, находившаяся среди своих немногочисленных сородичей в огромном вольере, уставленном деревьями и валунами, была архипластичная. — Ты мне нравишься, Сашок… А тех, кто мне нравится, я — не кушаю. — девушка поняла, о чём думает её спутник, с притворным удовольствием облизнулась и загадочно улыбнулась. — Позволь разместиться ближе? — задала она обычный вопрос — запрос входа в личное пространство.

— Давай… — тихим голосом сказал Александр.

Виктория повернулась и её голова оказалась у Александра на коленях.

— Тебе удобно? — Александр достал из рюкзака свёрнутое в тугой конверт лёгкое и теплое покрывало.

— Спросил тоже… — глаза Виктории зажглись теплым светом. Пламя костра в них приобрело почти домашний, совсем не опасный цвет. — Сашок, когда ты — рядом, мне — всегда удобно. Я это поняла сравнительно давно. И несказанно тому рада… Пожалуйста, вытяни ноги, а то…

— Ладно. — Александр достал из рюкзака второе, ворсистое покрывало и укутал Викторию. — Спи, искательница острых ощущений и приключений…

— Сплю… Герой…

Виктория закрыла глаза. Костёр весело поглощал пищу, подкладываемую Александром, палатка почти скрылась во тьме, только изредка свечение костра выхватывало её силуэт из мрака. Над поляной раскинулось звёздное небо, какое редко бывает видно в городах.

— И полетим мы с тобой, Сашок, далеко к звёздам. — сладко проговорила Виктория, не открывая глаз. — И будем там одни в центральном посту. Никто, кроме нас двоих не увидит первыми нового великолепия космоса…

— Спи, великая звездопроходчица… — ласково сказал Александр, легонько прикасаясь к её чёрным волосам. — Спи… — он привычно пытался понять, о каком «новом великолепии» говорила его подруга, но разум в этот раз подсказывал только одно — находившаяся рядом с ним девушка тогда полностью проявит себя как посол всего человечества, посол планеты Земля перед лицом не менее могущественных инопланетных цивилизаций, вполне способных создать то самое новое великолепие.


В эту ночь Александр не сомкнул глаз. Он мог бы активно прободрствовать без всякого вреда для себя пять полных суток, но теперь на его попечении была девушка и это требовало повышенного против обычного внимания. Сидя у костра, Иванов думал о своем дальнейшем пути. В его сознании выстраивались самые разные варианты ближайших действий. Верный Закону Триады, Александр рассматривал все возможности — от самых позитивных до самых негативных. В его душе постепенно формировалось место, отведённое только Виктории и это ему нравилось — Вика, как показывало их общение, безусловно и полностью заслуживала лучшего из того, что он, Александр Иванов мог дать ей, как представителю Второй Цивилизации.


— Ты так и не заснул?!.. Сашка, это невозможно!.. — Виктория открыла глаза ровно в шесть утра и потянулась, сбрасывая покрывало. Через несколько секунд она уже стояла на ногах перед Александром. — Ты снова истощаешь себя ради меня и моей безопасности! Твой кокон мне пробить ещё ни разу не удавалось… Укутал меня так, что я едва не закипела от тропической жары, а сам сидел и подкладывал веточки в костер, да ещё умудрялся меня не разбудить при этакой работе. Уму непостижимо!.. — в её голосе чувствовалась целая гамма чувств — от беспокойства за друга, проведшего возле неё бессонную ночь до яркой, искренней и глубокой благодарности за эту жертву.

— Мне это не трудно. Как спалось? — Александр встал.

— Лучше, чем на волнах. Сашок, ты велик… — подобные фразы всегда выдавали желание Виктории дать высшую из возможных оценок стараниям Александра, направленным на удовлетворение её весьма скромных и предсказуемых потребностей и желаний.

— Я — не Аллах, я — смертный и слабый человек… — сказал Александр без тени шутливости, но Виктория не стала «обрезать» свое игривое хорошее настроение:

— Мне что, снова фыркать? Я уже устала от фырканья, Сашочек. Позволь мне обойтись выражением искреннего удивления на лице. А теперь, пока ты перевариваешь мою реакцию на твою сентенцию, я пробегусь пятнадцать кеме туда — пятнадцать обратно…

— Ага, так я тебя и отпустил одну… — недовольно сказал Иванов.

— Отпустишь, Сашок. Сготовь пока завтрак. — убеждённо ответила Виктория.

— Ладно. Это мне подходит. Только — без рюкзака, Викта. — Александр понял, что его подруга уже приступила к выполнению намеченного плана.

— Нет, Сашочек. Иначе мне придётся найти камешек…

— Викта, тебя не переубедить. — скучным тоном сказал Александр.

— Ты меня уже и так переубедил… своей заботой. — её взгляд снова стал непередаваемо нежен. — Сашко, до мене так добре ще ніхто не ставився… Чесно кажу…

— Ого, українською мовою розмовляємо, шановна пані. — Александр за время общения с Викторией узнал многое и теперь знал, что Виктория воспитывалась в семье, где все говорили на десяти языках и в первую очередь — на родном для матери и бабушки украинском. Родным городом Виктории, её малой и главной родиной был Киев — столица Украины — члена Евразийского Региона с незапамятных времен. — Це вражає і ваша мова свідчіть про ваш глибокий зв» язок з ненькою Україною.

— Так, пане мій. Добре, я побігла й сподіваюсь на гарній сніданок. — Виктория повернулась и договорила. — а про мову й потім поговоримо.

— Все буде як годіться, шановна панна Вікториє…- Александр встал на ноги, потягиваясь. — Обережно на поворотах…

— Не турбуйтеся марно, мій володарю… — Виктория обожгла его зовущим взглядом и скрылась за деревьями.


За время отсутствия Виктории Александр привёл кострище в прежнее рабочее состояние и постарался сготовить завтрак и сервировать стол не хуже, чем его спутница…

Виктория выбежала на поляну, постепенно снижая скорость. Её взгляд скользнул по сервированному столу, по Александру, убиравшему в рюкзак ненужные тарелки.

— Сашко… Як гарно бігати вранці… - она крепко и бережно обняла юношу и жарко поцеловала его в губы. Александр едва не задохнулся, но так Виктория выражала свой восторг нечасто и он привык к подобным проявлениям эмоций своей уникальной подруги.

— Оце так сказанула. Хто вранці встає, тому — бог подає. — Александр улыбнулся. — Сідайте снідати, вельмішановна… — юноша простер руку приглашающим жестом.

— Не ела ничего вкуснее, Саша. — Виктория, моментально перешедшая на русский язык, уже серьёзным взглядом просканировала глаза Александра. — А вот тебе определённо следует поспать, мой командор…

— Нет и нет. Пока ты бегала, я превосходно подремал. Так что скоро двинемся в путь.

— Ага… подремал, как же… — Виктория промокнула губы и продолжила несколько недовольным тоном. — Не надо мне говорить глупости, Саша. Я же чётко и точно знаю, что даже при твоей уникальной подготовленности к домашней, до недавнего времени — женской постоянной деятельности, на такой объём работы времени только-только хватит на её выполнение, а уж никак не на сколько-нибудь продолжительную сладкую дремоту под шорох листочков… А…

— Посуду я уже сложу, она одноразовая. А ты приводи себя в порядок, сходи к ручью и освежись после гонки. Ты метеор, Викта, за час — тридцать кеме. Непозволительная роскошь…

— Для моего не полностью сформированного организма? — Виктория словно процитировала знакомые Александру строки Свода учебной литературы. — Для меня, Саша, это уже старо. Очень и очень старо. Старо, как в плохих учебниках… — она сменила тон на обычный. — Сашок, ты снова круто меня ограничиваешь под благовидным и весьма приятным для меня предлогом сбережения моих ресурсов и моей целостности. Но всё же… Я же не могу так себя ограничивать… Я должна работать и активно действовать. — в её голосе послышалась железобетонная убежденность.

— Знаю… В России… — в задумчивости произнес Александр. Виктория тотчас продолжила:

— …. Дети взрослеют рано. И — не только в России — во всей Евразии. И в Украине, которой очень быстро пришлось добавить к высочайшей эмоциональной чувствительности российскую способность быстро ехать после сравнительно недолгого, против пословицы, процесса запрягания. Это я так, к слову. Но ладно, к ручью я всё же пройдусь, но только для того, чтобы предстать перед тобой не утомлённой бегуньей…

— Угу. Опять рубцы на моем сердце своим взглядом оставлять будешь… — голос Александра потеплел и любимое семейное «угу» прозвучало совершенно не недовольным тоном. — На нём скоро места не останется… Что тогда будем делать? Хирургов подобной специализации у нас просто нет. — хитро улыбнулся юноша.

— Сашок, ты же на моём оставил такой глубокий рубец… — тембр голоса девушки упал до отметки высшей проникновенности. — Но такой приятный и важный, — короткая ёмкая пауза, — что избавляться от него я не хочу… ни душевно, ни физически… — пропела Виктория, прикасась губами к его лбу. — Всё, я побежала.

Александр Иванов. Осознание пути Виктории

— Смотри, по-быстрому. — сказал Александр, а про себя подумал: И как же ей необходим частый, пусть и кратковременный физический контакт со всем, что даёт ей силы, спокойствие и ощущение безопасности и защищённости. Она просто жаждет не только видеть меня и слышать, но и просто физически касаться и ощущать. Она так незащищена в нашем пусть и весьма комфортном, но суровом и безжалостном к подобным уникумам мире, по-прежнему требующем усреднения и постепенности.

Усреднения и постепенности, хотя для современного человека, рвущегося познать свои собственные возможности и способности до конца, постепенность и усреднённость являлись злейшими врагами и абсолютно ненужными в деле самопознания ограничителями, если, конечно, дело не доходило до затрагивания интересов, прав, свободы и безопасности других людей. Ладно, это отдельный человек должен балансировать в своем отсеке, а вот такие люди как Виктория? Могут ли они как всегда усредняться? Наверное, нет. И цена их усреднения намного выше — они пришли в этот мир для того, чтобы поднять на новый уровень не себя, а многих других.

Не себя, а многих других. Вот почему для Виктории усреднённость и постепенность — явления не постоянные, а временные. Вот почему она готовится поднимать на новый уровень возможностей и способностей не себя, а многих других. Готовится уже долгое время. Готовится так, как готовились многие люди, желавшие дать человечеству возможность взглянуть на новые горизонты, новые, ранее скрытые. Дать возможность взглянуть и понять: новый мир как и мир старый зависит от всех людей и от каждого человека в отдельности.

И пусть каждый иногда испытывает желание стать более постепенным — это нормально для среднего землянина, желающего прожить свои сто сорок — сто пятьдесят лет в оптимальных условиях. И пусть каждый из землян хочет быть средним — в серединности заложена не только его безопасность, но и безопасность окружающих: экстремалов, посягающих на других людей, старались быстро ограничить и обязательно призвать к порядку всеми возможными способами. Виктория — не экстремал. Она просто должна поднять всё человечество на новый уровень. И потому, не являясь экстремалом, Виктория работает и живёт в экстремальном режиме, она не может ни усредняться, ни быть постепенной. Она обязана сделать скачок… А значит, она должна будет неминуемо положить всю себя на алтарь этого Скачка.

Когда и где бы этот скачок ни осуществился, она будет постоянно в напряжении и постоянно в готовности к полному и окончательному самопожертвованию… Она живёт как натянутая тетива и подобное состояние укорачивает её век. Она нуждается в вале внешней положительной энергии… — Александр сделал паузу в размышлениях, подтягивая из памяти нужную информацию. — От своих подруг она такую энергию сполна не получит — увы, у них до сих пор жесточайшая конкуренция… Остаются мужчины… Но и их Вика по понятным причинам отшивает… Остаюсь, если не считать ближайших родственников, я… И я буду теперь ей это давать в необходимых для неё объёмах…

Александр Иванов. Ночной разговор с Викторией на даче

К вечеру следующего дня они добрались до дачи. Аллеи участка были пустынны, неяркий свет софитов, автоматически включившихся при приближении знакомых людей, давал возможность прекрасно ориентироваться. Путники довольно быстро очутились в холле.

— Всё, Сашок. Полчаса — на личные нужды, и я — в твоём полном распоряжении… — сказала Виктория, оставляя рюкзак в углу холла и прогибаясь.

— Нет и нет. — сразу поняв намерения Виктории, отрезал Александр. — Ужин я тебе принесу в постель и — немедленно спать до девяти утра. — юноша взялся распаковывать свой рюкзак.

— Слушаю и повинуюсь, мой дражайший повелитель. — Виктория по-восточному сложила руки перед грудью и присела в церемонном восточном поклоне. — разрешите…

— Убывай. И сразу — в постель. Никаких камбузов. И не воображай себе ничего такого… — Иванов сделал красноречивый жест, указывая на гостевой этаж и подумал, что Виктория прекрасно знает запрограммированые стандарты любого среднего — и не только среднего — мужчины. А на Востоке женщины могли крутить мужчинами и ещё более искусно, о чём Виктория знала, видимо, не только из книг. Словно поняв ход его мыслей, но не желая его разочаровывать после виртуозно выполненного и исполненного богатого скрытого подтекста восточного реверанса, Виктория кивнула:

— Не извольте беспокоиться, мой командор. — она вознеслась по ступенькам лестницы едва касаясь носками своих туристских ботинок урезов деревянных плашек. Александр, подождав несколько минут, пошёл следом, направляясь на третий этаж.


Министолик с ужином приятно холодил ладони полированным и лакированным деревом. Александр отказался от перспективы нести гостевой, трубчатый со стеклянной площадкой и выбрал деревянный, который любила его средняя сестричка. Положив сосуды с пищей на поверхность столика, юноша вышел из камбуза и по второй дублирующей лестнице спустился в гостевое крыло второго этажа.

Виктория полулежала в кровати, прикрывшись до предплечий пледом. Её руки были заняты книгой. Неяркий софит оставлял почти всю гостевую комнату во мраке, очерчивая только овал вокруг кровати. Увидев Александра, Виктория отложила книгу, а когда столик встал перед ней, Александр почувствовал, как её руки сплелись у него на шее. Он вынужден был наклониться, приблизиться к лицу Виктории вплотную, стараясь не задеть стоявшие на столике сосуды. Жаркий благодарный поцелуй прямо в губы сказал ему почти всё. Это был поцелуй высшей силы и убедительности, он нимало не походил на все, чем одарила Виктория его, Александра до того и свидетельствовал о том, что теперь она хочет раскрыться перед ним и в словах, и в деле.

Виктория действительно хотела сказать ему очень многое — это Александр сразу понял, помня также и о том, что самое важное обычно вслух не говорят. Отвечая на уникальный поцелуй и приятные теплые объятия лёгкими касаниями и несильным сжатием ставших ему очень дорогими плеч, Александр почувствовал главное: Виктория принимала его таким, каким он был на самом деле, а не таким, каким она хотела бы его видеть.

Очень многие его коллеги — девочки и девушки. — он это знал и из истории, и из практики психологических служб Московска. — старались переиначить мальчиков и юношей едва только взаимоотношения становились на известный путь. Тем самым они неминуемо и серьёзно нарушали хорошо известный закон, согласно которому любовь в своем истинном виде возможна только в совместном пути мужчины и женщины и надо найти свое истинное полное место в жизни и судьбе другого человека, а не пытаться насильно трансформировать его, пытаясь втиснуть его всего и без остатка в свою собственную судьбу.

Виктория с самой первой встречи показалась ему другой — её холодность высветила на мысленных экранах памяти Александра код сильного постоянного личностного горя, который был везде одинаков. Этот код он прочёл, едва только увидел её, пытавшуюся собрать в укладку многочисленные диски.

Он понял, что это не горе оскорбленной физически и морально женщины — случись такое, этим, не дожидаясь никаких сигналов, сразу бы фундаментально занялся ряд профессионально ориентированных служб. Это было горе человека, стоявшего на пятнадцать уровней выше любого сверхразвитого и архиподготовленного современного землянина. В количестве уровней Александр сомневался, но в том, что их число, отделявшее Викторию от большинства землян, огромно и ужасно своей непреодолимостью, он был абсолютно убеждён.

Изучив психологию и историю в университетских объёмах, Александр понял, что Виктория изо всех сил старается избежать перспективы усреднения и ищет не того, кто будет средним, а того, кто примет её такой, какой она есть и была едва ли не с рождения. Одновременно он почувствовал и её готовность смириться с сосуществованием со средним человеком. Но подобная готовность. — Александр знал это четко. — всегда обходилась очень дорого и сближение не могло быть долгим, а разрыв превращался в катастрофу для того, кто стоял выше по уровню развития… Среднему человеку это возможно было пережить сравнительно безболезненно, но высокоуровневому это грозило физической смертью, сопряженной с ураганным истощением.

Тогда Александр и понял, что это осознание фатальной перспективы и является одной из основ для выставления многосоставного кода горя на ауре. Подобный код одновременно отшивал любителей легких флиртов и иных недолгих необязательных отношений.

Тот факт, что никто из окружающих не помог ей поднести к поезду явно неподъёмную укладку, глубоко потряс его тогда и заставил предложить помощь весьма активно. Но одновременно тогда он настрого запретил себе скоростное сближение по известному стандартному сценарию: мысль о том, что его Лена может ждать его по-прежнему — множество таких случаев было известно в человеческой истории — резанула по мозгу и заблокировала проснувшуюся было абсолютно естественную для него, пережившего период тяжелейшего одиночества в личном плане, программу ураганного сближения. Независимо от того, что встретившаяся ему девушка требовала незамедлительной помощи, Александр отчётливо и ясно чувствовал и свою ответственность перед Леной.

Прекрасно зная о невозможности соединения с Соколовой, он понимал, что предать её чувства он не сможет: её наполненные слезами глаза были не бутафорией, а реальным точным свидетельством истинного чувства её к нему. Два кода горя — незнакомой девушки, намного превосходившей его первую любовь по мощи психической ауры и самой Елены Соколовой заставили Александра воздержаться от ускорения событий.

Он знал и чувствовал, что Виктория ожидала обычных развязных приставаний, а также — реализации обычного низменного сценария. Он также хорошо понимал её удивление его холодностью и отстраненностью: достаточно долго девушка не могла понять, произвела ли она на него нужное ей впечатление или нет — младший командир Иванов уже научился неплохо содержать свои чувства и эмоции под бронёй и в узде. Он теперь знал и то, что она ожидала активных действий и после того, как фактически предложила ему всю себя, рассчитывая на то, что он пойдёт по животному сценарию.

Нет, Лена и память о ней тогда его уже не останавливали, но перед Викторией был человек, который одним из первых поставил вопрос о полной личностной безопасности женщин любого возраста в пределах школы и добился согласованными многоуровневыми действиями решения этой больной проблемы. После того, как школа фактически зажила по суровым законам военной личностной дисциплины, он оказался в трудном положении — ему приходилось постоянно отвечать отказом на явные недвусмысленные предложения. Эти тесты он отвергал сразу и бесповоротно.

И вот теперь школа позади, та самая школа, которая дала ему возможность познакомиться с Викторией, пусть возможность косвенную, но разве не путь прошлый подготавливает будущий путь? И теперь перед ним Виктория, зовущая, обещающая, загадочная, слабая и беззащитная в своем извечном стремлении произвести на мужчину глубочайшее впечатление. Он пока опасался назвать её полностью своей, зная, что тогда автоматически проснётся программа собственника, которую, пока не пришло время, придется жёстко и постоянно подавлять.

Тем временем Вика отодвинула в сторону министолик, снова обняла Александра за шею и властно и мягко привлекла его к себе, заставила сесть рядом и целовала его лицо так, как многие века земляне покрывали поцелуями лица только самых дорогих людей. И теперь Александр предельно глубоко понял, как на самом деле она одинока и беззащитна, как она напряжённо и безнадёжно ищет равного себе, чтобы опереться и понять, что она, Виктория Белова, тоже может быть слабой и уязвимой, знать, что не надо показывать сверхвозможности каждый раз, не надо ежесекундно воздвигать новую стену отчуждения, не надо опасаться непонимания, не надо бояться перспективы насильственного усреднения, означающего личностную смерть.

Молчание затягивалось, но слова были тут лишними.

Виктория сама окончательно убрала столик с нетронутым ужином в прикроватную нишу и в очередной раз не позволила Александру отстраниться. Он сел прямо на постель Виктории, на одеяло. Девушка теперь не размыкала кольца своих рук на его шее и потому жаркий шёпот легко достигал его ушей. Софит, видимо, заранее запрограммированный Викторией плавно убавил свет… Она продолжала шептать и Александр слушал с неослабевавшим вниманием и интересом…


— Сашок, пора вставать! Мой командор изволит почивать дольше своей дамы? Неслыханная дерзость!.. — ласковый певучий голосок Виктории заставил Александра очнуться, открыть глаза. Взглянув на настенный индикатор времени юноша понял, что проспал меньшую половину прошедшей ночи на полу, рядом с постелью Виктории и теперь ему предстояло осмыслить то, чем она его напитала за часы жаркого прерывающегося углублённым редким дыханием шёпота.

— Неслыханная дерзость — это моё ночное пребывание здесь, Викта. — изредка поглядывая на посвежевшую после утреннего душа девушку, кутавшуюся в махровый халат, Александр методично прибрал постель и вынул из ниши ужин. — Извольте, сударыня, немедленно прикончить сию совокупность блюд и явиться к завтраку.

— Да-да, конечно. Только завтрак я уже сготовила… — проговорила Виктория, внимательно сканируя глаза Александра своим мягким и тёплым взглядом.

— И сколько же я спал? — поинтересовался Иванов, словно и не замечая большого циферблата часов местного и планетного времени и не помня о том, что уже смотрел на часы раньше.

— Уже восемь утра. — Виктория не стала удивляться несобранности своего друга.

— А ты? — спросил Александр, догадываясь, что его подруга, как всегда, вскочила чуть свет.

— Я встала в шесть. Что поделаешь, очень и очень давняя семейная и родовая женская привычка. Вижу, мой повелитель изволит сердиться? Не стоит. Мне приятно, что ты отдохнул хоть как-то — я и так непозволительно заболтала тебя вчера ночью. Я же прекрасно знаю, что это просто так не проходит и тебе надо было восстановиться. Вот я тебя и не будила. И ты хоть как-то отоспался… Так что я уже покушала. А эту трапезу. — её указательный палец коснулся деревянной подставки-столика. — я очень надеюсь разделить с моим… верным рыцарем. — по несколько путаной речи Виктории Александр понял, что ночная беседа и ей стоила немалых усилий.

Они вышли из гостевой комнаты в холл второго этажа. Александр огляделся по сторонам и сказал:

— Ладно. Я пробегусь двадцать кеме и через час буду. — Иванов поднялся к себе на третий этаж, зашёл в свой кабинет и направился в ванную. Жестковатые струи контрастного душа восстановили привычную готовность тела к нагрузкам и перегрузкам. Через десять минут Александр уже выходил из ванной, вытираясь банным полотенцем. Торс обвивало другое полотенце. Хотя земляне за пять веков уже привыкли к культуре цивилизованного эроса и спокойно относились к полной наготе, даже в семьях не часто практиковалось послебанное обнажение и тем более — дефиле из ванной в комнату в неглиже. Иванов увидел в проёме своего кабинета гостью. — Ясно, Викта?

— Сашок, ты прекрасен. Прямо цивилизованный Тарзан. — Виктория мгновенно просканировала фигуру Александра с ног до головы и обратно и нашла, что он действительно мало в чём уступает древнегреческим титанам.

— Ага. — Александр скрылся в ванной комнате, прикрыв дверь. — Момент. — он снова появился уже в спортивном костюме. — Только уговор — отдыхать. Вся дача в твоем распоряжении кроме информкомплекса и лабораторно-технических комнат. Я не ставлю эти комнаты и боксы на охрану, но обещай не касаться рубильников и клавиатур. — он знал, что кто-кто, а Виктория способнанейтрализовать любую охрану и очень рассчитывал, что его личное запрещение возымеет более надежное действие.

— Подчиняюсь, Сашок. Давно я хотела испытывать такую вот простую радость спокойного и свободного подчинения… И наконец сподобилась такой чести. Ты первый и единственный человек, который мне такую честь доставил…

— Ценю. Всё, Викта. Прибегу — поедим. Будет нечто вроде второго завтрака. — он открыл окно и поставил створку на упор, поймав удивлённый вопросительный взгляд Виктории. Но девушка справилась с удивлением, когда Александр поправил куртку спорткостюма и решительно взялся руками за раму.

— Ладно, мой рыцарь. Бегите… — Виктория одобрительно улыбнулась. — И помните, я жду вас…

— С радостью. — Александр сиганул прямо в открытое окно третьего этажа. Виктория с притворным ужасом взирала на то, как он чётко приземлился на полусогнутые ноги на газон и сразу рванулся к забору. Момент — и трёхметровая ограда позади. Александр усмехнулся, зная, что любой злоумышленник, попытавшийся бы повторить его трюк в обратном направлении, будет немедленно остановлен автоматической системой охраны периметра. А это означало, что ставшая ему бесконечно дорогой Виктория находится под надёжной защитой. Тут он вспомнил о генерале Кузнецове и немного поморщился, поняв, что высший офицер АПБ с сотоварищами непременно уже устроился где-то неподалёку и не спускает глаз с их дачи.

Пробежка позволила ему успокоиться окончательно. Ночь, проведённая рядом с Викторией, дала ему столько, что только часть дара постепенно проявлялась и оформлялась в памяти в строчки, достойные долговременной личной части. Конечно же, у них может быть (а в глубинах души Александр чувствовал, что должен быть) совместный путь, причём путь долгий.

Зная, что даже подписание договора позволяет в любой момент взрослым людям разойтись, не утруждая себя имущественными тяжбами и спорами о детях, Александр чувствовал, что Виктория раз за разом приближает его к себе. Уже несколько веков на Земле существовало и было обычным чёткое понимание — выбирает себе пару не мужчина, а женщина. Мужчина вправе предложить, женщина вправе выбрать и её выбор может быть не окончательным. Оказалось, что глупо заставлять взрослого человека в стабильном обществе обрекать себя на единобрачие. И против этой глупости обществом были выставлены надежные заслоны.

Александр знал, что процедура приближения женщиной к себе избранного мужчины не означает окончательного «да». Он знал также, что даже обручение, инициатором которого часто выступала теперь женщина, не означает потери всего суверенитета и независимости обоих. Обручение означало не кабалу, а подтверждение крепости и глубины межличностной связи. Сколько пар были сломлено и разведено в разные стороны на пути человеческой цивилизации к глубокому истинному пониманию импульсной природы пути человека… И теперь, конечно же, людьми в этой сфере делалось немало ошибок, но эти ошибки уже не были столь горьки и тяжелы: планетное сообщество сохранило старые и выработало новые рецепты защиты и Россия, наиболее полно воспринявшая идеологию всемерной защиты приоритета женщин, проводила эту политику внедрения и реализации рецептов безопасности очень тщательно.

Это Александра радовало, поскольку он четко знал, сколько труда стоило решиться на кардинальные изменения в этом плане в отдельно взятой школе, где и учеников было около пяти тысяч. Численность менялась от тысячи до пяти, но разве дело было только в этом? Защиту женщин надо было реализовывать с пелёнок и это Иванов хорошо усвоил ещё на уроках истории, поняв, что основным врагом женщины является чаще всего мужчина, как существо другого мира и другой цивилизации. Женщины теперь привычно говорили о себе как о первой цивилизации, отводя мужчинам роль второй и не обижаясь на то, что мужчины именуют себя первой цивилизацией, а женщин считают всего навсего второй.

И вот теперь, теперь, когда социологи дружно заговорили об очередном победном переломе общерегиональной ситуации в сторону уважения женских прав, грянул Карпатский феномен. Иванову показалось тогда, что именно это событие даст возможность именно женщинам соединить их человечество с другими цивилизациями. Сейчас рядом с ним находился посол человечества. Куда этот посол должен был отправиться — оставалось пока загадкой, но посол уже существовал. И нуждался в максимуме внимания, чему Александр, выросший в многодетной семье, был несказанно рад.

Виктория Белова. Астронавигационная чистота на даче Ивановых

Проводив взглядом убегавшего в лес по неприметной тропке Александра, Виктория очнулась от нахлынувших дум, открыла свой рюкзачок и достала упакованный в небольшой пакет старый халат. Да, она вчера была готова отдаться Александру, но он снова не принял её жертвы. И если прямой путь не обеспечивал решения проблемы, существовал сравнительно долгий, но результативный обходной путь.

И реализовывать первые этапы обходного пути Виктория принялась сразу, едва халат облёк её тело. Она четверть часа ходила по огромной пятиэтажной даче, после чего спустилась в подвал и поднялась оттуда уже с полным комплектом оборудования для уборки. Постепенно скорость её движений приобрела тот уровень, который многие её подружки, видевшие такое, называли не иначе как запредельным. А если росла скорость, то сокращалось время выполнения уборки при неизменном высоком качестве. Этаж за этажом дача приобретала привычный Виктории вид навигационной рубки — архичистого помещения, в котором любая сложная техника чувствовала себя превосходно.

Закончив с уборкой, Виктория снова прошлась по теперь уже сиявшей даче. Ей не понравилось состояние кондиционерного комплекса — слишком большой по её мнению шум и неравномерный отсос говорили о проблемах, которые могли стоить быстрого запыления отчищенных помещений. Спустившись в подвал, Виктория решительно откинула кожух главного кондиционера и в её руке блеснул отцовский универсальный нож со множеством приспособлений. Через десять минут кондиционер заурчал совершенно по другому и, приложив ладонь к соплам, Виктория без труда определила, что всё в порядке.

Однако возня с кондиционером потребовала высокой концентрации внимания: сложнейшие схемы мало напоминали навигационную и научную аппаратуру и требовали «врабатывания». Виктория не считала себя специалистом, способным понять все и любые схемы, устройства и механизмы, поэтому просто постаралась уловить суть проблемы и определить причину и источники её возникновения. А уже на них было направлено её основное внимание. Эта методика неоднократно экономила ей многие минуты и часы.

Закончив и поднявшись к себе в гостевую комнату, Виктория переоделась в обычный дачный наряд, подчёркивавший стройность и статность её фигуры и присела на свою кровать, доставая приготовленный вчера Александром ужин, предусмотрительно закрытый автоматикой термостатным кожухом. С аппетитом позавтракав вторично за сегодняшний день (первый раз она по старой привычке перекусила, готовя завтрак для себя и для Александра), Виктория отнесла столик-подставку на его законное место в кухне и отправила посуду в моечный автомат и утилизатор…

Критически посмотрев на приготовленный завтрак, Виктория поняла, что этого совершенно недостаточно — убегавший Александр своим видом показал Виктории, что и он постоянно тратит немало физической и нервной энергии. Эту энергию Виктория хотела теперь беречь, а также незамедлительно восполнять её потери и потому приготовленный ранее завтрак представлялся девушке теперь уже просто нищенским. Предстояло приготовить прорву блюд до возвращения Александра — Виктория видела, что её мастерство кулинара и повара Александр ценит и любит его результаты и потому постаралась показать высший класс, уставив небольшой стол двумя десятками видов яств.


Взбежав по внешней лестнице в холл, Александр неожиданно для себя с трудом затормозил и остановился на непривычно отдраенном до звёздного блеска полу, а оглядевшись по сторонам, обмер: дача, насколько смог хватить взгляд, сияла просто неземной чистотой.

— Виктория. Ау! — Иванов вознамерился сделать нешуточный выговор своей подруге за напрасную трату сил и недопустимое превышение рамок статуса гостьи.

— О, мой рыцарь снова зовёт меня. — девушка подошла к перилам балкона холла. — Чегой-то он снова гневаться изволит…

— Виктория, ты гостья, а не сотрудник отдела бытовых услуг… Зачем было всё драить? — спросил Иванов, поднимая глаза.

— Я так, немножечко… — протянула извиняющимся тоном Виктория. Она стояла у самых перил, не опираясь на них и глядя сверху вниз на друга полувопросительным — полувосторжённым взглядом.

— М-да. Немножечко… — взгляд Александра натыкался на всё новые и новые чистые участки, которые даже его сёстры — невероятные чистюли, каждые три дня вылизывавшие всю огромную квартиру до зеркального состояния и не признававшие во время уборки никаких особых прав на суверенитет и неприкосновенность — брезговали чистить чаще, чем раз в полгода. — Я только на час отлучился, а гостья всю дачу превратила в операционную планетного класса.

— Там, где бывают астронавигаторы, должно быть всё архичисто… С вашим кондиционером пришлось повозиться минут десять, но теперь — всё в норме. — Виктория, говоря это, спустилась в холл по неширокой прямой лестнице и обняла юношу за плечи. — Извини, Сашок. Очевидно, я превысила свои полномочия. Но, надеюсь, ты простишь меня… — её взгляд лазером прошелся по глазам Александра.

— Ладно. Показывай, где тот недоеденный тобой вчера ужин… Я проконтролирую, чтобы ты всё это съела. Морить себя голодом и вылизывать огромную пятиэтажную дачу… И это гостья… Так что…

— Я, собственно, уже съела. Аппетит был, извиняюсь, волчий после возни с «кондишеном», вот и подвернулся он под руку. Прошу со мной в столовую, Саша.

Увидев заставленный блюдами небольшой стол, Александр подумал, что Виктория вызвала сюда своих братьев и сестёр. Съесть такое одному человеку представилось ему почти непосильной задачей — он не чувствовал себя настолько голодным и прекрасно понимал, что Виктория не составит ему в этом деле компанию. Он укоризненно посмотрел на подругу. Та перехватила его взгляд:

— Нет, Сашок. Это просто очередная демонстрация толики моих возможностей. Есть будем только вдвоём. Собственно говоря, есть будешь ты, а я буду смотреть и радоваться. Всё, что я умею и знаю — только для одного тебя, Саша… — зовущим голосом сказала девушка.

— Спасибо. Но морить себя голодом я тебе не позволю… — парировал Александр.

— Не позволишь? — в её голосе послышались нотки задумчивости. — Тогда, может быть, ты на период отпуска согласишься: утром мне — лёгкий завтрак, днем — средний обед, а вечером — не слишком плотный ужин и непременно — при свечах. И ещё более непременно — рядом с тобой. Конечно, свечи не потребуются на природе… Я не хочу стать причиной пожара… — Виктория не решилась настаивать на своем праве кардинально уменьшить калорийность и объемы своих порций, догадываясь, что Александр скорее сделает что угодно, чем согласится морить её голодом.

— И ты точно обещаешь весь месяц придерживаться заявленного тобой только что порядка и не ограничивать ещё больше свои порции? — Александр, оценив задумчивость подруги и её желание избавить спутника от излишней нервотрёпки, серьёзно и прямо взглянул в карие глаза Виктории.

— Обещаю. — серьезно и просто ответила девушка.

— Ну, лады.

Александр Иванов и Виктория Белова. Встреча Александра с сёстрами Виктории

Ровно через месяц Виктория и Александр упаковывали рюкзаки и укладки, оставляя дачу в гораздо лучшем состоянии, чем она была раньше. Отпуск заканчивался. Гравилёт уже стоял на главной дорожке усадьбы носом к воротам.

— Охрана поставлена. Взлетаем. — Александр передвинул ползун на пульте и двигатели машины ожили. — Пристегнись, амазонка. — теперь рядом с Ивановым сидела довольно стройная высокая девушка, своими формами очень напоминавшая всегда готовую к прыжку пантеру. Но ещё больше она напоминала храбрую воительницу. А точнее — предводительницу воительниц. То, что она обладала медалью Вернадского означало, что за ней в науку на её скорости и с впечатляющими способностями пошли несколько сотен девушек. Это вполне напоминало амазонский гвардейский полк.

— Слушаюсь, мой командор. — Виктория кивнула. — Только, если позволишь, один маленький уговор… — она не решилась продолжить. Александр встрепенулся:

— Какой? Не надо мне сегодня никаких наималейших уговоров. — он немного помедлил и добавил примирительным тоном. — Ну ладно, хитрунья, выкладывай.

— Ты же всё равно отвезёшь меня домой?

— В первую очередь. Ты читаешь мои мысли. И что? Следует залететь в центральный супермаркет и нагрузить машину возом продовольствия? Или ты хочешь залететь в универмаг и набрать полный багажник платьев и прочих принадлежностей? Но это — не грузовой, а пассажирский гравилёт… К тому же он только двухместный и для столь объемного груза… извиняюсь, но автоконструкторы не смогли всё здесь просчитать. Сожалею, но придется выгрузить кого-то из нас… Скорее всего это буду я, а я хочу остаться с тобой.

— Ценю твою сообразительность, но я всего лишь хочу познакомить тебя с сёстрами. Братцы пока что на стажировке в Италии, а сестрички через два дня едут на Чёрное море. Надо же им живого «Тарзана» показать, совершенно расспросами замучили. То, что они, конечно, весьма отчётливо видели издали — одно, а тут — вблизи и вживую. Они заметно изнывают от желания весьма плотно пообщаться с человеком, сбросившим с меня маску неприязни к мужчинам. До тебя это никому не удавалось… Прошу только не строить из себя неприступный авианосец… — она вспомнила, что рядом с ней сидит человек, ставший на долгие годы абсолютно недостижимым и непостижимым для очень многих её сестёр по полу. — Мои девчата — вполне цивилизованные люди и не имеют к мужчинам никаких претензий… Разрешишь? Точнее, ты согласен с такой перспективой или будешь отказываться? Вижу, хочешь задать уточняющие вопросы…

— А сколько их у тебя? — спокойно и без эмоций поинтересовался Александр.

— Мал мала меньше. Я — самая старшая, так что они все — младшие.

— А как их зовут? — Иванов вывел машину из взлётного режима в полётный и взялся за ручку управления. — Или мне угадывать?

— Зачем угадывать? — Виктория пожала плечами. — Тебе я сама скажу: Оксана, Алла и Светлана.

— Гм. Четверо на одного? Мне придётся сдаться без боя? — Александр уже обдумывал сделанное подругой предложение во всех деталях.

— Но я-то — на твоей стороне. Больше того: за твоей спиной я — как за каменной стеной. Не изволь беспокоиться, мои, конечно же, временами архинепокорные и сверхопаснейшие пантеры, тем не менее не дерутся, не бросаются, не кусаются и не царапаются… без крайней на то необходимости. Они — вполне цивилизованные… «зверюшки». - мягко заметила она. — Ты же, я знаю, любуешься мной и сравниваешь не иначе как с пантерой. Мне это нравится, как, думаю, любой другой женщине. И моих сестёр, думаю, негоже лишать такого удовольствия. Они, повторюсь, вполне безопасны. Тем более, если видят, что я — в полнейшей безопасности и под сверхнадёжной защитой. — Виктория не удержалась от очередного комплимента, который Александр воспринял благосклонно, но без особых эмоций. — Оксана — моя наследница — славянская красавица в классическом варианте, Алла — настоящий диггер, бестия подземелий, там столь большая пышность не приветствуется — места мало, а Светлана — так, средненькая, но настоящий цветик-семицветик, домашняя волшебница. Моторности у них у всех хватает, но это у нас — фамильное.

— Ладно. Снижаемся, твоя башня. — Александр включил посадочные огни, чтобы освободить площадку на крыше здания и предупредить людей, которые могли оказаться в пределах опасной зоны посадки.

— Ага, похититель… — Виктория довольно улыбнулась. — Вернулся таки на место преступления…

— Вернулся. — поддержал игру Александр, сажая машину на площадку прилёта на крыше. — Мне как, на лифте или пешком? — он выключил двигатели и открыл дверцы.

— Ну уж нет, здесь — никаких вариантов. В лифт, сударь. — Виктория сопроводила это мягкое уточнение исполненным с поистине королевским качеством указующим жестом в сторону капонира.

— Слушаю и повинуюсь. — Александр вышел. — Девчата? Надеюсь, встречать у лифта не будут? Мне надо собраться…

— Ждут и облизываются. — Виктория вышла и закрыла дверцу. — Не бойся, я — с тобой, а при мне они — смирные как котята.

— Обнадёжила, Викта. — усмехнулся Александр, пропуская девушку к кабине мнгновенника.


— Девчата, я привела к вам желанную добычу! Только не разрывайте его на части, он мне самой в полной целости и сохранности нужен. К тому же он — моя лучшая защита и оборона. И он не совершил по отношению ко мне никаких мало-мальски предосудительных действий. Уберите ваши когти и клыки! — шутливо сказала Виктория, прикрывая дверь. В тот же момент девичий хоровод окружил Александра, едва успевшего снять рюкзак и отцепить поясной ремень с укладками. — Смотрите, это — вещь архиценная и сверхнужная, так что — не побейте и не поцарапайте… Ау, Сашочек!

Полчаса интенсивнейшего общения истекли. В окружении средних сестёр и предводительствуемый младшей, Александр вошёл в столовую.

— Передаём тебе, о несравненная наша старшая сестра, твою заслуженную добычу. Мы только на нём свои знаки качества поставили, чтобы потом снова не подвергать проверкам. А так — в целости и в полной сохранности. — девчата, отпустив из своего «треугольника» смутившегося Александра, вихрем умчались к себе в комнаты на второй этаж. Иванов опустился на диван. Рядом села Виктория.

— Отдышался? — с долей иронии спросила она, поняв, что Александр опасается превратного понимания Викторией слов сестёр о знаках качества. — Ладно, я всё правильно поняла, успокойся. Никаких обвинений.

— Ну и сестрички у тебя… Чистые пантеры, но с разумом, достойным пера древних главных мыслителей… А красота… Нет слов…. Ладно, умолкаю… Вижу, ты чем — то недовольна. Мне надо…

— Не надо. Я всё правильно поняла. Скажу больше: они все — заняты. А теперь занята и я. Так что на мои «причалы» можно повесить огромный плакат с надписью: «Занято. Не подходить.». Уж я-то знаю твою тягу к флотским словечкам. Что поделаешь, Астрофлот вырос из морского флота во-первых и из авиации — во-вторых.

— Ага. Не влізай бо вб'є. - отшутился Александр.

— И так тоже может быть. — Виктория на секунду напряглась. — Куда наметился? Знаю, думал весь месяц, да так и не смогла тебя полностью растормошить.

— В Космоцентр. На командирский факультет. — просто ответил Александр.

— М-да… Опять, Саша… — Виктории снова остро не хотелось отпускать Александра от себя: она хорошо знала, что командиры космических кораблей всех трёх уровней — космонавты, системники и астронавты имеют право практически постоянно жить в своих каютах. И подобная перспектива её никак не устраивала — она уже поняла, насколько Александр способен полно отдаваться работе.

— Я был и остаюсь лейтенантом командования Астрофлота. К этому я стремился и я пойду дальше. — тихо ответил Александр, почувствовав причину опасений подруги.

— В дальний флот? — упавшим голосом сказала Виктория и в её глазах мелькнул неподдельный испуг. — Саша… — она поняла, что Александр и вправду желает получить постоянную прописку на кораблях Астрофлота.

— Да. Но моя конечная цель… — Александр понял, что впервые за долгое время сумел заставить свою подругу серьезно поволноваться, но ситуация была до невозможности стандартной: мужчина уходил на работу, пусть опасную, но мужскую работу, стремился к своей цели. Женщине оставалось ждать, беспокоиться и надеяться… «Без синих волн и дальних морей не могут жить мужчины» — вспомнил Александр слова древней песни и сказал, стараясь вложить в тон побольше успокаивающей неторопливости, — не дальний, а…

— Галактический?!!.. — свистящим шепотом продолжила Виктория и испуг в её глазах сменился ужасом… — Саша… а… а… а… я?! — она пыталась бороться с внезапно подступившим желанием не отпускать ставшего ей очень дорогим и близким Александра в это многолетнее путешествие, сопряженное, вне всякого сомнения, с очень длительными разлуками и нешуточными тревогами и опасностями.

— Тебе — прямая дорога в большую и в сверхбольшую фундаментальную науку. Медаль Вернадского уже есть, так что — двигай выше, на Нобелевскую премию. — он сказал эту фразу с тайной надеждой разрядить ситуацию и перевести разговор в более безопасное русло.

— Издеваешься? — ужас в глазах Виктории мгновенно сменился вызовом. Александр понял, что ситуация близка к разрядке. — Или как?…

— Шучу. — спокойно ответил Иванов.

— А Михаил? — поинтересовалась Виктория.

— Он с самого рождения — десантник. Нередкий случай в наше время. Глупо закрывать ему путь в число Витязей Российского Звездного Десанта.

— Значит, и он… — голос Виктории снова упал до шепота. — Что-ж…

— Не накручивай, Викта. Всё. Мне надо быть дома. До скорой встречи…

— До скорой.

Виктория Иванова. Решение о переходе из Астронауки в Астронавигацию

Едва за Александром закрылась дверь, Виктория приняла своё очередное твёрдое решение — теперь она тоже должна стать частью Астрофлота, только не частью его научного корпуса, а действующей, боевой единицей.

Ранее желание выйти из замкнутого научного мирка было продиктовано желанием испробовать новые горизонты, теперь к этому подталкивало жгучее желание постоянно быть рядом с Александром. Быть рядом везде — в любом полёте, на любой планете, везде, где будет он. Предстояло решить, какой факультет следует избрать для осуществления мечты. Строгая и последовательная в выполнении принятых решений Виктория углубилась в чтение обширной профильной информации, незамедлительно предоставленной ей центральным компьютером Московска. Оставить комментарий


Оглавление

  • Ивановы. Начало
  • Юльевы. Начало
  • Лосевы. Начало
  • Беловы. Начало
  • Ивановы. Продолжение. Дети
  • Полиция России. Ивановы
  • Закон Весов. Закон Развития
  • Александр Иванов
  • Александр Иванов. Школа. Занятия
  • Александр Иванов. Группа Системы
  • Александр Иванов. Разговор с отцом о Лене Соколовой — первой любви Александра. Тайное становится явным
  • Александр Иванов. Поездка к Лене Соколовой в режиме невидимости
  • Ивановы. Выезд в Криницу
  • Александр Иванов. Начало работы Малой Звездной Академии
  • Ивановы. Выезд на дачу и в Нижний
  • Борис Иванов. Первое боевое задание. Столкновение с сектантством
  • Ивановы. Выезд в Нижний Новгород
  • Михаил Лосев
  • Лосевы. Дачный центр
  • Виктория Белова
  • Беловы. Дачный центр. Выезд
  • Виктория Белова. Взросление
  • Виктория Белова и её школьные друзья. Полигон
  • Виктория Белова. Покушение
  • Криница. Лена Соколова — предпоследняя встреча. Малая астроакадемия. Иванов
  • Владилена Юльева
  • Город Звёздный
  • Школа второго уровня Московска. Встреча Виктории и Александра
  • Александр Иванов. Рождение командирского факультета Малой Астроакадемии Продолжение реформ
  • Школа второго уровня. Воспитание понимания
  • Школа второго уровня. Продолжение совершенствования
  • Александр Иванов. Лекция в Музей — Центре Московска
  • Александр Иванов. Продолжение личностной пустоты
  • Михаил Лосев. Пресс-клуб и Малая Звездная академия. Встреча с Александром Ивановым
  • Виктория Белова. Начало преображения
  • Виктория Белова. Окончательное преображение. Навигационная Звезда
  • Академия Планетной Безопасности. Генерал Кузнецов. Защита тайны
  • Виктория Белова. Начало пути к звездам. Планетарий
  • Новогодний бал. Встреча Виктории и Александра
  • Александр Иванов и Гера Чхеидзе. Предупреждение о прошлом Виктории
  • Александр Иванов. Сближение с Викторией. Доступ открыт. Единение
  • Александр Иванов и Виктория Белова. Разговор на катере
  • Александр Иванов. Осознание задачи. Начало Пути. Рядом с Викторией
  • Школа второго уровня. Выпуск. Вступление в гражданство планеты Земля
  • Отпуск после школьного выпуска. Виктория и Александр проводят его на даче Ивановых
  • Александр Иванов. Встреча с генералом Кузнецовым. АПБ рядом
  • Александр Иванов. Ночь в лесу
  • Александр Иванов. Осознание пути Виктории
  • Александр Иванов. Ночной разговор с Викторией на даче
  • Виктория Белова. Астронавигационная чистота на даче Ивановых
  • Александр Иванов и Виктория Белова. Встреча Александра с сёстрами Виктории
  • Виктория Иванова. Решение о переходе из Астронауки в Астронавигацию