Записки о пробуждении бодрствующих [Дмитрий Дейч] (fb2) читать онлайн

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

_______________________________________________________________________________________________________________

* Журнальная версия, включающая записки 2008-2009-х опубликована в журнале «Двоеточие» №12 за 2009 год.

Записки о пробуждении бодрствующих

5 августа 2006

Снился гигантский древний ледокол, вмёрзший в лёд. Я живу в его тени, на льдине, в круглой пластмассовой палатке красного цвета. Время от времени доносятся удары железа о железо — я знаю, что ледокол чинят, но самих ремонтников не вижу и даже не знаю как они выглядят. Зато ко мне часто наведываются моржи, альбатросы и какие-то странные люди в скафандрах, живущие на дне океана. Я не знаю кто это, поскольку они никогда не снимают своих скафандров, но за стеклами шлемов вижу их лица.

Из всех посетителей говорить со мной могут только альбатросы — они разносят новости. Альбатросы рассказывают, что ближе к корме (ледокол так велик, что сам я никогда не дохожу до кормы во время своих прогулок) поселились белые медведи, что пробоину, наконец, залатали, что появилась радиосвязь, и если мне захочется послушать музыку, я могу подняться на борт и зайти в радиорубку. Мне не очень нравится эта идея: почему-то я избегаю встреч с членами экипажа, и сама мысль о том, что на ледоколе кто-то есть, мне неприятна.

Я прошу альбатросов не говорить со мной больше об экипаже. Они озадаченно переглядываются и вдруг говорят:

Но я не хочу никуда плыть, и отвечаю, довольно резко:

— говорят альбатросы,

13 августа 2006

Куда-то ехал, бесконечно долго, и уже было зачислил происходящее в разряд ДОРОЖНО-ТРАНСПОРТНЫХ сновидений, всё указывало на это, в том числе – средство передвижения: нечто вроде длинной тележки на рельсах ( «американские горки»? ) . Состав пассажиров всё время менялся, не было никаких признаков ОСТАНОВКИ, ЦЕЛИ (как в случае постоянно повторяющегося сна о ГИГАНТСКИХ ПОЕЗДАХ) . И тем не менее, вскоре стало ясно, что мы ПРИБЫЛИ. Это был город, смутно напомнивший Питер: горбатые каменные мостики и речка, низкое тёмное небо.

Девушка, стоящая на одном из этих мостиков, наблюдала полёт кометы.

Комета была похожа на медленную сверкающую каплю.

17 августа 2009

Я маленький и хочу на ручки: мама улыбается, раскрывает объятия, но вдруг резко отстраняется и говорит:

Меня это останавливает, не понимаю что она имеет в виду, но — отступаю в угол и принимаюсь за ней наблюдать.

Мама пьёт кофе, курит, пепел падает в пепельницу.

, — говорю я и вдруг понимаю, что сказав «пепельница — медная», я вырос и теперь мне нельзя на ручки.

, — говорит мама, — .

Я осматриваю себя с ног до головы, заглядываю в карманы — нет никакого хрусталя.

, — смеётся мама.

Вместо собственного отражения вижу в зеркале полупрозрачную фигуру, повторяющую мои очертания, но как бы недооформленную, неполную. Будто кто-то собрался изваять меня в хрустале, но бросил на полдороге.

— спрашиваю маму.

— отвечает мама, —

25 сентября 2006

Вечером, за полчаса до наступления «детского» времени, они садятся за круглый кухонный стол. Отец достаёт из шкафчика посудину, отдалённо напоминающую старинную маслёнку автолюбителя 30—х годов, но большего размера. На столе появляется также фаянсовая миска – из тех, что домохозяйки используют для приготовления больших «семейных» салатов. Подняв «маслёнку» как можно выше – на вытянутых руках, – отец наклоняет её, до тех пор, пока выпуклая капля мёда не повисает над краем узкой воронки. Тут движение замедляется: необходимо отсрочить мгновение, когда капля перевалится через край и превратится в тонкую струйку, почти ниточку, соединяющую дно миски и металлический носик.

Дочь зачарованно наблюдает за этим процессом, изредка кивая головой, улыбаясь или морщась в зависимости от того, насколько отцу удаётся справиться с медовым валом, который с течением времени всё более напоминает самостоятельное, живое, способное бороться за свободу волеизлияния существо.

Наконец, мёд одерживает верх, отец замирает, продолжая держать сосуд на вытянутых руках – так, что вены на тыльной стороне ладони набухают и руки подрагивают от напряжения.

Мёд льётся.

Они смотрят, как льётся мёд.

В полной тишине льётся мёд.

Они смотрят.

1 ноября 2006

Снилось, что дверь в мою комнату сделана из хрусталя, и на дверную ручку повешена винтажная бархатная табличка с надписью "НЕ ХЛОПАТЬ".

4 ноября 2006

Я – актёр маленького авангардного театра в роли грабителя банков по кличке Фауст. В первом акте мы с подельниками успешно грабим банк. После происходит делёж награбленного, и, как водится, бандиты не всегда находят общий язык.

В конце акта меня закалывает ножом моя же собственная подруга. Убийство превращается в фарс: мы много шутим, публика смеётся.

Конец первого акта. Занавес.

Актёры собираются за сценой. Режиссёр объявляет: «Второй акт тоже покажем, хоть это и не планировалось».

Актёры переглядываются.

Я возражаю в том смысле, что репетировал только начало: там, где приходят остальные грабители, и я, умирая, веду с ними комический диалог на тему тщеты и бессмысленности усилий любого рода. После этого я вроде бы умираю окончательно и оставшуюся часть времени просто лежу на сцене, но поскольку дальше не репетировал, полной уверенности нет.

«Пустяки, – говорит режиссёр. – Ты и в самом деле лежишь, и по ходу действия, ближе к концу произносишь всего одну фразу. Ничего сложного. Вот тебе сценарий, найди это место. Через три минуты начинаем.»

Я лихорадочно листаю сценарий, но ничего не нахожу. К началу второго акта выхожу на сцену с мыслью о том, что где-то ближе к концу акта меня ждёт серьёзное испытание. После трагикомической развязки некоторое время лежу неподвижно, но чем больше думаю о том, что не знаю когда по сценарию нужно вступать (и что делать, говорить) , тем беспокойнее.

В какой-то момент, пользуясь тем, что внимание зрителей сосредоточено на прочих актёрах, потихоньку достаю из кармана сценарий и методично, страница за страницей просматриваю его в поисках проклятой реплики. Я так занят, что не замечаю решительного поворота действия, когда внимание вновь сосредотачивается на мне.

Зрители смеются: бывший мертвец, развалясь, перелистывает страницы сценария.

Один из актёров, справившись с неожиданностью, обращается ко мне: «Фауст, ты почему такой нервный?»

Я, разумеется, не знаю что должен ему ответить, но как ни в чём не бывало отвечаю: «Порезался».

Хохот.

Всеобщее ликование.

Занавес.

7 апреля 2007

Снился человек, у которого вместо ушей были спичечные коробки.

Время от времени кто-то подходил, чиркал спичкой, и человек этот таинственно улыбался - будто всякий раз ему сообщали нечто исключительно важное, не предназначенное для посторонних ушей.

9 апреля 2007

Принесли именинный торт. Я должен был задуть свечи, но решил сперва их сосчитать, принялся за дело и сразу сбился, начал заново и сбился снова. Люди вокруг принялись нервно перешёптываться: ну давай же! дуй! Но я продолжал пересчитывать, сосредоточенно шевеля губами и указывая на каждую пальцем, пока не заметил, что всякий раз, когда я указываю на свечу, она гаснет.

Когда одна из свечей гасла, в комнате оставалось на одного гостя меньше.

В конце концов, я остался наедине с тортиком и одной-единственной не погасшей свечой, но вместо того, чтобы задуть её, решил отведать угощение.

Ножа под рукой не оказалось, и я просто зачерпнул ладонью, будто торт был жидким. На вкус он напоминал дыню, такую свежую и сочную, что просто дыхание перехватило. Я почувствовал дикий голод и понял, что если не удержусь, от угощения мигом ничего не останется. Тут кто-то позвал меня с улицы, я выглянул в окно и к своему ужасу обнаружил, что улица полна людей.

Они уже не помещались на тротуарах и заполнили всё пространство перед домом: карабкались на столбы и на деревья, сидели на крышах и капотах машин, оккупировали балконы в домах напротив. Я чувствовал, что им нужен мой торт, но понимал, что на такое количество желающих его всё равно не хватит. И принялся подавать знаки из окна: уходите, мол, нечего вам тут делать!

Тут из толпы вышла девочка и сказала:

Я ответил:

Она засмеялась и крикнула:

Я оглянулся и к своему изумлению увидал, что торта больше нет.

Вместо него прямо на столе выросло дерево, корни которого продырявили пол и ушли глубоко в землю, а крона поднялась над крышами домов.

27 апреля 2007

Идущий навстречу мужчина останавливается как вкопанный, лицо его озаряется: — жестикулирует, подмигивает, строит уморительные гримасы.

Улыбаюсь в ответ, киваю, замедляя шаг, тщетно пытаясь припомнить черты, повадку, мысленно сканируя список знакомых, полузнакомых, едва знакомых... ничего. Никого.

Тут незнакомец замирает на месте, взгляд его расслабляется. Глядя поверх моей головы, он протискивается мимо и быстрым шагом удаляется прочь, оставив меня с разинутым ртом и ладонью, протянутой в пустоту.

Неизвестный доброжелатель, сидящий на лавочке, сочувственно пожимает плечами.

4 мая 2007

Я должен был вскормить двух червей – чёрного и белого. Кормил каждого по отдельности, поместив в стеклянные банки, затем, когда они подросли, решил, что пришло время разминки, и выпустил на волю – пастись и тучнеть.

Черви тут же принялись прогрызать дыры во всём, что мягче стали, и комната превратилась в ветшающее на глазах решето. Тогда я изловил чёрного червя и поместил в небольшой металлический бочонок – к тому времени он подрос, помню ощущение своеобразной мягкой (и почему-то тёплой, как бы – молочной) тяжести.

Чёрный червь покорно свернулся в бочонке и, кажется, уснул.

Белый притаился где-то в комнате, словно чуя на расстоянии грядущую неволю.

Проснувшись, я некоторое время дремотно рыскал взглядом, но довольно скоро понял, что белый червь, вероятно, хорошо спрятался и сегодня мне его уже не найти.

12 июня 2007

Тусклое полуподвальное помещение. Пахнет потом и колбасой. На столах – пивные кружки, грязные тарелки, окурки. Мужчина лет тридцати с лицом школьника-второгодника держит на коленях младенца, тетёшкает его, балует, прикрывая ладонью то один глаз, то другой, тихонько напевает, покачивая головой из стороны в сторону. Шумно. Завсегдатаи склонились над малышом, протягивая ему – кто палец, кто платок, кто алюминиевую ложку. Человек с воспалёнными глазами и растрёпанными волосами, проведший здесь, по всей видимости, несколько суток, протягивает младенцу окурок. Отец, не меняясь в лице, осторожно отводит его руку в сторону. Тот по инерции продолжает придерживать окурок в ладони, подавшись всем телом вперёд – будто протягивает его кому-то прямо перед собой, хотя перед ним теперь лишь подоконник, и на подоконнике – цветок в кадке, полной пепла, скомканных салфеток и жжёных спичек.

20 июня 2007

Снилось, что почки мои слеплены из ила и грязи, хоть ведром вычерпывай. Но внутри каждой почки, в самой сердцевине хляби - чистейший пруд, и каждом пруду - золотая рыбка величиной с ноготок.

Правую рыбку зовут Ими, левую - Или.

Во сне я подставил руки, и рыбки перетекли в ладони. Долго держал их в полураскрытых ладонях, умильно прислушиваясь к тому как они шевелятся.

21 июня 2007

Вышел на двор. Глянул вверх, и обмер: летучие мыши текут в чёрном небе - как лебеди, как белые.

А внизу, прямо под ними люди идут, прямо под ними, огибая меня, будто я - остров.

25 июня 2007

Во сне зашёл в портняжную мастерскую, чтобы заказать новые брюки.

«Давайте-ка, мы вас померяем», – сказал портной, взял сантиметр и принялся ходить вокруг да около, присаживаться и подниматься на цыпочки.

«Знаете что, – вдруг сказал он, – я не могу пошить для вас брюки».

«Почему же?» – удивился я.

«Лицевой угол не соответствуют ширине ступней».

Меня этот ответ вполне удовлетворил, хотя и раздосадовал, и я вышел из мастерской, думая о том, что брюки – нужны, не могу же я шастать по городу в нижнем белье, а старые совсем истрепались, и в них далеко не уйдёшь.

Может быть, заказать брюки у другого портного? Но ведь любой из них примется мерять меня вдоль и поперёк и рано или поздно обнаружит трагическое несоответствие. Их тоже можно понять: лицевой угол не соответствуют ширине ступней, тут уж не до брюк! Что же делать?

И вдруг я понял: нужно изменить пропорции лица, тогда всё станет на свои места и проблема будет решена. Сказано-сделано: я остановился перед витриной магазина и принялся вглядываться, пытаясь среди бликов и теней найти собственное отражение.

Отыскав нужный угол зрения, увидев себя, я немедленно проснулся.

11 июля 2007

Снились ящики и провода. Помню ящик, на котором мелом было написано от руки «Тусовка в Академгородке»: он был соединён красным проводом с другим ящиком, на котором была фирменная наклейка «Прокат кукол».

Во сне я твёрдо знал, что если провод этот перерезать, всё взорвётся.

12 июля 2007

Соседи сидят на диване, тесно прижавшись друг к другу – муж и жена. Приоткрыв рты, словно дети (наверное взрослые способны выглядеть так лишь под глубоким гипнозом), они напоминают персонажей древнего фантастического фильма о бесчеловечных экспериментах на людях. Временами кажется: можно угадать, что они видят – по тем смутным переливающимся образам, которые проецирует на их лица телеэкран.

Эти лица всё время немного меняются – как если бы по экрану то и дело пробегала лёгкая рябь помехи. Иногда соседи улыбаются или смеются. Их черты на мгновение искажает гримаса страха или ненависти. Но большую часть времени на их лицах – выражение ожидания. Так человек на остановке, погруженный в свои мысли, неотрывно смотрит в ту сторону, откуда должен прийти автобус.

17 июля 2007

Лес, и в лесу – маленький заброшенный полустанок. Железнодорожная колея, похоже, никогда не использовалась по назначению: всё заросло травой.

Я живу в избушке прямо на перроне. Обходчик – так меня называют звери и лесные духи: обхожу владения, постукивая железным костылём по рельсам, и куда бы я ни шёл, рельсы протягиваются впереди, будто расстилающийся на пути ковёр.

2 августа 2007

Снилось, что на спине моей вырос горб. Вначале он сильно мешал, я всё пытался избавиться от него, будто горб - нечто такое, что можно запросто стряхнуть на землю - как заплечный мешок или рюкзак. Наконец, удалось заглянуть за спину, извернувшись ужом, и выяснилось, что горб представляет собой холмик, поросший лесом, с речушкой, симпатичным домиком сельского вида, людьми, прохаживающимися взад и вперёд, ребятишками, рыбами в реке, собаками, козами, курами и прочими тварями, кишмя кишащими на лугу, в лесу, в реке и во дворе дома.

На вершину холма вскарабкался старикашка ростом с мизинец и сообщил, что я должен извлечь на поверхность всю эту пейзанскую идиллию, буквально – вытащить на себе.

Тут я огляделся и понял, что нахожусь под водой, но берег – рядом, буквально в двух шагах. Я побрёл, преодолевая сопротивление воды, но чем ближе я подходил к берегу, тем сильнее сопротивлялась вода. Наконец, подошёл так близко, что мог дотянуться рукой, но тут движение совершенно застопорилось, я не был способен сделать больше ни шагу.

Повернул голову: мол, что дальше?

Старикашка ответил, что – ничего не поделаешь, придётся подтолкнуть. Обитатели горбика принялись толкать меня в спину, все разом – и рыбки, и зайки, и муравьи, и прочие твари. Вопреки законам физики, я почувствовал, что сил ощутимо прибавилось, и легко вскарабкался – почти взлетел – на берег. И тут же проснулся.

7 августа 2007

Снился человек, который шёл по улице Бен-Иехуда задом наперёд. Прямо перед его лицом, на уровне глаз медленно летел воробей, а спина была прикрыта бронированным щитом – от столкновений с прохожими и автомобилями. Человек улыбался и что-то непрерывно шептал воробью. Люди обходили его стороной.

Я спросил:

Один из прохожих обернулся и сказал:

24 августа 2007

Мне пять или шесть лет от роду, меня похитили цыгане.

Холодно, хочется пить. Я устал.

Заводят в какую-то палатку или кибитку, там сидит слепая женщина. Она ощупывает моё лицо. Мне страшно, я пытаюсь вырваться. От неё странно пахнет.

Говорит: «Это – еврейский царь. Нужно продать его евреям.»

Кто-то у меня за спиной отвечает: «Если отдадим его даром, евреи не догадаются. Но если продадим, они сразу поймут что с ним делать, и станут сильнее. Нужно подкинуть его.»

Меня принимает на руки цыган-старик с трубкой в зубах, ласково улыбается и говорит: «Ты должен вернуть нас в пустыню. Только в пустыне мы станем тем, кем обязаны стать.»

Старик даёт мне яблоко, я подношу его ко рту, и вижу, что яблоко – без кожуры. Не то, чтобы кожура была срезана или каким-то образом снята, яблоко выглядит так, будто оно выросло на ветке – без кожуры. Лысым.

Откусываю кусочек и просыпаюсь.

29 августа 2007

Снился человек с лицом, составленным из кирпичиков.

Кирпичики непрерывно перемещались, менялись местами, вращались, подрагивали, тонули и всплывали.

17 сентября 2007

Город представляет собой бесконечную галерею гротов, залов и комнат, где искусственное (стенные панно, мраморные подножия, гравировка на меди) сохраняет барочную пышность и кажется нагромождением узоров, подобных тем, какими природа отмечает свои листья, стебли и снежинки, а естественное (включая разломы и пятна плесени) можно принять за плод кропотливой ручной работы. Клубы пара, скользкий пол, обилие разнообразной живности, шмыгающей под ногами, и – множество людей, бредущих в коридорах, мокнущих в ваннах, оживлённо жестикулирующих, беззастенчиво разглядывающих окружающих, или – наоборот – равнодушно демонстрирующих наготу. Иногда это шумные компании купальщиков, переходящие из помещения в помещение – их голоса звучат приглушённо, иногда – одиночки или пары, или просто тени, крадущиеся, выглядывающие из-за угла, возникающие из сумрака и в сумраке пропадающие.

29 декабря 2007

Я медленно плыл над крышами домов, горными хребтами, реками и полями. В какой-то момент кабинка канатной дороги утонула в облаке. Я ждал, что она пройдёт насквозь и вылетит с другой стороны, но облако не кончалось.

Внутри было сыро и пасмурно.

Тут я огляделся и понял, что очутился под водой. Что облако – это просто парящий в воздухе водоём, где имеется своя подводная жизнь, плывут рыбы, колышутся водоросли.

Я разделся, аккуратно сложил одежду, глубоко вдохнул и прыгнул за борт. Течением меня вынесло на поверхность, и я оказался среди высоких волн. Вокруг плавали, плескались – с гиканьем и воплями какие-то люди, вроде бы – пляжники: они подпрыгивали на волнах, ныряли, хлопали друг друга по спинам видно было, что для них всё происходящее – развлечение, аттракцион.

Ко мне подплыла какая-то девчушка, её лицо светилось от восторга.

«Ты не боишься утонуть?» – закричал я.

«Что такое „утонуть“? » – спросила она.

Я задумался, пытаясь сформулировать ответ, но она, не дождавшись, рассмеялась и поплыла дальше, поминутно оглядываясь на меня. Тут облако повернулось и все мы соскользнули с него и очутились в воздухе.

Мы падали. Далеко внизу была земля, и она быстро приближалась.

Сперва я испугался, но посмотрев по сторонам, понял, что все без исключения продолжают веселиться – теперь они кувыркались в воздухе и играли в догонялки.

«Что будет, когда мы упадём?» – закричал я, и кто-то из них прокричал в ответ: «Наверное, что-то невообразимое!».

4 января 2008

В разгар представления на сцену вышел человек и сказал:

Всё остановилось: музыка и движение.

Директор сказал:

Нарцисс показался из-за занавеса и ответил:

Балерины захлопали в ладоши и закричали:

Директор кивнул и помахал кому-то за сценой. Вышел волшебник.

Свет погас и все оказались в полной темноте.

Волшебник сказал:

Я проснулся. И в самый момент пробуждения краем сознания, внутренним каким-то слухом услышал:

8 января 2008

Автомобильная трасса посреди обширной равнины, движение замерло, люди высыпали из машин, стоят, задрав головы: в небе – гигантские металлические шары, как ртутные капли, каждый – размером с Эверест.

Запах горячего металла.

Тишина: дуновение ветра.

18 февраля 2008

Китобойный промысел. Я – ахав в спецовке, с головы до пят перемазанный китовым жиром. Кит – хитёр и ловок, несмотря на габариты. Умён. Охота на кита – не убийство, ритуал. Оператор гарпунной пушки – редкая профессия. Киты знают меня в лицо. Во сне даю им имена: Пушок, Отшельник, Весёлый Роджер. Киты не умирают насовсем. Время спустя они снова оказываются в океане, и приветствуют меня как старого доброго знакомого.

3 мая 2008

Первомай. Флаги и ленты. Трибуны.

Я с транспарантом: «СЛАВА СМК!» Подходит какой-то мальчик, спрашивает: «Что такое „СМК“? » Я открываю рот, чтобы ответить, и вдруг понимаю, что понятия не имею что такое «СМК».

Тут вижу: люди на меня коситься начинают. Мол, непонятный, мутный какой-то человек, и транспарант у него – не наш, не советский. Выхожу на трибуну.

«Товарищи! – говорю, – вот вы совершенно напрасно на меня коситесь, потому что лозунг на моём транспаранте – самый что ни на есть партийный, правильный. „СМК“ означает „Союз Матёрых Коммунистов“. Между прочим, сам товарищ Ленин этот Союз основал в 1914—м году. И только благодаря подрывной деятельности и культу личности Сами Знаете Кого Союз Матёрых Коммунистов был переименован в КПСС.»

Говорю так убеждённо, что сам готов поверить, и тут вижу, что праздничную площадь пересекают бегом какие-то люди. Бегу в другую сторону, дворами, переулками, ни на мгновение не выпуская из рук транспарант. И тут навстречу выходит человек в форме, с пистолетом.

«Тааак, – говорит, – и что же это на вашем транспаранте?»

Разворачиваю к себе транспарант и вижу: «Да здравствует ОКН!»

«Что за ОКН? – ласково спрашивает человек в форме, подбираясь поближе, – Организация Капиталистических Наций?»

«Нет, что вы! – смущённо говорю я, – ОКН – это Орден Качества Натурального… ээээ… Хозяйства».

«Это очень странно, – говорит человек с пистолетом, – потому что если верить вашим словам, должно быть написано „ОКНХ“. Немедленно добавьте недостающую букву».

Я приписал сбоку – довольно коряво – недостающую букву «Х», и с невероятным облегчением проснулся.

29 мая 2008

Лучано надрывается, как проклятый, ему непросто. Я – в зрителях, в первом ряду.

– Лучано наклоняется ко мне и жалобно говорит (почему-то с кавказским акцентом):

Перипетии на пути в буфет: здание оперы выстроено архитектором сновидений так, чтобы запутать следы истины, заморочить случайного зрителя. Наконец, мороженое у меня (и быстро тает) .

Иду на звук. Лучано поёт.

Прибываю вовремя: аплодисменты. Цветы на сцену. Мороженое сильно подтаяло, но – всё ещё – съедобно.

Бросаю Лучано брикет вместо букета, ох и ловок итальянец!

Раскланивается.

Лучано:

Оркестр вступает.

Лучано:

Хор:

Лучано:

Хор:

Лучано: (откусывает от брикета и подмигивает) .

Хор:

Я:

Оркестр сбивается. Туба.

Лучано:

Хор:

Лучано:

Хор:

Лучано:

Хор:

Лучано:

Хор:

Лучано (коронный номер – долгое до – на пределе человеческих возможностей):

Хор (умиротворённо):

Лучано:

Спускается со сцены, обнимает меня, плачет и смеётся.

1 апреля 2008

Я получил «Книгу лиц» по наследству — от отца. Отец сильно изменился, он — стар и носит кепку похожую на классический грузинский «аэродром». Я знаю, что он собирается уехать в Закарпатье, там у него дом со своим садом, пруд и какие-то сельскохозяйственные угодья. Перед отъездом он передал мне книгу и сказал, что читать её нужно каждый день много лет подряд, и тогда на последней странице появится твоё собственное лицо.

Он открыл книгу на последней странице, и в самом деле — там было его лицо.

Отец улыбнулся, и лицо синхронно улыбнулось в ответ.

«Как же читают эту книгу?» — спросил я.

«Её можно читать с любого места. Просто открой на первой попавшейся странице» — ответил отец.

Я открыл книгу и проснулся.

3 апреля 2008

Снова сон про книги: на этот раз собрание сочинений некого Джона Пола Уильямса в пятидесяти четырёх томах. Я раскрыл первый, и выяснилось, что юношеские сочинения Уильямса датированы 1618—м годом. В последнем томе были его эссе, датированные почему-то 2001—м. Во сне я долго искал причину не стыковки, открывая наугад то этот, то тот томик, и пришёл к выводу, что Джон Пол Уильямс — бессмертный алхимик в капюшоне, тем более, что с двадцать какого-то по тридцать какой-то том публиковалось сочинение под названием «Уроборос». Среди всего прочего там нашлись такие слова:

9 апреля 2008

Выхожу из дому (дом дедушки и бабушки, ныне покойных) , вижу справа и немного выше Луны золотого цвета диск — роскошный, напоминающий древний боевой щит. Внутри диска — круг, покрытый равномерным узором. Узор начинает дрожать и у меня на глазах закипает — совершенно как вода в чайнике. Кипение приводит к тому, что золотые крапинки и брызги летят в сторону Луны, и тут я понимаю, что это — не оптическая иллюзия, как я было подумал вначале, что диск этот размером побольше самой Луны, и находится там, в космосе. От Луны медленно отваливаются куски, такое впечатление, что откуда-то подул ветер, и равномерно сдувает верхушку лунного круга — как если бы она была слеплена из сырого песка.

19 июня 2008

Сон о гигантских грузовиках.*

________________________________________________________________________________________

15 июня 2008

Дворники переворачивают листья на тротуаре, один за другим. Кажется, они собираются перевернуть каждый лист, и посмотреть — нет ли чего под листом.

Я спросил:

Они даже внимания не обратили, продолжая заниматься своим делом — кропотливо, безропотно.

Я спросил:

И опять ничего не ответили мне эти люди, продолжая переворачивать — один за другим — листики на тротуаре.

В третий раз я спросил:

И тогда — как по команде — они повернулись в мою сторону и по выражению лиц я понял, что попал в точку: они ищут буквы.

7 августа 2008

Снились низко летящие синюшные облака, и на фоне облаков — чёрно-белые лица, выплывающие на поверхность и меркнущие без всякого порядка.

Нечто подобное бывает во время грозы, когда молнии в большом количестве мерцают внутри дождевой тучи, и кажется, что туча беременна неисправными лампочками.

10 августа 2008

К четырём поднимается ветер, у соседей звенят духоловки - тонкие металлические пластины, подвешенные на верёвках: в воздухе повисает протяжный тусклый звон. Духи, которых привлекает этот инструмент, похожи на персонажей чёрно-белых фильмов ужасов 30-х годов: выбеленное лицо, пластика и мимика жертвы церебрального паралича. Один за другим они карабкаются на балкон и располагаются вокруг источника звука, обмениваясь жестами, но не произнося ни слова.

Унылое металлическое бряцание для них - всё равно что уличный костерок для компании озябших нью-йоркских бомжей.

11 августа 2008

Снилось, что тель-авивская набережная открывается не в море, а в пустыню. Вместо воды — песок. Волны — песчаные дюны.

На горизонте появляется парусная яхта, полным ходом идёт к берегу, скользит по песку как по воде. Чайка садится на верхушку дюны и расклёвывает рыбу, извлечённую из песка.

Я предполагаю, что если войду в песчаное море, оно расступится, но оказывается, что песок держит меня крепко, на манер батута. Я неторопливо бреду навстречу приближающейся яхте, слышу за спиной удивлённые возгласы. Обернувшись, вижу людей, наблюдающих за мною с берега. Догадываюсь, что они не видят песка, им кажется, что я иду по воде.

«Это песок, — говорю я, — Смотрите, это просто песок!»

Но едва опускаю глаза, понимаю, что они правы, под ногами — вода. И тут же начинаю погружаться — сперва по щиколотку, после — по колено. Нужно срочно что-то предпринять, иначе уйду с головой. Тем временем яхта продолжает приближаться, и я различаю фигуру человека, который свесился за борт со спасательным кругом в руках. Но вместо того, чтобы подплыть поближе, яхта принимается нарезать круги. Я погружаюсь всё глубже и глубже.

Яхтсмен кричит в мегафон: «Стекло, металл, воздух, почва или песок? Ты должен выбрать!»

Я в ответ: «Бросай! Бросай круг!»

Он смеётся: «Выбирай, иначе утонешь.»

Выбираю почву.

Вода под ногами немедленно становится землёй. С невероятной скоростью в ней прорастает трава, поднимаются деревья и кусты. Яхта, как ни в чём не бывало, продолжает нарезать круги. Мой собеседник подбрасывает спасательный круг в воздух.

Я поднимаю голову и вижу, что спасательный круг — это солнце.

1 сентября 2008

Снился сад, где не растут вишнёвые деревья, а всё какие-то пальмы и кактусы, но на полу, в трещинах между каменными плитами, на столах и лавочках — миллионы вишнёвых косточек, разбросанных как бы случайным образом, но, присмотревшись, понимаешь, что в композиции их присутствует всё же какой-то неуловимый — я бы сказал КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКИЙ — порядок. Не помню, зачем я был там, помню, что долго рассматривал косточки, подбирал их и даже пробовал на вкус (вкус отсутствовал, и это меня почему-то беспокоило).

11 сентября 2008

Снилось, что в Тель Авив приезжает Иисус Христос, но не , а тёзка из мюзикла «Иисус Христос — суперзвезда».

На улицах — волнения, аэропорт оцеплен, повсюду — камеры и микрофоны, отели переполнены, на тумбах — портреты, как поясные, так и в полный рост. В аэропорту — настоящее столпотворение, не протолкнуться.

Наконец, самолёт садится. Дают трап.

Тишина.

И вдруг все падают на колени — все как один, как подкошенные.

Я тихонько (практически — себе под нос) бурчу: «С ума посходили, это же не ТОТ Христос».

В полной тишине моё бурчание звучит неожиданно громко, я невольно пригибаюсь, и у меня появляется непреодолимое желание упасть на колени — просто для того, чтобы никто не догадался, что это именно я усомнился в подлинности Христа.

17 сентября 2008

Снилось, что птицы остановились в воздухе, и прохожие движутся, аккуратно огибая, минуя их - распростёртых над асфальтом, вспархивающих, повисших над мостовой, застывших на полувзлёте.

30 сентября 2008

Доктор собирается в Австралию — лечить аборигенов от ретровируса (что бы это ни значило) . В моём доме устроена вечеринка по этому поводу. Люди пьют, веселятся, пляшут, обнимают ушельца, публично прощаются с ним. Несмотря на то, что я определённо имею какое-то отношение к происходящему, стесняюсь проявить чувства — мне очень жаль расставаться с Доктором, но я не нахожу в себе силы подойти к нему. Наконец, все потихоньку расходятся, и я решаюсь.

«Ну, — протягиваю ему руку, — надеюсь, тебе не будет скучно без нас — в Австралии.»

Он протягивает руку в ответ, в руке — большой стеклянный термометр: «Мы должны разломить его пополам, чтобы он служил нам знаком. Когда наши потомки встретятся, они узнают друг друга по двум половинкам термометра, идеально подходящим друг к другу.»

«Но если мы его сломаем, — беспокоюсь я, — ртуть выльется».

«Это не ртуть, — отвечает Доктор, — это светлое золото».

И в самом деле, я вижу, что термометр наполнен некой светящейся жидкостью золотого цвета. Мы переламываем его, и в моей руке остаётся стеклянный факел, истекающий золотой лавой.

Я беспокоюсь, что золотовыльется, но Доктор меня успокаивает, утверждая, что эта жидкость имеет свойство наполнять собою пространство, не убавляясь и не исчезая.

«Куда бы Это спрятать?» — спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.

«Зачем же Это — прятать?» — удивляется Доктор.

Вопрос застаёт меня врасплох. «Ну как же... — пытаюсь подобрать слова, — я же не могу ходить с Этим по улицам».

«Конечно можешь, — отвечает Доктор, — иначе ты не сумеешь измерить температуру, когда придёт твоё время лечить.»

2 ноября 2008

Снился Туркестан. Медные люди на жёлтом фоне. Медленные верблюды.

Потные скуластые женщины.

9 ноября 2008

Заблудился в собственной квартире: не могу найти дорогу с веранды на кухню. При этом понимаю, что стоит открыть дверь, сделать три шага, и я попаду на кухню, но точно знаю: этот путь для меня по какой-то причине закрыт.

Выхожу на улицу, и заглядываю в комнату: можно было бы забраться через окно, но на окнах решётки. Тут я вдруг понимаю, что по той же причине, что я не могу пройти из комнаты в комнату – как делал это тысячу раз, не задумываясь, я способен проникнуть на кухню через окно, минуя решётки. И в самом деле, я прохожу сквозь стекло, сквозь решётки, и оказываюсь на кухне.

Никого нет, кроме кошки, которая сидит на холодильнике – рядом со своей миской. Кошка открывает глаза и смотрит прямо на меня, прижав уши. Кажется, она меня побаивается.

Тут я задумываюсь о том, почему всё так странно – почему я не мог войти в дверь, зато с лёгкостью вошёл в окно, и понимаю: я сплю и хожу во сне. Эта мысль приносит мне облегчение, я припоминаю, что не первый раз оказываюсь в подобной ситуации, но теперь меня беспокоит расположение предметов на кухне: в самом ли деле на плите должен стоять огромный медный котёл – я не могу припомнить был ли у меня такой?

Зачем мне таких размеров посудина?

Подхожу поближе, открываю крышку, и вижу, что в котле – пусто. Тут я понимаю, что мне нужно самому забраться в котёл, и таким образом приготовить ПЕРВОЕ БЛЮДО.

Эта идея, которая теперь, наяву кажется довольно сомнительной, во сне не вызвала никаких негативных реакций. Я твёрдо знал, что не могу таким образом причинить себе вред, поскольку моё тело не способно деформироваться под воздействием жара. Более того, я понимал, что котёл этот существует только здесь и теперь, и только для меня.

10 ноября 2008

Река, и у реки — шатёр на манер циркового. Развеваются флаги, на экранах пляшут какие-то неоновые буквы, горят огни и вращаются китайские фейерверки. И — ни души, ни одного человека.

Подхожу ближе. Вход в шатёр прикрыт бархатной шторой. На ней огромными золотыми буквами вышиты слова: «КЛОУНЫ — ОТРОСТКИ ПУСТОТЫ».

17 ноября 2008

Посреди Тель Авива — замёрзшее озеро, и прямо во льду, по центру — разукрашенная новогодняя ёлка. Вокруг ёлки водят хоровод — ежи, хомячки, собачки и лисички.

Я спрашиваю:

И мне отвечают:

Я пробую лёд ногой — твёрдый. Не проломишь.

И тут вижу — глубоко внизу, подо льдом — какие-то люди.

Присматриваюсь: свет у них там горит, какая-то жизнь происходит — прямо подо льдом, в озере.

Я говорю:и тут все лисички, собачки и хомячки хватают ёлку, выдёргивают её — как морковку за хвостик — и ударяют ёлкой по льду. Сыпятся игрушки, труха какая-то, серпантин.

Лёд трескается, люди внизу недоуменно поднимают головы — словно только теперь поняли, что прямо над ними, наверху — что-то происходит.

Я зачерпываю ладошкой прохладную воду из озера, пробую на вкус, и - просыпаюсь.

19 декабря 2008

Снилось, что позвоночник мой стал подзорной трубой.

10 января 2009

Снилось, что на правое плечо сел чёрный ворон — громадный, увесистый, какой-то очень солидный, лощёный — пёрышко к пёрышку. Какое-то время я нёс его молча, потом не выдержал и говорю: «Слушай, может сам полетишь, дружок?»

И аккуратно пытаюсь его с плеча спихнуть. Не тут-то было, снова и снова он возвращается и садится на правое плечо, будто это и есть его законное место.

«Ладно, — говорю, — я тебя понесу, но не даром. Что дашь за это?»

Ворон, ничтоже сумняшеся, отвечает: «Могу, если хочешь, мысли чужие читать и на ухо тебе нашёптывать.»

«Зачем мне чужие мысли? — спрашиваю, — Мне и свои-то девать некуда.»

«Могу, — говорит ворон, — твои собственные мысли фильтровать, делить на достойные и недостойные.»

«Спасибо, сам справлюсь как-нибудь...»

«Ладно, — говорит ворон, — давай так: я буду тебе стихи читать вслух — по твоему собственному желанию, хочешь — из старых поэтов, а не хочешь — из новых.»

«Спасибо, — говорю, — у меня хорошее зрение и выдающиеся вокальные данные.»

Ворон зыркнул на меня печальным глазом, и говорит: «Ну, можно, я тогда просто так посижу?

Я вздохнул: «Можно. Только недолго.»

Тут я обратил внимание, что вижу окружающее пространство довольно необычным образом — как бы и близко и далеко одновременно. Могу заглянуть внутрь любого предмета или существа, увидеть структуру, анатомию, внутреннюю пружину, запускающую смысл и предназначение.

«Что это? — спрашиваю, — я ничего не просил...»

«А это — подарок!» — ответил ворон, сорвался с места и был таков.

16 января 2008

Снилось женское лицо – на первый взгляд совершенно незнакомое.

Вглядевшись, я понял, что всё же знаю его, но не помню – откуда, и принялся перебирать имена и обстоятельства – пока не заблудился окончательно: теперь я уже не был уверен, что события, которые всплыли в памяти, произошли со мной, а не с кем-нибудь другим. Зато образ этой женщины вдруг прояснился настолько, что я и теперь – наяву – помню множество мельчайших подробностей, с нею связанных, хоть и не знаю откуда пришло ко мне это знание.

18 января 2009

Во сне очутился на распродаже издательства «Иностранная литература»: длинное узкое помещение уставлено стеллажами, на которых ровными рядами стоят книги серии «Иллюминатор». Рассеянно листаю одну книгу за другой, что-то выбираю для покупки — скорее по привычке, чем по необходимости. И тут вижу, что «иллюминаторские» томики стоят только на средних полках, а верхние (куда нужно тянуться) и нижние (которые можно потрошить только вприсядку) заполнены раритетными специализированными изданиями, там попадаются книги по автомобилестроению, биологии, истории, химии, каким-то неизвестным мне наукам — «иридиологии» например (что бы это ни значило).

Я нахожу три увесистых тома какого-то китайского собрания — пятый, шестой и восьмой. Восьмой сразу же ставлю на место — там идёт речь о сельском хозяйстве. Зато пятый ( «Ушу: нэй цзя») и шестой ( «Алхимия: нэй дань») — то, что нужно.

Листаю и понимаю, что издания — уникальные. Я и не подозревал об их существовании! Мизерный тираж, превосходное качество полиграфии, а самое главное — содержимое. Трактаты, комментарии, статьи, переводы...

Без колебаний оставляю на произвол судьбы стопку «иллюминаторов» и прохожу к кассе, прижимая к груди два «кирпича». За оба тома просят полторы тысячи (то ли рублей, то ли шекелей) , а у меня на руках — только двести. Не знаю что и делать — расстаться с книжками не могу, а денег нет, и взять негде.

«Ладно, — говорит продавец, — я продам тебе это в рассрочку. Давай двести, в следующий раз принесёшь остальное.»

Я протягиваю ему деньги, но тут кто-то сбоку, мягко останавливает мою руку и говорит: «За счёт заведения.»

Я пытаюсь повернуть голову, чтобы рассмотреть говорящего, но мне это по какой-то причине не удаётся.

«Мы тут благотворительностью не занимаемся!» — хмурится продавец.

«Верно, — отвечают ему, — но этот человек платит куда больше, чем остальные, ведь он должен написать продолжение. Так устроены эти книги. Не волнуйся, придёт время, они к нам вернутся.»

Ничего не поняв из сказанного, я выхожу на улицу, думая о том как мне повезло. Но чем больше размышляю о последних словах неизвестного доброжелателя, тем больше они меня беспокоят. Сажусь на лавочку, раскрываю один из томов, перелистываю страницы — сотни, тысячи страниц, несметное количество иллюстраций, километры текста, наконец, добираюсь до конца, и тут вижу, что последние страницы — чистые.

2 февраля 2009

Снился школьный друг Женя Горюшин. Темно, сидим на кухне. Освещение — газовые конфорки. Смотрю и не могу понять — то ли пятнадцатилетний мальчишка передо мной, то ли взрослый мужчина. Не разглядеть в темноте.

«Когда это мы?» — спрашиваю.

«Помнишь, после НВП мы два урока прогуляли — на санках катались, замёрзли как собаки, а потом на кухне сидели, газ зажгли, а чайник поставить забыли.»

«Но сейчас разве тогда?» — осторожно спрашиваю я.

«Сейчас — никогда.» — отвечает Женя, наполняет чайник водой из крана, и, позвякивая крышкой, ставит на огонь.

9 февраля 2009

Сижу на работе, и в офисе появляется замдиректора с пачкой галстуков. Поступило, мол, новое распоряжение: с завтрашнего дня все работники должны быть при галстуке.

— возмущаюсь я, —

Он: — и раскрывает-разворачивает свою коллекцию.

А там — чего только нет!

Галстук-рыбка, галстук-самолёт, целая галерея галстуков-бабочек, галстук в форме ножниц, галстук-крокодил, галстук в форме бутылки для кока-колы, прозрачный галстук, звёздно-полосатый галстук и так далее, и так далее, и так далее. И среди всего этого галантерейного изобилия я вдруг замечаю галстук, на котором изображена река в китайском стиле и лодочка с одиноким рыбаком, уплывающая вниз по течению.

— спрашиваю.

— подмигивает он, —

15 февраля 2009

Снилось, что сердце моё обернулось лягушкой и выпрыгнуло в окно. Я пустился вдогонку, бежал по улицам, расспрашивая встречных, и встречные — как ни в чём не бывало — отвечали: да, мол, видели — туда поскакала.

Так, руководствуясь указаниями прохожих и проезжих я бежал всё дальше, и чем дальше бежал, тем лучше понимал, что шансы мои невелеки.

Наконец, я оказался у воды, и к своему облегчению нашёл лягушонку посреди озера, сидящую внутри цветка с переменным количеством лепестков. Каждый лепесток, стоило присмотреться, тут же делился надвое, и каждый из новых лепестков, делился в свою очередь: казалось, что бахрома лепестков дышит. Внутренняя часть цветка была огненно-жёлтой, такой яркой, что я был вынужден отвернуться, чтобы не ослепнуть. Прямо посреди этого сияния сидела моя лягушка, и я почувствовал пустоту в груди — зная, что это — моё сердце — там, посреди озера.

Я вошёл в воду сперва по колено, после — по пояс, потом вдруг провалился по горло, и довольно долго брёл, стараясь держать подбородок повыше, чтобы не захлебнуться. Но когда я оказался у самого цветка, дно под ногами ухнуло вниз, и я окунулся с головой.

Испугавшись, сделал шаг назад и вдохнул побольше воздуха.

До цветка было рукой подать, и я решил нырнуть и проплыть остаток расстояния под водой. Но там, внизу, мне открылась иная картина. Стебель, на котором держался цветок, был похож на один из модных прозрачных лифтов в стиле хай-тек, вверх и вниз по этому стеблю сновали миллионы людей, животных, каких-то безымянных, совершенно неописуемых существ. Было ясно, что часть из них хотят подняться к самому цветку, а другая часть — наоборот — убраться от него подальше. Приглядевшись, я понял, что два эти противоположных стремления происходят из специфического метаболизма гигантского растения. Где-то там, в темноте, были его корни, и те из обитателей стебля, что двигались вниз, достигали корней. Я позабыл о том, что нахожусь под водой, без воздуха, и застыл в невесомости, наблюдая за происходящим.

В какой-то момент сосущее чувство в груди превратилось в жжение, какое бывает у тех, кто долго обходился без воздуха, я пулей выскочил из воды и проснулся.

26 февраля 2009

В приёмной меня дожидался человек с аквариумом вместо головы. В аквариуме плавали рыбки с человеческими лицами. Подойдя ближе, я увидел, что лица у них одинаковые. Человек повернулся в мою сторону и рыбки, плававшие хаотично, вдруг — все как одна — повернулись ко мне.

«Разве сегодня не твой день рождения?» — спросили они хором. Голоса у них были мужскими, но разнокалиберными — у кого бас, у кого тенор, у кого баритон, и вопрос прозвучал как длящееся до-минорное трезвучие.

«Сегодня?» — удивился я.

Человек с аквариумом вместо головы церемонно поклонился мне (вода чудом не расплескалась) и достал из-за спины букет цветов.

«С днём рождения тебя! — пропели рыбки, — С днём рождения тебя! С днём рождения, милый Гена! С днём рождения тебя!» Песенка про день рождения у них тоже почему-то прозвучала в до-миноре.

«Какой такой Гена?» — растерялся я.

«Когда человек рождается, ему дают имя, — ответили рыбки речитативом, — тебе вовсе не обязательно называться Геной. Можешь выбрать любое имя — на свой вкус.»

«Но у меня уже есть имя», — возразил я.

«В самом деле? — запели рыбки, — И какое же?»

Я призадумался и вдруг понял, что не помню как меня зовут. Принялся лихорадочно перебирать известные имена, но так ничего и не вспомнил.

Рыбки ждали-ждали, и потихоньку разбрелись по своим делам. Осталась одна, которая по-прежнему смотрела на меня участливо и немного настороженно. «Вспомнил?» — спросила она.

«Нет.» — уныло признался я.

«Ничего страшного, — сказала рыбка самым обыкновенным голосом (подозрительно похожим на дедушкин) , — есть и такие, которые при рождении имя своё теряют. Так даже лучше.»

«Что же я теперь — так и буду без имени?»

«На людях пользуйся каким угодно, — посоветовала рыбка, — но наедине с собой помни о том, что безымянен.»

28 февраля 2009

Снилось, что учусь играть на аккордеоне с бесконечной клавиатурой.

Проблемы аппликатуры.

4 марта 2009

Снилась война туч с облаками.

Тучи сновали, облака — клубились.

Тучи вскипали и перемещались стремительно, но быстро выдыхались. Облака, казалось, всё время отступали, но вскоре стало ясно, что это мнимое отступление: отступая, облака поглощали тучи, впитывали их, растворяли в себе.

После, когда туч не осталось, облака долго успокаивались, как бы расслабляясь, растекаясь в пространстве, потом постепенно рассеялись, разошлись в стороны — как театральный занавес, и за облаками обнаружилось чистое бесцветное пространство, в нём висели буквы — одни ближе, другие — дальше. Одни выше, другие ниже.

Я пытался прочесть или хотя бы распознать язык, но ничего не выходило.

Буквы не складывались в слова, слоги сочетались произвольно, было ясно, что эта колоссальная система исполнена смысла, но вспышки понимания, осознания, сменялись состояниями полнейшей беспомощности, утраты памяти. В какой-то момент стало ясно, что читать можно, начиная с любого места, любой буквы, в любом направлении. Сочетание двух соседних букв при любых обстоятельствах было верно и функционально, мне казалось, что я, наконец, нащупал нить, направление, но пять или шесть витков спустя всё терял и начинал заново.

Я решил перевести дух и тут же обнаружил, что буквы не стоят на месте. Они двигались, движение было центростремительным. Буквы сближались — сперва медленно, затем всё быстрее и быстрее. Движение сопровождалось гулом, похожим на звук приближающегося поезда метро.

Наконец, они полетели навстречу друг другу с такой скоростью, что стали почти неразличимы. Перед тем, как они столкнулись, мне показалось, что я, наконец, прочёл всё целиком и узнал слово.

Но проснувшись, припомнил лишь сам миг понимания, узнавания.

9 марта 2009

Ранняя весна: первый аккуратный цветок — жёлтое на белом.

Попытался сорвать «на счастье», но тут выяснилось, что вместо стебля под землю тянется серебристый электрический провод.

«Это заговор!» — шепчет прохожий, отнимая у меня провод, и принимается тянуть. Поднапрягся, вытащил метра на два наружу, но тут снизу кто-то дёрнул, и человека унесло под землю — ойкнуть не успел.

Заглядываю в образовавшееся отверстие и вижу, что под землёй, где-то далеко-далеко внизу, под облаками, располагается континент, очертаниями отдалённо напоминающий Северную Америку (разве что немного пошире в талии). Вижу провода, протянувшиеся снизу вверх, миллионы, миллиарды проводов, и понимаю, что на конце каждого из них — цветок.

«Стало быть, весна — продукт подземных технологий» — произношу вслух, и кто-то отвечает мне:

«Но зимы справляют на Небесах.»

10 марта 2009

Весна — период тщательно прописанных сновидений: жизнь во сне не менее разнообразна и вещна, чем наяву. Особую выпуклость, реальность, зримость ночной жизни добавляет знание о том, что спишь, в то время как днём то и дело забываешься, и тогда явь становится блеклой репродукцией происходящего: фонит, рябит, дребезжит.

Появляется ощущение, что прямо сейчас, в данный конкретный момент, в эту самую секунду от меня ускользает нечто важное: нужно сосредоточиться, оставить посторонние дела (все дела кажутся посторонними) , припомнить или вернуться (куда?) — ясно, речь идёт о чём-то таком, что ещё мгновение назад было здесь, вот оно: вертится на кончике языка, просится наружу, ждёт мгновения ясности, бодрствования.

События, люди, разговоры, заоконный пейзаж, музыка, новости в интернете, всё то, что при прочих равных обстоятельствах воспринимается как собственно ПРОИСХОДЯЩЕЕ, становится вдруг чем-то совершенно посторонним, сдаёт позиции, отшелушиваясь слой за слоем, обнажая нечто не вполне обозримое, не вполне различимое даже, но — живое и осмысленное.

17 марта 2009

В гости ко мне приходит английский писатель Акройд и сообщает пренеприятнейшую новость: Шерлок Холмс умер от коклюша.

Выпили за упокой, Акройд закуривает трубочку, и тут я чувствую, что табак его пахнет не табаком, а ржавым железом. И я отчётливо понимаю, что запах этот курится потому, что табак Акройда смешан с опилками револьвера. А револьвер, судя по всему, принадлежит Ватсону.

«А что, — осторожно спрашиваю, — здоров ли наш любознательный доктор?»

Акройд смущается, прячет глаза и как-то очень подозрительно хмыкает. Я настаиваю, и в конце-концов англичанин сдаётся: «Никакого Ватсона нет и не было. „Ватсон“ — мой псевдоним.»

«Позвольте, — удивляюсь я, — но как же револьвер?!!»

«И револьвера не было. Рассказы про Холмса — все до единого — написал я.»

Во сне я отчётливо понимаю, что Акройд врёт — рассказы про Холмса написал не он, но кто же их написал? Не упомню... Честертон? Киплинг?

«По правде говоря рассказы про Холмса написал сам Холмс, — говорит Акройд, — и просил меня подписаться — просто потому, что у сыщиков не принято мемуарничать — разве на склоне лет, удалясь, так сказать, от дел. А я — человек чести, поэтому деньги, вырученные за публикации, аккуратно передавал автору, сам же взял псевдоним, чтобы не вводить публику в заблуждение. Так-то явился писатель Ватсон. Теперь, после смерти маэстро, придётся мне самому взяться за дело. Ватсона можно отправить на заслуженный отдых.»

«А как же револьвер?» — не сдаюсь я.

«Дался вам этот револьвер!.. Ладно, хотите знать — вот он!» — с досадой произносит Акройд, и достаёт из саквояжа некую железяку, в которой с большим трудом можно узнать предмет оружия. Кто-то хорошенько потрудился напильником, и теперь старый заслуженный револьвер напоминает комок ржавого железа.

«Подумываю о том, чтобы придать ему форму цветка,» — откровенничает Акройд, попыхивая своей трубочкой.

6 апреля 2009

В раздевалке гулко хлопают металлические дверцы шкафчиков, за кирпичной перегородкой — мерный плеск: кто-то стоит под душем, намыливая голову, плотно зажмурив глаза. Голоса звучат неразборчиво, смазано, будто все разом воды в рот набрали, в воздухе — пар и сладковатый запах хлорки. Кафельный пол залит по щиколотку: люди движутся медленно, осторожно переставляя ноги, чтобы не споткнуться. Пространство наполнено телами, каждое из которых перемещается в соответствии с заданной траекторией, то и дело взмахивая руками, чтобы сохранить равновесие.

Но — стоит выйти наружу, взгляд наводится на резкость, предметы внезапно становятся твёрдыми, меня не покидает ощущение, что о любой из них можно порезаться или уколоться.

14 апреля 2009

В дни перемены погоды мой череп напоминает неисправную лампу накаливания, где-то далеко внутри загорается зуммер желтого электрического свечения (я вижу этот свет - он отражается в зрачках собеседника), затем мгновенное помутнение, оторопь, и - простите, что вы сказали? - медленный восход сознания к точке минимальной членораздельности.

Как если бы я был тем, кто решил прокатиться на колесе обозрения, и вдруг обнаружил, что колесо стоит в воде по самую маковку, вот оно приходит в движение, кабинки по очереди показываются над водой - одна, и за ней – другая...

Как если бы я оказался в каждой из этих кабинок и в каждое новое мгновение становился тем, кто на краткий миг выныривает на поверхность и тут же исчезает, стремительно погружаясь всё глубже и глубже - до полного беспамятства и исчезновения.

19 апреля 2009

Во сне отчётливо увидел собственное спящее тело — лицом вверх: ночной паучок опустился из темноты и долго висел надо мной на невидимой паутинке, перебирая лапками. Ещё немного, и — коснётся лба...

Я не знаю точно что произойдёт тогда, но чувствую, что не должен ему этого позволить. Тут во лбу моём открывается маленькая двустворчатая дверца, оттуда протягивается рука и вовремя подхватывает паучка, который уже норовит приземлиться между моими бровями. Рука протягивается к потолку и уносит паучка в темноту.

Тут я понимаю, что это сон, что это моя рука, я могу протянуть её и выше. Для тренировки пробую пошевелить пальцами, и мне это удаётся, при этом в воздухе над крышей дома возникает подобие ветра — нечто вроде лёгкого, вязкого на ощупь завихрения. Я понимаю, что могу вызвать ветер, просто разминая пальцы, и знание это приводит меня в прекрасное расположение духа.

Приходит понимание, что ветер, а также любой другой поток в природе так именно и возникает — когда кто-то, условно говоря, шевелит пальцами.

Стоит мне об этом подумать, я тут же вижу эти пальцы — они вплетены в ткань материи — вокруг меня, повсюду.

Они не выглядят как пальцы моей чудесной новой руки, но имеют ту же природу. Стало быть, есть некто, кому они принадлежат. Пытаюсь отследить исток этого бесконечного шевеления, ухожу всё дальше, глубже, и — просыпаюсь.

2 июня 2009

Продеваю в брючные петли толстый морской канат, свободный конец забрасываю в окно. Там, на улице, кто-то держит его и время от времени подаёт сигнал (легонько дёргает).

На каждый сигнал я должен ответить каким-то действием, но так, чтобы о существовании связи между сигналом и откликом не подозревал никто, кроме меня самого и таинственного незнакомца за окошком. При этом я не чувствую себя обусловленным или порабощённым, всё это напоминает весёлую игру — тем более, что мои действия по сути никто не регламентирует. На потяг каната я могу реагировать так или эдак, никто не заставляет меня совершать определённые, заданные поступки.

Важно, чтобы поступки совершались.

В какой-то момент окружающие начинают замечать мою странную «привязанность» и задают вопросы. Ответ обескураживает меня самого: «Ах это... — говорю я, — это просто пуповина. Я жду нового рождения, поэтому вынужден получать питательные вещества извне.»

3 июня 2009

Снился город, целиком и полностью разместившийся в стволе гигантского живого дерева. Внутренние стенки ствола напоминали мягкие тусклые зеркала.

4 июня 2009

В Армении я видел старые придорожные камни, покрытые тончайшей резьбой – настолько тонкой, что с пяти шагов такой камень можно принять за обработанный временем, а не человеком. И лишь приблизившись на определённое расстояние, вдруг, застигнутый врасплох, осознаёшь степень заблуждения.

Происходит мгновенное наведение на резкость, акомодация. Взгляд теряется среди возникшего внезапно - как судорога - (и как бы ниоткуда) сплетения образов.

Подобное наслаждение я испытал, впервые заглянув в микроскоп на уроке ботаники.

Это был лист какого-то вечнозелёного растения. Я смотрел долго, очень долго, одноклассники начали терять терпение, но Майя Борисовна сказала: “пусть смотрит”, и я смотрел.

Это как заблудиться в лабиринте, но никто не знает, что на самом деле ты не заблудился, а спрятался.

Совершенно, безвозвратно - исчез.

5 июня 2009

Куда-то шли, о чём-то говорили, вдруг — посреди разговора — я спохватился: «Рома, ты же умер!»

«Это я ТАМ умер!»— махнул рукой Рома Баембаев.

Идём дальше. Заходим в переулок — низенький, узкий, тёмные окна, и только одно из них теплится слабым желтоватым светом, будто внутри — свечка или ночник.

«Давай будить разгильдяев!» — предлагает Баембаев.

«Зачем? — возражаю, — ночь, люди отдыхают...»

«На том свете отоспятся!» — смеётся Рома.

«На том свете будет ли время на это?» — спрашиваю с самым невинным видом.

«На том свете, — отвечает Баембаев, — будет не время, но азбука Морзе.»

18 июня 2009

Свет электрической лампы отражается в окне, прикрытом шторой: в результате сложной оптической трансформации мерцающий шар делится на два полушария, каждое из которых в свою очередь рассыпается на множество cветящихся фрагментов.

Стоит повернуть голову, они тут же смешиваются в иной пропорции, и вся комбинация меняет форму — как в стёклышке калейдоскопа.

Уличный шум прибавляет зрелищу убедительности, в какой-то момент забываешь, что это — нерукотворное. Можно надеть наушники или сесть с книгой, но я продолжаю смотреть, покачивая головой из стороны в сторону — как кобра под гипнотическим взглядом факира.

19 июля 2009

Снилось, что вдоль улицы Аленби течёт река Ганг: люди входят в воду прямо посреди уличной сутолоки — на своих двоих, но выходят уже на спинах буйволов. Буйволы несут чистых евреев на бульвар Ротшильда, и там отпускают на все стороны. Мало-помалу город заполняется людьми, которые выглядят как настоящие, но с золотистыми зрачками.

Спрашиваю:

Отвечают:

Один из чистых евреев, вынимает глаз из глазницы и даёт мне в руку — очень тяжёлый, будто отлит из свинца. Я подбрасываю его в воздух, и глаз с золотистым зрачком повисает и плывёт над моей головой, над самой макушкой. К своему удивлению я чувствую, что глаз этот стал как бы моим собственным, но не в том смысле, что я стал видеть то, чего раньше не видел, а просто всё, что вижу — приобрело некую необычайную прозрачность и ясность.

Люди выглядят по-прежнему, но присмотревшись, я вижу как внутри каждого тела движется воздух, текут жидкости и колышутся электромагнитные поля.

Деревья — живой учебник ботаники.

Насекомые, звери и птицы — всё прозрачно.

Автомобили и компьютеры — натуральный киберпанк, информатика.

Но самым интересным зрелищем оказалась вода, которую я не знаю как и описать, а потому описывать не буду.

21 июля 2009

Вышел на улицу Бен-Иегуда. Навстречу — бабушка с цветами. Розовые, и жёлтые, и синие: фейерверк в охапке.

— Возьмите цветок, - говорит, - бесплатно и от чистого сердца.

Я взял один - синий.

— Хороший будет день: безоблачный и счастливый, — сказала она (как в воду глядела).

— Откуда вам знать?

— Каков цветок, таков и день.

— А если бы я не этот взял, а — тот, жёлтый?

— А вы возьмите, и — посмотрим.

Я было протянул руку, но — передумал: куда мне одному столько безоблачного счастья?

21 июля 2009

Снилась Книга Укусов, похожая внешне на Codex Seraphinianus – нечто вроде энциклопедии агрессии в природе.

На каждой странице помещалась одна-единственная статья, где очень подробно рассматривался тот или иной тип агрессивного поведения – не только в растительном или животном царстве, но и в мире минералов, элементалей, ангелов, электромагнитных явлений, а то – вовсе неизвестных мне веществ или существ, якобы обитающих в наших пределах.

В конце каждой статьи помещался абзац, озаглавленный «апология», который содержал объяснение и как бы обоснование агрессии того или иного типа. Истинной причиной агрессии в конечном счёте всегда называлась любовь, и к моему изумлению выходило, что каждая страница этой книги говорила о новом, не похожем на все остальные, типе любви.

24 июля 2009

Ходил в лес перенимать повадки деревьев. Деревья умеют стоять — как никто другой.

Примат — существо безалаберное: постоит и уйдёт.

Дерево стоит так, будто оно — единственное в своём праве: якорь мироздания. Пока корень в земле, небеса вращаются беспрепятственно.

После нескольких дождливых дней всё преобразилось: лес вымыли и причесали, поляны стали похожи на маленькие болотца: следы ботинок наполняются водой после каждого шага.

Воздух можно кусать и держать во рту, словно мёд.

Наблюдал медленный восход неба над монастырём молчальников. Молчальники звонили в колокол — звали жить в тишине с б#жьей помощью. Но я сел под ель, сложил руки и сидел с б#жьей помощью под елью.

Хвойные ванны — это когда хвоя везде, прежде всего — в желудке и лёгких. Лёгкие наполняются хвоей на вдохе, а на выдохе хвоя оседает на дне телесной реторты — как снежинки или песчинки в паузах между порывами ветра. Ещё немного, я бы сам зазвенел как колокол, и созвал бы молчальников принять с б#жьей помощью хвойную ванну — в лесу, под мартовской елью. Звук цвета начищенной меди рождался в утробе, прокатывался — резонируя в фасциях, выплёскивался наружу, хвойные чешуйки поблескивали как золотые, медленно сыпались в воздухе.

5 августа 2009

Я солдат, убиваю врагов. То и дело пролетают снаряды, пули, я вижу их невооружённым глазом.

У пули женское лицо.

У снаряда — мужское, с зажмуренными глазами: летящий снаряд похож на лётчика сверхзвукового самолёта, испытывающего значительные перегрузки.

Пролетая мимо, пуля кокетничает: делает удивлённое лицо, подмигивает или приподнимает брови.

25 августа 2009

Снилось, что пальма напротив моего окна стала джунглями, и за окном кричат попугаи. Из джунглей выходят голые старцы с копьями (чернокожие, с кольцами и браслетами) , и поют, и хлопают в ладоши. Вот, вышел я на крыльцо — к старцам, и что-то сказал на их языке. Сам не понял, что сказал, но они прекрасно меня поняли, и ушли в джунгли, воздев руки.

Приглядевшись, я увидел, что слова, сказанные мною, сгустились в воздухе и повисли на пальмах в виде мерцающего марева.

Ветер шевелил сгустившиеся слова и они чуть слышно позванивали, переливаясь, поворачиваясь в воздухе.

26 августа 2009

Ребёнком, лёжа в постели с открытыми глазами, я часами вглядывался в темноту, исследуя законы сплетения образов. Вначале я видел лишь точки, они исчезали и появлялись, меняли яркость, парили, их движение казалось беспорядочным и бессмысленным, но вынуждало таращиться, напрягать зрение, чтобы обнаружить источник, скрытый порядок, который, насколько я знал из опыта предыдущих ночей, присутствовал в этом мельтешении, до времени избегая распознавания, предпочитая притвориться сырым хаосом. Вскоре выяснялось, что темнота имеет объем и массу, теперь это было нечто отличное от матово-чёрной плоской доски и напоминало снегопад в негативе — хлопья, равномерно движущиеся в одном направлении, в пустоте, косые линии, пересекающие поле зрения. После появлялись цветные узоры, но не сразу, не вдруг, а будто кто-то с течением времени равномерно вводил ощущение цвета в пространство, бывшее прежде пустым и безвидным. Эти узоры научали меня особому чувству ритма, они казались бесконечными, всюду — живая геометрия, дышащая, пульсирующая, вечно изменчивая, как в стёклышке калейдоскопа. Каждый элемент имел связь с привычным миром вещей: какую ниточку ни потяни, разматывается клубок образов и понятий, окружающих тот или иной предмет подобно облаку или сфере. В какой-то миг явь окончательно сдавала позиции, и я уходил дальше, пользуясь одной из найденных нитей в качестве путеводной.

20 сентября 2009

Снилось, что над Тель-Авивом повис гигантский змей.

Медленно разворачивающееся в пространстве тело: чешуйка цепляется за чешуйку.

Чешуйка за чешуйкой – вращается в воздухе, лениво перекатывается, будто выворачивается наизнанку.

Чешуйка к чешуйке — посверкивая, переливаясь.

Я задрал голову, пытаясь окинуть его взглядом, но понял, что змей разворачивается во все стороны, и нет у него головы, один хвост.

24 сентября 2009

Повернув руку ладонью к себе, я понял, что ладонь напоминает газовую конфорку: кончик каждого пальца способен поддерживать небольшой язычок жидкого пламени, и по желанию я способен гасить или — напротив — увеличивать его интенсивность. Приглядевшись, в самом центре ладони я увидел источник горения — пятно неровной формы, буквально состоящее из огня. Покатав его в руке так и эдак, я понял, что огонь этот — часть меня самого и всегда был мной.

— Я — огонь, — сказал я вслух, и кто-то из-за спины ответил мне:

— Всё — огонь.

Обернувшись, я не нашёл говорившего, но увидел, что всё — огонь. Предметы и жидкости, люди, животные, растения, камни, песок, и самый воздух: всё содержало в себе толику неразбавленного пламени. Выглядели вещи по-разному, но пламя в них было — то же.

— Всё — огонь, — повторил я вслух, и кто-то из-за спины ответил мне:

— Но самый огонь — ничто.

24 сентября 2009

На дверях было написано: «Вход — только по ОСОБЫМ приглашениям». Слово «ОСОБЫМ» было два раза подчёркнуто красным фломастером. Для меня было важно попасть внутрь, но я не знал есть ли у меня ОСОБОЕ приглашение.

Обшарив карманы, ничего не нашёл и стал присматриваться к тем, кто входил, чтобы понять каким образом ОСОБОЕ приглашение реализуется.

Никто не требовал пропуск, не проверял документы.

Входящие поворачивали ручку, дверь открывалась и закрывалась за ними сама. Я попытался увидеть что там, за дверью, но за тот промежуток времени, который был мне отпущен пока кто-то входил, не удавалось разглядеть ничего, кроме света и глубины. Так, в нерешительности, я топтался на пороге, пока один из прихожан не бросил на ходу: «Чего стал? ОСОБОЕ приглашение требуется?»

«Совершенно верно» — ответил я.

«Вот же оно!» — он мельком показал на меня и прошёл мимо.

«Где? Где оно?» — закричал я в отчаянии.

«Где-где! На голове!» — засмеялся добрый человек, открыл дверь и растворился внутри.

Я осторожно ощупал голову и с изумлением обнаружил на лбу нарост, похожий на фонарик из тех, что используют шахтёры и спелеологи, когда спускаются в темноту. Фонарик рос прямо из головы и на ощупь напоминал кость какого-то животного. Прикосновение к линзе напоминало ощущение движения века по глазному яблоку.

Тут я понял, что способен ухватиться за этот нарост и пользуясь им как язычком молнии (зиппера) , расстегнуть тело сверху донизу и выскользнуть из него — как змея покидает старую кожу. Эта способность и была ОСОБЫМ приглашением. Меня настолько впечатлило это открытие, что я мигом взлетел по ступенькам, и только было потянулся к дверной ручке, как заметил, что надпись на двери изменилась: «Выход только в случае КРАЙНЕЙ необходимости».

Я понял, что пока искал «ОСОБОЕ приглашение», вход стал выходом, и теперь нужно выяснить имеется ли КРАЙНЯЯ необходимость или КРАЙНЕЙ необходимости нет.

30 сентября 2009

Снилось безымянное место, одно из тех, куда я то и дело возвращаюсь во сне - луг и гора в полнеба, нависшая над лугом. Ни ветерка, ни дуновения: время исчезает - за отсутствием событий.

Или наоборот: время становится событием, и потому исчезает.

5 ноября 2009

Снился подвал, заваленный старыми книгами и журналами. Я здесь для того, чтобы разыскать Чистую Страницу из Книги Обстоятельств и вернуть её братьям, ожидающим моего возвращения . Время от времени кричат: нашёл?

— Ищу! — кричу в ответ, продолжая поиски. Переворачивая слипшиеся связки макулатуры, зарываясь в книги по горло.

Вдруг замечаю, что не один. Крысы!

— Тут крысы! — кричу братьям. Наверху долго и горячо спорят о том вытаскивать меня или оставить с крысами. Наконец, братья принимают решение и бросают мнепистолет.

Передёргиваю затвор.

На звук выходит огромный седой Крыс. Молча смотрит в глаза: пугает.

Целюсь. Рука подрагивает. Пистолета Крыс не боится.

Наконец, он отводит глаза и собирается уходить, но оборачивается на полдороге и бросает через плечо:

— Не там ищешь, братец.

— Я тебе не братец, — отвечаю, стараясь не показать страха.

— Ошибаешься, братец, — спокойно говорит Крыс. — Мы с тобой оба — книжники. Хочешь найти то, зачем пришёл?

— Хочу!

— Тогда придётся спуститься ещё ниже.

Иду за ним в темноту. Страшно.кричат: не ходи!

Долго тащимся какими-то мусорными коридорами. Под ногами — уже не книги, а обрывки, ошмётки, книжная грязь. Книжный прах. Становится ещё темнее.

Наконец, Крыс поворачивает в какой-то совсем уж тесный — даже не коридор — лаз, туннель. Приходится стать на четвереньки и ползти — по-другому не протиснешься. Упорно ползу — до тех пор, пока туннель не становится слишком узким.

— Я так и думал, что ты застрянешь, — говорит Крыс. — Этот путь — для истинных книжников, а истинный книжник должен быть лёгким и гибким. Придётся тебе ужаться.

— Как это сделать? — спрашиваю, понимая, что другого выхода нет — ни вперёд, ни назад двинуться не могу.

— Ты должен захотеть! — говорит Крыс. Судя по удаляющемуся голосу, он продолжает идти вперёд, оставляя меня в одиночестве.

Какое-то время пытаюсь двинуться вперёд, потом — назад, но довольно быстро понимаю, что застрял окончательно: чем больше дёргаюсь, тем хуже себя чувствую.

Страх достигает точки, когда уже не страшно, а почти весело. То и дело меня пробирает истерический смех. Сперва — безнадёжный, нервный. Неуместный.

Вслед за этим — искренний, лёгкий.

Настоящий.

Я смеюсь, понимая, что всё это мне снится.

Меня бесконечно забавляет, что минуту назад я дрожал от страха.

И с каждым пароксизмом смеха я становлюсь лёгким. Юрким и гибким.Почти прозрачным. Балансирую на грани сна и яви.

Теперь я могу двигаться дальше и пройти этот путь до конца.

Но мне туда больше не нужно.

Я и есть — Чистая Страница из Книги Обстоятельств.

Можно возвращаться: братья ждут меня .