Безмолвные воды [Бриттани Ш. Черри] (fb2) читать онлайн

Брукс вложил гитару мне в руки, но стоило мне бренькнуть по струнам, как он тут же остановил меня.

– Эй, эй, эй, Мэгги. Нельзя сразу начинать играть, словно гитара только и ждет, чтобы ее использовали. Вам нужно познакомиться. Ты должна узнать о ней все – каждую ее часть. Вот ее прекрасные колки. Дальше идет гриф – это дом, где живут музыкальные лады.

И дальше добрых тридцать минут он рассказывал мне о составляющих частях гитары, а я эгоистично слушала. Мне нравилось, что он настолько влюблен в музыку. Нравилось настойчивое желание Брукса познакомить меня с его миром. Когда пришло время, он заставил меня попрактиковаться в расположении струн, а потом мы перешли к первым аккордам. Всякий раз, когда я сбивалась, он все равно меня подбадривал:

– Все хорошо, Магнит! У тебя реально получается в сто раз лучше, чем у меня, когда я начинал играть.

После нескольких часов наших занятий пришел папа и сказал, что с тех пор, как он застукал нас целующимися, ноги Брукса больше не будет в нашем доме.

– Ты уже зеваешь, поэтому я пойду.

Когда Брукс поднялся, чтобы уйти, я схватила его за руку. Бросившись в сторону сложенных книг, я взяла одну из своих самых любимых.

– «Бегущий за ветром»? – спросил он, принимая книгу из моих рук.

Роман Халеда Хоссейни был одним из моих любимых. Его подарил мне папа, и я хотела, чтобы Брукс познакомился с этой частью меня, – так же, как он захотел познакомить меня с музыкой. В книге было много розовых закладок – так я отмечала понравившиеся места.

– Это одна из твоих любимых?

Да.

– Тогда я прочту ее дважды, – ответил он, целуя меня в висок, и прошептал возле самого моего уха: – Я вернусь сюда поздно вечером, когда твой отец уснет покрепче.

– УХОДИ ДОМОЙ, БРУКС! – крикнул папа, и мы оба захихикали.

Глава 16

Брукс

– Хм, Брукс, вернись на землю. Эй, чувак, ты все еще здесь? – спросил Рудольф, постукивая меня по плечу. Я сидел в гараже на табурете Оливера, а Рудольф размахивал рукой с зажатым в ней яблоком перед моей книгой. – Обычно в перерывах между репетициями ты играешь на гитаре, но сейчас как будто…

– Читаешь! – сказал Оливер, выходя из дома Келвина и держа в каждой руке по яблоку. Он кусал от них по очереди и громко чавкал. – Я даже не подозревал, что ты умеешь читать. Уверен, что не держишь книгу вверх ногами?

Я замахал руками, пытаясь жестом дать понять, чтобы они заткнулись, и перевернул страницу. Я заранее вооружился маленькими желтыми стикерами, чтобы написать свои комментарии к заметкам Мэгги. Близнецы все время пытались привлечь мое внимание, но я с головой ушел в книгу.

Появился Келвин, держа в руках аж три яблока и кусая от всех сразу. Эффектно. Все мои друзья – такие артисты!

– Чувак, не утруждай себя понапрасну. Он по уши втюрился и не замечает ничего вокруг.

– Тьфу ты! От этого любовного дерьма спасу нет, – проскулил Оливер. – Сначала нас изводил Келвин, жаждущий вписать имя Стейси в текст каждой нашей песни, а теперь вот Брукс увлекся чтением. ЧТЕНИЕМ!

– Впервые в жизни я согласен с братом, – сказал Рудольф.

Оливер поблагодарил его «мокрым Вилли». (Примеч.: «мокрый Вилли» – wet willy – шутка, когда увлажненный слюной палец вставляется в ухо ничего не подозревающего человека, часто с небольшим прокручивающим движением).

– Отлично! Я беру свои слова обратно! Ты омерзителен!

Я продолжал не обращать на них внимания. Мне интересно было отслеживать места, которые Мэгги отмечала закладками, и сравнивать, совпадают ли они с моими. Мне нравилось открывать для себя моменты, заставлявшие ее плакать и смеяться, читать строки, вызывавшие в ней гнев или дарившие счастье. Это были лучшие мои ощущения.

– Короче так. Мой отец надумал избавиться от своей лодки, – сказал Келвин. – Через пару недель он планирует ее продать и интересуется, не желаем ли мы устроить прощальную вылазку парней и съездить порыбачить, прежде чем осенью разъедемся по колледжам.

– Он продает лодку? – я чуть не подавился и выглянул из-за книги. – Но это вроде как… наша лодка. Мы же все детство проторчали в ней на озере. Знаю, мы давно уже этого не делали, но идея мистера Райли продать ее очень меня огорчает.

– Это та самая лодка, о которой вы, детки, постоянно вспоминаете? – спросил Рудольф.

– Та самая лодка, о которой вы написали песню? – влез в разговор Оливер.

– Ага. Та самая лодка.

– Ну, черт возьми, тогда я участвую. Если эта лодка обладает силой оторвать Брукса от чтения, то прогулка обещает быть стоящей, – Оливер выбросил огрызки своих яблок в мусорную корзину, но Рудольф тут же подлетел, вытащил их бумажным полотенцем и сложил в бумажный же пакет. Приподняв брови, я взглянул на своего странного друга, но он просто пожал плечами. – Что такого? Я помогаю маме делать компост у нас на заднем дворе. Огрызки яблок идеально для этого подходят. В любом случае, если мы сможем взять с собой органические фрукты и мне не придется причинять физический ущерб рыбе, тогда, считайте, я тоже с вами.

– Яблоко, которое ты съел, не органическое, брат. Мама просила тебе не говорить, именно поэтому я и сообщаю тебе, – Оливер ухмыльнулся при виде покрасневшего лица Рудольфа. Не прошло и нескольких минут, как они снова начали скандалить. Поэтому я вернулся к чтению книги.

Пару недель спустя мистер Райли собрал всех парней, включая моего отца и моего брата Джейми, на последний наш заплыв. Это был идеальный день. Мы съели хренову гору всякой вредной еды – за исключением Рудольфа, который взял с собой органический виноград и домашний хлеб из бананов, который они пекли вместе с мамой. Удивительно, но, когда он предложил его всем, народ предпочел чипсы.

– Вы недооцениваете всю пользу семян чиа и льна для человеческого здоровья, поэтому, ладно, ешьте свои чипсы из генно-модифицированной кукурузы, – сказал Рудольф.

Оливер взял пригоршню Fritos и отправил их в рот.

– Я совсем не против.

Мы просидели там очень долго, разговаривая о нашем будущем и о том, что, даже разъехавшись по колледжам, будем продолжать репетиции, и что наша группа останется главным жизненным приоритетом. Учеба не станет причиной гибели мечты, просто сроки ее достижения немного сдвигаются под влиянием жизненных перемен.

– Брукс, не мог бы ты притащить мне пива из трюма? – крикнул мистер Райли через всю лодку.

Я в три прыжка выполнил его просьбу.

– Держите, мистер Райли.

Он поблагодарил меня и предложил присесть рядом с ним. Я сел. Открыв свое пиво, он сделал несколько глотков.

– Значит, ты с Мэгги, да?

Я с трудом сглотнул, понимая, что рано или поздно это должно было произойти – разговор с отцом моей девушки.

– Да, сэр.

Сэр? За все годы знакомства с мистером Райли я никогда не называл его сэр. Черт, да я никогда ни к кому так не обращался.

Он вытянул из воды леску и перебросил ее подальше.

– Если честно, я пока не понял, как отношусь к этому. Мэгги – моя малышка. И всегда ею будет.

– Я целиком и полностью это осознаю.

– И Мэгги не такая, как все девушки, поэтому ты можешь понять мое сопротивление тому, чтобы она вступала в отношения. На самом деле, у нас с Кэти противоположные взгляды на этот вопрос. Положа руку на сердце, сегодня, приплыв сюда, я собирался попросить тебя разорвать отношения с Мэгги – из-за Кэти. Она действительно считает это ужасной идеей.

Разве я мог что-то ответить на это? Узнать, что сама мать Мэгги против наших отношений – это как удар под дых. Но прежде чем я успел ответить, мистер Райли снова заговорил:

– Но, когда я доставал из кладовки наверху свои удочки, то услышал вас двоих. В смысле, я услышал ее. Она смеется с тобой. По-настоящему смеется. Вслух. Я не могу уже вспомнить, когда в последний раз слышал от нее хоть какой-нибудь звук. Так что, пока рядом с тобой моя девочка будет смеяться, у тебя будет мое благословение.

Я снова с трудом сглотнул.

– Спасибо, сэр.

– Не за что, – он, пыхтя, допил свое пиво. – Но как только она перестанет смеяться рядом с тобой, у нас будет серьезный разговор. Если когда-нибудь ты причинишь моей девочке боль… – он посмотрел на меня убийственным взглядом и смял в кулаке пивную банку, – …ну, скажем так: просто не обижай мою дочь.

Я выпучил от страха глаза.

– Я никогда не причиню ей боли. И вы правы, Мэгги не похожа на других девушек.

Угрожающее выражение на его лице сменилось прежней беззаботной улыбкой, и он хлопнул меня по спине.

– А теперь пойдем развлекаться.

– Спасибо, сэр.

– Брукс?

– Да?

– Еще раз назовешь меня «сэр», и у нас состоится еще один разговор, но завершится он уже не так счастливо.

После лодочной прогулки мы с Келвином убедили мистера Райли позволить нам пойти с ним, когда придет время продавать нашу верой и правдой послужившую старушку. Мы подъехали к магазину лодок Джеймса, расположенному прямо на берегу озера Харпер. И, хотя это было то же самое озеро, в котором мы ловили рыбу, дорога по побережью заняла добрых двадцать минут, что лишний раз доказывало внушительность размеров озера.

Над магазином Джеймса висела большая деревянная вывеска с надписью «Покупаем, продаем, сдаем в аренду». У переднего крыльца сидела собака, которая лаяла без остановки, пока мы втроем поднимались по ступенькам, чтобы встретиться с Джеймсом.

– Ты громкий щенок, да? – мистер Райли улыбнулся собаке, которая, все еще ворча, завиляла хвостом.

Открылась первая дверь, и на крыльцо вышел высокий крепкий мужчина в джинсах и рубашке, которая, судя по виду, была ему маловата.

– Тихо, Уилсон. Ш-ш-ш-ш! – мужчина улыбнулся нам. – Не обращайте на Уилсона внимания. Он только лает, но не кусается. За последние восемь лет я перепробовал все возможные способы, чтобы заставить его заткнуться, но мне этого так и не удалось.

– Не беспокойтесь, – ответил мистер Райли. – Я сам последние несколько лет пытался заткнуть этих двух пацанов, но тоже безрезультатно.

Мужчина улыбнулся и протянул ему руку.

– Я Джеймс Бейтман. А вы, полагаю, Эрик, с которым я общался по телефону. А это, должно быть, ваша малышка, – сказал он, указывая на лодку в прицепе за грузовиком мистера Райли. Он подошел к лодке и провел по ней рукой. – Уверены, что не хотите ничего другого? Я мог бы предложить вам что-то действительно стоящее взамен этой девочки.

Мистер Райли поморщился.

– Нет, спасибо. У нас есть более полезное применение этим деньгам – по крайней мере, так говорит моя жена.

– А-а-а, ну, к жене лучше всегда прислушиваться, – засмеялся он.

Мистер Райли усмехнулся.

– Брак – это вечная битва.

– Я слишком хорошо знаком с этой битвой. Поэтому, вероятно, больше никогда не ступлю на это поле боя после того, как жена меня бросила.

– Я думал так же, когда ушла моя первая жена, но решился на это во второй раз, – мистер Райли улыбнулся, взглянув на обручальное кольцо.

– Не жалеете? – спросил Джеймс.

– Никогда, – ответил мистер Райли. – Даже в самые тяжелые дни.

Джеймс с усмешкой кивнул и похлопал мистера Райли по спине.

– Вы даете мне надежду, что, возможно, и для меня когда-нибудь все изменится. Итак, как насчет того, чтобы пройти в дом и все обсудить? – он повернулся к магазину и крикнул: – Майкл! Майкл, выйди на секунду.

На улицу вышел молодой парень на вид лет двадцати.

– Да?

– Можешь показать этим двум ребятам некоторые из наших первоклассных лодок, пока я буду занят с клиентом? Парни, – обратился Джеймс к нам с Келвином, – мой сын с удовольствием вас развлечет. Майкл, может, устроишь им экскурсию на «Дженну»?

– Точно! – Майкл улыбнулся и жестом подозвал нас. – Ну, так что? Есть желание увидеть самую крутую яхту, которую никто в Харпер-Каунти не может себе позволить?

– Черт возьми, да! – ответил Келвин. – Эта яхта типа той, на которой устраивает вечеринки Леонардо ди Каприо?

– Уверен. Мы с отцом готовы были буквально лечь костьми, чтобы заполучить себе яхту вроде «Дженны». Она не продается, потому что это наша гордость и отрада. Но некоторые люди из северной части города арендуют ее время от времени для свадебных вечеринок и других значительных поводов.

Северная часть города – это центр сосредоточения всех денег Харпер-Каунти. Чтобы жить там, нужно иметь внушительных размеров кошелек.

Завернув за угол, мы оказались в доке, заполненном дюжинами лодок, вокруг которых сновали обслуживающие их рабочие. Раньше я никогда не был в таком месте, где было бы сосредоточено такое количество водного транспорта всех видов и размеров. Мне уже захотелось иметь все это дома. В моей жизни было три больших любви: Мэгги, музыка и покорение водной глади. Хотелось бы, чтобы когда-нибудь все это соединилось в одном месте и в одно время.

– Черт возьми… – пробормотал я, увидев «Дженну». Это была самая большая и самая шикарная яхта. Я так на нее смотрел, что Мэгги, наверное, влепила бы мне пощечину из ревности.

– Это что-то, да? – спросил Майкл.

– Это больше, чем что-то, – я погладил ладонью борт лодки, когда мы подошли ближе.

– Подожди, пока не поднимешься на борт, – засмеялся Майкл.

Поднявшись на яхту, я почувствовал себя Леонардо ди Каприо – чертовски богатым и крутым.

– Эта малышка полностью укомплектована для всех видов водных развлечений. Гидромотоциклы Yamaha Jet Ski, Kawasaki Ultra 250 и еще один Kawasaki Super Jet. Есть снаряжение для подводного плавания, рыболовные снасти – в общем, полный фарш, – Майкл провел нас на нижнюю палубу и с улыбкой распахнул дверь. – Здесь все только самое лучшее. Зона для прогулок, главный салон с полутораметровым плазменным экраном, гостиная с двумя заполненными барами, каюта капитана, VIP-каюта и три гостевые – во всех метровые плазменные экраны и самые удобные в мире кровати. Ну, парни, что вы на это скажете? – спросил он.

Глаза Келвина, как и мои, разве только из орбит не вылезали.

– Значит, вот так ощущается известность, – вздохнул Келвин. – Обожаю.

– Мы добьемся этого, – проорал я.

Майкл вывел нас на верхнюю палубу, и мы встали на носу лодки.

– Майкл, значит, вы с отцом на пару управляете этим бизнесом?

– Да. Отец выкупил его у моего деда. Когда-нибудь я планирую сделать то же самое. Больше всего на свете я люблю лодки и открытую воду.

– А не хотелось бы заняться чем-нибудь другим? – спросил Келвин.

Сдвинув брови, Майкл задумался.

– Нет. Больше ничем. После того, как моя мать сбежала с другим мужчиной, отец потерял интерес к жизни. Он впал в глубокую депрессию. Мне было тогда четырнадцать лет, и я помню, что были дни, когда приходилось силой заставлять его поесть. Он обвинял себя в ее уходе.

– Почему он обвинял себя?

– На самом деле, я не знаю. Он часами пропадал на работе, и я знал, что это угнетало ее. Но ведь это же не повод бросать мужа. Да, у них были ссоры, но смеялись они все-таки чаще. Но иногда люди на деле не такие, какими ты их привык считать, и оказалось, что нам без нее лучше. Хотя отец никогда этого не говорит. На его рабочем столе до сих пор стоит фотография, на которой мы все вместе, втроем. Иногда мне кажется, что он ждет ее возвращения. Единственное, что помогло ему снова прийти в себя, – это жизнь у воды. Думаю, она словно очистила его. Если бы не это место, я, наверное, потерял бы и отца. А что насчет вас, ребята? Чем вы хотите заниматься?

– Музыкой, – хором ответили мы.

Майкл рассмеялся.

– Тогда не останавливайтесь, пока у вас не получится. И сможете арендовать «Дженну» у нас с отцом.

– Заранее извиняюсь за тот детский сад, который сейчас произойдет, но я просто обязан это сделать, – сказал мой лучший друг. Келвин запрыгнул прямо на перила и раскинул в стороны руки.

Я рассмеялся.

– Всегда подозревал, что из тебя получится неплохая Кейт Уинслет в этой позе. А из меня вышел бы неплохой ди Каприо.

– Заткнись и обними меня! – насмешливо сказал Келвин.

Я взобрался прямо ему за спину и обнял руками за талию.

– Я никогда не отпущу тебя, Кэл! – выкрикнул я, когда он вытянул руки в стороны.

Майкл усмехнулся.

– Знали бы вы, сколько я перевидал братских объятий, как в «Титанике», на этих перилах.

– «Братские объятия»? – переспросил Келвин. – О, нет, у нас серьезные отношения.

В округлившихся глазах Майкла читалась вина.

– Ой, простите. Я не…

– Не принимай Келвина всерьез. Он лжет. На самом деле я трахаю его сестру, – я усмехнулся, заметив, как Келвин поморщился, после чего оттолкнул меня, вынуждая спрыгнуть с перил.

Сам он спрыгнул следом.

– Если я когда-нибудь снова услышу от тебя, что ты трахаешь мою сестру, жизнь твоя оборвется раньше времени.

– Сейчас запла?чу!

Врать не буду, мне доставляло удовольствие подкалывать его. Он ненавидел любые разговоры, где хотя бы вскользь упоминалось о том, что мы с его сестрой целовались. А ляпнув такое, я совершенно точно перешел границы дозволенного. Именно поэтому инициатором подобных разговоров являлся я сам.

Глава 17

Мэгги

Каждый раз, когда Брукс возвращал мне книгу, я перелистывала ее, чтобы найти закладки с его комментариями и размышлениями. Это стало своего рода традицией, и всякий раз, когда книга возвращалась на мою книжную полку с еще большим количеством закладок, чем раньше, я чувствовала, что Брукс все глубже и глубже погружается в мой мир. Должно быть, он чувствовал то же самое каждый раз, когда я брала правильные аккорды. На днях я перебором струн играла «У Мэри был ягненок», и он чуть не плакал от волнения.

С тех пор, как мы с ним стали парой, мое представление о любви изменилось. Я влюблялась в сотни разных мужчин из сотен разных книг и думала, что, основываясь на прочитанном, знаю, что такое любовь. Любовь – это близость друг к другу, прочная связь и что-то еще, ради чего стоит жить. Но чего я совсем не ожидала, так это страхов, которые рождает настоящая любовь. Страх, что я никогда не буду достойна его. Страх, что он найдет другую. Страх, что иногда любовь стоит даже смерти. Страх, что любви всегда будет недостаточно. В любви к кому-то всегда есть шанс, что он когда-нибудь может уйти. И единственное, чего я хотела, – это удержать Брукса.

Я тихонько постучала пальцем по его плечу, и он пошевелился во сне.

Спишь? – написала я, как только он проснулся настолько, чтобы мог прочитать.

– Сплю, – ответил он с легкой улыбкой. – Тебя мысли одолевают?

Как же хорошо он меня знал. Я коснулась губами его уха, а потом поцеловала в шею.

Ты обещаешь мне такую же любовь, про которую пишут в книгах?

Зевнув, Брукс покачал головой. Он обхватил меня руками и притянул к себе настолько близко, что я оказалась полностью окутанной его теплом.

– Нет, Мэгги Мэй. Я обещаю тебе гораздо большую.

Глава 18

Мэгги

– Ты действительно пьешь чай, – изумленно сказала миссис Бун, когда пришла в понедельник на ланч. – Ты же никогда не пила чай!

Что я могла сказать? Любовь заставляет нас делать нелепые вещи.

– Это из-за того мальчика, да? – спросила она, выгнув бровь. – В последнее время, когда я тебя вижу, ты похожа на витающую в облаках школьницу. Это из-за него?

Я продолжала потягивать чай. Она усмехнулась и вернулась к поеданию своего сэндвича.

– О, Боже мой! Я знаю, чему хочу посвятить свою жизнь! – прокричала Шерил, вбегая в столовую вприпрыжку и размахивая зажатой в руке книгой. – Я знаю, кем хочу быть после окончания школы!

– Ну, так поведай нам, – требовательно произнесла миссис Бун.

Шерил прекратила свои хаотичные движения и встала ровно, прижав книгу к груди.

– Я хочу быть активистом.

Мы с миссис Бун удивленно приподняли брови, ожидая, пока Шерил закончит свою речь.

– Активистом в чем? – спросила миссис Бун.

Шерил моргнула.

– Что вы имеете в виду?

– Ты должна быть активистом в чем-то. В борьбе за экологию. Политическим активистом. Борцом за права человека или против жестокого обращения с животными. Активистом в какой-то области. Просто активистом быть нельзя.

Шерил выпятила нижнюю губу.

– Серьезно? Я не могу просто быть активистом?

Мы покачали головами.

– Вот бля… пардон, миссис Бун, я хотела сказать «блин». Полагаю, мне нужно попытаться разобраться, активистом в какой области я хочу стать. Хм. Похоже, это потребует больших усилий, нежели я думала, – она тихо направилась из комнаты. Воодушевления у нее значительно поубавилось, что вызвало у нас с миссис Бун улыбки.

– Клянусь, родители, наверное, каждый день кормили вас на завтрак детской глупостью. От вашего идиотизма у меня взрывается мозг, – она взяла свой сэндвич, поднесла его ко рту, но так и застыла в этой позе. – Постой, у Шерил в руках была книга?

Я кивнула.

Она опустила руку с сэндвичем и покачала головой.

– Я знала, что конец света не за горами. Но не подозревала, что он так близко.

Я усмехнулась и продолжила пить чай. Сегодня он казался не таким уж отвратительным на вкус.

***

– Ты не слушаешь меня, Эрик. Я просто хочу быть уверена, что мы поступаем правильно, – сказала мама тем же вечером расхаживающему по гостиной отцу. Она держала в руке бокал с вином и потягивала его в процессе разговора. Мы с Шерил сидели рядом на верхней ступеньке лестницы. – То, что Мэгги встречается с Бруксом, никого до добра не доведет. Лорен сказала…

Папа саркастически рассмеялся.

– Лорен ей сказала… Господи, ну конечно. Знаешь, а я ведь на секунду поверил, что им не удалось промыть тебе мозги в вашу последнюю встречу, но, похоже, ошибся. Мне следовало бы догадаться, что здесь не обойдется без этих баб.

– Эти бабы – мои подруги.

– Этим женщинам совершенно плевать на тебя, Кэти. Ты думаешь, что они приезжают сюда поболтать с тобой, потому что ты им небезразлична? Нет, они приезжают поиздеваться над тобой, убедить тебя, что нужно что-то менять, хотя заранее знают, что ты не сможешь этого сделать. Они приезжают, чтобы показать тебе, насколько чертовски тоскливо твое существование по сравнению с их идеальными жизнями. И это еще полбеды. Но когда они сидят здесь весь вечер, обсуждая нашу дочь…

– У них не было дурного умысла. Они просто делились со мной информацией, как ей помочь.

– Они унижали ее! – закричал он. Мы с Шерил даже подпрыгнули от испуга. Папа никогда не кричал. Я в жизни не видела его лицо таким красным. – Они унижали и оскорбляли ее, словно она глухая и не может их услышать. И я не знаю, что хуже: то, что ты, впустив этих баб в наш дом, позволила им сплетничать о нашей дочери, или то, что ты, заступившись тогда за Мэгги, через несколько дней идешь на попятную. Ты сидишь здесь и переживаешь, что у нее появился парень, когда сейчас она выглядит такой счастливой, какой я много лет ее не видел. И ты бы тоже это заметила, если бы по-настоящему взглянула на нее.

– Я смотрю на нее.

– Кэти, ты смотришь, но не видишь. А потом приглашаешь в гости этих троллей, и они треплются о Мэгги, словно она – пустое место.

– Она не пустое место. Разве ты не видишь? Именно поэтому я хочу попробовать психотерапевта, которого советует Венди…

– Кэти, она счастлива!

– Она больна!

– Прямо на наших глазах ей становится лучше, но, похоже, в глубине души ты этого не хочешь. Разве тебе не хочется, чтобы она смогла покинуть наш дом? Чтобы начала жить?

Мама замялась, а потом сказала:

– Но Лорен…

– Хватит! – крикнул отец, раздраженно взмахивая руками и случайно выбивая бокал из маминой руки – он упал на ковер и разбился. Папа снял очки и, проведя ладонью по глазам, уперся кулаками в бока. Оба не сводили глаз с красного пятна на ковре – маленькое недоразумение, которое случалось и раньше, когда они были счастливы вместе… до того, как их любовь начала давать трещины. Из-за меня.

Не сказав ни единого слова, они разошлись. Каждый в свою сторону.

– Что это было сейчас? – вздрогнув всем телом, прошептала Шерил.

Пытаясь успокоить ее, я взяла Шерил за трясущуюся руку. В данный момент я была счастлива, что не могла говорить, иначе пришлось бы рассказать ей всю правду. Я знала, что произошло с нашими родителями: только что, на глазах у меня и моей сестры, закончилась их любовь.

Конец любви – это больше не смеяться вместе над маленькими оплошностями.

Конец любви – это громко кричать от злости.

Конец любви – это разойтись в разные стороны.

***

– Коробка вкусняшек для Мэгги Мэй, – сказал Брукс, появляясь позже тем же вечером в дверях моей спальни.

Я улыбнулась, не понимая, о чем он говорит. Войдя в комнату, он сел на пол, поставил коробку напротив себя и похлопал по полу, приглашая меня присоединиться. Что он задумал?

– Это вкусовой тест, – пояснил он, когда я села рядом. – Поскольку ты не можешь говорить, то я хочу сам узнать о тебе все возможное и запомнить, как меняется выражение твоего лица в разных ситуациях. Поэтому мы проведем слепой тест на вкусовые ощущения. В этой коробке случайный набор продуктов – что-то сладкое, что-то кислое, что-то совсем пресное – и ты их все попробуешь. А теперь перейдем к делу.

Я улыбнулась. Возможно полюбить его еще сильнее, чем я уже люблю?

Он наклонился вперед и завязал мне глаза.

– Так, отлично. Видишь меня?

Я покачала головой.

– Ну и прекрасно. А теперь открой рот.

Я приоткрыла губы, и он положил мне в рот кусочек чего-то. Я расслабилась.

М-м-м-м… шоколад.

Как и большинство разумных людей, я обожаю шоколад.

– Так, прекрасно, выражение удовольствия. Дальше…

Я сморщилась от жутко кислого вкуса – жевательный мармелад Sour Patch. Брукс не смог удержаться от смеха.

– О, Господи, как жаль, что ты сейчас не можешь видеть свой сморщенный нос.

Далее последовали виноград, соус для спагетти, ломтик лимона и сыр, который, я уверена, был несвежим. Когда он снял повязку с моих глаз, я была более чем взволнована, потому что настала моя очередь мучить его. Я завязала ему глаза, и он, ухмыльнувшись, прикусил нижнюю губу.

– Извращенка.

Я закатила глаза. Для начала к нему в рот отправилось холодное картофельное пюре, но оно почему-то понравилось ему больше, чем должно было. Следом соус для спагетти, острый соус – последний он терпеть не мог – банан и все остальное. В завершении я взяла кусочек шоколада, обмакнула его в кетчуп, а сверху выдавила немного лимонного сока. Брукс тут же попытался все выплюнуть, но я зажала его рот рукой и хихикала, пока он, извиваясь всем телом, пытался это проглотить.

– Грешно так поступать, Мэгги. Это большой грех, – засмеялся он, вытирая ладонями рот.

Я наклонилась и поцеловала его. Он поймал зубами мою нижнюю губу и слегка прикусил.

М-м-м… Вот это мне нравится.

Но нам не дали продолжить поцелуй. В дверь моей спальни ворвались Келвин, Рудольф и Оливер.

– Черт возьми! – выкрикивал Келвин.

Я приподняла брови, а Брукс выглядел не менее сбитым с толку, чем я.

– О, Боже мой! О, Боже мой! – повторял Рудольф, расхаживая кругами. Его руки дрожали, он почти задыхался – хотя для Рудольфа это не редкость. Не требуется больших усилий, чтобы вывести его из состояния равновесия.

Больше всего меня волновало то, как Оливер подпрыгивал вверх-вниз. Он никогда не прыгал и проводил в сидячем положении больше времени, чем все мы вместе взятые. Я никогда не видела его таким возбужденным.

– Что? Что такое? – с недоумением воскликнул Брукс.

Келвин замер.

– У тебя… повязка на глазах?

Близнецы хором присвистнули.

– Извращенцы!

Брукс скинул повязку.

– Не обращайте внимания. Что произошло?

Все три парня какое-то мгновение стояли спокойно, но потом их снова охватило прежнее возбуждение. Келвин подбежал к Бруксу, схватил его за плечи и начал трясти.

– Черт возьми! Черт возьми! Черт… – он сунул свой мобильник в руки Брукса.

Прищурившись, Брукс начал читать текст. Я забежала ему за спину, чтобы тоже иметь возможность прочесть. Прочитанное было словно удар в живот, причем каждое последующее слово било больнее предыдущего.

– ЧЕРТ! – выкрикнул Брукс, его руки затряслись.

Я взяла у него телефон, чтобы прочитать еще раз.

– Как такое вообще возможно?

– На «Ютьюб» им попалась на глаза наша кавер-версия их песни. Потом они нашли наши оригиналы, а потом написали о нас в твиттере.

– За последние два часа больше сорока тысяч ретвитов! – выкрикнул Рудольф, его нос от волнения стал краснее обычного.

– Ты идиот, уже больше пятидесяти тысяч, – поправил Оливер.

Я похлопала Брукса по плечу и, протянув ему телефон, жестами добавила. О. Мой. Бог.

– Сто шестьдесят тысяч ретвитов! – сказал Брукс.

Парни хором заорали:

– А-а-а-а-а-а! – вероятно, сорвав себе голосовые связки.

– Кэл, я даже не знал, что ты выложил нас на «Ютьюб»! – выкрикнул Брукс. Сейчас они все могли только кричать. Ребята всегда говорили, что являются яростными противниками всякий модных течений, что они независимые. Но стоило этой самой моде постучаться к ним в дверь, как они тут же лишились рассудка.

– Я этого не делал!

– Тогда ты, Рудольф? Или Оли? – спросил Брукс.

– Нет, – хором ответили близнецы.

– Тогда кто… – Брукс медленно перевел взгляд на меня, и я подарила ему смущенную улыбку. Одновременно повернувшись, все парни уставились на меня. Судя по их взглядам, до них наконец-то дошло. – Это сделала ты? Это то самое видео, когда ты нас снимала?

Я медленно кивнула, и через несколько секунд подпрыгивающие вверх-вниз ребята обнимали меня во все свои восемь рук.

– Черт возьми, Мэгги, ты невероятная! – сказал Оливер, отвешивая мне леща.

– Господи, Мэгс, ты даже не представляешь, насколько сильно сейчас изменила наши жизни, – проговорил Келвин.

– Чувак! – Оливер замахал руками в сторону Келвина. – Прочти сообщение, которое они нам прислали.

– Нам прислали сообщение?

– О, – Келвин восторженно кивнул, двигая пальцем по экрану телефона. – Оно адресовано нам напрямую, – он откашлялся, и близнецы последовали его примеру, хотя знали текст наизусть.

«Дорогой Келвин. Меня зовут Марк. Я менеджер The Present Yesterdays. Несколько дней назад мы наткнулись на ваше видео и не могли оторваться. Звук чистый, живой, не обработанный на компьютере. Если вас это заинтересует, я хотел бы с вами встретиться, чтобы обсудить ваши дальнейшие планы на музыкальном поприще. Всего наилучшего!» – все трое произнесли текст сообщения идеально дружным хором, и мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

The Present Yesterdays – самая популярная рок-группа современности. Парни познакомили меня с их музыкой, и я влюбилась в нее, наверное, раньше, чем мир узнал о существовании группы. Разве такое возможно?

Брукс обвел своих друзей ошеломленным взглядом, и я увидела, что все они в состоянии глубокого потрясения: мечта действительно могла стать реальностью, даже для мальчиков, играющих музыку в гараже в маленьком городке штата Висконсин. Волна непередаваемых эмоций накрыла всех нас, и мы радостно запрыгали по всей комнате. Я никогда не была так счастлива, наблюдая, как оживают чьи-то мечты.

– Магнит, это все благодаря тебе! – сказал Брукс, прижимая меня к своей груди. – Это благодаря твоему голосу нас услышали.

В этот вечер он напомнил мне, что я по-прежнему обладаю голосом, хотя ни одного слова не слетело с моих губ.

У меня все еще есть голос.

***

Следующим вечером я принимала ванну дольше обычного. Ничего не изменилось: я, как и раньше, сначала читала, мылась, а потом погружалась под воду и вспоминала то, что случилось тогда в лесу, напоминая себе, что в этом не было моей вины. Мое подсознание по-прежнему хранило картины случившегося, но в последнее время яркие новые впечатления делали образы прошлого несколько размытыми. Каждый раз, когда я пытаясь представить себе лицо дьявола, память выдавала мне облик смеющейся Шерил с книгой в руках. Каждый раз в попытке вспомнить, как я бежала по лесу, мне представлялось, что бегу я прямиком в объятия Брукса. И каждый раз, вспоминая, как я споткнулась тогда, перед глазами возникал образ миссис Бун, читающей мне нотации. Нет, они не ушли, эти плохие воспоминания. Я знала, что мое подсознание все еще хранит образ дьявола, но у меня стало лучше получаться удерживать его там взаперти. У меня не было твердой уверенности, случилось ли это благодаря Бруксу или Шерил, а, может, просто время пришло, но, в любом случае, я была благодарна.

Закончив прокручивать воспоминания, я вынырнула на поверхность, сделала глубокий вдох и снова погрузилась под воду, чтобы помечтать.

Я мечтала о будущем. Мечтала о том, как однажды открою для себя мир, поднимусь в горы, совершу поездку в Италию, увижу Брукса и моего брата, дающих концерт на огромном стадионе. Мечтала, как у меня будет семья. Как я наконец-то почувствую, что значит быть живой. Вода смывала всю ту тьму, которая так упорно не хотела меня отпускать. Я начинала медленно обновляться. Я начинала заново жить.

– Мэгги, я принесла тебе чистое… О, Господи! – воскликнула мама, вбегая в ванную и вытаскивая меня из-под воды. От неожиданности я открыла рот и вдохнула в себя воду. Я закашлялась до рвоты, в горле все горело. Что случилось?

Мама сжимала меня трясущимися руками и кричала. В уши мне попала вода, и я пыталась вытрясти ее, когда мама начала громко звать папу.

– Эрик! Эрик! – в ее голосе слышалась невероятная паника. Что она делает? Почему так разволновалась? Неужели она подумала…

О, Господи, нет.

Нет, мама. Я не пыталась покончить с собой. Я не собиралась топиться. При виде охватившей ее паники, мои глаза наполнились слезами. Она вытащила меня из ванной и закутала в полотенце, продолжая выкрикивать папино имя, хотя он и так уже был здесь. Из-за воды в ушах ничего не было слышно. Я попыталась встать, но мама сжимала меня очень крепко.

Слишком крепко.

– Эрик, она пыталась утопиться! – сказала мама. В глазах отца вспыхнула тревога, и он попросил ее повторить. – Я же говорила тебе. Она не вынесет всего этого.

Я затрясла головой. Нет, папа. Мои руки стали бледными, как у призрака. Я бы не сделала этого. Я не стала бы убивать себя. Я счастлива. Помнишь? Я счастлива.

Мне нужна бумага. Нужно написать им, что я не пыталась убить себя.

Сейчас они оба плакали. Практически не дыша, папа встретился со мной взглядом. И отвернулся.

Он должен узнать, что мама ошиблась. Она ошиблась. Она не знала всех деталей. Мама вытащила меня из воды, не зная, что я прекрасно умею задерживать дыхание.

***

Они снова ругались.

А мы с Шерил опять наблюдали за их ссорой, сидя на верхней ступеньке лестницы. Мои волосы были все еще мокрыми после ванной, и Шерил расчесывала их, пока мы подслушивали.

– Ты по-прежнему не веришь мне? – потрясенно воскликнула мама.

– Ты слишком бурно реагируешь, – ответил папа. – Она говорит, что не пыталась…

– Она ничего не сказала, Эрик. Мэгги не может говорить, зато ее последние действия говорят сами за себя.

– Мэгги всего лишь окуналась под воду, когда ты вломилась к ней в ванную. Она задержала дыхание. Господи, Кэти! Это Лорен сейчас говорит за тебя!

– Не сваливай все на нее. Не сваливай это на моих друзей. Я прекрасно знаю, что видела! Твоя дочь пыталась себя убить!

– Моя дочь? – папа даже присвистнул. – Вау.

Да, папа. Я тоже это почувствовала. Как удар в живот.

– Ты понял, что я имела в виду.

– Нет, и, думаю, вряд ли пойму. В последнее время я вообще с трудом понимаю то, что ты говоришь.

Закатив глаза, мама вышла из комнаты и вернулась с бокалом вина.

– Она больна.

– Она идет на поправку.

– Ей становится хуже, и я уверена, что это связано с Бруксом. Я знаю, что так и есть…

Я присмотрелась к маме. Всматривалась в каждое ее движение. Папа ничего не замечал, потому что просто слушал ее параноидальный бред и был слишком занят, выплевывая в ответ свои гневные тирады. Поэтому не обращал внимания на беспокойные движения ее пальцев, дрожь в ногах и едва заметное подергивание нижней губы. Мама была напугана. Она была в ужасе. Такой уровень страха – это больше, чем просто реакция на произошедшее. Казалось, этот страх изводил ее годами. Но чего она так боялась?

Закинув руки за голову, папа сдавил свой затылок.

– Кэти, мы опять ходим по кругу. Что ты имеешь против отношений Мэгги и Брукса? Потому что раньше, кажется, это не было проблемой, пока нас не посетила твоя «фантастическая четверка». Клянусь, ты рассуждаешь о том, что Мэгги не может говорить, а сама не в состоянии выразить собственное мнение. Нет, ты лучше прибегнешь к советам своих подружек! Они же лучше знают, что нужно нашей семье! А потом будешь каждый вечер выпивать по бутылке вина. Теперь скажи мне, Кэти, кому здесь нужна помощь?

Мама выглядела потрясенной его речью – ее глаза округлились. Папа, казалось, сам обалдел от собственных слов. Мама бросилась в их спальню, отец окликнул ее, чтобы извиниться, но она уже возвращалась к нему с подушкой и одеялом.

– Ты можешь не появляться там, пока я не получу так необходимую мне помощь, – резко сказала она. – И, кстати, когда с ней случится то же самое, что с Джессикой, знай – это сделал ты. Знай, это ты допустил.

Кто такая Джессика?

Мама ушла и больше не возвращалась, а отец быстро вышел на улицу. Почему-то возникло ощущение, что все вокруг разваливается на части. Но почему именно сейчас, когда я впервые за долгие годы начала чувствовать себя самой собой.

– Знаю, что обычно меня не бывало дома по ночам, но… они всегда так ругались? – прошептала Шерил.

Я покачала головой. Она продолжила расчесывать мои волосы.

– Такое ощущение, что это два чужих друг другу человека.

И от этого разрывалось сердце.

– Мэгги? – прошептала Шерил дрожащим голосом. – Ты правда?.. Ты правда пыталась?..

Я повернулась к ней лицом, забрала из рук расческу и прижала к своим щекам ее ладони. А потом, пристально глядя прямо ей в глаза, несколько раз покачала головой. Нет. Нет. Нет. Нет.

У нее вырвался вздох облегчения.

– Я верю тебе. Мама тоже поверила бы, если бы нашла время заглянуть тебе в глаза.

Меня не покидала мысль, что именно я являюсь причиной разлада между родителями. И я не понимала, как должна поступить. Должна ли бросить Брукса, чтобы они снова воссоединились? Или оставить все, как есть, ради собственного эгоистичного счастья? Как быть? Какой выбор будет правильным? Как я могу все исправить?

Я старалась гнать от себя мысль, что родители поссорились из-за меня. Это была просто случайность. Клянусь, это был несчастный случай.

А потом, моргнув, я увидела его.

Дьявол… Он вернулся.

Нет…

Я попыталась не моргать. Мне уже лучше. Я становлюсь самой собой.

– Ш-ш-ш-ш, – прошептал он.

Мои глаза стали огромными от страха.

– Пожалуйста, не кричи. Это был несчастный случай, – он прижался к губами к моему лбу. – Ш-ш-ш-ш, – сказал он снова. Затем он переместился к моему уху, и я почувствовала прикосновение его губ к мочке, когда он в последний раз прошептал: – Ш-ш-ш-ш…

Он снова завладел моим сознанием. Я чувствовала его присутствие.

Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш… Ш-ш-ш-ш…

Глава 19

Брукс

Последние несколько дней мне говорили, что Мэгги не очень хорошо себя чувствует и не хочет со мной видеться. Я всеми силами пытался убедить миссис Райли разрешить мне навестить ее, но, стоило мне только появиться на пороге, как она отправляла меня обратно, утверждая, что Мэгги еще не выздоровела. Но в один из дней, когда мы закончили репетицию, я не оставил ей выбора.

– На самом деле ты ведь не больна, не так ли? – спросил я, перехватив Мэгги на пути из ванной в комнату. Она взглянула в мою сторону, ее глаза округлились, и я увидел в них панику.

– Ты сердишься на меня? – я с трудом сглотнул от волнения. – Что я сделал не так? Это из-за моего признания в любви? Я поторопился и напугал тебя? Прости, ведь я просто…

Она покачала головой, торопливо подошла ко мне и, взяв за руки, сжала их один раз.

Нет.

– Тогда что?

Она взглянула на меня, и ее глаза наполнились слезами. Мэгги разрыдалась, и я не знал, что еще сделать, кроме как обнять ее. Я прижимал ее к своей груди, словно она распадалась на части, а мне нужно было удержать эти части вместе.

– Музыка? – спросил я.

Она кивнула, мы вошли в ее спальню и закрыли за собой дверь. За то время, пока мы слушали музыку, Мэгги начала потихоньку успокаиваться. Мы лежали на кровати, и вскоре она заснула. Я обнял ее, и тут начался этот кошмар. Она проснулась – так близко ко мне, но, в то же время, словно находилась за сотни километров отсюда.

– Мэгги, ты можешь рассказать мне, – убеждал ее я, расхаживая по комнате. Ее сотрясали рыдания. Не глядя в мою сторону, она, съежившись, сидела на своей кровати и раскачивалась взад-вперед. Когда яприблизился, она вздрогнула, словно испугалась, что я прикоснусь к ней. Как будто думала, что я сделаю ей больно. – Мэгги, – умолял я с дрожью в голосе и в сердце. – Что случилось?

Она не ответила.

– Мы можем взять пять минут, – сказал я, приседая перед ней на корточки. – Магнит, мы можем взять пять минут. Сосредоточься, хорошо? Ты можешь вернуться ко мне. Все в порядке.

С безумным страхом в глазах она продолжала тяжело дышать, сжимая руками шею. Я понял, что она слишком далеко сейчас, чтобы меня слышать.

– Мистер Райли! – закричал я на весь дом. – Мистер Райли! – пробегая по коридору, снова крикнул я.

Выскочив из своей спальни, он взглянул на меня полными беспокойства глазами.

– В чем дело?

– Мэгги. Она в своей спальне. Я не знаю, что происходит. Она просто…

Он не стал ждать продолжения и стрелой понесся вверх по лестнице – туда, где у его дочери случился нервный срыв. Несколько секунд спустя подоспела и миссис Райли.

– Мэг, – сказал мистер Райли, медленно и осторожно приближаясь к ней. – С тобой все хорошо, – убеждал он ее. И чем ближе подходил отец, тем сильнее Мэгги напрягалась, но он, не останавливаясь, двигался в ее сторону. Подняв вверх ладони, он показал, что не причинит ей боли. Подойдя вплотную, он обнял ее и прижал к своей груди. Она вцепилась в его футболку, притягивая ближе к себе и не переставая всхлипывать.

Что же с тобой случилось?

В голове заметались разные мысли, когда я увидел, как Мэгги буквально распадалась на части в объятиях своего отца. Внутренности скрутило узлом. Я ненавидел себя за то, что не смог уберечь ее от этого. Почему я не мог это предотвратить? Почему не мог забрать ее боль себе?

Отец понес ее вниз, и я последовал за ним.

Входная дверь открылась, и вошли Келвин и Стейси – смеющиеся и обнимающиеся. Заметив царящее в доме смятение, они резко перестали смеяться.

– Что происходит? – спросил Келвин.

Мистер Райли не ответил. Он просто понес Мэгги в свою спальню. По пятам за ним следовала миссис Райли.

Я не мог сдвинуться с места. Не мог унять свою дрожь. Келвин подошел и положил руку мне на плечо. В его прищуренных глазах читалось непонимание.

– Брукс? Что стряслось?

– Не знаю, – сказал я. В горле пересохло, а в груди все горело огнем. – Она проснулась и… жутко испугалась. Я не знал, что делать. Не мог остановить это. Не мог удержать ее от… – из глаз потекли слезы, и я закрыл лицо ладонями, не в силах говорить дальше. А Келвин и не настаивал. Он и Стейси просто подошли ко мне и, обхватив руками, просто держали в своих объятиях. Я ненавидел чувство успокоения, которое они давали мне, ведь Мэгги нуждалась в этом сильнее. Ей нужен был кто-то, способный проникнуть в ее воспоминания и заставить исчезнуть из них тот черный омут, в котором она каждый день тонула.

Я сидел на лестнице, ожидая, когда родители Мэгги выйдут из своей комнаты. Шерил, Келвин и Стейси были рядом. Никто из нас не проронил ни слова. Я продолжал прокручивать плейлист на своем iPod в поисках какой-нибудь музыки, от которой Мэгги могло бы стать лучше. Музыка всегда заставляла ее улыбаться.

Дверь спальни открылась, и мы все вскочили на ноги.

– Она снова уснула, – сказал мистер Райли.

– Можно мне увидеть ее? – спросил я, протягивая ему свой iPod. – Просто, думаю, музыка сможет ей помочь. Всегда помогала.

Он приоткрыл рот, чтобы ответить, но тут вмешалась миссис Райли.

– Я считаю, всем пора расходиться, – она пригладила руками волосы, и мистер Райли закрыл рот.

Я попытался возразить, но миссис Райли устало посмотрела на меня, и я кивнул.

– Хорошо, но не могли бы вы, мистер Райли, передать Мэгги это. Просто на всякий случай. Вдруг ей поможет? Сейчас он мне все равно не нужен, – я передал ему свой iPod, и он натянуто мне улыбнулся.

Все направились по своим комнатам, и я вынужден был уйти с этим ненавистным ощущением на душе. Меня угнетало то, что я не знал, как она там. Как я мог уйти, не убедившись, что с ней все в порядке?

– Брукс, можно тебя на секунду? Есть разговор, – спросила миссис Райли, когда я уже был у входной двери. Она скрестила руки на груди и посмотрела на меня тяжелым взглядом.

– Да, а в чем дело?

Она оглядела комнату, убеждаясь, что все ушли, и подошла ближе.

– Я хочу, чтобы ты знал… Мэгги больна. Внешне это, может, и не заметно, но ее рассудок… – она нахмурилась. – Что бы там ни случилось с ней много лет назад, это сильно на нее повлияло. Даже в те дни, когда складывается впечатление, что с Мэгги все в порядке, большая часть происходящего с ней просто скрыта от посторонних глаз. Я знаю, она тебе нравится, но заводить с ней серьезные отношения… не думаю, что это умно. С ней не все в порядке.

Я бы солгал, если бы сказал, что ее слова не застали меня врасплох. Она говорила о своей дочери так, словно та была уродом, изгоем. Да, у Мэг бывали не самые хорошие дни, но у кого их не бывает? Оглянувшись, я увидел Мэгги – она подслушивала, выглядывая из двери спальни. Я улыбнулся ей, но она нахмурилась. До этого момента я и не подозревал, что с нахмуренными бровями она еще красивее, чем с улыбкой на лице.

– Не все, что сломано, нужно чинить. Иногда достаточно просто любить. Стыдно полагать, что только здоровые люди заслуживают любви.

– Брукс, – она вздохнула так, словно я нес какую-то околесицу. – Ты молод, у тебя вся жизнь впереди. Я не могу не думать о том, как ты изо всех сил стараешься, чтобы Мэгги чувствовала себя полноценной. На следующей неделе ты уедешь в Лос-Анджелес начинать свою музыкальную карьеру. У тебя появятся новые впечатления…

– У нас с Мэгги каждый день – это новые впечатления.

– Да, но перед тобой будут открываться новые возможности – большие возможности.

– Как и для нее.

Миссис Райли вздохнула и потерла виски.

– Ты не понимаешь, Брукс. Мэгги не покинет этот дом. Никогда. Я знаю, ты тешишь себя этой надеждой, но пора включить логику. Ты должен порвать с ней все отношения, пока не сделал еще хуже.

– Она выйдет из дома. Я это знаю. Видите ли, мы говорили об этом. У нее тоже есть мечты, как и у нас с вами. У нее есть мечты.

– Послушай, Брукс. Я понимаю, что она твой друг. Понимаю, тебе нравится, что она разделяет твое увлечение музыкой. Но для поддержания настоящих отношений одной музыки недостаточно. Отношениям нужна не только духовная, но и телесная пища. Мэгги не сможет дать то, что тебе нужно.

– Вы не знаете, что мне нужно.

– При всем моем уважении, Брукс, я знаю. Ты молод и влюблен – я понимаю это. Но Мэгги тебе совсем не подходит.

Меня просто распирало ответить, но я понимал, что если задержусь здесь еще хоть на секунду, то наговорю такого, о чем потом буду сожалеть. Я взглянул туда, где до этого стояла Мэгги, но она уже ушла, поэтому я повернулся спиной к миссис Райли, открыл дверь и вышел на крыльцо.

– Прости, Брукс, но так будет лучше.

Снова повернувшись к ней, я выпалил:

– При всем моем уважении, миссис Райли, я думаю, вы ошибаетесь. Мэгги очень умна. Даже лишенная возможности говорить, она очень умная, добрая и эмоциональная. Она о стольком говорит, хотя вы не можете ее услышать. Да, она вся в своих мыслях, но они глубже любого океана. Она видит все совсем не так, как большинство людей, но разве это плохо? И насчет музыки вы тоже ошибаетесь. Если вы хоть на секунду думаете, что музыка не способна исцелять людей, значит, вы не умеете слушать, – с колотящимся сердцем я снова отвернулся и пошел прочь.

– Она пыталась покончить с собой, – крикнула миссис Райли, заставляя меня остановиться.

Я повернулся. Мой разум отказывался это принимать.

– Нет.

– Да, пыталась. Знаю, в твоих глазах я, вероятно, выгляжу большим и страшным чудовищем, но с ней не все хорошо. Ты прав, ее мысли глубже любого океана, но однажды на нем поднимутся такие высокие волны, что у нее не останется другого выбора, кроме как утонуть.

***

Она пыталась покончить с собой.

У меня перехватило дыхание.

Она пыталась покончить с собой.

Мэгги не сделала бы этого.

Я не мог дышать.

Я бродил по окрестностям – круг за кругом, круг за кругом. Не отпускала мысль, что это я сделал что-то неправильное. Может быть, я как-то не так обнял ее или прикоснулся, и это всколыхнуло в ней те воспоминания? Может, я сказал что-то не то?

– Тяжело, да? – спросила миссис Бун со своего крыльца, когда я заходил на очередной круг, пытаясь очистить голову от тяжких мыслей. Я остановился перед ее домом. В траве с боку на бок кувыркался Маффин. – Тяжело, когда у нее срыв.

– Как вы узнали?

Она улыбнулась и качнулась в своем плетеном кресле.

– Я давно знаю Мэгги, и мне прекрасно знакомо выражение лиц людей, когда у нее очередной срыв. Я видела это выражение на лицах ее родителей чаще, чем хотелось бы. А теперь иди сюда. Сделай перерыв. Заходи в дом, и я угощу тебя чаем.

Я приподнял бровь. В дом? Мне ни разу не доводилось видеть, чтобы миссис Бун приглашала кого-то в свой дом. Где-то в подсознании сидел детский страх: вдруг я войду, а она меня убьет? Но любопытство увидеть ее дом изнутри победило.

Она открыла скрипучую дверь и придержала ее, пока я не вошел, после чего проследовала следом за мной.

– Ты можешь подождать в гостиной. Я пока согрею воду, – сказала она и направилась в кухню.

Я обошел гостиную, осматривая ее жилище. Такое ощущение, что попал в музей ХVIII века – в доме миссис Бун каждая статуэтка стояла за стеклянной витриной. Все отполировано до блеска. Везде идеальная чистота.

– Уверены, что вам не нужна помощь? – спросил я.

– Я завариваю чай годами и не нуждаюсь ни в чьей помощи.

Я провел рукой по каминной полке, и пальцы покрылись пылью. Нахмурившись, я вытер ладонь о джинсы. Камин – единственное место в этой комнате, где есть пыль. Словно миссис Бун собирала ее по всей гостиной и сгружала сюда. Странно. Я взял в руку одну из запыленных рамок: на фото миссис Бун с каким-то мужчиной. Вероятно, это ее муж. Она сидит у него на коленях и широко улыбается, а он улыбается ей в ответ. Никогда не видел у миссис Бун такой улыбки, как на этой фотографии. Я взял другое фото: пара стоит на лодочном причале, а перед ними улыбающийся ребенок. Каждая из фотографий запечатлела изменения, произошедшие с девочкой, и на это было тяжело смотреть. Из улыбчивого ребенка она превратилась в угрюмое существо, лишенное всяких эмоций. Глаза ее стали пустыми. На каминной полке было не меньше тридцати фотографий, запечатлевших разные моменты прошлого миссис Бун.

– Кто эта девочка? На фотографиях? – спросил я.

Миссис Бун заглянула в комнату, но сразу же скрылась в кухне.

– Джессика. Моя дочь.

– Я не знал, что у вас есть дочь.

– А ты когда-нибудь интересовался?

– Нет.

– Вот потому и не знал. Глупые дети, вы никогда не задаете вопросов. Вы только и делаете, что говорите, говорите, говорите, но никогда не слушаете, – она вернулась в гостиную и села на диван. Ее руки беспокойно двигались. – Вода греется.

Я взял в руку заляпанную пластинку и сдул с нее пыль.

– «Сижу на причале у залива» Отиса Реддинга? – спросил я.

Она кивнула.

– У нас с мужем был домик на северном берегу озера. Он все еще принадлежит мне… Давно нужно было продать его, но я никак не могу себя заставить. Это последнее пристанище, где наша семья была счастлива, – сказала она, погружаясь в воспоминания. – Каждый вечер мы со Стэнли сидели на краю причала, любовались закатом и слушали эту песню. А Джессика резвилась на газоне, пытаясь ловить стрекоз.

Я сел в кресло напротив и улыбнулся. Она в ответ не улыбнулась, но я не придал этому значения. Миссис Бун была известна тем, что никогда не улыбалась.

– Итак… – я прочистил горло, нарушая неловкое молчание. – Ваша дочь навещает вас когда-нибудь?

Нахмурившись, миссис Бун нервно провела ладонями по коленям.

– Знаешь, это я виновата, – сказала она угрюмо.

– В чем?

– В том происшествии… В том, что случилось с Мэгги. Это я виновата.

Я резко выпрямился в кресле.

– Как так?

Ее взгляд стал печальным.

– В тот вечер она остановилась у моего двора и спросила, можно ли нарвать цветов из моего сада для ее свадьбы. Я накричала на нее и прогнала. Сказала, чтоб она уходила и больше не возвращалась, – миссис Бун опустила взгляд на свои дрожащие пальцы, непрерывно постукивающие по коленям. – Не будь я такой жадной, такой грубой, Мэгги подольше задержалась бы у меня во дворе. Она не побежала бы в лес. Она могла бы сохранить ту часть себя, которую безжалостно отняли у нее в тот вечер, – миссис Бун заплакала, и я ощутил, насколько сильна ее боль. Я понимал, какой виноватой она себя чувствует, потому что все эти годы испытывал то же самое.

– Я тоже об этом думал, миссис Бун. В тот вечер я должен был встретиться с ней там, в лесу, но опоздал. Если бы я не протянул до последней минуты с выбором галстука, то смог бы быть там, чтобы защитить Мэгги. Я мог бы ее спасти.

Она подняла на меня взгляд, вытерла слезы и покачала головой.

– Ты не виноват, – она сказала это так быстро, словно боялась, что я взвалю на себя весь груз вины. В этом было какое-то отчаяние – как быстро она готова признать свою вину и так же быстро попытаться убедить меня в том, что я не виноват.

Я пожал плечами.

– Вы тоже не виноваты.

Она встала, подошла к каминной полке и взглянула на фотографии.

– В детстве она была совсем как Мэгги. Моя дочь. Такая же болтушка – даже слишком. Неугомонная, непослушная. Она тоже никого не боялась. Даже в самых испорченных людях она видела только лучшее. Ее улыбка… – миссис Бун усмехнулась и взяла в руку одну из рамок с фотографией широко улыбающейся Джессики. – Ее улыбка была способна исцелять. Она могла войти в комнату и, рассказав какую-нибудь глупейшую шутку, заставить даже самого сурового человека хохотать до колик в животе.

– Что с ней случилось?

Она поставила на место фотографию и взяла другую, на которой от улыбающейся Джессики не осталось и следа.

– К нам приехал мой брат. Он разводился с женой и вынужден был куда-нибудь уехать, поэтому на время остался у нас. Как-то вечером мы устроили пикник. Генри слишком много пил, и становился все агрессивнее. Он стал о чем-то спорить с моим мужем, Стэнли, и они уже едва ли не дрались, когда появилась милая глупышка Джессика со своими ужасными шутками. Она развеселила всех – даже пьяный Генри смеялся. Той же ночью Стэнли решил пойти проверить спящую Джессику. В ее комнате он обнаружил Генри с пустой бутылкой в руке. Ничего не соображая, он – голый и пьяный – лежал на моей окаменевшей от страха дочери.

– О, Господи. Мне так жаль, – сказал я, хотя понимал, что никаких слов здесь не будет достаточно. Никакими словами не выразить то, что я чувствовал внутри. Всю жизнь я прожил в одном квартале с миссис Бун, но никогда не знал, из какого шторма ей пришлось выбираться.

– После этого Джессика перестала разговаривать. Я бросила работу учителя и перевела дочь на домашнее обучение, но ее внутренний свет погас навсегда. После того, что сделал Генри, все в ней изменилось. Она больше не была прежней Джессикой: перестала говорить и совсем не улыбалась. Хотя, я ее не винила. Как можно говорить после того, как человек, которому, как предполагалось, ты можешь доверять, украл твой голос? Джессика всегда бродила с таким видом, словно слышала в голове голоса издевающихся над ней демонов. Когда ей исполнилось двадцать, она все-таки не выдержала. Оставила записку, в которой сообщала, что любит меня и Стэнли и ни в чем нас не винит.

Закрыв глаза, я вспомнил слова миссис Райли.

Она пыталась покончить с собой.

Миссис Бун повернулась ко мне и нахмурилась, увидев мой полный отчаяния взгляд.

– О, мой дорогой. Я должна была постараться отвлечь тебя от проблем, а вместо этого заставила почувствовать себя еще хуже.

– Нет, нет. Я просто невероятно вам сочувствую. Даже не знаю, что здесь можно сказать.

– Не волнуйся. Я и сама не знаю, – на кухне засвистел чайник, и она выкрикнула: – Стэнли, ты можешь выключить?

Я напряженно посмотрел на миссис Бун, и она замерла. Пару секунд спустя она осознала свою оплошность и, быстро пройдя на кухню, вернулась оттуда с чаем. Мы сидели и прихлебывали отвратительный напиток в абсолютной тишине. Когда подошло время уходить, я встал и поблагодарил миссис Бун за то, что пригласила меня к себе – не только в свой дом, но и в тайны своего прошлого. Когда она уже открыла входную дверь, я задал ей последний вопрос:

– Так вот почему вы решили навещать Мэгги? Потому что она напоминает вам вашу дочь?

– И да, и нет. У Мэгги много общего с моей Джессикой, но есть очень важные отличия.

– В чем?

– Джессика отказалась от жизни. У Мэгги же время от времени появляются вспышки надежды. Находясь рядом с ней, я вижу их все чаще и чаще. Она может вернуться к нормальной жизни. Я знаю, что она сможет. И верю, что с ней все будет в порядке. Знаешь, в чем самая большая разница между ними двумя?

– В чем?

– У Джессики никого не было. Она отгородилась ото всех нас. Но Мэгги? У нее есть друзья. У Мэгги есть ты.

– Спасибо, миссис Бун.

– Не за что. А теперь перестань винить себя, ладно?

Я улыбнулся.

– И вы тоже.

Она кивнула.

– Да-да, я знаю. В глубине души я понимаю, что это не моя вина. Но иногда, когда сидишь в одиночестве, мысли уносят тебя туда, куда не надо бы. Иногда твой злейший враг кроется внутри тебя самого. Нужно научиться разбираться в собственных мыслях и начать понимать, что в них истинное, а что ложное. В противном случае, мы будем всю жизнь пытаться сбросить кандалы, в которые сами же себя и заковали.

Глава 20

Мэгги

Я не разговаривала с ним пять дней, и это были самые длинные пять дней в моей жизни.

– Что ты сейчас читаешь? – спросила миссис Бун, сидя напротив меня за обеденным столом. Когда я попросила папу передать ей, что плохо себя чувствую, она назвала меня глупым ребенком, которого необходимо напоить чаем. А еще она меня же и обвинила в моей мнимой болезни, потому что, видите ли, я всегда хожу после душа с мокрыми волосами. Прижав сначала книгу к груди, я пожала плечами, а потом перевернула ее, чтобы миссис Бун увидела обложку.

– Хм. «Прежде, чем я упаду» Лорен Оливер. О чем это?

Прищурив глаза, я посмотрела на нее. Она всегда так делала: задавала мне вопросы, хотя знала, что я не могу ответить. А учитывая то, что она не позволяла мне писать на бумаге, это можно было расценивать как принуждение. А вот принуждение мне сейчас было нужно меньше всего.

Я положила книгу на стол и, поморщившись, отхлебнула из чашки свой отвратительный чай.

– Итак, сегодня день, когда ты снова ненавидишь чай, да? – заявила она.

Я снова пожала плечами.

– А где твой парень?

Мои плечи вновь приподнялись.

Она закатила глаза.

– Если не прекратишь постоянно пожимать плечами, они так и останутся навсегда приподнятыми. Детский сад. Знаешь, а он беспокоится о тебе. Отталкивая его, ты никому не делаешь лучше. На самом деле, это довольно жестоко. Он хороший мальчик.

Хороший мальчик? Никогда не слышала, чтобы миссис Бун хоть кого-то так называла.

– Брукс, теперь можешь войти, – крикнула миссис Бун в сторону кухни.

Из-за двери появился Брукс, поднял руку и застенчиво помахал мне.

Что он здесь делает?

– Это я пригласила его, – сказала миссис Бун, в очередной раз читая мои мысли. – Садись, Брукс.

Он послушно сел.

– Теперь настал момент, когда говорить буду я, а вы оба будете слушать. Вы два идиота, – теперь это было больше похоже на ту миссис Бун, которую я так любила ненавидеть. – Вы оба нравитесь друг другу, не так ли? Так чего вам еще не хватает? Перестаньте постоянно все усложнять. Просто будьте счастливы. Мэгги, прекрати вести себя так, словно ты не достойна счастья. Если бы счастья заслуживали только люди с идеальным прошлым, любви не существовало бы вовсе. А теперь, идиоты, поцелуйтесь и помиритесь.

– Что здесь происходит? – спросила мама, входя в столовую. У нее был такой изможденный вид, словно она не спала несколько дней. Волосы растрепаны и не уложены. Она выстрелила взглядом в Брукса, и по лицу ее пробежала тень разочарования и потрясения. – Ты не должен здесь находиться.

Миссис Бун выпрямилась.

– Подожди, Кэти. Прежде чем начнешь ругаться на детей, хочу, чтобы ты знала, что это моя инициатива.

– Это вы? Вы сказали ему прийти сюда?

– Да. Детям было грустно, поэтому я подумала…

– Вон из моего дома! – сказала мама.

– Ой, но это ведь смешно. Пусть мальчик…

– Нет, я имею в виду вас, миссис Бун. Я хочу, чтобы вы ушли. Сегодня вы перешли все границы дозволенного, и в этом доме вам больше не рады.

Я вскочила со стула, ошеломленная поведением моей матери, которая день ото дня становилась все более странной.

Нет! Я ударила руками по столу. Я стучала снова и снова, пока не покраснели ладони, но и тогда не остановилась.

– Брукс, ты тоже уходишь. У нас с тобой уже был разговор, и я думаю, что выразилась тогда предельно ясно. Мэгги, отправляйся в свою комнату.

Нет! Нет!

Опустив голову, Брукс вышел. Миссис Бун поднялась со стула и покачала головой.

– Кэти, это неправильно. Эти дети… они помогают друг другу.

– Не обижайтесь, миссис Бун, но Мэгги – не ваш ребенок, и я предпочла бы, чтобы вы перестали относиться к ней так, будто ответственность за нее лежит на вас. Она не Джессика, и вы не можете выбирать за нее. Я не желаю, чтобы моя дочь в итоге закончила, как…

– Как кто? – рявкнула в ответ миссис Бун, явно оскорбленная до глубины души. Она схватила свою сумку и крепко сжала ее в руках. – Как моя дочь?

В глазах мамы мелькнуло раскаяние, и она быстро моргнула.

– С этого момента ваши дневные чаепития закончены. Я ценю то, что вы проводите время с Мэгги, миссис Бун, действительно ценю. Но отныне с этим покончено.

Миссис Бун направилась к двери, мама следом за ней, а я за ними по пятам.

– Я понимаю, что ты пытаешься сделать, Кэти. Действительно понимаю. Я пыталась то же самое сделать со своей дочерью. Ты думаешь, что поможешь ей, удерживая вдали от мира, от места, которое причинило ей боль, но это не так. Ты душишь ее. Ты заглушаешь тот слабый голосок, который у нее еще остался, – ее свободу выбора. Ее шанс открыть для себя любовь. Ты крадешь у нее это.

Мама опустила голову.

– До свидания, миссис Бун.

Она прогнала моего парня и моего лучшего друга. Я не могла понять, чем заслужила такое. Чтобы привлечь внимание матери, я начала стучать по ближайшей стене.

Посмотри на меня! Обрати на меня внимание!

Она повернулась, абсолютно равнодушная к издаваемым мною звукам.

– Иди в свою комнату, Мэгги.

Нет! Я стучала все сильнее и сильнее, и мама, бросившись ко мне, обхватила меня руками. Нет!

– Прекрати, – приказала она. – Подумай, какую жизнь ты можешь предложить Бруксу. Тебе действительно хочется, чтобы он отказался от своей мечты ради того, чтобы остаться здесь, с тобой? Подумай, какие у вас могут быть отношения, когда он начнет ездить по всему миру, жить своей собственной жизнью? Зачем так поступать с ним? Это неправильно: ни для тебя, ни для него. Он заслуживает большего, чем свидания в этих четырех стенах. А тебе нужно быть одной, чтобы вылечиться.

Вылечиться?

А что, если я не больна? Что, если я такая, как есть?

Где папа? Мне нужно, чтобы он вернулся. Он нужен мне, чтобы попытаться понять смысл маминых мыслей. Он нужен, чтобы все исправить.

Я изо всех сил пыталась вырваться из ее хватки, когда она потащила меня вверх по лестнице.

– Это для твоей же пользы, Мэгги. Извини, но это для твоего же блага.

Я сопротивлялась, но она не отпускала меня. Она лишила меня свободы. Я моргнула и снова увидела его. Дьявола.

Он плакал. Сильно плакал. Плакал и извинялся. Просил прощения за то, что делал мне больно. Извинялся за то, что сдавливал пальцами мое горло, и каждый следующий вдох давался мне все сложнее.

– Мама! Отпусти ее! – воскликнул Келвин, выходя из своей комнаты.

Он попытался оттащить маму в сторону, но она оттолкнула его.

– Не вмешивайся, Келвин. С твоей сестрой все в порядке.

Нет, не в порядке. Ты делаешь мне больно.

Вышла Шерил, и я увидела в ее глазах страх. Уверена, то же самое она увидела в моем взгляде.

Помоги мне.

– Мама… – начала она, но та быстро заставила ее замолчать.

Мама дотащила меня до моей комнаты и втолкнула внутрь. Быстро захлопнув дверь, она заперла ее снаружи на ключ.

– Вот увидишь, Мэгги. Я делаю это для тебя. Я спасаю тебя.

Что с ней произошло? Почему она ведет себя, как безумная? Я начала колотить в дверь, изо всех сил пытаясь открыть ее, но она не поддавалась. Я снова и снова билась в нее всем телом. Выпусти меня! Выпусти меня!

Обхватив ладонями шею, я почувствовала его здесь, со мной. Он душил меня. Он хотел убить меня.

Выпусти меня! Выпусти меня!

Я не могла дышать. Я задыхалась… И не знала, что еще можно предпринять.

Я не знала, что еще сделать, поэтому сделала единственное, что пришло мне в голову.

Я упала на пол.

Уткнулась лицом в ковер.

Открыла рот.

И заплакала.

Глава 21

Мэгги

Я приоткрыла глаза.

Дверь распахнулась, и ко мне бросился папа. Я сидела на полу, забившись в угол и зажав ладонями уши.

Я моргнула.

Мама вбежала следом, и папа, не подпуская ее близко, кричал ей, чтобы убиралась прочь.

Я моргнула.

Мама плакала и пыталась приблизиться ко мне, но Келвин и Шерил оттащили ее назад.

Я моргнула.

Папа, склонившись надо мной, заглянул мне в глаза, проверяя, все ли со мной в порядке.

– Мэгги? – прошептал он. Воздух застрял в его горле. – Мэгги.

Я моргнула.

Пригладив мои волосы, он поднял меня на руки.

– Пусти меня к ней, – умоляла мама.

Папа уложил меня в кровать и вывел маму из комнаты.

Я моргнула.

Я чувствовала его. Ощущения были такими реальными. Он снова душил меня. Отбирал у меня воздух. Он вернулся. Это было на самом деле. Это было по-настоящему…

Я моргнула.

Покинув комнату, папа начал кричать на маму. Они только и делали, что кричали. В комнату вошли Келвин и Шерил.

Я моргнула.

Они оба забрались на кровать и обняли меня. Я дрожала всем телом, но они крепко держали меня в своих руках.

Я моргнула.

Шерил не переставала шептать мне, что со мной все хорошо. Келвин вторил ей, и я, уткнувшись лицом в одеяло, расплакалась. Меня сотрясали рыдания. Я чувствовала себя сломленной, потерянной. И напуганной.

Очень напуганной.

Ш-ш-ш-ш…

Ш-ш-ш-ш…

Почему мама так поступила? Почему она силой потащила меня? Почему дьявол сделал это? Почему он убил ту женщину? Почему он пытался убить меня?

Я моргнула.

Закрыла глаза.

Я не хотела чувствовать. Не хотела существовать. Не хотела больше моргать. Я крепче закрыла глаза. Мне не хотелось видеть, но я все-таки видела. Я видела его. Ощущала его. Чувствовала его вкус. А еще я видела маму.

Я видела ее. Чувствовала ее. Любила. И ненавидела.

Почему она сделала мне больно? Почему лишила меня всего, что я люблю?

Все померкло.

Все превратилось в тень.

Чернота снова вернулась.

Глава 22

Мэгги

– Ты в порядке сегодня, Магнит? – спросил Брукс, стоя в дверях моей комнаты. Всю неделю его даже на порог не пускали, но, как я полагаю, пока мамы не было, папа разрешил ему приходить.

По просьбе папы мама уехала на несколько дней погостить к своей сестре. Я была счастлива ее отсутствию.

При виде Брукса, прислонившегося к дверному косяку, мое сердце едва не разрывалось. Как это возможно? Разве можно скучать по тому, кто находится всего в шаге от тебя?

Он не спрашивал разрешения войти, как делал обычно. Брукс просто стоял, засунув руки в карманы.

– Утром мы улетаем. Летим на встречу с продюсером. Разговор пойдет о нашем будущем, – он улыбнулся, но улыбка получилась какой-то печальной. Это огорчило меня больше, чем я предполагала. Музыка была его мечтой, и мечта эта начинала сбываться. Но, несмотря на это, он выглядел грустным.

Я так горжусь тобой.

Он усмехнулся и, опустив взгляд, шмыгнул носом.

– Что происходит, Мэгги Мэй? В твоей голове?

Я не знаю.

Он шагнул в мою спальню.

– Ты любишь меня?

Да.

– Но ты не хочешь быть со мной?

Я не решалась написать, потому что знала: мои слова приведут его в еще большее замешательство. Я не могу быть с Бруксом, особенно сейчас. Его мечты наконец-то начали сбываться, и последнее, что ему сейчас нужно, – лишиться этой возможности из-за меня и моих проблем. Как мы можем продолжать встречаться, когда между моими родителями полный разлад? Как сможем мы любить друг друга, когда он будет находиться почти на другом конце страны? И как бы ненавистно это ни было признавать, но мама была права. Брукс достоин большего, чем я. Он заслуживает того, чтобы его любили вслух. А моя любовь – это всего лишь шепот ветра, который, очевидно, слышать может только он.

Брукс прочистил горло. Мое промедление с ответом было для него равносильно всем тем словам, которые он боялся услышать.

– Ты любишь меня? – спросил он снова.

Да.

На секунду он отвернулся и вытер глаза. Повернувшись ко мне, он напряженно улыбнулся и подошел ближе.

– Можно взять тебя за руки?

Я протянула к нему руки, и, когда он переплел свои пальцы с моими, почувствовала это – я дома. Стены и крыша – это еще не дом. Дом там, где живет вот такая любовь, согревающая своим теплом. Дом для меня – это Брукс.

Мне потребовалось собрать все внутренние силы, чтобы не расплакаться.

– Знаешь, как бывает, когда ты открываешь для себя новую песню? Вроде думаешь: ничего особенного, ведь ты слышал много новых песен, и это будет похожа на все остальные. Но стоит услышать вступление, и оно, словно реактивный снаряд, пронзает тебя, пробирая до самых костей. А когда начинает звучать голос, ты уже все понимаешь. Просто знаешь. Знаешь, что эта песня изменит тебя навсегда. И уже больше не представляешь своей жизни без этих ритмов, без этих стихов, аккордов. А когда песня заканчивается, ты воспроизводишь ее снова, и с каждым разом она кажется тебе лучше, чем раньше. Разве это возможно? Как могут одни и те же слова с каждым разом становиться все более значимыми для тебя? Ты проигрываешь ее снова и снова, пока она не проникает в тебя, не проходит через все тело и не превращается в источник биения твоего сердца.

Наши сплетенные вместе руки дрожали. Мы шагнули навстречу друг к другу, и Брукс прижался своим лбом к моему.

– Мэгги Мэй, ты моя любимая песня.

Я не могла сдержать слез. Он тоже не мог скрыть своих, ведь наши лица касались друг друга.

– Я разрываюсь на части, Мэгги Мэй. Часть меня хочет ехать в Лос-Анджелес в погоне за своей мечтой. Но другая часть меня знает, что мечта – это ты. Ты моя мечта. Так скажи мне, чего ты хочешь. Скажи, что ты хочешь меня, и я останусь. Клянусь, я останусь.

Опустив руки, я сделала шаг назад.

Его мечта была в Лос-Анджелесе.

Мама была права.

Со мной у него не будет никакой жизни.

Я не его мечта. Я его кошмар наяву.

– Скажи мне остаться, и я останусь, – умолял он. – Скажи уехать, и я уеду. Но не держи меня здесь в неизвестности, Мэгги Мэй. Не дай мне уйти в неведении. Не заставляй плавать в незнакомых водах, потому что, клянусь, я утону в этой неизвестности.

Поезжай.

Он прочитал написанное на доске слово, и я увидела, как погас его взгляд. Судя по виду, мой ответ поверг его в шок. Ранил. Сломал.

Я остолбенела. В его глазах читалось такое отчаяние.

Я бросилась к нему в попытке притянуть в свои объятия.

– Не надо, Мэгги. Все нормально.

Нет. Не нормально. Из-за меня ему больно. Он сломлен, и это сделала я.

Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты понял. Пожалуйста.

Я подняла вверх ладонь.

Пять минут.

Мне больше ничего не нужно. Только пять минут.

Со вздохом он кивнул.

– Хорошо. Пять минут.

Я притянула Брукса в свои объятия и заставила его тоже обнять меня. Срывающимся голосом он быстро заговорил:

– Это нечестно. Нечестно. Мы были счастливы.

Я еще крепче прижалась к нему и подняла взгляд. Наши губы коснулись друг друга. А потом родился поцелуй. Сначала он был мягким, но постепенно становился все жестче и агрессивнее. В нем смешались наши надежды и одновременно просьбы о прощении. Меня поразило: почему раньше эти пять минут ощущались вечностью, а сейчас пронеслись, как одно мгновение?

– Мэгги Мэй, – прошептал Брукс дрожащим голосом. – Как у тебя это получается? Как получается, что ты, разбив мне сердце, всего одним поцелуем излечиваешь его?

Я тоже это чувствовала. Каждый раз, когда наши губы встречались, боль отступала. Мы словно грозовые тучи и одновременно солнечный свет друг для друга. Как смогли мы это допустить? Зачем мы это делаем? Неужели мы действительно должны навсегда проститься?

Он коснулся якоря на моем ожерелье, которое я не снимала все эти годы, после чего опустил руку и отступил назад.

– Я не могу здесь оставаться… Мне нужно идти. Я должен отпустить тебя, – и через несколько секунд он ушел из моей спальни. И из моей жизни.

Едва Брукс вышел, в комнату вошла Шерил и села на кровать рядом со мной.

– Зачем ты это сделала, Мэгги? Почему позволила ему уйти?

Не зная, что ответить, я просто склонила голову ей на плечо. Вся моя душа была против его ухода, но он должен следовать за своей мечтой. Без меня. Когда любишь кого-то, то позволяешь ему уйти, даже если знаешь, что вы никогда больше не будете вместе.

– Это несправедливо, – сказала она. – Ведь то, как он смотрит на тебя… и как ты смотришь на него… я могу об этом только мечтать. Хотелось бы, чтобы когда-нибудь и у меня так было.

Я приоткрыла рот, чтобы ответить, но ничего не получилось. Поэтому просто подарила Шерил глупую улыбку, и она нахмурилась.

– Я поняла, каким активистом хочу стать, – сказала моя сестра и взяла меня за руку. – Я хочу бороться за тебя, за права таких людей, как ты. Хочу бороться за права тех, кто лишен голоса. За тех, кто молча кричит, чтобы быть услышанным.

***

Келвина с ребятами попросили задержаться в Лос-Анджелесе еще на несколько дней. Им предложили контракт со звукозаписывающей компанией Rave Records, и я – через все Западное побережье – почти физически ощущала их восторженное волнение.

Брукс позвонил мне, чтобы поделиться новостями.

– Я знаю, мы не должны никому рассказывать, но… у нас получилось, Магнит, – его голос был таким тихим. – Мы сделали это. Мы подписали контракт. Через несколько недель мы официально будем записываться на Rave Records. Ты сделала это для нас. Это все благодаря тебе.

Слезы заструились по моим щекам. Я всегда хотела, чтобы это произошло. Всегда мечтала, чтобы это чудо свершилось, и ничего никогда не хотела сильнее. Эти парни заслужили. Они заслужили все то, что сейчас с ними происходит.

– Я люблю тебя, Мэгги, – прошептал он, прежде чем повесить трубку.

Это был последний раз, когда я слышала его голос. Потом позвонил Келвин, сообщить семье, что продюсер хочет перевезти их в студию, чтобы записать несколько пробных версий, пока оформляется контракт. И прежде, чем я осознала это, дни превратились в недели, а недели в месяцы. Их жизнь набирала обороты, а моя оставалась все так же неподвижной.

Наступил сентябрь, и группу Келвина пригласили выступать на разогреве у The Present Yesterdays в их мировом турне. Казалось, в мгновение ока их жизнь полностью переменилась.

Я изо всех сил старалась перестать скучать по Бруксу. Я читала книги, принимала свои традиционные ванны и слушала iPod, который он мне оставил. А еще я играла на его гитаре.

Оказывается, тоска по человеку не проходит со временем – она просто притупляется. Ты учишься уживаться с безумной болью внутри. Оплакиваешь моменты, разделенные вместе. А еще – иногда – позволяешь себе обижаться.

Так много раз, держа в руке телефон, я подолгу смотрела на его номер. Так много раз я почти набирала его, чтобы просто напомнить о себе. Я твердила себе, что позвоню только один раз – просто чтобы услышать его голос – но никогда не набиралась смелости сделать этот шаг. Потому что в глубине души знала: стоит однажды позвонить, и я не смогу дальше удержаться от того, чтобы снова не набрать его номер. Мне нужно будет слышать его голос каждый день.

Большую часть времени я почти не покидала своей комнаты, опасаясь столкнуться с мамой. На моих глазах они с папой превратились в чужих друг другу людей. Каждый раз, когда они оказывались в одной комнате, кто-то из них выходил. Раньше, уходя на работу, папа всегда целовал маму в лоб. Теперь эти поцелуи стали просто воспоминанием.

Времена года сменяли друг друга, но всякий раз, когда группа возвращалась в город, Брукс нигде не объявлялся. Я решила, что, возможно, в этих разъездах он нашел себе новое приключение. Возможно, наша любовь была всего лишь мимолетным мгновением.

– Это они! – однажды вечером закричала мама, пробегая по всему дому. – Это они поют!

Все выскочили из своих комнат, и, впервые за долгое время, наша семья снова выглядела единым целым, когда мы, собравшись в столовой, стояли и слушали первую в радиоэфире песню «Жуликов». Мое сердце сжалось, и я вцепилась в якорь на ожерелье, которое никогда не покидало моей шеи, когда услышала хорошо знакомые мне слова песни. Нашей песни.

Так горько плача на моей груди, ты рвешь мне душу.

Ты так слаба, как палый лист в течении реки.

Всем сердцем ждешь ответа тишины, сковавшей душу,

Безмолвно просишь: – Я тону, устала, помоги!

Я буду якорем надежным для тебя

И удержать смогу всегда во тьме ночной.

В потоке черной грусти встану, как стена,

Прижму к себе и подарю тебе покой.

Я буду светом маяка в кромешной тьме.

Поверь, все будет хорошо, ведь я с тобой.

Я буду якорем твоим – доверься мне.

Ведь только вместе можно выиграть этот бой.

Звучащие слова были словно поцелуй, которого мне так не хватало. Они были словно его обещание вернуться ко мне.

Все в столовой начали аплодировать и обниматься – этого так долго никто не делал. Когда мама обняла папу, он крепко прижал ее к себе. Клянусь, я действительно видела это снова – они обнимались так, словно их любовь была жива. Когда же их объятия разомкнулись, иллюзия исчезла, но я все же это видела. Значит, где-то в глубине их душ любовь друг к другу все еще сохранилась.

И только получив однажды вечером почтовую бандероль, я позволила себе расплакаться из-за того, что Брукс больше не со мной.

Это была книга.

«Воды слонам!» Сары Груэн.

В книге были желтые закладки, исписанные его почерком и отмечающие лучшие места в тексте. В конце романа была вложена записка. Записка, которую я перечитывала изо дня в день в течение последующих лет. Эта записка доказывала то, что я никогда больше не смогу полюбить другого парня.

***

Письмо девушке, которая оттолкнула меня

От Брукса Тайлера Гриффина

22 октября 2018 года

Мэгги Мэй.

Прошло два года с тех пор, как я в последний раз видел твое лицо. Двадцать четыре месяца я скучаю, мечтаю о тебе и хочу, чтобы ты была рядом. Все вокруг напоминает мне о тебе, поэтому каждый раз, возвращаясь в город, я останавливаюсь в доме своего брата, чтобы удержаться от встречи с тобой. Ведь если снова увижу тебя, то уже не смогу уйти. Знаю, что не смогу. Жизнь моя движется в стремительном ритме. Иногда я сомневаюсь, что смогу его выдержать. А бывают дни, когда мне хочется все бросить и вернуться домой, к тебе. Но именно в эти дни я вспоминаю, как ты оттолкнула меня. Именно этого ты хотела, и я должен уважать твое желание. Если когда-нибудь наступит такой день, когда ты решишь позвонить мне, знай – я буду на месте.

Я люблю тебя, Магнит – и как любовник, и как друг. Это не изменится никогда, даже если сердце мое устанет.

Всегда твой, Брукс Тайлер.

P.S. Я всегда рядом, чтобы выслушать твое молчание.

***

Письмо парню – телезвезде

От Мэгги Мэй Райли

1 августа 2019 года

Брукс, я видела тебя сегодня в «Доброе утро, Америка». Ты отрастил волосы, да? А еще сделал татуировку на правой руке? Мне не удалось хорошенько рассмотреть, но я уверена, что это татуировка. Что на ней изображено?

Отправляю тебе «Американские боги» Нила Геймана со своими комментариями. Хотя, должна признаться, до того, как ты прислал мне эту книгу, я уже три раза читала ее. Однако, после знакомства с твоей точкой зрения и мыслями по поводу нее, я словно заново знакомилась с романом. На самом деле, ты не ошибся ни с одним из его произведений.

Я закончила читать «Клуб любителей книг и пирогов изкартофельных очистков» Мэри Энн Шаффер и Энни Барроуз. Держу кулачки, чтобы тебе понравилось. Мне книга понравилась, но я знаю, что твоя точка зрения отличается от моей. Сюжет построен вокруг Второй Мировой войны, и хотя здесь освещаются ее последствия, эта история очаровывает, вызывая какие-то приятные чувства. К тому же, в ней есть довольно забавные моменты.

Я говорила тебе, что Маффин умер? Я попросила папу передать миссис Бун мои соболезнования. Знаешь, что она ответила? «Это проклятое животное жило целую вечность. Наконец-то мне больше не нужно тратить деньги на кошачий корм». Это значит, на самом деле она скучает по нему так, что не выразить словами.

И мне ее тоже не хватает.

Навсегда, Мэгги.

P.S. На этой неделе новый альбом «Жуликов» снова на первом месте – и это не удивительно. В течение последних пяти недель я слушаю его постоянно. Твой голос – мой самый любимый звук.

***

Письмо девушке, которая с удовольствием перечитывает книги

От Брукса Тайлера Гриффина

5 января 2020 года

Магнит.

На этой неделе группа находится в Токио. Рудольф случайно съел жареные свиные уши, решив, что это жареные органические огурцы. Смешнее момента у меня в жизни не было.

Здесь такой ужасный холод, и я заболел, пав очередной жертвой простудной чумы. Меня накачали таким количеством лекарств, что даже страшно, но, несмотря ни на что, сегодня вечером шоу должно состояться. Надеюсь, скоро и Келвин заразится от меня. Вот будет потеха!

Книга: Джастин Кронин «Перерождение».

Количество закладок: 102.

Я слышал, Шерил поступила в Бостонский Государственный университет и получает степень журналиста в области исследования проблем женщин. Когда в следующий раз свяжешься с ней по скайпу, скажи, что я очень горд за нее.

Брукс.

***

Письмо парню, который может катиться ко всем чертям

От Мэгги Мэй Райли

14 июня 2021 года

Брукс Тайлер, ты серьезно? «Виноваты звезды»? Я просто сидела и ревела в обнимку с ведерком мятного мороженого с шоколадной крошкой. Удивительно, но соленые слезы добавляли его вкусу некую пикантность.

Как бы то ни было, я принимаю от тебя роман Джона Грина, но взамен ты получаешь книгу Халеда Хоссейни «Тысяча сияющих солнц». Шерил заставила меня прочитать этот роман, и с тех пор я сама не своя.

Счастливо!

Мэгги.

***

Письмо девушке, которую я ненавижу

От Брукса Тайлера Гриффина

12 августа 2021 года

Мэгги Мэй Райли, иди ты знаешь куда?

Спасибо тебе большое. Я просто обожаю, как дурак, плакать над книгой на глазах у взрослых мужиков. Это реально добавило очков моему рейтингу.

Б.

P.S. Ты берешь онлайн уроки, чтобы стать библиотекарем? Это потрясающе. В своем последнем письме ты сказала: «Надеюсь, когда-нибудь я покину дом, чтобы работать библиотекарем». Не нужно надеяться. Это железный факт. Ты станешь лучшим библиотекарем за всю историю существования библиотек. И я бы ходил в твою библиотеку, пока не прочел бы в ней каждую книгу.

***

Письмо парню – обладателю «Грэмми»

От Мэгги Мэй Райли

28 февраля 2024 года

Брукс, я так горжусь тобой.

Так восхищаюсь твоим талантом.

Надеюсь, ваше мировое турне пройдет блестяще.

Книга: «Ах, какие места ты посетишь!» Доктора Сьюза.

Количество закладок: 18.

Мэгги.

***

Письмо девушке, которую я уважаю

От Брукса Тайлера Гриффина

18 июля 2025 года

Магнит, прости, что давно ничего не писал. Это какой-то сумасшедший дом – репетиции, встречи, интервью. Я устал. В последнее время я постоянно чувствую себя уставшим. Мне по-прежнему все это доставляет удовольствие, но бывают дни, когда хочется, чтобы ритм жизни замедлился.

Думаю, я должен сказать тебе кое-что, но не уверен, как правильно это сделать, поэтому говорю, как есть.

Я встретил кое-кого.

Ее зовут Саша. Она модель. И она очень милая. Она действительно очень-очень милая. Саша ужасно поет и еще хуже танцует, но она умеет смеяться, а это больше, чем я могу сказать о большинстве людей, с которыми встречался в этом турне.

Не знаю, почему чувствую необходимость рассказать тебе об этом, но я подумал, что ты должна узнать это от меня, а не со страниц таблоидов.

Брукс.

P.S. Я перечитал «Бегущий за ветром». Это первая книга, которую ты мне дала, помнишь?

Не припоминаю, чтобы я плакал, читая ее в первый раз, но, возможно, со временем наше восприятие меняется. Наверное, по мере нашего взросления, жизненный опыт по-новому открывает нам смысл книг. Или, может быть, я уже не тот человек, каким был много лет назад, когда впервые прочитал эту книгу.

Или, может, я просто скучаю по дому.

Глава 23

Мэгги

8 апреля 2026 года

Двадцать восемь лет

Каждый вечер мама, папа и я ужинали в гостиной за одним столом. Мои родители почти не смотрели друг на друга. Они проходили мимо друг друга, словно чужие люди. Папа почти перестал шутить и, приходя в мою спальню, все чаще жаловался на то, что мама стала пить.

Трудно поверить в то, что когда-то они были влюблены. Трудно представить их танцующими вместе. Тем не менее, каждый вечер мы вместе собирались за ужином, даже если всем от этого было некомфортно. Хотя пятничные вечера я обожала, потому что по пятницам после ужина мне всегда звонила Шерил по скайпу.

Опустошив тарелку, я поторопилась вернуться к себе в комнату и нетерпеливо открыла ноутбук. С тех пор, как Шерил окончила колледж, она находилась в вечном поиске и открывала для себя мир. Она исколесила вдоль и поперек Европу и Азию и до сих пор не могла остановиться. Она посещала разные страны, знакомилась со всевозможными культурами и, как выяснилось, даже не представляла себе, что в отдаленных уголках мира люди находятся в таком бедственном положении, о котором мало кто говорит широкой аудитории. В тот вечер она звонила мне из Тайланда. Шерил находилась в Бангкоке.

– Привет, сестренка, – сказала она. Связь была не такой хорошей, как неделю назад, но я все равно была счастлива видеть ее лицо. – Ты отлично выглядишь.

Я улыбнулась и напечатала ей: Ты тоже.

– Итак, сегодня я ходила смотреть Пра Путтха Маха Суван Патимакон. Бьюсь об заклад, что произнесла название неправильно, потому что, когда я произносила его в последний раз, мой гид сказал, что я безжалостно коверкаю произношение. Ну, да и ладно. (Примеч.: Пра Путтха Маха Суван Патимакон – Золотой Будда, самая большая в мире золотая статуя, находящаяся в бангкокском храме Ват Траймит). Это большой Золотой Будда, ты знаешь? Потрясающе! О! – она сделала круг по своей маленькой комнате хостела и достала книгу. – И у меня есть для тебя первая книга из Таиланда! Не знаю, о чем она, но, думаю, это что-то монументальное, если ты, конечно, умеешь читать на тайском.

Я улыбнулась своей младшей сестре. Мне так ее не хватает.

Шерил выгнула бровь.

– Итак, пока меня не было, ты начала говорить и ругаться, как сапожник, по примеру своей сестры?

Я покачала головой.

– Я хочу, чтобы однажды ты раскинула руки и издала самое громкое в мире матерное ругательство. Думаю, это будет твоим перерождением.

Я так не думаю.

Она нахмурилась.

– Было бы лучше, если бы ты была хоть чуточку менее правильной. Не такой идеальной, понимаешь? В том смысле, мне известно, что ты не можешь говорить и у тебя проблема с выходом из дома, но они кажутся незначительными по сравнению с тем, что я, одинокая женщина, мотаюсь по миру, полному опасностей, совершенно одна. Быть твоей сестрой реально трудно.

Я усмехнулась.

Прости.

Она засмеялась.

– Нет, не извиняйся. В любом случае, как продвигается твоя учеба?

Я дистанционно отучилась в Университете Висконсин-Милуоки, где получила степень бакалавра английского языка. После этого я обращалась во многие разные учебные заведения, позволяющие получить дистанционно степень магистра, но меня ни в одно не приняли. Вероятно, мое небогатое резюме не производило впечатления, потому что из него видно: за всю жизнь я ничего не добилась. Год назад я готова была уже сдаться, но папа убедил меня обратиться в Университет Висконсин-Милуоки на их факультет библиотечного дела и информатики. Когда меня зачислили к ним на дистанционное обучение, я расплакалась. Мама сказала, что это пустая трата времени и денег. Папа ответил ей, что это очередной шаг на пути к моему счастью.

Учеба идет успешно. Семестр почти закончился, и это здорово.

– Ты флиртуешь в социальных сетях с кем-нибудь из своих однокурсников? – спросила Шерил, повышая голос.

Я закатила глаза, хотя говорила она на полном серьезе. Шерил однажды попыталась убедить меня закрутить любовь в интернете и даже зарегистрировала на нескольких сайтах знакомств.

– Я просто спросила, Мэгги. Ты образованна. Ты красива. И…

И живу вместе с родителями.

– Да, но не в подвале ведь. Ты живешь этажом выше их. Это совсем другое.

И это в довесок к моей немоте и неспособности выйти из дома.

– Ты шутишь что ли? Мужчины обожают женщин, которые держат рот на замке. Кроме того, если ты никогда не покидаешь свой дом, можно сэкономить на свиданиях. Мужчинам нравится, когда не приходится лишний раз тратиться! Ты должна добавить это в список своих достоинств на сайте знакомств, – Шерил подмигнула мне.

Я улыбнулась, и она продолжала развивать эту тему до тех пор, пока я не спросила, общалась ли она с Келвином.

– Я созванивалась с ним по скайпу чуть раньше, и он рассказал, что на «Ютьюб» наткнулся на одну группу. Она называется «Поиск Ромео». Чистейший альтернативный андеграунд с потрясающей энергетикой. Он прислал мне ссылку на их песню, и я буквально упала в обморок. Сейчас я перешлю ее тебе, потому что знаю: это создано как будто специально для тебя. Ссылку размещаю ниже. Только послушай! Все их песни основаны на сюжетах пьес Шекспира!

Ты ничего не знаешь о Шекспире.

– Знаю, Мэгги, но главное не в этом! Дело в том, что это нечто новое, берущее за душу и… – она замолчала. – Быть или не быть? Вот в чем вопрос. Видишь? Я немного знаю Шекспира! Мисс, я, между прочим, колледж окончила.

Из какой это телевикторины?

– О, Господи! О чем ты? «Двадцать вопросов»? Отвяжись от меня, сестрица! В любом случае, после нашего разговора послушай их музыку. Мне кажется, Келвин пытается как-то помочь этой группе. Выступить в роли продюсера, памятуя о том, что их тоже открыли благодаря интернету.

Очень круто.

– А еще я разговаривала с Бруксом, – сказала Шерил, вынуждая меня опустить голову. Я старалась не обращать внимания на то, как внутри все сжалось.

Он здоров?

– Да, выглядит очень хорошо. Счастливым, понимаешь? Он просто устал. У него совершенно безумная борода, словно он не брился несколько лет или около того. На деле оказалось, что всего несколько месяцев, но ему идет. Он выглядит возмужавшим.

И счастливым?

Она кивнула.

– И счастливым.

Это хорошо. Здорово. Я хотела, чтобы он был счастлив. Он заслуживает счастья. Узнав, что он встречается с Сашей, я не могла больше продолжать писать ему. Было слишком больно осознавать, что, когда он получит от меня книгу, она может сидеть рядом с ним. К тому же, это было бы нечестно по отношению к ней. Я закрыла глаза, пытаясь представить себе, как он сейчас выглядит. В последний раз я видела его по телевизору, когда транслировали церемонию вручения «Грэмми». Их группа победила в номинации «Альбом года». Брукс выглядел счастливым, словно добился всего того, о чем мечтал.

– Ты счастлива, Мэгги? – спросила моя сестра.

Я улыбнулась и кивнула, но она не могла увидеть, как я один раз топнула ногой под столом. Трудно обрести счастье, сидя в одиночестве в своей спальне, особенно когда тот, кого ты любишь, влюблен в другую.

Пока мы с Шерил болтали, раздался крик мамы:

– Я не ломала ее, Эрик! Я пыталась починить. Ты еще несколько недель назад обещал это сделать, но так и не подошел к ней!

– Я же просил тебя не лезть туда. Теперь ты еще больше все испортила! – рявкнул в ответ папа.

Шерил нахмурилась.

– Из-за чего война на этот раз?

Посудомоечная машина.

Больше вопросов она не задавала. У мамы и папы были только два варианта отношений: молчаливый и озлобленный. Если они не молчали, то орали друг на друга. А если не орали, то смотрели друг на друга, как на пустое место.

Мы с Шерил еще немного поболтали, пока она, начав зевать, не отправилась спать. После нашего разговора я решила посмотреть видео группы «Поиск Ромео». Постукивая пальцами по животу, я слушала, и музыка полностью захватила меня. Шерил понимала мое сердце и душу, и когда вокалист начал петь, я почувствовала это – стрелу, пронзившую мое сердце. Я пересмотрела все видеозаписи, доступные в сети, включая их снова и снова. Больше всего мне понравилась песня «Разрушенные кошмары».

Найди меня во тьме, ведь я во тьме живу.

Откройся сердцем и позволь теням войти.

Я несколько раз открывала и закрывала глаза, пытаясь представить, что чувствовали музыканты, когда писали эту музыку, эти слова. Музыка лучше всего напоминала мне, что я совсем не одинока в этом мире. Это было самое яркое ощущение от прослушивания песни. Казалось, будто автор проник в мое одинокое сознание и создал ее специально для меня, напоминая мне, что где-то там есть тот, кто испытывает те же чувства, что и я.

Я была уверена, что Бруксу они бы понравились.

Глава 24

Брукс

– Бирмингем, сегодня ты был просто потрясающим! Мы – «Жулики», и мы благодарим всех за то, что позволили нам сегодня вечером украсть ваши сердца! – выкрикнул Келвин в микрофон.

Это наш второй аншлаг в Англии, в Бирмингеме. Почти шестнадцать тысяч проданных билетов. Почти шестнадцать тысяч фанатов, выкрикивающих наши имена и подпевающих нашим песням. Я уверен, это никогда не надоест – стоять перед людьми, которые позволили твоей мечте звучать и жить.

Последние десять лет мы все вчетвером жили нашими мечтами, начав с выступлений на разогреве у нашей любимой группы, а теперь и сами стали давать сольные концерты. Наша жизнь была далека от размеренной.

– А еще давайте хором пожелаем счастливого дня рождения моему подельнику-жулику, которому сегодня исполняется двадцать восемь лет! С днем рождения, Келвин! От твоего голоса балдеет весь мир!

Толпа взорвалась аплодисментами, люди кричали, вызывая нас на бис, но нам не позволили этого сделать, потому что время – деньги, а наш директор ненавидел терять их. Мы все умчались за сцену, и я влетел в свою гримерку, где меня уже ждала Мишель – мой личный помощник – со списком запланированных на следующую неделю выступлений на радио и телевидении.

– Сегодняшний концерт прошел просто отлично, Брукс, – сказала она с улыбкой, жонглируя своими гаджетами и пачкой «Скитлз» в руках. – Итак, сегодня в Urban вечеринка.

– Это тот самый клуб, где в прошлом году Рудольф подрался из-за тунца, оказавшегося мясом дельфина? – спросил я, направляясь к раковине и хватая влажное полотенце, чтобы вытереть лицо.

– Тот самый. Сегодня они устраивают вечеринку по случаю дня рождения Келвина.

У меня вырвался вздох. Я ненавидел клубы, но любил своего лучшего друга.

– Следовательно, я должен быть там.

– Тебе нужно появиться там хотя бы на фотосессии, а потом можешь идти на все четыре стороны. В пять утра ты должен быть на радио Kiss 94.3 FM – у тебя интервью. Потом к семи часам мы должны появиться на телевидении – ты приглашен в программу «Утренний коктейль», в девять на радио Mix 102.3 FM у тебя выступление в прямом эфире, а дальше, в двенадцать, мы встречаемся на ток-шоу Крейга Саймона. Потом к трем обратно на концертную площадку для проверки звука, с четырех до половины шестого общение с прессой и автограф-сессия, затем ужин с группой, которая выступает у вас на разогреве, фотосессия для нескольких изданий и в восемь концерт. Есть вопросы?

– Эм, да. А когда я должен спать?

Она хихикнула и начала печатать что-то в телефоне.

– Брукс, ты знаешь мой девиз…

– На том свете отоспимся, – ответил я, повторяя ее излюбленное выражение. Сев на стул, я взял в руки посылку, которую собрал сегодня вечером перед началом шоу. – Можешь найти почтовое отделение и отправить это завтра?

Мишель нахмурилась.

– И где я должна найти для этого время?

Я ухмыльнулся.

– Ты знаешь мой девиз: почему бы не найти повод ходить на почту каждый день?

– У тебя нет такого девиза, но я все сделаю, – она выхватила посылку с книгой у меня из рук и прищурилась. – Тебя это беспокоит?

– Что меня беспокоит?

– Что она больше не присылает тебе книг?

Мэгги не прислала мне ни одной книги с того самого дня, когда я сказал ей, что повстречал Сашу. Беспокоит ли меня это? Каждый день. Скучаю ли я по ее розовым закладкам в книгах? Каждый день. Признаюсь ли я когда-нибудь, что это причиняет мне боль? Никогда.

– Неа. На самом деле, я больше не жду никакого ответа.

– Ты, должно быть, сделал что-то ужасное, раз она перестала отвечать.

– Ты считаешь, что это по моей вине? Что навело тебя на эту мысль?

Она улыбнулась.

– Пенис в твоих штанах, – ответила она и направилась к выходу. – Кем бы ни была эта «книжная девушка», я надеюсь, у нее есть огромная библиотека, как в мультике «Красавица и чудовище», потому что иначе куда девать все те книги, которые ты отправил ей за последнее время? У тебя есть двадцать минут на то, чтобы принять душ, а потом мы отправляемся в Urban, – с этими словами Мишель вышла.

Сев перед зеркалом, я со вздохом отметил, насколько изменился. Мне двадцать восемь лет, а у меня мешки под глазами. И не просто мешки, а очень заметные уже мешки, которые наш визажист умело скрывал. Руки покрыты татуировками, сделанными по пьяни в годы юности во время гастролей по США. А постоянно растущая борода уже длиннее, чем следовало бы, но мой менеджер – Дейв – сказал, что борода сейчас в моде, и запретил мне сбривать ее. Интересно, что подумала бы Мэгги о моем заросшем лице. Интересно, что подумала бы она обо мне. Интересно, а она вообще думает обо мне так же, как я о ней?

– Эй, волосатое чудовище, – раздавшийся голос вырвал меня из этих размышлений. Я развернулся на стуле и, увидев Сашу, тут же почувствовал себя виноватым. Терпеть не мог, когда, находясь рядом с ней, мыслями уносился к Мэгги. Это несправедливо по отношению к ним обеим.

Саша подошла и села ко мне на колени.

– Сегодня был потрясающий концерт. Ты потрясающий, – прошептала она, целуя меня в нос.

Чувство вины исчезло, стоило Саше приблизиться ко мне. Она была прекрасна: не только внешне, но и душой. В мире шоу-бизнеса нечасто встретишь таких добрых и искренних людей.

– Спасибо, – ответил я, целуя ее подбородок. – Сегодня мы должны еще появиться в Urban.

Она застонала, потому что, как и я, ненавидела клубы.

– Серьезно? Я надеялась, что мы вернемся в отель, залезем в джакузи и закажем еду в номер.

– Ох, не искушай меня.

Ее губы скользнули по моим. У них был привкус красного вина – ее любимого напитка, который она обычно пила за кулисами каждый раз, когда получалось прилететь и застать один из наших концертов.

– Утром я улетаю. У меня фотосессия в Лос-Анджелесе, а потом показ в Нью-Йорке.

– Ты же прилетела всего несколько дней назад, – пожаловался я.

С момента начала нашего гастрольного турне мы виделись с Сашей всего несколько раз, но каждую ночь всегда находили пару минут, чтобы созвониться по видеосвязи. Четыре дня назад она прилетела в Бирмингем, и, хотя мы находились с ней в одном городе, я постоянно был в бегах. Это было несправедливо по отношению к нам двоим, но Саша все понимала. В перерывах между концертами я и сам летал к ней, чтобы увидеться, но она была занята своей карьерой не меньше моего.

– Знаю. Я буду скучать по тебе. Я скучаю по тебе даже тогда, когда ты рядом.

Я притянул ее ближе и прижался лбом к ее лбу.

– Как насчет такого варианта: мы быстренько – на час или около того – съездим в клуб, а потом вернемся в отель и устроим себе ночь с едой и джакузи?

Она выпрямилась, и на ее губах заиграла кокетливая улыбка.

– Разве у тебя завтра не тяжелый день? Когда же ты будешь спать?

– На том свете отоспимся, – пошутил я, пародируя Мишель. – Но, серьезно. Даже самый тяжелый день в компании с тобой всегда приятнее любого выходного.

Она обхватила мое лицо ладонями и наклонилась для поцелуя.

– Я без ума от вас, мистер Гриффин. А теперь давай, беги в душ и готовься к сегодняшней ночи.

Мы добрались до клуба и пробыли там полтора часа – дольше, чем планировали, но оно того стоило. Келвин переживал один из лучших моментов своей жизни, и видеть его счастливым – что может быть лучше? Стейси тоже была здесь – она стояла под руку с Келвином. Неизменно, начиная с восьмого класса школы.

В нас с Сашей тоже было что-то особенное. Когда мы шли вместе, люди обращали на нас внимание. Мы оживляли любое событие: смеялись, выпивали, танцевали. Наши рты никогда не закрывались, мы общались со всеми людьми и могли закончить друг за другом любое начатое предложение. Благодаря Саше Риггз светская жизнь мне давалась довольно легко. Мы так хорошо подходили друг другу, что никто не сомневался: наша встреча много лет назад – это судьба.

«Идеальная пара, – писали журналы. – Вторые Брэд и Анжелина. Самая роскошная пара Америки».

Такому сложно соответствовать, но мы справлялись, подключая все наше обаяние. Никто так не чувствовал мои слова, мой голос.

К моменту возвращения в отель, мы с Сашей уже были в изрядном подпитии. А напившись, она всегда начинала икать, и это было очень мило и трогательно. Всю дорогу до номера мы целовались, а когда оказались внутри, она сразу сбросила свои туфли на шпильках и помчалась в ванную включать воду в джакузи.

– Возьми меню обслуживания номеров и закажи все, что ты хочешь. Плюс, картошку фри. Много картошки.

Я подошел к телефону, чтобы заказать еду, и замер, увидев лежащую на краю столика книгу «Бегущий за ветром». Ощущая тяжесть в груди, я начал перелистывать страницы и перечитывать заметки Мэгги на розовых закладках.

– Я хочу добавить пену для ванной. Не знаю, стоит ли это делать, но мне хочется, – крикнула Саша.

Я не ответил. Я просто продолжал перелистывать страницы.

– Сегодня было по-настоящему весело, да? Мне понравился народ. Было много… – она продолжала говорить, но я перестал слушать. Чувство вины начало возвращаться, пока я перечитывал комментарии Мэгги. Я не должен испытывать таких чувств. Не должен скучать по ней. Не должен мысленно возвращаться к ней всякий раз, когда открываю один из старых, присланных ею, романов.

– Ты сделал заказ? – спросила Саша, направляясь ко мне.

Я выдвинул ящик прикроватной тумбочки и, спрятав в него книгу, быстро задвинул его обратно.

– Хм?

– Ты заказал еду?

– Эм, да, нет еще.

Она вопросительно приподняла бровь.

– Что произошло? Все в порядке?

Нет.

– Иди сюда, – сказал я, усаживаясь на королевского размера кровать. Она опустилась на край и повернулась лицом ко мне. Я взял ее за руки. – Можем мы кое-что попробовать?

– Ты пугаешь меня.

– Извини, я просто хочу попробовать с тобой технику пяти минут.

– Что это значит?

– Это значит, что в течение пяти минут мы будем смотреть друг на друга.

Саша поморщилась.

– Зачем?

– Пожалуйста, Саша. Я просто… мне нужно, чтобы ты попробовала.

Она кивнула.

– Хорошо.

В течение первой минуты мы изо всех сил старались установить зрительный контакт. На второй минуте она высказала свое мнение о том, насколько странной была тишина. На третьей минуте Саша стряхнула мои руки со своих.

– Я не понимаю этого, Брукс. Не понимаю, что с тобой происходит. В том смысле, что сначала мы провели такой чудесный вечер, а потом вернулись в отель, и тебя словно подменили.

– Я знаю. Извини.

Она прищурилась.

– Это из-за «книжной девушки»?

– Кого?

Саша прикусила нижнюю губу.

– Ты прекрасно понимаешь, о ком я. Книжная девушка. Думаешь, я ничего не замечаю? В твоих руках всегда либо гитара, либо книга, в которой ты делаешь заметки. Для меня ты их никогда не оставлял. Временами, когда ты читаешь, я могу раздеться и танцевать перед тобой голая, но ты вряд ли это заметишь, – она глубоко вздохнула. – Я люблю тебя, Брукс, – сказала Саша, ее глаза были полны надежды и легкой тревоги.

Я приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но слова не шли.

– Спасибо, – это единственное, что пришло мне на ум.

Саша отодвинулась и встала с кровати.

– Вау. Ладно. Я пойду.

– Саша, подожди!

– Подождать? Подождать чего? Брукс, я только что впервые призналась тебе в любви, а ты просто сказал мне спасибо. Господи! Какая же ты сволочь! – выкрикнула она. – Третьей быть действительно тяжело, но я пошла на это, потому что думала… может быть, когда-нибудь наступит момент, и ты все-таки выберешь меня.

– Третьей?

– Третьей в твоей жизни. Для тебя существует только твоя музыка, твоя «книжная девушка», а уж потом весь остальной мир. И независимо от того, как сильно весь остальной мир пытается завладеть твоим вниманием, здесь всегда присутствует лишь часть тебя.

Я сволочь. Настоящая сволочь.

– Прости, Саша.

– Нам хорошо вместе. Это все замечают. Было хорошо. Мы понимали друг друга.

Я кивнул. Она не ошиблась. Для всего остального мира наш союз был логичным. Хотелось бы только, чтобы он стал логичным и для моего сердца.

Она прикусила нижнюю губу.

– Мы расстаемся, да?

– Да. Думаю, что да.

– Ты ее любишь? – прошептала она, и несколько слезинок скатилось по ее щеке. Я смахнул эти свидетельства ее грусти, но с каждой секундой их становилось все больше.

– Я старался не любить. И очень хотел, чтобы это получилось. Хотел, чтобы у нас с тобой что-то сложилось.

Саша пожала плечами.

– Знаешь, я заслуживаю лучшего.

Я кивнул. Я знал это.

– И, говоря начистоту, расстаться – это мое решение. Это я бросаю тебя. Потому что меня нужно заслужить, Брукс. Я достойна кого-то умного, веселого и обаятельного. Того, кто, находясь со мной в одной комнате, не будет от меня за тридевять земель. Того, кто будет видеть меня и любить целиком, без остатка.

– Да, ты действительно этого достойна.

Она вытерла слезы, встала и взяла свою сумочку, собираясь уходить.

– Но то, чего я достойна больше всего, – и этого заслуживает каждый – это чтобы кто-то смотрел на меня так же, как ты смотришь на эти книги.

Глава 25

Мэгги

В течение последних лет я смотрела из окна на дом миссис Бун, когда она сидела на крыльце и пила чай. Мама так и не смягчилась в отношении нее. Когда папа сказал, что она всегда желанный гость в доме, миссис Бун все равно отказалась приходить, пояснив, что не хочет доставлять еще больше неприятностей. Тем не менее, мы продолжали наши совместные чаепития. В полдень она всегда поднимала взгляд к моему окну и улыбалась, когда видела в моих руках чашку с чаем. Это был мой самый любимый час за весь день – я с нетерпением его ожидала.

А потом она пропала.

Первые несколько дней я не волновалась по этому поводу. Ее машины не было на подъездной дорожке, и я решила, что, возможно, она куда-то уехала, хотя долгие поездки были не в характере миссис Бун. Когда же она не вернулась через неделю, я забеспокоилась. Чем больше проходило дней, тем сильнее я нервничала. Папа отправился на ее поиски, подключив к этому некоторых соседей, и сообщил в полицию о ее исчезновении. Но все были уверены, что тут уже ничем не поможешь.

Было пять утра, когда папа разбудил меня новостью.

– Произошел несчастный случай, Мэгги. Миссис Бун попала в автомобильную аварию и была доставлена в госпиталь. Она… – он продолжал говорить, но я не слышала его. Слова словно в одно ухо влетали, а из другого вылетали. Я не плакала. Была слишком потрясена, чтобы плакать. Миссис Бун была в очень тяжелом состоянии и без сознания. Папа сказал, что она довольно странно вела машину, а свидетель рассказал, что вид у нее был непонимающий и потерянный.

Когда папа вышел из моей комнаты, вся ситуация начала приобретать реальные очертания. Я должна пойти к ней. Ее некому даже навестить. У нее нет семьи. Кроме меня, у нее никого нет. Поэтому я должна выйти из дома.

– Ты уверена, Мэгги? – спросил папа, стоя в коридоре, готовый отвезти меня в больницу.

Я кивнула.

Вздернув кверху подбородок, мама смотрела на меня, пока я стояла в проеме двери. Пристальный взгляд ее прищуренных глаз почти открыто говорил о том, что она ждет моего провала.

– Она не сможет этого сделать, – сказала мама резким тоном. – Она не готова. Мэгги никуда не пойдет.

– Нет, – строго возразил папа, – она пойдет, – он встретился со мной взглядом. Его глаза были полны надежды и сочувствия. – Она сказала, что пойдет. И она пойдет. Правда, Мэгги?

Я дважды стукнула по двери, и он улыбнулся.

Мама переступила с ноги на ногу и скрестила руки на груди. Эти знаки ясно говорили о том, что ее нервы на пределе, но папа снова ничего не замечал.

– Это ложь. Посмотри на нее. Увидишь, сейчас она убежит в свою комнату. Все нормально, Мэгги. Ты можешь вернуться к себе наверх. Не позволяй отцу давить на тебя.

– Кэти, прекрати, – проворчал папа. Мама поморщилась и замолчала, но я чувствовала, как она смотрит на меня.

Мои руки стали липкими от пота, сердце бешено колотилось в груди.

Папа улыбнулся.

– Не волнуйся, Мэгс. У тебя получится. Ты сможешь это сделать, – подбадривал он меня.

Ш-ш-ш-ш…

Я отшатнулась назад, и папа, заметив это, сделал шаг в мою сторону. Он затряс головой и направился ко мне.

– Нет, нет, нет. Мэгги, ты можешь сделать это. Вот… – протянув одну руку ко мне, он другой рукой дважды стукнул по двери. – Да? Помнишь? Ты сказала «да». Ты выйдешь из дома.

Мой взгляд метнулся к его дрожащей руке, а когда я снова посмотрела ему в глаза, то увидела, что папа совершенно растерян, и надежда в его взгляде сменилась беспокойством.

– Мэгги? – прошептал он, протягивая руку.

Я отступила назад и, качая головой, стукнула один раз по краю стоящего в коридоре столика.

– Давай же, Мэгги. Нам нужно идти, – сказал он.

Я ударила по столу один раз.

Нет!

Что со мной не так? Я уже слишком взрослая, чтобы так бояться. Слишком взрослая, чтобы опять позволить себе сломаться. И я увидела в глазах папы то, что он долгие годы пытался скрыть от меня, – изнеможение. Его волосы стали почти полностью седыми, под глазами залегли глубокие тени, а вместо улыбки он теперь все время хмурился. Когда папа совсем перестал улыбаться? Он устал. Устал волноваться. Устал ждать. Устал от меня.

Его напряженный взгляд стал мрачным.

– Нет… – он провел пальцами по волосам. – Нет. Не делай этого. Пожалуйста.

У меня сжалось горло, и я почувствовала, как пальцы дьявола снова сдавливают мою шею. Он не позволял мне вдохнуть. Душил меня. Я вцепилась в шею руками и беспомощно хватала ртом воздух. Оценивая мое поведение и приподняв брови, мама наблюдала за развитием моей панической атаки и видела, как тени моего прошлого вновь начинают появляться. Они с папой начали разговаривать на повышенных тонах. Они снова кричали друг на друга. Их губы быстро двигались, но я не могла понять, о чем они говорили, потому что в ушах звучал голос дьявола. Прижав ладони к ушам, я зажмурилась.

Уходи, уходи, уходи.

– Оставь все как есть, Эрик, – в итоге выкрикнула мама, обнимая меня за плечи. Я не могу даже припомнить, когда в последний раз она обнимала меня, стараясь защитить. – Ей не нужно выходить. Оставь это.

Папа грустно опустил голову, снял очки и потер ладонями глаза.

– Прости. Я не хотел давить на тебя. Просто думал… – он тяжело вздохнул, – не знаю, о чем я думал, – и вышел, закрыв за собой входную дверь, а я, зажмурив глаза, слушала, как звук его удаляющихся шагов становился все тише.

Перед глазами мелькнула ужасающая правда: я никогда не смогу покинуть этих четырех стен. Когда это произошло? Когда мое тихое пристанище превратилось в мой персональный ад? Миссис Бун была совсем одна, без сознания, а я не могла найти в себе мужества пойти навестить ее. Сидя на полу своей спальни, я медленно сходила с ума. И тогда решилась на единственный шаг, который, знала, все изменит к лучшему.

Я позвонила ему.

– Мэгги? – Брукс ответил на звонок и зевнул. Я не учла разницу во времени с Европой. У нас было почти восемь часов вечера, значит, у них уже совсем поздно. – Что случилось? Что произошло?

Мои губы приоткрылись, и я заплакала, прикрывая рот ладонью. Я плакала оттого, что чувствовала себя такой потерянной, и оттого, что при звуке его голоса я тут же снова ощутила себя дома.

– Хорошо, – прошептал он, не понимая, что произошло, но с твердой уверенностью в том, что нужен мне. – Я буду там.

Через тринадцать часов Брукс уже был в городе. И он вернулся не один, с ним прилетела вся группа. Но домой ко мне он не пришел. Я не совсем понимала почему, и не была уверена, что из этого больнее: знать, что он совсем рядом, или по-прежнему ощущать, как мы далеки друг от друга. Тем не менее, Рудольф, Оливер и Келвин пришли прямо ко мне в комнату и все время были со мной. С момента приезда в город они не отходили от меня.

– Мы команда, понимаешь, Мэгги? И если бы не ты, мы никогда не стали бы теми, кто мы сейчас, – сказал Рудольф, сидя на краю моей кровати. – Когда Брукс сказал, что должен уехать, остановить его было практически невозможно. Плюс, «Жулики» – это одно целое. Мы не сможем выступать без него. К тому же, семья на первом месте, верно?

– Мы всегда здесь, рядом с тобой, сестренка. Даже если нас здесь нет. Я почти уверен, что на какое-то время менеджер отречется от нас, но меня это не слишком волнует, – Келвин улыбнулся и толкнул меня в плечо.

Мы сидели в тишине. Ребята даже не догадывались, что их молчание помогает мне свободнее дышать.

– Он все еще любит тебя, – сказал Келвин. – Ты ведь знаешь об этом, да?

Я пожала плечами. Долгое время я надеялась, что это правда, но, читая его публикации в твиттере и наблюдая, как на нем виснут поклонницы, уже не была уверена, что достаточно любит. Самое печальное в жизни – это встретить человека, который изменил твою жизнь навсегда, а в итоге не быть с ним вместе. Не всегда люди, научившие тебя любви, остаются рядом.

Почему его нет здесь?

Келвин прочитал написанные мною слова.

– После того, как мы поговорили с отцом, и он рассказал нам, что случилось с миссис Бун, Брукс понял, где нужнее тебе больше всего. Прямо из аэропорта он взял такси и поехал в больницу, чтобы побыть с миссис Бун.

Я прижала ладонь ко рту. В этот момент я любила его больше, чем когда-либо в жизни. Удивительно, как ему это удается. Я влюбляюсь в него еще сильнее, хотя он даже не рядом со мной.

Я люблю его.

Келвин кивнул.

– Я знаю. Если и есть двое людей, заслуживающих взаимной любви, так это вы. Я просто хочу, чтобы жизнь перестала ставить тебе палки в колеса.

Я закрыла глаза и легла на спину, свесив ноги с кровати. Келвин лег рядом, близнецы развалились на полу, и Рудольф включил музыку на своем телефоне. Мы молчали, отдаваясь в ее власть, и ждали, когда Брукс вернется ко мне.

Безмолвные воды. Глава 26

Брукс

Последние двенадцать часов я сидел неподвижно на стуле в больничной палате и смотрел на миссис Бун: на капельницы, опутывающие ее тело, на аппарат искусственного кровообращения, гоняющий кровь по ее организму. Ее тело было сплошь покрыто ушибами, но она не сдавалась. Сложно представить, что ей пришлось пережить, будучи одной за рулем и попав в аварию. Какие мысли проносились в ее голове? Что испытывает человек, впадая в панику? Думала ли она о своих близких? Или в этот момент забыла обо всем? А, может, в тот миг она настолько растерялась, что не могла ничего вспомнить?

– Прошу прощения, мистер Гриффин, но часы приема посетителей закончены, – сказала молоденькая медсестра, входя в палату. – Я понимаю, это может показаться совсем не к месту, но нельзя ли с вами сфотографироваться? – спросила она полным надежды голосом.

Не успел я ответить, как в палату вошла другая медсестра – Сара.

– Ты права, Паула. Это крайне неуместно. И я рада, что ты заметила, насколько это некстати, и вовремя решила покинуть палату.

Без лишних слов смущенная Паула вышла за дверь.

– Прошу прощения за это, – сказала Сара. – Эти девчонки буквально помешались, узнав, что вы тут. Бред какой-то. Сегодня во время перерыва я послушала вашу музыку, и она ужасна, – Сара подмигнула мне. Она была старшей медсестрой и в течение всего дня заходила, чтобы проверить состояние миссис Бун и мое заодно. Это была пожилая, лет шестидесяти, женщина с таким мягким голосом, что он сам по себе оказывал исцеляющее воздействие. Даже если она говорила обидные вещи. – Итак, я ненавижу быть злой ведьмой, но часы приема посетителей подошли к концу…

– Не беспокойтесь, спасибо. Можно мне еще минутку?

Она кивнула.

– Конечно. Все в порядке.

– Кроме того, у меня есть вопрос, но он может показаться глупым.

– Спрашивай, сынок.

– Может она, к примеру, услышать меня? – спросил я, засовывая руки в карманы. – Я к тому, что если буду говорить с ней, она услышит то, что я ей говорю?

– Кто-то считает, что нет, другие говорят, что да. Но, между нами… – сказала она, подходя ко мне ближе. – Иногда нам самим надо выговориться, чтобы выпустить свои чувства на свободу. Всегда лучше произнести слова вслух, нежели держать их внутри себя. А если к тому же наши близкие смогут услышать нас… ну, это еще лучше.

Я улыбнулся и поблагодарил ее. Сара развернулась, собираясь уйти, но остановилась.

– А еще музыка. Говорят, что музыка помогает. Но, уверена, ты и так об этом знаешь.

Никогда мне не доводилось слышать более правдивых слов.

Когда Сара ушла, я придвинул стул ближе к кровати миссис Бун и взял ее за руку.

– Миссис Бун, у меня к вам эгоистичная просьба. Итак, предполагаю, что сейчас вы, как обычно, назовете меня идиотом или как-то еще, но я просто должен попросить вас об этом. Вернитесь. Вы должны очнуться. Не для меня, не для себя, а для Мэгги. Ей нужен шанс, нужна победа в жизни. Она пережила так много плохого. Слишком много. Поэтому я запрещаю вам. Я запрещаю вам оставаться в таком состоянии. Не знаю, известно ли это вам, но вы ее лучший друг. Вы – единственная, кем Мэгги по-настоящему дорожит, но я не могу позволить вам выяснить это у нее, потому что тогда она и сама это поймет, а мое самолюбие такого не перенесет. Мне нужно, чтобы вы, девочки, поправились. Вы, девочки, нужны мне здоровыми. Так что сделайте это для меня. Я буду перед вами в долгу, хорошо? Просто вернитесь к нам, миссис Бун. Просто вернитесь.

Шмыгнув носом, я еще ближе придвинул стул, вспоминая последние слова Сары. Склонившись к уху миссис Бун, я начал тихо петь «Сижу на причале у залива» Отиса Реддинга – их со Стэнли песню. И мысленно молился, чтобы она услышала меня.

***

Я понятия не имел, почему так боялся увидеть Мэгги. После долгого перелета и двенадцати часов в больнице я думал, что буду морально готов предстать перед ней, но стоило подойти к ее крыльцу, как руки предательски задрожали. Я позвонил в звонок, и миссис Райли, открыв, нахмурилась при виде меня. Мы не общались много лет, потому что она запретила мне появляться в их доме, но на этот раз мать Мэгги отошла в сторону, впуская меня.

– Спасибо, миссис Райли, – сказал я.

Она слегка улыбнулась мне и скрылась в доме. Я подошел к комнате Мэгги – дверь широко открыта, но ее там нет. Войдя внутрь, я увидел стопку книг, присланных мной, – тех, которые она не отослала мне обратно. Я открывал каждую из них и, перелистывая страницы, видел ее розовые закладки. Мэгги ответила на все мои заметки, но мне было непонятно, почему же она тогда не отправила их обратно? Держа в руках книгу и читая комментарии, написанные ее почерком, я развернулся, поднял взгляд и замер.

Мэгги.

Она выглядела прекрасно.

Такой чертовски красивой.

У нее тоже была книга, которую она двумя руками прижимала к груди. Мы стояли столбом и смотрели друг на друга. У меня защемило в груди, и я, сделав шаг назад, положил книгу, которую держал, обратно на стол.

– Прости, – пробормотал я.

Она несколько раз моргнула и потянула себя за кончики влажных волос, по-прежнему пристально глядя на меня.

Это все, что я мог ей сказать? Прости? Мы не виделись так давно. Столько лет! Ради нее я перелетел океан. Я так долго не стоял настолько близко к ней, и вот теперь первым словом, слетевшим с моих губ, было «прости».

– Как ты? – спросил я, но она просто склонила голову набок, не отводя от меня взгляда. В Мэгги кое-что изменилось с тех пор, как я уехал. Волосы стали короче, но по-прежнему были ниже плеч. Она слегка улыбнулась, но неразмыкая губ, – они были сжаты, лишь уголки приподняты. Это даже нельзя было до конца считать улыбкой – она получилась очень легкой, воздушной, как и весь ее облик. А во взгляде голубых глаз читалось глубокое одиночество. Для меня это оказалось тяжелее всего – посмотреть ей в глаза. Она почти не моргала, либо делала это очень быстро, словно не хотела ни на секунду отрывать от меня взгляда.

– Как ты? – спросил я еще раз.

Она ничего не ответила.

– Ты сегодня в порядке, Мэгги Мэй? – прошептал я.

Ее тело напряглось, и она пожала плечами. Мэгги была все так же, как и прежде, красива. Но теперь эта красота стала волнующей, завораживающей. Такая красота рождает в человеке желание плакать и смеяться одновременно. Я шагнул вперед, желая прикоснуться ладонью к ее руке, чтобы вспомнить ощущение ее кожи, но стоило мне пошевелиться, как она отступила.

– Прости, – пробормотал я, – я оставлю тебя.

Мэгги нахмурилась. Совсем забыл, что ее хмурый вид может быть более потрясающим, чем улыбка. Я пошел мимо нее, наши руки соприкоснулись, и я почувствовал, как она дрожит. Или, может, это я дрожал. Трудно было определить, кто из нас. Почти уже выйдя из комнаты, я вдруг остановился.

– Я скучал по тебе, – вырвалось у меня то ли обиженно, то ли искренне, то ли смущенно. – Сам не знаю почему, но я скучал по тебе. Ведь много лет назад ты ясно дала понять, что хочешь, чтобы я уехал в Лос-Анджелес. Я и сейчас скучаю по тебе, хотя снова не понимаю почему, ведь ты здесь, рядом. Ты стоишь всего в шаге от меня, но у меня такое чувство, что нас разделяет гигантская стена. Как я вообще могу скучать по тебе, когда ты так чертовски близко?

Мэгги повернулась ко мне спиной, и я наблюдал за тем, как она наклонилась и положила книгу на пол. А потом, медленно выпрямившись, она повернулась и прыгнула в мои объятия. Прыгнула в буквальном смысле слова. Мэгги прямо-таки подлетела ко мне, и я подхватил ее, крепко обняв руками.

Боже.

Как же хорошо.

Так здорово ощущать ее в своих руках. Прижимать к себе. Вдыхать запах ее волос – неизменный цветочный мед. Чувствовать ее губы, когда она целует мое плечо. Обнимать ее.

Моя Мэгги Мэй.

– Не отпускай, – прошептал я ей в волосы. – Пожалуйста, не отпускай меня.

Она обхватила меня крепче.

В ту ночь мы лежали на ее кровати, слушая музыку с ее телефона – каждый с одним наушником – и было удивительно, насколько естественным ощущалось находиться вместе с ней в ее комнате. Говорят, что время меняет людей, и это правда. Мы были уже не теми, что раньше, но каким-то образом изменились оба, вместе. Даже разделенные сотнями километров между нами. Но в эту ночь мне больше нравилось то, что осталось неизменным. Мне нравилось, что любимые для меня моменты остались прежними. Повернув голову к Мэгги, я спросил:

– Почему ты не присылала мне книги обратно?

Она приподнялась на локте, прищурилась и с несколько смущенным видом потянулась к доске, а я терпеливо ждал какого-то ответа.

Саша.

– При чем здесь она? – спросил я.

После письма, в котором ты впервые рассказал мне о ней, я поняла, что должна перестать отвечать тебе.

– Потому что это причиняло тебе боль?

Мэгги покачала головой.

Потому что это причиняло бы боль ей – видеть, как тебе приходят письма от другой девушки.

Она в своем репертуаре – самая заботливая женщина в мире.

– Мы расстались, – сказал я.

Мэгги бросила на меня вопросительный взгляд, и я почесал свой заросший подбородок.

– Ну, полагаю, это она со мной рассталась. Саша сказала, что ей ненавистно быть третьей в моей жизни.

Третьей?

– Музыка и… ну… – я печально улыбнулся ей, и она ответила мне тем же. Музыка и ты. – Понимаешь, это несправедливо, потому что каждый раз, когда я пытался жить дальше и двигаться вперед, твоя любовь продолжала тянуть меня обратно.

Она передвинулась ко мне и прижалась губами к моим губам. Начав целоваться, мы уже не собирались останавливаться. Это было самое лучшее, что я сделал за последние десять лет – вернулся к ее любви.

В ту ночь мы уснули в объятиях друг друга, и каждый раз, просыпаясь, я притягивал ее ближе к себе. Я не мог даже думать о том, чтобы снова потерять ее. И прежде чем отправиться в тур, мне нужно было, чтобы она знала – я вернусь домой, к ней. Мне нужно, чтобы она знала – у нас все получится, несмотря ни на что.

Мне нужно было, чтобы Мэгги знала – она была и всегда будет моей самой большой мечтой.

Глава 27

Мэгги

Когда я проснулась, Брукс уже ушел, но рядом стояла моя доска, на которой был написан текст.

Уехал сидеть с миссис Бун. Вернусь вечером. Я люблю тебя.

Я потянулась стереть написанное с доски, но слова стерлись все, кроме последних трех. Я совсем не возражала.

– Итак, по слухам, миссис Бун пришла в себя примерно полчаса назад, – сказал Келвин, входя в мою спальню.

Мои глаза округлились, и я, протирая их от остатков сна, вскочила с постели.

– Врачи сказали, с ней все в порядке. Они собираются провести несколько обследований, чтобы выяснить, нет ли у нее потери памяти, болезни Альцгеймера, слабоумия или чего-то еще подобного. Я не знаю всех подробностей, но на данный момент она в порядке. Она в сознании, Мэгги.

Серьезно?

– Ага, Брукс всем отправил сообщение. Я так полагаю, ты еще не проверяла свой телефон, иначе я бы уже слышал, как ты молча ликуешь, – он подмигнул мне.

Я закатила глаза и бросила в него подушкой, но он поймал ее и кинул обратно, отчего я чуть не упала с кровати. Через несколько секунд он, запрыгнув на мою кровать, принялся прыгать на ней вверх-вниз. Охватившее меня чувство огромного облегчения было ни с чем не сравнить. Знать, что она в порядке, что она дышит воздухом завтрашнего дня – уже одно это было просто замечательно.

– Так что… в понедельник рано утром мы улетаем обратно в Великобританию. Нас ждет довольно сильный нагоняй от руководства за отмену двух концертов, – сказал Келвин. – Оказывается, к тому, чтобы слетать во время турне домой и проведать больную бабушку, относятся очень неодобрительно. Ну… по крайней мере, мы им сказали, что миссис Бун наша бабушка… и это более или менее правда. Менеджер сильно злится из-за этого. Понимаешь, время – деньги. Ну и ладно. На следующей неделе мы начинаем отыгрывать пропущенные в Бирмингеме концерты.

О, Боже… мне так жаль. Это я виновата.

Келвин закатил глаза.

– Тут никто не виноват. В жизни всякое случается. Заодно и с тобой повидались. Последние несколько лет мы живем просто в безумном ритме, так что нам на самом деле нужен был перерыв. Плюс… у меня есть секрет.

Я выгнула бровь, гадая, что бы это могло быть.

Он усмехнулся.

– Я никому не говорил. Решил, что сначала скажу тебе, потому что ты лучший хранитель секретов из всех возможных, – он провел вдоль губ пальцами, изображая застегнутую «молнию». – Молчунья.

Я улыбнулась.

Он улыбнулся мне в ответ, сунул руку в задний карман и вытащил маленькую коробочку. Я прижала ладони ко рту. Он наконец-то решил сделать Стейси предложение.

Келвин открыл футляр, и у меня перехватило дыхание, а глаза наполнились слезами. Он легонько подтолкнул меня.

– Да ладно, сестренка. Не плачь.

Я взяла коробочку из его рук, чтобы рассмотреть потрясающее кольцо с бриллиантами. Ошеломительно красивое.

– Как думаешь, ей понравится?

Я театрально закатила глаза, и он усмехнулся.

Она будет в восторге.

– Я покажу его маме и папе, а потом поеду в отель встречаться со Стейси. Знаешь, я никогда в жизни так не нервничал. Такое ощущение, что сердце просто выпрыгнет из груди, – он забрал у меня кольцо и уставился на него с таким видом, словно переживал, что Стейси может ответить отказом на его предложение. Никаких шансов. Им, как никому другому, самой судьбой предназначено быть вместе. Даже когда много лет назад Келвину посчастливилось ухватить удачу за хвост, это не расстроило их отношений, а даже, скорее, укрепило их. Черт побери, да они с восьмого класса носят кольца с инициалами друг друга. Стейси и мой брат просто созданы для счастливой совместной жизни. Это их предназначение.

Я сжала его колено, и Келвин, оторвав взгляд от кольца, повернулся ко мне. Я улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, хотя во взгляде все еще был намек на страх.

– Спасибо, Мэгги. Пойду, покажу маме с папой, – вскочив с моей кровати, он вышел из комнаты, но ровно через секунду его голова снова показалась в дверном проеме. – И, Мэгги? Я люблю тебя. Сомневаюсь, должен ли брат об этом говорить. Не знаю. Но в свете того, что случилось с миссис Бун, я просто задумался: жизнь так непредсказуема, поэтому обязательно надо говорить людям, которых любишь, о своих чувствах. Понимаешь?

Мой брат – музыкант с тонкой душевной организацией. Я подняла доску, на которой уже было написано Я люблю тебя и добавила слово тоже.

Не прошло из двух минут, как из маминой спальни раздались радостные возгласы:

– О, мой Бог! Мой сын женится!

– Успокойся, мама! Я еще не спросил ее, – ответил Келвин.

– Обожемой, обожемой, о, БОЖЕ!!! Так много надо сделать, столько всего распланировать! – не унималась она. – Я ждала этого дня всю свою жизнь!

Я улыбнулась, прекрасно зная, что она не шутит. А еще улыбнулась потому, что уже много лет ее голос не звучал так счастливо.

***

– Ты в порядке сегодня, Магнит?

Мои любимые слова.

В тот же вечер Брукс вошел в мою комнату с сумкой в руке и пристроился на кровати рядом со мной.

– Итак, ходят слухи, что скоро будет свадьба. Полагаю, девочка любит мальчика и, приняв кольцо, сказала «да». Я был на торжественном ужине вместе с группой, и мне так хотелось, чтобы ты тоже была там – просто думать не мог ни о чем другом. Поэтому ушел раньше и принес тебе ужин.

Я наклонилась и поцеловала его. Мы объедались картошкой-фри и набивали рты гигантскими бургерами в таком количестве, что нормальному человеку стало бы плохо.

– Ты когда-нибудь думала о замужестве, Мэгги Мэй?

Да.

– А думала когда-нибудь о том, чтобы выйти замуж за кого-то вроде меня?

Я взяла его руку и, дважды сжав ее, прильнула к его телу. Брукс обнял меня и прижал к своей груди.

– Я хочу, чтобы когда-нибудь ты стала моей женой, Мэгги Мэй. Мы поженимся и будем самыми счастливыми людьми на земле. Потом у нас появятся малыши с пухлыми щечками, и они будут все время улыбаться, копируя наши улыбки. У нас будет собака по кличке Скиппи и кот по кличке Джем. Мы купим большой дом, а за ним для тебя будет большой сад, куда можно сбежать, чтобы выпить бокал вина, когда ты захочешь отдохнуть от детей. И беседка. Ты воплотишь в жизнь свою мечту – какой бы ни была эта мечта – и мы будем счастливы, Магнит. Я очень ясно представляю себе это – нашу жизнь. Мы будем счастливы всегда.

Мне нравились его слова, его надежды, его планы. Это были и мои планы тоже. Все, чего он хотел, я сама, наверное, желала еще сильнее. И тоже верила, что все это сбудется. Мы заслуживаем этого. Он и я. Как мой брат и Стейси, мы с Бруксом тоже заслуживаем счастья. Отныне и навсегда.

Я слышала, что у вас, ребята, неприятности из-за отмены концертов. Простите. Я не хотела портить вашу музыкальную карьеру.

– Ничего страшного, – тихо сказал Брукс, сидя рядом со мной и прижимаясь бедром к моей ноге. – Это всего лишь музыка.

Музыка была его жизнью, а он отложил концерты ради меня.

– Кроме того, есть мечты поважнее, – наши взгляды встретились, и он без слов – лишь своей полуулыбкой – сказал мне все. Я услышала его ясно и отчетливо, и надеялась, что он тоже слышит мой голос.

Я тоже люблю тебя, Брукс.

Тем вечером мы заснули, даря друг другу свою любовь. В середине ночи я проснулась от его прикосновений – он обнял меня и захватил мои губы обжигающим поцелуем.

– Мэгги, – шепотом выдохнул он, в темноте накрывая меня своим телом.

Наша одежда была свалена в беспорядочную кучу в углу комнаты. Брукс поцеловал меня в шею, и я ощутила на коже его горячее дыхание. Губами прикасаясь к моей коже, он скользил вниз по моему телу – сантиметр за сантиметром – отчего дышать становилось все труднее. Ну и пусть. В этот момент дыхание казалось пустой тратой времени. Положив руки мне на бедра, Брукс медленно и целенаправленно раздвинул их. Я внимательно наблюдала, как он, обхватив рукой член, начал неспешно поглаживать его по всей длине. Двумя пальцами второй руки он скользнул в меня, и я вцепилась ногтями в простыни. А потом, убрав руку, он потерся головкой члена о мой клитор и медленно погрузился в меня. Я чувствовала, как раскрываюсь навстречу ему – с каждым миллиметром, с каждым его толчком, с каждым стоном.

Да… Да…

Он склонился ко мне и коснулся моих губ нежным поцелуем.

– Ты в порядке?

Я кивнула.

Да… Да…

Он толкнулся глубже… вышел… толкнулся… снова и снова…

Мой рот непроизвольно открылся от ни с чем не сравнимых ощущений. Быстро и жестко, медленно и глубоко…

Брукс…

Как? Как такие, казалось бы, обычные движения могут ощущаться настолько… Вау. Он занимался со мной любовью так, словно извинялся за все пропущенные нами годы. Каждым своим толчком он молча обещал никогда не любить никого другого. Каждым своим голодным поцелуем я обещала ему то же самое.

– Тебе не обязательно говорить, – прошептал он, облизывая мою нижнюю губу. Он любил меня то жестко и глубоко, то быстро, то медленно. Прижавшись губами к моему уху, Брукс легонько втянул мочку между губами. – Но крики более чем приветствуются.

Глава 28

Мэгги

– Свадьба будет в зале или на открытом воздухе? – спросила мама у Келвина и Стейси следующим утром. Обеденный стол был завален журналами и проспектами на свадебную тематику. Мама не переставала суетиться с того самого момента, как узнала, что Келвин собирается сделать Стейси предложение. И стоило Келвину позвонить и сказать, что Стейси ответила согласием, мама вошла в режим турбо-белки в колесе. – О, вы уже думали, где устроить свадьбу?! Париж. Ой! Бора-Бора. Как насчет свадьбы осенью? Или, может, весной? Весенние свадьбы всегда так прекрасны, и я просто обожаю нежные пастельные тона. Вы двое уже определились с цветовой гаммой?

Стейси рассмеялась, продолжая листать журналы. Ее красота была такой естественной: карамельная кожа, вьющиеся медно-каштановые волосы, искренняя улыбка и потрясающие карие глаза, которые улыбались, наверное, больше, чем губы.

Я стояла возле холодильника и пила апельсиновый сок. От их суматошной группы меня отделяли всего несколько шагов, но они даже не обратили на это внимания – все были заняты разглядыванием безымянного пальца Стейси и попутно, с довольным сопением, поедали посыпанные сахарной пудрой пончики.

Выпрямившись, я сделала глоток сока, когда в кухню с книгой в руке вошел папа и улыбнулся мне. Подойдя ближе, он протянул книгу мне. «В поисках Аляски» Джона Грина.

– Вчера одна девушка читала это прямо на лекции, – тихо сказал он, хватая напудренный пончик и засовывая его себе в рот. – Должно быть, интересная, потому что мою лекцию она не слушала совершенно.

С улыбкой я провела кончиками пальцев по обложке и повернулась к нему.

Спасибо, папа.

– Всегда пожалуйста, шалунья, – он прислонился к холодильнику и перевел взгляд на маму и недавних обрученных. – Планируют свадьбу?

Я кивнула.

– На самом деле, я надеялся, что они сбегут куда-нибудь вдвоем. А теперь на ближайшие несколько месяцев нам предстоит жить с мамочкой-будущей тещей.

Стоя в сторонке, мы наблюдали, как будущая теща не перестает засыпать молодых вопросами. По правде говоря, такой взволнованной мама не была уже очень давно. Стейси, сохраняя спокойствие, изо всех сил старалась отвечать вежливо.

– Кэти, у нас действительно было не так уж много времени, чтобы обсудить все детали, но все это так волнительно, не правда ли?

Мама всплеснула руками и подпрыгнула.

– Да! Я ждала этого дня целую вечность и понимаю, что это мой единственный реальный шанс устроить свадьбу хотя бы для одного из моих детей.

У меня внутри все сжалось, а Келвин прошептал:

– Мама, прекрати.

– Я просто хотела сказать: не похоже, чтобы твои сестры вообще когда-нибудь собираются выйти замуж. Шерил помешалась на феминизме, а Мэгги… Все, что я хочу сказать, – у меня вряд ли будет шанс заниматься подготовкой их свадеб, – мама повернулась к Стейси и сжала ее руку. – Но, по крайней мере, у меня скоро появится еще одна дочь, чтобы все это сделать. Я чувствую, что наконец-то получу ту дочь, на которую смогу рассчитывать. Видит Бог, в воспитании Шерил я упустила много важного, и теперь эта своенравная девчонка колесит по всему миру, поэтому сомневаюсь, что она вообще когда-нибудь задумается о браке. А знаете, что в городе говорят про Мэгги? «Страшная история. Самый жуткий материнский кошмар. Эксцентричная чудачка». И с ними сложно не согласиться. Она больна, и ей уже не поправиться. Скорее всего, ей лучше никогда не покидать дом. Здесь для нее безопаснее.

Ой.

– Кэти, – прошипел папа.

Все резко повернули головы и увидели, что мы с ним стоим всего в нескольких метрах от них. Увидев меня, все трое нахмурились. Мамины щеки залил румянец, и она разволновалась еще сильнее.

– Мэгги Мэй, ты же знаешь, что нужно постучать, когда входишь в помещение, чтобы объявить о своем присутствии. В противном случае, получается подслушивание, а это неприлично.

Неприлично? Сегодня утром мать во всей красе продемонстрировала свое умение быть «приличной».

Я четыре раза стукнула по столешнице. Я здесь. Я здесь. Я здесь. Я здесь.

Они продолжали смотреть на меня с хмурыми выражениями на лицах. А я продолжала стоять, чувствуя себя крайне неловко. В итоге, переступив с ноги на ногу, я отправилась к себе в спальню.

***

На подоконник моей комнаты села зарянка, словно напоминание о свободе, которой мне так не хватало. Я снова и снова перечитывала список желаний, пока не осознала, что выучила его наизусть. Закрыв записную книжку, я положила ее на подоконник. Мамины слова не шли у меня из головы.

Я должна выйти отсюда. Я выйду.

Мне следовало еще много лет назад собрать все необходимые вещи и давно покинуть дом. Я должна была отправиться на поиски приключений, найти свою любовь и обвенчаться в большой церкви под торжественное пение хора и нелепые шутки священника. Я должна была стать знаменитой, как мой брат. Ну, или хотя бы чем-то большим, чем являюсь сейчас – ничем.

Встав со стула, я вышла из комнаты и достала из кладовки чемодан. Притащив его в спальню, я села на пол и начала складывать одежду. Сперва я уложила любимые книги. А на них – самые любимые книги. На самом верху я положила список желаний.

Я выйду.

Я выйду.

Сердце пустилось вскачь, но я старалась сохранять ясность ума. Не задумывайся. Просто собери вещи и иди. Сделать первый шаг будет труднее всего, но оно того стоит. Миссис Бун была права. Я должна жить так, чтобы мама снова могла мной гордиться. Я должна жить ради Брукса.

Когда на обложку «Голодных игр» упали первые несколько слезинок, я собрала все силы, чтобы прекратить плакать. Подсознание упорно убеждало остаться дома, рисуя разные ужасы, поджидающие меня за пределами этих стен, и напоминая о тишине, бывшей моим проклятием все эти годы.

Ш-ш-ш-ш…

Ш-ш-ш-ш…

Я тряхнула головой и продолжила собираться.

Будь выше этого. Будь сильнее, Мэгги Мэй.

Дверь скрипнула и открылась. От испуга я подпрыгнула, но потом увидела, как в комнату входит папа. Он заметил чемодан и, поморщившись, подошел к окну, выходящему на улицу.

– Иди сюда, Мэгги, – сказал он.

Я встала и подошла к нему. Несколько минут прошли в абсолютном молчании, после чего он снова заговорил:

– Знаешь, Эмили Диккинсон не любила встречаться с новыми людьми, – естественно, ему была известна история жизни Эмили Диккинсон. – Она покидала дом своего отца всего несколько раз, а через какое-то время и вовсе перестала выходить. Всегда одевалась в белое и была очень немногословной. (Примеч.: Эмили Диккинсон – американская поэтесса 19 века).

Я смотрела на улицу, наблюдая за детьми – они играли в догонялки, катались на велосипедах. Они в своей жизни испытали гораздо больше, чем я за все эти долгие годы. Я смахнула очередную слезу, чтобы папа ее не заметил. Он увидел это и улыбнулся. Папа всегда замечал мои слезы и улыбался, но это была печальная, вымученная улыбка.

– Одно лишь то, что она была не похожа на других, не делало ее уродом. Знаешь, люди тоже называли ее нелюдимой чудачкой. А Эйнштейна считали слабоумным.

Я улыбнулась, но он все равно каким-то образом разглядел мою печаль.

– Мэгги Мэй, ты хороша такая, какая есть.

Типичная фраза моего отца.

– Я знаю, что тебя волнует. Тебя волнует то, что думают о тебе другие. То, что думает о тебе твоя мать. И то, что думаю о тебе я. Откровенно говоря, все это пустая трата времени. Мы с твоей матерью, конечно, старше, но это никоим образом не делает нас мудрее тебя. Мы тоже до сих пор развиваемся, меняемся. И совершенно неважно, как люди называют тебя: отшельницей или чудачкой. Это не имеет значения. Важно лишь то, как ты называешь себя наедине с собой, – он снова улыбнулся мне. – Если однажды ты решишь выйти из дома и во всем разобраться, то, во что бы то ни стало, сделай это. Но не ради того, чтобы сделать счастливыми меня или маму, теряя при этом, на мой взгляд, собственное счастье. Уходи из дома, когда сама будешь к этому готова, а не под влиянием чьего-то давления. Договорились?

Я кивнула.

Хорошо, папа.

Он поцеловал меня в лоб.

– Биение твоего сердца заставляет планету вертеться, – он повернулся, чтобы выйти из моей комнаты, но остановился, откашлялся и, почесав свой щетинистый подбородок, сказал: – О, и в столовой тебя ожидает сюрприз.

Я спустилась вниз, в столовую, и увидела сидящую за столом старушку. Перед ней были два сэндвича с индейкой и две чашки чая.

– Итак, – сказала она, поднимая одну из чашек, – оказывается, потеря памяти – это не самое плохое, что может случиться, – она встала из-за стола и, слегка прихрамывая и опираясь на ходунки, подошла ко мне. На щеках у нее было несколько небольших синяков, но, в целом, она выглядела в своих лучших традициях: накрашенная и нарядно одетая. С легкой улыбкой миссис Бун подтолкнула меня в плечо. – Все могло быть гораздо хуже, – игриво добавила она. – Я могла бы стать немой.

Беззвучно хихикнув, я легонько толкнула ее в ответ.

В жизни никого не обнимала так крепко.

– Простите, я помешал? – сказал Брукс, входя в столовую и замечая, как мы с миссис Бун обнимаемся.

– Нет-нет. Мальчик, который поет песни на ушко старой леди, лежащей на больничной койке, имеет полное право нам мешать.

Брукс улыбнулся ей в своей однобокой манере.

– Так вы слышали меня?

– Мой хороший, тебя слышала вся больница. Каждый вечер после твоего ухода все медсестры с ума сходили из-за этого голоса и бородатого лица, чего лично я всю жизнь не понимала. Голос у тебя более-менее приличный, но сам ты похож на волосатое чудовище. Знаешь, бриться – это нормально. Если хочешь, я куплю тебе бритвенный станок.

Я подошла к Бруксу и погладила его небритый подбородок. Мне нравился его новый облик. Его руки были покрыты татуировками и выглядели такими мускулистыми, словно последние годы он только и делал, что качал мышцы. Он выглядел таким мужественным и таким взрослым.

Миссис Бун застонала.

– Ну, конечно, тебе это нравится. Но твое мнение предвзятое, поэтому оно не в счет. В любом случае, Брукс, вот… – она порылась в своей сумочке и вытащила связку ключей.

– Что это за ключи? – спросил он.

– Это в благодарность за то, что навещал меня. Келвин сказал, что вы, мальчики, здесь на все выходные. Еще он сказал, что ты был в очень сильном напряжении. Поэтому я решила, что вы, ребятки, можете поехать в мой коттедж и устроить там мальчишник. Делайте все, что придет в ваши юные головы.

– Вау. Это просто здорово. Спасибо, миссис Бун.

Раздался стук в дверь, и папа пошел, чтобы открыть. На пороге стояла женщина с любезной улыбкой на лице. При виде нее миссис Бун закатила глаза.

– Уф, только не ты снова.

– Привет, я Кейтлин – новая сиделка миссис Бун, – сказала женщина. – За ней совершенно невозможно угнаться. Она просто неуловимая.

– Единственный человек, для кого я старалась стать неуловимой, это ты, шпионка, – пробормотала миссис Бун.

Я ухмыльнулась. Удачи, Кейтлин. Ты еще хлебнешь с этой старушкой.

Они обе отправились в дом миссис Бун, и Брукс подбросил на ладони связку ключей.

– В эти выходные мы туда не поедем. У меня осталось мало времени, чтобы побыть с тобой, и я хочу насладиться каждым мгновением.

Я покачала головой. У нас впереди еще много мгновений. Группа заслуживает того, чтобы отдохнуть от всего и какое-то время потусоваться вместе. После недолгих убеждений, Брукс согласился поехать на северный берег озера. Он обещал вернуться в воскресенье днем, чтобы последний день перед отъездом провести со мной.

И пообещал мне много-много таких же дней в будущем.

Глава 29

Брукс

Перед тем, как нам с парнями отправиться к коттеджу, нужно было сделать важную остановку. Магазин лодок Джеймса. Если коттедж миссис Бун на берегу озера, и мы хотим совершить водную прогулку, то нам понадобится хорошая лодка, чтобы вместить всех. С тех пор, как мы с отцом Келвина ездили продавать их лодку, очень многое изменилось, поэтому вдвойне приятно было видеть, что в магазине Джеймса все осталось прежним. Включая значительно постаревшего Уилсона, все так же лающего на крыльце.

– Тихо, Уилсон! – сказал Джеймс, выходя на улицу. – Проклятая собака, которая не затыкается всю свою жизнь!

Пес залаял громче, словно говорил хозяину отвалить от него. Джеймс улыбнулся и почесал свою седую голову.

– Должен вам сказать, не каждый день группы – обладатели «Грэмми» звонят мне, чтобы арендовать лодку. Рад встрече с вами всеми, – он рассмеялся и пожал нам руки.

Келвин тряхнул руку Джеймса и сказал:

– На самом деле, мы – я и Брукс – уже встречались с вами около десяти лет назад. Мой отец приезжал сюда продавать свою лодку, а ваш сын водил нас на экскурсию на огромную яхту.

– На «Дженну», – он кивнул с гордостью во взгляде. – Это точно была она. Не для того ли вы здесь, чтобы взять ее в аренду?

Я рассмеялся.

– Нет, думаю, нам нужно что-то попроще. Чтобы просто выйти на озеро и порыбачить.

– Ну, полагаю, спорить бессмысленно. Хм… нам только что поступила отличная понтонная лодка, мы сдаем ее напрокат. Отлично подходит для рыбалки. Для большего комфорта есть диваны и шезлонги. Ощущается по-настоящему роскошной, и не слишком большая. Думаю, вам понравится…

– А что-нибудь… поменьше? – спросил я. – Нам бы хотелось почувствовать себя, как тогда, когда мы школьниками плавали рыбачить.

Джеймс кивнул.

– Ребята, а на какой лодке вы обычно плавали?

– С центральной консолью, – ответил Келвин. – Она была небольшая, но нам нравилось.

– Ну что ж, пусть будет с центральной консолью, если только вы, парни, не боитесь тесноты.

– Неа, – сказал Оливер, зажимая голову Рудольфа у себя под мышкой. – Мы любим прижиматься.

– Господи, я тебя ненавижу! – прокричал Рудольф.

– Ну же, маленький братец. Что я говорил тебе раньше? Не надо называть меня Господом. «Ваше величество» меня вполне устраивает.

Я закатил глаза, наблюдая за своими товарищами по группе – они совершенно не изменились. Джеймс позвал нас в свой кабинет, чтобы оформить документы. Пока мы общались, Оливер съел всю черную лакрицу на столе у Джеймса, заставив Рудольфа застонать.

– Ты ведь понимаешь, что это чистая отрава? К примеру, ты осознаешь, насколько это вредно для твоего тела?

Оливер бросил в рот еще два кусочка и пожал плечами.

– Конфеты – это моя слабость.

– Ты отвратителен, – сказал ему брат.

– Честно говоря, Оли, в этот раз Рудольф прав. Никто в здравом уме не может любить черную лакрицу, – сказал я, вмешиваясь в их разговор.

– Очевидно, этот парень любит, раз предлагает ее своим клиентам! – промычал Оливер, набивая себе рот.

Джеймс рассмеялся и подвинул мне несколько бумаг на подпись.

– Каюсь, грешен. Я просто обожаю лакрицу и съедаю почти по пачке в день. Мой сын меня за это ненавидит. Он говорит, что рано или поздно она убьет меня, но я дал ему понять, что быстрее загнусь от сигарет, чем от лакрицы, – Джеймс подмигнул, и мы все усмехнулись. Он подобрал для нашего уик-энда идеального размера лодку на прицепе, подходящем к нашей машине. И через некоторое время мы отправились в дальний путь. До коттеджа было добрых четыре часа езды, но, добравшись до него, мы не пожалели ни на секунду.

– Не могу поверить, что миссис Бун владеет этим местом и совсем не пользуется им, – воскликнул Келвин, когда мы подъехали к бревенчатому дому.

Когда миссис Бун сказала, что коттедж находится на берегу озера, она не упомянула тот факт, что это самое озеро для многих по своим размерам было сопоставимо с океаном. Стоя на пристани невозможно было разглядеть противоположный берег. А еще здесь был сарай с коллекцией из шести маленьких каноэ.

Сам коттедж был огромным и просто потрясающим. В общей сложности в нем было двенадцать комнат, включая три ванные и пять спален. Гостиную украшала гигантская голова лося, висевшая над камином, а в углу стоял громоздкий музыкальный автомат, проигрывающий лучшие старые мелодии. За монетку в пять центов можно было выбрать пять из пятидесяти разных песен. Рядом с музыкальным автоматом был проигрыватель и полка, полная пластинок. Это был самый лучший угол во всем доме.

Все спальни были оформлены в стиле разных стран. Одна была декорирована в британском стиле, а, войдя в другую, ты словно оказывался в Таиланде, и так далее. Переходя из комнаты в комнату, ты за пару минут словно переносился на другой конец света. Создавалось впечатление, что миссис Бун украшала дом, вспоминая путешествия, в которых они побывали вместе с покойным мужем. Всю их жизнь вкратце могли рассказать стены этого дома, и, кажется, жизнь эта была замечательной.

– Мне просто не верится, что она только сейчас рассказала нам об этом доме! – воскликнул Рудольф, вылезая из машины с тонной самодельного белого солнцезащитного крема на носу. – Представляете, какие вечеринки мы могли бы здесь закатывать!

Я хмыкнул.

– Наверное, именно поэтому она нам и не рассказывала. Мы разнесли бы это место по бревнышку.

– Стейси бы здесь понравилось, – сказал Келвин, затаскивая в дом дорожную сумку.

– Нарушитель! – хором крикнули близнецы, указывая на моего лучшего друга. Забавно, насколько были схожи их мысли, хотя в жизни они были совершенно разными.

– Никаких упоминаний о невесте, иначе выпиваешь штрафную рюмку, – строго сказал Рудольф.

– Это всех касается, – сказал Оливер, тыча пальцем в каждого. – Сегодня здесь никаких разговоров о женщинах, никаких имен. Иначе штрафная рюмка! Если кого-то поймают за телефонным разговором с девушкой – две штрафных. И, обещаю, если кому-нибудь каким-то образом удастся провести девушку на территорию, то в наказание за это придется пить мочу Рудольфа.

– Поверьте, это будет, по всей вероятности, самая чистая моча в доме. Для меня было бы настоящей честью пить свою мочу.

Я закатил глаза. Мальчишник. Никаких девушек. Никакого распития мочи. Следуем жестким правилам.

***

К полудню мы уже изрядно выпили и разговаривали о музыке – все казалось идеальным. Все, что оставалось сделать – это спустить на воду взятую напрокат лодку.

– На фиг все это, – простонал Оливер, лежа на диване в полусонном состоянии. – Я останусь здесь и палец о палец не ударю до тех пор, пока не придет время есть пиццу!

– Брось, ты ведь можешь бездельничать и на лодке. День такой замечательный!

– Если в твоем понимании замечательный день – это затянутое облаками небо, то ради Бога, а моя толстая задница не сдвинется с этого дивана, пока не настанет время пиццы.

Я закатил глаза.

– Ладно. Где твой брат?

Несколько секунд спустя я увидел Рудольфа, разговаривающего с искусственным цветком в углу комнаты. И он не просто разговаривал, а заигрывал с ним.

– Значит, ты часто здесь бываешь? – спросил он, ласково поглаживая пластиковые листья.

Я бросил взгляд на часы.

– Чувак, всего лишь час дня. Как ты умудрился так напиться?

Подняв пустую бутылку из-под виски, я получил ответ на свой вопрос.

– Келвин! Мне нужен мой жулик-подельник, чтобы выйти на лодке на озеро и вытащить с собой двух этих придурков. Келвин? – крикнул я, обходя дом.

Его нигде не было.

Я дважды осмотрел каждую комнату и, только обойдя территорию коттеджа, обнаружил его. Он сидел на корточках за кустами и шептал в трубку:

– Хорошо, детка. Я должен бежать. Кажется, кто-то идет. Я тоже тебя люблю.

– Маленький засранец, – засмеялся я при виде вскакивающего на ноги Келвина и его попытки быстро спрятать телефон в карман.

– Я не понимаю, о чем ты, – сказал он, защищаясь.

– О, прекрасно понимаешь. Ты только что разговаривал со Стейси!

– Что? Ни фига! Это же мальчишник! Никаких цыпочек.

Я прищурился.

– Мы закроем на это глаза, и ты сможешь избежать штрафных рюмок, если пойдешь со мной и поможешь спустить на воду лодку, а заодно перетащить на нее тех двоих.

Келвин поморщился.

– Я на самом деле не…

– ПАРНИ! КЕЛВИН ЗАСТУКАН ЗА РАЗГОВОРОМ…

Он подбежал и зажал мне рот ладонью.

– Чувак, ладно, ладно! Я не знаю, заметил ли ты, но у близнецов рюмка – это пластиковый стакан.

– Ладно, приятель, переодевайся! Мы собираемся на рыбалку. Только выпивка, парни и удочки.

– Не очень удачный девиз для предстоящего мероприятия. Я обеспокоен тем, что нам предстоит.

– Обеспокоен? – спросил я с лукавой усмешкой. – Или волнуешься в предвкушении?

Келвин начал подпрыгивать вверх-вниз, словно пятилетний ребенок.

– Я так взволнован! Так взволнован! Только выпивка и парни! И ты возьмешь с собой свою длинную палку!

– Не заставляй меня повторять.

Он направился в сторону кухни, но остановился.

– Честно говоря… когда сказал про палку, я имел в виду удочку, Брукс. А не твой член.

Я приподнял брови.

– Называй ее, как хочешь, братец. В любом случае, я захвачу это. И возьми свою гитару – мы сможем разобрать некоторые аккорды и тексты для нового альбома.

Его лицо засветилось. Я не знал больше ни одного человека, кого работа приводила бы в такое возбужденное состояние. Ну, кроме меня самого.

Через час мы спустили лодку на воду, отплыли на середину озера и заглушили двигатель. Вокруг тишина и покой – даже ни одной лодки поблизости. Мы начали выпивать. Что может быть лучше, чем провести такой день в Висконсине: лодка, выпивка и дружеская компания. Это просто жизненно необходимо делать.

– Знаешь, наша группа вызывает у меня некоторое беспокойство, – сказал Оливер, когда мы удобно расположились.

Все трое были в изрядном подпитии, а я почему-то решил оказаться тем, кто должен следить, чтобы они не поубивали друг друга. Меня выручала стоящая рядом пивная банка: каждый раз, когда поступало предложение выпить, я делал вид, что запиваю пивом, а на самом деле выплевывал в банку отвратительный виски.

– Да? Почему это, Оли? – спросил я.

– Ну, видишь ли, я никогда не мечтал играть в девичьей группе, и поэтому мне немного тревожно, что в последнее время у троих из нашей команды отрастает вагина.

– Что?

– Это довольно жалкое зрелище, и, честно говоря, чертовски непонятное. Я к тому, что ты, Келвин, и суток не смог продержаться, не позвонив Стейси. Брукс, не думай, что я не заметил, как ты переписываешься с Мэгги. Даже мой брат-близнец в данный момент влюблен в растение, хотя, зная его сверхъестественную любовь к матери-природе, я не удивлен.

Я взглянул на Рудольфа, он обнимал горшок с искусственным цветком, который прихватил с собой.

– Ее зовут Николь, и она прекрасна, – с гордостью в голосе промямлил он.

– Понимаешь, о чем я? Мои друзья превращаются в слюнтяев, и я боюсь, что скоро мы начнем писать песни о свадьбах и подгузниках.

Я засмеялся.

– Оливер, все не так страшно.

Он замахал на меня руками.

– Брукс Тайлер Гриффин. Ты переписывался с ней и отправил фото с высунутым языком. Ты изображал гребаную собаку.

Я прищурился и притворился, что увлеченно слежу за поплавком.

– Если быть точным, то да, я выкладывал фото, но для наших фанатов. Помнишь таких? Это люди, которые нас поддерживают. Очень важно делиться с ними чем-то личным, Оли. Тебе следует взять это на заметку. Именно поэтому наши фаны любят меня больше, чем тебя.

– Ха! Сомневаюсь. Особенно, когда ты собачьим голосом говоришь: «Я люблю тебя, Мэгги!» Это тоже фанатам? Понятное дело, у многих фан-клубов есть названия. У фанатов Деми Ловато – «Ловатики». У Джастина – «Белиберы». У Бьонсе – «Бихайв». Но, как мне кажется, «Я люблю тебя, Мэгги» не так-то просто выговорить.

Я повернулся, чтобы показать Оливеру средний палец, но он в ответ уже показывал мне оба своих. Уложил на обе лопатки.

Небо стало хмурым, но на воде был полный штиль. Единственные звуки на всю округу – это наши радостные выкрики каждый раз, когда мы думали, что поймали рыбу. Но этого так ни разу и не случилось. Оглянувшись назад, я с трудом смог различить очертания огромного коттеджа, а при взгляде вперед едва просматривались городские магазины. Идеальное место. Полную тишину нарушал только легкий плеск воды.

– Но, шутки в сторону, Кэл, я действительно счастлив за тебя и Стейси, – сказал Оливер и взял в руки гитару Келвина, при этом не знакомый ни с одним аккордом.

– Как вы думаете, наш директор сильно разозлится?

– Ха! Конечно, разозлится. Один из солистов «Жуликов» связывает себя узами брака, разбивая сотни девичьих сердец по всему миру. Директор изо всех сил будет стараться отговорить тебя от этого.

– Да, я понимаю. Ну и ладно. Он и так злится на нас за отмененные концерты. Поэтому можно дать ему еще один небольшой повод позлиться и понаблюдать при этом, сколько седых волос добавится у него на голове, – Келвин выхватил свою гитару из рук Оливера и перешел на корму, где у штурвала лодки сидел я. Я тоже взял свою гитару и начал наигрывать вступление к нашей песне «Раздвоение». Келвин начал подыгрывать мне. Оливер запел, а Рудольф просто продолжил разговаривать со своим цветком. Когда близкие друзья работают вместе, это часто приводит к проблемам. Но только не в нашей группе. Не считая бесконечных споров близнецов, нам легко работалось. Конечно, у нас иногда возникали разногласия, но ничего такого, чего нельзя было бы решить.

Мы провели на воде весь день. Когда небо начало темнеть, мы принялись трудиться над новыми текстами. Наше творчество было практически непрерывным с тех пор, как нам улыбнулось счастье в мире музыки.

Упали первые капли дождя, поэтому Келвин предложил вернуться в коттедж и закончить работу там. Я завел двигатель лодки и направил ее в сторону дома. Спустя всего несколько минут небо совсем почернело, и с небес на нас обрушился ливень. Рудольф вскочил на край лодки и поднял горшок со своей Николь вверх.

– Да, моя дорогая! Выпей все это! Напейся воды матери-природы!

– Идиот, это искусственный цветок! – прорычал Оливер, перекрикивая дождь. – Ему не нужна вода!

– Не слушай одинокого парня, Николь! Единственная любовь в жизни моего брата – это тако. (Примеч.: Тако – традиционное блюдо мексиканской кухни. Готовится из кукурузной или пшеничной лепешки тортильи, в которую заворачиваются различные начинки).

– Тако – это жизнь! – крикнул Оливер, потрясая кулаками над головой, и в этот самый момент над нами сверкнула молния. – Я люблю вас, тако!

– Итак, – сказал Келвин, когда мы направились в сторону дома. Он стоял рядом со мной, покачиваясь взад-вперед. – Ты хочешь быть моим шафером? – прокричал он сквозь шум дождя.

Я вытер мокрое лицо.

– Чувак, я уже даже смокинг купил. Мне на роду было написано стать твоим шафером.

Он засмеялся.

– Это правда. Но из вежливости я решил поинтересоваться.

– Это все потому, что у тебя выросла вагина. Вагины, в отличие от членов, делают человека более воспитанным.

– Да, то же самое вчера вечером мне сказала твоя мама.

– Забавно, а когда я в последний раз видел твою маму, она не произнесла ни слова. С другой стороны, ее рот был занят едой, так что, скорее всего, для разговора у нее просто не было возможности.

Он потянулся за моей «пустой» банкой пива, чтобы запустить ею в меня, и тут же замер, глядя на меня прищуренными глазами.

– Ты пил из нее последние четыре часа, а она все еще полная.

– Я…

Он поднес банку к носу и понюхал.

– НАРУШИТЕЛЬ! Брукс выплевывал виски в пивную банку!