КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Жаждущие любви [Николай Михайлович Сухомозский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

«Умирают — в пространстве,

Живут — во времени».

(Андрей Вознесенский).


Часть первая. В чулане с Богом, или Мистификация, которой не было

...День взбрыкнул еще до пробуждения. Нервы, отключенные от реальности, напряг просочившийся сквозь «зарёй освещенные стекла» поистине макиавеллевский кошмар.

...Незнакомый город. Тысячи охваченных первобытным ужасом людей, очертя голову мчатся в одном направлении. Я – не в первых рядах. Но и задних не пасу.

Что хором кричим, в сумятице не разобрать. Да, собственно, и прислушиваться некогда. Лечу, задыхаясь: и от набранной скорости, и от собственных горловых децибел.

Тем не менее, не сбавляя запредельного темпа, успеваю оглянуться. Вижу, что нас медленно, но неумолимо, настигает черное Нечто, постепенно заполняющее весь небосвод. Также замечаю, как в бездонном чреве безумного молоха, исчезают небоскребы, кварталы, излучение. И воцаряется мрак темнее самой темной ночи!

Что происходит?!

Внезапно мозг осеняет леденящая не только большие полушария мысль: совершающееся – не что иное, как гибель Вселенной. А я – один из немногих, кому выпало счастье (несчастье?) лицезреть границу между Бытием и Небытием.

Куда же мы – стайеры поневоле – в таком случае устремились?! Взываю:

– Глупцы, чего орете? К кому обращаетесь? Кто вас услышит? Информацию принимать некому. Будущего нет!»

Проснувшись, сразу почувствовал: сон, бесплатно прокрученный мне ведущим киномехаником Олимпа Морфеем в циркораме «Гипнос» – чего совать голову под подушку! – настроения не поднял. Нет, суеверным я не был. В бред сивых и прочей масти кобыл типа астрологических прогнозов и толкований ночных иллюзий не верил. Чакры дезинфицировал регулярно. Как и очищал ауру от копоти «ландолетов бензиновых» и слов смердяще-резиновых. Однако... Смятение – вот, пожалуй, как максимально точно определялась текущая конфигурация смущенной психики.

Путь к месту службы (исполнял обязанности главного редактора украинского выпуска «Комсомольской правды») пролегал к набережной Днепра и дальше. Тягучий, словно карамельная патока, водный поток, помноженный на ночные магические формулы, настраивал на «глубокомысленный бред». Мгновенье, и вот уже по амальгамной водной глади (причуды взъерошенных нейронов?) на дикий пляж накатывают, бесследно растворяясь в прибрежном песке – шуа-ш-шуа, шуа-ш-шуа – эпатажные строки Арсения Тарковского:

Сама ложилась мята нам под ноги,

И птицам было с нами по дороге,

И небо развернулось пред глазами,

И рыбы подымались по реке,

Когда судьба по следу шла за нами,

Как сумасшедший, с бритвою в руке.

С поэтом не поспоришь: жребий у каждого – свой. Как и устремления. Для одних, не в обиду сказать, и привычного трехмерного пространства много. Другим будет тесно и в бозонных 26 измерениях.

Неожиданно ловлю себя уже на откровенном фричестве: а что если приснившееся Ничто –чудовищных размеров уни-бритва, направляемая торсионным полем? И сквозь нанесенный ею «молекулярный порез» Вселенная вытекает неизвестно куда, превращая Бытие в свой антипод?

...У входа в здание, где размещается редакция, нос к носу сталкиваюсь с шефом – генеральным директором предприятия «Киев-Пресс» Степаном Романюком. Проскороговорившем:

– Спешу, как крейсер «Аврора» перед историческим выстрелом. Поговорим, когда вернусь. Скажу лишь следующее: «Приватбанк» отозвал свою полосу рекламы на пятницу. Прикинь до моего возвращения, чем мы можем дыру заткнуть!

Настойчивая трель телефона встретила в коридоре. Элегантно парашютируя в кресло, одновременно стреляю взглядом на определитель номера и вижу: пробивается специальный корреспондент Виктор Коробков. Левой рукой отодвигаю экземпляр пару часов назад появившейся в киосках свежей газеты, правой – тяну к уху досаждающую трещалку:

– Алло!

Крайне взволнованный голос:

– Извини, но, похоже, ты (в «Комсомолке» друг к другу обращались, не употребляя «вы» – Н.С.) окончательно рехнулся! Я не против самой жесткой критики. Но что за лабуду мы сегодня даем?! Я, правда, газет еще не видел, однако некоторые абзацы люди из Минобороны процитировали на мейл. Если откровенно, я в шоке! Неужели так трудно было, прежде чем ставить материал, показать его мне?!! По крайней мере, избежали бы серьезного скандала. И хорошо еще, если не судебного иска по статье «Диффамация»...

Вставить свой пятак не удается: просчетом оказалось желание набрать в легкие воздуха побольше.

– А как меня подставили! – сетует дальше специальный корреспондент. – В Министерстве каждый, включая Хозяина, знает: за военную тематику в газете отвечаю я. И что теперь?! Меня туда на пушечный выстрел не подпустят! И я ребят понимаю: в публикации ведь, судя по сброшенным отрывкам, ни единого конкретного факта. А на общих рассуждениях далеко не уедешь.

Пока телефонный визави изливает душу, развернув газету, скольжу глазами по вышеупомянутой странице. Выхватывая абзацы, больше всего, вне всякого сомнения, возмутившие высокопоставленных милитари:

«...Есть солдаты 3-х родов – угнетенные, угнетающие и отчаянные. Угнетенные – люди, сроднившиеся с мыслью, что они рождены для страдания. Каждый солдат, годом старше, имеет право и истязает его. ...Угнетенный не получает 1/3 того, что ему дает правительство, знает это и молчит. ...Ни в одном европейском войске нет солдату содержания скуднее».

«...Угнетающие солдаты – люди, перенесшие испытания и не упавшие, но ожесточившиеся духом. Их чувство справедливости – заставлять страдать каждого столько, сколько они страдали». «...Отчаянные солдаты – люди, убежденные..., что для них нет ничего незаконного. Для отчаянного солдата нет ничего невозможного, ничего святого; он украдет у товарища, ограбит церковь, убежит с поля, перебежит к врагу, убьет начальника и никогда не раскается».

«...У нас есть офицеры 3-х родов. Офицеры по необходимости – не чувствующие себя способными к другому средству поддерживать существование. Офицеры беззаботные – люди, служащие только для мундира или мелочного тщеславия и презирающие сущность военной службы. И самый большой отдел – офицеры-аферисты, служащие для одной цели – украсть каким бы то ни было путем. Это люди..., составляющие между собой огромную корпорацию грабителей, помогающих друг другу».

«...Генералы, по большинству, – ...люди без ума, образования и энергии».

– ...И что прикажешь делать?! Или ты не слушаешь?!!

– Слушаю, слушаю! Просто параллельно публикацию глазами пробежал.

– Ну, и.?.

– Как по мне, не в бровь, а в глаз.

– А «вещественные доказательства»? Дошло, наконец, в какое дерьмо вляпались?!

Увы, не предусмотрел я, ставя «бомбу», что плющить начнут не руководство издания, а корреспондента, отвечающего за воинскую тематику (уже после нашего разговора позвонить Виктору не погнушается министр обороны Александр Кузьмук, на которого, в свою очередь, по слухам, надавил верховный главнокомандующий Кучма).

– Чего умолк?! – не унимается, между тем, трубка.

– Так свобода слова не подразумевает обязанности слушать. Ладно-ладно, не кипятись!

И, горько сожалея, достаю скелет из шкафа. Объяснив возмущенному спецкору, что я не спятил, и что редакция несет ответственность лишь за нейтральную врезку. Остальное – сокращенный вариант «Проекта о переформировании армии» Льва Толстого, подготовленный еще в 1855 году. Обычный и удачный – если смотреть правде в глаза, за полтора века мало что в родном войске изменилось – розыгрыш!

Спецкор, выпускник известного в свое время на весь Советский Союз Львовского высшего военно-политического училища, понимал и ценил юмор, а посему изрек:

– Что ж, ты, как порядочный человек, гадости делаешь с отвращением!

– Но сколько можешь, тяни! Не топи интригу. Пусть ярость благородная...

Хотя прекрасно понимаю: фишка накрылась медным тазом – вряд ли Виктору удастся выдержать осаду хотя бы сутки-двое.

Не успею перевести дух, как начинает приоткрываться дверь, в унисон чему вновь подает голос ленивая горизонталь телефонного аппарата – эта пародия на эбонитовую гантель для дистрофиков. Совершаю синхронно два действия: беря трубку, одобрительно киваю заглядывающей в кабинет руководительнице компьютерного цеха. Та машет рукой – зайду позже.

На проводе – главный редактор журнала «ПиК» («Политика и культура») Александр Кривенко. «Небось, тоже какая-то бяка?», – мелькает мысль еще до того, как изрекаю привычное «Слушаю». И точно!

Александр, издание которого в очередном номере публикует нескольких моих новелл, написанных названиями населенных пунктов Украины, с дружеским прискорбием «радует»: ему приходится ставить в уже сверстанный журнал «депешу», присланную учредителями. А посему мои экзерсисы придется резать по живому.

– Ты сам это сделаешь или доверяешь нам? – интересуется сверхтактично.

– А, может, лучше передвинуть их на позже? – бросаю спасательный круг тонущим опусам.

В это время приоткрывается дверь – снова Наташа Дутчак. Показываю рукой на стул: садись, что ты будешь курсировать туда-сюда. Та проскальзывает в кабинет.

– Извини, – бросаю в трубку, – на секунду отвлекся. Так вот, как насчет следующего номера?

– Я бы с удовольствием, но при всем желании – не получится! Перекроить еще четыре страницы уже не успеваем. Я – в глубоком цейтноте.

– Вы все сегодня, как сговорились, ко мне – с бритвою в руке...

– Не понял!

– Да пришла на ум строка стихотворения. Не обращай внимания. К слову, мои новеллы – новое слово в литературе!

В этом месте Наташа не удерживается и шепчет:

– У меня тоже – новое слово! Правда...

Показываю, что слышу, и снова – главреду «ПиК»а:

– Ну, так как? Уважишь отца нового жанра?! – еще раз, хоть и отвратно, виляю творческим хвостом.

– Рад бы в рай, да грехи не пускают. Так что выбирай из двух зол: сам сократишь или...

– Сокращай, чего уж там! А заодно представь, что я – тоже в цейтноте. Правда, «обратно пропорционального» ракурса: нужно искать, чем забить слетевшую полосу.

Кладу трубку и воображаемо чешу репу, ибо прекрасно знаю: в редакционном портфеле, как в том кармане, – блоха на аркане.

– Наташа, слушаю, – выполняю корпусом пол-оборота. – Только не говори, что еще и с компьютерами – завал!

– Нет. Да и заглянула, можно казать, по личному вопросу.

– Излагай.

– Вы по телефону только что говорили о новом слове в литературе. А газету не заинтересует новое слово в живописи?

– Что имеется в виду?

– У меня есть знакомая переводчица. Она рассказала, что уже несколько дней сопровождает художницу, привезшую одну из своих картин в подарок Чернобыльскому музею. Вот и закинула, зная, где я работаю, удочку: не «клюнет» ли мы на такую тему? Да, чуть не забыла! Жанр, в котором работает американка, называется визуальная поэзия. Как утверждает моя знакомая, это новое слово в живописи.

Не уточняю, что сей прием довольно успешно, хотя и крайне редко, использовали еще в XVII-XIX веках. То ведь – история, а тут – встреча тет-а-тет!

-Памятуя, что в редакции из акул пера – никого, обращаюсь к Наташе:

– Звоните знакомой, берите фотоаппарат и – и вперед! Я вами – в роли корреспондента.

Через час с небольшим мы, прибегая к помощи переводчицы, уже беседовали с Лоной Стен.

Интервью, как и предполагалось, вышло в свет в пятницу (спустя два года его перепечатал международный журнал «5 континентов»). Вот оно:


Таинственная леди, или Визуальная поэзия

Даже если вы не тонкий ценитель искусства, наверняка что-нибудь да слышали о художественных стилях – готике или барокко, маньеризме или рококо, ампире энд романтизме. Не говоря уже о не столь отдаленных по времени реализме, модерне и прочем импрессионизме. Однако глубоко уверен: даже специалист, познавательный флюс которого раздуло до размеров Монблана, вряд ли сходу определит, что же собой представляют работы американки Лоны Стен. А именно большущие полотна, нарисованные строчками собственных стихов.

Да, были Полоцкий и Аполлинер. Но то, что рисовали они, по сравнению с американкой, эскизы, не больше.

Объединил два высоких жанра в один, усовершенствовав стиль гохуа, китаец Ци Байши. На деле же он элементарно на каждое полотно наносит рифмованную сопроводиловку.

Куда ближе к нашей героине британец Джейми Пул. Но только «ближе». Неоспоримый факт: он создает картины из поэтичных строчек. Однако ему, ох, как далеко до Стен! Во-первых, стихи художник вырезает из печатных изданий. Во-вторых, не он их автор. И, наконец, в-третьих, полотна его (безусловно, талантливые) – черно-белые. А это, согласитесь, уже совершенно иной коленкор!

Увы, Лону знают в мире хуже, чем многих других, куда как менее оригинальных виртуозов кисти. По одной-единственной причине: она принципиально избегает тусовок и не афиширует собственных передвижений – ни по холстам, ни по миру. Из-за чего друзья окрестили художницу «Таинственной леди».

– Лона, понять, как из обыкновенных букв «ткется» человеческое лицо или небо, выше моего разумения. Особенно, если учесть, что они, в свою очередь, сплетаются в слова, строки и целые строфы. А с чего все начиналось?


– С Всевышнего! Его присутствие в моей жизни ощущала с малых лет, когда, сидя в чулане, вела с ним долгие сокровенные беседы. Господь заменял мне отца, которого я не знала.

А еще с детства я писала стихи. И понемногу рисовала. Однако не получала удовлетворения. Душа стремилась к, тогда казалось, невозможному: создать на холсте песню – чтобы с него звучала музыка. К несчастью, композитором я не была...

Но однажды, после долгих метаний, спросила себя: а что, если заменить ноты красками?

Сказано – сделано. Так возник мой вариант визуальной поэзии, картины, сотканные из тысяч стихотворных слов, положенных на музыку красок не с помощью фортепьяно, а кисти.

Первая работа – молящаяся женщина-сальвадорка. Невероятно, но в тот день я молилась и сама –единственный раз в ванной комнате...

– И чем пишете столь необыкновенные «ноты»? 


– Использую специальную ручечку с тончайшим пером.

– А краски?

– Акриловые. Ну и, естественно, основной исходный материал – стихи…

– Любые? Или только понравившиеся?

– Исключительно собственные. Написанные не по случаю, а непосредственно на заданную тему!


– А что появляется раньше: поэзия или образ картины?


– По-разному...

– Пример привести не трудно?

– Пожалуйста! Вот краткая история полотна, которое я передаю Чернобыльскому музею. Я много читала о постигшей тогда еще советскую республику ядерной катастрофе. И поняла, что не смогу спокойно спать, пока не увижу все собственными глазами.

Прилетела в Киев, побывала в районах отселения. Встречалась с теми, кто продолжал пробавляться на территории, пострадавшей от взбесившегося мирного атома. Отсняла сотни метров фотопленки.

Напоенная впечатлениями, вернулась домой. И вскоре написала полотно “Жаждущие любви”. Увы, душа никак не успокаивалась – как будто чего-то не доделала. Снова и снова перебирала снимки. И когда держала в руках слайд, запечатлевший поразившую воображение музейную инсталляцию "На этой обездоленной земле", осознала: вот она – альфа и омега трагедии!

Инсталляция представляла собой дерево, колыбель, полотенце и фотографии на ветвях. Этот «смысловой набор» сопровождает текст из «Книги Экклезиаста»: «Нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими..., ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?»

В чем альфа и омега? В дереве без корней!

Появились стихи. Кстати, строчки буквально из меня выплескивались. И ими я написала картину «Вырванными с корнем». Действующие лица – лишенное какого-либо будущего дерево, портрет пожилой женщины, сфотографированной мною в Зоне, вышитый украинский рушник – первая пеленка новорожденного на украинском Полесье. Ну, и атом, безжалостно уничтожающий жизнь.

– Извините, но почему фон голубой? Цвет по определению холодный. Да и, на мой взгляд, не совсем точно передает ощущение выжженной земли. 


– Понимаете, для меня именно он – символ радиации.


– Отчего?! У меня лично эта зараза больше ассоциируется с докрасна раскаленной магмой... 


– Свидетели катастрофы, те, кто 26 апреля 1986 года находился в районе бедствия, в один голос утверждали: в ту жуткую ночь видели над разрушенным блоком голубоватые мерцающие блики. И я подумала: наверное, это и есть подлинный цвет радиации.

– Лона, вы – первооткрыватель нестандартного, как минимум, поджанра в живописи. Не кружит голову слава? 


– Нет! Слава – ее ведь руками не потрогаешь. Это все равно, что попытаться удержать в ладонях ветер. Тщета! Кроме того, никогда не была одержима идеей известности. Подлинное счастье – видеть, что мое творчество заставляет звучать струны человеческих сердец. Никакая «мирская осанна» с этими ощущениями сравниться не может!


– Только ли чернобыльские мотивы связывают вас с постэсэсэровскими далями и весями? 


– Безусловно, эта тема никуда из моего творчества уже не уйдет. Но появилась еще одна забота – дети.


– Простите, а сколько их у вас? 


– Сразу и не ответишь, – грустнеет Лона.


– Я вас чем-то обидел?! 


– Нет, что вы?! Просто речь идет не о моих биологических малышах. А о несчастных, ежедневно умирающих от голода, холода, болезней во всех уголках нашей такой прекрасной Земли.


– Под заботой подразумевается благотворительность? 


– Не возбраняется сказать и так! Знаете, виртуальная поэзия неплохо продается. Однако, как человек глубоко верующий, я не хотела пускать в душу библейских менял. Но видеть обреченные взгляды малышей, какого бы цвета кожи они не были, – моральная пытка куда страшнее некоторых убеждений. Я вдруг поняла: счастье одних – это лишь молчание несчастья других. И стала продавать свои произведения, а деньги направлять на нужды сирых и убогих. Вот и перед приездом сюда материально поддержала детдом в Мексике.


– Значит ли, что и в Киев вас привело не только творчество? 


– Вы не ошиблись! В этот раз я нахожусь в Украине как член благотворительной организации “Восточноевропейская миссия”, существующей исключительно на пожертвования. Мы уже помогли детям школы-интерната для слабовидящих, а также городов Иванков, Славутич, Бородянка. Отдаю себе отчет: это капля в море. Но, с другой стороны, разве океан состоит не из капель?


– А как вы относитесь к мнению, что благотворительность значительно больше рождает потребностей, чем устраняет нужд? 


– Только не там, где дело касается детей!


– Кстати, а наши бизнесмены, участвуют в подобных акциях? 


– О-о, в этом вопросе существует проблема! Добровольные помощники, да, у нас появились. Относительно же людей состоятельных… У вас, к сожалению, не разработаны даже упрощенные механизмы благотворительности. К примеру, в США пропорционально сумме пожертвований уменьшаются налоги. Здесь же – законодательный вакуум, что дискредитирует саму идею меценатства. Остается уповать на Бога…


– …и надеяться, что когда-нибудь единственной религией небедных сограждан станет непреодолимая потребность сопереживания.

К утру интервью было готово, а к обеду уже стояло в полосе. Вычитывали его последним – перед отправкой «толстушки» в печать. И тут заходит ко мне корректор:

– А в материале о художнице ни город, ни хотя бы штат, откуда она, не названы.

Конечно, пусть и не небольшой, однако косяк: мы старались высоко держать марку «Комсомолки». Зову автора снимков, и Наталья начинает вызванивать переводчицу. Увы, установить контакт не получается: никто не поднимает трубку (мобильников у нас тогда еще не было – пейджеры, да и те не у всех).

«Как быть?», – вопрошаю себя. И тут же осознаю: вариантов нет. Через полчаса газету нужно отправлять в типографию.

«Пусть все остается, как есть», – прихожу к единственно безболезненному в сложившейся ситуации выводу.

«А виной халтуре – сон? – тут же ехидничает alter ego. – Может, и диссертацию на тему «Влияние сновидений на эффективность ночных бдений» накропаешь?»

«Не злобствуй: и старухи не избегают непрухи! – отвечаю. – Сон же здесь ни при чем. Но денек выдался без позитива. Что же касается географического инкогнито героини, то это никакая не халтура, а небольшой прокол. Который, доложу тебе, даже сыграл газете на руку».

«Это как же?!» – не унимается не отличавшееся сладкоголосием второе Я.

«Как Лону окрестили друзья? Таинственная леди! А мы, не указав ее координат, загадочности только добавили».

...Увы, я тогда и не подозревал, что спустя полтора десятилетия невинный, в общем-то, журналистский ляп обернется неважнецким сюрпризом: меня заподозрят в мистификации и обвинят во лжи. А сама «история с географией» (по большому счету – комариная плешь) получит полудетективное продолжение.


Часть вторая. Инкогнито из США, или Живопись, сотканная стихами

Бывший коллега преподнес сенсацию: Московский Художественный театр отказался от исторической эмблемы – летящей чайки. Учитывая, что в 1987 году прославленный коллектив разделился на два, носящих соответственно имена Горького и Чехова, а последний в 2004-м убрал из названия слово «академический», мое недоумение не зашкалило. Лишь захотелось узнать подробности.

Ныряю в интернет. Чтобы убедиться: новость-то – из разряда «Больше, чем у Барбоски блох». И все они – исключительно о вышеупомянутых «новшествах». А об эмблеме – ни гу-гу. Иными словами, похмельная утка.

Однако не зря утверждают: не было счастья, так несчастье помогло. Поисковик выдал информацию о международном литературном журнале «Чайка», издающимся в США.

Открыл. Полистал. Явно не Барбоска!

Почему бы, в таком случае, не предложить солидному изданию интервью с Лоной Стен? Художница-то – американская.

Предложение, не откладывая дела в долгий ящик, отправил в Балтимор. Ответный рескрипт был примерно следующего содержания: «Материал – неплох, но без «географии» смахивает на мистификацию».

Под череп – словно пропеллер мультяшного Карлсона вогнали: мистификация?!! Выход один, документально нейтрализовать скептицизм.

Забиваю в компьютерную поисковую систему «Лона Стен». Ноль целых и не намного больше – десятых.

Варьирую запрос. Результат – тот же. Что, чувствую, немного напрягает.

Однако сдаваться не собираюсь. Набираю уже на английском – «Lona Sten». И получаю обухом по темечку: гражданка с указанными «позывными» в Сети не обозначена! А тут еще в памяти всплывает присланное мне пару лет назад программистом литературного клуба «Планета писателя» Владиславом Эстрайхом: «К сожалению, не смог найти в Сети работы Лоны Стен» (я еще не знаю, что мое интервью – единственный материал о ней на русском).

Резко меняю тактику, начинаю тасовать не варианты фамилии, а ...сами поисковые системы.

Ни следа «таинственной леди»!

Но ведь имярек существовала – сам с ней беседовал. Да и фотоаппарат образ запечатлел.

Звоню Наталье Дутчак (она до сих пор в той же должности в «Комсомолке»):

– В свое время мы встречались с художницей из США – у нее в переводчицах подвизалась ваша знакомая. Не забыли?

– Конечно, нет. А что вдруг вы вспомнили?!

В двух словах обрисовываю ситуацию. И интересуюсь:

– Вы со знакомой еще контачите?

– Увы, нет. А что?

– Мне бы ее адрес. Или хотя бы номер телефона...

– К сожалению, ни того, ни другого! Знакомство-то было, в принципе, шапочным, да и столько времени прошло.

И эта сомнительная нить оборвалась.

Чую: недоумение начинает постепенно трансформироваться в легкую растерянность.

Случайно ли во время интервью визави не упомянула родного города?

Не подозрительно ли, что координаты неизвестны переводчице (фраза 16-летней давности «Зачем мне лишние детали?» теперь кажется неубедительной отмазкой)?

Неужели дамы не обменялись визитными карточками или, по крайней мере, адресами?

Наконец, возможно ли, чтобы самобытная художница ни разу не упоминалась в интернете – причем как в русскоязычном, так и в англоязычном сегментах?

И к гадалке не ходи: нужен маневр иного рода. Но куда метить?

И внезапно – словно пелена с глаз долой. Музей «Чернобыль» – вот куда! Там наверняка все скрупулезно задокументировано.

А поскольку поздний вечер, срочно нахожу в Сети официальный сайт учреждения и строчу письмо. Уже на следующий день получаю ответ. Заместитель генерального директора по науке Анна Витальевна Королевская любезно сообщает некоторые дополнительные детали о Лоне Стен, касающиеся ее пребывания в украинской столице. В частности, то, что кроме картины, гостья презентовала поэтический сборник «Shelter» («Прибежище»). В свою очередь, топ-менеджер приглашает посетить музей, чем я не преминул воспользоваться.

Тысячи экспонатов – фотографий, карт, личных вещей ликвидаторов, писем, распоряжений. Воспроизведена точная копия плиты биологической защиты ректора взорвавшегося четвертого блока. Встречаются артефакты, из-за заражения прошедшие полную дезактивацию. Леденящие душу документальные кадры, на которых обреченные лопатами сбрасывают с крыши разрушенного атомного молоха ядерное топливо (смена длилась минуту-полторы).

Почетное место – у подарка Лоны Стен. Иконоподобное изображение бабушки, держащей на руках мальчика, сосредоточенно грызущего край Библии. Залитая огнем колыбель. На голове у женщины – расшитый платок с изображениями цветов, ангелов, храма, реки, пшеничного поля и девчушка в национальном костюме. Грудь матроны «украшает» ожерелье из черно-белых фотографий детей зоны.

Картину сопровождает стихотворение. Не удержусь, чтобы его хотя бы частично не воспроизвести (перевод Ирины Скрипник):

«Капли дождя – упавшие ноты жизни,

Ноты боли...

Хрупкие бумажные листочки,

Катастрофически куцые по содержанию.

....................................................................

Кто много страдает, говорит языком тишины

Простым и понятным, невзирая на безмолвие.

Этот язык переступает пределы всех языков,

Границы всех стран и политических идеологий.

.........................................................................

Страх – как ржавчина

Съедает надежду день за днем,

Покрывает коррозией уверенность.

Эта невидимая «бактерия» убивает желание

До тех пор, пока мы не превратимся

Просто в клеточки, пустые внутри.

.............................................................

Если сегодня облака закрывают Солнце,

Это не означает, что Солнца нет.

К сожалению, это нисколько не помогает в усилиях идентифицировать «таинственную леди». Окончательно увядаю, когда Анна Витальевна сообщает: какие-либо иные данные о художнице, кроме имени и фамилии, у них отсутствуют.

Вот тебе, бабушка, и высокого искусства тень!

Истрепанные рефлексии – ахнуть не успел! – приходят в состояние аффекта. Из последних сил шевелю извилинами: они от такого глумления над здравым смыслом, похоже, превратились в колючих удавчиков.

Итак, удостоверением личности американки я, конечно, не интересовался. Впрочем, в случае розыгрыша это не помогло бы. Едва не любые корочки приобретается в переходе метро. То же самое можно сказать и о подарке музею: подходящую картину на нужную тему не сложно найти на блошином рынке. А если задаться целью, то и сделать заказ уличному рисовальщику.

Если дела обстоят именно так, то «таинственная леди», согласитесь, звучит вдвойне издевательски!

Без ответа, правда, в таком случае остаются два вопроса. В курсе ли происходящего была переводчица? Кому и с какой целью понадобилось затевать весь этот цирк?

Не успел задуматься, как вдруг – невзначайка! Да какая: будто херувим босыми ножками по душе пробежал. Доброй феей, явившей сюрприз в виде электронного сообщения-разгадки, стала Анна Королевская. Приславшая ссылку ...на блог Лоны Стен.

«Почему же ты, сколько ни бился, ничего не обнаружил?» – спросите вы. Отвечу: по той простой причине, что, не владея английским, упорно набирал «Lona Sten» вместо «Launa Stan».

...Это только в песне «первым делом самолеты». Для меня лично первыми были «девушки». Точнее, одна из них. Захожу по ссылке и начинаю, как заправский Колумб, свободное плавание. Да, в англоязычной среде! Как это?! А на выручку пришел дареный конь Билла Гейтса по кличке Google-переводчик.

Уже в первые сорок минут узнаю: у «таинственной леди» – французские корни, прослеживающиеся вплоть до Вильгельма Завоевателя. Родилась она в баптистской семье в штате Коннектикут.

Сколько себя помнит, отношения с отцом не складывались – и не по ее, крохи, вине. Вот эпизод, глубоко потрясший неокрепшую психику: «Как-то он (отец – Н.С.) купил мороженое в шоколаде. Большущий конус. И вручил его брату, не обратив на меня ровным счетом никакого внимания. Когда не удержавшись, я попросила приобрести лакомство и мне, услышала:

– Нет! Ты родилась женщиной и, значит, с головы до пяток бесполезна.

Я горько рыдала: мороженое было и поныне остается моей любимой сладостью. Убивала и ненависть самого близкого человека. Та боль до сих пор пульсирует во мне множеством оттенков».

Вскоре родители развелись: «Я паниковала: если тот, кто должен тебя любить, уходит, значит, ты как будто не появлялась на свет. В отчаянии, как одержимая, бегала к почтовому ящику: вдруг папа пришлет хотя бы коротенькую записку или поздравительную открытку? Увы, за все время лишь однажды обнаружила карточку, в которой неизвестные мне люди призывали присоединиться к импичменту президента Никсона».

А еще в те дни она написала стихотворение. Если изъясняться языком литературоведов, его можно охарактеризовать, как программное. Вот несколько строк:

Внутри у меня образовалась дыра -

Глубокая и болезненная от пустоты.

Она рычала, как огромный зверь от голода

Темная и скользкая.

Каньоном чернейшего дегтя была эта бездна

с множеством пещер.

...............................................................................

Мое предназначение – заполнять пустоты.

Никто, кроме меня, сделать этого не сможет.

дыра – замок, а я – ключ к нему.

..............................................................................

Каждый из нас рожден с дырой такой глубокой,

Что она изнемогает от пустоты – слишком огромной,

Чтобы ее игнорировать.

Несмотря на удары судьбы, девочка успешно окончила христианскую школу, перебралась в Калифорнию. Кроме живописи, увлекалась дизайном, а затем занялась благотворительностью для детей, в первую очередь, из неполных семей. С миссией добра посетила более четырех десятков стран, среди которых Афганистан, Турция, Перу, Россия, Эфиопия, Замбия, Индия, Ирак, Вьетнам. Вместе с несчастными, умирающими от СПИДа, молилась в Африке. Систематически посещает места лишения свободы – в США и за рубежом. Как напишет позже в своей странице, «Глобус пересекла бесчисленное количество раз».

Живет с мужем Мартином и тремя детьми на небольшом в шесть акров ранчо в горах Северной Аризоны. В редкие свободные минуты предпочитает возиться с лошадьми, козами, курами и собаками. Хобби – тоже из детства: «Когда была маленькой, то в самых смелых мечтах видела себя одной из женщин, которыми так восхищалась на бесчисленных сельских родео».

Итак, я полностью реабилитирован! Как минимум, в собственных глазах...