Роберту было грустно, холодно и одиноко. Вдобавок он злился на Алейну, которая посмела не только разорвать Великана, но и ударить его ― Роберта Аррена, лорда Орлиного Гнезда. Да что там Гнезда! Всей Долины. Роберт поёжился и сильнее завернулся в пуховое стёганое одеяло, смаргивая навернувшиеся на глаза слёзы. В последнее время всё встало с ног на голову, и происходящие перемены совершенно не радовали его.
Всё началось со смерти его отца. Роберт помнил, как мама, плотно сжав губы и крепко держа его за руку, в то время как он норовил сильнее прижаться к ней в безотчётном желании спастись от опасного мира, что находился снаружи.
«― Много плохих людей желает нам зла, сынок, ― сказала тогда мама, наклоняясь и крепко обнимая его. Роберту показалось, что она плачет. ― Но в Орлином Гнезде мы будем в безопасности. Никто не сможет навредить моему зяблику!»
А потом они долго ехали, и было холодно и тоскливо, несмотря на то, что стояло долгое лето ― по крайней мере, так говорил мейстер Колемон, но Роберт не очень ему верил, потому что ему было зябко. Он прижимался к маме и крепче держал в руке Великана ― тряпичную куклу, которую всегда носил с собой. Присутствие Великана ободряло Роберта и даже иногда позволяло забыть о том, как он слаб и болен ― так говорила мама, и Роберт не находил причин ей не верить.
Вот и сейчас, лёжа без сна, Роберт думал о том, что все его бросили. Мама, как только вышла замуж за Лорда Мизинца, стала намного реже проводить время с ним, а ведь раньше он так часто спал рядом с ней, прижавшись всем своим хилым тельцем к её горячей спине, а если ему становилось страшно, мама всегда успокаивающе гладила его по голове и даже давала молока. Успокоившись и напившись сладкого тёплого молока, Роберт засыпал. Сейчас же он не мог уснуть.
Он мог бы позвать Алейну, подумал Роберт, но он же обижен на неё ― она его ударила и порвала Великана так сильно, что из тела куклы высыпались все опилки. При воспоминании о Великане Роберт вновь залился слезами. Это было не честно: сначала его бросила мама, затем Алейна, к которой он успел привязаться, а теперь ещё и Великан. От несправедливости мира и того, что слова мамы о том, что здесь его никто не обидит, оказались ложью, Роберт, глотая слёзы и стуча зубами, произнёс:
― Вот бы кто-нибудь починил Великана! ― Хотя помнил, что служанки, покачав головами, сказали, что куклу зашить нельзя ― слишком она разорвана.
― Я могу помочь тебе, Роберт! ― вдруг раздался в тёмной, освещаемой только светом маленького ночника, комнате приятный голос. ― Я починю твоего Великана! ― Роберту на мгновение показалось, что таинственный обладатель голоса хихикнул.
― Кто здесь? ― Роберт перестал плакать и, сев на кровати и протирая кулаками глаза, уставился в темноту за границей света ночника. ― Кто ты? ― Он закрутил головой, желая найти ночного гостя.
― Я здесь, Роберт, ― вновь послышался голос. ― Я под твоей кроватью.
― Мама говорит, что под кроватью водятся оборотни! ― не уверенный, что испугался, ответил Роберт.
― Твоя мама совершенно права, ― мягко подтвердил голос. ― Но это было верно, когда ты был маленьким. Но ведь ты уже взрослый, Роберт?
― Да, ― согласился, довольный похвалой Роберт. Неуверенность и страх отступали. Голос казался ему приятным, ведь он говорил добрые слова. ― Мне уже восемь! ― гордо добавил он.
― Тем более, ― отозвался голос. ― Так ты хочешь, чтобы я починил твою куклу? ― казалось, тот, кто говорит, улыбается.
― Хочу, ― тут же отозвался Роберт. ― Почини Великана! ― повелительно, как настоящий лорд, произнёс он.
― Тогда тебе надо спуститься с кровати и заглянуть ко мне, ― ответил голос. ― Спустись ко мне, Роберт.
Что-то притягательное и манящее было в этом дружелюбном спокойном голосе, и Роберт, немного подумав, спустил с кровати короткие худые ноги и, едва не запутавшись в ночной рубашке, спрыгнул на прохладный, застеленный шкурой сумеречного кота пол. Ведомый любопытством и, перестав обращать внимание на кусающий голые ноги холод, Роберт осторожно опустился на колени и заглянул под кровать.
Под кроватью находился скоморох ― в Королевскую Гавань часто приезжали бродячие артисты и скоморохи, а радушный шумный король Роберт часто принимал понравившихся ему своими шутками актёров во дворце. Маленький Аррен всегда смеялся, когда пёстро одетые и ярко размалёванный скоморохи ходили на ходулях, жонглировали цветными шариками или же ходили колесом, смешно падая и устраивая шуточные бои.
Скоморох же под кроватью ничем не отличался от других, виденных Робертом ранее. Те же лохматые рыжие волосы, растущие с обеих сторон лысой головы, намазанное белилами лицо и красная улыбка. Когда скоморох улыбнулся, Роберт и вовсе отбросил сомнения — артист не мог причинить ему вреда. Наверняка этого скомороха нанял в Долине дядя Петир или же мама. В сердце Роберта разлилась радость — его по-прежнему любят и о нём не забыли.
Скоморох тем временем продолжал улыбаться, и тут Роберт заметил у него в руке Великана. Целого, починенного Великана, на тряпичном теле которого даже не был заметен шов. Роберту показалось, что кукла даже стала чище: с неё исчезли пятна, оставленные молоком и соком, а также кусочки засохшей грязи — Роберт не раз ронял Великана.
Заметив восторженный взгляд Роберта, скоморох снова улыбнулся, обнажая крупные белые зубы.
— Хочешь свою куклу, Роберт?
Роберт, радостно улыбнувшись в ответ, произнёс:
— Конечно, хочу.
— Это очень хорошо! — засмеялся скоморох. — А хочешь змея? Настоящего воздушного змея?
— Змея? А он летает? — широко открыв глаза, спросил Роберт. Ему уже представился летящий в вышине змей, выкрашенный в цвета его дома — кремовый и голубой.
Роберт подумал, что, возможно, даже разрешит Алейне подержать верёвку, пока змей величественно парит в воздухе, временами дёргаясь под порывами ветра.
— Конечно, он летает! — радостно ответил скоморох, и Роберт увидел, что в другой руке он держит воздушного змея — кремового с голубым. От восторга у Роберта перехватило дыхание. Он уже напрочь забыл о порванной кукле и забывшей про него маме.
— Я сделаю тебя лордом, — произнёс Роберт, ложась на живот и намереваясь протянуть руку за змеем. — Как тебя зовут?
— Я — Пеннивайз, Пляшущий скоморох, — Пеннивайз улыбнулся ещё шире, подвигаясь ближе и держа в одной руке Великана, а в другой — змея, который, несмотря на то, что кровать была довольно низкой, колыхался в воздухе.
Роберту на мгновение показалось, что глаза скомороха полыхнули жёлтым огнём, а пространство под кроватью как будто стало больше. Но он не обратил на это внимание, а просто лёг поудобней и протянул к Пеннивайзу обе руки, чтобы взять и змея и куклу…
Обитатели Орлиного Гнезда проснулись в одно мгновение от леденящего душу крика, который, отражаясь от каменных стен замка, прошёлся, словно волна холодного ветра, по всем коридорам и закоулкам твердыни Арренов. Лиза, глотая слёзы, не обращая внимания на стылый, странно холодный даже для осени каменный пол, неслась босиком к комнате своего сына, заламывая руки и подвывая так, что иногда ей удавалось заглушить порывы ледяного ветра, которые вдруг наполнили замок. Подол её сорочки хлопал за ней словно парус, иногда запутываясь в ногах, не давая бежать. Пару раз Лиза была готова упасть, но всякий раз удерживалась на ногах.
Раскрасневшаяся и запыхавшаяся, с трясущимися руками, она добежала до спальни Роберта и, что было сил, рванула на себя дверь.
Кровать Роберта была пуста, скомканное одеяло свисало на пол, а ночник продолжал гореть, отбрасывая на стены и потолок комнаты причудливые отсветы.
— Роберт! — громко позвала Лиза. — Роберт, сыночек, где ты?
В этот момент взгляд её упал на почти упавшее одеяло. На его белой поверхности отчётливо выделялись какие-то тёмные пятна. С гулко бьющимся сердцем, Лиза подошла ближе. На ткани одеяла чётко выделялись большие, ещё не успевшие впитаться капли крови.
Чувствуя, как силы покидают её, Лиза опустилась на колени и, моля Семерых, чтобы не свалиться в обморок, когда она так нужна своему сыну, она заглянула под кровать.
Её зяблик был там. Он лежал, бледный, в залитой кровью ночной рубашке, рукава которой безжизненно распластались по каменному полу. Его широко открытые глаз ещё не успели остекленеть, а маленькое личико, всё покрытое брызгами крови, выражало смесь удивления, радости и крайнего ужаса. Рядом с ним, поразительно чистый и новый, лежал Великан.
Лиза, оглушённая горем, протянула трясущуюся руку, чтобы дотронуться до Роберта. В её голове настойчиво билась мысль, что это не её мальчик, что Роберт сейчас тронет её за плечо и попросит прочитать сказку о Крылатом Рыцаре. И как только её пальцы почти коснулись забрызганного кровью плеча Роберта, в пустоте комнаты раздался голос, перешедший в злобное хихиканье:
— Здесь, внизу, мы все летаем! И Роберт будет летать! Он же хотел, чтобы летали другие, и вот теперь полетит сам.
Через несколько минут лежащую без чувств Лизу и уже начавшего коченеть Роберта нашёл Петир. Но Великана под кроватью уже не было.
