КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

О:кагами - Великое зерцало [Юрий Иовлев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

О:кагами Великое зерцало

(пер. Е. М. Дьяконовой

СПб. Гиперион. 2000

О:КАГАМИ - ВЕЛИКОЕ ЗЕРЦАЛО. ИСТОРИЯ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЯПОНИИ В ЖИЗНЕОПИСАНИЯХ ЕЕ ГЛАВНЕЙШИХ ДЕЯТЕЛЕЙ

На закате “золотого века” японской традиции и культуры — эпохи Хэйан (794-1185), в предчувствии более суровой и мужественной “самурайской эры” японцы ощутили потребность осознать себя. Было создано несколько произведений, заключающих в себя жизнеописания выдающихся людей эпохи, и связанных между собой хронологически, тематически и стилистически. В филологической науке они получили название “исторические повествования” (рэкиси моногатари), в них происходило пересоздание реальности с помощью бесчисленных биографий; история в них рассматривалась как череда человеческих судеб. В “исторических повествованиях” соединились два типа мировоззрения, два отношения к жизни и литературе: японская лирическая стихия, унаследованная от классической поэзии и повестей-моногатари эпохи Хэйан, и более старая, философско-историографическая традиция, восходящая к сочинению китайского ученого Сыма Цяня “Исторические записки”, или в другом переводе “Записки историка” (Ши цзи, II-I в.до н.э.). О:кагами было написано либо в 1025 г., либо в середине, либо в конце XI в., а по другой версии — в ХII в. Композиционно сложное произведение представляет собой серию жизнеописаний императоров и высших сановников из рода Фудзивара с 850 по 1025 г. Национальная жизнь интерпретировалась анонимным автором как серия биографий; жизнеописание для него было наиболее адекватной формой изображения времени. Сочинение “Великое зерцало” написано в жанре “беседы посвященных”, воспоминаний двух старцев, свидетелей незапамятных событий.

Эпоха, автор, источники

Исторические сочинения в Японии ведут свое начало с первых записей 620 г. об императорах, придворных, простом люде, которые составлялись по повелению великого реформатора Японии — принца Сётоку (572-621) хронистом Сога Умако (ум в 626 г.) Эти записи, видимо, и стати первой исторической летописью Японии, но были сожжены сыном Сога Умако — Эмиси в 645 г. Немногие сохранившиеся части этих записей были собраны в Кудзики (“Записи о делах древности”), однако, позднейшие исследователи часто выражали сомнение в их аутентичности. Первая (сохранившаяся) японская книга — это Кодзики (“Записи о деяниях древности”), составленная в 712 г. придворным историографом О-но Ясумаро; она включала в себя мифы, легенды, ранние японские хроники, генеалогии императоров. Это неисчерпаемый источник материалов по японской мифологии, антропологии, социологии, этнографии и литературе. Создатель О:кагами обнаруживает несомненное знакомство с этим сочинением, постоянно имеет его в виду хотя прямые аналогии в тексте отыскать трудно. Вслед за Кодзики было создано более упорядоченное произведение Нихонсёки, или Нихонги (“Анналы Японии”. 720 г.) — первое из шести важнейших историографических сочинений древней Японии. Влияние этого сочинения на О:кагами очевидно. Оно прямо упоминается в тексте. Все “Шесть национальных историй” (Риккокуси) были составлены по императорскому повелению, в них представлена - и весьма подробно — японская история, начиная с первого, полулегендарного императора Дзимму и до 887 г. Создавались они с 720 по 901 гг. и написаны были на камбуне Следующая после Кодзики и Нихонги хроника называлась Секу нихонги (“Продолжение Анналов Японии”), она была составлена в 794 г. несколькими авторами во главе с Правым министром Фудзивара Цугинава (727-796). В Секу нихонги говорилось о событиях 697-792 гг. Третья история из РиккокусиНихон ко:ки (“Поздние записи о Японии”) описывала историю 792-833 гг., а составлена была в 840 г. Фудзивара Оцугу. Из сорока томов этой истории до наших дней дошли только десять. Четвертое сочинение Секу нихон ко:ки (“Продолжение поздних записей о Японии”) было составлено двумя авторами - Фудзивара Ёсифуса (804-872) и Харудзуми Ёситада (ум. в 870 г.) в 869 г. Они поведали о событиях 833-858 гг. История, называемая сокращенно Монтоку дзицуроку, или полностью Нихон Монтоку тэнно дзицуроку (“Действительные хроники о [времени правления] императора Японии Монтоку”, 879 г.), повествовала о 850-858 гг., то есть о том времени, с которого начинается повествование О:кагами, и более того, автором Монтоку дзицуроку был один из героев “Великого зерцала” — Правый министр Фудзивара Мотоцунэ (836-881). Последнее из шести японских исторических сочинений также представляет для нас интерес. В Сандай дзицуроку (“Действительных хрониках трех правлений”, 901 г.) повествуется о том же времени, что и в О:кагами, — о правлении трех императоров: Сэйва, Ё:дзэй и Ко:ко: (с 858 по 887 г.). В составлении Сандай дзицуроку принимали участие несколько авторов под руководством Фудзивара Токихира (871-909), примечательного персонажа О:кагами.

Этими официальными историями Японии, составленными по хронологическому принципу, далеко не исчерпывалась национальная историческая традиция. Существовали и другие сочинения, более частного, так сказать, характера. Это Рюндзи коку-си (“Тематическая история страны”, 892 г.), составленная знаменитым Сугаварой Митидзанэ (845-903 гг.), которому в О:кагами посвящена, пожалуй, самая драматическая глава. Примечательным документом стало Такахаси удзибуми (“Сочинение о клане Такахаси”, 792 г.) — истории и легенды, связанные с влиятельным феодальным родом провинции Вакаса. К этой истории примыкает Когосю:и (“Собрание прежде упущенных древних речений”. 807 г.), где описана судьба древнего клана Имбэ, его соперничество с другим могущественным кланом Накатоми.

Национальные истории стали той питательной средой, на которой возрос в XI в. новый жанр — рэкиси моногатари (“исторические повествования”). Новый жанр, представленный девятью сочинениями, большинство из которых содержит слово “зерцало” (кагами) в названии, оказался наследником сразу нескольких литературно-историографических традиций. Было создано несколько произведений, заключавших в себя жизнеописания выдающихся людей эпохи: О:кагами (“Великое зерцало”, XI в.), Эйга моногатари (“Повесть о расцвете”. XI в.)[1], Мидзукагами (“Водяное зерцало”, написанное Накаяма Тадатика. о котором известно, что он умер в 1193 г). В последнем описывалась история правления пятидесяти четырех императоров, начиная с Дзимму и по 850 г. Имакагами (“Нынешнее зерцало”. 1170 г.) повествовало о событиях 1025-1170 гг. Такое обилие произведений, рассказывающих приблизительно об одном и том же периоде японской истории, многие ученые объясняют тем, что во времена правления Фудзивара Митинага (885- 1027) культура хэйанской придворной аристократии переживала свой последний и, может быть, наиболее яркий взлет, окрашенный в цвета грусти и ностальгии[2], поскольку явственно ощущалось наступление другой эпохи. После смерти Фудзивара Митинага в 1027 г. аристократия блестящей столицы Хэйанкё: быстро утратила свое влияние. Появление “Великого зерцала” и других “исторических повествований” можно сравнить с взглядом назад, вслед ускользающей жизни.

Традиция исторических повествований, заложенная автором О:кагами, а также другими сочинителями, продолжала развиваться. Фудзивара Таканобу (ум. в 1205 г.) создал произведение, охватывающее период с 1184 по 1198 г., и назвал его Ияёцуги (“Дополнение к Ёцуги”, до нашего времени не сохранилось). В предисловии к Масукагами (“Увеличивающему зерцалу”, или в другом переводе — “Ясному зерцалу”) это сочинение было поставлено в один ряд с Мидзукагами, О:кагами и Имакагами. Произведение это было утрачено и пересказано только в 1771 г. писательницей Аракида Рэйдзё (1732-1806) под названием Цуки-но юкуэ (“Место луны [на небосклоне]”); она воспроизвела события 1168-1184 гг. Автор и время создания Масукагами неизвестны, но в этой истории рассказано о делах 1183-1333 гг., начиная с правления восемьдесят второго императора Го-Тоба и до правления девяносто шестого императора Го-Дайго. Известно также анонимное Акицусима моногатари (“Повесть о Стрекозиных островах”, 1218 г.), в котором повествуется об эре богов. Последняя историческая повесть Икэ-но мокудзу (“Водоросли в пруду”, 1771 г.) также была написана Аракида Рэйдзё; в ней отразились события 1333-1503 гг., с эпохи правления императора Го-Ё:дзэй.

Перечисленные девять сочинений, собственно, и составляют цельную и законченную линию исторических повествований[3]. Хотя некоторые авторы причисляют известные биографии XIV-XVI вв.[4] к рэкиси моногатари, однако ревнители чистоты традиции утверждают, что эти произведения не отвечают многим формальным требованиям. Например, считают, что поскольку в этих произведениях заключена биография лишь одного лица, пусть весьма значительного, им недостает широты и глубины “зерцал” XI-ХII вв. Известный знаток исторической и историографической литературы Нумадзава Тацуо в энциклопедической статье “Исторические повествования”[5] выделяет некоторые сочинения позднего средневековья, например, Тоёкагами (“Зерцало Тоётоми Хидэёси”, 1631), как имитации, подражания О:кагами, но в перечень исторических сочинений их также не включает.

О:кагами, Эйга моногатари и Имакагами часто рассматриваются как цельное историко-литературное описание событий японской жизни с мифологических времен до 1082 г., параллельное официальным “Шести национальным историям”. Вместе с тем эти произведения были созданы намного позже, чем написанные по-китайски национальные истории. Исторические сочинения были написаны, главным образом, каной, то есть японской слоговой азбукой хираганой, в отличие от серии официальных историй, которые были написаны либо по-китайски, либо на японизированном китайском камбуне, то есть почти исключительно иероглифами, без использования хираганы. То, что в “зерцалах” употреблялась азбука кана, говорило о многом: о желании поведать о жизни чэйанских императоров-тэнно и высших сановников, гак сказать, неофициально, о стремлении показать частную жизнь аристократии. Ямагива, в частности, писал: “Хирагана - курсивная форма слоговой азбуки-каны уже была использована в повестях (а также в дневниках) начала эпохи Хэйан, употребление же кандзи (то есть иероглифического письма по преимуществу) стало менее популярным, поскольку сочинения на китайском языке в середине периода Хэйан утратили былую славу. Авторы исторических повестей должны были ощущать, что для изображения элегантной и исполненной очарования жизни аристократии той эпохи более простая и послушная хирагана была более подходящим инструментом. И создана была новая форма”[6].

Произведения жанра исторических повествований иногда назывались, но словам Ямагива, “национальными историями, записанными азбукой” (канабун-но кокуси) 7. Кроме того, поскольку в названия некоторых из них входит слово “зерцало” (кагами), то все эти сочинения называли кагами моно (“зеркала”, буквально “зеркальные вещи”), или кагами руй (“типы зерцал”), а иногда ёцуги по имени главного рассказчика О:кагами. Некоторые комментаторы (Нумадзава, Сато Кюи, Ямагива) полагают, что название жанра “зерцал” — независимого японского происхождения; китайские “зерцала”, жанрово отличающиеся от японских, либо попали в Японию после создания О:кагами, Эйга моногатари, Имакагами, либо были написаны позже XI в.[7] Сравнение японских сочинений такого рода с европейскими “Speculum”, “Spiegel”, “Mirror” и русскими “зерцалами”, например, с “Великим зерцалом”[8] показывает, что последние вряд ли носили исторический характер; целью их было исправление и облагораживание нравов, создание прецедентов и идеалов, поучение, морализаторство. “Зеркало князей” (“Furstenspiegel”) в немецкой литературе, например, преподавало правителю руководящие начала его деятельности. Стремление развлечь и научить чуждо было японским “зерцалам”; типологически они расходились с подобной европейской формой. Китайская традиция “зерцал” основывалась на том, что образ зеркала ассоциировался с самим понятием “история”; “зерцало” рассматривалось как источник поучений для правителя и министра, то есть также имело этическое измерение. Не установлено, известен ли был в Японии многотомный труд Сыма Гуана (1019-1086) “Всепроникающее зерцало, управлению помогающее” (Цзы чжи тун цзянь), которое повествует о событиях с 403 г.до н.э. до 959 г.н.э. Ученые склоняются к мысли, что автору О:кагами оно не было известно.

Даосизм различает две существенные универсальные в человеческой культуре тенденции осмысления символики зеркала. “Одна из них связана с представлением о зеркале как средстве опознания подлинного образа вещей и отличается дидактической направленностью. Другая исходит из роли зеркала как силы трансформации и тесно соприкасается с магией зеркала”[9]. В нашем случае мы, видимо, имеем дело с частичным объединением двух типов понимания категории “зерцало”. По поводу самого слова применительно к О:кагами велись дискуссии: несомненно, что оно принадлежит буддийской терминологии, встречается в буддийских источниках и широко употреблялось, часто в форме фурукагами (“старое зерцало”), и в повседневной жизни, в магической практике, при гаданиях, заклинаниях, медитации, в буддийских сочинениях, в стихах эпохи Хэйан[10]. Вместе с тем образ зерцала обладает и синтоистскими коннотациями: зерцало наряду с мечом и священной яшмой — одна из императорских регатой; зерцало, игравшее важную роль в солярном мифе, было передано, как повествуется в Кодзики, богиней Аматэрасу Омиками ее внуку Ниниги-но микото. когда он отправлялся на землю править и стал первым небесным государем Японии. В О:кагами зерцало — это символ власти, а повествования типа “зерцал” следует понимать как “истории о власти”, или о “передаче власти”. А поскольку властью обладали не императоры-тэнно. а регенты и канцлеры из дома Фудзивара, то О:кагами следует понимать как “истории о власти Фудзивара”

Содержащиеся в О:кагами и других “зерцалах” пятистишия-вака также вписаны в многовековую литературную традицию, корни которой восходят к первой японской поэтической антологии Манъё:сю: (“Собрание мириад листьев”, VIII в.).

Нельзя не сказать еще об одном важном и уже внешнем воздействии на автора О:кагами: он, несомненно, испытал сильное влияние (и в тексте мы найдем прямые ссылки на это) китайской философско-историографической традиции, восходящей к “Запискам историка” Сыма Цяня (II-I в.д.), высокому образцу китайской историографической прозы. В этом сочинении, в частности, представлены истории императоров и владетельных князей (ванов и хоу). Некоторые авторы параллельно изучали “Записки историка” и “Великое зерцало”[11]. В этих сочинениях жизнеописания императоров и высших сановников содержатся в разных разделах, то есть имеет место вполне определенная рубрикация. В Ши цзи раздел о правителях бэнь цзи соответствует в О:кагами разделу о японских тэнно; у Сыма Цяня раздел ле чжуань совпадает в О:кагами с разделом, посвященным роду Фудзивара. В Ши цзи также есть эссе шу, хронологические таблицы бяо, краткие истории крупных княжеств (наследственных домов) ши цзя. В О:кагами “Истории старых времен” могут (с некоторой натяжкой) быть сравнимы с шу, но бяо и ши цзя в нашем сочинении отсутствуют. Не вполне реализуется в О:кагами и принцип биографического описания разделов ле чжуань.

Основной принцип организации материала в Щи цзи, считает, например, Ямагива, — хронологический, а не генеалогический (как в О:кагами), биографический, а не анекдотический и тематический (последний лишь отчасти соблюдается в О:кагами). О:кагами не во всем следует модели Ши цзи и отличается от чисто хронологического подхода “Шести национальных историй”[12].

В О:кагами были соединены исторические материалы и повествовательная техника и поэтика, которые к XI в. были разработаны до мельчайших деталей. К этому времени уже созданы были такие шедевры японской повествовательной литературы, как Гэндзи моногатари (“Повесть о принце Гэндзи”, XI в.) Мурасаки Сикибу. Макура-но со:си (“Записки у изголовья”, X в.) Сэй Сё:нагон и другие произведения в жанре моногатари (буквально “повествование о вещах”). Таким образом, создатели “зерцал” оказались наследниками не только весьма обширных (многотомных) упорядоченных официальных историй на камбуне, но и высочайшей литературной традиции моногатари, чрезвычайно одухотворенной, и разработанной теоретической и практической поэтики. В исторических повествованиях соединились два типа мировоззрения: китайская “ученая” историческая традиция, представленная сочинением Сыма Цяня, и своя, “домашняя” традиция, которую можно подразделить на два пласта: 1) официальные упорядоченные истории на камбуне, и 2) японская лирическая стихия, унаследованная от классической поэзии и повестей-моногатари эпохи Хэйан.

Эти два потока, взаимопереплетаясь и противоборствуя, породили новую литературную целостность, внутри которой привычные “домашние” черты были оживлены привнесенным извне “чужим” подходом к материалу. “Записки историка” Сыма Цяня демонстрировали необычайно высокий уровень исторического знания, давали некоторую “точку отсчета” для новой литературной традиции “зерцал”. Лирический и одновременно фрагментарный японский взгляд на вещи потеснил более серьезное, строгое и систематизированное отношение к миру китайцев. Оригинальное миросозерцание японцев, построенное на ассоциациях, входя во взаимоотношение с высокоорганизованной, интеллектуально изощренной исторической мыслью, “растворяло” ее в лирической стихии, ломая схемы и рубрики, уделяя большое внимание “мелочам жизни” убранству дома, позе, одежде, снам и воспоминаниям, чувствам и стихам. Многие истории перешли из домашних или родовых хроник[13] в О:кагами и другие сочинения. Эйга моногатари, О:кагами тесно связаны друг с другом — это своею рода сообщающиеся сосуды, объединенные общим временем, героями, событиями, возникающими под разными углами зрения то в одном, то в другом памятнике.

Два автора: писательница Аракида Рэйдзс и неизвестный сочинитель Масукагами — писали намного позже, чем создатели первых “зерцал”, но, по мнению некоторых комментаторов (Сато Кюи, Ямагива), цель авторов всех девяти “зерцал” была одна — соединенными усилиями воспроизвести в литературной форме неофициальную историю Японии, не допуская разрыва во времени. Некоторые исследователи (Ока Кадзуо) в этом контексте вводят термин “человеческая история” (нингэн рэкиси). Все вместе авторы “зерцал” описали японскую историю с мифологических времен до 1603 г. Ямагива полагает, что наиболее аутентичные памятники — это О:кагами, Эйга моногатари, Имакагами, Ияёцуги, Масукагами; они были написаны между XI и серединой XIV в., синхронно с описываемыми событиями или несколько позже, и потому представляют наибольший интерес. В тот же период были созданы Мидзукагами и Акицусима моногатари, но тема этих сочинений — времена мифологические, легендарные, которые к тому же весьма подробно освещены в Кодзики и Нихонсёки. Нумадзава, например, считает, что и авторы “Шести национальных историй”, и сочинений типа “зерцал” имели в виду одну цель: воспроизвести японскую историю во всей ее полноте[14]. Мы же считаем, что официальный “серьезный” вариант истории с неизбежностью требовал (по принципу дополнительности) появления другого — более свободного, лично интонированного варианта, то есть такого текста, где в согласии с хэйанскими обычаями, ценностями, постулатами была бы ретроспективно изображена личная жизнь исторических персонажей, чтобы акцент падал на судьбы знаменитых людей эпохи.

Американская исследовательница и переводчица О:кагами X. К. Мак-Каллоу[15] полагает, что назвать это произведение историческим можно только с некоторой натяжкой: важнейшие события истории рода Фудзивара либо вообще опущены, либо только упомянуты. Главная же цель автора — показать величие Фудзивара Митинага (966-1027), одного из наиболее выдающихся деятелей рода Фудзивара, его время, окружение и т.д. Мак-Каллоу пишет, что испытывает искушение отнести О:кагами не к историческому или биографическому жанру, а к собранию традиционных повестей и исторических анекдотов, организованных в определенном порядке с целью изобразить жизнь и времена Фудзивара Митинага. К ней присоединяются и другие исследователи, в частности. Ока Кадзуо и Мацумото Хисацудзи. О роли исторического анекдота в О:кагами писал и Фукунага Сусуму[16]. Многие историки литературы единодушны в том, что в О:кагами произошло соединение исторического анекдота с генеалогией.

Отсюда необыкновенная связанность, спаянность сочинений типа “зерцал” между собой и с другими сочинениями эпохи Хэйан. О стихотворениях, встречающихся в жизнеописаниях, всегда сообщается (в тексте, либо в комментариях), в какие знаменитые антологии они вошли, под какими номерами и т.д. Подобные отсылки на другие тексты, весьма характерные, придают дополнительный вес литературным фактам и фактам жизни. Отсылки создают также впечатление разветвленных связей между вещами, событиями, людьми: все они находят где-то свое отражение, отклик, воспоминание, встречаются то в одном сочинении, то в другом. Таким образом, все сочинения эпохи самых разных жанров (повестей-моногатари, “зерцал”-кагами, стихотворений-вака) оказываются соединенными, словно общими кровеносными сосудами, — едиными темами, образами, героями, стихотворными строчками, событиями.

Герои О:кагами действуют в других классических произведениях эпохи Хэйан: в великом романе Гэндзи моногатари (там речь идет о событиях, которые описаны и в Окагами), в “малых шедеврах” — Ямато моногатари (“Повесть из Ямато”, X в ). Исэ моногатари (“Повесть из Исэ”, X в.) (названия последних двух произведений обычно не переводятся), причем некоторые эпизоды из двух последних произведений почти без изменений перенесены в О:кагами. Писательница, известная как мать Митицуна, и Фудзивара Канэиэ, герои знаменитого хэйанского дневника Кагэро: никки (“Дневник эфемерной жизни”, X в.), возникают и в О:кагами. Появляется там и другая выдающаяся сочинительница Идзуми Сикибу, автор знаменитого дневника Идзуми Сикибу никки (“Дневник Идзуми Сикибу”, X в.) и прекрасных стихотворений, а кроме того, знаменитые музыканты, каллиграфы, проповедники, люди, известные своей святостью, отшельники, монахи. Длинный список антологий, в которые вошли стихотворения из О:кагами и которые приведены в примечаниях, предлагается здесь для того, чтобы стало понятно, как из повторяющихся почти без изменений стихов и эпизодов складывается единая литературная картина[17]. Невозможно было открыть любое сочинение эпохи Хэйан, чтобы не встретить знакомый отрывок, стихотворение, эпизод, известных героев. Старинный поэтический прием хонка до:ри (буквально “следование изначальной песне”, то есть прием самого широкого цитирования) часто использовался в произведениях жанра “зерцал” Это рождало множество аллюзий, сравнений, догадок, реминисценций и прочих внетекстовых эффектов. Вне этих регламентированных взаимосвязей невозможно было само существование сюжетов. Поэтому комментарий (их существовало множество, самый первый О:кагами урагаки, буквально “Оборотные письмена к Великому зерцалу”, урагаки — позднейшие приписки к тексту — был составлен в XI. либо в ХII в. неизвестным автором), совершенно необходимый для традиционного читателя, является как бы особой частью текста и не менее важен, чем текст. Часто именно комментарий осуществляет функцию связи с другими сочинениями. О:кагами, по свидетельству некоторых филологов, иногда называлось Ёцуги, или Ёцуги моногатари[18], то есть буквально “Повесть Ёцуги”. По другим источникам известно, что так же называли Эйга моногатари. Другое название Имакагами было Секу Ёцуги (“Продолжение Ёцуги”), следующее сочинение Ияёцуги расшифровывалось как “Дополнение к Ёцуги” (то есть к О:кагами и Имакагами). Очевидно, что происходила “передача” определенного типа текста, и это подчеркивается неофициальными названиями “зерцал”. Выстраивается четкая линия преемственности описания истории Японии под одним и тем же углом зрения.

Авторство О:кагами — предмет многолетних дискуссий. Автограф О:кагами не сохранился, до нашего времени дошли списки в трех свитках, в шести свитках и в восьми свитках. Однако даты составления этих списков довольно поздние: из них наиболее ранний — это фрагмент текста, содержащий жизнеописания Моросукэ и Корэмаса, составлен был в 1192 г Более полный (в шести свитках) список О:кагами датируется годами Бунъэй (1264-1275).

Беседа старцев, рассказчиков О:кагами, происходит, как об этом несколько раз говорится в тексте, во втором году Мандзю, то есть в 1025 г., и многие ученые, исходя из стилистического анализа текста, учета анахронизмов (их немного) и прочих данных, полагают, что “Великое зерцало” было написано в 1025 г., либо на два-три года позже. Эту точку зрения поддерживали многие комментаторы эпохи Эдо[19], они обращали внимание на указание “второй год Мандзю”, на обозначение императора Го-Итидзё: как “нынешнего”, на то, что жизнь Фудзивара Митинага в тексте О:кагами находится в самом расцвете, а конец ее (наступивший в 1027 г.) автору неизвестен.[20]

Э. Рейшауер, в частности писал “Ощутимость деталей и само интимное чувство с которым пересказаны события за несколько десятков лет до 1025 г, резко контрастируют с замороженным официальным тоном коим переданы события вековой давности. Если бы это сочинение было написано около 1100 г, то одна группа событий была бы 75-125-летней давности, а другие - 175-летней и более давности. В таком случае обе группы событий были бы настолько удалены от автора, что все они были бы изложены равно замороженным официальным тоном, а это не так”. 22 Особенно поразил Рейшауера интимный, доверительный тон в рассказе о судьбе Митинага. Из этого он делает вывод, что автор — не только современник Митинага, но, видимо, слышал и видел его, и принадлежал к его близкому окружению, может быть, и к роду Фудзивара.

Похожее мнение высказывает Сато Кюи, он считает, что О:кагами — это “внутренняя история” клана Фудзивара, и что дата его создания близка к 1025 г.[21] Историк литературы Нисиока Тораносукэ утверждает, что проповедь в храме Урин-ин, где встретились старцы-рассказчики Ёцуги и Сигэки в действительности произошла в связи с поминальной службой по усопшей императрице Сю си в пятой луне второго года Мандзю.[22]

Однако многие ученые полагают, что текст О:кагами был записан позднее через 50-80 лет после 1025 г.[23] Они основываются на некоторых сообщениях в тексте (например, на истории Тэйси она умерла через много лет после 1025 г, и Ёцуги правильно предсказал ее судьбу), есть и другие указания на более позднюю дату, но их мало Не установлено, были ли эти эпизоды позднейшей интерполяцией, либо весь текст составлен позже Второй точки зрения на датировку О:кагами придерживаются известные филологи Умэхара Такааки Кавагути Хисао, Хага Яити, Татибана Дзюнъити Ямагиси Токухэй и многие другие.[24] Они связывают установление даты создания О:кагами с годом составления знаменитого собрания полуфольклорных историй, сказок, легенд Кондзяку моногатари сю: (“Собрание повестей о ныне уже минувшем”), то есть с 1070 г., поскольку в этих двух сочинениях есть много общего. Вместе с тем авторитетный Кавагути Хисао считает, что оба они могли питаться одним источником - циркулирующими по Японии “бродячими сюжетами” и быть независимыми друг от друга произведениями.

Подобные же споры велись учеными вокруг двух первых произведений в жанре “зерцал” О:кагами и Эйга моногатари (дата создания второго произведения также точно не установлена, некоторые ученые ставят его хронологически на первое место). Если принять вторую точку зрения японских ученых, что О:кагами было записано через 50-80 лет посте 1025 г., то необыкновенно трудно установить, какое из этих произведений повествующих об одних и тех же событиях было создано ранее и повлияло на другое. Собственно вопрос этот до конца не решен. Оба они стоят у истоков нового литературного жанра исторических повествований[25].

Некоторые исследователи считают, что в Эйга моногатари представлена хронологическая интерпретация японской истории, а в О:кагами — более драматическая и биографическая. “В О:кагами на первом плане — герои и характеры а о событиях происходящих из года в год почти не рассказано в то время как в Эйга моногатари — наоборот там важнее перипетии повседневной жизни шорца. В О:кагами выведена на центральное место проблема передачи власти своевластие регентов сэссе и канцлеров кампаку из клана Фудзивара”[26].

С тропинки более поздней датировки О:кагами отвечают на вопрос об акцентировании 1025 г. в тексте следующим образом Нумацхава[27] и Мацумура[28] утверждают, например, что 1025 год был последним счастливым годом в судьбе Фудзивара Митинага. В 1026 г. умерла его дочь, затем умерли еще две дочери и скончался сын Митинага — Акинобу, его дочь, мать двух императоров — Итидзе и Го-Судзаку удалилась от мира в 1026 г.

Мацумура Хиродзи[29] провел ценнейшее исследование и составил список произведений эпохи Хэйан, которые каким-либо образом были использованы в О:кагами (заимствованы эпизоды, герои, стихотворения, содержатся аллюзии и намеки на то или иное сочинение). Ученый подробно проанализировал заимствования, расшифровал намеки. В частности, он определил, что использованы были Исэ моногатари, антология Кокинвакасю (“Собрание старых и новых песен Японии”, 905 г.), составленная Ки-но Цураюки и другими по повелению императора. Кроме того, Энги госю:, Тэнряку госю: — два собрания стихотворений императоров Дайго и Мураками, Канкэ косю: (“Последующее собрание дома Сугавара”) — собрание сочинений Сугавара Митидзанэ, Исэ га сю (“Собрание Исэ”) — антология стихов известной поэтессы Исэ (ум. ок. 837 г.), Цураюки касю (“Собрание дома Цураюки”) — личное собрание Ки-но Цураюки, Toe кагэ — собрание стихов Фудзивара Корэмаса, Самбо: экотоба (“Иллюстрированное слово о Трех Сокровищах”) — собрание буддийских историй (сэцува), составлено Минамото Тамэнори (ум. ок. 1000 г.). В О:кагами использованы также Кагэро никки (“Дневник эфемерной жизни”), в котором идет речь о событиях 554-874 гг., О:игава гё:ко: вакадзе (“Предисловие к песням, написанным во время августейшего выезда на реку О:игава”), написанное прославленным Ки-но Цураюки по поводу стихов, сочиненных в 907 г. по поводу выезда императора.

Исследователь жанра “зерцал” Хирата Тосинори, сторонник более поздней датировки О:кагами считает, что в этом произведении содержатся если не прямые отсылки, то цитирование известных произведений Эйга моногатари, Кондзяку моногатари (использование последнего многими оспаривается, возможно, авторы Кондзяку и О:кагами пользовались одними и теми же источниками), Макура-но со:си (“Записки у изголовья”), Хонтё: мондзуй (“Литературные стили нашей страны”) — собрания китайской поэзии и прозы, принадлежащей перу японских авторов (было составлено в 1011 г. Фудзивара Акихира (989?-1066). Цитировались также вторая и третья императорские антологии Госэн вакасю или Госэнсю: (“Позднее составленное собрание японских песен”, ок. 951 г.) и Сю: и вака сю:, или Сю:исю: (“Собрание японских песен, не вошедших в прежние антологии”, 1005-1008 гг.) и другие. Совершенно очевидно, что автор О:кагами хорошо знал все перечисленные произведения.

За более позднюю дату создания О:кагами говорит и отмеченный Ямагивой факт, что это сочинение не упоминалось и не цитировалось в произведениях до начала ХII в., впервые оно было использовано как исторический источник в собрании буддийских легенд Утигикисю: (“Собрание услышанного”, 1134 г.). В конце XI в. — начале ХII в. в Ияёцуги упоминается об О:кагами пишет Ямагива, как о “старой повести” (фуршоногатари).

Некоторые исследования языка О:кагами подтверждают тем не менее, довольно раннюю датировку памятника (то есть несколько позже 1025 г.). В науке о языке известно что в эпоху Хэйан письменные формы в целом соответствовали устным в эпоху Камакура (XII-XIV вв.) между этими двумя формами стали наблюдаться большие расхождения. Проведя анализ описательно-повествовательных и разговорных отрывков в О:кагами ученые убедились в их сходстве, а также близости грамматических форм и лексики текста в целом повествованиям типа Гэндзи моногатари (1001 г.).

Вопрос об авторе О:кагами также не решен окончательно. Выдвигаюсь два десятка предположений о том кто же все-таки истинный создатель этого произведения. Назывались имена прославленной писательницы Мурасаки Сикибу, поэта Минамото Цунэнобу сына Фудзивара Митината — Ёсинобу (ум в 1065 г.), многих сановников из кланов Минамото и Фудзивара, близких ко двору, однако точных доказательств той или иной версии не было предложено. Ясно только, пишет Ямаги-ва[30], что автор О:кагами несомненно принадлежал к придворной аристократии, был образованнейшим человеком своего времени, в его распоряжении находились материалы (хроники, семейные и родовые записи, антологии и проч.), освещающие в подробностях жизнь клана Фудзивара, он был близок ко двору императрицы Тэйси (1013-1094), принадлежал к клану Минамото и занимал в нем довольно высокое место, кроме того, он, без сомнения, был мужчиной[31]. Кавагути Хисао считает[32], что наиболее возможным претендентом мог бы быть Минамото Акифуса (1026-1094), Правый министр, внук императора Мураками и Митинага, родственник Минамото Такааки, Акифуса был человеком литературно одаренным. Поскольку он скончался в 1094 г, то наиболее вероятная дата создания О:кагами — это годы Отоку (1084-1087) или годы Кандзи (1087-1094).

И все же эти построения представляются умозрительными, конкретных подтверждений своей версии маститый ученый не приводит. Видимо, автор и время создания О:кагами останутся пока неизвестными. Историк литературы Фудзисава Кэсао[33] высказал предположение, что автор намеренно скрылся за именами Ёцуги и Сигэки, возможно, в связи с тем, что в последней части О:кагами прозвучала критика деятельности Фудзивара Митинага.[34]

КРУГ ТЕКСТОВ

О:кагами существует в нескольких списках. Списки могут быть подразделены на две группы кохон (“линия старых книг”), состоящая обычно из шести свитков, это, видимо, близкие к оригиналу, лаконичные тексты, распространившиеся в эпоху Токугава (1603-1868). Наиболее старый список, известный сейчас, был скопирован в годы Бунъэй (1264-1275), он принадлежал Томацу Ресе из г. Нагоя и потому известен как Томацубон (“Книга Томацу”)[35]. Он также состоит из шести свитков, причем написаны они разными почерками, на обратной стороне свитков также есть текст, он носит название урагаки (“письмена на обороте” или “оборотные письмена”), этот текст написан либо по-китайски, либо по-японски с большим количеством иероглифов. В канонический текст О:кагами поясняющие записи урагаки не входят. Весьма близка к нему так называемая “Книга Токугава Иэясу” из трех свитков с “оборотными письменами” (Токугава Иэясу - крупный феодал XVI в ), некоторые весьма немногие разночтения, касающиеся отдельных слов (таких разночтений около 20) позволяют считать этот текст почти идентичным “Книге Томацу”. Текстолог Акиба Ясутаро[36] опубликовал “Книгу Коноэ” (Коноэбон), которая принадлежит той же линии, что и “Книга Томацу”, то есть линии старых книг кохон.

Кроме линии старых книг кохон существует и так называемая руфубон (“линия популярных книг”)[37] Это более обширные варианты О:кагами они стали известны из списков и печатных изданий эпохи Эдо (примерно XVII в.) однако и в поздний период эпохи Хэйан (XII в.) Мацумура Хиродзи отыскал четыре упоминания о руфубон О:кагами. Ученые датируют первые списки такого рода 1080-1085 гг. Вкрапления в текст О:кагами, осуществленные в руфубон носят интимный разговорный характер часто это пересказ каких-то подробностей дворцовой и семейной жизни описание героев. В них иногда высказываются мнения поучения, они украшают, дополняют и усложняют текст. В этих списках приведены обычно табуированные (посмертные) имена императоров (ими-на), чего избегали авторы кохон. Но в целом разночтений и добавлений в текстах руфубон немного.

В литературе имеется анализ 22 списков этого памятника и их происхождения, в том числе списков Хосабон (“Книга Хоса”), Тиё:бон (“Книга Тие”), Кинъэйбон (“Книга Кинъэй”), Сатобон (“Книга Сато”) (все они - кохон), а также наиболее известного Ивасэбон (“Книга Ивасэ”) (линии руфубон)[38].

О:КАГАМИ КАК ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ

Структура памятника

Композиционно памятник устроен следующим образом. Открывается он своеобразной экспозицией — описана встреча в 1025 г двух старцев в храме Облачного леса Урин-ин, где собралось множество народа на церемонию разъяснения сутры Цветка Закона, то есть Сутры Лотоса, они-то и рассказывают о событиях и судьбах. Затем представлены 14 биографий японских императоров, начиная с императора Монтоку, при котором род Фудзивара пришел к власти, и до “ныне царствующего” императора Го-Итидзё:. Следует отметить, что термин “император” не является корректным, поскольку Япония не была империей, да и права “императора” на власть оспаривались крупными феодальными кланами, перевод понятий тэнно или микадо как “император” — скорее дань устоявшейся традиции. В новейших исследованиях О:кагами биографии императоров стали называть мирэкидаи-но моногатари, буквально “повествование об августейших исторических поколениях”. Потом следуют 20 жизнеописаний высших сановников из рода Фудзивара, причем хронологически второй раздел повторяет первый, то есть история как бы рассказана дважды, но акцент сделан на разные действующие лица. В современной литературе они получили название дайдзин моногатари “повествование о министрах”. Примечательно, что жизнеописания императоров перетекают в то, что можно было бы назвать вторым введением покончив с деловой частью сочинения - судьбами императоров и переходя к следующей, более важной для целей автора и потому гораздо более обширной и литературной части, — старцы предаются отвлеченным размышлениям о зеркале, времени, истории и судьбах мира и людей, о преемственности власти, значении рода, сочиняют стихи. Эта часть важна для изучения целей и задач рассматриваемого сочинения.

После пространных биографий сановников знаменитого рода следует еще одна часть, называемая “Повести о клане То:” (То: - это китайское “онное” чтение иероглифа “фудзи”, глициния) — здесь история повторяется еще раз, начиная с предка рода — Фудзивара Каматари (настоящее имя Накатоми-но Камако (614-669), стал называться Фудзивара Каматари по августейшему разрешению), но эта в третий раз рассказанная история звучит совсем иначе вкратце представлена судьба регентского дома Фудзивара в целом и судьба эта изложена конспективно, предельно сжато выделены только важнейшие события (общение с богами-ками и т.д.) члены клана лишь обозначены в назывных предложениях. Эту часть можно определить как дайджест истории дома Фудзивара. Но на этом повествование не заканчивается хотя кажется, что история рода Фудзивара показана с разных сторон и с большой полнотой.

Далее следует наиболее “литературная” часть памятника — “Истории старых времен”. В этой части рассказчики снова возвращаются к прежним темам и событиям, но здесь вскрывается иной повествовательный пласт, более лично окрашенный (поскольку старцы говорят о том. что сами видели и слышали, и в раннем детстве, и в зрелом возрасте, и в глубокой старости). Ёцуги рассказывает о сооружении известных храмов, излагает истории — порой фантастические — их создания, цитирует множество стихотворений, вошедших в знаменитые антологии, рассказывает “занимательные и очаровательные случаи” (слова Ёцуги), анекдоты; описывает явления некоторых богов-ками: божества Касуга, божества Мороки; празднества, церемонии, танцы. Здесь отчетливо звучит голос рассказчика, чувствуется его стиль, характер, очевидны реакции на разные события; его комментарии, размышления полны смысла и заслуживают отдельного исследования.

Подобная круговая композиция, постоянное и последовательное возвращение повествования к одной и той же первоначальной дате (850 г.), к тем же событиям и героям, которые то выдвигаются вперед, то остаются на заднем плане, проходят как третьестепенные персонажи, либо становятся первыми и главными, несет вполне определенную нагрузку. В ней просматривается всеобъемлющий буддийский образ жизни как вращающегося колеса (об этом идет речь в памятнике). Кроме того, подобная композиция позволяет системно изобразить разные стороны, пласты жизни клана: его взаимоотношения с императорским родом; его отношение к власти, к богам, придворным, вписанность в жизнь хэйанской аристократии; причастность к искусствам, религии(синтоизму и буддизму). Судьбы героев как бы поворачиваются к читателю (а в тексте — к слушателю) разными гранями, и жизнь рода в целом переливается, как мозаичная картина, и каждая часть имеет самостоятельное значение и может быть выделена в отдельное произведение, как бы не связанное с другими.

Зачин “Великого зерцала” вводит читателя в гущу жизни, в нем рассказано, что множество людей собралось в известном буддийском храме Облачного леса Урин-ин, в пригороде блестящей столицы Хэйанкё:, послушать ежегодную проповедь о Лотосовой сутре, содержащей учение Будды Шакьямуни. Тут же присутствуют два необыкновенных старца, между ними завязывается беседа: сначала они вкратце рассказывают свои собственные биографии, искусно вписанные в жизнь хэйанского двора, и попутно выражают желание поведать о деяниях императоров и министров, поскольку “поистине тяжкое бремя для сердца — не говорить о том, о чем хочется”. Старцы вспоминают людей прежних времен, которые, желая снять с себя груз знаний, выкапывали в земле ямку и говорили в нее. Это относит нас к античному сюжету о царе Мидасе, проникновение которого в средневековую Японию было возможно, как считают японские исследователи, через Корею. Непременное стремление поведать, потолковать о делах прошедших лет, заинтересованность многочисленных слушателей, монахов и мирян, старых и молодых, опоздание священника, который должен читать проповедь — все это создает благоприятные условия для длительного диалога двух старцев.

Жанр диалога в японской культуре восходит к очень древней традиции диалогических песнопений во время ритуала посадки риса. Мифологический свод Кодзики (“Записи о деяниях древности”, 712 г.) был сначала рассказан сказителем (или сказительницей) Хиэда-но Арэ, а затем записан придворным историографом О-но Ясумаро (?-723) - это тоже своеобразный диалог.

Из толпы, что собралась послушать проповедь во дворе храма, выделен еще один человек, молодой слуга какого-то важного сановника или принца: он, как в спектакле, вовремя подает реплики, спорит, рассказывает свои версии разных историй, выражает свое восхищение, негодование, страх — в общем изобретательно играет роль слушателя. Прочие слушатели, видимо принадлежат к разным слоям общества, в тексте они названы хитобито (“люди”). Им отведена роль “безмолвствующего народа”, они создают впечатление большой толпы, слушающей рассказы старцев, затаив дыхание. Есть и рассказчица — правда, роль ее незначительна — это жена Сигэки, она тоже рассказывает свою историю. Существует в тексте О:кагами еще некий “я”, он появляется в самом начале зачина (“Не так давно побывал я и храме Облачного Леса, Урин-ин, где происходила церемония объяснений сутры Цветка Закона, и по дороге встретил двух удивительных старцев и старуху, старше годами, чем обычные люди”) и в конце “Историй клана То:”. Видимо, в этих случаях мы слышим голос самого автора[39].

Диалогическая форма изложения, хотя и входит в противоречие с некоторыми “деловыми”, “информативными” частями О:кагами, придает повествованию популярный и в эпоху Хэйан характер устного рассказа — то есть жанра, который высоко ценился в то время, и привносит в него нечто театральное (о последнем писал исследователь Мацумото Харухиса в работе “Литературное в О:кагами”.[40] Кроме того, такая форма изложения — два (основных) рассказчика и единство места действия (храм Урин-ин) — дает возможность объединить самый разнородный материал биографии императоров и министров, легенды, анекдоты, стихотворения, истории. Диалог объемлет все эти литературные жанры, упорядочивает достаточно свободное — особенно в последних двух частях — изложение материала, а в отношении биографий императоров, напротив, маркирует формализованные отрезки текста Кроме того, диалог вносит в О:кагами интонацию непрерывности, имитирует непринужденное движение мысли, переплетение мыслей в живой беседе, оправдывает некоторую неровность рассказа, резкие переходы от одной темы к другой, ассоциативный ход повествования.[41] Один из известных исследователей О:кагами Ямамото Тосэйю[42] писал, что диалогическая форма предполагает. кроме прочего, и возможную критику существующего порядка вещей, чего в других памятниках о доме Фудзивара не наблюдается.

Очевидна демонстрация устного характера повествования в О:кагами Так, комментатор памятника Сато Кэндзо, сравнивая его с Кодзики, писал, что если Кодзики — это устное повествование, собранное и зафиксированное позже, чем оно было создано, то О:кагами — это письменное произведение, представленное в форме устного.[43] Нумадзава Тацуо писал, что практика вопросов и ответов, уходящая корнями в буддийские диалоги (мондо:) между учителем и учениками, постигающими Закон Будды, нашла яркое подтверждение в диалогах Ёцуги и Сигэки. Эти и другие литературные последователи так, Нумадзава полагает, что в известном произведении Цукуба мондо: “Диалоги на горе Цукуба”), написанном в 1356 г. Нидзё: Ёсимото, в предисловии имитировано было введение к О:кагами текст воспринимался в традиционной культуре как сакральный, и потому повествованию намеренно и несколько искусственно придали характер устного, чтобы легитимизировать историю правящего рода Фудзивара (в частности, одной его ветви регентов и канцлеров Сакканкэ).

Кто же такие эти старцы — рассказчики Ёцуги и Сигэки? Их роль настолько велика, что в эпоху Эдо, например, циркулировали такие названия фольклорных вариантов О:кагами: Ёцуги-но окина-но моногатори (“Повесть старца Ёцуги”); Футари-но маи-но окина моногатори (“Повесть двух старцев”). Образ старца (окина) имеет большое значение в японской культуре: окина участвовали в обрядовых представлениях та-асоби (полевые пляски) и тауэ-мацури (празднество посадки риса), связаных с посадкой и сбором риса, а также в представлениях саругаку, дававшихся в синтоистских и буддийских храмах бродячими труппами. В церемониальных представлениях, связанных с сельскохозяйственными работами, участвовали старцы, иногда два-три, один из них носил имя Ёцуги-но окина. А.Е. Глускина (в неопубликованной рукописи “Песни и пляски Кагура”) пишет, что окина — это постоянная фигура в ритуально-обрядовых действах, видимо, это образ родового старейшины, бывшего в свое время распорядителем всех земледельческих pa6oт, а также главной фигурой во всех представлениях, напоминающих о культе предков[44] . Старец окина соответствует та арудзи, “хозяину поля”; после смерти глава рода обожествлялся, поэтому его стали называть та-но коми, “божество поля”. Крупнейший фольклорист Оригути Синобу, например, в статье о та-асоби упоминает старика и старуху (окина и амина или дзю:, “дед” и 6а, “баба”)[45].

Многие комментаторы полагают, что имена старцев поддаются расшифровке: полное имя первого старца, утверждающего, что ему 150 лет (он родился в 876 г.; а действие происходит во втором году Мандзю (1025 г.)), — О:якэ-но Ёцуги; о:якэ означает “императорская ветвь”, или “великая ветвь”, а ёцуги — “наследник” или “наследование”. Кроме того, слово ёцуги может быть разделено: ё означает “мир”, “наш бренный мир” или “время”, “наше время”, или “поколение”, а цуги — “наследование”, “чередование”, “преемственность”, “следующий”, так что в целом имя старца может быть прочтено как “Наследование (или Преемственность) императорских поколений”, и это как нельзя более подходит к его рассказу[46]. Заметим, что слово цуги, “следующий”- ключевое для О:кагами. Все биографии императоров начинаются со слова цуги-но (“Следующий государь назывался императором Тэн-ряку...”), подчеркивая преемственность государей Ямато, их происхождение от небесных государей-богов, родоначальником которых был Ниниги-но микото, внук богини Солнца Аматэрасу Омиками. Ёцуги говорит: “Недостоин я произносить премудрых государей имена, что при полном моем благоговении являются на мои уста”.

Имя другого старца — Нацуяма-но Сигэки (“Разросшиеся (Отяжелевшие) деревья на летних горах”), видимо, должно обозначать процветание рода Фудзивара (чье родовое имя буквально означает “Поле глициний”). Цветение, процветание, слава — эпитеты, тесно связанные с домом Фудзивара, один из них вошел в состав названия исторического повествования о доме Фудзивара (Эйга моногатари — “Повесть о расцвете”) Сато Кэндзо считает, что Ёцуги и Сигэки — наследники древнего рассказчика (или рассказчицы) из Кодзики Хиэда-но Арэ.

Существует мнение, что старцы в О:кагами в приемах, темах и сюжетах многое позаимствовали из полуфольклорного жанра сэцува. соединившего в себе сказку, быль, анекдот, легенду[47]. Это находит подтверждение, например, в том. что некоторые эпизоды О:кагами повторяются в классическом собрании сэцува “Собрание повестей о ныне уже минувшем” (Кондзяку моногатари сю:, конец XI в. или XII в ) Истории, вошедшие в О:кагами, были предварительно отобраны из множества циркулировавших “бродячих сюжетов” для того, чтобы отразить времена и жизнь Фудзивара Митинага[48].

Чтобы сделать образ Ёцуги более реальным, ощутимым, в тексте приводится лаконичный портрет старца, совершенно в духе хэйанской прозы, воспроизводящий его образ всего двумя-тремя штрихами: “Как забавно было смотреть, когда он раскрывал желтый веер с девятью планками из черного дерева хурмы и важно посмеивался!” В О:кагами, как и вообще в хэйанской прозе, при описании внешности героев характерен подобный перенос взгляда с лица (которое никогда не изображается у женщин описываются только волосы, они должны быть очень длинными и густыми) на какой-либо предмет, будь то одежда, веер, прическа.

Во введении Ёцуги намечает хронологическую перспективу: “От самых истоков нашей страны, начиная с императора Дзимму и до нынешнего правления, один за другим сменились, кроме семи поколений богов, шестьдесят восемь поколений императоров”. Но старец сетует, что все это слишком давнее, “чтобы уши наши могли услышать, и потому я намереваюсь рассказывать, начиная с более близких времен”. Формула “то, что видел глазами и слышал ушами” — повторяется множество раз в тексте О:кагами в разных вариантах, происходит обкатывание, шлифовка этого словесного клише, оно сокращается до “видел-слышал” (ми-ки). Не один раз старец Ёцуги повторяет, что рассказывает только о том, что он видел-слышал, четко очерчивая границы повествования (Заметим, что подобная формула встречается и в “Записках историка” Сыма Цяня.) Тут же он устанавливает строгие временные рамки: “от третьего года Кадзё: (850 г.), года старшего брата металла и лошади” до “нынешнего года” (то есть второго года Мандзю 1025 г.).

Типы жизнеописаний

Биографии императоров и жизнеописания сановников из рода Фудзивара разительно отличаются друг от друга. Во-первых, очевидна строгая формальная отработанность двух типов биографий: выработана четкая система рубрикации, которая вмещает в себя все, что требуется автору биографии, причем это “все” выражено обкатанными, видимо, в течение долгого времени, необычайно емкими формулами-клише. Эти формулы прослеживаются на протяжении всего текста О:кагами, автор никогда не отступает от них и никогда их не преобразует. Зачин каждой биографии императора — это краткая, но абсолютно полная генеалогическая “справка” о герое и его ближайших предках, а также обозначение дня. луны, года (с полными характеристиками — например, “год старшего брата металла и овна”, “десятый год Дзё:ва, год младшего брата воды и собаки” и т.д.) его рождения, инициации, принятия титула наследного принца, восшествия на престол, отречения, пострижения в монахи и смерти[49].

Круговорот человеческой жизни вписывался в жесткую схему цифр, годовых “стволов и ветвей”, эр правления, одним словом, упорядочивался. Император в биографиях О:кагами предстает как фигура, осуществляющая связь с божествами-ками и первопредками, сама являющаяся Великим предком и божеством риса, потомком богини Солнца Аматэрасу Омиками, поднятая в придворной иерархии на необыкновенную высоту. Однако очевидно, что власть осуществлялась, хотя и с санкции императора, но другими людьми — из рода Фудзивара, занимавшими последовательно, а чаще одновременно две высшие должности в государстве — регента, или соправителя (сэссё:), и канцлера (кампаку); они же возводили императоров на престол и смещали их. “Уже в начале эпохи Хэйан японскому императору принадлежала только номинальная власть в стране... Практически к X в. все подступы к императорскому двору захватил один род - Фудзивара. происходивший от древнего рода Накатоми. глава которого, как утверждают авторы хроник, некогда исполнял обязанности посредника между богами и государем”[50].

Официальный гон, выдержанный в биографиях императоров, абсолютно преобладает над повествовательным, художественным; “информация” в данном случае нижнее, чем рассказ, хотя очевидно, что к концу каждого отрывка, посвященного правителю, деловитость несколько ослабевает, логическое построение рубрик размывается, строгая хронология событий сменяется временной расплывчатостью, исчезают чеканные формулы типа: “было ему десять лет”, “он правил миром двадцать семь лет”, “он облачился в мужские одежды”, “он принял постриг, и нарекли его...” В последних пассажах жизнеописаний императоров ощущается личное отношение рассказчика к людям и событиям, там возникают стихотворения, лирические аллюзии; государи оказываются людьми, один из которых неожиданно ослеп, и даже придворный экзорцист не сумел ему помочь; другому явился бог из храма; третий — родился слабеньким, и его преследовали злые духи. Естественный хронологический порядок сменяется, на первый взгляд, беспорядком или таким порядком, который трудно идентифицировать.

Так, в главе об императоре Мураками содержатся вначале сообщения о нем самом, его предках, в частности, о матери Мураками — императрице. Четкое формульное изложение биографии императора, заканчивающееся словами: “В сорок два года она родила императора Мураками”, внезапно сменяется описанием лирического эпизода с придворной дамой Таю:-но кими, которая сложила два чудесных стихотворения на смерть наследного принца, о коей нельзя было упоминать по случаю праздника во дворце. Предпоследняя фраза этой главы: “...сердце ее было преисполнено смешанных чувств: и печали, и радости” — звучит лирично, и далека от делового тона первой части. Последнее же предложение (“В мире ее называли Великой императрицей”) как бы возвращает нас к первоначальному информационному настрою. Отсюда — некоторое стилистическое разнообразие рассматриваемых глав о правителях: формульность сменяется лирическими описаниями чувств, стихотворения выражают подавленные, запрещенные эмоции, страдания и радость одновременно. Однако “справочный” тип изложения все же превалирует в этих биографиях.

Биографии императоров по композиции подобны друг другу: “справочная” (генеалогическая) часть, затем резкий переход к лирической части, причем если в первой протекает вся жизнь микадо от рождения до смерти (и все это занимает 1-2 страницы), то во вторую включены один-два любопытных эпизода[51]. Это разделение на части подчеркнуто и стилистически и графически. В первой части иероглифы преобладают, вторая же — в большей степени написана японской слоговой азбукой каной, что сразу бросается в глаза. Эти эпизоды не привязаны к определенному времени и носят как бы необязательный характер — можно было бы описать и другие случаи из жизни героев, но их объединяет одно: все они принадлежат к частной жизни императоров или их ближайшего окружения. Подобные экскурсы в частную жизнь правителей снижают официальность первой части биографии, а кроме того, служат связующим звеном между этими описаниями и биографиями сановников из рода Фудзивара, где частная жизнь выведена на первый план повествования. В биографиях правителей есть несколько опорных слов, которые играют объединяющую роль. Каждое жизнеописание начинается со слова “следующий” (цуги-но — вспомним имя старца Ёцуги), что выстраивает монархов в определенную последовательность, обозначает преемственность, уходящую в обе стороны линии времени: в прошлое, причем первые императоры видятся в отдаленной легендарной перспективе, и в будущее, к неведомым еще пока поколениям правителей. Идея преемственности, обращенности в прошлое, к предкам, явно педалируется в жизнеописаниях японских государей, что формально подтверждалось наличием перечня имен правителей (к этому времени уже существовал точный список императоров-тэнно), само называние которых и по отдельности, и особенно в ряду других монархов значимо.

В части под названием “Истории клана То:” приводится другой список - правящих регентов, канцлеров и министров из рода Фудзивара; складывается впечатление, что анонимный автор создает этот список параллельно императорскому с целью придать ему легитимность.

Соотношение исторического и исторического

Уже в главах об императорах явственно запечатлелась структура внутреннего мира анонимного автора, отражающая иерархию родовых отношений. (Заметим, что понятие “семья” практически отсутствовало в средневековой Японии, совершенно слившись с более значительным понятием “род”). Иерархический генеалогический тип мышления укладывается в исчерпывающие формулы-клише (“монах-император”, “господин, Вступивший на Путь”, “посмертно удостоенная сана средней императрицы”, “особа Третьего ранга высшей ступени”, “принцесса Первого ранга”), которые с несомненностью и мгновенно дают читателю или слушателю понять, о ком именно идет речь. Имена играют второстепенную роль и потому редки в О:кагами (имена были введены в текст последующими комментаторами и приводятся в переводе в квадратных скобках). Формулы-клише дают понять, как эта личность “вписана” в жизнь рода Фудзивара, в систему должностей и титулов. Но поскольку в сочинении, получившем жанровое определение “историческое повествование”, непременно полностью отразятся вкусы, интересы и задачи времени, то мы, зная историю хэйанской прозы и поэзии, представленной жанрами моногатари и вака, можем предположить, что вторая (в нашей терминологии) часть биографии императора — это дань традиции лирического повествования, современной анонимному сочинителю О:кагами. Он как бы интуитивно стремится перебить излишне формализованное членение материала, меняет официальную интонацию на более открытый или даже интимный тон обращения к читателю, который будет преобладать в последующих частях. В О:кагами происходит “трансляция” определенного типа личности. Деловая, информационная (а не художественная) часть императорских биографий заключает в себе четко отлаженный прием — представление единичного (то есть отдельных императоров) как целого (императорский род).

Последнее в О:кагами жизнеописание императора (Го-Итидзё:) плавно перетекает в то, что мы условно назвали вторым введением, где в первый и последний раз возникает образ зеркала, знаменательный для этого сочинения. Образ этот — центральный в О:кагами. Череда людских судеб отражается в зеркале, которое выявляет истинное (макото-но) значение, суть происходящих событий, настоящую природу человека, которые познаются в отражениях. Рассказчика старца Ёцуги также называют зеркалом, в частности, ясным “старым зеркалом” (фурукагами), противопоставляя его новомодным зеркалам, красивым, но быстро мутнеющим.

Кроме того, понятие “зерцало” имеет в японской культуре вполне определенные коннотации — оно обозначает власть и передачу власти. В первой главе Кодзики в Предисловии Ясумаро говорится: “И вот, узнаем мы о том, что прикреплено было зерцало и выплюнуты яшмы; и что наследовали друг Другу сотни царей...”. После ссоры с богом Суса-но-о богиня Солнца Аматэрасу сокрылась в Небесном гроте, и мир погрузился во мрак, собрались сонмы божеств, чтобы выманить богиню Солнца из грота, но это никак не удавалось. И тогда Суса-но-о прикрепил зеркало напротив грота, и богине стало любопытно, она вышла, и в мире снова воцарился свет.

Кроме того, богиня Аматэрасу, посылая своего внука Ниниги-но микото с Равнины Высокого Неба на землю, чтобы править Страной Восьми Островов (то есть Японией), дала ему зерцало, которое стало одной из трех священных регалий японских императоров-тэнно (наряду с мечом и драгоценной яшмой). Один из старцев, Сигэ-ки, сравнивает главного рассказчика Ёцуги с “отполированным зеркалом, в котором отражаются разные формы”, и, “с одной стороны, смущает, что так отчетливо видишь свое лицо, с другой — замечательно, что так хорошо видно”. У него возникает чувство: “когда слушаешь ваши рассказы, то кажется, что стоишь против ясного зеркала...” Он восклицает: “Вы будто бы поднесли зеркало, в котором отразились многие императоры, а еще деяния многих министров, у нас такое чувство, словно мы вышли из тьмы прошедших лет, и утреннее солнце осветило все”. Ёцуги называет себя “ ясным зеркалом старого фасона”, и вместе с тем он перед зеркалом предается созерцанию и постижению человеческого сердца. Старцы обмениваются такими стихотворениями-вака:

Пред светлым зеркалом

Все, что минуло,
Что есть сейчас
И что грядет,
Прозреваю.
О, старое зеркало!
В нем заново прозреваю
Деяния императоров,
Министров — чередою,
Не скрыт ни один!
Ёцуги сравнивает себя не только с зеркалом, но и с Буддой Шакьямуни, вращающим Великое Колесо жизни, называет себя “ старцем, коему ведомы все дела в мире, кто все помнит”.

Другой старец, Сигэки, также участник беседы, но на вторых ролях, уничижительно говорит о себе как о “зеркале в шкатулке для гребней, что брошено в женских покоях”. Старцы говорят о двух типах зерцал: о зеркале магическом, отражающем и “пустом зеркале”, не одухотворенном. Зеркало в этом случае отождествляется с человеческой душой, в которой запечатлеваются события и люди.

Рассказывая предысторию рода Фудзивара, начиная с эпохи реформ Тайка (то есть с 545 г.), Ёцуги утверждает, как уже указывалось выше, весьма важную вещь: он будет повествовать о том, что “видел глазами и слышал ушами”, и его древний возраст позволяет это. Старцы говорят о том, что сами видели или слышали от других, почти совершенно игнорируя какие-либо источники — в тексте один раз упоминается Нихонсёки[52], один раз — Энгисики и один раз приводятся имена легендарных китайских императоров Яо и Шуня из “Записок историка” Сыма Цяня, хотя очевидно, что многие историографические сочинения (Кодзики, Нихонги, Монтоку дзицуроку, Сандай дзицуроку и другие) все же использовались анонимным автором, — рассказчики Ёцуги и Сигэки постоянно ссылаются на тех, кто поведал им о разных событиях. Часто встречаются вводные фразы типа: “няня рассказала”, “люди говорили”, “кормилица вспоминала”, “люди мира удивлялись”, “слышал я”, а наиболее употребителен неопределенный безличный оборот “говорили”. О делах давно прошедших старец говорит: “Однако это слишком давнее, чтобы уши наши могли слышать, и потому намереваюсь рассказывать, начиная с более близких времен”.

Информанты рассказчиков — это люди самых разных слоев общества, чаще всего придворные, но есть и истории, рассказанные мойщицей отхожих мест. “Люди мира” (ё-но хитобито) или просто “люди” (хитобито), в терминологии Ёцуги, то есть слушатели рассказчиков, не только знают и помнят все происходившее почти за 200 лет, но и играют важную роль комментаторов, восхищаются, пугаются, негодуют, осуждают, а главное - все видят и слышат.

Понимание категории ё — “мир”, предложенное В.Н. Гореглядом, как, скорее, временного понятия, нежели пространственного, позволяет понять ё-но хитобито как “ люди нашего бренного мира”, “люди одного поколения”, “современники”. Бренность, мимолетность рассматривается как имманентная сущность мира ё. Жизнь императоров и важных особ из рода Фудзивара разворачивается перед многочисленными, анонимными зрителями, скрывшимися за формулой “люди мира”, зрителями, которые выполняют несколько неожиданную функцию своеобразного хора.

Во втором введении Ёцуги делает еще одно важное заявление: в его повествовании об императорах и министрах есть сверхзадача — поведать о блестящей жизни и распространяющейся славе “господина, Вступившего на Путь”. За этой скромной формулой (ню:до:-до:ка, буквально “его светлость господин, Вступивший на Путь”, или “праведник”, то есть высший сановник не ниже Третьего ранга, принявший монашеский постриг) скрывается наиболее выдающийся политический деятель эпохи Фудзивара Митинага. Ёцуги весьма изящно обосновывает необходимость рассказать о многих поколениях императоров и высших сановников, прежде чем поведать о судьбе главного героя в доме Фудзивара, который, кстати, был у власти в то время, когда старец вещал в храме Облачного леса Урин-ин. Ссылаясь на тексты Закона Будды, Ёцуги говорит: “Я — старец, коему ведомо все в мире, кто все помнит и ничего не забывает. Среди тысяч дел, что я видел глазами, слышал ушами и собрал воедино, счастливая судьба нынешнего господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], не имеет себе равных, неизмерима, и нет за ним ни второго, ни третьего, об этом мы слышали в старину, и видим это нынче. Это — как Закон Единственной Колесницы. Судьба его неизменно была счастливой. И Великим министрам, и канцлерам кампаку, и регентам сэссё: нелегко процветать с первых шагов до последних. В сутрах Закона и в священных текстах говорится иносказательно: “Хоть и рождается великое множество мальков, трудно им стать настоящей рыбой, хоть и посадили дерево манго, но плодам завязаться трудно”. Слышали мы, что именно так разъясняется. Среди министров и высших сановников Поднебесной один лишь князь, подобный драгоценной яшме, обладает в мире столь необыкновенно счастливой судьбой. И ныне, и в будущем никто не сможет сравниться с ним. Такое поистине редкость”.

И в другом месте: “Не вырастит ветви, и не принесет плода посаженное дерево, если не питать его корни. Поэтому я вспомнил августейшую последовательность императорских правлений, а затем последовательность министров”. Из этих высказываний очевидно, что для появления в мире такого человека, как Фудзивара Митинага, необходима вековая жизнь рода, который лишь раз в несколько столетий может — как дерево плод — произвести на свет выдающуюся личность.

Сделаем скидку на то, что Ёцуги повествует о своем современнике, всесильном правителе, но признаем все же и значительность деятельности — политической, литературной — Фудзивара Митинага.

Следующая после второго введения часть О:кагами, наиболее значимая, завершающаяся жизнеописанием Фудзивара Митинага, “господина, Вступившего на Путь”, — состоит из биографий регентов, канцлеров, Великих, Левых и Правых министров, то есть исключительно представителей правящих сановников из рода Фудзивара. В этих биографиях раскрывается механизм передачи власти и вырисовывается структура политической власти, где род Фудзивара, особенно одна ветвь рода Сэкканкэ (ветвь регентов и канцлеров), играла главенствующую роль.

Сложился определенный, неукоснительно поддерживаемый родом Фудзивара, тип передачи власти. В роду Фудзивара ценились женщины - дочери клана; представительниц ветви Сэкканкэ обычно сочетали браком с наследным принцем или с императором, во всяком случае, к этому стремились (дочери Фудзивара Митинага были супругами императора). Они рожали сыновей, принцев крови, которые позже удостаивались императорского сана. Начиная с императора Монтоку (заметим, что именно с этого императора начинается повествование в О:кагами при малолетнем императоре назначался регент из рода Фудзивара — отец матери[53], дед императора. Когда несовершеннолетний император вырастал, регент становился канцлером, продолжая сохранять всю полноту власти в своих руках. Таким образом, реальные правители страны — регенты и канцлеры из рода Фудзивара — приходились кровными родственниками императорам (Фудзивара приходился императору тестем и дедом, то есть по материнской линии император всегда принадлежал к дому Фудзивара; император всегда был внуком Фудзивара).

Главная фигура в О:кагами — это Фудзивара Митинага. По его поводу старец Ёцуги говорит: “Мы слышали, что, когда Будда хотел разъяснить Лотосовую сутру в целом, то сначала толковал другие сутры... Также и мне, чтобы поведать о славе господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], следует поговорить сначала о других сутрах... Мне не стоило бы рассказывать о последовательном правлении императоров, но ведь чтобы поведать о том, как ширилась слава и процветание его светлости господина, Вступившего на Путь, ню:до:-до:ка [Митинага], следует говорить о судьбе государей и государынь”.

По сравнению с биографиями императоров, жизнеописания сановников из рода Фудзивара более пространные, мягкие, поэтические, в них отсутствует жесткая рубрикация, повествование как бы переливается от одного эпизода к другому; в них подробнее отражена жизнь эпохи Хэйан, ее нравы, обычаи, верования. Каждое жизнеописание представляет собой совершенно законченное повествование — от рождения до смерти какой-либо высокородной особы; это внутренне цельное произведение, практически мало соприкасающееся с предыдущими и последующими историями, но связанное с ними глубокими узами, а также течением времени.

Фрагменты, на которые разделено повествование — их размеры от нескольких строк до нескольких страниц, — отражают некоторые важные особенности японского традиционного сознания. Почти вся средневековая японская проза, за несколькими исключениями, представляет собой разрозненные главы, отрывки, фрагменты, связанные между собой не сюжетом (может быть, только какой-то общей сюжетной линией), а, скорее состоянием души. Это собрания независимых эпизодов, в которых отражается фрагментарный тип сознания японцев. Традиционное мировоззрение японцев, проявившееся уже в мифах со всей определенностью, также направлено на части (конкретное) и почти не принимает во внимание целое, абстрактное[54]. Целое составляется из отдельных частей. Собственно и произведения классической японской поэзии (пятистишия-танка, трехстишия-хайку, “стихотворные цепи” рэнга — цепочки двустиший и трехстиший) обладают такими же свойствами: антологии, поэтические циклы можно рассматривать как цельный мир, разъединенный на мелкие фрагменты — отдельные стихотворения.

Вместе с тем не следует абсолютизировать самостоятельность отрывков, художественный эффект достигается методом “ наращивания материала”; текст обретает мощь с возрастанием числа отрывков. Рассказ о событиях состоит из мелких фактов и черточек, создается мозаичная картина — и вместе с тем это полотно эпическое, его нужно рассматривать не вблизи, а издали. Факты, казалось бы, мелкие и случайные, тем не менее, складываются в определенную последовательность (например, дела родственные, семейные превращаются в государственные), как бы нанизанную на нить ассоциаций. Взгляды, которыми обмениваются жрица святилища Исэ и император Сандзё: (по ритуалу ей не следовало бы смотреть на своего отца, отправляясь к месту служения в святилище Исэ, но она все-таки оглянулась); прелестный танец, исполненный маленьким принцем; добрый поступок старой жрицы святилища Камо; картины с изображением экипажей, что писал император Мураками, — все эти незначительные события и пристрастия приобретают на стесненном пространстве одной биографии повышенное значение. Мозаика фактов, случаев: разговоров, снов, предсказаний, встреч, повышения в должности, рождения, болезни, смерти; дробление потока жизни на осколки— это всепроникающий художественный прием автора О:кагами, воспринятый им от всей предшествующей традиции. Фрагмент — не целое, но указует на целое и потому вмещает в себя его сущность. Внутри фрагмента происходит ассоциативное движение событий, также, казалось бы, не связанных между собой хронологически, логически, тематически. Такое построение биографий дает простор свободному повествованию, быстрым и резким поворотам темы.

МИР О:КАГАМИ

Род и личность

Продвигаясь от общих понятий к частным, а затем к конкретным деталям текста, попытаемся вообразить себе тип человеческого существования, представленный в жизнеописаниях О:кагами. В повесть об одном человеке — будь то император, министр, наследный принц, регент, канцлер — вовлекаются десятки других людей из того же рода; нередко происходит подмена — имя заявленного в жизнеописании лица звучит лишь в начальных строках, а позже речь идет о его родне, противниках, царствовавших в его время императорах, поэтах, писавших тогда стихи, придворных дамах, прорицателях, монахах, просто прохожих, то есть создается как бы коллективный портрет рода, феодального дома, причем люди проходят мимо нас бесконечной чередой, рождаются, живут и умирают, как исчезает иней на траве, как ветер уносит листву, как опадают весенние цветы[55], в полном соответствии с буддийской идеей иллюзорности, бренности бытия, с представлением о жизни как о вращающемся колесе. Создается впечатление бесконечности ряда людей, при том что они почти всегда анонимны, имена автор О:кагами практически не использует (они были введены в текст позже, местоимения не употреблялись), а называет титулы и должности: принцесса Первого ранга, Левый министр, так в ту эпоху люди называли друг друга даже в кругу родных.

Эстетизация философских проблем в литературе приводила к лирической интерпретации буддийской идеи бренности мудзё: (заимствованной из Индии и Китая) в японском духе. В сочинениях эпохи Хэйан она разрабатывалась в элегическом ключе: прекрасное должно быть печальным и мимолетным. Грусть несколько затуманивает и смягчает неизбежную смену времен, правителей, министров, жесткую заданность должностной и родовой иерархии, регламентированную суровым придворным этикетом жизнь. Имперсональная судьба рода, существующая безотносительно личности, требовала, видимо, для адекватного воспроизведения доверительной живой интонации беседы, грусти, смягчающей изначальную суховатость исторического повествования. Круговорот жизни и смерти свершается в О:кагами очень быстро, судьба одного человека видна как на ладони. Человек видится рассказчикам как часть мира, он изображается в окружении других людей и вещей. Взгляд рассказчиков на описываемый мир схож со взглядом средневекового художника — автора иллюстрированных рассказов э-маки моно к роману Гэндзи моногатари (ХІ-ХII вв.); рассказчики словно смотрят сквозь сорванную ветром крышу и видят все — такой тип изображения получил название фукинуки ятай (буквально “сцена с сорванной крышей”).

Из многочисленных жизнеописаний высших сановников биография Санэёри выбрана для анализа, поскольку она заключает в себе некоторые важные типологические черты. Жизнь Санэёри, Великого министра, а затем регента, как и жизни всех прочих сановников, описанные в О:кагами, с неизбежностью складывалась из нескольких судеб: его сыновей, дочерей, внуков, правнуков, упоминались и другие родственники, придворные и т.д. Биография Санэёри как бы растворяется в других жизнях, которые быстро проходят перед читателем, причем некоторые действующие лица даже не совершают никаких поступков. Однако все люди, вписанные в судьбу Санэёри, находятся в сложных взаимоотношениях (родственных и прочих); для автора важно причисление его героев к чему-либо (к клану, друг другу), связи между людьми приобретают самодовлеющий характер.

Сеть родственных отношений, иерархических, канонически закрепленных, определяет жизнь феодального клана. Место в клане отдельного человека и его связи с другими людьми важнее, чем его индивидуальность. Это находит отражение, например, в языке: хито, “человек” означает в контексте жизнеописаний и “я”, и “другие люди”, а герои, говоря о себе, употребляют местоимение дзибун, что буквально означает “моя доля”, “моя часть”. В портретах людей (хотя собственно портретов в прямом смысле слова нет) в жизнеописании Санэёри отсутствует то, что англичане называют individual touch, хотя каждый из них может быть участником редких и удивительных событий. Их типические черты, соединяясь, создают образ “человека из феодального дома”. Скольжение анонимного автора по жизни отражает и ее мимолетность, и преемственность времен и людей[56]. В биографиях самоценны любые жизненные ситуации, постулируется драгоценность каждой минуты жизни. Интерес к обыкновенной, повседневной жизни, в которой парок поднимается над чаном с водой, где цветут цветы четырех времен года и сочиняются стихи “на случай”, искусно входит в противоречие с первоначальным замыслом — создать историю деяний императоров и всесильных министров, книгу об управлении государством, о передаче власти и преемственности.

В жизнеописаниях высоких особ мы не отыщем великих деяний, глубоких раздумий о жизни, мужественных поступков, скорее узнаем, как печалился император о том, что не может из-за болезни глаз любоваться волосами своей дочери или что один придворный во время зимних холодов согревался горячими лепешками, прижимая их к телу, а один принц заплакал, когда понял, что его предал друг.

Частная жизнь. Вещи

В О:кагами использован прием синекдохи — часть ведет к целому, малое — к большому, единичное — к общему. Из потока жизни выбраны, на первый взгляд, заурядные, мелкие факты и события, но они обладают свойством объемно, зримо и чувственно эту жизнь представлять. Поэтому большую смысловую и эмоциональную нагрузку несут обычные предметы: одежда, меч, зеркало, шторы, веер, ширма, картина, каллиграфическая надпись и т.д., они становятся героями первого плана и как бы вырастают в размерах. Например, жертвенные столы перед золочеными статуями Будд, стук топориков на строительстве дворца, ветхие лодчонки бедных путешественников — все это воспринимается как вехи биографии министра Санэёри.

Вещи играли важную роль в пьесе обыденной жизни, такую же, как называние многочисленных сменяющихся чинов и титулов. Последние употребляются вместо имени — имена как бы спрятаны за должностью, что человек занимает в придворной иерархии. Само называние родовых имен, должностей, как видно из жизнеописаний, значимо, поскольку это называние прямо указывает на место человека в клановой и социальной иерархии. Например, все наименования, встречающиеся в жизнеописании Санэёри — принц-глава ведомства церемоний, управитель двора императрицы, служительница императорской опочивальни, господин, Вступивший на Путь, — содержат исчерпывающую характеристику персонажа, в частности, его связи с другими персонажами, его место в сети родовых отношений (отметим, что это — особенность не только О:кагами, а всей средневековой японской культуры).

Постулирование ценности частной жизни, мелких событий, деталей (причем мелкое подчеркивает быстротечность и иллюзорность мудзё), культ малого и хрупкого не требует большого пространства, поэтому повествование сосредоточено в пределах императорского дворца и прилегающих к нему улиц; действие разворачивается исключительно на севере и северо-западе столицы, где селилась знать. Иногда речь идет о живописных местах или монастырях в окрестностях столицы, куда в точно определенные дни, не чаще нескольких раз в год, отправлялся император. Обычно император за пределы дворца не выходил, и для придворной жизни и литературы характерно центростремительное движение — все интересы были направлены в центр, к местопребыванию императора и Фудзивара. Далекие провинции упоминаются как место службы или ссылки.

Время в жизнеописаниях протяженно, но все события почти за 200 лет происходят на весьма ограниченном пространстве. Действие, как в жизнеописании Санэёри, может происходить и на дороге, но обязательно в столицу или из столицы. Императорский дворец (это разного назначения здания, окруженные оградой с девятью воротами) и окружающие его кварталы были построены в подражание китайской идеальной столице Чанъань (хотя есть и некоторые отличия) и рассматривались как центр мира, за его пределами находились лишь места паломничества и ссылки неугодных. Удаление от двора было трагедией для хэйанского придворного, хотя бы потому, что обрывались все его родовые и иерархические связи, он исключался из жизни своего клана. Дороги, ведущие в провинции, теряющиеся в тумане, как тонкие нити соединяли столицу и периферию (например, остров Цукуси), остальная территория была для придворных неведомой землей. Вести из провинции почти не достигают дворца, доходят лишь глухие отголоски важных событий, смут. Придворные, сосланные в провинцию, люди, обитающие там, в представлении “людей мира” превращались в демонов. Айвен Моррис в известной монографии о Гэндзи моногатари писал: “Для Мурасаки Сикибу и ее друзей в столице провинция была местом грубым, ужасным и отдаленным, о котором, чем меньше вспоминаешь, тем лучше”[57].

Понятно становится, почему движение в сторону столицы ощущается и обозначается как подъем, а движение из столицы в провинцию — как спуск.

История влиятельного сановника, выдающегося поэта Сугавара Митидзанэ (845-903), изложенная в жизнеописании Левого министра Токихира[58], — это повесть об изгнании, о гибели человека, вырванного из сети иерархических и родственных отношений. Стихотворения Сугавара Митидзанэ, особенно те, в которых описана его печальная участь (“Уподоблю изгнанника из столицы // Белопенной стремнине потока...”), ценились весьма высоко.

Пространство

Пространство, на котором разворачивается действие, ориентировано в соответствии скитайской традицией по четырем сторонам света и по четырем углам (северо-восток и т.д.). В тексте не раз встретятся такие выражения, как: “к востоку от трона императора”, “к западу от улицы Ниси-но до:ин”, “к югу от занавеса”, “госпожа Северных покоев” (то есть главная жена, потому что к северу от главного дома усадьбы или дворца располагались женские покои). Японцы всегда прекрасно ориентировались именно таким образом, это известная черта всей японской культуры, унаследованная из Китая[59]. С этим связаны и названия Западный флигель, Южный дворец. Столица Хэйанкё: была четко спланирована по сторонам света: на севере находился императорский дворец. Император должен был сидеть на престоле спиной к северу и лицом к югу, поэтому место для столицы было выбрано таким образом, чтобы за спиной императора и по бокам располагались защищающие его горы, а весь юг был бы открыт его взгляду, которому приписывалось сакральное значение. План столицы и императорского дворца представлял собой прямоугольник, приближенный к квадрату, что совпадало с китайским представлением о небе как квадрате (глубина Неба как бы воплощается в очертаниях сруба колодца, отсюда — поэтическое наименование Неба как “колодца небес” или “колодца облаков”).

Среди сторон света различались счастливые и несчастливые. Так, северо-восточное направление по даосской примете было всегда неблагоприятным. Табуирование направления движения было связано и с временными циклами: так, для лиц, достигших 16 лет, был “закрыт” северо-запад. Запреты на движение по определенным направлениям, которые, по поверьям, устанавливали небесные боги (запреты исходили от синтоистской религии, а не от буддийской, хотя буддисты также соблюдали “дни удаления от скверны” (моноими-но хи), табу на стороны света), оказывали, как можно судить по произведениям хэйанской литературы, большое воздействие на жизнь аристократии[60].

В координатах протяженного времени и ограниченного пространства решались или, скорее, ставились важнейшие вопросы существования — передачи власти и наследования, смерти, рождения, возвышения и падения, радости и горя, реже — любви. Автор жизнеописаний имел перед собой в качестве образца повествования эпохи Хэйан — блистательные произведения Гэндзи моногатари, Макура-но со:си и другие, а кроме того — что очень важно — он черпал из собственных и чужих воспоминаний о “золотом веке”.

Для прозы эпохи Хэйан характерно сложное непространственное понятие ё, “мир”, или вага ё, “наш мир”; оно означало и Японию, и, как указывает В.Н. Горегляд, наш “бренный мир... мирские желания, обычаи, эпоху, промежуток времени, жизнь в настоящем рождении, изменчивую судьбу человека... Он принадлежит больше сфере времени, чем пространства, но вместе с тем служит для сцепления пространства со временем, настоящего с прошлым”[61]. Первоначально, отмечает В.Н. Горегляд, ё было у буддистов названием трех миров: настоящего, прошедшего и будущего, затем ё стал обозначением настоящего времени, полного желаний, страданий, непостоянства. Это ненадежное, непостоянное, скоропреходящее окружение человека. Темпы изменения такого мира тем выше, чем более мелкий элемент его принимается к рассмотрению; чаще всего в форме “этот мир” (коно ё), бренный, зыбкий мир, и трактуется он как следствие прошлого и причина будущего мира.

Искусство. Боги

Частная жизнь, события во дворце, женских покоях, монастырях, мелочи жизни были переплетены с разнообразными искусствами. Быт в жизнеописаниях стоит рядом и соизмерим с искусством. В биографии Санэёри, например, представлены два рода искусства, наиболее важные в эпоху Хэйан: каллиграфия и поэзия. Трансцендентная природа искусства подчеркивается в истории с мастером каллиграфии тем, что само божество возжелало иметь в своем доме надпись, сделанную рукой искусного Сукэмаса, внука Санэёри.

С темой всесильности искусства связана тема взаимопроникновения двух миров, реального и потустороннего, повседневного и высшего. В жизнеописаниях вообще и в биографии министра Санэёри ощущается, как тонка мембрана между этими двумя мирами, причем сновидениям придается значение тоннелей, ведущих из одного мира в другой. Напомним, что в мифологии синтоизма нет четкой разграничительной линии между человеческим, сверхчеловеческим и божественным. Старец из Мисима, пожелавший иметь красивую каллиграфическую надпись в своем храме, — образ трогательный и земной, его странное желание придает ему человечность. Беседа, которую ведут во сне божество и помощник наместника Сукэмаса, происходит как бы в пограничной полосе между этим и тем миром. Дед Сукэмаса Санэёри почтительно относится к духам, и перед священными криптомериями известного синтоистского святилища Инари не появляется на веранде дома в домашнем виде с непокрытой головой. Соседство божества ощущается им весьма остро.

Мировоззрение японцев составляло сложный политеистический конгломерат, содержащий элементы шаманизма, анимизма, культа предков, в основе его — синтоистский пантеизм, многочисленные боги (ками), населяющие воды, землю, горы. Природа представлялась японцу одушевленной, одухотворенной, боги существовали по соседству, их присутствие легко угадывалось. Синтоистские представления о мире не противоречили буддийским, народная мифология, верования, обычаи вторгались в самую суть буддийского учения. Создавалось синтоистско-буддийское единство, проявившееся в создании секты Сингон (буквально “истинное слово”). “Учение сингон-буддизма включало многие элементы местных религий континентальных народов и на японской почве быстрее, чем учения других буддийских сект, стало приспосабливаться к синтоистским верованиям. Боги и злые духи других религий, включенные в пантеон Сингон, объявлялись эманациями Дайнити [будды Великое Солнце, или Великий Светильник. — Е.Д.], причем за каждым из таких богов или духов закреплялись особенные функции, трактовавшиеся как аспекты проявления космического будды”[62]. Среди общебуддийских концепций наиболее значимыми были идея кармы и эфемерности всего сущего (мудзё:).

В жизнеописаниях ощущается предчувствие встречи — с прекрасной женщиной, божеством, духом. Встреча означает магический перелом судьбы, привнесение в жизнь очарования (аварэ, или моно-но аварэ) и смысла. Так, Сукэмаса именно после встречи с божеством признан лучшим каллиграфом Японии. Встреча обозначает некую точку в биографии, которая при ближайшем рассмотрении оказывается ее центром, причем, как в жизнеописании Санэёри, не важно, у кого из потомков главного героя произошла эта встреча, она становится семейным достоянием, драгоценностью дома, сообщения о ней переходят из хроники дома в исторические повествования.

Из чего собственно состоит биография, например, Великого министра Санэёри? В начале его жизнеописания названы должности, имена, а также место этого человека в иерархии родственных связей, так же обозначены предки. Во вторую очередь анонимного автора интересует, что Санэёри был “ весьма искусен на Пути поэзии, его песни часто встречаются в Госэнсю:. И еще он славился своей добротой. Живя по соседству с божеством, относился к нему с почтением. И другая деталь биографии: сын Санэёри умер рано, и отец, горюя, сочинил песню. В ней он выражал желание поселиться в Восточных Землях, где еще не знают о смерти сына. Внимание сосредоточено исключительно на частной жизни Великого министра: его поэтическом даре, личных качествах, соседстве божества и его чувствах по поводу смерти, столь изящно выраженных. Дела двадцатилетнего управления страной остались вне повествования.

Образ зерцала

В системе координат О:кагами, в атмосфере скольжения по жизни, как художественного приема, это отсутствие важного, серьезного, государственного воспринимается, например, европейцами как зияние, однако в поэтике “зерцала” оно не только оправданно, но и естественно. Роль детали, вырастающей до символа жизни, роль песни, разрешающей “вечные вопросы” (смерти и ее отсутствия, радости или горя), роль чина, титула, родственных связей как бы отменяют все другие, казалось бы, более важные роли. Проясняется то, что быстротекущий “поток жизни”, насыщенный мелкими и мимолетными событиями, имеет в глубине своей твердую основу, абсолют, рождающий людей, факты, ситуации, которые, в свою очередь, складываются в причудливую мозаику, все время меняющуюся, иллюзорную, отраженную в зеркале.

В повествование все время вовлекаются новые и новые люди - потомки Санэёри, быстро проходят годы жизни (на четырех страницах повествуется о довольно значительном временном отрезке - не менее чем о 60 годах). Подробно изложены перипетии родственных отношений по женской линии, в этих пассажах опять на первый план выходит называние должностей, места персонажей внутри феодального рода. Небольшая история (она собственно занимает один абзац) о любовной связи внука Санэёри — Санэсукэ с императорской наложницей госпожой Цуяко рассказана с одной целью: процитировать полную очарования песню некоего Митинобу, у которого даже нет родственных связей с родом Санэёри.

Способна ли радость
Глубоко сердце затронуть?
Вот горе прямо в плоть проникает,
Пронзает сердце
До самой глуби.
В жизнеописании Санэёри много говорится о его внуке Санэсукэ. Описание убранства его дома, разбивки сада, утвари, занятий монахов заменяют собственно биографию Санэсукэ, события его личной жизни. О Санэсукэ известно: его происхождение, имена, должности, которые он занимал, то есть его место в родственных отношениях и в служебной иерархии (оно довольно высокое), повествуется о его богатствах, говорится, что он благочестив и добродетелен. Содержание его жизни составляют собственно “текущие частности” (слова Б. Пастернака): устройство в своем дворце зала для молений, забота о монахах, людях большой учености, чтецах сутр (они читают Лотосовую сутру и Вималакирти сутру), проповедниках секты Сингон, установка множества золоченых статуй Будд, разбивка прекрасного сада. Частности приобретают всеобщий характер, во-первых, оттого, что они занимают важные места в повествовании, и, во-вторых, из-за того, что они повторяются в других источниках, о чем комментаторы непременно сообщают в постраничных разъяснительных текстах. Искусство мастерицы каллиграфии, матери Цунэто, упоминается не только в жизнеописании Санэёри, но и в другом известном сочинении — Эйга моногатари.

Образ зерцала хорошо передает важную мысль рассматриваемого сочинения: преемственность поколений, единство рода, очертания последнего и первого человека которого теряются. Причем черты лица высокопоставленных особ, о которых только (за редким исключением) и идет речь, в достаточной степени стерты, не всегда ясно различимы по той причине, что создается портрет рода, дома.

За чередой неясных лиц возникает архетипическая фигура предка, в которой запечатлены некоторые собирательные черты представителя рода — это правитель, благородный муж, обладающий великодушным сердцем и утонченными чувствами. Портреты и судьбы, соединяясь, составляют стереоскопический образ, который легко разъединяется на мелкие фрагменты.

Если углубиться в понятие “литературное” в отношении жизнеописания Первого министра Санэёри и прочих биографий, то следует признать, что от них создается впечатление “безыскусного искусства”, когда истории не придумываются, а как бы живут сами по себе, в них не ощущается присутствие автора. Эффект безыскусности, крайне трудно воспроизводимый, возникает от несомненного фольклорного влияния, выразившегося хотя бы в том, что истории рассказываются старцами — они профессиональные рассказчики, а в эпоху Хэйан это искусство весьма ценилось. Сознание рассказчиков, подобно сознанию создателей мифов, обладает безличной объективностью, мысли как бы “сами думаются”. Это объясняется и известностью действующих лиц, членов императорской семьи, могущественных родов, а также “обкатанностью” многих сюжетов и ситуаций, которые были до этого воспроизведены в других поэтических и прозаических памятниках. Многие темы, образы лишь намечены отдельными штрихами, просто названы или не закончены, “брошены” на полпути. Эта незаконченность ощущается и в жизнеописании Санэёри — он присоединяется к своим предкам, а его личная история остается недосказанной.

Время

Предпочтение в эпоху Хэйан отдавалось не философии, а литературе[63]. Тем не менее, и японцам приходилось решать “вечные вопросы” — жизни и смерти, времени, истории. В жизнеописаниях “Великого зерцала” два главных героя: один из них — время (историческое, родовое и — в меньшей степени — личное); другой — предок, воплощенный в многочисленных представителях рода. Время рассматривается как нечто, не имеющее начала и конца. Хотя повествование начинается со вполне определенной даты, но в текстах существует множество отсылок на более давние, легендарные времена и упоминаний о древних правителях, полулюдях-полубогах. Собственно жизнеописания заканчиваются временем правления наиболее яркого представителя рода Фудзивара — Митинага (1025 г.), однако вслед за его незаконченной биографией следуют “Повести о клане То:” и “Истории старых времен”, которые по инерции продолжают повествование и означают, что история еще не закончена.

На взгляд японцев, весь продолжительный путь исторического развития — это поток, несущий людей, он не разделен на части и периоды, а скорее, состоит из них, как мозаика[64].

Старцы, ведущие рассказ о судьбе императоров и министров, свидетели достопамятных событий, своей причастностью к ним приближают героев своих рассказов к слушателям. О делах столетней давности говорится с такими же подробностями, как и о “делах нынешних”, то есть о событиях 1025 г., когда происходит беседа.

В О:кагами звучит мотив кармы (санскр. “действие, жребий”) — в широком смысле это совокупность деяний человека и их последствий, влияющих на его жизнь в новом рождении, идея метемпсихозы. Карме, главенствующей концепции человеческого существования (как и в Гэндзи моногатари), придается значение вершителя судеб. Как рефрен повторяется фраза: “Так предопределено было, видно, в прежнем рождении!” Примечателен в О:кагами рассказ о монахе-отшельнике, никогда не покидавшем свою обитель, за исключением дня проповеди. Его отсутствие в храме в день проповеди могло неблагоприятно отразиться на его судьбе в будущем рождении.

Безличные силы природы, совершая циклические обороты в соответствии с натурфилософским принципом инь-ян, а не субъективные причины направляют и определяют судьбу героя. Они не карают злодея, а совершают свой естественный оборот вне зависимости от правоты или виновности героя - он гибнет или торжествует только благодаря счастливому или несчастному совпадению его стремлений с направленностью природных сил в данный момент[65].

История добровольного отречения наследного принца Ацуакира изложена в биографии Левого министра Моромаса, причем она заслонила собой героя этого жизнеописания. Концепция родовой и должностной иерархии не допускала несанкционированного выхода из иерархии (отречения императоров всегда были обусловлены политическими, родовыми, ритуальными и прочими причинами), потому эпизод с Ацуакира занимает в О:кагами видное место: он бесконечно долго обсуждается заинтересованными сторонами.

Для наших целей - исследовать О:кагами как сочинение литературное — интерес представляет прием “двойного повествования”, использованный анонимным автором. Он строит диалоги между Митинага, императрицей, другими придворными и Ацуакира так, чтобы выявить подтекст их взаимоотношений. Митинага заинтересован в отставке Ацуакира; тогда наследником престола, а значит, и императором станет его ставленник принц Ацуёси, но, по церемониалу, он не может говорить об этом открыто. “Ацуакира сказал: "Думаю сложить с себя сан [наследного принца] и просто вести спокойную жизнь". Митинага ответил: "Нет, этого я ни в коем случае не могу принять. Вы решили положить конец роду монаха-императора Сандзё:?"” Одновременно с ритуальными уговорами Митинага спешно готовит церемонию отречения, поскольку у ныне правящего императора может родиться сын, и планы “господина, Вступившего на Путь” рухнут.

Желание принца отречься от права наследования связывают, конечно же, с воздействием событий, произошедших в прежнем его рождении. В самый момент отречения принц хочет поделиться с Митинага своими размышлениями о жизни: “Хотя [принц] твердо решил: "Поведаю господину [Митинага] обо всем, о чем думал с давних пор", — но когда настал момент осуществить задуманное, он, как и следовало ожидать, заволновался в сердце своем о том, что его ждет. Когда же [принц] стал держать речь перед господином, то совсем оробел...”

Отметим, что рассказчик Ёцуги выступает здесь как автор, знающий все мысли, намерения, невысказанные желания своих героев (напомним здесь о “взгляде сквозь сорванную крышу”). Обветшалый, заросший травой дом — распространенный в сочинениях эпохи Хэйан символ мимолетности, иллюзорности жизни; этот образ часто бывал связан с потусторонним миром: в таких домах нередко селились злые духи, оборотни. Отрекшийся Ацуакира, так же, как ссыльные придворные, переходил в разряд существ, близких, скорее, к демонам, чем людям. “В часы скуки ему нечем было развлечься, он предавался воспоминаниям о лучших временах и обстоятельствах и витал в облаках... Служители из управления дворцового порядка не прибирали по утрам, и потому двор совершенно зарос травой — такая жизнь совсем не подобала [принцу]”. Сам Ацуакира признается: “Мне будет мучительно тяжело, если обо мне будут вспоминать как о бывшем наследном принце”. И он просит Митинага пожаловать ему другое имя (инго), что давалось отрекшимся императорам по названию резиденции, куда они удалялись. Сохранилось стихотворение наложницы принца Нобу-ко, где она сетует, что принц Ацуакира никогда не взойдет на престол:

Как ошибались
В наших надеждах!
Думали, к колодцу облаков,
Ввысь, в небо, потянется
Дым сигнальных костров.
Сложение с себя сана, отказ от места в иерархии — символический жест, поступок, редкий в О:кагами. Он прерывает плавное течение “потока жизни”, и потому ему уделяется несоразмерно большое место в повествовании: даже приход к власти Фудзивара Митинага описан более лаконично. Заметим мимоходом, что царствовавший в тот момент император Го-Итидзё: не принимает никакого участия в отречении принца.

Красота

Концепция красоты, разработанная в мельчайших подробностях писателями и особенно писательницами эпохи Хэйан и составляющая основу литературы того времени, нашла свое воплощение и в О:кагами, хотя и в менее акцентированной форме, чем, например, в Гэндзи моногатари. Необычайно точно регламентированное (далеко не все факты и явления допускались в литературное произведение и могли быть отнесены к прекрасным) и как бы ощущаемое кончиками пальцев понятие несколько элегической красоты постоянно связано в О:кагами с ощущением быстротечности настоящего, с идеей эфемерности. В приведенных ниже отрывках о прекрасном господине Ёситака (в жизнеописании Великого министра Корэмаса), об императоре Сандзё:, отправившемся в паломничество в святилище Камо в снежный день (биография Великого министра Митинага), и о соколиной охоте (“Истории старых времен”), построенных на контрасте цветов (бледно-желтого и белого; синего, золотого и белого; белого на белом; черного, красного и белого) снега и ткани, снега и перьев птицы, обнаруживается истинно хэйанский идеал красоты.

“Однажды во время сильного снегопада он посетил Левого министра Итидзё: [Масанобу] и сломал [ветку], отягченную снегом, с дерева сливы перед Главным домом. Он махнул ею, и снег медленно посыпался хлопьями на его платье. Изнанка его платья но:си была блекло-желтой, и, [когда рукава завернулись], снег лег на них белыми узорами — и [Ёситака] показался еще прекраснее”.

“Толкуют, что в иные мгновения господин выглядел так, что, поистине, его черты надолго останутся в людской памяти... Однажды во времена монаха-императора Сандзё:, в день торжественного шествия в Камо случился необычайно сильный снегопад; и потому он выпростал рукава тонкого нижнего платья и высоко поднял над головой веер, [чтобы укрыться от снега]; но белейший снег все же ложился на него, и то, как он отряхивался, было необычайно изящно! Его верхняя одежда была черной, а нижнее платье — алым, и к сему яркому сочетанию прибавлялся цвет снега”.

“И вот когда они приблизились к месту начала подъема в горы, то императорский сокол по кличке Сирасо:, схватив птицу, подлетел к верхушке феникса, что на императорском паланкине, и сел. Солнце закатывалось за край гор и сияло так, что алые листья клена, казалось, укрыли горы, подобно парче. Сокол был сияюще-белым, а фазан — лазурным. Когда [сокол] широко раскинул крылья, и вправду пошел снежок — и в этом миге сосредоточилась вся сущность осени. Никогда не бывало зрелища столь изумительного! Я был поражен в самое сердце, так что не мог не согрешить!”

Приведенные отрывки располагаются в разных частях сочинения и не связаны между собой, но их объединяет сосредоточенность автора на определенных художественных приемах: описании игры цвета, оттененной белизной снега в морозный день (снег в районе Хэйанкё: выпадал редко и быстро таял, он был, скорее, исключением из правил). Эти эпизоды можно было бы назвать прозаическим переложением вака рельефно выписан пейзаж, несколькими штрихами обозначено время года, и на этом фоне разворачивается действие, причем внимание акцентируется на движениях: император смахивает снег с платья, Ёситака срывает ветку сливы, сокол ловит фазана, а лучи закатного солнца заливают красным светом лес.

Рассказчик Сигэки, закончив последний из приведенных эпизодов, восклицает: “Я был поражен в самое сердце, так что не мог не согрешить!”

Сигэки упомянул здесь о грехе радости при виде смерти живого существа. Очевидна живописность этих картин, казалось бы неуместных в биографиях государственных деятелей, однако они включены в менее официальные части О:кагами, и, возможно, необходимы были для преодоления известной суховатости “информационных”, генеалогических отрывков. Кроме того они передают ощущение эфемерности и быстротечности происходящего.

***
Для перевода использована “Книга Томацу”, опубликованная в серии Нихон котэн бунгаку тайкэй (“Полное собрание японской классической литературы”) под редакцией Мацумура Хиродзи. (Т. 21. Токио: Иванами, 1960).

Имена, приведенные в квадратных скобках, в канонический текст О:кагами не входят, им придавалось меньшее значение, нежели титулам, чинам и должностям. Они были введены в текст позднее японскими филологами-комментаторами. В квадратных же скобках — дополнения переводчика, вставленные, дабы помочь русскому читателю понять смысл не всегда и в оригинале легко доступных мест японского текста. Такие дополнения всегда основаны на комментариях Мацумура Хиродзи.

В соответствии с японской комментаторской традицией текст разбит на условные главы: названия таких глав также даны в квадратных скобках.

Автор считает своим приятным долгом сердечно поблагодарить В.Н. Горегляда, который внимательнейшим образом прочел работу в рукописи, сверил перевод с оригиналом, сделав ряд проницательных и полезных замечаний.

Работая над “О:кагами”, я неоднократно делала доклады, темой которых становился этот средневековый памятник. Моими внимательными и долготерпеливыми слушателями на протяжении нескольких лет были сотрудники Института восточных культур Российского государственного гуманитарного университета, за что и выражаю им свою искреннюю признательность.

Вполне сознаю несовершенство сделанного, но как говорили древние, actum ne agas, работа и так несколько затянулась, и пришло время передать ее на суд читателей.

Е.М. Дьяконов

СВИТОК I

[ВВЕДЕНИЕ]

Не так давно побывал я в храме Облачного Леса, Урин-ин[66], где происходила церемония объяснений сутры Цветка Закона[67], и по дороге встретил двух удивительных старцев и старуху, старше годами, чем обычные люди, — мы оказались рядом. Странно, как это они очутились в одном месте. Я все присматривался к ним, а они в это время пересмеивались и переглядывались, и [Ёцуги] сказал:

— Уже несколько лет я говорю, что хотел бы встретиться с человеком старого времени и потолковать с ним о том, что мы видели и слышали в мире, и особенно поведать о судьбе его светлости нынешнего господина, Вступившего на Путь. ню:до:-дэнка [Митинага][68]. Ах, как я рад, что встретил вас! Теперь я со спокойным сердцем уйду к Желтому Источнику[69]. Поистине тяжкое бремя для сердца — не говорить о том, о чем хочется. И я понимаю людей былых времен: когда им хотелось о чем-нибудь поведать, они выкапывали ямку и в нее говорили[70]. И опять повторяю: как я рад нашей встрече! Но сколько же вам лет?

И теперь другой старец [Сигэки] промолвил:

— Лет своих я совсем не помню. Я звался О:инумаро и состоял пажом у покойного Великого министра дайдзё:дайдзина Тэйсинко:[71], когда он назывался архивариусом куро:до и младшим военачальником сё:сё:[72]. А вы, господин, должно быть, прославленный О:якэ-но Ёцуги[73], что служил в то время у госпожи императрицы-матери хаха кисаки-но мия[74]. Если так, то летами вы намного меня превосходите. Я был еще ребенком, а вы уже мужчиной лет по крайней мере двадцати пяти-двадцати шести.

Ёцуги сказал:

— Да-да, именно так. Но как же все-таки уважаемое имя господина? На это [Сигэки] ответил:

— Во время совершения обряда Покрытия главы[75] в доме Великого министра дайдзё:дайдзина[76], он изволил спросить: “Как твое фамильное имя?” — и я ответил: “Называют Нацуяма”, — и он сразу же нарек меня Сигэки[77]. Это было удивительно.

Все те, кто разбирались в таких делах, издали смотрели на них или на коленях придвигались поближе

Человек, с виду похожий на слугу из знатного дома[78], лет едва тридцати, приблизился и сказал:

— Да, старцы рассказывают на диво интересно! Даже не верится.

Старцы переглянулись и презрительно рассмеялись. Слуга взглянул на того, кто назывался Сигэки, и спросил:

— Вот вы сказали: “Не помню сколько мне лет”. А помнит ли сей старец?

— Ну, конечно же, помню! В этом году мне сравнялось сто девяносто. А значит нетрудно сообразить, что Сигэки достиг ста восьмидесяти. Нет никаких сомнений! Поскольку я родился в день полнолуния первой луны в тот год, когда государь Мидзуно:[79] отрекся от престола (876 г.), я пережил тринадцать императорских правлений. И вправду, возраст неплохой! Немало лет я прожил. Люди могут и не верить, но это истинно так. Мой отец состоял в услужении у недоросля-школяра, а потому, хотя и был низкого звания, но обретался, как говорится, “около столицы”[80] и разбирал по писаному; он и записал на моих пеленках дату рождения, пеленки эти и сейчас у меня. Это был год старшего брата огня и обезьяны (876 г.)[81], — так сказал [Ёцуги], и казалось, что это правда.

Теперь [слуга] обратился к другому старцу:

— Хочется услышать и о вашем, старче, возрасте. Ведом ли вам год вашего рождения? Тогда мы легко сочтем ваши лета.

— Меня взрастили не истинные мои родители, а вскормили чужие люди, и я оставался с ними, пока мне не исполнилось двенадцать-тринадцать лет, точный возраст мне не называли. [Приемный отец] рассказывал: “У меня не было своих детей, и пошел я на рынок по поручению хозяина, имея при себе десять собственных связок монет, и тут женщина, державшая на руках пригожее дитя, обратилась ко мне: 'Вот хочу отдать кому-нибудь. Этот ребенок у меня десятый, родился он. когда отцу его было 40 лет, и что еще хуже — родился он в пятую луну[82]'”. Я отдал деньги, что были у меня при себе, и вернулся домой. На вопрос: “Как родовое имя его истинного отца?”, она ответила: “Нацуяма”. И вот, когда мне исполнилось тринадцать лет, я пошел на службу к господину Великому министру о:идоно [Тадахира], — сказал он.

И еще сказал [Ёцуги]:

— Какое счастье, что мы встретились! Видно, это — знак Будды. Сейчас люди то там, то здесь собираются, чтобы толковать сутры, а я не ходил, мне казалось, все это не стоит внимания. А тут в голову пришла мудрая мысль. Какое счастье, что я пришел сюда!

А когда [Ёцуги] спросил:

— Эта госпожа — ваша жена еще с прежних времен?

Сигэки ответил:

— Нет, моя жена рано умерла. А эту женушку я позже взял. А как госпожа из Высокого дворца[83]?

Ёцуги сказал:

— У меня и сейчас прежняя жена. Сегодня мы собирались сюда вместе, но женушка прихворнула, как раз сегодня у нее случился приступ лихорадки, и она не смогла прийти.

Он говорил так печально, будто плакал, со скорбью, но слез не было видно. Так, ожидая наставника-толкователя сутр, проводили мы долгое томительное время, и один старец [Ёцуги| заговорил:

— Покуда мы все праздно проводим время, беседуя о былых временах, поведаем присутствующим о том. “каков был мир в старину”.

И другой старец [Сигэки] сказал:

— Да-да, это было бы необыкновенно интересно. Извольте рассказывать! Может быть, иногда и я, Сигэки, что-нибудь вспомню.

Им, видно, очень хотелось поговорить, и всем присутствующим не терпелось поскорее послушать. И хотя там собралась толпа людей, нетерпеливо ожидающая историй, особенно выделялся среди них слуга, вознамерившийся слушать внимательно и поддакивать.

Ёцути сказал так:

— В мире много необычайного. Но только старые люди могут кое-что вспомнить о сем мире. В древности, когда правили высокомудрые государи, “всех старых годами людей страны, мужчин и женщин!” призывали и расспрашивали об обычаях старины, и миром повелевали, только выслушав их речи. Потому стариков следует уважать. Молодые, да не пренебрегайте ими!

Как забавно было смотреть, когда он раскрывал желтый веер с девятью планками из черного дерева хурмы и важно посмеивался!

— Я, Ёцуги, намерен по всей форме поведать о необычайных делах. Собираюсь поведать перед лицом монахов и мирян, мужчин и женщин ни о чем другом, а только о судьбе его светлости господина, Вступившего на Путь, ню:до:-дэнка [Митинага], превзошедшего всех в мире. Дело это великое, и придется мне по порядку поведать о многих императорах, императрицах, а еще о министрах, высших сановниках. Я намереваюсь поведать о самом счастливом из них, об обстоятельствах его жизни, дабы прояснился ход вещей в мире. Мы слышали, что. когда Будда хотел разъяснить всю Лотосовую сутру, то сначала толковал другие сутры. Потому, как говорят, его учение состоит из пяти периодов[84]. Так и мне, чтобы поведать о славе господина. Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], следует поговорить сначала о других сутрах.

Мне казалось, что слова его звучат напыщенно, и я думал: “Ну нет, вряд ли он расскажет что-нибудь замечательное!” — но он продолжал красноречиво повествовать:

— Нынешние молодые люди, должно быть, думают: “Те. кого в мире прошлом и нынешнем называют регентами сэссё;[85], канцлерами кампаку[86], или коих именуют министрами[87] и высшими сановниками[88], похожи счастливой судьбой на господина. Вступившего на Путь. ню:до:-доно [Митинага]”. Однако это не так. Коротко говоря, все они произошли от одного предка одного рода[89], но когда род разделился на ветви, то, как разнятся чувства людей, так же и они стали различаться.

С самого сотворения мира один за другим вплоть до нынешнего правления сменились, кроме семи поколений богов, шестьдесят восемь поколений императоров, первым из которых правил император Дзимму[90]. Следовало бы, конечно, начиная с императора Дзимму. припоминать и повествовать последовательно о смене государей. Однако слишком давнее вряд ли достигало наших ушей, и потому намереваюсь рассказывать, начиная с более близких времен. Был государь, которого называли императором Монтоку[91]. От сего государя и до нынешнего сменилось четырнадцать поколений. Если считать годы, то с третьего года Кадзё: (850 г.), года старшего брата металла и лошади, тогда сей государь взошел на престол, до нынешнего года (1025 г) прошло всего сто семьдесят шесть лет. Недостоин я произносить премудрых государей имена, что при полном моем благоговении являются на мои уста. И он продолжал повествовать.

ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР МОНТОКУ]

Государь, называемый императором Монтоку, был старшим сыном-наследником императора Ниммё:[92]. Его августейшую родительницу называли Великой императрицей-матерью тайко:тайго: Фудзивара Дзюнси[93]. Сия императрица была дочерью Левого министра Фуюцуги[94], посмертно удостоенного чина Великого министра дайдзё:дайдзина Первого ранга высшей ступени[95]. Сей государь родился в восьмую луну четвертого года Тэнтё: (827 г.), в год старшего брата огня и овна. Был он чист сердцем, видел людей насквозь. В двадцать шестой день второй луны девятого года Дзё:ва (842 г.), в год младшего брата воды и собаки он совершил обряд Покрытия главы и в том же году в четвертый день восьмой луны стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона[96]; было ему шестнадцать лет. В двадцать первый день третьей луны третьего года Кадзё: (850 г.), в год младшего брата огня и коня он взошел на престол, было ему двадцать четыре года. Правил миром восемь лет.

Его августейшая матушка родила государя в возрасте девятнадцати лет. Она была возведена в сан императрицы кисаи[97] в четвертую луну третьего года Кадзё: (850 г.), было ей сорок два года. В первый год Сайко: (854 г.), в год старшего брата дерева и собаки она удостоилась сана императрицы-матери ко:тайго:. В двадцать девятый день (в день младшего брата воды и петуха[98]) второй луны третьего года Дзё:ган (861 г.), в год младшего брата металла и змеи она постриглась в монахини и прошла церемонию окропления главы ароматной водой[99]. В седьмой день первой луны шестого года той же эры (864 г.), в год старшего брата дерева и обезьяны она удостоилась сана Великой императрицы-матери тайко:тайго:. Ее называли императрицей Годзё:. В Исэ моногатари[100] песня, сложенная средним военачальником, тю:дзё: Нарихира: “Если бы каждый вечер ты засыпал...”[101], — об этой императрице. Также и “Весна... Иль это все не та же, не прежняя весна?”[102].

ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР СЭЙВА]

Следующего государя называли императором Сэйва. Он был четвертым сыном-наследником императора Монтоку. Его августейшую матушку называли императрицей-матерью ко:тайго: Мэйси[103]. Она была дочерью Великого министра дайдзё:дайдзина Ёсифуса[104]. Сей государь родился в двадцать пятый день третьей луны третьего года Кадзё: (850 г.), в год старшего брата металла и лошади, в доме своего деда по материнской линии Великого министра о:киотодо — Коитидзё:[105] на пятый день после того, как родитель его взошел на престол, — и как это было прекрасно и радостно. Сей государь был сердцем благороден и собою красив. Помнится, это он соперничал с принцем Корэтака[106], чтобы стать наследным принцем, владельцем Восточного павильона. Вскоре после своего рождения, в год старшего брата земли и собаки, в двадцать пятый день одиннадцатой луны он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона; в двадцать седьмой день восьмой луны второго года Тэннан (858 г.), в год старшего брата земли и тигра в возрасте девяти лет он взошел на престол. В первый день первой луны шестого года Дзё:ган (864 г.), в год старшего брата земли и крысы он в возрасте пятнадцати лет совершил обряд Покрытия главы. Правил миром восемнадцать лет. В двадцать девятый день одиннадцатой луны восемнадцатого года той же эры (876 г.) во дворце Сомэдоно-ин[107] сложил с себя сан. В восьмой день пятой луны третьего года Гангё: (879 г.) принял постриг. Еще его называли императором Мидзуно:. Его потомки — это нынешний род воинов Минамото. И, конечно, они же — стража императорского двора. Августейшая матушка родила сего государя в возрасте двадцати трех лет. В седьмой день первой луны шестого года Дзё:ган (864 г.) удостоилась сана императрицы-матери ко:тайго:. В императорском сане она пребывала сорок один год. Ее называли императрицей Сомэдоно. В то время Изгоняющим злых духов годзисо: был Великий учитель дайси Тисё:[108]. Во втором году Тэннан (858 г.), в год старшего брата земли и тигра он возвратился из Китая.

ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ ПРАВЛЕНИЕ [МОНАХ-ИМПЕРАТОР Ё:ДЗЭЙ]

Следующего государя называли императором Ё:дзэй. Он был старшим сыном-наследником императора Сэйва. Его августейшую родительницу называли Великой императрицей тайко:тайго: Такуси[109]. Она была дочерью заместителя среднего советника гон-тю:нагона Нагара[110], посмертно — Великого министра дайдзё:дайдзина Первого ранга высшей ступени. Сей государь родился в шестнадцатый день двенадцатой луны десятого года Дзё:ган (868 г.), в год старшего брата земли и крысы, во дворце Сомэдоно-ин. В первый день второй луны одиннадцатого года той же эры (869 г.), в год младшего брата земли и быка в возрасте двух лет стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона, и в двадцать девятый день одиннадцатой луны восемнадцатого года той же эры (876 г.), в год старшего брата огня и обезьяны взошел на престол — было ему девять лет. Во второй день, день младшего брата огня и змеи[111], первого месяца шестого года Гангё: (882 г.), в год старшего брата воды и тигра в возрасте пятнадцати лет он совершил обряд Покрытия главы. Правил миром восемь лет. Сложил с себя сан и жил во дворце Нидзё:ин. Прошло шестьдесят пять лет, и он скончался в возрасте восьмидесяти одного года[112]. В заупокойной молитве говорилось: “Брат Сяка нёрай на один год старше”[113]. Мысль эта глубокомудра, полна смысла, но одному человеку привиделось во сне: “В последующем мире господин страдает, потому что в молитве годы его выше годов Будды”. Императрица-мать хаха кисаи была на девять лет старше императора Сэйва. Говорили, что она в двадцать семь лет родила монаха-государя Ё:дзэй. В первую луну первого года Гангё: (877 г.) удостоилась сана императрицы кисаи[114], называли ее тю:гу:[115], было ей тридцать шесть лет. В седьмой день первой луны шестого года той же эры (882 г.), в год старшего брата воды и тигра она удостоилась сана императрицы-матери ко:тайго:, был ей сорок один год. Неизвестно, при каких обстоятельствах сия императрица вошла во дворец[116]. В то время, когда она содержалась еще в сокрытых от глаз покоях[117], средний военачальник, тю:дзё: Аривара тайком увез ее и спрятал, а ее старшие братья министр Мотоцунэ[118] и старший советник дайнагон Куницунэ[119] и другие — а случилось это давно, они тогда были молоды — пустились в путь, чтобы вернуть ее, а она сложила: “И молодой супруг мой сокрыт здесь, здесь и я скрываюсь...”[120]. Позже об этих событиях некто сложил: “Встают, верно, картины века богов!”[121]. Если так, то ее, видно, не берегли, как по обычаю следовало беречь девицу, вот и привлекла она взгляды [Аривара Нарихира], что не подобало. Она состояла в родстве и тесной дружбе с императрицей Сомэдоно и часто навещала ее, там и произошла встреча[122]. С моей стороны непозволительно рассуждать о таких событиях. Но все люди знают о том, что было. Разве есть еще кто-нибудь в наши дни, кто не помнил бы “Собрание старых и новых песен Японии”[123] или Исэ моногатари. Говорят, что “Тоскливые мечты о той, которую не могу сказать, что “вижу”[124] тоже написано, когда эти двое были близки. Он записал все это для последующих времен, а был он человек с причудами. Как изящна и увлекательна — не то, что сейчас — была жизнь в старину! — так говорил Ёцуги и, казалось, он сейчас рассмеется, церемонность исчезла, он держался с великой скромностью.

Это была та, которую называли императрицей Нидзё:.

ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР КО:КО:]

Следующего государя называли императором Ко:ко:. Он был третьим сыном-наследником императора Ниммё:. Его августейшая матушка, посмертно удостоенная сана Великой императрицы тайко:тайго: Фудзивара Такуси[125], была дочерью посмертно пожалованного рангом Великого министра дайдзё:дайдзина Фусацуги[126]. Сей государь родился в седьмом году Тэнтё: (830 г.), в год старшего брата металла и собаки, во времена августейшего правления императора Дзюнна в доме на Хигаси Годзё:[127]. В седьмой день первой луны третьего года Дзё:ва (836 г.), в год старшего брата огня и тигра, во времена августейшего правления его отца — государя Фукакасаtitle="">[128], он был возведен в Четвертый ранг[129], было ему семнадцать лет. В первую луну третьего года Кадзё: (850 г.) он стал главой ведомства дворцовых служб накацукаса-кё:[130], был ему двадцать один год. В двадцать первый день[131] одиннадцатой луны первого года Ниндзю: (851 г.) он поднялся до Третьего ранга, было ему двадцать два года. В шестнадцатый день первой луны шестого года Дзё:ган (864 г.) он получил еще и пост наместника провинции Ко:дзукэ, ками[132], было ему тридцать пять лет. В тринадцатый день первой луны восьмого года той же эры (866 г.) он был перемещен на пост заместителя управителя Западных земель [Дадзайфу:] гон-но соти[133]. В седьмой день второй луны двенадцатого года той же эры (870 г.) он поднялся до Второго ранга, было ему сорок лет. В двадцать шестой день второй луны восемнадцатого года той же эры (876 г.) он стал главой ведомства церемоний сикибукё:[134], было ему сорок шесть лет. В седьмой день первой луны шестого года Гангё: (882 г.) он поднялся до Первого ранга, было ему пятьдесят три года. В первую луну восьмого года той же эры (884 г.) стал главой управления Западных земель [Дадзайфу:] соти; в четвертый день второй луны он взошел на престол, было ему пятьдесят пять лет. Правил четыре года. Называют его государем Комацу[135]. Не знаю, правда ли, но мы слышали, что во время его августейшего правления стали ходить через [комнату под названием] “Черная дверь”, куродо, которая располагалась напротив павильона Глициний Фудзицубо[136].

ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР УДА]

Следующего государя называли императором Тэйдзи[137]. Он был третьим сыном-наследником императора Комацу. Его августейшую мать, императрицу-мать ко:тайго:-но мия называли принцессой Ханси[138]. Она была дочерью принца Накано Второго ранга, главы ведомства церемоний, сикибукё:, посмертно удостоенного чина Великого министра дайдзё:дайдзина Первого ранга. Сей государь родился в пятый день пятой луны девятого года Дзё:ган (867 г.), в год младшего брата огня и свиньи. В тринадцатый день четвертой луны восьмого года Гангё: (884 г.), старшего брата огня и дракона его нарекли родовым именем Минамото[139], было ему восемнадцать лет. В двадцать шестой день восьмого месяца третьего года Нинна (887 г.), в день младшего брата огня и овна он стал наследным принцем, владельцем Весеннего павильона[140], а вскоре, в тот же день, взошел на престол, был ему двадцать один год. Правил миром десять лет. С двадцать первого дня, дня младшего брата земли и петуха, одиннадцатой луны первого года Кампё: (889 г.), с года младшего брата земли и петуха — с этого времени ведет начало Чрезвычайное празднество святилища Камо[141].

Императорским посланцем был средний военачальник Правой императорской охраны тюдзё: Токихира[142]. В десятый день четвертой луны первого года Сё:тай (898 г.), в год старшего брата земли и лошади он постригся в монахи. Татибана Ёситоси, низший управитель дзё: из наместничества Хидзэн[143], что служил ему во дворце, приняв постриг, служил государю помощником и в его подвижнических странствиях. Так, по пути в Кумано[144], в одном месте, называемом Хинэ[145], он сложил: “Увидел во сне во время ночлега в пути...”[146] Люди проливали слезы, и все потому, что это так печально!

Неизвестно, что сталось с сим государем, когда он сделался простым подданным. Толком не помню. Его августейшую матушку называли императрицей То:ин. Сей государь принял родовое имя Минамото, его называли “принцем-близкоприслуживающим” о:дзидзю:[147]. Во времена августейшего правления монаха-императора Ё:дзэй, будучи придворным, он выступал танцором[148] во время августейшего шествия в храм. Уже сложив с себя сан, он проходил в процессии мимо резиденции монаха-императора Ё:дзэй, и тот сказал: “Разве сейчас он не в моей свите?” Государь, всего лишь состоящий в свите, — это редкость!

ШЕСТЬДЕСЯТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР ДАЙГО]

Следующего государя называли императором Дайго. Он был старшим сыном-наследником государя Великого инока Тэйдзи. Его августейшую матушку называли императрицей Иней[149]. Она была дочерью министра двора найдайдзина Фудзивара Такафудзи[150]. Сей государь родился в восемнадцатый день первой луны первого года Нинна (885 г.), в год младшего брата дерева и змеи. В четырнадцатый день четвертой луны пятого года Кампё: (893 г.) он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона, было ему девять лет. В девятнадцатый день первой луны седьмого года той же эры (895 г.) в возрасте одиннадцати лет он совершил обряд Покрытия главы. В третий день седьмой луны девятого года той же эры (897 г.), в год младшего брата огня и змеи он взошел на престол, было ему тринадцать лет. В ту ночь он внезапно явился из спальных покоев дворца в головном уборе[151]. Люди говорили: “Он сам совершил обряд”, — но правда ли это, нет ли... И вот правил он тридцать лет. Это было во времена его августейшего правления: когда во дворец принесли рисовые колобки ика-но мотии[152], чтобы отпраздновать пятидесятый день с рождения принца, — не помню, то ли Мураками, то ли монаха-императора Судзаку, — и средний военачальник тю:дзё: Корэхира[153] сложил песню.

[Ёцуги] словно бы в задумчивости прочитал:

Пусть дни станут в год длиною
С нынешней полночи.
И тогда отныне
Будем столетие
Лунный блеск лицезреть.[154]
И государь милостиво в ответ сложил:
Коль явлена в пожеланиях
Сила божественных слов,
Тогда отныне
Столетие будем незамутненным
Лунный блеск лицезреть.
Посмотришь на августейшее собрание песен, оно поистине прекрасно, в поэзии государь изволит быть непревзойденным.

ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВОЕ ПРАВЛЕНИЕ [МОНАХ-ИМПЕРАТОР СУДЗАКУ]

Следующего государя называли монахом-императором Судзаку. Он был одиннадцатым сыном-наследником государя Дайго. Его августейшую матушку называли императрицей Онси[155]. Она была четвертой дочерью Великого министра дайдзё:дайдзина Мотоцунэ. Сей государь родился в двадцать четвертый день седьмой луны первого года Энтё: (923 г.). В двадцать первый день десятой луны третьего года той же эры (925 г.) он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона, было ему три года. В двадцать второй день девятой луны восьмого года той же эры (930 г.), в год старшего брата металла и тигра он взошел на престол, было ему восемь лет. В четвертый день первой луны седьмого года Дзё:хэй (937 г.) совершил обряд Покрытия главы, было ему пятнадцать лет. Правил шестнадцать лет.

ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР МУРАКАМИ]

Следующего государя называли императором Мураками. Он был четырнадцатым сыном-наследником государя Дайго. Его августейшая матушка родила также и императора-монаха Судзаку. Сей государь родился во второй день шестой луны четвертого года Энтё: (926 г.) в Кэйхо:бо:[156]. В пятнадцатый день, день младшего брата металла и свиньи, второй луны третьего года Тэнгё: (940 г.) он совершил обряд Покрытия главы, было ему пятнадцать лет. В двадцать первый день четвертой луны седьмого года той же эры (944 г.), в год старшего брата дерева и дракона он стал наследным принцем, владельцем Весеннего павильона, было ему девятнадцать лет. В тринадцатый день четвертой луны девятого года той же эры (946 г.), в год младшего брата воды и свиньи он взошел на престол, был ему двадцать один год. Правил миром двадцать один год. Императрица-мать хаха кисаки родила бывшего принца[157] из Весеннего павильона в третьем году Энги (903 г.), в год младшего брата воды и свиньи, было ей девятнадцать лет. В двадцатом году той же эры (920 г.), в год старшего брата металла и дракона она императорским указом была пожалована рангом высочайшей наложницы нё:го[158], было ей тридцать шесть лет. В двадцать третьем году той же эры (923 г.), в год младшего брата воды и овна родила императора-монаха Судзаку. В двадцать пятый день четвертой вставной луны[159] императорским указом была возведена в сан императрицы кисаи, было ей тридцать девять лет. Итак, государь Судзаку родился в том самом месяце, когда она стала императрицей. В сорок два года она родила Мураками. В тот день, когда она стала императрицей, при ее дворе никто не упоминал о бывшем принце, это было бы дурным предзнаменованием[160], но одна придворная дама, его молочная cecтра по имени Таю:-но кими[161] так сложила:

Горько горюю о нем,
хотя понимаю:
Уже не время, минули сроки,
Но, сердце мое предавая,
Льются горючие слезы.
И в тот день, когда люди покидали поминальную службу, она так сложила:

Придет пора,
В деревне далекой
Она запоет,
Кукушка, что
Горный покинула храм.
Это происходило в пятую луну[162]. Как изящно! Некто сочинил строки, поистине столь глубокие и полные чувства, что их передают из поколения в поколение, и так будет вплоть до мира последующего. После смерти бывшего наследного принца, владельца Восточного павильона, матушка безутешно оплакивала его и в тот же год родила монаха-императора Судзаку, удостоилась сана Нашей императрицы варэкисаки, поэтому сердце ее было преисполнено смешанных чувств — и печали, и радости. Ее называли “Старшая императрица” о:кисаки[163].

ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ ПРАВЛЕНИЕ [МОНАХ-ИМПЕРАТОР РЭЙДЗЭЙ]

Следующего государя называли монахом-императором Рэйдзэй. Он был вторым сыном-наследником императора Мураками. Его августейшую матушку называли императрицей Анси[164]. Она была старшей дочерью Правого министра Моросукэ[165]. Сей государь родился в двадцать четвертый день пятой луны четвертого года Тэнряку (950 г.), в год старшего брата металла и собаки, в доме на Годзё: его светлости Арихира[166], который, говорят, был еще и помощником наместника сукэ провинции Бидзэн, Пятого ранга нижней ступени. В двадцать третий день седьмой луны того же года стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона. В двадцать седьмой день второй луны третьего года Ова (963 г.) совершил обряд Покрытия главы, было ему четырнадцать лет. В двадцать пятый день пятой луны четвертого года Ко:хо: (967 г.) в возрасте восемнадцати лет он вступил на престол. Правил два года. В двадцать четвертый день десятой луны восьмого года Канко: (1011 г.) скончался в возрасте шестидесяти двух лет. Люди света говорили: “Жаль, что так не вовремя”, — ведь пришлось отложить церемонию Великого вкушения[167] после восшествия на престол монаха-императора Сандзё:.

ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР ЭНЪЮ]

Следующего государя называли монах-император Энъю:. Он был пятым сыном-наследником императора Мураками. Его августейшая матушка приходилась родительницей и монаху-императору Рэйдзэй. Сей государь родился во второй день третьего месяца третьего года Тэнтоку (959 г.), в год младшего брата земли и овна. Когда он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона, поднялся большой шум[168]. Но все знают сию историю, да и рассказывать долго, на этом и остановлюсь. В тринадцатый день восьмой луны второго года Анна (969 г.), в год младшего брата земли и змеи он взошел на престол, было ему одиннадцать лет. В третий год первой луны третьего года Тэнроку (972 г.) совершил обряд Покрытия главы, было ему четырнадцать лет. Правил пятнадцать лет. Императрица-мать хаха кисаки в возрасте двадцати трех и двадцати четырех лет родила одного за другим[169] сего государя Энъю: и монаха-императора Рэйдзэй. Какое поистине необыкновенное счастье! Ее дед по материнской линии был некто Фудзивара Цунэкуни[170], наместник ками провинции Идзумо Пятого ранга низшей ступени. Слышал я, что по докладу императору он впоследствии был посмертно пожалован Третьим рангом. И хотя это произошло после смерти, его слава в мире действительно послужила к его чести. Она стала называться императрицей тю:гу:. Я слышал, что скорбь императора по поводу ее кончины, — а она скончалась, родив Десятую принцессу[171], — была беспредельна. Наверное, есть люди, что читали об этом в “Дневнике” императора Мураками. Хотя до меня стороной дошел только смутный слух обо всем этом, но и моему ничтожному сердцу внятны печаль и жестокость случившегося. Принцесса, оставшаяся в живых после смерти матери, — это не кто иная, как Великая жрица святилища Камо дайсай-ин[172].

ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР КАДЗАН]

Следующего государя называли императором Кадзаном. Он был старшим сыном-наследником монаха-императора Рэйдзэй. Его августейшую матушку после смерти называли императрицей-матерью ко:тайго: Кайси. Она была старшей дочерью Великого министра дайдзё:дайдзина Корэмаса Кэнтокуко:[173]. Сей государь родился в двадцать шестой день, в день старшего брата огня и крысы, десятой луны первого года Анна (968 г.), в год старшего брата земли и дракона в доме своего деда по материнской линии на Итидзё:[174] — это храм-резиденция Сэсон-дзи[175]. В этот день император Рэйдзэй совершил церемонию Великого Очищения[176]. В тринадцатый день восьмой луны второго года той же эры он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона, было ему два года. В девятнадцатый день второй луны пятого года Тэнгэн (982 г.) совершил обряд Покрытия главы, было ему пятнадцать лет. В двадцать восьмой день восьмой луны второго года Эйкан (984 г.) он взошел на престол, было ему семнадцать лет. В ночь на двадцать второй день шестой луны второго года Канна (986 г.), в год старшего брата огня и собаки произошло постыдное событие: никого не известив, он тайно отправился в храм Ханаямадэра[177] и постригся в монахи, было ему девятнадцать лет. Правил два года. После этого прожил двадцать два года. В ту ночь, когда он отрекся от престола, случилось нечто печальное. Когда он вышел через малую дверь покоев придворной дамы Фудзицубо, то оказалось, что месяц светит ярко, и государь сказал: “Ах, как светло! Что же делать?”, — на что господин Авата[178] [Митиканэ] ответил, торопя государя: “Не медлите с отречением. Уже переданы Драгоценная Яшма и Священный Меч”. Он сам, еще прежде чем государь вышел из дворца, передал императорские регалии[179] принцу, владельцу Восточного павильона, и потому знал, что вернуться государю уже невозможно. Государь некоторое время медлил, не решаясь выйти на яркий лунный свет, но когда на лунный лик набежали облака и немного потемнело, он подумал: “Я смогу принять постриг”. Только он решился сделать шаг, как вдруг вспомнил о письме госпожи Кокидэн[180], которое хранил и перечитывал, но сегодня отложил его, чтобы порвать. Он повернул назад со словами: “Подождите немного”. Но господин Авата сказал: “Не надо сейчас об этом думать. Если теперь упустим время, нам непременно что-нибудь помешает, и ничего не выйдет”. И пролил притворные слезы. Так, повел он государя по улице Цугимикадо[181] на восток. Когда они сворачивали у дома астролога Сэймэя[182], то услышали голос самого Сэймэя, громко хлопнувшего в ладоши:

— На небесах явились знамения, предсказывающие, что император отречется от престола, видимо, это уже произошло. Еду во дворец доложить. Запрягайте экипаж.

И при звуках его голоса государем овладела грусть.

Когда Сэймэй сказал: “Пусть какое-нибудь прислуживающее божество[183] отправится во дворец”, — то некое невидимое глазу создание открыло дверь и сказало при виде удаляющегося государя:

— Как раз сейчас изволит миновать наш дом.

А дом этот стоял на пересечении улиц Цутимикадо и Матигути, как раз по дороге. Прибыв в храм Ханаямадэра, государь принял постриг, и после этого господин Авата сказал:

— Дайте мне немного времени, я хочу показаться своему отцу, министру[184], в последний раз в прежнем виде и рассказать ему обо всем. Я непременно вернусь.

— Ты обманул меня, — промолвил государь и заплакал. Как грустно и печально! Ужасно, что тот давно уговаривал государя всеми возможными способами и клятвенно заверял, что будет его верным учеником. Господин Хигаси Сандзё: [Канэиэ][185] испугался: “Как бы и сын не постригся в монахи”, — и снарядил умудренных опытом и годами людей — искусных воинов из клана Гэндзи[186] — сопровождать их. В столице они действовали незаметно, а на берегу реки появились открыто. Говорят, эти люди с короткими, длиной в один сяку, мечами[187] наголо сопровождали их к храму против воли.

ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [МОНАХ-ИМПЕРАТОР ИТИДЗЁ:]

Следующего государя называли монахом-императором Итидзё:. Он был старшим сыном-наследником монаха-императора Энъю:. Его августейшую матушку называли императрицей Сэнси[188]. Она была второй дочерью Великого министра дайдзё:дайдзина Канэиэ. Сей государь родился в первый день шестой луны третьего года Тэнгэн (980 г.), в год старшего брата металла и дракона, в доме министра Канэиэ — Хигаси Сандзё:. Он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона в двадцать восьмой день восьмой луны второго года Эйкан (984 г.), было ему пять лет. В двадцать третий день шестой луны второго года Канна (986 г.) он взошел на престол, было ему семь лет. В пятый день первой луны второго года Эйсо (990 г.), в год старшего брата металла и тигра совершил обряд Покрытия главы, было ему одиннадцать лет. Правил двадцать пять лет. Его августейшая матушка родила его в девятнадцать лет. Ее называли госпожой, принявшей постриг нё:ин Хигаси Сандзё:. Ее матушка была дочерью Фудзивара Накамасу[189], правителя ками провинции Сэтцу.

ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ ПРАВЛЕНИЕ [МОНАХ-ИМПЕРАТОР САНДЗЁ:]

Следующего государя называли монахом-императором Сандзё:. Он был вторым сыном-наследником императора Рэйдзэй. Его августейшую матушку после смерти называли императрицей-матерью Тё:си[190]. Она была старшей дочерью Великого министра Канэиэ. Сей государь родился в третий день первого месяца первого года Дзёгэн (976 г.), в год старшего брата огня и крысы. В шестнадцатый день седьмой луны второго года Канна (986 г.) он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона. В тот же день совершил обряд Покрытия главы, было ему одиннадцать лет. В тринадцатый день шестой луны восьмого года Канко (1011 г.) вступил на престол, было ему тридцать шесть лет. Правил пять лет. Как жаль, что, уже отрекшись от престола, он потерял зрение. Посторонние, глядя на него, подозревали обман, ведь внешне он ничуть не изменился: глазное яблоко, зрачок — все было совершенно чистым. Иногда зрение к нему возвращалось. И он говорил: “Вижу плетение бамбуковой шторы”. Когда принцесса Первого ранга[191] Ё:мэймон-ин прибыла во дворец в сопровождении кормилицы Бэн[192], и гребень скреплял ее прическу с левой стороны, государь сказал: “Дитя мое, гребень не на месте”[193]! Сию принцессу он любил больше всех, и печально было видеть, как он, обливаясь слезами, говорит, ощупывая ее удивительные волосы: “Как горько, что не могу я увидеть такую красоту!” Всякий раз, когда она приходила к государю, он непременно одаривал ее чем-нибудь, достойным принцессы. Господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], увидел принцессу, когда она возвращалась домой с бумагами на владение имуществом монаха-императора Сандзё:, и сказал со смехом: “Сколь умна принцесса! Детским сердцем должна бы решить, что это старые ненужные бумажки, а она несет их домой”. И тогда кормилицы засмеялись: “Что это вы такое говорите!” И дворец Рэйдзэй-ин тоже был подарен ей, но господин, Вступивший на Путь вернул его со словами: “Поскольку с древних времен дворец; принадлежал государям, сейчас не следует отдавать его в личное владение. Он должен принадлежать императору”. И так дворец Рэйдзэй-ин стал передаваться из поколения в поколение, как и дворец Судзаку-ин.

Государь перепробовал множество способов лечения глаз, но действия они не оказывали, и это было очень прискорбно. Он издавна тяжко страдал от нервной лихорадки, и когда врачи сказали: “Обливайте ему волосы водой от больших и до малых холодов[194]”, — стали обильно обливать его ледяной водой, и сразу на него нападала сильная дрожь, он бледнел, я слышал, что все, видевшие его, сокрушались и печалились. От болезни он когда-то принимал снадобье кинъэкитан[195], эликсир бессмертия, и люди говорили: “Тот, кто принимает это снадобье, будет страдать от глазной болезни”. Появился дух дворцового священника[196] губу Кандзана и произнес: “Поместившись в его голове, простираю крылья налево и направо, хлопаю ими, и тогда он на мгновение прозревает”. Он отрекся от престола затем, чтобы совершить паломничество в Главный храм Тю:до:[197]. Побывал там, и все же никаких признаков улучшения не было, что достойно сожаления. Пусть не сразу, но должно же было наступить хоть какое-то облегчение. Ходили даже слухи, что это проделки горного тэнгу[198]. Тогда он затворился в храме Удзумаса[199]. Жил там у восточного навеса под решетчатым потолком[200] в отдалении от образа Будды. Когда же надевал шапку эбоси[201], то совершенно уподоблялся Великому господину, Вступившему на Путь, дайню:до:-доно Канэиэ[202]. Сердцем был добр и великодушен, и люди в мире отзывались о нем с большой любовью. Жрица святилища Исэ отправлялась в святилище, и он изволил вдеть ей в волосы прощальный гребень[203], оглядываться друг на друга им не полагалось, и по сему поводу, слыхал я, господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно Митинага, изволил сказать: “Я и помыслить о таком не мог: сей монах-император не должен был и глядеть в ее сторону, а он — странное дело! — даже бросил на нее взгляд”[204].

ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР ГО-ИТИДЗЁ:]

Следующий государь — ныне царствующий[205]. Он второй сын-наследник монаха-императора Итидзё:. Его августейшая матушка — старшая дочь его светлости нынешнего господина, Вступившего на Путь, ню:до:-до:ка [Митинага]. Ее называют императрицей-матерью ко:тайго:-но мия Сё:си[206]. Нету, видно, таких людей, что не знали бы прекрасно сего государя. Но я намереваюсь рассказать про всех императоров от начала. Родился в одиннадцатый день девятой луны пятого года Канко: (1011 г.), в год старшего брата земли и обезьяны, в доме Цутимикадо[207]. В тринадцатый день шестой луны восьмого года той же эры стал наследным принцем, владельцем Весеннего павильона, было ему четыре года. В двадцать девятый год первой луны пятого года Тёва (1016 г.) взошел на престол, было ему девять лет. В третий день первой луны второго года Каннин (1018 г.) совершил обряд Покрытия главы, было ему одиннадцать лет. Пребывал в императорском сане, видимо, лет десять[208], [раз] нынешний год — это второй год Мандзю: (1025 г.), год младшего брата дерева и быка. Хотя [нынешний государь] такой же, как и другие монархи, за ним стояли многие верные люди. Его дед по материнской линии — его светлость нынешний господин, Вступивший на Путь, ню:до:-до:ка Митинага, хотя и постригся в монахи, — родитель всему миру, пестует под своим крылом всех людей Поднебесной, словно своих чад. Его старший дядя — нынешний канцлер кампаку и Левый министр Ёсимити управляет Поднебесной. Следующий дядя — министр двора найдайдзин и средний военачальник тю:дзё: Левой императорской охраны [Норимити]. Другие его дядья — это старший советник, дайнагон, распорядитель двора Весеннего павильона таю: Ёримунэ, заместитель распорядителя гон-таю: двора императрицы-супруги тю:гу: Ёсинобу, средний советник тю:нагон Нагаиэ. Подобное всегда бывало, за государем стоят многие. Даже мудрейший государь — и в прежние времена, и ныне — может быть свергнут, если многие его подданные поднимутся против него, а [Го-Итидзё:] стоит твердо, ведь из всех императоров Поднебесной он один имеет таких сторонников. Когда-то давно монах-император Итидзё: во время болезни изволил говорить: “Следовало бы Первого принца [Ацуясу][209] сделать наследником, владельцем Весеннего павильона, но ведь нет у него верных людей, и я не могу на это решиться. Придется сделать наследником Второго принца Го-Итидзё:”. И это ныне правящий государь. Слова его истинно правильные. Мне не стоило бы рассказывать о последовательном правлении императоров, но ведь чтобы поведать о том, как ширились слава и процветание его светлости господина, Вступившего на Путь, ню:до:-до:ка Митинага, следует говорить о судьбе государей и государынь. Не отрастит ветвей и не принесет плода посаженное дерево, если не питать его корни. Поэтому вначале я вспомнил августейшую последовательность императорских правлений, а затем последовательность министров, — сказал Ёцуги, и тогда О:инумаро промолвил ответ:

— Ах, нет, это замечательно! Вы будто бы поднесли зеркало, в котором отразились многие императоры, а еще деяния многих министров, и у нас такое чувство, словно мы вышли из тьмы прошедших лет, и утреннее солнце ярко осветило все. Зеркало в шкатулке для гребней в покоях жены замутилось, в нем ничего не разглядеть, мы не собрались отполировать его, так оно и лежит ненужное, брошенное в шкатулке для гребней, и мы привыкли к тому. Когда слушаешь ваши рассказы, то кажется, что стоишь против ясного зеркала, и, с одной стороны, смущает, что так отчетливо видишь свое лицо, а с другой — замечательно, что так хорошо видно. Вот так чудо! Сдается мне, прибавит оно десять-двадцать лет жизни старику.

И это было так забавно, что людей, смотревших и слушавших, разбирал смех, хотя и было им оттого стыдно.

Думаю я, речи [Ёцуги] не были никчемными, пустыми, и все внимательно слушали. О:инумаро предложил:

— Ах, вот, послушайте, пожалуйста, я сочинил стихотворение.

И Ёцуги в ответ на это:

— Чувства переполняют меня. Давайте послушаем! И тогда Сигэки смиренно произнес:

Пред светлым зеркалом
Все, что минуло,
И ныне сущее,
И то, что грядет,
Прозреваю.
И когда он прочел, Ёцуги очень взволновался и, пробормотав [про себя] много раз, с натугой сочинил ответное стихотворение:

О, старое зеркало!
В нем заново прозреваю
Деяния императоров,
Министров — чредою,
Не скрыт ни один!
— Разве не мнится вам, будто стоите вы перед модным зеркалом в форме цветка мальвы о восьми лепестках, помещенным в лаковую шкатулку, украшенную перламутром? Нет-нет, такие зеркала ярко сверкают, но легко тускнеют. Конечно же, древние зеркала старинного фасона — белые, металлические, хотя и не отполированы человеческими руками, сияют так ярко, — так говорил [Ёцуги].

И его гордое смеющееся лицо заслуживало быть запечатленным на картине. Это было странно и удивительно, и вид у него был такой, что хотелось внимательно слушать. Что и говорить, рассказы его были забавны и поистине увлекательны.

Ёцуги продолжил:

— Довольно говорить о пустяках, лучше поведаю о делах истинных. Все слушайте меня внимательно. Сегодняшние разъяснения к проповеди о Лотосовой сутре послужат к вашему просветлению, а слушая меня, жалкого старца, вы словно внимаете “Анналам Японии”[210].

Монахи и простолюдины сказали:

— Мы слыхивали множество разъяснений сутр и проповедей о Законе Будды, но никто никогда не рассказывал нам о вещах столь удивительных.

И пожилые монахини и монахи возложили руки на лбы[211] и слушали благоговейно, преисполнившись верой.

— Я, Ёцуги — старец, внушающий благоговение. Разве не приходится людям честным думать обо мне со смущением, [сравнивая себя со мной]? Я — старец, коему ведомо все в мире, кто все помнит и ничего не забывает. Среди тысяч дел, что я видел глазами, слышал ушами и собрал воедино, счастливая судьба нынешнего господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], не имеет себе равных, неизмерима, и нет за ним ни второго, ни третьего[212], об этом мы слышали в старину, и видим это нынче. Это — как Закон Единственной Колесницы[213]. Судьба его неизменно была счастливой. И Великим министрам, и канцлерам кампаку, и регентам сэссё: нелегко процветать с первых шагов до последних. В сутрах Закона и в священных текстах говорится иносказательно: “Хоть и рождается великое множество мальков, трудно им стать настоящей рыбой, хоть и посадили дерево манго, но плодам завязаться трудно”. Слышали мы, что именно так разъясняется. Среди министров и высших сановников Поднебесной один лишь князь, подобный драгоценной яшме, обладает в мире столь необыкновенно счастливой судьбой. И ныне, и в будущем никто не сможет сравниться с ним. Такое поистине редкость. Приготовьтесь же и слушайте. Нет в мире событий, которых бы я не видел и о которых бы не слышал. Думаю, многие не ведают ничего о делах, о коих говорит сей Ёцуги, — так он сказал. И [монахи и миряне] ответили:

— Мы ничего не знаем, — и обратились в слух. Ёцуги продолжил:

— С начала существования государства сменилось много поколений министров. Много их было, но помню наперечет всех, кто служил в Поднебесной: Левых министров, Правых министров, министров двора и Великих министров. С начала существования государства и до нынешнего времени было тридцать Левых министров, пятьдесят семь Правых министров, двенадцать министров двора. Что до Великих министров дайдзё:дайдзинов, то во времена древних императоров их назначение было делом нелегким. Им становился дед правителя либо его дядя. Велики числом были министры, советники-нагоны[214] и сподвижники из дедов, дядьев и других императорского рода. Много было и таких, кто уже после смерти удостаивались ранга Великого министра дайдзё:дайдзина. Таких было всего семеро. При жизни же трудно было стать Великим министром дайдзё:дайдзином. Думаю я, во времена правления императора, которого называли Ко:току, тридцать седьмого поколения, начиная с императора Дзимму, впервые учреждены были восемь ведомств и сто управ[215], должности Левых и Правых министров и министра двора. Левым министром был Абэ-но Курахасимаро[216], Правым министром — Сога Ямада-но Исикавамаро[217], последний был дедом императрицы Гэммё:[218]. Слышал я, что министр Исикавамаро стал министром в первый год младшего дерева и змеи правления императора Ко:току, и в пятом году старшей земли и петуха был умерщвлен наследным принцем, владельцем Восточного павильона. Все это было давным-давно. Министром двора был Накатоми-но Камако мурадзи[219]. Тогда еще эры правления не имели названий[220], и трудно определить луны и дни. Именно император Тэнти тридцать девятого поколения впервые назначил Великого министра. Им стал принц О:томо, он же О:томо-но мико[221], сын-наследник императора. В первую луну он стал Великим министром дайдзё:дайдзином, а в двадцать пятый день двенадцатой луны того же года (672 г.) взошел на престол, его называли императором Тэмму. Он правил миром пятнадцать лет. Императрица Дзито сорок первого поколения, начиная с императора Дзимму, также назначила Великого министра дайдзё:дайдзина — принца Такэти[222]. Он был сыном-наследником императора Тэмму. Из этих двух Великих министров дайдзё:дайдзинов один вскоре стал императором[223]. Принц Такэти скончался в ранге Великого министра дайдзё:дайдзина. После этого очень долго Великих министров дайдзё:дайдзинов не назначали. В Законах Сикиинрё:[224] установлено именно так: “На должность Великого министра дайдзё:дайдзина людей дюжинных не назначать. Если подходящего человека нет, место должно остаться свободным”. Это, конечно же, не обыкновенная должность! Во времена правления сорок второго императора Момму[225] были наименованы эры правления. Год назвали первым годом Тайхо (701 г.). В девятнадцатый день второй луны четвертого года Сайко (657 г.), в последний год правления императора Монтоку, в год младшего огня и быка министр Фудзивара Ёсифуса, дядя императора [Монтоку], Левый министр Первого ранга стал Великим министром дайдзё:дайдзином, было ему пятьдесят четыре года. Именно сей министр стал первым регентом сэссё:. И вот с этого князя начиная, до нынешнего министра Кан-ина[226] последовательно сменились одиннадцать Великих министров дайдзё:дайдзинов. Если прибавить предшествовавших принца Отомо и принца Такэти, то будет тринадцать Великих министров дайдзё:дайдзинов. Тем людям, что становились Великими министрами дайдзё:дайдзинами, после кончины непременно давали посмертные имена. Однако принц Отомо скоро стал императором. Не помню, было ли посмертное имя у принца Такэти. И еще: те Великие министры дайдзё:дайдзины, которые приняли постриг, посмертного имени не удостаивались. Так, из одиннадцати последовательно сменявшихся Великих министров дайдзё:дайдзинов двое — [Канэиэ, Митинага] — приняли постриг, и потому не получили посмертных имен. Я намереваюсь поведать от начала до конца о судьбах последовательно сменявших друг друга одиннадцати Великих министров дайдзё:дайдзинов. Говорят: “Чтобы вычерпать поток, надо отыскать исток”. И потому рассказывать следует с самого начала, с того, кто носил Великую тканую шапку тайсёккан[227], но это времена уж слишком отдаленные. Слушателям моим может показаться, что я их дурачу, но, возможно, им случится узнать от меня о былом; речь моя будет долгой и, если она прервется появлением проповедника, я с сожалением очнусь от интересных историй и умолкну. Поскольку о деяниях императоров я повествовал, начиная со времени императора Монтоку, то говорить я буду о деде императора шестого поколения, считая от Каматари, которого люди называли Фудзисаси. Рассказывать буду, начиная с сего министра Фуюцуги. Среди них [министров], думаю я, нынешний господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], один не имеет себе равных.

СВИТОК II

ЛЕВЫЙ МИНИСТР ФУЮЦУГИ

Сей министр был третьим сыном министра Утимаро. Его досточтимая матушка была дочерью Асукабэ-но Натомаро. Шестого ранга высшей ступени. Он состоял высшим сановником шестнадцать лет, в чине министра — шесть лет. Он был августейшим дедом Тамура [Монтоку]. И по этой причине в семнадцатый день седьмой луны третьего года Кадзё: (850 г.), в год старшего металла и коня он посмертно стал Великим министром дайдзё:дайдзином. Его называли министром Кан-ин. У сего министра, кажется, родилось одиннадцать сыновей[228]. А сколько было дочерей, — доподлинно не ведаю.[229] Однако и императрица-мать хаха кисаки императора Тамура. и посмертно удостоенный [чина] Великого министра дайдзё:дайдзина Нагара, и господин Великий министр дайдзё:дайдзин Ёсифуса [Тю:дзинко:], и господин Правый министр Ёсими — все они родились от одной матери.

ВЕЛИКИЙ МИНИСТР ЁСИФУСА [ТЮ:ДЗИНКО:]

Сей министр был вторым сыном Левого министра Фуюцуги. Он стал Великим министром дайдзё:дайдзином в девятнадцатый день второй луны первого года Тэнъан (857 г.). В девятнадцатый день четвертой луны того же года удостоился Первого ранга низшей ступени. Было ему пятьдесят четыре года. Император Мино: [Сэйва] приходился ему внуком, и потому в год возведения [императора] на престол он был высочайшим указом назначен регентом сэссё: и получил годовые титулы и ранги[230]. В восьмом году Дзё:ган (866 г.) стал канцлером кампаку. Было ему шестьдесят три года. После смерти его называли посмертным именем Тю:дзинко:. Еще его называли министром Сиракава и министром Сомэдоно. Сей министр, приходясь дядей императору Монтоку. отцом Великой императрице-матери тайк:тайго: Мэйси и дедом императору Сэйва, возвысился до ранга Великого министра дайдзё:дайдзина и ранга трех императриц дзюсангу:[231]. Императорским указом ему были пожалованы годовые титулы и ранги, он также был регентом сэссё:, канцлером кампаку, занимал и другие (должности], и так на протяжении пятнадцати лег. Высшим сановником он был, по всей вероятности, лет тридцать, и двадцать пять — в чине министра. Сей князь был первым из Фудзивара Великим министром дайдзё:дайдзином и регентом сэссё:. Счастливая судьба!

Он также хорошо слагал японские песни. Многие из них есть в “[Собрании] старинных и новых [песен Японии]”[232]. “Прежний Великий министр [в собрании] — это о нем. Из множества его песен по одной можем мы судить, сколь утешен и счастлив он был, сочиняя. Созерцая цветы вишни стоящие в вазе перед его дочерью, императрицей Сомэдоно, так сложил:

Промчались годы.
Старость уже на пороге...
Но взгляну на цветы —
И как ни бывало
Сожалений о быстротечности лет.
Так он сравнил императрицу с цветами. В тот день, когда его хоронили в Сиракава, господин Сосэй[233] сложил так:

Потоки кровавых слез
Обагрили воды
Сиракава, Белой реки.
“Белой” прозывалась она,
Лишь покуда был жив господин.
Все люди, должно быть, знают эти песни, так что напрасно я их повторяй, но это в тон рассказу. Как жаль, что у человека, столь обласканного судьбой, не было сыновей! Его брат, средний советник тю:нагон Нагара видно, сильно был раздосадован, когда [Ёсифуса] так вознесся над ним да и люди мира считали это удивительным; но именно его [Нагара] процветают ныне. Так что, в конце концов, он — всем на удивление — оказался победителем.

 

ПРАВЫЙ МИНИСТР ЁСИМИ

Сей министр был пятым сыном министра Фуюцуги. Его досточтимая матушка приходилась также родительницей министру Сиракава [Тю:дзинко:]. Он находился в чине министра одиннадцать лет, посмертно удостоен Первого ранга высшей ступени. Его называли министром Ниси Сандзё:. Он сподобил Дзё:дзо:, монаха дзё:гаку[234] читать за него молитвы. Он был из тех, на кого снизошло чудо, благодаря [чтению молитвословия] “Тысячерукой богине Каннон”[235]. Ничего толком не знаю о дочерях сего министра. Одна из них во времена Мидзуно: [Сэйва] была высочайшей наложницей нё:гу. Его сын назывался старшим советником дайнагоном, господином Цунэюки [Токицура]. Двое сыновей [Токицура], имея Пятый ранг, закончили карьеру на невысоких должности: один был помощником начальника лекарственного управления тэнъяку-но сукэ, другой — начальником ведомства внутридворцовых дел тономори-но ками. Думаю я, причина их низкого положения в том. что младший брат превзошел старшего — господина среднего советника тю:нагона [Нагара], чьи потомки впоследствии так процвели.

Сей средний советник тю:нагон был старшим сыном министра Фуюцуги.

Его матушка приходилась также родительницей министру Сиракава [Тю:дзинко:] и министру Ниси Сандзё: [Ёсими]. Он состоял высшим сановником тридцать лет. Во времена монаха-императора Ё:дзэй по той причине, что император приходился ему дедом, в первый месяц первого года Гангё: (877 г.) посмертно удостоился чина Левого министра Первого ранга высшей ступени, следом — посмертно удостоился чина Великого министра дайдзё:дайдзина. Его называли министром Бива[236].

Сей господин имел шестерых сыновей, и всех их превосходил министр Мотоцунэ.

 

ВЕЛИКИЙ МИНИСТР МОТОЦУНЭ [СЁ:СЭНКО:]

Сей министр был третьим сыном среднего советника тю:нагона Нагара. Во времена императора Дайго дочь сего министра была императрицей кисаки и императрицей-матерью хаха кисаки двух государей: монаха-императора Судзаку и императора Мураками. Досточтимая матушка сего министра, императорская наложница фудзин[237] Отохару, посмертно удостоенная Первого ранга высшей ступени, была дочерью посмертно удостоенного рангом Великого министра дайдзё:дайдзина Фусацуги. Когда монах-император Ё:дзэй взошел на престол, он был высочайшим указом возведен в чин регента сэссё:, был ему сорок один год. В годы Кампё:[238], в двадцать первый день одиннадцатого месяца третьего года Нинна (887 г.) он стал канцлером кампаку. Скончался в возрасте пятидесяти шести лет,посмертное имя ему нарекли — Сёхэнко:. Он состоял высшим сановником двадцать семь лет, а в должности министра — двадцать лет и более десяти лет правил миром[239]. Люди мира называли его министром Хорикава[240]. Августейшая матушка государя Комацу [Ко:ко:] и матушка сего министра приходились друг другу родными сестрами. Так что он с детства близок был с государем Комацу [Ко:ко:]. На Большом приеме дайкё:[241], который давал министр Ёсифуса — в старину на Большие приемы непременно приглашались принцы крови, присутствовал и [принц Токиясу][242]; на Больших приемах всегда подавали фазаньи ножки, и вот как-то так случилось, что почетному гостю [министру] забыли подать угощение. Прислужник при столах взял то, что стояло перед принцем, и торопливо поставил перед почетным гостем. Каково было принцу?! Он тихо загасил стоящий перед ним светильник. Сей министр [Сё:сэнко:] был в то время в малых чинах и наблюдал все это издали: “Какой очаровательный жест!” — бесконечно восхищался он. Присутствовал он в Зале советов при караульне, когда обсуждалось, что монах-император Ё:дзэй должен отречься[243]. Министр То:ру. Левый министр, отличавшийся редким честолюбием, страстно возжелал занять трон:

— О чем мы спорим? Если вы ищите ближайшего отпрыска императора, то вот есть я, То:ру. — так он сказал, а министр [Сё:хэнко:] на это ответил:

— Разве случалось такое прежде, чтобы потомок императора взял себе родовое имя, служил простым придворным и взошел на престол?

В том, что говорил То:ру, были свои резоны, но победило мнение министра [Сёхэнко:], и на престол взошел государь Комацу [Ко:ко:]. Потомки государя [Ко:ко:] правили долго, и потомки министра правили вместе с ними и из поколения в поколение назывались августейшими опекунами. Думаю я, они еще в прежнем рождении обменялись обетами. Когда министр скончался, то в ночь его похорон на горе Фукакуса-но яма, горе Густой Травы, помощник епископа со:дзу Сё:эн[244] сложил:

На сброшенную цикадой
Пустую хрусткую кожицу
Взгляну и утешусь... Воскури, о гора
Фукакуса, Погребальные дымы.[245]
И еще человек, которого звали Канцукэ-но Минэо[246], сложил:

О, если б душою
Обладали деревья вишни
В долинах горы Фукакуса, —
Нынче весной
Зацвели б они черным цветом.
Эти песни вошли в “[Собрание] старинных и новых [песен Японии]”. Резиденциями [Сё:хэнко:] были дворец Хорикава-ин и дворец Кан-ин. Дворец Хорикава-ин использовался для парадных приемов и важных событий, а дворец Кан-ин — для дней удаления от скверны моноими[247], люди посторонние туда не допускались, иногда господин отправлялся туда в сопровождении самых близких друзей. Дворец Хорикава-ин расположен в красивейшей местности. Как живописно в дни Больших приемов смотрелись экипажи гостей рядом с дворцом! Экипаж почетного гостя ставили на восточном [берегу реки], а быков на мосту привязывали к шишечкам на столбах; экипажи знатных сановников стояли на западном берегу — какое великолепие! Я полагал, что не будет уже такого места, где экипаж почетного гостя ставили бы отдельно от других, однако дворец Кая-индоно[248] затмил [Хорикава-ин]; я думал, в столице только дворец Рэйдзэй-ин всегда будет единственным, раскинувшимся на четыре проспекта. Но время идет, и то, что казалось непревзойденным, превзойдено.

Сей министр Сё:сэнко:, приходясь дядей императору Ё:дзэй, во времена государя Уда получил тот же ранг, что и три императрицы, те же годовые титулы и ранги; он приходился дедом монахам-императорам Судзаку и Мураками. Не стоит и говорить, что в мире к нему относились с почтением. У него было четыре сына. Старший сын — Левый министр Токихира, второй сын Левый министр Накахира, четвертый сын — Великий министр дайдзё:дайдзин Тадахира, — так сказал [Ёцуги]. Сигэки изменился в лице, он окинул взором лица людей, сидевших в отдалении, сказал:

— Тэйсинко: [Тадахира] был [моим], старца, господином, почитаемым, словно драгоценная яшма, — и стал горделиво обмахиваться веером, а на лице его появилось особенно забавное выражение.

[Ёцуги]:

— Третий сын назывался господином Канэхира, он скончался в Третьем ранге нижней ступени управляющим ведомства внутридворцовых дел ку-найкё:. По правде говоря, он должен был бы занять высокое положение, ведь его матушка была дочерью принца Тадаёси, главы ведомства церемоний сикибукё:. Сих трех министров люди называли “Три брата Хира”.

ЛЕВЫЙ МИНИСТР ТОКИХИРА

Сей министр был старшим сыном министра Мотоцунэ [Сёхэнко:]. Его досточтимая матушка была дочерью принца Санэясу, главы палаты цензоров дан-но ин[249] Четвертого ранга. Во времена императора Дайго, он, совсем еще юноша, состоял в чине Левого министра. Министр Сугавара[250] состоял в чине Правого министра. В то время государь [Дайго] был еще весьма юн годами[251], и высочайшим указом Левому и Правому министрам было предписано управлять миром; в то время Левому министру [Токихира] было всего двадцать восемь-двадцать девять лет. Правому министру [Сугавара] было пятьдесят семь-пятьдесят восемь лет. Когда они совместно правили миром, Правый министр [Сугавара] талантами и ученостью превосходил всех в мире, он отличался непревзойденной мудростью в суждениях. Левый министр [Токихира] был и годами моложе, и талантами уступал. Правый министр [Сугавара] пользовался особой милостью государя, и Левый министр [Токихира] до того на это досадовал — а это, наверное, было предопределено в прежнем рождении, — что возвел на Правого министра [Сугавара] напраслину, и в двадцать пятый день первой луны четвертого года Сё:тай (921 г.) тот был назначен заместителем главы управления Западных земель [Дадзайфу:] гон-но соти и сослан. Всех многочисленных детей сего министра — а дочери были замужем, сыновья занимали должности и ранги в соответствии с годами и достоинствами сослали в разные края. Как печально!

Маленький мальчик и девочки тосковали и плакали, и тогда уж и двор изволил разрешить: “Маленьким детям препятствий не чинить” Повеление государя [Дайго] было необычайно суровым, и потому [взрослых] сыновей разослали по разным местам. С грустью вспоминая их, сосланных в разные края, и созерцая цветы сливы. [Сугавара так сочинил]:

С восточным ветром
Привей мне свой аромат,
О, сливы цветок.
Пусть нет хозяина дома,
Но весну забывать не гоже.[252]
А еще он отправил государю Тэйдзи [Уда]:

Уподоблю изгнанника
Белопенной стремнине потока.
Вас же, мой господин,
С запрудой сравню,
Что потоку путь преграждает.
Горько сокрушаясь о том, что его неправедно обвинили, [Сугавара] вскоре принял постриг в Ямадзаки. По мере того, как столица отдалялась, он все сильнее печалился и страдал от одиночества.

Брел по дороге,
А взоры вспять обращал,
Силясь подольше видеть
Хоть макушки деревьев у дома,
Где вас оставил.[253]
Достигнув земли Харима, остановился переночевать в одном местечке под названием станция Акаси, и китайское стихотворение, что сложил при виде изумленного и печального лица начальника станции, — очень грустное:

К чему удивляться, смотритель,
что, мол, времена изменились:
Расцвет и паденье от веку —
чередой, как весна и осень.[254]
Вечером он прибыл в Цукуси. Все повергало его в грусть и одинокую печаль, он увидел где-то там в отдалении поднимающийся дымок:

Когда опустится вечер,
Легкий дым,
Что колеблется над горою и полем,
Огнем полыхнет
От моих стенаний.
Глядя на летящие облака:

Едва увижу: летят из-за гор.
Вспять возвращаясь.
Тени тех облаков,
Что когда-то уплыли от дома, —
Как оживает надежда.
Ведь не может не рассеяться лживый навет, должно быть, надеялся он. Светлой лунной ночью:

Глубже морской пучины
Глубь чистого сердца...
Но до самого дна
Луна его высветить может, —
Как мелководье.[255]
Эта песня поистине превосходна! И вправду, такое чувство, будто солнце и луна ярко высветили [глубины сердца].

Поистине, [Ёцуги] мог не только громогласно рассказывать о событиях государственной важности в Поднебесной, но и необыкновенно легко и свободно читал разные [японские] песни и [китайские] стихи; люди, что смотрели и слушали, в смятении чувств, доходящем до изумления, не сводили с него глаз. И те люди, что понимали истинные причины вещей и событий, придвигались поближе, и вид у них был такой, будто они не посторонние, а и они видят и слышат, [Ёцуги же], увлекшись, продолжал рассказывать, словно нитки сучил, и это было поистине редкостное [зрелище]. Сигэки заливался слезами, он был поглощен [рассказом Ёцуги]:

Ворота того дома, где [Сугавара] жил в Цукуси, он затворил крепко-накрепко. Хотя дом старшего управляющего дайни[256]находился в отдалении, он все-таки видел черепицу высоких строений, а еще поблизости был храм Каннон, и он мог слышать, как звонит колокол, и потому сложил [китайское] стихотворение:

Взглянул на город и увидал
лишь блеск черепичных крыш;
А в храме всеблагой Гуаньинь
лишь колокол услыхал.
Знатоки древности говорят, что эти строки превосходят китайское стихотворение из “Собрания сочинений” Бо Цзюй-и[257]:

Колокол в храме Утраты Любви
слышу, припав к изголовью;
Снег на далекой вершине Сянлу
вижу, откинув полог
А еще, когда в том же Цукуси в девятый день девятой луны[258] он любовался хризантемами, то припомнил Праздник хризантем кику эн[259] во дворце, событие, которое происходило [ровно год назад] в тот же вечер девятой луны, еще во время его пребывания в столице Император удостоил высочайшей похвалы китайское стихотворение, что сложил министр [Сугавара], и пожаловал ему одежды. Поскольку и в Цукуси он взял их с собой, то, глядя на них, он все более и более переполнялся воспоминаниями и потому сложил:

В минувшем году в эту же ночь
служил при дворце Цинлян[260].
А нынче — стихи об осенней тоске,
безлюдье, смута в душе.
Одежды, пожалованные тогда,
и посейчас со мной.
С глубоким почтением, что ни день,
смакую их аромат.
Этим китайским стихотворением восхищались многие ценители. Сочинения его не рассеялись, то, что он сложил в Цукуси, было записано и заключено в один том под названием “Последующее собрание”[261].

Так же и японские песни, что он писал от случая к случаю, сами собой становились известны всем в мире. Когда [я], Ёцуги, был молод, то, поскольку меня до глубины сердца опечалила эта история, я ловко завел дружбу с недоучившимися школярами из университета. Подносил им мешочки, наполненные пищей, и коробочки, набитые едой. Ходил к ним и смог научиться [этим песням], но дух мой до крайности одряхлел, и потому я все перезабыл. Помню только кое-что из этого, — так сказал. А слушатели с глубоким чувством говорили:

— Ах, какой же вы тонкий ценитель поэзии! Нынешние люди не знают подобной тяги к учению.

[Ёцуги]:

— А еще шел дождь, и [Сутавара], погрузившись в раздумья:

Не от ливня ли проливного.
Что не оставил под небом
Сухого места, —
До нитки вымокли и не сохнут
Мои одежды?[262]
Он скончался там же, и [дух его] перебрался в Китано, где за одну ночь вырастят множество сосен: нынче [это место] называется храм Китано-мия[263]; [Сугавара] стал живым божеством-ками, и даже государь изволил его навещать. И августейше благоговел перед ним. Место его пребывания в Цукуси получило название “святилище Анракудзи”[264] и сделалось столь влиятельным, что настоятель бэтто:, местная управа содзи и прочие назначались императором[265].

Императорский дворец горел и несколько раз перестраивался. Однажды — это было во времена монаха-императора Энъю: — плотники гладко обстругали рубанком потолочные доски и ушли: вернувшись на следующий день, они увидели: потолочные доски, обструганные накануне, словно закоптились. Поднялись по лестнице и обнаружили, что их за ночь жучки источили. И такие появились письмена:

Что бы ни построили —
Сгорит дотла.
И эта напасть продлится,
Покуда не стихнет боль
В груди Сугавара.[266]
Говорили, это сложил сам Китано. Итак, сей министр [Сугавара] жил в Цукуси и скончался в двадцать пятый день второй луны третьего года Энги (903 г.), младшего брата земли и змеи, было ему пятьдесят девять лет. После этого прошло всего семь лет, и Левый министр Токихира скончался в четвертый день четвертого месяца девятого года Энги (909 г.). Было ему тридцать девять лет. Одиннадцать лет он был в чине министра. Его называли министром Хон-ин[267]. Скончалась также и дочь сего министра Токихира. высочайшая наложница нё:го[268], и его внук, наследный принц, владелец Весеннего павильона, и старший сын, старший военачальник дайсё: Хатидзё: — господин Ясутада.

Сей военачальник жил в Хатидзё:. а оттуда путь во дворец весьма неблизкий; все мне доподлинно не известно, но знаю, что зимой пекли [для него] одну большую лепешку-моти[269] и две маленькие, и эти лепешки он прикладывал к телу, словно нагретые камни; когда же они остывали, то маленькие — одну за другой, а большую, переломив пополам, — бросал слугам при экипаже. Куда уж предусмотрительнее!

И в те времена люди любили разные удивительные истории, такие, что сохранялись на слуху, а то ведь никто не стал бы их пересказывать. Когда сей господин [Ясутада] заболел, за него возносили самые разные молитвы и читали у его изголовья Сутру Будды Исцеляющего[270]; [однажды монахи] высокими голосами [пели]; “Иваюру Кубира дайсё:...” “Тот, кого называют старшим военачальником Кубира...”, а ему почудилось, что прочли “Варэ-о кубиру” “Задуши меня”[271]. С испугу он преставился: поистине пагубно подействовали эти слова — пусть они и из сутры! — на человека, одержимого злым и коварным духом. Можно сказать, что так предопределено было в прежнем мире, но слова, произнесенные как раз в нужный момент, обладают чудесной силой котодама.

Брат его, средний советник тю:нагон Ацутада[272], тоже скончался. Был он искусен в японских песнях[273], на пути музыки также непревзойден. Покинул сей мир, и после этого всякий раз перед музыкальным празднеством во дворце, коли обстоятельства мешали явиться некоему Хиромаса, чиновнику Третьего ранга, и за ним посылали со словами: “Сегодняшнее музыкальное увеселение не состоится [без вас]”, старые люди сетовали: “Как печален конец света![274] Когда средний советник тю:нагон Ацутада был жив, никто, начиная с государя, и подумать не мог. что этого [Хиромаса] Третьего ранга следует высоко ценить в нашем мире на пути [музыки]”.

Среди трех-четырех особ, коих представляли прежнему принцу-наследнику[275] в качестве супруги, была и дочь министра Хон-ин [Токихира]. [Дочь] Хон-ин скончалась. Та, которую называли служительницей императорской опочивальни тю:дзё:-но миясудокоро, позже стала госпожой Северных покоев принца Сигэакира, главы ведомства церемоний сикибукё:, матерью жрицы храма Исэ сайгу:[276] и тоже со временем скончалась. Она отличалась большой скромностью. Любовно печалилась о Прежнем принце. Услыхав, что Таю:[277] видела его во сне, сложила и послала ей:

Пускай ненадолго,
А ты обрела утешенье.
Мне и во сне
Не дано его лицезреть —
Вот и тоскую.
В ответ Таю::

Сама любовь
Разве не утешенье?
Но не утешает даже во сне...
Впрочем, сон —
Это сон — и только.
Еще одна нынешняя служительница императорской опочивальни миясу-докоро[278] — это дочь государственного советника сайсё: Харуками. Наутро после свидания средний советник тю:нагон Ацутада, тогда младший военачальник сё:сё:, был отправлен с посланием[279]. После смерти принца она вышла замуж за сего среднего советника тю:нагона, и он бесконечно любил ее, но не знал, что станется с ним, и сказал ей: “Мне суждена короткая жизнь. Я непременно скоро умру. И ты после этого выходи замуж за Фуминори”, — а Фуминори, глава налогового ведомства мимбукё:, был наместником ками провинции Харима и служил управляющим в доме каси[280] [Ацутада]. Когда же она ответила: “Это немыслимо”, — он сказал: “Мой дух явится, чтобы удостовериться. И обещания я не нарушу”. Поистине так все и случилось.

Среди сыновей [Токихира] министр Акитада. рожденный дочерью старшего советника дайнагона Минамото Нобору, достиг [чина] Правого министра. Эту должность он занимал шесть лет, но не совсем был похож на [министра], и — выезжал он или оставался дома — вел себя несообразно с достоинством министра. Во время своих выездов он не высылал слуг вперед. Изредка немногочисленные слуги следовали за экипажем. Иногда не случалось и четырех сопровождающих. Голоса впереди идущих слуг звучали редко и тихо. Он не мыл руки в лохани. В комнате под лестницей набирал воду маленьким черпаком из бадейки на полке и. когда рано утром прислуга за все приносила горячую воду, выходил и без помощи слуги мыл руки. Во время трапезы ему подавали самую простую, а не надлежащую посуду: но, несмотря на такую скромность, в официальных случаях, когда он пребывал в императорской резиденции или в управлении ставил подпись на документах, он смотрелся (настоящим министром). И может быть, наградой за подобную жизнь оказалось то, что сей министр, единственный из семьи, дожил до шестидесяти лет. Он давал Большие приемы в доме, занимавшем четвертую часть квартала[281]. Его называли министром Томи-но Ко:дзи. Все остальные сыновья [Токихира] не прожили дольше тридцати-сорока лет. И причина сего не проста, несомненно, — это обида Китано.

Дети Сигэсукэ, начальника Правой дворцовой охраны ухё:эфу-но коми, сына министра Акитада, — это нынешний помощник епископа со:дзу Синъё, настоятель бэтто: храма Миидэра, помощник епископа со:дзу Фуко: и помощник настоятеля гон-бэтто: храма Ямасина[282], — сии господа, видно, были люди праведные. Среди многочисленных детей среднего советника тю:нагона Ацутада был [начальник] личной императорской охраны коноэ Сукэ... [Сукэмаса] дальше не помню... Сей господин принял постриг и возродился в раю[283]. Сын сего Будды — это помощник епископа со:дзу Монкэй из Ивакура[284]. Дочь Ацутада была госпожой Северных покоев старшего советника дайнагона Бива. Потомки сего министра, слышал я, не жили долго из-за вины [Токихира] — навета государю, ужасного злодеяния. Это так, но он обладал замечательной мудростью Ямато[285].

[Император] Энги [Дайго] установил законы, но и они не смогли унять [тягу] людей к безмерной роскоши; сей господин [Токихира] в одеждах, нарушающих установления, разодетый пышнее некуда, прибыл во дворец; в Зале приемов [Дворца Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн] государь [Дайго] посмотрел в небольшое оконце, и на лице его отразился гнев. Он послал за главой архивариусов куро:до-но то: и выговорил ему: “Существуют строгие предписания по поводу роскоши. Левый министр [Токихира], пусть он и первое лицо, но предстал разряженным с непозволительной роскошью, это предосудительный поступок. Велите ему немедленно уехать!” Получив повеление, [глава архивариусов] испугался: “Что-то теперь будет?” — и, трепеща, передал ему слова [государя], но тот воспринял это с почтением и испугом, запретил сопровождающим слугам расчищать дорогу впереди и поспешно удалился. Впереди идущие слуги сочли, что так себя вести не подобает. Итак, он закрыл ворота дворца Хон-ин на один месяц, не появлялся из-за бамбуковых занавесок, а когда приходили люди, говорил: “Получил строгую отповедь государя...” — и не выходил навстречу, — так обуздали в мире [тягу] к роскоши. Но втайне ходил слух: к такой уловке прибегли, чтобы отучить [придворных] от роскоши, и государь действовал в согласии [с министром Токихира].

[Токихира] отличался редкой смешливостью и не умел сдерживаться. Уж коли начинал смеяться, то совершенно терял себя. В то время он правил вместе с Китано [Сугавара]; когда [Токихира] не соглашался с разумными доводами, — а что говорить, он был важной особой - Левым министром, [Китано] думал: “Следовало бы поступить по-своему, но как ему перечить?” “Непонятно, как поступить, когда сей министр принимает неправильное решение”, — так он сетовал, а некий письмоводитель си[286] сказал: “Пустое! Я могу его остановить”. [Китано возразил]: “Тебе не подобает такое. Тут уж ничего не поделаешь”, — и разное прочее говорил, а тот в ответ: “Вот увидите!”

Когда [Токихира] в присутственном месте управлял, [жалуя и назначая], громким голосом обсуждал и постановлял, сей письмоводитель си вставил документы в держатель для бумаг[287] и, подавая их сему министру с намеренно преувеличенно-почтительным видом, так громко испустил ветры, что министр, не в силах взять бумагу — руки у него затряслись, — рассмеялся и смог произнести только: “На сегодня хватит. Полагаюсь на Правого министра”. Теперь министр Сугавара мог управлять [государством] как душе угодно. А еще Китано сделался громовником, и очень страшно гремел громом и сверкал молнией, и, казалось, молнией ударит прямо во Дворец Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн, и министр Хон-ин [Токихира] выхватил большой меч и, глянув гневно, молвил:

— И при жизни ты был ниже, чем я. Божество ты, или принадлежишь сему миру, — но сегодня ты непременно мне покоришься. Иначе и быть не может!

— Единожды [прогрохотал гром] и стих, — так говорили люди. И все же стих он не потому, что сей министр был великим человеком, а благодаря беспредельной власти государя — [Митидзанэ] чтил установления о правильном и неправильном.

ЛЕВЫЙ МИНИСТР НАКАХИРА

Сей министр был вторым сыном министра Мотоцунэ. Его матушка приходилась также родительницей министру Хон-ин. Он тринадцать лет находился в чине министра. Его называли министром Бива. Детей у него не было. Это сей господин сложил [песню], что вошла в “Собрание Исэ”[288]:

Цветок мисканта —
Любовь к тебе —
В глубинах сердца
Распушился метелкой.
А ты с другим, не со мной.
Хоть он и приходился старшим братом Тэйсинко: [Тадахира], но на тридцать лет позже стал министром, и когда он наконец стал им, господин Великий министр о:кио:и-доно [Тэйсинко:] в радости сложил песню:

Рано ли, поздно ли —
Вот наконец расцветают
Сливы цветы.
Но кто и когда
Косточку в землю бросил?[289]
Вскоре этими цветами он украсил себя и радовался в тот день, когда они со [старшим братом] сравнялись в чинах. Во время Большого приема во внутренних покоях [своего дворца][290] он покинул почетное место, и с его души снята была тяжесть, которая долгие годы лежала на сердце; они испытывали друг к другу добрые, истинно братские чувства. У сего князя господина [Накахира] было поистине справедливое сердце. Все это слышали и знали, [поэтому] умолкаю.

ВЕЛИКИЙ МИНИСТР ТАДАХИРА [ТЭЙСИНКО:]

Сей министр был четвертым сыном министра Мотоцунэ. Его досточтимая матушка была также родительницей министра Хон-ин и министра Бива. Сей министр в двадцать первый день девятой луны восьмого года Энтё: (930 г.) был императорским указом назначен регентом сэссё: и в одиннадцатую луну четвертого года Тэнгё: (941 г.) — канцлером кампаку. Сорок два года он был высшим сановником, в чине министра — тридцать два года[291], правил [как регент сэссё:] — двадцать лет. Он получил посмертное имя Тэйсинко:. Его называли Великим министром дайдзё:дайдзином Коитидзё:. Он приходился дядей монахам-императорам Судзаку и Мураками. У него было пятеро детей, в одно время — он был в чине Великого министра дайдзё:дайдзина, а его старший сын министр Санэёри был в чине Левого министра, его называли Оно-но мия. Второй сын был Правым министром Моросукэ, его называли [господином] Кудзё:. Четвертый сын был известен как старший советник дайнагон Мороудзи. Пятый сын также был Левым министром Моромаса, его называли господином Коитидзё:. Сии четыре сына один за другим были Левыми и Правыми министрами, советниками нагонами, и слава их была велика. Одна из дочерей была служительницей императорской опочивальни миясудокоро бывшего наследного принца.

И поныне сохранились каменные плиты на улице Кагэю-но Ко:дзи к югу от [дома] Коитидзё:, по которым три министра обычно ступали, [навещая отца]. Из почтения к пресветлым божествам Мунаката[292], они выходили из экипажей на перекрестке То:-ин или на перекрестке Косиро, и, я слышал, дорога была вымощена камнем [на случай] дождя. Как правило, прохожие в этом квартале не появлялись. Сейчас здесь простой люд, проезжая на лошадях — цок-цок — из повозках, гремит бесцеремонно, что, кажется мне, вряд ли пристало подобному месту — ведь тут следы прежних времен... Мы, старцы, и сейчас там не ходим — разве по самой крайности. Вот нынче из-за болей в пояснице пришлось, да и то постарался стороной миновать каменные плиты. Даже оступился в ужасную грязь на южной стороне, вот, всю обувку испачкал, — сказал [Ёцуги] и вытянул [ногу].

“Хотелось бы [иметь] что-нибудь в память о собственных предках, но из всего в мире дом Коитидзё: в этом смысле наименее подходящ. Человеку нужен дом, чтобы там рождались дети и чтобы там умирали [старики], но зачем ему дом, из которого все равно придется когда-нибудь переезжать?![293] К тому же постоянный неослабный страх [от присутствия божества]”, — так, я слышал, изволил говорить господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага]. [Серьезная] причина! К сему [господину] Тэйсинко: божества наяву обращались с речью: “Мы страдаем оттого, что вы выше нас чином”, — говорили они, и [Тэйсинко:] подтвердил, что это неловко, и доложил при дворе, и божества получили повышение в чине.

Сей господин [Тэйсинко:] — не помню, при каком государе, но, кажется, это произошло при Энги [Дайго] или монахе-императоре Судзаку, — направлялся по дороге, где располагался Зал советов в караульне[294], чтобы огласить указ императора, и, проходя за занавесями Южного дворца Надэн, ощутил присутствие злого духа — тот дотронулся до наконечника ручки большого меча. Как странно! Тут [Тэйсинко: наткнулся] на руку, густо заросшую шерстью, с когтями длинными, как лезвие ножа; “Демон!” — испугался он, но подавил страх и не подал виду, что испугался. “Кто это удерживает направляющуюся в совет с императорским указом особу?! Отпусти, а то плохо будет!” — вскричал он, выхватив большой меч и схватив демона за руку; и тот в страхе вырвал руку и исчез в северо-восточном направлении. Думаю, происходило это ночью. Рассказы о деяниях сего господина печальнее и благороднее, чем о деяниях других господ!” — сказал [Ёцуги], внезапно заговорив плачущим голосом и несколько раз прочистив нос. Не знаю, как на самом деле, но люди говорили, что он родился семимесячным. Он скончался в одиннадцатый день восьмой луны третьего года Тэнряку (949 г.). Посмертно удостоен Первого ранга высшей ступени. Был ему семьдесят один год.

ВЕЛИКИЙ МИНИСТР САНЗЁРИ [СЭЙСИНКО:]

Сей министр был старшим сыном министра Тадахира. Его называли министром Оно-но мия. Досточтимая матушка его была дочерью монаха-императора Кампё: [Уда]. Он состоял в чине министра двадцать семь лет, целых двадцать лет был правителем Поднебесной[295] — регентом сэссё: и канцлером кампаку. Посмертное имя — Сэйсинко:. Превзошел всех на пути японских песен, многие вошли в “Поздний изборник”[296]. И в сердечном благородстве не находилось ему равных, люди почитали его образцом. Никогда не выходил с непокрытой головой на южную сторону дома Оно-но мия, ибо оттуда ясно виднелись криптомерии Инари[297]. “Божества могут увидеть меня нарушающим правила учтивости”, — говаривал он с большим почтением. Если же иногда забывал, то в страхе прикрывался рукавом.

Дочь сего министра скончалась, будучи высочайшей наложницей нё:го. Хорошенько не помню, но, кажется, это произошло во времена Мураками. Слышал я, что и сын его, родившийся от дочери министра Токихира, которого называли младшим военачальником сё:сё: Ацутоси, скончался раньше своего отца-министра. [Отец] как раз сильно горевал, когда из Восточной стороны Адзума, не зная еще о кончине сына, прислали ему коня, и тогда министр [Сэйсинко:]:

Вот и сыскалась земля,
Где не ведают люди
О горе моем.
Отправлюсь туда, на Восток,
Чтобы приют обрести.[298]
— Это очень печально, — сказал [Ёцуги] и отер глаза.

— Детское имя у министра было Усикаи, Погонщик Быков, и поскольку это так, то домашние, обращаясь к погонщикам быков, называли их всех усицуки, “слугами при быках”[299].

У младшего военачальника сё:сё: Ацутоси был сын, старший управляющий дайни Сукэмаса — в мире искусный мастер каллиграфии. В гавани, откуда он направлялся по окончании службы в столицу через землю Иё, поднялась ужасная буря: поверхность моря взволновалась, задул страшный ветер. Когда [буря] чуть поутихла, собрался он, было, ехать, а тут опять непогода. И так день за днем. Он очень досадовал, а на свой вопрос, получил ответ: “Это проклятие божества”. Как же мог он избежать проклятия? И привиделся тут ему страшный сон: явился мужчина замечательно достойного вида и сказал:

— Буря сия, налетающая что ни день, — дело моих рук. Во всех святилищах висят доски с надписями, в моих святилищах их нет, а так бы хотелось. Дюжинный каллиграф мне не нужен, вот и подумал, не соизволите ли вы? Жаль было счастливую возможность упускать, потому и задержал вас.

— Назовите ваше имя? — сказал [Сукэмаса], и тот ответил:

— Я старец, что живет на берегу моря в Мисима[300].

Во сне ему стало страшно, а когда пробудился, испугался еще больше. Погода стояла светлая и ясная, словно и не было многих дней непогоды, ветер дул в нужную для переправы в Иё сторону, и они достигли цели, будто на крыльях. [Сукэмаса] несколько раз совершил омовение в горячем источнике, основательно очистился душой и телом, надел парадное платье, что пристало дню[301], и вскоре в присутствии божества святилища сделал надпись, и, призвав жрецов, велел ее повесить. Выполнив все по форме, вернулся домой без всякого страха. Все, вплоть до самой последней лодки, благополучно добрались до столицы. Люди восхваляют наши дела — это нам в удовольствие, а уж если божество так горячо умоляет — тем более. Как же торжествовал в душе [Сукэмаса]! Приблизительно с этого времени слава его как первого в Японии каллиграфа все росла и росла. И надпись в святилище Рокухара Мицудзи[302] сделана сим старшим управляющим дайни. Так, сия надпись и надпись в святилище Мисима сделаны одной рукой. Что до его характера, то о нем было известно, что он ленивец и чуточку недотепа.

Покойный канцлер кампаку [Мититакэ], что был между [двумя канцлерами — Канэиэ и Митинага], строя дворец Хигаси Сандзё:[303]. повелел расписать раздвижные перегородки сё:дзи стихами и картинами и сему старшему управляющему дайни повелел сделать надпись на цветной бумаге, натянутой на деревянные рамы. Конечно, все было бы прекрасно, если бы он пришел и сделал надпись до того, как собралось множество людей: явились близкие друзья господина канцлера кампаку, высшие сановники, придворные и другие; он же заставил себя ждать, пока солнце не поднялось высоко, и, сдается мне, не очень-то вежливо было так опаздывать. Он был смущен, но надпись сделал, и, когда уходил, получил женское платье в награду за труды. Не хотелось брать, но и отказаться было нельзя, и ему пришлось, накинув платье на плечо, удалиться, растолкав людей — сия оплошность произошла из-за его легкомыслия. Все думали: “Если бы он пришел и сделал надпись, пока все было тихо, ничего бы не случилось”. Он и сам так думал. Но были и такие, кто осуждали господина [Митиканэ]: “Подобным образом пристало обходиться разве что с мастером низкого звания”, — говорили они.

Дочь сего старшего управляющего дайни стала госпожой Северных покоев у начальника Правой привратной охраны уэмон-но ками, двоюродного брата отца — Ясухира, и матерью господина Цунэто:. Она была мастерицей каллиграфии и не уступала старшему управляющему дайни [Сукэмаса]. Младшая сестра старшего управляющего дайни [Дадзайфу:] была госпожой Северных покоев у министра Хо:дзю:дзи[304]. Из ее дочерей — одна стала во времена монаха-императора Кадзана высочайшей наложницей нё:го Коки-дэн; другая — госпожой Северных покоев у среднего советника тю:нагона, Вступившего на Путь, ню:до:[305]. Еще один сын — управляющий двора таю: нынешней императрицы тю:гу: назывался главой кё: Таданобу[306]. Третий сын господина Оно-но мия приходился родным братом младшему военачальнику сё-сё: Ацутоси, дослужился до начальника Правой привратной охраны уконоэ-но ками, он был известен как Тадатоси.

У сего господина было трое сыновей от дочери Масубуна, наместника ками земли Харима. Старший господин Такато: умер, будучи старшим управляющим дайни [Дадзайфу:]. Второй, по имени Ясухира, дослужился до среднего советника тю:нагона и начальника Правой привратнои охраны уконоэ-но ками. Его сыновья — это господин Цунэмити, нынешний начальник Правой личной императорской охраны удайсё:, другой — господин Сукэхира, близкоприслу-живающий дзидзю: и государственный советник сайсё:[307], заместитель управляющего гон-дайни двором нынешней императрицы-матери ко:тайго:[308]. Сын сего господина Тадатоси был усыновлен своим дедом, министрам Оно-но мия, который называл его Санэсукэ и очень ласкал. “Санэ” — иероглиф из имени сего министра [Санэёри]. Именно сей господин называется нынешним Правым министром Оно-но мия, и, сдается мне, нрав имеет престранный.

Сей министр, печалясь о своей бездетности, усыновил племянника, государственного советника сайсё: Сукэхира. Позже придворная дама родила ему сына, господина Рё:эна, монаха и дворцового священника губу. А еще дочь, которую называли Кагуяхимэ[309]; ее, видимо, родила дама, прислуживавшая [в его доме]. Ее матушка — это дочь молочной матери государственного советника сайсё: Ёритада. Госпожа Северных покоев [Санэсукэ] была высочайшей наложницей нё:го у монаха-императора Кадзана и дочерью министра церемоний сикибукё: Тамэхира. После того, как монах-император [Кадзан] принял постриг, говорят, о ней подумывал и средний военачальник тю:дзё: Митинобу, а услыхав, что ее навещает сей господин [Санэсукэ], средний военачальник тю:дзё:, послал ей [песню]:

Способна ли радость
Глубоко сердце затронуть?
Вот горе прямо в плоть проникает,
Пронзает сердце
До самой глуби.[310]
Сия высочайшая наложница нё:го прислуживала господину. Сию особу [Кагуяхимэ] поместили в комнате за занавесями на помосте[311] в покоях восточной стороны дворца Синдэн в Оно-но мия и преданно ухаживали. Интересно, кто станет ее женихом?

Господин [Санэсукэ] втайне имел немалое состояние: по сути, он унаследовал все многочисленные богатства и поместья покойного господина Оно-но мия. Он построил великолепный дом. Флигели, главный дом, галереи — самые обыкновенные, но на юго-востоке возвышался Главный храм мидо: (все четыре стены по три гэна[312], в галереях — кельи для монахов дома губу). В бане врыты в землю два огромных чана, и не было дня, чтобы не курился дымок над крышей. В Главном храме — множество [статуй] золоченых Будд, а во всех вместилищах для подношений — постоянно не менее, чем по тридцать коку риса[313]. К Главному храму ведет дорога от пруда, что напротив дома, подальше — расчищена поляна, высажены цветы четырех времен года и алые клены. Можно переправиться к храму и через пруд на лодке. И другого пути, кроме описанных, нету.

[Там служили] монахи — люди высокой учености или чтецы сутр[314], наставники секты Истинного слова Сингон[315]. [Санэсукэ] снабжал их летней и зимней одеждой, наделял мерами риса, а они возносили молитвы во искупление его грехов и для процветания добродетелей, а еще молились за благополучие барышни. Строительство сего дворца Оно-но мия велось от зари до зари, и днем там обычно не трудилось менее семи-восьми плотников. Если где в мире и стучали топоры, так это в храме То:дайдзи[316] и в сем дворце! Это ли не знак того, что великий господин дед [Сэйсинко:] его отличил!

Мы слыхали, правда, что есть и [еще один] сын, это нынешний наместник ками провинции Хо:ки по имени Сукэёри. Говорят, у них с барышней разные матери, но кто его мать — не ведаю.

ВЕЛИКИЙ МИНИСТР ЁРИТАДА [РЭНГИКО:]

Сей министр был вторым сыном министра Оно-но мия Санэёри [Сэйсин-ко:]. Его досточтимая матушка, супруга министра Токихира, приходилась родительницей также и младшему военачальнику сё:сё: Ацутоси. В чине министра он находился девятнадцать лет, канцлером кампаку был девять лет и стяжал успех в сей жизни. Поскольку он жил к северу от Сандзё: и к востоку от Ниси-но То:ин, называли его господином Сандзё:[317]. Когда монах-император Итидзё: взошел на престол, [Рэнгико:], не будучи в родственных отношениях [с новым государем], оставил должность канцлера кампаку. Он назывался просто господином Великим министром о:кио:и-доно и жил один во дворце Сидзё:-но мия[318]. Бывший заместитель правителя Западных земель [Дадзайфу:] гон-но соти Такаиэ, внук первого человека [своего времени кампаку Канэиэ] жил на широкую ногу, поскольку приходился зятем господину Рокудзё: [Сигэнобу], он постоянно ездил верхом по проспекту Ниси-но То:ин.

Кто-нибудь иной выбрал бы другую дорогу, но [Такаиэ] направлял своего коня туда, где жили Великая императрица о:кисаки [Энеи][319] и Великий министр дайдзё:дайдзин [Рэнгико:]. И хотя это не нравилось господину Великому министру о:кио:и-доно [Рэнгико:], что он мог поделать?! Захотелось ему посмотреть, как выглядит этот мимоезжий, поглядел он через решетчатое окно в северной галерее у средних ворот — тот скакал на горячем ретивом коне с развевающимися завязками воротника и впереди него двадцать-тридцать слуг в разноцветных платьях[320] громкими криками расчищали ему путь. Скользнув взглядом по дому, [Такаиэ] натянул поводья, высоко поднял веер и проехал мимо; [Ёритада] оскорбился, но жаловаться было бесполезно, и потому он сказал только: “Пустой человек!”. Что еще сказать о столь беспримерной грубости?

По правде говоря, поскольку дочь господина Рокудзё: [Сигэнобу] была старшей женой наместника соти и среднего советника тю:нагона [Такаиэ] и дочерью матери господина Сандзё: [Рэнгико:], то [Такаиэ] приходился внуком [Рэнгико:]. И потому ему следовало чаще наведываться к нему, чем к другим, и осведомляться о здоровье.

Сей министр Ёритада [Рэнгико:], хоть и был первым среди людей, но являлся во дворец в обычной одежде. Когда же он намеревался докладывать [государю], то являлся в церемониальном платье хого[321]. Служил [государю] в Зале приемов[322]. Стоя за ширмой, на которой [перечислены] были годовые церемонии[323], докладывал через дежурного архивариуса куро:до и получал поручения. А еще прибывал он только тогда, когда государи [Энъю:, Кадзан] изволили появляться в Зале демонов[324] и призывать его. А все потому, видимо, что он, будучи канцлером кампаку. не состоял в родстве с государем.

От дочери принца Ёакира, покойного главы ведомства дворцовых служб накацукасакё:, родились у него две дочери и сын. старшая барышня была высочайшей наложницей нё:го во времена монаха-императора Энъю:, и в одиннадцатый день третьего месяца пятого года Тэнгэн (982 г.) поднялась до ранга императрицы и стала называться средней императрицей тю:гу:, было ей двадцать шесть лет. Сына у нее не было. Называли ее принцессой Сидзё:-но мия. О ней говорили как об особе изящной и превосходной во всех отношениях. И в добрых делах, и в молитвах она следовала Закону [Будды]. К ежегодным сезонным чтениям сутр[325] она не относилась с пренебрежением, как крутине; устраивала так, чтобы двадцать монахов в течение четырех дней были прекрасно поселены в обустроенных кельях, могли помыться в бане и питаться надлежащей постной пищей; ее попечением их снабжали множеством необходимых вещей. Она, также облачившись в чистые одежды и беспредельно очистившись, сама одаривала монахов — прежде выразив им свое почтение — подходящими дарами. Когда помощник епископа со:дзу Эсин отправился собирать подаяние[326], в столице все собрались и приготовили замечательную постную пищу, а сия императрица велела чеканить ему из серебра красивейшую чашу для еды[327], тогда помощник епископа со:дзу сказал: “Слишком напоказ — неприлично”, — и прекратил сбор подаяния.

Другая дочь [Ёритада — Сиси] была высочайшей наложницей нё:го во времена монаха-императора Кадзана, она, кажется, живет монахиней у императрицы Сидзё:-но мия. Говорят, нынешний старший советник дайнагон и ревизор адзэти господин Кинто:[328] — единоутробный брат императрицы [Сидзё:-но мия] и высочайшей наложницы нё:го [Сиси]. Непревзойден он был на пути поэзии, ведь он доводился внуком Оно-но мия [Сэйсинко:]. Считался замечательным, утонченно благородным человеком. Его дочь была госпожой Северных покоев у нынешнего министра двора найдайдзина [Норимити], она год за годом рожала детей и в прошлом году в первом месяце скончалась, и старший советник дайнагон, позабыв обо всем, бесконечно оплакивал ее кончину.

Был и еще один сын, старший ревизор Левой ревизионной канцелярии садайбэн господин Садаёри; среди молодых придворных он, кажется, — самый утонченный и искусный в поэзии. Его матушка, госпожа Северных покоев — высокородная особа: дочь Девятого принца-сына Мураками и дочери господина Матиоса, младшего военачальника сё:сё:, Вступившего на Путь, ню:до:, То:номинэ [Такамицу]. Супруга господина министра двора найдайдзина [Норимити] и сей господин ревизор бэн [Садаёри], таким образом, связаны кровными узами и весьма родовиты. Ах, сей господин старший советник дайнагон [Кинто:] однажды высказался опрометчиво. Когда его младшая сестра Сидзё:-но мия впервые, сделавшись императрицей, отправилась во дворец по проспекту [Ниси] То:ин, то проехала мимо дворца Хигаси Сандзё:. То-то и великий господин. Вступивший на Путь, о:ню:до:-доно [Канэиэ], и ныне покойная высочайшая наложница нё:го [монаха-императора Энъю: — Сэнси], да и старший советник дайнагон, ревизор адзэти [Кинто:] почувствовали себя уязвленными[329]. Старший брат императрицы, пребывая в прекрасном расположении духа, придержал коня и, заглянув в дом, вопросил:

— Когда же сия высочайшая наложница нё:го [из дома Хигаси Сандзё:-ин — Сэнси] достигнет ранга императрицы?

И все в семье, начиная с господина [Канэиэ], разгневались, но поскольку они знали, что у [Сэнси] имеется [сын] принц-наследник [будущий монах-император Итидзё:], то окрепли духом. И даже люди посторонние, слышал я, говорили:

— Это все пустые слова.

Когда монах-император Итидзё: взошел на престол, то высочайшая наложница нё:го [Сэнси] стала императрицей[330] и вошла во дворец, и тогда старшему советнику дайнагону [Кинто:], помощнику управителя [дворца императрицы] кэй-но сукэ, некая дама из экипажа помахала веером и сказала:

— Приблизьтесь, хочу вам кое-что сказать. Он спросил.

— Что такое? — и приблизился, а госпожа Син-но Найси[331] выглянула из [экипажа] и спросила:

— Где же ваша сестра, бездетная императрица?

[Позднее господин Кинто:] рассказывал.

— Она помнила случившееся много лет назад. Я и сам осуждаю себя за те слова, так что она вправе говорить мне колкости. Глубоко чувствую опрометчивость сказанного тогда.

Но поскольку характер он имел утонченно-благородный, то более этого дела не касались, все закончилось намеком сей Найси.

В один год господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], отправился на увеселительную прогулку на лодках на реку О:игава; он поделил все лодки на Лодку китайских стихов, Лодку музыки и Лодку японских песен и усадил в них гостей, сообразуясь с их талантами; когда же прибыл господин старший советник дайнагон [Кинто:], то господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], спросил:

— В какую лодку изволит сесть старший советник дайнагон? И тот ответил:

— Пожалуй, в Лодку японских песен. И так сложил:

Ветер студеный
Яростно задувает с горы Огура.
Вся природа надела
Парчовое одеяние
Из алых кленовых листьев.[332]
Так он мастерски сложил, а ведь всего-то на вопрос отвечал! Вот что он сам изволил говорить.

Следовало бы мне сесть в Лодку китайских стихов. Если бы я сложил такое же китайское стихотворение, то слава моя превзошла бы все. Ах, как досадно! Когда господин спросил: “В какую?”, я последовал велению сердца, — так, я слышал, передавали. Превзойти всех в каком-нибудь деле — замечательно, но отличиться на многих путях — такого не бывало и в древности.

Министр [Рэнгико:] скончался в двадцать шестой день шестой луны первого года Эйсо (989 г.), посмертно был удостоен Первого ранга высшей ступени, его называли Рэнгико: О потомках сего министра уже было сказано.

ЛЕВЫЙ МИНИСТР МОРОМАСА[333]

Сей министр пятый сын министра Токихира, был известен как министр Коитидзё:. Его досточтимая матушка приходилась родительницей и господину Кудзё: [Моросукэ]. В чине министра состоял три года. Был перемещен на должность Левого министра после того, как господина Ниси-но мия [Та-каакира] сослали в Цукуси. Люди передавали, что все беспорядки, случившиеся потом, произошли из-за навета сего министра Коитидзё:. После этого он не прожил и года, ходили слухи, что виной тому — проклятие [Такааки-ра], но не знаю, правда ли это.

Его дочь, высочайшая наложница нё:го Сэнъё:дэн[334] [Хо:си] во времена Мураками, собой была удивительно хороша. Когда она направлялась во дворец и ей подавали экипаж, то сама она уже сидела внутри, а волосы все тянулись до самого столба во внутренних покоях[335]. Передавали, что если прядь ее волос положить на бумагу Мити-но куни[336], то не останется ни единого просвета. Уголки ее глаз были немного приопущены, и это делало ее еще прелестней. Государь [Мураками] изволил быть в расцвете своей любви к ней и так сложил:

И здесь, средь живых,
И после смерти,
В мире ином,
Птицами станем,
Крыло — одно на двоих.
И в ответ высочайшая наложница нё:го [Хо:си]:

Осень настанет,
И если не переменятся
Листья-слова,
Я тоже не изменюсь, и будем
Сросшимися ветвями.[337]
Услыхав, что она знает наизусть “[Собрание] старинных и новых [песен Японии]”, государь, чтобы испытать ее, спрятал книгу и. не показывая высочайшей наложнице нё:го [Хо:си], начале [Предисловия] “Песни Ямато...”[338] и прочитал начальные слова [песен], попросив досказать остальное, и она все прочитала совершенно точно — и Предисловие, и песни. Отец ее [Моромаса], услыхав об испытании, облачился в парадные одежды, обмыл руки и велел повсюду читать сутры и сам возносил молитвы, вкладывая в них всю душу. Государь, бесконечно любя ее, усердно давал ей уроки игры на тринадцатиструнном кото[339], в чем сам был весьма искусен; стало, впрочем, известно, что когда скончалась императрица-мать ко:го: монаха-императора Рэйдзэй [Анси], его любовь заметно ослабела. Он изволил говорить:

— Когда я вспоминаю, как неприязненно относилась к ней покойная императрица, я испытываю сильную горечь и досаду.

Сия высочайшая наложница нё:го [Хо:си] родила одного сына-наследника, которого называли Восьмым принцем [Нагахира]. Был он собою пригож, но ходили слухи, что умом, напротив, совершенно слаб. В ряду сущих в мире мудрых правителей в Китае называют государей Яо и Шуня[340], а в сей стране — Энги и Тэнряку. Энги — это прежний государь Дайго, а Тэнряку — это прежний государь Мураками. Удивительно, что сын сего государя [Мураками] и внук министра Коитидзё: [Моротада] изволит быть таким слабоумным.

Старший брат его матери, высочайшей наложницы нё:го, назывался старшим военачальником Левой [императорской охраны] садайсё: Наритоки, он скончался в двадцать третий день четвертой луны первого года Тё:току (995 г.), в год младшего брата земли и овна, было ему пятьдесят пять лет. Считали, что сей старший военачальник дайсё: [Наритоки] даже превосходит своего отца министра тяжелым характером и еще больший сумасброд. Ко всему еще и тщеславится почем зря. Прислуживал государю, когда тот изволил учить госпожу его младшую сестру [Хо:си] игре на кото, и со слуха сам тоже [научился]. Считал себя — да и люди считали так же — искусным на сем пути; впрочем, обычно бывал не в настроении и соглашался играть, только когда случалось какое-нибудь важное событие и после усиленных уговоров, но и тут расщедривался на одну-единственную сыгранную в лад мелодию.

— Уж очень тщеславится! — говорили люди.

Подарки, что ему подносили посетители, выставлял в саду перед [домом], ночью он убирал их в кладовую для даров, а днем опять выносил в сад, и так до тех пор, пока следующие посетители не делали новых подношений — все это выглядело слишком уж напоказ. Приходившим он давал понять: вот, мол, как бывает. Полагал, что делает все точно как те, кто соблюдает старинные обычаи. Считал свое поведение необыкновенно глубокомысленным, но люди-то почитали его никчемным.

[Наритоки] уговорил своего племянника Восьмого принца [Нагахира] дать Большой прием; будучи любителем вина, он надумал развлечься, напоив гостей, и хорошенько все объяснил [Восьмому принцу]:

— Если высшие придворные соберутся рано уходить, останови их любезными словами “побудьте еще немного”.

Слабоумный, нет ли, но принц, устраивающий большое собрание — это казалось так необычно, что явилось множество гостей. Прекрасный был прием в старинном стиле! Но в тот же день происходили дела государственные, и когда гости заторопились расходиться, принц вспомнил:

— Да, ведь Наритоки велел мне кое-что сказать!

Он часто посматривал в сторону старшего военачальника дайсё: [Наритоки] и, когда тот сделал ему знак глазами, весь раскраснелся и, не умея быстро сказать ни слова и вдруг испугавшись чего-то, с удивительной силой стал хватать гостей за церемониальные платья, так что оборвал один рукав. Все придворные, рассаженные строго по ранжиру вплоть до самых последних, начали переглядываться, с трудом сохраняя спокойствие, лица их исказились и покраснели, они под предлогом неотложных дел поторопились удалиться.

Господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], еще молодой придворный, сидел на самых задних местах, откуда не очень-то хорошо видно было. Передавали его рассказ о случившемся как о забавном происшествии тех времен:

— Я разглядел только улыбки на лицах гостей.

Старший военачальник дайсё: [Наритоки], побледнев, сказал с досадой:

— Зачем я только уговорил принца дать этот Большой прием, лучше было научить его говорить.

Все знали, принц поистине — человек необычный, и никто не осуждал его, что же до сего господина [Наритоки], то говорили:

— Он прекрасно знал, что принц не в своем уме, незачем было все это устраивать. Ведь тот предстал в неприглядном виде перед множеством гостей, которые все видели и слышали!

Для него, пользовавшегося в мире репутацией человека большого и здравого ума, подобные пересуды были унизительны.

Госпожа Северных покоев сего господина [Наритоки] была дочерью старшего советника Нобумицу дайнагона Бива. У нее были две дочери и два сына. Одна дочь [Сэйси] была высочайшей наложницей нё:го у монаха-императора Сандзё: в пору, когда он был наследным принцем, владельцем Восточного павильона, ее называли Сэнъё:дэн, она была в самом расцвете. Родила четырех принцев и двух принцесс наследному принцу, владельцу Восточного павильона, монаху-императору Сандзё:. Через год после того, как наследный принц взошел на престол, в двадцать восьмой день четвертой луны первого года Тёва (1012 г.), она стала императрицей, ее называли императрицей-матерью ко:тайго:.

А другая дочь [Наритоки] после смерти отца по своей воле всего года два-три пробыла старшей супругой четвертого сына монаха-императора Рэйд-зэй, называемого принцем-наместником соти-но мия [Ацумити][341]. Когда же принц обратил свои чувства на Идзуми Сикибу[342], разочарованная, вернулась в дом Коитидзё:[343] и с тех пор, говорят, совершенно обеднела и живет в несказанно стесненных обстоятельствах.

Императрица-мать ко:тайго: [Сэйси] относилась к сему господину [Наритоки] с почтением. Во времена, когда принц Ацуакира, единственный сын сей императрицы, назывался главой ведомства церемоний сикибукё:, в двадцать девятый день первой луны пятого года Тёва (1116 г.) монах-император Сандзё: отрекся от престола, и сей глава ведомства церемоний сикибукё: стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона, было ему двадцать три года. Все считали, что [подобный выбор] имеет под собой разумные основания, но он всего два года пробыл [наследным принцем] и не ощутил вкуса к такой жизни; когда он был просто принцем, он привык развлекаться на тысячу ладов, четко размеренная жизнь наследного принца оказалась слишком церемонна. Он размышлял о том, чтобы как-нибудь покончить с такой жизнью, и говорил императрице-матери ко:тайго: [Сэйси]:

— Так жить не желаю.

А она этому с самого начала воспротивилась и все твердила:

— Это неслыханно. Нечего и обсуждать.

Не зная, что и думать, она отправила известие господину, Вступившему на Путь, ню:до:-доно [Митинага]; когда же тот изволил прибыть, подробно поведала ему обо всем. Когда [принц] объявил ему:

— Думаю сложить с себя сан [наследного принца] и просто вести спокойную жизнь, — тот сказал:

— Нет, этого я ни в коем случае не могу допустить. Вы, что же, решили положить конец роду монаха-императора Сандзё:? Постыдное и печальное деяние! Дело, видимо, в том, что внушили вам подобное намерение злые духи, которые полностью завладели [еще вашим дедом], монахом-императором Рэйдзэй. Вам следует помнить об этом и остерегаться.

— Пусть так, но я не раз желал постричься в монахи, ничего другого мне не остается, — сказал [наследный принц].

— Вы так далеко зашли, я и не знаю, что вам сказать. Нам следует обратиться во дворец, — промолвил [Митинага], и [принц] очень обрадовался. Господин [Митинага] прибыл во дворец, и какие же чувства должна была испытывать Великая императрица тайго: [Дзё:то:мон-ин], выслушав его?!

В точно таком же случае с наследным принцем, владельцем Восточного павильона, все думали о принце-главе ведомства церемоний сикибукё: [Ацу-ясу], а монах-император Итидзё: сказал:

— Не вижу у него надежных сподвижников, крепких духом, и потому наследным принцем станет нынешний [Го-Итидзё:].

И произошло так, как уже было[344], все было решено, и в пятый день восьмой луны первого года Каннин (1117 г.) в возрасте девяти лет Третий принц был возведен в сан наследного принца, владельца Восточного павильона, и в двадцать восьмой день восьмой луны в третий год Каннин (1119 г.) в возрасте одиннадцати лет прошел обряд Покрытия главы. Прежнего наследного принца, владельца Восточного павильона, называли отрекшимся Коитидзё:. Слов нет, чтобы описать счастливые обстоятельства нынешнего наследного принца, владельца Восточного павильона. Думали, что дело так и завершится, но не знали, что именно об эту пору.

Отрекшийся Коитидзё: был первым, отрекшимся по своей воле. Кажется, начиная с сего принца, от сана наследного принца отреклись всего девятеро[345]. Среди них был монашествующий наследный принц [Савара], когда он скончался, то стал называться Посмертно возведенным в сан Великим императором [Суто:], его почитали как святого в шестидесяти землях. И при дворе признавали его, [опасаясь его проклятия], ему [на могилу] подносили дань — часть первого урожая риса. С одной стороны, на такое решение отрекшегося [Коитидзё:] оказала сильное воздействие судьба его светлости [Митинага], а еще большее — вмешательство духа главы ведомства церемоний сикибукё: Мотоката, — так сказал Ёцуги. А слуга добавил:

— Довольно разумно. Однако происходило все совсем иначе. Кое о чем я прекрасно осведомлен.

Ёцуги сказал:

— Допускаю, очень может быть. С удовольствием выслушаю сейчас же, что передавали люди. Я люблю слушать об обычаях прежних времен и старинные истории.

[Слуга] понял, что возбудил интерес:

— Истинное положение вещей таково: все было прекрасно при жизни монаха-императора Сандзё:. После того как он скончался, то [с отрекшимся Коитидзё: все стало совсем не так, как] с обычными в мире наследными принцами, владельцами Восточного павильона; никто из придворных не приходил к нему, не занимался с ним музыкой и поэзией, не обхаживал его, не вел с ним приятных разговоров. В часы уединения ему нечем было развлечься, он предавался воспоминаниям о лучших временах и обстоятельствах и витал в облаках; пока был жив монах-император Сандзё:, являлись также и придворные монаха-императора, его посланцы сновали туда-сюда, и [принц] пользовался вниманием и имел множество удовольствий. Монах-император скончался, и в мире появился страх, [люди] почему-то боялись даже ходить по Большому проспекту [мимо дома отрекшегося], соблюдали предосторожности, и потому челядинцам при дворе наследного принца затруднительно стало служить ему, — что же говорить о том, как чувствовали себя низшие слуги! Служители из управления дворцового порядка не прибирали по утрам, и потому двор совершенно зарос травой — такая жизнь совсем не подобала [принцу]. Те, кто изредка посещал его, распускали в мире слухи:

— Мы слышали, что и господин [Митинага], и Великая императрица-мать тайго: [Дзё:то:мон-ин] сокрушаются о таком положении Третьего принца [Ацуакира]. “А если во дворце [у Го-Итидзё:] соизволит родиться принц, что тогда? Если бы мы только смогли прежде того возвести [Ацунага] в сан наследного принца, владельца Восточного павильона”, — такие ходили слухи. “Видимо, насильно лишат сана [наследного принца]”, — и другое говорили. А ведь не все здесь было правдой. Поскольку [принц] считал, что вряд ли это в самом деле возможно, услыхав об этом, пришел в волнение и не мог успокоиться. “Чем быть насильно лишенным сана, лучше самому отречься”, — думал он. Также “Господин [Митинага | намерен прекрасно обращаться с ним и предлагает ему в супруги госпожу хранительницу Высочайшего ларца микусигэдоно, [дочь] госпожи Такамацу [Канси][346]”, — так говорили, но, как это бывает обычно со слухами, люди мира утверждали самое разное.

Императрица-мать ко:тайго: [Сэйси], выслушав все это, очень обрадовалась, а наследный принц, владелец Восточного павильона, понял, что хоть и хорошо бы [жениться на Канси], но паче чаяния он совершит это, труднее ему будет жить по своей воле, так что не может он оставаться наследным принцем, владельцем Восточного павильона. Говорили, [Ацуакира] дал знать императрице-матери хаха кисаки [Сэйси], что, мол, “не согласен”. Она же возражала ему и увещевала его:

— Это совершенно невозможно. Если правда все то, что касается госпожи хранительницы Высочайшего ларца микусигэдоно, то тебе непременно следует стремиться к [женитьбе]. Отрекаться же не следует ни в коем случае.

Утверждая, что все это происки злых духов, она повелела вознести молитвы. Как же могли люди мира знать, о чем [Ацуакира] постоянно думает в глубине сердца? “Ходят слухи, что после отречения наследный принц собирался попросить [господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно] “отдать ему в жены госпожу хранительницу Высочайшего ларца микусигэдоно”, — так говорили, и когда приближенным господина [Митинага] стало известно об этом, он подумал: “Если и вправду он по велению сердца выступит с таким предложением, не знаю, как и отвечать”.

Наследный принц, владелец Восточного павильона [Коитидзё:], решился наконец [сложить с себя сан], а после того попросить в жены хранительницу Высочайшего ларца микусигэдоно, но ясно было, что дело это неосуществимое и неразумное. Императрице-матери ко:тайго: [Сэйси] [наследный принц] ничего не сказал, а, пребывая в тех же чувствах, решил сообщить новость господину [Митинага], и, поскольку подходящего человека не случилось, послал архивариуса куро:до к господину заместителю управляющего двором императрицы гон-таю: [Ёсинобу] единственно потому, что тот жил на перекрестье улиц Сидзё:бо:мон и Ниси-но То:-ин, поблизости от дворца [принца][347].

Когда [Ёсинобу] нежданно-негаданно предложили:

— Навестите, пожалуйста, дворец, — [Ёсинобу], удивившись, спросил:

— Зачем зовут?

— Нужно поговорить об одном деле.

[Ёсинобу] подумал: “Это то, о чем ходят слухи. Не может быть, чтобы он отрекся. Наверное, речь идет о хранительнице Высочайшего ларца микусигэдоно”. И не смея принять решение в одиночку, [Ёсинобу] сказал:

— Я удивлен и немедля нанесу визит, но сначала хочу посоветоваться с министром [Митинага].

И он в первую очередь отправился к господину [Митинага].

— Такие и такие известия от наследного принца, — сказал он, и тогда господин [Митинага] тоже удивился и стал размышлять: “Чего же он хочет?” Ему в голову пришла та же мысль, что и господину таю: [Ёсинобу]: “Он, конечно, хочет просить [в жены] хранительницу Высочайшего ларца микусигэдоно, и ответить отказом будет неловко. Пойти ему навстречу нельзя, поскольку обстоятельства его — весьма сомнительны. А еще, как говорят люди мира, быть того не может, чтобы он решился сложить с себя сан наследного принца”, — так подумал.

— Принц столь убедительно просит, что не прийти невозможно. О чем бы он ни стал говорить, следует выслушать то, что он намерен сказать, — сказал [Митинага].

К тому времени, как [Ёсинобу] прибыл [ко дворцу принца], стемнело. У караульни находились экипаж и свита господина Левого министра [Акимицу], и [Ёсинобу] с досадой подумал, с чего бы это. Но поскольку назад повернуть не мог, то вошел в Зал приемов и попросил архивариуса куро:до доложить о своем прибытии.

Тогда тот ответил:

— Тотчас нельзя доложить — господин министр перед его светлостью.

[Ёсинобу] огляделся: в саду густо разрослась трава, и Зал приемов выглядел бесконечно обветшавшим, совсем не так, как тому подобает в доме наследного принца, владельца Восточного павильона.

Господин министр удалился, [архивариус куро:до] доложил о [Ёсинобу], и [принц] перешел в трапезную. Когда он пригласил [Ёсинобу], тот вошел. [Принц] изволил сказать:

— Подойдите поближе. Вы не имели обыкновения навещать меня, и мне неловко было утруждать вас, но есть одно дело, о котором следует сообщить министру [Митинага], и поскольку не случилось человека, которого можно было бы послать передать ему это, а вы живете поблизости, решился просить вас передать ему письмо. Вот его суть: “Пребывание в сане наследного принца, владельца Восточного павильона, отвечает моим заветным желаниям, однако я не мог не испытывать робости при мысли о том, что нарушу повеления покойного монаха-императора [Сандзё:]. По размышлении, я решил, что преступно будет оставаться тем, кто я есть. Далеко простирается будущее государя [императора Го-Итидзё:].[348] Мне не дано знать срок моего пребывания в сане и свою судьбу в бренном мире. Освободившись от обстоятельств, я утолю свои чувства, став подвижником [на Пути Будды], отправлюсь в паломничество и спокойно буду по своей воле предаваться благочестивым занятиям; мне будет мучительно тяжело, если обо мне станут вспоминать только как о бывшем наследном принце. Было бы желательно получить звание отрекшегося инго[349], годовые титулы, ранги и прочее. Что вы на это скажете?” Это и передайте [господину].

[Ёсинобу] почтительно повиновался и удалился. Поскольку была уже глубокая ночь, он отправился к господину [Митинага] рано утром, но не смог поговорить с ним, ибо тот облачался в парадные одежды, чтобы ехать во Дворец. Было шумно оттого, что собралась толпа посмотреть на его выход, по большей части — свитская челядь [Ёсинобу] решил передать послание в тот момент, когда господин будет садиться в экипаж, а покуда занял место у решетки в угловой комнате Главного дома. Рядом оказался глава налогового ведомства мимбукё: Минамото [Тосиката][350]. Он спросил:

— А вы почему здесь?

Поскольку от господина [Тосиката] нечего было скрывать, то [Ёсинобу] ответил, переменившись в лице:

— Я пришел по делу, но толпящаяся челядь помешала мне передать послание.

Сей господин [Тосиката] удивился и сказал:

— Раз известие важности необыкновенной, извольте немедленно сообщить. А по прибытии во дворец людей будет еще больше, и вам уж точно не протолкаться.

Согласившись, [Ёсинобу] приблизился к тому месту, где находился [Митинага], и тот, сердцем чувствуя, о чем пойдет речь, проследовал в угловую комнату и спросил:

— Вы навещали наследного принца?

Тот подробно рассказал о ночном разговоре, и [Митинага], конечно, понял, что дело это серьезное. Он обрадовался, что [принц] сложит с себя сан, поскольку весьма затруднялся принуждать его к этому. Он подумал: “Это прежде всего счастливая судьба Великой императрицы-матери тайго: [Дзё:то:мон-ин]!”

Посоветовавшись с господином главой налогового ведомства мимбукё: [Тосиката], [Митинага] сказал:

— Пусть совершит это как можно скорее. Нет необходимости выбирать благоприятный день. Стоит немного замешкаться, он передумает и [заявит]: “Не желаю слагать с себя сан”. Что вы на это скажете?

Тот согласился и заглянул в месяцеслов: сегодняшний день не был неблагоприятным. Тут прибыл и господин канцлер кампаку [Ёримити] и принялся уговаривать их, чтобы они поторопились, [Митинага] сказал:

— Как бы то ни было, но в первую очередь следует сообщить Великой императрице тайго: [Дзё:то:мон-ин].

Поскольку она пребывала во дворце, то сразу к ней и отправились. Когда господин изволил сообщить ей: так, мол, и так, — женскому сердцу, думаю я, это принесло еще большее счастье. Затем двинулись к наследному принцу, владельцу Восточного павильона [Коитидзё:]. Поскольку господин [Митинага] явился в сопровождении своих сыновей, да в окружении сановников и придворных, что всегда состояли в его свите, выход его был шумным и многолюдным.

Должно быть, на сердце у принца, пребывавшего в ожидании, хотя он и принял решение, было неспокойно. Людям, не знавшим намерений [принца], — при том, что его никто не навещал, — казалось загадочным вчерашнее появление господина среднего военачальника Второго ранга тюдзё: [Ёсинобу]: еще более изумлены они были в этот день, когда придворные прибыли такой толпой, будто [канцлер кампаку] направляется к святилищу Камо с бегущими впереди разгоняющими народ челядинцами. Те же, кто были хоть немного посвящены в дела [принца], думали, что речь пойдет о событиях приятных: “Видно, будут совещаться о хранительнице Высочайшего ларца микусигэдоно”, — и похоже было на то. Те же, кто совершенно ничего не знал, в сердце своем опасались: “Не случилось ли чего с государем [Го-Итидзё:]”.

Такие мысли приводили в сердечный трепет — ведь это было бы куда как прискорбно. Даже матери-императрице хаха кисаки [Сэйси] не дали знать. Она сочла весьма странным, что у дворца государя так шумят, и послала узнать, но дорога, по которой обычно ходили придворные дамы, оказалась закрыта. Хотя [принц] твердо решил: “Поведаю господину [Митинага] обо всем, о чем думал с давних пор”, — но когда настал момент осуществить задуманное, он, как и следовало ожидать, заволновался в сердце своем о том, что его ждет. Когда же [принц] стал держать речь перед господином, то совсем оробел: тогда повторил сказанное накануне, но вкратце. Господин в ответ спросил его: “Как вы пришли к такому решению?” [Митинага] иначе взглянул на сокрушения его сердца, и пролил несколько слезинок и со словами: “Раз уж вы решили, то сегодня благоприятный день”, — и совершил отречение.

Сейчас же были учреждены [при дворе] службы отрекшегося [принца], сделано множество новых назначений. В службах отрекшегося сохранили тех же чиновников и архивариусов куро:до, [что состояли при нем как при наследном принце]. Главой управления [двора принца] бэтто: стал управитель двора средней императрицы гон-таю: [Ёсинобу], он спустился вниз и вознес благодарность[351]. Едва все дела устроились. [Митинага] удалился.

Когда господин [Митинага] еще находился [у принца], произошло нечто достойное сожаления: неизвестно каким путем пожаловала придворная дама от матери-императрицы хаха кисаки [Сэйси]. Дама, словно не понимала, что ее изволит ясно видеть [Митинага], собою была весьма неказиста, дрожала как осиновый листок и промолвила прерывающимся голосом:

— Как вы могли так поступить?

На что [господин] изволил сказать: “Печально, и вместе с тем забавно”. Точно не известно кто был императорским посланцем[352]. Все произошло так внезапно, что неведомо, какие дары [были преподнесены принцем посланцу]. Так рассказывал слуга.

[Ёцуги добавил]:

— Именно господин [Митинага] изволил позаботиться о дарах — раз уж Дело зашло так далеко, мог ли он медлить?

[Слуга продолжил]:

— Когда снимали посты ночной службы огня[353] и караульную стражу, нашлись люди, что не в силах были перенести [это зрелище][354]. Тем более можно представить себе, какие чувства испытывали императрица-мать ко:го:-но мия [Сэйси], госпожа высочайшая наложница нё:го Хорикава[355] и другие, что лелеяли большие надежды [о будущем наследного принца]. Люди в мире говорят, что госпожа высочайшая наложница нё:го сложила песню на случай:

О, как ошибались
В наших думах-надеждах!
Думали, к облачному колодцу
Ввысь, в небо, потянется
Дым сигнальных костров.[356]
Но вряд ли это было возможно. Чтобы сложить столь выдающуюся песню, необходимо обдумать ее сюжет. [Такие строки] могли бы позже сами собой всплыть в сердце, но как суметь сочинить такое сразу, на публике, как о том передают люди?! — воскликнул [слуга].

Старец [Ёцуги] тихо-тихо прошептал:

— Поистине, такое часто случалось, как мы слышали, и в старину, во времена, когда происходили важные события.

[Слуга]:

— После того как [Митинага] принудил [принца] сложить с себя сан, он принимал его как зятя, и люди говорили: так сложилось, что ему оказывали самый теплый прием и поистине этого было достаточно, чтобы порадовать его. Когда подавали кушанье, [Митинага] находился в трапезной и самолично вытирал столик и посуду, пробовал пищу, не отравлена ли. Он подносил ее к проему в ширмах-сё:дзи и передавал придворным дамам, находился совсем рядом, когда подавали на стол в Зале приемов, и следил, чтобы не случилось оплошностей. Печально, что все это тешило тщеславие [принца]. В то время даже не помышляли о том, чтобы [ныне] покойного принца [Ацуясу], главу ведомства церемоний сикибукё:, сделать [наследным принцем]. Неловко, когда говорят без толку о делах ныне живущих людей, другое дело, если речь идет о делах старины.

[Ёцуги сказал]:

— Тот, кого называли принцем-главой ведомства церемоний сикибукё: [Ацуясу], был старшим сыном покойного монаха-императора Итидзё:. Сего принца с давних пор называли принцем-наместником [земель Дадзайфу:] соти-мия, он наследовал чин главы ведомства церемоний сикибукё: после отрекшегося Коитидзё:, а место наследного принца оставалось свободным, и он оставил должность наместника соти и назывался главой ведомства церемоний сикибукё: Когда он во второй раз не сделался наследным принцем, владельцем Восточного павильона[357], а наследным принцем, владельцем Восточного павильона стал [Ацуёси], он так предавался скорби, что скончался, после этого главой ведомства церемоний сикибукё: стали называть следующего после Коитидзё: второго принца крови синно Ацунори. А еще следующего третьего принца крови синно Ацухира называли принцем — [главой ведомства] дворцовых служб накацукаскё:, следующего четвертого называли принцем крови синно Мороакира, он с юных лет принял постриг, и, кажется, стал любимым учеником епископа со:дзё храма Ниннадзи[358]

Из двух принцесс, младших сестер сих принцев одна, [То:си], во времена монаха-императора Сандзё: покинула столицу и стала жрицей святилища Исэ сайгу:, а после возвращения в столицу у нее была связь с господином Митимаса Третьего ранга[359], прозванным “грубияном”. Монах-император Сандзё:, в то время недомогавший, скорбел об этой связи. [Позже] она стала монахиней, а затем опочила. Нынешняя первая принцесса [Сиси] еще жива.

Барышню старшего военачальника дайсё: [Наритоки] Коитидзё: называют нынешней императрицей ко:го: [Сэйси]. Во времена монаха-императора Сандзё: ее решили возвести в сан императрицы, но в недавнем прошлом не случалось, чтобы возводили в сан императрицы дочь старшего советника дайнагона, и потому ее отец старший советник дайнагон [Наритоки] был посмертно удостоин чина Великого министра дайдзё:дайдзина; тогда-то ее и возвели в сан императрицы. О, счастливая императрица!

Один из ее братьев — близкоприслуживающий дзидзю:, Вступивший на Путь, ню:до: [Сукэто:]; другой брат — нынешний глава ведомства по делам казны, о:куракё: господин Митито:. А еще один брат — это Вступивший на Путь, ню:до:, принявший постриг Иё [Тамэто:]. Другая дочь[360] [Наритоки — супруга принца крови синно Ацумити] находилась в весьма затруднительном положении. Когда [некий] человек захватил унаследованную ею от отца, старшего военачальника дайсё: [Наритоки], выделенную ей часть земли в О:ми, она не знала, что делать, и до такой степени обнищала, что дошла до полного забвения приличий: говорят, как-то ночью пришла пешком в Главный храм Амидадо:[361] и подала прошение.

Господин [Митинага] возносил молитвы перед [образом] Будды в храме Амидадо:, а была уже глубокая ночь, и потому, опершись о подлокотник, он немного задремал и к своему неудовольствию почувствовал чье-то присутствие возле собачьей решетки[362], присутствие женщины. Она тихонько спросила: “Можно к вам обратиться?” Господин подумал, что ослышался, но слова повторялись снова и снова, и он сообразил, что здесь и вправду кто-то есть. Это казалось странным, и он спросил:

— Кто здесь? Она ответила:

— Я такая-то и такая-то, пришла с прошением.

И хотя это показалось ему весьма и весьма странным, господин пожалел ее и не стал прогонять, а спросил:

— Что случилось?

И тогда она со словами: “Может быть, вы уже изволите знать это дело?” подробно изложила ему свои обстоятельства, и господин преисполнился сочувствия:

— Конечно, все слышали об этом. Насколько мне известно, дело это возмутительное. Я незамедлительно распоряжусь передать [человеку из О:ми], чтобы он отказался от своих притязаний. Но самой появляться здесь вам не подобает. Следовало попросить кого-нибудь вступиться за вас. Скорее возвращайтесь домой, — так соизволил сказать.

— Именно к этой мысли я возвращалась снова и снова, но не оказалось никого, кому я могла бы доверить говорить от своего имени, и я пришла, в надежде, что вы пожалеете меня. Хотя и очень робела, но вы так ко мне отнеслись, что никогда не смогу вас отблагодарить

Похоже, она плакала, почтительно сложив руки, и казалась такой несчастной и жалкой, что и господин [Митинага] тоже изволил разрыдаться. По дороге назад, когда она проходила мимо людей у Больших Южных ворот[363], некий господин[364] задержал ее, и это был бессердечный поступок. Когда потом господин [Митинага] узнал об этом, он опечалился, и очень надолго лишил того господина своего расположения. Земли, по поводу которых она обращалась с прошением, навсегда без [права] обжалования [другой стороной], перешли во владение сей дамы, и имение ее стало еще много обширнее, чем прежде — и это было прекрасно. Люди все, как один, одобряли ее:

— Обеднеть до такой степени значит уже ничего не стыдиться, и прекрасно, что она, собравшись с силами, обратилась прямо [к Митинага].

Были и такие, кто думал иначе. Человек, что задержал ее у Больших ворот, был отцом старшего помощника таю: ведомства церемоний сикибукё: Минамото Масанари.

СВИТОК III

ПРАВЫЙ МИНИСТР МОРОСУКЭ

Сей министр, так называемый господин Ку:дзё:, был вторым сыном министра Тадахира; его досточтимая матушка была дочерью Правого министра Минамото Ёсиари. Он был высшим сановником двадцать шесть лет, в ранге министра — четырнадцать лет. Весьма достойно сожаления, что он, скончавшись, оставил после себя внука, наследного принца, владельца Восточного павильона [монаха-императора Рэйдзэй], и еще Четвертого и Пятого принцев[365]. Поскольку годы его еще не достигли шестидесяти, перед ним было долгое будущее. Возраст его, несомненно, был таков, что надеялся он увидеть множество событий, — на этих словах [Ёцуги] понизил голос, насколько возможно, почти до шепота[366], хлопнул в ладоши и почтительно взглянул на небо.

— У сего господина было одиннадцать сыновей и пять или шесть дочерей. Старшая дочь [Анси] была высочайшей наложницей нё:го во времена прежде царствовавшего Мураками, она счастливо превосходила всех многочисленных высочайших наложниц нё:го и служительниц императорской опочивальни миясудокоро. И государь [Мураками] испытывал большую робость перед сей госпожой высочайшей наложницей нё:го [Анси], он не мог не исполнить того, о чем она просила, даже если просила она о вещах невозможных, о другом и упоминать не приходится. Люди мира говорили, что она была несколько жестокосердна и горяча, как с пылу с жару лепешка; она и государя постоянно [ревновала] и отказывала ему по любому поводу. Однажды ночью государь направлялся в покои высочайшей наложницы нё:го, постучал в решетку, ему не открыли, и он, обеспокоившись, все стучал и стучал и изволил сказать некоему отроку, который состоял пажом во дворце и сопровождал его:

— Спроси у нё:го, почему она не открывает?

И тогда паж попытался проникнуть внутрь, но все было заперто; ему показалось, что кто-то затаился у входа на галерею хосодоно [дворца Кокидэн] Когда он приблизился и осведомился, в чем дело, то вместо ответа раздался громкий смех. [Паж] вернулся и доложил, как было дело, и государь тоже рассмеялся: “Вот так она всегда поступает”, — изволил сказать и вернулся по галерее назад. Сей отрок — это дед Сукэю” ни, прежнего наместника дэндзи [провинции] Ига.[367]

Высочайшие покои, павильон Глициний Фудзицубо и дворец Кокидэн[368] находились в непосредственной близости Так совпало, что в павильоне Глициний Фудзицубо появилась высочайшая наложница нё:го Ко:итидзё [Хохи], а во дворце Кокидэн - сия государыня [Анси], и [государыня], конечно, взревновала. Трудно, наверное, было ей успокоить свои чувства, она, прорвав дырку в бумажной перегородке, принялась подглядывать. Оказалось, что высочайшая наложница нё:го [Хо:си] собою весьма хороша и привлекательна. [Анси сказала]: “Неудивительно, что так расцвела [любовь государя]”, — и, страшно разозлившись, изволила швыряться битой посудой. Как раз в это время прибыл государь, и он, решив, что более нельзя терпеть подобное, вознегодовал и изволил сказать:

— Придворная дама нё:бо: не осмелилась бы на такое. Ее подстрекают [братья] Корэмаса, Канэмити и Канэиэ.

В это время трое братьев служили в Зале приемов [во Дворце Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн], они получили порицание императора и были подвергнуты домашнему аресту. [Анси] страшно прогневалась и сказала [государю]:

— Извольте прийти!

А он решил: “Знаю, чего она хочет”, — и не пошел, но одно за другим поступали послания с увещеваниями, и он испугался, да и жаль ее стало: “Не пойду, так еще пуще рассердится”. Когда он появился, [Анси] сказала:

— Как вы могли так поступить! Даже если бы они были повинны в самом страшном грехе, вы, не колеблясь, обязаны были их простить. Уж не говорю, что здесь я замешана — особа высокородная и знатная. Это ранит мне сердце! Немедленно верните их!

[Государь] сказал:

— Как же я могу их вот так сразу простить? Ведь пойдут кривотолки. Она же укоряла:

— Невозможно все оставить, как есть!

— Ну-ну, — пробормотал он и собрался уходить, но она не отставала:

— Если вы вернетесь к себе, то уже не простите их. Извольте сделать это немедленно! — она ухватила его за одежду и не давала подняться.

“Ничего не поделаешь”, — подумал он, призвал чиновника сикидзи[369] и издал указ, коим разрешал [братьям] вернуться [во дворец]. Такое случалось не раз, и много было толков о подобных происшествиях.

Сердцем она всегда была щедра, заботилась о людях, благоволила к тем, кто ее окружал, и относилась к каждому соответственно его положению. К своим подругам — высочайшим наложницам нё:го — [государыня] относилась благосклонно, обменивалась с ними поэтическими посланиями, но что она чувствовала, когда сердце ее переполняла ревность?

Сия высочайшая наложница нё:го Коитидзё: [Хо:си] была собой весьма хороша, и время от времени случалось так, что [государыня] не умела стерпеть, и [сцены ревности] повторялись. Хороший нрав скудеет на пути [любви]. О подобном мне лучше не говорить, ибо недостоин.

Что бы ни происходило с важными господами высшими придворными, придворными дамами нё:бо: , вплоть до бесчисленных прислужниц — праздник или несчастье — все непременно становилось предметом заботы [государыни]: она не смотрела на них свысока и не отпускала их, не выслушав. И конечно, нечего и говорить, как она относилась к своим братьям; старших она почитала,как родителей, а младших пестовала, словно мать, с добротою необыкновенной. После ее кончины сожаление о ней передавалось из уст в уста и дошло до далеких провинций мира, и [всюду] о ней печалились и оплакивали ее.

Государь изволил советоваться с ней по поводу всех дел управления; она заступалась за тех, кому грозила беда, уговаривала делать то, что приносило радость, и, конечно, никогда из уст ее не выходили людские толки, не предназначенные для ушей государя. Столь необыкновенные свойства души вызывают чувство благоговения, и потому, видимо, ее молитвы принесут долгое благоденствие ее потомкам. Она была августейшей матерью-императрицей ко:го: монаха-императора Рэйдзэй, монаха-императора Энъю:, принца-главы ведомства церемоний сикибукё: Тамэхира и четырех принцесс[370], и не имела себе равных.

Большинство тех, кого называют государями, наследными принцами, владельцами Весеннего павильона, и еще многие из тех, кого называют потомственными канцлерами кампаку и регентами сэссё: произошли от одной линии — сего господина Кудзё: [Моросукэ]. О судьбах сыновей-принцев [говорилось в разделе] о государях в их преемственности на троне, и незачем снова возвращаться к ним. Из отпрысков сей императрицы [Анси] принц-глава ведомства церемоний сикибукё: [Тамэхира] должен был стать наследным принцем, владельцем Восточного павильона сразу вслед за монахом-императором Рэйдзэй, но — о, ужас! — его опередил младший брат[371], следующий принц [монах-император Энъю:], поскольку приходился зятем господину Ниси-но мия [Минамото Такаакира].

Суть в том, что если бы принц-глава ведомства церемоний сикибукё: [Тамэхира] сделался государем, власть в мире перешла бы к роду господина Ниси-но мия, и процветать бы стали Гэндзи [Минамото]. Так что дядья [нового наследного принца][372], люди ловкие, неправедно поддержали младшего брата и уговорили его обойти старшего. И в мире, и во дворце никто не знал, что задумали дядья. Все считали, что [речь идет] о принце-главе ведомства Церемоний сикибукё: [Тамэхира], и говорили: “Именно он — следующий”. Неожиданно дядья велели няньке причесать молодого принца [Энъю:]. Его Усадили в экипаж великого господина, Вступившего на Путь, дайню:до:-доно [Канэиэ], и он въехал во дворец через Северную караульню[373]; слышал я, так передавали.

Что же должны были думать сторонники законного [наследника]? В то время было множество принцев, и много было [других] дел, [которые принц Тамэхира мог бы выполнять во время возведения на престол Энъю:]. Но его принудили сопровождать [наследника], быть принцем-сопровождающим иги-но мико[374] во время торжества, и видевшие это сожалели о нем. Не знаю, какие чувства испытывали в то время господин Ниси-но мия [Такаакира] и другие, и что они думали, но произошли ужасные и печальные события[375]. Если и упоминать о сем деле, то не иначе, как со всевозможной краткостью. Не подобает особе низкого звания говорить среди людей о подобном деле, и я умолкаю[376]. Но сам не могу не помнить о вещах неприятных.

Что до принца-главы ведомства церемоний сикибукё: [Тамэхира], то сам он не сожалел о таком несчастливом повороте событий. В последние годы жизни государя-монаха Кадзана (сына монаха-императора Рэйдзэй и потому — племянника [Тамэхира]) дочь [Тамэхира — Энеи] стала его наложницей. Поэтому [Тамэхира] по собственной воле постоянно являлся во дворец, и люди мира говорили об этом с осуждением: “Так не должно!”. И все же, если бы родился наследник [внук Тамэхира, сын его дочери, наложницы государя], похоже, осуществился бы старый замысел [Тамэхира][377]. Но после того как государь [Кадзан] принял постриг, она стала госпожой Северных покоев нынешнего господина Коно-мия [Санэсукэ], Правого министра, и это было весьма удивительно. Люди говорили, что средний военачальник тю:дзё: Митинобу сей госпоже высочайшей наложнице нё:го-доно посылал письма, но она [на сию особу] совсем не обращала внимания и стала супругой министра, и потому средний военачальник тю:дзё: сказал:

Способна ли радость
Глубоко сердце затронуть...[378]
“Горе пронзает сердце до самой глуби” — прекрасная песня, и сейчас еще люди передают ее из уст в уста. Поистине, принц-глава ведомства церемоний сикибукё: [Тамэхира] единственный раз имел случай порадоваться тому, что явился в сей мир, и случилось это в день крысы[379].

Принцы, его братья, были еще совсем детьми, а [Тамэхира] уже взрослым, потому и любовь мира к нему, и милостивое обхождение государя превосходили все мыслимые пределы. В тот день он наблюдал, как сопровождавшие его высшие сановники и придворные в охотничьих платьях каригину на оседланных конях въезжали во дворец[380] — ни о чем подобном никогда и не слыхивали. Даже во времена прославленного императора [Мураками] и помыслить было невозможно, чтобы на территорию дворца въезжал кто-то, кроме стражников-такигути[381], в платьях без узоров xo:u[382]! Воистину великолепное празднование дня [крысы]! Не знаю, осталось ли хоть чуточку свободного места в северной части улицы О:мия... Столь много там скопилось экипажей со зрителями. Такого в сем мире еще не случалось.

Некий господин, что присутствовал при этом, говорил: “Обычно процессии проходят по улице О:дзи. Здесь же около павильона Глициний Фудзицубо некуда было яблоку упасть. Даже и говорить об этом нечего. [Рукава и края платьев] невзначай выплескивались на улицу Прознав, что госпожа императрица кисаки-но мия [Анси] и господин из дворца [Мураками] и другие сидели внутри [экипажа] и наблюдали из-за бамбуковой занавески, мы чуть было чувств не лишились”.

Но и это еще не все. По проспекту двигались один за другим не менее десяти экипажей со свитой императрицы, из-под бамбуковых занавесок виднелись роскошные края рукавов и подолов, весь квартал был запружен народом, и люди, жившие поблизости, не могли пройти. Стражники такигути и слуги самураи, отобранные в передовые конники, следующие впереди процессии, были исключительно сыновьями знатных особ; для стороннего люда они представляли собой поистине великолепное зрелище, в особенности, когда, соперничая блеском и красотой, разгоняли народ и радовались от всей души, что сегодня мир принадлежит им, — так рассказывал [Ёцуги].

Поразительно, что говорил он даже о цвете дамских платьев, которые виднелись из-под бамбуковых занавесок в экипажах.

— Одна дочь-принцесса, [Сё:си], что родилась у [Анси], безвременно скончалась[383]. Другая принцесса [Сиси] называлась Принявшей постриг принцессой Первого ранга и проживала во дворце Сандзё: Кажется, прошло уже более десяти лет со дня ее смерти. Принцесса, после рождения которой опочила [Анси], [Сэнси], — это нынешняя жрица святилища Камо сай-ин[384]. Многие принцессы были великими жрицами, но сия особенно долго сохраняла [свое положение] в мире неизменным. Мне кажется, карма воздействует на процветание именно линии [Моросукэ]. Хотя в прежние времена верховные жрицы святилища Исэ сайгу: и верховные жрицы святилища Камо сай-ин не произносили слов “Будда”, “сутры” и прочих[385], сия принцесса [Сэнси] даже почитала Закон Будды и по утрам возносила молитвы. За примером недалеко ходить: в сегодняшнюю церемонию разъяснения в сем храме[386] она, конечно же, изволила внести лепту. Поскольку она долгие годы служила богам-ками[387] я задаюсь вопросом, почему она так поступала? Озадачила она меня, когда в день праздника Камо вместе с собравшимися во множестве людьми на проспекте Итидзё: дала обет, что станет бодхисаттвой, — “это уж слишком!” подумал я.

А еще не чуждалась она славы мирской. Церемония Трех дней, начиная с церемонии Очищения[388], и выездные экипажи, и важные господа и прочее — все это было необыкновенно изысканно и ярко. Нынешний господин канцлер кампаку, будучи помощником стражника дворцовой охраны хё:эфу-но дзикан, во время церемонии Очищения возглавлял процессию[389]. Он был совсем еще дитя. Обычно жрица после возвращения в свою резиденцию[390] одаривала людей, [участников процессии]. [Будущий канцлер] прямо с берега реки отправился домой, и потому она пришла в замешательство. Призвала императорского посланника, возглавлявшего процессию, и одарила его платьем коитики[391] со своего плеча. Господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Канэиэ], услыхав об этом, изволил сказать:

— Как прелестно! Не одарить его было бы неловко, а чтобы послать за подарком, требовалось время Она, конечно, старалась выказать свое расположение Обычный человек не смог бы придумать такое.

Когда ныне правящий государь [Го-Итидзё] и наследный принц, владелец Восточного павильона [Го-Судзаку] были еще просто принцами, [Митинага] устроил так, чтобы показать им праздник[392]. В то время, как [жрица] следовала мимо помоста[393], сей господин [Митинага] усадил обоих принцев к себе на колени и произнес:

— Извольте взглянуть на сих принцев.

И тогда она показала краешек красного веера из-за занавесок священного паланкина. Все, начиная с господина [Митинага], выразили свое восхищение:

— Как необычайно догадлива жрица! Если бы она не подала знака, как бы мы узнали, что она видела [принцев].

Жрица [Сэнси] отправила Великой императрице тайго: [Дзё:то:мон-ин] послание:

С той поры как узрела
Сияние, что исходит
От листьев мальвы, —
Длятся годы мои,
Радостью переполняясь.[394]
[И получила в] ответ:

Как близнецы-листья
В венке багряника и мальвы,
Соединились с вами
В праздничный день.
Знать, божество к нам благосклонно.[395]
Поистине, [она] пользовалась благорасположением божества святилища Камо, и потому процветала на протяжении двух императорских правлений[396]. По сему поводу, [об истории с принцами], люди мира говорили:

— Это необыкновенно занимательно.

Однако бывший управитель соти Западных земель [Дадзайфу: — Такаиэ][397] сказал:

— Льстивая старая лисица! Как это гадко!

Правда и то, что младшая сестра [Тохи] сей императрицы кисаки-но мия [Анси] стала госпожой Северных покоев принца-главы ведомства церемоний сикибукё: Сигэакира. Сей принц [Сигэакира] приходился братом Му-раками[398]. Когда во дворце происходили [какие-нибудь празднества], императрица [Анси] приглашала на них супругу сего принца [То:си]. И та тайком пробиралась [во дворец]. Государь [Муратами] мельком изволил увидеть ее, — а была она необыкновенно красива, — и воспылал к ней страстью. Он не раз обращался с просьбами к императрице [Анси] и говорил, что постоянно думает о той. Она один-два раза разрешила [им свидеться], сделав вид, что ни о чем не знает. Но затем, по всей видимости, нежные чувства [государя] передались и [То:си] Часто [Анси] не знала, что и делать — не могла императрица притворяться спокойной в деле страсти. Тяжело переживать из-за чужих людей, а уж из-за [сестры]... [Государыня] хладнокровно скрыла свои переживания, щадя близких, которых всегда необыкновенно любила. Это было в высшей степени благородно и возвышенно еще и потому, что ее [младшая сестра] страдала из-за дурных слухов.

После того как императрица кисаки-номия скончалась, [То:си] была взята [во дворец] и благоденствовала, ее называли главной распорядительницей отделения дворцовых прислужниц найси-но кан дворца Дзё:гандэн[399]. [Государь] беспримерно любил ее, и, хотя это вызывало ревность у его высочайших наложниц нё:го и служительниц высочайшей опочивальни миясудокоро, они ничего не могли поделать. По этому поводу люди говорили:

— Это сказывается судьба господина Кудзё: [Моросукэ, ее отца].

А еще третья дочь [Моросукэ] стала госпожой Северных покоев господина Ниси-но мия [Такаакира]; когда, родив дитя, она скончалась, [Такааки-ра], решив, что детям плохо будет с чужой [женщиной], сочетался с той, что звалась Аи-мия и приходилась пятой дочерью министру. Четвертая дочь умерла молодой. Шестая дочь была супругой монаха-императора Рэйдзэй в бытность его наследным принцем, владельцем Восточного павильона.

Таковы были дочери [Моросукэ].

Что до сыновей, то из одиннадцати братьев пятеро стали Великими министрами дайдзё:дайдзинами[400]. Удивительно счастливая судьба! Кроме того, был Тадагими, начальник Правой дворцовой охраны ухё:э-но ками, а еще Китано-но самми, То:нори Третьего ранга, а еще То:кадзу, глава ведомства по делам казны о:куракё:, а еще [Такамицу], младший военачальник сё:сё:, который принял постриг [и стал зваться] То:номинэ, а еще те, кто сделались монахами: младший помощник епископа гон-со:дзу Иимуро и нынешний помощник епископа со:дзу Дзэнриндзи[401]. Они не имели себе равных в мире по действенности молитв и заклинаний, и не было человека при дворе или в народе, кто бы не надеялся на них и не почитал, как Будд,

А еще дети Китано самми Третьего ранга — это священнослужитель рисси Дзинку[402] и священнослужитель рисси Тё:гэн. А еще дочь Главы ведомства по делам казны о:куракё: [То:кадзу] — госпожа Северных покоев у господина Авата [Митиканэ], матушка нынешнего начальника стражи ворот Левой стороны саэмон-но ками [Канэтика]. Когда один из членов сей семьи младший военачальник сё:сё: Тономинэ принял постриг, сколько разных и бесконечно печальных и вместе с тем благих событий произошло! Среди прочего я с благоговением узнал, что государь [Мураками] изволил отправить послание, которое могло бы поколебать даже столь твердую решимость [принять постриг]:

Вдалеке от столицы
Чище воды реки Ёкава,
И чище жизнь
В колодце гор
Под высокими облаками.[403]
Ответ [был таким]:
Вечно тоскую
О столичном дворце в девять ярусов,
И тягостна жизнь
Среди гор, где вздымаются
Восьмиярусные облака.[404]
Сначала он обитал в Ёкава, а затем жил в То:номинэ[405]. Удивительно, [что он принял постриг]. Это произошло после того, как скончались господин Кудзё: [Моросукэ] и государыня императрица кисаки-номия [Анси]. Странным и печальным кажется и то, что принял постриг господин главный конюший ума-но то: [Акинобу][406], отринув начавшееся было процветание своих родителей. Сколь вероятно, что он уже давно вынашивал сие намерение? Когда вместе с родными братьями посетил в ночь на двадцать седьмое первой луны[407] Главный храм[408], то отправился на покой, не прочитав никаких молитв, и братья на заре сказали ему:

— Что ты так заспался? Вставай, читай молитвы.

— Прочту уж все сразу, — ответил он.

Когда его братья потом вспоминали этот случай, они говорили:

— Мы не удивились этому. А он, наверное, уже давно намеревался [принять постриг].

Но он не грустил, настроение его оставалось неизменным. Даже казался живее и веселее прочих. А вот сей господин Кудзё: [Моросукэ] встретился [однажды] с ночной процессией ста демонов[409]! Не слыхал, в какую луну это было, но глухой ночью он выехал из дворца и по улице О:мия направился на юг, у перекрестка Авано [Нидзё: — О:мия] опустил занавески экипажа и принялся погонять [слуг]

— Распрягите быка, поскорее опустите оглобли!

Хотя [слугам] это показалось странным, они опустили оглобли. Челядь и передовые конники, что едут впереди, приблизились к экипажу, чтобы узнать, в чем дело. Они увидели, что внутренние занавески совсем опущены, а [господин] лежит ничком, сжимая в руке жезл сяку[410] в такой позе, будто в страхе склонился перед кем-то.

— Слуги! Не ставьте оглобли на подставку, приблизьтесь, сколь возможно ближе к ярму, встаньте слева и справа от оглоблей! Те, кто впереди, кричите громче! Прислужники[411], подайте и вы голос! Передовые всадники, поближе ко мне! — крикнул [господин] и принялся быстро читать Сонсё: дха:рани:[412]. Быка укрыли в тени экипажа. Всего через полчаса[413] занавески поднялись, и [господин] изволил приказать:

— Теперь запрягайте быка и вперед!

Сопровождавшие толком ничего не поняли. И только потом он по секрету рассказал близким людям, что так, мол, и так, случилось, но это было удивительное событие, слухи о нем сами собой распространились по свету.

В то время, когда внук главы налогового ведомства мимбукё: [Мотоката][414] еще был престолонаследником, государь [Мураками] праздновал ночь старшего брата металла и обезьяны[415], и, конечно же, на торжество пожаловал сей глава налогового ведомства мимбукё:. Был там и господин Кудзё: [Моросукэ] и множество людей; играли в кости. А в то время [императрица-супруга тю:гу: Анси] носила [будущего] монаха-императора Рэйдзэй, и — не знаю, так это или не так, — а только люди мира гадали, что будет, [если родится мальчик].

Господин Кудзё: изволил сказать:

— Попробую-ка сегодня бросить кости. Если ребенок, что она носит во чреве, — мальчик, пусть выпадут две шестерки! — и бросил кости. И разве не выпали шестерки с первого же раза? Присутствующие переглянулись и принялись приветствовать и поздравлять [Кудзё:]. Такое предзнаменование всем показалось поразительным. Однако сей глава налогового ведомства мимбукё: [Мотоката] пришел в весьма мрачное настроение и совершенно побелел. Позже, сделавшись злым духом, он говорил:

— В ту ночь, [будто] крюк впился в мою грудь[416].

В общем сей господин Кудзё: [Моросукэ], видимо, не был обычным человеком. Он всегда в конце концов получал то, чего желал. Единственный досадный случай произошел, когда был он еще совсем молод, и как-то изволил рассказать. Он рассказывал:

— Во сне я увидел, что стою перед воротами Судзакумон, и ноги мои, левая и правая, указывают на улицы О:мия, западную и восточную, а [сам я], обратившись к северу, держу в руках императорский дворец[417].

Прислуживавшая ему [тогда] высочайшая наложница нё:го, весьма тонкая штучка, съязвила:

— Как же, верно, у вас поясница разболелась!

Из-за этих слов сон и не сбылся, и хотя потомки его весьма процветали, сам он не стал ни канцлером кампаку, ни регентом сэссё:. А еще несбывшийся сон отозвался непредвиденным несчастьем с господином управителем соти Западных земель [Дадзайфу: — Корэтика][418] и его потомками. С древних времен передают: “Даже самый вещий сон не сбудется, если над ним посмеяться”. Все, кто слушают меня, ни в коем случае не рассказывайте свои сны тем, кто опрометчиво судит и не понимает [законов вещей].

И нынешнее, и будущее потомство господина Кудзё: [Моросукэ], что бы там ни происходило, будет, видно, расширяться и процветать.

Однажды произошла весьма любопытная история: господин [Моросукэ], столь высоко вознесенный, посетил дом мастера поэзии Цураюки[419] (Тогда-то я и подумал, что японская песня еще жива). У него сломалась коробочка-гетай в форме рыбки[420], которую [Моросукэ] должен был надеть [на пояс] в первый день первой луны[421], и пока ее чинили, он отправился в дом [своего родителя] Тэйсинко: [Тадахира] и рассказал ему, что случилось и почему он опаздывает во дворец. Великий министр дайдзё:дайдзин встревожился, вынул коробочку, что хранилась у него с давних пор, и преподнес сыну на счастье, прикрепив к красивой сосновой ветке. Быть того не может, чтобы [Моросукэ] не смог выразить свои чувства в почтительной песне, но он решил попросить Цураюки и отправился к нему. Велика была честь, что оказали [поэту] сей просьбой:

Под ветром весенним
Растаял лед на пруду,
В котором рыбки
Тысячу поколений
Укрываются в тени под сосной.
Понятно, почему [Цураюки] включил эту песню в “Собрание”[422]. У господина [Моросукэ], которому с давних времен и поныне сопутствует беспредельное [счастье], положение [его внука], монаха-императора Рэйдзэй вызывает глубокое сердечное сожаление, — так сказал [Ёцуги]. Тогда слуга вступил в разговор:

— И все же, когда хотят привести пример, то, в первую очередь, говорят об этом правлении [Рэйдзэй].

— Как же могло быть иначе? Именно благодаря появлению [в мире] сего государя, господа Фудзивара сейчас процветают. Как говорил господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага]: “Если бы все сложилось по-другому, то мы сейчас были бы всего лишь какими-нибудь чиновниками сё:дайбу [Четвертого или Пятого ранга] и служили то здесь, то там сопровождающими конниками у [высоких особ] или попросту состояли бы на посылках”. На что, как я слышал, глава налогового ведомства мимбукё: Минамото [Тоси-ката] рассмеялся и сказал: “До чего неприглядно быть прислужниками с эдакими телесами!”[423]

Сие правление служило образцом и при дворе, и в народе. Злой дух упорно [владел государем], и люди беспокоились о нем, но во время обряда Очищения на церемонии Великого вкушения государем риса первого урожая дайдзё:э он очень красиво проехал [с процессией]. Люди говорили, что это [дух] господина Кудзё: [Моросукэ], недоступный взгляду, из-за спины государя прислуживал ему в императорском паланкине. Поистине, он и при жизни не был человеком заурядным, а уж после кончины непременно должен был стать духом-хранителем государя.

[Слуга спросил]:

— Если так, то почему бы ему не прогнать и [духов] главы ведомства кё: Мотоката и дворцового священника губу Кандзана?

[Ёцуги ответил]:

— Все это происходит по воздаянию из мира прежнего. По правде говоря, сердце у [государя Рэйдзэй] было прекрасное, и он мог бы мудро править миром. Люди говорили о нем с большим сожалением.

У покойного господина Кудзё: ныне — шестеро детей. [Анси] — матушка упомянутого монаха-императора Рэйдзэй и монаха-императора Энъю:; [То:си] — распорядительница отделения дворцовых прислужниц дворца Дзё:гандэн найси-но кан; Итидзё: [Корэмаса] — регент сэссё:; господин Хорикава [Канэмити]; [Канэиэ] — великий господин, Вступивший на Путь, дайню:до:-доно; Тадагими — начальник стражи хё:э-но ками — все они родились от дочери Цунэкуни, наместника Мусаси, особы младшего Пятого высшего ранга. Когда люди мира говорят: “...девочек”[424], имеют, верно, в виду именно [дочь Цунэкуни]. Из сыновей [Моросукэ], что родились от разных матерей, пятеро были Великими министрами дайдзё:дайдзинами, трое — регентами сэссё:[425].

ВЕЛИКИЙ МИНИСТР КОРЭМАСА [КЭНТОКУКО:]

Сего министра называли регентом сэссё: Итидзё:. Он был первым сыном господина Кудзё: [Моросукэ]. Под именем Тоёкагэ[426] создал замечательное собрание [песен]. Три года процветал, став министром, и скончался совсем молодым[427]. Люди говорили: это потому, что он нарушил завещание господина Кудзё:. Но как можно было не нарушить? Распоряжаясь о собственных похоронах, [Моросукэ] твердо повелел, чтобы устроены они были с нарушением установленного церемониала и со всевозможной скромностью, но устроили их в соответствии с обычаем. И это было правильно. Прекрасный собою и необычайно одаренный, [Корэмаса] настолько превосходил окружающих, что жизнь его не могла не оказаться столь краткой... Как чудесны были его японские песни на случай! На возвратном пути в столицу с праздника в Касуга[428], где он был императорским посланцем, [Корэмаса] послал даме:

Едва стемнеет,
Тотчас приду поведать
О своей несчастливой жизни:
Далека дальняя То:ти-деревня,
И трудно нам повстречаться.[429]
[И получил в] ответ:

Трудно нам повстречаться,
Далека дальняя То:ти-деревня...
Пусть много дней миновало,
Но помнить должен
О горах Ёсино.[430]
По случаю проводов младшего военачальника сё:сё: Сукэнобу[431] императорским посланником в Уса[432] [Корэмаса] сложил на банкете во дворце прощальную песню на тему “увядание хризантем”:

Далеко уезжаете, говорят, —
Переживу ль? Не увяну?
С тоскою смотрю,
Как блекнет неотвратимо
Хризантема с надломленным стеблем.[433]
Он приходился дядей государям [Рэйдзэй, Энъю:], дедом наследному принцу, владельцу Восточного павильона, был канцлером кампаку, и потому ничто в мире не могло не подчиниться его воле. Он имел особенный вкус к роскоши: [однажды], затевая Большой прием, вдруг заметил, что доски потолка и стен в Главном павильоне дворца Синдэн немного потемнели, и повелел немедленно оклеить их бумагой Мити-но ку[434]. И тогда все сразу же стало белым и чистым! Как только он додумался до такого?

Его обиталище — это теперешний храм Сэсондзи[435]. Сэсондзи был основан как клановый храм дома, и испытываешь глубокую печаль и ощущение встречи со стариной [при виде] все еще сохранившейся бумаги, когда проходишь мимо по такому случаю[436], [как церемония в храме Урин-ин]. Люди мира сетовали: не менее достойно сожаления то, что он скончался, не дожив и до пятидесяти лет, и не увидел позднейшего расцвета [своего рода]. Это было не менее печально, чем [произошедшее] с его отцом-министром [Моросукэ].

У него было много сыновей и дочерей. Одна дочь была высочайшей наложницей нё:го во времена монаха-императора Кадзана, посмертно была удостоена сана императрицы-матери ко:тайго:. Следующие две дочери были госпожами Северных покоев у министра Хо:дзю:дзи [Кэнтокуко:], они скончались одна за другой. Девятая дочь была супругой сына-наследника [Тамэ-така] монаха-императора Рэйдзэй — его называли принцем-главой Палаты цензоров дандзё:гу:; после кончины сего принца она стала истово верующей монахиней. А четвертая дочь была госпожой Северных покоев у Тадагими, начальника стражи дворцовой охраны хё:э-но коми, позже была супругой [Мунэката], главного ревизора Правой ревизионной канцелярии удайбэн, сына господина Левого министра Рокудзё: [Сигэнобу]. А Первая принцесса, младшая сестра монаха-императора Кадзана скончалась.

Вторая принцесса была жрицей святилища Камо во времена монаха-императора Рэйдзэй. а во времена монаха-императора Энъю: вошла во дворец как высочайшая наложница нё:го, и вскоре дворец сгорел — потому люди мира называли ее Огненной принцессой. Так она раза два-три входила во дворец, а потом скончалась. Книга с картинками “Три Сокровища”[437] была составлена, чтобы [Вторая принцесса] могла ее рассматривать. От дочери принца Ёакира родились сыновья: прежний младший военачальник сё:сё: Такаката и следующий за ним младший военачальник сё:сё: Ёситака — их называли “господа, срывающие цветы”. А всего через три года после господина [Кэнтокуко:] во второй год Тэнъэн (947 г.), год старшего брата дерева и собаки разразилось поветрие — оспа. Прежний младший военачальник сё:сё: скончался утром, а следующий за ним младший военачальник сё:сё: — вечером. Можно только представить себе чувства матери, госпожи Северных покоев, у которой в течение дня умерли двое детей! Слышали мы, это было огромное горе! Следующего младшего военачальника сё:сё: называли Ёситака. Был он собою прекрасен. Долгие годы ревностно служил на Пути [Будды]. Тяжко заболел и, понимая, что ему не выжить, сказал матери:

— После моей смерти не обращайтесь [с моим телом], как полагается по обычаю. Выполните мою давно лелеемую мечту — почитайте подольше сутру Цветка Закона, я, непременно, к вам вернусь.

И, прочитав главу Хо:бэнбон[438], он скончался. Сие завещание мать не то чтобы забыла, но, по всей вероятности, она впала в беспамятство, и, видимо, кто-то другой занимался всеми приготовлениями: Поворачиванием изголовья[439] и прочим — все делалось, как положено по обычаю, и он не смог возвратиться. Позже он привиделся своей матери, госпоже Северных покоев, во сне и прочитал:

Твердый обет свой
Как смогли позабыть?!
Теперь не сумею вернуться
С берегов замогильных
Пересеченной реки.[440]
Как же она раскаивалась! Позже, когда прошло время, сии два господина явились во сне монаху адзари Гаэн[441]. Старший брат, прежний младший военачальник сё:сё: [Такаката], просто явился, а младший военачальник сё:сё: [Ёситака] пребывал в прекрасном расположении духа, и потому адзари спросил:

— Вы, господин, в прекрасном расположении духа, не так ли? А, ведь, ваша матушка горюет о вас больше, чем о господине старшем брате.

А тот в недоумении так прочитал:

То, что дождями звалось.
Оказалось — лотосов россыпь.
Отчего ж постоянно
Увлажняются рукава
У родни в моем старом доме?[442]
Через некоторое время он явился во сне министру Оно-но мия Санэсукэ под сенью прекрасных цветов. При жизни они состояли в близкой дружбе, и [Санэсукэ] удивленно спросил:

— Что ты там делаешь? Где находишься?
В ответ [услышал]:

Некогда мы во дворце Пэнлай
в дружбе клялись при луне;
В дальнем краю вечного счастья
теперь веселюсь на ветру.[443]
Он, должно быть, возродился в Раю. Если бы даже он не дал знать об этом в снах, не приходится сомневаться в возрождении сего господина [в Раю]. В отличие от обычных людей мира он не гулял по дворцу, не был, конечно же, накоротке с дамами и даже не вел пустых разговоров. Однажды он приблизился к галереям и — как странно! — стал вопреки обыкновению беседовать [с дамами]. Только они успели подумать, что уже середина ночи, как он покинул их. Любопытствуя, куда направился сей господин, они послали человека. А тот, как только миновал Северную караульню, принялся читать нараспев сутру Цветка Закона. По северной части улицы О:мия приблизился к Сэсондзи. [Посланный дамами человек] увидел: встал он под изобильно цветущим деревом алой сливы у края супротивных восточных покоев и молится: “Победить грехи, жить добродетельно, возродиться в Чистой Земле”[444] и кланяется много раз, обратившись к Западу[445]. Возвратившись, [посланный] поведал о сих обстоятельствах, и не было никого, кто не выслушал бы его с глубоким чувством печального очарования.

[Я], старец[446], в те времена проживал на сей улице О:мия, и, услыхав его громкий голос, был поражен. Когда я вышел, то увидел, что небо покрыто дымкой, луна ярко сияет; его платье но:си[447] совсем белое, густо-пурпурные шаровары сасинуки[448] подвернуты до нужной длины, а разноцветное многослойное нижнее платье потоком переливается через отверстие в рукаве “для стрельбы из лука”[449]. Чудесное зрелище! При ярком свете луны его лицо казалось совсем белым, и поистине с великолепной отчетливостью выделялась прядь волос! Его сопровождал слуга и пристально наблюдал за молитвой. Все было исполнено необыкновенно печального очарования! Видно, сопровождал его некий отрок.

А однажды придворные отправились на увеселительную прогулку, и, конечно же, облачились в прекрасные охотничьи платья каригину[450]. но сей господин [Ёситака] — его долго поджидали — появился в весьма непарадном наряде: белые нижние одеяния, желто-алое охотничье платье каригину, светло-пурпурные шаровары сасинуки. И все же смотрелся он много изысканнее тех, кто старался изо всех сил. По привычке он бормотал под нос сутру Цветка Закона. Как искусно и изящно доставал он и прятал четки из красного сандалового дерева, украшенные стеклянными шариками!

Весьма и весьма редко встречаются люди, положившие себе пожизненный запрет [на мясное]. Пусть я повторюсь, но хочется мне рассказывать еще и еще об удивительных событиях, о которых довелось услышать и коим был свидетелем. Сей господин [Ёситака] был на редкость красив. И в будущих поколениях вряд ли появится кто-нибудь, превосходящий его. Однажды во время сильного снегопада он посетил Левого министра Итидзё: [Ма-санобу] и с дерева сливы перед Главным домом сломал [ветку], отягченную снегом. Он махнул ею, и снег медленно посыпался хлопьями на платье. Изнанка его платья но:си была блекло-желтой, а [когда рукава завернулись] и снег лег на них белыми узорами — [Ёситака] показался еще прекраснее.

Старший брат, младший военачальник сё:сё: [Такатака] тоже был весьма пригож. Но в сравнении с бесконечной прелестью сего господина [Ёситака] казался грубым мужланом.

Что до сего младшего военачальника сё:сё: Ёситака, то у него был [сын], господин Юкинари. Родился он от дочери господина Минамото Ясумицу, среднего советника тю:нагона Момодзоно[451], который ныне — близкоприслуживающий дзидзю:, старший советник дайнагон, о нем в мире идет шумная слава как о мастере каллиграфии. Двое сыновей сего господина [Юкинари] — нынешний управитель ками провинции Тадзима, господин Санэцуна, и управитель ками провинции Овари, господин Ёсицунэ, — родились от дочери Ясукиё Самми Третьего ранга[452]. От главной супруги родился и господин младший военачальник сё:сё: Юкицунэ.

Дочь [Юкинари] была госпожой Северных покоев у одного из детей господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно, [Митинага] от [госпожи] Такамацу [Мэйси] — господина помощника среднего советника гон-тю:нагона [Нагаиэ]. Дочь скончалась. А другая была госпожой Северных покоев у нынешнего управителя ками провинции Тамба, господина Цунэёри. Кажется, есть еще и старшая дочь.

Сей господин близкоприслуживающий дзидзю: и старший советник дайнагон [Юкинари] в бытность свою помощником управителя сукэ провинции Бинго был всего лишь придворным низкого ранга дзигэ[453], и в это время сделался главой архивариусов куро:до-но то: — и это поистине удивительно! В то время господин Минамото [Тосиката], глава налогового ведомства мимбукё:, занимал должность и претендовал стать высшим сановником. Когда же монах-император Итидзё: изволил спросить:

— Кто должен быть следующим? — ему ответили:

— Очередь Юкинари. Государь удивился:

— Но он же придворный низкого ранга дзигэ?!

— Обойти его очень трудно. Не стоит беспокоиться, что он придворный низкого ранга дзигэ. В будущем сделается тем человеком при императорском дворе, коего можно использовать для исполнения самых разных дел. Пренебрежение такими людьми принесет миру вред. Когда [государь] изволит различать добро и зло, люди служат ему всем сердцем. Если ныне не назначите его, думаю, придется об этом весьма пожалеть — так сказали, и потому [государь] со словами, что “сие разумно”, так и поступил.

В старину бывало так. что новый глава [архивариусов] то: назначался по предложению прежнего главы то:. Случилось так, что среди придворных оказался один, решивший: “Меня должны [назначить]”, — и услыхав, что в ближайшую ночь [состоится назначение], явился во дворец и, столкнувшись там с [Юкинари], назвал себя и сказал:

— Я прибыл, чтобы сделаться главой [архивариусов] то:.

Все застыли в изумлении. Поистине, это было неожиданно, но и... разумно! Все в семье стали врагами в борьбе за [должность] главы [архивариусов] то:, так что, боюсь, и [Юкинари] не остался в стороне. Всем известна история о среднем советнике тю:нагоне Асахира и регенте сэссё: Итидзё: [Корэмаса], оба они в одно время состояли придворными. Асахира, не будучи ровней Итидзё:, славился выдающимся умом и ученостью, да и люди ему доверяли; потому вышел ему случай стать главой [архивариусов] то:. Не стоит и говорить, что сей господин Итидзё: подходил на должность как нельзя лучше, однако господин Асахира сказал:

— Даже если господин не будет назначен, люди не станут плохо думать и говорить о нем. Позже он сможет занять [сию должность], коли возникнет у него такое желание. А если я на этот раз поскромничаю и упущу случай, это будет ужасным несчастьем, и потому не просите меня уступить.

— Я того же мнения. Подам прошение, [чтобы меня не назначали], — обещал [Корэмаса], и [Асахира] бесконечно обрадовался. Но [Корэмаса] почему-то изменил свое решение, никого не предупредив, и стал главой [архивариусов] то:. [Асахира] очень был раздосадован и сказал:

— Не думал я, что меня так обманут, — и дружбе их тогда же пришел конец. Он нанес оскорбление человеку из свиты сего господина Итидзё: [Корэмаса], и тот в гневе воскликнул, так что [Асахара] услышал:

— Даже если он не намеревался [стать главой то:], не следовало ему наносить нам оскорбления.

[Асахара] знал, что у него не было намерения кого-нибудь оскорбить. Он приехал к [Корэмаса] (такой человек, прибыв в дом сановника более высокого, чем он, ранга не входил наверх, а ожидал внизу, пока не позовут); дело было в шестую или седьмую луну, и жара стояла невыносимая. Послав сообщить о своем приходе, он с нетерпением ожидал у средних ворот. Солнце, клонившееся к западу, нависало, нечего и говорить — жара была невыносимая, и он чуть не упал без чувств. “Сей равный мне господин задумал погубить меня, изжарив на солнце. Зря я пришел”, — подумал он. Ясное дело, его переполняла злоба. С наступлением ночи стало понятно, что ждать нечего, и потому он с такой силой сжал жезл сяку, что тот с треском сломался. Надо ли говорить, как сильно взволновалось его сердце! И вот, вернувшись домой, он произнес: “Я буду вечно преследовать сей дом, и никто из них — ни сыновья, ни дочери — не будут благоденствовать. Если же кто-нибудь пожалеет их, то и он навлечет на себя мой гнев”, — и вскоре скончался. Он-то и превратился в злого духа, что преследовал [Корэхира] из поколения в поколение.

Не стоит и говорить, что сей господин [Юкинари] состоял в близком родстве с [Корэхира] и потому сильно испугался. Господину [Митинага] привиделось во сне: за дворцом Синдэн, там, где непременно проходят [направляющиеся] во дворец люди, стоял человек, чье лицо скрывала верхняя часть двери. Невозможно было разглядеть, кто там, и это внушало подозрения. [Митинага] много раз вопросил: “Кто это?” — и услышал в ответ: “Асахира”. Хоть и сон то был, а все равно страшно. Подавив [страх], он спросил:

— Зачем ты там стоишь?

— Поджидаю, когда придет глава [архивариусов] и ревизор то: бэн [Юкинари], — сказал [Асахира] и взглянул на него. Тут [Митинага] проснулся со словами:

— Сегодня при дворе церемониальный день, и потому, сдается мне, [Юкинари] придет рано. Что же делать?!

Он написал: “Мне привиделся сон. Скажитесь сегодня больным, строго соблюдайте день удаления от скверны и ни за что не являйтесь во дворец. Подробности при встрече”. И спешно отправил послание, но [Юкинари] разминулся с посланцем и спозаранку прибыл во дворец. Знать, сильны оказались его боги-защитники и Будда — он поехал во дворец не обычной дорогой, а мимо Северной караульни между покоями Фудзицубо и дворцом Корё:дэн.

[Митинага удивился]:

— Разве вы не получили послания, что я отправил вам? Мне привиделся некий сон!

[Юкинари] всплеснул руками и, не расспрашивая ни о каких подробностях, без лишних слов, удалился. Вознеся молитвы, он некоторое время не появлялся во дворце.

Жилище, где обитал сей дух[454], находилось к северу от улицы Сандзё: и к западу от проспекта Ниси-но То:ин. Ныне члены дома Итидзё: [Тэйтокуко:] никогда не входят туда. Сей господин старший советник дайнагон [Юкинари] преуспел в разных искусствах, но в сочинении японских песен был не силен. Во дворце проводилось состязание на знание песен утаро:ги[455], и люди пути [поэзии] ни о чем другом не думали, как о науке поэзии и о том, о чем следует спрашивать и как отвечать. Сей же господин старший советник дайнагон [Юкинари] [в ответ на все вопросы] хранил молчание, и некто, не понимая, что происходит, спросил:

— Что вы думаете о стихах: “Цветы на деревьях, что расцвели в Нанивадзу, // Зимою прятались...”[456].

А он немного помолчал и в глубокой задумчивости ответил:

— Ничего.

Все рассмеялись и потеряли интерес к игре. Хоть [поэзия] и не была его коньком, но ум его был обширен, и от природы он был искусен в изготовлении безделушек. Император [Го-Итидзё:] был дитя[457], он изволил приказывать придворным:

— Подать сюда игрушки!

И потому придумывали самые разные игрушки, золотые и серебряные, и всякие диковинки и приносили [государю]. А сей господин [Юкинари] преподнес государю волчок, прицепив к нему шнуры, раскрашенные в разные оттенки пурпурного цвета. [Государь] изволил спросить:

— Что за странная вещица? Он объяснил:

— Покрутите и увидите — это любопытно.

[Государь] отправился во дворец Синдэн и закрутил [волчок], и тот пошел кругами по всему огромному дворцу, и [государю] он так приглянулся, что стал его постоянной забавой, а все другие игрушки были спрятаны.

А еще придворные делали разные веера и преподносили [государю]. Многие делали планки вееров из золотого и серебряного лака, некоторые планки инкрустировали вставками из золота, серебра и ароматического дерева дзин , пурпурногосандала, наносили резьбу, писали на[458] несказанно красивой бумаге неведомые японские песни и китайские стихи, перерисовывали картинки с изображением знаменитых мест из книг, где собраны были “песни-изголовья” более шестидесяти земель[459], и подносили [государю].

Господин [Юкинари] по своему обыкновению только тщательно отлакировал планки и на лицевой стороне желтой китайской бумаги (на которой всего лишь слабо проступал водяной знак ситаэ[460]) красиво написал уставным письмом китайское стихотворение в жанре юэфу[461], а на оборотной стороне, “сдерживая кисть”, сделал изумительную надпись “травяным письмом”[462]. И государь все переворачивал и переворачивал [веер], любуясь им, и вложил в свою ручную шкатулку, сочтя удивительным сокровищем. На другие веера он только мельком взглянул и отвернулся. Что бы там ни говорили, ничто не победит благорасположенности государя [к Юкинари].

А еще он мастерски придумывал каламбуры. В день конных ристалищ во дворце Кая-ин[463] в барабан бил управитель провинции Сануки ками Акимаса[464]. Хоть и объявляли, кто первый, кто второй, — имен не помню[465]. Тот, кто должен был победить, оказался проигравшим, потому что [Акимаса] неправильно ударил в барабан. И сопровождающий верховой, не сходя с коня, в страшном гневе обернулся и обронил:

— Какой позор! Даже такое простое дело не мог сделать! И ведь подумать только, “Акимаса и Юкинари” поминают как одно целое, а ведь один — первый среди старших советников дайнагон, пользующийся влиянием, а другой — ни на что не годный бывший управитель ками провинции Сануки, старый чиновник дзюрё:[466]. Даже в барабан толком ударить не умеет!

Услыхав это, господин старший советник дайнагон [Юкинари] произнес:

— Промах Акимаса — поминают Юкинари. Позор мне! Не стоило поминать Юкинари, [говоря] о промахе Акимаса. Уж и натерпелся я позора!

И тогда люди воскликнули:

— Отлично сказано!

Людям это пришлось по вкусу, и тогда эти слова часто повторяли.

А еще сын господина регента сэссё: Итидзё: [Тэйтокуш:], он же — и дядя государя (его называли средним советником тю:нагон Ёситика, и родился он от той же матушки, что и младшие военачальники сё:сё: [Агэкатаи Ёситака]), во времена правления монаха-императора Кадзана пользовался большим влиянием. И когда император [Кадзан] принял постриг, тот со словами: “Я не должен отставать”, — прибыл в храм Кадзандзи[467] и через день постригся в монахи. В месте, под названием Иимуро[468], жил благочинно и так же скончался. Сей средний советник тю:нагон [Ёситика], человек небольшой учености, но мудрой души, был выдающимся сановником, персоной огромной важности, он во времена монаха-императора Кадзана управлял государством с цензором бэн Корэсигэ. Люди мира говорили о государе [Кадзане]: “Плох внутри, хорош снаружи”[469]. Он отдал указ: “Зимний Чрезвычайный праздник[470] проводить до наступления темноты. Пусть люди являются в час дракона[471]”. Но [люди] подумали: “Хоть и говорят так, а начнут, видно, в час змеи или лошади[472]”. Но когда господа-танцоры прибыли получать парадные костюмы, государь уже стоял в полном облачении. Поскольку сей господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], тоже был танцором, я слышал, что он говорил по сему поводу.

Они хотели пересечь проспекты засветло. Но поскольку [государь] страстно любил коней, он повелел, чтобы коней танцоров провели по конной тропе к северу от дворца Ко:рё:дэн и подвели ко двору утренней трапезной, где он намеревался полюбоваться, как придворные садятся на коней. Но людям показалось, что государю это не подобает. Да к тому же [государь] еще и вознамерился вскочить на коня, и — вот так незадача! — некому было прислужить ему. А в это время по счастливой случайности появился средний советник тю:нагон, Вступивший на Путь, ню:до: [Ёситика], [попечитель юного государя].

Государь покраснел и пришел в полное замешательство. Средний советник тю:нагон тоже изрядно смутился, но люди смотрели на них, и потому он не мог перечить [государю]. Напустив на себя восторженный и заинтересованный вид, он, подоткнув шлейф нижнего платья ситагасанэ[473], сел на коня и принялся кружить по тесному двору, демонстрируя искусство верховой езды; тут и [государь] повеселел. Он понял, что неприятностей не будет, и стал с удовольствием наблюдать за [всадником]. Средний советник тю:нагон не показывал, как он опечален и недоволен и что настроение у него —не в пример [государеву].

Благородные господа не имели повода негодовать, все понимали его чувства, и история эта передавалась из уст в уста. Но всё же нашлись такие, кто говорил: “Самому сесть на коня — это уж слишком”. Этот случай не был единственным: смута, царившая в душе [государя], вовсе не была очевидна для людей, при том, что в глубине его естества ход вещей отличался от обычного — и весьма серьезно. Так, глава налогового ведомства мимбукё: Минамото [Тосиката] сказал:

— Нельзя не признать, что монах-император Кадзан болен душевно, его болезнь хуже, нежели у монаха-императора Рэйдзэй.

Тогда господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], изволил заметить:

— Что за нелепость! — и рассмеялся.

Пострижение в монахи среднего советника тю:нагона Ёситика произошло стараниями ревизора бэн Корэсигэ. Будучи человеком весьма рассудительным, он посоветовал:

— Продолжать сношения с двором вам, чужаку, значит навлечь на себя неприятности.

Тот подумал, что это, может быть, и справедливо, и принял решение постричься в монахи. Но поскольку его сердце изначально не лежало к сей стезе, то люди сомневались, выйдет ли из этого толк, но он, от рождения отличавшийся силой духа, безупречно следовал [принятому обету] до самой смерти.

Его дети — это нынешний помощник епископа со:дзу Иимуро [Сэнъэн], а еще святой наставник э-адзари, художник [Энъэн][474], и господин, Вступивший на Путь, средний военачальник тю:дзё: Нарифуса. Все трое родились от дочери Тамэмаса, управителя ками провинции Битю:. Кажется, дочь сего среднего военачальника тю:дзё: — супруга господина Садацунэ. Потомки господина Итидзё: по какой-то причине жили недолго.

Монах-император Кадзан имел искреннее намерение принять постриг, он ревностно творил [молитвы], и не было [святого] места, коего он не посетил бы в своем подвижничестве. Однажды по дороге в Кумано[475], возле местечка под названием Берег тысячи деревень, Тисато-но хама, он заболел. Положив в изголовье камень, лежавший на берегу, прилег отдохнуть и увидел, как неподалеку поднимается дымок над рыбацкой солеварней[476], и почувствовал себя одиноким. Какой же печалью преисполнились его думы!

Вот потянусь
Погребальным дымом
К небу грядущих странствий,
А кто-то молвит, увидев:
Знать, соль рыбак выжигает.
С течением времени его подвижничество [на Пути Будды] безмерно возросло. [Однажды] ночью, когда он поднялся к Главному храму[477], монахи стали меряться чудотворной силой, и [государь] тоже возжелал и стал молиться про себя. Тогда монахов, одержимых духом защиты Закона го:хо:[478], отшвырнуло на стоявшую там императорскую складную ширму, и они обездвижили. Лежали они так очень долго, и когда [государь] отпустил их со словами, что, мол, довольно, монахи, что одержимы были духом защиты Закона го:хо:, поднялись и убежали. А люди с восхищением взирали на [государя]: “И в самом деле монах-император вызвал августейшего духа защиты го:хо:”.

Этого следовало ожидать. Чудотворная сила зависит от происхождения человека, кто же может мериться силой с подвижником? Соблюдение заповедей в прежнем рождении, вместе с заслугой пострига и отречения от престола, видно, безгранично [увеличили его чудотворную силу]. Неужели в будущем рождении подобная исключительная набожность не будет вознаграждена? Набожность набожностью, но душевная смута, столь явная на фоне обычного хода вещей, возможно, проистекала от происков злого духа... Однажды монах-император [Кадзан] пребывал во дворце Синдэн в ночь пожара[479]. Непостижен уму был вид его, когда он явился навестить [своего отца императора Рэйдзэй]. Его родитель, монах-император [Рэйдзэй] изволил находиться в своем экипаже, что стоял на перекрестке Нидзё: — Мадзири. Сей государь [Кадзан] в соломенной шапке “просветленная голова”[480] со вставленным в тулью зеркальцем, восседая на коне, самолично спрашивал людей: “Где он?”, и в ответ ему сообщили, что он там-то и там-то и что верхом недалеко до того места. И вскоре он, зажав плеть под мышкой и расправив рукава, неловко преклонил колени перед экипажем государя, как пристало челядинцам. А из экипажа монаха-императора Рэйдзэй доносилась громкая песня кагура-ута[481], и [люди] подумали, сколь много разного удивительного доводится им увидеть и услышать! Господин Акинобу[482] закричал: “Огни в саду!”, и тут уж никто не мог удержаться от смеха[483]. Так еще в какой-то год каждый мог лицезреть фигуру монаха-императора Кадзана, любующегося возвращением с праздника. Накануне произошел некий случай[484], так что сегодня ему не следовало бы появляться на людях, а он все-таки прибыл со множеством своих приближенных, что толпой шли за его экипажем под предводительством Райсэй, Высокой Шапки[485]. Это было так глупо, что и говорить не стоит. Но более всего меня заинтересовали его четки. Вместо обычных бусин [на шнуры] нанизаны были мандаринчики[486], а большими бусинами на концах служили мандарины покрупнее, и были эти четки отменно длинными. Концы их, как и складки его шаровар сасинуки, свешивались из экипажа. Видали ли вы что-нибудь подобное?

В Мурасакино[487], когда люди глазели на экипаж, прибыли охранники, чтобы взять под стражу юнцов[488], что участвовали во вчерашнем деле, — вот что получилось. В те времена господин помощник старшего советника гон-тю:нагона [Юкинари] был еще молод, и дабы предупредить [государя], выпалил: “Сейчас что-то произойдет. Скорей уезжайте”. И тотчас вся государева свита разбежалась кто куда, словно пауки на ветру. Осталась только прислуга при экипаже, и [государь] возвращался во дворец в хвосте длинной процессии экипажей. Думаю, не приходится сомневаться в том, что [государю] то было тяжело и унизительно!

Охранники призвали [государя] к ответу, с него строго взыскали, и имя его как великого государя оказалось запятнанным. А раз так, значит, слова, произнесенные господином главой налогового ведомства мимбукё: [Тосиката], сдается мне, соответствовали истине. И в самом деле: из сложенных им японских песен, не было таких, которые не передавались бы из уст в уста и не почитались непревзойденными. “Вот бы взглянуть на луну // Не из родного окошка...”[489] — не думаю, что кто-нибудь другой в сходном с ним состоянии духа сочинил бы такое. Нельзя не сожалеть о нем. Однажды он послал [отцу] монаху-императору Рэйдзэй, привязав к побегам бамбука, [такие строки]:

Пусть в мире сем
Оказалась неплодна,
Словно бамбук,
Жизнь вашего чада,
Но годы остатние вам посвящу.[490]
[И получил в] ответ:

Так бы хотелось вернуть
Юность, зеленую, словно бамбук,
Что давно миновала...
Да придет долголетье
К тебе, молодому побегу.[491]
В “Собрании старинных и новых песен Японии” он с грустью записал: “Изволил благосклонно ответить”. Было какое-то особенное чувство в отцовском пожелании долгой жизни.

Сей монах-император Кадзан слыл человеком утонченным. Взять хотя бы строительные затеи в его дворце. Пол в дальнем углу каретного сарая был слегка приподнят, а к выезду плавно понижался. Каретник снабжен был скользящими двустворчатыми воротами. Полностью готовый в дорогу экипаж мог в случае нужды сам, грохоча колесами под уклон, без помощи человека выехать из сарая, достаточно было только раздвинуть ворота - не правда ли, любопытная выдумка! Великолепие государевой утвари не поддается описанию. Я удостоился видеть его тушечницу, которую он изволил пожертвовать на чтение сутр, когда Шестой принц[492] потерял сознание. Ее украшали писаные золотым лаком гора Хо:рай[493] на морском побережье и [волшебные существа] — длинноруки и длинноноги[494]. Удивительно, как положен был лак, как прорисована картина, как отделаны края.

А когда он разбивал сад, то сказал: “Цветы сакуры несравненны, но ветви у нее какие-то жесткие, и форма ствола безобразна. Смотреть приятно лишь на крону”, — и велел посадить деревья сакуры с внешней стороны Средних ворот[495]. Люди пришли в восторг и говорили, что лучше и придумать нельзя.

А еще он повелел посеять семена пышной гвоздики по верху глинобитной стены, цветы неожиданно разрослись во все четыре стороны, словно кто-то развесил парчовые одеяния. Увидав сие цветение, все восхитились, так это было прекрасно.

Однажды господин, Вступивший на Путь, ню:до:-боно [Митинага], устраивал конное ристалище, и [монах-император Кадзан] был приглашен. Его парадное платье соответствовало дню августейшего присутствия и, конечно ясе, не могло быть обыкновенным. К тому же экипаж его поистине выглядел так, что ничто в мире не могло с ним сравниться. Все, вплоть до обуви, было достойно того, чтобы люди любовались; позже, слышал я, [его обувь] выносили на всеобщее обозрение.

Он также писал картины, и это было необыкновенно. Он накладывал блеклую тушь мазками, изображая колеса катящегося экипажа, намечал их величину и рисовал спицы, незаметно переходя от светлого к темному — поистине, именно так и следует рисовать. Как иначе разглядеть черноту колес быстро мчащегося экипажа? А еще он написал картину, на которой изображен был человек, что надел на пальцы коленца бамбука, оттянул веки и пугает детей, а у тех лица покраснели, и вид перепуганный. А еще картины, на которых он изобразил обычаи, принятые в домах людей богатых и бедных, и все они были совершенно такие, как должно. Среди вас, наверное, кто-то видел [картины государя].

ВЕЛИКИЙ МИНИСТР КАНЭМИТИ [ТЮ:ГИКО:]

Сей министр был вторым сыном господина Кудзё: [Моросукэ], его называли канцлером кампаку Хорикава[496]. Канцлером он был шесть лет. О его матери ничего не известно, [и не значит ли это:] у него была та же матушка, что и у господина Итидзё: [Кэнтокуко:][497]. Когда сей господин [Тю:гико:] прошел церемонию Облачения в раздвоенную юбку хакамаги[498], он прибыл в дом Тэйсинко:, чтобы выразить почтение [деду], и тот, желая добавить к своему подарку, пригласил мастера Цураюки[499], и [вот] преподнесенная [Канэмити] песня:

Словами не выразить,
Но сердцем знаю:
Все потому,
Что божество
Струн коснулось.[500]
Видимо, в подарок была преподнесена цитра кото.

Собою [Канэмити] был блистателен и светел. В то время, как он жил во Дворце Хорикава-ин, алая слива, что росла на углу у Главного зала, пышно расцвела в день Чрезвычайных гостей риндзи кяку[501]. Возвращаясь во дворец после приема, он остановился под цветами, и, сломав одну веточку, воткнул в прическу и принял танцевальную позу — как прелестно он выглядел в тот день!

У сего господина [Тю:гико:] от шести до восьми часов как закуску к “вечернему вину”[502] подносили фазанов. И поскольку непременно следовало доставить их вовремя, то приносили их ранним вечером. Господин Нарито, тогда еще Шестого ранга, первый раз ночевал [в доме Тю:гико:]. Вдруг что-то тихо-тихо заскреблось в сундуке для обуви. Под покровом темноты он приоткрыл крышку и заглянул в сундук, а там — фазан.

— Так значит люди говорят правду, — вознегодовал он. Когда все уснули, вынул фазана, сунул его за пазуху и выпустил на горе за дворцом Рэйдзэй-ин, и тот с громким криком улетел. Как прекрасно, что он довел до конца задуманное...

— Я думаю, что благодаря этому поступку стану счастливым человеком[503], — говорил он. — Родовая знать уничтожает живые существа — это бессердечно!

Дочь сего господина [Тю:гико:] — это барышня [Кохи], что родилась от дочери принца Мотохира, главы ведомства церемоний сикибукё:. Во времена монаха-императора Энъю: она вошла во дворец, ее называли императрицей-супругой тю:гу: Хорикава. Когда она была ребенком, [Канэмити] по неизвестной причине не любил ее, как полагается родителю. Но сердце у нее было мудрое, а еще ее приближенные давали ей хорошие советы, и она много ходила по храмам и возносила молитвы[504]. Моя жена видела ее на горе Инарияма[505]. Вид у нее был очень усталый, и шла она, откинув вуаль[506] и обмахиваясь веером. Линии ее стана в шароварах сасинуки были более благородных [очертаний], чем у большинства дам, и она, что ни говори, была несравненна. Со временем, когда она повзрослела, за ее усердие в вере [Канэмити] ничего не оставалось, как возвести ее против своей же воли в сан императрицы кисаки — ведь старших дочерей у него не было. И она вошла во дворец в весьма почетном ранге [тю:гу:].

Нынешняя барышня-принцесса Первого ранга [Гэнси] сделалась распорядительницей Отделения дворцовых прислужниц найси-но кан, она и теперь жива. Она стала супругой управителя провинции Сануки ками Акимаса, сына господина Левого министра Рокудзё: [Сигэнобу]. А еще старший сын [Акимицу] в двадцать первый день седьмой луны второго года Тё:току (966 г.) стал Правым министром. Было ему семьдесят восемь лет. Он скончался всего пять лет назад. Его называли господином Злым духом-Правым министром — весьма неприятное прозвище. Тому должна быть какая-то причина.[507]

Его госпожа Северных покоев была Пятой принцессой [Морико], дочерью бывшего государя Мураками, она родилась от служительницы императорской опочивальни миясудокоро Хирохата. Родила мальчика и двух девочек, мальчик-принц известен как младший военачальник сё:сё: Сигэиэ. По характеру он был человеком сердечным, в мире его любили, и в то время он много вращался в обществе, но поскольку не вышла ему судьба долго жить, он принял постриг и скончался. Одна из дочерей [Гэнси] стала императорской наложницей нё:го Сё:кё:дэн[508] во времена монаха-императора Итидзё:. В конце концов она стала госпожой Северных покоев у господина государственного советника санги Минамото Ёрисада. сына принца-главы ведомства церемоний сикибукё: Тамэхира. Кажется, у нее было много отпрысков. Я думаю, все знают, что произошло в те времена[509]. Когда сей государственный советник санги скончался, она стала монахиней.

Еще одна дочь[510] [Хироко] взяла в женихи нынешнего Коитидзё:-ина, когда он был еще принцем-главой ведомства церемоний сикибукё:. В то время, как он был наследным принцем, владельцем Весеннего павильона, она думала о нем с радостью. После отречения от престола он стал монахом-императором и перебрался к госпоже [Канси], хранительнице Высочайшего ларца микусигэдоно, [дочери] госпожи Такамацу. Иногда только в мыслях своих навещал [Хироко], и этим все и ограничивалось: и высочайшая наложница нё:го, и ее отец [Акимицу] много думали-горевали и, наконец, заболели и скончались. У нее родилось много принцев.

Второй сын господина канцлера кампаку Хорикава [Асатэру] родился от дочери принца Ариакира, главы военного ведомства хё:букё:, его матушка не была родительницей императрицы-супруги тю:гу: [Кохи]. Еще его называли Асамицу, старшим военачальником дайсё: Кан-ин. Несравненным достижением считалось то, что когда старший брат [Акимицу] состоял государственным советником санги, сей господин [Асатэру] был средним советником тю:нагоном. В то время в мире все относились к нему с почтением. В свете он блистал беспримерно. Идея украшать бортики колчана хрусталиками принадлежит сему господину [Асатэру]. Сопровождая [государя] в августейших выездах, он нес за спиной колчан, и тот сверкал в лучах утреннего солнца, поражая и изумляя — это было прекрасно! Сейчас глаза привыкли, и люди уже не считают это диковинкой.

Успехи в мире господина [Асатэру], который так вел себя, что в любом деле его блеск привлекал всеобщее внимание, после кончины его отца [Тю: гико:] пошли на убыль, он стал болеть и оставил должность старшего военачальника дайсё:, что заслуживало сожаления. Так, его знали как всего лишь старшего советника-надзирателя адзэти дайнагона. Он был весьма искусен в сложении японских песен[511]. Скончался в возрасте сорока пяти лет.

Госпожа Северных покоев родилась от главной распорядительницы Отделения дворцовых прислужниц найси-но кан дворца Дзё:ган [То:си], она была средней дочерью принца-главы ведомства церемоний сикибукё: Сигэакира. Родила трех сыновей и дочь и. видно, блистала красотой. Во времена монаха-императора Кадзана вошла во дворец, всего месяц находилась в зените славы, но что-то произошло, и она не навещала государя, и государь не приходил, они перестали обмениваться письмами. Месяц-два она с тоской ожидала его, а затем покинула дворец. Что могло быть обиднее? Как же горевали ее отец, старший советник дайнагон [Асатэру], и братья, наблюдая страдания существа столь несравненной красы.

Из трех сыновей от одной матери, [дочери Сигэхара], старший — это нынешний господин средний советник тю:нагон Фудзи[вара] Асацунэ. Люди держались о нем высокого мнения. Второй и третий сыновья — это старший конюший ума-но то: и младший военачальник сё:сё:, они приняли постриг и со временем скончались. Сын помянутого конюшего, принявшего постриг, — это нынешний начальник Правой столичной управы таю: [Мороцунэ]. А еще дочь господина, который был известен как Масамицу, глава ведомства по делам казны о:куракё: (а он был сыном господина Хорикава), родилась от средней дочери Минамото [Такаакира], управителя Дадзайфу: соти; ныне она — хранительница Высочайшего ларца микусигэдоно-но [бэтто:][512] у Великой императрицы-матери тайко:тайго: [Кэнси] и госпожа Северных покоев у начальника стражи Левой дворцовой охраны саэмон-но ками [Киннобу]. Еще сын Канэсада — бывший чиновник провинции Ко:дзукэ. По правде сказать, у тю:нагона [Асацунэ] был еще один сын — господин Токимицу, которого люди мира называли средним советником тю:нагоном, “повернутым на север”[513], и еще один — начальник Правой столичной управы таю: [То:мицу]. Сын сего начальника таю: — это господин епископ бэтто: со:дзу Дзинсэй в храме Ниннадзи. Вот и все потомки господина Хорикава [Тю:гико:].

Сей министр [Тю.гико:] отличался суровым нравом. И какая жестокость — лишить господина Хигаси Сандзё: [Канэиэ], потомки которого так бесконечно процветали, всех постов и рангов — и без всякой на то причины! И небесный император, видно, встревожился. Государь, что правил в то время, был монах-император Энъю:. Когда [Канэиэ] преподнес государю “длинную песню” нагаута[514], в которой жаловался на несчастливую судьбу, то в ответ государь изволил так ответить: “Лодки с рисом...”[515]. И потому недолгими оказались страдания [Канэиэ].

ВЕЛИКИЙ МИНИСТР ТАМЭМИЦУ [КО:ТОКУКО:]

Сей министр был девятым сыном господина Кудзё: [Моросукэ], находился в должности министра семь лет, его называли министром Хо:дзю:дзи[516]. У него было семь сыновей и пять дочерей. Две дочери родились от младшей сестры главы военного ведомства хё:букё: Сукэмаса, а три — от дочери регента сэссё: Итидзё: [Кэнтокуко:]. Матери сыновей — все были разные. Одна из дочерей состояла высочайшей наложницей нё:го [Киси] во времена монаха-императора Кадзана и пользовалась большой любовью [государя], а затем скончалась. И еще одна из дочерей была госпожой Северных покоев у среднего советника тю:нагона, принявшего постриг, [Ёситика], и она скончалась.

Что до сыновей, то старший назывался начальником стражи Левой привратной охраны саэмон-но ками [Санэнобу]. Сложилось так, что он скончался из-за своего злого и жестокого нрава. Это была некрасивая история. Когда тебя обходят в чинах и рангах — это горькое испытание. Причем такое неизменно происходит с теми, у кого на роду написано. Хотя [и тот и другой] занимали должность государственного советника санги, но [Санэнобу] уступал брату [Таданобу] в глазах людей; когда освободилась должность среднего советника тю:нагона, он подумал, что сам сможет ее занять, и намеренно встретился [с братом] наедине и сообщил ему:

— На этот раз не претендуйте на должность среднего советника тю:нагона, я намерен просить о назначении.

И тот удивился:

— Как же я могу стать [средним советником] раньше господина?! Это совершенно невозможно. Тем более что вы дали мне об этом знать.

Совершенно доверившийся [брату, Санэнобу] не очень озаботился хлопотами о должности, и когда господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], спросил у младшего брата [Таданобу]:

— Вы не намереваетесь просить о назначении? Тот ответил с сомнением:

— Ведь начальник стражи Левой привратной охраны саэмон-но ками хлопочет о своем назначении. Причем тут я?

[Митинага] сказал:

— Начальника стражи Левой привратной охраны саэмон-но ками не назначат. Если вы откажетесь, то назначат кого-то третьего.

Тот [согласился]:

— Раз начальник стражи Левой привратной охраны саэмон-но ками не получит [этого назначения], то и мне нет оснований [отказываться]. Я должен принять [должность].

Раз уж он согласился, то и незачем было назначать кого-то третьего, и назначили [Таданобу]. [Санэнобу] подумал: “Как он мог обмануть меня, глядя мне в глаза?” Он все больше и больше кипел от негодования. В день церемонии назначения с самого утра сжимал кулаки и твердил: “Таданобу и Митинага обманули меня”. Ни слова больше он не вымолвил, все время [церемонии] пролежал ничком, [потом] заболел и на седьмой день скончался[517]. Он так крепко сжимал кулаки, что насквозь пронзил себе ладони!

[Санэнобу] был большой любитель возлияний. На приеме Чрезвычайных гостей в доме канцлера кампаку он перепил и не смог подняться с места; его вырвало, и ширма, на которой знаменитый Хиротака начертал китайское стихотворение юэфу[518], оказалась испачканной. Сей же господин, что стал средним советником тю:нагоном [Таданобу], пользовался расположением в мире и был прекрасным человеком.

А еще помощник среднего военачальника гон-тю:дзё: господин Митинобу, человек утонченных чувств, почитался весьма искусным в сложении японских песен: и он скончался. А еще [были] начальник стражи Левой привратной охраны господин саэмон-но ками [Киннобу], еще господин епископ со:дзу храма Хо:дзю:дзи [Дзингаку] и святой учитель адзари [Ёсимицу].

Дочери, рожденные от дочери господина регента сэссё: Итидзё: [Кэйтокуко:], — это госпожи Третья. Четвертая и Пятая. Третья дочь была супругой господина Такацукаса, она стала монахиней. Четвертая дочь скончалась родами, когда господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], еще был в миру. Пятая дочь — в услужении у нынешней императрицы-матери ко:тайго:.

Такова судьба сего министра [Ко:токуко:]. Он превратил храм Хо:дзю:дзи в величественное сооружение. Для человека, который не был ни регентом сэссё:, ни канцлером кампаку, — это великолепное достижение. Сей министр [Ко:токую:] был человеком выдающимся, но потомки его не процветали.

ВЕЛИКИЙ МИНИСТР КИНСУЭ [ДЗИНГИКО:]

Сей министр [Дзингико:] — это нынешний министр Кан-ин. Он — одиннадцатый сын господина Кудзё: [Моросукэ], его матушка была принцессой его госпожа Северных покоев — дочерью принца крови [Ариакира]. От нее родились дочь и два сына. Дочь [Ясуко] была высочайшей наложницей нё:го во дворце Кокидэн во времена монаха-императора Итидзё:, она и сейчас жива. Из сыновей один — называвшийся Нё:гэном, помощником епископа со:дзу Саммай [Сама:дхи][519], скончался. Другой сын — это нынешний начальник стражи Правой привратной охраны уэмон-но ками господин Санэёри.

Дети помянутого господина [Санэёри] от дочери Нобумаса, правителя провинции ками Харима, — две дочери и сын. Старшая барышня — нынешняя госпожа Северных покоев у помощника управителя двора императрицы-супруги гон-таю: [Ёсинобу], еще одна дочь — госпожа Северных покоев у нынешнего главы архивариусов куро:до-но то: и среднего военачальника тю:дзё-[Акимото], сына господина старшего советника дайнагона Минамото Тосиката, известного как глава налогового ведомства мимбукё:. Что до молодого господина, то его усыновил дед, господин Великий министр дайдзё:дайдзин [Дзингико:], ему дали имя Киннари. Он — глава архивариусов куро:до-но то: и особа, пользующаяся особым покровительством при дворе. Такова судьба сего господина Великого министра дайдзё:дайдзина [Дзингию:]. Его [дети] не стали ни государями, ни императрицами. Матушка сего Великого министра дайдзё:дайдзина, дочь государя Энги, называлась Четвертой принцессой [Ясуко][520]. Энги изволил сильно любить ее. На ширмах в день церемонии Прикрепления шлейфа моги[521] цензор бэн Кинтада[522] написал о сей принцессе:

Остановившись в пути,
День провел на горной тропе,
Чтобы услыхать,
Как кукушка опять
Прокукует.
Цураюки и другие поэты сложили множество песен, но для [бэн Кинтада] эта песня, как ее оценивают [в мире], превосходна!

[Четвертая принцесса] — младшая сестра двух государей — [Судзаку и Мураками]. Ее бережно взращивали во дворце, а господин Кудзё: [Моросукэ] привлек на свою сторону придворную даму нё:бо: и [с её помощью] тайно проник к ней. Люди мира говорили, что так не подобает, и государь Мураками изволил думать об этом с тревогой. Когда о страсти [Моросукэ] сделалось известно, его, в конце концов, укорять не стали, и все благодаря безграничному благорасположению к нему государя. Однажды, когда еще не пошли пересуды и государь ни о чем не знал, лил проливной дождь, гремел гром, и сверкала молния. Сия принцесса [Ясуко] находилась во дворце, и государь изволил сказать:

— Господа придворные, идите к Четвертой принцессе. Боюсь, она испугалась.

И все пошли, а министр Оно-но мия [Санэёри][523] пробормотал:

— Не пойду. На ней скверна.

После этих слов государь все понял. Когда [Моросукэ] перевез ее из дворца в свой дом, то окружил там необыкновенным вниманием. Она зачала [будущего] господина Великого министра дайдзё:дайдзина [Дзингико:] и, пребывая в большом страхе, постоянно говорила своему супругу:

— У меня такое предчувствие, что я не перенесу [родов], вот увидите.

— Если это случится, я ни на миг не переживу вас. Но если вопреки моему желанию [останусь в живых], непременно приму постриг. И еще я ни за что не женюсь во второй раз. Вы увидите это с высоты небес, — отвечал он.

Она, должно быть, думала: “Негоже ему становиться монахом”. В небольшие китайские сундучки[524] она сложила шапки эбоси и носки, что сшила [для него] своими руками, а господин [Моросукэ] и не знал об этом. В конце концов, она скончалась[525]. И день, когда родился сей господин Великий министр дайдзё:дайдзин [Дзингико:], стал также и днем смерти его матери.

Каждый раз, когда господин Кудзё: видел эти сшитые для него шапки эбоси и носки, он не мог не зарыдать. Он, и вправду, кончил жизнь в одиночестве.

Сего господина Великого министра дайдзё:дайдзина, которого она, родив, оставила, изволила растить его старшая сестра Средняя принцесса [Анси], которая беспримерно любила свою семью. [Дзингико:] жил во дворце, и государь [Мураками] изволил сильно привязаться к нему. Он постоянно находился при государе. О нем всегда заботились точно так же, как о принцах. Отличие было лишь одно: столик, на котором ему подавали еду, был только на один сун[526] ниже.

В старину даже принцы, пока были детьми, не жили во дворце, и то, что сей юный господин [Дзингико:] рос [во дворце], осуждалось и считалось неподобающим. И раз уж так, то не должно было обращаться с ним, как с обыкновенным придворным. Он был дитя, и потому, конечно же, в играх вел себя [с принцами] как равный, и в таких случаях государь монах-император Энъю: со вздохом [говорил]:

— Сей ребенок думает, что он такой же, как принцы. Но это не так... Со временем [Кинсуэ] постарел и беспримерно полюбил своего внука

Киннари, главу [архивариусов куро:до] то: и среднего военачальника тю:дзё:, и даже во дворец он не выезжал, пока тот не сядет в его экипаж. Если сей господин [Киннари] медлил выходить, то [Кинсуэ] ждал его у дворца Юбадоно[527]. И только доносились [крики] его верховых. Люди видели, что он стоит и ждет, и спрашивали его:

— Что вы тут делаете? А он отвечал:

— Ожидаю Ину[528].

Однажды [Кинсуэ] сопровождал наследного принца, владельца Восточного павильона [Го-Судзаку], посещавшего церемонию моления духу усопшего в Золотом павильоне в храме Мурёдею-ин[529], и всю дорогу повторял одно и то же: “Пожалуйста, позаботьтесь о Киннари”. Принц потом изволил заметить: “Это было трогательно и смешно разом”.

Дочка племянницы Сигэки[530], что служила под началом няни Накацука-са[531], рассказывала. У господина Акимото, главы куро:до то: и среднего военачальника тю:дзё:, говорят, был младенец-сын [Сукэцуна]. На пятидесятый день от рождения[532] его, как гласит молва, перенесли в Сидзё:[533], и сам господин Великий министр дайдзё:дайдзин [Дзингико:] вкладывал ему в ротик [моти]. Его дядя [Санэнари], начальник стражи дворцовой охраны эмон-но коми, держал [дитя] на руках, и дитя заплакало. Тогда начальник стражи Правой дворцовой охраны уэмои-но ками сказал: “Ты ведь никогда не плачешь. Что с тобой?” Он-то приседал, то привставал, [успокаивая младенца]. Господин Великий министр дайдзё:дайдзин [Дзингико:] сказал: “Такое случается с детьми. И ты так же вел себя в детстве”, — и тогда сановные родственники, что прибыли [на церемонию], заулыбались. Среди них был господин младший военачальник сё:сё: Четвертого ранга Такакуни, он всегда вспоминает этот случай и смеется. Он показал себя, по правде говоря, человеком излишне сентиментальным... Слышал я, прежде его детское имя было Мияогими.

СВИТОК IV

ВЕЛИКИЙ МИНИСТР КАНЭИЭ

Сей министр был третьим сыном господина Кудзё: [Моросукэ], министром Хигаси Сандзё:[534]. Его досточтимая матушка приходилась также родительницей регенту сэссё: тидзё: [Ринтокуко:]. Он был дядей монаху-императору Рэйдзэй, монаху-императору Энъю:, дедом — монаху-императору Итидзё: и монаху-императору Сандзё:, отцом — монашествующей вдовствующей императрицы нё:ин Хигаси Сандзё:, посмертно удостоенной сана императрицы-супруги ка:го: [Тё:си]. Двадцать лет он был высшим сановником, двенадцать лет — в должности министра, пять лет — регентом сэссё:, два года Великим министром дайдзё:дайдзином, благоденствовал и правил миром пять лет. Поскольку принял постриг, то посмертного имени не имеет.

Во дворец непременно въезжал через Северную караульню[535] — оттуда до дворца совсем недалеко — в экипаже, запряженном быками. Входил туда, развязав тесемки на воротнике, что не подобало! Возможно, в том и не было ничего зазорного; а вот, однако, когда во время состязаний по борьбе сумо[536] в присутствии государя [Итидзё:] и наследного принца, владельца Весеннего павильона [Сандзё:], он разоблачился и боролся в одном лишь легком платье асэтори[537] — такого, конечно же, в мире не видывали...

На старости лет, когда скончалась его госпожа Северных покоев, жил одиноко. Начать с того, что внутреннее убранство западного флигеля дворца Хигаси Сандзё: сделал таким же, как в зданиях Дворца Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн, и обосновался там на житье; люди поговаривали, что это уж слишком. И все же судьба не столь ему благоприятствовала, чтобы он перестал быть человеком заурядным. Люди с уверенностью утверждали, что [регентом] он пробыл недолго из-за своего спесивого нрава.

В те времена были, говорят, мудрецы — толкователи снов и прорицательницы. Когда регент сэссё: Хорикава [Тю:гико:] находился на вершине славы, сей господин Хигаси Сандзё: [Канэиэ] принужден был оставить свои должности м то было время горьких испытаний. Некто увидел во сне, что множество стрел выпущены от дома Хорикава на восток, и все они упали на дом Хигаси Сандзё:. Господину [Канэиэ] сказали: стрелы пущены со стороны, которая почитается неблагоприятной, и потому это сочли дурным предзнаменованием. Он испугался и стал расспрашивать толкователя снов, а тот объяснил:

— Это необыкновенно хороший сон. Он предсказывает, что [власть] в мире перейдет [к Канэиэ], а люди того господина словно бы перейдут [к вам].

Именно так все и произошло. А еще в то время была одна мудрейшая прорицательница, о ней говорили, что юное божество Камо вакамия[538] вещает ее устами, люди мира называли ее Возлегшей прорицательницей, потому что вещала она лежа. Великий господин, Вступивший на Путь, дайню:до:-доно [Канэиэ][539], призвал ее и расспросил, и она ответствовала ему весьма мудро, и все, что предсказывала — и события дня нынешнего, и события прошлого — так и сбывалось. Уверовав, что все ее предсказания сбудутся, он облачился в парадное платье, надел головной убор, и, сделав свои колени ее изголовьем, вопрошал о вечном. И ни разу она не ошиблась, говоря о будущем. Он приблизил ее, поскольку происхождение ее — не слишком низкое (она была кем-то наподобие главной придворной дамы [в доме Канэиэ]) — позволяло это.

Люди говорили, что дом Хоко-ин[540], где проживал сей господин [Канэиэ], несчастливое место, но он совсем не обращал внимания на людские толки, изволил посещать его и потому вскоре скончался. Изволил совершать эксцентричные поступки: например, послал в Авадагути[541] челядинца на коне из своей конюшни [только для того, чтобы] полюбоваться далекой [фигурой всадника]; однажды, наслаждаясь ясной лунной ночью, он не опустил нижние решетки. Прислуживающие засуетились, а господин [Канэиэ], ни капли не испугавшись, схватил меч, что лежал в изголовье, и вскричал:

— Кто посмел опустить решетки, когда я любуюсь луной?! Я ничего не вижу! Сейчас же подними! Не поднимешь — тебе несдобровать!

Случилось невероятное: решетки были враз подняты; и подобные загадочные события происходили весьма часто. Этим, видимо, объясняется, почему [этот дом] вместо того, чтобы перейти во владение детей господина, был превращен в Главный зал [буддийского храма].

Что до детей министра [Канэиэ], то у него было четыре дочери и пять сыновей. Две дочери и три сына — всего пятеро детей — родились от дочери [Токихимэ] управителя ками провинции Сэтцу — господина Фудзивара Накамаса. Посмертно удостоенная сана императрицы-матери ко:тайго: [Тё:си], матушка монаха-императора Сандзё:, монахиня-императрица нё:ин [Хигаси Сандзё:] и три министра — [Мититака, Митиканэ, Митинага]. Сия матушка [Токихимэ] в младые лета — почему неизвестно! — вышла на улицу Нидзё: и стала просить “вечернего прорицателя”[542] предсказать судьбу. Мимо как раз проходила женщина с белыми волосами и в белоснежной одежде без сопровождающих. Она остановилась и ненароком обронила:

— Ты хочешь узнать свою судьбу? О чем бы ты ни мечтала, благоденствие твое будет шире и длиннее, чем сей проспект[543], — и удалилась.

Думаю я, то было не человеческое существо, и оно предсказало [Токихимэ] ее судьбу.

Еще одна дочь принимала и передавала указы [государыни] в то время, когда монахиня-императрица нё:ин [Хигаси Сандзё:] была императрицей-супругой кисаки-но мия. А еще была дочь [Сюиси], что родилась от особы, которую называли госпожой Противоположных покоев[544]. Говорят, министр [Канэиэ] ее очень любил. Когда ей сравнялось одиннадцать лет, ее назначили распорядительницей тё:кан Отделения дворцовых прислужниц найси-но цукаса и поселили во дворце. Она была на редкость хороша собою, а ее волосы — и это в одиннадцать-двенадцать лет! удивляли красотой и блеском, казалось, в них вплетены шелковые нити. Потому в ночь перед обрядом Покрытия главы наследному принцу, владельцу Восточного павильона, [будущему] монаху-императору Сандзё:, привели [Сюиси] составить ему компанию[545], и монаху-императору Сандзё: это не показалось неприятным. Летней, очень жаркой ночью он пришел к ней и заставил ее взять в руку кусок льда, что лежал перед ним:

— Подержите немного, — произнес он. — Если любите одного человека, то пока я не скажу “сейчас”, не кладите.

Он смотрел на нее, а она держала лед, пока [рука] не почернела. Монах-император[Сандзё:] изволил рассказывать:

— Хоть я и решил “Пусть подержит немного, а я посмотрю”, но мне стало ее очень жалко и как-то неприятно!

Странно, но в мире заговорили о ее встречах с государственным советником сайсё: Минамото Ёрисада; она, слышал я, уехала на родину. Монах-император был оповещен, что она-де вернулась на родину беременной, и посему изволил приказать господину, Вступившему на Путь, ню:до:-доно [Митинага]:

— Узнай, правда ли это! И тот отправился.

Обеспокоенная из ряда вон выходящим визитом, [Сюиси] загородилась ширмой, [но Митинага] отодвинул преграду. Вид у нее был более цветущий, чем на самом деле — она наложила много белил и казалась еще прекрасней, чем обычно.

[Митинага] обратился к ней:

— Я узнал от наследного принца, владельца Восточного павильона [Хигаси Сандзё:], что так, мол, и так, и вот явился, чтобы удостовериться. Если это — пустые слухи, а он слушает всякую болтовню — весьма достойно сожаления.

Распахнув [ее платье], он сдавил грудь [Сюиси] — и брызнуло молоко... Разве не залило ему все лицо?! Не промолвив ни слова, он сразу удалился. Прибыв к наследному принцу, владельцу Восточного павильона [Хигаси Сандзё:], он сказал “Это правда”, — и поведал об обстоятельствах своего визита. Принц, как и следовало ожидать, весьма огорчился — ведь связь их продолжалась долго, и он с самого начала любил и жалел ее. Человек, который видел ее в то время, рассказывал:

— Распорядительница ведомства дворцовых прислужниц найси-но кан, после того как господин [Митинага] вернулся домой, горько плакала, хотя и понимала, что сама виновата. В то время, когда она прислуживала наследному принцу, владельцу Восточного павильона [Хигаси Сандзё:], ее навещал государственный советник сайсё: [Ёрисада]. Об этом слишком много ходило толков, и принц был обо всем осведомлен. Он изволил сказать. “Была у меня мысль послать телохранителей татихаги[546], чтобы они покончили с ним, но я не стал этого делать, потому что покойный министр [Канэиэ] будет скорбеть под смертной сенью”.

Из-за сего низкого поступка государственный советник сайсё: Минамото [Ёрисада] во времена монаха-императора Сандзё: не был допущен ко дворцу. Он был из благородных господ, не имеющих доступа во дворец, и только в более поздние времена [императора Го-Итидзё:] он вошел туда, сделавшись главой бэтто: — Отделения надзора за охраной дворцовых ворот и прочего, и скончался.

Старшая дочь [Канэиэ — Тё:си], родившаяся от нынешней другой супруги[547], была высочайшей наложницей нё:го монаха-императора Рэйдзэй и матерью монаха-императора Сандзё:, принца, Исправляющего Стрельбу, [Тамэтака][548] и принца-управителя [земель Дадзайфу:] соти-мия [Ацумити]; она стала посмертно называться императрицей-матерью ко:тайго:, когда монах-император Сандзё: взошел на престол.

Говорят, дед [Канэиэ] любил сих трех принцев больше всех на свете. Что бы ни происходило в мире, даже самое незначительное — гром ли прогремит, или случится землетрясение, — он первым делом являлся в покои наследного принца, владельца Весеннего павильона [будущего Сандзё:], и изволил приказывать дядьям и другим господам:

— Идите в другие покои! А я здесь побуду.

Что до знаменитого пояса, называемого Облачным[549], то говорят, [Канэиэ] преподнес его монаху-императору Сандзё: и на обратной стороне застежки собственноручно начертал острием меча: “Преподношу наследному принцу, владельцу Весеннего павильона”. Видимо, сейчас он достался принцессе Первого ранга, Иппон-но мия [Ё:мэймон-ин][550]. Принцы-братья сего высокородного господина наследного принца, владельца Весеннего павильона [Сандзё:], отличались известной ветреностью. Когда принц-правитель соти-мия [Ацумити], возвращаясь с праздника[551] [в экипаже] вместе с госпожой Идзуми Сикибу[552], любовался [шествием], то всем своим видом вызывал интерес собравшихся. Он обрезал до половины бамбуковую штору над входом в экипаж и поднял штору со своей стороны, а с той стороны, где сидела Идзуми Сикибу, опустил ее, и длинное платье дамы выплеснулось наружу. К ее алого цвета раздвоенной юбке-хакама была приколота очень широкая красная бумажная лента, [означающая] “удаление от скверны”[553]. И так как лента свисала до самой земли, то люди не могли смотреть ни на что другое, кроме как на них.

Прелесть облика принца, Исправляющего Стрельбу, [Тамэтака], когда он был ребенком, невозможно описать — казалось, он сияет! После церемонии Покрытия главы красота его угасла, да так, что и сказать нельзя. Сии принцы отличались некоторой легкостью чувств, и господа — сыновья дома, хотя не одобряли [их поведение], но при необходимости, говорят, окружали тех неусыпной заботой.

Принц-управитель [земель Дадзайфу:] соти во времена монаха-императора Итидзё: прибыл с большой помпой на [собрание по поводу] сложения китайских стихов — впереди во множестве двигались верховые и прочие [слуги]. В высочайшем присутствии он изрядно мучился, потому как ему были тесны парадные носки ситаудзу[554]. Он сказал об этом господину. Вступившему на Путь, ню:до:-доно [Митинага], и тот отвел его в Зал Демонов[555], снял с него парадные носки ситаудзу и привел в чувство.

Другая дочь, родившаяся от той же матушки, посмертно [удостоенной сана] императрицы, нынешняя наложница химэгими[556] [у монаха-императора Хигаси Сандзё:], во времена монаха-императора Энъю: называлась высочайшей наложницей нё:го Умэцубо[557]; она родила одного принца [Итидзё:]. Сей принц в возрасте пяти лет стал наследным принцем, владельцем Весеннего павильона, в семь лет взошел на престол, и тогда госпожу матушку, высочайшую наложницу нё:го [у монаха-императора Хигаси Сандзё:] в пятый день седьмого месяца второго года Канна (986 г.) удостоили сана императрицы кисаки. Ее называли средней императрицей тю:гу:[558].

Министр Мититака. старший сын отца-министра [Канэиэ], родился от той же матушки, что и монахиня-императрица нё:ин [Хигаси Сандзё:]; будучи министром двора найдайдзином, он стал канцлером кампаку. Второй сын [Митицуна] родился от дочери господина Томоясу, управителя ками провинции Мити-но куни. Он был известен как Митицуна. Поднялся до [чина] старшего советника дайнагона. к тому же стал старшим военачальником Правой [личной императорской охраны] удайсё:. Его госпожа матушка[559] была искусна в [сложении] необыкновенно прекрасных японских песен. О событиях того времени, когда сей господин [Канэиэ] навещал ее, она сложила песни и собрала их, назвав “Дневником эфемерной жизни”[560], и они распространились в мире. Однажды, когда господин [Канэиэ] пришел, а она медлила открывать ворота, он много раз передавал ей послания, и дама [написала ему]:

Известно ль Вам,
Как долго не приходит
Рассвет
В печально одинокую Постель? (Перевод В.Н. Горегляда)[561]
Ему это пришлось по вкусу, [и он ответил]:

Ведь правду говорят —
Как горько ждать
У запертых ворот
Зимою, ночью бесконечной,
Когда откроют их тебе. (Перевод В.Н. Горегляда)
Итак, господин, родившийся от нее, — это вельможа Митицуна, что позже стал наставником наследного принца, владельца Восточного павильона; его, кажется, называли господином Наставником. Он тяжело заболел, и ему пришлось оставить [и этот пост], и [должность] старшего военачальника дайсё:.

От сестры госпожи Северных покоев нынешнего господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], у сего господина [Митицуна] родился сын — ныне это государственный советник сайсё: и средний военачальник тю:дзе. Канэцунэ. Его отец — старший советник дайнагон [Митицуна] скончался[562]. Я слышал, было ему шестьдесят шесть лет.

Третий сын господина старшего советника дайнагона [Канэиэ] — господин Авата [Митиканэ]. Еще четвертый сын от другой [супруги] — господин младший помощник сё:хо в ведомстве упорядочения и установлений дзибусё: [Митиёси], был, как говорили, совершенно слабоумным, и до самой смерти ни разу не появлялся при дворе. Пятый сын — нынешний господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага].

Я намерен поведать о жизни трех братьев[563], что родились от госпожи из (Северных покоев, августейшей матушки [Токихимэ], монахини-императрицы нё:ин [Хигаси Сандзё:]. Кажется, сыновей Сёхэнко: называли Три Хэй[564], но чтобы сих трех братьев называли Три До:[565] — я, по правде сказать, до сих пор не слыхал! — и, сказав это, [Ёцуги] улыбнулся.

МИНИСТР МИТИТАКА

Сей министр был первым сыном министра Хигаси Сандзё:. Его августейшая матушка приходилась также родительницей монахине-императрице нё:ин [Хигаси Сандзё:]. Стал канцлером кампаку, благоденствовал всего шесть лет и скончался в самый год Большого Поветрия[566]. Но, говорят, скончался он не от болезни, а из-за пристрастия к горячительным напиткам. Хотя винопитие и считается одной из доблестей мужчины, но иногда опасно бывает перебрать через край.

Однажды он выехал в Мурасаино в одном экипаже со старшим военачальником дайсё: Коитидзё: [Наритоки] и старшим военачальником дайсё: Кан-ин [Асатэру], сказав, что хочет полюбоваться возвращением [танцоров] с праздника [Камо]. У него была чаша в виде сидящей птицы, она до того пришлась ему по вкусу, что наполнял он ее по всякому поводу. И в тот день было так же. С превеликим удовольствием господа сели в [экипаж] и там совершили возлияния сверх всякой меры, а потом подняли в экипаже шторы спереди и сзади и выставили себя на посмешище, показавшись на людях [без шапок] с узлами волос на макушках...

Всегда, когда сии господа старшие военачальники дайсё: являлись к [Мититака], он полагал, что будет неправильно и достойно сожаления, если они уйдут трезвыми. Сами в беспамятстве, парадное платье в беспорядке, экипажи поданы прямо к дому, люди ведут их под руки — все это приходилось ему весьма по вкусу. По правде сказать, после столь сильного опьянения он еще сравнительно быстро приходил в себя. В день посещения святилища Камо сложилось такое обыкновение: три раза пить из глиняной плошки в Нижнем святилище[567]. Но в тот раз служка нэги[568] и священник каннуси[569], зная [о его пристрастии], вынесли большую глиняную чашу, и он не три раза, а раз семь-восемь осушил ее и по дороге к Верхнему святилищу[570]. Привалился спиной к задку экипажа словно к изголовью, да и забылся сном.

В то же время там находился канцлер мидо: [Митинага][571], первый среди старшие советников дайнагон, изволивший любоваться [шествием]. Ночью при свете факелов, что зажгли передовые верховые, он заглянул в экипаж, но силуэта [Мититака] не разглядел и заподозрил что-то неладное. Когда прибыли [в святилище] и опустили оглобли экипажей[572], [Мититака] ничего не почувствовал. Передовые не знали, что и думать, и только в растерянности выстроились, не осмеливаясь его будить; господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], вышел из экипажа и — ведь так не могло дальше продолжаться — приблизился со стороны оглоблей и, со словами: “Эй, вы там!”, — постучал веером, но тот даже глаз не открыл. Подойдя вплотную, [Митинага] дернул [Мититака] за складку парадных шаровар-хякама, и только тогда тот проснулся. Сообразив, что и как, он вынул гребень и шпильку для волос[573], привел себя в порядок и вышел из экипажа — свежий, будто бы и не со сна.

Все именно так и было, но все-таки как мог человек, вдребезги пьяный, прийти в себя в ту же ночь?! Так что в своем роде пьянство сего господина [Мититака] было все-таки пристойным. До самой кончины не мог он расстаться со своим пристрастием к вину. Когда собрался умирать, его повернули лицом к Западу[574], и принялись убеждать его вознести молитвы, он изволил спросить: “Верно, Наритоки и Асатэру тоже в раю?” Печально! Спросил-то, потому что и в такой миг только о вине и помышлял! Ну в точности тот человек в аду, что вспомнил наконец названия Трех Сокровищ, только стукнувшись головой о бронзовый сосуд[575]. Зато [Мититака] был необыкновенно хорош собой.

Когда господину управителю comu-мия [земель Дадзайфу: — Корэтика] был пожалован императорский указ, [дающий власть] повелевать Поднебесной[576], к нему прибыли господин глава налогового ведомства мимбукё: [Тосиката] в качестве главы куродо то: и цензор бэн. [Корэтика] тяжко хворал и потому не имел сил облачиться в парадные одежды. В обыденном платье выполз он на коленях из-за бамбуковой шторы, но не смог перебраться через поперечную балку[577] и, взяв женское парадное одеянье, как это принято, набросил его на плечи [посланца][578] — это было бесконечно трогательно. Другие люди, тяжко занедужив, становятся какими-то странными, он же, в самой сути, изволил сохранить высшее благородство, а господин глава налогового ведомства мимбукё: [Тосиката] всегда утверждал, что тот, несмотря на тяжкую болезнь, по-прежнему оставался красавцем.

Сей господин канцлер кампаку [Мититака] имел множество сыновей и дочерей от разных матерей. Его нынешняя госпожа Северных покоев [Киси] — дочь господина Такасина Наритада[579], управителя нами провинции Ямато. Позже его называли Ко: Нии, Второго ранга. И вот однажды в день освящения храма Сякудзэндзи[580] он сел выше господина. Вступившего на Путь, ню:до-доно [Митинага], — и это было весьма досадно!

У сей родительницы [Киси] родились три сына и четыре дочери[581] Старшая барышня [Тэйси] в пятнадцать лет вошла во дворец, в то время как монах-император Итидзё: в одиннадцать лет прошел церемонию Покрытия главы Вскоре, в первый день шестой луны она удостоилась сана императрицы кисаки, ее называли императрицей-супругой тю:гу:. И вот, после того как скончался господин канцлер кампаку [Мититака], она родила одного сына-принца и двух дочерей-принцесс[582].

Одна дочь-принцесса [Сю:си] называлась принцессой Первого ранга, Вступившей на Путь, ню:до:-но иппон-но мия, и жила [во дворце на улице] Сандзё:. Вторая дочь-принцесса [Биси] скончалась в возрасте девяти лет. Сына-принца называли главой ведомства церемоний сикибукё:, принцем Ацуясу. Несколько раз он обманывался в своих надеждах и скончался, печалясь о мире[583]. Было ему двадцать лет. Кончина достойная сожаления! Если бы он был ветрен, как принцы-сыновья монаха-императора Рэйдзэй, то и люди мира, видимо, просто погоревали бы — и только. Но, говорят, он обладал выдающимися талантами и добрым сердцем.

А еще средняя дочь, что следовала сразу за матерью-императрицей хаха кисаки [Тэйси] сего принца [Ацуясу], именовалась Сигэйся[584] в те времена, когда монах-император Сандзё: назывался наследным принцем, владельцем Восточного павильона. Хотя она и благоденствовала, но скончалась в возрасте всего двадцати двух-двадцати трех лет, после смерти господина отца своего [Мититака]. Что до третьей дочери, то господин отец выдал ее замуж за того, кто назывался принцем-управителем соти-мия [земель Дадзайфу: — Ацумити], четвертого сына монаха-императора Рэйдзэй; позже их связь прервалась, и потому в последние годы, говорят, она провела в забвении где-то недалеко от проспекта Итидзё:.

Не знаю, правда ли, но говорят, принц отдалился от нее главным образом потому, что отличалась она весьма нервическим душевным складом. Когда приходили гости, высоко-высоко скатывала — поднимала бамбуковые шторы, обнажала грудь и стояла так, а принцу оставалось только краснеть. И гость тоже чувствовал, что меняется в лице, опускал глаза и не знал, уйти ему или остаться. Принц позже так изволил говорить: “Я сидел, отвернувшись, словно окаменев, и старался ни о чем не думать!” А еще когда призывали — собирали школяров и слагали китайские стихи[585], она поверх ширмы швыряла горстями золотой песок — по двадцать-тридцать рё:[586]. Присутствующие, хоть и полагали ее поступок неподобающим и недостойным, сами, тщетно силясь сохранить невозмутимость, пихались и толкались, [собирая золото]. Теперь они, как я слышал, говорят: “Золото — это великолепно, но сцена, по правде сказать, была совершенно неприличная”.

Случалось, она бралась вслух судить о достоинствах и недостатках стихов, которые люди слагали и декламировали. Свое происхождение вела от недавно принявшего постриг [Наритада] Второго ранга; в сей семье все женщины отличались талантами. Ее матушка была Ко:но найси-но кан, распорядительница Отделения дворцовых прислужниц. Хотя ей и не дозволялось появляться при дворе, приходила в Южный дворец Синдэн на выезды государя и приемы. Обладая подлинным поэтическим дарованием[587], на собраниях китайской поэзии во Дворце [Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн] представляла собственные стихи! Слышал я, она превосходила людей дюжинных с невеликим талантом. Дошло до меня, что когда ее приглашали, являлась она не со стороны Дайбандокоро[588], а со стороны покоев Кокидэн[589] и оставалась в покоях Футама[590]. Это было так старомодно! Люди говорили.

— Не пристало женщине быть слишком талантливой

Сия распорядительница Отделения дворцовых прислужниц найси-но кан впоследствии впала в совершенное ничтожество, и, думаю, может быть, по этой самой причине!

Четвертая дочь, следовавшая сразу за наложницей сего принца [Ацуми-ти], вельможными особами называлась хранительницей Высочайшего ларца микусигэдоно. Собою была необычайно красива и заменяла мать принцу-главе ведомства церемоний сикибукё: [Ацуясу], она безвременно скончалась[591]. Таковы дочери от сей родительницы [Ко:но найси]. Есть еще одна дочь, рожденная от особы, которую называли госпожой Противоположных покоев. Она — в услужении у нынешней Великой императрицы ко:[тай]го:-но мия [Кэнси]. Говорят, есть и другие дети.

Что до сыновей, то старший [Митиёри] родился от дочери покойного Морихито, управителя ками земли Иё, это господин О:тиё[592]. Его дед, министр Канэиэ, усыновил его и называл Митиёри, Шестым сыном. Поднялся до старшего советника дайнагона. В одиннадцатый день шестой луны того года, когда скончался его отец, господин канцлер кампаку [Мититака], [Митиёри] опочил следом. Говорят, ему едва сравнялось двадцать пять лет. В облике его проглядывала такая необыкновенная чистота, что он, как никто другой, вызывал жалость и сострадание; поистине, казался сошедшим с живописного свитка. По складу души не походил он на своих братьев от других родительниц, добродетелями и прямотой вызывал к себе уважение. Сей господин [Митиёри] был рожден другой матерью.

Сын [Рю:эн] от той же родительницы, что и императрица-мать ко:тайго: [Кэнси], будучи монахом, в возрасте десяти с лишком лет стал помощником епископа со:дзу. Скончался в тридцать шесть лет. Один из нынешних сыновей назывался господином Котиё [Корэтика], он далеко [обогнал в чинах] своего брата О:тиё, рожденного другой матерью: когда ему исполнился двадцать один год, его назначили министром двора найдайдзином.

В год своей кончины, в первый год Тё:току (995 г.), когда недуг его усугубился, [Мититака] прибыл во дворец и доложил [государю]:

— Я так тяжко болен, и потому должно издать указ о передаче управления над ста ведомствами и Поднебесной сему министру двора найдайдзину Корэтика.

Когда [Мититака] принял постриг, люди собрались, прибыли во дворец и назвали сего господина министра двора найдайдзина [Корэтика] канцлером кампаку, но [должность] все же перешла к господину Авата [Митиканэ][593], и [Корэтика] опечалился так, как если бы упустил с руки ловчего сокола

[Его] дом расценил сие событие первостепенной важности как ужасное несчастье, в это время и тот господин, к коему перешла [власть — Авата] скончался, происходящее поистине казалось сном[594]. Тогда нынешний господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], с одиннадцатого дня пятой луны того года стал править миром, а господин [Корэтика] оказался в еще более незавидном положении.

На следующий год произошел случай с монахом-императором Кадзаном[595], и он лишился постов и чинов и стал тогда помощником управителя гон-соти Дадзайфу:. отбыл туда из столицы в двадцать четвертый день четвертой луны второго года Тё:току (996 г.). было ему двадцать три года. Как же печально и грустно! Поистине, такое невезение происходит независимо от нерадения по службе... Говорят, и в земле китайской, и в нашей стране такие несчастья случаются с теми, кто без меры превосходит талантами [других] людей во всем.[596] В старину такое произошло с Китано[597], — так сказал [Ёцуги] и, зашмыгав носом, глянул печально.

— Сей господин [Корэтика] обладал невиданными в Японии талантами, потому так все и случилось. Его призвали в столицу на празднование рождения принца-министра церемоний сикибукё: [Ацуясу]. Обстоятельства его были таковы, что после получения императорского указа, уравнявшего его с министрами[598], он не мог сохранять спокойствие духа. Ходили какие-то слухи о его весьма неблаговидных поступках. Однажды прибыв во дворец и проследовав через Северную караульню, он оказался на западной стороне. В это же время там появился и господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], и множество его слуг толпилось у прохода в восточной стене Умэцубо.

Сопровождавшие господина [Корэтика] устроили давку, и люди [Митинага] в страхе сгрудились за стеной [в саду] Умэцубо. Господин [Митинага] полюбопытствовал, что там происходит. Видевшие происходящее дивились, но поделать ничего не могли, [опасаясь Корэтика]. Тогда некий телохранитель господина [Митинага] притворился, что ничего не понимает, и решительно разогнал смутьянов, так что те стремглав выскочили наружу. Слуги господина управителя соти [Корэтика] сообща не смогли дать отпор, а [сам Корэтика], будучи человеком тучным, не успел быстро покинуть помещение и оказался прижатым к зарешеченному окошку в коридоре дворца То:кадэн[599]. Изволил позвать на помощь; но великое множество людей низкого звания наседало на него, а он не сумел быстро ретироваться — все выглядело весьма неблаговидно. Хотя в случившимся, по правде говоря, не было его вины, но не явись он столь дерзко [во дворец], не веди себя подобным образом — вряд ли произошел бы эдакий вздор!

А еще, во время восхождения на [гору] Митакэ[600] господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], прошел слух: “Возможно, господин управитель соти [Корэтика] замышляет нечто предосудительное”. И [Митинага] держался осмотрительнее, чем обычно, и благополучно возвратился домой. Господин [Корэтика], прослышав, что люди говорят: “Слухи о сем замысле дошли до [Митинага]”, — нашел все это весьма забавным, но не мог оставить подобные кривотолки без внимания и явился [к Митинага]. [Митинага же], зная, что в дороге его подстерегала опасность, прекрасно понял выражение запоздалого страха [на лице Корэтика], и тот показался ему смешным и на удивление жалким; [Митинага] достал доску для игры в сугороку[601] и сказал: “Давненько мы не игрывали, соскучился очень, давай сыграем”, — и очистил доску

Видно было, как просветлело лицо [Корэтика], и пришедшие господа, начиная с господина [Митинага], были растроганы его чувствами. После подобных слухов следовало выказать хотя бы некоторую суровость, но господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], по складу души был бесконечно сострадателен, непременно считался с тем, что могли подумать люди, и мягко обходился [со всеми]. Когда они сели играть, то обнажились до пояса и, обвязав чресла одеждой, играли ночь напролет, до рассвета. Люди не одобрили этого поступка: “Человек незрелых чувств, [Корэтика] способен на подлость”.

Ставили по-крупному. Господин управитель соти — старинные вещи несказанной красы, а господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно, — занятные штучки нынешней выделки; ставки забавнейшим образом переходили из рук в руки, но и тут господин управитель соти [Корэтика] обычно оставался в проигрыше.

Так было, но [Корэтика] полагал, что возвышение Первого принца [Ацуясу] было бы [для него] благотворно[602], да и люди мира в глубине души (пусть и говорили другое) также питали надежды [на возвышение принца Ацуясу], хотя и страшились его. Но когда один за другим родились нынешний государь [Го-Итидзё:] и наследный принц, владелец Восточного павильона [Го-Судзаку], то [Корэтика] отказался от своих упований, несколько месяцев хворал и скончался в двадцать девятый день первой луны седьмого года Канко: (1010 г.). Я слышал, было ему тридцать семь лет.

Во время последнего недомогания больших мучений он не испытывал. Полагал, что страдает горлом; когда недуг усугубился, возжелал вознести молитвы и послал за священнослужителями, но те не явились. Недоумевая, он отправил господина Митимаса[603] с просьбой к господину, Вступившему на Путь, ню:до:-доно [Митинага]. Стояла глубокая ночь, люди утихомирились, и [Митимаса], приблизившись к решетке [покоев господина], покашлял. И когда тот спросил, кто там, он назвал свое имя и сказал:

— Так, мол, и так, [Корэтика] возжелал вознести молитвы, но, оказалось, нет никого, кто мог бы его окормить. Просит, чтобы вы прислали кого-нибудь.

— Невероятно! Я ничего не знал. Как он себя чувствует? Это непозволительно! - досадовал [Митинага], потом поинтересовался:

— Кто же не пришел, когда его звали? — и послал [к Корэтика] некоего Духовного наставника.

Когда наступает конец мира, то слабеет сердце человеческое, и хотя люди называли [это время] плохим[604], что-то не слыхали мы ничего подобного тому, что произошло со старшим советником дайнагоном Мотоката[605], [дух которого преследовал императора Рэйдзэй]. Причина происходившего [с Корэтика] была, видимо, связана с величием превосходящей все славы его светлости господина, Вступившего на Путь, ню:до:дэнка [Митинага]. По стариковской привычке я, видно, заболтался, — важно сказал [Ёцуги], понизив голос до шепота[606].

[У Корэтика] от дочери господина Сигэмицу, старшего советника дайнагона Гэн, родились две дочери и один сын, и все эти дети выросли; [Корэтика] лелеял своих дочерей в надежде, что они станут императрицами, но тут все его надежды рухнули. Когда болезнь усилилась, он усадил дочерей рядом с собой и разрыдался:

— Много лет я усердно молился Будде и богам-ками, чтобы не случилось ничего дурного. Как печально, что умираю в таком унижении! Знать бы раньше — взмолился бы: “Пусть [дети] умрут раньше меня!” Грустно становится, как подумаю о том, что вы будете делать и каковы будут ваши обстоятельства после моей смерти. Да еще и люди станут потешаться, — так продолжал он говорить, обливаясь слезами. — Если жизнь ваша не сложится, то в мире посмертном я непременно буду сокрушаться, — и к матери их, госпоже Северных покоев, плача, обращался с последними словами.

Его старшая дочь, рожденная госпожой Такамацу[607], была госпожой Северных покоев у господина управителя двора таю:, наследного принца, владельца Весеннего павильона — Ёримунэ; она, кажется, родила одного за другим множество детей. В этом, конечно же, нет ничего дурного. Еще одна дочь служила [при дворе] императрицы-матери тайго: [Дзё:то:мон-ин][608] и называлась госпожой соти-доно . Она вынуждена была служить, а этого [ее отец] не мог себе представить. До чего же печально!

Сын его по имени Мацугими[609] [Митимаса] со времени рождения был очень любим своим дедом, министром [Митиканэ], который звал внука в гости и всякий раз одаривал подарками. И нянек его угощал. Сейчас он, кажется, [особа] Третьего ранга. Сему сыну отец его, министр [Корэтика], плача, говорил:

— После моей кончины не совершай недостойных поступков; как бы ни понуждали тебя обстоятельства, не позорь меня, жертвуя табличку мё:бу[610] неправому делу. Не давай людям [повода] к злословию: “Да, тот, прежний, был куда как хорош, а вот сын его...” Покажется тебе, что оставаться в мире печально, прими постриг.

Когда нынешний [император Го-Итидзё:] был наследным принцем, владельцем Весеннего павильона, он [Митимаса] стал помощником сукэ [управителя двора принца] — эта должность казалась весьма значительной, он назывался господином Митимаса, помощником сукэ [управителя двора принца] и пользовался изрядным уважением. Однако, когда [наследный принц] оставил престол, он так и не сделался главным архивариусом куро:до-но то:, а всего-то удостоился Третьего ранга за заслуги на посту в управлении [двором принца], и даже не стал средним военачальником тю:дзё: — что весьма печально! Такое и представить себе было невозможно!

Сей господин навещал дочь покойного управителя [земель Дадзайфу:] я среднего советника соти-тю:нагона Корэнака, родились сын и дочь; [сын]-монах, сдается мне, обитает в затворе у помощника епископа со:дзу Мё:сона[611]. Что до дочери [Корэнака], то по неизвестной причине она тайком бежала [из дома мужа], явилась ко двору нынешней императрицы-супруги ко:тайго: [Кэнси] и служила под именем Ямато-но сэндзи[612]. Стало быть, нельзя доверять жене, хоть и прожил с ней долгие годы. Вот такие-то и обманывают мужей, выставляя их на посмешище. Кабы моя старуха повела себя подобным образом, враз бы сбрил ее седые волосы и отрубил бы нос. А в родовитых домах, среди тех, кто зовется добропорядочными, нету, видать, на таких управы.

Конечно, господина [Корэтика] никак нельзя счесть простаком. Напротив, был он человеком умным и понимающим. Но в седьмую ночь после рождения[613] государя [Го-Итидзё:] господин управитель Западных земель соти [Корэтика] сочинил предисловие к японским песням — знать, не сыскалось в нем благоразумия. Ему бы вообще не следовало приходить [на церемонию], а он явился без всякого стеснения, и многие, завидев, спрашивали себя: “О чем он думает? Зачем явился?”[614] — и вперяли в него взгляд. Все ощущали неловкость. Говорили, что господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], как всегда, обошелся с ним поистине деликатно, а [Корэтика] сочинил замечательно удачные стихи. Он прекрасно держался перед собравшимися, и люди признали его талант.

Юнец по имени Акогими, слывший сорванцом, [родился] от той же родительницы, что и сей господин управитель Западных земель соти [Корэтика] ; в семнадцать [лет] стал средним советником дайнагоном [Такаиэ]. Был замешан в истории с господином старшим братом [Корэтика] и сделался помощником управителя гон ками земли Идзуми; находился в Тадзима[615]. Когда господин управитель [земель Дадзайфу] соти [Корэтика] возвратился в столицу, то и сей господин [Такаиэ] прибыл и стал, как и прежде, средним советником дайнагоном, а еще, поговаривают, и главой военного ведомства хё:букё:. Люди мира считали его человеком основательного ума. Будучи обойден [в чинах] многими людьми низких рангов, чувствуя себя униженным по разным причинам[616]. [Такаиэ все же] появлялся при дворе; во время посещения святилища Камо [Митинага] преисполнился жалости, заметив, что [Такаиэ] оказался в конце огромной процессии, пригласил его в [свою] коляску и удостоил подробной беседы:

— В мире толкуют, мол, те давние события произошли по моему наущению. И ты, верно, думаешь так же. Но нет же! Посмел бы я совершать паломничества в сие святилище, если бы прибавил хоть слово к императорскому указу?! Знаю, наблюдают с Небесных путей — и страшусь!

Позже [Такаиэ] рассказывал, [что] смутился он до невозможности, глаз поднять не решался, до того любезно обращался к нему [Митинага]. А все потому, что беседы его удостоил сам господин [Митинага]! Поговаривали, случись на его месте господин управитель [земель Дадзайфу:] соти [Корэтика], не состоялась бы такая [беседа].

Сей средний советник тю:нагон [Такаиэ] весьма редко ходил в гости разве что отказаться не представлялось возможным; не общался с людьми как прежде, в стародавнюю пору. Господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], как-то сказал на увеселениях во дворце Цутимикадо: “Чего-то все-таки недостает, когда среди гостей нет заместителя среднего советника гон-тю:нагона”, — и послал [ему] приглашение.

Хотя чашечки для вина наполнялись уже множество раз, среди гостей начался разброд, и шнуры [на одежде] распустили, но к прибытию среднего советника тю:нагона [Такаиэ] [все] привели себя в порядок и подтянулись. Тогда господин [Митинага] изволил сказать [Такаиэ]: “Скорее распусти тесемки. А то всем удовольствие испортишь”. Тот никак не решался, и господин Киннобу[617] направился к нему с тем, чтобы распустить тесемки на его воротнике. Средний советник тю:нагон пришел в негодование:

— Пусть злая судьба меня, Такаиэ, накажет, но не могу я позволить вам так обращаться со мной, — резко сказал он. И у людей испортилось настроение, а у нынешнего главы налогового ведомства мимбукё: [Минамото Тосиката] закружилась голова, он попеременно заглядывал всем в лицо, недоумевая: “Что сейчас будет? Вот так незадача”. Господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], рассмеялся и сказав: “Попрошу сегодня без обид. Митинага сам распустит [вам тесемки]”, — приблизился и осторожно распахнул ему воротник. [Такаю] промолвил только: “Так и должно быть”, — и настроение у него исправилось, он взял чашечку для вина, которую [до того] обходил вниманием, многажды осушил ее и самозабвенно отдался буйному веселью, как ему того и хотелось, [Митинага] оказывал ему любезный прием.

[Такаиэ] долго ожидал, что принц, глава ведомства церемоний сикибукё: [Ацуясу] станет [наследным принцем]. Когда болезнь монаха-императора Итидзё: усилилась, [Такаиэ] прибыл ко двору. [Государь] поведал ему об августейшем намерении: “Ничего не могу поделать[618]: [принц Ацуясу мико не станет наследным принцем]”. [Такаиэ] потом рассказывал: “Уж так мечтал поинтересоваться у него напрямик: ну что вы, право, за создание эдакое?!”[619] Возвратившись к себе, уселся на верхней ступени лестницы и принялся с досадой колотить об пол руками. Люди мира, видно, думали: “Если свершится восхождение принца [Ацуясу][620], сей господин [Такаиэ] станет его наставником, и в Поднебесной, наверное, произойдут перемены”. Однако успех сего господина, принявшего постриг [Митинага], был неразделим.

На Большом приеме по поводу Великого Очищения монаха-императора Сандзё: великолепный выход [Такаиэ] оказался из ряда вон выходящим событием! И все — чтобы люди не подумали, будто случившееся повергло его в уныние. Такой уж характер! На приемах и во время шествий не принято было надевать нижнее платье из красного лощеного шелка, а он еще и исподнее зеленого цвета поддел — ни дать ни взять многослойный наряд из осенних листьев![621] Поверх всего — раздвоенная юбка-хакама с двойным узором цветов горечавки и на роскошной подкладке[622]”, [желто-коричневой с зеленым подбоем], — словом, блистательный вид! Весьма достойно сожаления, что с ним случилась глазная болезнь. Использовали всевозможные снадобья, но ничего не помогало, а когда он прекратил показываться на людях, объявили [свободным его] место старшего управляющего дайни [управления земель Дадзайфу:], и многие пожелали [занять его].

[Такаиэ] подумал: “Слышал я, будто некий китаец лечит глаза, покажусь-ка ему”. Он вознамерился испробовать лечение, и монах-император Сандзё, который все же относился к нему с большой приязнью, без возражений назначил его [на должность, потому что китаец-лекарь жил в Дадзайфу:].

Его госпожа Северных покоев — дочь господина Канэмото, управителя ками провинции Иё. От нее родились две дочери, сейчас одна — госпожа Северных покоев у принца [Ацуясу], главы ведомства церемоний сикибукё:, сына монаха-императора Сандзё:; другая — у среднего военачальника тю:дзё:, малого государственного советника сайсё:[623] господина Канэцунэ, сына господина наставника [Митицуна]. Выбрав сих двух зятьев. [Такаиэ], слышал я, о них весьма заботился.

Говорят, люди Цукуси повиновались ему, и управлял он хорошо; будто бы ко времени своего возвращения в столицу он столько всего сделал, сколько и десять обыкновенных старших управляющих дайни не сумели бы!

Покуда он пребывал там, люди страны Той[624] вознамерились напасть на наше государство и внезапно переправились [через море]. В Цукуси загодя ни к чему такому не готовились, а господин старший управляющий дайни [Такаиэ] и вовсе знать не знал, где у лука тетива, а у стрелы наконечник и что делать не ведал. Но силен был в этом человеке дух Ямато! Поднял он людей Тикуго, Хидзэн, Хиго и других девяти провинций, призвал даже служащих в государственных управах и объединенное это воинство отправил сражаться; видимо-невидимо полегло супостатов [чжурчженей]. Вопреки всему; превозмогши обстоятельства, победил сей господин, а все потому, что [ворота] дома его были высоки[625]. Императорскому двору следовало бы пожаловать ему [должность] министра, старшего советника дайнагона, но он при дворе не появлялся, и потому, видно, и остался в прежнем ранге. Среди своих он отметил тех. кто сыграл важную роль в отпоре [врагам], о них сообщили во дворец, и всех их вознаградили; сам Танэки[626] получил назначение — должность управителя ками провинции Юки. его сын[627] назначен был ревизором бэн[628] управы земель Дадзайфу:!

Род сего Танэки происходил от [О:кура], что покончил с Сумитомо[629]. Сей Сумитомо был одних мыслей с Масакадо[630] они задумали страшное дело Масакадо говорил:

— Собираюсь убить государя.

Поскольку их намерения совпадали, Сумитомо сказал.

— Сделаюсь канцлером кампаку.

Они клятвенно обещали друг другу, что один будет править сим миром, а другой станет государем и будет вести жизнь [Сына Неба]. Один готовил войну в Восточных землях, другой собрал в море Западных земель несметное число огромных плотов; на плоты насыпали землю, насадили деревья, расчистили поля, построили жилища, так что обычная армия не смогла бы, наверное, разбить их. Но, тем не менее, их окружили, и они были разбиты — то-то было великое дело! Поистине, это произошло не только благодаря мудрости человеческой — могущество государя пребывает незыблемо! Как же можно уповать на исполнение замысла столь безрассудного?!

Люди из провинций Юки и Цусима[631] были захвачены в плен и уведены в землю Той, государь Сираги[632] поднял войска и всех отбил. В сопровождении посланника вернул их на сии острова[633], а посланнику нашей страны, старшему управляющему дайни [Такаиэ] было пожаловано триста рё: золота. Он настолько хорошо совладал со всеми невзгодами того времени, что господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], слышали мы, решил, что сего господина управителя соти [Такаиэ] трудно [будет] отставить. В мире, видно, стали считать, что этим человеком нельзя пренебрегать. Бывали времена, когда у его ворот стояло не менее трех-четырех конных экипажей. А еще, бывало, [экипажи] запруживали всю дорогу, загораживая проезд.

Сыновья господина [Такаиэ] — видимо, господин Ёсиёри, нынешний архивариус куро:до и младший военачальник сё:сё:, а еще господин Цунэсукэ, средний ревизор Правой [ревизионной канцелярии] утю:бэн, а еще [Суэсада], чиновник ведомства церемоний сикибусё:.

Чуть не забыл рассказать о споре сего господина управителя соти [Такаиэ] с монахом-императором Кадзаном в то время, когда [Такаиэ] вращался в свете и вел блестящую жизнь. И подумать об этом страшно! [Государь] изволил сказать:

— Будь ты хоть какой, но в мои ворота не проедешь.

А Такаиэ ответил:

— Такаиэ проедет, не взирая ни на что.

Назначили день. Он повелел запрячь в экипаж с крепкими колесами лучших волов, нарядился в шапку эбоси и яркое платье но:си: виднелись пышные — словно у господ, спешащих с праздника [Камо] по [равнине] Мусасино — складки шаровар сасинуки из ткани креветочного цвета, которые низко свисали с подножки экипажа, а их шнуры волочились по земле.

Бамбуковые шторы были высоко подняты, и, по крайней мере, пятьдесят или шестьдесят слуг в разноцветных [платьях] громкими криками расчищали ему путь Можно не сомневаться, что монах-император [Кадзан] выставил против них не менее семидесяти-восьмидесяти несказанно храбрых и свирепых монахов и великовозрастных послушников[634]. Вооружив их камнями и палками по пять-шесть сяку длиной, он выстроил их тесными рядами у Северных и Южных ворот, вдоль глинобитной стены с черепичной крышей, перед дворцом Коитидзё:, по внутренней и внешней сторонам улицы То:ин.

На воротах поставили только служивых и молодых сильных монахов. Дело в том, что в тот день могли померяться силамилюди высокого и низкого званий, [служившие монаху-императору Кадзану]; они только и думали: как все это произойдет? Стороны были вооружены камнями и палками, луков и стрел не было. Экипаж господина среднего советника тю:нагона [Такаиэ] замер ненадолго, а затем ходко покатил от улицы Кадэ-но ко:дзи на север в сторону императорских ворот, но не смог проехать и вынужден был воротиться. Сторонники монаха-императора, все как один впились глазами в [Такаиэ], и, когда тот вынужден был повернуть назад, разразились страшным хохотом! Поистине — весьма громогласным! Да, любопытное было зрелище! Не совладал [Такаиэ] с могуществом престола, не смог проехать.

— Напрасно я затеял это дело! Какой позор [на себя] навлек! — сокрушался [Такаиэ] и посмеивался. Монах-император всем своим видом показывал, будто одержал большую победу — дело-то было невеликое, но [государь отнесся к нему], как к чему-то серьезному.

Множество вельможных детей — великое число родилось, должно быть, от той же родительницы, что и господин управитель соти [Такаиэ]. Сыновей звали: Ёритика, глава ведомства по делам казны кура-но коми, Тикаёри, глава плотницкого управления моку-но ками — они скончались один за другим; поныне жив сейчас только Тикаиэ, старший помощник военного [ведомства] хё:бу тайхо, так что дела [дома Такаиэ] — в плачевном состоянии.

Последний сын — муж госпожи кормилицы у сыновей Коитидзё:, он служил [в доме министра Коитидзё:], что было для него понижением прежнего статуса[635]. Еще один сын, господин [Ёситика], которого называли младший военачальник сё:сё Идэ, кажется, ушел в монахи[636]. Покойный господин канцлер кампаку [Мититака] прослыл человеком бесконечно порядочным и благородным, но потомки его не процветали, и жизнь их была, как видно, коротка. Сейчас, кажется, остались только принцесса Первого ранга. Вступившая на Путь, ню:до: [Сю:си], и господин [Такаиэ], управитель соти и средний советник тю:нагон.

ПРАВЫЙ МИНИСТР МИТИКАНЭ

Сей министр был третьим сыном великого господина. Вступившего на Путь. дайню:до:-доно [Канэиэ], его называли, слышал я, господином Авата[637]. Во второй день пятой луны первого года Тё:току (995 г.), в год младшего брата Дерева и овна он получил императорский указ [о назначении его на должность] канцлера кампаку, а восьмого дня той же луны скончался. Пять лет он пребывал в чине министра и семь дней назывался канцлером кампаку. Хотя в роду сего господина многим не довелось править миром, но, верно, не было и таких, что растаяли, словно сон, не оставив следа[638]. Когда ему был пожалован императорский указ, он ненадолго водворился в благородный дом господина Сукэюки, управителя ками провинции Идзумо, — представьте себе, как счастлив был хозяин дома. [Дом Сукэюки] был тесен, поэтому, чтобы провести [полагающиеся] случаю церемонии. [Митиканэ| в тот же день явился ко двору выразить свою радость [по поводу вступления в должность кампаку].

В передовых верховых у сего господина состояли только избранные [вельможи]. Толпа людей, что сопровождала госпожу Северных покоев на обратном пути в [дом] Нидзё:, [состояла] из особ высокого и низкого звания, и не было им числа; замешались среди них и особы в простых охотничьих платьях хои[639]. Только вообразите себе, как провожали господина ко двору! А благоденствие в доме господина [Митиканэ] и восторг людей по поводу возвращения [госпожи в дом Нидзё:]! Однако некоторые считали: слишком много шума.

[Митиканэ] хоть и понимал, что чувствует себя как-то странно, но думал, что это в порядке вещей: “Если остановить церемонию изъявления радости, это может стать несчастливым предзнаменованием”. Он терпел, но когда вошел во дворец, почувствовал приступ дурноты, и не смог пройти через Зал приемов [Дворца Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн], а кликнул своих передовых верховых и, опираясь на их плечи, по конной дорожке задних банных покоев, вышел через Северную караульню. Люди смотрели на него и дивились!

Убранство его дома по такому случаю отличалось особым изяществом. Представьте себе чувства [госпожи Северных покоев], когда она увидела, в каком тяжелом состоянии слуги выносят его [из экипажа]: головной убор съехал на бок, шнуры платья развязались. Разве в таком виде совсем недавно покидал он дом?! Люди шептались еле слышно о том, что же могло случиться, и, скрывая свое беспокойство, делали вид, что ничего не происходит. Поэтому в мире очень многие и не слыхивали [о болезни Митиканэ].

Когда нынешний господин Правый министр Оно-но мия [Санэсукэ] прибыл, чтобы принести поздравления, [то прежде чем] его пригласили войти, опустили бамбуковые шторы в главных покоях. Разговор происходил с [Митиканэ], лежащим [за ширмами]:

— Я в расстроенных чувствах, мне худо, и я буду разговаривать, не выходя из-за ширм. На протяжении всех этих лет в глубине сердца хранил признательность к вам и за самые малые благодеяния. Но тогда я еще не был лицом столь значительным, чтобы выразить вам свою благодарность, но теперь, когда я стал тем, кто я есть, должен поведать всем и вам тоже [о своих чувствах]. И поскольку намереваюсь держать с вами совет о делах больших и малых, вынужден был повелеть препроводить вас в столь неопрятную комнату, — такие слова [говорил Митиканэ]. Речь его звучала приветливо и сердечно, но слова путались, и [Санэсукэ], напрягая слух, мог только догадываться о смысле. Позже [Санэсукэ] рассказывал:

— Дышал он с большим трудом, и мне показалось, что дело очень плохо. Внезапный порыв ветра качнул бамбуковую штору, я мельком увидел страдальца и понял, как тяжко он болен. И представить невозможно, как изменился цвет его лица, этот недавно еще столь блестящий человек был неузнаваем. Невероятно, но мне показалось, что он лишился чувств, и я опечалился, [вспомнив], какие планы он строил на будущее.

Сей господин Авата [Митиканэ] имел трех сыновей. Старшего сына называли Фукутаригими[640], хоть и принято считать, что все дети таковы, но этот был законченным сорванцом, дурным до мозга костей.

Было решено, что сей отрок станцует на праздновании [долгой жизни] господина Хигаси Сандзё: [Канэиэ][641]. Принялись обучать его [танцам], он капризничал и упрямился, в ход пошли разнообразные уговоры, вплоть до молитв — и, говорят, обучили-таки!

В назначенный день он, великолепно убранный, поднялся на танцевальный помост, и, едва музыканты начали настраивать инструменты, замер будто заколдованный. Крикнув: “Не буду танцевать!” — растрепал прическу биндзура[642] и с треском разорвал парадное платье сокутай. Господин Авата [Митиканэ] побелел и замер в растерянности, словно впал в забытье. “Мы знали, что это случится”, — твердили присутствующие, но сделать ничего не могли. Его дядя, господин средний канцлер кампаку[643] [Мититака] поднялся на помост для танцев, и все замерли в ожидании: “То ли утихомирит его умелыми уговорами, то ли прогонит в сердцах”.

А тот привлек мальчика к себе и начал танцевать весьма искусно — музыканты заиграли увереннее, веселее, конфуз был забыт. День этот оказался особенно радостным и превзошел многие другие. И господин дед его [Канэиэ] радовался. Восторг его отца ни с чем не мог сравниться, и другие люди помимо воли пришли в восхищение.

[Митиканэ] так был преисполнен сочувствия к людям, почему же потомки его захирели? Сей господин мучил змею — будто никого другого не нашлось; из-за ее проклятия на голове у него вздулась опухоль, и он скончался.

Второй сын сего министра, господин Канэтака, нынешний начальник Левой привратной охраны саэмон-но коми, родился от дочери главы ведомства по делам казны о:куракё:. Детей у сего начальника Левой привратной охраны саэмон-но ками [Канэтака] было много — и сыновья, и дочери. Что до старшей дочери, то во второй луне сего года[644] [второй год Мандзю — 1025 г.] ей в мужья взяли Ацухира, третьего сына-принца монаха-императора Сандзё:, принца-главу ведомства дворцовых дел накацукаса мия; сдается мне, брак их оказался счастливым. Еще было четыре младшие дочери.

Третий сын господина Авата — господин Канэцуна[645], бывший глава архивариусов куро:до-но то: и средний военачальник тю:дзё:. Экипаж, что приобрел сей господин ко дню праздника[646], являл собой нечто весьма забавное! Соорудил он его из кипарисовых досок тонкого распила и разрисовал их узором из мишеней, переплеты окошек сделал в форме луков, перекрещенных со стрелами, что представлялось весьма любопытным. Госпожа Идзуми Сикибу сложила песню[647]:

Пусть ты не из числа
Десятки всадников.
Но стоит поместиться в экипаже.
Как тотчас взгляд
Мишени привлекают
Идея казалась превосходной, но люди злы на язык, кто-то ни с того ни с сего обронил “Он поражен стрелой Пресветлого божества Камо”, — и обстоятельства [Канэцуны] переменились, и [замыслам его] пришел конец. Ужасно было, что его освободили от должности главы [архивариусов куро:до]. Не следовало ему так радоваться, когда он стал главой ведомства, — это ведь само собой разумелось, статус его был высок. Господин Авата [Митиканэ] обманом убедил монаха-императора Кадзана спуститься ниже, а начальник стражи Левой привратной охраны саэмон-но ками [Канэцуна] обманом убедил Коитидзё:-ин спуститься ниже[648]. Ходили слухи, что сему роду не следует пребывать в ближайшем окружении государей и наследных принцев, владельцев Весеннего павильона, — и это поистине удивительно! Так было с его сыновьями, все знают их историю.

Дочь родилась от госпожи кормилицы покойного монаха-императора Итидзё:, То: Самми, Третьего ранга[649], вскоре она стала известна как высочайшая наложница нё:го Курабэя[650] [Сонси] нынешнего времени. Став госпожой Северных покоев у господина Митито:[651], главы ведомства по делам казны о:куракё:, она скончалась. Дочь от старшей супруги, вымоленная у Будды и богов-ками, служит у нынешней средней императрицы тю:гу:[652], зовется дамой Нидзё:[653].

Господин отец [Митиканэ] желал иметь дочь и возносил мольбы, но не довелось ему увидеть ее личика[654]. Подобные достойные сожаления незадачи часто случаются в мире...

После кончины господина Авата [Митиканэ] его госпожа Северных покоев стала госпожой Северных покоев у Левого министра [Акимицу], сына господина Хорикава [Тю:дзинко]. Я давно об этом слышал. Сия госпожа Северных покоев — дочь господина главы ведомства по делам казны о:куракё: [То:кадзу], сына господина Кудзё: [Моросукэ]. Так, жизнь господина Авата оказалась удивительно быстротечной! По правде говоря, его жестокое сердце совершенно лишено было сострадания, он наводил ужас на людей — закономерно, что в конце концов у него не оказалось достойных потомков. Сей господин [Митиканэ] во время траура по отцу-министру [Канэиэ] не соизволил удалиться в земляные покои[655], под предлогом жары поднял все бамбуковые шторы и буддийских молений не возносил. Он созвал своих друзей и, развернув “Поздний изборник”[656] и “[Собрание] старых и новых [песен Японии]”, веселился, шутил и ни не капельки не горевал. И все потому, что затаил обиду [на Канэиэ, что тот], мол, должен был ему передать [должность] канцлера кампаку, поскольку именно он убедил монаха-императора Кадзана отречься от престола. Сие было неразумно. Слышал я. что он совершал всякие неблаговидные поступки. Дошло до меня, что господин наставник [Митицуна] и господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага). отслужили полагающиеся [поминальные службы].

СВИТОК V

ВЕЛИКИЙ МИНИСТР МИТИНАГА ЧАСТЬ I

Сей министр был пятым сыном министра Хоко-ин[657] [Канэиэ], его досточтимая родительница была дочерью асона Фудзивара Накамаса[658], правителя ками провинции Сэтцу, начальника столичной управы Правой стороны младшего Четвертого ранга высшей ступени, а также гё:[659]. Сей асон был седьмым сыном господина Ямакагэ, среднего советника тю:нагона младшего Второго ранга[660]. Министр Митинага — это нынешний господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно. Он тесть монаха-императора Итидзё: и монаха-императора Сандзё:, дед нынешнего государя [Го-Итидзё:] и наследного принца, владельца Восточного павильона [Го-Судзаку].

Сей господин [Митинага], минуя [чин] государственного советника сайсё:, сразу стал заместителем среднего советника гон-тю:нагоном. Ему было двадцать три года. В тот год родилась Дзё:то:мон-ин.[661] В двадцать седьмой день четвертой луны он получил младший Второй ранг, ему было двадцать семь лет. Это был год, когда родился господин канцлер кампаку [Ёримити][662]. В двадцать седьмой день четвертой луны первого года Тё:току (995 г.), в год младшего брата дерева и овна [Митинага] получил [чин] старшего военачальника Левой [императорской охраны] садайсё:.

Со времени, предшествовавшего празднику [Камо] того года, в мире [царила] большая тревога, в следующем году стало еще страшнее![663] Начать с того, что умерло много министров и высших сановников, не говоря уж о том, что умерших особ Четвертого и Пятого рангов — и вовсе без числа. В том году умерли сановники: господин старший советник дайнагон Кан-ин [Асатэру][664] в двадцать восьмой день третьей луны; господин средний канцлер кампаку [Мититака] — в десятый день четвертой луны (последний скончался не от поветрия в мире, просто его смерть оказалась случайным совпадением); господин Наритоки[665], старший военачальник Левой стороны удайсё: Коитидзё: — в двадцать третий день четвертой луны. Три человека — Левый министр господин Рокудзё: [Сигэнобу][666], Правый министр господин Авата [Митиканэ][667] и средний советник тю:нагон Момодзоно, господин Ясумицу[668] — скончались одновременно в восьмой день пятой луны. Старший советник дайнагон господин Яманои [Митиёри][669] умер именно в одиннадцати день шестой луны. Даже в далекую старину не бывало, чтобы семерых-восьмерых министров и высших сановников не стало за какие-нибудь два-три месяца. В это и поверить невозможно было!

Не стало высшей власти, и все это из-за счастливого жребия сего господина. Вступившего на Путь. ню:до:доно [Митинага]. Он бы не поднялся так высоко, если бы господа сановники по заведенному порядку сохраняли бы за собой [посты] в течение длительного времени. Во время болезни отца-министра [Мититака], императорским указом управлять Поднебесной был назначен господин правитель [земель Дадзайфу:] соти [Корэтика], и если бы не разные его умонастроения, то вполне очевидно, что [управление] осталось бы за ним. Когда министр [Мититака] скончался, все же [должность] передали господину Авата [Митиканэ], полагая, что зеленый юнец [Корэтика] не может править миром. [Передача должности канцлера] должна была произойти своим чередом, как и полагалось. [Но Митиканэ] скоропостижно скончался, и это было похоже на ночной кошмар. Как же подобное могло произойти?

Сей нынешний господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], в то время назывался старшим советником дайнагоном, управителем таю: двора средней императрицы тю:гу:; и годами был весьма молод — еще в тех летах, когда можно подождать до будущих времен. Но в тридцать лет он в одиннадцатый день пятой луны получил императорский указ, именующий его канцлером кампаку[670]. И началось его процветание, и с другими домами [власть он] не делил. И сейчас, и в ближайшем будущем все, видимо, останется так же.

У сего господина [Митинага] было две госпожи Северных покоев. [Рин-си][671], дочь господина Минамото Масанобу[672], Левого министра Цутимикадо, звалась Старшая мать — [она родила] принцесс [Дзё:то:мон-ин, Кэнси и Иси]. Министр Масанобу был сыном сына государя Тэйдзи[673], его отец Ацуми — особой Первого ранга, принцем-главой ведомства церемоний сикибукё: и родился он от дочери Левого министра господина Токихира. [Ринси], дочь сего министра Масанобу, называют госпожой Северных покоев мандокоро[674] его светлости нынешнего господина, Вступившего на Путь, ню:до:-дэн:ка [Митинага]. От него родились четыре дочери [Дзё:то:мон-ин, котайго-но мия Кэнси, тю:гу: Иси и дзо:ко:го Киси] и два сына [Ёримити и Норимити]. Их жизненные обстоятельства — это дела сегодняшние, и потому люди все знают о них. Но продолжу рассказ.

Первая дочь [Дзё:то:мон-ин] во времена монаха-императора Итидзё: в возрасте двенадцати лет вошла во дворец; на другой год в двадцать пятый день второй луны второго года Тё:хо: (1000 г.), в год старшего брата металла и крысы в возрасте тринадцати лет сделалась императрицей. Когда она стала именоваться средней императрицей тю:гу:, то одного за другим родила двух мальчиков-принцев [Го-Итидзё: и Го-Судзаку] — это нынешний государь и наследный принц, владелец Восточного павильона. Ее называли августейшей родительницей двух принцев, Великой императрицей-матерью тайко:тайго:-но мия, она — первая мать Поднебесной.

Следующая дочь[675] называлась главной распорядительницей [Отделения дворцовых прислужниц] найси-но кан, она вошла во дворец монаха-императора Сандзё: в его бытность наследным принцем, владельцем Восточного павильона. Когда принц принял императорский сан, она стала называться средней императрицей тю:гу:, ей было девятнадцать лет. Так, на другой год в двадцать шестой день седьмой луны второго года Тё:ва (1013 г.), в год младшего брата воды и быка она родила дочь-принцессу [Ё:мэймон-ин][676], и та в возрасте всего лишь трех-четырех лет удостоилась Первого ранга, и сейчас жива. В наше время сию августейшую родительницу императрицу называют матерью-императрицей ко:тайго:-но мия, она живет во дворце Бива[677]. Принцесса Первого ранга [Ё:мэймон-ин] соразмерно [правам] трех императриц получает доходы с тысячи дворов, так что в сем дворце как будто живут две императрицы.[678]

Следующая дочь [Иси][679] тоже была главной распорядительницей [Отделения дворцовых прислужниц] найси-но кан (а нынешний государь [Го-Итидзё:] в возрасте одиннадцати лет во второй день первой луны второго года Каннин, в год старшего брата земли и коня, прошел обряд Покрытия главы), и во второй луне она вошла [во дворец], а в шестнадцатый день десятой луны того же года удостоилась сана императрицы. Ее называют нынешней средней императрицей тю:гу:, она живет во дворце.

А еще следующая дочь [Киси][680] тоже была главной распорядительницей [Отделения дворцовых прислужниц] найси-но кан; в год, когда ей исполнилось пятнадцать, а нынешнему наследному принцу, владельцу Восточного павильона — тринадцать, она вошла [во дворец] и стала высочайшей наложницей нё:го сего наследного принца, владельца Восточного павильона. Поскольку это произошло после того, как [Митинага] принял постриг, то она, входя [во дворец], назвалась дочерью нынешнего господина канцлера кампаку [Ёримити]. В том году ей исполнилось девятнадцать лет! Она носит дитя и уже на седьмом-восьмом лунном месяце.[681] Благодаря счастливому жребию господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], у нее непременно должен родиться мальчик. [Я], старец, никогда не ошибаюсь! — воскликнул [Ёцуги] и, торжествуя, взмахнул веером. Как удивительно!

— Так обстояло с дочерьми. Если говорить о двух сыновьях [Ёримити и Норимити], то [все] слышали о Ёримити, нынешнем канцлере кампаку и Левом министре, что по своему разумению управляет Поднебесной. Он стал министром двора и регентом сэссё: в двадцать шесть лет. Поскольку государь [Го-Итидзё:] достиг совершеннолетия, он сделался канцлером кампаку. Стать советником в двадцать с лишним — это поразительно, но таков удел [Фудзивара] в нынешнем мире! Детское имя [Ёримити] — Тадзугими[682].

Что до другого сына, то он. будучи нынешним министром двора найдайдзином, [сначала] был назначен старшим военачальником Левой [императорской охраны] садайсё:, а теперь известен как министр Норимити[683]. В мире он, видимо, второй человек.[684] Его досточтимое детское имя — Сэягими. Так случилось, и благоденствие Северной госпожи мандокоро [Ринси] достигло высшего предела.

Хотя она и была простой смертной, но приходилась августейшей бабкой государю [Го-Итидзё:] и наследному принцу, владельцу Восточного павильона [Го-Судзаку]; нося сан, равный рангам трех императриц, она получала годовое [право раздавать] титулы и [присваивать] ранги[685]. Совершенно свободно разъезжала в китайском экипаже и чувствовала себя гораздо вольготнее, чем если бы была императрицей. Когда же случались в мире зрелища, наподобие буддийских церемоний, она всегда изволила любоваться ими из экипажа или с помоста. Государь [Го-Итидзё:] и наследный принц, владелец Восточного павильона [Го-Судзаку], а также принцы возвели для себя великолепные дворцы, но кого бы из высоких особ она ни навещала, со всяким держалась на равных. Ныне [Ринси] — августейшая матушка трех императриц, высочайшей наложницы нё:го, наследного принца, владельца Восточного павильона, канцлера кампаку и Левого министра [Ёримити], министра двора найдайдзина [Норимити], кроме того, [она — бабка] государя [Го-Итидзё:] и наследного принца, владельца Восточного павильона [Го-Судзаку]. Одним словом, она — родительница ныне живущего поколения. То же относится и к тому, кого называют господином, Вступившим на Путь, ню:до:-доно [Митинага]. Сии две великие особы [Ринси и Митинага] — должно быть, [земное] воплощение богов и Будды.

Сдается мне, супружество их продолжается уже сорок лет. Никакими словами не выразить, как он заботится о ней! В мире — и в старину, и в нынешнее время — правители страны и министры — все из рода То:[686] [Фудзивара], сия же Северная госпожа мандокоро [Ринси] — из рода Гэн[687] [Минамото], и счастье ее безгранично. Все люди видели и слышали, как праздновалась ее сиятельная годовщина[688] два года назад, это торжество снова и снова вспоминается как нечто несравненно прекрасное!

Супруга, называвшаяся госпожой Такамацу, тоже происходила из рода Гэн. Наследный принц Такаакира — сын [императора] Энги — был Левым министром, но из-за одного дела, о коем и помыслить нельзя[689] , его назначили управителем соти [земель Дадзайфу: и сослали в Цукуси]. Это была весьма прискорбная история. [Госпожа Такамацу] — его дочь. В тот год, когда господин [Такаакира] жил в Цукуси, барышня [Такамацу] была еще совсем дитя, ее августейший дядя, которого называли принцем Дзю:го-но мия [Мориакира][690] так же, [как и ее отец], был сыном-принцем [императора] Энги, а поскольку у него не было дочерей, то он изволил сообщить, что взял сию барышню на воспитание как приемную дочь. После того, как и господин Ниси-но мия [Такаакира] и принц Дзю:го-но мия [Мориакира] сокрылись[691], сию барышню [Такамацу] ныне покойная монахиня-императрица нё:ин, она же императрица кисаки [Хигаси Сандзё:][692], взяла [во дворец].

В Восточном флигеле дворца Хигаси Сандзё: она установила для барышни помост тё:дай[693], окружила его занавесями, и так убрала ее покои, что они стали не хуже се собственных. Слышали мы, что [своих] придворных дам нё:бо, сопровождающих, управляющих — всех вплоть до низших домашних слуг — она отдала в услужение единственно [принцессе]. Слышали мы, что [императрица] бесконечно любила и лелеяла барышню, словно та — [настоящая] принцесса. И потому господа братья [Митицуна, Митиканэ и Митинага] осыпали ее нежными письмами, но императрица сдерживала их порывы со всей строгостью. Слышал я, что только нынешний господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], допускался до нее. За то время, пока он навещал ее, у них родились две дочери и четыре сына.

Если говорить о дочерях, то [одна] — высочайшая наложница нё:го у нынешнего Коитидзё:. [Супруг] еще одной дочери — ныне покойный принц Томохира[694], он назывался главой ведомства дворцовых служб накацукасакё:. был седьмым сыном-принцем государя Мураками. Сего сына звали господином Морофуса[695], средним военачальником тю:дзё: Третьего ранга. Господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], принял его в зятья. Люди мира недоумевали: “Особу столь низкого ранга в зятья - как такое возможно?!” И хотя люди из дома господина думали так же, но сдается мне, что господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага]. связывал с ним надежды на будущее.

Что до сыновей, то [один], Ёримунэ[696]. будучи старшим советником дайнагоном, называется старшим управляющим таю: [двора] наследного принца, владельца Восточного павильона. Его детское имя Ивагими. Еще один сын, Ёсинобу[697], также называется старшим советником дайнагоном, заместителем управителя гон-таю: [двора] средней императрицы тю:гу:. Еще один сын Нагаиэ[698] — средний советник тю:нагон. Его детское имя Ковакагими. Еще один сын Акинобу[699] — старший конюший ума-но коми. Его детское имя Кокэгими. В девятнадцатый день первой луны девятого года Канко: (1012 г.), в год старшего брата воды и крысы он вступил на Путь и более десяти лет жил подобно Будде. И представить себе невозможно, как это печально... Не стоит и говорить, что сам он, конечно, обретет просветление бодхи[700].

Господин [Митинага] сожалел, что нет у него сына-монаха, казалось, ему словно чего-то недостает. Слыхал я, когда-то он дал обет: “Если [один из сыновей станет монахом], сразу назначу его епископом со:дзё:”. Но все не случалось. Передавали, что когда великолепное священническое облачение было преподнесено [Акинобу] от принцесс, а от господина [Митинага] — холщовое платье, он ответил, что, дескать, не нуждается. [Митинага] весьма опечалился.

Перед тем как покинуть [дом. Акинобу бросил взгляд] на пунцовое многослойное платье акомэ[701] [и сказал кормилице]:

— Как нелепы эти многослойные одеянья... Подбей ватой одно, только его и стану носить! [Кормилица] ответила:

— Хлопотно будет из других платьев вату выпарывать. Может, сделать иначе... Давай утеплим [другое платье]!

Он промолвил:

— Это, небось, хлопотно, мне бы как побыстрей!

Понятно стало, что он что-то замыслил. И она вынула [вату] из разных платьев, утеплила одно и подала ему. В ту же ночь он покинул [дом][702]. После случившегося кормилица сокрушалась и плакала:

— Верно, в тайне умыслил поскорей уйти. И зачем только платье ему подала! Как не углядела, что он на себя не похожий, чудной какой-то.

Она так горевала и угрызалась, будто могла остановить его. Услыхав о его уходе, лишилась чувств и упала как мертвая. Люди так уговаривали: “Вот прознает о твоем горе и сам опечалится, глядишь, и сердце у него разорвется! Да теперь уж ничего и не поделаешь... Надо радоваться. Коли Буддой станет, понадеемся с его подмогой счастье обрести в мире последующем”.

А она, безутешная, аж по земле каталась.

— И станет Буддой, только мне с того какая радость. Что мне его подмога в ином мире, когда нынче горе мое нестерпимо! Супруге господина [Такамацу] хорошо, у нее хоть деток во множестве. А я — одна-одинешенька!

Так оно и было в действительности. Как человек без склонности к Пути может постичь мир последующий?! Во сне госпожа Такамацу изволила видеть, что волосы с левой стороны [головы Акинобу] наполовину обстрижены, и после его ухода уверилась в том, что это был вещий сон, и изволила рассказывать:

— Чтобы отвести [дурной сон], мне, конечно же, следовало вознести молитвы.

Он постригся в Кавадо:[703], в ту же ночь совершил восхождение на гору [Хиэйдзан] и изволил сказать:

— Пересекая реку Камо, почувствовал, что весь продрог, и мне немного взгрустнулось. Но я подумал, что теперь стал тем, кем должно.

Нынешний начальник стражи Правых ворот саэлюн-но ками [Санэнари] издавна говорил о сем господине:

— В чертах его лица прозревался уход от мира. И хотя слышали мы, будто [Акинобу] обменивался посланиями с [барышней, что ныне стала] главной супругой господина [Ёсинобу], заместителя управляющего гон-таю: двора средней императрицы тю:гу:, но Санэнари сомневался, [отдавать ли дочь] человеку, у которого на лице печать подобной судьбы. Позже он взял [в зятья] сего господина управляющего таю: [Ёсинобу]. Когда в первой луне [Акинобу] выезжал из дворца, то сей начальник стражи Правых ворот саэмон-но ками [Санэнари] сказал:

— Главный конюший ума-но ками [Акинобу] выглядывал из окна экипажа, и мне показалось: на его лице было написано, что он весьма скоро покинет мир. Сколько ему лет?

А средний военачальник тю:дзё: и глава то:[704] [Ёсинобу] ответил:

— Кажется, девятнадцать.

— Значит, в этом году.

Когда же услыхал, что это произошло, то воскликнул:

— Вышло по-моему! Даже и не будучи предсказателем, по чертам лица человек знающий может прозревать будущее.

Господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], сказал:

— Ничего не поделаешь. Нам не следует слишком горевать, чтобы он не узнал. Ему будет тяжело, если мы растревожим его чувства. Больше никто из [наших] сыновей не стал монахом, так что придется с этим смириться. Я вознамерился сделать его монахом, когда он был ребенком, но он воспротивился, так что дело отложилось.

По обычаю, слышал я, обращался он с [Акинобу], как с самым простым монахом.

На церемонии Принятия заповедей[705] господин [Акинобу] совершил восхождение [на гору Хиэйдзан], сопровождавшие вперегонки поспешали следом — зрелище поистине прекрасное и величественное. Для пущей торжественности церемонии монахи выстроились в строгой очередности. Впереди выступали монахи усики[706] и монахи со:го:[707]. Монашеский причт горы [Хиэйдзан] и сопровождающие господина [Митинага] криками разгоняли народ, и когда [Акинобу] взошел на помост для Принятия заповедей, то господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], не смог поднять на него глаза. Сам принц невольно подумал, что страдания отца [на людях] — постыдны. Когда появился настоятель монастыря дзасу[708] в паланкине под белым шелковым балдахином, что несли на руках, и поднялся [на помост], то все к своему удивлению поняли, что это самый главный из настоятелей дзасу [секты] Тэндай[709] и монахов-принимающих обеты кайвадзё:[710].

Человек, что очутился по соседству с Ёцуги, оказался очевидцем той встречи и рассказал о ней. Господин Митито:[711] повествовал:

— Я подумал, что [Акинобу] интересно будет услышать собственными ушами о том, как управляющий двором Весеннего принца таю: [Ёримунэ] и господин заместитель управляющего двором гон-таю: средней императрицы тю:гу: [Ёсинобу] сделались старшими советниками-дайнагонами. Я рассказал ему обо всем, что происходило во время Большого приема, и о том, как места для сидения старших советников-дайнагонов располагались рядом и о прочем, но выражение его лица совершенно не изменилось, и он, вознося молитвы, промолвил: “Все это быстротечно”. Его слова показались мне возвышенными и непостижимыми.[712]

Детей у сего господина [Митинага] — и сыновей, и дочерей — было двенадцать человек, и число сие оставалось неизменным[713]. И сыновья, и дочери в отношении титулов и рангов, видимо, получили все, чего только душа пожелает. В их душевном складе и наружности отсутствовали несовершенства, ничто не заслуживало упрека, они отлично разбирались в разнообразных уложениях императорского двора, что, впрочем, дело вполне обычное, ведь счастье господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], беспредельно. Разве в прошлых поколениях у знатных родителей рождались сплошь безукоризненные отпрыски? Нет, разумеется: случались хорошие Дети, случались и не слишком. Обе госпожи Северные мандокоро [Ринси и Такамацу] были из рода Гэн, и потому можно определенно сказать, что в Идущем мире род Гэн станет благоденствовать. А раз так, то и судьбы сих двух супруг под стать [счастью Митинага].

Что касается господина [Митинага], он с тридцати лет был канцлером кампаку[714], во времена монахов-императоров Итидзё: и Сандзё: правил миром по своей воле. А в год, когда нынешнего поколения государь [Го-Итидзё:] в возрасте девяти лет взошел на престол. [Митинага] в возрасте пятидесяти одного года стал регентом сэссё:[715]; а в возрасте пятидесяти четырех лет — Великим министром дайдзё:дайдзином, а регентство передал министру [Ёримити]: в двадцать первый день третьей луны третьего года Каннин (1019 г.). в год младшего брата земли и овна он принял постриг, тогда же, в восьмой день пятой луны, получил ранг соответственно рангу трех императриц и приобрел годовые титулы и годовые ранги. Он — дед государя [Го-Итидзё:] и наследного принца, владельца Весеннего павильона [Го-Судзаку], отец трех императриц, канцлера кампаку и Левого министра [Ёримити], министра двора найдайдзина [Норимити], многих советников — он правил около тридцати одного года. В этом году ему исполняется полных шестьдесят лет, но празднования состоятся, говорят люди, только после родов госпожи кан-но доно [Киси][716]. То-то высокородных и иных гостей соберется без числа! То-то будет великолепное зрелище!

В мире еще не видели событий столь величественных: три дочери министра одна за другой стали императрицами кисаки. От чресел его светлости господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], родились три императрицы: Великая императрица-мать тайко:тайго:-но мия [Дзё:то:мон-ин], императрица-мать ко:тайго:-но мия [Кэнси], средняя императрица тю:гу: [Иси] v это поистине редкостное счастье! И пусть императрица ко:го:-но мия [Сэйси] и происходила из другого рода, но ведь предок ее — Тэйсинко:[717], так что и ее не сочтешь чужой. Ясно, однако, что все в мире побеждает слава господина [Митинага], ведь этой весной[718] скончалась [императрица Сэйси], и остались только три императрицы [Сё:си, Кэнси и Иси].

Я думаю, китайские стихи и японские песни, что на разные случаи сложил сей господин [Митинага], недосягаемы для таких поэтов, как Кёи[719], Хитомаро[720], Мицунэ[721] и Цураюки[722].

Императорские посещения Касуга[723] начались во времена бывшего монаха-императора Итидзё:. Хотя государь нынешнего поколения Го-Итидзё: молод[724], [он понимает], что [посещение храмов] должно непременно происходить[725]. Чтобы никогда не нарушать изначальный порядок, он отправился в паланкине в сопровождении Великой императрицы-матери тайко:тайго:-но мия. В мире повелось считать это прекрасным поступком.

Если бы обликом и чертами лица дед императора [Го-Итидзё:], господин [Митинага], сопровождавший государя, хоть немного походил бы на человека дюжинного — сколь велико было бы разочарование! А так толпы народа из деревень и далеких провинций не могли насмотреться на него. Люди поднимали руки ко лбу[726] и кланялись ему, как в забытьи, словно Будде, ведь сиянием и славой он мог сравниться только со Святыми Царями, Поворачивающими Колесо[727].

Великая императрица-мать тайко:тайго:-но мия [Дзё:то:мон-ин] скрылась за красным веером, но немного показала плечико. Особы столь высокого ранга всегда прикрывают свою чуть видимую тень и все равно беспокоятся, чтобы их не увидели. Но тогда она, должно быть, подумала, что не будет вреда, если в этот день люди полюбуются ее великолепием. И господин [Митинага], и императрица [Дзё:то:мон] были несказанно счастливы, о чем можно было легко догадаться. Господин [Митинага] отправил Великой императрице:

Наш предок некогда
Там возносил молитвы,
И потому мы тою же дорогой
В поля Касуга
Стремимся на поклон.[728]
[И получил] августейший ответ:

Сияет, не затмеваясь,
Правленья слава,
И потому мы тою же дорогой
В поля Касуга
Стремимся на поклон.
Они обменивались стихами, и к тем [песням], которые всем казались поистине бесконечно прекрасными и правдивыми, Великая императрица о:мия [Дзё:то:мон] сложила:

Мы прибыли
К подножью гор Микаса,
След в след ступая паломникам,
Что с древним государем
Пришли когда-то в Исоноками.[729]
Все это выше [моего], старца, понимания! Даже если обратимся — взойдем к старым временам, то и там не отыщем столь превосходной песни. Поскольку она была сложена в тот самый день[730], верю, что это божество Касуга вещало [устами Великой императрицы]. Можно даже истолковать это так: когда великий господин, Вступивший на Путь, дайню:до: [Канэиэ], устроил посещение [храма Касуга] прежнему монаху-императору Итидзё:, то ожидал, что сочинение песен прибавит [сему событию] еще больший блеск. Сановная особа может быть сколь угодно удачлива, но без преуспеяния на пути поэзии успешная карьера может рухнуть в одночасье. Господин [Митинага] непременно сочинял песню на случай, так что празднества сверкали еще ярче. На юбилей Северной госпожи мандокоро [Ринси] два года назад он сложил:

Порушились те клятвы.
Что когда-то связывали нас.
Но и теперь мирским нечистым сердцем
Вам пожелаю долголетия
На тысячу годов”.[731]
Слышали ли вы его песню в честь [первой ночи c] рождения принцессы Первого ранга [Тэйси], когда Великая императрица тайго: [Дзё:то:мон-ин] давала прием убуясинай[732]? Поистине ни на что не похожа! Столь [прекрасна], что обычный человек не смог бы сочинить такую:

Возрадуется сердце,
Едва узрю,
Как старшая сестра-принцесса
Праздник задает
В честь новорожденной сестрицы.
— Слышал я такие строки, — сказал [Ёцуга] и рассмеялся от всего сердца.

— Старший советник дайнагон Сидзё: [Кинто:][733] превосходил всех, и великий господин, Вступивший на Путь, дайню:до:-доно [Канэиэ], по сему поводу — говаривал: “Как это он делает? Прямо завидно! Жаль, что никто из моих детей и тени его не достоин!” И тогда господин средний канцлер кампаку [Мититака] и господин Авата [Митиканэ] от стыда потеряли дар речи и решили, что отец действительно так считает. А сей господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага] — а он был весьма молод, — изволил сказать: “В тень не войду, но на лицо наступлю”. И поистине, так именно и случилось.

Министр двора найдайдзин [Норимити] и рядом встать не мог! Сдается мне, что человек, [коему в будущем суждено стать великим], с ранних лет должен обладать [мудрым] сердцем и душой и находиться под защитой [богов и Будды].

Во времена монаха-императора Кадзана, в темные ночи юнца пятой луны ранние дожди все шли и шли, и в ночь, когда, нагоняя жуть, зарядил проливной дождь, государь [Кадзан] предавался ничегонеделанью; он изволил выйти в Зал приемов, и придворные —ради развлечения — рассказывали истории и описывали разные страшные случаи, происходившие в старину. Государь соизволил заметить:

— Между прочим, нынешняя ночь и в самом деле — зловещая. Мне как-то не по себе, хотя здесь и полно народу. Каково же в безлюдном месте? Никто, верно, не отважится отправиться туда в одиночку.

Ему подтвердили, что никто. А господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], заявил, что пойдет, куда угодно.

Тогда государь, обожавший подобные затеи, изволил проявить интерес:

— Весьма любопытно! Отправляйтесь! Мититака — в Бураку-ин[734], Митиканэ - в хранилище дворца Дзидзю:дэн[735], Митинага — во дворец Дайгокудэн[736]

Прочие недоумевали, а братья, получившие повеление, побледнели, не зная, что и делать. Зато господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага]. ни капли не побледнел, просто сказал.

— Мои слуги не будут сопровождать меня, извольте повелеть стражнику караульни, либо стражнику такигути проводить меня до ворот Сё:мэймон[737]. Оттуда я намереваюсь один пойти во дворец.

Тогда [государь] изволил заметить:

— Но ведь свидетелей не будет.

[Митинага], согласившись, что и вправду [свидетелей не будет], попросил малый меч, что лежал в ларце у государя, и ушел. Тотчас же и два его брата с кислыми лицами отправились в путь.

Сначала собирались двинуться в последнюю четверть [часа] крысы[738], но пока они препирались, наступил час быка[739]. [Государь повелел]: “Пусть Мититака пройдетчерез караульню Правых ворот. Митинага — через ворота Сё:мэймон”. Он и дорогу им объяснил; разом пустились они в путь [по государеву приказу]. Господин средний канцлер кампаку [Мититака], вознося молитвы, достиг караульни и около Сосновой рощи для Приемов услыхал голоса - человечьи? нет ли? — и, растерявшись, повернул назад. Господин Авата [Митиканэ]. трепеща от страха, добрался до места рядом с Террасой Росы[740], и на каменных плитах под свесом крыши восточного фасада дворца Дзидзю:дэн ему привиделся человек, головой достигающий стрехи. Позабыв обо всем на свете, он прошептал: “Государевой службе я потребен живым”. Когда оба они возвратились, [государь] постучал веером и рассмеялся.

Господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], так долго не возвращался, что собравшиеся начали волноваться, но он явился совершенно невозмутимый, словно ничего не случилось. А когда [государь] спросил: “Ну, что?”, хладнокровно показал нечто, похожее на отколотую мечом щепку. В ответ на вопрос [Митинага] сказал недоуменно: “Да это же доказательство! Куда ж без него! Вот и пришлось отколоть щепку от основания столба с южной стороны Большого трона[741]”. Государь удивился до крайности. Другие попросту не могли прийти в себя, и хотя подобное появление сего господина [Митинага] [все], начиная с государя, невольно прославляли, [Мититака, Митиканэ] — то ли от зависти, то ли еще по какой причине — не произнесли ни слова. [Государь] все же изволил сомневаться, и пока еще было прохладно, изволил повелеть: “Архивариус куро:до, пойди посмотри, подходит ли эта щепка [к основанию столба]?” Тот пошел и приложил ее, и она легла как влитая. Следы скола были видны весьма отчетливо. И в будущем мире те, кто узрят такое, удивятся.

Во время церемонии заклинаний мидзухо:[742] ныне покойной монахини-императрицы нё:ин [Хигаси Сандзё:] среди монахов оказался прорицатель по чертам лица Иимуро, сопровождавший помощника епископа гон-со:дзё:. Придворные дамы попросили его погадать:

— Что ждет господина министра двора ути-но о:и доно [Мититака]? Он ответил:

— Все только необыкновенное! Люди с такими чертами лица управляют Поднебесной. Господин управляющий таю: двора средней императрицы тю:гу: [Митинага][743] [обладает чертами] необыкновенными.

Когда же его еще спросили о господине Авата [Митиканэ], [то ответ был такой]:

— И его [черты] весьма значительны. У него склад лица министра. И еще повторил:

— Ах, до чего необычайны [черты] господина управляющего таю: средней императрицы тю:гу: [Митинага]!

А когда его спросили о господине заместителе старшего советника гон-тю:нагона [Корэтика], ответил:

— И сия [судьба] необыкновенна. У него черты лица, точно удар грома. Его спросили:

— Что значит, точно удар грома?

— Единожды прогремит — и ничего! Ничего не воспоследует! Так гласят черты, а его будущее мы увидим. А вот господин управитель таю: двора средней императрицы тю:гу: [Митинага] человек безграничных возможностей, исключительных свойств.

Всякий раз, когда [прорицателя] спрашивали о ком-нибудь, он непременно приводил в пример сего господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага].

Когда спросили его:

— Почему, о ком бы ни заговорили, вы неизменно возвращаетесь к нему? Он ответил:

— Говорят, самое многообещающее лицо похоже на тигренка, что перебирается через вершины непроходимых гор. У него — такое, вот и твержу об этом. В форме и очерке словно воплощено могущество Бисямона[744]. Человек с подобными чертами лица превосходит всех.

Воистину - дивное умение! Сдается мне, все сбылось. Кажется, предсказывал он о господине правителе соти [Корэтика], будто тот без труда возвысится до министра: “Поначалу пойдет гладко”. Гром может грянуть, но единожды, [Корэтика] же подобен падучей звезде, что превращается в камень. Такой больше не воссиять.

Толкуют, будто бы черты лица [Митинага] в разное время его жизни надолго сохранятся в людской памяти. Вот, к примеру. Во времена монаха-императора Сандзё:, в день торжественного шествия в Камо случился необычайно сильный снегопад; и потому он выпростал рукава тонкого нижнего платья и высоко поднял веер, [чтобы укрыться от снега]; все замело белым, и до чего изящно он выглядел, стряхивая [снег] со словами. “Как сильно метет!” Белый снег еще ярче сверкал, подчеркивая сочетание черного верхнего платья с тонким алым исподним —несказанно изысканно!

У [Митинага] был известный своей норовистостью конь, вот только имя запамятовал. Однажды он вскочил на него и — ах! — обуздал!

Монах-император Сандзё:, говорят, помнил сей день. Печальное очарование источали произнесенные во время августейшей болезни слова:

— Трудно забыть снег того дня, когда происходило торжественное шествие в Камо.

Видимо, неисповедимы пути Неба — господин, ставший светом мира, целый год провел в тревоге[745]. И все же он не чувствовал себя униженным, и печаль не одолела его. В делах службы вел себя достойно, старался не опаздывать, но воздерживался от личного общения [с Корэтика]. Когда однажды в Южном дворце Минами-но ин господина правителя [земель Дадзайфу:] соти [Корэтика] собрались люди потешиться стрельбой из лука, [Митинага] тоже появился там. Господин средний канцлер кампаку [Мититака] удивился неожиданному визиту и решил, что дело плохо, но встретил его весьма любезно. И хотя [Митинага] был ниже рангом, дал ему выстрелить первым. Господин правитель соти [Корэтика] по очкам проиграл два выстрела. Господин средний канцлер кампаку [Мититака] и стрелявшие перед [Корэтика] порешили:

— Добавим каждому по два выстрела.

Добавили, [Митинага] уже потерял всякий интерес, но изволил согласиться стрелять, и даже загадать изволил:

— Если суждено, чтобы из дома Митинага произошли императоры и императрицы, пусть сия стрела попадет в цель.

И что же, не в яблочко ли угодила эта стрела?! Следующим изготовился господин правитель соти [Корэтика], он сильно волновался, стрела не в цель попала, а, [как говорится], в беспредельность мира; он вовсе промахнулся мимо цели, и господин канцлер кампаку [Мититака] побледнел. И снова господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], изготовился и сказал:

— Если суждено мне стать регентом сэссё: и канцлером кампаку, то сия стрела попадет в цель.

И он, едва не расколов мишень, поразил — один в один — след от первого своего выстрела. Тут уж принимать его стали попрохладнее, даже некоторая неловкость возникла. Благородный отец [Мититака] удерживал господина правителя соти [Корэтика]:

— Хватит стрелять, прошу! Ни к чему это!

Все побледнели. И речи не было о том, чтобы тотчас взять бразды правления, но сама его личность и сила характера сулили власть, и [Корэтика] попросту сробел.

А еще во время августейшего посещения монахиней-императрицей нё:ин [Хигаси Сандзё:] Исияма[746] сей господин [Митинага] ехал верхом, а господин правитель соти [Корэтика] — в экипаже. [На дороге] что-то произошло, [Корэтика] подошел к экипажу монахини-императрицы [Хигаси Сандзё:] и сказал, что надо возвращаться через Авадагути, и попросил разрешения [удалиться]. Августейший экипаж также остановился, и господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], повернул коня вспять и подъехал к тому месту, где, положив руку на оглоблю, стоял [Корэтика]. Он почти вплотную подъехал сзади к [Корэтика] и изволил сказать:

— Поторапливайся! А то солнце садится.

[Корэтика], возмутившись, обернулся, но [Митинага] не испугался и продолжал настаивать:

— Солнце заходит. Давай скорее.

[Корэтика] был весьма раздосадован, но делать было нечего, и он тихо удалился. Когда поведал о случившемся своему благородному отцу [Мититака], тот сказал:

— Тот, кто смотрит свысока на министра, не дождется благой судьбы. Вскоре после [церемонии] Очищения, в день змеи третьей луны[747] господин правитель соти [Корэтика] собрал на берегу реки многочисленных друзей и отправился на приятную прогулку. Разбили многочисленные палатки с плоским верхом; туда же пожаловал и господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага]. Подъехав в экипаже к палаткам, изволил воскликнуть:

— Невежа! Только проезд загораживаете! Ну-ка сдайте назад! Кучер при экипаже Какой-то там маро[748] возмутился:

— Что это вы такое говорите? Такие слова навлекут на вас несчастье. Ох, не к добру это, — и, сильно огрев быков в запряжке, малость проехал вперед, ближе к палаткам. [Митинага] позже изволил вспоминать:

— Как тот парень сумел мне пригрозить!

И в судьбе того кучера изволил принимать участие и предпочитал его другим.

Дело в том, что отношения между господами были прескверными. Монахиня-императрица нё:ин [Хигаси Сандзё: — сестра Митинага] изволила отличать господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], и заботилась о нем, и потому господин правитель соти [Корэтика] был к ней не расположен.

Государь [Итидзё:] питал любовь к императрице-матери ко:тайго: [Тэйси] и поддерживал с ней дружеские отношения. Господин правитель соти [Корэтика] целыми днями находился в августейшем присутствии и — можно не сомневаться — наговаривал на господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], и на монахиню-императрицу нё:ин [Хигаси Сандзё:] тоже; она же? конечно, замечала и сожалела.

Государь [Итидзё:] сильно колебался, вручать ли управление миром господину, Вступившему на Путь, ню:до:-доно [Митинага]. Императрица-мать ко:тайго: [Тэйси] весьма сокрушалась о том, что будет, когда мир изменится[749] (если отец-министр [Митиканэ] покинет мир). И потому был поспешно пожалован указ [о назначении канцлером] господина Авата. И все же монахиня-императрица нё:ин [Хигаси Сандзё:] полагала, что следует соблюдать разумный порядок [старшинства][750], но, я слышал, она не жаловала господина правителя соти [Корэтика], и так как [государь] серьезно колебался по поводу господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], то она изволила страстно его убеждать:

— Как случилось, что вы плохо о нем думаете? Он попросту досадовал, что [Корэтика] превзошел его, сделавшись министром. Ведь это произошло по неразумному решению отца-министра [Канэиэ], и с этим ничего нельзя было поделать. Если, назначив министром Авата. вы обойдете [Митинага], то люди мира решат, что так нельзя, и пойдут кривотолки. Чувствуя, что попал в затруднительное положение, [государь] перестал навещать [монахиню-императрицу нё:ин Хигаси Сандзё:]. Она перебралась в покои придворных дам Уэ-но цубонэ[751] и, не пригласив [государя] к себе, самолично явилась в Ночные покои[752] и плача уговаривала его. В тот день господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], находился в покоях придворных дам Уэ-но цубонэ. [Монахиня-императрица] довольно долго не выходила, и он ждал с сильно бьющимся сердцем. Когда она вышла, ее покрасневшее лицо было залито слезами, но губы улыбались.

— Ах, наконец-то [вам] пожалован императорский указ, — сказала она.

Даже самая мелочь в жизни не зависит от желаний, и по сей причине невозможно, чтобы столь важные назначения происходили по воле отдельного человека. Как же мог он не воздать должное [монахине-императрице]? [Митинага] воздал ей сторицей и даже более, отплатив за добро: он нес ее прах [к месту захоронения].

Когда господину, Вступившему на Путь, ню:до:-доно [Митинага], перешла власть в мире — [после того] как скончались один за другим господин средний канцлер кампаку [Мититака] и господин Авата [Митиканэ], — сердце мое дрогнуло, и я обомлел от страха[753]. Не знаю, случалось ли подобное в глубокой древности, но с тех пор, как старец себя помнит, не видывали такого!

В нынешнем мире первые люди государства, кроме господ Тэйдзинко: и Оно-но мия, не пребывают у власти по десятку лет, потому и хотелось бы знать, сколько будет править сей господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага]. Видимо, его братья [Мититака и Митиканэ] тут же погибли на месте, сраженные столь счастливым жребием. Я думаю, люди верили в [предопределение] для всех [Фудзивара].

Следует еще немного рассказать о судьбах.

[ПОВЕСТИ КЛАНА ТО:]
Государи в мире, кроме, конечно, семи поколений богов, начались с императора Дзимму; с августейшего правления императора Ко:току, соответствующего тридцать седьмому поколению, стали назначаться разные министры. Именно в сие время [правление Ко:току] тот, кого называли мурадзи[754]Накатоми-но Камако[755], впервые стал министром двора найдайдзином. Сей министр тайсёккан[756] родился в земле Хитати —императором Тэндзи назывался государь соответственно тридцать девятого поколения, и именно во времена сего государя родовое имя сего министра Каматари было изменено на Фудзивара[757]. Так, у истоков клана То: в сем мире стоит министр двора найдайдзин Каматари.

От его потомков пошло множество государей, императриц, министров, разных высших сановников. Только сей министр Каматари пользовался великим благоволением императора Тэндзи[758] тот даже соизволил отдать министру [тайсеккану] Каматари одну собственную высочайшую наложниц) нё:го [Ёсико-но Ирацумэ][759]. Сия высочайшая наложница нё:го была не пуста, а носила дитя, и государь [Тэндзи] замыслил: “Если дитя, что носит сия нё:го, окажется мальчиком, то станет он сыном министра, если — девочкой, то станет нашей дочерью”. Свое пожелание он изволил сообщить министру, и они заключили договор: “Если мальчик, то сын министра. Если девочка, то наша дочь”.

Поскольку сие высокородное дитя оказалось мальчиком, то и стал он сыном [Дзё:э][760] министра двора найдайдзина [Каматари]. У сего министра тайсёккана [Каматари] уже были сын и дочь. А от сей наложницы одна за другой родились еще две дочери [Хигами-но Ирацумэ и Ихоэ-но Ирацумэ] и два сына. Сии барышни обе стали высочайшими наложницами нё:го у государя — сына императора [Тэндзи], называемого принцем О:томо[761]. Вскоре он получил ранг Великого министра дайдзё:дайдзина и в тот же год стал государем и назвался императором Тэмму[762].

Старший сын от главной супруги министра [Каматари] по имени Накатоми Омимаро[763] достиг [ранга] государственного советника сайсё:; сын-принц императора Тэндзи. рожденный от наложницы, достиг [ранга] Правого министра удайдзина, назывался министром Фудзивара Фухито[764]. После своей кончины был посмертно удостоен [ранга] Великого министра дайдзё:дайдзина. Третьего сына министра Каматари называли Умакаи, четвертый звался Маро.[765] Оба сих сына достигли, по крайней мере, [ранга] государственного советника сайсё:. Министр Каматари скончался в год, когда во времена императора Тэндзи получил родовое имя Фудзивара. Двадцать пять лет он пребывал в ранге министра двора найдайдзина. И хотя он не стал Великим министром дайдзё:дайдзином, но после кончины его нарекли именем Танкайко:, поскольку был он уважаемой особой и основателем клана Фудзивара.

Сей Сигэки спросил:

— Почему тайсёккана называли Танкайко:? Тайсёккан двадцать пять лет пребывал в ранге министра и скончался в пятьдесят шесть лет. И хота речь господина течет, подобно Небесной Реке[766], но изредка в нее вкрадываются подобные неточности. Ну и пусть! — все равно с таким мастерством никто другой рассказать не сумеет. Приходит на память благочестивый мирянин кодзи Дзё:мё:[767] живший при Будде.

Тогда Ёцуги рассказал:

— В старину в стране Китай [учитель] по имени Конфуций тоже говорил: “И у мудреца на тысячу мыслей — непременно одна ошибка”.[768] То, что я до сих пор рассказывал вам (а годы Ёцуги намного перевалили за сотню, приближаясь к двумстам), дает мне, я думаю, право сравнивать себя с людьми древности.

Сигэки заметил:

— Да, сдается мне, это поистине удивительный и поразительный рассказ, — он отер слезы, по-настоящему переживая. Вот уж поистине сколько ни хвали [рассказчика], а все не перехвалишь!

[Ёцуги продолжал]:

— Правый министр садайдзин Фухито был на самом деле сыном императора Тэндзи. И все же он стал вторым сыном министра Каматари. Из имени сего министра Фухито следовало, что никто не может сравниться с ним.[769] Знаки, из коих складывалось его имя, были “несравненный”. У сего министра Фухито были два сына. Старший, известный как Мутимаро[770], достиг [ранга] Левого министра удайдзина. Второй назывался Фусасаки[771] и достиг [ранга] государственного советника сайсё:. У сего министра Фухито были и две дочери. Старшая называлась августейшей родительницей императора Сё:му[772], императрицей Ко:мё:[773]. Вторая дочь, нынешняя [императрица], будучи высочайшей наложницей нё:го императора Сё:му, родила принцессу [Ко:кэн][774]. Дочь нё:го [Ко:кэн] была в конце концов возведена императором Сё:му [в сан] правящей государыни дзётэй.

Сию правящую государыню химэ микадо называли императрицей Такано [Ко:я][775]. Она дважды восходила на престол [под двумя именами — Ко:тэн и Сё:току]. Два сына министра Фухито и еще два его брата дали имена четырем домам [клана Фудзивара], все они разделились по разным воротам. Мутимаро назвали Южным Домом, второго сына Фусасаки — Северным Домом, их единоутробного [брата] Умакаи, главу ведомства церемоний сикибукё:, назвали Церемониальным Домом, их брата Маро — Столичным Домом. Так наименовали Четыре Дома клана То:[776]. Из сих Четырех Домов вышли и процветают многие разные государи, министры, высшие сановники, потомки Северного Дома разрослись, словно ветви, и достигли нынешнего времени. Я должен рассказать об одной родословной ветви.[777] Не буду говорить о тех, что пресеклись. Потомки [других Домов] не вышли в люди.

Род от благородного Каматари и до нынешнего господина канцлера кампаку [Ёримити] насчитывает, думаю я, тринадцать поколений. Послушайте о сей последовательности. Когда говорят о клане То:, думают, что [все линии этого клана] — это только Фудзивара. Однако трудно бывает распознать корень и вершину!

— Министр двора найдайдзин Каматари скончался в шестнадцатый день десятой луны того года, когда удостоился родового имени клана То:; ему было пятьдесят шесть лет. Услыхав о появлении сего родового имени, человек из клана Ки сказал:

— Засохнет дерево-ки, если вокруг него обовьется глициния-фудзи.[778] Теперь погибнет клан Ки.

Как сказал, так и случилось.

Когда сей министр Каматари занемог, не распространился [еще] Закон Будды в древней стране и непросто было найти монахов и им подобных. Считается, что Сётоку Тайси[779] распространял [учение Будды], но и в наше время есть еще люди, не читавшие [сутр] (хоть сказано, что мальчикам с рождения следует читать сутру Цветка Закона)! Назначили монахиню, прибывшую из страны Кудара[780], отслужили службу [с чтением] сутры Юйма[781], и поскольку после одной [службы] самочувствие [Каматари] улучшилось, то решил он, что служба сия чудодейственна, — так начались молитвенные собрания Юймаэ[782].

— Второй сын министра Каматари. Левый министр Первого ранга высшей ступени Фухито, тринадцать лет пребывал в этом ранге. Посмертно удостоился [ранга] Великого министра дайдзё:дайдзина во времена двух августейших поколений — императрицы Гэммэй[783] и императрицы Гэнсё:[784].

— Второй сын министра Фухито, Фусасаки, двадцать лет был государственным советником сайсё:. Во времена императора О:и[785], в седьмой день восьмой луны четвертого года Тэмпё:-хо:дзи (760 г.), в год старшего брата металла и крысы посмертно стал Великим министром дайдзё:дайдзином. Времена — два августейших поколения — императрицы Гэнсё: и императора Сёму.

— Четвертый сын министра Фусасаки. старший советник дайнагон Мататэ[786], скончался во времена императора Сё:току[787] в шестнадцатый день третьей луны второго года Тэмпё:-дзинго (766 г.) в возрасте пятидесяти двух лет. Великий министр дайдзё:дайдзин посмертно. Высший советник на протяжении семи лет.

— Второй сын старшего советника дайнагона Мататэ, Левый министр Второго ранга низшей ступени, старший военачальник Левой личной императорской охраны уконодайсё: Утимаро[788], пятидесяти семи лет. Высшим сановником был двадцать лет, в ранге министра — семь лет. Левым министром Первого ранга низшей ступени стал посмертно. Совпал с двумя августейшими правлениями — императором Камму[789] и императором Хэйдзэй[790].

— Третий сын министра Утимаро, министр Фуюцуги достиг [ранга] Левого министра. Стал Великим министром дайдзё:дайдзином посмертно. Поскольку, начиная с сего господина, я многое разъяснял, то миную подробности. Потомки, что процветали и распространялись со времен Каматари, постепенно пришли в упадок и ко времени Фуюцуги оказались в совершенном небрежении. В ту пору только клан Минамото занимал [должности] разных министров и высших сановников. И все же именно сей министр [Фуюцуги] построил храм Нанъэндо:[791] и поместил там [статую богини] Фуку:кэндзяку Кантон в шестнадцать сяку[792].

— Старший сын министра Фуюцуги, средний советник тю:нагон Нагара стал Великим министром дайдзё:дайдзином посмертно

— Третий сын министра Нагара, министр Мотоцунэ поднялся до [ранга] Великого министра дайдзё:дайдзина.

— Четвертый сын министра Мотоцунэ, министр Тадахира поднялся до [ранга] Великого министра дайдзё:дайдзина.

— Второй сын министра Тадахира. министр Моросукэ поднялся до [ранга] Правого министра.

— Третий сын министра Моросукэ, министр Канэиэ — до [ранга] Великого министра дайдзё:дайдзина.

— Пятый сын министра Канэиэ, министр Митинага — до [ранга] Великого министра дайдзё:дайдзина.

— Старший сын министра Митинага — это нынешний канцлер кампаку и Правый министр Ёримити

Плохо, что у сего господина [Ёримити] до сих пор не было сына, потому-то и рождение юного господина [Митифуса] — счастливое событие. Хотя о матерях речи нет, но сия [мать Митифуса] обладает столь драгоценными свойствами, что о ней нужно сказать. Люди не считали бывшего помощника начальника дворцовой охраны Левой стороны ухёэ-но сукэ [Норисада] человеком выдающимся, но все же он был родовит, и прекрасно, что у него — хоть и после кончины — появился внук, прославившийся на весь мир. На [праздновании] Седьмой ночи[793] (а устроил его господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага]) сложенная им песня:

Поистине мы рады
Вот молодая поросль —
Весеннее дитя —
Проклюнулась на веточке сосны,
Прождавшей годы.[794]
Он сказал, что за исключением государя [Го-Итидзё:] и наследного принца, владельца Восточного павильона, этот внук — первый, сразу же дал ему детское имя Осагими[795]. Таковы — и в старину, и ныне — господа из сих Четырех Домов, чей путь не прервался, всех превзошедшие.

Сей министр Каматари происходил из провинции Хитати[796], и там в местечке под названием Касима[797] изволило обитать божество клана [Фудзивара][798]. Начиная с того времени и до сегодняшнего дня, когда новый государь или императрица восходят на престол, а министры удостаиваются рангов, все они непременно посылают [в Касима] гонца с подношением.

В то время, когда государыня [Гэммэй] пребывала в Нара, провозгласили, что Касима, мол, далеко, и [божество] перенесли на гору Микаса, что в земле Ямато, и дали ему имя Пресветлое божество Весеннего дня. Сейчас это божество клана То:; придворные — мужчины и женщины — отправлялись к нему посланцами, императрицы, министры и высшие сановники клана — все поклонялись Пресветлому божеству. На сию величественную церемонию посылали многочисленных гонцов. Праздник приходился на первый день обезьяны во второй или одиннадцатой луне.

Государь изволил переехать в сию столицу[799], и еще раз [божество] перенесено было поближе, [в место], что называлось О:харано[800]. В год проводятся два праздника, они назначаются на первый день зайца во вторую луну и на первый день крысы в одиннадцатую луну. И на них также присутствуют посланцами придворные. Все господа из клана То: преподносят сему божеству ветки с привязанными к ним полосками бумаги с молитвами и по десять скакунов. Но, провозгласив, что надо еще ближе, [божество] снова перенесли в место, которое, кажется, называется Ёсида[801]. Сие Пречистое божество Ёсида было перенесено средним советником тю:нагоном Ямакагэ[802]. Он устроил его так близко от столицы, рассчитывая, что если в его семье будут государи и государыни, этот праздник превратится в придворный. Со времени монаха-императора Итидзё: праздник действительно сделался придворным.

А еще министр Каматари повелел соорудить клановый храм в То:номинэ[803] в провинции Ямато, там похоронены его останки, ныне проводятся Троекратные чтения [сутры Цветка Закона] саммай[804]. Министр Фухито повелел возвести храм Ямасина[805]. С тех пор в том храме возносят молитвы за клан То:. Если в сем храме [Ямасинадэра], а также в других храмах — То:номинэ, О:харано. Ёсида — происходило что-нибудь странное, из ряда вон выходящее, то храмовые монахи и священники нэги[806] докладывали ко двору. Тогда господин-глава клана То: повелевал прорицать [гадателям из Палаты Темного и Светлого начал оммё:-но цукаса] и случалось так, что кому-то оказывалось необходимо, согласно гаданию, удалиться от мира, и тогда из Первого дома[807] посылали господам клана [полоски бумаги] с надписью “удаление от скверны” и указанием, когда им следует уединяться и поститься — строго в соответствии с годами их рождения.

В сем храме начали проводить богослужения два-три раза в год. С восьмого дня первой луны до четырнадцатого дня [во дворце] Хассё:[808] проводились богослужения госаиэ[809], где наставниками были монахи из Нара. Участвовали все господа из клана То:, начиная с придворных. А еще с семнадцатого дня третьей луны в храме Якусидзи[810] семь дней [шла] церемония [объяснения сутры] Сайсё:о:[811]. А еще, в храме Ямасинадэра с десятого дня десятой луны семь дней — церемония [объяснения] сутры Юйма. И всегда отправляли императорских посланцев со спальными принадлежностями [в дар монахам]. И от господ клана То: вплоть до [особ] Пятого ранга подносили. Монахов из Южной столицы[812] во время Троекратного чтения [сутр] санъэ называли “Наставниками прежнего времени”[813], и они в установленном порядке становились рисси и со:го:[814]. Это и делало сей храм [Ямасина] святым и величественным. И даже о делах вовсе лишенных смысла, если они случались в храме Ямасина, люди не решались судачить (вот она — всеми почитаемая “правота Ямасина”!) и предавали забвению. Все это — проявление несравненно счастливого жребия клана То:.

Хоть и повторюсь, но продолжу рассказ. Разъясню про тех несравненных особ, что стали отцами императриц и дедами государей, — сказал [Ёцуги].

— Две дочери министра двора найдайдзина Каматари были скоро отданы императору Тэмму. Хотя и родились от них принц и принцесса, но, видно, так и не стал [Каматари] государем и наследным принцем, владельцем Весеннего павильона.

— Из двух дочерей Фухито. посмертно [удостоенного рангом] Великого министра дайдзё:дайдзина, одна дочь была высочайшей наложницей нё:го во времена императора Момму[815] и родила принца Его нарекли Сё:му. Родительницу называли императрицей ко:го Ко:мё:. Вскоре еще одна дочь была отдана своему племяннику императору Сё:му и родила принцессу, которая стала правящей государыней химэ микадо. Она и называлась государыней Такано, сорок шестого колена. В свое время государь [Дзюннин] отстранил ее, но она опять вернулась [на престол], [чтобы стать] сорок восьмым коленом [императорского рода].

Императрица-мать называлась императрицей ко:го: посмертно. Две дочери министра Фухито стали императрицами. Императрица-мать правящей государыни химэ микадо— Такано, говорят, называлась посмертно императрицей и, похоже, удостоилась сана ко:го: после кончины. Получается так, что министр Фухито — отец императрицы ко:го: Ко:мё: и посмертно [удостоенной ранга] императрицы и дед императора Сё:му и вместе с тем дед государыни химэ микадо Такано. В одной книге еще [сказано] императрица-мать правящей государыни химэ микадо при жизни стала императрицей, ее имя — императрица ко:го: Ко:мё:. Так же и августейшая матушка Сё:му стала императрицей при жизни, а не посмертно.

— Посмертно [удостоенный ранга] Великого министра дайдзё:дайдзина Фуюцуги, отец Великой императрицы-матери тайко:тайго: Дзюнси, дед императора Монтоку.

— Великий министр дайдзё:дайдзин Ёсифуса. отец императрицы-матери ко:тайго: Мэйси, дед императора Сэйва.

— Посмертно [удостоенный ранга] Великого министра дайдзё:дайдзин Нагара, отец императрицы-матери ко:тайго: Кохи, дед монаха-императора Ё:дзэй.

— Посмертно [удостоенный ранга] Великого министра дайдзё:дайдзина Фусацуги, отец посмертно [удостоенной сана] императрицы-матери ко:тайго: Такуси, дед императора Ко:ко:.

— Министр двора найдайдзин Такафудзи, отец императрицы-матери ко:тайго: Иней, дед императора Дайго.

— Великий министр дайдзё:дайдзин Мотоцунэ — отец императрицы ко:го:мия Онси, дед двух августейших поколений Судзаку и Мураками.

— Правый министр Моросукэ — отец императрицы-супруги ко:го: дед монаха-императора Рэйдзэй и монаха-императора Энъю:.

— Великий министр дайдзё:дайдзин Корэмаса — отец посмертно [удостоенной сана] императрицы-супруги ко:го: Кайси и дед императора Кадзана.

— Великий министр дайдзё:дайдзин Канэиэ — отец императрицы-матери ко:тайго: Сэнси и еще посмертно [удостоенной сана] императрицы кисаки Тё:си, дед монаха-императора Итидзё: и монаха-императора Сандзё;.

— Великий министр дайдзё:дайдзин Митинага — отец Сё:си [Дзё:то:мон-ин]. Великой императрицы-матери тайко:тайго:. Кэнси. императрицы-матери ко:тайго:, Иси, императрицы-супруги тю:гу:, [Киси], наложницы нё:ин наследного принца, владельца Восточного павильона и дед нынешнего государя [Го-Итидзё:] и [Го-Судзаку], наследного принца, владельца Весеннего павильона. Мы не слышали, чтобы кто-либо из них всех, кроме его светлости господина, Вступившего на Путь, ню:до:-дэн[ка] [Митинага], возвел бы всех трех [своих дочерей в сан] императриц. Он — родитель канцлера кампаку и Левого министра [Ёримити], министра двора найдайдзина [Норимити], двух старших советников дайнагоном [Ёримунэ и Ёсинобу], среднего советника тю:нагона [Нагаиэ]. И в этом нет сомнения! Равных ему нет! В стране Японии он один такой, другого не сыскать!.

В самом деле, сооруженный им храм Мурё:дзю-ин так величественен, что не имеет себе подобных, и ни храм То:номинэ министра Каматари, ни храм Ямасинадэра министра Фухито, ни храм Гокуракудзи[816] министра Мотоцунэ, ни храм Хо:сё:дзи[817] министра Тадахира, ни храм Рё:гон-ин[818] господина Ку:дзё: [Моросукэ] и даже ни храм То:дайдзи с его огромным Буддой, возведенный государем Амэ[819], не могут сравниться с ним. О прочих храмах, конечно же, и речи нет.

Государыня сей страны[820] повелела построить храм Дайандзи[821] в подражание китайскому храму Саммё:дзи[822], а китайский храм Саммё:дзи был построен в подражание индийскому монастырю Гион[823], а индийский храм Гион возвели в подражание первому храму Тосоцутэн[824]. Это так. но ныне сей храм Мурё:дзю-ин[825] все же превосходит их все. Не может с ним сравниться и бесчисленное множество храмов Южной столицы. Хотя храм Ход-зю:дзи в Ко:токуко:[826] великолепен, но и он не превзошел сей храм Мурё:дзю-ин. Хотя Сётоку Тайси вложил всю душу в строительство храма Тэннодзи в Нанива[827], все же сей храм Мурё:дзю-ин превосходит его. По сравнению с Семью Великими храмами[828] и с Пятнадцатью Великими храмами Нара[829] сей храм Мурё:дзю-ин необычайно прекрасен, так что кажется, будто в нашем мире появилась Райская Чистая Земля[830].

Причина, должно быть, в том, что сей храм Мурё:дзю-ин был построен по молчаливому обету. Когда министр Хигаси Сандзё: [Канэиэ] получил должность и прибыл в Кохата[831], чтобы благодарить [предков] в храме Дзё:мё:дзи[832], его сопровождал Митинага. Он удивился:

— Как печально: здесь покоится прах многочисленных предков, но не слышно звона колокольчиков[833]!

“Когда стану тем, кем задумал, построю храм Саммайдо:[834]”, — так решил он в глубине сердца.

Из таких историй, во множестве случавшихся в старину, самые интересные — [истории создания] храма Гокуракудзи и храма Хо:сё:дзи. Кажется невероятным, что [Мотоцунэ] задумал [строительство храмов] в те годы, когда был еще ребенком. Не ведаю в точности, во времена какого государя это произошло, но предполагаю, что во времена Фукакуса [императора Ниммё:].

Во время августейшего посещения реки Сэрикава[835] Сё:сэнко: служил пажом варава тэндзё:[836] [у государя], государь изволит играть на цитре кото. Музыканты кото делали своего рода когти[837] и играли, надев их на пальцы. И надев такие [когти], государь изволил их обронить, а ведь считалось, что это — ценная вещь, но поскольку заново сделать их не было возможности, он, подумав, что это, должно быть, предопределение свыше, обратился не ко взрослым, а приказал отыскать их и принести совсем юному господину.

Тот повернул коня, но не знал, куда ехать и где искать. Понимая, что вернуться без них невозможно, дал в душе обет: “На том месте, где найду сию вещь, поставлю один храм”. И на том самом месте, где он нашел [сию вещь], стоит храм Гокуракудзи. Как подобное желание могло зародиться в столь юном сердце! Сие, видимо, было предопределено свыше: [государь] и обронил когти, и изволил повелеть юноше отыскать их.

[Мотоцунэ], сделавшись человеком высокопоставленным, отправился на поиски места для строительства храма, в экипаже с ним ехал Тэйсинко:. тогда еще совершенное дитя; когда они проезжали мимо [того места, где потом был построен] храм Хо:сё:дзи, ребенок воскликнул:

— Отец, вот прекрасное место! Постройте здесь храм!

[Мотоцунэ] удивился: “С чего бы ему сказать такое?”, — вышел из экипажа и огляделся: вид был поистине прекрасен, и он подумал: “Как разглядел это детский взор? Знать, предопределение свыше!” И согласился:

— Поистине прекрасное место! И храм здесь построишь ты! Есть много причин, по которым мне это не по силам.

Так был задуман храм Хо:сё:дзи. [Сигэки спросил]:

— А история храма Иимуро[838] господина Кудзё: [Моросукэ]? Сигэки был с теми, кто поднялся [на гору Хиэйдзан] к приюту великого епископа дайсодзё: из Ёкава [Дзиэ][839].

[Ёцуги ответил]:

— Хоть я и слышал разное и видел многое, но все же господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], превосходит всех в мире. Именно сей господин находится под особым покровительством небесных и земных богов. Может случиться всякое: грянет страшная буря, хлынет могучий ливень, но за день-другой до [того, как Митинага захочет что-либо предпринять] небо прояснится, земля высохнет. Это действительно так, и говорят, что он новое воплощение либо Сётоку Тайси, либо — Ко:бо: Дайси[840], возродившегося ради процветания Закона Будды. Даже привередливые старики соглашаются, что он не человек. На него смотрят с почтением как на воплощение [Будды].

Поистине все так, и бесконечно счастлив сей мир, и вот почему: в старину погонщики коней и быков, служившие у благородных господ и принцев, надсаживали горло, требуя подарков: денежной мелочи, бумаги, рису — [всего, что им задолжали чиновники], — для церемонии успокоения духов горё:э[841] и праздников, и не давали косить траву в полях и на горах. Теперь же низшие чиновники дзитё:[842] и провиантские чиновники омономоти[843] перестали присваивать чужое добро. К тому же ныне не слышно, чтобы деревенские старосты и судейские, выходя на дежурство, принуждали отдавать дань на праздник Огня[844]. Думаю, такого спокойствия и мира больше не будет!

Мы, старцы, в своих бедных домах распускаем пояса и шнурки на вороте и, оставив ворота открытыми, засыпаем спокойно в позе знака “великий”[845], так что молодеем, и жизнь наша удлиняется. Прежде мало выращивали бобов, гороха, тыкв, баклажанов — разве что в Китано, на берегу реки Камо, а теперь их большие запасы. Вот уже несколько лет как родится богатый урожай. И люди, конечно же, не собирают [плоды], лошади и быки не едят. Их просто оставляют на полях. Как будто бы наступил блаженный мир Майтрейи[846]! — так сказал [Ёцуги]. Тогда другой старец [Сигэки спросил]:

— Ходят слухи: люди много страдают от того, что нынче [Митинага] беспрерывно требует мужчин на [строительство] собственного храма Мидо:[847]. Разве вы не слышали об этом?

Ёцуги признал:

— Да-да, призывают каждые два-три дня. Но когда я хожу туда, всегда остаюсь доволен. Как подумаешь, что он “призывает людей для того, чтобы Райская Чистая Земля вновь возродилась”, то “как же можно не пойти и не отдать все силы, чтобы в конце пути стать травой и деревьями у сего храма Мидо:”. Люди, понимающие суть вещей, должны приходить по собственному желанию. Мы, старцы, знаем, что благоприятный случай может во второй раз и не представиться, и трудимся, коли есть такая возможность. Являемся, и не видим в том ничего плохого. Нам дают рис и сакэ и милостиво позволяют взять фрукты, преподнесенные [храму]; тем же, кто трудится постоянно, даже изволят жаловать одежду. Люди низкого звания приходят, все вместе с радостью [трудятся] и весьма успешно, — так сказал он.

[Сигэки подтвердил]:

— Да, все именно так. Однако [я], старец, верю в вещи поважнее, [чем рис и сакэ]. Давно [я], старец, живу в нынешнем мире, и никогда не приходилось мне ходить в лохмотьях и терпеть лишения. Не бывало у меня недостатка в рисе и сакэ. Если же наступит время лишений, возьму три листика бумаги и представлю прошение господину. Вступившему на Путь, ню:до:-доно [Митинага]. В сем прошении, верно, так напишу: “Я, старец, был мальчиком-пажом во времена покойного Великого министра дайдзё:дайдзина, его светлости Тэйсинко:. Много лет нагромоздилось с тех пор, и не нажил я состояния. Поскольку ваша милость — потомок того же дома, обращаюсь к вам с просьбой. Надеюсь, вы пожалуете мне немного вещей”. Так, наверное, напишу и думаю, мне, скорее всего, поднесут хоть малость. Мне кажется, что эти вещи уже в моей кладовой.

Ёцуги ответил ему с чувством:

— Конечно, вы правы. Я говорю дурному дитяти[848], что, когда наш дом обеднеет, надо будет представить прошение в храм, — и продолжил:

— Да, как счастливо мы с вами встретились... Вы развязали мешок, что годами [был завязан], и вся ткань расползлась. А сколько раз ходили вы в храм Мурё:дзю-ин, о котором столько говорят?

[Сигэки] ответил:

— Поскольку я слышал, что в день ежегодного собрания по поводу поминальной службы из Большого храма Мидо: будут выдворять уйму народу [низкого звания], то я пошел на репетицию танцев[849] за три дня до того.

Ёцуги сказал:

— На поминальную службу я ходил несколько раз. Ее великолепие, конечно, ни с чем не сравнимо. Я пришел и на другой день, потому что хотел подойти поближе и помолиться Будде, прежде чем разберут убранство. Тогда я увидел императриц, что изволили молиться в разных храмах. И я подумал, неужели мне довелось увидеть такое! С тех пор как я себя помню, никогда не видел ничего подобного.

В паланкине, что несли на руках, находились четыре императрицы. Впереди, у входа, сидела Великая императрица-мать тайго: [Дзё:то:мон-ин]; она и императрица-мать ко:тайго: [Кэнси] позволили только рукавам немного показаться [из-под занавески]. Изумительно, как волосы императрицы Бива-доно [Кэнси], выплеснувшись [из паланкина], распустились далеко по земле! Позади сидели средняя императрица тю:гу: [Иси] и госпожа Кан-но доно [Киси]. Казалось, их одежды выплескиваются из паланкина, свешиваясь до самой земли. По-моему, в середине сидела и принцесса Первого ранга [Ё:мэймон-ин] — ее верхнее платье держалнекто, находившийся за ее спиной. Она же, видно, была одета лишь в легкое платье без узоров хитоэ-но мидзо[850].

Паланкин несли придворные [Четвертого-Пятого рангов], позади выступали возглавляемые господином канцлером кампаку [Ёримити] сановники, высшие придворные, сыновья его светлости в платьях носи[851], в блестящих нарядах — ах! — экое, право, великолепие! Не явился лишь господин помощник управляющего двором средней императрицы гон-таю: [Ёсинобу], поскольку для него случился [день] строгого удаления от скверны, и весьма сожалел. Парадное платье со:соку средней императрице тю:гу: [Иси] было преподнесено господином помощником управляющего гон-таю: [Ёсинобу], оно смотрелось великолепно! Господин управляющий таю: [Ёсинобу] изволил сказать:

— В день поминальной службы мне нужно было обратиться [к средней императрице]. Когда я пришел, то увидел, что там изволят пребывать пять дам, и наряд средней императрицы тю:гу: был лучше всех — моя заслуга!

Хоть и говорю с уверенностью, но я, никчемный бедняк низкого звания, совсем позабыл — столько времени минуло! — какие были платья и каких цветов! Оттого что [средняя императрица] выглядела особенно великолепно, [помню], что ее нижние тонкие двойные платья хитогасанэ[852] были алого Цвета. Верхнего ее платья хорошенько не помню, но, кажется, на ее трехслойном китайском платье карагину[853] из материи с узорами хаги[854] были вышиты осенние поля - глаз не отвести, прямо картина!

Люди говорили, что и другим императрицам [платья] преподнесли господа [из того же дома Фудзивара]. Великая императрица тайго: [Дзё:то:мон] изволила облачиться в платье двойной окраски[855]. Императрица-мать ко:тайго:-но мия [Кэнси] нарядилась в полный китайский парадный наряд со:соку[856]. [Платье] госпоже Кан-но доно [Киси] преподнес сам господин [Ёримити]! Узнав, что другие дамы изволили столь живописно разукрасить [свои платья] картинами, он велел прикрепить [к платью Киси] [тончайшие золотые и серебряные] пластинки: господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], изволил взглянуть и, рассмеявшись, произнес:

— Вот прекрасный костюм для актера дзюси[857]!

Господин [Митинага] ожидал их перед открытыми дверями храма Мидо:. Мне хотелось смеяться от радости, что вижу все от самых Больших Южных Ворот. Я слышал, что три особы: кормилица Бэн принцессы Первого ранга [Ё:мэймон], другая, тоже кормилица принцессы Первого ранга Тайю:, и еще одна, кажется, Тю:дзё: — через щель заглядывали на галерею храма Мидо:. Они видели, как [императрицы], выйдя из паланкина, на коленях вползли [в храм]. [Все три кормилицы] тряслись от страха, но, решив, что сегодня их вряд ли будут ругать, продолжали смотреть.

Говорили, что [императрицы], конечно же, бесспорно [прекрасны], но невозможно было сказать, которая из них лучше, все были великолепны. Волосы Великой императрицы тайго: [Дзё:то:мон] были длиннее подола ее платья. У средней императрицы тю:гу: [Иси] волосы соперничали с ее собственным ростом — чуть длинней. А волосы императрицы-матери ко:тай-го: [Кэнси] — растекались на целый сяку дальше веероподобного подола ее платья. У госпожи Кан-но доно [Киси] рост — на семь-восемь сунов уступал длине ее волос. Они прикрывались веерами, которые держали чуть отстранив от лица. Господин [Митинага] сказал принцессе Первого ранга:

— Что ты стоишь на коленях? Вставай![858] — Он подал ей руку и помог перешагнуть через балку нагэси[859]. Это было такое необыкновенное зрелище, что в глазах [у кормилиц] потемнело от переживаний. Хотя они делали все, чтобы не обнаружить себя, и прятались, как могли, но [Митинага] все же изволил заметить их.

— Ах, какой ужас! Настал последний день нашей службы при дворе, — вскричали они, обмирая от страха.

[Митинага], обратившись ко всем троим, сказал улыбаясь:

— Видели императриц? И как они вам? Не так уж плохи для дочерей старого монаха. Берегите их!

[Кормилицы] пришли в себя и почувствовали, будто заново родились, и радости их не было предела. Взглянув друг на друга, они [увидели], что под толстым слоем белил их лица перекосились, одна из них позеленела, как листья травы, другая — покраснела, а третья покрылась капельками пота.

[Кормилица] рассказывала:

— Не годится людям, особенно простого звания, подглядывать даже в шутку. [Митинага] не стал упрекать нас и явил великодушие. Думается, столь добр он к нам ради праздника, мы гордимся [его милостью]

Лицезрение подобных событий рождает раздумья о расцвете славы сего мира, они постепенно привязывают [нас к миру] и подавляют стремление к Пути [Будды].

Некий святой человек, что жил где-то в провинции Кавати[860], отказывался покидать свою хижину. Но, опасаясь наказания в жизни последующей[861], явился в столицу и увидел, как канцлер кампаку [Ёримити] является ко двору и как разгоняют с бранью толпы людей, и подумал: “Видимо, это и есть первый человек [в стране]”. Когда [Ёримити] воссел перед господином, Вступившим на Путь, ню:до:-доно [Митинага], он решил, что этот последний всех превосходит. Но вот появился августейший выезд, музыка возгласила прибытие императора[862]. Узрев, какие почтительные позы приняли ожидавшие его и какое глубокое уважение оказывали ему господа, принимавшие августейший паланкин, он подумал: “Именно государь — первый в Японии”. Когда же [государь] изволил выйти из паланкина, сесть в почтительной позе и сотворить молитву перед средним изображением [Будды Амида Нё:рай], [святой человек осознал], что нет никого выше Будды, и молвил:

— В саду, [где проводится] сия служба, я смог установить драгоценную связь с Буддой, и вера моя совершенно укрепилась.

Я, сказать по правде, забыл, сидел ли он рядом со мной. Люди мира радовались и говорили:

— Великая императрица тайго: [Дзё:то:мон] примет постриг, достигнет сана, [равного сану] Великого императора дайдзё:тэнно[863], и станет называться монахиней-императрицей нё:ин. Когда в сем храме[864] построят полюет и ей “преподадут Закон”[865], многие монахини мира захотят прийти и дать [обеты вместе с ней].

И когда жена Ёцуги услыхала, что об этом говорят, то сказала мне:

— Тогда и я отрежу концы своих седых волос[866], и ты не удержишь меня. Я ответил:

— Да кто станет тебя удерживать! Найди мне молодуху в жены и делай, что хочешь. Она ответила:

— Сей же миг поговорю со своей племянницей. Чужие здесь не годятся. Я ответил уклончиво:

— Нет, так не пойдет. Своя ли, чужая — главное, чтобы дурным нравом мне не досаждала.

В конце концов, мы набрали ей один-два хики[867] хорошего шелка на шлейф мо и оплечье кэса, — сказал [Ёцуги]. Затем, как и следовало ожидать, на лице его появилось печальное выражение, он почувствовал себя одиноким, оттого что жена вознамерилась [принять постриг]

[Ёцуги рассказывал]:

— Так, в сем году[868] появились небесные знамения, в мире стали ходить тревожные слухи о дурных предзнаменованиях. Ходят, к примеру, страшные слухи о том, что госпожа Кан-но доно понесла, а госпожа высочайшая наложница нё:го монаха-императора Коитидзё: — дочь Митинага] постоянно хворает[869], и в этом году улучшения-де не наступило.

Однако если продолжить разговор о подобных вещах, то покажется, что события прежних дней произошли совсем недавно.

[Старцы] переглянулись, и Сигэки добавил:

— Как печально, что среди прочих разнообразных и замечательных событий столь много довелось узреть дурного, услыхать о неприятном; для меня же грустнее кончины драгоценного господина [Тэйсинко: Тадахира] ничего не случилось. А произошло это сразу после десятого дня восьмой луны - печальная пора! Я не мог не вспомнить: “Пусть будет любое время года...”[870]— после этих слов он несколько раз шмыгнул носом, замолчал и погрузился в печальные мысли. Как когда-то...

[Сигэки продолжил]:

— Пропало у меня желание жить — ни дня, ни часа! — и обретаться среди людей, но [я дожил] до сих пор, потому что [душа Тадахира] хотела, чтобы я видел неуклонное распространение и процветание [его потомства] и радовался.

На следующий год[871] в двадцать четвертый день пятой луны родился монах-император Рэйдзэй! Сожалея, что тот не дожил, я испытал несравненную радость.

И Ёцуги согласился, ибо радость его была глубока.

[Ёцуги спросил]:

— А что вы чувствовали, когда один за другим родились монах-император Судзаку и Мураками?

Когда прозвучали такие слова, сделалось страшно — какие бесконечно [древние времена они помнят]. А еще добавил:

— Ёцуги думает вот о чем: кто знает, буду ли я жив завтра. Может, это и нескромно, но хотелось бы узнать будущее принцессы Первого ранга [Ё:мэй-мон], и потому обязан дорожить жизнью. Причина же такова: перед ее рождением я видел необыкновенный сон. Помню, когда покойная монахиня-императрица нё:ин [Хигаси Сандзё:] и сия Великая императрица тайго: [Дзёто:мон] были зачаты, мне тот же сон привиделся. По ее счастливому жребию предсказано может быть все, [что угодно]. Хотя я и думал сообщить об этом Великой императрице-матери ко:тайко:тайго: [Кэнси], но, к сожалению, не смог встретить никого из ее приближенных. Говорю об этом в надежде, что кто-то [из них] присутствует здесь.

Может быть, в будущем вспомнят, сколь точно он предсказал! Когда он это произнес, мне захотелось выступить вперед и сказать: “Здесь есть такой”[872].

СВИТОК VI

ВЕЛИКИЙ МИНИСТР МИТИНАГА Часть II

[Истории старых времен]
Необычайно увлекательно, удивительно рассказывали двое, не прерываясь, и слуга воскликнул:

— Как необыкновенно интересно то, что мы услышали! Кстати, каковы ваши самые первые воспоминания? Хотелось бы услышать о них, расскажите, пожалуйста!

Ёцуги сказал:

— Я прекрасно помню то, что видел и слышал с шести-семи лет отроду. Поскольку нет уверенности, [что помню все о] событиях незначительных, не все, наверное, поверят мне. Расскажу о великих событиях того времени, когда мне было девять лет. Все знают, где пребывал государь Комацу [Ко:ко:][873] в бытность свою принцем. Место, где жил мой отец, находилось на север от О:и-но микадо и на запад от Матидзири[874]. Таким образом, я жил рядом с принцем и, бывало, постоянно навещал его, чтобы развлечь; [принц] вел очень тихую жизнь. В тот год третий день второй луны пришелся на первый [в том месяце] день лошади, это был самый благоприятный день старшего брата дерева и лошади[875], и потому переполох по поводу посещения святилища Инари был еще сильней, чем обычно.

Я, хоть и был еще слишком мал, пошел вместе с отцом. Поднявшись на крутой холм, я притомился, и потому мы в тот же день не смогли вернуться из паломничества. Мы с отцом устроились в доме у его хорошего знакомого, младшего жреца того святилища нэги-но таю:[876], которому отец когда-то помогал. Там мы заночевали; и на пути назад, когда поднимались по Хигаси-но то:ин, увидели, что возбужденная толпа бежит к западу от О:и-но микадо — это было так странно, что мы остановились посмотреть. Мы увидели, что около нашего дома чернела превеликая толпа народу. Мы страшно удивились, не пожар ли это, глянули в небо — ни дымка. “Уж не страшного ли какого преступника схватили?” — гадали мы с замиранием сердца. Пробираясь к дому Оно-но-мия. разглядели экипажи высших придворных, оседланных коней и людей в шапках и парадных платьях. Удивленные, испуганные, мы все спрашивали: “Что случилось?”, пока кто-то не сообщил на бегу “Это принц-глава ведомства церемоний сикибукё:[877] принимает сан государя; явились все, начиная с Великого господина[878]”.

Вот что довелось увидеть собственными глазами еще в далеком детстве!

А в те времена, когда мне сровнялось всего восемь лет — это могло быть приблизительно во втором году Гангё: (878 г.)[879], — император Кампё:[880] [Уда], называвшийся [тогда] близкоприслуживающим дзидзю: принца-главы ведомства церемоний сикибукё:, увлекался охотой. Однажды после двадцатого числа месяца инея[881] он [из дома] принца-главы ведомства церемоний сикибукё: отправился на соколиную охоту, а я побежал вместе с ним. Где-то на плотине Камо близкоприслуживающий дзидзю: [Уда] запускал сокола, да так увлекся этим занятием, что не заметил, как неожиданно опустился туман, и весь мир заволокло тьмой, так что нельзя было понять, где восток, где запад. Я подумал, что наступил вечер и пробрался в гущу зарослей и лег, дрожа от страха; верно, пролежал там с полчаса.

Позднее узнал, что именно тогда Пресветлое божество Камо явилось господину близкоприслуживающему дзидзю: и обратилось к нему с речью. Поскольку в мире о сем событии только и говорили, я о нем умолчу — об этом, видно, и так все знают. Да и не следует всуе упоминать такие события. После этого всего через шесть лет был учрежден Чрезвычайный праздник Камо[882]. Помнится, случилось это в тот год, когда [император Уда] взошел на престол[883]. День, [когда ему явилось божество], был днем петуха, и потому [праздник] вскоре назначили на первый день петуха в месяце инея. Самая первая песня для плясок Адзума[884] [принадлежит] среднему военачальнику тю:дзё: Тосиюки:

Обступили юные сосенки
Могучее святилище Камо.
Поколений и десять тысяч
Пусть минуют, —
Но не изменят свой цвет деревья.
Эта песня вошла в “[Собрание] старинных и новых [песен Японии]”. Она у всех на слуху — но как же бесконечно прекрасно сочинение господина [Тосиюки] ! Потомки [государя Комацу] множатся и процветают, и линия эта не прерывается до нынешнего времени. Что до государя, то равного ему не было! Чрезвычайный праздник Явата[885] существовал со времен монаха-императора Судзаку. Три года с рождения монаха-императора Судзаку решетки на окнах его дворца никогда не поднимались, ночью и днем во дворце жгли огонь; он был взращен за пологом[886] из-за боязни [проклятия духа] Китано[887]. По отношению к государю Тэнряку[888] [Мураками] столь строгой защиты не применяли. Государь Судзаку родился как раз в очень важный момент[889]: если бы монах-император Судзаку не появился на свет, то процветание клана То:си не было бы столь сказочным. Так, когда он отрекся от престола, случилась смута Масака-до[890], но его молитвы [в храме Явата] были услышаны, [и смута прекратилась].

Сия песня для плясок Адзума [принадлежит] мастеру Цураюки:

Будем служить
В долготу лет
Божеству Ивасимидзу,
Пока состарятся сосны,
Покуда мхом не обрастут.[891]
Эта песня вошла в “Собрание [дома Цураюки]”. Сигэки вступил:

— [Я], старец, не буду так многословен, как господин [Ёцуги]. Может быть, это и покажется повторением, но могу рассказать о том, что помню необыкновенно ясно, — о всех событиях, [что произошли], когда отрекались от престола Кампё: [Уда] и Энги[892] [Дайго]. Люди говорят, что песня госпожи Исэ[893], написанная тогда на стене покоев Кокидэн[894], была исполнена печального очарования.

Вот расстаемся с ними,
И не сожалеет никто
Из этих придворных ста рангов.
Но что я не увижу их больше —
Все же как-то печально. (Перевод Л. М. Ермаковой)[895]
 Ответ монаха-императора был такой:

Ведь не только же мне
Быть государем.
Государи будут сменять друг друга.
И если потом ты вернешься сюда,
Почему ж тогда “не увидеть более”? (Перевод Л. М. Ермаковой)[896]
 
Тут один человек из толпы задал вопрос:

— Я слышал, [песню], что написал монах-император [Уда], позже изволил увидеть Энги [Дайго] и написал на нее [ответную песню]. Правда ли это?

[Сигэки ответил]:

— Все государи называются одинаково, но люди, родившиеся во времена [императора Дайго], вплоть до самых простых, неизменно пользовались [государевым благоволением]. Во время больших и малых зимних холодов[897], студеными ночами, когда шел сильный снег, [государь] выбрасывал свою одежду из августейшей опочивальни, приговаривая: “Как же мерзнет, должно быть, простой люд всех земель!” Его благоволение и жалость распространялись даже на таких, как я, и мы чувствовали себя счастливыми. Вот как было! Все, что я видел в сем мире, все, до самой последней мелочи, вспоминаю, словно сказку. Люди, внимайте мне! Сидя на этом месте, решаюсь все вам рассказывать, но, признаюсь, что до сих пор, видно, не превозмог грех своей юности — приверженность “всему прекрасному”. Сегодня хочу исповедаться в сем храме[898].

Тот, кого называли принцем-главой ведомства церемоний сикибукё: Рокудзё: [Ацуми], приходился государю Энги [Дайго] единоутробным братом. Однажды [государь] изволил совершить выезд в поля[899]; сей принц [Ацуми] Должен был сопровождать его, но задержатся в столице и присоединился к нему в Кацура-но сато[900]. Тогда [государь] приказал остановиться и пропустил [брата] вперед, и тут некий слуга с псарни стал пересекать глубокую реку. Он закинул собаку за спину, а лапы ее положил себе на плечи; в августейшей процессии все с любопытством наблюдали за ним.

Государь изволил смотреть на это зрелище так, словно одобрял сего псаря!

Когда они подошли к подножию горы, императорский сокол Сирасо:[901] закогтил птицу [-фазана], совершил круг и уселся на голову феникса, украшавшего императорский паланкин. Солнце скатывалось за край гор и сияло так, что алые листья клена, казалось, укрыли горы, подобно парче. Сокол сиял белизной, сверкал лазурью фазан. [Сокол] широко раскинул крылья, и тогда и вправду пошел снежок — и в этом миге сосредоточилась вся сущность осени. Никогда не случалось доселе зрелища столь изумительного! Я был поражен в самое сердце и не мог не согрешить! — и [Сигэки] постучал ногтями по ногтям[902].

— Великий господин государь Энги [Дайго] часто улыбался. Причину сего он изволил [так] объяснять:

— Трудно обратиться к тому, кто мрачен, но легко разговаривать с человеком доброжелательным и открытым. Вот я [и улыбаюсь, чтобы мне рассказывали] без утайки обо всем. И это разумно, ибо кто же откроется собеседнику с гримасой неудовольствия на лице.

[Государь] изволил говорить: “Надеюсь, я не умру в 'узорную' или 'долгую' луну. Грустно будет, если придется отменять состязания по борьбе или праздник Девятого дня[903]”, — но скончался в девятую луну, и праздник Девятого дня из-за того не справляли. Как трогательно, что в тот день перед караульней Левой дворцовой стражи выпустили императорских соколов! И они помедлили, прежде чем улететь.

К цензору бэн Кинтада[904] [государь] благоволил во всем и особенно в делах соколиной охоты. День за днем, выходя на службу, он оставлял коня в укромном месте, а закончив дела, отправлялся на [гору] Накаяма[905]. На стене ревизионной канцелярии в Государственном совете до сих пор, должно быть, сохранились следы пребывания соколов сего господина [Кинтада].

Он различал вкус фазанов из Кудзэ и фазанов из Катано[906]. [Некто] усомнился в этом, подумав, что тот несколько привирает, и решил устроить ему испытание: в тайне от всех приготовил блюдо из двух видов птицы и пометил их. Когда цензору бэн [Кинтада] подали блюдо, он совершенно точно определил, какие фазаны из Кудзэ, а какие — из Катано. Однако нашлись люди, что сказали Энги [Дайго]:

— Не годится, когда при дворе служит всего-навсего умелый сокольничий. [Государь] изволил возразить:

— Если бы из-за охоты он небрежно относился к делам, был бы виновен, но раз он хорошо выполняет свои бесчисленные обязанности и никогда не пренебрегает службой, то волен делать все, что угодно.

Еще одно удивительное событие произошло во время августейшего выезда на реку О:игава[907] государя [Дайго]; тогда танцевал семилетний принц [Масаакира], рожденный служительницей императорской опочивальни миясудокоро Томиноко:дзи. Никто из толпы зрителей не мог удержаться от слез. Собою он был бесконечно, сияюще прекрасен, и потому божества горы, полюбив ребенка, унесли его с собой[908].

Во времена [Дайго] происходило много интереснейших событий. Рассказать обо всем просто невозможно. Сначала поведаю о событиях так, как я их запомнил, а не по порядку. Какое было необыкновенное зрелище, когда монах-император [Уда] посещал разные места с благочестивыми целями, а также для развлечения, и когда он изволил осматривать водопад Миятаки[909]! Вот японская песня, что сложил тогда министр Сугавара[910]:

В водную ткань
Белые струи вплетаются —
Пряжи крученой нити.
Плащ бы из них соткать
И пуститься в дорогу.[911]
Также состоялся августейший выезд на реку О:игава. И еще [Уда] повелел доложить [Дайго], чтобы тот изволил выразить желание [и назвать] “место, куда следует поехать и посмотреть”. И господин Великий министр [Тэй-синко:] [императора] Итидзё: сложил:

Обладали бы сердцем
Пестро-алые листья
С горы Огура —
Дождались бы, не облетая,
Счастья узреть государя.[912]
Как печально и изящно! Во время августейшего выезда было [предложено] множество тем для стихов[913]; среди всех сочиненных тогда песен Ямато выделяется песня поэта Мицунэ [на тему] “обезьяны кричат в горном ущелье”:

Не кричите уныло,
Горные обезьяны! —
Такой, как сегодня, день
Только раз осчастливит
Долины гор распростертых.[914]
Вступление [к песням, написанным] в тот день, тогда же сочинил мастер Цураюки.[915]

Считалось, что и монах-император Судзаку тоже изящно [слагает песни], но когда началась смута Масакадо[916] и другие события, он, охваченный ужасом, оставил престол. В ту пору творились дела весьма странные. Он совершил августейший выезд в дом матери-императрицы хаха кисаки [Онси], и она изволила обратиться к нему

— Я горда и счастлива, что вам выпал столь счастливый жребий.[917]

И изволила сказать:

— Сейчас мне хотелось бы, чтобы и наследный принц, владелец Восточного павильона [Мураками] тоже достиг подобного.

И он подумал, что мать, несомненно, давно ожидает [отречения] и торопит его, и немедля уступил [престол]; императрица кисаки-но мия [Онси] предавалась горьким сожалениям и сетовала:

— Ведь я же ничего похожего не говорила! Мне казалось, это дело далекого будущего.

Когда [Судзаку] отрекся, он понял, что его приближенные сожалеют об этом. В день отречения от страны монах-император изволил оповестить императрицу кисаки-но мия [Онси]:

Воссияло сегодня
Небывало яркое солнце,
Неужто где-то
За этим горным хребтом
Сыплется зимний дождь?[918]
Я слышал, ответ императрицы кисаки-но мия был таким:

В той стороне,
Где сгустились белые тучи,
Дождик, верно, и сыплет,
Но яркий свет воссиял
В тех же горах.[919]
Монах-император [Судзаку] несколько месяцев пребывал во дворце Рё:кидэн[920]. Говорят, позже он несколько сожалел об отречении и возносил молитвы, чтобы вернуться на престол, но правда ли это? Тонкой души был человек. Когда он тяжело заболел, то изволил смотреть на свою малолетнюю [дочь, будущую] Великую императрицу-мать тайко:тайго: [Сё:си], проливая горькие слезы:

Мир мой сгинул —
Сгнил китайский бамбук,
Но корни его
Протянулись повсюду.
Им во век не исчезнуть.[921]
Когда я услышал эти строки, то поистине загрустил и опечалился. Конечно, государь Мураками не имел себе равных. Люди передавали, что он превосходил Энги [Дайго] благорасположением и тонкостью чувств.

Изволил спрашивать у людей:

— Что говорят о нас? И ему отвечали:

— В мире говорят, что вы великодушны. Изволил заметить:

— Значит, меня хвалят. Если господин жесток, что делать людям?

Один весьма забавный и очаровательный случай произошел во времена Тэнряку [Мураками]. Перед Дворцом Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн засохло дерево сливы, и некоему господину, который в то время был архивариусом куро:до, поручили отыскать [новое]. Тот попросил [Сигэки]:

— Людям молодым не распознать [хорошее дерево]. Поищите-ка вы! Хоть я и обошел всю столицу, но ничего не нашел, и только в одной усадьбе где-то на западе столицы обнаружил прекрасное дерево, усыпанное цветами. Принялся выкапывать его, а тамошний управляющий передал мне послание, которое попросил привязать к сему дереву. Я подумал, что это, верно, неспроста, и отнес [дерево во дворец]. [Государь] изволил взглянуть и спросил: “Что это?” Женской рукой там было написано:

Приняла с благоговением
Государеву волю,
Ну а спросит меня соловей,
Куда его дом подевался,
Что промолвлю в ответ?
Когда [государь] прочитал эти строки, они показались ему удивительными[922], и он повелел мне разузнать, чей это дом. Оказалось, что живет там дочь мастера Цураюки. [Государю] стало стыдно, и он выразил сожаление.

Это, наверное, самый неприглядный поступок всей [моей], Сигэки, нынешней жизни. По правде говоря, горько еще и потому, что мне пожаловали в награду за труды платье, а [государь] сказал: “Ты принес то дерево, которое мы хотели”. Так поведал [Сигэки] и застенчиво улыбнулся.

И еще Сигэки продолжил:

— Событие, что произвело на меня большое впечатление и показалось восхитительным, произошло в то же время. Особа, что называлась высочайшей наложницей нё:го Сё:кё:дэн[923], была тогда жрицей сайгу: [святилища Исэ]. Государь [Мураками] давно не навещал ее, как-то раз в осенние сумерки она играла на кото необыкновенно красиво, и он пришел и сел рядом. Она продолжала играть, словно не замечая его появления, и он услышал:

Как же тоскливо!
Меркнет осенний день,
И только ветер
Шумит и шумит
В листьях мисканта[924], —
“Глубокое впечатление произвело на меня то, с каким чувством она [произнесла эти слова], перебирая струны”, — так изволил написать в августейшем собрании [Мураками], — сказал [Сигэки], но [распространяться об этом] не слишком благопристойно.

Некто спросил:

— Вы бывали в провинциях? [Сигэки] рассказал:

— Я не бывал в отдаленных землях[925]. Только в земле Идзуми, когда мастер Цураюки отправился туда, получив новое назначение[926]. Я сопровождал его в путешествии, когда он сложил: “Как же можно подумать, что звезды есть?”[927] [В то время] лил сильный дождь.

Когда видишь это написанным в старой книге[928], кажется, что с тех пор минула вечность. И какое же удивительное испытываешь чувство, окунаясь в прошлое!

Некто очень заинтересовался и попросил:

— Может, и жена Сигэки теперь расскажет нам что-нибудь о разных событиях.

Она ответила:

— Я не столичная жительница и не служила высокородным господам; с младых ногтей была замужем за этим старцем и потому важных событий не видела.

Слуга спросил:

— Откуда вы родом? [Она ответила]:

— Из Асака-но нума в провинции Мити-но куни[929].

— А как же вы попали в столицу? Она сказала:

— Не знаю, кто был тот человек, [что взял меня с собой]; я ехала с возвращающимся [в столицу] после окончания срока службы правителем коми, чья госпожа Северных покоев слагала песни.

Удивительно, [но я понял, что] речь идет о госпоже Накацукаса.[930] [Слуга] воскликнул:

— Великолепно! Вы слышали, кем была эта госпожа Северных покоев? Не помните ли вы сложенных ею песен?

[Жена] ответила:

— Не лежит у меня душа к песням, и потому я ничего не запомнила. Помню только несколько строк из песни, что сложила она по дороге в столицу у заставы Охака:

Скорее бы весть передать
Тому, кто в столице,
Верно, ждет меня не дождется, —
Что я прибыла
К Заставе Свиданий.[931]
Она рассказывала, запинаясь, — поистине, это не могло сравниться с [рассказом] мужчины [Сигэки]. Сигэки удивился:

— Неужели ты не помнишь, кто она! Разве может кто-нибудь забыть даму, подобную ей? Моя [супруга] хорошо разбирается в житейских делах, и в этом ее достоинство, потому трудно с ней расстаться.

Ёцуги добавил:

— Жена сего старца[932] прекрасно все помнит. Ведь она на двенадцать лет старше меня, так что, наверняка, помнит события той поры, которую я не застал. Она служила мойщицей отхожих мест у императрицы кисаки-но мия Сомэдоно. Поскольку мать ее была старшей служанкой кан-но тодзи [во дворце], она с юных лет посещала дворец и даже видела Тэйсинко: [Тадахира][933]. Она, видно, вовсе не была дурнушкой, на нее, говорят, поглядывали важные господа, и, кажется, она даже получала любовные письма от среднего советника тю:нагона Канэсукэ[934] и государственного советника сайсё: Ёсиминэ Мороки[935]. Средний советник тю:нагон писал на бумаге Мити-но куни[936], государственный советник сайсё: — на бумаге цвета грецкого ореха.

Государственный советник сайсё: [Мороки] до пятидесяти лет был не у дел, казалось, двор забыл о нем. Тогда он отправился в Явата[937] и с трудом под проливным дождем поднялся [к храму] на холме Ивасимидзу[938]; там он прислонился к засыхающему мандариновому деревцу, что росло перед храмом, и сложил:

Мы вместе дряхлеем:
Я, государев советник,
И деревце мандарина,
Что возрастает
Пред алтарем божества![939]
Я [Ёцуги] потом узнал, что божество, услышав эту песню, сжалилось: расцвело мандариновое деревце, и государственный советник сайсё: [Мороки] нежданно-негаданно стал главой то: [архивариусов куро:до].

Слуга спросил:

— Почему же глупая жена говорит, что в повествованиях о далеких временах [сказано]: это произошло перед святилищем Камо?

[Ёцуги] ответил:

— Может, и так. Это было очень давно, и я могу ошибаться. Хоть и видел государственного советника сайсё: [Мороки], но узнал об этом уже взрослым, расспрашивая людей.

[Слуга подтвердил]:

— Да, именно так и было. Господин [Мороки] в пятьдесят шесть лет стал государственным советником сайсё: и получил [должность] среднего военачальника тю:дзё: Левой [личной императорской] охраны саконоэ.

[Ёцуги заметил]:

— Тогда я ничего не понимал, когда же теперь вспоминаю то время, все представляется мне каким-то жалким[940].

Слуга спросил:

— Как же вам, молодому человеку невысокого звания, удалось заполучить такую красавицу?

[Ёцуги ответил]:

— Да, как-то так. Поначалу, полная любовных бредней, она не испытывала ко мне никаких чувств, но с тех пор как поселилась в моем доме, стала скромней. Хотя мы и ссоримся до сих пор, но я никогда не позволял ей стрелять глазками. За долгие годы она привыкла прислуживать, да и мне не позволяла гулять на сторону — даже на одну —единственную ночь! — тут он лукаво ухмыльнулся. [Ёцуги] продолжил:

— Мы — эта женщина и Ёцуги — были связаны в предыдущей жизни Ей около двухсот лет. У среднего советника тю:нагона Канэсукэ и у государственного советника сайсё: Мороки и потомков-то нет — что бы с ней стало, [если бы она вышла за кого-нибудь из них замуж]? Ёцуги тоже не собирается соблазняться какой-нибудь модницей-молодухой!

[Сигэки] рассмеялся:

— Стыдно будет, если такие долгожители вдруг перестанут ладить меж собой.

Я не мог поверить тому, что слышу, — было ли это на самом деле?! Удивительно!

[Ёцуги] сказал:

— Ах, если бы сегодня смог взять ее с собой, она рассказала бы такие вещи, которые поразили бы воображение дам. Поскольку ее покровителем был родитель распорядительницы Хё:э-но найси, она часто навещала дом распорядительницы найси.

Некто спросил:

— Кем он был?

— Знаменитым музыкантом — играл на лютне бива. Во время состязаний по борьбе был награжден знаменитым бива под названием “Гэндзё:”[941] и в августейшем присутствии сыграл “Волны на озере Цинхай”[942]. Как это было прекрасно! Даже такой господин, как Хакуга Третьего ранга[943], не сумел бы так искусно сыграть, а того слышно было до самых ворот Сё:мэймон (я подошел к Левой Музыкальной зале[944] и насладился). До времени Тэнряку [Мураками] подобные представления устраивались с истинным великолепием.

Когда же наступила эпоха монаха-императора Рэйдзэй, стало казаться, что мир заволокло тьмой. С того времени все пришло в упадок. И господин Оно-но-мия [Сэйдзинко:], хоть и назывался первым человеком, но был посторонним[945] и вверил все молодым: процветающим августейшим дядьям [Ко:токуко:, Тю:дзинко:]. Нечего и говорить, что так же поступил и государь [Рэйдзэй].

Печальное событие произошло через год после кончины Мураками: в [дом] Оно-но-мия прибыли гости, хотя [собрания] Чрезвычайных гостей или чего-то подобного не предполагалось: они исполняли [танец] “Счастливые годы, благословенные луны”[946], затем Левый министр Итидзё: [Масанобу], господин Рокудзё: [Сигэнобу] и другие, отбивая такт, запели [песню] “Мусирода”[947] и положили свои жезлы[948], воскликнув: “Ах. если бы прежний государь был здесь!” — и все, начиная со старшего господина [Сэйдзинко:], не смея никого порицать, омочили слезами рукава парадных платьев. И было от чего.

Отрадно, когда есть кто-нибудь, способный выслушать и понять, но, если нет такого - это воистину печально! Сегодня вы, господин, так слушаете и понимаете все мои истории, что мне хочется рассказывать еще и еще, — сказал [Ёцуги], и слуга пришел в смущение.

[Ёцуги продолжал]:

— Я говорил о делах клана То:, теперь же перейду к рассказу о делах клана Гэн. Господа Итидзё: [Масанобу] и Рокудзё: [Сигэнобу] были сыновьями принца-главы ведомства церемоний сикибукё: Первого ранга Рокудзё: [Ацуми]. Они не просто были августейшими внуками, но и их собственная жизнь была необыкновенна — оба они пользовались благосклонностью государя Мураками, но господина Рокудзё: [Сигэнобу] любил он несколько больше. Господин старший брат [Масанобу] был слишком сух, никогда не говорил ни о чем, кроме как о государственных делах, и никогда не вел себя раскованно. Господин младший брат [Сигэнобу] не имел вкуса к любовным делам, но в нем было очарование юности, и он легко привязывался к людям, чем, видно, и покорил [государя] — так говорят.

Когда принц-отец [Ацуми] принял постриг и поселился в храме Ниннадзи[949], господин Рокудзё: (он тогда был управителем таю: [службы] починки сю:ри) имел обыкновение посещать храм Ниннадзи. На пути в храм он поднимался [к северу] по Хигаси-но О:-мия и поворачивал на запад по Итидзё:, а по дороге обратно — спускался [на юг] по Ниси-но О:-мия и поворачивал на восток от Нидзё:[950]; при этом осматривал дворец, и если замечал какие-нибудь повреждения, то приказывал устранить. Экая предусмотрительность!

А еще господин Итидзё: [Масанобу] изволил рассказывать: “Я вырос среди принцев и ничего не знал о мире и о том, как в нем жить, я учился входить раньше всех на придворные церемонии, и последним удаляться после их окончания”. На церемонии Отпускания на волю живых существ в Явата[951] он каждый раз преподносил в дар [храму] коня; посланец его был облачен в очищенные одежды и сам проходил очищение. Горная голубка[952] всегда сидела на дереве вблизи храма, и если в тот момент, когда приводили [коня], она взлетала, посланец радостно и восторженно восклицал: “Удача! Приношение принято!”

Когда человек прямодушный являет свою веру, то Великий Бодхисаттва[953] изволит принять [его дар].

Однажды господин Хигаси Сандзё: отправился в Камо, чтобы сотворить молитву о ниспослании дождя, [господин Итидзё: Масанобу] также отправился туда (такого прежде не бывало[954]). Он уже стал [министром][955], но решил, что это важнейшее событие в Поднебесной; правда, к прочим экипажам он присоединился только возле собственного дворца, а не в начале пути, как должно. Он никогда в жизни не брал в руки четки, но, творя по сто раз на дню молитву пересчитывал планки своего кипарисового веера[956] и приговаривал:

— О, Великий Бодхисаттва Хатиман! О, Правитель Алмазного Трона Кимбусэн[957]! О, Великая Сутра Сердца Мудрости[958]!

И не было у него других занятий. Когда об этом уведомили Великую императрицу-мать тайко:го: Сидзё: [Дзюнси], она изволила промолвить: “Суровые у него божества!”

Сей господин [Масанобу], исполняя [песню] “Расти на диком рисовом поле”[959], обычно пел ее на свой манер. В эпоху монаха-императора Итидзё: на Чрезвычайном празднике после окончания церемоний в августейшем присутствии высшие придворные вышли полюбоваться [процессией]. Они поворачивали за угол ведомства секретарей гэги[960], когда [господин Итидзё:] непринужденно пропел себе под нос эту песню, и все сразу оценили необыкновенное изящество исполнения. Мне показалось, что он изменил против принятого строку “Возьмем в руки цветы густых трав и придем в храм”, но я подумал: “Слушал-то я издалека, да и уши у меня, старого...”, — но потом узнал, что и ревизор адзэти, и старший советник дайнагон [Кинто:] тоже [заметили].

Ёцуги сказал: “Я был простым придворным, стоял далеко и потому не расслышал. Только благодаря господину [Масанобу] почувствовал, что измененная манера исполнения — много прекрасней прежней! Так хотелось еще раз послушать эту песню, но не довелось, о чем до сей поры сожалею”.

Младший брат знатных господ [Масанобу и Сигэнобу], старший советник дайнагон тоже отличался тонкостью чувств. Почти все дети принца Рокудзё:-но мия [Ацуми] получились замечательными. Двое стали монахами: епископ со:дзё: Хиросава [Кантё:][961] и епископ со:дзё: храма Кандзюдзи [Гакэй][962]. Что и говорить, в то время каждый с достоинством шел по своему пути.

— А разве сейчас нет таких людей? — спросил слуга. [Ёцуги ответил]:

— Как же нет, а четыре старших советника дайнагона?! Конечно, господа Таданобу, Кинто:, Юкинари, Тосиката — люди выдающиеся.

Среди множества зрелищ, что я повидал, не было ничего интереснее, чем посещение монахом-императором Энъю: Чрезвычайного праздника Ивасимидзу во времена монаха-императора Кадзана. В те годы главой архивариусов куро:до-но то: состоял нынешний господин Правый министр Оно-но-мия [Санэсукэ]. Закончились церемонии в присутствии государя, и он подумал, не скучает ли монах-император, и направился к нему. Оказалось, что государю не прислуживал никто из высокородных господ. Присутствовали только архивариусы куро:до и судейские ханган, и вид у [государя] был совершенно потерянный. Он несказанно обрадовался, что его навестили так вовремя, а [Санэсукэ] весьма опечалился и преисполнился сочувствием.

— Не изволите ли взглянуть на шествие? — осведомился [Санэсукэ] о намерении государя.

— Как же я могу появиться без свиты? — изволил спросить государь.

— Раз есть Санэсукэ, то вам больше никто не понадобится, кроме ваших придворных, — уговаривал [Санэсукэ].

Послали за лошадьми из императорской конюшни, и только [те, кто случился], прислуживали государю в качестве передовых верховых, и [Санэсукэ], глава то: [куро:до] и средний военачальник тю:дзё:, сопровождал его, в чем был — в парадном платье сокутай. Поскольку резиденция государя находилась в Хорикава-ин, они очень быстро подъехали к сгрудившимся на перекрестке Нидзё: и Оо-мия экипажам, из которых люди любовались [процессией]. Все дивились и гадали: “Кто же это может быть?”, когда появился экипаж необычайно могущественной особы, чьи передовые верховые в простых одеяниях, в непарадных верхних платьях принялись рьяно разгонять народ. И тут показался глава то: [куро:до] и средний военачальник тю:дзё:, восседавший в седле разгонного коня[963], полы его нижнего платья ситагасанэ были заткнуты [за пояс].

И [сидевшие в] экипажах, и пеший люд поняли, что это монах-император [Энъю:], пришли в замешательство и загалдели — какая тут поднялась суматоха! Экипаж императора, проследовав немного севернее Нидзё:, остановился у глинобитной стены с черепичной крышей Рэйдзэй-ин. Передовые верховыеспешились и выстроились в ряд, в это время придворные и высшие сановники чередой стали выходить из дворца, чтобы полюбоваться зрелищем, и к своему удивлению услышали страшный галдеж на проспекте. “Что происходит?” — спрашивали они, и им отвечали: “Говорят, приехал монах-император [Энъю:]”. Присутствующие усомнились в этом, но когда им сказали, что и глава то: [куро:до] средний военачальник тю:дзё: [Санэсукэ] здесь, поняли, что это правда, и, поспешно выйдя из экипажей, приблизились [к экипажу государя].

Два министра встали слева и справа от экипажа, удерживая ступицы колес. Это были господа Хигаси Сандзё: [Канэиэ] и господин Левый министр Итидзё: [Масанобу]! А советники нагоны и более низкие [чины] встали у оглобель с обеих сторон. И оказалось, что вид даже более парадный, чем на прекрасных церемониях, принятых при дворе! Танцоры, музыканты, певцы — все проезжали мимо верхом. Императорским посланцем состоял старший советник дайнагон Токинака[964], тогда называвшийся главой ведомства по делам казны о:куракё:. Он приблизился к августейшему экипажу и исполнил [танец] “Желанное дитя”[965]; помавая рукавами, выразил свои чувства, а затем опустился на колени и одновременно закрыл лицо рукавом. Тогда [монах-император] вынул благоуханный веер [блекло-алого цвета] и начертал им [иероглиф] “торопись”[966], и [Токинака] удалился, смахнув слезинку. В жизни не видывал ничего более грациозного! Поистине, зрелище это было преисполнено печального очарования, у людей подобрели и смягчились лица, и, как я позже слышал, в присутствии монаха-императора пролились слезы. Мне довелось созерцать это из-за ограды сада Синсэн[967] у его северо-восточного угла.

В молодости я испытывал равнодушие к Закону Будды и не посещал [служб], — кроме разве что великих, о коих шла по миру громкая молва. Тем более сейчас, обремененный годами, не люблю выходить из дома. Но в тот день, когда проповедник хоккё: Сэйсё:[968] отправлял прощальную службу по поводу отъезда Вступившего на Путь ню:до: Микавы[969] в Китай, я пришел, и не могу не признать, что впервые чувства мои, человека к вере равнодушного, были затронуты. Первым делом он прочел Сутру Сердца Мудрости, чтобы призвать богов, и возгласил причину [собрания], потом зазвонил в колокольчик, и из тысяч собравшихся людей многие внезапно разразились рыданиями. И неудивительно...

А еще один человек, желавший отслужить [заупокойную] службу по собаке, попросил наставника в монашеском уставе рисси Сэйхана[970] провести церемонию разъяснения. Проповедник хоккё: Сэйсё:, тоже [искусный] толкователь Закона, внимал ему без свидетелей, накрыв голову покрывалом, желая понять, что же он будет делать. Когда тот произнес: “Наверное, сейчас святая душа покинувшего сей мир воет “у-у” на лотосовом сидении”, — то [Сэйсё:] похвалил его: “Так я и знал. Разве мог бы кто-нибудь другой о таком помыслить?” Непревзойденный священнослужитель по части находчивости! По правде говоря, я все это слышал своими ушами, и мне сей случай показался забавным.

Собравшиеся расхохотались: на редкость странный усопший!

— Это, конечно, вздор и пустяки, но мне кажется, что история об остроумной находчивости [Сэйхана] интересна и несравненна. Разве не в двенадцатую луну произошло моление духу усопшего в Главном павильоне Пяти [великих стражей] храма Хо:дзё:дзи[971]? В то время стоял страшный холод, и поскольку это была [служба] ста монахов[972], под северным навесом Главного храма сидели монахи, читавшие названия [сутр]. Специально для этого и соорудили навес у Главного храма. Для [ста монахов] не ставили столики, как для уставных монахов, а подавали им только рис с кипятком. Двое слуг обслуживали по пятьдесят человек каждый.

В южной части Главного храма, где сидели монахи, установили трехногий котел, в котором постоянно кипела вода, куда, по мере надобности, засыпали рис и подавали его очень горячим[973]. Монахам померещилось, что еда остыла, но когда они попробовали с присвистом ее заглотнуть, рис оказался огненным; правда, дул ледяной северный ветер, и никто не обжегся, напротив, монахи не раз принимались за еду.

Когда позже господин [Митинага] изволил спрашивать, не было ли холодно на сиденьях, обращенных к северу, ему отвечали, что, мол, пища согревала и мы забыли о холоде. И [Митинага] счел, что слуги [придумали] прекрасно. Никто не стал бы браниться, если бы [рис] остыл, но раз уж вышло так превосходно, то все, начиная с господина [Митинага], похвалили слуг, и в будущем, верно, станут вспоминать об этом случае. Слуги поступили вопреки обыкновению — и что же здесь предосудительного? Напротив, все обошлось как нельзя лучше.

А вот еще. Прекрасно было, когда на праздновании [сорокалетия] покойной монахини-императрицы нё:ин[974] [будущий] господин канцлер кампаку [Ёримити] станцевал танец Рё:о:[975], а [будущий] управляющий [двором] наследного принца, владельца Весеннего павильона, таю: [Ёримунэ] — танец Нассори[976]! [Тогда они еще были детьми.] Что до танца Рё:о:, то [Ёримити] станцевал его благородно и изящно; сдается мне, ничто не может сравниться с той красотой и грацией, с какой он, танцуя, отбросил пожалованное ему платье, сделав вид, что не заметил подарка. Танец Нассори был исполнен настолько искусно, что мне показалось — по-другому попросту невозможно! А как изящно [Ёримунэ] перебросил через плечо все пожалованные ему платья и мастерски сделал прощальное па — словом, и мне еще раз показалось, что по-иному этот танец и не станцуешь.

Учитель [танцев Ёримунэ предположил], что, танцуя Рё:о:, [Ёримити] непременно отбросит пожалованное платье, а повторение одного и того же покажется скучным и неинтересным, и решил изменить манеру исполнения [своего ученика]. [Люди] рассудили, что [учитель] победил, потому что придумал нечто новое.

Монахиня-императрица нё:ин [Хигаси Сандзё:] пожаловала [учителю танцев] высокий ранг, и люди говорили: это произошло потому, что она очень любила господина управляющего таю: [Ёримунэ]. Учитель, [что обучал танцу Рё:о:], не удостоился [ранга], с ним обошлись очень жестоко, из-за чего настроение госпожи Северных покоев [Ринси] несколько испортилось. Наверное, его наградили позже. Даже если бы они танцевали, как то полагалось от веку, никто не осмелился бы осудить их — ведь они были так юны; тогда же всем показалось, что оба они поистине не из этого мира, что небесные дети спустились к нам!

А еще необычайным событием было посещение Великой императрицей тайго: [Дзё:то:мон-ин] О:харано[977]. Как жаль, что в тот день шел дождь! Среди танцоров было множество важных господ. Первый танец исполнил господин канцлер кампаку [Ёримити]. На репетиции он надевал как нижнее платье каинэригасанэ[978], а на него черное короткое платье хампи[979], и это выглядело необыкновенно элегантно! Прежде мне не доводилось видеть, чтобы носили “разделенное платье” вакиагэ[980].

Когда императрица направлялась в [храм], господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], сопровождал ее верхом на коне, (которого звали так-то и так-то); он и четыре его свитских всадника скакали на конях раммоном[981] — и было в этом что-то легкомысленное! Кинтада немного придерживал коня, чтобы не перегнать канцлера кампаку, а когда [Митинага] воспротивился этому, тот ослушался, поскольку не решался [поравняться с Митинага]. К счастью, дождь в столице уже кончился. Господин Великий министр дайдзё:дайдзин Кан-ин [Дзингико:] повернул назад от Ниси-но Ситидзё:, и господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], страшно разгневался на него. Господин Левый министр Хорикава [Акимицу] сопровождал [канцлера кампаку] до самого святилища, и [Митинага] подарил ему коня. Государыня Бивадоно [Кэнси] и средняя императрица тю:гу: [Иси] ехали в экипаже с золотыми украшениями. Говорили, передовыми всадниками были придворные только самых знатных домов. На задке экипажа расположились кормилица императрицы-супруги ко:тайго: [Кэнси], она же матушка господина Корэцунэ и кормилица средней императрицы тю:гу:[Иси], она же матушка господ Канэясу и Санэто:. Все сыновья господина [Митинага], что еще не прошли церемонию Покрытия главы — совсем еще дети с детскими [прическами], — находились тут же.

А еще расскажу о другом: как-то произошло такое событие — [появилось] и исчезло, никому не причинив вреда, то, что люди называют чудовищем. В день восшествия на престол прежнего монаха-императора Итидзё:[982] собрался народ, чтобы украсить дворец Дайгокудэн, и обнаружили на Высоком государевом сидении волосатую окровавленную голову неизвестного существа. Не зная, что предпринять, как скрыть происшедшее, они заметались и все-таки, надеясь не допустить огласки, отправили посланца к великому господину, Вступившему на Путь, дайню:до:-доно [Канэиэ], с наказом сообщить о находке.

Тот изволил выслушать посланца с весьма сонным видом и ничего не сказал. Когда же гонец снова испросил распоряжений, решив, что тот недослышал, [Канэиэ] продолжал дремать и не отвечал. Весьма удивленный посланец подумал: “Не знаю, что и делать, странно, что он так крепко спит”, — и продолжал стоять. Неожиданно [Канэиэ] сделал вид, что проснулся и изволил спросить: “Ну что, закончили приготовления?”

Тогда посланный понял, что [канцлер кампаку] хочет сделать вид, что ничего не слышал, и быстро удалился. Позже посланцу пришлось очень пожалеть обо всем, и он рассказывал: “По правде говоря, я понял, что поступил не слишком благоразумно — [сие происшествие] следовало сохранить в тайне. Ведь отмена столь великого празднества в назначенный день стала бы дурным предзнаменованием”.

И решил он совершенно правильно. Разве в тот день могло что-нибудь случиться? А так все обошлось.

А вот еще случай. В молодые годы Великая императрица тайго: [Дзё:то:мон-ин] сопровождая Северную госпожу [Ринси], отправилась в Касуга; когда она преподносила дары [богам], внезапно налетел вихрь, подхватил ее дары и швырнул перед Большим Буддой в храме То:дайдзи — нехорошо, что дары богам Касуга попали в храм клана Гэн[983]. И еще в то время считалось, что столь долгое процветание потомков [Фудзивара] — это, наверное, счастливое предзнаменование.

Люди имеют привычку судить о событиях - будь то во сне или наяву: это, мол, хорошо, а то — не очень, но вовсе не обязательно оказываются правы. Вот и я рассказывал о всяких злосчастных происшествиях, а они обрели счастливый конец. Люди, наверное, думают, зачем [мы], старцы, без числа громоздим то, что услышали, увидели и собрали — поистине бесчисленные истории нашего мира, — и занимательные, и печальные, и счастливые?

Я мало говорил [о жизни особ, что живут] рядом с нами, [прячась] за бамбуковыми шторами и занавесками[984] в своих домах, неважно — высокого они или низкого звания. Пусть так, но прислужницы и девчонки разносят все вплоть до самой ничтожной новости о ближнем окружении каждого государя и прочих высокородных и не слишком особ — разве нет? И ни разу не случилось, чтобы мне о чем-нибудь не сообщили, может быть, это вас и удивит. Но о подобном уж точно не стоит много рассказывать.

Есть, верно, и такие, кто не могут без усмешки внимать рассказам о старине, ведь они, словно людские пересуды, становятся достоянием всех. Сегодня я только потому и говорил, что господин[985] счел мои рассказы прекрасными и занимательными и поддакивал, ободряя. Если продолжить, — а осталось-то бесконечное множество историй! — можно говорить и говорить без умолку. Захотите и вправду меня послушать, пришлите за мной какую-нибудь клячу. На ней и приеду. Хотел бы в вашей обители обрести всю полноту учености, вам присущую, постичь все до конца — ведь с давних пор не встречал никого, кто мог бы так поддерживать беседу. По некоторым достойным восхищения замечаниям, кои вы время от времени делали по мере моего рассказа, я осмелюсь заключить, что вы приходитесь праправнуком [нам], старцам. Ваши знания убеждают меня в мысли, что вы заглядывали в старинные дневники и прочие [сочинения], и это выдает ваш весьма утонченный вкус. Как мне, человеку низкого звания, достичь подобной учености? Ведь я только вызываю из памяти то, что видел и слышал, и, напуская на себя умный вид, о том повествую. Когда же встречаю человека истинной [учености], со стыда сгораю — а ну как упрекнет он меня, пусть мысленно, [в невежестве]. Хоть и староват я для учения, но рад был бы узнать кое-что, задавая вам вопросы, — так сказал [Ёцуги].

Сигэки добавил:

— Совершенно согласен. И мне непременно сообщите, когда будете собираться. Я приду, опираясь на трость.

И они вместе закивали в знак согласия. [Ёцуги продолжал]:

— Однако молодые люди, кои не обладают вашими знаниями, могут подумать: “Кто этот старец, плетущий небылицы?” Намеренно я не мог ни одним словом исказить события, да засвидетельствуют это Три Драгоценности сего храма[986] и Будда и все Бодхисаттвы, к коим взывает сегодня наставник, проводящий церемонию разъяснения [Сутры Цветка Закона]. Я с младых ногтей соблюдал десять заповедей[987] и в первую очередь следовал заповеди “не лги”, и благодаря этому жизнь моя длится и длится. А уж явившись нынче в сад сего храма на церемонию, сей заповеди посвященную, — как осмелился бы придумывать и домысливать!

В начале мира человеческая жизнь продолжалась почти всегда восемьдесят тысяч лет. Постепенно она становилась все короче и короче. пока не сравнялась с веком; тогда-то и появился Будда. Чтобы показать людям, что жизнь и смерть не различимы, он погрузился в Нирвану в возрасте восьмидесяти лет, сократив течение жизни на двадцать лет. С той поры и до [нынешнего] года минула одна тысяча девятьсот семьдесят три года[988]. Погрузившись в восемьдесят лет в Нирвану, Сака нё:рай хотел показать, сколь неопределенны земные сроки и Будды, и человека. Нынче изредка слышим о девяностолетних и столетних людях, но наш, старцев, возраст поистине исключителен, недаром говорят. “В сем есть глубочайший смысл, это поистине редкость из редкостей”. В далекой древности до таких лет не доживали. Начиная с императора Дзимму[989], на протяжении более двадцати поколений — десяти уж наверное ! — правили государи, жившие по сто и более лет, но в последних поколениях такое долголетие, как у [нас], старцев, — диковина из диковин. Думаю, так случилось, потому что мы в прежней жизни исполняли заповеди, и, надеюсь, возвратимся [в тот мир], не нарушив их и в сей жизни. Пусть услышат меня Пресветлые боги-ками и [Будды], пребывающие на Пути Мрака, что явят сегодня в Главном храме свой истинный облик! — воскликнул Ёцуги.

[Старцы] с торжествующими лицами обмахивались веерами и словно бы переглядывались. А прочие чувствовали смущение — настолько выказанное Ёцуги знание событий государственных и частных превосходило мыслимые человеческие пределы. Тут [Сигэки] предложил:

— Подсчитайте-ка, сколько лет Сигэки! А то печалюсь, что не ведаю собственных годов.

Слуга согласился:

— Давайте.

[Слуга сказал Сигэки]:

—Вы говорили, что в тринадцать поступили [на службу] к Великому министру о:ки-о:доно [Тэйсинко:], значит, вам было, по крайней мере, десять в тот год, когда монах-император Ё:дзэй отрекся от престола[990]. Если так и поскольку вы более чем на десяток лет моложе господина Ёцуги, то теперь вам чуть больше ста семидесяти-ста восьмидесяти, — и, считая, загибал [пальцы].

[Слуга] спросил:

— А не гадал ли вам, столь редкостным долгожителям, по чертам лица предсказатель-физиогномист?

[Сигэки ответил]:

— Я не встречался с настоящим прорицателем. Однажды мы [с женой] ходили к одному гадателю-корейцу, и он предсказал нам обоим долгую жизнь. Но разве могли мы подумать, что так заживемся?! Мы собирались порасспрашивать его еще и о многом другом, но тут появились три господина - сыновья Сёхэнко: [Токихира, Накахира и Тадахира], и нам не удалось поговорить. Сей кореец предсказал благородному Токихире по чертам лица: “Красоты исключительной, мудростью души и талантом превосходным наделен более, чем нужно Японии. Слишком хорош, чтобы служить опорой [одной лишь] Японии”.

О господине Бива [Накахира] сказал: “Излишне прямодушен и честен, черты лица слишком хороши для маленькой страны, где попадаются льстецы и обманщики”.

О Тэйсинко: [Тадахира] сказал: “Вот истинная опора страны Японии. Только род сего господина будет долго длиться в этом мире и процветать”.

[Тэйсинко:] изволил ответить так: “Как обидно, что из всех братьев только обо мне сказали как о человеке бесталанном, с ненадежным сердцем”.

Все так и произошло, как предсказывал [гадатель] на той церемонии. Когда [род Тэйсиню:] продолжился, и ему сопутствовало процветание, я подумал: “Какой проницательный [гадатель]!” Снова пришел к нему, но, поскольку там был господин Оно-но-мия [Сэйсинко:], не смог поговорить с ним. [Сэйсинко:] намеренно притворился бедняком и сидел в отдалении среди [людей] низкого звания. Но [гадатель] приподнялся, разглядел его в толпе, указал на него пальцем и что-то произнес, мне стало интересно, что же он сказал. Позже мне сообщили его слова: “Вот человек знатный”. [Тэйсинко:] был тогда очень молод.

Вы можете смеяться над нашими историями, но [не подвергайте сомнению нашу], старцев, беспредельную добродетель. Позвольте уж нам говорить. Послушайте нас, поймите, что и люди ничтожные, низкого звания, [могут знать] о прошлом.

Однажды монах-император Тэйдзи [Уда], пребывая в Кавадзири[991], послал за [девой] веселья по имени Сиромэ[992], чтобы полюбоваться ее танцами. Он изволил приказать ей: “Сочини песню на тему 'разлука'”, и она сложила:

Положен предел
Полету птицам тидори,
Глядя на горы в Ава,
Где стоят облака, скажу:
Там, далёко они! (Перевод Л.М. Ермаковой)[993]
[Государь] восхитился и наградил ее. И “Если бы наши жизни были согласны с желаниями сердца”[994] — тоже песня сей Сиромэ. А еще было так. Когда он пребывал в Торикаи-но ин[995], то во множестве явились девы веселья, и среди них — дочь О:э Тамабути[996]. С прекрасным голосом и собою прелестная, она совершенно очаровала государя; он пригласил ее подняться к себе[997] и изволил сказать: “Тамабути весьма искусен [на пути поэзии], он превосходно слагает песни и прочее. Я поверю, что вы истинное дитя Тамабути, если вместе со всеми сочините для нас [песню] на тему 'Торикахи'”[998].

И она сразу же сочинила:

После встречи
Животворящей весны
С темной зеленью гор
Поднимусь вверх по склону.
Хоть я — не туман весенний.[999]
[Сигэки] подробно поведал о том, как все были восхищены, и как [присутствующие], начиная с государя [Уда], одарили ее, а господину Седьмому сыну Нан-ин[1000] вышло высочайшее повеление заботиться о ней.

[Сигэки продолжил]:

— Когда во времена Энги [Дайго] составлялось “[Собрание] старых и новых [песен Японии]”, то и Цураюки, и Тадаминэ, и Мицунэ, а также других призвали в императорское книжное отделение мифумидокоро[1001]. Поскольку это пришлось на второй день четвертой луны, на время самой первой песни кукушки, то [государю] это весьма понравилось. Он призвал Цураюки и повелел ему сложить песню.

Накуковала ты вдоволь,
О, кукушка, в минувшие лета!
Но от веку твой голос
Слуха так не дивил,
Как нынче, в сумрак.[1002]
[Государь] решил, что это необыкновенно изящно.

В то же правление [Дайго], в ночь, когда давали музыкальный концерт, он велел Мицунэ предстать у лестницы, [ведущей к его трону], и изволил спросить:

— Как можно сравнить месяц с натянутым луком? Сложите песню об этом. И тот прочитал:

Сияющий месяц
С луком упругим сравню,
Что нацелен
На горный хребет
В закатную пору.
[Государь] весьма расчувствовался и одарил его большим платьем утиги[1003]. Накинув его на плечо, [он прочитал]:

Белое облако
Окутало плечи мои.
Знать, потому,
Что внезапно
Небесный ветер задул.[1004]
Какие изумительные строки! Государю не следовало августейше удостаивать таких людей разрешением приблизиться к трону и оделять подарками, но никто не произнес ни слова осуждения[1005], и, думаю, произошло это благодаря славе государя и тому, что Мицунэ был признан на пути японской песни.

[Государь Уда] мог позволить себе похвалить песни, сочиненные девами веселья, потому что уже сложил с себя сан, да и происходило это далеко от столицы. [Сигэки] произнес это, напустив на себя вид чрезвычайно опытного и зрелого человека.

Слуга спросил.

— А что произошло с Сонэ-но Ёситада[1006], [когда] монах-император Энъю: в день крысы отправился в Мурасакино[1007]?

Тогда [Сигэки припомнил]:

— Да-да, это весьма любопытная история. Когда удостаивают наградой сочинителей японских песен, невзирая на высокие и низкие [звания], — это большое событие и участвовать в нем — великая честь. Однако спрятаться, а потом выйти и сложить изящную песню почиталось серьезным нарушением приличий. Тем более — бесцеремонно усесться [между гостями]. Господин Оно-но-мия [Риндзико:] и господин старший военачальник дайсё: Канин [Асатэру] приказали вывести [Мицунэ]. Он же удостоился особенной награды, поскольку был поэтом несравненным. Даже если песни твои прекрасны, слагать их следует, сообразуясь со временем, обстоятельствами, и знать меру. Ёритада был неплохим поэтом, но сильно уступал [Мицунэ], - сказал [Сигэки], а слуга захихикал и произнес:

— Не знаю ничего о замечательных событиях старины, но с тех пор, как себя помню, самым необыкновенным событием был Большой прием по поводу Великого Очищения[1008] монаха-императора Сандзё:, на прием были приглашены Великая императрица тайго: [Дзё:то:мон-ин] и императрица-супруга ко:тайго:-но мия [Кэнси] в экипажах со свитами. На козырьке экипажа Великой императрицы тайго: [Дзё:то:мон-ин] висела коробочка с благовониями[1009]: ароматный дымок окутал все вокруг, и как красиво смотрелась одна сторона большого проспекта Нидзё:, погруженная в благовонную дымку. Нынче таких зрелищ не случается!

Ёцуги согласился:

— Да-да. Сколько сил тратили [две сестры императрицы], соперничая друг с другом! А тут, по умыслу некой придворной дамы все эти усилия оказались напрасными — экипажи-то проехали по улицам с опущенными бамбуковыми шторами. Экое разочарование! Слышал я, что произошло такое из-за обиды названной придворной дамы: она намеревалась занять место спереди, а ехать пришлось сзади. Правду сказать, досадно ей стало, вот она и учудила, не заботясь о замыслах собственной госпожи; никакой мужчина не решился бы на такое. Знать, некрепкие душой люди служили при сем дворе [принцессы Иппон-но мия]!

На Церемонии Прикрепления шлейфа моги[1010] принцессы Первого ранга [Ё:мэймон-ин] господин, Вступивший на Путь, ню:до-доно [Митинага]. преподнес ей не только шлейф мо, украшенный драгоценными камнями и несказанной красоты вышивкой — вздымающиеся скалы и текущие воды, — но и платье карагину и изволил молвить: “Отдай той из своих дам, которую больше всех любишь”. И как раз помянутая придворная дама рассчитывала [получить платье], но не получила и от того так загрустила, что занедужила и через семь дней опочила. Отчего же она так сильно закручинилась? Вина ее была велика, и стоит ли удивляться, что поражена она была в самое сердце.

Так он говорил, но [слушатели] не очень-то дивились; гораздо больше изумило их поистине бесконечное число историй, ведомых [старцу], то, что он слышал и видел из происходившего за бамбуковыми занавесками

Случается, истории о прежних временах, те, что рассказывают старухи и старцы, оказываются тягучими и многословными и только скуку навевают. Но нынче мы словно бы в древность перенеслись и увидали въяве все события той поры, и одно желание владело всеми: слушать еще и еще. Хотелось разузнать подробности, задать бесчисленные вопросы, все только этого и ждали, но... кто-то крикнул, что прибыл наставник, поднялся шум, и интерес разом угас.

[Слуга] весьма огорчился и подумал: “Когда все кончится, надо бы отправить кого-нибудь разузнать, где они живут”. Во время церемонии разъяснения поднялся без особых причин какой-то шум, кто-то закричал; множество сидящих людей заволновались, и [старцы], затерявшись в толпе, скрылись из виду к большом огорчению [слуги]. Более всего хотелось ему послушать сон старца [про принцессу Иппон-но мия], но сколько он ни расспрашивал, где тот живет и куда направился, никто не смог ему ничего сообщить.

Правда то, что когда государь направляется с процессией к своей матери государыне[1011], императорский паланкин подносят [прямо к ступеням дворца]; так повелось со времени правления Фукакуса [императора Ниммё:]. До этого сами сходили [по ступеням], но однажды государыня изволила молвить: “Хотелось бы взглянуть на процессию, пусть поднесут паланкин [ко дворцу]”. С тех пор всегда поступали по слову [государыни], так что и ныне паланкин подносят прямо [ко дворцу и только там его] покидают.

ХРОНОЛОГИЯ ЯПОНСКИХ ИМПЕРАТОРОВ И ДЕВИЗОВ ИХ ПРАВЛЕНИЙ


Дзимму 660-585 до н. э.

Суйдзэй 581-549

Аннэй 549-511

Итоку 510-477

Ко:сё: 475-393

Ко:ан 392-291

Ко:рэй 290-215

Ко:гэн 214-158

Кайка 158-98

Судзин 97-30

Суйнин 29 до н. э. — 70 н. э.

Кэйко: 71-130

Сэйму 131-190

Тю:ай 192-200

Дзингу Ко:го: (регент) 201-269

О:дзин 270-310

Нинтоку 313-399

Ритю: 400-405

Хандзэй 406-410

Ингё: 412-453

Анко: 453-456

Ю:ряку 456-179

Сэйнэй 480-484

Кэндзо 485-187

Нинкэн 488-498

Бурэцу 498-506

Кэйтай 507-531

Анкан 531-535

Сэнка 535-539

Киммэй 539-571

Бидацу 572-585

Ё:мэй 582-587

Сусюн 587-592

Суйко 592-628

Дзёмэй 629-641

Ко:гёку 642-645

Ко:току 645-654

Тайка 645

Хакути 650

Саймэй 655-661

Тэндзи 668-671

Тэннан 857

Сэйва 858-876

Дзё:ган 859

Ё:дзэй 876 (877)-884

Ганге: 877

Ко:ко: 884-887

Нинна 885

Уда 887-897

Кампё: 889

Дайго 897-930

Сё:тай 898

Энги 901

Энтё: 923

Судзаку 930-946

Дзё:хэй 931

Тэнгё: 938

Мураками 946-967

Тэнряку 947

Тэнтоку 957

О:ва 961

Ко:хо: 964

Рэйдзэй 967-969

Ко:бун 671-672

Хакухо: 672

Тэмму 673-686

Сютё: 686

Дзито: 690-697

Момму 697-707

Дайхо: 701

Кэйун 704

Гэммэй 707-715

Вадо: 708

Гэнсё: 715-724

Рэйки 715

Ё:ро: 717

Сё:му 724-749

Дзинки 724

Тэмпё: 729

Ко:кэн 749-758

Тэмпё: кампо: 749

Тэмпё: сё:хо: 749

Тэмпё:—хо:дзи 757

Дзюннин 758-764

Сё:току 764-770

Тэмпё: дзинго 765

Цзинго кэйун 767

Ко:нин 770-781

Хо:ки 770

Камму 781-806

Тэнъо: 781

Энряку 782

Хэйдзэй 806-809

Дайдо: 806

Сага 809-823

Ко:нин 810

Дзюнна 823-833

Тэнтё: 824

Ниммё: 833-850

Цзё:ва 834

Кадзё: 848

Монтоку 850-858

Ниндзю 851

Сайко: 854

Анна 968

Энъю: 969-984

Тэнроку 970

Тэнъэн 973

Дзё.гэн 976

Тэнгэн 978

Эйкан 983

Кадзан 984-986

Канна 985

Итидзё: 986-1011

Эйэн 987

Эйсо 989

Сё:ряку 990

Тё:току 995

Тё:хо: 999

Канко: 1004

Сандзё: 1011-1016

Тё:ва 1012

Го-Итидзё: 1016-1036

Каннин 1017

Дзиан 1021

Мандзю 1024

БИБЛИОГРАФИЯ

Аверинцев С.С. Плутарх и античная биография М, 1973.

Воронина И.А. Классический японский роман (“Гэндзи моногатари” Мурасаки Сикибу) М., 1981.

Воронина И.А. Поэтика классического японского стиха (VIII-XVII вв.) М., 1978.

Глускина А.Е. Песни и пляски Кагура [неопубликованная рукопись].

Горегляд В.Н. Дневники и эссе в японской литературе Х-XIII вв. М., 1975.

Горегляд В.Н. Ки-но Цураюки М, 1983.

Горегляд В.Н. Рукописная книга в культуре Японии // Рукописная книга в культуре народов Востока М., 1988 Кн. 2.

Горегляд В.Н. Японская литература VIII-XVI вв. М., 1997.

Конрад Н.И. Японская литература в образцах и очерках Л., 1927.

Конрад Н.И. Японская литература от “Кодзики” до Токутоми М., 1974.

Кроль Ю.Л. Сыма Цянь - историк М, 1970.

Кэнко-хоси. Записки от скуки [Цурэдзурэгуса] / Пер. с яп., вступ. ст., коммент. и указат. В.Н. Горегляда М, 1970.

Манъё: сю: [Собрание мириад листьев] В 3 т. / Пер. с яп., вступ. ст. и коммент. А.Е. Глускиной М. 1972.

Малявин В.Б. Чжуан-цзы М., 1985. С. 200.

Митииуна-но хаха. Дневник эфемерной жизни [Кагэро: никки] / Предисл, пер. с яп. и коммент. В.Н. Горегляда СПб., 1994.

Мурасаки Сикибу. Повесть о принце Гэндзи [Гэндзи моногатари] Кн 1-4 / Пер. с яп. Т.Л. Соколовой-Делюсиной М., 1992-1993.

Мурасаки Сикибу. Повесть о принце Гэндзи [Гэндзи моногатари] Приложение / Вступ. ст., сост., пер. с яп. стихотворных текстов Т.Л. Соколовой-Делюсиной М.1993.

Сто стихотворений ста поэтов / Предисл., пер. со старояп., коммент В.С. Сановича М., СПб., 1998.

Holtman D.С., The Japanese Enthronment Ceremonies, with an account of the Imperial Regalia Tokyo, 1928.

Kato Shuichi. A History of Japanese Literature Tokyo, 1979.

Morris I., The World of the Shining Prince Court Life of Ancient Japan L.1964.

O:kagami. The Great Mirror, Fujiwara Michinaga (966-1027) and His Times. A Study and Translation by Helen Craig McCullough Princeton, 1980.

Reischauer E.О.. Translation from Early Japanese Literature Cambridge, 1951.

Yamagiwa J.. O:kagami A Japanese Historical Tale L, 1967.

Акиба Ясутаро. О:кагами-но кэнкю: [Изучение О:кагами] Токио, 1960-1961 Т. 1-2.

Кавагути Хисао. О:кагами-но сэйрицу то дзидай [Создание О:кагами его время] – Кокубунгаку: кайсяку то кё:дзай-но кэнкю: [Материалы и интерпретации национальной литературы] Токио, декабрь 1957, № 2/12.

Мацумото Дзикю. О:кагами-но бунгэйсэй [О “литературном” в “Великом зерцале”] // Нихон бунгаку кэнкю: тайсэй О:кагами, Эйга моногатари [Обзор исследований по японской литературе “Великое зерцало”, “Повесть о расцвете”] / Сост. Кавакита Нобору Токио, 1983.

Мацумото Симпатиро. Рэкиси моногатари то сирон [Исторические повествования и исследования по истории] // Нихон бунгаку си [История японской литературы] Токио, 1959 Т. 6 Ч. 4.

Мацумото Харухиса. О:кагами бунгэйсэй [О литературном в О:кагами] // Бунгаку Токио, 1984. №12 С. 14-18.

Мацумура Хиродзи. О:кагами Нихон котэн бунгаку тайкэй [Лучшие произведения японской классической литературы] Токио, 1960. Т. 21.

Мацумура Хиродзи. Рэкиси моногатари [Исторические повествования] Токио, 1961.

Мацумура Хиродзи. Рэкиси моногатари Эйга моногатари Сикё: то соно нагарэ [Исторические повествования “Повесть о расцвете”, “Четыре зерцала” и линия происхождения] Токио, 1979.

Нагаи Митико. О:кагами Токио, 1984.

Нисиока Тораносукэ. О:кагами-но тё:саку то нэндай то соно тё:ся [Время создания О:кагами и его автор] // Сигаку дзасси Токио, 1927 №38/7 С. 703.

Номура Имидзо. О:кагами-но сакуся то сэйрицу [Автор и происхождение О:кагами] // Кокуго кокубун кэнкю, [Изучение национального языка и литературы] Токио, 1960 № 10. С. 45-71.

Нумадзава Тацуо. Нихон бунгаку хёрон [Критический обзор по японской литературе] Токио, 1934.

Нумадзава Тацуо. Рэкиси моногатари-но кэнкю: [Изучение исторических повествований] // Нихон бунгаку ко:дза [Лекции по японской литературе] Токио, 1933-1935.

Нумадзава Тацуо. Рэкиси моногатари [Исторические повествования] // Нихон бунгаку дайдзитэн [Большой словарь японской литературы] Токио, 1967 Т. 7.

Ока Кадзуо. О:кагами [“Великое зерцало”] Токио, 1955.

О:ки Масаеси. Рэкиси моногатари-но хё:гэн сэкай [Мир, изображенный в исторических повествованиях] Токио, 1994.

Оригути Синобу.Миндзоку гэйдзюцу [Народное искусство] Токио, 1929.

Сато Кэндзо. Сакуся-но мондай то Ёцуги-но О:якэ-но мондай [Проблема автора и проблема Ёцуги-но О:якэ] // О:кагами Токио, 1983.

Сато Кюи, О:кагами сё:кай [Подробный комментарий к О:кагами] Токио, 1927.

Умэхара Такааки. О:кагами сэйрицу ронко [Размышления о происхождении О:кагами] Токио, 1952.

Фудзисава Кэсао. О:кагами саккарон - Кокугакуин дзаси Токио, 1942. № 48, 2.

Фукунага Сусуму. Кэйфу то ицува [Генеалогия и исторический анекдот] О:кагами-но рэкиси дзе дзюцу [Подлинные обстоятельства исторического повествования О:кагами] // Бунгаку Токио, 1987 Т. 55, № 10 С. 112-124.

Хирата Тосинори. Хэйан дзидай-но кэнкю: [Изучение эпохи Хэйан] Токио, 1943.

Хирата Тосихару. Нихон котэн-но сэйрицу-но кэнкю: [Изучение истоков японской классики] Токио, 1959.

Хирата Тосихару. О:кагами сё:хон-но кэйто то гэнкэй [Линии и оригиналы различных текстов О:кагами] Токио, 1959.

Хирата Тосихару. Фудзивара Сукэкуни ва О:кагами-но сакуся-ни арадзу [Фудзивара Сукэкуни не является автором О:кагами] // Кокубунгаку [Национальная литература] Токио, 1967 №11.

Хосака Хироси. О:кагами кэнкю ёсэцу [Введение в исследование “Великого зерцала”] Токио, 1981.

Экида Кацуо. Кё:ко “до дзидайси”-но катарибэ “О:кагами” сакуся-но омокагэ [Выдуманный рассказчик-“современник” Облик автора в “Великом зерцале”] // Нихон бунгаку кэнкю тайсэй О:кагами, Эйга моногатари [Обзор исследований по японской литературе “Великое зерцало”, “Повесть о расцвете”] / Сост. Кавакита Нобору Токио, 1983.

Ямагиси Токухэй. О:кагами гайсэцу [Общий очерк О:кагами] // Иванами ко дза, Нихон бунгаку [Лекции Иванами по японской литературе] Токио, 1933 Т, 15.

Ямагиси Токухзй. О:кагами-но ко:сэй то сисё: [Структура и историческая мысль в О:кагами] // Кокубунгаку кайсяку то кё:дзай-но кэнкю: [Материалы и интерпретации национальной литературы] Токио, 1957.

Ямамото Тосэйю, Нихон бунгаку сякайгакутэки ни митару [История японской литературы с точки зрения социологии] Токио, 1926-1928 Т. 15 С. 1-25, Т. 16. С. 25-40.

Ясунага Дзюнэн, Дэнсё:-но ронри [Логика традиции] Токио, 1975.


Примечания

1

Эйга моногатари появилось, видимо, в 1092 г. Мнения по поводу датировки расходятся; во всяком случае, в перечисленных памятниках речь идет об одних и тех же действующих лицах и временах (с 889 по 1092 г.).

(обратно)

2

Об этом подробно см.: Morris I. The World of the Shining Prince: Court Life of Ancient Japan. L., 1964.

(обратно)

3

Некоторые исследователи (например, Мацумура Хиродзи и др. относят к жанру исторических повествований (рэкиси моногатари) и Годай тэйо: моногатари (“Повесть о пяти императорских правлениях”), созданную анонимным автором, видимо, в 1227 г.; в “Повести” речь идет о 1221-1272 гг., однако в канонический список произведений рэкиси моногатари это произведение не входит.

(обратно)

4

Примером подобных персоналий, получивших широкую известность, стали: Ёсино сю:и (1358 г.) (“Собирание [знаний] о Ёсино”), приписывается Фудзивара Ёсифуса; Нобунага ки (“Записи об [Ода] Нобунага”), написано в 1587 г. Ота Сукэфуса; Хамкампу (“Записи о феодальном клане [Кофу]”), написано в 1701 г. Араи Хакусэки.

(обратно)

5

Нумадзава Тацуо. Рэкиси моногатари [Исторические повествования] // Нихон бунгаку дайдзитэн [Большой словарь японской литературы]. Токио, 1967. Т. 7. С. 159. См. также: Нумадзава Тацуо. Нихон бунгаку хё:рон [Критические труды по японской литературе]. Токио, 1934. С. 32-33.

(обратно)

6

Yamagiwa J. O:kagami. A Japanese Historical Tale. L., 1967. P. 385-386. Далее в тексте: [Yamagiwa].

7 Там же. С. 388.

(обратно)

7

Нумадзава Тацуо. Рэкиси моногатари [Исторические повествования] // Нихон бунгаку дайдзитэн [Большой словарь японской литературы]. Токио, 1967. Т. 7. С. 69.

(обратно)

8

В России существовало “Великое зерцало” — важный памятник переводной русской литературы ХШ в., соединивший до 900 разнообразных повестей, анекдотов, преимущественно поучительного характера. Корни этого “Зерцала” уходят в сочинение иезуита Йоганна Майера “Magnum Speculum” (1605 г.), где материал был систематизирован по рубрикам. Позже оно было переведено с латинского на польский, а в конце XVI в. с польского — на русский литературный язык и было Дополнено новыми статьями и рубриками. “Общность направления — аскетического, легендарного и поучительного — так сблизило "Великое Зерцало" с древнерусской литературой, что самый сборник как бы утратил характер переводного, и повести его... стали входить в синодики и другие сборники, а также... отразились в народной словесности: в духовных стихах и сказках”. — Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб.. 1894. Т. 24. С. 577. Из “Великого зерцала” А. С. Пушкин заимствован сюжет стихотворения “Жил на свете рыцарь бедный...”

(обратно)

9

Малявин В. Б. Чжуан-цзы. М., 1985. С. 200.

(обратно)

10

Ямагиси Токухэй. О:кагами гайсэцу [Общий очерк Ожогами] // Иванами ко:дза, Нихон бунгаку [Лекции Иванами по японской литературе]. Т. 15. Токио, 1933. С. 9.

(обратно)

11

Среди этих авторов: Ямагиси Токухэй. О:кагами-но ко:сэй то сисё: [Структура и историческая мысль в О:кагами] // Кокубунгаку: кайсяку то кё:дзай-но кэнкю: [Материалы и интерпретации национальной литературы]. Токио, 1957. С. 27-29; Нумадзава Тацуо. Рэкиси моногатари [Исторические повествования] // Нихон бунгаку дзитэн [Словарь японской литературы]. Токио, 1958. С. 338.

(обратно)

12

Yamagiwa J. O:kagami. A Japanese Historical Tale. L., 1967. P. 392.

(обратно)

13

К семейным хроникам и антологиям, использованным в О:кагами, относятся например, Митинага кожи (“Записи Митинага”, составлены самим Фудзивара Митинага, XI в.), Цураюки касю (“Собрание песен Цураюки”), Мидо: кампаку-но ки (“Записи канцлера Мидо:”, XI в.), составлены Фудзивара Митинага.

(обратно)

14

Нумадзава Тацуо. Рэкиси моногатари [Исторические повествования]. С. 56.

(обратно)

15

O:kagami. The Great Mirror, Fujiwara Michinaga (966-1027) and His Times. A Study and Translation by Helen Craig McCullough. Princeton, 1980. P. 4-5. Далее в тексте: [H. McCullough].

(обратно)

16

Фукунага Сусуму. Кэйфу то ицува [Генеалогия и исторический анекдот]. О:кагами -но рэкиси дзё:дзюцу [Подлинные обстоятельства исторического повествования О:кагами]— Бунгаку. Т. 55. № 10. Токио, 1987. С. 112-124.

(обратно)

17

В О:кагами вошли многие знаменитые стихотворения эпохи Хэйан, включенные в поэтические антологии разных времен: Фу:гасю: (“Собрание изящного стиля”), составлено между 1344 и 1346 гг. императором Ханадзоно (ум. в 1348 г.); Госэнсю:, или полностью Госэн вакасю (“Позднее составленное собрание японских песен”), в тексте перевода О:кагами — это “Поздний изборник”; составлен комитетом из пяти поэтов и критиков во главе с Онакатоми Ёсинобу (821-851) в 851 г.; Госю:и вакаю: (“Позднее собрание японских песен, не вошедших в прежние антологии”), составлено Фудзивара Мититоси (1047-1099) в 1085 г.; Гёкуё:сю: (“Собрание драгоценных листьев”), составлено в 1312 г., либо в 1313 г., либо в 1314 г. Кёгоку Тамэканэ (1254-1332); Хонтё: мондзуй (“Литературные стили нашей страны”), составлена в 1010 г. Фудзивара Акихира; Канкэ косю: (“Последующее собрание дома Сугавара”), составлено в 803 г. Сугавара Митидзанэ; Ки-но Цураюки сю: (“Собрание Ки-но Цураюки”, 946); лучшая антология эпохи Кокинвакасю:, или Кокинсю: (“Собрание старых и новых песен Японии”), составлено в 905 г. комитетом из поэтов и критиков с Ки-но Цураюки во главе (ум. в 946 г.); Фусо: сю:ё:сю: (“Собрание листьев, подобранных в стране Восходящего Солнца”), составлено в 1589 г. Токугава Мицукуни; Сандзюроккасэн (“Тридцать шесть гениев японской поэзии”), составлена Фудзивара Кинто: (966-1041); Сэндзайсю: (“Собрание тысячи лет”), составлено в 1188 г. Фудзивара Тосинари (Синдзэй) (1114-1204); Секу госэнсю: (“Продолжение собрания позднее составленного”), составлено в 1251 г. Фудзивара Тамэиэ (1198-1275); Сёку кокинсю (“Продолжение собрания старых и новых песен Японии”), составлено в 1265 г. Фудзивара Тамэиэ и др.; Сю:и вакасю: (“Собрание песен, не вошедших в прежние антологии”), составлено в 1005-1008 гг., либо Фудзивара Кинто: (956-1041), либо императором Кадзаном (ум. в 1008 г.) (оба — герои О:кагами): Цураюки касю: (“Собрание песен дома Цураюки”), составлено им самим; Вакан ро:эйсю: (“Собрание японских и китайских стихов для декламации”), составлено в 1012 г Фудзивара Кинто:; Синкокинсю: (“Новое собрание старых и новых песен Японии”), составлено в 1206 г. знаменитым поэтом Фудзивара Тэйка (1152-1241); Симсю:и вакасю: (“Новое собрание японских песен, не вошедших в прежние сочинения”), составлено в 1364 г. Фудзивара Тамэаки (1285-1354).

(обратно)

18

Существовали и другие варианты названия: Сигэки Ёцуги моногатари (“Повесть Сигэки и Ёцуги”), Ёцуги О:кагами (“Зерцало Ёцуги”), Ёцуги-но окина моногатари (“Повесть старца Ёцуги”), О:кагами фурумоногатари (“Старая повесть о Великом черпале”).

(обратно)

19

Например, известный историк, филолог; лингвист эпохи Эдо — Бан Нобутомо (1775-1848) (см.: Бан Нобутомо дзэнсю. Токио, 1905-1910).

(обратно)

20

Среди таких ученых: Номура Итидзо. О:кагами-но сакуся то сэйрицу [Автор и происхождение Ожогами] // Кокуго кокубун кэнкю: [Изучение национального языка и литературы]. Токио. 1960. № 10. С. 45-71: Нисиока Тораносукэ. Ожагами-но тё:саку то нэндай то соно тё:ся [Время создания О.кагами и его автор] // Сигаку дзасси. Токио, 1927. № 38/7. С. 703.

22 .Reischauer Е. О. Translation from Early Japanese Literature. Cambridge, 1951. P. 289. Далее в тексте: [Reischauer].

(обратно)

21

Само Кюи. О:кагами сё:кай [Подробный комментарий к О:кагами]. Токио, 1927. С. 1.

(обратно)

22

Нисиока Тораносукэ. О:кагами-но тёхаку нэндай то соно тё:ся [Время создания О:кагами и его автор] // Сигаку дзасси. Токио, 1927. № 38/7. С. 703.

(href=#r22>обратно)

23

Историки отыскали в тексте несколько указаний на более поздние времена: Ямагива, например, отмечает, что важнейшие персоны именуются титулами, которые они получили до 1025 г., но некоторые второстепенные персонажи выступают под титулами, присвоенными им после этого года. Так, Фудзивара Сукэкуни окончил службу в качестве правителя провинции Ига в 1043 г., а в тексте называется дзэн соти — “бывший наместник”, священник Тёхэн называется рисси — “наставник”, а этот титул он получил лишь в 1031 г.; дочь Митинага— Акико получила “монашеское имя” Дзё:то:мон-ин в 1025 г., а оно употребляется в тексте; в О:кагами упоминается храм Бё:до:ин, который получил это название лишь в 1052 г. (см.: Yamagiwa. Р. 400-401). Оппоненты позднейшей датировки считают, что эти (немногие) сбои в хронологии могли быть привнесены позднейшими переписчиками, однако доказательствами этой версии они не располагают.

(обратно)

24

Например, в интереснейшей работе: Кавагути Хисао. О:кагами-но сэйрицу то дзидай [Создание О:кагами и его эпоха] // Кокубунгаку: кайсяку то кю:дзай-но кэнкю: [Материалы и интерпретации национальной литературы]. Токио, 1957. № 2/72. С. 20.

(обратно)

25

Их дискуссия была подытожена Мацумура Хиродзи в книге: Рэкиси моногатари [Исторические повествования]. Токио, 1961. Примечательно, что Хирата Тосинори относит создание О:кагами к еще более отдаленным временам: к XIII в., настаивая, что в О:кагами использованы материалы Тэйо: хэннэнки (“Погодных записей императорских правлений”), составленных монахом Энкю: в 1300 г. Об этом говорится в работах: Хирата Тосинори. Хэйан дзидай-но кэнкю: [Изучение эпохи Хэйан]. Токио, 1943. С. 394-395; 397-398; Нихон котэн-но сэйрицу-но кэнкю: [Изучение истоков японской классики]. Токио, 1959. С. 709-710; 718-719.

(обратно)

26

Yamagiwa J. O:kagami. A Japanese Historical Tale., L., 1967. P. 409.

(обратно)

27

Нумадзава Тацуо. Рэкиси моногатари [Исторические повествования] // Нихон бунгаку дайдзитэн [Большой словарь японской литературы]. Токио, 1967. Т. 1. С. 337.

(обратно)

28

Мацумура Хиродзи. Рэкиси моногатари. С. 88-90.

(обратно)

29

Мацумура Хиродзи. О:кагами // Нихон котэн бунгаку тайкэй [Лучшие произведения японской классической литературы]. Т. 21. Токио, 1960. С. 13-14. Далее в тексте: [Мацумура]; Мацумура Хиродзи. Рэкиси моногатари. С. 119.

(обратно)

30

Yamagiwa J. O:kagami. A Japanese Historical Tale. L., 1967. P. 403.

(обратно)

31

Он же. P. 405; Акиба Ясутаро. О:кагами-но кэнкю: [Изучение О:кагами]. Токио. 1960-1961. Т. 1-2; Мацумура Хиродзи. О:кагами // Нихон котэн бунгаку тайкэй [Лучшие произведения японской классической литературы]. Т. 21. Токио, 1960.

(обратно)

32

Кавагути Хисао опирался на мнение Хирата Тосихару см.: Хирата Тосихару. Фудзивара Сукэкуни ва О:кагами-но сакуся-ни арадзу [Фудзивара Сукэкуни не является автором О:кагами] //Кокубунгаку [Национальная литература]. Токио, 1967. № 11; Умэхара Такааки. О:кагами сэйрицу ронко: [Размышления о происхождении О:кагами]. Токио, 1952. См.: Кавагути Хисао. О:кагами-но сэйрицу то дзидай [Создание О:кагами и его время] // Кокубунгаку: кайсяку то кё:дзай-но кэнкю: [Материалы и интерпретации национальной литературы]. Токио, 1957. № 2/12. С. 24-25.

(обратно)

33

Фудзисава Кэсао. О:кагами саккарон [Размышления об авторстве О:кагами] // Кокугакуин дзасси [Тетради по “изучению страны”]. Токио, 1942. № 48. С. 24-25.

(обратно)

34

Приведем в пример хотя бы слова старца Сигэки: “Люди много натерпелись от того, что [Митинага] беспрестанно призывает работать на строительстве храма. Неужели вы не знаете об этом?”

(обратно)

35

Текст Тамацубон опубликован Обществом публикации важнейших классических сочинений (Ките: котэнсэки канкокай): Томацу О:кагами (факсимильное издание). Токио, 1953-1956. Т. 2.

(обратно)

36

Акиба Ясутаро. О:кагами-но кэнкю: [Изучение О:кагами]. Токио, 1960-1961. Т. 1-2.

(обратно)

37

В. Н. Горегляд определяет руфубон как “наиболее распространенный список произведения”. Вместе с тем “безоговорочное употребление этого термина нельзя признать научным” (см.: Горегляд В. Н. Дневники и эссе в японской литературе X-XIII вв. М, 1975. С. 53-54). Далее в тексте: [Горегляд, 1975].

(обратно)

38

Хирата Тосихару. Нихон котэн-но сэйрицу-но кэнкю: [Изучение происхождения японской классики]. Токио, 1959; Хирата Тосихару. О:кагами сё:хон-но кэйто то гэнкэй [Линии и оригиналы различных текстов О:кагами]. Токио, 1959.

(обратно)

39

На эту тему, например, написано исследование Сато Кэндзо:. Сакуся-но мон-дай, Ёцуги-но О:якэ-но мондай [Проблема автора и проблема Ёцуги-но О:якэ] // Бунгаку. Токио, 1984. № 12. С. 302-322. Далее:[Сато Кэндзо:].

(обратно)

40

Мацумото Харухиса. О:кагами бунгэйсэй [О литературном в О:кагами] // Бунгаку. Токио, 1983. № 12. С. 14-18.

(обратно)

41

Мысль о существовании трех типов биографий: построенном на естественном, хронологическом порядке изложения материала, на логическом рубрицировании по темам и на свободных ассоциациях (как у Плутарха) принадлежит С. С. Аверинцеву и изложена в его книге “Плутарх и античная биография” (М., 1973. С. 130 и далее).

(обратно)

42

Ямамото Тосэйю. Нихон бунгаку сякайгакутэки ни митару [История японской литературы с точки зрения социологии]. Токио, 1926-1928. Т. 15. С. 1-25; Т. 16. С. 25-40.

(обратно)

43

Сато Кэндзо:. Сакуся-но мондай то Ёцуги-но О:якэ-но мондай [Проблема автора и проблема Ёцуги-но О:якэ]. — Ожагами. Токио, 1983. С. 313-314.

(обратно)

44

Неопубликованная рукопись А. Е. Глускиной “Песни и пляски Кагура”. С. 32-35,41.

(обратно)

45

Оригути Синобу. Миндзоку гэйдзюцу [Народное искусство]. Токио, 1929. С. 33.

(обратно)

46

Нумадзава Тацуо. Рэкиси моногатари-но кэнкю: [Изучение исторических повествований] // Нихон бунгаку ко:дза [Лекции по японской литературе]. Токио, 1933-1935.

(обратно)

47

Такая интерпретация имен предложена комментатором Дж. Ямагива в книге: Yamagiwa J. O:kagami. A Japanese Historical Talc, L.. 1967. P. 253.

(обратно)

48

Это мнение высказывают два автора: [Сато Кэндзо:]. С. 313 и [Н. McCullough]. Р. 5-6.

(обратно)

49

“Гипомнемическая биография, как и любая справка (вплоть до современной анкеты), тяготела к рубрицированной структуре”, писан С. С. Аверинцев в книге “Плутарх и античная биография” (М., 1973. С. 120).

(обратно)

50

[Горегляд, 1975]. С. 14.

(обратно)

51

Есть и исключение: биография императора Итидзё: содержит только “информационную” часть.

(обратно)

52

Один раз во втором введении упоминаются “Анналы Японии” (Нихонсёки), но не как исторический источник, а с целью сравнения его с “Великим зерцалом”.

(обратно)

53

Мать императора Монтоку была дочерью министра Фудзивара Фуюцугу.

(обратно)

54

О таком свойстве традиционного мировоззрения японцев писали культурологи: Kato Shuichi. A History of Japanese Literature. Tokyo, 1979; Ясунага Дзюнэн. Дэнсё:-но ронри [Логика традиции]. Токио, 1975.

(обратно)

55

Это наиболее ярко отражающие идею бренности образы японской поэзии, часто встречающиеся, но всегда как бы заново возрожденные.

(обратно)

56

Н. И. Конрад писал о хэйанской литературе: “Есть только скольжение по вещам, только легкое касание проблем, только затрагивание вопросов...” (см.: Конрад Н. И. Японская литература. М., 1973. С. 83).

(обратно)

57

Morris. I. The World of the Shining Prince... P. 95.

(обратно)

58

Такой прием часто употребляется в О:кагами; о герое, имя которого заявлено в названии биографии, говорится меньше, чем о лице значительном, но занимающем менее важный пост в государстве.

(обратно)

59

В. М. Алексеев в комментариях к “Рассказам Ляо Чжая о необычайном” Пу Сунлина писал: “Китайцы не любят обозначений при посредстве правой и левой руки, но точно ориентируются по сторонам света”. И приводит примеры: “Прибей-ка гвоздь севернее”, “Эй, слепой, к востоку иди, слышишь!” (см.: Пу Сунлин. Рассказы Ляо Чжая о необычайном. М., 1988. С. 499).

(обратно)

60

Об этом подробно писал Айвен Моррис в книге: The World of the Shining Prince... P. 137-139.

(обратно)

61

См.: [Горегляд, 1975]. С. 161.

(обратно)

62

Там же. С. 148-149.

(обратно)

63

Вспомним и конрадовское: “...ни науки, хотя бы в форме оккультизма, ни философии, хотя бы в форме системы жизненной практики, хэйанцы не создали” (см.: Конрад Н. И. Японская литература. М., 1973. С. 83).

(обратно)

64

Подобный взгляд на мир, как на мозаику, довольно характерен, так, мифолог Кавагоэ Такэтанэ сравнивает, например, собрание китайских мифов и легенд с подобным японским собранием Нихон рё:ики (IX в.): китайская версия предлагает главные элементы сюжета и основную идею произведения; японская — множество деталей собственно и составляющих сюжет.

(обратно)

65

О взаимодействии субъективного и объективного в китайской и японской традиции подробно писал Оуэн. См.: Owen S. Remembrance: The Presence of the Past in Classical Chinese Literature. Cambridge, 1986. Об истории Ацуакира как о проявлении редкого в японской средневековой литературе психологизма и индивидуализма писал исследователь Мацумото Харухиса в статье “Литературное в О:кагами” // О:кагами. Эйга моногатари рон [Изучение О:кагами и Эйга моногатари]. Токио, 1995. С. 39-47.

(обратно)

66

Храм Облачного Леса, Урин-ин (также Урю:-ин, Унрин-ин, Унрю:-ин) — буддийский храм секты Тэндай, располагался в предместье столицы Хэйанкё: Мурасакино, в Отаги провинции Ямасиро; ныне район Кита-ку г. Киото. До превращения в храм служил резиденцией императора Дзюнна и назывался Мурасакино-ин.

(обратно)

67

Церемония объяснений сутры Цветка Закона (бо:дайко:), то есть Лотосовой сутры (яп. Хоккэкё:, санскр. Саддхарма-пундарика-сутра) — такие храмовые собрания, посвященные последним наставлениям Будды Шакьямуни перед его погружением в Нирвану, проводились буддийскими наставниками; в храме Урин-ин эта церемония происходила ежегодно в пятую луну.

(обратно)

68

Его светлость нынешний господин, Вступивший на Путь, ню:до:-дэнка [Митинага] — главный герой О:кагами — Фудзивара Митинага (966-1027), регент и государственный канцлер, постригся в монахи в двадцать первый день третьей луны третьего года Каннин (1019 г.) и стал называться тадаима-но ню:до дэнка; нынешним (тадаима) его называли, чтобы отличить от отца — Фудзивара Канэиэ; Вступивший на Путь (ню:до:) — звание чиновника высокого ранга (от Третьего и выше), принявшего постриг; его светлость (дэнка) — форма обращения к принцам, регентам и канцлерам. Фудзивара Митинага принадлежал к ветви Сакканкэ (регентов и канцлеров) могущественного аристократического рода Фудзивара.

(обратно)

69

Желтый Источник (ёми) — китайский образ, означающий страну мрака, обитель мертвых; путь к Желтому Источнику — это путь в загробный мир.

(обратно)

70

...выкапывали ямку и в нее говорили. — Возможно, отголосок сюжета из “Метаморфоз” Овидия о царе Мидасе и его ослиных ушах, которые увидел цирюльник. Сюжет этот в сокращенном виде изложен в корейском историческом сочинении Самгук юса (“Забытые деяния трех государств”, XII-XIV вв.); предполагают, что он мог быть воспринят с буддийскими текстами и попасть в Японию через Корею и Центральную Азию.

(обратно)

71

Великий министр дайдзё:дайдзин Тэйсинко: — посмертное имя Фудзивара Тадахира (880-949), регента и государственного канцлера, назывался канцлером Коитидзё: по названию своей резиденции.

(обратно)

72

...архивариусом куро:до и младшим военачальникам сё:сё:. — Архивариус — чиновник Императорского архива (куро:до докоро); младший военачальник состоял в личной императорской охране, или гвардии (коноэфу), и часто одновременно служил в архиве, поэтому должность называлась куро:до-но сё:сё:.

(обратно)

73

Ёцуги (О:якэ-но Ёцуги) — один из рассказчиков в О:кагами, старец ста девяноста лет от роду; есть версия, что это имя подлежит расшифровке: о:якэ — “императорская ветвь”, ёцуги — “преемник”, “наследник”, в целом — “Наследник императорской ветви”. Имя Ёцуги дало название жанру исторических повествований, которые иногда называли Ёцуги моногатари (“Рассказы Ёцуги”), Ёцуги-но окина моногатари (“Рассказы старца Ёцуги”) или Ёцуги кагами (“Зерцало Ёцуги”).

(обратно)

74

...госпожи императрицы-матери хаха кисаки-но мия. — Мать императора Дайго, или, по другой версии — мать императора Уда; императрицей-матерью (ко:тайго:) называли мать правящего императора.

(обратно)

75

Церемония Покрытия главы (гэмпуку) — обряд инициации, центральным действием которого было надевание головного убора (каммури), после него мальчик считался взрослым; проводился в возрасте 10-14 лет, по другим сведениям — в 11-16 лет; вместо детского имени варава-на присваивали настоящее взрослое — ими-на.

(обратно)

76

...в доме Великого министра дайдзё:дайдзина. — Речь идет о резиденции канцлера Тэйсинко: — Коитидзё:.

(обратно)

77

Сигэки (Нацуяма-но Сигэки) — второй рассказчик в О:кагами; некоторые комментаторы считают, что и это имя может быть расшифровано: нацуяма — “летние горы”, сигэки — “древесная чаща”, “заросли деревьев”, в целом — “Заросли деревьев на летних горах” — понимать следует как намек на процветание рода Фудзивара (буквально “Поле глициний”). Нацуяма — это родовое имя дано было старцу, поскольку он родился в пятую луну; кроме того, Нацуяма — это энго (“связанные слова” — основной поэтический прием японской классической поэтики, особый тип связи разнородных образов) к последующему имени — Сигэки.

(обратно)

78

Слуга из знатного дома (самураи, или сабурахи, от сабурафу — “прислуживать”) — так в эпоху Хэйан называли некоторых приближенных в домах принцев или важных сановников, обычно самураи жили в провинции и выполняли обязанности по поддержанию порядка, поскольку их сюзерены оставались в столице и перекладывали свои обязанности на управляющих. Самураи в конце эпохи Хэйан стали влиятельными людьми в провинциальных управлениях и в поместьях вельмож сё:эн; позже это слово приобрело другое значение.

(обратно)

79

Государь Мидзуно: — Посмертное имя императора Сэйва (850-880), пятьдесят шестого императора, дано по названию места, где он захоронен — находится в Сага, районе Укё:-ку, Киото. “Император” — конвенциональный перевод слова тэнно (буквально “сын неба”), или микадо; по сути дела, тэнно не был ни императором, ни фактическим правителем, правили регенты и канцлеры из аристократического рода Фудзивара, в частности из его ветви Сэкканкэ (регентов и канцлеров).

(обратно)

80

...обретался,как говорится, “около столицы”. — Видимо, следует понимать в том смысле, что человек низкого звания, живя в столице, набирается грамотности. В данном случае отец Ёцуги общался со школярами, студентами Палаты наук и образования Дайгакурё:, в которой готовились государственные чиновники.

(обратно)

81

В Японии в эпоху Хэйан был принят лунный календарь, заимствованный из Китая: существовало 60 комбинаций, возникающих от соединения “десяти стволов” (дзиккан) и “двенадцати ветвей” (дзю:ниси). “Стволы” образовывали пять пар, состоящих из “старших братьев” и “младших братьев”, пары носили названия одного из пяти элементов: дерево, огонь, земля, металл, вода. “Двенадцать ветвей” носили названия животных: крыса, бык, заяц, дракон, змея, конь, овен, обезьяна, петух, собака, свинья. “Стволы” соединялись с “ветвями” и получались сочетания типа “год старшего брата дерева и быка”. “Ветви” использовались также для обозначения частей света: Север — крыса, бык, тигр; Восток — заяц, дракон, змея; Юг — конь, овен, обезьяна; Запад — тигр, собака, свинья, а также дней месяца и часов дня. Эта система принята в О:кагами.

(обратно)

82

...родился он в пятую луну. — Луны приводятся по лунному календарю Дальнего Востока; в году 12 месяцев по 29-30 дней в каждом, по китайской традиции лунам присваивался порядковый номер, иногда использовались (и в О:кагами тоже) и старинные японские названия лун. Считалось, что ребенок, родившийся в пятую луну, не мог выжить и к тому же навлекал болезни на своих родителей (об этом, например, упоминает Сыма Цянь в Шицзи); кроме того, поскольку отцу было сорок лет, сын, по поверью, мог стать отцеубийцей.

(обратно)

83

Госпожа из Высокого дворца — вежливое обращение к супруге старца.

(обратно)

84

...учение состоит из пяти периодов (годзикё:). — Адепты секты Тэндай считали, что Будда проповедовал на протяжении пятидесяти лет, и время это подразделяется на пять периодов: последний период (восемь лет) был посвящен главной сутре — Лотосовой. Так и Ёцуги, прежде чем перейти к главному — жизни и характеру Фудзивара Митинага, должен описать судьбы других исторических деятелей эпохи.

(обратно)

85

Регент сэссё: — регент из рода Фудзивара, обычно при малолетнем императоре — своем внуке; первый регент в истории Японии, императрица Дзингу: Ко:го: (201-269), правила до совершеннолетия своего сына О:дзина (270-310); в эпоху Хэйан, когда ребенок-тэнно вырастал, регент становился канцлером кампаку.

(обратно)

86

Канцлер кампаку — канцлер, высшее должностное лицо; должность была безраздельной собственностью Северной ветви (Хоккэ) рода Фудзивара. Первым канцлером кампаку был Фудзивара Мотоцунэ (836-891, канцлер с 882 по 891 г.).

(обратно)

87

Министр (дайдзин) — высшим чиновником, главой Государственного совета (дайдзё:кана) был Великий министр (дайдзё:дайдзин), затем следовал Левый министр (садайдзин), за ним Правый министр — (удайдзин) и министр двора (найдайдзин).

(обратно)

88

Высшие сановники (кугё:) — чиновники не ниже Третьего ранга (самми), императорские советники.

(обратно)

89

...все они... одного рода... — Все регенты, канцлеры, министры рода Фудзивара происходили от одного предка- Накатоми-но Каматари (614-669), иногда — О:накатоми (с вежливым префиксом), сторонника императора Тэндзи (принца Накано О:э) в его борьбе с родом Сога и за осуществление реформ Тайка (645-646). Когда Каматари был при смерти, император Тэнти одарил его родовым именем Фудзивара (буквально “Поле глициний”), наследственным титулом (асон), высшим рангом (тайсёккан) и чином министра двора (найдайдзин).

(обратно)

90

Император Дзимму — первый японский император, правил с 660? по 585 г. до н.э., о его правлении говорят Кодзики (“Записи о деяниях древности”, 712 г.) и Нихон секи (“Анналы Японии”).

(обратно)

91

Император Монтоку (827-858, правил с 850 по 858 г.) — пятьдесят пятый император Японии.

(обратно)

92

Ниммё: (810-850 г, правил с 833 по 850 г.) — пятьдесят четвертый император, назывался также императором Фукакуса по названию места его кремации, ныне Фукакуса, район Фусими-ку, Киото.

(обратно)

93

Великая императрица-мать тайко:тайго: Фудзивара Дзюнси (809-871 г) — мать императора Монтоку, дочь Левого министра Фуюцуги; называлась также императрицей Годзё: по наименованию резиденции — на Хигаси Годзё:-ин в районе улицы Годзё: в восточной части столицы. Великой императрицей-матерью называли мать предыдущего императора.

(обратно)

94

Левый министр Фуюцуги (775-826 г) — иначе Фуюцугу, стал Левым министром (садайдзином) в 825 г., посмертно получил титул канцлера (кампаку).

(обратно)

95

Ранги (сё:-итии) — придворные ранги были установлены в 701 г.; всего было 11 рангов: в каждом из них различалась высшая ступень сё: и низшая дзю:. Для Четвертого ранга и ниже каждая ступень разделялась в свою очередь на высшую дзё: и низшую гэ. Таким образом, чиновник был весьма точно помещен в иерархическую систему.

(обратно)

96

...стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона (то:гу). — Так называли принца крови, будущего императора, поскольку он жил в Восточном, или Весеннем, павильоне Императорского дворца, а по китайской традиции восток ассоциировался с весной и временем роста.

(обратно)

97

...была возведена в сан императрицы кисаи. — То есть стала императрицей-супругой.

(обратно)

98

В день младшего брата воды и петуха. — Дни луны обозначаются здесь в циклической системе.

(обратно)

99

...прошла церемонию окропления главы ароматной водой (кантё:). — То есть стала монахиней; окропление — часть церемонии пострижения в монахи или монахини.

(обратно)

100

Исэ моногатари (название на русский язык обычно не переводится) — лирическая повесть начала X в., классический образец жанра ута-моногатари, состоит из 125 эпизодов. Авторство приписывается прославленному поэту Аривара Нарихира (ум. в 880 г.), в О:кагами он назван тю:дзё: Нарихира.

(обратно)

101

“Если бы каждый вечер ты засыпал...” — Цитата из стихотворения из 5-го эпизода (дана) Исэ моногатари. Речь идет о кавалере, что привык навещать даму на улице Годзё:, пробираясь через пролом в стене; ее родные, проведав о том, поставили в проломе стража. Стихотворение сложено опечаленным героем:

О ты, страж заставы
на моей тропе,
неведомой людям...
Если бы каждый вечер
ты засыпал...
(Перевод Н. И. Конрада)
(обратно)

102

“Весна... Иль это все не та же...” — Цитата из 4-го эпизода (дана) Исэ моногатари: кавалер навещал одну даму в Восточном павильоне дома императрицы Годзё:, но однажды он пришел, а та исчезла. Прийдя туда же через год, когда светила луна и цвели вишни, он сочинил:

Луна... Иль нет ее?
Весна... Иль это все не та же,
не прежняя весна?
Лишь я один
все тот же, что и раньше, но...
(Перевод Н. И. Конрада)
(обратно)

103

Мэйси (829-900) — дочь Ёсифуса, наложница Монтоку, мать Сэйва; называлась также Акиракэйко и императрицей Сомэдоно; Великой императрицей-матерью стала в 882 г.

(обратно)

104

Великий министр дайдзё:дайдзин Ёсифуса (804-872) — канцлер (857-872), регент (858-872). Его дочь была супругой императора Сэйва. Назывался министром Сиракава, министром Сомэдоно, посмертное имя — Тю:дзинко:.

(обратно)

105

Коитидзё: — так называли канцлера Тадахира по наименованию его резиденции.

(обратно)

106

Принц Корэтака (844-897) — сын императора Монтоку. Поэт, друг Аривара Нарихира.

(обратно)

107

Дворец Сомэдоно-ин — резиденция Ёсифуса и его дочери Мэйси, находилась на северо-западе столицы.

(обратно)

108

...Изгоняющим злых духов годзисо: был Великий учитель дайси Тисё: — Императорский экзорцист, монах секты Сингон или Тэндай, изгонял духов, читая по ночам молитвы во дворце Сэйрё:дэн. Великий учитель дайси Тисё: (814-891) — Посмертный титул и имя монаха секты Тэндай — Энтина, он провел шесть лет в Китае.

(обратно)

109

Такуси (ум. в 839 г.) — дочь Фусацуги, наложница Ниммё:, мать императора Ко:ко:. После восшествия на престол ее сына Ко:ко: возведена в сан Великой императрицы-матери тайко:тайго: посмертно.

(обратно)

110

Заместитель среднего советника гон-тю:нагон Нагарагон-тю:нагон — это заместитель второго советника министра, должность введена в 756 г. Нагара (802-856) — сын Фуюцуги, посмертно (879 г.) стал канцлером во время правления своего внука, императора Ё:дзэй. Назывался министром Бива.

(обратно)

111

День младшего брата огня и змеи — дни луны назывались соответственно “двенадцати ветвям” (дзю:ниси) и “десяти стволам” (дзиккан)

(обратно)

112

Комментатор Мацумура Хиродзи отмечает ошибку в тексте: на самом деле, по Нихон сёки (“Анналам Японии”), монах-император Ё:дзэй скончался в возрасте восьмидесяти двух лет.

(обратно)

113

Брат Сяка нё:рай на один год (старше) — Сяка — Будда Шакьямуни, нё:рай — титул Будды, санскр. татхагата; считалось, что Будда умер в возрасте восьмидесяти лет.

(обратно)

114

Императрица кисаи, или кисаки — императрица-супруга.

(обратно)

115

Тю:гу: (буквально “срединные покои”) — титул, обозначавший супругу правящего императора; до правления императора Итидзё: (991-1010) тю:гу: именовались три императрицы: императрица-супруга, императрица-мать предыдущего императора и мать ныне правящего императора.

(обратно)

116

...сия императрица вошла во дворец. — То есть стала супругой (в других случаях наложницей) императора.

(обратно)

117

...содержалась ещё в открытых от глаз покрытых. — Дамы знатного происхождения не показывались на публике, они жили в женских покоях, за ширмами и занавесками, во время немногочисленных выездов только края платья и рукавов могли показаться из-под занавесок экипажа.

(обратно)

118

Министр Мотоцунэ (836-891) — сын Нагара, приемный сын Ёсифуса; регент при малолетних императорах Сэйва, Ё:дзэй, Ко:ко:, Уда; Правый министр садайдзин (872-880), канцлер кампаку (880-891). Назывался министром Хорикава. Посмертное имя — Сё:сэнко:.

(обратно)

119

Старший советник дайнагон Куницунэ — старший советник министра, подчинялся Великому министру; Куницунэ (828-908) — старший сын Нагара, брат Мотоцунэ, дайнагон с 902 г.

(обратно)

120

“И молодой супруг мой сокрыт здесь, и здесь и я скрываюсь...” — Цитата из стихотворения 11-го эпизода (дана) Исэ моногатари: кавалер похитил даму и спрятал ее в зарослях и сам скрылся там же, преследователи хотели поджечь траву, и тогда дама ответила:

О поля Мусаси!
Вы сегодня
не горите.
И молодой супруг мой скрыт здесь,
здесь и я скрываюсь...
(Перевод Н. И. Конрада)
(обратно)

121

“Встают, верно, картины века богов!” — Цитата из стихотворения из 75-го эпизода (дана) Исэ моногатари, вошло в Кокинсю: под № 871: императрица Нидзё: отправилась поклониться богам, а кавалер, награжденный ею, сложил о старой сосне, что помнила век богов, но и вспоминает время их любви, такие строки:

Сосна в Осио,
что в Охара, — у нее
в сегодняшний день
встают, верно, картины
века богов!
(Перевод И. И. Конрада)
(обратно)

122

...произошла встреча. — Речь идет о встрече будущей императрицы Нидзё: и Аривара Нарихира.

(обратно)

123

“Собрание старых и новых песен Японии”Кокинвакасю:, или Кокинсю:, первая из 21 императорских антологий японской поэзии (тёкусэн вакасю); состояла из 20 свитков (книг) и содержала 1100 стихотворений. Была составлена в 905 г. по повелению императора Дайго (885-930, правил с 897 по 930 г.) выдающимися поэтами Ки-но Томонори, Ки-но Цураюки (ум. в 945 г.), Осикоти-но Мицунэ (859-907) и Мибу-но Тадаминэ. В антологии собрано все лучшее, что создано за три века; знание песен было необходимо для образованного человека.

(обратно)

124

“Тоскливое мечты о той, которую не могу сказать, что вижу””. — Цитата из стихотворения из 99-го эпизода (дана) Исэ моногатари: кавалер не может рассмотреть лица дамы за занавеской:

“Не вижу” тебя - не скажу,
и “вижу” сказать не могу...
Придется бесплодно весь день
в тоскливых мечтах провести мне
с любовью к тебе...
(Перевод Н. И. Конрада)
(обратно)

125

Великая императрица тайко:тайго: Фудзивара Такуси — см. коммент. 1 к гл. “Пятьдесят седьмое правление”.

(обратно)

126

Фусацуги (775-826) — удостоился почетного титула канцлера кампаку и Первого ранга после восшествия на престол его внука императора Ко:ко: в 884 г.

(обратно)

127

Дом на Хигаси Годзё: — резиденция, где родился император Ко:ко: (по текстам кохон), другие источники (тексты руфубон и Сандай дзицуроку — “Истинные записи трех правлений”) указывают на другую резиденцию как на место рождения Ко:ко: — Хигаси Рокудзё:, или Рокудзё:-ин, расположенную в восточной части столицы.

(обратно)

128

Государь Фукакуса (810-850, правил с 833 по 850 г.) — другое имя пятьдесят четвертого императора Ниммё:. Дано по названию места его кремации

(обратно)

129

Четвертый ранг (сихон) — низший из четырех рангов, жалуемых принцам крови (синно).

(обратно)

130

Глава ведомства дворцовых служб накацукасакё: — ведал делами императорского дворца, на эту должность назначались особы не ниже Четвертого ранга, обычно принцы крови. Ведомство было важнейшим из восьми министерств. Оно издавало императорские указы, было посредником между императором и правительством. Там составлялись списки придворных аристократов, домов и хозяйств, буддийских монахов и монахинь и т. д. Ведомство занималось также составлением официальных историй.

(обратно)

131

В двадцать первый день... — По Монтоку тэнно дзицуроку (“Истинным записям о правлении императора Монтоку”), это произошло в двадцать шестой день.

(обратно)

132

Пост наместника провинции Ко:дзукэ, ками — провинция Ко:дзукэ на севере страны управлялась принцами крови (синно) из столицы.

(обратно)

133

Пост заместителя правителя Западных земель [Дадзайфу:] гон-но соти — Западные земли Дадзайфу: находились на о. Цукуси (район Микаса, провинция Тикудзэн) и включали несколько мелких островов, ныне — это часть префектуры Фукуока на о-ве Кюсю; там же находилось Государственное управление Западных земель, собиравшее налоги, поддерживавшее порядок; главой управления — соти, или соцу, — назначалась особа Третьего ранга, обычно принц крови (синно). Часто у принца крови был заместитель (гон-но соти), который, собственно, и вел дела.

(обратно)

134

Глава ведомства церемоний сикибукё: — ведомство церемоний, или церемониальное ведомство сикибусё:, или нори-но цукаса, ведало дворцовыми церемониями, наукой и образованием. Глава ведомства - принц крови не ниже Четвертого ранга.

(обратно)

135

Государь Комацу — так именовали императора Ко:ко: по названию его резиденции Комацудоно на севере столицы, где он жил до восшествия на престол, хотя, по другой версии (Гукансё: — “Мои личные выборки” или в другом переводе “Записки глупца” Дзиэна), он родился в резиденции Хигаси Рокудзё:. Был похоронен на горе Комацуяма в Кадоно, в провинции Ямасиро.

(обратно)

136

...стали ходить через [комнату под названием] “Черная дверь”, куродо, которая располагалась напротив павильона Глициний Фудзицубо. — Эта фраза может быть объяснена 176-м эпизодом (даном) из сочинения Кэнко-хоси (1283-1350) Цурэдзурэ гуса (“Записки от скуки”): “Куродо, Черная дверь, — это комната, в которой император Комацу, уже будучи коронованной особой, обычно собственноручно занимался приготовлением пищи — любимым своим делом, не забытым его величеством еще с тех далеких времен, когда он был просто принцем. Говорят, что название “Черная дверь” эта комната получила из-за того, что прокоптела от очага” (Пер. В. Н. Горегляда. Цит. по: Классическая японская проза XI-XTV вв. М., 1988. С. 397). Упоминается также в Макура-но со:си. Между прочим, в 7-м эпизоде (дане) Цурэдзурэ гуса цитируется О:кагами — Кэнко-хоси называет его “Рассказами старца Ёцуги”.

(обратно)

137

Император Тэйдзи (867-931, правил с 887 по 897 г.) — так именовали императора Уда по названию его резиденции Тэйдзи-ин, куда он удалился после отречения; называли его также монахом-императором Кампё: по годам Кампё: (889-898).

(обратно)

138

Ханси (833-900) — принцесса Ханси, наложница императора Ко:ко:, мать императора Уда, императрица-мать (898 г.); именовалась также императрицей То:-ин по названию резиденции в столице.

(обратно)

139

Минамото — родовое имя; начиная с 814 г. некоторые императоры жаловали его своим сыновьям — принцам крови (синно), император Сага (правил 809-823) первым удостоил этим именем многих своих детей.

(обратно)

140

...стал наследным принцем, владельцем Весеннего павильона. — Так называли принца крови, будущего императора, поскольку он жил в Восточном, или Весеннем, павильоне Императорского дворца, а по китайской традиции восток ассоциировался с весной и временем роста.

(обратно)

141

Чрезвычайное празднество святилища Камо (Камо-нориндзи-но мацури) — было дополнительным к основному празднеству Камо (Камо-но рэйсай мацури), или Празднику мальв (аои мацури), по названию листьев растения аои (asarunt caulescens), проводившемуся с VII в. в день петуха в середине третьей луны. В эпоху Хэйан это — важнейший синтоистский храмовый праздник, к концу X в. стал проводиться регулярно в последний день петуха одиннадцатой луны. Боги Камо считались защитниками столицы; нижнее святилище (Симо-Камо-но-дзиндзя) посвящено было богине Тамаёри-химэ, матери первого земного императора Дзимму, верхнее святилище (Ками-Камо-но-дзиндзя) — ее сыну, богу Вакэикадзути. Перед праздником назначали танцоров, музыкантов, проводили репетицию шествия в присутствии императора в саду дворца Сэйрё:дэн. В день праздника перед дворцом Сэйрё:дэн устраивались ритуальные танцы, затем пышная процессия, возглавляемая императорским посланцем, отправлялась в святилище — сначала в нижнее, затем в верхнее, где также происходили пляски (адзума) и музыкально-пластические действа (кагура). На следующий день процессия возвращалась во дворец. В Нихон секи сказано, что впервые Чрезвычайное празднество Камо проводилось во времена правления императора Уда, в первый год Кампё: (889 г.), в одиннадцатую луну.

(обратно)

142

Императорским посланцем был средний военачальник Правой императорской охраны тю:дзё: Токихира. — Императорский посланец, возглавлявший процессию в святилище Камо и в другие синтоистские святилища, выбирался из знатнейших вельмож; Левая и Правая императорские охраны (саконоэфу, уконоэфу) охраняли императорский дворец, сопровождали императора при выездах; главой охраны был дайсё: — старший военачальник, а его заместителем был тю:дзё: — средний военачальник; Фудзивара Токихира (871-909) — старший сын Мотоцунэ, был Левым министром (садайдзин) с 899 по 909 г. Именовался также министром Хон-ин по названию его резиденции в северо-восточной части столицы.

(обратно)

143

Татибана Ёситоси... из [наместничества] Хидзэн (ок. 900 г.) — уроженец провинции Хидзэн, где был чиновником, известен как игрок в го (видимо, был призван ко двору в качестве игрока в го), постригся в монахи и принял имя Канрэн; низший управитель дзё: — третий по старшинству чин в Управлении провинцией (ками, сукэ, дзё:).

(обратно)

144

Кумано — общее название для трех буддийских храмов (Кумано санся), расположенных в префектуре Вакаяма: Кумано Хонгу тайся (посвящен божеству-ками Сусано:-но микото); Кумано Хаятама тайся (посвящен божеству Кумано Хаятама-но ками); Кумано Нати тайся (посвящен божеству Кумано Фусуми-но ками). Изначально известны были как синтоистские храмы, но, начиная с эпохи Хэйан, отождествлялись с Чистой землей — буддийским раем. Это свидетельствует о синкретизме религий. Ками рассматривались как местные манифестации Будды Амиды (гонгэн), и в этом контексте храмы Кумано назывались сансё: гонгэн.

(обратно)

145

Хинэ — местечко в районе Хинэ, в провинции Идзумо.

(обратно)

146

“Увидел во сне во время ночлега в пути...”  — Цитата из стихотворения из сочинения Ямато моногатари (название на русский язык обычно не переводится, середина X в.), кроме того, это стихотворение вошло в восьмую императорскую антологию Синкокинвакасю:, или Синкокинсю: (“Новое собрание старых и новых песен Японии”), составленную в 1206 г. и пересмотренную в 1210 г. выдающимся поэтом Фудзивара Тэйка (Садаиэ) (1162-1241) и другими:

Прилег в пути отдохнуть,
И во сне родные мои
Мне привиделись.
Это, верно, они упрекают меня,
Что я не навещаю их более.
(Перевод Л. М. Ермаковой)
Комментаторы отмечают, что слово табинэ — “ночлег в пути” фонетически перекликается с названием местечка Хинэ, где была написана эта песня.

(обратно)

147

“Принц-близкоприслуживающий” о:дзидзю: — важная должность в управлении Дворцовых служб, камергер с широким кругом обязанностей; на нее назначались юноши из знатнейших семейств не ниже Пятого ранга, они всегда находились при особе императора.

(обратно)

148

Танцор — один из исполнителей танцев Восточных провинций (Адзума асоби) во время торжественных выездов императора в святилища.

(обратно)

149

Ииси (ум. в 896 г.) — дочь Такафудзи, наложница императора Уда, мать Дайго; посмертно стала императрицей-матерью ко:тайго: (в 897 г.).

(обратно)

150

Министр двора найдайдзин Фудзивара Такафудзи (838-900) — внук Фуюцуги, стал средним советником тю:нагоном после рождения внука, будущего императора Дайго; во время его правления Такафудзи был старшим советником дайнагоном (в 899 г.) и министром двора найдайдзином.

(обратно)

151

...внезапно явился из спальных покоев дворца в головном уборе. — Головной убор (каммури) во время церемонии Покрытия главы должно было надевать на юношу особое лицо — хикиирэ.

(обратно)

152

Рисовые колобки ика-но мотии — церемониальные рисовые лепешки моти преподносились императору во время его восшествия на престол при церемонии Великого вкушения (дайдзё:сай) —первого вкушения риса императором. Здесь имеется в виду обычай кормить новорожденных на пятидесятый или на сотый день от рождения рисовой пастой. Комментаторы Мацумура Хиродзи, Сато Кюи единодушны в том, что в тексте ошибка: речь идет о сотом дне с рождения императора.

(обратно)

153

Средний военачальник тю:дзё: Корэхира (876-938) — третий сын поэта Кокинсю: Тосиюки, занимал небольшие должности и сам был известным поэтом.

(обратно)

154

“Дни поменяем с годами...” — В этой песне идет речь о продлении дней новорожденного, и принц сравнивается с луной.

(обратно)

155

Императрица Онси (885-954) — четвертая дочь Мотоцунэ, высочайшая наложница императора Дайго, императрица-супруга (923 г.), императрица-мать (931 г.) и Великая императрица-мать (946 г.).

(обратно)

156

Кэйхо:бо: — павильон в северной части Императорского дворца. Н. McCullough считает, что это помещение использовалось для разных подсобных нужд, и по крайней мере один раз для проживания принца.

(обратно)

157

Бывший принц (дзэмбо:) — это принц Ясуакира (903-923), сын императора Дайго и императрицы Онси, умер в возрасте 21 года; дзэмбо: “бывший наследный принц” — дзэн — “бывший, прежний”, бо: — сокращение от названия дворцового здания Сюнгубо:, где принц вершил дела.

(обратно)

158

Высочайшая наложница нё:го — звание, возникшее в конце VIII — начале IX в. К концу IX в. нё:го занимали высокое положение, они могли быть принцессами крови или же дочерьми принцев крови, знатнейших вельмож.

(обратно)

159

Четвертая вставная луна — лунный год отличался от солнечного на 10-11 дней, и потому начало года постепенно смещалось; для преодоления слишком большого разрыва вводилась так называемая вставная луна, состоявшая из 29 дней, она принимала название предыдущей луны, перед которым стояло слово дзюн (интеркалярная).

(обратно)

160

...это было бы дурным предзнаменованием. — В день восшествия на престол императора или возведения в сан императрицы вспоминать о недавно умерших считалось дурным предзнаменованием.

(обратно)

161

Таю:-но кими (годы жизни неизвестны) — дочь наместника провинции Тадзима Минамото Тасуки, няня принца Ясуакира, известная поэтесса.

(обратно)

162

Это происходило в пятую луну. — В пятую луну кукушки прилетали с гор в селения; здесь кукушка — это те, кто оплакивал принца в горном храме; Мацумура Хиродзи пишет, что в данном случае пятая луна — это ошибка, автором не учтена четвертая интеркалярная луна, ведь принц скончался в двадцать первый день третьей луны третьего года Энтё: (926 г.), а оплакивали принца 49 дней.

(обратно)

163

“Старшая императрица” о:кисаки — так неофициально называли императрицу-мать Онси в отличие от средней императрицы нака-но кисаки — Анси, супруги императора Мураками. Старшая императрица упомянута в Макура-но со:си в гл. “Однажды во время долгих дождей”.

(обратно)

164

Императрица Анси (927-964) — дочь Моросукэ, наложница императора Мураками, высочайшая наложница (946 г.), императрица (958 г.), посмертно императрица-мать (967 г.) и Великая императрица-мать (969 г.). Играла большую роль при дворе.

(обратно)

165

Правый министр Моросукэ удайдзин (908-960) — второй сын Тадахира, Правый министр при императоре Мураками, дед двух императоров Рэйдзэй и Энъю:. Его называли господином Кудзё: по названию резиденции.

(обратно)

166

В доме на Годзё: его светлости Арихира. — Фудзивара Арихира (892-970) — внук среднего советника Ямакагэ, был Правым министром (969 г.) и Левым министром (970 г.). Местонахождение дома на улице Годзё: не совсем понятно.

(обратно)

167

...отложить церемонию Великого вкушения. — см. коммент. 4 к “Шестидесятому правлению [ Император Дайго]”, (Свиток I).

церемониальные рисовые лепешки моти преподносились императору во время его восшествия на престол при церемонии Великого вкушения (дайдзё:сай) — первого вкушения риса императором. Здесь имеется в виду обычай кормить новорожденных на пятидесятый или на сотый день от рождения рисовой пастой. Комментаторы Мацумура Хиродзи, Сато Кюи единодушны в том, что в тексте ошибка: речь идет о сотом дне с рождения императора.

(обратно)

168

...поднялся большой шум. — Речь идет о событиях третьей луны второго года Анна (969 г.). Заговор с целью свержения императора Рэйдзэй (тогда — принца Морихира) в пользу принца Тамэхира был задуман сыном императора Дайго, Левым министром (967-969) Минамото Такаакира (его именовали еще Левым министром Ниси-но мия по названию резиденции); заговор не удался, сторонники Такаакира были убиты, сам он сослан на о. Кюсю (Цукуси), вернулся в столицу в 972 г.

(обратно)

169

...родила одного за другим — здесь использован буквальный перевод слова утидзуку; на самом деле Энъю: родился через девять лет после Рэйдзэй.

(обратно)

170

Фудзивара Цунэкуни (годы жизни неизвестны) — провинциальный чиновник, наместник провинции Идзумо, дед императрицы Анси с материнской стороны.

(обратно)

171

Десятая принцесса (964-1035) — Сэнси, десятая дочь императора Мураками и четвертая дочь императрицы Анси, жрица святилища Камо при пяти императорах с 975 по 1031 г., затем буддийская монахиня; известная поэтесса.

(обратно)

172

Великая жрица святилища Камо дайсай-ин — в начале IX в. возникает обычай посылать незамужнюю принцессу жрицей сай-ин в святилище Камо после восшествия на престол нового императора. Великая жрица дайсай-ин — прозвище принцессы Сэнси.

(обратно)

173

Великий министр... Корэмаса [Кэнтокуко:] (924-972), другое имя — Корэдата — старший сын Моросукэ, регент (970-972), канцлер (971-972). Именовался регентом Итидзё: по названию своей резиденции. Посмертное имя — Кэнтокуко:.

(обратно)

174

Итидзё: — название проспекта на севере столицы

(обратно)

175

Храм-[резиденция] Сэсон-дзи — первоначально резиденция под названием Монодзоно, в которой жили принцы крови, жрицы Камо, знатные сановники из рода Фудзивара, позже в 995 г. Фудзивара Юкинари превратил его в храм Сэсон-дзи.

(обратно)

176

Церемония Великого Очищения (гокэй) — предварительная часть церемонии Великого Вкушения дайдзё:сай. Это обряд омовения в водах реки Камо, когда император смывал с себя все дурное; происходил в конце десятой луны.

(обратно)

177

Храм Ханаямадэра, другое название Кадзан-дзи — буддийский храм секты Тэндай — Гангё:-дзи, основанный в 877 г.

(обратно)

178

Господин Авата — Фудзивара Митиканэ (961-995) — сын Канэиэ, Правый министр (991 г.), Левый министр (994 г.), регент (995 г.). Именовался господином Авата по названию своей резиденции в горах в селении Авата, в провинции Ямасиро

(обратно)

179

...передал императорские регалии — то есть передал будущему императору Итидзё: Священную Яшму синдзи и Драгоценный Меч хокэн. Третьей регалией было Зерцало кагами.

(обратно)

180

Госпожа Кокидэн — именовалась по названию павильона Кокидэн, где проживали императорские наложницы.

(обратно)

181

Улица Цутимикадо — находилась в северной части столицы.

(обратно)

182

Сэймэй — известный ученый-астролог Абэ Сэймэй (921-999), проживал к северу от улицы Цутимикадо и к востоку от улицы Ниси-но то:-ин.

(обратно)

183

“Пусть какое-нибудь прислуживающее божество...” — Из нескольких источников (Кондзяку моногатари и Гэмпэй сэйсуйки) известно, что в услужении у астролога было двенадцать фигурок низших божеств сикидзин, которые он использовал в магической практике.

(обратно)

184

...показаться [своему отцу] министру — то есть регенту и канцлеру Канэиэ.

(обратно)

185

Канэиэ именовали министром Хигаси Сандзё:, или То:хандзё:, по названию резиденции в столице, где позже родился император Итидзё:.

(обратно)

186

Воины клана Гэндзи (Минамото) — были преданы Канэиэ.

(обратно)

187

...с короткими... мечами — то есть с мечами в 1 сяку длиной; мера длины сяку равна 30,3 см.

(обратно)

188

Императрица Сэнси (962-1001) — дочь Канэиэ, мать императора Итидзё:, постриглась в монахини в 991 г. и приняла титул монахини-императрицы (нё:ин). Она называлась нё:ин Хигаси Сандзё: по названию резиденции, которая сначала принадлежала Ёсифуса, затем Мотоцунэ, Онси, позже Канэиэ, который расширил ее; здесь родился император Итидзё:.

(обратно)

189

Фудзивара Накамасу (годы жизни неизвестны) — придворный младшего Четвертого ранга, отец наложницы Канэиэ — Токихимэ.

(обратно)

190

Императрица-мать Тё:си (ум. в 982 г.) — дочь Канэиэ, высочайшая наложница императора Рэйдзэй, мать императора Сандзё:, принцев Тамэтака и Ацумити; титул Великой императрицы получила посмертно в 1011 г.

(обратно)

191

Принцесса Первого ранга (Иппон-но мия) (1013-1094) — внучка Фудзивара Митинага, дочь императора Сандзё: и Кэнси, при рождении стала именоваться принцессой крови (найсин), в 1015 г. стала называться Третьей принцессой (сан-но мия), а в 1023 г. — принцессой Первого ранга; супруга императора Судзаку, мать императора Го-Сандзё:. Императрицей-матерью стала в 1052 г., Великой императрицей-матерью 1068 г., а в 1069 г. постриглась в монахини и приняла имя Ё:мэймон-ин. Играла важную роль при дворе.

(обратно)

192

Кормилица Бэн — няня принцессы Тэйси. Происхождение неясное.

(обратно)

193

...гребень не на месте! — Гребень полагалось носить справа.

(обратно)

194

Большие и малые холода — зима делилась на четыре сезона (кисэцу) по 15 дней каждый; малый холод (сёкан) наступал после сезона зимнего солнцестояния; после сезона большого холода (дайкан) наступала весна.

(обратно)

195

Снадобье кинъэкитан — было известно в эпоху Хэйан.

(обратно)

196

Дворцовый священник (губу, сокращение от найгубу) — один из десяти буддийских священников, служивших при дворе.

(обратно)

197

Главный храм Тю:до: — главное здание компон тю:до: (впервые возведено в 788 г., затем в 938 г. заменено большим) храма Энрякудзи секты Тэндай на горе Хиэйдзан (основан Сайтё: в 788 г.).

(обратно)

198

Горный тэнгу — низшее божество народной мифологии, горный леший с длинным носом.

(обратно)

199

Удзумаса (или Удзумасадэра, Ко:рю:дзи) — храм секты Сингон на западе столицы.

(обратно)

200

Решетчатый потолок состоял из небольших четырехугольных досок.

(обратно)

201

Эбоси — головной убор придворных, составная часть повседневной формы одежды, предписанной Энгисики “Уложением годов Энги” (967 г.).

(обратно)

202

Великий господин, Вступивший на Путь, дайню:до:-доно — так называли регента и канцлера Канэиэ; мать императора Сандзё: приходилась дочерью Канэиэ, таким образом, император походил на своего деда по материнской линии.

(обратно)

203

...изволил вдеть ей в волосы прощальный гребень — во время церемонии Отправления жрицы (в данном случае речь идет о проводах принцессы То:си, дочери императора Сандзё:) в синтоистское святилище Исэ (в девятую луну) император вдевал ей в прическу прощальный гребень (вакарэ-но куси, в данном случае вакарэ-но мигуси).

Мацумура Хиродзи отмечает, что смысл этого обряда состоял в пожелании долгого правления: волосы причесывают в одном направлении, и жрица должна была отправиться в святилище Исэ и не возвращаться, возвращение почти всегда было связано со сменой правления.

(обратно)

204

...даже бросил на нее взгляд. — Императору и жрице не следовало смотреть друг на друга во время церемонии Отправления.

(обратно)

205

Ныне царствующий император Го-Итидзё: (1008-1036, правил с 1016 по 1036 г.) — шестьдесят восьмой император, второй сын Итидзё: и Сё:си, внук и зять Митинага; будучи принцем, носил имя Ацухира; церемония разъяснения сутры Цветка Закона в храме Урин-ин должна была происходить во времена Го-Итидзё:.

(обратно)

206

Императрица-мать... Сё:си (988-1074) — старшая дочь Митинага и Ринси, наложница императора Итидзё: с 999 г., императрица-супруга с 1000 г., императрица-мать с 1012 г. и Великая императрица-мать с 1018 г.; в 1026 г. постриглась в монахини и приняла имя Дзё:то:мон-ин.

(обратно)

207

Дом Цутимикадо — резиденция Митинага к югу от улицы Цутимикадо и к западу от улицы Кё:гоку, известен и как дом Кё:гоку и Дзё:то:мон-ин по названию находящихся неподалеку дворцовых ворот Дзё:то:мон; здесь родились многие дети Митинага, в том числе — три императора: Го-Итидзё:, Го-Судзаку и Го-Рэйдзэй.

(обратно)

208

Пребывал [в императорском сане]... лет десять — с 1016 по 1025 г.

(обратно)

209

Первый принц [Ацуясу] (999-1018) — сын императора Итидзё: и Тэйси, глава ведомства церемоний (1016 г.).

(обратно)

210

“Анналы Японии”Нихонги, сокращенное название Нихон сёки (720 г.); первая из шести официальных исторических хроник (риккокуси).

(обратно)

211

...возложили руки на лбы — монахи прикасались пальцами ко лбу в знак почтения.

(обратно)

212

...и нет за ним ни второго, ни третьего — скрытая цитата из Лотосовой сутры, речь идет о Единственной Колеснице как символе единственного Закона Будды, учения, ведущего к просветлению, и нет за ней ни второй, ни третьей колесницы.

(обратно)

213

Закон Единственной Колесницы — см. коммент. 147.

(обратно)

214

Советники-нагоны — старший советник дайнагон, средний советник тю:нагон и младший сё:нагон и их заместители подчинялись Великому министру из Государственного совета.

(обратно)

215

Восемь ведомств и сто управ — в восемь ведомств входили: ведомство дворцовых служб (натцукасасё), ведомство церемоний (сикибусё), ведомство упорядочения установлений (дзибусё:, осамуру-цукаса), налоговое ведомство (мимбусё), военное ведомство (хё:бусё:, цувамоно-но цукаса), судебное ведомство (гё:бусё), ведомство по делам казны (оокурасё), ведомство внутридворцовых дел (кунайсё); сто управ — фигура речи, управ было меньше, они подчинялись ведомствам.

(обратно)

216

Абэ-но Курахасимаро (ум. в 649 г) — Левый министр при императоре Ко:току.

(обратно)

217

Ямада-но Исикавамаро — Сога-но Ямада (ум. в 649 г.) — Правый министр при императоре Ко:току, один из деятелей реформ Тайка.

(обратно)

218

Императрица Гэммё:, Гэммэй (661-721, правила с 707 по 715 г.) — сорок третья императрица, дочь Тэндзи.

(обратно)

219

Мурадзи — наследственный титул (кабанэ), который носили главы кланов (симбэцу), главы профессиональной корпорации (бэ) в древней Японии.

(обратно)

220

Тогда еще эры правлений не имели названий— эры правлений (нэнго) не имели названий до императора Ко:току, то есть до 645 г.; первое название — Тайка (645-650).

(обратно)

221

Им стал принц О:томо, он же О:томо-но мико — Принц О:томо, или О:томо-но мико (648-672), правил, как считают современные историки, с 671/672 г. как император Ко:бун; сын императора Тэндзи, в 671 г. стал первым канцлером; здесь ошибка, считают комментаторы. Императором Тэмму стал принц О:яма, брат императора Тэндзи, а не его сын, принц О:томо.

(обратно)

222

Принц Такэти (654-696) — сын императора Тэмму, стал канцлером в 690 г.

(обратно)

223

Из этих двух Великих министров... один вскоре стал императором. — Есть и другой вариант перевода [Н. McCullough, p. 88]: “Что до двух канцлеров, то [они] вскоре стал[и] императорам[и]”. Разночтение, видимо, связано с неопределенным положением принца О:томо.

(обратно)

224

Законы Сикиинрё: — раздел кодекса Тайхорё:, в котором говорится о назначении чиновников.

(обратно)

225

Император Момму (683-707, правил с 697 по 707 г.) — сорок второй император, внук Тэмму, сын принца Кусакабэ и императрицы Гэмпэй.

(обратно)

226

Нынешний министр Кан-ин — здесь речь идет о Великом министре Фудзивара Кинсуэ, Нингико:, сыне Фудзивара Моросукэ. Так его называли по наименованию резиденции.

(обратно)

227

Великая тканая шапка тайсёккан — в двенадцатую луну третьего года Тайка (648 г.) при императоре Ко:току был учрежден высший Первый ранг тайсёккан, высокопоставленным чиновникам Первого ранга жаловалась семицветная трехъярусная шапка.

(обратно)

228

У сего министра, кажется, родилось одиннадцать сыновей. — В Сомпи буммяку, То:ин Кинсада (1350-1419) сказано, что у Фуюцуги было восемь сыновей.

(обратно)

229

А сколько было дочерей, — доподлинно не ведаю — В Сомпи буммяку говорится о двух дочерях.

(обратно)

230

...получил годовые титулы и ранги (нэнкан нэнкю:) — То есть получил право выдвигать каждый год весной и осенью кандидатов на должности в различные ведомства и претендентов на ранги, и, следовательно, возможность собирать с них дань обычно этим правом пользовались члены императорского рода императрицы родственники императора по материнской линии, достойные приближенные императора

(обратно)

231

ранга трех императриц дзюсангу — То есть было установлено равенство в доходах и привилегиях с тремя императрицами (дзюсангу , или дзюнсангу) — Великой императрицей-матерью (матерью предыдущего императора) тайко:тайго императрицей-матерью (матерью ныне правящего императора) ко:тайго и императрицей-супругой ко:го. Обычно такую привилегию получали дед императора по материнской линии (в рассматриваемую эпоху это были Фудзивара) и свекр императора.

(обратно)

232

[Собрание] старинных и новых [песен Японии]” — название знаменитой императорской антологии классической поэзии X в. в жанре вака (японской песни) кокинвакасю или сокращенно Кокинсю:; в разделе “Весна” (ч. 1) есть одно стихотворение Ёсифуса Русский перевод А. А Долина см Кокинвакасю Собрание старых и новых песен Японии. Свитки I-VI. Т. 1. М., 1995 С. 64.

(обратно)

233

Господин Сосэй (ум. ок. 990 г.) — крупнейший поэт антологии Кокинсю:, мирское имя — Ёсиминэ Харутоси, сын Хэндзё:.

(обратно)

234

Дзё:дзо:, монах дзё:гаку (891-964) — монах секты Тэндай. Некоторые комментаторы (Сато Мацумура) считают упоминание его имени ошибкой, поскольку Ёсими умер до рождения Дзё:дзо. Термин дзё:гаку означал число монахов, определенное для службы в государственном храме, позже употреблялся как титул.

(обратно)

235

Тысячерукая богиня Каннон” (Сэндзю дарани) — молитвословие (санскр. дхарани) на санскрите, воспевающее богиню милосердия Каннон (санскр. Авалокитешвара кит. Гуань-инь).

(обратно)

236

Министр Бива — так называли Фудзивара Нагара по наименованию резиденции Бивадоно, которая располагалась к югу от Коноэ о:дзи и к востоку от Муромати о:дзи. Позже принадлежала Фудзивара Митинага и его дочери Кадзуко.

(обратно)

237

Императорская наложница фудзин — наложница третьей категории, всего их могло быть три, они выбирались из дочерей сановников Третьего ранга.

(обратно)

238

Годы Кампё: (889-897) — приходились на правление императора Уда, в монашестве этого императора называли Кампё: хо:.

(обратно)

239

...более десяти лет правил миром. — Точнее — пятнадцать, с восемнадцатого года Дзё:ган, когда Мотоцунэ стал регентом, прошло пятнадцать лет.

(обратно)

240

...называли его министром Хорикава. — Хорикава-ин — резиденция Мотоцунэ в столице Хэйанке, расположенная к югу от Нидзё: и к востоку от Хорикава, около берега речки Хорикава. В этой резиденции, кроме Мотоцунэ, жил Канэмити, его зять император Энъю: и принц Акимицу.

(обратно)

241

Большой прием дайкё: — проводился ежегодно в первую луну года по поводу назначения министров императором, наследным принцем Левым и Правым министрами, на эти приемы приглашались почетные гости управляющий Западными землями, Великий министр и т.д.

(обратно)

242

...присутствовал и [принц Токиясу] — будущий Император Ко:ко:.

(обратно)

243

...когда обсуждалось, что монах-император Ё:дзэй должен отречься. — Император Ё:дзэй страдал душевной болезнью.

(обратно)

244

Помощник епископа со:дзу Сё:эн (827-901) — поэт из рода Ки; епископ со:дзё: — высший духовный иерарх, сан, соответствующий. Второму придворному рангу, помощник епископа со:дзу — второй по важности духовный иерарх, впоследствии этот сан имел четыре ступени.

(обратно)

245

На сброшенную цикадой...” — Это стихотворение в жанре вака вошло в антологию Кокинсю:. Смысл стихотворения в том, что цикада, сбросив кожу, продолжает жить, а Мотоцунэ, тело которого, по обычаю, было сожжено, оставил по себе только одно воспоминание — дымок погребального костра.

(обратно)

246

Канцукэ-но Мипэов О:кагами урагаки утверждается что человек с таким именем жил в эпоху Дзё:ва (834-848) и что такое родовое имя носили потомки божества Тоёкиирихико-но микото

(обратно)

247

Дни удаления от скверны моноими (ими-но хи), или омоноими — синтоистский обычай ритуальных запретов в эти дни, которые определялись гаданием, запрещалось покидать дом, есть мясо, веселиться, видеть других людей и читать письма следовало скрыться за занавесками и ширмами, а на куске бумаги написать “моноими” и приколоть к рукаву или прическе, целью такою обычая было очиститься перед богами от скверны и избежать беды.

(обратно)

248

Дворец Кая-индоно — резиденция Фудзивара Ёримити занимала два квартала с севера на юг и два — с востока на запад. На западе от него была дорога Хорикава Ко:дзи.

(обратно)

249

Глава палаты цензоров дан-но ин (или дандзё:-но ин) — палата цензоров была предусмотрена кодексом Тайхорё:, исправляла упущения, пресекала несправедливость во дворце и вне его, облагораживала нравы, главами палат ин назначались особы Третьего ранга, принцы крови

(обратно)

250

Министр Сутавара — Сугавара Митидзанэ (845-903). Род Сугавара происходил из известного древнего рода Хадзи, члены которого производили керамику ханива. В роду было много ученых и писателей, они принимали участие в составлении императорских антологий китайской поэзии, преподавали в придворном университете Митидзанэ был выдающимся поэтом, писал японские песни — вака и китайские стихи в жанре ши (собрание “Собрание мириад листьев дома Сугавара”, Канкэ Манъё:сю:), а также исторические сочинения Монах-император Уда, назначив его в 899 г. Правым министром, замыслил противопоставить Митидзанэ растущему влиянию Фудзивара, но Токихира сумел убедить восшедшего на престол императора Дайго, что Уда замышлял вместо него посадить на престол своего сына принца Токиё, и Сугавара был сослан на Цукуси (ныне о. Кю:сю) на должность управителя Западных земель — Дадзайфу. Воспоследовавшие несчастья рода Фудзивара приписывались мести духа Сугавара Митидзанэ. Дух его почитался как божество грома, а затем как божество — покровитель литературы и науки Тэмман Тэндзин. Комплекс храмов в честь бога Тэммана в столичном районе Китано был основан в 947 г., значительно расширен в 959 г. и получил название Китано Тэммангу:, или Тэммагу: (так же стали называть и самого Сугавара Митидзанэ), занимает почетное место в иерархии храмов, находился под покровительством императора, кроме того, в 919 г. был основан храм Китано Тэммангу и на Кю:сю:, месте его ссылки. После смерти Сугавара Митидзанэ, дабы умилостивить его дух, ему были дарованы прощение и высокие придворные ранги.

(обратно)

251

...государь [Дайго] был еще весьма юн годами... — Император Дайго родился в первом году Нинна (885 г), значит, в четвергом году Сё:тай ему было семнадцать лет.

(обратно)

252

С восточным ветром..” — Это стихотворение-вака вошло в антологию “Собрание японских песен, не вошедших в прежние антологии”, (Сю:и вака сю:) (раздел “Весна”, ч. 16). В переводе В.Н. Марковой оно звучит так

 

Пролей аромат
Лишь ветер с востока повеет.
Слива в саду!
Пускай твои хозяин далеко.
Не забывай весны!
 

(обратно)

253

Брел по дороге...” — Это стихотворение также вошло в антологию Сю:и вака сю:.

(обратно)

254

К чему удивляться, смотритель...” — Китайское стихотворение в жанре ши Сугавара Митидзанэ. По мнению некоторых комментаторов, это поэтический экспромт.

(обратно)

255

Глубже морской пучины...” — Это стихотворение вошло в антологию “Новое собрание старинных и новых японских песен”, Синкокинсю:; комментаторы оценивают его как одно из наивысших достижений Сугавара Митидзанэ. Смысл его в том, что лучи луны проникают вглубь до самого дна моря. Так же до самого дна высвечивается и неповинное сердце Митидзанэ. Некоторые комментаторы усматривают в этом стихотворении буддийские коннотации.

(обратно)

256

Старший управляющий дайни — в управлении Западных земель — Дадзайфу: назначался из числа чиновников Пятого ранга; главой управления был всегда принц крови, но его обязанности обычно исполнял дайни или заместитель принца гон-но соти.

(обратно)

257

Собрание сочинений” Бо Цзюй-и — имеется в виду “Собрание сочинений почтенного Бо”, Бо-ши вэньцзи, китайского поэта Бо Цзюй-и (Бо Лэ-тянь, 772-846).

(обратно)

258

Девятый день девятой луны — в этот день устраивают Праздник хризантем (тё:ё:), император дает прием во дворце Сисиндэн; на приеме сочиняют китайские стихи и пьют “хризантемовое” (с лепестками хризантем) вино.

(обратно)

259

Праздник хризантем кику эн — прием во дворце по поводу Праздника хризантем в девятый день девятой луны; один из пяти придворных приемов в году (госэтиэ, госэкку). См. также коммент. 31.

(обратно)

260

Дворец Цинлян — китайское название Дворца Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн.

(обратно)

261

Последующее собрание” — речь идет о собрании стихов Сугавара Митидзанэ: “Последующее собрание дома Сугавара”, Канкэ косю:, 903 г. или “Последующие заметки дома Сугавара”, Канкэ косо:, 905 г.

(обратно)

262

Не от ливня ли проливного...” — В этом стихотворении имеет место прием какэкотоба, то есть игра омонимов: обыгрывается слово нурэгину, что значит и “промокшие одежды”, и “ложные наветы”; одежды промокли от слез.

(обратно)

263

Храм Китано-мия — см. коммент. 2 к данной главе.

(обратно)

264

Святилище Анракудзи” — храм на Цукуси (ныне о. Кю:сю:), место захоронения Сугавара Митидзанэ, нынешний храм Тэммангу:.

(обратно)

265

Настоятель бэтто:, местная управа содзи и прочие назначались императором. — Настоятель храма — это главный священник; местная управа — имеется в виду причт храмовых монахов — все они назначались из столицы.

(обратно)

266

Что бы ни построили...” — Эта вака много раз цитировалась в средневековых сочинениях; здесь обыгрываются омонимы (прием какэкотоба) мунэ — “крыша”, “грудь” и ита[ма] — “щели между досками”, “боль”.

(обратно)

267

Министр Хон-ин — так именовали Левого министра Токихира (871-909) по названию его резиденции Хон-ин, расположенной к северу от Цутимикадо и к востоку от Хорикава.

(обратно)

268

Дочь сего министра Токихира, высочайшая наложница нё:го — Хо:си, наложница императора Уда, называлась еще Кё:гоку-но миясудокоро и Томиноко:дзи-но миясудокоро как наложница высшего ранга, имеющая детей. См. коммент. 51 к данной главе.

(обратно)

269

Лепешка-моти, или мотии — рисовая лепешка, имеющая ритуальное значение.

(обратно)

270

Сутра Будды Исцеляющего (Якуси кё:) — читалась у постели больных, в данном случае у изголовья.

(обратно)

271

Варэ-о кубиру” “Задуши меня” — здесь игра слов; умирающий не расслышал и понял вместо: Иваюру Кубира дайсё: — “Тот, кого называют старшим военачальником Кубира” Варэ-о кубиру — “Задуши меня”.

(обратно)

272

Средний советник тю:нагон Ацутада (906-943) — сын Токихира.

(обратно)

273

Был он искусен в японских песнях... — Ацутада признан одним из тридцати шести гениев японской поэзии.

(обратно)

274

Как печален конец света! — В эпоху Хэйан считалось, что надвигается конец эпохи Конца Закона, длиною в 10.000 лет (санскр. маппо, яп. ё-но суэ); конец света знаменуют падение нравов и веры, бунты, кровопролития.

(обратно)

275

Прежний принц-наследник — принц Ясуакира (909-923), сын императора Дайго; он рано скончался, не успев взойти на престол.

(обратно)

276

Жрица храма Исэ сайгу: — Великая жрица Великого храма Исэ — Исэдайдзингу:, этот храм был посвящен богине Солнца Аматэрасу О:миками, клановому божеству императорского рода.

(обратно)

277

Таю:, или Таю:-но ними — нянька принца крови Ясуакира, выдающаяся поэтесса; ее стихи-вака вошли в антологию “Позднее составленное собрание японских песен”, Госэн вакасю:.

(обратно)

278

Служительница императорской опочивальни миясудокоро — так называли наложницу императора или наследного принца в ранге нё:го, у которой были дети или которая пользовалась особенным расположением.

(обратно)

279

На утро после свидания... был отправлен с посланием. — По обычаю, мужчина, вернувшись домой после любовного свидания, должен был непременно послать стихотворение своей даме, а она должна была сразу же ответить. Посланцами августейших особ бывали чиновники высоких рангов.

(обратно)

280

Управляющий в доме каси — мажордом, или дворецкий, в резиденции принца крови или особы Первого ранга.

(обратно)

281

...в доме, занимавшем четвертую часть квартала. — Это был довольно скромный дом для министра, задававшего приемы; дома знати обычно занимали целый квартал.

(обратно)

282

Храм Ямасина, или Ко:фукудзи — храм рода Фудзивара в г. Нара, крупнейший храм эпохи Хэйан; назывался Ямасина (Ямасинадэра) по наименованию первого родового храма, возведенного в 669 г. в Ямасина (провинция Ямасина). Оттуда родовой храм был перенесен в провинцию Ямато, и в последний раз он был перенесен в Нару Фудзивара Фухито в 710 г.

(обратно)

283

...принял постриг и возродился в раю. — О том, что сын Сукэмаса возродился в раю, узнали из снов [McCullough. P. 102]. Возрождение в раю Будды Амиды, в Чистой Земле Западного мира, в следующем рождении — цель буддистов-амидаистов.

(обратно)

284

Помощник епископа со:дзу Монкэй из Ивакурасо:дзу — второй по старшинству сан в духовной иерархии; Монкэй из Ивакура (968-1047), или Монкё: — внук Токихира, настоятель храма Дайундзи в Ивакура.

(обратно)

285

Мудрость Ямато (Ямато дамасии) — иначе: душа Ямато, то есть Японии, противополагалась китайской учености (Кара дзай).

(обратно)

286

Письмоводитель си — должность в Государственном совете, в одной из ревизионных канцелярий — Левой или Правой; в каждой было по одному письмоводителю (садайси и удайси), это были чиновники Шестого ранга.

(обратно)

287

Держатель для бумаг — подставка длиной в 1,5 м, на которой письмоводитель подавал бумаги высшему должностному лицу, в данном случае Левому министру Токихире.

(обратно)

288

Собрание Исэ” (Исэгасю:) — собрание стихотворений придворной дамы Исэ, дочери наместника провинции Ямато Фудзивара Цугикадзэ, наложницы императора Уда, в юности Накахира любил ее; выдающаяся поэтесса антологии Кокинсю:.

(обратно)

289

Рано ли, поздно ли...” — Это стихотворение-вака из антологии Синкокинсю:, здесь Тадахира говорит о своем отце Мотоцунэ.

(обратно)

290

Во время Большого приема во внутренних покоях [своего дворца] — этот прием был дан в ознаменование назначения Накахира канцлером в 936 г.

(обратно)

291

...в чине министра — тридцать два года — в тексте ошибка: в ранге министра Тадахира находился тридцать шесть лет — с четырнадцатого года Энги: (914 г.) по третий год Тэнряку (949 г.).

(обратно)

292

Пресветлые божества Мунаката — три богини-покровительницы торговли (Тагорихимэ, Тагицухимэ, Итикисимахимэ); Мунаката их именовали по названию места (современная провинция Фукуока). Пресветлыми божествами называли синтоистских богов-ками.

(обратно)

293

...зачем ему дом, из которого все равно придется когда-нибудь переезжать?! — Чтобы избежать осквернения божеств из близлежащего храма.

(обратно)

294

Зал советов в караульне — помещение, где собирались высшие сановники для обсуждения государственных дел; находился в караульне личной императорской охраны Левой стороны, к востоку от дворца Сисиндэн.

(обратно)

295

...целых двадцать лет был правителем Поднебесной — Санэёри был министром с третьего года Тэнряку (949 г.), регентом стал всего за три года до кончины.

(обратно)

296

Поздний изборник” — краткое название антологии Госэнсю:, полностью — “Позднее составленное собрание японских песен” (Госэн вака сю:) вторая императорская антология (951 г.).

(обратно)

297

Инари — известное синтоистское святилище в столице, посвящено божеству Пяти злаков — Богу обильного урожая; криптомерии — священные деревья божества Инари.

(обратно)

298

Вот и сыскалась земля...” — Это стихотворение-вака вошло в антологию Госэнсю:, в Эйга моногатари (“Повесть о славе”, XI или ХП в.) и другие произведения.

(обратно)

299

Усицуки,слуга при быках” — то есть слуга, состоящий при быках; детское имя носили до обряда Покрытия главы (гэмпуку).

(обратно)

300

Старец, что живет на берегу моря в Мисима. — В Мисима, в провинции № (современная префектура Аити), находится святилище О:ямадзуми дзиндзя, старец Мисима — божество из этого храма.

(обратно)

301

Парадное платье, что пристало дню (хи-но сокутай). — Это полное парадное платье, которое полагалось носить в торжественных случаях.

(обратно)

302

Святилище Рокухара Мицудзи — святилище секты Сингон, посвященное одиннадцатиликой богине милосердия Каннон; расположено к югу от Годзё: и к востоку от реки Камогава.

(обратно)

303

Дворец Хигаси Сандзё: — резиденция регентов и канцлеров; Фудзивара Канэиэ значительно расширил ее до Хигаси Сандэё: — Минами-но ин, затем она принадлежала сыновьям Канэиэ — Мититакэ и Митинага, позже потомкам Митинага; в этой резиденции родился император Итидзё:.

(обратно)

304

Министр Хо:дзю:дзи — Фуцзивара Тамэмицу (942-992), сын Моросукэ, стал Правым министром в 986 г., канцлером в 991 г. Получил имя Хо:дзю:дзи по названию наиболее влиятельного в эпоху Хэйан храма Хо:дзю:дзи, построенного под эгидой Тамэмицу, возможно, в честь его дочери.

(обратно)

305

Средний советник тю:нагон, Вступивший на Путь, ню:до: — Фудзквара Ёситика (957-1008), сын Корэмаса, заместитель среднего советника гон-тю:нагона с 985 по 986 г. Принял постриг после отречения своего племянника, императора Кадзана.

(обратно)

306

Управляющий двора таю: нынешней императрицы тю:гу:... Таданобу. — Нынешняя императрица — это Иси, а управляющий ее двора — это Фудзивара Таданобу (967-1035), сын Тамэмицу, влиятельная особа при дворе, знаток придворного этикета, талантливый писатель.

(обратно)

307

Государственный советник сайсё: — так назывались высокопоставленные чиновники, входившие в состав Государственного совета; наряду с санги, занимались государственными делами наравне с министрами и старшими советниками дайнагонами. Сайсё: и санги обычно были людьми выдающейся учености.

(обратно) name="n308">

308

Нынешняя императрица-мать ко:тайго: — Кэнси (994-1027), вторая дочь Митинага, императрица-супруга императора Сандзё:.

(обратно)

309

Кагуяхнмэ — буквально ((Лучезарная дева” — такое же имя носила волшебная девочка из другого мира, которую старик Такэтори нашел в коленце бамбукового дерева в (Повести о старике Такэтори” (Такэтори моногатари, IX или начало X вв.). Полное имя — Наётакэ Кагуяхимэ — Лучезарная дева, стройная, как бамбук (перевод имени принадлежит В. Марковой).

(обратно)

310

Глубоко ли ты...” — Это стихотворение-вака вошло в антологию “Собрание поэтических цветов” (Сикасю:).

(обратно)

311

Комната за занавесями на помосте — в помещении устанавливался помост, который с четырех сторон был огорожен занавесями,

(обратно)

312

Гэн — равен 1,8 м.

(обратно)

313

Коку — мера объема риса, равная 180 л.

(обратно)

314

Чтецы сутр (дзико:дзя) — монахи, ежедневно читающие установленную часть сутры, обычно — Лотосовой сутры.

(обратно)

315

Секта Истинного слова Сингон — буддизм секты Сингон отличался синкретическим характером, близок был к синтоистским верованиям, ему свойствен был мистицизм [Горегляд, 1975. С. 148-149].

(обратно)

316

Храм То:дайдзи — крупнейший буддийский храм Японии в г. Нара. в нем находится гигантская статуя Будды.

(обратно)

317

Господин Сандзё: (Сандзё: доно) — так называли Фудзивара Ёритада в отличие от монаха-императора Сандзё:-ин, поскольку он жил к северу от проспекта Сандзё:.

(обратно)

318

Дворец Сидзё:-но мия — находился к югу от проспекта Сидзё: и к востоку от Ниси-но Тонн, резиденция Ёритада называлась дворцом, поскольку там жила его Дочь Дзюнси, ставшая императрицей.

(обратно)

319

Великая императрица о:кисаки [Энеи] (972 998) — супруга императора Кадзана, позже супруга Санэсукэ.

(обратно)

320

...слуги в разноцветных платьях — цвет одежды для слуг низшего разряда без рангов не был установлен.

(обратно)

321

Церемониальное платье хого — придворное парадное платье верхняя одежда с широким рукавом, следующее по рангу за полным парадным платьем сокутай.

(обратно)

322

Зал приемов (дэндзё:) — помещение для аудиенций во Дворце Чистоты и Прохлады Сэйредэн.

(обратно)

323

Годовые церемонии — список придворных церемоний и ритуалов был начертан на шелковых ширмах, стоявших у главного входа в Зал приемов.

(обратно)

324

Зал демонов (они-но ма) — помещение в юго-западном конце Дворца Чистоты и Прохлады Сэйре дэн, рядом с залом для аудиенций. На стенах его было изображено божество, покоряющее демона.

(обратно)

325

Ежегодные сезонные чтения сутр — чтения сутр проводились с 729 г. два раза в год во вторую и в восьмую луну по четыре дня, в эру Дзе ган (859-877) чтения проводились четыре раза в год. Около ста монахов являлись во Дворец Чистоты и Прохлады Сэйре дэн и читали сутры, например, Сутру Великой Мудрости (Цайханнягё: ).

(обратно)

326

Когда помощник епископа содзу Эсин отправился собирать подаяние...со дзу — духовный ранг, следующий за епископом со дзё:, Эсин, или Гэнсин (942-1017) — адепт учения о Чистой Земле, получил имя Эсин по названию своей резиденции Эсин-ин в Ёкава на горе Хиэйдзан, автор авторитетного религиозного сочинения, в котором изложены основы амидаизма “Собрание принципов, необходимых для рождения в Чистой Земле” (О:дзё:ё:сю).

(обратно)

327

Чаша для еды — здесь чаша для подаяния

(обратно)

328

Адзэти Кинто:адзэти — временный чиновник, призванный разъезжать по провинциям и проверять действия местных властей, адзэти отбирались из особо доверенных чиновников Фудзивара Кинто (966-1041) — сын Ёритада, заметная фигура при дворе, выдающийся поэт, сочинял и японские песни, и китайские стихи, влиятельный литературный критик и теоретик поэзии

(обратно)

329

...почувствовали себя уязвленными. — Канэиэ и его дочь Сэнси считали, что все почести должны достаться им, поскольку Сэнси родила будущего императора Итидзе — единственного сына правившего императора Энъю.

(обратно)

330

...высочайшая наложница нё:го [Сэнси] стала императрицей... — Сэнси стала императрицей-супругой ко:тайго во втором году Канна (986 г.), приняв постриг, получила монашеское имя Дзё:то:мон-ин по названию дворцовых ворот.

(обратно)

331

Госпожа Син-но найси — неизвестно, кто она, найси — придворное звание, вошедшее в состав имени, служительница. Отделения дворцовых прислужниц (най-си-но цукаса), придворная дама.

(обратно)

332

Ветер студеный...” — Это стихотворение-вака с небольшими изменениями вошло в разные антологии, например, в Сю:исю:.

(обратно)

333

Моромаса — это сочетание иероглифов имеет также чтение Моротада

(обратно)

334

Высочайшая наложница нё:го Сэнъё:дэн — Хо:си (ум в 967 г), дочь Моротада, любимая наложница императора Мураками

(обратно)

335

...волосы ее тянулись до самого столба во внутренних покоях. — Столб во внутренних покоях — это поддерживающая потолочные перекрытия колонна в центре опочивальни, то есть у Хо:си были необыкновенно длинные волосы, что очень ценилось по канонам красоты того времени. Портреты персонажей, в нашем понимании, в сочинениях эпохи Хэйан отсутствовали, внимание сосредоточивалось исключительно на волосах и костюме.

(обратно)

336

Бумага Мити-но куни — Мити-но куни — общее название для нескольких отдаленных северных, провинций Иваки, Ивасиро, Рикудзэн, Муцу, знаменитых выделкой толстой белой бумаги, изготовляемой из коры дерева маюми. Такую бумагу подкладывали под волосы, чтобы проверить их густоту бумага не должна была просвечивать сквозь пряди

(обратно)

337

Осень настанет...” — Это стихотворение-вака, как и предыдущее, написано по китайским мотивам (две птицы с одним крылом и одним глазом и два дерева с одной общей веткой), содержат аллюзии на поэму китайского поэта Бо Цзю-и (772-847) его хорошо знали в Японии под именем Бо Лэ-гянь (Хаку Ракутэн). В его “Песне о бесконечной тоске” (кит. Чан хэнь гэ) повествуется о любви императора Сюань-цзуна (правил с 712 по 756 г.) и его наложницы Ян Гуй-фэй.

(обратно)

338

Песни Ямато...” (Ямато ута ва) — такими словами начинается знаменитое Предисловие поэта Ки-но Цураюки (?-945) к антологии Кокинсю.

(обратно)

339

Тринадцатиструнное кото (онсо:-но кото) — старинный щипковый инструмент.

(обратно)

340

Государи Яо и Шунь — Яо (ок. 2297-2179 г. до н.э.), Шунь (ок. 2179-2140 г.до н.э.) — легендарные совершенномудрые государи китайской древности, служившие для конфуцианцев на всем Дальнем Востоке образцом гуманного и мудрого правления.

(обратно)

341

Принц-управитель соти-но мая [Ацумити] — принц-управитель Западных земель Дадзайфу Ацумити (981-1007), сын императора Рэйдзэй, управителем стал, сменив своего брата Тамэтака, известен как возлюбленный прославленной поэтессы Идзуми Сикибу.

(обратно)

342

Идзуми Сикибу (род. в 967 г) — выдающаяся писательница и поэтесса эпохи Хэйан, автор “Дневника Идзуми Сикибу” (Идзуми Сикибу никки, начало XI в.), дочь О:э Масамунэ, наместника провинции Этидзэн, и супруга Татибана Митисада, наместника провинции Идзуми, возлюбленная принцев Тамэтака и Ацумити, придворная дама императрицы Сё:си. История соти-но мия рассказана в Идзуми Сикибу никки и в Эпга моногатари.

(обратно)

343

Дом Коитидзё: — резиденция рода Фудзивара, местонахождение ее не совсем точно определено, видимо, находилась к югу от Коноэ и к западу от Хигаси-но То ин Ей владели последовательно регенты и канцлеры рода Фудзивара, начиная с Фуюцуги, во время правления Митинага она принадлежала Наритоки и его дочери, императрице Сэйси и ее сыну, принцу Ацуакира.

(обратно)

344

И произошло так, как уже было... — То есть, то же самое произошло раньше, когда думали о принце Ацуясу, что у него нет надежных сподвижников.

(обратно)

345

...начиная с сего принца, от сана наследного принца отреклись всего девятеро. — H. McCullough, вслед за Сато Кадзуо, а также Ямагива считают, что отрекшихся принцев было пятеро (Фунадо, Осабэ, Савара, Такаока, Цунэсада), и девятка — это ошибка переписчика, так как курсивные формы иероглифов “пять” и “девять” похожи [McCullough P. 118].

(обратно)

346

Госпожа хранительница Высочайшего ларца микусигэдоно, [дочь] госпожи Такамацу [Канси] — придворная дама высокого ранга, обычно дочь министра, носительница одного из высших придворных звании, возглавлявшая мастерские в покоях Высочайшего ларца во дворце Дзе гандэн, где шились и хранились наряды императора и его супруг, Канси (999-1025?), дочь Митинага и его второй супруги Мэйси, позже наложница Коитидзё:-ина Госпожой Такамацу называли супругу Митинага Мэйси, так как дом се отца Минамото Такаакира назывался Такамацу, после его смерти Мэйси была удочерена споим дядей, принцем Мориакира.

(обратно)

347

...тот жил на перекрестье улиц Сидзё:бо:мон и Ниси-но То:ин, поблизости от дворца [принца]. — Комментаторы считают, что здесь ошибка, видимо, речь идет о Сандзё:бо:мон, поскольку принц Ацуакира жил, видимо, в доме Хорикава, рядом с резиденцией Ёсинобу.

(обратно)

348

Далеко простирается будущее государя [императора Го-Итидзё:]. — То есть речь идет о том, что малолетнего императора Го-Итидзё: (ему в то время было десять лет) ожидает славное будущее.

(обратно)

349

Отрекшийся инго — отрекшийся император ин, или экс-император; позже (с 1087 г.) институт инсэй, отрекшихся императоров, послужил основой новой системы управления, стремившейся вырваться из-под власти регентов. Такое наименование давалось по названию дворца, где ныне жил отрекшийся член императорской семьи.

(обратно)

350

Глава налогового ведомства мимбукё: Минамото [Тосиката] (960-1027) — сын Такаакира. брат второй жены Митинага Мэйси, глава налогового ведомства с 1020 г.

(обратно)

351

...он спустился вниз и вознес благодарность — за назначение на должность.

(обратно)

352

Императорский посланец — в данном случае — вельможа высокого ранга посылался к новому принцу с известием о возведении его в сан наследного принца, тот же должен был его отдарить, но в суматохе это важное событие прошло незамеченным.

(обратно)

353

Посты ночной службы огня (хитакия) — устанавливали на территории императорского дворца, в резиденциях принцев крови, императриц и прочих членов императорской семьи; это — переносные палатки, где темными ночами караульные жгли огонь. Комментаторы отмечают, что о назначении таких постов известно мало.

(обратно)

354

... нашлись люди, что не в силах были перенести [это зрелище]. — То есть не могли стерпеть, что отрекшийся принц лишается привилегий.

(обратно)

355

Высочайшая наложница нё:го Хорикава — Энеи (ум. в 1019 г.), дочь Акимицу, первая супруга принца Ацуакира [Коитидзё:ин], носила имя Хорикава по названию своей резиденции.

(обратно)

356

О, как ошибались...” — В этом стихотворении-вака Энеи оплакивает отречение наследного принца от престола; кумой — поэтическое обозначение “небес” (буквально “колодец облаков”), в переносном смысле — императорский дворец. Фонема “и” в слове омои — “думы” (в антологии Госюмсю:) написана знаком “хи” — “огонь”, таким образом, продолжается аллюзия с огнями ночных постов, которая далее поддержана словом кэбури — “дым”.

(обратно)

357

Когда он во второй раз не сделался наследным принцем, владельцем Восточного павильона... — То есть когда Ацуакира сложил с себя сан, и наследным принцем, владельцем Восточного павильона, стал принц Ацуёси.

(обратно)

358

Храм Ниннадзи — главный храм секты Сингон, основан в четвертом году Нинна (888 г.); епископ Ниннадзи это Сайсин (954-1030), выдающийся религиозный деятель своего времени.

(обратно)

359

Господин Митимаса Третьего ранга (9337-1054) — сын Корэтика, известный поэт.

(обратно)

360

Другая дочь — это дочь Наритоки, супруга принца крови Ацумити.

(обратно)

361

Главный храм Амидадо: — храм, основанный Митинага в 1020 г. рядом с резиденцией Цутимикадо, назывался Хо:дзё:дзи, это главный павильон храмового ансамбля, посвященный Будде Амиде, где были помещены девять его статуй; носил также названия Мурё:дзю-ин, Накагава Мидо:, Мидо:. К востоку от Главного храма находились скромные покои Митинага. В 1022 г. был возведен Золотой павильон Кондо:.

(обратно)

362

Собачья решетка (инуфусэги) — так называли решетку в храме, огораживающую статую Будды.

(обратно)

363

Большие Южные ворота — речь идет о Южных воротах храма Хо:дзю:дзи.

(обратно)

364

Некий господин — это отец Минамото Масанари — Минамото Цунэто:, чиновник невысокого ранга и известный поэт.

(обратно)

365

Четвертый и Пятый принцы — речь идет о четвертом и пятом сыновьях императора Мураками, принце Тамэхира (952-1010) и принце Морихира (будущем императоре Энъю:. 959-991, правил в 969-984), внуках Моросукэ.

(обратно)

366

...понизил голос, насколько возможно, почти до шепота — комментаторы считают, что Ёцуги не хотел дать волю своим чувствам [Мацумура. С. 115].

(обратно)

367

Сей отрокэто дед Сукэкуни, прежнего наместника дэндзи [провинции] Ига. — Сыновья, младшие братья наместников провинций, регентов и канцлеров могли служить пажами при императорах до церемонии Покрытия главы, то есть до своего совершеннолетия; они назывались варава дэндзё:, или дэндзё: варава — “отроки двора”. Фудзивара Моримаса (даты жизни точно неизвестны, род. ок. 945 г.), чиновник низкого ранга; Сукэкуни (годы жизни неизвестны) стал наместником Ига в 1043 г., то есть почти через 20 лет после рассказов Ёцуги в храме Урин-ин. Цэндзи (буквально “прежний наместник”) — чиновничье звание, обозначающее, что срок пребывания человека на посту наместника провинции уже закончился, и он ожидает нового назначения.

(обратно)

368

Высочайшие покои, павильон Глициний Фудзицубо и дворец Кокидэн — покои императора, наложниц и супруг императора находились в непосредственной близости в западной части дворца.

(обратно)

369

...призвал чиновника сикидзи... — Призвал чиновника Четвертого ранга (сикидзи), главу архивариусов куро:до-но то:, который должен был записывать слова императора.

(обратно)

370

Четыре принцессы — это Сё:си (948-951), Хоси (953-992; жрица святилища Исэ, 968-969), Сиси (955-1015), она же известная принцесса Первого ранга при дворе императора Энъю: и Сэнси (964-1035), жрица святилища Камо при пяти императорах (975-1031), поэтесса.

(обратно)

371

...его опередил младший брат... — Речь идет об инциденте годов Анна в 969 г. Если бы принц Тамэхира, зять Минамото Такаакира, стал императором по праву старшинства, то род Минамото укрепил бы свои позиции, но Фудзивара возвели на престол следующего по старшинству принца Морихира — императора Энъю:.

(обратно)

372

Дядья [нового наследного принца] — братья, сыновья Моросукэ Фудзивара Корэмаса (924-972), старший сын Моросукэ, регент и канцлер, и Фудзивара Канэиэ (929-990), регент и канцлер, тесть императора Энъю:, дед императора Итидзё:.

(обратно)

373

Северная караульня (кита-но дзин) — расположена позади императорского дворца у ворот Сакухэймон; была известна еще и под названием Нуидоно-но дзин, Портняжная караульня, поскольку находилась напротив Нуидоно-но цукаса, Портняжного управления, в котором шили придворные платья.

(обратно)

374

Принц-сопровождающий иги-но мико — один из двух принцев, сопровождавших принца крови во время церемонии возведения в сан наследного принца. В описываемом случае старший брат сопровождает своего младшего брата.

(обратно)

375

...ужасные и печальные события. — Речь идет о том, что Минамото Такаакира, обвиненный в намерении возвести на престол своего зятя, принца Тамэхира, был в 969 г. сослан на о. Цукуси, управителем Дадзайфу:.

(обратно)

376

...я умолкаю. — Ёцуги не хочет говорить об этом деле оттого, что Такаакира пострадал по вине Фудзивара [Yamagrwa P. 120].

(обратно)

377

...осуществился бы старый замысел [Тамэхира]. — То есть, чтобы его внук стал бы императором после Кадзана.

(обратно)

378

Способна ли радость // Глубоко сердце затронуть”. — Это стихотворение (в тексте приведены две первые строки) вошло в императорскую антологию Сика-сю (“Собрание словесных цветов” 1151-1154) составленную Фудзивара Акисукэ (1090-1155) Все стихотворение звучит так:

Способна ли радость
Глубоко сердце затронуть?
Вот горе прямо в плоть проникает,
Пронзает сердце
До самой глуби.
(обратно)

379

День крысы (нэ-но хи, или нэ-но хи-но асоби) — отмечался в первой или второй луне. В этот день выезжали в поля, сажали сосенки, охотились с соколом, сочиняли японские песни. В данном случае речь идет о дне крысы в пятый день второй луны первого года Ко:хо (964 г), когда принцу было двенадцать лет, на праздник ездили в Китано, где проводились поэтические состязания, победителей награждали подарками, пировали.

(обратно)

380

...на оседланных конях въезжали во дворец.. — На территории императорского дворца Дайри полагалось спешиваться, въезд верхом коне был нарушением правил. Здесь, возможно, речь идет о территории, прилегающей ко Дворцу Чистоты и Прохлады Сэйре дэн Обычно ехали верхом или в экипажах до. Внутренних ворот утиноэ, где находилась караульня и стояли стражники хё:э, эмон, здесь спешивались и дальше шли пешком.

(обратно)

381

Стражники-тякякигути — специальные дворцовые стражники подчинялись императорскому архиву куро додокоро.

(обратно)

382

...в платьях без узоров хо:и — простые охотничьи платья без узоров носили стражники такигути, чиновники, начиная с Шестого ранга и ниже, сокольничьи, собаководы.

(обратно)

383

Одна дочь... безвременно скончалась. — Имеется в виду одна из дочерей Анси — принцесса Сё:си (948-951).

(обратно)

384

Жрица святилища Камо сай-ин — Незамужняя дочь Анси — Сэнси была жрицей святилища Камо на протяжении пяти императорских правлений, хотя обычно после восшествия на престол нового императора выбирали новую жрицу Верховные жрицы святилища Камо играли главенствующую роль во время крупнейшего в году праздника Камо, праздника Мальв, Аои мацури, приходившегося на средний день петуха в четвертой луне Главным событием праздника была процессия в честь бога Вакэикадзути-но микото, двигавшаяся из императорского дворца по проспекту Итидзё: к святилищу Верхнее Камо на северо-восток от столицы. В процессии принимала участие жрица Камо, возглавлял ее императорский посланец, сановник высокого ранга

(обратно)

385

...в прежние времена верховные жрицы святилища Исэ сайгу: и верховные жрицы святилища Камо сай-ин не произносили слов “Будда”, “сутры” и прочих... — Согласно Энгисики (“Установлениям [годов] Энги”, 927 г.), это были слова-табу, которые запрещалось употреблять верховным жрицам синтоистских святилищ Исэ и Камо.

(обратно)

386

Сегодняшняя церемония разъяснения в сем храме... — Здесь речь идет о церемонии разъяснения сутры Цветка Закона в храме Урин-ин, где собрались рассказчики Ёцуги и Сигэки.

(обратно)

387

...служила богам-ками — то есть богам синтоистского пантеона.

(обратно)

388

Церемония Трех дней, начиная с церемонии Очищения... — Здесь речь идет о церемонии Очищения (о:хараи), которая происходила, согласно Энгисики в средний день лошади на берегу реки Камо, в месте, выбранном гадателями, о празднике провинции Ямасиро, где находился храм Камо, и который происходил в храме в средний день обезьяны, и собственно о празднике Мальв, Аои мацури в средний день петуха. Церемония Трех дней называлась санганити.

(обратно)

389

Нынешний господин канцлер кампаку, будучи помощником стражника дворцовой охраны хё:эфу-но дзикан, во время церемонии Очищения возглавлял процессию. — Здесь мнения комментаторов по поводу того, кто имеется в виду под “нынешним господином канцлером”, разошлись Митинага называют обычно “господином, Вступившим на Путь”, но в четырнадцатый день четвертой луны второго года Эйкан (984 г), когда происходила описываемая церемония Очищения, Митинага назывался канцлером, а “господином, Вступившим на Путь”, был его отец Канэиэ. Вместе с тем Митинага было в том году девятнадцать лет, так что вряд ли продолжение этой фразы “поскольку он был совсем дитя”, относится к нему. Ёримити же в тот год было одиннадцать лет, а “нынешним канцлером” его называли тогда, когда старец Ёцуги ведет рассказ, Митинага же в это время уже именовался “господином, Вступившим на Путь”.

(обратно)

390

...после возвращения в свою резиденцию... — Заключительная часть церемонии — возвращение жрицы на следующий день после окончания праздника в свою резиденцию в Мурасакино — также была обставлена с большой пышностью.

(обратно)

391

Платье коитики — упрощенное парадное женское платье, в данном случае преподносилось в награду за участие в процессии.

(обратно)

392

...устроил так, чтобы показать им праздник. — Принцы были маленькими детьми, и Митинага захотел развлечь их.

(обратно)

393

...[жрица] следовала мимо помоста... — На пути процессии возводились деревянные помосты, с которых высокопоставленные особы могли любоваться шествием.

(обратно)

394

С тех пор как узрела...” — Это стихотворение написано не Сё:си, а Митинага, [McCullough P. 147], аои — “мальва” — обозначает двух юных принцев-братьев, и в слове аои может читаться как хи — “солнце”. Аои или более правильно футабааои — это вьющееся растение, похожее на плющ, листья его, гирляндами которых во время праздника Камо украшали экипажи, помосты, дома, имеют сердцеобразную форму и растут попарно и горизонтально к общему стеблю.

(обратно)

395

Как близнецы-листья...” — Это ответ дочери Митинага — Дзё:то:мон-ин (судя по Эйга моногатари здесь описка, и речь идет о самом Митинага), два листка, или двойные листки (морокадзура) — это, видимо, либо парные листья аои либо листья багряника кацура и мальвы аои Кацура — листья дерева кацура, из которых на праздник Камо также плелись гирлянды.

(обратно)

396

...процветала на протяжении двух императорских правлений. — На самом деле жрицей Камо она была на протяжении пяти императорских правлений. См. коммент. 6 и 20 к данной главе.

(обратно)

397

Бывший управитель соти Западных земель [Дадзайфу:Такаиэ] — Гакаиэ (979-1044) управителем Дадзайфу был с 1014 по 1019 г., следовательно, “бывшим” он назывался после 1019 г.

(обратно)

398

Сей принц [Сигэакира] приходился братом Мураками. — Сигэакира был четвертым сыном императора Дайго и императору Мураками приходился братом.

(обратно)

399

Дворец Дзё:гандэн — находился в северной части императорского дворца здесь обитали чиновники, вершившие дела в женских покоях. Тут же располагались покои Высочайшего ларца микусигэдоно, где шились платья для членов императорской семьи.

(обратно)

400

...пятеро стали Великими министрами дайдзё:дайдзинами. — Корэмаса, Канэмити, Канэиэ, Тамэмицу, Кинсуэ.

(обратно)

401

Младший помощник епископа гон-со:дзу Иимуро и нынешний помощник епископа со:дзу Дзэнриндзи — здесь речь идет о двух братьях, сыновьях Моросукэ: это Дзиндзэн (943-990), гон-со:дзу секты Тэндай, и Дзинкаку (955-1043), со:дзу храма Дзэнриндзи секты Сингон у подножья горы Хигасияма в столице.

(обратно)

402

Священнослужитель рисси Дзинку (ум. в 1035 г.) — внук Моросукэ, сын То:мицу; рисси — третий по старшинству духовный сан после со:дзё: и со:дзу, соответствующий Пятому придворному рангу.

(обратно)

403

Вдалеке от столицы...” — Это стихотворение-вака вошло в антологию Синкокинсю:. “Новое собрание старинных и новых песен Японии” (1201 г.). Здесь обыгрывается: суми — означает и “жить” (суму) и “быть чистым”.

(обратно)

404

Вечно тоскую...” — Ответ Такамицу также вошел в антологию Синкокинсю:.

(обратно)

405

Сначала он обитал в Ёкаве, а затем жил в То:номинэ. — Ёкава, или Ёга-ва, — пагода буддийского монастыря Энрякудзи секты Тэндай на горе Хиэйдзан, храма Сюрё:гон-ин; Тогноминэ — холм в провинции Ямато, современная префектура Пара, там же буддийский храм и могила основателя рода Фудзивара — Кама гари.

(обратно)

406

Главный конюший ума-но то: [Акинобу], или ума-но ками, — начальник над императорскими конюшнями ума-но цукаса.

(обратно)

407

Ночь на двадцать седьмое первой луны — комментаторы настаивают на другой дате: ночь на четырнадцатое первой луны.

(обратно)

408

Главный храм — здесь речь идет о главном храме Компон Тю:до в честь Будды Исцеляющего Якуси в ансамбле монастыря Энрякудзи на горе Хиэйдзан секты Тэндай на северо-востоке от столицы; возведен в 788 г. (еще до основания столицы Хэйанкё:); в 938 г. был заменен гораздо более обширным храмом с тем же названием.

(обратно)

409

Ночная процессия ста демонов (хякки ягё:) — в некоторые ночи запрещалось передвигаться по городу, поскольку можно было встретить процессию демонов — злых духов, опасных для людей.

(обратно)

410

Жезл сяку — деревянная табличка длиной около 30 см, которую придворные держали в правой руке, являясь во дворец; табличка входила в парадный костюм сокутай и первоначально предназначалась для записывания повелений императора, затем стала чисто формальной деталью костюма.

(обратно)

411

Прислужники (дзо:сики) — слуги низкого ранга в разноцветных платьях.

(обратно)

412

Сонсё: дха:рани: — песнопение в честь добродетелей Сонтё:, или Сонсё: (санскр. Викирня), святого, которого почитают как воплощение одной из пяти форм мудрости Будды.

(обратно)

413

Всего через полчаса — в эпоху Хэйан сутки делились на двенадцать страж (токи), носивших название двенадцати ветвей (крысы, быка, тигра, зайца, дракона, змеи, лошади, овна, обезьяны, петуха, собаки, свиньи), по два часа в страже, каждая стража делилась на четыре коку, по 30 минут в каждой. Однако, как отмечает В.Н. Горегляд: “...его [часа. — Е.Д.] продолжительность зависела от времени суток и от сезона: светлая и темная часть суток делились на шесть равных частей, поэтому летом “дневной час” был длиннее “ночного часа”, а зимой — наоборот. Одинаковую продолжительность (два наших часа) они имели только во время осеннего и весеннего равноденствия” [Митицуна-но хаха, Дневник эфемерной жизни (Кагэро:никки). Пред., пер. с яп. и коммент. В.Н. Горегляда. СПб., 1994. С. 16].

(обратно)

414

Внук главы налогового ведомства мимбукё: [Мотоката] — Фудзивара Мотоката (888-953); его дочь Сукэхимэ была супругой императора Мураками и матерью его сына принца Хирохира, который не смог стать принцем-наследником, поскольку второй сын Муракачи, будущий император Рэйдзэй, пользовался поддержкой рода Фудзивара. По преданию, злой дух Мотоката после смерти преследовал род Фудзивара, и душевная болезнь императора Рэйдзэй объяснялась именно этим

(обратно)

415

Ночь старшего брата металла и обезьяны (ко:син, или каноэ сару) — в такие ночи полагалось бодрствовать, играть в различные игры, пить вино, сочинять китайские стихи и японские песни, читать буддийские молитвы; согласно даоским представлениям, как пишут комментаторы, в теле человека жили три червя, которые никогда не покидали его, кроме ночи старшего брата металла и обезьяны. В эту ночь они, дождавшись, когда человек уснет, спешили на небо, чтобы поведать там о его прегрешениях и сократить тем самым его жизнь.

(обратно)

416

...[будто] крюк впился в мою грудь. — Увидев, как выпали кости в сугороку (буквально “пара шестерок”, игра, во время которой, бросая кости, передвигают фишки по доске) в ту ночь, Мотоката испугался, что родится мальчик, который и станет императором вместо его внука.

(обратно)

417

...обратившись к северу, держу в руках императорский дворец. — Этот пророческий сон означал, что Моросукэ станет регентом и канцлером.

(обратно)

418

...непредвиденное несчастье с господином управителем соти Западных земель (Дадзайфу:Корэтика]... — Речь идет о Корэтика, управителе земель Дадзайфу: с 996 г., сосланном императором Кадзаном. Подробнее об этом ниже, в главе о Мититака.

(обратно)

419

Цураюки (Цураюки нуси. ? - 945) — прославленный поэт и теоретик поэзии Кино Цураюки, составитель и автор Предисловия к антологии Кокинсю:.

(обратно)

420

Коробочка-гётай в форме рыбки — Моросукэ носил на поясе в качестве украшения деревянную коробочку, обтянутую кожей, в форме рыбки или с изображением шести рыбок. Придворные Третьего ранга и выше носили коробочки с золотыми рыбками, Четвертого и ниже — с серебряными. Такие же коробочки носили придворные в танском Китае.

(обратно)

421

В первый день первой луны — полагалось поздравить императора с началом Нового года. На церемонию являлись в пышных, обусловленных строгим церемониалом, нарядах, поэтому коробочка в форме рыбки, входившая в число принадлежностей канонического парадного платья, была необходима Моросукэ.

(обратно)

422

Понятно, почему [Цураюки] включил эту песню в “Собрание”. — Здесь под “Собранием” имеется в виду Цураюки сю: (“Собрание Цураюки”); рыбки напоминают о рыбках на коробочке; Тадахира — это тысячелетняя сосна, а Моросукэ — рыбки, что прячутся в ее тени [Мацумура. С. 458). Строки о таянии льда на весеннем ветру напоминают о Новом годе, а сосна в стихах — о ветке сосны, с которой ассоциируется все стихотворение.

(обратно)

423

До чего неприглядно быть прислужниками с эдакими телесами! — Известно, что Митинага был человеком высоким и тучным.

(обратно)

424

Когда люди мира говорят: “...девочек”... — Это часть поговорки: “Если иметь детей, то лучше девочек” (Ко-о мотаба, оннаго), поскольку дочери выходят замуж за высоких сановников и родят детей, которые занимают почетное положение. Дочь Цунэкуни родила мальчиков, ставших впоследствии регентами и канцлерами Корэмаса, Канэмити и Канэиэ [Мацумура. С. 132].

(обратно)

425

Троерегентами сэссё: — регентами были Корэмаса, Канэмити и Канэиэ.

(обратно)

426

Под именем Тоёкагэ — собрание стихотворений регента Корэмаса вышло в свет под псевдонимом Тоёкагэ и называлось Тоёкагэсю: (“Собрание Тоёкагэ”) или Итидзё: сэссё:сю: (“Собрание регента Итидзё:”). До наших дней не сохранилось.

(обратно)

427

...скончался совсем молодым. — Корэмаса (924-972) (посмертное имя Кэнтокуко:) для старцев действительно очень молод, скончался в возрасте 48 лет.

(обратно)

428

Касуга — Касуга дзиндзя, святилище рода Фудзивара (удзидэра) в Нара у подножья горы Микаса; божество святилища Касуга, покровитель рода Фудзивара — Амэ-но Коянэ-но микото. Праздник Касуга справлялся в первый день обезьяны во вторую и одиннадцатую луну, во время праздника императорский посланец, обычно младший военачальник сё:сё: или средний военачальник тю:дзё: из рода Фудзивара, отправлялся в святилище с дарами во главе большой процессии танцоров, придворных, зрителей [Н. McCallough. P. 257].

(обратно)

429

Едва стемнеет...” — Это стихотворение-вага вошло в антологию Сю:исю:. Деревня То:ти находилась в двадцати километрах к югу от Нара в провинции Яма-то. Написано от лица императорского посланца в Касуга по дороге в столицу из Нара. Игра слов: то: — “далекий” и то: — первый слог названия деревни (буквально “Далеко деревня Далекая”).

(обратно)

430

Трудно нам повстречаться...” — В ответном стихотворении-вака обыгрываются омонимы ecu, “хороший” и ёси, часть топонима Ёсино.

(обратно)

431

Младший военачальник сё:сё: Сукэнобу — годы жизни неизвестны, внук Токихира, сын Ацутада, позже получил чин среднего военачальника тю:дзё: Правой стороны.

(обратно)

432

Уса — святилище Хатимана Уса, Уса-но Хатимангу: в провинции Бидзэн. С 833 г. в него посылали императорских посланцев для сообщений о важнейших событиях [Н. McCallough. P. 290].

(обратно)

433

Далеко уезжаете, говорят...” — Это стихотворение-вака построено на игре омонимов какэкотоба; то:ку “далекий” связывает это стихотворение с предыдущими; кику, “слышать” и кику “хризантема”, ори “сломать” и ору (рриитэ) “быть”, “находиться”; уцуроу “увядать”, “блекнуть” и уцуру, “уезжать”, “покидать” [Мацумура С. 133]. Благодаря этому создается второй смысл стихотворения: “Мне грустно сломать даже поблекшую хризантему и смотреть на нее, насколько же печальнее услышать, что вы уезжаете”.

(обратно)

434

Бумага Мити-но ку, или Мити-но куни — см. коммент. 4 к гл. “Левый министр Моромаса” (прим. 109, Свиток II).

(обратно)

435

Храм Сэсондзи — храм-резиденция Момодзоно, см. коммент. 3 к гл. “Шестьдесят пятое правление” (прим. 110, Свиток I).

(обратно)

436

...когда проходишь мимо по такому случаю... — Здесь Ёцуги говорит о себе; “по такому случаю” — по поводу церемонии разъяснения сутры Цветка Закона в храме Урин-ин.

(обратно)

437

Книга с картинками “Три Сокровища”Самбо:э, или Самбо:экотоба, была составлена в 984 г. Минамото Тамэнори, правителем провинции Микава; она представляла собой иллюстрированные истории о деяниях Будды; Три Сокровища это сам Будда, его учение дхарма и община священнослужителей самгха.

(обратно)

438

Глава Хо:бэнбон — “Послание”, вторая из двадцати восьми глав Лотосовой сутры. В ней трактуется категория упайя, так называемое “частичное прозрение”, которое ведет к “Полному прозрению”, постижению сути Будды и мироздания.

(обратно)

439

Поворачивание изголовья (макурагаэси) — входило в обряд, совершаемый над покойником, его поворачивали теменем к северу, а лицом к западу. Считается, что в таком положении Будда погрузился в Нирвану.

(обратно)

440

Твердый обет свой...” — Это стихотворение-вака вошло в антологию Госю исю:. Речь идет о реке в потустороннем мире (Сандзу-но кава, Река Трех Переправ, или Ватаригава, Река Пересеченная), где звери, демоны и проклятые люди расходятся в разные стороны.

(обратно)

441

Адзари Гаэн (или Каэн) — это имя встречается в Сомпи буммяку, но идентифицировать его не удалось; адзари, или адзяри, — священнослужитель высокого ранга, имеющий учеников.

(обратно)

442

То, что дождями звалось...” — Это стихотворение-вака построено на сложной игре слов, сигурэ “моросящий дождь” ассоциативно (энго) связан со словом фуру “падать, идти”, одновременно фуру является частью слова фурусато “родной дом, родная деревня”. Поскольку речь идет о “дожде”, который “идет”, то, по законам поэтики вака необходимо упоминание “воды”, “влаги”, и его мы найдем в словосочетании “влажные рукава”, а это символ печали (рукава, орошенные слезами).

(обратно)

443

Некогда мы во дворце Пэнлай...” — В этом китайском стихотворении содержится намек на судьбу наложницы китайского императора Сюань-цзуна (правил с 712 по 756 г.) Ян Гуй-фэй. История их любви описана в поэме Бо Цзю-и “Песнь о бесконечной тоске”. Дворец Пэнлай (Вечной жизни) — мифический дворец на горе Пэнлайшань, где люди живут, не зная забот и смерти. Здесь — образ императорского дворца. “Дальний край вечного счастья” — буддийский рай гокураку.

(обратно)

444

Победить грехи, жить добродетельно, возродиться в Чистой Земле...” — Эта молитва из О:дзё: ёсю: (“Собрания принципов, необходимых для рождения в Чистой Земле”), сочинения монаха-амидаиста Гэнсина (942-1017), автора учения о Чистой Земле дзё:до (санскр. Сукхавати),буддийском Рае.

(обратно)

445

...обратившись к Западу — на западе находился буддийский рай, Чистая Земля.

(обратно)

446

Старец — здесь Ёцуги говорит о себе.

(обратно)

447

Платье но:си — повседневная одежда для высших сановников, состояло из верхнего платья и шаровар сасинуки, собранных у щиколоток шнурами. Различалось зимнее и летнее но:си. Цвет но:си определялся временем года и возрастом человека.

(обратно)

448

Шаровары сасинуки — часть повседневного одеяния но:си. Густо-пурпурные шаровары носили молодые сановники.

(обратно)

449

Отверстие в рукаве “для стрельбы из лука” — левый рукав на парадной одежде был разрезан под плечом и удерживался шнуром; придворный в случае необходимости мог просунуть руку в отверстие и держать ею лук. Первоначально такой костюм был придуман для императорских охранников, принимавших участие в военных ристалищах.

(обратно)

450

Охотничье платье каригину — поначалу использовалось только как охотничье платье, его носили и простолюдины, и знатные люди, желая сохранить инкогнито в путешествии. Позже стало распространенной повседневной одеждой знати. Состояло из недлинной куртки с широкими рукавами, шаровар и высокой черной тапки эбоси.

(обратно)

451

Минамото Ясумицу, средний советник тю:нагон Момодзоно — так именовали Минамото Ясумицу (924-995), сына принца Ёакира, внука императора Дайго, среднего советника с 988 г.; Момодзоно именовался по названию резиденции в столице к северу от Игидзё: и к западу от О:имя, там же жили Моросукэ и Корэмаса. В 995 г. резиденция была превращена в храм Сэеондзи Фудзивара Юкинари, внуком Корэмаса.

(обратно)

452

...от дочери Ясукиё Самми Третьего ранга — Ясукиё (936-999) — сын принца Ариакира, внук императора Дайго, имел Третий ранг нижней ступени.

(обратно)

453

Придворный низкого ранга дзигэ — здесь употреблено слово дзигэ (буквально “под землей”), которое применялось к особам Шестого ранга и ниже, поскольку они не допускались во дворец, дэндзё: — особы выше Шестого ранга, их во дворец допускали. Вместе с тем главы архивариусов куро:до-но то — ключевые должности при дворе, многие высшие сановники в начале своей карьеры были главами архивариусов.

(обратно)

454

Жилище, где обитал сей дух... — Видимо, речь идет о резиденции Сандзеин, в которой жил Асахира (917-970), в районе перекрестка Сандзе — Матидзири; Асахира назывался средним советником тю:нагоном Сандзе.

(обратно)

455

Состязание на знание песен утаро:ги — здесь употреблено не обычное слово утаавасэ “поэтическое состязание”, а утаро:ги, на таких состязаниях участники делились на две группы и задавали друг другу вопросы о поэзии, отгадывали стихи по первым строчкам.

(обратно)

456

Цветы на деревьях, что расцвели в Нанивадзу...” — Это стихотворение-вака приведено в Предисловии Ки-но Цуракжи к Кокинсю и вместе со следующим Асакаяма кагэ саэ миюру “Вижу только тень горы Мелкой Асакаяма” (вошла в Манъё:сю:, № 3807) составляет пару, которую называют “отцом и матерью” японской поэзии Первая вака сочинена О:дзином во время правления императора Нинтоку (393-427). Незнание Юкинари этой вака — свидетельство его вопиющего невежества.

(обратно)

457

...император [Го-Итидзё:] был дитя... — Взошел на престол в возрасте восьми лет.

(обратно)

458

Ароматическое дерево дзин (или дзинко:) — вечнозеленое дерево аквилярия (Aguillana agaloha), из его коры добывали ароматическое вещество под тем же названием.

(обратно)

459

Книги, где собраны были “песни-изголовья” более шестидесяти земель...Ута-макура — “песня-изголовье” — это топоним, определяющий и вводящий в поэтический текст нарицательное существительное, важный для содержания песни, словесная основа — тематическая, сюжетная, образная — классической японской песни ута [Боронина И.А. Поэтика классического японского стиха (VIII-XIII вв.) М., 1978 С. 363]. Знаменитые своей красотой виды шестидесяти шести японских провинций служили темами для поэтов классической поры.

(обратно)

460

Водяной знак ситаэ — на плотной бумаге поставлена была слабо просвечивающая печать в виде пейзажа или какого-либо иного изображения.

(обратно)

461

Жанр юэфу — песенно-поэтический жанр в китайской словесности, ведущий свое происхождение от народных песен, которые в эпоху Хань (206 г.до н.э. — 220 г. н.э.) собирали по разным провинциям Китая чиновники специальной Музыкальной палаты, считалось, что по этим песням можно узнать настроение народа. В эпоху Тан (618-907) и позже стихотворения юэфу писали многие крупнейшие поэты Китая.

(обратно)

462

“…сдерживая кисть”, сделал изумительную надпись “травяным письмом” — Здесь говорится о том, что Юкинари, используя особый, не размашистый, а сдержанный скупой метод создания каллиграфической надписи, написал текст скорописной вязью, изобретенной в Китае и отдаленно напоминающей спутанную траву. Уставное письмо — наиболее употребительный официальный стиль написания иероглифов.

(обратно)

463

В день конных ристалищ во дворце Кая-ин... — Известно, что именно эти конные состязания происходили в девятнадцатый день девятой луны первого год Мандзю (1024 г), то есть за год до церемонии в храме Урин-ин Дворцом Кая-ин называлась великолепная резиденция сына Митинага — Ёримити (с 1021 г), находилась она к северу от резиденции Хорикава и граничила своей восточной частью с рекой Хорикава.

(обратно)

464

Управитель провинции Сануки ками Аким-аса — точно не идентифицирован видимо, сын Минамото Сигэмицу, правнук императора Дайго.

(обратно)

465

Хоть и объявляли, кто первый, кто второй,имен не помню. Здесь рассказчик говорит об объявлении имен победителей конных состязаний

(обратно)

466

Чиновник дзюре, или цзуре:, или дзурю — общее наименование для помощника наместника провинции.

(обратно)

467

Храм Кадзандзи — резиденция отрекшегося императора Кадзана, находилась южнее Конот и восточнее Хигаси-но То:ин. Император Кадзан постригся в монахи в двадцать третий день шестой луны (986 г), Ёситика постригся на день позже.

(обратно)

468

Иимуро — идентифицируется как храм Хо6мандзи на горе Хиэйдзан к северо-востоку от столицы.

(обратно)

469

Плох внутри, хорош снаружи (ути отори но сото мэдэта) — Намек на душевную болезнь императора Кадзана, поведение его во дворце (ути) было неудовлетворительно, но с помощью таких сановников, как Юкинари и Корэсига, он достойно управлял государством.

(обратно)

470

Зимний Чрезвычайный праздник — справлялся в святилище Камо в последний день петуха в одиннадцатую луну Существует легенда, что Светлое божество Камо явилось императору и повелело проводить один праздник зимой, потому что весной и так много праздников Эта история рассказана в одном фольклорном списке О:кагами (руфубон).

(обратно)

471

Час дракона — с 7 до 9 часов утра. См. коммент. 49 к гл. “Правый министр Моросукэ” (прим. 49, Свиток III).

(обратно)

472

Час змеи или лошади — с 9 до 11 и с 11 до 13 часов. См. коммент. 49 к гл. “Правый министр Моросукэ” (прим. 49, Свиток III).

(обратно)

473

Нижнее платье ситагасанэ — одежда с длинным шлейфом мо, которую подавали под верхнее одеяние уэ-но кину с широким рукавом хо.

(обратно)

474

Художник [Энъэн] — известный художник, сын Ёситика, постригся в монахи в 986 г. вместе с отцом, его называли э-адзари - художник-наставник.

(обратно)

475

Кумано — см коммент 8 к гл. “Пятьдесят девятое правление”.

(обратно)

476

...дымок над рыбацкой солеварней. — В прибрежных районах соль добывали выжиганием из высушенных морских водорослей.

(обратно)

477

Главный храм — см. коммент. 44 к гл. “Правый министр Моросукэ” (прим. 44, Свиток III).

(обратно)

478

Дух защиты Закона го:хо:, или дух зашиты Небесною ребенка го:хо: тэндо — род духов, принявших облик мальчиков, праведная жизнь давала им силы защищаться от зла.

(обратно)

479

В ночь пожара — большой пожар произошел в ночь на пятый день десятой луны 1006 г.

(обратно)

480

Соломенная шапка “просветленная голова” — комментаторы (Ямагива) предлагают так понимать слово дзуко, объясняя это толкование тем, что зеркальце, вставленное в шапку императора Кадзана, отражало лучи света и создавало сияние вокруг его головы.

(обратно)

481

Песни кагура-ута — исполнялись как аккомпанемент к древним танцам каура восходившим к сельскохозяйственным обрядам позже песни и танцы кагура исполнялись в храмах.

(обратно)

482

Господин Акинобу — видимо, речь идет, скорее, о Такасина Акинобу (ум. ок. 1009 г.), правителе Харима, чем о сыне Митинага и Мэйси, последнему в год пожара (1006 г.) было всего двенадцать лет.

(обратно)

483

...Огни в саду!”, и тут уж никто не мог удержаться от смеха. — Каламбур Акинобу состоит в том, что когда песни и танцы кагура исполнялись в покоях Священного зерцала (Касикодокоро, или найсидокоро, — там хранилась точная копия священного зерцала Ята-но кагами), то в саду зажигали огни, и первая песня начиналась словами “Ниваби” (“Огни в саду”).

(обратно)

484

Накануне произошел некий случай... — Накануне, то есть в семнадцатый день четвертой луны третьего года Тё:току (997 г.), некоторые сторонники императора Кадзана, в том числе монахи, напали на экипаж, где находились Фуцзивара Кинто и Фуцзивара Таданобу. Причина беспорядков осталась неизвестна [Н. McCallough, P. 151].

(обратно)

485

Райсэй, Высокая Шапка — не установлен, Ямагива считает, что такое прозвище этот сторонник императора Кадзана получил из-за того, что надвигал шляпу на лоб.

(обратно)

486

Мандаринчики (татибана — общее название всех цитрусовых) — напротив Дворца Чистоты и Прохлады росло дерево татибана с горькими плодами, это дерево ценилось не за грушевидные плоды, а за аромат и прекрасные белые цветы.

(обратно)

487

Мурасакино, или Мурасаино, — название местности к северу от столицы, там расположен храм Урин-ин и резиденция жрицы Камо.

(обратно)

488

...взять под стражу юнцов... — В данном случае юнцы (варабэ) — это молодые монахи, не облачившиеся еще в мужские одежды и не сделавшие себе взрослые прически.

(обратно)

489

Вот бы взглянуть на луну // Не из родного окошка...” — Это стихотворение-вака

 

Вот бы взглянуть на луну
Не из родного окошка —
Неужто она
Всегда так печальна,
Какой я привык ее видеть.
 

(обратно)

490

Пусть в мире сем...” — Это стихотворение-вака вошло в антологию Сика-сю Игра слов разворачивается вокруг сочетания такэ-но ко “побеги бамбука”, из него выделяется слово ко “дитя”, “сын”. Слово ё означает и “мир” и “коленца бамбука”. К тому же бумага, на которой было написано стихотворение, была привязана к молодым побегам бамбука. Скрытый смысл стихотворения состоит в том, что бамбук, хоть и не дает плодов, но очень вынослив и быстро растет.

(обратно)

491

Так бы хотелось вернуть...” — Это стихотворение-вага также вошло в антологию Сикасю. В ответном стихотворении обыгрываются те же слова ё, такэ. В слове коно “эти” выделяется ко “дитя”, “сын” Бамбук живет долго, и потому упоминание о нем означает пожелание долгой жизни.

(обратно)

492

Шестой принц (Року-но мия) — Сэйдзин, сын императора Кадзана.

(обратно)

493

Гора Хо:рай (кит. Пэнлай) — на тушечнице императора Кадзана были изображены вещи легендарные и удивительные — сказочная гора. Хо — рай в восточных морях, где бессмертные живут в золотых и серебряных дворцах.

(обратно)

494

Длинноруки и длинноноги — фольклорные персонажи, люди с обычными ногами и длинными руками (тэнага) и люди с обычными руками и длинными ногами (асинага).

(обратно)

495

...с внешней стороны Средних ворот — Император повелел посадить деревья сакуры так, чтобы из-за ограды видны были только цветущие ветви, а некрасивый ствол был бы скрыт.

(обратно)

496

Канцлер кампаку Хорикава — так именовали Фудзивара Мотоцунэ (836-891) по названию его обширной резиденции Хорикава-ин к югу от Нидзе и к востоку от Хорикава, недалеко от реки Хорикава.

(обратно)

497

...[и не значит ли это:] у него была та же матушка, что и у господина Итидзё: [Кэнтокуко:]. — Мать сыновей Моросукэ неизвестна.

(обратно)

498

Церемония Облачения в раздвоенную юбку хакамаги — происходила, когда ребенку, девочке или мальчику, было два года, иногда пять-шесть лет Главное событие церемонии — завязывание пояса косиюи самым достойным из родственников.

(обратно)

499

Мастер Цураюки — см коммент. 55 к гл. “Правый министр Моросукэ” (прим. 55, Свиток III).

(обратно)

500

Словами не выразить...” — В этом стихотворении-вака Ки-но Цураюки говорится о драгоценной цитре кото, струнном инструменте, который Тэйсинко преподнес своему внуку, обыгрывается слово кото которое означает и “слово”, и “цитра” — Ки-но Цураюки уверяет, что на цитре играло божество Амэ-но коянэ-но микото, от которого произошел род Фудзивара, и что Канэмити — потомок этого знатного рода — тоже происходит от божества.

(обратно)

501

День Чрезвычайных гостей риндзи кяку — прием Чрезвычайных гостей происходил во второй или третий день первой луны в доме регента или канцлера, на него приглашались принцы крови и высшие сановники.

(обратно)

502

Вечернее вино” (бо:дзу) — словосочетание заимствовано из китайского языка, имеется в виду обычай пить вино в 6 часов вечера.

(обратно)

503

...благодаря этому поступку стану счастливым человеком. — Отпустить на волю живое существо считалось благочестивым поступком.

(обратно)

504

...она много ходила по храмам и возносила молитвы. — С целью обрести любовь отца — ведь он покинул мать Ко:си, принцессу Се:си, которая, видимо, растила дочь в своем доме.

(обратно)

505

Гора Инарияма — на этой горе находилось святилище Фусими Инари Тайся, на трех ее пиках расположены были разные павильоны святилища.

(обратно)

506

...шла она, откинув вуаль... — Это было необычно, женщины высокого происхождения скрывали лицо от посторонних взглядов.

(обратно)

507

Тому должна быть какая-то причина. — Считалось, что Акимицу стал злым духом, чтобы отомстить за унижение своей дочери Энеи, которая уступила своего супруга принца Ацуакира дочери Митинага — Канси. Этот эпизод описан ниже.

(обратно)

508

Стала императорской наложницей нё:го Сё:кё:дэн. — Дворец Се ке дэн — здание на территории императорского дворца, там проживали наложницы, находилась императорская библиотека. Здесь речь идет о Гэнси (даты жизни неизвестны), дочери Акимицу. она стала наложницей императора Итидзе в 996 г. Любовная история Гэнси и Минамото Ёрисада произошла около 1012 г. после кончины императора.

(обратно)

509

Я думаю, все знают, что произошло в те времена. — Речь идет, видимо, о любовной истории Гэнси и Ёрисада, и о ссорах Гэнси с ее отцом Акимицу по этому поводу. Подробнее эта история описана в Эйга моногатари [Н. McCallough P. 155].

(обратно)

510

Еще одна дочь... — Здесь говорится о Хироко (годы жизни неизвестны), императорской наложнице отрекшегося Коитидзё:.

(обратно)

511

Он был весьма искусен в сложении японских песен. — Известный поэт Асатэру (951-995), сын Канэмити, сделал карьеру, опередив своего старшего брата Акимицу.

(обратно)

512

Хранительница Высочайшего ларца микусигэдоно-но [бэтто:] — это полное наименование высокой придворной должности, которую получали наложницы императора Дамы-хранительницы состояли при парадном гардеробе государя и членов императорской семьи.

(обратно)

513

...называли средним советником тю:нагоном, “повернутым на север”... — Речь идет о сыне Канэмити — Токимицу, его называли китаомотэ-но тю:нагон буквально “средний советник лицевой стороной на север”, видимо, потому, что фасад его дома был, вопреки обыкновению, обращен на север

(обратно)

514

Длинная песня нагаута — классическая форма, представленная еще в Манъе:сю: Счет слогов в нагаута тот же, что и в вака 5-7-5-7-7, но количество строк не ограничено. Нагаута, о которой идет речь, вошла в Сю:исю.

(обратно)

515

Лодки с рисом...” — Император цитирует третью строку вака (№ 1092) из Кокинсю:

 

Лодки с рисом
Плывут по реке Могами
Вверх, потом снова вниз
“Нет” — не скажу,
Подожди всего только месяц.
 

Здесь, инабунэ “лодки с рисом” — это поэтическое введение (по японской терминологии, дзе, “предисловие” к слову ина “нет” в следующей строке. Цитируя это известное стихотворение, император хочет сказать, что не отказывает Канэиэ, а просит его подождать, как просит поэт свою возлюбленную. Через год, в 978 г., Канэиэ был назначен Правым министром.

(обратно)

516

Министр Хо:дзю:дзи — так именовали Тамэмицу (942-992) по названию основанною им в конце жизни крупнейшего в эпоху Хэйан храма Хо:дзю:дзи.

(обратно)

517

...заболел и на седьмой день скончался. — Комментаторы отмечают, что на самом деле это произошло в третий день девятой луны.

(обратно)

518

...ширма, на которой знаменитый Хиротака начертал китайское стихотворение юэфу — Хиротака из рода Косэ (жил в конце X — начале XI в.), знаменитый художник и каллиграф во время правления императора Итидзё:. Потомок выдающегося художника Косэ Канаока (ум. ок. 888 г.).

(обратно)

519

Нё:гэн, помощник епископа со:дзу Саммай [Сама:дхи] (977-1021) — сын Кинсуэ, именовался Саммай по названию его резиденции Саммайдо в храмовом комплексе Энрякуцзи на горе Хиэйдзан.

(обратно)

520

Четвертая принцесса [Ясуко] — дочь императора Дайго, по некоторым данным четырнадцатая [Yamagiwa, P. 330].

(обратно)

521

Церемония Прикрепления шлейфа моги — означала то же, что церемония Покрытия главы гэмпуку у мальчиков. Девочкам, кроме прикрепления складчатого шлейфа сзади к поясу, меняли прическу — зачесывали волосы назад.

(обратно)

522

Цензор бэн Кинтада - Минамото Кинтада (889-948), внук императора Ко:ко:, при дворе видных постов не занимал, прославился как поэт.

(обратно)

523

Министр Оно-но мия [Санэёри] (900-970) — был сыном Тадахира и старшим братом Моросукэ.

(обратно)

524

Китайские сундучки (карахицу) — разукрашенные резьбой или рисунками сундучки или ящички на ножках с крышкой, куда складывали одежду.

(обратно)

525

В конце концов она скончалась. — Четвертая принцесса умерла родами Кинсуэ в шестой день шестого месяца 957 г.

(обратно)

526

Один сунравен 3,03 см.

(обратно)

527

Дворец Юбадоно — другое название дворца Бутокудэн на территории Большого императорского дворца, откуда император наблюдал за конными ристалищами и состязаниями лучников.

(обратно)

528

Ину — Собака, довольно распространенное детское имя Н. McCallough пишет, что такие имена давались с целью отвадить злых духов [Н. McCallough, P. 161].

(обратно)

529

Золотой павильон в храме Мурё:дзю-ин — так первоначально назывался храм, построенный Митинага — Хо:дзе:дзи, Золотой павильон (Кондо:) был возведен в 1022 г.

(обратно)

530

Дочка племянницы Сигэки — то есть родственница второго рассказчика в О:кагами — старца Нацуяма-но Сигэки.

(обратно)

531

Няня Накацукаса — в Эйге-моногатари о ней говорится как о дочери Фудзивара Такаката, бывшего правителя Исэ. Она состояла в няньках у принцессы Тэйси, дочери императора Сандзе.

(обратно)

532

Пятидесятый день от рождения (та) — справлялся обычно на 50-й день после рождения ребенка, дитя усаживали лицом к благоприятной для него стороне света, а кто-либо из старших родственников (отец, дед с материнской стороны) вкладывал ему в ротик кусочек специально приготовленной рисовой лепешки ика-но мотии — всего таких лепешек испекалось пятьдесят.

(обратно)

533

Сидзё: — так называлась местность, где жил отец ребенка Акимото. На время родов супруга возвращалась в дом своих родителей, на 30-й день ребенка брали на руки и совершали несколько шагов по направлению к дому отца, после 50-го дня ребенок с матерью возвращались в дом отца.

(обратно)

534

Хигаси Сандзё: — резиденция, первоначально основанная Ёсифуса, располагалась на улице Сандзё:, видимо, на запад от Матидзири и на юг от Нидзё:, затем была унаследована Канэиэ, который существенно расширил ее. Позже резиденция принадлежала сыновьям Канэиэ Мититака и Митинага, сыну Митинага — Ёримити и его потомкам Канэиэ именовали Хигаси Сандзе по названию его резиденции. Здесь в 980 г. родится император Итидзе.

(обратно)

535

Северная караульня — см. коммент. 9 к гл. “Правый министр Моросукэ” (прим. 9, Свиток I).

(обратно)

536

Состязания по борьбе сумо (сумаи-но сэти) — происходили ежегодно в седьмую луну в самое жаркое время года.

(обратно)

537

Легкое платье асэтори (буквально “собирающее пот”) — облачение для ежегодных состязаний по борьбе.

(обратно)

538

Юное божество Камо вакамия — комментаторы считают, что речь, видимо, идет о божестве второстепенного храма Верхнего святилища Камо.

(обратно)

539

Великий господин, принявший постриг дайню:до:-доно [Канэиэ] — см. коммент. 13 к гл. “Шестьдесят седьмое правление” (прим. 152, Свиток I).

(обратно)

540

Дом Хоко-ин (также Хо:ко:-ин) — так называлась резиденция канцлера кампаку Канэиэ — Хигаси Нидзё, после того как была превращена в храм, который находился к северу от Нидзё: и к востоку от Кё:току.

(обратно)

541

Авадагути — так называлась местность по дороге из столицы в провинцию О:ми.

(обратно)

542

Вечерний прорицатель” (ю:кэ) — гадающий стоит вечером на перекрестке, разбрасывает рис, трижды повторяет заклинания и спрашивает первого прохожего о своем будущем.

(обратно)

543

...благоденствие твое будет шире и длиннее, чем сей проспект... — Улица Нидзё:, на которой стояла Токихимэ, одна из самых широких в столице.

(обратно)

544

Госпожа Противоположных покоев — имя ее неизвестно, видимо, она жила в покоях, противоположных Северным, где обитала старшая супруга, Ямагива считает, что речь идет об одной из второстепенных жен Канэиэ, дочери Фудзивара Куниаки, чиновника вдовствующей императрицы [Yamagiwa, P. 334].

(обратно)

545

...в ночь перед обрядом Покрытия главы... привели [Сюиси] составить ему компанию... — Комментаторы утверждают, что здесь ошибка Сюиси стала наложницей принца только через два года после празднования его совершеннолетия, в 989 г.

(обратно)

546

Телохранитель татихаги — принцу было придано тридцать телохранителей.

(обратно)

547

Нынешняя другая супруга — это Токихимэ (годы жизни неизвестны), дочь губернатора провинции Сэтцу Фудзивара Накамаса, главная супруга Канэиэ, мать Мититака, Митиканэ и Митинага.

(обратно)

548

Принц, Исправляющий Стрельбу, [Тамэтака] (977-1002) — так называли сына императора Рэйдзэй, главу Палаты цензоров, управителя Западных земель Дадзайфу.

(обратно)

549

Пояс, называемый Облачным (кумогата — буквально “в форме облака”) — возможно, на поясе были вышиты узоры в виде облаков, такой пояс носили с парадным платьем сокутай.

(обратно)

550

Принцесса Первого ранга, Иппон-но мия [Ё:мэймон-ин] — так называли принцессу Тэйси (1013-1094), дочь императора Сандзе и дочери Митинага Кэнси. Наложница императора Го-Судзаку, мать императора Го-Сандзё:, постриглась в монахини в 1069 г. и получила монашеское имя Ё:мэймон-ин.

(обратно)

551

...возвращаясь с праздника... — На красочное возвращение с праздника собирались толпы людей полюбоваться прекрасным зрелищем.

(обратно)

552

Идзуми Сикибу (род 976?) — известнейшая поэтесса середины эпохи Хэйан, автор яркого дневника Идзуми Сикибу никки. Лучшие ее стихи на смерть возлюбленного принца Ацумити — всего 120 танка — собраны в сборнике Идзуми Сикибу дзокусю.

(обратно)

553

...была приколота очень широкая красная бумажная лента, [означающая] “удаление от скверны”. — Листки с такой надписью прикрепляли или к ветке ивы, или к рукавам и шляпам, Идзуми Сикибу, видимо, соблюдала нестрогую форму удаления от скверны, поскольку она показывалась на людях, более жесткая форма означала запрет на выход из дома.

(обратно)

554

Парадные носки ситаудзу — носки из очень плотного шелка надевались под парадную обувь.

(обратно)

555

Зал Демонов (они-но ма) — так называлось помещение во дворце стены которого были расписаны в китайском духе изображена была победа божества над демоном, привидевшаяся во сне китайскому императору Сюань-цзуну.

(обратно)

556

Наложница химэгими — так называли наложницу императора Энъю - Сэнси.

(обратно)

557

Высочайшая наложница нё:го: Умэцубо — Сэнси (962-1001), дочь Канэиэ, наложница императора Энъю мать императора Итидзе. Именовалась наложницей Умэцубо (буквально “Сливовый сад”) по названию павильона императорского дворца Умэцубо, также носила имя монахини-императрицы Хигасидзе нё:ин (с 991 г), влиятельная фигура при дворе своего сына императора Итидзе.

(обратно)

558

Средняя императрица тю:гу: — этот титул Сэнси получила в 986 г., когда ее сын император Итидзе взошел на престол.

(обратно)

559

Госпожа матушка (ум ок. 995 г) — дочь Фудзивара Томоясу, по сведениям Сампи буммяку, правителя нескольких провинций, супруга Канэиэ, мать советника Митицуна (955-1020), известная писательница, автор дневника Кагэро никки (в переводе В.Н. Горегляда — “Дневник эфемерной жизни”). Имя ее неизвестно, называют матерью Митицуна (Митицуна-но хаха).

(обратно)

560

Дневник эфемерной жизни” (Кагэро: никки) — был написан в X в., в нем описаны события 954-975 гг. См. коммент. 26 к данной главе.

(обратно)

561

Известно ль Вам...” — В этом стихотворении-вака, которое вошло в “Дневник эфемерной жизни” и в антологию Сю:исю:, двойной смысл заложен в словосочетании е-но axvpy — “ночь кончается”, в то же время акуру означает “открывать” — это намек на то, что никто не открыл дверь Канэиэ.

(обратно)

562

Отецстарший советник дайнагон [Митицуна] скончался. — Митицуна скончался в 1020 г.

(обратно)

563

...о жизни трех братьев — Мититака, Митиканэ, Митинага.

(обратно)

564

Три Хэй — это сыновья Мотоцунэ.

(обратно)

565

Три До: — имена трех братьев Мититака, Митиканэ и Митинага начинаются со слова мити — “дорога”, которое имеет другое чтение до:.

(обратно)

566

Год Большого поветрия — 995 г., когда разразилась эпидемия (оспы либо чумы) Тогда погибло более шестидесяти особ Пятого ранга и выше.

(обратно)

567

Нижнее святилище — речь идет о Нижнем святилище Камо. См. коммент 5 к гл. “Пятьдесят девятое правление” (прим. 76, Свиток I).

(обратно)

568

Служка нэги — низкий сан священника, следующий за главой причта в синтоистском святилище.

(обратно)

569

Священник каннуси — глава причта в синтоистском святилище.

(обратно)

570

Верхнее святилище — см. коммент. 5 к гл. “Пятьдесят девятое правление” (прим. 76, Свиток I).

(обратно)

571

...там находился канцлер мидо [Митинага] — Митинага именовался мидо компаху по названию павильона Будды Амида (Амидадо:) в храме Ходзё:дзи, где он жил в последние годы жизни.

(обратно)

572

...опустили оглобли экипажей... — Быков выпрягали, и оглобли устанавливались на специальную деревянную подставку.

(обратно)

573

Шпилька для волос — здесь употреблено слово ко:гай шпильки для волос — это длинные палочки из слоновой кости и серебра использовавшиеся в женских и мужских прическах.

(обратно)

574

...его повернули лицом к Западу — покойников поворачивали лицом к западу поскольку там, по представлениям буддистов находилась Чистая Земля.

(обратно)

575

...тот человек в аду, что вспомнил наконец названия Трех Сокровищ, только стукнувшись головой о бронзовый сосуд.В О:дзё:ё:сю говорится, что в аду грешников кидают в бронзовые сосуды с кипящей водой, и спастись можно только, прочитав молитвы и назвав имя Будды, Три Сокровища — см. коммент. 12 к гл. “Великий министр Корэмаса” (прим. 73, Свиток III).

(обратно)

576

...был пожалован императорский указ, [дающий власть] повелевать Поднебесной... — То есть указ о назначении Корэтика канцлером кампаку.

(обратно)

577

...не смог перебраться через поперечную балку... — прямоугольная балка нагэси, соединявшая опорные столбы, на которых покоилось здание, нагэси отделяла галерею и передние покои.

(обратно)

578

...взяв женское парадное платье, как это принято, набросил его на плечи [посланца]... — Существовал обычай награждать императорского посланца одеждой.

(обратно)

579

Такасина Наритада (926-998) — известный ученый, наставник (гакуси) императора Итидзе в бытность того наследным принцем, тесть Митинака, получивший благодаря последнему Второй придворный ранг, поэтому его называли Ко: Нии, то есть Второго ранга; Ко: — китайское чтение первого иероглифа в родовом имени Такасина.

(обратно)

580

Храм Сякудзэндзи — храмовый павильон в Хоко-ине, или Хо:ко:-ине, одной из резиденций Канэиэ, носившей название Хигаси Нидзё:, к северу от Нидзё: и к востоку от Кё:гоку, после смерти Канэиэ Сякудзэндзи был в 994 г. превращен в храм по приказу Мититака.

(обратно)

581

...три сына и четыре дочери. — Сыновья — это Корэтика (973-1010), министр двора с 994 по 996 г., Рю:эн (980?-1015), монах в монастыре Энрякудзи, Такаиэ (979-1044), средний советник в 1009-1023, дочери — императрица Гэйси, наложница Гэнси, которую также называли Сигэйся, и особа, известная по титулу микусигэдоно, хранительница Высочайшего ларца, главная супруга принца Ацумити.

(обратно)

582

...родила одного сына-принца и двух дочерей-принцесс. — Сын — это принц крови Ацуясу синно (999-1018), дочери — Сю:си (996-1049) и Биси (1000-1008).

(обратно)

583

Несколько раз он обманывался в своих надеждах и скончался, печалясь о мире. — Здесь речь идет о том, что принц Ацуясу, сын императора Игидзе и Тэйси, глава ведомства церемоний (1016 г) из-за интриг Фудзивара Митинага не стал наследным принцем, первый раз это произошло в 1016 г., когда его опередил будущий Коитидзе-ин, второй раз в 1017 г., когда вместо него наследным принцем стал его единокровный младший брат Ацунага.

(обратно)

584

Сигэйся — так именовали среднюю дочь Гэнси, наложницу будущего императора Сандзе, по названию дворца на территории императорского комплекса, где жили наследные принцы и наложницы, дворец Сигэйся также носил название Кирицубо.

(обратно)

585

...призывали-собирали школяров и слагали китайские стихи... — Речь идет о студентах Пачаты наук и образования Дайгакурё:, которые на поэтических собраниях сочиняли китайские стихи-канси.

(обратно)

586

Рё: — мера веса, один “большой рё:таирё: золотой пыли стоил, пишет Н. McCullough, около 10.000 иен в ценах 1960 г., а “малый рё:сё:рё: золотой пыли — около 8.000 [McCullough, P. 170].

(обратно)

587

Обладая подлинным поэтическим дарованием — Принцесса Киси, или Ко:-но найси (929-965) дочь принца Стэакира наложница императора Мураками с 949 г. называлась также наложницей Сё:кё:дэн, Устроительница поэтических состязаний, в которых принимали участие известные поэты.

(обратно)

588

Дайбандокоро — название покоев во Дворце Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн, расположенных на запад от главного зала, в них располагались приглашенные ко двору дамы.

(обратно)

589

Покои Кокидэн, или дворец Кокидэн, — полное название Кокидэн-но уэ-но мицубонэ, покои в самой северной части Дворца Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн, обычно их занимала главная супруга императора.

(обратно)

590

Покои Футама — находились рядом с покоями Кокидэн во Дворце Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн, через них проходили в Главный зал императорского дворца Ёцуги хочет сказать, что матушка императрицы проявляла излишнюю деликатность.

(обратно)

591

Она безвременно скончалась. — В Эйга моногатари говорится, что четвертая дочь скончалась в возрасте семнадцати-восемнадцати лет.

(обратно)

592

О:тиё, или О:тиёгими, — детское имя Митиканэ (буквально “Великие тысячи поколений”).

(обратно)

593

...но [должность] все же перешла к господину Авата [Митиканэ]... — Митиканэ стал канцлером в двадцать седьмой день четвертой луны первого года Тё:току (995 г.).

(обратно)

594

...происходящее поистине казалось сном. — Ёцуги хочет сказать, что это казалось невероятным Митиканэ всего семь дней назывался канцлером и был похоронен в восьмой день пятой луны.

(обратно)

595

Случай с монахом-императором Кадзаном... — Этот эпизод описан в главе об императоре Кадзане, он также упоминается в Эйга моногатари (“Повести о расцвете”).

(обратно)

596

Говорят, и в земле китайской, и в нашей стране такие несчастья случаются с теми, кто без меры превосходит талантами [других] людей во всем. — Блестящие литературные сочинения Корэтика вошли в собрания китайских стихотворений, сочиненных японскими поэтами, например, в антологию XI в. Хонтё: мондзуй “Литературные стили нашей страны”, составленную Фудзивара-но Акихира (989?-1066) в 1037-1045 гг. или в 1060 г.

(обратно)

597

В старину такое произошло с Китано... — Ёцуги имеет в виду историю Сугавара Митидзанэ, изложенную в главе “Левый министр Токихира”.

(обратно)

598

...после получения императорского указа, уравнявшего ею с министрами... — Императорский указ 1009 г. сделал Корэтика дзюн-дайдзином, это несколько ниже министра, но выше великого советника дайнагона.

(обратно)

599

Дворец То:кадэн — павильон императорского дворца позади покоев Кокидэн, там проживали императорские наложницы.

(обратно)

600

Восхождение на [гору] Митакэ (или Канэ-но Митакэ) — речь идет о горе Кимбусэн в Ёсино, в провинции Ямато, где расположен храм Кимбу. Митинага совершил паломничество на эту гору в 1007 г.

(обратно)

601

Сугороку — настольная игра, завезенная в эпоху Нара (VIII в.) из Китая где принадлежности для нее обнаружены были в погребении эпохи Хань (III в. до н.э. — III в. н.э.) упоминается также в оде “Вызывания души” приписываемой поэту III в. до н.э. Сун Юю. Играли шестью белыми и шестью черными фишками (буквально “камешками”) на специально размеченной доске.

(обратно)

602

...но [Корэтика] полагал, что возвышение Первою принца [Ацуясу] было бы [для него] благотворно.. — Принц Ацуясу был сыном императора Итидзе и сестры Корэтика Гэйси. Если бы Ацуясу взошел на престол, дела Корэтика пошли бы в гору.

(обратно)

603

Митимаса(933?-1054) — сын Корэгика возвысится до Третьего ранга, известен как поэт.

(обратно)

604

...Хотя люди называли [это время] плохим — Речь идет об эпохе Конца Закона (маппо:) об ухудшении явленного мира в этот период в эпоху Хэйан существовала буддийская концепция трех этапов существования Закона.

(обратно)

605

...произошло со старшим советником дайнагоном Мотоката... — Ссылка на историю о мести злого духа Мотоката (888-953), министра народных дел с 947 г. Фудзивара выступили против внука Мотоката и не позволили ему стать наследным принцем, вместо него на престол взошел император Рэйдзэй. Душевная болезнь Рэйдзэй объяснялась происками духа Мотоката.

(обратно)

606

...понизив голос до шепота. — Ёцуги опасается, что навлечет на себя гнев духа Корэтика.

(обратно)

607

Госпожа Такамацу (годы жизни неизвестны) — дочь Такаакира, приемная дочь принца Мориакира, супруга Митинага, родившая ему шестерых детей. Носила имя Такамацу по названию ее резиденции, примыкавшей к резиденции Хигаси Сандзе.

(обратно)

608

Императрица-мать тайго: [Дзё:то:мон-ин] (988-1074) Акико, одна из дочерей Митинага, высочайшая наложница императора Итидзе с 999 г., Великая императрица-мать с 1018 г. Через шестнадцать лет после смерти императора Итидзе в 1011 г. приняла монашеское имя (инго) Дзё:то:мон-ин женщинам из императорского рода такое имя с тех пор давалось по названию дворцовых ворот Дзё:то:мон (другое название ворот — Цутимикадо) после принятия императрицей пострига.

(обратно)

609

Мацугими — детское имя сына Корэтика — Митимаса (933?-1054), известен как поэт.

(обратно)

610

Табличка мё:бу — на ней было написано ведомство, ранг, имя и возраст владельца, ее носили у пояса. Передача таблички — символический акт, означающий требование верной службы в ответ на покровительство сюзерена.

(обратно)

611

Помощник епископа со:дзу Мё:сон (971-1063) — сын Оно-но Мототоки, внук знаменитого каллиграфа Оно-но Митикадзу (До:фу), глава секты Тэндай (Тэндай дзасу), настоятель храмов Ондзё:дзи и Энрякудзи. С 1038 г. — епископ.

(обратно)

612

Ямато-но сэндзи (годы жизни неизвестны) — дочь Корэнака, супруга Митимаса, придворная дама в свите Кэнси.

(обратно)

613

Седьмая ночь после рождения — в седьмую ночь после рождения ребенка происходило величание новорожденного (так же, как и в третью, пятую, девятую ночи) исполнялись музыкальные произведения, сочинялись стихи, происходил обряд присвоения имени (мэцукэ), когда младенцу давали детское имя — такое празднование называлось убуясинай. В Хонтё: мондзуй сказано, что празднование это происходило в сотую ночь.

(обратно)

614

Зачем он явился?” — Корэтика не следовало появляться на празднике, поскольку, будучи дядей Ацуясу, он стремился возвести его в сан наследного принца, родившейся же будущий император Го-Итидзе был сыном Акико, дочери Митинага, они намеревались сделать его наследным принцем и преуспели в этом.

(обратно)

615

Тадзима — провинция, располагавшаяся на месте северной части нынешней префектуры Хё:го, она находилась ближе к столице, чем Идзумо, куда первоначально был выслан Такаиэ. Назначение на должность в провинции означало ссылку.

(обратно)

616

...чувствуя себя униженным по разным причинам... — Дело было в том, что Гакаиэ был обойден по службе сразу несколькими особами: Митицуна Корэнака. Гокимицу, Кинто:, Таданобу.

(обратно)

617

Киннобу (977-1026), также Киминобу — сын Тамэмицу помощник среднего советника гон-тю:нагона (1023 г.).

(обратно)

618

Ничего не могу поделать...” — Речь идет о том, что Итидзе не смог возвести Ацуясу в ранг наследного принца.

(обратно)

619

...что вы, право, за создание эдакое?! — Здесь употреблено слово нинбин, в буддийской терминологии — разряд существ ниже человека — нелюдь.

(обратно)

620

Если свершится восхождение принца [Ацуясу]... — То есть если он станет наследным принцем, а затем императором.

(обратно)

621

Многослойный наряд из осенних листьев (момидзигасанэ) — сочетание красно-алого нижнего платья и видневшегося из-под него нижнего зеленого платья напоминало об осенних багряных листьях клена.

(обратно)

622

...раздвоенная юбка-хакама с двойным узором цветов горечавки и на роскошной подкладке...Хакама была желто-коричневой, подбой — зеленый, сшита из материи с двойным узором футаэоримоно.

(обратно)

623

Малый государственный советник сайсё: — господин Канэцунэ (1000-1043), сын Митинага, государственный советник с 1023 г. В другом списке слово “малый” отсутствует.

(обратно)

624

Люди страны Той (кор.) — это племена чжурчженей Северной Манчжурии, обитали по преимуществу в долине реки Сунгари (Амур) [Мацумура, С. 192]. По сведениям Нихон киряку, они напали на Японию в 1019 г.

(обратно)

625

...[ворота] дома его были высоки. — Высокие ворота — примета усадьбы важного сановника.

(обратно)

626

Танэки, или О:кура Танэки (годы жизни неизвестны), — чиновник третьего уровня в управлении Западных земель — Дадзайфу , возглавил войска против Сумитомо. Управитель Ики с 1019 г.

(обратно)

627

Его сын — речь идет о сыне Танэки — О:кура Мицухиро (годы жизни неизвестны), успешно сражавшемся с чжурчженями.

(обратно)

628

Ревизор бэн — должность третьего уровня в управлении Западных земель — Дадзайфу, видимо, ревизоры бэн выполняли полицейские функции.

(обратно)

629

Сумитомо (ум. 941 г.) — Фудзивара Сумитомо, бывший чиновник, задержавшийся в провинции Ие (ныне префектура Эхимэ) после окончания службы, возглавил объединение нескольких могущественных родов и фактически контролировал Сэтонайкай (Внутреннее море), по слухам, пиратствовал там на легких судах на протяжении пяти лет, открыто выступил против центральных властей в 930 г., в 941 г. мятеж Сумитомо был подавлен.

(обратно)

630

Масакадо — Тайра Масакадо (ум. в 940 г.) происходил из влиятельного рода на востоке Японии, в 939 г. провозгласил себя новым императором и держал под своей властью большую часть провинций Канто. В 940 г. он двинулся из провинций Идзу и Суруга, но войска его были разбиты, а сам он погиб в схватке с отрядами Гада Тадамори и Фудзивара Хидэсато.

(обратно)

631

Люди из провинций Юки и Цусима... — Юки (Ики) — провинция-остров между островом Кю:сю: (Цукуси) и Корейским полуостровом. Ныне входит в префектуру Нагасаки. Была завоевана чжурчженями в 1019 г. Цусима — провинция, включавшая острова между Кю:сю: и Корейским полуостровом, ныне также часть префектуры Нагасаки.

(обратно)

632

Государь Сираги — речь идет о государе Силла (Сираги), сильного корейского государства, существовавшего с 57 г. до н.э., в описываемое время (1019 г.) государство носило название Ко:рай.

(обратно)

633

...сии острова... — Речь идет об островах, входивших в провинции Ики и Цусима.

(обратно)

634

...великовозрастных послушников. — Речь идет о послушниках в монастыре которые в свои семнадцать-двадцать лет ведут себя совершенно как дети.

(обратно)

635

...понижение прежнего статуса. — Такаиэ (годы жизни неизвестны) занимал лишь незначительные должности, обладал младшим Четвертым рангом низшей ступени, говоря о “понижении статуса”, автор имеет в виду Мититака, его дети не выбились в люди.

(обратно)

636

Еще один сын, господин [Ёситика], которого называли младшим военачальником сё:сё: Идэ, кажется, ушел в монахи. — Ёситика (годы жизни неизвестны) называли Идэ сё:сё: ню:до — младший военачальник Идэ, Вступивший на Путь [Мацумура, С. 196], видимо, по наименованию монашеского уединения в Идэ местности в дельте реки Тамагава.

(обратно)

637

Господин Авата — так именовали Митиканэ (961-995), сына Канэиэ, регента с 995 г., по названию его резиденции на берегу реки Камо в предместье столицы.

(обратно)

638

В роду сего господина многим не довелось править миром, но, верно, не было и таких, что растаяли, словно сон, не оставив следа. — Речь идет о том, что в роду Митиканэ не было людей ничтожных.

(обратно)

639

Простые охотничьи платья хои — в данном случае такие платья — обозначение низкого статуса особ, сопровождавших супругу Митиканэ.

(обратно)

640

Фукутаригими — этот сын Митиканэ скончался в детстве, в 988 г.

(обратно)

641

...на праздновании [долгой жизни] господина Хигаси Сандзё: [Канэиэ]. — Достижение сорока, шестидесяти, семидесяти, девяноста лет отмечалось особым празднованием, когда в храмы приносились дары, задавались пиры, на которых слагали стихи, исполняли танцы. Празднование долгой жизни Канэиэ происходило по поводу его шестидесятилетия в 988 г.

(обратно)

642

Прическа биндзура — танцевальная прическа мальчиков волосы делились пробором и укладывались на ушах кольцами.

(обратно)

643

Средний канцлер кампаку (нака-но кампаку) — так называли Мититака (953-995, канцлер с 989 по 995 г.), возможно, потому, что он правил после Канэиэ и перед Митинага.

(обратно)

644

...во второй луне сего года... — Речь идет о втором годе Мандзю (1025 г.), когда старцы Ёцуги и Сигэки рассказывают истории в храме Урин-ин.

(обратно)

645

Господин Канэцуна (988-1058) — сын Митиканэ, средний военачальник тю:дзе с 1015 г., дата его вступления в должность главы куро:до неизвестна.

(обратно)

646

...ко дню праздника... — Имеется в виду праздник Камо.

(обратно)

647

Нет, ты не из тех десяти...” — Это стихотворение-вака сочинила известная поэтесса Идзуми Сикибу, Сато считает, что поэтесса небрежно сложила эту песню. Здесь обыгрывается слово мато, “мишень” — и “десять коней” или “десять всадников”. Упряжка из десяти коней везла танцоров после окончания праздника Камо. Предполагается, что наездники соревновались в стрельбе из лука.

(обратно)

648

Господин Авата [Митиканэ] обманом убедил монаха-императора Кадзана спуститься ниже, а начальник стражи Левой привратной охраны саэмон-но ками [Канэцуна] обманом убедил Коитидзё:-ин спуститься ниже. — Это место, по признанию комментаторов, темное: причины неудачи Канэцуна неизвестны, роль его брата Канэгака (985-1053), сына Митиканэ и приемного сына Канэиэ в отречении Коитидзе-ин также непонятны. “Спуститься ниже” значит в данном контексте “отречься от престола” [Мацумура, С. 201].

(обратно)

649

То: Самми, Третьею ранга (буквально “Из рода Фудзивара, Третьего ранга”, годы жизни неизвестны) — так называли дочь Моросукэ — Ханси, распорядительницу в Отделении дворцовых прислужниц найси-но сукэ.

(обратно)

650

Высочайшая наложница нё:го Курабэя — так именовали Сонси (984-1022), дочь Мигиканэ, нё:го у императора Итидзе с 1000 г., после его смерти стала супругой сына Наритоки — Митито Курабэя — Темная комната, примыкала к покоям императора, точное ее местонахождение неизвестно Мацумура считает это прозвище возникло из-за того, что незадолго до появления Сонси во дворце произошел пожар, и жили во временном доме, где, видимо, было темное помещение.

(обратно)

651

Митито: (974-1039) — сын Наритоки, помощник среднего советника гон-тю:нагона с 1035 г.

(обратно)

652

Нынешняя средняя императрица тю:гу: — Иси (999-1036), дочь Митинага и Ринси средней императрицей-супругой императора Го-Итидзё: стала в 1018 г., мать принцесс Сё:си и Кэйси, которые в свою очередь стали супругами императоров Го-Рэйдзэй и Го-Сандзё:.

(обратно)

653

Дама Нидзё: (род в 995 г) — придворная дама из свиты императрицы Иси.

(обратно)

654

...не довелось ему увидеть ее личика. — Дама Нидзё: родилась после смерти своего отца Митиканэ, который скончался в 995 г.

(обратно)

655

...во время траура... не соизволил удалиться в земляные покои... — Речь идет о том, что Митиканэ не соблюдал траур по отцу Канэиэ, например, он должен был удалиться в покои с земляным полом и жить там некоторое время, но не сделал этого.

(обратно)

656

Поздний изборник” (Госэнсю:) — антология стихотворений-вака, составленная в 951 г. О:накатоми Ёсинобу (921-991).

(обратно)

657

Министр Хоко-ин — также Хо:ко:-ин — так называли Канэиэ после его кончины в 999 г., когда его резиденция Хигаси Нидзё: была превращена в храм и получила наименование Хоко-ин Храм находился к северу от Нидзё: и к востоку от Кё:гоку.

(обратно)

658

Асон Фудзивара Накамаса (годы жизни неизвестны) — сын Ямакагэ, отец главной супруги Канэиэ — Токихимэ, правитель провинции Сэтцу, придворный низкого ранга.

(обратно)

659

Гё: — Ямагива отмечает, что это труднопереводимый термин, обозначающий такое положение аристократа, когда его придворный ранг высок, а должность — низка [Yamagrwa, P. 333]. Антоним гё:дзю:. Накамаса был правителем Сэтцу и начальником столичной управы Правой стороны, чему должен был бы соответствовать Пятый ранг, он же обладал младшим Четвертым рангом высшей ступени.

(обратно)

660

Господин Ямакагэ, средний советник тю:нагон младшего Второго ранта — сын Такафуса (824-888), средний советник тю:нагон с 886 г. Комментаторы утверждают, что он был обладателем младшего Третьего ранга, а не Второго, как в тексте [Мацумура, С. 203].

(обратно)

661

В тот год родилась Дзё:то:мон-ин. — Старшая дочь Митинага Сё:си родилась в 988 г. Она называлась также наложницей Фудзицубо у императора Итидзё:. Мать императоров Го-Итидзё: и Го-Судзаку, получила сан Великой императрицы-матери в 1018 г. В 1026 г. постриглась в монахини и приняла монашеское имя Дзё:то:мон-ин, таким образом, это имя она обрела уже после рассказа Ёцуги в храме Урин-ин, что комментаторы объясняют позднейшей интерполяцией. Одна из наиболее влиятельных фигур во время правления Фудзивара Митинага, скончалась в 1074 г.

(обратно)

662

Канцлер кампаку [Ёримити] (992-1074) — старший сын Митинага и Ринси: по наименованию его резиденции в Удзи к югу от столицы назывался также Удзидоно, позже она была превращена в храм Бедо-ин (1052 г.). Ёримити был канцлером (1061-1062) и регентом (1017-1067), после кончины Митинага унаследовал всю полноту власти. Его детское имя Тадзугими — “Журавлик”.

(обратно)

663

...в мире [царила] большая тревога, в следующем году стало еще страшнее! — Речь идет об ужасной эпидемии чумы или оспы первого года Тё:току (995 г.), в следующем, втором году Тё:току (996 г.) эпидемия разразилась с новой силой.

(обратно)

664

Кан-ин [Асатэру] (951-995) — сын Канэмити, старший советник с 987 г. Скончался во время эпидемии. Назывался господином Кан-ин по наименованию своей резиденции в столице на углу Нидзё: и Ниси-но до:ин, ранее принадлежавшей Фудзивара Фуюцугу, или Фуюцуги, и его сыну Кинсуэ.

(обратно)

665

Наритоки (941-995) — сын Моротада, старший военачальник Коитидзё:, посмертно назначен Правым министром, когда его дочь Сэйси стала императрицей (1012 г.).

(обратно)

666

Рокудзё: [Сигэнобу] (922-995) — Минамото Сигэнобу, сын принца Ацуми, единоутробный брат Ринси, супруги Митинага, Левый министр с 994 г., назывался Левым министром Рокудзё: по наименованию своей резиденции.

(обратно)

667

Авата [Митикаиэ] (961-995) — сын Канэиэ, регент с 995 г.; назывался господином Авата по наименованию загородной резиденции, также назывался господином Матидзири по местонахождению своей столичной резиденции.

(обратно)

668

Момодзоно, господин Ясумицу (924-995) — Минамото Ясумицу, сын принца Ёакира, средний советник с 988 г., назывался Момодзоно по наименованию своей резиденции.

(обратно)

669

Яманои [Митиёри] (971-995) — сын Мититака, детское имя — О:тиё, заместитель старшего советника с 994 г., назывался старшим советником Яманои.

(обратно)

670

...в одиннадцатый день пятой луны получил императорский указ, именующий его канцлером кампаку. — Мацумура отмечает, что Митинага не был тогда канцлером, этим указом (сэндзи) он был назначен экзаменатором найран [Мацумура, С. 204]. Таким образом, с 995 г. Митинага был Правым министром с правами экзаменатора найран, канцлером же он стал только в 1017-1018 гг., а в 1019 г. постригся в монахи и номинально лишился всех должностей, но фактически остался правителем. Ямагива пишет, что императорский указ о назначении канцлером назывался сё:сё:, сэндзи — это рескрипт более низкого ранга для назначения на более низкие должности [Yamagiwa, P. 346].

(обратно)

671

[Ринси] (964-1053) — из рода Минамото, дочь Минамото Масанобу, главная супруга Митинага, мать Ёримити, Норимити, Сё:си, Кэнси, Иси и Киси.

(обратно)

672

Минамото Масанобу (920-993) — сын принца Ацуми, отец Ринси, Левый министр с 978 г. Известен был как знаток музыки. Назывался Левым министром Итидзе по наименованию своей резиденции в столице, к югу от Итидзё: и к востоку от Такакура, назывался также Цутимикадо по наименованию проспекта в столице, где находилась его резиденция.

(обратно)

673

Государь Тэйдзи — так назывался пятьдесят девятый император Уда (867-931, правил с 887 по 897 г.) после того как, приняв постриг, отрекся от престола и поселился в резиденции Тэйдзи, назывался также монахом-императором Кампё: по названию годов правления (889-898).

(обратно)

674

Госпожа Северных покоев мандокоро — полностью Ринси называлась кита-но мандокоро это название означает, что речь идет о супруге регента и канцлера, мандокоро это корпус чиновников в резиденции регента или канцлера, их возглавлял начальник — бэтто: главная супруга игравшая важную роль в управлении резиденцией, называлась таким образом, кита-но мандокоро.

(обратно)

675

Следующая дочь — речь идет о второй дочери Митинага и Ринси — Кэнси (994-1027), средней императрице тю:гу: с 1012 г., императрице-матери ко:го: с 1018 г. не пользовалась влиянием при дворе, поскольку родила всего одну дочь — принцессу Тэйси.

(обратно)

676

Дочь-принцесса [Ё:мэймон-ин] (1013-1094), или Иппон-но мия — принцесса Первого ранга (высший ранг из тех, что даются членам императорского рода), дочь императора Сандзё: и Кэнси, высочайшая наложница императора Го-Судзаку, мать императора Го-Сандзё:, императрица-мать ко:го: с 1052 г., Великая императрица-мать тайко:го: с 1068 г., постриглась в монахини и приняла монашеское имя Ё:мэймон-ин в 1069 г. Известная поэтесса.

(обратно)

677

Дворец Бива — местоположение дворца в столице точно неизвестно. Название произошло от деревьев бива (мушмула японская), которые росли на территории резиденции, где в разное время жили Фуюцуги, Нагара, Мотоцунэ, Канэхира, Накахира, Ацутада и Митинага. При последнем дворец служил временной резиденцией императоров Итидзе, Сандзе и супруги его Кэнси. Сгорел в 1028 г.

(обратно)

678

Принцесса Первого ранга [Ё:мэймон-ин] соразмерно [правам] трех императриц получает доходы с тысячи дворов, так что в сем дворце как будто живут две императрицы. — “Три императрицы” - это, соответственно, три сана императрица, императрица-мать и Великая императрица-мать, принцесса сравнятся с ними по доходам и привилегиям.

(обратно)

679

Следующая дочь [Иси]... — Иси (999-1036), дочь Митинага и Ринси, наложница императора Го-Итидзё:, на девять лет старше его, с 1018 г., средняя императрица тю:гу: с 1018 г. Родила двух принцесс Се:си и Кэйси.

(обратно)

680

А еще следующая дочь [Киси]... — Киси (1007-1025), дочь Митинага и Ринси, наложница принца-наследника, будущего императора Го-Судзаку с 1021 г., умерла вскоре после родов будущего императора Го-Рэйдзэй. Посмертно с 1045 г. называлась Великой императрицей-матерью ко:тайго:.

(обратно)

681

Она носит дитя и уже на седьмом-восьмом лунном месяце. — Речь идет о том, что в то время, когда Ёцуги вел рассказ, то есть в пятую луну 1025 г., Киси была беременна будущим императором Го-Рэйдзэй. По дальневосточной традиции, срок беременности определялся в лунных месяцах.

(обратно)

682

Тадзугими — “Журавлик”, см. коммент. 6 к данной главе.

(обратно)

683

Министр Норимити (996-1075) — второй сын Митинага и Ринси, министр двора с 1021 г., Правый министр с 1047 г., Левый министр (1060-1069), канцлер (1070-1071), регент (1068-1075). Детское имя — Сэягими.

(обратно)

684

В мире он, видимо, второй человек. — То есть второй человек после канцлера Ёримити [Мацумура, С. 207].

(обратно)

685

...нося сан, равный рангам трех императриц, она получала годовое [право раздавать] титулы и [присваивать] ранги. — “Три императрицы”, см. коммент. 22 к данной главе. Годовое право раздавать титулы (нэнкан) и присваивать ранги (нэнсяку) получали члены императорского рода и высшие сановники, обладание титулами и рангами давало право на получение рисового надела (идэн).

(обратно)

686

Род То:то — это китайское (“онное”) чтение слова фудзи, “глициния”, т.е. речь идет о роде или клане Фудзивара.

(обратно)

687

Род Гэнгэн — это китайское (“онное”) чтение слова минамото, “источник” здесь говорится о роде или клане Минамото.

(обратно)

688

...ее сиятельная годовщина.. — Здесь говорится о пышном праздновании Шестидесятилетия Ринси в десятой луне третьего года Дзиан (1024 г.), то есть за год до рассказа Ёцуги в храме Урин-ин.

(обратно)

689

...из-за одного дела, о коем и помыслить нельзя... — Речь идет о событиях второго года Анна (969 г.) принц Минамото Такаакира, сын императора Дайго, чье влияние при дворе росло и стало угрожать благополучию Фудзивара, был обвинен в заговоре против принца-наследника Морихира (будущего императора Энъю:) и сослан на Цукуси.

(обратно)

690

Принц Дзю:го-но мия [Мориакира] (928-986, буквально “Пятнадцатый принц”) — пятнадцатый сын императора Дайго, брат Минамото Такаакира.

(обратно)

691

После того как господин Ниси-но мия [Такаакира] и принц Дзю:го-но мия [Мориакира] сокрылись... — “Сокрыться”, или “сокрыться в облаках”, значит “умереть”, Такаакира (Ниси-но мия, буквально “Западный принц”) скончался в 982 г., Мориакира — в 986 г.

(обратно)

692

Покойная монахиня-императрица нё:ин, она же императрица кисаки [Хи-гаси Сандзё:] — это дочь Фудзивара Канэиэ — Акико (приняла постриг в 991 г.), младшая сестра Митинага, супруга императора Энъю: и мать императора Итидзё:. Постриглась после кончины мужа.

(обратно)

693

Помост те:дай, или тё: — приподнятая над полом часть главных апартаментов в резиденции аристократа, отгороженная занавесями кабэсиро (тип ширм с натянутым на них белым или красным шелком хабутаэ с изображением птиц и цветов), там находились личные покои хозяев дома, иногда в тё:дай жили малолетние дети аристократа.

(обратно)

694

Принц Томохира (964-1007) — сын императора Мураками и принцессы Сё:си, глава ведомства дворцовых служб, известный ученый, поэт, каллиграф и музыкант.

(обратно)

695

Морофуса (1008-1077) — Минамото Морофуса, сын принца Томохира, супруг Сонси, дочери Митинага и Мэйси, был усыновлен Ёримити, Правый министр с 1069 г., ученый, писатель.

(обратно)

696

Ёримунэ (993-1065) — старший сын Митинага и Мэйси детское имя — Ивагими (“Скала”), помощник старшего советника с 1021 г., министр двора с 1047 г., Правый министр с 1060 г.

(обратно)

697

Ёсинобу (995-1065) — сын Митинага и Мэйси, помощник старшего советника с 1021 г., посмертно — канцлер.

(обратно)

698

Нагаиэ (1005-1064) — сын Митинага и Мэйси, детское имя — Ковакагими (“Чаровник”), приемный сын Ринси, помощник среднего советника с 1023 г., помощник старшего советника с 1028 г.

(обратно)

699

Акинобу (994-965) — сын Митинага и Мэйси, детское имя Кокэгими — (“Мшистый”).

(обратно)

700

Просветление бодхи — высшая степень просветления в буддизме, которой, по преданию, достиг под деревом Бо Будда Шакьямуни.

(обратно)

701

Многослойное платье акомэ — простое, повседневное платье с широкими рукавами, по покрою похожее на повседневное платье без шлейфа и без китайской накидки.

(обратно)

702

...он покинул [дом]. — То есть постригся в монахи. Существовали два типа монахов дзапкэ, “монахи в миру” и сюкэ, “ушедшие из дома”.

(обратно)

703

Кавадо:, или Кавандо:, или Ко:до (буквально “храм Кож”) — название буддийского храма Ге:гандзи, основанного бродячим монахом Ге:эном, который носил платье из кож, желая уподобиться Будде Шакьямуни. По другой версии, в храме находилась статуя Будды в накидке из кожи, установленная там по приказу императора Итидзё: в 1005 г.

(обратно)

704

А средний военачальник тю:дзё: и глава то: — Здесь речь идет о том, что Ёсинобу был главой архивариусов куро:до-но то: и средним военачальником тю:дзё:, его двойная должность сокращенно называлась то:тю:дзе.

(обратно)

705

Церемония Принятия заповедей (дзю:кайги) — означала признание священных заповедей и предписаний Закона Будды при пострижении в буддийские монахи, проводилась в монастыре Энрякудзи на горе Хиэйдзан два раза в год весной и осенью.

(обратно)

706

Монахи усики — священнослужители второго высшего разряда в буддийской иерархии чтецы сутр ико:, дворцовые священники найгубу и наставники адзяри (санскр. ачарья).

(обратно)

707

Монахи со:го: — общее название для высших священнослужителей в буддийской иерархии епископ со:дзё: — соответствовал Второму рангу придворного, помощник епископа со:дзу — Пятому рангу придворного и наставник в монашеской дисциплине рисси — Пятому рангу.

(обратно)

708

Настоятель монастыря дзасу — первоначально настоятель любого крупного монастыря, затем так стали называть только настоятелей монастыря Энрякудзи на горе Хиэйдзан.

(обратно)

709

Тэндай (буквально “опора неба”) — буддийская секта, основана монахом Сайге (767-822) после его поездки в Китай в 804 г. Главная концепция секты — наличие естества Будды во всем сущем.

(обратно)

710

Монах-принимающий обеты кайвадзё: — на церемонии пострижения в монахи специально назначенный высший священнослужитель.

(обратно)

711

Господин Митито: (974-1039) — сын Наритоки, помощник среднего советника (с 1035 г).

(обратно)

712

Здесь конец речи соседа Ёцуги, далее говорит сам Ёцуги.

(обратно)

713

...и число сие оставалось неизменным. — То есть Митинага не потерял никого из детей.

(обратно)

714

...он с тридцати лет был канцлером кампаку — С одиннадцатого дня пятой луны первого года Те:току (995 г.).

(обратно)

715

...в возрасте пятидесяти одного года стал регентом сэссё:... — С двадцать девятого дня первой луны пятого года Те:ва (1016 г.).

(обратно)

716

...после родов госпожи Кан-но доно [Киси]. — См. коммент. 25 и 26 к данной главе.

(обратно)

717

...происходила из другого рода, ведь предок ее Тэйсинко:... — Здесь речь идет о том, что императрица Сэйси (972-1025), дочь Наритоки, наложница императора Сандзё:, императрица ко:го с 1012 г., мать шестерых детей, включая принца Ацуакира (Коитидзё:-ин), которого Фудзивара принудили отречься от сана принца-наследника, вела происхождение от канцлера Тадахира (880-949), называвшегося канцлером Коитидзе, а к ветви регентов и канцлеров рода Фудзивара отношения не имела. Ее ранняя смерть рассматривается здесь как еще одно проявление силы Митинага.

(обратно)

718

...этой весной... — Речь идет о весне того года, когда Ёцуги ведет свой рассказ в храме Урин-ин (1025 г.).

(обратно)

719

Кёи — китайский поэт Бо Цзю-и (Бо Лэтянь, 772-846), по-японски — Хакуракутэн.

(обратно)

720

Хитомаро (конец VII в —705 г.) — один из лучших поэтов антологии Манъё:сю:, был обожествлен после смерти.

(обратно)

721

Мицунэ — О:сико:ти-но Мицунэ (годы жизни неизвестны), один из выдающихся поэтов антологии Кокинсю Придворный низкого ранга.

(обратно)

722

Цураюки — полное имя Ки-но Цураюки (ум. в 945 г.) — главный составитель знамени гой антологии Кокинсю:, поэт и теоретик автор Предисловия к антологии.

(обратно)

723

Касуга — синтоистское святилище рода Фудзивара. Посещение государем Калуга состоялось впервые в двадцать второй день третьей луны первого года Эйсо (989 г.) по повелению Фудзивара Канэиэ.

(обратно)

724

Хотя государь нынешнего поколения Го-Итидзё: молод... — Император Го-Итидзё: посетил святилище Касуга в г. Нара в четырнадцатый день десятой луны первого года Дзиан (1021 г) в возрасте четырнадцати лет.

(обратно)

725

...должно непременно происходить. — То есть посещение храмов императорами должно происходить из поколения в поколение.

(обратно)

726

Люди поднимали руки ко лбу... — Автор хочет сказать, что казалось, они молятся при виде Митинага.

(обратно)

727

Святые Цари, Поворачивающие Колесо (Тэнриндзё:оо) — образ святых царей заимствован из Лотосовой сутры, четыре легендарных царя правили миром, поворачивая четыре колеса золотое, серебряное, медное и железное. Колеса разравнивали землю и сокрушали горы.

(обратно)

728

Наш предок некогда...” — Это стихотворение-вака вошло вместе с ответом императрицы в антологию Секу Кокинсю (“Продолжение Собрания старинных и новых песен Японии”). Смысл его состоит в том, что отец Митинага — Канэиэ сопровождал когда-то в старину в Касуга императора Итидзё: и молился божеству Амэ-но Коянэ-но микото о преуспеянии своего рода, ныне Митинага снова повторяет с новым государем тот же путь Соно ками в первой строке — это предок, государь Итидзё:.

(обратно)

729

Мы пробыли к подножью...” — Это стихотворение императрицы Дзё:то мон-ин вошло в антологию Сэндзайвакасю: (“Тысячелетнее собрание японских песен”), составленную ок. 1188 г. Фудзивара Тосинари (Сюндзэй) (1114-1204), использован прием ассоциаций энго: слова коса — “зонт” и каса — часть слова Микасаяма, гора Микаса, то есть гора Трех Зонтов, саситэ означает и “раскрыть (зонт)” и “указывать”, “направляться”, топоним Исоноками — это макура-котоба (слово-изголовье) к фуру — “старый” и “падать”, кроме того фуру может означать “падать” (о снеге), и миюки можно понимать и как “снег”, и как “императорское паломничество”. Ато — “след” также ассоциируется со снегом.

(обратно)

730

...в тот самый день... — То есть в день августейшего посещения святилища Касуга.

(обратно)

731

Порушились те клятвы...” — Когда Митинага постригся в монахи, он в одиночестве поселился в павильоне Мидо: храма Ходзё:дзи.

(обратно)

732

Прием убуясинай — проводился в ночь рождения ребенка, а также в ночь на его третий, пятый, седьмой, девятый, пятнадцатый и сотый день с рождения.

(обратно)

733

Сидзё: [Кинто:] (966-1041) — сын Ёритада, выдающийся ученый, поэт, музыкант, влиятельный литературный критик, теоретик литературы, arbiter elegantiarum Высоких придворных должностей не занимал, в 1026 г. постригся в монахи.

(обратно)

734

Бураку-ин — обширный павильон на территории Большого императорского дворца Дайдайри, в юго-западной его части, где проводились дворцовые приемы.

(обратно)

735

Дзидзю:дэн — здание в центральной части собственно дворцового комплекса Дайри, севернее главного павильона дворца — Сисиндэн, дворца Пурпурных покоев Н. McCullough считает, что в этом павильоне не было кладовых возможно, в тексте ошибка [McCullough, P. 194].

(обратно)

736

Дайгокудэн — здание на территории Большого императорского дворца в центральной его части, где заседал Государственный совет, к нему примыкали здания восьми ведомств.

(обратно)

737

Ворота Сё:мэймон — центральные ворота дворца, находящиеся в южной части стены дворцового комплекса Дайри.

(обратно)

738

Последняя четверть [часа] крысы (нэ ёцу) — час крысы продолжался с одиннадцати часов вечера до часа ночи, последняя его четверть (ёцу) — самое глухое время ночи, с половины первого до часа ночи.

(обратно)

739

Час быка — продолжался с одного до трех часов ночи.

(обратно)

740

Терраса Росы (ро:дай) — помост без крыши для танцев госэти которые исполнялись в ноябре между дворцами Сисиндэн и Дзидзю:дэн.

(обратно)

741

Большой трон — был расположен в центре дворца Дайгокудэн.

(обратно)

742

Церемония заклинаний мидзухо: — проводилась во время болезни ради выздоровления либо у постели роженицы для счастливого разрешения от бремени.

(обратно)

743

Господин управляющий таю: двора средней императрицы тю:гу: [Митинага] — такую должность занимал Митинага в самом начале своей карьеры, когда его увидел гадатель-физиогномист. Ямагива считает, что это произошло между девятой луной 987 г. и первой луной 988 г. [Yamagiwa, P. 354].

(обратно)

744

Бисямон, или Тамон (санскр. Вайшравана) — божество буддийского пантеона, один из четырех свирепых прислужников бога Индры ситэнно:. Изображается в драгоценных доспехах, с трезубцем или копьем в одной руке и с пагодой — в другой.

(обратно)

745

...целый год провел в тревоге. — Здесь содержится намек на то, что племянник Митинага — Корэтика обошел его на иерархической лестнице и с восьмой луны 994 г. до шестой луны 995 г. превосходил своего дядю он был министром двора, а Митинага всего лишь старшим советником, в 995 г. Митинага обошел своего молодого родственника, став Правым министром, затем в 996 г. — Левым министром, в 1016 г. — регентом и в 1017 г. — канцлером Корэтика (973-1010), сын Мититака, быстро стал министром двора (в 994 г.), но Сэнси не допустила его назначения регентом и канцлером. Был сослан на Цукуси, вернулся в столицу в 997 г., но карьеры не сделал.

(обратно)

746

Исияма, или Исиямадэра — известный храм секты Сингон, находился там, где сейчас г. О:цу префектуры Сига, прославился статуей богини Каннон.

(обратно)

747

Очищение в день змеи третьей луны (ми-но хи-но хараэ) — происходило в первый день змеи в третьей луне на берегу реки Камо. Праздник китайского происхождения, вниз по ручью пускались деревянные чашки, наполненные рисовым вином, придворные, сидевшие по берегам ручья, должны были ловить чашки, выпивать вино и сочинять китайские стихи.

(обратно)

748

Какой-то там маромаро — это распространенное окончание мужского имени, здесь — в значении “некий мужчина”.

(обратно)

749

...когда мир изменится... — То есть когда скончается Мититака и возникнет необходимость назначить нового канцлера, Тэйси заботило ее собственное положение при дворе после смерти Мититака, кроме того, она выступала защитницей интересов своего брата — Корэтика.

(обратно)

750

...разумный порядок [старшинства]... — Здесь подразумевается наследование должности по старшинству от старшего брата к младшему, то есть от Мититака к Митинага, последний был пятым ребенком Канэиэ. Кроме того, Митинага был любимым братом Сэнси, поэтому она так ратует за его назначение.

(обратно)

751

Покои придворных дам Уэ-но цубонэ — покои придворных дам Фудзицубо и Кокидэн во Дворце Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн.

(обратно)

752

Ночные покои (ё-но отодо) — императорская опочивальня во Дворце Чистоты и Прохлады Сэйрё:дэн.

(обратно)

753

...и я обомлел от страха. — Ёцуги ужаснулся необычайной силе Митинага, сокрушившего одного за другим своих братьев на посту канцлера.

(обратно)

754

Мурадзи — наследственный титул (кабанэ), который носили главы кланов (симбэцу), главы профессиональных корпораций (бэ) в древней Японии.

(обратно)

755

Накатоми-но (или О:накатоми) Камако (или Каматари) (614-669) — выдающийся государственный деятель, сподвижник принца Нака-но О:э (будущего императора Тэндзи) восуществлении реформ Тайка (645-646) и победе над кланом Сога, правивший со дня смерти Сетоку Тайси в 622 г. Камако — его личное имя, Накатоми — родовое; родовое имя Фудзивара получил по соизволению императора Тэндзи незадолго до смерти, тогда же был возведен в ранг Великого министра двора найдайдзина, при жизни состоял в ранге найсин, то есть министра двора (с 645 по 669 гг.).

(обратно)

756

Тайсёккан — в древности знак высочайшего Первого ранга — семицветная трехступенчатая шапка тайсёккан, этот ранг был учрежден императором Ко:току в двенадцатую луну третьего года Тайка (648 г.) и пожалован Каматари вместе с рангом найдайдзин Великий министр двора (высшим в тот момент в государстве) и родовым именем Фудзивара. См. коммент. 2 к данной главе (прим. 99).

(обратно)

757

... родовое имя сего министра Каматари было изменено на Фудзивара. — Родовое имя Фудзивара (буквально “Поле глициний”) было пожаловано Накатоми-но Каматари на смертном одре императором за заслуги перед страной Е. Reischauer считает, что родовое имя Фудзивара происходило от названия местности Поле Глициний в провинции Ямато, где жил Каматари [Reischauer, P. 152-153].

(обратно)

758

Император Тэндан (626-671, правил с 661 по 671 г.) — принц Нака-но О:э, тридцать восьмой император, сын императора Дзе мэй и императрицы Кё:гоку, осуществлял реформы Тайка при императоре Кё:току и императрице Кё:гоку под именем принца Нака-но О:э. Здесь та же ошибка, что и в главе “Шестьдесят восьмое правление”.

(обратно)

759

Высочайшая наложница нё:го [Ёсико-но Ирацумэ] (годы жизни неизвестны) — ранг нё:го появился во времена императора Камму (781-806) [Yamagrwa, P. 354].

(обратно)

760

Сын [Дзё:э] (годы жизни неизвестны) — сын Каматари, стал монахом Дзё:э (буддийское имя), настоятелем храма Хонгандзи в То:номинэ.

(обратно)

761

Принц О:томо — будущий император Ко:бун (648-672, правил с 671 по 672 г.), тридцать девятый император, сын императора Тэндзи, который впервые возвел его в ранг канцлера в первой луне 671 г. Хотя нет доказательств того, что принц О:томо формально стал императором, современные историки считают, что он принял сан в двенадцатую луну 671 г. [McCullough P 260].

(обратно)

762

Император Тэмму (631-686, правил с 673 по 686 г), принц О:ама, сороковой император, брат Тэндзи, принца О:томо, сын императора Дзё:мэй и императрицы Кё:гоку; при восшествии Тэмму на престол его брата О:томо вынудили покончить жизнь самоубийством.

(обратно)

763

Накатоми Омимаро (ум. в 714 г.) — возможно, внук Каматари или его приемный сын.

(обратно)

764

Фудзивара Фухито (659-720) — сын Накатоми Каматари, Правый министр с 708 г. посмертно стал канцлером (720 г.), две его дочери стали супругами императора, известен как один из авторов кодекса Тайхо:рё: (701 г.) и Ё:ро:рё: (718 г.). Укрепил позиции рода Фудзивара. Его посмертное имя Танкайко.

(обратно)

765

Третьего сына министра Каматари называли Умякай, четвертый звался Маро. — Сыновья Фухито Умакаи (694-737), глава ведомства церемоний (после 716 г.), основатель Церемониальной ветви (Сикикэ, по названию его должности) клана Фудзивара, влиятельной поначалу, но сдавшей позиции после 810 г., Маро (695-737) был придворным низкого ранга, основатель Столичной ветви (Ке:кэ) клана Фудзивара. никогда не процветавшей Умакаи и Маро скончались во время эпидемии оспы в 737 г.

(обратно)

766

Небесная Река (Ама-но кава) — Млечный Путь.

(обратно)

767

Благочестивый мирянин кодзи Дмё:мё: — другое имя Юйма, кодзи (санскр Вималакирти — “владетель чистого имени”), так называли в Японии святого Вима-лакирти, одного из учеников Будды, который отказался от богатства, поселился в бедной хижине и выполнял все буддийские заповеди.

(обратно)

768

И у мудреца на тысячу мыслей — непременно одна ошибка” — Эти приписанные Конфуцию (Кун-цзы, VI—V в до н.э.) слова отсылают читателя к 92 главе “Исторических записок” Сыма Цяня “Жизнеописание Хуайи-хоу” (Хуайи-хоу че чжуань), где плененный Хань Синем полководец Гуанъу-цзюнь произносит: “Даже у мудреца на тысячу дел бывает один провал, а у глупца на тысячу дел случается одна удача. Поэтому говорят, что мудрец и в словах глупца сумеет выбрать для себя что-нибудь подходящее”. (Сыма Цянь, Исторические записки (Ши цзи) Т. 8. Рукопись / Пер. Р.В. Вяткина).

(обратно)

769

Из имени сего министра Фухито следовало, что никто не может сравниться с ним. — Иероглифы в имени Фухито использованы как манъё: гана, то есть фонетически и означают “не сравнимый ни с кем”, “необычный человек”.

(обратно)

770

Мутимаро (680-737) — старший сын Фухито, Правый министр, скончался во время эпидемии оспы Мутимаро был основателем Южного дома клана Фудзивара, который “угас” после 764 г. Скончался во время эпидемии оспы в 737 г.

(обратно)

771

Фусасаки (681 737) — второй сын Фухито, государственный советник Сайсе основатель наиболее могущественной Северной ветви клана Фудзивара. Скончался, как и другие сыновья Фухито, во время эпидемии оспы.

(обратно)

772

Император Сё:му (701-756, правил с 724 по 749 г) — сын императора Мом-му, сорок пятый император Его мать Кю:си была дочерью Фухито, основатель храма Тодайдзи.

(обратно)

773

Императрица Ко:мё: (701-760) — дочь Фухито, личное имя Асукахимэ, супруга Сё:му, мать императрицы Ко:кэн (Такано). В тексте ошибка Ко:мё: — супруга, а не мать Сё:му. До возведения в сан императрицы была известна как Ясукабэ-но Ирацумэ, сестра наложницы императора Сё:му.

(обратно)

774

Принцесса [Ко:кэн] (718-770, правила с 749 по 758 г., второй раз правила под именем императрицы Сё:току, 764-770) — считается сорок шестой и сорок восьмой императрицей. Дочь императора Сё:му и императрицы Коме. Называлась императрицей Такано и химэ-микадо — государыней.

(обратно)

775

Императрица Такано [Ко:я]Ко:я — китайское (“онное”) чтение имени Гакано, которое императрица Ко:кэн носила после того, как постриглась в монахини. Похоронена на горе Такано в провинции Ямато. См. коммент. 21 к данной главе (прим. 118).

(обратно)

776

Четыре Дома клана То: — Северная ветвь (Хоккэ), Южная ветвь (Нанкэ), Столичная ветвь (Кё:кэ) и Церемониальная ветвь (Сикикэ) клана Фудзивара То:си — буквально “клан Глициний”, здесь использовано китайское (“онное”) чтение иероглифа фудзи — “глициния”, си — это “клан”, “род” (“онное” чтение слова удзи).

(обратно)

777

Я должен рассказать об одной родословной ветви. — Ёцуги имеет в виду наиболее могущественную ветвь клана Фудзивара, “ветвь регентов и канцлеров” (сэкканкэ) — Северную Внук Фусасаки, основателя Северной ветви, — Утимаро (756-812), Правый министр, и его сын Фуюцуги (775-826) принимали участие в подавлении заговора 810 г. и оказались фаворитами императора Сага Утимаро вскоре скончался, а Фуюцуги, как это видно из главы “Левый министр Фуюцуги”, заложил основы процветания этой ветви клана Фудзивара.

(обратно)

778

Засохнет дерево-ки, если вокруг него обовьется глицииия-фудзи. — Здесь игра слов ки — “дерево” и название клана Ки, основанного Такэсиути-но Сукунэ, и фудзи — “глициния” и часть родового имени Фудзивара.

(обратно)

779

Сётоку Тайси (574-622) — сын императора Ё:мэй, регент при своей тетке императрице Суйко (правила с 592 по 628 г.). Крупная политическая фигура, распространитель буддизма в Японии. При нем осуществлены были реформы Тайка.

(обратно)

780

Страна Кудара — одно из трех древних корейских государств (Санкан).

(обратно)

781

Сутра Юйма (Юймакё:, санскр. сутра Вималакитри) — читалась у постели больных, чтобы отогнать болезнь, здесь сутру Юйма читают у одра умирающего Каматари в год его смерти (669 г.). Сутра Вималакирти представляет собой диалог ее героя - ученика Будды с бодхисаттвой Манджушри о заповедях буддизма Махаяна.

(обратно)

782

Молитвенные собрания Юймаэ — проводились в храме рода Фудзивара Ко:фукудзи в г. Нара ежегодно с десятого до семнадцатого дня десятой луны в память о чтении сутры Юйма у одра умирающего Каматари. Храм был первоначально построен Каматари в Ямасина провинции Ямасиро, а затем перенесен в г. Нара его сыном Фубито.

(обратно)

783

Императрица Гэммэй (661-722, правила с 707 по 715 гг.) — сорок третья императрица.

(обратно)

784

Императрица Гэнсё: (680-748, правила с 715 по 724 гг.) — сорок четвертая императрица.

(обратно)

785

Император О:и — император Дзюннин (733-765, правил с 758 по 764 г.), сорок седьмой император, в бытность свою принцем-наследником носил имя О:и-но О:.

(обратно)

786

Мататэ (715-766) — сын Фусасаки, старший советник с 766 г., посмертно — канцлер. Поэт.

(обратно)

787

Император Сё:гоку (718-770, правил с 764 по 770 г.) — сорок восьмой император.

(обратно)

788

Утимаро (756-812) — сын Мататэ, Правый министр с 806 г., посмертно — канцлер.

(обратно)

789

Император Камму (737-806, правил с 781 по 806 г.) — сын Ко:нин, пятидесятый император.

(обратно)

790

Император Хэйдзэй (774-824, правил с 806 по 809 г.) — сын Камму, пятьдесят первый император.

(обратно)

791

Храм Нанъэндо: — один из храмов комплекса Ко:фукудзи в г. Нара, был возведен Фуюцуги в 813 г.

(обратно)

792

[Статуя богини] Фуку:кэндзяку Каннон в шестнадцать сяку — одно из шести знаменитых изображений богини милосердия Каннон с тремя лицами и восьмью руками, находится в храме Нанъэндо:.

(обратно)

793

Седьмая ночь — см. коммент. 76 к гл. “Великий министр Митинага” (прим. 76, свиток V).

(обратно)

794

Поистине мы рады...” — Это стихотворение-вака содержит следующую метафору мацу — “сосна” — это Митинага, а вакаэда, “молодая поросль” — это Ёримити, хару-но мидори — “весенняя зелень”, а хару-но мидориго — это “весеннее дитя”, то есть Митифуса, сын Ёримити, внук Митинага, который родился в десятый день первой луны, а это весенний месяц.

(обратно)

795

Осагими — “Старший”, детское имя Митифуса (1024-1044), сына Ёримити, помощника старшего советника с 1042 г.

(обратно)

796

Провинция Хитати — ныне часть префектуры Ибараги.

(обратно)

797

Касима — местность в нынешнем уезде Касима префектуры Ибараги. Божество в храме Касима дзингу — это вначале Такэмикацути-но микото, там же обитало божество рода Фудзивара — Амэ-но Коянэ-но микото.

(обратно)

798

Божество клана [Фудзивара] — см. коммент. 44 к данной главе.

(обратно)

799

Сия столица — здесь говорится о столице Хэианкё:.

(обратно)

800

О:харано — храм у подножья горы Осио в предместье г. Нара того времени, посвящен божествам рода Фудзивара — Касуга, Н. McCullough пишет, что императорские наложницы, происходившие из рода Фудзивара, должны были хотя бы один раз посетить этот храм [McCullough, P. 205].

(обратно)

801

Ёсида — храм у подножья горы Ёсидаяма в предместье г. Нара.

(обратно)

802

Ямакагэ — см. коммент. 4 к гл. “Великий министр Митинага”.

(обратно)

803

Храм в То:номинэ — храм в То:номинэ не был построен Каматари, там находится его могила.

(обратно)

804

Троекратные чтения [сутры Цветка Закона] саммай — многократное чтение Сутры Лотоса с целью ее постижения, саммай — буквально “концентрация”, “погружение”.

(обратно)

805

Ямасина, или Ямасинадэра, — храм Ямасина, где происходили чтения Сутры Лотоса.

(обратно)

806

Храмовые монахи и священники нэги — священнослужители второго разряда после каннуси, священников первого разряда.

(обратно)

807

Первый дом — так называлась Северная, наиболее могущественная ветвь клана Фудзивара.

(обратно)

808

Хассё:, или Хассё:-ин — дворец на территории Большого императорского дворца Дайдайри, где располагалось Восемь ведомств и происходили важные события, например, возведение в сан императора.

(обратно)

809

Богослужения госаиэ — состояли из нескольких ежегодных служб — чтений сутры Суварнапрабхаса (яп. Конко:мё:кё:), проводились с VIII в. во дворце Дайгоку-дэн на территории Большого императорского дворца Дайдайри в присутствии императора. Проводили богослужения госаиэ монахи из Нара, то есть из Ко:фукудзи.

(обратно)

810

Якусидзи — буддийский храм в Нара, основанный императором Тэмму в 680 г.

(обратно)

811

[Сутра] Сайсё:о: — другое название сутры Конко:мё:кё: (санскр. Суварнапрабхаса). См. коммент. 56 к данной главе (прим. 153).

(обратно)

812

Южная столица (Нанкё:) — это г. Нара, находившийся южнее столицы Хэй-анке.

(обратно)

813

Наставники прежнего времени” — речь идет о священнослужителях Южной столицы Нара, в частности из Ко:фукудзи. См. коммент. 56 к данной главе (прим. 153).

(обратно)

814

Рисси и со:го: — монахи рисси (соответствовали Пятому рангу) занимали высокое место в духовной иерархии, они принимали обеты у вступающих в монашество, со:го: — высшие священнослужители духовной иерархии.

(обратно)

815

Император Момму (683-707, правил с 697 по 707 г.) — внук императора Тэмму, сорок второй император.

(обратно)

816

Гокуракудзи — храм, основанный Мотоцунэ в г. Нара, не сохранился.

(обратно)

817

Хо:сё:дзи, или Хоссе:дзи, — храм секты Тэндай, основан в 925 г. Тадахира.

(обратно)

818

Рё:гон-ин — главный храм в комплексе Ёкава на горе Хиэйдзан, основанный в 848 г., “Рё:гон-ин Моросукэ” — так называли, видимо, храм Саммайдо в долине Иимуро на горе Хиэйдзан, основанный Моросукэ около 954 г. [McCullough P 275].

(обратно)

819

Государь Амэ — император Сё:му, так его называли по двум первым слогам его посмертного имени Амэсирусикуни-осихираки-тоё:-сакурахико-но-сумэра-микото. См. коммент. 19 к данной главе (прим. 116, свиток V).

(обратно)

820

Государыня сей страны — речь идет об императрице Ко:гёку (594-661, правила с 642 по 645 г., тридцать пятая императрица, вторично правила под именем Саймэи), Дайандзи был построен в первый год ее правления (642 г.).

(обратно)

821

Дайандзи — храм в г. Нара, заложен Сё:току Тайси, перестроен императором Сё:му по образцу китайского храма Симинсы в Чанъани, столице ганского Китая.

(обратно)

822

Китайский храм Саммё:дзи — так по-японски звучит китайское название храма Симинсы, см. коммент. 68 к данной главе (прим. 165).

(обратно)

823

Индийский монастырь Гион (санскр. Вихара) — Гион сёдзя (или Гидаон), храм в Центральной Индии. Прообраз Дайандзи.

(обратно)

824

Первый храм Тосоцутэн (санскр. Тушита) — назван так по наименованию четвертого из шести небес, где обитает Будда грядущего — Майтрейя.

(обратно)

825

Мурё:дзю-ин — другое название Ходзе:дзи, построенного Митинага в 1020 г. В Ходзе:дзи был павильон, носивший название Муре дзю-ин, перенесенное, видимо, на весь храм.

(обратно)

826

Храм Ходзю:дзи Ко:токуко: — Ко:токуко — посмертное имя Фудзивара Тамэмицу (942-992), сына Моросукэ, Правого министра с 986 г. и канцлера с 991 г. Назывался также министром Хо:дзю:дзи по наименованию храма, основанного им в последние годы жизни, один из самых влиятельных храмов в эпоху Хэйан. Расположен был к юго-востоку от нынешнего храма Сандзю:сангэндо: в Киото.

(обратно)

827

Храм Тэнно:дзи в Нанива — назывался также Ситэнно:дзи в честь Четырех Небесных царей, по легенде, построен в VI в. Се:току Тайси в местности, которая сейчас носит название Тэнно:дзи, О:сака.

(обратно)

828

Семь Великих храмов Нары (ситидайдзи) — То:дайдзи, Ко:фукудзи, Ганго:дзи, Дайандзи, Якусидзи, Сайдайдзи и Хо:дзю:дзи.

(обратно)

829

Пятнадцать Великих храмов Нары (дзю:годайдзи) — семь вышеперечисленных и также Синъякусидзи, О:кисакидэра, Футадзи, Хоккэмэцудзайдзи, Те:се:дзи, То:се:дайдзи, Сукэйдзи, Гуфукудзи.

(обратно)

830

Райская Чистая Земля (Дзёдо) — то же, что Западный Рай Будды Амитабхи, находится, по средневековым буддийским воззрениям, в той стороне, где садится солнце. Там блаженные души ожидают Нирваны в прекраснейшем саду, посреди которого высится гора Сумеру. В “Сутре Амитабхи” сказано: “Чистая Земля лежит за пределом десяти мириад “Буддийских миров”, и зовется она Страной высшего блаженства” Буддийская космография учит, что земной шар (владение Будды Сакьямуни, он же — Шакьямуни) отделен от Чистой Земли десятью мириадами миров, в каждом из которых правит свой особый Будда.

(обратно)

831

Кохата — место захоронения Фудзивара, родовое кладбище, находилось в предместье столицы Хэйанкё:, ныне — в северной части Удзи-мати, Киото.

(обратно)

832

Храм Дзё:мё:дзи — основан Митинага в 1005 г. неподалеку от Кохата, где находились могилы Фудзивара.

(обратно)

833

...не слышно звона колокольчиков! — Звук молитвенного колокольчика сопровождает молитву о Будде Амида.

(обратно)

834

Храм Саммайдо: — храм, где происходили Троекратные чтения Сутры Лотоса саммай. См. коммент. 51 к данной главе (прим. 148).

(обратно)

835

Река Сэрикава — небольшая река, протекавшая через долину Ямасиро, неподалеку от храма Сэйнан и дворца Тоба, окрестности реки Сэрикава были излюбленным местом августейших выездов.

(обратно)

836

Паж варава тэндзё: — мальчик-слуга из высокопоставленной семьи в услужении при дворе.

(обратно)

837

...делали своего рода когти (бэти-но цумэ)... — Речь идет о медиаторе особой формы, напоминающей птичий коготь, с помощью которого играли на кото.

(обратно)

838

Иимуро — так называется здесь храм Хо мандзи на горе Хиэйдзан на северо-востоке от столицы.

(обратно)

839

Великий епископ дайсодзё из Ёкава [Дзиэ] — Дзиэ — посмертное имя восемнадцатого настоятеля монастыря Энрякудзи на горе Хиэйдзан Ре гена (912-985), после посещения Великого епископа Моросукэ решил построить на горе Хиэйдзан храм Иимуро.

(обратно)

840

Ко:бо: Даиси, или Ку:кай, (774-835) — крупный религиозный и культурный деятель эпохи Хэиан, литератор, стиховед, каллиграф, основатель секты Сингон Ко:бо Дайси — его посмертное имя.

(обратно)

841

Церемония успокоения духов горё:э — церемония умиротворения духов мертвых.

(обратно)

842

Низшие чиновники дзитё: — общее наименование для низших чиновников, служивших при дворе, в домах аристократов.

(обратно)

843

Провиантские чиновники омономоти — точное значение этого термина неизвестно, как правило, его связывают со значением слова омоно — “пища”, омоноядори назывались кладовые императорского дворца, возможно, чиновники омономоти собирали дань - пищу для императорского стола.

(обратно)

844

Праздник Огня (хи мацури) — проводился в последние ночи шестой и двенадцатой луны с целью предотвращения пожаров по четырем углам дворца разводились костры, что, по поверью, должно было в будущем отвратить от здания огонь.

(обратно)

845

...засыпаем спокойно в позе знака “великий”... — То есть, широко разбросав руки и ноги, уверенные в своей безопасности.

(обратно)

846

Майтрейя (яп. Мироку) — Будда грядущего мира в буддийском пантеоне.

(обратно)

847

Собственный храм Мидо: — речь идет о храме Кондо:, или Золотом храме, на территории большого храма Хо:дзё:дзи, в котором обосновался Фудзивара Митинага после пострижения в монахи. Тогда же его стали называть господином Мидо (Мидо:-доно), или канцлером Мидо: (Мидо: кампаку).

(обратно)

848

Дурное дитя — так уничижительно Ёцуги называет свою жену.

(обратно)

849

Репетиция танцев — имеется в виду подготовка к празднеству, которая также была красочным зрелищем, популярным у людей, занимавших низшие должности при дворе.

(обратно)

850

Легкое платье без узоров хитоэ-но мидзо — самое нижнее однослойное платье с широким рукавом. В нем появлялись на людях только во время жары. Тэйси во время праздника четырнадцатого дня седьмой луны 1022 г. было девять лет

(обратно)

851

Платья но:си — повседневная верхняя одежда, которую носили обычно дома особы, начиная с Четвертого ранга и выше, министрам разрешалось появляться в таком платье при дворе. К но:си полагалось надевать шаровары сасинуки, стянутые внизу шнурами. Цвет мог быть любым, но чаще весной но:си были белыми, а летом и осенью — светло-голубыми.

(обратно)

852

Тонкое двойное платье хитогасанэ — род нательного платья с широкими рукавами.

(обратно)

853

Китайское платье карагину — короткое верхнее парадное платье, подобное тем, которые носили в Китае. В широком смысле - нарядные платья хэйанской знати. Не путать с охотничьим платьем каригину, которое первоначально носили во время охоты, а затем оно вошло в повседневный обиход, в нем появлялись аристократы, желавшие сохранить инкогнито, использовалось и как дорожное платье.

(обратно)

854

Узоры хаги — вышитые или вытканные узоры, изображающие цветущие осенью мелкими белыми или красными цветами кусты хаги (Lespedeza bicolor, леспедеца двуцветная), платья с узорами хаги носили осенью, сверху оно было коричневое или темно-алое, подкладка — зеленая.

(обратно)

855

Платье двойной окраски — имеется в виду способ окраски ткани сначала в синий, а потом, поверх него, в красный для получения темно-фиолетового цвета.

(обратно)

856

Китайский парадный наряд со:соку — китайскими платьями называли нарядные костюмы хэйанской знати со:соку — это женское и мужское парадное платье.

(обратно)

857

Костюм для актера дзюси — первоначально дзюси называли монахов, разыгрывавших мистерии в сопровождении музыки и в роскошных одеяниях при храмах позже дзюси принимали участие в средневековых представлениях саругаку (буквально “обезьянья музыка”), считались предшественниками актеров театра Но:, костюмы дзюси отличались особенной пышностью.

(обратно)

858

Вставай!” — Митинага говорит это своей малолетней дочери Тэйси, потому что она должна была на коленях ползти о г. ворот в храм, но была слишком слаба для этого, и ей разрешили подняться с колен.

(обратно)

859

Балка нагэси — Митинага хочет помочь Тэйси перешагнуть через выступающую над полом балку.

(обратно)

860

Провинция Кавати — находится в центральной части Японии.

(обратно)

861

...опасаясь наказания в жизни последующей... — Святой боялся наказания за то, что не посещал буддийские службы в храме.

(обратно)

862

...музыка возвестила прибытие императора. — Здесь употреблено слово рандзе — “хвала императору” — барабанная дробь, звуки флейт и гонгов.

(обратно)

863

Великий император дайдзё:тэнно — так называли отрекшегося императора.

(обратно)

864

В сем храме — речь идет о храме Урин-ин, где происходит беседа старцев.

(обратно)

865

Преподадут Закон” — часть церемонии пострижения в монахи или монахини — так называемое, “преподание Закона Будды”.

(обратно)

866

...отрежу концы своих седых волос... — Некоторые комментаторы считают, что при пострижении в монахи отрезали только концы волос до уровня шеи.

(обратно)

867

Один-два хики — имеются в виду отрезы шелка на платье, в разные исторические периоды, хики отличались размером, сначала в хики было 4 дзё:, затем 5 дзё:, 6 дзё:, наконец 8 дзё: (в одном дзё: — приблизительно 3 метра).

(обратно)

868

В сем году — то есть во втором году Мандзю (1025 г.).

(обратно)

869

Ходят страшные слухи о том, что госпожа Кан-но доно понесла, а госпожа высочайшая наложница нё:го монаха[-императора Коитидзё: — дочь Митинага] постоянно хворает... — Ёцуги перечисляет признаки грядущего падения Митинага и всего рода Фудзивара Киси скончалась после родов, другая дочь вскоре умерла от тяжелой болезни

(обратно)

870

Пусть будет любое время года...” — Намек на сложенное Мибу-но Тадаминэ стихотворение-вака из Кокинсю (639 г.) “На кончину Ки-но Томонори”.

Разве мало в году
дней солнечных и безмятежных?
О, зачем ты избрал
этот день унылый осенний
чтобы мир наш бренный покинуть?!
(Перевод А.А. Долина)
(обратно)

871

На следующий год... — В четвертом году Тэнряку (950 г.) родился император Рэйдзэй.

(обратно)

872

Здесь есть такой”. — Предполагается, что это голос автора О:кагами, пришедшего в храм Урин-ин послушать старцев, видимо, он принадлежит к свите императрицы Кадзуко. Автор говорит от своею имени в первых строках О:кагами, когда старцы встречаются во дворе храма, второй и последний раз мы слышим его в конце 5-го свитка.

(обратно)

873

Все знают, где пребывал государь Комацу [Ко:ко:]... — По-видимому, резиденция императора Ко:ко: в бытность его принцем Токихира находилась в северо-восточном углу столицы. Резиденция носила название Комацу, так именовали императора Ко:ко:.

(обратно)

874

...на север от О:и-но микадо и на запад от Матидзири. — Это северо-восточный район столицы.

(обратно)

875

...третий день второй луны пришелся на первый [в том месяце] день лошади, это был самый благоприятный день старшего брата дерева и лошади... — Речь идет о том, что Ёцуги было девять лет в восьмом году Гангё:, то есть в 884 г., во второй луне этого года день старшего брата дерева и лошади киноэ ума считался особенно благоприятным для посещения святилищ [Мацумура, С. 252].

(обратно)

876

Младший жрец того святилища нэги-но таю: — второй по значению жрец в иерархии священнослужителей синто:, в миру он был тайфу:, что соответствовало придворному Пятому рангу.

(обратно)

877

Принц-глава ведомства церемоний сикибу-кё: — здесь речь идет о принце Токиясу, который затем стал императором Ко:ко:, Токиясу жил по соседству с Ёцуги.

(обратно)

878

Великий господин (о:доно) — так называли Фудзивара Мотоцунэ (836-891), Правого министра с 872 г. и канцлера с 880 г.

(обратно)

879

...это могло быть приблизительно во втором году Гангё: (878 г.)... — Здесь некоторое несоответствие дат Ёцуги утверждает, что родился в 876 г., значит, описываемые события должны были происходить в 882 г., а не в 878 г.

(обратно)

880

Император Кампё: — так именовали императора Уда, поскольку годами Кампё (889-898) называлось почти все время его правления — 887-898 гг.

(обратно)

881

Месяц инея (симоцуки) — старинное японское название одиннадцатого месяца по лунному календарю.

(обратно)

882

...учрежден был Чрезвычайный праздник Камо. — Первое Чрезвычайное празднество Камо проводилось в 889 г., то есть через два года после восшествия на престол императора Уда. См. также коммент. 5 к гл. “Пятьдесят девятое правление” (прим. 76, свиток I).

(обратно)

883

...в тот год, когда [император Уда] взошел на престол. — Император Уда взошел на престол в 887 г.

(обратно)

884

Пляски Адзума (Адзума асоби, или Адзума маи) — Адзума — общее название нескольких провинций на востоке страны, в эпоху Хэйан пляски Адзума исполнялись при дворе, в храмах и в домах знати.

(обратно)

885

Чрезвычайный праздник Явата - другое название Чрезвычайного праздника святилища Ивасимидзу Хатимангу, Явата - другое чтение иероглифов Хати-ман, а также название местности города (Явата-мати) в провинции Ямасиро. Чрезвычайный праздник Явата проводился в средний день быка третьей луны или во второй день быка (если в луне их было всего два).

(обратно)

886

...он был взращен за пологом... — См. коммент. 17 к гл. “Великий министр Санэёри” (прим. 84, свиток II).

(обратно)

887

Китами — это район столицы Хэйанкё:, где расположено святилище духа Сугавара Митидзанэ (это целый комплекс зданий) под названием Китано Тэммангу:. Здесь Китано — метафорическое обозначение этого святилища.

(обратно)

888

Государь Тэнряку — так именовали императора Мураками, поскольку годы его правления (947-967) совпали с годами под девизом Тэнряку (947-957).

(обратно)

889

Государь Судзаку родился как раз в очень важный момент — регентство Фудзивара возобновилось в 930 г. со вступлением восьмилетнего императора Судзаку на престол.

(обратно)

890

Смута Масакадо — крупный феодал Тайра-но Масакадо (?-940) поднял в 935 г. восстание против дома Фудзивара, объявив себя новым императором; его поддержал Фудзивара-но Сумитомо (?-941), однако восстание было подавлено, а Масакадо и Сумитомо казнены.

(обратно)

891

Будем служить...” — Это стихотворение-вака вошло в антологии Госэню и Цураюки сю:.

(обратно)

892

Энги — так именовали императора Дайго, поскольку годы его правления (897-930) частично совпали с годами под девизом Энги (901-923).

(обратно)

893

Госпожа Исэ — поэтесса (даты жизни неизвестны), писала во времена императоров Уда и Дайго (889-930), принадлежала к Северной ветви рода Фудзивара.

(обратно)

894

Покои Кокидэн — см. коммент 8 к гл. “Шестьдесят пятое правление” (прим. 147, свиток I).

(обратно)

895

Вот расстаемся с ними...” — Это стихотворение-вака было сочинено Исэ, когда император Уда отрекся от престола, и придворные вслед за ним покидали дворец.

(обратно)

896

Ведь не только же мне...” — Это стихотворение-вака было написано государем Судзаку при отречении от престола, он хочет сказать, что большинство придворных вернется во дворец и будет служить новому государю.

(обратно)

897

Большие и малые зимние холода — см. коммент. 5 к гл. “Шестьдесят седьмое правление” (прим. 129, свиток I).

(обратно)

898

...исповедаться в сем храме. — Речь идет о храме Урин-ин, где старцы ведут рассказ.

(обратно)

899

...изволил совершить выезд в поля... — То есть отправился на соколиную охоту.

(обратно)

900

Кацура-но сато — деревня, расположенная в провинции Ямасиро.

(обратно)

901

Сирасо: — буквально “Белый сокол”.

(обратно)

902

...постучал ногтями по ногтям. — Речь идет о магической практике буддистов, обычно называемой цумахадзики (в тексте — даней), они отводили от себя грех, стуча ногтями одной руки по ногтям другой [Мацумура, С. 253, 485].

(обратно)

903

Грустно будет, если придется отменить состязания по борьбе или праздник Девятого дня... — Речь идет о том, что если император скончается в это время, то по случаю траура придется отменить соревнования по борьбе, проводившиеся с двадцать шестого по двадцать девятый день седьмой, то есть “узорной” луны, по японской номенклатуре лун, и праздник Хризантем, отмечавшийся в девятый день девятой, то есть “долгой” луны.

(обратно)

904

Цензор бэн Кинтада — см. коммент. 4 к гл. “Великий министр Кинсуэ” (прим. 159, свиток III).

(обратно)

905

Накаяма — гора, расположенная к востоку от реки Камо, сейчас носит название Ёсидаяма (г. Киото).

(обратно)

906

Фазаны из Кудзэ и фазаны из Катано — Кудзэ — это поле в провинции Ямасиро, Катано — поле в провинции Кавати.

(обратно)

907

Августейший выезд на реку О:игава — происходил в десятую луну 927 г.

(обратно)

908

...божества горы, полюбив ребенка, унесли его с собой. — Имеется в виду, что ребенок был слишком хорош для земной жизни, и божества, что называется, “прибрали его” — принц Масаакира умер в возрасте девяти лет (по-японскому счету — десяти, поскольку счет велся с момента зачатия).

(обратно)

909

Водопад Миятаки, или Мия-но Таки — находился в провинции Ямато недалеко от г. Нара. По данным Тэйо: хэннэнки, августейший выезд к водопаду происходил в десятую луну [Yamagiwa, P. 364].

(обратно)

910

Министр Сугавара — Сугавара Митидзанэ, см. коммент. 2 к гл. “Левый министр Токихира” (прим. 23, свиток ).

(обратно)

911

В водную ткань...” — Это стихотворение-вага вошло в Госэнсю:. Обыгрывается омоним mamu “ткать” и “начинать (путешествие)”, “белые нити” — традиционно означали струи водопада.

(обратно)

912

Обладали бы сердцем...” — Это стихотворение-вака канцлера Фудзивара-но Тадахира (Тэйсинко:, 880-949) вошло в антологию Сю:исю: (“Разные песни”) и в знаменитое собрание Фудзивара Тэйка (1162-1241) Хякунин иссю (“Сто стихотворений ста поэтов”). Миюки в последней строке означает “императорский выезд” и “счастье”, “удача”. Гора Огураяма у реки О:игава в Сага (современный район Укё:-ку в г. Киото) славна осенними лесами. В переводе В.С. Сановича вака звучит так:

О красные клены
На высотах горы Огура,
Когда есть у вас сердце,
Дождитесь еще одного
Высочайшего посещения
[Цит. по Сто стихотворений ста поэтов Старинный изборник японской поэзииVII-XIII вв. Предисл., пер. со старояп., коммент В.С. Сановича М., СПб , 1998]

(обратно)

913

Во время августейшего выезда было [предложено] множество тем для стихов... — Речь идет о том, что во время выезда на реку О:игава император Уда повелел семи поэтам (среди них Ки-но Цураюки и Осикоти-но Мицунэ) сочинить стихи на девять разных тем. Всего было создано шестьдесят три стихотворения. В 907 г. Ки-но Цураюки составил из них небольшой сборник, предпослав ему предисловие.

(обратно)

914

Не кричите уныло...” — Эго стихотворение-вака было написано Осикоти-но Мицунэ на тему “обезьяны кричат в горном ущелье” во время августейшего выезда на реку О:игава.

(обратно)

915

Вступление [к песням, написанным] в тот день, тогда же сочинил мастер Цураюки. — Вступление к стихам, сложенным во время августейшего выезда на реку О:игава, было написано Ки-но Цураюки какой и известно под названием О:игава гё:ко: вакадзё: (“Вступление к песням, сочиненным во время августейшего выезда на реку О игава”) В нем проводилась та же мысль, что и в других предисловиях Цураюки совершенная японская песня основана на единстве слов (котоба) и сердца (кокоро).

(обратно)

916

Смута Масакадо — см коммент 18 к данной главе.

(обратно)

917

Я горда и счастлива, что вам выпал столь счастливый жребий. — Императрица Онси хочет сказать, она рада, что император Судзаку взошел на престол, однако следующая фраза императрицы противоречит первой.

(обратно)

918

Воссияло сегодня...” — В этом стихотворении-вака император Судзаку сравнивает свое отречение от престола с дождем на другой стороне гор, а восшествие Мураками на престол — с сияющим солнцем.

(обратно)

919

В той стороне...” — Ответ императрицы Онси содержит намек “яркий свет воссиял // В тех же горах” — здесь речь идет о “свете императорского рода”, который излучают оба брата.

(обратно)

920

Дворец Рё:кидэн — расположен в северо-восточной части дворцового комплекса дайри, здесь хранилась утварь и одеяния для синтоистских ритуалов.

(обратно)

921

Мир мой сгинул...” — Это одно из самых изощренных и сложных для понимания стихотворений-вака в О:кагами. Имеет несколько смыслов, построено на тончайшей игре слов.

Курэтакэ-но
Вага ё ва кото ни
Наринутомо
Нэ ва таэдзу дзо
Нао накарубэки
Ключевое слово здесь — это слово-изголовье (макура-котоба) курэтакэ “уский бамбук”, буквально “китайский бамбук из У”, употребляется со словом :, которое означает: 1) “мир” в пространственно-временном значении как бренный, исчезающий на глазах мир одного поколения людей и 2) “коленца бамбука”. Слово вага “мой” — это, в терминах японской поэтики, предисловие (дзё:) к слову ё (курэтакэ-но вага ё). Слово нэ в четвертой строке означает: 1) “корень”, 2) “скорбь”, “оплакивание”, 3) “звук”. Слово “звук” — это ассоциативное слово (энго) к “ускому бамбуку”, поскольку из этого бамбука делали флейты Слово накару в последней строке означает “плакать”, “оплакивать”, но звук “к” в слове накару может быть прочитан как “г” — нагару, что будет означать “продолжаться долгое время”, “длиться” [Yamagiwa, P. 366-367, Мацумура, С. 486]. Смысл может быть понят двояким образом император перед смертью грустит, глядя на свою малолетнюю дочь “Я умираю, мой мир изменяется (то есть кончается), скорбь бесконечна, плач раздается, но корни моего рода будут тянуться бесконечно”.

(обратно)

922

...они показались ему удивительными... — Императору показалось удивительным мастерство безымянного поэта.

(обратно)

923

Высочайшая наложница нё:го Сё:кё:дэн — так называли принцессу Киси (929-985), дочь принца Сигэакира, внучку императора Дайго. Она была наложницей императора Мураками с 949 г., проживала во дворце Сё:кё:дэн, где обитали наложницы и располагалась императорская библиотека. В отрочестве с 936 по 945 гг. жрица святилища Исэ сайгу:. Известная поэтесса.

(обратно)

924

Как же тоскливо!” — Это стихотворение-вака, принадлежащее кисти Киси, вошло в антологию Госэнсю:.

(обратно)

925

Земли отдаленные (онгоку) — это области Японии, лежащие вне области Кансай, то есть “внутренних провинций” Ямасиро, Ямато, Идзуми, Кавати, Сэтцу.

(обратно)

926

...мастер Цураюки отправился туда, получив новое назначение. — Сведений о том, что Цураюки служил в наместничестве Идзуми, не имеется.

(обратно)

927

Какже можно подумать, что звезды есть?” — Это цитата из стихотворения-вала Цураюки, вошедшего в Цураюки касю:, оно было написано во время путешествия в столицу из провинции Кии, когда в пустынном месте он узнал, что поблизости обитает божество по имени Акидоси, насылающее болезни на коней путешественников. Чтобы умилостивить божество, Цураюки сложил стихотворение, в котором вопрос “Звезды есть?” — ари то хо:си звучит гак же, как имя божества Аридоси. Это стихотворение есть в Макура-но со:си.

(обратно)

928

Когда видишь эго написанным в старой книге... — Под “старой книгой” имеется в виду, видимо, Цураюки касю или Макура-но со:си.

(обратно)

929

Асака-но Нума в провинции Мити-но купи — точных сведений нет, видимо, болотистая местность у подножия горы Асакаяма, ныне, очевидно, на территории префектуры Фукусима.

(обратно)

930

Госпожа Накацукаса — годы жизни неизвестны, поэтесса, дочь поэтессы Исэ и принца Ацуеси, супруга поэта Минамото Нобуаки, наместника провинции Мицу (Муцу) с 961 г., также известного поэта. Сопровождала его на пути в столицу после окончания службы, видимо, около 966 г. Госпожа Накацукаса и Минамото Нобуаки вошли в число тридцати шести гениев японской поэзии (сандзю:роккасэн).

(обратно)

931

Скорее бы весть передать...” — Это стихотворение-вака вошло также в антологию Гёкуё:сю (“Собрание драгоценных листьев”), четырнадцатую императорскую антологию, составленную в 1313 или 1314 г. Кё:гоку Тамакагэ (1254-1332). Знаменитая, не раз воспевавшаяся в стихах Застава Свиданий (О:сака-но сэки) находилась на границе провинций Оми и Ямасиро.

(обратно)

932

Жена сего старца... — Речь идет о супруге Ёцуги, оставшейся дома.

(обратно)

933

Тэйсинко: [Тадахира] — см коммент 40 к данной главе.

(обратно)

934

Канэсукэ (877-933) — помощник среднего советника с 927 г. средний советник с 930 г., поэт.

(обратно)

935

Ёсимунэ Мороки (862-920) — происходил из литературной семьи, государственный советник с 917 г., глава архивариусов с 915 г. В тексте изменен порядок назначений: Мороки сначала стал главой архивариусов, а затем советником.

(обратно)

936

Бумага Мши-но куни — см коммент 57 к данной главе.

(обратно)

937

Явата — см. коммент. 13 к данной главе.

(обратно)

938

Холм Ивасимидзу — см. коммент. 13 к данной главе.

(обратно)

939

Мы вместе дряхлеем...” — В этом стихотворении-вака обыгрывается родовое имя Мороки, в котором содержится слог ки - “дерево”

(обратно)

940

...когда же теперь вспоминаю то время, все представляется мне каким-то жалким. — Эта фраза разными комментаторами трактуется по-разному. Мацумура предлагает понимать ее в том смысле, что Ёцуги сожалеет о своей женитьбе, поскольку невеста была старше его [Мацумура, С. 264].

(обратно)

941

Бива под названием “Гэндзё:” - именной музыкальный инструмент, передававшийся по наследству и входивший в число сокровищ императорской семьи.

(обратно)

942

Волны на озере Цинхай” (Сэйгайха) — танец китайского происхождения, в нем участвовали сорок флейтистов и кроме того обычный оркестр, два танцора с мечами и в одеяниях, украшенных орнаментом из волн и морских птиц, один из танцоров исполнял во время танца песню “Волны на озере Цинхай” на китайском языке, которую традиция приписывает поэту Оно Такамура, [Мурасаки Сикибу, Повесть о Гэндзи (Гэндзи моногатари). Приложение Вступ. ст., сост., Пер. с яп. стихотворных текстов Т.Л. Соколовой-Делюсиной М., 1992 С. 86].

(обратно)

943

Хакуга Третьего ранга (Хакуга Самми, или Хакуга-но Самми, или Минамото Хиромаса 922-980) — сын принца Кацуакира, внук императора Дайго, известный музыкант.

(обратно)

944

Левая Музыкальная зала (хидари-но гакуя) — не совсем понятно, какое именно помещение имеется в виду, видимо, речь идет о разделении музыкантов оркестра на Китайскую придворную танцевальную музыку (то гаку) или правую музык), и Корейскую музыку (комагаку) — левую (см. [Мацумура, С. 264]).

(обратно)

945

И господин Оно-но мия [Сэйдзинко:], хоть и назывался первым человеком, но был посторонним... — Речь идет о том, что Санэери, которого называли также министром Оно-но мия, стал регентом и канцлером только благодаря ранней кончине Моросукэ которому он уступал в уме и талантах.

(обратно)

946

Счастливые годы, благословенные луны” (Касин рэйгэцу) — эта песня в жанре ро:эй исполнялась по торжественным случаям под аккомпанемент китайских музыкальных инструментов, вошла в антологию Вакан ро:эйсю:.

(обратно)

947

Мусирода” — популярная песня в жанре саибара, в основе ее фольклорные тексты эпохи Нара Мусирода — топоним, этот и прочие топонимы в песне связаны с нынешней префектурой Гифу:

Там, в Мусирода,
Там, в Мусирода,
У реки Ицунуки
Эй-я!
Журавли живут,
Журавли живут,
Эй-я!
Журавли живут
Тысячу лет тебе, Государь, предвещая,
В танце кружатся,
Тысячу лет тебе предвещая,
В танце кружатся
(Перевод Т.Л. Сокаловой-Делюсиной)
(обратно)

948

...положили свои жезлы (сяку) — См. коммент. 46 к гл. “Правый министр Моросукэ” (прим. 46, свиток III).

(обратно)

949

Когда принц-отец [Ацуми] принял постриг и поселился в храме Ниннадзи... — Принц Ацуми (893-967), сын императора Уда, известный музыкант принял постриг в 950 г.

(обратно)

950

...он поднимался [к северу] по Хигаси-но О:-мия и поворачивал на запад по Итидзё:, а по дороге обратноспускался [на юг] по Ниси-но О:-мия и поворачивал на восток от Нидзё:... — Речь идет о том, что господин Рокудзё: вначале осматривал восточную и северную стороны дворца, а затем — южную и западную.

(обратно)

951

Церемония Отпускания на волю живых существ в Явата (Хо:дзё:э) — ежегодно происходила в храме Явата — Ивасимидзу Хатимандзингу в пятнадцатый день восьмой луны, когда во время моления о душах умерших выпускали на волю птиц, рыб и диких животных [Мацумура, С. 267, 487].

(обратно)

952

Горная голубка — была посланницей к синтоистскому божеству войны и, одновременно, Великому Бодхисаттве Хатиману.

(обратно)

953

Великий Бодхисаттва — так называли синтоистское божество Хатимана, Минамото Масанобу (920-993), сын принца Ацуми, известный музыкант приносит Хатиману дары, поскольку он считался покровителем клана Минамото.

(обратно)

954

...такого прежде не бывало. — Смысл не вполне ясен, возможно, речь идет о том, что Масанобу не следовало сопровождать Хигаси Сандзё:.

(обратно)

955

Он уже стал [министром]... — Масанобу стал Левым министром в 978 г. и назывался Левым министром Итидзё:.

(обратно)

956

...пересчитывал планки своего кипарисового веера... — Количество планок в веере варьировалось в зависимости от ранга его обладателя, у особ Третьего ранга и выше, как Масанобу, веер был о двадцати пяти планках [McCullough, P. 228]. Мацумура считает, что, пересчитывая планки веера, Масанобу запоминал то, что ему было нужно [Мацумура, С. 267].

(обратно)

957

Правитель Алмазного Трона Кимбусэн (Конго Дгао санскр Ваджрасаттва) — воинственное божество, манифестация Шакьямуни.

(обратно)

958

Великая Сутра Сердца Мудрости (Хання харамита сингё:, санскр. Праджня парамита хридайа сутра) - одна из главных сутр буддизма Махаяна — Сутра Сердца Мудрости, в тексте есть иероглиф дай - “великий”, но он не входит в название сутры.

(обратно)

959

Расти на диком рисовом поле” (Арата-но ору) — начало известной фольклорной песни в жанре фудзокуута, исполнявшейся на приемах

(обратно)

960

Ведомство секретарей гэки (гэкитё:) — располагалось за воротами Кэнсюммон.

(обратно)

961

Епископ со:дзё Хиросава [Кантё:] — видимо, священник Канте, сын принца Ацуми, умер в 998 г., прозван Хиросава по названию пруда в провинции Ямасиро.

(обратно)

962

Епископ со:дзё храма Кандзюдзи [Гакэй] (932?-1012) — сын принца Ацуми Храм Кандзюдзи, или Кадзюдзи, основан в 900 г. матерью императора Дайго, Иней, ныне это место носит название Кандзю:дзи-тё: в Киото.

(обратно)

963

...восседавший в седле разгонного коня... — Видимо, речь идет о том, что ему в спешке подвели ту лошадь с императорской конюшни, которая не имела постоянного хозяина и использовалась по мере необходимости, впрочем, комментаторы считают это место темным.

(обратно)

964

Токинака — старший сын (943-1001) Масанобу, также известный музыкант, старший советник с 996 г.

(обратно)

965

Желанное дитя” (Мотамэко) — так называлась песня и танец из песен восточных провинций (Адзума асоби).

(обратно)

966

...и начертал им [иероглиф) “торопись”... — То есть веером изобразил в воздухе иероглиф “торопись”, чтобы Токинака поспешил в храм Явата.

(обратно)

967

Сад Синсэн (Синсэн-эн) — находился через проспект Нидзё: от юго-восточного угла Большого императорского дворца.

(обратно)

968

Проповедник хоккё Сэйсё: (годы жизни неизвестны) — сын Такасина Наритада, поэт.

(обратно)

969

Вступивший на Путь ню:до: Микава (он же — О:э Садамото 953?-1035) — поэт, перед тем как принять постриг, служил наместником провинции Микава, в 1003 г. уехал в Китай.

(обратно)

970

Наставник в монашеском уставе рисси Сэйхан (962-999) — известный проповедник, монах в храмах Ко фукудзи и Киёмидзудэра.

(обратно)

971

Главный павильон Пяти [великих стражей] храма Хо:дзё:дзи — такой храм Пяти царей-стражей (годай мё:о) действительно существовал в храме Хо:дзё:дзи, однако известно, что он был освящен в четырнадцатый день седьмой луны 1022 г., здесь же описан зимний холод, поэтому, видимо, речь идет о подобном павильоне с тем же названием в храме Хо:сё:дзи, который был освящен Митинага в двадцать шестой день двенадцатой луны 1006 г.

(обратно)

972

[Служба] ста монахов — называлась так, поскольку для отправления такой службы требовалось семь священников высокого ранга и около ста монахов низкого ранга, в задачу последних входило повторение названий сутр вслед за чтецом.

(обратно)

973

...засыпали рис и подавали его очень горячим. — Речь идет о зимнем блюде юдзукэ - рисе с чаем или с кипящей водой.

(обратно)

974

...на праздновании [сорокалетия] покойной монахини-императрицы нё:ин — здесь говорится о сорокалетии в 1002 г. Сэнси (нё:ин Хигаси Сандзе ), дочери Канэиэ и матери императора Энъю:.

(обратно)

975

Танец Рё:о:, или Ранрё:о: — танец, принадлежащий к придворному жанру бугаку, танцевальной инструментальной музыки, завезенной из Китая и Кореи. Рё:о: — левый то есть главный (китайский) танец в спектакле бугаку. Танцор, в данном случае Ёримити, которому во время праздника было 10 лет, был одет в китайский костюм в руке держал золотой жезл, лицо его закрывала страшная маска [McCullough, P. 232].

(обратно)

976

Танец Нассори — правый, то есть второй (корейский) по значению танец в спектакле бугаку. Танцор Ёримунэ, ему 9 лет, надевал голубую маску.

(обратно)

977

...посещение Великой императрицей тайго: [Дзё:то:мон-ин] О:харано — происходило в восьмой день третьей луны 1005 г. Великая императрица — это дочь Митинага, Сё:си. О:харано расположено к северо-востоку от столицы.

(обратно)

978

Нижнее платье каинэригасанэ — полосатое красное платье лощеного шелка.

(обратно)

979

Черное короткое платье хампи — верхнее короткое одеяние с короткими рукавами типа туники.

(обратно)

980

Разделенное платье” вакиагэ, или вакиагэ-но уэ-но кин у — парадное платье военных Четвертого ранга и ниже, обычно красного цвета, по бокам не было сшито. Замечание Ёцуги о том, что он никогда не видел такого платья, относится, видимо, к тому, что во времена императора Итидзе подобную форму одежды уже не носили [McCullough, P. 233].

(обратно)

981

...скакали на копях раммонам... — Комментаторы не выработали единого мнения по поводу термина раммон, скорее всего, это обозначение одного из способов хода, бега лошади.

(обратно)

982

Прежний монах-император Итидзё: — здесь слово “прежний” (саки-но) употреблено, чтобы отличить Итидзё: от правившего в то время императора Го-Итидзе.

(обратно)

983

...внезапно налетел вихрь, подхватил ее дары и швырнул перед Большим Буддой в храме То:дайдзинехорошо, что дары богам Касуга попали в храм клана Гэн. — Комментаторы отмечают, что То:дайдзи не был клановым храмом Минамото (Гэн), видимо, в народном сознании закрепился тот факт, что бог Хатиман был связан с Минамото, а именно это божество — страж храма То:дайдзи [McCullough, P. 234].

(обратно)

984

...[особ, что живут] рядом с нами, [прячась] за бамбуковыми шторами и занавесками… — Здесь речь идет о женщинах, которые в эпоху Хэйан не показывались на людях.

(обратно)

985

...господин... — Здесь речь идет о слуге, который задавал старцам вопросы.

(обратно)

986

Три Драгоценности сего храма — см. коммент. 12 к гл. “Великий министр Корэмаса” (прим. 73, свиток III).

(обратно)

987

Десять заповедей (дзиккай) — это заповеди Будды не убей, не укради, не прелюбодействуй, не лги, не пей спиртное, не ешь в неположенное время, не умащайся ароматами и не спи на высоких и широких кроватях, не пой и не танцуй, и не играй в театре, не владей серебром, золотом, драгоценностями. Ёцуги любит четвертую заповедь — “не лги”.

(обратно)

988

С той поры и до [нынешнего] года минула одна тысяча девятьсот семьдесят три года. — Здесь счет ведется по другой японской системе летосчисления, берущей начало от дня смерти Будды.

(обратно)

989

Император Дзимму — полулегендарный первый император Японии, правил с 660 по 585 г.д. Считается, что он прожил 120 лет. По еще одной системе летосчисления 1-й год от царствования императора Дзимму соответствует 660 г.д.

(обратно)

990

...вам было, по крайней мере, десять в тот год, когда монах-император Ё:дзэй отрекся от престола. — Ё:дзэй отрекся в 884 г., значит, Сигэки родился в 874 г., и в 1025 г. то есть во время беседы старцев в храме Урин-ин, ему 151 год, управляющий же утверждает, что старцу 170-180 лет и даже больше.

(обратно)

991

Кавадзири — название устья реки Ёдогава в О:сакском заливе в провинции Сэтцу, место стоянки и отдыха на пути в столицу с юга, это место описано в Тоса никки Ки-но Цураюки.

(обратно)

992

[Дева] веселья по имени Сиромэ — в Ямато моногатари есть эпизод с девой Сиромэ и императором (даны 145, 146).

(обратно)

993

Полажен предел...” — Это стихотворение-вага вошло в Ямато моногатари (дан 145), “горы в Ава, где стоят облака” — метафора императора, а себя поэтесса сравнила с птицей.

(обратно)

994

Если бы наши жизни были согласны с желаниями сердца” — это стихотворение-вака вошло в Ямато моногатари (145 дан)

Даже если бы жизнь.
Какой хотелось бы сердцу,
Вдруг стала,
Все ж, верно, расставания
Были б печальны
(Перевод Л М Ермаковой)
Эта вака также вошла и в Кокинсю:.

(обратно)

995

Торакаи-но ин — отдаленный дворец в деревне Торикаи провинции Сэтцу Название дворца созвучно словосочетанию торикахи, “кормление птиц”.

(обратно)

996

Дочь О:э Тамабути (811-877) — возможно, она и есть Сиромэ.

(обратно)

997

...пригласил ее подняться к себе... — Император сидел на возвышении, подданные — внизу.

(обратно)

998

Тема “Торикахи” — поэтическая тема “Кормление птиц”, император предполагал, что поэтесса искусно скроет слово торикахи среди других слов и тем докажет свою принадлежность к роду поэтов.

(обратно)

999

После встречи...” — Сиромэ сочинила это стихотворение-вага о кормлении птиц и была признана поэтессой.

Асамидори
Кахи ару хару ни
Ахинурэба
Касуми наранэдо
Татиноборикэри
Слово Торикахи (название императорского дворца и “кормление птиц”) скрыто в конце первой строки и в начале второй. “Весна” — метафорическое обозначение императора “Дымка, туман” касуми всегда связаны с весной, а также ассоциируются (энго) со словом “долина” кай, вместе с тем каи ару означает “плодоносный” и в данном случае “достойный взгляда”.

(обратно)

1000

Седьмой сын Нан-ин (Нан-ин Ситиро:-но кими) — седьмой сын из Южного дворца. Видимо, речь идет о племяннике императора Уда, Минамото Киехира (877-945), седьмом сыне принца Корэтада, резиденцией которого был Южный дворец Нан-ин.

(обратно)

1001

Императорское книжное отделение мифумидокоро — находилось на территории Большого императорского дворца.

(обратно)

1002

Как ты пела...” — Это стихотворение-вака вошло в антологию Фу:гасю: и в Цураюки касю:.

(обратно)

1003

Большое платье утиги — такое платье носили под самым верхним, видимо, оно было белым. “Большое” в данном случае означает, по предположению Ямагива [Yamagiwa, P. 376-378], что оно предназначалось для подарка и потому было большего размера, либо это было мужское платье.

(обратно)

1004

Белое облако...” — В этом стихотворении-вака обыгрывается слово ката, которое означает “сторона” и “плечо”, “белое облако”, то есть одежды, пожалованные императором, опустились и “в той стороне”, и “на плечо поэта” “Небесный ветер” — метафорическое обозначение императора.

(обратно)

1005

...никто не произнес ни слова осуждения... — Речь идет о том, что лучшие поэты того времени — Мицунэ, Тадаминэ — были особами низкого Шестого ранга и потому не имели права являться в Зал приемов.

(обратно)

1006

Сонэ-но Ёситада (годы жизни неизвестны) — поэт, отличавшийся эксцентрическим поведением и своеобразной манерой письма.

(обратно)

1007

Мурасакино, или в другом чтении Мурасаино — см. коммент. 62 к гл. “Великий министр Корэмаса” (прим. 123, свиток III).

(обратно)

1008

Большой прием по поводу Великого Очищения — см. коммент. 24 к гл. “Правый министр Моросукэ” (прим. 24, свиток III).

(обратно)

1009

Коробочка с благовониями (го:ро) — круглая серебряная или металлическая коробочка около 15 см в диаметре, в которой поджигались благовония.

(обратно)

1010

Церемония Прикрепления шлейфа моги — см. коммент. 3 к гл. “Великий министр Кинсуэ” (прим. 157, свиток III).

(обратно)

1011

Здесь речь идет о ежегодных визитах правящего императора отрекшемуся императору или матери отрекшегося императора тё:кин гё:ко:. Практиковались, начиная с правления императора Сага (правил с 809 по 823). Позже проводились на Новый Год или при вступлении нового императора на трон.

(обратно)

Оглавление

  • О:КАГАМИ - ВЕЛИКОЕ ЗЕРЦАЛО. ИСТОРИЯ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЯПОНИИ В ЖИЗНЕОПИСАНИЯХ ЕЕ ГЛАВНЕЙШИХ ДЕЯТЕЛЕЙ
  •   Эпоха, автор, источники
  •   КРУГ ТЕКСТОВ
  •   О:КАГАМИ КАК ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ
  •     Структура памятника
  •     Типы жизнеописаний
  •     Соотношение исторического и исторического
  •   МИР О:КАГАМИ
  •     Род и личность
  •     Частная жизнь. Вещи
  •     Пространство
  •     Искусство. Боги
  •     Образ зерцала
  •     Время
  •     Красота
  • СВИТОК I
  •   [ВВЕДЕНИЕ]
  •   ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР МОНТОКУ]
  •   ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР СЭЙВА]
  •   ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ ПРАВЛЕНИЕ [МОНАХ-ИМПЕРАТОР Ё:ДЗЭЙ]
  •   ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР КО:КО:]
  •   ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР УДА]
  •   ШЕСТЬДЕСЯТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР ДАЙГО]
  •   ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВОЕ ПРАВЛЕНИЕ [МОНАХ-ИМПЕРАТОР СУДЗАКУ]
  •   ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР МУРАКАМИ]
  •   ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ ПРАВЛЕНИЕ [МОНАХ-ИМПЕРАТОР РЭЙДЗЭЙ]
  •   ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР ЭНЪЮ]
  •   ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР КАДЗАН]
  •   ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ ПРАВЛЕНИЕ [МОНАХ-ИМПЕРАТОР ИТИДЗЁ:]
  •   ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ ПРАВЛЕНИЕ [МОНАХ-ИМПЕРАТОР САНДЗЁ:]
  •   ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМОЕ ПРАВЛЕНИЕ [ИМПЕРАТОР ГО-ИТИДЗЁ:]
  • СВИТОК II
  •   ЛЕВЫЙ МИНИСТР ФУЮЦУГИ
  •   ВЕЛИКИЙ МИНИСТР ЁСИФУСА [ТЮ:ДЗИНКО:]
  •   ПРАВЫЙ МИНИСТР ЁСИМИ
  •   ВЕЛИКИЙ МИНИСТР МОТОЦУНЭ [СЁ:СЭНКО:]
  •   ЛЕВЫЙ МИНИСТР ТОКИХИРА
  •   ЛЕВЫЙ МИНИСТР НАКАХИРА
  •   ВЕЛИКИЙ МИНИСТР ТАДАХИРА [ТЭЙСИНКО:]
  •   ВЕЛИКИЙ МИНИСТР САНЗЁРИ [СЭЙСИНКО:]
  •   ВЕЛИКИЙ МИНИСТР ЁРИТАДА [РЭНГИКО:]
  •   ЛЕВЫЙ МИНИСТР МОРОМАСА[333]
  • СВИТОК III
  •   ПРАВЫЙ МИНИСТР МОРОСУКЭ
  •   ВЕЛИКИЙ МИНИСТР КОРЭМАСА [КЭНТОКУКО:]
  •   ВЕЛИКИЙ МИНИСТР КАНЭМИТИ [ТЮ:ГИКО:]
  •   ВЕЛИКИЙ МИНИСТР ТАМЭМИЦУ [КО:ТОКУКО:]
  •   ВЕЛИКИЙ МИНИСТР КИНСУЭ [ДЗИНГИКО:]
  • СВИТОК IV
  •   ВЕЛИКИЙ МИНИСТР КАНЭИЭ
  •   МИНИСТР МИТИТАКА
  •   ПРАВЫЙ МИНИСТР МИТИКАНЭ
  • СВИТОК V
  •   ВЕЛИКИЙ МИНИСТР МИТИНАГА ЧАСТЬ I
  • СВИТОК VI
  •   ВЕЛИКИЙ МИНИСТР МИТИНАГА Часть II
  • ХРОНОЛОГИЯ ЯПОНСКИХ ИМПЕРАТОРОВ И ДЕВИЗОВ ИХ ПРАВЛЕНИЙ
  • БИБЛИОГРАФИЯ
  • *** Примечания ***