КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Репортаж перед смертью (СИ) [Terra 33] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1 ==========

– Я… я очень раскаиваюсь… Если бы я мог вернуть всё назад, то никогда… никогда… Простите… Я больше не могу… – человек в красной с чёрными нашивками арестантской робе закрыл лицо ладонями и затрясся в беззвучных рыданиях. Сидевшая напротив блондинка опустила глаза и чуть кивнула, давая знак своему оператору, что можно закончить съёмку. Красный огонёк стоящей на штативе видеокамеры устало мигнул и погас, словно ставя точку в ещё одной, полной страданий и боли человеческой трагедии. Несколько минут в комнате царила тишина, нарушаемая только судорожными всхлипами. Девушка протянула руку и нажала на чёрную кнопку на столе справа от себя. Громко щёлкнул замок, и внутрь вошёл охранник.

– Мэм?..

– Мы закончили.

Конвойный потянул заключённого за плечо, заставляя встать и следовать за собой. Тот не сопротивлялся, на ходу вытирая лицо руками, скованными железными браслетами, но у двери остановился и повернулся к своей недавней собеседнице:

– Мисс… мисс… Вы же придёте… придёте на мою казнь?

– Да, Роберт, – спокойно сказала девушка. – Я приду.

– Спасибо, мисс… Да благословит вас Господь… Спасибо…

Железная дверь с противным лязганьем захлопнулась, и в комнате снова наступила тишина. Блондинка зябко поёжилась: в помещении было прохладно. Или это нервное? Пожалуй, сегодня к цыплёнку по-пекински можно добавить бокал Шардоне и приятную компанию. Она это заслужила.

– Дерьмо… – раздавшийся за спиной голос заставил её поморщиться. Грей Фуллбастер, старый друг, коллега и «приятная компания», не одобрял ни сам проект, затеянный их телестудией, ни её, Люси, отношение к происходящему. Он и согласился-то на роль оператора только потому, что она сама его попросила и в категоричной форме заявила руководству, что ни с кем другим работать не будет. Начальство побурчало, но дало добро: как-никак мисс Люсьена Сердоболия, несмотря на свои двадцать четыре года, была одним из лучших репортёров студии, но, в отличие от других девушек-репортёров, брала не стервозностью характера, а умом и трудолюбием. Поэтому ей иногда делали уступки в виде разрешения самой выбирать себе оператора на съёмки, чем она и воспользовалась. Они с Греем были знакомы с детства и часто работали вместе, понимая друг друга с полуслова. Фуллбастер чувствовал её настроение и так мог поставить камеру, чтобы как можно лучше подчеркнуть достоинства своей подруги. Та, в свою очередь, доверяла ему и не дёргала при съёмке по пустякам, как это часто делали другие девушки, позволяя оператору спокойно делать свою работу. Обычно Грей поддерживал её, но в этот раз всё было иначе, и Люси впервые за все годы их совместной работы пожалела, что настояла на своём.

– Скажи, какого чёрта ты делаешь? – Фуллбастера чуть ли не шипел от злости. Обычно спокойный и безэмоциональный, сейчас он буквально истекал ненавистью и раздражением.

– Я делаю свою работу, Грей, – спокойно сказала блондинка, не поворачиваясь к напарнику и стараясь не ёжиться под его обжигающим взглядом.

– Таскаться на казни тоже твоя работа? Неужели так интересно смотреть, как подохнет ещё одна сволочь?

– В смерти нет ничего интересного. Особенно в смерти на электрическом стуле. И если бы ты хоть раз был там…

– Нет, уволь, – перебил её Фуллбастер. – С меня достаточно видеть их мерзкие рожи во время съёмки. Это ты у нас Мать Тереза – стоит очередному ублюдку порыдать перед камерой, и тебе становится его жалко.

Оператор ещё что-то гневно выговаривал ей, но Люси его уже не слушала. Жалко? Нет, ей не было их жалко. Своими преступлениями они заслужили столь суровое наказание. Но это совершенно не значит, что в свои последние минуты эти люди должны быть лишены даже такой малости, как присутствие на казни близкого человека или священника. Как бы пафосно это не звучало, но то, что происходило в этой камере, было ни чем иным, как исповедью. Не каждый из тех, кто сидел напротив, был набожен или решался открыться перед обрюзгшим, равнодушно выполняющим свои обязанности тюремным попом. Ей же рассказывали всё, выворачивая наизнанку свою жизнь и душу. «Вы наш ангел, – сказал ей один из заключённых, огромных размеров мужчина, в порыве ревности убивший свою жену и троих детей. – Суровый ангел смерти». Тогда Грей впервые сорвался, едва не завалив весь проект. Фуллбастер напился, как свинья, и пропустил съёмку, Люси с трудом удалось уговорить строгое начальство не увольнять проштрафившегося работника. Теперь он старался держать себя в руках, выплёскивая раздражение и ненависть к объектам их работы в подобных источающих яд перепалках. Девушка чаще всего просто отмалчивалась, давая напарнику возможность выговориться и спустить пар.

Сама она не чувствовала к тем, кто садился перед камерой, ни жалости, ни ненависти. Это просто работа. Спокойствие было маской, некой бронёй, защищающей и от наплыва чувств, и от ночных кошмаров. Люси давно уже научилась закрываться в жёстком коконе напускного равнодушия, оберегая себя от острых уколов судьбы, и сейчас это умение как никогда пригодилось ей. Встречаясь глазами с очередным приговорённым или садясь перед толстым стеклом в камере смерти, мисс Сердоболия неслышно захлопывала толстые створки своей раковины и словно просматривала очередную серию телевизионного ужастика, держа в подсознании мысль о нереальности происходящего. Так было легче, иначе она уже давно сошла бы с ума.

Увидев, что его никто не слушает, Грей молча начал собирать аппаратуру. Люси бегло просмотрела лежащие перед ней на столе листы с пометками, убрала их в папку и уже хотела подняться, как дверь отворилась, и в комнату вошел офицер:

– Простите, мэм, там ещё один заключённый хочет с вами поговорить. Я знаю, это немного против правил, но…

Блондинка досадливо закусила губу и обернулась к напарнику. Тот пожал плечами, давая ей право самой решить, заканчивать ли на сегодня работу или нет. Немного подумав, она всё же согласилась:

– Ничего страшного, мы продолжим. Нам нужно полчаса.

Мужчина кивнул и вышел. Люси приготовила чистые листы и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Она слышала негромкое чертыханье Грея, налаживающего камеру, шаги в коридоре, отрывистые команды конвоя, громкий лязг железной двери. И только когда свободный стул напротив чуть скрипнул под весом севшего на него человека, девушка открыла глаза. Но головы не подняла, ожидая, когда её будущий собеседник окончательно устроится на своём месте. Ещё пара минут. Теперь пора.

Взгляд скользнул вперёд и упёрся в сложенные на столе руки. Они так много говорят об их обладателе. Крупные кисти, чуть загорелая кожа. Скорее всего, молодой, до тридцати лет. Сильный, накаченный. Пальцы сцеплены в замок – закрылся, к откровенному разговору ещё не готов. Но спокоен – руки расслаблены, ни одного лишнего или нервозного движения. В разговоре явно заинтересован, иначе положил бы руки на колени, а не на стол, то есть наклонился вперёд, к своему собеседнику. Что ещё? Татуировок нет, только несколько старых шрамов, значит, жизнь его, скорее всего, не баловала. Пока всё, можно поднимать глаза.

Да, действительно, молодой и весьма симпатичный: открытое лицо, чётко очерченные губы, серые глаза, широкие скулы, высокий лоб, растрёпанные розовые волосы. В принципе, ничего необычного, вот только взгляд… Прямой, спокойный, уверенный, будто этот человек находился не в камере смертников, а на веранде своего загородного дома. Все, кто сидел здесь прежде, смотрели иначе: затравленно, обиженно, надменно, нагло, с ненавистью, с болью… Кто-то уже смирился со своей участью, кто-то ещё сопротивлялся, до конца не веря в происходящее. Но её новый собеседник не принадлежал ни к тем, ни к другим. И это немного настораживало.

Сзади чуть кашлянул Грей – пора было начинать интервью. Девушка привычно тряхнула головой, смахивая чёлку, и представилась:

– Здравствуйте, меня зовут Люсьена Сердоболия, я репортёр телекомпании…

– Это ваше настоящее имя? – перебил её приятный баритон.

– Что, простите?.. – девушка растерянно посмотрела на сидящего напротив молодого человека. Тот слегка приподнял правую бровь:

– Ваш голос немного дрогнул, когда вы назвали свою фамилию, словно сомневались, стоит ли её произносить. Это рабочий псевдоним?

– Какое это имеет значение? – нахмурилась Люси. Парень дёрнул плечом и чуть поджал нижнюю губу:

– Да, собственно, никакого. Просто стало интересно. Как мне к вам обращаться? Мэм? Мисс Сердоболия? Люсьена?

– Нет, – тряхнула головой блондинка, – лучше просто Люси.

– Люси, – сидевший напротив человек, чуть растягивая гласные, негромко произнёс её имя, словно пробуя его на вкус. От мягкого, вкрадчивого голоса по телу девушки пробежали мурашки, и почему-то бешено заколотилось сердце. Надо было продолжать интервью, но слова застряли где-то в горле, не желая протискиваться наружу. Сзади снова кашлянул Грей. Люси с трудом сглотнула тугой комок и глубоко вздохнула, собираясь произнести уже набившие оскомину слова, разъясняющие их присутствие здесь, но её снова перебили:

– Можете не трудиться, Люси, – заключённый голосом выделил имя. Девушке показалось: ещё мгновение, и он облизнётся, как довольный кот, смолотивший целую тарелку свежей сметаны. – Я знаю, зачем вы здесь. Просто задайте свои вопросы.

– Хорошо, – девушка почувствовала, что начинает злиться. Всё шло не так, как она привыкла, и это выбивало из колеи, заставляя ощущать беспомощность и неуверенность. Даже на своём самом первом интервью она не вела себя, как зелёная студентка, а сейчас… Люси сжала руку в кулак и, чуть нахмурившись, в упор посмотрела на своего собеседника. Она не даст ему всё испортить. – Назовите ваше имя.

– Нацу Драгнил.

– Сколько вам лет?

– Двадцать семь.

– За что вас осудили?

– Меня обвинили в убийстве моей девушки, Лисанны Штраус, но я его не совершал.

– Так многие говорят…

Парень резко качнулся вперёд и в одно мгновение оказался настолько близко, что Люси смогла рассмотреть зеленые искорки в серой радужке его глаз. Она замерла, не в силах отвести взгляда, словно загипнотизированная. По телу пробежала горячая волна, будто её окатили кипятком, низ живота скрутила судорога, отдаваясь в ногах противной, дурманящей слабостью. Наверное, именно так чувствует себя кролик перед тем, как удав сожмёт его в своих холодных, скользких объятиях. Сквозь шум бьющей в ушах крови девушка едва расслышала свистящий шёпот:

– И вы всем им верите? Люси…

Через секунду всё изменилось: заключённый откинулся на спинку стула, равнодушно и спокойно смотря куда-то в сторону, а она, наконец, смогла вздохнуть. Руки противно дрожали, и Люси, чтобы не выдать своё состояние, убрала их на колени. Лёгкое прикосновение к плечу заставило её вздрогнуть; наклонившийся напарник с тревогой посмотрел на неё и тихо спросил:

– Может, сделать перерыв?

– Нет, – рваный вздох спертого воздуха заставил её поморщиться и зайтись в надсадном, неприятно царапающем горло кашле. – Грей, попроси воды…

Драгнил никак не отреагировал на воцарившуюся в комнате суматоху, продолжая отрешённо смотреть перед собой. И только услышав: «Извините. Можно продолжить съёмку», повернулся к Люси, впиваясь в лицо внимательным, холодным взглядом.

– Мне кажется, вы устали, – сказал он, так и не дождавшись от неё вопроса. – Может, продолжим в другой раз?

– Кажется, вы забыли, где находитесь, – с неприязнью ответила журналистка. Наверное, не стоило так говорить, но поведение этого странного заключённого не просто пугало её, а доводило до какого-то психологического ступора. Нужно было поставить его на место.

Парень неожиданно усмехнулся:

– Я помню.

– Тогда продолжим, – уже спокойным голосом сказала девушка. Ей удалось взять себя в руки. Она снова была Люсьеной Сердоболией, репортёром известной телекомпании, уверенно делающей свою работу. – Расскажите, как и почему вы оказались здесь.

– Что вы хотите от меня услышать?

– Правду, – нахмурилась блондинка. В ответ – испытывающий взгляд серых глаз:

– Уверены?

– Да, – без запинки, твердо и без тени сомнения. Разве не за этим она здесь? Сидевший напротив неожиданно опустил глаза, чуть сильнее сжал сплетённые в замок пальцы и другим, хриплым, чужим голосом ответил:

– Хорошо. Только не пожалейте потом об этом.

========== Часть 2 ==========

Первый удар пришёлся в лицо. Она упала на пол, чуть приподнялась на локте, но встать ей не дали. Удары посыпались один за другим, расчётливые, сильные, страшные в своём равнодушии к беззащитному телу. Грудь, живот, снова лицо… Жертва уже не сопротивлялась, даже не пыталась прикрыться, словно ужас происходящего лишил её не только сил для отпора, но и необходимого для всех живых существ инстинкта самосохранения. Избиение закончилось так же внезапно, как и началось. Рука, ещё мгновение назад приносящая боль, осторожно, почти бережно убрала со лба некогда платиновую, а сейчас ярко-алую от крови прядь волос, открывая лицо. Пальцы любовно очертили нежный овал лица и, скользнув вниз, сжали тонкую, почти детскую шею. Девушка попыталась освободиться, но её движения становились всё слабее. Когда руки жертвы бессильно упали, убийца разжал пальцы, грубо сдёрнул с её шеи тонкую золотую цепочку с кулончиком в виде капельки, равнодушно переступил через тело и покинул место преступления.

***

– Что вы хотите услышать?

– Правду.

– Хорошо, только потом не пожалейте об этом, – сложенные в замок пальцы сильнее сжались, выдавая внутреннее волнение. Люси отвела глаза. Она знала, что часто начать разговор гораздо сложнее, чем его закончить. Обычно перед интервью девушка просматривала дело своего будущего собеседника, но в этот раз у неё не было такой возможности. Ну, что же, придётся импровизировать. Пожалуй, так будет даже интереснее.

– Вы сказали, что вас обвинили в убийстве вашей девушки, – она специально употребила это слово вместо более резкого «вы убили», чтобы вызвать у сидящего напротив молодого человека симпатию к себе и создать иллюзию того, что она всё понимает и сочувствует ему. Это потом, позже, она станет более жёсткой, называя всё своими именами, чтобы преступник хотя бы попытался осознать то, что сделал. Сейчас же подобное давление приведёт к совершенно противоположному результату. – Может, расскажете о ней? Как вы познакомились, сколько встречались?..

Драгнил вскинул на неё глаза, которые до этого старательно рассматривали матовую холодную поверхность железного стола, за которым они сидели:

– Это обязательно?

– Это помогает начать разговор, – спокойно ответила девушка. Однако на самом деле всё было немного сложнее. Когда речь шла о преступлении против близких людей, подобная тактика только усугубляла раскаяние: вспоминая о хорошем, что было между жертвой и преступником, последний сильнее понимал, насколько страшным и бесчеловечным был его поступок. Разве не это было главной целью их репортажей?

Серые глаза снова вернулись к разглядыванию поцарапанной от долгого использования столешницы, пальцы задумчиво отбили короткую чечётку. Куда делся тот наглый, опасный тип, что несколько минут назад забавлялся с ней, как кот с мышкой? Что было маской, притворством, бессовестной игрой? Люси задумчиво рассматривала парня, стараясь ничем не выдать своего интереса. За полгода, что их проект воплощался в жизнь, ей довелось встречаться с разными людьми, но такой, с позволения сказать, экземпляр попался впервые. Журналистка знала, что чаще всего грубость и наглость были своеобразной защитной реакцией. Как её равнодушие и внешнее спокойствие. Правда, ещё ни разу сидящие напротив насильники и убийцы не вызывали в ней такого панического страха и… любопытства. Нацу Драгнил разительно отличался от серой, безликой массы своих предшественников во всём: от поведения до внешности. Это разжигало профессиональный интерес, к которому (Люси не призналась бы в этом даже самой себе) примешивались нотки чисто женского внимания.

Между тем объект её размышлений, видимо, налюбовавшись мебелью, откинулся на спинку стула и, устремив задумчивый взгляд на пыльное, ни разу не мытое окно, начал говорить:

– Мы познакомились с Лис около года назад. Случайно столкнулись в супермаркете. Вернее, она работала там, а я только переехал в новую квартиру, и этот магазин был единственным, в который я успевал заскочить после работы. Сначала просто здоровались, потом стали перебрасываться короткими фразами, а если посетителей не было, я задерживался ненадолго, чтобы поболтать с ней. Вскоре Лис уже знала о моих кулинарных предпочтениях и иногда заранее собирала мне пакет, чтобы у нас было больше времени для разговоров. Месяца через три мы начали встречаться, ещё через два – жить вместе. Планировали пожениться, завести детей, как многие пары, – Драгнил потер переносицу, посмотрел на Люси в упор и ухмыльнулся: – Ну, что? Это помогло нам начать разговор?

Разница между тем, как он рассказывал о своей девушке, и этим насмешливым замечанием была столь разительна, что по спине снова побежали мурашки. Да что же с ней такое? Никогда раньше она не позволяла своим эмоциям мешать в работе: как бы хорошо или плохо не было Люси, Люсьена Сердоболия, репортёр известной телекомпании, всегда оставалась спокойной и уверенной в кадре, вызывая восхищение и зависть своих коллег. Но сегодня эта привычная броня впервые дала трещину. Одного взгляда внимательных серых глаз или саркастической насмешки сидящего напротив человека было достаточно, чтобы немел язык или холодели руки. Может, Грей всё-таки прав, и эти «прогулки» на казни уже начали сказываться на психике? Нет, что бы ни происходило за толстым стеклом камеры смерти, это её не трогало и не застревало в памяти. Значит, дело в другом. Наверное, она просто устала.

Не получивший ответа вопрос повис в воздухе. Надо было что-то говорить, спросить, но мозг отказывался включаться в работу, выдавая только жалкие обрывки ничего не значащих фраз. Заключённый молчал и не двигался, явно не желая помогать ей исправлять ситуацию. Сзади послышался шорох: очевидно, Фуллбастер просто переступил с ноги на ногу, шаркнув подошвой ботинок о бетонный пол. Люси заправила волосы за ухо и опустила глаза на девственно чистый лист перед собой. Как ни странно, это помогло; перед мысленным взором тут же встал примерный план интервью, который она разрабатывала перед самой первой передачей: имя, возраст, род занятий, отношения с жертвой… Чуть кашлянув, чтобы прочистить горло, она задала следующий вопрос из этого списка:

– Расскажите о том, как погибла ваша девушка.

– Её задушили.

– И всё? – подобное преступление не тянет на смертный приговор.

– Нет. Сначала Лис жестоко избили. На ней практически не было живого места.

«Лис». Он всегда называет её по имени. Причём, не полным, а так, как обращаются к близкому человеку. Не отстранённо. Слишком лично.

– Вы сказали, что не убивали свою девушку…

– Да, и могу повторить это ещё раз.

– Но вас осудили и приговорили к смертной казни.

Руки, лежащие на столе, снова сцепились в замок, уголок рта болезненно дёрнулся:

– Служители закона тоже люди. Они могут ошибаться.

Люси нахмурилась:

– Разве в деле не было улик, подтверждающих вашу вину? – и через секунду поняла, какую ошибку она совершила. Драгнил прищурился и с явной издёвкой посмотрел на неё:

– Откуда вы знаете, что было и чего не было в моём деле? Вы же не читали его, верно? – парень наклонился вперёд, облокотился на стол и пытливо заглянул в глаза. – Почему, Люси? Куда вы так торопились? Ведь это не по правилам. Помните: одна неделя, одно интервью, один смертник. Что заставило вас сделать сегодня исключение и согласиться на встречу именно сейчас, а не через семь дней?

– Вас это не касается, – почти прошипела в ответ журналистка. Это было крайне непрофессионально, но сил сдерживать себя уже не было. Её буквально затрясло от желания съездить по этой смазливой, нагло ухмыляющейся физиономии, и девушка изо всех сил сжала кулаки, чтобы не поддаться искушению. Драгнил же, наоборот, расслабился и, вальяжно развалившись на стуле, процедил:

– Ошибаетесь, Люси. И знаете, почему? Потому что через неделю меня, как цыплёнка, поджарят на электрическом стуле, и я хочу знать, по какой причине вы будете лишены столь увлекательного зрелища.

– С чего вы решили, что я захочу на это смотреть?

– С того, что я попрошу вас об этом. Вы ведь никому не отказываете, если вас попросить. Ну, так что, Люси, вы придёте на мою казнь? Хотя можете не отвечать, я уже знаю ответ, – заключённый резко поднялся и, перегнувшись через стол, хлопнул ладонью по чёрной кнопке, вызывающей охрану. – Интервью закончено.

Вошедший конвойный увёл Драгнила. Сзади зашебуршился Грей, вторично собирая аппаратуру. Люси продолжала сидеть за столом, смотря в одну точку. Хорошо, что сейчас Фуллбастер не мог видеть её лица. Лишние вопросы ей ни к чему. Он и так услышал много такого, чего ему знать не надо. Потому что есть такие тайны, которые не стоит знать даже лучшему другу.

– Я готов. Идём? – голос оператора заставил девушку прийти в себя. Она быстро собрала так и не исписанные листы и поднялась:

– Да, конечно.

Длинные серые коридоры, железные решётки, цепкие, серьёзные взгляды охранников. Люси уже не раз бывала в этой тюрьме, но именно сегодня ей хотелось покинуть это здание как можно быстрее. Приходилось сдерживаться, чтобы не сорваться на бег. Выйдя за периметр, девушка не смогла сдержать вздоха облегчения. Пока Фуллбастер убирал технику в багажник автомобиля телекомпании, на котором они выезжали на задания, Люси, закрыв глаза, откинулась на спинку сиденья и с удовольствием втянула наполненный запахом хвойного освежителя и нагретого пластика воздух салона. Хлопнула дверца, потянуло табаком – в машину сел Грей и, как обычно это делал после окончания съёмки, закурил. Когда сигарета закончилась, парень щелчком выбросил её в окно и поморщился:

– Псих.

– Кто? – не открывая глаз, спросила девушка. Впрочем, ответ на свой вопрос она и так знала.

– Да этот, последний… – Фуллбастер повернул ключ в замке зажигания и плавно тронул машину с места. – Тебя домой?

Люси кивнула. До её дома они больше не произнесли ни слова. За окном неслышно проносился однообразный, ничем не примечательный пейзаж: тюрьма находилась далеко за городом, и поэтому на дорогу уходило не менее четырёх часов в обе стороны. Наконец, бесконечные лысые холмы, обступавшие трассу с двух сторон, расступились, уступая место зелёным садам и белым домикам пригорода. Бетонные многоэтажки выросли перед глазами совершенно неожиданно, мгновенно изменив окружающую атмосферу и настроение пассажиров. Грей подобрался, как охотничья собака перед лисьей норой, уверенно управляя машиной в бурном, многоцветном потоке городского транспорта. Его спутница, наоборот, чуть расслабилась, опустив плечи и пристроив блондинистую макушку на подголовнике кресла. Скоро она будет дома.

Минут через сорок автомобиль свернул к обочине и остановился. Водитель повернулся к пассажирке и, положив руку на спинку её кресла, негромко спросил:

– Мне подняться?

Девушка отвела глаза:

– Не сегодня, Грей. Я устала, – это было лишь наполовину правдой: самым главным было избежать ненужных и неудобных вопросов, которые, скорее всего, обязательно последуют, стоит им подняться в квартиру.

– Тогда, может, завтра? У меня только утренняя съёмка, а ты весь день будешь свободна. Просмотрим сегодняшний материал, потом можем поехать к тебе, заказать пиццу.

– Прости, боюсь, ничего не получится. Ни завтра, ни в другой день.

Парень внимательно посмотрел на неё, кивнул и отвернулся:

– Я понял.

Люси искоса посмотрела на своего друга. Сейчас Фуллбастер напоминал взъерошенного воробья, который проиграл в ожесточённой схватке за большую хлебную крошку и теперь обиженно распушал перья, выражая своё недовольство. За все годы их знакомства он нисколько не изменился: такой же красивый (чего стоили одни темные, почти чёрные глаза, в минуты страсти становящиеся бездонными омутами), внешне всегда спокойный, даже отстранённый, но при этом по-детски задиристый и обидчивый. Худой, поджарый, он не производил впечатления мачо, но при этом никогда не страдал от недостатка женского внимания. И всегда болезненно, хотя и не очень долго, переживал расставание с очередной пассией. Ей, как старой подруге, приходилось периодически выступать в роли спасительной жилетки, в которую он изливал свою обиду. Кто бы мог подумать, что однажды и ей суждено будет перейти в стан врага? Впрочем, это рано или поздно всё равно случилось бы. Так почему не сейчас?

– Прости, – глупое слово, но это всё же лучше, чем ничего. Парень не шелохнулся, явно игнорируя и извинение, и её саму. Люси закусила губу, подхватила сумку и вышла из машины. Как только за ней захлопнулась дверца, Фуллбастер резко нажал на газ, заставив автомобиль обиженно фыркнуть. Девушка глубоко вздохнула и вошла в подъезд. Сегодня дома её ждали цыплёнок по-пекински, бутылка Шардоне и одиночество.

========== Часть 3 ==========

Комментарий к

Меня, как обычно, понесло не в ту сторону. Надеюсь, моим дорогим читателям хватит сил продраться сквозь заросли нижеизложенных мыслей и прочесть сей опус до конца.

Мелодичное треньканье будильника неприятно царапнуло слух, заставляя вынырнуть из вязкого марева сна и вернуться в холодную реальность летнего утра. Люси отключила сигнал и снова нырнула под одеяло. Сегодня она могла бы и не ходить на работу, но перспектива провести весь день дома наедине со своими мыслями её абсолютно не радовала. А их будет ой как много… Они навалились ещё вчера, стоило ей только переступить порог дома, присели за столик, чтобы составить ей компанию во время одинокого ужина, заботливыми сиделками окружили изголовье кровати. Даже проникли в сон бестелесными, зыбкими образами, неуловимыми, как тени, оставляющими после себя чувство тревоги и горечи. Нельзя позволить им испортить новый день. У них ещё будет возможность помучить её. Через неделю. А пока…

Люси решительно откинула одеяло и направилась в ванную. Горячий душ, крепкий кофе, пара тостов с шоколадной пастой, немного косметики, любимая бежевая юбка с белой шёлковой блузкой, туфли на тонкой шпильке – и мисс Люсьена Сердоболия, репортёр негосударственной коммерческой телекомпании «True News» покинула свою уютную двухкомнатную квартирку на третьем этаже в центре города, уверенно направляясь к своей машине. Минут через сорок, оставив автомобиль на парковке, девушка шла по коридору студии, заглядывая в бесчисленные кабинеты в поисках своего оператора. Нужно отсмотреть вчерашний материал и сделать черновой макет следующего выпуска. И если с первой съёмкой всё было более-менее понятно и без сюрпризов, то над второй точно придётся поработать. Да и не факт, что её вообще можно будет пускать в эфир.

Дело даже не в продолжительности ролика – его можно было растянуть за счёт различных вставок: размышления ведущего, материалы дела, воспоминания родных и друзей и прочая «вода», разбавляющая скупые кадры тюремного интервью. Это был уже не первый случай – не все заключённые горели желанием долго и обстоятельно рассказывать о своём преступлении. Поэтому, чтобы набрать материал на программу длинною в пятьдесят минут (без учёта начальных кадров и финальных титров), им с Греем приходилось делать ещё кучу дополнительной работы, начиная от написания пространных философских размышлений и заканчивая просмотром фотографий и семейных видео жертвы. Но именно это и делало их «Репортажи» такими пронзительно острыми, глубоко забирающимися в душу.

Однако прежде всего в очередную серию, кроме хорошо подобранного материала, должна входить сцена раскаяния преступника, а вот этого в последнем интервью, насколько помнила Люси, не было. Или она ошибается? Вообще, разговор с Драгнилом помнился ей очень смутно. Единственное, что засело в памяти – его глаза: холодные, серые, с колючими зелёными искорками, и нагловатая усмешка. А ещё голос, с томным придыханием растягивающий её имя, словно змей-искуситель: «Лю-си-и-и…». Девушку передёрнуло. Нужно как можно скорее просмотреть материал и сделать новый выпуск. Тогда она сможет закрыть эти воспоминания и никогда уже к ним не возвращаться. На полках её памяти уже много подобных «коробочек». Одной больше, одной меньше…

Через полчаса безрезультатных поисков Люси решила подняться на второй этаж и проверить операторские и монтажные. Конечно, ребята не любили, когда их беспокоили во время работы, но другого способа найти пропавшего коллегу не было: никто из встреченных ею работников телестудии не знал, где находится Фуллбастер, а его телефон молчал, отмахиваясь от неё сухой фразой «Абонент недоступен, попробуйте позвонить позднее».

Уже на лестнице девушка столкнулась с МакГарден. Щупленькая, невысокого роста, с вечно растрёпанными синими волосами и съезжающими на нос большими очками в грубой пластмассовой оправе, Леви больше напоминала подростка, чем опытную, матёрую журналистку, чьи громкие, иногда на грани фола, разоблачительные репортажи дарили не одну бессонную ночь их героям. Довольно честолюбивая, упрямая, немного высокомерная, она так же, как и Люси, почти не имела подруг, всю себя отдавая любимой работе, забывая про сон, еду и личную жизнь. Девушки работали по разным направлениям: Сердоболия занималась криминальными репортажами, МакГарден – спортивными, а, значит, почти не имели шансов стать конкурентами. Видимо, это обстоятельство вкупе с некоторой схожестью взглядов на жизнь и послужило тому, что они сблизились. Это нельзя было назвать дружбой, скорее, приятельством, но данное положение дел устраивало обеих: всегда можно было поболтать с интересным и дружелюбно настроенным человеком без опасения, что тебе полезут в душу.

– Люси, хорошо, что я тебя встретила. Зайди в Красный кабинет. Срочно.

Красным кабинетом называлась комнатка, в которой ютилось начальство телестудии. Уже никто не помнил, как и почему её так окрестили – ничего даже отдалённо приближенного по оттенкам к этому цвету в помещении не было, но название прижилось, причём не только у рядового состава. Оба директора были ребята с юмором и весьма демократичны в общении с народом, поэтому быстро приняли в обиход это название своих весьма скромных апартаментов.

– Не знаешь, зачем? – спросила Сердоболия. Кому понравится, когда его в столь спешном порядке вызывают на «ковёр»? Люси была уверена, что пока ничем не заслужила начальственного гнева, но лучше всё же уточнить. Предупреждён, значит, вооружён.

– Нет, – мотнула головой МакГарден. – Я просто заходила к Эвклифу за подписью, – она помахала бумажкой, которую держала в руке, – и меня попросили сказать тебе, если вдруг встречу.

– Ладно, – вздохнула Люси, – сейчас зайду. Кстати, ты не знаешь, где Грей? Нигде не могу его найти, а телефон недоступен.

– Так он уехал на съёмку с Эльзой, – хмыкнула Леви. – И судя по тому, как они обнимались на стоянке, сегодня ты его уже не увидишь.

– Ах, да, я совсем забыла, он же предупреждал, – досадливо нахмурилась блондинка, стараясь не показывать своей собеседнице, как её задели последние слова. – Придётся смотреть материал одной. Спасибо, Леви, – девушка кивнула и пошла на третий этаж, где и располагался Красный кабинет, чувствуя спиной внимательный взгляд синеволосой. МакГарден, конечно, ничего не скажет и не спросит, но даже её молчания было достаточно. Они с Греем не афишировали свои отношения, однако слухи всё равно наверняка ходили. Люси не переживала за свою репутацию – в их среде остаться невинной белой овечкой было весьма проблематично, да и мнение других на этот счёт её мало волновало. Тяжелее было принять поведение Фуллбастера, хотя ничего другого от него можно было и не ожидать.

Она хорошо помнила тот день, вернее, ночь, когда они стали любовниками. Впрочем, «любовники» – это слишком громко сказано. Их странные отношения начались года четыре назад, почти сразу после того, как Люси устроилась работать в «True News». Вечеринка по случаю Нового года, на которой собрались почти все сотрудники, очень скоро перестала быть «томной» – алкоголь сделал своё дело, развязав собравшимся языки и руки. Молодая журналистка, ещё не привыкшая к подобному общению и желая поболтать со старым другом, с которым не виделась уже несколько лет, легко приняла его предложение продолжить отмечать праздник в другом месте. Её квартирка оказалась ближе, именно там они и обосновались. Душевный разговор, полный совместных воспоминаний, бутылка вина и мягкий, почти таинственный свет свечей и новогодних гирлянд привели к тому, что утром они проснулись в одной постели. С некоторым удивлением Люси обнаружила, что ни разочарования, ни сожаления из-за случившегося она не чувствует. Фуллбастер не был её первым мужчиной и при этом смог не разочаровать в качестве партнёра. Оба спокойно и даже с долей юмора отнеслись к столь неожиданному продолжению их дружбы и решили закрыть эту тему, надеясь, что подобное больше не повторится.

Однако их намерениям не суждено было сбыться. Судьба в виде синеокой красавицы Джувии Локсар снова толкнула их в объятия друг друга спустя полгода. Грей тяжело переживал расставание с «любовь всей жизни», и единственным человеком, кому он мог излить свои чувства без опасения быть непонятым или осмеянным, была Люси. Фуллбастер почти неделю каждый вечер приходил к ней, жаловался на бывшую подружку, вздыхал, смотрел несчастными глазами, нервно курил и засыпал на диване в гостиной. Хозяйка квартиры кормила страдальца ужином и утешала, говоря, что рано или поздно ему обязательно встретится другая, не менее красивая, но более понимающая девушка. Грей сначала только раздражённо отмахивался, потом призадумался и, наконец, придя какому-то выводу, однажды ночью просто запоролся к ней в спальню, заявив, что она и есть та самая «красивая и понимающая». Люси, слегка оторопевшая то ли от такой наглости, то ли от признания Фуллбастера, не смогла ему отказать. Их «роман» продлился несколько недель, пока в поле зрения уже утешившегося оператора не появилась новая «любовь». Блондинка только вздохнула, без сожаления отпуская его в объятия свежеиспечённой возлюбленной и с облегчением возвращаясь к роли старого друга и коллеги.

Как оказалось, ненадолго. Следующий Новый год они опять встречали вместе, но теперь роль спасительной жилетки пришлось взять на себя Фуллбастеру. Он к тому времени снова был свободен, и ему ничего не помешало использовать уже раз применённый способ утешения. Люси не возражала и даже, кажется, была этому рада, а через месяц каждый ушёл в «свободное плавание».

С этих пор в их отношениях мало что изменилось: каждый из них жил своей жизнью, встречался и прощался с другими представителями противоположного пола, а в перерывах между неудавшимися романами они снова сходились, предлагая друг другу в качестве моральной поддержки секс без обязательств. Это устраивало обоих, и никто из них не собирался ничего менять. Почему Люси вдруг решила всё изменить, осталось загадкой даже для неё самой. Желание избежать ненужных расспросов после последнего интервью никак не тянуло на столь вескую причину для разрыва их отношений, чтобы принять её и успокоиться. Но другого объяснения пока не было, и девушка, идя по пути наименьшего сопротивления, приняла это в надежде, что со временем найдёт ответ на этот вопрос.

Поднявшись на третий этаж, журналистка дошла до конца коридора и, открыв неприметную, окрашенную белой краской дверь, смело переступила порог, оказавшись в маленькой светлой комнате. Сидевшая за столом девушка с длинными тёмно-каштановыми волосами подняла голову, с явной неохотой отрываясь от глянцевого журнала.

– Привет, Кана. У себя?.. – Люси кивнула на другую, более презентабельную дверь, за которой уже и располагался кабинет директоров компании. – Леви сказала, меня просили зайти…

Шатенка только махнула рукой, возвращаясь к своему занятию. Сердоболия пожала плечами, постучала и, услышав разрешение войти, с усилием потянула на себя тяжёлую даже на вид кованную ручку. Красная комната казалась еще меньше приёмной из-за большого количества мебели. Прямо напротив входа располагался массивный стол, за которым сейчас сидел поджарый, крепкий мужчина с серьёзным лицом и густыми, тёмно-синими волосами – Джерар Фернандес, финансовый директор компании. Справа, на диване, обтянутом серым, кое-где потёртым плюшем, вальяжно развалился юридический директор Стинг Эвклиф, симпатичный, хорошо сложенный блондин с голубыми, холодными глазами. Всё остальное пространство комнаты было заставлено шкафами из чёрного дерева, с грустью взирающих на входящих пустыми пыльными полками. Создавалось впечатление, что хозяева кабинета, стремясь найти себе пристанище, заскочили в первую попавшуюся комнату, да так и остались здесь, толи стесняясь поискать другое место, толи поддавшись одному из самых страшных грехов человечества – лени.

– Леви сказала, вы хотели меня видеть, – объяснила причину своего появления Люси.

– Да, – кивнул головой Фернандес. – Как идут дела с «Репортажем»?

– Хорошо, всё по графику.

– Я помню, ты просила выходной на следующей неделе, кажется, в четверг, так? Если это не отразится на передаче…

– Вчера мы отсняли дополнительный материал, – поспешила вставить журналистка, – так что у нас будет дополнительный выпуск, – сейчас девушка готова была пообещать что угодно, лишь бы получить выходной. Ей нужен был этот день.

– Тогда без проблем, – мужчина пожал плечами, что-то черкнул на лежащим перед ним листке бумаги, а потом протянул его Люси. – Отдай Кане, пусть оформит и уберёт в папку.

Девушка мельком глянула на документ. Это было её заявление. Кроме широкой, размашистой подписи Фернандеса ниже его рукой было написано: «Оформить как служебную командировку сроком на три дня».

– Что-то не так? – увидев её замешательство, спросил Джерар.

– Я просила всего один день.

– Ну, отдохнёшь, развеешься. Не всё же по тюрьмам да казням ходить.

Люси опустила глаза. Раньше начальство никогда не высказывало своё мнение по этому вопросу. Возможно, не одобряло, но и прямого недовольства тоже не проявляло. С чего вдруг сейчас оно решило, да ещё и в такой странной форме, показать своё недовольство её действиями?

– Мне казалось, это моё личное дело, – холодно сказала журналистка. – Тем более, что это никак не отражается на качестве моей работы – в последние два месяца рейтинг передачи значительно повысился.

– Конечно. Просто тебе не кажется, что это немного… странно? – кажется, Фернандес с трудом смог подобрать нужное слово. Блондинка пожала плечами:

– Не у одной меня есть странности.

Сбоку донеслось довольное фырканье Эвклифа. Люси искоса посмотрела в его сторону. Блондин радостно скалился, наслаждаясь возникшей неловкой ситуацией. Действительно, не каждый день можно увидеть, как правильного, идеального почти во всех отношениях Фернандеса сажают в лужу.

Девушка перевела взгляд на сидевшего за столом Джерара. Тот откинулся на спинку стула и потёр ладонью лицо, словно пытаясь стереть видимое доказательство своей юношеской глупости. Увы, это было абсолютно бесперспективное занятие: щёку и лоб с правой стороны украшала тёмно-синяя, качественно сделанная татуировка. Никто не знал ни значение символа, ни то, при каких обстоятельствах она появилась. Слухи ходили разные: одни говорили, что сделана она была по большой пьяни, другие – что это результат проигрыша в споре, третьи романтично приплетали к её появлению какую-то особу женского пола. Поговаривали даже о каком-то культе или секте, в которой состоял в молодости Фернандес. В общем, каждый изгалялся в меру своей фантазии. Сам же хозяин таинственной татушки принципиально отмалчивался, чем ещё больше разжигал к ней интерес.

– Мда-а, – протянул наконец Джерар, – пожалуй, тут ты права.

– Простите, – вполне искренне сказала Люси. Директор только махнул рукой:

– Ладно, проехали. Иди.

Девушка чуть нахмурилась и повернулась к двери. И всё? Её вызывали только за этим? Весьма странно. По подобным пустякам руководство не дёргало своих подчинённых, да ещё и «срочно». Зачем она нужна была им на самом деле? Но ведь не спросишь, а жаль. Журналистка уже коснулась ручки, чтобы открыть дверь, когда сзади снова раздался голос Фернандеса:

– Да, ещё кое-что, – он замолчал, ожидая, пока Люси обернётся. Девушка быстро перевела взгляд с одного мужчины на другого и замерла – сейчас ей скажут настоящую причину, почему её попросили прийти. – Сегодня утром ко мне заходил Грей Фуллбастер. Он просит снять его с проекта. Я помню, ты просила поставить именно его, поэтому…

– Нет, – перебила Джерара блондинка. – Если он хочет уйти, я не буду возражать. Просто дайте мне другого оператора.

– Уверена? – уточнил директор. Девушка кивнула. На этом разговор закончился. Люси вышла из кабинета, отдала листок с подписью Фернандеса секретарше,раздражённо-утвердительно хмыкнувшей ей в ответ из глубин журнала, и пошла в свою рабочую комнату на первом этаже.

По какому-то странному капризу планировщиков все комнаты и кабинеты в здании, кроме тех двух, в которых проводили съёмки в самой студии, были крохотными, вмещая в себя два-три стола и столько же шкафов для материалов. Впрочем, несмотря на такую тесноту, никто не жаловался, потому что чаще всего кто-то из обитателей, занимавших эти несчастные десять-пятнадцать квадратных метров, отсутствовал, выехав на очередную съёмку или заняв одну из комнат на втором этаже, монтируя выпуск. Вот и сейчас из четырёх её коллег на месте оказалась лишь Венди Марвелл, стажёр, да и та уже собиралась уходить.

– Люси, цветы сегодня не поливайте, я уже всё сделала,– протараторила она, с трудом расходясь с Сердоболией в узком пространстве между столами. – Ой, чуть не забыла. Заходил оператор, чёрненький такой, симпатичный. Он там тебе плёнки на столе оставил. Ну, всё, я убежала!

Люси подошла к своему столу, на котором сиротливо лежали две маленькие коробочки. «Чёрненький, симпатичный» – мысленно передразнила она Венди. Никогда не думала, что Фуллбастер сможет так по-свински поступить с ней. Ушёл, не выполнив свою работу, просто сбежал. Трус. А что теперь прикажете делать ей? Через несколько дней выход новой части «Репортажа». Конечно, монтаж делать будет не она, но готовить дополнительный материал никто, кроме неё, не станет. А раз Грей её бросил, придётся всё делать самой, да ещё и в двойном размере, для двух выпусков. Девушка вздохнула и тряхнула головой, отгоняя неприятные мысли. Ладно, надо идти работать. Чем быстрее она начнёт, тем лучше. Люси взяла кассеты с последними съёмками и пошла на второй этаж просматривать материал.

========== Часть 4 ==========

Люси отрешённо смотрела на экран, на котором мелькали уже опостылевшие кадры. Она прокрутила эту плёнку несчётное количество раз, но снова и снова нажимала на повтор, возвращаясь к началу. Где-то здесь, среди быстро сменяющих друг друга картинок, был ответ на мучивший её вопрос. Надо было просто его найти. Девушка потёрла ноющие виски, поморщилась и потянулась к пластмассовому стаканчику с уже безнадёжно остывшим кофе. Холодный напиток неприятной горечью лёг на язык, тяжёлым комком оседая в желудке. Её передёрнуло. Сидевший рядом высокий худой парень в растянутом свитере крупной вязки и изрядно поношенных джинсах, выведенный этим невольным телодвижением из сонного состояния, в котором находился последние полчаса, пока она просматривала новую плёнку, потёр глаза и встал со стула:

– Пойду покурю. Если хочешь, прихвачу тебе на обратном пути новый кофе.

– Нет, спасибо, – журналистка посмотрела ему вслед, с трудом удержавшись от брезгливой гримасы. Джет вызывал у неё отвращение одним своим видом: вечно сальные, собранные в куцый хвостик, неопределённого цвета волосы; нескладная, сутулая фигура; жалкие пучки растительности, которые он гордо именовал бородой, на осунувшемся, болезненном лице; запах дешёвых сигарет, смешанный с его любимым одеколоном, создававшие вместе неповторимое амбре.

Его главным положительным качеством была безотказность. На любую просьбу, будь то монтаж репортажа во внерабочее время, курьерская доставка или даже уборка последствий очередной гулянки, он отвечал согласием, флегматично пожимая плечами и смешно дёргая кончиком носа. Зная эту его особенность, парня эксплуатировали все, кому не лень, подчас сваливая на него свои непосредственные обязанности. Но при этом он умудрялся каким-то необъяснимым образом бездельничать целыми днями, шататься из комнаты в комнату, застывая унылым изваянием в дверях и влезая в разговоры других сотрудников ненужными замечаниями.

Единственным человеком, который мог спокойно, без раздражения, брезгливости или высокомерия общаться с Джетом, была Леви МакГарден. Возможно, всё дело было в том, что он не пытался, как остальные представители мужского пола, работающие на студии, затащить её в постель – неприступность синеволосой журналистки и то, что она принципиально не заводила служебные романы, нисколько не отбивало у коллег желание добиться её благосклонности, а заодно выиграть в негласном споре. Но, скорее всего, причина была в другом. Джет, как и Леви, любил спорт, хотя ни разу в жизни им не занимался. Он знал составы многих спортивных клубов, истории их создания, когда и почему менялись игроки, мог с ходу назвать, в каких соревнованиях участвовали команды и с каким результатом их закончили – в общем, был ходячей спортивной энциклопедией. МакГарден при подготовке своих репортажей часто и с удовольствием пользовалась его феноменальной памятью, расплачиваясь за помощь кофе и пирожками собственного приготовления.

Люси, желая как можно быстрее закончить новые выпуски «Репортажа», обратилась с этой просьбой к первому монтажёру, который попался ей на втором этаже. Им оказался Джет. Справедливости ради нужно сказать, что свои основные обязанности парень выполнял не хуже остальных, да к тому же весьма спокойно, в отличие от других, реагировал на её постоянные замечания и просьбы, молча переставляя кусочки будущего выпуска или делая необходимые вставки. Через пару часов они закончили черновой макет первого интервью, всё остальное Джет сможет сделать и сам. А вот второе…

Да, журналистка не ошиблась в своих предположениях. Отснятый материал никуда не годился. Во-первых, его было не просто мало, его катастрофически не хватало. Даже обычные хитрости не помогут превратить ЭТО в полноценный репортаж. А во-вторых, преступник не сделал самого главного, того, ради чего и был затеян весь проект.

Его идея возникла в светлых умах руководителей «True News» около года назад. Толчком для её возникновения послужила странная акция протеста, устроенная противниками смертной казни. Десять человек, обряженные в чёрные свободные балахоны с намалёванными на них фосфорной краской скелетами, сковали себя одной цепью и в таком виде целые сутки ходили по улицам города, пугая людей. Они утверждали, что столь жестокий приговор вселяет в преступника только страх, но никак не способствует осознанию своей вины. «Смертная казнь – это месть преступнику», – гласили их плакаты. Апофеозом этого безобразия стала попытка самосожжения, к счастью, неудавшаяся – пожарные, уже час вместе с полицией и врачами караулившие эту странную процессию, выбравшую для своего последнего слова площадь перед зданием суда, успели вовремя погасить огонь. Митингующих расковали, оказали им на месте первую помощь и отвезли в участок. Их дальнейшая судьба ни Фернандеса, ни Эвклифа не интересовала, а вот заявления и лозунги, наоборот, заставили кое о чём призадуматься. В результате на свет появился проект, который потом назвали «Репортаж перед смертью».

Основной задачей передачи было показать всю гнусность современного мира и помочь преступникам, осуждённым за их злодеяния на казнь на электрическом стуле, осознать содеянное, подтолкнуть их к раскаянию и пониманию справедливости наказания. На все провокационные вопросы, не был ли этот проект заказом от правительства с целью запугать народ и тем самым снизить процент совершаемых особо тяжких преступлений, руководители компании отвечали категорическим «Нет!». В качестве аргументов они приводили не только свой отказ от любого государственного финансирования данного проекта и почти полную свободу в выборе уголовных дел, но и обязательное предупреждение, начинающее каждый выпуск: «Проект не несёт цели каким-либо способом запугать зрителей или вызвать у них чувство ненависти к преступникам. Создатели передачи рассчитывают, что «Репортаж» поможет прежде всего самим героям в том, чтобы они осознали свои преступления и раскаялись в содеянном».

Передача имела как сторонников, так и противников, и точно мало кого оставляла равнодушным. За полгода, пока она выходила в эфир (директорам телестудии понадобилось несколько месяцев, чтобы получить все необходимые разрешения, пересмотреть несколько десятков дел для первых, пилотных выпусков и найти подходящего репортёра-ведущего), рейтинг «Репортажа» неуклонно шёл вверх, оставляя далеко позади себя криминальные новости и другие подобные передачи. И Люси могла без ложной скромности сказать, что в этом отчасти была и её заслуга.

Сложно сказать, почему именно ей была оказана эта честь, но из всех репортёров, работающих с ней в одном направлении, выбор почти сразу пал именно на неё. Посмотрев пару выпусков, начальство переглянулось, синхронно кивнуло и предоставило полную свободу действий. Люси всегда ответственно относилась к своей работе, поэтому трудностей и проколов не возникало. До последнего интервью. И вот теперь девушка сидела в холодной монтажной, с тоской вглядываясь в набившие оскомину кадры, и пыталась понять, что же она упустила.

Скрипнула дверь, впуская в комнату обрывок чьего-то разговора и аромат кофе, смешанный с запахом низкопробного табака. Люси, даже не оборачиваясь, знала, кто вошёл. Джет поставил на стол два стаканчика и кивнул на экран, с которого на них смотрел Нацу Драгнил:

– Чё он сделал-то?

– Убил свою девушку, перед этим жестоко её избив, – журналистка нахмурилась, вглядываясь в серые насмешливые глаза заключённого. Что-то было в его действиях или словах, что никак не давало ей покоя, но вот только что? Люси снова нажала на перемотку. Монтажёр шумно отхлебнул из одного стаканчика и снова поинтересовался:

– А за что?

На экране замелькали начальные кадры интервью. Ещё немного, и они будут ей сниться. Девушка вздохнула и всё же взяла вторую порцию кофе.

– Для убийства не нужен повод, – сказала она, почти касаясь губами края посуды.

– Ну, не скажи, – протянул Джет. – Вот если бы, к примеру, моя девушка изменила мне, и я бы об этом узнал, то, может, тоже, как он, с катушек съехал. Измена – это одно, а когда узнаёшь о ней, да ещё если застукаешь с кем – совсем другое дело. Был у меня приятель, нормальный пацан, пока свою шалаву с каким-то хмырём не застал на самом интересном месте, ну и… того… обоих.

– Что ты сказал?- переспросила Люси.

– Убил, говорю, обоих, – спокойно повторил собеседник.

– Нет, про то, что ему открылась правда.

– А-а-а, ну, так, если бы он не узнал, то и не случилось бы ничего.

Девушка невидящим взглядом упёрлась в экран. Что-то подобное было и на интервью. Память услужливо напомнила не только слова, но даже голос говорившего:

– Что вы хотите от меня услышать?

– Правду.

– Уверены?

– Да.

– Хорошо. Только не пожалейте потом об этом.

Вот оно. Почему она должна будет об этом пожалеть? Какая правда была настолько мучительна и опасна, что её нельзя было услышать? Озвучил ли её Драгнил, или это так и осталось за кадром? Она должна это выяснить. Прямо сейчас. Девушка вскочила, схватила сумку и, не прощаясь, выбежала из комнаты. Джет немного удивлённо посмотрел ей вслед, флегматично пожал плечами и уже в пустоту сказал:

– Ну, я тогда допью твой кофе.

Уже на выходе из здания Люси едва не столкнулась с Ромео Конбольтом. Молодой человек невероятно обрадовался и, немного смущаясь, торопливо заговорил:

– Мисс Сердоболия, как хорошо, что я встретил вас. Мне только что сказали. Я очень рад и готов приступить немедленно.

– Прости, – растерялась журналистка. – Я не совсем понимаю, о чём ты.

– Я ваш новый оператор на «Репортаж».

– Вот как, – девушка постаралась скрыть разочарование. Она видела несколько работ молодого оператора и находила их весьма хорошими, но думала, что для этого проекта ей дадут более опытного коллегу. Хотя, с другой стороны… Ромео устроился на студию месяца три назад и ещё не успел набраться присущей остальной операторской братии наглости и лени, а, значит, работать с ним будет гораздо легче. Кипучая молодая энергия и бьющий через край энтузиазм могли с лихвой компенсировать отсутствие опыта. Так что, пожалуй, не стоило так расстраиваться. – Я рада, – Люси протянула Конбальту руку и улыбнулась.

– Да, я тоже, – на широком загорелом лице расцвела искренняя улыбка. – Наверное, мне нужно что-то дополнительно узнать о проекте? Может, выпьем кофе, и вы расскажете?

– Прости, сейчас я не могу, очень тороплюсь. И вообще, буду весь день занята, – девушка заметила, как в тёмных глазах Ромео мелькнуло огорчение и поспешила его хоть немного приободрить: – Давай встретимся завтра с утра, часов в девять. На углу есть небольшая кафешка, можем позавтракать вместе и заодно поближе познакомиться и обсудить дальнейший план работы. Ты видел предыдущие выпуски? – парнишка кивнул, и Люси уже вполне искренне улыбнулась. – Отлично. Тогда до завтра, – она помахала Конбальту рукой и пошла к машине.

Несколько часов по пустой, пыльной, окружённой серыми, словно высохшими под палящим солнцем холмами – и она подъехала к мрачному зданию, окружённому высоким железным забором с натянутой по всему периметру колючей проволокой. Люси невольно поёжилась. Никогда раньше это место не казалось ей настолько угрюмым, насквозь пропитанным безысходностью и страхом. Пришлось ждать почти час, пока были улажены все необходимые формальности, и её, наконец, провели в до боли знакомую комнатку с пыльным окном и металлическим столом посередине. Девушка заняла своё место и в ожидании Драгнила попыталась собраться с мыслями. По дороге сюда она тщательно продумала каждую фразу, но, стоило ей переступить порог тюрьмы, и в голове осталась только неприятно звенящая пустота.

Дверь дрогнула и с противным скрежетом распахнулась. Люси вскинула голову, чтобы встретиться глазами со своим будущим собеседником, и тут же пожалела об этом: в серых, чуть прищуренных глазах были только равнодушие и едва скрываемое раздражение, словно её появление отвлекло его от чего-то крайне важного. Девушка растерялась; ей одновременно стало стыдно и обидно, как бывает, когда приходишь в гости к близкому другу и обнаруживаешь, что тебе сегодня явно не рады. Щёки запылали, а руки затряслись так, что она поспешила убрать их на колени, чтобы не выдать своего состояния. О том, чтобы начать разговор, не было даже и речи.

Помощь пришла оттуда, откуда её меньше всего можно было ожидать. Драгнил сел на стул, огляделся и спросил:

– Вы сегодня одна? Съёмки не будет?

– Нет, – выдохнула Люси. – Это… личная встреча.

– Не совсем понимаю, но слушаю вас.

– Наверное, я должна объяснить, почему не смогу быть… здесь через неделю, – девушке почему-то было страшно произнести фразу «На вашей казни», и она поспешила заменить эти слова на более нейтральные.

– В этом нет необходимости, – спокойно ответил Драгнил. – Вы не обязаны отчитываться передо мной или извиняться. Мне жаль, что вы проделали такой долгий путь напрасно, – он приподнялся, намереваясь, как и накануне, самостоятельно нажать на кнопку вызова охраны, но Люси закрыла её рукой:

– Я знаю, но… я хочу объяснить.

Парень молча сел обратно, внимательно смотря на неё. Девушка сцепила пальцы и, не глядя на своего собеседника, сказала:

– В следующий четверг исполнится десять лет со дня смерти моей сестры. Вернее, с того дня, как её убили.

Тишина наполнила комнатку – сухая и противная, как вата, она лезла в уши, скрипела на зубах, не давала дышать. Её нужно было срочно нарушить, чтобы не задохнуться. Люси сделала судорожный вздох и начала говорить – быстро, будто боясь, что сидевший напротив человек уйдёт, не дослушав:

– Мишель была младше меня на пять лет. Ей было девять, когда это случилось. В городе начал орудовать маньяк. Он насиловал и убивал маленьких девочек девяти-десяти лет, расчленял тела и бросал их на пустырях – так, чтобы их легко было найти. Родители всегда отвозили нас в школу и забирали домой на машине и никуда не отпускали, даже к подружкам на соседнюю улицу. Дом – школа, школа – дом. Мне казалось, я сойду с ума от этого монотонного существования. В тот день мама не смогла заехать за нами сразу после уроков, как обычно, уже не помню, почему. Она позвонила и сказала обязательно дождаться её. Я осталась с девчонками в классе, а Мишель убежала на школьный двор. Только когда мне позвонила мама и сказала, что подъезжает, я вспомнила о сестре. Её нигде не было. Мы с подругами обошли всю школу, но так и не нашли Мишель. Потом приехала мама, вызвали полицию… Тело сестры обнаружили на следующий день на школьном стадионе. Она стала последней жертвой… Едва окончив школу, я уехала из дома и приезжала только раз в год, на годовщину её смерти. Простите… Но я должна быть там…

Голос безнадёжно сорвался, словно у механизма, отвечающего за его подачу, кончился завод. Слёзы крупными каплями обрывались с ресниц, падая на гладкую металлическую поверхность стола, не принося облегчения. Ей хотелось зарыдать, громко, пронзительно, чтобы хоть криком выразить копившуюся столько времени боль, но она сдерживалась, судорожно сцепляя пальцы и почти до крови закусывая губу.

– Вы поэтому и ходите на казни? Пытаетесь узнать, почему они это делают?

Сил ответить уже не было, и она просто кивнула. Мужская ладонь легко коснулась щеки, обвела её контур и бережно, словно боясь, что от любого неосторожного движения девушка сломается, как фарфоровая кукла, приподняла лицо. Серые глаза участливо и серьёзно смотрели на неё.

– Вы не найдете здесь ответы на свои вопросы, – в голосе не было ни насмешки, ни прежней холодности. – Потому что тот, кто мог бы на них ответить, умер много лет назад. Перестаньте винить себя и живите ради тех, кто вам дорог. Пока на это ещё есть время, – последние слова прозвучали особенно горько, и Люси не нашла, что ответить. Драгнил встал и нажал на чёрную кнопку. Девушка только молча смотрела, как открылась дверь, впуская охранника, и тот, взяв молодого человека за плечо, повёл его к выходу. И только когда до порога оставалась всего пара шагов, она вдруг вспомнила, зачем сюда приехала:

– Подождите! – заключённый и его конвой остановились и, как по команде, посмотрели на неё. – Вчера вы сказали, что, услышав правду, я могу пожалеть об этом. Что вы имели в виду?

– Какая разница? Теперь это уже не важно, – Драгнил развернулся и вышел из комнаты. Железная дверь с громким лязганьем захлопнулась за его спиной. Люси торопливо вытерла лицо и, едва дождавшись своего сопровождающего, поспешила покинуть тюрьму.

В салоне автомобиля было нестерпимо душно. Девушка открыла окно, дрожащей рукой повернула ключ зажигания и резко тронула машину с места. И только когда угрюмое серое здание скрылось за поворотом, она съехала на обочину, уронила голову на руль и разрыдалась.

========== Часть 5 ==========

Узкий мрачный коридор, ветвясь и изгибаясь, как змея, уходил куда-то вперёд и, казалось, не имел ни начала, ни конца. Она боялась оглянуться, чтобы не увидеть за своей спиной такой же полутёмный лабиринт, из которого нет выхода. Сырой спертый воздух, проникая в лёгкие, оставлял в носоглотке ощущение могильного холода и противный, опасный в своей сладости привкус плесени. Звук шагов испуганным эхом метался в тесном пространстве между бетонными стенами, неприятно, почти болезненно стучась в барабанные перепонки. Люси хотелось пойти чуть медленнее, чтобы не так сильно стучать по цементному полу каблучками, но шедший впереди широкоплечий охранник на её просьбы не реагировал и даже, кажется, пошёл быстрее. Ей пришлось почти бежать за ним, чтобы не отстать. Редкие лампочки на потолке почти не давали света, и девушка, споткнувшись, невольно коснулась шершавой, осклизлой стены. Дрожь пронзила всё тело, заставив её от неожиданности глубоко вздохнуть пропитанный смертью воздух. Организм зашёлся в глухом, надсадном кашле, стремясь избавиться от отравы. На глаза навернулись слёзы, и ей пришлось идти почти вслепую. Лёгкие горели, словно она надышалась дыма. Голова закружилась, и Люси бы, наверное, упала, если бы вдруг совсем рядом не открылась дверь, бросив на пол яркий прямоугольник света. Собрав все силы, блондинка сделала несколько быстрых шагов и оказалась в маленькой, абсолютно пустой комнате. Одна стена, слева от входа, была стеклянной. Девушка закусила губу и зажмурилась. За спиной как-то обречённо и в то же время необычайно торжественно захлопнулась железная дверь.

Люси глубоко вздохнула, пытаясь успокоить нервную дрожь в коленях, и открыла глаза. Камера смерти. Сколько раз она уже бывала здесь? Ей казалось, она помнит каждую трещинку на стене, каждую царапину на толстом, бронированном стекле, каждое пятно на полу. Но раньше журналистка никогда не была здесь одна. Священник, охранник, иногда – родственники погибшего, и никогда – осуждённого. Почему сегодня она пришла сюда? Девушка потёрла лоб, словно пытаясь этим жестом воскресить канувшие в лету воспоминания. Ах, да, она обещала. Обещала, что будет присутствовать на казне… кого? Не помнит. Ни лица, ни имени. Это неправильно. Нельзя, чтобы от человека вообще ничего не осталось. Надо спросить. У кого? Охранник, её сопровождающий, он должен знать. Главное – успеть. Чтобы в последний момент произнести имя – одними губами, голос всё равно не услышат. Потому что человек не должен умирать в одиночестве.

Не успела. Стальная штора, закрывающая стекло с той стороны, дрогнула и поползла в сторону. Люси медленно обернулась. На стуле с высокой спинкой сидел Драгнил. Широкие кожаные ремни плотно фиксировали его на орудии казни, не давая даже нормально дышать. Электрические провода тонкой паутиной обвивали тело. Рот был заткнут кляпом – его лишили даже возможности кричать. Серые глаза смотрели на неё со страхом и отчаянием. По виску скатилась капелька пота, блеснув под ярким излучением потолочной лампы, заливающей камеру белёсым, неживым светом. Люси не слышала, но знала, как бешено и неровно сейчас бьётся его сердце, отсчитывая последние мгновения жизни.

Из-за серой, грубой на вид, свисающей до самого пола тяжелыми, мятыми, словно поломанными складками материи, закрывающей правый угол отделения для исполнения приговора, высунулась бледная, по-детски худая рука. Плотно обхватила рубильник, подождала немного, словно согревая в узкой ладони, и резко опустила. Драгнил дёрнулся, до противного, тянущего нервы скрипа сжал ремешок-кляп зубами, замер на мгновение, будто желая сделать последний вздох – и забился в страшной, безысходной агонии.

Минута, две? Или целая вечность? Свет пару раз мигнул и стал на полтона тусклее. Осуждённый тряпичной куклой повис на удерживающих его ремнях, уронив голову на грудь. Розовые волосы нечесаной паклей упали вперёд, закрывая лицо. Всё было кончено.

Рука, держащая рубильник, схватилась за шторку и резко дёрнула в сторону. Люси зажала рот ладонью и упала на колени. Она не могла ни двигаться, ни говорить, лишь с немым ужасом смотрела на того, кто только что совершил казнь. На высоком стуле в синем форменном платьице стояла Мишель. Привычным, до боли знакомым жестом девочка откинула за спину короткие, чуть рыжеватые косички и, белозубо улыбнувшись, спросила:

– Ты ещё хочешь знать правду, сестрёнка?

Люси затряслась, замотала головой, давясь слезами и молчаливым, рвущим лёгкие криком. Мишель звонко рассмеялась, запрыгала на шатком, жалобно скрипнувшем под ней стульчике и захлопала в ладоши:

– Люси трусишка! Люси врушка!

От её смеха по прозрачной перегородке между комнатами побежали тонкие, как ниточки, извилистые трещинки. А потом закалённое, пуленепробиваемое стекло вздрогнуло и разлетелось мелкими, острыми осколками, впиваясь в беззащитную кожу, проникая в глаза и рот. Люси сделала глубокий вдох, забивая бронхи смертельной пылью, и, наконец, закричала…

***

Она проснулась от собственного крика. Сотрясаясь от крупной дрожи, девушка скорчилась под одеялом, вцепившись зубами в собственную ладонь и даже не замечая этого. Всё увиденное было настолько реальным, что Люси до сих пор чувствовала исходящий от стен почти могильный холод, запах плесени и солоноватый привкус крови во рту.

Впрочем, последнее не было только плодом воображения. Немного придя в себя, девушка поднесла к глазам руку, пытаясь узнать причину странной, дёргающей боли, и увидела на ней след от укуса. Горячий комок подкатил к горлу. Люси едва успела добежать до туалета. Когда спазмы прекратились, она опустилась на пол и с облегчением привалилась к стене. Кафельное покрытие приятно холодило ступни и спину, но скоро её снова начала пробирать дрожь. Пришлось встать, опираясь одной рукой на скользкую плитку, и медленно, пошатываясь, добрести до душа. Горячая вода сотворила чудеса: она не только смыла остатки кошмара, но и придала сил. Закутавшись в махровый халатик, Люси пошла на кухню. Есть не хотелось, но вот от кофе она бы точно не отказалась. Уже держа в ладонях чашку и аккуратно, маленькими глоточками прихлёбывая обжигающий крепкий напиток, девушка задумчиво смотрела в окно.

Странно, ей никогда раньше не снились кошмары. Ни тогда, после похорон Мишель, ни сейчас, когда она посетила уже далеко не одну смертную казнь. Тогда почему? Что заставило мозг выдать ей ЭТО, да ещё и в таком сочетании? Может, её подсознание «мягко» намекает, что всему есть предел и действительно пора отпустить своё прошлое? Или всё дело в настоящем? Почему Мишель тоже заговорила о правде? А какую правду она имела в виду? Может, это связано с Драгнилом? Ведь он так ничего и не рассказал ей, да и она до сих пор не знакома с его делом. Парень утверждал, что не убивал свою девушку. Да, преступники часто не признают свою вину, даже при наличии неопровержимых улик. Но что, если на этот раз осуждённый и правда невиновен? «Служители закона тоже люди, и они могут ошибаться». Какова вероятность того, что это именно тот самый случай, когда сработал человеческий фактор, и под колёса машины правосудия попал абсолютно безвинный человек? Может ли она в таком случае оставаться в стороне и не предпринять попытку хотя бы узнать, так ли это? Ответ был очевиден. Через полчаса Люси садилась в свою машину, чтобы снова ехать по уже ставшему привычным маршруту.

Сегодня тюрьма показалась ей особенно угрюмой и серой. Наверное, во всем был виноват сон, но легче от этого не становилось. Пустынные коридоры, железные решётки, цепкие взгляды охраны – всё это навевало страшные воспоминания, заставляя невольно вздрагивать и плотнее кутаться в любимую тёплую кофточку, по наитию прихваченную из дома. Люси уже жалела, что приехала сюда, и только осознание того, как мало времени осталось у её будущего собеседника, заставляло девушку, сцепив зубы, шагать за своим сопровождающим в комнату для свиданий.

Драгнил, кажется, совсем не удивился, увидев её. Молча сел напротив, впившись в лицо внимательным, пристальным взглядом. А она всё никак не могла начать разговор. Стоило Люси увидеть его, и память услужливо, во всех красках и до мельчайших подробностей, нарисовала ей картину приснившейся казни. Нечего было даже думать о том, чтобы скрыть от сидящего напротив человека своё состояние; единственное, что она пыталась сделать – это сдержать рвущиеся наружу слёзы, которые душили её, стоило только вспомнить его полный отчаяния взгляд и сотрясающие тело предсмертные конвульсии.

Неожиданно её руки накрыли крепкие мужские ладони, словно согревая (Люси казалось, что в комнатке сегодня холоднее, чем было накануне) и успокаивая одновременно. Девушка замерла, наслаждаясь тем чувством уверенности, которое подарило ей такое простое прикосновение. А его голос, низкий, спокойный, чуть хрипловатый, помог, наконец, проглотить горький комок в горле и поднять на него глаза.

– Что с вами? – спросил Драгнил. – Вы такая бледная сегодня. Что-то случилось?

– Нет, всё нормально.

– Но я же вижу. На вас просто лица нет. Вы не заболели?

«Люси врушка! Люси трусишка!»

– Я здорова. Просто… очень плохо спала сегодня. Кошмар приснился, – кажется, она смогла даже улыбнуться, если эту гримасу можно было назвать улыбкой. – Нацу, – Люси впервые назвала его по имени и невольно засмущалась – настолько интимно это прозвучало. Но молодой человек никак не отреагировал на эту вольность с её стороны, и она уже спокойнее продолжила: – Расскажите мне о том, что произошло с Лис.

– Зачем вам это? – чуть нахмурился он. – Вы всё можете узнать сами из материалов уголовного дела.

– Я хочу услышать вашу версию.

Драгнил откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, тем самым разорвав физический контакт. Люси с трудом подавила вздох сожаления: эти «объятия» странным образом поддерживали её, придавали сил, словно не он, а она сейчас нуждалась в посторонней помощи. Девушка убрала руки на колени и уже хотела повторить свою просьбу, когда заключённый кивнул, опёрся локтями о стол, чуть наклонившись вперёд, и сказал:

– Пообещайте, что вы не будете пытаться что-то исправить. Я уже смирился со своей участью. Пусть всё останется, как есть.

– Хорошо, – Люси не знала, насколько правдиво было её обещание, она просто хотела услышать рассказ Драгнила, о своих дальнейших действиях девушка пока не думала. Неизвестно, поверил ли ей её собеседник или нет, но он снова кивнул, словно принимая обещание, и начал говорить:

– В тот вечер я освободился пораньше и решил зайти за Лис в магазин, где она работала. В основном зале её не оказалось. Меня там уже хорошо знали, поэтому разрешили пройти в подсобное помещение. То, что я увидел там… Этот похотливый козёл, их управляющий, опять лез к ней под юбку. Я ударил его пару раз, давно руки чесались, только доказательств не было. Он лапал всех продавщиц, но девчонки молчали, а без их заявлений… Сами понимаете. А тут такой случай. В общем, вправил этому Казанове мозги, схватил Лис в охапку и домой. По дороге мы поругались, вернее, там мы только начали, закончили уже в квартире. Много тогда чего мы друг другу наговорили. Я хлопнул дверью и ушёл. Сначала по улице бродил, потом зашёл в кафе «Синий пегас», там Мира работает, сестра Лис. Просидел до закрытия, снял комнату в мотеле, утром прямо оттуда на работу. Несколько раз в течение дня звонил Лисанне, хотел извиниться, но она не брала трубку. Вечером сразу после работы поехал домой, а там… Вызвал полицию. Меня сразу арестовали и отвезли в участок. Допросы, отпечатки пальцев, анализ ДНК. Через три недели состоялся суд. Результат вы знаете.

– Почему так быстро? Разве не было других подозреваемых?

– Дверь была не взломана, Лис сама впустила убийцу. Возможно, она подумала, что это я вернулся, желая помириться. В доме не нашли чужих отпечатков, а соседи в своих свидетельских показаниях рассказали, что слышали, как мы ссорились в тот вечер. Кроме того, у меня была повреждена рука – результат «воспитательной» работы.

– Но ведь должны были быть свидетели этого происшествия в магазине, – нахмурилась девушка. Драгнил пожал плечами:

– В том-то и дело, что в подсобке были только мы трое. Лис уже ничего не могла подтвердить, а этот тип сказал, что просто упал.

– Неужели не было совсем никаких доказательств вашей невиновности?

Молодой человек невесело усмехнулся:

– Чтобы их найти, нужно было проделать кучу дополнительной работы. Зачем, когда у них уже был один подозреваемый, у которого имелся вполне достойный мотив, но не было хорошего алиби? Прокурор выставил всё так, будто я застал свою девушку с другим, она хотела от меня уйти, а я убил её из-за ревности и уязвлённого мужского самолюбия. Государственный защитник особо и не пытался выполнять свои обязанности. Знаете, он был чем-то похож на тюремного священника, я даже подумал, не братья ли они, – Драгнил улыбнулся уже вполне нормально, но Люси не поддержала его веселье, и тот снова стал серьёзным. – Кажется, я должен извиниться.

– За что? – девушка удивлённо посмотрела на него.

– За нашу первую встречу. Вы всего лишь выполняли свою работу, а я повёл себя так по-свински.

Эти слова стали для неё полной неожиданностью. Чувствуя, что краснеет, Люси смущённо опустила глаза и негромко ответила:

– Всё в порядке. Я понимаю. Многим бывает сложно общаться в… такой ситуации.

– И всё же… – молодой человек протянул к ней скованные руки и развернул одну раскрытой ладонью вверх. – Простите меня. Мир?

Девушка помедлила секунду и осторожно, как маленький ребёнок, с боязнью и надеждой протянула ему свою:

– Мир.

Драгнил легонько сжал её пальчики, поднялся и снова сам нажал на чёрную кнопку. Дошёл в сопровождении охранника до двери, но там, словно не выдержав, оглянулся, бросив ей напоследок долгий, какой-то особенный взгляд.

Дорога до города пролетела незаметно. Занятая мыслями о прошедшей встрече, Люси с удивлением заметила, как за окном выстроились в ряд кукольные домики пригорода. Она почти машинально повернула к телестудии и, решив, что, раз уж она оказалась здесь, можно разыскать Джета и уговорить его закончить сегодня очередной выпуск, решительным шагом направилась к лестнице на второй этаж. Но подняться не успела – её окликнули:

– Мисс Сердоболия!

Девушка оглянулась и виновато вздохнула:

– Ромео! Боже, я совсем забыла! Прости меня, – Люси шагнула к пареньку, чувствуя себя очень неловко. Ведь и правда, она совершенно забыла о том, что они договорились вместе позавтракать и пообщаться. Если бы не этот сон…

– Да ничего, – пожал плечами Конбальт, как-то грустно улыбаясь. Журналистка на мгновение задумалась, прикусив губу, потом посмотрела на юношу и спросила:

– Ты свободен сейчас? Мы можем переделать наш завтрак в обед. Надеюсь, ты голоден?

– Да. Нет. То есть… – парнишка запутался в ответах и растерянно смотрел на неё, хлопая чёрными, густыми, как у девушки, ресницами.

– Вот и отлично, – приняла за него решение Люси. – Скажу тебе по секрету: я безумно проголодалась. Пойдём. Закажем цыплёнка, салат, кофе и по кусочку фирменного пирога – он у них просто восхитителен. А заодно и поболтаем. Да, и дай мне номер своего мобильного. Раз ты мой оператор, нам лучше быть на связи, – девушка подхватила под руку красного от смущения Ромео и потащила его в сторону приветливо распахнувшего свои двери небольшого кафе. Потом, вечером, оставшись одна в своей квартирке, она снова вернётся к терзающим её мыслям. А сейчас можно дать себе небольшой отдых.

========== Часть 6 ==========

Открытый, краснеющий и робкий, как девушка, Ромео Конбальт оказался весьма интересным собеседником. Когда его первое смущение прошло, и он смог, наконец, поднять на неё свои большие, опушённые чёрными ресницами глаза, Люси уже успела сделать заказ на двоих и теперь, едва сдерживая улыбку, рассматривала своего нового оператора.

Парнишка был моложе её года на три, может, чуть больше, и своей растерянностью и скромностью до боли напоминал журналистке её саму – ту, какой она пришла на студию несколько лет назад. Увы, от той наивной и открытой девочки не осталось и следа. Жизнь, любовные неудачи, общение с криминальными героями её репортажей и циничными, а иногда и весьма жестокими коллегами чуть притупили желание изменить этот мир и добиться справедливости. На смену энтузиазму и решимости пришли профессионализм, упёртость и та самая хватка, которая позволила ей добиться весьма неплохих высот в своём деле. Все: и окружающие, и даже она сама – видели в Люсьене Сердоболии спокойную, уверенную в себе, знающую себе цену и целеустремлённую молодую женщину. Маска, надетая однажды, плотно приросла не только к телу, но и к душе, закрыв ото всех хрупкую, ранимую, остро нуждающуюся в поддержке и внимании четырнадцатилетнюю школьницу, безумно, до дрожи боящуюся одиночества и темноты. Никому, никогда не показывала она своё истинное лицо, опасаясь быть не просто непонятой или отвергнутой – ненужной, невидимой, а значит – несуществующей.

Этот страх был, пожалуй, единственным, самым мучительным кошмаром довольно долгие годы, пока Люси не научилась справляться и с ним, загоняя его в самые потайные уголки души, придумывая для себя всё новые и новые причины и объяснения своей полезности и необходимости. Не замечая, вернее, не желая замечать, насколько притянуты за уши её рассуждения. Родители, немногочисленные друзья, редкие (и неудавшиеся) романы, карьера, обязательства перед другими – во всём этом она пыталась найти для себя точку опоры, раз за разом терпя неудачи и разочарования. Мир вокруг жил своей жизнью, не замечая мелкой щепочки, тонущей в океане Одиночества.

Это могло показаться странным и нелогичным, но именно сероглазому заключённому, едва не доведшему её при первой встречи до нервного срыва и послужившему причиной разрыва с Греем (чего уж скрывать – мужское обаяние наглого розововолосого типа сыграло в этом не последнюю роль), впервые удалось пробиться сквозь все щиты и заставить девушку раскрыться. В первый раз за последние годы (если не впервые в жизни) она почувствовала, что сидящий напротив человек проявлял интерес именно к ней, к тому, что испытывала она, принимая её без условий и оговорок. Тем самым словно говоря ей: ты есть, ты вполне реальна, ты существуешь. Ощущение странной теплоты в душе после второй встречи, когда она рассказала Драгнилу о сестре, не смогли смыть даже горькие слёзы, которым Люси позволила вырваться наружу, только оказавшись в одиночестве в своей машине. Его сочувствие, поддержка, скупые слова утешения и спокойный взгляд, в котором вместо ожидаемой в таком случае жалости она увидела печаль и понимание, ещё долго грели её в тот вечер. Сегодня же это чувство только усилилось – обнажённая ночным кошмаром душа сама потянулась к одному из героев её сна, но теперь, словно в благодарность за подаренное накануне сочувствие, желая если не оказать реальную помощь, то хотя бы выслушать.

Люси пока не знала, что делать с той информацией, которую рассказал ей Драгнил. После их разговора она просмотрела его дело (тоненькую папку, содержащую краткий отчёт о следствии и копию приговора суда), выписала в записную книжку несколько имён и вернулась в город. Ей нужно было время, чтобы всё обдумать и принять решение. Журналистка надеялась, что работа поможет немного прийти в себя и более трезво и спокойно взглянуть на факты. Но неожиданно подвернувшийся под руку Конбальт спутал ей все планы. Впрочем, даже в этом можно было найти хорошие стороны: Люси всё равно надо было поближе познакомиться со своим новым оператором и обсудить план дальнейших съёмок.

В ожидании заказа девушка решила немного расспросить Ромео о его прошлых репортажах: рассказывая о том, что им интересно, люди обычно быстро забывают о смущении, а своё дело Конбальт любил. Тем более, что Люси не просто похвалила его, но и стала задавать достаточно конкретные вопросы, касающиеся тех или иных аспектов его работы. Через несколько минут парнишка уже довольно бодро отвечал ей, лишь слегка краснея, когда старшая коллега отмечала тот или иной его интересный ход.

Когда им принесли еду, он снова оробел, опустил взгляд и, отчаянно краснея, промямлил, что он столько не съест. Люси только вздохнула: Ромео мог бы придумать и более правдоподобную причину, чтобы скрыть свою финансовую несостоятельность. Платили в «True News» неплохо, но, во-первых, Конбальт только недавно устроился работать на телестудию и ещё не успел перейти в разряд даже среднеоплачиваемых специалистов, а, во-вторых, был молодым здоровым парнем со всеми вытекающими последствиями. Наверняка, у него была или девушка, или какое-то увлечение, занимающие не последнюю строку расходов в скромном бюджете начинающего оператора. Поэтому иногда (как, например, сегодня) бедняге приходилось выкручиваться из весьма щекотливых ситуаций, придумывая нелепые и неубедительные отговорки.

Люси прекрасно его понимала: было время, когда она сама находилась в подобной ситуации, мучительно решая, на что потратить скромную зарплату начинающего репортёра. Воспитанная жизнью в родительском доме бережливость, помноженная на упёртость характера и желание во что бы то ни стало добиться успеха и самостоятельности, помогла ей довольно быстро преодолеть этот трудный период её жизни, но память о нём ещё хранилась в дальних тайниках души. Поэтому в ответ на реплику Ромео она лишь пожала плечами и как можно беззаботнее сказала:

– Весьма сожалею, но тебе придётся. Я уже оплатила заказ. В качестве компенсации за издевательство над твоим организмом в следующий раз будешь заказывать ты.

Конбальт слегка приободрился и, ещё немного смущаясь, принялся за еду. Впрочем, скоро потребности молодого организма взяли верх, и он сам не заметил, как смолотил свою порцию. Люси осторожно пододвинула к нему свой кусочек пирога, решив ограничиться кофе. Когда их разговор прервался, её мысли снова вернулись к утренней встрече. Драгнил, насколько она могла судить, был достаточно искренен; он просто скупо, по-мужски рассказал о произошедшем, не пытаясь убедить её в своей невиновности и не распространяясь о своих чувствах. И эта сдержанность, как ничто другое, говорила в его пользу.

Однако прежде, чем предпринимать какие-либо активные действия, Люси решила нанести два визита, чтобы лично пообщаться с теми, кто принимал практически непосредственное участие в судьбе будущего смертника. А так как настенные часы в кафе показывали уже половину четвёртого, ей следовало поторопиться, чтобы застать нужных людей на их рабочем месте. И хотя профессии тех, кого она намеревалась навестить, предполагали ненормативный рабочий день, но сегодня была суббота, а, значит, шанс, что кое-кто может поддаться соблазну и убежать домой пораньше, всёже был. Поэтому Люси одним глотком допила кофе и, аккуратно поставив чашечку на блюдце, посмотрела на Конбальта:

– Ромео, прости, у меня сегодня ещё две встречи, поэтому я должна бежать. Завтра с Джетом мы будем делать окончательный вариант передачи. Если хочешь, можешь присоединиться, посмотришь, что и как, – парень с готовностью кивнул. – Хорошо. Тогда встретимся… – девушка задумалась. Приезжать в студию с утра пораньше не было ни сил, ни настроения – за последние дни она так вымоталась, что желание хотя бы один раз поспать подольше перевесило её любимый принцип про получающих подарки рано встающих товарищей. На счёт Джета можно было не беспокоиться – эта особь мужского пола находилась на студии почти круглосуточно, благополучно высыпаясь на сдвинутых вместе стульях, несмотря на имеющуюся (по слухам) комфортабельную двухкомнатную квартиру в центре города. Даже если его по какой-то причине и не окажется на месте, найти пропавшего сотрудника не составит труда: в тоненькой серой папочке на столе вахтёра лежал список телефонов всех работников «True News», начиная с руководства (мало ли какие вопросы вдруг придётся решать) и заканчивая рыцарем швабры и тряпки, в просторечии именуемом уборщицей. Следовательно, можно спокойно прийти ближе к обеду. – Давай встретимся часов в двенадцать. Если вдруг придёшь раньше и будет желание, найди Джета, – ну, вот, одной проблемой меньше. Теперь к её приходу их монтажёра не только разыщут, но и усадят за аппаратуру. – И ещё. В понедельник надо заказать тебе пропуск в тюрьму, потому что во вторник ты будешь мне нужен на весь день.

– Мы поедем снимать «Репортаж»? – восторженно выдохнул Конбальт.

– Да. К сожалению, последний отснятый материал никуда не годится, нужно делать новый. Боюсь, нам придётся засидеться допоздна – в четверг я уеду на несколько дней, а передача должна быть готова до моего отъезда.

Ромео с готовностью кивнул. Кажется, скажи она, что следующие пару месяцев они будут работать без выходных, и это не вызвало бы протеста с его стороны. Энтузиазм её нового оператора поражал и настораживал одновременно. Конбальт слишком рвался в бой, даже не задумываясь над тем, что его ждёт за серыми кирпичными стенами федерального места исполнения наказания. Люси не зря в своё время попросила поставить оператором на «Репортаж» именно Фуллбастера. Её бывший друг (после их разрыва им вряд ли удастся сохранить даже видимость хороших отношений) имел за плечами не одну «криминальную» съёмку, но даже ему не удавалось относиться спокойно к тому, что фиксировала его камера. Что уж говорить о Ромео, который только начал погружаться в этот мир человеческого порока и грязи? На сколько хватит этого весёлого, открытого и немного наивного мальчишки? Не придётся ли ей на следующий день после первой же съёмки снова подниматься в Красный кабинет, чтобы услышать очередную новость о смене оператора? Впрочем, начальство тоже не слепое и должно отдавать себе отчёт, кого оно назначает на ту или иную должность. Если директора решили, что Конбальт справится с возложенными на него обязанностями, почему она сомневается в обратном? В любом случае исправить что-либо у неё уже нет возможности – новая серия «Репортажа» должна быть готова до её отъезда, а со всем остальным можно разобраться и после поездки.

Попрощавшись с Ромео и вернувшись к своей машине, Люси открыла записную книжку и нахмурилась, выбирая, по какому адресу ей ехать сначала. Порядок посещения не имел большого значения, единственное, на что она опиралась при выборе – насколько удобно будет добираться до места назначения. Прикинув возможный маршрут, девушка решительно повернула ключ зажигания и выехала со стоянки.

Увы, в первом месте, куда она приехала, её ждало сильное разочарование. Мало того, что пришлось немного поплутать по незнакомому району в поисках полицейского участка, так ещё и нужного ей детектива на месте не оказалось. Как сообщили его коллеги, Роуг Чени около часа назад выехал по вызову и никто не знал, когда он закончит осмотр места преступления, да и вернётся ли в участок вообще. Люси с тоской окинула взглядом его заваленный бумагами стол, брезгливо сморщила носик, заметив среди этого хаоса несколько явно не первой свежести коробочек из ресторана готовой еды, и поспешила обратно в машину, надеясь, что со вторым адресом ей повезёт больше.

На этот раз судьба оказалась благосклоннее: она не только быстро нашла магазинчик, в котором работала Лисанна Штраус, но и застала там нужного ей человека. Управляющий находился в зале у одного из стеллажей с продуктами, водрузив свою широкую пятерню на ягодицу стоящей рядом молоденькой сотрудницы и что-то томно шепча ей на ушко. Пару минут полюбовавшись на них, Люси негромко кашлянула, привлекая к себе внимание. Девушка-продавщица покраснела и поспешила скрыться в глубине магазина. Мужчина сунул потерявшую столь приятную точку опоры конечность в карман и молча уставился на столь дерзко прервавшую этот милый тет-а-тет особу. Журналистка решила не затягивать с объяснениями и, подойдя ближе, поинтересовалась:

– Господин Вакаба Мине? – получив в качестве подтверждения небрежный кивок, она представилась: – Меня зовут Люсьена Сердоболия. Мы могли бы поговорить где-нибудь наедине?

Тот поджал губы, оглядел её с ног до головы и снова кивнул, приглашая следовать за собой. Они прошли через весь зал, нырнули в полутёмный узкий коридорчик и через пары десятков шагов оказались перед неприметной бежевой дверью. Господин Мине отпер её ключом и, войдя в махонькую, пропахшую табаком комнатку, вальяжно расположился за столом, даже не предложив своей гостье присесть. Впрочем, та в приглашении не нуждалась, самостоятельно заняв свободный стул. Хозяин кабинета хмыкнул, раскурил сигару и уставился на девушку, ожидая от неё объяснений или вопросов.

Однако Люси не спешила ни с тем, ни с другим. Она молча рассматривала сидящего напротив человека, пытаясь составить о нём своё собственное мнение. Худое загорелое лицо можно было бы назвать симпатичным, если бы не болезненный румянец на щеках и прямой, длинный, чуть крючковатый нос, придававший господину Мине сходство с потрёпанным жизнью грачом. Многочисленные морщинки на тонкой, почти пергаментной коже вокруг глаз, смотревших на неё с неприятным, сальным блеском, значительно увеличивали его возраст, добавляя лишний десяток лет к обозначенным в деле сорока шести годам. Тёмно-русые густые волосы, тщательно уложенные в замысловатую причёску, так же как и модная оранжевая рубашка в сочетании с синими брюками довершали образ стареющего ловеласа, отчаянно пытающегося сохранить давно ушедшую молодость и обаяние. Всё это в сочетании с самодовольной усмешкой, развязными манерами и увиденной ранее сценой не вызывали в журналистке ничего, кроме неприязни и раздражения. Пожалуй, теперь она прекрасно понимала желание Драгнила приструнить этого дряхлеющего Казанову.

Между тем хозяин кабинета, так и не дождавшись от неё ни слова, стряхнул пепел с сигары в стоявшую на столе массивную пепельницу и, сделав очередную затяжку, спросил:

– Так о чём же вы хотели поговорить со мной наедине, мисс… э-э-э… – мужчина неопределённо поводил рукой с зажатым между пальцами цилиндриком из табачных листьев, словно пытаясь таким образом вспомнить её имя.

– Люсьена Сердоболия, – подсказала она. – Разговор пойдёт о вашей сотруднице, Лисанне Штраус.

Господин Мине, прищурившись, снова осмотрел Люси с ног до головы и поинтересовался:

– Кто вы? И зачем вам это надо?

Девушка закинула ногу на ногу, позволив короткой юбке подняться ещё на пару сантиметров (что не ускользнуло от внимания её собеседника, невольно подавшегося вперёд, чтобы лучше рассмотреть соблазнительные женские ножки) и, делая вид, что она не заметила действий своего собеседника, ответила:

– Я журналист, работаю в компании «True News», ведущая программы «Репортаж перед смертью»…

– Это передача про смертников? – перебил её Мине. – Как же, смотрел. Неужели вы всерьёз думаете, что эти уроды и в самом деле раскаиваются в своих преступлениях? Бред, – он раздражённо фыркнул, делая новую затяжку. – Ну, а я-то вам зачем понадобился?

– Одним из героев «Репортажа» стал Нацу Драгнил, жених Лисанны Штраус.

Управляющий пожал плечами:

– Я уже всё рассказал во время следствия. Не понимаю, что вы ещё хотите узнать?

– Расскажите о том вечере, когда Драгнил ударил вас, – Люси внимательно наблюдала за Мине, пытаясь по его реакции понять, что из уже рассказанного о том эпизоде ближе к истине. Услышав такую формулировку произошедшего, мужчина за столом скривился, словно его заставили целиком съесть лимон, раздражённо бросил сигару в пепельницу и, не смотря на свою собеседницу, сказал:

– Никто меня не бил.

– Тогда как вы разбили лицо?

– Очень просто. Встал на стремянку, товар с верхней полки достать, а ступенька сломалась. Давно надо было её починить, да всё как-то руки не доходили. Когда падал, щекой о полку ударился, там ведь стеллажи металлические, края острые, разодрал пол-лица в кровь. Лис и предложила свою помощь. Принесла аптечку и только начала рану обрабатывать, а тут этот её… жених… в подсобку вошёл. Глаза бешеные, белый весь, но так спокойно говорит Лис: «Интересно, вот чем, оказывается, ты на работе занимаешься». Она попыталась ему объяснить, а он даже слушать не стал, схватил её за руку и потащил за собой. Да ничем таким мы там и не занимались. Я человек женатый, подобные глупости меня не интересуют.

– Какие глупости? Такие, как те, что мне посчастливилось увидеть в зале магазина?

– А что такого вы там увидели? Я всего лишь оказывал помощь новой продавщице, вводил в курс дела, так сказать.

– Господин Мине, вы знаете, что подобная «помощь» называется сексуальным домогательством? – Люси едва сдерживалась, чтобы не высказать этому наглому типу в лицо всё, что она о нём думала. Конечно, подобное случалось и в их коллективе, но увиденное и услышанное здесь почему-то показалось её особенно неприятным. Возможно, причина была в циничности, с которой Мине прокомментировал произошедшее, или просто в том, что он сам был её крайне несимпатичен, но девушке захотелось как можно быстрее покинуть его кабинет. Не дожидаясь ответа на свой вопрос (впрочем, перекошенная позеленевшая физиономия управляющего вполне могла за него сойти), девушка встала и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Уже вернувшись в торговый зал, Люси решила задержаться немного и поговорить с продавщицами, благо народу в магазине практически не было. Подойдя к кассе, чтобы расплатиться за какую-то мелочёвку, наугад прихваченную с полки, она уже открыла рот, чтобы начать разговор, но раздавшееся за спиной покашливание и мужской голос, произнёсший: «За счёт магазина, мисс Сердоболия», ясно дали понять, что она ничего здесь не узнает. Испуганный взгляд кассира, брошенный на управляющего, подтвердил её опасения. Оставалось только благодарно кивнуть и покинуть магазин.

========== Часть 7 ==========

Будильник, как обычно, возвестил о приходе нового дня ровно в семь часов. Люси с минуту понежилась под тёплым одеялом, потом резко откинула его в сторону и решительно направилась в ванную. С идеей поспать подольше она распростилась ещё накануне, не застав в полицейском участке детектива Чени. А после общения с управляющим магазина девушка была, как никогда, уверена в необходимости навестить того, кто вёл расследование убийства Лисанны.

Встреча с господином Мине оставила после себя весьма неприятный осадок. С одной стороны, он подтвердил свои показания о полученном в тот день ранении. С другой – всё, чему Люси пришлось стать свидетелем вчера, говорило не в пользу управляющего и заставляло сомневаться в правдивости его слов. Девушки в магазине явно подвергались сексуальному домогательству со стороны молодящегося Казановы, но при этом, как и сказал Драгнил, не только не пытались дать ему отпор (не говоря уже о жалобе в полицию), но и боялись его. При таком раскладе не могло быть и речи о том, чтобы вывести кого-нибудь из них на откровенный разговор: после её ухода с ними наверняка провели «воспитательную» беседу, пригрозив увольнением в случае, если они распустят языки.

К сожалению, помочь девушкам Люси не могла, это была не её сфера. Но и оставлять всё так, как есть, тоже нельзя. Пожалуй, стоит рассказать об этом замечательном магазинчике и его любвеобильном управляющем Эльзе. Скарлетт занималась любыми вопросами, связанными с защитой прав и свобод женщин, и подобное притеснение представителей слабого пола точно не пройдёт мимо её внимания. Сделав себе мысленную пометочку при случае рассказать об этом коллеге, Люси занялась своими делами.

На этот раз она добралась до участка гораздо быстрее и с удовольствием заметила за уже знакомым столом, заваленным документами и объедками, мужскую фигуру. Подойдя вплотную, девушка застыла от удивления: мало того, что хозяин стола превратил его в настоящий свинарник, так он ещё и спал на своём рабочем месте! Подперев голову рукой, детектив Роуг Чени мирно посапывал над исписанными мелким, неразборчивым почерком листами, распространяя вокруг себя запах стойкого перегара. Не трудно было догадаться о причине столь странного поведения служителя порядка. Что его нисколько не оправдывало и не освобождало от разговора. Люси прокашлялась, чтобы придать своему голосу больше уверенности, и громко позвала:

– Детектив Чени! – никакой реакции. Тогда девушка наклонилась через стол и потрясла его за плечо. Чернявая голова следователя соскользнула со своей импровизированной подушки и, едва не стукнувшись о столешницу, попыталась вернуться на облюбованное ранее место на руке. Люси поняла, что, если она не предпримет какие-то экстренные меры, хозяин стола опять заснёт, поэтому снова тряхнула его за плечо, на этот раз гораздо сильнее. – Детектив!

Мужчина поднял на неё заспанные глаза, несколько раз моргнул и недовольно буркнул:

– Ну?

Девушка резко выпрямилась, чтобы увеличить расстояние между ними и тем самым меньше вдыхать исходящий от собеседника тяжёлый запах, и сказала:

– Нам нужно поговорить.

Чени нахмурился, видимо, пытаясь осмыслить её слова, и уточнил:

– Это срочно?

Люси кивнула. Детектив вздохнул, медленно поднялся, махнул рукой на стоящий напротив стул, словно приглашая её присесть, и ушёл. Вернулся он только через полчаса, когда девушка уже вся извелась и порывалась отправиться на поиски пропавшего служителя порядка. Выглядел теперь Чени не в пример лучше, чем тридцать минут назад, хотя вся его уставшая, осунувшаяся и бледная физиономия просто кричала о том, что её хозяину нужно, как минимум, выспаться, как максимум – свалить на пару недель в отпуск. В одной руке он держал стаканчик с кофе, в другой шуршал пакетом чипсов; всё это было спокойно поставлено прямо на лежащие на столе бумаги. Сыщик опустился на своё место, закурил и равнодушно бросил:

– Слушаю.

От тяжёлого взгляда пронзительно-чёрных глаз следователя Люси стало не по себе. Тот же, словно не замечая произведённого эффекта, спокойно открыл пачку чипсов и принялся медленно поглощать её содержимое. Однообразный хруст обжаренных в масле картофельных кружочков начал действовать журналистке на нервы, и она поспешила прервать неприятно затянувшуюся паузу:

– Меня зовут Люсьена Сердоболия, я веду передачу «Репортаж перед смертью», которая выходит на канале «True News», – девушка на секунду замолчала, ожидая, что её собеседник задаст какой-нибудь вопрос, но тот был полностью сосредоточен на еде, поэтому Люси продолжила: – Одним из героев «Репортажа» стал Нацу Драгнил. В материалах дела сказано, что расследованием этого преступления занимались вы. Я могу задать вам несколько вопросов? – Чени пожал плечами, то ли соглашаясь, то ли просто выражая покорность судьбе. – Вы хорошо помните это дело?

– Что конкретно вас интересует? – детектив смял пустой пакетик и бросил его куда-то под стол. Девушке очень хотелось надеяться, что в урну, но, учитывая царящий на столе бедлам, вполне могло оказаться, что таковой вещи там просто нет, и несчастная ёмкость из-под чипсов будет элементарно валяться на полу.

– Дело слишком быстро передали в суд.

– А чего там было тянуть? Взлома не было, чужих отпечатков и следов в квартире тоже, – начал перечислять свои аргументы Чени.

– Вы не рассматривали вариант, что девушка сама могла впустить убийцу?

– И кто, по-вашему, это был? – ухмыльнулся её собеседник. – Сантехник? Или рассыльный? В час ночи?

– Я не знаю, – пожала плечами журналистка. – Кто угодно.

– Вот именно, что не знаете, – детектив как-то обречённо покрутил в руках потухшую сигарету и попытался заново её раскурить, но зажигалка, пару раз выпустив хиленький, едва живой огонёк, совсем перестала отзываться на его действия. Мужчина потряс рукой, снова пощёлкал огнивом и раздражённо откинул уже бесполезную вещь в сторону. Похлопав себя по карманам, но не найдя в них ничего, чем можно было бы зажечь никотиновую палочку, Чени посмотрел на Люси, словно раздумывая, не попросить ли помощи у неё. Девушка замотала головой, чем окончательно расстроила сыщика. Он откинулся на спинку стула, скорчив страдальческую мину, потёр лоб, одновременно убирая длинные, постоянно падающие на лицо, чёрные жёсткие волосы и скучающим голосом продолжил: – Райончик там и правда не из самых благоприятных, но не забывайте, в деле было много улик, доказывающих вину подозреваемого: отсутствие алиби, показания соседей о том, что они ссорились в тот вечер. Опять же, разбитая рука Драгнила…

– Он сказал, что поранил её, когда ударил управляющего магазином, где работала его невеста, Лисанна Штраус.

– Мог и так, конечно. Теперь-то какая разница?

– В каком смысле «какая разница»? – переспросила журналистка. – Разве это не даёт повода проверить показания Мине?

– Прежде всего, это даёт нам мотив, – наставительным тоном сказал детектив, – хотя и не подтверждённый – работницы магазина при драке не присутствовали, жаловаться на своего управляющего, что он сексуально их домогается, они не стали. А вот то, как и в каком состоянии подозреваемый покинул магазин, видели все. Кстати, про разбитую руку тоже никто не сказал. Понимаете, к чему я веду?

– Девушки в магазине запуганы, естественно, что они ничего не сказали, – нахмурилась Люси. – Неужели вы этого не заметили?

Чени равнодушно пожал плечами:

– Повторяю, их показания не сыграли особой роли. Процесс заживления раны на руке подозреваемого указывал на то, что она получена за сутки до обнаружения тела. Так что он мог разбить её как в магазине при драке с управляющим, так и дома в то время, когда избивал жертву. Это была косвенная улика. Что-то ещё?

– Да, – решительно кивнула девушка. – Вы сказали, что у Драгнила не было алиби. Но у меня есть другая информация.

– Вы про кафе, что ли? Свидетелей, готовых подтвердить, что он был там в то время, не нашли.

– Или не пытались найти? – внутренне холодея, спросила журналистка. Ведь, действительно, на первый взгляд всё было предельно ясно: парень в припадке ревности до смерти избил, а потом и убил свою девушку, других подозреваемых нет. Стоит ли тогда напрягаться, разыскивая мифических очевидцев присутствия некоего человека в нужном месте в нужное время, когда можно спокойно ограничиться имеющимися, пусть и косвенными, уликами и по-быстрому закрыть дело?

– Вы на что намекаете, дамочка? – зло сузив глаза, спросил сыщик. – Хотите сказать, я плохо делаю свою работу?

– Я всего лишь…

– Знаете что? – перебил её Чени, резко наклоняясь вперёд и облокачиваясь на стол. От его движения стаканчик с кофе покачнулся, выплёскивая на лежащие под ним бумаги своё содержимое, но мужчина этого не заметил. Он неотрывно смотрел на неё своими чёрными, выразительными глазами, в которых плескалась такая ненависть, что Люси невольно отодвинулась от него, вжавшись в спинку стула. – Шли бы вы отсюда и не вмешивались в то, в чём ни чёрта не смыслите. Думаете, если пару раз пообщались с насильниками и убийцами, теперь можете указывать мне, что и как я должен делать? Сидите там в своей студии, рассуждаете на высокие темы, все такие… чистенькие… – детектив буквально выплюнул последнее слово ей в лицо. От его полного презрения взгляда девушке стало так неловко, будто это она сейчас сидела перед ним в мятой, явно нуждающейся в стирке одежде, с как минимум трёхдневной щетиной на впалых щеках, источая от себя запах перегара и табака. – А потом приходите сюда, этакая фифа из благополучной семьи, благополучной жизни, и начинаете читать нравоучения. Что вы вообще знаете о настоящей жизни? Самое большое страдание, которое вам выпадает на долю – это сломанный ноготь и стрелка на колготках. Настоящую смерть и грязь никогда и в глаза не видели.

Люси уже не слушала, что говорил ей этот человек. В висках противно стучало, заглушая его полный яда голос, ладони похолодели, как бывало, когда она сильно нервничала. Ничего не знает о смерти? Благополучная жизнь? Тело само рвануло к тому, кто кидал ей столь необоснованные обвинения. Девушка, вскочив с места, резко наклонилась над столом, едва не столкнувшись с детективом лбами:

– Кто вам дал право так со мной разговаривать? Вы ничего обо мне не знаете! – она почти прокричала эти слова и бросилась к выходу из полицейского участка, не обращая внимания на изумлённые взгляды коллег своего недавнего собеседника и его злобное шипение за спиной.

Ей хотелось как можно быстрее уехать отсюда, но руки дрожали так, что завести машину удалось лишь с третьей попытки. Она ехала, почти не разбирая дороги, и только чудом не попала в аварию на перекрёстке. Водитель небольшого фургона, с которым едва не столкнулась её машина, минут десять громко кричал на всю улицу об умственных способностях блондинок, не известно как получающих права. Люси молча выслушала эту тираду, полностью признавая его правоту, тихо пробормотала: «Извините!» и съехала к обочине. Надо было успокоиться и подумать.

Итак, что ей удалось узнать? Управляющий магазина – стареющий ловелас и бабник, лапающий своих сотрудниц и запугавший их до такой степени, что ни одна из них не рассказала полиции правду. Да, Эльзе будет где развернуться, она уж точно не пройдёт мимо подобного. Господина Вакабу Мине ждут тяжёлые времена.

Теперь детектив Роуг Чени. Весьма неприятный и неопрятный тип. Девушку передёрнуло: встречаясь на студии чуть ли не каждый день с Джетом, она и подумать не могла, что на свете бывают и менее симпатичные люди. Пожалуй, теперь её мнение о вышеупомянутом сотруднике если и не станет лучше, то, по крайней мере, она постарается относиться к нему терпимее. Ну, ладно, это всё лирика, а что на счёт полученной от полицейского информации? Здесь тоже было не густо. Скорее всего, её подозрения по поводу желания одного служителя порядка побыстрее закончить с делом всё же имели под собой некие основания, иначе почему бы он так взъелся на неё? Не потому ведь, что она так некстати прервала его сладкий сон? Если отбросить показания свидетелей и результаты экспертиз, единственное, что вызывает вопросы – алиби подозреваемого. Вернее, его недоказанность. Почему его не подтвердили? Не смогли это сделать или не захотели тратить на поиски очевидцев время? Люси полистала свою записную книжку. Двух человек из тех, чьи имена она выписала из дела Драгнила, журналистка уже успела навестить и, как оказалось, практически безрезультатно. Оставалось надеяться, что последняя встреча всё же сможет пролить хоть какой-то свет на это дело.

Кафе «Синий пегас», в котором работала Миражанна Штраус, сестра Лисанны, было почти пустым, если не считать двух молодых людей за столиком в углу и платиновой блондинки за стойкой. Как только журналистка подошла к бару, та повернулась к ней, мило улыбнулась и сказала:

– Доброе утро. Что желаете? Кофе? Или полноценный завтрак?

– Нет, спасибо, – чуть качнула головой Люси. – Я бы хотела поговорить с мисс Штраус.

– Это я, – ответила девушка.

Люси на секунду замешкалась. Предстоящий разговор будет не из лёгких, и не стоило его начинать здесь, в зале, при свидетелях. Поэтому она поспешила уточнить:

– Простите, мы могли бы поговорить наедине?

Мисс Штраус окинула взглядом зал кафе, убедилась, что её помощь сейчас никому не требуется, и кивнула, приглашая следовать за собой. Через пару минут они оказались в маленькой комнатке. Миражанна закрыла дверь и обернулась к Люси:

– Слушаю вас.

Журналистка глубоко вздохнула и, сцепив пальцы, чтобы унять невольную дрожь, стала объяснять цель своего визита, тщательно подбирая слова и внимательно следя за собеседницей:

– Меня зовут Люсьена Сердоболия. Я репортёр, веду передачу «Репортаж перед смертью», которая выходит на телеканале «True News». Одним из её участников стал жених вашей сестры, Нацу Драгнил… – Штраус при упоминании этого имени побледнела и дёрнулась, как от удара. Руки, всё это время спокойно висевшие вдоль тела, начали лихорадочно поправлять одежду. Люси, желая хоть немного успокоить девушку, сделала шаг вперёд и тихо, с сочувствием в голосе произнесла: – Миражанна, простите, что снова заставляю вас вспоминать об этом, потому что знаю, насколько это больно. Если бы можно было избежать этого разговора, я никогда бы не пришла сюда, но, увы, вы единственная, кто может помочь.

– Что вам нужно? – с трудом выдавила Штраус.

– Понимаете… – журналистка ненадолго задумалась, пытаясь чётко сформулировать свою мысль. Её собеседница была в таком состоянии, что могла либо не понять того, что ей скажут, либо просто в любой момент прервать их разговор. Надо было коротко и понятно объяснить причину своего появления в кафе. – Когда я общалась с Нацу лично, он не показался мне тем, кто мог бы совершить подобное преступление, – Люси решила не рассказывать Миражанне о первой встрече с Драгнилом, когда её суждение о нём было несколько другим. Это вряд ли помогло бы склонить Штраус к сотрудничеству, тем более что мнение самой журналистки о предмете их разговора с тех пор немного изменилось. – Кроме того, в его деле есть несколько моментов, которые вызывают вопросы, например, его алиби на тот вечер. Если бы вы смогли помочь мне…

– Убирайтесь! – перебив её, истерично вскрикнула блондинка. Девушку затрясло так, что казалось, она вот-вот упадёт. – Слышите? Я не собираюсь никому помогать – ни вам, ни ему. Даже… даже если бы… всё равно… я не могу… не хочу… уходите… – Мира, задыхаясь, почти шептала эти слова, словно в бреду. Люси, сама напуганная этой внезапной истерикой, отступила назад и, достав из сумочки маленький бумажный прямоугольник, положила его на стоящий у стены стол:

– Я оставлю свою визитку. Если передумаете… – она бросила обеспокоенный взгляд на продолжавшую трястись Штраус и быстро вышла из комнаты.

И снова – машина, невидящий взгляд через стекло, нестройный хоровод мыслей, жадной толпой хлынувших в гудящую от происходящего голову. Когда она назвала имя героя своего последнего репортажа, в красивых голубых глазах платиновой блондинки мелькнули боль и… страх? Первое было вполне понятно – она потеряла сестру, но почему девушка так сильно испугалась? Что или кто внушил ей этот ужас? Драгнил? Весьма странно, ведь он в тюрьме, и через несколько дней, если ничего не случится, его ждёт электрический стул. Неужели Мира настолько тяжело перенесла смерть Лисанны, что даже одно его имя вызывает у неё приступ паники? Это вполне возможно, она сама до сих пор не может спокойно думать о том, кто забрал жизнь Мишель, хотя прошло уже десять лет. Так что такое объяснение неожиданной истерики Штраус звучит весьма правдоподобно.

И всё же что-то было не так. До упоминания о Драгниле Мира была спокойна, мило улыбалась и даже напевала какую-то песенку, когда стояла за стойкой. Ни заплаканных глаз, ни грусти в голосе. Со смерти Лисанны прошло больше месяца, даже глубокое горе могло притупиться, но какие-то его признаки всё равно должны были остаться. Может, столь сильная реакция на имя убийцы своей сестры вызвана не горем и страхом перед ним, а чем-то другим? Что, если Мира что-то знает о событиях той ночи, но по каким-то причинам не может сказать? «Я не собираюсь никому помогать… Я не могу… не хочу…». Не может или… не хочет? Как это узнать? Если бы детектив Чени захотел её выслушать, но он явно настроен против Драгнила. Ну, что ж, у неё есть только один выход…

Люси достала телефон и, набрав несколько цифр, замерла в нерешительности, но потом, словно рассердившись на себя, нервно дёрнула пальцем и нажала на зелёную кнопочку. Несколько длинных гудков – и приятный женский голос произнёс:

– Адвокатская компания «Макаров и партнёры», кабинет адвоката Стейнлиза, чем могу помочь?

– Я бы хотела поговорить с господином Стейнлизом. По личному делу.

– Как вас представить?

– Люси… Люси Хартфилия, – она назвалась своим настоящим именем. Её будущий собеседник точно должен знать, кто ему звонит.

– Одну минуточку, пожалуйста, – женский голос сменился на классическую мелодию. Красивые аккорды настолько завладели её вниманием, что Люси невольно вздрогнула, когда в трубке вместо них раздался мягкий баритон, томно мурлыкнувший:

– Здравствуй, детка. Рад тебя слышать. Чему обязан?

========== Часть 8 ==========

Комментарий к

Выражаю особую благодарность leira_lei - подруге, соавтору и просто замечательному человечку за помощь в написании этой главы.

Спасибо, солнышко!

****************

P.S. Прошу прощения за возможные ошибки и повторы - взгляд уже настолько “замылился”, что даже элементарных опечаток не вижу. Обещаю зайти через несколько дней и подправить недочеты.

Люси уже целый час крутилась перед зеркалом, пытаясь выбрать себе наряд. Человек, с которым ей предстояло сегодня встретиться, был весьма придирчив в вопросах, касающихся внешнего вида, значит, придётся продумать свой образ до мелочей. А учитывая, о чём пойдёт их разговор, она должна выглядеть не просто отлично, а идеально. Поэтому с утра: душ, волосы высушить феном, придавая объём и слегка подкрутив концы – закалывать она их не будет, позволит свободно рассыпаться по плечам. Никакой косметики, лишь немного блеска на губы и пару раз провести щёточкой с чёрной тушью по ресницам. Одежда: ненавистное кружевное бельё (чтобы чувствовать себя в тонусе), тёмно-синее с белой вставкой спереди платье-футляр без рукавов, туфли на высоком каблуке. Из украшений только золотые серёжки-гвоздики и большие, почти мужские белые часы, подчёркивающие хрупкость рук. Последний штрих – несколько капель духов на запястья и шею. Всё.

Господин Стейнлиз назначил встречу на восемь часов, но Люси приехала в кафе раньше. Ещё один пунктик её будущего собеседника – он не любил, когда люди опаздывали, и сам всегда приходил минута в минуту. Как это у него получалось, она до сих пор не могла понять. Иногда ей казалось, что внутри этого человека спрятаны специальные часы, которые и подсказывали ему, что пришло время для определённых действий. Впрочем, при его занятости иметь подобного «помощника» было просто необходимо.

Официантка поставила перед ней чашку с зелёным чаем, дежурно поинтересовалась, не нужно ли чего ещё, и ушла. Люси сделала осторожный глоток и с отвращением вернула посуду на место. Горячий безвкусный травяной напиток с лёгкими жасминовыми нотками неприятно загорчил на языке. Миссис Лейла Хартфилия пыталась в своё время привить ей любовь к некоторым изысканным блюдам вроде того же зелёного чая, но дочь так и не поняла всей прелести вкусовых пристрастий матери. Люси, как и её отец, отдавала предпочтение обычной еде, хотя в последние пару лет немного изменила своим привычкам, с удивлением обнаружив у себя кулинарный талант. Готовка стала одним из немногих увлечений, не только помогающих расслабиться после тяжёлых трудовых будней, но и доставляющих не меньшее удовольствие, чем секс и прогулки по магазинам. Однако даже столь внезапно появившееся хобби не смогло раскрыть ей всей прелести напитка, остывающего сейчас в тонкостенной фарфоровой чашке.

Сзади раздались негромкие шаги. Девушка бросила взгляд на часы и слегка улыбнулась: минутная стрелка дрогнула и перескочила на цифру двенадцать. Как обычно, пунктуален. Подошедший положил руку ей на плечо и, наклонившись, слегка коснулся щеки губами, на мгновение окутав глубоким, терпким ароматом кедра с тонкими нотами бергамота и мандарина. Закрыв глаза, Люси с наслаждением вдохнула оригинальный, насыщенный букет его бессменного «Fahrenheit». Оказывается, она уже успела соскучиться по этому запаху. Мужчина между тем обошёл её, сел справа через угол стола и голосом, от которого у неё невольно побежали по телу мурашки, поинтересовался:

– Надеюсь, я не заставил прекрасную даму томиться в ожидании?

– Нисколько, – ответила журналистка, поднимая на собеседника глаза. – Здравствуй, Локи.

Он нисколько не изменился. Аристократическое лицо, рыжеватые, уложенные в нарочитом беспорядке волосы, неизменные очки в тонкой оправе, строгий деловой костюм, галстук в тон, ослепительно-белая рубашка. Как всегда, очарователен, сексуален и самодоволен. И притягателен для противоположного пола: подошедшая официантка томно затрепыхала ресницами, ожидая, когда Стейнлиз сделает заказ. Тот чуть повернул к ней голову, небрежно бросил:

– Чёрный кофе, с лимоном, без сахара, – и снова обратил свой взгляд на Люси. Бесцеремонно осмотрел её с ног до головы и улыбнулся: – Прекрасно выглядишь.

– Спасибо, – за то время, что длился их роман, она научилась спокойно принимать его восхищение и не краснеть всякий раз, когда Локи делал ей комплименты. Так же, как и смотреть ему в глаза – спокойно, открыто и немного дерзко, словно принимая не высказанный вслух вызов. Это своеобразное молчаливое противостояние обычно не длилось долго: Люси всегда старалась найти повод, чтобы первой оставить «поле боя», сохранив за Стейнлизом право насладиться своей победой и потешить его мужское самолюбие. Но даже эти несколько минут позволяли ей ощутить приятное до головокружения чувство внутренней силы и свободы – то, что помогало забыть о слабости, одиночестве, наполняя уверенностью в себе, решимостью и желанием идти вперёд. Именно Локи и стал тем, кто показал Люси, что она может быть другой, открыл в ней что-то новое, загнанное далеко в подсознание жёстким контролем со стороны родителей и чувством вины перед сестрой. Это не решило внутренних проблем, но хотя бы позволило ей стать более независимой, обуздать терзающих её демонов и создать вокруг себя ту стену, что надёжно оберегала и от кошмаров прошлого, и от горестей настоящего. И лишь несколько дней назад под пристальным, внимательным взглядом серых глаз эта охранная система впервые дала трещину, но тому, кто сидел сейчас напротив, этого знать не полагалось. Поэтому девушка, как это бывало между ними ранее, ответила своему собеседнику не менее прямым и спокойным взглядом, а потом переключила своё внимание на безнадёжно остывший чай, стараясь не морщиться от отвращения, делая очередной глоток.

Через пару минут Локи повторил её действия, но пил свой напиток с большим удовольствием. Люси молча ждала, когда Стейнлиз решит прервать затянувшееся молчание – ей не хотелось выглядеть нетерпеливой, подталкивая его к разговору, но, кроме этого, не мешало лишний раз прокрутить в голове необходимые аргументы и уже заготовленные фразы. Сейчас он был единственным, к кому она могла обратиться за помощью, поэтому ей придётся очень постараться, чтобы убедить его взяться за столь рисковое и почти проигрышное дело.

Впрочем, насколько Люси смогла узнать Локи, он никогда не боялся трудностей – чем бесперспективнее и запутаннее был процесс, тем охотнее адвокат Стейнлиз соглашался в нём участвовать. Амбициозный, напористый, более смелый в своих действиях, чем его старшие коллеги, к тридцати годам он умудрился стать не только одним из самых высокооплачиваемых и востребованных адвокатов в городе, но и младшим партнёром в юридической фирме «Макаров и партнёры» с вполне реальной перспективой в скором времени занять место полноправного компаньона. Поэтому, с одной стороны, это давало некоторую надежду на то, что Локи возьмётся за дело Драгнила, с другой, учитывая его занятость и требования к финансовым возможностям будущих клиентов, почти не оставляло шансов на его согласие. Однако совсем не попытаться осуществить свой план было не в характере Люсьены Сердоболии. Именно поэтому она вчера и набрала его номер, а сейчас стоически ожидала, когда господин Стейнлиз, наконец, решит обратить на неё своё драгоценное внимание. Тот нарочито медленно допил кофе и, с явным сожалением отставив пустую чашку, повернулся к ней:

– Итак, что же после стольких лет заставило тебя вспомнить обо мне? – в его словах послышался едва уловимый упрёк, но Люси заставила себя смотреть собеседнику в глаза:

– Мне нужна твоя помощь, Локи. Как адвоката.

Мужчина вздёрнул бровь:

– Ты кого-то убила?

– Прости, я неправильно выразилась, – она всё-таки не выдержала и отвела взгляд. – Помощь нужна другому человеку, но он не имеет возможности за ней обратиться.

– Почему? – в голосе Стейнлиза порезались стальные нотки: вся последующая информация могла касаться будущего дела, поэтому ко всему, что сейчас ему скажут, нужно отнестись максимально серьёзно. Люси, уловив изменения в его настроении, почувствовала, как противно задрожали колени, но постаралась не выдать своего состояния, ответив как можно спокойнее:

– Потому что он находится в камере смертников.

Локи снял очки и, достав из внутреннего кармана специальную салфетку, стал протирать стёкла. Журналистка незаметно наблюдала за его размеренными, задумчивыми движениями. Дорогие, в тонкой, сделанной на заказ оправе очки не были лишь одной из многочисленных деталей его до мелочей продуманного образа молодого успешного адвоката. Врождённая дальнозоркость и необходимость каждый день работать с бумагами заставили его искать подходящий прибор для коррекции зрения. Линзы после нескольких неудачных попыток окончательно и бесповоротно уступили пальму первенство очкам, которые со временем вместе с дорогим кейсом и позолоченной ручкой стали неотъемлемой частью имиджа, придавая своему хозяину солидность, респектабельность и деловитость. А в некоторых случаях (как, например, сейчас) служили для того, чтобы дать Стейнлизу время для размышления.

Локи, очевидно, придя к какому-то выводу, убрал, наконец, салфетку, надел очки и, посмотрев на Люси сквозь идеально чистые стёкла, спросил:

– Насколько я понимаю, в мои задачи будет входить, как минимум, отсрочка исполнения наказания, как максимум – отмена смертной казни? Когда приговор должны привести в исполнение?

– В четверг.

– Через три дня? – мужчина фыркнул, выражая то ли недовольство ситуацией, то ли удивление наивности своей собеседницы. – Я не Бог, детка.

– Знаю, – Люси позволила себе чуть улыбнуться. – Ты просто самый лучший адвокат в этом городе.

Локи снова снял очки, но в этот раз просто покрутил их в руках. Ему явно были приятны её слова, хотя он всеми силами пытался это скрыть. Однако довольно скоро от смущения не осталось и следа – Стейнлиз вернул прибор для коррекции зрения на место и, прищурившись, посмотрел на девушку:

– Благодарю за комплимент. Но ты же понимаешь, что за просто так я ничего делать не буду.

Люси закусила губу. В этом он весь – выгода, выгода и ничего, кроме выгоды. И сейчас ему будут нужны не деньги…

– Хорошо, – она кивнула, удивляясь, насколько спокойно прозвучал её голос. Мужчина несколько секунд смотрел ей в глаза, потом достал из кейса блокнот и щёлкнул ручкой, приготовившись записывать её слова:

– Рассказывай.

Следующие минут сорок она обстоятельно и подробно посвящала Локи в известные ей подробности этого непростого дела, не забыв упомянуть о всех трёх встречах. Стейнлиз быстро писал в блокноте, немного нахмурив брови и делая по ходу какие-то одному ему понятные пометки. Когда рассказ был окончен, он убрал записи в кейс, повернулся к ней и, усмехнувшись, легонько провёл длинными, необычайно чуткими для мужчины пальцами по подбородку:

– Могу я получить аванс?

Люси только ближе придвинулась к нему, прикрыв глаза, но вместо ожидаемого поцелуя Локи лишь потёрся своей щекой о её щёку и тихо спросил:

– Почему ты ушла от меня?

Что она могла ответить на этот вопрос? Как объяснить ему причину их разрыва, не раня его самолюбия и так, чтобы он смог понять её? Ей не удалось сделать это тогда, получится ли сейчас? Люси вздохнула, собираясь хоть что-то сказать, чтобы прервать неловкую паузу, но не успела – мужчина резко отстранился, поднялся и совершенно спокойно, будто ничего и не произошло, сказал:

– Мне нужно получить разрешение на просмотр его дела. Ты ведь наверняка тоже захочешь взглянуть на него? – получив утвердительный кивок, Локи бросил быстрый взгляд на часы: – Хорошо. Думаю, пары часов мне хватит, чтобы уладить этот вопрос. Куда за тобой заехать?

– М-м-м… – девушка потёрла лоб, пытаясь привести мысли в порядок и вспомнить, что она планировала на сегодня помимо утренней встречи в кафе. – Я буду на студии.

Договорились. Жди моего звонка, – Стейнлиз бросил на стол банкноту, подхватил кейс и быстрым шагом направился к выходу. Люси проводила его глазами. Ну, что ж, можно сказать, что всё прошло… нормально. Локи согласился помочь, а способ оплаты, хоть и казался на первый взгляд безнравственным и пошлым, был не лишён приятности и в данном случае, как ни крути, казался единственно возможным. Теперь, оставшись одна и обдумав сложившуюся ситуацию, она поняла, что иного развития событий и не ожидала. Стоило ли тогда беспокоиться и переживать? Люси тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли, расплатилась и поехала в студию.

В принципе, особых причин находиться здесь сегодня у неё не было: очередной выпуск «Репортажа», который пойдёт в эфир в среду, они с Джетом смонтировали ещё вчера, в воскресенье. Единственное, что нужно было сделать, это оформить пропуск для её нового оператора, Ромео Конбальта. Запрос в тюрьму начальство должно было отправить ещё несколько дней назад, оставалось забрать его и подписать кое-какие бумаги. Чтобы не терять времени, она сразу же поднялась на третий этаж. Кана на её приветствие только махнула рукой в сторону непосредственных директорских апартаментов, и снова уткнулась в любимый журнал. Журналистка стукнула костяшками пальцев по двери и заглянула в Красный кабинет.

К её огорчению, на месте оказался только Стинг Эвклиф. Конечно, подписывать документы имели права оба руководителя, но Люси предпочитала по любым вопросам общаться именно с Фернандесом. По одной простой причине – он не пытался перевести их отношения в разряд личных. В отличие от Эвклифа. Этот симпатичный блондин не так давно начал оказывать ей пусть и редкие, но крайне недвусмысленные знаки внимания, награждая при встрече весьма откровенными взглядами, от которых девушке каждый раз становилось не по себе. Не сказать, чтобы он совсем ей не нравился: сочетание светлых волос с выразительными, пронзительно-синими глазами и яркой, запоминающейся улыбкой, одаривающей его по-детски притягательными ямочками на щеках, могло покорить почти любое женское сердце. Компанейский и открытый, в отличие от серьёзного, немного себе на уме Джерара Фернандеса, Эвклиф быстро располагал к себе людей, легко находил с ними общий язык и мог поддерживать даже самый бессодержательный и скучный диалог, если это требовалось для дела.

При общении с противоположным полом он был напорист, слегка нагловат и самоуверен, но при этом галантен и столь обворожителен, что дамы с удовольствием падали в его объятия, прощая ему недолговечность чувств и непостоянство. Стинг быстро загорался, но столь же быстро остывал, меняя подружек довольно часто, однако умудрялся расставаться с ними без скандалов и сохранять дружеские отношения и после окончания романа.

И всё же, несмотря на всё его обаяние, Люси не спешила, в отличие от других девушек, с которыми работала в «True News», отвечать на ухаживания Эвклифа. Дело было не только в том, что ей не хотелось размениваться на очередную мимолётную интрижку. Прежде всего, Стинг был её начальником, а заводить служебные романы с руководством и тем самым ставить на себя клеймо беспринципной карьеристки, выбивающейся в люди через постель, было не в её правилах. Журналистка Люсьена Сердоболия хотела добиться всего сама, опираясь только на свой ум, трудолюбие и упорство, желая доказать и себе, и другим, что кроме симпатичной внешности у неё есть и другие достоинства.

К великому сожалению девушки, Эвклиф не прекращал попыток добиться её благосклонности, напрочь игнорируя намёки и пока ещё мягкие отказы на любые свои предложения и просьбы. Люси старалась не идти на открытый конфликт: несмотря на внешнее дружелюбие, Стинг был весьма злопамятен и жесток с теми, кто по тем или иным причинам становился его врагом. Поэтому девушка всеми силами стремилась избегать прямых отказов, придумывая для них разнообразные, иногда совершенно нелепые причины, и вообще стараясь держаться от этого обаятельного блондина подальше, насколько позволяла работа в одном коллективе и их служебное положение. Однако все ухищрения были тщетны – её неприступность только больше раззадоривала Эвклифа, и Люси с внутренней дрожью ждала дня, когда всё же вынуждена будет расставить все точки над «i».

Объяснив цель своего визита, журналистка постаралась как можно скорее уладить дела и уже придумывала причину, по которой могла бы сразу покинуть Красный кабинет, но этого не потребовалось. Ей повезло – стоило Стингу поставить подпись на документе, как у него позвонил телефон. Девушка мышкой выскользнула из начальственных апартаментов и поспешила покинуть третий этаж, но не успела пройти и половину коридора, как её окликнули. Либо его разговор оказался слишком коротким, либо Эвклиф просто напросто избавился от своего собеседника и сейчас уверенной походкой шёл к ней.

– Ты почему так быстро убежала? – спросил он, остановившись в паре шагов от неё.

– Вы разговаривали по телефону, я не хотела мешать.

– Глупости, – фыркнул блондин. – Ты мне никогда не мешаешь. Кстати, прекрасно выглядишь.

– Спасибо, – Люси почувствовала, что краснеет, и отвела взгляд. Смотреть прямо в глаза в такой ситуации она могла только Локи, сейчас же подобное действие могли воспринять неправильно.

– Как тебе твой новый оператор? – продолжал расспрашивать Стинг.

– Ромео? – она чуть дёрнула плечом, по-прежнему не смотря на своего собеседника. – Пока сложно сказать. Я видела его работы, вполне качественная съёмка, интересные ракурсы, он сам полон идей, но…

– Но?..

– Мне кажется, Конбальт слишком молод для «Репортажа», – журналистка впервые за время их разговора встретилась с Эвклифом глазами. Когда дело касалось работы или служебных обязанностей, она забывала о стеснении и неловкости, смело отстаивая свою точку зрения. Её собеседник, не разрывая зрительного контакта, шагнул к ней, заставив отступить назад и прижаться спиной к стене, о которую и сам опёрся рукой секундой позже, отрезая ей все пути к отступлению. Чуть наклонился к ней и негромко выдохнул:

– Ну… Если ты хочешь кого-нибудь другого… – его действия и двусмысленность произнесённой фразы заставили её сердце едва ли не выпрыгивать из груди, отдаваясь в ушах неприятным гулом. По телу разлилась вязкая, липкая слабость, не давая собраться с мыслями. Девушка, как загипнотизированная, смотрела в синие глаза Стинга, медленно наклоняющегося к её губам.

Странный, похожий на хлопок звук громким эхом разнёсся по коридору, заставив их вздрогнуть и повернуться к его источнику. На площадке третьего этажа стоял Фуллбастер. Эвклиф легко оттолкнулся от стены и, убрав руки в карманы, спокойно посмотрел на оператора. Люси же, наоборот, ещё сильнее прижалась к ставшей сейчас такой необходимой опоре и закрыла глаза, готовая сгореть от стыда, словно она была женой Грея, который, как в плохом анекдоте, застукал её с любовником, вернувшись раньше времени из командировки. Сам же «муж», насколько журналистка успела заметить, если и не пылал праведным гневом, то явно был не в восторге от увиденного. Раздражённо дёрнув уголком рта, он буркнул:

– Извините, – и наклонился за лежащей на полу папкой, то ли случайно уроненной, то ли специально брошенной в качестве отвлекающего манёвра.

– Осторожнее надо быть, Фуллбастер, – цыкнул сквозь зубы Стинг. Оператор ничего не ответил, продолжая сверлить глазами блондинистую парочку. Обстановка накалялась; раздражение буквально витало в воздухе, но никто из мужчин не хотел уходить и оставлять «поле боя» за предполагаемым соперником. Положение спас неожиданно зазвонивший телефон. Люси вздрогнула, услышав мелодию, и торопливо достала аппарат из сумочки. Нажала на зелёную кнопочку и поднесла к уху, с удовольствием услышав в трубке голос Стейнлиза:

– Я подъехал. Жду тебя в машине около входа.

– Уже иду. Извините, – она скользнула взглядом по лицам Стинга и Грея, убрала телефон и поспешила к выходу, по дороге старательно обходя обоих. Но ей снова не дали уйти. В холле на первом этаже догнавший её Фуллбастер схватил за плечо и развернул к себе, почти прошипев в лицо:

– Что у тебя с Эвклифом?

– Это моё личное дело, Грей, и тебя оно абсолютно не касается, – как можно спокойнее ответила девушка.

– Очень даже касается, – не согласился тот. – Я твой друг…

– Друг?! – её возмущению не было предела. – Ты бросил меня! Ушёл, не доделав работу и даже не предупредив, просто сбежал. Так, по-твоему, поступают друзья?

Парень не ответил, виновато отведя взгляд. Люси вырвала руку и пошла к автомобилю, рядом с которым её ждал Локи. Он галантно распахнул перед ней дверцу и помог устроиться на переднем сиденье. Когда Стейнлиз плавно тронул машину с места, она всё же не выдержала и посмотрела в окно. Грей стоял на крыльце студии, смотря им вслед злым, оскорблённым взглядом. Девушка вздохнула и устало откинулась на спинку кресла. Прекрасно, теперь ей обеспечена ещё одна головная боль в виде строящего из себя Отелло Фуллбастера. И, судя по его недовольной физиономии, её ждут весьма непростые времена.

========== Часть 9 ==========

Комментарий к

Прошу прощения у тех, кто ждал в этой части НаЛю. Я помню, что обещала, но автор предполагает, а Муз располагает)

Поэтому обещанная сцена, чтобы не перегружать главу, перенесена в следующую главу. Постараюсь долго с ней не тянуть)

– Интересные у тебя коллеги, – Стейнлиз притормозил на перекрёстке, ожидая, когда загорится зелёный свет. Первые минут десять после того, как они отъехали от здания, в салоне царила тишина, и Люси уже думала, что Локи, наблюдавший через стеклянные двери студии всю сцену с Фуллбастером, ничего не скажет, но увы, её надеждам не суждено было сбыться. Он не просто прокомментировал увиденное, но и выделил голосом последнее слово, явно намекая на объяснения.

Возможно, в любое другое время она перевела бы всё в шутку или решительно осадила сующего свой нос в чужие дела собеседника, но в данный момент ни на то, ни на другое у неё элементарно не было сил. Сцена на третьем этаже не просто расстроила – напугала её: Эвклиф ещё ни разу не позволял себе ничего подобного и, если бы кое-кто не помешал им весьма оригинальным способом, непременно бы закончил начатое. После этого уже глупо было бы делать вид, что она не понимает намерений Стинга. Люси не собиралась отвечать на его ухаживания, поэтому выход, скорее всего, у неё был бы только один, не сейчас, так через пару-тройку месяцев…

Девушка не привыкла отступать от своих принципов, но в этой жизни за всё надо платить. А за свою свободу – в особенности. Ей уже приходилось стоять перед сложным выбором, и каждый раз это было мучительно и больно, но необходимо. Неожиданное вмешательство Грея лишь отложило решение этого вопроса, однако теперь Люси как никогда понимала, что вскоре ей снова придётся что-то менять в своей жизни. Противостоять Эвклифу она не сможет; будь он рядовым сотрудником, ей не составило бы труда поставить его на место. Но высокое положение блондина и непростой характер лишали даже малейшего шанса на успех. Стинг не простит отказа и сделает всё, чтобы непокорная сотрудница либо в конце концов сдалась на его милость, причём, не на самых выгодных для себя условиях, либо покинула телекомпанию, опять же не без потерь.

Единственно возможный выход – уйти самой, не дожидаясь ультиматумов и развёрнутых военных действий. Вопрос – когда? Сколько у неё есть времени, чтобы всё спокойно обдумать и наметить пути отступления? Если честно, сейчас ей было совершенно не до этого: все мысли занимало дело Драгнила и предстоящая «расплата». Кстати, об оплате, вернее, о том, кому придётся её выплачивать. Локи ещё ждал ответа на свой невысказанный вопрос, недовольно поджав губы. «Как ребёнок, честное слово», – мысленно вздохнула Люси, а вслух произнесла:

– Грей – мой старый друг. Мы знакомы ещё со школы.

– Друг? – фыркнул Стейнлиз. – Друзья так не смотрят. Хотя, если ты придаёшь этому слову другое значение…

– Хорошо! – раздражённо перебила она. – Да, у нас был роман. Да, мы недавно расстались. Нет, я не собираюсь к нему возвращаться. Что-то ещё?!

– Прости… – тихо сказал Локи, старательно смотря на дорогу. Девушка отвернулась от него, но молчать долго не стала, чтобы не нагнетать обстановку. Заправила светлую прядь за ухо и перевела взгляд на водителя:

– Куда мы едем?

– В архив, – немедленно отозвался тот. – Я получил разрешение.

– Подожди, – потрясённо посмотрела на него Люси. – Ты же сказал, что тебе нужно два часа, а сейчас только десять…

Стейнлиз лишь самодовольно улыбнулся, останавливая машину перед тёмным, невзрачным зданием. Через пятнадцать минут они сидели в холодной, окрашенной в серый цвет комнатке без окон, аккуратно раскладывая на столе содержимое небольшой коробки. Фотографии, отчёты экспертов, запечатанные в специальных пакетиках улики с места преступления, запись судебного процесса и многое другое – всё это им предстояло пересмотреть, прочитать, проанализировать и попытаться найти хоть какие-то зацепки, которые помогут если не доказать невиновность обвиняемого, то хотя бы дать предлог для отсрочки приведения приговора в исполнение.

Локи безотлагательно принялся за дело: улик было немного, но и особым временем они не располагали. Люси молча сидела на другом конце стола, просматривая то, что уже прошло через руки Стейнлиза. Фотографии с места преступления оказались одними из первых. Девушка едва смогла сдержать приступ тошноты: на теле жертвы практически не было живого места, словно её использовали вместо боксёрской груши. Результаты вскрытия указывали, что Лисанну избивали каким-то деревянным орудием вроде бейсбольной биты или обычной толстой деревянной палки. Ничего похожего в квартире не нашли, значит, убийца унёс орудие преступления с собой. Признаков сексуального насилия не обнаружили, мисс Штраус потом просто задушили, причём сделали это руками. Квартира была разгромлена, но что послужило причиной: сопротивление жертвы или действия преступника, который, возможно, что-то искал после совершения убийства – эксперты так и не определили. Как и говорил Драгнил, в их доме не обнаружили других отпечатков, кроме Лисанны и его собственных. Но ведь убийца мог быть в перчатках, однако эту версию, кажется, даже не рассматривали: в показаниях соседей говорилось только о ссоре, никаких вопросов о незнакомых людях следователи не задавали.

Отложив очередную бумажку, девушка зябко поёжилась. Они сидели в архиве уже часа три, и за это время она успела довольно сильно продрогнуть, но говорить об этом своему спутнику не стала, чтобы не отвлекать его от работы. Локи внимательно просматривал всё, что лежало в коробке, делая записи в блокноте и иногда возвращаясь к тому, что уже было отложено в сторону. Он говорил Люси, что конкретно ему надо, та искала необходимую вещь, и Стейнлиз снова погружался в изучение улик, не выказывая усталости. Девушка же чувствовала, что её голова готова буквально расколоться на части, как глиняный горшок, от переполнявшей её информации. Желая немного отдохнуть, Люси откинулась на спинку стула и стала наблюдать за склонившимся над столом адвокатом.

Ей всегда нравилось смотреть на то, как Локи работает. Сосредоточенный, серьёзный, он хмурил брови, беспокойно бегая пальцами по сухим строчкам отчётов экспертов, периодически поправлял очки и нервно постукивал ручкой по бумагам, задумавшись над тем или иным аспектом дела. В эти моменты с него слетало всё его самодовольство, уступая место той неповторимой мужественности, что заставляет практически любую женщину внутренне трепетать, чувствуя себя в безопасности рядом с подобным представителем сильной половины человечества. К сожалению, стоило Локи вернуться в реальный мир, и стремление спрятаться за его широкой спиной от всех бед этого мира очень скоро сменялось не менее горячим желанием оказаться от хозяина этой части тела как можно дальше. И чем больше Люси узнавала его, тем реже пыталась убедить себя закрыть глаза на эти странные метаморфозы своего теперь уже бывшего любовника. Хотя и не отказывала себе в удовольствии немного помечтать о несбыточном. Как, например, сейчас.

– Дай мне, пожалуйста, улику под номером АН-25/7, – вывел её из задумчивости голос Стейнлиза. Девушка вздрогнула и, пошарив среди других, передала ему маленький пакетик. Их руки случайно соприкоснулись. Мужчина, до этого не отрывающий взгляда от бумаг, поднял голову:

– У тебя пальцы ледяные. Замёрзла?

– Немного, – она небрежно махнула рукой, не желая отрывать Локи от дела, но тот явно не поверил её беззаботному тону. Он встал и, сняв пиджак, набросил его девушке на плечи:

– Если ты заболеешь, это мало поможет нашему подзащитному, – после чего вернулся на своё место и снова склонился над бумагами. Люси поплотнее закуталась в чужую вещь, чувствуя, как её начинает окутывать приятное тепло, и легонько потёрлась щекой о чуть шершавую дорогую ткань пиджака, глубоко вдохнув исходящий от него терпкий, манящий запах.

Да, она скучала по Локи – хотя бы самой себе в этом нужно было признаться. Скучала по его самодовольной улыбке, по томному, вкрадчивому голосу, по чутким, музыкальным пальцам, умеющими быть одновременно нежными и жестокими в самые интимные моменты, по этому дурманящему аромату, пропитавшему насквозь каждую вещь в его доме. За полгода их отношений это стало частью и её жизни, причём настолько сильно, что после расставания со Стейнлизом она походила на наркомана во время ломки, и, если бы не подвернувшийся вовремя Фуллбастер, зашедший поздравить с наступающим Новым годом, она бы наплевала на все свои принципы и вернулась к рыжему адвокату. Грей, забежавший буквально на минуту, увидев её заплаканное лицо, отменил встречу и просидел с ней весь оставшийся вечер, выслушивая и отпаивая чаем. Уже после полуночи успокоительный процесс перешёл в новую стадию, после которой возвращаться к бывшему любовнику было поздно и стыдно. Черноволосый оператор помог ей избавиться от наваждения, которым стал для неё Локи Стейнлиз, и вскоре покинул и её спальню, и её саму, отдавшись новому роману.

Следующие пару лет были наполнены короткими, не приносящими удовлетворения связями и ни к чему не обязывающими отношениями с Фуллбастером. Воспоминания о Локи поблекли, потерялись в вихре ежедневных обязанностей и свежих впечатлений, уже не волнуя и почти не принося боли. Так ей казалось до сегодняшнего дня, вернее, до того момента, как Стейнлиз любезно поделился с ней частью своего гардероба. Память, взбудораженная почти забытыми ощущениями, заставила сжаться сердце и на мгновение пожалеть об казавшемся некогда необходимом расставании.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Люси схватила со стола первое, что попало под руку. Это оказалась ранее порванная, а теперь аккуратно запаянная в специальный пакет фотография. На ней Драгнил обнимал симпатичную платиновую блондинку с короткой стрижкой. Возможно, это и есть Лисанна Штраус. Журналистка поднесла снимок ближе к глазам, чтобы лучше рассмотреть невесту их подзащитного. К сожалению, разрыв проходил прямо по её лицу. Зато зона декольте была очень хорошо видна.

– Локи, смотри, – резко дёрнувшись вперёд, девушка положила фотографию перед адвокатом. Тот скользнул взглядом по улике и недоумённо посмотрел на Люси, ожидая объяснений. – Её украшение. Точно такое же было у Миражанны, когда мы встретились с ней в кафе.

Стейнлиз взял в руки снимок и более внимательно посмотрел на нужный кусочек.

– Ты уверена? – спросил он, поворачивая пакетик так, чтобы его гладкая поверхность не бликовала.

– Абсолютно, – твёрдо сказала журналистка. – Я хорошо его запомнила. Золотая подвеска в виде капельки с синим камушком.

– Хм, – Локи пожал плечами. – Может быть, это какое-то семейное украшение? Например, родители дарили его дочерям на шестнадцатилетие или окончание школы. Кулон был на жертве после убийства?

Люси схватила пачку фотографий с места преступления и быстро пролистала их:

– Нет, ни на шее, ни рядом с телом.

– Среди улик его тоже нет, – адвокат, привстав, переворошил лежащие на столе пакетики. – Известно, когда был сделан тот снимок?

– За две недели до смерти Лисанны, – девушка указала на цифры на одном из кусочков. – Это что-то нам даёт?

Её собеседник пожал плечами:

– Пока не знаю. Она могла его просто потерять, кому-нибудь отдать, подарить…

– Или его забрал убийца.

– Такое тоже вполне возможно, – согласился Локи. – Где распечатка допроса Драгнила? – найдя нужные записи, Стейнлиз быстро пробежал глазами по строчкам и небрежно откинул листы в сторону. – Следователь не рассматривал версию с ограблением, поэтому проверять, пропало ли что-то из квартиры, не стали. Если мисс Штраус не имела привычки, подобно Золушке, терять свои вещи, вполне вероятно, у нас появилась зацепка. Но сначала нужно узнать об этой подвеске.

– Ты хочешь встретиться с Миражанной? – эта идея не очень пришлась журналистке по душе. Она помнила, как сестра убитой прореагировала на имя жениха Лисанны и просьбу Люси помочь ему. Вряд ли за пару дней её отношение к этому вопросу изменилось.

– Нет, – мужчина в задумчивости постучал ручкой по нижней губе. – Учитывая, как прошла ваша встреча, это не самый лучший вариант. Чтобы заставить эту даму сотрудничать, нам нужны достаточно веские аргументы. Пожалуй, будет лучше, если сначала мы пообщаемся с нашим подзащитным, а уже исходя из того, что он нам расскажет, спланируем наши дальнейшие действия. Ладно, – Стейнлиз окинул взглядом стол и закрыл свой блокнот, – здесь уже вряд ли найдётся что-то полезное. Предлагаю пообедать и ехать в тюрьму.

Люси только кивнула, соглашаясь, и помогла ему собрать материалы в коробку. Через час машина Локи покинула пределы города и шустро запетляла между серыми, пыльными холмами, неся своих пассажиров к конечной цели их путешествия.

========== Часть 10 ==========

Комментарий к

Насколько мне известно, в аниме у Локи карие (или просто темные) глаза. Но здесь бедняге придется походить с серыми)

Сегодня федеральное место исполнения наказания уже не выглядело таким мрачным и пугающим, как пару дней назад. Ставшие привычными за несколько месяцев пустые, гулкие коридоры не казались бесконечными, лязг закрывающихся дверей безнадёжным, а маленькая комнатка, в которой снимался материал для передачи и проходили личные встречи с Драгнилом, холодной. Может быть, от того, что в этот раз Люси переступала тюремный порог с надеждой в сердце. Впервые её появление здесь могло не просто принести кому-то утешение или стать поводом для покаяния, но и сохранить чью-то жизнь. По крайней мере, она очень хотела в это верить.

Войдя в комнату, Локи по-хозяйски занял место, на котором обычно сидела журналистка, и тут же углубился в свои записи, в задумчивости поигрывая ручкой. Стол был небольшой, и на одной стороне им вдвоём было бы неудобно, поэтому девушка села сбоку, спиной к окну, так, что её спутник оказался слева от неё. Вошедшему через несколько минут заключённому пришлось занять место по правую руку, напротив адвоката.

Драгнил был спокоен и, даже если удивился их приходу, то не показал виду. Молча скользнул взглядом по юристу и повернулся к ней, ожидая объяснений такому неожиданному количеству посетителей. Люси кашлянула, стараясь придать своему голосу побольше уверенности, и поспешила представить мужчин друг другу:

– Нацу, знакомьтесь, это Локи Стейнлиз, лучший адвокат в городе. Он любезно согласился заняться вашим делом.

Заключённый даже не повернул к её рыжеволосому спутнику головы, продолжая всё также неотрывно смотреть на неё, и заговорил лишь тогда, когда пауза стала почти неприличной:

– Вы же мне обещали, – в его голосе не было ни недовольства, ни упрёка, но девушка опустила глаза, чувствуя, как начинают гореть щёки:

– Простите, но я… я просто не смогла…

– Думаю, выбора у меня всё равно нет, – усмехнулся Драгнил, переводя взгляд на Стейнлиза. – Ну, что ж, тогда я весь ваш.

Тот только кивнул и начал задавать вопросы, уточняя детали. Люси почти не вслушивалась в их диалог, полностью доверившись своему спутнику. Адвокат был серьёзен и собран, как никогда. Дело было действительно сложным, а времени для поисков каких-то зацепок и аргументов для судьи, чтобы убедить его хотя бы отложить исполнение приговора и тем самым выиграть еще пару-тройку дней, катастрофически мало. Конечно, в карьере любого юриста бывают проигранные дела, но в этом случае добиться положительного решения в их пользу было для Стейнлиза не просто вопросом адвокатской чести и данью его самолюбию. Локи старался ради неё, что девушка понимала очень отчётливо.

С одной стороны это радовало и укрепляло веру на хороший финал, с другой от этого неприятно карябало где-то внутри, потому что ей не хотелось ни быть ему чрезмерно обязанной, ни (в случае неуспеха) стать для него причиной угрызений совести и излишних переживаний. Ибо и то, и другое могло привязать её к рыжеволосому адвокату, а Люси всеми силами старалась не допустить их нового сближения. Секс в качестве оплаты за его услуги являлся всего лишь приятным способом отблагодарить, но не больше. А вот любые чувства были опасны, потому что избавиться от них будет сложнее, чем забыть интимные подробности предстоящей расплаты. Пожалуй, лучший выход из ситуации – не оттягивать и выполнить свою часть сделки как можно скорее, например, сегодня. В таком случае, даже если они проиграют (о чём девушка старалась не думать), она будет свободна от обязательств и сможет спокойно и уверенно оградить себя от любых претензий и посягательств Стейнлиза.

Люси вынырнула из своих раздумий и, всё же решив послушать, о чём идёт разговор, чуть подалась вперёд. При этом её рука коснулась стола, и девушка невольно вздрогнула, ощутив холод металлической поверхности. Мужчины прервали беседу и, как по команде, обернулись к ней. Находиться под перекрёстными взглядами двух пар внимательных серых глаз было не то что неловко, а даже немного страшно: Люси почувствовала себя маленькой мышкой, высунувшей из норки любопытную мордочку и обнаружившей в максимальной близости от входа в своё жилище двух упитанных, но при этом весьма решительно настроенных котов. Для полноты картины «охотникам» не хватало только облизнуться и постричь от возбуждения ушами. Девушка нервно сглотнула и откинулась назад, вжимаясь в спинку стула. Она молча переводила взгляд с одного на другого, боясь сделать хоть малейшее движение, словно это могло спровоцировать атаку. Несколько минут в комнате стояла тишина, потом Локи поправил очки и обратился к ней:

– Люси? – от звука его голоса наваждение пропало, оставив после себя чувство неловкости и растерянности. – Всё в порядке?

– Да… – выдохнула девушка.

– Может?.. – Стейнлиз дотронулся до лацкана пиджака, намекая на то, что он снова готов на этот щедрый рыцарский поступок.

– Не нужно, – она решительно отвергла его помощь. Ей почему-то не хотелось, чтобы Нацу стал свидетелем любых проявлений заботы со стороны адвоката, словно это могло обидеть Драгнила. Она сама не знала, что заставляет её скрывать наличие отношений между ней и Локи, даже если это было давно в прошлом (и в особенности то, что ещё будет), но всеми силами старалась не допустить и намёка на любую связь, кроме деловой или, на худой конец, дружеской.

Однако жест Стейнлиза не остался без внимания. Третий человек, не участвовавший в их «диалоге», молча наблюдал за ними и, увидев движение Локи, заинтересованно перевёл на девушку взгляд. Её резкий ответ вызвал у розововолосого мимолётную улыбку, которую тот поспешил спрятать за сложенными в замок руками, оперевшись на них подбородком. Люси почувствовала, что начинает злиться: на себя – за столь сильную реакцию на вполне обычный жест; на Стейнлиза – за его чрезмерную и не нужную сейчас заботу; на Драгнила – за проницательность и добрую усмешку в глазах. Не имея возможности покинуть комнату и чтобы хоть как-то успокоиться, девушка просто «закрылась» от находившихся в помещении людей: сложила руки на груди и отвела взгляд. Несколько минут никто не произнёс ни слова, потом заключённый опустил скованные кисти на стол, звякнув браслетами, и спросил, обращаясь к адвокату:

– Продолжим?

Тот щёлкнул ручкой, и их разговор возобновился. Люси, выждав ещё пару минут, снова подняла на мужчин глаза и стала осторожно их рассматривать. Они были такие разные. Локи – поджарый, спортивный, с бледной, как у всех рыжеволосых людей, кожей. Уверенный в себе, слегка чопорный и высокомерный, предпочитающий держать окружающих на некотором расстоянии от своей драгоценной особы. Экономный во всем: движениях, чувствах, словах, только в моменты крайней задумчивости позволяющий себе беспокойные, почти неосознанные действия.

Драгнил же, будто в противовес, был абсолютно другим: мускулистый, широкоплечий, загорелый. Каждое его движение, спокойное, размеренное, словно лишний раз подчёркивало скрывающуюся в нём силу. В отличие от Локи, Нацу смотрел на своего собеседника без внутреннего превосходства, с чуть уловимой иронией в серых глазах, и от этого открытого, понимающего взгляда и мягкого, чувственного голоса, окутывающего девушку даже тогда, когда его обладатель говорил с другим человеком, становилось уютно и тепло.

На какую-то долю секунды журналистка даже позавидовала Лисанне и испытала странное чувство ревности, словно погибшая мисс Штраус была более счастливой соперницей в борьбе за внимание розововолосого заключённого, но тут же устыдилась и мысленно отчитала себя. Во-первых, глупо ревновать человека, которого видела всего несколько раз, к его мёртвой невесте. Во-вторых, они приехали сюда с определённой целью, значит, все силы сейчас должны быть направлены на то, чтобы их визит не оказался напрасным. Поэтому выкидываем из головы все лишние мысли и сосредотачиваемся на разговоре. Они ведь о чём-то хотели узнать у Драгнила, чего не было в деле, но могло бы помочь в раскрытии этого преступления. Девушка в задумчивости провела по шее рукой, желая отбросить за спину щекотавшую кожу прядку, и резко вскинула голову:

– Нацу, – мужчины замолчали на полуслове и повернулись к ней. – Вы помните украшение, которое носила Лисанна? Подвеску?

– Вы имеете в виду кулон в форме капельки? – уточнил Драгнил.

– Да, золотой, с синим камушком, – подтвердила Люси, игнорируя недовольный взгляд Стейнлиза.

– Конечно, помню, – кивнул заключённый. – Я подарил его Лис, когда мы стали жить вместе.

Журналистка уже хотела было задать следующий вопрос, но не успела: её спутник кашлянул, грозно сверкнув глазами, и пододвинул к Нацу блокнот:

– Сможете нарисовать?

Тот быстрыми, короткими штрихами изобразил вещь, о которой шёл разговор, и устно пояснил:

– Ничего особенного в кулоне нет, но в каком-то смысле он уникален.

– Почему? – спросил адвокат, внимательно рассматривая рисунок. Люси, чуть подавшись вперёд, бросила быстрый взгляд на изображение. Да, очень похоже на то, что она видела на шее Миражанны и кусочке фотографии. Драгнил прав – ничего необычного, довольно простое на вид украшение, но что он имел в виду, когда говорил об уникальности подвески? Через секунду Нацу сам ответил на этот вопрос:

– Его делали на заказ.

Локи вскинул на него глаза:

– Заказчиком были вы? – когда подзащитный кивнул, адвокат схватил ручку, приготовившись записать новую информацию: – Помните имя и адрес ювелира, который делал кулон?

– Джон Оут. Премилый старичок, любящий поболтать за рюмочкой хереса. К сожалению, он скончался пару месяцев назад. Родственников у него не было, поэтому его мастерскую просто закрыли. Я знаю это, потому что хотел заказать к кулону сережки, но…

Стейнлиз разочарованно отбросил ручку в сторону, побарабанил пальцами по столу и снова стал задавать вопросы:

– Ваша невеста постоянно носила его?

– Да, она не снимала его даже на ночь. В день смерти он тоже был на ней, можете спросить об этом у девушек из магазина, они должны подтвердить.

– Скажите, а у сестры Лисанны, Миражанны Штраус, не могло быть такого же или, скажем, просто похожего украшения?

Драгнил пожал плечами и немного удивлённо ответил:

– У Миры? Откуда? Я же говорил, эта вещь делалась на заказ. Если бы у сестры появилось что-то подобное, Лис бы мне сказала. А почему вы спрашиваете? – он посмотрел попеременно то на адвоката, то на девушку. Люси вздохнула и негромко объяснила:

– После нашего последнего разговора я встречалась с мисс Штраус и видела у неё на шее такой кулончик. Лисанна не могла отдать его сестре до вашего прихода? Или обронить его на работе? Кто-нибудь тогда мог его найти и…

– Нет, – перебил её заключённый. – Когда мы с Лис пришли в тот день домой, украшение было на ней, это я очень хорошо помню.

– Ну, что ж, – Стейнлиз убрал блокнот в кейс. – Теперь мы можем навестить мисс Штраус. У меня к ней есть пара интересных вопросов, – адвокат поднялся и недоумённо взглянул на свою спутницу, продолжавшую сидеть на своём месте: – Люси?..

Девушка сцепила пальцы и, не смотря на юриста, попросила:

– Локи, ты не мог бы… подождать меня в коридоре?

Ответом ей была тишина. Люси подняла голову. Стейнлиз был спокоен, но она прекрасно знала, что прячется под этой маской внешнего равнодушия и безмятежности. Кажется, ей ещё придётся очень сильно пожалеть о своей просьбе. Но отступать было поздно: мужчина дёрнул подбородком, словно с трудом сдержав рвущиеся с языка фразы, и холодно кивнул:

– Я попрошу дать вам пару минут.

Дверь за ним с противным скрежетом закрылась. Журналистка поправила волосы и в растерянности упёрлась взглядом в металлическую крышку стола. Ей очень хотелось сказать Драгнилу что-то ободряющее, поделиться с ним частичкой своей надежды. Она понимала, что времени на разговор у них мало, но никак не могла подобрать слова, чтобы его начать. Нацу сам неожиданно нарушил молчание:

– Мне кажется, вашему… другу, – он запнулся на последнем слове, точно не зная, как правильно назвать Стейнлиза, – эта идея не очень понравилась.

Люси тряхнула головой:

– Не обращайте внимания. Локи иногда бывает жутко невыносим, особенно когда дело касается условностей и правил, но в целом хороший человек и действительно лучший адвокат. Поверьте, он сделает всё возможное, чтобы помочь вам. Это не первое трудное дело в его практике и… – воздух вдруг закончился, так же как слова и мысли. Девушка неотрывно смотрела на свои руки, почти утонувшие в крупных, грубоватых ладонях Драгнила. Она не раз читала в книгах о разрядах тока, ударяющих героев при прикосновениях, но сама испытала это впервые. По телу пробежали острые, приятные иголочки, лишив на какое-то время не только дара речи, но и возможности двигаться. Всё, что для неё сейчас существовало – тепло мужских рук, бережно сжимающие её собственные. И голос, низкий, с лёгкой хрипотцой, негромко окликнувший по имени:

– Люси…

Как она нашла в себе силы поднять на него глаза? И куда делся весь мир, когда они встретились взглядами? Впрочем, ей было абсолютно всё равно, единственно важным для неё был только этот человек. Но почему они так далеко друг от друга? Одно движение – и они рядом; уже можно прикоснуться к его груди и почувствовать, как под грубой арестантской робой бьётся сердце. Разве у неё оно не отстукивает такой же бешеный ритм? Скованные браслетами руки не позволяли ему обнять её, но он смог коснуться лица, взять его в ладони, осторожно, трепетно, как самую большую драгоценность в жизни. Провёл пальцем по коже, заставляя ту буквально гореть от этой невинной ласки. Она закрыла глаза и потянулась к нему в ожидании ещё одной, в предвкушении которой заныли губы. Он склонился к ней – это было понятно по тому, что его дыхание стало ближе, обжигая лицо. Сердце последний раз дрогнуло и остановилось…

Ещё…

совсем…

чуть-чуть…

Лязг открываемой двери заставил их почти в прямом смысле слова отпрыгнуть друг от друга. Жестокая действительность в виде хмурого пожилого конвоира грубо ворвалась в их хрупкий, как стекло, мирок, разбивая его вдребезги. Люси стояла, дрожа, опустив голову и не понимая, что так оглушающе бьётся в барабанные перепонки: стук её сердца или звук шагов уходящих людей. Единственное, на что хватило сил – в последний момент поднять глаза и встретиться взглядом с Драгнилом, когда тот обернулся в дверях. А потом дрожащие ноги уже не могли её держать, и девушке пришлось опереться на спинку стула, пытаясь восстановить дыхание и успокоиться. Хотя бы внешне, потому что раздавшийся над ухом голос охранника напомнил ей, что пора покинуть помещение и присоединиться к тому, кто ждал в коридоре. Журналистка медленно выдохнула, распрямила плечи и решительно направилась к выходу.

Неизвестно, понял ли Локи, что именно произошло в комнате свиданий, но он был, как обычно, невозмутим и предупредителен. До города никто из них не произнёс ни слова. Следующие пару часов Люси помнила весьма смутно: щёки ещё чувствовали прикосновение ладоней Нацу, губы – его дыхание, а под пальцами она до сих пор ощущала приятную твёрдость мышц и шероховатую ткань одежды. И только когда юрист, окликнув её по имени, поинтересовался на счёт планов на вечер, девушка выплыла из своих воспоминаний и огляделась. Машина стояла около дома Стейнлиза. Хм, наверное, это судьба. Раз уж они находятся здесь…

– Планы на вечер… – задумчиво протянула Люси, по-прежнему смотря в окно автомобиля. – Пожалуй, у меня есть одно предложение, – она повернулась к своему спутнику и посмотрела ему в глаза. Тот придвинулся ближе, приподнял за подбородок её лицо и с усилием провёл пальцем по нижней губе, больно царапнув нежную кожу. Люси потребовалось сделать над собой огромное усилие, чтобы не отодвинуться и не показать Локи, как ей неприятно столь грубое обращение. Видимо, девушке это вполне удалось, потому что мужчина удовлетворённо кивнул:

– Тогда чего мы ждём? – усмехнулся и вышел из машины.

========== Часть 11 ==========

Комментарий к

Эта часть задумывалась совсем другой - и по размеру, и по содержанию. Но получилось то, что получилось.

В любом случае - приятного прочтения)

Крупные прохладные капли, повинуясь напору воды и закону земного притяжения, падали на плечи, шустро скатывались по спине и рукам, очерчивали плавный изгиб бёдер и, собираясь в бурлящий поток, бесследно исчезали в сливном отверстии. Девушка, наслаждавшаяся их лёгкими прикосновениями, глубоко вздохнула, закрыла глаза и запрокинула голову, позволив им теперь столь же осторожно касаться лица. Её светлые волосы, намокшие и потемневшие, повинуясь движению своей хозяйки, соскользнули с плеча, словно змеиный хвост с ветки, и безвольно повисли, слегка покачиваясь. Душ, пожалуй, самое лучшее для того, чтобы расслабиться и сбросить накопившуюся за день усталость. И предаться воспоминаниям.

***

Локи и вправду не стал долго ждать, начав действовать уже в коридоре. Как только входная дверь захлопнулась, он притянул её к себе, убрал волосы в сторону и жадно начал целовать шею и спину в районе седьмого позвонка – довольно чувствительное место, заставив замереть и прикрыть от удовольствия глаза. Не желая останавливаться на достигнутом, Стейнлиз расстегнул молнию на платье и теперь одаривал ласками плечи, чуть прикусывая кожу и тут же проводя по ней языком.

– Мне надо в душ… – с трудом выдохнула Люси.

– Нет! – рыкнул мужчина, разворачивая её лицом к себе и не менее неистово впиваясь в губы. Оставалось только покориться и ответить на поцелуй. Локи ничего не позволил ей сделать: сам отнёс в комнату, сам снял всю, до последней детали, одежду, ни на секунду не отрываясь от неё, словно страдающий от жажды человек, нашедший в пустыне источник живительной влаги. Она уже и забыла, каким ненасытным и страстным любовником он может быть. Если честно, на какую-то долю секунды Люси испугалась: после той странной сцены в машине, грубости Стейнлиза, его холодного взгляда и усмешки, искривившей тонкие губы, девушка подумала, что нечто похожее её может ожидать и в спальне. Локи никогда не был жестоким или агрессивным во время секса, но всё когда-нибудь случается в первый раз.

Однако её опасения оказались напрасными. Несмотря на нетерпеливость и жгучее желание, которое чувствовалось во всём: хриплом голосе, когда он произносил её имя, беспокойном танце его губ и рук, взглядах – пристальных, горячих, заставляющих вздрагивать от сладкой, тягучей судороги внизу живота – все действия партнёра приносили только наслаждение и пробуждали в ней хорошо знакомую, но уже почти забытую жажду пережить их близость ещё раз. Люси снова и снова приходилось напоминать себе, что всё происходящее – не более чем коммерческая сделка, чтобы не поддаться соблазну вернуться к этому рыжеволосому демону. Он был её прошлым – приятным и одновременно мучительно-болезненным, и должен будет остаться им, несмотря ни на что.

В любом случае, что бы не думали по поводу совершаемого сексуального действа и хозяин спальни, и его гостья, это доставило удовольствие им обоим. Чуть отдышавшись, мужчина ушёл в другую комнату, но через пару минут вернулся, держа в руках дваснифтера* и бутылку своего любимого «Tesseron». Девушка едва сдержала недовольную гримасу. Во время занятий любовью Локи всегда предпочитал пить именно этот напиток – дорогой французский коньяк, почти в два раза старше** своего дегустатора. Ей, привыкшей к лёгким, почти воздушным винам, он казался слишком крепким и вычурным. За время их романа со Стейнлизом она честно пыталась понять вкусы и пристрастия своего любовника, но так и не смогла разделить его симпатию к этой насыщенного орехового цвета жидкости, оставляющей на языке пряный, чуть горьковатый вкус.

Люси привстала и, опираясь спиной на спинку кровати, молча наблюдала за адвокатом. Тот священнодействовал у стола: отвинтил крышку, плеснул напиток в бокалы и, подхватив один из них, поднёс к носу. Сделав вдох, на секунду замер, наслаждаясь ароматом, и лишь затем аккуратно пригубил. Девушка слегка улыбнулась, вспомнив однажды пришедшие ей в голову почти бредовые мысли: занятия сексом нужны Локи только для того, чтобы после позволить себе несколько глотков «Tesseron». Когда она сказала это вслух, он как-то странно посмотрел на неё, но ничего не ответил. Люси потом ещё долго корила себя за эту несдержанность, замечая на губах Стейнлиза, разливающего по фужерам коньяк, беглую усмешку, говорящую о том, что он прекрасно помнит её высказывание. Это злило да вдобавок вызывало чувство стыда и почему-то обиды, раня сильнее, чем это делали потом признания других её партнёров в истинной цели их романов.

Как ни странно, сегодня Локи был абсолютно серьёзен. Он протянул ей один из бокалов и отошёл к окну, совершенно не стесняясь своей наготы, в то время как девушка закуталась в одеяло почти по самую шею. Она почему-то всегда стеснялась своего обнажённого тела и после близости старалась как можно быстрее прикрыть его, чем часто вызывала недоумение у мужчин, несколько минут назад спокойно созерцавших её вполне аппетитные формы. Стейнлиз, в отличие от неё, никогда не прятался и даже, наоборот, словно специально выставлял себя на показ. Впрочем, ему действительно не из-за чего было смущаться. И дело было не только во внешнем виде. Локи, как никто другой, оправдывал свою фамилию***, являясь во всех смыслах её живым воплощением: безупречный мужчина, безупречный адвокат, безупречный любовник. Очевидно, в будущем он стал бы таким же идеальным мужем и отцом, но Люси не суждено было стать свидетельницей появления в его жизни новых ролей. Вернее, она сама не захотела этого дожидаться.

Первое время после их знакомства или, лучше сказать, их романа, потому что они начались встречаться едва ли не на следующий день, девушка просто отдавалась новым чувствам, почти не обращая внимания на некоторые особенности характера своего возлюбленного. Незначительные, едва уловимые мелочи, словно крошки в постели, сначала просто ощущались сознанием, и она старательно смахивала их, не заостряя на этом внимания. Но постепенно дискомфорт становился всё сильнее, и настало время, когда уже невозможно было не замечать этого. Люси пыталась найти оправдания, объяснение происходящему, уговаривала себя быть проще и не столь остро реагировать на реплики и действия Стейнлиза, в глубине души виня себя за то, что требует от него слишком многого. Но всё было напрасно: идеальный образ дал трещину, становившуюся с каждым днём уродливее и глубже, грозя в один прекрасный день разрушить не только чувства к находящемуся рядом человеку, но и, как ей на тот момент казалось, саму её жизнь.

Уже намного позже, пытаясь хотя бы для себя объяснить, что тогда случилось, она старательно покопалась в себе и, кажется, нашла ответ. Почти всю жизнь, до «побега» из дома, девушка находилась под строгим контролем матери, регулирующей каждый шаг своих детей. Локи, в силу своего характера и жизненных потребностей, был чем-то похож на миссис Хартфилию, но, в отличие от Лейлы, показал её дочери способ противостоять внешнему давлению. Люси училась быть жёсткой, сдержано-холодной, уверенной и настойчивой, что совершенно не соответствовало ни её характеру, ни душевным качествам, которые приходилось прятать глубоко внутри. Постоянное напряжение от необходимости ежеминутно ожидать и отражать «атаки» своего «учителя», будь то обычная усмешка или более обидное колкое замечание, в конце концов, достигло наивысшей «точки кипения» и выплеснулось наружу безобразной истерикой.

Девушка уже не помнила точно, что именно послужило причиной ссоры, но, как это бывает в таких случаях, высказала любимому за раз все накопившиеся обиды. Локи молча выслушал адресованные ему претензии, поправил перед зеркалом галстук (они собирались на какой-то приём) и… ушёл, оставив её одну. Уже через час, успокоившись, она сильно пожалела о своей несдержанности и намеревалась извиниться, как только Стейнлиз вернётся домой. Однако заранее заготовленные слова просто застряли в горле, когда мужчина переступил порог. Он ещё никогда не был таким холодным и отчуждённым: ни слова, ни взгляда, ни улыбки; казалось, будто Локи совершенно забыл о её существовании. И только выключив ночник над кроватью, равнодушно бросил:

– В следующий раз, когда тебе не захочется куда-то со мной идти, постарайся обойтись без отвратительной сцены, которую ты сегодня устроила. Достаточно просто сказать мне об этом, – и повернулся к ней спиной. Люси не спала почти всю ночь, боясь сделать лишнее движение, и с трудом сдерживала слёзы, вслушиваясь в размеренное дыхание лежащего рядом человека. Это было дико, неправильно и очень больно. Девушка никогда не думала, что любимый человек может быть настолько жестоким и равнодушным к её чувствам.

Они не разговаривали два или три дня, обходясь только самыми необходимыми фразами. Она не выдержала первой: вечером после ужина зашла в его кабинет и тихо сказала:

– Локи, прости меня, пожалуйста…

– Я работаю, Люси, – равнодушно ответил адвокат, не отрываясь от бумаг. Девушка ничего больше не сказала, ушла на кухню и принялась мыть посуду, но у неё так дрожали руки, что она умудрилась разбить одну тарелку, об острые края которой и порезалась, собирая осколки. Локи, появившийся в этот момент, не сказав ни слова, усадил её на стул, обработал ранку, а потом так же молча обнял, чуть коснувшись сухими губами лба.

На следующий день он уже вёл себя, как ни в чём не бывало, но идиллия не продлилась долго: через пару недель состоялась новая ссора, потом ещё одна… Проблемы копились, как снежный ком, пока однажды, после очередного «разбора полётов», Люси не сказала Стейнлизу, что больше не может так жить и уходит от него. Тот отнёсся к её заявлению довольно спокойно, видимо, не восприняв его всерьёз. Но решение было принято; на сборы вещей утром следующего дня ушло тридцать минут, на то, чтобы написать прощальное письмо – не менее часа. Ключи на стол, хлопок закрываемой двери и… свобода, от которой к вечеру ей хотелось завыть в голос. Подкатывающие к горлу рыдания остановил телефонный звонок и такой ненавистно-родной голос, сказавший:

– Я хочу, чтобы ты вернулась.

– Зачем?.. – ей и правда нужно было знать причину.

– Разве нам было плохо вместе?

– Я ждала от тебя других слов… – его молчание разбило последние надежды и заставило выдохнуть обречённо-горькое: – Прости…

С тех пор Новогодние праздники вызывали у неё тоску и неприятные ассоциации, как и тёмный, пахнущий лесными орехами и коричневым сахаром напиток в её бокале. Люси так же, как и Локи несколькими минутами ранее, поднесла снифтер к носу, вдохнула густой аромат коньяка, но пить не стала, поставив фужер на прикроватную тумбочку.

– Интересный экземпляр, – неожиданно нарушил тишину Стейнлиз. Журналистка не стала уточнять, кто именно, прекрасно понимая, что речь идёт о Драгниле. – Мне он где-то даже нравится. Острый ум, наблюдательность, хорошее самообладание. Из него получился бы неплохой юрист. Или преступник. Ты веришь ему?

– А ты?

Мужчина обернулся к ней:

– Знаешь, что говорят о людях, которые отвечают вопросом на вопрос?****

– Знаю. И всё же?

– Я адвокат, детка, – усмехнулся Стейнлиз. – Мне не обязательно верить своим подзащитным, чтобы вытаскивать их из того дерьма, в котором они оказались, – Локи одним глотком допил коньяк, поставил фужер на стол и сел рядом с ней на кровать, внимательно глядя ей в глаза. – А ты? Ты ему веришь?

– Я – верю, – не отводя взгляда, ответила Люси. И испуганно вскрикнула, когда он дёрнул её за ноги, заставив принять лежачее положение. Одеяло стремительно отлетело в сторону. Теперь его руки не ласкали – грубо брали своё, сильно, до боли сжимая податливое женское тело: плечи, грудь, бёдра, ноги, которые с усилием развели, насильственно врываясь в самое интимное, чувствительное место. В глазах закипели слёзы разочарования и обиды; девушка забилась под сильным мужским телом, пытаясь освободиться, и выкрикнула хриплым, срывающимся голосом:

– Мне больно!

Стейнлиз остановился, тяжело дыша, но не отодвинулся. Люси легонько коснулась его щеки ладонью:

– Локи, пожалуйста… – однако тот по-прежнему молчал, смотря на неё потемневшими от не высказанного гнева глазами. Да, она знала, что обидела его, дважды за сегодняшний день явно отдав предпочтение другому. И пусть эта ночь была всего лишь коммерческой сделкой, ей не следовало столь открыто демонстрировать свои симпатии. Мужское самолюбие ещё никто не отменял, а учитывая его размеры у данного представителя сильной половины человечества… Женская рука бессильно упала на простынь, веки обречённо опустились. – Делай, что хочешь…

Стейнлиз судорожно выдохнул и резко отодвинулся от неё. Люси перекатилась на бок, подтянула ноги к животу, ожидая, пока стихнут неприятные ощущения. За спиной скрипнула кровать, но она не обернулась даже тогда, когда Локи каким-то чужим, деревянным голосом сказал:

– Прости… Если захочешь принять душ, полотенца, как обычно, в боковом шкафчике. Можешь взять любое, – и вышел из комнаты.

***

Когда Люси вышла из душа, Локи, одетый в домашние лёгкие брюки и рубашку-поло, ждал её, стоя в проёме двери. В спальне за его спиной было темно, в гостиной горели лишь маленькие светильники, создавая приятный, мягкий полумрак, давая возможность уловить за окном таящийся в ночи город.

– Вызови мне, пожалуйста, такси, – девушка знала, что даже после нескольких глотков спиртного Стейнлиз не сядет за руль, а её машина осталась рядом с телестудией.

– Останься, – его голос был тихим и хриплым, словно надломленным.

– Локи… – у неё не было сил спорить и объяснять ему очевидные вещи, она лишь хотела, чтобы этот день, столь мучительный для них обоих, наконец, закончился.

– Нет, просто останься, – чуть подумав, Люси всё же кивнула. Мужчина подошёл к ней и осторожно коснулся губами её виска. – Спасибо.

Через час, выпив в полной тишине чаю и вежливо пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по разным комнатам. Она настояла, чтобы Локи постелил ей в гостиной – заходить в спальню было неприятно, не говоря уже о том, чтобы спать там. Но даже здесь, на широком, удобном диване сон долго не шёл к ней, вспархивая, словно пугливая птичка, от любого громкого звука или яркой вспышки света за окном, когда мимо дома проезжала машина. В спальне была тишина: либо хозяин квартиры преспокойно посапывал в подушку, либо, не желая беспокоить свою гостью, мучился бессонницей, лёжа в кровати.

И уже под утро, на грани сна и реальности, ей почудились осторожные шаги, лёгкое прикосновение и тихие слова:

– Я люблю тебя, Люси…

_________________________________________

*снифтер – традиционные бокалы для коньяка (от английского «sniff» - «нюхать»), представляющий собой шарообразный бокал на низкой ножке, сужающийся кверху, изготовленный из прозрачного и гладкого стекла или хрусталя. В обиходе используется с XVI века.

** «Tesseron», который пьёт Локи – элитный французский коньяк пятидесятилетней выдержки. Стоимость бутылки ёмкостью 700 мл около 20 000 руб.

*** Стейнлиз - stainless [ˈsteɪnlɪs] – безупречный, незапятнанный.

****Отвечать вопросом на вопрос – это достаточно распространённая форма защиты, помогающая перехватить инициативу в разговоре (по принципу: лучшая защита – это нападение) или скрыть свою неготовность дать ответ на заданный вопрос.

========== Часть 12 ==========

Когда Люси открыла глаза, часы в гостиной показывали половину десятого. Судя по царящей в квартире тишине, её хозяин уже покинул свои апартаменты, оставив на журнальном столике тёмно-красную розу (когда только успел?), связку ключей и записку. В ней Локи гостеприимно разрешал своей гостье пользоваться его квадратными метрами и всем, что на них расположено, как ей заблагорассудится, предупредил, что весь день он будет занят на заседании суда, но к семи должен освободиться, и они смогут продолжить своё расследование. Поэтому к указанному времени он заедет за ней на студию. Ключи, соответственно, были оставлены для того, чтобы она закрыла квартиру. Извинений за вчерашнее в записке не наблюдалось. Очевидно, их роль должен был взять на себя цветок. Стейнлиз ни на йоту не отступил от своих принципов: просто, элегантно и без последствий для своей гордости. Девушка вздохнула и, вернув листок на столик, встала с дивана.

Ещё в субботу они договорились с Ромео встретиться сегодня в десять для их первой совместной съёмки. Времени на сборы у неё оставалось очень мало, Люси едва успела принять душ и выпить, обжигаясь, чашку кофе. Уже в такси она набрала номер Конбальта, попросила его взять камеру и ждать рядом с её машиной. После вчерашнего происшествия на третьем этаже журналистке не хотелось заходить в здание, чтобы ненароком не столкнуться с Эвклифом. В этот раз может не повезти…

Ромео послушно маячил на стоянке, радостно расплывшись в широкой улыбке при её появлении. Журналистка опоздала всего на десять минут, но и этого хватило. Пока новый напарник укладывал в багажник аппаратуру, к зданию подъехал автомобиль студии, и из него вышли Скарлет и Фуллбастер. Последний прожёг её пронзительным взглядом и недовольно поджал губы. Люси невольно поёжилась от столь пристального внимания, хотя прекрасно понимала его причину: она не успела утром заехать к себе и переодеться, поэтому сейчас была в том же наряде, что и накануне. Если прибавить к этому, что Грей видел вчера Локи, которого он знал в лицо, не трудно представить, какие мысли посетили его вихрастую голову. Впрочем, рассудила девушка, это ни в коем случае не должно её тревожить и мешать работе. Или выполнять задуманное. Раз уж она столь «удачно» столкнулась с этой парочкой, надо воспользоваться случаем и рассказать Эльзе об одном интересном магазинчике. Поэтому она, бросив пару слов Конбальту, направилась к машине, рядом с которой стояли её коллеги.

Эльза Скарлет, высокая, стройная, с длинными, обычно убранными в высокий хвост волосами насыщенного алого цвета была старше Люси на два года и уже давно и прочно занимала одно из мест в пятёрке лучших репортёров студии. Целеустремлённая, волевая, она всегда добивалась своего, не жалея при этом ни себя, ни окружающих. Но если начальству такой деловой настрой был по душе, то рядовой состав студии явно не разделял пристрастий руководства, тихо матерясь или обречённо вздыхая, оказавшись в крепких кулачках «Железной леди», как за глаза называли Эльзу. Однако это не мешало коллегам не только уважать её, но и оказывать определённые знаки внимания, добиваясь благосклонности журналистки, которой та крайне редко кого одаривала.

Скарлет не то чтобы не любила заводить служебные романы, она просто считала, что это может помешать работе. Кроме того, как призналась однажды за рюмочкой чая сама Эльза в тесном женском кругу, в котором на тот момент оказались Люси, Леви МакГарден и Кана Альберона, она предпочитала мужчин постарше, основательных и серьёзных, прочно стоящих на ногах и точно знающих, чего они хотят от жизни. Поэтому из всего немаленького коллектива телестудии в спальне аловолосой репортёрши побывало лишь трое, среди которых, по слухам, был и один из директоров «True News», Джерар Фернандес. Насколько это соответствовало истине, сказать было сложно: в пикантных ситуациях эта парочка замечена не была, прямой вопрос об их романе никто задавать не решался, а намёки и подколки они оба игнорировали. Сплетникам оставалось довольствоваться своим воображением, отыгрываясь на менее удачливых коллегах.

Почему Эльза вдруг изменила своим принципам и решила обратить внимание на Фуллбастера, можно было объяснить только двумя причинам: либо Леви, видевшая их в тот день, что-то не так поняла, либо Грей таким образом решил задеть Люси и уговорил на это безобразие первую попавшуюся особь женского пола. То, что это оказалась Скарлет, только упростило его задачу: брошенному оператору достаточно было наплести ей что-нибудь о своей несчастной любви, и Эльза, помешанная на слезливых женских романах, конечно же, согласилась ему помочь в надежде вызвать у сбежавшей возлюбленной ревность и посредством этого чувства вновь соединить их сердца.

Люси не собиралась выяснять, какая из версий была ближе к истине, как и объясняться с Фуллбастером по поводу её отношений с другими мужчинами. Поэтому она, подойдя, ограничилась лёгким кивком в его сторону и попросила аловолосую репортёршу уделить ей пару минут для разговора. Они отошли в сторонку; Люси краем глаза видела, что Грей закурил и, делая быстрые, нервные затяжки, не отрываясь, смотрел на них, но подходить и вмешиваться в разговор не стал. Скарлет внимательно выслушала её рассказ о господине Вакабе Мине, записала адрес магазинчика и пообещала в ближайшие дни туда наведаться. Люси благодарно улыбнулась, попрощалась с коллегой и вернулась к своей машине. Нужно было торопиться: до назначенного Локи времени оставалось меньше девяти часов, нужно было не только успеть отснять, но и отсмотреть новый материал, а, если повезёт, то и сделать черновой макет.

Всю дорогу Ромео болтал почти без остановки. Парнишка явно нервничал перед первым посещением тюрьмы и пытался это скрыть за бесконечным потоком слов. Оказавшись внутри периметра, под тяжёлым взглядом охранника Конбальт замолчал, вцепившись побелевшими пальцами в кофр видеокамеры, и старался не отставать от Люси ни на шаг. Только в комнате для съёмок немного расслабился, занявшись любимым делом, хотя с непривычки и провозился с настройкой аппаратуры почти в два раза дольше, чем её прошлый оператор.

Журналистка, уже сидя за столом и ожидая, когда Конбальт закончит последние приготовления и можно будет подать знак охране привести заключённого, невольно отметила про себя, что ей не хватает Фуллбастера: его недовольного бурчания, пристального взгляда чёрных глаз и тонкого запаха ментоловой жевачки в его дыхании, когда он склонялся к её плечу задать какой-то вопрос. Грей был не просто коллегой, другом детства и периодическим посетителем её спальни. Прежде всего, он стал для неё близким и родным человеком, которому она отдала частичку своей души. Люси слишком сильно привязывалась к тем, кто оказывался так близко, позволяя им оставлять в памяти образы, звуки, запахи, что привязывало гораздо сильнее, чем интимная близость или рабочие отношения. Можно было порвать фотографии, выбросить сувениры и просто избегать встреч, но от тонких, почти незримых ниточек ощущений и ассоциаций было невозможно избавиться. Поэтому сейчас, слыша, как за спиной возится Конбальт, Люси с горечью понимала, что придётся, сцепив зубы и кривя губы в фальшивой улыбке, латать новые раны, привыкая к очередной порции боли.

Можно ли было этого избежать? Возможно, стоило оставить всё, как есть? Их отношения с Греем были привычными, почти домашними, ни к чему не обязывающими. И бесперспективными. Они внезапно начинались и столь же внезапно заканчивались коротким звонком или смской, сообщающей, что сегодня вечером Фуллбастер занят и не сможет составить ей компанию за ужином. Люси пожимала плечами, убирала со стола лишний столовый прибор и складывала разбросанные по всей квартире вещи своего временного квартиранта в верхний ящик комода. До очередного «окна» в его бурной сексуальной жизни. Иногда ей казалось, что Грей специально подгадывает окончание своего нового романа к тому моменту, когда она оказывалась свободной, чтобы со спокойной совестью занять уже облюбованный им диван в гостиной. Но это были лишь её догадки, поэтому девушка ничего не предпринимала, предоставив Фуллбастеру, как мужчине, право сделать первый шаг. Однако тот ограничивался совместным просмотром фильмов и сексом. Эта неопределённость постепенно начала её раздражать, заставив, в конце концов, набраться смелости и поставить точку.

Единственное, чего Люси никак не ожидала, было то, что Грей решит вместе с романтическими прервать также любые другие виды отношений между ними. Значит, её предположения были хотя бы отчасти верны. Что теперь с этим делать, она не знала. Возможно, самым правильным будет пустить всё на самотёк в надежде, что ситуация со временем сама как-нибудь разрешится.

Из задумчивости её вывел звенящий от напряжения голос Ромео:

– Всё готово. Можно начинать.

Журналистка кивнула, выбрасывая из головы не нужные сейчас мысли, и нажала на чёрную кнопку, вызывая охранника. Следующие два часа пролетели незаметно: вопросы, ответы, снова вопросы… Когда интервью закончилось, девушка бросила взгляд на часы и попросила своего спутника поторопиться. Конбальт молча собрал аппаратуру, убрал её в машину и до города тоже не произнёс ни слова. Люси, не спрашивая его согласия, завезла их сначала в кафе и снова сама сделала заказ. Молодой человек без энтузиазма поковырялся в тарелке и, отодвинув её, спросил, не смотря на сидящую напротив журналистку:

– А смерть на электрическом стуле… это очень страшно?

– Даже не думай! – прикрикнула на него девушка. И уже тише добавила: – Тебе нечего там делать.

– Но вы ведь ходите, – с упрямством маленького ребёнка буркнул Ромео. – Зачем?

– Так нужно… – не поднимая глаз, уверенно ответила девушка, надеясь, что тон голоса даст понять её собеседнику, что дальнейшие расспросы на эту тему не нужны и бестактны. Но тот либо не смог уловить скрытый намёк, либо специально не обратил на него внимания.

– Кому? – с тем же вызовом продолжил он расспросы. – Им? Вам?

Люси вдруг вспомнила серые глаза, полные сочувствия и грусти, и тихий голос, объясняющий ей такие простые истины: «Вы не найдёте здесь ответы на свои вопросы. Потому что тот, кто мог их дать, умер много лет назад. Перестаньте винить себя и живите ради тех, кто вам дорог. Пока ещё есть время».

– Ромео, – как можно твёрже и спокойнее сказала она. – Запомни на будущее: ходить на казни или нет – моё личное дело, и я не хочу больше это обсуждать. Особенно в таком тоне. Но, повторюсь, тебе точно там делать нечего. Ты меня понял? – Конбальт кивнул, и журналистка продолжила: – Я понимаю твоё состояние. Находиться там, видеть и слушать подобные вещи крайне тяжело. Если ты не готов, я могу попросить Фернандеса, чтобы тебя заменили.

– Нет, – мотнул головой молодой человек. – Я справлюсь.

– Тогда доедай и пойдём работать. Нам ещё много чего нужно сделать.

Конбальт со скоростью метеора опустошил тарелку и поднялся, всем своим видом демонстрируя трудовой энтузиазм. Люси только улыбнулась ему, направляясь к выходу из кафе: «первый раз» прошёл даже лучше, чем она ожидала. Возможно, всё не так плохо, и Ромео действительно подходит для этого проекта.

Они успели просмотреть лишь половину материала, когда телефон журналистки мелодично зазвонил, сообщая, что за ней приехали. Пришлось отложить работу на следующее утро, извиниться и поспешить к выходу. Уже спустившись в холл студии и увидев сквозь стеклянную дверь стоящего у машины Локи, девушка на секунду остановилась, стараясь восстановить сбившееся от быстрой ходьбы и волнения дыхание. После прошлой ночи она чувствовала себя не очень уверенно, потому что не знала, какой реакции ей следует ожидать от Стейнлиза. К счастью, он был абсолютно спокоен (по крайней мере, внешне) и ни словом не обмолвился о том, что произошло накануне. Это помогло Люси взять себя в руки и с головой окунуться в их расследование. Адвокат любезно посвятил её в новые детали.

Слова Драгнила о том, что подвеска была на Лисанне в день убийства, подтвердились. Девушки в магазине хорошо это помнили, потому что мисс Штраус едва не потеряла украшение: замочек на цепочке расстегнулся, и подарок жениха соскользнул с шеи девушки, наклонившейся за товаром в этот самый момент. Если бы не одна из продавщиц, поднявшая кулон с пола несколькими минутами позже, он точно был бы потерян. Освежить девушкам память и развязать языки помогло мужское обаяние Локи, а так же специальное удостоверение, выданное городской Гильдией Адвокатов, подтверждающее его юридический статус*. Господин Мине, увидев сей документ, решил не препятствовать разговору, безмолвной тенью маяча за спинами своих сотрудниц.

По своим каналам Стейнлизу удалось узнать, что ни в ломбардах, ни у перекупщиков краденного подобное украшение не появлялось. Поэтому вопрос, как оно попало к Миражанне Штраус, всё ещё требовал ответа. Именно к ней они сейчас и направлялись.

Кафе «Синий пегас», как и в тот день, когда Люси в первый раз переступила его порог, было почти пустым. Платиновая блондинка, увидев журналистку, недовольно скривилась:

– Опять вы… – но всё же кивнула щуплому пареньку за кассой, прося её заменить, и снова привела своих нежданных посетителей в маленькую комнатку за баром. Плотно закрыв дверь, повернулась к ним, сложив на груди руки, и хмуро спросила: – Зачем вы пришли? Я же сказала, что не буду помогать ни вам, ни… – Мира запнулась, словно не зная, как назвать того, кто убил её сестру. – Ни тому человеку.

– Мисс Штраус, – вступил в разговор юрист. – Меня зовут Локи Стейнлиз, я адвокат и, как ни неприятно вам будет это слышать, представляю интересы Нацу Драгнила, обвинённого в убийстве вашей сестры. Поверьте, никто не собирается чего-то просить, а тем более требовать от вас. Я бы просто хотел задать пару вопросов. Вы можете уделить нам немного времени?

– Хорошо, – чуть расслабилась блондинка. – Но только наедине.

– Люси, – адвокат повернулся к журналистке, протягивая ей ключи. – Подожди меня в машине.

Локи присоединился к ней уже спустя пятнадцать минут. Вид у него был весьма недовольный. Сев на водительское место, мужчина снял очки, устало потёр переносицу и, не смотря на свою спутницу, сказал:

– К сожалению, ничего нового узнать не удалось. Мисс Штраус рассказала мне то же самое, что говорила следователю, едва ли не слово в слово. Но она явно что-то скрывает, слишком нервно себя ведёт: теребит одежду, отводит глаза. Боюсь, что большего мы от неё не добьёмся. По крайней мере, пока.

– Что она сказала по поводу подвески?

Стейнлиз раздражённо дёрнул плечом:

– Я не стал спрашивать в лоб – если кулон действительно у неё, Миражанна может испугаться, что её заподозрят либо в убийстве, либо в соучастии, и попытается избавиться от него. Здесь нужно действовать очень осторожно, через прокурора и судью. На общие вопросы об украшении сестры тоже ответила весьма расплывчато: что-то похожее было, но точно описать не могу, потому что виделись с сестрой редко.

– А алиби Драгнила? Он говорил, что заходил в ту ночь в кафе.

– Это мисс Штраус подтвердила, но точного времени, когда он пришёл, назвать не смогла.

– Значит, тупик? – девушка закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. – Что же делать?

– Пока придётся задействовать то, что есть. Честно скажу: всё, на что мы может сейчас рассчитывать – это отсрочка смертной казни, – слова повисли в воздухе, тяжёлые и горькие, словно кислотой разъедающие душу. И прикосновение Локи, который крепко сжал её руку, желая поддержать и поделиться своей уверенностью, тоже не принесло облегчения. – Люси, у нас есть ещё сутки. Я сделаю всё возможное, обещаю тебе, – она смогла только кивнуть и отвернуться к окну, пытаясь скрыть от него заблестевшие на ресницах слёзы.

______________________________________________

*здесь - что-то вроде удостоверения, которые имеют юристы (представители прокуратуры, суда и т.д.).

========== Часть 13 ==========

Люси уже почти сорок минут мерила шагами асфальт перед входом в кафе «Синий пегас». Заведение давно гостеприимно открыло свои двери для посетителей, но того, кто был нужен журналистке, на рабочем месте до сих пор не наблюдалось. По какой причина Миражанна Штраус ещё не приступила к своим обязанностям за стойкой, девушке так и не удалось узнать. Щупленький парнишка, меланхолично готовящий кофе для пары посетителей, на её вопрос о платиновой блондинке только пожал плечами и абсолютно равнодушно сказал: «Да придёт, наверное», после чего, уточнив у Люси, не будет ли она что-нибудь заказывать, и получив отрицательный ответ, потерял к ней интерес, переключившись на стоящий рядом с кофе-машиной маленький телевизор. Решив не мозолить ему глаза, журналистка вернулась в свою машину, но усидеть спокойно в ней не смогла, в скором времени начав беспокойно ходить туда-сюда по тротуару и высматривая среди спешащих по своим делам прохожих девушку с длинными серебристо-белыми волосами.

После вчерашнего разговора с мисс Штраус и слов Локи о том, что сестра убитой может скрывать какую-то информацию, относящуюся к преступлению, Люси просто не находила себе места. Подобные подозрения появились у неё ещё после первой встречи с Миражанной (собственно, именно поэтому журналистка и обратилась за помощью к Стейнлизу), сейчас же это была почти уверенность. Но как заставить девушку говорить? И, самое главное, почему она молчит? Если у Миры есть доказательства причастности Драгнила к убийству, утаивать это глупо – парня уже осудили. Значит, то, что скрывает Штраус, должно, наоборот, оправдать его. Умалчивать правду в таком случае можно либо из-за личной неприязни, либо потому что девушка чего-то или кого-то боится. Второе было более вероятно, и причины у этого страха могли быть разными: от предположения, что она знает настоящего убийцу, до версии, по которой Мира сама убила сестру.

Так или иначе, но блондинка имела какое-то отношение к этому делу – на это косвенно указывал кулон, пропавший с места преступления и неизвестным образом появившийся на шее барменши. Люси, конечно же, прекрасно понимала, что раскручивать этот запутанный клубок лучше всего доверить профессионалам, но и спокойно стоять в стороне она не могла. У них осталось чуть больше суток, чтобы повлиять на судьбу одного заключённого. Поэтому уже больше получаса девушка беспокойно ходила рядом со своей машиной, прокручивая в голове заготовленные для разговора фразы.

Однако, как бы с ней не ждали встречи, Миражанна появилась совершенно неожиданно. Люси на мгновение отвернулась, в задумчивости зацепившись взглядом за проезжающий мимо ярко-красный автомобиль, а когда снова повернулась к кафе, невольно вздрогнула, увидев прямо перед собой высокую стройную девушку в вишнёвом, подчёркивающем фигуру платье. Мисс Штраус, нахмурившись, смотрела на журналистку и, когда её заметили, раздражённо спросила:

– Может, вы оставите меня, наконец, в покое? Я уже рассказала всё, что знала. Больше мне добавить нечего. Перестаньте меня преследовать, иначе я обращусь в полицию, – блондинка развернулась и, цокая каблуками, пошла по направлению к кафе. Люси, в первый момент опешившая от столь внезапной встречи, пару секунд смотрела уходящей девушке в спину, а потом, очнувшись, догнала и схватила за руку:

– Мира, подождите! – Штраус вздрогнула и отшатнулась. Журналистка поспешила отпустить её, но встала так, чтобы преградить дорогу. – Я не буду ни о чём вас спрашивать.

– Тогда зачем вы приехали?

– Я… – почему все заготовленные фразы имеют обыкновение исчезать из головы именно тогда, когда они так нужны? – Я не знаю… – действительно, зачем? Она не может, как Локи или тот же следователь Роуг Чени, задавать девушке вопросы, чтобы не лишить их, возможно, последних зацепок в этом деле. Не может ничего просить или требовать от Миражанны – Лисанна была её сестрой, и хоть в горе люди часто бывают жестоки, ей, Люси, придётся уважать чувства стоящей перед ней блондинки. Она сама прошла через подобное, и память о тех днях, когда боль была почти невыносима, до сих пор живёт в её сердце. И с годами она не становится меньше… – Мне жаль, правда, жаль. Вы лишились сестры и можете мне не верить, но я знаю, какое горе вам пришлось пережить. Потому что завтра будет десять лет, как я потеряла свою.

– Её тоже убили?

– Да. Мишель было всего девять, но я помню всё так, как будто это случилось вчера.

– Мне очень жаль, – Мира повторила её слова, выражая сочувствие, и Люси лишь кивнула головой, принимая соболезнования. – Вы ведь репортёр? Я помню, вы говорили о какой-то передаче про заключённых.

– «Репортаж перед смертью» на канале «True News».

– О чём она?

– Это интервью, – начала объяснять Люси. Она не понимала, почему вдруг Штраус заинтересовалась этим, но обрадовалась, что у них завязался хоть какой-никакой диалог. – Интервью с приговорёнными к смертной казне на электрическом стуле.

Мира чуть заметно вздрогнула и тихо, почти шёпотом спросила:

– Скажите… Это очень страшно?.. – она не договорила, но журналистка и так поняла, что имела в виду её собеседница. Недавно виденный сон вновь всплыл в памяти, заставляя холодеть ладони и учащённо биться сердце. Люси посмотрела в голубые, широко открытые глаза стоящей напротив девушки и так же тихо ответила:

– Да… – их зрительный контакт продолжался, кажется, целую вечность. И только залаявший неподалёку пёс заставил Штраус дёрнуться от неожиданности и отвести взгляд. Немного поколебавшись, она всё же спросила:

– Вы ведь виделись с… Нацу? Какой он?

– Какой? – Люси растерялась, не совсем понимая, что Мира имела в виду. – Ему трудно, но он… держится. Старается держаться. Хотя всё должно случиться завтра.

– Завтра? – Штраус резко вскинула голову. – Уже?!

Журналистка с нескрываемым удивлением посмотрела на неё:

– Разве вы не знали?

– Я… я забыла, – блондинка старательно прятала глаза, нервно теребя поясок платья. Теперь не увидеть, что она нервничает и всеми силами желает закончить разговор, мог только слепой. На её счастье, из дверей кафе выглянул давешний щуплый парнишка и, увидев Миражанну, окликнул девушку. Та буркнула извинения и поспешила уйти. Люси растерянно смотрела ей вслед. Забыла? Что вообще происходит с этой девушкой? То она впадает в истерику от одного имени убийцы своей сестры, то забывает дату казни. Сама журналистка до сих пор помнила не только число, но и почти всё, что происходило в тот день. Помнила, как стучал по стеклу дождь, как горчил на языке любимый грейпфрутовый сок, как хмурился отец, стоя у входной двери. Родители не сказали ей, но она прекрасно знала, куда и зачем они едут. С тех пор девушка ненавидела запах лаванды – именно так пахло от мамы в этот день, который она помнила лучше, чем тот, в который хоронили Мишель. А мисс Штраус…

Нет, Люси её не осуждала, она просто не понимала. Наверное, поэтому журналистка и не стала догонять Миражанну: что она могла ещё сказать ей, кроме того, что уже было сказано? Ни-че-го. Все слова внезапно закончились под тяжестью собственных воспоминаний и осознания того, что все её усилия были напрасны. Если Локи тоже ничего не сможет сделать… Нет, отдернула себя Люси, она не имеет права сдаваться, даже мысленно – ради того, кому так опрометчиво дала надежду.

Однако с каждым часом уверенность становилась всё меньше. Медленно таяла, как горка сливочного мороженого в стеклянной креманке, которое она заказала в первом подвернувшемся кафе. После разговора с Мирой Люси не смогла заставить себя поехать на работу, несмотря на то, что новый материал к её отъезду, как она планировала, не был готов. Сейчас все мысли занимал Нацу Драгнил, и девушке не хотелось ни видеть на экране чужое лицо, ни слушать другую историю. В конце концов, у неё ещё будет три дня. Хотя начальство и устроило ей небольшой «отпуск», она не собиралась задерживаться дома дольше обычного.

Дом… Увы, деревянное двухэтажное строение под черепичной крышей с вечными клумбами пряно пахнущих флоксов и баскетбольной площадкой на заднем дворе давно утратило этот статус, став не более чем пунктом назначения, к которому раз в год мчалась её машина, накручивая на спидометре серые километры дороги. Да, она помнила вкус черничного пирога, который пекла мама по выходным. И сильный с мороза аромат новогодней ёлки, что сердито колола пальцы тонкими жёсткими иголками, когда они с сестрой осторожно, едва дыша, развешивали по веткам прозрачные стеклянные шарики. Она могла услышать, стоило ей закрыть глаза, глухие, размеренные удары мяча по мягкому покрытию и папин голос, насмешливо подзадоривающий: «Ну, что, Лю? Дать тебе фору в пару очков?». Всё это было – яркое, живое, правдивое, настоящее. До смерти Мишель.

А потом осталась только ложь: в маминой улыбке при разговоре со знакомыми («Смерть дочери – тяжкое испытание, но вера поддерживает нас»), в уголках отцовских глаз («Я устал сегодня, Лю, сыграем в выходные»), в их чинных семейных ужинах, в походах в церковь по воскресеньям. В каждом движении, слове, взгляде. Люси задыхалась в этой атмосфере каждодневного обмана. Никто из них не говорил о произошедшем, не плакал, не смотрел рисунки Мишель, убранные вместе с остальными вещами на чердак. После первой годовщины отец снял со стены её фотографию: «Так надо, Лю. Маме очень больно смотреть на снимок. Ты же понимаешь?». Нет, она не понимала. Не хотела, не могла мириться с тем, что миссис Хартфилия просто вычеркнула из их жизни даже такую память о смешливой курносой девчонке с двумя соломенными косичками. Но выиграть эту войну в одиночку было невозможно.

Нет, отец не принимал сторону матери, он просто молчал. Собираясь на казнь человека, убившего его дочь, поднимаясь по лестнице на чердак с коробками в руках, отвозя соседскому мальчишке новенький велосипед Мишель, снимая фотографию… Господин Хартфилий не сказал ни слова даже тогда, когда Лейла, услышав крики Люси, вошла в гостиную и, недовольно пождав губы, дала дочери пощечину. И лишь гораздо позже, пожив вдалеке от ставших ненавистными стен, глотнув новых, «взрослых» проблем, она смогла понять отца.

Смерть Мишель не просто лишила её родителей дочери, но и разрушила то, что когда-то было крепкой и дружной семьёй. Вместо того, чтобы помочь друг другу, каждый из супругов переживал свалившееся на них горе в одиночку, спасаясь от боли так, как умел: мать – за внешней благопристойностью и строгостью, отец – в молчании и покорности судьбе. Холодность матери задевала, коверкала душу и заставляла Люси искать спасение и поддержку у того, кто всегда был ей ближе, но теперь не мог помочь. Внешне мужественный и уверенный в себе человек, перед лицом столь жестокого испытания Джудо Хартфилий оказался внутренне слаб и беспомощен. В отличие от своей жены, женщины властной и менее эмоциональной от природы, да к тому же обратившейся за поддержкой к религии, глава семейства не нашёл в себе силы (а, может, и желания) противостоять ударам судьбы. Он безропотно покорился воли супруги и поплыл по течению, отгородившись от столь жестокого к нему мира любимыми книгами. Тогда, отчаянно нуждающаяся в помощи, Люси не могла этого понять и простить. И только переступив порог дома и оказавшись от него за несколько десятков километров, девушка осознала всю тяжесть положения отца: она, в отличие от Джудо, имела возможность покинуть это полное скорби и отчаяния место, ему же придётся прожить здесь до конца своих дней.

Телефонный звонок выдернул девушку из воспоминаний прошлого. Едва увидев высветившийся на табло номер, она дрожащей рукой нажала на зеленую кнопку и поднесла аппарат к уху.

– Люси, – голос Стейнлиза был тихий и надтреснутый, словно он говорил через силу. – Мне очень жаль. Прокурор отказался заново открывать дело Драгнила. Придётся действовать через судью, который вёл процесс, но его сейчас нет в городе, а телефон недоступен. Я буду пытаться дозвониться до него в течение оставшегося времени, но…

– Я поняла… – она не маленькая и вполне способна понять столь очевидные вещи. Они проиграли. – Спасибо, Локи. За всё спасибо… – девушка судорожно выдохнула и сбросила звонок. Посидела пару минут, закрыв лицо руками, и снова потянулась к телефону, чувствуя, как дрожат пальцы, пока она набирала номер. Её ждал ещё один неприятный разговор.

***

Она медленно шла по коридору, вздрагивая от малейшего шороха и пряча от попадающихся навстречу людей глаза. Приехать сюда было чистым безумием, но её словно кто-то толкал в спину. Впрочем, как и всегда, когда дело касалось Его. И судьба, словно смеясь над её жалкими попытками вырваться из того сладкого кошмара, в котором она жила уже несколько лет, делала всё, чтобы связывающие девушку путы лишь сильнее затягивались вокруг неё. Как и сегодня… Она надеялась, что встреча по какой-то причине не состоится, но уже меньше, чем через час сидела перед тем, кого, думала, уже никогда больше не увидит.

Он молчал и, чуть склонив голову на бок, смотрел на неё. Прямо в глаза. Так, как только Он это умеет: пристально, спокойно, с чувством осознанного и неоспоримого превосходства – как хозяин смотрит на свою собственность. Она и была Его собственностью, всегда, с первого мгновения их встречи. Так решил Он, и у неё не нашлось сил,чтобы противостоять Ему. И уже не будет.

– Я… – голос сорвался, руки затряслись, и она со всей силы вцепилась холодеющими пальцами в сумочку. Воздуха стало катастрофически не хватать, но под Его взглядом невозможно было вздохнуть полной грудью. Оставалось только дышать быстро и коротко, как собака, чувствуя резь в глазах от закипавших слёз.

– Ты ведь знаешь, что нужно делать, детка? – сидевший напротив нарушил, наконец, молчание, и от этого вопроса, и слова, которым Он назвал её, и Его голоса всё сжалось внутри, словно кто-то завязал внутренности в горячий, тугой узел.

– Да… Да, я сделаю… – выдохнула почти не слышно. Но Он услышал. По губам пробежала улыбка:

– Не разочаруй меня, – медленно поднялся и пошёл к двери, сильный и грациозный, как дикий зверь. И такой же опасный, даже здесь, даже сейчас. Она не осмелится ослушаться Его. Он слишком глубоко запустил в её душу свои когти. Если бы она не приехала, у неё ещё оставался бы шанс вырваться на свободу. Теперь это уже невозможно…

========== Часть 14 ==========

Комментарий к

Фух, я это сделала. Глава писалась очень тяжело. Прошу прощения, если есть косяки - чуть позже обязательно поправлю.

Приятного чтения)

Длинные гудки в трубке начинали действовать на нервы. Пять, шесть, семь… Она знала, что дальше заставлять звонить телефон было невежливо, но понимала: если не поговорить сейчас, потом у неё просто не хватит духа набрать этот номер. И поэтому продолжала считать. На десятом раздался щелчок, и высокий женский голос отчётливо и немного торжественно произнёс:

– Дом Джудо и Лейлы Хартфилиев. Слушаю вас.

Люси невольно сжалась, но всё же заставила себя сказать:

– Здравствуй, мама.

– Люсьена? – странно, мать всегда называла её только полным именем, в отличие от Мишель или того же отца. Последний обращался к ней так лишь в случае, когда у них назревал какой-то серьёзный разговор, но даже тогда не мог долго быть официальным и строгим, довольно быстро переходя на столь привычное краткое «Лю». – Здравствуй.

– Как ваши дела? Папа уже забрал машину из ремонта? Что нового обсуждали на заседании церковного клуба? – она задавала эти и множество других ничего не значащих вопросов, почти не вслушиваясь в ответы. Зачем ей знать, сколько денег собрали на последней благотворительной ярмарке и где проведут летние каникулы соседские ребятишки? Или почему закрыли маленький магазинчик на углу, в котором Люси любила покупать кофейные тянучки. Ей было совсем не интересно слушать описание новой формы, которую школьники станут носить в следующем учебном году по распоряжению мэра, и полный список книг, переданных их семьёй в городскую библиотеку. Но так было нужно. Этого требовали правила приличия. Ведь она была дома год назад, да и звонила не чаще одного раза в месяц, но как послушная и хорошо воспитанная дочь должна интересоваться тем, чем живёт её семья и город, в котором выросла.

А ещё надо рассказать о себе – кратко, не вдаваясь в подробности и не жалуясь: зачем кому-то знать о твоих проблемах? Это невежливо по отношению к другим. Всего несколько фраз, на которые собеседник даже не сочтёт нужным ответить. Но которые нельзя не произнести.

«Люси врушка! Люси трусишка!»

Нет, она так и не смогла избавиться от удушающих оков прошлого. Сколько раз она давала себе слово, что в этот раз обойдётся без лишних, ничего не значащих разговоров? Сколько раз мысленно проговаривала всё то, что собиралась сказать матери, желая раз и навсегда покончить с бесконечной ложью? Но стоило Люси только услышать в трубке хорошо поставленный, размеренный голос миссис Хартфилии, и вся её решимость бесследно исчезала, оставляя в душе противное чувство беспомощности и стыда. Сегодня будет так же?..

– Люсьена, ты помнишь, какой завтра день?

– Да, мама, конечно.

– Хорошо. Твоя комната уже готова. Постарайся приехать пораньше. Тёти Мэри не будет, поэтому мне потребуется твоя помощь. Эти её близнецы…

– Я не приеду, – пауза, длинная, звенящая, тянущая нервы. И резкое, как удар, слово:

– Что?

– Я не приеду, мама, – повторить чуть громче, отчетливее и твёрже. Словно прыгнуть с вышки в бассейн: глубокий вдох, отчаянный прыжок в пустоту, трёхсекундный полет, дарящий удивительную, головокружительную лёгкость и заставляющий всё внутри сжиматься от ужаса перед надвигающейся бездной, холодная упругость принявшей тебя водной стихии, пришедшее с запозданием осознание безумия совершённого шага…

Она сделала это. Теперь главное – выстоять под напором холодного недовольства миссис Хартфилии. Как жаль, что трубку не взял отец. Именно сейчас Люси так было необходимо его молчание. Как в тот день, когда через неделю после окончания школы она в спешке собирала вещи, намереваясь уехать дневным поездом. Джудо зашёл в её комнату, молча понаблюдал за тем, как заполняется старенький дерматиновый чемодан, и так же молча вышел, оставив на покрывале конверт. В нём оказались деньги – вполне приличная сумма, которой хватило на несколько месяцев. Это единственное, чем отец смог помочь ей тогда, но Люси была ему за это очень благодарна. Как и за короткие телефонные разговоры, если он успевал раньше матери взять трубку: «У нас всё хорошо, Лю. Я передам маме, что ты звонила. Береги себя». Три фразы, оберегающие её от необходимости лгать и притворяться, щелчок разъединения и быстрые гудки, как отпущение грехов. Сегодня этого не будет.

– Потрудись объясниться, – голос Лейлы был жёстким и не просто холодным – пробирающим до костей. А ведь когда-то она умела смеяться…

– Прости, у меня есть неотложные дела, – не важно, что это было лишь наполовину правдой. Мать не будет её слушать в любом случае.

– Что же такое важное могло заставить тебя забыть свои обязанности по отношению к семье? Ты подумала о том, что скажут люди и как мы будем выглядеть в глазах родственников, если моя старшая дочь завтра будет отсутствовать? Это недопустимо, Люсьена. Ты должна всё перенести на другой день и приехать.

– Я не могу, мама. Прости. Мне нужно быть здесь. Я позвоню вам… потом… До свидания, – Люси быстро сбросила звонок и, подумав несколько секунд, совсем отключила телефон. У неё не было ни сил, ни желания больше ни с кем разговаривать, особенно с матерью, а то, что та непременно попробует позвонить дочери ещё раз (и, скорее всего, не один), чтобы наставить её на путь истинный, можно было даже не сомневаться. Девушка понимала, что рано или поздно, но ей всё же придётся поговорить с миссис Хартфилией и выслушать все обидные и нелицеприятные слова в свой адрес. Не важно, сколько пройдёт времени – месяц или год, мать ничего не забудет и при случае обязательно напомнит о произошедшем.

Однако сейчас Люси была не готова к тому, чтобы слушать нотации и объясняться по поводу своего поведения. Более того, ни на то, ни на другое у неё просто нет времени. Наручные часы показывали уже половину четвёртого, и ей придётся поторопиться, чтобы успеть получить разрешение на последнее свидание. Как бы не было трудно, она должна найти в себе силы посмотреть в глаза тому, кто стал жертвой её самоуверенности и не сбывшейся надежды. Нацу Драгнил имеет право хотя бы на извинения.

И всё же ехать в тюрьму в одиночестве девушка не решилась. Ей хотелось, чтобы рядом был хоть кто-то, кто смог бы, пусть не надолго, отвлечь от страшных мыслей, при этом не задавая лишних вопросов и не устраивая сцен ревности. Пожалуй, лучшей, если не единственной, кандидатурой на эту роль был Ромео Конбальт. Наверное, это было немного эгоистично с её стороны – заставлять парнишку снова ехать туда, но Люси не собиралась вести его внутрь: ей будет достаточно и его присутствия в машине.

Оставив автомобиль на стоянке перед телестудией, журналистка быстро поднялась по ступенькам крыльца и уже в холле, занятая своими мыслями, не заметила идущего навстречу человека и столкнулась с ним. Жертва её задумчивости недовольно цокнула языком, но уходить с дороги не собиралась. Более того, даже загородила ей проход, когда девушка, буркнув: «Извините!», хотела обойти неожиданное препятствие. Пришлось поднять голову. Перед ней стоял Грей Фуллбастер.

Пожалуй, он был последним, с кем Люси хотела бы сейчас общаться. Их недавняя ссора и странное поведение чернявого оператора, которое больше подходило брошенному возлюбленному, чем давнему другу, больно ранили и смущали, а неподтверждённые догадки о чувствах Фуллбастера лишь увеличивали сумятицу, царящую в голове девушки. Было совершенно не понятно ни что испытывал к ней Грей, ни чего он в итоге добивался. То, что им двигала ревность, ясно читалось в его чёрных, гневно следящих за ней глазах. Но чем это чувство было вызвано? Искренней симпатией или желанием вернуть привычные отношения? Кажется, её не устраивал ни один из вариантов. Вновь становиться тихой гаванью между очередными любовными приключениями Фуллбастера и довольствоваться несколькими неделями жаркого и ни к чему не обязывающего секса? Нет, увольте. Четырёх лет вполне хватило на то, чтобы понять, что подобное положение вещей её не устраивает.

Что же касается более глубоких чувств со стороны Грея… Такой поворот не был бы для Люси полной неожиданностью, однако события последних дней совершенно затмили собой даже такую (пусть пока лишь и предполагаемую) новость. В любое другое время девушка постаралась бы разобраться в собственных чувствах, чтобы в случае необходимости дать другу ответ. Но сейчас черноглазый оператор со своими невысказанными проблемами доставлял лишь дополнительные неприятности. И, судя по его нахмуренным бровям и поджатым губам, он готов прямо сию минуту добавить к уже имеющимся новую порцию.

– Если ты торопишься на третий этаж, хочу тебя расстроить – Эвклиф уехал час назад, – сказал молодой человек.

– С чего ты взял, что он мне нужен? – только очередной сцены ей не хватало.

Фуллбастер пожал плечами, убирая руки в карманы брюк:

– Кто знает? Например, закончить то, что вы не успели сделать в понедельник.

– Грей, – журналистка постаралась придать своему голосу твёрдость, максимально убрав из него раздражённые нотки. – Мои отношения со Стингом…

– Ого! – перебил её собеседник. – Ты уже называешь его по имени? И как далеко вы успели зайти за три дня?

Люси молча смотрела на стоящего рядом молодого мужчину, кривящего губы в ядовитой усмешке. И словно видела этого человека в первый раз: столько сарказма и презрения было в его глазах и нарочито ленивом голосе, да и во всём его облике, начиная от чуть задранного подбородка и заканчивая слегка поскрипывающей обувью, когда он пару раз качнулся с пяток на носки и обратно. И это ранило гораздо сильнее, чем слова, которые Фуллбастер бросал ей в лицо:

– А как же твои принципы, а, Люси? Или стоило ему поманить тебя, и они стали не нужны? Конечно, кто же откажется от возможности устроить свою карьеру столь лёгким и приятным способом? Кстати, – Грей вдруг сделал шаг вперёд и, прищурившись, негромко спросил: – Эвклиф знает, что ты уже наставляешь ему рога со своим бывшим?

– Что?..

– Не делай такое лицо, Люси. Неужели ты думаешь, я не понял, почему вчера на тебе было то же самое платье, что и накануне утром, когда у студии тебя ждал Стейнлиз? Или ты решила, что с двумя будет интереснее? Как там говорят: в тихом омуте черти водятся? А ведь такую скромняжку из себя строила. Скольких ты таким образом обманула? Стерва ты, Хартфилия, всегда только о себе и думала. И когда с адвокатишкой спала, и когда под меня ложилась…

Наступившая в холле тишина ударила по барабанным перепонкам сильнее, чем звонкая пощёчина, оставившая на бледной щеке Фуллбастера чёткий красный след. Девушка резко развернулась и выбежала из здания. В ушах ещё раздавался едкий голос и несправедливые, до слёз обидные слова. Зачем он так с ней? За что? Ведь они были друзьями, и Грей, как никто другой, знал её. Почему же тогда говорил подобные вещи? Сердце болело, глаза застилали слёзы. Люси спешила к своей машине, чтобы как можно скорее уехать отсюда. Она уже забыла, что хотела попросить Ромео поехать с ней в тюрьму, и не слышала, как кто-то окликнул её по имени. Автомобиль раздражённо рыкнул мотором и послушно дёрнулся с места, покидая стоянку, а затем и пределы города. И только когда напротив скрипнул стул и густой, приятный баритон обратился к ней, девушка немного пришла в себя и подняла глаза на сидевшего напротив мужчину.

– Люси, – он снова накрыл её руки своими. Это стало некой традицией, чувственной, почти интимной и крайне необходимой: видеть, как бережно его ладони сжимают ледяные пальцы, ощущать осторожные, успокаивающие поглаживания и пить по каплям живительное тепло, что дарили эти короткие минуты. – Спасибо, что приехали сегодня.

– Я не могла не приехать, – глубокий, рваный вдох, от которого, кажется, начали гореть лёгкие. Но сказать ей не дали.

– Ничего не получилось? – тихий… нет, даже не вопрос – утверждение.

– Простите… – она так и не нашла в себе силы посмотреть ему в глаза.

– Не вините себя, – почему его голос звучит так тепло? Почему он не кричит, не сердится на неё, а словно пытается успокоить, убедить её, что всё хорошо? – Я знаю, вы сделали, что было в ваших силах. Значит, просто не судьба. Спасибо.

– За что?..

– За то, что выслушали и поверили. За то, что пытались помочь. Иногда даже этого бывает достаточно, – Драгнил откинулся на спинку стула и сцепил пальцы в замок, разорвав их телесный контакт. Девушка же обхватила себя руками, словно пытаясь согреться, и вместо ответа кивнула головой – говорить просто не было сил. Да и нужны ли слова, эти ничего не значащие наборы звуков, которые не могли ни унять рвущую изнутри боль, ни помочь спасти одну-единственную человеческую жизнь? Люси была журналистом, она, как никто другой, умела подбирать слова и строить фразы так, чтобы её репортажи заставляли зрителей сопереживать, плакать, надеяться… Но сейчас любое слово казалось наполненным ложью. Стоит ли тогда их произносить? – Знаете, это даже хорошо, что всё случится завтра – вы будете со своими родными и…

Девушка отрицательно мотнула головой:

– Я никуда не поеду, – как она сможет отвечать на бесконечные вопросы матери, смотреть в глаза отцу, возиться с близнецами тёти Мэри или слушать рассказы её мужа о рыбалке, и думать, что в этот самый момент… Горло перехватило судорогой, и комната начала медленно расплываться перед глазами.

– Люси, – голос Драгнила был строг и серьёзен. – Я помню нашу первую встречу и то, что сказал тогда о вашем присутствии на моей казне. Забудьте. Вам не стоит на это смотреть.

Ей потребовались все оставшиеся силы, чтобы не закричать. ОНА УЖЕ ЭТО ВИДЕЛА. Какая разница, что всё было во сне? Вряд ли завтрашняя действительность будет чем-то отличаться от пережитого кошмара. Для неё весь этот ужас был вполне настоящим ещё тогда, и достаточно всего лишь зажмуриться, чтобы отчётливо представить до мельчайших подробностей то, что через несколько часов станет реальностью.

– Мне бы хотелось попросить вас кое о чём, – снова заговорил заключённый. – Я ведь имею право на последнюю просьбу? – девушка перевела на него взгляд и молча ждала, не замечая бегущим по щекам слёз. – Улыбнитесь мне, Люси. Завтра там я хочу вспомнить вашу улыбку, – Нацу протянул к ней скованные руки, и она тут же вложила в его ладони свои. Последнее, длившееся чуть дольше обычного рукопожатие. – Прощайте.

Резкий звук вызывающего охрану звонка – её собеседник снова сам нажал на кнопку. Лязг двери, шаркающие шаги. У порога мужчина на секунду остановился, обернувшись к ней, и Люси всё же сумела выполнить его просьбу, растянув губы в почти искренней улыбке. Драгнил слегка кивнул, одновременно благодаря и прощаясь, и вышел.

Она не помнила, как доехала до города и поднялась в квартиру. Последняя картинка, чётко отпечатавшаяся в её сознании в тот день – подаренный Греем на день рождения большой плюшевый слон, грустно взирающий на неё чёрными, как у оператора, глазками-пуговками.

========== Часть 15 ==========

Дзинь, дзинь… Снова и снова громкий дребезжащий звук ввинчивался в уши, вырывая из душного марева сна. Люси сильнее вжимала голову в подушку, надеясь, что звонивший в конце концов устанет добиваться её внимания и оставит в покое. Напрасно. Девушка, не открывая глаз, потянулась к прикроватной тумбочке, на ощупь нашла телефон и нажала на кнопку. «Дзинь!» – словно издеваясь, ответил аппарат. Пришлось всё-таки немного приподнять веки, чтобы сбросить звонок уже под контролем зрения. Взгляд упёрся в абсолютно тёмный экран. Карие глаза пару минут в недоумении разглядывали продолжавший звонить отключённый телефон. Потом в ещё не до конца прояснившемся сознании что-то щёлкнуло, и девушка, вернув аппарат на тумбочку, откинула одеяло и встала с кровати. Перепутать дверной и телефонный звонки можно было только спросонья, но если последний достаточно просто сбросить, то проигнорировать раздававшиеся по всей квартире трели, оповещавшие о томящемся за дверью госте, было невозможно.

Однако хозяйка квартиры не торопилась впускать своего утреннего визитёра. Люси никого не хотела видеть, поэтому максимально оттягивала момент открывания двери, медленно натягивая халатик и черепашьим шагом направляясь в сторону выхода из своего жилища. Если нежданному гостю так уж нужно видеть хозяйку, он её дождётся (не зря же столько звонил), нет – ещё лучше.

Но чуда не произошло. Более того, увидев стоящего на пороге человека, журналистка едва сдержала горестный вздох – встречаться с Локи ей хотелось сегодня если не в последнюю очередь, то однозначно без особого желания. Адвокат же её настроения явно не разделял: улыбнулся, пожелав девушке доброго утра, и спокойно прошёл в гостиную. Бесцеремонно оглядел комнату, потом столь же откровенно пробежал взглядом по её хозяйке и, кивнув на открытую дверцу мини-бара, спросил:

– Сколько ты выпила вчера?

– Один бокал, – Люси отвела глаза, запахивая поплотнее воротник халата, словно ей было холодно.

– По тебе не скажешь, – фыркнул Стейнлиз.

– Просто спала плохо. Кошмары снились, – это было почти правдой. Она не помнила точно, что именно приходило сегодня в её сновидения, но ощущение чего-то тягостного, мрачного, оставленное неясными образами, подтверждало её догадки о посетивших ночью снах. Однако ни вспоминать о них, ни говорить на эту тему ей не хотелось, поэтому Люси, желая перевести мысли гостя в другое русло, спросила его: – Хочешь кофе? – и, получив в ответ утвердительный кивок, ушла на кухню.

Адвокат последовал за ней. Разместился с комфортом у стола и молча наблюдал за девушкой – Люси спиной чувствовала, что он смотрит на неё, но прилагала все усилия, чтобы не обернуться, вцепившись дрожащими пальцами в край кухонной стойки. Невыносимо… Его визит, замечания, этот взгляд – всё было лишнее, не к месту, давящее и лишённое смысла. Зачем он пришёл? Она не нуждалась ни в сочувствии, ни в поддержке, ни в компании. Ей хотелось остаться одной, чтобы просто пережить этот день, наблюдая, как неторопливо идёт по кругу минутная стрелка. Все слёзы она выплакала ещё вчера, а новые… На них просто не было сил.

Люси так сильно погрузилась в себя, что едва не пропустила момент, когда высокая шапка пены поднялась вровень с краями турки, намереваясь выплеснуться на плиту. Перелила напиток в кружку и поставила её на стол перед гостем вместе с сахарницей:

– Прости, лимона нет.

– Не страшно, – отозвался тот. – Спасибо.

Девушка сполоснула турку и снова поставила её на конфорку. Память вдруг услужливо подкинула картинку почти недельной давности: такая же беспокойная ночь, кухня, наполненная ароматом кофе, горячий напиток в любимой голубой чашке и горькие мысли. Прошло пять дней, всего пять, а кажется – целая вечность. Прежний мир покрылся тоненькой паутинкой ажурных, беспощадных в своей разрушающей силе трещин. Он ещё не лопнул, держался из последних сил, но Люси знала – достаточно было одного неловкого слова или взгляда, чтобы её устоявшаяся, такая привычная жизнь разлетелась на миллион крошечных осколков. Уже ничего не будет как раньше, не стоит и пытаться убедить себя в этом. Остаётся лишь ждать последнего, решающего толчка…

Шипение сбежавшего кофе вернуло девушку в реальность. Она чуть слышно чертыхнулась и схватила губку, чтобы вытереть тёмную лужу, пока та не засохла и не превратилась в трудно оттираемую корку. С досады чуть резче, чем хотелось, поставила турку в раковину: пожалуй, можно обойтись и без кофе, не очень-то и хотелось.

– Не переживай, – раздалось сзади. – Ты ещё успеешь не только сварить новый кофе, но и приготовить себе полноценный завтрак. Комендант тюрьмы по моей просьбе согласился отложить процедуру до двенадцати часов.

– Я не поеду, Локи… – дышать стало абсолютно нечем, лишь тело на автомате продолжало делать какие-то совершенно не нужные сейчас действия.

– Жаль, – спокойно уронил Стейнлиз. – Ну, что ж, в таком случае господину Драгнилу придётся добираться до города самостоятельно – у меня через час начинается заседание суда, и я просто не успею забрать его. Надеюсь, он не сильно на тебя обидится.

Турка, которую она минуту назад взяла в руку, намереваясь вымыть и убрать на место, с грохотом упала обратно в мойку. Люси медленно, слишком медленно, словно боясь, как в фильмах ужасов, оглянуться и увидеть, что у неё за спиной, повернулась к адвокату, который доставал в это время из папки, неизвестно как оказавшейся на столе, какой-то листок.

– Что… – это был даже не вопрос – на него просто не хватило воздуха в занывших лёгких – выдох, с трудом прорвавшийся сквозь онемевшие губы.

– В связи с неожиданно появившимися уликами, подтверждающими алиби Нацу Драгнила на момент совершения преступления, с него сняты все обвинения. Дело закрыто. Его освободят сегодня до двенадцати часов. А если бы кое-кто не отключил телефон, он узнал бы это ещё вчера и не мучился всю ночь от кошмаров.

Наверное, надо было рассердиться на Локи за то, как и когда он рассказал эту новость, накричать, заплакать. Но она лишь сделала пару шагов до стоящего рядом стула (и как только смогла пройти даже такое короткое расстояние на непослушных, словно парализованных ногах?) да, взяв со стола бумагу, прочитать прыгающие, расплывающиеся перед глазами скупые строчки официального документа, подтверждающего слова юриста.

Стейнлиз неторопливо тянул свой кофе, словно его чашка была бездонной, и молчал: то ли специально выдерживал театральную паузу, желая сделать свой последующий рассказ более эффектным, то ли чисто по-человечески давал девушке время прийти в себя. Люси ещё некоторое время смотрела на бумагу, которую держала в мелко дрожащей руке, потом аккуратно положила листок на стол и подняла на адвоката глаза:

– Но… как? Как тебе удалось?

Мужчина пожал плечами:

– Моей особой заслуги в этом нет. После нашего разговора я еще пару часов пытался дозвониться до судьи, но всё было бесполезно. Набрал твой номер – телефон недоступен, домашний тоже не отвечал. Тогда решил заехать на студию.

– Зачем?

– Я беспокоился, Люси. У тебя был такой убитый голос, – Локи, нахмурившись, в упор смотрел на неё. Девушка отвела глаза, нервным движением заправляя за ухо светлую прядь. – Мне сказали, ты заходила буквально на минуту. Какой-то странный парень в свитере просил передать тебе конверт, который оставила для тебя высокая девушка с длинными белыми волосами.

– Мира?! – воскликнула журналистка.

– Я тоже так подумал, поэтому вскрыл конверт. Там оказалась плёнка с записью из кафе, на которой был Драгнил. Время совпадало с тем, когда была убита Лисанна. А дальше – моя обычная работа. Которая, кстати, почти закончена. Вот, держи, – Стейнлиз положил на стол небольшой полиэтиленовый пакет. – Мне разрешили забрать самому, в качестве, так сказать, возмещения моральных убытков, чтобы не заставлять бывшего осуждённого снова переступать порог полицейского участка.

– Что это? – Люси покрутила в руках прозрачный свёрток.

– Личные вещи Драгнила, которые конфисковали после ареста: ключи, кредитки, различные мелочи. Отдашь ему вместе с этими бумагами, – адвокат пододвинул к ней папку, из которой несколько минут назад вытащил решение о снятии обвинений. – А мне уже пора, иначе я опоздаю в суд. Спасибо за кофе, – мужчина поднялся и развернулся, чтобы уйти, но его окликнули:

– Локи, подожди, я совсем забыла, – девушка убежала в комнату и сразу вернулась, протягивая Стейнлизу связку ключей. – Надо было ещё вчера отдать…

Адвокат не торопился забирать свою вещь. Поправил очки и негромко, но чётко, делая упор на каждом слове, сказал:

– Можешь оставить их себе.

– Нет, – Люси мотнула головой и аккуратно положила ключи на стол. Те тихонько звякнули. – Прости, но… Нет, – уже более решительно добавила она. Локи помедлил, потом чуть дёрнул уголком рта, складывая губы в кривую, вымученную улыбку:

– Тогда удачи, – сгрёб связку, кивнул и, не оглядываясь, пошёл к двери. Девушка не стала его провожать; она вообще не двигалась, пока не услышала тихий щелчок закрывшегося замка. Глубоко вздохнула, как делает человек после пробуждения, медленно оглядела помещение, словно видела его впервые. Наткнувшись взглядом на настенные часы, тихо ойкнула и побежала собираться. У неё было ещё достаточно времени, но Люси не хотела терять ни минуты. Поэтому уже примерно через полчаса она спускалась к своей машине, не в силах сдержать счастливой улыбки в предвкушении скорой встречи.

Два часа в дороге пролетели довольно быстро. Девушка даже не заметила, как доехала, и удивлённо вскинула брови, увидев за очередным поворотом серое здание. Сообщив на пропускном пункте о цели визита, она вернулась к машине и начала расхаживать рядом с автомобилем в ожидании своего будущего пассажира, бросая нетерпеливые взгляды на железную дверь. Примерно через час та, точно сжалившись над ней, противно скрипнула. Вышедший человек, сделав пару шагов, остановился, поднял голову и, чуть прищурившись, замер, глядя на небо. Люси тоже застыла, рассматривая этого почти незнакомца. Раньше она видела Драгнила только в красной с чёрными нашивками арестантской робе, грубой и мешковатой. Сейчас, в обычной, «человеческой», одежде он выглядел совсем по-другому: непривычно, слишком просто и буднично, однако ему это удивительно шло. И, как ни странно, заставляло девушку ещё больше нервничать, слегка покусывая губу.

Она боялась. Нет, не его, а их встречи. Что сказать, как себя вести? Там, за толстыми кирпичными стенами, всё было понятно: она – журналистка, он – заключённый, ему нужна была помощь, ей захотелось эту самую помощь ему оказать. А теперь? Какими будут их отношения, когда правда, наконец, восторжествовала, и каждый из них может пойти своей дорогой? Мысль о том, что она больше никогда его не увидит, неприятно отзывалась где-то внутри, но Люси прекрасно понимала, что надеяться на что-то большее со стороны Драгнила, кроме благодарности, по крайней мере глупо. Тот почти получившийся поцелуй не в счёт: неожиданные обстоятельства и обстановка часто вынуждают людей совершать не свойственные им поступки. Да и с момента смерти Лисанны прошло не так много времени, чтобы начать строить новые отношения. И всё же…

Молодой мужчина, наблюдавший за облаками, отвлёкся, наконец, от своего занятия и подошёл к машине. Люси почувствовала, что сердце застучало с такой силой, будто весь путь до тюрьмы ей пришлось преодолеть бегом, щёки жарко вспыхнули, а пальцы похолодели и предательски задрожали. Однако стоявший напротив Драгнил был не меньше её растерян и взволнован. Он кашлянул и хрипло произнёс:

– Я… не знаю, что сказать… – его губы чуть дрогнули, пытаясь изобразить улыбку.

– Я тоже, – выдохнула девушка, обхватывая себя руками.

– Наверное, простого «спасибо» будет слишком мало, но мне сложно выразить, как я вам благодарен.

– Ну, что вы, – Люси пожала плечами. – Этого будет вполне достаточно.

– Тогда – спасибо, – от того, как мужчина это сказал, у неё по телу пробежали мурашки. И лицо, кажется, покраснело ещё больше. Она судорожно выдохнула и неопределённо махнула рукой:

– Может, уедем отсюда?

– С удовольствием, – её собеседник кивнул. Девушка, обойдя автомобиль, заняла водительское место, Драгнил сел рядом. До города они не сказали ни слова, лишь иногда обмениваясь взглядами и чуть смущёнными улыбками.

– Куда вас отвезти? – спросила журналистка, когда почти пустая загородная трасса сменилась бурлящими каждодневной жизнью улицами.

– Даже не знаю… – мужчина растерянно посмотрел в окно. – Квартира опечатана, а родственников, к которым можно напроситься погостить хотя бы на пару дней, у меня здесь нет.

Люси указала пальчиками на бардачок:

– Там, посмотрите, Локи передал вам какие-то документы и личные вещи.

Драгнил не заставил себя дважды просить. Пролистал бумаги в папке, покрутил в руках пакет и повернулся к девушке:

– Тогда, если вам не сложно… – он назвал адрес, предупредив, в каком месте там разрешена парковка.

Через полчаса машина свернула к тротуару, но пассажир не торопился покидать её. Помолчал минуту, словно собираясь с духом, и сказал:

– Люси, я помню, какой сегодня день и что он значит для вас, и всё же… – эти слова заставили девушку напрячься и отвести глаза: стыдно было признаваться, но она совершенно забыла о сегодняшней печальной годовщине. И ей не хотелось, чтобы Драгнил поднимал эту тему и выражал своё сочувствие. Наверное, это было неправильно и нечестно по отношению к Мишель, родителям, тёти Мэри с её близнецами и болтливым мужем. Наверное… Но Люси это абсолютно не волновало. Впервые она была свободна – от неподъёмного груза вины, ответственности и воспоминаний. Завтра ей снова придётся сражаться со своими демонами, погружаясь в холодный океан Одиночества. Разве не имела она право хоть на один день вырваться из этого ада? – Возможно, моё предложение покажется вам чересчур наглым и несвоевременным. Я пойму, если вы откажетесь.

– Слушаю вас, Нацу, – было немного непривычно называть сидящего рядом мужчину по имени, ведь за всё время их общения она произнесла его лишь пару раз. В отличие от Драгнила – тот делал это часто, легко, без стеснения и с небольшой, но приятной ноткой теплоты.

– Как вы смотрите на то, чтобы поужинать сегодня вместе?

– Это замечательная идея, – Люси улыбнулась, чувствуя, как её снова заполняет радость и покой. – Я знаю небольшой ресторанчик рядом с домом, там кормят вкусно и недорого. Вы любите греческую кухню?

– Мясо на гриле, сырные закуски, горячие салаты… Неплохой вариант. Говорите куда, я зайду за вами… в восемь? – дождался утвердительного кивка, повторил адрес её дома и вышел из машины. Девушка легонько махнула ему на прощание рукой и уехала.

Не желая портить себе настроение встречами с некоторыми личностями, Люси вернулась домой и, чтобы скоротать до вечера время, заняла себя хлопотами по хозяйству, которые ближе к семи часам медленно переросли в подготовку к вечерней встрече. Без пятнадцати восемь она стояла перед зеркалом, нанося последние штрихи к своему образу. Через полчаса – у окна, нервно постукивая пальцами по подоконнику. В полдевятого в беспокойстве расхаживала по комнате, поминутно поглядывая на словно замершие стрелки.

А ещё через час медленно потянула вниз молнию на платье – дальнейшее ожидание было уже бессмысленно.

***

Стоящая у окна девушка настолько погрузилась в свои мысли, что не слышала ни щелчка замка на входной двери, ни шагов за спиной. И только упавшие на столик ключи заставили её вернуться в реальный мир. Она вздрогнула и обернулась. Гость молча скользнул по ней взглядом, подошёл ближе, склонился к лицу, почти касаясь губами щеки:

– Я скучал, – отстранившись, посмотрел в глаза и спросил тем же тихим, обволакивающим, лишающим воли голосом: – А ты?

Девушка замерла, пока его пальцы медленно и почти неощутимо скользили вверх по её руке – до плеча, шеи, пересохших от волнения губ.

– Я… я тоже…

Его рот искривился в жёсткой усмешке:

– Тогда покажи мне, насколько сильно. Ты знаешь, как я люблю.

Ей хотелось завыть от ужаса и захлестнувшей сознание безнадёжности, но она лишь опустилась на колени, не в силах отвести взгляда от его лица и на ощупь расстегивая тяжёлую пряжку ремня…

Он ушёл только под утро, насытившийся, как дикий зверь после удачной охоты, оставив на её теле свои, особые метки.

========== Часть 16 ==========

Глухой, раскатистый звук, дробящимся эхом раскатившийся по небу, в последний раз заставил вздрогнуть проклинавших непогоду прохожих и укатился за город, унося с собой обещанную синоптиками грозу. Через несколько минут дождь почти перестал; посветлевшие, сбросившие лишнюю влагу тучи лениво ползли на север, лишь иногда, как расшалившийся ребёнок, бросая вниз редкие, тяжёлые капли. То здесь, то там уже мелькали, затеяв игру в салочки, прорвавшиеся сквозь облака солнечные лучи, отражаясь от луж и умытых стёкол. Посвежевший ветерок потрепал ещё влажную листву и, скользнув в приоткрытое окно, запутался в светлых волосах сидящей на водительском месте девушки. Та поёжилась, поправила растрепавшиеся пряди, потом, прихватив сумочку и закрыв машину, неторопливо пошла к стоящему невдалеке трёхэтажному зданию. Она уже поднялась на крыльцо, когда её окликнули:

– Люси!

Журналистка обернулась. Стоящий у подножия лестницы молодой человек начал медленно подниматься, старательно глядя себе под ноги. Не дойдя пару ступенек, он остановился, посмотрел на неё и негромко сказал:

– Я ждал вас, – мокрые розовые волосы и стекающие по лицу редкие капли воды говорили о том, что Драгнил почему-то выбрал для этого процесса место под открытым небом, вместо того, чтобы где-нибудь спрятаться от дождя, как обычно делают люди. Девушка молчала. Нет, она не злилась и даже не собиралась требовать объяснений, но поселившаяся в душе горечь разочарования не вызывала желания общаться с собеседником, по крайней мере, сейчас. Тот же, не получив ответа, кашлянул, словно прогоняя неловкость, и уже более уверенно продолжил: – Люси, я должен извиниться за вчерашний вечер. Вернее, за то, что он не состоялся. Понимаю, любые оправдания сейчас будут звучать довольно глупо…

– Вы не обязаны, Нацу… – она всё-таки заставила себя заговорить с ним – скорее из вежливости, чем из намерения поддержать беседу.

– Обязан. Тем более, что это моя вина. Надо было мне хотя бы завести будильник. Мог бы и догадаться, чем это всё закончится, – на её удивлённый взгляд он грустно усмехнулся: – Вы даже не представляете, во что могут превратить квартиру во время обыска наши доблестные служители порядка. Естественно, убрать за собой они не потрудились, и весь этот бедлам мне пришлось разгребать самому. Потом решил немного отдохнуть – после всех событий голова просто раскалывалась, и, видимо, заснул от усталости и переизбытка эмоций… А когда проснулся, было уже слишком поздно куда-либо ехать. Простите меня.

Люси закусила губу, пытаясь сдержать улыбку. Всё оказалось так просто. Почему она не подумала об этом раньше? Конечно, вчерашний день был труден не только для неё – Нацу пришлось пережить гораздо большее потрясение*. А если добавить к этому возвращение в дом, где была убита его невеста, и необходимость самому наводить там порядок… Теперь уже стыдно стало ей. Девушка кивнула, как бы отвечая на последние слова собеседника, и, не удержавшись, спросила:

– Вы ждали меня под дождём?

Драгнил мотнул головой, стряхивая с волос воду, пожал плечами:

– Ну, должен же я был понести хоть какое-то наказание, – и широко, заразительно улыбнулся. Люси рассмеялась в ответ:

– Что ж, вы прощены.

– Может, в таком случае, мы вместе позавтракаем, раз с ужином не получилось? Если вы не заняты, конечно.

Журналистка оглянулась на стеклянные двери студии. Сегодня она приехала, чтобы закончить, наконец, очередную серию «Репортажа», но вполне может немного изменить свои планы. Джет всё равно будет на месте, а один час погоды не сделает. Люси повернулась к Нацу и решительно кивнула:

– Я свободна.

Он протянул ей руку, чтобы помочь спуститься по ступенькам:

– Тогда ведите. Право выбора места за вами.

Чтобы не уходить далеко от студии, девушка привела своего спутника в то же самое кафе, в котором почти неделю назад обедала со своим новым оператором, и выбрала столик у окна. Когда первое, такое естественное в подобных случаях смущение прошло, у них нашлось много тем для обсуждения. Взглянув случайно на часы, Люси с удивлением обнаружила, что они проговорили почти три часа. К сожалению, и её, и Драгнила ещё ждали сегодня дела, которые необходимо было закончить, поэтому им пришлось проститься, предварительно условившись созвониться на следующей неделе.

Возвращаясь в студию, девушка перебирала в памяти их сегодняшний разговор и все предыдущие встречи. Пожалуй, пора было признаться, хотя бы самой себе: Нацу ей нравился. Что-то было в его словах, жестах, в том, как он смотрел на неё, как говорил, прикасался к ней, что завораживало, притягивало, странным образом грело и успокаивало, вызывая желание испытать это ещё раз. Да и с его стороны нет-нет, да проскальзывало нечто такое, что выходило за рамки обычной человеческой благодарности. Нет, любовью здесь и не пахло – Люси была взрослой девочкой и не верила в столь сильные чувства с первого взгляда и подобную розовую чушь. Но и отрицать возникшее между ними притяжение было бы глупо. Оставалось лишь ждать дальнейшего развития событий.

Джет, как и предполагалось, бездельничал в одной из комнатушек на первом этаже, флегматично листая потрёпанный глянцевый журнал, оставленный здесь кем-то из девушек. Увидев журналистку, парень поднялся и поплёлся за ней в монтажную. К удивлению Люси, сегодня работать над выпуском с Джетом было одно удовольствие: он не только спокойно, без тяжёлых вздохов и хмурой физиономии, выполнял её просьбы, но и сам подкидывал интересные идеи. В итоге они смогли сделать черновой вариант быстрее, чем это бывало раньше, с другими монтажёрами. Девушка с облегчением выдохнула и начала собираться домой, предвкушая тихий, приятный вечер в компании лёгкого ужина и любимого фильма. Она уже повернулась к двери, когда её окликнул Джет:

– А с этим чего делать?

– Что это? – спросила Люси, глядя на кассету, которую ей протягивал парень.

– Да тут девушка приходила, такая… – он провёл в воздухе руками, очёрчивая невидимый силуэт. – Оставила для тебя конверт, сказала, это очень важно, просила передать.

– Платиновая блондинка? Волосы белые у неё были? – уточнила журналистка, видя непонимающий взгляд Джета.

– Ага. Вы с ней на входе разминулись, кстати. Она тебя окликнула, а ты не услышала, – Люси нахмурилась, восстанавливая в памяти события того дня, но чего-то похожего вспомнить не смогла. Парень, понаблюдав за неё пару минут, продолжил: – Я подумал, ну, раз так важно, надо копию сделать, чтоб не потерялось. А потом приезжал рыжий такой, на классной тачке, – журналистка немедленно вспомнила слова Локи про какого-то странного парня в свитере. – Ту-то кассету я ему отдал, а эта вот…

– Джет, конверт же был запечатан, – удивлённо сказала девушка. Тот махнул рукой:

– Да чего там сложного-то? Над паром подержать.

– Я этого не слышала, – выдохнула Люси и, взяв плёнку, покрутила её в руках. Искушение было слишком велико. Быстро, будто боясь передумать, она шагнула к аппаратуре, опустила кассету в прорезь проигрывателя и нажала «Воспроизведение».

Ничего необычного. Обыкновенная любительская съёмка. Кафе, в котором работает Миражанна, сама блондинка, Драгнил, тот щуплый парнишка, которого Люси видела за стойкой (насколько она смогла понять из записи, его зовут Макс), другие посетители… Она уже хотела прервать просмотр, но её остановил Джет:

– Подожди.

Пальцы замерли в паре сантиметров от кнопки. Журналистка с недоумением посмотрела на монтажёра:

– Что случилось?

Тот молчал, напряжённо вглядываясь в экран. Потом отмотал немного назад, посмотрел запись, хмыкнул и расслабленно откинулся на спинку стула:

– Ну, теперь ясно. Здесь число другое стоит.

– В каком смысле – другое? – не поняла Люси.

– Да в прямом. Вот это всё, – парень кивнул на экран, – происходило на день раньше.

– Откуда ты знаешь? Ты что, был там в тот день?

Монтажёр пожал плечами:

– Я даже не знаю, где это снимали.

– Ничего не понимаю, – вздохнула девушка. – Джет, пожалуйста, расскажи всё по порядку. Почему ты решил, что съёмка была сделана накануне?

– Потому что именно накануне проходил полуфинал ежегодного городского турнира по футболу. Погода была – жуть, весь день дождь как из ведра, поле размокло, скользко, парни мазали постоянно, счёт так и не открыли. А на следующий день солнце, на небе ни облачка, ребята в баре говорили, что такую бы погодку, да вчера, а то никакого удовольствия от игры.

– А с чего ты взял, что там, –журналистка указала пальцем на экран, – идёт дождь? Улицы-то не видно.

– Вот, смотри, – Джет отмотал плёнку назад. – Видишь парня? У него волосы мокрые.

– Он мог попасть под поливальную машину, – возразила Люси, и тут же, словно опровергая её слова, в кафе вошла девушка с зонтиком. Больше возразить было нечего. В монтажной стало настолько тихо, что щелчок отключившейся аппаратуры заставил журналистку вздрогнуть. Она отвела взгляд от потухшего экрана и аккуратно, будто боясь обжечься, достала кассету из проигрывателя:

– Значит, эта плёнка – подделка? Но как?

– Элементарно. А то ты сама не знаешь? – фыркнул монтажёр. – Переставить дату на камере.

– Я не об этом, – отмахнулась от него Люси. Закинув на плечо ремешок сумки, она пошла к двери, но на пороге обернулась: – Джет, никому ни слова ни о плёнке, ни о нашем разговоре, ты понял?

Парень меланхолично почесал макушку:

– Как скажешь. Я уже забыл.

Журналистка кивнула и поспешила к своей машине. Ей не терпелось задать кое-кому несколько вопросов, которые теперь, подобно потревоженным в улье пчёлам, гудели и роились в её голове, требуя немедленного ответа. Что, в конце концов, происходит? Почему запись оказалась фальшивой? Знала ли об этом Мира? Неужели именно поэтому она не хотела отдавать плёнку? Тогда почему передумала? Вопросы, вопросы, вопросы… Нет, сегодня мисс Штраус так просто от неё не отделается.

За стойкой Люси увидела всё того же парнишку, на этот раз с обречённым видом протирающего фужеры. Вместо приветствия он махнул рукой в сторону прохода за баром, очевидно, из-за частого посещения девушкой кафе причислив её к «своим». Журналистка лишь кивнула и торопливо пошла по узкому коридорчику к комнатке, где уже однажды беседовала с Миражанной. Подойдя к нужной двери, решительно толкнула её и замерла на пороге.

С детства Люси учили тому, что прежде, чем войти, нужно постучать. Кажется, сегодня был первый раз, когда она не воспользовалась этим правилом. И сильно об этом пожалела. Потому что представшая её глазам картина была ужасна. Захотелось как можно быстрее покинуть комнатку, захлопнуть за собой дверь, выбежать на улицу, глотнуть свежего воздуха и забыть. Забыть всё увиденное. Но ноги почему-то не слушались, а глаза неотрывно смотрели в обнажённую спину сидящей девушки с длинными платиновыми волосам, сейчас собранными в растрёпанный хвост на макушке.

– Мира… – воздуха хватило только на это. Мисс Штраус вздрогнула и обернулась, торопливо накидывая на себя кофту.

– Это вы… – как-то обречённо вздохнула она. – Зачем?..

– Кто… – от шока Люси даже забыла о цели своего визита. – Кто сделал это с вами? – блондинка только больше съёжилась и отвела взгляд. – Мира, вам нужна помощь, нужно обратиться в полицию…

– Нет, – тихо, но решительно ответила Штраус. – Уходите.

– Я хочу помочь, я могу…

Миражанна покачала головой:

– Вы сделаете только хуже. Пожалуйста, уходите… – она подняла голову, с мольбой посмотрела на гостью и почти прошептала: – Прошу вас… уходите…

Да, теперь она могла покинуть комнату, закрыть дверь и вернуться в свою машину, но легче от этого не стало. Потому что перед глазами, словно наяву, стояла увиденная в кафе картина: безобразные, ярко-красные, покрытые свежей кровяной корочкой рубцы на молочно-белой коже. Люси содрогнулась, представив, какую боль сейчас должна испытывать жертва столь жестокого обращения. Нет, она не сможет стоять в стороне. Понятно, что Мира просила её не вмешиваться: она запугана до такой степени, что даже не допускает мысли о сопротивлении, и считает лучшим выходом – молча и покорно сносить издевательства в надежде, что когда-нибудь её мучитель насытится и отпустит свою жертву или хотя бы будет обращаться с ней помягче. Но такого никогда не будет. Наоборот, насилие будет набирать обороты, пока не приведёт к трагическому финалу. Такого нельзя допустить. Журналистка нахмурилась и решительно потянулась к телефону: людям в такой ситуации требуется помощь, редко кто находит в себе силы бороться самостоятельно, поэтому она обязана вмешаться, чем бы это не закончилось лично для неё.

Приятный женский голос оповестил девушку, что нужного ей человека сейчас нет на месте, и подсказал, где его можно найти. Люси, поблагодарив, немедленно двинулась по указанному адресу: во-первых, нужно рассказать Локи о странностях с кассетой, во-вторых, он мог бы подсказать того, к кому журналистка сможет обратиться за решением проблемы мисс Штраус.

Заседание суда, в котором должен был участвовать адвокат Стейнлиз, проводилось на втором этаже, и в данный момент немногочисленные участники процесса ожидали в коридоре окончания перерыва. Девушка ещё издалека заметила рыжую шевелюру. Услышав её окрик, он поднял голову, с удивлением окинув взглядом стройную фигурку:

– Люси? Что ты здесь делаешь?

– Нам нужно поговорить, – журналистка смущённо поправила волосы, поймав на себе несколько косых заинтересованных взглядов.

– Прости, сейчас не время и не место. Если хочешь, можем увидеться завтра.

– Локи, это срочно. Ту кассету, которую принесла Мира, нельзя использовать в деле… Ай! – пальцы Стейнлиза сильно сжали её плечо, заставляя замолчать. Люси со страхом смотрела в серые глаза, не в силах пошевелиться под жёстким, холодным взглядом.

– Что-то случилось, господин адвокат? – раздался где-то сбоку скрипучий, недовольный голос. Девушка боялась даже повернуть голову, чтобы посмотреть на говорящего.

– Всё в порядке, ваша честь, – спокойно ответил Стейнлиз. – Это… личное.

– Даю вам десять минут, – милостиво проворчал тот же человек.

– Благодарю, ваша честь, – Локи сильнее сжал руку, заставляя Люси двигаться за собой, потом втолкнул её в какую-то комнату и закрыл дверь. Через секунду девушка почувствовала себя, словно в ловушке: сзади – обшитая деревянными панелями стена, впереди – внешне спокойный, но от этого ещё более страшный Стейнлиз. – Куда ты вляпалась на этот раз?

– Локи, послушай…

– У меня мало времени, – процедил мужчина. – Отвечай быстро и чётко. Что там с кассетой?

– Джет, мой коллега, монтажёр, сказал, что на записи стоит неправильное число. Съёмка велась накануне, но на камере почему-то поставили дату следующего дня, – журналистка вжалась в стену, используя её в качестве опоры: ноги были ватными и слегка подрагивали.

– Ты ему веришь? Это действительно может быть правдой?

– Да… – выдохнула она, отвечая сразу на оба вопроса.

– Откуда вы знаете, что на плёнке?

– Он сделал копию. Вот… – Люси протянула Стейнлизу злополучную кассету. Тот покрутил её в руках, затем пристально посмотрел на девушку. – Она единственная, больше нет, – замотала головой журналистка, отвечая на его невысказанный вопрос.

Раздался громкий треск. Пластмассовый корпус лопнул, осыпаясь на пол острыми чёрными осколками.

– Локи, что ты…

– Запомни сама и предупреди того недоумка – ни слова об этом. Никому. Если кто-то из вас проболтается… – Стейнлиз схватил девушку за плечи и, склонившись над ней, буквально прошипел в лицо: – Я вас уничтожу. Поняла? – он так тряхнул её, что Люси пребольно ударилась головой и спиной о стену.- Поняла?!

Это был не риторический вопрос. И он требовал немедленного ответа.

– Да… Я поняла…

Локи отступил на шаг, выдохнул, заметно расслабляясь, неторопливо поправил галстук:

– Отлично. Извини, мне нужно идти, – поднял с пола остатки кассеты и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Комментарий к

* - положительные эмоции могут вызывать не меньший стресс, чем отрицательные.

========== Часть 17 ==========

Комментарий к

Эту часть по некоторым причинам пришлось снова разделить на две половинки, но обещаю - долго ждать продолжения не придётся)

Длинный, из жёлтого металла ключ легко скользнул в замочную скважину, пару раз провернулся, заставляя внутренние механизмы запирающего устройства прийти в движение, и снова оказался в нежной женской ладони. Ярко-оранжевый пластмассовый кружок с номером, заменяющий брелок, закачался из стороны в сторону, случайно подстроившись под быстрый ритм бешено колотящегося сердца. Тонкие пальчики легли на дверную ручку, чуть нажали, открывая проход. Стоящая на пороге девушка сделала глубокий вдох и вошла в квартиру. По спине невольно пробежал холодок. Правильно ли она сделала, что пришла сюда? Не принесёт ли это ещё больше проблем? И что вообще можно здесь найти? Да и нужно ли искать? Не лучше ли оставить всё, как есть? Нет, если это пока единственная возможность узнать хоть что-то, нужно ей воспользоваться. Журналистка Люсьена Сердоболия, репортёр известной телекомпании, не привыкла отступать. Она должна узнать правду. Люси тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, и смело шагнула вперёд.

Решение посетить это место пришло совершенно неожиданно. Настолько, что первые несколько мгновений девушка лишь отрешённо смотрела перед собой, пытаясь убедить себя, что в этой идее всё же есть какой-то смысл. Впрочем, у неё всё равно не было особого выбора – некоторые события вчерашнего дня, странные и пугающие, требовали объяснений, и журналистка просто не могла махнуть на ситуацию рукой, позволив той разрешиться тогда и как ей вздумается.

Основная сложность заключалась в том, что Люси не знала, с чего начать. Главной улики – кассеты, которая, по сути, и подтолкнула её к новому расследованию, теперь не существовало (кроме той, что приобщили к делу). Да и после разговора с Локи упоминать о плёнке было весьма опасно – адвокат вполне недвусмысленно дал понять девушке, что, если какие-то её действия нанесут вред его карьере или репутации, он сделает всё, чтобы она очень сильно об этом пожалела. Учитывая возможности и связи Стейнлиза, это были отнюдь не пустые угрозы. И даже его чувства к ней не остановят юриста от мести. Значит, об этой странной записи придётся забыть.

Что тогда у неё остаётся? Свидетели и участники происходящих тогда событий? Увы, это тоже не вариант. Поднимать эту тему в разговоре с Драгнилом неловко и по меньшей мере странно – с Нацу сняли все обвинения и выпустили из тюрьмы буквально за несколько часов до того, как должны были привести в исполнение смертный приговор, зачем заставлять его снова проходить через это? Если же он всё же виновен, подобные вопросы вообще теряли всякий смысл и были очень опасны – преступники не любят оставлять в живых лишних свидетелей и тех, кто слишком много знает или проявляет излишнее любопытство.

Обращаться с расспросами к Мире после увиденного в кафе у Люси, образно говоря, не поднималась рука. Оставался только тот паренёк, Макс, но вряд ли он сможет помочь. Даже довольно яркие и важные события в своей жизни уже через несколько дней человек не может вспомнить во всех деталях, что уж говорить о рядовом эпизоде, произошедшем месяц назад? Джет не в счёт – помешанный на спорте, он мог запомнить какие-то мелочи, если они были непосредственно связаны с матчем или игроком. Помощник мисс Штраус такой способностью, скорее всего, не обладал. Значит, снова тупик? Журналистка в задумчивости постучала по нижней губе предметом, который держала в руке. Взгляд случайно скользнул вниз. Ключ. Девушка в задумчивости посмотрела на предмет, лежащий на открытой ладони. Хм, всё же человеческая память – весьма интересная вещь. Она может прятать от нас одни воспоминания, совершенно неожиданно подбрасывая другие, подбирая их по каким-то удивительным, одной ей ведомым ассоциациям. Как сейчас.

Пару дней назад, стоя на своей кухне и пытаясь осмыслить информацию, которую сообщил ей Локи, она держала в руках полиэтиленовый пакет с личными вещами Драгнила. Люси уже не могла точно вспомнить, что там лежало, но один предмет чётко стоял у неё перед глазами – длинный ключ с ярко-оранжевым пластмассовым круглым брелком, на который был нанесён номер «24-с». Весьма знакомая вещичка. Девушке и самой приходилось пользоваться подобной в первое время после приезда, как и любому, кто жил на съёмных квартирах риэлтерской конторы «Коннелл и К». Это было недорогое, но вполне приличное жильё, которое можно было арендовать на любой срок – от недели до нескольких лет. Получается, что незадолго до знакомства с Лисанной Нацу переехал именно в такую квартиру. Тогда зачем он оставил себе ключ? Забыл вернуть? Или решил подождать окончания срока аренды? Опять же – зачем? Насколько журналистка знала из собственного опыта, договор с фирмой можно было расторгнуть в любой момент, хоть это и грозило арендатору выплатой некоего «штрафа». Или они жили там вместе с Лис? Снова вопросы. И чтобы найти на них ответы, ей придётся… Люси сжала ключ в ладони. Да, это глупо и, возможно, даже опасно, а о том, как она будет смотреть в глаза Нацу, если все её подозрения окажутся неверными, лучше вообще не думать. Мозг ещё сопротивлялся, метаясь от одной мысли к другой, но пальцы уже проворно бегали по кнопкам телефона, набирая номер. Пара гудков, и звонкий женский голос произнёс:

– Биска Коннелл слушает. Кому там ещё не спится?

Люси бросила быстрый взгляд на часы и облегчённо выдохнула:

– Время вполне детское.

– Это для тебя оно детское, Люси, – рассмеялась её собеседница. – А заведёшь своего спиногрыза, будешь смотреть на вещи совершенно иначе.

– Кстати, как Аска? – журналистка улыбнулась, слушая рассказ подруги о дочке – четырёхлетнем очаровательном чертёнке, сводящем с ума своими проказами любящих родителей и окружающих. В такие минуты девушка ловила себя на мысли, что тоже не прочь попробовать себя в роли мамы. – А что Альзак? Не надумал бросать своё «неблагодарное занятие»? – миссис Коннелл фыркнула и без смущения выдала длинную тираду, весьма заковыристо высказавшись об умственных способностях мужчин вообще и супруга в частности. Люси лишь хмыкнула в ответ.

Она была знакома с мисс Мулан с детства. Несмотря на разницу в возрасте и темпераментах, они неплохо ладили и даже имели общие интересы. Биска закончила школу на год раньше. Пока Люси догрызала гранит науки, она успела выйти замуж, уехать в другой город и прибрать в свои цепкие ручки семейный бизнес Коннеллов, поставив его на более широкую ногу. Альзак, муж и официальный босс, с удовольствием спихнул на любимую и чересчур активную, фонтанирующую новыми идеями супругу все бразды правления в фирме, а сам полностью отдался двум своим увлечениям – охоте и лошадям, которые, к удивлению и облегчению миссис Коннелл, хоть и не сразу, но начали приносить неплохой доход. В дела жены глава семьи не вмешивался, лишь иногда, желая слегка подтрунить над ней, делал страдальческое лицо, тяжко вздыхал и заявлял о намерении закрыть фирму и прекратить это «неблагодарное занятие», лишающее его общества дражайшей половинки. Та злилась, открыто высказывая Альзаку всё, что о нём думала; супруги бурно ругались и шли выяснять отношения в спальню, выползая оттуда только под утро, помирившиеся и абсолютно счастливые.

Именно Биска помогла Люси с жильём, когда та приехала поступать на курсы журналистов. Небольшая однокомнатная квартирка в одном из жилых зданий, принадлежащих фирме Коннеллов, стала домом для тогда ещё никому не известной мисс Хартфилии, желающей начать новую жизнь. Ключ с оранжевым брелком-номером несколько лет лежал в дамской сумочке, пока Люси не заменила его на обычный, открывающий двери в уже её собственную квартирку. Что не помешало девушкам продолжить общение, обмениваясь звонками и подарками на Новый год.

Поболтав ещё немного с миссис Коннелл, журналистка всё же перешла к причине, побудившей её побеспокоить подругу:

– Мне нужно найти одного человека, – чтобы не втягивать друзей в неприятности, Люси решила не рассказывать Биске всего. – Примерно год назад он снял одну из ваших квартир. Поможешь?

– Ты же понимаешь, что это конфиденциальная информация? – получив от собеседницы жаркие заверения в духе: «Никогда, никому, только через мой труп!», Коннелл вздохнула: – Только потому, что ты моя старая подруга. Будешь мне должна один выходной с Аской. Сводишь её в зоопарк, она давно просится. Хорошо, говори всё, что знаешь, – Биска записала информацию и, пообещав позвонить, как только что-то узнает, отключилась.

Её номер высветился на экране телефона журналистки на следующий день после обеда. Коннелл назвала адрес, куда подъехать, и, отдавая при личной встрече запасной ключ, рассказала следующее:

– Квартиру снял молодой человек. Договор заключили на шесть месяцев, потом продлили ещё на полгода. Срок аренды заканчивается через неделю. Нареканий и жалоб со стороны соседей нет. Они вообще его очень редко видели. Удачи!

Люси поблагодарила и уже через пятнадцать минут стояла в полутёмной прихожей, пытаясь унять бешеное сердцебиение. В квартире была тишина, пахло пылью и пустотой, как в закрытых и давно не посещаемых местах. Девушка медленно обходила одну комнату за другой: кухня, туалет, ванная – внимательно осматривая их и прокручивая в голове полученную от Биски информации. «Видели очень редко» – Нацу говорил, что работал допоздна, они могли с соседями просто не встречаться. «Договор на шесть месяцев» – тоже ничего необычного. «Продлил аренду ещё на полгода» – почему, если, по словам Драгнила, в это самое время они с Лисанной уже стали жить вместе? И жили они не здесь. В таком случае, зачем нужна вторая квартира?

Гостиная. Большая, светлая. Прямо напротив входа – высокий открытый стеллаж, слева – тумба с телевизором и видеоаппаратурой, справа – диван, посередине комнаты – журнальный столик. Люси положила на него сумочку и, подойдя к шкафу, провела рукой по корешкам стоящих на полках книг. Зигмунд Фрейд, Карл Юнг, Альфред Адлер, Роджер Браун… Хозяин квартиры серьёзно увлекался психологией. Чуть ниже в ряд на специальной подставке – DVD диски. Девушка вытащила наугад один из середины, открыла коробочку. Вместо названия была написана цифра «8». Чуть помедлив, Люси подошла к стойке с аппаратурой, но посмотреть диск не смогла – в проигрывателе уже находился другой, с номером «19». Она не стала менять их местами и включила тот, что был в магнитофоне.

Начальные чёрно-белые кадры резко сменились другой картинкой. Маленькая комнатка, выкрашенная в серый цвет, из мебели – стол с металлической, тускло отсвечивающей поверхностью, за которым сидит человек, мужчина лет сорока. Почти не вслушиваясь в звучащий за кадром голос, девушка глубоко вздохнула и произнесла одновременно с тем, кто сидел за столом:

– Джон Адамс.

Дальше можно было не смотреть. Люси нажала на «Стоп» и вытащила из проигрывателя диск. Получается, на них записаны выпуски «Репортажа», а номер показывает последовательность выхода передачи. Значит, если следовать логике, на диске под номером «8» должен быть… Журналистка мысленно подсчитала и кивнула сама себе, подтверждая полученные выводы, но всё же решила удостовериться. Через несколько минут девушка, выключив аппаратуру, вернула тонкую прозрачную коробочку на место. Да, она не ошиблась. Но зачем Драгнил записывал выпуски? Хотел потом ещё раз их посмотреть? А почему тогда хранил диски здесь? Может, Лисанна не одобряла его интерес к подобного рода вещам? И только ради того, чтобы насладиться любимой передачей, он продлил аренду квартиры? Очень странно…

Люси снова окинула взглядом полки, надеясь найти на них ещё что-нибудь, но больше ничего интересного обнаружить не удалось. Оставалось только проверить ящики внизу стеллажа. Три оказались пусты, а в последнем лежала толстая коричневая папка обратной стороной вверх. Девушка аккуратно вытащила её и, перевернув, застыла, прикипев глазами к сделанной от руки надписи на титульном листе: «Люсьена Хартфилия». Что всё это значит? Почему здесь написано её имя, настоящее имя? Ответы были внутри. Журналистка медленно, словно боясь, что папка взорвётся в руках, положила её на журнальный столик и опустилась рядом на колени. Густой ворс ковра мягко пощекотал кожу, но Люси этого даже не заметила, развязывая стягивающий обложку папки шнурок.

Фотографии. Сколько – двадцать, тридцать, больше? На каждой была она: на улице, в машине, у студии, в магазине, одна, с коллегами, друзьями… Судя по одежде и мелькавшему на заднем плане пейзажу следить стали около полугода назад, почти тогда же, когда журналистка начала работать над «Репортажем». Совпадение? Вряд ли. Люси отложила снимки и стала просматривать аккуратно подклеенные на листы бумаги вырезки из газет и журналов разной давности: она и Локи на городской благотворительной ярмарке, где они познакомились (тогда фотографировали многих, но в «Городской вестник» попала именно их пара, победившая в одном из конкурсов); интервью в журнале «Люди и события», которое ей пришлось давать через месяц после выхода первого выпуска передачи; статьи о маньяке, убившем Мишель… А ещё информация о родителях, бывших одноклассниках и снова фотографии: их дом, кладбище, из школьного альбома.

На самой последней странице – написанные чётким, уверенным почерком слова, сказанные ею в том самом интервью: «Работа репортёра – искать и показывать правду. Какая бы она ни была, куда бы её не запрятали, я должна найти её и донести до людей. Рассказать то, что было на самом деле, без экивоков, приукрашивания и замалчивания. Только правду и ничего, кроме правды. Ведь именно она и является основой для моего «Репортажа».

Вся её жизнь. Разложенная по полочкам, вывернутая наизнанку. Глупо спрашивать: «Зачем?» и «Почему я?». Кроме того, кто всё это сделал, ей никто не ответит. Можно только строить догадки и пытаться совладать с леденящим, поедающим душу страхом. Девушке захотелось как можно скорее покинуть эту странную квартиру. Она судорожно, дрожащими руками сложила листы и фотографии обратно, даже не заботясь о том, чтобы всё лежало, как раньше, и уже хотела убрать папку в ящик, но увидела в нём, в самом углу, маленький тканевый мешочек.

Растянуть связывающую горловину тесёмку и высыпать содержимое на ладонь – дело одной минуты. Гораздо больше времени потребовалось на то, чтобы осмыслить увиденное. Люси осторожно тронула пальцем золотые капельки, нежно поблёскивающие синими камешками, словно хотела убедиться, что это сон. Страх, словно змея, распустил кольца, всё крепче сжимая в своих объятиях слабое человеческое тело. Рука невольно опустилась, рассыпая кулончики. Те звонко застучали по мебели, закатываясь в щели или замирая, упав на пол. Когда последний звук в комнате затих, девушка, точно очнувшись, схватила сумочку и выбежала из квартиры, даже не закрыв входную дверь на ключ.

Только в машине она смогла немного успокоиться и хотя бы попытаться обдумать ситуацию. Но все мысли расползались, оставляя в голове звенящую пустоту. Надо с кем-то поговорить, потому что оставлять ЭТО в себе и медленно сходить с ума от вопросов и подозрений было мучительно. Люси завела машину и поехала к единственному человеку, который хоть как-то мог объяснить происходящее.

***

Дверь медленно отворилась, впуская нежданного посетителя. Он медленно прошёлся по помещению, равнодушно осматриваясь по сторонам. Первые сумерки уже опустились на город, но ещё не превратились в кромешную тьму, поэтому гость не стал включать свет. Под ногой неожиданно что-то хрустнуло. Человек присел, на ощупь поднял оказавшийся под ногой предмет, покрутил его в пальцах и бросил обратно на пол. Он опоздал. Ну, что ж, пожалуй, так будет даже интереснее. Это всего лишь игра. Его игра. Тогда почему бы ему не изменить правила? Однако в этом случае надо помочь другим игрокам вовремя занять свои места. Человек развернулся и, выйдя за дверь, плотно прикрыл её за собой.

========== Часть 18 ==========

Кафе «Синий пегас» призывно поблёскивал неоновой вывеской в виде кривоногого жеребца, судорожно взмахивающего крыльями в безрезультатной попытке взлететь и покинуть этот сумасшедший мир. Люси, как зачарованная, смотрела на переливающиеся ультрамарином трубки, то гаснущие, то загорающиеся вновь и создающие этим эффект движения фигурки. За стеклом машины уже вовсю бурлила вечерняя жизнь, пульсируя разноцветными огнями, озвучивая свои желания музыкой и едва различимыми обрывками фраз спешащих мимо прохожих. Нагретый за день воздух медленно остывал; к запаху горячего асфальта и выхлопных газов добавились освежающие нотки ночной прохлады и чего-то пряного – то ли аромат духов прошедшей рядом с автомобилем нарядно одетой женщины, то ли благоухание неведомых цветов. Город звал и манил в свои объятия, обещая невероятные, незабываемые приключения, как сказочный ларец, имеющий множество потайных отделений, наполненных сюрпризами, загадками и удивительными открытиями.

Наверное, именно поэтому девушка и не спешила покидать машину – чего-чего, а этого за последнюю неделю в её жизни было более, чем достаточно. Мозг уже отказывался обрабатывать полученную информацию, искать ответы, делать выводы. Хотелось только одного – чтобы всё это побыстрее закончилось, но что-то подсказывало, что её надеждам не суждено сбыться. Стоило Люси потянуть за одну ниточку, как тут же на неё сваливался целый ворох новых вопросов, грозясь погрести её под собой. Приходилось снова барахтаться, отчаянно пытаясь найти выход, но с каждым разом сил становилось всё меньше. Однако она не имела права сдаваться, не могла остановиться, махнуть рукой, закрыть глаза. Это было не в её правилах. Как бы не было сложно, нужно дойти до конца. Глубоко вздохнув, девушка вышла из машины и пошла в сторону заведения, где работала та, кто могла пролить хоть какой-то свет на происходящее.

Сегодня их встреча прошла не так, как все предыдущие. Только увидев журналистку, Миражанна сразу вышла из-за стойки, взяла за руку и повела в уже знакомую комнатку. Плотно прикрыв за собой дверь, мисс Штраус спросила:

– Что с вами? На вас лица нет. Что-то с… Нацу?

Люси отрицательно мотнула головой:

– Я не видела его сегодня. Мира… расскажите мне о нём.

Блондинка поёжилась:

– Что вы хотите узнать?

– Правду, – от этого слова сердце болезненно сжалось, а память услужливо подкинула воспоминания часовой давности: пустая квартира, диски с номерами, толстое досье… Штраус же лишь кивнула и опустилась на один из стульев, сцепив пальцы в замок, словно для того, чтобы не дать им, как раньше, теребить край одежды. Люси села напротив, чтобы не заставлять свою собеседницу смотреть снизу вверх. Та помолчала ещё минуту, видимо, собираясь с силами, и начала рассказ:

– Мы познакомились с Нацу три года назад. Он случайно зашёл в наше кафе, кажется, спросить дорогу, так как был в этом районе впервые и немного заблудился. Я предложила ему кофе, и мы разговорились. На следующий день Нацу пришёл с охапкой гладиолусов (как только узнал, что это мои любимые цветы?), а я поняла, что влюбилась. Окончательно и бесповоротно. С ним нельзя было иначе. Он так смотрел, так говорил, словно для него я была единственной девушкой на свете. Вскоре мы стали жить вместе, и мне казалось, моему счастью не будет конца, но в какой-то момент всё вдруг резко изменилось. Нацу стал другим: грубым, властным, жестоким, словно это был совсем другой человек. Мог ударить меня просто за то, что надела, по его мнению, слишком откровенное платье или не успела к его приходу разогреть ужин.

– Почему вы не ушли от него?

– Это было невозможно. Один раз я сказала, что уйду, если он не прекратит издевательства. Нацу избил меня так, что пришлось неделю отлёживаться дома, и предупредил, что в следующий раз будет хуже. Больше я не пыталась.

– Драгнил сам вас бросил? Ведь они с вашей сестрой хотели пожениться.

Тонкие нервные пальцы Миражанны дёрнулись, вцепляясь в оборку на кофточке:

– Нет. Он продолжал встречаться с нами обеими. Я узнала об этом только тогда, когда Лис решила познакомить меня со своим парнем, с которым собиралась съехаться. Совершенно не помню, как прошёл тот вечер, помню лишь то, как Нацу смотрел на неё и улыбался. Так же, как когда-то мне… Потом я пыталась поговорить с сестрой, намекнуть, что они не пара и будет лучше им расстаться. Она не хотела меня слушать и, видимо, рассказала ему о нашем разговоре, потому что… – девушка приподняла кофту, обнажая живот, поперёк которого тянулся безобразный длинный шрам. – Нацу сказал, что, если я не научусь держать язык за зубами, такой же появится у Лис. Мы не очень ладили с сестрой, но нельзя было позволить ей проходить через подобное. Поэтому я просто смирилась и терпела.

В комнате на несколько минут воцарилась тишина. Люси не торопила собеседницу, понимая, через какой ад той пришлось пройти. Но Мира молчала, поэтому журналистка решила сама задать ей вопрос:

– По материалам следствия поводом для… – девушка запнулась, пытаясь подобрать другое слово вместо того, которое хотела произнести сначала, – преступления была ревность Драгнила. Вы не знаете, насколько она была обоснована? Простите, что задаю такой вопрос.

– Ничего, я понимаю, – Штраус кивнула и снова стиснула руки на коленях. – Нет, не знаю, Лис мне ничего не рассказывала. После того разговора мы вообще почти не виделись: она не хотела, видимо, обидевшись на меня за то, что я пыталась вмешаться в их отношения, а мне было больно видеть их вместе и страшно, что могу сорваться, сказать что-то не то, поэтому я и не настаивала на нашем общении. Нацу приходил раза два в неделю, когда Лис выходила в магазин на ночную смену, и оставался до утра. Кажется, после того, как они стали жить вместе, он стал ещё более жестоким, словно с ней ему приходилось сдерживаться и все свои желания осуществлять только со мной. Лишь однажды он стал таким, как в первое время нашего знакомства. В ту ночь, когда убил Лисанну.

– Вы знали?.. – Люси попыталась, чтобы в её голосе не было упрёка, но Мира всё равно сжалась, сгорбилась, пряча от неё глаза:

– Догадывалась.

– Помните тот конверт, что вы принесли на студию? Откуда он у вас?

– Это ведь из-за того, что было в нём, Нацу освободили? – в ответ на утвердительный кивок журналистки Штраус судорожно втянула воздух и спрятала лицо в ладонях. Посидела немного, раскачиваясь, и снова начала говорить: – Он принёс его в тот, последний, вечер. Я правда не помню, во сколько точно Нацу пришёл в кафе, у меня сильно болела голова, и весь день был, как в тумане. Но он точно просидел до закрытия, потом проводил меня до дома. Я тогда ещё удивилась – ведь сегодня Лис не работала в ночную, но спрашивать не стала, боялась. Мы поднялись в квартиру, Нацу стал меня целовать – нежно, как раньше, стал просить прощения, говорил, что скоро всё изменится. Я была такая дура… Я поверила… Мне так хотелось, чтобы он стал прежним, чтобы он любил меня… – её плечи затряслись, и девушка зажала себе рот рукой, пытаясь сдержать рыдания. Люси огляделась, заметила на окне бутылку воды и, налив немного в стоящий тут же пластиковый стаканчик, протянула его Штраус. Та сделала пару глотков, но её руки так тряслись, что вода пролилась, тёмными пятнами осев на одежде. Мира, кажется, этого не заметила, поставила почти пустую посуду на стол и торопливо вытерла щёки тыльной стороной ладони.

– Простите, что заставляю вас снова переживать этот ужас, – журналистка отвела взгляд, стараясь не встречаться глазами с бьющейся в истерике девушкой. – Может, мне зайти позже?

Миражанна отчаянно затрясла головой:

– Лучше сейчас, всё сразу… Я… сейчас… – она несколько раз глубоко вздохнула и продолжила: – Когда Нацу уходил, он оставил мне конверт. Сказал, я должна передать его кое-кому, что это очень важно. Назвал ваше имя.

– Вы знали, что в конверте?

– Нет. Нацу сказал не вскрывать его. А потом мне сообщили о смерти сестры. Всё, что происходило тогда, помню с трудом. Только потом, когда услышала приговор, немного пришла в себя – этот кошмар закончился. А когда вы пришли и назвали его имя, мне стало так страшно, как никогда раньше.

– Поэтому решили и не отдавать конверт? – утвердительный кивок Штраус. – Но потом передумали. Почему?

– Когда вы сказали в ту нашу встречу, на улице у кафе, помните? - что смертная казнь состоится уже на следующий день, мне захотелось снова его увидеть.

– Зачем?! – Люси с недоумением смотрела на собеседницу. Неужели эта «любовь» была так сильна, что Мира захотела проститься с тем, кто истязал её столько лет?!

– Нацу говорил, что я принадлежу ему, – тихо ответила девушка. – Что никогда не буду свободна от него. Мне хотелось убедиться, доказать и себе, и ему, что это не так. И я поехала к нему в тюрьму. Мне казалось, я смогу просто посмотреть ему в глаза и спокойно уйти, но… Стоило мне только его увидеть, услышать его голос, и я пропала. Снова. Поэтому, вернувшись, сразу взяла конверт и поехала на студию – ваш телефон не отвечал, но на визитке, которую вы оставили при первой встрече, был адрес. Мы почти столкнулись на входе, но вы не заметили и не услышали, как я звала вас по имени. Ко мне подошёл какой-то парень – Джон, Джим? не помню, сказал, что обязательно передаст вам конверт. Я оставила его и уехала.

Журналистка устало потёрла висок. Всё, рассказанное Мирой, казалось ей бредом больного шизофренией. Быть настолько зависимой от другого человека, беспрекословно выполнять его приказы, прощать побои и издевательства, закрыть глаза на смерть близкого человека… Что же Драгнил сделал с этой несчастной? На какие болевые точки надо было надавить, чтобы так сломать личность? И, кажется, этот ад продолжается до сих пор.

– Свежие рубцы у вас на спине – дело рук Драгнила?

Миражанна обхватила себя руками, не чувствуя, как впиваются в кожу плеч наманикюренные ноготки:

– Это было наказание. За то, что я посмела ослушаться его. Нацу пришёл ко мне домой в тот же день, когда его освободили, вечером, около восьми часов, и пробыл до утра.

Теперь пришла очередь Люси жадно глотать противную тёплую воду. Нацу не проспал. Он с самого начала не собирался встречаться с ней. Тогда зачем пригласил её на ужин? Девушке снова вспомнилась заставленная книгами и дискам полка в его квартире, толстая папка, фотографии, аккуратно подклеенные статьи… Что он затеял? Какую игру ведёт? Чего хотел добиться? Оправдания? Оно уже достигнуто. Тогда зачем продолжал весь этот спектакль? Ищет новую жертву? Если это так, у них практически нет шансов противостоять ему. И самое ужасное в том, что она сама сделала всё, чтобы выпустить этого монстра на свободу.

– Мира, простите меня… – голос едва пробивался сквозь ноющие связки, словно кто-то сжал горло. – Я просто хотела помочь невиновному человеку, а в итоге… Простите… – Люси медленно встала и пошла к выходу. Она не могла ни утешить свою собеседницу, ни помочь ей. Но в дверях остановилась, чтобы задать последний вопрос: – Скажите, тот кулон, что был на вас в день, когда мы виделись в первый раз… Откуда он? Это украшение Лисанны? Я видела его на разорванной фотографии в деле.

– Это мой, – тут же откликнулась Штраус. – Нацу подарил мне его примерно через месяц после того, как мы познакомились. У Лис был свой, но куда он делся после её смерти, я не знаю.

Журналистка кивнула, прощаясь, вышла и, не оглядываясь, быстро направилась к своей машине. Она уже щёлкнула брелком сигнализации, когда услышала, что кто-то позвал её по имени. Люси оглянулась. К ней через дорогу бежала Миражанна.

– Люси, подождите! – задыхаясь, крикнула Штраус. – Я хотела вас предупредить, – Мира, подбежав, крепко сжала руку журналистки, словно таким образом пыталась удержать ту на месте и донести до неё всю важность того, что хотела сказать. – Прошу вас, будьте осторожны, не поддавайтесь ему. Не позволяйте Нацу… прикасаться к вам. Если… если вы… переспите, дороги назад уже не будет.

– Что в этом такого? – с некоторой опаской смотря на девушку, спросила Люси. Сейчас Мира была похожа на одержимую или просто безумно ревнующую женщину, что, впрочем, в данной ситуации было почти одно и то же.

– Не знаю, но он сам говорил мне об этом, когда мы стали близки. Видимо, для него это что-то значит. Пожалуйста, Люси…

– Я поняла, Мира. Спасибо, – журналистка попыталась улыбнуться, но дрожащие губы только чуть дрогнули, не желая слушаться свою хозяйку. Штраус поплотнее запахнулась в накинутый на плечи платок и пошла обратно в кафе. Люси шагнула к своему автомобилю, но раздавшийся за спиной противный скрежет, визг тормозов и глухой звук удара заставили её резко обернуться. Чёрная машина без номеров приветливо подмигнула девушке задними габаритными огнями и скрылась за поворотом. Рядом что-то громко говорил опирающийся на палку сухонький седовласый старичок, к лежащему на проезжей части телу бежали люди, но журналистка не двигалась и не слышала ничего, неотрывно смотря на длинные платиновые волосы, серебристой паутинкой покрывающие бледное, восковое лицо.

Она знала – мисс Миражанна Штраус была мертва.

***

Электронный будильник на прикроватной тумбочке в спальне чуть слышно щёлкнул, начиная отсчёт нового часа, когда в замке в прихожей завозился ключ, открывая дверь и впуская внутрь хозяйку квартиры. Девушка прошла в гостиную, бросила сумочку на диван и потянулась к выключателю. Но её опередили. Мягкий желтоватый свет настенного бра за спиной заставил тело отбросить на мебель причудливую тень и замереть в ожидании следующих действий нежданного гостя. Тот чем-то негромко звякнул и сказал:

– Здравствуй, Люси. Прости, тебя долго не было, и я позволил себе сварить кофе. Ты же не сердишься?

Связка ключей, которую ещё секунду назад держали женские пальчики, с громким стуком упала на пол. Девушке не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто без спросу вторгся в её квартиру, но она всё же повернулась.

В кресле, закинув ногу на ногу, сидел Нацу Драгнил.

========== Часть 19 ==========

Комментарий к

Ну, я очень старалась, правда)

Если у моих дорогих читателей после этой главы ещё останутся какие-то вопросы, буду рада увидеть их в комментариях или личке.

Приятного прочтения)

Человек, сидящий в кресле, аккуратно поставил чашку на блюдце и посмотрел на часы. Его визави немного опаздывает. По расчётам она уже должна была быть здесь. Впрочем, им некуда торопиться, у них вся ночь впереди.

В этот раз он действительно нашёл настоящее сокровище. И оно стоило того, чтобы затеять всю эту аферу. А учитывая то, что пришлось пройти по лезвию… От этого ощущения только обострились. Он снова чувствовал себя живым, полным сил и энергии. Энергии смерти. От бушующего в крови адреналина приятно горчило на языке, а голова была абсолютно ясной, пустой и звенящей, словно из черепной коробки вытащили всё ненужное. Только холодный расчёт, спокойствие и уверенность. Он был сейчас, словно дикий, страшный в своей необузданной, первобытной силе зверь, подстерегающий долгожданную добычу. И ей не уйти от него.

Он сделает её своей. Она нужна ему – такая светлая, невинная, и вместе с тем порочная, порочная по своей сути. Ангел с червоточиной. Который сам не понимает своей уникальности. Но он поможет ей раскрыть её истинную сущность, выпустить на волю то, что она так старательно подавляет в себе, прячет глубоко внутри. Глупая девочка. Лжёт, изворачивается, надевает маски, легко обводя всех вокруг пальца. Но его не обмануть. Он видит её насквозь. Он знает о ней всё. И не упустит своего шанса. Такое богатство не должно пропасть зря.

Тишину дома нарушили негромкие звуки: поворот ключа в замке, скрип двери, шаги. Вот и всё, детка, ты попалась.

– Здравствуй, Люси. Тебя долго не было, и я позволил себе сварить кофе. Ты же не сердишься?

***

Мягкий тёплый свет стоящей на столике лампы придавал окружающей обстановке покой и некую интимность. Как и чашечка с уже остывшим, пряно пахнущим напитком. И по-домашнему устроившийся в кресле Драгнил. Даже его улыбка, скользнувшая по губам, как и раньше, адресованная лично ей, ободряющая, притягательная. Если бы Люси не знала, что может скрываться за ней, она бы снова поверила этому человеку.

Однако от осознания того, КТО сейчас находится в её квартире, журналистке стало страшно. Всё, рассказанное Мирой, всплыло в памяти настолько чётко, будто было записано на какую-то волшебную плёнку и сейчас проигрывалось в голове – с интонациями, паузами, картинкой… Надо было что-то сказать, что-то сделать, чтобы отвлечь его и попытаться вырваться, сбежать, пока ещё было время и он находился далеко. Пара медленных шагов назад к двери, внимательно наблюдая за незваным гостем. Он по-прежнему сидел в кресле, словно не замечая её жалких попыток сохранить спокойствие и не сорваться. Она знала – каким-то шестым чувством, что к нему нельзя поворачиваться спиной, иначе даже этого крошечного шанса не останется.

– Нельзя заставлять гостей ждать, Люси. Это невежливо. Разве мама не говорила тебе об этом?

Нет, ей не убежать. Но это ведь не значит, что она даже не попытается. Ещё шаг. Тело было напряжено до такой степени, что почти не слушалось. Ничего, самое главное – выбраться из квартиры. Это была какая-то странная, сюрреалистическая мысль. Чем ей может помочь безлюдная в это время вечерняя улица? Девушка не знала, но упорно цеплялась за это решение, как за последнюю соломинку.

– Что же ты молчишь, Люси? Ты не рада меня видеть? Чем же я заслужил столь холодное обращение? – Драгнил, наконец-то, поднялся с кресла, плавно, грациозно, нарочито медленно, не отрывая от неёвзгляда. – Я ведь старался быть тебе другом. Выслушивал, поддерживал. Неужели этого было недостаточно, и мне не удалось заслужить твоё доверие? А, Люси?

Девушка сделала ещё один шаг назад и вздрогнула, почувствовав, что упёрлась спиной в стену. Кажется, она немного неправильно выбрала траекторию движения. Люси сдвинула руку вправо и ощутила под ней пустоту. Вот он, проход, нужно просто сделать один шаг в сторону и… В тот же миг её гость резко подался вперёд и преградил дорогу. Журналистка невольно отшатнулась, окончательно загоняя себя в ловушку. Драгнил подошёл ближе, чуть наклонился к её плечу, с шумом втягивая в себя воздух:

– От тебя пахнет страхом, Люси. Мой любимый запах, – он придвинулся почти вплотную и, едва касаясь губами виска, негромко сказал: – Мне приятно, что ты боишься меня. Но, к сожалению, всё в мире, даже самое хорошее, когда-нибудь заканчивается, – мужчина усмехнулся, отстраняясь.

– Что будет со мной? – ей совершенно не хотелось этого знать, но молчать было ещё страшнее.

– Ты умная девочка, Люси. Подумай. Догадаться ведь не сложно, правда? - ухмылка исчезла, взгляд налился холодом. Дышать стало неимоверно трудно, словно она разучилась делать эти простые, в обычное время неосознаваемые движения, дающие организму новую порцию так необходимого ему воздуха.

– Меня ты тоже убьёшь? – странно, но голос почти не дрожал. Может, потому, что Люси произнесла это почти шёпотом.

– Разве у нас есть выбор? – Драгнил приподнял бровь, будто удивляясь, что его жертва не понимает столь очевидных вещей. – Это вполне логичная развязка. Ты знаешь слишком много, глупо оставлять тебя в живых. И не стоит убеждать меня в том, что ты никому ничего не скажешь. Рано или поздно захочется этим с кем-то поделиться, потому что такой груз слишком тяжёл для одного человека. Мира не смогла держать язык за зубами, хотя, видит Бог, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы объяснить ей некоторые элементарные вещи. Я не хочу повторять дважды одну и ту же ошибку, – его рука легла на её шею – горячая, широкая, обманчиво-нежно погладив пульсирующую венку.

– Не надо… пожалуйста…

– Ты ещё не поняла, Люси? – Драгнил наклонился к самому лицу. – Я собираюсь убить тебя. Прямо сейчас, – и надавил на горло, перекрывая доступ воздуха, с каждой секундой всё сильнее сжимая пальцы. Девушка вцепилась в них ногтями, пытаясь отодрать от шеи, но их силы явно были не равны. Ей оставалось только хрипеть, задыхаясь в железной хватке, и смотреть в равнодушные, ничего не выражающие глаза своего убийцы.

Мир стремительно терял краски и звуки. Тело стало тяжёлым, и вместе с тем непослушным, чужим, уже не отзываясь на команды неотвратимо отключающегося мозга. Поэтому, когда Драгнил отпустил её, Люси мешком свалилась на пол, больно ударившись коленками и локтями, но даже не заметила этого. В повреждённое горло, раздирая его, хлынул, наконец-то, поток показавшегося сейчас обжигающе-холодным воздуха, и она захлебнулась судорожным сухим кашлем, давясь рвотными позывами. Опираясь на дрожащие руки, девушка кое-как смогла сесть, но на большее сил уже не хватило. Даже на то, чтобы утереть невольно выступившие слёзы. Они так и стояли в глазах, нарушая фокус зрения и радужной плёнкой закрывая окружающее пространство. Кажется, она моргала, пытаясь хоть так избавиться от них, но лучше не становилось. Поэтому Люси в конце концов просто зажмурилась, потому что от мутной картинки начинало подташнивать. А ещё этот противный, дребезжащий звон в ушах, сквозь который ей всё же удалось расслышать спокойный голос:

– Я бы мог убить тебя, Люси. Но это было бы не так интересно. У меня на тебя другие планы, детка, – она не увидела, почувствовала его приближение: по резкому движению воздуха, дыханию, коснувшемуся щеки, осторожным, трепетным движениям, когда Драгнил погладил её по голове и зарылся пальцами в волосы. Пропустил пряди между пальцами: – Такие шелковистые, мягкие. Одно удовольствие к ним прикасаться, – намотал их на кулак и резко рванул вверх. Девушка вскрикнула от неожиданности и попыталась перехватить причиняющую боль руку, но держащий её человек встал, заставляя двигаться за собой. Она с трудом поднялась на дрожащие ноги и, подчиняясь навязанному ей столь жестоким образом движению, качнулась назад, приложившись многострадальным затылком о стену. От удара сознание помутилось, но дерзкие, по-хозяйски уверенные прикосновения привели в чувство. Единственная мысль, непонятно как сохранившаяся в голове, была о том, что Люси не должна позволить Драгнилу притронуться к себе.

«Не позволяйте Нацу… прикасаться к вам. Если… если вы… переспите, дороги назад уже не будет».

– О-тпу-сти… – по слогам, сипло, на одной силе воли, выдохнула она, по-прежнему не открывая глаз. Мужчина молчал, продолжая водить рукой по телу: от груди вверх к саднящей шее, словно желая напомнить о недавнем кошмаре; вниз к животу через грудь, найдя через ткань одежды сосок и грубо сжав его; по бедру, задирая юбку. Люси хотела свести ноги, чтобы не дать Драгнилу добраться до самого сокровенного, но он просунул между ними колено и с усилием провёл пальцами по нежному месту, скрытому от него лишь тонкой тканью нижнего белья. Девушка стиснула зубы, подавляя рвущуюся наружу истерику; вскинула руки, упёрлась насильнику в грудь и попыталась оттолкнуть его, вкладывая всю боль, страх и ненависть в одно короткое слово:

– Нет! – горло резануло так, словно каждый звук был маленьким, остро наточенным ножом, немилосердно царапнувшим повреждённую гортань. Так же было больно, когда в детстве Люси болела ангиной, только сейчас тёплый шарф и чай с малиной не помогут…

Драгнил неожиданно легко отпустил её, даже отступил на несколько шагов и рассмеялся хриплым, каким-то обидным смехом. Журналистка открыла глаза, внимательно всматриваясь в лицо своего гостя:

– Ты сумасшедший.

– Понятие психической нормы весьма относительно, – кажется, его забавляла вся эта ситуация. Сейчас он был совершенно не похож на того, кто несколько минут назад безжалостно душил её: спокойный, дружелюбный взгляд, открытая улыбка, расслабленная поза. Но это была лишь иллюзия. Люси знала: стоит ей ошибиться – словом ли, движением, взглядом, и на его месте снова окажется маньяк и убийца. Это было даже не раздвоение личности; теперь, соединяя все кусочки головоломки, девушка как никогда понимала, что он всегда, всё время их недолгого знакомства, был таким. Просто умело прятал настоящее лицо за маской, показав свою истинную сущность только раз – при первой встрече. Ей с горечью вспомнилось то слово, что бросил в сердцах Грей после съёмки: «Псих». Сам того не зная, Фуллбастер оказался прав. Почему же она этого не увидела?

Всё просто: зная наиболее болезненные точки человека, стоит только посильнее надавить на них и можно добиться от него практически всего. В её случае таких «кнопочек» было две: смерть сестры и желание всегда знать правду. Драгнил нажал на обе, сначала разозлив её, почти выбив почву из-под ног своим наглым поведением и странными намёками, потом – выказав казавшееся искренним сочувствие, и, наконец, рассказав «правду». Люси приняла происходящее за чистую монету, слишком натуральна и правдива была его игра. Ведь этот человек знал всё о ней с самого начала, умело пользуясь найденной информацией. И девушка без оглядки бросилась в приготовленную для неё ловушку.

– По-твоему, убивать людей нормально? – она задала этот вопрос не из желания развернуть дискуссию или что-то узнать. Это было, скорее, риторическое замечание.

– Ты имеешь в виду Лисанну? Бесхребетная дрянь. Шлюха, – его рот искривился в брезгливой гримасе. – Такая невеста, по-твоему, мне нужна?

– А Мира? Ведь и её тоже…

– Укрощённая дьяволица. Покорная, послушная. Но быстро надоевшая. А вот ты… – он подошёл ближе, провёл тыльной стороной ладони по щеке, осторожно, почти любовно очерчивая контур лица, и скользнул рукой ниже, по шее, в зону декольте. Люси судорожно выдохнула, пытаясь таким образом чуть отодвинуться от Драгнила и его пальцев. Он заметил её манёвр, усмехнулся и убрал руку. – Ты – совсем другое дело. С тобой мы можем играть очень долго. И тебе это понравится.

– Никогда, – кажется, к ней на мгновение даже вернулись былые силы – настолько абсурдным и неправильным показалось это предположение, что девушке немедленно захотелось его опровергнуть.

– Я знаю тебя лучше, чем ты сама, Люси, – он снова подошёл ближе и опёрся ладонями о стену по обе стороны её головы. – Ответь мне: зачем ты ходишь на казни?

– Сволочь… – девушка задохнулась от ненависти и боли. – Ты знаешь, зачем.

– Я – да, а ты? – она вскинула на него глаза, не понимая его вопроса. Драгнил поймал её взгляд и уже не отпускал, точно смотрел в самую душу, в те тёмные, скрытые даже от неё самой уголки, о которых не хотелось знать. – Скажи, разве ты ни разу не представляла на месте сидящего на электрическом стуле преступника того, кто убил твою сестру? Кто несколько часов насиловал маленькую, беззащитную девочку, а чтобы она не кричала, отрезал ей язык? Кто потом разделал её, как жертвенную свинью, и разложил на школьном дворе, чтобы тело нашли другие дети? Те, кому ты смотрела в глаза в последние минуты их жизни, разве они были лучше того урода? Неужели тебе не хотелось самой хоть раз повернуть рубильник? – его голос с каждой фразой становился всё ниже, приобретая интимные, бархатные нотки, завораживал, лишал воли, подчинял. – Ты такая же, как я, Люси. Признай это. Скажи «Да».

Она молчала и не двигалась. Просто потому, что не было сил ни возразить, ни оттолкнуть. Даже закрыть глаза, чтобы не видеть его лица, этого гипнотического взгляда, выворачивающего наизнанку, заставляющего принять страшную, нереальную правду. Правду ли?

Драгнил вдруг качнулся вперёд и стал целовать – жадно, грубо, властно, насильно врываясь внутрь, кусая, зализывая языком ранки, подавляя ещё не осознанное, ещё даже не зародившееся сопротивление. Словно не целовал – ставил клеймо. Отстранился и сказал, тяжело дыша, почти касаясь своими губами её истерзанных губ:

– Теперь ты точно будешь моей.

Девушка опустила веки – полный обречённого отчаяния жест, чувствуя, как потекли по щекам, не принося облегчения, горячие слёзы. Сейчас Люси чувствовала себя не просто беспомощной, а почти раздавленной, униженной до такой степени, что у неё не осталось ни сил, ни желания сопротивляться. Он забрался так глубоко, безжалостно ковыряясь в старых ранах и нанося новые. Теперь всё, во что она верила, что делала, не стоило и ломанного гроша, испоганенное одной-единственной фразой, рождённой извращённой фантазией безумного садиста.

Щелчок дверного замка сказал ей, что она осталась одна. Люси открыла глаза, осмотрелась, ещё не до конца веря в то, что Драгнил ушёл. Но в квартире действительно никого не было. На мгновение ей показалось, что всё произошедшее было лишь сном, кошмаром, привидевшимся уставшему сознанию. Однако зудящие губы и запах сандала говорили об обратном. Девушка оттолкнулась от стены и осторожно, медленно, словно после тяжёлой болезни, пошла по направлению к окну. Зачем – она и сама не знала, но что-то тянуло её туда, как магнитом. Судорожно дёрнула раму, и почти задохнулась от ударившего в лицо свежего, прохладного ночного воздуха. Вцепилась пальцами в подоконник, пережидая головокружение, почти не видя расплывающуюся перед глазами, прямую, как стрела, безлюдную улицу. И только чуть отдышавшись, сморгнув солёную пелену перед глазами, заметила на тротуаре мужскую фигуру. Поздний прохожий поднял руку, словно желая махнуть на прощание, и ветер донёс до неё (или ей показалось, что донёс) короткую фразу:

– До встречи… Люси…

========== Эпилог ==========

– Я хотел бы знать причину, – Джерар Фернандес отложил листок, который держал в руке, и посмотрел на свою собеседницу. Та по-прежнему сидела, опустив голову. Сцепленные в замок пальцы мелко подрагивали. – Люси, ты хороший репортёр, очень хороший. И мне бы не хотелось расставаться с тобой. Поэтому я настаиваю на том, чтобы ты объяснила, почему вдруг приняла подобное решение.

– Простите… Я… не могу… – голос тоже дрожал, и сама девушка ещё больше сжалась. Директор вздохнул:

– Я так понимаю, у тебя что-то случилось. Может, расскажешь? Любые беды легче решаются вместе с кем-то, чем в одиночку. Наверно, то, что я скажу, покажется тебе банальностью, и всё же послушай. У каждого из нас бывают трудности в жизни, но, уверен, пройдёт немного времени и… – закончить он не успел, потому что журналистка закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Фернандес помедлил минуту, потом встал из-за стола, подсел к девушке и обнял за плечи. Она уткнулась ему в грудь, по-прежнему не убирая рук от лица и сотрясаясь всем телом. Мужчина только крепче прижал её к себе и попытался обдумать ситуацию.

Так, что ему известно из последних сплетен, которые, как сорока на хвосте, принесла Кана и щедро поделилась ими с начальством? Он не любил подобного «перемалывания косточек» и часто слушал рассказы секретарши в пол-уха, но в этот раз кое-что запомнилось.

Кажется, у Люси и Фуллбастера был роман, который закончился не просто разрывом отношений, но и прекращением совместной работы. И хотя девушка довольно спокойно приняла назначение нового оператора, вряд ли ей удалось столь же равнодушно отнестись и ко всему остальному. Чего стоила одна лишь сильно нашумевшая пощёчина, полученная чернявым оператором в холле студии. Если добавить к этому увивающегося рядом Стинга, то всё выглядит ещё более печально.

Вот ведь тоже… кобель. Неужели не понимает, что эта девчонка ему не по зубам? Надо, пожалуй, поставить ему мозги на место. Не хочется лишаться хорошего работника из-за зуда в чьих-то штанах…

Кстати, насколько ему помнилось, Люси отпрашивалась на четверг, но почему-то не уехала. Может, причина всего происходящего именно в этой несостоявшейся поездке? Что же там могло такого случиться (или не случиться), что заставило девушку написать заявление по собственному желанию? Куча вопросов и ни одного ответа.

Журналистка, наконец, немного затихла и, судорожно всхлипнув в последний раз, отодвинулась от него, потянувшись к своей сумочке. Наверное, решила привести себя в порядок. Да, после такой истерики это просто необходимо. Что ж, он не будет ей мешать. Фернандес поднялся и, выглянув в приёмную, обратился к Альбероне, как обычно, пропадавшей в глянцевом мире очередного женского журнала:

– Кана, приготовь кофе, пожалуйста. Две чашки.

Чтобы не смущать Люси, старательно стирающую с лица остатки слёз и потёки туши, Джерар отошёл к пыльному окну и вернулся к дивану только тогда, когда в кабинет вошла секретарша с подносом в руках. Поставив его на столик, она бросила быстрый взгляд на Сердоболию и торопливо вышла. Фернандес поморщился: новая сплетня готова. Ему-то было всё равно, а вот девушке и без того забот хватает. Он плеснул в кофе сливки, бросил пару кусочков сахара и протянул чашку Люси:

– Выпей. Лучше бы, конечно, чего покрепче, но день только начался, да и ты, наверное, за рулём, – когда их посуда почти одновременно опустела, мужчина, посмотрев на свою собеседницу, продолжил: – Люси, я понимаю, что это будет немного эгоистично с моей стороны, но мне и правда не хочется терять такого работника, как ты. Давай сделаем следующим образом: ты возьмёшь небольшой отпуск, скажем, недели на три, отдохнёшь, развеешься, сменишь обстановку. Если по истечении этого срока твоё желание покинуть нас не изменится, тогда, так и быть, я подпишу твоё заявление. Договорились? – девушка кивнула. – Отлично. И вот ещё что. Если тебе понадобится помощь, ЛЮБАЯ помощь, – Джерар специально выделил голосом это слово, подчёркивая, насколько он заинтересован в решении её проблем, – можешь смело обращаться.

Люси, подняв голову, посмотрела на него. И даже вроде бы попыталась улыбнуться. Но больше пообщаться им не дали: в кабинет без стука ввалился Эвклиф и застыл на пороге, переводя взгляд с одного на другого. Девушка торопливо попрощалась и вышла. Блондин дёрнулся было за ней, но Фернандес его окликнул:

– Стинг, останься. Разговор есть.

***

Журналистка медленно шла по пустому коридору студии. Торопиться было некуда. Теперь, даже несмотря на то, что Фернандес не подписал её заявление, на ближайшие три недели она была свободна. Свободна ли? Ужас снова ледяными пальцами сжал всё внутри, и девушка на минуту остановилась, пережидая, когда пройдёт приступ слабости. Она должна что-то делать, бросать всё на самотёк и ждать, когда на горизонте снова замелькает розововолосая шевелюра, нельзя. А ещё ей понадобится помощь, в одиночку противостоять этому маньяку почти равносильно самоубийству. Но действовать наугад опасно: это гад слишком умён, и любой неосторожный шаг может стоить ей если не жизни, то здоровья точно. Нужно поехать в какое-то людное место (хочется надеяться, Драгнил не настолько нетерпелив, чтобы попытаться напасть на неё при большом количестве народа) и всё хорошенько обдумать.

Чья-то рука легла на плечо, заставив девушку испуганно вскрикнуть и резко обернуться. Увидев того, кто таким «приветствием» едва не довёл её до инфаркта, Люси с трудом удержалась от того, чтобы не настучать ему по вихрастой макушке.

– Извини, что напугал тебя, – стоявший напротив человек отступил на пару шагов, очевидно, памятуя, чем в прошлый раз для него закончилась их встреча.

– Грей… – журналистка облегчённо выдохнула, даже не обратив внимания на его манёвр.

– Люси, я хотел поговорить с тобой, извиниться… ну, за то, что наговорил тогда. Прости, – Фуллбастер помолчал немного и вдруг, словно через силу, выдавил из себя: – Я люблю тебя…

Девушка посмотрела ему в глаза и, шагнув вперёд, осторожно провела рукой по щеке, по которой несколько дней назад оператор схлопотал за обидные и несправедливые слова. Приподнялась на цыпочки, легонько коснулась губами другой щеки:

– Прости… – резко развернувшись, Люси почти бегом спустилась по лестнице и пошла к своей машине. Уже подойдя к ней вплотную, журналистка заметила на ветровом стекле под щётками белый конверт. Аккуратно вытащив его, она села в салон и, чуть помедлив, вскрыла.

Почерк на сложенном вдвое листке заставил сердце заколотиться так, что девушка вынуждена была ненадолго отложить письмо, потому что ей всё равно не удалось бы разобрать ни строчки. Сделав несколько глубоких вдохов, Люси дрожащей рукой снова развернула послание и медленно начала читать скупые, прыгающие перед глазами слова:

«Здравствуй, Люси! Прости, что вчера не принёс тебе подарок. Знаю, насколько это невежливо, поэтому хочу сейчас исправить свою оплошность. Надеюсь, ты меня простишь.

P.S. Не волнуйся, я сделал его специально для тебя. Как, впрочем, и все остальные. Если честно, едва смог сдержать смех, когда наблюдал за тем, с каким энтузиазмом Стейнлиз собирался искать того, кого не существует.*»

Журналистка медленно перевернула конверт. Из него на ладонь, чуть шаркнув по бумаге, выпал золотой кулон в виде капельки с синим камушком. Люси облизала внезапно пересохшие губы, сжала украшение в кулаке, открыла дверь машины и, широко размахнувшись, отбросила подвеску как можно дальше. Та ярко блеснула на солнце и упала в образовавшуюся от ночного дождя лужу. Девушка же, совершенно не заботясь о том, что могут о ней подумать, разорвала конверт и записку на мелкие части и отправила их вслед за «подарком». Несколько минут она сидела, не шевелясь, отрешённо смотря перед собой, потом резко повернула ключ зажигания и выехала со стоянки.

***

Широкоплечий загорелый мужчина проводил взглядом уезжающую машину и, когда та скрылась за углом, медленным, уверенным шагом направился к тому месту, где она стояла минуту назад. Не дойдя пары шагов, наклонился и достал из прозрачной лужицы небольшое украшение в виде капельки. Кулончик закачался на тонкой, изящного плетения цепочке, роняя вниз капли воды. Человек усмехнулся и убрал подвеску в карман.

«Уже скоро, Люси. Осталось совсем немного».

__________________________________________________

* «Того, кого не существует» – не просто указание на то, что Джона Оута, ювелира, который, по словам Драгнила, делал по его заказу украшение для Лисанны, никогда не существовало в природе, но и некая игра слов. Джон (Джейн) Доу – имя, которое дают найденным неопознанным телам. Aught (оут), в переводе с английского – нечто, ничего.