— Тащи!
— Т-тяжелый…
— Я же говорил — девку брать надо!
— Д-девку, ага. К-кому она сдалась?
— Клади его!
— Еще ч-чуток… Ффффуу!
Два мужика задышали, успокаиваясь.
— Т-ты это зачем ему полушарок на зат-тылок налепил?
— Забыл, как в прошлый раз на дикого нарвались? Мне Здрав потом объяснил. Если пришлый чужой язык слышит, у него в голове всё путается. После глушака — буйный, не унять. Потому Тимоха и без ноги теперь.
— Д-дык, он же слышит нас!
— Конечно. Только сделать ничего не может. Пусть привыкает.
Голоса бились в голове, как две пичуги с острыми клювами, рвущиеся наружу из клетки. Илья никак не мог усмирить их — ни зернышек подсыпать, ни травки какой. Даже открыть дверцу клетки невмоготу было. Оставалось надеяться, что мужики помолчат, и птички успокоятся.
— Г-гляди, очухался почти.
— Сильный.
Илье показалось, что чья-то ладонь взяла его сзади за шею и крепко тряхнула. Острые клювики вонзились в глаза изнутри, и Илья был принужден поднять веки.
Увидел он совсем немного. Несколько жестких желтоватых стебельков, пару сапог, в меру грязных, с налипшими травинками, и что-то темное и шевелящееся.
— Поднимай его, поднимай! Та-а-ак… К дереву прислоняй… Да придерживай, придерживай! Ишь, как извалялся…
— Т-так мы сами его в лужу положили. Надо было замену Т-тимохе брать. Любой бы п-пошел.
— Молчи, Ждан. Не время спорить.
Клювастые бестии перестали порхать в голове, Илья поморгал и хрипло выдавил:
— Что за?..
— О как! Говорит! Точно — сильный. А ты — «девку бери, девку бери»… Взяли вон. Который день с ней возимся.
— Это т-ты за девку был! — возмутился Ждан, — чего п-поклеп наводишь?
— Шучу-шучу, — успокоил его второй.
Илья не чувствовал тела. Мог только голову поворачивать и смотреть во все глаза. Туман. Болото какое-то. Два мужика. Один высокий, со щекой, подвязанной белой тряпкой, — тот, что заикается. И второй — крепкий, уверенный в себе; веселый. На кочке еще двое сидят. Закутанные во что-то черное, так что только лица видать. Девушка и старик.
Крепкий оглянулся и крякнул с досады:
— Ну, где же Здрав-то? Или без него идти?
— К-как же! Уйдешь тут. В этом б-болоте только и плутать без п-проводника. Зря т-ты ему вперед заплатил.
— Ладно, время есть еще. Пока с пришлым поговорю.
Мужик подошел к Илье, внимательно его осмотрел, чуть подвинул, чтоб тот не свалился, и спросил спокойным деловым тоном:
— Звать тебя как?
— Илья.
— А меня Гонтом величать будешь. Сейчас введу тебя в курс дела. Ты — пришлый. Запомни это. За такими, как ты, здесь охотятся. Тебя Здрав вызвал, а мы вытащили. Вот этих — тоже, — Гонт показал пальцем на старика с девушкой. — Сейчас звач вернется, и пойдем потихоньку. Идти след в след, не отставать. Всё понятно?
Илья не ответил. Противно отвечать. Во всё, его окружающее, Илья поверил сразу — головная боль отрезвляла, но принять не мог. Это ж надо! Его — в рабство! А ничем иным это и быть не может.
— Не п-понял он, — за Илью ответил Ждан, — у них там всё не т-так.
— Разберется, — Гонт думал о чем-то другом — не об Илье и его проблемах, щурил глаза, высматривая в тумане звача; нервничал.
Постепенно чувствительность возвращалась к Илье. Тело прострелило болью, руки и ноги закололо стальными иголочками, так что страшно было двинуться. Илья невзначай дернулся и тут же повалился, только и успев повернуть лицо, чтоб не наесться болотной грязи.
Болото пахло не то, чтобы совсем противно, а непривычно. Мхом, стоячей, с гнильцой, водой, терпкими кустиками черники или там клюквы и чем-то еще. Тем, что нормальному болоту пахнуть не полагается. Какой-то химический запах, который Илья узнал, но назвать не мог. Почему-то казалось важным вспомнить его. Вот вспомнит, и сразу всё закончится.
Толчок в бок добавил внутренних ощущений и настроил на реалистический лад. Не закончится. Не сейчас.
Илья оперся на локти, согнул колени, ухватился за кривую сосенку и поднялся. Сам. Нечего давать лишний повод этим торговцам чувствовать свое превосходство над ним. Пусть уважают.
Гонт кашлянул, сплюнул в сторону и утер рот ладонью.
— Не видать?
— Идет. С-слышу.
Быстрые чавкающие звуки, и почти сразу из тумана появился человек в буром, мокром по подолу балахоне. Гонт оживился.
— А-а-а, вот и Здрав. Ну, как прогулялся? Или искал чего? Сказал бы нам, мы б пособили!
Звач что-то буркнул на нарочито-веселые слова Гонта, махнул рукой и быстро пошагал, прыгая с кочки на кочку, помогая себе палкой.
— Постой, Здрав! — голос Гонта вдруг стал неприятным. — Мы не одни. Память отшибло, что ли? Или долей поступишься?
Здрав оглянулся, приподнял верхнюю губу, открывая зубы, и хрипло зарычал.
— Так что? — Гонт говорил с нажимом, так что Здрав посчитал нужным ответить.
— Стражники, понял! Не знаю, кто выдал. Всех повяжут, разбираться не будут. Избавляйся от пришлых.
Девушка вдруг завыла. Ждан мигом влепил ей пощечину, опрокидывая на спину:
— Молчи, д-дура!
— Не прав ты. Не пра-а-ав, — протянул Гонт, обращаясь к Здраву. — Сам знаешь — договор. Мне этих людей довести надо, иначе — конец. Ты-то в любой момент свалить можешь — тебе ничего не будет… Коли я не скажу.
Звач дернулся, как от боли. Скрежетнул зубами.
— Тогда поднимай этих. И быстро.
Илья оступился, плюхнулся в темную воду и уже не встал. Гонт, шедший сзади, не стал поднимать его, как в прошлые разы. Обогнув Илью, он выбрался на невысокий холмик, на котором, помимо сосен, невесть как затесалось несколько березок, и объявил отдых. И так никто бы не сдвинулся с места, но авторитет поддерживать надо.
Полежав в воде, Илья всё же вскарабкался вслед за остальными и попытался пристроиться к маленькому костерку, который развел Здрав. Тот неприязненно посмотрел на Илью и сказал, будто одолжение сделал:
— Снимай одежу. Обсохни.
Илья и сам уже подумывал об этом — он уже почти закоченел в непросыхающей одежде, а черная накидка, кинутая ему Жданом, еще и пригибала к земле своей мокрой тяжестью. Повертев головой по сторонам, Илья убедился, что за ним никто не наблюдает, и стянул с себя всё. Сил подняться не было, поэтому пришлось делать это, лежа на боку.
Почти по всему телу его кожа стала противно влажной, белой, дряблой и жутко чесалась.
— Проклятые торговцы! — выговорил Илья тихо и зло. — Так и загнуться недолго.
Здрав высокомерно поднял брови и смолчал — реплика явно его не касалась. Гонт же откликнулся:
— Обсуши его, Здрав. Заболеет еще чего. Хлипкий. А нам его в целости доставить надо.
— Торговец заботится о своем рабе — подумать только! — язвительно сказал Илья.
— Г-говорил — не понимает, — встрял Ждан.
Звач сделал два шага к Илье, обхватил его кисть кольцом из пальцев, крепко сдавил, и от пальцев по всему телу Ильи прошла волна неистового жара. Внимательно осмотрев покрасневшее потное тело, Здрав остался доволен. Он кивнул и сказал Гонту:
— Сочтемся.
— Ага, — ответил Гонт. И, повернувшись к Илье, продолжил, — ты бы глупости не говорил, коли ничего не знаешь и думать не хочешь.
— А разве вы тут не рабов сопровождаете? Кто мы? Я? Девушка? И старик?
— Ты — свободен. Здесь все свободны. Только каждый понимает, что он может делать, а что граничит с безумством.
— То есть, — уточнил Илья, — я могу сейчас встать и уйти куда глаза глядят?
— Т-ты для начала встань, — Ждан фыркнул.
— Дурак, — констатировал Гонт. — Куда ж ты пойдешь? Даже если в болоте не утопнешь и выйдешь на какой хутор, так ведь тебя сразу повяжут. А в лесу жить ты не сможешь. Нет. Не по тебе это, — Гонт улыбнулся.
Илья пожевал губами, а потом выплюнул болотную грязь, стараясь попасть на сапог торговца. Промазал. Вязкая слюна не пролетела и метра.
— Попал — легче стало б? — усмехнулся Гонт.
За эти насмешки Илья ненавидел его еще больше. Так бы и вцепился в горло и давил бы, давил, пока силы будут. Жаль, что сил совсем не было. Правы и Гонт, и Ждан — нечего пока о побеге думать.
Вот же зараза! Не уйти одному. Места знать надо. Может, девушка подсобит — на старика надежды нет. Да как к ней подойти — следят, глаз не спускают. А и ладно. Ничего не сделают.
Завернувшись в подсохшую накидку, Илья подобрался к девушке. Она неприязненно посмотрела на него и отодвинулась.
— Тебя как звать? Меня — Илья, — опыт в знакомствах он имел немалый, самое время воспользоваться.
— Не твое дело, — девушка отвернулась.
— Почему не мое? Мы же в одной лодке.
— Где лодку узрел? Дубина!
— Ладно, — примирительно ответил Илья, — пусть не в лодке. Но ведь нас вместе куда-то ведут. И что будет там — кто его знает.
— Всё ж получше, чем раньше было, — девушка скривилась от отвращения, — а здесь кормят, поят, даже греют иногда. Когда придем, Гонт обещал, что в доме поселимся. Ты хоть знаешь, что такое дом?
— Бывал, — Илья чуть ни хихикнул, — а ты откуда?
— Оттуда! — девушка совершенно не была настроена на пустую болтовню.
Дохлый номер — не разговорить. Раньше, попадая на такую, Илья сразу же сворачивал знакомство, чтоб не тратить понапрасну силы, время и деньги. К сожалению, сейчас был совсем другой случай. От того, насколько он завоюет доверие девушки, вполне могла зависеть его жизнь.
— Так и я оттуда, — Илья изобразил веселье, — только, видать, наши «оттуды» различные.
— Это точно, — девушка поджала губы.
— Так как тебя называть, красавица? Я просто околдован, — Илья несколько преувеличил достоинства девушки, но почему бы не польстить?
— У-у-у, пристал… Фрида. А теперь помолчи.
Гонт прекратил разговор, кинув каждому ломоть хлеба. Фрида тут же откусила кусок и принялась сосредоточенно жевать, не обращая внимания на Илью. Тот вздохнул и последовал ее примеру. Терпение надо иметь, терпение.
До твердой земли дошли к вечеру. Тут Здрав повел себя странно. Сначала лег на землю, приложив ухо к земле, потом встал и прислушался к ближайшей ольхе. И Гонт, и Ждан равнодушно смотрели на звача — наверняка не в первый раз он этим занимался. Но Илья не выдержал и осторожно спросил:
— Это он чего?
— С-слушает.
— Что слушает?
— Землю с-слушает. Дерево с-слушает. Не видишь, что ли? — объяснил Ждан.
— Зачем? — не унимался Илья.
— Спроси.
— Вот я и спрашиваю.
— Его спроси, нас-то чего?
Однако мешать Здраву Илья не рискнул: стал бы тот ерундой заниматься, если стражники того гляди появятся?
Звач слушал недолго. Остановился, выпрямился, стукнул пару раз по балахону, отряхиваясь, и задумался, морща лоб и не замечая вопросительного взгляда Гонта.
— Ну что? — терпение у Гонта иссякло быстро.
— Не слышу. А ведь совсем рядом были. Либо без наводчика шли — потеряли, либо прикрытие сильное, — Здрав говорил медленно, словно кидал камешки в стоячую воду. — Если последнее — прямо сейчас и повяжут. Отдашь старика?
Гонт сморщился:
— Крайняк, что ли?
— Сам думай. Все пропадем, или им жертвовать будешь — твой выбор.
— Ладно. Для того и брали.
Гонт достал длинный узкий нож, подошел к старику и дернул острием вверх, приказывая подняться. Старик спокойно встал и повернулся к Гонту спиной.
У Ильи похолодело в груди — он внезапно понял, что старика этого беспомощного сейчас прирежут за милую душу. А где одного, там и всех.
Илья подскочил к Гонту и сильно ударил того по руке, держащей нож. Гонт вздрогнул и выпустил рукоять. Нож вонзился острием в мягкую землю и ушел в нее почти весь.
Все с ужасом уставились на чуть подрагивающую рукоятку, закрыв рты ладонями, чтоб даже писк случайно не вырвался. Только торговец не удержался.
— А-а-а!! Чистый нож испоганил! Чтоб тебя грязным зарезали! — заорал Гонт.
По лицам Илья понял, что его прокляли, причем, весьма серьезно. Но сочувствия к себе не заметил. Они явно осуждали его действия, даже старик.
— Ну, и черт с вами. Зато человек жив, — с вызовом сказал Илья.
Здрав вдруг рассмеялся:
— Точно — надо было девку брать, как говорил. Поимеешь ты хлопот с этим пришлым. Делать нечего — так пойдем. Повяжут стражники — сам виноват будешь.
— Он умный, умный, а д-дурак, — высказался Ждан.
Гонт ничего не ответил, глянул зло и пошел вперед. Илье было неловко. Он чуть отстал, чтобы не видеть осуждающих взглядов. И чего все так окрысились? Он же как лучше хотел. А старик мог бы спасибо сказать — от смерти ж его спас.
Илья чуть прибавил шаг и догнал старика. Тот сморщил нос, будто гнилью потянуло. Вот так всегда. Помогаешь людям, помогаешь, а они твоих усилий совсем не ценят. Спросить, что ли, в чем проблема — вдруг снизойдет?
Илья вежливо кашлянул и спросил:
— Ты-то чем недоволен?
— Не по-людски поступаешь. Зачем чистый нож в грязь бросил? Таким обряд нельзя делать. Мой срок уже прошел, да вот зажился, даром пищу ем. Родные с Гонтом сговорились и меня ему за плату отдали — чтоб обряд совершить. В этом мое предназначение нынешнее — чтоб помочь своим смертью своей. А коли вернусь домой — так всем плохо будет. Деньги возвращать придется, и лишний рот в семье ни к чему.
— Каждый имеет право на жизнь, — возразил Илья.
— Не за счет других. Я жить останусь, так внуки помрут. Их смерти хочешь? — старик поджал губы и замолчал.
Некую правоту в словах старика Илья видел. Но согласиться с ней не мог. Надо, чтоб все жили — и те, и эти. Помочь им надо, да вот только чем? Хоть и сказал Гонт, что свободен, да только свобода разной бывает.
За мыслями Илья не заметил, что все остановились, и больно ударился носом о спину Ждана. Ждан повел рукой назад, отталкивая его и продолжая смотреть вперед. Илья посторонился, а потом протиснулся между Фридой и Гонтом — надо же увидеть, на что они уставились, любопытно. Ничего особенного он не увидел. Между поределых берез торчала разросшаяся ольха, а дальше и она пропадала. Опушка. Сквозь ветки проглядывало несколько неказистых домиков под дерновыми крышами.
— Деревня, — довольно прокомментировал Илья.
Ждану как будто слов Ильи не хватало для понимания.
— Т-ты куда нас привел? А?!
Здрав зарычал. Но наставленный самострел заставил поперхнуться и ответить.
— Живу я здесь. Как выйти — покажу. А я здесь останусь. После полной оплаты. Самим же будет лучше, если от договора не откажетесь.
— Да я т-т-тебя! — Ждан вытащил из мешка кистень и вознамерился стукнуть звача в лоб.
— Погоди! — одернул его Гонт. — Он прав. Я от своих слов никогда не отказывался. Будет плата. Будет.
Здрав довольно оскалился. Гонт порылся в своем мешке, извлек несколько монет, завернутых в грязную тряпку, отсчитал и протянул звачу. Здрав протянул ладонь, и Гонт ссыпал туда монеты. Поднеся ладонь к глазам, звач пересчитал золотые и, довольный, сунул их за пазуху.
— Надбавишь за дополнительные услуги? — наглым тоном спросил Здрав.
— О чем разговор, — Гонт весело хмыкнул. Сделал шаг к звачу и со всей силы вмазал тому в челюсть.
Здрав шлепнулся в лужу, и торговец довольно потер руки. Илья глянул презрительно.
— Осуждаешь? — завел Гонт разговор. — С ним только так и можно, а то на шею сядет — не снимешь, не спихнешь.
— Добрее надо быть, добрее.
— Ах, добрее?! — Гонт взбеленился. — Это что значит, по-твоему? Прощать? Этому уроду, который нас подставляет?
— Да, и ему. Потом сторицей воздастся, — Илья говорил уверенно.
— Слышал я такую болтовню, приходилось, — Гонт говорил быстро, с надрывом, — да только недолго эти люди в живых оставались.
— Зло — и в тебе, и в них.
— Нет во мне зла! — Гонт почти кричал. — Я — работаю. Не ради себя. Ради мира своего!
Здрав забулькал, закашлялся, привлекая внимание, перевернулся и постоял на карачках. Потом поднялся из лужи, злобно посмотрел на Гонта с Жданом и молча пошел к своей деревушке.
— Нажил ты себе врага, Гонт, — Илья позволил себе слегка позлорадствовать. — Приятнее жить будет?
— Может, и так. Тебе-то что? Продам товар, и наши пути разойдутся.
— К людям надо по-хорошему.
— Что, ко всем?
— Ко всем. Даже к врагам, — предупредил Илья вопрос Гонта.
— Чтоб им нас легче убивать было!
— А если они не станут этого делать?
— Среди стражников идиотов нет. Не ты — так тебя.
— Главное — первый шаг сделать. А потом наступит всеобщая любовь…
Ждан постучал пальцем по виску, намекая, что Илья не в себе, раз такое говорит, но Гонт внимания не обратил.
— Не понимаешь ты. Они вправе меня убить. А я их — нет. Закончим на этом, — Гонт выглядел усталым. Почему-то разговор с Ильёй отнял сил больше, чем переход через болото.
— Тогда я про другое. О себе. Можно?
— Спрашивай, — разрешил Гонт. — Один вопрос. Последний.
Илья почесал затылок, выковырял из волос сухой сучок и несколько хвоинок, тщательнее, чем надо, отряхнул руки и спросил:
— Если я скажу, как сделать так, чтоб без проблем большие деньги иметь, — ты меня отпустишь? Станешь честно торговать, без риска.
— Я честный торговец. Взял товар. Доставил. Деньги получил. Так что ты молчи, если не спрашивают. Мне дела нет до твоих знаний.
— Чем же торгуешь, если не секрет? Что за товар? — вызывающим голосом спросил Илья.
— Товар — это ты. Даже не совсем ты, а то, что у тебя в голове. Знания. У нас тут ничего своего — всё заемное. Что из голов пришлых вытащили — тем и пользуемся. Научники в этом деле хорошо навострились — так мозги промывают, что после них человек как та береза. Знания-то они под себя гребут, приторговывают, когда надо. А пришлых — на свалку: кто будет с чужими идиотами возиться, когда своих хватает? Не каждый знания купить может, если они действительно ценные. Всякую ерунду — пожалуйста. А простому человеку много не надо. Это всяким правителям неймется.
— Чем ты от научников отличаешься? Такая же сволочь, как они.
Гонт и не подумал обижаться:
— Я людям, пусть они и пришлые, мозги не потрошу. Ты думаешь — почему меня ловят? Закон нарушаю. Потому как вызовом пришлых и их доставкой только научники могут заниматься. Гребут они по-крупному — за раз сотня пришлых, никак не меньше. Я им и не конкурент даже. Договариваюсь с правителем помельче — такие не закладывают, беру троих пришлых, веду к месту, сдаю с рук на руки. Всем хорошо.
— Так может, мне лучше к научникам пойти? Сам им всё расскажу, что знаю, скрывать нечего. Тебе ж выгодней — никто ловить не будет.
Вот теперь Гонт рассердился:
— Тебе — не лучше. Нам — не лучше. Вся выгода — им, научникам. Они тебя даже слушать не станут. Подключат к своим машинам, и выйдешь ты оттуда полным дураком, а не таким, как сейчас — наполовину.
— А ты знаешь, что эти мелкие правители с пришлыми делают? Я тебе скажу. Они их пытают, чтоб знания получить. Кто ж за так такую ценность отдаст? Да невдомек им, что люди под пытками что угодно скажут. И помирают эти пришлые в муках, а не как у научников — тихо да спокойно.
Гонт был ошарашен:
— Ты это откуда знаешь?
— Да всегда так бывает, — отмахнулся Илья. — Ладно, пошли. Как доведешь меня, плату получишь, тут я и сбегу. И ты чист, и правителю никто не достанется.
— А девка как же? Или и ее с собой заберешь?
— Ее ты сейчас отпустишь.
— Вот как? С чего бы это? — Гонт скривил губы в жесткой улыбке. — Она ж сама не пойдет.
— Ты у нее спроси.
Фрида подошла к Илье, посмотрела на него странно, прикрыла глаза ладонью и сказала Гонту:
— Зло от него. Все погибнут.
Ждан хмыкнул. Потоптался, раздумывая, как лучше сказать и выдал:
— С-старика возьму. Всё ж лучше, ч-чем ничего.
Гонт проводил его тяжелым взглядом, но останавливать не стал.
— Вот и началось… Когда синее станет красным, а черное — белым… — изрек он в пространство. — Когда уйдут близкие, а придут далекие… Когда захочешь стать другим… Смешаются правда и ложь, вера и безверие, добро и зло…
— Я же только хорошего хочу! — Илья действительно недоумевал.
— Добро твое хуже зла. Мы живем так. Так, как нам хочется. Нам. А ты пришел и всё ломаешь. Всё по-своему норовишь. Знаниями разбрасываешься. Не зря, видно, научники их при себе держат. Не для всех они.
— Думаешь, правильно это? Тысячи лет одно и тоже, одно и тоже.
— Не лезь! — крик Гонта шел изнутри, от самой его сути. — Что ты мне дал?! Только рушишь всё. Вот Ждан ушел, Здрав отделился. Как я теперь один буду? На что жить? Тебя с девкой доведу — и всё? Конец?
— Другого звача найдешь.
Гонт сел на землю, прислонившись спиной к березе, и задрал голову вверх. Он сидел спокойно и смотрел в небо.
— Если б всё было так просто… Страшно твое знание, Илья, — Гонт говорил еле слышно. — В наказание ты мне послан. Вину искупить. А я не верил в проклятие сорокового…
Илья почти не слушал торговца, сил не было молчать. Но не находил слов, чтоб о главном сказать, и говорил почему-то о всякой ерунде:
— Никак не пойму — зачем мы через это болото перлись? Проще прямо у заказчика людей вызывать.
— Думаешь, ты один такой умный? — Гонт усмехнулся. — Только с того болота и получается, где уж только ни пробовали. Одно спасает — болото большое, труднопроходимое. Стражникам мало охоты на погибель лезть. Сидят по краю — там и ловят свободных ведунов-торговцев со звачами. Проскочить мимо них — не каждому удается. Одного везения мало. Искусство это большое.
— А на стражников наткнешься — что делать будешь? — Илья не хотел оставлять разговор.
— Что-что? Не удастся уйти — стрелять буду, — жестко сказал Гонт.
— Тебе их не жалко?
— Жалко? Стражников? Ну, ты сказал! — Гонт коротко хохотнул.
— Они же люди.
Торговец поглядел вверх, вздохнул и, игнорируя Илью, выразил своё отношение к его словам:
— Вот послал звач пришлого! Уж лучше без товара остались бы.
— Мне тоже было бы лучше, если б без меня обошлись.
— Опять словами крутить будешь? Уже всю душу мне вымотал. Прибыли лишил. Осталось только с жизнью расстаться. Как узнают, чего ты мне порассказал — вместе потрошить будут.
Гонт сошел с тропинки и идти стало труднее — ноги проваливались, цеплялись за сухие сучья, какие-то кусты дергали за накидку, за волосы, царапали колючками, древесный мусор сыпался за шиворот и на лицо. Разговаривать стало невозможно, и Илья замолчал, решив, что возьмет свое на привале.
Неясно только — когда он будет. Может, последний переход — а там к властителю местному, с которым у Гонта договор. Побег и не подготовил. Фрида — не помощница. Да всё против него.
Илья еле поспевал за Гонтом и девушкой. Последнее было всего обиднее. И когда в черную спину воткнулась стрела, Илья даже почувствовал некое удовлетворение: нечего его слабаком представлять, не такой он. Только через несколько мгновений до него дошло, что стрелы просто так не летают, что стражники настигли их и никого не отпустят. Он тут же рванулся в сторону, благо прогалина позволила, что-то невнятно и мучительно крича Гонту.
Лицо Гонта осветилось предвкушением давно ожидаемого. Он повалил Фриду, которая и не подумала пригнуться даже после ранения, вытащил самострел, зарядил его и выставил перед собой.
Мельком заметив это, Илья выпрямился, остановился, прекратив бессмысленный дерганый путь, и повернулся к стражникам. Раскинул руки, расправляя накидку, и пошел назад. Пятеро стражников уверенно шли на него. Они даже Гонта не боялись — наверняка имелась защита от его слабого самострела. У них же самих оружие было не в пример больше и, наверняка, убойнее.
— Пришлый? — процедил ближайший стражник, проходя мимо Ильи.
Илья кивнул. И сразу же, как он прошел, прыгнул на него, сбивая с ног. Стражник никак не ожидал этого. Руки его были заняты самострелом, а Илья напал сзади. Никогда такого не было, чтоб пришлые нападали: носители знаний — не воины. Поэтому Илье удалось нейтрализовать одного, а за ним и второго стражников без малейшего сопротивления. Он бил по затылку — не сильно, только чтобы отключить их, но не сломать шеи. Круглые шлемы, конечно, мешали, не позволяя точно рассчитать силу удара, но Илья справился.
Третий повернулся на шум падения тел и получил удар в лицо. Илья бил ногой, чтоб наверняка. Оставшиеся стражники отвлеклись от Гонта, которого держали под прицелом, и выстрелили в так некстати активного пришлого. Илья ушел вниз, под стрелы, перекатился к одному из воинов, зацепил его за ногу и, когда тот повалился на спину, перекатился к нему еще раз и въехал локтем по подбородку.
Оставшийся перезарядил самострел, натянув тетиву вручную. К его большому сожалению противников было двое — торговец, готовый выстрелить, и пришлый — опасный, хоть и без оружия. Стражник недолго выбирал цель, чуть поводя самострелом из стороны в сторону, но этого времени хватило Илье, чтобы подпрыгнуть от самой земли и ударить воина обеими ногами в грудь.
Гонт поднялся, удивленно глядя на тела. Илья не был воином, ему нечем было сражаться, а победил пятерых профессионалов. Какие еще знания хранятся в его голове? Насколько они страшны и разрушающи? И этот человек идет по пути добра? Гонту не верилось в это. Если это добро, то что — зло? И он сам, Гонт, виновен в том, что Илья пришел на их землю. Как-то это всё неправильно…
Подошел Илья, нервно отряхивая черную накидку пришлого, готовый следовать дальше, словно и не было лежащих тел стражников. Гонт сглотнул.
— Ты почему не стрелял? — тяжело дыша и проглатывая слоги, спросил Илья.
— Не знаю, — тоскливо сказал Гонт, — что-то мешало. Твои прежние слова, наверно.
— Какие слова? — раздраженно сказал Илья.
— Разные… Странный ты человек. Говоришь одно, делаешь — другое. То о любви говоришь, то убиваешь.
— Не убивал я их, — возразил Илья, — живы они. Я их от твоих стрел спасал. А тебя — от них.
— Вот как… — протянул Гонт. — Права Фрида — добро твое злое.
— Кстати, как она? Жива? — поинтересовался Илья.
— Что с ней сделается? — Гонт махнул рукой. — Стрелу выну, и дальше пойдем.
— Раз она пришлая, то можно ее недостойной считать? Все люди — братья! Почему ты о ней так пренебрежительно говоришь?
— О Фриде? Да она ж не человек. У неё нет своих мыслей, только то, что в нее вложили. Как источник знаний она ноль. Это ж сразу видать.
— Чего ж ее вызывали? — Илья пытался переварить слова Гонта, но ничего путного в голову не лезло.
— Таких миров много, где люди — не люди. Сразу и не поймешь, кого тащишь. А какой мир звач открывает — от случая зависит. Только этих, как Фрида, не переделать. Одинаковые и бесполезные.
— Выходит, — Илья тянул слова, размышляя, — только меня продать можешь?
Лицо Гонта стало виноватым-виноватым. Он заморгал и отвернулся. Илья никак не мог понять — что с ним происходит. Как-то не верилось, что у торговца совесть проснется.
Наконец, Гонт нашел в себе силы и посмотрел Илье в глаза.
— Дурак я. Как есть дурак. Такое дело провалил. Знаешь, не могу тебя продать. И теперь никого не смогу. Кончился я, — Гонт почти весело усмехнулся. — Сам понимаешь, что за неисполнение договора бывает. Продадут меня. В возмещение неустойки. А ты иди. Иди, Илья. Все пути перед тобой…
Второй день Здрав зубами мучился. Сидел в своей избушке, прижав тряпицу к щеке, и изредка подвывал. Уже и травку заваривал, полоскал. Боль утихала, а потом возвращалась, чтоб по новой вгрызаться в челюсть. Никто к звачу не заходил — не тот он человек.
Дверь резко распахнулась, ударив по стене так, что из щелей труха посыпалась.
— Ну что, Здрав, вставай. Пойдем. Дело есть. Пришлых вызывать будешь.
Звач поднял страдальческое лицо. Насмешливо и чуть презрительно на него глядел Илья…
