10 ПОЛЫННЫХ ПРОСЬБ
Просьба 1. Пожарный гидрант и парторг
(1973 год; г. Киев, УССР)
Ну и поветрие в нашей студенческой компании - игра до утра в «двадцать одно» на деньги (после стройотрядов они у многих завелись). Падаем за стол в общежитии сразу же, как приедем с занятий. Даже не ужинаем – перекусываем, как говорится, по ходу процесса. Те, кто игру продолжает. Ну, а те, кто продулся, идут ужинать до отвала.
Пик круга. Кто-то решает, идти ва-банк или воздержаться. И в такой напряженный момент раздается стук в дверь – явился припоздавший. Причем и в роли первого, и в роли второго бывал каждый. И я предлагаю идею: в 20.00 – сбор заканчивается и можно не стучать – все равно не откроют.
Больше недели вышеуказанное неписаное правило соблюдали. И вот опаздываю я – автор идеи. А играть хочется – аж коленки дрожат. «Ну, – думаю, – схожу постучу. Мне-то откроют».
Стучу, подаю голос. Ноль эмоций. Прошу открыть – один-единственный раз в виде исключения. Сидящие в комнате исключения не делают. Более того, кто-то произносит:
- Плыви дальше, может, где-нибудь и пришвартуешься!
Продолжаю упрашивать друзей, ссылаясь на то, что я – автор жесткой нормы и уже хотя бы поэтому один-единственный раз для меня не только допустимо, но и нужно сделать исключение. Никакой реакции!
Разозленный, вытаскиваю пожарный рукав (они висят на каждом этаже), один конец подкладываю под дверь, а со вторым тащусь за угол в умывальник (кто жил в общежитии №4, дислокация ясна). Надеваю на кран и врубаю воду. Шланг толстый, струя небольшая, заполнение идет медленно. Однако я терпеливо жду.
Наконец хлынула, родимая!
Выглядываю из-за угла. Вода в щель под дверью течет исправно. А там – тишина. Странно…
И вдруг из комнаты – небесным громом! – отборнейший мат. Двери распахиваются и мои друзья с разъяренными не на шутку лицами бросаются догонять меня …с кулаками. Не исключено, побили бы. Но я так рванул, что гонки по коридорам и этажам они не выдержали. Да и карты манили обратно. Может, там как раз кто-то поставил на весь банк.
Как впоследствии ребята мне рассказывали, они были так увлечены игрой, что на какой-то незначительный посторонний шум (мало ли его в студенческом общежитии?) не обратили внимания. Лишь потом один из них случайно вынул ногу из домашнего тапка и поставил …в лужу. Тут-то они все поняли и не на шутку рассердились.
…На следующий день история получила неожиданное продолжение. Часика в десять иду в столовую. Закрываю комнату и, обернувшись, вижу, как по длинному коридору со своим солидным портфелем важно шествует Борис Антонов (самый возрастной среди нас плюс секретарь первичной парторганизации курса). Только хотел крикнуть, чтобы притормозил, как слышу голос коменданта (вредный студент пятого курса юридического факультета):
– Это что такое?! – грозно вопрошает тот.
Притормаживаю, оставаясь за углом вне зоны обозрения.
– Не знаю, – отвечает Борис.
– Как не знаете, вы же на этом этаже живете! Ваши журналисты, по-моему, не совсем здоровые люди. Им в дурдоме жить, а не в общежитии. А ну, быстренько сверните гидрант и повесьте его на место!
Осторожно выглядываю из-за угла. Антонов, партийный босс и отец двух детей, отставив портфель в сторону, сматывает шланг, которым я накануне заливал игроков в карты!
Вот это уважение со стороны коммунистов.
Мелочь, а приятно!
Просьба 2. На повышенных тонах
(1976 год; пгт. Чернухи, Полтавская обл., УССР)
В непростых условиях добытый диплом об окончании факультета журналистики КГУ им. Т.Г. Шевченко не шибко «укрепил» мои перспективы. Поэтому, с помощью рубрики «Вакансии» журнала «Журналист» найденная на окраинах СССР работа, зовет меня, корреспондента-организатора районного радиовещания, в дальнюю дорогу. Однако все оказывается не так с краю.
У местных недоброжелателей есть надежный «крючок» в виде моего статуса «кандидат в члены КПСС». Дошли слухи, что первичная парторганизация редакции газеты «Нова праця»
с учета меня не снимет. Прекрасно отдавая отчет, что «просто уехать» – значить, получить волчий билет на всю оставшуюся жизнь. В «комплекте» с «университетскими заморочками» - вообще идеологический напалм: в серьезной прессе с таким «родимым пятном» - уж точно не работать никогда. Да и об аспирантуре можно не мечтать: кто «польстится» на человека, не принятого в КПСС после истечения кандидатского стажа?!
Трезво оцениваю ситуацию и я. Поэтому, скрепя сердце, направляю стопы к секретарю первички заместителю редактора Анатолию Рычко.
Куда там! Разговор не получается. Более того, вскоре переходит на повышенные тона. На любую попытку обосновать свое решение, звучит едва не садистское удовольствие в голосе визави:
– Борзеешь?!!
Снова унизительные попытки установить взаимопонимание. Тщетно!
Более того, Анатолий упивается своей «силой» дальше:
– Но даже если останешься – а куда ты денешься? – не забывай: когда придет время тебе переходить из кандидатов в члены, характеристику буду подписывать я.
– Ничего! – я тоже перешел на «ты». – Земля круглая: сегодня ты мне подписываешь, а завтра - я тебе.
На том и расстались...
То, как все же удалось уехать из Чернух, - уже другая история (см. «10 нечаянных радостей» - «Радость ????. Обретение свободы»).
Просьба 3. Инициатива безынициативного
(1986 год; г. Ашхабад, ТССР)
После окончания Ташкентской ВПШ меня распределили на должность первого заместителя главного редактора республиканской газеты «Туркменская искра» (уезжал с аналогичной, но в областной газете «Знамя Октября»). Естественно, был доволен. Не как слон, но как верблюд – точно!
И вдруг, пока был в отпуске, все переиграли, переназначив меня первым заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации Ашхабадского обкома КПТ.
Не лгу: отбивался, как мог! Причем мне активно помогал в этом главный редактор «Туркменской искры» Евгений Курылев. Даже личная встреча с секретарем по пропаганде ЦК Майей Моллаевой, как я ни гнул выю, упрашивая отпустить меня назад в газету, ничего не изменила: партия заказывала ВПШовскую музыку, партия и будет меня танцевать.
Первый день чиновничьей работы. Начавшийся с представления меня первому секретарю обкома Владимиру Чертищеву.
На избитую реплику «Какая честь…» и т.д., отвечаю, что обкомовцем я стаю по приказу, тогда как сам этого не хочу. И прошу …меня отпустить в газету. Увы, в ответ раздается: новую, горбачевскую, политику должны делать новые люди.
И – следующая тирада:
– К тому же, мы назначаем вас, по сути, редактором всех газет области - поднимайте дело не в одном издании, а во всех сразу!
Так я начал трудиться на партийном ниве. Ни на секунду не забывая о желании при первом удобном случае вернуться в журналистику.
Увы, очень скоро понял, что я не только других не смогу повести за собой, но и сам деградирую. Рабочий день начинался с 8.00 (выезжал я с другого конца города в 6.40), а заканчивался в 21.00. Следовательно, домой я возвращался не раньше 22.30 (вечерний транспорт – это что-то).
Теперь давайте подсчитаем: 40 минут утром на туалет, еду и столько же вечером - на то же самое. Итог: собой я распоряжаюсь с 23.00 до 6.00. А это – сон.
Не только почитать книгу, посмотреть ТВ, даже газеты некогда перелистать (в обкоме ведь нередко вечерами еще и задерживались).
Признаюсь: впервые в жизни я хотел утром не проснуться. На полном, как говорится, серьезе.
И я начал думать, как, уподобившись угрю, с этой горячей сковородки удрать. К сожалению, ничего путного в голову не приходило.
Вдруг первый секретарь, переведенный в порядке инициированного Михаилом Горбачевым горизонтального перемещения кадров аж из Тюменской области, начал практиковать поездки по вверенному регионе в сопровождении сотрудников аппарата. Цель его была - каждого проверить в деле.
Дошла очередь и до меня. И я решил: вот он, прекрасный момент показать себя так, чтобы начальство само было радо отправить такого «кадра» назад в газету.
Куда бы мы ни приезжали, Владимир Сергеевич сразу бросался в гущу событий. А я… преспокойно отправлялся в ближайший укромный уголок. И – отдыхал в тени, что в 35-градуснуюжару весьма приятно.
Так было в Каахка, Теджене, Серахсе.
Увы, уловка не помогла: меня в обкоме оставили. Никак не мог взять в толк: зачем партии такой безынициативный работник?!
Просьба 4. Маза напоказ
(1991 год; г. Новый Уренгой, Тюменская обл., РФ)
Не стало страны, в которой мы родились. Приказала долго жить партия, членом которой я состоял вовсе не из карьеристских побуждений. В адском пламени инфляции сгорели сбережения. Уезжая из Ашхабада, мы сдали квартиру, а тут получить – не успели: дом, в котором ее гарантировали, сдавался поздней осенью. И у обоих – полное отсутствие какой-либо работы.
Вывод весьма неутешительный: несмотря что после 40 это более чем непросто, жизнь предстоит начинать сначала – что называется, с чистого листа.
Первым делом кинулись отправлять назад на «большую землю» вещи. Они занимали один из редакционных кабинетов. А поскольку здание отдали станции «Скорой помощи», ее главный врач, торопясь справить новоселье, за что я его совсем не осуждаю (прозеваешь – передумают!), заявил:
– Не заберешь к послезавтрему шмотки, прикажу выбросить на улицу!
Я об этом узнал в Тюмени, где печатал очередной номер еженедельника. Тут же все бросил и первым же рейсом вернулся в Новый Уренгой. Жена – молодчина! – буквально за полдня сумела договориться о покупке вагончика, куда можно было бы сложить скарб (очередь на контейнеры -полгода).
Машина же – не проблема. Знакомые ребята погрузят.
Но их ведь надо угостить. И хотя с едой проблема (на талон – 2 кг мяса или колбасы в месяц), с водкой – вообще полный завал. Даже предусмотренные две бутылки на рыло отоварить чаще всего не удается.
Как быть?
Бывшая заведующая орготделом горкома (муж служит в должности заместителя начальника ГОВД), входя в наше положение, соглашается позвонить директору горторга и попросить его посодействовать в приобретении ящика водки.
Чувствую себя более униженным, чем с пресловутыми талонами, иду: если вещи окажутся на улице, нам на замену не заработать за весь остаток жизни.
Захожу в кабинет, пытаюсь плотно притворить за собой дверь.
– Не нужно! – громко, чтобы слышала секретарша, говорит директор. – Оставьте открытой! У меня ни от кого секретов нет!
Я готов сквозь землю провалиться: посторонние будут слышать, как я унижаюсь за ящик водки. Увы, делать нечего – ситуация безвыходная. И я начинаю, правда, полушепотом, излагать просьбу.
Теша при этом досаду мыслью, что демократия и гласность побеждают: вон и блат уже выставляют напоказ.
Просьба 5. Виноград вагонами - бесплатно
(1992 год; г. Екатеринбург, РФ)
Лето. Пятница. Неслабая даже для Средней Азии уральская жара. И тут в адрес нашей фирмы прибывает четыре вагона винограда. Причем не в рефрижераторе, а в обычном товарняке. Овощная база, с которой был предварительно заключен договор, узнав, что продукция неделю транспортировалась в неохлаждаемом вагоне, принять ее категорически отказалась.
Ситуация, без малейшего преувеличения, – катастрофическая. Впереди - два выходных. Что от винограда к понедельнику останется, можно представить без особого труда.
Плюс начнется привычная демагогия: в то время, когда народ недобирает витаминов, разгильдяи с таким трудом выращенное отправляют на свалку. Статья в газете, считай, обеспечена.
Есть ли выход из столь сложного положения?
Кинулся по другим базам: возьмите хоть за полцены, треть, четвертую ее часть. Везде – отказ. Зачем себе перед выходными из-за какого-то там народа создавать себе проблемы?
Тогда мне пришла в голову идея – поехать на «Уралмаш», зайти в профком и сказать:
- Ребята, там и там стоят четыре вагона с виноградом. Организуйте машины, заберите его и бесплатно отдайте рабочим. Мне же только выдайте официальную бумагу об этом: чтобы потом не обвинили в том, что я виноград присвоил или угробил.
Наказание в таком случае светило административное – за продукцию, реализованную в ущерб хозяйству.
Упрашивать пришлось долго. Наконец, когда вопрос был одобрен заместителем генерального директора и за виноградом собирались посылать машины, меня, каюсь, вдруг даванула «жаба». Даже не она, родимая, а возникшее стремление избежать пусть и административного взыскания.
Дай, думаю, попробую хоть о ничтожной сумме заговорить. И, объясняя ситуацию, в которой очутился, предлагаю оплатить виноград из символического расчета …2 копейки за килограмм.
Что тут началось! Меня обвинили едва не в мошенничестве и наотрез отказались брать продукцию уже и бесплатно. Я же буквально умолял: объявите рабочим, пусть идут и берут кто сколько может унести.
Бесполезно! А вскоре мне сказали, что рабочий день на заводе закончился, и попросили освободить кабинет...
Просьба 6. Воровская контора
(1992 год; с. Екатеринбург, РФ)
На протяжении пятнадцати лет – журналист. Еще вчера – главный редактор. А сегодня – оптовый торговец овощами и фруктами. Без какого-либо обучения. Без хотя несколькочасовой практики. Пришли вагоны с молодой капустой из Туркмении, шеф (см. «????») дал приказ:
- На базу! К утру - вагоны освободить. Железная дорога, что касается простоя, - это тридцать три несчастья. Причем не сказочные.
Со мной Эльчин и Махтум – пара молодых азербайджанцев, родственники директора. Семейственность в таком деле – только на руку. Никто не станет ловчить. Плюс ребята уже участвовали в подобных операциях, так что – куда опытнее меня, их начальника. Позор? А куда деваться? Кушать-то хочется!
Забегая вперед, скажу: нас надули на полвагона (всего их было четыре). А что удивляться, если их много, а я до этого даже не ведал, что можно принимаемую продукцию раз взвешивать с поддонами, а второй – без них. Трудно представить, какая бы метаморфоза приключилась, если бы я был один. Не исключено, еще остался бы должен базе.
И вот девять утра. Помощники отправились спать. А я – к зданию управления: документировать процесс. Начальник отдела – милая и добрая с виду немолодая женщина. «Ну, - думаю, - остается шанс решить вопрос по-человечески, а не по-воровски».
Сначала хозяйка кабинета, пригласив меня сесть, долго копается в бумагах. Меня удивляет такое пренебрежение посетителем (в редакции я подобного представить не мог!), однако деваться некуда. Потом, наконец, заводит беседу. Объясняю: никакого недогруза не было и в помине, наоборот, в азиатских колхозах, чтобы избежать любых обвинения, всегда загружают (не жалко!) лишку – просто не совсем джентльменистыми оказались работники базы. И даже с учетом этого – а куда деваться? – говорю, что соглашаюсь на недостачу. В рамках разумного – к примеру, процентов десять.
- Полвагона – да это сразу же после того, как открыли двери, бросилось бы в глаза! А все они были забиты под крышу.
Диалог слепого с глухой длится два часа. Мне элементарно нагло смеются в глаза. Едва не выпадая в осадок от слова «честность», «совесть». Как только не изворачивался, как ни унижался – ни в какую! Не помог даже, может, запоздалый намек на «отблагодарим». Да и что им «благодарность», если за несколько тонн капусты в апрельском Екатеринбурге, еще местами не освободившемся от снега, они срубят такие бабки, что мне и не снилось!
Просьба 7. Лапчатый лук и ушастые яблоки
(1993 год; г. Иркутск, РФ)
Во времена моего замдиректорствования в Свердловском филиале агрофирмы «40 лет ТССР» много дней и недель, причем зимних, провел в Иркутске. Сдавал сельскохозяйственную продукцию, оформлял документы, а дольше всего – выбивал деньги, так как всё в лихие девяностые сдавалось под реализацию.
Как я замаялся! Насколько ненавидел свои функции!! Как тяжело они мне давались!!!
Гостиница «Центральная». Убогий одноместный номер на первом этаже. Температура радиаторов отопления – как у тела убитого примерно три часа назад. Вытертое едва не состояния кружев одеяло греет чисто символически, поэтому спать ложусь одетым. И все равно под утро чувствую себя основательно продрогшим.
Парадокс, даже из такой постели вылезать не хочется! Но нужно.
Наскоро умываюсь, съедаю кусок зачерствевшего хлеба и колбасы весьма сомнительного качества (байкальский омуль оказался обыкновенной селедкой и уже не вдохновляет) и, одевшись, выхожу на лютую сибирскую стужу. Сначала пешком, минуя базар, следую в одну фирму, где мне назначили встречу, которая – уже овладел ситуацией! – или не состоится или окажется безрезультатной. Так и есть! Руководитель еще не появился. Жду, как и десятки остальных в приемной. Через полчаса, час или (когда как!) полтора он появляется. Начинается прием в порядке живой очереди. Заканчивающийся со скоростью инфляции рубля. Много ли времени надо, чтобы «обрадовать» очередного посетителя: денег нет.
Выхожу на мороз – понятно, в каком настроении! – и направляю стопы в сторону остановки загородного автобуса: нужная овощная база, также получившая несколько мехсекций нашего лука, находится вне территориальных границ областного центра. Ожидание – 30-40 минут, а иногда - и больше часа, тряска в разбитом и поэтому продуваемом всеми ветрами транспортном средстве. Остановка по просьбе в голой степи – вдали сквозь бесконечную снежную метель видны контуры базы. Двадцать минут пешком – и я под бетонной крышей «точки-должника».
Заместитель директора (директора никогда не видел, но слышал, что он все время в Китае – принимает древесину, которую контрабандно гонят отсюда), как и вчера, позавчера и каждый день на прошлой неделе, принимает меня без малейших проволочек и едва не с дружескими объятиями. Чтобы сказать то, что я и сам знаю:
- Увы, но деньги все еще на наш счет не поступили! Зайдите завтра – ситуация может кардинально поменяться.
Я – желторотик и не понимаю.
- Но вы ведь лук продали?
- Продали.
- Значит, деньги за него получили?
- Получили.
- Так где же они?! Куда подевались?!!
- Ушли на другие, более срочные, платежи…
«Лук получется не репчастый, а лапчатый. И на этих конечностях он от нас, похоже, ушел», - расстроено думаю, но вслух не произношу.
Снова в среднем часовое ожидание автобуса на открытой ледяным ветрам загородной дороге. Возвращение в гостиницу. Обед – то ли в номере той же колбасой, то ли в ближайшем кафе чем-нибудь мало напоминающим еду. Получасовое подобие сиесты, выражающееся в лежании одетым на кровати. И …снова в путь: по другим аналогичным адресам. Точно с такой же эффективностью.
В один из дней разговорился с рабочими базы. Они рассказали, что продукции. Под реализацию начальство берет у всех, а на вырученные деньги закупает полулегальный лес и составам гонит его в Китай. Вырученные деньги оседают там, за границей.
Иными словами, меня, улыбаясь и даже изредка угощая кофе, водят за нос. И будет этот процесс продолжаться не месяцами – годами. Пока рубли настолько обесценятся, что за первосортной вагон того же лука приобретешь, в лучшем случае, пару недорогой обуви.
А тут подошло шести мехсекций отборных яблок. С помощью тамошних афганцев, с которыми у нас уже были контакты (через екатеринбургских коллег), нахожу покупателя - фирму, возглавляемую не абы кем, а бывшим начальником уголовного розыска славного города на Байкале. Это показалось хотя бы минимальной гарантией того, что человек – не бандит с большой дороги, более того, законник, а, следовательно, не кинет.
Передал товар, подмахнул соответствующие бумаги и с чувством исполненного долга вернулся в Екатеринбург встречать Новый год (а еще - и день своего рождения).
И вдруг второго числа – звонок из Иркутска: так, мол, и так, срочно выезжайте – яблоки поморожены.
Как, что?!
И при чем здесь мы?!!
Но делать нечего – вылетаю.
И выясняю, что около трех вагонов яблок ночью заморозили – был перерыв в подаче тепла. Уже на складе выяснил (одна добрая душа подсказала): никаких перебоев не было. Просто накануне бывший начальник уголовного розыска на просьбу грузчиков, среди которых был и кочегар, дать им по пяток килограммов яблок на праздник, ответил отказом. Те в отместку ночью и отключили на несколько часов радиаторы отопления. И ни кому не придерешься. Да и кто чего станет устанавливать в этом всероссийском бардаке?!!
Убытки партнерам светят колоссальные. Однако никак не возьму в толк, зачем они меня пригласили за тысячи верст?
Ответ на свой вопрос я получаю тотчас, появившись в их офисе. Партнеры - ввиду форс-мажора (спровоцированного сами) - просят яблоки… забрать обратно. Как так? Ведь злополучные плоды, согласно документам, юридически принадлежат уже не нам. Они куплены!
И я уперся: выкручивайтесь сами. Те – ни в какую.
Звоню шефу в Екатеринбург и предлагаю подать на обнаглевших партнеров в суд. Оценив ситуацию, он сказал, что срочно вылетает в Иркутск.
И по его прибытию выясняется одна «многоговорящая» деталь: фирма-партнер, оказывается, кроме нескольких тысяч рублей уставного фонда да стола с двумя стульями, ничего за душой не имеет.
Так что шеф на всемои «судебные закидоны» резонно замечает: что с них по решению оного возьмешь – стол да колченогий стул в арендованном кабинете? Да и во врагах, хотя и экс-начальника УГРО, в столь сложное время лучше не иметь. Поэтому лучше выходить из ситуации вместе.
Несостоявшиеся партнеры нашли желающего - производственное объединение «Ирина» - забрать подмороженую продукцию (расчет – поэтапный согласно графика) – совсем уж по бросовой цене и три вагона нормальной. На что пришлось согласиться, тем более, директором оного оказался азербайджанцем – земляком моего шефа: тоже – какая-никакая гарантия. Теперь трехсторонний договор сделал собственниками горемычных яблок «Ирину».
И началась моя трехмесячная эпопея унижений.
Прилетаю за первой порцией денег. Являюсь к 9.00 в приемную кабинета директора Эльдара Каграманова. Меня просят подойти к 14.00.
Дисциплинированно появляюсь, – звучит просьба прибыть к 17.00.
А в указанное время следует приглашение на завтра к 9.00.
Вы не поверите: трижды в день курсирую маршрутом «Гостиница - объединение «Ирина». Нет, Каграманов никому не отказывает. Более того, входит в положение. Клятвенно обещает. То уже завтра его должники должны перечислить крупную сумму, то послезавтра он улетает (и, в самом деле, исчезает) в Москву, где один из банков предоставляет просто сумасшедший кредит, позволяющий одномоментно рассчитаться со всеми.
Ребята, «крышующие» в Екатеринбурге нашу фирму, предлагали моему шефу полететь в Иркутск и для начала отрезать наглецу ухо, а потом - убить. Тот не согласился – и не из чувств сострадания, а по вполне утилитарной причине:
– Ну и что с того, что он останется без уха или ляжет в сырую землю?! Деньги-то все равно не появятся. А так остается хоть какая-то надежда их получить!
Увы, оборотных средств ввиду иркутского ЧП у шефа не хватало. Что вынуждало его задерживать расчеты со своими поставщиками. И уже его начинали осаждать недовольные кавказцы и азиаты.
В один из дней мне в Иркутск позвонила вся в слезах и истерике супруга:
- У тебя все нормально?
- Да, если исключить тот факт, что денег все еще нет.
- Бросай все ми возвращайся!!!
Хотя жена, как и я, является заместителем главы фирмы, самостоятельно такой приказ отдать не может. Следовательно, это решение шефа. Но почему он мне ничего не сказал час назад, когда звонил?
- А как же деньги? – говорю в трубку.
- Какие там деньги? Не нужны они мне!
- Как …так?
- Мне нужен ты. Живым!
- В чем дело? Объясни, наконец, толком…
И супруга, всхлипывая, рассказывает следующее. Ей по междугородке позвонил некий тип и заявил, что если ему не будет перечислены деньги, то ее мужу, то есть, мне, не поздоровится. И вкрадчивым голосом уточнил:
- Мы знаем, что он в Иркутске и остановился в отеле «Центральный» - имейте это в виду.
Жене почему-то показалось, что звонили из Москвы.
Как мог, ее успокоил, пообещав быть осторожным. И до конца зимы мел полами кожуха байкальский снег: а вдруг?!
Курсируя ежедневно между чужими офисами, выматываюсь, как, наверное, не выматывался на самых тяжелых армейских учениях. Больше остального убивает то, что наперед известно – денег не увижу.
Будь моя воля, давно бы бросил этот сизифов труд. Но шеф говорит «Надо!», и я не могу его обмануть. Даже пребывая за тысячи километров. В слепой надежде «а вдруг?»
Увы, «а вдруг» так и не наступает. Зато наша фирма банкротится. Что одним махом прекращает мои иркутские унижения.
Просьба 8. Слабенькая дрель
(1995 год; г. Пирятин, Полтавская обл., Украина)
Гостим у матери. У нее проржавел «гусак» (стояк по которому вода поднимается из колодца вертикально). Подсуетившись, нашли трубу соответствующего диаметра, а дальше – специалиста, придавшего ей нужную конфигурацию и снабдившего сверху краном. Хором обновку установили.
Однако мастер то ли забыл, то ли посчитал, что это не входит в предмет договора, просверлить в «гусаке» отверстие размером с мелкую горошину. На лето оно затыкается деревянным колышком, а на зиму он вынимается. И когда, набрав живительную влагу, кран наверху закрываешь, ее количество, остающаяся в вертикальной трубе через данное отверстие вытекает. И мороз становится не страшен: воды нет, замораживать нечего. Таким нехитрым способом издавна спасаются от порыва труд.
Проблема – выеденной начинки из пирога не стоит. За исключением одной маленькой детали. На пять минут нужна дрель. А ее у матери отродясь не водилось. Узнаю у нее, у кого она имеется, чтобы одолжить.
- У Вовки, - говорит мать. – Только вряд ли он даст.
- Да ты что?!! Это же мелочь!
- Не советовала бы, но, если хочешь, попробуй!
Поудивлялся я: тот – ближний сосед, я с ним в нормальных отношениях, а сестрой учился в одном классе. Кроме того, мать отдала ему отличного щенка и ствол ценного дерева. «Чего только не напридумывают старики», - махнул рукой и пошел.
Тот оказался дома. Встретил радостным приветствием. После традиционного «Что нового?», «А у тебя?», «Как дела?», «Надолго ли?» в двух словах объяснил причину визита. Владимир как-то неожиданно сник, а у меня мелькнула досада: «Следовало послушать мать и не приходить». И говорит:
- Ты знаешь. Коля, дал бы, однако не могу.
- А что такое?
- Слабенькая она у меня…
Так и ушел я не солоно хлебавши. А дрель взял у другого жителя «кутка», с которым до этого разве что здоровались, но дел никаких не имели.
Просьба 9. Долг платежом классен
(1996 год; г. Киев, Украина)
Как я рассказывал в другом месте, мое приглашение в Макеевку было обусловлено предоставлением квартиры (см. «????»). Специально приобретенной редакцией «Вечерней Макеевки». Никаких письменных договоров не составлялось. Устно сошлись на том, что за жилье отработаю три года, а дальше – видно будет.
Увы, и об этом я тоже писал, по глупости наши отношения с главным редактором Людмилой Ольховской через полтора года разладились, и я покинул коллектив.
По зрелому размышлению вместе с супругой решили: вернем сумму, уплаченную в свое время редакцией за квартиру под нас. Но как? В головы лезли различные «перестраховочные» мысли. Например, такая: а вдруг мы деньги отдадим, а нам потом скажут, что ничего подобного не было? В конце концов, пришли к выводу, что возвращать нужно не руководителю, а главному бухгалтеру. Тянуть не стали. Я перезвонил имярек и попросил о встрече на нейтральной территории, не сказав, с какой целью. Пересеклись на улице. Объяснил ситуацию, вынул из кармана приготовленный сверток. Однако взять его бухгалтер наотрез отказалась. Не помогли ни просьбы, ни уговоры, ни многословные энтимемы.
Дальше события развивались следующим образом. Во-первых, я пришел к выводу, что, оставлять себе деньги – не логично. Но поскольку половину обусловленного срока я отработал, то и возвращать следует не всю сумму, а половину. Во-вторых, на этот момент мы как раз перебрались в Киев. Запряжка же в «Комсомольской правде» в Украине» оказалось столь тугой (см. «????»), что ни о какой отлучке даже на пару часов (см. «??Балкан») не могло быть и речи. Как вдруг «нарисовалась» главный редактор из Макеевки с законными требованиями получить обратно в меня вложенное.
Из столицы до Донецка - полсуток пути. Столько же – назад. Да и заходить в редакцию, видеть лица, некоторые – очень для меня неприятные, жутко не хотелось. Есть ли выход из положения?
И тут меня осенило: да за харьковский выпуск «Комсомолки» отвечает Дмитрий - родной брат моего столичного шефа Степана Романюка! А оттуда к Донецку намного ближе! Да и свободного времени у директора малого предприятия – намного больше, чем у меня здесь. Он свезет свои денежки, а я тут же их вручу Степану: братья между собой разберутся (да и Дима в столицу наезжает едва не ежемесячно).
Пошел к Романюку-старшему. Увы, как ни уговаривал, как ни просил, ничего не получилось. До сих пор не пойму почему...
Просьба 10. Не дизайнерский каркас*
(1997 год; с. Скребеличи, Житомирская обл., Украина)
Перебрались с женой в Киев. Я взял на работе зарплату за полтора года вперед, добавили сбережения и прибрели квартиру. На одолженные $100 купили обои и клей и частично с помощью родственник оклеили все комнаты. Чтобы, так сказать, придать доведенному до ручки жилью человеческий вид. А потом пришла идея заменить вконец «расхристанную» дверь, ведущую на кухню. Но где взять денег?
И вот мы поехали проведать тещу. Как водится, не успели мы в хату, как на порог дядя супруги Анисим со своей половиной. Сели за стол. Ужинаем под самогоночку. За разговорами ни о чем проветриваем рты. И вдруг в моем не совсем трезвом мозгу мелькает «эксклюзивная» мысль. С полчаса я внутренне маюсь: озвучивать иную или смолчать? Но наконец – решаюсь:
- Анисим Тимофеевич, - начинаю издалека, - в селе ведь, если мне не изменяет память, есть плотницкая бригада?
- Ну, да! Куда же ей деваться?!
- А мастера в ней как? Каждый дока в своем деле или криворукие?
- Нормальные мастера!
- «Нормальные» в смысле штакетник или ясли в коровник изготовить? Или могут «изобразить», к примеру, дверь в дом?
- Почему «не могут»? Еще как могут! А ты что – про них в газете написать хочешь?
- Нет! Хочу обратиться к вам с просьбой о посредничестве.
- А что надо?
- Дверь!
- Какую дверь?
- Обычную дверь в квартиру.
- Вам с Надей в Киев?
- Ну, да!
- Нет вопросов! А размеры у вас с собой есть?
- Я их наизусть помню. Однако лучше вы завтра остановку прозондируйте. Включаю цену. Вдруг заломят больше, чем в столице?!
На следующий день ближе к обеду пришла новость: за двадцать гривен через неделю заказ будет выполнен. Деньги я тут же отдал – в виде предоплаты.
Мы с супругой, естественно, радовались, как дети: такая проблема решена! А перевезти «изделие» можно будет попутной легковушкой.
Через неделю мы в село не попали. Да и не собирались – не за что так часто разъезжать. Появились через месяц. Поздним вечером, в темноте. Уже сидели за столом, когда жена поинтересовалась у матери:
- Ну, как там двери? Готовы? Или трепотней все дело и ограничилось?!
- Давно уже готовы.
- А где они?
- Дав вон - в сенях стоят!
Мы с супругой, бросив вилки, туда. Включаем свет. И едва …не падаем в обморок. Под стеной стоят двери, которые могли бы быть калиткой в доме, где нет мужика. Грубо сколоченные доски, к тому же – едва обтесанные.
Супруга задала риторический вопрос: «Интересно, сам дядя или кто-нибудь из плотников поставили бы свое «произведение» в своем доме?»
Дверь, само собой, мы забирать не стали. Сказав посреднику, что нам она не подошла …по дизайну.
*Каркас (столярно-плотницкий сленг) – заготовка двери.
