Имбики [Андрей Всеволодович Дмитрук] (fb2) читать онлайн

Андрей ДМИТРУК ИМБИКИ

Печальная фантазия

Радужная плёнка, более прочная, чем любой металл, расступилась передо мною, пропустила меня — и срослась заново за моей спиной. Я ступил на остров Магнифико (19°52′ 20'' южной широты, 144°57′ 46'' западной долготы).

Насколько мне было известно, за последние годы, со времени появления имбиков, они допустили на остров не более четырёх-пяти журналистов, да и то — после долгих переговоров с правительствами тех стран, откуда намеревались приехать корреспонденты. По какому принципу отбирали допущенных, никто и понятия не имел. Но примерять какие-либо человеческие категории, скажем, логику, к тому, что творилось в двойных головах пришельцев, было делом безнадёжным.

Контрольный пункт представлял собой площадку, огороженную лёгкими перилами, под волнистым пластиковым навесом. Отсюда, с птичьего полёта, виднелась мозаика полей и дорог; за ней — подёрнутый туманом морской залив и, дугой вокруг него, крыши города.

Понятное дело, моё внимание было приковано к развалившимся в креслах у стола двоим дежурным на КП. То были молодые воины в комбинезонах, раскрашенных под жёлто-фиолетовую имбиковую шкуру. С раскраской мало гармонировал магнификанский триколор, квадратом нашитый на рукаве. Зато у каждого на левом плече органично выглядела вторая, искусственная голова. Довольно неплохо сделанная, она походила на живую; я заметил, сколь мастерски повторены на дубль-голове тонкие, тщательно подстриженные усы одного из солдат. На всех головах сидели, закрывая уши и подбородки, ребристые голубые шлемы; четыре пары глаз скрывались под зеркальными очками. Искусственные хвосты тоже были на месте: у одного голый жёлтый, в фиолетовых кольцах, хвост лежал на коленях, у другого острым концом прятался под стол.

Слава Богу, вопреки моим опасениям, воины вели себя почти вежливо. Впрочем, может быть, так показалось из-за их крайнего немногословия: не успели нахамить. Предложили присесть и выпить баночной, хорошо охлаждённой номоры. До сих пор я лишь читал об этом имбиковом напитке, который островитяне поглощают немерено, чтобы и в этом быть похожими на пришельцев: теперь оказалось, что номора имеет вкус машинного масла с примесью хорошо размешанных свинцовых опилок. Пришлось сделать несколько глотков, чтобы не вызвать неприязни. В конце концов, пьют же его люди… а может быть, втихомолку бегают за угол, сблевать?

Я заметил странное: когда солдаты просматривали мой паспорт и командировочные документы, каждый старался показать, что в просмотре участвуют обе головы, настоящая и декоративная. Усатый даже спросил у головы-дубля: «Ну, как тебе эта голограмма? По-моему, смазана…» — сделал вид, что услышал ответ, покивал и вернул мне бланк.

Благодушие стражей острова распространилось до того, что они позволили себя сфотографировать. Один сказал, что слышал о моей газете и уважает её. Его вторая голова подтвердила кивком, что уважает.

Пока длилась эта процедура, на площадку поднялся штатский. Я понял, что это Джон Папалоа, провожатый, прикреплённый ко мне властями острова. Он так и представился, подавая руку, — худой, кофейно-смуглый, с клоком смоляных волос на лбу. Просторная цветастая рубаха висела на узких плечах. Глаза Джона, похожие на семечки спелого арбуза, глядели не то испытующе, не то испуганно. Мне почему-то захотелось подбодрить его; крепко пожимая костлявую кисть, я как можно радушнее улыбнулся… и получил в ответ такую рекламно-широкую и напрочь неискреннюю улыбку, что больше попыток не делал. Усмешки моего чичероне напоминали вспышки фотоаппарата: мгновенно озаряется лицо, зубы сверкают и вновь опущены уголки сомкнутых губ. Хорошо хоть, голова у него была одна, своя родная: только большой круглый значок ниже левого плеча изображал пару мультяшных головок на фоне флага Магнифико. Хвост также отсутствовал; лишь позднее я заметил двухцветный жгут, свисавший с ремня на тощий зад.

По винтовой, идущей квадратами лестнице мы спустились с решётчатой вышки к автомобилю. Это была не казённая, а собственная машина Джона, тускло-коричневая «шевроле импала» — развалюха Бог весть каких лет. Папалоа сел за руль, и мы двинулись к единственному городу, он же столица. Разумеется, на кондиционер не было и намёка: я терпел удушливую жару с привкусом соли и железа, но и не думал протестовать, поскольку — где ещё услышишь нечто подобное тому, что вещал Джон по дороге?..

Очевидно, это у него была постоянная, заученная программа, чему я немало удивился: неужто оккупированный пришельцами остров становится местом постоянных посещений из-за границы? Раньше вроде бы имбики и не думали никого сюда пускать… исключения бывали крайне редко. Но факт оставался фактом, Джон выдал целый монолог.

— Вы увидите, сэр, обновлённый, полностью преобразившийся край! — восклицал он с заученным восторгом. — Все проблемы, которые стояли перед нами в прошлом, практически решены властью наших друзей и наставников. По их мнению, на острове сложился вполне самостоятельный, полноценный народ, со своим языком, обычаями, культурой… (Я промолчал: мне пришлось заранее подучить диалект острова, смесь меганезийского, при небольших местных особенностях, с предельно упрощённым английским.) О да, — когда из таинственных глубин бытия («вот как они здесь формулируют!..») возникли наши учители, они первым делом стали внушать нам национальную гордость. Тем более, что, как оказалось.

Я невольно кивал, чему всячески помогали подскоки машины на трещинах и буграх, сплошь покрывавших шоссе. С темой пришлось познакомиться заранее, когда собирал сведения в сети и в других, специальных источниках, — но слышать воушию (не воочию же!) то, что вещал Джон, было куда как занятнее. Серьёзным, приподнятым тоном человек, вроде бы вполне нормальный, говорил вещи, которые смутили бы и психиатра. Оказывается, в организмах магнификанцев, которых доселе относили к обычной для Меганезии смеси австралоидной и монголоидной рас, нашлись гены, свидетельствующие о давнем и тесном родстве островитян… с имбиками. Загадочным образом малая ветвь могучего народа, обитающего в иной реальности, была заброшена на Землю, на островок в тропическом океане, где и дала достойные плоды. Конечно, у жителей Магнифико нет ещё (!) ни второй головы, ни хвоста, ни иных признаков имбиканства; но тем не менее они кровно ближе к своим друзьям-пришельцам, чем к любому земному этносу. Вредная, дезориентирующая легенда, творение псевдоисториков, утверждает — и когда-то сей бред изучали во всех трёх островных школах, — что ближайшие родственники магнификанцев живут через узкий пролив, на большом острове Ранарити. Однако, согласно последним исследованиям генетиков и антропологов, ранаритяне своим соседям абсолютно чужды. Более того — и это уже политическая практика, — они резко враждебны и при случае с удовольствием уничтожили бы всё соседнее племя. Зато имбики — братья по всем статьям, защитники и кормильцы; как можно скорее уподобиться им внешне и внутренне — первейший долг каждого гражданина Магнифико.

Бац! Машина внезапно нырнула в громадную водомоину на дороге. Я еле успел отклониться — сказывалась долгая журналистская практика — и, на всякий случай, прикрыл рот рукой, дабы обезопасить зубы. Мой чичероне тоже был тёртый калач: автоматически подпрыгнул вместе с сиденьем и тем избежал ушибов.

«Шевроле» застрял прочно. Слава Богу, хоть двери не заклинило. Мы выбрались на мостовую. От КП уже успели достаточно отъехать: кругом, с обеих сторон, стелились поля, щедро заросшие могучим тропическим бурьяном, с проглядывающими островками пшеницы. Однако, если справа даль не являла взору ничего, кроме сизой полосы леса, то по левую руку за полем, за рядом высоких пальм вставало здание. Вопреки всему, что я читал или слышал о полунищем острове, оно просто сверкало новизной, этакий бело-голубой трёхэтажный кристалл с плоской крышей. Поскольку над кровлей высилась квадратная башенка, окутанная вверху радужным маревом, я понял, что здесь имеется собственный пункт прибытия-отправления. Другого транспорта для связи с внешним миром имбики не жаловали: после их воцарения были разрушены и гавань, и аэропорт. Несколько раз щёлкнув своим маленьким «Олимпусом» почти что с одной точки, я оставил это дело: пробираться к странному дому не хотелось, да и вряд ли бы там приветствовали назойливого фотографа. За годы работы в редакции я научился не выкладываться.

Обойдя вокруг машины, мы убедились, что своими силами «шевроле» из ямы не вытащишь. Я ожидал, что Джон достанет мобильный и вызовет техническую помощь, но он сказал, что таковой здесь не существует и надо просто сидеть и ждать, пока не проедет кто-нибудь на достаточно мощной машине, чтобы выволочить нашу. Ему мы заплатим; если двигатель цел, сами доедем до города, если нет — опять же, попросим кого-нибудь взять на буксир. В городе есть автомастерские. Ну, а если, скажем, у «импалы» сломана ось, спросил я, — что тогда? Ждать пустой грузовик и неведомо какими силами грузить наше авто в кузов? В ответ Джон помотал головой: выражение лица его стало плаксивым, и он сообщил, что в последнем случае придётся просто прощаться с машиной. По дорогам валяется много подобного лома, и никто его не убирает: в лучшем случае, оттащат за обочину. «Но техника имбиков, антигравитация, телетранспортировка…» — начал было я, однако получил быстрый ответ: у «наших друзей и покровителей» более важная задача: вернуть Магнифико в лоно имбиканской цивилизации. А уж со своими посевами, дорогами, заводами и прочими скучно-прагматическими вещами мы должны разобраться сами.

Слазив под машину и немало повозившись там, Папалоа вылез; куском тряпки, заменявшим ему платок, вытер лоб, чуть более грязный, чем эта тряпка, и объявил, что, действительно, «полетела правая передняя полуось». Вид у него был трагический: считай, потерял «шевроле». Я слегка успокоил Джона, обещав частичную компенсацию от редакции. Стало быть, доводилось сидеть и ждать попутки. Мы выбрали поваленную пальму у обочины и сели на неё курить.

Пользуясь передышкой, Джон растолковал мне, для чего предназначен новый красивый дом среди цветущего сада. Оказалось, что это — косметический центр, услуги которого весьма дорого стоят. Самые богатые жители острова могут здесь перекрасить кожу в жёлто-фиолетовую «имбиковую» гамму, причём, как я понял, соответствующие пигменты вырабатываются самим организмом. Тот же, кто обладает по-настоящему большими средствами, может позволить себе совсем необычную операцию: установку второй головы и хвоста. И это не муляжи, как у дежурных на КП: помимо идеального внешнего сходства с первой головой, вторая, снабжённая сложной компьютерной начинкой, способна говорить, отвечать на простые вопросы, а также менять выражение лица; хвост же движется и по-своему выражает эмоции.

Насчёт собственной, принадлежащей центру вышки прибытия-отправления Папалоа также сообщил интересные вещи. Оказывается, тема имбиков становится популярной в мире, и ради приобретения второй головы на остров уже прибывают иностранные толстосумы.

Эти сведения меня немало позабавили.

Магнифико был одним из крайних островов в одном из больших архипелагов Меганезии, который не столь давно представлял единое королевство. Верховный вождь жил на Ранарити. Но однажды главы племён, владевших отдельными островами, перессорились между собой — из-за рыбных угодий, жемчужных отмелей и прочих благ: каждому хотелось владеть своей частью безраздельно. Королевство рассыпалось; жадность местных владык, более не умеряемая верховной властью, привела подданных к разорению. И тогда, побаиваясь, чтобы племена не вздумали снова объединиться вокруг Ранарити, островные вожаки стали внушать им ненависть к былому центру. Делали всё возможное, чтобы на каждом острове появился свой язык, возникли собственные обычаи: если удавалось, придуманное объявляли древнейшим достоянием племени.

Но жадность вождей не унималась. От страстных споров, кто кого старше, и кто кого просветил, и кому, стало быть, по праву принадлежат спорные устричная банка или лежбище черепах, — переходили к вооружённым стычкам. Шли в ход приобретённые ещё Ранаритянским королевством танки, пулемёты и патрульно-сторожевые катера. Число жертв множилось.

И тут однажды неведомо откуда явились имбики. Из-под земли, со дна океана, с другой планеты, из вселенной других измерений? Ответ знали только племенные жрецы: из царства могучих духов. Двухголовые, обладающие невероятными возможностями, имбики до сих пор оставались загадкой для всего научного мира. Хотя, впрочем, исследовать себя они не давали.

Единственным душевным свойством пришельцев, которое сразу стали понятно, была, мягко говоря, чрезмерная личная осторожность. Некоторые исследователи выводили её из того, что существа иного мира, возможно, обладают сверхдолголетием или даже бессмертием: есть что терять. Но правды так никто и не дознался.

Поскольку имбики сразу вмешались в конфликты между Магнифико и другими островами, да и вообще во все стороны островной жизни, — им невольно пришлось участвовать в опасных, острых ситуациях. И везде они проявляли себя одинаково: держась на заднем плане, предпочитали загребать жар руками магнификанцев. Вооружённые неземным оружием, имбики тем не менее почти никогда не пускали его в ход. Помощь людям выражалась, в основном, в науськивании племени и его вождей на противника. Недавно главным врагом стал всё тот же Ранарити. Похоже, что-то на большом острове очень влекло имбиков. Что же именно?..

Итак, мы сидели и покуривали из моей пачки «Кэмел» уже минут двадцать, когда появилась первая машина. Столь малая частота движения была мне понятна: зная о состоянии шоссе, люди добирались до города окольными путями. Но вот возник этот поразительный экипаж, и я сразу защёлкал камерой, делая снимки.

Издавая такие звуки, словно по мостовой тащили десяток железных бочек с насыпанной в них щебёнкой, тащилось к нам то, что в прошлом, очевидно, было гусеничным экскаватором «Хитачи». Стрела с ковшом и корпус были сняты, а на их место прилажен кузов с высокими бортами, раскрашенными в цвета островного флага. Сидевшую сбоку кабину прикрывал грубо сваренный бронеколпак с прорезями. В кузове сидели кружком человек десять мужчин, иные в касках, и орали песню, которая в моём скромном переводе с меганезийского звучала бы примерно так:

Цвет рубах и касок подсказал: передо мной «чёрные лемуры» и их средство транспорта имеет гусеницы не только из-за особого состояния здешних дорог, но и затем, чтобы походить на танк. В груди отдался неприятный толчок: о бандах, поддерживаемых вождём и его кланом, писали ужасные вещи. Но избежать встречи не выпадало, тем более, что Джон уже замахал руками и заголосил, умоляя водителя остановиться.

Издав мучительный скрежет, экс-экскаватор затормозил, но ещё долго трясся и выбрасывал из боковых патрубков клубы грязного дыма. «Лемуры» поспрыгивали наземь: видно, заскучав дорогой, обрадовались возможности размяться и лёгкому приключению.

Сидеть на стволе, не желая подойти к новым знакомцам, понятно, не приходилось. Я двинулся к ним как можно вальяжнее, беспечно улыбаясь. Всё же мой статус журналиста-иностранца должен был послужить защитой.

Очевидно, Папалоа успел рассказать обо мне: во всяком случае, «лемуры» приняли меня дружески, стали совать руки для пожатия. Один довольно фамильярно хлопнул по плечу, но я решил этого не заметить. Рубахи их и брюки являли все оттенки чёрного, от мокрого асфальта до воронова, с просинью, крыла; лица были размалёваны сажей, отчего ярче сверкали зубы, вообще у магнификанцев похожие на белый фарфор. За спиной у всех висели автоматы «узи» или «томпсон», однако половина молодцев ходила босиком. Но при этом ни один, даже самый обтрёпанный, не забыл изобразить на левом плече вторую голову: кто нашивкой с рисунком, кто — просто намалевав силуэт краской, а кто и прикрепив кукольную. Болтались также и хвосты; однако самую буйную фантазию являли каски, на которых, поверх обязательных жёлтых и фиолетовых полос, шахматок, спиралей, висели висельники, окутанные флагами Ранарити, и скалились черепа. Надо полагать, такие росписи должны были повергнуть противника в трепет ещё до обмена выстрелами.

Похоже, что эти простые смуглые ребята знали в чувствах только плюс и минус, причём оба — в пределе: дружбу и ненависть; первую выражали дикарской лаской, вторую — хватаясь за автомат. Минуты не прошло, как уже двинулась по рукам большая плоская фляга. Пришлось хлебнуть и мне, и Джону: судя по запаху и вкусу, то был удивительный коктейль из имбиковой номоры и местного крутого самогона, так сказать, знак полного сближения двух рас. Немалых усилий мне стоило тут же не извергнуть гремучую смесь на землю.

После ритуала совместной выпивки меня вдоволь наобнимали, нахлопали по лопаткам и наградили титулом «белый бычий член»: два последних слова соответствуют, примерно, нашему определению «классный чувак», а белизну помянули как признак чужеземца. Затем «лемуры» наперебой стали рассказывать, куда они и зачем едут. Говорили, вернее кричали, все разом, перебивая и всячески обзывая друг друга, так что мне пришлось заниматься отсевом смысла наподобие золотоискателя.

В конце концов, стало понятно, что команда на бывшем экскаваторе, теперь носившем название «национальный танк», направляется в город, на соединение с частями войск, непосредственно подчинённых вождю, а также с отрядами добровольцев вроде их собственного. (Первые состояли из специально отобранных здоровых юношей, нёсших нечто вроде воинской повинности, а вторые — из крестьян, рыбаков, лесорубов, испытавших патриотический подъём чувств.) Поскольку ожидается десант с Ранарити (так говорят имбики), очевидно, боевиков вместе с солдатами посадят на моторные баржи и повезут через пролив, к ранаритийскому берегу, чтобы внезапной атакой предупредить подлую вылазку врага.

Из того, что я у себя дома узнал об истории архипелага, никак не явствовала страсть вождей большого острова к войнам; наоборот, под скипетром тамошнего владыки все острова жили мирно и процветали, как никогда. Но выкрики хмельных «лемуров» резко противоречили этой идиллии: «Да они там спят и видят, как бы нас опять сделать своими рабами!» — «Они всю жизнь только и делали, что захватывали чужие земли…» — «Сами ничего не умеют, вот и заставляют других на них работать». Старейший из «лемуров», массивный, седобровый, с гранатами вокруг пояса и кинжалом за сапогом, выдал следующее:

— Ну, ничего, имбики им покажут, с какого конца банан едят!

Ага! Тут мне просверкнул новый смысл происходящего, и я поспешил всунуться между их возгласами:

— Ребята, а почему имбики на вашей стороне? Им что, Ранарити не нравится?..

Ответил тот же седой, с ритуальными шрамами на чугунном лице, боевик. И, пока он говорил, я понял: старик сумбурно, тяжело пьян. Он не покачивался — долгий опыт брал своё, — но, туманно глядя и буквально выталкивая непослушным ртом слова, вымолвил:

— Почему не любят? Очень даже любят. Да вот только они не нравятся ихнему вождю. Туда, понимаешь, сунулись раньше, чем сюда… а он им — от ворот поворот.

Сведения о том, что «учители из таинственных глубин бытия», появившись в нашем мире, первым делом проникли на Ранарити, — такие данные и вправду к нам поступали. Но — смутные, не подтверждённые. «Лемур» же говорил, морща низкий лоб:

— Понимаешь, почему королевство крепко стояло? Там шахты есть… ну, сейчас, может, заброшенные, а раньше — ого-го! От них и сила была. Копали — и продавали всему миру. А они решили, что и до сих пор там есть чего копать… а что? Им виднее.

— Какие шахты, угольные?

— Хрен тебе угольные. Вроде оно для этих идёт… для бомб! Ну, знаешь.

Я знал. Это мы знали ещё из школьной географии. Ну, скорее, — кто любознательный, знал из внешкольной. Никелевые руды, чрезвычайно богатые кобальтом. Их добывали на Ранарити, но однажды запасы сочли исчерпанными. Это было одной из причин распада королевства. Неужто имбики разглядели новые богатые залежи? Но почему именно для бомб? У кобальта много сфер применения. Должно быть, тоже просочилось от «учителей». Да, эта новость — всем новостям новость.

Внезапно седой боевик умолк, не окончив фразы. Схватился за горло. Я подумал было, что ему требуется срочное причащение из фляги, — но «лемур» громко заклокотал. В углах его рта показалась пена. Странно затанцевав, затоптавшись, старик упал на спину. Я рванулся было к нему — помочь, поднять, — но, неожиданно сильно, будто клещами, схватив за локоть, меня удержал Папалоа. Не дал он и использовать камеру: «Это нельзя снимать, сэр, вас убьют!..»

«Лемур» всё слабее, всё медленнее корчился на мостовой, пытаясь то согнуть ноги в коленях, то простереть дрожащую руку. Никто не помогал упавшему. Наоборот, умолкнув и насупившись, добровольцы отошли от него. Мне показалось, что они испытывают не столько сожаление или страх, сколько некое неудобство: надо же, какой позорный случай! По крайней мере, это сквозило в их переглядывании и перешёптывании. Куда и дружелюбие девалось: сбившись между телом старика и своей машиной, все сумрачно косились на меня.

«Не надо, сэр, поверьте: ничего не надо делать, это нас не касается», — дрожа всем телом, бубнил Папалоа. Меня мало интересовал его лепет: я уже представлял, как вот сейчас любой из этих мужиков, только что пивших со мной заправленную спиртом номору, вскинет свой автомат, и. Не в силах сдвинуться с места, я стоял и глядел на них, на их угрюмые лица, пытался вслушаться в тихие переговоры. Вероятно, я очень побледнел. Но магнификанцы не разбираются в оттенках белой кожи.

Перестав биться, старик вытянулся и одеревенел. И тут же прочие «лемуры», не сговариваясь, деловито шагнули к телу. Мигом были сняты с пояса гранаты, вынут кинжал из-за сапога, забран автомат. Вслед за тем добровольцы обшарили карманы мёртвого, добыв оттуда некий жетон и несколько денежных бумажек, каковые тут же были поделены между двумя-тремя старшими.

И тут некий подсознательный зов заставил меня обернуться к кабине.

Почему-то раньше она вовсе не интересовала меня, тем более прикрытая глухим железом с горизонтальными щелями под козырьками. Теперь же — притянула однозначно. Непостижимым образом, сквозь металл я ощущал чьё-то присутствие. На меня смотрел водитель «национального танка». Никогда я не испытывал ничего подобного: из прорези, полной тьмы, веяло холодным любопытством, смешанным с острой неприязнью… и, пожалуй, с опасением. Возможно, тому, незримому, не хотелось рисковать, убив корреспондента газеты, пользующейся мировой известностью. Исключительная осторожность, да.

Затем мне почудилось, что смотрит не одна пара глаз.

Господи, вот бы с ним познакомиться, возопила во мне профессиональная страсть, — какой был бы очерк, какие фото! Ведь пославшие меня на Магнифико более всего надеялись, что я раскрою тайну пришельцев. Кобальт кобальтом, однако — «интервью нашего собственного корреспондента с представителем внеземной цивилизации». Блеск!

Но затем, и очень скоро, возобладало другое желание: чтобы поскорее убрался отсюда этот чёртов драндулет, даже ценой качества будущей статьи. Что будет дальше, что я ещё увижу на острове перед обратной транспортировкой, назначенной сегодня на вечер, — Богу ведомо. Но сейчас.

Словно получив неслышный сигнал, «лемуры» преспокойно грузились обратно в кузов. Нашёлся кусок брезента, в который завернули труп — и без всякого бережения перебросили через борт. Теперь они вообще не замечали нас с Джоном — а может быть, пришло распоряжение не замечать; и только один щуплый, косоглазый доброволец робко помахал на прощание.

Понятное дело, нам и в голову не пришло попросить их зацепить «шевроле» тросом или хотя бы подвезти нас до города.

Зачихав, выплюнув струи дыма, «танк» стронулся с места. Покатил, качаясь с боку на бок. Сквозь лязг и скрежет пробилась песня, ныне носившая печать тоски и растерянности. А может быть, мне лишь так показалось — и мужики, управляемые из кабины, уже забыли о гибели товарища?

Мы снова остались ждать того, кто выручит и поможет добраться до столицы.