Легион хаоса [Вольфганг Хольбайн] (fb2) читать онлайн

Вольфганг ХОЛЬБАЙН ЛЕГИОН ХАОСА

КНИГА ПЕРВАЯ. Мескатроник

Когда я подошел к городу, над крышами еще висела легкая дымка тумана. Казалось, дома притаились за этой колышущейся пеленой, и хотя солнце встало еще час тому назад, на улицах не было видно ни души. Вообще не было заметно ни малейшего признака жизни. Даже ветер, который сопровождал меня последние два часа пути, стих, едва я вступил в город

Обессиленный, я остановился, поставил на тротуар оба тяжелых чемодана и огляделся со смешанным чувством любопытства и крайней усталости. Мне казалось, что у меня болели все кости, а чемоданы чуть не оторвали руки Мои ладони пылали адским пламенем, хотя я обернул ручки обоих чемоданов куском материи, который оторвал от своей рубашки.

То, что я видел, не особенно способствовало улучшению моего настроения.

Судя по письмам Говарда, я и не рассчитывал найти город, полный жизни и веселья, тем более, что уже наступило воскресенье. Но то, что я увидел сейчас, скорее напомнило мне вымерший город-призрак. Все окна были закрыты, а большинство из них еще дополнительно задвигались ставнями. Нигде не было видно ни огонька или какого-нибудь другого признака присутствия человека, и единственный звук, который я слышал, это тихий и почему-то тревожный рокот или шелест, доносившийся со стороны реки. Все дома казались сгорбленными, узкими, и даже редкая зелень, оживлявшая кое-где мрачный, серый облик города, казалась болезненной и бледной.

Итак, это — Аркхем.

Город, о котором я уже так много слышал и название которого обычно произносилось лишь шепотом. Но прежде всего, это был город, в котором я снова встречусь со своим другом Говардом.

Я поднял чемоданы и медленно двинулся вниз по улице. В письме, полученном мною два месяца тому назад, Говард указал адрес гостиницы. Мысль о мягкой постели, а может быть, даже и о горячей ванне оказалась в данный момент сильнее, чем все мрачные картины.

Вскоре я увидел перед собой гостиницу. Я переложил тяжелый чемодан из левой руки в правую (от чего, правда, было мало пользы, так как на протяжении последних трех миль пути вес обоих чемоданов непрерывно увеличивался, этот процесс продолжался и сейчас) и вошел в гостиницу.

На мгновение я почувствовал, как мое шестое чувство подает сигнал тревоги. Что-то тут явно не в порядке! Но потом тревога исчезла. Моя нервная система, кажется, была не в лучшем состоянии. Возможно, причиной тому явилась моя усталость.

Со вздохом облегчения я опустил чемоданы на пол рядом с дверью, еле переставляя ноги проследовал к администраторской и позвонил в маленький колокольчик, взяв его с обшарпанной стойки.

Прошла почти минута, пока за моей спиной не послышались шаркающие шаги. Я обернулся и увидел горбатого, лысого старикашку, который без особой спешки приближался ко мне.

— Доброе утро, — сказал я. — Моя фамилия Крейвен. Роберт Крейвен. В вашей гостинице для меня должен быть заказан номер.

Старикашка ничего не ответил и, качая головой, прошаркал мимо меня за стойку. Я увидел, что его правая рука изуродована подагрой, и решил простить его неприветливость.

— Номера у нас не заказываются, — пробормотал старик сердито. — Но вы можете получить комнату. На сколько дней? — Он нагнулся, достал из-под стойки растрепанный фолиант и раскрыл его. Страницы были грязные и мятые, исписанные мелким, почти нечитаемым почерком. Дрожащими пальцами он вытащил огрызок карандаша, облизал его и, часто моргая, посмотрел на меня своими маленькими, покрасневшими глазками.

— Ваша фамилия?

— Крейвен, — повторил я как можно спокойнее и приветливее. — Роберт Крейвен.

— Рооообеееерт Крейвен, — нараспев повторил старикашка и начал что-то царапать в своей книге, но потом вдруг остановился и вновь посмотрел на меня.

— Это пишется с “К” или с “Г”? — спросил он.

— “К”, — ответил я. — С большой буквы, знаете ли!

После бессонной ночи и пятимильного марша с чемоданами весом в полцентнера мое терпение уже почти иссякло.

— Ка-эр-э-эф-йе-эн, — произнес по буквам старикашка. — Правильно?

— Нет, — быстро ответил я. — Совсем просто — Крейвен. Как Рэйвен, только с “К” впереди, понимаете?

Я сердито посмотрел на него.

Но если старикашка и понял мой сарказм — в чем, правда, приходилось сомневаться, — то никакой реакции с его стороны не последовало. Он лишь пожал плечами, закончил свою запись и снова захлопнул книгу. Потом снял ключ с доски позади себя и протянул его мне.

— Комната триста три, — сказал он. — На третьем этаже. Номер написан на двери. Если захотите получить завтрак, вам надо будет сделать заказ накануне. Сегодня уже слишком поздно.

Мысль о завтраке даже не приходила мне в голову. Единственное, чего я хотел, так это спать. Я устало взял ключ и, повернувшись, показал на оба мои чемодана, которые стояли у двери.

— Мой багаж…

— Вам придется самому донести его до номера, — перебил меня старикашка. — Слуга болен, а я слишком стар. А теперь извините меня.

Не удостоив меня и взгляда, он повернулся и, сгорбившись, прошаркал мимо. Я посмотрел ему вслед со смешанным чувством ярости и безропотного смирения. Говард предупреждал меня, что люди в Аркхеме довольно странные, а по отношению к чужакам не всегда приветливы. Но с таким обращением, как в этой гостинице, я еще никогда не сталкивался.

Итак, подхватив чемоданы, я начал, тяжело дыша и беззвучно чертыхаясь про себя, подниматься по крутой лестнице.

Ветхие, сильно расшатанные ступени скрипели и дрожали под моим весом, как будто вся конструкция собиралась в любой момент рухнуть, а воздух становился все более затхлым и пыльным, чем выше я поднимался.

В гостинице царила странная тишина. Не было слышно ни малейшего звука, а многие двери оказались широко распахнуты. Видневшиеся за ними номера казались пустыми и заброшенными.

Когда я добрался до третьего этажа, то совершенно уверился, что старикашка дал мне именно этот номер из чистой вредности, после того как увидел, насколько я устал и какой багаж мне пришлось тащить на себе. Позже я обязательно пожалуюсь на него.

Но только после того, как просплю минимум двенадцать часов.

Я вошел в комнату, опустил свой багаж на пол рядом с дверью и проковылял к кровати. Теплая волна усталости охватила меня, и на какое-то мгновение соблазн просто откинуться назад и закрыть глаза был почти непреодолим.

Но в моей памяти еще было свежо предупреждение Говарда. Я находился вблизи, по-видимому, единственного места во всем мире, где мог чувствовать себя в полной безопасности. И одновременно я находился в городе, в котором мне грозила самая большая опасность, как бы абсурдно это и не звучало на первый взгляд.

С огромным трудом я заставил себя еще раз встать, волоча ноги, подошел к чемоданам и раскрыл их. Под бельем я нашел обе шкатулки и едва ли не с благоговением открыл крышку одной из них.

Изнутри шкатулка была обшита синим бархатом, на котором лежали три маленьких невзрачных пятиконечных звездочки из пористого серого камня. Они казались лишь ненамного больше золотого доллара, а на их поверхности был вырезан грубый рисунок — неправильный ромб, в середине которого находился столб пламени, который — если на него долго смотреть — казалось, колебался из стороны в сторону, совсем как настоящий.

Кончиками пальцев я осторожно вынул две звезды и положил их на пол перед дверью и перед единственным окном. Только после этого я вернулся к своей кровати и лег на смятые простыни.

Едва я закрыл глаза, как вспомнил, что забыл сходить в ванную. Следовало проверить, нет ли там окон или запасного выхода; я не мог позволить себе ни одной неосторожности.

Шатаясь от усталости и полузакрыв глаза, я подошел к ванной, открыл дверь и шагнул вперед.

То, что в ванной нет пола, я заметил, только когда моя нога попала в пустоту, и я, беспомощно размахивая руками, провалился вниз. Мимо меня промелькнули растрескавшиеся стены, и мой собственный крик эхом отозвался в ушах. Я отчаянно выбросил руки в стороны, почувствовал что-то твердое и изо всех сил уцепился за него.

От сильного рывка руки чуть не выскочили из плечевых суставов. Я закричал от боли, когда мое тело потряс второй, еще более сильный рывок. Мои ладони заскользили по грубому дереву, грозя потерять опору; пальцы из последних сил уцепились за балку. Большая щепка распорола правую ладонь от большого пальца до запястья, мои ногти обломались, а от крови балка стала такой влажной, что я вновь начал с нее соскальзывать. Собрав последние силы, я передвинулся на руках вперед, стараясь не обращать внимания на боль. При каждом движении щепка как нож все глубже вонзалась в мое запястье. Наконец мне удалось крепко ухватиться за балку, выступавшую из стены над моей головой.

Я закрыл глаза и несколько секунд висел, хватая ртом воздух.

Затем я решился открыть глаза и осмотреться.

От того, что я увидел, мое сердце болезненно сжалось.

Балка, за которую я уцепился в последний момент, — это было все, что осталось от пола ванной комнаты. Потолочное перекрытие обрушилось, возможно, еще много лет тому назад, при этом оно увлекло за собой все оборудование маленькой комнаты. Из стен выступали расплющенные остатки свинцовых труб, похожие на сцепившихся в смертельной схватке змей. Даже балка, на которой я висел, сохранилась всего лишь на треть. Если бы я упал на десять сантиметров дальше, мои руки пролетели бы мимо нее.

Мои ноги болтались над пропастью глубиной в три этажа. Обрушился не только пол ванной комнаты — обломки пробили и все находившиеся ниже этажи. Образовалась своеобразная жуткая шахта, доходившая до самого подвала.

А на самом ее дне что-то шевелилось!

Я не мог хорошенько рассмотреть, что это было. Темнота подо мной вздымалась и дрожала, словно там струилась блестящая черная масса, и мне даже показалось, что оттуда доносится тихое, неприятное шипение.

В моих ладонях возникла острая, пульсирующая боль. Я оторвал взгляд от вздымавшегося подо мной мрака, сжал зубы и попытался, подтянувшись на руках, вскарабкаться на балку.

Но попытка не удалась.

Резкая боль пронзила мышцы моего плечевого пояса. Боль была такой ужасной, что я чуть не разжал руки и только в самый последний момент сумел удержаться на балке. Это движение еще глубже загнало щепку в ладонь. Я вскрикнул и как сумасшедший начал дрыгать ногами. К счастью, в последний момент до меня дошло, что если я поддамся панике, то упущу свой последний шанс.

Если бы я лучше владел магическим искусством, то, наверное, смог бы спастись без особого труда. Однако я находился лишь в самом начале пути. Таинственное наследие отца открывалось мне постепенно. И сейчас приходилось рассчитывать лишь на свои собственные силы.

Итак, я подождал, пока мои мышцы перестанут походить от напряжения на раскаленные канаты. Потом снова сжал зубы, очень медленно разжал правую руку и попытался поднять ее, чтобы освободить от вонзившейся в нее щепки. От боли у меня на глаза выступили слезы. Теплая липкая кровь потекла вниз по руке, но я не прекратил движения, сжал зубы и наконец освободил руку от занозы.

Медленно, очень медленно перебирая руками, я переместился вдоль балки к открытой двери. Расстояние оказалось не слишком велико — возможно, около тридцати дюймов, — но с таким же успехом это могли бы быть и тридцать миль. Мои мышцы отказывались мне служить. Казалось, что пропасть подо мной тянула меня за ноги, словно незримая кильватерная струя, остающаяся позади судна.

И тут я услышал шум.

В первый момент он напоминал низкий мучительный стон, потом превратился в противное чавканье и чмоканье, и вслед за этим ко мне прикоснулось нечто влажное и скользкое. Скользкое и ощупывающее, как будто…

Да, как будто что-то ползло ко мне вверх!

У меня с губ сорвался пронзительный крик, когда я посмотрел в глубину.

Пропасть подо мной была теперь уже отнюдь не пуста!

То, что я принял за темноту, в действительности оказалось гигантской, извивающейся массой из черных тел, клубком вьющихся змей и щупалец, вздымавшихся и дрожавших подо мной, как черная лава, которая поднимается вверх из жерла вулкана.

Пока я смотрел вниз, от массы отделились два или три щупальца и попытались неверным, дрожащим движением схватить меня!

Я вскрикнул и, перебирая руками, устремился из последних сил к двери.

Но я оказался недостаточно быстр. Толстое щупальце, покрытое рубцами и язвами, пролетело мимо меня, изогнулось как бы в издевательском поклоне и с силой ударило по открытой двери. От удара дверь затрещала и захлопнулась.

В то же мгновение что-то почти нежно коснулось моей правой ноги.

Я взревел от испуга и отвращения и в отчаянии вырвал, ногу. Я почувствовал сильный рывок, сопровождающийся жжением, как будто моя кожа соприкоснулась с едкой кислотой. Черные тени начали хватать мои ноги, а щупальце, захлопнувшее дверь, медленно двинулось к моему лицу. Там, где оно прикасалось к деревянной балке, начал виться тонкий дымок.

Я решил поставить все на карту. Забыв об опасности и боли, я еще раз напряг мышцы, раскачался и все-таки залез на балку.

Бьющиеся щупальца подо мной ударили в пустоту. Мне даже показалось, что я услышал разъяренное, разочарованное шипение, и в ту же секунду клокотание черной массы усилилось. Как страшная приливная волна на меня устремился целый лес из бьющихся отвратительных отростков и дрожавших нервных волокон. Одновременно щупальце, которое обвилось вокруг моей балки, взвилось вверх и ударило меня в лицо.

Я пригнулся, при этом чуть не потерял равновесие и не рухнул вниз и инстинктивно прикрыл лицо рукой.

У меня возникло ощущение, как будто я ударил по мягкому, отвратительно теплому желе. Ладонь пронзила жгучая боль, а рукав пиджака задымился.

Но мой удар отбросил щупальце назад.

На мгновение я мог перевести дух. Выпрямившись, я расставил руки в стороны и сделал осторожный шаг по направлению к закрытой двери.

Из глубины вырвалась черная тень, плетью обвилась вокруг моей ноги и дернула. Я наклонился в сторону, потерял равновесие, ударился о балку и чуть было не соскользнул с нее. Инстинктивно я уцепился за балку, но щупальце с невероятной силой сжимало мою ногу, и я чувствовал, как меня безжалостно стягивают вниз. Казалось, что моя правая ступня объята пламенем. Воздух наполнился запахом горящей материи и обугленного мяса.

Вдруг я услышал крик. Где-то надо мной что-то упало, потом от удара ноги дверь распахнулась, и в дверном проеме появилась сгорбленная фигура.

— Помогите! — прохрипел я. — Быстрее же — помогите мне!

С отчаянием обреченного я отпустил одну руку от спасительной балки и вытянул ее в направлении человека, одновременно почувствовав, как щупальце еще на один дюйм стащило меня вниз. Чавканье и чмоканье подо мной зазвучали громче и плотояднее.

Но незнакомец и не думал хватать мою вытянутую руку. Вместо этого он повернулся, бросился прочь и исчез на страшный, бесконечный миг из поля зрения. Затем он появился вновь, ухватился левой рукой за дверную раму и наклонился вперед. Черное змеиное туловище метнулось в сторону незнакомца и попыталось обвиться вокруг его ног.

Но человек не обратил на это никакого внимания. Он швырнул в глубину что-то маленькое, серое.

В течение полусекунды все оставалось по-прежнему. Потом по зданию пробежала ощутимая дрожь. Как гейзер, из глубины ударил серый, дурно пахнущий пар, от которого у меня мгновенно перехватило дыхание, а смрад от обуглившегося мяса стал просто невыносим. Щупальце дернулось, отпустило мою ногу и растворилось в кипящей жидкости, в которую стремительно превратилась темная масса.

Я закашлялся. Мои силы иссякали. Я еще успел почувствовать, как моя рука медленно разжалась и отпустила балку, и потом мне показалось, что незнакомец с испуганным криком бросился вперед и схватил меня за руку.

А затем я окончательно потерял сознание.

* * *

Когда я очнулся, то почувствовал, что кто-то возится с моей рукой, причиняя мне при этом сильную боль.

Я заморгал глазами, попытался встать и одновременно отдернуть руку, чтобы страшная боль наконец прекратилась, но не смог сделать ни того, ни другого. Кто-то мягко оттолкнул меня назад и бережно, но крепко взялся за мое правое запястье. В моих висках отдавалась тупая боль, пульсирующая в одном ритме с ударами моего сердца.

— Лежите спокойно, — произнес чей-то голос. — Это продлится недолго.

Я повиновался, сжал зубы и открыл глаза, лишь когда новая, резкая боль пронзила мою руку.

Я лежал на кровати в своем номере. Ставни были открыты, и солнечный свет болезненно ярко бил в глаза. Поэтому в первый момент я увидел человека, сидевшего рядом со мной на краю кровати, лишь как размытую тень на фоне ярко освещенного окна.

Боль в руке внезапно прекратилась, а грохот молота под моей черепной коробкой снизился до терпимого уровня. Мелькавшая перед взором пелена рассеялась.

Мужчина отпустил мою руку, выпрямился и улыбнулся. И тогда я узнал его.

Это был тот самый незнакомец, который появился в самый последний момент и вытащил меня из шахты. Его светлые, доходившие почти до плеч волосы и лицо с тонкими чертами я увидел, прежде чем сознание покинуло меня.

Я еще раз попытался сесть, и на этот раз мой спаситель не препятствовал этому.

— Вы… вы спасли мне жизнь, — сказал я смущенно и почему-то снова почувствовал легкий страх. По мере того как из головы уходила тупая, давящая боль, ко мне возвращались воспоминания.

Непроизвольно я повернул голову и посмотрел на дверь ванной комнаты. Она снова была закрыта, но широкая трещина, как огромная пасть, нахально ухмылялась мне. У меня по спине пробежала дрожь.

Незнакомец проследил за моим взглядом, а когда я вновь посмотрел на него, то заметил в его глазах странную смесь приветливости и озабоченности.

И вообще он производил впечатление очень кроткого человека. Его лицо было нежным, как у девушки, а взгляд удивительно мягким. В первый момент я принял его за мальчика лет семнадцати, может быть, восемнадцати лет. Но потом я заметил у него тонкие морщинки возле рта, а заглянув в его глаза, понял, что он был старше меня. На вид ему можно было дать лет двадцать.

Внезапно я осознал, что слишком пристально рассматриваю своего спасителя. Я смущенно опустил взгляд и попытался встать с кровати. От неожиданного движения мои мышцы пронзила сильная колющая боль.

Мой взгляд скользнул по обнаженной кромке правой штанины, что тут же заставило меня вспомнить о страшной боли и о невыносимом смраде горелого мяса.

Я испуганно наклонился вперед, засучил штанину и осмотрел свою ногу.

Кожа под обуглившимся материалом брюк оказалась невредимой и розовой, как у новорожденного. Несколько секунд я, не веря своим глазам, смотрел на ногу, потом выпрямился, рывком поднес к глазам правую ладонь и повернул ее.

На моем запястье виднелась лишь тонкая красная линия меньше царапины. От раны, которую нанесла моей руке щепка, не осталось и следа.

Все еще не веря собственным глазам, я опустил руку и широко раскрытыми глазами посмотрел на моего спасителя.

— Что… что вы… сделали? — выдавил я из себя. По лицу моего визави пробежала быстрая, почти озорная улыбка.

— Ничего такого, чего вам следовало бы бояться, — ответил он. — Вы довольно серьезно поранились. Я должен был вам помочь.

— Но это… — я запнулся, поочередно посмотрел на свою руку, а затем на ногу и недоверчиво покачал головой. — Но это же невозможно! — прошептал я. — Это же настоящее чудо!

— С этим словом следует быть поосторожнее, — сказал мой спаситель, и в его голосе прозвучала странная серьезность, которую я не мог себе объяснить. — Я не сделал ничего такого, что нельзя было бы объяснить. Но это будет слишком сложным, если я попытаюсь сделать это прямо сейчас. Вы впервые в этом городе?

Прошло несколько секунд, прежде чем мне удалось проследить за ходом его мысли.

— Да, — ответил я. — Я… прибыл сегодня утром. Как вы догадались?

— Я видел ваш багаж, — ответил мой собеседник. — Но я спрашиваю себя, почему вы не поселились в гостинице? Судя по вашей одежде, вряд ли вам необходимо спать в заброшенном доме. Или вы скрываетесь?

— Но я же и так нахожусь в го… — начал я, но тут же запнулся и с внезапно охватившим меня страхом огляделся. До сих пор я был слишком растерян и оглушен, чтобы действительно обратить внимание на окружавшую меня обстановку.

Я находился в своем гостиничном номере, как я уже и говорил, и в то же время — нет. Помещение, в котором мы находились, было тем же самым. Но как же оно изменилось! Серые и совершенно запущенные стены, повсюду болтаются куски отклеившихся обоев. Во многих местах сквозь них проглядывала голая штукатурка или серая, изъеденная плесенью кирпичная кладка. Пол провалился, доски вздулись и треснули от старости, а через незастекленные окна внутрь врывался ветер. Кровать, на которой я очнулся, представляла собой настоящую развалюху. Скособочившись, как потерпевший крушение корабль, она стояла всего лишь на трех ножках и была прикрыта истлевшими, серыми лохмотьями.

Я озадаченно посмотрел на своего спасителя.

— Но это же… невозможно, — пробормотал я. — Эта комната была… была в полном порядке, когда я поднялся наверх.

— Видимо, вы выпили какую-то дрянь сегодня ночью, — возразил он, улыбаясь, но тут же вновь стал серьезным. — Я не знаю этот дом, — сказал он, — но если судить по его состоянию, то он заброшен уже как минимум лет десять.

— Но он же был в полном порядке, когда я пришел сюда! — запротестовал я. — Я зарегистрировался в администраторской, получил от портье ключ от этой комнаты и…

Я не стал продолжать, когда увидел выражение его глаз.

— Вы… не верите ни одному моему слову, да? — тихо спросил я.

Мой собеседник заколебался. Он бросил нервный взгляд на дверь ванной комнаты и снова повернулся ко мне.

— Не знаю, что и подумать, — произнес он наконец. — После того, что я видел там внутри, кажется, здесь возможно все, что угодно.

Его слова напомнили мне еще кое-что. Я быстро подошел к двери, поднял маленький, пятиконечный камешек, который положил перед порогом для защиты, и сунул его к себе в карман. Потом я повернулся и направился к окну, чтобы забрать второй камешек, но не нашел его.

— Если вы ищете свою Соггот-звезду, — спокойно сказал незнакомец, — то я должен вас разочаровать.

Я оцепенел. Его голос не изменился, он звучал все также приветливо и мягко, но тем не менее мне показалось, что в нем появились нотки недоверия, почти настороженности.

Подчеркнуто медленно я повернулся и посмотрел на него.

— Что… вы имеете в виду? — спросил я, растягивая слова.

Собеседник улыбнулся.

— Боюсь, что она пропала, — спокойно сказал он. — Мне пришлось пожертвовать ею, чтобы спасти вашу жизнь.

Я помолчал несколько секунд, пристально глядя на него и тщетно пытаясь найти подходящую отговорку. Внезапно я снова вспомнил, как он что-то швырнул в глубину шахты за несколько секунд до того, как чудовище исчезло.

— Вы… знаете тайну этих камней? — осторожно спросил я.

— Конечно, — ответил он. — Если бы это было не так, то я вряд ли смог бы прийти вам на помощь, не правда ли? — В темных глазах моего спасителя вспыхнули недоверчивые огоньки. — Кто вы такой, что таскаете с собой шесть Соггот-звезд и целую коллекцию магических предметов?

— Вы… — мой взгляд упал на раскрытые чемоданы, которые стояли рядом с кроватью. Их содержимое находилось в полном беспорядке, а часть вещей была разложена на полу. — Вы обыскивали мой багаж?

Незнакомец кивнул.

— Конечно. Я предпочитаю знать, с кем имею дело. А вы разве нет?

— Я тоже, — ответил я значительно менее приветливо, чем до сих пор… — Например, хотел бы понять, кто вы?

Молодой человек улыбнулся.

— Тот, кто спас вам жизнь, — ответил он. — И если вам этого еще недостаточно, то называйте меня Шэннон.

— Шэннон? — повторил я. — Это ваше имя или фамилия?

— Просто Шэннон, этого достаточно, — он миролюбиво поднял ладонь. — А теперь оставьте этот вздор. Я вам не враг. Скорее, все выглядит так, что у нас с вами общие враги.

Он кивнул в сторону ванной и встал. Я заметил, что он ниже меня ростом, но очень пластичен, а его движения полны энергии. Его хрупкая фигура и нежный овал лица просто создавали обманчивое впечатление.

— А как вас зовут, собственно говоря? — внезапно спросил он. — Я не нашел при вас никаких документов.

Я уже собирался честно ответить ему, как вдруг что-то в моей душе воспротивилось этому.

— Джефф, — сказал я, — Джефф Уильямс.

— Мы должны постараться поскорее выбраться из этого дома, Джефф, — сказал он. — Кто-нибудь мог слышать ваши крики. А я не уверен, что оно действительно уничтожено. Пока мы остаемся в этом городе, нам грозит опасность.

— Оно? — повторил я. — О чем вы говорите? Губы Шэннона непроизвольно дрогнули.

— Да прекратите вы! — сердито сказал он. — Я нашел заметки о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ в вашем чемодане. У вас есть магические камни, и вас чуть было не сожрал Шоггот, когда я вас нашел, и вы хотите убедить меня в том, что не знаете, о чем я говорю?

Несколько секунд я все еще нерешительно смотрел на него, но потом отбросил все свои сомнения и смущенно улыбнулся.

— Вы правы, Шэннон, — сказал я. — Сожалею. Я… не привык открыто разговаривать с кем-либо на эту тему, понимаете? Я направляюсь в университет Мескатроник, чтобы встретиться там с одним человеком.

— Университет? — Шэннон на мгновение задумался. — Почему бы нет? — сказал он наконец. — Похоже, сейчас это единственное место, где мы будем в безопасности. Оно вернется, если мы останемся здесь в городе. Вы не возражаете, если я буду сопровождать вас, Джефф?

— Разумеется, нет, — поспешно ответил я. Шэннон кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Кажется, у нас не только общие враги, но и общие интересы. Я… нахожусь в городе по той же причине, что и вы. Я ищу одного человека.

— Да? — сказал я. Пройдя мимо него, я начал собирать свои вещи и складывать их в чемодан. — И кого же?

Шэннон опустился рядом со мной на корточки и начал собирать второй чемодан.

— Одного друга, — ответил он. — Но вы его не знаете, если вы не из Аркхема.

— Может быть, я все-таки смогу вам помочь, — сказал я. — Я знаю некоторых влиятельных людей из университета. Вы могли бы навести о нем справки. Как зовут вашего друга?

Шэннон на мгновение замер, посмотрел мне в глаза и снова улыбнулся.

— Крейвен, — сказал он. — Роберт Крейвен.

* * *

— Вы получили сообщение от Шэннона?

Голос Де Вриса звучал как всегда неприятно и резко, и в нем слышались нетерпеливые, требовательные нотки, к которым Некрон не привык и которые вызвали в нем приступ ярости. Де Врис вошел в его комнату, не постучав, и при этом Некрон заметил двух охранников из его личной гвардии, которые замерли перед дверью в коридоре. К тому же на поясе у визитера висел обнаженный меч.

В обычных условиях одного-единственного из этих трех нарушений этикета было бы достаточно, чтобы изгнать Де Вриса из крепости или даже убить его. Но условия были необычными, да и Де Врис слыл могущественным человеком. Но не благодаря своим умениям и способностям, а благодаря той силе, которая стояла за ним. Некрон долго размышлял, стоило ли вообще заключать с ним сделку. Но цена, которую Де Врис предлагал в качестве вступительного взноса в их союз, была слишком заманчивой. А сила, стоявшая за ним, была слишком неизвестной и не поддающейся учету, чтобы сделать ее своим врагом.

Во всяком случае на данный момент.

— Нет, — ответил Некрон с некоторой задержкой. — Наберитесь терпения, Де Врис. Он добрался до Аркхема, но ему потребуется время, чтобы найти Роберта Крейвена. Не забывайте, что он сын могущественного волшебника.

Де Врис недовольно сжал зубы, что еще больше усилило хищное выражение его лица.

— Зачем тогда вы вызвали меня? — спросил он.

Некрон нахмурился, откинулся на спинку стула и кивнул на свободный стул на другом конце стола. Де Врис неохотно сел.

— Произошло нечто, — начал Некрон. — Нечто, что, возможно, сделает сотрудничество наших обеих групп важным, как никогда прежде.

— Да? — процедил сквозь зубы Де Врис. — И что же? Обрушилось небо?

— Может быть, — совершенно серьезно ответил Некрон. — А может быть, и кое-что похуже. Вы мне говорили, что уполномочены вести переговоры от имени влиятельных членов вашей группы и можете принимать решения. Это так?

— Разумеется, — бросил Де Врис. — Но…

Некрон прервал его нетерпеливым жестом. Взгляд его старых колючих глаз стал еще серьезнее, и в них появилось нечто — выражение такой озабоченности и — да, почти страха, — что действительно заставило Де Вриса замолчать.

— Я полностью осознаю риск того, что сейчас делаю, — продолжал Некрон. — Но, боюсь, у меня просто не остается другого выбора. До сих пор наши группы сосуществовали рядом, и никто не нарушал интересов другого. Но сейчас произошло нечто, что заставляет нас сотрудничать как равноправных партнеров.

Некрон старался говорить ровным голосом, но тем не менее ему не удалось скрыть триумф, когда он произносил последнюю фразу.

Де Врис уставился на него.

— Как… равноправных партнеров? — переспросил он. — Означает ли это, что вы хотите отклонить прием в наши ряды? Сейчас, когда вы получили все, что мы вам обещали? Вы хотите нас обмануть?

— Не обмануть, — мягко поправил Некрон. — Но обстоятельства изменились, Де Врис. До сих пор вы были сильнее, чем мы, хотя этот вопрос так никогда и не был прояснен до конца.

Де Врис вздрогнул. От него не ускользнула угроза, прозвучавшая в словах лысого старика. Но он промолчал.

— Но теперь мы можем предложить нечто, делающее нас равноправными партнерами, — продолжал Некрон. — Вы по-прежнему превосходите нас числом и силой, но у нас есть то, что с лихвой компенсирует этот изъян.

Де Врис грубо рассмеялся.

— И что же это такое?

— Информация, — ответил Некрон. — Знание, Де Врис. Знание. Знание, которое может спасти наши жизни. А может быть, и всю человеческую расу.

Де Врис снова рассмеялся, но его смех прозвучал не так уверенно. Казалось, он почувствовал, что Некрон говорит серьезно.

— Говорите, — сказал он наконец.

Некрон кивнул.

— Я сделаю это, Де Врис. Я хотел лишь прояснить ситуацию. Тем самым я открываю вам одну из самых сокровенных тайн нашего братства. Вы когда-нибудь… — он немного помедлил и затем продолжил, не глядя на темноволосого фламандца: — Вы слышали о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, Де Врис?

Де Врис задумался на мгновение и затем отрицательно покачал головой.

— Никогда. Кто они такие?

Некрон сделал вид, что не слышал его вопроса.

— Я хочу рассказать вам одну историю, которая передавалась из поколения в поколение членами нашего братства. После этого вы лучше поймете, что я имею в виду.

Он немного помолчал, откинулся на спинку стула, нервно облизал кончиком языка губы и начал рассказывать тихим, монотонным голосом.

* * *

— Мир был молод, а свет Солнца еще не породил жизнь, когда они пришли с далеких звезд.

Они были богами, огромными существами, неописуемо злобными и лишенными всех чувств, кроме ненависти, и несущими смерть.

Они явились из царства теней и ступили на Землю, которая была пустынна и мертва. И они завладели ею, как до сих пор завладевали тысячами миров, иногда на короткое время, иногда на века, прежде чем снова вернуться в свое холодное царство среди звезд, чтобы высматривать новые миры, над которыми они могли бы установить свое чудовищное господство.

Они — это те, имена которых нельзя было произносить вслух, если не хочешь накликать их на свою голову и заплатить страшную цену за их появление.

Только обладающие истинными знаниями могли отважиться вызывать их, но им следовало быть начеку.

Они называли сами себя ВЕЛИКИМИ ДРЕВНИМИ и были суровыми, богохульствующими богами, или по меньшей мере существами, сила которых равнялась силе богов.

Во главе всех стоял Стульху, восьминогий властелин ужаса и призраков, существо, родной стихией которого было море, которое, однако, так же легко могло перемещаться по суше и по воздуху.

Помогали ему обладавшие ненамного меньшей силой и злобностью Йог-Сотот, все—в—одном—и—одно—во—всем, азотот, пускающий—пузыри—в—центре—бесконечности, Суддэ-мэлл, вечно—погребенный и Властелин—Земли и мрачного—царства—пещер, Суб-ниггурат, черная—коза—с—тысячью козлятами, и, наконец, Ниаральатонн, бестия—с—тысячью—рук.

А также другие существа, обладавшие меньшей силой, но такие же ужасные в гневе, как и боги: Вендиго, бродящий—по—чердакам, Глааки, рожденный—кометой…

Число им — легион, и каждый в отдельности был достаточно страшен, чтобы быть богом. В течение многих веков они царствовали на Земле, а чтобы проявлять свою власть, они создали из запретной протоплазмы множество страшных существ, отвратительных тварей, образу которых они могли придать любую форму и которые стали их руками, ногами и глазами.

Но как бы могущественны ни были ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ, они обладали плохим предвидением.

Миллионы лет они царили на Земле и не заметили, что те твари, которых они сами же и создали, начали восставать против них и строить планы против их господства.

Потом началась война.

Угнетенные народы Земли, и прежде всего согготы, которых ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ сами же и породили, восстали против суровых богов и попытались сбросить их гнет. Земля пылала, война гигантов превратила ее поверхность в пустыню за одну-единственную огненную ночь.

ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ победили, однако при этом они использовали силы, злоупотреблять которыми было запрещено даже им. Их кощунственные действия заставили явиться со звезд более сильных богов, старших богов, которые с древних времен пребывали в состоянии сна в районе звезды Бетельгейзе и во сне следили за радостями и горестями всей Вселенной.

Они призвали ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ прекратить свои действия, так как это могло повредить самому Творению.

Но опьяненные властью ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ не прислушались даже к этому последнему предупреждению и восстали против старших богов, и снова началась война, ожесточенная борьба между теми, которые явились со звезд, и теми, которые продолжали там жить.

Даже лик Солнца потемнел, когда столкнулись силы света и тьмы. Один из десяти миров, вращавшийся на своей орбите вокруг Солнца, раскололся на миллионы осколков, а Земля превратилась в шар из раскаленной лавы.

В конце концов старшие боги победили, но даже их силы не хватило, чтобы уничтожить ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, так как то, что не живет, не могут убить даже боги.

И тогда они изгнали ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ с поверхности этой опустошенной звезды.

Стульху утонул вместе со своим домом в Эрлайе и уже много веков покоится на дне моря.

Суддэ-мэлл был проглочен огненной лавой и скалами, а все остальные твари и существа рассеялись по всему свету и оказались в самых мрачных темницах по ту сторону действительности.

С тех пор прошло два раза по сто миллионов лет, и в течение двухсот миллионов лет они ждут, так как не может умереть то, что вечно, пока смерть не победит время…

* * *

Долгое время после того как Некрон закончил свой рассказ, в маленькой комнате царило молчание. Старик говорил очень медленно, постоянно делая длинные паузы, во время которых его дух, казалось, бродил где-то далеко от действительности. Солнце над крепостью уже зашло; в каморку проникли темнота и холод, и казалось, что вместе с ними в помещение проникла туманная дымка, окутавшая двух таких разных людей и похожая на жуткое, беззвучное эхо слов Некрона.

Де Врис выпрямился на стуле и посмотрел на Некрона проницательным взглядом. Рассказ старого колдуна произвел на него более сильное впечатление, чем ему самому хотелось бы признать. Он чувствовал странное беспокойство, которое не мог объяснить. Казалось, что слова старика задели в нем, разбудили глубоко спрятанное знание, которое всегда было при нем и о котором он даже не подозревал.

— Это довольно… интересно, — нарушил наконец Де Врис гнетущее молчание, которое возникло между ними. — Поистине пугающая история, Некрон. Почему вы рассказали ее мне?

Прежде чем ответить, Некрон некоторое время молча смотрел на него, и в его глазах было такое выражение, от которого скверное самочувствие Де Вриса еще больше ухудшилось.

— Потому что это больше, чем просто история, — сказал он наконец. — Это правда, Де Врис. Все произошло именно так, как я вам рассказал. А также многое другое.

Де Врис сделал судорожное глотательное движение.

— Даже… даже если все было так, — нервно сказал он. — Почему вы рассказываете мне все это, Некрон? Какое мне дело до историй о существах, которые вот уже двести миллионов лет как мертвы?

— Не мертвы, — поправил его Некрон. — Не может умереть то, что вечно, пока смерть не победит время, — повторил он последние слова своего рассказа. — Они всего лишь спят, Де Врис. Они спят и ждут.

— И вот…, — начал Де Врис, запинаясь. В его душе рос страх. — Что… что вы имеете в виду? Говорите!

— И вот, — сказал Некрон и шумно вздохнул, — время ожидания для них закончилось, Де Врис. Они начали просыпаться.

* * *

Уже был почти поддень, когда мы отправились в университет Мескатроник.

Мой новый спутник помог мне доставить мой багаж из заброшенного дома в настоящую гостиницу Аркхема, находившуюся напротив развалин на другой стороне улицы. И тогда я впервые увидел дом таким, каким он был на самом деле: настоящие руины, заброшенные десять или более лет тому назад, в которых обитали лишь крысы и пауки.

Лестница, по которой я недавно поднимался наверх, во многих местах прогнулась, перила треснули, и даже на ступенях во многих местах зияли дыры. Теперь мне казалось просто чудом, что я не сломал себе шею еще по пути в тот кошмарный номер.

Зал, в котором я регистрировался и разговаривал со стариком, — нет, думал, что разговариваю, так как в действительности не было ничего того, что мне привиделось, — оказался большим помещением, засыпанным обломками и мусором. Потолок с одной стороны обрушился, так что взгляд беспрепятственно проникал до дырявой крыши.

Мираж. Все оказалось ничем иным, как иллюзией; ложь и обман, один из излюбленных приемов наших врагов.

Сейчас, задним числом, для меня казалось загадкой, почему я не заметил ловушку. Кто-то или что-то, видимо, подействовало на мои притуплённые чувства и блокировало мои магические способности.

Только в гостинице я действительно осознал, как близко находился к смерти (или, возможно, к чему-то еще более страшному). Если бы Шэннон не появился буквально в самый последний момент, то вместо запланированного свидания с Говардом я нашел бы преждевременный конец в могиле.

Я быстро переоделся и вновь спустился в вестибюль, где меня уже ожидал Шэннон, который, как оказалось, тоже снял номер в этой гостинице. Когда я спускался по лестнице, он стоял у администраторской и беседовал с портье.

Заметив, что я подошел, он прервался на полуслове, попрощался с озадаченным служащим и показал на улицу.

— Отправляемся в путь, — сказал он. — До университета довольно далеко.

Я кивнул, вышел через вращающуюся стеклянную дверь на тротуар и с любопытством огляделся. Город проснулся: то тут, то там кто-то спешил, ссутулившись, по тротуару или по проезжей части улицы, один единственный автомобиль с оглушительным грохотом медленно полз по разбитой мостовой, а ветер доносил жалобный звон колокола.

И тем не менее город казался каким-то парализованным, как будто от страха.

— Нашли вы своего друга? — осведомился я, когда Шэннон также вышел из гостиницы и остановился рядом со мной.

Шэннон отрицательно покачал головой.

— К сожалению, нет. Для него заказан номер в этой гостинице, но он, похоже, еще не прибыл. Портье тоже точно не знает, когда он прибудет.

Я с беззаботным видом кивнул. В гостинице я зарегистрировался под чужим именем, а на любопытные вопросы Шэннона ответил, что приехал из Нью-Йорка и хочу посетить своего товарища по учебе, проживающего здесь в Аркхеме.

Он поверил в мою историю, а гнусавый нью-йоркский слэнг, на котором я говорил большую часть своей юности, все еще легко срывался с моего языка. К тому же магическое наследие отца позволяло мне сразу распознавать, обманывает меня мой собеседник или говорит правду. Кроме того, я обладал просто невероятным талантом убеждения, возможно, он тоже был частью моего магического дара, доставшегося мне в наследство.

Говард однажды заметил, что считает меня способным занять пост Президента Соединенных Штатов. Я и до сегодняшнего дня не уверен, что он произнес эти слова в шутку.

В настоящий момент я испытывал радость от того, что обладаю таким даром. Шэннон рассказал мне о себе далеко не все, а мне все-таки требовалось побольше узнать о человеке, который утверждает, что он мой хороший друг, и которого я увидел сегодня утром впервые в жизни.

Мы отправились в путь. Солнце поднялось выше и посылало свои лучи на холмы Новой Англии, но мне было по-прежнему холодно. Я заметил, что и Шэннон засунул руки в карманы брюк и шагал, подняв плечи и слегка наклонившись вперед, как будто он мерз. У меня появилось такое чувство, словно что-то выползает из тени и проникает в наши души, заставляя их каменеть. Шэннон часто поднимал голову и быстро и почти затравленно оглядывался по сторонам. Было заметно, что он нервничает.

— Далеко еще до университета? — спросил я, скорее не из-за любопытства, а просто, чтобы хоть что-то сказать.

— Две—три мили, — ответил Шэннон, подумав. — Во всяком случае, так утверждает портье, — он ухмыльнулся. — Надеюсь, он не такой зловредный, как тот, с кем вы столкнулись сегодня утром, Джефф

Я взглянул на него со смешанным чувством печали и смущения.

— Вы все еще не верите мне, да?

Шэннон пожал плечами.

— Если быть честным, то я и сам не знаю, — ответил он. — Вы… странный, Джефф. Обычно я сразу знаю, с кем имею дело. Вы же являетесь для меня настоящей загадкой.

— Спасибо. Вы для меня тоже, — возразил я. — Но тем не менее — почему бы нам не оставить это глупое “вы”? Все-таки у нас много общего.

Шэннон кивнул.

— Охотно, Джефф. Однако ваша… твоя история мне не очень нравится. Как ты вообще попал в этот дом?

— Я искал гостиницу. Если бы я мог кого-нибудь расспросить, но город был мертвый.

Шэннон хрипло рассмеялся.

— Аркхем… не совсем обычный город, понимаешь? — сказал он. — Я в первый раз здесь, но я много слышал об этом городе. И о его жителях.

— И что же именно? — поинтересовался я.

Шэннон на мгновение умолк, и я почувствовал, что он уже сожалеет, что вообще затронул эту тему.

— То да се, — сказал он наконец уклончиво. — Чужаки избегают этот город, а его жителей не любят. И те в свою очередь не любят чужаков.

Неожиданно он остановился и показал направо. Прямо перед нами улица разветвлялась на широкую, хорошо мощеную проезжую дорогу и узкий переулок, которыйчерез несколько десятков шагов заканчивался перед деревянными мостками. Я даже и не заметил, что мы приблизились к реке.

— Река Мескатроник, — пояснил Шэннон. — Университет находится на другом берегу, до него еще добрая миля. Но мы можем сократить путь, если здесь пересечем реку. Там внизу есть лодка, которой может пользоваться каждый, при условии, что вернет ее в исправном состоянии.

“Для человека, который в первый раз в Аркхеме, он знает очень много”, — подумал я. Но и на этот раз промолчал, а лишь кивнул и последовал за ним к реке.

Мескатроник оказался шире, чем я предполагал. На карте, которую я изучал во время трехнедельного плавания из Англии в Северную Америку, он представлял собой тонкую, едва заметную линию — сейчас же оказалось, что это могучая река шириной почти в полмили, с удивительно быстрым течением. Нас встретил могучий рокот воды, а когда я спустился на мостки, то увидел на поверхности реки множество водоворотов, под которыми угадывались опасные, острые камни.

С поверхности воды нам в нос ударил прохладный, немного затхлый запах. Рядом с мостками на волнах покачивалась маленькая гребная шлюпка, не внушавшая особого доверия.

Без лишних слов Шэннон спрыгнул в лодку. Расставив ноги и раскинув руки, он постарался удержать равновесие, а затем, улыбнувшись, сделал мне знак, чтобы я последовал его примеру. В этот момент он особенно сильно был похож на большого веселого ребенка.

И одновременно я отчетливее чем когда-либо почувствовал, что за его нежным, как у девушки, детским лицом, скрывается какая-то тайна.

И возможно, смертельно опасная для меня.

Я последовал за ним — значительно менее элегантно, но зато надежнее, сел на скамью напротив него и молча взялся за одно из двух весел. Шэннон схватил второе и отвязал канат.

Течение оказалось сильнее, чем я думал, и нам сразу потребовалось напрячь все наши силы, чтобы удержать лодку и не позволить ей слишком далеко отклониться от курса.

Хорошо, что мне не нужно было разговаривать с Шэнноном. Я продолжал ломать голову над тем, как помешать ему узнать мою настоящую фамилию, когда мы доберемся до университета.

Что-то подсказывало мне, что для меня очень важно, чтобы мой спутник не узнал, кто я.

Может быть, даже жизненно важно.

Шэннон был озадачен. Впервые в его жизни ему встретился человек — конечно, не считая Мастера, — которого он не мог разгадать.

Утром он пытался это сделать снова и снова, помогая Джеффу уложить одежду в чемоданы, и раньше, когда тот лежал без сознания на кровати, и потом, когда они шагали рядом по тихим улицам Аркхема.

Результат постоянно оставался одним и тем же.

Нулевым.

Казалось, что он наталкивался на невидимую стену всякий раз, когда он пытался заглянуть Джеффу в душу, прочесть его мысли и узнать, кто же в действительности этот спасенный им человек.

На миг у него возникло подозрение, а не является ли Джефф именно тем человеком, которого он должен был отыскать. Но эта мысль показалась ему столь абсурдной, что он сразу же отбросил ее. Джефф еще слишком молод, и описание, которое дал ему Мастер, было…

И это тоже казалось странным. Шэннон еще никогда в своей жизни ничего не забывал. Он помнил каждое мгновение, каждое слово, которым когда-нибудь обменивался с кем-либо, каждую книгу, каждую строчку, которую прочел, даже каждую мысль, которая приходила ему в голову. Эти знания всегда оставались с ним, чтобы он мог воспользоваться ими в любой момент.

Однако сейчас ему никак не удавалось вспомнить описание сына Родерика Андары.

Всякий раз, когда он пытался сделать это, казалось, что невидимая рука проникает в его мозг и стирает картину, словно кто-то ревностно следит за его мыслями, не давая пойти им в определенном направлении.

Но даже сама эта мысль ускользала от него, едва он успевал сформулировать ее, или едва у него возникало недоверие.

Тем временем шлюпка достигла середины реки. Течение стало еще сильнее, и некоторое время Шэннону потребовалась вся его энергия чтобы, навалившись на весло, сопротивляться течению.

Он заметил надвигающуюся опасность едва ли не слишком поздно.

Казалось, над рекой скользило нечто бестелесное, ледяное, словно холодный ветер, а затем он почувствовал острую боль, как будто укол в мозг.

Шэннон резко вскочил, бросил весло и рывком повернул голову.

На противоположном берегу Мескатроника появилась фигура человека. Человек находился слишком далеко, чтобы можно было рассмотреть его подробно, но он производил пугающе мрачное и угрожающее впечатление. На его голове Шэннон заметил что-то светлое, смутно знакомое, но не смог определить, что же именно.

Шэннон поднял руку, произнес слово власти и на полсекунды закрыл глаза.

Когда он вновь поднял веки, мир перед ним изменился, превратившись в черно-белый негатив, пронизанный серыми, пульсирующими линиями, как в гигантской паутине. То тут, то там эти линии сжимались, образуя узлы и пульсирующие серые гнезда, и один из этих центров власти находился прямо над головой незнакомца со странно светлыми волосами!

Внезапно Шэннону бросилось в глаза, как много серых линий тянулось от фигуры незнакомца прямо к воде.

Но он осознал это слишком поздно.

Глубоко под маленькой шлюпкой проснулась могучая тень. Предостерегающий крик Шэннона потонул в треске ломающегося дерева, когда в шлюпку попал невидимый кулак и разнес ее в щепки.

* * *

Уже целый день Говард чувствовал странное беспокойство, какую-то озабоченность и едва уловимую опасность, мешавшие ему сосредоточиться на одном определенном деле.

Даже сейчас, когда он слушал (или по крайней мере пытался слушать) профессора Лэнгли, в нем росло сильное беспокойство. Слова седовласого маленького профессора постоянно ускользали, и Говард несколько раз поймал себя на том, что кивает или отвечает, не понимая, что сказал Лэнгли.

Наконец Лэнгли прервал свою речь, покачал головой и принялся набивать трубку. Он обстоятельно прикурил, пососал мундштук, пока табак в головке резной трубки не засветился подобно маленькому красному вулкану, и выпустил через нос густое облако дыма.

— Вы невнимательны, мой друг, — сказал он. — Я спрашиваю себя, не беспокоит ли вас что-либо?

Говард поднял голову, виновато улыбнулся и некоторое время смотрел мимо Лэнгли в окно. Было уже около полудня. Отсюда из тепла и безопасности маленького рабочего кабинета профессора Лэнгли, находившегося под самой крышей главного здания университета Мескатроник, невысокие холмы, поросшие лесом, производили обманчивое мирное впечатление.

Но Говарду казалось, что он чувствует угрозу, которая скрывалась за фасадом спокойствия и умиротворенности.

— Просто… я немного беспокоюсь, — ответил он на вопрос профессора.

— Из-за вашего молодого друга? — профессор вынул трубку изо рта, улыбнулся и, качая головой, откинулся на спинку стола.

— Он собирался приехать сюда еще вчера вечером, — ответил Говард. — В присланной им телеграмме он специально просил заказать номер еще на прошлую ночь.

— Он молод, — сказал Лэнгли, как будто уже одно это было достаточным ответом. — Да и опоздание на полдня не так уж и велико для такой большой страны, как наша.

Говард кивнул. Конечно, Лэнгли прав — существовала тысяча причин опоздания Роберта и ни одна из них не представляла никакой опасности.

И тем не менее ему казалось, что он чувствует, что здесь было нечто другое… он не стал заканчивать мысль. Чувство неуверенности и смятения становилось все сильнее. У него просто возникла потребность что-нибудь сделать.

Но Говард не знал, что же именно.

— Почему бы нам не перенести нашу беседу на вечер? — внезапно предложил Лэнгли. — Вы могли бы пойти в Аркхем и справиться о своем друге. Судя по сложившимся обстоятельствам, видимо, будет лучше, если он примет участие в нашем разговоре. — Лэнгли улыбнулся, выбил свою трубку и встал.

Говард тоже поднялся и покинул комнату.

Некоторое время он серьезно раздумывал, не взять ли ему экипаж и не поехать ли в Аркхем, но потом он отбросил эту мысль. Роберт позвонил бы, если бы он уже добрался до города, в этом не приходилось сомневаться. Телеграмма, которую Говард послал два с половиной месяца тому назад в Лондон, настоятельно советовала поспешить с приездом.

Говард начал бесцельно бродить по бесконечным, запутанным коридорам и переходам университетского здания. Сейчас, в воскресенье, здание казалось пустым и осиротевшим, если не считать нескольких неутомимых студентов, и шаги отражались от стен более громким, чем обычно, эхом.

Даже он, знавший университет в течение уже стольких лет и регулярно посещавший его, так и не смог полностью привыкнуть к тяжелому, напоминавшему старину и ветхость запаху, которым пропитались эти древние стены. Независимо от того, светило ли солнце или царила тьма, зданиям университета, казалось, была постоянно присуща атмосфера склепа и затхлости. Даже большой, залитый солнцем вестибюль напоминал кладбище.

Университет Мескатроник был невелик, и здесь учились студенты особого сорта, точно так же, как профессора и доценты относились к совершенно определенному типу людей. Большинство чужаков, приезжавших сюда, очень скоро начинали чувствовать себя неуютно и рано или поздно покидали университет.

Но, возможно, это было и к лучшему. Так как не все, чему учили в университете, стояло в официальных учебных планах правительства. Два или три предмета вызывали, мягко выражаясь, неприятное удивление у официальных органов власти.

Ноги Говарда привели его — он сам не заметил как — в маленький, расположенный в стороне коридор в задней части здания. Только очутившись перед большой, закрытой дверью из резного дерева, он очнулся, удивленно огляделся и наконец протянул руку к дверной ручке.

Помещение за дверью оказалось на удивление огромным, в нем царил серый полумрак. На окнах висели тяжелые бархатные шторы, пропускавшие лишь узкие лучики яркого света. Обстановка, которая большей частью состояла из набитых до отказа книжных шкафов и полок, доходивших до самого потолка, была скрыта глубокой тенью.

Говард закрыл за собой дверь, прислонился к ней спиной и нерешительно осмотрелся. Он узнал это место, но сомневался, действительно ли случайно направил свои шаги именно сюда. Это помещение представляло собой своего рода святая святых университета. Тесно стоявшие шкафы и витрины хранили, вероятно, самую большую коллекцию оккультных и частично даже запрещенных книг, имевшихся в этой части мира.

А в стальном сейфе, спрятанном позади одной из полок, хранились и другие вещи — такие, о которых лучше вообще не думать.

Поколебавшись, Говард сдвинулся с места, сделал несколько шагов в глубь комнаты и нерешительно осмотрелся. Нет, теперь он был совершенно уверен в том, что пришел сюда не по воле случая. Внезапно ему показалось, что его кто-то позвал.

Вдруг он уловил какое-то движение. Ничего конкретного, просто что-то быстро промелькнуло, как будто шевельнулась сама тень, в то же время он увидел это достаточно ясно, чтобы не считать его простой галлюцинацией.

Говард нерешительно двинулся в ту сторону, где заметил движение, и затем снова замер. На этой части стены находились помещенные в дорогие золоченые рамы старые картины, с изображениями исторических деятелей, а также местной знати и спонсоров университета.

С одного портрета смотрел стройный мужчина лет пятидесяти. Одетый в элегантную одежду, он держал в своих руках тонкую трость, большой набалдашник которой состоял из своего рода кристалла. Его лицо было худым, почти аскетичным, а вокруг рта, обрамленного аккуратной “эспаньолкой”, залегла жесткая складка. Его брови были тонкими и изломанными, что придавало его облику мрачный вид. На его правый глаз опускалась широкая прядь абсолютно белых волос, имевшая форму изломанной молнии и доходившая до самого пробора.

Родерик Андара… Как часто за эти одиннадцать месяцев пребывания в университете, Говард стоял здесь и смотрел на портрет своего друга? Как часто он разговаривал с картиной, доверял ей свои беды и печали, точно так же, как раньше мог доверять их Родерику? И вот Андара мертв уже более двух лет, и все, что Говарду осталось на память о его единственном друге, — эта картина. Картина и юноша двадцати пяти лет, который унаследовал силу своего отца — Роберт Крейвен. Весть о смерти Родерика потрясла Говарда, как потеря родного брата. Тот, кто принес ему эту весть, был сыном Андары, наследником его магической силы… И что-то из того, что Говард потерял со смертью Родерика, вернулось ему в образе его сына. Мастер умер, но колдун продолжал жить. Пройдет много лет, пока Роберт Крейвен разовьет унаследованные способности настолько, что сумеет сравняться с отцом, но Говард чувствовал, что юноша сможет этого добиться. Он молод и нетерпелив и многого не понимает, но научится. А он, Говард, поможет ему в этом, насколько в его силах.

И не только потому, что он в долгу перед его отцом…

Больше пяти минут Говард стоял неподвижно, смотрел на большой портрет и молчал. Потом вздохнул, опустил взгляд и повернулся. Вернее, хотел это сделать.

Когда он уже почти отвернулся от картины, то вновь заметил движение. И на этот раз уловил, откуда оно исходило, — непосредственно от портрета Андары!

Это было не более чем быстрое искажение и колыхание реальности, слабое подергивание, как будто он смотрел на нарисованное лицо колдуна сквозь чистую, быстро бегущую воду. Но оно было видно четко и ясно.

А потом он услышал голос…

Это был почти беззвучный шепот, подобный слабому шелесту ветра в вершинах деревьев, и он раздался прямо в его мозгу, но Говарда заставили окаменеть даже не слова, а то, как они были произнесены.

— Говард, — шептал призрачный голос, — ты должен помочь Роберту! Он в опасности! В огромной опасности!

Говард застыл на месте. Реальность еще раз вздрогнула и колыхнулась перед его глазами, потом странный эффект исчез, и портрет вновь застыл в своей неподвижности.

Но выражение нарисованных глаз Родерика Андары изменилось, оно стало испуганным, полным почти панического страха.

Внезапно Говард еще раз услышал голос, и на этот раз в нем прозвучали панические нотки. В нем было столько страха и ужаса, что у Говарда по спине пробежал мороз.

— Помоги ему, Говард! — умолял голос. — Мой сын в опасности, но у меня недостаточно сил, чтобы самому спасти его. Я умоляю тебя, помоги ему! Помоги моему сыну!

Еще мгновение Говард смотрел на картину, потом резко обернулся, распахнул дверь и со всех ног бросился из здания.

* * *

На какой-то миг мне показалось, что я слышу голос Шэннона, который что-то кричал мне, потом невидимый гигантский кулак ударил в шлюпку, подбросил ее на десять-пятнадцать футов над водой и разнес в щепки.

Казалось, река взорвалась. Я почувствовал, что меня подняло вверх и перевернуло, пронесло пять, десять метров почти горизонтально по воздуху и с убийственной силой швырнуло назад в реку. Из-за огромной скорости моего падения вода превратилась в стекло, но тот же самый гигантский кулак, который схватил шлюпку и выбросил меня из нее, с огромной силой погрузил меня глубоко под воду. В мои легкие попала вода, и я начал задыхаться. Меня все еще вертело и затягивало под воду. Вокруг бушевала река, кипящая серая вода и клокочущая пена, а перед глазами начали плясать красные круги. Мои легкие горели, и невидимая сила стальным обручем безжалостно сжимала мою грудь.

Необходимо сконцентрироваться и взять под контроль этот вращающийся хаос! И я должен вынырнуть на поверхность! С помощью рук и ног я приостановил сумасшедшее вращение, в которое меня втянул водоворот, и увидел серебристую поверхность воды на расстоянии вытянутой руки у меня над головой.

Я изо всех сил оттолкнулся, вынырнул на поверхность и вдохнул воздух.

Первый же глоток наполнил мои легкие вкусным, сладким кислородом и разорвал смертельный обруч, сжимавший мне ребра.

Со вторым глотком в рот мне попала солоноватая вода. И снова меня потянуло под воду, но я опять вынырнул на поверхность и стал отплевываться. Нахлынул новый пенистый вал, но на этот раз я вовремя заметил опасность и поднырнул под набегавшую волну. Задыхаясь и отплевываясь, я вновь оказался на поверхности и открыл глаза.

Увиденное заставило меня застонать. Шлюпка исчезла, и где-то в трех футах вокруг меня Мескат-роник, казалось, кипел, словно клокочущий адский источник. Бесконечная череда беззвучных взрывов снова и снова сотрясала его поверхность, выбрасывая вверх гейзеры пенящейся воды высотой до двадцати метров и образуя на поверхности реки кипящие водовороты, которые вращались с сумасшедшей скоростью, пока их не накрывала многотонная масса поднятой в воздух воды. Повсюду в воде лопались пузыри воздуха величиной с кулак, и ветер доносил до меня горячий удушливый запах, доказывающий, что Мескатроник кипит на самом деле.

Это странное природное явление ограничивалось относительно небольшим пространством — почти идеально круглой зоной с диаметром около пятидесяти метров, на внешней кромке которой я и находился. Очевидно, это являлось единственной причиной того, что я еще оставался в живых. В центре этого клокочущего адского котла вода кипела, и над ней поднимался серый пар, но даже рядом со мной Мескатроник стал значительно теплее.

Я лег на спину, сделал несколько поспешных гребков и отплыл в сторону от опасной зоны. Затем огляделся в поисках Шэннона. Все произошло так невероятно быстро, что у меня даже не оставалось времени подумать о нем.

Но нигде не было видно и следа юноши.

Течение постепенно становилось заметнее, и его мягкая, но сильная рука снова понесла меня к круглой зоне кипящей воды. Сопротивляясь, я отчаянно пытался обнаружить признаки жизни моего недавнего спасителя. Кое-где на волнах плясали обломки и щепки — все, что осталось от нашей шлюпки, — но Шэннона, кажется, поглотили волны Мескатроника.

И вдруг я его увидел!

Он был менее чем в тридцати метрах от меня, но с таким же успехом он мог бы находиться и на Луне.

Дело в том, что он находился точно в центре кипящей воды, там, где река все еще бушевала и с шипением превращалась в пар!

Он был еще жив, отчаянно бросался из стороны в сторону и бил вокруг себя руками, словно пытаясь разорвать невидимые оковы, но я не сомневался, что наблюдаю его агонию. Температура в том месте, где он находился, скорее всего намного превышала точку кипения, и я видел, как его тело снова и снова извивалось в судорогах.

И тут я услышал его голос!

Он кричал, пронзительно и тонко, объятый смертельным страхом, издавал нечленораздельные, страшные звуки и снова и снова повторял мое имя!

— Джефф! — кричал он. — Помоги мне! Помоги же мне наконец!

Таких ужасных криков мне не доводилось слушать никогда до сих пор.

Одну бесконечно долгую секунду я оставался на месте и смотрел на кипящий чертов котел передо мной, а потом как можно быстрее поплыл кролем.

Прямо в центр круга из кипящей воды.

Река схватила меня невидимыми руками и стала тянуть и дергать во все стороны, течение, как кулаком, било в бок, а водоворот хотел снова подхватить меня и затянуть в глубину. Вода стала теплой, потом горячей, но я продолжал плыть вперед, задыхаясь от напряжения. Беззвучный голос нашептывал мне, что то, что я делаю, настоящее безумие, что я на верном пути к самоубийству, но я должен был помочь Шэннону.

Вокруг кипела вода, а из глубины поднимались все новые потоки еще более горячей воды, как будто на дне Мескатроника проснулся вулкан. Горячий пар обжигал мне лицо и жидким огнем вливался в мои легкие при каждом вдохе, но я продолжал плыть вперед, борясь с невидимыми руками, отталкивавшими меня назад.

Последним крошечным уголком моего сознания, способным здраво рассуждать, я понимал, что уже давным-давно должен был умереть. Вода, в которой я плыл, достигла точки кипения, а удары, которые наносила мне река, были так же сильны, как и те, что разбили в щепки нашу шлюпку. Однако что-то еще защищало меня. Не мои собственные силы, а…

Но у меня не было времени развивать эту мысль. В моих ушах продолжали звучать отчаянные призывы Шэннона о помощи, может быть, они существовали только в моем воображении, так как он уже давно должен был умереть, обожженный и раздавленный силами, бушевавшими вокруг нас в воде. Но я продолжал плыть, упорно борясь с течением и почти ослепнув от боли, к тому месту, где должен был находиться он.

И тут я увидел его.

Он был еще жив, но его движения заметно ослабли, а лицо и руки представляли собой одну страшную рану от ожога.

Собрав последние силы, я бросился вперед, выкрикнул его имя и протянул к нему руки.

Невидимый кулак ударил меня, отбросил назад и со страшной силой погрузил в реку. Я глотнул воды, вновь вынырнул на поверхность и начал жадно хватать ртом воздух.

Прямо передо мной река раскололась, как будто по ней ударил гигантский молот. Мощная волна отбросила меня далеко назад, прочь от Шэннона, и снова прошло несколько секунд, пока я вынырнул на поверхность и вновь смог набрать в легкие воздуха.

Но я не сдавался. Изо всех сил, которые у меня еще остались, я сконцентрировался, образовал в хаосе мыслей крошечный островок покоя и… почувствовал…

Бушевала не только река. Воздух над кипящей водой был наполнен невидимой грозой бушующей, магической энергии. То, что я переживал, являло собой не природную катастрофу, а нападение с использованием магических средств. Это оказалось атакой сил, невидимых, непонятных и смертельно опасных!

На мгновение мне показалось, что я отчетливо вижу огромную пульсирующую сеть из бесчисленных серых нитей, которая раскинулась над рекой и в ней.

Я повернулся и вновь поплыл к Шэннону. Когда я добрался до него, началась следующая атака. Но на этот раз я уже подготовился к ней. Я закрыл глаза и сконцентрировался изо всех сил на том, чтобы отразить нападение.

Вновь резкая, горячая боль пронзила мой мозг, затем я почувствовал слабую, какую-то нереальную дрожь и вибрацию, и через несколько секунд водная поверхность вновь раскололась от мощного удара.

Но не прямо передо мной, а в шестидесяти или восьмидесяти метрах дальше, далеко за пределами крута из кипящей воды!

Я сделал это! Защитный экран отклонил нападение!

Шэннон уже почти не шевелился. Его лицо исказилось от боли и напряжения, но его взгляд казался странно пустым. Он смотрел на меня, но никак не отреагировал, когда я позвал его по имени и протянул ему руку. Потом он откинулся назад и стал тонуть.

Я бросился вперед, глубоко вздохнул и нырнул вслед за ним.

Его тело угадывалось подо мной смутной тенью, как тряпичная кукла, которую несло по течению. Он тонул необычайно быстро, словно что-то тянуло его в глубину, и из его открытого рта вырывались блестящие пузырьки воздуха.

Я ухватил его за руку и устремился наверх.

Но та же сила, которая увлекала Шэннона в глубину, теперь мешала мне вынырнуть. Невидимые руки тащили меня за ноги, рвали и дергали тело Шэннона, пытаясь вырвать его из моих рук.

И затем, совершенно внезапно, сопротивление прекратилось. Я как пробка устремился вверх, выскочил на поверхность и вытащил за собой неподвижное тело утопающего.

Вода перестала кипеть, а странное неистовое течение реки отнесло нас почти на пятьдесят метров к другому берегу.

Я совершенно выбился из сил, когда добрался до спасительной суши. Последним усилием воли я выполз на узкую полоску песка и вытащил Шэннона, который, казалось, весил больше тонны. Впрочем, вытащил я его только так, чтобы лицо и верхняя часть туловища вышли из воды, после чего, обессиленный, упал.

Несколько минут я лежал неподвижно, жадно хватая ртом воздух и борясь с черной волной, грозившей поглотить мое сознание.

Наконец я, качаясь, встал на четвереньки, обернулся и сквозь слезы, застилавшие глаза, посмотрел на Шэннона.

Он лежал в той же позе, в которой я его оставил: скорчившись, уткнувшись лицом в мокрый песок, разбросав руки и ноги и закрыв глаза. А вот сам берег изменился.

Зрелище было захватывающим и страшным одновременно. Казалось, что песок, на котором лежал Шэннон, странным образом ожил. По его поверхности забегала рябь и волны, как будто под ним двигались жуки или муравьи. Земля дрожала, дыбилась, на ней появились трещины толщиной с палец… и вдруг она раскололась вокруг головы Шэннона.

И тогда он начал погружаться.

Словно под песком оказалась пещера, которая внезапно обрушилась, и под лицом Шэннона образовался неглубокий круглый кратер, связанный двумя узкими каналами с рекой. По этим каналам в кратер с шумом устремилась вода.

Когда я очнулся от оцепенения, лицо Шэннона уже наполовину скрылась под водой, и волны Мескатроника начали заполнять его рот.

Я вскрикнул, бросился вперед и потащил его вверх в сторону от реки.

По крайней мере, я хотел это сделать.

Но что-то держало Шэннона. Мне удалось вынуть из воды его голову, но тело по-прежнему оставалось в реке, как будто его держали невидимые руки.

Мои мысли путались. Кратер, который образовался под лицом Шэннона, стремительно разрастался. Уже вся верхняя часть его туловища лежала в мелкой, но стремительно, буквально на глазах увеличивающейся луже, и под моими коленями песок стал скрипеть и проседать. Река забирала свою жертву назад!

Я вскочил, переложил Шэннона так, чтобы по крайней мере его лицо находилось над водой, а сам прыгнул в реку. Мои руки ощупали тело Шэннона, нашли его ноги, скользнули глубже — и наткнулись на препятствие!

Ноги Шэннона по самые икры погрузились в придонный ил! В то время, когда я в растерянности стоял около него, по его телу пробежала легкая дрожь, а правая нога погрузилась в ил по самое колено. Река засасывала его, тянула в глубину, подобно смертельно опасной трясине!

Я с криком упал на колени и начал руками разгребать донный ил и отбрасывать его в сторону.

— Оставь это, Роберт.

На одну бесконечно долгую секунду я замер, парализованный голосом и словами. Они прозвучали прямо у меня в мозгу, как зов с того света, но это не заставило меня окаменеть.

Дело было в том, что этот голос казался мне знакомым.

— Оставь это, Роберт, — прозвучал он еще раз. — Ты не сможешь его спасти.

Медленно, заставляя себя действовать спокойно, я повернулся и посмотрел назад на берег.

В нескольких шагах надо мной стоял мужчина. На фоне яркого солнца его фигура производила странно мрачное и угрожающее впечатление, но одновременно она казалась почти прозрачной и слегка покачивалась, как будто была всего лишь тенью. Я не мог рассмотреть его лица, да и не нуждался в этом.

Я знал, что его черты лица очень похожи на мои, что у него такое же самое резко очерченное лицо, как у меня, такая же “эспаньолка” и такие же темные глаза, которые временами становятся колючими.

Если бы я смыл краску с моих волос, которые выкрасил специально к этой поездке, стала бы видна такая же самая белая прядь над правой бровью, так как, если не принимать во внимание тридцатилетней разницы в годах, мы были похожи с этим мужчиной почти как два близнеца.

Или как отец и сын.

Потому что мужчина, стоявший передо мной, и был моим отцом.

Родерик Андара. Мой отец, с которым я познакомился только два года тому назад.

И который вскоре после этого умер у меня на руках.

* * *

— Он не справился!

Голос Де Вриса дрожал от ярости, а его лицо, которое обычно имело бледный и какой-то болезненный вид, покраснело от гнева. Его правая рука лежала на крестообразной рукоятке меча, висевшего на поясе. У Некрона сложилось впечатление, что темноволосый фламандец сдерживает себя с огромным трудом. Он инстинктивно напрягся и приготовился к возможному нападению. Хотя он и не думал, что это действительно произойдет: Де Врис слишком хорошо знал, что Некрона нельзя ранить обычным земным оружием, а тем более убить.

Но Де Врис был вне себя от ярости.

— Он не справился, Некрон! — прошипел он еще раз. — Вы не справились. Он мог бы убить его, а вместо этого он спас Крейвену жизнь! Так-то вы выполняете наш уговор, Некрон?

Некрон спокойно выдержал взгляд Де Вриса.

— Вы знаете, что произошло? — спросил он заинтересованно. — Откуда?

— Не имеет значения откуда! — прошипел Де Врис.

— Тогда вы также знаете, что Шэннон не может нести ответственность за свою ошибку, — спокойно возразил Некрон. — Его ввели в заблуждение. Крейвен находится под защитой большой магической силы.

— Которая именно сейчас пытается убить его, да? — язвительно подхватил Де Врис. — Что все это значит, Некрон? В какую игру вы пытаетесь играть со мной?

— Игру? — Некрон слегка приподнял левую бровь. — Так… я бы это не назвал, — сказал он, растягивая слова.

Де Врис сердито махнул рукой.

— Мне совершенно все равно, какие слова вы подберете для этого, старина, — зло бросил он. — Вы можете исказить смысл слов, но не фактов. Что здесь происходит? Я пришел к вам с честным предложением, но постепенно у меня складывается впечатление, что вы собираетесь обмануть нас. Не заходите слишком далеко, Некрон!

— Обмануть вас? — Некрон вздохнул. — Не представляю как, мой друг. Вы выполнили свою часть соглашения и доставили нам наследника колдуна. Что мы с ним сделаем, это уже наше дело.

— О нет, — раздраженно возразил Де Врис. — Это далеко не так. В соглашении сказано, что вы должны уничтожить Крейвена. Только когда это произойдет, наш договор будет иметь силу. Или вы передумали?

— Ни в коем случае, — холодно ответил Некрон. — Но, возможно, я изменю мои условия и потребую впридачу и вашу голову, Де Врис. Я не думаю, что вы настолько важны, чтобы вами нельзя было пожертвовать. — Внезапно его голос зазвучал резко. — Вы здесь в моем доме, Де Врис. Лучше хорошенько подумайте, хотите ли вы оскорбить меня или нет. Я верен своему слову, и вы это знаете! Так что придержите свой язык, если не хотите его потерять.

Де Врис на мгновение оцепенел, к лихорадочному румянцу на его лице добавилось выражение испуга. Потом в его глазах снова вспыхнул злобный огонек.

— Вы мне угрожаете? — прохрипел он. — Вы осмеливаетесь угрожать мне?

— Нет, — невозмутимо возразил Некрон — Я указываю лишь на возможности, Де Врис. Вы же видите — вы не единственный, кто может добывать информацию. Должен признаться, что вы меня удивили, столь быстро разузнав о судьбе Шэннона. Но я тоже размышлял об этом, понимаете?

— Да? — воскликнул Де Врис. Внезапно он занервничал.

Некрон снова кивнул.

— Это всего лишь размышления, но ваш гнев заставляет меня по-новому взглянуть на известные вещи. Например, я спрашиваю себя, почему для вас так важно, чтобы Роберт Крейвен умер.

— Он… — начал Де Врис, но Некрон нетерпеливым жестом тут же прервал его.

— Он сын Родерика Андары, человека, который несет вину за гибель нашего ордена, и уничтожить род которого мы поклялись, — скороговоркой произнес Некрон монотонным голосом, словно читая выражение-штамп, давно уже ставший бессмысленным. — Я все это знаю, Де Врис, даже лучше, чем вы. Я только спрашиваю себя, что он сделал вам?

Де Врис плотно сжал губы и замолчал, а Некрон, помолчав, продолжил:

— Но, может быть, он не так уже и незначителен для вас, как вы пытались представить это до сих пор, — сказал он задумчиво. — Как я уже говорил, это всего лишь размышления, но почему бы нам не развить мысль до конца — просто так, ради удовольствия?

Он едва заметно улыбнулся, откинулся на спинку стула и посмотрел на Де Вриса горящими глазами.

— Может быть, Де Врис, это не Крейвен, а кто-то, кто в данный момент находится рядом с ним. Предположим — только предположим, — вы так же заинтересованы в смерти этого Некто, как мы в смерти Крейвена. И, допустим, вы не можете уничтожить его, пока Крейвен жив и защищает его своей магической силой.

Де Врис пренебрежительно фыркнул.

— Чушь, — сказал он.

Но Некрон не дал ввести себя в заблуждение, а невозмутимо продолжал:

— Если бы это было так, Де Врис, то тогда действительно мне пришлось бы еще раз подумать о моем предложении. Так как тогда не вы бы оказывали нам услугу, а совершенно наоборот. Вы признаете это?

Де Врис гневно сжал кулаки.

— Да ведь это…

— Всего лишь игра воображения, — спокойно перебил его Некрон. — Почему это так волнует вас, Де Врис?

Фламандец уставился на него, шумно вздохнул и нервно прикусил нижнюю губу.

— Не понимаю, к чему вы клоните, старина, — сказал он, задыхаясь от злобы. — Но я не забуду этого унижения. Даю слово.

— Вот и хорошо, — ответил Некрон. — Так как и я не забуду, что случилось. А теперь идите, Де Врис. Идите в свою комнату и ждите, пока я не прикажу вас позвать, чтобы сообщить мое решение.

Де Врис хотел вспылить, но Некрон гневным жестом остановил его и выпрямился.

— Идите, Де Врис! — резко сказал он. — Забирайте своих людей и уходите, пока вы еще можете это сделать.

Де Врис хотел резко ответить, но внезапно во взгляде старика появилось что-то новое, выражение такой леденящей жестокости и безжалостности, что Де Врис не решился издать ни звука. Внезапно он почувствовал, что оказался очень близок к смерти.

— Идите, — повторил Некрон еще раз. — Но я предупреждаю вас. Даже мое терпение имеет границы. Если мы встретимся с вами еще раз, мы станем врагами.

“Да, — подумал Де Врис. — Так оно и будет, старый хрыч. Мы станем врагами, это уж точно”.

Но хотя он не мог в этом признаться даже самому себе, он совершенно не был уверен в том, кто же из них двоих выйдет победителем при этой встрече…

* * *

— Это ты, — прошептал я. Мой собственный голос был пугающе чужим. Казалось, мир вокруг меня померк. Река, Шэннон, проклятие, витавшее над нами, — все стало нереальным и неважным. Казалось, весь мир сжался в крошечный островок реальности, в центре которого находилась призрачная фигура моего отца.

Я осознал истину в тот же самый момент, как услышал его голос. Но все еще никак не мог поверить в это.

— Это ты? — прошептал я еще раз. — Ты… это… это все — дело твоих рук?

Он кивнул, это движение было каким-то нереальным. Его призрачное тело, казалось, заколыхалось.

— Уйди, Роберт, — прозвучал его голос у меня в мозгу. — Уйди и дай мне сделать то, что должно быть сделано.

— Но почему? — простонал я. — Почему ты это сделал?

— Он должен умереть, — перебил меня призрачный голос. Мне показалось, что в нем прозвучало сожаление, почти печаль. — Уйди Роберт. Я не смогу тебя защитить, если он снова очнется. Мои силы быстро иссякают.

— Защитить? — задыхаясь, воскликнул я. — Этот… этот юноша спас мне жизнь! Ты не можешь убить его!

Я вскочил, склонился над телом Шэннона и приподнял его голову. Вода уже почти дошла до его лица. Еще несколько мгновений, и она попала бы ему в рот, и он бы захлебнулся, если учесть его беспомощное состояние.

— Ты не должен этого делать! — повторил я еще раз.

— Он твой враг, Роберт, — возразил мой отец. — Он убьет тебя, когда узнает, кто ты в действительности.

— Убьет? — я почти кричал. — Да он же меня спас, отец!

— Это была случайность, — ответил он. — Пожалуйста, Роберт, будь благоразумен. Я не могу слишком долго оставаться здесь. Мои силы быстро иссякают, когда я нахожусь на этом свете, а то, что ты сделал, ослабило меня еще сильнее.

Его слова вызвали в моей душе странный отклик. Перед моим взором возникла моя отчаянная борьба с рекой, и на этот раз я понял, что силы, против которых я отчаянно сражался, были его силы, могучие, магические силы моего собственного отца!

Я встал, сделал полшага ему навстречу и поднял обе руки, беззвучно шепча странные слова, которым он меня сам же и обучил.

Фигура отца на мгновение затрепетала, когда действие его магических сил временно прекратилось. Река у моих ног перестала засасывать тело Шэннона. Вода начала отступать, и на лице моего отца появилось выражение крайнего удивления.

— Нет, спокойно сказал я. — Ты его не убьешь.

— Роберт, ты…

— Ты его не убьешь, — повторил я очень тихо, но так решительно, что он запнулся на полуслове и посмотрел на меня долгим взглядом, выражавшим крайнее удивление и заботу.

— Тогда он убьет тебя, — сказал он наконец.

— Я смогу этому помешать, — холодно сказал я. — В конце концов, я многому научился у тебя, чтобы самому защитить свою жизнь.

— Но недостаточно для него, Роберт! Он колдун! Обладатель истинной силы, обученный в пцы-сячу раз лучше, чем ты!

— Возможно, — ответил я. — Там будет видно. Но я не допущу, чтобы ты убил его.

— Я мог бы тебя заставить, Роберт!

— Попробуй, — сказал я сердито. — Но если ты хочешь его убить, тебе придется сначала убить меня, отец.

На этот раз он не стал мне больше возражать, только выражение печали в его глазах стало заметнее. Наконец он опустил взгляд, отступил на шаг назад и молча смотрел, как я вытянул из реки безжизненное тело Шэннона, втащил его на откос и положил на достаточно безопасном расстоянии от воды.

Когда я выпрямился, я был твердо убежден, что снова остался один, однако призрачная фигура еще оставалась здесь, заметно бледнее, чем прежде, но еще вполне различимая.

— Что ты еще хочешь? — спросил я. В моей душе бушевал вулкан противоречивых страстей. Мой голос дрожал.

Андара слегка покачал головой, сделал движение, как будто хотел поднять руку и прикоснуться ко мне, но не стал этого делать, а лишь пристально посмотрел на меня своими темными глазами.

— Ты очень силен, Роберт, — сказал он. — Сильнее, чем я мог надеяться, и ты достиг этого за такое короткое время.

— Это тебя удивляет? — сердито спросил я. — Я же твой наследник, не забывай об этом, отец.

Я сам испугался, когда почувствовал, с каким ударением я произнес последнее слово. Оно прозвучало как ругательство, как непристойность.

— Почему ты ненавидишь меня? — спросил он.

— Ненавидеть? — я энергично покачал головой, посмотрел на юношу, неподвижно лежавшего у моих ног и повторил еще раз: — Ненавидеть? О нет, отец, я не ненавижу тебя. Я просто презираю тебя. Тебя и всех тех, кто связался с силами, которые вытворяют нечто подобное. — Я разгневанно кивнул в сторону реки.

Андара печально улыбнулся.

— Я понимаю тебя, Роберт, — сказал он. — Гораздо лучше, чем ты думаешь. Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, я чувствовал то же самое.

— Почему же ты не действовал в соответствии с этими чувствами? Почему же ты не использовал свою силу для того, чтобы побороть зло?

— Именно это я и сделал, Роберт, — ответил он. — Я делал и продолжаю делать это и сейчас. Но иногда приходится совершать неблаговидные поступки, чтобы победить зло.

— Например, такие, как убийство беззащитного?

Андара помолчал несколько секунд. Потом он кивнул. Этот жест выглядел примирительно.

— Возможно, ты прав, — сказал он. — Может быть, хорошо, что ты помешал мне убить его. На моей совести и так уже слишком много грехов.

— Слова! — подхватил я. — Это всего лишь слова! Это все, что ты мне можешь дать, — кроме проклятия, которое я унаследовал от тебя?

— Иногда приходится взять грех на душу, чтобы предотвратить еще большее несчастье, — мягко сказал он. — Но я не требую, чтобы ты понял, что я имею в виду. Я ничего не должен требовать от тебя, Роберт. Возможно, я и так уже потребовал слишком много.

Я не собирался отвечать на это, но уже не совсем владел собой. Я слишком долго жил с моим даром, слишком долго чувствовал мрачную, темную силу, которая, как Цербер, ждала на дне моей души, и слишком долго боролся с ней, чтобы молчать. Внезапно меня прорвало, слова сами собой хлынули из меня, и я оказался просто не в состоянии остановить их поток.

— Это все? — задыхаясь, крикнул я. — Ты действительно ожидаешь, что я удовлетворюсь этим? Ты не требуешь, чтобы я понял тебя, и это все? Это не так просто, отец! Возможно, ты ничего не требуешь, зато я требую кое-что от тебя!

— И что же? — тихо спросил он. Но по выражению его глаз я видел, что ответ ему уже давно известен.

— Я хочу, чтобы ты снял с меня свое проклятие! — крикнул я. — Мне не нужно твое наследство! Ты передал его мне, даже не спросив меня. Я не хочу наблюдать, как убивают людей только потому, что они в неподходящий момент оказались в неподходящем месте, или потому, что их смерть входит в какие-то планы каких-то анонимных сил. Ты передал мне по наследству не только свою магическую силу и волшебство, но и проклятие, которое лежит на тебе. Каждый человек, который слишком долго бывает вместе со мной, попадает в беду, каждый, который делает мне добро, получает в награду смерть или еще более страшные дары! Я больше не хочу этого! У меня нет больше сил всю жизнь нести людям несчастье и страдания. Сними с меня проклятие! Сделай меня совершенно обычным человеком, больше я ничего не хочу.

Я нес несусветную чушь и знал это, но слова слишком долго копились во мне, чтобы я мог их сейчас сдержать.

Андара тоже молчал и только долго-долго смотрел на меня. Его фигура стала бледнеть, очень медленно, но неумолимо. Но незадолго до того, как полностью исчезнуть, он произнес еще одну фразу, истинный смысл которой мне суждено было понять лишь много, много времени спустя.

— Я ошибался, когда просил тебя относиться ко мне без ненависти, Роберт, — сказал он. — Пожалуйста, прости меня. Возненавидь меня, если тебе нужно кого-то ненавидеть. Но не себя. Ты никогда не должен ненавидеть себя самого.

Сказав это, он исчез. Его тело превратилось в то, чем оно и было в действительности, — в мрачное нереальное видение. Оно растаяло, как туман, и исчезло. На сыром песке не осталось даже следа от его ног. Да и откуда им было взяться?

Тем не менее я уже был не один.

До меня уже донесся шум экипажа и шаги, просто это не откладывалось в моем сознании, пока я разговаривал с духом моего отца.

Когда я обернулся, то увидел перед собой Говарда. По выражению его глаз я понял, что он все слышал. Каждое слово.

Несколько секунд он молча смотрел на меня, потом вздохнул так же печально, как до того Анда-ра, кивнул на лежавшего все еще без сознания Шэннона и одновременно показал рукой на экипаж.

— Пойдем, — сказал он. — Нельзя терять время. Помоги мне отнести его в экипаж.

* * *

Наступил вечер, и над университетским городком опустилась темнота. Несмотря на ярко пылавший огонь, который Говард развел в камине библиотеки, неприятная вечерняя прохлада становилась все заметнее.

Говард разместил Шэннона и меня в крыле для гостей. Его — в маленькой комнатке, которой, видимо, не пользовались уже несколько лет, меня — в более просторных апартаментах, состоявших из двух комнат и отдельной ванной.

Мы мало разговаривали друг с другом — и во время поездки в экипаже, и позже Говард стал невольным свидетелем моей странной беседы, и хотя он не сказал об этом ни слова, я ясно чувствовал, что ему не понравилось то, что он услышал и увидел. Я был рад, когда он без лишних слов показал мне моюкомнату и сказал, что оставит меня до обеда в одиночестве.

Несмотря на все, что произошло, меня вновь охватила усталость. Я погрузился в беспокойный, полный кошмаров и мрачных видений сон, из которого меня пробудил Говард незадолго до того, как начало смеркаться.

Потом Говард отвел меня в библиотеку и представил маленькому, рано поседевшему человеку по имени Лэнгли — профессору здешнего университета в какой-то области науки, название которой я 4 не понял, да меня это и не интересовало.

Несмотря на свою угрюмую внешность, Лэнгли оказался милым старичком, который, не обращая внимания на мою немногословную манеру общения, заставил меня сесть возле камина.

Какое-то время мы вели светскую беседу, иначе вежливую игру в вопросы и ответы, которой мы мучили друг друга, пожалуй, и не назовешь.

Наконец — мне показалось, что уже прошла вечность, — Говард нарочито громко откашлялся. Он наклонился немного вперед в массивном кресле, в котором сидел, и перешел к делу.

— Ты не терял времени, Роберт, — сказал он. — Мы с Лэнгли не рассчитывали увидеть тебя здесь до конца месяца.

— Мне удалось сесть на быстрый корабль, — ответил я. — И я сразу отправился в путь, как только получил твое письмо. Мне показалось, что дело срочное.

— Так оно и есть, — голос Говарда звучал озабоченно. — Я бы не стал настаивать на этой долгой поездке, если бы дело не было таким важным.

— О чем идет речь? — спросил я напрямик. — О ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ?

Казалось, Лэнгли удивился, но только на миг.

— Значит, вы знаете, в чем дело, — сказал он. — Это немного облегчает мою задачу.

— Я уже получил первое представление, — ответил я саркастически. — Сегодня утром в вашем гостеприимном городе, профессор.

В его глазах появилось вопросительное выражение. Очевидно, Говард еще не рассказал ему о моих приключениях, поэтому это сделал я.

Лэнгли слушал молча, не перебивая меня ни разу, но выражение озабоченности на его лице становилось все сильнее.

Когда я закончил свой рассказ, он сидел, сжавшись на своем кресле и побледнев как полотно. На лбу у него блестели капли пота. Его руки дрожали.

— Значит, это зашло уже так далеко, — пробормотал он.

— Далеко зашло что? — спросил я, сделав ударение на последнем слове. — У меня такое чувство, что вы что-то от меня скрываете, профессор.

Говард поднял голову, плотно сжал губы и некоторое время нервно теребил манжеты своего пиджака, прежде чем ответить.

— Ты помнишь тот день, когда мы в последний раз… видели Родерика? — спросил он. В его глазах мелькнул предостерегающий огонек. Значит, Лэнг-ли ничего не знал о моей последней жуткой встрече на берегу реки, и, похоже, Говард, как и я, считал, что лучше оставить все как есть.

Я кивнул.

— Ты помнишь тринадцать ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, которые добрались до нас по пространственному туннелю? — продолжал Говард. — Не все, а лишь часть их, достаточно мощная, чтобы распахнуть ворота времени и возродиться в былом величии. Мы все… надеялись, что им понадобится много времени, чтобы освоиться в этом мире, но боюсь, отпущенный нам срок оказался короче, чем я думал.

— Но сегодня утром это был не один из ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, — возразил я.

— Разумеется, нет, — сказал Лэнгли. — Если бы дело обстояло именно так, то вы сейчас уже были бы мертвы, молодой человек. Вам встретилось одно из их творений. И не первое, о котором мы слышим.

Внезапно его голос зазвучал взволнованно:

— Роберт! Причиной, по которой Говард вызвал вас сюда, является появление этих существ. В последние месяцы до нас постоянно доходят странные сообщения, слухи и истории, в которые никто особенно и не верит.

Он резко рассмеялся.

— Было бы лучше, если бы люди в это поверили, Роберт. Сейчас они появляются все чаще.

— Они?

— ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ или их творения, — нетерпеливо сказал Говард. — А самое тревожное заключается в том, что они постоянно появляются в окрестностях Аркхема. И с каждым разом приближаются все ближе и ближе.

— А почему это кажется вам более тревожным, чем их появление где-нибудь в далекой Индии? — спросил я.

— Аркхем — это не какое-нибудь обычное место, — серьезно ответил Говард. — Произошло… несколько странных случаев с некой Алиной Биллингстон, которая жила сто лет тому назад в окрестностях Аркхема. Дело так и не удалось прояснить до конца. Так же внезапно, как они начались, эти… случаи… прекратились.

— Что за случаи? — спросил я. Говард пожал плечами.

— Люди исчезают или странным образом умирают. Слышатся странные звуки, прежде всего ночью и особенно в лесах, а несколько местных жителей утверждали, что наблюдали странные явления на небе. К этому следует добавить еще кое-что. В этой библиотеке, — он показал на книжные полки, окружавшие нас, — вероятно, собрана самая большая в мире коллекция книг и рукописей с информацией о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ и о культе Стульху. Большая часть этих знаний, Роберт, — добавил он изменившимся голосом, — была собрана твоим отцом. Он был одним из основателей университета Мескатроник. Хотя об этом почти никто не знает.

— Уже в течение шести последних месяцев, Роберт, — продолжил Лэнгли вместо Говарда, — к нам все чаще поступают сообщения о странных явлениях. Кажется, они становятся все активнее, изо дня в день.

— И подходят все ближе, — добавил Говард. Его лицо помрачнело.

— Но я даже не мог предположить, что они уже так близко. В Аркхеме. Всего лишь в нескольких милях отсюда.

Он покачал головой, тяжело вздохнул и посмотрел на меня.

— Профессор Лэнгли, несколько его коллег и я решили что-нибудь предпринять против них. Мы должны узнать, кто эти существа, откуда приходят, какие цели преследуют и где прячутся.

— И какую же роль, — спросил я, — ты приготовил для меня? Роль приманки?

Говард озадаченно уставился на меня, лихорадочно ища подходящие слова, и попытался разрядить напряжение улыбкой. Однако это ему не совсем удалось.

— Тебе нужно еще учиться, — сказал он. — Ты кое-что знаешь о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, но существует еще столько информации, которая тебе неизвестна. Я… надеялся, что удастся дать тебе больше времени. Годы, может, даже десятилетия, чтобы дать твоим силам спокойно созреть. Но наши враги не оставят нам столько времени. Я хотел бы, чтобы ты остался здесь и изучил все, что у нас есть о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ. Лэнгли и я будем тебе помогать в этом.

— Ах, вот в чем дело, — тихо сказал я. Мой голос дрожал. — Вам… не нужен я. Вам нужно лишь мое магическое наследие. Силы, которые передал мне мой отец. Вы хотите…

Говард хотел что-то сказать, но на этот раз Лэнгли опередил его. Он взглянул на меня с каким-то странным выражением на лице.

— Ваши чувства делают вам честь, Роберт, — сказал он. — Я был бы разочарован, если бы вы реагировали иначе. Десятки лет тому назад, но я помню этот день, как будто это произошло вчера, на этом самом стуле сидел ваш отец и кричал на меня. Видимо, вы сделали бы то же самое, если бы были с Говардом наедине.

Я озадаченно смотрел то на него, то на Говарда, и Лэнгли продолжил, едва заметно улыбнувшись:

— Думаете, вы первый, кто переживает нечто подобное, мой мальчик? Ваш отец реагировал точно так же, когда Говард и я объяснили ему правду. О, он был старше, чем вы сейчас, и намного сильнее, но его гнев был таким же горячим как и ваш.

— Если вы полагаете, что я стану таким, как он, — перебил я его вне себя от гнева, — то вы глубоко ошибаетесь, профессор. Даже через тысячу лет я не стану таким!

— А от тебя этого и не требуется, мой мальчик, — мягко сказал Лэнгли. — Ты здесь потому, чтобы не потребовалось делать из тебя второго Родерика Андару. У твоего отца не оставалось другого выбора. Это оказалось предначертано самой судьбой, которая не знает слов пощады, и он заплатил за это страшную цену. Говард и я не хотим, чтобы с тобой когда-нибудь случилось то же самое, Роберт. Мы твои друзья, верь мне.

Его слова вызвали странный отклик в моей душе. Я был разгневан, но одновременно и чувствовал себя таким беспомощным и сбитым с толку, как никогда в жизни. Я просто не знал, что и подумать.

— Может быть, будет лучше, если мы тебя сейчас оставим на некоторое время одного, — сказал Лэнгли, вставая. — Я думаю, тебе о многом надо подумать.

Я даже не заметил, как они с Говардом покинули библиотеку.

* * *

Он не знал, сколько прошло времени. Он также не знал, как попал сюда и где находится. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что лежит на свежезастеленной кровати в маленькой пыльной комнате, освещенной лишь узкими полосками мерцающего лунного света, который проникал сквозь ставни.

Шэннон заморгал глазами, осторожно приподнялся на локтях и внимательно осмотрелся. В его голове мелькали обрывки воспоминаний, и он был не в состоянии сказать, что из них правда, а что приснилось в кошмарном сне, превратившим его пробуждение в настоящую муку.

Он вместе с Джеффом сел в шлюпку, они отчалили от берега и потом…

Река словно сошла с ума и попыталась поглотить его. Шэннон смутно вспомнил фигуру, которая появилась на другом берегу, вспомнил воздействие страшных магических сил. Еще ему показалось, что он видел кипящую воду и засасывающие водовороты, пытавшиеся утащить его в бездонную глубину и утопить, потом Джеффа, который появился в самый последний момент и спас его.

Шэннон почти потерял сознание, когда они достигли берега. Потом снова появился этот незнакомец, и Джефф что-то сделал, говорил с ним или боролся, этого Шэннон не мог сказать точно…

Молодой колдун застонал как от удара, когда его сознание полностью прояснилось, и он понял, что произошло.

Он нашел человека, на поиски которого и был послан сюда, Роберта Крейвена, человека с белой прядью в волосах, “наследника магической силы”, как назвал его Мастер.

И он почувствовал эту силу на себе!

Шэннон понял, что все они недооценили силы колдуна. Это был не незнающий глупец, лишь начавший открывать в себе магические силы, а всесильный, обладающий всеми знаниями чародей, силы которого во много раз превосходили его собственные.

Если бы не Джефф, он, Шэннон, давно был бы мертв.

Шэннон отогнал от себя эту мысль, сел на кровати и отбросил одеяло в сторону. Он лежал обнаженным, но его одежда, аккуратно собранная, покоилась на полу рядом с его кроватью. Наклонившись к ней, Шэннон убедился, что она уже снова высохла. Видимо, он очень долго лежал без сознания.

Он быстро оделся. Дверь оказалась заперта, но Шэннону потребовалось менее полминуты, чтобы открыть замок и выйти в коридор.

Окружавшая обстановка показалась ему странной. Его комната была похожа на чулан, полный пыли и паутины, но коридор, в который он вышел, скорее соответствовал бы какому-нибудь замку. Потолок был высокий и сводчатый, повсюду висели картины и гербы, а на полу лежали дорогие ковры.

Где-то в глубине здания пробили часы. Сильный, низкий звук гонга прозвучал десять, одиннадцать и, наконец, двенадцать раз и затем стих с вибрирующим эхом.

И в тот же самый момент Шэннон почувствовал чужое воздействие.

Это было так же, как утром, только сильнее, значительно сильнее. Ему показалось, что воздух внезапно наполнился неприятным запахом и что-то случилось со светом.

Шэннон замер, поднял руку и на долю секунды закрыл глаза.

Когда он их снова открыл, то увидел линии. Пульсирующие линии, натянутые по всему коридору, словно огромная паутина.

В конце этих линий что-то шевелилось. Какая-то фигура.

Худая, светлая и мерцающая, как мираж.

А потом он услышал крик. Пронзительный, невероятно ужасный крик, который страшным образом разорвал царившую в доме тишину.

Шэннон со всех ног бросился прочь.

* * *

Видимо, я просидел перед камином несколько часов, уставясь невидящим взором в пустоту, так как, когда я очнулся от своего похожего на транс состояния, у меня от напряжения болели все мышцы, а глаза горели.

Я снова был не один.

Говард опять вернулся в библиотеку. Беззвучно открыв дверь, он остался стоять на пороге. Я спросил себя, сколько времени он вот так стоял здесь и наблюдал за мной.

— Ты в порядке? — спросил он, уловив мой взгляд.

Я кивнул, встал и сделал шаг в его сторону, но потом снова остановился.

— Все… снова в норме, — сказал я. — Боюсь, я наговорил довольно много глупостей. Мне очень жаль.

— Не стоит извиняться, — сказал Говард, и это прозвучало искренне. — В этом, видимо, есть и моя вина. Мне следовало тебя предупредить в своем письме. Но когда я его отправлял, все выглядело не так уж и плохо.

— Ты думаешь, они нападут на нас? — тихо спросил я. — Здесь?

Говард пожал плечами, сдвинулся со своего места перед дверью и подошел ближе. Я увидел, что в руках он держал трость, как будто собрался на прогулку.

— Не знаю, что и думать, — признался он. — Наши противники думают и планируют свои действия не как люди. Но что-то произойдет, это я чувствую. И наверняка ничего хорошего.

Говард вздохнул и протянул мне трость.

— Вообще-то я пришел только для того, чтобы отдать тебе вот это, — сказал он. — Я собирался отдать тебе ее уже при нашей встрече, но…

Он замолчал и смущенно улыбнулся. Я взял трость из его рук и с любопытством осмотрел ее.

Это был превосходный экземпляр: необычно длинная трость, изготовленная из неизвестного мне черного дерева, а ее набалдашник, на вид чуть великоватый, сверкнул, как таинственный кристалл, когда я поднес его к огню.

Внутри кристалла находился какой-то темный, плохо различимый предмет. Возможно, просто какая-то тень.

— Поверни его налево, — сказал Говард.

Я повернул. Блестящий кристалл набалдашника вращался с легким сопротивлением, потом что-то щелкнуло, и из черного дерева выскользнул клинок острой как бритва шпаги. Восхищенный увиденным, я полностью вынул его и повернул. Оружие оказалось очень легким, даже по этому чувствовалось, какой крепкой была выглядевшая столь хрупко сталь. Казалось, клинок так отточен, что мог бы разрезать волос.

— Она принадлежала твоему отцу, — сказал Говард. — Я взял ее на хранение, когда он поехал в Нью-Йорк, чтобы найти тебя. Я… должен был дать ему обещание хорошенько следить за ней, пока он не вернется. Но, полагаю, он бы не возражал, против того, что ты ее получишь.

В его голосе прозвучали странные нотки, когда он произносил последние слова. Я вставил клинок назад в деревянные ножны, положил трость на стол и поднял голову.

— Мне очень жаль, что я наговорил тут много всякой чепухи, Говард, — сказал я еще раз. — Если бы я мог, я попросил бы у него прощения.

Говард улыбнулся.

— Он это знает, Роберт, — сказал он. — Он знал это еще до того, как ты появился здесь. Попытайся помочь нам в нашей борьбе, если хочешь действовать в его духе.

— Но я же не могу, Говард, — сказал я с мукой в голосе. Почему он меня не понял? Пойми же ты! — продолжал я почти умоляюще. — Я пытался, Говард. За последний год я узнал о магии и оккультизме больше, чем другие за всю свою жизнь. Я пытался привыкнуть к силе, которую я унаследовал, но не смог. Да и не хочу. Я не хочу жить всю жизнь с сознанием того, что людям, которых я встречаю, я приношу лишь горе и смерть!

Где-то в доме начали бить часы, медленно и монотонно, и их глухое звучание, казалось, зловещим образом оттеняло мои слова.

— Но ведь это не так, — мягко возразил Говард. — Ведь это в твоей власти, что ты сделаешь со своим наследием.

Бой часов прекратился, как бы подтверждая его слова.

— А если я недостаточно стоек? — спросил я. — Если я не справлюсь и поддамся соблазну власти, как другие, которые убили моего отца?

Говард хотел ответить, но не успел. Где-то под нами часы пробили последний, двенадцатый раз.

И произошло нечто жуткое.

Свет замигал. Сильный, ледяной ветер ворвался в комнату, выбил искры из камина и потушил одну из трех газовых ламп, освещавших библиотеку. И одновременно свечение двух других ламп окрасилось в зеленый свет.

— О боже! — воскликнул Говард. — Что это такое?

Комната внезапно наполнилась ужасной вонью. Нечто темное, бестелесно кружащееся, казалось, появилось из ничего над столом, и голос Говарда потонул в зловещем шипении.

Жуткое зеленое свечение усилилось, и вдруг в центре стола заплясало пятно — бледное, бесформенное, как прозрачный туман. Говард вскрикнул и отпрянул назад. Его рука потянулась к трости, но он промахнулся и сбросил ее со стола. В отчаянии он нагнулся и попытался поймать ее.

Но я этого почти что не видел, а продолжал смотреть на пляшущее таинственное нечто, клубившееся над столом. Внезапно стало холодно, невыносимо холодно, и на меня пахнуло затхлым смрадом, как из могилы.

Потом туман сжался, мгновенно превратился в двухметровую белую колонну… и приобрел черты человеческой фигуры!

У меня по спине побежали мурашки, когда я узнал лицо.

— Присцилла! — сдавленным голосом воскликнул я. Весь дрожа, я стоял, кричал не помня себя и изо всех сил пытался не сойти с ума, не отрывая взгляда от мерцающей, полупрозрачной фигуры девушки.

Присцилла — моя Присцилла! Девушка, которую я любил и которой меня лишила жестокая судьба. Присцилла сошла с ума — во всяком случае, так считали врачи, — и находилась далеко, далеко отсюда, в одном из санаториев Англии. И вот… она здесь!

Фигура подняла невесомые руки. Ее черные волосы до плеч развивались словно от порывов ветра, а потом с ее губ слетели слова, полные бесконечно глубокого страдания.

— Роберт! — простонала она. — Помоги… мне… помоги же мне… Они… идут. Они хотят мою… душу… Пожалуйста, помогите! Помогите мне.

Потом произошло нечто ужасное.

Под фигурой, где-то внутри массивной крышки стола, появился бесформенный ком сверкающих предметов, которые переворачивались, дергались и дрожали. Из него, как блестящая змея, вырвалось черное щупальце, покрытое слизью, проникло в туманную фигуру девушки и разорвало ее в клочья, так быстро и внезапно, как порыв ветра разрывает утренний туман.

На долю секунды мне показалось, что я слышу крик, такой наполненный ужасом и страхом крик, который мне не приходилось слышать никогда в жизни. Туманная фигура и черный ком в крышке стола исчезли, и внезапно свет снова стал обычным.

Но только на мгновение.

Потому что зеленое свечение вернулось снова, а от ужасной вони у меня буквально перехватило дыхание.

И над крышкой стола во второй раз появилась мерцающая туманная фигура.

Но она изменилась!

Ее тело странным образом скрючилось, сморщилось и усохло, и теперь напоминало скорее карикатуру на человеческое существо. Только что бывшая белоснежной шелковая ночная рубашка покрылась черными пятнами, а волосы забрызгали кровь и грязь.

С криком я отпрянул назад, потерял равновесие и споткнулся о стул.

Но я даже не почувствовал боли. Мой взгляд был прикован к мерзкой карикатуре на мою возлюбленную, к этому страшному, безобразному порождению мрака, в которое превратился ее светлый образ. И который продолжал изменяться…

Изменилось ее лицо.

Казалось, невидимая рука схватила его, смяла черты, ужасным образом сместила их и вылепила новое лицо, как будто это был мягкий воск.

Из нежного, мальчишеского лицо моей Присциллы получилась отвратительная маска. Внезапно ее кожа побледнела и стала рыхлой, как тесто, глаза потемнели и провалились в глазницы, из которых на меня смотрело безумие. Растянутые в гримасе разорванные губы показались хищной пастью.

Туманная фигура медленно повернулась, отделилась от мерцающего ореола, окружавшего ее, и продолжала приобретать человеческую плоть. Ее руки поднялись, и я увидел, как на них появились когти хищного зверя.

Медленным, странно невесомым движением фигура отделилась от стола, на секунду замерла и потом двинулась ко мне.

— Спаси меня, Роберт, — захихикала она. — Так спаси же меня. Ты должен мне помочь!

В моей душе что-то лопнуло. Я знал, что тварь передо мной была не Присциллой, а лишь миражом, созданным с одной только целью мучить меня и издеваться надо мной, используя карикатуру на единственного человека, которого я когда-либо любил. Но ее вид парализовал меня.

Я начал спиной отступать от приближавшегося призрака. Бестия хихикнула, изобразила на своей роже издевательскую ухмылку и игриво махнула в мою сторону своими когтями.

— Роберт! — закричал Говард. — Это не Присцилла! Это Шоггот! Защищайся.

Он тут же вскочил, выхватил шпагу из ножен и приготовился нанести удар.

Но монстр оказался быстрее. Он молниеносно повернулся и ударил нападавшего своими страшными когтями. Говард попытался уклониться от удара, но это не совсем удалось ему. Тигриная лапа монстра почти нежно коснулась его груди.

Говард вскрикнул, словно его поразила молния. Он отшатнулся назад, ударился о полку с книгами и вместе с ней упал на пол. За мгновение до того, как он скрылся под упавшими на него книгами, я заметил, что белая рубашка на его груди покраснела от крови.

Монстр медленно повернулся ко мне.

— Ты мертвец, Роберт Крейвен! — издевался он, приближаясь ко мне. — Ты умрешь. Так же, как и все остальные. Мы заполучим тебя!

Его лапа дернулась вперед, разорвала мой сюртук и оставила кровавые царапины на моем плече. Боль вернула меня к действительности.

Внезапно с болезненной ясностью я понял, что мне предстоит умереть. Тварь, стоявшая передо мной, была не миражом, не тенью, это — Шоггот, монстр, созданный лишь с единственной целью — убивать.

Убивать меня.

Чудовище злобно захихикало, словно прочитало мои мысли. Возможно, так оно и было.

— Ты умрешь, Роберт! — прошипел урод. — Ты уже мертв! Ты просто этого еще не заметил.

В то же самое мгновение снаружи в коридоре раздался крик. Дверь от сильного удара распахнулась, и в проеме показалась стройная фигура.

Шэннон!

Шоггот среагировал со сверхъестественной быстротой. С яростным шипением он резко повернулся, поднял руки вверх и послал в юного мага молнию.

Ослепленный, я закрыл глаза, но яркий свет проник сквозь мои веки, и я увидел в необычном черно-белом изображении, что же произошло дальше.

Молния полетела в Шэннона, но не попала в него. Казалось, что фигура юного чародея окуталась в мантию из ярких искр. Его волосы светились, а пол перед его ногами задымился.

А потом Шэннон нанес ответный удар.

Я не смог разобрать, что именно он сделал. Это была не молния, как у Шоггота, не внезапная вспышка магической энергии, а нечто незримое, что, как бестелесная тень, мелькнуло в комнате и окутало тело чудовища, заставив порождение мрака податься назад.

Внезапно раздались жалобные крики злобного существа.

Оно закачалось, упало на колени и снова попыталось встать.

— Джефф! — крикнул Шэннон. — Камень! Твоя Соггот-заезда! Быстрее!

Наконец до меня дошло, что имел в виду Шэннон. Моя рука скользнула вниз в карман сюртука… и ничего не нашла.

От страха меня бросило в дрожь. Камень исчез. Я переоделся после того, как мы пришли в университет, а Соггот-звезда осталась в кармане другого сюртука, в моей комнате, а значит, вне досягаемости!

Монстр-Присцилла со злобным шипением выпрямился. Его взгляд перебегал с Шэннона на меня и обратно, но, видимо, инстинктивно он почувствовал в юном чародее более опасного соперника.

Чудовище снова вскинуло руки, и опять из его когтей вырвалась ослепительная молния.

На этот раз Шэннон покачнулся под ударом магической энергии. Голубые, тонкие как волос молнии вырывались из невидимой мантии, которая защищала его тело.

Шэннон шаг за шагом отступал назад. На его лице застыло напряженное выражение крайней сосредоточенности, и я видел, как его губы беззвучно шептали слова, когда он готовился к отражению следующего удара магических сил бестии.

И это промедление чуть не стоило ему жизни.

Шоггот наконец понял, что перед ним противник, магические силы которого не уступают его собственным, а может, и превосходят их.

Но он все еще оставался тварью, физическая сила которой не уступала силе гигантского чудовища.

С громким криком он бросился вперед, наскочил на Шэннона и сомкнул свои когти вокруг его тела, как бы заключив в объятия. Крик Шэннона превратился в стон, когда железные объятия лишили его возможности дышать.

Не думая об опасности, в которой я находился, я бросился вперед и попытался отвернуть назад голову монстра.

Шоггот взревел, словно раненый лев, напряг спину и сбросил меня, как надоедливое насекомое.

Отброшенный толчком назад, я ударился о стол, упал на колени и почувствовал что-то твердое подо мной. Я опустил руку и нащупал шпагу.

Единоборство уже почти закончилось, когда я поднялся на ноги и, шатаясь, устремился к Шэн-нону и Шогготу. Юный чародей уже почти не защищался. Его глаза померкли, а там, где к нему прикасались лапы чудовища, кожа казалась обожженной или разъеденной кислотой. Широко раскрытая пасть монстра приближалась к горлу молодого колдуна.

Я поднял шпагу, заставил свои мышцы еще раз напрячься — и изо всех сил метнул свое оружие, словно копье, в Шоггота!

Мне показалось, что тонкое лезвие превратилось в молнию. Шпага полетела вперед, как будто живое существо. Вонзившись в грудь монстра с силой, в десятки раз превышавшей мощь моего броска, она отбросила его назад.

Шоггот взревел.

Его когти неверным, лихорадочным движением ухватились за кристаллический набалдашник шпаги и тут же отдернулись, будто прикоснулись к раскаленному добела железу, и начали растворяться.

Я не в первый раз наблюдал смерть Шоггота, но от этого зрелище не стало менее жутким. Казалось, что внезапно иссякли огромные силы, удерживавшие протоплазму в клетках. Тело монстра растеклось, превратилось в серую, кипящую слизь, которая стремительно таяла.

Все заняло менее тридцати секунд. Казалось, что шпага внезапно потеряла опору и со звоном упала в лужу серо-зеленой, кипящей кислоты, которая с шипением въедалась в пол и при этом все больше и больше теряла в объеме.

Тяжело дыша, я повернулся, быстро убедился в том, что Шэннон жив, и поспешил к Говарду.

Он начал шевелиться, когда я вытащил его из-под кучи бумаг и сломанных полок. Я осторожно прислонил его спиной к стене и ощупал рану у него на груди.

Она оказалась менее опасной, чем я подумал в первый момент. Очень глубокая и болезненная, но не угрожающая жизни.

— Все в порядке? — тихо спросил я.

Говард простонал, поднял руку ко лбу и вдруг тихонько засмеялся.

— Конечно, — пробормотал он. — Конечно, все в порядке, ты шутник. — Он оттолкнул мою руку в сторону, встал и некоторое время стоял неподвижно, как будто был не уверен, что у него хватит сил идти самостоятельно. Потом, ссутулившись, двинулся к Шэннону и опустился рядом с ним на колени.

Его пальцы дрожали, когда он переворачивал неподвижное тело Шэннона и расстегивал его рубашку.

— Что ты делаешь? — удивленно спросил я.

Говард ничего не ответил, а начал сантиметр за сантиметром ощупывать обнаженный торс Шэннона Сначала я подумал, что он ищет раны, но быстро понял, что это не так Говард искал что-то другое. Что-то совершенно конкретное.

— Черт побери, что ты делаешь? — спросил я.

Говард поднял голову, недовольно нахмурил лоб и, как бы прося его не беспокоить, отмахнулся. Он тщательно осмотрел грудь Шэннона, руки, шею и даже спустил с него брюки, чтобы осмотреть бедра.

Наконец он опустил тело Шэннона, встал и принялся затаптывать небольшие язычки пламени, то и дело вспыхивавшие во многих местах комнаты.

* * *

Шэннон очнулся, когда мы отнесли его назад в его каморку и наспех обработали ему рану. Как и у Говарда, ранение Шэннона было неопасным, но очень глубоким, а его лоб пылал от лихорадки.

Но когда он открыл глаза и посмотрел на меня, его взгляд был ясен.

— Теперь… ты во второй раз спас мне жизнь, Джефф, — пробормотал он. — Думаю, я… теперь твой должник.

— Ерунда, — возразил я. — если серьезно, то мы квиты. Сегодня утром ты спас мне жизнь.

Шэннон покачал головой. Движение было слабым, но очень решительным.

— Я знаю… знаю, что произошло, — тихо прошептал он. — В… реке. Ты… победил колдуна. Он… он преследовал меня, Джефф. Он хотел меня… убить.

— Он? — вмешался Говард, прежде чем я успел ответить. — Кто он, Шэннон?

Шэннон молчал. Казалось, что он только сейчас заметил присутствие Говарда.

— Ты можешь ему доверять, — быстро сказал я. — Он мой хороший друг.

Шэннон на мгновение задумался. Потом он кивнул.

— Я думаю, я… должен рассказать тебе правду, — пробормотал он. — Этот человек у реки… ты помнишь имя, которое я тебе называл.

— Вашего друга? — поспешно спросил Говард.

— Этого Рэвена?

— Крейвен, — тихо поправил его Шэннон. — Роберт Крейвен. Я… обманул тебя, Джефф. Крейвен мне не друг. Я… здесь, чтобы уничтожить его.

Его слова меня не удивили. Действительно, нет. Я все время подозревал это.

— Уничтожить? — переспросил Говард. Его голос звучал сдавленно, а в глазах горел предостерегающий огонек, когда он посмотрел на меня.

— Он… колдун, — пробормотал Шэннон. Он задрожал. Я почувствовал, что он снова начал терять сознание.

— Остерегайтесь… его, — прошептал он слабеющим голосом. — Мужчина сегодня у реки, Джефф, это… это был Крейвен. Мужчина с белой прядью. Он… знает, что я здесь. Он попытается… убить меня. Остерегайтесь… Роберта Крейвена.

Его голос прервался. Он откинулся назад, закрыл глаза и мгновенно погрузился в сон.

Прошло довольно много времени, прежде чем Говард нарушил гнетущую тишину, воцарившуюся в маленькой комнате.

Он вздохнул, устало выпрямился и странно посмотрел на меня.

— Он принимает твоего отца за тебя… а тебя за своего друга, — тихо сказал он таким тоном, от которого у меня мороз пробежал по спине. — Мне кажется, у тебя возникла проблема, Роберт.

КНИГА ВТОРАЯ. Проклятие Иннсмаута

Ночь была тихой и почти бесконечной, и когда наступил рассвет, утреннее солнце казалось слишком ярким и слепящим.

Ларри Темплз знал, что этот день будет плохим — для него, для Джейн и для всего Иннсмаута. Он всю ночь провел в молитвах, умоляя Господа Бога пощадить его. Но когда из соседней комнаты раздался первый слабый крик новорожденного, а несколько мгновений спустя открылась дверь и Ларри взглянул в глаза врача, он понял, что его молитвы не были услышаны. Проклятье, которое уже много поколений лежало на Иннсмауте, снова исполнилось…

Тем не менее он встал, шаркая ногами, обошел стол и потянулся к дверной ручке. Но не успел Темплз прикоснуться к ней, как врач загородил ему дорогу и покачал головой; мягко, но настойчиво и, пожалуй, даже с некоторой горечью.

— Нет, Ларри, — сказал он очень тихо усталым голосом человека, совершенно выбившегося из сил. — Не входи. По крайней мере… не сейчас.

Ларри знал, что доктор Мейн прав — зачем входить и еще больше мучить себя и Джейн? Правда не исчезнет, если закрыть на нее глаза.

Но иногда это помогало.

— Это мальчик, не так ли? — прошептал он.

Мейн кивнул, не глядя на него. Его лицо было бледным, а в глазах застыл ужас, который сказал Темплзу больше, гораздо больше, чем все, что доктор мог бы ему рассказать

Он судорожно сглотнул. Казалось, у него в горле застрял твердый, колючий комок, когда он заговорил снова.

— Все… так плохо?

Мейн вздохнул. Затем выпрямился, устало провел ладонью по глазам и наконец посмотрел ему в лицо, стараясь при этом избегать взгляда Темплза.

— Он… будет жить, — сказал он тихо. — И, насколько я могу судить, он умственно здоров.

Ларри рассмеялся, но это прозвучало скорее как крик.

— Умственно? — горько повторил он. — Как прекрасно. Вы полагаете, он будет совершенно нормальным?

Он поднял руку ко лбу и горящими глазами пристально посмотрел на врача.

— Он будет совершенно нормально расти и однажды научится думать, а вскоре после этого и говорить, и когда-нибудь он придет ко мне и спросит: “Папа, почему я не такой, как другие?” Что я ему отвечу, когда он задаст мне этот вопрос? Что он расплачивается за то, что когда-то совершил его прапрадед?

— Пожалуйста, Ларри, — мягко сказал Мейн. — Я… я отлично понимаю тебя, поверь. Но могло быть и хуже.

Он попытался улыбнуться, подошел к нему и дружески положил руку на плечо.

Ларри отпрянул в сторону и сбросил руку доктора.

— Хуже? — выкрикнул он. — Вы сами не знаете, что говорите, док! Конечно, всегда может быть хуже, но… но это же еще не значит… что…

Он запнулся, в бессильной ярости сжал кулаки и почувствовал, как его глаза начало жечь, а по щекам потекли горячие слезы. Но он их даже и не стыдился

— У вас есть дети, доктор Мейн? — тихо спросил он

Мейн кивнул.

— Трое, — ответил он. — Девочка и два мальчика.

— И они все здоровы?

Мейн не ответил, но Ларри вряд ли услышал бы его слова, если бы даже они и прозвучали.

— Вы не знаете, как это бывает, — продолжал он дрожащим голосом. — О, да, вы понимаете меня, док, я вам охотно верю. В конце концов вы давно здесь живете, для того чтобы понять меня. Вы видели много таких детей, как мой сын, не так ли? Но тем не менее вы не понимаете… Вы не можете понять, что чувствует человек, когда это его коснется. Никто не сможет понять этого. Никто, пока это не случится с ним самим.

Его голос задрожал еще сильнее. Внезапно Темплз вздрогнул всем телом.

— Я больше не хочу, доктор, — сдавленным голосом выкрикнул он. — Я… я слишком долго терпел. Я прекращу это безумие. Я…

— Успокойся, — мягко сказал Мейн. Он раскрыл свой саквояж, немного покопался в нем и наконец вытащил маленький футляр, из которого достал шприц.

— Я тебе сделаю укол, — сказал доктор. — После него ты уснешь, а утром мы еще раз спокойно обо всем поговорим.

Он поднял шприц и хотел свободной рукой взять руку Ларри, но тот резко отпрянул назад и протестующе поднял руки.

— Нет! — сказал он решительно. — Не надо мне никакого укола. Если вам хочется сделать кому-нибудь укол, тогда войдите в эту дверь и избавьте бедное создание от страданий.

Мейн удивленно посмотрел на него.

— Не греши, — сказал он серьезно. — Ребенок совершенно в этом не виноват.

— Это верно. — Голос Темплза внезапно прозвучал совершенно хладнокровно. Исчезли все страхи и отчаяние, но зато в его словах звучала такая решимость, которая заставила доктора содрогнуться. — Вы совершенно правы, доктор. — Ребенок в этом не виноват, и вы, и я, и Джейн тоже не виноваты. Но существует некто, кто несет за это вину…

— Прекрати, — мягко сказал Мейн. — Это было так давно. Слишком давно, чтобы можно было что-то изменить.

— И этот некто здесь, — продолжил Темплз, словно вообще не расслышал последние слова доктора.

Мейн оцепенел.

— Что ты несешь? — спросил он. — Ты… ты сошел с ума, Ларри.

— Нет, док, — ответил Темплз. — Я знаю, что говорю. Он здесь. Он жив, доктор. Дьявол жив, и он находится совсем недалеко от Иннсмаута.

— Это невозможно, — воскликнул Мейн. Но его взгляд блуждал, а его голосу не хватало решительности, которая подобает таким словам. Тем не менее он продолжил: — Это же случилось почти двести лет тому назад, Ларри. Ты это знаешь лучше меня.

— И все равно он жив, — настаивал Темплз.

Внезапно он повернулся, сорвал с крючка свое пальто и дрожащими руками начал натягивать его на себя. Лицо у него покрылось лихорадочным румянцем.

— Спросите других, если вы мне не верите, — продолжал он. — Спросите Флойда, Баннистера и Мелоуна — они видели его.

— Видели? — сдавленным голосом спросил Мейн.

Темплз кивнул.

— Позавчера, — сказал он. — Он приходил в пивную. Они все видели его. Я тоже.

Мейн озадаченно покачал головой.

— Это невозможно, — пробормотал он. — Речь, видимо, идет о какой-то ошибке. Просто кто-то очень похожий на него. Такое бывает.

— Это был он, — настаивал Ларри. — Я это почувствовал, точно также как и остальные. У него такая же магическая сила, как и тогда, доктор. Я почувствовал дыхание зла, как будто меня рукой схватили за горло. Он… он напал на нас. И он победил один против двенадцати наших. Он жив.

Мейн посмотрел на него долгим взглядом.

— И что ты собираешься делать сейчас? — спросил он наконец.

Темплз рассмеялся, совсем тихо и горько.

— То, что надо было сделать еще двести лет тому назад, — сказал он. — Я знаю, что это не сделает моего сына нормальным и, возможно, не снимет с нас проклятие. Но я накажу его за то, что он сделал со мной и с другими и с нашими детьми. Я убью колдуна.

* * *

— Ты действительно считаешь хорошей идею еще раз приехать сюда?

Мой собственный голос показался мне чужим, он дрожал и слишком явно выдавал мою нервозность. Но Говард не ответил на мой вопрос, а лишь пожал плечами. Потом он щелчком отправил только что раскуренную сигару в окно и открыл дверцу экипажа, запряженного парой лошадей.

— Пойдем со мной, — сказал он просто.

Экипаж остановился у таблички с названием местечка, а до первых домов еще было достаточно далеко. Светало, и дома горбатыми тенями выделялись на фоне серого неба. Огоньки, которые кое-где виднелись за окнами, казались странно бесцветными и какими-то бледными, словно их свет наполовину поглощался невидимой вуалью.

У меня по спине пробежал озноб, когда я вслед за Говардом вылез из экипажа. Даже для апреля утро показалось мне необычно холодным, но не только от утренней прохлады меня бросило в дрожь.

Местечко, которое раскинулось перед нами на вершине холма, представляло картину мира и покоя, но я слишком хорошо знал, что это впечатление обманчиво.

— Это тот самый дом?

Скупым жестом Говард показал на заброшенное, полуразвалившееся здание слева.

Несколько секунд я смотрел на серый трехэтажный дом, потом озадаченно глянул направо и налево и наконец кивнул; даже если я и не был твердо уверен в правильности выбора, то поблизости не имелось другого дома, похожего на этот.

Здание находилось именно в этом месте, где ему и надлежало стоять… После всего, что мне подсказывало мое логическое мышление, это должно было быть именно оно.

Меня смущало лишь то, что оно выглядело совершенно не так, как запечатлелось у Меня в памяти…

— Тогда пошли, — сказал Говард. Он улыбался, но его голос звучал неуверенно. Он нервничал. Хотя из нас двоих причина нервничать и волноваться была скорее у меня.

— Все будет хорошо, сынок, — пробасил с облучка Рольф.

Я бросил на него быстрый взгляд и заметил добродушную улыбку на его покрасневшем от холода широком лице. Говард настоял на том, чтобы Рольф остался здесь на улице, не назвав при этом конкретную причину такого своего решения.

Но тем не менее я догадался о ней. Рольф был нашим прикрытием с тыла — и, если случится самое худшее, — нашей единственной возможностью к бегству. Просто на сердце было спокойнее, когда знаешь, что у тебя за спиной такой человек двухметрового роста, как Рольф, да к тому же еще и вооруженный. Пока он оставался здесь снаружи, мы по крайней мере могли быть уверены, что никто не нападет на нас с тыла.

Шагая рядом, мы пересекли пустынную улицу и направились к покинутому дому. Ветер гнал тяжелые, низко висящие дождевые облака, и в тот самый момент, когда мы ступили на заросший сорной травой участок перед домом, солнце померкло. Это показалось мне дурным предзнаменованием.

Аркхем лежал перед нами, как город-призрак; даже те немногие огоньки, которые я заметил при нашем прибытии, уже погасли, и, за исключением наших шагов и слабого, монотонного воя ветра, не было слышно ни малейшего звука. Царило такое же жуткое молчание, которым меня встретил город, когда я прибыл сюда.

И сегодня оно не казалось менее зловещим, чем тогда,

Я попытался отогнать от себя мрачные мысли, ободряюще улыбнулся Говарду и решительным шагом вошел в дверь. Треснувшее стекло дверной створки под нажимом моих пальцев окончательно выскочило из рамы и разбилось; в царившей тишине это прозвучало слишком громко и жутко.

Когда мы вошли в вестибюль, полумрак окутал нас серым саваном. Под нашими ногами клубилась серая пыль, не убиравшаяся в течение многих лет, а в нос ударила волна спертого воздуха.

Внезапно я почувствовал присутствие чего-то жуткого, но когда я попытался сконцентрироваться на этом ощущении, оно ускользнуло от меня и исчезло.

Вестибюль гостиницы имел призрачный вид. Повсюду лежали пыль и грязь, сухие листья и бумага, занесенные сюда ветром через разбитые окна; часть потолка обрушилась. Стойка, за которой меня приветствовал старикашка, криво стояла на прогнившем полу, похожая на севший на мель корабль. Обои в тех местах, где они не были сорваны и не сгнили, сильно выцвели и скрутились. Дом, должно быть, находился во власти разрушения как минимум десятилетие.

И тем не менее это был тот же самый дом, в котором менее суток тому назад я разозлился на неприветливого портье и снял номер…

— По лестнице? — Говард кивнул в сторону лестницы, ведущей наверх.

Я утвердительно кивнул, нервно облизал кончиком языка губы и последовал за ним, когда он начал подниматься по прогнившим ступенькам.

Вся лестница скрипела и дрожала под нашим весом. Из пазов гнилых ступенек вырывалась пыль, и когда я неосторожно положил руку на перила, вся конструкция с угрожающим скрипом так сильно наклонилась в сторону, что я поспешно отпрянул назад.

Говард жестом показал мне, чтобы я был осторожнее, и пошел дальше.

Мы добрались до второго этажа, на мгновение остановились, а затем медленно двинулись дальше. Где-то над нами дом трещал и трясся, как огромное живое существо. Из-за моих перенапряженных нервов мне мерещились шаги, легкое дыхание и разные тени, возникавшие и тут же пропадавшие на верхнем конце лестницы…

Внезапно Говард снова остановился, поднял руку и нахмурил лоб.

— Ты прав, Роберт, — тихо сказал он. — Здесь что-то не так.

Я вопросительно посмотрел на него. Вновь мне почудились шаркающие шаги, и снова над нами показалась и тут же исчезла какая-то тень.

Но потом я понял, что эти шаги вовсе не плод моего воображения, так же как и тень. Мы были не одни.

Говард предостерегающе поднес палец к губам, сунул руку в карман сюртука и вытащил револьвер с коротким дулом. И хотя он прикрыл курок левой рукой, когда взводил его, щелчок прозвучал в моих ушах, как выстрел пушки. Как бы в ответ на это над нами снова прошаркали шаги. На этот раз казалось, что они удалялись.

Мы на цыпочках двинулись дальше, добрались до следующего этажа и остановились у самой двери. Сейчас шаги раздавались совершенно отчетливо — быстрые, шаркающие и неравномерные, как будто там кто-то беспокойно ходил взад—вперед, волоча одну ногу.

“Это еще в лучшем случае, — подумал я подавленно. — А в худшем — у того, кто поджидал нас там вверху, вообще не было ног, которые он мог бы волочить, а имелись лишь смертоносные щупальца и…”

Я не решился продолжить мысль, а одним махом преодолел последние ступеньки, сопровождаемый Говардом, который с револьвером в руках прикрывал мне спину. У меня появилось неприятное предчувствие, что револьвер нам мало поможет против существ, которые подкараулят нас там наверху. Тем не менее было приятно сознавать, что мы не совсем беззащитны.

Мы добрались до третьего этажа, остановились и внимательно осмотрелись. Здесь вверхубыло темно; через залепленные грязью окна с обеих сторон коридора проникало мало света. В воздухе клубилась пыль, от которой першило в горле и которая скрывала все за серой пеленой.

Тем не менее я сразу заметил следы.

Я увидел два ряда неравномерных, идущих параллельно отпечатков следов человеческих ног, которые нарушали толстый слой пыли на полу и двумя неравномерными змейками исчезали в глубине коридора. “Но по крайней мере, — с облегчением подумал я, — это хоть человеческие следы”.

Несмотря на холод, который, как невидимый спутник ночи, сохранился в прогнивших стенах гостиницы, меня бросило в пот, когда мы подошли к комнате на третьем этаже. Мои пальцы судорожно сжали рукоятку трости, которая словно меч торчала у меня из-за пояса. Я уже повернул защелку, прежде чем мы вышли из экипажа. Не буду отрицать — я нервничал, как никогда до сих пор.

Говард знаками приказал мне остановиться. Он медленно поднял правую руку, прижал ладонь левой к двери и очень осторожно приоткрыл ее.

За дверью что-то шевельнулось.

Собственно говоря, это было всего лишь предположение, предчувствие жизни и движения, связанное с обостренным чувством опасности.

Видимо, Говард чувствовал то же самое, что и я, так как он тоже внезапно замер, встревоженно осмотрелся и без разбега бросился в дверной проем.

Через полсекунды я таким же образом последовал за ним. В полусумраке комнаты мелькнула тень; я увидел, как Говард испуганно вскинул руки и как что-то попало ему в ладонь. Он вскрикнул, покачнулся назад и попытался вскинуть револьвер, но тень ударила во второй раз и отбросила его руку в сторону.

Раздался выстрел, Я увидел, как оранжево-красная вспышка пламени метнулась в сторону нападавшего подобно раскаленному копью, но не попала в него. Казалось, что от грохота выстрела у меня лопнут барабанные перепонки, а здание рухнет.

Но хотя пуля и не попала в цель, выстрел все-таки произвел нужный эффект. Таинственный нападавший оставил Говарда, проворно отскочил назад и схватил стул, чтобы швырнуть его в Говарда. Одновременно краешком глаза я заметил еще какое-то движение рядом, инстинктивно бросился в сторону и прикрыл голову руками.

Возможно, это спасло мне жизнь. Что-то тяжелое, твердое врезалось в половицы, где я только что стоял, одновременно я получил удар ногой в бок, мои ребра хрустнули, и на некоторое время я даже потерял возможность дышать. Эта проклятая комната оказалась ничем иным, как одной большой западней!

Я услышал, как Говард вскрикнул, когда его противник снова бросился на него.

Покачнувшись, я отступил на один, два шага назад и, приготовившись к бою, поднял руки. Передо мной выросла тень, и ярость, охватившая меня, мгновенно превратилось в испуг, когда я увидел, как огромен мой противник — настоящий великан, широкоплечий, словно медведь, и ростом не менее двух метров, однако при этом какой-то странно скособоченный.

Рядом со мной Говард отчаянно боролся с другим нападавшим, но у меня не было времени помочь ему, так как великан взревел и с угрожающе поднятыми руками бросился на меня. Я все еще видел его лишь как размытую тень, но и этого было вполне достаточно, чтобы я потерял всякое желание вступить с ним в единоборство.

Я поспешно отпрыгнул назад, выхватил шпагу из трости и несколько раз взмахнул клинком перед лицом великана. Острая как бритва сталь со злобным шипением рассекла воздух. Нападавший застыл, мгновение постоял, размахивая руками, а затем начал шаг за шагом отступать от меня. Рядом со мной внезапно раздалось пять, шесть звонких ударов, последовавших один за другим и сопровождавшихся удивленным пыхтением, и одна из двух теней, боровшихся у окна, опрокинулась навзничь.

— Говард? — озабоченно воскликнул я, не спуская глаз с человека передо мной.

— Все в порядке, Роберт, — ответил Говард. — Не давай ему передышки — я позабочусь об освещении.

Я слышал, как он возился в темноте, потом он одним рывком сорвал с окна грязную тряпку, и яркий солнечный свет хлынул в комнату.

Удивление заставило меня и Говарда одновременно вскрикнуть.

Оба наших противника отступили к противоположной стене. Тот, который нападал на меня, прикрыл лицо руками, защищаясь от света, а второй, прищурившись, беспомощно моргал, ослепленный ярким светом.

По крайней мере, я надеялся, что у него имеются глаза.

Такое лицо могло привидеться только в кошмарном сне. Внезапно я понял, что не только темнота и страх были причиной того, что их фигуры показались мне какими-то странно скособоченными и неправильными. Напротив, темнота укутывала их спасительной вуалью и скрывала самое страшное.

Оба человека были страшным образом изуродованы. Коротышка, напавший на Говарда, был калекой с обезображенным лицом и большим горбом, разными ногами и руками, на которых было слишком много пальцев, а другой, на первый взгляд, казался почти нормальным.

Нормальным до тех пор, пока не опустил руки.

Говард первым справился с испугом. Он нагнулся за револьвером, который коротышка выбил у него из рук, и направил оружие на обоих уродов.

— Не двигаться, — сказал он угрожающе. — Мы ничего вам не сделаем, если вы будете благоразумны. Почему вы напали на нас? Кто вы такие?

Разумеется, он не получил ответа. Коротышка зарычал как злой пес и угрожающе поднял на Говарда свои руки-когти, в то время как великан медленно отступал от нас, пятясь назад.

— Черт побери, отвечайте же! — приказал Говард, теряя терпение. — Мы…

Остальное произошло слишком быстро, чтобы Говард или я успели среагировать. Тот, что пониже, с яростным лаем прыгнул на нас и в сторону, в то время как великан с ловкостью, которой я никак не ожидал от человека таких громадных размеров, одним прыжком достиг двери ванной комнаты и скрылся за ней.

Но за дверью не было пола, как я знал из собственного опыта, а всего лишь шахта, которая вела до самого подвала…

— Роберт! — крикнул Говард. — Держи его!

Его слова относились к горбуну, но я среагировал с запозданием на какую-то долю секунды. Я отшвырнул шпагу в сторону, бросился вперед и ухватил его за щиколотку, но потерял равновесие и упал на колени. Горбун взревел, неожиданно ловко повернулся и ударил меня свободной ногой в лицо.

Его нога скользнула мимо моего виска, но я инстинктивно ослабил хватку. Горбун торжествующе захрипел, вырвал свою ногу из моих рук и на четвереньках помчался к открытой двери ванной.

Я одним прыжком подскочил к двери, но не успел его схватить.

Последнее, что я увидел, это его мелькающая тень, которая с ловкостью обезьяны спустилась вниз в шахту и слилась с блестевшей чернотой на ее дне…

* * *

Левый глаз Говарда выглядел довольно скверно. Когти горбуна оставили длинную кровавую царапину на его щеке; еще бы один сантиметр повыше, подумал я, содрогнувшись от ужаса, и мой друг лишился бы глаз.

— Черт побери, да прекрати ты наконец, — сказал он сквозь зубы, в то время как я своим носовым платком осторожно промокал кровь в уголке его глаза. — У нас есть дела и поважнее.

Он хотел оттолкнуть меня, но я грубо отвел его руку в сторону и продолжил вытирать ему кровь.

— Какие дела? — спросил я. — Хочешь спуститься в шахту вслед за ними?

— Чушь! — Говард терпеливо подождал, пока я закончу обработку его лица, насколько это было возможно с помощью имевшихся у меня под рукой средств. Потом он встал, еще раз подошел к ванной и довольно долго нахмурившись, молча смотрел в глубину.

— Хотел бы я знать, кто были эти двое, — пробормотал он. — И что им надо было от нас.

Он вздохнул, тщательно закрыл дверь и с озабоченным видом повернулся ко мне.

В комнате царил полный разгром. Из всей обстановки, казалось, не пострадал только стол на трех ножках рядом с окном.

Он не был пуст. На расцарапанной крышке лежали… какие-то предметы. Бумаги, маленькие самодельные пакетики из прямоугольных кусочков кожи и шнурочков, пузырьки с непонятным содержимым, стопка пергаментных листов, как позднее выяснилось, страницы, вырванные из какой-то книги, свеча…

Я озадаченно смотрел несколько секунд на странные предметы, наконец подошел ближе и хотел взять их в руки, но Говард почти грубо удержал меня.

— Нет, — сказал он. — Не прикасайся ни к чему, пока мы не узнаем, что же здесь произошло.

Он в свою очередь склонился над столом и с выражением недоверия и озабоченности осмотрел коллекцию таинственных предметов.

— Знаешь, что это такое? — спросил он наконец.

Я покачал головой и затем сразу же пожал плечами.

— Если бы здесь было кладбище и сейчас была бы полночь, а не раннее утро, — ответил я, — тогда бы я сказал, что кто-то собирался здесь заговорить свой ревматизм.

— Надеюсь, что твое чувство юмора не оставит тебя слишком быстро, — пробормотал Говард, не поднимая глаз. Его пальцы коснулись пергаментных листов и тут же отдернулись, как будто он обжегся.

— Я не знаю точно, что это такое, — продолжал он, — но похоже, что эти двое занимались здесь заклинанием духов. Или пытались сделать это.

— Здесь? Именно здесь?

— А тебя это удивляет? — Говард улыбнулся, но улыбка вышла, как это часто бывало с ним, довольно мрачной. — Ты действительно считаешь случайностью, что мы встретили этих двоих именно в этом доме?

Я ответил не сразу, а Говард взял один из маленьких кожаных пакетиков и высыпал его содержимое на стол. Я не мог точно определить, что это было, но маленькие черные зернышки неприятным образом напомнили мне высушенных пауков или муравьев.

— Это не случайность, — продолжал Говард, так и не дождавшись от меня ответа. — Всего лишь день тому назад ты сталкиваешься здесь с живым Шогготом, а сейчас мы нагрянули сюда в полный разгар какого-то жуткого заклинания. — Он вздохнул, посмотрел на меня и нетерпеливым жестом показал на стол. — К черту, Роберт! Я что, должен каждое слово из тебя клещами вытаскивать, что ли? — спросил он. — В конце концов, из нас двоих ты колдун, а не я. Что все это здесь означает?

— Ничего, — ответил я, встал рядом с Говардом у стола и взял в руки один из маленьких пузырьков. На его дне лежал засохший бурый предмет, который когда-то был обыкновенной лягушкой. — Действительно ничего, Говард, — повторил я как можно серьезнее. — Своим замечанием о кладбище я не собирался дурачить тебя. Все эти предметы имеют столько же общего с магией и колдовством, как я с английской королевской семьей.

Говард вопросительно посмотрел на меня, и я с омерзением бросил на пол пузырек с мумифицированной лягушкой.

— Последние полтора года я занимался почти исключительно магией и колдовством, — продолжал я. — И первое, что я усвоил, это то, что вот такое к ним не относится. Высушенные лапы кротов и крылья летучих мышей, которые в полночь и в новолуние сжигают на кладбище, — это магия, как ее себе представляют дети и глупцы. Это не имеет ничего общего с настоящим колдовством.

— Эти двое не были похожи на детей, — пробормотал Говард. — И на глупцов. Напротив, у меня такое чувство, что они делали все совершенно серьезно.

— Возможно. Но что бы они ни собирались сделать, оно не получилось бы. С помощью их вещей ты не сможешь выполнить никакое заклинание, Говард. Это принесет вред скорее тому, кто сам этим занимается.

— Несмотря на это, нам надо все забрать с собой, — продолжал настаивать Говард. — Я хочу выяснить, кем были эти двое и что они хотели тут сотворить.

Он еще раз задумчиво посмотрел на меня, сдвинулся со своего места у стола и снова направился к ванной. Мое сердце бешено заколотилось, когда я увидел, как он — держась левой рукой за дверной косяк — наклонился вперед и заглянул в черную пропасть, которая простерлась под ним, как жадно разверстая пасть. Меня испугал не сем вид шахты, а, скорее, воспоминания, связанные с нею. В ванной совсем не было пола. Это было не что иное, как прямоугольная шахта, которая вела до подвального этажа дома. Чуть-чуть она не стала моей могилой, во время моего первого визита в этот “гостеприимный” дом…

— Ты не знаешь, что там внизу? — спросил Говард, снова выпрямившись.

— Вероятно, подвал, — ответил я, пожав плечами. — А что?

— Мы должны спуститься вниз, — сказал Говард. — Может быть, отыщем какие-нибудь следы. В конце концов, не могли же эти двое просто взять и раствориться в воздухе. — Он неожиданно резко повернулся. — Пошли.

Я не возражал, так как в душе обрадовался возможности поскорее покинуть эту комнату. Весь этот дом был заколдован, находился во власти темной, злой силы, которая, казалось, следила за нами невидимыми глазами. И это был не Шоггот, чуть не проглотивший меня. Его присутствие я бы почувствовал. Так как тогда я по крайней мере знал бы, с каким врагом мы столкнулись.

Мы покинули комнату и снова вышли в мрачный коридор.

Где-то под нами раздался стук.

Говард резко остановился, как будто наскочил на невидимую стену. Стук повторился, потом раздался страшный удар и треск, и внезапно все здание под нашими ногами содрогнулось, как от удара гигантского молота.

Говард что-то крикнул мне и бросился бежать, но его слова потонули в новом, еще более громком грохоте.

Впрочем, сделал он лишь несколько шагов. Едва добежав до верхней ступеньки лестницы, он снова остановился как вкопанный. А когда я подскочил к нему, то сразу понял почему.

Мое предчувствие меня не обмануло. Весь этот дом был одной страшной западней.

— Ты видишь, — крикнул Говард. — Я был прав: эти двое оказались здесь не случайно. Я думаю, кто-то в этом городе что-то замышляет против нас.

Его чувство юмора показалось мне не особенно оригинальным.

Особенно, принимая во внимание бушующую стену огня, охватившего нижнюю часть лестницы и с треском и воем подбиравшегося к нам.

* * *

Когда он проснулся, вокруг него царили тишина и темнота, окутывающие, как теплое и мягкое одеяло. Он не знал, где находится, как он попал сюда и даже кто он сам такой.

Шэннон поморгал, попытался поднять руку и обнаружил, что на ней такая толстая повязка, что он не мог даже пошевелить пальцами. Резкая, жгучая боль острой иглой впилась в запястье. И, словно эта боль была ключом к его памяти, плотный туман, которым сон укутал его мысли, тут же рассеялся. Он снова все вспомнил. И все же эти воспоминания были… неверными? Было ли это слово подходящим? Он не знал этого.

Шэннон только знал, что в его окружении что-то не так.

Он медленно привстал на кровати и отбросил одеяло. Он был до пояса обнажен, а его тело сплошь покрыто повязками и заклеено пластырем, и даже там, где можно было увидеть голую кожу, она покраснела и вздулась. И Шэннон вспомнил пламя и жару. Да, так оно все и случилось. Он сражался против Шоггота, который хотел убить Джеффа, и получил при этом тяжелые ранения. Такие тяжелые, что он даже был не в состоянии использовать свои тайные знания и вылечить самого себя.

Решительным движением юный чародей сбросил ноги с кровати и встал, хотя при этом движении его тело задрожало от боли. Обе большие повязки потемнели, когда под ними снова открылись раны.

Не обращая внимания на боль, Шэннон с трудом доковылял до окна и одним рывком распахнул занавески. Яркий солнечный свет устремился в комнату, но он мерцал, и в нем присутствовало нечто чужое, мешающее. У Шэннона снова появилось чувство, будто в его окружении что-то не так, как должно быть, и вновь он потерял эту мысль, так и не успев ее осмыслить.

Некоторое время юноша стоял у окна неподвижно и с закрытыми глазами. Солнечный свет касался его тела, как ласкающая рука, и Шэннон чувствовал, как глубоко у него внутри запас магической энергии пополнялся силой света. Боли медленно стихали, а чувство усталости и слабости сменилось новым приливом бодрости.

Шэннон стоял так неподвижно пять, шесть минут, потом вернулся к кровати и подошел к большому настенному зеркалу. На его губах заиграла слабая улыбка, когда он начал разматывать повязки.

Прошло много времени, пока он справился с этим. Когда последняя повязка упала на пол, от многочисленных ран, которые до того покрывали его тело, не осталось и следа. Кожа опять стала гладкой и чистой, как у новорожденного.

Шэннон нагнулся к своей одежде, сложенной на стуле рядом с кроватью, и быстро оделся, а потом, довольный собой, улыбнулся своему отражению в зеркале.

То, что он видел, нравилось ему — молодой человек девятнадцати лет, стройный, но с фигурой хорошо тренированного атлета. Его запачканная и прожженная во многих местах одежда и засохшая у корней волос кровь придавали ему вид необузданного, отчаянного человека. Шэннон не был Нарциссом, но он по праву гордился своим телом. И кроме того, он знал, как важно ухаживать за этим хрупким, незаменимым инструментом своего духа и постоянно поддерживать его в высочайшей форме. В последние дни он несколько раз оставался жив только потому, что был в состоянии проявлять в буквальном смысле слова сверхчеловеческие способности.

Шэннон закончил осмотр своего отражения, тыльной стороной ладони стер, насколько это было возможно, засохшую кровь со лба и хотел уже направиться к двери, как вдруг что-то привлекло его внимание. На худощавом юношеском лице его зеркального отражения внезапно появилось выражение недоверия.

В первый момент он не заметил ничего необычного, но потом увидел тень, которая промелькнула у него за спиной, едва заметная, как дуновение ветерка.

Шэннон вдруг резко повернулся, вскинул вверх руки — и замер.

Комната оставалась пуста. Но внезапно он снова почувствовал дыхание чужого, враждебного, что, казалось, висело в комнате как дурной запах. У него было такое чувство, как будто невидимая рука сжимала его, медленно, но безжалостно. В смятении он снова повернулся и когда вновь заглянул в зеркало, его сердце бешено заколотилось.

Тень опять была здесь. Теперь более отчетливая, чем раньше, как будто мрак позади него постепенно сгущался, приобретая очертания тела.

Но позади него ничего не было!

Казалось, ледяная рука прикоснулась к спине Шэннона, когда он осознал, что тень находится не позади него, а только позади его отражения в зеркале, и что…

Он заметил опасность едва ли не слишком поздно.

По поверхности зеркала пробежало быстрое, волнообразное движение, конвульсивная дрожь, словно внезапное сотрясение неподвижной ртути, и с каждой следующей долей секунды тень стала стремительно превращаться в тело, а кипящая чернота в лицо. Худощавое, аристократическое лицо, на котором выделалась аккуратно подбритая “эспаньолка”, лицо с колючими глазами и тонким, жестоким ртом, над ним копна черных как смоль волос с белой прядью в виде изогнутой молнии…

А потом человек поднял руки, и его пальцы, появившись прямо из зеркала, сомкнулись на горле Шэннона!

Чародей вскрикнул, отпрянул назад и попытался отчаянным ударом разомкнуть душившие его руки.

С таким же успехом он мог попытаться голыми руками сдвинуть с места гору. Давление на его горло скорее даже усилилось.

Шэннон захрипел и резко ударил правой ногой вверх. Его колено врезалось в зеркало, словно удар молота, и разнесло его на кусочки, но за разбитым стеклом не оказалось ничего, только тень, отражение без реальной материальной субстанции. И несмотря на это, он продолжал чувствовать хватку противника…

Шэннон зашатался. Красные, пылающие крути заплясали у него перед глазами, а его легкие пронзила страшная боль. Он чувствовал, как его покидали силы, как руки Крейвена выдавливают из него жизнь, и…

Крейвен!

Это имя появилось перед взором Шэннона, словно написанное пылающими буквами.

Казалось, внутри у него что-то сломалось. Внезапно с каждой секундой к нему начала возвращаться память, и Шэннон понял, кто его враг — Роберт Крейвен, сын колдуна! Человек, ради которого он пришел сюда, чтобы уничтожить его.

Он и не подозревал, что это оказалось его самым большим заблуждением, что этот человек не Роберт Крейвен, а его отец, Родерик Андара. Что его друг Джефф в действительности только сын колдуна. Однако это заблуждение придало ему новые силы. Он почувствовал, как в нем, подобно волне раскаленной лавы, закипела ненависть, он воспользовался ею и обратил ее в силу, как учил его в свое время Некрон.

Отчаянным усилием он разорвал пальцы Крейвена, упал спиной на кровать и молниеносно откатился в сторону, как только фигура в зеркале вскинула руку. Яркая бело-голубая молния вонзилась рядом с его головой в подушку, превратив ее в пепел.

Шэннон повернулся, рывком вскочил на колени и всей своей магической силой нанес ответный удар. Фигура за зеркалом, казалось, пошатнулась. На мгновение по ее контуру возникли маленькие язычки пламени; она зашаталась и на долю секунды померкла, но тут же снова приобрела прежнюю яркость. Она подняла руки. Из ее пальцев вырвался огонь святого Эльма.

Но смертельная молния, которую ожидал Шэннон, не вылетела. Вместо этого тело Крейвена начало приобретать все большую четкость, пока наконец перед Шэнноном появилось не отражение в зеркале, а почти живой человек из плоти и крови. Но это впечатление тут же исчезло. Это не был голос живого человека, и когда он заговорил, его губы не двигались.

— Я мог бы тебя уничтожить, Шэннон, — прозвучал голос Крейвена прямо в мозгу молодого чародея. — Ты в моей власти.

Шэннон смотрел на жуткий призрак и молчал. Он знал, что Крейвен прав — его собственные силы слишком слабы. Регенерация стоила ему слишком много энергии; гораздо больше, чем он считал вначале. Его атака просто всего лишь удивила Крейвена, но не более того. И он чувствовал, как велика была сила колдуна в тот момент. Почему же он не убил его?

— Потому что, возможно, ты мне еще понадобишься, — ответил Крейвен, и Шэннон в ужасе осознал, что колдун прочел его мысли.

Крейвен тихо рассмеялся.

— Тебя это удивляет? — спросил он. — Разве тебе не сказал твой Мастер, кто тот человек, которого ты должен уничтожить?

Он задумчиво посмотрел на Шэннона и сам же ответил на свой собственный вопрос, покачав головой:

— Нет, — продолжал он. — Я вижу, он не сказал тебе этого. Некрон не изменился за все эти годы.

— Чего ты хочешь? — сдавленным голосом спросил Шэннон. — Уничтожить меня или поиздеваться надо мной?

— Ни то, ни другое, мой юный глупый друг, — ответил колдун. — Я мог бы тебя уничтожить уже вчера, когда я действительно хотел этого. Ты был в моей власти так же, как сейчас. Но я не хочу тебя убивать. Ты мне не враг.

— Зато ты мне враг! — задыхаясь, крикнул Шэннон. Весь дрожа от ярости, он хотел встать, но Крейвен сделал быстрое, почти небрежное движение рукой, и юный чародей застонал от боли.

— Это не так, Шэннон, — возразил Крейвен. — Тебе сказали, что я враг, но это ложь. Некрон обманывает тебя. Точно так же, как обманывает всех остальных. Впрочем, я не требую, чтобы ты мне верил.

— Чего ты хочешь? — прохрипел Шэннон. — Убей меня или исчезни. Я…

— Чего я хочу? — Крейвен рассмеялся, и на этот раз это прозвучало так ужасно, что Шэннон инстинктивно поднял голову и со страхом посмотрел на жуткое видение. — Я хочу дать тебе последний шанс изменить свое мнение обо мне, глупец, — разгневанно сказал Крейвен. — Я не враг тебе, совсем наоборот, я враг тех, с кем ты сам ведешь борьбу.

— Что… что ты хочешь этим сказать? — запинаясь спросил Шэннон. В душе он все еще кипел от ненависти и гнева, но слова Крейвена что-то задели в нем, что-то похожее на скрытые знания, о существовании которых до этого момента он сам не имел никакого понятия. Просто сейчас он знал, что колдун говорит правду. — Что это значит?

— Ты все узнаешь, — ответил Крейвен. — Но не сейчас и не здесь. Подумай о моих словах, Шэннон, и если ты примешь решение, тогда приходи ко мне. Я жду тебя в Иннсмауте сегодня вечером на заходе солнца.

* * *

Ревущая стена огня приближалась с немыслимой ужасающей скоростью. В сухом дереве лестницы огонь нашел достаточно пищи и распространялся почти со скоростью взрыва. Невидимая раскаленная рука схватила меня за лицо, а с каждым вдохом в мои легкие, казалось, вливалась раскаленная лава.

Я отпрянул назад и увлек за собой Говарда, который все еще как зачарованный смотрел на приближающуюся стену огня.

Узкий коридор быстро наполнился дымом и удушающей жарой, и в то время, как мы, шатаясь, шли назад по коридору, первые красные языки пламени уже начали лизать самые верхние ступеньки лестницы. Обои почернели и задымились.

— Бежим туда! — воскликнул Говард, стараясь перекричать треск и грохот рухнувшей лестницы. Отчаянно жестикулируя, он показал на узкое окно в конце коридора и побежал.

Я слишком поздно понял, что он собирается сделать. С отчаянным криком я бросился вслед за ним и попытался остановить его, но уже было слишком поздно. Говард побежал к окну, подергал за раму и затем, недолго думая, разбил стекло локтем.

Казалось, коридор позади нас взорвался.

Кислород, поступивший внутрь через разбитое окно, тут же напитал огонь. Я вскрикнул, когда жара, как раскаленный кулак, ударила меня в спину. Я прикрыл лицо руками и сквозь слезы увидел, что Говард собирается выбраться из окна. Но по какой-то причине он вдруг остановился и широко раскрытыми от страха глазами посмотрел вниз.

Полуослепнув от боли, я ухватился за оконную раму, порезал пальцы об осколки стекла и заглянул в глубину.

Дом под нами пылал как факел.

Это было невозможно. Логика подсказывала, что огонь не может стать таким большим по прошествии всего лишь нескольких секунд, но действительность говорил об обратном. Черный дым валил клубами из разбитых окон, кое-где языки пламени уже лизали внешние стены, а входная дверь и все три этажа под нами выплевывали огонь, словно жерло вулкана.

Несколько мгновений я серьезно подумывал о том, чтобы решиться на прыжок с высоты десяти или двенадцати ярдов и предпочесть несколько сломанных ребер — или, в худшем случае, быстрый конец — мучительной смерти в огне, но потом все же отбросил эту мысль и поспешил спуститься с окна назад в коридор. Жара теперь стала просто невыносимой. Я почувствовал, как все здание задрожало под моими ногами, когда языки пламени лизнули прогнившие балки.

Вся эта груда хлама через несколько секунд рухнет!

Шатаясь и кашляя, Говард прошел мимо меня и двинулся прямо на стену огня! Казалось, его фигура буквально тает на фоне раскаленного пекла, и я увидел, как дерево у него под ногами начало тлеть.

— Говард! — крикнул я срывающимся голосом. — Ты сошел с ума! Вернись!

Все здание снова вздрогнуло, как от удара гигантского молота. Всего лишь в нескольких шагах от Говарда из треснувшего пола пламя взвилось стеной, начало лизать потолок и стены, которые трещали и лопались. От яркого огня у меня на глаза навернулись слезы, и я видел Говарда как сквозь пелену тумана.

Однако мне все-таки удалось заметить, что он в отчаянии дергает дверь перед собой — и я понял!

Одним прыжком я оказался рядом с ним, обжигая пальцы о раскаленную дверную ручку, я изо всех сил потянул дверь на себя. От жары дверь покоробилась, и на какой-то короткий, страшный миг даже показалось, что она не поддается и нашим объединенным усилиям. Но потом створки с треском распахнулись, и мы с Говардом, спотыкаясь, вбежали в комнату, которую покинули всего лишь несколько минут тому назад.

Когда мы подбежали к ванной комнате, рама входной двери позади нас ярко вспыхнула. Воздух вдруг превратился в кипящий сироп. Говард вскрикнул, закрыв лицо рукой, бегом вернулся назад и захлопнул входную дверь.

Его отчаянный поступок дал нам еще одну короткую передышку. Дверь мгновенно начала тлеть, жуткий голубовато-белый свет проникал сквозь ее щели, а замок и дверные петли стали темно-красными. Маленькие язычки пламени начали лизать дверь, пробиваясь сквозь щели. Но она защищала нас от самого страшного пекла, хотя и ненадолго. Возможно, только на несколько секунд, которые были нам сейчас так необходимы.

Когда Говард вернулся, я уже открыл дверь ванной комнаты и начал спускаться в шахту. Кирпичи вибрировали под моими руками, как живые существа, а из глубины, как из каминного дымохода, поднималась волна палящего зноя. Красные отсветы пламени отражались на черном дне шахты, а вокруг нас дом сотрясался как в судорогах. Но огонь еще не проник в саму шахту! Смертельно опасная волчья яма, в которую я едва не попал накануне, сейчас могла стать нашим единственным спасением!

Спуск в шахту оказался настоящей мукой. Едва мы успели спуститься на несколько метров, как над нами раздался резкий, громкий хлопок, и вся шахта озарилась ослепительно ярким светом. Я почувствовал, что балки, по которым мы спускались, за несколько секунд нагрелись и внезапно начали тлеть под моими пальцами.

Боль острой бритвой пронзила мои ладони. Но несмотря на боль, я отчаянно пытался удержаться за балки и увидел, как Говард потерял опору и с криком опрокинулся назад.

Вслед за ним я тоже оступился и камнем полетел в глубину.

* * *

Казалось, падение длилось бесконечно. Мимо меня проносились стены, изогнутые железные скобы и растрескавшиеся балки, а надо мной бушевал настоящий ураган раскаленного жара и света. Моя последняя мысль была о Говарде, крик которого звучал у меня в ушах и внезапно оборвался.

Потом невидимый кулак со страшной силой ударил меня по ногам, словно стараясь вбить их в тело, от удара у меня перехватило дыхание, и все это произошло в течение каких-то долей секунды. Затем то, что я принял за черные камни, расступилось, и я с головой погрузился в ледяную воду.

Сила удара оказалась такова, что я ушел глубоко под воду и больно ударился о камни или скалу. В рот мне хлынула отвратительно затхлая вода; я поперхнулся, изо всех сил подавил желание сделать вдох и устремился наверх.

Когда я вынырнул, меня окружал мерцающий белый свет. Где-то впереди на черных волнах, как пробка, покачивалась голова Говарда, я услышал его голос. Он что-то крикнул мне, но я не понял, что именно.

Что-то горячее коснулось моей щеки, и вдруг вода рядом со мной разлетелась в разные стороны, как от взрыва снаряда. Язык пламени лизнул мои волосы и тут же погас. Только сейчас я понял, какая мне грозила опасность!

Шахта заканчивалась непосредственно в канализации, и благодаря сточным водам я не разбился насмерть, но все же еще не мог считать себя в безопасности. Из шахты вниз непрерывно падали горящие обломки и, как маленькие смертоносные метеориты, вспарывали воду вокруг меня!

Объятый ужасом, я бросился вперед, почувствовал новый удар в бок и тут же снова нырнул. Сделав четыре—пять энергичных гребков, я плыл под водой, пока мои вытянутые руки не наткнулись на грубые камни, тогда я снова вынырнул и, переводя дух, осмотрелся.

Увиденное заставило меня содрогнуться. Шахта осталась позади, не очень далеко, но на достаточном расстоянии, чтобы я мог не опасаться падающих вниз горящих обломков. Казалось, над нами пламенело бело-голубое солнце. Из шахты меня вновь обдало волной испепеляющего жара. Вода кипела от камней, непрерывно падавших сверху, и даже дно светилось сейчас жутким светом, как будто адское пламя продолжало гореть и под водой.

Я оторвал взгляд от страшной картины, поискал глазами Говарда и, сделав несколько энергичных гребков, подплыл к нему.

Между тем Говард уже добрался до противоположного берега канализационного коллектора и с громким пыхтением пытался взобраться на узкий кирпичный карниз, который обрамлял канал сточных вод. Из последних сил я вскарабкался вслед за ним на спасительную стенку и несколько секунд лежал, жадно хватая широко открытым ртом воздух. Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди, в ушах стоял звон.

— Нам надо… дальше, — прохрипел рядом со мной Говард. Его голос звучал как-то странно, сводчатый потолок канала искажал его и отзывался эхом, а шум огня придавал всем словам зловещее звучание.

Я приподнялся, стер с лица воду и грязь и попытался ответить, но смог выдавить из себя только беспомощный вздох.

— Быстрее, — сказал Говард. — Нам надо уходить отсюда. Боюсь, потолок не выдержит.

Как бы подтверждая его слова, туннель в этот момент ощутимо содрогнулся, где-то позади нас от сводчатого потолка отделился кирпич и с шумом шлепнулся в воду.

Я с трудом повернулся и двинулся вперед, тесно прижавшись к стене и балансируя на узком карнизе.

Штольня застонала под весом рухнувшего дома, и этот звук пробудил во мне воспоминание о другом пожаре, который случился много лет тому назад и во время которого пламя бушевало так же неестественно…

Где-то через пятьдесят ярдов карниз стал расширяться. Одновременно поднимался и потолок, пока низкий туннель не превратился в высокую, круглую пещеру с кирпичными стенами. Канал сточных вод превратился в мелкое, круглое озеро, которое на другой стороне пещеры с журчанием вытекало через второй, значительно более низкий туннель.

Я облегчено вздохнул, шатаясь, прошел несколько шагов в глубь пещеры, прислонился к стене и, совершенно обессиленный, опустился на землю. Внезапно подземный собор начал вращаться перед моими глазами; мне стало плохо. Несколько секунд я еще пытался бороться с подступившей тошнотой, но потом сдался, наклонился набок и меня вырвало.

Когда я снова обрел способность ясно видеть и здраво размышлять, то увидел рядом со своим лицом пару ступней, стоявших прямо в луже блевотины, но, казалось, их обладателя это совсем не тревожило. Напротив, внезапно раздался глухой, довольный смех. И смех этот был отнюдь не приветливым…

Я заморгал, с трудом выпрямился и поднял голову.

Ступни принадлежали огромным ногам, самым огромным, которые я когда-либо видел. Но они вполне соответствовали размерам тела. Тела великана, высотой более двух метров и с такими широкими плечами, что это производило впечатление почти уродства.

А его лицо…

Его лицо было воплощением кошмара.

Это стало моей последней мыслью. Сраженный ударом кулака, я потерял сознание.

* * *

— Они взяли его, — сказала Айрис.

Лицо старухи превратилось в маску неподвижной сосредоточенности, как всегда, когда она впала в транс. Но что-то было иначе, не так, как раньше, когда Ларри наблюдал ведьму в этом состоянии. Ее голос дрожал от возбуждения.

— Они взяли его, — сказал Айрис еще раз. — Его и еще одного человека. Незнакомца.

Она заколебалась.

— Что-то здесь не так, — добавила она изменившимся голосом.

Ларри заметил, как Баннистер и Флойд встревоженно переглянулись. Показалось, что свет единственной свечи, которая освещала огромное затемненное помещение, находившееся глубоко под землей, на мгновение замерцал, хотя сквозняка не было.

— Что это значит? — спросил он. — Есть какие-нибудь трудности?

— Нет, — поспешно ответила Айрис. Она открыла глаза, провела кончиками пальцев по губам своего морщинистого, беззубого рта и еще раз сказала уже с большей убежденностью: — Нет. Керд и Вульф приведут их сюда. Все прошло так, как ты запланировал, Ларри.

Она улыбнулась, и в ее померкших от старости глазах вспыхнул торжествующий огонек.

— Через два часа они будут здесь. Этот другой не считается. Я скажу Керду, чтобы он его убил.

— Нет, — быстро сказал Ларри. — Я… не хотел бы, чтобы умер невинный. Мне нужен только он.

Глаза Айрис насмешливо блеснули, но к удивлению Ларри она кивнула.

— Как хочешь. Но он обо всем расскажет. У тебя будут неприятности, когда все закончится.

Ларри терпеливо махнул рукой.

— Это не имеет значения, — сказал он. — Мне нужен он, все остальное пустяки. — Он грозно сверкнул глазами на старуху. — Ты скажешь своему кретину, чтобы он другого и пальцем не трогал, ты поняла это?

Айрис кивнула.

— Как прикажешь, Мастер, — насмешливо сказала она. — Это твоя жизнь, которую ты так легко отбрасываешь.

У Ларри по спине пробежал мороз, когда он услышал эти слова. Но потом он подумал о нем, о человеке, которого несли сюда Керд и человек-волк, и о своем новорожденном сыне. И внезапно почувствовал в душе лишь ненависть.

* * *

Тупая боль пульсировала у меня в затылке, когда я очнулся. Я лежал лицом на остром, осклизлом от сырости камне, а когда попытался шевельнуть руками, то почувствовал, что они у меня грубо заломлены за спину и крепко связаны колючей веревкой.

Я застонал и перекатился на бок. И тут же получил сильный удар в бок, от которого у меня перехватило дыхание.

— Лучше и не пытайся делать глупости, — прозвучал голос где-то надо мной. — Если, конечно, не хочешь, чтобы я прикончил тебя прямо здесь.

— Что… что это значит? — прохрипел я, немного отдышавшись. — Кто вы и что… что вы хотите от нас?

Мужчина, стоявший надо мной, грубо рассмеялся. Это был великан, которого мы уже встречали вверху в гостинице, а позади него смутно угадывалась тень второго человека. До моего уха донеслось странно учащенное, совсем нечеловеческое дыхание.

— Не прикидывайтесь дурачком, Андара, — сердито сказал великан. В отличие от отталкивающего лица, голос этого существа звучал почти приятно, хотя и дрожал от едва сдерживаемой ярости.

— Вам не следовало больше возвращаться сюда, — продолжал он.

— Я… я не понимаю, — пробормотал я, но ради предосторожности не стал продолжать, заметив, что незнакомец поднял ногу, словно собираясь вновь дать мне пинка. Было очевидно, что он спутал меня с моим отцом.

— Вы останетесь лежать здесь и не двигайтесь, пока я не вернусь, — угрожающе сказал он. — Я оставлю Вульфа с вами. Если вы попытаетесь бежать, он разорвет вас.

Я ничего не ответил. Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я смог лучше рассмотреть свое окружение. Видимо, я недолго был без сознания, так как мы все еще находились в подземной пещере, а со стороны канализационного канала проникали мерцающие отсветы огня. К отвратительной вони затхлой воды примешивался слабый запах гари, и где-то, как казалось, очень далеко, раздавался непрерывный треск и стук. Но все это я отметил лишь краем своего сознания. Все мое внимание было сконцентрировано на великане, стоявшем надо мной, угрожающе сжав кулаки и широко расставив ноги.

Я продолжал молчать, но мой взгляд впился в его глаза, и через некоторое время выражение ненависти в них сменилось неуверенностью и, наконец, страхом.

— Развяжи меня! — приказал я.

Великан застонал. Его раздвоенные губы задрожали, а на страшном обезображенном лице появилось выражение беспомощности и страха. И потом паники.

— Развяжи меня, — повторил я еще раз. — Немедленно! Я приказываю тебе.

Великан зашатался. Я увидел, как его мышцы напряглись под изношенной рубашкой, словно он пытался сопротивляться чужой воле, которая оказывала влияние на его разум. С его губ сорвался глухой, мучительный стон.

Разумеется, он проиграл борьбу. У него была сильная воля под стать его могучему телу, но я владел магической силой колдуна; силой, которой не мог противостоять ни один смертный. После трех-четырех бесконечно долгих секунд он сдвинулся со своего места, медленно шагнул ко мне и поднял руки; движения у него были какие-то неестественные, как у марионетки.

Но он так и не выполнил мою команду до конца. Размытая тень позади него издала пронзительный визг, одним странным прыжком подскочила к великану и оттолкнула его.

Я почувствовал, как разорвалось невидимая нить, связывавшая меня с его разумом. Инстинктивно я попытался схватить второго противника и тут же скрючился от боли, когда шестипалая лапа ударила меня по лицу, а острые когти разорвали мою щеку.

— Назад! — рявкнул я. — Исчезни. — Я приказываю!

Единственной реакцией на мои слова стал второй, еще более сильный толчок, от которого моя голова с такой силой ударилась о каменный пол, что я на мгновение даже потерял сознание.

Когда мой вздор снова прояснился, я увидел прямо перед собой кошмарное лицо.

Это был горбатый — или то, что я вверху, в гостинице, принял за горбатого человека. Сейчас он сбросил свою куртку, так что я мог видеть его тело. Он не был горбатым…

Он не был даже человеком!

— Вульф! — закричал великан. — Назад!

Кошмарная тварь зашлась яростным лаем и попыталась схватить меня за лицо. Страшная пасть щелкнула зубами в нескольких миллиметрах от моей щеки, и меня обдало волной зловонного воздуха. А хищные когти чудовища впились в мою шею.

— Фу! — крикнул великан. — Назад, Вульф!

На этот раз тварь повиновалась. С последним угрожающим рычанием она убрала лапы от моего горла, выпрямилась и на четвереньках отползла немного назад, ни на секунду не выпуская меня, однако, из виду.

— Это было не очень умно с вашей стороны, Андара, — тихо сказал великан. Он вновь овладел собой и с ненавистью смотрел на меня сверху вниз. — Я бы с удовольствием утопил вас прямо здесь. Но это была бы слишком легкая смерть.

Он повернулся, что-то прошипел волкоподобной твари и, согнувшись, исчез в канализационном канале, который вел к гостинице.

— Сделай что-нибудь, Роберт, — услышал я шепот Говарда за спиной. — Быстрее, пока он не вернулся.

Я с трудом повернул голову и посмотрел на Говарда, который лежал в двух шагах от меня, точно так же как и я, связанный по рукам и ногам.

— Пожалуйста, Роберт! — добавил он. Его голос дрожал.

— Я не могу, — тихо ответил я. — Мне очень жаль, Говард. Я могу воздействовать на него, только когда вижу его глаза.

Говард разочарованно поджал губы.

— А это… существо? — спросил он, кивнув на человека-волка. Тварь, кажется, поняла его слова, так как ее голова рывком повернулась, а из глотки вырвалось угрожающее рычание.

Я решил попытаться, хотя с самого начала понимал, что это бесполезно. Великан наверняка неспроста оставил это существо сторожить нас.

Несмотря ни на что, я решил сконцентрировать всю свою волю; пощелкав языком, я привлек внимание нашего жуткого стража и попытался поймать его взгляд. Я осторожно проник в душу этой твари, но единственное, что я чувствовал, это его животные инстинкты. Дикость и голод, и алчность, и кровожадность, которые заставили меня отпрянуть, будто я прикоснулся к раскаленному железу.

Я покачал головой.

— Бесполезно, — тихо сказал я. — У этой твари нет сознания, на которое можно воздействовать.

— Черт побери, Роберт, что это за существо? — проворчал Говард. — И этот гигант… и его лицо! Ты видел его лицо?

Я кивнул. Разумеется, я видел лицо великана. И… не в первый раз! Не прошло и двух дней с тех пор, как я видел такие лица, в маленьком местечке в нескольких милях отсюда…

— Иннсмаут, — сказал я.

Говард поднял голову, нахмурил лоб и посмотрел на меня так, как будто засомневался в моем рассудке.

— Что?

— Иннсмаут, — повторил я взволнованно. — Ты прав, Говард. Мы не случайно наткнулись на этих двоих. Я уже встречал подобных людей; незадолго до моего прибытия в Аркхем. Они… напали на меня. В Иннсмауте, всего лишь в нескольких милях…

— Я знаю, где находится Иннсмаут, — перебил меня Говард, и внезапно в его голосе зазвучали нотки, которые заставили меня насторожиться. — Что ты там натворил? — резко спросил он.

Немного помолчав, я бросилнастороженный взгляд на человека-волка, который, навострив уши, с горящими глазами следил за нашим разговором. Я коротко рассказал Говарду о своем визите в маленькую рыбацкую деревушку.

С каждым услышанным словом лицо Говарда мрачнело все больше и больше.

— Ты мне ничего не рассказывал о том, что был там.

— Ты не спрашивал меня об этом, — сердито ответил я. — И я не посчитал это важным.

— Не посчитал важным? — задыхаясь, проговорил Говард. — Черт тебя побери, Роберт. Ты считаешь неважным то, что появляешься в деревне, полной совершенно незнакомых тебе людей и они пытаются тебя убить?

— Я… я просто больше не думал об этом, — защищался я. — С тех пор как я появился в этом проклятом городе, у меня даже не было времени спокойно обо всем подумать.

— Ну ладно, — тихо сказал Говард. — Ты, пожалуй, прав. Да сейчас это уже не имеет никакого значения. — Он вздохнул. — Но тебе ни в коем случае нельзя было там появляться.

— Но почему? Что такого особенного в этой деревне, Говард?

Взгляд Говарда впился в странное лицо человека-волка, но в его глазах было такое выражение, как будто он видел что-то иное, гораздо более страшное.

— Иннсмаут, — пробормотал он. Его голос дрожал от внутреннего напряжения, и он заговорил скорее сам с собой, чем со мной. — О боже! Через столько лет…

— Черт побери — Говард, что все это значит? — спросил я сердито. — У меня нет никакого желания ходить вокруг да около! Что связано с этим Иннсмаутом и с этими… этими…

— Калеками, — сказал голос за моей спиной. Я вздрогнул, поднял голову и увидел великана, который вернулся так тихо, что я этого даже и не заметил.

— Не стесняйтесь произносить это слово, Ан-дара, — сказал он зло. — Вульф и я привыкли, что нас называют именно так.

Странно, но его слова смутили меня.

— Я не это имел в виду, — пробормотал я. — Мне очень жаль.

— Да? — Великан неприятно рассмеялся, и как бы соглашаясь с ним, человек-волк разразился блеющим смехом койота. — Ах, вам жаль, Андара? Но нам ваша жалость ни к чему. Теперь уже нет, — добавил он изменившимся угрожающим голосом. — Вам следовало пожалеть об этом двести лет тому назад. Сейчас уже слишком поздно. Теперь вы заплатите страшную цену за все содеянное.

* * *

Маленькая комнатка была пуста, если не считать стула, одиноко стоящего рядом с дверью. Оба окна были тщательно завешаны черными полотнищами, так что я не мог сказать, день или ночь на дворе, и единственный свет шел от черной свечи странной формы, которая стояла на полу рядом со стулом.

Стало холодно. От сырости моя одежда прилипла к телу, я чувствовал себя разбитым, замерзшим и несчастным. Час за часом — как мне показалось — уродливый великан таскал нас по канализационным каналам. Я втайне надеялся, что у нас появится возможность освободиться, но безобразный великан вместо того, чтобы развязать нас, без видимых усилий вскинул Говарда и меня себе на плечи и понес. Войдя в этот дом, он бросил меня в затемненное помещение, зажег свечу и закрыл за собой дверь.

С этого момента началось ожидание непонятно чего же именно.

Я также не знал, сколько уже прошло времени; мое чувство времени совершенно сбилось, а один раз я даже заснул от утомления.

Наконец снаружи перед дверью послышались шаги. В замке повернулся ключ, дверь со скрипом отворилась. И в помещение вошли три или четыре человека. Их черные тени появились на фоне ярко освещенного дверного проема, потом дверь вновь закрылась.

Сквозняк потушил свечу. Где-то передо мной чиркнули о коробок, вспыхнула спичка, и комнату снова озарил тускло-желтый свет свечи. Прошло несколько секунд, пока мои глаза вновь привыкли к темноте, а четыре тени превратились в человеческие фигуры.

Две из них были мне уже знакомы — великан и Вульф. Третьим оказался стройный, темноволосый мужчина неопределенного возраста, который на первый взгляд выглядел почти нормально; во всяком случае, только на первый взгляд.

Четвертой была женщина. Очень старая женщина — мне показалось, что ей лет восемьдесят или даже девяносто. Ее лицо сплошь покрывали морщины и глубокие шрамы, оно было серым, покрытым пятнами, как старый пергамент, и таким же мертвым. На нем жили только глаза. Глаза, взгляд которых заставил меня содрогнуться.

— Андара, — произнес мужчина рядом с ней. — Наконец-то мы заполучили тебя. Наконец!

Его голос доходил до моего сознания как сквозь плотную занавеску. Взгляд старухи парализовал меня. Это был не гипноз, а что-то другое, что-то намного более мрачное и злобное.

Я с трудом оторвал свой взгляд от старухи и попытался сесть, насколько позволяли мои оковы.

— Кто… кто вы такие? — запинаясь, спросил я. — Кто вы и чего хотите от меня?

— Мое имя не имеет отношения к делу, Андара, — грубо ответил мужчина. — Я Ларри Темплз, но полагаю, это ничего не говорит вам.

— Нет, — ответил я. — Точно также я не понимаю, почему ваши разбойники захватили меня и почему я здесь.

Глаза Темплза вспыхнули.

— Вы действительно не знаете этого? — спросил он. — Но, конечно, уже прошло столько лет, не правда ли? Двести лет — долгий срок даже для такого человека, как вы, Родерик Андара.

Я хотел ответить, но старуха опередила меня.

— Это не Андара, — спокойно сказала она.

Темплз замер. Озадаченно он посмотрел на меня, потом на старуху и потом снова на меня.

— Это…

— …не Родерик Андара, — сказала старуха еще раз. — Я знаю, что я говорю, Ларри.

— Но это должен быть он! — почти в отчаянии воскликнул Темплз. — Он выглядит точно так же, как на картинах, и я… я сам почувствовал его силу. И Керд тоже, и другие!

— Он выглядит, как тот, — подтвердила старуха. — У него его сила и знания. Но он не Андара.Поверь мне, Ларри, я бы его сразу узнала, если бы он стоял передо мной.

— Но кто… — Темплз нервно глотнул, шумно вздохнул и уставился на меня горящими глазами. — Тогда кто же вы? — спросил он.

— Я его сын, — тихо ответил я. — Мое имя Крейвен, не Андара. Роберт Крейвен.

— Его сын… — Темплз побледнел. Его губы задрожали, а взгляд на мгновение помрачнел. — Сын колдуна.

— Я сын Андары, — повторил я, — но поверьте мне, это все, что у нас с ним было общего. Что бы мой отец ни сделал — я не знаю, что это было, и я не знаю, почему он это сделал. — Я вздохнул. — До недавнего времени я даже не знал, что существует такая деревня по имени Иннсмаут.

Темплз рассмеялся. Это прозвучало ужасно.

— Это ничего не меняет, — сказал он жестко. — Не играет никакой роли, как вас зовут, Андара или Крейвен.

— Ларри, — сказала старуха. — Пожалуйста! Он не виноват в этом. Он говорит правду, поверь мне. Он не знает, что здесь случилось.

— Мой сын тоже не знает этого! — рявкнул Темплз. — Я говорю тебе, успокойся, Айрис! Он заплатит за деяния своего отца, точно так же, как мой сын платит за то, что когда-то, как утверждают, совершил мой предок. Око за око.

— И ты считаешь, что исправишь несправедливость, совершив новую? — тихо спросила Айрис. Ее примирительный тон вводил в заблуждение, я чувствовал это. Создавалось впечатление, что она на моей стороне, но это было не так. Я почти зримо ощущал темное зло, завладевшее ее душой.

— Я ничего не собираюсь исправлять, — жестко ответил Темплз. — Я хочу мести, Айрис. Ничего, кроме мести.

— И за что? — спросил я. — Я даже не знаю, что здесь произошло, Темплз. Будьте благоразумны и…

— Благоразумны? — вдруг вскрикнул Темплз, наклонился вперед и ударил меня ладонью по губам так сильно, что моя голова дернулась назад, а нижняя губа лопнула. Человек-волк издал угрожающее рычание. — Благоразумны? — крикнул Темплз еще раз. — Вы требуете, чтобы я был благоразумным, Крейвен? Вы сами не знаете, что вы несете! Вы… вы умрете, Крейвен, я клянусь вам. Вы умрете в таких же муках, в каких мой сын и дети других будут жить.

Он вновь поднял руку, чтобы ударить меня, но на этот раз великан схватил его и оттащил назад. Темплз взревел от ярости и попытался ударить гиганта, но Керд только покачал головой и отжал его руку вниз.

— Убери его! — прохрипел Темплз. — Черт побери, Айрис, он должен меня отпустить!

— Керд! — Голос старухи прозвучал пронзительно, как удар плетки. Великан вздрогнул, отпустил Темплза и как побитая собака вернулся на свое место.

— А ты, — продолжала Айрис, обращаясь к Темплзу, — будешь благоразумным. Он невиновен.

Темплз с ненавистью посмотрел на нее и потер болевшие мышцы рук.

— Невиновен! — как бы выплюнул он. — Так же, как мой сын, да? Как я и Керд, и Вульф, и остальные?

Я выпрямился снова, облизал напухшую нижнюю губу и выплюнул кровь на пол.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал я сдавленным голосом. — Но я полагаю, что имею по крайней мере право на объяснение.

Темплз хотел вспылить, но старуха снова остановила его.

— Он прав, Ларри, — сказала она спокойно. — Покажи ему. Покажи ему, что его отец сделал людям в Иннсмауте.

* * *

Огонь погас, но от руин еще исходил удушающий сухой жар. Из бесформенной кучи кирпичей и деревянных обломков, оставшихся от здания гостиницы, все еще валил черный дым, а иногда то тут, то там сыпались искры, когда их раздувал порыв ветра.

Пожарные прибыли на двух экипажах и занимались тушением пожара больше часа, и наконец им удалось предотвратить распространение огня на соседние постройки. Несмотря на это, жителей близлежащих домов на всякий случай эвакуировали. Они сидели на своих чемоданах и узлах, в которые в спешке рассовали самые необходимые вещи. Немного в стороне стояла толпа зевак и любопытных, которые лишь мешали работе полиции и пожарных. Жители близлежащих домов были подавлены и как-то неестественно спокойны и собраны. Только иногда пищал ребенок или тихо плакала женщина.

Шэннон перешел на противоположную сторону улицы. Он внимательно наблюдал за тем, как трое мужчин поднялись со своих мест и якобы бесцельно двинулись вниз по улице. На их лицах лежало выражение мрачной решимости.

Шэннон не понимал, что здесь происходит. Он зашел в Аркхем, так как единственная дорога в Ин-нсмаут вела через этот город, а остался он, чтобы посмотреть на пожар и при необходимости помочь. Но уже издали он почувствовал ненависть и накопившийся гнев, которые повисли над городом, как смрадное облако.

“Ненависть в чей адрес? — подумал он озадаченно. — По отношению к огню? Смешно. Огонь нельзя ненавидеть”.

Группа мужчин прошла мимо него, и внезапно Шэннон понял, куда они направлялись. Восточнее, на некотором расстоянии вниз по улице, стоял пароконный крытый экипаж с черным верхом. Кучер спустился вниз и, энергично жестикулируя, разговаривал с двумя мужчинами в темно-синей форме городской полиции. Недолго думая, Шэннон решительно присоединился к группе. Никто не обратил на него внимания, так вместо группы трех человек, которые отделились от толпы погорельцев, уже получилась добрая полдюжина, и пока они шли к экипажу, к ним присоединялись все новые и новые люди. Когда они подошли к экипажу, их собралось уже почти две дюжины. Шэннон незаметно протиснулся вперед и остановился в двух шагах от кучера, который ввязался в яростный спор с двумя полицейскими.

— … не знаю, чего вы от меня хотите, — бушевал кучер. — Лучше поищите Говарда и мальчика, вместо того, чтобы высмеивать меня!

Говард? Шэннона внезапно охватил сильный испуг. Он поспешно поднял голову и еще раз внимательно осмотрел экипаж. Он показался ему знакомым. Ну конечно! Это была та же самая повозка, на которой друг Джеффа отвозил его с берега реки.

— Извините, — сказал он. — Вы же Рольф, не так ли? Я не хотел бы вмешиваться, но…

Кучер с недовольным видом обернулся.

— А зачем же тогда вмешиваетесь? — подхватил он, но сразу же запнулся и посмотрел на Шэннона почти испуганно. — А что вы здесь делаете?

— Вы говорили о некоем Говарде, — сказал Шэннон, не обращая внимания на недовольный ропот, который раздался из толпы позади него. Казалось, ненависть еще более усилилась. Что-то должно произойти, он чувствовал это. — Я надеюсь, Вы не имеете в виду…

— Я имею в виду Говарда, — раздраженно перебил меня великан. — Говарда Лавкрафта и Ро… я имею в виду вашего друга.

— Джеффа? — вырвалось у Шэннона.

— Джеффа, — кивнул Рольф. — Они оба были в том доме, когда начался пожар. — Он возмущенно показал на обоих полицейских. — Но вместо того, чтобы искать их, эти стрелки из тира до смерти замучили меня своими вопросами.

— Пожар разразился без всякой видимой причины, сэр, — твердо сказал один из полицейских. — И именно после того, как оба ваших спутника вошли в дом. Итак, я задаю себе вопрос, почему. Этот дом уже заброшен более одиннадцати лет, и там внутри не было абсолютно ничего, что могло бы само загореться.

— Зачем ты тратишь свое время на расспросы, Мэтт? — раздался голос из толпы. — Возьми веревку и вздерни парня на ближайшем дереве.

Полицейский недовольно повернулся, но предложение Мэтта поддержали и другие.

— Повесить его! — проскрипела какая-то женщина. — И второго вместе с ним. Он тоже пришел из этого проклятого университета!

— С тех пор как здесь появились чужаки, в Аркхеме поселился дьявол, — добавил мужчина рядом с ним. — Убейте их. Они чуть было не спалили весь наш город.

— Убейте пришлых чертей! — крикнул кто-то. — Сожгите их так же, как они чуть было не спалили весь наш город! — добавил еще один.

Шэннон напрягся. Он почувствовал, что настроение людей достигло точки кипения и продолжало накаляться. Одна искра, подумал он, одно единственное, неверное слово, и весь город захлестнет волна насилия.

— Думаю, что будет лучше, если мы сейчас уйдем, — сказал он так тихо, что его слова могли слышать только Рольф и один из полицейских.

Полицейский быстро кивнул. Его губы дрожали. Он чувствовал напряжение так же, как и Шэннон. И он знал, что не сможет обуздать возбужденную толпу, если та войдет в раж.

— Хорошо, сэр, — сказал он намеренно громко. — Самое лучшее, если вы сейчас вернетесь назад в университетский городок. Мы знаем, где вас найти, если у нас возникнут еще вопросы.

Но, кажется, уже было слишком поздно. Рольф повернулся и хотел взобраться на козлы, но в это время из толпы, которая плотным кольцом окружила экипаж, вышел человек и потянул его за руку назад.

По крайней мере, попытался сделать это.

Рольф яростно взревел, повернулся и нанес парню удар, отбросивший того назад в толпу.

Если бы Рольф начал стрелять в толпу, результат вряд ли был бы другим. Из возбужденной толпы раздался пронзительный многоголосый рев. Разъяренные люди ринулись вперед, как волной накрыли Рольфа и обоих полицейских и начали избивать их кулаками и ногами.

Во время этой внезапной атаки Шэннон тоже упал на землю, но почти тотчас снова вскочил и оттолкнул двух мужчин, которые вцепились в него. Кто-то попытался ударить его в лицо; Шэннон увернулся от удара, схватил нападавшего и сломал ему руку.

Однако он понимал, что таким образом не сможет сдержать нападавших. Он поспешно отступил назад, оттолкнул еще одного мужчину со своего пути, и оказался у экипажа.

Рольфу тоже удалось избавиться от своих противников — благодаря огромной физической силе, пусть менее элегантно, чем Шэннон, но не менее эффективно. Он размахивал своими огромными кулачищами, как цепом, в то время как оба полицейских скрылись неизвестно куда.

Шэннон показал движением головы на козлы.

— Залезайте наверх, дружище, — крикнул он поспешно. — Я постараюсь их задержать. Быстрее!

Рольф кивнул, быстро вскарабкался на козлы и схватил плеть. Лошади испуганно заржали.

— Убейте их! — раздался чей-то голос, и толпа радостно подхватила этот клич и начала хором скандировать его. Краешком глаза Шэннон заметил какое-то движение, инстинктивно пригнулся, увернувшись таким образом в последний момент от брошенного в него факела, который пролетел, чуть не задев его спину, и ударился в стенку экипажа. Жадные язычки пламени мгновенно начали лизать сухое дерево. Шэннон подскочил к экипажу, сбил голыми руками пламя и бросил факел назад в толпу.

По рядам пробежал разъяренный, многоголосый крик. Шэннон увидел, как экипаж закачался под напором десятков людей и как плеть Рольфа опускалась на головы беснующейся черни, которая пыталась стянуть его на землю, но у него не оставалось времени, чтобы прийти на помощь кучеру. Почти дюжина мужчин бросилась одновременно и на него.

Шэннон отбил атаку и попытался вскарабкаться к Рольфу наверх на козлы. Блеснул нож. Шэннон увернулся от лезвия, схватил нападавшего за воротник и за запястье и так вывернул тому руку, что он сам вонзил себе нож в бедро. Но тут же место одного нападавшего занял другой. Шэннон покачнулся под градом ударов, отбил еще один подлый удар ножом в спину и, разбросав нападавших локтями, смог перевести дух.

Но это оказалось всего лишь маленькой передышкой. Даже такой тренированный боец, как он, не мог долго сдерживать противника, имевшего огромное численное превосходство.

Но Шэннон мог положиться не только на силу своего тела. Он молниеносно выпрямился во весь рост, подняв вверх руки, шагнул навстречу толпе и громко выкрикнул одно единственное, казавшееся бессмысленным слово.

И внезапно разразилась буря!

Это был не обычный ветер, а обжигающий шквал, ревущий и яростный, словно дыхание огненного дракона. И он возник из ничего, появился где-то в точке между высоко поднятыми руками Шэннона и первым рядом нападавших, отбросил людей назад, опалил их волосы и брови и поджег одежду. Маленькие, желтые языки пламени обожгли их лица, и яростный рев возбужденной толпы сразу же сменился воплями боли.

Шэннон быстро вскочил на козлы, вырвал из рук пораженного увиденным Рольфа поводья и плетку и хлестнул лошадей.

Несколько мгновений спустя экипаж, запряженный парой лошадей, вылетел из города, словно преследуемый фуриями.

Позади них продолжал бушевать ураган.

* * *

Дом стоял на краю деревни Иннсмаут, немного в стороне от других и как-то скособочившись и сжавшись, словно стеснялся своей бедности. Внутри царили прохлада и мрак, хотя окна были открыты и через них проникали свет и тепло дня. Было очень тихо; звуки, которые проникали снаружи, казались какими-то нереальными, словно страдание и горе создали здесь свой особый мир, в котором нет места для звуков царившей вокруг жизни. И я почувствовал боль, которая стала неотъемлемой частью этого дома, как серые стены и бедная, в основном самодельная мебель.

Темплз жестом приказал мне остановиться, а великан предостерегающе положил мне на плечо руку. Вульф развязал мои ноги, так что я, по крайней мере, самостоятельно смог покинуть свою тюрьму, но руки у меня по-прежнему были грубо скручены за спиной. Они невыносимо болели, а кисти совершенно затекли. Если веревки вскоре не будут сняты или хотя бы ослаблены, к моим пальцам никогда не вернется работоспособность.

Темплз пересек комнату и исчез за дверью в противоположной стене. Я с любопытством осмотрелся. Внутри дом выглядел таким же бедным, как и снаружи. Такая роскошь, как обои или ковры, отсутствовала, не говоря уже о лампе. На столе стояла сгоревшая свеча, а из мебели имелся всего лишь один-единственный открытый шкаф, в котором аккуратными стопками была сложена дешевая жестяная посуда.

Меня охватило странное чувство горечи, когда я подумал о том, что и другие дома в деревне выглядят не лучше, чем хижина Темплза. Обитатели Иннсмаута были людьми бедными, более чем бедными.

Темплз вернулся, и Керд так сильно толкнул меня в спину, что я полетел вперед и натолкнулся на вошедшего. Тот грубо схватил меня за руку, провел через дверь и показал на узкую, прикрытую рваным тряпьем кровать, которая занимала почти весь крошечный чулан.

На кровати лежала женщина. Она спала, и несмотря на ее бледное, искаженное болью лицо, я заметил, что она была очень красива и очень юна; едва ли старше, чем я сам. Она оказалась совершенно не такой, как я представлял себе жену Ларри Темплза…

— Ваша жена? — тихо спросил я.

Темплз кивнул. Его лицо словно окаменело, но глаза горели таким огнем, что я в ужасе содрогнулся.

— Да, — ответил он. — Но я не это хотел показать вам. Я стал отцом, Крейвен. Сегодня утром.

Что-то в тоне, каким он произнес эти слова, не позволило мне поздравить его. Я молча смотрел на него, пока он не отвернулся, прошел мимо кровати и жестом приказал мне следовать за ним.

Рядом с кроватью стояла колыбель, наспех сооруженная из разрезанной вдоль бочки, покрытой застиранной наволочкой. Темплз показал рукой внутрь, нетерпеливо подождал, пока я подошел поближе, и положил руку на простыню, которой был прикрыт ребенок.

— Мой сын, — сказал он.

Я наклонился над колыбелью, некоторое время рассматривал спящего мальчика и затем вновь поднял глаза на Темплза.

— Красивый ребенок, — произнес я совершенно искренне. В своей жизни я повидал множество новорожденных детей, и большинство из них были страшнее ночи. Но только не сын Темплза; напротив, он был прелестен.

— Примите мои поздравления, — добавил я. — Редко увидишь такого красивого ребенка. Вы можете им гордиться.

— Вы так считаете? — спросил Темплз.

Он рывком сдернул простынку, прикрывавшую ребенка.

Под нею мальчик был совершенно голенький.

Когда я увидел его тело, мне стало плохо.

* * *

— Вот, возьмите. — Старуха сунула мне в руку чашку с горячим, дымящимся кофе. Я дрожащими руками поднес ее к губам, быстро осушил жадными глотками и почувствовал вкус рома, который она добавила в кофе.

— Мне очень жаль, — сказала она и села напротив меня. — Но я посчитала, что будет лучше, если вы собственными глазами увидите, что здесь произошло.

— Зачем ты только с ним разговариваешь, Айрис? — вмешался Темплз. Его лицо побледнело, на лбу блестели капли пота. Вид младенца потряс его точно так же, как и меня.

Айрис покачала головой, сложила руки на крышке стола и посмотрела на Темплза почти сочувственно.

— Ты дурак, Ларри, — сказала она. — Это, человек не Родерик Андара, разве ты этого не понимаешь?

— Он его сын, — упрямо ответил Темплз. — Поэтому нет никакой разницы.

Я поднял голову, тщетно попытался выдержать его взгляд и смущенно перевел взгляд на закрытую дверь в спальню.

— Мне… мне очень жаль, мистер Темплз, — тихо сказал я. — Я не знаю, что здесь произошло, но я глубоко сочувствую вам.

Когда я увидел реакцию на мои слова, мне захотелось самому себе надавать пощечин. Лицо Темплза исказила гримаса ненависти. Независимо от того, верил он мне или нет, этот жалкий калека в колыбели был его сыном! Мои слова, видимо, прозвучали для него как издевательство.

— Что все это значит? — спросил я, снова обращаясь к Айрис.

Прежде чем ответить, старуха посмотрела на меня каким-то странным взглядом. Это казалось абсурдным, но из всех присутствовавших она единственная, кто до сих пор не обращался со мной как с врагом. Напротив, она даже взяла меня под защиту, и вполне возможно, мне следовало бы благодарить только ее за то, что я вообще еще был жив. Но несмотря на это, чувство угрозы, которое я ощущал, глядя на нее, становилось с каждой секундой сильнее.

— То, что вы видите здесь, мистер Крейвен, — сказала Айрис, — это дело рук вашего отца. Проклятие, которое он возложил на жителей этой деревни и которое преследует их уже двести лет.

— Вы имеете в виду, этот… этот ребенок не первый? — спросил я запинаясь, хотя уже давно сам знал ответ.

Темплз резко засмеялся, но Айрис, бросив на него быстрый взгляд, заставила его замолчать.

— Нет, — сказала она. — Оглянитесь вокруг. Взгляните на Ларри, или на Керда, или… — она на мгновение поколебалась, но потом рывком вскинула руку и показала на человека-волка —… или на Вульфа. На всех других здесь. Вы же видели их, когда были в гостинице.

Я кивнул, но не произнес ни звука. В моем горле внезапно застрял горький комок. О, да! Я их видел. И внезапно мне стала понятна их ненависть.

— Но почему? — пробормотал я наконец. — Что произошло? Почему ему пришлось пойти на это?

— Не пришлось, — перебила меня Айрис, и ее голос стразу же зазвучал холодно. — Он сделал это, мистер Крейвен. Он пришел сюда однажды утром в 1694 году, когда добирался до Аркхема. Его преследовали люди, которые были нам не знакомы и о которых мы ничего не знаем, кроме того, что они были такими же колдунами, как Андара, а может быть, и более могущественными, чем он. Он пришел к нам в поисках убежища, и жители деревни предоставили его ему. Но враги вскоре обнаружили его, и началась битва. Многие жители Иннсмаута погибли, и в конце концов Андаре пришлось бежать. Но прежде чем уйти, он проклял деревню, так как посчитал, что мы его предали. — Старуха замолчала. Ее лицо дергалось, как-будто рассказ о прошлом причинял ей физическую боль, и я заметил, как ее худые пальцы крепко уцепились за крышку стола.

— Мы не предавали его, мистер Крейвен, — продолжила она наконец. — Никто из местных. Те, кто тогда жили здесь, были люди простые и честно сдержали свое слово — они спрятали вашего отца и помогли ему, даже несмотря на то, что при этом их собственной жизни угрожала опасность.

Ее голос зазвучал горько.

— Но за их честность им отплатили неблагодарностью. Андара бежал, но его проклятие осталось, и с тех пор каждый мальчик, который рождается в Иннсмауте, становится калекой. Каждый, понимаете? Некоторые — в меньшей степени, другие — в большей. У некоторых было лишь небольшое уродство: горб, косолапость или заячья губа. Некоторые физически были нормальны, но без мозга, безмозглые идиоты, которые вели животный образ жизни. Другие… — Она снова замолчала, но ее взгляд был направлен на лицо Вульфа, и меня охватил парализующий ужас.

— Вы имеете в виду, что он… он тоже… — пролепетал я.

Айрис утвердительно кивнула:

— Он должен был стать человеком, Крейвен, — сказала она. — Но проклятие вашего отца превратила его в чудовище. Только я в состоянии разговаривать с ним и справляться с его необузданным нравом. Я и Керд. Без нас он был бы беспомощен, как животное. Если бы он покинул Иннсмаут, его бы убили.

— И все это сделал Андара! — добавил Темплз сдавленным голосом. — И вы заявляете, Крейвен, что вам жаль.

Он наклонился вперед, схватил меня за воротник и угрожающе потряс кулаком перед моим лицом.

— Повторите это, и я выбью вам зубы! — проревел он. — Только повторите!

Я смотрел ему в лицо, но молчал, не делая попытки вырваться или сбросить его руку, и через некоторое время он отвел глаза, отпустил меня и снова отступил назад. Я вздохнул, нервно провел ладонями по лицу и снова обратился к старухе:

— Я никак не могу поверить в то, что мой отец сделал нечто подобное, — сказал я.

Айрис рассмеялась.

— И тем не менее он сделал это, Крейвен. Доказательства стоят рядом с вами. Живые доказательства. Если это можно так назвать.

Я сделал вид, что не услышал ее последнюю фразу. Айрис была озлоблена, как все здесь, а против озлобленности не помогут никакие дискуссии.

— Эти люди, которые преследовали моего отца, — тихо сказал я. — Кто они были? Откуда они пришли?

— Этого мы не знаем, — ответила Айрис. — Да это нас и не интересует. Это Андара втянул нас в свой спор с другими — спор, до которого нам не было никакого дела. И это Андара проклял нашу деревню. Никто не знает, кем были другие.

Она лгала.

Я всегда мог отличить ложь от правды, так же безошибочно, как черное от белого. Это являлось частью моего магического наследия — всегда знать, говорит ли мой собеседник правду или лжет, а сейчас ложь буквально бросалась мне в глаза. Айрис великолепно владела собой — до сих пор я редко встречал человека, который мог бы так убедительно говорить неправду. Но она явно лгала.

Несмотря на это, я кивнул и некоторое время с наигранным разочарованием смотрел в пол, прежде чем продолжил:

— Жаль. Но может быть, сойдет и так.

— Что сойдет и так? — подхватил Темплз.

— Я хотел бы вам помочь, Ларри, — ответил я как можно спокойнее. — Я не знаю, что здесь произошло двести лет тому назад. Но я помогу вам. По крайней мере, попытаюсь.

— Вы вообще ничего не попытаетесь, — прошипел Темплз. — Вы умрете, Крейвен.

Я сделал вид, что не слышал его слов.

— Послушайте меня, Темплз, — сказал я, — я понимаю, что вы чувствуете, и мне вас бесконечно жаль. Но боль не должна ослеплять вас! Я наследник Родерика Андары, не забывайте этого, и я обладаю такой же магической силой, как и он. И может быть, я смогу снять заклятие.

— Это лишь трюк! — воскликнул Темплз. — Вы только ищете возможность одурачить нас.

Он угрюмо покачал головой.

— Нет, Крейвен. Я поклялся убить вас и сделаю это. Вы заплатите за то, что случилось с моим сыном и с сыновьями других.

— И даже с сыновьями, которые родятся после них? — тихо спросил я. — Вы хотите, чтобы проклятие осталось и дальше? Чтобы поколение за поколением рождались дети, подобные вашему сыну? Пожалуйста, Ларри, я говорю совершенно искренне. Я не могу вам ничего обещать, но, может быть, я смогу вам помочь.

— Чушь, — фыркнул Темплз.

Но на этот раз мне на помощь неожиданно пришел великан.

— Почему ты не хочешь дать ему шанс? — спросил он.

Темплз резко повернулся с недовольным видом.

— А кто спрашивал твое мнение, Керд? — набросился он на него. — Мне наплевать, виновен он или нет! Мой сын тоже не виновен, и никто его об этом не спрашивал!

Айрис вздохнула.

— Ты дурак, Ларри. Может быть, ты упускаешь единственный шанс, который еще есть у этой деревни. — Ее голос зазвучал почти заклинающе. — Он же колдун, Ларри. Он мог бы снять проклятие. Пусть отправляется в ад. Может быть, у него получится.

— А может быть, он найдет возможность бежать, — злобно прошипел Ларри., — Или выдумает еще большую чертовщину. Нет! Он такая же бестия, как и его отец!

— Он не представляет угрозы, пока Вульф и я рядом с ним, — сказала Айрис.

— У нас была договоренность, — настаивал Темплз. — Ты обещала мне его смерть! Я требую, чтобы ты сдержала свое слово.

Айрис вздохнула и посмотрела на меня почти с сожалением.

— Мне очень жаль, мистер Крейвен, — сказала она. — Я пыталась помочь вам.

— Хватить болтать, — перебил ее Темплз. — Я сделал, что ты хотела, Айрис, и я заплачу цену, которую ты потребовала, но сейчас я требую, чтобы ты сдержала свое слово. Убей его!

Старуха вздохнула, покряхтывая встала и сделала великану знак рукой. Керд склонился надо мной, рывком поднял меня, как куклу, и схватил одной рукой за пояс, а другую ручищу положил мне на затылок.

— Что… что вы собираетесь сделать? — запинаясь пробормотал я. — Вы же не послушаете этого сумасшедшего, Айрис?

— Я делаю это неохотно, Крейвен, — ответила она. — Но что обещано, то обещано, Вы должны с этим согласиться. — С этими словами она подошла ближе, почти приветливо улыбнулась и сделала Керду повелительный жест.

— Сломай ему шею, — приказала она… — Мне очень жаль, — тихо сказал я. — Я не хотела, чтобы это зашло так далеко, Темплз.

Я с сожалением покачал головой, оттолкнул руки Керда и шагнул навстречу Темплзу и старухе. Глаза Темплза изумленно округлились.

— Что… что это значит? — прохрипел он, — Керд, что… что ты делаешь?

— Тебе надо было послушаться его, Ларри, — тихо сказала Айрис. У нее был такой вид, словно она увидела именно то, чего так долго ждала. — Он хотел дать тебе шанс.

— Мне? Но почему… Что… зачем, Керд… — бормотал Темплз. И потом до него дошло, и испуг в его глазах сменился внезапным озарением.

— Вы хотели этого, — задыхаясь, проговорил он. — Вы… вы специально позволили себя захватить, Крейвен!

Я кивнул.

— Да. Я надеялся образумить вас, Ларри. Я должен был знать, что же здесь происходит.

Керд, словно парализованный, стоял у меня за спиной. Он даже не заметил, как я отключил его сознание и подчинил своей воле.

— Я не сержусь на вас, Ларри, — продолжил я, — после всего того, что я здесь увидел.

— Вы дьявол! — простонал Темплз. — Вы… Вы проклятое чудовище. Вы точно такой же, как ваш отец, Крейвен, вы…

— И тем не менее я помогу вам, Ларри, — перебил я его. — Во всяком случае, я попытаюсь сделать это.

Но казалось, Темплз совсем не слышал моих слов. В его широко открытых застывших глазах я заметил искорки безумия. Внезапно он вскрикнул, скрючился, как от. удара, и с невероятной быстротой повернулся.

— Вульф! — взревел он. — Взять его!

Керд и человек-волк среагировали одновременно, но великан оказался на долю секунды быстрее. Вульф издал звериный вопль и бросился на меня с угрожающе вытянутыми лапами, но Керд играючи схватил его за шиворот и без всякого видимого усилия поднял над полом. Он старался не причинять ему боль, но его огромные ручищи как стальными канатами прижали лапы Вульфа к телу.

— Успокойтесь, Ларри, — сказал я. — Я не хотел бы принуждать вас. Поверьте мне, нет ничего хорошего потерять власть над собственной волей.

Глаза Темплза, казалось, полыхали огнем ненависти.

— Никогда! — прохрипел он. — Вы не получите меня. Скорее я сам убью себя.

— В этом нет необходимости, Ларри, — тихо сказала Айрис.

В ее голосе звучали нотки, которые заставили меня на мгновение оцепенеть. Она говорила все еще спокойно, почти дружелюбно, но едва заметное чувство тревоги, которое не покидало меня все время, внезапно сменилось громким воем сигнальной сирены у меня в голове.

Я резко повернулся, пристально посмотрел на нее и с криком отпрянул назад.

Старуха совершенно изменилась. Ее лицо, которое еще мгновение тому назад представляло собой изборожденную морщинами и глубокими складками маску, начало разглаживаться, словно время невероятным образом потекло вспять. В течение нескольких секунд она превратилась из столетней старухи в темноволосую стройную женщину. Но на этом превращение не закончилось. Внезапно ее лицо исказилось, превратилось в страшную рожу с демонически горящими глазами и кривыми, кроваво сверкающими клыками, ее пальцы превратились в скрюченные когти, а на губах появилась отвратительная издевательская улыбка.

— Хватит играть в бирюльки, Крейвен, — захихикала она, — надеюсь, вы получили удовольствие. Но теперь мое терпение лопнуло.

Краешком глаза я заметил, как Керд отпустил человека-волка и стал за моей спиной. Я отчаянно пытался заставить его остановиться и заметил, что мои силы натыкаются на невидимую стену.

— Это бесполезно, Крейвен, — хихикала Айрис — или то, во что превратилась старуха — Твои силы уступают моим. — Ее лицо окончательно превратилось в дьявольскую рожу, и когда я встретился с ней взглядом, у меня возникло чувство, будто я заглянул прямо в ад.

— Ты не единственный, кто разбирается во лжи, — продолжала хихикать она. — Я могла бы одолеть тебя в первую же секунду. Но я хотела узнать, каковы твои силы. — Айрис снова хихикнула. — Как мне кажется — не очень большие. Должна признаться, я разочарована. От сына Родерика Андары я ожидала большего. Но теперь это не играет никакой роли. Керд!

Гигант вновь схватил меня обеими руками. Его пальцы сомкнулись у меня на горле и сдавили его; одновременно он начал отжимать мою голову вперед. Я напрягся и изо всех сил ударил его локтем в солнечное сплетение, но его ручища только еще сильнее сдавила мое горло; резкая, все усиливающаяся боль пронзила мой позвоночник.

Все остальное произошло с калейдоскопической быстротой. Раздался страшный треск, мой затылок пронзила острая боль, а потом внезапно пальцы Керда разжались, и я в полубессознательном состоянии рухнул на пол.

Несколько секунд я стоял на четвереньках и пытался отогнать плотный туман, который затягивал мое сознание. До моего слуха доносились какие-то глухие удары, мелькали тени, но я был не в состоянии осмыслить происходившее вокруг, во мне лишь росло чувство удивления, что я все еще жив.

Потом я получил удар по ребрам, и острая боль снова вернула меня к действительности. От невероятного по силе удара входная дверь наполовину слетела с петель и упала внутрь. Яркий дневной свет ворвался в маленькое помещение и заставил меня зажмуриться. А в дверном проеме появились две фигуры. На ярком фоне они представляли собой всего лишь две размытые тени, но несмотря на это, я узнал по крайней мере одну из них.

Это был Рольф. И когда оба мужчины плечом к плечу ворвались в дом, я узнал и второго.

— Шэннон! — задыхаясь крикнул я. — Как… откуда ты взялся здесь?

Разумеется, Шэннон ничего не ответил; я сомневаюсь даже, слышал ли он вообще мои слова, так как Керд и человек-волк тем временем преодолели свое замешательство и повернулись к вновь прибывшим. За моей спиной Темплз вынул складной нож и открыл его. Я подождал, пока он пройдет мимо меня, молниеносно вытянул ногу, а другой нанес сильный удар в колено. Темплз от удивления вскрикнул, беспомощно взмахнул руками и рухнул вперед. Нож выпал у него из рук и со звоном покатился по полу. Я нанес Темплзу еще один удар и подхватил его, когда он, потеряв сознание, упал на бок.

Когда я встал на ноги, Керд и его жуткий спутник уже были у двери. Я увидел, как Шэннон хотел броситься на великана, но Рольф остановил его, покачал головой и воинственно сжал кулаки.

— Займись другим, — прошепелявил он. — Большого оставь мне, карапуз не такой опасный.

В этом он вполне мог ошибиться, но у Шэннона не было времени спорить, так как в этот момент Вульф прыгнул вперед и попытался достать своими страшными шестипалыми лапами его лицо. Мгновение спустя, его спутник накинулся на Рольфа.

При других обстоятельствах борьба, возможно, даже увлекла бы меня, так как Керд оказался достойным соперником даже для самого Рольфа. Но сейчас мной владел лишь страх. Я чувствовал, как что-то чужое, мрачное собиралось над нашими головами, как невидимая туча. Дух зла, который в течение двухсот лет царил в Иннсмауте, а сейчас решил нанести последний удар и…

Айрис!

Я вскрикнул, когда вспомнил, что в суматохе совершенно забыл о ведьме, резко повернулся — место, где стояла старуха, опустело. Ведьма бесследно исчезла.

Позади меня раздался глухой удар, сопровождаемый звериным визгом. Когда я снова обернулся, то увидел, что Шэннон и человек-волк, вцепившись друг в друга, катаются по полу. Шэннон изо всех сил молотил кулаками получеловека-полузверя, но Вульф, казалось, совсем не замечал ударов. Его хищная пасть снова и снова пыталась сомкнуться на шее юного чародея. Лицо Шэннона было залито кровью.

Я наконец сбросил оцепенение, быстро перепрыгнул через лежавшего без сознания Темплза и с размаху ударил Вольфа кулаком по затылку. Человек-волк взвыл. На мгновение он ослабил хватку, которой держал Шэннона, и юный чародей тотчас воспользовался своим шансом! Он молниеносно разорвал смертельные объятия Вульфа, оттолкнул его от себя и нанес ему удар в подбородок.

Жалкая тварь закатила глаза, опрокинулась на спину и, испустив жалобный вздох, потеряла сознание.

Я быстро повернулся, чтобы помочь Рольфу, но оказалось, что этого не требуется; его противник уже лежал на полу. Я обменялся быстрым вопрошающим взглядом с Рольфом, он правильно понял его и почти незаметно покачал головой. Значит, Шэннон все еще не знал, кто я такой на самом деле. К тому же настоящий момент показался мне не очень подходящим, чтобы открыться перед ним.

Шэннон казался оглушенным, когда я помог ему встать на ноги.

— Спасибо, Джефф, — пробормотал он. — Это было… очень кстати. — Он застонал, тыльной стороной ладони стер кровь с лица и озадаченно посмотрел на неподвижно лежавшего на полу человека-волка.

— Что это еще за тварь? — пробормотал он удивленно.

— Я объясню тебе все позднее, — ответил я. — Откуда вы взялись? Теперь мы должны найти Айрис.

— Айрис?

— Старуха, которая была здесь, когда… — я замолчал, увидев удивленно-вопросительное выражение его лица.

— Вы… никого не видели?

— Нет, никого больше, — подтвердил Рольф. — Ни одной старухи — только этих трех типов. Где Говард?

— В одном из домов на другом конце деревни, — нетерпеливо ответил я. — Мы заберем его позднее.

Я опустился на колени рядом с Темплзом. Тот все еще лежал без сознания, но открыл глаза, когда я нащупал определенный нервный узел у него на затылке и нажал на него. Я знал, что это прикосновение причинит ему сильную боль, но мне пришлось с этим смириться. Вполне возможно, что не только его жизнь зависела от того, найдем ли мы мнимую старуху.

Глаза Темплза сверкнули, когда он узнал меня. Он открыл рот, но я опередил его. Я пристально посмотрел ему в глаза и использовал всю свою магическую силу, чтобы помешать ему говорить и чтобы он случайно не назвал мое имя.

— Послушайте, Ларри, — быстро сказал я. — Мы должны найти Айрис. Я думаю, старуха точно знает, что здесь происходит. Где она? Она живет здесь, в Иннсмауте?

Губы Темплза задрожали. На лбу у него выступил пот, а его кадык быстро двигался вверх и вниз, когда он тщетно пытался ответить на мой вопрос. Но все, что ему удалось произнести, это несколько нечленораздельных звуков.

Все произошло очень быстро. У меня вновь появилось ощущение, что я не один, я явно ощущал присутствие чужого, невероятно злобного духа. И вдруг Темплз приподнялся, издал пронзительный короткий крик и умер.

— Что случилось? — сдавленным голосом испуганно спросил Рольф.

Я медленно опустил обмякшее тело Темплза на пол, встал и обернулся.

— Он умер, — сказал я озадаченно. — Я не понимаю этого, он…

— …был убит, — закончил фразу Шэннон.

Я уставился на него.

— Убит? — переспросил я. — Почему тебе пришла в голову такая мысль?

Шэннон нервно сглотнул. Его лоб покрылся потом, а руки дрожали. Он медленно поднял руку, подошел ко мне и прикоснулся к моей правой ладони.

Это было как удар молнии — неожиданно, ярко, болезненно и так внезапно, что я инстинктивно отпрянул назад и попытался вырваться. Но рука Шэннона крепко держала мои пальцы.

И я увидел…

В первый момент я подумал, что нахожусь в совершенно незнакомом месте в мире, который не имел ничего общего с реальностью, но потом я понял, что нахожусь в маленьком домике в Иннсмауте. Только теперь я смотрел на все глазами Шэннона!

Все краски исчезли, остались только черная и белая и все мыслимые оттенки серого, но и они оказались странным образом извращены. То, что должно было быть светлым, стало темным, и наоборот. Мерцающая свеча на каминной полке излучала темноту, а лица Шэннона и Рольфа выделялись как светлые контуры на черном прямоугольнике двери.

Но я видел не только две их тени. Над нашими головами, под самым потолком, казалось, невесомо парила паутина из тонких, белесых светящихся нитей. На первый взгляд она казалась беспорядочно спутанной и связанной узлами, и все-таки она образовывала искусный рисунок, как бесконечно сложная сеть.

И эта сеть двигалась. Повсюду, где ее нити перекрещивались, пульсировали крошечные ослепительно-белые светящиеся точки, похожие на звездочки, а сами тонкие нити, казалось, мягко покачивались вверх и вниз, словно развеваясь под неощутимым ветром.

А из середины паутины вдруг вырос похожий на шланг отросток, который опустилсявниз и слился с затылком Темплза…

— О, Боже! — прошептал я. — Что это такое?

Шэннон не ответил. Вместо этого он показал на дверь на другом конце помещения. Паутина продолжалась и там, тонкая, пульсирующая часть огромной серой сети прорастала сквозь закрытую дверь и исчезала в соседней комнате.

Я знал, что я там увижу. Несмотря на это, мое сердце бешено заколотилось, когда я, крепко сжав руку Шэннона, пересек комнату и открыл дверь.

Жена Темплза все еще спала, но из колыбельки рядом с кроватью доносились слабые хныкающие звуки, которые издавал младенец.

Я неохотно наклонился над колыбелью и широко раскрытыми от ужаса глазами уставился на серебристую, пока еще тонкую нить, которая как щупальцы опустилась из паутины под потолком и прикоснулась к затылку младенца.

Я рывком вырвал свою ладонь из руки Шэннона, развернулся и бросился вон из комнаты. Странное видение исчезло. Помещение приобрело нормальный, уже знакомый, вид, но перед моими глазами продолжала стоять ужасная паутина.

Шэннон последовал за мной, но когда я обернулся, то увидел, что его взгляд был совершенно пустой. Его пальцы непроизвольно подергивались, а губы непрерывно шевелились, однако он не произносил ни малейшего звука.

— Что это с ним? — спросил Рольф. Он тоже обратил внимание на странное поведение Шэннона, но в отличии от меня он не видел сеть, которая вместе с нами незаметно присутствовала в помещении.

Я взял Шэннона за руку и заставил посмотреть мне в глаза.

— Шэннон! — громко позвал я. — Что с тобой? Говори!

— Пожиратель душ, — пробормотал он. Казалось, эти слова предназначались не для меня; он все еще был какой-то оглушенный. Нет, не оглушенный — потрясенный. Потрясенный так сильно, как я редко наблюдал до сих пор. — Это… это он, Джефф. Я не ошибаюсь.

— Кто он ? — с ударением на последнее слово спросил я.

Шэннон уставился на меня широко раскрытыми глазами.

— Они все такие, да? — вдруг он резко повернулся, подскочил к лежавшему без сознания человеку-волку и оцепенел. Он не сказал ни слова, но я знал, что он видел: пучок блестящих пульсирующих паутинок, которые слились с затылком жалкого существа, точно так же, как с затылком Керда, Ларри и многих других. Всех жителей деревни Иннсмаут мужского пола.

— Нет, — пробормотал он, — Нет… только не это. Нет…

Я вытянул руку, чтобы успокоить его, но так и не решился дотронуться до него, а лишь со все возрастающим беспокойством смотрел ему в глаза.

— Что случилось, Шэннон? — спросил я — Что с тобой?

— Он наконец понял, что они его обманывали, Роберт, — раздался голос за моей спиной. Голос, который был мне знаком.

Голос моего отца!

Он стоял позади меня — темная полупрозрачная фигура, как тень; высокий, стройный и окутанный легкой дымкой угрюмости и печали, как всегда, когда он говорил со мной из мира мертвых.

Но не только я услышал его голос, Шэннон очнулся от своего оцепенения и повернулся. Его глаза округлились, когда он увидел темноволосого мужчину с белой прядью в волосах.

С такой же самой прядью, какая была бы у меня, если бы я смыл краску со своих волос.

— Роберт? — удивленно прошептал он. Его взгляд блуждал. На мгновение наши взгляды встретились, он смотрел на меня с выражением такого ужаса, что я инстинктивно отступил на шаг назад.

— Роберт! — повторил он. — Это значит, что ты…

— Я не тот, которого ты должен был убить, Шэннон, — мягко сказал Андара. Его взгляд был серьезен, но та суровость, с которой он смотрел на Шэннона за день до этого, исчезла. Двадцать четыре часа тому назад он хотел убить Шэннона, но сейчас я мог прочесть в его глазах лишь глубокое, искреннее сострадание. — Я тебе говорил, что ты должен прийти сюда, чтобы узнать правду, — продолжал он.

Шэннон шумно вздохнул. Его голос дрожал так сильно, как будто он изо всех сил старался не сорваться на крик.

— Вы… Андара, — сказал он. — Родерик Андара. Великий… колдун.

— Да, Шэннон, — ответил я вместо Андары. — Этот человек — мой отец. Ты преследовал не того. Это я Роберт Крейвен.

* * *

Деревня лежала перед нами, словно вымершая, когда мы покинули дом Темплза. Холодный ветер поднимал пыль и заставлял плясать сухие листья. Нигде не было видно ни души; даже дома казались мертвыми.

А над деревней парила сеть.

Шэннон снова прикоснулся к моей правой руке, и я смотрел на мир его глазами. И я чувствовал, как юного чародея охватывал ужас при виде этой странной пульсирующей паутины.

Как он ее назвал? “Пожиратель душ”? От одного только звучания этого слова у меня по спине побежали мурашки.

Паутина парила над крышами деревни, как серебристое, светящееся облако, невесомое и не подверженное влиянию порывов ветра, поднимавших пыль на улице.

Во в многих местах из пульсирующего облака вниз спускались длинные, похожие на шланги отростки и сливались с домами, чтобы внутри них снова расщепиться и невидимыми руками коснуться мужчин, которые там проживали…

— Там!

Рука Шэннона показала на восток, на противоположный конец деревни. Там паутина казалась более плотной, она образовала серо-серебристый шар, светившийся жутким, зловещим светом. Под ним находился маленький, одиноко стоявший домик, связанный с облаком над Иннсмаутом тысячами пульсирующих, светящихся нитей. То, что имело власть над этой странной паутиной и управляло ею, должно было находиться в этом доме.

Мы медленно двинулись в путь. Мы были одни. Рольф покинул дом раньше нас, чтобы освободить Говарда, и призрачный образ моего отца тоже снова исчез, но только после того, как Шэннон и он несколько бесконечно долгих минут смотрели в глаза друг другу. Каким-то образом, что даже для меня осталось загадкой, они беседовали. Я не знал, о чем, но Шэннон производил впечатление человека, который внутренне был сломлен, когда образ Андары вернулся наконец в мир теней, из которого он появился. С того момента мой спаситель почти все время молчал.

Когда мы приблизились к дому, ветер резко усилился. Облако заклубилось: яркие всполохи волнами прокатывались по странному образованию из света, обретшему форму ужаса. Внезапно налетел шторм — ледяной, ураганный ветер, который словно невидимыми руками принялся рвать нашу одежду и волосы. Крошечные шары света, как огненные белые звездочки, отделились от сети и понеслись, разбрасывая во все стороны искры, нам навстречу. Они погасли, не долетев всего лишь несколько метров до нас с Шэнноном.

Шэннон вел меня за собой, как безвольного ребенка. Исключительно его магическая сила защищала нас от урагана и огненных энергетических шаров; невероятно огромный потенциал энергии, который был скрыт в таком хрупком на вид юноше и о котором я до сих пор лишь смутно догадывался.

Когда мы подошли к дому, буря утихла также внезапно, как и возникла. По живому облаку пробежала сильная дрожь, сопровождаемая тысячами сверкающих молний, и неожиданно стало тихо, повсюду воцарилась жуткая тишина. Шэннон отпустил мою руку, шумно выдохнул и сильным ударом ноги открыл дверь маленького домика.

Я вытащил свою шпагу, когда мы плечом к плечу вошли в дом. Шпага была на ощупь холодной и мертвой, и что-то подсказывало мне, что несмотря на свою магическую силу, она не сможет меня защитить от нового противника.

В первый момент я ничего не увидел, так как, когда Шэннон отпустил мою руку, исчезли все видения, которые я мог наблюдать только через его глаза. Потом мне показалось, что я вижу какие-то тени; тонкие, вспыхивающие серым линии, которые, казалось, беспорядочно рассекали воздух.

И вдруг перед ним возникла Айрис. Тени расступились, как невидимый занавес, и появилась старуха, узкоплечая и сутулая, какой я ее уже видел.

В последнее мгновение я подавил крик. Это была та же странно искаженная дьявольская рожа, которую я уже однажды видел, но это было лицо, которое я знал! Я уже однажды видел это лицо! Это выражение жестокости и свирепости, неутолимой алчности в ее глазах, которую могли удовлетворить лишь смерть и страдания других. Это случилось более года тому назад, и до этого момента я верил, что окончательно победил и изгнал ее. Это было лицо ведьмы, завладевшей душой Присциллы…

— Лисса!

Рот ведьмы исказился отвратительной надменной улыбкой. Ее глаза насмешливо сверкнули.

— Я польщена, Роберт, — сказала она издевательским тоном. — Я и не думала, что ты меня узнаешь.

Я вскрикнул и хотел броситься на ведьму, но Шэннон схватил меня за руку и сильным рывком остановил. Он выбил из моих рук шпагу и так сильно толкнул меня в грудь, что я отлетел к противоположной стене. Потом — еще до того, как я успел как-то среагировать, — он снова повернулся, шагнул навстречу ведьме и остановился в полуметре от нее. Его руки сжались в кулаки.

— Ты! — прошептал он дрожащим голосом. — Я… я не хотел этому верить. Я не хотел в это поверить даже тогда, когда узнал Пожирателя душ. Ты!

Последнее слово прозвучало как крик. Крик, полный отчаяния.

Лисса кивнула. Ее взгляд был холоден, но к насмешливому блеску глаз добавилась легкая неуверенность.

— Почему ты вмешиваешься, Шэннон? Мы служим одному и тому же Господину, не забывай это. Ты получил от Некрона задание убить сына Андары.

— Почему? — прошептал Шэннон.

— Почему? — Лисса рассмеялась блеющим смехом. — Почему, Шэннон? Андара…

— Ты знаешь, что я имею в виду, Лисса, — перебил ее дрожащим голосом Шэннон. — По… Пожиратель душ. Жители деревни могут поверить в то, что ты им рассказала, но мы-то с тобой знаем, что даже Андара не в силах вызвать заклинаниями это чудовище. Из всех ты — единственная, кто может управлять им. Это ты вызвала его сюда, и это ты подчинила всех мужчин Иннсмаута его власти. Почему, Лисса?

Взгляд Лиссы стал жестоким.

— Как наказание, — сказала она. — Андара бежал сюда после того, когда он предал наше дело и обрек многих из нас на смерть. Ты забыл об этом?

— Нет, — сдавленным голосом произнес Шэннон. — Но почему Иннсмаут? Почему жизнь стольких невинных?

— Не бывает невинных, — нетерпеливо заявила Лисса. — Они его спрятали и тем самым встали на его сторону, против нас. Они были наказаны. Все так просто.

— Так просто? — задыхаясь воскликнул Шэннон. — Ты… ты говоришь о страшном страдании, которое вы принесли многим поколениям и…

— Ты становишься сентиментальным, Шэннон, — холодно перебила его Лисса. — Я вчера говорила, что ты слишком мягок. Каждый, кто восстает против нас, виновен. Они предоставили колдуну убежище, и они расплачиваются за это. — Ведьма прищурилась. — Их судьба должна послужить для тебя уроком, Шэннон. Ты тоже не справился. Ты должен был убить сына Андары. Вместо этого ты помогаешь ему. Оглянись вокруг и подумай о том, что происходит с теми, кто не склоняется перед нашей волей, прежде чем окончательно перейти на другую сторону.

— Я не уверен, не сделал ли я уже это, — пробормотал Шэннон.

Лисса уставилась на него.

— Ты… предаешь нас? — настороженно спросила она.

Шэннон покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Предать можно только то дело, к которому когда-то принадлежал, Лисса. А то, что я увидел здесь, никогда не было моим делом. Никогда!

— Ты дал клятву, — сказала Лисса.

— Да. Я поклялся служить нашему ордену и Мастеру и оберегать истинную силу. Но я никогда не клялся совершать несправедливость. И я не клялся мучить невинных.

Несколько секунд Лисса молча смотрела на него. Выражение неуверенности в ее взгляде усилилось.

— Что это значит? — спросила она наконец.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — ответил Шэннон. Внезапно его голос зазвучал совершенно хладнокровно. Из него исчезли гнев и неуверенность. — Отзови его назад, — сказал он. — Пошли бестию туда, откуда она пришла. Сними проклятие с Иннсмаута!

— А если я не сделаю этого? — настороженно спросила Лисса.

— Тогда я убью тебя, — ответил Шэннон.

— Ты убьешь меня? — улыбнулась Лисса. — Как интересно. И как ты собираешься это сделать, ты, ничтожный глупец?

Шэннон не ответил. Он медленно поднял руки, повернул ладони в сторону Лиссы и что-то пробормотал. Я не видел, что произошло, но Лисса с удивленным криком отпрянула назад, ударилась о стол, но в последний момент все-таки удержала равновесие.

Но нападение Шэннона лишь застало ее врасплох, а не подвергло серьезной опасности. Она молниеносно развернулась, издала почти звериный вопль и сделала сложное, быстрое движение правой рукой.

Казалось, реальный мир судорожно дернулся. Пространство искривилось и невероятным образом перевернулось, и на какое-то бесконечно долгое мгновение мне показалось, что я заглянул в другую, жуткую реальность. Я увидел молнию смертельной магической энергии, которая возникла из ничего и укутала Шэннона. На одно еще более короткое мгновение я увидел настоящее лицо Лиссы.

Увиденное чуть было не свело меня с ума.

Я вскрикнул, поднял с земли свою шпагу и бросился мимо Шэннона на Лиссу, ослепнув от ужаса и страха. Лисса быстро повернулась и попыталась отбить мой удар. Но она опоздала на долю секунды; острый как бритва клинок оставил глубокую, кровавую рану на ее плече.

Ведьма взревела от ярости и выбила оружие из моих рук. И вновь мне показалось, что я чувствую мелкую, невероятно мощную дрожь реальности, когда она освободила фантастические силы, которыми повелевала; силы, в сотни раз превосходившие даже силы Шэннона.

На этот раз нападению подвергся я.

Это было подобно удару разгневанного бога. Невидимая рука исполина ударила меня в грудь, сбила с ног и отбросила на четыре—пять метров назад. Пролетев по воздуху, я ударился спиной о стену, почувствовал второй, еще более сильный удар и попытался крикнуть, но не смог произнести ни звука. Та же невидимая рука снова схватила меня, сжала мое тело одновременно со всех сторон и начала выдавливать из меня жизнь.

Я опрокинулся навзничь, сполз вдоль стены на пол и словно сквозь красную пелену увидел, как Лисса вновь повернулась к Шэннону. Внезапно тело юного чародея укутала сеть серых, мерцающих теней; тонкие нити, похожие на нити Пожирателя душ, толщиной не больше волоса и наполненные пульсирующей жидкостью. Шэннон пошатнулся, беспомощно взмахнул руками и со стоном опустился на колени. А сеть начала туже стягиваться вокруг него.

Лисса расхохоталась.

— Ты дурак, Шэннон! — пронзительным голосом крикнула она. — Такой же дурак, как и Крейвен, если думаешь, что сможешь победить меня. Ты силен, но далеко не так, как я. А сейчас ты заплатишь за свое предательство. Я сделаю то, что не смог сделать ты. Я уничтожу сына колдуна! Но сначала он должен увидеть, что бывает с теми, кто восстает против нас!

Она сделала повелительный жест правой рукой, и сеть начала стягиваться. Как тысячепалая смертоносная рука сжималась она вокруг юного чародея, заставила его еще ниже опуститься на колени и начала разрезать его одежду.

А потом…

На мгновение показалось, что фигура Шэннона заколыхалась. Ее очертания раздвоились, и вдруг его тело потеряло материальность и стало прозрачным и невесомым, как дым.

Магическая сеть опала, прошла сквозь его тело и осталась лежать, подрагивая, на полу.

Лисса вскрикнула, испуганно поднесла руки ко рту. Казалось, что ее глаза от ужаса вылезут из орбит.

Перед нею стоял не Шэннон, а стройный мужчина с черной бородкой, темными волосами и белой прядью над левой бровью в виде изломанной молнии.

— Андара! — воскликнула она.

Одну бесконечно долгую секунду Родерик Андара молча смотрел на ведьму, потом он кивнул, поднял руки и почти нежно прикоснулся к ее плечу. Лисса пронзительно вскрикнула, упала навзничь и скрючилась на полу.

— Да, Лисса, — сказал он — Это я. Наконец-то мы снова встретились. Я долго ждал этого момента. Двести лет. Пойдем, доведем до конца то, что ты начала.

Лисса, шатаясь, встала на ноги, уставилась на колдуна и снова сделала странное, заклинающее движение руками, но на этот раз я почувствовал, как ее магические силы были остановлены и отброшены назад значительно более могущественной силой. Она зашаталась. Ее визг становился все более испуганным, а злобное сверкание глаз сменилось выражением панического страха.

Видимо, тот панический страх, подумал я вяло, который чувствует человек, считавший себя бессмертным и вдруг понявший, что его время истекло.

Я не стал смотреть, что же произошло дальше, так как это была борьба, которая меня не касалась.

Я не стал даже думать об этом, так как внезапно почувствовал усталость, страшную усталость.

Пока за моей спиной заканчивалась борьба, которая началась двести лет тому назад, я снова вышел на улицу, где меня уже ждали Говард, Рольф и погрузившийся в глубокую задумчивость юный чародей по имени Шэннон.

КНИГА ТРЕТЬЯ. Пробуждение Некрона

Некрон очнулся.

Его веки приподнялись, но взгляд темных, почти не имевших зрачков глаз оставался пустым. Прошло довольно много времени, прежде чем его грудь поднялась с первым, мучительным вдохом.

Его сердце не билось, а кожа была такой же холодной, как скала, на которой он лежал. Любой врач констатировал бы его смерть. Однако он жил!

Постепенно мысли Некрона вернулись к действительности Руки задвигались нервно и неуверенно. Это были узкие, жилистые руки, высохшие от старости, с сухой пергаментной кожей, но несмотря на это, все еще полные сил. Длинные ногти заскребли по камню и наконец нашли опору. Затем руки подняли тело После секундной паузы, которая ему потребовалась, чтобы собрать новые силы, Некрон окончательно сел и огляделся.

Помещение имело точную геометрическую форму куба. Стены, потолок и пол состояли из камня. На нем остались видны следы примитивных инструментов, с помощью которых это помещение было вырублено из скалы еще в доисторические времена. Потребовалось два человеческих века и жизни десятков тысяч людей, чтобы отвоевать у горы эту пещеру. Она видела кровь, страдание и слезы, но ничего из этого не осталось, стены были холодны и тверды и лишены всякой жизни. Казалось, пещера излучает что-то темное, зловещее и мрачное.

Свет единственного, чадящего факела отбрасывал на стены дрожащие блики и темные тени, и откуда-то издалека доносился монотонный шум падающей воды. Несмотря на это, в пещере было тихо. Тихо, как в огромной каменной могиле.

Взгляд Некрона задержался на деревянном стеллаже у противоположное стены. На похожей на стол крышке мерцала черная, толщиной с руку свеча, рядом виднелись огарки еще пяти полностью сгоревших свечей. Расплавленный воск стекал по наклонной крышке и капал на пол.

Некрон задумчиво нахмурил лоб. Пять свечей — это значит, что прошло пять дней с тех пор, как он вытянулся на каменном полу и впал в транс.

Намного больше, чем он думал. Ему показалось, что прошло лишь несколько мгновений, что он всего лишь раз моргнул глазами. Некрон даже не помнил, что засыпал.

Но силы, которыми он пользовался, были необъяснимы. Даже ему самому не удалось бы сказать заранее, войдет ли он в царство теней на пять минут или недель, или месяцев. Или же на…

Некрон быстро отогнал от себя эту мысль, встал и направился к выходу. Двери не было, имелось лишь низкое отверстие в каменной стене, за которым простирался темный коридор.

Свет свечей не проникал в коридор, а казалось, поглощался сразу за порогом, словно там имелся невидимый занавес, однако тени расступились, когда Некрон, согнувшись, пролез сквозь низкое отверстие и спустился в штольню.

На него пахнуло холодом, словно его встретило дыхание другого, запретного мира, а тени, казалось, сгустились и окружили тело, как маленькие, внимательные стражи, покой которых внезапно нарушили.

Тени заколыхались сильнее, и внезапно Некрону почудилось, что между ними вспыхнули огоньки — зловещие зеленые огоньки, принадлежавшие потустороннему миру. Его окатила волна ледяного, парализующего холода, а потом охватил ужас. Он обернулся — и оцепенел. Коридор исчез. Вместо него раскинулась бесконечная, озаряемая зеленым светом равнина!

В последние момент Некрон подавил крик. Случилось то, чего он боялся, когда делал последний шаг на пути к действительности!

Он вернулся не один. Он воспользовался воротами, и вместе с ним сюда проникли существа из другого, чуждого мира, существа, которые жили только для одной цели — чтобы убивать!

Некрон скрючился, когда одна из теней внезапно превратилась в черное блестящее Нечто, огромное и безобразное, как клубок влажных, черных, извивающихся змей или червей. Тонкое, покрытое шипами щупальце хлестнуло по нему и как плеть обвилось вокруг его шеи.

Крик Некрона перешел в приглушенный хрип. Кровь хлынула по его одеянию, и он внезапно почувствовал страшную, никогда раньше не испытанную боль, как раскаленная лава пульсировавшую в его венах.

Некрон схватил щупальце и отчаянно попытался оторвать его от себя, но добился этим только того, что смертельная петля затянулась еще сильнее. Его сердце было готово выскочить из груди.

Он не мог больше вздохнуть, и перед его глазами поплыли яркие, цветные круги. Чудовище и бесконечная равнина стали расплываться перед его глазами.

И вдруг все кончилось.

Видение исчезло, а вокруг него снова возникли массивные стены коридора, Некрон, задыхаясь, обессиленный упал на скалу, и, издав хриплый звук, поднял руки к шее. Под его пальцами была теплая кровь, и он чувствовал крошечные, глубокие ранки, оставленные на его шее щупальцем Чудовища.

Но почему он все еще жив?

“Потому, что ты мне еще нужен, глупец!”

Некрон вздрогнул, как от удара плетью, выпрямился и испуганно оглянулся. Но он был один. Только через несколько секунд он понял, что голос — если это вообще голос — прозвучал прямо у него в голове, невероятно мощный и громкий, заставивший Некрона содрогнуться, как брань сурового бога.

— Кто… кто ты? — спросил он, весь дрожа.

“Ты действительно не знаешь этого?” — ответил голос у него в голове.

Некрон мгновение помолчал. Снова ему показалось, что тень перед ним шевельнулась. Тогда он кивнул.

— Знаю, мне… кажется.

“Это хорошо, — сказал невидимые собеседник. — Ты злоупотребил властью, данной тебе, Некрон. Мне следовало бы тебя наказать за это. Однако твоя цель — это и моя цель”.

— Что… что я должен сделать? — прошептал Некрон.

“То же, что ты и сам собирался, ~ ответил голос ВЕЛИКОГО ДРЕВНЕГО у него в голове. — Но ты сделаешь это так, как этого хотим мы. Я явился только для того, чтобы предупредить тебя. Не пытайся извлечь личную выгоду из вещей, которые слишком важны, чтобы ты смог их понять”.

— Я… повинуюсь, господин, — ответил Некрон униженно.

Но невидимые собеседник уже исчез. Некрона охватил ужас. Уже прошло много времени с тех пор, как он встречался лицом к лицу с ВЕЛИКИМ ДРЕВНИМ. И он забыл уже, насколько могущественны эти существа из мира по ту сторону пространства и времени.

Некрон оставался на месте, пока не прошла дрожь в руках, потом стер кровь с шеи, повернулся и быстро зашагал дальше. Свет в конце штольни стал ярче и теплее. Ему казалось, словно он и физически покидает царство мертвых и теней и вновь возвращается в мир живых.

Оба часовых справа и слева от прохода вытянулись в струнку, когда старик, согнувшись, вышел в коридор.

Лица обоих часовых невозможно было рассмотреть. Полоска темной материи, как тюрбан обернутая у них вокруг головы, скрывала и их лица. Несмотря на это, Некрон заметил испуг в их глазах, когда они увидели кровь у него на шее. Но никто из них не издал ни звука.

Оба часовых входили в небольшую группу избранных, которым был разрешен доступ во внутренние помещения крепости Дракона. Они уже много лет служили ему верой и правдой и как, все его сторонники, всегда были готовы с радостью отдать за него свою жизнь.

— Идите за мной, — приказал Некрон.

Его голос совершенно не соответствовал его внешности. Он выглядел как древний старик, но голос звучал молодо и властно, а движения были полны силы и энергии. Он быстро повернулся и, широко шагая, направился по коридору без окон.

В конце коридора оба воина остановились, а Некрон открыл низкую, обитую металлом дверь.

— Позовите Рауля, — отдал он новый приказ.

Воины молча удалились, чтобы исполнить его повеление, а старик вошел в дверь и начал нерешительно ходить взад и вперед по комнате. Эта комната резко отличалась от голой каморки в скале, в которой он очнулся. Здесь было тепло; чувствовался жар раскаленных камней, которые плавились глубоко под скалой, служившей фундаментом крепости. Стены скрывались под полотнищами тяжелой черной материи, а пол устилали дорогие ковры и меха.

В противоположной стене имелась дверь — низкая, изготовленная из тяжелых, потемневших досок и украшенная позолоченными окладами и декоративными гвоздями. На месте замка красовался странный символ, который, казалось, таинственным образом двигался, словно он жил.

Прошло всего лишь несколько минут, а в коридоре уже послышались шаги, и воины вернулись. Они сопровождали узкоплечего, маленького человечка с черными волосами и хитрыми глазками. Тонкие усики над верхней губой тщетно пытались придать его лицу выражение мужской суровости. Этот человечек был скорее похож на крысу.

— Господин! — Рауль опустил взгляд, низко поклонился и явно испугался, когда заметил кровь на одежде Некрона. — Вы ранены, господин?

Некрон недовольно отмахнулся.

— Сейчас это не играет никакой роли, Рауль, — сказал он. — Я ухожу. Пока меня не будет, ты отвечаешь за безопасность крепости.

— Вы… уходите? — переспросил Рауль. Его голос дрожал, а руки нервно двигались. — Но вы ведь только что…

— Я должен это сделать, — перебил Некрон. — Я выяснил, где прячется сын колдуна. Я пойду и сделаю то, что требует клятва, данная нашими предками. Сын Андары должен умереть.

— Но это… Вы можете послать кого-нибудь другого! — неуверенно сказал Рауль. — Ведь это опасно, господин!..

— Другого? — Некрон мрачно улыбнулся. — Такого, как Шэннон, Рауль? — Он покачал головой. — Нет. Я уже однажды совершил ошибку и недооценил Роберта Крейвена. — Он помолчал, чтобы придать своим словам нужный вес, потом расправил плечи и кивнул на обитую золотом дверь в другом конце комнаты. — Я должен пойти сам, — сказал он еще раз.

Рауль бросил на дверь встревоженный взгляд, несколько раз судорожно сглотнул. Его страх нельзя было не заметить. Но это был страх не перед Некроном или властью, которую тот представлял, Это был страх перед тем, что скрывалось за этой дверью.

— Вы хотите… пойти один? — переспросил Рауль, запинаясь. Его кадык нервно двигался вверх и вниз.

— Не совсем один, — возразил Некрон. — Меня будут сопровождать десять твоих самых смелых воинов. Ты сам выберешь их, пока я сделаю необходимые… приготовления.

— Только десять? — вырвалось у Рауля. — Не лучше ли будет, если…

— Только десять, — перебил Некрон. — А теперь иди. Иди и выбери самых лучших воинов, какие у тебя только есть. Через час я жду их здесь.

Рауль смиренно кивнул, опустил голову и удалился, пятясь задом, в сопровождении обоих молчаливых часовых. Но перед тем как покинуть помещение, он еще раз поднял глаза, и то, что он увидел, заставило его побледнеть.

Некрон повернулся к нему спиной и заклинающим жестом вытянул руки по направлению к двери.

Бесформенная штуковина, висевшая на месте замка, начала пульсировать.

“Оно бьется, — в ужасе подумал Рауль. — Оно бьется, как огромное сердце…”

* * *

До самого обеда так по-настоящему и не рассвело. Серый туман лежал над городам, и как всегда, когда с нетерпением ждешь, чтобы время поскорее прошло, минуты тянулись бесконечно медленно, словно сироп.

Только вчера ночью, после четырехнедельного плавания на корабле и дневной поездки от Саутгемптона я прибыл в Лондон. После страшных происшествий в Иннемауте я просто обязан был снова увидеть Присциллу. Дух ведьмы Лиссы, давно завладевший ее телом, окончательно уничтожил мой отец.

Было нелегко уговорить Говарда на это возвращение, но я не зря обладал необычной силой убеждения В конце-концов мой друг согласился, однако настоял на том, чтобы выехать на три дня раньше меня для того, как он выразился, чтобы все приготовить к моему приезду.

Шэннон и Рольф остались в Аркхеме. Шэннон удалился в свою комнату в здании университета и не хотел никого видеть. Я хорошо понимал его — за последние дни на него обрушилось слишком много всего. Ему требовалось время, чтобы все хорошенько обдумать и справиться со своими сомнениями и страхами. Рольф обещал добросовестно присматривать за ним.

Я прибыл в Лондон на один день раньше; благоприятный ветер позволил паруснику, на котором я отправился в путь, быстрее, чем было запланировано, пересечь Атлантику.

Таким образом я провел одну ночь в гостинице, так и не увидев Говарда. Вместо него на рассвете появился доктор Грей, врач, лечивший Присциллу во время ее “болезни”, и хороший друг Говарда.

При была в Лондоне! Но мое предвкушение радости нашего свидания очень быстро улетучилось. Доктор Грей всю первую половину дня таскал меня — как мне показалось — по всем лондонским инстанциям. Говард и он все подготовили, раздобыли все бумаги, которые требовались, чтобы окончательно сделать меня законным наследником моего отца. Таким образом, мне пришлось час за часом подписывать уйму бумаг, тысячу раз кланяться мелким клеркам и отвечать на сто тысяч глупых вопросов.

Мне осталось одно утешение — только когда все юридические тонкости прояснились (и только тогда), твердолобые британские ведомства признали меня сыном Родерика Андары.

Разумеется, мой отец не был занесен ни в одну картотеку как колдун и считался довольно состоятельным гражданином.

На улицах Лондона таял последний снег, когда доктор Грей и я покинули британское Королевское Министерство здравоохранения и вновь заняли место в экипаже. Белое покрывало, опустившееся на город, превратилось в рваный ковер из сырости и бурой слякоти. В этом году зима никак не хотела заканчиваться, но сегодня, 15 мая 1885 года, она, кажется, окончательно была побеждена.

Я озяб.

Вся моя одежда отсырела, хотя я только сегодня утром извлек ее из чемодана. Даже сильный огонь, который всю ночь горел в камине в моем гостиничном номере, не смог окончательно прогнать сырость и холод.

Одной рукой я плотнее собрал воротник своего пальто на меховой подкладке, а другую сунул в карман. Несмотря на это, я дрожал от холода.

— Слишком много старого английского виски или слишком много юных английских девушек? — спросил доктор Грей, улыбаясь.

— Слишком мало доброго американского сна, — мрачно возразил я. Правда, сарказм, который я хотел вложить в свои слова, не почувствовался. Зато мои зубы стучали в такт сотрясениям экипажа, почти не имевшего рессор. Ухмылка Грея стала просто наглой.

Мне пришлось сдержаться, чтобы не накричать на него. Если и существует что-то, что может вывести меня из себя больше, чем тупые чиновники или люди, которые в меня стреляют или строят подобные зловредные козни, так это типы, подобные Грею. Люди, день которых начинается с восходом солнца и которые к тому же достаточно коварны, чтобы уже в это время находиться в прекрасном расположении духа и излучать оптимизм.

Грей был ярко выраженным представителем именно такой породы людей. Мало того, что он вытащил меня из постели до завтрака — обычно я завтракаю около девяти и рассматриваю пробуждение до восьми, как преднамеренное телесное повреждение, — так нет, он не мог даже удержаться от того, чтобы не улыбаться все время, шутил и чуть ли не лопался от слишком хорошего настроения.

Я бы мог его задушить, если бы не был для этого слишком измученным. Я спал не более трех часов.

— Ты почти что справился, Роберт, — сказал он. — Самое худшее уже позади. Несколько формальностей, которые еще остались, я сам улажу.

— Далеко еще? — спросил я.

Грей наклонился в сторону, отодвинул занавеску с окна экипажа и, прищурившись, всмотрелся в туман.

— Мы почти уже на месте, — сказал он. — Еще вчера вечером я дал слуге инструкции приготовить нам плотный обед и достаточно крепкий кофе.

Меня бы больше устроили валериановые капли и теплая постель, но я с беззвучным вздохом покорился своей судьбе, прислонил голову к мягкой подушке и попытался немного вздремнуть.

Разумеется, мне это не удалось, так как несмотря на усталость, меня переполняло нетерпение и предвкушение радости встречи. Несмотря на свой почтенный возраст, Грей не смог удержаться, чтобы всю первую половину дня не разжигать мое любопытство таинственными намеками. Я не знал, ни куда мы едем, ни что нас там могло ожидать. Вероятно, дом, который Грей с Говардом нашли для меня, чтобы я имел постоянное пристанище в городе, а не скитался по гостиницам и пансионам. Наверняка. Но это было и все, что я мог придумать.

Наконец экипаж, дернувшись в последний раз, остановился. Лошадь беспокойно била копытами о мокрую мостовую. Ее удила звенели, и эти звуки отражались зловещим эхом от стен домов с обеих сторон улицы. Потом дверца открылась, и показалась голова кучера в цилиндре.

— Мы прибыли, сэр, — сказал он, обращаясь к Грею. — Астон Плейс, номер 9.

— Астон… — Я не стал продолжать, когда заметил насмешливые искорки в глазах Грея. Вот, значит, почему он устроил такую шумиху вокруг моего нового местожительства! Хотя я не очень долго пробыл в Лондоне, этого вполне хватало, чтобы запомнить это название. Конечно, это не самый фешенебельный адрес в Лондоне; есть еще несколько, куда более аристократичных — Букингемский дворец, например…

Туман укутал нас ледяной сыростью, когда я вышел из экипажа и остановился, чтобы осмотреть дом.

Правда, видно было не очень много. Туман накрыл дом и земельный участок как спустившееся с неба облако, укутал все серой ватой и сделал контуры здания размытыми. Но и то, что я мог рассмотреть, достаточно впечатляло.

Дом был громадным. В тумане он возвышался как серо-черный колосс высотой в три с половиной этажа и шириной около ста футов. В первый момент я почти испугался: массивность этого огромного дома просто ошеломила меня, он нависал надо мной, словно огромная гора и…

Но видение исчезло так же быстро, как и возникло. Внезапно туман снова стал всего лишь туманом, а дом — обычным домом, и ничем более.

Осталось лишь чувстве смутного беспокойства и подавленности. Логика говорила, что любой дом выглядел бы так же при плохом освещении, да к тому же еще и в тумане.

Но я уже слишком много пережил, чтобы прислушиваться только к логике.

— Ну как, Роберт, нравится он тебе? — раздражающе веселый голос Грея оборвал нить моих мыслей и окончательно вернул меня к действительности. Внезапно я снова почувствовал холод и сырость, от которой охватывал озноб.

Я улыбнулся и пожал плечами.

— На размер больше, — сказал я. — Или на два.

Грей рассмеялся.

— Может быть. Но он тебе понравится. Вероятно, нас уже с нетерпением ждут. И мне холодно. В конце-концов, я — старый человек.

Он нарочито энергично передернул плечами и, широко шагая, прошел сквозь решетчатые ворота, которые вели в палисадник. Немного поколебавшись, я последовал за ним.

Туман превратил садик в странное место, в котором все казалось каким-то нереальным и искаженным. Клочья серого тумана так плотно окутывали мои ноги, что я даже не мог видеть гравий, которым был посыпан подъезд к зданию, а лишь слышал его скрип. Я замерз гораздо сильнее, чем это можно было бы объяснить одним лишь холодом. Невольно я замедлил шаг.

Грей остановился, нетерпеливо повернулся ко мне.

— Что случилось? — спросил он.

Некоторое время я искал подходящие слова, чтобы описать то странное чувство, которое у меня вызвали дом и туман, но потом лишь пожал плечами.

— Ничего, — ответил я. — Все нормально. Пошли.

Грей несколько секунд внимательно смотрел на меня, но потом повернулся и поднял руку к молотку, чтобы постучать в дверь.

Раздался оглушительный удар.

Но это был не звук от удара бронзового льва о дубовую дверь, а скорее гул огромного церковного колокола, невероятно низкий и громкий.

Грей вздрогнул, на полшага отпрянул от двери и уставился на меня. Его губы шевелились, но его слова потонули во втором, возможно, еще более громком ударе.

Четыре, пять, наконец, шесть раз прозвучал чудовищно громкий булькающий звук. Я бросил свою трость и дорожную сумку и прижал ладони к ушам. Казалось, что гул идет отовсюду, как будто глухо вибрировала каждая отдельная молекула окружавшего нас воздуха.

Потом с внезапностью, которая казалась еще более пугающей, чем гудение, снова воцарилась тишина, но Грей и я еще несколько секунд продолжали стоять неподвижно, прижав ладони к ушам, готовые в любой момент снова услышать этот ужасный звук.

Наконец, поколебавшись, я опустил руки, нагнулся за своей дорожной сумкой и тростью и еще раз посмотрел на дом. Дверь была распахнута, и человек в полосатой ливрее дворецкого с растерянным видом смотрел на нас.

Я выпрямился, подошел к нему и притянул ему руку.

— Добрый день, — сказал я как можно спокойнее. — Мне сказали, что меня здесь ждут. Мое имя Крейвен. Роберт Крейвен.

На лице старика сначала появилось выражение удивления, потом все более сильного недоверия и наконец — да, почти страха!

— Мистер… Крейвен? — переспросил он. — Вы… Роберт? Роберт Крейвен?

Я не успел ответить, так как в этот момент раздалось радостное:

— Роберт! Дружище! — и ко мне выбежал Говард. На нем был красно-коричневый домашний халат, а во рту дымилась неизменная сигара.

Я поставил сумку, сунул в руки дворецкому шляпу и трость и бросился в объятия Говарда. Это могло показаться глупым — с нашей последней встречи прошло всего лишь несколько недель, а мы радовались так, словно мы не виделись целый год.

— Прекрасно, что ты наконец-то здесь, — сказал Говард, обняв меня и чуть было не ткнув зажженным концом своей сигары мне в лицо. Он сделал широкий жест рукой.

— Как тебе нравится твое новое жилище?

— Дверной колокольчик слишком громкий, — ответил я. — Но только самую малость.

Говард нахмурил лоб.

— Колокольчик? Что ты имеешь в виду? У нас… нет никакого дверного колокольчика.

— Тогда, наверное, у одного из слуг карманные часы со слишком громким боем, — я тихо рассмеялся, но тут же снова стал серьезным и, полуобернувшись, знаками подозвал к нам Грея. — Скажите ему, что случилось, доктор.

Грей послушно подошел, но обратился не к Говарду, а удивленно посмотрел на меня и нахмурил лоб.

— Боюсь, я не понимаю, Роберт, — сказал он.

— Давайте, давайте, док. Вы прекрасно все понимаете. Что это было? Маленькая шутка в качестве приветствия? — я сунул мизинец в левое ухо и демонстративно поковырял. — Итак?

Единственная реакция Грея заключалась в быстром, озадаченном взгляде в сторону Говарда.

— Что ты имеешь в виду, Роберт? — спросил он. — Я ничего не слышал.

— Вы… — я запнулся, поочередно посмотрел на него и на Говарда.

Я же собственными глазами видел, как Грей, так же как и я, болезненно сморщил лицо!

Впрочем, если оба решили подурачить меня, как два заговорщика, почему бы и нет?

— Оставим это, — сказал я, пожав плечами. — Вы можете позднее посмеяться. Когда меня не будет рядом. Сейчас нам надо обсудить кое-что другое.

Говард снова посмотрел на меня с таким искренним удивлением, что я на мгновение заколебался и спросил себя, а не почудилось ли мне все это. Но только на мгновение. У меня еще и сейчас звенело в ушах. Нет, единственное, что здесь было не так, это детский юмор Грея и Говарда.

— Забудем об этом, — сказал я еще раз.

Говард подмигнул, бросил на Грея быстрый взгляд и неожиданно кивнул.

— Конечно. Все само прояснится. Внезапно он улыбнулся.

— Как тебе дом, Роберт?

Вместо ответа я отступил на шаг назад и наконец-то огляделся. Вестибюль, где мы находились, был такой огромный, что в нем мог поместиться целый дом, в котором я прожил первые пятнадцать лет моей жизни.

— На мой взгляд, немного великоват, — сказал я.

Разочарование Говарда нельзя было не заметить.

— Он тебе не нравится?

— Нет, что ты, нравится, — сказал и поспешно. Хотя мне этот дом-монстр совершенно не нравился, — просто он… слишком напыщенный, что ли, ты не находишь? Я знаю, что я сейчас богат, но…

— Он тебе не стоил ни пенни, если это то, что тебя беспокоит, — перебил меня Грей. — Дом и земельные участок являются частью наследства.

Я не сразу понял.

— Частью наследства? — повторил я. — Вы имеете в виду, что мой отец владел и земельными участками?

— Несколькими, — подтвердил Говард. — Этот дом принадлежал ему. Он всегда жил здесь, когда бывал в Лондоне.

Несколько секунд я озадаченно смотрел на него, потом повернулся и внимательно посмотрел на слугу, впустившего меня. Он закрыл дверь, но не сдвинулся с места, а продолжал смотреть на меня с выражением удивления и почти нескрываемого страха. После всего, что я до сих пор слышал об английских дворецких, у этого имелись явные странности в поведении. Правда, уже не первый раз я встречал у людей такой взгляд. Каждый, кто раньше знал моего отца и в первый раз видел меня, смотрел на меня подобным образом. Сходство между нами было просто поразительным.

— Я понимаю, — тихо сказал я. — Слуги знали моего отца.

Говард кивнул.

— Некоторые из них. Относись к ним снисходительно, если они, возможно, будут… немного странными в первые дни. Они все любили твоего отца. Многие служат здесь всю свою жизнь. — Внезапно он рассмеялся. — А теперь пошли. Есть еще один человек, который с нетерпением ждет тебя.

Он ухмыльнулся и показал на лестницу, которая вела наверх. И на лице Грея появилась такая же дурацкая заговорщицкая улыбка.

Я удержался от ехидного замечания, вертевшегося на языке, и решил покориться судьбе. Очевидно, оба сегодня были в ударе, и я не хотел портить им радость.

До моих ушей донесся тихий звон, и я невольно остановился и осмотрелся.

— Ну, что еще? — насмешливо спросил Говард. — Опять слышишь звон церковного колокола?

Я бросил на него язвительные взгляд, резко повернулся и зашагал вверх.

* * *

Снова все было не так, как обычно. Даже для него, привыкшего совершать путешествия между реальностью и миром теней, каждый раз была в новинку и вызывала страх необходимость воспользоваться живыми воротами, обитыми золотом. Некрон не знал, сколько времени прошло: часы, а может быть, дни или недели. Как неисповедимы были пути, которые позволяли его духу, отделенному от бренного тела, бродить по миру, смотреть на себя глазами других людей и действовать чужими руками, так и эти ворота не поддавались никакому объяснению.

Некрон мог сам определить свой выход, мог заранее предсказать, в какой части Земли он появится из мира теной, но его магической силы было недостаточно, чтобы установить продолжительность пребывания в ином мире.

Сейчас, когда он медленно поднялся на колени и ждал, пока исчезнет мучительное головокружение, он чувствовал, что на этот раз прошло совсем немного времени. Можетбыть, даже меньше, чем в действительности, с тех пор как он шагнул в мир теней. Иногда, когда он пользовался воротами, время даже шло вспять. Постепенно его взгляд прояснился. Он находился в низком, темном помещении неопределенных размеров со сводчатым потолком. Пахло крысами и плесенью, и откуда-то падал серый, мерцающий свет. Вокруг него маячили фигуры — высокие, угрожающие тени на фоне свода.

Он попытался встать с колен, но снова, совершенно обессиленный, опустился на землю и с благодарностью ухватился за протянутую ему руку. Некрон чувствовал себя слабым и выжатым, как всегда, когда приходилось пользоваться воротами, только в этот раз все оказалось намного хуже. Ему предстояло проложить путь через мир теней не только для себя одного, но и для десяти других. Даже он, который столько раз обманывал время, внезапно почувствовал бремя столетий, невидимым грузом давивших на его плечи.

Какое-то мгновение головокружение стало таким сильным, что Некрон по-настоящему испугался, не переоценил ли он свои силы. Он знал, что ворота небезопасны, даже для такого могуществен-него колдуна, как он. Уже случалось, что кто-нибудь не возвращался из мира кошмара и страха. А у некоторых из тех, кто вернулся, сохранилось лишь тело, как выжженная пустая оболочка.

Но потом он почувствовал, как слабость и головокружение исчезли и как в него вливается новая, темная энергия. И…

Они были не одни!

Вместе с ними в этом мрачном подвале находилось Нечто. Нечто не из этого мира, может быть, даже не из этой Вселенной. Невидимое, беззвучное, но невероятно могущественное.

И чуждое. Бесконечно чуждое.

И тут Некрон узнал его.

С приглушенным воплем он обернулся. Его взгляд впился в колышущееся серое море теней в глубине подвала.

А тени там начали приобретать форму. Серые клубы пара и поглощающая свет чернота сжались в аморфный кулак со множеством пальцев, вновь распались на отдельные волокна, на краткий миг образовали почти человеческую фигуру, лопнули, словно от удара, и сформировались снова.

Один из воинов с пронзительным криком отпрянул назад, когда Нечто материализовалось в другом конце помещения.

Некрон замер, как деревянная марионетка, нити которой были обрезаны в самом начале движения. Стульху! — пронеслось у него в голове. Это он. Стульху! Две—три секунды Некрон стоял неподвижно, потом медленно опустил голову и смиренно упал на колени.

— Господин… — прошептал он.

Фигура скрывалась за завесой из густой тени — призрачное серое Нечто с размытыми контурами, полное неопределенных движений и черноты. Несмотря на это, даже то, что можно было рассмотреть, свело бы нормального человека с ума, а то и вовсе погубило бы.

— Ты сам пришел.

У старого колдуна возникло такое чувство, словно невидимая, ледяная рука очень медленно сжимала его сердце. Он учащенно задышал. Несмотря на холод, исходивший от каменных стен, на лбу внезапно заблестели крупные капли пота. Услышал ли он порицание в голосе Незримого?

— Я… пришел, так как задача, которую надо решить, не может быть доверена… непосвященному, — ответил он, запинаясь. Его слова звучали нескладно и были подобраны не очень умело. Он был полумертв от страха.

— Я знаю. — Голос звучал холодно, в нем не было ни малейшего следа какого-нибудь чувства. Но это еще больше усугубляло угрозу, звучавшую в его словах. — Ты не справишься, Некрон. У тебя не хватит сил победить наследника Андары. Вы не смогли победить его, и вы не сможете победить его сына. Так как он сильнее, чем отец.

Некрон вздрогнул, как от удара.

— Нет, господин! — мучительно задыхаясь, воскликнул он. — Я знаю его силу, но он… он сам не имеет никакого представления об этом. Он глупец, который…

— Который уничтожил одного из наших и убил бесчисленное множество наших творений, каждое из которых могло бы запросто раздавить тебя, старый дурак! — холодно перебил его всемогущий Стульху. — Ты начинаешь совершать ошибки. Я тебе сказал, что ты должен убить его. Но я не говорил, что ты должен пойти сам и подвергать себя опасности. Ты слишком важен для нас. Но, возможно, это была и моя ошибка — дать тебе столько знаний и силы.

Колдун не ответил. Его тонкие, бескровные губы были плотно сжаты, а на худой шее так сильно пульсировала жилка, словно была готова в любой момент лопнуть. Но он молчал. Он знал, что бессмысленно возражать.

— Я… убью его, — сказал он некоторое время спустя. — Мои лучшие воины сопровождают меня, и…

— Ты не сделаешь ничего подобного, — перебил его Стульху. — Пришло время, когда наши планы близки к завершению. Как только наследник колдуна и его помощники будут побеждены, не останется больше никого, кто мог бы сдержать нас.

На мгновение Некрону показалось, что из тени послышался тихий, довольный смешок, но он понимал, что, должно быть, ослышался. Они не могли смеяться, точно так же, как не могли плакать, испытывать гнев или радость или какое-нибудь другое чувство, кроме ненависти.

— Я сам сделаю это.

— Вы не доверяете мне, господин? — пробормотал старик. Его голос дрожал так сильно, что почти невозможно было разобрать слова.

— Нет. Но ты человек. А люди совершают ошибки. Я послал тебя сюда, но теперь вижу, что задача слишком трудна для тебя. Слишком важна, чтобы поручать ее человеку. Одному из вас.

Это прозвучало как брань.

— А… книга? — запинаясь, спросил старик.

— Твоя глупая книга не интересует меня, — отозвался голос. — Возьми ее себе, если она для тебя так много значит, но берегись, если нарушишь мои планы. Ты будешь ждать, пока все не закончится. После этого ты сможешь взять свою дурацкую книгу, если хочешь. И то, что останется от мира, в придачу.

И на этот раз старик был уверен, что из тени раздалось злобное хихиканье,

Внезапно ему стало холодно. Очень холодно.

Некрон молча стоял и ждал, пока Хозяин заговорит снова, но тот молчал, и когда человек через некоторое время решился поднять глаза, то увидел, что призрачная фигура исчезла.

Он с облегчением вздохнул, обернулся и бросил взгляд на воинов. Он чувствовал страх и панику, которая охватила их. Это были смелые люди, возможно, самые смелые из всех в этой части планеты. Если бы он потребовал, каждый из них, не раздумывая, пронзил бы себя своим собственным мечом. Но то, что они видели, не было существом из этого мира. Они увидели даже не демона, так как и его они вряд ли испугались бы.

То, что они видели, был сам Ужас, существо из тени и страха, и само олицетворение Ужаса.

Нет, он не мог обижаться на них из-за того, что они показали свой страх, так как и в его мысли закрались такие же чувства. Несмотря на это, его голос звучал как всегда холодно, когда он поднял руку и показал на одного из воинов:

— Ты!

Воин вышел вперед и покорно опустил голову.

— Ты пойдешь и найдешь человека, которого я тебе описал, — сказал Некрон. — Остальные останутся со мной здесь и будут ждать, пока ты вернешься.

Глаза воина испуганно блеснули.

— Мой повелитель! — сказал он. — Я слышал, что…

— Ты слышал, что я сказал, разве нет? — перебил Некрон. Голос его звучал как никогда резко. — Ты должен только найти его, больше ничего. Ты ничего не будешь предпринимать. Ничего! Ты его найдешь и сообщишь мне, где он находится. Но он не должен тебя видеть! Если из-за своей невнимательности ты его спугнешь, то заплатишь за это своей жизнью. Или ты думаешь иначе?

— Нет, господин, — прошептал воин. — Простите мою дерзость.

Некрон небрежно махнул рукой.

— Ладно. Я понимаю твое состояние. Но теперь иди.

Его рука совершила быстрое, сложное движение. Вспыхнул холодный голубоватый свет, очертил контуры фигуры воина, подобно огням святого Эльма — и погас.

А с ним исчез и воин.

Некоторое время Некрон продолжал стоять неподвижно, как парализованный. Его взгляд был направлен в то место, где только что стоял воин, но глаза смотрели в пустоту. Затем на губах мага появилась слабая, почти торжествующая улыбка.

О да, он слышал, что сказал Владыка. Но он уловил в его голосе и неуверенность. Он вслушивался в звучание его слов и понял, что их власть давно уже не так безгранична, как когда-то.

Возможно, Крейвен ускользнет от него, но это не играло никакой роли. Он ждал этого дня двести лет, какое значение имеют при этом несколько дней или недель?

Однако для этого следует найти сына колдуна раньше, чем это сделает ВЕЛИКИЙ ДРЕВНИЙ. Только сам Крейвен знает, где спрятана Книга. Нет, он не станет убивать Крейвена. Он сохранит ему его жалкую жизнь для Стульху. Но книгу для себя он раздобудет.

А когда она у него будет, подумал Некрон, повторяя про себя слова ВЕЛИКОГО ДРЕВНЕГО, тогда он заберет себе в придачу и остаток мира. Тогда не будет больше никого, кого он будет бояться. Даже самих ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ.

* * *

Комната находилась на самом верхнем этаже дома, непосредственно под крышей. Широкая мраморная лестница привела нас на второй этаж, потом мы прошли через потайную дверь в стене и поднялись сюда, наверх, под крышу, по другой, на этот раз деревянной лестнице. Здесь не было видно признаков богатства и благосостояния (что я с огромным удовлетворением и отметил про себя). Все выглядело свежим, и кругом царил порядок, как будто здесь только что сделали ремонт. В воздухе еще стоял запах краски и клея, все было светлым и радовало глаз — по правде говоря, я чувствовал себя здесь гораздо лучше, чем внизу.

Но несмотря на яркие краски и веселый рисунок обоев и занавесок, от моего взгляда не укрылись решетки на окнах, а также чересчур массивные двери. А замки заставили бы задуматься даже талантливого взломщика. Толстые ковры и портьеры служили здесь не для престижа, а скорее для звукоизоляции. Мансардный этаж представлял собой самую настоящую тюрьму — звуконепроницаемую тюрьму.

Мое сердце начало бешено колотиться, когда я взялся за дверную ручку и, поколебавшись, повернул ее. Я знал, кого встречу за дверью, хотя Говард ограничился лишь неопределенными намеками.

Когда мы вошли в комнату, Присцилла сидела на своей кровати, опираясь на подушку, закрыв глаза и повернув лицо к окну. Пожилая, седая женщина сидела рядом с ней на стуле и читала книгу. Когда мы вошли, она захлопнула ее, приложила палец к губам и, неслышно ступая, двинулась нам навстречу.

Прошло некоторое время, пока я ее узнал.

— Мэри!

Я познакомился с мисс Уинден еще тогда, в Дэрнессе, когда Говард, Рольф и я встретились с демоном, который завладел целым лесом.

Мисс Уинден неодобрительно покачала головой, видимо, из-за того, что я слишком громко окликнул ее, но тут же снова улыбнулась и жестом показала через плечо. Я заметил приоткрытую дверь, которая вела во второе, ярко освещенное помещение. Она показала глазами Говарду и мне, чтобы мы следовали за ней, и на цыпочках прошла мимо кровати Присциллы.

Мой взгляд упал на лице При, и я невольно остановился. Меня охватило странное, тягостное чувство, когда я смотрел на спящую девушку.

Она показалась мне прекраснее, чем когда-либо прежде, хотя все пережитое оставило глубокие следы на ее прекрасном лице. Несмотря на это, она оставалась самой красивой женщиной в мире.

По крайней мере для меня.

Мысленно я вернулся к тому дню, когда увидел ее в первый раз. Мне кажется, что я полюбил ее с первого взгляда и ничто из случившегося потом не могло уже повлиять на мои чувства. Она, как и я, была сиротой и выросла в маленькой рыбацкой деревушке на побережье Шотландии.

И едва я успел с ней познакомиться, как она уже хотела меня убить.

Конечно, не она сама. Ее тело — да, но не она. Не Присцилла, которую я узнал и полюбил. Девушка, кинжал которой я чувствовал у себя на горле, была другой. Ведьмой по имени Лисса, умершей двести лет тому назад, и дух которой, преодолев время, вселился в это невинное существо.

У Говарда с самого первого дня имелось по этому поводу несколько иное мнение, но я знаю, что настоящая Присцилла была нежным, кротким существом, полным любви и ласки.

Я ее вылечу. Говард и доктор Грей тщетно пытались вывести ее из состояния смятения, в котором находился ее дух после уничтожения ведьмы, но мне это обязательно удастся. Я это знал. Может, для этого потребуется вся моя сила, все магическое наследие моего отца, но я ее вылечу.

На мое плече легла рука.

— Пойдемте, мистер Крейвен, — сказала мисс Уинден тихо, чтобы не разбудить Присциллу. — Пойдемте в соседнюю комнату. Там мы сможем поговорить.

Я кивнул и неохотно последовал за ней в соседнюю комнату.

Мэри закрыла дверь и, облегченно улыбнувшись, повернулась ко мне.

— Мистер Крейвен! — сказала она. — Как чудесно, что вы наконец здесь. Мы с нетерпением ждали вас. Особенно Присцилла.

— Как она себя чувствует? — спросил я.

— Хорошо, — ответила мисс Уинден. — Она много спит, а когда просыпается, мыслит совершенно ясно и… — Она запнулась, смущенно посмотрела на меня и пробормотала: — Извините.

— Все хорошо, — я попытался говорить как можно спокойнее, но мне это не совсем удалось.

— Мне очень жаль, мистер Крейвен, — сказала она подавлено. — Я не хотела вас…

— Все хорошо, Мэри, — перебил ее Говард. — Пора Роберту привыкать к правде.

Я резко повернулся и сердито уставился на него, смолчал, хотя все во мне кипело. Он был прав. И он не виноват в том, что мои чувства не хотели подчиняться разуму.

— Она действительно чувствует себя хорошо, мистер Крейвен, — продолжала Мэри. — Доктор Грей осматривает ее каждый день, и она уже даже спрашивала о вас.

Последнее утверждение было ложью, и не требовалось даже обладать моим магическим талантом, чтобы почувствовать это.

— Все в порядке, мисс Уинден, — сказал я мягко. — Я понимаю. Но перестаньте называть меня “мистер Крейвен”, пожалуйста. Меня зовут Роберт.

— Только в том случае, если вы будете называть меня Мэри, — ответила она. — Я чувствую себя на пятьдесят лет старше, когда кто-нибудь обращается ко мне “мисс Уинден”.

На этот раз мой смех был искренним.

— Все в порядке… Мэри, договорились, — я хотел сказать больше, но Говард снова перебил нас.

— Может быть, вы оставите нас на минуту одних, Мэри, — сказал он. Я удивленно поднял голову и вопросительно посмотрел на него, но Мэри послушно кивнула и покинула комнату, прежде чем я успел ее остановить.

— Что это значит? — резко спросил я, когда мы остались одни. — Почему ты выпроводил ее?

— Потому что мне надо поговорить с тобой, — ответил Говард.

— Поговорить? О чем?

— О Присцилле, — сказал Говард серьезно. — И о тебе. Сядь, пожалуйста.

Я сел, не спуская с него глаз. От меня не укрылась едва заметная нерешительность в его голосе.

— Что может быть с Присциллой? — резко спросил я. — Она здесь, и я буду о ней заботиться.

— И ты действительно веришь, что сможешь что-нибудь сделать? Ты считаешь, что у тебя есть шанс сделать то, что тщетно пытался сделать доктор Грей, один из лучших специалистов страны?

— Да, я так считаю, — сердито ответил я. — Ты же сам мне постоянно твердил, что я колдун, разве нет? Колдовство явилось причиной ее болезни, и колдовство ее вылечит. Я помогу ей, Говард, даже если для этого потребуется остаток всей моей жизни.

Говард прищурился.

— С тобой все в порядке? — спросил он спокойно.

Я разгневанно кивнул, хотел резко ответить ему, но потом покачал головой.

— Нет, — сказал я. — Ничего не в порядке, Говард. Ты слышал Мэри. Я… надеялся, что ее состояние улучшится сейчас, когда Лисса уничтожена. Но я должен хотя бы попытаться.

— Ты чувствуешь себя виноватым, — сказал Говард. — Ты думаешь что это твоя вина, и сейчас пытаешься все исправить.

— А разве это не так? — тихо спросил я.

— Нет, черт тебя побери! — взорвался Говард. — Эта девушка была одержима духом Лиссы задолго до твоего появления! Они лишь использовали ее, так как ты оказался настолько глуп, что влюбился в нее, вот и все. Как ты думаешь, сколько времени врачи лечили ее в больнице?

Это был риторический вопрос, ответа на который он и не ждал.

Несмотря на это я ответил:

— Более года.

— Но ничего не изменилось.

— Нет, — признал я подавлено. — Ничего. Ее состояние осталось неизменным. Она спокойна, иногда даже разговаривает, но она все еще… все еще…

— Психически больна, — сказал Говард, когда я запнулся.

Я еле сдержался, чтобы не ударить его за эти слова. Это была неправда. Я знал это, и Говард знал это. Просто разум Присциллы затуманен. Она так долго была пленницей в своем собственном теле, что никак не могла найти дорогу назад в реальный мир. Теперь наконец-то удалось изгнать из нее демона. Однако ее собственное Я, настоящая, подлинная Присцилла, девушка, которую я любил, все еще никак не могла освободиться от паутины, которой темные силы опутали ее мозг.

— Она не сумасшедшая, — тихо сказал я.

— Мне все равно, как ты это называешь, — грубо ответил Говард. — Я совершил эту поездку только потому, что оставалась надежда на хоть какое-то улучшение. Но ничего не изменилось. Она не может оставаться здесь, ты это знаешь. Ни в этом доме, ни даже в этом городе.

— Она не представляет теперь никакой опасности! — воскликнул я.

— Нет, Роберт, — возразил Говард. — Возможно, сейчас не представляет. Но поверь мне, я осмотрел ее очень тщательно. И не один раз. Она вновь может стать тем, кем была. Ведьма, вселившаяся в нее, мертва, но дух девушки отравлен.

— Ты подвергаешь нашу дружбу очень серьезному испытанию, — тихо сказал я.

Говард не обратил внимания на мои слева.

— Ты очень хорошо понимаешь, что я прав, — сказал он. Его взгляд стал суровым. — Ты все еще любишь ее, ведь так?

Я ничего не ответил. Да этого и не требовалось.

— Ты уверен, что действительно любишь ее? — спросил Говард, немного помолчав. Он поднял руку и сделал успокаивающих жест, когда я хотел снова вспылить. — Подумай хорошенько, прежде чем отвечать, Роберт. Я понимаю твои чувства, но… ты уверен, что это не всего лишь обычное сочувствие?

На этот раз я ему ничего не ответил, а лишь резко повернул голову и уставился на дверь, за которой находилась комната Присциллы. Мои глаза жгло. Я не в первый раз слышал этот вопрос — В последние месяцы я сам себе задавал его снова и снова.

Но так и не нашел на него ответа.

— Ну ладно, сынок, — сказал Говард, когда ему стало ясно значение моего продолжительного молчания. — Мне не хотелось бередить старые раны. Но нам надо будет об этом поговорить. Позднее.

Присцилла все еще спала, когда мы пересекли комнату и снова вышли в коридор. Говард закрыл дверь и попытался подбодрить меня улыбкой, которая получилась довольно неестественной.

— Ленч приготовлен внизу в салоне, — сказал он, пока мы спускались по лестнице, которая вела к потайной двери. — Но прежде я должен сказать тебе еще кое-что. Мы…

Конец его фразы потонул в низком, невероятно мощном гуле.

У меня было такое чувство, что дом под моими ногами поднимается. Я чуть было не упал с лестницы. За первым ударом последовал второй, сопровождаемый долгим эхом, затем третий, четвертый — это было то же самое ужасное гудение, похожее на удары гигантского гонга, которые я уже слышал перед домом. Я пошатнулся и застонал от боли даже после того, как ужасные звуки прекратились вместе с последним вибрирующим эхом.

Говард удивление посмотрел на меня, когда я отнял руки от висков.

— Что случилось, Роберт? — спросил он. В его голоса звучало искреннее удивление.

Я уставился на него.

— Гу… этот гул, — заикаясь выдавил я. — Ты должен был его слышать.

Я запнулся и растерянно посмотрел на него.

— Ты… ничего не слышал? — спросил я. Говард отрицательно покачал головой.

— Ничего. О чем ты говоришь, черт тебя побери?

Я ничего не ответил. Раньше, когда он встречал меня внизу, я подумал, что это всего лишь детская забава, шутка, которую выдумали они с Греем в качестве приветствия. Но сейчас он говорил правду — он действительно ничего не слышал!

— Видимо, я ошибся, — пробормотал я растерянно. — Извини, Говард. Наверное, я переутомился.

Говард озабоченно посмотрел на меня.

— Я не понимаю, — пробормотал он. — Что это был за шум, который ты слышал?

— Похоже на удар колокола, — ответил я. — Точно такой же я слышал внизу перед домом. Но я подумал, что Грей и ты решили подшутить надо мной.

— Подшутить? — Говард нахмурился. — Ты мог бы узнать меня уже получше, сынок.

— Говард, что здесь происходит? — тихо спросил я. — Что с этим домом не в порядке? Эти звуки… что все это значит?

— Я знаю не больше твоего, Роберт, — ответил Говард. — Я бы сам хотел знать больше.

Он снова покачал головой, повернулся и оцепенел.

Позади нас стоял человек.

Очень высокий, стройный и одетый в мешковатое серо-коричневое одеяние. Его лицо скрывалось под подобием тюрбана из черной материи, который оставлял свободной только узкую полоску над глазами. А в его руке сверкал громадный, обоюдоострый меч!

Казалось, что незнакомец был удивлен нашим появлением не меньше, чем мы его, но он среагировал почти с удивительной быстротой. Его меч блеснул и описал смертельный полукруг над головой Говарда.

В отчаянном прыжке я оттолкнул Говарда. С возгласом удивления он отпрянул назад, и клинок прошел в нескольких миллиметрах от его головы, но незнакомец уже снова замахнулся мечом!

Его оружие с невероятной быстротой опустилось на голову Говарда и плашмя ударило его в висок. Потеряв сознание, Говард рухнул на пол. Меч снова взвился вверх и обрушился на меня — правда, на этот раз удар получился довольно неточный.

Я отпрянул назад, а меч, пройдя в нескольких сантиметрах от моего лица, с такой силой врезался в дверную раму, что во все стороны полетели щепки. Я вскочил, ударил ногой по мечу и одновременно нанес незнакомцу удар в лицо.

Тот не смог отразить такое двойное нападение. Хотя мой удар оказался недостаточно сильным, чтобы выбить меч у него из рук, но мой кулак попал ему в подбородок и вывел его из равновесия, заставив отпрянуть назад.

В действительности удар не слишком сильно побеспокоил его. За годы, проведенные в трущобах Нью-Йорка, мне пришлось выдержать достаточно боев, чтобы узнать, когда противник действительно повержен, а когда нет. Этот человек не был потрясен моим ударом. Он лишь удивил его и слегка оглушил.

Но этого короткого мига мне хватило.

Я быстро отскочил в сторону, чтобы противник не смог достать меня своим оружием, подождал, пока он поднимет голову и взгляд его темных глаз встретится с моим взглядом, и нанес удар, применив всю магическую силу.

— Остановись! — приказал я.

Мой голос прозвучал резко и громко, как свист бича, и как всегда, когда я прибегал к темному наследию моего отца, его звук испугал даже меня самого. Но я чувствовал гипнотическую силу, которая как невидимая волна врывалась в мозг и сметала всякое сопротивление на своем пути.

Незнакомец замер как кукла. Его глаза округлились, а непреклонная решительность во взгляде уступила место паническому страху.

Но только на мгновение.

Потом — совершенно неожиданно, как гром среди ясного неба — между его душой и моей возникло что-то другое, чужое и разорвавшее духовную связь и направившее мою собственную энергию на меня.

Мне показалось, что весь земной шар обрушился на меня своей тяжестью.

Я вскрикнул, упал на колени и скрючился от боли. Перед глазами заплясали огненные круги, и на одно короткое, страшное мгновение показалась, будто невидимый кулак все глубже вонзается в мой мозг и подавляет мое собственное Я.

Но потом вдруг это давление исчезло — за долю секунды до того, как оно могло стать для меня смертельным.

Когда мой взор прояснился, я заметил, что незнакомец уже встал и засунул свой меч за пояс. Он стоял, слегка расставив ноги, и выжидательно смотрел на меня. Мне была хорошо известна эта манера поджидать противника. Короткая схватка, которая предшествовала моей гипнотической атаке, ясно доказывала, что незнакомец может считаться мастером борьбы без оружия.

Тем временам Говард, постанывая, встав на ноги, помотал головой и, сжав кулаки, медленно двинулся на незнакомца.

— Будь осторожен, Говард, — предупредил я.

Говард кивнул и нервно облизал губы.

Мы осторожно приближались к незнакомцу.

Тот хладнокровно поджидал нас. По какой-то непонятной причине он не собирался вновь применять свое оружие.

— Сдавайтесь, — сказал я. — У вас нет ни малейшего шанса.

Вместо ответа незнакомец бросился в атаку, и хотя я был готов к этому, моя ответная реакция запоздала. Он высоко подпрыгнул, издал гортанный крик, ударил Говарда в грудь ладонью и одновременно ударил меня ногой. Его нога пробила мою защиту. Я отлетел к стене и несколько секунд боролся с розовой пеленой, застлавшей взор.

Тем временем Говард попытался ударить незнакомца, но тот играючи ушел от удара, схватил моего друга за запястье и резким рывком потянул на себя. Говард перелетел через спину незнакомца к грохнулся на мраморную лестницу.

Его крик потонул в треске ломающихся перил. От удара точеные деревянные перила толщиной с руку сломались как спички. Словно в страшном сне я увидел, как Говард, дико размахивая руками, опрокинулся назад.

В последнее мгновение он все-таки успел ухватиться за сломанную распорку. Она заскрипела под его весом, наклонилась — и сломалась!

Не обращая внимания на незнакомца, я бросился вперед и в последний миг успел ухватить Говарда за запястье.

Рывок, последовавший за этим, казалось, вырвет мои руки из суставов. На одно короткое, страшное мгновение я потерял опору на гладких мраморных ступеньках, упал вперед, увлекаемый телом Говарда, заскользил к краю пропасти глубиной в два с половиной этажа и лишь в последнюю секунду за что-то зацепился.

Казалось, время остановилось. Ноги Говарда беспомощно болтались над обрывом, а с первого этажа до нас доносились взволнованные крики и восклицания. Я изо всех сил пытался вытащить Говарда наверх, но казалось, что его тело вдруг стало весить тонны, и я почувствовал, что и сам сантиметр за сантиметром неумолимо сползаю к краю. Говард кричал как сумасшедший и болтал ногами.

Я сполз еще немного вперед. Говард поднял вторую руку, уцепился за мою жилетку и отчаянным рывком подтянулся вверх и перебросил свое тело через край лестницы.

Этот последний рывок оказался для меня слишком сильным.

Я вскрикнул, отпустил его запястье и, беспомощно взмахнув руками, опрокинулся вперед. Пропасть помчалась мне навстречу — гигантская, бездонная пасть, в которую меня затягивали!

Вдруг надо иной мелькнула тень.

В прорези черного платка сверкнули темные глаза, и внезапно я почувствовал, как сильная рука схватила меня за плечи и рванула назад на лестницу.

Несколько секунд я сидел совершенно оглушенный. До моего уха доносились какие-то звуки, краешком глаза я заметил, как Говард вступил в борьбу с какой-то темной фигурой и внезапно рухнул на пол.

Я попытался встать и ухватить незнакомца, но тут же получил новый удар, который заставил меня опуститься на колени. Незнакомец резко повернулся и, прыгая через ступеньки, помчался вниз по лестнице.

Говард поднял меня на ноги.

— Вперед, Роберт! — задыхаясь крикнул он. — Нельзя дать ему уйти!

Еще полуоглушенный от шока я, шатаясь, двинулся за ним. Незнакомец мчался вниз по лестнице, словно за ним гнались разъяренные фурии, затем перемахнул через перила и преодолел последние четыре ярда одним смелым прыжком. Он упал, перекатился через плечо и пружинисто снова вскочил на ноги. Я еще не встречал такого человека, который был бы в состоянии передвигаться так быстро и ловко. Он очень легко далеко оторвался от нас с Говардом.

Но незнакомец не пытался бежать к выходу — наоборот.

Узкую дверь под лестницей я заметил только тогда, когда он ее распахнул и исчез за ней.

— Он хочет попасть в подвал! — крикнул Говард. — За ним!

Он сорвал на бегу саблю со стены и, пригнувшись, скользнул в узкую дверь.

Незнакомец уже почти добрался до конца узкой, крутой лестницы, которая вела в глубину, когда я вслед за Говардом протиснулся в дверь подвала. Говард чертыхнулся от ярости и огорчения, увидев, что его жертва может уйти от него, вытянул вперед саблю и помчался вниз, прыгая сразу через две-три ступеньки.

Мы очутились в огромном помещении, забитым старым хламом и мусором. Свет проникал внутрь через несколько узких окошек, расположенных высоко под потолком, а в нос нам ударил запах сырости и холода. Шум наших шагов отражался от голых стен искаженным, жутким эхом. И тут мы увидели незнакомца. Он остановился в центре помещения и ждал нас, занеся над головой свой меч.

Он сделал стремительный выпад навстречу Говарду, и его меч, молниеносно описав полукруг, скрестился с саблей моего друга и в последнюю секунду выбил ее из его рук.

Говард вскрикнул, упал и инстинктивно откатился в сторону, когда увидел, что незнакомец замахнулся для последнего удара.

Я решил рискнуть. Оттолкнувшись изо всех сил, я подтянул ноги к груди и нанес удар. Этому меня научил один китаец в трущобах Нью-Йорка. Но, видимо, я оказался плохим учеником. Незнакомец легко уклонился в сторону, и мой удар пришелся в пустоту. А сам я неуклюже рухнул на твердый каменный пол. Мое тело пронзила острая соль. Я чуть не сломал себе руку, когда попытался смягчить силу удара.

Я с криком перевернулся, вскочил на ноги и, хромая, снова двинулся на незнакомца. Он стоял совершенно спокойно, держа меч в вытянутых руках перед собой. Его глаза странно сверкнули, когда наши взгляды встретились.

Но удара не последовало.

Вместо этого он повернулся ко мне спиной, сунул меч за пояс и побежал. На мгновение я растерялся. Он мог бы легко убить меня. Почему же он бросился в бегство?

Но сейчас было не время ломать себе над этим голову. Я бросился вслед за ним. Незнакомец бежал, опустив голову, между штабелями ящиков и коробок — прямо к низкой двери в торце подвала.

Он добежал до нее на несколько секунд раньше меня, распахнул ее и бросился вперед. Я одним прыжком преодолел последние метры, изо всей силы дернул за ручку и…

Позже я не мог точно сказать, почему я не заметил опасности и не среагировал вовремя. Вероятно, злую шутку сыграли со мной мои собственные слишком стремительные рефлексы, так как я со всего маха бросился вперед через распахнутую дверь.

Я слишком поздно заметил, что за дверью находилась толстая, кирпичная стена.

* * *

Когда я очнулся, то обнаружил, что лежу на твердом полу подвала. Светлое пятно надо мной постепенно превратилось в лицо Говарда.

— Все в порядке, дружище? — спросил он озабоченно.

Я кивнул, болезненно поморщился, когда моя голова отреагировала на резкое движение тупой пульсирующей болью, и попытался встать. Подвал закружился перед моими глазами, и мне пришлось ухватиться за руку Говарда, чтобы снова не упасть. Когда я поднял руку и осторожно пощупал свой лоб, то обнаружил здоровую шишку.

— Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не пытался пробить головой стену? — мрачно пошутил Говард.

Я одарил друга язвительным взглядом, оттолкнул его руку в сторону и приблизился — значительно медленнее, чем в первый раз, — к двери. Она снова была закрыта, и хотя я точно знал, что ожидает меня за нею, тем не менее вид старых, покрытых плесенью кирпичей заставил меня озадаченно затаить дыхание.

— Но это же невозможно! — вырвалось у меня. — Черт побери, Говард, я же видел, как он вошел в эту дверь.

— Я тоже, — мрачно ответил Говард.

А недоверчиво ощупал старые кирпичи. У меня было такое чувство, что мои пальцы должны легко войти в их поверхность, но камень оказался прочным; разумеется, прочным и непроницаемым. Чтобы в этом убедиться, не требовалась пульсирующая боль в висках.

— Эта стена стоит здесь, вероятно, уже довольно давно, — сказал Говард. — Посмотри на плесень — кое-где она ужа срослась с дверной рамой. А для этого требуются годы!

Но какой дурак устанавливает дверной проем перед сплошной стеной?

Говард пожал плечами.

— Может быть, здесь был проход, который кто-то заложил. Однако если это так, то случилось это довольно давно. А теперь только не спрашивай меня, — продолжал он, слегка повысив голос, — как этот парень прошел сквозь стену. Я знаю не больше твоего. Что меня интересует гораздо больше, так это вопрос, кто это был? — Он бросил на меня быстрый взгляд. — Ты когда-нибудь прежде видел его?

Я отрицательно покачал головой. Его лица я почти не разглядел, но был уверен, что никогда прежде не встречал такого человека, как этот. Даже скорость, с которой он двигался, казалась какой-то неестественной.

— Нет, никогда, — ответил я. — Я не знаю, кто он такой и чего хотел.

Говард громко рассмеялся.

— Убить нас, чего же еще?

— Ты так думаешь? Он несколько раз мог убить нас обоих. Но ведь не сделал этого.

Некоторое время Говард с сомнением смотрел на меня. Потом поднял руку и задумчиво потрогал висок в том месте, куда попал меч незнакомца. Не острой стороной, а плашмя. А ведь этот удар мог бы раскроить ему череп.

— Ты прав, — пробормотал он. — Когда ты… сорвался с лестницы, он даже спас тебя. Но чего же он тогда хотел?

Я пожал плечами.

— Может быть, украсть Нам надо подняться наверх и посмотреть, все ли цело. Люстра, например.

Говард состроил гримасу, но не стал со мной спорить, возможно, чувствуя, что в моих словах есть большая доля правды. Несмотря на это, он, наконец, кивнул.

— Ты прав, пойдем наверх. Здесь нам все равно больше делать нечего.

Бросив последний удивленный взгляд на замурованную дверь, я повернулся и пошел назад к лестнице.

Только сейчас у меня появилась возможность хорошенько осмотреться в подвале. Собственно говоря, здесь не было ничего особенного — большое, просто огромное помещение со сводчатым, как в большинстве старинных домов, потолком, который поддерживался целым рядом толстых опорных пилястр. Несмотря на свои размеры, подвал казался скорее тесным, так как был почти до отказа забит ящиками, бочками и завернутыми в материю тюками, к которым — если судить по их запыленному виду — очень давно уже никто не прикасался. Свет, проникавший сюда через узкие, решетчатые окна, казался серым и тусклым.

И…

Я не был полностью уверен и не остановился, чтобы проверить, но несколько линий и углов показались мне какими-то неправильными.

Это чувство было трудно передать словами, но казалось, что то тут, то там встречался угол, которого там просто не могло быть, линия, которая была одновременно прямой и кривой, прямоугольник, углы которого насчитывали больше чем триста шестьдесят градусов.

Я попытался отделаться от этого впечатления. Уже не впервые я видел нечто подобное — мир, в который я вступил, приняв наследство отца, не был миром людей. В нем имелись вещи, которые человек просто не мог понять, вещи, от которых можно было заболеть или умереть, если попытаться разгадать их тайну. В подвале царил холод, через разбитые окна сюда проникала сырость и тонкие полоски тумана.

Мой взгляд опять скользнул по подвалу, и снова там и тут я заметил линии и углы, в которых что-то было не так, а на стене…

Тень!

Ее вид так поразил меня, что я остановился как вкопанный, словно наткнувшись на невидимую стену, и удивленно вскрикнул. Через одно из окон падал бледный солнечный свет, достаточно сильный, чтобы отбросить на противоположную стену мою и Говарда тени.

Но тень Говарда не была тенью человека!

Услышав мой крик, Говард резко обернулся, бросил на меня удивленный взгляд, повернул рывком голову — и тоже замер, когда увидел странное существо с шевелящимися щупальцами в том месте на стене, где рядом с моей тенью следовало находиться его собственной.

Потом тень снова исчезла так же быстро, как появилась. На стене вновь возникли две нормальные человеческие тени.

Внезапно меня охватил озноб.

Я узнал тень на стене.

Я видел ее уже не первый раз. Один раз я даже видел само существо, к которому относилась эта тень, и чувствовал его черную душу в моей. Белая прядь над моей правой бровью была только внешним знаком моей встречи с одним из этих безымянных демонов, которых, за неимением другого обозначения, называли ВЕЛИКИМИ ДРЕВНИМ.

— Боже мой, Роберт, — пробормотал Говард. — Что… что здесь происходит? Что происходит с этим домом?

На этот раз я ничего не ответил. Но, казалось, холод усилился.

Внезапно мне захотелось как можно быстрее покинуть этот подвал.

* * *

— Держи, — Говард наклонился вперед, выпустил мне в лицо вонючее облако табачного дыма и с ободряющей улыбкой протянул наполненную до краев чашку. — Кофе наверняка тебе поможет.

Я благодарно кивнул, осторожно взял чашку и сделал маленький глоток обжигающего, очень крепкого ароматного напитка. Мы вернулись в дом через сад, и Говард отвел меня наверх в салон. К нам присоединился доктор Грей и молча выслушал рассказ Говарда обо всем, что случилось внизу в подвале.

— И ты действительно не знаешь, кто был этот человек и чего он от вас хотел? — спросил доктор. Он задавал этот вопрос наверное в десятый раз, и мой ответ, как и девять раз до того, заключался в отрицательном покачивании головой.

— Спросите Говарда, док, — сказал я между двумя глотками. — Мне кажется, он знает больше, чем говорит.

Хотя я не поднимал головы, а продолжал смотреть в свою чашку, от меня не укрылось, как Говард виновато вздрогнул. Грей наклонил голову набок и тоже вопросительно посмотрел на него.

— Что имеет в виду Роберт?

— Ничего, — уклончиво ответил Говард. — Я тоже не знаю, почему он…

Я так резко поставил чашку на стол, что она зазвенела.

— Ты забыл, что меня нельзя обмануть, Говард? — спросил я, укоризненно посмотрев на него. — Ты знаешь об этом происшествии гораздо больше, чем ты признаешь.

— Я… вообще ничего не знаю, — сказал Говард. Но он сказал это таким тоном, который говорил об обратном:

— Кажется, я уже однажды видел человека, похожего на этого, — признался он наконец. — Но я не совсем уверен. Дай мне время, чтобы произвести розыски.

— Сколько? — резко спросил Грей. Я еще не слышал, чтобы он разговаривал таким тоном. — Ждать, пока он вернется и убьет тебя и Роберта?

Его взгляд стад жестким. Он наклонился вперед, обхватил обеими руками спинку кресла и требовательно посмотрел на Говарда.

Говард снова вздрогнул, опустил глаза и выпустил перед собой густое облако дыма, словно собирался за ним спрятаться.

— Что он должен мне рассказать, доктор? — спросил я.

Говард тяжело вздохнул.

— Пожалуйста, Грей, — сказал он, — просто мне нужно еще немного времени. Все это довольно сложно.

— Черт побери, Говард, если это не сделаете вы, тогда я сам расскажу! — резко заявил Грей. — Что еще должно произойти, чтобы вы поняли, что все очень серьезно? Почему, вы думаете, этот тип появился здесь?

Говард все еще не отвечал, задумчиво прогнув одну бровь, он затушил сигару в пепельнице и тут же достал из кармана новую.

Я подавил вздох. Говарда нельзя было представить без сигары, так же как океан без воды, а запах горячего табака был неразрывно связан в моей памяти с его лицом, но постепенно в салоне стало так накурено, что хоть топор вешай. Если Говард задержится здесь подольше, мне придется переклеивать вся обои в доме.

— Возможно, вы и правы, доктор, — сказал наконец Говард. Мне совершенно не понравился тон, каким он это произнес. Он откинулся на спинку кресла и сделал глубокую затяжку.

Терпение мое лопнуло.

— Черт побери, что здесь в конце-концов происходит? — взорвался я. — Вы оба ведете себя, как маленькие дети, у которые есть свой секрет. Что случилось? Началась война?

Я попытался засмеяться, но смех застрял у меня в горле, когда я увидел реакцию на лице Говарда. Оно помрачнело, а в глазах вспыхнуло выражение крайней озабоченности.

— Да, Роберт, — сказал он. — Боюсь, что ответ на твой вопрос будет положительным. А то, что ты только что пережил, была лишь первая битва.

— Что… случилось? — тихо спросил я.

— Много чего, — ответил Говард серьезно. — Нам нельзя было ни в коем случае покидать Аркхем, Роберт.

Он помолчал, уставившись в пустоту, и обменялся долгим многозначительным взглядом с Греем.

— Черт вас побери! Так что же произошло? — я сидел уже как на иголках.

— Я получил телеграмму несколько дней тому назад. Профессор Лэнгли отправил ее по телеграфу в компанию “Уэстерн Инион”. Очевидно, она стоила ему кучу денег.

Говард нервно крутил пальцами сигару.

— Они с Рольфом пытались приглядывать за Шэнноном, после того как ты уехал.

— Пытались? — внезапно меня охватил панический страх. — Шэннон…

— Мертв? Нет, нет. Через три недели после твоего отъезда в Аркхеме появились люди, которые дали ему задание убить тебя. Салемские колдуны. Они забрали его с собой. Возможно, он пошел и добровольно. — Губы Говарда задрожали, когда он продолжил. — Они напали на университет. Было сражение и много убитых. Рольфа тяжело ранили. Но его жизнь вне опасности. Роберт, целью нападения был не только Шэннон. Колдуны что-то исходи.

— И что же? — спросил я, когда Говард замолчал.

— Книгу, — сказал Грей, — копия которой хранится в университете.

— И они заполучили ее? — спросил я очень тихо голосом, в котором явно звучал ужас, охватив-шик меня при словах Говарда.

Говард покачал головой.

— Нет. Но боюсь, они теперь знают, что ты владеешь вторым экземпляром. Некрон…

— Некрон?

— Их повелитель, — пояснил Говард. — Властелин крепости Дракона, от которого Шэннон и получил задание убить тебя. Этот Некрон очень могущественный колдун, и он знает, что у тебя имеется один экземпляр книги. Человек, который напал на нас там вверху, был одним из его наемных убийц, Роберт.

Я пристально посмотрел на него.

— Ты это предполагаешь или точно знаешь?

— Я предполагаю это, — признался Говард. — Но это единственное объяснение. Их попытка украсть книгу из сейфов университета не удалась. Было бы логично, если бы они попытались завладеть теперь твоим экземпляром. Некрон сделает все возможное, чтобы заполучить эту книгу. Она у тебя здесь?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что я чуть было не покачал головой и не ответил на него. Но Говард задал его таким заинтересованным тоном, что я при его словах вздрогнул как от удара.

— А что? — спросил я.

Говард нахмурился.

— Это довольно глупый вопрос, ты не находишь? — сказал он. — Убийца снова вернется сюда, мой мальчик. И, вероятно, не один. Мы должны доставить книгу в безопасное место, пока она не попала в руки Некрона.

— Там, где она сейчас находится, она в полной безопасности, — уклончиво ответил я.

Говард вздохнул.

— Я опасался, что ты будешь реагировать именно так, — сказал он. — Ты никому не доверяешь, когда речь идет о книге, ведь так? Даже мне.

— Почему же ты тогда спрашиваешь, если знаешь мои ответ? — подхватил я. — Черт побери, Говард, когда эту книгу открывали в последний раз, умерло несколько десятков людей, а сгорело полгорода.

— Я знаю, — лаконично ответил Говард. — Но случится еще более страшное, еслиона попадет в руки Некрона.

— Этого не случится! — воскликнул я. — Даже если мне придется умереть, он ее не получит. А может быть, вообще самое лучшее — уничтожить наконец эту проклятую рукопись.

Говард вздохнул, выпил глоток кофе и, держа свою чашку на уровне глаз, испытующе посмотрел на меня.

— Где она? — спросил он.

Что-то в его тоне опять насторожило меня. Я тут же прикусил язык и покачал упрямо головой.

— Нет, — сказал я. — Никто не узнает этого. Даже ты, Говард. Это слишком опасно.

— Но…

— Мне очень жаль, — сказал я так резко, что он невольно опустил чашку и, нахмурившись, посмотрел на меня почти испуганно.

— Я поклялся никогда больше не прикасаться к этой книге и я сдержу эту клятву, — сказал я. — Я знаю, что произойдет, если открою ее.

— Но ты не знаешь, что произойдет, если ты не сделаешь этого! — вспылил Говард.

Доктор Грей бросил на него быстрый предостерегающей взгляд.

Говард шумно набрал в легкие воздух.

— Роберт, — сказал Грей. — Я…

— Не имеет никакого смысла пытаться меня переубедить, доктор, — заявил я. — Эта книга слишком опасна. Я благодарен Говарду и вам за ваше предупреждение, но последние события только укрепляют меня в моем решении. Никто не узнает, где она находится.

— Я мог бы тебя заставить отдать ее мне, Роберт, — тихо сказал Говард.

В замешательстве я уставился на него, поискал подходящие слова и, не найдя их, резко встал.

Кажется, Говард заметил, что его слова вызвали обратное действие. Он тоже вскочил с кресла и, обогнув стол, двинулся ко мне.

— Мне очень жаль, Роберт, — сказал он. — Я увлекся, мне не следовало этого говорить. Извини меня.

Впервые с тех пор, как я снова увидел Говарда, я почувствовал его неуверенность. Он был спокоен и раскован как всегда, но Говард был таким человеком, который весело улыбался бы даже тогда, когда его, связанного по рукам и ногам, сбрасывали бы с Тауэрского моста. Но на самом деле, и это я четко почувствовал, он был более чем просто взволнован.

Он был в отчаянии.

И сходил с ума от страха.

Несмотря на это, я не обратил внимания на его протянутую руку, резко повернулся и выбежав из комнаты.

Внезапно я испугался его.

* * *

Час тому назад стемнело, и после того как мы — Говард, доктор Грей и я — быстро поужинали внизу, в доме все стихло. Я тоже почувствовал усталость, которая как невидимая ноша давила мне на плечи. Это был напряженный день, а я с самого раннего утра был на ногах, поэтому я решил последовать примеру Говарда и отправился в постель.

Но я знал, что уснуть мне не удастся. Слишком многое мне требовалось осмыслить заново, и мир, который еще сегодня утром находился в относительном порядке, сейчас совершенно перепутался.

Я не знал, что меня беспокоило больше — этот странный, заколдованный дом, в котором люстры падали с потолка, двери превращались в смертельные эшафоты, а лестницы в убийственные волчьи ямы, или странное поведение Говарда.

Его словно подменили. Сначала его поведение не бросилось мне в глаза, потом события завертелись как в калейдоскопе, и у меня не имелось возможности все хорошенько обдумать, но разве человек, с которым я только что ужинал за одним столом, действительно был еще Говардом! Нет, не то чтобы я сомневался в его идентичности, нет, но разве он был тем Говардом, которого я знал? И если да, то что могло произойти, чтобы он так изменился?

Разумеется, я не нашел ответа на этот вопрос. Чувство неуверенности и смятения осталось и даже усилилось. Наконец я попытался думать о чем-нибудь другом, повертел набалдашник трости, посмотрел на часы и сравнил их показания с циферблатом огромных напольных часов, которые занимали угол рядом с камином.

На мой вопрос, что значат эти часы, Говард лишь пожал плечами, и слуги, которых я спрашивал, не могли мне сообщить ничего, кроме того, что они всегда здесь стояли.

Часы были настоящим монстром во всех отношениях — такие старые, что в некоторых местах дерево стало твердым и серым как камень, и с тремя дополнительными маленькими циферблатами, которые образовали треугольник под большим, нормальным циферблатом. Ни один человек не знал, что они показывали — во всяком случае не время. На одном было три стрелки, у второго они вообще отсутствовали, а на третьем так быстро вращались три маленьких спиральных шайбы, что начинала кружиться голова, если смотреть на них слишком долго.

Эти часы были, пожалуй, самой безвкусной вещью, которую я когда-либо видел, а я повидал их немало, но, очевидно, что-то удержало отца от того, чтобы просто выбросить их и лучше использовать место. Большой часовой механизм за циферблатом все же показывал правильное время.

Я еще несколько секунд смотрел на этого хронографического уродца, потом прислонил свою шпагу, скрытую в трости, к каминной полке и подошел к окну. Было несколько минут девятого, и казалось, что с наступлением сумерек жизнь снаружи, на улицах, совершенно замерла. За окнами домов мерцали огоньки, а на юге виднелась блестящая полоска Темзы, подобная черному ущелью среди моря городских огней. Картина обманчивого покоя.

Нападение произошло неожиданно.

За моей спиной выросла тень, искаженно отразившаяся в оконном стекле перед моим лицом, потом что-то просвистело в воздухе в нескольких миллиметрах от моего виска и с такой силой ударило по каминной полке, что из камня посыпались искры. Я отпрянул назад, поскользнулся на ковре и упал.

Это падение спасло мне жизнь. В воздухе мелькнула серебристая молния как раз в том месте, где всего лишь секунду тому назад находился я.

Меч с глухим стуком плашмя упал на паркет, затем снова поднялся вверх, описал в воздухе сложную дугу, и, как атакующая кобра, устремился на меня!

Я среагировал, не задумываясь. Я привык всегда бороться честно, даже если речь шла о жизни и смерти, но, во-первых, бесчестно нападать с метровым мечом на безоружного, а во-вторых, моим натренированным инстинктам было наплевать на мои угрызения совести. Я схватил коврик и резко дернул его. Нападавший потерял равновесие, несколько секунд балансировал, дико размахивая в воздухе руками, и, наконец, рухнул на пол.

На этот раз я оказался на долю секунды быстрее противника. Мы вскочили на ноги почти одновременно, но когда он с трудом выпрямился и поднял свой меч, я высоко подпрыгнул и нанес ему прицельный удар обеими ногами одновременно.

Он вскрикнул, на секунду неподвижно застыл ка коленях — и, потеряв сознание, завалился набок.

Я поспешно поднял его меч и положил на каминную полку так, чтобы он не смог достать, потом открыл ящик письменного стола, в котором, как я знал, лежало оружие, вытащил револьвер и тщательно проверил барабан. Только после этого я снова повернулся к моему незваному гостю.

У этого типа, вероятно, череп был из гранита, так как он уже снова встал на четвереньки и смотрел на меня — правда, еще слегка затуманенным взором.

Только сейчас появилась у меня возможность получше рассмотреть его. Все произошло так быстро, что я успел заметить только черную тень, но и сейчас я мог видеть ненамного больше.

Человек оказался не очень высокого роста, это я заметил, хотя он стоял на коленях и не двигался. Его лицо почти полностью закрывал капюшон черного, длинного пальто. Все, что я мог видеть, — это тонкогубый рот, который обрамляла черная бородка. Странно, но у меня снова осталось впечатление, что нападавший не собирался наносить мне своим мечом смертельный удар. Собственно говоря, он мог сразить меня уже первым ударом. Что же скрывалось за этим?

— Итак, — начал я. — Кто вы, и что вам здесь надо?

Он не ответил, а продолжал смотреть на меня из-под своего капюшона, и мне бросилось в глаза, какое морщинистое у него лицо. И необыкновенно бледное. Он, должно быть, был дряхлым стариком, но стариком с телом атлета. Во всяком случае, это не он напал на меня и Говарда после обеда.

Он пошевелился. Я поднял револьвер и взвел курок. В тишине, воцарившейся после короткой борьбы в библиотеке, щелчок прозвучал как удар плети. Незнакомец снова застыл.

Почти.

Я ожидал нападения, но несмотря на это, его движение оказалось таким стремительным, что у меня уже не оставалось времени, чтобы среагировать. Он быстро сунул руку под пальто, и я практически не уловил этого движения. Одновременно он пружинисто вскочил на ноги и бросился на меня. В его руке сверкнул изогнутый кинжал. Видимо, сейчас он действовал всерьез.

Мне не оставалось другого выбора.

Я нажал на курок. Я целился бородачу в плечо, но он двигался слишком быстро — и прыгнул прямо под пулю!

Казалось, что в тело человека попал огромный кулак, который как куклу отбросил его назад. Он вскрикнул, выронил кинжал, скрючился и попятился назад, ударился о каминную полку и снова упал на пол. Пола его пальто коснулась огня и загорелась.

Я чертыхнулся, отбросил револьвер в сторону и поспешил к нему, чтобы вытащить из огня. До камина оставалось всего лишь несколько шагов, но когда я подбежал к лежавшему, его пальто уже ярко пылало, и жара ударила мне в лицо, как невидимая раскаленная рука.

К моему удивлению, старик двигался. Я упал на колени, схватил его за плечи, чтобы вытащить из огня и сорвать с него горящее пальто — и со стоном упал навзничь, получив удар кулаком в лицо!

Я откатился в сторону и краешком глаза наметил, как старик вскочил и ударил меня ногой! Я попытался отразить пинок, но это мне не совсем удалось, и, стараясь не потерять сознание, я откатился еще дальше.

Когда мой взор прояснился, передо мной открылась кошмарная картина.

Старик схватил свое оружие с каминной полки и поднял его над головой, но сам он теперь казался лишь колышущимся огненным силуэтом.

Ослепительно-белый огонь окутывал его пылающим покрывалом. Он закричал высоким и пронзительным голосом, произнес какие-то слова на незнакомом, гортанном языке и, шатаясь, двинулся ко мне, держа меч обеими руками.

Жара стала невыносимой. Там, где ступала нога незнакомца, ковер превращался в пепел, а паркет под ним начинал дымиться.

Я вскочил, схватил первый попавшийся под руку предмет — это оказалась керосиновая лампа — и швырнул ее в незнакомца. Он даже не попытался уклониться. Лампа попала ему в плечо, разбилась и ярко вспыхнула.

Но старец не падал.

Он продолжал стоять. Его тело задрожало, и я увидел, как клинок его меча начал медленно раскаляться докрасна.

Температура огня была достаточной, чтобы расплавить железо, и тем не менее незнакомец, шатаясь, продолжал идти ко мне, медленно, спотыкаясь, еле волоча ноги, но непреклонно. Там, где ступала его нога, оставались огненные следы.

Наконец я заметил свой револьвер на полу. Он лежал недалеко от зловещего старика, а в барабане оставалось еще пять патронов!

С отчаянием обреченного я бросился, согнувшись, вперед, мимо горящего человека, перекатился через плечо и протянул руку к револьверу. Мне удалось схватить оружие, я перевернулся на спину и выстрелил три, четыре, пять раз подряд, пока барабан не опустел и курок не защелкал вхолостую.

Все пули попали в цель.

Я видел, как в тех местах пылающей огненной фигуры, куда попали мои пули, вспыхивали ослепительно-белые огненные шары, как его тело сотрясалось от ударов, но он продолжал двигаться ко мне!

Это зрелище просто парализовало меня! Я отбросил в сторону бесполезный револьвер и пополз спиной вперед от жуткого старика, будучи не в состоянии найти выход из создавшегося положения.

Нападавший пошатнулся. Оружие выпало у него из рук и со звоном упало на пол, ковер в том месте сразу вспыхнул, но человек все еще продолжал двигаться ко мне. Горящие остатки его одеяния падали на пол, словно маленькие раскаленные метеориты. Он подошел ближе, остановился в полуметре от меня и поднял руки. Его страшные ладони раскрылись для последней, смертельной атаки!

К бешеному стуку моего сердца добавился глухой удар. Раздался выстрел, громче и резче, чем из револьвера; за спиной горящего старика выросла огромная, необычайно широкоплечая фигура, схватила огненную тварь и с огромной силой швырнула через всю комнату в окно!

Треснула рама и посыпались стекла. Гардины вспыхнули, как сухая трава, когда раскаленное тело старика коснулось их. Он попытался еще ухватиться за что-нибудь — и с криком рухнул вниз. Последовал глухой удар о землю. Потом наступила тишина.

Сквозь красную пелену я видел, как мой спаситель затушил пламя, которое перекинулось на его рукава, и бросился к окну. Комната начала вращаться у меня перед глазами. Мне внезапно сделалось плохо и стало холодно, одновременно казалось, что мое тело горит каким-то внутренним огнем. Я почувствовал, что теряю сознание.

Последнее, что я помню, это широкое бульдожье лицо Рольфа, расплывшееся в улыбке, когда он повернулся ко мне.

— Что, сынок, — сказал он, — похоже, мы появились в самый последний момент, не так ли?

* * *

Должно быть, я был без сознания не более минуты, так как когда я снова открыл глаза, Рольф все еще стоял у окна и смотрел в темноту. Чья-то рука продолжала похлопывать меня по щекам, и когда я, наконец, повернул голову и посмотрел на своего мучителя, то узнал лицо Говарда, на котором застыло выражение крайней озабоченности.

— Все в порядке, дружище? — спросил он.

Я кивнул, приподнялся и потряс головой. Мой взгляд был прикован к широкой спине Рольфа. Рольф?

— Что, черт побери, здесь случилось? — спросил Говард. Он обвел широким жестом разгромленную комнату. Воздух был плотным и серым от дыма, и кое-где на почерневшем паркете еще белели маленькие очаги пожара.

— Что здесь случилось? — пробормотал я растерянно. Я с трудом следовал за его мыслью. Я никак не мог отвести взгляд от Рольфа.

Наконец терпение Говарда лопнуло. С недовольным ворчанием он схватил меня за плечи и далеко не деликатно заставил посмотреть на него.

— Черт побери, я же задал тебе вопрос? — набросился он на меня. — Что здесь произошло? Что ты вообще делаешь здесь? Я думал, ты придешь сюда только завтра утром.

Его рука с трудом оторвалась от моего плеча.

— Что я здесь делаю? — переспросил я недоверчиво. — Но ты же… ты же сам меня… а Рольф… я имею ввиду, как… что он вообще делает здесь?

Рольф отвернулся от окна и с упреком посмотрел на меня.

— А ты что, против? — прошепелявил он.

Он укоризненно вытянул руки и показал на большие, кровавые ожоги, которые начали появляться на его почерневших пальцах.

— У тебя странная манера благодарить, — сказал он.

Я уставился на Говарда. Постепенно я начал сомневаться в собственном здравом уме.

— Но ты… мы… мы же оба знаем… Рольф находится в Аркхеме, в университете. Ты мне сам рассказывал, что он был тяжело ранен.

— Я тебе это рассказывал? — переспросил Говард.

Я кивнул.

— И когда же я тебе говорил такое, Роберт?

— Несколько часов тому назад, — ответил я растерянно.

— Несколько часов тому назад? Так… — повторил Говард. — Я не видел тебя уже более четырех недель, Роберт, — продолжал он. — С тех пор, как я уехал из Аркхема.

— С тех… — я запнулся, сел на пол и поочередно внимательно посмотрел на него и Рольфа. Только сейчас я обратил внимание на то, что на Говарде другой сюртук, не тот, который был на нем еще в обед. А присмотревшись, я заметил, что кровоподтек на его виске, куда попал меч незнакомца, тоже исчез.

— Роберт, что здесь происходит? — спросил Говард, так и не дождавшись от меня ответа. — Ты не должен был вообще находиться в этом доме, по крайней мере не сейчас, а…

— Я здесь с полудня, Говард, — перебил я его тихо, но очень серьезно. — Доктор Грей привез меня, а ты сам меня встречал внизу у двери. Ты уже это забыл?

— Доктор Грей? — переспросил Говард. — Ты уверен?

Он нахмурился, встал и обменялся долгим задумчивым взглядом с Рольфом.

— Говард, что все это значит? — спросил я наконец. — Откуда вдруг взялся Рольф, и почему ты никак не можешь вспомнить, что сам встречал меня? Черт побери, час тому назад мы вместе ужинали.

— Нет, Роберт, — ответил он тихо. — Я не знаю, с кем ты ужинал, но час тому назад меня здесь еще не было.

— И где же ты по-твоему был?

Не обращая внимания на мой насмешливый тон, Говард выпрямился и показал рукой на напольные часы.

— Там.

Я повернулся, посмотрел на Говарда со смешанным чувством сомнения и растущего страха и подошел к огромным часам. Их дверца сейчас была полуоткрыта, но за ней находился не часовой механизм, а вторая, низкая дверь, которая вела в соседнее помещение.

— Что это такое? — спросил я.

— Та… тайная библиотека твоего отца, — ответил Говард, поколебавшись, — во всяком случае, я так считаю.

— Ты считаешь так? — медленно повторил я с ударением.

— Я никогда там не был, — ответил Говард.

— Момент! А думал, Рольф и ты были там, по ту сторону двери?

Говард едва заметно улыбнулся.

— Ты меня неправильно понял, мальчик, — сказал он. — Я показал на часы, а не на дверцу в их задней стенке. Они — просто маскировка. Рольф и я еще пять минут тому назад были в Аркхеме.

— И было бы лучше, если бы вы там и оставались, — сказал голос у меня за спиной.

Говард, Рольф и я одновременно обернулись. Дверь библиотеки бесшумно открылась, и в дверном проеме появились двое мужчин.

Говард и доктор Грей…

Рольф взревел и приготовился к прыжку, но в руках второго — фальшивого Говарда — вдруг появился маленький двуствольный пистолет. Громко щелкнул курок.

— Я бы этого не делал, Рольф, — сказал он со злобной усмешкой.

Рольф замер, и оба — двойник Говарда и доктор Грей — медленно подошли ближе.

— Что это значит? — спросил я озадаченно.

— Вы действительно не знаете, мой юный глупец? — холодно спросил фальшивый Говард.

Я уставился на него, несколько раз сглотнул, чтобы избавиться от горького привкуса, который вдруг появился у меня на языке, и наконец кивнул.

— Догадываюсь, ты… вы достаточно постарались.

Говард — настоящий Говард — озадаченно посмотрел на меня.

— Постарались?

Я засмеялся, очень тихо и очень горько.

— Книга, Говард. “Necronomicon”. Они хотели заполучить книгу.

— Тогда, значит, вы из той же шайки, что напала на университет в Аркхеме? — спросил Говард.

Я вздрогнул и недоуменно посмотрел на него, а потом на его двойника.

— Так это правда? — спросил я.

Двойник Говарда мрачно кивнул.

— Почти. Я ненавижу лгать, Крейвен, и я делаю это только тогда, когда это крайне необходимо. Я сказал вам правду: на университет напали наши союзники — наши бывшие союзники. Из Братства колдунов. И что касается вашего друга Шэннона, все произошло точно так, как я вам рассказывал. И Рольф умер бы от полученных ран, если бы ему не помог Говард. Но если настоящий Говард сразу же “отбыл” в Аркхем, как только получил телеграмму, то я взял здесь на себя его роль. — Он зловеще рассмеялся. — “Месгопогшсоп” слишком важен, чтобы оставлять его в руках такого глупца как вы, Крейвен. Я хотел получить книгу, не проливая крови, но если вы меня вынудите, придется применить силу.

— Не проливая крови? — я чуть было не рассмеялся. — Поэтому вы несколько раз пытались убить меня?

Мужчина энергично покачал головой.

— Я даю вам слово, Крейвен, что не имею ничего общего с этими странными происшествиями.

— Что за происшествия? — резко спросил Говард.

Я заколебался, посмотрел вопросительно на двойника и наконец в нескольким словах рассказал Говарду о том, что случилось.

Говард молча слушал, но выражение озабоченности на его лице росло с каждым услышанным словом. Когда я закончил свой рассказ, он несколько раз покачал головой, посмотрел на своего двойника и насмешливо улыбнулся.

— Это вы настоящий глупец, мистер… как вас там, — сказал Говард наконец.

Его двойник озадаченно уставился на него.

— Что вы хотите этим сказать?

— Почему, вы думаете, я так быстро вернулся2 — продолжал Говард. — Почему я во второй раз решил рискнуть и воспользоваться воротами! Я хотел перехватить Роберта еще в Саутгемптоне и предупредить его. Но я имел в виду не вас. Человек, который пытался убить Роберта, и второй, которого вы встретили после обеда, это люди Некрона. И боюсь, что он и сам здесь. Не знаю, доставит ли вам удовольствие встреча с ним Как я слышал, ваши обе., назовем их группировки, не очень ладят друг с другом.

Его двойник задрожал от ярости.

— Вы знаете слишком много, Лавкрафт, — выдавил он.

— Во всяком случае, больше, чем вы, — спокойно парировал Говард. — Кажется, вы немного разбираетесь в магии, так как в противном случае вам бы не удалось ввести Роберта в заблуждение, но, к сожалению, вы не очень сильны в этом. Иначе вы бы сразу почувствовали, что этот дом совершенно не такой, как другие.

Казалось, его двойник сильно озадачен.

— Что вы хотите этим сказать, Лавкрафт? — спросил он.

Говард улыбнулся.

— Этот дом принадлежал Родерику Андаре, — сказал он. — Отцу Роберта. А он был колдуном, так же как и его сын. Вы забыли об этом? Дом прекрасно чувствует, что его законный владелец снова здесь

Двойник смотрел на него некоторое время испуганно, но потом, видимо, взял себя в руки и крепче сжал свое оружие.

— Возможно, — сказал он. — Но теперь это не играет никакой роли. Я хочу эту книгу. Если вы меня вынудите, я применю силу, чтобы получить ее. Присутствие Некрона ничего не меняет в моем решении, даже напротив. Это еще одна веская причина, чтобы именно я завладел книгой

— Идиот, — насмешливо сказал Говард.

Глаза двойника сверкнули, но улыбка Говарда стала еще шире.

— Неужели вы действительно думаете, что мы вот просто так таскаем с собой “Necronomicon”, — спросил он.

— Мистер Крейвен будет настолько любезен, что проводит нас к тайнику

— Черта с два, — заявил теперь уж я.

— Если нет, — продолжал Лжеговард, — то я к сожалению буду вынужден, Роберт, сначала застрелить Рольфа, а потом мистера Лавкрафта. А если и этого окажется недостаточно, то и вашу маленькую подружку с верхнего этажа.

Его слова вызвали у меня волну горячей, ослепляющей ярости. Я сжал кулаки и шагнул ему навстречу, но в последний момент Говард остановил меня.

— Оставь это, Роберт, — сказал он спокойно. — Он не шутит.

— Лучше послушайтесь его совета, Роберт, — резко добавил его двойник. — Я сам ненавижу шантажировать кого-либо, но клянусь вам, что получу книгу.

Он слабо улыбнулся, поднял оружие и направил оба ствола на Рольфа.

— Ну?

— Даже если я вам это скажу, вам от этого будет мало проку, — быстро сказал я, чтобы лишь выиграть время. — Она… защищена. Она убьет вас, если вы попытаетесь к ней прикоснуться.

Лжеговард рассмеялся дьявольским смехом.

— Пусть это будет нашей заботой. Крейвен, — сказал он. — Итак?

В то же мгновение дом задрожал, как от взрыва.

Это не было похоже на землетрясение или порыв урагана. Это был невероятно сильный толчок, как удар молота, который потряс здание до самого основания.

Пол вздыбился, словно своенравная лошадь Оконные стекла лопнули и осыпали комнату градом острых осколков. Потолок затрещал, когда одна из балок сломалась и пробила штукатурку. Огромная зигзагообразная трещина расколола южную стену.

И в то же мгновение дверь слетела с петель.

Противный зеленый свет на несколько секунд озарил помещение. Я вскрикнул и закрыл ладонями глаза, но свет оказался таким ярким, что я несмотря на это увидел, как Грея ударила сломанная дверь и как он полетел по комнате, сбивая стулья и столы, и со всего маху ударился о стену рядом с окном.

Рольф бросился с яростным ревом вперед и, схватив Лжеговарда, сбил его с ног.

Когда свет погас, я увидел какую-то фигуру. Она показалась мне похожей на одну из тех бесформенных бестий, которые иногда являются нам в кошмарным снах: огромная, странно скрюченная, с толстыми как у слона ногами, жуткой головой и болтающимися щупальцами вместо рук, потом она расплылась и за несколько секунд превратилась в некое карикатурное подобие человека со все еще слишком большим количеством рук и тонких бьющихся щупальцев. Потом она изменилась еще раз, и я узнал ее.

— Присцилла!

Это была Присцилла, и в то же самое время — не она, так как бывшая возлюбленная страшным образом изменилась!

На ней была белая шелковая ночная рубашка, но вся забрызганная кровью. Ее лицо пылало, а в глазах горел жуткий, испепеляющий огонь.

Медленно, спотыкаясь и пошатываясь, словно у нее не было больше сил стоять на ногах, она двинулась на меня и вытянула вперед свои руки. Ее пальцы были скрючены, как когти. Рот открылся, словно в крике, но единственное, что из него вырвалось, это страшное хрипение. Ее ногти начали расти и превратились в кинжалы. Она раскинула свои руки для смертоносных объятий.

Что-то коснулось моего плеча и швырнуло меня на пол. Руки Присциллы сомкнулись со странным, металлическим щелчком именно в том месте, где только что находилось мое горло.

Но несмотря на это, словно действуя по чужой воле, я снова вскочил на ноги и попытался броситься к Присцилле.

Рольф еще раз подскочил ко мне и рванул меня назад. И на этот раз я почувствовал всю чудовищную силу его огромных рук. Я попытался вырваться, но его лапы держали меня как оковы. Присцилла взвизгнула. Ее руки совершили бессмысленные вращательные движения.

— Это не Присцилла, Роберт! — крикнул Говард. — Вспомни Аркхем! Это Шоггот! Они снова пытаются убить тебя!

Глаза Присциллы пылали.

И потом она начала изменяться, медленно, но ужасным образом. Ее губы медленно растянулись в страшную, звериную ухмылку, и я увидел, что у нее были длинные и острые зубы, загнутые назад.

Раздался высокий, шелестящий звук. Что-то невидимое пролетело мимо меня и поразило тело Рольфа, как ударом молота. Его руки отпустили мои плечи. Он со стоном осел и неподвижно замер на полу. И Говард, сраженный невидимой силой, упал на пол. Но его крик развеял чары, и внезапно я понял, какому существу противостоял — Шогготу. Такому же Шогготу, как тот, который уже однажды нападал на меня в образе Присциллы, девушки, которую я любил больше всего на свете и вид которой должен был поражать меня сильнее всего. И наконец я увидел, каков он в действительности: страшная карикатура на Присциллу — высокая ростом, костлявая, с морщинистой бурой пергаментной кожей, покрытой бородавками и гнойниками, из которых торчала черная щетина. Руки представляли собой огромные хищные лапы, готовые разорвать меня, а глаза пылали злобой нездешнего мира.

— Ты умрешь, Крейвен, — сказала она. Ее голос потерял всякое сходство с человеческим — хриплое карканье, словно у нее было горло из камня. И на мгновение мне показалось, что сквозь нее я вижу второе раздутое тело, тело Шоггота, каким оно было в действительности: гигантское, с топающими ногами-колоннами, налитыми кровью глазами и развевающимися щупальцами, покрытыми слизью, колючками и присосками. Потом оба видения слились в одно вызывающее ужас существо, описать которое просто невозможно.

— Ты умрешь, Крейвен, — прохрипело существо. — Ты последний наследник колдуна, и ты умрешь и освободишь дорогу для истинных Господ. Я убью тебя!

Существо захихикало. Складки и морщины на его коже стали глубже, и внезапно что-то дернулось на его лице, как черное, маслянистое нервное волокно, оставило блестящий слизистый след на его щеке и исчезло во рту.

Объятый ужасом я отпрянул от приближавшейся кошмарной фигуры. Существо последовало за мной, волоча ноги и непрерывно хихикая и издавая страшные звуки. Я увидел, что его ноги превратились в лапы дракона. Там, где ступала его нога, ковер начал тлеть.

— Роберт! — Стон Говарда доносился до моего сознания, как сквозь слои ваты. Он хотел встать, но его ноги подкосились под тяжестью его тела. — Ворота… — прохрипел он. — Беги, воспользуйся… воротами…

Он еще раз собрал все силы, быстро взмахнул рукой. Что-то темное и тонкое полетело ко мне. Я инстинктивное поймал это и узнал свою трость, которую оставил на каминной полке.

Шпага, спрятанная в трости, была единственным оружием, способным убить Шоггота!

Я молниеносно выхватил ее из ножен, в которых она выглядела как обыкновенная трость, и вонзил ее в грудь твари в образе Присциллы!

Чудовище издало хриплый, жалобный стон, отшатнулось назад и прижало свои когти к груди. На белой ночной рубашке появилось новое, темное пятно, из которого хлынула черная, зловонная жидкость, пульсирующая в теле этого существа из протоплазмы. Из-под рубашки вырвались клубы серого, вонючего пара. Начался процесс распада, и во всей Вселенной не имелось силы, которая могла бы остановить его.

Но я слишком хорошо знал это существо, чтобы забыть, что оно все еще оставалось опасным. Оно умрет, если конечно могло умереть то, что никогда и не жило, но оно все еще было опасно.

С губ гадины сорвалось яростное рычание. Шатаясь и громко топая ногами, она снова двинулась ко мне. Под ее одеянием все кипело и шипело; на ковре оставался след серой, кипящей грязи, где черная протоплазма ее тела растворилась, словно под действием едкой кислоты.

— Мы доберемся до тебя! — хихикала она. — Ты умрешь, Роберт Крейвен!

— Ворота, — прохрипел Говард. — Беги, Роберт!

Шоггот издал яростный, хриплый рев и бросился в мою сторону, широко раскрыв свои щупальца.

Я попытался увернуться от него, споткнулся о неподвижное тело Рольфа и растянулся во весь рост на полу. Я инстинктивно обхватил обеими руками набалдашник шпаги и выставил ее навстречу нападавшей твари.

Даже если Шоггот и заметил опасность, у него уже просто не оставалось времени, чтобы среагировать на нее. По инерции он продолжал двигаться вперед, и шпага во второй раз погрузилась в его грудь почти по самую рукоятку.

Удар чуть не оглушил меня, и я выпустил оружие из рук. Как в тумане я видел, что Шоггот выпрямился во весь свой огромный рост, схватился лапами за грудь и одним рывком вырвал шпагу. Она отлетела в сторону и, как стрела, подрагивая, вонзилась в деревянную панель рядом с напольными часами.

Шоггот шатался, его тело уже наполовину растворилось. От боли он пришел в ярость. Его руки превратились в огромные клешни, которые, ужасно щелкая, тянулись к моему лицу.

— Ворота! — в третий раз крикнул Говард. — Беги, Роберт!

Руки-щупальца Шоггота раздробили крышку письменного стола, за которым я укрылся. Одного единственного движения чудовищных рук хватило бы, чтобы переломать мне все кости. Я знал это.

Я должен был опять добраться до шпаги! Только с ее помощью я мог сдерживать это чудовище, пока оно полностью не растворится. Говард продолжал кричать, но Шоггот создавал такой шум, что я не мог разобрать его слов.

Я ударился о напольные часы, уклонился от следующего удара монстра и обеими руками вырвал шпагу из деревянной панели. В это же мгновение рука Шоггота сомкнулась сзади на моей шее.

Боль была просто неописуема. Я задыхался. Огненные круги заплясали у меня перед глазами. Ослепнув от боли, я начал колоть во все стороны шпагой, попал во что-то мягкое, пористое.

Черная кровь залила мое лицо, и внезапно чудовище изо всех сил оттолкнуло меня от себя. Я почувствовал, как ударился о часы и как прогнившее дерево затрещало, я инстинктивно выставил руки и… и упал в пустоту.

Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что что-то было не так, как должно было быть,

Комната, Говард, Рольф, Шоггот, напольные часы — все это исчезло. Вокруг меня не было ничего, кроме гигантской, совершенно пустынной равнины, над которой царила непроглядная чернота, как купол огромного безоблачного и беззвездного неба. Эта равнина без видимого перехода где-то сливалась с бесконечностью, не было видно никаких возвышенностей или горизонта.

Это был не тот мир, в котором я родился.

Но это был мир, который я знал.

И наконец-то я понял, что имел в виду Говард, когда! кричал мне, чтобы я воспользовался воротами.

Напольные часы оказались не часами и даже не потайной дверью, а воротами в чужой мир.

Это был туннель в мир, погибший тысячи миллионов лет тому назад, так же как и существа, которые правили в нем.

Мир ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ.

* * *

В комнате было темно, когда Говард открыл глаза. Его придавило тяжелое тело, и что-то теплое, липкое капало ему на лицо. Кровь…

Подавив крик ужаса, Говард выпрямился, оттолкнул в сторону безжизненное тело мнимого доктора Грея и огляделся. Сколько же времени он находился без сознания?

Лампа потухла, и через разбитые окна в комнату проникало мало света. Правда, его было вполне достаточно, чтобы рассмотреть, что в комнате царил полный разгром. Мебель и книжные полки рухнули и сломались, словно здесь пронесся бешеный ураган, кое-где ковер и пол еще тлели, а часы…

Часы!

Внезапно Говард все вспомнил. Он резко вскочил, бросился к часам — и остановился, как будто налетел на невидимую стену.

Вокруг огромных напольных часов пол и стены почернели, как будто из часов вылетела молния и обуглила дерево. Сами часы были целы. Их дверца приоткрыта, а за ней…..

Говард не мог сказать, что это было.

Чернота, конечно, но и еще что-то другое, что-то большое, шевелящееся, как живое существо, которое непонятным образом постоянно ускользало от взгляда.

Несколько секунд он стоял неподвижно и смотрел на непостижимое, плотно сжав губы. Роберт прошел в ворота, и даже сам Господь Бог не знал, куда же они его забросили. Наконец он оторвал взгляд от этой картины, перешагнул через разбитую мебель и одним грубым рывком поднял с пола своего двойника.

Тот со стоном открыл глаза и попытался оттолкнуть руку Говарда. Говард ударил его по руке и угрожающе сжал кулак.

— Итак, — сказал он. — А теперь вы мне расскажете все, дружочек. Кто вы? И какую роль вы играете в этой проклятой игре?

— Я… Я ничего не знаю, — слабым голосом пробормотал двойник. — Я не имею к этому никакого отношения.

— Дайте-ка его мне, — угрожающе сказал Рольф.

Говард поднял голову и облегченно улыбнулся, когда увидел, что Рольф уже снова был на ногах и отделался всего лишь несколькими царапинами. На его широком лице было выражение мрачной решимости.

— Дайте-ка его мне, — сказал он еще раз. — А я уже сумею выбить из него правду.

Говард едва заметно улыбнулся.

— Вы слышали, что сказал Рольф? — обратился он к своему двойнику. — И я должен признаться, что у меня большое искушение отдать вас ему. Может быть, вы тогда заговорите.

Мужчина побледнел. Он испуганно взглянул на мрачное лицо Рольфа и тут же опустил глаза.

— Я… ничего не знаю, — поспешно сказал он. — Я должен был забрать книгу по поручению Де Ври-са, моего господина, но я не имею понятия, откуда взялся этот монстр.

— А Некрон? — набросился на него Говард. — А что относительно его воинов? Какую роль играют они?

Его пленник уже собрался было ответить, но потом лишь испуганно втянул воздух сквозь сжатые зубы и уставился куда-то в точку позади Говарда.

— Почему бы вам не спросить у них самих? — тихо сказал он.

Говард замер.

В разбитом дверном проеме появились две высокие, стройные фигуры. Мужчины в черных, спадающих до самого пола накидках, с лицами, закрытыми темными платками, и с длинными, обоюдоострыми мечами в руках, на рукоятках которых красовался золотой дракон, изрыгающий пламя…

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. Врата колдуна

Сначала вокруг меня не было ничего, кроме темноты, сплошной черноты, которая, как тесное, давящее пальто, сжималась вокруг моего тела и моих воспоминаний Это продолжалось недолго — только один короткий, страшный миг, но эти несколько секунд превратились в бесконечную муку, когда я не знал ни где нахожусь, ни даже кто я такой Потом черный туман, в который был погружен мой разум, рассеялся, и вместе со страшной болью, которая пронзила мои внутренности, ко мне вернулись и воспоминания

Передо мной простиралась равнина, черная как уголь и такая же бесконечная, как сама вечность, слегка холмистая, как застывший океан, и освещаемая светом холодной, ослепительно-белой луны, которая висела слишком низко и была слишком большой,

Я заморгал, оставаясь в полной темноте, все еще окружавшей меня и озадаченно потер пальцами виски. Что это были за воспоминания? Я никогда не был в такой стране, ничего не читал и не слышал о ней Но картина так ясно и четко стояла перед моими глазами, что казалось, достаточно протянуть руку, чтобы коснуться ее болотистых волн, почувствовать их неприятную теплоту и погрузить ладонь в их тягучую, сиропообразную поверхность.

Вновь видения стали такими четкими, что я почувствовал, как реальность начала ускользать от меня Я застонал и так сильно прижал большой и указательный пальцы к закрытым векам, что у меня перед глазами вспыхнули маленькие цветные звездочки

Боль вернула меня — теперь окончательно — к действительности На совсем короткое мгновение у меня появилось чувство, будто я борюсь с невидимым сопротивлением, которое, как сеть липкой паутины, опутывает меня, но потом после неожиданно резкого рывка она лопнула, и все видения и картины исчезли

Когда я открыл глаза, темнота уже не была такой полной Я узнал серые, потрескавшиеся стены из дерева передо мной, а также слева и справа от меня, а мои руки сжимали что-то холодное, твердое Я сам сидел, прислонившись спиной к стене.

Я осмотрел себя. Моя одежда была заляпана грязью и местами разорвана, кожа в этих местах покраснела и почернела, а кое-где даже покрылась засохшей кровью Казалось, все мое тело представляло собой одну сплошную пульсирующую рану.

Сквозь деревянные стены до меня доносились голоса, приглушенно и настолько искаженно, что я не мог разобрать слов. Но это были голоса людей, по крайней мере, я их различал.

Я попытался приподняться и ударился головой о слишком низкий потолок, я бы снова упал, если бы в крохотном, похожем на ящик помещении оказалось недостаточно места.

Крохотное, похожее на ящик помещение…

Эти слова прозвучали несколько раз эхом в моей голове, прежде чем я понял, почему они вызвали в моей душе такой жуткий, пугающий отклик.

Похожий на ящик.

Маленький.

И к тому же из дерева!

На мгновение меня охватила паника. Часть моего мозга осталась трезвой и рассудительной, но другая, большая часть, заставила меня закричать от ужаса, рисуя в моем воображении страшную картину, будто я лежу в гробу, может быть, уже глубоко под землей, а бормочущий голос там, снаружи, это не что иное, как молитва священника, который благословляет гроб, в то время как стоящие за его спиной могильщики ждут, когда же наконец закончится заупокойная молитва, чтобы засыпать гроб землей.

Гроб, в котором меня хоронят заживо?

Но потом так же быстро, как и появилось, видение исчезло, и паника уступила место чувству слабости, и я со вздохом облегчения прислонился спиной к грубой стене. Я ведь стоял, а гробы опускаются в могилу обычно горизонтально.

Снаружи голоса на мгновение стихли, и тогда я начал кричать. Но сейчас они раздались снова, громче и взволнованней, потом послышались приближающиеся быстрые, семенящие шаги. Раздался глухой удар руки по деревянной стенке моего укрытия, что-то заскрипело, и потом мне в глаза ударил ослепительно яркий солнечный свет.

Я застонал, инстинктивно прикрыл лицо рукой и попытался рассмотреть фигуру, которая возникла передо мной. Но человек надо мной казался лишь черной тенью, обрамленной яркими лучами слепящего света. Я услышал удивленное восклицание, и его фигура от удивления вздрогнула.

— Черт побери! — вырвалось у него. — Что вы здесь делаете? И кто вы вообще такой?

Прошло несколько секунд, прежде чем я отнял руку от лица и посмотрел на человека сквозь слезы, застилавшие мой взор.

А потом прошло еще больше времени, пока чувство успокоения, вызванное его словами, прошло и уступило место парализующему страху.

— Да отвечайте же, черт вас побери! — еще раз потребовал незнакомец. — Как вы попали сюда и кто вы?

Но и на этот раз я ничего не ответил.

Нет, не потому, что не хотел, — я не мог.

Так как я не знал ответов на его вопросы…

* * *

Холод висел в воздухе, как невидимый туман, а от стен эхом отражались мелкие шажки крысиных лап. Здесь было не очень светло; хотя через узкие, решетчатые окна высоко под потолком сюда и проникал свет, но помещение было слишком большим и заполненным тенями, которые, казалось, впитывали свет. Словно за серой дымкой находилось что-то такое, что жадно проглатывало свет и послание жизни, которое приходило вместе с ним.

Говард устало поднял голову, шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы и, вероятно, в сотый раз попытался разорвать тонкие кожаные ремни, которые стягивали его запястья за спиной.

И в сотый раз тщетно. Человек, который его связал, знал толк в своем деле — пленник даже не мог шевельнуть руками, не говоря уж о том, чтобы освободить их.

— Оставьте в покое, — прошепелявил низкий голос у него за спиной. В тишине, царившей в сыром подвале, он прозвучал необычно громко. Несмотря на это, в нем слышалась боль.

Говард повернул голову и несколько секунд молча смотрел на связанного великана.

— Вы только причиняете себе боль, — продолжал Рольф. — Этот тип знает, как надо связывать человека.

Но и на этот раз Говард ничего не ответил. Они находились в этом подвале почти восемь часов, но за это время обменялись едва ли дюжиной фраз. В их души закрался страх, сделавший любую беседу невозможной.

Говард закрыл глаза, провел кончиком языка по распухшей, лопнувшей нижней губе и шумно вздохнул. Даже дышать было больно. Возможно, они сломали ему одно или даже несколько ребер.

Он с трудом мог вспомнить, как все произошло. Оба одетых в черное воина набросились на него и на Рольфа как дикие звери. Единственное, что он помнил, это размытые картины мелькавших ног и рук.

До него донесся слабый стон. Говард с трудом повернул голову, неловко повернулся со связанными руками и ногами и чуть не свернул себе шею, чтобы увидеть человека, который лежал с другой стороны и так же, как и они с Рольфом, был связан по рукам и ногам, но тому, кажется, досталось еще сильнее.

У Говарда было странное чувство. Сейчас, когда у него появилось время внимательно рассмотреть лицо двойника, их сходство не казалось ему таким уж поразительным. Несмотря на это, в первый момент ему снова показалось, что он смотрит в зеркало.

У человека, находившегося рядом, было его лицо.

Незнакомец со стоном открыл глаза, попытался сесть и с криком боли вновь опустился на землю.

— И не старайтесь, — насмешливо сказал Говард. Его охватило какое-то нездоровое веселье. Он чуть было не рассмеялся.

— Что… о боже, что случилось? — простонал незнакомец. Он снова попытался сесть, и на этот раз ему это удалось. Когда его лицо попало в узкую полоску серого света, Говард увидел, что левый глаз у двойника заплыл, а на щеке красовался огромный кровоподтек. Кроме того, у него отклеилась борода.

— Это я хотел бы услышать от вас, — спокойно ответил Говард. — Почему бы вам не рассказать мне все. Я думаю, у нас достаточно времени для разговора, Кто вы?

— Моя фамилия Лавкрафт, — неразборчиво ответил мужчина. Взгляд его широко открытых глаз все еще былзатуманен; видимо, он еще не совсем пришел в себя. — Говард Лавкрафт. Я…

— Перестаньте, — сердито перебил Говард. — Сейчас, действительно, не время для глупых шуток.

Мужчина запнулся, несколько раз моргнул одним глазом и озадаченно посмотрел на Говарда. Затем в его взгляде появился страх. Говард злорадно улыбнулся.

— Ну, наконец-то пришли в себя?

— Что… — Незнакомец опять запнулся, удивленно огляделся и вдруг начал яростно рвать свои путы.

Говард терпеливо ждал, пока его собеседник не осознал бессмысленность своих усилий. Потом он откинулся назад, насколько это позволяли неудобные путы.

— Если у вас еще сохранился остаток благоразумия, то, может быть, мы лучше поговорим? — приветливо спросил Говард.

— Поговорим? — Голос двойника дрожал.

Его взгляд выражал панику, а дыхание было учащенным и прерывистым.

— Где мы находимся? Что… что случилось?

— О том, где мы находимся, я знаю не больше вас, — терпеливо ответил Говард. — А что случилось, вы должны знать лучше меня.

— Я ничего не знаю. Я Говард Лав…

— Черт побери, да прекратите же! — заорал Говард. — Я Говард Лавкрафт, а не вы. И я хочу знать, кто вы такой и кто вас послал?

Его двойник уставился на него и замолчал. Сходство уже не было таким большим, как вначале — борода оказалась фальшивой, а волосы подкрашенными, теперь он смог это рассмотреть. Лицо у двойника было немного полнее, чем у него. Побои и кровь размазали грим, и сквозь него проступало настоящее лицо незнакомца. Несмотря на это, даже сейчас он был похож на Говарда, как его родной брат.

— Я вообще ничего не знаю, — сказал наконец незнакомец таким голосом, словно готов был в любой момент расплакаться.

— Может быть, вы вспомните, если я вам немного помогу, — проворчал Говард. — Вы воспользовались нашим с Рольфом отсутствием, чтобы вместо меня вступить в контакт с Робертом Крейвеном. По одной единственной причине — чтобы завладеть книгой “Necronomicon”. Пока все верно?

Его двойник упрямо молчал, но он не настолько хорошо владел своим лицом, чтобы Говард не смог прочесть на нем ответ на свой вопрос.

— Итак, все верно, — удовлетворенно сказал Говард. — Между прочим — мой вам комплимент. Самая удачная маска, какую я когда-либо видел. Кто вас послал? Орден?

На этот раз самообладание совершенно покинуло незнакомца. С его губ сорвался испуганный возглас.

— Вы… знаете…

Говард жестко рассмеялся.

— Вы что, считаете меня дураком, мистер Двойник? Ваши братья гоняются за мной уже более десяти лет. Я знал, что они однажды явятся. Вы или кто-либо вроде вас. Как ваше имя? Мне кажется довольно глупо продолжать называть вас Говардом.

— Ван дер Гроот, — тихо сказал незнакомец. — Хенк Ван дер Гроот.

— Голландец?

Ван дер Гроот кивнул. Его взгляд впился в серую темноту за спиной Говарда.

— Послушайте, Ван дер Гроот, — терпеливо начал Говард. — Как явствует из положения вещей, мы с вами враги, но я предлагаю заключить перемирие. Хотя бы до тех пор, пока мы не выберемся отсюда.

Ван дер Гроот недоуменно уставился на него.

— Выберемся? — прохрипел он. — Да вы с ума сошли, Лавкрафт. Никто не сможет вырваться из крепости Дракона. Я думал, вы это знаете.

— Все происходит когда-нибудь в первый раз, — сказал Говард, улыбаясь. — Кроме того, попытка не пытка, разве не так?

Прошло довольно много времени, пока Ван дер Гроот кивнул.

— Что… вы намерены предпринять? — спросил он.

— Сначала нам надо избавиться от этих проклятых оков, — ответил Говард. — А потом посмотрим, действительно ли личная гвардия Некрона такая непобедимая, как говорят, Рольф?

Широкоплечий гигант рыкнул в ответ, подтянул ноги к груди, насколько позволяли путы, и пополз по сырому каменному полу. Говард тоже задвигался, раскачавшись, он наконец завалился набок. С его губ сорвался приглушенный стон, когда он больно ударился о твердый пол.

Ван дер Гроот смотрел на него со смешанным чувством непонимания и любопытства.

— Что вы намерены делать? — спросил он.

Говард ничего не ответил, а пыхтя перевернулся на живот, в то время как Рольф, словно огромный уродливый червь, полз к нему. Наконец голова великана оказалась у связанных рук Говарда.

— Следите… за дверью, — с трудом переводя дыхание, проговорил Говард. — Было бы… очень обидно, если бы именно сейчас появился обслуживающий персонал.

Ван дер Гроот нахмурился, но послушно повернул голову, чтобы наблюдать за низкой дверью в другом конце помещения. Конечно, от этого было мало проку. Они все понимали, что если сейчас кто-нибудь войдет, то все будет кончено.

Рольф впился зубами в тонкие кожаные ремни и начал жевать их. Было слышно, как работают его могучие челюсти, и Ван дер Гроот заметил, как у него на шее под кожей вздулись бугры мышц.

Дело продвигалось крайне медленно, но Рольф не прекращал жевать. На запястьях Говарда выступила кровь, когда тонкие ремни как проволока врезались в его кожу, но американец не издал ни единого стона. Наконец минут через двадцать Рольф обессиленно откинулся в сторону и закрыл глаза. Весь его подбородок был в крови.

Говард выпрямился, поднес руки к лицу и начал массировать суставы. Затем он быстро сбросил путы, которые сковывали его ноги и освободил Рольфа.

— Эй! — позвал Говарда Ван дер Гроот, когда увидел, что тот не собирается развязывать и его, — а как же я?

Говард подчеркнуто медленно повернулся к голландцу. У него на лице появилась странная улыбка.

— Давай его оставим здесь, — прорычал Рольф. — Этот Некрон будет рад обнаружить хоть одного “пленного”.

Ван дер Гроот побледнел.

— Вы… вы не сделаете этого! — прохрипел он. — Они… они же прикончат меня, если вы оставите меня здесь.

— Возможно, — Рольф ухмыльнулся. — Но очень медленно. Я думаю, они захотят кое-что узнать от тебя.

— Ты животное! — захрипел Ван дер Гроот. — Лавкрафт, вы… вы же меня не оставите здесь!

— Не оставим, если вы ответите на мои вопросы, — спокойно сказал Говард. — Итак?

— Это шантаж! — запротестовал Ван дер Гроот.

— И к тому же совершенно излишний, — раздался голос из темноты.

Ван дер Гроот вскрикнул, а Говард и Рольф одновременно резко обернулись.

Должно быть, человек давно стоял там и наблюдал за ними, невидимый и неслышный, может быть, он все время был там как немой страж и от души веселился, наблюдая за их попыткой освободиться.

Затем из неподвижной статуи он превратился в стремительную тень.

Все произошло невероятно быстро. Его нога дернулась вперед, попала Рольфу в колено и вывела его из равновесия. Одновременно его кулак взвился вверх, попал Говарду в подбородок и сбил его с ног.

Рольф закричал, как разъяренный бык, в последний момент удержал равновесие и хотел броситься на человека в черном.

Но ему это не удалось. Человек поднырнул под руку Рольфа, схватил его за запястье и рванул на себя. Рольф перелетел через согнутую спину воина и упал на штабель ящиков, который под его весом рухнул.

— Минхер Ван дер Гроот совершенно прав, Лавкрафт, — продолжал голос из темноты. — Никто не сможет уйти от моих людей. Вам следовало бы прислушаться к нему. Это могло бы вам сэкономить массу сил, и не стоило мучиться понапрасну.

Говард с трудом встал на ноги. Удар послал его в тяжелый нокдаун. Голова гудела, и несколько секунд он не видел ничего, кроме цветных кругов.

Но он все же понял, что голос принадлежал не воину в черном, который снова неподвижно замер, превратившись в молчаливую, грозную статую.

Голос, который он слышал, шел из темного угла сводчатого подвала. Послышался шелест материи, и Говард внезапно увидел смутные очертания второй фигуры меньшего роста.

— Жаль, что нам пришлось познакомиться при таких обстоятельствах, Лавкрафт, — продолжал голос. — Я много слышал о вас. И при других обстоятельствах мы, возможно, даже могли бы сотрудничать. Но сейчас

Он замолчал и лишь шумно вздохнул и подошел еще ближе.

Говард пронзительно вскрикнул, когда фигура полностью вышла из тени и он смог ее хорошенько рассмотреть…

* * *

— Итак, в последний раз спрашиваю, дружище. Кто вы и как вы сюда попали?

Голос Торнхилла — по крайней мере, так я понял из его нечленораздельного бормотания, когда он представился, — звучал резко. Видимо, он не отличался особым терпением.

— Меня зовут… — Я запнулся, тщетно копаясь в моей памяти, и посмотрел на Торнхилла с испугом и смущением, что, видимо, еще больше разозлило его.

Я готов был закричать. Я не страдал потерей памяти. Я прекрасно знал, кто я и что произошло. С моей памятью и с фактами все было в порядке, но всякий раз, когда я хотел воспользоваться ими, назвать свое имя или сказать что-либо еще, казалось, что невидимая рука проникала в мое сознание и все стирала. Я чувствовал себя в положении человека, который неожиданно проснулся и заметил, что не может больше ходить.

Торнхилл вздохнул.

— Ну ладно, — сказал он ехидно. — Если вам нравится играть в игры, то мы найдем для этого время.

Он ухмыльнулся — примерно так же приветливо, как удав, который только что обнаружил жирного кролика, сел передо мной на край письменного стола и подпер кулаком свой двойной подбородок. Торнхилл был самым жирным человеком, которого я когда-либо видел. Он перемещался очень медленно, и казалось, что он перетекает из одного места в другое, а не идет. Но в отличие от большинства толстяков он не был ни приветливым, ни добродушным.

— Мне и так известно ваше имя, — сказал он.

Ну, тогда он знал больше, чем я. Разумеется, я знал свое имя. Оно звучит…

— Мне очень жаль, мистер Торнхилл, — пробормотал я. — Я…

— Инспектор Торнхилл, — холодно поправил он меня. — Инспектор Торнхилл из Скотланд-Ярда. Отдел по расследованию убийств, чтобы быть уж совсем точным.

Отдел по расследованию убийств? На мгновение панический ужас пронзил черную дыру, в которую превратилась моя память. Но истинный смысл сказанного так и не дошел до моего сознания.

— Итак, мистер Андара, — продолжал Торнхилл с торжествующим блеском в глазах. — Ваше имя мы знаем, как я уже сказал.

— Андара? — Я поднял голову. Андара было точно не моим именем. — Почему вы так решили?

Торнхилл холодно улыбнулся.

— Потому что ваш портрет висит внизу в зале, мой дорогой, — объяснил он.

Что-то в моем сознании щелкнуло, и ко мне частично вернулась память. Я ясно увидел перед собой портрет, маленькую латунную табличку с именем под ним и лицо на портрете.

— Это не я, — возразил я. — Человек на портрете — это мой отец. Меня зовут… Крейвен. Роберт Крейвен.

— Крейвен? — Торнхилл нахмурился и внимательно посмотрел на меня. Но возражать не стал. Насколько я помню, под портретом стояла дата, а то, что мне не пятьдесят пять лет, он, думаю, понял.

— Значит, ваш отец, — сказал он, немного помолчав. — В этом случае вы действительно очень похожи.

Мне не понравился тон, которым он произнес эти слова. Когда я поднял на него глаза, то увидел, что его взгляд прикован к моей белой пряди. Большинство людей, видевших меня в первый раз, не могли удержаться от замечания относительно этой белой пряди в моих волосах, имеющей форму изломанной молнии. Многие считали это данью глупой моде, а меня принимали, следовательно, за легкомысленного щеголя; некоторые предполагали, что с этой прядью связано что-то особенное, и лишь очень немногие инстинктивно чувствовали, что за этой белоснежной прядью скрывалась какая-то страшная тайна. Я был уверен, что Торнхилл относился к последней группе.

Если бы я мог только все вспомнить! Все было здесь, совсем рядом, но между мной и моей памятью, казалось, находилась невидимая, но совершенно не преодолимая стена.

— В таком случае этот дом принадлежит вам, — продолжил после долгой паузы Торнхилл.

Я кивнул. Невидимая рука снова скользнула по моему мозгу, ощупывая, зондируя, ища что-то. Кто-то играл с моими воспоминаниями в игру, но, видимо, этот кто-то был неграмотным.

— Что… случилось? — спросил я.

Левая бровь Торнхилла приподнялась немного вверх, как волосатый червяк, ползущий к его лысине.

— Вы действительно не знаете этого? — спросил он.

Его голос все еще звучал холодно, но уже заметно приветливее, чем до сих пор. Один из его ассистентов — только в библиотеке их было трое, а судя по шуму, в доме находилась целая армия полицейских — подошел поближе и что-то прошептал ему на ухо. Торнхилл недовольно отмахнулся от него и проворчал: — Потом! Что случилось? — повторил он, снова обращаясь ко мне. — По правде говоря, я надеялся получить ответ на этот вопрос от вас. Нам позвонили, так как в доме раздавались крики и выстрелы. — Он скорчил гримасу. — Якобы горящий человек выпал из окна.

…Шатаясь, фигура двигалась ко мне, как живой факел. Я стрелял снова и снова и видел, как пули взрывались в огненной статуе, в которую превратилась жуткая фигура, как маленькие, раскаленные добела шары. Но она подходила все ближе и ближе, выставив вперед пылающие руки.

Я застонал. Эта картина пронзила мой мозг как взрыв. В первый момент она показалась мне слишком страшной, чтобы быть правдой, показалась картиной из кошмарного сна. Но я знал, что это случилось на самом деле.

— Что с вами? — спросил Торнхилл.

— Ничего. — Я поспешно покачал головой и немного выпрямился в кресле, в которое меня посадили Торнхилл и его ассистент.

Бровь Торнхилла поднялась еще выше вверх и почти достигла пробора. Но он невозмутимо продолжал:

— Это, собственно говоря, и все. За исключением восьми убитых и двоих все еще лежащих без сознания.

— Убитых? — Снова перед моим внутренним взором возникла картина. Лицо Рольфа, искаженное от боли и сплошь залитое кровью, отчаянный крик Говарда. Чудовище…

— Ваши слуги, мистер… Крейвен, — ответил Торнхилл. — И человек, в кармане которого был фальшивый паспорт, выданный на имя… — Он запнулся, сунул руку во внутренний карман маленькой палатки, которую он носил вместо сюртука, и вытащил потрепанный паспорт.

— Вот он. Доктор, доктор, доктор Мортимер Грей, — прочел он и вопросительно посмотрел на меня. — Он что, заикался?

— Доктор юриспруденции, доктор философии и доктор медицины, — пояснил я. Торнхилл прекрасно знал, что означают три “д-р”. — Прекратите прикидываться дурачком, Торнхилл. Его глаза весело сверкнули.

— Кем же он был в действительности? — спросил он.

— А почему вы считаете, что этот человек не был доктором Греем? — возразил я лишь для того, чтобы выиграть время.

В моей голове снова возникли отдельные картины. И постепенно они начали складываться в единое целое.

— Я лично знаю доктора Грея, — ответил Торнхилл. — Он известный адвокат и врач. Вы должны это знать, Крейвен. Я достаточно часто имел с ним дела. А этот убитый вовсе не доктор Грей. И чтобы в этом убедиться, мне не нужно было заглядывать в его фальшивый паспорт.

Внезапно он резко встал, швырнул паспорт на стол и сверкнул на меня глазами. От его спокойствия не осталось и следа.

— Черт побери, мистер Крейвен, — рявкнул он. — Меня вызывают в дом, в котором произошла бойня, и все, что я слышу от вас, это вопросы! А как насчет нескольких ответов?

Он подошел ко мне и наклонился вперед.

— Где были вы? — рявкнул он прямо мне в ухо. — Мои люди перевернули эту комнату вверх дном в течение двух с половиной часов, и нигде не обнаружили и малейшего следа вашего присутствия!

Я выдержал его взгляд и показал на часы.

— Там… внутри, — сказал я. — Вы же меня сами там…

— Да прекратите же, Крейвен, — перебил меня Торнхилл, весь шипя от ярости. — Вы не могли все время находиться там внутри. Вы бы задохнулись в этом ящике.

Невидимая рука снова освободила часть моих воспоминаний.

— Это… не часы, — медленно произнес я. — Позади них есть еще одно помещение. Там… библиотека. Задняя стенка отодвигается.

Торнхилл с сомнением посмотрел на меня, повернулся и двинулся к открытым часам. При его полноте это казалось просто чудом, но он действительно смог протиснуться в часы и нажал своей пухлой рукой на заднюю стенку.

Раздался скрип и задняя стенка отошла в сторону, открыв нашим взорам тайную библиотеку, которая скрывалась за ней.

Мои мысли путались. Информация внезапно появлялась сама собой — еще один фрагмент среди хаоса, царившего у меня в голове. В этом была своя система. Это не являлось обычной потерей памяти, которая иногда встречается у людей, потерявших сознание. Что-то держало под контролем мои воспоминания и мою память. И это что-то всякий раз выдавало мне именно такое количество информации, которое было мне необходимо. Но ни грамма больше.

— Это библиотека?

Торнхилл протиснулся сквозь корпус часов и исчез в соседнем помещении. Его голос создавал странное, звучное эхо.

Я встал, приблизился к часам, и остановился как вкопанный, когда мой взгляд упал в лежавшую за часами библиотеку.

Помещение существовало — шириной около пяти шагов и длиной в три раза больше. Вдоль стен стояли полки, на которых кое-где еще можно было увидеть полусгнившие остатки книг, зеленоватые кучки плесени и слизистой гнили.

Торнхилл остановился. Когда он услышал мои шаги, он обернулся и укоризненно посмотрел на меня своими маленькими поросячьими глазками.

— Я знаю, что это ваше дело, Крейвен, — сказал он. — Но если вы хотите услышать от меня совет, — вам надо уволить свою уборщицу.

Мне было нечего ему возразить. На полу — или там, где, собственного говоря, должен был находиться пол, — лежал тридцатисантиметровый слой черной, маслянистой слизи, в которую он погрузился по самые икры.

* * *

Казалось, что фигура явилась прямо из ночного кошмара. Это был человек, но об этом можно было догадаться только по его пропорциям; но даже и они были смещены, словно все тело усохло и страшным образом деформировалось. Его кожа во многих местах почернела и обуглилась или была разорвана и покрыта кроваво-бурыми струпьями, а сквозь его разорванную одежду просвечивались голые кости. Голос Некрона звучал так, словно он шел из раздробленной гортани.

— О мой Бог! — вырвалось у Говарда. — Что…

Некрон яростно взмахнул рукой.

— Он вам больше не поможет, Лавкрафт, — прохрипел он. Его слова дышали ненавистью. — Посмотрите на меня. Видите, что со мной сделали этот пес Крейвен и ваш пособник? Они за это заплатят, я вам клянусь!

— Но я… — голос Говарда прервался. Только сейчас, преодолев первый шок, который вызвало у него появление старика, он начал понимать.

— Так это были… вы? — пробормотал он удивленно. — Это вы были человеком, который пытался убить Роберта?

— Убить? — Некрон резко рассмеялся. — Не возражаю, называйте это так. Я же называю это казнью.

Ван дер Гроот начал пронзительно скулить.

— Кто это, Лавкрафт? — задыхаясь, спросил он. — Что все это значит?

Говард недовольно отмахнулся левой рукой, чтобы заставить голландца замолчать, и одновременно сделал шаг в сторону искалеченного колдуна. Фигура воина рядом с Некроном сразу же напряглась. Говард остановился.

— Зачем все это, Некрон? — спросил он. Недобрая улыбка заиграла на его губах. — Или мне лучше вас…

— Замолчите! — Слова Некрона звучали, как удар бичом. — Не произносите это имя вслух, Лавкрафт. Никогда!

— Как хотите, Некрон. Но это не ответ на мой вопрос. Зачем все это? Почему вы не приказали своим палачам убить меня?

— Если вам это мешает, мы можем наверстать упущенное, — злорадно возразил Некрон. — Но я отвечу на ваш вопрос. Вы мне нужны.

— Лавкрафт, что… что собирается делать этот черт? — заскулил Ван дер Гроот. — Пожалуйста, что?..

Рука Некрона сделала молниеносное, едва уловимое движение. Черная фигура воина из крепости Дракона как тень двинулась к Ван дер Грооту. Его кулак попал голландцу в подбородок. Тот вскрикнул, опрокинулся назад и скрючился на полу.

— Предполагаю, это было за черта, — сказал Говард, не отрывая взгляда от искалеченной фигуры старика. Он все еще никак не мог поверить в реальность происходящего. Логика говорила ему, что перед ним одна из самых таинственных фигур из когда-либо существовавших, но другая скрытая часть его разума просто отказывалась признать этот факт. Некрон! Колдун из крепости Дракона! Живая легенда. Легенда, которая была написана кровью и слезами и которая повествовала о бесконечных страданиях и страхе.

— Что вы хотите от меня? — спросил он, снова обращаясь к старику.

— От вас ничего, абсолютно, — грубо ответил Некрон. — Я хочу кое-что с вами. Может быть, вы никогда не сможете понять это, но вам опять повезло, Лавкрафт. Если бы все зависело от меня, я бы вас убил, вас и этих двух жалких дураков. Но дело не в моем желании. Задание куда важнее.

— Какое задание? — пролепетал Ван дер Гроот. Одетый в черное воин снова поднял руку, чтобы ударить его, но на этот раз Некрон резким движением остановил его.

— Вы и ваши братья не единственные, кто гоняется за известной книгой, Ван дер Гроот, — тихо сказал Говард. — А вот это перед вами в некоторой степени конкурирующая фирма. — Он тихо рассмеялся и твердо посмотрел Некрону в лицо. — Так?

Колдун кивнул. Движение получилось резким, как у куклы, которой управлял неумелый актер.

— А теперь позвольте мне закончить, — продолжал Говард. — Вы явились сюда, чтобы убить Роберта, так как в нем вы увидели наследника Родерика Андары. Но потом случилось что-то такое, что заставило вас изменить свои планы. Что это было? Некрон не ответил. Его правая невредимая рука сжалась в кулак.

— Стульху!

Говард удивленно повернул голову, а затем и полностью повернулся. Ван дер Гроот уже снова сидел и бросал испуганные взгляды на него, на старика и на грозную фигуру воина. Но голос его был тверд, когда он продолжил.

— Это Стульху, Лавкрафт, — сказал он. — Мы… орден… получили информацию. У главы нашего ордена было… видение. Он видел… Стульху. Он возродился во всей своей мощи. Су… существо, которое выступало в образе девушки и убило Крейвена, было Шогготом, созданным Стульху по своему образу и подобию.

— Это правда? — спросил Говард. Разумеется, Некрон ничего не ответил, но этого и не требовалось.

Все обрело свой смысл.

— Вот как все обстоит, — задумчиво сказал Говард. — Они возвращаются, Некрон. Силы, которым вы продали свою душу, ожили. И сейчас они требуют свое. — Он задумчиво посмотрел в опустошенное лицо древнего колдуна. — Но вы не готовы заплатить эту цену. Через орден вы узнали, что у Роберта есть “Necronomicon”, и вы хотите получить эту книгу. Неужели вы действительно думаете, что сможете противостоять ВЕЛИКИМ ДРЕВНИМ?

— Я это знаю, — гневно возразил Некрон. — Возможно, вы много знаете, Лавкрафт, но несмотря на это, вы глупец. Никто, кроме меня, не подозревает, какую силу сможет дать книга тому, кто действительно умеет ее читать. Она содержит тайны, разгадать которые не под силу даже самим ДРЕВНИМ. С этой книгой даже я смогу противостоять им. — Он засмеялся блеющим смехом. — В известном смысле мы с вами даже союзники. Я, по крайней мере, человек.

— А я в этом далеко не уверен, — сказал Говард, но так тихо, чтобы Некрон не мог слышать его слова. А громко он заявил: — Вы просчитались, Некрон. Стульху заметит ваше предательство. Он убьет вас.

— Не убьет, если у меня будет книга.

— Вы… глупец, — прохрипел Ван дер Гроот.

— Единственный человек, который знал, где спрятана книга, мертв.

— Роберт не умер, — сказал Говард, не глядя на него.

— Нет, — поддержал его Некрон. — И он вручит мне книгу. Не правда ли, Лавкрафт?

Говард ничего не ответил, но он слишком хорошо знал, насколько прав был старик. Конечно, Роберт отдаст ему книгу — вопреки всякой логике и всем предостережениям.

Все было очень просто. Настолько просто, что он чуть было не рассмеялся. У Некрона был залог, из-за которого Роберт продал бы даже свою душу. Рольф, он сам — и Присцилла.

— Вы… должно быть, сошли с ума, Некрон, — сказал Говард. Его голос дрожал. — Вы вообразили, что сможете бороться против существ, власть которых равнозначна власти богов. При этом по сравнению с ними вы никто иной как жалкий фокусник.

— Да? — изрек Некрон. Казалось, что слова Говарда скорее развеселили его, чем разозлили.

— Да взгляните же вы на себя! — вспылил Говард. — Я не знаю, как вам удалось остаться в живых, но даже такой обыкновенный человек как Роберт едва не убил вас.

Некрон тихо засмеялся, расправил плечи и щелкнул пальцами. Из тени вышла высокая фигура, одетая в черное, и, смиренно потупив взор, остановилась в двух шагах от него.

— Может быть, я сделал так намеренно, Лавкрафт, — тихо сказал Некрон. — Может быть, я хотел, чтобы вы увидели меня именно таким, чтобы доказать вам, как велика моя сила в действительности. Смотрите!

Он поднял здоровую руку и сделал быстрый, повелительный жест. Воин подошел ближе, упал на колени и опустил голову.

Некрон начал вполголоса что-то бормотать. Потом его голос стал громче, пронзительнее, он выкрикивал какие-то бессмысленные и в то же время звучавшие угрожающе слова.

И после этого с ним начало происходить жуткое изменение.

Его морщинистое лицо начало разглаживаться, открытые раны закрылись. Кровавые струпья исчезли, сломанные кости снова срослись, разорванная кожа начала чудесным образом восстанавливаться за секунды, хотя природе потребовались бы на это месяцы. Его сутулая, скрюченная фигура распрямилась, плечи опять стали ровными, а из-под разорванной черной накидки доносился страшный хруст и шелест.

Весь этот жуткий процесс продолжался менее минуты. Когда все закончилось, уродливый израненный старик превратился в пожилого, черноволосого мужчину с острым орлиным носом и темными, колючими глазами. А на том месте, где на коленях стоял воин, лежала лишь одна накидка из черной материи.

* * *

— Что это такое?

Торнхилл говорил подчеркнуто медленно и с особым ударением, чтобы придать своим словам подобающий вес. Но весь эффект портил его голос, который предательски дрожал от едва скрываемого страха. Его глаза были неестественно расширены, а на лысине выступил холодный пот.

— Что это такое? — спросил он еще раз. — Сумасшедший дом или что? Или вы решили таким образом подшутить надо мной, Крейвен?

Он наклонился вперед, с отвращением подтянул двумя пальцами штанину на правой ноге и брезгливо осмотрел свои туфли. Концом занавески он стер черную слизь с туфель, но носки и брюки были совершенно испорчены. И уж совсем ничего он не мог поделать с вонью.

— Итак, Крейвен… — Он сел и шумно втянул воздух. — Подведем итог — насколько верно я понял невероятную историю, которую вы мне рассказали. Вы утверждаете, что въехали в этот дом вчера, получив его в наследство от своего отца, так сказать.

— Так сказать, — подтвердил я. Слова давались мне еще с трудом. Блокада моего сознания начала ослабевать, но это был длительный и почти болезненный процесс, а информация, которую я получал, которую мне позволяли получить, мысленно поправился я — тщательно фильтровалась. Я знал только столько, сколько было необходимо. Чтобы ответить на вопросы Торнхилла, но не больше. Но я также и слушал, и несмотря на весь ужас, который охватил меня после слова Торнхилла, я почувствовал и некоторое облегчение. Мэри, которая заботилась о Присцилле, осталась жива.

Сама Присцилла исчезла, также как Говард, Рольф и странный двойник Говарда. И что-то подсказывало мне, что они также еще были живы. Я просто чувствовал это.

Торнхилл кивнул.

— Далее вы утверждаете, что сюда вас доставил человек, который выглядел как доктор Грей и который выдавал себя за него. И наконец вы встретили своего старого друга Лавкрафта. Но оба оказались не теми, за кого себя выдавали, а двойниками, о чем вы узнали, правда, только позже. Далее вы утверждаете, что на вас напал мужчина, одетый в черное. Вы несколько раз стреляли в него, при этом подожгли эту комнату и затем выбросили его из окна. После этого внезапно появился настоящий Лавкрафт…

— Не после этого, — перебил его я. — Это он спас меня, когда на меня напал незнакомец.

— Пусть будет так, — раздраженно сказал Торнхилл. — Во всяком случае, далее вы утверждаете, что настоящий Лавкрафт столкнулся лицом к лицу со своим двойником. Но прежде чем вы успели внести ясность в дело, появился двойник вашей невесты, убил Грея и загнал вас в эти часы. Пока все верно?

Я кивнул, но счел за лучшее не смотреть ему при этом в глаза. Мы были одни в библиотеке. Когда я начал рассказ, Торнхилл отослал из комнаты всех своих помощников и ассистентов.

— Вы сами хоть понимаете, как звучит ваша история, Крейвен? — спокойно спросил Торнхилл.

— Довольно… запутанно.

— Довольно глупо, — поправил меня Торнхилл. — И это еще мягко выражаясь.

Он наклонился вперед и помахал пальцем перед моим лицом.

— Во-первых, — сказал он, — мы не нашли мертвого, которого вы, Крейвен, якобы выбросили из окна. Такой человек никогда не существовал в действительности. И потом ваша болтовня о двойниках. Где же они все? Они что, растворились в воздухе, да? Я рассказал вам о горящем человеке, которого якобы видела какая-то истеричка, позвонившая нам. Это, видимо, и разбудило вашу фантазию, Крейвен. Но не было никакого горящего человека. Бог его знает, как возник огонь здесь и кто убил этого… фальшивого Грея…

Он пожал плечами.

— Согласно первичному заключению нашего полицейского врача, ему сломали шею. С этим может легко справиться такой сильный человек, как вы, если он знает, как это делается.

— Почему же вы меня тогда не арестуете? — вспылил я. Самое плохое заключалось в том, что я даже не мог на него по-настоящему сердиться. Если бы я был на его месте и выслушал бы подобную невероятную историю от человека, который выполз из корпуса часов, я бы сразу отправил его в ближайший сумасшедший дом. Но, возможно, он и сам собирается сделать именно это.

— Потому что я хочу знать, что же здесь произошло в действительности, — спокойно ответил Торнхилл. — Черт побери, Крейвен, я не верю, что вы убили всех этих людей. Но я совершенно уверен, что вы знаете гораздо больше, чем рассказали. — Внезапно он повысил голос. — В этом доме погибли восемь человек, Крейвен! И если вы сказали правду, то еще четверо исчезли. И вы думаете, что я сейчас просто покачаю головой и пойду пить чай?

— Конечно, нет. Но…

— Никаких но, Крейвен, — сказал Торнхилл. — Клянусь, что отсюда я доставлю вас прямиком в Тауэр и выброшу ключ от камеры в Темзу, если вы не дадите мне правдоподобное объяснение.

Я посмотрел ему в глаза, но он спокойно выдержал мой взгляд и даже улыбнулся: холодно, требовательно и безжалостно.

— История очень сложная, — медленно начал я.

— А вы все-таки попытайтесь, — сказал Торнхилл. — Я не такой уж дурак.

— Речь идет… о книге, — сказал я, запинаясь. — Я думаю, что речь идет о книге. О совершенно определенной книге. Люди, которые были здесь и выдавали себя за Говарда и доктора Грея, хотели заполучить книгу, которая находится у меня. Очень ценная книга.

— Да уж, пожалуй, — проворчал Торнхилл. — Если они готовы убить за нее семь человек.

— Они убили бы и семьсот человек, чтобы завладеть этой книгой, — ответил я. Торнхилл снова удивленно поднял брови, и я поспешил добавить: — Их нельзя оценивать по обычным меркам, инспектор. Эти люди… фанатики. Религиозные фанатики.

Я сказал это наобум. Это была чистейшая ложь, даже если позднее мне и пришлось осознать, что тем самым я очень близко подошел к правде. Но в данный момент это был самый убедительный аргумент, который пришел мне в голову. И казалось, Торнхилл был склонен верить мне. Во всяком случае, он не возражал.

— Я… плохо помню саму борьбу, — продолжал я. — Все произошло так быстро… Каким-то образом мне удалось укрыться в соседнем помещении. Они не смогли меня там найти. Эти часы — отличная маскировка.

— И вы хотите убедить меня в том, что эти… люди не смогли вас найти? — спросил Торнхилл.

— У них было мало времени на поиски, — заметил я. — Вы и ваши люди вскоре были здесь. А кто будет искать в часах?

Торнхилл нахмурился. Но, к моему удивлению, ничего не сказал, а встал, снова подошел к часам и заглянул через две открытые дверцы.

— Тогда остается выяснить только один вопрос, что это за… вещество, — сказал он. — Просто так, из чистого любопытства, Крейвен. Можете вы мне это объяснить?

Он спрашивал далеко не из чистого любопытства. Я чувствовал это. Тем не менее я встал, подошел к нему и…

Равнина простиралась до горизонта и уходила еще дальше, а высоко над ней, на небе, висела бледная, белая луна. В воздухе стояла вонь от разлагающихся тел, а между черными, монотонно поднимающимися и опускающимися волнами, которыми вздыбилась земля, лежали страшные вещи неописуемой формы…

Я застонал. Хотя я изо всех сил старался убедить себя в том, что это всего лишь навсего страшное видение, я был непоколебимо уверен, что эта ужасная пародия на мир где-то существовала, затерянная на просторах времени и все же реальная, угрожающая и смертельно опасная.

— Что с вами?

Слова Торнхилла звучали так ясно, словно он стоял рядом со мной, однако их смысл не доходил до моего сознания.

Стена снова была здесь, на этот раз в другом направлении: стена, которая находилась между миром и моим мышлением и от которой отскакивало все реальное, осязаемое и действительное, уступая место безумию, которое ледяными руками рылось в моем разуме.

— Крейвен? — громко позвал Торнхилл. — Что с вами?

Как сквозь колышущуюся пелену тумана и злых теней я видел, что он обернулся и сделал полшага в моем направлении. Но потом он внезапно остановился, привлеченный чем-то за дверью.

— Ничего! — простонал я. Это короткое, едва понятное слово стоило мне огромных усилий. Я задрожал, сила уходила из моего тела, как кровь, которая вытекает через страшную рану и оставляет только слабость и смерть. Я хотел его предупредить, хотел крикнуть ему, чтобы он повернулся и как можно быстрее убегал прочь, только прочь от часов, но я шел час за часом и не мог передохнуть или сделать короткий привал, так как земля была нетвердой, и если я оставался на одном месте дольше чем несколько мгновений, я начинал погружаться в адское, черное болото, и я не мог сдвинуться с места, у меня не было сил задержать его.

— Не входите… туда, — простонал я. — Ради бога, инспектор, не входите… в… дверь.

Мой голос прервался. Я беспомощно рухнул на пол, разбив в кровь лицо, но боль так и не дошла до моего сознания.

Торнхилл подскочил ко мне и рывком поднял на ноги.

— Черт побери, Крейвен, что случилось? — крикнул он.

— Не входите туда, — с трудом пробормотал я.

Мои мысли окончательно запутались. Я с трудом различал предметы и начал терять контроль над своими конечностями, я бы снова упал, если бы Торнхилл не держал меня, его лицо расплылось перед моими глазами и превратилось в аморфную белую маску, его глаза провалились, превратившись в две черные, бездонные дыры, из которых на меня, дико ухмыляясь, смотрело безумие.

Потом лицо Торнхилла снова изменилось. Его черты стали мягче, моложе, женственнее и нежнее, передо мной возникло лицо единственного человека, которого я когда-либо любил. Но только на мгновение, потом оно снова исчезло, вместо него появилась отвратительная рожа, злобная карикатура на Присциллу, дьявольское отродье Шоггот, который появился в моем доме вместо Присциллы, так как это существо последовало за мной, когда я был отброшен через ворота в прошлое. Вместе со мной оно вошло в магический туннель, который начинался в напольных часах моего отца и заканчивался в мире ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ. Что-то произошло во время этого падения в вечность, что-то нас разъединило, так что оно вернулось с некоторой задержкой — пространственной или временной — в мир своего происхождения, но оно было снова здесь, оно видело и слышало меня и начало меня преследовать, и оно настигнет меня, чтобы закончить то, что ему не удалось в библиотеке моего дома…

Я закричал. На мгновение я перешел границу безумия; мир вокруг меня превратился в кошмар из серо-черной паутины и страха. Я ревел и кричал и в панике бил руками, пока Торнхилл не схватил меня грубо за плечи и не ударил меня несколько раз ладонью по лицу.

— С вами все в порядке? — спросил он. Его голос звучал холодно и сердито, как и прежде, но в его взгляде я заметил искреннее беспокойство.

Я с трудом снял его руку со своего плеча, выпрямился и кивнул. Но потом я покачал головой.

— Ага, — воскликнул Торнхилл. — И что это означает?

— Я… в порядке, — сказал я. — Так мне сейчас кажется.

Взгляд Торнхилла помрачнел.

— Что это значит? — спросил он. — Почему вы не хотите, чтобы я вошел в эту дверь? Будет лучше, если вы наконец расскажете мне правду, — я все равно ее узнаю. Если потребуется, я натравлю весь Скотланд-Ярд на этот дом и особенно вот на ту комнату. Что там, Крейвен? Что это за черное вещество?

Я хотел ответить, но не успел.

Из открытой двери часов раздался жуткий звук, сначала это напоминало вой волка, находящегося далеко-далеко и, казалось, искаженного ветром и пустотой. Но потом вой стал более пронзительным, душераздирающим и непривычным, это был звук не от мира сего, неописуемо дикий и враждебный визг, которым что-то выражало свою накопленную в течение веков ярость.

Торнхилл побледнел. Его глаза округлились, а губы задрожали. Но из его груди не вырвалось ни звука. А потом он повернулся к часам, его движения были неуклюжи, словно он действовал не по своей воле.

— Нет! — крикнул я. — Не ходите туда, Торнхилл?

Но даже если инспектор и слышал мои слова, он на них не прореагировал — или не смог прореагировать. Он медленно приблизился к двери, словно его шаги направляла невидимая безжалостная сила.

Я бросился вперед, схватил его и изо всех сил потащил назад. Мой взгляд упал на дверной проем.

И то, что я увидел, заставило меня оцепенеть.

Стены и потолок исчезли, и там, где раньше была тайная библиотека моего отца, сейчас снова простирался мир ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ — мир, который погиб двести миллионов лет тому назад. В одном месте, далеко впереди, земля дергалась и дрожала, как потрескавшаяся кожа огромного, безобразного зверя. Застывшие черные волны двигались, словно от боли.

Но в этом движении была своя система. Эта черная живая масса дрожала так, словно под самой ее поверхностью что-то ползло, медленно и тяжело, но целеустремленно и неудержимо. Что-то большое, массивное, чудовищно сильное…

— Боже мой, Крейвен, что это такое?

Пальцы Торнхилла с такой силой впились в мое плечо, что я от боли вскрикнул и отбросил его руку. Но он продолжал не отрываясь смотреть на ужасную картину, на подергивание и шевеление земли и на черное нечто, ползущее к нам по самой ее поверхности.

— Что это, Крейвен? — прохрипел он. Теперь уже он находился на грани безумия.

Волны приближались, казалось, что какое-то темное, бесформенное тело приближалось к поверхности. Это было похоже на бесшумный взрыв.

Во все стороны брызнул черный ил, словно в глубине разорвался снаряд мортиры. Куски омерзительной черной массы величиной с кулак полетели в нашу сторону, запачкали ковер и оставили черные полосы на стенах.

Что-то большое, бесформенное показалось на поверхности черной топи и издало ужасный рев. На мгновение мне показалось, что я вижу щупальца спрута, перекошенную рожу со страшным клювом попугая и одним-единственным кроваво-красным глазом, но потом это видение исчезло и моему взору предстала бесформенная черная масса величиной с медведя. С ее тела стекали тонкие, дрожащие струйки черной болотной жижи.

Я среагировал, даже не осознавая, что же делаю. Краем глаза я заметил, как рука Торнхилла скрылась под сюртуком и затем снова появилась, но на этот раз в ней был зажат длинноствольный пистолет.

Я повернулся и всей своей массой бросился на него. Пистолет с таким грохотом разрядился около моего уха, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Пуля пролетела над моей головой и попала в потолок. Торнхилл и я, вцепившись друг в друга, упали на пол.

Когда я снова вскочил на ноги, черное существо уже почти выбралось из часов. Оно шаталось. Большие куски болотной грязи, напоминавшей черный гной, отваливались от его тела и головы, открывая части человеческого лица.

Лица, искаженного гримасой такого неописуемого ужаса, который мне не приходилось наблюдать никогда в жизни.

Из широко открытого рта этой омерзительной рожи вдруг вырвался голос. Голос, в котором не было ничего человеческого, и в котором, кажется, звучали все муки ада.

— Помогите… мне, — прохрипел голос. — Вы… должны… мне помочь!

Но не слова заставили меня вскрикнуть и броситься вперед.

А сам голос. Он был мне знаком, точно также, как и искаженное от ужаса лицо.

Это был голос Рольфа.

* * *

— Черт побери, да лежите вы спокойно, Ван дер Гроот! — голос Говарда отозвался эхом под сводами подвала, и краешком глаза он заметил, как их охранник быстро поднял голову и недоверчиво посмотрел на них своими холодными глазами, однако не сдвинулся с места.

Ван дер Гроот застонал, когда пальцы Говарда коснулись его напухшего подбородка.

— Это… чертовски больно, — невнятно пробормотал он.

— Сейчас боль пройдет, — Говард держал его голову левой рукой, а кончиками пальцев правой ощупал его подбородок, нашел определенный нервный узел и быстро и сильно нажал на него. Ван дер Гроот вскрикнул, оттолкнул его руку и внезапно на его лице появилось удивленное выражение.

— Что… вы сделали? — спросил он, запинаясь. — Боль исчезла!

Говард ухмыльнулся и откинулся назад.

— Ничего особенного, — ответил он. — Просто маленький фокус. Может быть, и вы научитесь ему, если проживете достаточно долго, чтобы дорасти до более высокого поста, чем должность наемного убийцы.

Глаза голландца сузились от злости.

— Вы прекрасно знаете, что я не наемный убийца, Лавкрафт, — сказал он.

— Ах так? — воскликнул Говард. — А что же вы собирались сделать с Рольфом и со мной?

— Во всяком случае, это было бы не убийство.

— Назовите это как хотите, — ответил Говард. — Все сводится к тому же самому.

— Нет, это не так, — запротестовал Ван дер Гроот. — Вы были приговорены к смерти и скрылись от справедливого наказания. И теперь вы удивляетесь, что на ваши поиски посылают людей?

— Нет, — сухо возразил Говард. — Однако меня задевает, что для этой цели используются такие ничтожества, как вы и этот мнимый доктор Грей. — Он строго посмотрел на Ван дер Гроота и добавил: — Приговорен? Каким судом, Ван дер Гроот?

— Советом руководства ордена. А над ним стоит высшая юрисдикция мироздания.

— И вы верите в это?

В первый момент, казалось, Ван дер Гроот не знал, что и ответить. Голос Говарда был абсолютно лишен насмешки или издевки.

— Конечно, — сказал он наконец. — Почему вы спрашиваете, Лавкрафт? Вы же знаете, что никто из нас не действует с целью наживы или из других низких побуждений. Вы же сами были одним из нас, пока вы… пока вы не предали орден.

Последняя часть фразы звучала как-то упрямо. Он смотрел мимо Говарда наодетого в черное воина, но, казалось, его глаза видели нечто другое.

— Предательство? — Говард произнес это слово с особым ударением. — Какое именно предательство вы имеете в виду, Ван дер Гроот?

Голландец помедлил с ответом.

— Ну, — начал он. — Я… мне сказали, что вы предали орден, и мне показали приговор, подписанный и заверенный печатью Верховного Магистра ордена.

— И этого оказалось достаточно, не так ли? — Говард улыбался, но его улыбка была печальной. — Сейчас это, вероятно, уже не играет никакой роли, верите ли вы мне или нет, Ван дер Гроот, но я уверяю вас, что я ни в какой форме не предавал ни орден, ни кого-либо из братьев. Я выполнил обет молчания. Даже Рольф ничего не знает о моем… прошлом.

— Я не верю вам, — упрямо сказал Ван дер Гроот. — Верховный Магистр не вынес бы, ошибочный приговор.

— Так оно и есть, — сказал Говард. — С его точки зрения у него не было другого выбора, кроме как приказать ликвидировать меня. Я даже понимаю его, хотя, естественно, не могу полностью разделить его мнение. Но я не питаю к нему ненависти из-за этого.

— Что же вы тогда сделали, если не предавали орден? — поинтересовался Ван дер Гроот.

— Нечто еще более тяжкое, — ответил Говард. — Я узнал правду, Ван дер Гроот. Я узнал, что орден творит несправедливость и что его правила базируются на неверных принципах. Пусть цели его братьев и справедливы, но на плохой почве не вырастут хорошие деревья, и что бы орден ни делал, это принесет только зло.

Ван дер Гроот побледнел.

— Это… кощунство, — прохрипел он.

— Нет, — возразил Говард. — Это всего лишь правда. Но полагаю, нам не стоит об этом спорить. Похоже, что в данной ситуации вряд ли у кого-нибудь из нас будет возможность послужить той или другой стороне.

— Вы… думаете, что Некрон нас убьет? — прошептал Ван дер Гроот.

Говард замолчал, и через некоторое время голландец снова отвернулся и уставился на серую дымку, которая делила подвал на две неравные половины. Некрон и его верные слуги находились по другую сторону этого барьера. После того как старик ушел и забрал с собой Рольфа, с ними в качестве охранника остался лишь один воин.

Рольф…

Говард много бы отдал, лишь бы заглянуть за эту туманную завесу. Некрон и словом не намекнул, что он собирается делать с Рольфом. Говард не верил в то, что он собирается его убить. Некрон был жесток, но не глуп, и так же как и его люди, он никогда не убивал без причины, даже если эта причина могла быть ничтожной.

Нет, Говард не боялся за жизнь Рольфа. Только не сейчас. Но его угнетало чувство, что, возможно, смерть была не самым большим злом, которое могло случиться с его слугой и другом. Существовали вещи, которые были гораздо хуже, чем смерть.

Он глубоко вздохнул и снова обратился к Ван дер Грооту.

— А знаете, — сказал он, — если бы все не было так печально, я бы посмеялся над этим. Вы и ваши братья, возможно, являетесь единственной силой на земле, которая еще могла бы сдержать ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ. И вместо того, чтобы сотрудничать с этой силой, я бегу от вас и подобных вам, а вы пускаете в ход все средства, чтобы убить меня.

— Между нами нет ничего общего, — холодно ответил Ван дер Гроот. — Вы — предатель. Абсолютно все равно, как бы вы это ни называли. И смертный приговор в отношении вас будет приведен в исполнение, если не сейчас, так позднее. — Он злобно рассмеялся. — Почему бы вам не обратиться к Некрону? Его душа уже давно принадле-жит дьяволу. Может быть, он захочет с вами сотрудничать. Нам не нужны такие люди как вы, Лавкрафт. Господь бог даст нам силы победить демонов, которых вы называете ВЕЛИКИМИ ДРЕВНИМИ, а нам не потребуется для этого заключать сделку с Сатаной.

— Вы не верите в них, да? — спросил Говард.

— В кого? ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ?

Говард кивнул.

— Нет, — сказал Ван дер Гроот, немного подумав.

— Но разве не вы сами только что говорили, что ваш Верховный Магистр почувствовал присутствие Стульху?

— Это верно, — невозмутимо согласился Ван дер Гроот. — Если вы имеете в виду таких демонов, то в них я верю. Я знаю, что они существуют. Это злые духи и темные силы, которые живут в душе человека. — Он на мгновение задумался, посмотрел проницательным взглядом на охранника и продолжил: — Я верю в существование зла самого по себе. Если вы именно это имеете в виду, то вы правы. Но в таких существ, как ваши ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ, я не верю.

— Вы глупец, — сказал Говард. — Неужели вы так мало узнали за годы обучения, прежде чем вас приняли в орден? Или правила настолько упростились, с тех пор как я вышел из ордена? В мое время считалось честью называть себя храмовником!

— И сейчас также! — запротестовал Ван дер Гроот. — Но я не верю в истории, которыми можно напугать только детей или идиотов. Демоны из первобытных времен — это же смешно!

— А что же это было за существо, которое напало на нас в библиотеке? — спокойно спросил Говард.

Казалось, Ван дер Гроот на мгновение заколебался.

— Обман, — сказал он, но по его голосу чувствовалось, что это была всего лишь отговорка, в которую он и сам не верил. — Черная магия и дьявольские фокусы.

— Называйте это, как хотите, — сказал Говард. — Но это…

Он запнулся, некоторое время озадаченно смотрел на темноволосого голландца и потом резко встал. Он подошел к барьеру из тумана и успокаивающе поднял руку, когда воин, охранявший их, напрягся.

— Позови своего господина, — сказал он, — я должен с ним поговорить.

Воин несколько секунд нерешительно смотрел на него, потом повернулся и быстро исчез за стеной тумана. Вскоре он вернулся в сопровождении Некрона. За ними из тумана вышли еще два воина.

— Что вы хотите? — недовольно спросил Некрон. — У меня нет времени разговаривать с вами.

— Охотно вам верю, — насмешливо ответил Говард. — У вас сейчас одна забота, как бы отделаться от Стульху, не так ли? Насколько я могу судить, он не простит вас за то, что вы нарушили его приказ.

— А какое вам до этого дело? — вспылил Некрон.

— Никакого, — ответил Говард, пожав плечами. — Я подумал, мы могли бы заключить сделку.

— Сделку? — безжалостные глаза Некрона сузились. — Что за сделку, Лавкрафт?

— Вы совершили ошибку Некрон, — начал Говард. — Вы не выполнили приказ ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ и расстроили один из их планов, что, возможно, еще хуже.

— Вы так считаете?

— Не обращайтесь со мной как с дураком, Некрон, — вспылил Говард. — Роберт еще жив. Я не знаю, действительно ли он обязан этим вашему самоуправству, но если принять во внимание, что у ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ характер еще более скверный, чем у вас, то Стульху наверняка сделает вас козлом отпущения.

Некрон снова не ответил ему, и Говард продолжал:

— Вы сами знаете, что это так. Возможно, пройдет некоторое время, пока он среагирует, но когда это случится, его месть будет страшной Он не просто убьет вас. Я не знаю, что он сделает, но наверняка он придумает что-нибудь намного более занимательное.

— Что вы хотите? — спросил Некрон. Его голос был холоден как лед, но глаза сверкали.

— Хочу предложить вам сделку, — повторил Говард. — Я помогу вам прожить хотя бы еще несколько дней. Может быть, вам даже удастся добраться до своей легендарной крепости в горах и там забаррикадироваться — это не моя забота. Во всяком случае, вы покинете эту страну живым.

— И как же? — заинтересованно спросил Некрон.

Говард улыбнулся и покачал головой.

— Э, нет, так не пойдет, Некрон. Сначала мое условие.

— Вы не можете ставить условия, — прошипел Некрон. — Но, пожалуйста, говорите, чего вы хотите.

— Ничего кроме того, чтобы вы исчезли, — ответил Говард. — Вы уходите, забираете с собой своих людей и освобождаете меня, Рольфа, Ван дер Гроота и девушку. И оставляете в покое Роберта.

— И больше ничего? — с сарказмом спросил Некрон.

— Больше ничего, — ответил Говард. — Подумайте над этим, Некрон. Из-за вашего самоуправства положение изменилось. Вы пришли, чтобы убить Роберта и завладеть книгой, но ваше предательство Стульху все изменило. Сейчас мы союзники, нравится это нам или нет. Если мы хотим победить ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, то мы сможем это сделать только объединенными усилиями. Если это попытается сделать один из нас, то он погибнет.

— Вы недооцениваете меня, Лавкрафт, — жестко ответил Некрон. — И переоцениваете себя. Но хорошо, я слышал ваше требование. А что вы хотите мне предложить? — он хихикнул. — Билет на пароход до континента?

— Ворота, — спокойно ответил Говард.

На этот раз прошло несколько секунд, прежде чем Некрон ответил.

— Вы… знаете о… воротах? — спросил он, поколебавшись.

Говард кивнул.

— Да. А как бы я иначе так быстро добрался от Аркхема до Лондона, Некрон? Я знаю об этом и также знаю, что вы не сможете больше пользоваться теми воротами, через которые пришли сюда. Похоже, что сейчас вы не сможете воспользоваться вообще ни одними известными вам воротами. Все без исключения пути, по которым вы ходите, контролируются ВЕЛИКИМИ ДРЕВНИМИ. Вы прямиком попадете в пасть к Стульху, если воспользуетесь одними из ворот.

— И вы…

— Я знаю ворота, которые неподвластны их влиянию, — сказал Говард. — Я знаю, где они находятся и как ими пользоваться. Информация об этом — в обмен на нашу и Роберта свободу.

— Вы лжете? — заявил Некрон. Говард широко улыбнулся.

Старик одну бесконечно долгую секунду смотрел на него тяжелым взглядом, потом сжал кулаки и кипя от злости шагнул к нему.

— Говорите, где они! — приказал он. — Назовите место их нахождения!

— Они здесь, в Лондоне, — хладнокровно ответил Говард. Казалось, что гнев Некрона не произвел на него никакого впечатления. — Почему бы вам их не поискать?

Некрон запыхтел от злости.

— Я мог бы вас заставить силой!

— Попробуйте, — ответил Говард. — Вы многое можете, Некрон, я признаю это. Но только что вы говорили, что я вас недооценил, смотрите, не совершите такую же ошибку! Я не такой колдун, как вы или Роберт, но я достаточно разбираюсь в магии, чтобы защитить себя. Даже от вас.

— Ах так? — проскрипел Некрон. — Сейчас мы это посмотрим.

— Если вы, например, попытаетесь… — начал Говард.

Некрон поднял руки и забормотал непонятные слова на гортанном языке.

— …парализовать мою волю с помощью магических сил…

Между пальцами Некрона начали виться тонкие струйки серого дыма. Дыма, который, как паучьи лапы, потянулся по воздуху к Говарду и окутал его лицо.

— …то вполне возможно, что в своем подсознании я закрепил гипнотический приказ.

Дым повалил сильнее. Голос Некрона стал выше и пронзительнее, и вдруг он начал словно дервиш раскачиваться из стороны в сторону. Дымящиеся паучьи лапы так опутали голову Говарда, что его лица почти не было видно. Между ними что-то двигалось.

— …который убьет меня, если я захочу выдать тайну. Вы же используете такой же трюк со своими людьми, разве нет? Они тоже умирают, прежде чем успевают что-либо сказать или сделать против вас.

Некрон замер на полуслове с широко открытым ртом и поднятыми руками. Его кадык двигался вверх и вниз, словно он проглотил живую жабу.

— Вы лжете! — заявил он. Его голос дрожал. Говард пожал плечами.

— Испытайте меня, Некрон. Вы можете попытаться. Но у вас только одна попытка.

Несколько секунд Некрон смотрел на Говарда Лавкрафта сверкавшими от ярости глазами, потом он опустил руки, сжал их в кулаки и громко заскрипел зубами.

— Ну хорошо, — сказал он. — Ваша взяла. Во всяком случае в данный момент.

— Вы согласны?

— Согласен? — Некрон рассерженно покачал головой. — Нет, Лавкрафт. Не так быстро. Но я пока вас не убью. И я подумаю о вашем предложении.

— Подумайте, — посоветовал Говард. — Только не слишком долго.

* * *

— В сотый раз спрашиваю, — взревел Торнхилл. — Я хочу знать, что произошло в этом доме, Крейвен. Все. Все подробности.

При этом он хлопнул ладонью по крышке огромного письменного стола, который занимал большую часть его кабинета. Каждый, кто сидел с другой стороны этого стола на неудобном стуле для посетителей, казался самому себе маленьким и жалким. К тому же стул был слишком низким, и приходилось смотреть на Торнхилла снизу вверх; довольно подлый трюк, да к тому же еще и не особенно оригинальный.

Но он действовал, по крайней мере, что касается меня. Я не знал, сколько прошло времени с тех пор, как Торнхилл оторвал меня от Рольфа и передал двум своим помощникам.

Мы находились в Скотланд-Ярде — по крайней мере, я так предполагал, — и эта маленькая комната с узкими окнами с решетками на втором или на третьем этаже была кабинетом Торнхилла. От его приветливости и даже почти сочувствия, которые он демонстрировал в моем доме, не осталось и следа. Может быть, это было связано с тем, что здесь Торнхилл в известном смысле играл на своем поле.

А может быть, он просто считал меня убийцей.

— Итак? — Он больше не кричал, но спокойствие, с которым он говорил, было почти угрожающим.

Я поднял голову и провел тыльной стороной ладони по лбу. Мои глаза нестерпимо жгло, а во рту был неприятный горький привкус. Меня мучила жажда.

— Я вам все рассказал, Торнхилл, — тихо сказал я. — Поверьте мне. Я… не знаю, кто убил мою прислугу и похитил остальных.

Некоторое время Торнхилл смотрел на меня с прежним выражением на лице, потом вздохнул, откинулся назад и скрестил руки на животе.

— Знаете что, Крейвен? — сказал он. — А я вам даже верю.

— Тогда отпустите меня, — простонал я. — Я ничем не смогу вам больше помочь, поймите же это наконец! Боже мой, ведь эти мужчины увели моих друзей…

— Эти мужчины? — перебил меня Торнхилл. В его голосе звучала крайняя заинтересованность. — Что за мужчины, Крейвен? Откуда вы знаете, что это были мужчины?

— Я не думаю, что заложников взяли грудные дети, которые вылезли из своих детских колясок и устроили кровавую резню в моем доме, — гневно ответил я. — Я не знаю, кто они, и еще меньше я знаю о том, куда подевались Говард и Присцилла.

— Я и не утверждаю, что вы это знаете, — спокойно сказал Торнхилл. — Но вы знаете больше, чем сообщили нам. Гораздо больше!

Он наклонился вперед, и снова его спокойствие как ветром сдуло.

— Черт побери. Вы что, считаете английских полицейских дураками? — заорал он. — Я прихожу в дом, в котором произошла настоящая бойня, вытаскиваю вас из часов и нахожу комнату полную… полную… — Он судорожно искал подходящее слово. — Полную черт знает чего. А потом буквально из ничего появляется один из ваших пропавших друзей и…

— Почему вы не разрешаете мне поговорить с ним? — перебил его я. — Может быть, он смог бы ответить на некоторые ваши вопросы.

— В настоящий момент это невозможно, — ответил Торнхилл.

Я знал, что он сказал правду. Он и его люди сразу же увели меня из комнаты, когда появился Рольф, однако я успел заметить, в каком плохом состоянии находился личный слуга Говарда.

— Как он себя чувствует? — спросил я.

Торнхилл пожал плечами.

— Его отвезли в госпиталь, — сказал он. — Я распорядился, чтобы меня сразу позвали, когда он очнется.

Он прищурился.

— Что он имел в виду, Крейвен?

— О чем вы?

— О том, что он сказал, прежде чем потерял сознание, — сдавленным голосом произнес Торнхилл. — И если вы якобы забыли это, Крейвен, я напомню его слова: “Он хочет тебя, Роберт. Ему нужен ты!”

Он мог бы и не повторять этого. Я слишком хорошо знал, что имел в виду Рольф. Несмотря на это, я ответил, немного поколебавшись:

— Я не имею об этом никакого понятия, Торнхилл.

К моему большому удивлению, жирный сыщик не взорвался.

— Как хотите, Крейвен, — сказал он. — Нет, так нет. — Он холодно улыбнулся, резко встал и, обойдя стол, как шарик подкатился я но мне. — Встаньте, — приказал он.

Я повиновался.

— Что вы собираетесь делать? — спросил я.

Торнхилл едко улыбнулся.

— Я посажу вас в тюрьму, Крейвен, — ответил он таким тоном, словно я спросил, почему солнце всходит по утрам. — А что же еще?

Он потянул ко мне руку, но я невольно отпрянул назад.

— На каком основании?

Торнхилл запыхтел.

— На каком основании? Вы в своем уме, Крейвен? Да я найду дюжину оснований, чтобы упечь вас за решетку на две тысячи лет, если захочу.

— А разве вы только что не говорили, что считаете меня невиновным?

— Возможно, — улыбаясь, ответил Торнхилл. — Но этого не слышал никто, кроме вас, ведь так? — Он повернулся, распахнул дверь и сделал приглашающий жест. — Пожалуйста, мистер Крейвен. Камера для вас готова.

* * *

Звук, с которым решетчатая дверь захлопнулась за мной, отозвался у меня в ушах, как стук стальной крышки гроба.

Я долго стоял неподвижно и прислушивался к звуку ключа, который поворачивался за моей спиной, и к стуку моего сердца.

Тюремные двери.

Они все были похожи, в какой бы стране ты не находился.

Прежде чем я прибыл в Англию и начал новую жизнь в качестве богатого наследника-миллионера, я видел десятки таких дверей — с обеих сторон, — и достаточно часто они закрывались за мною, чтобы вновь открыться только через несколько месяцев. Из-за безобидных вещей — как, например, из-за кражи бутылки или других подобных “тяжких уголовных преступлений”.

Я надеялся, что этот отрезок моей жизни навсегда остался в прошлом, после того как я вступил во владение наследством своего отца, но мое прошлое вернулось ко мне.

От этого можно было прийти в отчаяние!

Стена вокруг моих воспоминаний все еще окутывала мое сознание, хотя она и стала более проницаемой, и я начал постепенно вспоминать то, что случилось до исчезновения Говарда и Присциллы.

“Он хочет тебя, Роберт!”

Слова Рольфа снова и снова эхом отдавались у меня в голове. Он хочет тебя!

Кто хотел меня? Кто был этот Он, и что он хотел от меня? Кто послал этих мужчин, которых я принял за Говарда и доктора Грея…

Я потряс головой, чтобы избавиться от боли в висках, подошел к узким нарам, которые были вделаны в противоположную стену, и улегся на них. Вопросы. Одни вопросы — и ни одного ответа.

И единственный человек, который, возможно, мог бы пролить свет на это — Рольф, — лежал на больничной койке, и нас разделяла дюжина закрытых стальных дверей и целая армия полицейских.

Какое-то время я серьезно подумывал о том, не позвать ли мне Торнхилла и не посвятить ли его во все детали, рассказав ему все с самого начала. Но потом я отбросил эту мысль.

Единственное, чего я мог бы этим достигнуть, это сменить камеру в подвале Скотланд-Ярда на палату в ближайшем сумасшедшем доме. Торнхилл просто не смог бы мне поверить.

Я откинулся назад, прислонил голову к холодной, влажной каменной стене и закрыл глаза. Моему организму требовался сон, к тому же все обстояло таким образом, что мне в любом случае было суждено пробыть в этой дыре как минимум до следующего утра.

А может быть, и не только до следующего утра. На моем счету числилось восемь мертвецов, а по моей оценке, Торнхилл будет все валить на меня, если не найдет никого другого, кто мог бы оплатить счет…

Я вздохнул, поерзал на жестких нарах, стараясь занять более удобную позу и скрестил руки за головой. Сон пришел почти мгновенно.

…Фигура была одета в белую ночную рубашку, всю залитую кровью и разорванную, черные волосы опалены А в глазах, прекрасных темных глазах, в которых должна была сверкать золотая и серебряная звездная пыль, светилась смерть, смерть, кровь и страх. Белоснежный лик Присциллы превратился в гримасу ужаса, в дьявольский портрет существа, которое не имело право жить и никогда и не жило. Падение сквозь время и пространство разъединило нас, но оно чуяло меня, следовало по моим следам, как борзая собака, и приближалось все ближе… ближе… ближе., ближе… Иногда фигура исчезала, словно корабль в штормовом море между застывшими черными волнами адского ландшафта, который являлся кулисами нашей странной гонки, но каждый раз она появлялась снова и с каждым разом все ближе, независимо от того, как быстро я бежал. Казалось, что ее скорость всегда была чуть-чуть больше моей и я знал, что не смогу убежать от нее и…

Я с криком вскочил с нар. В камере было темно и черно как в могиле. Пока я спал, уже наступила ночь.

Но я не был больше один…

Что-то находилось рядом. Невидимое, бестелесное и смертельно опасное.

Снаружи в коридоре послышались шаги, потом в замке зазвенел ключ, а дверь резко распахнулась. В камеру заглянул рыжеволосый парень с резко очерченным подбородком и темными, утомленными глазами. В правой руке он держал лампу, которую направлял прямо мне в лицо.

— Что случилось? — спросил он. — Кто это кричал как резаный?

— Кричал? — Мне даже не пришлось притворяться, чтобы мои слова прозвучали удивленно. Мое сердце колотилось. Мне стоило большого труда сконцентрироваться на словах полицейского.

— Черт побери, да! — заорал тот. — Я ясно слышал!

— Я… я не знаю, — солгал я. — Я спал. Может быть… кто-нибудь в другой камере?

— Там никого нет, — ответил охранник, покачал головой и снова полуприкрыл дверь. Потом он строго посмотрел на меня. — Если вы, дорогуша, позволите себе какие-нибудь глупые шуточки, — сказал он, — то имейте в виду, что у меня тоже есть чувство юмора. Только я не знаю, понравится ли вам мой юмор.

— Я… ничего такого не сделал, — ответил я как можно убедительнее. — Возможно… я кричал во сне.

— Во сне, да? — он на мгновение задумался. Внезапно выражение его лица стало значительно приветливее. — В первый раз здесь?

Я кивнул.

— Тогда я могу вас понять, — сказал он. — Не очень-то приятно сидеть здесь под замком. Но всего лишь одна ночь — что-то рановато для тюремной аллергии. Кто ведет ваше дело?

— Торнхилл, — ответил я.

— Ой-ой-ой, — пробормотал охранник. — Ну тогда желаю успеха. От него еще ни один не ушел. Если хотите услышать от меня совет — скажите ему всю правду, это поможет вам избежать массы неприятностей.

— А если я невиновен?

— Тогда скажите ему об этом, — сказал он. — Если это правда, тогда он вам поверит. — Тюремщик ободряюще улыбнулся, повернулся и закрыл за собой дверь. Зазвенели ключи, и потом я услышал его удаляющиеся шаги.

Со вздохом я снова опустился на нары. Хорошо, что охранник не задержался в камере еще хотя бы на десять секунд. Мое самообладание было на исходе. В конце разговора его лицо начало расплываться перед моими глазами, и сквозь его черты на меня снова уставилась страшная рожа демона из моего кошмара, мерзкая карикатура на любимые черты Присциллы…

Но был ли это действительно только сон? Все казалось таким подлинным, таким невероятно реальным, что это было просто непостижимо.

Мне действительно всего лишь приснился мир ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ или я побывал там?

Я попытался забыть увиденное, но от этого мне стало еще хуже. Если бы ко мне могла вернуться память!

Мысль о том, что Присцилла могла действительно превратиться в эту… эту бестию, была…

Где-то совсем рядом что-то заскрипело.

Я замер. На мгновение я потерял способность даже думать.

Звук стал громче, явственнее… Словно поворачивалась дверь на старых, ржавых шарнирах…..

Весь дрожа от ужаса, я медленно поднял голову и посмотрел налево.

На противоположной стене камеры возник контур. Узкий, высотой около полутора метров прямоугольник, образованный тонкими, зелеными мерцающими линиями — контур двери!

И эта дверь медленно, очень, очень медленно открылась наружу…

За дверью колыхалась бесконечность.

Мир, такой чужой, что он просто не поддавался человеческому восприятию. И я не смогу его описать в этих строках. Можно назвать внешние признаки, вещи, которые можно увидеть и потрогать, но только не ужас, который, как зловоние чумы, исходил от этого мира, мира, в котором не было места жизни, в котором правили смерть и страх и биение пульса которого определялось одним только ужасом.

Равнина, черная, как ад, и слегка волнистая, как поверхность океана, изгаженная страшными, неописуемыми вещами, которые прорывались на подернутую рябью поверхность.

Небо, которое никогда не освещалось светом солнца, на котором не было видно ни одной звездочки и на котором царил костлявый лик бледной, мертвой луны.

И — далеко, далеко — фигура, которая медленно приближалась.

Белая.

Белое платье, испачканное кровью. Темные волосы, которые развевались и трепетали, как голова Медузы. Когти, смертоносные и острые как кинжалы. Искаженная дьявольская рожа, на которой знакомые черты превратились в омерзительную карикатуру.

А потом я услышал голос.

Сначала я его даже не узнал — это был пронзительный визг, крик дьявольской ярости, который доносился до меня и становился все громче и громче, но потом я смог различить и слова.

— Мы доберемся до тебя, Роберт Крейвен, — пропищал он и злобно захихикал. — Мы доберемся до тебя, Роберт Крейвен. Ты мертвец.

И это был не просто чей-то голос, точно так же как и дьявольская рожа была не просто какой-то незнакомой рожей.

Это был голос Присциллы, и именно ее губы произнесли эти слова.

Я начал кричать и на этот раз не замолк даже тогда, когда дверь распахнулась.

Я даже не заметил, как рыжеволосый полицейский отпрянул назад, словно от удара, и тоже закричал.

Что-то светлое, сверкающее вылетело из отверстия в стене и словно пылающий ореол окружило его тело. И в этом ореоле замелькали дьявольские рожи и дымящиеся призрачные пальцы, которые хватали его за волосы и тянули за одежду, впивались в его лицо и пытались выцарапать ему глаза.

Не думая больше ни о чем, я вскочил, бросился на него и вытолкнул его за дверь. Мне показалось, что я услышал яростное шипение, потом что-то ударило меня в спину.

Еще до того как я успел почувствовать боль, у меня потемнело в глазах…

* * *

Лицо девушки было бледным, как у мертвой. Ее глаза были закрыты, а губы побелели и походили на два тонких, бледных шрама на белой коже.

Некрон медленно поднял руку, наклонился вперед и почти нежно прикоснулся кончиками пальцев к губам спящей. На несколько секунд он неподвижно застыл в этой позе, потом убрал руку, резко выпрямился и повелительным жестом подозвал двух своих воинов. Воины подошли ближе и смиренно склонили головы, чтобы выслушать приказ своего господина.

— Вы оба отвечаете жизнью за эту девушку, — сказал Некрон. — Никто не должен прикасаться к ней. Убейте каждого, кто посмеет хотя бы приблизиться к ней.

Оба воина молча обнажили свои мечи и заняли место справа и слева от импровизированного ложа, на котором лежала девушка.

Еще некоторое время Некрон смотрел на лежавшую без сознания девушку со странным чувством неверия и озадаченности, потом повернулся и задумчиво посмотрел на Говарда и на Ван дер Гроота. Четыре воина притащили их сюда и теперь крепко держали за руки.

— Я обдумал ваше предложение, Лавкрафт, — тихо сказал Некрон.

Говард поднял голову. Прошло уже несколько часов, как он последний раз разговаривал с Некроном; солнце уже зашло, а вместе с ним почти исчезла и его надежда.

— Вы согласны? — спросил он.

Некрон не ответил. Вместо этого он сделал быстрый знак одному из двух воинов, которые держали Говарда. Воин поднял руку и нанес пленнику удар по затылку. Говард с приглушенным стоном упал на колени, сжал зубы и снова вскрикнул, когда воины рывком поставили его на ноги.

Некрон тихо засмеялся.

— Это в качестве предупреждения, Лавкрафт. Вы будете говорить только тогда, когда я вам позволю. Как я уже сказал, я обдумал ваше предложение. То, что вы мне предложили, можно было бы назвать шантажом, разве нет?

— Я предлагаю сделку, — возразил Говард. — Вашу жизнь за наши и за жизнь мальчика.

— Одну жизнь за четыре?

— Собственная жизнь всегда немножко дороже, разве не так?

Воин снова поднял кулак, но на этот раз Некрон в последний момент жестом остановил его. Он даже рассмеялся. Но таким смехом, от которого у Говарда по спине побежали мурашки.

— Вы меня рассмешили, Лавкрафт, — сказал он. — Или вы действительно очень смелы, или глупы. Но теперь ближе к делу.

Он отступил немного в сторону, чтобы Говард мог видеть лежавшую без сознания Присциллу, и продолжал:

— Как я уже говорил, я обдумал ваше предложение.

— У вас нет другого выхода, кроме как принять его, — тихо сказал Говард. — Вы знаете, это вы со своими людьми сидите в ловушке. Рано или поздно здесь появится Стульху или его твари. Тогда с вами будет покончено.

— Это вполне возможно, — невозмутимо признал Некрон. — Несмотря на это, я не пойду на сделку, которую вы мне предлагаете. У меня есть идея получше. — Он едва заметно усмехнулся. — Я заставлю вас сказать мне, где находятся эти ворота — если, конечно, они вообще существуют.

— И каким же образом? — спросил Говард. — Я не боюсь смерти, Некрон. А ваши магические фокусы со мной не пройдут.

— Кто говорит о магии? — возразил Некрон, улыбаясь. — Видите ли, Лавкрафт, вы европеец, а европейцы всегда уступали нам в известных областях. Например, в перенесении боли. Или в причинении.

Говард судорожно сглотнул.

— Вы хотите меня… пытать?

— Подобная мысль приходила мне в голову, — сказал Некрон. — Но только на мгновение. Я уверен, что вы долго бы не выдержали боли, но я почти так же уверен, что вы нашли бы какой-нибудь путь, чтобы убить себя, прежде чем вы начнете говорить. Как вы сами видите, я не совершаю ошибку, недооценивая вас. Но у меня есть еще двое пленников, не так ли?

Он показал на Ван дер Гроота, который испуганно вздрогнул.

— Мои люди большие специалисты в причинении боли, — продолжал Некрон. — А также в том, чтобы жертва как можно дольше оставалась живой. Я бы мог продемонстрировать вам это на примере этого глупца, Лавкрафт. Это была бы небольшая потеря.

— Почему же вы не делаете этого? — холодно спросил Говард. — Мы отнюдь не друзья. Вы думаете, я предал бы Роберта, чтобы спасти человека, который хотел меня убить?

— Вы блефуете, — сказал Некрон. — Я знаю вас лучше. Вы будете говорить. Я убежден, что вы не сможете спокойно смотреть, как кто-то другой страдает вместо вас. Но, как я уже говорил, это только мое личное мнение. Я могу и ошибаться. Поэтому мне пришло в голову лучшее решение.

Он посмотрел на Говарда проницательным взглядом, внезапно повернулся и, сделав быстрый шаг, рказался позади ложа Присциллы. Он схватил ее за волосы и рывком поднял голову. Она не проснулась, но с ее губ сорвался негромкий стон.

— Я даю вам слово, Лавкрафт, что мои люди замучают эту девушку на ваших глазах до смерти, — тихо сказал он. — Скажите мне, где находятся ворота!

— Я… скажу вам все, — удрученно сказал Говард. — Вы выиграли, Некрон. Оставьте девушку в покое.

Некрон торжествующе осклабился и жестом приказал воину отойти.

— Они… здесь, — тихо сказал он. — Здесь, в доме. Этот подвал находится под домом Роберта, ведь так?

— Откуда вам это известно? — подхватил Некрон. В его глазах опять было недоверие.

Говард тихо рассмеялся.

— Я не дурак, Некрон. Я достаточно часто бывал здесь. Некоторые ящики там за вашей спиной я сам принес сюда, вместе с Андарой. Ворота находятся здесь, так сказать, буквально над вашей головой.

— Здесь? — недоверчиво повторил Некрон. — Ворота? Магические ворота ДРЕВНИХ здесь, в доме?

— Андара нашел их много лет тому назад, — подтвердил Говард. — Он, я и еще несколько друзей попытались изменить их полярность для наших целей и доставить их сюда. И это удалось. — Он тихо засмеялся. — Они все еще здесь и они работают. Отпустите нас, и я покажу вам…

— Теперь это уже не понадобится, — перебил его Некрон.

— Что это значит?

— Ничего, — Некрон улыбнулся. — Теперь я знаю то, что хотел знать, Лавкрафт. Я и мои люди уйдем, как только у нас будет…

— Вы нарушаете свое слово?

— Я не давал вам слова, которое я мог бы нарушить, — холодно заявил Некрон. — Я пришел, чтобы вернуть свою собственность, — и я получу ее. Что же касается другого момента, — добавил он после небольшой паузы, — я готов согласиться с вами, Лавкрафт. Было бы ошибкой устранять вас и Крей-вена. Когда этот… “сынок колдуна” передаст мне книгу, тогда я подарю вам вашу жалкую жизнь. Кто знает, может быть, вы еще когда-нибудь и пригодитесь.

— Мы должны сотрудничать, Некрон, — произнес Говард почти умоляющим тоном.

Некрон рассмеялся.

— Никогда. Я оставляю вас, Крейвена и девушку в живых, и это уже гораздо больше, чем вы заслужили. Рассматривайте это как знак моей чрезмерной доброты. А теперь довольно. У меня дела. Необходимо подготовиться. Молитесь, чтобы ваш слабоумный помощник поскорее отыскал этого молодого дурачка, так как мое терпение не бесконечно.

— Рольф? — Говард огляделся вокруг, как будто он заметил отсутствие Рольфа только сейчас. — Вы послали его к Роберту?

Некрон кивнул.

— Да. И по такому пути, который вас позабавит. Только сейчас, когда я все знаю, мне стала очевидна ирония моего выбора, — колдун злобно хихикнул.

— Что это значит? — спросил Говард. — Что вы сделали с Рольфом?

— Сделал? Ничего. Я отослал его назад как посланца и, если хотите, как человека, который проверит безопасность моего обратного пути. Посмотрим, доберется ли он.

Прошло несколько секунд, пока Говард понял.

— Вы… послали его через… через одни из ваших ворот? — задыхаясь, спросил он.

Некрон утвердительно кивнул.

— Это был самый короткий путь.

— Вы сумасшедший! — воскликнул Говард. — Вы заставили Рольфа пройти через ворота, хотя вы знали, что за ними поджидает Стульху и…

— Не знал, — хихикая, перебил его Некрон. — А только предполагал. Я не думаю, что Стульху захочет уничтожить такого безобидного дурачка как Рольф.

— А если он уже сделал это? — спросил Говард. Внезапно его голос зазвучал холодно.

Некрон пожал плечами.

— Тогда я найду другой путь к Крейвену, — сказал он. — Сейчас, когда я знаю местонахождение неохраняемых ворот, время не играет больше никакой роли.

Говард вскрикнул, бросился вперед и потянулся руками к горлу старика. Один из воинов сделал молниеносное движение, и Говард споткнулся, грохнулся на каменный пол и, скрючившись от боли, остался лежать там, хватая ртом воздух. Его глаза застилал туман, когда он наконец нашел в себе силы перевернуться на спину и посмотреть на старика.

— Вы дьявол, — прохрипел он. — Вы… проклятый… дьявол.

Некрон тихо рассмеялся.

— Слишком большая честь для меня, Лавкрафт, — сказал он. — Такого комплимента я не заслужил. Во всяком случае, пока не заслужил.

* * *

— Ну хватит. Мне совершенно все равно, какие у вас причины скрытничать, Крейвен. То, что случилось здесь, уже слишком. Я хочу знать, что за игра тут ведется. Немедленно и со всеми подробностями.

Глаза Торнхилла смотрели на меня холодно, и внутренний голос мне подсказывал, что он не шутил. Один из охранников поднял его прямо с постели и привез сюда ко мне. Торнхилл молча выслушал все, что ему мог рассказать рыжеволосый охранник, потом, недолго думая, выпроводил из камеры всех, кроме меня и рыжего, закрыл дверь и начал говорить.

Он говорил о многом, и ничего из его речи мне не понравилось. Несколько раз прозвучали слова “сумасшедший дом”, “пожизненно” и многое другое.

— Мне нужно к Рольфу, — тихо сказал я, не поднимая глаз. — Пожалуйста, Торнхилл, пустите меня к нему. Я не возражаю. Вы можете заковать меня в кандалы, но я должен попасть к нему.

— Нет, — тихо, но твердо сказал Торнхилл. — Нет, пока вы не расскажете.

— Вы мне не поверите, — возразил я.

— Верить? — Торнхилл вздохнул. — Вам еще надо многому учиться, молодой друг, — сказал он, и его голос прозвучал неожиданно мягко. — Например, тому, что полицейский принципиально ничему не верит, а руководствуется лишь фактами. — Он покачал головой, прислонился к двери камеры и поочередно бросал взгляды то на меня, то на рыжего полицейского, который с несчастным видом сидел на краю моих нар.

— Расскажите еще раз, Девон, — сказал Торнхилл. — Что здесь произошло?

Девон с трудом поднял голову. Казалось, что слова Торнхилла вывели его из транса. Его взгляд блуждал.

— Я… сам точно не знаю, — сказал он жалобным голосом. — Крейвен закричал, и тут возник этот голос.

— Его голос?

— Нет, — ответил Девон, поколебавшись, и очень неуверенно. — Я… думаю, нет. Я уверен, что это был не его голос. Он смеялся и… и что-то прошептал. Что-то… — Он запнулся, снова уставился в пол и беспомощно развел руками.

— “Мы доберемся до тебя, Роберт”, — сказал я. Голова Девона дернулась. Его глаза расширились.

— Да, — прошептал он. — Вы… тоже слышали его?

На этот раз я чуть не рассмеялся.

— Дальше, — быстро сказал Торнхилл, и Девон продолжил:

— Когда я вошел в камеру, здесь был этот свет и… — Он снова запнулся, нервно улыбнулся и бросил на меня вопрошающий взгляд. — И привидение, — выдавил он из себя наконец. Я почувствовал, как трудно ему было произнести это слово.

Странно, но Торнхилл остался совершенно спокоен. Он и бровью не повел и тогда, когда Девон рассказывал свою историю в первый раз.

— Оно… схватило меня, — продолжал полицейский, немного помолчав. — И потом… потом что-то случилось со мной. Я… я не знаю, что это было. Я… это было… это было, как… как будто что-то высасывалось из меня. Как… — Его голос дрогнул, готовый сорваться. Он несколько раз глубоко вздохнул, заставил себя успокоиться и, запинаясь, медленно продолжал: — Казалось, как будто меня пожирают изнутри. Я не могу это описать иначе. Потом Крейвен вытолкнул меня в коридор — это все, что я помню.

Он замолчал, Торнхилл тоже не произнес ни слова. Потом он улыбнулся, отошел от двери и бросил на Девона ободряющий взгляд.

— Ну хорошо, Девон. Идите домой и отдохните. Я скажу капитану, что у вас до конца недели оплачиваемый отпуск по болезни, и — никому ни слова, понятно?

Девон кивнул, вскочил и почти бегом покинул камеру. Торнхилл снова закрыл за ним дверь.

— А теперь я хочу услышать конец этой истории, — сказал он, обращаясь ко мне.

— Даже если он будет звучать еще более странно, чем то, что вы уже слышали? — спросил я.

Торнхилл жестко рассмеялся.

— Я же вам уже однажды говорил, Крейвен, что принципиально ничему не верю, — сказал он. — Но я также принципиально считаю, что нет ничего невозможного, если, конечно, мне не докажут обратное. Что касается истории Девона — я не верю, что на него напало привидение. Но я также знаю, что он не высосал эту историю из пальца, чтобы поважничать. Что случилось в действительности?

— Я знаю не больше вашего, — ответил я подавленно. — И это правда, Торнхилл. Я только знаю, что кто-то преследует меня, кто-то или лучше сказать — что-то.

— И что же такое это… что-то? — спросил он с ударением на последнем слове. — Наверняка не дух вашей покойной бабушки, который никак не успокоится, ведь так?

Я посмотрел на него, плотно сжал губы и ничего не ответил. Лицо Торнхилла помрачнело, и я чувствовал, что его терпение на пределе.

И потом я сделал то, что не делал никогда прежде в моей жизни и даже не подозревал, что это мне удастся.

И что я никогда больше не должен буду делать в моей жизни.

Я встал, поднял руку и протянул ее Торнхиллу.

— Идите сюда, — сказал я.

Торнхилл заколебался, его взгляд ощупал мою руку, словно он боялся, что она в любой момент может превратиться в змею. Потом он покинул свое место у двери, подошел ко мне и нерешительно коснулся моих пальцев.

Я схватил его руку, и он не успел даже вскрикнуть от испуга. Мои пальцы изо всех сил сомкнулись вокруг его и сжали их.

И в первый раз в своей жизни я в полном объеме использовал силу, которую унаследовал от своего отца.

Это было ужасно.

Моя душа — часть моей души, что-то, о чем я до сих пор даже и не подозревал, что-то темное и мрачное, что словно лава поднялось с самого дна моей души, — прикоснулась к его душе, одним ударом смела барьеры, которые защищают человеческое сознание от безумия и гибели.

На одно мгновение, одно страшное, бесконечное мгновение, может быть, не дольше чем на миллионную долю секунды, мы стали одним целым. Это было не так, как я себе представлял. Я не читал его мысли и не передавал ему знания — я был Торнхиллом. Его жизнь, все богатство его личного опыта и информация, которая хранилась в миллионах извилин его мозга, внезапно оказалась во мне.

Я помнил каждую секунду его жизни, каждый триумф, каждое поражение, каждый разговор, каждый позор и каждую неприятность, каждую крупицу знаний, накопленных им, за одну миллионную долю секунды я прожил пять десятилетий и теперь многое знал.

А он стал мной. Выражение ужаса в его глазах подсказало мне, что это было именно так, что он переживал то же самое, что он стал Робертом Крейвеном, сыном колдуна, переживал мою юность, мою жизнь вора в трущобах Нью-Йорка, чувствовал мой страх, когда узнал, кто я, мой неописуемый ужас, когда я понял, что кроме нашего мира существует второй, более страшный мир, чувствовал мою беспомощность… Наши руки разъединились. Я пошатнулся, опустился на нары и закрыл лицо руками, а Торнхилл продолжал стоять в оцепенении и смотрел на меня расширенными от ужаса глазами.

У него в лице не было ни кровинки. Его губы дрожали, и внезапно его руки начали дергаться, словно он потерял контроль над своими конечностями.

— Что… — прохрипел он. — О боже, Крейвен, что… что вы… сделали?

— Я не хотел этого, — пробормотал я.

Мой голос тоже дрожал, и я чувствовал, что начинаю терять самообладание. Ужас парализовал меня. Я ворвался в его душу, узнал и извлек на белый свет самые сокровенные тайны этого человека, которые принадлежали только ему и которые не имел права знать никто другой в мире. Я заставил его разделить со мной мою собственную жизнь, я изнасиловал его душу и, возможно, разрушил основу того, во что он верил. Я произвел вскрытие жизни этого человека только потому, что я так хотел, из-за одного-единственного необдуманного порыва. И внезапно я со всей ясностью понял, какую чудовищную силу оставил мне в наследство Родерик Андара!

— Я не хотел этого, Торнхилл! — задыхаясь проговорил я. — Пожалуйста, поверьте мне! Я… я сам не знал, что делаю. Простите меня, пожалуйста!

Торнхилл неуклюже шагнул ко мне, поднял руку и положил ее мне на плечо.

— Все в порядке, Роберт, — сказал он. — Я знаю, что ты… что ты не мог предвидеть этого. — Он шумно вздохнул, нервно провел кончиком языка по губам и сел рядом со мной на нары.

Мне казалось, что я знал, что происходило у него в душе, и если даже это было не так уж и страшно по сравнению с тем, что переживал я, то все равно для него это были адские муки.

— Простите меня, — пробормотал я еще раз. — Я не хотел этого. Я только хотел, чтобы… чтобы вы поверили мне.

Торнхилл засмеялся, но для меня это прозвучало как крик. Внезапно он схватил меня, грубо повернул за плечо и начал изо всех сил трясти.

— Это все правда? — заорал он. — Скажите мне, Крейвен! Если это был только трюк, чтобы…

Я осторожно убрал его руки с моих плеч, отодвинулся немного в сторону и покачал головой.

— Это был не трюк, Торнхилл! — сказал я.

Он знал, что я говорю правду. Он ни секунды не сомневался в этом. Приступ внезапной ярости былпоследней, отчаянной попыткой закрыть глаза на правду.

Торнхилл застонал, закрыв глаза, прислонился к стене и судорожно сглотнул.

— Это… это ужасно! — воскликнул он, задыхаясь.

— Но это правда, — сказал я. — И боюсь, может произойти еще гораздо более страшное, если мы не пойдем к Рольфу и не попытаемся выяснить, что он хотел нам сказать.

Торнхилл кивнул, но на меня даже не взглянул.

Он избегал моего взгляда и позже, когда мы покинули здание Скотланд-Ярда и отправились в экипаже, запряженном четверкой лошадей, на север к госпиталю “Ридженси”.

* * *

Даже ночью здание госпиталя было наполнено светом и жизнью. Палата Рольфа находилась в самом конце одного из бесчисленных коридоров, которые пронизывали госпиталь, как ходы каменного муравейника. Перед дверью дежурил полицейский в черной униформе лондонских “бобби”, который вскочил при появлении Торнхилла и попытался придать своему заспанному лицу выражение служебного рвения. Торнхилл нетерпеливым жестом прогнал его с дороги, открыл дверь и недовольно замахал руками, когда сопровождавший нас врач хотел последовать за нами в палату Рольфа.

— Мы должны поговорить с ним наедине, — сказал он.

Врач явно колебался.

— Мужчина тяжело болен! — заявил он. — Я не знаю, стоит…

— А я знаю, — сердито перебил его Торнхилл. — Мы быстро, доктор, это я обещаю, но мы должны поговорить с ним, причем одни.

Какое-то время врач еще сопротивлялся, но только взглядом, не словами. Но потом резко повернулся и, оскорбленный, удалился.

Торнхилл пренебрежительно усмехнулся и прежде чем закрыть дверь, еще раз вышел в коридор и убедился, что вблизи нет никого, кто мог бы нас подслушать.

Рольф лежал в палате один: две другие кровати были пустые. Он спал; по крайней мере глаза его были закрыты, и он не открыл их даже тогда, когда Торнхилл склонился над ним и потрогал его руку.

— Дайте я попробую, — тихо сказал я.

Торнхилл с сомнением посмотрел на меня, потом кивнул и отступил в сторону, чтобы дать мне место.

Увидев лицо Рольфа, я испугался. Оно было умыто, и врач обработал раны, но вид его был, пожалуй, страшнее, чем утром, когда Рольф из последних сил выполз из трясины, его лоб лихорадочно блестел, а щеки запали, и на них лежали серые тени. Губы у него потрескались, и беглого взгляда на его руки было достаточно, чтобы увидеть, что ногти обломались, словно он пытался голыми руками прорыть себе путь из-под земли. Его тело дрожало под одеялом, словно у него был озноб. Я осторожно наклонился вперед, положил ладонь ему на лоб и прошептал его имя. Рольф тихо застонал, покачал головой и на мгновение открыл глаза. Взгляд его был совершенно пуст. Единственное, что я смог в нем прочесть, — это страх, невероятно сильный страх.

— Он просыпается, — прошептал Торнхилл.

Быстрым жестом я приказал ему замолчать, сел на краешек кровати и взял левой рукой руку Рольфа, моя же правая рука оставалась лежать у него на лбу. Я постоянно шептал его имя, но прошло довольно много времени, пока он снова среагировал.

Его потрескавшиеся губы открылись, и из груди вырвался глухой стон, полный боли. Потом он открыл глаза.

— Все в порядке, Рольф, — быстро сказал я. Его взгляд блуждал, а рука неожиданно так крепко сжала мою, что я чуть было не вскрикнул от боли.

— Не бойся, Рольф, — продолжал я спокойным тоном. — Ты в безопасности. Все хорошо.

— В… безопасности? — повторил он. — Что… где… о боже, где я? Как… Говард? Он…

— Вам не нужно беспокоиться, — сказал Торнхилл. — Вы в госпитале. Кошмар закончился.

Рольф удивленно заморгал, несколько секунд смотрел на Торнхилла и потом снова повернулся ко мне.

— А это еще кто?

На этот раз я не смог удержаться от улыбки. Если Рольф снова заговорил на своем ужасном диалекте, значит, все в порядке. Он говорил на чистом литературном английском только тогда, когда был совершенно выбит из колеи.

— Это не играет сейчас никакой роли, — сказал я. — Он… друг. Ты помнишь, что случилось?

— Помню ли? — широкое лицо Рольфа помрачнело. — Еще бы, — проворчал он. — Некрон приказал своим черным бестиям увести нас. У него Говард и девушка.

— Некрон?

Я не смотрел на Торнхилла, но краешком глаза я заметил, как его лицо напряглось. Его голос дрожал от волнения.

— О ком вы говорите, дружище?

— О старике! — проворчал Рольф. — Об этой старой перечнице Некроне. О ком же еще?

— Нек… — Торнхилл запнулся на полуслове, шумно втянул воздух и взволнованно наклонился вперед. — Вы же не имеете в виду… Некрона, этого… салемского колдуна? — задыхаясь, спросил он. — Некрона — властелина крепости Дракона?

— О нем я и говорю, — ответил Рольф. — Но вам-то какое до этого дело?

— Все в порядке, Рольф, — быстро сказал я. Потом я обратился к Торнхиллу. — Вы знакомы с ним? С этим Некроном?

— Знаком? — Торнхилл энергично покачал головой. — Конечно, нет. Но я слышал о нем. Но до сих пор я считал, что это всего лишь легенда, которой можно испугать только детей.

— Если я доберусь до него, — мрачно пообещал Рольф, — то тогда им не испугаешь больше даже ни одной собаки.

— Ты должен нам все рассказать, Рольф, — попросил я. — Что случилось? Почему он похитил Говарда, и как ты… — Я запнулся, смущенно улыбнулся и начал снова. — Как тебе удалось бежать?

— Бежать? — лицо Рольфа скривилось, и он смущенно уставился в потолок. — Никак, — признался он растерянно. — Он отпустил меня. Я не знаю, что он задумал. Два его головореза схватили меня и швырнули в какую-то дверь. И следующее, что я помню, — это черная трясина. — Он с отвращением скривил губы, но больше ничего не сказал. Но я слышал его крики. Рольф прошел сквозь муки ада, пока находился в мире ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ.

— Он тебя отпустил? — спросил я, когда стало ясно, что он не собирается продолжать.

Рольф кивнул.

— Я… должен тебе кое-что передать.

— И что же? — Вообще-то этот вопрос был излишним. Я знал, что Некрон хотел от меня.

Вместо ответа Рольф повернул голову на подушке и внимательно посмотрел на Торнхилла.

— Ты можешь ему доверять, — сказал я.

— Доверять? — глаза Рольфа сузились. — Что ему известно?

— Все, — сказал я. Рольф вздрогнул, и я быстро добавил: — Во всяком случае, достаточно. Ты можешь говорить.

— Ему нужен ты, — тихо сказал Рольф. — Ты и книга, Роберт. Но я не знаю, что ему нужно еще.

— Книга? — Торнхилл встревоженно посмотрел на меня. — Ему нужен “Necronomicon”.

Рольф удивленно посмотрел на меня.

— Черт побери, этому типу известно все? — спросил он укоризненно.

— Достаточно, — ответил вместо меня Торнхилл. — Во всяком случае достаточно, чтобы понять, что мы не можем отдать ему эту книгу. Куда он и его люди увели Лавкрафта и девушку?

— Почему “мы”? — спросил я с ударением на последнем слове. Я намеренно сделал вид, что не слышал последнюю часть его вопроса. — До сих пор я был единственный, кто знал, где находится…

Нет, я был не единственный, кто знал, где спрятана книга! Был еще один человек. Человек, который также хорошо знал все мои мысли и тайны, как будто они были его собственные.

— Не пытайтесь вмешиваться в дела, которые вас не касаются, — угрожающе сказал я.

Торнхилл тихо засмеялся.

— Я? Мне кажется, вы здесь что-то путаете, Крейвен. Вы меня спрашивали, хочу ли я знать все эти вещи. Я не хотел их знать и отдал бы свою правую руку за то, чтобы суметь их снова забыть. Но теперь я участвую в этом, в этом деле…

— Это не одно из ваших полицейских дел, Торнхилл, — резко перебил его я. — Вы можете мне помогать, но не пытайтесь помешать мне. Здесь идет речь больше чем просто о книге со старыми заклинаниями. Жизнь моих друзей в опасности.

— Вы прекрасно знаете, что “Necronomicon” — это не книга со старыми заклинаниями, — холодно ответил Торнхилл. — Вы же не собираетесь на самом деле отдать ее Некрону?

— Он убьет Говарда и малышку, если не получит книгу, — сказал Рольф.

— Он не сделает этого, — ответил Торнхилл раздраженно. — Я ему не позволю.

— Вы? — Я рассмеялся намеренно пренебрежительно. Торнхилл побледнел и бросил на меня яростный взгляд. — Вы же прекрасно знаете, Торнхилл, что не сможете сделать этого, — сказал я. — Если вы попытаетесь вмешаться, то подвергнете смертельной опасности Говарда и Присциллу. Я не допущу этого.

— Да. И как же? Я знаю, где находится книга, не забывайте этого.

— Тогда вы знаете и что случится, если вы только прикоснетесь к ней, — ответил я. — Ваши знания не помогут вам, Торнхилл. Что произойдет с книгой, решу я сам.

Прежде чем он успел что-либо ответить, я снова повернулся к Рольфу.

— Что именно он сказал? Попытайся вспомнить, Рольф. Я должен знать каждое слово.

— Немного, — ответил Рольф. — Только, что ты… должен заплатить, мне кажется. Что ты ему нужен. Ты лично. И ты должен принести с собой…

— А куда?

— В дом, — сказал Рольф, немного помолчав. — Больше он ничего не сказал. Он найдет тебя сам, так он считает. Ты должен прийти домой вместе с книгой.

— Я запрещаю это, — спокойно сказал Торнхилл.

Рольф ухмыльнулся.

— Еще одно слово — и я дам ему в морду, — сказал он с издевкой. — Здесь еще две кровати свободны.

Торнхилл не обратил внимание на угрозу, но когда он продолжил, его голос звучал более миролюбиво.

— Он же вас убьет, Крейвен, — сказал он. — А также Говарда и Присциллу. Неужели вы всерьез верите, что он кого-нибудь из вас оставит в живых, когда получит книгу?

— Меня — точно нет, — ответил я. — Но, возможно, Присциллу. Черт побери, Торнхилл, а что бы сделали вы, если бы он захватил вашу подругу и вашего лучшего друга и использовал бы их как заложников?

— Я этого не знаю, — ответил Торнхилл. — И не ломаю голову над вопросами, которые начинаются со слов “что было бы, если”, Крейвен. Меня интересуют только факты.

Он встал, отошел на несколько шагов от кровати и сунул руку в карман пальто. Когда он вновь вытащил руку, в ней был зажат пистолет. Послышался громкий щелчок взводимого курка.

— А эти факты, — продолжал он, — однозначно свидетельствуют о том, что вы не тот человек, который должен принять решение. Вы необъективны, Крейвен. Вы любите эту девушку и сделаете все, чтобы ее освободить. Вы даже готовы отдать книгу этому сумасшедшему старику. А этого я не могу допустить.

Я встал, но не стал нападать на него. Торнхилл будет стрелять — я знал его также хорошо, как он себя. Он, не раздумывая, нажмет на курок, если я попытаюсь применить какой-нибудь трюк.

— И что же вы намерены делать?

— Я доставлю вас назад в Скотланд-Ярд в вашу камеру, — сказал Торнхилл. — Потом я возьму десять своих лучших людей и выкурю Некрона и его банду убийц. Завтра утром все уже будет позади.

— Тем самым вы убьете Говарда и Присциллу.

— Возможно, — признал Торнхилл. — Но не очень вероятно, Крейвен. У нас в Скотланд-Ярде хорошие люди. А мне уже неоднократно приходилось освобождать заложников.

— Из рук колдуна?

— Он тоже не защищен от пуль, — лаконично ответил Торнхилл.

— Вы уверены в этом?

Мой вопрос явно привел его в замешательство. Но только на миг. Затем он недовольно тряхнул головой, сунул руку с оружием в карман пальто, а другой рукой показал на дверь.

— Идите, Крейвен, — приказал он. — И помните — одно неверное движение, и я застрелю вас. Будет лучше, если вы мне поверите.

Еще бы не поверить ему! Для Торнхилла все в сущности обстояло очень просто. Он так же хорошо, как и я, знал, какие силы были скрыты в этой книге и какой вред мог нанести сумасшедший колдун с помощью этих сил. Он мог провозгласить себя властелином стран или даже континентов; а может быть, даже и всего мира. Решение было очень простым — пожертвовать жизнью Говарда, Присциллы и моей ради спасения тысяч. У Торнхилла просто не оставалось другого выбора, он скорее застрелит меня, чем отдаст “Necronomicon”.

* * *

Коридоры госпиталя были пустынны, и нигде не видно было возможности захватить его врасплох.

Он приказал полицейскому, дежурившему перед палатой Рольфа, никого не пускать к больному, даже врачей.

На пути к выходу я неоднократно пытался уговорить его позволить мне переговорить с Некроном, но напрасно.

Торнхилл просто не реагировал на мои слова.

Мы повернули в широкий главный коридор, ярко освещенный десятками газовых ламп. Я хотел направиться к главной лестнице, но Торнхилл стволом пистолета грубо подтолкнул меня вправо, к маленькой, незаметной двери.

— Мы пройдем через служебный вход, — сказал он. — У меня спокойнее на душе, когда мы с вами одни. Вам могут прийти в голову дурные мысли, Крейвен, если поблизости будет слишком много людей.

Я послушно открыл дверь и прошел вперед. За дверью находилась лестничная клетка, на которой пахло затхлостью. Простая металлическая лестница крутыми спиралями уходила вниз; такой роскоши как лампы здесь не водилось, и свет подступал лишь через узкие окна в южной стене.

Что-то здесь было не так, как должно было быть.

Я не мог выразить это чувство словами. Это было такое же самое жуткое Нечто, которое я почувствовал в камере, что-то чужое и подкарауливающее, которое, казалось, притаилось в тени и следило за нами невидимыми глазами. Невольно я остановился.

— Проходите дальше! — шикнул на меня Торнхилл. — Не пытайтесь прибегнуть к каким-нибудь трюкам, Крейвен. Я предупреждаю вас!

— Это… не трюк, — запинаясь, сказал я. — Здесь… что-то… есть, Торнхилл.

Торнхилл уставился на меня. Он снова вытащил руку из кармана и направил на меня пистолет. Я буквально мог видеть, как он напряженно размышлял.

Лестничная клетка содрогнулась от глухого, жуткого грохота, и внезапно свет луны затмило мерцающее зеленое сияние, которое возникло где-то за моей спиной и отбросило дрожащие тени на противоположную стену.

Я резко повернулся, когда увидел, как лицо Торнхилла окаменело от ужаса.

Это было точное повторение сцены, которую я уже пережил в подвале Скотланд-Ярда.

На голой кирпичной стене за моей спиной появились контуры двери, а за ней, искаженно, словно сквозь колеблющуюся, тревожную дымку, монотонная чернота древнего мира. Фигура тоже была здесь — белая и страшная, и у меня в голове звучал ее хихикающий голос:

— Мы доберемся до тебя, Роберт Крейвен! Ты мертвец! Мертвец! Мертвец!

И тем не менее что-то оказалось иначе. Еще три-четыре черных холмистых долины, еще несколько десятков шагов — и химера выйдет из мира безумия в настоящий, реальный мир, ее когти вопьются в мое тело и убьют меня. Я знал, что спасения мне нет. И в этот момент я наконец узнал истину.

Видение никогда не было настоящим. Монстр был только иллюзией, точно также, как и мир, в котором, как мне казалось, я был, существовал только во мне и больше нигде. Но он мог стать реальным, реальным и смертельно опасным, в тот самый момент, когда он дойдет до двери и выйдет наружу — мысль, которая обрела плоть, созданную только для одной цели: убивать. Этот монстр в образе Присциллы не существовал в действительности, а был всего лишь призраком, посланцем ночи, несущим смерть.

— Мы доберемся до тебя, Роберт! — пищал голос. — Мы доберемся до тебя. Ты мертвец!

После этого дверь закрылась беззвучно и быстро. Зеленое свечение поблекло, и внезапно стена снова стала обычной стеной, а лестничная клетка по-прежнему освещалась лишь бледным светом луны.

Я сбросил свое оцепенение на долю секунды раньше, чем Торнхилл.

Когда он пришел в себя, я уже бросился на него. Он попытался повернуть свой пистолет и направить его на меня, но я опередил его. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы я мог думать о таких вещах, как благородство.

Мой кулак попал ему в запястье. Оружие выпало, со звоном покатилось по металлическим ступенькам лестницы и затем упало вниз. Торнхилл отпрянул назад, попытался удержать равновесие и одновременно нанести мне удар ногой. Я поймал его ногу, резко повернул ее и рывком сбил его с ног. Он вскрикнул и ударился затылком о стену.

Издав громкий стон, он уставился на меня стеклянным взглядом и без чувств опустился на пол.

Я быстро присел рядом с ним на колени, убедился в том, что его ранение не представляет опасности и, приложив немало усилий, придал его стокилограммовому телу более или менее удобное положение. Потом я повернулся и пошел к лестнице.

На верхней ступеньке я еще раз остановился и посмотрел на стену, на которой появлялась дверь. Ее там не было; разумеется, нет. Стена оставалась такой гладкой и девственно чистой, словно все было обычным миражом, который ввел меня в заблуждение. Но я знал, что она там.

Когда она откроется в следующий раз, я умру.

* * *

— Туда, внутрь! — Некрон повелительным жестом показал на открытую дверь библиотеки и подтолкнул Ван дер Гроота, когда тот прореагировал недостаточно быстро. Голландец пошатнулся и во весь рост вытянулся на полу.

Некрон злорадно рассмеялся.

— Вставайте, Ван дер Гроот. Скоро у вас будет достаточно времени, чтобы лежать. Целая вечность.

Ван дер Гроот со стоном встал и уставился на колдуна воспаленными глазами. Его губы дрожали. Но он благоразумно не издал ни звука, молча прошел к креслу, на которое показал Некрон, и сел в него.

Говард тоже сел. Два воина в черном стали за их спиной и обнажили свои сабли.

Старик начал быстро отдавать приказы остальным своим людям на каком-то непонятном, скорее всего, арабском диалекте. И те один за другим удалились. Их шаги почти не были слышны на паркетном полу в соседнем зале.

— А теперь… — Некрон повернулся и требовательно вытянул руку в направлении Говарда, — ворота, Лавкрафт?

Говард секунду поколебался. Потом склонил голову, уставился мимо Некрона в пустоту и прошептал:

— Они здесь, Некрон. Прямо у вас за спиной.

Какое-то мгновение Некрон смотрел на него недоверчиво, потом резко повернулся, пересек опустошенную библиотеку и подошел к огромным напольным часам в углу. Его глаза загорелись.

— Ну, конечно, — прошептал он. — Должно быть, я ослеп, что не смог сам догадаться. Видимо, этим путем и воспользовался Крейвен при бегстве, да и я сам почувствовал присутствие чужой силы, когда в первый раз оказался здесь.

Он поднял обе руки и протянул их к корпусу часов, но не прикоснулся к ним, а вместо этого снова повернулся к Говарду и к Ван дер Грооту.

Говард мрачно посмотрел на него.

— Что вам еще надо, Некрон? Почему вы не воспользуетесь ими и не уйдете наконец?

— Скоро, — ответил колдун. — Еще немного терпения, Лавкрафт. Этот молодой глупец уже на пути сюда, чтобы вернуть мне мою собственность. Как только я ее получу, я уйду.

Он рассмеялся, тонко, пронзительно и торжествующе, повернулся к единственному воину, оставшемуся в помещении и охранявшему вход в библиотеку, и сказал:

— Приведи девушку. Мы же хотим быть все вместе, когда появится Крейвен, не так ли?

За его словами последовало злобное хихиканье. Он бросил на Говарда торжествующий взгляд, от удовольствия хлопнул себя по ляжкам и, не говоря больше ни слова, заспешил вслед за воином.

Говард и Ван дер Гроот остались одни.

— Этот… этот тип сумасшедший, Говард, — пробормотал голландец. — Это уже больше не человек, а настоящее чудовище. — Он сделал несколько судорожных глотательных движений, попытался успокоиться и продолжил еще более взволнованно, чем прежде: — И вы хотите отдать ему книгу! Вы такой же сумасшедший, как и он. Неужели вы верите, что этот сумасброд сдержит свое слово?

На лице Говарда появилась странная улыбка.

— А разве я не должен в это верить?

— Нет, ни в коем случае! — воскликнул Ван дер Гроот. Казалось, что спокойствие и невозмутимость Говарда приводили его в бешенство. — Знаете, что он сделает? Он вас обманет, Говард! Он заберет у Крейвена книгу и исчезнет через эти ворота!

— Я знаю, — спокойно ответил Говард. — Но, возможно, это именно то, чего я и хочу.

На этот раз Ван дер Гроот не нашелся, что ответить. Но его озадаченность росла пропорционально выражению удовлетворения на лице Говарда.

* * *

Через полчаса взойдет солнце, и серый рассвет разрушит чары черной ночи. Но пока еще темнота накрывала город как огромный колокол, превращая контуры домов в черные тени, а улицы — в мрачные ущелья.

Было очень холодно, а на низком небе уже снова собирались тучи, готовые с началом нового дня обрушить на город ледяной дождь.

Я остановился, когда передо мной вынырнул из темноты широкий овал Астон Плейс. Мое сердце бешено колотилось, и несмотря на холод, я весь был в поту. Я бежал через темный город, пользуясь только узкими переулками, чтобы никого не встретить, и особенно, чтобы не попасться на глаза полицейскому патрулю. От вокзала до Астон Плейс было не очень далеко — две, максимум три мили: короткая поездка в экипаже или приятная прогулка при дневном свете.

Для меня же это превратилось в отчаянную гонку, а три мили растянулись на три бесконечности.

Более трех минут я оставался в тени последнего дома и наблюдал за широкой, безлюдной площадью. Сейчас, ночью и совершенно пустынная, она казалась тихим, бездонным озером, отверстием в земле, в котором исчезал лунный свет. Я знал, что это всего лишь иллюзия, ничего кроме воображения — мои нервы были на пределе, и моя фантазия начинала рисовать мне картины, которых не было в действительности. Несмотря на это, картина врезалась мне в память и еще больше усилила страх в моей душе.

Я переложил пакет, завернутый в коричневую упаковочную бумагу, из правой руки в левую и вышел из моего укрытия. Я не стал пересекать площадь напрямик, а обошел ее по периметру, стараясь все время оставаться в тени домов.

Я хорошо понимал, что это было совершенно излишним. Некрону не требовалось обязательно видеть меня. Вероятно, он уже давно знал, что я нахожусь на пути к нему.

Но мои мысли и мои дела больше не соответствовали друг другу. Я лишь хотел добраться туда, в этот дом на другом конце площади, где меня ждал безумный колдун, захвативший в заложники Говарда и Присциллу. Он убьет меня, я был в этом уверен. Но в данный момент мне было совершенно все равно, что произойдет со мной. Единственное, чего я хотел, — это спасти жизнь Присциллы.

Путь показался мне значительно длиннее, чем обычно, а книга становилась с каждым шагом все тяжелее. Настойчивый голос шептал мне, что мое намерение было чистейшим безумием. Некрон убьет меня, заберет книгу и прикажет убить Говарда и Присциллу. Но я не мог повернуть назад, не мог повиноваться здравому внутреннему голосу. Все, о чем я мог еще думать, — это Присцилла, моя любимая малютка При, которая находилась во власти чудовища.

Перед садовыми воротами я еще раз остановился. Кованая трехметровая решетка была только прислонена, и на мгновение мне показалось, что я слышу поспешные шаги и сдавленное дыхание. Но я был один. То, что я слышал, оказалось просто моей фантазией.

Дом возвышался передо мной как черная скала. Я открыл ворота и ступил на широкую, посыпанную гравием дорожку, которая вела вверх к входу. Позади расписных свинцовых стекол справа и слева от портала струился желтый свет, окна библиотеки на втором этаже тоже были освещены. Но эти огоньки казались какими-то затерянными; весь дом превратился в крепость зла. В могилу.

В мою могилу.

Я закрыл за собой ворота, расправил плечи и твердым шагом направился к дому. Некрон ждал меня. Я уже чувствовал его взгляд.

Где-то слева от меня что-то зашуршало в кустах. Мне показалось, что там мелькнула тень, я остановился, испуганно оглянулся — и оцепенел.

Рядом со мной из кустов показалась фигура — мужчина, огромный, массивный, с блестящей лысиной.

— Торнхилл! — вырвалось у меня.

Он кивнул. Дуло пистолета у него в руке было направлено мне в лоб. Указательный палец лежал на спусковом крючке.

— Хорошо, что вы меня по крайней мере хоть узнаете, Крейвен, — холодно сказал он. — Но не знаю, долго ли вы будете этому радоваться.

— Как… как вы попали?.. — растерянно пробормотал я, запнулся и начал озираться по сторонам. Внезапно мне стало ясно, что шаги и тяжелое дыхание, которое я слышал, не были плодом моей фантазии. Торнхилл явился не один.

— Как я попал сюда? — спросил Торнхилл. — Вам не повезло, Крейвен. Ваш удар был недостаточно силен, чтобы убить меня.

— Я вас не… Вы о стену…

— Кто-то из персонала госпиталя нашел меня, — невозмутимо продолжал он. — Всего лишь через несколько минут после того, как вы бежали. Не повезло вам Еще бы немного — и у вас все получилось бы.

На его лице появилась злорадная улыбка.

— В сущности, вы даже оказали мне услугу, Крейвен, — сказал он, кивнув на книгу. — Вы же сами говорили — я один не смог бы даже прикоснуться к книге. Но сейчас вы, видимо, сняли заклинание, защищавшее книгу, или нет?

За его спиной что-то зашелестело в кустах, и на дорожке появилась вторая фигура. Как и у Торнхилла, на ней было пальто и шляпа, а не форма полицейского, как я ожидал. Мужчина был высокого роста, стройный и передвигался с кошачьей гибкостью хорошо тренированного спортсмена. На локтевом сгибе правой руки у него лежал винчестер с оптическим прицелом.

— Как я вижу, вы устроили на меня настоящую облаву, — горько сказал я. — Вы все еще придерживаетесь своего сумасбродного плана, Торнхилл?

Торнхилл невозмутимо кивнул.

— Да. И вы нам при этом поможете, Крейвен. Признаюсь, я точно не знал, как мы сможем отвлечь Некрона и его убийц. Это вы возьмете на себя.

— А если я откажусь?

— Вы не сделаете этого, — заметил Торнхилл. — Если вы так поступите, я пошлю своих людей на штурм. Мы доберемся до Некрона и в этом случае. Но, возможно, тогда у него останется время, чтобы убить вашу возлюбленную и Говарда.

И в этот момент я понял, что он сумасшедший. Торнхилл сошел с ума. Знания, которые он получил от меня, разрушили его разум.

Торнхилл был человеком логики, всю свою жизнь он верил только тому, что видел. Я заставил его изменить свое мировоззрение, практически отвергнуть все, во что он когда-то верил. Я не только открыл ему глаза, но и разрушил его мир, потряс основы его жизни. А у него даже не было времени, чтобы привыкнуть к этим новым знаниям. Они обрушились на него за долю секунды и, как бурлящий поток, смыли его разум. Торнхилл сошел с ума, у него было опасное тихое помешательство.

И виноват в этом был я сам.

— Торнхилл, — начал я, — вы…

— Ни слова больше, — перебил он меня. — Мы и так уже слишком много время потратили на разговоры. Идите!

Я медленно повернулся, снова переложил книгу в другую руку и опять вышел на дорожку. Разговаривать с Торнхиллом было бессмысленно.

Дверь открылась, когда я находился еще в четырех—пяти шагах от короткой каменной лестницы. Мерцающий желтый свет упал на ступени, а затем из двери показалась стройная фигура, закутанная в черную материю. При ее виде я остановился как вкопанный.

Оказывается, я видел Некрона не в первый раз.

Это был тот же самый человек, который напал на меня в библиотеке.

Тот же самый, которого, как мне казалось, я застрелил.

Человек, который сгорел.

Которого Рольф выбросил в окно с высоты в десять метров.

Я видел, как его тело пожирал огонь, я слышал, как он разбился о твердую мостовую.

Но он жил. Он жил!

Казалось, что Некрон прочел мои мысли, но, возможно также, что они слишком явно отразились у меня на лице. Я никогда не относился к людям, которые сохраняют самообладание даже тогда, когда разговаривают с мертвецом.

— Как чудесно снова тебя увидеть, Роберт Крейвен, — сказал он. В чистом ночном воздухе его голос прозвучал неприятно громко. — Итак, ты пришел. Я не знаю, должен ли я восхищаться тобой или презирать тебя.

— Где Присцилла? — спросил я. — Вы сказали…

— Я ничего не говорил, — перебил меня Некрон. — Но девушка здесь и твой глупый друг тоже. Дай мне книгу.

Я не двинулся с места.

— И больше ничего? — спросил я. — Только книгу? А я тебе не нужен?

Некрон тихо засмеялся.

— Ты умнее, чем я думал, Крейвен. Но ты мне не нужен. Признаюсь, что я думал о мести сначала. Но ты такой ничтожный. Ты не более чем инструмент, который не ломают, так как он может пригодиться еще раз. Дай мне книгу, и я проведу тебя и Говарду и к девушке.

Я все еще не двигался с места. Некрон произнес вполголоса проклятие, сделал два шага вниз по лестнице и поднял руку. Позади него выросли две фигуры в черном и заняли места справа и слева от него.

Я содрогнулся от ужаса.

Я уже однажды видел одного из этих людей, но тогда я не знал кто был передо мной. Это были не какие-то там обычные воины или наемные убийцы. Если этот человек действительно Некрон, легендарный вождь и властелин крепости Дракона, то тогда передо мной стояла его личная гвардия, воины-драконы. Самые сильные и самые страшные бойцы, которые когда-либо встречались на земле. Два этих воина были в состоянии расправиться с целым отрядом полицейских Торнхилла.

— Книгу! — приказал Некрон.

Я сделал шаг ему навстречу и взял книгу в обе руки.

В тот же самый момент темноту ночи разорвал ослепительно-яркий луч карбидного прожектора. Где-то что-то треснуло, с другой стороны дома грохнул выстрел, а за моей спиной послышались быстрые, семенящие шаги.

— Некрон! — загрохотал голос Торнхилла, усиленный рупором и ужасно искаженный ночным эхом. Этакий дурак! — Здесь полиция! Дом окружен, у вас нет ни одного шанса! Сдавайтесь!

Некрон замер. К яркому свету прожектора присоединился второй ослепительный луч, бьющий в лицо Некрону с другой стороны сада. Его лицо исказилось гримасой гнева.

— Ты предал меня, Крейвен! — задыхаясь от злобы, крикнул он. — Ты меня обманул! За это ты заплатишь!

— Не двигайтесь с места, Некрон! — взревел Торнхилл. — Руки вверх! Мы открываем огонь при первом же подозрительном движении!

На губах Некрона появилась холодная, высокомерная улыбка. Он медленно поднял руки, вытянул ладони вперед — и исчез.

Он не убежал и не растворился, нет — он просто в мгновение ока исчез. Там, где он только что стоял, внезапно не осталось ничего, кроме пустой лестницы и фигур двух его телохранителей.

* * *

Все произошло мгновенно. Оба воина молниеносно развернулись. Торнхилл взревел и позади меня раздались выстрелы. Я бросился инстинктивно вперед. Пули засвистели надо мной и забарабанили по стене, некоторые из них рикошетом с визгом отлетали в сторону. Один из воинов Некрона вскинул руки вверх и упал.

Затем все закончилось. Полицейские еще стреляли, и с другой стороны дома раздавались выстрелы, но стрелять было уже не в кого. Некрон и второй воин скрылись.

— Прекратить огонь! — закричал Торнхилл. — Прекратите стрелять! Мы идем на штурм!

Он появился передо мной, остановился и одним рывком быстро поставил меня на ноги. Я оттолкнул его руку в сторону.

— Вы идиот! — закричал я. — Сейчас он убьет Присциллу и Говарда! И это ваша вина!

— Не убьет, если мы сможем ему помешать! — ответил Торнхилл. У него в глазах было загнанное выражение. Лицо его обмякло, словно он потерял над ним контроль. — Мы возьмем штурмом дом. Пошли, Крейвен!

Он еще раз крепко схватил меня за руку и потащил за собой. Огонь с обратной стороны дома усилился, и потом я услышал крик, протяжный и страшный, который внезапно оборвался. Предсмертный крик человека.

— Первый! — прохрипел Торнхилл. — Вы видите, эти легендарные воины не такие уж и непобедимые.

Я озадаченно посмотрел на него. Он что, действительно не понимал, кто это кричал?

Трое, четверо его людей подбежали к дому, от— крыли беспорядочную стрельбу через открытую дверь, ворвались в вестибюль и укрылись слева и справа от входа. Торнхилл так сильно толкнул меня в спину, что я мигом взлетел по лестнице вверх.

— Через несколько минут весь этот кошмар закончится! — крикнул он, задыхаясь. — Я прекрасно знаю своих людей, Крейвен. Не бойтесь. Мы отобьем девушку!

— Вы сумасшедший! — набросился я на него. — Некрон устроит вашим людям кровавую баню и убьет Присциллу и Говарда!

Ответ Торнхилла потонул в грохоте нового залпа. Двое из его людей выскочили из укрытия и, пригнувшись, бросились вперед, в то время как остальные открыли ураганный огонь по дому.

— Вперед! — приказал Торнхилл.

Пригнувшись, мы проскочили через дверь. Торнхилл толкнул меня вправо, а сам бросился влево. Позади нас двое полицейских продолжали непрерывно стрелять. Затем они вбежали вслед за нами в вестибюль, опустились каждый на одно колено и подняли свои винтовки.

Но они не стреляли, и через несколько секунд остальные тоже прекратили беспорядочный огонь.

Вестибюль был пуст.

— Но это же невозможно! — вырвалось у Торнхилла. — Где же они? Они… они не могли подняться по лестнице, она все время была у нас на виду. А что… что с дверями?

— Исключено, — ответил один из его людей. Хотя голос звучал спокойно, но в нем чувствовалась некоторая нервозность. — Мэннерс и я все время не спускали с них глаз. Эти типы не могли ни подняться по лестнице, ни уйти через одну из дверей.

Торнхилл нервно облизал губы. Его взгляд непрерывно блуждал по вестибюлю, он пристально вглядывался в темные углы и все больше терял контроль над собой.

— Да где же они? — озадаченно бормотал он. — Они… они не могли же растаять в воздухе. Это… это же невозможно!

Взгляд, который он бросил на меня, был почти умоляющим. Но я не обращал на него никакого внимания. Пусть Торнхилл сам разбирается со своими чувствами. В эти секунды мои мысли были всецело заняты судьбой двух близких мне людей: Говарда и Присциллы. Если я сейчас не буду действовать, они погибнут!

Я встал, крепче прижал к груди книгу и, пригнувшись, побежал к лестнице.

Когда я уже почти добежал до нижней ступеньки, передо мной внезапно выросла тень: черная, огромная, как великан, размахивающий кривой саблей. Я вскрикнул и инстинктивно закрыл книгой голову, когда сабля воина со свистом опустилась вниз.

Клинок разрубил бумагу, в которую была завернута книга и отскочил от твердой словно камень кожи переплета, но я почувствовал ужасную силу удара, который отдался вибрирующей болью у меня в плечах.

За моей спиной раздались выстрелы. Воин зашатался, поднялся на две-три ступени и со стоном рухнул назад. Его рука выпустила саблю, скользнула к поясу и выхватила что-то маленькое, блестящее.

Мое предупреждение утонуло в предсмертном крике одного из полицейских, который уронил винтовку и прижал обе руки к горлу. Сквозь его пальцы фонтаном била кровь. Воин-дракон, даже умирая, прихватил с собой своего убийцу.

Но Торнхилл не обратил внимания даже на это самое последнее предупреждение. Тот факт, что он потерял своего человека, казалось, не произвел на него никакого впечатления. Напротив, он встал с пола, с торжествующим криком подбежал к мертвому воину и в упор еще раз выстрелил в него из пистолета.

— Номер три, Крейвен! — взревел он. — Мы их всех уложим! И Некрон не уйдет от нас, — он выпрямился, стал дико озираться и размахивать своим пистолетом, словно он не мог больше думать ни о чем, кроме как об убийстве. Три его спутника присоединились к нему, но на их лицах не было заметно триумфа, если они и испытывали какое-нибудь чувство, то скорее всего страх.

— Мы доберемся до них, Крейвен! — торжествующе повторил Торнхилл.

“Было ли это действительно случайностью, что он употреблял почти те же самые слова, что и привидение из моего кошмара?” — с содроганием подумал я.

Но вслух я этого не сказал. Вместо этого я перешагнул через убитого воина, остановился на расстоянии вытянутой руки от Торнхилла и серьезно посмотрел на него.

— Вам повезло, Торнхилл, — сказал я предостерегающе. — Но это изменится. Вы слышите?

Торнхилл склонил голову набок и прислушался.

— Я ничего не слышу, — сказал он.

— Вот именно, — я кивнул. — Абсолютно ничего.

Торнхилл уже собрался резко ответить, но потом на его лице появилось испуганное выражение и его гнев улетучился.

Стало тихо. Воцарилась жуткая тишина. Огонь винтовок с другой стороны дома смолк. И мы оба знали, что этому существовало одно-единственное логическое объяснение.

— Исчезните, Торнхилл, — сказал я. — Забирайте своих людей и уходите, пока еще можете.

— Исчезнуть? — резко повторил Торнхилл. — Сейчас, когда я победил?

— Вы все еще ничего не поняли, да? — спросил я. — Воины Некрона убили всех ваших людей, находившихся с другой стороны дома, и сейчас Некрон идет сюда, чтобы прикончить и вас, Торнхилл. Уходите, пока не пролилось еще больше крови!

На лицах его спутников появилось выражение панического страха. Я увидел, как полицейские нервно теребили свои винтовки, а их взгляды беспокойно заметались по вестибюлю. Они, конечно, не были трусами, но они все видели, как Некрон исчез прямо на их глазах и как буквально из ничего появился воин, напавший на меня. Да и жуткая тишина, царившая вокруг, была достаточно красноречивой.

— Нет! — сказал наконец Торнхилл. — Я не позволю улизнуть этому сумасшедшему. — Его взгляд стал жестким. — Мои люди перестали стрелять потому, что перебили этих дикарей, вот и все! Банда сумасшедших фанатиков с ножами и саблями ничего не сможет поделать против дюжины хороших винтовок.

Его голос звучал громко и высокомерно, как всегда. Но выражение его глаз говорило о том, что Торнхилл уже не был способен воспринимать логические аргументы. Поэтому не имело никакого смысла пытаться его переубедить.

Я молча повернулся и начал подниматься по лестнице.

— Куда это вы направились? — крикнул Торнхилл. — А ну вернитесь назад!

Я ничего не ответил, а лишь ускорил шаг. Похоже, что свет в конце лестницы начал мерцать, и мне на миг показалось, что там мелькнула стройная тень, но я невозмутимо шел дальше. Внезапно весь мой страх исчез. Некрон убьет меня, это я знал, но не сейчас и не здесь. Не убьет, пока я не передам ему книгу.

Торнхилл чертыхнулся, отдал своим людям короткий приказ и, шумно пыхтя, начал подниматься за мной по лестнице. Двое полицейских последовали за ним, а третий с винтовкой на изготовку остался внизу и охранял вестибюль.

Инспектор не успел дойти и до середины лестницы. Надо мной вдруг выросла огромная фигура воина-дракона.

Раздался пронзительный крик. Блеснул металл, и что-то маленькое, плоское и жужжащее пролетело мимо меня так близко, что я смог почувствовать упругий воздушный поток. Торнхилл вскрикнул и попытался увернуться от брошенного предмета, но маленькая шестиконечная звездочка из стали последовала за ним. Торнхилл захрипел, ударился боком о стену и на полсекунды замер с широко раскрытыми от удивления глазами. На мраморные ступени капала кровь.

Трое полицейских начали стрелять. Я в отчаянии бросился вперед и больно ударился о мраморные ступени лестницы. Слева и справа от меня по стене и по ступенькам забарабанили пули. Но воин-дракон уже давно исчез.

Я откатился в сторону и начал изо всех сил кричать:

— Бегите! — орал я. — Спасайтесь отсюда! Вы погубите себя!

Один из полицейских прислушался к моему совету, в то время как оба других, обезумев от страха, продолжали не целясь стрелять по балкону и верхней части лестницы.

Конец наступил быстро. В вестибюле внезапно распахнулись три или четыре двери, а надо мной мелькнули две или три черных тени.

Ни один из трех полицейских так и не успел добежать до выхода.

* * *

В коридоре свет не горел. Только из двери библиотеки, правая створка которой была полуоткрыта, падала узкая полоска тускло-желтого света.

Фигуры обоих воинов, которые как две немые тени сопровождали меня, казались в темноте особенно угрожающими и опасными.

Но я больше не боялся. Теперь уже нет. Ужас, который охватил меня, когда я был вынужден смотреть, как головорезы Некрона убивают Торнхилла и его людей, а я не мог им ничем помочь, сменился оглушающей пустотой, словно моя способность чувствовать страх иссякла. Даже мысль о том, что за той дверью впереди меня ожидала смерть, уже не пугала меня. Напротив, смерть казалась мне избавлением.

Несмотря на это, мое сердце бешено заколотилось, когда я подошел к двери. Во рту у меня появился металлический, горький привкус, а к горлу подступил приступ тошноты.

Но это был не страх. Это был вкус поражения, который я познал впервые в своей жизни.

Один из моих охранников повелительным жестом приказал мне остановиться, распахнул дверь и с поклоном вошел в библиотеку.

Я предполагал, что меня ожидало. Несмотря на это, что-то во мне дрогнуло, когда я вошел в наполовину сгоревшую комнату и огляделся.

Говард сидел в кресле около окна и смотрел на меня с каменным лицом. Его левый глаз заплыл, а на щеке виднелся свежий, покрытый запекшейся кровью порез. По положению его правой руки, лежавшей у него на коленях, я сразу понял, что она вывихнута или сломана.

Рядом с ним во втором кресле сидел мужчина, которого я в течение целого дня принимал за Говарда. Сейчас сходство не было таким поразительным, но все еще оставалось большим. Они были одинакового телосложения и роста, и хотя двойник Говарда сейчас лишился бороды, а краска на его волосах поблекла, их все еще можно было легко принять за братьев. Единственное, что отличало его от Говарда, это чувство страха. В то время как Говард почти непринужденно сидел в своем кресле, лицо его двойника исказилось и блестело от пота.

Один из воинов толкнул меня в спину, и я оказался на середине комнаты. Мои мысли понеслись вскачь, когда, повернув голову, я заметил на маленькой кушетке рядом с камином стройную фигуру в белой ночной рубашке.

При! Она была здесь!

Но я достаточно хорошо владел собой, чтобы не броситься к ней. Люди Некрона убили бы меня при малейшем подозрительном движении.

Дверь за моей спиной с глухим стуком захлопнулась. В последний момент я удержался от желания оглянуться.

Вместо этого я неподвижно стоял и смотрел на Присциллу, боясь напрасно потерять хоть одну секунду из тех, что были отпущены мне. Она была без сознания, но она все еще жива. Об этом говорила-ее равномерно вздымавшаяся грудь, и кажется, она не была ранена. Если мне суждено умереть, то я хотел бы взять с собой эту картину. Где бы я не оказался после смерти.

Мимо меня прошла фигура в черном, меньше ростом, чем воины-драконы, но почему-то казавшаяся более опасной и угрожающей.

Некрон быстрым шагом подошел к кушетке, на которой лежала Присцилла, некоторое время рассеянно смотрел на ее неподвижное лицо и потом резко поднял голову, словно он только сейчас заметил мое присутствие.

— Тебе не следовало обманывать меня, Крейвен, — сказал он.

Его голос звучал совершенно бесстрастно, в нем не было ни малейшего следа гнева или ненависти. Но это только еще больше усиливало угрозу, исходившую от колдуна.

— Тебе следовало прийти одному, как я этого требовал, — сказал он. — Теперь я больше не связан нашим соглашением.

— В этом нет моей вины, Некрон, — ответил я, хотя прекрасно понимал, что каждое мое слово было совершенно бесполезно. Мы не заключали соглашения, его никогда не существовало. А если бы даже оно и было заключено, Некрон никогда бы не стал его придерживаться. — Эти люди последовали за мной без моего ведома.

— Какая глупость с твоей стороны, —пробормотал Некрон. — Но сейчас это уже не играет никакой роли. Как я вижу, ты принес мою собственность.

Он требовательно протянул руку, но я все еще не решался вручить ему книгу.

— Почему вы сделали это? — спросил я. Некрон, изобразив удивление, заморгал.

— Что?

— Убитые, — пробормотал я. — Вы приказали всех убить. Все эти люди не должны были умирать.

— Они напали на меня, — напомнил Некрон.

Я сердито отмахнулся от его ответа.

— Если вы, Некрон, хотя бы наполовину так могущественны, как о вас говорят, то вы могли бы найти другие возможности для защиты. Но вы послали своих черных убийц и приказали всех уничтожить. Почему?

— Почему? — Некрон рассмеялся блеющим смехом. — Может быть потому, что это доставляет мне удовольствие, — сказал он. — Мои люди должны оставаться в форме, понимаешь, Крейвен? А тебя-то почему это так беспокоит? Торнхилл посадил бы тебя в тюрьму, когда здесь все закончилось бы. В любом случае. Он был сумасшедший. И опасный.

— Но он же был человеком! — возмутился я. — Кто дал вам право распоряжаться жизнью других людей? Вы безумец!

Глаза Некрона яростно сверкнули. Но, к моему чрезвычайному удивлению, он сдержался. Он только улыбнулся, подошел ко мне и снова протянул руку.

— Книгу!

На этот раз я повиновался. Некрон выхватил у меня пакет, дрожащими руками сорвал бумагу и двумя руками поднял над головой книгу. Его глаза сияли.

— “Necronomicon”! — воскликнул он. — Она снова у меня. Теперь на земле нет больше никого, кто мог бы мне противостоять. Никого!

Он захохотал как безумный, прижал огромный фолиант, как сокровище, к груди и горящими глазами смотрел то на Говарда, то на меня.

— Никого! — повторил он. — Ты, глупец, так и не узнал, каким сокровищем обладал! В этой книге заключена сила, способная потрясти Вселенную!

Говард что-то ответил, но я не разобрал его слова, так как в этот момент я услышал голос:

— Мы доберемся до тебя, Роберт Крейвен! — хихикал он. — Ты мертвец! Мертвец! Мертвец! Мертвец!

Беззвучный стон сорвался с моих губ. Я зашатался. Мои ноги подкосились под весом моего тела. Я попытался найти опору, но моя рука ухватила пустоту и я со всего размаха грохнулся на пол.

Перед моим внутренним взором возникла страшная картина. Я увидел дверь, узкую и низкую, обозначенную мерцающими линиями жуткого, зеленого света, и я знал, что за ней меня подкарауливает безумие, существо из моих кошмаров, демон с лицом Присциллы, который меня убьет. И я чувствовал, что он близко, совсем рядом.

— Мы доберемся до тебя, Роберт Крейвен! — пропищал голос.

Передо мной возникла перекошенная рожа, и сквозь бешеное биение моего сердца мне послышался глухой скрип, как будто на старых ржавых петлях поворачивалась дверь…

Некрон резко повернулся.

— Что это значит, Крейвен? — нервно воскликнул он. — Если это какой-нибудь трюк, я вас убью!

— Это не трюк, — ответил Говард. — Он болен. Уже давно.

Я едва слышал его голос. В моей голове звучал пронзительный детский смех химеры. Лицо Некрона постоянно расплывалось, а из глаз старого мага мне ухмылялось безумие.

— Болен? — Некрон уставился на Говарда. — Что у него болит?

— А почему вас это интересует? — ответил Говард. — Вы получили, что хотели. А теперь забирайте свою банду убийц и уходите!

— Мы доберемся до тебя, Роберт Крейвен! — пищал голос. — Ты мертвец!

Некрон колебался. Я не понимал, что означали слова Говарда и почему Некрон не убивал меня. Видимо, за время моего отсутствия что-то произошло между ним и Говардом.

Но мысль ускользнула от меня. Смех химеры стал громче.

— Мы доберемся до тебя! — пищала она. — Ты мертвец!

Еще одно бесконечно долгое мгновение Некрон смотрел на меня сверху вниз, потом повернулся, зажал книгу под левой рукой и быстрым шагом пересек библиотеку.

Но он направился не к двери, а к огромным напольным часам в углу. Он подошел к ним ближе, поднял правую руку и прикоснулся к двери.

И в тот же самый момент, когда она со скрипом отворилась наружу, я понял. Но было уже поздно. Дверь полностью открылась, и жуткий, мерцающий зеленый свет залил библиотеку ядовитым сиянием. Некрон вскрикнул и отпрянул назад, когда часы полностью открылись.

За дверью стояла химера.

* * *

Все произошло мгновенно. Некрон издал душераздирающий крик, и, шатаясь, попятился назад, но его крик потонул в безумном визге кошмарного существа. Чудовище одним прыжком выскочило из часов и сбило старика с ног.

Некрон взревел от боли. Два—три воина подскочили к нему и попытались оторвать беснующееся чудовище от своего господина, но бестия отбросила их в сторону, словно те были малыми детьми, и продолжала молотить старика. Его черное одеяние разорвалось и во многих местах покраснело от крови.

Воины-драконы, все шестеро, еще раз одновременно атаковали чудовище.

Монстр в образе Присциллы взревел от боли и ярости, когда кривые сабли вонзились в его тело. Со страшным визгом он выпрямился, отшвырнул от себя тело старика и попытался ударить людей, которые его атаковали. Воины молниеносно отскочили назад. Четверо из них окружили бестию, а двое других занялись Некроном.

Это была странная, нереальная борьба. Воины-драконы перемещались с такой быстротой, которую я не видел ни у одного человека никогда в жизни, но они противостояли врагу, который явился из потустороннего мира. Чудовище снова и снова бросалось на них, и каждый раз молниеносный удар сабли парировал очередной удар бестии. Монстр фехтовал голыми руками против сабель, и я видел, как кривые сабли воинов-драконов наносили ему страшные раны.

Но они затягивались так же быстро, как возникали, а боль, казалось, только усиливала ярость чудовища. Его крики становились все более пронзительными.

И наконец оно добралось до одного из воинов. Его когтистая лапа схватила саблю, вырвала ее из рук воина и сломала, как спичку, одновременно чудовище подтащило воина к себе. Сверкнули смертоносные когти, в которые превратились его руки, а голова медузы превратилась в костистый череп с рогами и укусила воина, как быстрая кобра, и тот упал как подкошенный. Трое других поспешно отскочили назад, когда монстр снова выпрямился и со злобным шипением напал на них. Воины больше не атаковали бестию, а ограничились лишь тем, что своими саблями удерживали ее на дистанции и вместе с двумя другими образовали живой защитный вал вокруг своего Господина. Чудовище остановилось. Из его пасти вырвалось страшное шипение. Его когти непрерывно сжимались и разжимались, словно оно хотело что-нибудь схватить.

Но оно не нападало.

Потом я услышал гудение.

Оно началось как высокий, едва слышный, слабый звук, но очень быстро его сила и громкость увеличились; одновременно тембр звучания стал более низким.

За живой стеной воинов-драконов выпрямилась страшная фигура.

Некрон! Его тело было истерзано, но он все еще жил, и это он издавал этот странный, гудящий звук, который становился все сильнее и, казалось, парализовывал бестию.

Откуда-то он нашел силы, чтобы еще раз поднять руки и начертить в воздухе невидимые фигуры, линии и пунктиры из дыма и мерцающего серо-голубого света, которые каким-то образом соответствовали мелодии гудения.

Монстр задрожал. Его костистый череп вновь превратился в голову медузы, а из его пасти вырвался странный, звучавший почти жалобно звук. Его когти бесцельно хватали пустоту.

Некрон гудел все громче; одновременно увеличилась интенсивность голубого свечения, которое возникло между ним и чудовищем. Медленно, как окрашенная вода, свет полз по комнате, образуя полосы и быстро исчезающие фигуры и приближаясь к химере. Монстр попытался отступить назад, но та же самая сила, которая мешала ему напасть на Некрона и его людей, приковала его к месту

Потом свет коснулся тела чудовища. Вспыхнули крошечные, бело-голубые искры, и я почувствовал, какие гигантские, невидимые силы столкнулись здесь. Все продолжалось лишь несколько секунд, но это была борьба, которая велась с беспримерной жестокостью, дуэль гигантов, из которой мы могли видеть лишь очень небольшую часть.

Бестия проиграла борьбу.

Гудение Некрона все усиливалось и усиливалось, становилось все более угрожающим, требовательным и громким. И в такой же самой мере тело чудовища начало бледнеть. Оно теряло материальность, становилось все более светлым и прозрачным, пока наконец от него не осталось ничего, кроме бледного контура. Потом и он исчез.

Некрон с жалобным стоном осел. Голубое свечение погасло, а его гудение превратилось в жалкие крики боли.

Но он все еще не умирал. Хотя это было совершенно невозможно, но он еще раз поднял свое истерзанное тело и уставился на меня.

— За это… ты… заплатишь… Крейвен, — прохрипел он. — Ты будешь… страдать до… конца дней своих. Ты меня… дважды предал, Роберт Крейвен, и ты умрешь две тысячи раз за каждое… предательство.

Он задыхался. Ковер под ним начал дергаться как в судорогах. Колдун вскрикнул, упал навзничь и покатился по полу. Но в нем все еще оставались силы, и еще раз он выпрямился и посмотрел на меня невидящим взором.

— Я проклинаю тебя, Роберт Крейвен! — крикнул он. — Я проклинаю тебя со всей силой, которая мне дана. Ты никогда не обретешь покой! Ты будешь вести жизнь гонимого, вечно преследуемого. Все, что ты любишь, должно разбиться, а все, что ты делаешь, должно приносить зло! Я обрекаю тебя на несчастье. Смерть и страдания должны стать твоими братьями, а люди будут проклинать тебя, куда бы ты не направился! Ты будешь помнить мою месть всегда, Роберт Крейвен!

Некрон упал навзничь. Но он все еще не умирал, а начал пронзительно выкрикивать какие-то слова на непонятном мне языке.

Пять оставшихся в живых воинов вдруг пришли в движение. Двое из них подняли тело своего господина, а третий бросился к напольным часам и одним ударом сорвал дверь с петель.

За нею зловеще блеснула черная поверхность болота, которую я видел в кошмарных снах, о которых я теперь знал, что это были не сны.

А четвертый воин поспешил к маленькой кушетке рядом с камином и подхватил Присциллу на руки.

С пронзительным криком я вскочил и бросился на него.

Я даже не заметил удара, таким быстрым он был. Внезапно мои ноги подкосились под весом моего тела. Я упал, краешком глаза заметил мелькнувшую тень и скрючился от новой, невыносимой боли, когда нога воина попала мне под ребра.

Я не потерял сознание, я видел и слышал все, что происходило вокруг меня, но я был не в состоянии оценить происходившее и прореагировать на него.

Оба воина-дракона отнесли старика к часам. Я слышал, как он еще что-то сказал Говарду, но не понял ни одного слова, потом они прошли в дверь и зашагали по черным волнам застывшего болота.

Мой разум затуманился. На мгновение у меня потемнело в глазах, и я не чувствовал ничего, кроме боли и никогда не испытанного чувства беспомощности.

Когда мой взор снова прояснился, Некрон и его черные убийцы исчезли.

А вместе с ними и Присцилла.

* * *

— Это была моя вина, — тихо сказал Говард. — Мне очень жаль, Роберт. — Его голос дрожал, а в глазах стояла такая мольба, которую я еще никогда прежде не видел ни у одного человека. — Пожалуйста… прости меня, — прошептал он.

Вместе с Ван дер Гроотом они подняли меня и отнесли на кушетку, на которой раньше лежала Присцилла. Я снова пришел в себя, и теперь мое тело болело не так невыносимо, хотя при каждом вдохе я чувствовал жгучую боль в груди. Видимо, головорез Некрона сломал мне ребро, а может быть, и несколько.

Но я почти ничего не замечал. И слова Говарда я улавливал лишь краем сознания, и мне было крайне тяжело реагировать на них и поднять на него глаза.

— Твоя вина?

Он кивнул. У него был несчастный вид.

— Да. Я… знал, что произойдет, когда он откроет часы. И хотел этого. Это был единственный шанс уничтожить его. Так я думал.

Мой взгляд упал на открытые напольные часы. Черный кошмарный ландшафт исчез, уступив место потрескавшимся доскам задней стенки, после того как Некрон ушел. На мгновение я попытался убедить себя, что все это было не больше чем кошмарный сон, от которого я очнусь, если достаточно сильно захочу.

Но я никогда не избавлюсь от него, так как кошмар, в котором я находился, назывался действительностью.

— Мне так жаль, — бормотал Говард. — Когда… Некрон нас пленил, тогда…..

— Все хорошо, Говард, — тихо сказал я. — Ты не виноват в этом.

Он взглянул на меня, и в его глазах вспыхнула слабая искорка надежды.

— Ты… меня не ненавидишь? — спросил он.

— Ненавидеть? — Мой голос звучал совершенно холодно. Я даже сам испугался этого. — Почему я должен тебя ненавидеть?

— Он же увел с собой Присциллу, — осторожно сказал Говард. — Он бы не сделал этого, если бы я не попытался устроить ему ловушку.

Я не ответил, но этого и не требовалось. Говард и так понял, что в этот момент происходило во мне.

— Ты знаешь, где находится… его горная крепость? — тихо спросил я.

— Некронова крепость Дракона?

Я кивнул.

Говард на мгновение задумался, потом покачал головой.

— Нет. Никто точно не знает, где она находится. Ты хочешь… найти его? — его глаза сверкнули.

— О да, — ответил я. — Я найду его, Говард, даже если для этого мне понадобится отправиться на край света. И тогда я убью его.

КНИГА ПЯТАЯ. Месть тамплиеров

Только что это место на берегу маленького озера было пустынным. А сейчас там внезапно возникли трое мужчин. Если бы кто-то в этот поздний час пошел в Риджент-Парк, он бы не увидел, как они пришли, так как они возникли буквально из ничего.

Одна только бродячая кошка оказалась свидетельницей их появления. И только она почувствовала страшную, бесконечно злую ауру, окружавшую этих троих.

Ее рыжая шерсть встала дыбом, прежде чем она, охваченная дикой паникой, умчалась прочь.

На один короткий миг она почуяла смерть…

Несколько секунд три высокие фигуры неподвижно стояли на берегу озера, прислушиваясь к шелесту листьев и тихому плеску воды, поверхность которой рябила от легкого ветерка.

Потом они исчезли в различных направлениях и почти так же бесшумно, как появились. Только следы их ног остались на влажной узкой прибрежной полоске песка.

Но к рассвету и они исчезнут…

* * *

— Почему мы не можем воспользоваться воротами? Я не вижу никакой причины, которая могла бы мне помешать сделать то же самое, что и Некрон!

Говард неодобрительно нахмурил брови, когда уловил упрек в моих словах, глубоко затянулся сигарой, подчеркнуто медленно взял свою чашку с давно остывшим кофе и сделал вид, что пьет его. Это демонстративное спокойствие начало уже выводить меня из себя. Уже более двух часов мы сидели в библиотеке и разговаривали: это значит — я говорил, а Говард слушал, время от времени хмурил брови или качал головой и ограничивал свое участие в нашей “беседе” редкими репликами типа “хм” или “тсс”!

От него трудно было ожидать чего-то иного. Если я когда-нибудь и встречал человека, который в совершенстве владел искусством не отвечать на конкретные вопросы, то это был Говард.

— Итак? Почему нет?

Говард улыбнулся, поднес сигару к губам и выпустил в мою сторону вонючее облако дыма.

— Потому что не получится, — сказал он наконец.

— Потому что… не получится? — повторил я. — Почему же ты сразу не сказал этого? Если дело обстоит так, то, разумеется, я признаю, что ты прав.

— Тебе совершенно ни к чему становиться циничным, Роберт, — сказал Говард, качая головой. — Разве тебе недостаточно того, что ты уже пережил с этой штуковиной?

— Но ты тоже ею пользовался, вместе с Рольфом, — сказал я сердито.

Говард обиженно поджал губы.

— Это было совсем другое. Жизни Рольфа грозила опасность, я должен был помочь ему. И я сам не знал, насколько это опасно. Если бы я знал это раньше, я бы дважды подумал, прежде чем принять решение. Черт побери, Роберт, ты же на себе испытал, что может натворить эта штуковина!

На этот раз я не сразу ответил ему, несколько секунд я молча смотрел мимо него на огромные напольные часы, которые, как пережиток из давно минувших времен, стояли в углу библиотеки.

В сущности так оно и было: осколок эпохи, которая погибла задолго до того, как на этой планете зародилась жизнь. Жизнь в нашем понятии…

Я попытался отогнать от себя эту мысль, но мне удалось это сделать лишь частично. Как всегда, когда я размышлял о мире ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, оставалось смутное чувство удрученности, какой-то неприятный осадок в душе, который исчезал лишь некоторое время спустя. И хотя уже прошло почти полторы недели с тех пор, как Нерон, старик с горы, ушел через магические ворота, которые скрывались за безобидно выглядевшими дверцами мнимых часов, у меня по спине побежали мурашки.

Напольные часы не только внешне были настоящим монстром. За ветхими досками их корпуса находился не сложный часовой механизм, как можно было предположить, судя по их внешнему виду, а ворота, которые вели прямо в ад…

В сущности я очень хорошо знал, что Говард прав. Один раз я с огромным трудом избежал гибели, которая подстерегала меня за закрытыми дверцами часов. Но я вряд ли мог рассчитывать на то, что и во второй раз мне так же сильно повезет. Но мысль о необходимости сидеть здесь в бездействии и ждать у моря погоды, в то время как Некрон с Присциллой находились бог его знает где, была просто невыносимой.

— Некрон тоже ими воспользовался, — упрямо сказал я. — Я не понимаю, почему…

— Если двое делают одно и то же, Роберт, — поучающим тоном сказал Говард, — это еще не значит, что они делают это одинаково.

Я сверкнул на него глазами. Говард желал мне только добра, я это хорошо понимал, но другой, злой части моего “я” он казался в настоящий момент самой подходящей мишенью для моего плохого настроения.

— Почему же ты не встретил Некрона пословицей? — подхватил я. — Например: чужое добро впрок не идет? Я уверен, он бы извинился и ушел восвояси.

— Вряд ли, — сухо ответил Говард. — Некрон выбросил бы из этой пословицы частицу “не”. — Он наклонился вперед и загасил свою сигару. — Некрон очень опытный маг, — сказал он убежденно. — Это человек, который пользуется такими воротами много столетий, Роберт. Он знает опасности, которые могут подстерегать на этом пути, и знает, как избежать их. Ты же не знаешь этого.

— Но ведь зато ты знаешь! И кроме того, ты…

Я запнулся и плотно сжал губы.

Я сразу же пожалел о своих словах, когда заметил, как Говард вздрогнул, словно от удара. Он не ответил и не посмотрел на меня, а невидящим взглядом уставился в окно. Он и так постоянно корил себя за случившееся.

Он попытался устроить Некрону ловушку. Она захлопнулась, как он и планировал, но Некрон сумел уйти и забрал с собой Присциллу и “Necronomicon”, а Говард винил во всем только себя. Мои постоянные заверения, что он ни в чем не виноват, не смогли ничего изменить.

А если уж быть до конца честным перед самим собой, то я должен признать, что какая-то маленькая часть моего подсознания постоянно нашептывала мне, что это именно Говард виноват в исчезновении Присциллы. Я пытался бороться с этим и хотел заставить замолчать этот беззвучный голос, но мне это не удалось.

Внезапно Говард встал, расправил плечи и направился к двери.

— Куда ты собрался? — резко спросил я. — Мы еще не договорили.

Говард улыбнулся.

— Я сейчас вернусь. Мои сигары закончились. Я спущусь вниз и возьму новую коробку из моего чемодана. Воздух здесь еще слишком хорош, не правда ли?

Я недовольно нахмурился, но Говард в ответ только еще шире улыбнулся, быстрым шагом подошел к двери и покинул комнату.

Я был совершенно уверен, что он вышел не только для того, чтобы взять новые сигары. Вероятно, он хотел в спокойной обстановке обдумать, как ему лучше всего лишить меня возможности действовать Если бы все зависело от меня, то сейчас мы бы уже были на борту парусника, который доставил бы нас обратно в Америку.

Но не все зависело от моей воли, и Говард в этом не виноват, даже если развитие событий и было для него очень кстати. За последние полторы недели ему очень ловко удавалось избегать меня или придумывать “страшно” важные причины, лишь бы уйти от этого разговора.

В первые дни это было очень легко — дом превратился в пчелиный улей, в котором царила непрерывная суета. Полсотни полицейских из Скотланд-Ярда свалились нам на голову, и в течение первых пяти дней мне едва удавалось поспать, не говоря уж о том, чтобы найти свободную минуту и поговорить с Говардом. Сейчас все закончилось. Каким-то образом Говард и доктор Грей — настоящий доктор Грей — сумели вытащить мою голову из петли — по крайней мере пока.

Не то, чтобы дело было полностью закрыто, просто мы получили маленькую передышку с обычными условиями: не покидать город, в любое время быть в распоряжении полиции и так далее. Полицейское расследование продолжится до тех пор, пока не найдется виновный или пока дело не будет сдано в архив. Первое не наступит никогда, а второго мы могли бы дожидаться годами при известной доле невезения.

Мой взгляд снова невольно упал на огромные часы в противоположном углу. Они производили угрожающее, гнетущее впечатление. Этот серый деревянный обелиск, казалось, только ждал момента, чтобы снова нанести удар со всей силы.

Я встал, осторожно приблизился к часам и протянул руку к потрескавшимся доскам боковой стенки. Мое сердце забилось быстрее, хотя я знал, что — по крайней мере, сейчас — мне не грозила опасность от этой… штуковины.

Несмотря на это, при прикосновении к доскам мне показалось, что я ощутил слабый, неприятный зуд в кончиках пальцев. Перед моим мысленным взором возникла картина: дверца открылась, а за нею находился не сложный часовой механизм четырех разных циферблатов, а монотонные, черные волны застывшего океана, страна зла, освещаемая бледным светом луны…

Я рывком убрал руку и так сильно зажмурился, что у меня перед глазами заплясали блестящие точки. Тем не менее прошло несколько бесконечно долгих секунд, пока видение исчезло, а мое сердце перестало бешено колотиться.

Я повернулся, сделал несколько глубоких вдохов и медленных выдохов и попытался отогнать от себя всякие мысли о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, о Некроне и его воинах.

* * *

Когда я хотел вернуться к моему месту за столом, мой взгляд упал на маленький предмет под стулом Говарда. Я с любопытством наклонился, поднял его и обнаружил, что это был истрепанный американский паспорт. Паспорт Говарда.

Видимо, он выпал из кармана, когда Говард снял свой сюртук и повесил его на стул. Я покачал головой, откинул полу сюртука и сунул паспорт во внутренний карман.

Паспорт проскочил сквозь карман, который, видимо, был разорван изнутри, скользнул за подкладкой и вновь выпал через распоровшийся шов на ковер.

По крайней мере, все так выглядело. Единственное, что меня в этом смущало, это тот факт, что я еще не опустил паспорт в карман, а продолжал держать его в руке, зажав между большим и указательным пальцами…

Я озадаченно вытащил руку с паспортом, некоторое время удивленно смотрел на измятую синюю книжицу в моей руке и на другую на ковре, поднял наконец второй паспорт с ковра и повертел оба документа в руках.

Прошло несколько секунд, прежде чем мне стало ясно, что же именно зафиксировало мое подсознание и подало беззвучный сигнал тревоги. С этими двумя паспортами что-то было не так.

И сейчас я заметил, в чем было дело.

Они были одинаковые.

Они не были похожи, как это бывает с паспортами одной национальности, нет — они были одинаковые.

Абсолютно идентичные.

Десять, пятнадцать секунд я озадаченно смотрел на две синих книжицы с золотым тиснением у меня в руках, потом отнес их к столу, сел и положил их перед собой на крышку стола. Все в этих двух паспортах совпадало — растрепанные страницы, напоминавшая пятирукого карлика клякса на обложке, места, где облупилось золотое тиснение, загнутый правый верхний уголок — абсолютно все. Они были похожи, как две абсолютно идентичные отливки из одной и той же формы.

Я снова заколебался. У меня заговорила совесть, когда мне стало ясно, что я вмешиваюсь в личные дела Говарда, которые меня абсолютно не касались. Но мое любопытство оказалось сильнее меня Я медленным, синхронным движением раскрыл оба паспорта, как бы подчеркивая их идентичность, и с растущим замешательством уставился на первую страницу.

Странное сходство продолжалось и внутри паспортов. У американского белоголового орлана, который красовался на специальной бумаге, пронизанной линиями и символами, на правом крыле имелось грязное пятно, в обоих паспортах виднелись крошечная, полустертая черточка и линия, по которой бумага была согнута и порвалась. Совершенно сбитый с толку, я пролистал дальше, сравнил различные штемпели и записи и убедился, что и они совершенно идентичны, как по расположению и последовательности, так и по датам и яркости.

Потом я открыл страницу с личными данными Говарда. Мои руки как бы сами собой замерли, словно они хотели напомнить мне в последний раз, что я совершал то, на что не имел никакого права. Мне давно было известно, что существовала какая-то тайна в биографии Говарда, но он никогда не отвечал на мои прямые вопросы, и сейчас я просто не имел права за его спиной рыться в его бумагах.

Но тем не менее я сделал это. И на этот раз я нашел различие в обоих паспортах-близнецах.

Это была незначительная деталь: две маленьких, безобидно выглядевших цифры в графе, где стояла дата рождения Говарда. Но эта мелочь потрясла меня до глубины души.

В одном паспорте, слева, датой рождения Говарда значилось 20-е августа 1840 года. 20-е августа стояло и во втором паспорте — вот только год не совпадал.

Здесь было записано 1890.

У меня задрожали руки. Казалось, меня коснулось ледяное дыхание. Меня бросало то в жар, то в холод, а в моем желудке внезапно появился твердый, ледяной комок. Почти против своей воли я поднял голову и посмотрел на маленький календарик, который стоял на углу моего письменного стола.

Он показывал сегодняшнюю дату.

11-е июня 1885 года!

* * *

Мужчине было около тридцати пяти лет, и что портье сразу бросилось в глаза, так это его необычно темный цвет лица. Он не был негром, но его кожа загорела так сильно, что отличие не улавливалось. Он был очень высокого роста — наверняка не менее двух метров, однако его движения отличались особой грацией, в них не было и намека на неуклюжесть, обычно свойственную людям его комплекции.

Он — в отличие от большинства гостей, которые впервые приходили сюда, — ни секунды не колебался, войдя в фойе. Он лишь быстро и внимательно оглядел все вокруг своими темно-голубыми, слегка раскосыми глазами и направился прямо к регистратуре.

Портье встал, поспешно смахнул с брюк крошки от бутерброда с сыром, который он жевал последние полчаса и улыбнулся мужчине профессиональной улыбкой, не упустив, правда, возможности предварительно бросить неодобрительный взгляд на стрелки больших бронзовых часов, которые висели за его спиной на стене. Они приближались к трем часам ночи. Довольно необычное время, чтобы снять номер.

— Сэр? — вопросительно начал он.

Незнакомец несколько секунд молча смотрел на него, и в его взгляде было что-то такое, от чего портье бросило в дрожь. Казалось, что эти глаза излучали почти физически ощутимый ледяной холод. Портье показалось, что его лица коснулось ледяное дуновение.

— Комнату, — сказал незнакомец. Его голос звучал странно: грубо и низко и очень гортанно, как будто он обычно разговаривал на языке, звуковая окраска которого не имела ничего общего с английским языком.

— На… сколько дней, сэр? — спросил портье. Незнакомец пожал плечами.

— На два, может быть, три дня, — ответил он, немного подумав. — Может быть, и дольше. Я еще пока не знаю этого.

Портье нахмурился. Он откашлялся, демонстративно выглянул из-за низкой стойки и посмотрел направо и налево.

— У вас… нет багажа, сэр? — спросил он. Его голос прозвучал надменно.

— Нет, — подтвердил незнакомец.

— В этом случае, сэр, — сказал портье, поколебавшись, — я вынужден, к сожалению, настаивать на предоплате. Таково правило нашей гостиницы.

Странным образом незнакомец не проявил ни малейшего признака гнева или хотя бы недовольства. Он молча сунул руку в карман, вытащил сложенную банкноту в пятьдесят фунтов и положил ее на стойку.

— Этого хватит?

В последний момент портье удержался от искушения протянуть руку и схватить банкноту.

— Этого… больше чем достаточно, — запинаясь сказал он. — Но боюсь, я не смогу дать вам сдачу. Касса закрыта. Если бы вы могли подождать до утра, сэр…

— Сдачи не надо, — ответил незнакомец, и эти слова окончательно убедили портье в том, что мужчина или сумасшедший, или же преступник, скрывающийся от полиции. — Сдачу можете оставить себе.

Он улыбнулся, молча взял ключи, которые ему протянул портье, и повернулся, но человек за стойкой еще раз окликнул его:

— Вы… должны еще записаться, сэр, — сказал он. — Бланк для прописки еще…

Он замолк, когда встретился взглядом с голубыми как сталь глазами незнакомца. Что-то в их выражении изменилось, что-то, что невозможно было передать словами.

— В этом нет необходимости, — сказал незнакомец. Внезапно его голос зазвучал иначе, чем до сих пор.

Портье хотел возразить, но не смог. Вместо этого он кивнул, снова захлопнул регистрационную книгу и положил ручку на стол.

— В этом нет необходимости, — подтвердил он.

— Возможно, будет даже лучше, если никто не узнает о моем пребывании здесь, — продолжал темнокожий незнакомец.

— Разумеется, сэр, — кивнул портье. — Никто ничего не узнает. “Что это? — в ужасе подумал он. — Это же не мои слова!”

— Возможно, вам следует также забыть, что вы меня когда-либо видели, мой друг, — продолжал незнакомец.

— Это было бы вероятно… самое лучшее, — подтвердил портье.

— Когда утром придет ваш сменщик, — продолжал незнакомец, — просто скажите ему, что в комнате… — он бросил быстрый взгляд на номер ключа —…в комнате сто десять поселились молодожены, которые совсем не хотят, чтобы их беспокоили. И сделайте соответствующую запись в свою книгу.

Портье кивнул, взял ручку и опустил глаза. Он с ужасом наблюдал, как его рука сама собой начала писать и заполнять графы, внося фамилии и прочие паспортные данные несуществующих лиц. А затем внизу он нацарапал неразборчивую подпись. Такое случалось часто, когда молодая пара снимала номер под вымышленной фамилией, платила вперед и потом ее целыми днями никто не видел.

— Очень хорошо, — сказал незнакомец, когда портье закончил. — И как я уже говорил, будет лучше, если и вы сами забудете, что когда-либо видели меня.

— Я… так и сделаю, — ответил портье, запинаясь.

Он еще раз попытался воспротивиться чужому влиянию, которое заставляло его делать что-то против его собственной воли.

Однако когда незнакомец повернулся и направился к лестнице, портье уже забыл, что он вообще когда-либо встречал его.

* * *

Прошло довольно много времени, прежде чем Говард вернулся; значительно больше, чем могло бы потребоваться, чтобы сходить в свою комнату на первом этаже и взять новые сигары. В зубах у него была новая зажженная сигара, когда он вошел в библиотеку, а в правой руке он держал письмо с большой, казенной на вид печатью.

— Только что пришло, — сказал он и протянул мне письмо. — Заказное. Кажется, важное.

Я взял письмо, не посмотрев даже, от кого оно, положил его на стол и продолжал пристально смотреть на Говарда.

Меня охватило странное оцепенение. Я чувствовал себя… разбитым. И было еще что-то такое, что я понял только сейчас и что наполнило меня глубокой печалью. Чувство дружбы, привязанность, которую я чувствовал по отношению к Говарду, почти как к родному отцу, была нарушена.

Говард в течение нескольких секунд выдержал мой взгляд, потом он вынул изо рта сигару и, нахмурившись, посмотрел на меня.

— Что с тобой, Роберт? — спросил он. — У меня что, появился на лбу третий глаз?

— Нет, — ответил я сдавленным голосом. До сих пор я с огромным трудом держал себя в руках, но сейчас, когда он заговорил, мне было все труднее хотя бы внешне сдерживать себя. — Я просто восхищаюсь тобой, вот и все.

Говард нахмурился еще сильнее. Он взял стул и сел.

— Что случилось? — спросил он. — Что-нибудь произошло, пока я… — Он запнулся, резко повернул голову и уставился на напольные часы.

— Это не имеет к ним никакого отношения, — быстро сказал я. — Ни малейшего, Говард. Я восхищаюсь тобой, вот и все. Я уже слышал о детях с ускоренным развитием, но ты удивил даже меня

— Ты сошел с ума, Роберт? — пробормотал Говард. Он начал явно терять самообладание; он чувствовал, что я имел в виду что-то конкретное, но он не знал, что именно.

— Ни в коем случае, — ответил я.

Опустив руку, я сунул ее в ящик письменного стола, куда я положил оба паспорта.

— Подкладка твоего сюртука оторвалась, — сказал я с особым ударением на последнем слове, медленно вынул паспорт — один из двух паспортов — из ящика и положил его на стол перед Говардом — Вот это выпало из кармана.

Глаза Говарда округлились. Я увидел, как он побледнел за серо-голубым облаком дыма, которое он выпустил прямо перед собой, соорудив между нами некое подобие барьера.

Его рука дрогнула, словно он хотел поскорее схватить паспорт, но в последний момент он овладел собой и взял паспорт подчеркнуто спокойным движением. Его пальцы нервно теребили загнутый уголок. Говард улыбнулся, сделал жадную затяжку и намеренно небрежным движением раскрыл паспорт, как бы между прочим, лишь для того, чтобы чем-то занять свои пальцы. Его взгляд впился в мои глаза, но я молчал и делал вид, что смотрю в точку на стене за его спиной.

— Ты должен лучше следить за своими бумагами, — сказал я. — А то у тебя могут быть неприятности, если ты их потеряешь.

— Это… верно, — согласился Говард. Его пальцы открыли наконец страницу, где были записаны его личные данные. Я заметил, как в последний момент он подавил вздох облегчения, когда его взгляд упал на дату рождения.

Он поспешно захлопнул паспорт и сунул его в карман брюк.

— Я положу его в свой чемодан, — сказал он. — И лучше всего прямо сейчас, пока я снова не забыл.

Он хотел встать, но я быстрым жестом остановил его.

— Подожди, — сказал я. — Ты… потерял еще кое-что. Вот это.

С этими словами я вытащил из ящика второй паспорт, положил его на стол между нами и сделал приглашающий жест.

Говард побледнел. Его губы задрожали. Сигара чуть было не выпала у него изо рта. Он недоверчиво посмотрел на паспорт в своих руках, потом на второй, который лежал между нами. Потом его взгляд впился в мои глаза.

— Ты… ты шарил…

— Я нигде не шарил, — перебил я его. — Подкладка твоего сюртука действительно разорвалась. Вот этот… — я указал кивком головы на второй паспорт — …выпал, когда я хотел засунуть в карман другой паспорт.

Говард сделал несколько судорожных глотательных движений. Его кадык беспокойно задвигался вверх-вниз. Потом он быстрым движением схватил паспорт и прижал его к груди как сокровище.

— Я заглянул в него, — тихо сказал я.

— И?.. — упрямо спросил Говард. — У меня фальшивый паспорт. Это тебя удивляет? Ты хочешь донести на меня в полицию? — Смех, которым он сопроводил эти слова, прозвучал неестественно и нервно. — Внизу в моем чемодане лежат еще три или четыре паспорта. Иногда бывают такие ситуации, что лучше путешествовать под другой фамилией.

— Или как человек, который еще даже и не родился? — спокойно спросил я.

На этот раз мне пришлось довольно долго ждать ответа. Некоторое время он лишь молча смотрел на меня, но вспышки гнева, которую я ожидал, не было. В его взгляде скорее было выражение печали. Или смущения.

И разочарования.

Наконец он раскрыл паспорт, положил его перед собой на стол и вытащил из кармана второй, чтобы положить его рядом.

— Я мог бы сказать, что… речь идет о досадной ошибке, — сказал он. — Об ошибке, которую совершил фальсификатор.

— Ты мог бы, — подтвердил я. Глаза Говарда сверкнули.

— Но ты бы мне не поверил.

— Нет, — ответил я. — Я бы этому не поверил, Говард. Какой из этих двух паспортов настоящий?

Я наклонился вперед и прикоснулся ко второму паспорту, к паспорту с невозможной датой рождения. Рука Говарда испуганно дернулась, словно он собирался вырвать его из рук. Но он сумел овладеть собой.

— Этот настоящий, — заявил я. — Но с ним ты вряд ли сможешь заявиться в какое-нибудь учреждение, не так ли? Как человек, который родится только через пять лет.

— А если бы это было так? — пробормотал Говард.

— Кто ты? — спросил я. Изо всех сил я старался говорить спокойно, но сам слышал, как искаженно и незнакомо прозвучал мой голос. — Кто ты, Говард?

Он смог выдержать мой взгляд одну бесконечно долгую секунду, потом опустил голову, откинулся на стуле и с усталым вздохом потер подбородок. Я никогда не видел его таким растерянным и выбитым из колеи, как в этот момент. Но он продолжал молчать.

— Мне следовало знать это, — пробормотал я, когда увидел, что Говард не собирается отвечать на мой вопрос. — Я был дураком, Говард. И ты обращался со мной так, как я этого заслуживал. Как с идиотом.

— Чепуха, — пробормотал Говард.

— Нет, это совсем не чепуха. Доказательства были совершенно очевидными. Ты помнишь нашу встречу с Лиссой?

Говард не ответил, да это и не требовалось. Никто из нас не забыл этой сцены. И слова, сказанные Говардом ведьме, вселившейся в тело Присциллы.

— “Ты не изменилась со времен Салема”, — по памяти процитировал я его слова. — Салема, Говард. Тогда я посчитал это риторикой, простым образным выражением. Но все было буквально так, как ты сказал. Ты встречал эту женщину в Салеме. В городе, который был разрушен двести лет тому назад! — Внезапно мой голос зазвучал громче; я почти кричал, хотя и не хотел этого. Возбуждение просто овладело мной.

— Ты всего-навсего друг моего отца. И больше никто. Только лишь…

— Я самый обычный человек, — перебил меня Говард. Его голос был совершенно спокойным, лишенным всякого чувства. Он звучал холодно.

Он резко встал, снял со спинки стула свой сюртук и сунул оба паспорта во внутренний карман. Они провалились за подкладку и снова упали на пол. Говард в ярости сжал губы, наклонился за паспортами и ударился головой о край стола, когда хотел снова выпрямиться.

— Действительно хватит, Роберт, — сказал он сдавленным голосом. — Я позаботился о тебе, когда ты появился здесь, хотя мы раньше никогда не встречались. Я сделал это, так как твой отец и я были друзьями, и я надеялся, что мы с тобой тоже когда-нибудь подружимся. — Он горько рассмеялся. — Некоторое время я действительно считал, что мы уже стали друзьями. Я думал, что снова нашел своего друга Родерика в тебе. Но я ошибся.

— Пожалуйста, Говард, — сказал я. — Ты прекрасно знаешь…

Говард раздраженным жестом оборвал меня и надел свой сюртук.

— Я ничего не знаю, — сказал он. — Я лишь знаю, что ты меня разочаровал, Роберт. Я полагал, что все пережитое нами вместе позволит тебе убедиться в моей лояльности. Но единственное, что я вижу, это недоверие.

У меня стало нехорошо на душе. Я знал, что его слова родились в гневе, и было естественно, что он в свою очередь перешел в нападение, как зверь, загнанный в угол, у которого не было возможности бежать.

И несмотря на это, его слова значили больше. В них была правда, о которой я до сих пор даже и не подозревал. И которая причиняла боль. Страшную боль.

— Мне… очень жаль, Говард, — сказал я.

Говард улыбнулся, едва заметно и очень горько. Он избегал смотреть на меня.

— Мне тоже, Роберт, — тихо сказал он. — Мне тоже.

* * *

Дом находился на окраине Лондона, в районе, где город начал строиться еще десятки лет тому назад, но потом по непонятным причинам это строительство было прекращено. Несколько улиц, пересекавших этот пришедший в упадок квартал, вели в никуда: фрагменты плана новостройки, которая так и не была закончена.

Было размечено несколько земельных участков, выкопаны подвалы и заложены фундаменты, но дома здесь так и не возвели. Сейчас там, где должны были возникнуть шикарные виллы и пятиэтажные многоквартирные дома, в земле зиял целый ряд огромных ям; эти котлованы, похожие на странные четырехугольные кратеры, уже давно заполнились водой, превратившись в маленькие озера, берега в которых заросли кустарником и сорной травой.

Дом тоже был заброшен. После его возведения в нем некоторое время жили люди, которые однако вскоре покинули его. Как и многие другие здания в этом районе, он пустовал, приходя в упадок и медленно разрушаясь.

Но несмотря на это, в нем имелись признаки жизни. Природа, которая уже успела отвоевать земельные участки и котлованы, обосновалась и здесь в виде мха, лишайников и тонких корешков; на стенах дома выросли грибы, а кое-где в пазах уже укоренились мелкие кустики и сорняки и начали медленно разрушать кирпичную кладку. Этот процесс займет десятилетие. Когда-нибудь в нем примут участие лед и вода и разорвут обветшавшие кирпичные стены изнутри.

Уже сейчас над забитой гвоздями дверью висела табличка, запрещавшая входить в дом. Кто-то краской написал на ней “Угроза обвала”. Правда, местами краска уже облетела и поблекла от ветра и непогоды. Но никто и так не входил в этот дом, так как от него веяло чем-то жутким, что невозможно было выразить словами, но что ясно ощущалось при первом же взгляде на него. Люди, путь которых пролегал мимо этого дома, делали большой крюк вокруг руин даже днем.

Его пустынные оконные глазницы, которые как выколотые глаза смотрели на улицу, нагоняли на них страх, а провалившийся каркас с голыми, полусгнившими балками напоминал скелет огромного доисторического чудовища, которое пережило миллионы лет, чтобы умереть здесь.

Высоко под этой обвалившейся крышей, в одном из темных, сырых углов под гнилыми балками гнездилась моль.

В этих насекомых не было ничего необычного. Даже по сравнению с другими подобными насекомыми они не отличались ничем особенным: были маленькие, менее сантиметра в длину, неприметные и какие-то белесые. Их крылья всегда казались немного помятыми и имели такой вид, словно были посыпаны липкой серой пылью.

Единственной примечательной чертой в них было то, как они жили. В отличие от обычной моли эти насекомые гнездились в большом, похожем на пчелиный улей клубке, который висел на сломанной балке и представлял собой некоторое подобие шара из крошечных волокон, отходов, гнили и пережеванных частиц растений. Внутри этот шар пронизывал лабиринт из тысячи мелких ходов и каверн, в которых двигались и развивались слепые серые личинки, пока они не вырастали до нужного размера и не окукливались, чтобы вскоре после этого выползти на свет в виде неприметных мотыльков.

Они были совершенно безобидны, эти пасынки природы. Безобразные, маленькие чудовища, которые никому не моглипричинить вреда и которых убивали, где бы они ни попадались. Каприз природы, лишенный способности выжить в беспощадной борьбе эволюции.

Но только до этого момента.

Мужчина прибыл в нанятом экипаже, но он отпустил его задолго до того, как добрался до этого квартала, чтобы пройти последние несколько сотен шагов пешком.

Когда он расплатился десятифунтовой банкнотой и ушел, не дожидаясь сдачи, кучер бросил на него удивленный взгляд и сразу же уехал, обрадованный возможностью покинуть общество этого странного, молчаливого человека, от которого, казалось, исходила зловещая, смертельно опасная аура.

Никто не видел незнакомца, когда он шел сюда. Он беззвучно переходил от одного развалившегося строения к другому, сам не зная, как же это должно выглядеть, но он был уверен, что сразу же узнает это, как только найдет.

Наконец он вошел в дом. После того как он обыскал комнату за комнатой, он попал сюда, наверх, на развалившийся чердак.

Здесь он обнаружил моль.

Долго, час за часом, он стоял, оцепенев, словно статуя, пока, казалось, сам не стал частью этого пыльного, запущенного дома.

И все-таки он что-то делал.

Что-то темное и зловещее происходило с этими маленькими, безобидными насекомыми. Сами они это совершенно не чувствовали, а их примитивная нервная система даже не осознавала это изменение. У них не было ничего, что могло бы сравниться с мозгом или что было бы в состоянии мыслить.

Но когда это изменение закончилось, они уже не были безобидными маленькими вредителями.

Они превратились в убийц.

Незнакомец ушел, прежде чем солнце опустилось за горизонт и снова насекомые не обратили на него никакого внимания, так как он принадлежал к миру, который навсегда останется странным, чужим и непонятным для примитивных органов чувств маленьких насекомых. Мужчина вернется сюда этим вечером и на следующий, но они и этого не заметят.

Для моли ничего не изменилось. Мир был таким же, как всегда: большим, непонятным, и полным опасности и добычи.

И все же насекомые стали другими…

Когда в следующий раз на город опустились сумерки и из дома вылетел рой крошечных, безобразных мошек, чтобы обследовать ближайшие окрестности в поисках пищи, от основного роя отделилась небольшая часть насекомых и беззвучно полетела на запад.

Вместе с ними летела смерть.

* * *

С сумерками на город опустилась тишина и темнота, такая темнота, которая действовала угнетающе, и такая тишина, которая напоминала мне тишину в каменном мавзолее.

Я продолжал корить себя. Говард покинул библиотеку и ушел в свою комнату, и с тех пор я его больше не видел; он не вышел даже к ужину.

Чарльз, мой новый мажордом и — пока я еще не нанял достаточно персонала — в одном лице также кучер, дворецкий и помощник по кухне, много раз стучал в его дверь и звал на ужин, но он так и не пришел.

А сейчас я сам стоял перед дверью комнаты для гостей, в которой проживали Рольф и Говард; но я стоял здесь уже давно, пять, а может быть, и десять минут, и никак не мог набраться мужества, чтобы постучать.

После того как Говард ушел, до меня постепенно дошло, как сильно его обидели мои слова.

Если уж Говард не был моим другом, то тогда я не знаю, что же можно назвать дружбой. Он не раз рисковал жизнью, чтобы спасти меня. Если бы он не заботился обо мне — о чужом человеке, с которым его связывало только то, что тот случайно оказался внебрачным сыном его умершего друга, — то, вероятно, и сегодня он мог бы спокойно сидеть в своем маленьком пансионе на севере Лондона и ни о чем не беспокоиться.

Но он поступил иначе, он принял меня с распростертыми объятиями, как родного сына. Он сменил свое обеспеченное существование и свою жизнь замкнутого чудака, над которым, возможно, потешаются, но которому не желают зла, на жизнь вечно гонимого.

И я отблагодарил его за это своим недоверием! Какой же я идиот!

Я решительно поднял руку и постучал. Я не получил ответа, но я на него и не рассчитывал. Постучал еще раз, подождал несколько секунд и нажал на ручку.

Она со скрипом опустилась и отломалась.

Я удивленно уставился на оцинкованный кусок металла в моей руке. Его поверхность была вся в пятнах и трещинах, а из сломанного болта посыпалась мелкая бурая ржавчина, напоминавшая засохшую кровь.

У дверной ручки был такой вид, как будто она пролежала сто лет в сырой земле.

Я испуганно вздрогнул, когда дверь резко распахнулась и из нее выглянул Говард. В полутьме, которая царила здесь в коридоре, я не мог рассмотреть выражение его лица, но его голос звучал холодно и отчужденно.

— Почему ты не входишь, а начинаешь ломать дверь? — спросил он.

Я нервно улыбнулся, прошел мимо него в комнату и повертел в руках сломавшуюся ручку.

Говард аккуратно прикрыл за собой дверь, но из предосторожности не стал запирать ее на замок. С этой стороны двери ручка тоже выпала; нам было бы трудно выбраться из помещения, если бы замок защелкнулся.

— Почему ты ломаешь замки? — спросил Говард. — Тебе разонравился дом? — При этих словах его лицо оставалось абсолютно бесстрастным — их шутливое звучание было обманчивым.

— Я… не понимаю… — пробормотал я. — Я как обычно прикоснулся к ручке, даже не нажимал на нее.

— Это старый дом, — сказал Говард, пожимая плечами. — Может быть, тебе лучше вызвать слесаря и привести все в порядок. Что ты хочешь?

Я посмотрел ему в глаза, положил сломанную ручку на каминную полку и опустил голову.

— Извиниться, — сказал я. — То, что я сказал, было довольно глупо. Я сожалею об этом.

Говард кивнул.

— Я верю тебе, Роберт. Не принимай это близко к сердцу, я тоже реагировал не слишком интеллигентно. — Внезапно он улыбнулся, и на этот раз улыбка была искренней. — В сущности, в этом моя вина. Было довольно глупо с моей стороны таскать с собой этот паспорт. Я должен был бы поблагодарить тебя вместо того, чтобы набрасываться с упреками. Паспорт мог бы попасть в руки к кому-нибудь другому.

Я облегченно вздохнул, повернулся и хотел ответить.

Но не сделал этого. Мой взгляд упал на кровать Говарда, и слова, которые я с таким трудом подобрал, застряли у меня в горле.

На неубранной постели лежал чемодан Говарда. Его крышка была откинута, а на постели в беспорядке были разбросаны личные вещи и одежда Говарда.

— Ты… собираешь чемодан? — спросил я, запинаясь.

— Как видишь. — Говард поспешил мимо меня к кровати, запихнул скомканную рубашку в чемодан и захлопнул крышку. — Я уезжаю завтра утром, — сказал он. — Первым поездом в Дувр.

— Но ты…

Я в смятении запнулся, лихорадочно ища подходящие слова. В моем желудке снова возник ледяной комок. Я был близок к отчаянию.

— Пожалуйста, Говард, — тихо сказал я. — Мне очень жаль. Я… не хотел этого говорить. Я не хотел.

— Мой отъезд не связан с тем, что произошло у нас, — перебил меня Говард. Его голос звучал совершенно бесстрастно, так холодно, словно он разговаривал с чужим ему человеком, которого он к тому же не очень-то и жаловал.

Он был холодно вежлив.

— Но тогда почему? Почему такой поспешный отъезд?

— Он не поспешный, — спокойно сказал Говард. — Ты переоцениваешь свою значимость, Роберт. Я уехал бы в любом случае. — Он пожал плечами. — Может быть, на день—два позже. Но я должен уехать.

Его слова задевали меня как пощечины.

— И почему? — спросил я.

— Это не связано с тобой. Это дело касается только меня одного. Оно связано с Ван дер Гроотом и теми людьми, которые его послали.

— Ван дер Гроот? Что с ним? Я считал, что полиция…

— Арестовала его, — перебил меня Говард. Взгляд, которым он меня измерил, однозначно показал мне, что, по его мнению, это дело меня совершенно не касалось. Особенно сейчас. — Но дело не в нем. Ван дер Гроот слишком мелкая сошка. Опасны люди, которые стоят за ним. Это дело совершенно не связано с тобой, Роберт. Это… старые счеты, с которыми мне уже давно надо было разобраться.

— Могу ли я… как-то искупить свою вину? — тихо спросил я. — Я совершил ошибку. И очень сожалею об этом. Больше я ничего не могу сказать.

— В этом нет никакой необходимости, — возразил Говард. — А что касается ошибок, то нам не в чем себя упрекнуть. Мне следовало лучше все взвесить. Такой человек как я не должен вообще иметь друзей.

— Говард, я…

— Я имею в виду не то, о чем ты сейчас подумал, — быстро сказал он. — Когда-нибудь ты это сам поймешь, Роберт. Не сейчас. — Он улыбнулся, вытащил сигару из кармана жилетки и повертел ее в руках, но не стал зажигать. Потом резко сменил тему.

— Что с письмом, которое я тебе передал? — спросил он. — На нем, кажется, был официальный штамп. Если тебе нужна моя помощь или помощь доктора Грея…

Несколько секунд я озадаченно смотрел на него, не понимая, что он вообще имел в виду. После неприятного инцидента между нами я сунул письмо в карман и забыл о нем думать.

Я вытащил письмо, бросил быстрый взгляд на печать и вскрыл конверт.

— Повестка? В суд? — Говард удивленно сдвинул брови. — С каких это пор английское правосудие действует так оперативно?

— Это не связано с нападением на дом или со смертью Торнхилла, — ответил я. — Это повестка из морского суда. Речь идет о Баннермане.

— Ты должен будешь явиться в суд, — сказал Говард, прочитав повестку. — Грей сможет сопровождать тебя.

— Мне хотелось бы, чтобы и ты… был с нами, — сказал я, запинаясь.

— В понедельник? — Он покачал головой. — Это невозможно, Роберт. В понедельник я буду уже в Париже. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Я мог бы еще многое сказать ему. Но понимал, что это бесполезно. Поэтому я промолчал. Повернувшись, я быстро вышел из комнаты.

Я чувствовал себя совершенно разбитым, оглушенным, словно после кошмарного сна. Неужели действительно несколько необдуманно брошенных слов могли разрушить все, что было создано за месяцы нашего знакомства?

Тут совершенно неожиданно мне пришли на ум слова Некрона, и впервые с тех пор, как он их произнес, мне показалось, что я сумел распознать в них гораздо больше, чем просто проклятие умирающего.

“Я проклинаю тебя, Роберт Крейвен, — сказал он. — Ты никогда не обретешь покой. Ты будешь вести жизнь гонимого, вечно преследуемого. Все, что ты любишь, должно разбиться, а все, что ты делаешь, должно приносить зло. Смерть и страдания должны стать твоими братьями”.

“Может быть, это время уже пришло, — мрачно подумал я. — Может быть, все это было проклятием Некрона, которое начало исполняться”.

Мои глаза нестерпимо жгло, когда я помчался по лестнице вверх в библиотеку.

* * *

— Дом на той стороне. — Кучер кивнул головой в сторону громадного трехэтажного здания, которое мрачной громадой выделялось на потемневшем небе.

— С вас два шиллинга шесть пенсов, мэм.

Глория Мартин сунула руку в маленький кошелек ручной вязки, отсчитала необходимую сумму и вручила ее кучеру. Тот, не считая, сунул деньги в карман, снял дорожную сумку Глории с козлов и осторожно поставил ее на тротуар.

— И это… действительно правильный адрес? — переспросила Глория. Ее взгляд неуверенно скользил по огромному дому за забором из кованого железа.

— Астон Плейс, 9, — подтвердил кучер. — Я же вам говорил, это один из самых престижных адресов в городе.

Он улыбнулся, показал на сумку и спросил:

— Отнести мне ее в дом, мэм?

Глория поспешно отказалась.

— Спасибо. Она… не очень тяжелая.

Кучер пожал плечами.

— Как хотите. Если вам надо еще что-нибудь… — Он смущенно улыбнулся, когда заметил взгляд Глории. — Сегодня все равно неудачный день, — сказал он. — Никакой выручки. Если хотите, я подожду вас здесь.

Какое-то время Глория всерьез обдумывала его предложение. По пути от вокзала до этого дома она разговорилась с кучером и рассказала ему, что прибыла сюда по газетному объявлению, чтобы попытаться занять место экономки. И она сразу почувствовала, что этот мужчина проявил к ней больше, чем чисто формальный интерес. А почему бы и нет? Ей было двадцать шесть лет, и она не была уродливой, а он… если представить его без слишком широкого плаща и без этого ужасного цилиндра, выглядел очень даже неплохо.

Но потом она отогнала от себя эту мысль. Нет, так не пойдет. Она приехала сюда в Лондон, чтобы выбиться в люди и найти достойное место в лучшем обществе. Экономкой, а может быть, даже компаньонкой какой-нибудь богатой старой дамы, вот кем хотела она стать.

Сначала. А потом посмотрим… В лондонском обществе было достаточно одиноких молодых мужчин. Нет. Кучер ей не подходит. Даже если он так прекрасно выглядит.

Она покачала головой, взяла свою сумку и, кокетливо вильнув бедрами, повернулась. Но кучер еще раз задержал ее. Глория даже едва заметно вздрогнула, когда почувствовала, как крепко он держал ее за плечо.

— Может быть, мне все-таки подождать? — спросил он, заметно смущаясь и не глядя ей в глаза. — Меня это, конечно, не касается, но я бы не вошел в этот дом.

Глория сбросила его руку с плеча.

— Почему не вошли бы? — спросила она. — Вы же сами сказали, что это один из самых престижных адресов в городе, разве нет?

— Об этом доме рассказывают довольно странные вещи, — продолжал кучер, словно он и не слышал ее вопроса. — Долгое время он пустовал, и людей, которые сейчас там живут, никто здесь не знает. А несколько дней тому назад, говорят, здесь была страшная стрельба.

“И что из этого? — подумала Глория. — Тот, кто может позволить себе такой дом, должен быть богатым. Не состоятельным, а именно богатым”. Она несколько раз мысленно повторила это слово, наслаждаясь его волнующим звучанием.

— Я подожду здесь, — продолжал кучер, неверно истолковавший ее молчание. — Если через час вы не вернетесь, я уеду, и вы можете забыть меня.

— Но не ждите, что я оплачу вам простой, — насмешливо сказала Глория. — Я не против, можете подождать… э…

— Рональд, — сказал кучер. — Для друзей просто Рон.

Глория кивнула.

— Хорошо, Рон. Один час.

Кучер улыбнулся, ловко вскочил на козлы и щелкнул поводьями. Глория смотрела ему вслед, пока экипаж не отъехал немного вниз по улице и снова не остановился достаточно далеко, чтобы его не было видно из дома, но так, чтобы кучер мог видеть ворота и часть сада за ними.

“Почему бы и нет? — подумала она. — Если не удастся получить здесь место, то Рон, вероятно, был не самым худшим вариантом, чтобы провести с ним время. Пока я не найду себе что-либо получше”.

Она подняла свою сумку, открыла ворота и решительным шагом направилась к дому. Дом и сад — или, скорее уж, маленький парк — были темными, только за одним окном высоко вверху на третьем этаже светился одинокий огонек.

Глория шла медленно и при этом внимательно осматривалась по сторонам. Дом казался старым, как Рон и говорил, но он был — также, как и сад — очень ухожен. Чувствовалось, что здесь водились деньги. Очень много денег. Это ей понравилось.

Что-то коснулось ее лица.

Глория резко остановилась, испуганно огляделась по сторонам и подняла руку к щеке, к тому месту, где она почувствовала прикосновение. Оно было едва заметным, как мимолетное дуновение ветерка. Может быть, это насекомое, которое в темноте потеряло ориентировку и ударилось о ее щеку.

Девушка нахмурилась, покрепче ухватила свою сумку и двинулась дальше.

Через несколько секунд она почувствовала еще одно прикосновение, немного более сильное, чем в первый раз, и кроме того, ей показалось, что она что-то увидела: маленькую, размытую тень, которая порхала у нее перед лицом и которая мгновенно исчезла, как только она подняла руку и ударила по ней.

Ее сердце забилось чуть-чуть быстрее. На мгновение ее охватил страх, но она тут же подавила его, мысленно обругала себя глупой коровой и, прищурившись, стала всматриваться в темноту. Глорию можно было упрекнуть во многих недостатках, но только не в трусости.

Где-то между нею и тщательно подстриженным кустом рододендрона справа от дорожки что-то двигалось; игра беспокойных маленьких теней, которые беспорядочно метались вверх и вниз.

“Что это было? — подумала она. — Мошки?” Но мошки не толкутся в темноте. Кроме того, она бы их услышала.

Не обращая внимания на предостерегающий внутренний голос, она поставила свою дорожную сумку и осторожно приблизилась к кусту. Тени стали отчетливее, превратились в маленьких серых насекомых, которые толклись как сумасшедшие. Одно из них метнулось в ее сторону, но тут же поспешно отлетело назад, когда она подняла руку и помахала ей. И тут Глория узнала, кто же это.

Моль. Просто рой маленьких, неприметных серых насекомых.

Девушка улыбнулась, покачала головой, удивляясь собственному любопытству и глупости, и пошла назад к тому месту, где оставила свою сумку.

Когда она нагнулась за сумкой, что-то коснулось ее руки. И на этот раз прикосновение причинило ей боль.

Вскрикнув, Глория выпрямилась, увидела порхающее около ее руки серое Нечто и вслепую ударила по нему. Она попала. Маленькое насекомое, кувыркаясь, упало на дорожку.

Глория раздавила его.

Гравий под ее ногой заскрипел, когда она повернула ногу над крошечным насекомым, как будто перемалывая кости.

Ее рука все еще болела. Глория поднесла руку ближе к глазам и попыталась в слабом лунном свете рассмотреть место, куда ее укусила моль, так как это мог быть только укус. Но единственное, что она увидела, это маленькое серое пятнышко на коже, как пыль.

Она с отвращением вытерла руку о юбку, взяла свою сумку и пошла дальше.

К ней подлетела моль, в миллиметре от ее лица свернула в сторону и слегка коснулась ее лба кончиками крыльев.

Глория испуганно вскрикнула, ударила по насекомому и поскользнулась на гравии. Она беспомощно взмахнула руками, потеряла равновесие и упала. Ее сумка лопнула и содержимое высыпалось на дорожку.

И внезапно отовсюду появились насекомые. Казалось, что маленькие серые точки в один миг заполнили все пространство вокруг нее. Ее окружал целый рой беззвучно порхавших насекомых, которые снова и снова прикасались к ее лицу, рукам, к голой коже ног и к шее.

От страха Глория закричала. Обезумев от паники, она била вокруг себя руками, давила их десятками и скрючилась от ужаса, когда целя туча уродливых серых мотыльков села на ее лицо.

В первое мгновение их прикосновение было легким, почти нежным, как поглаживание. Но потом появилась боль. Непереносимая боль.

Над нею в доме вспыхнул свет. Раздались взволнованные голоса, потом распахнулась дверь и послышались быстрые приближающиеся шаги.

Но Глория уже ничего не слышала! Внезапно боль исчезла, так же быстро, как и появилась. Девушка чувствовала лишь усталость.

Такую смертельную усталость.

* * *

В библиотеке кто-то был. Кто-то выключил большой свет и зажег маленькую керосиновую лампу на письменном столе, и огонь в камине пылал вовсю. В кресле с высокой спинкой перед камином сидела широкоплечая фигура в шелковом халате.

— Рольф! — удивленно воскликнул я. — Что… — Я запнулся, захлопнул дверь и поспешил к нему, но на полпути остановился. На его широком лице было такое выражение, которое я никак не мог распознать. Что-то между печалью и упреком.

— Ты… не внизу? — осторожно спросил я.

— Говард и сам справится с багажом. Но он тоже считает, что я в своей комнате и сплю. Он не знает, что я сейчас нахожусь здесь, да и ему незачем об этом знать. Я должен поговорить с тобой, — сказал Рольф. Его голос звучал иначе, чем обычно. Очень серьезно. — Если, конечно, у тебя есть на это время.

— Разумеется, есть. — Я повернулся к маленькому чайному столику рядом с дверью, на котором стояли стаканы и бутылки. — Выпьешь? — спросил я. Рольф кивнул, и я смешал для нас двоих крепкое виски. Мои руки дрожали так сильно, что кубики льда звенели как маленькие колокольчики, когда я со стаканами в руках шел к Рольфу.

Он взял у меня из рук один из них, пригубил его и смотрел, как я нервно опустился в кресло и одним глотком осушил полстакана. При этом я поперхнулся и закашлялся.

Но ироничного смеха, которого я ожидал от него, не последовало. А сейчас задним числом мне бросилось в глаза еще вот что: диалект Рольфа исчез. Он говорил на чистейшем оксфордском английском, который я слышал впервые в жизни. До сих пор он только однажды забыл при мне свой диалект, на котором обычно говорил и который развил до совершенства.

В тот раз его жизни угрожала серьезная опасность.

— Итак? — спросил я, немного отдышавшись. — В чем дело?

— Ты разговаривал с Говардом?

Я кивнул. Мое лицо помрачнело. Он пришел, чтобы упрекать меня?

— Он пакует вещи, — пробормотал я. — Но это ты и сам знаешь.

— Да, — ответил Рольф. — Поэтому я и должен поговорить с тобой. Может быть, он прислушается к тебе. Мне он не дал сказать даже слова.

— Ко мне? — В последний момент я подавил приступ гомерического смеха, который был готов сорваться с моих губ. — Рольф, это же моя вина, что он пакует вещи.

— Чушь, — энергично возразил Рольф. — Неужели ты думаешь, что Говард сбежал бы как обиженный школьник только потому, что вы поспорили? — Он покачал головой, одним глотком осушил стакан и нервно завертел его в руках. — Мы бы все равно уехали, раньше или позже. Ваш небольшой спор лишь ускорил отъезд. Это связано с этим Ван дер Гроотом.

— Мне Говард это уже говорил, — пробормотал я. — Но не больше. Что… случилось?

— Случилось? — Лицо Рольфа помрачнело. Его руки крепко сжали стакан. Раздался хруст, и в толстостенном стакане для виски возникла серпообразная трещина. Лицо Рольфа исказила гримаса.

— Что случилось? — продолжал он. — Случился этот Ван дер Гроот. Мне надо было проломить ему череп, пока еще было для этого время. Я, идиот, должен был знать, что случится. — Рольф презрительно фыркнул. — Но правде говоря, я уже много лет ждал этого.

— Я… не понимаю ни одного слова, — сказал я запинаясь. — Вообще, кто он такой этот Ван дер Гроот?

— Что! — сказал Рольф. — Вопрос должен звучать: “Что такое Ван дер Гроот?”, Роберт. Эту историю не так легко объяснить. Но ты должен мне обещать ни словом не обмолвиться перед Говардом, что я был здесь.

— Конечно, — сказал я. — Я ничего не выдам. Да до сих пор я и не слышал ничего такого, что бы я мог выдать.

Рольф ухмыльнулся, встал и подошел к чайному столику, чтобы взять себе новый стакан.

— Этот Ван дер Гроот, — начал он, — действовал не по собственной инициативе. Он сам довольно мелкий подручный, понимаешь? Он приехал сюда, чтобы… выполнить задание.

— Я знаю, — сказал я. — Он хотел заполучить…

Рольф повернулся, сделал маленький глоток и внимательно посмотрел на меня через край стакана.

— Нет, — сказал он наконец.

— Нет? — Я растерянно заморгал глазами. — Но что…

— Он находился уже намного дольше в городе. Эта история с книгой поначалу даже и не планировалась. Просто Ван дер Гроот и этот мнимый доктор Грей не смогли устоять, когда узнали, чем ты владеешь. Вероятно, — добавил он с пренебрежительной гримасой, — они думали, что их встретят как героев, если они вернутся с книгой в качестве трофея. Но на самом деле они преследовали Говарда. Уже несколько месяцев.

— Преследовали… Говарда? — удивился я. — Но что… что они от него хотят?

— Его голову, — сухо сказал Рольф. — И не только в переносном смысле. Они и их… братья преследуют Говарда уже много лет.

Едва заметная нерешительность в его голосе не ускользнула от моего внимания.

— Братья? — переспросил я. — Что ты имеешь в виду, Рольф?

— Ты знаешь не очень много о Говарде, ведь так? — спросил он вместо ответа. Я покачал головой и Рольф в третий раз наполнил свой стакан, прежде чем ответить. Я никогда раньше не видел, чтобы он пил так много — явный признак того, что он нервничал. — Спасаясь от них, Говард объехал уже полмира, — начал он, — за последний год, когда ты изучал книги своего отца. Может быть, мы на некоторое время избавились бы от них, если бы оставались в Аркхеме.

— Они? Кто это они? — спросил я.

— Эти… эти мужчины, — запинаясь ответил Рольф. — Ван дер Гроот и его так называемые “братья”. Это… своего рода такая организация. Такой союз как…

— Ложа? — подсказал я.

Рольф кивнул.

— Можно назвать это и так. Я и сам знаю об этом немного, так, несколько намеков, которые непроизвольно вырвались у Говарда. Я познакомился с ним, когда он уже скрывался от своих преследователей.

— Но почему? — спросил я. — Кто эти люди, и почему они преследуют Говарда?

— Потому что он когда-то входил в их число, — ответил Рольф. — Он сам был членом у этих… Он снова запнулся и уставился в свой стакан, потом продолжил: — У этих людей. Я не могу рассказать тебе ничего больше об этом, но они могущественны, Роберт.

— Если они сумели нагнать страх даже на Говарда, тогда они должны быть очень могущественными, — сказал я в полголоса.

Рольф кивнул.

— Так оно и есть. И они приговорили Говарда к смерти еще много лет тому назад. Ван дер Гроот и его сообщник были никем иными как палачами.

— Ван дер Гроот сидит в тюрьме, — сказал я. — А его спутник мертв.

— Ну и что? — Рольф махнул рукой. — Они пошлют других.

— По этой причине Говард и собирает вещи? — спросил я. — Так как он боится, что они его…

— Боится? — фыркнул Рольф. — Ты совсем с ума спятил, малыш? Говард боится? — Он хмыкнул, поставил свой стакан на стол и шагнул ко мне. — Черт побери, если бы он боялся, то я бы не сидел сейчас здесь. Я был бы рад, если бы это было так! Неужели ты думаешь, мне было бы трудно продолжать скрываться от них? Мы десять лет играли в прятки с этими псами. Нет, Говард не боится. Совсем наоборот.

— Но что… что тогда ты хочешь от меня? — озадаченно спросил я.

— Говард решил больше не убегать от них, — мрачно сказал Рольф. — В этом вся проблема, понимаешь? Он хочет встретиться с ними.

— Он хочет…

— В Париж, — подтвердил Рольф. — Он сказал, что больше не имеет смысла убегать от них. Он хочет предстать перед ними. А они его убьют. — Неожиданно его голос зазвучал взволнованно, почти умоляюще: — Поговори с ним, Роберт. Меня он не хочет больше слушать, может быть, он прислушается к тебе! Ты должен отговорить его от этого сумасбродного плана! Он считает, что сможет поговорить с ними, но я знаю, что они даже не станут его слушать!

— Но как же я…

Конец фразы заглушил душераздирающий крик, который раздался из сада.

* * *

Рольф замер.

— Что это было? — сдавленным голосом спросил он. — Кто там?..

Внизу снова раздался этот ужасный пронзительный крик, а потом мы услышали глухой стук падающего тела.

Рольф повернулся и бросился вон из библиотеки, я тоже вскочил и побежал за ним так быстро, как только мог.

В доме повсюду мелькали свечи и слышались шаги, когда мы добежали до зала. Дверь в комнату Говарда была полуоткрыта, а когда я преодолел последние три ступеньки одним прыжком, в зале появился Чарльз с коптящей керосиновой лампой в руке.

Когда мы добежали до входной двери, крики прекратились. Я узнал Говарда, который, опустившись на колени, склонился над темным бесформенным телом.

Мы с Рольфом одновременно подбежали к нему.

— Что случилось? — взволнованно спросил я. — Кто здесь кричал?

Говард поднял голову, жестом показал, чтобы я не подходил ближе, а другой рукой показал на скрюченное тело, лежавшее перед ним. Что-то серое, крошечное взлетело с неподвижной фигуры и упорхнуло прочь.

— Кто это? — спросил я.

Говард пожал плечами.

— Я не знаю, — пробормотал он. — Какая-то женщина. Но… — Он запнулся и испытующе посмотрел на меня. — Ты ее знаешь?

Я с любопытством подошел ближе.

Зрелище оказалось ужасным. Это была женщина, но даже это я смог определить лишь по ее платью и длинным, доходившим до плеч серым волосам. Ее мертвые глаза были широко открыты и потускнели, а в ее взгляде застыло выражение такого неописуемого ужаса, что я невольно отступил на шаг назад.

Лицо мертвой было изборождено глубокими морщинами и складками. Серая, сухая как пергамент кожа плотно обтягивала беззубый рот, который много лет тому назад должно быть отличался необыкновенной красотой. Отвратительные черные пятна обезображивали лицо, а над правым виском кожа лопнула и начала шелушиться. Оно было старым, это лицо. Невероятно старым.

“Таким же старым, как ее платье”, — с содроганием подумал я. Цельное, закрытое платье должно быть лет сто тому назад имело яркую расцветку; сейчас оно представляло собой лохмотья, истлевшие, серые, тонкие и изношенные до такой степени, что во многих местах материал стал прозрачным, словно его съела моль.

— Ей… наверное, лет сто, — пробормотал Говард растерянно. — Но разве такое возможно? Кто эта женщина, и как она попала сюда?

— Я могу ответить на этот вопрос, — сказал голос из темноты.

Говард, Рольф и я одновременно обернулись. Никто из нас не заметил, как к нам приблизился незнакомец. Разумеется, мы были слишком взволнованы, чтобы услышать тихие шаги по гравию.

— Вы кто? — рявкнул Рольф. Он угрожающе выпрямился во весь свой огромный рост и шагнул навстречу незнакомцу, но на того это не произвело ни малейшего впечатления. Да оно и понятно — его плечи отличались почти такой же шириной, как и у Рольфа, а в своем черном цилиндре он почти на ладонь возвышался над телохранителем Говарда.

— Кто вы, черт вас побери? — воскликнул Говард, когда незнакомец не ответил. — И что вы здесь делаете?

— Меня зовут Рон, — сказал мужчина. Он подошел ближе и оказался в бледном круге света от лампы Чарльза. Я увидел, что на нем черный плащ и шляпа кучера.

Он показал на мертвую.

— Я ее привез.

— Вы знаете ее?

Рон кивнул, но почти сразу же покачал головой и сделал неопределенный жест рукой.

— И да, и нет. Ее зовут Глория, вот, пожалуй, и все. Я привез ее от вокзала сюда.

— Глория? — Имя показалось мне откуда-то знакомым, но я не знал, где его мог встречать.

Говард пристально посмотрел на меня.

— Ты знаешь эту женщину?

— Я… нет, — ответил я, немного подумав. — Некая Глория Мартин хотела приехать сегодня сюда, чтобы получить место экономки, о чем я давал объявление в газете. Но это вряд ли она.

— Тем не менее это она, — заявил Рон. — Я с ней разговаривал. Она рассказала, что хотела вам представиться.

Я озадаченно уставился на высохшее лицо старухи передо мной.

— Но это же невозможно! — вырвалось у меня. — У этой женщины едва ли были силы просто стоять на ногах.

— Глупости! — воскликнул Рон. — Она…

Его нижняя челюсть отвисла, когда его взгляд упал на разложившееся лицо мертвой женщины. Его глаза округлились. Несмотря на темноту, я заметил, как за долю секунды кровь отхлынула от его лица.

— Этого… не может… быть! — пробормотал он. — Это же… невозможно! — Его руки задрожали. Он пошатнулся, выставил руку, ища опору, и, наверное, упал бы, если бы Рольф не поддержал его.

— Что невозможно? — спросил Говард с ударением на первое слово.

— Эта… эта женщина! — забормотал Рон. — Глория. Она… о боже, этого же не может быть! — Он рывком поднял голову. Его глаза округлились еще больше, когда он уставился на нас с Говардом. Я еще никогда в жизни не видел на лице человека выражение такого невероятного ужаса.

— Глория, — бормотал он. — Ей… ей было максимум двадцать лет.

— Что вы мелете? — проворчал Говард. — Да она…

— Но это правда! — воскликнул Рон. Его голос дрожал и чуть было не сорвался. По его подбородку текла слюна, а он этого даже не замечал. — Я же не сумасшедший! Я разговаривал с этой девушкой и… и высадил ее здесь! Ей было не более двадцати лет!

— Этой женщине, — сказал Говард, — скорее двести лет, чем двадцать, Рон. Подумайте спокойно. Может быть, вы высадили вашу Глорию перед другим домом. Вы, должно быть, ошиблись!

— Нет! — сдавленным голосом ответил Рон. Это прозвучало как крик, который он успел в последний момент подавить. — Я ни на секунду не выпускал ее из виду! Я ждал, так как… так как она еще не знала, получит ли место и… — Он запнулся, поискал подходящие слова и начал издавать короткие, непонятные звуки.

— Я думаю, он прав, — тихо сказал Рольф. — Взгляните на эти тряпки. — Он показал на потрепанную дорожную сумку, которая лежала недалеко от мертвой женщины. Она лопнула, и ее содержимое высыпалось на дорожку.

Здесь были одни только тряпки. Если серые, полуистлевшие лохмотья когда-то и были платьями, то с тех пор, вероятно, уже прошли десятки лет.

Говард протянул руку к одному из платьев.

Когда он к нему прикоснулся, оно рассыпалось в прах.

— Это колдовство! — вскрикнул Рон. — Это… дьявольщина. — Его голос зазвучал выше, пронзительнее. — Значит, правда, что о вас рассказывают! — заявил он. — Все правда! Вы колдун!

— Успокойтесь! — резко сказал Говард, но Рон разошелся еще пуще.

— Вы колдун! — сдавленным голосом выкрикнул он. — Все правда! Вы в сговоре с Сатаной, как говорят люди!

Говард быстро поднял руку. Рольф повернулся, приветливо улыбнулся Рону — и неожиданно ударил его кулаком в подбородок. Огромный кучер сдавленно вскрикнул, опрокинулся навзничь и как подкошенный рухнул на землю.

— Своими криками он поднял бы на ноги всех соседей, — с извиняющейся улыбкой сказал Говард. Потом он снова обратился к Рольфу. — Отнеси его в дом. И принеси затем одеяло или лучше простыню. Нам надо убрать женщину, пока ее никто не увидел.

— Что ты намерен делать? — спросил я. — Мы должны вызвать полицию, Говард! Здесь погиб человек!

— Полицию? — Говард покачал головой. Взгляд, который он бросил на меня, был почти сочувственным, — Ну, конечно, — сказал он. — Мы вызовем Скотланд-Ярд и заявим им, что эта девушка за несколько секунд постарела на сто лет. После того как неделю тому назад в твоем доме была убита почти дюжина людей, они кивнут головой и займутся своими обычными делами.

Я смущенно посмотрел на него. Конечно, Говард был прав — мы и так были обязаны чуду и юридическому буквоедству доктора Грея за то, что пока еще находились на свободе, а не сидели в подземельях Тауэра. Ребята из Скотланд-Ярда ждали только малейшего повода, чтобы бросить нас в тюрьму.

Без всяких возражений я помог Рольфу перенести Рона в дом и уложить на диван в салоне. Не говоря ни слова, Рольф исчез в своей комнате, сорвал одеяло с кровати и через несколько секунд вернулся назад.

Когда мы выходили из дома, на лестнице собрались все остальные слуги во главе с Чарльзом. У меня возникло гнетущее чувство, когда они расступились, чтобы пропустить меня. Никто не сказал ни слова, но их взгляды были достаточно красноречивы.

Они боялись.

Боялись меня.

* * *

Рольф разогнал полдюжины собравшихся мужчин и женщин, опустился на колени рядом с мертвой и расстелил свое одеяло. Потом он взял иссохшееся тело старухи и положил его на одеяло.

Во всяком случае, хотел положить.

Но тело рассыпалось… в прах.

Раздался противный бумажный шелест, когда Рольф подсунул руки под тело мертвой. Из истлевшего платья трупа поднялось облако серой пыли и внезапно все тело начало оседать, как тысячелетняя мумия после неосторожного прикосновения. Из истлевших лохмотьев платья поднялся рой крошечных серых теней и разлетелся в разные стороны.

“Моль!” — озадаченно подумал я. Это были десятки, если не сотни маленьких, невзрачных серых насекомых.

Это было похоже на сцену из кошмара. Все произошло в течение нескольких секунд, но казалось, время внезапно потекло медленнее, а страх и ужас так обострили мою способность восприятия, что я запомнил каждую мелочь почти с неестественной четкостью.

Моли разлетелись и исчезли в ночи, но одно из крошечных насекомых полетело прямо на Рольфа, в нескольких сантиметрах от его лица круто развернулось и село на его плечо. Крошечные, серые крылья испуганно бились.

Шелковый халат Рольфа стал серым.

Это был жуткий, странный процесс. Так же как чернила расползаются по промокашке, бледнели краски халата Рольфа. Материал старел в течение долей секунды, терял цвет, становился тонким и невзрачным…

За моей спиной раздался пронзительный крик. Что-то упало на землю и со звоном разбилось. Говард очнулся от оцепенения, бросился вперед и, сжав кулак, ударил по крошечной моли.

Насекомое было раздавлено. Рольф опрокинулся навзничь и увлек за собой Говарда, а из сгнившей кучи тряпья, которая когда-то была дорожной сумкой, вылетели еще три серых тени и устремились к Говарду и Рольфу…

— Назад! — крикнул я. — Это моль! — В отчаянии я бросился вперед, попытался поднять Говарда и Рольфа одновременно на ноги и ударил рукой по крошечным насекомым. Я не попал по ним, но мои резкие движения на мгновения отпугнули их.

Говард с трудом встал на четвереньки, посмотрел на меня округлившимися от страха глазами и поднялся на ноги. Но он не собирался идти назад к дому.

— Черт побери, Говард, чего ты ждешь? — воскликнул я. — Мы должны…

Я смолк, когда посмотрел в том направлении, куда показывала его рука. Насекомые, которых я отогнал, поднялись немного выше и неуверенно полетели налево, к кусту рододендрона, растущему рядом о дорожкой.

Света было недостаточно, чтобы рассмотреть все подробности, но и того, что я увидел, хватило, чтобы у меня по спине побежали мурашки.

Куст когда-то был зеленым.

Сейчас он стал серым. Он превратился в бесформенный раздутый шар, который непрерывно пульсировал и дергался.

Моль!

Тысячи, если не десятки тысяч, крошечных серых насекомых сплошь покрывали весь куст.

И, словно они только и ждали, когда нарушат их покой, по массе крошечных насекомых пробежала быстрая, нервная дрожь. Серый шар сжался, дернулся словно в судороге — и разлетелся.

В воздух поднялась туча из тысячи насекомых и устремилась на нас…

* * *

Это был бег наперегонки со смертью.

Несколько шагов до дома превратились в бесконечность. Внезапно ночь наполнилась серыми тенями, а шелест и жужжание десятков тысяч крошечных крыльев отдавались у меня в ушах как язвительный смех.

Я почувствовал прикосновение, в паническом страхе замахал руками и, спотыкаясь, вбежал по ступенькам вверх. Что-то порхало перед моим лицом вверх и вниз, я пригнулся, поднырнул под него и ударился о дверную раму. Кто-то схватил меня за руку и втащил в дом.

Кто-то яростно взревел, шелест и стрекот крыльев стал громче. Я упал, инстинктивно откатился в сторону и увидел, как Рольф всем своим весом навалился на дверь и захлопнул ее.

И как раз вовремя.

Раздался звук, похожий на то, как будто кто-то бросал в дверь песок. Шелест и стрекот крыльев смолкли, но вместо этого я услышал, как что-то яростно забарабанило в дверь. Сквозь щели в двери посыпалась серая пыль, когда насекомые в слепой ярости начали биться о дверь. Что-то крошечное, порхающее взвилось вверх и исчезло под потолком.

— Они здесь! — взревел Рольф. — Несколько этих тварей проникли внутрь! Будь внимателен!

Его голос чуть было не сорвался. Я увидел, как он смешно отпрыгнул в сторону и втянул голову в плечи, когда одна из серых теней спикировала на него, как хищная птица. Наконец я тоже вскочил на ноги и огляделся.

Рольф успел закрыть дверь в самый последний момент. Рой насекомых продолжал биться о дверь, как песок, но большинство из них остались снаружи.

Тем не менее несколько штук успели залететь в дом-Неожиданно Рольф повернулся в сторону и ударил по чему-то, что порхало перед ним.

— Не прикасайся к ним! — в ужасе закричал Говард. — Не прикасайся, Рольф!

Если Рольф и слышал его слова, то он на них не прореагировал. Его одновременно атаковали три крошечных серых насекомых-убийцы. Он смешно прыгал из стороны в сторону, пытаясь уклониться от них и продолжал бить по ним руками, но не попадал.

— Свет! — взревел Говард. — Погасите свет!

Его слова почти потонули в громком шуме, который раздался снаружи. Я в ужасе повернул голову и увидел, как оба окна справа и слева от двери стали серыми.

Насекомые прекратили биться о дверь, но вместо этого они в слепой ярости бросались на стекла! Сотни из них разбивались о стекло, но из темноты появлялись все новые и новые. Бешено вращая крыльями, они на огромной скорости налетали на невидимое препятствие и погибали. За несколько секунд стекла покрылись толстым, жирным, серым слоем, но появлялись все новые и новые твари.

— Погасите же наконец свет! — крикнул Говард. — Он приводит их в неистовство!

Ему кто-то ответил, потом большая газовая люстра, висевшая под потолком в зале, мигнула — и погасла.

Темнота как черное покрывало опустилась на помещение. Я замер. Мои нервы были взвинчены до предела. Мне казалось, что я все еще слышу жужжание маленьких крыльев, но единственное, что я действительно слышал, это тяжелое дыхание Рольфа и где-то в глубине зала — приглушенный плач женщины. Барабанная дробь прекратилась. Насекомые перестали биться о стекла в тот самый момент, когда погас свет.

Откуда-то из темноты слева от меня раздался голос Говарда.

— Никто не двигается с места, — сказал он. — Они нападают только тогда, когда вы двигаетесь. Чарльз, вы здесь?

Прошло несколько секунд, пока дворецкий ответил, при этом от страха и возбуждения его голос так изменился, что я его едва узнал.

— Я… здесь, — пробормотал он. — У лестницы.

— Хорошо, — прошептал Говард. — У вас лампа еще с собой?

— Конечно. Я… ее потушил.

— Тогда поставьте ее осторожно на лестницу, — приказал Говард. — Как можно дальше от себя.

Где-то в темноте послышался звон, потом скрежет металла о твердый мрамор.

— Все в порядке, сэр, — сказал, запинаясь, Чарльз.

— Теперь снимите стекло. Осторожно. Снова зазвенело стекло.

— Готово? — спросил Говард.

— Го… готово, сэр, — пролепетал Чарльз.

— А что мне делать теперь?

Говард мгновение помедлил.

— Вывинтите как можно сильнее фитиль, — сказал он. — Возьмите спичку и зажгите его. А потом как можно быстрее убегайте.

Про себя я восхитился хладнокровием Говарда. Он сделал единственно разумное в этот момент — а именно, устроил моли, которая, кажется, еще не забыла свои врожденные рефлексы, ловушку.

Для нас это была единственная возможность избавиться от этих зловещих насекомых.

Даже если в помещение проникла всего лишь дюжина этих крошечных насекомых, мы не могли в темноте обнаружить и убить их, не устроив в доме полный разгром. А снова зажечь свет, означало бы для большинства из нас подписать себе смертный приговор.

— Я… готов, сэр, — донесся до меня из темноты голос Чарльза. — Но я… я боюсь.

— Но вы должны это сделать, — ответил Говард. — Я не знаю, как долго еще эти бестии будут вести себя тихо.

— Хорошо, сэр, — ответил Чарльз. Его голос дрожал. — Я беру спичку.

— Всем остальным уйти от лестницы, — приказал Говард. — Возьмите что-нибудь, чем можно бить, ботинок, например, или оторвите кусок материи от вашего платья. Но ни в коем случае не прикасайтесь к ним голыми руками!

Казалось, что время остановилось. Я слышал шелест, потрескивание, едва слышный стук, когда Чарльз открывал коробку со спичками…..

Потом вспыхнула искра, превратилась в пламя, и комната озарилась ярким светом, когда с легким треском вспыхнул пропитанный керосином фитиль лампы. На книжных ступенях лестницы возник маленький,мерцающий островок света, и полдюжины крошечных серых теней устремились из темноты к нему.

Чарльз в панике вскрикнул и одним прыжком отскочил подальше от огня, который становился все выше и выше. Внезапно что-то вспыхнуло; из центра пламени с треском вылетели крошечные искорки.

— Сработало! — воскликнул я. — Они… бросаются в огонь, Говард!

Все больше и больше насекомых беззвучно вылетало из темноты и бросалось в огонь, чтобы сгореть. Их оказалось больше, чем я предполагал, казалось, что сотни маленьких насекомых проникли в дом, и всех их магически притягивало пламя, которое поднималось все выше и выше!

Но мерцающий желтый свет осветил и еще одну картину. Картину, от которой у меня перехватило дыхание, как от удара кулаом.

Это касалось Рольфа. Вероятно, в панике он бежал через зал и в темноте упал. Сейчас он сидел в странной застывшей позе, как бы полулежа на спине и оперевшись на локоть, а правую руку он прижал к груди. Расширившимися от ужаса глазами он смотрел на крошечную серую моль, которая, как колибри, быстро била крыльями и парила над его грудью, словно раздумывая, броситься ли ей на него или в манящее пламя, которое находилось всего лишь в нескольких шагах…

— Ради бога, Рольф! — сдавленным голосом сказал Говард. Его голос звучал умоляюще. — Не двигайся! Я иду!

Губы Рольфа дрожали. Его лицо было белым как мел. На его верхней губе выступили капельки холодного пота. Рука, на которую он опирался, дрожала от напряжения. Я видел, что он сможет оставаться в таком неудобном положении всего лишь несколько секунд.

— Я иду! — прошептал Говард. — Не двигайся, Рольф! Я помогу тебе!

Рольф сделал судорожное глотательное движение. Крошечные серые крылья почти касались его лица.

Говард преодолел последние метры одним отчаянным прыжком, бросился вперед и ударил темным, удлиненным предметом, который он держал в руке.

Моль была отброшена в сторону, она ударилась о перила и, дергаясь, упала на землю. Секунду спустя на моль опустилась нога Говарда и раздавила ее.

Но опасность еще не миновала. Вспышки в середине пламени прекратились, но снаружи опять забарабанили насекомые, которые увидели через окно свет и пытались проникнуть внутрь.

Мне казалось, что я слышу, как звенят стекла под их напором. Конечно, это была чушь. Даже миллиарды маленьких насекомых не смогли бы выдавить толстое оконное стекло.

— Нам надо убираться отсюда! — крикнул Говард, словно прочтя мои мысли. — Дверь не выдержит их атаки.

Я хотел возразить, но быстрый взгляд на входную дверь убедил меня в обратном.

Твари все еще продолжали барабанить в дверь и оба окна, как песок, поднятый бурей, но это уже была не массивная дубовая дверь, в которую они бились! Доски толщиной в два пальца стали пористыми и покрылись трещинами. С поверхности двери краска отслаивалась большими, уродливыми кусками, а дерево под ней стало старым и трухлявым; трещины были похожи на застывшие молнии. С двери сыпалась серая пыль.

Она старела! За несколько секунд дверь старела на такое же число лет…

— О боже! — пробормотал я. — Они… пройдут сквозь дверь!

— В библиотеку! — сказал Говард. — Мы должны подняться наверх. Это единственное место, где мы будем в безопасности. — Он выпрямился и повелительным жестом показал на верхний конец лестницы. — Все наверх! — крикнул он. — В библиотеку, быстро!

Чарльз и двое или трое других слуг, которые испуганно жались в углах, бросились вверх по лестнице, а Говард резким движением головы показал на дверь в другом конце зала.

— Кучер! — сказал он… — Мы должны забрать его!

Рольф хотел уже повернуться и бежать за кучером, но Говард остановил его.

— Проведи слуг наверх! — приказал он. — В библиотеку, быстро. Мы с Робертом заберем и его.

Плечом к плечу мы побежали вперед. Барабанная дробь в дверь и окна стала громче и звучала как оружейная пальба. Когда я на бегу повернул голову и посмотрел назад, то мне показалось, что дверь уже косо висит на петлях и что перед нею порхают несколько темных точек, но я не был до конца уверен, было ли это на самом деле или все это мне лишь померещилось от страха.

Недолго думая, Говард плечом распахнул дверь, ворвался внутрь и так резко остановился, что я чуть было не налетел на него.

Кучер все так же лежал на кровати, как мы его и положили. А над его головой кружился целый рой мелких, серых насекомых.

Говард молча показал на разбитое окно. Рама и стекло оказались старыми и хрупкими, не выдержали такого напора, и сквозь широкую щель в комнату залетало все больше и больше насекомых. Их здесь было уже несколько сотен, а снаружи залетали все новые и новые.

Мы осторожно приблизились к кровати. Кучер со стоном вытянулся и пульсирующее движение роя насекомых сделалось еще быстрее и беспокойнее. Я испуганно остановился, нервно облизал губы и сделал еще один осторожный шаг.

Кучер со стоном открыл глаза. Взгляд его по-прежнему оставался туманным. Он попытался приподняться, со вздохом снова опустился на кровать и оцепенел от страха, когда заметил серую тучу над собой. Я мог в буквальном смысле наблюдать, как к нему возвращалась память.

— Ради бога, не двигайтесь! — сдавленным голосом произнес Говард. — Не делайте резких движений!

Если Рон и слышал его предупреждение, то было уже слишком поздно. Живой ковер над ним продолжал колыхаться, а три-четыре моли опустились рядом с ним на смятое одеяло.

Материал тут же начал сереть и терять вид. А одна моль размером с монетку беззвучно опустилась на его грудь.

Рон вскрикнул, вскочил и молниеносным движением сжал тварь в кулаке.

— Нет! — крикнул Говард. — Не надо! Бросьте ее!

Но Рон еще сильнее сжал кулак, выпрямился и по очереди смотрел то на Говарда, то на свои сжатые пальцы.

Все произошло очень быстро.

Его пальцы стали серыми.

Кожа лопнула, но не кровоточила, а скрутилась, как высохший пергамент. Вены и жилы проступили сквозь истончавшуюся кожу как канаты, его рука судорожно сжалась, словно под действием внутреннего напряжения и превратилась в высохшую скрюченную лапу.

В руку древнего старца…

Рон открыл рот. Из его груди вырвался приглушенный, изумленный крик.

— Помогите… мне! — прохрипел он. — Я… я умираю…

Говард прыгнул вперед, схватил кучера за плечи и стащил его с кровати. Рой насекомых над нею начал закипать. Десятки их посыпались, как пыль, на кровать и ковер, или же опустились на стены и пол вокруг Говарда и кучера. Говард взревел, раздавил одну из мошек, которая упала рядом с ним на пол, повернулся и пополз, увлекая за собой Рона, прочь от кровати.

— Свет! — крикнул он. — Роберт, свет!

Я едва успел среагировать. До сих пор, благодаря какому-то чуду, ни одно из ужасных существ не прикоснулось к Говарду или кучеру, но их резкие движения, казалось, привели насекомых в неистовство. Моя рука дернулась к потайному маленькому колесику, которое регулировало подачу газа, и завернула его до отказа. Свет начал бледнеть и погас.

Но темнота была не полной. Через разбитое окно в комнату падал слабый лунный свет, посеребривший насекомых, которые как сумасшедшие порхали взад и вперед, наполняя комнату зловещим шуршанием и хрустом. Огонь камина внезапно загорелся ярче; вспыхивали и тут же гасли крошечные искорки, и к шелесту крыльев моли добавилось сухое, противное потрескивание.

Все происходило точно так же, как до этого в зале. Насекомых магически притягивал свет огня, и они десятками бросались в него.

Говард толкнул меня в бок, что окончательно вывело меня из оцепенения. Мы выволокли Рона из комнаты, и Говард захлопнул за собой дверь. Треск огня в камине становился все сильнее, и на мгновение мне показалось, что из-под двери выбивается мерцающий красный свет.

— Дальше! — прохрипел Говард. — В библиотеку, Роберт! Ради бога, быстрее!

Твари все еще продолжали биться о дверь и окна, и я знал, что пройдет еще несколько секунд — и они падут под их напором и разобьются. Даже небьющееся освинцованное стекло должно было стать хрупким, если каждая секунда означала десятилетие, и оно когда-нибудь просто развалится под тяжестью своего собственного веса и превратится в пыль.

Но ужас не смог разорвать тупое оцепенение, которое сковало мой разум.

— Поторопись! — нетерпеливо сказал Говард. — Нам надо наверх. В…

Он не сумел закончить фразу.

С верхнего конца лестницы раздался пронзительный крик: “Оставайтесь внизу! Это ловушка!”.

Что-то застучало, потом раздался звук, как от удара стали или камня о плоть, и внезапно на, балконе, шатаясь, появилась огромная фигура Рольфа. Он ударился о перила, повернулся в поисках опоры, но, казалось, что в его руках не осталось больше сил, чтобы удержать его огромное тело. Он зашатался, поскользнулся на верхней ступеньке и сильно ударился о стену. Его рот открылся, но с губ не слетело ни звука. Я видел, как он с трудом перевел дух.

Потом на балконе появилась вторая фигура, медленнее, чем Рольф, но выпрямившись и расправив плечи.

Это был мужчина. Его лицо скрывалось под черным платком, который закрывал нос и рот и, который на висках соединялся с тюрбаном. Как и вся его одежда, тюрбан был черным; эта чернота была более глубокой, чем ночь, и казалось, она всасывала свет. Только полуметровая, острая как бритва кривая сабля в его руке отражала свет мерцающей лампы.

Увиденное зрелище заставило меня оцепенеть. Я забыл о Рольфе, который скрючился на ступеньках у ног незнакомца. Я забыл о Говарде, который пробормотал что-то непонятное, и я забыл о кучере, который окончательно потерял сознание. Я видел только незнакомца — воина-дракона, которого послал Некрон, чтобы закончить то, что не удалось сделать ему самому.

За нашей спиной с грохотом разлетелась входная дверь; почти одновременно, как от удара кулаком, лопнули стекла. В образовавшиеся проемы влетело кипящее облако крошеных серых насекомых…

* * *

В моих ушах отзвучал пронзительный крик Говарда. Я слышал, как разлетелись оконные стекла, а воздух вокруг нас наполнился жужжанием миллионов и миллионов крошечных крыльев. Я слышал, как Рон начал истерично кричать, но все эти звуки я регистрировал лишь краем своего сознания, крошечным островком ясного мышления в хаосе бушующих эмоций, которые захлестнули меня. Этот мужчина был воином-драконом.

Воин-дракон. Эти слова снова и снова эхом отзывались у меня в мозгу, и с каждым разом во мне росло желание взлететь вверх по лестнице и вцепиться ему в горло. Он был воином-драконом, одной из тех бестий, которые сопровождали Некрона, когда колдун пришел, чтобы похитить Присциллу.

Внезапно Говард развил бурную деятельность, рывком поднял на ноги кучера, беспомощно сидевшего на корточках, и что-то крикнул мне, но я не обращал на него внимания. Откуда-то до моего слуха донесся глухой низкий звук, как удар огромного колокола, но даже этого я почти не заметил.

Ясно мыслившая часть моего сознания подсказывала мне, что моей жизни грозит опасность, что пройдет лишь несколько секунд, и насекомые набросятся на нас, чтобы убить, но я был не в состоянии прислушаться к этому голосу разума.

С громким яростным криком я бросился вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Говард попытался предостеречь меня, но его слова как горох отскочили от невидимой стены, которая возникла вокруг моего сознания.

Воин-дракон хладнокровно поджидал меня. Он отступил на полшага назад, как бы давая мне возможность добраться до балкона, чтобы принять бой; он помахал над головой саблей и одновременно поднял левую руку, словно собираясь помахать мне. Его фигура напряглась.

Я даже не попытался отвлечь его внимание, что было бы совершенно естественно, когда с голыми руками нападаешь на противника, вооруженного саблей, а бросился прямо на него и только в самый последний момент отклонил корпус в сторону.

Конец его сабли со свистом распорол мою куртку и больно царапнул по ребрам, но в то же мгновение я налетел на него и сбил с ног.

С губ воина сорвался удивленный возглас, когда мы, вцепившись друг в друга, упали на пол и мое колено попало ему под ребра.

Я сражался как безумный. В обычных условиях у меня не было бы никаких шансов устоять против этого воина, но ярость придала мне сверхчеловеческие силы, и я дрался, нисколько не заботясь о собственной безопасности. Голыми руками я отбил его саблю в сторону, когда он поднял руку, чтобы вонзить мне клинок в бок, бросился вперед и начал яростно молотить его кулаками.

На этот раз он закричал от боли, но я продолжал неистовствовать, нанося ему удары со всех сторон, а потом швырнул его на стену. Сабля вылетела у него из рук и со стуком упала на пол. У меня еще хватило хладнокровия ногой отбить оружие в сторону, я молниеносно развернулся к нему и хотел нанести удар в его незащищенную шею.

Но той доли секунды, которая понадобилась мне, чтобы отбросить в сторону его саблю, ему оказалось достаточно. Он вскинул руку вверх, отбил мой удар и вывел меня из равновесия. Почти в то же самое мгновение его другая рука нанесла мне удар по корпусу. Его рука была странно выгнута вверх, а пальцы согнуты внутрь, так что меня коснулась лишь мякоть его руки.

Но это было как взрыв. Меня отбросило назад к стене, и я не смог дышать. Перед глазами плясали цветные круги. Руки и ноги налились свинцовой тяжестью. Казалось, что все силы покинули меня, а мои движения стали какими-то замедленными. Словно сквозь красную пелену я увидел, как воин отступил на полшага назад, слегка присел и молниеносно крутанулся волчком вокруг собственной оси.

Его нога попала мне под ребра. Я услышал хруст своих собственных костей, опрокинулся вперед, не в силах даже вскрикнуть от боли, так как я все еще не мог продохнуть, и попытался за что-нибудь ухватиться. Внезапно у меня под рукой оказался гладкий шелковый материал. Я инстинктивно вцепился в него и, падая на пол, рванул изо всех сил на себя.

Воин-дракон рывком освободился, пошатнувшись, сделал шаг назад и инстинктивно ухватился за каменное ограждение балкона.

Под его пальцами оно рассыпалось в пыль.

Глаза воина от ужаса округлились. На одно мгновение он завис в воздухе, сильно наклонившись и дико размахивая руками, потом медленно опрокинулся назад, издал пронзительный крик и рухнул вниз. Стук, с которым его тело ударилось о пол в зале, прозвучал странно приглушенно и мягко.

Я скрючился от боли, прижал руки к телу и отчаянно пытался сделать вдох. Наконец-то я снова смог дышать, но каждый вдох причинял мне страшные мучения. Мой взор заволокла розовая пелена, а мое сердце бешено колотилось, словно хотело разорваться.

Кто-то взял меня за плечо и поставил на ноги, и я услышал голос, который звал меня по имени, но все казалось мне нереальным и каким-то очень далеким, словно слова долетали до меня через бесконечно глубокую пропасть…

Чья-то рука ударила меня по щекам и новая боль вернула меня к действительности. Я застонал, открыл глаза и инстинктивно закрыл лицо руками, чтобы защититься от новых ударов. Рольф схватил меня за плечи и прислонил к стене. Его взгляд выражал заботу и страх одновременно, а левую руку он поднял для нового удара.

— Не надо… больше… бить! — пробормотал я. — Все… в порядке.

Но по лицу Рольфа было видно, что он сильно сомневается в этом. Но он послушно отвел руку и отпустил мое плечо, но тут же снова подхватил меня, когда я начал оседать. Меня снова одолела слабость, но на этот раз это была не яростная кровожадность, которая грозила затмить мое сознание, а последствия страшных побоев, которые я успел получить.

— Говард, — пробормотал я. — Что с… Говардом?

Вместо ответа Рольф подхватил меня под мышки и подтащил к балконному ограждению.

Несмотря на слабое освещение от одной единственной лампы, я смог хорошо рассмотреть зал вестибюля. Но от картины, которая открылась передо мной, у меня снова перехватило дыхание. Говард и кучер сидели, понурившись, в нескольких шагах от лестницы — две одинокие фигуры среди моря крошечных, серых тел. Воин-дракон лежал, скрючившись в нескольких шагах от них, его тело наполовину утонуло в серой массе, которая однако не смягчила смертельную силу удара. Эта масса покрывала весь пол зала от одного конца до другого.

Моль.

Здесь были миллионы и миллионы крошечных смертоносных насекомых, которые залетели сюда через разбитые окна. Они покрывали толстым ковром не только пол, но и мебель, рамы картин, дверной косяк, балки потолочного перекрытия… казалось, что каждый, даже самый крошечный выступ был покрыт хлопьями серого снега, и внезапно я почувствовал незнакомый резкий запах, который висел в воздухе.

А моль была не только внизу в зале. Ступеньки лестницы тоже покрылись серым снегом, и когда я опустил взгляд, то и у себя под ногами заметил тонкий, серый слой, растоптанный и изрытый следами борьбы, который, казалось, непрерывно дрожал и дергался.

Парализующий страх начал постепенно слабеть, и я увидел, что угрожающее движение оказалось всего лишь плодом моего воображения.

Насекомые больше не двигались, точно так же как и те, которые покрывали пол в зале.

Они были мертвы.

Все.

* * *

Мужчина вышел из оцепенения. Он часами стоял как мертвый, не двигаясь, не поднимая век и даже не дыша. Здесь, под крышей разрушенного дома, оставалась только его телесная оболочка. Его дух находился в другом месте, всего лишь в нескольких милях отсюда, однако между ним и этим одиноко стоявшем заброшенным домом лежали целые миры.

Сейчас он очнулся. Его грудь тяжело поднялась с первым мучительным вдохом, а его взгляд несколько мгновений беспокойно блуждал, словно он никак не мог вернуться назад к действительности.

Что-то было не так, как должно было быть.

Он не знал, что это. Он сделал, что ему было поручено, но что-то другое, чужое, что-то… враждебное разорвало духовную нить, которая связывала его с домом на другом конце города.

Он долго молча стоял в темноте и смотрел на серо-белый гигантский кокон перед собой. В нем осталось всего лишь несколько насекомых, когда наступила темнота и пришло время для их движения, но и они казались странно вялыми и слабыми, словно их что-то парализовало.

Но что? Он снова попытался восстановить контакт со своими маленькими, смертоносными слугами, но связь оборвалась: что-то блокировало пути, по которым проходил его дух, чтобы направлять насекомых.

Снова прошло несколько минут, пока одетый в темное незнакомец вышел из оцепенения. Он еще раз подошел к огромному серому кокону, вытянул руку, словно собирался прикоснуться к нему, но затем, передумав в последний момент, повернулся и быстрым шагом покинул чердак. Выбитые ступеньки заскрипели под его весом, когда он заспешил вниз по ветхой лестнице.

Он вернется. Он еще вернется и выяснит, что помешало ему выполнить задание. Он выяснит это, устранит препятствие и сделает то, для чего он пришел. Он не сомневался в этом, так как существовало нечто, что делало его могущественнее и опаснее и о чем нельзя было догадаться, глядя на внешнюю оболочку, которой он пользовался, находясь в этом городе.

Он был магом.

* * *

Руки Говарда дрожали так сильно, что он едва не уронил спичку, которой хотел зажечь сигару. Он был бледен и дышал прерывисто и часто, словно только что пробежал несколько миль.

На столе перед ним стоял пустой стакан, на дне которого искрился остаток золотисто-желтого виски; это был восьмой или девятый, который он осушил за последние полчаса. До сих пор виски не оказало на него обычного успокающего действия.

В библиотеке царила странная тишина. Хотя здесь находилось почти десять человек, но тишина стояла такая, что, казалось, можно было услышать, как пролетит муха.

Я чувствовал себя ужасно. Это объяснялось не только колющей болью, которая как мелкие раскаленные иглы пронизывала мои ребра, превращая каждый вдох в настоящую муку, и не только слабостью и последствиями смертельного страха, который за последние минуты неоднократно охватывал меня.

Мой взгляд скользнул по лицам трех слуг, которые, тесно прижавшись друг к другу, сидели на крошечной кушетке под окном; две женщины, молодой парень, которого я нанял в качестве кучера и человека для тяжелой работы, и позади них Чарльз, мой новый дворецкий. Из них всех лучше всего собой владел, пожалуй, Чарльз, так как он всю жизнь учился скрывать свои чувства за дежурной маской приветливости. Но и в его глазах стоял страх.

Но я видел не только их лица. На мгновение мне показалось, что я вижу лоснящееся от жира лицо Торнхилла, черты лица двойника доктора Грея, удивительно похожего на настоящего, честные глаза старика Генри, старого дворецкого, который так сердечно встретил меня при прибытии в этот проклятый дом, — всем этим людям (и не только им) я принес смерть в той или иной форме.

Наконец я принял решение. Я встал, не говоря ни слова подошел к письменному столу и выдвинул ящик. Под вопросительным взглядом Говарда я открыл свою чековую книжку, выписал четыре одинаковых чека по тысяче фунтов стерлингов каждый и положил их на крышку стола.

В глазах Чарльза появилось вопросительное выражение, и трое других слуг тоже посмотрели в мою сторону, как будто почувствовали мой взгляд.

Я встал из-за стола и приглашающим жестом показал на четыре маленьких, прямоугольных листочка бумаги, лежавших на столе.

— Возьмите это, — сказал я.

— Сэр? — Чарльз смущенно посмотрел на чеки. — Боюсь, я не понимаю…

— Вы все прекрасно понимаете, Чарльз, — ответил я, изо всех сил стараясь не потерять контроль над своим голосом и говорить подчеркнуто четко. — Я хотел бы, чтобы вы ушли. Все.

Чарльз и горничная хотели возразить, но я повелительно поднял руку и быстро продолжил, повысив голос:

— Мне очень жаль, но я должен расстаться с вами. Я знаю, что я вас нанял всего лишь несколько дней тому назад, но я не могу позволить себе иметь в своем окружении чужих людей.

Говард нахмурился, схватил свой стакан и разочарованно скривил губы, но не проронил ни слова.

— Забирайте деньги и уходите, пожалуйста, — сказал я еще раз. — Вы все видели, что произошло. Возможно, в следующий раз вы не отделаетесь так дешево.

Дворецкий нерешительно подошел ко мне, смущенно посмотрел мне в глаза и взял один из чеков. Его глаза округлились, когда он увидел сумму, которую я вписал в чек.

— Но, сэр! — сдавленным голосом воскликнул он. — Это же…

— Соответствующее возмещение убытков, — перебил его я. — Вы ушли со старого места работы, некоторые из вас выехали из своих старых квартир, и вам понадобится время, чтобы снова стать на ноги.

— Но, сэр, это же больше, чем я заработаю за три года! — запротестовал Чарльз. — Я не могу это принять.

— Можете! — настаивал я. — И остальные тоже. Можете рассматривать это как компенсацию за… неприятности, которые вам пришлось перенести.

— И как плату за молчание, — добавил Говард. Его голос звучал немного монотонно, и он говорил медленнее, чем обычно. Алкоголь начал действовать. Но его взгляд был ясным, когда я взглянул ему в лицо. — Разумеется, вы никому не расскажете, что здесь случилось.

Чарльз немного помолчал.

— Никому, сэр? — спросил он. — А этот… мертвый?

— Об этом я сам позабочусь, — быстро сказал я. — Утром я пошлю Рольфа в Скотланд-Ярд. Не беспокойтесь, Чарльз. Что Говард — мистер Лавкрафт — имеет в виду, так это…

— Моль. — Чарльз кивнул. — Да этому и так никто не поверит, сэр.

— Тогда все хорошо. — Голос Говарда звучал сердито, хотя я не мог объяснить причину его раздражения. — Берите деньги и уходите. Все.

Чарльз еще мгновение помедлил, потом взял чек, аккуратно сложил его посередине и положил во внутренний карман своего кителя. Кучер и горничная, немного поколебавшись, последовали его примеру. Только Мэри осталась сидеть на кушетке, и взгляд, которым она ответила на мой нетерпеливый жест, удержал меня от того, чтобы в присутствии других слуг еще раз предложить ей уйти.

Говард кивком дал Рольфу понять, чтобы он позаботился о Чарльзе и двух других слугах, пока они не покинут дом, потом встал и нетвердой походкой направился к маленькому чайному столику, чтобы снова наполнить свой стакан. Я неодобрительно посмотрел на него, но удержался от замечания. Нам предстояло обсудить более важные дела.

Когда Рольф покинул библиотеку, чтобы проводить вниз Чарльза и двух других слуг, я обратился к Мэри, которая все время молча сидела на кушетке и смотрела на меня странным взглядом, но до сих пор никак не прореагировала на мое предложение об увольнении.

— А вы, Мэри? — спросил я. — Что решили вы? — Я улыбнулся, повернулся к столу и показал на последний чек. — Мое предложение относится и к вам.

— Я знаю, — ответила она. — Но я хотела бы остаться.

— Именно этого я и боялся, — тихо сказал я. — А если я… буду настаивать на том, чтобы вы ушли?

— Я не боюсь, — ответила она.

— Присцилла тоже не боялась, — возразил я как можно серьезнее. — И эта девушка тоже, которая отклинулась на объявление в газете, чтобы здесь работать.

На мгновение ее лицо помрачнело, и в глазах появилось выражение неопределенной печали. Но она быстро снова овладела собой.

— Я… знаю, — сказала она. — Но это ничего не меняет в моем решении. Вы не можете оставаться один в этом огромном доме.

Ее голос звучал очень решительно, и что-то подсказывало мне, что было совершенно бесполезно пытаться ее переубедить. Несмотря на это, я взял чек со стола, подошел к ней и положил его рядом с ней на кушетку.

— Я настаиваю, — сказал я. — Уже пострадало слишком много невинных, Мэри. Я приношу несчастье. Вредно слишком долго находиться рядом со мной. Возьмите деньги и поищите где-нибудь хорошую маленькую квартирку для себя и своей дочери.

Мэри улыбнулась, взяла чек в руки и с наслаждением порвала его на мелкие кусочки.

— Я остаюсь, — решительно заявила она. — И я не хочу больше слышать такую чушь о несчастье, мой мальчик.

— Это не чушь, — возразил я. — Это…

— И даже если это не чушь, я бы все равно осталась, — невозмутимо продолжала она. — Не равняйте меня с Чарльзом и другими. Вы наняли их два или три дня тому назад, и сейчас у них было одно только желание — как можно быстрее исчезнуть отсюда. Я же знаю вас, Роберт, несколько дольше. Гораздо дольше, чем они. Неужели вы всерьез считаете, что эти деньги позволят мне забыть, что я пережила, Роберт? Я нигде не найду покоя, пока я знаю, что эти бестии существуют. Вы забыли, что они сделали с моей дочерью?

— Нет. Но, кажется, вы считаете, что чем-то обязаны мне, Мэри, и…

— Так оно и есть, — перебила она меня. — Без вас моя дочь была бы сейчас мертва или же одержима одним из этих чудовищ — и я не знаю, что хуже.

— Но это же…

— Оставь ее, Роберт. — Говард поднял свой стакан и осушил его одним глотком. — Она права! — продолжал он. — Ты не можешь… не можешь один жить в этой громадине.

— А кто говорит, что я хочу этого? — ответил я.

Говард усмехнулся, повернулся и снова схватил бутылку с виски. Я поспешно подошел к нему, взял у него бутылку из рук и силой отвел его к креслу. Говард хотел запротестовать, но я повелительным жестом заставил его замолчать и обратился к Мэри:

— Если уж вы решили непременно остаться, то будьте так любезны и сделайте нам крепкий кофе, — попросил я. — Думаю, Говарду он сейчас необходим. И присмотрите за кучером. — Рольф доставил Рона, который снова потерял сознание и начал бредить, в одну из соседних комнат и запер дверь снаружи. Но у меня было бы спокойнее на душе, если бы кто-нибудь присматривал за ним.

Мэри улыбнулась и покинула библиотеку, не забыв прихватить с собой бутылку виски, за что была удостоена яростного взгляда со стороны Говарда.

Я пошел за ней, еще раз приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Лишь убедившись, что мы действительно были одни и что никто нам не мешал, я закрыл дверь и повернулся к Говарду.

У него был совершенно ясный взгляд. Алкоголь, который он выпил, ни в малейшей степени не подействовал на его сознание. Он просто изображал из себя пьяного, может быть для того, чтобы не отвечать на мои вопросы.

— Итак? — начал я.

— Что — итак? — повторил Говард. Его губы слегка дрогнули, а пальцы крепче, чем это было необходимо, сжали толстостенный пустой стакан.

— Пожалуйста, Говард, — тихо сказал я. — Ты прекрасно понимаешь, что я хочу знать. Что случилось? Как ты убил этих чудовищ?

— Я? — Говард рассмеялся, словно я отпустил удачную шутку. — Кто из нас здесь пьян, мальчик, ты или я? — Он горько рассмеялся, наклонился вперед и сделал рукой широкий жест, включавший весь дом. — Их убил этот дом, Роберт. Не я. Я не обладаю такой силой.

— Не мели вздор!

— Я не мелю вздор, — возразил Говард. — Вспомни, что я тебе рассказывал о доме твоего отца. Это не простой дом. Это здание — настоящая крепость. Оно может очень хорошо защитить себя. Почему, ты думаешь, Некрон не натравил на нас свою банду убийц, чтобы прикончить, пока он не смог сделать это! Он совершенно точно почувствовал, какую силу имеет этот дом. Он знал, что не сможет справиться с тобой в этом доме.

И внезапно я вспомнил странный колокольный звон, который, как мне показалось, прозвучал, когда я бросился на воина-дракона. Такой же самый жуткий звон ниоткуда, как в первый раз, когда дремавшие силы дома пытались предупредить меня о двойниках Говарда и доктора Грея. А сейчас рассыпавшееся в пыль балконное ограждение…

— Но это же… сумасшествие, — растерянно возразил я. — В этом нет никакого смысла.

Говард скорчил кислую мину.

— Кажется, единственный из нас, кто не в себе, это ты, мой мальчик. Какая муха тебя укусила? Зачем ты отпустил слуг? Через три дня весь город будет знать, что здесь случилось!

— Никто им не поверит, — спокойно ответил я.

— О, да, конечно, нет. — Голос Говарда был полон сарказма. — И два мертвеца тоже никого не заинтересуют. Ты действительно веришь в то, что они не станут об этом говорить только потому, что ты дал им деньги? Напротив, Роберт! Это только еще больше укрепит их недоверие. Самое позднее, через три дня здесь опять появятся полицейские из Скотланд-Ярда. С наручниками и ордером на арест.

— Это не потребуется, — ответил я. — Я говорил совершенно серьезно, когда заявил, что утром пошлю Рольфа в Скотланд-Ярд.

Говард охнул, но я не позволил ему что-нибудь сказать, а быстро добавил:

— Это были не пустые слова, Говард. Я… я больше не могу. Прошло всего лишь несколько недель, как я прибыл в Лондон и вселился в этот дом, но единственное, что я пережил, это смерть и ужас. Некрон был прав — я приношу несчастье, где бы я ни появился. Люди умирают, если слишком долго находятся рядом со мной. О боже, Говард, за мной тянется след из мертвецов, разве ты не понимаешь этого?

— Я понимаю только одно, что ты несешь чушь, — спокойно возразил Говард. — Это была не твоя вина, что Хасан Некрон появился здесь. И ты не виноват в том, что этот Торнхилл оказался настолько безумен, что решился напасть на его воинов-драконов.

Но по крайней мере в этом он ошибался. С юридической точки зрения, возможно, я был не виноват, но я сам считал себя ответственным, хотя бы частично. Но об этом не стоило говорить. Я ничего не рассказывал Говарду об этом, да и не собирался этого делать сейчас. Это дело касалось только меня одного.

— А сегодня? — спросил я. — Эти… эти мошки, или как их там?

Говард молчал. На его лбу заблестели капельки пота, хотя в библиотеке было прохладно.

— Это никак не связано с тобой, — тихо сказал он. — Я… сначала тоже так подумал, но это неверно.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил я. Во мне росло неопределенное предчувствие. Мне казалось, что все кусочки мозаики были здесь, но пока они еще не сложились в цельную картину.

— Все должно было выглядеть именно так, — ответил Говард, не глядя на меня. — Ты должен был думать, что объектом нападения был именно ты. Этот мнимый воин-дракон явился только с одной целью: ввести тебя в заблуждение, Роберт.

— Ты сказал “мнимый”? — озадаченно спросил я.

Говард посмотрел на меня почти сочувствующим взглядом.

— Этот человек не был воином-драконом, — сказал он. — Если бы он действительно был им, ты бы уже давно был мертв, мой мальчик.

Я демонстративно прижал руку к разбитым ребрам и скорчил преувеличенно болезненную мину:

— Ему не хватило всего лишь чуть-чуть, чтобы так оно и случилось.

— Вот в этом и разница, — сказал Говард серьезно. — У настоящего воина-дракона чуть-чуть не бывает. Ты думаешь, что ты знаешь этих воинов, Роберт, но ты ошибаешься. Если бы он действительно был тем, за кого себя выдавал, он бы раскроил тебе голову до того, как ты успел приблизиться к нему.

— Мне повезло, — сказал я, — вот и все. Если бы он не оступился…

— Глупости, — перебил меня Говард. — Это не тебе повезло, а скорее, он потерпел неудачу, так будет вернее. Он не хотел тебя убивать. Он именно этого и хотел: чтобы ты подумал, что тебе повезло. Он должен был тебя лишь ранить, немного тебя позлить. То, что он сломал себе при этом шею, не предусматривалось сценарием, но это и все.

— А кто же он был в действительности? — спросил я совсем тихо, и почти зная, каким будет ответ.

Говард не ответил, а лишь застывшим взглядом уставился в пустоту, но его молчание было достаточно красноречивым. Постепенно части мозаики начали складываться в единое целое.

— Целью нападения был ты, — сказал я. — Этого человека послали те же самые люди, по поручению которых действовали Ван дер Гроот и двойник Грея.

— А если это так? — спросил Говард. Его голое звучал глухо и монотонно, как голос человека, который из последних сил старался сохранить самообладание.

— Это та самая… ложа, — продолжал я. — Люди, к которым ты хочешь пойти. В Париже.

Говард поднял голову. На мгновение его темные глаза гневно сверкнули.

— Рольф разговаривал с тобой.

— Разговаривал, — признался я. — Но это было необязательно. Я и сам мог бы посчитать, сколько будет дважды два. Я не допущу, чтобы ты поехал туда, Говард.

— Да? — насмешливо сказал он. — Ты не допустишь?

Я решительно покачал головой.

— Нет, особенно после того, что произошло сегодня. Эта ложа, или кем бы они там не были…

— Это не ложа, — сердито перебил меня Говард. Его руки так крепко сжали ручки кресла, что дерево затрещало. — Кем ты меня считаешь, Роберт? Франтом, который проводит время за спиритическими сеансами или тайными встречами? Эта… ложа, как ты ее называешь, является организацией, которая…

— Организацией магов?

Говард не сразу ответил на мой вопрос.

— Это тайный союз, — сказал он. — Могущественный тайный союз, Роберт, возможно, самый мощный в мире. Я думал, что смогу воспротивиться его власти, но, как видно, заблуждался. Больше десяти лет я убегал от них, но теперь это больше не имеет никакого смысла. — Внезапно его голое зазвучал горько. — Ты думаешь, ты виноват во всем, что случилось? — Он зло рассмеялся. — Это меня надо упрекать во всем, Роберт, а не тебя. Ничего бы этого не произошло, если бы я не был здесь. Но в одном ты прав — уже достаточно было убийств. Даже слишком много Я сделаю то, что должен был сделать еще много лет тому назад. Я встречусь с ними.

— Тогда они тебя убьют, — сказал я.

— Возможно. — Сейчас Говард опять полностью владел собой. Его голос звучал так, словно он обсуждал рецепт приготовления блюда. — Но я попытаюсь помешать этому.

— Но это же самоубийство!

— Может быть, — признал Говард невозмутимо. — Но, по крайней мере, тогда не будут больше умирать невинные, Роберт.

* * *

Этой ночью я никак не мог заснуть. Говард вернулся в свою комнату, я тоже пошел к себе и попытался немного отдохнуть; разумеется, тщетно. Рольф отремонтировал, насколько это было возможно, разбитые окна и дверь, после того как Чарльз и двое других слуг покинули дом.

Да и как я мог уснуть? То, что произошло сегодня вечером, было больше чем покушение на мою жизнь. Если Говард был прав, — а я ни секунды не сомневался в этом, — то это означало, что появилась новая, возможно, еще более опасная, третья сила, о существовании которой всего лишь несколько часов тому назад я даже не предполагал.

Постепенно дело осложнялось.

Целый час, который показался мне вечностью, я беспокойно ворочался на кровати с боку на бок и пытался заснуть (разумеется, этим я достиг лишь обратного), потом сдался, встал и снова оделся.

Покинув комнату, я некоторое время нерешительно стоял в коридоре. Я сам не знал, чего же, собственно говоря, хотел: меня охватило сильное беспокойство.

В доме было необычно тихо, и казалось, что в этой тишине таится что-то гнетущее. Это была та особенная глубокая тишина, которую невозможно передать словами, которая бывает в мавзолеях или старых подвалах, как затхлый запах времени.

Может быть, я чувствовал прикосновение другого мира, обычно скрытого от человека. Может быть, я находился близко к нему в этом странном, волшебном доме.

Я сделал несколько шагов, снова остановился и огляделся в темноте. Что сказал Говард? Этот дом — настоящая крепость.

Так оно и было, и даже более того. Это было место жутких, зловещих тайн, место, где занавес между миром людей и миром волшебства был тонким и изношенным и где можно было почувствовать дыхание этой чужой, странной вселенной, похожее на ледяное дуновение из могилы.

Этот дом пугал меня. И даже то обстоятельство, что силы, обитавшие в этом доме, были благосклонно настроены ко мне, ничего в этом не меняло.

Я нерешительно двинулся вверх по коридору. Немного поколебавшись, решительно вышел на балкон, который на высоте десяти метров опоясывал зал для приемов гостей. Разрушенное ограждение, через которое свалился вниз мнимый воин-дракон, было похоже в темноте на злобную ухмылку.

Мой взгляд скользнул по полу. Кое-где еще можно было различить маленькие кучки рыхлой серой пыли, а выложенный плиткой пол внизу в зале, казалось, покрылся серым налетом. Но трупы насекомых-убийц уже начали разлагаться.

Я даже не особенно сильно удивился этому, напротив. Меня бы скорее удивило, если бы этого не произошло. Этот дом был настоящим вампиром, молохом, который проглатывал все, что не относилось к нему. Я был уверен, что от всего кошмара не останется и следа, когда на следующее утро взойдет солнце.

Мое внимание привлек светлый, вытянутый предмет в другом конце балкона. Я вспомнил, что Рольф и Чарльз завернули труп воина-дракона, точнее сказать, человека, который выдавал себя за него, в покрывало и убрали из зала. Мне показалось кощунственным, что его, как старый ковер, бросили в углу. Но сейчас, видимо, было не время спорить о вкусах.

Я нерешительно двинулся к нему, опустился рядом с неподвижным телом на колени и протянул руку к покрывалу. Мое сердце забилось сильнее, когда я развернул ткань, чтобы взглянуть на лице человека. Даже сам не могу сказать, почему я сделал это.

Я ни в коем случае не был некромантом. Наоборот. Но, может быть, его труп поможет мне пролить свет на некоторые нерешенные вопросы и неразгаданные тайны.

Лицо мертвеца было застывшим, словно окаменело в тот момент, когда он расстался с жизнью. Я скорее ожидал, что оно будет искажено от страха или ужаса, но единственное, что я смог заметить, так это выражение крайнего удивления, как будто он до самого последнего момента так и не понял, что проиграл.

Я предполагал, что он мог чувствовать в самую последнюю секунду своей жизни. Только не страх, разумеется, нет. Все произошло слишком быстро. К тому же у него не было причины испытывать страх, так как он пришел не для того, чтобы убивать или быть убитым. Это я не придерживался правил игры, я превратил игру в борьбу не на жизнь, а на смерть.

Я был его убийцей.

Мне стоило неимоверных усилий избавиться от этого чувства и снова вернуться к действительности. Я поспешно выпрямился, схватил покрывало и хотел снова натянуть его на лицо мертвеца, но потом остановился.

Черное одеяние воина распахнулось, и я мог видеть его обнаженную грудь.

Прямо над его сердцем виднелась татуировка. Света было недостаточно, чтобы хорошенько рассмотреть ее, поэтому, немного поколебавшись, я снова опустился на колени, достал из кармана спички и зажег одну.

В мерцающем свете пламени я увидел крошечную картину, искусно выполненную сине-фиолетовой тушью на его коже. Она была не больше ногтя большого пальца, но все детали были переданы так верно, как это обычно встречается на высокохудожественных миниатюрах.

Это был круг с зазубренным краем, как стилизованный солнечный диск. Внутри круга была изображена лошадь, на которой сидели двое мужчин в набедренных повязках, лица обоих были обращены к зрителю. Мужчина, сидящий впереди, держал в вытянутой правой руке копье, в то время как второй наездник сложил руки, словно для молитвы.

Спичка догорела, и пламя обожгло мне кончики пальцев. Я бросил ее на пол, прикрыл лицо мертвеца и встал.

Я чувствовал себя ужасно. Я находился в положении человека, который был вынужден бездеятельно смотреть на то, как постепенно рушится мир, в котором он жил до сих пор. В первый раз в своей жизни я начал понимать, что действительно означает слово беспомощность.

Я сделал глотательное движение, чтобы избавиться от вкуса горечи, который внезапно появился у меня во рту. Невольно мой взгляд отыскал портрет моего отца в золоченой раме, который висел последним в длинном ряду портретов, украшавших стены.

Я медленно подошел ближе, остановился на расстоянии вытянутой руки от портрета больше натуральной величины и вгляделся в резкие, аскетические черты лица мужчины, который был изображен на нем.

Родерик Андара.

Мой отец…

Эти слова прозвучали в моих мыслях с какой-то горечью; его черты показались мне более резкими, чем обычно, хотя я неоднократно рассматривал его портрет и раньше, а выражение его темных, ясных глаз — беспощаднее, нет — решительнее.

Он был моим отцом, но что действительно я знал о нем? Немного больше, чем о его имени. Я вступил во владение его наследством почти против своей воли и до сих пор даже в общих чертах не сумел понять, из чего же состояло это наследство.

Роберт Крейвен — колдун.

Я чуть было не рассмеялся. Я научился выполнять несколько фокусов. Несколько пустяков, выполняемых с помощью ловкости рук, вполне достаточно, чтобы важничать на каких-нибудь скучных вечеринках лучшего лондонского общества. Однажды, всего лишь один-единственный раз, я действительно воспользовался силой, которую унаследовал от Андары.

И тем самым убил человека.

— Именно это оставил ты мне в наследство, отец? — тихо спросил я. — Это и есть твое наследие? Смерть и несчастье?

Естественно, я не получил ответа. Хотя я и вступал много раз в контакт с духом — или душой, или как там ее называют — моего умершего отца, — разумеется, я не рассчитывал всерьез на то, что мне удастся побеседовать с портретом. Но мне нужно было выговориться перед кем-то или перед чем-то.

Иногда облегчение может принести даже беседа с портретом.

— Или это проклятие Некрона? — задумчиво продолжал я.

— И то и другое,Роберт, — сказал мягкий голос у меня за спиной.

* * *

Я испуганно обернулся и узнал массивную фигуру Рольфа, которая как гора возвышалась в темноте у меня за спиной.

— Что ты о нем знаешь? — спросил я.

— Об Андаре? — Рольф на мгновение задумался. — Немного. Я видел его лишь один только раз, да и то всего лишь несколько секунд. Но Говард много рассказывал о нем. Я не думаю, что он был таким суровым человеком, как ты считаешь, Роберт.

— Я так считаю?

Рольф кивнул.

— Только что твой голос звучал очень огорченно. Но ты несправедлив по отношению к нему. И к себе тоже.

— Слова, — пробормотал я. — Всего лишь слова, Рольф. Они не вернут Присциллу и не оживят Торнхилла и всех остальных.

— Но в этом нет твоей вины! — настаивал Рольф.

— Я покину этот дом, — сказал я. — Как только… все закончится.

— Закончится? — Рольф покачал головой. — Это никогда не закончится, Роберт. Ты считаешь, что сможешь убежать от своей судьбы?

— Я… вообще ничего не считаю, — неуверенно ответил я. — Я только знаю, что притягиваю катастрофы, как падаль мух. Если это и есть наследие моего отца, то оно мне не нужно.

— И что же ты хочешь вместо этого? Сдаться? Сдаться! — сказал он еще раз, и теперь это прозвучало как оскорбление. — Ты убегаешь. Ты закроешь глаза и спрячешь голову в песок, вместо того, чтобы защищаться! А я — то думал, что ты сможешь мне помочь!

— Помочь? — Я горько улыбнулся. У меня в душе была лишь пустота. — В чем я могу тебе помочь? Погибнуть каким-нибудь оригинальным способом, как этот человек?

— Твоя жалость к самому себе не поможет выйти из тяжелого положения, — жестко сказал Рольф.

— Жалость к самому себе? Я не думаю, что дело только в этом, Рольф. Ведь погибли люди.

— Тогда найди тех, кто несет ответственность за это, и накажи их, черт тебя побери! — взорвался Рольф. — Неужели ты не понимаешь, что Некрон и эти… эти чудовища в образе человека, — закончил он предложение, — просто играют тобой? И ты позволяешь передвигать себя, как шахматную фигуру, и к тому же винишь во всем себя самого! Черт побери, я здесь потому, что мне нужна твоя помощь, Роберт!

— И в чем же? — спросил я. Мне была совершенно непонятна его внезапная вспышка ярости. Но, по правде, довольно необычным было и то, что Рольф встал посреди ночи, чтобы поговорить со мной.

— Говард, — сказал он. — Ведь ты с ним говорил, не так ли?

— Я пытался, — ответил я. — Но боюсь, от этого было мало пользы.

— Пользы? — Рольф горько рассмеялся, резко оборвал смех и почти испуганно повернул голову. Но за дверью его с Говардом комнаты все оставалось тихо.

— Он хочет ехать, Роберт, — сказал он.

— Я знаю.

Рольф почти сердито покачал головой.

— Ничего ты не знаешь. Последнее нападение предназначалось ему, Роберт. И человек, который стоит за всем этим, это не этот мертвец.

— Ты… считаешь, они могли бы… Они могли бы вернуться? — в ужасе прошептал я.

— Я абсолютно ничего не считаю, — грубо ответил Рольф. — Но Говард боится их. Он знает, что нам ничего не грозит, пока мы находимся в доме. Но он боится, что эти чудовища могут появиться где-нибудь в городе. Он… считает, что случившееся сегодня вечером было всего лишь предупреждением, понимаешь?

— Нет, — честно признался я. Рольф вздохнул.

— Мы… то есть, Говард считает, что его… братья находятся здесь, в городе. Не Ван дер Гроот и не этот наемный убийца, а кто-то из руководства, маг, как ты или твой отец. Он здесь, чтобы забрать с собой Говарда, Роберт. Первая атака не удалась, но он будет пытаться снова и снова. И в следующий раз он нанесет свой удар в таком месте, где мы не будем защищены. И другие тоже.

Его слова заставили меня содрогнуться. Как молниеносное, страшное видение перед моим внутренним взором еще раз промелькнули страшные сцены. Мысль о том, что где-то в городе летает рой насекомых-убийц, была просто невыносимой.

— И что… собирается делать Говард? — спросил я.

— Он считает, что знает, где скрывается маг, — ответил Рольф. — Он хочет пойти к нему.

— И когда?

— Рано утром, — ответил Рольф. Я почувствовал, как тяжело ему было произнести эти два слова. Для него это было равносильно тому, что он предавал Говарда. — Он покинет дом перед самым рассветом. Когда взойдет солнце, он хочет встретить его. Это… как-то связано с их правилами.

— С их правилами, — повторил я с ударением на втором слове. Рольф поднял голову и настороженно посмотрел на меня. — Кто эти таинственные они, Рольф? — продолжал я. — Кто такие эти люди, что даже Говард боится их?

Рольф хотел ответить, и я почувствовал, что он снова придумает какую-нибудь отговорку, поэтому я быстро покачал головой.

— Скажи мне правду, Рольф, — тихо, но как можно настойчивее сказал я. — Я не верю, что ты не знаешь, кто они. И я все равно это узнаю.

Рольф уставился в пол и тянул с ответом.

— Я… дал слово Говарду, что никому не скажу об этом, — пробормотал он.

— Забудь об этом! — грубо заявил я. — Речь идет о его жизни, Рольф!

— Тамплиеры, — сказал он наконец. — Это тамплиеры, или их еще называют храмовниками.

— Тамплиеры? — Я недоверчиво посмотрел на него. — Ты… ты имеешь в виду орден… тамплиеров?

Рольф кивнул.

— Да. Сражающиеся монахи, Роберт…

— Но это… это же невозможно, — прошептал я, хотя был уверен, что он говорит правду. — Это же…

— Это правда, Роберт.

Я отчаянно копался в своей памяти, пытаясь отыскать хоть что-то, что могло бы опровергнуть его утверждение или хотя бы сделать его не таким страшным.

— Но эти… эти тамплиеры были уничтожены, — наконец, неуверенно заявил я. — Насколько я знаю, их…

— …уничтожил Филипп Красивый в тринадцатом веке, — перебил меня Рольф. — Я знаю. — Его голое зазвучал нетерпеливо. — Каждый верит, что все было именно так. Но это неправда. Орден тамплиеров никогда не прекращал свое существование. Просто они ушли в подполье, вот и все. Они продолжают существовать и они могущественны, как никогда, Роберт. Намного могущественнее чем этот глупец Некрон. Он один, а их сотни. И они не те, что были прежде. Многие из них приобрели магические знания. Говард боится их, Роберт, и с полным основанием. Ты сам убедился, как мало значит для этих бестий человеческая жизнь. Они будут убивать и дальше, если Говард не сдастся в их руки. — Он запнулся, немного помолчал и с удрученным видом тихо добавил: — Но если он сделает это, они его убьют.

— Тогда мы должны помешать ему в этом, — заявил я.

Рольф фыркнул.

— Помешать? Скорее ты Темзу обратишь вспять, мой мальчик. Говард пристрелил бы меня, если бы узнал, что я сейчас здесь и разговариваю с тобой. — Он покачал головой, проницательно посмотрел на меня и снова уставился в пол.

— И что, — сказал я, когда стало ясно, что он не собирается продолжать разговор, — ты собираешься делать?

Он изложил мне свой план.

* * *

На востоке появилась тонкая полоска бледно-розового цвета, которая начала разгонять темноту. Улицы еще дышали прохладой ночи, и на фоне красного света восхода силуэт города был похож на зубчатую крепостную стену, проломленную во многих местах.

Рольф сделал мне знак рукой, я пригнулся еще ниже за остатком поросшей мохом стены, где нашел укрытие. Мой взгляд впился в колыхавшуюся тьму тени, которая превратила улицу перед нами в странную, какую-то нереальную кулису. Единственно реальным казался черный контур экипажа, стоявшего немного дальше вниз по улице.

Время от времени обе лошади двигались в своей упряжке, тогда слышался стук подков о мостовую или звон металла, но даже эти звуки казались мне какими-то фальшивыми и нереальными.

Я отогнал от себя посторонние мысли и попытался полностью сконцентрировать свое внимание на экипаже и его пассажире. Покрытый руинами земельный участок, на котором Рольф и я заняли боевые позиции, давал нам отличную возможность обозревать всю улицу без опасения быть увиденными.

Правда, здесь и не было никого, кто бы мог нас увидеть. Казалось, что эта часть Лондона, в которой мы находились, словно вымерла. Ни в одном из домов, которые стояли вдоль улицы, не горел свет; нигде не было видно следов человеческой жизни; окружавшая нас местность была похожа на город-призрак.

Рольф и я, сменяя друг друга, дежурили в темном углу зала, пока Говард — как Рольф и говорил, за несколько минут до рассвета, — не вышел из своей комнаты и не покинул дом через черный ход — несомненно, чтобы взять экипаж из каретного сарая и отправиться на условленное место.

Мы ждали, пока он не отъехал от дома. Расчет Рольфа оправдался — Говард не обратил внимания на экипаж, который стоял в нескольких десятках метров к северу от дома у обочины, а прямиком направился в противоположном направлении.

С этого момента мы следовали за ним; Рольф красовался в плаще и цилиндре Рона на козлах, а я за закрытыми занавесками в карете экипажа, запряженного парой лошадей. Говард ехал с большой скоростью, и я сначала подумал, что он нас заметил, так как он двигался все быстрее и быстрее, пересекая город вдоль и поперек без какого-либо определенного плана.

Но потом я понял, что он искал. Незнакомец и сам точно не знал, где же находился человек, который отправил ему накануне вечером свое страшное послание.

Он часто останавливался, один раз даже развернулся и проехал немного назад, но потом снова продолжил путь в прежнем направлении, пока, наконец, не покинул центр города, двигаясь все дальше и дальше на север.

Перед самым восходом солнца он направил свой экипаж в этот заброшенный, пустынный квартал на северной окраине города. Рольф специально отстал от него, так как здесь почти не было движения, которое, несмотря на ранний час, наблюдалось внутри города и помогало нам незаметно следовать за ним. Сейчас нам приходилось ориентироваться только по цокоту копыт его лошадей.

Наконец он остановился. Рольф и я оставили наш экипаж на безопасном расстоянии и дальше пошли пешком, пока наконец не засели в засаду среди этих руин.

И с тех пор мы терпеливо ждали.

Не могу точно сказать, сколько времени я лежал, дрожа от холода, за полуразрушенной стеной и наблюдал за экипажем.

Мои пальцы замерзли и потеряли чувствительность, а ушибленные ребра болели почти невыносимо. Ожидание превратилось в муку; но нам не оставалось ничего другого, кроме как лежать и ждать. Говард тотчас бы уехал, если бы у него появилось хоть малейшее подозрение, что мы могли последовать за ним.

Наше положение казалось мне с каждой секундой все более абсурдным. Ночью, когда Рольф разговаривал со мной, все выглядело таким ясным и логичным, но сейчас…

Даже само представление, что Говард — именно Говард, этот хладнокровный прагматик — связан с каким-то сомнительным тайным союзом, показалось мне сумасбродным.

Говард и членство в какой-то ложе? Говард в качестве приверженца какого-то братства, которое собирается в полночь в дурацких костюмах и поклоняется луне или святому шарлатану?

Смешно!

Что-то стукнулось в стену рядом с моим лицом. Я вздрогнул, поднял голову и тут же инстинктивно втянул ее в плечи, когда Рольф бросил в моем направлении второй камушек, чтобы привлечь к себе мое внимание. Энергично жестикулируя, он показывал левой рукой вверх. Стоя на коленях, я повернулся и посмотрел в том направлении, куда показывала его рука.

В первый момент я даже не понял, что же он имел в виду. Небо посветлело еще больше, а сверкающая красно-розовая полоса над городом стала шире. С каждой минутой становилось светлее. Несмотря на это, над нашими головами еще висели тревожный серый полумрак и пушистые тяжелые облака.

А потом я заметил, что часть этих облаков двигалась…

Это было похоже на беззвучное течение и скольжение. Облако беспокойно двигалось то туда, то сюда, оно то сжималось, то снова расширялось, как бы играючи, немного опускалось вниз, а потом резко взмывало вверх, и при этом оно медленно приближалось.

Это были тучи моли.

Миллиарды насекомых.

Рольф начал гримасничать и отчаянно жестикулировать, чтобы обратить на себя мое внимание. Он поспешно приложил указательный палец ко рту; а когда я посмотрел на него, он помахал рукой и показал на экипаж.

Дверца со стороны улицы была открыта, и Говард уже вылез из экипажа. Видимо, как и мы, он заметил приближение роя насекомых, так как он запрокинул голову и, прищурившись, посмотрел на живое облако, потом медленно повернулся. Шум его шагов потонул в мягком жужжании и гудении, которые доносились до нас из облака и становились все громче.

И вот они уже были здесь. Облако плавно опустилось на дорогу, коснулось крыш домов справа и слева от нас и разлетелось, словно от беззвучного взрыва. Миллионы и миллионы серых точек размером с мелкую монетку заполнили улицу, словно кружащийся грязный снег, а воздух внезапно наполнился пронзительным жужжанием и шелестом крыльев, трудно объяснимым образом звучавшем угрожающе.

Я инстинктивно бросился вперед и прикрыл лицо руками, когда тысячи молей-убийц набросились на нас с Рольфом…

* * *

Казалось, что к моей шее и к голым запястьям моих рук прикасались нежные, легкие пальцы, повсюду было шелестящее, порхающее движение и серая пыль, которая осыпалась с маленьких крыльев и наполняла воздух резким запахом.

Но смертельной боли, которую я инстинктивно ожидал, не было. Сотни мошек прикасались ко мне, живым серым ковром покрывали мою одежду, но ничего не происходило.

Я осторожно выпрямился, поднес руки к глазам и со смешанным чувством испуга и осторожного, недоверчивого облегчения смотрел на гудящих и порхающих насекомых. Они взлетели, как только почувствовали движение, но тотчас появились другие, которые опустились на освободившееся место. Казалось, они потеряли свою страшную способность в тысячу раз ускорять течение времени.

— Роберт!

Произнесенный быстрым шепотом возглас Рольфа вернул меня к действительности. Я встряхнул руками, чтобы согнать насекомых, поднялся на колени и посмотрел в сторону Рольфа.

Его фигура была едва различима сквозь плотный слой порхавших и метавшихся насекомых. Но я заметил, что он вскочил и показывал вперед, в том направлении, где исчез Говард.

В конце улицы, немного в стороне от других зданий, возвышался двухэтажный, полуразвалившийся дом. Его крыша просела, а земельный участок перед ним был усеян обломками и треснувшими балками. Руины дома заросли сорной травой и маленькими искривленными деревцами, его контуры были к тому же размыты из-за множества насекомых, которые как живая метель кружили вокруг, что еще больше усиливало жуткое, призрачное впечатление, которое этот дом вызывал, должно быть, даже днем.

— Теперь быстро! — хрипло крикнул Рольф. — Пока он не исчез! — Он вскочил, подхватил рюкзак, который держал рядом с собой, и одним прыжком перескочил через стенку.

Мы мчались, не обращая больше внимания на маскировку. Даже если бы Говард и обернулся, он вряд ли бы заметил нас за кипящей серой пеленой, бушевавшей на улице.

Но он не обернулся, а целеустремленно направился к дому и, пригнувшись, исчез за полурухнувшим входом. Я не был в этом полностью уверен, но у меня сложилось такое впечатление, что насекомые заметались сильнее, когда Говард вошел в дом. Жужжание и шелест их крыльев становились все громче, и в воздухе внезапно появилось столько серой, клубящейся пыли, что я едва мог продохнуть.

Рольф опередил меня на несколько шагов, он первым подбежал к двери и, задыхаясь, прислонился к треснувшей дверной раме.

— Он… поднялся по лестнице! — сдавленным голосом прохрипел он. — Быстрее. Я… начну здесь внизу.

Я хотел возразить, но Рольф, не долго думая, схватил меня за руку, подтащил к себе и так сильно втолкнул в дом, что я оказался на ветхой лестнице, которая вела наверх.

— Пять минут! — крикнул он. — И ни секунды дольше! Помни об этом!

Я еще раз взглянул на небо. Полоска яркого дневного света стала шире. Пожалуй, пять минут было слишком много. Но мы должны были пойти на этот риск, чтобы дать Говарду шанс.

В то время как Рольф распахнул принесенный с собой рюкзак и начал лихорадочно рыться в нем, я побежал вверх по лестнице, сначала быстро перепрыгивая через две-три ступеньки, но потом, когда я добрался до второго этажа, медленнее и почти затаив дыхание.

Шаги Говарда звучали прямо над моей головой. Мне показалось, что я слышу его голос, но я не был до конца уверен, так как даже здесь жужжание и шелест крыльев насекомых раздавались достаточно громко, потом хлопнула дверь, а через мгновение до меня донесся громкий стук, как будто на пол упало тяжелое тело.

Я осторожно двинулся дальше. Моя рука нащупала рукоятку шестизарядного револьвера, который я спрятал под плащом. Слова Рольфа побудили меня взять с собой кроме моей трости, в которой была спрятана шпага, еще и револьвер, хотя я обычно испытываю отвращение по отношению к огнестрельному оружию. У меня не было и чувства уверенности, которое обычно придает огнестрельное оружие. Мои ладони стали мокрыми от пота.

Лестница начала охать и дрожать под моим весом, как живое существо, когда я продолжил подъем. Меня окружала темнота, лишь кое-где прерываемая бледными полосками серого предрассветного света, который проникал сквозь щели и дыры в ветхой стене. Я снова услышал голоса и на этот раз был уверен, что они мне не почудились.

Наконец я подошел к маленькому, с одной стороны скошенному коридору, который через несколько шагов заканчивался перед прогнившей деревянной дверью. Голоса доносились именно из-за этой двери. Один голос был незнакомый, другой принадлежал Говарду. Он звучал очень взволнованно. Я остановился, постарался дышать как можно тише и бесшумно двинулся дальше, пока мое ухо не прижалось к растрескавшейся двери.

— …не сам пришел? — услышал я голос Говарда. Он звучал взволнованно, но скорее рассержено, чем боязливо. — Я понял, что он хотел мне сказать. Я здесь. Что еще, черт побери, вы хотите от меня?

— Не упоминай это имя, брат Говард, — сказал другой, незнакомый голос. — Не греши в свои последние минуты.

Говард рассмеялся.

— Прекрати свою глупую болтовню, брат, — сказал он, выделив последнее слово. Его голос звучал необычайно злобно, я еще никогда не слышал, чтобы он разговаривал с кем-нибудь таким тоном. — Ты, так же как и я, прекрасно понимаешь, почему я здесь. Вы хотели, чтобы я предстал перед вами — пожалуйста, вот он я! Но только отзови назад этих чудовищ, которых вы же и создали. Они уже убили достаточно невинных.

— А ты не изменился, брат Говард, — сказал другой голос с упреком. — Когда только ты поймешь, что пути судьбы предначертаны? Что бы мы, люди, не делали, это не может повлиять на волю Господа.

— Тогда, может быть, это тоже была воля Господа, когда погибли два невинных человека из-за ваших… ваших бестий? — гневно воскликнул Говард.

— Придержи язык, брат Говард! Скоро ты предстанешь перед тем, кого сейчас поносишь. А твои упреки необоснованы. Может быть, и погиб кто-нибудь… кажущийся невинным, но даже если так, то в этом виноват только ты один. Если бы ты покорился судьбе, вместо того, чтобы убегать от нее, ничего бы этого не случилось.

— Отзови их назад! — потребовал Говард, как будто он и не слышал слов другого. — Ты не понимаешь, что ты делаешь! В этом городе проживает шесть миллионов человек! Может быть, они тоже только кажутся невинными, а ты… ты проклятый ублюдок! — Голос Говарда задрожал. Я еще никогда не видел его в таком волнении.

Но голос другого странным образом оставался спокойным, он звучал почти весело, когда тот ответил:

— Ты ничего не можешь требовать, брат Говард, — сказал он. — А даже если бы и мог, то не в моей власти выполнить твое требование. Только тот, кто их создал, может снова сделать их тем, чем они были. — Он засмеялся совсем тихо и очень, очень злобно. — Хорошо, что ты не пришел слишком поздно, брат Говард. Терпение Магистра имеет границы, как ты знаешь. Пока еще все эти твари там на улице — всего лишь безобидные насекомые. Но когда солнце зайдет в следующий раз, они отроятся.

— Вы… вы сделали бы это? — спросил Говард, тяжело дыша. — Вы бы натравили этих бестий на город с шестью миллионами жителей, чтобы убить одного-единственного человека?

— Казнить, брат Говард. Тебе уже давно вынесен приговор. Никто не избежит справедливой кары. Точно так же, как был наказан предатель Ван дер Гроот, будешь наказан и ты за святотатство, которое ты совершил.

— Ван дер Гроот? Что с ним?

— Я его ликвидировал. Это было довольно просто, проникнуть в тюрьму. Он предал наше дело, как и ты. Предатели долго не живут. А в том, что происходит сейчас, виноват только ты один, брат Говард.

— Это… это ужасно! — воскликнул Говард. — Вы осмеливаетесь говорить от имени Бога, и тут же ты приговариваешь миллионы невинных к смерти.

— Мне не полагается обсуждать решения Магистра, — коротко ответил незнакомец. — Ты можешь сам поспорить с ним, брат Говард. Если, конечно, он захочет тебя выслушать.

— Сам? — озадачено повторил Говард. — Что… что это значит?

— Он ждет тебя, — ответил незнакомец. — Не очень далеко отсюда. И нам уже пора идти, пока его терпение полностью не иссякло. И ты сам знаешь, каким нетерпеливым он может быть.

— Он здесь? — срывающимся голосом спросил Говард. — В Лондоне? Де Врис собственной персоной находится в городе? Великий Магистр ордена сам явился сюда?

Незнакомец тихо рассмеялся.

— Да. Ты видишь, речь здесь идет не только о каком-то отдельном человеке, брат Говард. Речь идет о тебе. А ты являешься чем-то особенным.

Где-то внизу подо мной что-то зазвенело. Послышался звон разбитого стекла, и мне показалось, что я слышу слабое потрескивание. Пять минут, говорил Рольф. И ни секунды дольше!

Я даже не стал смотреть на часы — пять минут должны были уже давно пройти, и снаружи уже совсем рассвело. Я отступил на шаг назад, размахнулся и всем телом бросился на дверь.

От удара гнилое дерево разлетелось в щепки. Я проскочил через дверь, упал на колено и тотчас снова вскочил на ноги. Револьвер сам собой оказался у меня в руке.

На меня налетела какая-то тень. Я отскочил в сторону, вскинул револьвер и прижал палец к курку. Но я не нажал на курок, так как человеком, который подскочил ко мне, оказался Говард!

Лицо Говарда было искажено гримасой ужаса. Он закричал, словно в смертельном страхе, бросился на меня и одним резким движением вырвал у меня револьвер.

Он схватил мою руку и со страшной силой вывернул ее. Я вскрикнул, упал вперед и беспомощно задрыгал ногами, когда Говард вскочил мне на спину и пригвоздил меня коленями к полу.

— Это не моя вина! — взревел он. — Я не знал, что он следил за мной! Ты должен мне верить!

Он снова и снова повторял эти слова, и при этом в его голосе звучал такой ужас, что у меня по спине побежали мурашки.

— Я не знал! — кричал он. — Скажи Де Врису, что я ничего не знал! Он может заполучить меня! Он может заполучить меня!

Но здесь уже не было никого, кто бы мог ему ответить.

Некоторое время спустя он отпустил мою руку, встал и, подавив рыдание, прислонился спиной к прогнившей деревянной стене. Я тоже повернулся, прижал болевшую руку к груди и попытался встать на ноги. В голове у меня шумело. Когда я встал, пол поплыл у меня перед глазами. Говард ударил меня как сумасшедший.

Он даже не помог мне встать на ноги, а лишь смотрел на меня застывшим взглядом.

— Ты… глупец, — прошептал он. — Ты проклятый, жалкий глупец. Ты хоть понимаешь, что ты наделал? — Его голос звучал совершенно спокойно. В нем не было ни упрека, ни даже гнева. А лишь такой холод, от которого меня бросило в дрожь.

— Он ушел, — пробормотал он.

— Я знаю, — ответил я сквозь плотно сжатые зубы. Где-то внизу под нами снова зазвенело стекло. Сквозь голые стропила над нашими головами внутрь проникли первые лучи солнца.

— Он ушел, — повторил Говард упавшим голосом. — Он ушел, Роберт.

— Черт побери, в этом и заключался смысл нашей акции! — заорал я. — Если бы ты не набросился на меня как сумасшедший, я бы пристрелил этого типа на месте!

Говард издал странный, почти рыдающий звук.

— Ты сам не знаешь, что ты наделал, — сказал он еще раз.

— Знаю, — ответил я. Постепенно я начал выходить из себя. Над нашими головами взошло солнце. Рольф не мог больше ждать! — Я спас тебе жизнь, упрямый, старый дурак! Ты думал, я буду спокойно смотреть, как ты кончаешь жизнь самоубийством?

— Самоубийство? — Говард резко рассмеялся. — Это была единственная возможность отозвать назад этих бестий! Как ты не понимаешь! Когда следующий раз зайдет солнце, миллионы этих тварей набросятся на город!

— Когда следующий раз зайдет солнце, их уже не будет, — поспешно ответил я. — Да и нас тоже, если мы не поспешим убраться отсюда.

Говард, ничего не понимая, уставился на меня.

— Что…

Я не стал его слушать, схватил за руку и потащил в коридор. Перед нами в воздухе порхали серые тени. Насекомые, которые возвращались со своего ночного роения, чтобы отдыхать до следующего захода солнца.

Говард больше не сопротивлялся, но и не собирался следовать дальше самостоятельно, а лишь как безвольный ребенок позволял вести себя за руку.

Мне снова показалось, что зазвенело стекло, и этот звук заставил меня ускорить шаг. Словно преследуемый гуриями, я мчался вниз по лестнице и тащил за собой Говарда. Мы упали, скатились вниз по последним десяти или пятнадцати ступенькам и некоторое время, оглушенные, лежали на полу.

Когда я открыл глаза, то увидел, как прямо передо мной вспыхнула крошечная красно-оранжевая искра…

Я вскочил, рывком поднял Говарда, взвалил его на плечо и в последний момент перепрыгнул со своей ношей через полуметровую полоску керосина, который Рольф разлил вокруг дома.

Мне показалось, что мне в спину ударил раскаленный кулак. Я закричал, но мой крик потонул в реве стены огня, которая выросла у нас за спиной и поглотила дом.

Нас обдала волна страшного жара. В отчаянии я встал на четвереньки, втянул голову в плечи и пополз прочь от огня.

Только когда я отполз от дома больше чем на десять ярдов, я отважился повернуться и посмотреть назад.

Рядом со мной на коленях стояли Рольф и Говард; Говард все такой же окаменевший, словно парализованный, с пустым, отсутствующим взглядом, но невредимый. Вероятно, он все еще не понимая, что же произошло.

Сквозь треск пламени до нас донесся глухой взрыв, когда взорвалась одна из бутылей с керосином, которые Рольф разложил в подвале и на первом этаже дома, потом взорвалась вторая, третья, четвертая…

Дом в мгновение ока превратился в гигантский костер. Пламя стало желтым, потом почти белым и таким ярким, что у меня на глазах выступили слезы, оно полыхало в утреннем сумраке как второе искусственное солнце.

Но несмотря на слезы, застилавшие мои глаза, я заметил серые тучи моли, которая, как мелкая пыль, со всех сторон устремилась навстречу смертоносному огню, неудержимо притягивающему ее. Насекомые тысячами падали с неба, бросались в пламя и сгорали.

Их число казалось бесконечным. Кипящее серое облако над нашими головами не уменьшалась, а, казалось, наоборот, становилось все гуще, темнее и тяжелее.

А потом я услышал шум. Это были не жужжание и шелест крыльев моли, а низкое, мучительное покряхтывание и постанывание, какой-то каменный звук, словно от ужаса глухо вскрикивали дома, стоявшие вдоль улицы. Внезапно раздался ужасный грохот, и сквозь порхавшие и кружившие рои моли я увидел, как медленно, словно нехотя, просела крыша соседнего здания, как по его стенам побежали трещины, похожие на черные паучьи лапы, как его окна и двери превратились в серую пыль…

Дом старел…

И этот процесс не ограничился только одним зданием. Как заразная болезнь, процесс распада с невероятной скоростью распространялся дальше и дальше, перекидывался на другие постройки, даже на дорогу, покрывая ее трещинами и рытвинами. Повсюду, где насекомые прикасались к камню или к дереву, те с невероятной быстротой рассыпались, словно годы превратились в секунды, а десятилетия в минуты. И этот процесс все ускорялся!

— Роберт! — взревел Говард. Его голос чуть было не сорвался. Я еще никогда не слышал, чтобы в голосе человека звучала такая паника. — Он жив! Он еще жив!

Из горящего дома у нас за спиной внезапно раздался душераздирающий крик, и когда я испуганно обернулся, то моим глазам открылась страшная картина.

Стена пламени, которая поглотила дом, распалась на части. Из почерневших от дыма дверей показалась фигура, фигура мужчины — во всяком случае, я предположил, что это был мужчина. Его лицо уже было невозможно рассмотреть Он кричал и, шатаясь, двигался к нам, превратившись в пылающий столб.

Я никогда прежде не видел этого человека, но несмотря на это, я сразу понял, кто был передо мной. Это был Де Врис, таинственный Великий Магистр, о котором говорил Говард во время своего разговора с незнакомцем! Видимо, он скрывался где-то в доме, поджидая Говарда.

Когда Рольф поджег дом, для него уже было слишком поздно бежать. А может быть, он пытался защитить себя с помощью своей чудовищной магической силы, но если это было так, то она его подвела

Не переставая кричать, он проковылял сквозь стену огня, упал на колени и пополз в нашу сторону.

На его теле не было ни единого живого места.

И несмотря на это, он все еще был жив. Страшная картина так захватила меня, что я чуть было не опоздал с ответной реакцией. Мужчина подполз ко мне, заклинающим жестом поднял руки и выкрикнул одно-единственное, невероятно громкое слово.

Масса насекомых-убийц пришла в движение. Как единое, гигантское существо облако вздрогнуло, сформировалось заново и набросилось на меня.

Воздух словно вздрогнул и наполнился шелестом. Я почувствовал, как время вокруг меня начало искривляться, как столетия сжимаются в секунды, а вся моя жизнь превратилась в одно короткое мгновение.

Моя рука помимо моей воли скользнула под плащ, сжала рукоятку шпаги и вырвала ее из ножен. Насекомые приближались. Я почувствовал, как моя жизнь начала дробиться на мелкие кусочки, как ее высасывали из меня миллионы крошечных насекомых, которые похищали мое время.

Шпага дернулась вперед, распорола мой плащ и, как стальная молния, нацелилась прямо в сердце Де Вриса. Мне показалось, что нежная, бесконечно легкая рука коснулась моей шеи, потом лица, рук и плеч. Мир вокруг меня стал серым, потонул в вихре легких, порхающих крыльев и стремительно несущегося времени.

Клинок шпаги впился в грудь Де Вриса.

Маг оцепенел. Его потускневшие от ожогов глаза округлились. Он упал, потом еще раз с трудом приподнялся на руках и удивленно потрогал обманчиво маленькую ранку над сердцем.

И в то же мгновение моль исчезла.

Как призраки, крошечные насекомые снова взвились вверх, нежное поглаживание их крыльев исчезло, и я снова услышал мощный шелковистый шелест, когда они образовали огромный рой.

Но в их порхании и танцах уже не было ничего смертельно опасного, ничего сверхъестественного. Проклятие исчезло, я был совершенно уверен в этом. Они становились снова тем, чем были всегда — маленькими, уродливыми насекомыми.

* * *

Не прошло и минуты, как Де Врис умер, но его уничтожил не я, точно так же, как удар шпаги был нанесен помимо моей воли.

Ни Говард, ни Рольф этого не видели, и я не собираюсь ни сейчас, ни когда-нибудь позже рассказывать им об этом, но я видел маленькую пятиконечную звездочку из серого камня, которая была вставлена в хрустальный набалдашник шпаги-трости, Соггот-звезду, этот древний, магический знак, который на мгновение взял под контроль мои действия, а в конце концов и уничтожил Де Вриса. Тому не помогла вся его страшная магическая сила, после того как клинок шпаги поразил его.

Он умер у меня на руках, но в последнюю секунду его жизни с ним произошло чудесное превращение, нечто такое, что невозможно передать словами, а можно лишь почувствовать.

Казалось, что с него спала мрачная демоническая аура, окружавшая его, как спадает изношенная одежда. И по мере того, как жизнь покидала его тело, он снова становился человеком.

Его глаза были ясными, когда я склонился над ним.

И потом из его обезображенного рта вырвались слова…

Его голос звучал ужасно, искаженно и пронзительно и сопровождался каким-то отвратительно влажным хрипом, но он говорил, и как я ни сопротивлялся, я понял каждое слово, которое он прошептал.

— “Necronomicon”, — шептал он. — ДРЕВНИЕ. Амстер… дам… Отправляйтесь в… Амстердам… Не теряйте… времени… Оно… приближается и…

Он дернулся, затем скрючился.

— Оно… сильнее, — прохрипел он. — Все… сильнее. Книга… должны Амстердам… Ван Денгстерстра-ат… Идите на… Ван Денгстерстраат.

И он умер.

Долго, бесконечно долго я сидел неподвижно и держал на руках его обмякшее тело, пока Рольф наконец не тронул меня за плечо и не показал знаками, что нам надо идти.

Я кивнул, с трудом встал и подошел к Говарду, который продолжал сидеть в неизменной позе на корточках и широко раскрытыми глазами смотрел на мертвого мага.

— Мы должны идти, Говард, — сказал я. Он не прореагировал, и я добавил: — Все кончилось, Говард.

Он поднял голову. Его лицо было похоже на маску: неподвижное и бледное.

— Кончилось? — пробормотал он. — О нет, Роберт, не кончилось.

— Де Врис мертв.

Он судорожно сглотнул, внезапно покачал головой и оттолкнул мою руку.

— Не кончилось, Роберт, — повторил он. — Они… пришлют другого Де Вриса.

Я не стал возражать, а настойчиво помог ему встать, и мы с Рольфом повели его к экипажу. Но перед тем как сесть в него, он еще раз остановился и посмотрел на горящий дом.

— Мы должны уехать, — пробормотал он. — Ты… слышал, что он сказал?

Я кивнул.

— Амстердам. Что там?

Казалось, Говард совсем не слышал мой вопрос, и тогда я продолжил:

— Ты все еще хочешь в Париж?

Говард кивнул.

— Я должен, Роберт. А тем более сейчас. Они не отстанут от меня.

Я не стал возражать. Де Врис был мертв. Но если то, что мне рассказывал Рольф, хотя бы наполовину было правдой, тогда они смогут прислать сотню Де Врисов, чтобы уничтожить Говарда. Нет, он должен ехать в Париж. А тем более сейчас.

Но я не буду его сопровождать. Может быть, только небольшую часть пути, возможно, на пароходе, который доставит нас на континент, но там наши пути разойдутся.

Говард отправится в Париж, чтобы предстать перед людьми, которые послали ему вслед этих тварей, и если мне удастся, я поеду за ним и попытаюсь помочь ему в этой неравной борьбе.

Но сначала я должен побывать в другом городе. В месте, о котором я даже не знал, существует ли оно на самом деле, и если да, то что могло меня там ожидать.

На одной совершенно определенной улице Амстердама…

Оглавление

КНИГА ПЕРВАЯ. Мескатроник

КНИГА ВТОРАЯ. Проклятие Иннсмаута

КНИГА ТРЕТЬЯ. Пробуждение Некрона

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. Врата колдуна

КНИГА ПЯТАЯ. Месть тамплиеров