10 ШТРИХОВ К ПОРТРЕТУ МАТЕРИ
Штрих 1. Приданое – по ветру
Мать, Бондаренко Анна Антоновна, родилась 28 ноября 1927 в с. Майорщина Пирятинского района Полтавской области. Имела двух братьев – Николая и Михаила. Ее мать (а, следовательно, моя бабушка) Клавдия была из довольно зажиточной семьи: в приданое родители ей дали не только корову, но и пару лошадей. Однако семейная жизнь у нее не сложилось: муж оказался гулякой и мотом.
После развода молодая женщина осталась с тремя детьми. А тут – голод 1933 года. Выжили, по воспоминаниям моей матери, благодаря корове, которую, кстати, держали в доме, рядом с собой: боялись, что ночью кормилицу украдут.
В середине 30-х бабка, забрав с собой мою мать и Николая и оставив маленького Михаила с бывшим мужем, двинулась на Пирятин. За деньги, вырученные за корову, купила на Заречье небольшую избушку. Перебиваясь случайными заработками – стирала у евреев, полола людям огороды – отправила дочку в школу (брат не захотел) и та успела до войны закончить семь классов. Кстати, всю жизнь она очень гордилась похвальной грамотой за хорошие успехи.
А еще часто вспоминала, какой вкусной была печеная тыква, которую давали в школу. И как, не имея терпения дождаться перерыва, украдкой совала руку под парту и пальцем отковыривали толику деликатеса послевоенных времен.
Штрих 2. Невезучая
Отступая в 1943 году, немцы сожгли хату моей бабушки. Некоторое время семья перебивались в землянке, которую сами и вырыли.
Потом мать училась на портниху, однако работы по специальности для полусироты не нашлось, вот и прибилась к кирпичному заводу (производство на нем небезосновательно считалось тяжелейшим и минимально оплачиваемым).
Трудилась, как сама шутила, «старшей куда пошлют». А поскольку даже такой работы не хватало, то вынуждена была где-то подрабатывать. А где?
Выход один – что-то продать. Однако не думайте, что тот вынужденный «бизнес» имел хотя бы отдаленное сходство с нынешним посредничеством. Нет!
Два примера.
Первый. Мать и бабка с латаными-перелатаными мешками попутным транспортом добираются в соседний, богатый мелом, район. Накапывают, сколько могут на плечах утащить. И – домой. А потом носят это добро на базар, где пытаются продать стаканами (на большее у народа не хватало денег).
Второй. Мать с отцом, одолжив денег или собрав свои последние, покупают мешок картошки. Вечерами перетирают теркой в корыто. Ждут, когда на дне осядет крахмал. Собирают. И так несколько раз, стирая пальцы в кровь.
Далее крахмал мать пытается сбыть на базаре – опять стаканами.
А еще помню, как она не плакала – рыдала, когда, по дороге из торжища, через дыру в кармане (не имела кусочка ткани, чтобы ее залатать) потеряла 100 граммов масла. Как возвращалась несколько раз, надеясь тот, без малейшего преувеличения, дефицит и деликатес найти.
Где там, всю жизнь везло кому-то, но не ей!
Штрих 3. Болотный обогрев
Еще одна из архипроблем, которую приходилось решать, – чем обогревать комнату, хоть и наемную, зимой?
Топлива – не сыщешь, а если оно и появлялось, то на какие шиши приобрести?
Выход – единственный: каждую свободную минуту в рваных резиновых сапогах матери отправляться на болото и резать-резать камыш и лозу, складывая в охапки, а затем на спине тащить домой.
И хорошо еще, когда на дворе было тепло или хотя бы относительно тепло. А если уже подмораживало, и вода покрывалась тонким слоем льда? Все равно шла.
Теряя последнее здоровье...
Штрих 4. Хроническое недосыпание
А еще ежедневно мать вставала в четыре утра: нужно было протопить в доме и приготовить скудный завтрак.
Тростник или лоза сгорали мгновенно, почти не давая тепла. Поэтому еду приходилось готовить на керосиновой лампе. Принцип ее работы ничем не отличался от устройства, дающего свет: только вместо одного - три более широких фитиля.
Ждать, пока кастрюля закипит на мизерном огне, приходилось едва ли не часами. А на работу, когда она была, надо идти на восемь.
Вот поднималась спозаранок, в сущности, никогда не высыпаясь.
…Я – второклассник. Зима. Будильника в доме нет, время измеряют ходики, гирю которых нужно каждый вечер подтягивать. Это – обязанность отца.
У матери она – куда сложнее: лечь спать примерно в 23.00 и проснуться в 4.00, чтобы разжечь плиту (дрова + уголь), приготовить завтрак и к началу восьмого, подняв нас с отцом, накормить горяченьким. Да, мне еще нужно сварганить обед в школу.
Само собой, каждая ночь у матери – не позавидуешь. Иногда, по ее рассказам, вскакивала к ходикам каждые полчаса, чтобы убедиться, что еще не проспала и, следовательно, еще можно прикорнуть.
А еще она во всем любила быть первой, образцом. Даже на рынок за покупками стремилась попасть в числе его открывателей. Позже шести утра из дома не выходила. Когда я стал постарше, воскресенье стало наказанием, в чем я, однако, не признавался (сказывался пример). Выходя, мать меня будила, чтобы сказать:
- Через час подойдешь, поможешь нести купленное!
И я вместо того, чтобы сладко дрыхнуть, следил за стрелкой часов и отправлялся на помощь. Зато какой довольной была мать, когда по дороге домой, мы то и дело встречали народ, только направляющийся на базар. Мы-то уже ВОЗВРАЩАЛИСЬ!
Штрих 5. Преднизолон …с иглоукалыванием
У матери, сколько себя помню, очень болела голова. В такие периоды (а повторялись они ежемесячно, а то чаще) она не только не могла подняться с постели, но даже не ела. Более того, пытаясь что-то отправить в желудок насильно, тут же рвала. От этих усилий (мышцы напрягались!) голова «раскалывалась» с еще большей силой.
Мешали даже часы (сначала это были «ходики», а позже – будильник) и их или останавливали, или выносили в другую комнату.
Так что я еще подростком разбирался не хуже средней руки фармацевта в лекарствах «от головы», появляющихся в аптеке. Аскофен, цитрамон, ацетилсалициловую кислоту, пирамидон и т.д. носил едва ли не полными карманами (к счастью, таблетки тогда стоили копейки). А мать их пригоршнями ела.
Где-то под 50 с такой силой болеть голова перестала. Правда, взамен появился ревматоидный полиартрит – болезнь, которую не умели (да и не умеют до сих пор!) лечить.
К тому времени я уже был взрослым, много путешествовал по миру и имел возможность доставать дефицитные лекарства и организовывать обследования и места в палатах в лучших по тем временам лечебных учреждениях, будь то Киев, Ашхабад или Ташкент.
В тот раз она, несмотря на отсутствие прописки, лежала на стационаре Туркменского института неврологии и физиотерапии, который, по сути, находился на одной улице с редакцией областной газеты «Знамя Октября», где я работал. Поэтому, пользуясь случаем, забегал к матери по несколько раз на день. Меня, как заместителя главного редактора, там хорошо знали и пропускали без проблем.
Захожу. У палаты, где лежит мать, - небольшое столпотворение лиц в белых халатах. В чем дело?! Оказывается, новенькая медсестра, не заглянув в журнал назначений (или заглянув невнимательно), сделала инъекцию с новокаином, на который у пациентки была аллергия. Я появился, когда мать уже пришла в себя и вполне адекватно реагировала на окружающую действительность. Однако в течение получаса ситуация была угрожающей. Заведующая отделением, тоже находящаяся здесь, между тем, без устали у меня интересовалась:
- Кто вам из персонала позвонил?
И хотя я в институте в это время появился случайно, с далеко идущей целью (пусть не дремлют!) загадочно промолчал.
Еще один пренеприятнейший момент связан с иглоукалыванием. Через энное количество лет взрослая дочь материной подруги, сама, увы, не отличающаяся крепким здоровьем и любящая лечиться, подбила мою мать на китайские процедуры, которые принимала сама. Это были годы горбачевской перестройки со всеми ее «модными» веяниями. В том числе, а, может, и в первую очередь, в медицине.
Так вот, некая пирятинская мадам, прослушав в Киеве лекции у новоявленного гуру иглоукалывания, открыла практику в родном райцентре. Туда мать и повели. В качестве презента она прихватила баночку дефицитной по тем временам красной икры, привезенной ей на гостинец нами с женой.
И вот на второй или третий сеанс произошел такой инцидент. Мадам, воткнув в колени по десятку иголок, вышла. И долго не появлялась. Между тем, одно из колен начало болеть, а далее – пухнуть. Встать сама больная не могла. Ограничилась тем, что звала на помощь. И когда она (помощь в лице Мадам), наконец, нарисовалась, то, всплеснув руками, начала вытаскивать медицинский инвентарь из тела. Идти после этого мать не могла. А посему ее перетянули в кресло и, раз за разом извиняясь, попросили посидеть. Само собой, больше на процедуры мать не пошла. Во-вторых, уже не доверяла «лекарше», а, во-первых, не мгла бы до нее дойти: с тех пр она, как у нас говорят, упала на ноги.
По жизни мать прошла через все, начиная с вольтарена с ибобруфеном и заканчивая уколами преднизолона в суставы и иглоукалыванием. Помогло ли это или нет, никто не скажет. Однако, превозмогая боль, она еще пожила...
Штрих 6. Папундера не простила
Мать была жутко принципиальной. Когда через десятилетия она случайно встретила отца, бросившего в свое время свою жену, а ее мать, и тот, заговорив первым, изъявил желание увидеть, как дочь в жизни устроилась, она наотрез отказала.
Штрих 7. Авиапосадка картофеля
С не таким уж и старым возрастом здоровье у матери стало вообще никудышным. Покрученные артритом пальцы не годились, по сути, ни на что. И каждую весну вставала проблема вспахивания огорода и посадки картофеля.
Впрочем, огород – слишком громкое название. Судите сами: на шести сотках стоят дом, сарай, туалет, высажен десяток деревьев и столько же – плодовых кустов. Так вот, все остальное – огород.
Несколько сезонов мать нанимала копачей. Однако вскоре те разленились и перестали оказывать такие услуги немощному населению.
Я предложил засевать «свободные площади» газонной травой, а бульбу – покупать осенью на базаре (сколько ее одному нужно). Мать – ни в какую:
- Что соседи скажут? Что я – не хозяйка.
И что бы вы думали? Весной по телефонному звонку матери я беру билет на самолет рейсом «Новый Уренгой – Киев» или «Екатеринбург – Киев» и лечу в Украину, чтобы вскопать клок земли и высадить пару-тройку ведер злополучного картофеля. Осенью – тем же маршрутом выкопать выращенное. А поскольку земля десятилетиями не удобрялась и высаживалось на ней одно и то же – урожай всякий раз оказывался не только крайне скудным, но и чрезвычайно мелким. Так что картофель все равно докупали на базаре.
Штрих 8. «Срочно приезжай!»
Отпуск, как обычно, проводим на Украине: три недели в Пирятине, неделю в Скребеличах. Подошел к концу срок, отведенный на деревню, в которой родилась супруга. И ей захотелось остаться там еще чуть-чуть. Так и решили. Я уехал, а она прибудет дней через четыре-пять.
На следующий день, пардон, сижу в уборной И вдруг дверь нагло открывается. Вскидываю глаза. Передо мной - жена.
- Ты откуда?! Что случилось? - спрашиваю с тревогой. Ведь прошло меньше суток, как я укатил из села.
- Так это ведь у тебя случилось, - говорит супруга. - Что?!
Я ровным счетом ничего не понимаю.
- Но почему ты приехала так быстро?
- Так ведь ты дал телеграмму!
- Какую телеграмму?! - еще больше недоумеваю я.
- Вот эту! - жена протягивает прямоугольник документа почтового ведомства.
Беру, читаю: "Коля, срочно приезжай. Мама в тяжелом состоянии".
Вот те на! Я никакой телеграммы не давал. Да и мать чувствует себя, тьфу-тьфу, слава богу. Что за чертовщина?
Идем прояснять ситуацию к матери. Та наотрез отказывается от авторства этого сомнительного документа. Не остается ничего другого, как идти на телеграф и выяснить, кто заполнял квитанцию. Ибо подобные "шуточки" нам не нравятся. И только когда мы уже оделись, чтобы идти на почту, мать призналась: да, это она дала телеграмму. На вопрос "зачем", ответила, не мудрствуя лукаво:
- Соскучилась!
А то, что у людей может быть инфаркт от подобного сообщения не подумала. Вообще, пусть простит меня бог, в которого я не верю, иногда кажется, что во мне она видит не сына, а запасную часть для себя.
Штрих 9. Седовласый несмышленыш
Мать никогда не воспринимала меня всерьез. Такое впечатление, что я в ее глазах так и остался малышом-несмышленышем – даже когда возраст перевалил за полвека. По любому вопросу, услышав два мнения, она никогда не прислушивалась к моему.
Не доверяла, смешно вспомнить, даже купить картофель (когда ставало понятным, что своего на зиму не хватит). Уже когда не могла передвигаться дальше конца своей небольшой улочки, закупка сего продукта на зиму осуществлялась следующим, почти комичным, способом. На возок, которым в Пирятине транспортировали небольшие грузы те, у кого не было авто, я усаживал мать и вез ее на базар. Там, подождав пока она выберет понравившеюся ей бульбу, грузил на транспортное средство мешок оной, пристраивал сзади матушку и отправлялся домой.
Штрих 10. Прижизненное сошествие в ад
У матери, страдающей целым букетом серьезных застарелых заболеваний, лишивших ее возможности хоть как-то передвигаться, добавился еще и «молоденький» склероз. В конце концов, пришлось доверить ее врачам.
Лежала в палате на двоих. Вторая, в отличие от матери, основательно иссушенной хворями, - тот еще «беляш». К тому же, с зачатками старческого слабоумия. И вот как-то по простоте ума она села на кровать к матери – в аккурат на ее ногу. И та под еще той тяжестью хрустнула, как ветка.
Случилось несчастье в понедельник. А мы посещали больницу два раза в неделю – среду и субботу. О произошедшем же нам никто не позвонил. Более того, на стоны и крики матери медперсонал отреагировал, как на …выдумку! И двое, пока не появился я с визитом, суток бедная так и лежала с переломом. Высказал возмущение, организовал рентген. И жалобы пациентки подтвердились.
Потом меня зазвал к себе травматолог. И аргументировано объяснил: накладывать гипс в нашей ситуации – хуже, чем не накладывать.
- А как же тогда?
- Из одеяла делается валик, подкладывается под место перелома и кости срастаются, так сказать, в естественных условиях.
- Но ведь даже здоровый человек не сможет неделями лежать, не пошевелившись, а тут – насквозь больной!
- Да! Такое лечение – не мед, а горькая полынь. Однако с гипсом будет еще проблематичнее.
Выхода не было (позже я консультировался и с другими врачами): пришлось согласиться. И мать вынуждена была перенести это маленькое «сошествие в ад». Кость где-то через месяц срослась, правда, неправильно. Но так как мать уже давно не ходила, это никакой роли, кроме сугубо эстетической, не играло…
