КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Три Толстяка 2.0 [Евгений Бороховский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Юрий Гиренко, Евгений Бороховский ТРИ ТОЛСТЯКА 2.0 По мотивам сказки Юрия Олеши

Действующие лица

«Три Толстяка» (Комитет национального спасения, он же — Чрезвычайный Триумвират):

Босс, председатель комитета.

Шеф, руководитель службы информации.

Генерал, главнокомандующий гвардии.

Предводители восстания против «Трех Толстяков»:

Просперо, «оружейник», президент корпорации «Армадапром»,

Тибул, артист, руководитель Национального театра,

Тутти (Теобальд), внук короля, наследник,

Суок, актриса, подруга наследника,

Доктор Гаспар Арнери, выдающийся ученый-энциклопедист,

Капитан Бонавентура, гвардейский офицер для особых поручений,

Тетушка Ганимед, экономка доктора Гаспара Арнери.

Пролог

Мы точно знаем, как все это было —
Нам рассказали те, кто правду знает.
Вывозит прямо к правде нас кривая!
И не оспоришь. Знанье — это сила.
Не надо сомневаться: нет и да,
А прочее — фигня и лабуда.
Вот сказка, что прошла через года.
В ней все красиво, правильно и мило.
Добро, со злом сразившись, победило
Уверенно, вполне и навсегда.
И мы, как будто на пороге рая
Стоим, душой и телом замирая…
А если сказку мы переиграем?
Смешаем с жизнью «через никогда»?
Не говорите «право, ерунда» —
Послушайте. Ведь мы не выбираем
Историю. Она нас захватила.
Она ведет. Так как все это было?..

Сцена 1

Сцена почти целиком погружена в темноту. В луче неяркого прожектора из глубины на авансцену медленно идет стройная изящная девушка в красивом нарядном платье. Она танцующим шагом движется по прямой линии, ступая осторожно, как будто балансирует на канате. У нее в руках маленькая свирель, на которой она насвистывает негромкую, смутно узнаваемую мелодию. Её игра не безупречна, скорее она практикуется, репетирует, повторяя какие-то фрагменты, и в какой-то момент, явно не удовлетворенная результатом, обрывает мелодию. Из тени появляется Тутти. В руках у него книга, а на плече маленький рюкзак, к которому прикреплен плюшевый медвежонок.


Тутти: Пожалуйста, прошу тебя, не останавливайся. Мне нравится эта мелодия. Мне нравится как ты играешь… И мне безумно нравишься ты!

Суок: Глупости. Это место мне почему-то никак не дается, сколько не репетируй… Впрочем, спасибо за комплимент. Хотя ты явно льстишь — здесь слишком темно, чтобы ты мог меня как следует разглядеть. Это что, такой способ знакомиться с девушками?

Тутти: Нет… нет у меня никаких способов… Просто… Понимаешь, я видел тебя на сцене сегодня вечером. И это было… это было…

Суок: А-а-а, поклонник… Это уже интереснее. Я не то чтобы опасаюсь, но недолюбливаю случайных приставал. Тебе понравился наш спектакль?

Тутти: Да. То есть, нет. В смысле — не знаю. Мне было сложно сосредоточиться на сюжете и игре, я просто любовался тобой.

Суок: Не самый приятный отзыв для актрисы, но как женщина, я, наверное, должна быть польщена?

Тутти: Не знаю, мне… я… (потерянно молчит).

Суок (улыбаясь): Теперь моя очередь сказать — не останавливайся. Я… Мне… (почти неуловимо передразнивает его, но завершает вполне серьезно, хоть и кокетливо) Мне нравится тебя слушать.

Тутти: Прости, пожалуйста. Я просто пытаюсь объяснить, что чувствовал, глядя на сцену… Когда я тебя увидел, я замер. Ты заговорила — я умер. Ты запела — я воскрес…

Суок: А сейчас? (берет его за руку) Что ты чувствуешь сейчас? (другой рукой осторожно проводит по его лицу) Ты «замер», «умер» или «воскрес»?

Тутти: По крайней мере, во мне все замерло, и я не могу понять, чувствую ли я что-нибудь. То ли я боюсь по неосторожности все испортить, то ли это — мое железное сердце.

Суок: (резко отдергивая руку) Что за дурацкая шутка! Умер-шмумер… Только я подумала, что в тебе что-то есть, как на тебе — началось…

Тутти: Нет, погоди! У меня действительно железное сердце — это официальный вердикт…

Суок: Не ври! Человек с железным сердцем не может чувствовать то, о чем ты только что говорил. И вообще, не бывает людей с железным сердцем.

Тутти: Как бы я хотел, чтобы это было правдой… На самом деле, это мое детское прозвище…

Суок: Еще лучше! Мог бы придумать что-нибудь повеселее.

Тутти: Да нет, правда! Знаешь, почему меня так прозвали? Я был жутко стеснительный и страшно самолюбивый. А мои приятели обожали жестокие шутки — вроде как поджечь шерсть у собаки или бросить в воду кошку… Мне было страшно, но еще страшнее было это показать, а потому я делал каменное лицо. И на вопросы и подначки отвечал: «Это скучно. Какое мне дело до этих тварей?»… Дурак был. Мне даже нравилась эта кличка — «Железное сердце». Теперь и хотел бы забыть — а не дают. Задокументировано, да… Даже люди, которые меня никогда не видели и ничего обо мне не знают, охотно повторяют «у него железное сердце». И временами я начинаю бояться, что они могут быть правы…

Суок: (отступая от него на шаг): Постой, погоди, я, кажется, знаю кто ты… (Все остальное она говорит, обращаясь не к нему, а как бы складывая в уме целостную картину) Ну, конечно же, это все объясняет — и полный аншлаг в партере и ложах — туда же билеты стоят, как таунхаусы! — и дополнительные патрули гвардейцев на входе… Мы все перед началом спектакля еще гадали, что за шишка почтила нас вниманием, а маэстро был такой таинственный и все время рычал на директора Бризака… И даже то, как они начинали аплодировать — не сразу, а после небольшой паузы, и глядя не на сцену, а куда-то в глубину зала… Да, в глубину, туда, где королевская ложа! И вчерашние газетные заголовки: «Наследник престола возвращается, завершив свое образование за рубежом»… И теперь еще это прозвище, «железное сердце»…

Тутти: Ну вот, теперь и ты это повторила…

Суок: Прости, я не хотела, я вовсе так не думаю… (спохватившись, приседает в глубоком реверансе) Простите, ваше высочество…

Тутти (морщится как от боли, почти умоляюще качает головой): Прошу тебя не надо… так…

Суок (она хорошая актриса, все понимает правильно и снова переходит на «ты»): Прости, я действительно не верю этому глупому прозвищу. Я знаю… Ну, то есть, я чувствую! Ты не такой…

Тутти (теперь он берет ее за руку): Пожалуйста, обещай, что ты никогда не позволишь мне поверить, что у меня может быть железное сердце… Пожалуйста, обещай мне…

Суок: Я обещаю…

Тутти: Ты знаешь, кто я, а я не знаю даже, как тебя зовут…

Суок: Ты не читаешь программку? Меня зовут Суок.

Тутти: Какое нежное имя… Суок!..


Кажется, сцена идет к своему логическому завершению — долгому поцелую, но в этот момент загорается яркий свет — освещена вся сцена. Это одна из комнат дворца Трех Толстяков…


Суок (выходя из образа, смеется): И надо же, как раз в этот момент тебя позвал старший дядюшка.

Тутти: Да, его появление было совсем некстати… но я все равно благодарен ему за тот вечер… Когда мы собирались в театр, он предупредил, что времени в обрез, сразу после спектакля придется поторопиться, он должен успеть на какую-то важную встречу… А потом в его планах что-то поменялось. Он сказал, что встреча состоится прямо в театре и отправил меня во внутренний двор.

Босс: Там вполне безопасно. Весьма милый садик, и ты сможешь помечтать там, никем не потревоженный. Считай это последней поблажкой, завтра начнется твое обучение тому, что не преподают в «лучших зарубежных университетах», где тебе так нравилось отсиживаться от ответственности.

Тутти: И он ушел, а я остался и встретил тебя… Обещанная поблажка обернулась самым прекрасным подарком, который я когда-либо получал…

Суок: Тутти, прошел уже почти год с того вечера. У нас было много вечеров… и ночей тоже. Почему ты так настойчиво возвращаешься к той первой встрече и просишь меня проиграть все заново? Я не против ролевых игр, ты ведь знаешь, но все же…

Тутти: Наверное, я просто не могу до конца поверить, что ты все еще со мной.

Суок: Конечно, я с тобой. Я ведь пообещала постоянно напоминать тебе, какое у тебя настоящее любящее сердце…

Тутти: Только ты и напоминаешь. Прочие по-прежнему говорят «Принц Железное Сердце».

Суок: Ну и что? А меня дворцовые лизоблюды называют «кукла наследника Тутти». Придворные клуши так и шипят «кукла, сучка фарфоровая»…

Тутти: Что???

Суок (насмешливо): Малыш, если бы ты отвлекался от своих книжек не только по ночам, то узнал бы много интересного и заслуживающего куда больше внимания, чем эта болтовня. А это — фи, меня их злоба скорее забавляет. Перестань. Я же с тобой? Я ведь выполнила свое обещание?

Тутти: Да, ты выполнила свое обещание…


На этот раз, каким бы ни виделось развитие сцены, все прерывают звуки беспорядочной стрельбы. В стрельчатых окнах — вспышки и отблески пожара. Звучит бравурная музыка, что-то вроде Ca ira, слышен голос Тибула: «Сограждане! Отчизна поднялась, чтобы сбросить ненавистное иго! Там, спрятавшись за высокой оградой, засели тираны — проклятые Три Толстяка! Так пусть же они узнают, что такое народный гнев!.. Заря свободы восходит над нами!» Голос перекрывают крики: «Долой трех толстяков! Да здравствует маэстро Тибул! Да здравствует оружейник Просперо! Да здравствует народ!..» Их заглушает грохот выстрелов.


Суок: (испуганно прижавшись к Тутти) Что это, Тутти?

Тутти: Похоже, это та самая революция, (чуть заметно усмехнувшись) о возможности которой столько говорили наши толстяки…

Суок: И что будет? Тутти, мне всегда казалось, что я довольно смелая, но сейчас, кажется, мне страшно…

Тутти: Мне тоже страшно. Но, возможно, это означает простое решение всех наших проблем и конец всех прочих страхов. Возможно. Хотя, как оно на самом деле, не скажет ни один мудрец — ни Сократ, ни Вольтер, ни наш легендарный доктор Гаспар.


Свет гаснет, подчеркивая хаотичный свет — вспышки выстрелов и пожары за стрельчатыми окнами дворца.


Доктор Гаспар

Как лететь до самых звезд,
Как поймать лису за хвост,
Как из камня сделать пар,
Знает доктор наш Гаспар.
Доктор Арнери — могуч и велик!
Знает любой иностранный язык!
Он математик, и физик, и врач!
Добрый и умный, совсем не трепач!
Как познать палеолит,
Как лечить энцефалит,
Как учить детей уму —
Доктор мастер по всему!
Доктор Арнери не только умен —
Честный, отважный и искренний он!
В городе драка, стрельба, баррикады —
Доктору видеть и слышать всё надо.
Должен сам он все узнать,
Аккуратно записать:
Кто, куда, зачем и как.
Это вовсе не пустяк!
Доктор Гаспар, вы б себя не губили!
Дома оставшись, чайку бы попили.
Лучше соврите — а мы вам поверим!
Нет, не послушает доктор Арнери…

Сцена 2

Кабинет доктора Гаспара Арнери. Раннее утро. Входит доктор Гаспар, весь в растрепанных чувствах. Он выглядит довольно нелепо — в длинном плаще с чужого плеча, замотан толстым шарфом, на шее болтаются бинокль и очки-«консервы» на шнурке, в руках трость, которая ему явно мешает. За ним семенит экономка — тетушка Ганимед. Она фраппирована странным поведением доктора, ежесекундно всплескивает руками, охает и качает головой:


Тетушка Ганимед: Доктор, где же вы пропадали? Что с вами?

Арнери: Вы разве не знаете? Восстание! Пожар! Город горит… Господин Просперо и маэстро Тибул повели народ, чтобы взять штурмом Дворец Трех Толстяков.

Тетушка Ганимед: А где ваши очки? Они разбились?

Арнери: Очки? Конечно, разбились. Какая досада! Когда я смотрю без очков, я, вероятно, вижу так, как видит не близорукий человек, если надевает очки.

Тетушка Ганимед: Ах, доктор, доктор! Где же ВАШ плащ? Вы его потеряли? Ах, ах!..

Доктор поднимает руку, чтобы снять шляпу — а шляпы нет.

Арнери: Шляпу я тоже потерял. Тетушка Ганимед, я, кроме того, обломал оба каблука. Я и так невелик ростом, а теперь стану на вершок ниже. (несколько нервно, но искренне смеется) Или, может быть, на два вершка? У меня же отломились два каблука!..

Тетушка Ганимед: Ах, какое несчастье!

Арнери: Ох, у меня лопается сердце!.. Я весь день и всю ночь был на улицах. Я видел восстание! Все куда-то бежали, откуда-то стреляли… Это было так захватывающе! И так непонятно. Странная вещь: когда оказываешься в гуще событий, совершенно не понимаешь, что происходит…

Тетушка Ганимед: Вы участвовали в… этом?.. (пытается найти правильное слово, но не может).

Арнери: Нет, нет, я только наблюдал. У меня ведь есть бинокль, я забрался на ратушу — и смотрел, Хотя все равно почти ничего не понял. Кроме главного: восставшие побеждены…. Говорят, что сам Просперо попал в плен. Когда я спустился с башни, то слышал, как отступавшие об этом говорили. Его посадили в железную клетку — так они сказали. Хотя сами тоже этого не видели…

Тетушка Ганимед: Какой Просперо? Оружейник?

Арнери: «Оружейник»? Ну да, а Рокфеллер — нефтяник… Хотя, если его корпорация делает оружие, почему бы не называть его оружейником?.. В конце концов, его так и называли на площади… Но важно не это. Важно, что господин президент концерна «Армадапром» стал народным вождем. Он возглавил восстание, представляете?

Тетушка Ганимед: Я ничего не знала… и вообще ничего не знала о том, что было днем. Я слышала пальбу, видела зарево над домами. Соседка рассказала о том, что сто плотников строят на площади Суда плахи для мятежников. Ей так сказал кто-то из прохожих… Мне стало очень страшно. Я закрыла ставни и решила никуда не выходить.

Арнери: (он перестал слушать тетушку на середине ее тирады, и говорит не ей, а самому себе) Как странно! Сейчас я шел домой и видел: еще не совсем погасли пожары, а во многих ресторанах и кафе опять горят разноцветные огни, по улицам мчатся экипажи… Некоторые живут так, как жили позавчера. Неужели они не знают о том, что произошло? Разве они не видели пожаров, не слышали пальбы и стонов? Разве они не знают, что погибли люди? Может быть, ничего и не случилось? Может быть, мне приснился страшный сон?

Тетушка Ганимед: Я ждала вас каждую минуту! Я очень волновалась!.. Обед простыл, ужин простыл, а вас все нет…

Арнери: На площади лежали убитые; я низко наклонялся над каждым и видел, как звезды отражаются в их широко раскрытых глазах… Я трогал ладонью их лбы. Они были очень холодные и мокрые от крови, которая ночью казалась черной… Что же теперь будет?

Тетушка Ганимед: (решительно) Теперь я приготовлю вам завтрак. Что бы там ни было, а вам надо хорошо питаться. (выходит)


Арнери садится к столу, находит на столе очки, надевает их, берет диктофон.


Арнери: Надо быть аккуратным. Надо точно все зафиксировать (начинает наговаривать в диктофон). Итак: я видел восстание. Это было настоящее народное восстание. Там были ремесленники, рудокопы, матросы. Там были мои студенты. Там были артисты, учителя, бродяги, врачи, дворяне, простолюдины. Там были все. Во всяком случае, так казалось. Весь город поднялся против власти Трех Толстяков. Во главе восстания были господин Просперо и маэстро Тибул. При том, Просперо никто не называл ни промышленником, ни магнатом, — все кричали «оружейник Просперо! Да здравствует великий оружейник!» К народу обращался с речью знаменитый маэстро Тибул, руководитель Национального театра. Он говорил — и народ кричал «ура!» А потом на улицах выросли баррикады и началась стрельба. Она не стихала всю вторую половину дня и всю ночь. А к утру выяснилось, что гвардейцы победили. Просперо, как говорят, взят в плен, а Тибул бежал…


За спиной у доктора слышен шум. Он оглядывается. Из большого камина выбирается человек в цирковом трико. Он выглядит несколько нелепо, но держится величественно. Это маэстро Тибул.


Арнери: Не может быть! Это вы, маэстро?

Тибул: Да, доктор, это я — злосчастный Тибул. Оказывается я попал в ваш дом, надо же… Надеюсь, великий доктор Арнери не выдаст гвардейцам бедного артиста, попавшего в беду?

Арнери: Что вы такое говорите! Конечно не выдам. Но как вы сюда попали?

Тибул (указывает на камин): Через дымоход, конечно. Все же, я начинал как цирковой гимнаст — хотя, конечно, глядя на меня сейчас, в это трудно поверить. Однако некоторые навыки, как выяснилось, сохранились. Видимо, когда по тебе стреляют, телу проще вспомнить, чему его когда-то учили. А ведь хорошо учили! И учеником я был не из последних…

Арнери: Как вы вообще попали в эту… революцию, маэстро?

Тибул: А что вас удивляет? Я — художник из народа, и я всегда с моим народом. А народ томится под гнетом отвратительных тиранов! Каких-то три гнусных толстяка подмяли под себя всю страну. Они запрещают любую критику. Они всех запугали!

Арнери: Это так, хотя…

Тибул: Хотя что?

Арнери: Знаете, я уже немолодой человек, и хорошо помню времена смуты — после смерти последнего короля. Это было ужасно. Бандиты, голод, война всех против всех… Поймите правильно: режим Трех Толстяков не вызывает у меня никаких симпатий. Я не люблю цензуру и полицию. Но надо быть точным. За последние годы ситуация значительно изменилась к лучшему. Гражданская война закончилась, экономика действует, уровень жизни повысился…

Тибул (язвительно): Ну да, «стабильность, мир и процветание»! Бывший балетмейстер Раздватрис, заделавшись знатным политическим писателем, вещает об этом в каждом своем опусе. Но оглянитесь вокруг себя! Что мы видим? (дальше говорит так, будто произносит речь с трибуны) Народ угнетен! Интеллигенция задушена! Промышленники задавлены налогами! Тюрьмы заполнены инакомыслящими! А теперь они еще закрывают оружейные заводы — тысячи людей будут выброшены на улицу! Оставлены без средств к существованию! И никто не осмеливается даже пикнуть!

Только отважный Просперо решился бросить вызов наглой клике тиранов! Как на него не давили, он не смирился! Как же может честный художник оставаться в стороне? К черту их, со всеми их премиями и льготами! Они думали, что купили Тибула — раз у него есть театр, слава, награды. Но Тибула нельзя купить! Они могут отобрать у меня театр, разогнать моих актеров, запретить мои спектакли. Но я не смирюсь! Я еще не забыл, как быть уличным артистом. Кочевать по стране, выступать под открытым небом, ходить по канату… Не запугают! Я буду говорить с моим народом с площадей!..

Арнери: Вы смелый человек, маэстро. Поставить на карту все, рискнуть славой и жизнью — на это может решиться только очень честный и отважный человек.

Тибул: (с некоторым кокетством) Ах, оставьте, любезнейший доктор! Я всего лишь делал то, что велит совесть. Вот Просперо — настоящий вождь!

Арнери: Кстати, что с ним? Я слышал в толпе разговоры, будто его схватили.

Тибул: Я тоже это слышал. Но ничего не знаю наверняка. С этими негодяями невозможно что-либо знать наверняка!

Арнери: Негодяями?

Тибул: Я про толстяков! Чрезвычайный триумвират! Комитет национального спасения! Тройка по утилизации, мать её! Извините, доктор. Неизвестные отцы, чтоб их! Еще раз извините, но приличных слов не осталось. Они боятся посмотреть в глаза народу, они прячутся. (снова входит в роль трибуна) Никто не знает, как их зовут, и как они выглядят. Известно только, что выглядят они отвратительно. Мы выступаем с открытым забралом, а враг скрывается в тени. «Три Толстяка» — вот все, что мы о них знаем!

Арнери: Да, в нашей истории такого еще не было. На многих такая анонимность действует прямо гипнотически. Вы знаете, я некоторое время занимался этим феноменом. Очень интересный эффект массовой психологии! Анонимность правителя создает ауру таинственности, что для обывателя…

Тибул: Простите, доктор Гаспар, вы уверены, что сейчас подходящий момент для лекции?

Арнери: Да, да, да. То есть, нет, конечно! Верно. Сейчас надо решить, как быть с вами.

Тибул: Вот именно. Я не имею права подвергать вас риску. (торжественно) Вы — гордость нашей науки, и потомки не простят мне, если из-за меня вы пострадаете. А этих сволочей не остановит ваш статус — они не задумываясь расправятся с великим ученым, как чуть не расправились с великим артистом.

Арнери: Маэстро, вы не понимаете. Дело не в том, что я рискую. Проблема в вас самом. Вам нельзя выйти, поскольку вас тут же арестуют. Вам нельзя остаться, поскольку повальные обыски могут не обойти и этот дом.

Тибул: Да, эти сквалыги лавочники не задумываясь продадут меня с потрохами гвардейцам толстяков!

Арнери: Следовательно, вам надо временно перестать быть собой. Манеру вы измените легко — для квалифицированного актера… извините, для гениального артиста — это просто. А внешность я вам сейчас изменю. Это не сложно. Вот объяснить, что я буду делать, человеку, не знакомому с началами аналитической химии, будет непросто. Но вам ведь химия ни к чему, вам нужен результат, правда? Вот и доверьтесь специалисту.

Тибул: Доверяюсь, целиком и полностью.

Арнери: Тогда поспешим в лабораторию.


Уходят. Входит тетушка Ганимед с подносом.


Тетушка Ганимед: Ну вот, опять убежал в свою лабораторию. Когда же это кончится! Как это трудно — служить гению. Он, конечно, великий ученый — и знает про все на свете. Но как сделать, чтобы он хоть иногда не забывал, что надо покушать, надевать галоши, выходя на улицу, и вовремя принимать пилюли? Которые, кстати, сам же придумал! Ох… (ставит поднос на стол, продолжая рассуждать). А тут еще эти безобразия. Бегают, стреляют, потом будут казнить. К счастью, пока все лавки открыты, и цены еще не выросли. Так ведь вырастут — это всегда так. Сначала бегают, потом стреляют, потом все дорожает, потом пропадают продукты. «Проклятые толстяки! Долой трёх толстяков!» Ну выгонят трёх толстяков — и кому от этого будет хорошо? Просперо, конечно, жалко — он такой умница. А Тибул — красавец, душка… Ну и зачем они все это затеяли? Чего им не хватало? Толстяки… Потому и толстяки, что не забывают вовремя покушать! Ах, дорогой доктор, зачем вы в это ввязываетесь… Ну что вам эти толстяки?


Свет гаснет.


Три Толстяка

Возьмите власть — и наслаждайтесь всласть!
Жратву залейте кровью!
И жребий старика, и лепту вдовью —
Себе! Душить и красть!
Не так ли: только так себя ведут
Мерзавцы толстяки?
Мы точно знаем, мы — не дураки!
Даешь народный суд!
Зачем скрывают власти и таят
И имена, и лица?
Да потому, что суки и убийцы!
И каждый в тройке — гад!
Пожили мы под властью толстяков,
И хватит! Дальше — сами!
Пускай мы без мозгов, зато с усами!
Валяй! Мочи козлов!
Мочи козлов! Не надо слов!
И в смертный бой вести готов…

Сцена 3

Дворец Трех Толстяков, зал заседаний. За длинным столом сидит Босс, погрузившись в изучение бумаг. Шеф с рассеянным видом прохаживается по сцене. Входит Генерал, весьма рассерженный.


Генерал: Ну знаете, это ж через кобылу в пень налево!

Шеф: Тебя укусила старая полковая лошадь?

Генерал: Нет, ужалил очередной «жучок», подброшенный твоими козлами!

Шеф: Да ты, брат, биолог…

Генерал: Хорош паясничать! До тебя твоя грёбанная служба информации доводит, что в городе делается? Или им интересно только кто с кем спит во дворце?

Шеф: Это не только им интересно. Ты тоже с большим интересом почитываешь дворцовые сводки, я помню. Но служба информации докладывает еще о многих других забавных вещах. Например, сегодня я получил подробный отчет о том, как доблестная гвардия разогнала взбунтовавшуюся чернь, захватила в плен «оружейника» Просперо и заставила бежать «гимнаста» Тибула.

Генерал: Чего-о? Просперо? В плен?..

Шеф. Именно. Ты не в курсе? Просперо схвачен и сидит в железной клетке в подвале дворца. Очевидно, в том самом, с шестом. Где ты любишь купать девочек в шампанском.

Генерал: Ой, кто бы говорил! Ты там бываешь чаще меня!

Шеф: Но обхожусь без шампанского. Жадничаю. В любом случае, там теперь клетка с Просперо — и никаких девочек, сплошные застенки. А на площади Суда плотники сооружают сто плах, чтобы рубить головы мятежникам.

Генерал: Бред! Я только что проезжал через площадь Суда, нет там никаких плотников!

Шеф: Разумеется. Но весь город знает, что плотники работают, а плахи строятся. И буквально завтра будет грандиозная казнь. Просперо выведут из железной клетки, связав железными же цепями…

Генерал: Из какой, к черту, клетки? Просперо смылся, и сейчас неизвестно где!

Шеф: Почему неизвестно? В подвале. (Генерал возмущен; Шеф продолжает со смешком). Только не в нашем, а в особняке своей поклонницы мадам Лилу. Улица Весенних Грез, 13. Но все знают, что он схвачен и сидит в железной клетке. Здесь, во дворце.

Генерал: Опять ты намудрил… На кой черт?

Шеф: Чтобы господин Просперо сидел тихо и не высовывался.

Генерал: А плахи?

Шеф: Чтобы боялись. Обыватель слышит про плахи — и сидит дома, пока твоя гвардия наводит полный порядок.

Генерал: Порядок? Гвардия? Ты ее видел, гвардию? Ты забыл: ее за последний год два раза сокращали и три раза урезали жалование. Шеф, ты знаешь, о чем говорят в гвардии? Что завтра ее разгонят на хрен! Потому лучше бы сегодня быть за того, кто понимает человека с ружьем. То есть, за кого? Пра-авильно — за оружейника Просперо!

Шеф: Генерал, у тебя в войсках забыли про дисциплину? Так напомни! Есть присяга, есть устав…

Генерал: Ты посмотри на этого земгусара! Бонапарт и Цезарь в одних штанах! Строем ходить научись, потом умничай. Когда солдаты стреляют в офицеров, какой тут устав… Вот я случай расскажу, тебе понравится. Отделение гвардейцев следует с дежурства в караулку. Здесь, во дворце. По дороге встречает наследника. И что думаешь, козыряют принцу, во фрунт становятся? Ага, щас! Окружают, матерят, только что в штыки не берут. Хорошо поблизости наш капитан Бонавентура случился — его боятся даже лютые отморозки. А то был бы у нас наследник, нашинкованный мелкими кусочками… (Шеф пытается перебить Генерала, но тот разошелся вовсю и не дает слова вставить) Ты думаешь, вчера мы победили? Куда там… Мой приказ просто застал гвардию врасплох — они и пошли. А там в них стали стрелять. Так что они защищали свои шкуры, а не наши. А потом у них были сутки на размышление. И если завтра опять начнется, не меньше половины личного состава перекинется к мятежникам. Тут один лейтенантик разглагольствовал: «Это ведь народ восстал, почему же мы в него стреляем»!..

Шеф: Распустил ты их. Если командование не будет менжеваться, то через пару-тройку дней все стихнет. Пожестче надо быть, Генерал! Пусть лейтенантов приструнят полковники, а рядовых — сержанты! Ты же видел: несколько залпов — и разбежались, кто куда. Где хваленый Просперо? Где вдохновенный Тибул? Прячутся по норам.

Генерал: А на улицах — трупы. А улицы — наши. И трупы — не вражеские. Дружище, я лучше тебя знаю, что можно сделать штыками и саблями. Так вот: сидеть на штыке неудобно. На сабле тоже.

Шеф: Ах, какие нежности! Никак доблестному герою страшно?

Генерал: Слушай, ты, балабол!..

Босс (сильно ударив по столу ладонью): Хватит! Держите себя в руках. Оба. Дело серьезное. Не смертельное — серьезное. Гвардия неплохо отстрелялась (Генерал пытается вмешаться), но Генерал прав: она ненадежна. Служба информации работает эффективно, но она решает только частные проблемы. (Шефу). Не перебивай, послушай.

Так вот. По порядку. Мы недооценили социальные последствия конверсии. Будем считать, это моя вина. Я и сегодня могу повторить: экономически все правильно. Нам не по карману военный бюджет, который мы тянем со времен гражданской войны. Мы не можем вбухивать миллиарды в производство оружия на радость господину Просперо и его приятелям. Конверсия необходима. Только вот в результате мы получили колоссальный всплеск безработицы. И оружейный магнат вдруг оказался народным вождем. Мы не учли, что он рискнет пойти ва-банк…

Шеф: Ну почему не учли, мы о таком варианте говорили…

Босс: Говорили. Но сочли маловероятным, сосредоточились на долговременных мерах и вчерашний мятеж застал нас врасплох. А его повторение может стать роковым.

Генерал: Ну так, Босс, о том ведь я и говорю!

Босс: Ты не говоришь, что делать.

Шеф: Душить в зародыше.

Босс: Зародыш уже вышел из утробы. Задушить его, наверное, можно. Только тогда мы станем убийцами невинного младенца.

Шеф: Репутационные потери отыграть не проблема…

Босс: Да черт с ней, с нашей репутацией — больше ее уже не испортить. Как бы ни повернулись события, мы — преступная клика, пролившая кровь своих сограждан. Что мы вытащили страну из полного дерьма, уже никому не интересно. (Шефу) Твой любимчик Раздватрис с тем же пылом, с каким сегодня рассказывает про наши великие свершения, завтра будет обличать кровавый преступный режим, который довел страну до полного вырождения.

Шеф: Этот может. Хороший танцор, ничего ему не мешает…

Босс: Я смотрю, с чувством юмора у нас все в порядке, а вот как насчет чувства реальности? Если мы будем решать проблему только силовым путем, то в случае проигрыша (а проигрыш возможен), рискуем потерять все. Включая собственные жизни. Хотите?

Шеф: Не очень.

Генерал: И что делать?

Босс: Думать. Ситуация застыла в неустойчивом равновесии. Большинство населения ненавидит трех толстяков, но боится. Лидеры оппозиции попрятались, но сознают свою силу. Почему бы не предложить почтенной публике решение, которое устроит всех…

Шеф: А… План «Б»?

Босс: Именно — долгожданное избавление от преступного режима!

Шеф: Что ж… в лицо нас никто не знает. Я вчера спокойно фланировал по площади во время митинга. И практически не рисковал. Во всяком случае, не больше, чем остальные участники этого увеселительного мероприятия. И ты, Генерал, спокойно находился среди гвардейцев — не опасаясь, что толпа кинется на одного из триумвиров…

Босс: На смену клике зажравшихся толстосумов приходит законный носитель высшей власти, внук последнего короля…

Генерал: Тутти?

Босс: Это был скепсис, Генерал? Напрасно. Да, наследник Тутти. Точнее, кронпринц Теобальд. Который уже достиг совершеннолетия и может быть провозглашен королем. То есть вариант, к которому мы готовились изначально, но, как выяснилось, непростительно затянули.

Генерал: Да уж, затянули… Его в народе кроют, как и нас. «Мальчик с Железным Сердцем»!

Шеф: С нашей же подачи так говорят. Потому что такая репутация куда лучше, чем реноме тюхи и мямли. Каковую малыш Тутти заработает в два дня, как только объявится в качестве монарха.

Босс: Не верно. То есть, да, конечно, как только Тутти займет престол, то легенда о «железном сердце» рассыплется моментально. И отлично! Публика будет в восторге, что у нас такой добрый и мягкий король! А мы всячески поддержим его в качестве министров и доверенных советников. Как незапятнанные сотрудники старого режима.

Генерал: Ну ты сказал — «незапятнанные»…

Шеф: А разве нет? Разве человек с твоим именем и фамилией имеет какое-то отношение к проклятым толстякам? Да и комплекция у тебя не такая уж крупная…

Генерал: Ты это моей жене объясни. Все равно — ерунда это. Мы же обсуждали: Тутти — слабак, нужен авторитетный премьер. Просперо, что ли? он нам направит…

Шеф: Да уж, у Просперо не забалуешь… Ты прав, вынужден согласиться. Без авторитетного премьера ничего не выйдет. А где его взять? Негде…

Босс: Отчего же. Есть человек, которого знают и уважают все, и который к нынешней сваре совершенно не причастен.

Шеф: Кто же это? Железный Дровосек? Всадник Без Головы? Капитан Немо? Добрый доктор Гаспар?

Босс: Ах, как мы ироничны! Именно — Гаспар Арнери.

Генерал: Ну вот, приехали. Босс, нам не надо лететь до звезд и ловить лису за хвост. А из камня сделать пар я и сам могу. Из главного калибра.

Шеф: И ведь верно говорит — откуда что берется! Доктор Гаспар, конечно, непревзойден в своих лабораториях, но тут ведь с людьми надо управляться, а не со сферическими конями в вакууме. Странная идея, Босс, извини.

Босс: Только на первый взгляд. Вы сейчас рассуждаете, как обыватели — только информированные. «Кабинетный ученый» — да? Но в случае с Гаспаром первое слово не важнее второго. Он — ученый, притом гениальный. Он безукоризненно логичен и абсолютно честен. А потому, принимая решение, будет руководствоваться логикой, а не демагогией. Я ведь у него учился… Ну как же:

Арнери: Коллеги, общая польза никогда не равна сумме представлений о пользе отдельных индивидуумов…

Босс: Ну и потом: какая разница? Важно то, что ему все верят. Меня куда больше беспокоят Тибул и Просперо. Тибул — человек творческий, а потому исключительно упрямый, я не очень понимаю, как с ним вести дело…

Шеф: Творческому человеку нужны условия для творчества. Думаю, тут есть предмет для переговоров.

Генерал: Да? Видел я, как твои фискалы с ним общались. Пух и перья от них летели! Принципиальный, гад…

Шеф: Принципы не помешали маэстро переспать со всеми своими актрисами и принять от нас дюжину премий и званий. Человеку, столь любящему вино, женщин и вкусный завтрак по утрам, всегда можно сделать предложение, от которого нельзя отказаться. Это вам не Просперо: у того все было, а сейчас остались только яйца. Зато стальные.

Генерал: Было, не было… Это конкретный пацан. Мы его прижали — он ответил. И разговаривать с ним надо конкретно. Прикажи своим топтунам доставить его по-тихому, побеседуем…

Босс: Ладно, ввяжемся в драку — а там посмотрим. Согласны?

Генерал: А что делать? Не с чего, так с бубей…

Шеф: За неимением гербовой, пишем на туалетной.

Босс: Стало быть, не против. Что ж, пора мне поговорить с моим старым учителем, доктором Гаспаром…


Свет гаснет.


Правитель и Мудрец

Правитель и Мудрец? Сюжет банальный!
Не слушая советов Мудреца,
Останется Правитель без венца.
Не слышать голос мудрости — летально,
Поскольку знает истину Мудрец,
А без нее Правителю — конец.
Но мы и этот развернем сюжет:
Правителю сейчас дадим мы слово.
Не так уж это, если честно, ново,
Но все же необычно. Разве нет?
И разве власти не противна правда?
Она мешает жить — оно им надо?
Кто вешает лапшу на наши уши?
Не только предержащие, отнюдь!
Борцы за правду меньше врут? Ничуть!
Не лучше ли внимательно послушать?
Бог отделил в Начале свет от тьмы —
Так, может быть, попробуем и мы?..

Сцена 4

Одна из комнат во Дворце Трех Толстяков. Пока пуста, но за сценой слышится разговор, точнее монолог — голос становится громче по мере приближения. Это доктор Арнери пытается получить объяснения у сопровождающего его капитана Бонавентуры…


Арнери: Возможно, я погорячился, назвав ваши действия произволом, но это, по крайней мере, просто невежливо — выдергивать человека из его дома и тащить неведомо куда, не предоставив никаких вразумительных объяснений…

Капитан молча указывает на одно из двух кресел в центре комнаты.

Арнери: (машинально) Благодарю вас. А впрочем, за что, собственно, мне вас благодарить? Нет, я все, конечно, понимаю, вы на службе. Вы передали мне это так называемое приглашение. Я вижу, что нахожусь во дворце трех толст… простите, триумвиров, но неужели Вам так сложно предоставить мне минимум разумной информации, кому и зачем я здесь понадобился?


Бонавентура молча застывает в дверях… Доктор пожимает плечами, смиряясь с очевидной неразговорчивостью своего сопровождающего и готовится присесть в кресло.


Арнери: Что ж, я полагаю, мне придется подождать ответов от кого-то другого, более общительного… (звонок его мобильного телефона. Не сразу сориентировавшись, суетится в поисках аппарата и, наконец, отвечает). Да-да-да, я вас слушаю…

Босс (появляется в глубине сцены за спиной Арнери, но это пока еще телефонный разговор — громкая связь не включена): Доктор Арнери, профессор! Возможно вы меня не узнаете…

Арнери: Простите великодушно — с кем имею честь?

Босс (продолжает, фактически проигнорировав вопрос): …а я ведь так и не дождался обещанной авторской копии ваших комментариев к «Левиафану»… Та наша дискуссия об условиях, необходимых и достаточных для одностороннего расторжения социального контракта, помните?

Арнери (оживляясь, и словно забыв о своем положении): Как же, как же, вы тогда утверждали, что достаточно не настаивать на отрицании принципа разделения властей, и все противоречия исходного текста легко преодолеть. Интересное, конечно, но все же это упрощение. Несколько поверхностно для одного из моих лучших студентов… Но надо признаться, мой подход тоже был далеко не безукоризненным, и я решил не публиковать эту работу. Это единственное оправдание, которое я могу предложить.

Босс: Это единственное оправдание, которое я готов принять. Настоящий ученый вечно в поиске. Очень рад возможности вновь с Вами пообщаться, профессор.

Арнери (наконец присаживается в кресло): Взаимно, коллега, взаимно. И, пожалуйста, оставьте эти формальности — «профессор» — мы с вами не в аудитории… (эта простая констатация возвращает его к реальности) Да уж, не в аудитории… Простите, но я не уверен, что нам дадут нормально поговорить… (понижает голос, глядя в сторону застывшего в дверях гвардейца) Видите ли, я сейчас не один и нахожусь… (переходит на совсем уж конспиративный шепот и прикрывает телефон ладонью) в приемной дворца трех толстяков… У меня нет ни малейшей идеи, что меня здесь ожидает…

Босс (понимающе): Ах, это… Ну конечно же. Простите доктор, мне стоило обеспокоиться этим с самого начала… (подходит к доктору и обращается к Бонавентуре) Благодарю вас, капитан Бонавентура, вы свободны. Не сочтите за труд заглянуть в канцелярию и поторопить их с подготовкой указа. Формулировка: доктор Арнери консультирует консилиум по починке куклы наследника… Черт, проклятый дворцовый жаргон! По лечению подруги кронпринца, разумеется. И пусть не скупятся на многозначительные недомолвки — чем больше противоречивой информации просочится в прессу и займет публику пересудами и сплетнями, тем лучше… (Капитан, коротко кивнув, выходит из комнаты). Извините за вульгарность, доктор — специфика профессии. Этот указ — ваше алиби. Чтобы объяснить визит во дворец и счастливое возвращение, если у кого-то возникнут вопросы (Арнери все еще в недоумении, но пытается что-то сказать. Босс останавливает его). А ваш отказ описывать подробности можно будет легко объяснить «подпиской о неразглашении». Ну и вашей природной деликатностью, конечно. В конце концов, не каждому обывателю дано разобраться в тонкостях ваших последних исследований в области гормональной нейро-фармакологии… Главное, вы сумели восстановить исправное функционирование куклы наследника.

Арнери: Куклы?

Босс: «Кукла наследника Тутти» — это прозвище подруги принца, актрисы Суок. Она сравнительно недавно была примой в театре маэстро Тибула… Я понимаю, у вас множество вопросов, но наше время ограничено, поэтому давайте перейдем к делу, многое выяснится в процессе разговора. Нам необходима ваша помощь…

Арнери: Нам?

Босс: «Комитету национального спасения», чаще именуемому просто «три толстяка», для осуществления его основной функции — национального спасения — необходима помощь ученого с мировым именем, не вовлеченного в политические дрязги. Возможно, это слегка запоздалое решение — трезвый и тщательный анализ ситуации непредвзятым человеком мог бы нам пригодиться задолго до сегодняшних событий…

Арнери: Не пытайтесь ко мне подольститься, молодой человек. Довольно всего на мою голову, чтобы я еще думал как отделить суть от ваших словесных реверансов… (обрывает сам себя, изумленно глядя на собеседника: до него начинает доходить смысл услышанного) То есть, вы хотите сказать, что вы — один из… НИХ? Но как же? (делает жест, как бы показывающий фигуру очень толстого человека)…

Босс: Вы о внешнем виде? Не мне объяснять это человеку, преподававшему нам теорию социального мифотворчества (явно цитируя): «Общественное мнение (или, если угодно, народное сознание), удивительно склонно к упрощениям». Агитаторы Просперо уловили суть претензий к власти, облекли их в доступную форму и постарались растиражировать: «Толстосумы пьют народную кровь и жируют за ваш счет». А толпа еще больше упростила этот штамп: «Толстяки». Просто и понятно: заплывшие жиром жадные глазки, щеки, нависающие над засаленными воротниками, не сходящиеся на безмерных животах камзолы — таких очень легко презирать и ненавидеть.

Арнери: Весьма отталкивающий образ получился — Вам не обидно?

Босс: Нисколько. Напротив, помогает поддерживать форму. Наглядно представляешь, чего хотелось бы избежать. К тому же, это взаимовыгодное упрощение — мой коллега, шеф службы информации, с радостью ухватился за этот миф, как за эффектную маскировку, и теперь нам не приходится беспокоиться об опасности быть узнанными той самой толпой. Особенно, когда гремят выстрелы.

Арнери (вскакивает, говорит взволнованно, все сильнее заводясь с каждым словом): Как легко вы об этом говорите! «Выстрелы…» Это же ваши солдаты стреляли! Они убивали, убивали людей, понимаете? Вы им приказали, и они убивали! Я там был, я видел — пустые глаза, кровь — черная в темноте… я трогал холодные лбы… Вы же убийца, вы все убийцы!.. (замолкает, словно задохнувшись собственнымисловами).

Босс (тщательно подбирая слова, с мягкой интонацией, но очень настойчиво): Доктор, пожалуйста… Давайте так — сначала следствие, или по крайней мере, последнее слово обвиняемого, а уж затем — приговор. Вы были на улицах, вы все видели своими глазами. Не откажетесь ли ответить всего на три вопроса, чтобы не было разночтений?

Арнери (обессиленно, махнув рукой, падает в кресло): Спрашивайте, я в вашей власти.

Босс: О власти потом. (встает, прохаживается по сцене) Скажите, как началась стрельба?

Арнери: (начинает как бы через силу, но постепенно расходится) Ну… Был многолюдный митинг, были речи, потом митингующие двинулись ко дворцу, перед дворцом был строй гвардейцев, потом… А кто же начал стрелять? Я не понял. В гвардейцев бросали камнями, и… Да, было несколько выстрелов со стороны восставших. В ответ — залп… И еще, и еще…

Босс: Спасибо. Далее — вы видели трупы на площади. Скажите, это были исключительно штатские?

Арнери: Нет, там были люди в форме, и довольно много. Значительно меньше, чем гражданских, но тоже немало.

Босс: А как они были убиты? Забиты камнями?

Арнери: Камнями? Нет, их застрелили. Я хорошо помню со времен смуты, как выглядят раны от пуль — мне тогда много приходилось оперировать раненных в перестрелках…

Босс: То есть, что же получается? Возбужденная толпа — причем, отнюдь не безоружная — хочет атаковать дворец. На ее пути стоит гвардия. У гвардейцев работа такая — защищать дворец. В них бросают камни и стреляют. Они стреляют в ответ. Начинается бой, в котором гибнут люди с обеих сторон. Гвардейцы побеждают, потому что они лучше обучены и организованы. Но разве вы можете сказать, что они убивали ни в чем не повинных и беззащитных людей? (останавливается перед Арнери) А, профессор?

Арнери: Я… Нет, так я сказать не могу.

Босс: Поверьте, я скорблю о погибших, не меньше вас. И о гвардейцах, и о повстанцах. И я готов признать свою вину во вчерашней трагедии. Но! Только разделив ее с господином Просперо. Это он вывел людей на площадь. Это он дал им свеженькую продукцию своих оружейных заводов. Это он призвал идти на штурм дворца. (опускается в кресло) Не останови гвардейцы восставших, вы бы, возможно, трогали мой холодный лоб, дорогой доктор. Двое из нас тоже были вчера на площади, и спасло их только то, что Просперо, единственный из главарей мятежа, кто знает нас в лицо, столкнувшись с энергичным сопротивлением, уклонился от руководства штурмом и скрылся, когда гвардия открыла ответный огонь. Он ведь очень осмотрительный человек, наш храбрый оружейник. И не рвется сложить голову в безнадежной драке.

Арнери: Погодите, тут что-то не вяжется. Если Просперо скрылся, как же он был арестован?

Босс: А кто сказал, что он арестован?

Арнери: Ну… люди говорят…

Босс: Вы уже сами поняли, что это не самый надежный источник, правда? Просперо на свободе, он прячется. А слухи о его аресте распускает наша служба информации.

Арнери: Но он легко может это опровергнуть, просто в любой момент появившись перед народом…

Босс: …И наверняка сделает это, когда будет полностью уверен в успехе. Вчерашнее выступление провалилось, и пока что он опасается за свою шкуру. Более того, он уверен, что образ мученика в лапах ненавистных толстяков вербует для него новых сторонников.

Арнери: Получается, что вы играете ему на руку! Зачем? На что вы рассчитываете?

Босс: Расчет! Хотел бы я, чтобы все наши действия были результатом тщательного расчета… Увы, мы наделали немало ошибок. Две из них могут оказаться фатальными, и время работает скорее не на нас. Так что наш план строится больше на интуиции. Как человек ученый, вы наверное не склонны доверять таким эфемерным материям, доктор?

Арнери (успокаиваясь и входя в привычную роль): В научных исследованиях часто приходится полагаться на интуицию… Правда, интуиция, как правило, основана на обширном опыте наблюдений и обобщений… но это явно предмет для другого разговора. Позвольте мне перефразировать вопрос — на что вы надеетесь?

Босс: Мы надеемся, что Просперо достаточно осмотрителен, чтобы пока отсиживаться в безопасности. И достаточно самоуверен, чтобы считать, что время работает исключительно на него. Счет идет, максимум, на дни, и вопрос только в том, кто сумеет ими лучше распорядиться. И в этом мы надеемся на вашу помощь.

Арнери: Почему вы считаете, что я соглашусь вам помогать?

Босс: Потому что на сегодня у нас с вами — общая цель, доктор. Не допустить повторения трагедии. Во избежание новых смертей, нам с вами за несколько дней предстоит сделать то, чего «чрезвычайному триумвирату» не удалось за несколько лет, несмотря на все успехи в экономике и внешней политике.

Арнери: Те самые критические ошибки, которые вы только что упомянули? Нельзя ли поподробнее?

Босс: Во-первых, мы прозевали превращение оружейного магната Просперо в революционера. «Оружейник Просперо, вождь восставшего народа» — до сих пор звучит как не очень удачная шутка.

Арнери: Ну отчего же, многие из тех, кого мне довелось слышать на улицах города, провозглашали это более чем серьезно и даже с энтузиазмом.

Босс: Я понимаю и принимаю вашу иронию, доктор. Как порой выражается мадемуазель Суок, «это так правдоподобно, что просто не верится». Конечно, мы понимали, что Просперо нельзя доверять, просто из тактических соображений старались находить компромиссы, удерживать амбиции Просперо в рамках. Но потом ситуация вышла из-под контроля…

Арнери: Позвольте мне догадаться — конверсия?

Босс: Задним числом это кажется очевидным. Но то, что один из наиболее важных компонентов нашей экономической реформы в отношении Просперо сработает с точностью до наоборот, стало для нас неприятным сюрпризом.

Арнери: Кажется, я вас понимаю — конверсия была экономически необходима и заодно должна была бы ослабить позиции Просперо…

Босс: …Если бы прошла по нашему сценарию. Просперо были предложены неплохие компенсации, но он демонстративно остановил самые крупные из своих производств, выкинув на улицу десятки тысяч рабочих. Излишне говорить, на кого была возложена ответственность — вчера вы были свидетелем как развернутая им антиправительственная кампания едва не увенчалась успехом.

Арнери: И вы проглядели подготовку этой кампании?

Босс: Вернее будет сказать — проигнорировали. Я тоже сперва поддался искушению свалить все на шефа службы информации. Слышали бы вы образчики ненормативной лексики, которые позволил себе ваш ученик в разговоре с ним! Наш третий коллега, матерый генерал, привычный к казарменному жаргону, краснел от смущения, как невинная гимназистка. Но я быстро осознал, что происшедшее в большей степени моя вина.

Арнери: Почему вы так решили?

Босс: Да потому, что не было никакой особой, тем боле секретной, подготовки — все было практически на поверхности. Была ежедневная, набившая оскомину вульгарная демагогия — о патриотизме, о происках врагов, об отечестве в опасности… Откровенная чушь ведь! Вы заметили опасность для отечества?

Арнери: Да нет — даже в самый разгар кризиса, когда страна была реально беззащитна, никто из соседей не дал нам ни малейшего повода опасаться военной агрессии. Им самим сейчас не до того.

Босс: Не правда ли? Я это понимаю, вы это понимаете, и этого не мог не понимать Просперо. Но ему так было выгодно. А мы не учли, насколько этот человек уверен в собственной непогрешимости. Если ему не нравятся ваши действия, и самое простое им объяснение — «предательство национальных интересов», то он с легкостью примет это объяснение, не вдаваясь в подробности. Не говоря уже о том, что в его понимании национальные интересы не могут ни на йоту отличаться от его собственных.

Арнери: Ваше описание характера Просперо очень близко к классическому диагнозу мегаломании.

Босс: Браво, доктор, вы попали в точку, хоть патопсихология и не ваш конек. Видите ли, то, что для меня и моих коллег из «комитета национального спасения» не более чем средство, для Просперо — абсолютная цель.

Арнери: Вы имеете в виду власть?

Босс: Что же еще? Мы просто используем власть в своих целях — не будем кривить душой, в том числе, эгоистичных, корыстных целях — тогда как для Просперо нет цели превыше личной власти.

Арнери: Понимаю — что бы вы ни предложили, этого всегда будет недостаточно…

Босс: К великому сожалению. Просперо не прагматик, а фанатик, но мы поняли это слишком поздно. В результате ему удалось представить конверсию как двойное предательство народных интересов — ухудшение уровня жизни и уязвимость страны для внешних врагов. Особенно обидно, что происходит весь этот бардак, когда наши реформы наконец-то стали приносить реальные плоды.

Арнери: А вы не выдаете желаемое за действительное? Люди на улицах только и говорят о дороговизне, нищете и социальной несправедливости…

Босс: О, и они наверняка в это искренне верят. Но вы же, настоящий ученый, и наверняка можете отличить факты от эмоций. А каковы же факты? Вчера, например, наш дорогой маэстро Тибул, когда обращался к вам за убежищем, не опасался ли он, что (зачитывает с листа, который извлекает из лежащей на столе папки) «эти сквалыги лавочники не задумываясь продадут меня с потрохами гвардейцам Трех Толстяков»?

Арнери: Как вы?..

Босс: Это вопрос не ко мне, а к шефу службы информации. Информацию эта служба добывает виртуозно — и я предпочитаю не знать, какими способами. Так вот, «продажные» — ключевое слово. Продавать — это их работа, и в последнее время у них нет дефицита товаров, которые можно продать, а главное, у их покупателей есть чем заплатить за эти товары. Вы можете осуждать их за отсутствие симпатии к восставшим?

Арнери: Но они составляют относительно небольшой процент населения…

Босс: Вы думаете, что к лучшему изменилась только жизнь немногочисленных торгашей? Вот коротенькая заметка — кстати, из свежей оппозиционной газеты: «Перед началом лицемерного фарса, задуманного как способ отвлечь народ от героической борьбы за свои интересы, конферансье начал цинично поздравлять собравшихся с поражением восстания, но простой мастеровой из толпы запустил в него недоеденной лепешкой, которая залепила рот продажному фигляру». Оставим в стороне стилистику — хотя она и ужасна. Подумаем вот о чем: если бедняк выражает протест, бросаясь едой, не кажется ли вам, что представление о «тотальной нищете» несколько преувеличено?..

Арнери: Возможно, вы правы в своей оценке экономической ситуации в целом, но что толку если, и вы сами это признаете, вас ненавидит народ…

Босс: Пожалуйста, доктор, не опускайтесь до банальностей. «Народ» это такое же вульгарное упрощение как «три толстяка», к тому же еще и вторичное. Что в данный момент объединяет восставших? Только одно — желание пинком под толстый зад прогнать зажравшихся тиранов. Одна карикатура породила другую — «восставший из-под гнета народ»… Вы были вчера на площади — кого вы там видели?

Арнери: Ну как же, как же, я ведь даже записал в своем дневнике (достает из кармана блокнот, листает, читает). Там были… ремесленники, рудокопы, матросы… студенты… артисты, учителя и бродяги, врачи и дворяне, простолюдины…

Босс: Безукоризненная наблюдательность, доктор. А теперь допустим, на минуточку, что восставшие победили и избавились от нас. Как вы представляете себе послереволюционную идиллию?

Арнери: Люди станут хозяевами своей жизни…

Босс: Да-да… Матросы будут терпеливо ждать на берегу, пока портовые рабочие и рудокопы будут торговаться о цене за погрузку руды на корабли, капитаны которых — ваши вчерашние студенты, доктор — лишившись выгодных фрахтов, не смогут платить матросам жалованье? Врачи станут бесплатно лечить бедняков, отказавшись от гонораров, которые привыкли получать от дворян? А благосостояние учителей будет неуклонно расти за счет налогов, которые перешедшие на сторону революции гвардейцы будут исправно, но деликатно, собирать с зажиточных бродяг?.. Ах, доктор-доктор… Посадите за один стол представителей всех перечисленных вами групп — и смело открывайте букмекерскую контору по приему ставок, на какой минуте начнется первая потасовка, а когда дело дойдет и до кровавых разборок.

Арнери: Если проблему не утрировать, любые противоречия можно разрешить. Группы выдвинут своих представителей, которые будут договариваться, отражая волю большинства…

Босс: Вы еще скажите мне, что это называется демократией. Спасибо за урок, профессор. Позвольте ответить любезностью на любезность. У толпы, у социальных групп и отдельных людей разные интересы и разная динамика поведения и взаимоотношений — вы, впрочем, знаете это не хуже меня. Просперо апеллирует не к абстрактному народу, а к конкретной толпе. И не питайте иллюзий, доктор, если мятеж победит, демократии не будет. Будет банальная добротная диктатура. «Храбрый оружейник» властью делиться ни с кем не станет.

Арнери: А вы? Разве вы с кем-нибудь делитесь?

Босс: Именно это мы и хотим сделать. И в отличие от Просперо, мы готовы договариваться со всеми, кто готов договариваться с нами.

Арнери: Предположим, я нахожу ваши аргументы убедительными. Какой помощи вы ожидаете от меня? Что вы хотите, чтобы я сделал?

Босс: Не так уж много, но это чрезвычайно важно. Во-первых, нам необходимо встретиться с Тибулом. Мы гарантируем ему полную неприкосновенность — капитан Бонавентура передаст вам соответствующие документы… Расскажите маэстро о нашем разговоре, как вы это умеете — очень подробно, не упуская ни малейшей детали.

Арнери: Как я понял, для вас не секрет, что мы с маэстро Тибулом уже обсуждали последние события. Так что эту просьбу я смогу выполнить. Но вы сказали, во-первых, есть еще во-вторых?

Босс: Точнее, в-главных. Это будет посложнее, но вы можете смело рассчитывать на нашу полную и безоговорочную поддержку.

Арнери: Вашу поддержку? В чем? Вам опять удалось меня смутить — кто кому будет помогать?

Босс: Мы будем помогать друг другу, и все вместе — нашему многострадальному народу, интересы которого вы принимаете так близко к сердцу… Как, впрочем, и подобает настоящему патриоту, решившемуся в этот непростой момент возглавить переходное правительство… (Арнери порывается возразить, но Босс жестом останавливает его). Пожалуйста, не спешите возражать, доктор. И, знаете что — лучше вообще ничего пока не говорите. Просто обдумайте все на досуге — очень скоро нам предстоит возобновить этот разговор.

Появляется Бонавентура с папкой бумаг, протягивает ее Арнери.

Босс: А вот и документ, который засвидетельствует для истории еще одно ваше выдающееся достижение в медицине. Подпишите, пожалуйста, заключение консилиума (Арнери шарит по карманам в поисках ручки). Капитан, будьте любезны, одолжите доктору ваше перо (Бонавентура протягивает доктору ручку, тот подписывает и автоматически кладет ручку себе в карман)… Ручку-то верните, доктор!

Арнери: Ах, простите! (возвращает ручку капитану). Но зачем это?

Босс: Это ваша охранная грамота, доктор… Не смею вас дольше задерживать. Надеюсь очень скоро опять увидеть вас, как и дорогого маэстро Тибула. До свидания, доктор.

Арнери: (растеряно) До свидания… Простите, но как мне вас называть?

Босс: Вы некогда обращались к нам, своим студентам, «коллеги». Почему бы не так? (открывает папку, начинает читать, но замечает, что доктор еще не ушел). Что-то еще, коллега?

Арнери: (колеблется, но все же решает задать вопрос). Вы сказали, что совершили две серьезные ошибки…

Босс: Ах, это… Вторая ошибка — это наследник Тутти. Поверьте, я очень привязан к этому мальчику, но… Он слишком… романтичен. Не от мира сего, понимаете? Подготовить его к роли правителя оказалось сложнее, чем мы предполагали. И мы никак не решались возвести его на престол. Поэтому с момента возвращения принца в страну стали выглядеть узурпаторами — разумеется, Просперо и его соратники не преминули воспользоваться этой двусмысленностью, чтобы связать Тутти с непопулярным триумвиратом и спроецировать на него ненависть к нам.

Арнери: Да, фактор ненависти существует, и вы не можете от него просто отмахнуться.

Босс: Поймите меня правильно, доктор, я ценю преимущества демократии. Но я также понимаю, что лотерея избирательных урн не менее рискованна, чем лотерея хромосом. Нам нужно обеспечить передачу власти легитимному носителю. И сделать так, чтобы этот носитель не провалил все дело. Стране не нужна новая гражданская война, не так ли, доктор?

Арнери: Вы хотите, чтобы я повлиял на наследника?

Босс: Мы хотим, чтобы вы повлияли на общество и наладили работу коалиционного правительства. А наследник Тутти — это наша забота. (как бы про себя, глядя мимо Арнери) И Тутти… и его кукла…


Свет гаснет.


Суок и Тутти

Она была к нему добра,
Она была на все согласна,
И все могло бы быть прекрасно
У них и завтра, как вчера.
Красивый, умный, молодой!
Любовь? Ах, если бы любовь…
Она — его звезда и смерть,
Она — и Солнце, и Луна
Его. Всегда она одна
Лишь для него. В ней тьма и свет…
А ей порыв его смешон
И он. Ах, если б только он…
Она не любит никого,
Она, как с куклой, с ним играет,
Дразня его преддверьем рая,
Жалея глупого его
И зная, что ему нужна
Она! Ах, если бы она…

Сцена 5

Комната во дворце Трех Толстяков. В центре сцены — большой стол, сбоку от которого сидит Тутти, углубившись в чтение книги. Рядом с ним на столе лежит рюкзак с притороченным плюшевым медвежонком. Входит Суок, тихонько приближается к Тутти со спины и, подойдя вплотную, небрежным жестом взъерошивает ему волосы.


Суок: Твое высочество совсем утонуло в премудростях? Чем тебя потчуют на этот раз? (не давая Тутти ответить, берет книгу) Ма-ки-а-вел-ли. «Государь»? О, читаешь о себе, любимом!

Тутти: Ну что ты прикидываешься? Мы с тобой только вчера говорили о Макиавелли. И ты…

Суок: Я — кукла, мне вредно слишком часто выходить из образа.

Тутти: Суок!

Суок: Тутти? (смеется, целует Тутти в щеку и усаживается прямо на стол). Перестань. Надо иногда делать перерывы. А мне, кстати, скучно. Вчера меня напугала эта стрельба, сегодня с утра мне приказали прикидываться больной, а сейчас велели заниматься своими делами, но никуда далеко не уходить. Тоска! (изображая кокетливую манерность) Развлеките даму, мой принц!

Тутти: А я тебе стихи написал.

Суок (принимая живописную позу и передразнивая томную манеру придворной дамы): Так читайте же, мой менестрель!

Тутти (подходит к Суок, берет ее за руку и читает, пристально глядя ей в лицо; Суок слушает, прикрыв глаза и чуть отвернувшись от него):

Спасибо, что в мои приходишь сны!
Весенние глаза, как наяву,
Твои я вижу. И дурман весны
Несет меня. Лечу — или плыву? —
На гребне разыгравшейся волны.
И вновь тебя по имени зову…
Спасибо, что в мои приходишь сны…
Такие вот смешные обстоятельства,
Мое зеленоглазое сиятельство!
Суок (внезапно оживившись):

Поэтому вам спать все время хочется,
мое невыносимое высочество?!
(Тутти смотрит на нее ошарашено. Суок делает небольшую паузу, потом смеется). Извини, не удержалась. У тебя был такой серьезный и проникновенный вид! Не обижаешься? (спрыгивает со стола и порывисто обнимает Тутти; при этом роняет рюкзак с медвежонком; Тутти мягко отстраняет ее, поднимает рюкзак и бережно устраивает его на стуле). Слушай, ну все же — тебе давно не три годика. Кронпринц, везде таскающий за собой плюшевого мишку, выглядит даже не смешно, а нелепо!

Тутти: Я же говорил тебе: это единственное, что у меня осталось от мамы. А что говорят окружающие, мне… Это не самое плохое, что обо мне говорят, ты же знаешь. Пожалуйста, давай к этому не возвращаться, ладно? (обнимает ее).

Суок: Да, конечно. Не сердись.

Тутти: Что ты, разве я могу на тебя рассердиться!

Суок: Хотела бы и я это знать…

Тутти: Что, прости?

Суок: Ничего, ерунда. (выскальзывает из его объятий и делает дурашливый реверанс). Счастлива служить вашему высочеству, однако, милый принц, прямо сейчас у вас время обучения, а не время нежности.

На последних словах из глубины сцены появляется Босс в сопровождении капитана Бонавентуры; капитан несет две фехтовальные рапиры.

Босс: Мадемуазель Суок совершенно права! Время тренировки, малыш. Ты не будешь возражать против моего присутствия?

Тутти: Разумеется, не буду, дядюшка (подходит к капитану, берет у него одну из рапир, делает несколько взмахов)… Невзирая на неизбежные критические замечания…

Босс: Если слушать только лесть, ничему не научишься, Тутти… Милая леди, не смею вас задерживать.

Суок (приседая в реверансе с подчеркнутой почтительностью): Мой господин так добр к простой кукле! (поворачивается, и пытается уйти через авансцену; навстречу ей выходит Шеф).

Шеф (говорит негромко, чтобы не услышал Тутти, с почти незаметной иронией): Мадемуазель, не будете ли вы столь безмерно любезны уделить мне несколько минут вашего драгоценного внимания?

Суок (быстро оглянувшись в сторону Тутти, который занят подготовкой к поединку и не видит этой мизансцены, в тон Шефу): Разумеется, мой господин, как лояльная подданная его высочества, я всегда в распоряжении его опекунов! (уходит вместе с Шефом).


Тутти и капитан с рапирами выходят на авансцену, становятся в фехтовальную позитуру. Босс располагается на заднем плане — он аккуратно переставляет рюкзак Тутти на стол и занимает его место, рассеянно листая оставленную Тутти книгу).


Тутти: En gard! (фехтует с капитаном).

Босс (перелистывая книгу): Что скажешь о Макиавелли?

Тутти (отражая атаку капитана): Он… очень умен. И крайне неприятен.

Босс: Вот как… И чем же?

Тутти: Очень… злой. Он… видит в людях какие-то механизмы… Причем, государь для него — тоже механизм, только чуть более сложный.

Босс: И это говорит принц с железным сердцем?

Тутти: Дядя! (пропускает укол). Туше. (учебный бой продолжается).

Босс (листает книгу, читает оттуда): «Всякий государь должен стремиться к тому, чтобы его считали милосердным, а не жестоким, тем не менее он должен остерегаться, как бы не употребить это добронравие во зло». Мальчик, оставь чувствительность для Суок. Если толпа видит в тебе человека с железным сердцем, пусть. Так даже лучше.

Тутти: Для кого лучше? Мы ведь скоро окончательно завремся и сами перестанем понимать, что происходит! И к чему мне все эти премудрости? Я же не правитель, я просто фигура прикрытия! (яростно атакует капитана, но сам пропускает ответный выпад). Туше…

Босс: Видишь, что бывает, если демонстрировать свою уязвимость: даже обычно снисходительный к твоим ошибкам капитан Бонавентура не преминул воспользоваться излишней эмоциональностью противника. (подходит к фехтующим) Капитан… (берет у капитана рапиру и жестом отпускает его; капитан коротко кивает и выходит). А насчет «не правитель» ты не совсем прав — ПОКА не правитель. Но очень скоро кронпринцу придется самому взять в руки бразды. Искренне надеюсь, ему это будет проще, чем его протекторам. Возвращаясь к нелюбимому тобой Никколло: «Наследственные владения, привычные к государям, происходящим из одного рода, гораздо легче удержать, ибо достаточно не нарушать обычаев своих предшественников и следовать за ходом событий». (Становится в фехтовальную позицию, салютует принцу).

Тутти: (отвечает на салют, становится в оборонительную стойку): Цитата за цитату: «Новый государь, напротив, сталкивается с трудностями».

Босс (атакует): Из той же главы: «Кто становится государем доблестным путём, тому власть достаётся трудно, но удержать её легко».

Тутти: (защищается) Какой у меня доблестный путь? Я тихо сижу под вашим крылышком в ожидании, пока мне преподнесут корону… Я — не Александр и не Цезарь, я просто Тутти.

Босс (отступает на шаг, опуская шпагу): Ты — Теобальд, потомок двенадцати королей, носивших то же имя. И трудностей в достижении власти у тебя предостаточно.

Тутти (бросая шпагу): Только теоретически. На практике — это не мои трудности, а ваши. Вы просто дарите мне власть.

Босс: Мы бы может и подарили, но есть и другие «уважаемые люди», от которых подобной щедрости ждать не приходится. Что тебе говорит имя Просперо?

Тутти: Корпорация «Армадапром». Вчерашний мятеж. Магнат. «Оружейник». Разбит и скрылся, по общему мнению — схвачен гвардейцами. Получается, эту проблему вы уже устранили.

Босс: Проблемы имеют тенденцию возвращаться… En gard! (атакует безоружного Тутти и приставляет шпагу к его груди). Никогда нельзя разоружаться, малыш. Разбитый Просперо может быть опаснее, чем во всей своей силе и славе. Тутти, завтра ты станешь королем Теобальдом XIII, а мы из анонимных правителей превратимся в твоих министров, которые будут на виду. А еще твоими министрами станут «оружейник» Просперо и маэстро Тибул. И добрый доктор Гаспар Арнери, которого ты поставишь во главе правительства.

Тутти: Завтра? Еще вчера вы утверждали, что я не готов… И что же я буду делать?

Босс: То, чему тебя учили. Главное, никогда не бросай оружие. В остальном мы тебе поможем.

Тутти: А как же Суок? Я… я люблю ее!

Босс: Не сомневаюсь. Достаточно было увидеть как ты смотрел на нее тогда, в театре, в день твоего возвращения из-за границы. Как это пишут в дамских романах — «глазами влюбленного теленка»… Вопрос в том, кто нужен ей? Романтичный рохля, вечный наследник — или настоящий монарх? Она ведь очень практичная барышня…

Тутти: Вы… я… она… Не смейте! (поднимает рапиру и атакует Босса)

Босс: Отлично, мой мальчик. Теперь видно, что у тебя есть характер. Покажи, на что ты способен! (отражает первый натиск Тутти, сам наносит удар). Не останавливайся на полпути! Однажды задуманное всегда нужно доводить до логического завершения… И добавь к страсти немного холодного расчета…

Тутти: (пока Босс говорит, продолжает фехтовать молча, постепенно обретая уверенность… Оттесняет Босса в угол и в свою очередь приставляет рапиру к груди соперника) Так, дядюшка?..

Босс: Браво, Тутти! Well done, my boy, well done! (с легким поклоном вручает свою рапиру Тутти как победителю). Что ж, урок завершен… Идемте, ваше высочество — пора поработать с документами.


Оба уходят — Босс, взяв рапиры; Тутти — захватив свой рюкзак; почти сразу на сцену вбегает — практически врывается — взбешенная Суок, за ней неспешно следует Шеф.


Суок: Тутти!!! А, черт… (увидев, что сцена пуста, растерянно останавливается; к ней подходит Шеф, берет ее под руку, подводит к креслу, усаживает в него — одновременно обращаясь к ней, вкрадчиво, но твердо).

Шеф: Милая барышня, не надо так нервно. Вы под защитой наследника, вам никто не может угрожать. И мы не угрожаем. Наш с вами разговор — в интересах принца. И в наших, конечно. Но и в ваших тоже. Поэтому давайте не будем ставить нашего дорогого Тутти в неловкое положение, хорошо?..

Суок растеряна, она позволяет усадить себя в кресло и кивает в ответ; входит Генерал — преувеличенно подчеркивая, как он устал.

Генерал: Шустры вы, мадемуазель Суок! Давненько я не бегал за девушками…

Суок: (она еще растеряна, но старается взять в себя в руки; говорит с подчеркнутым ехидством) Я потрясена! Двое из троих самых могущественных людей в государстве тратят на общение с ничтожной куклой свое драгоценное время и угасающее здоровье! (Шеф хихикает и отходит в глубину сцены).

Генерал (набычившись, подходит к Суок почти вплотную и становится перед ней, уперев руки в боки): Не паясничайте, сударыня! Речь идет о судьбе страны!

Суок: От меня зависит судьба страны? Бедная страна!

Генерал: Это точно! А теперь сидите смирно, придержите язычок и отвечайте на вопросы. Когда вы в последний раз видели и слышали вашего бывшего покровителя, маэстро Тибула?

Суок: А вам какое дело?

Генерал: Здесь вопросы задаю я! Отвечайте!

Шеф: (подходя ближе) Спокойнее, дружище. Мадемуазель, маэстро Тибул сейчас — один из предводителей мятежа против государства. А вы — весьма заметная персона при дворе. Поэтому нас не может не интересовать, сохранилась ли какая-то связь между вами и маэстро? Мы не можем подвергать риску жизнь наследника престола, понимаете?

Суок: (подчеркнуто кротко) Вот как только вы объяснили, так я сразу и поняла. Видела в последний раз — год назад. Перед тем, как меня увезли сюда, во дворец. А слышала — вчера.

Генерал: Это как понимать?

Суок: Он очень громко выступал на площади, весь город слышал. А не узнать голос маэстро невозможно. «Тибул неподражаемый!»

Генерал: Опять кривляетесь! Что за привычки!

Суок: Профессия такая… Как и у маэстро Тибула…

Генерал: Ладно, предположим. Отношений с маэстро вы не поддерживаете, о его антиправительственных взглядах не знаете, никаких сведений мятежникам не передавали. Так, да?

Суок: Генерал, вы так сложно выражаетесь, что бедной девушке трудно понять, в чем вопрос…

Генерал: Вот же чертова кукла!.. Пардон, мадемуазель. Казарменные привычки. Проехали. Следующий вопрос: как у вас (мнется, подыскивает слова) ну… в общем… как ваши дела с наследником?

Суок (заметив смущение Генерала, начинает дерзить): Генерал, вас что именно интересует? Спим ли мы в одной постели? Или сколько раз за ночь наследник проверяет, не восстановилась ли у меня случайно девственность? Или в каких позах? Так вот, в порядке поступления вопросов: в одной, проверяет, неоднократно. А позы я описать не сумею. Показала бы, да вы не в моем вкусе, и наследник был бы против. Хотя последнее не так уж важно. Главное — что вы не в моем вкусе.

Генерал: Да что вы себе позволяете!..

Суок (величественно поднимаясь): Нет, это что ВЫ себе позволяете? Вы задаете вопросы о том, что не касается никого, кроме меня и принца!..

Шеф (кладет Суок руку на плечо и мягко, но настойчиво принуждает ее вернуться в кресло): Дорогуша, ваши отношения с принцем с самого начала не были вашим частным делом. А теперь совсем перестали. Буквально завтра наследник Тутти будет королем Теобальдом. И это значит, что ваша роль становится не просто важной, а практически главной.

Суок: Моя роль? Что же я еще должна сыграть?

Шеф: Мы все хорошо знаем нашего доброго Тутти «Железное сердце». И все — вы тоже, не так ли? — понимаем, что его сразу полюбят, как только увидят на престоле. Но роль короля не только в том, чтобы внушать любовь. Он должен еще принимать решения.

Генерал: И отдавать приказы. Вы представляете себе, как Тутти отдает приказ?

Суок: Да уж… Приказывающий Тутти — это что-то…

Шеф: Тем не менее, обстоятельства складываются так, что ему придется. Конечно, мы будем ему помогать. Но этого недостаточно: нужно, чтобы у него был САМЫЙ близкий помощник. Вы меня понимаете? Вы ведь поможете ему, принцесса?

Суок: Я не принцесса, я — кукла!

Шеф: Оставьте. Вам же приходилось быть принцессой на сцене — почему бы не сыграть эту роль в жизни? Только по-настоящему, без лишнего пафоса. Разве это не привлекательная перспектива?.. Мы же поняли друг друга, ваше высочество?..

Суок: (после короткой, но насыщенной паузы) Я прекрасно поняла вас, господа. Можете не беспокоиться, я себе не враг. И, Генерал, насчет маэстро: я бы еще могла колебаться в выборе между маэстро Тибулом и принцем Тутти, но не между «гимнастом» Тибулом и королем Теобальдом. Так что, с этой стороны вам нечего опасаться.

Шеф: Да мы и не опасаемся. Тем более, что у маэстро Тибула сейчас совсем другие заботы…


Свет гаснет.


Тибул

Партер и галерка в экстазе — ваш выход, маэстро!
Бомонд в предвкушеньи, и в ложах готовы цветы.
Маэстро на сцене! Нет в зале свободного места.
На сцене — пир духа, пир страсти и пир красоты!
На сцене Тибул. Под ногами его — целый мир.
И в помощь ему — Генрик Ибсен, Мольер и Шекспир.
«Ах, как он прекрасен»… — вздыхают прекрасные дамы.
«Хорош, негодяй», — соглашаются их кавалеры.
Студенты, мещане и прочие зрители драмы
«Тибул — самый лучший»! — орут, позабывши манеры.
В той драме Тибул исполняет заглавную роль.
Раз публика ждет, расстарайся, маэстро, изволь!
Он любит их всех, как искусство. Почти, как себя!
Любите его — и ни званий, ни денег не надо,
Но чу! Рукоплещет толпа, и фанфары трубят!
Готов он играть и в театре, и на баррикадах!..
Всю публику будто бы ветер свободы продул,
Поскольку играет великий маэстро Тибул.

Сцена 6

Комната во Дворце Трех Толстяков. Шумно, разглагольствуя на ходу, входит Тибул, за ним Шеф — тихо проходит и устраивается в кресле. Тибул говорит (точнее, вещает), ни на секунду не останавливаясь, бурно жестикулируя, при том каждый жест у него актерски отработан. В течение всей сцены Шеф остается в кресле, а Тибул постоянно перемещается, принимая живописные позы.


Тибул:…И представляете, я действительно стал негром! Не просто крашенным в черное, а форменным чернокожим. Если бы не знал, что в зеркале отражаюсь именно я, то никогда бы не поверил! Доктор — настоящий волшебник! Правда, от его волшебства я чуть не погиб…

Шеф: Доктор подмешал в зелье цианистый калий?

Тибул: Что?.. А, это шутка? Я понял! Смешно, да. Но неправильно. С зельем все было в порядке, но наши сограждане! Ладно, если бы лавочники…

Шеф: Которые сквалыги?

Тибул: Именно! Какое правильное слово!.. Но в этом случае как раз сквалыга-лавочник меня спас.

Шеф: Вот как?

Тибул: Да, представьте. Меня, конечно, никто не узнавал. И гвардейский патруль прошел мимо, не обратив внимания. А потом мне встретилась группа мастеровых. И что вы думаете? Они стали меня хватать, толкать, кричать «ты зачем тут, черножопый?» Это было ужасно.

Шеф: И как же вы спаслись от нашего доброго народа, не узнавшего своего вождя?

Тибул: Меня спас мясник. Он вышел из своей лавки, стал кричать на этих хулиганов, и, представляете, они его послушались. Правда, он был очень большой и с очень большим ножом… Я спрятался в его лавке и выпил другое зелье, которое дал доктор — чтобы вернуть свою внешность. И вернул. Лавочник увидел это, узнал меня… и сказал, чтобы я немедленно уходил. Потому что он не хочет знаться с бунтовщиком… Ну разве не сквалыга?

Шеф: Возможно. Хотя слово «сквалыга» означает жадину… Ну не важно. Что было потом?

Тибул: Потом! Потом была замечательная история! Когда я вышел на площадь Звезды, меня узнали. Какой-то мерзавец попытался меня схватить и громко звал гвардейцев. Гвардейцы прибежали, была погоня, перестрелка… Я едва спасся — подвернулся случайный экипаж, и кучер оказался порядочным человеком: он не только увез меня от гвардейцев, но и привез в нужное место. Ну то, где начинается подземный ход, о котором говорилось в вашем письме.

Шеф: А знаете, как историю вашего побега описывают слухи?

Тибул: Уже пошли слухи? И что говорят?

Шеф: Говорят, что маэстро Тибул смело пришел на площадь Звезды, где его узнал некий наемный силач, который попытался схватить Тибула, но, естественно, был побежден. Тогда он позвал на помощь гвардейцев. Целая рота бросилась на Тибула, но тот сначала отбился от пары десятков, затем забрался на канат, натянутый под самым куполом площади, нашел в куполе окошко, выбрался через него и скрылся.

Тибул: Окошко в куполе? Выбрался?.. Пожалуй, лет двадцать назад я бы такое мог вытворить. Наверное. Но сейчас… Впрочем, народ, как всегда, мудр. Так гораздо красивее.

Шеф (со вздохом): Что актеру хорошо, то продюсеру смерть… Вы бы знали, сколько хлопот стоило не допустить, чтобы гвардейцы вас догнали! А кучера надо будет премировать, хорошо поработал…

Тибул: Так это все была инсценировка?

Шеф: Странный вопрос от великого артиста. Ну вы же знаете — «весь мир театр»… Впрочем, лично мне больше нравится парафраз «весь мир бардак, а люди в нем клиенты».

Тибул: Милостивый государь!

Шеф: Не обижайтесь. При моей работе, если не смеяться над всем, то с ума сойдешь.

Тибул: Вы — здешний шут?

Шеф: Хуже. Я — шеф службы информации и член комитета национального спасения. «Толстяк», говоря по-народному. Полагаю, ваш друг доктор рассказал вам, что толстяки не так уж толсты?

Тибул: Да, это я уже знаю. Но мне не нравится, что вы делаете посмешище из меня.

Шеф: Боже упаси. Я вас очень уважаю, как мастера сцены. А ваше участие в мятеже… Можно понять. Это ведь тоже — спектакль. Художнику рано или поздно становится тесно даже в самых просторных рамках…

Тибул: Опять смеетесь! Вы полагаете, что я вышел на трибуну из тщеславия? Нет! Мало кто понимает, что артист — это не ремесло, это призвание, больше того — миссия! Мы несем народу высокие истины и истинные ценности. Плох тот артист, который просто барабанит текст, написанный кем-то другим. Мы проживаем наши роли! И если твоя роль требует, чтобы ты покинул театр и вышел на площадь — надо покидать и выходить!

Шеф: Потому как миссия? Потому что сцена всегда на метр выше зала?

Тибул: Да! И нечего тут иронизировать. Один молодой талантливый поэт, трагически погибший в годы смуты, написал об этом прекрасные строки (декламирует):

Поверх голов, на метр выше,
Когда дремотный гул затих,
Мой голос, полон слов чужих,
Звучит. И станет зрим и слышен
Иллюзий и фантазий вихрь,
Которым наши души дышат.
Работай роль! Любовь иль кровь,
Смерть или смех… Неважно, право.
Возьми их! Пусть от воплей «браво»
Зайдется зал. Но будь готов
Платить душой своей за право
Аплодисментов и цветов!
Шеф: Прекрасно. Только где же концовка? Там ведь еще две строки:

Но дьявол не взымает плату,
А вам тем более не надо…
Обидно, знаете ли. Я весь этот стишок писал ради последних двух строчек, а вы…

Тибул (возмущенно): Милостивый государь!..

Шеф: Маэстро, успокойтесь. Имя «молодого талантливого поэта», которое стоит на обложке — Атаульф Балт. Если бы вы спросили у вашего друга доктора Арнери, он бы рассказал, что так звали предводителя западных готов, основавшего Тулузское королевство. Я в студенчестве занимался готской историей. Вот и вспомнилось, когда вздумал издать сборник своих юношеских вдохновений.

Тибул: Не может быть…

Шеф: Быть может всякое. Впрочем, отчасти вы правы. Тот двадцатилетний юноша, который кропал романтические вирши, был до умопомрачения честолюбив и бредил театром, действительно погиб в годы смуты. Он никогда не смог бы стать шефом одиозной службы информации и ненавидимым всеми «толстяком», старательно охраняющим свою анонимность. Царствие ему небесное (со вздохом), глупенькому. И давайте отложим беседы о литературе и театре — есть темы посвежее. Как вы думаете, зачем мы вас позвали?

Тибул: Да что ж тут думать — будете или пугать, или покупать…

Шеф: Да-да, или убивать. Это даже не смешно. «Тибула нельзя купить», — слышали. Может нельзя, а может вопрос в цене — но это в любом случае не интересно. Речь о другом. Я предлагаю вам не ангажемент, а антрепризу. Вашу собственную.

Тибул: Милостивый государь…

Шеф: Да нет, я не о театре. Я о куда более масштабном представлении. Вы ведь хотели привести народ к победе? Так вот, вам предоставляется возможность стать во главе победоносной революции.

Тибул: Э… Вот сейчас вынужден признаться, что не понимаю.

Шеф: Терпение, маэстро. Вот сценарий. Народ восстал против тиранов, тираны победили народ, народные вожди скрываются — это то, что уже как бы было. Так?

Тибул: Ну так…

Шеф: И тут на сцене появляется новое лицо! Наследник Тутти, которого все считали игрушкой в руках толстяков, берет власть. Его железное сердце растаяло… Или расплавилось? Тут надо еще подработать терминологию. Короче говоря, воспитанник толстяков осознал свою миссию — именно миссию, маэстро! — под влиянием храброй девушки из народа — актрисы Суок.

Тибул: (оживляясь) Суок?..

Шеф: Да, но не отвлекайтесь. Актерок у вас полный театр, а мы говорим о народной героине. Отважная девушка прикинулась безмозглой куклой, вошла в доверие к принцу и раскрыла ему все чакры, а заодно глаза! Он проникся народными страданиями — и прогнал толстяков. А управлять страной доверил народному правительству, в которое включил самых авторитетных людей страны. Нет больше анонимных тиранов! У руля становятся лучшие представители народа!

Тибул: Кто же они?

Шеф: Например, маэстро Тибул, настоящий народный артист и народный герой. Теперь именно он будет отвечать за культуру, науку и прессу. Не душить их, а помогать! Как?

Тибул: Ну… Это мне нравится. Но с кем вместе?

Шеф: Со своим другом доктором Арнери, который станет премьер-министром. И со своим соратником «оружейником» Просперо.

Тибул: Хорошая компания… А куда же денетесь вы?

Шеф: Кто «вы»? Три толстяка исчезнут. А лично я, например, могу стать министром народного просвещения. О, мне есть чем просветить народ, верите? Под именем… Скажем, Теодорих Амал. А?

Тибул: Это тоже какой-то король каких-нибудь готов?

Шеф: (со смехом) Угадали. Восточных. Словом, толстяки исчезают, а в правительство Арнери-Тибула-Просперо входят три достойных человека, служивших при прежнем режиме.

Тибул: Все это звучит странно… Доктор Гаспар — премьер? Просперо и толстяки — в одном правительстве? Я — министр? Это попахивает каким-то фарсом…

Шеф: Ну конечно же. Фарс!Водевиль! Трагикомедия! «Актер обязан переодеваться», не так ли? Ну так вот вам грандиознейшее переодевание! Алле — и любимый публикой артист преображается в пламенного революционера. Оп — и революционер оборачивается одним из правителей. Что дальше? Зритель в ожидании и предвкушении. Это хэппенинг! Это реальный театр!..

Тибул: Соблазнительно… Кажется, именно про такое говорят «предложение, от которого нельзя отказаться». Но вот Просперо… Он очень… неуступчивый человек. А я ведь дал слово, что буду с ним до конца!

Шеф: Надеюсь, вам не придется нарушать слово.

Тибул: Хорошо бы, однако… Он очень упрямый человек, наш дорогой оружейник Просперо…


Свет гаснет


Оружейник Просперо

Герой для народа!
За нашу свободу
Веди, оружейник, на праведный бой!
За правое дело!
За Родину, смело —
Вперед, оружейник! А мы — за тобой.
Великий Просперо!
Отважный Просперо!
Народ за тебя. Встанем все, как один!
Шагает армада!
Не будет пощады
Врагам и предателям. Так победим!
Ты — вождь наш любимый!
Сойдем же лавиной,
Отчизну любя, супостата губя!
Ты — сила и знамя,
Так взвейся над нами!
И мы беззаветно умрем за тебя…

Сцена 7

Где-то во Дворце Трех Толстяков. На авансцене — кресло с высокой спинкой, закрывающей сидящего в ней от находящихся на сцене. В кресле — Просперо. Он настороженно оглядывается по сторонам, пытаясь понять, где находится, и говорит в зал, как бы сам с собой.


Просперо: Профессионально загребли, ничего не скажешь. Куда это меня приволокли? Похоже, где-то во дворце. Значит, их свинские превосходительства решили сами заняться скромным оружейником… Хороши! Надо же, переиграли. Недооценил я вас, господа хорошие. Ладно, вы еще свой высший балл получите. У стенки. Переиграли? «Будем посмотреть». (разминает пальцы, как перед дракой). Но как же это я прокололся? «Гвардия разложена, стрелять не будут», — советнички, мля… Понабрал… по объявлениям! Уволить всех на фиг!.. Ладно, это потом. Сейчас важно: чего хотят? Что будут делать?.. (прислушивается). О, кажется, у нас гости…


Входит Суок, она не видит Просперо.


Суок: Ух, как же они меня достали! Мамочку нашли для своего королька, надо же! Очуметь!

Просперо: (в сторону) Э, да это же тибулова кукла! Которую он подарил этому сопляку, Тутти! Ну-ка, ну-ка, с чем пожаловала, мамзелька?

Суок: Надо это дело перекурить (роется в сумочке). Черт! Вот же кукла безмозглая! Опять посеяла! (оглядывается по сторонам, окликает кого-то в глубине кулис). Эй, минуточку! (входит капитан Бонавентура) Это вы, капитан? До чего же вы кстати! (изображая Элизу Дулитл) Кэптен, одолжите сигаретку бедной девушке! (капитан достает портсигар, протягивает его Суок, та берет сигарету, капитан дает ей прикурить). Спасибо, капитан. Не смотрите осуждающе — хватит мне шипения придворных дам. (затягивается) Сумасшедший день. Еще немного, у меня бы дым из ушей пошел — так что уж лучше так…


Просперо внимательно прислушивается.


Просперо: (в сторону) Что ж тут у вас за сумасшествие такое?

Суок: Слушайте, они тут совсем с ума посходили. Вы знаете, что мне сейчас сказали Шеф и Генерал? (капитан предостерегающе поднимает руку, но она отмахивается). Да бросьте! Вы здешних тайн знаете побольше меня. Одной больше, одной меньше… (капитан равнодушно пожимает плечами) Знаю, что вам это все давно не интересно. (глубоко затягивается сигаретой, закашливается, прохаживается по сцене)

Просперо: (в сторону) Зато как мне интересно…

Суок: Они хотят сделать Тутти королем! Причем немедленно, чуть ли не сию минуту!

Просперо: (в сторону) Та-ак… Одно железное сердце вместо трех мешков жира… Сильный ход. И не боятся, что он их перережет, как откормленных хряков?

Суок: Представляете? Малыша Тутти, тихоню и романтика! «Железное сердце» — смех и грех! Мальчик даже рассердиться на обнаглевшую любовницу не может! А уж я иной раз так старалась вывести его из себя, можете мне поверить… Глупо, наверное, но как он меня достал своими преданными взглядами и проникновенными монологами, вы бы знали…

Просперо: (в сторону) Вот как? Оказывается, и я не все знаю… Вот пройдохи, и здесь перехитрили! Но это потом, потом. Тихоня, говоришь?

Суок: А я, значит, должна стать при нем королевой. Чтобы поддерживать и вдохновлять… Нет, королевой — это хорошо. Для девчонки из трущоб не самая плохая карьера, как считаете? (капитан делает неопределенный жест) Капитан, следите за манерами, а то никогда не станете майором! Шучу, не обижайтесь, дорогой Бонавентура! Из-за этих передряг шутки становятся идиотскими. Не обиделись? (капитан отрицательно качает головой). Ну и хорошо. Вы ведь тоже не из элитных дармоедов — вся карьера своим потом и кровью… Но иногда и таким, как мы, должно везти, верно? Нет, королева Суок — совсем не плохо. Но с чего вдруг такая спешка?

Просперо: (в сторону) Мне бы тоже хотелось это знать. Испугались?

Суок: Испугались что ли? Кого? Мятеж подавили. Маэстро Тибул — никак не боец. То есть, он может выкинуть какой-нибудь геройский фокус, но надолго его никогда ни на что не хватает.

Просперо: (в сторону) Да уж, толку от нашего любимца публики немного. Разве что голос зычный.

Суок: Или Просперо? Пожалуй, что… Странное дело: вроде ничего особенного в человеке нет, а рядом с ним всегда не по себе. Такое ощущение, что ему ничего не стоит тебя раздавить, как комара.

Просперо (в сторону, самодовольно ухмыльнувшись): Соображаешь, девонька. Стоит, но не дорого.

Суок: Короче, не знаю, что в них вселилось, но они собираются сформировать для Тутти особое — к-о-а-л-и-ц-и-о-н-н-о-е — правительство, во главе с доктором Арнери! Да-да, добрый доктор Гаспар — премьер-министр! Очуметь просто…

Просперо: (в сторону) Гаспара Арнери — в премьеры? Так, у наших толстяков точно крыши посносило. Мало того, что король — мямля, так еще и премьером при нем — рефлексирующий интеллигентишко? Оч-чень хорошо, с этими двумя я быстро управлюсь… Если жив останусь. Уж не затем ли меня сюда приволокли, чтобы по-тихому убрать, пока не поздно, да и концы в воду?

Суок: Я не поняла, что они сами при этом собираются делать. Зато знаете, что сделают с Просперо? (капитан отрицательно качает головой). А я знаю! Я подслушала после того, как они отпустили меня из кабинета…

Просперо: (в сторону) Ну так говори, сучка! Не мотай нервы!

Суок: Хотите угадать, капитан? Я дам вам три попытки… и вы все равно не угадаете, так это невероятно. Ну хотя бы разок попробуйте — на счет три… Раз…

Просперо: (в сторону) Вот же мерзавка мелкая! Все бы ей на публику играть — Тибулова школа!

Суок: Два…

Просперо: (в сторону) Ну, не тяни же, дрянь…

Суок: Три! (капитан неопределенно пожимает плечами) Ну что, капитан, сдаетесь? А еще говорят — «гвардия умирает, но не сдается!»

Просперо (в сторону): Ненавижу актеров!

Суок: Ладно, так и быть. Они хотят включить Просперо в правительство — его и маэстро Тибула! Смешно, да?

Просперо: (в сторону) Ого! Интересно девки пляшут… Так, так, спокойно. Стало быть, сами пристроятся где-то рядом. Типа, за все отвечают король, премьер, Тибул и Просперо. А поскольку первые трое — пустое место, то один Просперо. Только власти ему — с гулькин хрен, так, козел отпущения… Размечтались! Макиавелли сраные!

Суок: Смешно? (капитан неопределенно улыбается). А мне не смешно, мне страшно (оставив обычный насмешливый тон говорит как-то печально и обреченно). Просперо ведь их переломает. Тутти, доктора и маэстро он сомнет и раздавит влегкую. Да и меня заодно…

Просперо (в сторону): Тебя-то? Пожалуй… Королева Суок, говоришь? Шибко ты шустрая, девочка. Впрочем, это тоже потом…

Суок (протягивая капитану давно погасшую сигарету). Спрячьте, пожалуйста. Извините, Бонавентура, что я разболталась — нервы… Не говорите, пожалуйста, Тутти, ладно? И вообще никому не говорите, что я тут наболтала. Обещаете? (капитан кивает). Спасибо. Выговорилась — вроде полегче стало. Я понимаю, вам не до меня — служба и все такое… Да и мне пора — надо идти оправдывать доверие. Вы знаете, где сейчас Тутти? (капитан кивает). Проводите меня, пожалуйста. (выходят)

Просперо: (в сторону) Вот оно что, получается… А что, можно и поиграть! Тутти — не Босс, Арнери — не Генерал, а Тибул — не Шеф. Окей, господа, сдавайте карты! Кесарю — кесарево, профессору — профессорово, а мне… А мне — посмотрим.

Генерал: (входя в комнату, отдает распоряжение кому-то за сценой)…И позаботьтесь, чтобы нам не мешали. Добрый день, господин Просперо!

Просперо: (не поворачиваясь) Для кого как!

Генерал: Нам было бы удобнее беседовать лицом к лицу, нет?

Просперо: Ваши люди, которые притащили меня сюда с мешком на голове, велели сидеть тихо и не вертеться. А у меня нет желания схлопотать пулю «при попытке к бегству».

Генерал: Слушайте, мне хватает сомнительных острот моего коллеги. Давайте хоть с вами поговорим без шпилек!

Просперо: Давайте попробуем. (подходит к Генералу, убирает руки за спину). Итак, Генерал?

Генерал: Начнем с того, что на сегодня вы — в проигрыше. Будете спорить?

Просперо: Не вижу смысла.

Генерал: Тем не менее, партия не закончена. Правда, Шеф предпочел бы вас пристрелить…

Просперо: Я тоже его люблю.

Генерал: Но Босс и я против.

Просперо: Из гуманизма, полагаю?

Генерал: Мы же договорились — без шпилек.

Просперо: Ладно, извините. И все же: почему вы против такого простого решения?

Генерал: Да потому что не хотим рисковать. Вы разбудили толпу, понимаете? Стихию! Если лишить ее головы — опять смута. А нам и предыдущая не понравилась.

Просперо: Вы играете в шахматы?

Генерал: Я? Немного. Это к чему?

Просперо: Стало быть, знаете понятие «цугцванг». Это когда любой ход ухудшает ваше положение.

Генерал: У нас не совсем тот случай. Вы — не вообще мятежники, а конкретно вы, Просперо — вполне можете продуть. Окончательно и бесповоротно. Если вы станете трупом, вам будет неважно, кто в итоге победил. Разве нет?

Просперо: Допустим. И что?

Генерал: Мы предлагаем ничью.

Просперо: Заманчивое предложение. Его надо хорошо обговорить, но в принципе — я не против.

Генерал: Вот как? Честно говоря, я настроился на долгую беседу… Что вдруг вы такой сговорчивый?

Просперо: Обстоятельства располагают. Вам не нравится?

Генерал: Нет, просто несколько неожиданно. Но так лучше. Что ж, давайте обсудим конкретные вопросы.

Просперо: Давайте. Вдвоем?

Генерал: Нет, пора собрать вместе все заинтересованные стороны. Вы упоминали шахматы? Так вот, игра переходит в эндшпиль!


Свет гаснет.


Tutti quanti

Давайте включим свет — и разберемся!
Герои пусть во всей своей красе
Предстанут перед нами сразу все!
А то вдруг зря мы плачем и смеемся?
Тогда поймем: зачем, к чему и как;
Что важно было, ну а что — пустяк —
И по домам довольны разойдемся.
Эй, автор! Собери нам персонажей,
Да покажи, кто был из них герой,
Кто негодяй, а кто — дыра дырой.
Морочить хватит нас! Обидно даже…
Конечно, знаем мы, что сказка — ложь,
Но тут ведь и намека не найдешь!
Когда же все, как есть, ты нам расскажешь?
Не беспокойтесь, господа, напрасно!
Еще чуть-чуть — и будет все прекрасно!
Мы сами так надеемся на это —
Но ведь и мы не властны над сюжетом…

Сцена 8

Зал заседаний во Дворце Трех Толстяков. В центре сцены — длинный стол, во главе которого доктор Гаспар Арнери. Тетушка Ганимед с подносом пытается накормить его, доктор отмахивается. Тетушка уходит, осуждающе покачивая головой. По бокам от него, лицом друг к другу — Просперо и Босс. Просперо внимательно читает какой-то многостраничный документ. Арнери и Босс ОЧЕНЬ терпеливо ждут. За спиной Просперо нервно прохаживается Тибул. За спиной Босса в некотором отдалении — Генерал и Шеф, они о чем-то тихо переговариваются. Вид у всех усталый и взъерошенный. Видно, что все они уже довольно долго — причем, утомительно и безрезультатно — о чем-то беседовали. В глубине сцены в кресле сидит Тутти. Он спокоен и задумчив. По его лицу непонятно — то ли он внимательно слушает, что говорят остальные, то ли витает в облаках. Рядом с ним Суок, она очень взволнована и не может усидеть на месте. Она то присаживается на подлокотник, то становится за спиной Тутти, то опускается рядом с ним на корточки.


Генерал (Шефу): Тянет, тянет… А дело-то пахнет керосином. Знаешь, что на Дворцовой площади делается?

Шеф (Генералу): Знаю. Вокруг толпа, и она все больше.

Генерал (Шефу): И все агрессивнее. И оружия там — мама не горюй… Хорошо, что я прошлой ночью успел перебросить танки под видом виселиц во внутренний двор… Не думал, что они так быстро расшевелятся снова.

Шеф (Генералу): Обижаешь. Мои «птички» вчера весь день чирикали во все уши, что надо идти на дворец, спасать Просперо…

Генерал (Шефу): Так это твоя работа?

Шеф (Генералу): А ты как хотел? Чтобы наш план сработал, надо вовремя предъявить товар лицом. Собралась толпа, возбужденная, неустойчивая, собирается бузить — а мы им, раз! Толстяки смылись, власть у короля…

Генерал (Шефу): НАШ план?

Шеф (Генералу): Наш… с Боссом (замявшись) Тебя просто не успели проинформировать, ты ж был на улицах, в войсках…

Генерал (Шефу): Ох, доиграетесь вы, комбинаторы хреновы! Предъявят они… А будет что предъявлять? Ведь в любой момент пальба может начаться! А стрелять-то, если что, кому? Не тебе ведь, «птичнику»…

Шеф (Генералу): Ладно-ладно! Кто обещал, что Просперо будет сговорчивым? А вон вишь как… разговаривает. Так что — кто на что учился.

Генерал (Шефу): Ну где уж нам, казарме…

Шеф (Генералу): Тихо! Там, похоже, начинается очередной акт марлезонского балета.

Просперо (закончив чтение, отбрасывает от себя весь документ): Ну и что из этого следует?

Босс: Только одно: продолжение политической дестабилизации опрокинет страну на уровень начала смуты. Разве это не понятно?

Просперо: Чего уж тут не понять. Фундированное исследование. Мои аналитики такие пекут со скоростью спроса — что надо, то и обоснуют. К нашему разговору какое это имеет отношение?

Босс: С учетом того, что вы прочли, каков будет ответ на наши предложения?

Просперо: Тот же, что и раньше. То есть — «нет».

Шеф (Генералу): Сговорчив, да?

Генерал (Шефу): Ну ведь разговаривает же…

Босс: Вы вообще слушали, что я говорил?

Просперо: Слушал, услышал и понял. И потому повторяю: нет, не согласен.

Босс (сдерживая ярость): Вы не в том положении, чтобы привередничать!

Просперо: Как и вы. Стали бы вы договариваться, если бы сами не были в капкане!

Босс: (с нескрываемой угрозой) Что ж, можно и по-другому…

Арнери: Коллега, подождите! В конце концов, мы слишком долго вели эти беседы, чтобы закончить их впустую. Господин Просперо…

Просперо (с резким смешком): Дорогой доктор! Ваш «коллега» наверняка рассказывал, какой я властолюбивый и фанатичный сукин сын, так ведь?

Арнери: (смутившись) Ну… сукиным сыном вас не называли…

Просперо: Тем не менее, это так. Однако говорил ли этот самый «коллега», что я — доверчивый дурак?

Арнери: Нет, что вы…

Просперо: Правильно. Потому что я — не дурак. Я предпочитаю быть циником и параноиком, а не легковерным болваном. Что предлагают мне эти господа? Признать законным правителем некоего сопляка. Войти в правительство, чтобы разделить с ними ответственность. При этом сама политика должна остаться прежней — а я считаю эту политику гибельной! Я не намерен нести ответственность за то, чего не одобряю.

Арнери: Но решения будут приниматься коллегиально…

Просперо: Да, власть якобы будет разделена, а отвечать — кому? Какой спрос с юного королька или, уж извините, с не-от-мира-сего кабинетного ученого? Да и кто поверит, что добрый доктор Гаспар делает гадости народу? Толстяков тоже больше нет. Остается единственная реальная фигура — оружейник Просперо!

Тибул: (несколько обиженно) Простите, а как же…

Просперо: (не слушая Тибула) Значит, кто будет виноват?.. А? Это предложение стать козлом отпущения… И какого еще ответа вы от меня ждете?!

Арнери (смущенно, Боссу): Вообще-то, нельзя не признать, что в словах господина Просперо есть рациональное зер…

Босс: Доктор, давайте называть вещи своими именами. Сегодня в наших руках неограниченная власть. Мы готовы отдать значительную ее часть. ОЧЕНЬ значительную. Но уж никак не всю целиком, да еще единолично господину Просперо! А он ведь по сути именно этого и добивается, вы же видите. Он нам не доверяет. А у нас разве есть основания доверять ему?..

Арнери: И это тоже верно… Тогда где же выход?

Босс: Который и был предложен изначально — третейский судья. Вы. И, конечно же, король.

Просперо: Ваш воспитанник, да?

Босс: Законный кронпринц. Не ваши ли газетки обвиняли нас в узурпации — как раз потому, что мы не пускаем на трон законного наследника?

Просперо: Хорошо, давайте испытаем вашу модель на деле. Эй, ваше высочество!

Тутти (очень ровным тоном): Да, господин Просперо?

Просперо: Вы слушаете нашу беседу?

Тутти: Очень внимательно.

Просперо: И что вы думаете о наших разногласиях?

Тутти: У обеих сторон есть серьезные аргументы.

Просперо: А кто прав?

Тутти: У меня еще недостаточно информации, чтобы сделать окончательный выбор.

Генерал (Шефу): Ну ваш королек! Принц, блин…

Шеф (Генералу): Да уж… «Если хочешь приказать солнцу зайти, то дождись времени заката». Настоящий принц. Только ма-а-аленький…

Тибул (выходя на авансцену и становясь в величественную позу): Милостивые государи! В этот тяжелый для нашей страны час!..

Просперо (резко обрывая «соратника»): Помолчите, Тибул! Мы не на митинге!

Шеф: Браво, маэстро! (шутовски аплодируя) Вы нашли себе прекрасного хозяина! Какие еще команды он вам подает? «Голос», «сидеть», «апорт»?..

Просперо (Тибулу): Видите? Они уже вовсю стараются нас поссорить! Ловят на каждом слове. Вы же обещали…

Тибул: И держу свое обещание.

Генерал: Смотрите, какой дрессированный!

Тибул: Да что вы себе позволяете?!..


Дальше Тибул, Просперо, Генерал, Шеф, а затем и Босс с Арнери начинают говорить все вместе, очень громко и бессвязно, оживленно жестикулируя. Шум, гам, склока.


Суок (выбегая почти на авансцену, кричит, перекрывая спорящих): Прекратите! Пожалуйста!.. Сколько можно! (от неожиданности все замолкают, обернувшись к Суок, и она в полной тишине повторяет тихо и очень жалобно) Пожалуйста!.. (Тутти подходит к ней, отводит обратно и очень бережно обнимает).

Генерал: Нда… Между прочим, девочка совершенно права. Так дальше нельзя.

Босс: Согласен. Психотерапия не работает. Придется прибегнуть к более радикальным способам лечения. Шеф, что там из барбитуратов в ходу у твоей службы?

Шеф: Хм… Вариант «Доппельгангер»? А что, это, пожалуй, может сработать. Психотропные препараты у нас весьма эффективные…

Просперо: Эй, любезные, вы это о чем?

Босс: (подчеркнуто не обращая внимания на Просперо) Конечно, это не идеальный сценарий, надолго его не хватит…

Шеф: А надолго и не понадобится. Посидит на паре заседаний правительства — пресса скушает, растиражирует образ «обновленной власти». Правда, будет выглядеть малость заторможенным…

Босс: Вполне естественная реакция — застенки, пытки. Король освободил народного героя, но было слишком поздно…

Шеф: И отправим подлечиться. Увы, иногда даже лучшее лечение не может предотвратить летальный исход….

Арнери: Стойте! Это неприемлемо!

Тибул: Я не совсем понимаю, о чем вы, но мне это тоже не нравится. Вы же обещали!

Босс: И до сих пор старались сдержать все обещания. В отношении лично вас они все — в силе. Но я не виноват, что этот господин патологически не способен на компромиссы. Что ж, если гонор не позволяет ему согласиться на вторые роли, пусть походит в статистах…

Шеф: (наконец обернувшись к Просперо, четко и размеренно) Временно. До своего окончательного ухода с политической сцены — по состоянию здоровья…

Просперо: (менее уверенно, но все еще с вызовом) Я куда полезнее вам в здравом уме — как дееспособный политик и признанный лидер…

Босс: Благодаря вашим же усилиям, я в этом больше не уверен, а потому…

Арнери: А меня вы тоже накачаете нейролептиками и спишете? Ваша комбинация замечательно хитроумна, но я в ней участвовать не намерен.

Шеф: «И начинания, вознесшиеся мощно, теряют имя действий»…

Босс: Подождите, профессор. Я попробую вам объяснить…

Генерал: Стоп. Хватит уже мудрить. (решительно подходит к столу, говорит преувеличенно легкомысленным тоном). Вот что, Просперо! Я — простой вояка, гусар, университетов не кончал…

Шеф: Ну да, только академию генштаба, и то с отличием…

Генерал (не реагируя на слова Шефа, тем же тоном):…И мне не нравятся всякие слишком хитроумные комбинации. В моей примитивной кавалерийской голове появилась одна очень простая мысль. Хотите знать, какая?

Просперо: Ну спойте свою гусарскую балладу, я с удовольствием послушаю.

Генерал: Удовольствия не гарантирую, но мысль — о вас.

Шеф (встревоженно): Генерал!..

Генерал (не оборачиваясь): Не вмешивайся. Что делать, если на пути возникает препятствие? Объехать или устранить.

Босс (предостерегающе): Генерал!

Генерал (не поворачиваясь к Боссу, пристально смотрит в глаза Просперо): И ты не вмешивайся. Спросите у Тибула, и он подтвердит — когда говорят пушки, музы молчат.

Тибул (непонимающе): Ну… да…

Генерал: Если проблема в конкретном человеке, то надо устранить ее вместе с человеком. (подбирается и резко меняет тон, говорит резко, четко, отрывисто — вместо «гусара» перед нами жесткий и волевой командир). Мы не можем и не должны рисковать не только собой, но и государством из-за упрямства одного человека. Или мы воюем, или заключаем мир. Если мир под угрозой, то надо устранить угрозу. То есть, вас, Просперо.

Просперо (с напряжением в голосе, но хорохорясь): И кто меня будет устранять?

Генерал: Я. Лично.

Просперо: Не генеральское это дело — пленников расстреливать!

Генерал: Бывают случаи, когда командир должен действовать сам. Иногда это красиво — со знаменем на мосту! Впереди, на лихом коне! У пулемета, отражая атаку! А иногда — отвратительно. Например, когда боевому офицеру приходится убивать пленного. Но устав предусматривает случаи, когда приходится. Потому что предателей надо уничтожать. А вы — предатель. Вы готовы предать страну огню и крови, только бы не упустить своего. Уж если сегодня мне вновь придется отдать приказ стрелять по людям, так пусть хотя бы первый выстрел будет сделан не зря. По-моему, это только справедливо, а, господин Просперо?.. Так что, не сомневайтесь. Сейчас я задам вам уже знакомый вопрос. И если вы снова скажете «нет», то застрелю (вынимает пистолет и направляет его на Просперо). И немедленно.

Да или нет?


Пауза. Просперо завороженно смотрит на нацеленный ему в лицо пистолет.


Просперо: Д-да. Да! (Генерал опускает пистолет, поворачивается и идет к Шефу).

Генерал (Шефу, устало): Хотели сговорчивого? Получите.

Шеф (Генералу, восхищенно): Вот это я понимаю «последний довод»…

Арнери: Разве можно… так…

Босс (устало): Ладно вам, профессор. Все живы. Все здоровы. А господин Просперо согласен на наши предложения. Не так ли, господин Просперо?

Просперо (поспешно): Да. Согласен. Пусть мальчик будет нашим королем. Пусть доктор Гаспар станет главой правительства. И пусть правительство будет коалиционным, ладно. Но нужны дополнительные гарантии…

Генерал (Шефу, настороженно): Опять выёживается, мать его?

Шеф (Генералу, неуверенно): Не думаю. Ты его достаточно впечатлил. Но надо же ему держать лицо…

Просперо: Нужна такая конфигурация правительства, которую было бы сложно разрушить.

Арнери: С этим трудно не согласиться. Баланс сил для большей устойчивости системы…

Босс: Вы рассуждаете «вообще» или имеете в виду что-то конкретное?

Просперо (говорит поспешно, но постепенно обретает уверенность): Вполне конкретное. Вот смотрите: нужен паритет. Чтобы поровну с каждой стороны — и доктор Гаспар — третейским судьей и над всеми нами — король символом легитимной власти. Так? Но нас ведь двое, а вас трое!

Босс: И?..

Просперо: Поэтому, я предлагаю — во-первых, убрать Шефа.

Шеф: Я вас тоже люблю, дражайший «оружейник»…

Просперо (поспешно): Я не имел в виду «убрать» вообще. Только из числа ключевых министров. Я совсем не против, чтобы вы были… ну, например, заместителем у Тибула. Если, конечно, сам маэстро не возражает.

Тибул: Я? Да… То есть, нет… В общем, не возражаю.

Просперо: Но полноправных должно быть — пятеро. Два на два — и арбитр. Потому что…

Босс: Ваша мысль ясна. Но это было «во-первых», значит, есть и «во-вторых»?

Просперо: Да. Насчет разделения обязанностей. Что Арнери премьер, нет спора. Что Тибул возглавит культуру, науку, образование — тоже. Но вот экономику и финансы я не возьму — оставьте их себе, Босс.

Босс: Вот как? Интересный поворот. А вы?

Просперо: Я? Я думаю, что доктор Гаспар может по совместительству курировать иностранные дела. Он сегодня показал, что умеет быть великолепным дипломатом. Внутренние дела — Генералу.

Генерал: Что??? Меня — в жандармы???

Просперо: …Он сейчас блестяще продемонстрировал, как умеет решать домашние проблемы. А вот дела военные — мне.

Босс: Хитро, господин «оружейник», хитро… Впрочем, мы ведь можем и согласиться.

Шеф: Мы?

Генерал: Согласиться?

Босс: При условии небольшой ротации. Тоже — всего два пункта. Во-первых, в структуру министерства культуры и прочего войдет Служба информации. Такая, какая она есть сейчас. И во главе с нынешним руководителем. Во-вторых, гвардия перейдет из подчинения военного министра в ведение министерства внутренних дел. Есть возражения?

Просперо: Ну… А, черт с вами! Банкуйте!

Арнери: Компромисс, которым недовольны обе стороны… Коллега, я понимаю, что так вы достигаете паритета, но уж больно он получается рискованный.

Босс: Да, конечно. Мы получим драку бульдогов под ковром. Зато предотвратим новую смуту. Вы готовы возглавить правительство на таких условиях?

Арнери: У меня масса сомнений, но… Похоже, что иначе ничего не получится. А я не хочу оказаться виновником большой крови… Да, согласен.

Босс: Тогда можно считать, что мы договорились. Вы же все понимаете, что мы не можем зафиксировать эти договоренности на бумаге, так ведь? (все кивают). Нам всем придется довериться единственному человеку, чья честность не вызывает сомнений ни у кого — доктору Гаспару Арнери. Нет возражений? Хорошо. Тогда давайте подпишем документы, которые будут обнародованы официально. Каптан Бонавентура!


Входит капитан, кладет на стол папку, открывает ее и по одному достает документы. Босс комментирует.


Босс: Первый — о роспуске комитета национального спасения. Я уже подписал. Капитан, будьте любезны… (капитан дает авторучку Шефу он подписывает; Генерал обнаруживает, что все еще держит в руках пистолет — и отдает его капитану, берет ручку, подписывает). Второй — манифест о восшествии на престол короля Теобальда. Тутти! (Тутти с неизменным рюкзаком подходит, подписывает). И третий — о назначении главой правительства Гаспара Арнери. Ту… Простите, ваше величество! (Тутти подписывает). Есть! (встает из-за стола, с явным облегчением вытирая пот с лица, отходит к Генералу и Шефу, они начинают шептаться, не обращая внимания на остальных).

Просперо: Так. А теперь…

Тутти: Одну минуту, господин Просперо. Доктор, маэстро!

Арнери: Да, ваше выс… величество?

Тибул: Да в… ваше величество?

Тутти: Вокруг дворца тысячи людей, они крайне возбуждены. Думаю, надо безотлагательно объявить им хорошие новости. Дорогой профессор, вас должны увидеть в первую очередь — чтобы переломить настроения, понимаете?

Арнери: Да, понимаю…

Тутти: Уважаемый маэстро, будет правильно, если эти документы огласит народу его любимый артист. Вы же не откажете?..

Тибул: Конечно! Охотно! Такой аншлаг! (берет документы, выходит вместе с Арнери, у выхода задерживается и доверительным шепотом спрашивает доктора) Скажите, доктор, а вы не собираетесь расширить ваш дымоход? А то мало ли… (уходят, ответ Арнери не слышен)

Просперо: (встает, собирается уходить) Думаю, мне тоже стоит показаться народу, разве нет?..

Тутти: Вас я бы попросил задержаться. Буквально еще на одну минуту.

Просперо: Слушаю вас.

Тутти (направляясь к Просперо): Капитан, будьте любезны (берет у капитана пистолет Генерала и выстрелом в упор убивает Просперо).


Немая сцена. Первым приходит в себя Генерал.


Генерал: И что это было?

Тутти: Это была последняя жертва преступного режима толстяков. (отдает пистолет капитану). Бесстрашный борец за дело народа пал от рук тиранов. Что же касается вас, господа…

Шеф: Нас?

Тутти: Именно. Вас троих (отцепляет медвежонка от рюкзака, раскрывает молнию у него на спине, извлекает пачку бумаг). Вот ваши документы и билеты. У вас есть 24 часа, чтобы покинуть страну. Завтра будут публично объявлены ваши настоящие имена и объявлен розыск. Но вы успеете скрыться… Я надеюсь.


Пауза. Босс подходит почти вплотную к Тутти, смотрит ему в лицо и молча демонстративно рвет полученные документы…


Тутти (напряженно): Дядюшка?

Босс: (в тон ему) Тутти… (потом смеется и оборачивается к Шефу) Ну и что скажешь?

Шеф: Что-что… Просрали! (передразнивая Босса) «Служба информации эффективна»! Такой прокол — у себя под носом… Крутили, вертели, а мальчик вырос…

Босс: Не думал, что твой план «С» нам действительно понадобится…

Шеф: Понадобится — не понадобится… «Умер-шмумер, был бы здоров». Главное мы, конечно, просрали, но по мелочам еще чего-то можем. Вот (достает свои бумаги)… Документы, маршруты, «окна» на границе…

Генерал: Да что тут происходит?!

Шеф: Нельзя выигрывать у всех и всегда. Shit happens. Пойдем, я тебе все объясню. Как только сам пойму… (выходит, уводя с собой Генерала).

Босс (идет за коллегами, у самой кулисы останавливается и оборачивается к Тутти): Спасибо… Малыш. (уходит).

Туттти: глядя вслед Боссу, едва заметно пожимая плечами (несколько удивленно) Не за что… дядюшка!

Суок: Тутти? Это ты?

Тутти: Капитан, позаботьтесь об этом (указывает на труп Просперо; капитан срывает скатерть со стола и накрывает ею убитого). Спасибо. И проследите, чтобы бывшие члены комитета национального спасения спаслись от неблагодарной нации (капитан коротко кивает и выходит).

Да, Суок, это я. Не пугайся. Я — все тот же тихий, мечтательный, задумчивый Тутти. При этом — коварный убийца. Видишь, как пришлось… (говорит рассудительно, но очень напряженно) Ты сердилась, что я все время такой задумчивый. Додумался — видишь? А что еще было делать? Толстяков все ненавидели, хотя они избавили страну от войны и нищеты. Они должны были уйти. Просперо все любили, потому что он был против толстяков. Но ты же все видела!.. Представляешь, что натворил бы этот «борец», забрав всю власть? А вместе… вместе они съели бы и друг друга, и страну заодно. И нате — ни толстяков, ни Просперо. Все хорошо…

Суок: Кому?

Тутти (горько усмехнувшись): Народу… Моему народу, будь он неладен. Деваться некуда, пора идти царствовать. Прощай, Суок!

Суок: Прощай? Как?? Почему???

Тутти (отбрасывая медвежонка на стол): Потому что короли не играют в куклы. У меня, к сожалению, не железное сердце. А рядом с тобой я становлюсь слабым. Поэтому — прощай.

Суок: И что теперь будет со мной?

Тутти: …Ты можешь вернуться в театр… Тибул тебя с удовольствием примет, я думаю.

Суок: Ну да… Попользовался — и возвращаешь? Ты же говорил, что любишь меня!

Тутти: Люблю. Но знаешь… Ты меня не любишь — но это не мешало тебе быть со мной. Я тебя люблю — но это не должно мне помешать жить без тебя.

Суок: Тутти!..

Тутти: Не надо. Я же не сказал, что мне будет легко. С железным сердцем было бы проще. Но приходится обходиться тем, что есть. (берет со стола медвежонка и укладывает его на труп Просперо, как венок на могилу) Сказка кончилась, Суок.


Выходит. На сцене — одинокая Суок. Музыка — та же, что в начале, только теперь она звучит не грозно, а торжественно); шум толпы; голос Тибула: «Сограждане! Прослушайте всемилостивейший манифест нашего благословенного государя, короля Теобальда Тринадцатого о восшествии на престол предков!» Крики: «Ура! Да здравствует король! Слава Теобальду Желанному!» etс. Залпы салюта. Музыка становится очень громкой — и резко обрывается. Свет меркнет. Суок остается в пятне света, достает из складок одежды свирель, начинает играть. Повторяется начало первой сцены — девушка танцующим шагом идет по «лунной» дорожке, но не из глубины, а в глубину сцены. Мелодия затихает, свет гаснет.

Эпилог

Его Величество был совершенно прав: всем стало хорошо. Не сразу, конечно. Светлое будущее не наступает в мгновенье ока! Но никто не ушел обиженным.

Правительство Арнери, проводившее неоправданно жесткую политику конверсии, вскоре лишилось народного доверия, и король отправил его в отставку. Однако доброго доктора Гаспара не только помиловал, но и даровал ему солидную королевскую пенсию. А когда бывший великий ученый умер, даже прислал на похороны своего личного представителя из бывших студентов профессора. «Простите, коллега: так получилось», — вот все, что сказал королевский посланец на скромной панихиде.

Просперо похоронили, как героя. Ему воздвигли памятник на площади Суда, и любой желающий теперь может восхититься пятидесятиметровой статуей, изображающей могучего героя, разрывающего наложенные на него тиранами массивные цепи. А в Национальном театре много сезонов подряд с неизменным успехом шла поставленная самим маэстро Тибулом пьеса «Оружейник Просперо». Маэстро лично сыграл главную роль, автором же пьесы, как явствовало из грандиозных афиш, расклеенных по всей столице, был некий Теодорих Амал.

Три толстяка были растерзаны восставшим народом. Сей факт достоверно установила специальная следственная комиссия под председательством тайного советника Бонавентуры на основании показаний бывшего командующего гвардией. Этот генерал, скрывшийся во время реставрации Теобальда, через некоторое время добровольно явился в столицу, чтобы сообщить комиссии эту эксклюзивную информацию. За что получил полное прощение и орден «За заслуги», но вскоре застрелился. Надо полагать, совесть солдата не выдержала бремени преступлений, совершенных на службе режиму трех толстяков…

А Суок исчезла. Никто о ней никогда не вспоминал. Лишь однажды тетушка Ганимед, почетная хранительница королевского очага, обмолвилась прилюдно: «Если бы только девочка любила мальчика, все могло бы быть иначе. Стало, конечно, хорошо. Но как жаль…» Никто не рискнул переспросить старую женщину, что она имела в виду.

Ведь любви в жизни короля хватало — его любил весь народ! Теобальд Железное Сердце стал величайшим из правителей своей страны; добрым, но справедливым; строгим, но беспристрастным. Он сумел внушить страх и почтение всем врагам, покарал всех изменников и регулярно совершал разные благие дела для своего народа. Никто никогда не знал, что у короля на уме — он не имел друзей, не вел дневников и не доверял никому. Но, несомненно, он был по-настоящему счастливым человеком, каким только и может быть правитель, обладающий безграничной властью…

О, не мечтай! Мечта случайно сбыться может…

Тогда, вдруг осознав, воскликнешь ты: «О, Боже!

Прошел я сто дорог, преодолев ненастья —

Я победил! И что? Все есть — но где же счастье?»…

Вот так и мы, пройдя историю до края,

Осознаем, что в ней совсем не понимаем:

Кто виноват? Кто прав? Кто честный, а кто враль?

В чем суть, и соль, и смысл, идея и мораль?

Как можем, так живем: в дерьме, грязи, крови.

Чего ж еще? Любви? Ах, если бы любви…

Не знаем ничего. Одно предельно ясно:

Что жизнь так коротка, а музыка — прекрасна…


январь 2011 — июнь 2012,

Москва (Ростов, Нижний Тагил) — Монреаль


Оглавление

  • Действующие лица
  • Пролог
  • Сцена 1
  • Сцена 2
  • Сцена 3
  • Сцена 4
  • Сцена 5
  • Сцена 6
  • Сцена 7
  • Сцена 8
  • Эпилог