КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

На линейном крейсере Гебен [Георг Кооп] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Георг Кооп На линейном крейсере Гебен

Боевые корабли мира

Перевод с немецкого О.А. Степановой

Научно-техническая редакция, вступительная статья и комментарии кандидата технических наук капитана I ранга С.И. Титушкина

Издание альманаха «Корабли и сражения»

Санкт-Петербург 2002

Боевые корабли мира

Вступительная статья и комментарии С.И. Титушкина

На 1-й - 4-й стр. обложки даны фотографии линейного крейсера “Гебен’’ в различные периоды службы

Тех. редактор В.В. Арбузов

Лит. редактор А.С. Владимирова

Корректор С.В. Субботина

“Гебен” И “Бреслау”


Наверное, во всей известной нам военной истории вряд ли найдётся ещё один военный корабль, сыгравший, без преувеличения сказать, столь огромную и роковую роль в судьбах человечества, как линейный крейсер Германского Имперского флота “Гебен”. В силу целой цепи событий этот корабль вместе с маленьким лёгким крейсером “Бреслау” оказался в отрыве от своих главных сил буквально посреди Средиземного моря в самом центре разразившейся в августе 1914 года всемирной драмы – первой мировой войны. Пришедшие в движение гигантские силы противоборствующих немецкому флоту английского и французского флотов при явной измене Тройственному союзу Италии должны были бы несомненно и немедленно просто раздавить ничтожные силы немецкой Средиземноморской дивизии.

В этих условиях командир этой дивизии контр- адмирал Вильгельм Сушон (1864-1946 гг.) на свой страх и риск принял единственно верное решение по прорыву в Константинополь (Стамбул), куда и прибыл 10 августа 1914 г. Там немецкие корабли были фиктивно проданы Турции. Так морские силы турков получили существенное, резкое и неожиданное для русского командования усиление. Сушон стал командующим турецким флотом и со своими кораблями сыграл определяющую роль во втягивании Турции в войну против России. Всю первую мировую войну на Чёрном море русский флот решал главную задачу по борьбе с “Гебеном” и “Бреслау”, но так и не смог ни уничтожить, ни окончательно вывести из строя эти “проклятые корабли”.

Последствия вступления в войну Турции стали во многом фатальными для России: она оказалась лишена самых удобных южных коммуникаций со своими союзниками по Антанте и лишь немногим менее Германии и Австрии страдала от морской блокады Европейского континента. Всё это во многом способствовало крушению Российской империи, победе Великой Октябрьской социалистической революции, гражданской войне и великому социальному эксперименту.



Конечно, нельзя сказать, что во всех несчастьях Российской Империи повинны эти два немецких корабля, но волею Провидения они сделали для этого неизмеримо больше, чем можно было бы предполагать в самых невероятных прогнозах. Горы бумаги и моря чернил изведены журналистами, писателями, военно-морскими специалистами, политиками и историками для того, чтобы со всех сторон и на разные лады описать удивительный феномен “Гебена” и “Бреслау”, однако воспоминания, оставленные самими немецкими моряками, служившими в ту пору на этих кораблях, крайне скудны. В связи с этим предлагаемые вниманию читателя воспоминания немецкого старшины-радиста Георга Коппа, почти всю мировую войну прослужившего в составе экипажа линейного крейсера “Гебен”, представляют несомненный интерес для широких кругов интересующихся военно-морской историей читателей. Эти воспоминания пересказаны живым и доходчивым языком Гансом Малотке, “профессиональным филологом” из ведомства доктора Геббельса, а переведены на русский язык Ольгой Александровной Степановой и публикуются в нашей стране впервые.

Следует отметить, что Копп наблюдал все события, которые он живописует, из радиорубки и был военнослужащим срочной службы. Поэтому воспоминания его в чём-то подобны “Цусиме” А.С. Новикова-Прибоя – батальному полотну, обозреваемому из баталерки броненосца “Орёл”, которое, хотя и не может дать сколь- нибудь достоверного оперативно-тактического и военно-технического отчёта о боевых действиях, но позволяет понять мироощущение и мотивацию действий широких слоёв матросских масс, вовлечённых волею судеб в эпохальные исторические события. Так что, не стоит предъявлять автору претензий за наивное представление замыслов и действий немецкого и русского командования, за перечисление неисчислимых потерь, которые, как он твёрдо верил, “Гебен” и “Бреслау” нанесли своему противнику. Гораздо интереснее в его описании то, чему он сам был непосредственным свидетелем и участником. А такого материала в книге немало.



Линейный крейсер “Гебен” являлся третьим кораблём своего класса, построенным для немецкого флота, и вторым в серии из двух единиц (“Мольтке” и “Гебен”). Особенностями этих кораблей, спроектированных проектным бюро Имперского Военно-Морского флота под руководством старшего советника кораблестроения Альберта Дитриха (1869-1937 г.г.) являлись:

– артиллерия главного калибра из 10 283- мм скорострельных патронных орудий длиной 50 калибров с весьма мощной баллистикой;

– размещение артиллерии главного калибра в пяти башенных установках, располагавшихся линейно-ромбически, чем достигались её высокая огневая производительность, существенные сектора обстрела (особенно в носовых и кормовых курсовых углах), достаточно высокая живучесть;

– развитая система распространённого бронирования, рассчитанная противостоять огню английских орудий калибром до 305 мм на нормативных боевых дистанциях в Северном море (считалось – до 60-70 каб);

– очень совершенная для того времени система подводной конструктивной защиты, способная выдержать без затопления главных отсеков контактный взрыв у борта в подводной части боевого зарядного отделения торпеды или мины массой 100… 150 кг в тротиле, – четырёхвальная главная энергетическая установка из двух комплектов низкооборотных прямодействующих турбин Парсонса, что определяло её невысокую экономичность и известные трудности размещения в плане обеспечения живучести и установки,и корабля;

– использование многочисленных маломощных лёгких и ненадёжных низконапорных котлов типа “Шульц-Торникрофт”, что хотя и позволяло при чисто угольном отоплении кратковременное значительное форсирование паропроизводительности, но вызывало постоянные проблемы с котельными трубками;

– с кораблестроительной точки зрения корабли отличало чрезвычайно продуманное подразделение корпусов на водонепроницаемые отсеки, малое отношение длины к ширине, высокое значение поперечной метацентрической высоты и сравнительно низкий надводный борт (даже несмотря на протяжённый на 2/3 длины полубак.

“Гебен” заложили на стапелях знаменитой фирмы “Блом унд Фосс” 28 августа 1909 г., спустили на воду 28 февраля 1911 г. Уже 2 июля 1912 г. корабль приступил к выполнению программы государственных испытаний и 28 августа, завершив испытания, был принят в состав германского военно- морского флота. 6 ноября его направили в Средиземное море.

Судьба

Немец по происхождению, я еще в юности был заброшен судьбой на юг России, а потому не мог придать содержанию книги ту форму, в которой она представлена теперь. Исполненный сознания того, что немецкому народу будет интересно узнать, какую роль “Гебен” и “Бреслау” играли в мировой войне, я доверил Д-ру Хансу фон Малоттке литературное оформление мною пережитого. Исполняя дружеский долг, я благодарю его за оказанную помощь и надеюсь, что наш совместный труд увенчается успехом.

Георг Копп


Январь 1914 !.. Сквозь темную зимнюю ночь поезд мчится на юг; время от времени из темноты выныривают огни, скрипят тормоза – затем следует краткая остановка – и поезд неудержимо движется дальше.

Монотонно трещит передатчик. Есть время, чтоб обдумать последние события. Как удивительно все произошло! Ещё только вчера я был в Вильгельмсхафене… В прощальных словах товарищей звучала скрытая зависть. Они должны были остаться на Родине, а тем временем поезд вёз меня через Альпы. Из снега и льда – в весну; скоро в потоке света заблестит солнечное голубое море – должно начаться что-то новое и неожиданное.

Будучи гражданином Германии, я прибыл в 1911 г. с юга России в Киль, чтобы пройти военную службу. Время пролетело быстро, и моя служба подходила к концу. Но тут пришло распределение на “Гебен”. В Генуе я должен был подняться на его борт и пройти остаток службы на корабле заграничного плавания, чтобы затем, при случае, сойти в Константинополе и вскоре отправиться оттуда в Россию на немецкой яхте-станционере “Лорелей”.

Радость была действительно велика. Попасть на корабль, находящийся в заграничном плавании, мечтал в тайне каждый из нас. Осуществление этой мечты, надежда на прекрасные времена, перспектива познакомиться с иными странами и их населением, почувствовать очарование Средиземного моря – всё это поднимало мне настроение и радостно волновало. Покидая вокзал в Генуе, я и не предполагал, что теперь должны будут пройти четыре роковых года. Я и не думал, прежде чем сесть в грохочущий поезд, что “Гебен”, который должен был бы доставить меня на Родину, надолго станет словно моей второй Родиной.


*

В море на рейде, в сверкающем голубом великолепии, стоял современный немецкий линейный крейсер “Гебен” – самый быстроходный военный корабль на Средиземном море.

Радостное прощание. В порту Киля я часто восхищался новым линейным крейсером, и теперь неожиданный приказ привел меня на этот корабль, на который мы смотрели с гордостью, а некоторые другие команды – с завистью и скрытым недоброжелательством.

Это и был “Гебен”. Угрожающе и мощно возвышался его приземистый корпус с надстройками над плещущейся портовой водой. Солнечные блики прыгали и искрились на тяжелой броне, а тем временем тонкая струйка дыма вилась из его огромных труб. Казалось, серый корпус корабля, неподвижно покоящийся на воде, излучал необычайную силу.

Не являлся ли этот корабль, показывавший там внизу, в грозовом углу Европы, немецкий флаг и одним лишь своим существованием вызывавший зависть других держав, одновременно и символом немецкого могущества и силы? И не был ли он им просто потому, что он воспринимался здесь как вызов?

Полным ходом “Гебен” прибыл в 1912 г. из Киля на Мальту и в турецкие воды, когда на Балканах снова начала накаляться обстановка и разбитые турецкие войска разрозненно бежали к Константинополю. Обострение политического положения в Юго-Восточной Европе и на Ближнем Востоке в то время дало повод заинтересованным державам усилить в тех водах свое военно-морское присутствие, чтобы в случае дальнейшего обострения ситуации вступить в бой. И когда “Гебен” появился в районе Константинополя, новичок привлек к себе всеобщее внимание, и англичане, русские, французы и итальянцы с завистью и подозрением взглянули на этот гордый корабль, над палубой которого развевался немецкий флаг.

Теперь грозовые тучи на политическом горизонте рассеялись. Мирное солнце снова засияло над Балканами. Для “Гебена” настало прекрасное время, в течение которого было совершено несколько походов с заходами во многие порты Средиземного моря. Повсюду немецкий военный корабль радостно приветствовали. В болгарских, греческих, турецких, итальянских и египетских портах, особенно в процветающих немецких колониях, радость была огромна, когда туда приходил

“Гебен”, и на его борту устраивались приемы и празднества. В полной мере каждый из нас наслаждался этим временем.

Никто и не думал о том, что скоро этому придет внезапный конец.


Титульный лист книги Гэорга Коопа «Дьявольский корабль и его младший брат» изданной в 30-ос гг в Ляйпциге


*

Время летело быстро. Шел второй год пребывания “Гебена” на Средиземном море. Говорили о том, что скоро его сменит однотипный “Мольтке”. Со времени выхода из Киля корабль не проходил ни одного заводского ремонта. Машины и котлы за время, проведенное в заграничном плавании, подвергались большим нагрузкам; особенно пострадали трубки котлов “Гебена”. Срочно требовался ремонт, тем более что корабль, находящийся в заграничном плавании всегда должен обладать как можно более высокой степенью готовности к бою. И, кроме того, “Гебен” заслуженно пользовался репутацией самого быстроходного корабля в Средиземном море.

Однако по неизвестным причинам смена задерживалась. Тем временем состояние трубок котлов “Гебена” не улучшалось, был необходим ремонт. Мысль найти верфь отпала, так как наш корабль должен именно теперь пребывать в максимальной боеготовности, и в случае необходимости ремонтные работы можно было бы быстро свернуть. Поэтому адмирал принял решение осуществить замену и починку поврежденных трубок котлов подручными средствами, хотя это означало большую нагрузку на экипаж. На Родине подобные работы всегда выполнялись на верфи. Но мы были за рубежом.

В июне 1914 г. пришло сообщение, что новые трубки для котлов находятся уже в пути и скоро окажутся в Поле, порту союзной Австрии. Там нам и следовало произвести замену трубок. В это время “Гебен” находился в юго-восточной части Средиземного моря, у берегов немецких колоний Яффа и Хайфа.

Кровавое происшествие в Сараево стало словно разорвавшейся бомбой. Инстинктивно мы почувствовали, что это потрясение покачнет и устои европейской политики. Первый удар по мировому порядку. Каков будет итог? Что таило в себе будущее? На эти обрушившиеся вопросы еще не было ответов, но тем не менее нам казалось, что в этой невыносимо напряженной атмосфере должна наступить разрядка. Где настигнет нас мировая буря? Куда она нас занесет? Мы еще не догадывались, что “Гебену”, как никакому другому кораблю, было предначертано судьбой войти в мировую историю.


*

“Гебен” взял курс на север.

Под палящим на безоблачном небе летним солнцем исполинский корпус корабля легко скользит по блещущим волнам. В неописуемом великолепии сияет зеркальная поверхность моря.

Показывается Айперн.

Первое июля.

Мы держим курс на Ларнаку; десантное подразделение проводит строевую подготовку. Под вечер с грохотом выбираются якорные цепи. Приказ: “Курс на Полу!”

Напряженное политическое положение безотлагательно требует проведения необходимых работ по ремонту котлов в Поле. Пока еще словно затишье перед бурей. Но она может очень скоро разразиться. Поэтому необходимо использовать имеющееся время. Уже на переходе через Адриатическое море, насколько это возможно, началась техническая подготовка, чтобы быстро заменить трубки. Тяжелая работа должна быть проделана прямо сходу. 10 июля “Гебен” заходит в Полу и бросает якоря.

Между тем с Родины прибыл необходимый для замены материал. Первые трубки быстро доставляются на борт. Теперь начинается трудная и непривычная работа. Неутомимо, днем и ночью, изымаются поврежденные трубки и заменяются новыми. Часто приходится вынимать целые ряды, чтобы добраться до лопнувших и непригодных. Работа целый день под безжалостно палящим солнцем Адриатики прямо-таки невыносима.

Но всё будет сделано! Все из команды, кто умеет обращаться с молотком и напильником, присоединяются к техническому персоналу. На нашем “Гебене” 24 котла! Это словно легкие корабля, которые должны любой ценой снова безупречно заработать. Во время последних походов уже были отключены некоторые котлы, чтобы избежать разрыва трубок и тем самым обваривания кочегарной команды. Люди работают лихорадочно. Учитывая напряженное политическое положение, командир корабля настаивает на максимальном ускорении работ. Через 18 дней заменено свыше 4000 поврежденных трубок. Путем неслыханного напряжения всех сил “Гебен” снова приобрел почти свою первоначальную скорость и вместе с этим и прежнюю боеспособность.

Совсем незаметно для нас, беспрерывно работающих в Поле, политическая ситуация все более обострялась. Со времени убийства в Сараево уже прошло 4 месяца. Грозовые тучи войны все более сгущались над Европой. С помощью дипломатического искусства правительства ещё пытались остановить неизбежное развитие событий. Слишком поздно! Со зловещей неуклонностью история начала свой ход.

Что теперь значит ничтожная единичная судьба? Чувствую, что едва ли снова увижу Родину. Странный рок, приведший меня на это корабль! С мыслями о Родине я поднимался на борт. И вот теперь судьба вовлекла этот корабль и меня в мировой шторм.

Теперь ты, “Гебен”, прекрасный гордый корабль – моя Родина! Моя судьба связана с твоей. Счастливого тебе плавания!


В море на рейде стоял “Гебен” – самый быстроходный корабль в Средиземном море

В окружении

29 июля мы снимаемся с якоря и выходим из Полы в море по направлению к Триесту, чтобы пополнить запасы угля. Уже этот короткий переход показывает, что отремонтированные котлы к нашему удовольствию работают исправно.

Вскоре мы уже стоим в Триесте и сразу приступаем к приему угля. Вечером следующего дня мы снова выходим в южном направлении, хотя погружено еще совершенно недостаточно угля. Дело шло медленно и с периодическими перерывами. Малым ходом мы идем в темной июльской ночи. Время от времени сквозь облака проглядывает луна, и в ее таинственном свете вырисовываются контуры итальянского побережья – потерянно мигают одинокие огни.

Все в том же ритме о форштевень корабля билась волна и плескалась о борта, отгоняемая от кормы лопастями винтов. Так мы скользили в темноте. Что-то особенно неспокойное и волнующее было в этом походе. Обычно всегда сообщается курс, но в данном случае этого не было сделано!

Лишь немногие знали, куда мы направляемся. В полной неизвестности прошла ночь.

Но что-то нависло в воздухе! Что-то готовится! Об этом говорит и необычайно усилившийся радиообмен. В радиорубке “Гебена” кипит работа.Весь следующий день идем на юг. В безукоризненной ясности блестит и синеет море. Мимо нас проходит панорама итальянского побережья, чтобы в сумерках снова исчезнуть. Вновь наступает ночь. И опять эта неопределенность! Известно, что в Бриндизи мы должны загрузиться углем.

Рассвет 1 августа. Полным ходом мы мчимся дальше в южном направлении и наконец бросаем якорь в Бриндизи.


*

Здесь снова нужно восполнить запасы угля, так как в Триесте мы его взяли недостаточно. Это было тем более необходимо в связи с тем, что во время долгого плавания израсходовано много драгоценного топлива. Кроме того, в Бриндизи нам должна прибыть почта.

Море немного волнуется.

На борту все подготовлено для приема угля. Мы с нетерпением ожидаем на рейде. Но баржи с углем не приходят. Вместо них из порта появляется пароход.

Нам сообщается, что итальянцы отказываются подводить баржи.

Волнение на море слишком сильное; баржи могут получить пробоину о борт “Гебена” и затонуть. Конечно же, это отговорка.

Итальянцы могли бы, если бы хотели. Но они не хотят! Кажется, с такими союзниками далеко не уйдешь. Мы снимаемся с якоря и идем дальше на юг. Наши мысли кружатся вокруг странного отношения к нам итальянцев.

Итак, нам нужно достать уголь! В случае войны, которая может начаться в любой момент, на этих союзников нельзя будет слишком полагаться. Сейчас мы со всей остротой чувствуем, каково оказаться перед могущественным противником без опорной базы. На северо-востоке показалось облако дыма. Стройный узкий корпус корабля вырастает в сумерках. Это “Бреслау”, который прибыл к нам из Дураццо по приказу командующего эскадрой контр-адмирала Сушона.

Подобно тому, как “Гебен” в Константинополь, современный небольшой и быстроходный крейсер “Бреслау” был направлен в албанские воды, когда в Албании начались военные действия и был свергнут правитель Албании, происходивший из немецкой династии. В районе Дураццо “Бреслау” как раз проходил боевую подготовку, когда и был отозван приказом командующего эскадрой. Теперь он присоединяется к нам и становится в кильватер.


Мол Бриндизи с его уникальным волнорезом.


“Гебен” и “Бреслау”, единственные немецкие военные корабли в Средиземном море, теперь вместе. На “Гебене” мы рады, что теперь с нами младший брат. “Бреслау” мы всегда называем “младшим братом”. По сравнению с массивным “Гебеном”, “старшим братом”, он кажется маленьким и изящным. И тем не менее “Бреслау” не уступает старшему брату в скорости. Как и “Гебен”, проворный кораблик развивает 28 узлов. Наступает ночь. Одна из тех тяжелых душных летних ночей, которые несут в себе что-то давящее и гнетущее. В неопределенном свете устало и тускло мерцают звезды, а корабли скользят по иссиня-черным волнам. Тихо… ровно дыша, спит море… только носовая волна монотонно шумит в ночи.

Между тем нам сообщают, что политическое положение все ухудшается. Каждый час ожидается начало войны. Еще раз оглашаются военные уставы, и командам раздаются личные опознавательные знаки. У нас достаточно топлива, чтобы продержаться. Одна за другой кружатся мысли вокруг грядущих событий, словно пытаясь проникнуть сквозь завесу, скрывающую будущее. Скоро все определится. Строятся предположения.

Вероятно, сначала выступит Россия и безусловно, удобным случаем воспользуются французы. А что будет делать владычица морей, как поведет себя Англия? И как обстоит дело с нашими союзниками? Некоторые уже рисуют себе войну, которую поведут “Гебен” и “Бреслау” вместе с австрийским и итальянским флотом в Средиземном море. Пока мы накануне войны идем через пролив Отранто курсом на Мессину, мы и не догадываемся, что готовит нам судьба.

На следующее утро России была объявлена война. Уже показалась изрезанная цепь гор Калабрийского побережья. Их острые очертания, залитые солнечным светом, четко вырисовываются на фоне синего неба. Искрящееся и мерцающее великолепие представляет собой Ионическое море. “Бреслау” идет вперед к Мессине, чтобы обеспечить там погрузку угля. Теперь добыть уголь составляет нашу основную задачу. В Триесте мы не смогли удовлетворить наших потребностей, в Бриндизи мы ничего не получили, и за время долгого похода наши запасы значительно поубавились.

В жаркий полдень мы прошли мыс Спартивенто и вошли в Мессинский пролив. Впереди, в туманной дали блестит массив Этны. Во второй половине дня мы заходим в Мессину.


*

В порту среди других кораблей стоит серый пароход. Это “Генерал” – судно немецкой Восгочно-африканской линии. Прошлой ночью он был еще в восточной части Средиземного моря, пока не был радиограммой “Гебена” поставлен в известность о грозящей опасности войны и отозван в Мессину со своего маршрута к Суэцкому каналу. Так еще один корабль, беззаботно находящийся в плавании по Средиземному и Черному морям, был предупрежден и тем самым спасен от уничтожения.

Уже во время пути, когда мы проходили пролив, на борту все было подготовлено для приёма угля. “Бреслау” также стоял рядом, готовый к угольной погрузке. Как ни странно, баржи с углем снова не появились. Мы ждем всю вторую половину дня, баржи не приходят.

Что-то не сходится с итальянцами!

Наконец после того, как немецкое посольство провело переговоры с итальянским правительством, около шести часов вечера мы получаем сообщение, что баржи с углем уже в пути. Итак, мы скоро сможем начать погрузку угля. Первые баржи отшвартовываются к правому борту. Мы радостно принимаемся за работу – теперь мы знаем, как трудно достать драгоценное топливо. Пока с правого борта разгружают уголь, у левого отшвартовывается пароход “Генерал” и принимает весь ненужный в бою материал. Палубы с усердием готовятся к боевым действиям. Все шлюпки, вплоть до паровых катеров, спортивные снаряды, мачты, захваченные грузовыми стрелами парохода, исчезли с “Гебена”. Его палубы теперь стали совсем свободными. “Гебен” готовится к бою!

С правого борта все еще идет погрузка. Уголь с берега поступает медленно. Наконец к полуночи погружено не менее 2000 т. Теперь у нас снова есть свобода передвижения. Необходимо быстро прибрать корабль после угольной погрузки. Через час мы должны уже снова выйти в море. Адмирал приказывает продолжить поход.

Когда в час ночи “Гебен” и “Бреслау” снимаются с якоря, они готовы к бою!


“Бреслау”мы всегда называем “младшим братом”


*

В темноте из порта в Мессинский пролив медленно устремляется необычайно длинный корпус “Гебена” с опустевшими палубами и угрожающими орудийными башнями. “Бреслау” идет впереди. На полном ходу оба корабля держат курс на северный выход из пролива. Скоро исчезают последние огни суши. Ночная темнота поглощает корабли, которые, притушив огни, удаляются по иссиня-черной воде.

За пределами видимости суши и маяков “Гебен” и “Бреслау” резко сворачивают на запад, чтобы затем взять курс на юг. Не нужно, чтобы нас видели. Напротив! Необходима двойная осторожность. По скупым новостям скоро ожидается война с Францией и Англией. Наше положение действительно достаточно серьезно. Чрезвычайно недружелюбное поведение итальянцев в Бриндизи и Мессине больше не оставляет сомнения в том, что в случае войны на этих союзников нельзя будет положиться. Можно ли рассчитывать на австрийскую поддержку, также совершенно неясно.

Мы одни!

Горькое осознание этого факта становится все более и более отчётливым. Одни в Средиземном море! Два немецких корабля! Отрезанные от Родины, вдали от единственного опорного пункта Пола, против подавляющего превосходства противника на море. Вдобавок к этому – ограниченное количество угля, в то время как в распоряжении врага – опорные пункты, базы с углем, снарядами, а также радиостанции и телеграфные линии. Мы же должны с огромным трудом доставать то, чем в изобилии обладает противник. Мы ощущаем, что значит материальное превосходство!

15 линкоров, 13 линейных и броненосных крейсеров, 4 легких крейсера, многочисленные флотилии эсминцев и вдобавок к этому подводные лодки, самолеты и мины против одного линейного и одного легкого крейсера! Как долго мы сможем существовать и сражаться при таких обстоятельствах? Мы в окружении и нам грозит несомненная гибель.

Ночью и на следующее утро мы видели многочисленные пароходы. Ночью, когда мы, словно тени, скользим с притушенными огнями, нет опасности быть опознанными. Но в течение дня мы избегаем каждого облачка дыма. Любое столкновение для нас нежелательно, оно может нас выдать! И мы придаем большое значение тому, чтобы не быть обнаруженными, тем более, что в любой момент ожидается объявление войны Францией. “Гебен” и Бреслау” хотят сразу же упредить возможное нападение французов: прежде чем противник повернет против нас свои превосходящие силы – направить первый удар на французские военно-морские базы Бон и Филипвиль, расположенные на алжирском побережье. Через эти порты 19 армейскому корпусу, находящемуся в Алжире, нужно попасть во Францию. Этому необходимо помешать.

Вечером 3 августа по радио наконец-то сообщается об объявлении войны Франции. Ну что же – вперёд к нашей цели. Противник должен быть 'удивлен. “Бреслау” получает приказ обстрелять Бон, мы держим курс на Филипвиль. В предрассветных сумерках, несколько часов спустя после объявления войны, на африканском побережье уже должен раздастся грохот немецких орудий.


Палубы с усердием готовятся к боевым действиям


*

На рассвете показываются крутые берега побережья. Зеленоватым куполом поднимается небо, но на востоке уже брезжит первое предрассветное зарево. Медленно поднимается огненный шар, и первые сверкающие лучи погружают побережье в великолепный красноватый цвет. Резко выступают зубчатые контуры в цветущем воздухе. Незабываемо прекрасный вид.

Теперь можно различить невысокие белые здания Филипвиля, складские помещения и хибары. Форты возвышаются над городом. Медленно, под русским флагом, к порту приближается “Гебен”. Корабль готов к бою. Из экипажа в 1000 человек никого не видно. Над палубой находятся только артиллеристы, чьи боевые посты располагаются в 28-см орудийных башнях. Все остальные уже давно находятся на своих боевых постах под палубой.

Теперь четко видна площадка маяка. На ней за утренним кофе уже сидит смотритель с женой. Любитель рано вставать! – думаем мы. Теперь он нас тоже заметил и направляет на нас свой бинокль. В следующее мгновение он его снова опускает. “Это русские”, – думает он удовлетворенно. На возвышенностях города живописно расположились оборонительные сооружения. Что же должно произойти? Русские там, несомненно, друзья.

Мы приближаемся к берегу. Теперь в нашем направлении идут несколько лодок, нагруженные бананами, апельсинами и кокосовыми орехами. Торговцы рассчитывают на выгодную сделку с этими лакомствами.

Но что это? Русский флаг опускается. Взамен поднимают немецкий военный флаг, и уже с грохотом ударяют первые залпы наших 15-см орудий по казармам, портовым постройкам, складским помещениям и молам. С этого расстояния достаточно артиллерии среднего калибра. В броневых башнях, из которых угрожающе торчат длинные стволы орудий, по-прежнему тихо. Никогда в жизни мы не видели, чтобы гребцы прикладывали столько усилий, как это делали торговцы фруктами, которые теперь как можно скорее старались вернуться на берег и уже на суше спасались бегством. Их сделка была полностью сорвана. Наша дезинформация удалась блестяще!

Там на суше вспыхивают огни – наши снаряды наносят тяжелые потери. Основным ориентиром для артиллерии служит маяк. Но что это? Башня маяка покачнулась, затем медленно накренилась в сторону и опрокидывается в воду! Один из наших комендоров все же уничтожил маяк. Зачем он нужен теперь французам? Это ведь война!

Примерно через 10 минут адмирал приказывает прекратить огонь. Обстрел достиг своей цели. “Гебен” разворачивается и выходит в открытое море. На суше, над горящими портовыми постройками стоит беловатая дымка, она сгущается в одно широкое белое облако, висящее над городом. Но теперь и там раздается залп. На фортах над городом появляется вспышка – гаубичные батареи пытаются накрыть нас. Но им не везет. Снаряды падают в воду далеко за “Гебеном”.

Взяв курс на запад, мы удаляемся от побережья и только вне поля зрения резко отворачиваем от суши, чтобы снова соединиться с “Бреслау”. Через час он также настигает нас и присоединяется к “Гебену”. Он сообщает, что Бон тоже удачно обстрелян. Так, к великому удивлению французов, достаточно быстро были уничтожены портовые постройки, склады и пароходы. Лишь впоследствии мы узнаем, что ко времени нашего обстрела часть французского средиземноморского флота находилась в Тунисе на угольной погрузке. Жаль, что об этом мы не узнали вовремя. Французам пришлось бы туго!


“Гебен” готовится к бою!


*

“Гебен” и “Бреслау” средним ходом движутся на северо-запад. Французские радиостанции уже передали донесения о нашем первом нападении. Это сообщение удачно приняла радиостанция “Гебена”. Но одновременно возникла уверенность, что мы, два немецких корабля, здесь в Средиземном море, окруженные врагами, долго не сможем продержаться. Но мы осложним им задачу – так легко они нас не получат! Мы знаем, что корабли после истощения боекомплектов необходимо будет затопить. Они не должны попасть в руки врага. Мы готовы на все! Но тут, в то роковое 4 августа, редкая радиограмма с Родины разрядила напряжение: 2 августа Германия заключила с Турцией союз. “Гебен” и “Бреслау” должны пойти прямо в Константинополь.

В это мгновение, когда мы берем курс на Турцию, нам еще неясно, что этим начинается наша всемирно-историческая политическая миссия. Мы еще не можем предположить, что судьба избрала нас для того, чтобы придать нашей борьбе другой облик. Мы еще не осознали огромного значения этого решения. Когда еще какой-либо военный корабль так недвусмысленно управлял мировой политикой, что весь мир притаился и пристально взирал на этот корабль?

Пока что наше положение блестящим никак не назовешь. Те немногие новости, что мы получаем, вселяют в нас уверенность, что с часу на час ожидается начало войны между Англией и Германией. Это означает, что нужно быть вдвойне настороже. Нас ведь только два корабля против флотов англичан и французов, которые сверх того имеют в Средиземном море свои порты и опорные пункты, в то время как мы словно висим в воздухе.

Благодаря “любезности” наших итальянских союзников, в Мессине мы не смогли наполнить наши угольные бункера. Таким образом, к сожалению, мы должны думать о том, чтобы снова пополнить запасы угля. Конечно, это досадно; это означает задержку, которая может стать для нас роковой. Охотнее мы направились бы теперь кратчайшим путем к Дарданеллам, чтобы еще до начала войны с Англией получить преимущество на Востоке. Но это невозможно без того, чтобы пополнить запасы угля. Для непрерывного плавания к турецким водам его недостаточно.

Но где же мы получим уголь? В этом отношении мы пережили уже достаточно разочарований. Единственной надеждой все еще остается Мессина. Правда, для нас это означает потерю драгоценного времени. Но у нас не остается другого выбора!


*

Погода прекрасная. Покрытая легкой зыбью, в нескончаемой дали простирается искрящаяся вода. Над ней, словно гигантский голубой колокол, высится чистое небо. К полудню становится немного душно. Глубокая синева моря превращается в свинцово-серую. Равномерно движется “Гебен” по направлению к северу. Лёгкий и изящный “Бреслау” следует в стороне рядом.

Но, вдруг разрывая тишину, ударили колокола громкого боя. “Боевая тревога!”. В одно мгновение все занимают боевые посты. Что это? Наблюдатели заметили два облака дыма, которые двигаются прямо на нас. Определенно это французы, направляющиеся в Филипвиль. До сих пор различаются только очертания двух довольно крупных военных кораблей. Они быстро приближаются!

Сейчас их уже можно четко рассмотреть. Теперь по флагу мы узнаем англичан… Это два новейших линейных крейсера английского флота “Индефатигебл” и “Индомитебл”. Черт возьми, нам попался очень сильный противник. Ситуация буквально перегружена будоражащим нервы напряжением. “Начало войны между Англией и Германией ожидается с часу на час”, – так прозвучало недавно последнее известие с Родины, предупреждающее нас об английских кораблях.


Между тем английские корабли полным ходом приближаются


Но разве не может объявление войны стать фактом, нам ещё неизвестным, в то время как хорошо осведомленные англичане уже знали больше нас? И не начнут ли они обстрел, пока мы бездеятельно ожидаем нашего возможного уничтожения? В один миг вихрем проносится тысяча вопросов. Внутри все похолодело.

Между тем английские корабли полным ходом приближаются. Вот уже они подошли на дистанцию открытия артиллерийского огня. Напряжение достигает высшей точки, когда огромные серые гиганты проходят мимо нас. Это сильнейшие английские линейные крейсера, которые намного превосходят нас в артиллерии. Десять 28-см, двенадцать 15-см и двенадцать 8,8-см орудий “Гебена”, нечего и говорить о двенадцати 10,5-см орудиях маленького небронированного “Бреслау”, против шестнадцати 30,5-см орудий обоих английских крейсеров, к тому же превосходящих нас и в средней артиллерии.

Но ничего не происходит. Экипажи по обе стороны замерли на боевых постах, корабли в зловещей тишине скользят мимо. При встрече двух флагманов младший по званию приветствует старшего салютными выстрелами. Наш адмирал – младший: наша очередь первая. Салюта не последовало. Слишком легко в этот волнующий момент, когда перед лицом грозящей войны встречаются сильнейшие на Средиземном море английские и немецкие корабли, салютные выстрелы могут быть приняты за боевые. Англичане, так или иначе, не придают значения такого рода вежливости.

Идя встречным курсом, английские корабли постепенно исчезают. Мы с облегчением вздыхаем. Напряжение проходит. Еще достаточно четко различаются оба английских линейных крейсера с их массивными надстройками.

Но, что это? Теперь англичане разворачиваются, густой черный дым вырывается из труб, – фактически оба английских корабля идут на высокой скорости позади нас. Они обходят нас с двух сторон, один вплотную подходит слева, другой справа. Черт побери! На горизонте показываются еще несколько облаков дыма. Разве сам ад ополчился против нас? Действительно, облака дыма превращаются в английские лёгкие крейсера, которые теперь тоже идут позади нас. Теперь у нас на шее сидит вся английская свора!

Нам сразу становится ясно, что значит этот маневр. Англичане ожидают в любой момент начала войны, когда же это произойдет, они хотят вступить с нами в бой и благодаря своему превосходству уничтожить. “Гебен” и “Бреслау”, единственные немецкие крейсера на Средиземном море, являющиеся хорошей добычей. Охота уже стоит того! Переполненные злобой, мы смотрим на противников, дымящих позади нас в кильватерной колонне.

Но так просто это у них не выйдет! “Гебен” со своими 23000 тоннами не зря считается самым быстроходным кораблем на Средиземном море, не уступает ему и лёгкий, 4500 тонный “Бреслау”. Мы должны как можно скорее, во всяком случае до наступления темноты, избавиться от обоих линейных крейсеров. Борьба будет нелегкой, это мы знаем. Но мы можем больше! Счастье, что мы еще в июле заменили в Поле наши котельные трубки. Теперь это должно сказаться!

Безжалостно с чистого синего неба палит августовское солнце. Невыносимая жара стоит над палубой, когда мы набираем ход. Мы должны избавиться от англичан. Героическая работа начинается в машинных отделениях и угольных бункерах.

Часть команды, поскольку не было необходимости оставаться у орудий и на мостиках в полном составе, отправляется в угольные ямы и на помощь кочегарам. Кочегары, матросы, офицеры, старшины – все подносят уголь, поддерживают огонь и выносят золу. Раскалённое марево тяжело давит на легкие и сердце. Отделенные от свежего наружного воздуха броневой палубой, люди работают под избыточным давлением, которое нагнетают вниз вентиляторы. Расположенный возле топок уголь должен остаться нетронутым, сначала закладывают уголь из внешних бункеров, а они при большой протяженности корабля часто расположены далеко от котельных отделений. Поэтому все и должны помогать.

Адский шум стоит в глубине корабля. Искусственный ветер шумит и свистит в кочегарках, проникает в открытые дверцы котлов, раздувая жар, и с гулом выходит из дымовых труб. В машинном отделении гудят турбины, все ускоряются обороты – весь корабль дрожит и сотрясается. “Гебен” идет во всю мощь.

И в то время как внутри, в адской жаре, обливающиеся потом, задыхающиеся полуобнаженные фигуры выполняют свою самоотверженную работу, на палубе происходит невидимое для них чудесное представление. Гонимый огромной, в 85 тысяч лошадиных сил машиной, мчится длинный серый корпус корабля по сверкающей пенящейся воде. Словно мощный плуг, форштевень стрелой режет волну, сзади между тем шумят винты, клокоча и бурля, расплывается волна за кормой. Также и “Бреслау” несется на предельной скорости – изящный корпус корабля словно летит над водой. Полным ходом, выбрасывая из труб огромные клубы дыма, следуют и англичане.

Так проходят 4 часа яростного преследования. Командам и машинам предъявлены огромные требования. Английские крейсера – упорные преследователи, они знают, о какой награде идет речь. Наконец к полудню английские корабли начинают отставать. С них хватит адской скорости. Затаив дыхание, на нашем мостике наблюдают, как медленно исчезают мачты. Мы от них избавились! Но за нами для поддержания связи все еще следует быстроходный лёгкий крейсер, который поспевает за нашей форсированной скоростью. Мы держим теперь курс норд-норд-ост.

Английские корабли ведут активный радиообмен с Мальтой. Конечно, они были очень удивлены, когда мы от них ушли. По-видимому, эти господа рассчитывали на нашу прежнюю скорость в 18 узлов, когда у “Гебена” были повреждены котлы. Неутомимая и самоотверженная работа в Поле принесла свои первые плоды. “Гебен” снова идет быстро. И, если понадобится, сможет и еще быстрее, чем предполагают англичане.

А это скоро потребуется!


Клокоча и бурля, расплывается волна за кормой


*

Наступает ночь. Мы по-прежнему придерживаемся старого курса. Время от времени сквозь гонимый ветром слой облаков слабо проглядывает свет луны.

В 11 часов ночи опять должны прийти новые сведения с Родины. Мы ждем их с большим нетерпением. В радиорубке “Гебена” все на своих постах. Радиорубка является чем-то вроде священного помещения на корабле. Её окружает особый нимб, усиленный еще и тем, что, кроме радиста, доступ туда разрешен только командиру и старшему офицеру.

Здесь находится как бы мозг корабля, без которого руководство корабля совершало бы ВБ не осознанные действия, а только слепо продвигалось ощупью. Один за другим раздаются далекие голоса, которые принимаются здесь, командование корабля отдает свои распоряжения. Радистам предъявлены к тому же большие требования, эта рубка, где изредка потрескивает и жужжит, является чрезвычайно ответственным постом, – как часто от этих звучащих значков зависит судьба каждого человека и всего корабля! “Гебен” как корабль, отрезанный от Родины, потерялся бы без этой невидимой связи с миром.

Во время передачи информации из Нордайка мы были удивлены. Вдруг на эту же волну попал английский радист и попытался помешать. Тем не менее хорошему главному радиотелеграфисту “Гебена” Р. как раз еще удалось получить сигналы : “А-н-г”. Мы в курсе событий. Слово, которое не хотел пропустить к нам англичанин, может быть только “Англия”. “…. объявила Германии войну”, – принимается далее. Итак, мы должны были остаться в неведении о начале войны Англией, чтобы англичане при первой же возможности могли застать нас врасплох и уничтожить. Теперь из этого ничего не выйдет.

Снашей стороны мы, чтобы избавиться от назойливого преследователя, отблагодарим его за это. Мы все еще идем практически прежним курсом, как будто бы направляемся в Неаполь. Пусть англичане радуются! Во всяком случае они не могут больше заметить, что нашей целью является Мессина.

Когда луна снова спряталась за облаками, в темноте мы резко изменили курс на восток. “Полный вперед!” Тенью, подобно призраку, мы исчезаем в ночной тьме в направлении Мессины. Когда луна снова показывается сквозь тучи, преследователь уже ничего не видит. Он попался на хитрость, не заметил маневра и следует в прежнем направлении далее. У нас полегчало на сердце. Как свободно мы вздохнули! Смертельно усталая от невероятного напряжения, вахта наконец может немного поспать. Остальные остаются у орудий. В море полно врагов. Спустя час слегка отдохнувшая вахта просыпается и уже другая вахта проваливается в тяжелый сон.

Мы спокойно приближаемся к нашей цели – Мессине. Ночь подходит к концу. На востоке постепенно брезжит рассвет. Повсюду наблюдательные посты – но никого из врагов не видно.

Рано утром 5 августа “Гебен” стал на рейде Мессины. “Бреслау” уже там; когда мы освободились от назойливого преследователя, он получил приказ идти вперед и позаботиться об угле.

Перед развязкой

Вот мы и снова с нашими двумя крейсерами в Мессине. Получим ли мы на этот раз уголь быстрее? Наш “союзник” так своеобразно себя повел три дня назад, что надежды остается мало. А что будут делать англичане и французы? Они, безусловно, скоро пронюхают, что “Гебен” и “Бреслау” здесь. И они уж очень сглупят, если не используют эту возможность подкараулить нас со своим флотом у обоих выходов из пролива.

Фатально, что мы из-за угля должны оставаться в этой дыре. Несмотря на серьезность положения. настроение все же хорошее. Будет странно, если мы отсюда не выйдем. Только бы пришел уголь! Все уже давно готово для погрузки, но угля мы не получаем. Уже прошел полдень. Палящие лучи полуденного солнца танцуют и сверкают на портовой воде. Корпус корабля источает невыносимый жар. Наступает вторая половина дня, угля не видно. То, что на борту говорится об итальянцах, весьма нелестно для них.

Тем временем, по мере возможности, мы пытаемся помочь себе сами. В порту стоит много немецких судов, предупрежденных нашей радиостанцией и призванных сюда. Поскольку они не могут выйти без того, чтобы быть захваченными врагом, они должны передать нам свой уголь, пока не придет итальянский. Один за другим они швартуются к“Гебену” .

Конечно, погрузка угля при таких обстоятельствах сопряжена со всеми мыслимыми сложностями и будет очень утомительной для команды. Пароходы хорошо приспособлены для принятия угля, но не для его передачи. Но что еще остается? С большими усилиями из бункеров пароходов уголь поднимается наверх, чтобы оттуда попасть в угольные ямы “Гебена” – с помощью топора и пилы надо разобрать настилы палуб у пароходов, повалить леера для того, чтобы легче добраться до угля. Вдвойне страдает от напряженной работы еще утомленная после нервной гонки с английскими крейсерами команда. Вместо так необходимого отдыха – новые усилия. Но они добровольно пошли на это. В связи со значением нашего задания исчезает все остальное.

Сменяя один другого, проходят к борту пароходы. Непрерывно перемещается уголь в прямотаки ненасытные бункера, но его количества долгое время всё ещё недостаточно.

Наконец к вечеру прибывают первые итальянские баржи с углем. Мы долго требовали переговоров с портовым и военным ведомством, прежде чем вообще удалось вызвать “союзников”. Как говорится, Италия временно хочет сохранить нейтралитет. Также путем искусных переговоров было решено, что мы можем забрать уголь с английского парохода “Бристоль”. Славный капитан действительно нам его дал, несмотря на то, что война уже началась. В то время как с одного борта неутомимо шла загрузка угля, с другого отшвартовался наш старый друг, пароход “Генерал”. Перегружаются некоторые непригодные и ненужные вещи, обнаруженные за последние дни. Затем “Генерал” тоже сгружает нам уголь. Чем больше мы получаем, тем лучше, тем больше наша свобода передвижения – ведь путь наш долог!

Так проходит полдень и вечер, наступает ночь. Но она не приносит долгожданного освобождения от изнуряющей жары. Раскаленные на солнце корпуса кораблей излучают невыносимый жар. Команда смертельно устала, но мужественно продолжает работать. Оркестры “Гебена” и “Генерала” веселыми маршами подбадривают измученных людей. Это снимает величайшую усталость и немного оживляет.

И так непрерывно, час за часом, продолжается дальше. Никто за этим не следит. Редкая картина. На воде длинный серый корпус “Гебена”, окруженный пароходами и баржами. Наполненные мешки, раскачиваясь, перебрасываются из пароходных люков и тяжело ударяют о палубу. Они быстро опустошаются и возвращаются обратно, в то время как следующие уже здесь.

Неутомимо тяжело работают и гремят черпаки, тем временем звучит музыка корабельного оркестра, стоит неописуемый шум. Вокруг корабля в бесчисленных лодках и челноках, шумя и глазея по сторонам, теснятся сицилийцы и сомнительный сброд. Все хотят что-то увидеть! Но что? Они ни разу не видели угольной погрузки?

Целиком погруженные в утомительную работу, мы без лишних церемоний отсылаем всех любопытствующих. У нас нет ни времени, ни желания для бесед. Болтающая, смеющаяся, шумящая и поющая толпа нам только обременительна и мешает работать. Хотя мы по возможности не подпускаем никого к себе, в суматохе кое-что украдено с борта.


Наконец приходят первые баржи с углем


Носятся слухи, что скоро мы снова должны будем оставить Мессину. Вечером на борт поднялась делегация итальянских морских офицеров с сообщением, что Италия держит строгий нейтралитет. Мы вежливо заметили, что находимся здесь в нейтральных водах, которые покинем через 24 часа после нашего прибытия. Сразу поняв ситуацию, адмирал Сушон хладнокровно дал ответ, что он усматривает нейтралитет Италии в этом известии и начинает отсчет 24 часов с этого момента. Озадаченные, офицеры снова отчаливают.

Этим удачным ходом мы получили драгоценное время, чтобы взять еще больше угля и раздобыть более точные сведения о противнике.

В 11 часов ночи работа идет полным ходом, все матросы получают по 5 почтовых марок с наказом написать домой родным. В одно мгновение испачканные потные руки откладывают лопаты и хватаются за карандаш. Несколько быстро написанных сердечных слов – печальный привет – возможно последняя весточка! И еще решительнее лопата врезается в уголь. Я не знаю никого, кому можно было бы написать. В Германии у меня нет родственников, все они в России, свои 5 марок я отдаю товарищам. В неслыханных нечеловеческих усилиях мы стойко держимся всю ночь, перегружая уголь.

От усталости все валятся с ног. На “Генерале” можно наблюдать интересную картину. На белоснежных койках кают первого и второго класса в поту и грязи, в своей черной от угля одежде – те, чьи усталые члены больше не могут двигаться. Лишь короткие полчаса – и уже следующие отработавшие заходят в каюты, чтобы разбудить товарищей и самим броситься на койку. На “Гебене” из- за шума не сомкнуть глаз. Но и здесь повсюду, словно мертвые, лежат смертельно усталые матросы. Камбузы “Гебена” и “Генерала” заботятся об обеде – хлеб, кофе, лимонад. Есть даже шоколад. При такой работе всегда хочется пить. На “Генерале” даже ухитрились отыскать место, где есть пиво.

Снова светает. 6 августа. Что принесет день?

К этому времени принято 1200 т угля. Этого еще по-прежнему мало. Что такое эти 1200 тонн на Родине, где уголь доставляют на удобных баржах. От 3 до 4 часов работы – и уголь уже на борту. А здесь это требует прямо- таки нечеловеческих усилий. Погрузка угля с вовсе не приспособленных пароходов, где нет практически никакого оборудования – сложнейшая и утомительная работа, какую мы когда-либо делали.

Но помощи нет, нужно продолжать. Уже свыше 12 часов – без перерыва – мы грузим уголь! Между тем надо противостоять настоящему наплыву добровольцев, особенно со стоящих на рейде торговых судов! Все тщательно обследуются корабельным врачом. Те, кто может остаться на борту, безмерно рады; они, каждый по своей пригодности, распределяются по отдельным постам. Но безутешны те, кто признан негодным, с грустными лицами они снова расходятся. В нервозности работы полностью пропало ощущение опасности положения, в котором мы находимся в Мессине. Но, фактически, мы здесь в ловушке.

Радиостанция “Гебена” снова уловила прошлой ночью близость английских и французских радиопереговоров. Неоднократно на севере и юге пролива показывались облака дыма. Итак, противник вышел на след и должен теперь подойти сюда, собрать свои силы у обоих выходов пролива Мессины. Это известно также из сообщения входящих судов, которые тут и там наталкивались на английский и французский военные корабли.

Ничего другого не следовало ожидать; могущественному противнику больше не представится такой возможности, чтобы нас захватить. Так как в конце концов нам придется выйти из порта в нейтральные воды. Вчерашние объяснения итальянских морских офицеров не оставляют в этом сомнения. Наш “союзник” повернулся к нам спиной и со спокойной совестью бросает нас на произвол судьбы. Да, более того! Официальное итальянское заявление запрещает нам посылать любую шифрованную телеграмму. Теперь мы больше не можем посылать на Родину известия. Телеграфные сообщения они не отсылают.

Вопреки этому радиостанция “Гебена” все еще может пересылать шифрованные фразы через итальянскую радиостанцию. Из чувства товарищества итальянские радисты принимают телеграммы нашей станции и, несмотря на запрет, пересылают их дальше.

Тем временем наступило 12 часов дня. Лишь немногие еще настолько полны сил, что могут продолжать работать. Большинство, словно мертвые, лежат вокруг на палубе, с лопатами в мозолистых черных руках, их одолела усталость. Командующий эскадрой отдает приказ прекратить бункеровку. Это не имеет смысла, больше никто не работает. Принято 1500 т угля. Безусловно, команда должна хоть немного отдохнуть, надо хоть как-нибудь очистить корабль от грязи и пыли после угольной погрузки.

Значит, в 5 часов после полудни мы должны снова дать ход.

“Гебен” и “Бреслау” вновь готовы к бою.


*

Тут появляется нечто такое, что почти выводит нас из равновесия, чему мы не хотели верить. Безропотно мы снова выдержали почти нечеловеческое напряжение, больше, чем при 18-часовой бункеровке. Мы понимаем, что так должно быть. Но то, что произошло сейчас, мы в первый момент не сообразили: приказ “Попытаться достигнуть Константинополя” отменен! Что это должно значить? Что случилось, если теперь неожиданно отменяется то, что еще вчера было наивысшим приказом? Тысяча вопросов проносятся один за другим. “Из политических соображений заход в Константинополь невозможен”, – означает это далее. Таким образом, несмотря на договор о союзе, мы еще не имеем ясного представления о Турции. Странное стечение обстоятельств, задержавшее нас в одно мгновение, когда мы уже отдали все силы для достижения далекой цели.

В конце концов мы со смирением решили, что такого рода решению должны быть действительно веские причины. Но одновременно встает вопрос: что теперь? Здесь в Мессине мы не можем остаться. Наши итальянские союзники недвусмысленно указали нам на дверь. Таким образом, ничего другого не остается, как прорыв в Адриатическое море к другому союзнику – Австрии. Это кажется единственно возможным выходом из чертовски запутанного положения. Учитывая наличие мощных флотов англичан и французов, дальнейшие самостоятельные действия и ведение войны для “Гебена” и “Бреслау” исключены – это привело бы к неизбежному поражению.

Но сразу же возникает сомнение! Возможно ли вообще выйти невредимыми из Мессины и достигнуть австрийских вод? Не заблокируют ли англичане пролив Отранто, единственную дорогу туда? Английский флот должен с самого начала угадать наше намерение – ускользнуть в Адриатику! Было бы глупо, если бы они не попытались его сорвать.

А как поведет себя Австрия, наш союзник, которая еще не вступила в войну с Англией? При заходе в Мессину мы надеялись застать здесь флот двух других членов Тройственного союза и что рейд в Мессине на случай войны будет совместной стратегической базой австрийской и итальянских эскадр. Договоренность не соблюдена. Ни итальянцев, ни австрийцев нет на месте! Сомнительно, можем ли мы вообще рассчитывать на австрийскую поддержку.

Мы одни! Вынуждены обходиться своими силами, отрезанные от Родины, брошенные на произвол судьбы своими союзниками, окруженные во много раз превосходящим нас врагом. Все выглядит очень мрачно для “Гебена” и “Бреслау”. Мировой шторм, ужасный уже своим неистовым насилием, грозит поглотить оба немецких корабля, спокойно стоящих в полдень 6 августа в порту Мессины.

Командующий эскадрой находится в мучительной неопределенности. Он решается на попытку прорваться в Черное море, чтобы там начать войну против России!!! Все-таки это тяжелейшее решение, которое он буквально вырвал из своей души. Он должен нести один чудовищную ответственность, которая на него возлагается, и один отвечает по совести. Что могло происходить в душе нашего адмирала, взявшего на себя ответственность за более 1,5 тысяч немецких моряков и судьбы обоих кораблей!

Всегда легко доказывать правоту своих действий тому, кто не сомневается в успехе. Поскольку такой уверенности у нас не было, нам оставалась только надежда, почти приглушенная, на неправдоподобную удачу. Но мы цеплялись за нее. Другого выхода просто не было. Борьба в Средиземном море, учитывая мощь противника, так же невозможна, как и прорыв через пролив Отранто для объединения с австрийской эскадрой в Адриатическом море. Попытка ускользнуть через Гибралтарский пролив на Родину сразу исключается как невозможная.

Так вражеское кольцо вокруг обоих крейсеров, находящихся в заграничном плавании, – “Гебена” и “Бреслау” смыкалось все уже.


Командующий средиземноморской эскадрой контр- адмирал Вильгельм Сушон


Продолжительное раздумье не имеет смысла. Серьезность положения требует немедленных действий. Попадутся ли в сети противника крейсера “Гебен” и “Бреслау”, гордые немецкие корабли, и найдут ли здесь, в Средиземном море, преждевременный бесславный конец? Стоит ли нам блуждать здесь кругами, чтобы при первой благоприятной возможности быть расстрелянными пртивником, не оказав никакой помощи сражающейся Германии?

Нет и нет! Если судьба обрекла нас на поражение, то это должно обойтись врагу не дешево. Еще остается последняя сомнительная возможность – пусть она кажется невероятно отчаянной – разве заботит нас это теперь, когда здесь грозит бесславная гибель! Но на востоке вдали лежит Черное море – цель нашей авантюры.

Мы хорошо знаем, что это безрассудно отважное предприятие. Позволит ли вообще Высокая Порта пройти Дарданеллы и Босфор? С Турцией, кажется, не все в порядке. А если мы и пройдем – что ожидает нас в Черном море? Без опорных баз и портов с углем против сильного русского флота мы обречены на авантюрный морской бой, исход которого сомнителен. Однажды, когда будут израсходованы последние снаряды и иссякнет уголь, судьба “Гебена” и “Бреслау” будет решена.

Ну и что же! Превосходство противника там не настолько огромно, как здесь. Там есть, по крайней мере, шанс нанести потери русским, взорвать корабли и разрушить порты. Там мы еще можем бороться и биться за наше Отечество, прежде чем однажды с развевающимся флагом пойти ко дну.

Тогда когда-нибудь позднее на “Гебен” и “Бреслау” с гордостью укажут: это те, презирающие смерть корабли, которые воевали против России в Черном море, пока их не настигла судьба. Мы снова видим перед собой цель, словно окутанную туманом, вновь забрезжила вся огромная значимость нашего задания, правда, еще неясного.

Но прежде всего необходимо выйти невредимыми из этого сущего ада и попасть в открытое море. Так или иначе командующий эскадрой решил, в худшем случае, если Высокая Порта будет препятствовать проходу через Дарданеллы в Черное море, прорваться силой! Теперь, после отмены приказа, мы не знаем, что ждет нас у берегов Турции. Так поджидают нас опасность за опасностью, и еще непредвиденные трудности нависают на горизонте, угрожающе сгущаются над “Гебеном” и “Бреслау” и омрачают взгляд в будущее. Розданные ночью марки, возможно, станут последним приветом, последним признаком жизни.

Тем не менее, мы в бодром настроении. Мы знаем, о чем идет речь, и с величиной и тяжестью нашего задания возрастают наши силы и энергия. Мы полагаемся на быстроту и боеспособность обоих кораблей. Они не случайно являются гордостью немецкого флота. Мягко скользит взгляд по чистым пустым палубам, по надстройкам и угрожающим орудийным башням. Нас переполняет удивительно спокойное и вместе с тем воинственное чувство, которое, кажется, исходит от кораблей, когда назревает решение.

Прорыв

По приказу командующего эскадрой команды “Гебена” и “Бреслау” сняли орудийные чехлы и надели личные опознавательные знаки. Корабли готовы к бою. К полудню следует приказ о выходе в море. Сообщения о враге очень скудные и неопределенные. С уверенностью можно предположить, что преследователи в виде лёгкого крейсера и эсминцев контролируют Мессинский пролив и следят за выходом в Адриатику. Основная вражеская группировка прежде всего будет находиться в проливе Отранто.

Если вражеские силы перехватят нас во время выхода, что можно утверждать с достаточной точностью, тогда надо сделать вид, будто “Гебен” и “Бреслау” направляются прямым курсом в Адриатику. Следующим условием для успеха нашего авантюрного предприятия является то, что к заданному времени мы избавимся от контакта с противником для того, чтобы незамеченными выйти на истинный курс. Если не посчастливится, тогда к нам на шею сядет вся вражеская эскадра, а это означает конец. Таким образом, все во многом зависит от превосходства “Гебена” и “Бреслау” в скорости.

Удивительно спокойно, погруженный заходящим солнцем в искрящуюся и мерцающую синеву, простирается Мессинский пролив. Поднялся мягкий вечерний бриз, и, покрываясь то тут то там рябью, враждебно дышит море. “Гебен” медленно отходит от “Генерала” и направляется к южному выходу. На достаточном удалении следует изящный “Бреслау”. Пароход “Генерал” также получил приказ на выход в море. Он должен сначала держать курс на сицилийское побережье, а затем, за островом Тира, идти в греческое Ионическое море. Если он будет перехвачен противником, то сразу же должен нам телеграфировать.

Невыносимое нервное напряжение тяготеет над нами. Мы все знаем, что эта ночь может многое решить. Либо прорыв удастся, либо мы будем втянуты в безнадежный бой с превосходящим нас противником. “Гебен” и “Бреслау” идут вплотную вдоль Калабрийского побережья. Мессина, живописно прилегающая к склонам Пелоританских гор, уже позади нас. Только огонь маяков проглядывает сквозь опускающиеся сумерки. Пролив постепенно расширяется, мы остаемся под прикрытием Калабрийского побережья и берем курс уже на мыс Спартивенто. Молча скользят “Гебен” и “Бреслау”. Повсюду зорко ведется наблюдение, сосредоточенно поджидает враг. Кажущиеся безжизненными корабли готовы к бою и в любой момент могут открыть огонь по противнику.

Мы еще не вышли из нейтральных вод, как в юго-восточном направлении показалось облако дыма. Затем появились мачты и трубы – скоро можно было узнать английский легкий крейсер. Преследователь тут как тут!

Все начинается так, как мы и предполагали. Английский крейсер “Глостер” устанавливает с нами визуальный контакт и на расстоянии следует за нами вдоль Калабрийского побережья.

Конечно же, в пылу он сразу начинает передавать по радио о нашем обнаружении. Он радирует на Мальту и своей эскадре. С радиостанции “Гебена” этому не препятствуют. Напротив, он должен спокойно сообщить вражеской эскадре о нашем выходе из Мессины и курсе обоих кораблей. Тем лучше для нас. Англичане должны думать, что мы направляемся в Адриатику. Пусть теперь они направят свои корабли для перехвата в узкий пролив Отранто. “Гебен” и “Бреслау” там уже не покажутся. Наша тайная цель, о которой англичане и не догадываются, несколько иная. Гладко и без помех проходят радиопереговоры англичан. Английский крейсер может сообщать, о чем хочет. Без сомнения, они сейчас смеются там, на крейсере, что радиостанция “Гебена” держит себя не на высоте. Решающий час еще не настал. Чтобы исчезнуть из поля зрения, мы должны дождаться ночи.

Около восьми темнеет. Средним ходом мы идем под покровом подходящего к концу вечера. Опускается волшебно тихая, ясная ночь. Над Калабрийскими горами холодно и бледно восходит луна. Расплывчато блестят в ее свете очертания спящего ландшафта. Нигде не видно огня, только чисто и ясно сияют звезды. Совсем тихо. В соответствии с условиями военного времени – притушив огни, без единой вспышки света, словно тени, скользят оба корабля сквозь тьму. С монотонным равномерным шумом вода плещется о борт корабля.

Мы все еще придерживаемся прежнего курса, и, кажется, будто мы направляемся в пролив Отранто. Теперь время пришло! В темноте “Бреслау” начинает отставать и пытается таким образом задержать вражеский крейсер. Когда англичанин замечает, что слишком быстро подходит на опасное расстояние, он уменьшает ход. Сильнее и сильнее отстает “Бреслау”, все больше этим он задерживает английский крейсер, неизменно держащийся на определенном расстоянии. Но в то же время “Гебен” увеличивает скорость, еще некоторое время он мчится на восток, пока внезапно не сворачивает резко на юго-восток.


Готовые к бою “Гебен ” и "Бреслау ” покидают Мессину


Одиннадцать часов вечера. “Бреслау” должен сначала продолжать идти в прежнем направлении, но в определенный момент времени развить такой ход, чтобы англичанин был не в состоянии следовать дальше, а затем присоединиться к нам. Но не тут-то было! Наш маневр сразу распознан “Глостером”. В большой поспешности он снова хочет старательно сообщить эскадре в проливе Отранто и на Мальту о новом курсе “Гебена” .

Но на этот раз напрасно! Теперь вмешивается радиостанция “Гебена”. На всякий случай теперь необходимо помешать тому, чтобы английская эскадра узнала об изменении нашего курса. Она все еще поджидает нас в проливе Отранто и теряет драгоценное время. Неизменно при каждой попытке легкий крейсер прерывает свои радиограммы, из- за помех поставленных по всем правилам искусства, по проверенным, надежным методам. Рассерженно перескакивает он с одной волны на другую – напрасно. Наша станция сразу же настраивается на ту же волну и тот час радирует. Так свыше часа в воздухе продолжается ожесточенная невидимая борьба. Снова и снова англичанин пытается “просунуть” свое сообщение – наконец он сам осознает невозможность этого и, смирившись, отказывается от своего намерения.

Тем временем “Гебен” во всю мощь мчится в ночи. Более или менее работоспособная команда должна снова идти в угольные ямы и к топкам. Там внизу, в аду, где царит температура +50°С, неутомимо доставляется и сжигается уголь. Все головокружительней становятся обороты турбин, на корабле стоит нарастающий ревущий гул машин. Теперь наступил решающий момент! И это удается! Преследователь мало-помалу нас теряет. Английская эскадра ждет между тем в проливе Отранто – напрасно.

“Гебен” идет снова средним ходом. Море спокойно, серебристо искрясь, лунный свет лежит на воде. Часы летят. Прежде всего, мы снова находимся в покое. Но мы не знаем, что еще может произойти. Это немыслимо, чтобы англичанин упустил нас без последствий.

Снова брезжит утро. 7 августа. Темная синева ночного неба бледнеет в свете восходящего дня. Ночные тени словно еще лежат на воде, но затем восток медленно загорается, и огромный “лучащийся” огненный шар встает над морем. Снова хорошая и теплая погода. Покрытая нескончаемой зыбью и искрясь в сиянии солнца, покоится поверхность Ионического моря. Тихо, как в мирное время, “Гебен” скользит по синей воде.

И тут! Около 8 часов колокола громкого боя внезапно разорвали утреннюю тишину. В восточном направлении видно облако дыма – скоро просматривается и силуэт военного корабля, идущего прямо на нас. Миг высшего напряжения. Орудийные расчеты только ожидают приказа открыть огонь. Оба корабля быстро сближаются. Вспыхивают опознавательные сигналы – вот так сюрприз – это наш “Бреслау” ! Он идет с того направления, откуда мы его никак не ждали. Теперь мы получаем объяснение. Как договорились, он избавился от вражеского преследователя и затем собирался нагнать “Гебен”. При этом он уже оказался на востоке дальше, чем мы сами, и поэтому сделал разворот, чтобы идти нам навстречу.

Конечно, радость по поводу того, что наш “младший брат”, невредимый, снова с нами, велика. Задание, которое выполнил “Бреслау”, было в высшей степени опасным и требовало большого мастерства. Теперь оба корабля снова вместе.

Но радость длится недолго. Пока мы разговаривали о том, как все-таки сейчас в проливе Отранто озадачены англичане и теряются в догадках о пребывании “Гебена” и “Бреслау”, за кормой с наблюдательных постов снова замечено облако дыма. На ясном небе четко видно, как быстро оно приближается. Оно становится все больше и больше. Скоро мы тоже разглядели, кто сзади, – это снова надоедливо преследующий нас “Глостер”.

Проклятье! Теперь англичанин снова у нас на хвосте. Наш вчерашний преследователь снова тут! Как только он смог выйти на наш след? Может быть, он нашел плывущие предметы, случайно выброшенные за борт, или заметил на спокойной глади воды еще долго видимый след наших кильватерных струй, или, возможно, это только чистая случайность, что он нас снова обнаружил. Пусть будет как угодно, у нас нет времени долго забивать этим голову.


Вся работоспособная команда должна идти в угольные ямы


Кажется, англичанин очень спешит. Мы сбавляем ход и позволяем ему подойти ближе. “Бреслау” следует немного в стороне позади нас. На вражеском крейсере всё сразу оживилось – блеснуло несколько ярких вспышек – и через мгновение гром произведенных выстрелов разрезал воздух. Преследователь наступает! Английский залп падает слишком далеко от “Бреслау”. Фонтанами взлетают столбы воды. Теперь вспыхивает на нашем легком крейсере – ряд огненных вспышек вырывается из орудий “Бреслау”. Около английского крейсера также фонтанами поднимаются тонкие столбы воды. Между обоими крейсерами завязывается бой. Тут и там беспрерывно вспыхивает дульное пламя орудий. Резкий треск орудий “Бреслау” глухо смешивается с далеким громом вражеских выстрелов.

Теперь начинает разворачиваться “Гебен”, но противник сразу замечает его намерение. Он мгновенно прерывает сражение и уходит. “Бреслау” передает нам по Морзе, что он получил снаряд в броневой пояс по ватерлинии, который, однако, не причинил никакого вреда. На наружном борту только немного содрана краска. На максимальном ходу “Гебен” и “Бреслау” снова выходят на прежний курс. Около полудня в виду уже появились скалистые горы греческого побережья. Мы направляемся курсом на мыс Матапан, южную конечность центрального из трех отрогов Пелопонесского полуострова. Настал очень жаркий день.

На безоблачном синем небе безжалостно сияет солнце. Воздух прозрачен и сух. В это время года спасительный дождь в греческих водах – редкость. Горячий полдень опускается на блестящее в солнечном свете море.

Тут как тут и “Глостер”, наш старый упорный противник, снова начинает преследование! Значит, нужно мчаться во всю мощь! Мы не можем еще раз ввязаться в бой. Это означало бы для нас слишком большую потерю времени. Все еще существует опасность, что преследователь сообщит о нашем прорыве на восток и попытается задержать нас своим нападением, чтобы вражеская эскадра выиграла время и смогла нас перехватить.

Снова начинается усиленная борьба котлов и машин. Снова должны все, кто хоть сколь-нибудь может быть полезен, лезть в бункера и становиться к топкам. Выдающаяся мощь наших турбин должна нам помочь еще раз. Там, в аду, выдерживают не больше двух часов.

Угольная пыль в бункерах попадает в нос и оседает в горле. При напряженной работе тяжело дышат легкие. В горле образуется угольная корка, которая вызывает мучительный раздражительный кашель. Правда, вниз подаются кофе и лимонад, которые жадно выпиваются. Но надолго это не помогает. Угольная пыль все тяжелее саднит в носу и горле, где образуется жесткая корка, попадает в глаза, которые от этого слезятся и горят.

Самоотверженно, молча, не покладая рук, стоят кочегары перед топками котлов, полуголые, в одних только брюках, они распахивают дверцы топок, разбрасывают уголь, ворошат, вынимают золу, подготавливают новые порции угля. Пот ручьями стекает по блестящим торсам. Пыл и жара, исходящие от котлов, обжигают кожу и опаляют волосы. Так работают люди в раскаленных помещениях. Здесь внизу решается наша судьба!

Все усиливающийся шум наполняет корабль, словно развертывается богатырская сила. Корабельный корпус переходит во все более быстрое и ритмичное дрожание, вращаются роторы турбин, стучат винты – завывая и ревя, вентиляторы сжимают воздух перед котлами – стоит оглушительный шум. “Гебен” мчится изо всех сил.

При такой форсировке котлов разрывы котельных трубок неизбежны. Металл не выдерживает чрезмерных нагрузок. Уже снова один кочегар очень опасно ошпарился. Здесь за работой совершается тихий молчаливый подвиг. Каждое мгновение может повториться жуткое ужасное шипение, струи пара и кипящей воды могут снова ошпарить обнаженные тела – тем не менее, каждый выполняет свой долг. Четыре отважных героя, четыре славных товарища своей жизнью, работая в этом, аду заплатили за прорыв “Гебена”, за осуществление наших планов.

Словно дикие звери, мчатся “Гебен” и “Бреслау” по блестящей, немного волнующейся поверхности моря. Мы держим курс между мысом Матапан и островом Китира в направлении на греческий архипелаг. Совсем неожиданно “Глостер” прекращает преследование. Ему кажется слишком опасным идти за нами в Эгейское море, он боится в этих сложных в навигационном отношении водах попасть в ловушку.

Мы снова избавились от назойливого преследователя. Он возвращается обратно и скоро исчезает за горизонтом. При этом он пытается передать радиограммы на Мальту и эскадре. Но мы следим за тем, чтобы он не смог сообщить о последних событиях. Каждая попытка сразу же пресекается радиостанциями “Гебена” и “Бреслау”. Наше испытанное искусство создавать помехи снова побеждает. Через некоторое время “Глостер” прекращает свои попытки. Прорыв удался.


“Гпостер ”, наш старый упорный противник, снова начинает преследование!

В укрытии

Греческое Эгейское море приняло нас. После напряженной борьбы с английским крейсером мы теперь спокойно шли малым ходом. Легкий крейсер “Бреслау” в качестве корабля-разведчика шел то впереди, то сзади нас. Уже опускается ночь, когда оба корабля остановились в восточной части Эгейского моря. Теперь, по крайней мере, мы можем позволить себе немного отдохнуть. Одна вахта может спать, пока в 4 часа утра ее не разбудит другая.

Волшебно-прекрасная августовская ночь. В глубокой синеве над мерцающим морем высится усыпанное звездами небесное пространство. Луна давно начала свой ход, тихо и серебристо она проглядывает в ночи. Давящую мучительную жару дня сменила благотворная прохлада. Образуя тихо пенящуюся носовую волну, корабли удаляются. Ничто не выдает нас. Впередсмотрящие вглядываются в темноту, дышащую таинственную жизнь. Но теплая ночь остается спокойной, без неожиданностей. Восходящее солнце приветствует ясный светлый день.

Хотя мы на первый раз стряхнули навязчивого преследователя и сейчас не обнаружено ни одного вражеского корабля, наше положение остается все еще достаточно опасным. Ни в коем случае на островах не должно быть замечено наше присутствие здесь.

С большой осторожностью “Гебен” и “Бреслау” маневрировали в греческом архипелаге. По возможности мы держались в стороне от оживленных путей сообщения и оставались вне поля зрения больших островов, которые имели в своем распоряжении один маяк и радиостанцию и, кроме того, были связаны между собой телеграфным кабелем. Такая редкость, как два крадущиеся от острова к острову корабля, конечно же, бросилась бы в глаза и обнаружилась бы быстрее, чем нам бы хотелось.

Англичане, до сих пор не преследующие нас в этом невидимом укрытии, тем временем ломают голову, что все-таки должно означать наше странное исчезновение. Им и не снились наши авантюрные планы прорваться в Черное море. Но что нам здесь еще надо? То, что “Гебен” и “Бреслау” могли бы скрыться в каком-нибудь нейтральном порту, также не допускалось. Таким образом, дальнейшая и действительная цель нашего предприятия англичанам еще неизвестна. Прежде всего, необходимо все-таки считаться с тем, что в данный момент англичане ждут, где мы выйдем из нашего укрытия. Мы не сможем здесь оставаться вечно, думают они.

В действительности у них уже есть основательная причина считать, что мы находимся в этом углу.

Дело в том, что мы с тоской ожидаем парохода с углем, который должен прийти к нам из Пирея. Еще в Мессине во время напряженной погрузки угля были предприняты меры, чтобы в пути обеспечить нас углем. В Пирее доверенному лицу было поручено зафрахтовать для нас пароход с углем. Теперь мы его ждем.

Необходимо срочно пополнить запас угля. Со времени выхода из Мессины его уже много израсходовано. Постоянные гонки с “Глостером” существенно его уменьшили. Поэтому мы действительно не можем рискнуть войти в порт, даже если и предоставляется случай. Вражеские корабли вскоре могли бы узнать об этом и удачно нас перехватить, если при своем превосходстве они уже не установили наблюдение за всеми удобными для нас портами.

Итак, нам не осталось ничего другого, как скромно, посредством хороших отношений, вызвать пароход с углем из нейтральной Греции к нам, в открытое море. Конечно, это было необычное, но единственно возможное в виду обстоятельств средство. Мы же корабли, оторванные от своих баз, окруженные врагами, рассчитывающие только на себя. Солнце поднимается выше по небосводу и полуденный зной, словно плотное покрывало, лежит над искрящимся морем. Видимость ухудшается. Тут впередсмотрящие заметили по траверзу облако дыма. Сразу же на корабле ударили колокола громкого боя, и команда разбежалась по боевым постам.

На наш след вышли англичане?

Облако дыма растет и превращается наконец в пароход, держащий курс прямо на нас. Это тот с нетерпением ожидаемый пароход с углем, который идет к нам из Пирея. Итак, это удалось! Теперь надо найти тихое укромное местечко, где мы без помех и незаметно сможем перегрузить уголь.

Тем временем мы поручаем нашему старому соплавателю пароходу “Генерал”, который нам оказал уже некоторые ценные услуги, новое важное задание. Прежде всего он получил приказ идти к о.Тира и находиться там до нашего распоряжения. В худшем случае, если пароход с углем из Пирея не придет, он отгрузит нам еще угля. Сейчас в этом нет необходимости. Теперь он должен взять курс на Смирну и связаться там с Константинополем, чтобы, если это возможно, получить разрешение на наш проход через пролив. Это необходимо предпринять, потому что мы должны сократить до предела наши выходы в эфир. Легче всего это может нас выдать.

Выйти на связь с Турцией при помощи радиостанции – вообще исключено. На большом расстоянии нужны длинные радиоволны, которых было бы достаточно, чтобы в широком радиусе привлечь к нам внимание вражеских сил. Подобная неосторожность могла бы стать для нас роковой.

Вместо этого радиостанция “Гебена” прослушает связь “Генерала” с Константинополем. Так мы узнаем, что хотим, не выдавая себя.


Самоотверженно, молча, не покладая рук, стоят кочегары перед топками котлов


*

Осторожно идя на малом ходу Эгейским морем, на некотором отдалении впереди от парохода, “Гебен” и “Бреслау” ищут укрытия. Напряженно несут вахту впередсмотрящие – их бинокли неутомимо осматривают горизонт. Ничего не видно: ни врага, ни облака дыма. Теперь впереди в спокойном блестящем море выныривает уединенный, скрытый остров. Это Денуза! Он небольшой, но с высокими горами и глубокой тихой бухтой, прекрасно защищенной отвесно поднимающимися крутыми скалами.

Так проходит тайный переход. “Гебен” медленно ложится в дрейф и осторожно заходит в бухту. Длинный массивный корпус корабля постепенно входит в проход и, разворачиваясь, встает бортом к выходу, чтобы быть во всеоружии в случае неожиданного нападения. С другой стороны пришвартовывается пароход с углем, сзади стоит изящный “Бреслау” .

Все готово для погрузки угля. Редкое оживление начинается теперь в тиши маленького острова. Спущены флаги. Словно случайно, буквы названия корабля на корме закрыты несколькими тряпками и грязными мешками для угля, перекинутыми через борт. Мы ощущаем себя авантюрными пиратами, которые в тихом убежище делят свою добычу. Только немногие рыбаки живут в этом уединении. Не видно ни радиостанции, ни маяка. Мы более или менее защищены от какого бы то ни было нежелательного предателя.

Для большей уверенности наша единственная оставшаяся шлюпка доставляет группу переодетых матросов на сушу. Это “туристы”, которые, невзирая на жару, с энтузиазмом взбираются на скалы и достигают вскоре самой высокой вершины, где они с любопытством осматривают местность, а на самом деле внимательно высматривают врага. Часть “туристов” из сигнальной команды, и таким образом мы на “Гебене” поддерживаем связь с “туристической группой” на вершине горы.

Все четыре часа одни “туристы” сменялись другими товарищами. Экипаж шлюпки, доставивший разведчиков на сушу, носит английские ленты, которые по матросскому обычаю некоторые матросы обменяли у экипажа английского военного корабля. Теперь они пригодились. Пока таким образом вся местность зорко держится под наблюдением, персонал в радиорубке “Гебена” следит за работой английских радиостанций. С этими мерами предосторожности мы снова приступаем к погрузке угля.

Но на этот раз мы не работаем в таком адском темпе, как в Мессине, где мы работали, словно дикари. Команде необходим теперь покой и отдых. Трудности последнего дня слишком велики. Совершенно изнуренные мы вышли из Мессины, 18-часовая погрузка угля тяжело сказалась на теле, работа в бункерах и котельных отделениях, когда удалось оторваться от преследователя, тоже не прошла для нас бесследно. Впервые после напряженного дня у нас снова есть покой. Пусть нас ищут англичане, мы находимся здесь в надежном укрытии и предприняли все меры предосторожности. Покой и мирная тишина бухты словно мало-помалу передались и нам. Медленно расслабляются напряженные нервы.

Правда, необходимо непременно пополнить запас угля. Кто знает, когда и где мы еще к этому вернемся. Но мы не надрываемся и спокойно проводим угольную погрузку. Кто знает, что нам еще предстоит на следующий день! В таком случае нужно копить новые силы.Неудобно лишь то, что пароход снова совсем не приспособлен для передачи угля. Мы испытываем те же сложности, что и в Мессине. Но, в конце концов, мы должны быть рады тому, что вообще получаем уголь.

Скоро стемнеет. Мы должны работать всю ночь. Кроме того, нельзя включать прожектора; в темноте свет может привлечь внимание и выдать нас. Только пару свечей можно зажечь на палубе, чье мерцание совсем не разгоняет темноту. Конечно, это очень мешает работе. Что же происходит в спасительной темноте в глубокой бухте маленького жалкого острова – об этом окружающий мир не узнает. Наступает теплый светлый день, который сменил прекрасную, ясную ночь.


Среди спокойного блестящего моря уединенный укромный остров Денуза


В то время как поднимается солнце и скалистый остров излучает давящую жару, бункеровка продолжается. Хотя до полудня 9 августа принято еще не достаточно угля, но медленно, час за часом, драгоценный запас в бункерах увеличивается все больше и больше. Мы еще работаем без помех, “туристы” еще не видели облака дыма, радиостанция “Гебена” не сообщает о подозрительных вражеских радиопереговорах. Как ни странно, враг оставил нас в покое; таким образом, мы можем хорошо использовать драгоценное время.

За работой время проходит быстро. Мы спокойно пообедали и поужинали. Во второй раз над нашим укрытием опускается ночь и окутывает нас своим покрывалом. Мы работаем при скудном свете свеч. Постепенно напряжение в суставах становится ощутимым.

Ночь кажется нескончаемо длинной. Спокойно и равнодушно плывут звезды по широкому небесному пространству. Наконец на востоке светлеет, темный небосвод начинает бледнеть в первом отблеске наступающего рассвета, слабый, робкий свет отгоняет прочь тени ночи – и вот порой радиостанция “Гебена” слышит английские радиопереговоры, громкость которых все усиливается. Вражеский флот на подходе.

Дарданеллы

Утро десятого августа. Необходимо получить по возможности большее преимущество перед приближающимся английским флотом. Погрузка угля сразу же прерывается. Отдаются швартовые канаты на пароход, забираются с суши и доставляются на борт наши “туристы” .

Приказ: “Корабль к походу изготовить!” Из труб “Гебена” уже вырываются плотные черные клубы дыма, на “Бреслау” также разводят пары – темные клубы дыма поднимаются в чистый утренний воздух. Медленно на баке с грохотом выбираются якорные цепи, в то время как якорь поднимается из спокойной воды. Затем “Гебен” выскальзывает из бухты. Осторожно мощный серый корпус двигается дальше, пока не выходит в открытое море. “Бреслау” идет в кильватер.

Теперь на обоих кораблях наступает оживление. Машины работают на максимальной мощности – все сильнее шумяти вращаются винты, тихое, равномерное дрожание проходит через “Гебен” и “Бреслау”, и оба корабля уже мчатся по сверкающей, покрытой рябью воде на полном ходу вперед, к Дарданеллам.

В ярком свете утреннего солнца наше тихое местечко бункеровки вскоре остается позади. Взгляд скользит вокруг, озирая простирающийся под ясным небом широкий бассейн Эгейского моря.

Полным ходом идем по белесой, искрящейся поверхности моря. Сигнальщики тщательно всматриваются в горизонт, особенно внимательно смотрят в кормовых секторах, не покажется ли вскоре из туманной дымки облако дыма вражеских боевых кораблей. Так проходит час за часом. Мы держим курс на север. Это напряженный поход. Что ожидает нас перед Дарданеллами – от этого вопроса не отделаться, он все снова проносится в голове. О “Генерале” тем временем мы слышим немного. Во всяком случае разрешение на заход турецкое правительство еще не дало.

Мы идем в неведении и знаем только то, что должны пройти любой ценой. С равномерным шумом “Гебен” мощно стремится вперед, “Бреслау” следует в кильватер. День замечательный. Ослепительно белея, вода, вздымаясь, уходит от бортов в стороны. Корабль будто непрерывно гонит эту пенящуюся волну перед собой. На больших ходах корма сидит низко, а впереди форштевень, кажется, слишком выступает из воды. Корабль, гонимый огромной силой турбин, словно вытягивается: нескончаемо длинный корпус с пустынными палубами и угрожающими орудийными башнями словно становится длиннее. Все новыми клубами и облаками струится из труб дым, скользя к корме и еще некоторое время неподвижно стоя над водой, прежде чем медленно рассеяться.

Время от времени выныривают маленькие острова, которые скоро снова остаются позади. К полудню испарения скрывают горизонт. Море словно придавлено тяготеющей жарой. Все с тем же монотонным шумом оба корабля быстро удаляются. Тенедо уже позади. Идем все дальше на север, к Дарданеллам. Солнце уже стоит ниже, утопая в огненном великолепии, на западе горит небо, когда в туманной дали показываются холмистые берега древней Трои.

Мы приближаемся к Дарданеллам. Пять часов вечера. Задача решена на отлично, “Гебен” и “Бреслау” – это был ваш последний поход здесь, в Средиземном море, теперь вы должны доставить нас дальше на восток. Страстно ожидаемое разрешение Высокой Порты, которая должна дать нам добро на заход в пролив, еще не получено. Что теперь будет? Уже расступаются малоазиатское побережье и узкая коса Галлиполи и освобождают сверкающий, глубоко врезанный в сушу морской проток.

Перед нами лежит вход в пролив Дарданеллы. Медленно “Гебен” и “Бреслау” направляются внутрь. Теперь оба корабля останавливаются примерно в ста метрах от берега. Спокойно течет вода из пролива – мы держимся по течению, чтобы не быть снесенными. Почти вся команда находится на палубе. Все увлеченно смотрят на коричневые возвышенности по обе стороны прохода. Там четко видны внешние береговые укрепления Кум-Кале на азиатской и Седуль-Бахр на европейской стороне, охраняющие вход. При вечернем бризе над защитными каменными стенами светит месяц. Почти неподвижно оба корабля стоят перед входом.

Зловещая тишина – все словно затаило дыхание. С растущим напряжением мы всматриваемся в берег – в нависшей тишине, кажется, чувствуется биение пульса времени, нескончаемо тянутся минуты, пока мы ждем и наблюдаем за лоцманским катером. Но там ничего не двигается – лоцман все не приходит и не приходит. Так в невыносимом напряжении проходит несколько минут. Мы не знаем, как быть. Тут звучит сигнал “Боевая тревога”! Пронзительно проносится по палубе: “Корабль к бою изготовить!” Моментально спешат по боевым постам те, кто еще только что завороженно смотрел через леерные ограждения. Короткая суматоха – и уже снова все спокойно. Палубы словно вымерли. Но внутри корабля, кажущегося безжизненным, начинается движение.

Медленно, словно движимые неведомыми силами, разворачиваются башни, на береговые укрепления наводятся стволы 28-см орудий. 15-см орудия в казематах приходят в движение – таинственное движение в один миг вселяется в смертоносный металл. Затем все снова замерло. Но вот! – Теперь движение начинается на фортах! На береговых укреплениях на нас угрожающе наводятся дула орудий. Там повторяется та же самая картина.

Напряжение все увеличивается. Наши орудия прямой наводкой направлены на форты. Со времени обстрела Филипвиля снаряды уже находятся в стволах. Ударят ли они с грохотом в следующий момент? Что вообще значит это все, что так молниеносно только что произошло? Турки не хотят нас пропускать? Придется ли нам в крайнем случае напасть и захватить силой то, чего мы хотели добиться мирным путем? От “Генерала” по-прежнему никаких известий. В наивысшем напряжении мы ждем приказа открыть огонь.

В это время адмирал ведет сам с собой сильнейшую борьбу. Должен ли он теперь действительно дать приказ к наступлению, превратить береговые укрепления с помощью нашей новейшей артиллерии в развалины и таким образом силой добиться прохода? А если это произойдет, может ли он и за это отвечать? Не будут ли последствия ужасными? Один миг он колеблется под грузом огромной ответственности. В конце концов мы пришли сюда с мирными намерениями. Нам всего лишь нужно в Черное море, потому что ничего другого мы сами не можем и не имеем другой возможности!

Господи! Что гам за кормой? Внимательно ли наблюдательные посты следят за горизонтом? Действительно, вот снова выныривают облака дыма – сначала одно, затем другое, теперь показывается еще больше.

Английская эскадра здесь!!!

Отступление теперь уже невозможно. Возврата больше нет! А впереди? Там на нас в упор смотрят дула турецких орудий! Сомнительное положение. Диким вихрем друг за другом проносится тысяча мыслей. Кровь стучит в висках. Тут вдруг в голове забилась мысль.

Радиостанцией “Гебена” незадолго до встречи при Дарданеллах была принята радиограмма, посланная “Генералу” из Константинополя. Правда, она была искажена и непонятна – но разве не могла она содержать ожидаемое разрешение на проход в пролив? Последняя возможность, которая приберегается на крайний случай. Теперь надо принять решение! Недолго думая, адмирал отдает приказ – на мачте “Гебена” быстро поднимают сигнал: “Требую лоцмана”. Уже высоко развеваются флаги.

Сразу затем из Дарданелл выныривают две черных точки, которые увеличиваются и приближаются. Это миноносцы, идущие к нам полным ходом. Напряжение растет! Это атака или они направляются с мирными намерениями? Артиллерия среднего калибра в готовности и наводит свои орудия на приближающиеся миноносцы.

И вдруг! – на головном миноносце взвивается сигнал – все уставились на цветные флажки. Что он несет?

“Пожалуйста, следуйте за мной!” – означает сигнал. Решающее слово произнесено – напряжение спадает – вздыхаем полной грудью. Изящные черные миноносцы делают разворот и направляются к входу в пролив. “Гебен” и “Бреслау” следуют в кильватер. У всех нас радостно на сердце – мы вздыхаем, словно избавившись от непосильного груза. Наши орудия снова приводятся в положение “по-походному”, также и на береговых укреплениях опускаются стволы наведённых было на нас орудий. Мы уже скользим весьма протяженным проливом. По обе стороны нас приветствуют то пологие, то холмистые берега. Теплый свет низко стоящего на западе солнца струится над прелестными деревнями и виноградниками и окрашивает все в красноватые тона.

Медленно “Гебен” и “Бреслау” идут по течению. Внешние береговые укрепления уже позади нас. Мы минуем многочисленные, порой устаревшие батареи и земляные укрепления, которые, полускрытые, жмутся по склонам. Пролив все сужается. Медленно опускаются сумерки, в то время как мы проходим в самом узком месте у Чанаккале – старом укрепленном замке Дарданелл. Своенравно возвышаются на самой высокой вершине ветхие бурые каменные стены. Оттуда, с высоты с европейской стороны на пролив глядит Килид-Бахр.

Идём далее. Берега сужаются, отступают и снова расширяются. Медленно мы заходим внутрь и ложимся в дрейф. Мы должны принять в расчет то, что вражеская эскадра попытается нас преследовать и проникнуть в Дарданеллы. Здесь, под защитой выступающего мыса, “Гебен” может любого незваного гостя сразу же взять под эффективный огонь.

Семь вечера. С грохотом якоря устремляются в глубину. Спустя длительное время снова ужинаем. Одна вахта уходит на отдых, другая встает у орудий – над Дарданеллами опускается темная ночь. Около десяти часов вечера перед входом в пролив появляются первые английские военные корабли. Итак, мы прибыли с большим преимуществом во времени – преследование стало напрасным. Но что, если английской эскадре также разрешат заход? Или она решится на то, на что, в крайнем случае, рассчитывали “Гебен” и “Бреслау”, – на насильственное проникновение?

В горячечном напряжении проходит время.

Когда английский адмирал добивается входа, ему отвечают, что это не разрешено – и он удовлетворяется этим. Если бы англичане попытались прорваться силой, то им это, несомненно, удалось. Береговые укрепления все же не смогли бы оказать достаточного сопротивления английской эскадре.


*

“Гебен” и “Бреслау” в Дарданеллах! Весь мир насторожился и восхищался обоими кораблями, которые сумели уклониться от подавляющего вражеского превосходства и уйти от неизбежной гибели.

Особая и редкая миссия – нам еще неизвестная – загадочная судьба, предназначенная двум кораблям, начинает осуществляться. Мы еще не знаем, что нам предстоит в огромной, таинственной связи битвы народов, от нас всё ещё скрыто то, что мы по фатальной необходимости должны придать новое направление мировому пожару. Но мы еще не предполагаем, что этот поход двух кораблей внесет сумятицу в мировую политики.

В этот момент мы прежде всего с возвратившимся изумлением представляем наше смелое предприятие, снова видим “Гебен” и “Бреслау” в Средиземном море, отрезанных от Родины, без опорных баз и помощи, окруженных могущественным врагом, осуществивших прорыв из Мессины, введших противника в заблуждение, ускользнувших и зашедших в Дарданеллы. Перед нами снова проходит тот поход, который английская историография назвала впоследствии одним из значительнейших событий в войне на море, с чьей чудовищной трагичностью были одинаково согласны и союзники и враги.

В глубоком почтении склоняем головы перед теми четырьмя товарищами, которые в котельных отделениях стали жертвами исполнения своего воинского долга и отдали свои жизни за успех этого похода.{1}


Приборка палубы после погрузки угля

Удивление

Прошла первая ночь нашего пребывания в турецких водах. В бледном свете занимающегося рассвета темнеют склоны берегов нашей маленькой тихой бухты на фоне лазурного неба. На суше еще совсем тихо, не чувствуется никакого движения воздуха, только голоса каких-то ранних птиц доносятся до нас. Вскоре за этим последовала радостная встреча.

Наш старый верный товарищ, “Генерал”, невредимый неожиданно приближается к месту нашей стоянки. Без помех он смог войти в пролив. В Смирне, где он по радио связался с Константинополем по поводу нашего захода в Дарданеллы, он получил с “Гебена” приказ и сразу же направился в Дарданеллы. Хотя повсюду поблизости были английские корабли, он все же прошел благополучно. За ним появился еще и немецкий торговый пароход

“Родосто”, который также спасся в турецких территориальных водах.

Между тем оживленно обсуждается наше новое положение. Что принесет нам будущее?

Для нас не остается сомнения, что “Гебен” и “Бреслау” теперь пойдут дальше в Черное море для того, чтобы принять там участие в борьбе против русского флота. Открывающиеся перспективы радужными не назовешь. Если русское превосходство на Черном море численно все же невелико, по сравнению с объединенной английской и французской эскадрой на Средиземном море, тогда все-таки с относительной уверенностью можно ожидать осуществления нашего предприятия. “Гебен” и “Бреслау”, два корабля, одни против могучего противника; к тому же без единого прибежища, рассчитывая только на нейтральные порты, которые мы должны покинуть в течение 24 часов. Как тут нам долго продержаться?

На помощь и поддержку Турции, кажется, тоже нет шансов. Как говорится, она придерживается строгого нейтралитета. Почему только не приходит приказ к походу? Мы все еще стоим за мысом Нагара. Готовит ли нам Высокая Порта какие-то неприятности? Так же, как без разрешения мы не могли войти в Дарданеллы, так и без желания турецкого правительства мы не можем пройти в Босфор и направиться в Черное море. Что-то, кажется, здесь не стыкуется.

Время проходит в бездеятельном ожидании. Один раз была весьма занимательная картина. Большой французский пароход, полный французских пассажиров, шел из Константинополя вниз по проливу и проходил мимо нас. Французы сильно удивились, когда неожиданно увидели два серых военных корабля, на которых развевался немецкий военный флаг. Этого они никак не ожидали. Сильно жестикулируя, они с опаской поглядывали, перевесившись через леерные ограждения, и ломали себе головы, что же может значить наше присутствие здесь. Необычная встреча в нейтральных водах!

Наконец после того, как мы три дня простояли у Нагары, поднимаются якоря. “Гебен” и “Бреслау” устремляются из бухты в северо-восточном направлении. За Галлиполи открывается пролив, перед нами в солнечном блеске, покрытое легкой зыбью, лежит широкое голубое Мраморное море. Вдали сверкают зеленые побережья холмистого берега. Увеличив ход, идем дальше.

На юго-востоке от входа в Босфор живописно лежит группа Принцевых островов. Бледно мерцает в солнечном свете необычно красная земля этого очаровательного архипелага. На западе Измидский залив далеко врезается в сушу. Между островами и Сан-Стефано, недалеко от столицы Востока, якоря снова опускаются.

Здесь тепло и солнечно. Мы стоим перед воротами Константинополя. Последние лучи заходящего вечернего солнца золотят город. Восхищенно блуждает взгляд по радостной простирающейся панораме, которая разворачивается в дали с белыми домами, великолепием сверкающих дворцов и бесчисленными остроконечными минаретами и мечетями.


Константинополь с военным министерством Высокой Порты


*

Снова раздается приказ: “Приготовиться к бункеровке” ! Но мы приступаем к работе с радостью и вдохновением. Это означает, однако, что ‘Тебен” и “Бреслау” теперь направятся в Черное море и поведут там на свой страх и риск войну против России. Вскоре в русских портах взметнется огонь войны, и наши снаряды пробудят Черноморский флот от его спокойного существования. Пока Германия на севере борется с врагом, два немецких корабля, заброшенные сюда судьбой, вдали от Родины развяжут для нашей страны войну на Черном море. Мы воодушевлены значимостью задания, выпавшего “Гебену” и “Бреслау” .

Но всё происходит иначе!

Уже давно закончена бункеровка, угольные ямы “Гебена” и “Бреслау” наполнены, и мы с нетерпением ожидаем приказа к походу. Но проходит день за днем – а мы все еще стоим на якоре. Время проходит в бездейственном ожидании. Ничего не происходит.

Затем кое-что все же случается! Но не то, чего мы с нетерпением ожидали каждый день, а совсем иное, для нас совершенно необычное и неожиданное.

До истечения года в Турции было созвано народное собрание с целью собрать средства на усиление турецкого флота. С трудом в обнищавшей стране благодаря добровольным пожертвованиям турецкого народа и воодушевлению во имя патриотической потребности было собрано столько средств, что стало возможным заказать в Англии два корабля, один линкор и один легкий крейсер. Как раз в это время оба готовых и уже оплаченных корабля должны были совершить переход из Англии в Турцию. Весь турецкий народ, ожидал этого крупного события, так как оба современных корабля должны были встать на якорь у Золотого Рога. Но отплытие обоих кораблей в турецкие воды, уже в течение нескольких недель стоявших наготове к отходу, под различными предлогами откладывалось, и в конце концов с началом войны они были реквизированы английским правительством и вошли в состав английского флота. О передаче обоих кораблей Турции Англия теперь не хотела ничего знать.

Негодованию в Турции не было границ. Как раз в эти дни, когда “Гебен” и “Бреслау” оказались в турецких водах, турецкий народ пребывал в праведном гневе на нарушившую договор Англию.

Случайность это или судьба, что обманутый и озлобленный народ теперь в одно мгновение подыскал замену постыдно присвоенным кораблям, когда два современных немецких военных корабля неожиданно появились в Дарданеллах? И то, что чужестранцы пришлись этому народу очень кстати и своевременно? “Гебен” и “Бреслау”, повиновались собственному закону и преследовали собственные интересы – войну против русского флота в Черном море и проход через турецкие проливы являлся лишь необходимым средством к этой цели. Поход “Гебена” и “Бреслау” неожиданно приобрел другой, новый и значительный смысл, которого прежде никто не мог ожидать.

Впервые странное стечение обстоятельств явственно свело нашу судьбу с другой, чужой судьбой, связало наши потребности с ее интересами, превратило нашу нужду и тяжелое положение в счастливый случай для другой стороны. И из этого соединения необходимости и случая удивительно возникает для “Гебена” и “Бреслау”, для Турции да и для всего мира что-то новое и неожиданное, что собирается придать мировой войне новое лицо.

Два корабля, ускользнувшие от могущественного врага, на пути против другого врага, не только попали в воды турецкого народа, но одновременно пересекли и круг его интересов. Случайность? Необходимость? Рок? Кто в состоянии обосновать волю судьбы? Наш адмирал находится больше на суше, чем на борту. Переговоры между Высокой Портой и Германией о покупке “Гебена” и “Бреслау” идут полным ходом. Они заканчиваются тем, что оба так неожиданно попавшие в турецкие воды современные немецкие крейсера переходят в турецкое владение.

18 августа нам сообщается, что “Гебен” и “Бреслау” куплены Турцией. Экипажи выстроились. Под звуки немецкого гимна на мачте опускается немецкий военный флаг, под турецкий национальный гимн поднимается “полумесяц”. С этого момента “Гебен” называется “Явуз Султан Селим”. “Бреслау” получает имя “Мидилли”. Все же для нас оба корабля, как и прежде, остаются “Гебеном” и “Бреслау”.


Празднично сияет "полумесяц турецкий военный флаг


На следующее утро на борт доставляются фески и раздаются командам. Некоторым товарищам очень идет новый головной убор, их нельзя отличить от турок, другие же выглядят в этом головном уборе несколько смешно. Но скоро мы к этому привыкаем – мы еще ко многому должны будем привыкнуть, фески – самое незначительное.

Наше воскресенье тянется также бесцельно, речь идет о турецком воскресенье, которое приходится на нашу пятницу. Так и впоследствии мы будем работать в собственное воскресенье, в то время как пятница будет считаться выходным днем. Это означает, что скоро мы получим на корабль турецкий экипаж для обучения. Как только новый экипаж достаточно обучится, мы должны будем вернуться в Германию и найти применение на родных фронтах против врага.

События и решения развивались в последние дни стремительно. Как быстро и удивительно изменилось все сразу! Перемены еще не укладываются у нас в голове. Еще неделю назад борьба против русского флота – крейсерская война на свой страх и риск на Черном море была вдохновлявшим нас лозунгом, а теперь все стало иначе. Наше намерение неожиданно завершилось. Скоро мы поедем домой.

Немногим временем позже все уже снова выглядело совсем иначе, опять произошли значительные перемены. То, что привнесло прибытие “Гебена” и “Бреслау”, что авантюрное появление обоих кораблей ускорило и, вероятно, даже впервые сделало возможным переворот и подвижку сил внутри мировой политики, – все это должно было нам вскоре достаточно проясниться.


*

Тем временем началась как тяжелая, так и утомительная и требующая много терпения работа.

Адмирал Сушон был назначен главнокомандующим турецким флотом. Он сразу же приступил к реорганизации этого флота, который до сих пор был “доверен” английской военно-морской миссии. С “Гебена” и “Бреслау” часть офицеров и матросов откомандировали на турецкие корабли инструкторами. К тому же турки приходили к нам, чтобы учиться на современных кораблях. Люди с “Гебена” и “Бреслау” стали инструкторами на турецких кораблях, на береговых укреплениях, на сигнальных постах и радиостанциях.

Турецкие экипажи должны много учиться, это трудная и непривычная школа, которую они сейчас проходят. Образование через английскую военно-морскую миссию было очень неважное – англичане сами лучше знают почему.

С неутомимым старанием осуществляется перестройка, проводятся боевые учения и маневры. Дело продвигается медленно, турки открывают рот от удивления, когда им приходится учить все новое и непривычное. К тому же вся реорганизация в целом задерживается и останавливается чем-то совсем неожиданным и непредвиденным.

Английская морская миссия, которая до этого участвовала в реформе турецкого военного флота, вместо того, чтобы приложить усилия для его улучшения, наоборот, употребляла свою деятельность на создание значительного саботажа на флоте. Вместо того, чтобы оказывать помощь, она преднамеренно старалась вывести из строя доверенные ей корабли. Турецкий флот, в бездйствии стоящий у Золотого Рога, находился в невероятно запущенном состоянии.

На кораблях нельзя было использовать практически ни одного орудия. Затворы сильно заржавели, и их сначала надо было выбивать кувалдами. Английские инструктора почему-то запретили турецким матросам смазывать части затворов и предохранять их от ржавчины. Боеприпасы, все без исключения, были оснащены учебными взрывателями. Боевые взрыватели после долгих поисков мы нашли однажды в каком-то сарае на верфи. Таким же образом обстояло дело с миноносцами. У всех торпед отсутствовали боевые взрыватели. Но не только это – также и механизмы управления торпедами коварно, внешне незаметно, были изменены англичанами. Это могло иметь самые печальные последствия.

Именно теперь, когда под немецким руководством проводились первые боевые учения и турецкие миноносцы начали стрелять торпедами произошло следующее: хотя торпеда была заряжена в аппарат правильно, обслуживающий персонал заметил, что она идет не по прямой траектории, а на скорости примерно в 40 км/ч неожиданно сворачивает в сторону. Море, немного рябящее от свежего бриза, не позволило проследить след торпеды дальше, экипаж потерял ее из вида. Неожиданно с другого борта кто-то заметил на воде след торпеды, которая описала круг и теперь двигалась на собственный корабль. В последний момент удалось развернуть миноносец и таким образом избежать его уничтожения собственной торпедой. У нас просто не было слов при виде такого коварства.


Турецкие миноносцы в порту


Само собой разумеется, что после этого открытия все торпеды были подвергнуты тщательной проверке, что было очень утомительной работой. Тут оказалось, что система управления торпед была установлена таким образом, что они должны были идти по дуге и могли поразить собственные корабли. Почти ежедневно встречались новые неприятные неожиданности такого рода.

Практически так же обстояло дело с батареями на побережье и береговыми укреплениями. В основном речь шла об орудиях устаревших систем, которые обладали недостаточной дальностью стрельбы и были неудачно расположены. Почти везде использовался черный дымный порох.

Мы неутомимо работали над починкой механизмов и орудий, устраняли неисправности и ремонтировали повреждения – флот медленно приобретал утраченные боевые качества. Береговые укрепления становились пригодными к использованию. Во время маневров и учебных стрельб скоро появились первые успехи – радость в связи с каждым хорошо выполненным заданием была велика.

Турки таращили глаза от удивления, когда мы разъясняли им то и это и показывали, как постыдно они были преданы их прежними наставниками. Только теперь им становилось ясно, что преследовало английское руководство, держа турецкий флот в низшей степени боеспособности и превращая его в полностью безопасный для врага инструмент.

По мере того, как таким образом падал авторитет англичан, росло восхищение и уважение турок к своим немецким товарищам. Ремонт укреплений на побережье и батарей в районе обоих проливов был трудной работой. Протяженность пролива Босфор, проходящего между высоких, обрывистых скал-берегов и связывающего Черное море с Мраморным, 28 км, тогда как длина Дарданелл – 71 км. По прямой линии расстояние от входа в Дарданеллы из Эгейского моря до впадения Босфора в Черное море – почти 280 км.

Оборонительные районы обоих проливов, таким образом, очень обширны, вследствие чего реорганизация и усиление этих позиций очень затруднительна. Немногие имеющиеся и с большим трудом отремонтированные орудия необходимо было тщательно установить на свои места и постепенно заменить непригодные артиллерийские установки. В этой неутомимой работе совершенствовались береговые укрепления, и подручными средствами орудия устанавливались на позиции. Мало-помалу под немецким руководством заброшенные и непригодные корабли приводились в исправное и боеспособное состояние. Турецкий флот, хоть и маленький, снова стал существовать.

“Гебен” и “Бреслау” составляют венец боевой мощи. Кроме этих новейших кораблей тут присутствуют: два старых линкора, “Торгут Рейс” и “Барбаросса”, затем “Мессудие”, совершенно устаревший, якобы отремонтированный линкор, непригодный, однако, для боевого использования и поэтому выведенный из состава флота. Также имеются лишь два лёгких крейсера: “Гамидие” и “Меджидие”. Наконец есть ещё два совсем маленьких, очень старых крейсера и несколько миноносцев, из которых более или менее сохранились и пригодны для действий в составе флота только 8. Четыре из них поставлены из Германии, другие построены во Франции.

И это весь турецкий флот!

Для нас интересно и показательно так же, как для англичан постыдно, то, что произошло с “Мессудие”. Турция хотела снова сделать пригодным к бою этот устаревший корабль и поэтому послала его в Англию для модернизации артиллерии. Хотя на английской верфи “Мессудие” получил современную 15-см артиллерию, все же вместо требуемых тяжелых башенных орудий были установлены … деревянные макеты! Собственно тяжелые орудия, основное оружие линейного корабля, должны были прибыть позже! Турция до сих пор их ждет.

Один случай с “Мессудие” красноречиво подтверждает особое отношение Англии к “образованию” турецкого флота. Очевиднее и безжалостнее предательства для Турции не могло быть. Мы все же пытаемся, насколько это возможно, приспособить “Мессудие” для наших целей и используем этот корабль, чтобы применить его боеспособную артиллерию для обороны от атак миноносцев и подводных лодок в Дарданеллах. У пролива Чанак, в просторных водах под азиатским берегом, он ставится на якорь как плавучая батарея.


"Мессудие " вместо тяжелых башенных орудий получил … деревянные макеты!

Искра возгорается

В усердной, неустанной работе проходит неделя за неделей. На берег мы не сходим.

Но нам и так не скучно. Особенно всем всегда интересно, когда приходят новые сообщения с Родины. Щемящее чувство охватывает нас тогда, когда мы слышим об успехах, горячих поединках и сражениях, в то время как мы обречены на спокойную стоянку здесь, хотя и работая, но все же не участвуя в войне, и не можем пойти на врага, на российский флот на Черном море. Мы принадлежим теперь Турции. На корме вместо немецкого флага развевается “полумесяц” – и Турция провозгласила свой нейтралитет в большой битве народов. С каким удовольствием мы бы начали здесь войну против России, попытались бы, насколько это в наших силах, помочь нашим братьям – а теперь все сложилось иначе. Словно горечь лежит на душе.

Но тут, пока мы еще сетовали на судьбу, которая обрекла нас на бездеятельность, все же происходили, хотя медленно и постепенно, крутые повороты в положении дел на мировой арене, осуществлялись огромные передвижки, готовились события такого значения, что этим охватывалось и менялось соотношение сил в мировой войне. И удивленно мы замечаем, что наша авантюрная судьба, наше появление у столицы ислама, неожиданный переход в турецкую собственность – все это стоит в непосредственной связи с происходящим. Наш поход должен стать всемирно-исторической миссией. Так захотело провидение, которое избрало для этого “Гебен” и “Бреслау”, подобно тому, как оно спасло нас от превосходящего врага.

Будто искра того изнуряющего огня, который жил в нас и который мы переносим с собой, теперь перекинулась на этот народ, принявший нас и привязавший к себе. Словно эта искра, медленно накаляющаяся, охватила этот народ и затем единое пылающее пламя, все более захватывая вокруг себя, видимо, снова разожгла мировой пожар. Весь Ближний Восток, исламский мир, охвачен неистовым пламенем, носителем которого являемся мы.

Турция, удручённая неудачным исходом балканских войн, подавленная, лишенная прав, разорённая и изнуренная, безоружная, предоставленная жестокому нападению алчного, жаждущего власти врага, чувствует, что пришел ее час. Через все препятствия и сомнения, сопротивления и размышления это сознание неудержимо и непоколебимо движется вперед и беспокойно подталкивает к решению. Колесо судьбы, однажды пришедшее в движение, набирает ход и знает, как избежать каждой остановки. Мы только ясно видим результаты, лишь предполагая основания. Последняя, глубочайшая причина кроется в неисследованной сфере таинственного и судьбоносного.

Тяжелый, полный волнений период – это август и сентябрь 1914 года. Мы являемся свидетелями пробуждения и подъёма находящегося прежде в забытьи народа, видим в молчаливом волнении тайную и открытую борьбу мира за этот народ, видим бой дипломатии стран Центральной Европы и Антанты за Турцию.

Шаг за шагом, ступень за ступенью, с одной стороны страстно желаемая, с другой – проклинаемая, Турция принимает свое решение. В своем собственном народе борьба обоих блоков отражается в виде двух течений, враждующих и борющихся за власть. Никакой другой народ, в великой народной борьбе взявшийся за оружие, не был так потрясен и взволнован до самых глубин, как турецкий. Ни у одного другого народа острое неопределенное состояние не вызревало так мучительно долго и затянуто.


Радость велика – я буду радистом!


5 августа в интересах собственной безопасности Турция закрыла проливы для военных кораблей после того, как двумя днями раньше она заявила о нейтралитете и объявила мобилизацию. Мобилизация затянулась и очень плохо продвигается вперёд. Всего не хватает. На этом основаниии растет неопределенность, гнев – вмешивается работа иностранной дипломатии. Тянут в обе стороны, в результате ничего не меняется. Силы равны. Но то, что внешне кажется спокойствием и неподвижностью, все же является до последнего сдерживаемой напряженностью – каждый новый прибавляющийся силовой момент должен принести решение.

И оно появляется! “Гебен” и “Бреслау” приносят его! Прорвав окружение вражеских сил, рассчитывая только на себя, они появились перед Дарданеллами, добиваясь разрешения на проход в Черное море для борьбы против России. Но все это разом отступило перед силой того другого, всемирно-значимого поступка, который в то же время своим переходом совершили оба корабля, перед судьбоносным решением Турции, перед преобразованием мировой войны. “Гебен” и “Бреслау”, так захотела судьба, определили решение.

Неизбежно и последовательно происходит далее это развитие. Обманом лишенная Англией обоих заказанных кораблей, Турция вместе с тем в качестве замены приобретает немецкие крейсера, необычайным образом оказавшиеся в турецких водах. Люди с “Гебена” и “Бреслау” берут на себя обучение, организацию, ремонт и укрепление турецкого флота. Результаты управления прежних наставников, английской военно-морской миссии, выходят наружу и открывают Турции глаза. Возмущение и злоба растут. Английское пребывание в Константинополе становится все более затруднительным. Обычно такая гордая островная империя, владычица морей, больше не может, несмотря на все мыслимые усилия, остановить однажды запущенное движение. С одной стороны, льстя и соблазняя переговорами, Антанта все же не может скрыть свою злобу по поводу покупки “Гебена” и “Бреслау”. Она знает, что тут идет речь намного шире, чем об одном лишь приобретении. Здесь наступает переворот, перелом Турции, изменение ее взглядов, ясно продемонстрированное.

Под тяжестью фактов в стране все больше проявляется расположение к немцам. Правда, послы Англии, Франции и России разворачивают при Высокой Порте активную деятельность. Всё снова и снова предпринимаются посреднические усилия с целью отговорить Турцию от вступления в войну, от борьбы на стороне стран Центральной Европы. Любой ценой необходимо им не допустить того, чтобы на Ближнем Востоке вспыхнул огонь войны, чтобы исламский мир взялся за оружие. Слишком поздно – искра уже возгорелась!

До сих пор, пребывая в роли подавленной, разбитой и побежденной, Турция видит, как разом меняется положение.

Осознавая благоприятность положения, она сбрасывает давящее иго капитуляции, те односторонние обязательства, которые предоставляют иностранцам далеко идущие привилегии и которые жестоким и бесстыдным образом многосторонне используются странами Антанты как средство давления для достижения всё новых уступок. Устранение экстерриториальных преимуществ было тяжелым ударом для стран Антанты. Несколько дней спустя, 15 сентября, английская морская миссия уходит в отставку и покидает Константинополь. Разоблачение их “педагогической деятельности” им, вероятно, слишком неприятно.

Шаг за шагом Высокая Порта проводит свои меры. 29 сентября окончательно закрываются проливы. Прямая связь западных держав с Россией пресечена, единственный безопасный путь, по которому еще было возможно бесперебойное снабжение России, перекрыт. Это должно теперь стать для империи, отрезанной от всякой поддержки, смертельной раной, а для ее союзников – непосильным бременем. Политические и стратегические последствия были огромны. Судоходное сообщение между западными державами и югом России стало невозможным, и теперь на колеблющиеся в своей политике балканские государства Румынию и Болгарию уже не могло быть оказано никакого прямого давления.

Но Антанта, в то время как турецкие моряки делали крупные успехи и лихорадочно работали над ремонтом кораблей и обучением флота, усилением обороны проливной зоны, всё ещё пытается спасти то, что возможно. Ради этой цели молча сносятся явные оскорбления и нелюбезности. Только бы Турция, Ближний Восток остались спокойными, Антанта слишком хорошо знает, о чем идет речь.

Недовольство Антанты направлено прежде всего против покупки “Гебена” и “Бреслау”, против пребывания немецких моряков, которое не обещает ничего хорошего. Просьб, угроз и протестов становится все больше. Русский черноморский флот появляется у Босфора и проводит демонстративные маневры против покупки “Гебена” и “Бреслау”. Англия требует раз за разом, чтобы Турция убрала немецкий экипаж с турецких кораблей. Все представления бесполезны. Англия сыграла свою роль. Турция самоуверенно отвечает, что пребывание и деятельность немцев является ее внутренним делом и Англии не касается.

Ввиду этого твердого, недвусмысленного поведения Высокой Порты Антанта теряет тщательно хранимое до сих пор самообладание. 26 октября Англия и Россия объявляют Турции, что они не могут рассматривать передачу “Гебена” и “Бреслау” как правомерную покупку. По обоим кораблям, как только они покинут Дарданеллы или Босфор, все равно, под немецким или турецким флагом, сразу же будет открыт огонь. На Турцию это не производит впечатления – в качестве ответа она усиливает минные заграждения обоих проливов.

Предгрозовая атмосфера накалена до предела. Больше и больше накапливается напряжённость – каждый момент может принести разрядку.


*

Пока мы здесь проводим полные волнений дни, и в моей судьбе происходит решающий поворот. Уже часто радиостанция “Гебена” перехватывала радиопереговоры русских кораблей на Черном море. Так была принята какая-то радиограмма, но никто не может расшифровать язык. Тогда-то перед строем экипажа и был задан вопрос: “Кто знает русский язык?” Я поднимаю руку вместе с одним австрийским немцем.

Перед нами положили русскую радиограмму – мы оба должны были перевести её. Как немцу, приехавшему из России, этот язык мне был, конечно, известен. Я быстро готов с переводом – моему же товарищу определенно требуется больше времени для этого.

При таком положении дел мне вдруг приходит в голову, что я могу быть полезен, если я буду находиться в радиорубке, самом святом помещении корабля, и прослушивать и записывать радиопереговоры. Русский не составляет для меня никакой сложности. К тому же когда-то раньше у меня была возможность изучить азбуку Морзе и на практике заниматься её причудливыми значками.

Почему бы мне не попытаться и не использовать мои знания?

Недолго думая, я изложил командиру мое стремление, и уже в полдень этого же дня я должен был явиться к нашему адмиралу, который, по-видимому, оказался очень рад быстрому решению вопроса с переводом и отпустил меня со словами: “Скорое обучение на радиста было бы очень желательно”. Радость действительно велика – для меня на борту начинается теперь совершенно новая, интересная и ответственная деятельность. Мне не терпится стать на новом посту как можно более полезным.

На следующий день я причислен к радиоперсоналу – начинается обучение новой деятельности, унтер-офицер напоминает мне уже частично позабытую азбуку Морзе. Это означает- , заниматься и еще раз заниматься. Каждый день для меня проводятся занятия по радиотехнике. Между тем я третий или четвертый человек в радиорубке, куда я раньше не мог даже бросить беглый взгляд. Я пытаюсь записывать то, что слышно в эфире – далекие, таинственные голоса. Через некоторое время я уже освоился с музыкой из точек и тире. Я еще не знаю технического обслуживания аппаратов приема и передачи, но и это со временем основательно изучено. Вскоре я освоился с особенностями русской радиосвязи и точно знаю волну русского передатчика.

27 октября турецкий миноносец во время патрулирования обнаруживает перед Босфором русский минный заградитель, который как раз собирался заминировать выход в Черное море. Когда минный заградитель замечает миноносец, он сразу же поспешно исчезает. Это уж слишком для Турции! Демонстрация русского флота, а теперь наглость минного заградителя, который не стесняется ставить мины в территориальных водах нейтрального государства, достаточно доказывают, что можно ожидать от России. Турция все же не хочет пережить нападение врасплох со стороны Черноморского флота. Время ожидания прошло – теперь оно так далеко!

Ад Севастополя

“Поднять пары во всех котлах! Приготовиться к выходу в Черное море!”

Так звучит приказ, который мы получаем 28 октября. Действительно ли это должно привести к войне против России? Время ожидания, терпеливого выжидания действительно должно остаться позади? Уже свыше двух недель, как “Гебен” и “Бреслау” встали на якорь в Дарданеллах. Вместо ожидаемой борьбы в Черном море прошли недели напряженной и трудной работы – и это все снова означало: ожидание. Нам это уже немного надоело. Теперь напряжение велико. Мы догадываемся, что начинается что-то совершенно новое. Корабли готовы к выходу в море. После полудня последует приказ выйти в море.

Из спокойных вод Босфора поднимаются якоря, запускаются механизмы. Тихая ритмичная вибрация охватывает весь корабль – затем “Гебен” медленно скользит по голубому, солнечному Босфору. Тихо идем мы вверх по струящемуся проливу – навстречу Черному морю. Живописно простирается в мягком свете вечернего солнца родное море Константинополя. По скалистым, отвесным берегам тянется красочная панорама города с ее блистательными дворцами и замками. Солнце медленно садится за бесчисленными остроконечными минаретами Стамбула. Там на азиатской стороне лежит Скутари. Затем картина вечного города начинает понемногу исчезать вдали – только беломраморное великолепие замка султана Долма-Бахче простоит еще некоторое время четко в ясном воздухе. В неторопливой последовательности все новых приветливых видов открывается вся красота пролива, отделяющего Европу от Азии.

Ещё украшенные зеленью темных кипарисов и тенистых платанов, по обе стороны пролива поднимаются гряды холмов, со склонов приветствуют бесчисленные виллы и дворцы, спокойно мечтают и словно утопают в темных парках старые замки, поблескивают обветшалые стены романтических руин. Тут же среди садов простираются маленькие деревеньки – открываются укромные бухты – каждый изгиб и поворот открывает всё новые красоты. Далее идём мимо некогда неколебимых замков Румели-Хиссары на европейской и Анатоли-Хиссары на азиатской стороне; теперь это полуразрушенные руины. Своенравно возвышается кладка стен с башнями над холмами. Чуть выше затем великолепный вид: Терапия, летнее место жительства послов.

Практически напротив лежит Бейкос – его больше чувствуешь обонянием. Там находится кожевенный завод, от которого время от времени исходит запах горелого. Постепенно берега расширяются. Теперь справа выныривает батарея, – вот, слева ещё одна, затем ещё больше, – мы проходим мимо фортов Босфора. Полускрытые, они стоят на холмах и жмутся к откосам. С моря они совсем не видны. Затем пролив открывается – мы проходиммаяки по обе стороны от выхода и – перед нашим взором простирается нескончаемо вдаль огромная поверхность – Чёрное море. В восхитительных красках золото пылающего вечернего неба отражается в воде.

Мы тут же бросаем первый взгляд на наше новое “поле деятельности”. В свете заходящего солнца оно производит потрясающее впечатление в своем грандиозном, молчаливом великолепии. Осторожно мы проходим через собственное минное заграждение. Перед нами идут миноносцы с поставленными тралами. Никогда нельзя знать … может быть русские приготовили нам неприятный сюрприз. Вскоре мы достигли открытого моря, куда выходим под покровом надвигающегося вечера. За нами идет “Бреслау”, за ним следует турецкий крейсер “Гамидие”. Отборные силы нового турецкого флота в походе.

Что нам предстоит? Куда нас влечёт? Нужно ли теперь продолжить боевые упражнения в Черном море, которые до сих пор проводились только в Мраморном море? Или же теперь шутки в сторону? Мы снова отправляемся на войну? Тщательно все обдумывается. Все напряжены.

Наконец мы обретаем определенность. Турция решилась, – так сообщается, – старательно отплатить русским за их коварную попытку заминировать Босфор. Разработан грандиозный план войны. Несмотря на могущественный вражеский флот, необходимо сразу рассчитывать на неожиданный удар. Исполнение поручается нашему адмиралу, который решается навестить русских в их собственном порту.

“Гебен” должен идти в район Севастополя, “Бреслау” надо обстрелять Новороссийск, в то время как “Гамидие” получает приказ атаковать Феодосию. Два миноносца остаются около “Гебена”, двум другим приказано обстрелять Одессу. На следующий день в 7 часов утра необходимо одновременно осуществить нападение. Командующий флотом отдает приказ развить максимальную скорость.

С наступлением темноты эскадра разделяется. Каждый следует своим курсом.


Мы скользим через Босфор!


*

Первая военная ночь в Черном море. Тщательно притуша огни, без малейшего проблеска света, “Гебен” идет в ночи, темная, призрачная тень, которая тяжело и массивно лежит на воде. Наблюдательные посты повсюду внимательно всматриваются в темноту. С постов наблюдения обеих мачт, с мостика, со шканцев и бака зоркие пары глаз сверлят тьму – все находятся в наивысшей готовности. Безмолвно следует корабль. Ничто не выдает многообразную, таинственную жизнь, которая кипит внутри. Только монотонный плеск носовой волны раздается сквозь тишину. Немного впереди мерцают две светящиеся полосы – кильватерные струи миноносцев, идущих впереди.

Нас одолевает беспокойство. Кажется, часы тянутся бесконечно.

Итак, наша цель – Севастополь.

Мы знаем, что это значит. Это означает, что дело принимает серьезный оборот, возможно, крайне серьезный. Севастополь сильнейшая морская крепость России, к тому же одна из сильнейших в мире! Нечто угрожающее, таинственное излучает это имя, словно что-то непобедимое скрывается за ним. Сколько же собственно лет ни один вражеский корабль не показывался перед этими стенами из железа и стали? Раз это все же было – во время Крымской войны объединенные флоты англичан, французов, турков и сардинцев в первый раз стояли там, они пытались превратить эту крепость в развалины. Но Севастополь открыл свою огненную пасть и изверг из семисот орудий смерть и погибель. Семьсот орудий обрушили железный град на нападавших. Усилия всех флотов оказались тщетными. Это было в 1854 г. А теперь появляемся мы

– “Гебен” – единственный корабль! Никто больше не отваживался в течение долгих лет на то, что собирались сделать мы.

Отчаянное начинание! Мы идем сквозь ночь в ад Севастополя. Раскроется и поглотит ли нас адская пасть?

Медленно проходит ночь. Шесть часов утра. Мы приближаемся к Крымскому побережью. И вот тут-то! Неожиданно яркий свет вспыхивает вдали – теперь еще раз – прожектора двух маяков скользят вокруг, прощупывая темноту. Белые конусы света медленно касаются поверхности воды. – Первый привет из Севастополя! Кто попадет в эти ослепляющие щупальца, тот пропал. Они его задерживают, они его больше не отпускают, и в следующее мгновение распахивается ад. Мы по возможности выходим из этой опасной зоны и описываем циркуляцию. Огни должны скоро погаснуть. На востоке уже брезжит рассвет.

Но вдруг! Что это! Одна русская радиостанция неожиданно вызывает другую: “Срочно, срочно”! Та отвечает, и причем с большой громкостью, – это может быть только мощная радиостанция Севастополя. Мы, в радиорубке “Гебена”, до крайности напряжены. Что могло произойти, что русские так усердно начинают радиопереговоры? Мы старательно слушаем, что передают далекие голоса. Теперь на связи снова первая радиостанция. – Ага! – Это Одесса. Она сообщает открытым текстом, что два турецких миноносца только что обстреляли город и, кроме того, торпедировали канонерские лодки “Донец” и “Кубанец”. “Донец” мог быть потоплен. Стоящие в одесском порту миноносцы открыли огонь, после чего враг отступил в открытое море{2} .

Русские, безусловно, крайне удивлены, но мы ничуть не меньше. Сейчас 6 часов 40 минут. Оба миноносца должны были атаковать раньше. Я быстро перевел радиограмму – её по переговорной трубе сразу же передали на ходовой мостик. Но сейчас как можно скорее на Севастополь! Русские теперь знают, что турецкий флот начал свои первые боевые действия. Нельзя больше терять время. Полным ходом “Гебен” приближается к Крымскому побережью. Между тем немного светлеет. В утренней дымке уже показывается земля. Скалистая цепь гор, над которой еще витает легкий туман. Мы подходим на расстояние до 4 км. Севастополь лежит перед нами!

Уже давно пробили боевую тревогу, все находятся под защитой брони на своих боевых постах. В боевой рубке выполняются расчеты. Орудия “Гебена” из диаметральной плоскости разворачиваются в направлении берега и наводятся на цели. Значения прицела по переговорным трубам сообщаются на отдельные посты. Прислушиваясь, все ждут сигнала об открытии огня.

В это мгновение что-то вспыхивает в районе Севастопольской крепости! Слева начинается сильный огонь, который яростно разгорается и затем снова и снова, быстро вспыхивая, переносится слева направо. Секунду длится глубокая, зловещая тишина. – Затем орудийный гром глухо прокатывается сквозь утро. Господи! – Русские уже дали залп! Итак, мы уже давно обнаружены. Совершенно спокойно они могли нас наблюдать и наводить орудия. Но теперь уже загрохотало и у нас на борту. Толчок проходит по всему корпусу корабля – снаряды десяти тяжелых 28-см орудий с воем проносятся в воздухе и взрываются в районе береговых укреплений.

Оба миноносца, которые идут перед нами с тралами, тотчас же укрылись за бронированным корпусом “Гебена”. То, что теперь развертывается, – прямо-таки грандиозная борьба, убийственный поединок неслыханной, ужасной мощи. Первый залп наших тяжелых башенных орудий сменяется средней артиллерией – снова из стволов вырываются яркие вспышки огня – снаряды проносятся с громким свистом. А затем снова гремят пять башен – в воздухе вновь раздается глухой вой. Время проходит в жутком чередовании – два или три залпа средней артиллерии, затем бортовой залп тяжелых башенных орудий – два- три раза резкий треск, затем мощный гулкий, приглушенный грохот.

Адский шум сотрясает воздух. На суше бушует смертоносный огонь, русские бешено отстреливаются. Разверзлись сотни огненных жерл – Севастополь подобен аду, который открыл свои пламенеющие пасти. Непрерывно там вспыхивает длинной очередью, выстрелы шумят, грохочут, свистят и шипят на нас – то слишком близко, то слишком далеко. Один-единственный раз огненный дождь, звенящий железный град обрушивается на нас. Ужасный гром по обе стороны. Крр-р-а-х – на суше снова стреляют. Вновь загорается огненная цепь, начинается слева, прекращается далеко справа. Пробегает по всей ширине оборонительных сооружений. Снова раздается рев – снова слишком близко или слишком далеко.

Перед нами, за нами, вокруг нас снаряды падают в воду, метровые фонтаны рядами поднимаются из воды, вокруг, по взбаламученному железным градом морю, словно сделанные по волшебству, танцуют белесые колонны. Вздымающаяся, шипучая пена ухудшает видимость – временами ничего не видно – побережье на мгновение исчезает. Залп за залпом вырывается из стволов “Гебена”. Грохот битвы набирает огромную силу.

Пороховой дым стоит над водой, скользит тут и там, пока порыв ветра не рассеивает клубы.

Приказ: “Полный назад!” Корпус корабля начинает вибрировать во время работы вращающихся в обратную сторону винтов. В тот же миг в воздухе глухо заревело – в воду перед носом “Гебена” шлепнулся снаряд. Тот час приказ: “Полный вперед!” С шумом снова заработали винты – корабль устремляется вперед – за кормой опускается следующий снаряд. Здорово смотреть, как ловко маневрирует массивный корпус корабля.

Уже десять минут длится неслыханная борьба, бушует яростный огонь. Через амбразуры командиры орудий видят разрушения на берегу. Тщательно нацеленный огонь начал свою страшную разрушительную работу. Пламя вырывается на возвышенностях, жадно извивается дальше, густой, плотный дым стоит над оборонительными сооружениями. В бинокль отчетливо видны наполовину засыпанные, сброшенные со своих мест орудия.

“Гебен” еще не получил ни одного попадания. Тем временем совсем рассвело – море, сияя, покоится в свете утреннего солнца. Снова снаряд падает недалеко от корабля. Снова взволнованная вода выбрасывает целый ряд фонтанов и скрывает видимость. Незабываемая картина этой знаменательной битвы! Залп за залпом выпускают форты на откосах скал, непрерывно вспыхивают вытянутые цепочки вспышек орудийного огня, грохоча и шипя, на нас обрушивается железный град – разверзлась бездна ада. Севастополь бушует и неистовствует с неописуемой силой из бесчисленных огненных глоток.

И затем следует почти невероятное. Перед этой гремящей, грохочущей, извергающей огонь и железо преисподней лежит на отдалении неполных 4 километров на взбаламученной снарядами воде единственный корабль, стальная серая крепость, лежит, мгновение не двигаясь, устремляясь вперед, мчась назад, снова наступает и выпускает залп за залпом в огненную пасть на суше. Глыба из железа и стали, словно без жизни, за чьим бронированным панцирем тысячекратно двигается искусный механизм, который скрывается внутри, владеет и невидимо управляет этим металлом.

Угрожающе навстречу врагу тянутся орудия пяти башен. Каждую минуту бурная, трепещущая жизнь вселяется в металл, из мощных стволов вырываются метровые огненные вспышки, вырывается с ужасным грохотом железная смерть, в то время как из казематных орудий с непрекращающимся грохотом вырывается настоящий град снарядов.

Снова и снова вражеские снаряды свистят в воздухе, чтобы с ужасным грохотом разорваться в воде впереди или позади “Гебена”. Множество столбов воды вздымается в воздух вокруг корабля.

Еще ни одного попадания! Это словно чудо.

Теперь сила огня русских снижается. Бегущие цепи огня имеют разрывы, стрельба идет иначе – нерегулярно, им там уже достаточно досталось. Береговые укрепления под нашими снарядами превратились в развалины, орудия вышли из строя. Потери привели врага в замешательство. Возможно, при обстреле были повреждены линии связи, так что отдельные батареи не имеют больше связи, и стало невозможным единое управление стрельбой.

25 минут грохот непрерывно прокатывается над крымским побережьем, в течение 25 минут наши орудия бьют по российской крепости Севастополь, причём “Гебен” остается невредимым. Мы медленно отходим в открытое море. Хватит беспорядочной стрельбы – мы прекращаем огонь. Цель достигнута, русские как следует проучены{3} .

Обстрел Севастополя, первое военное предприятие “Гебена” на Черном море, был отличной боевой работой. Русские будут это менее всего отрицать. По меньшей мере со своими 300 орудиями крымская крепость держала нас под огнем – 25 минут находились мы, единственный корабль, перед этой преисподней и остались невредимыми, несмотря на сумасшедший заградительный огонь. Самим русским, как мы слышали позднее, это было непостижимо. Они, вероятно, думали, что мы состояли в союзе с дьяволом. Совершенно особый нимб окружал с тех пор “Гебен”{4} .


*

Мы держим курс на юг, два миноносца с поставленными тралами – снова впереди нас. Окутанная дымом крепость мало-помалу остается позади. Примерно в десяти километрах от суши за кормой выныривают два маленьких, быстро приближающихся облака дыма. Миноносцы! Являются ли они предвестниками русского флота, который, возможно, сейчас к нам подходит? До сих пор изо всей эскадры никого не видно.

На большой скорости оба черных силуэта идут в нашу сторону. Отчетливо видны высокие буруны перед форштевнями. Какая дерзость! Они в самом деле хотят предпринять попытку к нападению? Наши 15-см орудия наводятся на миноносцы. Первый залп гремит над водой. Он ложится с недолетом. Но тут разрываются наши снаряды. Перед миноносцами встают водяные столпы. Теперь и там снова вспыхивают огоньки выстрелов. Напористые типы, – думаем мы.

“Залп”! – “Огонь”!

Над первым миноносцем поднимается маленькое белое облако дыма – первое попадание! Теперь еще одно – снаряд попал и в другой миноносец. Он сразу же разворачивается и, тяжело поврежденный, отходит к побережью. С его товарища хватит! Над водой высятся только мостик и высокий бак – спутник бросает его на произвол судьбы{5} .


Потопление русского минного заградителя “Прут”. Над палубой полыхает пламя.


Между тем в радиорубке “Гебена” идет напряженная работа. Определенно, гром орудий турецкого флота сразу пробудил множество русских радиостанций. Все напряженно вслушиваются в пищащие и жужжащие сигналы. Особое эхо первого военного мероприятия на Черном море. Теперь русские обмениваются своими отчасти неприятными открытиями. Голоса становятся все более частыми, оживленными. Я совсем не успеваю переводить. Тем временем неожиданно приходит важная телеграмма. По радио русскому минному заградителю приказывают прямо перед нами выставить минное заграждение. Мы должны, таким образом, отправиться в обратный путь. Радиограмма быстро переводится, и коварный план передается дальше на мостик командованию корабля. Заградителя пока не видно. Широко простирается море – по всему горизонту ни облачка. Зорко следя по сторонам, мы держим курс на восток. Мы находимся примерно на отдалении 16-18 км от крымского побережья. Вдруг грянул мощный гром! Он настолько сильный, что воздух буквально сотрясается. Минуту длится глубокая тишина – затем откуда-то приглушенно взревело.

Господи, тут кто-то стреляет! В следующий момент над нами раздается оглушительный грохот разорвавшихся снарядов, которые взорвались с огромной силой. – У нас два попадания во вторую дымовую трубу. Они легли точно один над другим. Тысячами с треском разлетаются осколки. Железный град, как из шрапнелей. Немного ниже – и могло попасть нам в радиорубку. На крайней южной возвышенности Севастополя должна находиться батарея, которая послала нам вдогонку тяжелые снаряды калибром 30,5 см. Мы её не видели. Во второй раз береговая батарея больше нас не обстреляет; мы теперь уже достаточно далеко отошли от побережья. Но, тем не менее, это было неприятной неожиданностью. Русские стреляли чертовски хорошо. “Гебену” снова посчастливилось. Пара отверстий в дымовой трубе – и это все{6} .

Нам нужно выйти из радиорубки на палубу, чтобы починить малую антенну. Провод порвался под ужасным огнем артиллерии Севастополя, когда железный град плотной стеной проносился между мачтами.

Крымское побережье постепенно исчезает из виду. Мы держим курс в открытое море. “Слева по борту облако дыма”, – сообщает наблюдательный пост на мостике. Мы сближаемся с ним полным ходом. Не минный ли это заградитель? Теперь на горизонте показываются мачты – действительно, пароход! Даже достаточно крупная посудина. Он, должно быть, очень спешит – эго выдает высокий бурун, который он толкает перед собой.

Пока мы идем на него, мы видим, что с его кормы в воду сбрасываются мины{7}.

Ага! Итак, он тут. Мы его поймали за работой! Нам это блестяще удалось. Объект идет максимальным ходом и еще пытается так быстро, насколько это возможно, разгрузиться. Мина за миной опускаются с кормы. Но теперь время пришло. Уже раздается предупредительный выстрел. Наш сигнал флагами: “Остановиться, спустить шлюпки!”

Это крупный минный заградитель. “Прут”- написано на его носовой части. Он сразу же останавливается и немедленно спускает шлюпки. Большая часть экипажа поспешно прыгает за борт, некоторые по канатам спускаются за борт в воду и принимаются в шлюпки. Сильными ударами весел они гребут по направлению к берегу.

Но что это?! На корме кто-то двигается по пустой палубе. Кто-то еще остался наверху. Это корабельный священник. Его легко можно узнать по одежде. Он стоит рядом с военным флагом и не собирается сходить с борта. Он не хочет оставлять корабль. В левой руке он держит библию, правой налагает крест. У нас нет времени дольше задерживаться и уговаривать его покинуть корабль.

Падает первый залп – он ложится недолетом. Второй попадает в корпус у ватерлинии и разрывается. Над палубой полыхает пламя. Вновь попадание у ватерлинии, снова взрыв. Корабль медленно, словно раздумывая, уходит в воду. На палубе все сыплется за борт. В считанные минуты он кренится и вместе со священнослужителем уходит под воду{8} .

“Гебен” идет курсом на юг. Мы находимся вне поля зрения противника, посреди Черного моря. День замечательный. Ночью уже было достаточно холодно, но сейчас там, где на воде лежит солнце, становится теплее. При ясном небе видимость хорошая. Легкий ветер дует над освященной солнцем бескрайней поверхностью моря и образует мелкие ослепительно белые барашки. Таким приятным мы себе Черное море и не представляли. Оно лучше, чем слава о нем. Тем не менее, из-за южных и восточных штормов, бушующих у побережья Турции, оно не случайно называется “бурным” и “негостеприимным” морем. Но, во всяком случае, мы до сих пор не замечаем ничего из его коварства.

Длинный корпус корабля тихо скользит по поверхности воды. Время расслабления. Но ненадолго! – Около 9.30 снова зазвенели колокола громкого боя. “Боевая тревога!” В юго-западном направлении на горизонте возникло облако дыма. Мы приближаемся к черной точке, она увеличивается, вскоре показались и очертания парохода. Мы идем курсом прямо на него. Он больше не может уйти. Собирается небольшой экипаж, который должен подняться наверх. Пароход настоятельно просят спустить шлюпку и забрать призовую команду. Сами мы больше не имеем шлюпок на борту.

Пароход останавливается. Шлюпка спускается на воду, идет к нам, и вскоре она уже качается у борта “Гебена”. В шлюпку садится офицер вместе с несколькими матросами и машинистами. Тут же и радист, так как пароход снабжен радиостанцией. Команда вооружена винтовками. Теперь они на борту русского парохода, он называется “Ольга”. Пароход разворачивается и, словно по приказу, отплывает в направлении Босфора.

Мы крейсируем дальше в Черном море. Обсуждается положение. Встретим ли мы Черноморский флот? Это наиболее интересующий нас вопрос. Но врага не видно. Вширь и вдаль ни одного облака дыма. Тем временем по радио поступают известия с других кораблей. Они сообщают об окончании их предприятий. Все выполнили свои задания. Таким образом, малая эскадра, как и ожидалось, нанесла первый сильный удар. Повсюду в русских портах прокатился гром турецких орудий, везде врагу был нанесен значительный ущерб. “Гамидие” сообщает об удачном обстреле Феодосии. Разрушены склады, казармы и портовые сооружения.

Затем отмечается наш “Бреслау”. Он выполнил всю свою боевую работу в Новороссийске, богатом нефтяном и индустриальном городе на западных отрогах Кавказа. Там стояли 14 русских пароходов, все они загорелись и затонули под огнем “Бреслау”. Огромный вред был нанесен уничтожением нефтяных и мазутных цистерн. В Новороссийске было 40 этих огромных, величиной с дом, емкостей. Часть из них располагалась у порта, часть – над городом на холмах – и все 40 сожжены дотла. Ужасную картину должен представлять собой Новороссийск. Под жуткие звуки выстрелов вспыхнул целый ряд цистерн в порту – огромное море пламени.


Горящие мазутные цистерны в порту Новороссийска: Словно предвещание, написанное на небе: “Война!"


Огромное количество иссиня-черного дыма поднималось над городом и закрывало небо. Над Новороссийском потемнело. И затем наступило самое ужасное: из объятых пламенем цистерн на холмах горящая нефть жуткими огненными ручьями устремилась по склонам вниз – в город. Объятые ужасом, все поспешно бежали, мчались в повозках и автомобилях только вперед от надвигающихся огненных потоков. Кто вовремя не смог уйти, того уничтожала неистовая стихия. Спасения не было. Целые ряды домов на улицах, через которые горящая лавина прокладывала себе путь, оказались в огне. Это было утром – и еще поздним вечером на далеком горизонте на северо-востоке стояло огненное зарево горящего города{9} .

На небе, словно предвещание, было написано: “Война”!!! Как флагманский корабль “Гебен” сообщает по радиотелеграфу в Константинополь о первом ударе, первом военном предприятии турецкого флота.

Довольно рано стемнело. Всю ночь напролет мы крейсировали в Черном море. У нас еще было время. Наша эскадра должна была встретиться перед Босфором. Как она вышла в полном составе, так корабли и должны были вместе вернуться в Константинополь. Так мы плыли. Сильнейшее впечатление сегодняшнего утра, ад Севастополя, еще явственно стоит в памяти. Это было наше первое крупное боевое столкновение. В первый раз гром орудий “Гебена” прокатился над крымским побережьем. Война в Черном море, которую мы хотели привнести сюда, теперь началась. Нам даже и не снилось то, что при этом на мачте будет развеваться полумесяц.

Как теперь сложится дальше? Непосредственный противник, мощный русский флот, еще себя не показал. Где он вообще может находиться? События сегодняшнего утра должны были пробудить его от спокойного бытия. Когда произойдет первое столкновение этот вопрос занимал нас больше всего.

Ночь проходит без неожиданностей. Мы крейсируем тут и там в темноте – врага не видно. Постепенно наступает время идти к оговоренному месту встречи. “Гебен” следует курсом на юг, на рассвете мы останавливаемся у Босфора и ждем. Один за другим благополучно прибывают наши союзники после своих операций.

На рассвете корабли приближаются ко входу в Босфор. Приветливо выступает зеленое побережье. Мы медленно скользим вниз по течению по проливу. На фортах выстроились гарнизоны. С молниеносной быстротой известие о благополучном исходе операции достигло Константинополя. Несмотря на ранний час, все на ногах. Приветствие – взмах платком. Толпа с берегов радостно нас встречает. Для них, для всей Турции, сегодня славный день. Снова, спустя десятилетия, первое турецкое наступление в Черном море, первая победа над заклятым врагом!

На этот раз мы встаем на якорь перед Константинополем, у Долма Бахче, великолепной летней резиденции султана. Захваченный русский пароход “Ольга” доставляется в Стению, маленькую тихую бухту в проливе Босфор, и обустраивается как плавбаза для моряков с немецких миноносцев. Несколько дней спустя и “Гебен” находит способ для того, чтобы с этого дня и навсегда удержать эту бухту как порт. Только у “Бреслау” еще нет надежного места. Он стоит то в Стении, то за Стамбульским мостом в Золотом роге.


*

Решение принято. Первое нападение на Черноморский флот – ответ на русские военные действия – могло означать только войну. Дипломатия не успела что-либо сделать, так быстро все произошло. Теперь она стояла перед фактом и могла лишь делать выводы из существующего положения вещей. Война началась – теперь ее надо было только “объявить”. Русское посольство сразу же прервало дипломатические сношения. Первого ноября союзные послы покинули Константинополь. Объявление войны последовало в короткий срок.

Выутюжить фески

Три месяца напролет мы ни разу не сходили на берег. Теперь наконец-то наше первое увольнение. Никто не радуется больше нас, экипажа “Гебена”. Наконец-то снова твердая земля под ногами. А затем сказочный город Константинополь, этот диковинный город тысячи чудес! Правда, мы знаем его уже по предыдущим походам, но всех снова очаровывает эта столица Востока, великолепная картина вновь возбуждает восторженное сознание. Пробуждаются воспоминания.

Народ еще хорошо помнит нас – моряков с “Гебена”. Это было при последнем посещении, в мае 1914 г., когда мы зашли сюда с Корфу. Тогда однажды сотни парней, черные, как негры, в грязной одежде, словно на дикой охоте, бегали по улицам Константинополя. Вооруженные топорами, пожарными жердями и кочергами, они брали штурмом казармы за Перой. В одной из них, переполненной войсками, начался пожар! Огонь в Константинополе, при его стихийной планировке, легких деревянных домах – худшее, что может произойти, почти всегда он означает катастрофу и практически всегда завершается выгоранием улицы по всей длине.

Словно дикари, приближались черные привидения к очагу огненного потока. Они пришли с “Гебена”! Черные, потому что “Гебен” как раз принимал уголь, когда на берегу в казарме начался пожар.

Погрузка угля сразу же была прервана. “Добровольцы – на тушение пожара”! Тут нечего было раздумывать. Грязные, как были, они запрыгнули в шлюпки, поплыли к берегу и устремились к казарме. Не боясь опасности, презирая смерть, все кинулись в неистовый огонь. Тут неожиданно с грохотом обрушилась стена и погребла под собой четырех наших товарищей. Мы их достали из-под мусора и дымящихся обломков. Четверо немецких моряков отдали свои жизни в борьбе с пожаром в турецкой казарме.

Весь Константинополь искренне скорбел о четырех героях, этих отважных моряках с “Гебена”. Погребение их не осталось забытым. Весь город отдал им последний долг. Население не забыло самопожертвование и храбрость моряков с “Гебена”. Они спасли от уничтожения сотни домов.

Турецкая добровольная пожарная команда, которую мы видели в этом случае, выглядела вообще скорее странно и фантастически. Собственная же профессиональная команда к этому времени еще только проходила учения.

Вдруг показывается бегущая группа от 15 до 20 человек в коротких штанах и трикотажных свитерах, босиком, спешащая по улицам. Обычно четыре человека несут укрепленный на двух деревянных жердях убогий водяной насос, который вручную приводится в действие. Первая непроизвольная мысль при взгляде на это: все это карнавал. К сожалению, слишком скоро убеждаешься в другом. Также существуют затруднения с подводом воды. Особенно в высоко расположенных районах города с дорогостоящей влагой обходятся очень экономно. Вода здесь – золото! Скорее позволят сгореть паре домов.

С нетерпением ожидается новый день, когда следующая вахта, ожидающая своей очереди, сможет попасть на берег. Мы всегда желанные гости. Так заходят друзья и хорошие старые знакомые. Это радостная встреча.

На этот раз отпуск имеет еще и другую цель. Наши фески выглядят уже сильно помятыми и недостаточно торжественно. Их необходимо выутюжить. Приказ: “Выутюжить фески!” – являлся впоследствии очень ценным напоминанием. Имелись специальные латунные формы, которые разогревались на древесном угле. Затем на них одевалась мятая феска и сверху на нее насаживалась еще одна форма. В считанные минуты головной убор становился опять как новый. Во время этой процедуры кисть с фески снималась и после проглаживания снова нашивалась. В Галате, старом районе Константинополя, есть даже фесковые гладильни.

Таким образом проходили спокойные дни в порту. Мы стояли в нашей тихой бухте Стения и радовались теплому солнечному свету поздней осени. Здесь в Босфоре, защищенном горами, еще по-прежнему приятно. В открытом Черном море, когда дуют сильные северные ветры и над водой клубится туман, уже должно быть достаточно неуютно.

Все же это продлится не дольше, чем мы выйдем из Босфора и направимся снова в открытое море. Возможно, тогда мы впервые встретим русский флот – могущественного владыку Черного моря. “Гебен” во всяком случае, готов к новым предприятиям. Между тем мы основательно запаслись углем. Бункеры полные. Запасы угля нужно расходовать очень экономно.

Когда мы попали в турецкие воды, “черных алмазов” не имелось в большом количестве. Запасы, лежавшие повсюду рассыпанными, мы взяли под свое заведование. Были заведены точные списки. Особенно хороший английский кардиффский уголь имелся в ограниченном количестве. Он был конфискован исключительно для применения на военных кораблях. Местный уголь, который ужасно дымит, плохо горит и засоряет топку, предназначен для пароходов и других нужд. С большим трудом доставляется он в Константинополь с угольных шахт в Зунгулдаке на анатолийском побережье Черного моря. Там нет железнодорожного сообщения. Уголь приходится вести морским путем. Это очень хлопотно, и при отсутствии надлежащих приспособлений удается мало что сделать. К тому же, пароходы должны ещё сначала порожними, избежав нападений русских, прибыть в Зунгулдак и затем, загруженные углем, отправляться обратно.

Прикрывать пароходы с углем от русских нападений в штормовое зимнее время было напряженным и малоприятным заданием.


Добровольная пожарная команда Константинополя.

Под огнем русского флота

После того, как Турция взялась за оружие, дальнейшее развитие военных действий поставило перед нами новые задачи.

Война началась и на суше. Огонь войны разгорелся на Кавказе, на русско-турецкой границе. Неудачно началось наступление турецких войск по холмистой местности, где уже шла кровавая междоусобица между турками и армянами. Русского наступления надо ожидать прежде всего здесь. Поэтому Турция и направляет свои войска к этой границе. Но совершенно отсутствуют оперативные и надёжные транспортные коммуникации. Нет железных дорог, немногие имеющиеся находятся в плохом состоянии и малопригодны. Особенно снабжение затруднено зимой, когда проходы Понтийского плоскогорья глубоко заснежены. Солдаты, лошади, боеприпасы и военная техника могут быть доставлены на линию фронта только морским путем. Транспортные пароходы нуждаются в защите от нападений русского флота.

Впоследствии это стало нашим новым заданием. “Гебен” и “Бреслау” должны были конвоировать пароходы с войсками и снаряжением вдоль анатолийского побережья Турции в восточные порты Самсун и Трапезунд, обеспечивать и прикрывать высадку десанта, выгрузку военного снаряжения и затем прикрывать разгруженные пароходы на обратном пути. Эта конвойная служба требует много терпения и постоянного внимания. Малые анатолийские порты обладают в основном недостаточными разгрузочными средствами, весь транспорт разгружается крайне медленными темпами.

Но перевозки должны интенсивно осуществляться, особенно после того, как мы понесли жестокие потери. Первые пароходы в Самсун ушли без всякого прикрытия и невредимыми вернулись обратно. Плохо пришлось следующему конвою. Три парохода были обнаружены русским флотом, который как раз обстреливал Зунгулдак, жалкий, незащищенный угольный порт на анатолийском побережье, и были потоплены. Случилось это 5 ноября, в тот же день, когда английский флот в первый раз открыл огонь по фортам Дарданелл.

Русский Черноморский флот также покинул свои базы после обстрела нами Севастополя. Поэтому “Гебен” и “Бреслау” должны были обеспечить конвоирование транспортов на восток.


*


Бухта Стения стала теперь нашей базой.


16 ноября “Бреслау” вышел в Черное море, за ним несколько нагруженных пароходов. Тысячи солдат и боевой техники были доставлены в Трапезунд, рядом с кавказской границей.

Также и “Гебен” крейсирует в Черном море, готовый каждое мгновение отразить атаку врага. Мы знаем, что русский флот в течение двух дней находится в Черном море. Однако пока враг не показывается. Адмирал намеревается, даже несмотря на поражение, добиться первой битвы, первого столкновения с главными силами противника.

Где все-таки он может быть?

Скоро он должен снова вернуться в свою главную базу. Таким образом, самое надежное – ждать его перед Севастополем, чтобы завязать бой с “властелином” Черного моря. На следующий вечер на обратном пути из Трапезунда к нам присоединяется “Бреслау”. Он выполнил свое задание. Пароходы доставили войска и снаряжение к месту разгрузки и одни вернулись в Босфор.

Внимательно наблюдая за обстановкой, оба корабля идут в надвигающейся ночи. С хорошей погодой теперь покончено. Хмурые дни заканчиваются быстро. Рано темнеет. Настоящая иссиня-черная дождливая ночь. Ни одной звезды на небе, низко над водой висит толстый слой облаков. Вокруг кромешная тьма. Что-то безнадежное покоится в этой однотонной, беспросветной темноте, которая, кажется, засосала нас. Видимость низкая. Угадывается лишь нескончаемая, покрытая легкой рябью, дышащая поверхность воды. Ничего не видно. На воде за кормой совсем слабо виднеется черная полоса – “Бреслау”, еще узнаваем в темноте лишь как густая тень.

Дождь шел не прекращаясь. Неблагоприятная погода для сигнальщиков, которые напрасно всматривались в темноту. На полом ходу словно иглами кололо лицо, било в глаза, ручьями стекало на палубу с промасленных плащей. Каждое мгновение могло принести неприятную неожиданность, из темноты призрачно мог вынырнуть враг.

Ночью мы следим за радиообменом русских. К утру он все усиливается. Русские должны быть где-то поблизости. Мы уже недалеко от крымского побережья. Теперь дождь, к счастью, прекратился. Небо медленно проясняется. Воздух густой и мглистый. Вдоль суши стоит стена тумана, словно огромным покрывалом скрывающая побережье.

И далее – фантастическая картина. Матово поблескивают белёсые клубы. Сквозь дымку ощупью пробивается солнце, свет скудно просачивается через парящий мокрый туман, неподвижно стоящий над водой напротив побережья. Время от времени налетает легкий ветерок – и стена приходит в вялое движение, клубы наталкиваются друг на друга, колышатся туда и сюда – затем снова все замирает.

Мы должны находиться у Балаклавы, южной оконечности Крыма. Напряженная, опасная ситуация. Враг находится совсем близко и, пока мы кружим вслепую, может в любое мгновение вынырнуть откуда-то из-за дымки. Так в неспокойном молчании проходит время, пока мы крейсируем тут и там перед туманом. Около 9.30 утра. Все нервы, все чувства напряжены. В полной тишине таится что-то подстерегающее, неспокойное – коварно клубится туман.

И вдруг! Внезапно одна неожиданность разряжает напряжение в радиорубке. Станция звучит настолько громко, что от боли мы практически срываем наушники с головы. В ушах буквально трещит. “Черт возьми! – вырвалось у меня, – русские уже должны быть видны”. Бегом на мостик, где бинокли напрасно пытаются прорваться сквозь молочную пелену. Сообщаем флаг-лейтенанту, что мы слышали очень сильную радиосвязь, враг должен находиться в непосредственной близости. Я быстро бросаю еще один взгляд на море. Побережья фактически не видно. Пока мы стоим в солнечном свете, далеко перед нами гигантской белой стеной на воде покоятся плотные, вялые клубы. За ними должен стоять русский Черноморский флот.

Слава Богу, что мы защищены. То, что не видят глаза, должны слышать уши. Бегом снова возвращаюсь через проход в каземате в радиорубку. Дело теперь только за нами. То, что позднее мы часто должны были испытать, проясняется в такие моменты: радиостанция – единственный орган корабля, который никогда не обманывает, никогда не отказывает. Постоянно начеку, всегда готовый, он преодолевает пространство, проникает сквозь ночь и туман вдаль и подслушивает тайны врага. Странно, но каждый скрытый, бесконечно далекий поступок здесь выдает себя.

Уже давно раздалась команда изготовить корабль к бою. Так как врага еще не видно, расчёты устроились у орудий поудобнее. Некоторые всматриваются через амбразуры в море, другие сидят перед орудиями и разговаривают.

Едва я прибыл в радиорубку, как давящую тишину прорезал адский грохот. Оглушительная канонада разрывается настолько быстро, настолько внезапно, что совершенно невозможно раздумывать о том, что же произошло. Мы слышим, что “Гебен” тоже стреляет. Внезапно корабль сотрясается. В тот же миг в радиорубке ярко вспыхивает и тут же гаснет освещение.

Что это было?

Мы растерянно стоим в совершенно темном помещении и зажигаем свечи. В глазах теперь режет и колет, они слезятся – мы практически ничего больше не можем видеть. Лёгкие сжимает, каждый вдох вызывает боль, жжение и першение в носоглотке. Ядовитый газ! Попадание! В такие мгновения инстинкт работает практически на автомате.

Пока мы терпеливо выжидаем в наполненной газом радиорубке, сверху непрерывно прокатывается гром орудий. Постепенно приходим в себя и размышляем, что же могло произойти. Под палубой ничего не видно, мы вынуждены обходиться лишь слухом и напряженно вслушиваемся в дикий шум, который неистовствует вокруг. Лёгкий толчок проходит через корабль, когда стреляют из тяжелых башенных орудий. Однозначно, совсем неожиданно мы натолкнулись на противника и вступили в бой. Это все, что мы сначала знали.


«Гебен» крейсирует в Черном море


В мучительной неопределенности протекает время. Отзвук битвы глухо гремит в пространстве. Теперь корпус “Гебена” начинает сотрясаться, равномерное колебание и дрожание проходит через весь корабль. Затем мы развили полный ход – потом мы еще только слышали, как стреляли обе кормовые башни. В носовой части корабля тихо. Спустя некоторое время все полностью стихает. Адский шум, словно призрак, пронесся мимо. Глубокая тишина. Теперь уже можно все-таки рискнуть высунуть нос. Наконец-то свежий воздух! Радиорубка теперь отравлена, свечи грозят в любую минуту погаснуть, они тлеют совсем слабым, низким пламенем. Дольше мы здесь не протянем. Снаружи узнаём, что между тем разыгралось. Должно быть, всё разразилось с неслыханной, молниеносной быстротой.

В тот момент, когда я спешил с мостика в радиорубку, в колеблющейся дымке внезапно были замечены многочисленные темные силуэты – русский флот. Порыв ветра вызвал ненадолго волнение, и из ослепительной, клубящейся дымки вынырнули призрачные, словно нереальные, силуэты кораблей. Тень за тенью, корабль за кораблем выступали они как Фата Моргана из тумана. Затем “привидения” снова растворились – их окутала белая стена. Лишь непроницаемые клубы раскинулись на воде.

Защищенная туманом, русская эскадра заметила нас уже давно; мы же вышли из открытого моря и направились к туманному побережью. На что могли надеяться русские, когда они, таким образом, поджидали нас в надежном укрытии! “Гебен” и “Бреслау” шли прямо к ним в руки. В тот момент, когда мы их увидели, смертельная стрельба уже началась. События развивались со скоростью мысли. Расстояние составляло самое большее — 4 километра. Русские стреляли яростно. Многочисленные вспышки огня мелькали в дымке. Фантастически сверкали яркие отблески огня сквозь клубящийся туман. Изо всех орудий вырывался этот огненный дождь. В воздухе выло и свистело. Весь русский Черноморский флот обрушил на нас бесчисленные снаряды из своих орудий. Мгновенно море вокруг нас вскипело. Словно невидимо посаженные, со дна неожиданно поднялись многочисленные фонтаны.

Одновременно загремела и артиллерия “Гебена”. Из длинных стволов башен ударили яркие всполохи огня, залп за залпом прокатывался по линии русских кораблей. Сейчас это вопрос жизни или смерти. В это время “Гебен” стрелял изо всех сил, удары наших орудий должны были прийтись по всей вражеской линии. “Бреслау” держался прямо за “старшим братом”, он ещё не дорос до подобной битвы. На максимальном ходу проходим мимо русской эскадры. Все происходит с молниеносной быстротой.

Вокруг кораблей падали снаряды, вздымались столбы воды, но обошлось. “Гебен” и “Бреслау” ушли благополучно. Лёгкий крейсер, защищенный линейным крейсером, остался невредим. “Гебен” получил во время этого жуткого парада единственную пробоину. Но она причинила нам немало неприятностей. Тяжелый 30,5-см снаряд пробил броню в третьем каземате по левому борту и там взорвался. Вся прислуга 15-см орудий погибла. Большой кусок брони этим ударом был вырван. К прочим несчастьям, загорелись заряды в каземате.

Моментально вспыхнуло яркое пламя, которое ударило вниз в артиллерийский погреб. Только благодаря присутствию духа у унтер-офицера катастрофа была предотвращена. Внизу в артиллерийском погребе он слышал через элеватор взрыв в каземате. Смутно представляя, что происходило наверху, он быстро включил систему орошения. Таким образом, когда мощное пламя искало выход и устремилось вниз в артиллерийский погреб, он был залит водой. Благодаря добросовестному товарищу, мы избежали огромного дальнейшего несчастья.

Сила взрыва была настолько велика, что, несмотря на пробоину в броне площадью в один квадратный метр, палуба была вдавлена, и запертая крышка угольного бункера в палубе была выброшена наружу. В результате взрыва повреждения получила труба вентиляции. Таким образом, отравленный газами воздух попал в помещение радиорубки. И, тем не менее – счастье, что больше ничего не произошло{10} .

“Гебен” и “Бреслау” еще некоторое время крейсируют перед стеной тумана, которая не хочет исчезать. Но вражеская эскадра отстала и также не показывается из-за туманной дымки. Русские корабли словно поглотил туман. Им довольно хорошо. Кажется, они не заинтересованы в продолжении боя. Сквозь молочную пеленуотчетливо видно, как вспыхивают снопы огня взорвавшихся снарядов. Больше всего досталось линейному кораблю “Евстафий”, также был поврежден и “Ростислав”. Русские в своих радиопереговорах позднее сами признали потери{11} .


Пробоина в левом каземате


Бой завершился так же неожиданно, так же внезапно, как и начался. Все можно было принять за видение – первое столкновение с Черноморским флотом позади. Таким мы его все же не представляли себе. Мы рассчитывали только на одного врага русский флот, но не на другого примкнувший к нему турецкий туман. Он явился в данном случае другом русским и врагом нам. Отважный “Гебен” снова блестяще показал себя, одержал верх над целой эскадрой. Русские испытывали теперь уважение к чужаку, который так внезапно вынырнул в Черном море. Дьявольский корабль, в одиночку напавший на Севастополь, один бился с целым флотом! Это русским и не снилось.

Мы остаемся победителями на поле сражения. Снова спокойно – как и прежде, тихо клубится туман. Русские больше не показываются. Несмотря на потери, они при своем численном превосходстве использовали бы удобный случай, чтобы продолжить битву.

Наконец мы берем курс на юг и оставляем стену тумана позади. Там, в открытом море, погода лучше. Веет свежий бриз, и в ясном воздухе хорошая видимость. Тем временем все, кто свободен от вахты и кому не нужно находиться у орудий, посетили разрушенные казематы. Там лежат отважные товарищи, которые геройски отдали свои жизни при первом столкновении с врагом. Все-таки война – жестокое и суровое дело. Потери на своем корабле словно раны на собственном теле. Все выглядит совершенно иначе, когда затрагивает лично тебя.

В казематах потрясающая картина. Смерть собрала кровавую жатву. Искромсанные, разорванные, лежат несколько храбрецов, другие сидят внешне невредимые, облокотившись спинами о переборки, с темно-желтыми лицами и руками – воздействие адского пламени. Всё, должно быть, произошло ужасно быстро. Санитары-носильщики уже исполняют свои обязанности. Они ищут опознавательные знаки и собирают оторванные конечности. Погребальная команда на месте и зашивает каждого погибшего в отдельную парусину. К ногам каждого прикрепляют 15-см снаряд. Все они должны обрести тихую матросскую могилу глубоко на дне моря.

В 2 часа пополудни все свободные от вахты строятся на палубе. Погребение погибших. Павшие товарищи лежат на палубе, их покрывает военный флаг. В их числе находится также один турок. Один из тех, кто попал на борт и согласно инструкции занимал боевой пост в каземате. Теперь он тоже погиб. Он накрыт турецким военным флагом.

Выстраивается почетный караул. “Бреслау” идет рядом с нами. Медленно оба корабля скользят по воде. Развевается церковный флажок, флаг приспущен. Короткое обращение командира, минута молчания, затем над ширью моря раздаются три памятных залпа. Друг за другом погибших опускают с борта, их подхватывают волны. Глубока холодная могила моряков.

Уже дважды нас настигала смерть! Кто будет следующим?

Ночь проходит без дальнейших происшествий. “Гебен” и “Бреслау” спокойно следуют своим курсом. Утром показывается вход в Босфор. Пока Константинополь еще погружен в глубокий сон, мы встаем на якорь в Стении. Большое событие – первый бой с русским Черноморским флотом – позади.

После полудня нужно снова грузить уголь, пока не наполнятся бункеры и “Гебен” не осядет в воде.


*

На борту всегда должно быть достаточно угля, это мы четко знаем еще с нашего прорыва из Мессины. Уголь означает свободу действий и передвижения. Чем больше его мы имеем, тем лучше. Если топливо подходит к концу, тогда дело скверно. Правда, в случае нужды мы могли бы зайти в один из немногих нейтральных портов в Черном море, в Варну или Констанцу, и там удовлетворить наши запросы, если дело не сложится совершенно иначе. Конечно, Румыния и Болгария являются еще нейтральными странами. Но через 24 часа мы снова должны будем их покинуть, и, кто знает, не расположатся ли уже при выходе из порта русские, чтобы приготовить нам совсем особый прием.

Во всяком случае, надежнее и целесообразней идти с достаточным запасом угля в море. Случись опасность, тогда благодаря своей скорости мы сможем уйти от любого нежелательного преследователя. Это, конечно, требует много угля. Но в нашей ситуации это единственно верное решение. Соотношение сил слишком неравное.

“Гебен”, единственный противостоит всему флоту. Конечно, русская эскадра во многом его превосходит, но только не в скорости! В этом решающем пункте славный “Гебен” остается недостигаемым. Он являлся самым быстроходным кораблем на Средиземном море, таким он остался и на Черном море.

Не менее 6 линкоров, 2 малых крейсеров, 26 эсминцев, 17 миноносцев и 8 подводных лодок с целым обозом минных заградителей и тральщиков находятся на стороне противника. К тому же еще и превосходство в артиллерии. Шесть линейных кораблей вооружены частично 30,5-см орудиями, частично 25,4-см орудиями, их средний калибр – 15,2- см. Малый калибр меньше принимается во внимание. Вес снарядов бортового залпа 6 линкоров составляет в сумме 10 800 кг, “Гебена” – только 3100 кг{12} .

Очень опасной собственно для проворного “Бреслау” и лёгких крейсеров “Гамидие” и “Меджидие” является скорость русских лёгких крейсеров, которые дают около 23 узлов, и оба могут причинить много вреда. Также они сильнее вооружены. Дальнобойные орудия и больший калибр! 10,5-см пушки “Бреслау” против 15,2-см орудий русских крейсеров. У русских миноносцев 10,2-см орудия.

Превосходство русского Черноморского флота почти подавляющее. И это еще не все. На верфях Николаева растет русская гордость – строятся 3 сверхдредноута. Первый, согласно плану, должен сойти на воду в 1916 году. Но нужно рассчитывать и на то, что русские приложат теперь все усилия, чтобы скорее изготовить корабли-гиганты. Берегись тогда, “Гебен”! Тяжелая артиллерия этих мощных колоссов будет состоять из 12 орудий калибром 30,5-см. К этому еще 20 орудий калибром 13-см. Бортовой залп одного такого чудовища будет весить свыше 4000 кг. Они должны будут развивать скорость около 23-25 узлов{13} .

Мы помогаем себе преодолеть лишающие мужества перспективы надеждой, что “сверхдредноуты” пока ещё не готовы. До тех пор, когда наступит время и однажды на нас обрушатся гигантские орудия, утечет еще много воды Босфора, думаем мы!


Захват русской шхуны

Бродит русский ужас

Сразу же после угольной погрузки “Бреслау” должен снова выйти в Черное море, конвоировать транспорты, перевозящие войска на Кавказский фронт.

Во время предпринятого рейда в район Батума “Бреслау” обнаружил и потопил две русские шхуны. “Бреслау” принял экипажи и доставил их в Константинополь. К тому же выяснилось, что среди взятых в плен находится один русский немец. Конечно, моряки с “Бреслау” спросили его, как обстоят дела в России. Прежде всего они хотели знать, какое впечатление произвело неожиданное появление “Гебена” и “Бреслау” в Черном море. Он рассказал также много интересного и содержательного. Кажется, мы все же расстроили русским планы.

К началу войны самоуверенность России была велика, и она все росла – до тех пор, пока на Черном море неожиданно не появились “Гебен” и “Бреслау”. Разумеется, русские ожидали нападения немецкого флота только на Балтийском море и укрепились там в районе своей базы Кронштадт в Финском заливе, который защищал вход в Неву и вместе с тем царскую резиденцию – Зимний дворец в Петербурге. Как они были удивлены тем, что немецкие военные корабли сразу оказались глубоко на юге империи, на Черном море. На это никто не рассчитывал. Молва об этом разнеслась со скоростью ветра. Проносились даже слухи, что немецкие военные корабли могли показаться также и в Каспийском море!

Многие принимали слухи об авантюрном появлении “Гебена” и “Бреслау” за сказку, плод фантазии чересчур рьяного журналиста. Но когда однажды на живописные берега русской Ривьеры обрушились первые снаряды, Крым и Кавказ в первый раз услышали грохот орудий немецких кораблей. Затем эхо прокатилось дальше над пустынными степями Украины, пронеслось сквозь глубокую, тихую украинскую ночь через Москву в дремучие леса севера и с грохотом ударило у ворот внушительного здания Адмиралтейства – места расположения верховного морского командования, в городе Петра Великого.

Там воздействие его было очень значительным. Теперь не было никаких сомнений. Новороссийск горел под огнем “Бреслау” как светопреставление. Оцепенение привело к тому, что немецкий линейный крейсер “Гебен” отважился нанести памятный визит родине Черноморского флота, городу-крепости Севастополь.

На побережье Черного моря сразу же произошло оживление. В панике курортники покидали великолепные дома отдыха и курорты юга и рассеивались как свидетельства непостижимого происшествия, по всей стране. Подозревали, что теперь для крупных городов-портов русского Черноморского побережья наступят мрачные времена. “Гебен” и “Бреслау”, еще недавно неизвестные имена, были теперь у всех на устах. О них говорили с удивлением, ужасом и ненавистью.

Трогательным было то, что мы узнали о многочисленных живущих на Украине немцах и русских немцах. В центре вражеской страны, вдали от Родины, откуда к ним не проникало ни одно известие, они радостно прислушивались, когда стали известны дела “Гебена” и “Бреслау”. Оба военные корабля, которые так внезапно вынырнули здесь, казались им посланниками, словно приветом из далекой Родины. Они стали их любимцами, которым были посвящены их тайные мечты. При каждом газетном сообщении о “Гебене” и “Бреслау” их лица светлели. На улице они украдкой высматривали торговцев газетами и радовались, когда так часто в заголовках газет мелькали имена “Гебен” и “Бреслау”! Бедняги должны были держать свою радость в себе. Они ведь жили на положении интернированных под постоянным полицейским наблюдением. Открытый разговор по-немецки был строго запрещен. Но вместе с тем случалось, что вблизи стендов с газетами находился кто-то, кто также останавливал свой взгляд на заголовках, на именах “Гебен” и “Бреслау” – вспышка, незаметный знак, и уже появлялся единомышленник, с которым затем встречались где-нибудь на удаленной улице и обсуждали события.

Собственно, в русских кругах можно слышать различные уважительные отзывы о “Гебене” и “Бреслау”. Только удивлялись, откуда оба немецких военных корабля так точно обо всем были осведомлены и подозревали всех немцев в шпионаже, что имело неприятные последствия. Самого малого подозрения, часто даже безо всяких на то оснований, хватало, чтобы отправиться в Сибирь. Домашние обыски все усиливались, следили за колокольнями церквей, не действовали ли там какие-нибудь тайные радиостанции, которые были связаны с немецкими военными кораблями в Черном море. Конечно же, “раскрыто” ничего не было, но так или иначе это должно было пробудить гнев. И он обрушился и ошибочно затронул невиновных.

Во всяком случае, дело обстояло таким образом, что “Гебен” и “Бреслау” знали повсюду, что русские, татары, грузины, калмыки, киргизы и самоеды говорили о немецкой опасности в обычно таких спокойных водах Черного моря. Посмеиваясь, с тихим удовлетворением мы встретили все это. Все же мы не предполагали, что станем ужасом для русских. Мысль вести войну в Черном море, которая на первый взгляд казалась авантюрной, со временем возымела большой успех.


Русские нефтяные цистерны под огнем турецкого флота


*

Между тем как радист я настолько продвинулся в своем образовании, что меня допустили к самостоятельному несению вахты. Особенное чувство, когда сидишь в радиорубке и прислушиваешься к далекому жужжанию голосов, которое улавливается антеннами. Это подразумевает всегда усиленное внимание, слишком многое зависит от пищащих, гудящих значков.

Нечто примечательное нам запоминается уже сейчас и затем позднее. Во время боя русские вели радиосвязь открытым текстом. Все сообщения совершенно свободно проходили по русскому радио. Собственно важные боевые приказы и планы нападений не шифровались. Эта беспечность означает для нас значительное облегчение ведения войны на Черном море. Очень часто мы были таким образом извещены о тайных намерениях врага к нападению и тем самым защищены – быстро принимали надлежащие меры.

По большей части успех предприятия часто зависит от неожиданности, которая приводит в замешательство ничего не подозревающего противника и не дает развернуть ему свои силы. Никто не мог бы сказать, что “Гебен” и “Бреслау” подошли как-то утром к Балаклаве, если бы как раз в это время нас не засек радиопередатчик. Мы в радиорубке всегда рады, когда антенны дают о себе знать. Если эфир молчит, тогда для нас нет настоящего покоя: постоянно кажется, что готовится что-то зловещее, угрожающее. Ощущение, будто перехватывает дыхание.

Тем не менее, мы спрашиваем себя, что толкает русских на то, чтобы в крайних случаях вести радиопереговоры совсем открыто. Неужели они даже не подозревают, что эти переговоры могут их выдать? Или им так дорого время в ходе сражения, чтобы шифровать и дешифровать свои переговоры? Наши “коллеги” на другой стороне очень хорошо образованы и вместе с тем выдают такой быстрый темп, что мы не успеваем подписывать снизу буквы. Им нужно также ввести практику подслушивания.

Впрочем, теперь мы имеем дело с особенно приятной вещью. Я тут же перевожу сообщение о каждой крупной победе наших войск на родных фронтах, и мы передаем эти новости по радиостанции парохода “Ольга” на русском языке всем! Эти донесения о военных победах доставляют нам много удовольствия! Однажды, при передаче сообщения о Мазурском сражении, русский военный корабль потребовал повторения части радиограммы. Само собой разумеется, мы еще раз повторили ему печальное известие, которое так его интересовало. Таким образом, проходит время, наступила зима, пока однажды не раздается команда: “Поднять пары во всех котлах!”. “Гебен” должен снова выйти в открытое море, которое теперь так бурно и неуютно.

“Бреслау” и “Гамидие” тем временем прилежно обеспечивали переброску войск на турецкие пограничные пункты на Кавказском фронте. Эта долгая дорога в Самсун и Трапезунд, когда снаружи ветер и гроза, не доставляет никакой радости. Близко к берегу у анатолийского побережья медленно продвигаются на Восток, зарываясь форштевнями в воду, переполненные пароходы. Для рейсов в Зунгулдак использовались два угольных транспорта, которые затем быстро грузились и снова конвоировались в Босфор. Во время пути конвойные корабли должны были то спереди, то сзади высматривать вражеские миноносцы. Мы были рады каждому транспорту с войсками, дошедшему невредимым до цели. Затем пустые пароходы должны были снова удачно вернуться в Босфор. Тем временем угольные пароходы в Зунгулдаке загружались и отправлялись в обратный путь.

“Гебен” для таких походов подходит меньше, расход угля у него слишком велик. Поэтому чаще всего в открытое море выходили “Бреслау” и “Гамидие”, если следовало сопровождать пароходы с войсками или с углем и угроза со стороны русского флота была минимальной. Но теперь и нам есть чем заняться. Сражения на Кавказском фронте прошли успешно. Русские отступили, турецкое наступление шло полным ходом и сосредоточилось на Батуми. Нападение должно совершиться под защитой тяжелой артиллерии нашего корабля.

8 декабря “Гебен” вышел из Босфора. Курс на восточную часть Черного моря, на Батуми. Пасмурный зимний день короток. Рано темнеет. Долгую ночь напролет мы идем полным ходом. Замерзая, верхняя вахта стоит на палубе. Что-то стало уж холодновато. Над водой веет ледяной северный ветер и продувает одежду. Волна грохочет во вздымающемся пенящемся море. Мглистый воздух – видимость снова плохая. – Нескончаемо тянутся эти неуютные зимние ночи, прерываемые лишь несколькими часами сумрачного света.

На рассвете 10 декабря, когда мы находимся на широте Батума, небо совсем неожиданно проясняется. Великолепная, потрясающая картина. Перед нами на восточном горизонте вздымается огромная стена высочайших гор – Кавказ. Резко выступают контуры мощного горного массива в утренних сумерках. В молчаливом великолепии вдали мерцают покрытые снегом вершины Казбека и Эльбруса. Скоро они великолепно заблестят в свете восходящего солнца. Живописно лежит Батуми перед возвышающейся горной стеной, зажатый в замечательной бухте.

Сверкает иссиня-черная вода. На расстоянии до 10 морских миль от кавказского побережья глубина уже составляет 1200 м. Глубоко, очень глубоко здесь Черное море. На малом ходу “Гебен” продвигается в спокойных водах. Мы у цели. Короткий перерыв – измеряется расстояние, угрожающе направляются орудия наших пяти башен на береговые укрепления. Ревун – и с грохотом из длинных стволов вылетают снаряды. Глухой гром прокатывается над водой. Залп за залпом ударяет по суше. Теперь вспыхивают огни – попадание! Но снаружи все остается спокойным.

К сожалению, совместное наступление не удается. Турки не появляются. Таким образом мы должны произвести артиллерийский обстрел и уйти. Пока мы разворачиваемся, нам отвечают гаубичные батареи с береговых укреплений Батума. Но их выстрелы ложатся слишком далеко от нас. Ещё долго на востоке видна гигантская стена Кавказа, когда “Гебен” курсом на северо-запад выходит в открытое море. Водная поверхность спокойна, мы больше не думаем о плохой погоде предыдущих дней и радуемся неяркому солнцу и ясному небу. Потрясающий уголок! Кажется, здесь никогда не бывает холодно. Безгранично простирается горизонт, на котором по кругу не показывается ни одного облачка дыма. Врага нигде не видно.

Матросы, свободные от вахты, находятся на палубе и проводят время, наблюдая за дельфинами, которые резвятся рядом с буруном, пенящимся у форштевня. Словно в озорстве, постоянно переворачиваясь, они скользят в воде. Им это не может надоесть.

До самого вечера мы шли полным ходом. Темнота уже лежит на воде, когда “Гебен” приближается к крымскому побережью. Наступает ночь, удивительно ясно и тихо. Серебрясь, луна плывет по широкому пространству. В неслыханном великолепии поднимается усыпанное звездами небо. Впереди теперь в северо-восточном направлении – вспышка света, которая призрачно скользит по темной воде – Маяк Севастополя.

Корабль готов к встрече с врагом. Свет выключен и в радиорубке. Но только глубокое молчание висит в эфире. Экипаж на своих боевых постах. Широкой тенью “Гебен” лежит на воде. Теперь мы останавливаемся! Это сразу заметно, идет ли корабль или спокойно стоит – становится любопытно, что же все-таки произошло. Тут происходит следующее: на корме стоят несколько матросов и на стальном тросе опускают якорь- кошку. Все тихо. Вода тихо плещется о борт корабля. Трос всё ещё скользит в глубину – якорь скоро должен опуститься на дно. Корабль медленно приходит в движение, сдвигается немного вперед, затем снова немного назад. Что означают эти странные действия на верхней палубе корабля? Надо достать золотой клад? Что-то потрясающе таинственное и авантюрное заключено в этой ночной сцене.

Некоторое время “Гебен” движется туда и сюда. Теперь надевается стальной трос и укрепляется на якорном подъемном устройстве. Медленно в работу приводятся лебедки. Монотонно в тишине гудит механизм. На лебедке уже немного троса. Теперь трос натягивается сильнее, все больше и больше – носовая часть “Гебена” медленно оседает в воду, корма кажется слишком высоко над водой. Тут лебедка снова медленно травит трос. Корабль осторожно продвигается чуть дальше. Странная попытка начинается заново. Теперь скоро должен показаться якорь.

Вот и он! Но на его лапах находится длинное толстое чудовище, свисающее обоими концами в воду: морской телефонный кабель! Осторожно, с большим трудом, странная находка затаскивается на корму. Там, где якорные зубцы захватили кабель, укрепляется второй стальной трос и закрепляется болтами. Затем спешно очищается обросшая водорослями и вьющимися растениями поверхность кабеля и на этом месте слой за слоем он освобождается от изоляции. Сварочный аппарат обеспечивает остальное. Быстро разрезаются внутренние проволоки – с плеском незакрепленный конец кабеля падает обратно в воду. “Гебен” проходит дальше несколько сотен метров. Мы все ещё тянем за собой другой конец провода. Затем он осторожно освобождается от болтов и также исчезает в воде. Кабель уничтожен, оба конца далеко друг от друга лежат на морском дне.

Незаметно “Гебен” снова растворяется в темноте. Привидение ушло. Всю ночь мы крейсируем в Черном море. На следующий день показываются голые скалистые берега входа в Босфор. Медленно “Гебен” проходит по проливу и снова заходит в бухту Стения. Пока мы еще думаем о нашем ночном приключении, уже приходят баржи с углем и становятся вдоль борта. Завтра увольнение на берег. Надо будет выгладить фески!

Мины

Близится Рождество! Будем ли мы его праздновать в порту или в открытом море?

23 декабря отмечен интенсивный радиообмен русских. Русский флот в Черном море. Тогда мы тоже должны выйти в море. Русские хотят нам приготовить к праздничным дням особый сюрприз. Они, кажется, предполагают, что на праздники мы останемся в порту и отложим свою боевую деятельность. Они хотят воспользоваться этой возможностью и, вероятно, удостоить своим посещением анатолийские порты. Но тут господа ошиблись. Мы можем и по-другому! “Гебен” и “Бреслау “ поднимают пары и во второй половине дня 23 декабря покидают Босфор вместе с транспортами, груженными войсками.

Настроение внешне рождественским не назовешь. Серое небо над серым волнующимся морем. Сильный норд-ост дует над водой и, пенясь, словно гнев, брызжет из покрытого рябью моря. Транспорты с войсками под прикрытием берега идут и сильно зарываются носовыми оконечностями в воду, также и длинный корпус “Гебена” неприятно раскачивается.

Вечером “Бреслау” получает приказ выдвинуться в северо-восточном направлении на разведку. Мы должны знать, где находится русский черноморский флот. Словно тень, ажурный, миниатюрный крейсер исчезает в темноте. “Гебен” развил максимальный ход. Возможно, русские захотят обстрелять Трапезунд. Поэтому мы должны опередить их и принять должным образом.

Иссиня-черная ночь. Тьма, в которую врезается корабль, стоит непроницаемой стеной. На палубе совсем не видно очертаний надстроек. Чуть дальше нет ничего, кроме глубокой черни, которая поглотила корпуса кораблей. С бака слышится монотонный шелест волн. За нами в темноте призрачно мерцает светящаяся полоса: фосфоресцирующий след за кормой. Все на борту напряжены. Мы точно знаем, русские тоже находятся в море, и теперь как раз настало время для неожиданных столкновений. Повсюду наблюдательные посты, которые всматриваются в темноту. Видимость так хороша, как никогда, в безнадежной кромешной тьме. Одна вахта у орудий, другая пока отдыхает. Матросы лежат, растянувшись на подвесных койках на палубе, готовые в любой момент поспешить к орудиям на боевые посты.

Теперь быстро включается пара глаз, полных сна. Как только тишину прорежут колокола громкого боя, тотчас начнется тщательно, тысячекратно продуманная жизнь военного корабля. Через две минуты после сигнала боевой тревоги должны быть закрыты все двери и палубные люки, каждый должен находиться на своем месте. На самых узких трапах, где только один человек мог подняться и опуститься, устанавливается кажущаяся запутанной, но, тем не менее, четко регламентированная последовательность. Люди пробираются по узким проходам один мимо другого, торопятся одновременно вниз и вверх по трапам. Все спешат. Носятся вперед и назад, верх, вниз. Длина корабля составляет 186 м, и каждый должен через 2 минуты быть на своем посту. Через 2 минуты корабль готов к бою.

Таким образом, всю ночь мы идем на восток. Море стало очень неспокойным, корабль раскачивается и зарывается носом. Но мы к этому привыкли, волнение моря для нас ничто.

Уже хуже, что русский радиообмен тем временем умолк. Мы больше почти ничего не слышим. Невиданная, неспокойная тишина висит в воздухе, это не просто молчание, а словно во тьме готовится что-то коварное, подстерегающее. Господи! Если бы только русские радировали? Ночные голоса по крайней мере определенная отправная точка. После усиления громкости мы достаточно точно можем оценить, на каком расстоянии он находится. Но в атмосфере стоит тишина. Кажется, что мы, будто слепые, топчемся на месте.

Тут, около 4 утра нам сигналит “Бреслау” : “Срочно, срочно!” Мы отвечаем, и он уже дает радиограмму, где сообщает, что только что обнаружил русскую эскадру. Все должно разыграться чрезвычайно быстро. Сначала он натолкнулся на один пароход. Пока он направлял свой прожектор на корпус корабля, неожиданно рядом с пароходом вспыхнул опознавательный сигнал. Тут должен находиться военный корабль, которого не видно.

Мгновение прожектор обшаривает “Бреслау”. В белом конусе света появляются также смутные очертания линкора. Теперь времени на раздумье нет, теперь нужно как можно скорее открывать огонь.

Залп по пароходу, который сразу же тонет, следующие выстрелы ударяют по линкору – затем он уже исчезает позади. “Бреслау” разворачивается и на максимальной скорости уходит прочь, в спасительную темноту.

Ночная интермедия миновала. Все произошло в считанные секунды, как только противник пришел в себя. Вся эта история русскими должна показаться скорее призрачной. Они могли бы, наверное, подумать о привидении, если бы залпы “Бреслау” не развеяли всякие сомнения. На рассвете они недосчитаются парохода. “Бреслау” удачно пережил столкновение с русской эскадрой, с которой он неожиданно столкнулся в темноте.

Тем временем мы с пароходами держим путь дальше. Все еще нельзя знать, что же намереваются делать русские. Возможно, они следуют в район Трапезунда – тогда нам предстоит ещё кое-что пережить. Таким образом, мы следуем пару часов, врага не слышно и не видно. Около 7 часов утра “Бреслау” снова даёт сигнал. Он захватил один пароход, который шел в Зунгулдак. 2 офицера и 70 человек экипажа как пленные взяты на борт. Нашему “младшему брату” не приходится жаловаться на скуку. Это уже его вторая победа этой ночью.

Между тем светлеет. Сумрачный свет 24 декабря лежит над пенящимся морем. Святое воскресенье! Мы теперь находимся уже достаточно далеко на востоке. Скоро должно показаться кавказское побережье. Всю первую половину дня “Гебен” крейсирует в восточной части Черного моря. Наблюдательные посты внимательно осматривают горизонт, но ни одно облако дыма не хочет показываться.


Всю ночь мы идем на восток


Около часа дня опять сигнал с “Бреслау”. Он снова натолкнулся на русскую эскадру. Русские эсминцы сразу же атаковали “Бреслау”. Они приближаются очень быстро. Так как враг обладает значительным превосходством и также хорошо стреляет, “Бреслау” должен прервать бой. Его орудия недостаточно дальнобойные. Кроме того, русская эскадра все ближе, а это значит – остаться без защиты нашей тяжелой артиллерии. Спустя короткое время

“Бреслау” сигнализирует снова. Русская эскадра идет курсом на север. Они все же заметили, что мы тоже в море, и предполагают укрыться в своей базе.

К сожалению, “Гебен” слишком далеко на востоке; невозможно отрезать русским путь в Севастополь. Где же они все-таки хотят пройти на север? Так как наши пароходы тем временем находятся в Трапезунде, мы набираем скорость и идем в северном направлении в средней части Черного моря, где “Бреслау” заметил русских. Возможно, мы еще поспеем, чтобы застигнуть врасплох русскую эскадру. Но проходит час за часом. До самого вечера русских не видно. Всякая спешка кажется напрасной. Конечно, нам это не нравится. “Если мы здесь проведем “Тихую святую ночь”, – думаем мы, – тогда это тоже должно окупиться”.

Так как мы теперь все же не можем перехватить эскадру, мы обговариваем с “Бреслау” место встречи на следующий день. Ночь проходит без происшествий. Около полудня следующего дня мы встречаемся с “Бреслау”. Легкий крейсер спускает шлюпку и передает нам пленных. Они обременительны для “Бреслау”, чьи помещения слишком малы. Кроме того, русские во время столкновения “Бреслау” с русской эскадрой, несмотря на строгую охрану, вели себя неспокойно. Сквозь иллюминаторы помещения, где они находились, они с беспокойством следили за сражением и в страхе отчаянно стучали руками и ногами в двери. Бедные черти думали, что в любой момент им настанет конец и они примут холодную ванну. Как же они вообще должны были себя чувствовать, когда они видели столкновение “Бреслау” с их собственным судном?

“Бреслау” получает приказ идти на юго-восток, чтобы защитить транспортный пароход, который мы сопровождали в ту сторону, и конвоировать его в Константинополь. В то время, как он удаляется, “Гебен” держит курс на Босфор. Скоро мы снова окажемся в порту и наверстаем наш рождественский праздник, думаем мы. До сих пор все выглядело не особенно по-рождественски и празднично. Мы радуемся спокойному походу – русские нам больше не помешают, они точно должны быть уже в Севастополе.

К сожалению, все случилось иначе. Нас еще ожидал жестокий сюрприз. Тем временем мы разместили пленных. Оба офицера попали в каюту мичмана, матросы были доставлены в носовую часть корабля, на вторую палубу.

Приказ: я должен прибыть к флаг-лейтенанту. Он меня ожидает в каюте под ходовым мостиком. При входе я вижу на столе бутылку коньяка и стаканчик. Я сделал немного удивленное лицо. Возможно, мой взгляд дольше, чем нужно, задержался на спиртном напитке. Флаг-лейтенант, во всяком случае, посмеивается и затем разъясняет. Пленных русских надо допросить, я должен быть переводчиком. Содержание бутылки будет средством, чтобы легче разговорить русских.

К нам привели первого пленного. Унтер-офицер, крупный рослый парень. Я предлагаю ему сигарету, которую он с готовностью принимает. После нескольких дружелюбных слов флаг-лейтенант наливает стаканчик коньяку и предлагает его русскому. Но тот забеспокоился, его глаза бегают туда и сюда – он его не хочет? Мы выглядим удивленными, мы все-таки знаем, что русские обычно любители земных радостей, а он не притрагивается к коньяку. Наконец я его спрашиваю, не трезвенник ли он. Он только трясет головой, затем просит, чтобы сначала выпил я. Ага! Итак, он недоверчив и думает, что мы хотим его отравить. Я перевожу флаг-лейтенанту ответ русского и прошу его опустошить один стакан. Тут он засмеялся. “Ты должен спокойно пить”, – объясняет он. После меня унтер-офицер жадно выпивает свой стаканчик. Неловкость снята.


Мы господствовали на всем Черном море


Он с парохода “Атос”. Сначала я его спрашиваю цель похода. Он чистосердечно отвечает, что им нужно было погрузить камни и идти в Зунгулдак, чтобы там затопить корабль при входе в порт и таким образом его перекрыть. Для этой цели был предназначен второй пароход “Олег”. Верно, “Олег” был пароход, на который ночью натолкнулся “Бреслау” и его потопил.

Когда я ему это рассказал, то он очень удивился и не хотел этому верить. Он снова получил стаканчик коньяка, кажется, это пришлось ему по вкусу. Постепенно он теряет сдержанность, становится доверчивее и снова берёт сигарету. В дальнейшей беседе он сообщает, что он из Севастополя и рассказывает нам о разрушениях, которые нанес “Гебен” при обстреле. Они были ужасны, объясняет он. При случае мы узнаем также, что русский черноморский флот днем раньше зашел в Севастополь и также при нападении вел огонь по “Гебену” из бухты.

Во время допроса он снова высказывает просьбу лишь не передавать его в плен туркам. Только не это, он очень боится турок! Разговор снова переходит на “Атоса”. Когда он заметил “Бреслау”, русским стало ясно, что им не ускользнуть. Доверясь судьбе, они стали ожидать неизбежного. Неожиданно мощный взрыв потряс корабль, который медленно начал погружаться в воду. Один из двух русских офицеров подорвал собственный пароход. В панике все бросились в спасательные шлюпки, одна из них удачно достигла воды, другие же опрокинулись.

В смятении люди прыгали в ледяную воду, некоторые даже без спасательного пояса, и боролись с волнами. В спасение они больше не верили. Тут они заметили, как “Бреслау”, который был сначала далеко, быстро к ним приближался. Когда он находился еще в 100-200 м, неожиданно быстро подошли его шлюпки, и немецкие матросы выловили из холодной воды обреченных. Это была трудная работа при бурном море. Наконец, когда все наполовину окоченевшие и захлебнувшиеся, кажется, были спасены, увидели еще одного беднягу, которого уже покинули силы. На этот раз, когда к нему приблизились шлюпки, волна его снова отбросила.

Тут произошло кое-что, что русские не могли описать. “Бреслау” подошел вплотную к захлебнувшемуся, и два немецких матроса прыгнули за борт в ледяную воду, подплыли к тонущему, заключили его между собой и с большим трудом втащили его в шлюпку. К сожалению, спасательные работы были напрасными. Бедняга совсем ослаб в ледяной воде. Несмотря на продолжительные усилия, его нельзя было вернуть к жизни. Его погребение произошло на “Бреслау”. Все должны были выйти на палубу, затем выстроился почетный караул, и после короткой речи немецкого офицера над морем прокатился залп в честь их мертвого товарища. Застыв от удивления, наблюдали за всем этим русские. Этого они никак не ожидали.

Пленный рассказывает далее, в каком страхе они находились во время боя “Бреслау” с кораблями русского Черноморского флота. Они сквозь иллюминаторы следили за сражением и молились, чтобы бог защитил корабли от попаданий. Если бы только русские знали, что они в качестве пленных будут находиться на “Бреслау”, они бы не вступили в бой с крейсером, уверяет он.

Затем следует очень забавная история, которая скоро передается из уст в уста и еще часто, когда мы об этом думали, вызывала громкий смех. На мой вопрос, боится ли русский флот “Гебена”, русский так разразился и высказал от души все свое горе. “Гебен”, уверяет он, славился у русского флота как второй “Летучий Голландец”, это дьявольский корабль. Повсюду, где прежде видели мощный корабль, все равно, с суши или с русских кораблей, всегда видели два огромных корабля. Поэтому русский флот так никогда не знал, какой же из двух был собственно “Гебен”, по которому они должны были открыть огонь. Особая зловещая аура окружала линейный крейсер. Он был словно таинственный легендарный король моря.


Русский пароход в огне


Эта легенда второго образа “Гебена” также является объяснением тому, что корабль при обстреле Севастополя вопреки ужасному огню береговых батарей и флота вышел невредимым. Это, как и позднейшие столкновения с русским военно-морским флотом, могло лишь сопоставиться с божественным провидением.

Русский Черноморский флот поэтому получил также приказ, в случае, если ему все же удастся уничтожить “Гебен” и “Бреслау”, 24 часа продолжать обстреливать то место, где затонут корабли, чтобы они больше не всплыли на поверхность!!! Само собой разумеется, это сообщение, которое также подтвердилось в ходе допроса других пленных, показало нам, каким фантастическим представлениям поверг нашего противника ужас перед “Гебеном” и “Бреслау”. Теперь на очереди ефрейтор. Допрос пленных начинает доставлять нам удовольствие – бедняга трясется всем туловищем, когда его вводят. Мало-помалу я его успокаиваю, как следует его уговариваю и предлагаю коньяк и сигареты. Он считал, что пробил его последний час. Он рассказывает нам практически то же самое, что и предшественник. Он лишь добавляет, что в пути находились 3 корабля, а именно в Босфор.

Один, яхта “Алмаз”, должен был ставить мины, оба других парохода – быть затопленными перед проливом. Но по пути туда оба корабля, нагруженные камнями, получили приказ идти в Зунгулдак и затопиться при входе в порт. Он знал, что русский флот находится в море; но где он находился и как проследить его выход, он не мог сказать. Еще несколько вопросов, пара ответов, – и допрашивается следующий пленный{14} .

Друг за другом выслушиваются 15 человек. Когда мы достаточно точно выяснили, что хотели узнать, по крайней мере то, что знали сами пленные, флаг-лейтенант приказал прервать допрос. Если мы хотели теперь узнать еще больше, следовало обратиться к обоим офицерам. Но, узнав наше намерение и коротко посовещавшись, они объявили, что мы можем не утруждать себя. Офицерская честь запрещала им разглашать хоть одно слово о военном положении. Эту позицию мы можем понять и прекращаем дальнейшие попытки.

Но мы и так узнали некоторые ценные сведения. Все же мы теперь знаем, что уже две недели русская подводная лодка находится на позиции у входа в пролив Босфор. Это означает, что необходимо тщательно следить за этим новым коварным врагом. Затем мы знаем, что, в конце концов, мы могли предположить, что русские полным ходом работают над завершением “сверхдредноута” “Императрица Мария”. Они опасаются, что “Гебен” постепенно полностью уничтожит превосходство их черноморского флота. Как только в Черном море появится “Императрица Мария”, тогда с “Гебеном” будет покончено, рассчитывают они.

Конечно, мы также не могли догадаться, что в ночь с 23 на 24 перед Босфором должны быть поставлены мины. Мы рады, что теперь своевременно предупреждены. Загадочным было для нас только то, что, как единогласно рассказывали пленные, они видели нас.

Как это было возможно? Почему тогда, напротив, мы не видели русские корабли? “Гебен” и “Бреслау” всегда шли ночью с потушенными огнями. Строго следили, чтобы ни один проблеск света с борта не выдал бы нас в темноте! И ночь была такой темной! “Бреслау” ведь в темноте оказался прямо среди русского флота. Почему нас могли видеть русские? На эту загадку пленные дали нам очень простое и удивительное объяснение. Вода в Черном море очень сильно фосфоресцировала. В темноте, особенно на большой скорости, бурун у форштевня пенился со свечением, и точно так же, светящейся полосой в темноте за кормой мерцало море. Вот разгадка. Хотя русские нас не видели, но они видели светящиеся полосы, которые призрачно двигались в ночи. Тут, конечно, они и поняли, в чем дело. Свечение моря нас предало.

Русские, которые лучше нас знали Черное море и его особенности, рассказали нам также, что их флот по этой причине ночью делает только короткие переходы. Таким образом, естественно, враг оставался нам невидим, пока мы сами на большой скорости тянули за собой своего рода факел. На второй день рождественского праздника, после полудня, мы приближаемся к Босфору.

Всю ночь мы были спокойны, что после длинных бессонных ночей действительно все шло хорошо. Также и атмосфера, наш безошибочный барометр, спокойна. Русские радиостанции все замолкли. Через некоторое время я оказался на второй палубе у русских. Они довольны своей судьбой. Еда им нравится. Если повезет, исполняются также и возможные пожелания. От экипажа “Гебена” русские получили табак и сигареты. Этому русские были поражены как большой редкости. На всех лицах выражено недоумение, но нигде не видно уныния.

Тем временем мы уведомили командира минной флотилии по радио о нашем прибытии. Нам навстречу должны быть посланы 2 миноносца, которые по прибытии “Гебена” займутся тралением фарватера. Это необходимое мероприятие, потому что в этом углу недостаточно безопасно. Русские вновь и вновь пытались заминировать вход в Босфор. Это не страшно, пока мы держались на большой глубине. Но как только мы приблизились к проливу, нужно быть чрезвычайно внимательными. Ради безопасности перед входящими в пролив кораблями теперь шли два миноносца с поставленными тралами, чтобы благополучно провести их через миноопасный район.


У нас была огромная пробоина в левом борту


Нам все-таки не хотелось напоследок, когда мы день и ночь были окружены русскими, нарваться на мину и на глазах у родных берегов взлететь на воздух. Так мы возвращаемся в Босфор. Мы рады, что нам снова это удалось. Перед нами лежит мирная блестящая, слегка порытая рябью вода, глубина в этом месте где-то от 200 до 300 метров. Еще 15-18 морских миль, и “Гебен” снова окажется в своей тихой бухте Стения. Теперь из входа в пролив Босфор вынырнули два облака дыма – оба наших миноносца, которые быстро приближались. Пока мы медленно шли туда и ожидали их приближения, произошло нечто ужасное.

Внезапно прогремел мощный, ужасный взрыв. Вой и рев прокатился по всему кораблю, словно он на полном ходу выскочил на берег. В тот же миг нас немного подбросило в воздух. Прежде чем мы вообще успели подумать о произошедшем, уже раздается команда: “Задраить водонепроницаемые переборки. Всем оставаться на своих боевых постах”. Затем все стихает.

Мы, в радиорубке, оглядываем друг друга в оцепенении. Что это было? Нас атаковала подводная лодка? Только что мы узнали от пленных, что эти зловещие корабли с недавних пор находятся в районе Босфора. Мы действительно были торпедированы? Наблюдательные посты, которые старательно вглядываются, наблюдая во все стороны, конечно, заметили бы предательский перископ, и тут же уже раздались залпы наших орудий. Но выстрелов не прозвучало! На нас словно накатился кошмар? Нас четверо в радиорубке. Все прислушиваются, что теперь? Мы не можем выйти наружу. После ужасного взрыва тишина действует вдвойне тревожней. Предчувствие, что должно еще что-то произойти.

Теперь мы замечаем, как палуба наклоняется в сторону. Итак, мы получили пробоину! В любом случае мина! Мы нарвались на неё до того, как прибыли миноносцы с тралами. Ужасно нервозны эти мгновения, когда ничего не знаешь, ничего не слышишь и не видишь, и только существует приказ терпеливо ждать на своих постах. Один из нас вытаскивает шнур, привязывает к нему что-то в качестве груза и прижимает этот самодельный кренометр к переборке. Он хочет узнать, насколько сильно накренился корабль. Но таким образом трудно что- то понять. Палуба медленноуходит из-под ног, трудно устоять на ногах!

Это конец – думаем мы. В голове молниеносно проносится тысяча мыслей. Мы в радиорубке последние, кто может покинуть корабль. Значит надо до тех пор, пока не придет приказ командира, связать скачущие нервы железной дисциплиной и оставаться на своих постах. В такие мгновения вся жизнь как конченная и наполовину нереальная проходит перед глазами. Минуты кажутся часами.

У нас ещё горит свет. Значит, машины ещё работают. Затем словно издалека совершенно по- особому раздается голос моего товарища Мартина: “Посмотри сюда”. Взгляд туда – и я понимаю. Стеклянные сосуды наполненные парафиновым маслом, в котором находятся шестерни оказались под таким углом к поверхности масла, что видно: “Гебен” должен иметь крен по меньшей мере 30° на борт. Неорганическое вещество говорит об этом с безжалостным красноречием.

Как долго это еще продлится – проносится у меня в голове. Нельзя осознать, что это означает конец. Вот как это выглядит, когда от жизни переходишь к смерти!

Кра-ах! – снова раздается в тишине. Второй взрыв! Что случилось? Снова приходит лаконичный приказ: “Всем оставаться на своих боевых постах!” Является ли это случайностью, что мы в радиорубке дымим, как фабричные трубы? Трубка табаку, сигарета следуют друг за другом. Дым только так вырывается из легких. Это немного успокаивает нервы. Словно зачарованные, глаза прикованы к нефтяной поверхности. Что это? Угол крена медленно уменьшается, стеклянные сосуды больше не стоят так косо по отношению к жидкости, как прежде. Странно? Как такое возможно, чтобы корабль принял свое нормальное положение!

Объяснение также достаточно необычно. После первого взрыва мины, который раздался у правого борта, через две минуты “Гебен” наскочил на мину, которая взорвалась с левого борта. Итак, счастье в несчастье! При первой мине крен на правый борт, при второй – точно так же на левый. Таким образом мы снова стоим прямо. Но не так все просто. Отважный “Гебен” с двумя огромными пробоинами в обшивке, смертельно глубоко осел в воду. Осадка корабля увеличилась почти на один метр. “Гебен” глубоко сидит в воде. Только бы добраться до дома – вот теперь главная забота.

Тем временем оба миноносца быстро приблизились. Они хорошо видели два мощных фонтана воды и догадались, что что-то случилось. Наши пленные совсем вышли из себя. Они шумели и неистовствовали на второй палубе и в страхе стучали кулаками в двери. Только угроза применения оружия их успокоила. Оба русских офицера выскочили из каюты, схватили первые попавшиеся спасательные пояса и беспорядочно бегали по палубе. В конце концов их снова поймали. Русскими овладел очень сильный страх.

Наши люди при грозящей катастрофе вели себя образцово. Лишь немногие из-за нервного напряжения начали кричать на палубе и очумело накинулись на спасательные пояса. С наскоро перекинутыми спасательными поясами они бегали по палубе и даже в минутном замешательстве вскарабкались на мачту. В подобной ситуации нервы действительно могут сдать. К тому же никто из них в панике не подумал, что все усилия были бы напрасными. Все-таки зима, 26 декабря, и вода ледяная. Никто бы не добрался до суши, если бы “Гебен” действительно затонул!

Героически повели себя кочегары, чьи боевые посты находились в глубине корпуса “Гебена” и которые при ужасном взрыве должны были рассчитывать на верный конец. Хладнокровно, до конца исполняя свой долг, храбрецы находились на своих боевых постах. Да, своими кочегарами “Гебен” мог гордиться. Аварийные партии так же, как теперь выяснилось, работали замечательно.

Весь экипаж “Гебена” показал себя блестяще. Эти первые мгновения являются испытанием духа, который охватывает экипаж, и позволяют узнать сложный и вместе с тем так замечательно отлаженный живой организм корабля. Случайно во время этого памятного похода у нас на борту находился фельдмаршал барон Гольц. Его единственным желанием было однажды принять участие в морском сражении. Теперь его первый поход на военном корабле протекал совсем иначе, чем он мог бы подумать, когда первый взрыв мины раздался у правого борта, фельдмаршал намеревался с кормы пройти на мостик.

Он как раз поднялся на палубу, когда взорвалась первая мина. Фельдмаршал был весь мокрый от поднявшегося столба воды и слегка контужен взрывной волной. На его мундире так и остались черные точки пироксилина. Впоследствии, как воспоминание об этом событии, он с особым удовольствием носил этот мундир.

Мы медленно приближаемся к Босфору.

Между тем прибыли оба миноносца и пошли впереди нас с тралами. Чуть раньше, и все было бы хорошо, думаем мы. Злой рождественский подарок сделали нам русские. Мы будем о нем долго вспоминать. Всё ещё находимся под впечатлением только что пережитого. В очередной раз благосклонная судьба защитила нас от практически неминуемой гибели. Постепенно поверишь в счастливую звезду, которая сопутствует доброму, славному “Гебену” .

На палубе вновь наведён порядок. Весь экипаж на боевых постах. В котельных отделениях насосы работают как сумасшедшие. Здесь дела обстоят достаточно плохо. Весь правый борт в районе котельного отделения поврежден взрывом страшной силы, сдвинулся с фундамента один из котлов. Вследствие вздутия стальные листы обшивки главной продольной броневой переборки немного отошли друг от друга и образовали щель, через которую непрерывно поступала вода. В котельном отделении кипело, клокотало и шумело. Заклепки переборки, которую ещё поддерживают упоры, в любой момент могут поддаться колоссальному давлению и сдать. Что тогда?

Об этом нельзя думать. Но снова и снова встает вопрос: попадем ли мы благополучно в Стению или это конец? Напряженное время. Короткий переход кажется нам настоящей вечностью. Теперь мы поворачиваем в пролив. С какой радостью мы оглядываем зеленые берега побережья, когда заходим в Босфор. Мы радуемся каждый раз тому, что здесь так тепло и солнечно, в то время как снаружи бушует зимнее море и веют разбойничьи ветра. Но сегодня мы совсем не глядим на голубой искрящийся Босфор, на привлекательные берега, парки и замки, мимо которых мы проходим.

Неужели мы уже тут? – спрашивает каждый себя в сотый раз. Внешне ничего не заметно. Никто не догадывается, что гордый “Гебен” заходит в свой порт смертельно раненный, с двумя огромными пробоинами в корпусе. Тихо плещущаяся вода Босфора сочувственно скрывает все и проникает в котельное отделение. Только опытный глаз может различить, насколько увеличилась осадка “Гебена”. Проходим мимо Терапии, еще чуть-чуть, и перед нами предстанет тихая бухта Стения. “Гебен” аккуратно маневрирует и швартуется к стенке.

Все облегченно вздыхают. Теперь мы благополучно находимся в порту, но захлопнись палубный люк или стукни чуть сильнее дверь, все сразу же вздрагивают. Нервы слишком напряжены из-за того, что мы пережили. Пройдут недели, пока уляжется волнение. Прежде всего, нужно сдать пленных, которые к тому времени немного успокоились. Они безусловно думали, что им пришел конец, и ещё не могли осознать, что невредимыми прибыли на сушу. Оба офицера теперь сообщили, что знали о минах в злосчастном месте. Сами мы, конечно, об этом не догадывались.


Случайно у нас на борту оказался наш фельдмаршал барон фон дер Гольц


Мы знали, что перед входом в Босфор находилось минное заграждение, но то, что его можно было выставить на такой глубине, стало для нас новостью. Мы узнали это на собственной шкуре, и поэтому наше удивление было настолько велико. Во всяком случае, позднее тральщики выудили еще несколько зловещих чёрных шаров, которые стояли на якорях на глубине почти 200 м. Невероятное дело!

Постановку мин русские выполнили очень хорошо. Может быть, они получили достаточный опыт во время русско-японской войны в азиатских водах и поэтому так хорошо наловчились в этом деле.

Все турецкие порты на черноморском побережье были перекрыты русскими минными заграждениями. Перед Зунгулдаком, Синопом, Самсуном и Трапезундом русские постоянно ставили мины. Этим они нам очень сильно мешали. Сопровождение транспортов с войсками и пароходов с углем стало очень рискованным предприятием. Мы радовались каждый раз, если транспорт благополучно проходил все подходы к портам и не взлетал на воздух.

Но эта минная напасть имела также и другую сторону. Для успешной защиты проливов были необходимы минные заграждения перед входами в Босфор и в Дарданеллы. В Турции морских мин не хватало. Поэтому русские мины вытраленные специально обученными командами на катерах, на которых этот груз для конспирации маскировался овчинами и овощами, доставлялись в Константинополь. Затем в Константинополе русские мины приводились в боевую готовность и выставлялись в наших собственных минных заграждениях.

После того, как пленные были сданы на берег, проводится перекличка, выясняется, что отсутствуют два матроса. Как раз к тому времени, когда произошло несчастье, они должны были находиться с правого борта. Там их и застиг взрыв. Двух отважных товарищей больше нет. Затем шаг за шагом обстукивались переборки и палубы внутри корабля, чтобы по звуку определить, какие помещения затоплены. Простое и верное средство. Если звук звонкий и слышно эхо, тогда в помещении нет воды. Звучит глухо, эхо не возвращается, значит, помещение заполнено водой.

На следующее утро спускается водолаз, чтобы точно установить характер повреждений. Его доклады неутешительны. Две огромные пробоины зияют в корпусе корабля. По левому борту – размером почти 8 на 5 м, по правому – приблизительно 10 на 4 м. В каждую из них спокойно друг с другом рядом могут въехать доверху нагруженные грузовики! Такими мы вернулись из нашего ночного похода {15} .

То, что праздничные дни пройдут подобным образом, никто из нас даже не предполагал. Мы даже совсем и не заметили, что между тем наступило Рождество. Возможно, так оно было и лучше, что мы это не осознавали и держали в себе переживания.


Русские мины убираются специально обученными командами

В погоне за тайными радиостанциями

Неудача, которая постигла “Гебен”, еще на протяжении всего последующего времени, когда мы находимся в бухте Стения, составляет главную тему наших разговоров. У нас все никак не укладывается в голове, что наш прекрасный корабль так серьезно пострадал. Тем вернее, тем охотнее мы хотим отомстить русским за всё это. Но прежде мы так или иначе должны потерпеть. Чтобы броситься против врага, “Гебен” должен снова приготовиться к бою и вернуть свою боеспособность. Это теперь главное.

Из-за повреждений мы, конечно, потеряли скорость. К тому же обе пробоины, которые проделали мины в корпусе корабля, находятся в районе под бортовыми башнями главного калибра. При таких обстоятельствах об использовании этих башен думать не приходится.

Поврежденный корпус корабля не выдержал бы сотрясения при их стрельбе. Средняя артиллерия во всяком случае не получила повреждений и, вне сомнения, могла использоваться дальше. Однако это плохое утешение.

Сильную головную боль причиняет прежде всего вопрос о ремонте, который должен быть решен скорейшим образом. Как мы будем залечивать наши раны, мы ещё и сами не знаем. Да, если бы мы находились дома, все было бы очень просто. “Гебен” поставили бы в док, пробоины заделали, и мы были бы свободны от всяческих забот. Но мы в Турции. Сухого или плавучего дока, который подходил бы для нашего корабля, здесь вообще нет. Положение затруднительное. Инженеры размышляют, как решить эту проблему, в результате они находят гениальное решение. Если гора не идет к Магомету, значит, Магомет идет к горе, думают они, достают чертежи корабля, на которых точно показан корпус “Гебена”, и начинают вычислять и измерять.

Если здесь нет дока, то тогда “Гебен” нужно ремонтировать здесь, в тихой бухте Стения. Правда, это утомительно и непривычно, но тем не менее это единственно возможный выход, чтобы снова ввести наш корабль в строй. Боец должен всегда уметь помочь себе сам.

Устройства, которые применили, чтобы получить доступ к району повреждений корабля и произвести ремонт, сами по себе очень просты. Мы просто говорим – кессоны. Это большие, вымеренные по размеру пробоин, ящики, которые имеют форму поставленных на ребро чемоданов. План следующий: разместить эти ящики в воде параллельно борту корабля. Они должны доверху наполниться водой, чтобы затонуть. Кессоны сделаны так, что они плотно прилегают к борту в районе повреждений. Нам нужны два подобных ящика, чтобы прикрыть обе пробоины от мин. Они должны быть такой величины, чтобы перекрыть поврежденные места. Затем их надо опустить в воду и наложить на повреждения. Когда кессон поставлен правильно, тогда нужно откачать из него воду. Кессон прижимается к корпусу гидростатическим давлением. Возникает желаемое сухое и открытое сверху пространство, куда не попадает вода. Если же все-таки вода попадет, то водолазы должны уплотнить стыки.

Вода в уютной бухте Стения действительно тиха и спокойна. Для безопасности кессоны еще закрепляются цепями, чтобы избежать любого сдвига. Через горловины вверху в кессоны спустятся рабочие. Необходимый для ремонта материал будет доставляться таким же путем. Свет и воздух также проникают сверху. “Гебен” таким образом может спокойно ремонтироваться в бухте Стения.

Мы все рады этому спасительному выходу. Болезненно лишь то, что изготовление кессонов должно занять определенное время. В Турции трудновато достать необходимый материал и его нужно сначала заказать на Родине. Из Германии вызвали инженеров и рабочих, которые должны привезти с собой необходимый материал.

Кроме того, параллельно будет осуществлена замена поврежденных трубок котлов. Котлы, стальные легкие корабля, уже столь многое пережившие, должны находиться в полном порядке в случае, если снова начнутся боевые походы, а “Гебен” день и ночь должен будет находиться в море. От своей прежней скорости он также не должен потерять даже самое малое. Мы уже не раз убеждались, что значит для нас скорость.

С высшим напряжением рабочие сооружают кессоны, сверлят, клепают, чеканят. День и ночь без перерыва раздается шум над обычно такой тихой Стенийской бухтой, и это продолжается свыше двух месяцев, пока гигантские кессоны не были изготовлены.


В правом борту в корпусе корабля также зияет огромная пробоина


*

Тем временем нам всем становится ясно, что теперь нам предстоит провести на стоянке длительное время. Мы неизбежно приговорены к передышке для продолжения ремонтных работ. Русский флот должен первым быть спокоен. До тех пор, пока не настанет день, когда мы снова с прежней отвагой сможем выйти в Черное море. Но таким образом уходит время. Это собственно не дни отдыха, которые убиваются ничегонеделанием. Начались самообразование и боевая учеба, проводятся тренировки, идет повседневная служба.

Также и у нас, радистов, есть свое занятие. Наряду с обычными радио-занятиями начинается новая и интересная деятельность. Мы ведем особую войну против многочисленных тайных радиостанций в Константинополе, которые своей деятельностью усложняют нам жизнь и делают ее опасной.

Уже сразу после начала войны себя выдала крайне неприятная радиосвязь в Константинополе, которая очень часто ощутимо мешала нашей собственной радиостанции. Радировали, конечно, и другие корабли турецкого флота, но они не могли быть тайным нарушителем спокойствия. У них были свои установленные часы упражнений, которых они должны были придерживаться. Их обычная радиосвязь была сильно ограничена и разрешалась только в случае, если это было крайне необходимо. Чужая связь, малые станции, которые из-за их жужжащего тона выдавали себя и свое месторасположение. За этими опасными клиентами, значит, надо было особо следить.

Теперь у нас есть прекрасная возможность прекратить болтовню этих господ. Мы знаем, что уже в ноябре случайно во французской школе Св. Бенуа так же, как и в английском посольстве были найдены аппараты для беспроволочного телеграфирования.

В один прекрасный день мы отправляемся в путь, оснащенные переносными антеннами, и начинаем пеленговать вражеские станции. Двое матросов несут по штанге, между которыми натянута проволока – наша антенна. Третий, оснащенный приемным аппаратом, слушает тем временем эфир и вслушивается в предательские жужжащие звуки. Мы передвигаемся в зависимости от громкости. Если она повышается, значит, мы держим верный курс, если же звуки затихают, то необходимо развернуться и продолжать поиски в другом направлении. Нужно к тому же очень тщательно продвигаться вперед.

Постепенно также удается обнаружить и изъять часть тайных радиостанций. Мы открываем их во всех возможных и невозможных местах, мы находим их даже на колокольнях церквей и обезвреживаем их. Всякий раз мы рады, когда обнаруживаем одно из потайных мест. Радость каждой новой находке велика. В широкой шпионской сети, которая опутала Турцию, наша охота проделывает ощутимые дыры. Это действительно необходимо. Шпионаж – наш самый злейший и опасный враг, скорее даже хуже русского Черноморского флота, так как действует скрытно и всеми мыслимыми способами пытается положить нас на лопатки. В Константинополе, городе смешанных народов, шпионажем занимаются любым возможным способом. Особенно эта деятельность процветает у греков и армян, непримиримых врагов Турции. Это подлинно захватывающая борьба, которая вывела наружу этих наймитов Антанты.

Понятно, что в виду всего этого Турция совершенно безжалостна к шпионам. Были приняты радикальные меры. Однажды в Константинополе на площади Таксим были сооружены многочисленные виселицы и казнены шпионы. В течение трех дней мертвые тела висят посреди оживленного уличного движения в качестве наглядного примера. К сожалению, несмотря на все усилия, нам не удается отыскать все потайные станции.


Работая с большим напряжением рабочие сооружают кессоны


Также не избежать и того, что русские немедленно займутся оповещением о наших выходах и заходах. А именно становится известно, что мы раскрыли целый ряд станций. 3 или 4, которые остались необнаруженными, звучали очень слабо и действовали лишь короткий промежуток времени. Однако дело и для них принимает серьезный оборот. Во всяком случае, они чувствуют, что находятся под наблюдением. Но изредка эти упорные станции, сами того не желая, непроизвольно оказывают нам хорошие услуги.

Это было 27 января. “Бреслау” и турецкий крейсер “Гамидие” находились в северо-западной части Черного моря, когда вдруг около полудня они наткнулись на русский флот. Разумеется, русские не хотели упустить удобный случай легкой и обещающий успех охоты. Русские быстроходные крейсера “Кагул” и “Память Меркурия” сразу же приблизились на значительное расстояние и заняли позицию позади наших крейсеров.

Начинается сумасшедшая погоня. Русские совершенно определенно знают, чего они хотят. Преследование относилось совсем не к “Бреслау”. Слишком часто он оставлял их в дураках и уходил от целой эскадры. О нет, “Бреслау” они не могут поймать, он для них слишком быстроходен. Они взяли другую дичь на прицел – бедный “Гамидие”. Два крейсера охотились за ним с большим упорством. Они слишком хорошо знали, что “Гамидие” не даст и 23 узлов. Если мы не можем получить “Бреслау”, тогда уж наверняка мы захватим “Гамидие”, – думали они, и стремительно продвигались вперед. Турецкому крейсеру нужно было мчаться теперь с такой скоростью, на которую он только был способен. Напрасно пытается “Бреслау” отвлечь русские крейсера и тем самым дать товарищу время для отрыва. Преследователей сбить с толку не удётся. Таким образом, “Бреслау” был вынужден беспомощно наблюдать за неравным состязанием, в исходе которого не оставалось никакого сомнения.

Но и мы в радиорубке “Гебена” являемся свидетелями этой ужасной гонки и так охвачены драматическим напряжением, словно сами попали в это опасное приключение. Отделенные расстоянием, мы, тем не менее, невидимо связаны с напряженными событиями на Черном море, чувствуем и переживаем каждую фазу этого поединка на жизнь и смерть.

Тут приходит радиограмма “Бреслау”, он сообщает о неудачной попытке отвлечь на себя внимание русских. Короткое напряжение проходит – мы внимательно прислушиваемся, тут снова вызывает “Гамидие” и сообщает нам о своем безнадежном положении. Сумасшедшая гонка в самом разгаре. На турецком лёгком крейсере делается все, чтобы избежать уничтожения. В угольных бункерах и котельных отделениях люди работают изо всех сил. Напрасно, неумолимую судьбу больше не изменить. После двухчасовой дикой охоты преследователи медленно, но со смертоносной неотвратимостью приближаются. В молчаливом напряжении экипаж “Гамидие” наблюдает за обоими подходящими русским крейсерами.

Потрясает, когда обреченные на смерть сообщают нам о завершении своего земного пути. Короткие отрывистые слова радиограммы заключают в себя целые миры нужды, горечи, ожесточения и бессилия. Должно быть, это ужасно: таким образом наблюдать и хладнокровно регистрировать свой собственный конец. Они до конца исполнили свой долг.

Люди с “Бреслау” сжимают кулаки. Они вынуждены наблюдать жуткое состязание, должны видеть, как русскими крейсерами без сожаления будет уничтожен их верный товарищ, предпринимавший вместе с ними такие порой дерзкие вылазки, конвоировавший вместе с “Бреслау” транспорты с войсками и пароходы с углем. “Бреслау” же, как бы этого ни хотелось, помочь не может. Безвыходное положение – наши орудия имеют малую дальность. Слишком неравной была бы борьба.

“Бреслау” приговорен наблюдать уничтожение “Гамидие”. Как вопреки всему на свете можно ему помочь? Этим озабочены на “Бреслау”, но больше спасения нет. Скрипя зубами, они берут себя в руки. Трагедия тянется несказанно долго. Было бы лучше, если бы конец наступил быстрее. Но таким образом мучаются все. Минуты кажутся вечностью.

Полдень прошел, а дикая охота на Черном море все еще неистовствует дальше, в юго-западном направлении. Расстояние между “Гамидие” и преследователями становится все меньше. Русские крейсера основательно берутся за дело. Они чувствуют близость трофея и мчатся за своей жертвой, выбрасывая из своих труб целые облака дыма. Все ближе подходят они к “Гамидие”. Вместе с тем они пока не открывают огня, но пройдет мгновение, и русские должны начать стрельбу. Затем все быстро закончится. Но нет, – еще нет: они всё же слишком далеко. “Гамидие” дана короткая отсрочка. Жуть!

У нас в радиорубке “Гебена” тяжело на сердце. Трагедия, к которой нам пришлось иметь отношение, потрясающая. Нервы напряжены до предела. Такова война, она не знает борьбы равным оружием с равными силами. Всегда присутствует превосходство. Это может быть сила или хитрость, и все-таки остается превосходство, которое становится решающим.

Но вдруг – что это? На “Гебене” напряжение обрывает внезапный приказ: “Поднять пар во всех котлах!” В тот момент это звучит как спасение. Слава богу, теперь на врага! Даже если придется выйти с двумя пробоинами в корпусе, длительного раздумья теперь больше нет. Нашему адмиралу кажется, что охота русских крейсеров зашла слишком далеко. “Гебен”, правда, сам опасно ранен, но бедному “Гамидие” еще хуже. Отважные товарищи должны быть спасены любой ценой.


Бедный “Гамидие” был спасен!


Снова из наших массивных труб вырываются густые черные облака дыма. Это-то уже и значит приказ: “Поднять пар во всех котлах!”. Пока мы стояли здесь в бухте Стения, были задействованы лишь два котла, которые обеспечивали освещение, отопление, напор воды и т.д. Теперь в котельных отделениях лихорадочно трудятся. Искусственным дутьем огонь разводится в топках всех 24 котлов. В течение получаса корабль готов к походу!

Тут снова вызывает “Бреслау”. Срочно, срочно! Господи, уже что-то случилось? Теперь настало завершение трагедии? Но нет! “Бреслау” сообщает, что внезапно русские развернулись и отступили. У самой цели они прекратили преследование. Мы ожидали всего, но только не этого. Теперь нам с нашими ранами совсем не нужно выходить в море. Как такое только возможно? Почему русские крейсера развернулись, когда успех их длительной охоты был так близок? Прямо-таки непонятно такое поведение, оно проясняется лишь благодаря переговорам тайных радиостанций. А именно: когда дым заклубился из труб “Гебена”, это событие было разглашено каким-то тайным отправителем.

Преследователи моментально отступили. Положение дел стало для них слишком опасным. Пока бы они атаковали “Гамидие”, а возможно, и топили его, “Гебен” мог уйти так далеко вперед, что решить и их судьбу. Вместе с “Бреслау” мы бы быстро настигли оба крейсера и заставили их кровью поплатиться за “Гамидие”. Таким образом, русские были вынуждены ретироваться. Их авангард слишком увлекся преследованием и оторвался от главных сил. Русские линкоры не могли продолжать сумасшедшую гонку со скоростью 23 узла. О том, чтобы ускользнуть от приближающегося “Гебена”, нечего было и думать. Кроме Севастополя, в качестве поддержки принимались во внимание и собственные главные силы.

Безусловно, русские основательно ругались и бушевали, когда были вынуждены бросить свой трофей, чтобы бегством искать спасения. Долгая погоня была напрасной. Но из труб “Гебена” дымило так сильно, определенно он собирался поспешить на помощь преследуемому “Гамидие”, и вследствие этого не оставалось больше другой возможности, как обезопасить самих себя. Поспешность тайного передатчика всё обернула в нашу пользу. “Гамидие” был спасен{16} .

Прекращение преследования, как это стало нам совершенно ясно, являлось не случайностью, а скорее результатом действий хорошо организованной шпионской сети в Константинополе, посредством которой русские были быстро осведомлены. Кроме того, когда “Гебен” прекратил дымить, мы услышали оживленный радиообмен между русской эскадрой и “Кагулом”, в котором наверняка шла речь о том, чтобы удержать оба крейсера от дальнейшего преследования. Сами того не желая, шпионы нам помогли.

Мы ликовали по поводу этого неожиданного поворота событий прямо в радиорубке. Наши товарищи, наш “Гамидие” спасены от худшего. Мы всё ещё не можем осознать, настолько внезапно всё свершилось. Радость переполняла нас. Прошло полчаса с тех пор, как русские легли на обратный курс, как снова сигналит “Гамидие”: “Срочно! Срочно!”. Все взволнованы, радиограмма быстро расшифровывается. От её содержания прямо кровь кипит в жилах. У “Гамидие”, всего через полчаса после окончания преследования, неисправность в машинах! Мы молча переглядываемся. Разумеется, этого не должно было произойти. Мы уже думали, что все позади, но именно теперь должна была возникнуть эта глупая неполадка в машинах. Мы можем представить себе волнение на “Гамидие”. Конечно, его машины не могут выдержать колоссальной нагрузки при погоне. Надеемся, что всё скоро прояснится. Если только русские не заметят, что произошло, и еще раз не возвратятся. Тогда всё пропало.

Снова с большой озабоченностью мы ожидаем известий. Наконец, наконец-то прошли два долгих часа, и тут снова радирует “Гамидие”. Слава богу, ему повезло, и он сообщает: “Машины в порядке”. Русские не показываются.

Теперь как можно быстрее домой в надежный порт! Ближе к вечеру, невредимый, он вместе с “Бреслау” входит в Константинополь. На лицах товарищей еще четко видно всё напряжение этого драматического похода. Его участникам есть, о чем рассказать. Наш коллега с “Гамидие”, радист Р. Гаст подробно рассказывает нам, как всё произошло. Он начинает словами: “Гонка на смерть!”. Должно быть, им действительно пришлось лихо. Когда “Гамидие” напрасно пытался уйти от упорных преследователей и положение становилось всё более напряженным и безвыходным, турки на борту молили Аллаха спасти их любимый корабль от гибели – и Аллах их услышал.

Неспокойные дни в порту

После напряженных событий с “Гамидие” в тихой Стенийской бухте всё снова успокаивается. До того, как кессоны не будут готовы и “Гебен” снова не будет готов к бою, военные предприятия для нас не предусматриваются. Невозможно и думать о регулярных выходах, о дневных и ночных рейдах в Черном море с тяжелыми повреждениями в корпусе корабля. Мы теперь должны смириться с тем, что наша активная деятельность временно прекращается, и по-всякому проводим свободное время.

Прежде всего, теперь совершенно серьезно берутся за давно запланированную идею создания корабельного оркестра. Лучшее для этого время – пока отступает суровая военная реальность. У нас на борту в часы затишья всегда кто-то музицировал. Скоро оркестр будет создан, появятся отсутствующие инструменты, каждый находит на их покупку последние пфенниги, и затем начнутся репетиции. Пока другие товарищи несут легкую дежурно-вахтенную службу, мы, музыканты, можем предаваться своему искусству. Сначала мы репетировали в уединении в отсеке, вплотную примыкающем к пробоине в правом борту, и по понятным причинам избегали показываться перед общественностью. Но скоро наступает день, когда ко всеобщему удовольствию в кубриках впервые звучит развлекательная музыка.

Наш успех придаёт смелости и другим талантам, которые до сих пор скрывались в неизвестности. Удивительно! Среди экипажа в 1000 человек есть даже профессионалы. Простые матросы оказываются клоунами, комиками, наконец, нам открываются даже канатоходец, искусный стрелок и человек-змея! Теперь ставятся маленькие театральные постановки и даже настоящее кабаре. Однажды прекрасным субботним вечером проходит первое представление. Сцена выстроена на большой площадке на берегу перед “Гебеном”. Наш корабль, безусловно, должен быть рад жизни и суматохе в бухте Стения.

На знаменательное событие приглашены многие люди и из Константинополя. Нашей шлюпке пришлось совершить множество рейсов в Константинополь, чтобы забрать гостей. Частично они подъезжают на трамвае в Бебек и затем еще 45 минут идут пешком в Стению. Но, конечно, главными зрителями являются экипажи “Гебена” и “Бреслау”, а также многочисленные турецкие офицеры.

Повсюду царит приятное радостное возбуждение, когда на сцене начинается веселое представление. Тут есть много смешного, особенно, когда юнги неподражаемо грациозно выходят в дамских платьях. Милые немецкие девушки, которые одолжили нам юбки, блузки, туфли, шляпы и, разумеется, текст пьески, являются в этот день нашими почетными гостями. Все зрители получают огромное удовольствие, наши соотечественники находят это восхитительным и, удовлетворенные, возвращаются домой. Они совсем не предполагали, что мы всё можем.

Пара веселых часов позади. Над прекрасно защищенной бухтой Стения, на чьей спокойно дышащей водной поверхности тихо и внушительно покоится наш “Гебен”, медленно сгущается темнота.


*


Я также стал членом нашего корабельного оркестра!


На примитивной сцене начинается веселое представление


Конечно, далеко не всё так мирно. Напротив, растущий и постепенно усиливающийся гул войны на Ближнем Востоке всё больше и больше проникает в наше тихое убежище. Вокруг нас назревают серьезные события, имеющие далеко идущие последствия. В дни затишья мы вдвойне отчетливо ощущаем это, так как не полностью поглощены своими делами. Уже много раз с начала войны англичане начинали обстрел внешних укреплений Дарданелл. Когда в первый раз их пушки были направлены на старые османские укрепления Сед-ин-Бар и Кум- Кале, всё ещё было не так плохо. Однако в последнее время обстрел береговых укреплений принимает всё более угрожающий характер. В середине февраля становится заметным угрожающее усиление объединенных военно-морских сил Антанты. Начался первый акт кровавой трагедии под названием “Дарданеллы”. Английские и французские линкоры появились перед проливом и осыпали стальным градом внешние крепостные укрепления, которые, правда, хотя и были повреждены, но, даже получив серьезные повреждения, ещё не подавлены. Корабли противника не раз получали попадания, что каждый раз вынуждало их ретироваться.

Турции повезло, что ранее Антанта долго понапрасну теряла время. План операций претерпевал изменения, продвижение войск не было согласованным и не имело определенной цели. О попытке прорыва, через проливы, которая тогда, несомненно, удалась бы, противник во всяком случае ещё и не думал. Таким образом, Турция могла использовать драгоценное время для строительства и усиления своих оборонительных сооружений.

Задача отстоять Черноморские проливы являлась для Турции жизненно важной. Не было сомнения в том, что Антанта, ввиду последовавших бы в случае успеха политических и стратегических выгод, испробует все средства, чтобы добиться открытия проливов силой. Ей необходимо было установить сообщение с Россией и усилить натиск на Балканы.

В свете этих соображений, оборонительные сооружения, насколько это позволяли имеющиеся средства, были модернизированы и тщательно укреплены. Так как наши возможности были весьма ограничены, современные тяжелые орудия частично сняли с укреплений Босфора и доставили в Дарданеллы. Здесь, а не из Черного моря, следовало ожидать нападения.

Были усилены также и минные заграждения в Дарданеллах. Но вскоре, несмотря на все предпринятые усилия, через Дарданеллы в Мраморное море проникла одна английская подводная лодка, другие следом за ней, и за короткое время эти отважные лодки превратились в сущее наказание и серьезную опасность. Правда, при попытке прорваться через Дарданеллы некоторые подлодки были уничтожены. Число лодок, которые вопреки всему прошли в Мраморное море, было достаточно велико. Впервые лишь в конце 1915 г. удалось установить в районе Нагары надежное сетевое заграждение и уничтожить одну за другой вражеские лодки, проникшие в Мраморном море.

Но до тех пор английские подводные лодки действовали достаточно успешно и были вдвойне опасны вследствие их безрассудной отваги. Один особенно храбрый командир лодки вознамерился даже торпедировать наш “Гебен”, но дошел только до Бебека. Течение в Босфоре дальше настолько сильно, что лодка не смогла с ним справиться.

Однажды пароход “Лили Рикмерс”, стоявший в Стамбуле у набережной, был торпедирован подводной лодкой. Вторая торпеда прошла мимо и разнесла часть набережной. Пароходу ещё повезло, что первая торпеда попала в носовую оконечность. иначе он был бы потоплен.


Каждый корабль, который осмеливался выйти в Мраморное море, мог быть в любой момент торпедирован


Медведь с “Ольги”, наш верный товарищ по играм


Всё наглее бесчинствовали эти незваные гости. Некоторое время Мраморное море было по-настоящему опасно для плавания. Дело заходило настолько далеко, что связь морем между Родосто с европейской стороны и Пандермой – с азиатской оказывалась практически невозможной. Каждый корабль, отважившийся выйти в Мраморное море, мог быть в любой момент торпедирован. Повсюду подстерегала невидимая опасность. Многие пароходы, линкор “Барбаросса” и некоторые подводные лодки были потоплены.

Необходимо отметить, что английские подводные лодки развили бурную деятельность. Они всплывали у самого побережья в заливе Измид, высаживали диверсантов, устраивавших взрывы на железной дороге, которая в Скутари шла недалеко от берега, и снова исчезали.

Вскоре вновь был торпедирован турецкий миноносец. Когда он тонул, внезапно всплыла английская подводная лодка и взяла на борт еще уцелевших моряков. В укромном неохраняемом месте азиатского побережья Мраморного моря она высадила спасенных на сушу и снова погрузилась. В пути по матросскому обычаю английские и турецкие матросы даже обменялись знаками отличия, лентами с бескозырок и прочими мелочами. Все ощущали спокойствие и чувство товарищества. Английских моряков это забавляло, даже вопреки вражде они показали себя настоящими джентльменами.

Однажды мы получили приказ: радисты должны внимательно следить за волнами в диапазоне от 300 до 400 м. Перед Дарданеллами ожидалось появление немецких подводных лодок. День и ночь мы прислушивались, исполненные ожидания к первому сигналу, который возвестил бы их прибытие. Затем действительно поступил первый сигнал – совсем слабый, высокий звук. Первая немецкая подводная лодка появилась перед Дарданеллами!

К несчастью для англичан, они быстро узнали о наших лодках. Уже на следующий день радиостанция Чанака сообщила, что английский линкор “Триумф” был там торпедирован и потоплен. Днем позже та же участь настигла и линкор “Маджестик”. Так 26 мая 1915 г. перед Дарданеллами немецкие подводные лодки впервые заявили о себе.

Но англичане быстро предприняли ответные меры. Вокруг их флота, стоящего перед проливом, в качестве защиты против какого бы то ни было врага постоянно крейсировали эсминцы, чтобы предотвратить саму возможность дальнейших атак. Вопреки этому неожиданный успех немецких подводных лодок стал большой радостью для нас и большой неприятностью для союзников. Благодаря этому защитники Галлиполи, сильно страдавшие от огня корабельных тяжелых орудий, почувствовали значительное облегчение. Турецкая армия и моряки вздохнули с облегчением – лодки помогли им.

В течение года последней немецкой подводной лодке еще удалось прорваться в турецкие воды, так что в Константинополе смогли организовать собственную полуфлотилию подводных лодок, которая действовала главным образом в Черном море. Наши подводные лодки, действовавшие в Средиземном море, базировались на Полу.


Турецкие войска идут на Кавказский фронт


*

Между тем обострилась ситуация и на Востоке. Русские тоже захотели заявить о своем присутствии и показать, что не отстают от своих союзников у Дарданелл. На Кавказском фронте всё сильнее вспыхивают ожесточенные бои. К тому же переброска войск в район боев становится все более затруднительной. Русские имеют подавляющее превосходство на Чёрном море. Они хорошие моряки, которых никогда не покидает боевой дух. Даже эсминцы, встретив в море “Бреслау”, бесстрашно атакуют его. Только если в Черном море находится “Гебен”, русские ведут себя немного сдержаннее. Но мы стоим теперь с двумя большими пробоинами в Стении. Прекрасное время для противника!

Прежде всего, русские подводные лодки надёжно блокировали анатолийское побережье Турции, так что нам нельзя рисковать и выпускать транспорты с войсками в турецкие порты на побережье. Правда, наблюдение ведется по- прежнему хорошо. Но дорога длинная, перегруженные пароходы не могут идти слишком быстро, и часто не удается избежать внезапного нападения подводных лодок при той дерзости, с которой эти парни берутся за дело. Так что пришлось отказаться от этого способа переброски войск. Русские не позволяют нам это делать. Что же теперь? Правда, по суше войска отправляют на Кавказский фронт, но это длится очень долго. Морской путь быстрее. А так нам не остается ничего иного, как использовать в качестве транспортов “Бреслау” и “Гебен” для переброски войск и снаряжения в Самзун или Трапезунд.

Достаточно часто “Бреслау” теперь должен был выходить в море и играть роль транспорта – кем только нам не приходилось быть! Время от времени я отправляюсь на нем, чтобы в подходящий момент в качестве радиста быть на месте со своими знаниями. Часто становится не по себе, особенно если мы знаем, что русские эсминцы или подводные лодки снуют вокруг в море. Всегда нужно очень внимательно следить, особенно длинными ночами, когда в любой момент приходится рассчитывать на нападение внезапно вынырнувшего из темноты противника. Кто не пережил сам эти походы, тому сложно представить себе все те трудности и опасности, которые поджидают вас при этом.

Погрузка в родных портах может быть осуществлена спокойно. Затем, с турецкими солдатами и боеприпасами,“Гебен” и “Бреслау”, словно плавучий военный лагерь, отправляются в море. Царит жуткая теснота. Плохая погода и непривычная качка действуют на бедных турок изнуряюще. Все рады, когда после напряженного перехода мы благополучно подходим к месту высадки. Все с беспокойством всматриваются в горизонт. Нужно бдительно следить за русскими. Приходится совсем плохо, когда начинается высадка. Нам грозит постоянная опасность быть захваченными врасплох превосходящим противником.

Всё же нам постоянно везет.

Часто происходит таким образом, что к месту назначения мы подходим при лунном свете или ранним утром. Днём русские нас быстро бы вычислили. Как только мы прибываем, с берега сразу к борту подходят фелюги и принимают войска и боеприпасы. Быстро разгружаемся, всё должно идти в очень напряжённом темпе.

Мы не можем задерживаться дольше, чем это необходимо.

Во время высадки по всему кораблю распределяются наблюдательные посты, которые глазами и биноклями ощупывают море. Все нервы напряжены до предела – как легко русские могут внезапно появиться и приготовить нам злой сюрприз! Им и не снилось, что ночью в портах, далеко лежащих от Босфора, мы занимаемся такой работой. Но вновь все прошло нормально.

Два часа напряженной деятельности, и около тысячи солдат, в полном боевом снаряжении высажены на берег. Турки вздохнули спокойно, когда снова почувствовали под своими ногами твердую почву.

Прежде чем мы вышли в обратном направлении, на борт поспешно принимаются различные продукты: овощи, яйца, овчины и козлиные шкуры. На этот раз есть и табак, прекрасный самсунский табак в огромных мешках. Все помещения под баком наполнены табаком. Когда долго работаешь там внизу, то от тяжелого острого духа першит и щекочет в носу и горле. О сне в этих помещениях нечего и думать – в конце концов запах полностью одурманивает. Но он все же приятнее, чем воздух в кубриках, где содержались турки во время перехода. Там слишком чувствуется запах чеснока, бараньего жира и старойодежды.

Часто городское население наделяет нас различными дарами и подарками, которые доставляют нам на борт в своих небольших лодках жители побережья. Радость населения каждый раз велика, когда перед портами появляются “Гебен” и “Бреслау”. Все- таки в течение 30 лет, согласно довоенному договору держав, ни один турецкий военный корабль не мог показываться в Черном море. Теперь этот запрет снят.

Вместе с тем мы получаем живых баранов, табак, а однажды даже медведя в возрасте около одного месяца. Забавный зверь был принят с большой радостью и доставлен на плавбазу “Ольга” морякам с миноносцев, которые с увлечением забавлялись с верным товарищем по игре. Часто доверчивого зверя можно было видеть поднимающимся и спускающимся по трапам. Потом медведь подрос, но остался ручным и совсем не опасным, хотя к концу войны достиг значительного размера, почти в 2,5 м. Матросы боролись с колоссом даже в купальных костюмах, и он не поранил при этом ни одного из них.

Турки доставляли нам и голубей. Мы держали их на “Гебене” и очень этому радовались.

На обратном пути в Босфор главным по-прежнему оставался вопрос: вернемся ли мы невредимыми обратно или нет? Нам уже показалось, что в радиорубке мы слышали подозрительные голоса в эфире. Русские напали на след? Всеобщее волнение. Но нет! Снова всё стихает, противник, таким образом, нас не обнаружил. Потушив огни, без единого проблеска света, покинув порт Самзун, “Бреслау”, словно привидение, движется в темноте. Луна исчезла под покровом облаков, в тишине спокойно дышит море. После полудня мы снова заходим в Босфор – и этот поход удался. В качестве вознаграждения экипаж может сойти на берег, спать или же предоставляется свободное время.


Жуткая теснота царит при посадке турецких войск


*

“Гебен” по-прежнему стоит без движения с двумя минными пробоинами в Стенийской бухте. Раны еще не залечены. Но прошло уже порядочно времени, думаем мы. Как только кессоны будут готовы – дело пойдет быстрее и ожидание закончится. Тут среди бездеятельного покоя наступает большая неожиданность. “Поднять пар во всех котлах!”, – звучит команда однажды после полудня!

Что случилось, спрашивает себя каждый из нас в радиорубке и на корабле. Врага не видно, не слышно ничего подозрительного, что же могло произойти? Должны быть действительно особые на то основания, если поврежденному “Гебену” необходимо выйти в море. Пока из труб в воздух вырываются черные клубы дыма, а “Гебен” стоит в любой момент готовый выйти из бухты Стения и набрать ход, мы напрасно ломаем себе головы над причиной нашего выхода. Как же будет происходить поход? Идти полным ходом с поврежденным корпусом мы не можем. Вообще рискованно выходить в море в таком состоянии, но если необходимо!

6 часов вечера. Приказ следовать к выходу в Черное море! “Гебен” медленно движется по Босфору. Вновь мы идём против течения. Но сегодня все же другое чувство. Не прогнать глупые мысли о пробоинах – но внешне они незаметны. Горделиво корабль идет вверх по проливу в Черное море. Мягкое сияние вечернего солнца ложится на воду, вокруг удивительно спокойно, в вечерней тишине простирается единая нескончаемая поверхность.

Держим курс на восток. Перед нами, словно пара верных псов, два миноносца с тралами. Нельзя получить еще одну пробоину. 4 часа мы идем таким образом в сгущающейся ночи. Наверху спокойно и ярко мерцают южные звезды. Около 10.30 вечера мы останавливаемся у Килии на анатолийском побережье и отдаём якорь. С лязгом он устремляется в глубину. Теперь миноносцы начинают свою дикую пляску вокруг лежащего без движения “Гебена”. Зигзагообразно они носятся вокруг корабля – защита против вражеских подводных лодок! Ставятся противоминные сети. Повсюду ведётся бдительное наблюдение за врагом. Кажется, что из ночной тиши вот вот вынырнет что-то зловещее.

Что же всё это должно означать? Невыносимое волнение, словно парализуя, давит на нас, буквально сковывая все конечности. Тяжело сердце бьётся, нервы напряжены до предела.

Так как это выход на смертельно раненном корабле, нас достаточно редко волнует что-то постороннее. Так проходят тревожные часы, нескончаемо тянутся минуты. Как же медленно может ползти время! Мы по-прежнему стоим без движения, как если бы мы ждали чего-то неопределенного. Ночь подходит к концу. Но ничего не происходит. Затем на востоке светлеет небо. Наступает утро – тут уже море становится неспокойным! Пенистые гребни зло пробегают по такой тихой прежде водной поверхности, а мы с нашими повреждениями здесь в открытом море! Только бы всё это окончилось благополучно.

Вскоре раздается команда: “Противоторпедные сети убирать, с якоря сниматься!”. Это звучит как спасение. Прежде чем море станет штормовым, “Гебен” снова найдет пристанище в тихих водах. Мы продвигаемся по направлению к Босфору. Уже светло, когда мы заходим в пролив и вскоре снова стоим в тихой бухте Стения. Каждый облегченно вздыхает. Что должен был значить этот странный поход? Вечером – в открытое Чёрное море, там ночь на якоре, а теперь снова обратно в порт! Непонятно. Это было демонстрацией? Русские или англичане прослышали о наших тяжелых повреждениях? Должен ли был “Гебен” им показать, что он всё ещё боеспособен?

Возникают различные вопросы. Наконец мы говорим себе, что этот поход был предпринят по очень важным обстоятельствам. Возможно, несмотря на строгий приказ молчать, враг пронюхал, что “Гебен” нарвался на мины? Ни один посторонний человек не должен был и не мог знать, как обстояло дело, как тяжело был повреждён “Гебен”. Но после того как мы с поврежденным корпусом находились в течение 14 часов в Черном море, враг, должно быть, уже принял все слухи за болтовню. Итак, “Гебен” все же не повреждён, – будут теперь думать они. Где это видано, чтобы военный корабль с подобными повреждениями, принявший 2000 тонн воды, покинул бы базу и направился в море сражаться!


Постановка противоторпедных сетей

“Сражаться до последнего!”

Только бы кессоны изготовили побыстрее, чтобы мы могли начать ремонтные работы и “Гебен” вновь восстановил бы свою боеспособность – это наша ежедневная молитва. Но всё это тянется уже очень долго, вдвойне дольше, чем мы с нетерпением ожидали.

Наконец великий день настал. Взволнованно мы смотрим, как два могучих чудовища буксируются в тихой воде Стенийской бухты – это наши кессоны. Ранним утром 18 марта они будут доставлены к борту “Гебена” по одному с каждого борта. Затем они будут затоплены, медленно они погружаются в глубину, цепи держат эти колоссы, и вот они уже крепятся к бортам нашего корабля. Водолазы в воде, они устанавливают кессоны точно в районе пробоин. Один кессон уже установлен. Теперь вода снова откачивается. Неплотно прилегающие места между корпусом корабля и стенкой кессона водолазы тщательно заделывают пенькой.

Свободные от вахты матросы стоят на палубе и наблюдают за этой интересной работой. Прежде всего мы рады, что “Гебен” снова скоро будет отремонтирован и с прежними скоростью и боевым задором сможет выйти в Чёрное море. Как это было при нашей ночной вылазке в район Килии, с двумя пробоинами в днище, в случае реальной опасности мы бы далеко не ушли. Две башни вышли из строя, что сильно снизило нашу боеспособность, а о недостаточной скорости нечего и говорить. Счастье ещё, что русские не застали нас в таком состоянии, – думаем мы. Кто знает, вернулись бы мы вообще в нашу Стенийскую бухту. Теперь всё снова будет в порядке. И нам не нужно рисковать жизнью, когда мы пойдём в море.


Медленно кессон погружается в глубину


Наверное, сейчас 11.30, и тут приказ неожиданно завершает наши наблюдения. Радисты должны идти в радиорубку. Где- то таится опасность. Тем временем я сдал экзамены и назначен, как достаточно хорошо изучивший свои обязанности, вахтенным радистом. Итак, вниз в радиорубку. Мы, несколько матросов, исполненные ожидания, спускаемся вниз. В радиорубке по присутствию офицеров мы сразу замечаем, что, вероятно, произошло что-то особенное. Неожиданная новость пришла уже рано утром. “Бреслау”, который находился в Черном море, доложил об успешном выполнении обстрела торпедного полигона и заводов в Феодосии. На берегу большие разрушения.

Это случилось уже несколько часов назад, к чему это должно теперь привести? Случилось ли что- нибудь с “Бреслау”? Наткнулся ли он на вражеские корабли, с которыми вступил в бой? Скоро это тоже выяснится. Англичане вместе с французами во второй половине дня показались перед Дарданеллами и открыли огонь по береговым батареям. Но на этот раз, кажется, дело обстоит серьезно. Союзники замахиваются для предстоящего сильного удара. По поводу этого не остается сомнений. 18 линкоров, лёгкий крейсер и тральщики, окруженные многочисленными миноносцами, прорвались в Дарданеллы и начинают неслыханной силы обстрел.

Радиостанция Чанак постоянно поддерживает связь с пароходом “Генерал”, на котором находится наш адмирал, который вынужден очень часто бывать в Константинополе. Наш старый знакомый стоит теперь в Золотом Роге за новым Стамбульским мостом. Мы на “Гебене” перехватываем радиограммы, направленные “Генералу”, и дешифруем их. Это наша основная задача. Таким образом, мы теперь узнаем, что происходит в Дарданеллах.

Безусловно, союзники хотят сегодня добиться того, что всегда приходилось иметь в виду: прорыв, открытие морских проливов. Будет ли оборона достаточно мощной, чтобы отразить напор вражеской эскадры? Это трудный вопрос. Несмотря на потери, вражеская эскадра ещё очень сильна.

Легко может случиться так, что защитники Дарданелл, несмотря на свой героизм, могут быть просто повержены.

Между “Генералом” и Чанаком начинается оживленная радиосвязь. Вражеский флот, к счастью, не пытается вмешаться и препятствовать ей. Дело кажется ему слишком ясным – ставки слишком велики. Но случилось иначе, чем предполагалось на объединенном флоте. Он сталкивается с нашим сопротивлением. Уже повреждены несколько вражеских кораблей, правда, не так серьезно – противник ещё слишком далеко, чтобы эффективность огня береговых батарей стала достаточно высока. Но, тем не менее, это признак того, что защитники Дарданелл знают свое дело.

Уже в феврале после продолжительного сильнейшего обстрела английский флот подавил наружные укрепления Кум-Кале и Седул-Бара. Вход во внешние Дарданеллы был открыт. Союзникам это удалось сделать сравнительно легко, так как наружные форты были оснащены лишь устаревшими орудиями. Теперь удар направлен на расположенные дальше укрепления, которые под немецким руководством приведены в образцовое состояние.

Уже в предполуденные часы Чанак сообщает о том, как яростно атакует враг. С обеих сторон сражаются с ожесточением. Слишком многое зависит от исхода битвы, великой битвы, которая велась между кораблями и береговыми батареями. Часами английские и французские линкоры осыпали береговые укрепления снарядами крупного калибра. Защитники не оставались в долгу и посылали врагу свой железный привет. Стены пыли, земли и огня вздымались над берегами и заслоняли солнце. Батареи сотрясались, деревни горели, но немцы и турки держались стойко.

Так проходят предполуденные часы. С обеих сторон есть потери, но у вражеского флота они больше. Хорошо организованный огонь фортов Дарданелл начинает оказывать свое действие. Французские корабли при атаке уже получили тяжелые повреждения и вынуждены возвратиться. Английские корабли также получили повреждения. Но сражение разгорается с новой силой. Противник вновь и вновь ожесточенно атакует. Поврежденные корабли союзников покидают район сражения и заменяются другими. Всё больше кораблей входят в пролив. Тут французский линкор “Буве” подрывается на мине и тонет. Лишь немногие члены его экипажа смогли спастись. Через две минуты линкор исчез под водой. Бой продолжается.



Часами английские и французские линкоры осыпали береговые укрепления снарядами крупного калибра.


В 1.30. наступает перерыв в сражении, часом позже битва разгорается снова и достигает своего апогея. С обеих сторон начинается ужасная канонада. Воздух сотрясается от грома орудий и разрывающихся снарядов. Плотный пороховой дым и летящая земля практически скрывают форты пролива. Коричневый дым затмевает искрящееся море, которое бурлит от бесчисленных снарядов и взметает высокие столбы воды.

Уже два часа длится титаническая борьба. Вновь отчаянная атака под неистовым огнем береговых орудий оканчивается неудачей, вновь корабли союзников получают тяжелые повреждения под снарядами турецких батарей. Битва, исполненная несказанного напряжения, кажется для флота проигранной.

4 часа дня. Тут радиостанция Чанака сообщает, что запас снарядов на форту “Гамидие” сильно истощен и подходит к концу. Что было не по силам сделать английской эскадре, то без труда происходит теперь благодаря коварной судьбе. Положение становится серьезным. Призрак истощения боеприпасов угрожающе поднимает голову. Форт “Гамидие” – это самые мощные орудия. Если будут израсходованы последние снаряды, тогда всё кончено и пролива тогда не удержать. Но нет! Еще есть козырь, который в этот решительный момент должен быть брошен на чашу весов. Еще не произнесено последнее слово, где речь идет о жизни и смерти. Ведь “Гебен” – здесь!!!

Последнее спасение, последняя попытка взять судьбу за воротник. Славный корабль, тяжело поврежденный, с разорванным корпусом, но сам ещё опасный, как смертельно раненный и, ко всему прочему, со всех сторон обложенный, благородный зверь, должен принять участие в битве, чтобы в последний час возможно все-таки задержать рок.

Приказ: “Поднять пар во всех котлах!”. “Курс – в Дарданеллы, в случае прорыва союзников сражаться до последнего!!” Вновь из труб “Гебена” вырываются мощные клубы дыма. С большим трудом закрепленные на корпусе корабля кессоны убираются. Теперь он не может думать о себе, отважный “Гебен”, ему предстоит великая задача. Его израненный, но все еще мощный бронированный корпус должен прикрыть брешь, которая возникла по нелепой случайности.

В 5 часов вечера “Гебен” готов к выходу. 10 минутами позже он проходит пышный дворец султана – прощай Константинополь!! Лишь немногие из нас знают приказ “Сражаться до последнего”. Тяжело, очень тяжело на сердце у тех, кто знает, что нам предстоит. Теперь пробил и наш час. Сражаясь в Дарданеллах, “Гебен” будет верен приказу противостоять противнику до последнего, пока не наступит конец и мы с развевающимся флагом не погрузимся в море, куда нас влечёт судьба.

Снова сигналит Чанак, на форту “Гамидие” осталось всего лишь несколько снарядов. Мы идём так быстро, насколько это возможно с двумя пробоинами. Вокруг “Гебена” – миноносцы для охранения от вражеских подводных лодок. Мы ведь находимся в Мраморном море. Тут вновь радирует Чанак. Несчастье уже произошло? Союзники прекратили обстрел Дарданелл, они отходят, – лаконично звучит радиограмма! 6 часов после полудни. Что же произошло? Мы не можем постичь того, что разыгралось тут столь молниеносно. На это мы не рассчитывали. Капризная судьба захотела нас подразнить?


Привет от “Куин Элизабет’’ – снаряд калибром 38 см


У нас в радиорубке нет слов. Как такое возможно? Случайность ли то, что противник покидает район боя именно сейчас, когда победа далась бы ему гораздо легче, чем прежде? Или же наш выход, приближение ужасающего “Гебена” снова было доложено тайной радиостанцией? Так или иначе, мы этого не знаем и можем быть только рады этому странному стечению обстоятельств.

Отступление темных таинственных сил столь же необъяснимо, как и чудесно. Во всяком случае оно помогло береговым батареям. Возможно, союзники понесли всё же слишком тяжёлые потери и поняли всю бесперспективность попыток прорыва. Лишь небу известно, почему они прекратили наступление. Как мы узнали позже, на форте “Гамидие” осталось только 4 крупнокалиберных снаряда. Мы идем дальше курсом на Дарданеллы. Речь ведь может идти лишь о короткой передышке. Может быть, противник только накапливает силы, чтобы добиться своего, и планирует прорыв на следующий день.

Ночь напролет мы стоим в Мраморном море перед Дарданеллами, где проходила ужасающая битва. Теперь вокруг тихо. Шум боя стих. Якорь устремляется в глубину, устанавливаются противоторпедные сети. Так “Гебен” стоит тут и ждет следующего наступления вражеской эскадры, чтобы броситься ей навстречу. Но странно. Все остается спокойным. Проходит первая половина дня, атака не повторяется. Итак, противник все-таки отступил и больше не показывается. Определенно, ему хорошо досталось днём раньше.

Никто не решился бы сказать, что могло произойти 18 марта, если бы союзники сражались и дальше. Но то, что они могли достичь своей цели – открытия проливов и вместе с тем поражения Турции – было вполне вероятно. Таким образом, операция союзного флота перед Дарданеллами закончилась с большими потерями. 4 линкора было потоплено, 7 тяжело повреждено. Велики были и потери в личном составе. Повреждения береговых укреплений, несмотря на убийственный огонь, не так серьезны. Форты напоминают, правда, внешне, жуткий “лунный ландшафт”, только центральный форт “Гамидие” получил до 160 попаданий тяжелых снарядов, 40 из них легли в опасной близости. Но потери по сравнению с противником очень малы. Несмотря на то что снаряды были калибром до 38 см, убитых и раненых немного.

Не повреждено большинство батарей, на них лишь заканчиваются боеприпасы. В турецком лагере царит ликование.


*

19 марта в полдень приходит приказ возвращаться в бухту Стения. Снова опасность благополучно осталась позади. Величаво, окруженный эскортом из миноносцев, “Гебен” скользит через Мраморное море навстречу Босфору. Теперь мы все-таки вновь видим Константинополь! Всё обошлось благополучно ещё раз. Кто знает как надолго? Хорошо, что нельзя заглянуть в будущее. И вот “Гебен” снова в Стении. Но какие же события разыгрались в эти два дня! Проходит еще некоторое время, прежде чем нервы снова успокаиваются.

Прямо на следующий день доставлены оба кессона и заново установлены на пробоины. Вся утомительная работа должна начаться вновь. Надеемся, что на этот раз нам повезет больше и не нужно будет снова в самом начале прерывать ремонтные работы. Да, заделывание пробоин не займет много времени. Несколько дней и ночей, и всё опять будет в порядке. Скоро Пасха, и этот праздник мы все-таки должны справить в море. В последнее время нет никаких происшествий. Передышка действительно необходима. Русские ведут себя как-то особенно спокойно. Что за темные планы они могут вынашивать? Дело обстоит так, что пара дней спокойствия сразу же вызывают подозрение и недоверие. Может начаться что- то, чего мы ещё и не видели.

Совершенно неожиданно рано утром 28 марта миноносец, дежуривший перед Босфором, сообщает, что на подходе русская эскадра. Вскоре русский флот показывается в своей полной силе и впервые открывает огонь по Босфору. Это может стать очень забавным, думаем мы. Сначала англичане и французы палят перед Дарданеллами, затем с другой стороны для подстраховки и русские. Не хватало только того, чтобы они одновременно взяли проливы под огонь.

Однако русская эскадра остается на безопасном расстоянии и ведёт стрельбу с дистанции 16-17 км от Босфора. Береговые укрепления должны молчать, их досягаемость не настолько велика. Час длится обстрел, направленный главным образом на маяк “Анатоли-Феуер” и примыкающие к нему 3 или 4 дома. Гром русских залпов доносится до нашей бухты Стения. После того, как несколько десятков снарядов падают на береговые утесы, дома и маяк, русский флот снова уходит в Черное море.

Он должен очень гордиться этим подвигом. Когда эскадра достаточно удаляется от берега, адмирал Эбергард, командующий русским Черноморским флотом, поздравляет свои корабли со знаменательным днем первого обстрела Босфора. Теперь на “Гебене”, после того как кессоны установлены, дела идут полным ходом! Мы не хотим, чтобы нас еще раз прерывали посреди работы.

Итак, темп, темп!

День и ночь, без перерыва в такой тихой прежде Стенийской бухте стучат электрические клепальные молотки. День и ночь не слышно ничего, кроме грохота и дребезжания – клепаются железные балки, таврового и U- образного профиля. Затем элементы набора ставятся на свои места. В первую ночь при ужасном шуме вообще невозможно спать. Но через два дня мы к этому уже привыкли и прямо удивляемся, если грохот затихает хоть на мгновение. Рабочие трудятся с огромным напряжением, и им многое удается. Постепенно повреждения “Гебена” устраняются.

Несколько дней спустя пробоины с каждого борта наполовину заделаны, ещё несколько дней напряженной неутомимой работы, и тогда наступит великий миг, когда “Гебен” снова станет боеспособен и, исполненный ожидания, нетерпеливо будет покачиваться в бухте Стения.

Избежав уничтожения

Предчуствие того, что к Пасхе мы снова выйдем в море, оказалось пророческим. Весь экипаж “Гебена” с нетерпением ожидает этого. Наш прекрасный, горделивый корабль вновь стал боеспособным. Может начаться новое деятельное и продуктивное время. Русские должны удивиться, насколько быстро “Гебен” восстановил свою боеспособность. Дни стоянки в базе позади.

3 апреля приходит приказ о новом предприятии. “Гамидие” и “Меджидие”, наши два славных крейсера, после полудня вместе с двумя миноносцами выходят в море. Курс – Николаев: они должны разрушить там кораблестроительные верфи{17} .

К вечеру “Гебен” и “Бреслау” также снимаются с якоря. Стоит ясная погода, когда оба корабля идут вверх по Босфору и устремляются в Черное море. Как же всё-таки красив этот уголок земли! Струящийся пролив каждый раз восхищает заново. Вечерняя тишина стоит над склонами береговых холмов. В восхитительном великолепии сияет небо на западе. Затем взгляд устремляется вперед, и на сердце светло от радости по поводу предстоящего похода. Тихо дыша, поднимается и опускается нескончаемая поверхность Черного моря в сгущающихся сумерках. Вскоре мы прошли через минные заграждения и держим курс на Севастополь. Оба корабля, словно тени, скользят с потушенными огнями. Повсюду выставлены наблюдательные посты, все всматриваются в темноту.

Как часто выходили мы в море, но снова и снова скребет на сердце, когда слышишь тихий шелест струй воды, обтекающих корпус быстро идущего корабля. Мы должны быть на посту.

Надо рассчитывать на то, что русские после обстрела Николаева выйдут из Севастополя и предпримут преследование наших лёгких крейсеров. Тогда это будет означать, что необходимо прикрыть от русского флота возвращение обоих крейсеров. Это и есть наше задание.

Ночь остается спокойной, в то время как “Гебен” и “Бреслау” держат курс дальше. Врага не слышно и не видно. Он ещё и не предполагает, что мы в море. Около 7 утра мы находимся в районе Севастополя и крейсируем взад и вперед перед крымским побережьем. Внезапный выход в эфир нашей радиостанции с долгими тире на высокой мощности должно оповестить русский Черноморский флот о нашем появлении перед Севастополем.

Напрасно мы до предела ограничиваем нашу радиосвязь, когда находимся в море. Русские не должны по громкости звучания определить нашу позицию. Мы всегда придаем большое значение и тому, чтобы ошеломить его нашим внезапным появлением. Чаще всего нам это удается, и русские немало изумляются, когда “Гебен” и “Бреслау” буквально выныривают из небытия, словно привидения. Но в эту ночь мы намеренно даём себя обнаружить.

Посмотрите туда – вот уже в районе Севастополя появляются клубы дыма. Весь русский флот вышел нам навстречу. Мы наконец-то видим противника, показавшегося днем во всей своей силе. В конце концов вся эскадра могла бы атаковать “Гебен”, но мы предполагали нечто более важное. Тем временем нас как раз вызвал “Гамидие”. Тут должно было произойти что-то серьезное, если “Гамидие” незадолго до выполнения своей задачи срочно вызывал нас. Так оно и было. В районе Николаева “Меджидие” подорвался на мине и на широте Очакова затонул{18} .

“Меджидие” тонул медленно. К счастью, на месте катасторфы было неглубоко. Его верхняя палуба осталась над поверхностью моря. “Гамидие” и оба миноносца смогли снять экипаж и доставить его в безопасное место. Кроме того, с орудий сняли затворы и перенесли их на миноносцы. Русские теперь не могли бы использовать орудия крейсера. Затем последовал выстрел торпедой с миноносца по затонувшему крейсеру – это был конец “Меджидие”{19} .


В районе Николаева «Меджидие» подорвался на мине и на широте Очакова затонул.


“Гамидие” и оба миноносца теперь поспешно отходили. Переполненные спасенными с “Меджидие” моряками, они теперь не могли находиться в открытом море дольше, чем это было необходимо, и шли теперь к Босфору.

Теперь нам надо было прикрыть отход этих кораблей. План заключался в том, чтобы русский флот – 6 линкоров, 2 лёгких крейсера и 5 миноносцев – заманить как можно дальше на восток и отвлечь его от возвращающихся кораблей. Если только русские догадаются, в чем дело, конечно же, они воспользуются случаем и атакуют перегруженные корабли. Маленький турецкий флот был бы значительно ослаблен новыми потерями. Таким образом, вся наша забота направлена на то, чтобы увлечь противника на восток.

Как раз для этой цели мы хотели немедленно держать курс на восток, когда наблюдательные посты заметили в западном и юго-западном направлении облака дыма. Должны ли это быть военные корабли? Целый флот приближается нам навстречу от Севастополя! В любом случае мы должны осознавать, что времени в обрез. Корабли разделяются. “Бреслау” сразу же получает приказ держать курс на запад, а мы направляемся на юго-запад. Теперь на горизонте появляются мачты – это совсем не миноносцы, а русские пароходы, следующие курсом на Севастополь. Наш маневр блестяще удается, они идут нам прямо в руки. Еще прежде чем эскадра подойдет, они должны понять это.

Полным ходом “Гебен” и “Бреслау” направляются к своим жертвам. Уже грохочет предупредительный выстрел. Снаряд разрывается в воде недалеко от носовой оконечности парохода. Поднимается сигнал: “Лечь в дрейф, покинуть судно!” Пароход “Восточная Звезда” испуганно разворачивается, об отступлении нечего и думать. Шлюпки с экипажем спускаются на воду, остаток команды прыгает за борт и принимается в шлюпки. Матросы мощными ударами весел уже удалились на некоторое расстояние от парохода, тут разрывается 15-см снаряд. Спустя несколько минут на месте, где находился пароход, уже ничего нет. Он шел с грузом орехов в Севастополь. Теперь они остались в Черном море.

Тем временем и “Бреслау” потопил пароход “Провидент”. Он перевозил сахар. Жаль, что русский флот находился в такой опасной близости – захватив как обычно призы, мы могли бы насладиться жизнью в Стении. Во всяком случае, для русских это будет теперь тяжелым ударом, когда они вынуждены были наблюдать, как мы на виду у всей эскадры быстро потопили их собственные пароходы.

Преследователь тем временем достаточно приблизился. Целый флот против “Гебена” и “Бреслау”! Но мы не позволяем запугать нас всей этой линией колоссов, которые в идеальном порядке следуют за нами. Напротив, мы уже подразнили русских, теперь можно сделать это ещё раз. Прежде всего, очень важно маневрировать как можно ближе перед носом у противника и позлить его, чтобы он в ярости бросился преследовать нас в западном направлении.

С этой целью проводится очень дерзкий маневр. Мы все ближе подпускаем русский флот. Вскоре он уже находится на расстоянии выстрела от нас. Русские очень удивятся нашим маневрам. Но это только начало. Если “Гебен” ещё находится на расстоянии 15 000 м от вражеской эскадры, то “Бреслау” должен находиться между нами и русскими, прикрыть нас дымовой завесой. Ему прекрасно удается этот маневр. Поспешно русская эскадра направляется к одинокой жертве, которая, кажется, беспечно тут прогуливается. Теперь для русского Черноморского флота настал великий момент, безусловно, думают они, и уверенно наводят свои орудия.

Но напрасно! В этот момент “Бреслау” изящно встает между нами и вражеским флотом и выпускает настолько густое облако дыма, что мы исчезаем. Русских, должно быть, охватила ужасная ярость, когда их так одурачили. По всей вражеской линии неожиданно вспыхивают огоньки выстрелов. Через мгновение “Бреслау” идет посреди Черного моря в окружении столбов огня и фонтанов воды. Жутко-прекрасная картина. Но нашему “младшему брату” крупно везет. В ярости русские стреляют настолько плохо, что “Бреслау” выходит невредимым из-под града снарядов.


"Провидент’’ потоплен – жаль сахара!


Снова ничего не случилось. Успех был так ощутимо близко, но затем в последний момент всё пошло прахом. Рассерженно русский флот снова начинает преследование. Мы намеренно двигаемся не так быстро, чтобы противник мог поддерживать с нами визуальный контакт. Таким образом он купился на наш маневр и уходит всё дальше и дальше на восток. Пока мы позволяли русскому флоту гнаться за собой, от “Гамидие” приходит сообщение, что он полным ходом направляется с двумя миноносцами в южном направлении, к Босфору. Но эти корабли ещё не находятся в полной безопасности. Игра должна начаться заново, вражескую эскадру нужно продолжать водить вокруг пальца, пока наш “Гамидие” и миноносцы не получат достаточного преимущества во времени.

Часами мы заманиваем русских за нами, они также вновь и вновь попадаются на это. “Гебен” и “Бреслау” должны представлять собой замечательную картину, когда они одновременно вводят в заблуждение авангард русского Черноморского флота, который браво следует за ними. Вновь “Бреслау” служит приманкой для этой шайки. По приказу он сбавляет ход, всё ближе подходит эскадра – волнующие, напряженные мгновения. Стройный крейсер пританцовывает перед неуклюжими колоссами. Но тут он подошел все-таки слишком близко! Из орудий всего Черноморского флота вырываются красные вспышки пламени, грохот прокатывается по всей линии. Позади над водой встает водяная пыль, и над морем прокатывается мощный гром!

Промах, вокруг “Бреслау” внезапно встают, словно заколдованные, вздымающиеся столбы воды и затем, пенясь, опадают. Но теперь прочь, “Бреслау”, от русского огня! Единственное попадание одного из этих тяжелых снарядов – и конец. Как спущенная борзая на охоте, “Бреслау” с силой вырывается вперёд, и уже следующий залп падает слишком далеко. Какую же ярость теперь испытывают русские? Каждый раз, когда они полагают, что теперь “Бреслау” попался, он ускользает перед самым их носом.

Медленно мы продвигаемся дальше курсом на юго-восток.

Четыре часа дня, погоня длится уже целый день, и русский Черноморский флот по-прежнему с примерным терпением следует за нами. В этой игре с русскими время проходит очень быстро.

Снова вызывает “Гамидие” и сообщает свое место. Он должен сейчас находиться в Черном море на одной широте с нами.

Вскоре, таким образом, нам всё удалось, лёгкий крейсер и оба миноносца могут достичь Босфора без происшествий.

Если бы только русские знали, для чего всё это было разыграно! Теперь и мы можем подумать о возвращении. Мы боролись с противником достаточно долго.

Медленно идем курсом на юг, чтобы затем, описав циркуляцию, следовать на юго-запад. Тем временем наступает вечер. Русская эскадра осталась далеко позади. Ей уже хватило нескончаемой, бесполезной охоты. Но зато эсминцы упорно всё еще продолжают преследование, они всё же медленно приближаются{20} .

Ага! Нас должны ожидать еще совершенно особые сюрпризы. Русские совсем не так глупы и хотят теперь, когда стемнело, взять реванш за все неприятности, которые мы им причинили за день. Поэтому нам на хвост садятся эсминцы. Итак, атака миноносцев! Ночью это всегда опасно.

Над морем медленно опускается темнота. На небе ни звездочки. В сумерках исчезает всякое представление о расстоянии, пространство как бы утрачивает свою глубину. Беспросветная темнота будто проглатывает всё вокруг. Невидимые во тьме, мы без единого огня двигаемся в иссиня-черной ночи. Нам совершенно не хочется, чтобы эсминцы следовали за нами. Они чувствуют себя в своей стихии, черные спутники, и безусловно, захотят использовать время до появления луны.

Только около 11 часов покажется луна. Тогда худшее время будет позади. Эсминцы больше не смогут действовать так свободно, как теперь в непроглядной мгле. До тех пор, однако, нам угрожает опасность. Наблюдательные посты поэтому повсюду удвоены. Теперь нужно очень внимательно следить за морем.

Ситуацию благоприятной не назовешь. Идем в неизвестности и быть готовым нужно ко всему. Странно, мы проклинаем теперь темноту и с надеждой смотрим туда, где на воде лежит слабый свет луны. У врага же, наоборот, союзник тьма, и он ненавидит предательский лунный свет.


«Бреслау» – наш “младший брат”!


Теперь мы тоже увеличили скорость и несемся, словно призраки. С русскими миноносцами шутить запросто нельзя. Все в напряжении. Бесчисленные зоркие пары глаз сверлят черноту вокруг, тщательно всматриваются в ночь. Ничего не видно. Но в то время, как глаз напрасно и беспомощно натыкается на темноту, обостряется другое чувство – напряженно вслушиваемся в ночную тишину. А в эфире начинает проявляться активность – русская радиосвязь! Это эсминцы, наши невидимые преследователи, которые переговариваются в иссиня-черной ночи и тем самым себя выдают! Далекие голоса становятся все громче – по очень оживленной радиосвязи мы в радиорубке понимаем, что враг приближается достаточно быстро. Счастье, что он вообще радирует. Что бы мы делали иначе?

Сообщения от нас одно за другим следуют в боевую рубку. У нас для всех полно дел. Между тем наступило 10 часов ночи. Итак, ещё целый час до восхода луны! Редко кто так ждет этого, как мы в совершенно непроглядной ночи.

Но теперь наше положение становится совсем опасным! Русские знают так же хорошо, как и мы, что их время на исходе. Радиосвязь эсминцев становится настолько громкой, что наш детектор начинает слишком перегреваться. Во время войны у нас ещё не было наушников, они вошли в обиход лишь в 1918 г. Так что у каждого радиста был свой собственный детектор. С ним обращались так же осторожно, как с сырым яйцом. Русская радиосвязь тем временем становится невыносимо громкой, невозможно слушать, треск стоит в ушах. Зловещие ночные призраки должны быть в непосредственной близости, и тем не менее ничего не видно. Они хотят незаметно следовать за своей добычей под покровом темноты.

В наивысшем напряжении и тянущемся ожидании все на борту находятся по боевым постам. Глаза уже болят от постоянного всматривания в ночь. Возможно, что на черной воде все-таки увидим скользящую темную тень.

Тем временем работа в радиорубке идёт полным ходом! Мы лихорадочно прислушиваемся к каждому сигналу, который выдает врага. Теперь, вероятно, один эсминец передает другому: “Первый атакован!” Чёрт побери, что должно это означать? Почти в то же мгновение нас пульсирующим сигналом вызывает “Бреслау”. Ответ – и наш “младший брат” уже сообщает, что русские эсминцы приближаются в облаке нашего же дыма! “Бреслау” просит держать наши прожектора наготове. По его команде мы должны направить луч света на нашу собственную “дымовую завесу” и осветить эсминцы. Черт побери, они должны находиться уже совсем близко – в любой момент предательский след может вспыхнуть в фосфоресцирующей воде – миноносец, означающий катастрофу.

Таким образом, в высшем напряжении проходят несколько мгновений. Что принесёт следующая минута? Наблюдательные посты на палубе всматриваются в иссиня-черную ночь – вопреки всему они ничего не видят. Слишком темно. За корму призрачно уходит во тьму черный дым “Гебена”. На полном ходу и при встречном ветре он прижимается вниз и лежит на воде по правому борту, словно покрывало, которое мы тянем за собой.

Радиограмма “Бреслау” нам: “Направить прожектор назад!” Просьба быстро из радиостанции передается на ходовой мостик, и в следующий момент прожектора “Гебена” направляют бледные лучи света в иссиня-черную тьму. Во тьме двигается ярко освещенная клубящаяся масса – наше собственное облако дыма, и чётко стоят в непосредственной близости, словно призрачные тени, пять низких силуэтов, русские эсминцы, идущие на полном ходу в нашем дыму. Их безжалостно освещает белый луч прожектора.

В миг так неожиданно обнаруженные эсминцы, освещенные ярким светом, теряют уверенность. Тем более, когда в тот же миг с обеих сторон в темноте сверкнули длинные языки огня, и тишину ночи прорезал мощный гром. С грохотом ударяет залп из орудий “Бреслау”. Он ложится почти накрытием, рядом с первым эсминцем. В следующий момент – второй – попадание!


Когда мы заходим в голубой, солнечный Босфор, ночное столкновение с русскими эсминцами представляется нам диковинным наваждением.


На русском эсминце мгновенно вспыхивают огненные разрывы. Слышен грохот взорвавшихся снарядов – с него хватит! Корабль тонет! Теперь настала очередь следующего, секундное дело, прожектор отыскивает свою жертву – второй эсминец уничтожен – он тонет, первый уже исчез под водой. Теперь третий! Вновь ярко вспыхивают огни, но в одно мгновение эсминец делает резкий разворот и внезапно исчезает в ночи. Другие также сразу же разворачиваются и ныряют в спасительную темноту. Всё разыгралось молниеносно. Нас вновь окружает непроглядная темнота и полная тишина. Ночной кошмар позади{21} .

Но это был напряжённый момент. Чертовски хорошо продумали русские атаку в иссиня-черной ночи. Счастье, что совместная работа с “Бреслау” прошла так удачно. Все мы вздохнули, избавленные от возможного тяжелого несчастья. Во всяком случае, русским достаточно на эту ночь. Между уцелевшими эсминцами идет сумасшедшая радиосвязь. Через короткое время она затихает и теряется. Русские прекратили дальнейшие атаки. Через четверть часа встаёт луна, тогда светлеет, и вместе с тем миноносцы лишены возможности успешно атаковать. Сейчас у них, вероятно, будет полно работы, чтобы спасти уцелевших моряков с двух потопленных миноносцев. Должно быть, русские чувствовали себя ужасно, когда поняли, что они обнаружены.

Как нам потом рассказал коллега Р. с “Бреслау”, наблюдательные посты легкого крейсера, который шел в нашем светящемся кильватерном следе, неожиданно заметили перед собой по правому борту в глубокой темноте ярко светящиеся буруны перед форштевнями приближающихся эсминцев. Словно ищейки, эсминцы подкрадывались к “Гебену” в нашем низко стелящемся по воде дыму.

Тут же нам была дана радиограмма с просьбой включить прожектора. Тогда в этот же момент “Бреслау” вышел из нашего кильватерного следа и с большой скоростью направился в сторону эсминцев. Они всё ещё считали себя незамеченными. Тогда последовала вторая радиограмма: “Направить прожектор назад”.

Русских отделяло от “Гебена” от 100 до 200 метров, когда “Бреслау” открыл уничтожающий огонь. Еще долгое время моряки с “Бреслау” подшучивали над нами с этой ночной интермедией. Если бы не они, русские сперва оставили бы свои автографы на нашем борту, прежде чем потопить, шутили товарищи с нашего “младшего брата”! И они не так уж заблуждались. Настолько близко подошли к “Гебену” эсминцы. Вторая часть ночи проходит спокойно, мы можем немного отдохнуть от волнений. Луна высоко взошла над горизонтом, и море серебрится в её свете{22} .

Ночь удивительно тиха. На среднем ходу держим курс на Босфор. В середине следующего дня показываются обрывистые берега входа в пролив. Когда мы заходим в голубой, солнечный Босфор и радостно смотрим на его приветливые берега, ночное столкновение с русскими эсминцами представляется нам диковинным наваждением. Волнения этого похода уже наполовину забыты.

За пару часов перед нами зашли “Гамидие” и оба миноносца. Они благополучно вернулись домой. По крайней мере, их усилия не были напрасными. Теперь мы снова стоим в бухте Стения. “Гебен” блестяще выдержал первую боевую проверку после ремонта.

Экипаж спокоен – кто хочет спать, тот может поспать. У кого увольнение, может сойти на берег. Оставшаяся на борту вахта между тем готовится к угольной погрузке. Следующий день вновь приносит тяжелую работу.

Пасха 1915 года позади.


Моряки с «Гебена» идут в район Дарданелл


*

Проходит пара спокойных дней, а затем 25 апреля в ведении войны со стороны нашего противника последовал совершенно новый ход.

Восемь часов утра. Радиостанция Кавак с Босфора сообщает о приближении значительных сил противника. Русский Черноморский флот на подходе. Чанак спустя короткое время после этого радирует, что английские и французские военные корабли с многочисленными транспортами приближаются к западному побережью полуострова Галлиполи. Таким образом, прорыв должен состояться с обеих сторон проливов одновременно!

Прежде всего нужно подождать и следить, как будут развиваться дальнейшие события. Во всяком случае, это будет критический день. Они хотят захватить нас в клещи.

Вскоре оказывается, что обстановка у Босфора не так уж плоха. Русский Черноморский флот проводит с дальней дистанции короткий артиллерийский налёт по берегу и затем снова исчезает. Зато со стороны Дарданелл разгораются ожесточенные бои. После ужасных потерь 18 марта союзники действуют по-иному. Взять Дарданеллы с помощью одного только флота невозможно. Защита пролива организована очень хорошо. Теперь Антанта решается на комбинированную операцию, определяющее значение в которой отводится английскому десанту, а на флот возлагается только задача его огневой поддержки.Под защитой тяжелой корабельной артиллерии на Галлиполи одновременно в различных местах происходят первые высадки крупных десантов.

Шум битвы снова невероятно усиливается. Защитники отбиваются героически, но противник яростно вырывается вперед и бросает в бой все новые и новые силы. Его преимущество становится мало-помалу подавляющим, десантная операция союзников удалась. На Галлиполи разгорается упорная позиционная война. Из экипажа “Гебена” вскоре после этого формируются пулеметные подразделения и командируются на фронт.

Итак, предполагается одновременная атака на проливы. Предстоит подготовленный общий прорыв, при котором русскому флоту досталось задача отвлекающего маневра.

Значит, нам, радистам, нужно внимательно прослушивать эфир, так как договоренность наших противников о морских проливах должна наконец- то как-нибудь осуществиться. Возможно, нам удастся открыть секрет и благополучно испортить им дальнейшие переговоры. Вскоре мы находим объяснение всеобщему превосходству вражеских сил. Наши противники действительно хорошо все продумали и много об этом переговаривались. Да, если б не радисты “Гебена”!

Однажды, когда мы с большим терпением прислушивались к тому, что звучало в атмосфере, мы услышали, как русский крейсер “Кагул” в Черном море на 1000-метровой волне передает радиограмму недавно подошедшему в район Дарданелл из азиатских вод крейсеру “Аскольд”. И затем мы замечаем, что “Кагул” действует лишь только как ретранслятор и передает радиограммы, полученные из Севастополя, дальше.

Главная радиостанция Севастополя не располагала необходимой мощностью, для того чтобы находиться с “Аскольдом” в прямой связи. Русские поэтому помогли себе сами: они подключили “Кагул” в качестве промежуточной станции. Русский крейсер должен был находиться в районе черноморского побережья и играть роль корабля-ретранслятора. Так осуществлялась прямая связь между Севастополем и “Аскольдом”. Всегда происходило так: Севастополь – “Кагул” – “Аскольд” и наоборот. Связь велась в основном ночью. Как известно, тогда достигаются большие расстояния.

Когда мы раскрыли тайну противника, наше следующее задание было контролировать двусторонние переговоры между эскадрой союзников перед Дарданеллами и русским Черноморским флотом и по возможности помешать им. Мы полностью обеспечивали решение этой задачи!

Ночь напролет мы наблюдали всю связь, которая велась шифровками. Они должны ещё многое друг другу рассказать, англичане и русские. Но затем, в следующую ночь, “Кагулу” предстоит кое-что пережить!

Русские радисты живописно ругались и шумели, когда каждый раз, как только устанавливали связь, попадали с “Гебеном” на одну волну, что делало передачу радиограмм “Аскольду” невозможной. При всем желании таким образом нельзя было вести никаких переговоров. Сразу же, когда "Кагул” предпринимал новую попытку, мы вволю им мешали. 10 дней и 10 ночей русские предпринимали свои попытки. Раз все-таки должно получится, думали они. Но мы – упорные стражи. Без перерыва мы уже снова сидим на волне и мешаем, так что у радистов с “Кагула” даже глаза раскрываются от удивления.

Вновь и вновь пытаются они установить связь, но все бесполезно. Мы в радиорубке, конечно, получаем огромное удовольствие от этой истории и отчетливо представляем себе рассерженные и недоуменные лица “коллег” по ту сторону. Наконец русские прекращают всякие попытки. Ведь радисты с “Гебена” имеют большой опыт и знают толк в борьбе в эфире. Один раз за эти дни “Аскольд” радирует очень-очень слабо и вызывает своего друга “Кагул” в Черном море. Но тот его не слышит. Он со своей стороны все больше и больше вызывает “Аскольд”.

Некоторое время мы слышим это в радиорубке “Гебена”. Нас забавляют эти обоюдные поиски. Наконец нам приходит блестящая идея. Мы знаем тип радиостанции “Аскольда”. Итак, мы настраиваем свой тон в тон с “Аскольдом” и радируем сигналом слабой мощности на “Кагул” в качестве долго отыскиваемого “Аскольда”.

Попытка блестяще удается. Исполненный радости оттого, что ему наконец-то посчастливилось установить связь, он сразу же в спешке начинает отправлять на “Аскольд” радиограммы. Значительное количество радиограмм, таким образом, он передает нам. Счастье только, что его радисты не могли слышать наш громкий смех. Во всяком случае, славный “Кагул” был порядком удивлен, когда не получил от “Аскольда” ни одного ответа на свои радиограммы.


Мы в радиорубке, конечно, получаем огромное удовольствие от этой истории

Западня!

9 мая, в 4.30, “Гебен” снова вернулся из похода в Черном море. Мы медленно заходим в Босфор, в нашу привлекательную бухту Стения. Из Зунгулдака мы отконвоировали два парохода с углем. “Гебен” ещё не пришвартовался к набережной, как уже прозвучало: “Корабль к погрузке угля изготовить!”. Баржи с “черными бриллиантами” подходят и швартуются вдоль борта.

Мы были озлоблены на русских и яростно взялись за работу. Русская подводная лодка сыграла с нами злую шутку. Мы ждали перед Зунгулдаком выхода пароходов. Они уже были готовы и только покинули порт, как тут же произошло несчастье. Неожиданно последний пароход был торпедирован. Коварная торпеда проделала в корпусе огромную пробоину и когда исчез неожиданно поднявшийся около судна столб воды, не было видно даже обломков самого парохода. Вместо трёх пароходов с углем по левому борту мы видели только два.

Вся эта история произошла настолько неожиданно, что мы сперва протерли глаза, чтобы увидеть место, где только что был пароход. Но его не было! Мы вернулись домой с двумя пароходами. Эта дерзость русской подводной лодки, конечно, здорово нас рассердила. Мы в бешеном темпе грузили уголь, чтобы не так много думать об этом событии.

5 часов вечера. Я снова в радиорубке “Гебена”. Моя вахта продлится долго. Когда мы выходим в Черное море, тогда радиорубка – мой боевой пост. Также и вне службы я должен обычно находиться поблизости, чтобы в случае необходимости перевести перехваченную радиограмму. Так что радиорубка мой боевой пост в море и в базе. Но ничего не поделаешь. Это ведь война!

Эй, в чем тут дело? Зунгулдак вызывает так взволнованно, у него срочная телеграмма? Там запахло порохом! Тем временем наступило 5.30 вечера. Телеграмма быстро дешифруется. Нечего сказать, неприятный сюрприз: “Русский крейсер “Кагул” встал на якорь перед Зунгулдаком и высаживает десант”. Кажется, десант собирается разрушить радиостанцию, которую трудно обстрелять с моря. Черт подери, русские становятся всё смелее, думаю я в первый момент. Так они до сих пор не рисковали. Ну подождите же! Расплата не заставит себя ждать.

Возможно, прошло 10 минут, как мы послали печальную весть флаг-офицеру, тут посыльный уже возвращается и сообщает нам о приказании поднять пары во всех котлах. Надо было сразу же выходить в море, в Зунгулдак, и погрузка угля была тут же прекращена. Сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Со спокойным днем было покончено. Приготовления к выходу идут теперь достаточно быстро. Офицер уже у нас в радиорубке. В следующий миг отданы швартовы, и “Гебен” устремляется из бухты Стения в Босфор и в Чёрное море. Так как мы лишь недавно вернулись, котлы ещё не остыли, то через короткое время мы были готовы к походу.

В Босфоре “Гебен” увеличивает скорость. Все быстрее мимо бортов корабля проносится встречное течение. Со всё более равномерным и быстрым дрожанием корпуса корабль выходит на максимальный ход. Когда “Гебен” проходил Босфор, над Чёрным морем уже опустился вечер.

Тем временем мы оживленно ведём дебаты в радиорубке. Все разозлены наглостью “Кагула”. У меня всё это ещё не укладывается в голове. Какое-то чувство говорит мне, что русские строят совсем иные планы. Когда я открываю свои подозрения офицеру и объясняю, что в случае с “Кагулом” речь всё же легко может идти о провокации, подстроенной русскими, чтобы нас выманить и подкараулить “Гебен” на обратном пути в районе Босфора. Он отвечает: “Ах вот как, но он может быть уже высадил войска. Мы ему покажем, что значит высадка десанта. Мы должны атаковать “Кагул”, и теперь ночью мы можем проще всего застать его врасплох. То, что мы зашли в Босфор, он наверняка знает, но о том, что мы сразу же снова вышли, он и не подозревает”.

Полным ходом идём курсом Ost в Зунгулдак. Между тем полностью стемнело. Морская поверхность тихо поднимается и опускается в ночной тишине. Только бы мы захватили “Кагул” – это наше единственное желание. Тут в 9.30 с нами снова связывается Зунгулдак. Русский крейсер неожиданно взял на борт свой десант. Кажется, странный визит был только демонстрацией. “Кагул” вновь ушёл в северном направлении! Черт подери, мы так спешили, и, несмотря на это, теперь слишком поздно. Кроме того, вся история кажется достаточно странной. За этим что-то должно стоять. “Кагул” встал на якорь в Зунгулдаке только для того, чтобы затем снова исчезнуть? Странно! Что означает всё это предприятие? Ну, посмотрим.

Предварительно это означает сперва идти дальше, в Зунгулдак. Все напряжены до крайности. Наблюдательные посты внимательно всматриваются в ночь. Где угодно нас в темноте подстерегает неожиданность. Но все остаётся спокойно.

Ночью около 11.30 мы стоим в Зунгулдаке, русского крейсера не видно. Он уже точно далеко в открытом море. Нам ничего больше не остается, как снова медленно возвратиться в Босфор, медленно, так как из-за минных заграждений и русских подводных лодок мы не можем войти перед рассветом. Мы ведь еще с Рождества достаточно осведомлены о русских минах и не хотим еще раз подвергаться опасности.

Всю ночь мы идем обратно и на следующий день в 6.20 уже стоим недалеко от Босфора. Весь поход прошел спокойно, не показывался ни один вражеский корабль. Эта странная тишина нам не нравится. Я всё ещё вынужден думать о странном поведении “Кагула”. В конце концов, русские не так уж глупы, чтобы действовать без плана, без определенной цели.

Во всяком случае, что-то повисло в воздухе, что-то неспокойное и подстерегающее, что уже само по себе действует на нервы. Среди подобных размышлений неожиданно раздается срочный вызов турецкой радиостанции Окмейдан. “Гебен” отвечает. Но, когда Окмейдан начинает радировать, сразу большое число русских станций попадает на волну турецкой радиостанции!! Нам мешает целая свора русских радистов, которая сидит на этой волне и что-то передает. Черт подери, что это значит? Молниеносно у меня мелькает в голове, что я, возможно, был прав со своим предположением о том, что история с Зунгулдаком была лишь провокацией и что мы при возвращении встретим перед Босфором весь русский Черноморский флот.

Для раздумья между тем нет времени. В данный момент намного важнее установить связь с Окмейдан. Но это не удалось, русские слишком хорошо препятствуют каждой попытке переговоров.

Проклятая ситуация. Сообщение Окмейдан, безусловно, крайне важно. Возможно, оно принесёт разрешение загадки. Что собственно замышляют русские. Во всяком случае, это пока тайна. Берегись, “Гебен”. Если б только мы могли принять Окмейдан! Но наши русские коллеги на своих постах. В подобных случаях есть только один выход: передавать вслепую! Радиограмма, которую из-за вражеских помех нельзя передать обычным образом, много раз повторяется. Есть надежда, что тогда принимающему радисту удастся по крайней мере так или иначе прослушать шифрованные группы.


Русский флот поджидал нас


Слава богу, Окмейдан, конечно, тоже заметил, что случилось, и также начинает передавать вслепую. Русские крайне затрудняют радиосвязь, они хотят любой ценой сорвать радиопереговоры. Но в конце концов мне и моим товарищам все же удается получить несколько групп радиограмм с Окмейдан, хотя русские радисты вели адский концерт.

. флот. .. 17. .. Босфор. .. миноносцы. . это всё, что мы получили в обход русских. Но нам хватает, мы теперь разобрались. Русские действительно подготовились и поджидают нас перед Босфором со всем Черноморским флотом. Радиограмма определенно гласит: “Русский флот из 17 кораблей находится перед Босфором!”

Противник так хорошо задумал эту провокацию, что мы попались в его сети. К сожалению, в том, что русская эскадра поджидает нас перед Босфором, не остается никакого сомнения. Убедительным доказательством было уже то, как мешал русский флот нашим радиопереговорам. Так как “Гебен” находился недалеко от Босфора, вражеская эскадра тоже могла стоять только перед Босфором. Громкость приёма является для нас, радистов, верным барометром.

Быстро идём со счастливо полученным предостережением к командиру. Радиограмма уже передана на мостик. Командир поручает мне сразу же известить старшего офицера, чтобы он объявил боевую тревогу. Подобные приказы, конечно, исполняются бегом.

Одна вахта у орудий, другая спит в различных местах, погрузившись в сон праведников. Они могут пока ещё немного отдохнуть.

Гремят колокола громкого боя. Они громко звучат над палубой, спящие подскакивают, на пару секунд спешки и беготни – все торопятся разойтись по своим боевым постам, затем снова все успокаивается. “Гебен” готов к бою!

Известие радиостанции Окмейдан пришло все же в высшей степени неожиданно. Мы уже думали после ночного похода сегодня утром снова стоять в нашей бухте Стения и продолжить прерванную погрузку угля, а теперь всё стало иначе! Русские сорвали нам все планы. Какую провокацию они нам подстроили. Теперь мы с наполовину заполненными бункерами в открытом море и должны из-за недостатка угля попытаться как можно скорее вернуться в базу. Мы ведь совсем не начали приём угля, чтоб пополнить наши растаявшие запасы, когда мы уже вновь должны были выйти в море.

Прежде всего, нужно внимательно следить за противником и ждать, что будет. Во всяком случае, мы знаем, что нас ожидает: весь русский черноморский флот – 17 кораблей и мы одни! Перед Босфором лежит легкая пелена тумана. Неясно проглядывают в дымке по левому борту скалистые горы анатолийского побережья. Напряженно все глядят вперед. Где же враг?

Но тут у анатолийского побережья в дымке показывается крейсер “Кагул”. Он быстро разворачивается и идет к Босфору. Несколько минут проходят в наивысшем напряжении, туман постепенно рассеивается, и тогда перед нами предстаёт весь русский Черноморский флот. Фантастический вид, картина предельно угрожающая. В колышущейся дымке чётко вырисовываются очертания массивных серых колоссов – во всей своей силе надвигается русская эскадра и недвижимо поджидает там единственный корабль – “Гебен”. Эти господа уже на этот раз взялись за дело слишком основательно.

Медленно мы приближаемся к вражеской эскадре. Если русские вызовут нас на бой, на прорыв, мы вступим с ними в схватку.

Знаменательный поединок невиданной силы начинается на рассвете 10 мая. По всей русской линии пробегают зловещие вспышки орудийных выстрелов, гром глухо прокатывается над морем. В этот момент стреляют и орудия “Гебена” – звучит первый залп его 28-см башен. Более лёгкие корабли русского флота сразу же уходят под прикрытие линейных коралей. “Гебен” должен вести борьбу против 6 линкоров!

А как это тяжело! Сначала “Гебен” берёт на прицел первые два из шести колоссов. Превосходство слишком велико!


Наш командир, капитан 1 ранга Акерман


При нашем положении мы пытаемся оттеснить русских к Босфору, чтобы задействовать береговые батареи. Но он не сдвигается со своей позиции. Мало-помалу шум битвы усиливается. “Гебен” стреляет во всю мощь своих орудий. Вновь и вновь из стволов вырываются длинные огненные языки, грохочут разрывы в стороне русской линии. Но она не остается в долгу с ответом. Русский Черноморский флот со всей силой обрушивается на своего главного противника.

Некоторое время “Гебен” стоит в окружении столбов воды. Вновь и вновь вокруг нас поднимаются фонтаны от разрывов снарядов. Но вспышка за вспышкой, раскат за раскатом вырываются из орудий, угрожающе направленных на врага. “Гебен” ведет борьбу за свою жизнь. Словно дикий зверь, он пытается захватить инициативу в неравном бою. Все силы корабля задействованы в этот момент без остатка, так как это вопрос жизни и смерти. Русские стреляют очень хорошо, но все же ‘Тебен” не получил ещё ни одного попадания. Он постоянно успешно маневрирует. К тому же теперь ясно видно, как на втором корабле русской линии “Три святителя” взметнулись языки пламени. С него хватит! Он тут же покидает строй и уходит под прикрытие. Одним противником меньше!

Но тем не менее превосходство противника ещё достаточно велико! Для нас очень опасно, что лёгкий крейсер “Кагул” с самого начала боя играет роль корректировщика огня. Все время русские снаряды падали очень близко, вокруг “Гебена” – частокол всплесков от падающих снарядов. Стальной град осколков сыплется в воду. Когда перед нами встают фонтаны воды – временно буквально пропадает всякая видимость, и “Гебен” исчезает за пенной стеной воды и огня.

Сперва “Кагул” передавал свои сообщения в качестве корректировщика радиотелеграфным путем на русский флагманский корабль. Но практически сразу же радиостанция “Гебена” вышла на ту же волну и сделала невозможным любую передачу его наблюдений. Тут “Кагул” включил свой прожектор и стал передавать свои сообщения светом азбукой Морзе. Тут, конечно, мы были бессильны. Получая сообщения от “Кагула”, русские действительно стреляют хорошо. Нависшая над нами опасность всё усиливается.

Тем временем наступает 7 часов утра. Уже 30 минут длится бой. “Гебен” ведет бой на расстоянии 14000 м от кораблей русского Черноморского флота. Затем неустрашимый корабль должен сделать передышку. Экипаж должен немного отдохнуть. Сейчас мы берем курс на “Кагул”, чтобы вытеснить лёгкий крейсер с его наблюдательной позиции. Он тут же быстро оставляет позицию и идет к своей эскадре.

После грохота боя, заставляющего сотрясаться воздух, теперь снова спокойно, почти зловещая тишина повисла над водной поверхностью. Но недолго. Нехватка угля вынуждает нас на новую атаку. Мы должны прорваться. С огромным упорством “Гебен” после 15-минутной паузы снова начал бой против превосходящих сил вражеского флота и вновь пытается прорваться. Тут и там вспышки и грохот залпов, поднимаются столбы воды и огня. Корабли с обеих сторон на какое-то время скрываются в пороховом дыму. Немцы и русские дерутся ожесточенно. Жуткий поединок перед Босфором.

Один корабль против целого флота!

Тут первый в линии русский колосс флагманский линкор “Иоанн Златоуст” получил попадание. Чётко видно, как взметнулись языки пламени.

Снова совершенно один “Гебен” выдерживает обрушившийся на него стальной град. Боевая мошь корабля использована до предела. Снаряд за снарядом вырываются из стволов, элеваторы непрерывно доставляют из погребов снаряды и заряды наверх к орудиям.

Внезапное сотрясение – оно пробегает по всему корпусу “Гебена”. Что это было? Попадание, мина? Мы, находящиеся внутри “Гебена” на боевом посту, взволнованы до крайности. Никогда не знаешь, что разворачивается вокруг, что происходит снаружи. В этом отношении лучше орудийным расчетам, которые на своих постах могут наблюдать через прицелы орудий всё, что разыгрывается во время боя.


Передышка между боями.


Мы всё ещё ждем момента, когда корабль должен накрениться. Взрыв мины – явление, которое мы уже достаточно хорошо знаем. Но странно! Ничего подобного не происходит. Наш отважный корабль продолжает стрелять. Вновь и вновь ясно чувствуется сотрясение, когда снаряды калибром 28 см вылетают из стволов. Между тем мы изо всех сил стараемся установить связь с радиостанцией Окмейдан или с пароходом “Генерал”, на котором находится наш адмирал. Но напрасно. Каждая попытка сразу же искусно подавляется русскими радистами.

Уже 20 минут снова идет бой, над морем грохочет смертельная канонада. Шум вокруг нас усиливается. По равномерному дрожанию и вибрации корпуса корабля мы в радиорубке замечаем, что “Гебен” набирает ход.

Что теперь? Мы действительно находимся в тяжелом положении. Единственный вопрос, от которого зависит всё: как мы выйдем из ситуации, в которую нас заманил противник? Больше всего нас волнуют запасы угля. Это самый больной вопрос. У нас на борту больше нет достаточного количества угля. Длительное пребывание в море исключено. Это совершенно невозможно. Единственным выходом остается попытка любой ценой прорваться в Босфор! Но как? Русская эскадра действительно сделает все возможное, чтобы этому помешать.

Дело плохо для нашего славного “Гебена”. Станет ли это нашим концом? Этого не должно случиться! Мы должны попасть в Босфор вопреки всему, добиться этого в сражении не на жизнь, а на смерть, или же хитростью! Так или иначе – русские не должны нас захватить! Если б только у нас был уголь!

Да, уголь, дело единственно в нем.

Сколько человеческих жизней выводят из игры “черные бриллианты”. В мирное время, кажется, что уголь не является проблемой, а на войне постоянно висит угроза нехватки угля. Горе военному кораблю, окруженному врагами, который испытывает еще и эту нужду!

Так как мы больше не стреляем, можно вновь покинуть боевой пост. Первый вопрос: как же закончить этот ужасный бой и каким образом теперь прорваться к Босфору? Оказывается, мы получили два попадания. Тяжелый снаряд калибром 30,5 см попал в носовую часть корабля с левого борта. Снаряд пробил палубу полубака и взорвался, также получили повреждения верхняя и нижняя палубы. В них образовалось несколько осколочных пробоин. Снаряд разорвался на тысячу осколков. Под верхней палубой рядом с пробоиной находится матросский кубрик. Там всё иссечено осколками. Но хуже, что осколок разорвавшегося снаряда упал вблизи нашей носовой башни и заклинил её. Башня не могла больше вращаться. Незначительная причина – большие последствия!

Когда после небольшой передышки снова прозвучала “Боевая тревога”, и люди устремились на свои боевые посты, в носовой части под полубаком, где находятся гальюны, ещё оставался матрос из отсека носового торпедного аппарата. Чуть позже, когда он направился на свой пост, то нашел проход к своему отделению под нижней палубой закрытым. Он не мог поднять в одиночку тяжелый бронированный люк и вынужден был во время второго боя находиться перед входом на свой боевой пост. Тут неожиданно рядом упал крупнокалиберный снаряд. Чудо, что матрос не пострадал от разлетевшихся осколков. Все же от сильнейшего испуга и колоссального давления воздуха в момент взрыва у него в течение следующих двух дней дергались глаза.


Тяжелый снаряд калибром 30,5 см пробил верхнюю палубу.


Второй снаряд ударил у четвертого каземата по левому борту в район убранной противоминной сети, причем он взорвался и немного повредил левый борт, так же как и сеть. Мощной ударной волной взорвавшегося снаряда в каземате было выведено из строя и отброшено в сторону 15-см орудие. На палубе бросаем быстрый взгляд на море. Ясное, лучащееся небо. Блеск солнца, словно серебристое, игристое мерцание лежит на тихо дышащем море. Если бы всё для нас было не так чертовски серьёзно! Нет ни одной мысли о ясном светлом дне. Вид назад тоже совсем не ободряющий. Выпуская густые облака дыма, русская эскадра устремилась за нами и идёт следом. Движущиеся на горизонте колоссы представляют собой величественную картину.

Действительно, сегодня у них великий день, которого они долго ждали. Сегодня они застали врасплох “Гебен”. Куда они теперь идут? Куда-то к Севастополю? Во всяком случае, теперь это так выглядит. Но что им там нужно? “Гебен” настолько незначительно пострадал от огня русского флота, что теперь идёт к Севастополю, чтобы попасть под огонь крепостных батарей?

Русским наше поведение действительно может показаться странным. Они и не предполагают нашей военной хитрости. Это такой отчаянный и, возможно, сомнительный план, что его и не могли бы предугодать в штабе Черноморского флота. И все- таки в связи со складывающейся обстановкой он является для нас единственной возможностью, плодом чёткого хладнокровного размышления, каким бы фантастичным он сначала не казался.

Мы собственно повернули оружие противника против него самого. “Гебен” хочет теперь со своей стороны сыграть с противником злую шутку. Русские хотели нас перехитрить – мы сможем сделать это ещё лучше!

“Гебен” держит курс прямо на Севастополь. План командира капитана 1 ранга Акермана, следующий: самое позднее, вечером, “Гебен” должен войти в Босфор, так как при нехватке угля мы не можем ещё одну ночь оставаться в море. Чтобы осуществить практически невозможное, прежде всего, нужно отогнать русский Черноморский флот от Босфора, с позиции, занятой им сегодня утром. Раз этого не добиться силой, то нужно действовать хитростью.

Поэтому мы идём курсом на Севастополь. Надежда, что, безусловно, русские с воодушевлением последуют за нами, стала исполняться. Русский адмирал определенно предположил, что “Гебен” хочет обстрелять Севастополь. И так как мы благодаря нашему превосходству в скорости можем прибыть туда раньше, чем русские, он не смог бы предотвратить обстрел.

Но мы совсем не думаем о Севастополе. “Гебен” намеревается сделать кое-что другое. Прежде всего русские должны за нами последовать, чтобы мы выманили их от Босфора. Тогда в 2 часа дня должен настать великий момент, когда решится судьба “Гебена”. К этому времени мы будем находиться именно на той широте Черного моря, где можно будет попытаться обогнуть слева или справа весь следующий за нами русский Черноморский флот и, таким образом, вновь невредимыми пройти в Босфор.

К тому же угля ещё хватает! Хорошо, если хитрость удастся, тогда с преследователями будет покончено. Но если не получится, то в таком случае всё выглядит для “Гебена” в мрачном цвете. В лучшем случае мы бы ещё могли достичь нейтрального порта на Чёрном море: либо в Болгарии, либо в Румынии. Но, безусловно, тогда русская эскадра блокирует выход из порта, и понятно, что это значит при превосходстве противника. “Гебен” далеко бы не ушёл и вскоре после выхода из нейтральной гавани был бы атакован поджидающим противником.

Как должны радоваться русские, когда видят нас идущими по направлению к Севастополю. “Гебен” достанется им таким образом так легко! Им надо лишь идти следом, а затем ненавистный линейный крейсер будет взят в клещи. Тогда они позаботятся о том, чтобы “Гебен” навсегда исчез на дне моря. Впереди адский Севастополь, позади – русский Черноморский флот, а между ними – “Гебен”!

Тем временем мы также хотели узнать, что значила эта вибрация сегодня утром во время боя.

Был замечен только один столб от разрыва снаряда, поднявшийся по левому борту, но сигнализация не сообщила о воде, затопившей какие-либо отсеки. Что должны были означать вибрация и поднявшийся фонтан воды? Эта история для нас полностью загадочна и необъяснима.

10 мая с безоблачного синего неба ярко светит солнце. Горячий воздух тяжело струится над морем, обдавая жарой. С шумом несётся “Гебен” по мерцающему, блестящему морскому великолепию. Наблюдательные посты зорко следят за русским флотом, который по-прежнему следует за нами. По мере приближения критического времени напряжение становится невыносимым. Прибудем ли мы невредимыми домой или нет? Как часто мы уже спрашивали себя об этом.


Под палубой всё выглядело безобразно!


Наступило тем временем 12 часов дня. Еще два часа! В русском обществе время проходит быстро. Воинственная, прекрасная картина – видеть весь русский Черноморский флот, следующий за нами! Организованно корабли следуют теперь за нами в кильватерной колонне. 17 единиц, длинное- предлинное шествие. Столько же, сколько нам радировала станция Окмейдан, оповещенная турецким патрульным миноносцем. Линкоры, крейсера, эсминцы, тральщики, подводные лодки и минные заградители – и “Гебен” – один!!

Число стреляных гильз нашей тяжелой артиллерии, расставленных в несколько рядов на юте, шкафуте и на баке, красноречивее всех слов свидетельствует о том, насколько упорно “Гебен” хочет прорваться в Босфор. Некоторые гильзы, выброшенные по ходу боя из орудийных башен на палубу, во время сражения выкатились за борт. Те, которые сохранились, должны остаться – на заводе боеприпасов в Константинополе их ещё можно использовать, так как материалы для производства боеприпасов в Турции – большой дефицит.

Мы идем именно такой скоростью, чтобы русские могли нас догнать. Уже несколько часов они следуют за нами. Они всё дальше удаляются от Босфора. Скоро они удалятся на такое расстояние, которое нам требуется. Приближается час, когда “Гебен” сможет оторваться от русского флота. Всё готово для того, чтобы развить максимальный ход. Кораблю словно передалось наше волнение, будто сдерживаемая сила, трепеща в ожидании, готовая вырваться, лишь поджидает великого момента.

Час дня! Но что это? Наблюдательные посты сообщают, что первый линкор из следующего за нами флота, головной корабль, поворачивает влево!!

Черт побери, русские пронюхали в чём дело? Дело должно им казаться нечистым. Они не так глупы, как мы думали. Флот таким образом хочет возвратиться к Босфору. Мы всё же должны вернуться, безусловно говорят себе русские. Этот маневр вражеского флота, конечно, перечеркнул все наши планы. Не остается ничего другого, как попытаться обогнать вражескую эскадру прямо сейчас. На это нас теперь вынуждает поведение противника, хотя мы хотели подождать до 2 часов.

На “Гебене” с усердием берутся за работу. Теперь всё должно решиться! Было бы лучше, если бы мы могли начать маневр. Теперь, так как русские разворачиваются, само по себе сложное положение становится ещё более сомнительным. Единственный выход, который нам остается, – попытаться обойти русский Черноморский флот. Если русские корабли в строю кильватера повернут один за другим, успех возможен, если же они повернуться “все вдруг”, тогда мы не сможем проскользнуть. Тогда обратная дорога для нас будет отрезана. Речь идет о жизни и смерти!

Все на борту находятся в высшем напряжении, когда начинается фантастическая гонка. Теперь ты, отважный, не раз испытанный “Гебен”, подтверди это вновь! Теперь твои стальные легкие, твои турбины, должны нам снова помочь. Машины нашего корабля быстро набирают полные обороты. По бешеному ритму турбин чувствуется, как “Гебен” буквально поднялся из воды под действием своих 85 000 лошадиных сил! Напряженно ревут турбины, шумят винты за кормой, великая, неслыханная борьба неожиданно охватила весь корабль. Всё одновременно подчиняется единому ритму.

Корма глубоко оседает в воду, позади за кораблём пенящейся, кипящей полосой несется море. Носовая часть немного поднялась из воды. Широко разметались носовые волны по обеим сторонам форштевня. При максимальных оборотах турбин весь корпус корабля начинает вибрировать и сотрясаться, “Гебен” мчит что есть сил. В тот момент, когда он бороздит блестящую, мерцающую поверхность воды, он становится похож на бешено мчащийся гоночный катер!

Все оборачиваются к русским. Что они будут делать теперь? Лихорадочно следим за каждым движением кораблей. Слава Богу, они разворачиваются в кильватерной колонне! Один за другим.

“Гебен” мчится словно привидение. На максимальном ходу мы подходим вплотную к вражеским линкорам. Теперь нужно прорваться любой ценой! От русского Черноморского флота нас не отделяют и 10 000 метров. Ещё ни разу у нас не было такой волнующей, напряженной встречи с противником, как теперь. Мы не стреляем, у нас тихо, словно все сосредоточение силы концентрируется только на одной цели: пройти! “Гебен” ещё сможет расстрелять свой боезапас, если котлы не выдержат бешеного, отчаянного напряжения.


Сильно вспениваются волны к обеим сторонам форштевня


Странно, русские линкоры тоже не открывают огня. Не используют малое расстояние! Адмирал Эбергард, командующий русским Черноморским флотом, безмолвен, когда видит дьявольский корабль, несущийся таким образом мимо всех его кораблей. Он ожидал всего, что угодно, только не этого безрассудно-отважного предприятия! Это, должно быть, сказочная, неописуемая картина, как “Гебен” мчится мимо противника.

В жутком напряжении прослеживается каждая отдельная фаза гонки, с тихим удовлетворением отмечается самое малое продвижение. Только бы выдержали котлы: каждый, вышедший сейчас из строя, может определить нашу судьбу. Но все хорошо, материальная часть выдерживает экстремальные нагрузки. Дальше и дальше мы отходим от противника. Скоро всё получится. “Гебен” устремляется дальше, теперь мы проходим последний русский корабль, мы оторвались от них! Парад перед русским Черноморским флотом благополучно завершен.

Только теперь медленно начинает проясняться, что собственно произошло. Благодарно глаза бродят по прекрасному, гордому кораблю. Как только мы не благодарим наши машины! Отважные кочегары “Гебена” вновь хорошо выполнили своё дело, как и ты, милый и дорогой корабль, ты, славный, отважный “Гебен”, спас нас от верной гибели. При этой ужасной гонке ты прошел больше, чем в 1912 году на ходовых испытаниях, когда тебя испытывали на максимальную скорость. Теперь ты шёл ещё быстрее, чем тогда в Ионическом море, когда было необходимо уйти от англичан, ты прошел при этой отчаянной гонке свыше 30 морских миль!


Миноносец « Муавенет»


Теперь с русскими покончено. Им чуточку могло бы повезти, но снова ничего не вышло. “Гебен” не так-то легко уничтожить. У нас сейчас снова есть свобода передвижения, обычно при подобных преследованиях и стычках скучать не приходится. Мы продвигаемся дальше навстречу Босфору. Мы хотим попасть в нашу бухту Стения ещё до наступления темноты.

17 часов вечера, солнце стоит уже на западе, когда мы радируем “Бреслау”: он должен с миноносцами с поставленными тралами выйти нам навстречу и протралить фарватер. Можно с уверенностью предположить, что русские снова поставили мины перед Босфором. В 18 часов мы находимся недалеко от Босфора, нам навстречу уже идет “младший брат”. Корабли сближаются. Экипаж “Бреслау” построен на палубе, к нам обращено восхищенное “ура” товарищей. За “Гебеном” ещё одна мастерски проведенная операция{23} .

Теперь отстают и вражеские эсминцы, мы медленно приближаемся к побережью, с наполовину закопчёнными трубами, говорившими о гонке не на жизнь, а на смерть. Перед нами лежат мысы, мы сворачиваем в пролив. Ужасы этого похода уже частично позабыты. В прекрасном великолепии красок над берегами горит закат, когда мы идем вниз по течению. А как нас встречают! Все радостно приветствуют “Гебен”.

По обе стороны суши стоят восхищенные турки: женщины и мужчины машут нам и кричат. Размахивают платками, аплодируют, счастливые, радостные люди устремляются в лодках как можно ближе к гордому кораблю, когда они убеждаются, что “Гебен” действительно вновь вернулся целым и невредимым. В восторге они падали в своих шлюпках на колени и благодарили Аллаха за то, что он защитил их “Явуз” от всех бед. Единая, большая радость отражается на их лицах.

Как же они беспокоились! По всей длине Босфора был ясно слышен отзвук сегодняшней утренней битвы. Северный ветер доносил эхо внутрь пролива, и каждый чувствовал, какой неслыханный поединок разгорелся перед Босфором. Все тревожились за “Гебен”, который должен был противостоять целому флоту.

Они собрались в мечетях и церквях, и, пока гром битвы глухо раскатывался над Босфором и от Терапи до Бебека при разрыве снарядов дребезжали оконные стекла, они опускались на колени и молили Аллаха, чтобы тот дал “Гебену” выйти победителем из этого неравного боя против превосходного противника. И Аллах услышал молитвы! Вздох прошел по Константинополю, когда узнали, что “Гебен” вновь невредимым вошел в бухту Стения.

Водолаз на следующее утро обследует борт корабля в том месте, где взметнулся фонтан воды, и находит достаточно большую вмятину. “Гебен” протаранил русскую подводную лодку, которая при атаке налетела на нас и при столкновении взорвалась. Отсюда сотрясение{24} .

Разозленный, как уже было однажды, русский Черноморский флот показался вскоре после этого у Синопа на анатолийском побережье и выместил свой гнев на этом неукрепленном порту. Больше 1000 выстрелов было сделано по городу.

Чтобы отплатить русским за это, турецкий флот обстрелял Анапу, Туапсе, Сухум, Сочи и Поти. На следующий день турецкий миноносец “Муавенет” выполняет с героизмом и отвагой виртуозную операцию. После того как экипаж тщательно изучил организацию охраны кораблей союзников, миноносец выходит ранним утром 12 мая к Моротской бухте, чтобы атаковать стоящие там вражеские корабли. “Муавенет” держит курс близко к побережью и незамеченным проходит на рассвете мимо патрульных кораблей. Ещё мгновение, и турецкий миноносец стоит перед несколькими вражескими линкорами. От одного из серых колоссов он сразу же получает переданный по азбуке Морзе опознавательный сигнал, на что “Муавенет” немедленно открывает огонь.

События происходят затем настолько быстро, настолько неожиданно, что напоминают гром среди ясного неба. Ужасный взрыв разрывает утреннюю тишину! Именно в этот момент, когда было отвечено на опознавательный сигнал, три торпеды уже находились в пути. У линкора “Голиаф” поднимается мощный столб воды – затем грохочет второй взрыв, серый колосс кренится на борт и быстро уходит под воду навстречу гибели.

Незамеченным, как и пришел, “Муавенет” прокрался обратно вдоль побережья, так что сторожевые корабли его даже не увидели. Отчаянное предприятие удалось. Эскадре союзников в Моротской бухте всё это могло показаться призрачным, но место, где ещё недавно стоял “Голиаф”, было пусто!

12 мая 1915 г. останется для турецкого народа памятным днём! Действительно, это был отважный, славный подвиг “Муавенета”. Весь его экипаж был награжден за отвагу.


Корпус «Бреслау» серьезно поврежден

Летние бои

Тем временем в Турции наступило лето. Белесо колышась, над горячим Босфором распростёрлось безупречно чистое небо. Солнце безжалостно палит, расположившись высоко над горизонтом. Обжигающий, душный зной постоянно стоит над Стенийской бухтой. Кажется спасением, когда время от времени маленький сквозняк ослабляет давящую тяжелую жару. На броневых плитах “Гебена” искрятся и танцуют солнечные блики – мучительно стоять в базе при такой жаре. Мы каждый раз рады, когда выходим в Чёрное море и вновь предстоит пара прохладных дней в море.

В базе мы тоже находимся недолго. То “Гебен”, то “Бреслау” выходят в море, чтобы сопровождать транспорты с войсками и пароходы с углем в Чёрном море. Как часто под прикрытием берега мы конвоируем на восток вдоль анатолийского побережья эти транспорты и пароходы. К тому же очень часто происходят стычки с русским Черноморским флотом или эсминцами.

Однажды мы снова находимся в пути с угольными пароходами из Зунгулдака в Босфор и внимательно следим за нашими подопечными. Сигнальщики замечают русскую подводную лодку. Она идет близко к анатолийскому побережью. Когда мы её обнаружили, она как раз готовилась к погружению. Всё это разыгрывается в течение нескольких секунд. “Боевая тревога”. Трели колоколов громкого боя звучат на корабле. Орудия всегда заряжены, когда мы находимся в море. Залп из наших башенных орудий ложится накрытием – разрыв массивных снарядов приводит к тому, что подводная лодка прямо переворачивается. Мгновение мы наблюдаем, как она ещё плавает килем кверху и затем тонет. Коварный враг уничтожен{25} .

Незадолго до этого “Бреслау” также уничтожил русскую подводную лодку перед Босфором. Так мы бьёмся с русскими в этом изнурительном сражении{26} .

Теперь “Бреслау” снова должен выйти в море и конвоировать пароход с углем в Зунгулдак. Но его поход продолжается недолго! Не прошло и десяти минут, как он покинул бухту Стения, когда по радиостанции нас срочно вызывает “младший брат”. Что именно могло произойти? Когда мы отвечаем, “Бреслау” сообщает, что на выходе он наткнулся на мину и просит нас подготовить находящийся как раз в это время в бухте Стения плавучий док. Предположительно, ему удастся добраться до порта, так как он сильно поврежден. К счастью, он хотя и с трудом, но возвращается обратно, не напоровшись на вторую мину. Глубоко, очень глубоко сидит легкий крейсер в воде, когда он входит в бухту.

Как можно быстрее плавучий док в этот несчастливый день погружается в воду. “Бреслау” ещё в состоянии добраться до дока, чудо, что он вообще ещё может держаться на воде. Бедный, маленький братик, вот и ты теперь попался! Выходы в море пока прекращены. Тяжело поврежденный корабль должен на какое-то время сделать передышку. Экипаж может основательно отдохнуть от многих невзгод. Теперь на поврежденном корпусе корабля стучат и клепают. Тяжелая работа при сильнейшей жаре в Стении. Но лёгкий крейсер должен скоро вновь войти в строй{27} .

Начинается та же самая процедура, которая была проделана с "Гебеном”. Вновь над тихой бухтой раздаются звуки клепки и всполохи сварки. В целом дело с маленьким “Бреслау” идёт быстрее, чем с ‘Тебеном”. После напряженной, неутомимой работы он вновь обладает своими хорошими мореходными качествами, пробоина заделана, и теперь можно вновь выйти в Чёрное море.

Так для “Бреслау” проходит июль 1915 года.

В августе, когда ещё не был завершен ремонт, он уже снова должен выйти из бухты и сопровождать угольные пароходы, которые “Гебен” порожними сопроводил в Зунгулдак.

Мне приказано идти на “Бреслау”.
Чёрный дым вырывается изо всех четырех труб, когда лёгкий крейсер впервые после стоянки в доке, вверх по Босфору выходит в Черное море. После полудня мы стоим перед Зунгулдаком. Пароходы с углем завершили погрузку и берутся нами под охрану. Пока они идут вдоль анатолийского побережья, почти вплотную к нему, мыкрейсируем взад и вперёд прикрывая их со стороны открытого моря. Но у нас были все основания для бдительности. Вновь положение не вполне безопасно. Радиостанция, напряженно прослушивающая эфир, перехватила связь русских эсминцев. Находятся ли эти зловещие корабли снова где-то рядом? Тогда ночью могут быть неприятные сюрпризы, так как в темноте чёрные хищники в своей стихии.

Хотя пока что наблюдательные посты не заметили ничего подозрительного. Но наше чутье простирается дальше и, безусловно, является вновь своевременным предупреждением. В то время как наше сообщение доставляется на мостик командиру корабля, мы в радиорубке внимательно слушаем эфир. Чувство огромной ответственности и мысль о том, что от нашей бдительности может зависеть благополучие корабля, заставляет нас внимательно вслушиваться.

Тем временем “Бреслау” курсирует туда и сюда. Он то идет перед угольными пароходами, то занимает позицию за кормой у своих подопечных. Это все та же давно выверенная игра. Надеемся, что и на этот раз мы благополучно доставим наши пароходы в Босфор. Зорко наблюдая за горизонтом, мы следуем дальше своим курсом. Прекрасный, солнечный день уже давно сменила темнота. Теплая и мягкая ночь опускается над спокойно стелющемся морем. Перед форштевнем корабля тихо шумит вода.

Весь вечер всё остается спокойным. Ничто не помешало нашему конвою. Теперь недалеки полночные часы, и полдороги до Босфора осталось уже позади. На рассвете мы должны, если все пройдёт гладко, снова войти в бухту. Но так вовсе не кажется. Мы в радиорубке недоверчивы. Радиопереговоры эсминцев все громче! Ночные голоса приближаются. Что-то замышляется в темноте. Наступило 2 часа ночи. Повсюду ведётся зоркое наблюдение. В любой момент из темноты может вынырнуть предательская тень – враг! Кто первым заметит противника, у того, конечно, и преимущество. Глаза и уши поэтому полностью напряжены.

Среди исполненного нетерпеливого ожидания эта ситуация оказывается словно чем- то нереальным! По правому борту из темноты неожиданно появляется резкий луч света, который ярко осветил нас, и, пока мы ещё с выключенными огнями искали виновника этого нежелательного источника света, в небольшом отдалении вспыхнули огненные разрывы снарядов. В следующее мгновение сильный грохот разрывает тишину.

Все было секундным делом. Русские эсминцы обнаружили нас первыми. Они здесь!

“Включить прожекторы!”

В следующее мгновение луч света скользит в ночи по темной воде. Теперь блуждающий конус прожектора замирает, и в белом дрожащем свете, словно призраки, видны три низких силуэта, вражеские эсминцы.


Русские снаряды разрывались будто шрапнели


Крррах, крррах – разрываются наши снаряды. Они накрывают первый из трех эсминцев. Снова “Бреслау” дает залп, вновь сквозь ночь прокатывается гром, первый эсминец исчезает под водой. Мы обстреливаем второй эсминец. В свете прожектора ясно видны столбы воды от разорвавшихся снарядов. Вот! Попадание! Высоко взвиваются огненные полосы. С обоих бортов яростно стреляют. Мгновенно завязывается ожесточенный бой. У меня вахта с радистом Р.

Гром снарядов будит в радиорубке спящих в подвесных койках товарищей. Ещё сонные и усталые, они быстро встают на ноги. Только всего два часа назад они сменились с вахты. Один из них ставит правую ногу на скамью и хочет зашнуровать ботинок. Тут мы прямо ослеплены светом, раздается ужасный грохот!

По металлической обшивке радиостанции, расположенной на палубе “Бреслау”, жутко гремит. Наш товарищ на скамье беззвучно падает. Из раны с правой стороны головы сочится кровь. И во второго радиста попали осколки, ранение получил и посыльный.

На палубе раздается крик: “Пожар на борту!” Проклятье, теперь они в нас тоже попали. Мы, должно быть, получили много попаданий. К нам проникают крики раненых, их голоса исполнении предчувствия смерти. В офицерской кают-компании вздымаются светлые языки пламени. Сначала не знаешь, что же собственно произошло, так быстро, так неожиданно разыгрались события. “Бреслау” всё продолжает стрелять. Из трёх эсминцев остался ещё лишь один, но он стреляет непрерывно. Снаряды воют и свистят в темноте.

Люди на палубе невольно нагибаются, когда стальной град проносится близко от них.

Самое плохое то, что у нас на борту пожар. Огонь даёт в темноте хороший ориентир для последнего эсминца. Поэтому мы должны отступить и прервать бой. Ещё во время сражения прислуга орудий левого борта побежала со шлангами и огнетушителями на корму, чтобы потушить пожар – последствие попадания русского снаряда. Слава Богу, огонь вскоре потушен. Это было действительно необходимо, так как с пожаром на борту трудно избежать нападения эсминцев.

Последний эсминец тем временем исчез. Судьба товарищей всё-таки вывела его из равновесия, так что он предпочёл уйти во тьму ночи. Вокруг снова стало тихо. Шум утих. Максимальным ходом мы идем к Босфору. Скверная история, этот ночной случай. Насколько это осуществимо в темноте, мы собираем на палубе раненых и несём их в лазарет, где им накладывают необходимые повязки. Их пересчитывают. Многие из наших дорогих товарищей мертвы или ранены. Русские снаряды разрывались, будто шрапнели. Осколки сыпались тысячами. Там, где снаряды взрывались, всё было разнесено на куски.{28} .

Около 5 утра “Бреслау” стоит перед Босфором. Теперь мы поворачиваем и затем полным ходом идем вниз по проливу в Золотой Рог. Тем временем после долгих усилий нам удалось отправить четкую радиограмму и осведомить адмирала о тяжелом столкновении. Одновременно мы просили держать разведенным новый мост в Константинополе для нашего захода в Золотой Рог.

Проходим мимо бухты Стения. Движение через новый стамбульский мост уже приостановлено. Теперь не должно произойти никаких бесполезных задержек. Он открывается, и “Бреслау” заходит в Золотой Рог. Раненые и мертвые быстро передаются на берег. Нам всё ещё представляется призрачным это ночное столкновение с эсминцами. Но тут лежат наши товарищи; к несчастью, это кровавая действительность. Тем не менее мы были удовлетворены: русские тоже могли бы много порассказать об искусной стрельбе “Бреслау”.


Несколько 15-см орудий «Гебена» снимаются и доставляются в Галлиполи


В конце концов мы все-таки выполнили задание, и это главное. Во время боя наши угольные пароходы, находящиеся как раз на той же широте, что и мы, могут идти вдоль побережья и под прикрытием суши держать свой путь дальше. Перед полуднем они невредимые зашли в Босфор.


*

Тем временем английский десант начал проникать на Галлиполи. На полуострове велись упорные и ожесточенные бои. Англичане снова и снова атаковали. Положение защитников полуострова постепенно ухудшалось. Для поддержки и усиления турецкого фронта из экипажа “Гебена” формируются пулеметные команды и высаживаются на Галлиполи. Также и наш “Гебен” должен помочь. Часть 15-см орудий снимается и доставляется в плохо укрепленные места. Все должны действовать сообща, чтобы защитить от вражеских сил важную позицию в морском проливе. Позиционная война, которая там развёртывается, немного изматывает англичан.

Этим летом русский Черноморский флот также несёт значительные потери. 12 июня мы получили известие, что линкор “Пантелеймон” был торпедирован подводной лодкой и потоплен. Ни один человек из всего экипажа не спасся, атака произошла при неспокойном море – через две минуты корабль уже исчез под водой{29} .

Спустя почти месяц русский флот потерял ещё один из своих линкоров. “Синоп” наскочил на мины и лишь с трудом смог достичь румынского порта Мангал ия{30} .

Русский Черноморский флот медленно теряет свою боевую мощь. Два линкора, многочисленные эсминцы и миноносцы, к тому же и несколько подводных лодок, уже не существуют. Нам больше не нужно против них бороться. Русская эскадра теперь вообще не показывается в Черном море. С 6 линкорами русские атаковали “Гебен”, но теперь, когда у них осталось только 4, положение для них стало все-таки опасным! Пока господство на Чёрном море принадлежит нам. Но как сложится, если будет готов первый сверхдредноут? Скоро это произойдет: горькая пилюля для нас. Несмотря на это, мы на “Гебене” исполнены лучших надежд. Настанет время, придет и решение.

“Императрица Мария”!

Так на берегу наступило лето. Непрерывно с октября 1911 года я нахожусь на службе. Это постепенно дает о себе знать, нервы не хотят больше слушаться. Несмотря на это, насколько это удается, я держу себя в руках. Напряженные переживания военных лет, опасные походы, часто на волосок от смерти, тем временем всё больше и больше ослабляют организм. До тех пор, пока однажды осенью все-таки не становится настолько плохо, что дальше просто невозможно!

Катастрофа приходит ночью, около 11 часов, когда я как раз принимал последние известия с родины, переданные северогерманской радиостанцией Норддейч. По всему телу проходит судорога, изо рта струится пена, на лице смертельная бледность. В ужасе на меня смотрят мои товарищи. Хотя я пытаюсь и дальше принимать Норддейч, это невозможно, руки отказываются служить.

Спустя несколько дней меня освобождают от повседневной службы, я могу только нести радиовахту и, кроме этого, должен каждый день дважды гулять по два часа. Становится интересно, когда я во время своих прогулок могу наблюдать рыбную ловлю в Босфоре. На этот раз от суши отделяются две лодки, рыбаки гребут до середины Босфора. Там бросается мешкообразная сеть, после чего лодки вновь идут к суше. С каждой из них прикреплена к сетке веревка, на обратном пути она медленно отпускается. Затем на суше сеть двумя веревками медленно подтягивается.

Во время этого занятия между покупателями рыбы и рыбаками на суше с обычной для востока оживленностью проходит торговля. Не дожидаясь результатов рыбной ловли они заключили и скрепили рукопожатием торговые сделки. Что же на этот раз попало в сеть!

Лодки, которые рыбаки использовали для работы, были около 4 метров длиной и 1,5 метра в ширину. Несмотря на это, случилось так, что одна лодка не могла вместить содержимое сети, так что ещё и второй чёлн был наполовину заполнен добычей. При работе рыбаки топтались в лодке своими высокими сапогами посредине прыгающей и скачущей рыбной массы. Настолько богат Босфор различной рыбой! Шли недели, но мой отдых в Терапии больше не даёт улучшения, и меня объявляют непригодным к службе.

На сердце у меня из-за этого тяжело. Судьбоносная связь с "Гебеном” и всё то, что я пережил в последние годы, слишком глубоко сидят в моей душе, чтобы всё обошлось без последствий. К тому же экипаж слишком заинтересован в том, чтобы оставить меня как радиста и переводчика. Достаточно часто я мог оказывать ценные услуги при расшифровке и переводе русских радиограмм. И когда мне сделали предложение перейти на более легкую службу, на береговую радиостанцию, но иногда ходить в походы на “Гебене”, мне было несложно сделать выбор.

Так и случается, и уже на следующий день я отмечаюсь на пароходе “Генерал” у штабного офицера, который очень рад моему согласию и сообщает, что я буду служить на радиостанции Окмейдан.

Моя квартира находится примерно в 45 минутах ходьбы от станции. Но вскоре оказывается, что расстояние для меня слишком велико. По дороге на станцию я должен пройти глубокую долину и затем подняться на горную возвышенность, на вершине которой расположена радиостанция. Все это слишком тяжело для моего сердца, я не могу перенести подъём в гору и поэтому прошу об откомандировании. Это длится совсем недолго, затем я получаю приказ ждать на улице Шиши-шоссе в час дня машину майора Шлее.

К условленному времени появляется машина; мы едем вверх по шоссе и затем сворачиваем налево, где едем по серпантинной дороге в Киатханб в долину “Сладких вод”. Великолепный вид! Голая, без растительности возвышенность неожиданно прерывается прекрасным видом на зеленую долину, небольшим леском и рекой. Быстро спускаемся 2 км по длинной извилистой дороге. Теперь мы пересекаем маленький лес, через какое-то время он светлеет, еще несколько метров, и уже позади нас мост, ведущий через реку. Мы проезжаем мимо электростанции Константинополя. Вновь местность становится пустынной и бедной, дорога медленно ведет вверх, пока мы не достигли плоскогорья.

Вдали в нагретом воздухе мерцают 6 огромных мачт-антенн. Через 20 минут мы стоим перед радиостанцией Османие. Большая территория с многочисленными зданиями, окруженная двумя заборами. Внешний забор состоит из простых деревянных столбов, между которыми натянута колючая проволока. Внутреннее, где-то 5 метров в высоту, плотное проволочное плетение, находится под напряжением 1200 вольт! Таблички с красными молниями и черепами на наружном заборе предостерегают неосторожных от прикосновения к внутреннему ограждению!

Радиостанция Османие была построена только к началу войны. Она связывает нас с родиной. Майор Шлее, под чьим руководством по немецкому проекту была возведена станция, является одновременно и начальником Османие. Я получил назначение на новый радиопеленгатор, и теперь мне не надо взбираться на гору. Теперь я стал настоящей сухопутной крысой, жизнь на нашей радиопеленгаторной станции, которая находится в километре от главной станции, проходит тихо и спокойно, беспокойные и опасные дни в море выдаются только если “Гебен” поднимает пары, и я снова вместе с ним выхожу в море.

“Радиопеленгатор Османие”, говорим мы гордо, нас не останавливает то, что он оборудован в мебельном автофургоне с окнами. Соседний фургон служит нам казармой. Мы живем там вчетвером. Для защиты от особенно мучительных в вечерние часы комаров мы натянули на окна противомоскитные сетки и более или менее держимся. Наше задание состоит в том, чтобы следить за русской радиосвязью и устанавливать передвижение русского Черноморского флота в Черном море. Это теперь мое новое занятие, и словно издалека в это уединение проникает отзвук жуткого поединка народов.

Свободное время мы проводим любыми возможными способами. Вокруг нашего мебельного автофургона возникает настоящий маленький садик, мы занимаемся по мере возможности сельским хозяйством, сажаем картофель, разводим огурцы, помидоры, редис и салат; все результаты при постоянно растущей нехватке продовольствия и начинающемся голоде в Турции приходятся очень кстати. Однажды, это было летом, наш мебельный автофургон, стоящий на открытой местности, напоминал духовку – мы замечаем большое количество огромных птиц, кружащих рядом с нами. Стервятники! Мы быстро оказываемся тут как тут со своими ружьями, чтобы, возможно, подстрелить одну из этих огромных птиц.


Наша радиопеленгаторная станция «Османие» оборудована в мебельном автофургоне


Крылья у огромной птицы 2 метра в размахе!


Раздаются залпы, но вокруг летают только перья. Стервятники улетели! Вскоре мы подходим к месту, которое привлекло тварей. В нескольких сотнях метров от нас лежит труп собаки. Мы хотим по всем правилам приступить к делу и сооружаем укрытие. Прямо на следующий день мы приносим из расположенного поблизости леса ветки и листву и вскоре поблизости с трупом сооружаем засаду. В полдень я там устраиваюсь и скоро вижу многочисленных огромных птиц, парящих в летнем небе.

Неожиданно один из стервятников устремляется на труп, остальные следуют за ним. Одним сильным ударом клюв погружается в падаль, толчок, движение шеей, и уже клюв с падалью вновь оказывается снаружи. Стервятник глубоко вонзает когти в труп.

Некоторое время я наблюдаю, затем следует выстрел – и трофей мой. Товарищи спешат ко мне, мы берем стервятника за крылья и подтаскиваем его к нашему мебельному фургону, где он крепкими гвоздями прибивается к стене. Крылья у огромной птицы 2 метра в размахе!

Теперь речь идет о чистке клюва. Мы очищаем его тонкими палочками, осторожно снимаем птицу со стены, кладем в мешок, и на взятом на прокат осле доставляем в Константинополь, чтобы сделать из неё чучело, которое принесет нам 20 марок. В последующее время мы доставляем еще определенное количество этих разбойников. Это выгодный бизнес. Один раз, когда мой товарищ Г. подстрелил стервятника, он находился на волосок от опасности. Птица была ранена и, когда Г. подошел ближе, накинулась на него со своими грозными когтями. К счастью, он смог одним ударом прикончить раненую птицу прикладом винтовки. Так мы и жили на радиопеленгаторной станции. Вереск, покрывающий словно ковер всю территорию, под палящим июльским солнцем уже пожелтел. Поздно вечером из расположенного неподалеку Белградского леса раздаётся вой шакалов, отправляющихся за своими ночными трофеями. Тишину часто прорезает тявканье этих диких собак, которые целой сворой хозяйничают в окрестностях Константинополя и представляют настоящее всеобщее бедствие. Эти бесхозные животные настолько опасны, что невооружен­ными до Константинополя не добраться. Пешеходы, которые направляются туда поздним вечером, посто­янно опасаются этой дикой своры.

*
Наступила середина сентября 1916, и тут од­нажды я получаю приказ прибыть на “Гебен”. Речь вновь идет о выходе в Чёрное море. На этот раз в восточный район Чёрного моря. Когда на следую­щий день после полудня я прибываю в бухту Сте– ния, “Гебен” уже начал разводить пары и из массив­ных труб в чистый воздух вырываются черные клубы дыма. Всегда то же самое, и все-таки вновь и вновь новое переживание, когда отдаются швартовые и се­рый массивный корпус корабля осторожно выходит из бухты в голубой, солнечный Босфор.

Солнце уже клонится к западу и окунает пре­лестные склоны пролива в свой теплый свет, когда мы идем вверх по течению и около 6 часов вечера оставляем позади маяки. Надвигающимся вечером “Гебен” берет курс на восток.

Здесь на открытом пространстве значительно неуютнее, наше Чёрное море снова взволновано, гребни пены вздымаются над неспокойной огром­ной водной поверхностью, и “Гебен” покачивается и вздрагивает во взволнованном море. Постепенно спускается ночь, значит, снова надо зорко следить за врагом, также и мы в радиорубке внимательно прислушиваемся, выдаст ли эфир русскую радио­связь. Но сначала всё остается спокойным. Нашего противника не видно и не слышно. Ночь напролёт мы держим курс на восток и находимся далеко в от­крытом море, когда сине-черный небосвод озаряет­ся первым светом наступающего дня.

Начинается прекрасный ясный день. Без­гранично, без единого облака, простирается го­лубое, лучащееся небо над морем, которое теперь снова спокойно дышит. Монотонно впереди у форштевня шумит вода, сзади за кормой поют винты свою рабочую песню, в чистое небо из труб вырываются всё новые черноватые клубы дыма, одновременно исполненный нежности взгляд скользит по длинному серому корпусу идущего корабля. Между тем наступило 10 ча­сов утра, тут наблюдательные посты прямо на севере замечают что-то, что примерно могло со­ответствовать паруснику. “Гебен” сразу же раз­ворачивается в этом направлении.

В следующий момент наступает всеобщее изумление. Едва мы произвели разворот, тут на да­леком, идущем без дыма неопределенном предмете что-то зловеще вспыхивает. Блестящие, искрящие­ся солнечные блики, танцующие на воде, немного мешают видимости. Линия горизонта, чёткая, яс­ная линия, кажется перекошенной, даль затумане­на. Мгновение после странной вспышки над водой глухо прокатывается гром. Черт подери! Он стреляет, в чём собственно дело?

Резко звучат колокола громкого боя над па­лубой “Гебена”. Все бегут на свои боевые посты. За­тем каждый на посту ожидает дальнейшего разви­тия событий. Между тем после вспышки проходят 20, 30, 40 секунд, 50, 60 секунд — тут, разом на рас­стоянии приблизительно 500 метров от “Гебена” что– то ударяет с колоссальной силой в воду! Мощные фонтаны встают моментально, словно поднятые та­инственной рукой, и затем снова опускаются.

Вот и разгадка! Там военный корабль! В ис­крящемся солнечном свете он показался парусни­ком. Теперь всё ясно! Уже вновь на нем вспыхнуло — и теперь ясно виден новейший линкор, сверх­дредноут “Императрица Мария”! Проклятье! Око­ло 24 км отделяют нас от этого колосса, а он уже стреляет! Полностью безоружные, мы стоим на­против современнейшего корабля русского Черно­морского флота.

Злой сюрприз для нас! Мы ведь не предпола­гали, что чудовище уже готово и снует по Черному морю. Конечно, мы должны были на это рассчиты­вать, но до сих пор “Императрица Мария” не пока­зывалась. Теперь, когда линкор готов, мы сейчас безнадежно отданы на произвол его дальнобойным орудиям. Ситуация становится все более угрожаю­щей. “Императрица Мария” стреляет чертовски бы­стро. Второй залп гигантского корабля падает с шумом на расстоянии 200 метров от нас.

Выйдем ли мы вовремя из зоны его огня, прежде чем тяжелые снаряды нас настигнут? Это единственный вопрос, который нас волнует. На та­ком гигантском расстоянии мы с нашими орудия­ми беспомощны. Вновь там вспыхивает! Напря­женно мы смотрим на далекий силуэт русского линейного корабля.

Вновь проходят напряженные секунды, они тянутся, словно часы. Теперь должны последовать и удары! А вот уже и они! Совсем рядом, не дости­гая и 50 м от нас, в воду ударяют тяжелые “чемода­ны”. Теперь прочь из зоны досягаемости его огня! Не очень хорошие маневренные качества “Гебена” тем не менее приходятся и на этот раз кстати. Быст­рым ходом, зигзагами, мы ретируемся.

Полные волнения, все на мостике смотрят на грозный колосс, из чьих труб теперь вырываются густые облака дыма. Кажется, он хочет нас атако­вать! Полным ходом он идет за нами. Ситуация дей­ствительно достаточно угрожающая. Мы знаем, что сверхдредноут имеет скорость 25 узлов, так что он может нас догнать. Конечно, русские также при­бавляют ход и следуют на максимальном ходу за нами. Через бинокль ясно видны мощные носовые волны, которые раздвигает колосс.

Что теперь?

Правда, “Гебен” мог бы благодаря своей скорости отважится на внезапную атаку, чтобы подойти к опасному про­тивнику на расстояние вы­стрела. Мы хотим удер­жать захваченное господство в Черном море. Но для выполнения нашего плана нам нужен самолет-бомбардиров­щик, который мы теперь вызываем по радиосвязи из Босфора. Самолеты над военным кораблем всегда означают тревогу. Пока “Императрица Мария” должна будет подумать о своей обороне, мы смо­жем обрушиться на про­тивника и подойти на до­статочное для открытие огня расстояние. Таков наш план. Сперва, так как мы одни, не остается ни­чего иного, как держать­ся на безопасной от про­тивника дистанции{31} .


«Императрица Мария» стреляет чертовски быстро


Спустя короткое время, пока мы на полной скорости уходим, благополучно приходит ответ, что самолет с бомбами взлетел и находится на пути к указанному нами месту. Пока он приближается, мы должны насколько возможно держать против­ника на расстоянии. Но русский линкор упорен. Очень медленно увеличивается между нами рассто­яние. Стоит больших усилий получить преимуще­ство. Дикая охота продолжается. Уже три часа сверхдредноут сидит у нас на хвосте и не отстает. Несмотря на это, мы с удовлетворением отмечаем, что расстояние между нами хоть и медленно, но мало-помалу увеличивается.

Где же задерживается наш самолет! Он уж дол­жен давно быть тут? Напрасно мы осматриваемся по сторонам. Его не видно. Так что идем дальше! Возможно, он еще появится! Его отсутствие, конеч­но, не поднимает наше настроение. Что мы должны будем прежде всего предпринять, если и другие ко­рабли русского Черноморского флота находятся в открытом море и мы где-нибудь теперь пересечем им дорогу! За нами “Императрица Мария”, а поза­ди — прочие линкоры, которые, конечно же, жела­ют воспользоваться благоприятным случаем унич­тожить ненавистный “Гебен”.

Лихорадочно мы прислушиваемся в радио­рубке, не проявятся ли первые признаки прибли­жающегося русского флота. Но слава Богу, до сих пор слышна лишь радиосвязь “Императрицы Ма­рии” с Севастополем. Много же у них энергии! Он сообщает теперь о происшествии родной базе. Его радость настолько велика, что он уже радирует о ещё лишь предстоящем конце “Гебена”! Так легко русские его не получат. В конце концов “Гебен” все ещё остается самым быстроходным кораблем в Черном море!

Только бы прибыл самолет! Не сбился ли он с пути? Между тем наступило два часа дня, а охота по нескончаемой, словно расплавленной пекущим солнцем водной поверхности всё ещё тянется. Тут вдруг наблюдательный пост сообщает, что слева от нас в направлении анатолийского побережья что– то плавает на воде! Бинокли направляются на стран­ную точку, и постепенно при приближении распоз­нается гидросамолет — самолет, который должен был нам помочь!

Вот это невезение! Из нападения теперь ниче­го не выйдет. И все-таки с каким бы удовольствием мы бы показали “Императрице Марии” зубы. Пря­мым курсом мы идем к самолету. Молниеносное размышление, можем ли мы ещё спастись, прежде чем нас атакует русский колосс. Бедный товарищ, беспомощно покоящийся на воде, нам очень-очень его жаль. Нам ещё удастся, у нас ещё получится, прежде чем “Императрица Мария” подойдет на рас­стояние выстрела.

Выделенный для спасения самолёта личный состав уже на шкафуте по левому борту. Ведутся приготовления, чтобы как можно скорее вытащить самолет из воды. На стволе 28-см орудия укрепля­ется блок с проходящим через него тросом, и ствол, насколько это, возможно, опускается к воде.

“Гебен” упорно направляется к самолету, это длится недолго, вот он уже подошёл и останавливается. Летчики быстро укрепляют канат за кольцо, которое находится в центре фюзеляжа самолета. Всё должно быть проделано очень расторопно. Пока ствол орудия уходит вверх и самолет медленно поднимается, все взгляды устремлены на преследующий нас колосс, который тем временем приближается.

Там на “Императрице Марии” они, вероятно, удивлены этому хладнокровию. В очень короткое время всё уже завершено. Башня поворачивается, и самолет уверенно опускается на палубу. Итак, он теперь по крайней мере в безопасности.

Летчики рассказывают нам, что в пути у них случилась поломка, и они вынуждены были садиться на воду. Они рады, что в несчастье им так крупно повезло. Но теперь снова нужно уходить от русских, которые угрожающе приближаются. Тихий скрежет и вибрация проходят по корпусу корабля, винты мощно вспенивают воду, мы вновь идем максимальным ходом. Погоня начинается заново.

Когда от Босфора нас еще отделяет около 60 морских миль, “Императрица Мария” прекращает преследование и поворачивает на север. В 18.30 вечера мы снова заходим в Босфор и вскоре встаем в бухте Стения. Это было первое знаменательное столкновение с дредноутом. Мы будем долго о нем помнить. Жаль только, что мы не смогли помериться силами{32} .

На следующий день я на рассвете покидаю корабль и направляюсь в Османие. Проходят два часа, прежде чем я добираюсь из бухты до радиостанции. Товарищи дружелюбно меня встречают. Я рассказываю об “Императрице Марии”, о приключении в море. Они с волнением слушают и задумчиво подытоживают, что теперь с нашим господством в Черном море покончено.

Вскоре после этого и “Бреслау” пережил неприятное столкновение с “Императрицей Марией”. Наш “младший брат” с подобного колоссального расстояния попал под огонь. Вновь русские стреляют чертовски хорошо. Тяжелые снаряды опускаются в опасной близости в воду, один снаряд “Императрицы Марии” плюхнулся прямо перед носом “Бреслау”. Осколки разрывающихся снарядов только и летали вокруг “Бреслау”, но повредили лишь носовую часть легкого крейсера. Благодаря своему превосходству в скорости “Бреслау” смог своевременно уйти от опасного противника{33} .

Но триумф “Императрицы Марии” длился недолго. 20 октября 1916 сверхдредноут из-за необъяснимого взрыва взлетел на воздух в Севастополе.

Во всяком случае теперь уже скоро должен быть готов однотипный сверхдредноут “Александр III”. Но до ввода его в строй ещё благополучно пройдет полгода, и до тех пор мы спокойны{34} .


Ствол орудия наклоняется, башня поворачивается, и самолет уверенно опускается на борт

В штормовом Черном море

Не прошло и двух недель, как я вновь живу на радиопеленгаторной станции, когда однажды вновь приходит приказ: я должен приготовиться к выходу в Черное море. На этот раз на “Бреслау”.

Своеобразное впечатление, когда шлюпка доставляет меня на лёгкий крейсер! Он выглядит странно изменившимся. Вся палуба в кормовой части корабля кажется словно покрытой креслами с тентом, выстроенными плотно в ряд. Только когда я подхожу ближе, замечаю, что представляют собою эти “кресла”. Это мины! Замечательные подарки русским. В 7 часов вечера “Бреслау” выходит в море.

Мы идем полным ходом. Наступает ночь. Мягкая, теплая осенняя ночь. Крейсер тенью скользит в темноте. На полном ходу за кормой, фосфоресцируя, загорается море и призрачно светится в темноте. На рассвете мы уже хотим быть в Керченском проливе, чтобы заградить минами проход в Азовское море. Когда рассветёт, задание должно быть исполнено. Уже раньше “Бреслау” успешно выставил мины перед Севастополем и в других местах русского побережья. Ночной переход проходит без происшествий, противника снова не видно и не слышно.

На следующее утро около 6.30. “Бреслау” у цели и начинает минную постановку. Всё происходит очень быстро. На определенном расстоянии мины с кормы крейсера падают в глубину. В течение часа задание выполнено, в Керченском проливе выставлено минное заграждение. Какой-нибудь русский пароход теперь подорвется, думаем мы, в то время как “Бреслау” возвращается.

В промежутке между походами “Бреслау” получил тяжелую артиллерию. Его 10,5-см орудия были заменены на орудия калибром 15-см. Этому все рады. Пусть теперь к нему подойдут наглые русские эсминцы и лёгкие крейсера! Мы показали бы им теперь кое-что другое. Утром мы спокойно идем курсом на Босфор. Тут, в первые предполуденные часы замечена русская радиосвязь. Итак, русский Черноморский флот в море! Странно, чем ближе мы подходим к Босфору, тем большую громкость имеет русская радиосвязь. Возможно, русская эскадра бродит где-то недалеко от Босфора. Значит, теперь надо быть крайне внимательными!

Мы подходим все ближе к проливу. Теперь различаются и скалистые берега побережья. Еще чуть-чуть и мы снова встанем в Стении. Пока мы радуемся, что все так благополучно удалось, разом молниеносно происходит перемена! В восточном направлении наблюдательные посты различают предательские облака дыма; и тут показываются уже корабли – весь русский Черноморский флот!

Чёрт подери! Они снова нас выследили. Они должны были знать, что “Бреслау” был в Черном море, и хотят теперь сделать наше возвращение более интересным.

Спеша, эскадра приближается ко входу в пролив Босфор. Что теперь? Вся ситуация разом значительно переменилась. Сперва мы только знаем, что должны как можно скорее пройти в Стению! Мы должны как-то прорваться. Для того чтобы провести ночь с русскими в море, у нас на борту недостаточно угля.


Поврежденная носовая часть «Бреслау» после боя с «Императрицей Марией»


Русский флот подошел ближе. Ага! Эти господа пытаются отрезать “Бреслау” от входа в Босфор. Тут не надо долго раздумывать. Теперь речь идёт о любой цене. Либо мы благополучно проходим, либо прорыв не удаётся, и мы будем расстреляны артиллерией тяжелого калибра! Самое плохое то, что русский флот приближается со стороны, где находится свободный от мин путь в Босфор! Если мы хотим зайти в пролив раньше преследователей, нам ничего другого не остается, как пройти сквозь собственные же минные поля! Перспективы прекрасными не назовешь. Но приближающийся противник не оставляет нам иного выбора.

“Бреслау” идет изо всех сил! Корабль на одно мгновение наклоняется и стрелой устремляется по покрытой солнечными бликами водной поверхности. Мощно раздается славная песнь машин, неслышимая, полная сил жизнь развертывается внутри корабля. Клокоча, у форштевня поднимается пена. У каждого из нас на “Бреслау” только одна мысль: что принесет следующее мгновение! На лицах ясно отражается наивысшее волнение, проклятый прорыв! Презирая смерть, стоим мы в длительном ожидании и прислушиваемся к неизбежному. В любой момент может разразиться катастрофа, может последовать ужасный взрыв.

Но странно, ничего не происходит, пока мы заходим в пролив! Чудо какое-то! Можно это объяснить только тем, что мины при нашей огромной скорости мощными носовыми волнами оказались сдвинутыми и не успевают зацепить корпус корабля.

Когда русский флот видит отчаянный маневр “Бреслау”, он прекращает преследование и отстает. Вероятно, они теперь смотрят на нас и выжидают момента, когда возле “Бреслау” поднимется фонтан и корабль, смертельно раненный пойдет ко дну. Приятный замысел! То, что они не смогли сделать сами, они предоставляют нашим собственным минам! Так как русские в конце концов знают, как обычно, они хорошо информированы, что мы идем по собственным минным полям. Иначе бы они подошли ближе и попытались бы в довершение всего открыть огонь.

Но русские напрасно надеются! “Бреслау” невероятно везет! Мы мчимся вперед. Все ближе подходит спасительный проход в пролив. Ещё несколько минут, и давящее напряжение, практически разрывающее нервы, разряжается. Мы проходим сквозь минное поле без малейшего повреждения. Вскоре мы вновь стоим в Золотом Роге {35} .


Император во время войны на приеме у султана


*

После этого волнующего события снова наступают спокойные дни на радиопеленгаторной станции. Но недолго, опять нужно готовиться к выходу.

Конец октября – я снова в Стении на “Гебене”. После полудня мы выходим. Значит, русские в море и планируют нападение на Зунгулдак. Всю ночь “Гебен” идет малым ходом, чтобы не ранее утра следующего дня быть на месте. Наблюдательные посты, пытающиеся своими взорами проникнуть сквозь темноту, не замечают ничего подозрительного. Напротив, мы в радиорубке слышим связь русского Черноморского флота. Так что эскадра все-таки должна находиться где-то в море! Мы снова своевременно предупреждены. Любое сообщение доставляется от нас на командирский мостик. Сегодняшний поход простым не назовешь. Серое затянутое небо стоит над водой, низко нависший толстый слой облаков.

Чёрное море стало неспокойным, “Гебен” раскачивается на зыби. На рассвете мы недалеко от цели. Странно, что русских нет и следа! Долетел ли до них слух о том, что “Гебен” вышел в море? Обычно в таком случае они держатся скрытно. В 8 часов утра, на рассвете, мы стоим у анатолийского побережья перед Зунгулдаком. На радиостанции мы замечаем, как постепенно русская радиосвязь теряет силу, как если бы вражеская эскадра удалялась! Это действительно непонятно. Мы не можем себе объяснить, почему русский флот вышел из базы и затем снова исчез, ничего не предприняв. Скоро мы получим этому объяснение! Еще некоторое время мы крейсируем перед небольшим портом и затем около 10 утра ложимся курсом на запад, к Босфору.

Тем временем на море становится неуютно. Волнение все усиливается, и это длится совсем недолго, тут около полудня начинается такой шторм, какой только можно себе представить. Корабль начинает неприятно раскачиваться и зарываться носом в волны, он подбрасывается вверх сильными волнами, чтобы в следующее мгновение исчезнуть во впадине между ними. И так изнурительная качка, своеобразный танец корабля, продолжается уже достаточно долго. Каждый раз, когда мы думаем, что она начинает стихать, нам только становится ещё хуже! К прочим неприятностям добавляется еще и северный ветер.

Черт подери – сила ветра 11 баллов ! Шторм свирепствует с неслыханной силой над взволнованной, вспененной водой. С шипением поднимаются белесые короны пены над черными валами. Огромные волны бьются вокруг корабля. Все находящиеся на мостике вынуждены были перейти боевую рубку, экипаж ищет защиты на боевых постах под палубой. Теперь громадная волна накрывает корабль! “Гебен” приподнимается и в следующее мгновение соскальзывает в водяную яму. Высоко вокруг корабля летят брызги, бьют волны, потоки воды текут по блестящей, как зеркало, палубе. На ней у нас больше ничего нет. Корабль готов к бою, нет ни одной спасательной шлюпки на борту! Мы ведь еще со времени прорыва из Мессины сдали все пароходу “Генерал”. При таком шторме шлюпки были бы сразу же разбиты и смыты за борт. Надстройки тем временем буквально исчезли в пенящихся, сталкивающихся волнах.

Становится все мрачнее! Мы втянуты в один из пользующихся дурной славой штормов Черного моря. Дует северный ветер. Море вздымается так высоко и жутко, набегающие волны уже выбили в носовой части корабля некоторые иллюминаторы, не устоявшие перед сильнейшим напором воды. Много воды проникает сквозь амбразуры в казематы 15-см орудий. Она прорывается повсюду и устремляется туда, где только находит малейшее отверстие. Казематы по правому борту вскоре залиты по колено водой! Какая тут польза от сточных трубопроводов! Проникающие массы воды намного мощнее, и они не успевают стечь по трубопроводам. Экипаж стоит уже почти по колено в плещущейся воде, которая тревожно всё прибывает и прибывает. Со шканцев сверху вообще больше не видно юта, только бьются волна за волной.

Непроизвольно встает вопрос, что будет, если нас теперь встретит ещё и неприятельский флот! Если дело дойдет до сражения, “Гебену” действительно может прийтись худо. Если русская эскадра окажется с левого борта курсом параллельно нам, тогда она сможет взять “Гебен” под убийственный огонь, так как левый борт русских кораблей находится с подветренной стороны. Несмотря на бушующее море, они тогда смогут открыть огонь. А мы? Мы повернуты к русским правым бортом и не можем стрелять. Массы воды, проникающие сквозь орудийные порты, могут практически снести расчёты от орудий.

Но этой неприятности нам по крайней мере не пришлось испытать. Русские не показываются. Теперь нам тоже становится ясно, почему сегодня утром они так быстро ушли.

У них больше опыта плавания в Черном море, чем у нас, они знают его коварство и быстро ушли от надвигающегося шторма обратно в Севастополь. Но и так, когда мы окружены восставшей природой, нам приходится достаточно плохо. Уже часто мы противостояли штормам в Черном море, но с таким, как сегодня, мы ещё не сталкивались. Чёрное море достойно своего имени!

Теперь развязывается ожесточенная борьба с бушующим морем. Человеческая сила восстает против мощи природы. Жуткий поединок! Мы пытаемся ведрами перегнать воду из казематов по правому борту на левую, защищенную, сторону. Плечом к плечу, выстроившись цепочкой, экипаж передает друг другу ведра. Мы надеемся таким способом немного осушить находящиеся под угрозой казематы и выпустить воду через трубопроводы левого борта. Но наши старания напрасны. Вода с правого борта всё прибывает и прибывает! Её больше не сдержать! Теперь бешеный водопад проникает в элеваторы боеприпасов, устремляется из казематов в проходы и грозит затопить котельные отделения. Люди с ведрами дальше не могут держаться.

Что теперь? Чтобы покончить с разбушевавшейся стихией, мы предпринимаем следующий маневр. “Гебен” делает поворот и позволяет казематам левого борта наполниться морской водой. Это имеет свое преимущество, так как казематы по правому борту осушатся. Это продолжается некоторое время, пока массы воды с трудом удаляются за борт. Затем “Гебен” снова разворачивается правым бортом на север, снова дает наполниться казематам правого борта, а тем временем вода вытекает с другого борта.

Таким образом уже четыре часа ведется борьба с рассерженной природой. Экипаж смертельно устал от небывалых усилий.

Наконец бушующее море, кажется, начинает утихать. Также стихает и шторм. Повсюду проходит облегченный вздох, когда опасность кажется пережитой. Даже старые морские волки у нас на борту ещё ни разу не переживали подобную бурю.

Испытать на себе черноморские штормы смогла и подводная лодка “UC-13” из созданной в Константинополе полуфлотилии. Однажды, когда она была в открытом море, то по несчастью, попала в один из таких штормов. Сначала лодка погрузилась, так как под водой сила шторма ощущается не так сильно, и пребывала там длительное время. Наконец она больше не могла оставаться под водой, потому что воздух был на исходе. Но только она начинала всплывать, как огромными волнами всё ближе отгонялась к анатолийскому побережью. Лодка оказалась практически беспомощной перед мощными волнами. Лишь только она наполовину всплывала на поверхность, как её вновь накрывала мощная волна и относила к суше.


В этой ситуации “UC-13" не оставалось ничего иного, как выброситься на берег


Прямое доказательство, каким неистовым может быть во время шторма Черное море. Горе небольшому суденышку, которое вовремя не смогло отыскать порт или защищенную бухту. Тогда оно пропало! К сожалению, экипажу не удалось снова вывести подводную лодку в открытое море. В этой неприятной ситуации не оставалось ничего иного, как выброситься на берег и выгрузить все, что только было возможно, с лодки на берег.

Спустя четыре дня показались русские эсминцы и открыли по безоружному и желанному трофею сильный артиллерийский огонь. От лодки остались только обломки боевой рубки.

Мы медленно приближаемся к Босфору. Чтобы иметь возможность войти, мы должны ждать спокойной погоды. Велика опасность наскочить на сорванные или сдвинутые со своих якорей мины. Лишь поздним вечером шторм полностью утих, и мы шли по спокойной водной поверхности. По радио мы просим миноносцы, которые должны с поставленными тралами провести нас в Босфор. Таким образом, наш выход в море прошёл совершенно иначе, чем мы могли бы себе представить.Вместо ожидаемого противника, русского флота, перед нами вырос другой опасный враг – Черное море с его коварством и таящимися опасностями.

Приказ: готовность к угольной погрузке на следующий день. На другое утро я убываю в Османие. Вновь начинается обычная служба на радиопеленгаторной станции. Обстоятельно выясняется передвижение русского Черноморского флота. Кроме того, я перевожу каждую радиограмму, как и русские последние известия. С радиостанции Османие все сообщения по прямой линии передаются затем на пароход “Генерал”, в штаб.

Так проходит время. На берегу снова наступает зима. В записях мы уже ставим конец 1916, а война до сих пор продолжается. Как долго еще она продлится? Тут тяжелая кишечная инфекция положила конец моей работе на радиопеленгаторной станции. Несколько недель я лежу в лазарете парохода “Генерал”. Наконец я выздоравливаю, и моя служба может начаться снова.

Конец русского флота

В великой русской державе ощущаются первые признаки потрясения и последствия войны, первые предвестники переворота. Перелом пока ещё не происходит со всей очевидностью, которую он возымел несколькими месяцами позже. Прежде всего, вместо царизма к власти приходит демократическое правительство Керенского. Но процесс распада и переоценки, начавшийся однажды, был уже необратим, и революция была лишь вопросом времени!

Конечно, в это время наш старый противник, русский Черноморский флот, не показывался в море. Для “Гебена” и “Бреслау” теперь также настали спокойные дни. Моя служба на Османие протекает тихо, все реже прерываясь выходам в море.

В середине июля во время дежурства у меня неожиданно поднимается температура. На следующий день самочувствие ухудшается, и санитарам в Османие ничего не остается, как немедленно перевести меня в морской госпиталь, обустроенный во французской школе Св. Бенуа в Пера.

Я попадаю в инфекционный барак во дворе школы. На следующий день – анализ крови, результат: малярия и тиф! Значит, теперь нужно глотать хинин. Прошло две недели, и я снова из инфекционного барака попал в главный корпус. Но это меня не совсем устраивает, так как тем временем я узнал, что там, в главном корпусе, не так хорошо кормят, как в инфекционном бараке. По моей просьбе лечащий врач позволяет мне и далее оставаться в бараке, если я не боюсь инфекции. Но это мне безразлично, и так я остаюсь там, где находился.

Слишком часто здесь умирают люди. Минимум десять человек в бараке всегда при смерти. Кроме этих десяти кроватей, здесь есть маленькое отделение с кроватью (палата умирающих!). Часы того, кого кладут туда, сочтены. Конечно, все мы относимся с почтением к этому зловещему помещению. Однажды в барак доставлен товарищ, сильно страдающий от дизентерии. Безнадежный случай. Через три дня он лежит в палате умирающих. Речь идет лишь о нескольких часах.

Перед окном палаты растет слива. Тут теперь лежит безнадежный больной и весь день смотрит на сливовое дерево перед окном. Целый день он видит спелые плоды, маняще поблескивающие. Бедный парень ужасно слаб и не может сделать ни шага. Несмотря на это, он находит в себе силы тайно встать ночью, выйти во двор и поесть слив. Естественно, это лишь ускорило его конец. Спустя несколько часов его больше нет в живых.

Однообразие этих дней прервало однажды радостное известие. 23 июня наш “Бреслау” полностью уничтожил радиостанцию на острове Змеиный, которая уже давно была бельмом у нас на глазу. После того как маяк и радиостанция были разрушены артиллерийским огнем, он высадил десантное подразделение, которое захватило в плен 11 человек из гарнизона Змеиного. Уже четыре недели я лежу в бараке, и вот однажды приходит товарищ, писарь К., и сообщает, что с января 1917 года я произведен в унтер-офицеры. Сейчас июль! Подобные вещи всегда длятся долго, пока бумаги идут с родины на далекий юг. Ещё две недели, и я смогу покинуть лазарет. Кто знает, как надолго?

Когда я возвращаюсь в Османие на нашей радиопеленгаторной станции, царит большая радость, что я снова со своими товарищами. В середине августа я получаю приказ перевести нашу радиопеленгаторную станцию в другое место. Мы переезжаем в Маслак, неподалеку от Босфора. Примерно в 200 метрах от нашего нового места расположения, проходит дорога из Шишли в Терапию.

У шоссе, напротив нас, живет немецкий фермер со своей семьей. Мы быстро подружились с простодушными людьми. Им действительно было тяжело. Нехватка продовольствия лишь усиливалась, вскоре в городе больше не осталось еды, и наш соотечественник вынужден был постепенно забивать свой скот. Теперь на ферме только две свиньи, для которых надо закупать корм в виде отходов в городской гостинице. Если фургон с отходами стоит на улице перед отелем, нужно всегда привлекать полицию, чтобы изголодавшееся население не утащило отходы и остатки пищи. Настолько тяжело обстоит дело в Константинополе. Призрак голода угрожающе поднимает свою голову.

Наша служба ограничивается теперь редкими наблюдениями, так как русский Черноморский флот больше не покидает своих баз. Зато у нас теперь другая забота. Прежде всего то, что мы будем есть на следующий день! Мы уже давно не ели мяса, мы сами должны обеспечивать себя продовольствием.

Как-то утром происходит сенсация. Товарищ С. приносит коровью ногу. Это мясо только что забитой коровы – объясняет он. Где он его достал, он не хочет говорить. Как раз начало декабря. Снаружи холодно, выпал снег, и вокруг всё сияет в белом, зимнем одеянии. Мы делим наш драгоценный запас на многочисленные куски, которые затем опускаются в воду в кастрюли. Ночью вода замерзает и таким образом мы можем долгое время есть мясо. Тем временем С. готовит с большим удовольствием к обеду бифштекс. После этого он спрашивает нас, хотим ли мы знать, что ели. Естественно, мы отвечаем, что, без сомнения, ели мясо коровы, которая сломала ногу и поэтому была умерщвлена. Тут он начинает смеяться и рассказывает нам, что это была лошадиная нога. Конечно, и мы теперь смеемся, что так были обмануты. Но наш турецкий часовой и денщик Дьемал целый день больше не разговаривал. Он курд по происхождению и не употреблял в пищу конину. Дьемал был серьезно зол. Но в конце концов он понял, что мы поступили так по незнанию, и простил нас, хотя с тех пор не притрагивался к мясу из нашего запаса.

Мало-помалу мы теперь должны подумать о Рождестве. Мы уже размышляем, как мы будем справлять праздник, как утром 22 декабря к нам из Константинополя приходит автомобиль. Я получаю сообщение, что должен упаковать свои вещи и отправиться на пароход “Генерал”. На мои вопросы, что собственно произошло, посыльный отвечает только, что он сам не знает, я должен только прибыть с ним, дальнейшее прояснится. Быстро прощаюсь с товарищами и спустя два часа отмечаюсь у флаг- лейтенанта на “Генерале”. Он сообщает, что я по приказу имперского морского министерства прикреплен переводчиком к председателю комиссии по перемирию на Черном и Средиземном морях, его превосходительству вице-адмиралу Хопману. Отправление сразу же в Бухарест. Сама комиссия уже находилась в пути туда. Для обеспечения моей скорейшей доставки я получаю автомобиль, решаю дела с документами и в 10 вечера уже сижу в поезде, уносящем меня вдаль.


Мемориальное кладбище в Терапии, где не один наш дорогой товарищ нашел последнее успокоение.


Своеобразное чувство охватывает меня при этой ночной поездке! Мысли непроизвольно возвращаются в прошлое и останавливаются на той ночи, когда я четыре года назад от Северного моря ехал через Альпы в Италию, чтобы подняться на борт “Гебена”. Спустя четыре года я снова впервые сижу в железнодорожном вагоне, в балканском поезде!

24 декабря 1917 года прибываю в Софию и должен здесь остановиться, чтобы пересесть на Бухарест. Святой вечер я провожу в городе в военных казармах и на следующий день отправляюсь дальше в Бухарест. 27 декабря я у цели и даю о себе знать адъютанту адмирала Хопмана.

Изначально пока у меня здесь нет дел. У старой румынки я получаю отведенную квартиру и чувствую себя вполне хорошо. Здесь находится очень много немецких офицеров. В Бухаресте находится и ставка командующего армией Макензена. Каждое утро я должен отмечаться у адъютанта, но у него пока для меня нет дел. Когда я прихожу к нему 10 января, он сообщает, что я снова должен возвращаться в Константинополь и прибыть на борт “Бреслау”. Меня очень удивляет, что я вновь получаю откомандирование на “Бреслау”. Я осведомляюсь, в чем дело, и адъютант доверительно мне сообщает, что “Гебен” и “Бреслау” должны совершить атаку на английские военно-морские силы перед Дарданеллами. На “Бреслау” не хватает радиоперсонала, и поэтому мне нужно ехать обратно.

Но я все-таки сомневался, перенесет ли мой организм подобные мытарства, и в конце концов остался в Бухаресте. Теперь я прикреплен к шифровальному подразделению A.D.K.M. Так проходит пара дней, и тут 20 января в Бухарест пришло известие, что “Гебен” и “Бреслау” нанесли удар по расположенному у Дарданелл острову Имброс, опорному пункту английского флота. Они потопили два английских монитора, несколько пароходов и, кроме того, уничтожили радиостанцию и маяк на острове.

Но затем случилась катастрофа! На обратном пути в Дарданеллы “Бреслау” подорвался на вражеских минах и пошел ко дну.

Когда с “Гебена” увидели это несчастье, то хотели поспешить на помощь “Бреслау”. Однако линейный крейсер сам подорвался на трёх минах и был вынужден направиться в Константинополь, чтобы и его не постигла подобная же судьба. При­близившиеся английские эсминцы спасли 162 чело­века из экипажа “Бреслау”.

С минными пробоинами “Гебен” с трудом добрался до Нагары, где он, в довершение всех не­приятностей, ещё и сел на мель. Конечно, теперь последовали многочисленные атаки английских самолетов, но все они были благополучно отбиты противовоздушной обороной, пока “Гебен” не сня­ли с камней. Всего же на корабль сбросили 15,4 тон­ны авиабомб!

В отражении воздушных ударов у экипажа “Гебена” уже была определённая практика. Это было 27 июня 1917 года, когда первые английские самолеты появились над бухтой Стения и попыта­лись атаковать “Гебен” бомбами. Тогда они смог­ли сбросить две бомбы. Но они промахнулись и вме­сто “Гебена” попали в два стоявших рядом миноносца, которые и были при этом потоплены.

С гордо развевающимся флагом наш “млад­ший брат”, отважный “Бреслау” теперь пошёл ко дну. И при катастрофе, как всегда, экипаж проявил тот героизм и мужество, которому он был обязан своими многочисленными успехами. Уцелевшие стойко держались в холодной январской воде, пока английские эсминцы не выловили находившихся в воде людей. Примерно две трети экипажа пало смертью героев! Это был конец “Бреслау”. Мне ста­новится тяжело на сердце, всё же и я сделал не­сколько боевых походов на “Бреслау”, и вот гор­дый корабль исчез навсегда!

Теперь “Гебен”, сам тяжело поврежденный, совсем один. Но некоторым утешением служит то, что имена “Бреслау” и “Гебен” будут продолжать жить в сознании народа. Он много слышал о рей­дах наших крейсеров. Но что известно о “Гебене” и “Бреслау”?

Только в общих чертах уцавшийся прорыв из Мессины в Дарданеллы. Как протекали долгие во­енные годы в далеком Чёрном море, лишь отры­вочные слухи об этом проникали на Родину. И тем не менее “Гебен” и “Бреслау” являются теми кораб­лями, которые в великой мировой войне соверши­ли столько, сколько вообще мог сделать корабль. Описания всех бесчисленных рейдов и сражений обоих кораблей заняли бы слишком много страниц, чтобы собрать их воедино. Поэтому здесь изложе­но только самое главное и значительное.


С минными пробоинами «Гебен» с трудом добрался до Нагары, где он, в довершение всех неприятностей, ещё и сел на мель.


Но кому известно, что один Гебен за время войны в Чёрном море в многочисленных походах прошёл около 20 000 морских миль, а его “младший брат” “Бреслау” — свыше 35 000 миль? Кому извес­тно, что при неслыханно ожесточенных боях при Дарданеллах гордость пулеметных подразделений составляли матросы с “Гебена” и с “Бреслау”? Кто знает, что в Черном море, начиная от Одессы, вдоль всего черноморского побережья от Кавказа до Батума, “Гебен” и “Бреслау” были самыми наводящи­ми ужас кораблями, держащими в страхе сильный русский Черноморский флот и оспаривавшими его превосходство?

Как часто “Гебен” и “Бреслау” были растер­заны, расстреляны и с огромными повреждениями с трудом всё-таки добирались до бухты Стения! При взятии Севастополя, при нападении турецких войск на Батум, при продвижении немецких войск по румынскому, как и по русскому черноморскому побережью, орудия “Гебена” и “Бреслау” прикры­вали и подстраховывали их атаки. Экипажи обоих кораблей были распределены по всему турецкому флоту. Не только у Дарданелл, но и до Дамаска, до Евфрата можно было встретить на фронтах матро­сов с “Гебена” и “Бреслау”!

Как отчаянно оба корабля захватили превос­ходство на Средиземном море, так и позже на Чер­ном море расстроили русскому флоту все планы и нанесли ему ощутимые потери! Неисчисляемые эс­минцы, миноносцы, транспорты и подводные лод­ки были потоплены и уничтожены, многие вражес­кие корабли получили повреждения. Большое количество турецких войск было пере­везено под защитой обоих кораблей и частично ими же на восток Турции! А сколько пароходов с углем были дос­тавлены “Гебеном” и “Бреслау” в Зунгулдак и в целости и сохранности об­ратно в Босфор!

Подобные операции были воз­можны лишь благодаря отважному ко­мандованию и экипажу. Повсюду в со­стоянии выполнить любое задание, корабль и экипаж мужественно, испол­ненные светлой отваги, выполняли свой долг. “Гебен” и “Бреслау” — два име­ни, которые навсегда сохранят свое гор­дое звучание! С ними связана мысль о тех двух славных кораблях, оказавших в мировой войне такие огромные услуги своей стране, какие не могли быть оказаны никакими другими кораблями.


Повсюду до нижнего течения Евфрата можно было встретить на фронтах матросов с «Гебена» и «Бреслау»!


*

В Бухаресте время проходит без особых событий для меня. В России между тем разгоралась революция.

После того как Румыния 5 марта 1918 г. подписала предварительный договор о перемирии, наша комиссия едет в Одессу. Здесь мы изменяем свое прежнее наименование и называемся “научно-технической комиссией по делам Черного моря”. Переезд в Одессу проходил через Браилов, где нас ожидала прибывшая из Константинополя яхта “Лорелей”. Но там мы оставались недолго. 1 мая крымское побережье, а вместе с ним также и Севастополь были заняты немецкими войсками. Поэтому мы переместились в Севастополь. 2 мая на яхте “Лорелей” мы входим в Севастопольскую бухту.

В Севастополе мы поселились в отеле “Кист”, задний фасад которого выходит в парк, простирающийся до побережья. Недалеко от нас в порту стоит старый русский линкор “Георгий Победоносец”. На нём располагался штаб Черноморского флота. Теперь он пуст и заброшен, но на нём ещё находится отличная и мощная радиостанция. Она служит нашей комиссии для связи со всеми расположенными на черноморском побережье станциями. Отсюда мы осуществляем связь с Одессой, Николаевым, Керчью, Зунгулдаком, Османией, Варной и Констанцей. Я назначен руководителем радиостанции на “Георгии Победоносце”. Вскоре прибыл и необходимый персонал для введения в действие станции.

За работой время пролетает быстро. В свободное время я иногда выхожу на береговые укрепления и осматриваю современные батареи. Свыше 300 орудий насчитал я и должен действительно удивиться тому, как “Гебен” в октябре 1914 г. при обстреле Севастополя не получил ни единого попадания. 25 минут мы находились под обстрелом одной из сильнейших морских крепостей и остались невредимыми. Это действительно можно назвать везением!

Севастополь очень красив. Где-то на 7 км бухта, шириной в километр, врезается в сушу. Сразу же у начала бухты с правой стороны в сушу врезается вторая, меньшая по размерам, длиной примерно 2 км и 500-800 м шириной. Здесь стоит наш линкор с радиостанцией. Издалека за большой бухтой выступают несколько огромных мачт – радиостанция Севастополя. Теперь она обслуживается совместно русскими и немецкими военнослужащими. Русские, не участвовавшие в перевороте, стали нашими друзьями.

В глубине бухты у Северной стороны плавает килем вверх взорвавшийся в 1916 г. линкор “Императрица Мария”. Непрерывно русские вели работы по его подъему, и спустя год, килем вверх колосс удалось поднять. Под водой была заделана пробоина в днище, под водой же сняли и тяжелые трехорудийные башни. Немыслимо тяжёлая работа! День и ночь напролет работали насосы, которые выкачивали из корабля находящуюся там воду и одновременно подавали воздух. Наконец его отсеки осушили. Сложность состояла теперь в том, чтобы поставить его на ровный киль. Это почти удалось – но тут корабль снова пошел ко дну. Заново приступили к работе, и спустя некоторое время “Императрица Мария” снова плавала вверх килем. Но как придать ей верное положение, на этот счёт решения не было35 .

Недалеко от “Императрицы Марии”, угрожающе развернувшись в сторону входа в бухту, стоял наш прекрасный “Гебен”! С ещё не залатанными пробоинами в днище – повреждениями, полученными во время последнего похода в Дарданеллы, он также прибыл в Севастополь. “Гебен” был нашим последним крейсером, тоже переживавшим теперь завершение великой трагедии.

В малой бухте за нами стоит русский Черноморский флот. Отсутствуют только введенный в строй брат “Императрицы Марии”, сверхдредноут “Александр III”, который вошел в состав флота в 1917 г., крейсер “Кагул”, яхта “Алмаз” и несколько эсминцев. Эти немногие корабли при занятии Крымского полуострова ушли в Новороссийск.

Опасными и неуклюжими казались стоящие в порту старые линкоры с их тяжёлым вооружением из 30,5-см орудий. На каждом корабле выставили немецкие посты. На русских кораблях ведутся ремонтные работы – попадания “Гебена” не прошли даром! Наши снаряды разрушили стены казематов, палубы и орудийные башни. Теперь русский Черноморский флот тихо и покинуто стоит в своей бухте – это конец нашего могучего противника{36} .

В июне 1918 г. весь русский Черноморский флот был захвачен немецкими войсками, а корабли, ушедшие в Новороссийск, также обязаны сдаться. Они будут возвращены в Севастополь, где встанут на рейде и будут ожидать разоружения. Я также приписан к команде, которая выводит из боеготового состояния русские корабельные орудия, снимает с кораблей торпеды, радиостанции должны выводиться из эксплуатации путём демонтажа важных деталей.

Затем наступает решающий день! В первой половине дня, в 10 часов, остатки русского флота прибывают на рейд Севастополя. Орудийные башни “Гебена” угрожающе наведены на сверхдредноут “Александр III”, который получил тем временем имя “Воля”. С волнением мы рассматриваем приближающийся колосс. Как знать? Возможно, русские идут с намерением уничтожить “Гебен”!

Но всё остается спокойным, корабли бросают якоря на рейде. В 12 часов дня мы на пароходе выходим на рейд и начинаем разоружение. Черт побери! Что за корабль, эта “Воля”! Наши специалисты безмолвны, когда они осознают боевую мощь этого корабля. Но вскоре с ней покончено. Друг за другом снимаются затворы орудий и грузятся на пароход, затем туда перемещаются торпеды и разобранные части радиостанций. Всё снабжается бирками и точно регистрируется. Снятые части передаются в морской арсенал в Севастополе. Сразу же на следующий день корабли могут войти в базу и стать у причалов. Весь русский Черноморский флот стоит разоруженным. Таков конец!


Наш «Гебен» в Севастополе!

Возвращение

В августе неожиданно я получил от имперского морского ведомства известие, что мои родители после обмена интернированными лицами между Россией и Германией прибыли в Берлин. Я не видел их в течение семи лет и не предполагал, живы ли они ещё. Теперь отпуск! Через Одессу я еду в Берлин и после трехдневной железнодорожной поездки встречаюсь с родителями. Я стою, словно Дед Мороз, с продуктами, уложенными в два мешка.

Быстро проходят 10 дней отпуска, затем снова нужно прощаться. Как и приехал, таким же образом я курьерским поездом возвращаюсь в Севастополь. Матросская жизнь продолжается. Но уже недолго!

11 ноября! Гаст Ш. несёт ночную вахту и принимает новости из Германии. Ночью в 4 часа получаем последние известия, подписанные рабочим и солдатским советом! В Германии разразилась революция, император бежал! Это произвело впечатление разорвавшейся бомбы! Сразу же посылается телеграмма вице-адмиралу Хопману.

Конечно, теперь у нас в радиорубке идет оживленная деятельность, повсюду прислушиваются, слышно ли что-нибудь ещё о происшествиях в Германии. Но лишь на второй день, когда приходят самые свежие подробности о революции, неизвестность проясняется. Теперь и армейские, и морские части извещаются о событиях на родине. Армейские соединения, как и флотские экипажи спокойно воспринимают сообщения о революции.

Сейчас есть кое-что поважнее, нужно обеспечить возвращение победоносно вошедших в Россию и на Кавказ войск! Все мы едины в выполнении этого задания, и это наше единственное стремление. Тысяча опасностей, грозящих нам при возвращении, объединяет нас. Пунктом сбора для транспортировки войск в Германию является Николаев. Оттуда войска на поезде доставят до Голобы, где соберутся большие немецкие войсковые подразделения и подойдут отдельные части с Украины.

Сразу же после революции были образованы солдатские советы, которые не мешали взаимному согласию между начальниками и подчиненными. Приказания офицеров выполнялись беспрекословно. Состояние войск в Севастополе, а также по дороге на далекую родину прямо-таки образцовое.

Здесь все борются за всеобщее великое дело, за возвращение в Германию.

10 декабря все разбросанные по территории Кавказа войска через Севастополь доставляются в Николаев и дальше в Германию. Первая часть нашей миссии выполнена. Но вторая часть нам еще предстоит! Речь идет о том, что крепость Севастополь со стоящим в порту русским Черноморским флотом должна быть сдана союзным силам, которые могут прибыть в любой день. Так как я больше не требуюсь на службе, я прошу об отпуске и еду в Николаев, чтобы оттуда отправиться на Родину.

К тому же мне ещё везет! Как позднее выяснилось, я попал на последний транспорт, который следовал от Николаева до Голобы. Все стоящие в Николаеве, Одессе и Севастополе немецкие подразделения были интернированы союзниками и только спустя полгода смогли вернуться в Германию.

День пребывания в Николаеве, затем начинается формирование нашего эшелона. Он состоит из морских экипажей и фронтовых подразделений. Всего около 800 человек. Начинается возвращение на далекую родину!

Но как это выглядит после того, как мы только день как отъехали от Николаева! Вокзалы, которые мы занимаем, уже оставлены немецкой полицией. Она, видимо, спешила более, чем мы. На всем расстоянии до Голобы больше нет защиты! К тому же на огромной территории хозяйничают теперь отряды гетмана Петлюры, и почти ежедневно происходят всё новые волнения. Авантюрная политика сказалась прежде всего на нашем оружии. Оно нужно нам для защиты от поляков и большевиков.

Наше оружие мы не сдадим никому в мире. Как же без оружия мы прорвемся в Германию? Тут и там на железнодорожных станциях ведутся переговоры о сдаче оружия. Но с нами эти переговоры бесполезны. Отряды Петлюры злятся из-за этого отказа, и если к нашему эшелону они ещё не отваживаются подойти, то придираются по любому поводу.

К тому же случается, что мы после 8-дневной поездки в грузовых вагонах, зачастую набитых по 50 – 60 человек, снова оказываемся у Одессы. Мы не располагаем картой, и так в течение 8 дней отряды Петлюры, состоящие в сговоре с железнодорожным начальством, посылают нас по кругу. Таким образом они хотят довести нас до крайности. Это уже слишком. Хотя мы ко многому привыкли во время восьмидневной поездки, но здесь только одна возможность – действовать энергично и жестко!

Мы решительно возвращаемся и начинаем путь на север снова. Благодаря первому неудачному опыту на следующий же день мы обзаводимся картой! На паровозе рядом с русским машинистом стоит немецкий, славный ганноверец, в синей морской форме с наведенным на него пистолетом. У дверей вагонов устанавливаются ручные и станковые пулеметы, чтобы в любой момент при необходимости была возможность атаковать или отразить удар. Таким образом мы продвигаемся вперед успешнее.

Как только мы приближаемся к вокзалу, в готовность сразу же приводятся пулеметы у дверей вагонов, начинаются переговоры и вопросы о том, как пройдет дальнейший путь и свободен ли путь дальше. Местность сильно заснежена. Локомотив отапливается дровами. Наш ганноверец постоянно называет его “старым ослом”, который медленно, но верно должен доставить нас в Германию. Едем весь день. Ночами мы останавливаемся на открытых местах, чтобы немного успокоить напряженные нервы и, по крайней мере, несколько часов поспать. Снаружи выставляются сильные посты, которые патрулируют у поезда. Каждый час они сменяются.

Когда мы стоим иногда по 6 часов в русской ночи, никто не спит. Это не более чем дремота с заряженными винтовками. В любой момент нужно быть готовыми отразить возможное нападение. Слишком много рассказывали нам крестьяне в деревнях о том, с чем сталкивались в последнее время немецкие эшелоны. Лучше всего постоянная боевая готовность, даже если это отразится на нервах.

25 декабря локомотив должен снова набрать воды. Для этой цели у нас есть промежуточная станция Большая Почта. Пока наш паровоз принимает воду, мы на миг покидаем наши посты и машиниста. Русский машинист коварно использует этот момент, чтобы отцепить локомотив и уехать. Он нас как следует облапошил, несмотря на нашу бдительность и осторожность.

Теперь мы стоим. Около шести вечера, положение серьезное. Во всяком случае мы должны учитывать то, что снующие повсюду вокруг банды задумывают что-то недоброе и, возможно, готовят ночное нападение!

Поэтому мы вооружаемся. Пулеметы заряжаются, выставляются патрули. С левой стороны от железнодорожного пути лежит чистое поле, по колено покрытое снегом. Справа тянется лесная местность. Поле хорошо просматривается, но лесу мы должны уделить особое внимание. Поэтому со стороны леса по всей длине поезда выставляются усиленные посты. Ночь проходит без происшествий. Большая Почта – большая станция, но железная дорога, по которой мы до сих пор ехали, одноколейная. Ни один поезд ещё не нарушал нашего уединения.

На следующее утро, в 8 часов, к нам приближается паровоз с одним вагоном. Русские его посылают со следующей станции и просят через доверенное лицо среди вокзального персонала отправить на следующую станцию посредника. Не остается ничего другого как сформировать делегацию, которая должна будет вести переговоры с русскими. Я также вхожу в её состав. Мы отбываем и на вокзале Жмеринка нас встречает делегация русского рабоче-крестьянского совета, которая проводит нас в зал ожидания второго класса, где и начинаются переговоры.

Конечно, русские пытаются нам снова разъяснить, что им очень нужно наше оружие против Польши и большевиков. Чтобы прельстить нас, они обещают, что позаботятся о том, чтобы мы без помех добрались до Голобы, когда сдадим свое оружие. Разве по дороге мы не слышали рассказов крестьян, что проходившие перед нами войсковые части после сдачи оружия были ограблены и раздеты почти до рубашек. И нас должна ожидать та же участь? Нет!

Наша позиция ясна. Мы пытаемся разъяснить петлюровским отрядам, что мы всего лишь мирно возвращающиеся домой войска, что у нас дома жены и дети и что мы, в конце концов, происходим тоже из рабочих и крестьян. Но ничего не помогает! Эти парни упрямы и вновь требуют оружие. Перед нами ведь уже возвращались в Германию войска, которые сдали орудие, так почему мы не хотим этого сделать? Все-таки война окончена.

Почти четыре часа тянутся переговоры с русскими. Наконец мы просим немного времени, чтобы посоветоваться с другими товарищами. Мы возвращаемся. Вечером снова прибывает делегация русских, они хотят услышать наш ответ. Мы им рассказываем, что согласились бы на разоружение на следующий день. После этого они удовлетворенно возвращаются на своем паровозе в Жмеринку, удаленную от нашей промежуточной станции примерно на 20 минут езды.

Рано стемнело, и снова повсюду стоят усиленные караулы. Мы даже посылаем патрули на значительное расстояние, чтобы установить не окружены ли мы уже. По-прежнему на пути не видно ни одного поезда.

Затем в 12 часов, в полдень, начинается необычное представление! Мы все подходим к вагонам, упираемся в них плечами и двигаем так весь состав по направлению к Жмеринке. Перед этим мы как следует смазали вагонные оси салом, взятого из вагона с провизией. Сначала состав продвигался ужасно тяжело. Вагоны совсем не хотели катиться. Но вскоре весь поезд покатился вперед. Без паровоза! Утомительно шаг за шагом состав движется вперед во тьме. Впереди, на расстоянии 200 метров перед поездом идут патрули с четырьмя станковыми пулеметами, готовые в любой момент отразить неожиданное нападение. Конечно, нужно как можно меньше шуметь! Но всё хорошо. К тому же нам везет, что перед нами прямой отрезок пути.


Разоружённый линейный корабль "Воля", брат “Императрицы Марии”


В четыре часа утра, то есть спустя четыре часа, мы приблизились на 400 м к Жмеринке. Авангард со станковыми пулеметами подошел уже близко к зданию вокзала. Затем показываются патрули по бокам поезда с ручными пулеметами и мгновенно окружают вокзал! Русские в первый момент думали, что это, должно быть, приведения, или же это им приснилось. На такой оборот они никак не рассчитывали. Русская вокзальная охрана размещалась в одном здании за вокзалом и мирно спала, так что наше приближение не было замечено ею. Таким образом, русские поняли, что оружие повернуто против них. Ни один петлюровец не смог выйти из вокзала или выдать себя хоть малейшим звуком. Все они были разоружены.

Наши патрули нашли тем временем лучшие из стоящих под парами паровозы и прицепили их к нашему поезду. Звучит сигнал – и наши команды устремляются в вагоны, и мы уже мчимся в направлении Проскурова! Не проехали мы и пяти минут, как поезд останавливается. Сначала перерезаются телеграфные провода, затем та же процедура проделывается еще раз. Когда мы прибываем в Проскуров, петлюровцы безмолвны, видя прибывающий поезд и направленные на них пулеметы. Благодаря этому маневру мы можем спустя 20 минут, обеспечив себе другой паровоз, продолжить поездку в направлении Ровно. Оттуда мы беспрепятственно прибываем в Голобу. 31 декабря 1918 года, 19 ч. вечера. У нас всё получилось!

Наконец мы встречаем здесь немецкую вокзальную охрану, наконец-то можем немного отдохнуть и помыться. Мы все обовшивели, хуже и представить себе нельзя. Пока мы долго “скоблимся” и ищем вшей, я думаю о наших турецких товарищах по оружию, которые, если ищут блох, то каждую блоху снимают с одежды и кладут на землю рядом с собой! Они не убивают ни одной блохи, их вера запрещает им убивать насекомых.

Напряженная поездка, конечно, измотала. Теперь, когда мы прорвались, каждый только и мечтает прежде всего спать, спать! Словно мертвые, мы лежим в наших товарных вагонах.

Тут неожиданно начинается сильная стрельба! 1, 2, 3 – все выскочили из вагона и укрылись под поездом. Станция Голоба очень большая и имеет несколько путей. Там стояли различные эшелоны. Что только могло случится? Где стреляют?

Тут к нашему вагону приближается фигура. В темноте сложно разглядеть. Вдруг неожиданно вспыхивает ракета, и при ее свете мы узнаем солдата из охраны. Окрик: “Стой кто идёт? Стой, стрелять будем!” Тут он отвечает: “Да вы ненормальные – что вы здесь делаете?” Мы ему объясняем, что подозреваем нападение. Что в конце-концов означает эта стрельба? Тут простодушный солдат ландвера рассмеялся: “Это же вечер Сильвестра! Сейчас уже 12 часов, и мы встречаем Новый год!”.

Мы выглядим одураченными. Правильно!

Сильвестр! Тем временем гремят взрывы ручных гранат, станковые и ручные пулеметы наполняют воздух своим треском, и сигнальные ракеты поднимаются в ночное небо. С тихим хлопаньем они разрываются, как спелые фрукты, и освещают землю, будто дневным светом. Так в Голобе провожали 1918 год! Успокоенно мы хихикаем в вагоне и без помех спим до следующего утра. Затем мы обмениваемся впечатлениями с нашими товарищами в Голобе о наших авантюрных приключениях. Все поздравляют нас с тем, что в числе немногих нам удалось сохранить оружие.

Это возвращение – большая трагедия! Многие солдаты должны были сдать оружие, другие вынуждены были выдержать настоящие битвы, прежде чем достигли Голобы. Так, некоторые солдаты по дороге на родину остались лежать в чужой земле! Потрясающе и трагично это прощание немецких войск с Южной Россией. Так гордо и с уверенностью в победе, они вступили сюда, настолько ужасным было их возвращение на родину, тем более после того, как бежала военная полиция и русские банды стали требовать оружие. На второй день движемся далее в Ковель, Брест-Литовск, в Летцен, мы наконец-то снова на немецкой земле!!

“Явуз Султан Селим”

Шум войны смолк – несколько лет, как наступил мир.

Все то, что произошло в памятные 1914-18 гг., кажется так далеко, словно в нереальном мире, и только в тихие, мечтательные часы печальные воспоминания возвращаются назад, к тому времени. И вот мне снова надо в Константинополь, итак опять на Ближний Восток!

Однажды я вновь стою в Золотом Роге, на Стамбульском мосту, перебираюсь по нему к Босфору, чья голубая вода тихо и спокойно плещется, вижу перед собой простирающуюся панораму Константинополя и вновь попадаю под очарование одного из вечных городов. Жизнь и оживление во всем его богатстве и великолепии остались верными Константинополю. Если что-то тем временем и изменилось, и потрясения послевоенного времени не пощадили Османскую империю, – резиденция правительства теперь в Анкаре, – здесь всё же живет народ, который сумел мало-помалу залечить раны, нанесённые ему войной.

Первая мысль- где “Гебен”?

Тут с азиатской стороны открывается Истминский пролив, и там должен стоять “Гебен”. Печально глаз озирает противоположный берег Босфора. Там лежит Скутари – поблескивают массивные здания казарм. В них размещаются десять тысяч солдат. Над гигантскими стенами горделиво развевается флаг с полумесяцем. Взгляд уже скользит далее через все знакомые места, пробуждая бесчисленные воспоминания. Глаз задерживается на Хайдер Паша. Здесь давно отзвучавшая война еще говорит чётким языком. Когда-то массивный вокзал, напоминающий сегодня скорее руины, в наши дни возвышается словно назидательный памятник того времени.

Это случилось 6 сентября 1917, тогда из Хайдер Паша в Ефрат и на сирийский фронт планировалось доставить боеприпасы. По каким-то причинам своевременно это сделать не удалось, а на другой день транспортировка была отложена. Должно же было так случиться? Во всяком случае, поезда, готовые к отправке, и весь вокзал внезапно взлетели на воздух! Ужасные взрывы буквально потрясли воздух, взвились огромные языки пламени – ещё не погруженные боеприпасы тоже взлетели в воздух! Константинополь был словно парализован от ужаса этим внезапным, дерзким нападением неизвестных диверсантов.

И сегодня стоят наполовину развалившиеся стены. Далее справа – пролив Измид! Но где же “Гебен”?

В этот момент, когда я стою перед Босфором и смотрю по сторонам, передо мной еще раз проходит загадочная судьба прославленного корабля. Он пережил великое время военных лет, он перенес и дни, когда жаждущие добычи победители с триумфом вступили в безоружную, капитулировавшую Турцию. Тогда, в конце октября 1918 года, славный “Гебен” покинул Севастополь и вернулся в Константинополь, где 2 ноября последовала окончательная передача линейного крейсера Турции. Экипаж, уволенный турецким морским министерством, был доставлен на пароходе “Корковадо” в Николаев и затем оттуда отправился на родину.

“Гебен”, сильно пострадавший от боевых повреждений, встал на якорь в неглубоком месте в заливе Измид. Это место было выбрано, потому что подводная часть “Гебена” имела тяжелые повреждения во время последнего подрыва на минах. В случае, если бы корабль начал неожиданно тонуть, он был бы сразу же посажен на дно. Этого не произошло, но несмотря на это, Турции было достаточно хлопот с её “Явуз Султан Селим”. Смертельно раненный, неустрашимый корабль был и теперь ненавистен победителям, и, пока “Гебен” отдыхал в тихом проливе Измид от своих славных дел, между Турцией и ее победившими противниками во время переговоров о мире разгорелась ожесточенная борьба за гордый корабль.

Турция, необыкновенно быстро возродившая национальный дух и государственную волю, стала победителем в этом жестоком поединке. В Лозанском договоре она наконец-то закрепила то, что “Jawus Sultan Selim” принадлежит ей, а не будет сдан в Скапа Флоу. Теперь прославленный корабль стоял в проливе Измид. Долгие военные годы сильно повредили стальной корпус. Минные пробоины были кое-как заделаны! Машины и котельные отделения следовало отремонтировать и привести в рабочее состояние. Турция долго вела переговоры, пока наконец не решила поручить ремонт французской фирме.


“Явуз Султан Селим” снова был введен в строй


«Явуз Султан Селим» – наш старый «Гебен»


Но сначала нужно было найти большой плавучий док. Когда он наконец прибыл и “Явуз Султан Селим” попытались поставить в док, то случилась авария, и док чуть не затонул! Пока всё же это удалось, и, несмотря на многочисленные трудности, капитальный ремонт был начат. Так проходили годы, ремонтные работы завершились, линейный крейсер вступил в строй, и вновь появился перед Константинополем! Новость удивительно быстро облетела весь город!

Повсюду там, где свободный взгляд останавливался на Мраморном море, собирались воодушевленные группы людей и, полные радости, приветствовали славный корабль, чей мощный, стремительный корпус вновь бороздил голубые воды. Испытания в Мраморном море прошли по плану и “Явуз Султан Селим” снова вступил в строй.

28 марта 1930 года великий день – день радости для Турции, сумевшей сохранить любимый корабль! Такова была послевоенная судьба нашего храброго “Гебена”. Он снова ходит под турецким флагом{37} .

Снова думаю о прошедшем, и пока взгляд направлен на пролив Измид и выискивает родной моему сердцу корабль, неожиданно над Мраморным морем появляется облако дыма! О, это облако дыма слишком хорошо мне знакомо, это может быть только “Гебен” – “Явуз Султан Селим”. Приближаемся! И действительно, ещё немного, и уже отчетливо в ясном воздухе различаются мачты. Теперь видны трубы, затем постепенно в поле зрения вырастает приземистый корпус – это наш “Гебен”! Взгляд скользит по линейному крейсеру, который держит курс прямо на Босфор, чтобы спустя некоторое время встать на якорь недалеко от Принцевых островов.

Болезненно оживают старые воспоминания.

Вот ты и тут, любимый корабль, – долгие годы твоя судьба была и моей судьбой! В то время как на западе медленно опускается солнце и появляются первые тени сумерек, я всё ещё стою здесь и с грустью смотрю на тебя, на единственный немецкий крейсер, устоявший перед лицом мирового пожара.




В жутком напряжении прослеживается каждая фаза гонки. Только бы выдержали котлы: каждый, вышедший сейчас из строя, может определить нашу судьбу. Но все хорошо, они выдерживают экстремальные нагрузки. Дальше и дальше мы отходим от противника. Теперь проходим последний русский корабль, мы оторвались от них! “Парад” перед Черноморским флотом благополучно завершен!

Только сейчас медленно начинает проясняться, что произошло. Как только мы не благодарим наши машины! Отважные кочегары хорошо выполнили своё дело, как и ты, милый и дорогой корабль, ты, славный, отважный “Гебен”, спас нас от верной гибели.


Комментарии

1

1) Дерзкий прорыв из Мессинского пролива в Дарданеллы, безусловно, явился результатом волевых и энергичных действий контр-адмирала Вильгельма Сушона, известной долей везения, а также инерционностью всей системы английского военно-морского командования в переходный период от мира к войне. Это и породило потом массу вопросов: "С умыслом или по недомыслию англичане упустили “Гебен” и “Бреслау”?" Представляется, что и для англичан эти немецкие корабли были не меньшим злом, чем для русских. Рассматривая прорыв немецких крейсеров в Дарданеллы, Уинстон Черчилль, в ту пору Первый Лорд Адмиралтейства, писал: “Ужасные “если” подавляют. Если бы родившаяся у меня 27 июля первоначально мысль послать “Нью Зилэнд” в Средиземное море осуществилась, если бы мы могли открыть огонь по “Гебену” днем 4 августа, если бы мы меньше заботились о нейтралитете Италии, если бы адмирал Милн отправил “Индомитебл” за углем не в Бизерту, а на Мальту, если бы Адмиралтейство, узнав, где находится “Гебен”, послало бы в ночь на 6 августа точные и определенные приказания адмиралу Милну, если бы адмирал Трубридж в короткие часы утра 7 августа не изменил своего решения и если бы, наконец, “Дублин” своими миноносцами обнаружил бы противника в ночь с 6 на 7 августа,- история “Гебена” на этом бы и кончилась".

(обратно)

2

2) Канонерская лодка “Кубанец” никаких повреждений не получила.

(обратно)

3

3) Обстрел Севастополя. 29 октября 1914 г. на рассвете “Гебен” находился перед Севастополем, вход в который удалось с точностью установить благодаря наличию световой завесы. В 5 час. в 7 милях от входа "Гебен” выслал вперед 2 эсминца (“Ташос” и “Самсун”) стралами, за которыми он последовал 10-узл. ходом. Согласно оперативного приказа, “Гебен” должен был обстрелять порт и русские корабли с дистанции 75 каб. (14 000 м), т.е. вне предполагаемой дальности стрельбы крепостной артиллерии. Однако, вследствие мглистой погоды, он подошел ближе, и береговые батареи первыми открыли по нему в 6 ч. 28 м. беспорядочный огонь с дистанции в 40 каб. (7800 м). “Гебен” начал обстрел форта Константин в 6 ч. 30 м., а затем перенес огонь на корабли и военный порт (65 каб.). Всего было выпущено 47 снарядов калибром 283-мм и 12 снарядов 149,1-мм. “Гебен” следовал во время стрельбы на зигзаге. После своего 10-го залпа он получил три попадания 203…254-мм снарядами в кормовую дымовую трубу, однако, повреждения оказались незначительными. Лишь один осколок через тракт дымохода проник в котельное отделение и перебил трубку одного из котлов, который пришлось вывести из действия. На верхней палубе имелись ничтожные повреждения. Справедливо считая (как и оказалось в действительности), что стрельба при плохой видимости будет иметь незначительные результаты, и принимая во внимание интенсивный огонь береговых батарей, “Гебен” отвернул, а в 6 ч. 45 м. прекратил огонь и отошел в море со скоростью 22 узла, без тралов. Падения ложились далеко от “Гебена” и эсминцев, что объяснялось невозможностью управлять артиллерийским огнем при сосредоточении столь большого числа орудий по одной цели.

(обратно)

4

4) Обстрел Севастополя линейным крейсером “Гебен” на рассвете 29 октября 1914 г. имел ничтожные материальные результаты: незначительные разрушения в частных домах севастопольских обывателей в Корабельной слободе и госпитальных построек на Павловском мыске, а также увечья и гибель нескольких пациентов госпиталя. Ни один военный объект в Севастополе не понес никакого урона от артиллерийского огня немцев. Интересно, что русские источники указывали: немцы открыли огонь первыми, но немецкие – энергично опротестовывали это утверждение, ибо иначе – налицо факт вероломства и вандализма, по крайней мере – “нерыцарского ведения войны”. Нераспорядительность русского командования по-крупному спасла немецкий линейный крейсер от верной гибели – он 12 минут маневрировал на крепостном минном заграждении, которое в ожидании прибытия из Ялты минного заградителя "Прут” отключили, а включили уже только после того, как “Гебен” сошёл с заграждения.

(обратно)

5

5) Атаку линейного крейсера “Гебен” тремя устаревшими русскими угольными миноносцами (“Лейтенант Пущин”, “Жаркий” и “Живучий”) с поршневыми паровыми машинами, старыми доцусимскими торпедами и парадной скоростью на 2 узла меньше, чем у “Гебена”, следует признать скорее всего актом бессильного отчаяния русских моряков. Однако и в этом случае “Гебену” удалось лишь тремя попаданиями 149,1-мм фугасных снарядов повредить маленький 630-тонный “Лейтенант Пущин”, убив 7 и ранив 12 человек из 71 человека его экипажа. Значительно прискорбнее тот факт, что эти дозорные миноносцы не смогли своевременно обнаружить подхода германского линейного крейсера к главной базе русского флота.

(обратно)

6

6) Попадание в кормовую трубу “Гебен” получил ранее, а 305-мм береговых батарей в Севастополе в ту пору ещё не было. Четырёхорудийные 305-мм башенные 30-я и 35-я батареи вступили в строй уже в годы советской власти и доставили немцам много трудностей, но только уже в 1941-42 годах.

(обратно)

7

7) “Пруту” действительно по радио приказали произвести минную постановку по плану минной обороны Севастополя, но в тот момент и в этом районе “Прут” мин просто не мог ставить. Появление “Гебена” было для него полной неожиданностью, как, впрочем, и его собственное появление для немцев.

(обратно)

8

8) Самозатопление “Прута” с грузом из 750 мин заграждения под артиллерийским огнём “Гебена” явилось большой удачей немцев:

– во-первых, бесшабашная лихость русского морского командования, пославшего в преддверии ожидавшегося начала войны минзаг (с минным боезапасом, планировавшимся к немедленной постановке с началом мобилизационного развёртывания флота) перевезти сапёрный батальон из Ялты в Севастополь, сделала немцам неожиданный и ценный подарок;

– во-вторых, оказалась утопленной существенная часть русского запаса морских мин;

– в-третьих, если бы немцы попаданиями своих снарядов вызвали детонацию мин (75 тонн тротила) на “Пруте”, то и "Гебен", стрелявший с 7… 10 каб., могли бы ожидать неприятности.

Как бы то ни было, но немцы в течение 1 часа 5 минут обстреливали практически безоружный (2 47- и 2 37-мм орудия) тихоходный (12 узлов) русский корабль, на котором уже были приняты экипажем все возможные меры для его затопления (открыты все кингстоны, горловины, двери водонепроницаемых переборок, в машинном отделении открыты все забортные клапаны). Всё это происходило в 25 милях к западу от Херсонесского маяка Севастополя, на виду у русского наблюдательного поста. Из состава экипажа русского минного заградителя 75 человек во главе с командиром корабля подобрали турецкие миноносцы, русские корабли спасли 146 человек, 29 человек погибли.

(обратно)

9

9) Германо-турецкие корабли неоднократно обстреливали русские порты, но без каких-либо существенных результатов. Кроме первой операции, “Бреслау” обстреливал Поти 7 ноября 1914 г., “Гамидие” – Туапсе 20 ноября 1914 г., “Гебен” – Батуми 10 декабря 1914 г., “Гамидие” – Батуми 24 декабря 1914 г., “Бреслау” – военные сооружения близ Феодосии 18 марта 1915 г., “Бреслау” – Евпаторию 7 мая 1916 г., “Гебен” – Туапсе 4 июня 1916 г., “Гебен” – Туапсе и Лазаревское 4 июля 1916 г.).

(обратно)

10

10) Бой у мыса Сарыч. Получив сведения об отходе русского флота от анатолийского побережья, Сушон решил перехватить последний у его баз. Около полудня 18 ноября 1914 г. в районе Балаклавы “Бреслау” в тумане обнаружил русский крейсер. “Гебен” немедленно повернул и полным ходом пошёл на противника. Но из тумана почти тотчас же появились все 5 русских линкоров-додредноутов, и “Гебен” неожиданно оказался под их огнем. Бой свёлся к скоротечной артиллерийской дуэли “Гебена” с флагманским линкором “Евстафий”, шедшим головным в колонне русских кораблей. Огонь был открыт русскими с дистанции в 38-39 каб.

Всего бой продолжался 10 минут. Русские залпы ложились хорошо, и вскоре после открытия огня на дистанции около 35 каб. “Гебен” получил попадание 305-мм снарядом. Этот снаряд пробил бортовую броню и вывел из строя третий носовой каземат 150-мм орудия левого борта, причем погиб весь расчёт – 13 чел. (позднее скончались двое человек из расчёта артиллерийского погреба каземата от отравления газами). Повреждения оказались локализированными в виду того, что заряды, находившиеся в каземате, сгорели, не взорвавшись. Соседний каземат только временно вышел из строя. “Гебен” успел выпустить лишь 19 280-мм снарядов и не сумел использовать свое преимущество в скорости и в артиллерийском вооружении. Тем не менее “Евстафий” получил 4 попадания 280-мм бронебойными снарядами: все в правый борт, одно сквозное – в козырёк средней трубы, два – в батарею 152-мм орудий и одно осколочное – в бортовую обшивку у 22 шпангоута. Потери экипажа составили 38 убитых и умерших от ран и 21 раненый.

(обратно)

11

11) Линейный корабль “Ростислав” повреждений не получил.

(обратно)

12

12) В составе русской черноморской эскадры в тот период состояло лишь 5 линкоров-додредноутов с массой бортового залпа артиллерии главного калибра 6200 кг при скорострельности от 0,5 до 1 выстрела в минуту, тогда как “Гебен” мог давать свои 3100-кг залпы через 20 секунд.

(обратно)

13

13) Русские линкоры “Императрица Мария”, “Императрица Екатерина II и “Император Александр III” не являлись “сверхдредноутами”, так как калибр их главной артиллерии не превосходил 305-мм. Масса бортового залпа артиллерии главного калибра – 5652 кг, скорость – до 21 узла. Первый корабль вошёл в строй 28 мая 1915 г., второй – 5 октября 1915 г. и третий – 15 июня 1917 г.

(обратно)

14

14) Следует оставить на совести автора рассказ о поведении русских пленных, взятых “Бреслау” с пароходов-брандеров “Атос” и “Олег”. Эти старые суда с грузом камней предназначались для затопления на фарватере турецкого порта Зунгулдак.

Вследствие срыва намечавшейся операции брандеры были затоплены по приказанию командования флота на глубоком месте.

(обратно)

15

15) 26 декабря 1914 г. при возвращении из операции в районе Трапезунда “Гебен”, имевший на борту генерал-фельдмаршала фон дер Гольца, подорвался на двух русских минах (масса заряда – около 100 кг тротила) на расстоянии 1 мили от входного Босфорского буя. Первая мина взорвалась с правого борта в носу, вторая, две минуты спустя, с левого борта у мидельшпангоута. Линейный крейсер принял 600 тонн воды, но главная продольная переборка подводной конструктивной защиты успешно выдержала взрывы. Мины были поставлены на глубинах в 180 м, что тогда считалось немцами невозможным. Корабль почти не получил крена в виду наличия пробоин на противоположных бортах. Пробоина с правого борта имела площадь в 50 м² , с левого- 64 м² . Для заделки пробоин были использованы кессоны из судостроительной стали. Пробоину левого борта заделали 19 марта 1915 г., после чего линейный крейсер выходил в море для участия в боевых действиях и развивал скорость до 20 узлов. Пробоина же правого борта была заделана лишь к 1 мая 1915 г.

(обратно)

16

16) 27 января 1915 г. русские крейсера “Кагул” и “Память Меркурия” с 8 ч. 30 м. по 14 ч. 50 м. преследовали германо-турецкие крейсера “Бреслау” и “Гамидие”, возвращавшиеся из района Синопа в Босфор. Из-за неудовлетворительного технического состояния своих главных механизмов русские крейсера не смогли настичь “Гамидие” и потому прекратили преследование. “Гебен” по запросу командира “Гамидие” в 15 часов вышел из Босфора и маневрировал перед входом в пролив для обеспечения возвращения “Бреслау” и “Гамидие” в базу. 28 января в 6 ч. 50 м. к “Гебену” подошёл “Гамидие”, а в 7 ч. 35 м. – и “Бреслау”.

(обратно)

17

17) Задачей этого отряда было всего лишь обстрелять Одесский порт.

(обратно)

18

18) “Меджидие” подорвался на русском минном заграждении в 15 милях от Одесского маяка.

(обратно)

19

19) “Меджидие” уже 26 мая был поднят специалистами спасательной партии русского флота и 31 мая поставлен в плавучий док в Одессе. Уже 2 февраля 1916 г. этот крейсер под названием “Прут” после ремонта и перевооружения 130-мм орудиями вступил в состав Черноморского флота.

(обратно)

20

20) 3 апреля 1915 г., во время операции по обстрелу Одессы, прерванной из-за гибели крейсера “Меджидие” , “Гебен” и “Бреслау” находились в районе Севастополя в качестве сил обеспечения. Они предполагали обозначить себя противнику на рассвете 3 апреля у мыса Херсонес. Сведения о гибели “Меджидие” были получены в 7 ч. 17 м., а уже в 8 ч. 15 м. показались дымы русских главных сил. Вскоре был обнаружен крейсер “Кагул”, на который “Гебен” и устремился со скоростью 20 узлов. Большей скорости он не мог развить вследствие наличия не заделанной минной пробоины по правому борту. Тут появились русские главные силы, и германские крейсера повернули в направлении на Босфор. Эта встреча предоставляла русскому флоту наилучшие возможности: “Гебен” не мог развить полного хода, но скорость русских линкоров не превышала 16 узлов и всё равно не позволяла успешно преследовать немецкий линейный крейсер. Расстояние от “Гебена” до головного русского линкора достигало 160 каб., между ними находился “Бреслау”. Около 13 ч. два русских линкора открыли огонь по “Бреслау” с дистанции в 80-90 каб., но вскоре его прекратили. Несколько осколков попало в палубу “Бреслау”. К 15 ч. русские линкоры скрылись из виду, лишь крейсера поддерживали соприкосновение. Дымы, при хорошей видимости, были видны на дистанции до 300 каб.

(обратно)

21

21) Ночью “Бреслау” подвергся атаке эсминцев, нашедших немецкие крейсера, несмотря на то что последние меняли ежечасно курс на 35-45° вправо. Атака была произведена в 20 ч. 41 м. с дистанции в 17-20 каб., но крейсер отбил её артиллерийским огнём, причём незначительные повреждения получил эсминец "Пронзительный”. Три русские торпеды прошли мимо германского крейсера. Потерь в личном составе обе стороны не имели. Немцы отмечали слабую подготовку русских эсминцев к ночным торпедным атакам.

(обратно)

22

22) Вся история с эсминцами, сближавшимися с “Гебеном” на 100 м, конечно же, плод воображения автора.

(обратно)

23

23) Бой у Босфора 10 мая 1915 г. В связи с обстрелом 9 мая русским флотом угольных копей у анатолийского побережья к Эрегли был послан ‘‘Гебен” с целью нанесения удара по противнику. В светлое время линейному крейсеру не удалось обнаружить русские корабли и он к рассвету занял позицию ожидания между Босфором и Эрегли. Однако русские линкоры за ночь успели подойти к Босфору, для обстрела турецких береговых укреплений и здесь утром были обнаружены. По получении этих сведений “Гебен” направился к Босфору.

Вначале “Гебен” обнаружил русские крейсера, а затем в 7 ч. 15 м. – 5 русских линкоров. “Гебен” пошёл на сближение полным ходом. В 7 ч. 50 м. противники легли на сходящиеся курсы и открыли огонь. “Гебен” продолжал бой на сближении, причем дистанция сократилась с 86 до 77 каб. “Гебен” получил 2 попадания 305-мм бронебойными снарядами. Один пробил палубу полубака в носовой части и проник в жилую палубу, но пожара не произвёл. Второй снаряд попал в броневой пояс ниже ватерлинии и разорвался у нижней кромки брони, вызвав течь в бортовом коридоре и заклинив 149,1 -мм орудие №2 левого борта. Артиллерийское превосходство русского флота было слишком велико, в виду чего командир “Гебена” решил увеличить ход до полного и отойти дальше в море, продолжая оттягивать противника от Босфора. Стрельба прекратилась в 8 ч. 12 м., в виду увеличения дистанции. Удерживаясь вне дальности огня противника, “Гебен” продолжал идти курсом на север.

В 12 ч. 35 м. русские линкоры отвернули на восток, и “Гебен” попытался охватить хвост колонны противника. Однако русские корабли повернули на юго-восток и пошли к Босфору. Тогда “Гебен” увеличил скорость до 26 узлов, чтобы обеспечить себе вход в Босфор, и в течение почти 2 часов удерживал до противника дистанцию в 97-107 каб., используя своё преимущество в скорости. Русские линкоры сделали ещё одну попытку сблизиться с “Гебеном”, повернув на него в 1 ч. 35 м., но, увидев бесперспективность этого маневра, легли в 2 ч. 10 м. на обратный курс и вышли из боя. Русские корабли каких-либо потерь и повреждений не имели.

(обратно)

24

24) Вдавленная в борт броневая плита (“вмятина в борту”) была, конечно же, следствием попадания 305-мм бронебойного снаряда с “Пантелеймона”, а не результатом “столкновения с русской подводной лодкой”.

(обратно)

25

25) Русская подводная лодка “Нерпа” успешно погрузилась под огнём “Гебена” и никаких повреждений не получила.

(обратно)

26

26) “Бреслау” в действительности никогда не доводилось топить неприятельских подводных лодок.

(обратно)

27

27) 18 июня 1915 г. при выходе из Босфора "Бреслау” подорвался на мине русского подводного минного заградителя “Краб”, взорвавшейся под четвертой кочегаркой, с правого борта. Крейсер принял 642 т воды и снова вошел в строй после ремонта лишь в начале 1917 г.

(обратно)

28

28) 11 июня в 2 часа “Бреслау” в районе Эрегли имел боевое столкновение с двумя русскими эсминцами. Огонь был открыт с дистанции в 9-10 каб. “Бреслау” получил 3 попадания. Повреждения, полученные им, оказались незначительными, но потери в личном составе – 7 убитых и 15 раненых. “Гневный” также получил попадание двумя 105-мм снарядами с повреждением главного паропровода. Вскоре после этого эсминец лишился хода и был приведён в Севастополь “Дерзким” на буксире.

(обратно)

29

29) Линейный корабль “Пантелеймон” успешно прослужил до самого окончания первой мировой войны.

(обратно)

30

30) Линейный корабль “Синоп” никогда не подрывался на минах.

(обратно)

31

31) Плод воображения автора.

(обратно)

32

32) 7 января “Гебен” вышел в район Зунгулдака для обеспечения входа в этот порт угольного транспорта, посланного за углем для Константинополя. В море были получены сведения о потоплении транспорта русскими эсминцами, вследствие чего “Гебен” повернул обратно. Вскоре в море были обнаружены 2 неприятельских эсминца, за которыми “Гебен” и устремился полным ходом. Почти через час погони крейсер увидел на северо-западе густые облака дыма: эсминцы навели его на новый русский линкор-дредноут “Екатерина II” (который немцы ошибочно приняли за однотипный “Императрица Мария”). Русский линкор открыл огонь в 9 ч. 40 м. с дистанции в 108 каб. и лег на контркурс с “Гебеном”, последний также открыл огонь в 9 ч. 40 м., но, в виду большой дистанции, уже через 4 минуты прекратил стрельбу и повернул к Босфору. После этого русский линкор повернул за “Гебеном” и с дистанции 107 каб. вновь открыл огонь. Русские залпы ложились кучно, в непосредственной близости от “Гебена”. Осколки снарядов осыпали его палубу, причём ими был пробит его кормовой флаг. Несмотря на самый полный ход, “Гебен” лишь с большим трудом увеличивал дистанцию, что объяснялось сильным обрастанием его подводной части и слабиной в подшипниках валолиний. Линкор произвёл всего около 150 выстрелов, причём наибольшая дистанция достигала 124 каб. (недолёты на этой дистанции – около 1 каб.). В 10 ч. 10 м. бой закончился, и “Екатерина II” повернул на северо-запад.

(обратно)

33

33) 4 апреля 1916 г. в районе Новороссийска, вне видимости берегов, “Бреслау”, шедший курсом на запад, обнаружил на рассвете на дистанции 65 каб. крейсер “Кагул”, линкор “Императрица Мария” и 3 эсминца, шедшие с запада. “Бреслау” проектировался на темной северной части горизонта, и русские корабли сначала его не обнаружили. Командир “Бреслау” решил прорваться мимо них и лишь в крайнем случае лечь на кормовой курсовой угол, опасаясь быть прижатым к берегу. В 4 ч. 55 м. линкор “Императрица Мария” светом запросил позывные. “Бреслау” повторил этот сигнал. К этому времени дистанция увеличилась до 103 каб., и, рассчитывая, что крейсер уже находится вне опасности, командир “Бреслау” на повторный запрос позывных ответил по международному своду “счастливого пути”. Немедленно в 5 час. линкор открыл огонь. Качество стрельбы русских было превосходным: третьим залпом линкор накрыл “Бреслау”, причем снаряды легли непосредственно перед носовой частью и за кормой: осколки разорвавшихся снарядов изрешетили борт и причинили незначительные повреждения. “Бреслау” следовал далее полным ходом на зигзаге. В 5 ч. 15 м. линкор прекратил огонь на дистанции в 140 каб., но русские корабли продолжали преследование, следуя строем фронта. Лишь в 10 ч. они скрылись из виду.

(обратно)

34

34) 21 июля 1916 г. “Бреслау” вышел из Константинополя для постановки мину Новороссийска и для крейсерства у кавказского побережья. 22 июля, находясь на меридиане Синопа, “Бреслау” увидел на северо-западе дымы. Убедившись по изменению пеленга, что это противник, и не желая быть отрезанным, "Бреслау" лёг курсом сначала на юг, а затем на юго-запад. Несмотря на 25-узловую скорость, вскоре с “Бреслау” сблизились 3 эсминца, державшиеся вне досягаемости его 149,1-мм орудий. “Бреслау” не удавалось оторваться от своих преследователей. В 2 ч. на дистанции 135 каб. он обнаружил линкор “Императрица Мария”. “Бреслау” повернул на юг. Линкор открыл огонь на недолетах с дистанции 130 каб. “Бреслау” поставил дымовую завесу, и линкору пришлось прекратить огонь.

Когда завеса рассеялась, линкор заметно приблизился и снова открыл огонь с дистанции 125 каб. Его залпы ложились очень кучно и хорошо. По мнению испуганных немцев, линкор развивал скорость не менее 25 узлов (в действительности – не более 21 узла). Поэтому положение “Бреслау” становилось критическим. Если бы линкор смог сохранить свою скорость ещё в течение часа, судьба “Бреслау” была бы решена. Вследствие засорения топок его скорость постепенно падала. На дистанции 130 каб. линкор достиг двух накрытий, причем осколками были тяжело ранены 1 офицер и 3 матроса и легко 3 матроса, но сам крейсер получил только незначительные повреждения. Около 16 часов дистанция значительно возросла, и линкор прекратил огонь. Эсминцы до 19 час. поддерживали контакт с германским крейсером

(обратно)

35

35) Линкор “Императрица Мария”, затонувший в Северной бухте Севастополя 7 октября 1916 г. от пожара и последовавших взрывов в носовых артиллерийских погребах, был поднят к 8 мая 1918 г. судоподъёмной партией под руководством Г.К. Сиденснера. Затем корабль разгрузили от боезапаса и остатков топлива, срезали все выступавшие за верхнюю палубу части и поставили в Северный док вверх килем. Предусматривалось подготовить корпус к переворачиванию в нормальное положение. Однако обстоятельства гражданской войны и последовавшей разрухи в стране не дали возможности осуществить планы восстановления корабля. Он простоял в доке до ноября 1922 г., затем был выведен из дока и поставлен на бочки в Северной бухте, а в 1926 г. силами ЭПРОНа вновь введен в док и в нём разобран на металл. Башни главного калибра выпали на дно при опрокидывании корабля в момент катастрофы. Их специалистам ЭПРОНа удалось поднять на поверхность только незадолго перед Великой Отечественной войной.

(обратно)

36

36) Как уже отмечалось выше, кроме повреждений, нанесённых “Пруту”, “Лейтенанту Пущину” и “Евстафию” в 1914 г., “Гебену” более не удалось ни разу достичь попаданий в какой-либо из русских боевых кораблей.

(обратно)

37

37) Первоначально турецкие власти подписали договор с немецкой фирмой “Флендер Актионгезельшафт” из Любека на постройку в Стамбуле плавучего дока грузоподъёмностью 25000 тонн. К декабрю 1926 г. док был готов, но попытка поставить туда линейный крейсер привела к тяжелой аварии – стапель-палуба дока не выдержала нагрузки и обрушилась. Корабль получил дополнительные повреждения в подводной части. Однако после 8-месячного ремонта, линейный крейсер удалось благополучно поставить на кильблоки, и 20 августа 1927 г. док успешно всплыл. Далее корабль передали исполнителю его капитального ремонта и частичной модернизации – французской фирме “Пено” из Сен-Назера.

Французы практически “реставрировали” корабль: заделали заново все его четыре минные пробоины, капитально отремонтировали корпус, механизмы и оружие. На корабле была установлена новая голландская система приборов управления артиллерийским огнём, новая аппаратура радиосвязи и технические средства кораблевождения. Особую тревогу турецким властям и представителям фирмы внушали сомнения в возможности сохранить основной оперативно-тактический "козырь” корабля – его весьма высокую скорость. Тем не менее эти сомнения оказались напрасными – на ходовых испытаниях 17 марта 1930 г. в Мраморном море “Явуз” на 4-часовых испытаниях достиг скорости 27,1 узла.

Очередной ремонт “ Явуза” завершили в 1941 г. и до 1948 г. он находился в составе боевых кораблей военно-морских сил Турции, после чего стоял в консервации в Измиде. В 1970 г. “Явуз” исключили из списков флота и в период 1973-1976 г.г. разобрали на металл. Дискутировавшаяся в ту пору в ФРГ возможность приобретения корабля федеральным правительством для сохранения его в качестве памятника военной истории, к огромному сожалению, так и не была реализована по политическим и экономическим причинам.

(обратно)

Оглавление

  • “Гебен” И “Бреслау”
  • Судьба
  • В окружении
  • Перед развязкой
  • Прорыв
  • В укрытии
  • Дарданеллы
  • Удивление
  • Искра возгорается
  • Ад Севастополя
  • Выутюжить фески
  • Под огнем русского флота
  • Бродит русский ужас
  • Мины
  • В погоне за тайными радиостанциями
  • Неспокойные дни в порту
  • “Сражаться до последнего!”
  • Избежав уничтожения
  • Западня!
  • Летние бои
  • “Императрица Мария”!
  • В штормовом Черном море
  • Конец русского флота
  • Возвращение
  • “Явуз Султан Селим”
  • Комментарии
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20
  • 21
  • 22
  • 23
  • 24
  • 25
  • 26
  • 27
  • 28
  • 29
  • 30
  • 31
  • 32
  • 33
  • 34
  • 35
  • 36
  • 37