Мальчик вылез из моря и растянулся на песке, подставив солнцу загорелую спину. Закинув ногу за ногу, посмотрел, как торопится к воде маленький пучеглазый краб, как блестят выброшенные прибоем водоросли… Делать было нечего, и он начал лепить песочный замок, отбрасывая сухой белый песок и загребая из недр пляжа сырой, темный, тяжелый. Воткнул в самую высокую башню палочку, намотал водоросль — пусть это будет флаг. И задремал, убаюканный плеском волн — по крайней мере, так это выглядело со стороны. Проснулся оттого, что вдруг стало темно: его накрыла чья-то густая тень. Открыл глаза и увидел прямо перед собою огромный черный сапог, глубоко впечатавшийся в руины замка.
Мальчик задрал голову. Над ним стоял незнакомый дядька, огромный и угрюмый. Помимо сапог были на нем серый костюм, перчатки, серая шляпа и такой же серый плащ, тяжелыми складками свисавший почти до самой земли. Наверное, очень жарко было в такой одежде в августе, на солнечном берегу теплого моря. Видимо, поэтому обладатель плаща был так угрюм.
— Вставай! — буркнул он. — И иди за мной.
Мальчик встал и покорно поплелся за незнакомцем. Наверное, оттого, что вот так лежать на песке было скучно. Или он привык слушаться взрослых, это ведь был еще маленький мальчик. Или он надеялся, что в карманах у дяди найдется пара-другая конфет. Во всяком случае, такие объяснения мог бы подобрать обладатель серого плаща, если бы захотел. Но он хотел другого.
Они прошли между двух огромных черных камней; такие камни окружали их теперь со всех сторон, так что увидеть мальчика и дядю ни с берега, ни с моря было нельзя.
— Пришли. — сказал дядя, хватая мальчика за руку. Другой рукой дядька вынул из кармана… нет, не конфету, конечно, а длинный и острый нож. Нож этот сверкнул в глазах яркого солнца, явно не предвещая мальчику ничего хорошего. — А теперь я буду тебя резать. И есть.
Дядькин рот приоткрылся, обнажая гнилые пенечки зубов. Из уголка губ потекла густая тягучая слюна.
— Теперь ты будешь вариться в кипящей смоле, и вопли твои гулким эхом отразятся от стен преисподней. Самое место для таких маньяков, как ты. — ответил мальчик неожиданным басом, к которому примешивался свист, скрежет и даже рев. Такие звуки мог издавать взбесившийся паровоз. Сходство с которым дополняли клубы раскаленного пара, вырывавшиеся из мальчишеских ноздрей. Пахнуло серой. Дядька отшатнулся, когда горячее дыхание опалило ему лицо, но руку мальчика не выпустил.
— Как? Ты все еще не трепещешь? — возмутился «мальчик», и, разрывая тонкую загорелую кожу, из него во все стороны полезли когти, рога и клыки. Длинный зубчатый хвост с острием на конце трижды обвил дядьку, обогнул валун, а конец его погрузился в море, и сразу же от воды пошел пар.
— Сам трепещи. — парировал дядька, приподнимая шляпу. Под ней обнаружился сияющий нимб. — Вот мы и встретились, Утренняя Звезда.
— Не знал, что архангелы охотятся за маленькими детьми, да еще и поедают их. — экс-мальчик покачал уродливой головой. — А ведь я расскажу.
— Поедать я тебя не буду. — отрезал дядька, с отвращением морщась. — А вот насчет резать… Ты уже никому ничего не расскажешь. Тем более о моем хобби.
Он выбросил бесполезный против такого противника нож и вытащил из-под своего чудовищного плаща не менее чудовищный двуручный меч, сияющий и слепящий, как тысяча зеркал.
Короткий взмах, хриплый стон… Свист и бульканье, с которыми черная кровь демона вырвалась наружу, хлынула, заливая песок…
— Да, не знал, — в предсмертном хрипе демона слышались толчки истерического смеха, — не знал…
— Что не знал? — спросил дядька.
— Что всю жизнь делал добро, спасая людей от рая, в котором правят такие ангелы. Это меня и убило, а вовсе не твой дурацкий меч. — заявил Люцифер и умер.
А ангел расправил крылья и взмыл в небеса.
