Где ты? [=Из Парижа] [Дана Жанэ] (fb2) читать онлайн

Дана Жанэ Где ты? [=Из Парижа]

Эмигрантская пьеса

Действующие лица:

Саша (24 года), из Кировска.

Лео (24 года), из Тель-Авива. До этого — из Могилева.

Серж (24 года), из Лондона. До этого — из Москвы.

Наташа (25 лет), из Краснодара.

*Актерам. Все четверо давно живут в чужих странах. Поэтому их родной русский язык, как старый велосипед, на котором редко катаются. Он поскрипывает на поворотах, когда они забывают слова или неправильно их употребляют. Он подтормаживает, когда они тянут последние гласные и заканчивают утвердительные предложения легким вопросом на конце, словно ни в чем не могут быть до конца уверенны. И конечно, они уже не могут обойтись без иностранных слов, этих звоночков, которыми, то и дело, тренькает их разболтанный русский велосипед, сигналя собратьям по чужбине: «я такой же, как вы — я очень давно не был дома».

Сцена 1. Октябрь, 2004.

Вечер. Подъезд. Саша подходит к двери и останавливается перед ней. Она выглядит как типичная парижская студентка. В руках у Саши — сложенный мокрый зонт. Она достает мобильник, звонит.

Саша (в трубку). Слушай, я тут, короче, уже пришла к ним, да? Я стою в подъезде. Я тебе звоню-звоню, ты все время — па диспонибль. Я тогда уже буду без тебя заходить, оке? Потому что я не знаю, где ты ходишь. Дакор?

Засовывает телефон в карман жакета. Звонит в дверь. Дверь открывает Лео. Он — красивый. На нем оранжевая футболка с цифрой «1» и голубые джинсы. На ногах — кеды.

Лео (разглядывая Сашу). Салют. Ты не Наташа.

Саша. Я — Саша. Салют. А вы, наверное, Лео?

Лео. Уи. Се муа. Только умоляю — на «ты»! (Уже в прихожей, летучие французские поцелуи в обе щеки) Аншанте.

Саша. Аншанте. Лео, это как — Леонардо?

Лео. Как Леонард. Или Леонид. Это мое советское имя. Я им больше не пользуюсь.

Саша. А я везде — Саша. То есть, везде я — Саша, а здесь я — Саша.

Лео. Да. Саша. Уи. А где Натали?

Саша. Она не здесь? Значит, она в метро.

Лео. Или она заблудилась. Здесь можно заблудиться, если выходишь на «Фий дю Кальвер». Ты где вышла?

Саша. Я вышла на «Арт е Метье».

Лео. Это правильно. Так ближе всего. На «Рамбиту» тоже можно. В принципе, на «Реамур Себастополь» тоже, но там идти длиннее всего.

Саша. А, уи. Тут же, рядом — бульвар Севастополь. Я слышала, там делают лучшие блины в Париже.

Лео. А уи. Я слышал. Но я еще не пробовал.

Саша. Я тоже пока нет.

Появляется Серж. Дорогие туфли, неудачная стрижка. Одет в темно-синие джинсы и бледно-зеленую рубашку с длинным рукавом.

Серж (Саше). Привет-привет!

Лео. Серж. Вуаси Саша!

Серж. Найс ту мит ю!

Лео. Серж у нас пока еще не овладел французским.

Серж слишком старательно целует Сашу в обе щеки.

Лео. Зато уже умеет целоваться по-французски.

Саша (сдержанно). Значит, это вы — Серж.

Серж. Умоляю — на «ты»! Все тут такие вежливые делаются.

Лео. Офранцузиваются, как могут.

Серж. Это ужасно. Просто ужасно.

Саша. А вы, в Англии что, — нет? Не вежливеете?

Лео. Они в Англии — нет. Они так и остаются грубыми скотами с большими деньгами.

Пауза.

Серж. Проходи, Саша, пожалуйста, вот сюда, в гостиную…

Все проходят в гостиную.

Саша. Вы вдвоем снимаете?

Лео. Нет, здесь живет Сержио. А я бываю у него в гостях.

Серж. Чипсы?

Саша. Но, мерси.

Саша. Фисташки? Арахис?

Саша. Но, мерси. (Лео) А сам ты, где живешь? В каком районе?

Лео. Ну… ю ноу… то тут, то там.

Саша. А-а… А я на Сан-Жермен де Пре.

Лео. Сан-Жермен? Кель класс!

Саша. Да нет. Просто там живет семья, где я смотрю за детьми. То есть, — это они крутые, а не я.

Лео. А я бы оспорил это утверждение.

Пауза.

Серж. А какая у тебя самая любимая еда?

Саша. …Не знаю.

Серж. Ты любишь рыбу?

Саша. …Нет.

Серж. Как? Ты не любишь рыбу?

Саша. А что такое?

Серж. Черт. А мы не знали!

Лео. А я знал. Я тебе говорил.

Саша. А что такое?

Лео. Я тебе говорил — мясо надо было брать.

Саша. Ой, да все нормально, правда. Не стоит даже волнений.

Серж. Я думал, вы с Наташей, может, не захотите есть мясо. Сейчас много девушек не хочет есть мясо. Из-за вегетарианства, или каких других принципов.

Саша. Па иси. Во Франции не так.

Лео. Я ему тоже самое. А он уперся.

Саша. Тут все жадор полусырые куски мяса, плавающие в крови.

Лео. Я ему тоже самое. А он уперся. В Лондоне то, в Лондоне се. А здесь Париж. Город дикарей. Ла вий де саваж.

Серж (Саше). Ты тоже любишь сырое мясо в крови?

Саша. Раньше — нет, конечно, а теперь привыкла. Это все — дело привычки.

Серж (Саше). Ты любишь Париж?

Саша (смеется и смотрит на Лео). Столько вопросов сразу…

Лео. Правда, Серж. Что ты так набросился на девушку? Дай ей время к тебе привыкнуть. (Саше) Ты давно здесь?

Саша. Четвертый год пошел.

Лео. Я тебя никогда не видел на русских вечеринках.

Саша. В «Ля гренуй»? Я туда не хожу.

Лео. А куда ты ходишь?

Саша. Туда, где нет русских вечеринок.

Пауза.

Саша (обоим). А вы давно в Париже?

Лео. Я тут учился в школе. Потом вернулся к себе, в Тель-Авив. Закончил универ. А теперь опять сюда приехал.

Саша. Но ты… изначально из России, да?

Лео. Изначально — из Могилева. Это Белоруссия.

Саша. А… Мрачняк.

Лео. Да.

Серж. А я из Москвы.

Лео. Он у нас москаль, да.

Саша. Круто.

Серж хочет что-то добавить, но ему не дают.

Саша (Лео). А почему ты вернулся сюда? По работе?

Лео. У меня нет пока четкого плана.

Саша. Понятно.

Серж. Я очень рад, что ты пришла, Саша.

Саша. Спасибо.

Серж. Ты очень красивая.

Саша. Спасибо.

Пауза. Всем неудобно.

Лео. Сереж. Давай, ты пойдешь, проверишь — как там ужин, оке?

Серж. Сейчас пойти проверить?

Лео. Ну, а когда? Когда он сгорит весь, к чертям? Что тогда будут есть наши дамы?

Серж удаляется на кухню.

Лео. Ты его прости, да? Он — ан ту пти пё… ю ноу.

Саша. Что?

Лео. Волновался — травы перекурил.

Саша. Понятно. А из-за чего волновался?

Лео. Думаю, у него уже давно не было рандеву.

Саша молчит. Лео улыбается.

Лео. Но, ты знаешь, — он такой хороший парень очень. Он — отличный парень. Просто класс!

Саша молчит.

Серж (голос). Лео, у меня вопрос по рыбе… Лео?.. У меня вопрос по рыбе…

Лео. Иду! (Саше) Екскюз муа. На минутку…

Лео быстро целует Сашину руку и уходит в кухню. Саша смотрит ему вслед, потом берет чипсы, жует их, думая о своем. Звонок в дверь. На кухне гремят посудой. Саша вскакивает с дивана.

Саша (в сторону кухни). Я открою! Это, наверное, Натали… Я открою!

Лео (голос). Мерси, Саша!

Саша открывает дверь. В квартиру влетает Наташа. Она одета в маленькое черное платье. Наташа трясет длинным зонтом с вычурным набалдашником.

Наташа. Ах. Салют. (целует Сашу в две щеки) А они где? Они нас не слышат? Ах.

Саша. Что ты ахаешь?

Наташа. Мне нужно кое-что сделать тре вит! (заглядывает в соседнюю комнату) Это сортир? Это спальня. Сойдет. Я на пять сек, посторожишь меня?

Саша. Оке…

Наташа забегает в спальню, оставив дверь полуоткрытой. Саша нерешительно стоит возле двери, поглядывая в сторону кухни, где продолжают громыхать посудой и неразборчиво переругиваться.

Саша. Слушай, а что ты им…

Наташа (голос). Тут такая кровать огромная, вообще, клёво…

Саша. А что ты им про меня сказала?

Наташа (голос). Сейчас, Сашенька, пять сек… А-а-а… О-о…

Саша. Ты там что, — на кровать писаешь?

Наташа (голос). Ох, все… Ты что? Нет. Я шарики доставала.

Наташа выходит, поправляя чулок и одергивая платье.

Саша. Куа?

Наташа. Ты чё, — не слышала про «буль дё гейша»? Это такие шарики, ими гейши тренировались для того, чтобы, ну, совершенствоваться в искусстве любви…

Саша. Ой, мон дье, даже слышать не хочу об этом! Берк!

Наташа. Во-первых, — «берк» говорят только маленькие детишки. А во-вторых, это очень даже полезно и приятно. Я, пока сюда шла, чуть не кончи…

Саша. Да подожди ты… Что ты им сказала про меня?

Наташа. Ну как… Я сказала, что ты моя подруга, что ты увлекаешься кино…

Саша. Я не «увлекаюсь кино». Я окончила киношколу. И теперь я ищу работу в киноиндустрии. Вуаля.

Наташа. Ну да. Я с этим смыслом и сказала… А что такое, что-то не так?

Саша. Я не знаю. Поэтому я тебя спрашиваю. У нас тут что — двойное рандеву?

Натаща. А что? Почему?

Саша. Потому что ты не говорила, что это будет двойное рандеву.

Наташа. Нет?

Саша. Потому что я не хожу на двойные рандеву.

Наташа. Это не двойное рандеву…

Саша. Особенно на слепые двойные рандеву.

Наташа. Это не… это не слепое двойное…

Саша. Я еще не дошла до такой стадии десперасьон, чтобы ходить на двойные слепые рандеву с русскими эмигрантами.

Наташа. Да, подожди ты… Это у нас с Лео — рандеву. В смысле, — у меня с Лео. А у тебя с Сержем — деловой суаре. Как мы и договаривались. Ну, что ты такая — перестань уже панике…

Саша. Я не панике. Я просветляю ситуацию.

Наташа (ржет). Ой, не могу! Ты — «просветляешь ситуацию»?

Саша. Ой, да ладно, ты же меня поняла. Ты знаешь, что мне не нужно… (ищет слова) вечер обманутых ожиданий и тупорылых недоразумений.

Наташа. Так не будет. Все будет — ком иль фо. Я гарантирую. Они — клёвые мальчики.

Саша. Ты этого Сержа еще даже не видела!

Наташа. А что он — страшный совсем?

Саша. Да не то, чтобы, прямо, «страшный»…

Наташа. Ну а что тогда? Отвалится у тебя что, если ты с ним вечер проведешь за вином и беседой? (Саша молчит). Правильно, — не отвалится. Должны же мы, вообще, хоть иногда отдыхать, здесь, в этом городе? Это же кошмар какой-то, — на что уходят наши лучшие годы здесь, в этом городе.

Саша. Ой, только вот, не надо… Говори за себя.

Из кухни появляется Лео. Он несет бутылку красного вина и штопор. Вслед за ним осторожно ступает Серж. В его руках — длинный поднос с жареной рыбой и гарниром из риса. Наташа подбегает к Лео и целует его в обе щеки.

Лео. Бонсуар, ма шерри!

Натали. Бонсуар, Лео. Пардон за опоздание.

Серж, тем временем, ставит рыбу на стол, где уже стоят четыре прибора.

Лео. Ну, что ты? Опоздания важны — они нагнетают интригу. Как же ты всегда манификман пахнешь, моя дорогая мадемуазель Шанель!

Натали (Саше). Видишь, какой мужчина? Распознает духи!

Лео. Еще один мой бесполезный талант.

Наташа. Почему «бесполезный»? Мне нравится. (обратив, наконец, внимание на Сержа). Бон Суар!

Лео. Да… Вуаси Серж. Серж, вуаси Натали.

Серж. Добрый вечер, Наташа.

Наташа. Натали.

Серж. Натали. Очень приятно, Натали. Вы все такие красивые. Очень красивые. Все трое… А я — нет.

Наташа смеется, размашисто хлопая Сержа по плечу.

Наташа. Ну, ты юморист, туа… Это твоя квартира? Очень хороша! А какой здесь хороший район! Почти совсем не опасный. Это мой третий, по любимости, район, после Жардан дю Люксембург и Инвалидов.

Серж. А Монмартр? Разве все не любят Монмартр?

Наташа. Типа, из-за «Амели», да? Лично я не люблю Монмартр. Там слишком много черных. Здесь это не так ярко выражено. А там они просто везде. Но здесь — хороший район. Кстати, я сейчас вышла на бульваре Севастополь, а потом долго шла сюда, и пока я шла, я вспомнила, что где-то здесь продают лучшие блины в Париже. Вы знали про это? Я уже давно знала, но все никак не пробовала. Но, может, оно и к лучшему. А у вас, кстати, ужин диетический?

Серж. Ты любишь рыбу с рисом?

Наташа. Да. Люблю. В сушах. (громко, растягивая гласные) Жадор ле суши!!

Лео с Наташей смеются. Саша качает головой. Серж не понимает.

Наташа (Сержу). Это — «Шушу»!

Лео (Сержу). Это французский фильм про одного эмигранта-трансветита…

Наташа. Он приезжает в Париж из… Откуда он?

Лео. Магриб.

Наташа. Да… И сначала он выдает себя за беженца из…(смотрит на Лео)

Лео. Перу.

Наташа. И сначала, он работает в церкви этим… не знаю, как называется; потом — ассистенткой у психотерапевта; потом — официанткой в ночном клубе, где мужчины в женских платьях делают вид, что поют…

Лео. Драг куинз.

Наташа. И там он, короче, встречает свою любовь — мужчину по имени Станислас! Этот Станислас, он, короче, очень богатый, потому что, его отец изобрел гренадин!

Все, кроме Сержа, смеются.

Наташа. Жадор «Шушу»!

Серж. Так это про педиков, что ли, кино?

Наташа (фыркает на французский манер, как лошадка). Ну, почему сразу — «про педиков»? Это кино про то, какого это, встретить свою любовь в чужой стране… Я, например, чувствую себя очень близкой главному герою.

Лео. Ты встретила свою любовь в чужой стране?

Наташа. Нет. То есть. Да. То есть. Я хочу встретить. Нет. Я думала, что встретила, но потом я поняла, что… В общем, я не теряю надежды.

Пауза.

Серж. Саша, а какой твой самый любимый фильм?

Лео. Погоди, Сержио. Давайте уже, сядем все за стол, оке?

Они идут к столу, где какое-то время нерешительно ходят по кругу, пытаясь разобраться — кто, где будет сидеть. В итоге, Лео садится напротив Саши, а Серж напротив Наташи (хотя и Серж, и Наташа явно хотели сесть по-другому). Лео разливает вино по бокалам.

Наташа. О-ля-ля, красное вино с рыбой. (трогает бокал) Еще и холодное.

Лео. Это Серж его в холодильник засунул. Зачем так сделал?

Серж. Я думал, у нас есть еще белое вино. Я не знал, что вы с Каролин его вчера…

Лео смотрит на Сержа и тот замолкает. Пауза.

Наташа. М-м. Каролин. Тре интересан…

Лео. Да просто знакомая одна.

Наташин телефон тренькает. Она смотрит на экран, перестает улыбаться, кидает телефон обратно, в карман жакета.

Саша. И что же делать?

Лео. Пардон?

Саша. Так и будем запивать рыбу холодным красным вином?

Лео. А мы никому не скажем, что запиваем рыбу холодным красным вином. Это будет наш секрет.

Наташа Да, пошли они все … Что хотим, то и бухаем. Они нам не это… (вспоминает слово) не указ. Они нам не указ. Короче, тост. (поднимает бокал) За приятный вечер без сожалений!

Все поднимают бокалы и чокаются.

Лео (Саше). В глаза. Здесь надо смотреть в глаза, когда чокаешься.

Саша. А мы никому про это не скажем, что я не смотрю в глаза, когда чокаюсь. Это будет наш секрет.

Наташа выпивает бокал до дна. Парни — до половины. Саша делает один маленький глоток. Лео снова наполняет бокал Наташи. Все начинают есть. Очевидно, что еда совсем невкусная. Тем не менее, все продолжают, для вида, ее колупать.

Серж. Саша, какой твой самый любимый фильм?

Саша. Это слишком серьезный вопрос. Я не смогу ответить быстро на него.

Серж. Это хорошо. Ты можешь ответить медленно, если хочешь.

Саша. Оке… Я люблю не отдельные фильмы, я люблю творчество отдельных режиссеров. Таких как — Дэвид Линч, Стенли Кубрик, Гас ван Сант, Франсуа Трюффо, Луи Малль… А если говорить в целом, какое кино мне ближе всего, то это — американ инди. Независимое американское кино. Такие маленькие фильмы про простых людей, с их большими экзистенциальными проблемами… Вуаля.

Серж. Ух, ты.

Саша. Пардон… Много слов.

Лео. Нет-нет. Нам очень интересно.

Наташин телефон снова тренькает. Она читает сообщение. Допивает второй бокал. Лео снова ей его наполняет.

Серж. А я не знаю таких режиссеров.

Саша. Каких?

Серж. Тех, что ты назвала. Но, раз ты их любишь — я обязательно их всех посмотрю.

Саша. Как это — не знаешь? Подожди… Дэвид Линч — не знаешь? «Малхоланд драйв»? «Шоссе в никуда»? «Синий Бархат»?

Лео (тычет в Сержа вилкой). «Человек-слон»! «Голова-ластик»!

Серж отпихивается от Лео. Саша смотрит на Наташу. Та поднимает глаза от телефона.

Наташа. «Твин Пикс».

Серж растерянно улыбается и качает головой.

Саша Понятно. (Сержу). Ты сам какое кино любишь?

Серж. Ну… Всякое.

Саша. Какой твой любимый фильм? У тебя есть любимый фильм?

Серж. Есть. (думает немного). «Лилия — навсегда».

Саша. «Лилия — навсегда»… «Лилия — форева»? Вот этот?

Серж. Да.

Саша. Про нашу девчонку, которая в Европе становится проституткой, а потом сигает с моста? Это твой любимый фильм?

Серж. Да.

Саша. А я не захотела его смотреть.

Лео. Я на нем заснул.

Наташа. Я на него в кинотеатр на Шанзе-лизе поперлась … Кошмар, вообще. Я, вообще, не понимаю, как можно такую чернуху снимать. Са мё депас.

Лео А ты сама, Саша, какое кино снимать будешь, когда станешь совсем большой?

Саша. Ну… если это вам интересно…

Серж. Нам очень интересно.

Лео. Нам очень-очень интересно.

Наташа, опустив голову, быстро строчит смс-ку.

Саша. Мне бы хотелась… Знаете, иногда бывают такие фильмы, которые хочется пересматривать и пересматривать, анкор и анкор… Это потому что ты, как бы, оказываешься в мире, в котором хочешь быть… И он совсем не обязательно, там, прекрасный, да? Этот мир. Он может быть, наоборот, каким-то странным, или даже зловещим, но… Ты все равно хочешь в нем быть. Ты хочешь жить внутри него. Будто это твой дом. Будто ты нашел свой дом… Вот такое кино мне бы хотелось делать.

Серж. Ты такая умная, Саша.

Наташа (прочитав очередную смс-ку). Вот козел!.. Пардон.

Пауза. Наташа громко ставит на стол пустой бокал.

Наташа. Не, ну а все-таки? Что за правило такое, что нельзя с рыбой красное вино? Или что нельзя его охлаждать? Что это вообще такое, а? Иногда, просто, знаете… Достает вот этот их… как его… снобство! Из культа сделали еду… Тьфу! Из еды сделали культ! А я все никак похудеть не могу. А в России я, между прочим, тростиночка была, — вы бы меня видели.

Лео. Тебе и сейчас худеть не надо.

Наташа. Да, ладно. Ты мне просто льстишь, потому что ты — воспитанный еврейский мальчик. Но я то знаю правду… Я, в России, между прочим, была — «Мисс Краснодар»!

Саша пьет вино, со скучающим видом. Серж не отрывает от Саши глаз.

Лео. Я ничуть не удивлен. Скажи, Серж, — это совсем не удивительно.

Серж. (рассеянно) Вообще, нет…

Наташа. Ну, если честно, я была «вице-мисс». У нее корона, такая, поменьше, но это не суть.

Лео. Я уверен — ты там была самая красивая.

Наташа. Это было давно. Мне тогда было двадцать лет. А сейчас мне — двадцать пять. Стукануло на прошлой неделе.

Саша. У тебя аниверсер был на прошлой неделе?

Наташа. Двадцать второго октября.

Лео (Саше). А ты не знала?

Саша переглядывается с Наташей.

Наташа. Да я сама никому не сказала. Не хотела.

Лео. Так давай выпьем за твой юбилей! Это считается за юбилей?

Наташа. Это считается за четверть века. Четверть века…(фыркает) Дожилась!

Серж. А мне сказали, что во Франции, когда девушке исполняется двадцать пять, и она еще не замужем, то на нее надевают…

Наташа. Шляпу? Да. Мерзский традисьюн. Я терпеть не могу.

Саша. Почему?

Наташа. Угадай с трех раз! Хотя, тебе не понять. Тебе только двадцать четыре. Вам всем еще только двадцать четыре. Поэтому вы должны слушать меня и почитать — как самую мудрую из вас и, когда-нибудь, я, может, поделюсь с вами своей мудростью, и вы все прозреете.

Саша. Давай, как-нибудь, в следующий раз только, оке?

Наташа (ржет). Ах, ты сучка. Гросс петасс!

Лео поднимается, с бокалом вина в руке. Серж поднимается следом.

Лео. Итак! Давайте выпьем за нашу прекрасную, нашу молодую Натали и за ее прекрасный, молодой возраст. Я желаю тебе, Натали, — наслаждаться своей жизнью и своей молодостью; жить на полную катушку и никогда ни о чем не париться. Запомни. Главное — никогда ни о чем не париться. Бон аниверсер, дорогая!

Он наклоняется к Наташе и крепко целует ее в губы. Серж с Сашей, с бокалами в руках, молча, на это смотрят. Наконец, поцелуй заканчивается. Все чокаются и пьют вино. Наташа довольно хихикает. Саша смотрит на Лео.

Саша. «Никогда ни о чем не париться»?

Лео. А ты не согласна?

Саша. Конечно, нет.

Наташа. А я согласна! Я согласна на все сто… Ой! У нас вину — конец! Надо срочно что-то сделать по этому поводу. Лео, пожалуйста, сделай срочно что-то по этому поводу!

Лео (Сержу). Пойдем, Серж, глянем, что там у нас… у тебя… Дамы! Мы к вам очень скоро вернемся. Надеюсь, с добычей. Главное — не сбегайте от нас никуда.

Наташа. Да куда мы сбежим, в такой дождь?

Лео. Ну, там… В Россию, например.

Наташа (прыскают от смеха). За это точно не бойтесь!

Серж с Лео выходят.

Наташа. Блин. Ваще… Как тебе Лео? Скажи, клёвый?

Саша. Ты мне лучше скажи, что это за пютан де мерде?

Наташа. Что «пютан де мерде»? Где?

Саша. Он же ничего не знает, этот Серж. Какое — синема? Он же ноль в синема.

Наташа. Почему ты так сразу говоришь? Почему сразу — «ноль»?

Саша. А ты не слышала?

Наташа. Что? Ой, да ладно, если он любит другое кино, это совсем не значит, что он ничего не знает…

Саша. Да я даже не про это. Ты его видела, вообще? Он же какой-то блаженный.

Наташа громко ржет.

Саша. Чё ты ржешь?

Наташа. Ай… не могу, не смеши меня… «блаженный».

Саша. Да чё ты ржешь?

Наташа. Ты где взяла такое слово?

Саша. Обычное русское слово…

Наташа. Ай!.. Я хочу писе.

Саша. Ну, так иди писе.

Наташа. Пойдем вместе.

Саша. Я еще не хочу.

Наташа. Пойдем за компанию. Ну сильте пле. Ну же тан при.

Саша. Чё мы, как две дуры, вместе пойдем?

Наташа. Ну, давай, давай пойдем вместе, как две дуры. Я хочу пойти, как две дуры!

Саша, нехотя, встает вслед за Наташей.

Саша. Я не знаю, где он у них…

Наташа. Там, в спальне есть один, я видела… Ты, просто, спроси его в лоб: что он делает и какие у него связи. И вуаля!

Саша. Нет. Давай, я лучше, сразу его в лоб. (изображает звук выстрела) И вуаля!

Уходят в спальню, смеясь.

Лео (голос). Да тащи все, что есть. Там разберемся.

Через несколько мгновений, Лео с Сержем возвращаются. Лео несет бутылку мартини. Серж несет бутылки с кальвадосом и кофейным ликером. Все бутылки початые. Мартини и ликера — где-то по половине, кальвадоса — на четверть.

Лео. Тьян. Сбежали, все-таки, наши подруги.

Серж. Ты что? Куда?

Лео. В Россию, куда.

Серж смотрит на Лео. Лео смеется.

Лео. Вот у тебя рожа ржачная. Да, успокойся. Ты чё, не видишь — вон, их сумки. Ну, ты, Серый, паникер.

Серж. Я не паникер. Просто я не хочу, чтобы они уходили… Она такая особенная. В ней есть что-то от тигрицы. Она — как императрица. Ей надо царствовать. А ей не дают. И она от этого, как бы, злится… Но все у нее будет хорошо.

Лео. Тебя что, до сих пор прёт?

Серж. Нет! То есть — да, но это не из-за травы. Это из-за Саши.

Лео. Ты, Серега — псих и маньяк. И все из-за воздержания!

Серж улыбается. Он вдруг неуклюже обнимает Лео, обхватив его сбоку за плечи.

Серж. Спасибо, что пригласил ее. Спасибо тебе… Твоя Наташа тоже очень красивая и веселая.

Лео высвобождается из объятий друга.

Лео. Не называй ее «Наташа». Тут так русских проституток зовут.

Серж. Что, всех?

Лео. Их не на самом деле так зовут. У них просто здесь никнейм такой.

Серж. А, окей… А ты, с Каролин уже, значит, все?

Лео. Пусть катится эта Каролин… Вчера весь вечер имела меня в мозг.

Серж. Из-за Маши, да? Или из-за Стефани?

Лео. Да какая разница, мерде? Ей, думаешь, нужна причина, чтобы иметь меня в мозг?

Серж. Ты уже решил, с кем ты теперь будешь?

Из-за двери в спальню слышатся приглушенный шум и голоса. Лео смотрит туда.

Лео. В общем, да.

Серж. Хорошо, наверное, — когда столько выбора?

Лео. Выбор, на самом деле, всегда один. Его просто надо сделать.

Дверь в спальню открывается. Появляются Наташа с Сашей. На голове у Наташи — маленькая черная шляпа.

Наташа. Вы за нами скучали?

Серж. Безумно.

Наташа (крутится, демонстрируя шляпу) Смотрите, что я нашла у вас — дан ле будуар. Это твое или твое?

Серж смотрит на Лео.

Лео. Это — ничье.

Наташа. А мне идет?

Лео. Очень.

Наташа. А может, Сашке она больше пойдет?

Саша. Не надо.

Наташа. Да, ладно, чё ты? Жалко померить?

Наташа надевает на Сашу шляпу.

Наташа. Ой. Ты так, прямо, вылитая француженка. Тебе всегда нужно носить шляпы. Везде. Даже в постели не снимать. Особенно, когда с кем-то.

Саша. Мерси. Я подожду еще полгода.

Наташа. Ах ты, петасс! Сучка!

Серж (Саше). Ты, правда, очень похожа на француженку.

Лео. Ты же сказал, что Саша похожа на злую тигрицу.

Саша. Чего??

Серж не знает — куда себя девать. Саша отдает шляпу Наташе. Та снова ее надевает и сдвигает набок.

Наташа (заметив бутылки). А-а-а… Кальвадос. (подбегает к столу) Жадор! Ой, его тут так мало! Можно, он будет только мой? Можно? Можно? Плииииз!

Лео. Да, без проблем, вообще.

Наташа. Ой, мальчики — я вас обожаю!

Серж. Сашенька, а ты что будешь пить? Сухой мартини или кофейный ликер?

Саша. Нет, мерси, я больше не хочу пить.

Наташа. Слышь, Сашка. Ты, это… харэ выёживаться, оке? Мы чё, будем тут бухать, а ты будешь сидеть, на нас смотреть? Чё за дела, вообще?

Саша. О-ля-ля… Тю те кальм, а? Хорошо, я буду мартини.

Лео Получается, нам с Сержио достается кофейный ликер.

Саша. Нет-нет, вы можете со мной. Я не жадная, я поделюсь.

Наташа. А я жадная! Я — большая жадная петасс!

Все разливают напитки по бокалам, из которых пили вино.

Лео. За что пьем?

Серж. За самых прекрасных девушек из самой прекрасной страны!

Смешки.

Лео. Давайте просто — за прекрасных девушек. За вас, девушки.

Все отпивают из своих бокалов.

Наташа. М-м… кальвадос… Последний раз я пила его в Провансе, на свадьбе у Инки Кузнецовой. (Саше) Помнишь Инку Кузнецову? Она в прошлом месяце родила.

Саша. Кого?

Наташа. Девочку. Назвали, знаешь как? Подожди… Я специально запомнила, чтоб поржать… Анна Мария Шарлотта Капусин.

Девушки смеются.

Саши. Мощно.

Наташа. Вот что с людями делает Франция!

Еще немного смеются.

Серж (Саше). А ты — какого города мисс?

Саша. Чё?

Серж. Ты — мисс красоты какого города?

Саша с Наташей снова прыскают от смеха. Саша первая берет себя в руки.

Саша. Сорри… Я из Питера. Точнее, из-под Питера. Ты же про это спрашивал?

Серж. Слушай, так здорово, что ты из Питера… из-под Питера. Я так сразу и подумал, что ты из Питера… из-под Питера.

Наташа, прильнув к Лео, что-то шепчет ему на ухо. Лео улыбается и смотрит на Сашу.

Саша. Серж.

Серж. Да, Саша?

Саша. Чем ты занимаешься по жизни, Серж?

Серж. Я… (оглядывается на Лео, который продолжает шушукаться с Наташей) Ну, я изучал в колледже экономику. У себя, в Лондоне. Потом я понял, что мне это… Что это, как бы, не мое. Подумал стать архитектором, но с этим тоже не получилось. После этого я решил взять себе некоторое время, чтобы отдохнуть и подумать… определиться, что я хочу… Ну, я поездил по миру где-то год. Потом вернулся и решил, что Париж — это хорошее место для… Ну… для кино… Чтобы заниматься кино.

Лео что-то шепчет на ухо Наташе. Та умирает со смеху.

Саша (скучает). Потому что это — родина кино?

Серж. Что?

Саша. Потому что, Франция — это родина кино?

Серж. А это родина кино?

Пауза. Саша оборачивается на Наташу, чей телефон начинает петь арию Квазимодо из мюзикла «Собор Парижской Богоматери». Наташа замирает со звенящим телефоном в руках, будто принимает очень важное решение. Вдруг она крепко хватает Лео за руку и отвечает на звонок.

Наташа (в трубку). Уи, Жан-Кристоф… (пауза. Жан-Кристоф говорит ей что-то в трубку. Она слушает и смотрит на Лео) Се фини, Жан-Кристоф… Адьё.

Кладет телефон в карман. Идет к столу, наливает себе стакан кальвадос. Молчание.

Саша. Наташа?

Наташа. Не называй меня так.

Саша. Все оке?

Наташа. Бьян сюр, все оке! Не первый, не последний.

Пауза. Все молчат. Наташа выпивает бокал и ставит его обратно на стол.

Наташа. Блин, что за дела?! Что мы тут в тишине сидим? Давайте музыку, давайте танцевать!

Она бежит к проигрывателю и быстро-быстро начинает перебирать стопку музыкальных дисков, лежащих рядом.

Лео. Серж? Ты почему про музыку забыл?

Серж. Я? Я не забыл. Я приготовил диски… А потом забыл... (смотрит на Сашу).

Наташа. Лассе муа, ляссе муа… Я щас сама найду… А! Нашла! О! Как круто… Сейчас, сейчас. (вставляет диск в проигрыватель. Находит нужную композицию. Нажимает «play») Вуаля!

Начинает звучать композиция «Whatever Lola wants» коллектива «Gotan project». Наташа снимает шляпу, снимает жакет и бросает их на стул. Она начинает танцевать, двигаясь навстречу Лео. Тот ставит свой бокал на стол и делает шаг ей навстречу. Они начинают танцевать, ходя вокруг друг друга, постепенно сближаясь, как тореадор с быком. Оба танцуют хорошо.

Саша с Сержом некоторое время смотрят на все это. Потом Серж делает робкий шаг навстречу Саше. Та смотрит на Наташу с немым укором. Наташа делает Саше страшные глаза и говорит беззвучно — «давай, танцуй»! Саша посылает ей еще один, полный ненависти, взгляд, допивает свой бокал и ставит его на стол. Серж, просияв, делает шаг ей навстречу. Саша быстро ловит его за руки обеими руками. Продолжая держать Сержа за обе руки, она начинает танцевать с Сержем, не позволяя ему при этом к ней приблизиться.

Наташа, тем временем, танцует в тесном контакте с Лео, настойчиво заглядывая ему в глаза. Лео умело отводит глаза и бросает быстрые взгляды на Сашу с Сержем.

Постепенно, в танце, Лео начинает приближаться ко второй паре, пока не оказывается с ними совсем рядом. Тогда он, элегантно раскрутив Наташу, быстро передает ее в руки Сержу.

После этого, Лео обхватывает Сашину талию и продолжает танец уже с ней. Саша растерянно оглядывается на Наташу. Та открывает глаза и застает себя в неуклюжих объятиях Сержа.

Наташа начинает кружить с Сержем в сторону второй пары. Докружив, она буквально врезается в Лео и Сашу, разбивая их объятия. На несколько мгновений, все четверо образовывают один хаотичный круговорот.

Несколько секунд спустя, Лео удается найти Сашину руку, и он снова уводит ее в сторону. Серж, не зная, что ему делать, остается стоять перед Наташей, которая перестает обращать на него внимание.

Поверх музыки «Gotan project» снова начинает звучать ария Квазимодо. Наташа подбегает к своему пиджаку и достает из кармана телефон. С телефоном в руках, она бежит к проигрывателю и выключает его. Лео с Сашей останавливаются и смотрят на Наташу.

Наташа (в телефон). Мама?.. Мерде! Сбросила… Это значит — нужно перезвонить, а то она меня сожрет!

Саша. Так, перезвони.

Наташа. А я не могу! У меня карта телефоник — фини!

Серж. Ты можешь отсюда позвонить, с домашнего телефона.

Наташа. Ой, что, правда, могу? Блин, неудобно! Точно могу? Я долго не буду, я просто спрошу, что ей надо, потом пошлю ее и все. (Серж делает движение) Мерси, я знаю — где.

Наташа заходит в спальню и закрывает за собой дверь. Серж стоит и смотрит на Лео с Сашей, которые стоят и смотрят на Сержа. Пауза.

Серж. Саша. А ты уже смотрела «Ночной дозор»?

Саша. Еще нет.

Серж. А у нас есть диск. Мы уже смотрели… Мы можем еще раз… посмотреть. Правда, Лео?

Лео идет к дивану, падает на него и начинает грызть чипсы.

Лео. Сомневаюсь, что Саша оценит сей фильм.

Саша. Почему? Русский блокбастер — это же что-то новое. Это интересно. Я, как профессионал, должна быть в курсе этого события.

Лео хочет что-то сказать, но тут из спальни начинает орать Наташа.

Наташа (голос). Ты чё, оглохла?! Все — значит все!! Значит — я его послала!!.. Угадай с трех раз!! Потому что он не будет разводиться, мама!!! Вот так вот, да!.. Что?! Какой мозг!! Откуда у меня мозг, мама?! Я же твоя дочь!! Я не старая!!! Я не старая!!! Хорошо, я — старая!!! Я старая и тупая курица и овца!!! Спасибо, мамулечка!!! Ты — лучшая на свете!!! Приятной тебе ночи!!! Я тоже тебя очень!!!

Громкое протяжное полу-рычание, полу-вой из спальни. Серж и Лео смотрят на Сашу.

Саша. Не надо на меня смотреть, — мы с ней даже не подруги.

Дверь в спальню распахивается, появляется Наташа. Бурно дыша и тряся руками, она начинает ходить по комнате, пока не останавливается посередине.

Наташа (шепчет между судорожными вздохами). Же…Же… Же юн криз… дё… паник… криз дё паник…

Серж. Что она говорит?

Саша. (раздраженно) Ой, господи…

Лео. У нее паника. Приступ паники.

Саша. Да ладно, ты чё, Натах? Кончай уже исполнять.

Наташа садится на пол, поджимая под себя колени, и утыкается лбом в паркет. Лео подходит к ней, садится рядом, трогает за плечо.

Лео. Ей что-то нужно… Наташ, у тебя есть что-то, таблетки какие-нибудь успокаивающие?

Наташа (выдавливает между вздохами). В сумке… там, в сумке…

Лео (Сержу). Возьми ее сумку. Найди там таблетки.

Серж берет Наташину сумку, открывает ее, нерешительно в ней копается. Лео сидит на полу, рядом с Наташей, держа ее за плечо. Саша, молча, смотрит на все это.

Лео. Нашел? Давай уже, скорее!

Серж. Я их не вижу… Я не вижу таблеток… Есть шарики какие-то…

Саша подходит к Сержу, забирает у него сумку, быстро находит упаковку таблеток в кармане сумки. Дает упаковку Лео.

Лео (Наташе). Сколько?

Наташа показывает два пальца. Лео достает две таблетки, приподнимает Наташу за плечи, усаживает ее, кладет таблетки ей в рот.

Саша. А запить?

Серж хватает свой стакан с недопитым мартини и бежит к Наташе.

Саша. Ты чё, алкоголем же нельзя!

Наташа быстро хватает стакан их рук Сержа, и залпом его выпивает, глотая таблетки.

Саша. Ну все — мы в жопе!

Наташа (сипло). Нормально… Так даже лучше… Эффект сильнее. Я проверяла.

Она отдает пустой бокал Лео.

Лео (держит ее руками за лицо). Ну что, родная? Са ва мьё?

Наташа, сидя на полу, молчит, прислушиваясь к себе. Улыбается. Потом хихикает.

Саша. Отлично. Вот, она уже и ржет. (Серж) Ты зачем ей бокал сунул? А если теперь амбулянс вызывать придется?

Серж. Кого?

Саша. Скорую!

Серж. Так она у меня сама его того…

Саша. (передразнивает) «Сама его того»…

Лео смотрит на упаковку.

Лео. Не придется никого вызывать. Все будет в порядке.

Саша. А ты что — эксперт?

Лео. Я просто знаю, что ничего плохого с ней не будет. Это несерьезные таблетки. Они на травках.

Саша. То есть — ты эксперт?

Лео. У моей мамы такая же проблема. Так что, — да. Зови меня экспертом.

Наташа. Успокойтесь вы все, пожалуйста. Я еще не крейзанутая, чтобы на настоящих колесах сидеть… (Она откидывается назад и ложится на спину). Хотя, скоро, наверное, стану… Все к тому идет… Спасибо вам большое за то, что вы сегодня здесь, со мною. Иногда так не хватает родного общения… Своих людей. Чего-нибудь нашего… Так иногда надоедает все ихнее… Короче, спасибо вам за вашу поддержку и ваш презанс…

Саша. Может, уже хватит говорить, Наташа? Может, просто, тихо полежишь?

Пауза. Наташа лежит, прислушиваясь к себе.

Наташа. Ой… Чё то мне… Ой… Не надо было мне так ложиться…

Наташа резко садится прямо.

Наташа. Щас меня стошнит.

Наташа хватает Лео за рукав. Тот поднимает Наташу с пола. Наташа закрывает глаза. Лео быстро передает Наташу Сержу. Тот растерянно смотрит на Лео.

Лео. Что смотришь? Веди ее в сортир!

Серж быстро увидит Наташу в туалет. Лео с Сашей остаются одни.

Саша. Ты точно уверен, что с ней все будет хорошо?

Лео. Конечно. Ей уже сейчас легчает, в эту самую секунду.

Звучат приглушенные Наташины стоны и звук сливаемой воды.

Саша. Это хорошо… Это хорошо, потому что, уже поздно, а завтра мне рано вставать, так что…

Лео. Ты уходишь?

Саша. Вы уж меня извините, но… В общем, спасибо за вечер. Тебе и Сержу…

Лео. Ты что, даже подругу свою не подождешь?

Саша. Я же уже сказала, мы с ней просто знакомые. Из одной страны просто. К тому же, она явно собирается оставаться здесь на ночь, так что…

Лео. То есть, Наташа сейчас выйдет из туалета и поймет, что осталась одна, в квартире, с двумя, почти незнакомыми, мужиками, да?

Саша. А что, — это опасно, оставаться с вами одной в квартире? Вы что, будете склонять ее к групповому сексу? В чем проблем?

Лео. Мы не будем. В этом, кстати, и проблем. Никто из нас не планирует ни к чему ее склонять.

Саша Ну, что… Облом для Наташи. С кем не бывает.

Она идет к входной двери.

Лео. Знаешь, что в тебе самое странное?

Саша (останавливается). Кстати, нет. Я не знаю. Может, ты мне скажешь?

Лео. Ты говоришь, что хочешь быть режиссером, да? Снимать кино, рассказывать истории…

Саша. И что?

Лео. А как ты собираешься это делать? Как ты будешь рассказывать истории про людей, про их жизни, про их «маленькие жизни обычных людей», если ты сама не живешь?

Саша. Откуда ты решил, что я не живу?

Лео. Я наблюдал за тобой весь вечер.

Саша. Да ты что? Ты наблюдал за мной, аж весь вечер, и все про меня понял?

Лео. Не все, конечно. Некоторые моменты… Как ты всего боишься, как все хочешь контролировать. Прячешься за сарказм. Не подпускаешь людей близко к себе.

Саша. Я подпускаю людей близко к себе, между прочим, даже очень подпускаю. Просто не всех, а тех — кого сама решаю.

Лео. Знаешь что, Саша? Те, кто думают, что они все контролируют — очень ошибаются.

Саша. А те, кто болтаются по всему свету, без всякой цели и плана — те, конечно, правы, да?

Лео. Они хотя бы живут.

Саша. Они тусуются, а не живут. Тут есть разница, но ты ее явно не чувствуешь.

Лео. А ты живешь иллюзиями.

Саша. Да откуда ты знаешь — чем я живу? Мы с тобой пять минут знакомы. Чего ты там знаешь?

Лео. Много времени не нужно, что бы это понять.

Саша. Да ты что.

Лео. Ты не сможешь стать режиссером, не сможешь рассказывать людям истории…

Саша. Да ты что.

Лео. Если сейчас не останешься и не докажешь обратное.

Саша. Да пошел ты.

Дверь в спальню распахивается. Наташа возвращается с Сержем. Наташа снова бодра и весела. Она держит в руках DVD. Серж плетется за ней следом, неся два больших пледа.

Наташа (как ни в чем не бывало) А вот и мы! Скучали за нами? А мы будем смотреть «Ночной дозор»! Вот, нате. (вручает один из пледов Лео) Это вам, с Сашкой. (берет со стола бутылку с кофейным ликером) А это — всем нам.

Наташа, с бутылкой в руках, идет к дивану, усаживается на него. Сажает, почти насильно, Сержа рядом с собой, укрывает его и себя пледом. Лео и Саша продолжают стоять у двери.

Наташа. Чего вы? Идите к нам. (смеется) Да ладно… Я не совсем идиотка… Я немного шарю в таких вещах… Он ту пти пё! Совсем немного… И стесняться тут нечего. Мы с тобой даже не подруги. Я тебя сюда позвала, только потому что ты — моя единственная русская знакомая без парня… Так что, садитесь уже к нам, голубки и, совет вам да любовь, короче.

Лео (Саше). Пойдем.

Саша продолжает стоять. Тогда Лео берет ее за руку, ведет к дивану, усаживает, кидает ей на колени плед, садится рядом, накрывает пледом себя. Саша убирает плед со своих колен.

Саша (Наташе). Для твоей информации, мы не «голубки» и у нас совсем не «совет да любовь», оке?

Наташа. Уи, уи, уи… (Сержу). Давай, заряжай киношку.

Лео снова набрасывает на Сашины колени плед, и она снова его сбрасывает. Наташа смотрит на Сержа, замершего с диском в руках.

Наташа. Серег, ты чё примерз?

Серж. Вот вы… Вот вам не понравился мой тост, а ведь я и, правда, так считаю…

Наташа. Какой тост?

Серж. Про «самую прекрасную страну». Мой тост про…

Наташа. А… Ну а чё ты тогда сидишь здесь, с нами, на улице Тюрбиго, если у тебя такая прекрасная родина?

Серж. Потому что я могу здесь быть, а там я не могу… Я не могу туда вернуться, понимаете? Папе нельзя возвращаться в Россию. И мне с мамой из-за него тоже нельзя. Нам так сказали. Это, типа, опасно… Мы уехали в девяносто шестом, и с тех пор я там не был… Уже восемь лет… Вы не понимаете, потому что вы в любой момент можете вернуться, в любой день… А я не могу. И поэтому, у меня совсем другое к этому отношение… вот.

Лео. Типа, запретный плод сладок? Типа, — «нет жизни хуже той, в которой ты никогда не сможешь покинуть Россию, и нет жизни хуже той, в которой ты не никогда не сможешь в нее вернуться».

Саша. Кто это сказал?

Лео. Не помню… И мнения этого, кстати, не разделяю. У меня уже очень давно другая родина. Я к ней привык и люблю ее. А Советский Союз я даже не помню. Я до восьми лет ничего не помню. Мое первое воспоминание, — как я в Тель-Авиве из самолета выхожу, и надо мной небо — такого ярко-синего цвета, что я даже не верю, что ононастоящее.

Пауза.

Наташа. А я тебя понимаю, Серж. Я первый год здесь так скучала за Россией, вообще кошмар. Мне все время домой хотелось. Сны снились про это даже. Я плакала даже. И еще я, прикиньте, скучала по нашим страшным зданиям. Ну, по спальным районам нашим.

Серж. И я тоже. Я тоже! Вот точно так же, да… Спальные районы. Я тоже по ним скучаю. Я ужасно по ним скучаю. Под Лондоном есть дома похожие, такие, знаете? Государственные дома для бедных. Я туда специально ездил, и гулял там, и смотрел на них!

Наташа. Такие же серые коробки, как у нас?

Серж. Да. Серые коробочки… родные такие.

Саша с Лео переглядываются.

Наташа. А еще я тут, короче, в мой первый год парижский, — страшная такая стала… распухла вся и волосы испортились… Кошмар, вообще… А потом, как-то… Не знаю, привыкать начала постепенно… К хорошему… И чем дальше, тем… А, теперь, вот… Но я тебя понимаю, Серж. Да! Я тебя понимаю…

Пауза.

Саша. Ну, допустим, в первый год я тоже скучала.

Лео. Ты?

Саша. Это нормально — скучать в первый год….(улыбается). Я в первый год вообще… Себе на стенку повесила… Написала на листе бумаги… А, ладно…

Лео. Скажи.

Саша. Нет.

Лео. Скажи. Давай, скажи.

Саша. Ладно. (отпивает ликер из бутылки) Я написала: «Дуб — дерево. Роза — цветок. Олень — животное. (Лео подхватывает — заканчивают они с Сашей хором) Воробей — птица. Россия — наше отечество. Смерть неизбежна».

Долгая пауза. Бутылка идет из рук в руки, и все, по очереди, из нее отпивают.

Серж. А у вас есть в России любимое место?

Наташа (быстро). Поселок Лазаревское, на Черном море. Лучшие пять дней жизни, в августе девяносто девятого…

Саша. У меня любимое место — Питер. Летом, когда белые ночи.

Серж. А у меня Ленинский проспект. Мы там жили. И Чистые пруды. Там бабушка жила… И еще Коломенское. Я там гулял… И Чистые пруды…

Лео. Ты уже говорил. Саша, а если я приеду в Питер, ты станешь моим гидом?

Серж. А моим? Ты станешь моим гидом?

Лео. Тебе же нельзя в Россию.

Серж. Ну, я могу аккуратно… Поменять, там, фамилию и приехать…

Лео. Так чего до сих пор так не сделал?

Серж. Потому что раньше я не знал, что Саша может показать мне Питер!

Саша. Офигеть… Не собираюсь я никому ничего показывать.

Лео. Даже если мы тебя будем умолять?

Саша. Не надо меня умолять…

Наташа медленно встает с дивана и идет к стулу, где лежит ее сумка.

Саша. Э? О? Ты чего? Куда?

Наташа. Домой.

Саша. Здрасте! А я?

Наташа. Зачем я тут тебе?

Саша. Здрасте…

Наташа. Что?

Пауза.

Саша. Ты что, так вот сейчас уйдешь, и оставишь меня одну, в квартире, с двумя мужиками?

Наташа. А ты не справишься? Тебе помощь нужна?

Саша. Конечно, нужна.

Наташа. И что ты предлагаешь?

Саша с вызовом смотрит на Лео. Встает, подходит к Наташе, шепчет ей что-то на ухо. Наташа охает, потом хихикает, потом кивает. Наташа с Сашей смотрят на Лео и Сержа, которые оба сидят, обернувшись назад и не сводя с девушек глаз.

Наташа с Сашей целуются. Лео с Сержем переглядываются. Наташа идет к проигрывателю, выбирает диск. Включает песню «Pendant que les champs brûlent» группы Niagara.

Саша подходит к Лео, наклоняется к нему, целует его. Потом снимает кофточку, оставаясь в майке. Лео тянется к ней. Но она останавливает его. Наклоняется к Сержу и целует его. Тем временем, Наташа начинает медленно танцевать под песню, параллельно расстегивая молнию у себя на платье. Саша берет за руки Лео и Сержа и ведет их обоих, к Наташе. Там Серж целует Наташу, а Лео целует Сашу. Потом они меняются местами, и Саша целует Сержа, а Наташа Лео…

Вдруг Наташа присматривается к своему мобильнику, лежащему у проигрывателя. Хватает его, читает сообщение. Хлопнув по магнитофону, ставит песню на паузу. Все замирают, будто очнувшись.

Наташа. Он разводится… Он разводится! Жан-Кристоф подает на развод! Он хочет быть со мной, хочет, чтобы мы поженились!! А-а-а!!!

Наташа бросается на шею Лео. Потом, прыгая от восторга, бросается обнимать Сашу. Та радостно хлопает Наташу руками по спине.

Наташа (Саше). Слушай, давай уже, мать, по домам, а то поздно совсем!

Саша. И не говори, мать! Засиделись!

Она помогает Наташе застегнуть молнию на платье, после чего девушки хватают свои сумки, пиджаки, свитерки, и устремляются к двери.

Наташа. Мальчики, спасибо вам огромное за ужин, было очень клёво!

Саша. Да. Мерси боку! Приятно было познакомиться.

Девушки быстро целуют мальчиков в обе щеки.

Наташа. Как-нибудь увидимся, да? Бон суаре!

Саша. Чао. Бай.

Они выбегают за дверь. Лео с Сержем остаются стоять у двери. Лео переводит взгляд на два забытых зонтика. Серж тоже их замечает, наклоняется к ним, берет в руки. Звонок в дверь. Серж открывает дверь и вручает зонтики Наташиной руке. Закрывает дверь и замирает, уткнувшись в нее лбом. Лео идет к дивану. Проходя мимо проигрывателя, он хлопает рукой по кнопке «play» и песня, ожив, продолжает звучать дальше. Лео падает на диван и принимается за чипсы. Серж продолжает стоять, уткнувшись лбом в дверь. Песня играет.

Сцена 2. Январь, 2005.

Холодный зимний вечер. Маленький русский ресторан в районе Сан-Мишель. На столиках — поливиниловые белые скатерти. Из магнитофона, стоящего в углу, звучит песня «Городок» в исполнении Анжелики Варум. На столике, в другом углу, стоит декоративный самовар. На стене висит балалайка. Рядом с ней висит телефон старинного вида. Саша, в белой рубашке и черном фартуке поверх черной юбки, вытирает тряпкой скатерти и переворачивает стулья. Потом снимает фартук, стягивает с волос резинку и валится на стул. Закрывает глаза. Потом резко открывает глаза. Встает. Подходит к магнитофону. Обрывает песню. Снова валится на стул. Настенный телефон начинает звонить классическим телефонным звонком. Саша стонет, встает, бредет к телефону, снимает трубку.

Саша (в телефон). Добрый вечер, Казимир… Уже почти закрыла … Ну, конечно, сняла… Четыре… Почему мало? Четыре — это не мало… Для четверга это не мало… Было три группы… Сначала какие-то скандинавы, — человек семь; потом две французские, южане, по шесть и по восемь… Скандинавы ели много; южане — нет… Зато они съели весь рассольник… Я вам, между прочим, еще раньше говорила про такую тенденцию… Что рассольник берут больше борща, а вы мне не верили… Так он уже в обед закончился… А что странного? Январь, зима, — все хотят горячие супы, а борщ, наверное, слишком красный для них, я не знаю… Ме бьян сюр, я предлагала! Хоть я и не дипломированная официантка — работу свою я всегда делаю хорошо, и вы это знаете…(снова сбрасывает звонок на мобильнике). Если бы их можно было уговорить на вторые блюда и десерт, — я бы их уговорила на вторые блюда и десерт. Но они сегодня хотели брать только рассольник… Нет, мало чаевых… Да потому что не было ни американцев, ни англичан, ни австралийцев… (фыркает) Да уж, французы, — они дадут, ага!.. Вам тоже, Казимир, до завтра. (кладет трубку, себе). Пютан де мерде, ме кель кон!

Саша укладывает голову на стол и лежит так какое-то время неподвижно. Дверь открывается, звякнув колокольчиком. Саша резко поднимает голову. На пороге стоит Лео. На нем — теплая зимняя куртка и шапка.

Лео. Привет. Разбудил тебя?

Саша (нервно смеется). Подожди… А что ты тут делаешь?

Лео. Мне Серж сказал, ты теперь в «Самоваре» работаешь.

Саша. Нет, а почему ты в Париже? Ты же вернулся в Израиль.

Лео. Нет.

Саша. Нет?

Лео. Я передумал.

Саша. Передумал?

Лео. Я передумал возвращаться в Израиль, да.

Саша. То есть — ты даже туда не улетел?

Лео. У меня был билет на самолет, но я его не использовал.

Саша. А как же прощальный вечер?

Лео. Его я отменить не мог. Он случился до того, как я передумал… Спасибо, что пришла тогда.

Пауза.

Саша. Твой папа, наверное, высоко оценил твое решение.

Лео. Высоко?

Саша. Иль дуа па етре контант, куа.

Лео. Еще бы. Я же упустил своей «последний шанс стать человеком», — как он мне сказал, и поэтому не видать мне больше брокерских фирм в зеркальных высотках. Меня, вроде как, вычеркнули из списка людей, которым стоит помогать.

Саша. Хреново.

Лео (фыркает по-французски). Да нет, все супер. Никто меня больше не будет учить, как жить. Разве что — ты, вот…

Саша (тоже фыркает). И не собираюсь.

Лео. А жаль. У тебя неплохо получалось… У тебя тут есть, что выпить?

Саша. Типа спиртное?

Лео. Например.

Саша. Нет.

Лео. В русском ресторане нет спиртного?

Саша. Есть, конечно. Просто я не верю, что это хорошая идея, давать тебе ресторанное спиртное.

Лео. Почему? Потому, что я — «алкач»?

Саша. Меня Казимир прибьет, если заметит. Он, знаешь, какая жадина?

Лео. Ну, а не спиртное что-нибудь?

Саша. Могу минералку.

Лео. Давай.

Он снимает шапку, засовывает ее в карман куртки, расстегивает куртку, оставаясь в ней. Саша куда-то лезет и достает пластиковую бутылку и стакан. Наливает воду в стакан. Дает стакан Лео. В процессе этих действий, она говорит.

Саша. Так значит, ты никуда не поехал… О-ля-ля… Зато прощальный вечер был отличный. Каролин постаралась на славу, бедняжка… Ты ей хоть сказал, что остался? (Серж молчит) Ну, конечно, не сказал. Главное, теперь — не встретить ее на улице. Париж — город маленький. Особенно для таких, как ты.

Лео. Ты прекрасно выглядишь, Саша.

Саша. Я так устала, я на ходу засыпаю.

Лео. И все равно, ты прекрасно выглядишь. Спасибо, что пришла тогда меня проводить. Я не надеялся, что ты придешь.

Саша. Я же думала, — ты уезжаешь навсегда, и я тебя больше не увижу.

Лео. А теперь ты разочарована, что я остался?

Саша. Я тут причём? Это твоя жизнь.

Лео. То есть — та па десю, что я так и продолжаю заниматься «не понять чем, и прожигать свои лучшие годы не понять на что»? Я точно тебя процитировал?

Саша. Послушай, я же думала, что ты уезжаешь в Тель-Авив, работать в крутой фирме? Я тебя подбадривала! Неужели не понятно?

Лео. А теперь? Ты разочарованна? Почему бы тебе просто не признать…

Саша. Потому что я не твоя девушка, чтобы испытывать к тебе такие сложные чувства!

Лео снимает стул со стола и садится на него.

Лео. Разрешишь присесть?

Саша. Ты уже присел.

Лео. Так как ты живешь? Как твои дела? Как творчество?

Саша. Все очень хорошо, спасибо.

Лео. Правда?

Саша. Очень хорошо, да. Все двигается и развивается… Причем, в нужном мне направлении. У меня появились новые знакомые, связанные с аудиовизуальной…э-э, продукцией. Еще я с одноклассниками из моей киношколы собираюсь снимать свою короткометражку. Уже на следующих выходных, если погода нормальная будет.

Лео. Ту самую, которую ты прошлой осенью собиралась?

Саша. Ну, да. У нас, просто, оператор тогда не смог… А потом еще актрису вдруг позвали сниматься в сериал, и она загордилась… Вообще, для твоей информации — кино это долгий и трудоемкий процесс, в котором жизнь постоянно вставляет тебе палки в колеса и только, если ты настойчив и по-настоящему веришь в себя, только тогда у тебя есть шанс…

Лео. Я понимаю.

Саша. Потому что, это правда — долгий и трудоемкий процесс… Но сейчас у нас все готово. Мы нашли нового оператора и актрису. Мы составили план съемок, сделали раскадровки. Сейчас мы полностью готовы.

Лео. Круто. Я рад за тебя. Я уверен, что у вас все получится. Это, все-таки, совсем простая история. Там двое в поле обмениваются осколками своих сердец. Причем, без слов. Мне кажется, это несложно будет снять.

Саша (пауза). Все, блядь, я убью Сержа!

Лео. Не надо. Я сам попросил его дать мне почитать. Я не знал, что это сверхсекретная информация. Если ты даже Сержу его дала…

Саша. Я дала Сержу мой сценарий, потому что он меня об этом умолял. Я думала, он тогда успокоится и отстанет от меня. Ке же те наив! Оказалось — наоборот. После этого, он еще больше ко мне пристал! Теперь он считает, что он обязан на мне женится, раз прочел мой сценарий. Короче, — ан псикопат! Я вообще не понимаю — как ты с ним общаешься!

Лео. А как ты с Наташей общаешься?

Саша. А она мне не подруга, между прочим, мы просто временно живем в одной квартире.

Лео. Да, кстати. Кель нувель! Не виделись месяц, а у тебя уже такие перемены в жизни.

Саша. Не такие уж и перемены. Я просто больше не живу на Сен-Жермене. Я решила, что хватит мне сидеть с чужими детьми. Пора подумать о будущем и заняться, наконец, карьерой.

Лео. И поэтому ты переехала к Наташе на Оберкамф и работаешь теперь в двух ресторанах вместо одного?

Саша. Именно поэтому, уи. Так у меня утренние часы свободные, и я могу посвящать их своим проектам. У меня все идет по плану. Наташу я вижу нечасто, она много времени проводит с месье, поддерживает его в тяжелом бракоразводном процессе. Она, кстати, сейчас где-то здесь, на Сан-Мишеле, с ним ужинает … Можешь пойти поздороваться. Она тебя часто вспоминает… Каждый раз, как со своим месье ругается — сразу тебя вспоминает. Так что ты ей позвони.

Лео. Зачем?

Саша. Ну, не знаю, это будет вежливо с твоей стороны, и она будет рада.

Лео пожимает плечами. Пауза.

Лео. Значит, у тебя все хорошо, во всех аспектах твоей жизни?

Саша. Можно и так сказать. Только вот, Серж твой достал. Я с ним после того вечера один раз в кафе посидела. Один раз. Все. С тех пор, он звонит мне каждый день, по сто раз в день, и это становится уже ансюпортабль.

Лео. Это же Серж…

Саша. Что это значит?

Лео. Приставучий он.

Саша. А мне что делать? А уже готова номер сменить, лишь бы перестать его слышать…

Лео. Я думаю, тебе просто нужно подождать, пока это у него само пройдет. Это всегда проходит. Рано или поздно.

Саша. Там помоги ему, чтобы это у него раньше прошло! Ты же его друг. Ты же видишь — он страдает. Ведь он страдает? Или нет? Или ему это нравится все? Может, он маньяк? Или он на наркотиках все время?

Лео. Да не все время… Хотя, кто его знает? Я просто иногда живу в его квартире и занимаю у него деньги. Ну, как ты с Наташей.

Саша. Я не занимаю у Наташи денег. И вообще, это очень временная ситуация. Я же ушла от своей французский семьи. Я теперь сама себя кормлю. Скоро я найду себе что-нибудь получше.

Лео. А почему ты не живешь со своим французским бой-френдом?.. Что такое? Что ты так смотришь? Тоже секретная информация? Или ты его выдумала, чтобы от тебя Серж отстал?

Саша. С какой стати мне выдумывать? Что, так сложно поверить, что у меня есть французский бой-френд?

Лео. Конечно — несложно. Чего тут сложного? Вон их, сколько по улицам ходит. Бери — не хочу.

Саша. Ну, допустим, я не так легко к этому отношусь и первых встречных с улицы не беру.

Лео. Ладно. Я понял, Саша. Твой француз прошел жесткую селекцию. Он тебе подошел по всем параметрам, и ты его выбрала в свои мужчины… Только объясни мне тогда, — почему он никогда не заезжает за тобой после работы? Почему вы не ужинаете в ресторанах, не остаетесь друг у друга ночевать? Почему встречаетесь только днем, в будни, быстро поднимаетесь к нему в квартиру, а через сорок минут спускаетесь вниз и расходитесь, как два незнакомца… (Пауза) Извини, я тебя напугал? Я не хотел. Я за тобой не следил. Это все Серж.

Саша, молча, снимает второй стул со столика и садится на него. Лео подходит к ней.

Лео. Послушай меня, Саша. Не ругайся, а просто послушай. Ну, зачем он тебе нужен, а? Он же не уйдет от своей подруги.

Саша. Ты ничего не знаешь… Ты ничего не знаешь о нем. Иди к своему сумасшедшему другу. Иди и передай, что если он еще будет мне звонить или следить за мной… Я не знаю, что я сделаю… Я позвоню в полицию… Я не знаю, что я сделаю.

Лео. Да забудь ты о Серже, ну его в жопу. Дело же не в нем, а в тебе.

Саша. То есть, это нормально, что он вот так за мной ходит и шпионит?

Лео. Да не важно, что он ходит, ему в Париже делать нечего — вот он и ходит. Ты о себе подумай! Зачем тебе этот парень? Только потому, что у него есть связи в мире «аудиовизуальной, э-э, продукции»? Что он делает? Он режиссер? Продюсер? Какое место занимает твой французский любовник в киноиндустрии страны?

Саша (нехотя). Он монтирует анонсы для АРТЕ.

Лео. Круто-то как. То есть, когда-нибудь он, может даже, познакомит тебя с каким-нибудь продюсером утреннего шоу?

Саша. Слушай, я тебе не Наташа, оке? Я с ним не потому, что он представляет для меня практическую ценность, а потому, что он мне интересен. У нас с ним — общие интересы. Мы любим одно и то же.

Лео. А тогда почему твой Стефанчик не уходит от своей Стефани?

Саша. Во-первых, его зовут не так. Во-вторых, все не так просто в этом мире. У людей есть обязательства и… Они боятся причинять боль другим людям. Они хотят сделать все так, чтобы никто не пострадал. Именно по этой причине, я не могу заставить себя открыто послать Сержа на хуй. Я не хочу ранить его чувства, и поэтому я все время откладываю это на следующий раз.

Лео. Ты уже страдаешь. Твой Николя, он уже заставляет тебя страдать.

Саша. Его не так зовут. И ты его не знаешь. Ты не знаешь, какой он.

Лео. А что там знать? Зачем мне его знать, чтобы понять, что с тобой происходит? Просто, признай уже, наконец, что тебе просто нравится страдать. Ты такая же, как Наташа, такая же, как Серж. Вы все любите ваши страдания. Вы считаете, что так и должно быть, что в этом весь смысл. А знаешь, почему вы так считаете, из-за чего вы все такие больные?

Саша. Нет, не знаю. Скажи, из-за чего мы все такие больные.

Лео. Из-за вот этих вот фильмов твоих любимых!

Саша. Да ты что? Тре интересан…

Лео. Да. Из-за киношек и сериалов, что с утра до ночи крутят по телику! Про книжки я вообще молчу. Вся классическая литература, это — ляс томбе, тушите свет! От несчастной любви там мрут, как мухи! И все читают это, и упиваются, и думают: вот оно! Вот, ради чего надо жить, и умирать, и убивать! Как вот этот певец, который убил ту актрису, потому что он так сильно ее любил!

Саша. Он случайно… Он не знал… Ой, не надо про это. Это такая трагедия…

Лео. Конечно, это трагедия! И, тем не менее, — именно такие истории романтизируются… Вот, ты послушай… Ты послушай… Как-то раз… Это было, может, года три назад, в Тель-Авиве… Я ночевал у друга в общаге, и он с утра телик включил, а там сериал идет, такой, знаешь, — для детей и юношества. И там героиня, значит, влюбилась в мальчика и знаешь, что она ему говорит? Когда решила признаться ему в своих чувствах. Я, блин, эти слова навсегда запомнил. Она говорит: «Я так сильно тебя люблю, что у меня все-все болит: руки, ноги, голова, волосы, кожа, желудок, сердце, душа… Вот как сильно я тебя люблю…» Представляешь?

Саша. И что?

Лео. Так это сериал для малолеток. Чему он их учит? Чему такие сериалы и фильмы нас, с пеленок, учат? Тому, что любовь — это боль? Вот ты сейчас не знаешь, что мне сказать, потому что сама отравлена этим ядом. Встречаешься с занятыми мужиками, вытираешь ноги о незанятых. Пишешь сценарии про разбитые сердца, которыми обмениваются двое в поле…

Саша. Так… Знаешь, что?

Лео. Знаю, я — козел и мудак, и анфуаре. Можешь послать меня, если хочешь. Мне просто нужно было тебе это сказать. Я думал, что это может тебе помочь. Но, если хочешь, я могу уйти. Мне уйти? Я могу уйти. Мне уйти?

Саша. Слушай, кончай уже метаться… И сними ты эту куртку!

Лео снимает куртку и кидает ее на стол.

Саша. Ты лучше скажи, раз ты такой умный, и раз ты так хочешь мне помочь. Вот, ты сам можешь привести мне пример нормальной… Нормальных, с твоей точки зрения, отношений? Ты можешь привести такой пример?

Лео. Конечно. Сотни. Я могу привести сотни примеров.

Саша. Приведи один. Желательно, из своей жизни.

Лео. Оке… Оке… (Пауза). Я тогда был в двенадцатом классе. Был апрель, первые выходные после Песах, нашей Пасхи. Мои родители уехали к друзьям в Иерусалим. Я остался один в доме, и ко мне пришла девочка из параллельного класса. Мы, как бы, нравились друг другу… Но мы с ней не встречались, мы встречались с другими людьми. Но в те выходные все уехали к своим родственникам, и я пригласил ее к себе. Она пришла, и мы сразу вместе приняли ванну… Мы вымыли друг другу волосы. Мы смотрели друг на друга, мы изучали наши тела. Мы ведь еще не видели друг друга без одежды… Потом мы приготовили ужин… И все выходные мы принимали ванну, готовили еду, занимались любовью… А потом выходные закончились, и мы вернулись в школу, каждый в свой класс. И никто ни о чем не жалел, не из-за чего не страдал и никого ни в чем не упрекал. Вот такой пример. Из жизни, из моей.

Пауза.

Саша. Леонард?

Лео. Да?

Саша. Что за херню ты мне сейчас рассказал?

Лео. В каком смысле, Александра?

Саша. Какое отношение твоя история имеет к теме нашей беседы?

Лео. Как какое? Прямое. Это была маленькая любовь, которая длилась несколько дней и никому не сделала больно.

Саша. Естественно, никому не сделала она больно, потому что всем было плевать! Потому что это никакая не история любви. Это «история жоп», как говорят здесь, во Франции. Листуар дю кю!

Лео. Называй это, как хочешь. Названия ничего не меняют. Ты меня попросила, и я тебе привел пример интимной и эмоциональной связи между людьми, которая не закончилась полной жопой, как говорят там, в России.

Саша. Какая еще «эмоциональная связь»? На месте той девицы могла быть любая другая девица, из любого другого параллельного класса, и у тебя с ней были бы точно такие же улетные выходные. С таким же успехом ты бы мог снять проститутку на уикенд.

Лео молчит, качая головой.

Саша. У тебя, вообще, были когда-нибудь настоящие отношения? Которые длились, ну там, полгода? Было такое?

Лео молчит.

Саша. В таком случае, какого пютан де мерде ты меня поучаешь о том, чего сам не знаешь? Ты же не знаешь ничего про взаимоотношения, про настоящие отношения взрослых людей. Тебе скоро двадцать пять, а ты навеки застрял в своем голом уикенде со школьной давалкой.

Лео. Скажи мне, Саша. Вот честно. Тебя во мне что больше всего бесит? Что у меня нет постоянной работы, или что у меня слишком много было женщин? Только вот честно, скажи мне, силь те пле.

Саша. Меня это, в любом случае, не касается…

Лео. Нет, касается. Конечно, касается. И хватит изображать из себя безразличие. Зря я, что ли, со столькими бабами спал? Думаешь, я не понимаю, когда меня хотят, а когда нет? Зачем ты тогда пошла со мной в кафе? Зачем пришла на вечеринку? Зачем просила меня выйти из бара на улицу, чтобы поговорить с тобой наедине? Зачем взяла мой новый номер…

Саша. Ах, твой новый номер? Как интересно, что ты решил коснуться этой темы! Твой новый номер телефона, который ты написал мне на салфетке, с одной лишней цифрой?!

Лео. Что?

Саша. Спасибо, что напомнил, как я полночи провела, вычисляя — какая из цифр лишняя…

Лео. Погоди, постой… Я дал тебе неправильный номер? Блядь. Ме кель кон! Ты же не подумала, что я так специально сделал? Ты же не подумала, что я такой мудак?

Саша. Я про тебя ничего не думала, я просто тогда решила, что это знак.

Лео. Какой еще знак?

Саша. Что нам не надо быть вместе.

Лео. Саша, если это и был знак, то только того, что мне бухать надо меньше.

Пауза.

Лео. Так ты мне звонила тогда?

Саша. Я пыталась. Но с лишней цифрой это…

Лео. А я ждал твоего звонка. Я специально слинял от всех. Они меня искали, а я спрятался в бистро на Бастий, и сидел там, — ждал, когда ты мне позвонишь. Я так хотел провести с тобой мою последнюю ночь в Париже… Но ты не позвонила, и я напился и проспал мой самолет. А потом разругался с отцом и потерял свою крутую работу.

Саша. Подожди… Так это что, типа, из-за меня все получилось?

Лео. Из-за тебя, да. Но не по твоей вине. По моей. Потому что я — алкач, и я дал тебе неправильный номер.

Саша. Зачем ты вообще сменил свой номер?

Лео. Меня преследовала одна девушка. Она оставляла мне в день по двадцать мессажей. Она там — то рыдала, то стонала, то грозила себя убить.

Саша. А сейчас она как, еще жива?

Лео. Откуда я знаю, я же сменил номер. К тому же, я ее не помню.

Саша. Как это?

Лео. Я не понял, кто это. Она явно меня знала, но я ее совсем не помнил.

Саша. И ты еще удивляешься, почему я не хочу с тобой встречаться?

Лео. Я не удивляюсь. Я просто думал, что, несмотря на мои многочисленные недостатки, я тебе, все-таки, нравлюсь.

Саша. Ты мне нравился… Но момент был упущен.

Лео. Момент никогда не упущен. Он никогда не упущен. Он всегда — здесь и сейчас. Вот он сейчас, здесь, перед тобой. Ты чувствуешь его? Этот момент? Здесь и сейчас… Чувствуешь наше с тобой настоящее… Январь две тысячи пятого, бульвар Сан-Мишель, ресторан «Самовар», Лео и Саша… Ты чувствуешь этот момент? (целует ее) А сейчас? (еще целует) Чувствуешь? А этот момент?… (еще поцелуй) Чувствуешь его?

Саша отвечает на поцелуи. Дверь, звякнув колокольчиком, отворяется. Саша открывает глаза. Видит Сержа, стоящего на пороге. На нем — длинное черное пальто и белый шарф. Лео хочет обернуться на дверь, но Саша крепко хватает его ладонями за лицо и впивается в его губы своими. При этом, она не сводит с Сержа глаз.

Серж. Там, на улице, какая-то женщина кричит на Наташу.

Лео перестает целовать Сашу и оборачивается на Сержа.

Лео. Сержио, чувак! Ты чего здесь?

Серж. Я хотел поговорить с Сашей.

Саша. О чем? О том, что ты чокнутый псих ненормальный?! О чем ты хотел со мной поговорить?!

Лео. Саш, успокойся…

Саша. Не надо меня успокаивать! Я и так всегда спокойна! Это вам нужно успокоиться и перестать уже меня преследовать! Что с вами вообще такое?? Что вы оба за мной ходите?? Вы думаете, вы мне нужны?? Думаете, я за этим сюда приехала?! Что я мечтала здесь тусоваться с русскими эмигрантами? Ходить по вторникам на русские дискотеки в «Ля гренуй», слушать там группу «Комбинация»?! С утра до ночи с вами бухать и траву шмолить? Зачем я тогда уехала из Кировска, если я этого хочу?!.. Черт, мать вашу, блядь… Как только я сюда приехала, я сразу себе сказала: все! Никаких русских! Потому что мне это не нужно! Зачем тогда уезжать, чтобы снова сбиваться здесь в стаю? Это же мой шанс… Быть может, единственный… Построить себе новую жизнь в новой стране! И я знаю, что я всегда буду здесь чужая. Но я сделала свой выбор… И мне тяжело. Мне, правда, очень тяжело тут! Потому что, я тут иностранка! Потому что, я тут одна! Но я верю, что заслуживаю быть здесь, и каждый день я стараюсь хоть как-то приблизиться к своей цели. Я верю, что когда-нибудь, я достигну ее, я смогу…. Но вы… Вы оба… Вам же повезло! Вы же уже стали своими! За вас уже все ваши родители сделали! Вы столько всего можете достигнуть, но вы ничего не делаете… И не надо меня тащить следом за вами, в ваше болото! Не надо меня туда тащить! Живите, как хотите, просто оставьте меня в покое!!

Пауза. Серж и Лео, каждый из своего угла, смотрят на Сашу. Наконец, Лео улыбается. Качая головой, он подходит к столу, берет свою куртку и идет к выходу. Когда он проходит мимо Сержа, тот вдруг падает на колени перед Сашей. Лео оборачивается и смотрит на Сержа.

Серж (стоя на коленях). Дуб — дерево. Роза — цветок. Олень — животное. Воробей — птица. Россия — наше отечество. Смерть неизбежна. Дуб — дерево. Роза — цветок. Олень — животное. Воробей — птица. Россия — наше отечество. Смерть неизбежна. Дуб — дерево. Роза — цветок. Олень — животное. Воробей — птица. Россия — наше отечество. Смерть неизбежна…

Лео подходит к Сержу сзади и, взяв за плечи, пытается поднять его с колен. Серж упирается, повиснув кулем, и продолжая повторять свою мантру. Лео бросает Сержа и идет к столу. Он берет бутылку с минеральной водой, трясет ее, открывает крышку, и начинает окатывать пенящейся струей, стоящего на коленях, Сержа. Серж смолкает.

Саша хватается руками за голову.

Ее телефон начинает тренькать. Все замерли и не двигаются. Телефон перестает тренькать. С улицы доносится быстрый звук приближающихся шагов. Дверь распахивается. Ураганом в ресторан влетает Наташа. На ней — объемная шуба и сапоги на каблуках. Она чуть не врезается в Сержа, озирается кругом, выключает свет. Ресторан погружается в полумрак, только свет от уличного фонаря ложится на пол парой желтых квадратов.

Саша. Наташа, какого хуя?!

Наташа (яростным шепотом). Тихо. Тихо. Пожалуйста. Тихо…

Саша. Что происходит??

Наташа. Пожалуйста, тихо… Она хотела плеснуть в меня кислотой.

Саша. Что??

Наташа. Тихо …. Она плеснула… хотела мне в лицо кислотой…

Саша. Какой еще кислотой?

Наташа. Той, которой плещут в лицо, чтобы изуродовать его навеки.

Саша. Да не может быть…

Наташа. В моей дерьмовой жизни все может быть… Просто надо немного постоять вот так тихо, пока она где-то здесь ходит… Это кто тут? Серж? Привет, Серж.

Серж. Привет, Натали.

Наташа. А это что, Лео? Ты что, уже вернулся?

Лео. Да, я вернулся.

Наташа. Это хорошо. Я за тобой скучала.

Саша. Подожди… Ты серьезно? Прямо, настоящей кислотой? Зачем?

Наташа. Потому что, она чокнутая. И она меня ненавидит. Она думает, что я разрушила ее семью, но я-то знаю, что ее семья уже давно была в руинах… Мать моя женщина, это она!.. Умоляю вас, молчите…

За дверью слышатся медленные шаги. Они замирают прямо перед дверью. Темный силуэт падает на квадраты света на полу. Все четверо замерли, не дыша… Проходит несколько секунд и силуэт пропадает. Шаги возобновляются и удаляются. Слышится женский голос. Голос кричит, отдаваясь эхом: «Ва дан тон пеи, саль салоп!!!»

Серж (шепотом). Что она сказала?

Наташа. «Возвращайся в свою страну, грязная шлюха»… Не дождешься, теперь я тебя так засужу, мало не покажется… Кислотой в меня… Пусть готовится теперь…

Саша. Я не понимаю… Она тебе грозила или она в тебя плеснула?

Наташа. Она сначала на меня орала, а потом достала какую-то склянку и такая: «больше тебе красивой не быть!» и такая, в мою сторону так рукой резко… Я как побежала и сразу сюда…

Лео. Она же в тебя не попала?

Наташа. Я не знаю. Я не поняла еще…

Саша. Как это, — «не поняла»??

Лео. Тебе нигде не больно?

Наташа. Я ничего не чувствую. Может, и попала. Может, у меня просто шок и поэтому я ничего не чувствую.

Лео. Давай, проверим.

Наташа. Только не включай свет. Вдруг она вернется. Она совсем поехала, совсем — пете ле плом.

Серж. Она, и прям, сумасшедшая, если она тебя так преследует… Тебе надо быть очень осторожной.

Саша смотрит на Сержа.

Наташа. Спасибо тебе, дорогой.

Лео. Тебе точно нигде не больно?

Наташа. Мне везде больно. У меня все болит: тело, душа, голова, сердце… Вот такая у меня жизнь теперь.

Лео подходит к ней, достает телефон из кармана и, освещая им Наташу, подробно изучает ее лицо.

Наташа. Я, наверное, не переживу эту зиму и этот его развод. Днем она приезжает к нему на работу и пристает к нему там, в стрингах, а по вечерам гоняется за мной по улицам. Я уже пять раз звонила в полицию. Они мне говорят, что ничего не могут, — она, ведь, вроде как, ничего мне не сделала. Но теперь они у меня запрыгают…

Лео. Все в порядке. Твое лицо такое же красивое, как в прошлом ноябре.

Наташа. Мерси тебе. Ну, что… Значит, я все еще красивая. Может, даже еще смогу выйти замуж до того, как стукнет тридцать… Моя французская жизнь — просто мечта наоборот. Когда-нибудь все это закончится, и я буду сидеть у себя, в саду, в домике, где-нибудь в Провансе, пить розовое вино и вспоминать мою ужасную молодость в Париже. Когда-нибудь я буду над всем этим смеяться. Но сейчас, же ву жюр, мне не до смеха. Я хочу лечь тут на полу и проспать до самого утра. Это все, что я хочу.

Саша. Я, кстати, тоже.

Лео. И я.

Серж. Я тоже.

Пауза.

Наташа. Ой, блин, мальчики, — как я рада вас видеть! (целует их обоих в щеки). Чё ты мокрый какой-то, Серж?.. А здесь есть, что выпить? Только мне нужно крепкое.

Саша куда-то идет и приносит бутылку водки. Наташа берет бутылку, отпивает из горла. Морщится, передает Саше. Та отпивает, дает Сержу. Он отпивает, передает Лео. Тот отказывается, качая головой. Серж дает бутылку Наташе. Лео встает, идет к стенке, где висит балалайка, осторожно снимает ее и осматривает, трогая струны.

Лео. Настоящая?

Балалайка отвечает ему балалаечным звуками.

Лео. Настоящая…

Он начинает что-то тихо наигрывать.

Наташа Ты умеешь играть на балалайке?

Лео. Я умею на гитаре.

Он наигрывает что-то роковое на балалайке, держа ее, как гитару. Остальные продолжают передавать бутылку по кругу.

Наташа. Ты и танцевать умеешь, и на музыкальных инструментах… А петь умеешь?

Лео. Я все понемногу. Я же на актера учился.

Саша. Когда?

Лео. Когда я жил в Италии.

Саша. Ты учился на актера в Италии?

Лео. Си. А Рома. Сентро ди Арти Драматиче.

Саша. Ты никогда об этом не говорил.

Лео. Я не доучился. Если бы я тебе рассказал, ты бы и это против меня использовала.

Пауза.

Лео. Как распределим наши обязанности до восхода солнца? Предлагаю спать по кругу, по два часа и будить друг друга песней. Предлагаю вот такую. (напевает, подыгрывая себе на балалайке, детскую колыбельную) Are you sleeping, are you sleeping? Brother John, brother John. Morning bells are ringing, morning bells are ringing. Ding ding dong, ding ding dong.

Наташа. Так эта же… Эта же песня французская детская. Я ее знаю.

Лео. Так, давай.

Наташа (поет под аккомпанемент Лео). Frère Jacques, Frère Jacques, Dormez-vous? Dormez-vous? Sonnez les matines! Sonnez les matines! Ding, dang, dong. Ding, dang, dong.

Саша. А я знаю на русском.

Лео. А я тоже.

Саша. Мы можем знать разные версии.

Лео. Тогда по очереди. (указывает на Сашу, чтобы начинала)

Саша (поет). Братец Якоб, братец Якоб! Ты не спишь? Ты не спишь? Слышишь колокольчик? Слышишь колокольчик? Динь-динь-динь! Динь-динь-динь!

Лео (поет). Ах, какой же, братец Яков, Ты лентяй, ты лентяй, Если по неделе ты лежишь в постели, Ай-ай-ай, Ай-ай-ай.

Саша (поет) Артишоки, артишоки. И миндаль. И миндаль. Не растут на елке, не растут на елке. Очень жаль! Очень жаль!

Наташа начинает аплодировать. Лео знаками показывает, что это еще не все.

Лео (поет). Где мой разум? Где мой разум? Где мой ум? Где мой ум? Я давно безумен, я давно безумен. Ну а ты? Ну а ты? Ну а ты?

Наташа. Та же хуйня!

Она смеется вместе с Сашей и Лео.

Серж (вдруг тоже начинает петь). Воют волки, воют волки. На луну, на луну… Очень заунывно, очень заунывно: «У-у-у» … «У-у-у»…

Все грустнеют.

Наташа, Лео, Саша, Серж (поют хором).

Наташа. У-у-у…

Серж. У-у-у…

Лео. У-у-у…

Саша. У-у-у…

Сцена 3. Сейчас.

Лео. Где я сейчас? У себя. В Тель-Авиве. Работаю с отцом. В фирме отца. Есть жена у меня, да. Ребенок есть тоже. Дочка. Ева. Главная радость моя. Все всегда говорят, — какое это счастье, — дети. Но пока сам не узнаешь, не поймешь. Пока сам не станешь отцом такой вот девочки, такой вот Евочки, — ничего не поймешь. А как поймешь, так все сразу, за раз, и поймешь. Это — как отпущение всех грехов. За раз. Новая, удивительная, наполненная смыслом, жизнь…

В Париже я бываю где-то раз в год. Друзей, там, повидать, подруг… Мне нравится гулять по Парижу. Просто ходить по нему. Я всегда стараюсь ходить по местам, которые знал, в которых что-то со мной происходило… И вот, не поверите, в каждый мой приезд — этих мест становится все меньше и меньше. Будто каждый раз — не год проходит, а, я не знаю… полвека пролетает. В последний раз я вообще в шоке был. Все изменилось. Любимая забегаловка стала бутиком. Клуб «Ля гренуй» сгорел. Русский тот ресторан, где Сашка работала, — там теперь китайцы. Еще обошел весь Севастопольский бульвар — блинов нигде не нашел. То есть, нашел, но… не могут те блины быть «лучшими в Париже»! Вот так все изменилось…

Подождите, я же вам сейчас мою Еву покажу (листает в телефоне) Вот… И вот… Вот такая она у меня… Да… (улыбается) Есть такая еврейская мудрость: Если ты не хочешь становиться родителем, это значит, что ты — либо слишком бедный, либо слишком несчастный, чтобы иметь детей. Или и то и другое вместе. Так вот. Это не про меня. У меня все в жизни есть…. И своей жене я не изменяю. Все это в прошлом. Я свое отгулял. Я хорошо погулял в мое время. Мне хватило. Сейчас меня в моей жизни все устраивает… Только вот, скучно иногда. Но это нормально. У всех так… Разве нет?

Наташа. Я живу в Бёврон Ан-Ож. Это в двадцати пяти километрах к востоку от Кан, в департаменте Кальвадос, в Нормандии. Я живу с мужем. Оливье — очень хороший, очень заботливый муж. Моя мама любит рассказывать всем своим знакомым, что мой муж так заботится обо мне, что каждый раз, когда я в туалете, он стоит под дверью и спрашивает меня очень деликатно: «Натали, все ли у тебя там хорошо проходит?» Ну, мама конечно плюсует. Он, все-таки, не каждый раз так спрашивает. Иногда он занят и другими делами… В Париже я бываю только когда распродажи. А так, у меня больше там друзей не осталось. Пару раз, еще давно, я увиделась с Лео. Мы посидели в кафе. Обменялись новостями. Он рассказал мне про Сержа… Я еще тогда подумала: «Ну, надо же. Все об этом думают, а некоторые это делают». Еще я подумала: «Молодец». Такие вот две мысли посетили меня тогда… Больше мы с Лео не виделись.

Конечно, здесь деревня. Но я не жалуюсь. Тут нет грязи, нет забастовок, демонстраций, акции протеста каждый божий день… Всей это Парижской левизны. Здесь этого нет. И бомжей тут тоже нет и даже черных и арабов мало. Потому что во Франции сейчас… Это прямо беспредел какой-то. С этими эмигрантами, которые все лезут, и лезут, и лезут… И такие, главное, наглые. Интегрироваться вообще не хотят. Хотят на всем готовом быть… Мы с Оливье голосуем за правых. Но мы этого не афишируем. Здесь не очень принято афишировать свои правые убеждения. Потому что французам нравится казаться революционерами и борцами за свободу. Но быть и казаться — не одно и тоже. Уж я то это знаю. Я всю жизнь… В общем…

Нет, детей у нас нет. Мы их планировали какое-то время. Сначала. Но, то ли возраст у Оливье уже… Хотя. В шестьдесят три многие мужчины еще становятся отцами. Возможно, это не из-за Оливье. А из-за меня. Из-за двух моих абортов. От моего предыдущего месье. Ненавижу этого урода мерзкого и его жену — овцу поганую… А усыновлять чужих детей мы не хотим. Оливье боится плохой наследственности. Что они все вырастут наркоманами или психами. Я в это не очень верю, если честно, но я… Просто не хочу снова за чужими детьми ухаживать. Наухаживалось… В общем, все у меня хорошо. Бёврон Ан-Ож — очень красивая деревня. Она входит в список самых красивых французских деревень в Нормандии. Тут очень спокойно, много красивых старинных домов. Много цветов. Туристы в восторге.

И у меня все спокойно и все хорошо… Только вот иногда, когда я с одних транквилизаторов перехожу на другие… Иногда, в такие вот моменты, мне хочется… Как-то… Хочется, вот…. Так на кухню зайти… И вот так вот… Прямо взять тарелки наши все… и бить их!!! И бить их!!! И бить, бить, бить, бить, бить, бить их!!! Пока ни одной целой не останется ни одной целой не останется пока во всей этой кухне ебучей ни одной целой тарелки пока не останется!!!

Выдыхает и улыбается.

Серж. Где я? (улыбается) Как-то раз, когда я еще жил в Лондоне, я собирался на первую пару, и было такое очень раннее, ужасное серое утро в феврале. Когда снег с дождем и ветром. И тут ведущий по радио вдруг принял заявку, хотя обычно он этого не делал. Потому что один парень узнал тем утром, что его брат… ну, покончил с собой. И он попросил ведущего, чтобы тот поставил песню. Он попросил поставить песню Pixies «Where is my mind». И я все думал потом, как это… неправильно, что тот парень в такое сранное утро себя убил. Эта мысль у меня в памяти осталось. Сколько раз я потом эту песню слышал. И каждый раз думал о мертвом парне февральским утром и о его брате, заказывающем песню на радио. Ну, я и решил что… Если когда-нибудь… То надо, чтобы хотя бы погода была хорошая…

Первое время я надеялся, что в Париже будет проще. Что там станет легче. Новый город, это же как новая любовь. Ты ее боишься, но ты думаешь: «А вдруг в этот раз все получится?» Ты говоришь, ты просишь: «Пожалуйста, Господь, или кто там… Пусть в этот раз все получится. Пусть я найду здесь себя, свое место, своего человека! Не могу же я вечно вот так… Нельзя же вечно быть таким…»

Когда я еще любил Сашу, мы с ней как-то пошли на выставку. Прямо перед тем, как она уехала. Мы не сразу поняли, чему она посвящена. А потом мы поняли, что она посвящена сестре владельца галереи, которая три недели назад «выпала из окна». Так они сказали… «Выпала из окна»… Там везде были ее фотографии… Красивая, красивая, красивая. Темные волосы, зеленые глаза. Двадцать семь лет… Какие-то светящиеся шары там висели, лежали осколки чего-то… Но больше всего я запомнил… Там телевизор стоял и по нему крутилась одна запись. Ее сняли в парижском метро, на ветке, которая над землей едет. На окно вагона наклеили буквы.

«Où es-tu?». «Где ты?».

И этот вопрос, как бы, летел над улицами. Через весь город. И иногда буквы были на домах, иногда на мостовых, иногда на деревьях… Но чаще всего они были в небе. И солнце медленно садилось, и был такой теплый день в середине мая… И мне это очень понравилось. Я долго на это смотрел, на эту запись, пока Саша не сказала, что хочет домой.

Пауза.

Когда я сам выпадал из окна, полтора года спустя, — стояла осень и погода была такая, — не то, чтобы очень плохая, но и не особо хорошая. Обычный такой день в конце октября. И я помню, что в этот момент я уже не думал про Терезу из Колумбии. Промою последнюю любовь, из-за которой я, ну, пошел на этот шаг… Вместо этого, я думал про ту песню и про тот вопрос, летящий над городом. Я думал, — жаль, что нет у меня брата, который позвонит на радио и попросит поставить для меня такую вот песню … Или брата, который наклеит так буквы на стекло вагона… Для меня… Ну, или не брата, а кого-нибудь другого… человека. Только вот… Если бы этот кто-то был, если бы он был, и если бы он смог сделать такое. Для меня… Тогда ничего этого уже и не надо было бы… делать. Понимаете? Просто пошли бы с ним куда-нибудь, неважно куда, — может, просто блинов поесть на Севастопольском бульваре… Хватило бы, чтобы, ну… быть дальше.

Чтобы быть дальше, да…

Саша. Я вернулась в Россию в июне 2005-го. Решение я приняла резко. За один вечер. Я тогда работала в «Индиане Текс-Мекс» возле Северного Вокзала. Был конец апреля. У меня была вечерняя смена. Я опоздала на полторы минуты. Реально, на полторы минуты. Этьен, наш администратор, устроил мне за это разнос. Я приготовилась ругаться в ответ… Короче, обычный вечер, привычное дело. И тут вдруг что-то на меня находит… И я начинаю рыдать. Я начинаю рыдать в шесть ноль две — и до двух часов ночи, до самого последнего клиента, я не перестаю это делать… Я выревела все, что во мне копилось все мои четыре французских года. Все четыре года я веревела за один вечер! И они ничего не могли со мной сделать. Они не могли отправить меня домой. В тот день им просто некем было меня закрыть. Все болели, все были заняты, и я продолжала рыдать и работать. Вы не представляете, сколько мне в тот вечер дали чаевых. Французы. Не англосаксы… Французы! С которыми, максимум, пятнадцать еле наскребаешь… А тут — сто пятьдесят евро. За слезы мои. По пять, по десять, по двадцать мне давали. И я их собираю и рыдаю. Благодарю всех и рыдаю… Потом взяла такси, приехала домой и сразу заснула, просто отрубилась… Утром просыпаюсь. Солнце в окно светит. Птицы поют. Не утро, а сказка. Тут я все и вспоминаю. И спокойно так себе говорю: «Все, Саша. Пора сваливать». И такой, знаете, камень с души, ооооп!

С тех пор я не была в Париже. Ни разу. Нет, я не скучаю. По людям разве что… Однажды я говорила с Наташей по телефону. Мы поздравляли друг друга с Новым Годом. Она уже тогда встретила этого своего мужа-деда. Она мне рассказала, что ей Лео рассказал. Что Серж суициднулся. Я сразу вспомнила один документальный фильм про русских на Гоа. Как они туда приезжают и поселяются там, чтобы начать новую жизнь новыми людьми, в этом, типа, раю. И, в общем, там упоминалось, что один из этой русской коммуны на Гоа недавно покончил с собой. И на этом моменте, мы видим кадр с такой морской звездой, которая прячется в мокром песке и как бы растворяется в нем без следа… Я вспомнила этот кадр, когда Наташа сказала мне про Сержа… Вот он тоже так растворился. Наш Серж. Без следа…

Но я до сих пор переписываюсь с Фредериком. Да. С моим французским бой-френдом. Мы поддерживаем связь и обмениваемся новостями. Фредерик пишет мне о том, что каждый раз, когда он на своем мотоцикле проезжает мимо мест, где мы с ним встречались, он думает о «нас». Он думает о «нас» каждый раз, когда проезжает мимо всех этих мест, которые он теперь называет «нашими». Как то кафе на углу Оберкамф и Републик. Где мы с ним виделись в последний раз … Я думаю о том, что с годами Фредерик начал мифологизировать наш, вполне банальный и довольно безрадостный роман. Как символ чего-то потерянного. Молодости, я полагаю. Для некоторых прошлое, каким бы паршивым оно ни было, со временем становится некой прекрасной страной, визу в которую им больше ни за что не получить… Мне все это смешно. Я вот точно помню, что Фредерик не был таким романтичным тогда, когда мы с ним встречались. А мне так этого хотелось… Как мне тогда хотелось, чтобы он был романтичным. А он все говорил и говорил об урезании социальных льгот, о разобщенности левых сил и жаловался на сидячую работу…

Где я? В Москве. Работаю вторым режиссером на сериалах и полных метрах. Второй режиссер — это тот, кто делает всю ту работу, которую не хочет делать первый режиссер. Потому что первый режиссер занимается творчеством. Он снимает свое кино. А я в это время кричу на администратора и составляю вызывной лист… Правда, нужно уже взять и снять, наконец, свою короткометражку. Заявить как-то о себе. Тогда все точно изменится. Нужно просто взять и сделать это. Но где найти время? Я же все время на площадке!

Когда я только вернулась в Россию, все задавали мне один вопрос. Догадайтесь какой. Правильно. Зачем?! «Зачем ты вернулась, Саша?!» И следующий вопрос: «Почему ты не вышла там замуж?». И такой взгляд при этом, типа: «Вот дура. Ну не дура ли? Из Франции вернулась. Дура…»

Недавно Фредерик написал мне, что стал отцом. У меня самой детей пока нет. Я же настроена на карьеру. Так что…

Я вам уже говорила, что не скучаю по Парижу? Я совсем по нему не скучаю. Только такой вот прикол… В моих снах я, по-прежнему, нянечка у моих французских детей. Они начались, как только я вернулась в Россию. Эти сны. Сначала я думала, что это нормально. Я просто привыкла быть с ними, с этими детьми, следить за ними, трястись над ними… Думала, скоро пройдет. Только вот, время идет, годы идут, а они все не проходят. Все время, с одинаковой частотой, где-то два раза в месяц, они мне снятся. Сегодня вот опять приснилось …

…Что я гуляю в саду с самым маленьким, с Полем. Потом мы приходим домой, и я его купаю. И Шарлотта там, и Клер, и Гийом. Они играют в детской, они что-то, как всегда, между собой не поделили. Где-то в этот момент, я начинаю понимать, что это не просто воспоминание, и что я снова во Франции, снова нянечка, снова в моей французской семье. Мари, мама детей, здоровается со мной. Потом с работы возвращается Филлип, отец семейства, и тоже здоровается со мной. И у него при этом совершенно темные волосы. И он очень молодо выглядит. Тут я начинаю думать, что десять лет назад у него уже была проседь в волосах, и сейчас они точно должны быть седыми.

Думая об этом, я вытаскиваю Поля из ванны и надеваю на него пижаму. И тут мне приходит в голову, что Поль за эти десять лет совсем не вырос. Что Полю, по-прежнему, год. Но так ведь не бывает, — говорю я себе. Но это же невозможно. Невозможно. Невозможно. И в этот момент, Поль начинает становиться слишком легким. Все легче и легче, в моих руках. Я смотрю на него, а он все уменьшается. И мне становится страшно, и я его выпускаю, и он выпадает, из моих рук… А на пол падает уже не он, а маленькая мягкая игрушка… А я просыпаюсь.

Конечно, я хочу, чтобы этот сон перестал мне сниться. Но вот что меня удивляет… Первая часть сна, — где я еще не успела понять, что так не бывает, что маленькие дети всегда вырастают. Я там так радуюсь… Я каждый раз так радуюсь… Что они не выросли. Что они всё такие же. Такие же засранцы, глаза бы мои их не видели. Такие же вшивые паршивцы. Грубые дикари с соломенными волосами. Сероглазые отродья с кожей из замши и меда. Йогуртово-пшеничные, ванильно-клубничные, миндально-круасанные грассирующие хулиганы. Мои, давно позабывшие меня, дети.

^{Март 2012 — Март 2013.}

Оглавление

Сцена 1. Октябрь, 2004.

Сцена 2. Январь, 2005.

Сцена 3. Сейчас.