На раскаленной паутине [Михаил Март] (fb2) читать онлайн

Михаил Март
На раскаленной паутине

ГЛАВА I

1.

С веселого и радостного криминальную историю не начнешь. Сначала убийство или катастрофа, а потом причины и следствие. Все так — и никуда от этого не денешься. Маленький примерчик. Шандарахнули крепкого здорового мужика по башке, пока он рот разевал, — и делай с ним что хочешь. И не сомневайтесь: все выглядело именно так.

Лежит человек и шелохнуться не в силах. Холодная земля или горячий песок, светит солнце или идет дождь — все едино. Сознание выключилось, и никаких мирских забот. Хуже, когда оно включается. Тупая боль в затылке, багровые круги перед глазами, мокрая трава под ребрами. Одно утешает — живым остался.

Валяясь под откосом дороги в неуклюжей позе, крепкий рослый мужик уже не тешит себя надеждой, что в одурманенной голове замаячит хоть какая-то здравая мысль. А о душе, покидающей обессиленное тело, и вовсе забыл, как только в ушах послышался вой милицейской сирены. Отвратительное до колик в животе, такое знакомое и земное, что любого ангела спугнет. Попытка встать и унести ноги не увенчалась успехом. Все, что ему удалось, — это перевернуть свое неуклюжее тело на спину. В черном небе мерцали миллионы звезд с красными пузырящимися ореолами. Фантастика!

Где-то над головой завизжали тормоза, яркие лучи фар осветили стройные кипарисы и колючий кустарник. Напуганная стая ворон сорвалась с насиженных мест и оглушительно взлетела вверх. Им легче: у них — крылья. Хотелось крикнуть им вслед: «Эй, ребята, куда же вы, а я?» Но он оставался на месте. Ни ангелы, ни вороны о нем не подумали. Последние свидетели и те разлетелись.

Действо продолжалось: хлопали «дверцы машин, черные силуэты, скользя по мокрой траве, спускались вниз. Пучки света от ярких фонарей скакали, как стая зайцев от одного куста к другому. Сегодня им повезло. Они найдут то, что ищут. Один такой зайчик запрыгнул ему на лицо и решил дальше не скакать. Пригрелся, мерзавец. Парень приподнялся на локтях, но сквозь световую завесу ничего не видел. Боль в затылке не унималась, а ноги налились чугуном. Предатели!

— Погаси. Еще насмотришься. — Он едва узнал собственный голос.

Луч обшарил лежащего с ног до головы. Вот сейчас лучше не шевелиться, а то тебя не так поймут и пальнут сдуру.

Чьи-то сильные руки подхватили его сзади и поставили на ноги. Взгляд охотника встретился со взглядом добычи. Добыча понятия не имела, что выражает ее физиономия, но встречная морда ничего хорошего не предвещала.

Начали с обычного обыска, прихватив мужика под руки с двух сторон. Крепко держали, как в тисках.

— Не карманы, а ювелирная лавка, товарищ подполковник, — сказал капитан, выворачивая карман за карманом. При этом от него разило водкой на версту.

Нет ничего хуже, чем среди ночи оторвать мента от бутылки. Ласковых слов не дождешься.

— Ведите его к машине, — приказал подполковник. Фонарик скользнул по траве и вновь наткнулся на очередную находку. Луч выхватил из темноты совершенно белое, как луна, мертвое лицо мужчины. То, что на земле лежал покойник, сомнений не вызывало. Во лбу зияла черная дырка от пули. В синюшных уголках рта запеклись струйки крови. Выпученные глаза — словно стеклянные пуговицы.

Больше он ничего не увидел, его поволокли вверх к шоссе.

Возле откоса, на обочине, стоял серебристый «мерседес». Он знал, что на рулевом колесе найдут его отпечатки пальцев. Вдоль дороги стояло еще несколько машин — две патрульные «пятерки» с маяками на крыше и черная «волга».

Его почему-то усадили на заднее сиденье «волги». И еще, что удивительно, никаких наручников, два милиционера остались стоять по обеим сторонам у дверей. Странно они себя ведут. А увидев ключи в замке зажигания, парень вовсе растерялся. Конечно, в его состоянии не просто перескочить на переднее сиденье, включить двигатель и дать деру. Не успеет. Но теоретически такой финт возможен. Пока задержанный соображал, что к чему, на месте обнаружения трупа шла работа экспертов, криминалистов и следователей. Но это тоже из области теории. На практике к месту происшествия выехали пять человек из тех, кто на момент вызова оказался под рукой.

Сидя на корточках, подполковник осматривал покойника, словно филателист редкую марку.

— Стреляли в упор. Судя по всему около часа назад. Его нужно отправить в морг и вызвать судмедэксперта. Мы тут можем что угодно предполагать, а мне нужна точность.

Стоявший рядом капитан разглядывал трофеи, изъятые из карманов задержанного и покойного.

— Деньжата у погибшего водились. Только вот бумажник его я нашел в чужом кармане.

— Убийство с целью ограбления? Чушь. Убил, ограбил, смылся. А задержанный улегся прикорнуть рядышком с трупом. Документы какие-нибудь есть?

— Полно. Так. Начнем с жертвы. Тут политикой пахнет, Глеб Сергеич. Застрелен Таманцев Кузьма

Ильич. Есть его паспорт, в нем корешок от авиабилета и удостоверение редакции газеты «Красная Кубань», где он занимал должность главного редактора. Личность в крае популярная. В общую кучу с бомжами не спишешь.

— Корешок билета, говоришь?

— Да. Он прилетел из Москвы примерно в полночь.

— Ну а кто второй?

— Паспорт на имя Журавлева Вадима Сергеевича. Москвич. Тридцать семь лет. Тут есть еще удостоверение следователя московской прокуратуры. Но оно просрочено. Действительно до девяносто шестого года. Визитные карточки на его же имя. Частное детективно-охранное бюро «Сириус». Оперативный сотрудник. Разрешение на ношение и хранение оружия. Пистолет «Вальтер П-38» сорок пятого года, калибр 7.65 мм 38469. Странно. Оружие трофейное, времен войны. Кто мог его оформить на Журавлева? Но пустая кобура у него под мышкой болтается, пистолета нет. Дырка во лбу убитого соответствует калибру.

— Ладно. Ищите оружие и гильзы. А я посмотрю на этого сыщика.

Подполковник поднялся на ноги и начал взбираться по откосу к дороге.

Несколько оперативников продолжали ползать на коленях с фонарями в руках.

Подполковник подошел к черной «волге» и сел за руль. Задержанный оставался сидеть на заднем сиденье, а милиционеры так и остались дежурить у задних дверей.

Закурив, подполковник повернулся боком и положил локоть на спинку сиденья.

— Я начальник криминальной милиции Глеб Елистратов. В серьезную историю ты вляпался, Журавлев.

— Догадываюсь.

— Следователем работал?

— Пять лет. Уже забыто.

— В частные сыщики потянуло. На романтику. Ну давай, рассказывай. Что-то я не нашел твоей лицензии.

— В рамочке дома над кроватью висит.

— Ясное дело, на подлинник кисти передвижников не заработал.

— Парня, которого пришили, я не знаю…

— Это понятно. Бумажник тебе подбросили, Оружие отняли, и, вообще, ты ждал трамвая. Давай по существу, парень. Следы остывают.

— Голова плохо варит. Кто-то спутал ее с футбольным мячом.

— Твердость черепа — одна из привилегий сыщика. Если ты этого не знал, торговал бы котлетами с лотка.

— Интересная мысль. И где вы раньше были? Вообще-то, я в отпуске. Живу в гостинице «Жемчужина». Третий день. Тут у меня в номере раздается странный телефонный звонок. Называют меня по имени. Предлагают заработать двести долларов. Надо съездить в аэропорт встретить самолет из Москвы. Пассажир сам ко мне подойдет, а я должен стоять под часами в центральном зале с газетой «Красная Кубань» в руках. Машина стоит у входа. Серебристый «Мерседес-380». Ключи от машины у портье. Пассажира надо отвезти туда, куда прикажет, и позаботиться о его безопасности. На курорте всегда деньги нужны, предложение нормальное, а двести баксов на дороге не валяются. Легкая вечерняя прогулка. Спустился вниз — там действительно стоял «мерседес», тот, что сейчас у обочины скучает. Получил ключи и через час приехал в Адлер. Рейс задержался на два с лишним часа. Я дождался. Стоял, где положено. Ко мне подошел тип. Тот, которого скоро в холодильник впихнут. Велел везти его в центр Сочи. Сели и поехали. Смотрю, лампочка мигает. Топливо на исходе. Остановился у заправки. — Журавлев кивнул на дорогу. Примерно метрах в двухстах горели огни автозаправочной станции. — Клиент остался в машине. Заправщика на месте не было. Окошко закрыто. Я зашел в помещение. Свет везде горит, но никого нет. Я опять вышел на улицу. Смотрю — возле нашей машины появилась еще одна, черная «волга». Два мужика стояли возле дверцы моего подопечного. Я хотел вмешаться, а тут мне на голову весь Кавказский хребет свалился. И все. Лампочка погасла.

— Хорошо складываешь, Журавлев. Тебе бы куплеты сочинять. Одним словом, я — не я и лошадь не моя! А потом из твоей пушки убивают клиента, подбрасывают тебе его вещи. Свидетелей, разумеется, нет. Три часа ночи. Ясное дело. И с этим ты пойдешь к следователю? Пропадешь. А что у тебя есть в свою защиту?

— Знал бы, где упасть, свидетелями бы обзавелся. Вы что же думаете, я сам себя по башке звезданул?

— А черт тебя знает! Тебе же верить нельзя. Ты же все врешь, Журавлев.

— С чего вы взяли?

— Ты приехал в Сочи в отпуск. Живешь в шикарной гостинице, наслаждаешься морем. Благодать! Только вот когда я еду в отпуск, я с собой оружие не беру. Или ты охотиться на чаек приехал?

Ответить Журавлев не успел. Впрочем, ему нечем было крыть. К машине подошел капитан. Елистратов опустил стекло на своей дверце.

— Ну что у тебя, Сухарев?

— Начну с того, что в «мерседесе» десяток обезьян порезвились. Все вверх дном перевернули. Даже сиденья вспороли. — Он протянул в окошко два целлофановых пакета. — Вот его пушка. Метрах в трех валялась. В обойме не хватает одного патрона. Гильзу нашли. Сомнений нет, в Таманцева стреляли из «вальтера». И вот еще. — Он подал второй пакет, в котором лежал пухлый голубой конверт размером с писчий лист бумаги. — Покойник его скотчем к ноге прилепил, под брюками, над щиколоткой.

— Так вот что они искали! Ладно. Сходи, Сухарев, на заправку. Глянь, что там творится. Слишком тихо. А нам звонили, скорее всего, из нее.

— Понял, товарищ подполковник.

Как только капитан отошел, Елистратов опять поднял стекло и повернулся к задержанному.

— Делай выводы сам, Журавлев. Допустим, я поверю в то, что тебя подставили. Но следователей ты не убедишь. Сам прошел эту школу. Добавлю к этому, что начальник УВД Сочи полковник Духонин терпеть не может иногородних, которые на его территории разборки устраивают. Он из тебя пыль вытряхнет, как из столетнего матраца. Подпишешься даже под тем, что тебя заслали с Марса со шпионским заданием.

— Я бы нашел убийц, подполковник.

— Не выходя из камеры? Тут чисто сработано. На таких ребят с сачком не пойдешь — не бабочки. А затевать долгие расследования в нашем регионе не принято. Зачем, когда есть отличный кандидат, да еще с неопровержимыми уликами?

— Объяснять не надо.

— Конечно. Опыта у тебя хватает.

Елистратов ждал, что Журавлев что-нибудь скажет, но тот молчал.

В окошко постучал сержант.

— Глеб Сергеич, капитан с бензоколонки машет. Подполковник оглянулся. Сухарев стоял возле дверей будки и размахивал руками.

Елистратов включил двигатель, и машина едва на дыбы не встала. Один рывок — и «волга» очутилась возле заправки. «Лихачит мент, — подумал Журавлев. — Не мальчишка ведь, поди мой ровесник».

Подполковник вышел из машины и отправился вместе с капитаном в будку. Пакет с пистолетом он прихватил с собой, а голубой конверт остался лежать на сиденье.

Журавлев опешил. Беспечность? Ротозейство? Или шанс? Полковник только что показал, на что способна эта машина, оставил ключи в зажигании и ушел. Он все сказал: в камере Журавлев ничего сделать не сможет. Рано ему прощаться со свободой.

У Журавлева открылось второе дыхание. И откуда только силы берутся? Он перемахнул через сиденье и очутился за рулем. Дальше сработал инстинкт. Размышлять было некогда. Мотор взревел — и машина сорвалась с места.

В зеркало заднего обзора он видел, как милиционеры бросились к своим патрульным машинам.

Огни бензоколонки удалялись с огромной скоростью и вскоре растаяли в ночи.

Беглец выжимал из машины все соки. До города рукой подать, но там посты. Решение нужно принимать в доли секунды. Сирены уже выли за его спиной и подгоняли его, словно ветром.

Перемахнув мост с мелкой речушкой, Журавлев резко затормозил и свернул к откосу. Машина скатилась вниз, он успел вывернуть руль, дал газу и, буксуя, заехал под мост. Двигатель заглох. Беглец затаился. Не прошло и минуты, как по мосту с воем пролетели две машины.

Журавлев выскочил из «волги» и побежал вдоль реки в горы. Он бежал без оглядки, ни о чем не думая, не разбирая дороги. Когда выдохся, шел пешком, но ноги не выдержали, и в конце концов он повалился на землю. Кажется, ускользнул, но это не значит, что можно расслабиться.

Вадим приподнялся и сел на поваленное дерево. Солнце уже взбиралось на небосклон. Где-то на холме, по другую сторону речки, в зелени леса, он увидел красную крышу. Она притягивала его к себе словно магнитом. Что он там потерял — непонятно, но его тянуло туда, как мотылька к свету. Крыша казалась такой близкой, а идти пришлось долго. Но когда видишь цель, то ноги идут; если цели нет, то они подкашиваются и не хотят подчиняться.

В горячке он успел забыть о головной боли и не думал об усталости.

Наконец тропа вывела его к винограднику, а потом на поляну. Здесь он увидел людей. Их было двое. Парень лет двадцати и старик лет семидесяти. Они таскали из сарая ящики с виноградом и персиками и укладывали на землю перед кузовом грузовой «газели».

— Бог в помощь!

Мужчины оглянулись. Перед ними стоял высокий измученный мужик в помятом бежевом костюме и светлыми волосами, давно уже не видевшими расчески.

«Счастливые люди, — подумал Журавлев. — Встают с восходом солнца, когда еще в воздухе стоит влажная пыль тумана, и наслаждаются плодами своего труда. К тому же сочными и сладкими».

— Заблудились? — спросил старик с грузинским акцентом.

— Напились вчера в горах на пикнике, а потом плохо помню. Где-то упал и отрубился.

— Тут в горы не пролезешь. Заросли. Журавлев не стал вдаваться в подробности. Он видел, что они ему не верят.

— Мне бы в город позвонить… — Незваный гость продолжал сверкать зубами, стараясь изображать простодушного малого.

В чистом прозрачном воздухе разлилась тишина. Какое-то время мужчины молча мерили друг друга взглядами, затем старший тихо сказал:

— Отведи гостя к телефону.

Парень опустил ящик на землю и кивнул на дом.

— Идемте за мной.

Они прошли в дом. Удивительно, но в нем не было перегородок. Одна огромная комната. Тут тебе и кухня, и спальня, и столовая с гостиной.

Парень подошел к комоду, взял с него трубку сотового телефона и подал пришельцу.

Журавлев набрал нужный номер. Ждать пришлось недолго. На том конце ответили почти сразу, что показалось Журавлеву странным. Эти люди в такую рань видят свои лучшие сны.

— Слушаю вас.

— Лев Михайлович?

— Кто это?

— Снежная королева.

— Как я сразу не догадался! Что-нибудь произошло?

У Журавлева сложилось впечатление, что Лев Садальский сидел у телефона и ждал звонка. Только не его, конечно, а более важного.

Сын хозяина стоял в дверях, сложив на груди руки и подпирая плечом косяк. Судя по его виду, он и не собирался оставлять гостя с телефоном наедине.

— Что ты молчишь, Дик?

— Мне не удалось отработать свой гонорар. Мы попали в мясорубку. Одним словом, менты меня сцапали с покойником в обнимку.

— Ты в милиции?

— Нет. Подполковник Елистратов сделал вид, что он разиня. Короче, дал мне возможность реабилитироваться.

— Значит, ты смылся и этим подтвердил свою причастность к преступлению. У тебя с головой все порядке?

— В полном смысле слова — нет. Ее пытались раскроить, но черепушка выдержала землетрясение. Имей я мозги — сотрясения не избежать. По идее, меня хотели подставить.

— Значит, Таманцев мертв?

— К сожалению. При нем нашли голубой конверт. Сейчас он у меня.

— Он вез его мне.

— Ладно, одной проблемой стало меньше. Я тебе его привезу, а ты подумай, как мне защищаться. У меня даже документов нет. Содержимое карманов осталось у блюстителей закона. Одним словом, пуст, как гнилой орех.

— Что-нибудь придумаем. Я тебя жду. Только будь осторожен. Таманцева убили из-за этого конверта. Он наподобие тротила, образно говоря. Охотники многое бы отдали за этот конверт. А скорее всего, забрали бы его вместе с твоей жизнью. Ну, в этом ты уже успел убедиться. Я тебя жду.

На этом разговор закончился.

— Вам нужно в город? — спросил сын хозяина, все еще подпирая косяк.

— Не отказался бы попасть туда незамеченным.

— Догадался. В кузове найдется место. Я заставлю вас ящиками. В кабине ехать не предлагаю. На пути четыре поста. Выезжаем через полчаса.

— Тебе бы, парень, лук со стрелами — и вылитый Робин Гуд.

Главное, считал Журавлев, возвысить человека в собственных глазах. Тогда он способен на любые подвиги,

2.

Состояние Ули граничило с истерикой. Хоть в петлю лезь. В ее короткой жизни хороших дней было немного. Пальцев на одной руке хватит, если вспомнить и посчитать. Сегодняшний день стал самым черным из худших. Валерка выставил ее за дверь среди ночи, когда привел в дом новую бабу. Чутье ей подсказывало, что такое рано или поздно должно случиться, но старалась отгонять от себя дурные мысли. Подонок! Ладно бы притащил в дом что-то стоящее, а то ведь уродина, каких свет не видал. Она готова была разреветься, но не могла. Кафе открывалось в восемь утра, и первые клиенты ломились в двери, чтобы набить желудок бутербродами, и салатами, перед тем как бежать занимать место под солнцем и греть свои животы. Уля весь летний сезон работала официанткой, чтобы кормить своего оболтуса, а он, тварюга, приволок себе кормилицу с панели. Ну, она ему еще даст шороху. На коленях обратно приползет — только вот шиш ему с маслом!

Черт ее дернул уехать из Ростова. Там и дом был, и работа нормальная, так нет… Поманил пальцем безмозглый придурок — и она полетела за ним. Как же, Сочи, парень красивый, райскую жизнь обещал. И что? С мачехой разругалась в пух и прах, работу потеряла, и куда ей теперь? Так и ^-быть подавальщицей в забегаловке? Сезон кончится, и выставят за дверь. Од-. но утешало: успела к своим двадцати годам профессиями обзавестись. Права получила, около двух лет шоферила, пока медицинское училище заканчивала, потом медсестрой работала в хирургии. Даже покойников в морге потрошила. Не хотела ни у кого на шее висеть. С седьмого класса уже работала, почту разносила, чтобы платье и туфли себе купить. Мама рано умерла, а папаша у мачехи под каблуком ходит. Она у него все до копейки выгребает, чтобы не пропил. Бутылку красного по субботам, и хватит. Все деньги, стерва, на себя тратит. Все ей мало. Ладно, ушла и не жалеет, но зачем из родного города уезжать? Дура!

Уля злилась на себя и на весь белый свет. В Ростове Пашка остался. Уж так он ее любил, так любил… А она его на олуха променяла. Теперь Пашка с Ленкой снюхался, с ее же лучшей подругой. Гадина она, а не подруга.

Поставив чашку кофе и тарелку с сосисками на стол, она хотела отойти, но чья-то рука схватила ее за кисть.

Тут она очнулась от своих мыслей и глянула на клиента. Мужик лет сорока сидел спиной ко входу и смотрел на нее волчьими глазами.

— Я сосиски не заказывал.

Хотелось ей размахнуться и врезать ему подносом по морде. Так ведь и отсюда вышвырнут. И куда идти без вещей и денег? Зарплата только через три дня, и о ночлежке подумать надо.

— Послушайте, уважаемый. Мы только что открылись. У нас ничего нет. Не хотите есть, идите в ресторан.

— Стой смирно, кукла, и слушай меня. Даю тебе шанс заработать сто долларов…

— Маньяк, что ли? Здесь тебе не панель.

— Заткнись и слушай. Отнесешь это письмо на улицу Роз, дом тридцать два. Офис адвоката Садальского. Отдашь ему лично в руки, а взамен получишь сотню.

— За такой пустяк? — Уля заинтересовалась. Мужик расцепил свои крепкие клешни.

— Письмо очень важное. Но сделать это надо сейчас.

— Меня не отпустят с работы.

— Делов на час. Тебе здесь заплатят сотню баксов за час?

Девушка все поняла.

— Давайте письмо.

— Не так все просто, детка. У дверей за столиком сидят двое парней. Не смотри в ту сторону. Они не должны знать, что я тебе что-то передаю. Принеси мне меню. Иди и не торчи возле меня.

Никакого меню в кафе не было. Оно имелось только у бармена.

Уля подошла к стойке. Работы у бармена по утрам не так много, и он от безделья разглядывал публику. Уля ему нравилась, фигурка — глаз не оторвешь, но слишком молода для него. Оставалось только слюни пускать.

— Яша, дай мне меню, — попросила девушка.

— Хочешь ему коктейль отнести? Пусть идет за стойку.

— Ну хватит дурака валять. Хорошие бабки предлагает за пустяк.

— Могу поверить. Вид у мужика затрапезный, а подъехал на новенькой «ауди».

Уля глянула в зеркало за стойкой бара. В отражении были видны окна. У тротуара стояла сверкающая вишневая иномарка. Она перевела взгляд на входные двери и увидела двух здоровенных парней, сидящих за столиком у входа. Их морды ей сразу не понравились. От них за версту несло опасностью.

— Может, ты зря с ним связываешься? — спросил облысевший бармен, кладя меню на стойку.

— Может, и зря. Но деньги, как персики, на деревьях не растут.

— Зачем тебе деньги? Ты здесь бесплатно питаешься.

— Вот если бы еще комната с кроватью имелась на тех же условиях, а то ведь нет. Знаешь, сколько стоит койка в Сочи?

— С Валеркой поругалась? Живи у меня.

Уля фыркнула, сцапала со стойки меню и отнесла к столику, за которым сидел противный тип с соломенными волосами.

— Пожалуйста. — Она подала ему меню.

Он раскрыл тетрадку, немного нагнулся вперед, будто плохо видит, и очень ловко достал из-под пиджака конверт, бросил в меню и захлопнул его.

— Нет, мне тут ничего не нравится.

Девушка взяла меню и отошла в сторону. Остановившись у дальнего столика, она начала отряхивать крошки со скатерти, искоса поглядывая в центр зала.

Тип с соломенными волосами встал, поднял свою сумку с полу и подошел к стойке. Уля видела, как бармен открыл ему бутылку пива. Тип сделал пару глотков из горлышка и направился к выходу.

Девушка почувствовала какое-то странное напряжение, будто ее оставили стоять на канате, протянутом над пропастью. Долговязая тощая фигура в зеленом клетчатом костюме старомодного чудаковатого покроя медленно двигалась по направлению к выходу. Избавившись от конверта, странный мужик не торопился. Он чего-то выжидал. Не доходя до дверей, он остановился, допил пиво и швырнул пустую бутылку в лицо одному из парней, сидящих у выхода. Тот не успел уклониться, и бутылка разбилась о его голову. Мужик с соломенными волосами бросился к дверям.

Ему удалось выскочить на улицу, но до машины так и не добрался. Его настигло несколько пуль. Стрелял тот, чья голова не пострадала, а его напарник с окровавленным лбом доковылял до «жигулей» лимонного цвета и сел на заднее сиденье. Тем временем стрелявший подхватил сумку убитого, прыгнул за руль «жигулей», и через секунду они исчезли.

Толпа зевак выскочила на улицу. Уля присоединилась. Теперь она видела его мертвым. Он лежал на спине с открытыми глазами, а из-под спины вытекала кровь, собираясь в багровую лужу. Хотя трупы не были для Ули чем-то особенным, у нее к горлу подступила тошнота. Она только что разговаривала с этим человеком.

Кто-то осторожно взял ее под руку. Она вздрогнула. Это был бармен. Он подал ей забытое на столике меню и ее сумочку, которую она хранила в раздевалке на кухне.

— Они вернутся, Уля. Скоро вернутся, как только поймут, что их обдурили.

— Что же делать?

— Тебе надо уходить. Они тебя запомнили. Ты слишком долго обхаживала этого типа.

— Куда же я пойду?

— Сейчас это не важно. Идем, я провожу тебя через черный ход, пройдешь дворами в парк, а потом на улицу. Надо торопиться.

Кажется, она начала приходить в себя.

Они прошли через кухню, подсобку и вышли во внутренний дворик, заваленный пустыми ящиками.

— А теперь, девочка, дуй во весь опор. И даже не оглядывайся.

— А как же работа?

— Черт! — не выдержал бармен. — Сваливай, тебе говорят! Катись! Бегом!

И она побежала. Да еще как! Машины тормозили от испуга, что их собьют.

Куда ни глянь — сплошная беготня!

3.

Офис и квартира адвоката Льва Михайловича Садальского находились в центре Сочи на улице Роз. Адвокат занимал весь четвертый этаж семиэтажного отреставрированного по всем правилам сталинского дома.

Журавлев некоторое время прохаживался по улице. Ему почему-то в голову не приходило, что он выглядит, мягко говоря, неадекватно обстановке: в помятом, скорее даже, в жеваном костюме, галстуке — среди людей, идущих на пляж в шортах, футболках и шлепанцах.

Возле подъезда дома стояла только одна машина — белая «волга» с краснодарскими номерами. Она-то и смущала Журавлева. Уже давно перевалило за восемь, и он, как человек дисциплинированный, не мог больше ждать и терять времени попусту. Наконец он решился. Осмотревшись по сторонам, перешел дорогу и юркнул в подъезд. Тяжелая высоченная дверь грохнула за его спиной.

Выждав несколько секунд, он начал медленно подниматься по лестнице.

Дорога в город заняла у него значительно больше времени, чем он рассчитывал. Несколько раз «газель» останавливали гаишники. Кому-то даже взбрело в голову заглянуть в кузов. Но никто не желал выгружать ящики с фруктами, за которыми скрывался беглец.

Водитель оказался на редкость сообразительным и проворным парнем, успевал стуком предупреждать о возможных неприятностях. Очевидно, хотел доказать свою схожесть с Робином Гудом. Надо оправдывать данный ему титул. Правда, увез он его на рынок, и, когда Журавлева раскопали, он понял, что до конторы адвоката придется добираться через весь город. На такси денег не имелось — вот он и опоздал к назначенному времени.

Журавлев поднялся на четвертый этаж и распахнул единственную дверь с бронзовой табличкой, гласившей: «Приемная доктора юридических наук Льва Михайловича Садальского».

Приемная соответствовала своему названию. Огромная комната с дюжиной кожаных кресел для посетителей и письменным столом секретарши перед массивной дубовой дверью, ведущей в кабинет мэтра.

Секретарши на месте не оказалось. Вероятно, она приходит позже, когда начинается прием.

Журавлев пересек приемную и взялся за бронзовую сверкающую ручку, но дверь сама открылась, и из нее вышел высокий солидный мужчина в отутюженном голубом костюме, белоснежной сорочке и галстуке в голубую, белую и синюю полоску. Брюнет с серебряными висками и безукоризненным пробором.

Журавлев не мог не посторониться, чтобы, не дай Бог, не испачкать изысканного франта. Всю картину портил глубокий шрам от нижней губы, через подбородок к скуле. Сантиметров шесть, не меньше. Первая мысль при виде выходившего у Журавлева мелькнула сама собой: «Почему бы ему не отрастить бороду и не скрыть это уродство?»

— Вы к Льву Михайловичу?

— Совершенно верно. Он меня ждет.

— Очевидно, вы немного опоздали. Мэтр сейчас занят. У него председатель банка, и они сочиняют какой-то сложный договор, а секретарша стенографирует. Если вам позволяет время, подождите немного. Думаю, они через полчаса закончат. Меня тоже попросили приехать позже. Что делать, банкиров сегодня принимают вне очереди.

Улыбка не красила этого человека. Она была кособокой, вторая половина лица оставалась неподвижной, словно парализованная. И еще Журавлеву показалось, что и глаз у него стеклянный. Красивый мужик — и так покалечен…

— Конечно. Время у меня есть. Я могу подождать.

Вадим отошел к окну. Посетитель ушел, и все затихло. Он видел в окно, как тот садится в машину. В ту самую белую «волгу».

Терпеливый. Другой бы заткнул нос и выскочил пробкой из приемной, а этот еще любезничает. Вот что значит — периферия. В Москве облаяли бы да послали куда подальше.

Минут через десять явился почтальон с кучей писем. Журавлеву пришлось расписываться за секретаря в получении почты. Все какое-то дело. Время шло, а Вадим продолжал ждать. Ничего другого ему не оставалось. Он понимал, что Садальский — единственный человек в этом городе, способный ему помочь.

4.

Начальник УВД Сочи полковник Духонин тоже любил стоять у окна и наблюдать за жизнью улицы со стороны, особенно когда он выслушивал доклады подчиненных. За двадцать семь лет службы в органах ему так опостылели эти рожи, что он не мог уже никого видеть. Хорошо бы еще и не слышать, но полгодика придется еще потерпеть до пенсии, а там — провались они все пропадом с их проблемами.

Подчиненным эти доклады тоже поперек глотки стояли. Говоришь с телеграфным столбом и не видишь реакции. Не знаешь, что у полковника в голове творится. Того и жди, что в тебя пресс-папье полетит или что потяжелее, вроде мраморной пепельницы. Полковник — он такой, он может. Сорвется с цепи — и только держись. Самодур, одним словом, и никакой управы на него нет. Все ждали его отставки с не меньшим, а то и с большим нетерпением, чем сам Духонин.

Отчитывался капитан Сухарев. Он мог наблюдать только за лысиной полковника и тройной складкой жира на бычьей шее. Полковник в последние годы очень редко носил форму, одевался по-курортному, и без мундира его плечи казались узкими и покатыми, как дорожные откосы. Духонин уже заработал такой авторитет, что внешний вид его не беспокоил. И без того каждая собака на всем побережье его знает.

— Что еще? — буркнул себе под нос полковник.

Капитан пыжился изо всех сил. Лоб вспотел. Выпал ему жребий идти с докладом, и ничего хорошего от этого ждать не приходится. У Сухарева были свои козыри. Есть на кого валить. Глядишь, и пронесет.

— Мне кажется, товарищ полковник, Елистратов умышленно упустил этого парня. Случайностей не бывает, когда речь идет об убийстве. Тем более, что начальник криминальной милиции не новичок, а человек с огромным опытом.

— Что находилось в конверте, который вы нашли?

— Как полагается по инструкции, я отдал его командиру.

— Как зовут этого парня?

— Кузьма Таманцев.

— Убийцу, болван!

— Вадим Журавлев. Частный сыщик из Москвы. Я проявил инициативу, Никита Иваныч, и заехал в редакцию курортной газеты. У меня остался паспорт Журавлева. Там пересняли его фотографию, и уже в утреннем выпуске его физиономия с комментариями будет светиться на каждом углу. Материал поместят на первой полосе, снимок увеличат.

— Что сказал заправщик с бензоколонки?

Зря пыжится. Начальник на инициативу не отреагировал.

— Он ничего не сказал. Заправил «волгу», в которой сидели мужчины. Никого не помнит. Ударили по голове и оттащили за будку. Там мы его и нашли.

— Где подполковник Елистратов?

— Он вышел из машины на подступах к городу у первого блокпоста для дачи инструкций. Журавлев угнал его машину, но в город она не въезжала. Ее все гаишники знают.

Полковник резко обернулся. Лицо его было пунцовым, глаза лезли из орбит. Сухарев оцепенел.

— Ты что несешь, дубина! Мой заместитель подыгрывает убийце? Ты так и сдохнешь капитаном! Пошел вон! Как Елистратов появится в управлении — тут же его ко мне. Свяжитесь с Москвой. Мне нужно полное досье на этого сыщика. Все до мельчайших деталей. Понял?

Капитан закивал головой, как китайский болванчик, речи он лишился с первым выкриком. Через секунду его сдуло из кабинета.

Духонин вернулся к своему столу и плюхнулся в кресло, третье за этот год. Еще не научились делать такие, которые способны выдерживать его вес. От злости у него сводило челюсти. Весь день пошел насмарку, а он наметил на сегодня много личных дел. Полковник не любил, когда ломают его планы.

Духонину стукнуло шестьдесят, и полжизни он отдал органам. Начинал с постового. Понятно, что служба наложила свой особый отпечаток на и без того нелегкий характер милиционера. Быть другим он не мог и не хотел, уже не мальчишка. В закон и порядок полковник никогда не верил. Он умел служить и угождать начальству, а остальное — всего лишь грязная работа мусорщика. Попался — сиди. Не попался — воруй дальше. Ходить, рыскать, вынюхивать — все это по молодости хорошо, пока не надоело. А последнее время полковник и вовсе перестал ловить мышей. Все в управлении знали, что он отгрохал себе дворец в три этажа у берега и только дни считает до увольнения. Все. Свое получил — и сваливай.

Об Елистратове он еще позволял себе думать. Толковый парень, с характером, молодой, энергичный. Пусть садится в его кресло. Посмотрим, как хозяева сумеют с ним договориться. Духонин хотел напоследок подложить своим боссам свинью. С Елистратовым всем придется считаться. Не каждому этот орешек по зубам. Но это потом, а пока он хозяин в доме, и все должно подчиняться его законам. Никакой самодеятельности он не потерпит. Случай на шоссе полковника почему-то тревожил. Чутье подсказывало, что это не рядовое дело, тут попахивает скандалом. Только этого ему не хватало. Уж лучше пусть банкиров и коммерсантов режут, но только не политиков. Он прекрасно знал, что в выходные намечается большой заезд «трепачей» из Москвы. Так он называл членов Думы. В городе должно быть тихо. Сейчас он остался за главного на всем курорте. Все тараканы по щелям попрятались. Мол, давай, Духонин, командуй, отдувайся за всех. Тебе терять нечего.

В дверь постучали.

— Войдите, — гаркнул полковник командным голосом.

Елистратов вошел и остался стоять в дверях. Он привык с первого взгляда оценивать настроение начальника. Но сейчас не брался ставить диагноз. Полковник сидел как истукан и тупо разглядывал вошедшего.

— Я в курсе, можешь не паясничать, — рявкнул Духонин. — Зачем отпустил убийцу? И без лапши на уши. Говори по делу. Двадцать слов, и все на местах.

— Это же не бытовуха, не шпана и не грабеж. Политикой за версту воняет. Журавлев — подстава. Он пустое место. Я лучше присмотрю за ним. Из города он не уйдет. Сам себе вынес приговор. Удрал. Чего вам еще надо? Не вижу смысла держать его в камере. Успеется. На него все равно выйдут убийцы. Газеты с его портретом уже во всех киосках штабелями лежат. Либо они захотят его добить, либо возьмут в оборот. Ребята не нашли, что искали. Они так просто не успокоятся.

— Ишь, какой ловкач нашелся! Этот колобок уже ушел от тебя и еще раз уйдет. В демократию играешь?

— Дайте мне двое суток, и я распутаю этот клубок. Я вас никогда не подводил.

— Черта тебе лысого, а не двое суток! Займешься порядком на улицах. Гости из Москвы жалуют, вот и командуй участковыми, коли ни на что другое не способен.

— Я убежден, что убийцы насмехаются над нами. Но, узнав, что Журавлев на свободе, они засуетятся. Сыщик может стать хорошей приманкой, и мы возьмем их с поличным.

— Бред сивой кобылы. Все! Выполняй приказ. Я еще подумаю, что с тобой делать. Философ! Убирайся к чертовой матери!

Не успел Елистратов выйти, как на столе затрещал телефон.

— Духонин у аппарата, — рявкнул полковник, брызгая слюной на трубку.

— Человек по имени Журавлев, которого вы ищете, замечен в офисе адвоката Садальского. Улица Роз, дом тридцать два.

Духонин тихо опустил трубку, словно боялся кого-то разбудить. Немного подумав, он включил селектор и отдал приказ.

— Две оперативные бригады на выезд. Я сам поеду. Живо!

Схватив с вешалки белую кепку, он ударил ногой по двери и выскочил в коридор.

5.

Журавлеву надоело исполнять обязанности секретаря. Битый час он отваживал назойливых посетителей, отвечал на телефонные звонки и дергался при появлении каждого нового клиента. Тут вдруг его осенила странная мысль — он даже сам себе не мог ее сформулировать. Он подошел к окну и выглянул на улицу. Возле дома не было ни одной машины. Тот самый элегантный мужик со шрамом уехал на единственной «волге», стоявшей возле дома. Это означает, что крупный банкир, находящийся на приеме у адвоката, пришел пешком? Так не бывает. По спине пробежал холодок. Черт! Ну даже если это так, ничего страшного не произойдет, если он напомнит хозяину офиса о своем существовании.

Журавлев постучал в дверь и вошел.

— Извините, но я…

Лев Садальский в нелепой позе сидел за столом с простреленной головой, откинутой на спинку кресла. Рядом на ковре лежала его секретарша. Она даже не выронила блокнот из рук. Их убили неожиданно, застав врасплох.

Оба отделения сейфа были распахнуты настежь, бумаги со стола свалены на пол. Телефонная трубка все еще находилась в руках убитого.

Дверь за спиной Журавлева осталась открытой, и потянуло сквозняком. Бумаги на полу зашевелились, словно ожили. Да, теперь он точно знал, приди он вовремя — все могло обернуться по-другому. Что-то случилось с его головой. Второй раз за сутки допускает грубейшую ошибку, стоящую людям жизни. Но на этот раз он видел убийцу в лицо и даже разговаривал с ним. Если бы этот тип не был причастен к гибели адвоката, он вел бы себя иначе. Ну, для начала, скажем, вызвал бы милицию.

Журавлев подошел к столу и посмотрел на определитель номера. На табло определителя горел последний номер, с которым была оборвана связь. Он пошарил глазами по полу и столу, пока его взгляд не уперся в телефонную книжку. Он взял ее и пролистал. Высвеченный номер был записан на первой странице и значился под именем Емельянов Ю.А. Журавлев положил книжку в свой карман. Имело смысл связаться с абонентом, который последним общался с Садальским, но только не здесь и не сейчас.

Звуки, доносившиеся с улицы, напомнили ему, что он и без того здесь слишком долго прохлаждается. Милицейские сирены гудели на весь город, становясь все громче и громче. В его распоряжении нет ни минуты. Дважды за одни сутки даже везунчикам Фортуна не подыгрывает.

Он ринулся к двери и едва не сшиб с ног девушку. Девчонка превратилась в манекен. Глаза впились в мертвое лицо Садальского, рот приоткрылся, а тонкие ручки повисли вдоль тела, как веревочки.

Так она и до завтра здесь простоит. Только лишнего свидетеля ему сейчас не хватает.

Не долго думая, он схватил ее за безвольную руку и потащил к выходу. Как только они оказались на лестничной клетке, манекен ожил и оглушительно завизжал. Журавлеву потребовалось немало усилий, чтобы зажать девчонке рот. Она брыкалась, нанося ему острыми каблуками ощутимые удары по коленям. Такая пигалица, а сил хватает, с виду — не подумаешь.

Внизу хлопнула дверь, опять открылась и вновь хлопнула. Звучало угрожающе, как выстрелы. Воздух сотрясался от гулкого топота. Журавлев прихватил девушку за талию и, как непослушного ребенка, понес наверх, при этом крепко прижав ладонь к ее рту.

Переступая по две-три ступени, он быстро добрался до последнего этажа и уперся в чердачную дверь. Слава Богу, здесь нет замков. Он толкнул дверь ногой и очутился в темном душном помещении со стойким запахом пыли. Девчонка уже не сопротивлялась, значит, в отключке. Не отдала бы концы, молил Бога беглец, выбираясь через слуховое окно на раскаленную солнцем крышу.

Омоновцам потребуется минут пять для осмотра приемной и квартиры адвоката. Скорее всего, они не забудут про чердак, если по температуре тела не решат, что убийца давно уже смылся.

Минута ушла на разведку. Прыгать с седьмого этажа с живым грузом на плечах — не лучшее решение. Соседний дом примыкал к крыше вплотную, но он был этажа на три выше. Метрах в двух над уровнем крыши находилось окно примыкавшего здания. Пыльное, грязное, без единой форточки. Вряд ли окно принадлежало жилому помещению.

Журавлев усадил бесчувственную куклу на крышу, прислонив ее к стене. Только бы не очухалась. Ее визг услышат в Москве.

С третьей попытки ему удалось зацепиться за узкий кирпичный карниз окна. Собрав все силы, он подтянулся на руках, но перехватиться было не за что. Рама гладкая, ручек нет. Пришлось идти на риск. Он стукнул лбом по стеклу, и оно вылетело целиком, что спасло его от порезов. Впервые за последние сутки голова принесла хоть какую-то пользу. Журавлев перехватился за раму и поставил колено на карниз. Дальше все было просто. Открыв одну створку, он проник вовнутрь.

Полутемное заброшенное помещение напоминало гимнастический зал. Гантели, штанги, канаты, кольца, бревна, маты, мячи, и все было покрыто пылью. Тут и веревка нашлась. Он привязал один конец к трубе отопления, а второй выбросил через окно на крышу. Послал ему Всевышний подарочек в виде дополнительной нагрузки, будто у него протекала беззаботная райская жизнь и ее требовалось усложнить, чтобы она медом не казалась. Пришлось вновь спускаться на крышу. Обвязав девчонку за талию, Журавлев пошарил в ее сумочке, которая каким-то чудом все еще висела на ее плече, нашел платок и сделал из него кляп. Сирену пока лучше заткнуть.

Взобравшись по веревке назад, он затащил девушку в зал. Уложив ее на мат, он взял лист фанеры, стопка которой покоилась в углу, обломал по размеру окна и втиснул в оконный проем. В помещении стало еще темнее. Другие два окошка находились под потолком с противоположной стороны зала, но в них только кошка пролезть могла. Но окна окнами, а для нормальных людей существуют двери. И как он сразу об этом не догадался? Синдром таракана, ищущего только щели.

С дверью не повезло. Она оказалась железной и запертой с наружной стороны. На такую его лба не хватит. Печальное завершение путешествия. Вряд ли менты устроили перекур. Они действуют, а он сидит в мышеловке. Уберутся они нескоро. Убийство есть убийство. Вынюхивать будут долго, каждый угол.

Пока он ломал голову и прикидывал варианты, девушка очнулась.

Пришлось уделить внимание подруге по несчастью, и, чтобы не оставить ее заикой на всю жизнь, он вынул кляп изо рта и изобразил на своем лице улыбку. Правда, это ему только казалось, что она получилась обворожительной. Девушка лежала неподвижно с закрытыми глазами, и лишь тяжелое дыхание говорило о ее медленном возвращении к действительности.

Лицо бледное, без единой кровинки, очень хорошенькое. Шпильки из волос повыскакивали, и темная толстая коса спадала вдоль груди чуть ли не до пояса. На вид ей было не больше восемнадцати.

Пушистые ресницы дрогнули, и девушка открыла глаза. Огромные, карие. Она еще не ожила в полной мере, а находилась на границе сознания и сна. Ни страха, ни радости, ни отчаяния. Постепенно ее взгляд начал приобретать осмысленное выражение.

Тихим голосом она спросила:

— Ты кто?

— Твой друг. Пытаюсь тебе помочь.

— Где я?

Хороший вопрос. Ну что тут ответишь? Только бы не напугать.

— Мы в безопасном месте. — Лучшего он не придумал.

— Существуют опасные места? Кто ты?

— Меня зовут Дик. Точнее, Вадим Журавлев. Друг у меня был в детстве, сильно заикался. Произносить имя Вадик ему было сложно, и он сократил его до одного слога. С тех пор друзья зовут меня Дик.

— Не заговаривай мне зубы. Что ты от меня хочешь? — Девушка приподнялась на локтях и оглянулась. — Куда ты меня затащил? Ты сексуальный маньяк?

— Нет. Я друг Льва Садальского, которого убили. Девушка вздрогнула. Сознание вернулось к ней полностью. Карие глаза забегали по сторонам.

— Значит, это правда, а не сон?

Она попыталась вскочить на ноги, но Журавлев схватил ее за руку.

— Там полный дом милиции. Нас сцапают, как только мы высунем нос наружу.

— Это ты их убил?

Она начала вырываться.

— Нет. Но я видел убийцу. Если меня схватят, то я не смогу его найти. Вряд ли их это устроит. Сойдет тот, кто под руку попадется. Тебя тоже могут прихватить — как соучастницу.

Уля опять вздрогнула.

— Ты чего мелешь? Я тут ни при чем.

— Я тоже. Но доказать это очень трудно. Девушка перестала вырываться и на секунду задумалась.

— Что нам делать?

— Для начала надо выбраться из капкана.

— Ты урка?

— Нет. Я детектив. Но об этом потом. Сейчас о другом думать надо.

— Тогда пошли отсюда.

— Не так это просто. За окнами ищейки, а железная дверь закрыта с другой стороны.

Девушка встала на ноги. Вид у нее тоже был не из лучших. Только в отличие от Журавлева на лице отсутствовала щетина.

— А где моя туфля?

Журавлев только сейчас заметил потерю.

— Скорее всего, осталась на крыше. Извини, но обратного пути у нас нет.

— А как же мне ходить? Это мои единственные туфли. Причем дорогие. Обувь для меня — самое главное. Я не могу разгуливать в таком виде.

— В тюрьме тебе выдадут казенные. Не Бог весть что, но с портянками ходить можно.

— Я не хочу в тюрьму.

— Тогда придется на время забыть о некоторых неудобствах. Ближе к вечеру я найду тебе подходящую одежду. У тебя еще и рукав порван. Лучше забыть об одежде, а думать о той шкуре, которая находится под ней.

Девушка подошла к двери и внимательно ее осмотрела. Потом прошлась по залу и остановилась у штанги. Журавлев не спускал с нее глаз.

— Иди сюда, Дик. Он подошел.

— Снимай «блины». Мне нужна железяка, на которой они сидят.

— Хочешь ею выбить дверь?

— Еще чего! Посмотри, какая огромная щель снизу. Просунем лом, приподнимем, и она соскочит с петель.

— Хорошо соображаешь.

— Конечно. Я же не детектив, а здравомыслящий человек.

Это было произнесено с особой гордостью. Журавлев принялся за работу.

— Как тебя зовут, здравомыслящий человек?

— Улика.

Детектив засмеялся.

— Это точно. Подходящее имя. Ты и впрямь опасная улика.

— Не Улика, а Улика. Ударение на «у». Полное имя Ульяна. Что, никогда не слышал? В какой деревне ты jродился?

— В Москве. Там такие имена не в ходу.

— Имя мне бабушка давала, согласно святцам. Она у нас набожной была. Настоящей хозяйкой в доме. А родители мои квашней были. Я в бабку пошла.

— Значит, свою дочь назовешь Криминалистка? С ударением на первом слоге. Девочка Крими.

— Я смотрю — тебе весело? Тащи лом к двери, и давай работать. Остряк!

— Ладно. Называть тебя Уликой у меня язык не поворачивается. «У» мы отбросим. А Лика звучит довольно сносно.

Они принялись за дело. Лика все точно рассчитала. Дверь соскочила с петель и завалилась набок, держась на висячем замке. Скорее всего они попали на черный ход.

Спустившись, Журавлев выглянул из подъезда на улицу. К сожалению, черный ход выходил на ту же улицу, что и двери офиса адвоката. Их разделяло метров сорок. Возле соседнего дома стояло несколько патрульных машин и разгуливали милиционеры.

— Сними ты наконец вторую туфлю. Выйди на улицу и останови такси или любую машину. Подгони ее к подъезду, а я постараюсь незаметно проскочить на заднее сиденье. Дверцу приоткрыть не забудь.

— Босиком?

— Это же Сочи, а не зал Эрмитажа. Действуй.

Несколько секунд Лика прощалась с туфлей и, наконец, вышла на улицу. Она была такой хорошенькой, что машины останавливались в ряд, и никого не смущал оторванный рукав у платья и отсутствие обуви.

Спустя несколько минут они уже ехали в машине, удаляясь все дальше и дальше от места происшествия. Журавлев спросил:

— Ты знала адвоката Садальского? Какое у тебя к нему было дело?

— Очень важное. Черт! И кто мне теперь заплатит? Связалась сдуру и все потеряла. Может человек за один день потерять все на свете плюс любимые туфли?

— Поверь мне, может. Но, теряя одно, человек находит другое, и не всегда жалеет об этом. А почему тебе должны были заплатить? Обычно платят адвокатам, а не наоборот.

— Один придурок обещал мне сто долларов за то, что я отнесу адвокату конверт. Его тоже убили у меня на глазах. Прихожу по указанному адресу, а там еще пара трупов. И все это вместо денег. Я выполнила поручение, пусть даже покойника, и хочу, чтобы мне заплатили за работу. Я же не виновата, что они мрут как мухи.

— Сто долларов за почтовые услуги? Неплохие тарифы. Я о таких не слыхал. Может, это шутка?

— Шутник уже в морге. Думаю, ему было не до шуток. Страшный тип. Видел бы ты его глаза!

— Расскажи-ка об этом поподробнее.

— Зачем?

— Может, я помогу тебе получить твои деньги.

— Правда?

Девушка оживилась и рассказала Журавлеву обо всем, что с ней стряслось в это утро.

Нетрудно было догадаться, что оба убийства — на шоссе и в кафе — звенья одной цепи. И Садальский имел к этому самое прямое отношение, а потому и стал следующей жертвой. Значит, камнем преткновения являются злополучные голубые конверты.

— Конверт при тебе?

— Конечно. Кому же я могу его отдать?

— Найдем и адресата.

— Если только он заплатит мне обещанную сотню. Такси свернуло к морю.

— Куда мы едем? Какой-то глухой район, — поинтересовалась девушка с некоторым опозданием.

— Для начала нам надо найти тебе туфли.

— Хорошая мысль.

6.

Такси остановилось на тихой городской окраине.

— Подождите нас здесь, — попросил Журавлев шофера. — Мы скоро вернемся.

Водитель недоверчиво осмотрел пассажиров и произнес:

— Неплохо бы расплатиться. Я, конечно, подожду, но…

Вадим снял с руки часы и подал таксисту.

— Пойдет в качестве залога?

Шофер осмотрел внушительный хронометр, повертел в руках и прочел гравировку на задней крышке: «Майору юстиции Журавлеву за доблестную службу от Генерального прокурора России».

Протянув часы обратно, таксист покачал головой.

— Ладно, приятель, я ничего плохого не подумал. Бери свой будильник назад. Мне спешить некуда, я подожду.

— Мы недолго.

Он вышел из машины и подал руку даме. Лика ступила босыми ногами на раскаленный тротуар.

— Ты мне так и не ответил, куда мы приехали, — жалобно протянула она, переминаясь с ноги на ногу.

— Судя по тому, что ржавая «копейка» стоит на месте, мы не промахнулись.

Он указал на стоящий у подъезда перекошенный драндулет, цвет которого одним словом определить было бы невозможно.

— Хочешь возить эту штуковину за собой на веревочке? Мне казалось, ты уже взрослый.

— Не уверен. Но туфли мы тебе раздобудем.

Они вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. На облезлой двери, под звонком на пожелтевшей картонке было написано: «Светлана Ильина». Журавлев, скрывая свое волнение, нажал на кнопку.

Лика чувствовала себя не слишком уверенной и старалась спрятаться за его широкую спину. Дверь им открыла рыжеволосая высокая женщина лет тридцати с небольшим, красивым, но очень властным лицом. Шелковый халат обтягивал ее соблазнительные выпуклости. Сплошные кривые линии и изгибы, только руки казались ровными. «Шикарная баба, — подумала Лика. — Вот бы мне такую фигуру. Мужики небось падают при виде ее».

— Привет, Светик. Извини за беспокойство. Случайным ветром занесло в Сочи, вот и нарисовался.

— Понятно. А я должна прыгать от счастья. Зачем ты приволок с собой этого чумазого звереныша? На помойке познакомились?

— Не будь занудой. Это мой боевой товарищ. Мы попали в небольшой переплет.

— Когда тебя подстрелили в первый раз и ты пролежал на больничной койке три месяца, ты тоже назвал это «небольшим переплетом».

— Может, впустишь нас? Кафель в подъезде холодный.

Светлана опустила взгляд в пол.

— Как тебя зовут, звереныш?

— Ульяна Адаева.

— Слишком пышно для клопа в банке. Своих туфель ты лишилась, запуская ими в этого негодяя? Но он увернулся, и они вылетели в окно. Угадала?

Лика немного освоилась.

— И как вы догадались? Вероятно, не одну пару потеряли?

— Ха! Все правильно. Прожила бы ты с этим типом целых три года, посмотрела бы я на тебя.

С этими словами хозяйка провела непрошеных гостей в квартиру. «Можно подумать, она стала жить лучше после развода», — решила Лика, оглядывая облезлые обои.

— В какое дерьмо ты опять влип? — спросила Светлана. — Боже, скоро на пенсию, а он все приключения на свою задницу выискивает. Такой тихий город был! Журавлев приехал в Сочи, значит, покоя не будет. Всех на уши поставит.

Голос Светланы Лике понравился. Хоть и резкий, но очень приятного тембра.

— Пустяки, — оправдывался Журавлев. — Заварушка в центре города, а мы под горячую руку попали. Так, задело слегка взрывной волной.

— Понятно. Гора трупов, а вами помыли полы в катакомбах и выбросили. У этого Гавроша есть мама с папой?

— В Ростове-на-Дону, — ответила Лика.

— Далековато. А в Сочи ты нашла себе нового папочку. — Женщина кивнула на Вадима. — Бедняжка: У него и на Рождество не бывает больше десятки в кармане. Следующая взрывная волна снесет тебе голову, а ему хоть бы хрен. Он на серфинге по взрывным волнам катается. Жить-то тебе не надоело?

— А он мне нравится! — с гордостью произнесла Лика. Опыт работы официанткой пригодился.

Светлана фыркнула, но ответа не нашлось. Сама в свое время бравировала тем же.

Гордой походкой хозяйка вышла и через минуту вернулась с чемоданом, перевязанным бельевой веревкой.

Бросив его на пол, она долго возилась с узлами, замками, пока наконец его не открыла. На кровать полетели женские вещи, мало похожие на те, что выставлялись в витринах нынешних бутиков. Выбрав из кучи темно-зеленое платье, Светлана повертела его в руках и критическим взглядом окинула фигуру девушки.

— Пожалуй, это подойдет. В те годы, когда я его носила, у меня был тот же размер, что и у тебя. А главное — не маркое. С таким папочкой лучшего цвета не подберешь. Когда вас выловят из городской канализации, ты будешь выглядеть вполне сносно. Надевай.

— У вас прекрасный вкус, мадам Журавлева. Мне это платье очень нравится.

— Моего мужа зовут Андрей Ильин, и я ношу его фамилию. А по поводу вкуса — это платье выбирал твой новый папочка, когда мы с ним еще встречались.

— Спасибо, Светлана.

Лика прижала к груди платье и начала оглядываться по сторонам. Вадим понял, что от него требуется.

— Ты разрешишь воспользоваться электробритвой Андрея? — спросил он с порога.

— В ванной. Только вымой лицо с мылом. Журавлев усмехнулся и отправился приводить себя в порядок.

Когда он вернулся, то можно было понять, почему некоторые женщины не могли его забыть. Он уже не был похож на вокзального бомжа. Но вид Лики привел его в неподдельное изумление. Ей очень шло скромное старомодное платье Светланы. О моде он не думал и ничего в ней не смыслил, но платье имело свою особую историю и всегда ему нравилось. Лика сейчас напоминала ему чем-то молоденькую сумасшедшую Светку. Да и он тогда был совсем другим. Молодым, красивым, гордым и умным. Впрочем, в каждом возрасте свои прелести, и стариком он себя не считал. Но юность — это особый период в жизни человека.

Журавлеву показалось, что Светлана не случайно предложила девушке именно это платье, воздвигая этим самым некий невидимый барьер между ним и Ликой. Наивная. Она все еще принимает его за сумасшедшего. Но Светлана видит все по-своему, и эта слабая вспышка ревности сейчас, когда прошло столько лет, согревала ему душу. Безумная любовь тех времен превратилась в сегодняшнюю пустоту, крепко сдобренную одиночеством. Светка никогда не оставит его без дружеской поддержки в трудную минуту. Так уж бывало, и так будет.

Как бы не замечая настроения Журавлева, Светлана произнесла полушутливым тоном:

— Химчистка закончена. Что вы еще от меня хотите?

Журавлев встрепенулся. «Глупая пауза, — подумал он, — пора спуститься на грешную землю».

— Если нетрудно, одолжи мне рублей двести и машину до вечера.

— Поразительная наглость! Ну да ладно, не привыкать. — Она вынула из сумочки две сотни, ключи и бросила на стол. — Учти, машина мне завтра понадобится. Только не утруждай себя и не поднимайся в квартиру. Брось ключи в почтовый ящик.

— Ты золото! Я не забуду тебя в своем завещании.

— Ха! Завещаешь мне свой «вальтер», который перешел к тебе по наследству от отца? Тебя с ним похоронят.

— Умирать вроде бы рановато, а заработать деньжат не помешает.

— Ладно. Забирай свою Золушку и иди зарабатывать. Но, скорее, очередные неприятности, а не деньги. А тебе, милочка, советую возвращаться домой, пока цела. И не швыряйся больше туфлями, я отдала тебе последние.

— Вы были очень любезны, Светлана. Я сделаю все, чтобы оградить Дика от неприятностей. Вы ведь этого хотите?

Лика улыбнулась и направилась к двери. Вадим пожал плечами, сгреб со стола ключи и последовал за девушкой.

Светлана лишь вздохнула, глядя вслед ушедшим.

Таксист получил свои деньги и уехал. Журавлев осмотрел тоскливым взглядом «копейку» и пробормотал: «Завелась бы!»

— Отличная машина, — сказал он вслух. — Теперь таких не делают. Ну? — Он посмотрел на Лику, стоявшую по другую сторону машины и державшуюся за ручку. — Куда доставить мадемуазель Адаеву?

— В то место, где мне заплатят сто долларов за почтовые услуги. Ты обещал, что мне заплатят. Помнишь?

— Резонно. Не так просто найти покупателя на твое письмо, но надо постараться.

— Хватит воду мутить, Дик. Ты мне обещал и будь любезен держать слово.

— Ладно. Поедем поищем телефон и выпьем по чашке кофе.

Они сели в машину и отправились в ближайшее кафе, которое встретится по дороге. Лика уже успокоилась. Страх, отчаяние и тревога, захлестнувшие ее ранним утром, ушли на второй план, сейчас они ей казались чем-то вроде приключенческого фильма, будто она вышла из темного душного кинозала на свежий воздух, где ярко светило солнце и пели райские птички.

— У меня есть отличная идея, Дик. Я согласна стать твоим секретарем. Ты тащишь на себе слишком большой груз.

— В одном ты права. Часть груза надо сбросить. В течение часа мы решим твои проблемы, и я высажу лишний груз из машины.

Лика даже его не слушала. Она строила планы на будущее.

— С сегодняшнего дня я свободна как птица. Что ни делается — все к лучшему. У меня нет ни перед кем никаких обязательств и… и, вообще, у меня никого и ничего нет. Могу делать все, что захочу. Мне показалась твоя работа интересной. Я могла бы привести дела в порядок. Заведу картотеку, буду принимать заказы, даже возить тебя на задания. Я полтора года шоферила. Ездила на «москвиче». На «каблучке». Развозила белье по прачечным. С машиной я на «ты», мы понимаем друг друга. Потом я очень смышленая, легко обучаюсь и пишу без ошибок. В конце концов, я могла бы участвовать в операциях.

— Не фантазируй. Работа детектива скучная и муторная. Медалей и памятных подарков не полагается так же, как и пенсии. Лучший сувенир — пуля в затылок или пинок под зад. Это то, что касается приключений. В основном приходится заниматься семейными неурядицами, копаясь в грязном белье. Клиенты — статья особая. Один — ханжа, другой — шизофреник, третий — зануда, четвертый — аферист, пятый — маньяк. Нормальные люди не ходят к частным сыщикам, они сидят дома. Те, что слегка тронутые, бегут в милицию. Они еще во что-то верят. А уж остальные — это к нам. С тебя только требуют за каждый рубль — работы на сотню. За одно задание стопчешь пару обуви, а заработаешь на шнурки. А с твоими способностями терять туфли — всю жизнь проходишь босиком.

— Значит, ты из дешевых детективов. В экстремальной ситуации человек готов отдать все за помощь. И вообще, пора пересмотреть расценки.

Журавлев усмехнулся.

— Может быть. Но пока я не могу позволить себе иметь секретаря.

— Значит, не сумел правильно организовать дело! — с обескураживающим апломбом заявила Лика. — С партнером можно расширить сеть клиентуры, определить все затраты, вычислить возможные прибыли и самим стать хозяевами положения, а не играть роль мальчиков на побегушках.

Журавлев остановил машину у закусочной. Прежде чем выйти из машины, он повернулся к девушке и с досадой сказал:

— Утопия. Ты думаешь, ко мне стоит очередь? Основное время уходит на протирание штанов. Мечтательница с непомерными аппетитами. Начала с секретаря, кончила партнером. Это разные вещи. Но я тоже проголодался, пора бросить пару бутербродов в желудок.

Он взялся за дверную ручку, но Лика его остановила.

— Подожди. Ты неправильно все понял. Я согласна оставаться секретаршей какое-то время. Можешь устроить мне испытательный срок. А там посмотрим, кто на что горазд!

— Дурацкий разговор на голодный желудок.

— Потерпи. Не умрешь с голоду. Давай подведем итоги.

Вадим тяжело вздохнул и откинулся на спинку сиденья.

— Черт с тобой! Что тебе нужно для начала? Совсем немного. Нужны деньги на аренду помещения. Лицензия МВД на право работы детективного бюро и разрешения на оружие. Водительские права, машина и рекламная кампания. Хотя бы броские объявления в популярных газетах и журналах.

— Водительские права у меня есть, остальное — мелочи.

— Реклама и оружие — мелочи? Кто же к тебе пойдет? Человека нужно привлечь и убедить, что он обращается к Профессионалу, которому можно доверить самое сокровенное, чего не доверишь милиции.

— Пустяки. Милиции никто не доверяет. А рекламы полно везде. Не так уж сложно ее дать.

— Разумеется. Скажем так: «Опытный сотрудник спецслужб в отставке, неоднократно награжденный государством за боевые заслуги, с огромным послужным списком, принимает граждан для решения сложных проблем, связанных с поиском пропавших, с защитой личности и частной собственности от посягательств криминальных элементов. Агент гарантирует конфиденциальность, строгое выполнение требований нанимателя при сотрудничестве и гарантирует успех в решении поставленных задач». В результате человек пять на такое объявление клюнут. Например, фотограф, у которого из лаборатории стянули порнографические снимки, жена какого-нибудь коммерсанта, чтобы выследить любовницу мужа, или, наоборот, сумасшедшая старуха, у которой пропал кот, так как в милиции ее заявление не примут. Торговец наркотиками потребует защиты от конкурентов, при этом и словом не обмолвится о зелье, а в критический момент тебе же в карман их и подбросит. И все это не фантазия, а случаи из практики. Или кому-нибудь потребуется козел отпущения для подставы. И учти: твоя обязанность — доверять клиенту, а не подозревать его. В противном случае дуэт не склеится. Клиент и сыщик — это тандем, и он распадется без доверия и взаимодействий.

— Мне непонятно, при чем тут спецслужбы и награды? Я бы не стала доверять бывшему гэбисту.

— Хорошо. Имеем другое объявление. «Хорошенькая шатенка с карими глазами и стройными ножками, двадцати лет от роду, не имеющая никакого опыта в оперативно-разыскной деятельности и ничего не смыслящая в законах и кодексах Российской Федерации, готова оказать помощь каждому, кто обратится к ней с правовыми вопросами». Звучит — лучше не придумаешь. Но только редактор, сортирующий объявления, отправит его в колонку «Знакомства», оценив оригинальность подхода.

— Черт бы тебя побрал, Журавлев! Я не собираюсь открывать бюро по розыску! — вспыхнула Лика. — Не морочь мне голову. Мы можем работать, как ты сам выразился, в тандеме. И я не требую бешеной зарплаты. Мне всего-то нужно на комнату и на кофе.

— В Москве снять комнату стоит двести долларов. Кофе с пряниками обойдется еще в сотню. И пальтишко с сапогами тебе не помешает. Там существует такое понятие, как зима. Вот и считай. Ты будешь отнимать у меня львиную долю моего заработка, если мы прикинем, что ко мне стоит очередь. Но, если пораскинуть мозгами, ты можешь получить куда больше, не подвергая себя риску. Например, стать секретаршей банкира. У тебя для этого есть все данные. Или идти в дом моделей. На худой случай, подайся в стюардессы на международные линии — Париж, Токио, Сидней, Шанхай…

— Ну хватит! Я не собираюсь разносить лимонад в самолетах и задирать юбку в кабинете сытого жирного банкира. Не собираюсь вилять задницей на подиуме. Меня тошнит от этого. Да что с тобой разговаривать… Ты пень!

— Ты права. Пора приступить к трапезе.

Лика с неохотой вышла из машины. Настроение было испорчено, радужные мечты разбиты грубой рукой твердолобого сухаря.

Кофе здесь не подавали, и пришлось согласиться на сок и надоевшие всем сосиски.

В ожидании заказа Журавлев оставил девушку за столиком, а сам уговорил бармена разрешить ему позвонить со служебного телефона. Это был единственный узелок, за кончик которого он мог потянуть и попытаться его развязать.

Он достал записную книжку и нашел в ней тот самый "телефон, что высвечивался на табло в кабинете покойного адвоката Садальского.

Ответили после второго гудка.

— Мне нужно поговорить с Емельяновым.

— Я слушаю вас.

— Я звоню по поручению адвоката Садальского. Вы знаете, что с ним случилось?

— Знаю. Кто вы?

— Не торопитесь. Вы — последний человек, с кем он разговаривал по телефону. У меня имелось к нему поручение. Мне показалось, что вы в курсе дела, но я в этом не уверен.

— Не темните. Если у вас есть ко мне Дело — выкладывайте.

Журавлев не верил ему, а тот не доверял звонившему. Во всяком случае, они не видели друг друга, и он находился в безопасности. Игры в кошки-мышки можно отставить. Иначе тот бросит трубку и не станет выслушивать белиберду.

— Я выяснил ваш телефон по табло в кабинете адвоката. Вы можете для начала сказать, кто вы?

— Прокурор города Сочи Юрий Антонович Емельянов.

Журавлева воодушевил такой ответ. Кажется, он попал в точку.

— Я вам скажу о том, чем владею. В данный момент у меня на руках два голубых конверта, адресованных Садальскому. Можно сказать, они попали ко мне случайно. Что вы о них знаете?

— Почему я должен доверять телефонной трубке?

— Иначе наша связь оборвется и больше не восстановится.

Наступила минутная пауза.

— Эти конверты он должен был передать мне.

— И я должен этому поверить?

— А у вас есть выбор? Садальский мертв. И вы сами только что говорили о разрыве связи. Эти конверты представляют собой опасный груз. Советую вам избавиться от лишнего балласта.

— У меня есть партнер. Он хочет получить за это деньги.

— Понимаю. У меня — тысяча долларов. Готов с ними проститься.

— Устраивает.

— Я живу на улице Абрикосовой. Дом двадцать семь. Приезжайте незамедлительно. Будьте осторожны. Не исключено, что за моим домом наблюдают. Зайдете через переулок к задней части здания. Вы узнаете его по зеленой черепичной крыше. Вас встретит у калитки мой человек.

— Вы шутите? Слежка за домом прокурора города?

— Не задавайте глупых вопросов. Хотите получить деньги, поторопитесь.

Журавлев услышал короткие гудки. Он положил трубку и вернулся за столик, где Лика уже поедала сосиски.

Если прокурор пошел на сговор с «телефонной трубкой», значит, дело пахнет керосином.

— Мне кажется, Звереныш, ты получишь свою сотню. Остальное достанется мне. Нашелся псих, готовый купить почту.

Вместо того чтобы обрадоваться, Лика нахмурилась.

— Я знала, что тот парень в кафе не врет. Перед смертью никто врать не будет, а он уже чувствовал себя обреченным. И еще. Постарайся запомнить, великий Шерлок Холмс, что я не звереныш. Не смей меня так называть.

— Извините, Ульяна Адаева.

— То-то. А вообще, как партнер, можешь называть меня Лика. Мне это нравится больше, чем Уля.

— Хорошо. Поехали. У нас мало времени.

— Ты же ничего не съел.

— У меня пропал аппетит. Бедный парень!

— Ты, что ли?

— Нет, тот, кто свяжет с тобой свою жизнь. Они торопливо вышли из закусочной.

7.

Почтальоны в точности выполнили инструкции прокурора. Оставив машину на соседней улице, Вадим и Лика прошли переулками к тыльной стороне здания. Дом с зеленой черепичной крышей и впрямь выделялся среди общей массы построек. Не Бог весть что, но на зарплату такой не построишь.

Лика вела себя слишком возбужденно, постоянно озиралась, шарахалась от прохожих, заглядывала за штакетник заборов.

— Послушай, красатуля, если ты желаешь привлечь к себе всеобщее внимание, то тебе это здорово удается. Но ты же не на подиуме.

— Прокурор просил быть осторожными. Забыл? За домом могут наблюдать!

— Хочешь переключить наблюдение на себя? И вообще, тебе лучше посидеть в машине. Надеюсь, что мне под силу одному справиться с поставленной задачей.

— Ну уж дудки! Мне доверили доставить пакет адресату, и я обязана довести работу до конца.

— Ладно-ладно, но только прекрати дергаться, как мячик на резинке.

Он взял ее под руку и перевел на другую сторону улицы. Забор, окружающий дом прокурора, был немного выше других, но препятствием его не назовешь.

— Перемахнуть эту ограду ничего не стоит, — заметила Лика.

— Имя прокурора города надежнее любого забора. Вряд ли найдется желающий насладиться персиками из его сада.

По другую сторону калитки стоял мужчина лет сорока, приятной наружности. Человек при деле: никаких курортных причиндалов, одет — как будто собрался на вечеринку. Увидев подошедшую парочку, тут же приблизился к калитке и открыл ее, словно ждал дорогих гостей.

— Проходите.

Гости вошли на участок. Охранник выглянул на улицу, осмотрелся и запер калитку. Лика хихикнула: мол, не она одна озирается по сторонам.

Сквозь зелень сада можно было разглядеть белый двухэтажный дом с множеством балконов и открытых лоджий.

— Если у вас есть оружие, придется его сдать мне, — спокойным голосом сказал встретивший их человек.

Журавлев расстегнул пиджак и дал себя осмотреть. Лика предъявила свою сумочку. После формальностей их сопроводили в дом.

— Посидите здесь, — предложил сопровождающий. — Юрий Антонович сейчас к вам спустится.

С этими словами он направился к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж.

Просторный холл, где их оставили, мог сойти за гостиную. Скромно, уютно, прохладно, ничего лишнего, никакой помпезности и роскоши. Мягкие кресла вокруг круглого журнального столика, вазы с цветами и множество развешенных по всем стенам фотографий в рамках.

— Все по делу, — осматриваясь, высказалась девушка. — Думаю, что хозяин дома — стопроцентный солдафон. Все сверкает, как на корабле. Наверняка выйдет к нам в генеральском мундире и в начищенных ботинках. А взгляд у таких людей, как электродрель: буравит и видит в каждом собеседнике преступника.

Насчет ботинок Лика не ошиблась. Они сверкали. В остальном она ошиблась. Прокурор казался человеком очень мягким. И вышел он к ним в рубашке с короткими рукавами и светлых брюках. На вид ему было чуть больше пятидесяти. Темные волосы без седины, небрежно закинутые назад, мягкие пухлые губы и взгляд любопытного ребенка.

Посетители встали, завидев хозяина на лестнице. Он быстро спустился вниз, руки никому не подал, а предложил сесть. Сам же почему-то устроился на подлокотнике одного из кресел.

— Меня зовут Юрий Антонович Емельянов. Я прокурор города Сочи.

— Ульяна Филатовна Адаева, — гордо выпалила девушка, буквально утонув в глубоком кресле.

— Вадим Журавлев, — коротко обронил второй гость.

— Итак, господа, вас двое. С кем я должен вести переговоры?

— Мы партнеры, — поспешила заявить Лика. Журавлеву ничего не оставалось делать, как промолчать.

— У каждого из нас по одному конверту, — торопила события девушка. — Если они вас интересуют, то мы готовы их отдать за обещанное вознаграждение.

Прокурор достал из кармана брюк конверт и положил его на стол.

— Если мне не изменяет память, вы просили тысячу долларов. Деньги перед вами.

Емельянов смотрел на Журавлева, и в его взгляде сквозила еле уловимая настороженность.

Вадим кивнул. Поведение Лики его раздражало. Нужно отдать ей ее долю — и пусть проваливает. Уловив состояние прокурора, Журавлев достал свой конверт и положил на стол. Лика последовала его примеру.

Емельянов тут же вскрыл конверты и просмотрел содержимое.

— Это то, что я и хотел увидеть, — он поднял взгляд на Журавлева и задан вопрос: — Они запечатаны, значит ли это то, что вы не знакомы с содержимым?

— Почтальоны не читают чужих писем! — вспыхнула Лика. — Кто бы им доверял в противном случае?!

— Приятно слышать, — прокурор улыбнулся.

Настороженность в глазах сменилась доверчивостью. Он перевел взгляд на Журавлева и, немного прищурившись, спросил: — Мне кажется, я вас уже где-то видел, молодой человек.

— Совершенно верно. Но это было много лет назад, когда я учился на юрфаке МГУ, а вы у нас преподавали «право». К тому же вы дружили с моим отцом. Он заведовал кафедрой. А также бывали у нас дома на Кутузовском. Я сын судьи Сергея Михайловича Журавлева.

— Да-да-да… Теперь-то я вас вспомнил, Вадим. Сергей очень гордился вами. Слышал, что вы сделали хорошую карьеру в следственных органах. Неожиданная встреча.

— Из следствия я ушел много лет назад. Сейчас занимаюсь частным сыском. У нас в Москве охранное бюро. А мой отец умер два года назад. Точнее, его убили.

Наступила томительная пауза.

— Сергей Михалыч был и останется для меня эталоном честности и твердости духа.

— Спасибо за теплые слова, Юрий Антонович. Времена таких людей, как мой отец, прошли. Осталась горстка. Но им противостоит огромная сила нечисти. Законом делу не поможешь. Такую заразу каленым железом выжигать надо.

— Рад бы согласиться с вами, но не имею права. Я сторонник законной борьбы. Должность обязывает. Но я не буду возражать, если, скажем, вы, Вадим, будете использовать свои методы.

Журавлев не понял, к чему клонит прокурор. Емельянов сменил тему.

— Мне хотелось бы знать, как эти документы попали к вам в руки. Надеюсь, вы не будете делать из этого секрета. К тому же готов вас заверить, что все сказанное вами не просочится сквозь эти стены.

— Здесь нет никаких секретов! — воодушевилась Лика и, сцапав конверт с деньгами, сунула в свою сумочку.

Она с азартом принялась рассказывать свою историю. Емельянов слушал ее очень внимательно, улавливая каждую мелочь. По окончании повествования он пересел с подлокотника в кресло, откинулся на спинку и долго думал. Переварив рассказ, он глянул на Журавлева.

— К вам пакет попал тоже случайно?

— Нет. Моя история длинная. Она началась в Москве. Один из наших сотрудников детективного бюро заболел, и меня попросили его подменить. Речь шла о командировке в Сочи, а я собирался в отпуск. Вот мне и предложили убить сразу двух зайцев: сопроводить какого-то типа в Сочи, получить гонорар и на него же отдохнуть пару недель. Некий адвокат сулил тысячу долларов за то, чтобы его доставили целым и невредимым из Москвы до дома, в центр курортного города. Работа требовала иметь при себе оружие, и мы поехали поездом, так как на самолет меня с пистолетом не пустили бы. На вокзале в Москве нас провожал некий Таманцев Кузьма Ильич. Из их разговора я понял, что Таманцев вскоре тоже приедет в Сочи. Он задерживался на несколько дней в Москве, чтобы получить на руки результаты какой-то экспертизы. Я не вникал в тонкости. Так я познакомился с адвокатом Львом Михайловичем Садальским. Любезный интеллигентный человек. О делах мы в пути не разговаривали. При нем был портфель. На ночь он клал его под подушку, хотя мы ехали в купе вдвоем. Не скажу, что он чего-то боялся, скорее, был осторожен. Из купе не выходил, еду взял с собой, дверь запер. До Сочи мы доехали нормально. На вокзале нас встретил другой человек. Они отошли в сторону и разговаривали минут пять. Затем Лев Михайлович подошел ко мне, передал гонорар и сказал: «Тут произошли небольшие перемены, и тебе, Вадим, придется провожать не меня, а моего друга. Зовут его Виктор Арсеньевич Зернов. Довезешь его до дома и вернешься в Сочи. Номер в гостинице «Жемчужина» я для тебя забронирую, так что хлопот не будет. Приедешь в гостиницу, получишь ключи, и солнце с морем у твоих ног. Отдыхай. Возникнут проблемы, звони, помогу, чем смогу».

В дороге мы с Садальским подружились и перешли на «ты». Адвокат мне понравился своей простотой, остроумием и демократичностью. Искренний человек без подвоха и камня за пазухой.

Я доставил Виктора Арсеньевича живым и здоровым до его дома. Заветный портфель перекочевал к нему в руки. Собственно говоря, портфель я и охранял. Но на его счет инструкций не получал. Так кончилась первая история. Вторая часть эпопеи выглядит хуже.

Спустя два дня мне в номер позвонил Садальский. Спросил, как я устроился. Я поблагодарил его. Он обратился ко мне с новой просьбой. Надо съездить в Адлер и встретить в аэропорту того самого Таманцева, который провожал нас на вокзале в Москве. Я не мог отказать. Садальский предложил мне свой «мерседес», чем я, разумеется, воспользовался. Самолет из Москвы прилетел в одиннадцать тридцать вечера. Я приехал вовремя, но рейс задержался на два с лишним часа. Встреча состоялась. В Сочи мы возвращались поздней ночью. В районе стадиона, не доезжая железнодорожного моста, я заметил, что мелькает топливная лампочка. Пришлось остановиться у бензоколонки. Вокруг — ни души. Я зашел в будку, разыскивая заправщика. Но его там не оказалось. Вновь вышел на улицу. Возле «мерседеса» стояла черная «волга». Я не успел ничего понять, как меня ударили по голове. Когда я очнулся, вокруг шныряли менты. Рядом со мной под откосом дороги лежало тело Таманцева. Его фамилию я узнал от милиции. В Москве нас друг другу не представили. При нем и конверт нашли. Этот самый. Ну а дальше начнется третья серия. Я удрал вместе с конвертом. Вам звонил из кабинета Садальского. Впрочем, вы об этом знаете. На данный момент во всех грехах обвиняют меня. Мне не привыкать. Я к подобным вещам отношусь с иронией.

Прокурор вновь откинулся на спинку кресла и углубился в раздумья. Он походил на медитирующего буддийского монаха.

Пауза затянулась.

Лика тихонько коснулась руки Журавлева и кивнула ему на дверь.

Хозяин заметил этот жест. Стряхнув с себя оцепенение, он заговорил порывисто и торопливо.

— Вы многое для меня прояснили. Я вам очень признателен. Но не торопитесь уходить. Сейчас я не могу играть в открытую. Все люди, связанные со мной, на виду. Не дай Бог, враг узнает, что я и есть то главное звено, которое надо уничтожить в первую очередь. Тогда все полетит в тартарары. Не ради собственной безопасности пекусь, а ради дела, которое надо довести до конца, чего бы это ни стоило. Борьба идет не на жизнь, а на смерть. Должен признаться, что нуждаюсь, остро нуждаюсь в вашей помощи. Пусть для вас это будет полной неожиданностью, но это правда и, возможно, единственный шанс. Если вы примете мое предложение, то мы спасем город от паутины беззакония. Вам предлагается послужить закону. Извините, если я слишком пафосно излагаю свою мысль. Я — человек трибуны.

Лика ничего толком не поняла. Она смотрела на Журавлева, а тот молчал. Слишком ответственное поручение, исходящее от лица, в серьезности намерений которого никто не сомневался.

— Что вы скажете, Вадим?

— Не могу дать однозначного ответа.

— Я знаю несколько десятков добросовестных коммерсантов, задушенных мафией, которые готовы выплатить гонорар в пятьдесят тысяч долларов тому, кто остановит беспредел в городе. Вас устроит такая сумма? Нет-нет, не возражайте. Вы частное лицо и к тому же из другого региона, так что, гонорар — вещь естественная. Ваша компаньонка тоже получит солидное вознаграждение по отдельной, что называется, ведомости и, думаю, останется довольной. Для меня же важен только результат.

У Лики перехватило дыхание от услышанных цифр. Но Журавлев оставался безразличным, будто ему предлагали двадцать копеек, а не мешок долларов.

— Дело не в деньгах, Юрий Антоныч. И поверьте, я не рисуюсь. Все куда проще. Меня уже взяли в тиски и обложили со всех сторон. Я не уверен, что смогу довести дело до конца.

— Назовем это скромностью. О сыне Сергея Журавлева в Москве ходят легенды.

— Хорошо. Не будем сейчас говорить о моих возможностях. Давайте разберем суть самого мероприятия. Разложим все по полочкам, взвесим, оценим обстановку и определим задачи. Тогда, возможно, мы сумеем понять, насколько реальна ваша внезапная идея, или это утопия. Начните с деталей.

— Да-да. Вы, безусловно, правы. Я разговариваю с вами как с людьми из своей команды, забывая о том, что вокруг вас сплошные непонятные вам ребусы. Просто вы уже влезли в это дело, что называется, по уши. Знаете многих действующих лиц. Вам не надо начинать все заново. А времени у нас в обрез. Оно пошло на часы, а не на недели. Вот почему я хватаюсь за соломинку, подобно утопающему. Начала моей истории мы не найдем. Коррупция в любой курортной зоне — закономерность, а не случайность. Она рождается тогда, когда любой клочок земли может приносить доходы, как золотые прииски. Если мы не остановим их сейчас, то через год-два к морю никто из смертных просто подойти не сможет. В частности, я говорю о Краснодарском крае. На побережье, в обход всем существующим законам, как грибы растут частные особняки, их огораживают заборами и выставляют охрану с собаками. Эти дворцы, или часть из них, уже принадлежат определенной элите. Тем, кто теперь со своего балкона ныряет в море, а потом с небольшой компанией жарит шашлыки на личном пляже размером с гектар. Другие особняки сдаются в аренду за сумасшедшие деньги. И с этим никто ничего не может сделать. Эпидемия. Гангрена, которую можно остановить только ампутацией. Я привел только один пример из того, что творит наша местная мафия при поддержке самых влиятельных бонз страны. Полтора месяца назад мэр нашего города, очень уважаемый мною человек, встретился со мной, и мы имели очень долгий и обстоятельный разговор. Речь шла о докладе, который он составил при содействии двух очень осведомленных лиц, где вскрываются все аферы коррумпированных лиц. Причем доклад содержал в себе оригиналы документов, уличающих главных преступников. Вот почему он занимал целый портфель, и его нельзя было записать на обычный компьютерный диск так же, как уголовное дело в суде. Доклад и документация составлялись и собирались не день и не месяц и под строжайшей тайной. Я знаю суть доклада в общих чертах, так как не принимал участия в его создании. Мэр хотел со мной посоветоваться, как поступить дальше. Можно было передать дело мне и, открыв уголовное дело, начать расследование. Но мы сразу же отмели этот вариант. Ничего из этого не получилось бы. Документы и дела исчезли бы или сгорели бы в пожаре, свидетели погибли бы и все осталось бы на своих местах. Передавать дело краевой прокуратуре — тоже не выход. В Краснодаре обстановка не намного лучше, чем здесь. Мы решили, что надо согласовать действия с губернатором. И мэр поехал в Краснодар на встречу с главным чиновником края. Результат оказался неожиданным. Губернатор вышел из себя. Через год выборы — и ему скандал федерального уровня не нужен. Он пообещал принять меры и уладить дела без шума, не вынося грязного белья из дома. Но мэр отлично понимал, что на краевом уровне ничего не сделаешь. Тут каждый второй куплен. Мафия набирает силу, и борьба с ней возможна только в масштабах федеральной власти. Мэр решает ехать с докладом в Москву к Генеральному прокурору. Это решение он мне сообщил по телефону полтора месяца назад. Уехал и исчез навсегда. Ни мэра, ни доклада. Объявили негласный розыск. Безрезультатно. И вот мне звонят из Москвы. Обычный районный прокурор. Может быть, поэтому он связался именно со мной, а не с кем-нибудь другим. Картина очень печальная. Дело происходило так. Мэр, будучи человеком осторожным, сел в московский поезд и отдал свой портфель с документами проводнице. Он попросил ее отдать ему портфель после того, как выйдет на перрон Курского вокзала в столице. За хранение заплатил ей, и она согласилась.

Поезд прибыл в Москву рано утром. Оба пассажира в купе мэра и сам мэр были задушены. Вещи раскиданы, пропали личные документы. Трупы сняли с поезда и отправили в морг, как неопознанные. Проводница напугалась до смерти и о портфеле промолчала. Она принесла его домой и передала мужу, который работал в районной прокуратуре обычным электриком. Он и сдал портфель одному из сотрудников, а тот — прокурору. Прокурор ознакомился с содержимым и понял, что это — самая настоящая мина замедленного действия. Поскольку я не был в числе тех, на кого имелся компромат в докладе, прокурор решил связаться со мной. Собственно, он и предложил мне прислать надежного человека за портфелем и не приезжать самому. Убийцы мэра наверняка понимали, что если портфель попал в руки властей, то в Москву вызовут того, кому доверяют. Мне же предпочтительнее до последнего акта оставаться в тени. Именно мне уготована роль того самого кома, который упадет с неба и придавит гидру.

Кандидатура адвоката Садальского на роль курьера выбрана не случайно. Это обеспеченный, популярный человек в городе, аполитичный и не имеющий врагов ни в одном из кланов. Он согласился. Садальский был человек умный и очень осмотрительный, к сожалению, приходится говорить о нем в прошедшем времени. Он взял с собой в Москву главного редактора самой левой газеты края Таманцева. Во-первых, они учились вместе и были старыми друзьями. А во-вторых, у Таманцева большие политические связи в Государственной Думе не только среди коммунистов, но и среди других весомых политиков. Приехав в Москву, Садальский получил от прокурора документы и решил действовать совершенно другим способом, чем намеревался покойный мэр. С помощью Таманцева адвокат провел ряд консультаций с руководителями думских фракций. По его мнению, даже Генеральная прокуратура могла увязнуть в болоте политических интриг. Итолько скандал на федеральном уровне с фейерверком мог поднять на дыбы всю общественность, а значит, заставить власть принимать срочные меры. Ход очень умный и правильный. Тут надо вспомнить, что речь идет о Сочи, а депутатский корпус распускается на летние каникулы. Безошибочный выстрел в десятку. Хочу напомнить, что все переговоры проходили в строжайшей тайне. И вот главный итог московских переговоров: в Сочи приезжают тридцать девять депутатов из разных фракций, которые готовы совмещать отдых с активной работой. Для начала они собирают консультативный совет по экологическим проблемам. Здание уже арендовано, срок назначен. Кроме депутатов на так называемый Конгресс прогрессивных сил приглашены журналисты, телевидение и администрация города. Маленькое дополнение. Мероприятие намечено за день до приезда в Сочи Президента страны. Это и есть гвоздь программы. Президент не сможет остаться в стороне и вынужден будет включиться в процесс, оказавшись в эпицентре взрыва.

Теперь главное. После открытия конгресса и вступительного слова председательствующего передают слово мне — прокурору города Сочи, который зачитывает доклад покойного мэра и предъявляет факты в виде подлинных документов. Председатель городской Думы города Сочи Ефим Васильевич Берзин подтверждает подлинность доклада, как один из его составителей. То же самое делает управляющий делами администрации города, как соавтор доклада, уже известный вам Зернов Виктор Арсеньевич, которого вы сопровождали с документами до дома. Теперь вы понимаете, во что превратится безобидный конгресс? Весь цвет нации — в зале, радио, печать, телевидение, политики… А на следующий день Сочи встречает Президента сенсацией всероссийского масштаба. Гениальная идея Садальского осуществлена на девяносто девять и девять десятых процента. За исключением одной детали. В наших руках нет доклада, и прокурору города не с чем выходить к зрителю. Если только сыграть собравшимся на гармошке и спеть куплеты. Теперь вы понимаете, Вадим, в чем состоит ваша задача?

— С этим мне все понятно. Давайте подходить к вопросу по-военному. Существуют две противоборствующие группировки. И не обижайтесь. Я упрощаю картину и отбрасываю в сторону такие понятия, как политика, справедливость, торжество истины, закона… Обойдемся без транспарантов. Итак, есть две команды. В одну, как я понял, входил бывший мэр, убитый в поезде. Вы — прокурор города. Погибший редактор газеты «Красная Кубань» Таманцев, которого я не смог уберечь. Управляющий делами администрации города Зернов Виктор Васильевич — тот, что забрал доклад на вокзале в Сочи и благополучно добрался с ним до дома. Адвокат Садальский, также погибший. Кажется, вы упоминали еще Берзина, председателя местной Думы, который должен тоже выступить на конгрессе вместе с вами и Зерновым. Но мы ничего не знаем о человеке, погибшем возле кафе. Это он успел передать пакет Лике. Кто еще на вашей стороне и что означают эти пакеты? Начнем с этого, а потом поговорим о ваших противниках, о тех, кто замешан во всех убийствах.

— Вы схватываете ситуацию на лету, Вадим. Я прав, что предложил именно вам эту работу. Человеку со стороны всех тонкостей не объяснишь, а времени у нас в обрез…

Журавлев поднял вверх руку.

— Минуточку. Я еще не дал согласие.

— Понимаю. Но и «нет» вы тоже не сказали. Хочу напомнить. В составлении доклада участвовал не только мэр. Львиную долю доказательств, документов и фактов собирали для него председатель Думы Берзин и управделами Зернов. Эти высокопоставленные чиновники работали на противоборствующую сторону и числились в стане врага. Вот почему им удавалось доставать секретную информацию. Противник и подумать не мог, что эти люди копают ему яму. По шпионским меркам их можно назвать двойными агентами. Без них мэр не смог бы составить доклад. Работа проводилась со всеми предосторожностями. Ни Берзина, ни Зернова раскрыть не удавалось до последней минуты. Боюсь, что покойный мэр все испортил своим визитом к губернатору. Нет, я не подозреваю ни в чем самого губернатора. Но, скорее всего, через его каналы произошла утечка информации, и бывшему мэру не удалось доехать до Москвы. А это значит, что Берзина и Зернова вычислили. Они это поняли. Что касается Берзина, то он отошел от дел, и мне его поведение непонятно. Я даже не могу с ним связаться. Он заперся в своем доме, а на телефонные звонки отвечают, что он болен. Зернов шел до конца. Вы правы. Это он забрал на вокзале портфель с докладом у адвоката, и вы его сопроводили домой. Появилась новая информация, и Зернов должен был внести коррективы в доклад, вот почему он его взял. На следующий день он обещал вернуть доклад Садальскому с дополнениями и уточнениями. Но случилось непоправимое. Зернов понял, что его обложили со всех сторон и доклад может попасть в руки противника. Что он делает? Устраивает в своем доме вечеринку по поводу дня рождения жены и приглашает разношерстную публику, среди которой есть очень надежные люди. Рисковать титанической работой он не вправе. Доклад не подлежит восстановлению. Тогда он разбивает его на части. Если он исходил из принципа деления доклада по главам, то их должно быть пять. Вы мне передали в руки вторую главу целиком. Она находится в пакете уважаемой Ульяны Филатовны.

Лика задрала нос от гордости.

— В вашем конверте, Вадим, — продолжал прокурор, — лежат свидетельства экспертов из Москвы, подтверждающие подлинность всех документов. Это шестой конверт. Значит, у нас не хватает четырех. С первой, третьей, четвертой и пятой главами. Теперь, что касается курьеров — тех, кто отвозил конверты Садальскому или должен был отвезти. Сожалею, но этого я не знаю. В этом главная проблема. В ту ночь, когда Зернов устраивал в доме вечеринку, я ему звонил. Очевидно, зря. Очень неосторожный поступок. Но кое-что мне удалось выяснить. К телефону подошла его жена. Я извинился, что позвонил ночью, но она рассмеялась и сказала, что в доме пир горой. У них гости. Я растерялся. Она пояснила: «Мы отмечаем мои именины. У нас тут Родион Омельченко, Шура Шелест, Менделевич…» Она не договорила. Трубку взял сам Зернов. Он сказал пару незначительных фраз и добавил: «До скорого!» После этого я услышал короткие гудки. Сколько человек находилось в его доме, мне неизвестно. Связи у меня с ним тоже нет, как и с Берзиным. Очевидно, идет прослушка его телефонной линии. Он не звонит, и я не звоню. Теперь поговорим об именах, названных женой Зернова. Думаю, что они вполне подходят для кандидатов в курьеры. Кто такой Родион Омельченко? В наших краях его хорошо знают. Он ведет программу «Неделя» на одном из региональных каналах телевидения. Политический обозреватель. Человек честный и не раз выступал с разоблачительными материалами по коррупции. Думаю, Зернов мог ему доверить конверт. Вторым назван Шура Шелест. Дебошир. Репортер от Бога! Нынешние власти вышибли его Отовсюду. Из газет, с телевидения и радио. Слишком часто ходил с плакатом и грозил всех посадить за решетку. Отчаянный парень. Сейчас — свободный художник, перебивается с хлеба на воду. Полагаю, его кандидатура также подходит на роль посыльного. Третьим, кого назвала жена Зернова, значится Менделевич Давид Осипович. Крупный бизнесмен. Ему принадлежат все спортивные комплексы Большого Сочи, а это сто двадцать кинотеатров побережья от Хосты до Адлера. Это он предоставлял стадионы и крытые комплексы во время предвыборной кампании покойного мэра. Теперь, после гибели последнего, он оказался на обочине, и его начинают прижимать со всех сторон. Полагаю, что он мог выполнить поручение Зернова. Менделевич, как никто другой, готов идти на любые шаги против мафии — иначе его разорят.

— Круг обозначен в общих чертах, — согласно кивнул Журавлев. — Кто же, по-вашему, был убит у кафе «Старый базар»? Я говорю о курьере, передавшем пакет Лике.

— Здесь нет сомнений. Описание точно соответствует внешности личного шофера Зернова — Владимира Артамонова. Нам неизвестно, где находятся еще четыре конверта и живы ли курьеры. Мы не знаем, успел ли получить хоть один из конвертов адвокат Садальский перед смертью. Если да, то конверт у него изъяли. А может быть, даже не один, а несколько. Но я ничего не могу сделать. У меня связаны руки. Кроме меня, некому выступить на конгрессе. Я не могу понять, что случилось с Берзиным. Как обстоят дела у Зернова? Я в полном неведении.

— Когда должен состояться ваш сенсационный доклад?

— В девять утра в понедельник.

У Журавлева полезли глаза на лоб.

— Позвольте, но сегодня уже пятница.

— В том-то все и дело, — обречено сказал прокурор.

— Ладно. Поговорим о противнике, которого надо вывести на чистую воду. Кто возглавляет так называемую мафию?

— Не торопитесь, Вадим, я ведь не читал еще доклада. Могу охарактеризовать ситуацию в общих чертах.

— Хотя бы так.

— Безусловно, на мой взгляд, главным действующим лицом со стороны противника является вице-мэр города Егор Алексеевич Рубин. Человек очень умный, богатый и жесткий. О его состоянии ходят легенды. Он получил огромную популярность благодаря своей благотворительности. Построил одну из лучших больниц на побережье и открыл при ней научную лабораторию, которую возглавляет светило медицины профессор Веймер. Это Рубин вытащил в политику бывшего капитана корабля и, организовав мощнейшую предвыборную кампанию, сделал его мэром города. Но ни для кого не было секретом, что истинный хозяин побережья — именно Рубин. Сам он занял скромную должность вице-мэра и держался в тени, поставив на ключевые посты в мэрии своих людей. Это известный вам председатель Думы Берзин и управделами Зернов. Мэр практически стал ширмой для черных дел Рубина. К тому же мэра опекали со всех сторон люди Рубина. В том числе и верный его слуга — начальник сочинского УВД полковник Духонин. С Рубиным в связке орудуют такие великаны, как начальник курортного управления Сочи Анисимов Сергей Сергеевич и генеральный директор гостиничного комплекса «Дагомыс» Гаркави Илларион Георгиевич. Имен можно называть много, но я не вижу в этом смысла.

Ошибка Рубина состояла в том, что он считал кандидата в мэры — бывшего капитана Филиппова — недалеким человеком со скромными потребностями, неконфликтным и безобидным. Когда Филиппов стал мэром, он тут же засучил рукава и взялся за работу. Вот тут-то он и понял, что такое Сочи, если зайти в город с черного хода. И мэр начал вести бескомпромиссную борьбу с теневой стороной курортной жизни. В народе он стал слишком популярным. Рубин понял, что сделал ставку не на ту лошадку. Вскармливал котенка, а вырос тигр. Мало того, Филиппова не так просто было убрать. Он уже стал всенародным любимцем. Не знаю, как ему удалось, но мэр перевербовал и Берзина, и Зернова, и те начали работать на него. Столкнулись две глыбы — Филиппов и Рубин. Один из них должен был уйти. Вдвоем им слишком тесно на пространстве от Хосты до Адлера. Результат поединка вам известен. Мэр погиб. Ситуация на сегодняшний день такова: город в безнадзорном положении. Вице-мэр Сочи уехал в отпуск куда-то за границу. Замещающий его председатель городской Думы Берзин болен.

Даже управделами администрации города Зернов на людях не показывается. Город брошен на произвол судьбы. И это в разгар курортного сезона. С завтрашнего дня начинают съезжаться политики из Москвы. Положение катастрофическое. А в городе орудуют подручные Рубина — головорезы, с которыми вам, Вадим, уже приходилось сталкиваться. И вряд ли полковник Духонин со всей своей милицией сможет остановить резню. Боюсь* он будет только потакать бандитам.

— Кто же руководит головорезами, если вице-мэр за границей? — спросил Журавлев.

— Рубин всегда держит руку на пульсе. Где бы он ни находился.

— Это невозможно. В таких делах нужна оперативность и точное представление ситуации. Думаю, что есть не менее активные деятели.

— Так вы беретесь за работу, Вадим Сергеевич?

— Неполных три дня, чтобы отыскать четыре иголки в стоге сена, да еще и не уколоться?

— Важно то, что противник не знает, для кого предназначается доклад, и кому везли конверты. И уж, конечно, никто не ожидает, что их поисками займется человек со стороны. Разумеется, я понимаю, с каким риском связана работа и готов помочь чем смогу. Ставьте условия!

— Одному такой воз не потянуть…

— Минуточку! — не выдержала Лика. — Почему это одному? А как же я?! Уважаемый Юрий Антоныч, на данный момент вам доставили два конверта. Один — я, другой — Журавлев. Осталось четыре. Мы поделим их поровну. Уверена, что еще парочка таких же конвертов мне под силу. Остальные пусть ищет Вадим.

Журавлев оторопел от такой наглости. Он даже не нашел что сказать, а только открыл рот и так и сидел.

Прокурор, разумеется, поддерживал любую инициативу. В его положении не до выбора. Пришла бы эта девчонка к нему в приемную месяцем раньше, ее бы на порог не пустили. Но времена меняются. На безрыбье и рак рыба. К тому же прокурор не видел Лику ни в обмороках, ни в истерике.

— Вы проявили себя с лучшей стороны, Ульяна Филатовна. Я рад вашей инициативе. Я уже говорил в начале нашей беседы, что вы будете отмечены индивидуальным гонораром, и я…

— Хорошо, Юрий Антонович, — прервал прокурора _; Журавлев. — Давайте поговорим о конкретных делах. I Что мы имеем на сегодня? Убит шофер Зернова. Его конверт чудом попал к вам. Убит редактор Таманцев. Привезенные им результаты экспертизы у вас. Убит адвокат Садальский, и я столкнулся с убийцей в дверях. Меня он не знает, не то и я стал бы его жертвой. Очевидно, он знал курьеров, и я на эту роль не подходил. Досталась ли убийце добыча в виде конвертов — мы не знаем. Но нам известны как минимум еще трое из тех, кто мог быть курьером. Мы будем их искать, если так. Но начать надо с самого элементарного. Я должен поехать к Зернову домой и все выяснить из первых рук. Он меня уже знает. Если вы ему напишете сопроводительное письмо, то он сможет быть со мной более откровенным. Начнем с истоков, а не с хвоста.

— Великолепная мысль, Вадим! Письмо я сейчас напишу. Я рад, что вы согласились.

— Как профессионал и человек с трезвым умом, я должен был бы отказаться. Но во мне противоречий не меньше, чем достоинств и недостатков. Я ведь тоже играл в этой партии и проиграл. Получил по башке и проворонил жизнь человека, который мне ее доверил. У меня тоже есть свой кодекс чести. Что касается политики и законов, то мне на них плевать. Эту войну в обнимку с законом мы не выиграем. Пишите письмо. Я частное лицо и буду действовать по-своему, как обыватель.

Прокурор написал записку Зернову и положил ее в свой конверт со штемпелем прокуратуры.

— Мне понадобится хорошая машина, оружие и еще кое-какие мелочи.

— Мой секретарь, который вас встречал, подготовит все необходимое.

— В шесть вечера у входа в Луна-парк я буду ждать его.

Журавлев встал. Лика осталась сидеть. Она хотела, чтобы Дик отошел к двери, а потом приподняться с кресла — уж больно она мелко выглядела рядом с рослым широкоплечим мужиком.

— Звоните мне и держите в курсе дел.

Вадим направился к двери, а прокурор по-отечески посмотрел на девушку.

— Вы мне очень симпатичны, Ульяна Филатовна. Берегите себя и будьте осторожны.

— Не беспокойтесь. Мы наверняка еще отпразднуем нашу победу.

Лика встала и поторопилась к открытой двери догонять партнера. Она чувствовала, как у нее растут крылья за спиной.

Солнце пекло нещадно. Люди улыбались, пели птички, беззаботная курортная жизнь продолжалась, никто не хотел забивать свою голову проблемами и не подозревал, что сидевшая пара в старом «жигуленке» готовится вступить в опасную авантюру.

— Итак, мы едем к управделами Зернову? Ты помнишь его адрес?

— Учти, детка, я не собираюсь быть твоим опекуном. Барахтайся сама!

— Не называй меня «детка»! Как бы мне не пришлось вытаскивать тебя из какой-нибудь передряги.

Лика вынула из сумочки конверт с гонораром, достала из него сто долларов, остальное бросила Журавлеву на колени.

— Сколько мне было обещано, столько я взяла.

— Черт меня дернул с тобой связаться! Влипнешь в историю, а я на всю жизнь лишусь сна.

— Тоже мне папаша нашелся! Заруби на своем длинном носу, что я — самостоятельный человек. Нас связывает только общее задание, и я вынуждена терпеть тебя, пока мы его не выполним.

Журавлев повернул к себе зеркало заднего обзора и посмотрел на свое отражение.

— Нос как нос, с чего ты взяла, что он длинный…

ГЛАВА II

1.

Быстроходный катер доставил полковника Духонина на яхту вице-мэра Рубина за десять минут.

С близкого расстояния сказочная белоснежная игрушка превратилась в плавучий дом со множеством иллюминаторов, палуб, мостиков и еще много такого, чему Духонин не мог подобрать названия. Не впервые полковник посещал это чудо на плаву, и каждый раз не уставал восхищаться им и завидовать черной завистью владельцу.

К катеру спустили трап, и Духонин с трудом поднялся на палубу.

Его встретил молодой крепкий парень в белом кителе и фуражке с крабом.

— У меня срочное дело к твоему хозяину.

— Хорошо. Я доложу. Подождите несколько минут на корме.

Полковник кивнул и прошел в хвостовую часть судна. Теннисным кортом палубу не назовешь, но места для проведения вечеринок здесь хватало. Плетеные кресла-качалки, шезлонги, изящные столики и все остальное сверкало белизной.

Разместив свое грузное тело в одном из кресел, полковник достал сигарету и закурил. Его все еще тревожили сомнения, стоило ли приезжать сюда без предварительной Договоренности. Духонин впервые нарушил негласный устав и проявил личную инициативу. Рубин был для него непререкаемым авторитетом и оставался единственным человеком, кого полковник побаивался. Он всегда чтил и боялся тех, кто имеет реальную власть и силу. Таких людей существовало не так много. Даже слишком мало. А главное — он просто обязан вице-мэру своим положением. И не только сегодняшним, но и ближайшим, когда он наконец сможет самоустраниться от дел. Врагов у полковника хватало. Не раз из-под него пытались выбить кабинетное кресло, но благодаря Рубину ничего не получилось. Он уйдет на пенсию с почетом и грамотами.

Одно его беспокоило: он слишком много знал, а такие люди долго не живут, особенно после того, как упускают силовые рычаги из рук.

— Хозяин ждет вас, полковник.

Духонин выбросил недокуренную сигарету за борт и последовал за дежурным по судну вниз, где располагались каюты.

Такую роскошь трудно назвать каютой. Стены обиты голубым шелком, кругом резная мебель темного дерева. Полки с книгами, ковры, старинные гравюры в изящных рамках.

Владелец яхты сидел за письменным столом и с нетерпением ждал объяснений. Тут же находился еще один человек. Он стоял у шкафа спиной к двери и листал какой-то увесистый том. Духонин не видел его лица, но обратил внимание на высокий рост, крепкую осанку. Похож на военного, если бы не дорогой светлый костюм.

Полковник почувствовал себя неуютно.

— Вероятно, что-то случилось? — спросил вице-мэр. — Слушаю вас, Никита Иванович. Присаживайтесь;

Полковник сделал два шага в глубь каюты и присел на край стула.

— Боюсь, я не вовремя.

— Не беспокойтесь. У меня в гостях хороший друг. Полковник спецназа ФСБ из краевого управления. Можете быть вполне откровенным.

— Вы знаете, я по пустякам не стал бы вас беспокоить, Егор Алексеевич. События чрезвычайной важности заставили меня приехать. Слишком беспокойная была ночь. Четыре трупа. Четыре убийства.

— Началась война? Тогда почему вы не на своем посту?

— Это не война, а обычные разборки. Нетрудно догадаться по почерку. Мне нужен ваш совет. В город начинают съезжаться федералы. Скандалы нам сейчас некстати.

— Изложите подробности.

— Я нарушу порядок действий, но суть от этого не изменится. В девять утра в своем офисе в центре города обнаружены тела известного адвоката Льва Михайловича Садальского и его секретарши. Их застрелили. Шума избежать не удалось. СМИ уже в курсе дела. Возле кафе «Старый базар» убит выстрелом в упор Владимир Артамонов шофер управляющего делами мэрии Зернова. Мы успели убрать тело до начала шумихи и сможем замять это дело. Его убили тогда же, когда и Садальского, около восьми утра. Но началось все на подъезде к городу со стороны Адлера. В кювете у шоссе найдено тело редактора газеты «Красная Кубань» Таманцева Кузьмы Ильича. Его также застрелили, но часа на четыре раньше, в районе трех утра. Тут пахнет политическим скандалом, и это происходит в тот момент, когда в Сочи съезжаются все московские политики, а во вторник должен приехать Президент. Нет сомнений, что все убийства связаны единой цепочкой. Необходимо срочно предпринять серьезные меры.

— Политикой здесь не пахнет, полковник. Редактор из Краснодара — рьяный коммунист, он не имеет большого влияния. Шофер чиновника мэрии тут вовсе ни при чем. А адвоката убили отпетые головорезы. Кто-то вышел на свободу из его старых клиентов и затаил обиду на защитника. Такие случаи — сплошь и рядом. Слишком паникуете.

— Возможно. Мы можем выстроить такую линию. Но зачем нам с вами играть в жмурки. При обыске на месте происшествия на теле Таманцева обнаружен пакет. Если в нем нет секретных материалов, то зачем его приклеивать скотчем к ноге под брюками. Напомню, что Таманцев не раз обрушивался на сочинские власти с обвинениями в коррупции. А если в пакете компромат? В понедельник в городе открывается конгресс по экологии с участием московских парламентариев.

Полковник заметил, как вице-мэр весь напрягся при упоминании о пакете. Значит, не зря он сюда спешил. Интуиция — вещь немаловажная.

— Конгресс здесь ни при чем. Безобидная акция. И что за ценность представляет собой этот пакет? — сквозь зубы процедил хозяин, стараясь выглядеть абсолютно спокойным. — Вы ознакомились с его содержанием?

— К сожалению, нет. Но не сомневаюсь, что он вез важные документы, если за них убивают. Таманцев возвращался из Москвы. При нем найден авиабилет. Но он прилетел не к себе, в Краснодар, а в Адлер и ехал в Сочи. К кому? Этого мы уже не узнаем.

От внимания Духонина не ускользнул и тот факт, что гость вице-мэра перестал листать книгу и замер. Вряд ли чекиста могла заинтересовать банальная криминальная история. Спецназ всякого повидал. Ключевое слово — «пакет». Вот причины их напряжения.

— Вы отличный профессионал, Никита Иванович. В ваших выводах есть рациональное зерно. Где же конверт?

— По сигналу с шоссе на место происшествия выехала оперативная бригада. Меня там не было. Руководил операцией начальник криминальной милиции подполковник Елистратов. Им удалось задержать некоего Вадима Журавлева, частного сыщика из Москвы. Я не уверен в причастности этого парня к убийству, скорее всего он был сопровождающим. Но в результате Журавлев сбежал вместе с пакетом.

И тут Рубин не выдержал и обрушил кулак на крышку стола с такой силой, что все предметы подскочили вверх, после чего он сорвался на крик.

— Рано я начал вас расхваливать, Духонин! Вы допустили непоправимую ошибку. Ротозеи!

— Виновные будут наказаны…

Рубин встал из-за стола и подошел к иллюминатору. Больше минуты длилась тягостная пауза. Полковник приподнялся и вытянулся в струнку.

Когда вице-мэр вернулся на свое место, на его лице вновь была маска мнимого спокойствия. Голос звучал глухо, но уверенно. Духонин выслушивал приказ и понимал, что возражений быть не может.

— Бросьте все дела и займитесь поисками Журавлева. Не сомневаюсь, что он причастен к убийству редактора. Мотив — пакет. Я должен получить эти документы в течение суток. Журавлева арестовать. Что вам о нем известно?

— Я навел о нем справки в Москве по своим каналам. Окончил юрфак, тридцать семь лет. Пять лет работал следователем, затем в корне пересмотрел свои взгляды на жизнь и занялся аферами. Мошенник высшего класса, с поличным взят не был ни разу. Под судом и следствием не состоял. Два года назад с друзьями создал детективно-охранное бюро. Они успели себя проявить с лучшей стороны. Вернули государству алмазов на три миллиарда, разоблачили не одну банду. Одним словом, в столице о нем ходят легенды. Спортсмен, вынослив, ловок, находчив, отлично ориентируется на местности, способен принимать неординарные решения. Знает методы работы следственных органов и милиции. Умеет входить в доверие к людям. Стреляет с двух рук, силен и опытен. Одним словом, крепкий, орешек. Недооценивать его нельзя. Не думаю, что его будет легко взять. Проще уничтожить и повесить все убийства на него.

Рубин внимательно посмотрел в глаза полковнику.

— Безудержный маньяк на свободе? В этом надо убедить не меня, а общественность.

— Есть информация, что Журавлев находился в офисе адвоката Садальского в минуты его гибели. Нашлись свидетели. При задержании на шоссе у него забрали паспорт. Сейчас фотография Журавлева размножается. Наши утренние газеты задержали выпуск на два часа. Пришлось переверстать первую полосу. Журавлева теперь сможет опознать каждая собака. Извините, но я превысил полномочия и действовал от вашего имени. Вы ведь официально находитесь в отпуске за границей.

— И все же я в вас не ошибся. Вы — профессионал высокого класса.

— На ликвидацию Журавлева мне понадобится двое суток. Я предполагаю, что он может появиться в доме своей бывшей жены. Она живет в Сочи с новым мужем.

— Сутки, Духонин.

— Для ликвидации хватит. Но вы хотите достать конверт, находящийся у Журавлева. А это значит, что его нельзя убивать, пока нет стопроцентной уверенности, что пакет при нем. Требуется время для наблюдений. Из города он все равно не уйдет. Ловушка захлопнулась.

— Действуйте, Никита Иванович. Вы знаете мои принципы. За хорошую работу — хорошее вознаграждение. Можно сказать, что старость вы себе уже обеспечили. Я видел ваш особняк. Скромным его не назовешь.

— Мой дом — моя крепость. Пока не ушел со службы, вынужден жить с семьей в городской квартире. Слишком пристально за мной наблюдают недоброжелатели.

— Осторожность и предусмотрительность — очень хорошая черта. Хочу добавить, что за пакет Таманцева вы получите достойное вознаграждение, — он сделал ударение на слове «достойное». — А теперь я вас больше не задерживаю. У вас много работы. Удачи.

Духонин коротко кивнул и направился к дверям.

Когда он ушел, Рубин резко повернулся к своему гостю, притихшему в дальнем углу с книгой в руках.

— Я не понимаю тебя, Гриша. Ты со своей командой делал невозможное, выполнял любые задания. Простые смертные в страшном сне не видели того, с чем ты сталкивался на каждом шагу. И что? Провал? Споткнулся на ровном месте? Не справился с мелочевкой? Как прикажешь понимать?

— Как ты любишь, Егор, сваливать собственные просчеты на стрелочников. Если я беру на себя операцию, то я ее выполняю, имея конкретное задание. Но ты решил взять контроль в свои руки. Прячась от людей на своей яхте, ты решил, что вслепую, не видя обстановки, можешь играть на слух. Теперь винить некого.

— Я имел абсолютно достоверную информацию, что этой ночью Зернов должен переправить доклад в город. Единственное, чего я не знал, кому он хочет переправить документы.

— Все правильно. Моя задача сводилась к тому, чтобы эти документы перехватить. Я мог их взять силой прямо в доме. Ты этого не захотел. Не захотел, потому что Зернов тебя обхитрил. Значит, и у него есть свои люди в твоем стане. Что он делает? Мешает карты. Устраивает в своем доме прием. Собирает гостей. Тринадцать мужчин и девять женщин. Я, как осел, наблюдаю из засады, как к управделами мэрии съезжается куча народу. Сообщаю об этом тебе. И мы решаем, что доклад повезет тот из них, кто поедет в Сочи. Контролировать двадцать два человека не так просто. Я выстраиваю кордон фильтровки на подъезде к городу, переписываю все номера машин, которые выезжали из ворот. Первая группа получает от меня информацию о выезжающих машинах. Если какая-то из них пересекала рубеж до стадиона, значит, она едет в город, и ребята давали сигнал второй группе — девять моих машин с парой бойцов в каждой. Им и предстояло перехватить курьера. И учти: это моя инициатива привлечь к операции тридцать семь человек. Ты считал, что хватило бы и трех для захвата курьера. И еще. Идея с курьером пришла мне в голову, а не тебе. Ты был уверен, что Зернов сам поедет в Сочи. Вот тебе и вторая твоя оплошность. А о том, что Зернов разобьет документы на части и отправит нескольких курьеров, речи не шло. Тут мы оба лопухнулись.

— Это я понял после того, как ты принес мне пакет от адвоката. В нем была пятая глава доклада. Значит, конвертов должно быть минимум пять. Но теперь я, вообще, ничего не понимаю. Каким образом пакет попал к Таманцеву? Редактора не было на приеме. А пакет нашли у него. Он ехал в город из аэропорта.

— Чистая случайность. Вот порядок, зафиксированный в хронологии передвижений. Вечеринка закончилась поздно ночью. Около трех. Я по рации начал передавать первому блокпосту номера и марки выезжавших машин. Последняя выехала в шесть утра. К нашему счастью, блокпост проскочили только восемь машин. Остальные поехали в другие стороны и не пересекали черту города. Первая машина принадлежала актрисе Ирине Запрудной. Ее «девятка» проехала блокпост, на втором посту ее взяли под контроль и повели. Запрудная отправилась к своему любовнику в горный пансионат, миновав Сочи. Она до сих пор там и находится. Вторая машина принадлежала журналисту Шелесту. Тут получилась накладка. Ему удалось ускользнуть. А возможно, он свернул. Но Шелест так и не появился у адвоката. Либо пришел слишком поздно. Следом проехал ученый из обсерватории Панов. Ему сели на хвост, и тоже напрасно. Он уехал в заповедник, где и сейчас мирно пьянствует. Тогда я решил проверять машины на местах, чтобы не разбрасывать людей по всему побережью. Начали с «мерседеса» Давида Менделевича. Тут тоже накладка. Ребята спутали в ночи «мерседес» Менделевича и напали на машину Таманцева, ехавшего из аэропорта в сопровождении Журавлева. Ребята сработали профессионально. Но пока они там возились, «мерседес» Менделевича проскочил мимо. Мы его упустили. Но Менделевич сейчас заперся в своем особняке в окружении охраны и не высовывает носа. Штурмом его не возьмешь. Я имею в виду — без шума. Итак,, все машины разъехались. Мои люди сообщили, что документы не найдены, а на шоссе появились менты. С Таманцевым они явно перестарались. Я дал отбой. И только собрался покинуть пост у дома Зернова, как из ворот выехала машина самого хозяина, но в ней сидел один шофер. Я поднял тревогу. Но его успели перехватить лишь в городе. Наступило утро. Артамонов крутился в людных местах, и взять его было трудно. Он петлял, и стало ясно, что к объекту ему ехать не велено, если он увидит за собой хвост. Пришлось его убрать. Но при нем тоже ничего не нашли. Оставался последний вариант, который я обязан был отработать. Это сам Зернов. Возможно, он так и не решился передать кому-нибудь документы. Я направился прямо к нему. Скажу честно: вряд ли я добился от него признания. Угроз он не боялся. И тут, что называется, снег на голову. Зазвонил телефон. Зернов ничего не мог говорить, я все слышал. Зато заговорил Садальский. Адвокат сетовал, что он до сих пор не получил доклад. Я зажал рот Зернову и сказал в трубку только одно слово: «Жди». Чтобы Зернов не мог поднять тревогу, его тоже пришлось убрать. Отработанный материал. Документов у него нет. Я тут же исчез и на всех порах полетел к Садальскому. Адвокат ждал неприятностей и подготовился. Я напоролся на сопротивление. Пришлось пристрелить его И секретаршу. Пакет я забрал и привез тебе. И вот только после этого ты понял, что в нем лишь часть доклада. Откуда же мне это было знать?

— Битком набитый «кейс». Не меньше пяти конвертов. Если не больше. Чертовщина! Мы в полном дерьме. Ясно одно, что Лев Садальский — всего лишь посредник. Слишком мелкая сошка. Важно понять, кому адресован доклад и кто способен им реально воспользоваться, а не так, как Руцкой своими тридцатью чемоданами. Но даже не это главное. Важно как можно быстрее вычислить курьеров и забрать у них конверты. Иначе вся наша структура, которую мы с таким трудом создавали в течение многих лет, рухнет как карточный домик.

— Ситуация под контролем. Я соберу своих людей и выслушаю их отчеты. Мы установим всех, кто мог получить конверты. Остальное — дело техники.

Вице-мэр закашлялся. На нем не было лица. Он казался понурым стариком и совсем не был похож на свои портреты с ярких обложек журналов, где его воспевали как ярого борца за демократию и борца с коррупцией на кавказском побережье Черного моря.

Встав из-за стола, он подошел к бару, налил себе полстакана коньяка и выпил залпом, не предложив выпивку своему помощнику. После некоторой паузы он сказал:

— Меня беспокоит этот сыщик из Москвы. У него один из конвертов, а на Духонина надеяться трудно. Дряблый кисель. Пора ему на вечный покой.

— Ты думаешь, Журавлев читал документы?

— Если это и так, то он ничего не поймет из части доклада. Но есть умники, способные из крупиц создавать целое. Будем надеяться, что этот малый не встретит мозговитого консультанта. Но он в любом случае остается опасным свидетелем, а то и участником. Ты прав: играть на слух очень трудно.

— Я сам займусь Журавлевым. Долго он на плаву не продержится.

Полковник Коптилин не стал дожидаться особого приглашения и сам достал из бара бутылку. Правда, в отличие от хозяина яхты он предпочитал водку.

2.

Особняк Виктора Зернова находился за пределами Адлера. Журавлев хорошо запомнил адрес. Удивительный уголок, где жили в основном представители администрации Большого Сочи.

Пришлось ехать по центральной магистрали и выезжать из города. К этому времени оцепление уже сняли, и препятствий на выезде не было. Суток не прошло после его побега с места кровавого происшествия, а ему вновь предстояло выезжать на ту же дорогу.

Когда Журавлев проезжал мимо той самой бензоколонки, у него кольнуло в затылке — как напоминание о его последней ночи и о его собственном разгильдяйстве.

Ничто не задевало Вадима так, как промахи в собственной работе, а кроме нее, в его жизни ничего не осталось. Журавлев по праву считал себя профессионалом, и если ему пытались доказать, что он лох, то сыщик свирепел и вставал на дыбы. Но факт оставался фактом: прошедшей ночью ему утерли нос. Согласие взяться за заведомо провальную операцию во многом диктовалось не обещанным гонораром, а ночным проигрышем и вторым пинком в зад в приемной Садальского, где убийца едва не поцеловал его в лобик за смиренное послушание.

Весь путь они молчали. Лика видела его хмурое озлобленное лицо и не хотела подливать масла в огонь. Лучше придержать язык за зубами и дожидаться своего часа. А пока притвориться послушной овечкой. Надо ему показать, на что она способна, разговорами твердолобого не убедить.

Лика всегда добросовестно относилась к своей работе, какой бы она ни была, даже когда еще училась в школе, и после уроков надевала брюки, куртку, прятала волосы под кепку, перекидывала тяжелую сумку через плечо и мерила этажи, разнося почту. Ее называли своим парнем и угощали сигаретами. Но к куреву она так и не привыкла, да и вином особо не баловалась.

Ей приходилось мыть машины и окна витрин в магазинах, сидеть нянькой с чужими детьми, выгуливать чужих собак и даже колоть дрова. Она знала, как достается сегодня трудовая копеечка.

Повзрослев, она создавала в своем воображении образы принцев, но в жизни встречала только избалованных молокососов. Она не верила в сказки, но оставалась мечтательницей.

До места они добрались без приключений. Проехав мост через реку Мзымта, они свернули к морю на Голубую улицу. Еще немного — и ближе к парковой зоне появились белокаменные особняки сильных мира сего. И хотя дома не были похожи друг на друга, все вместе они составляли единый архитектурный ансамбль.

Журавлев снизил скорость. Возле дома Зернова толпились люди, похожие на репортеров. Кто-то пытался протиснуться в калитку, но их отстраняла охрана. «Странно», — подумал Журавлев. Никакой охраны в доме Зернова он не видел, а если она там и была, то в ее надобности не было нужды при сопровождении его с вокзала домой.

Побитые колымаги вроде той, на которой приехали они с Ликой, стояли у обочины.

Вадим проехал мимо дома и остановился метрах в ста дальше от общей своры.

|— Что их могло привлечь сюда? — удивленно спросил Журавлев. — Значит, где-то как-то просочилась информация. Но какая? Не нравится мне эта сходка. — Мне тоже.

— Виктор Зернов не такая фигура, чтобы уделять ей столь значительное внимание.

— Сиди в машине. Я постараюсь разведать обстановку. У меня это лучше получится. Я знаю подходы к газетчикам. Мне приходилось иметь с ними дело. Тебя-то они точно за своего не примут.

— Пожалуй, вынужден с тобой согласиться.

Лика взяла сумочку и вышла из машины.

Журавлев наблюдал в зеркало, как она легкой непринужденной походкой перешла дорогу и как бы ненароком оказалась в компании журналистов.

Этот улей выглядел чем-то чужеродным в тихом сказочном уголке с живописным ландшафтом. Идеальное место для тех, кто предпочитает спокойную и размеренную жизнь. Если, конечно, на нее хватает денег.

Спустя минут десять к дому чиновника подъехал черный лимузин. Шофер остался на месте, а двое мужчин, лет под тридцать с небольшим, вышли из машины и направились к воротам. Их пропустили без задержки. На улице стояла жара — градусов тридцать, а ребята парились в костюмах. Журавлев причислил бы их к представителям спецслужб, но те на дорогих иномарках не ездят.

Сидеть и жариться в «жигулях» ему надоело. Вадим вышел на свежий воздух.

Вскоре калитка вновь открылась, и из нее вышли те же двое. С ними женщина. Высокая платиновая блондинка. Слов нет, женщина обворожительная, будто сошла с обложки французского журнала. Такими принято любоваться, но только не иметь с ними дело. Всю жизнь загубишь. Еще одно чудо света. Дама прошла к лимузину, ей открыли дверцу, и она исчезла под крышей бронированной махины. Удивительно, но ни один из репортеров даже не дернулся с места. Видимо, и у них существует табу.

— Сладкая конфетка, не так ли? — раздался сипловатый голос за спиной Журавлева.

Он обернулся. Перед ним стоял парень лет тридцати, но уже с глубокими залысинами, массивным крючковатым носом и квадратной челюстью.

Одет небрежно, но, судя по висящему на шее фотоаппарату, тоже газетчик.

— Да, приятель. Такие конфетки принадлежат ребятам не с нашими доходами, — не унимался репортер.

Что он знает о его доходах, разозлился Журавлев. Или судит по жеваному костюму и Светкиной колымаге?

— Кому же она принадлежит? — бросил он через плечо.

— Это жена председателя городской Думы Берзина. Зовут ее Елочка Иконникова. В миру Елена. Бывшая королева красоты Краснодарского края и всего Кавказа. А Берзину уже за полтинник перевалило.

— Разве он живет в этом доме?

— Нет. Берзин живет через дом. Но жены Берзина и Зернова — неразлучные подруги. Вот только мужья у них хлипкие. Один две недели носа на улицу не кажет, и второй захворал. Острый сердечный приступ.

— А вы, как стервятники, уже кружите над предполагаемой мертвечиной.

— Каждый сам выбирает свою дорогу. Твоя не каждого интересует.

Репортер вынул из кармана газету и протянул Журавлеву.

— Почитай на досуге. Тебе будет интересно.

Он сел в облезлую «пятерку», развернул машину и на секунду притормозил возле Вадима. Неожиданная вспышка ослепила Журавлева.

— Снимочек на память, приятель. Еще свидимся. Керосинка задымила и умчалась.

— Идиот!

Журавлев опять сел за руль. Развернув газету, он увидел собственную фотографию на полполосы. Его чуть не подбросило на месте. Успели! Снимок сделан с фотографии на паспорте. Заголовок гласил: «Осторожно! Маньяк на курорте».

На сей раз его никто не расхваливал. Сплошные обвинения. Побег на милицейской машине, убийство адвоката, показания почтальона и других свидетелей. Снимки убитого редактора Таманцева с простреленным лбом и адвоката с секретаршей. Это уже серьезно. Как от мухи не отмахнешься. Теперь каждая собака знает его в лицо. Вот и работай в таких условиях. Итак, травля началась. Будут гнать зверя, пока не загонят в яму. Журавлев не тешил себя надеждой, что призывы к толпе выловить маньяка останутся без должного внимания. Люди легковерны и наивны, они все еще верят печатному слову.

Какая бы каша тут ни заварилась, он знал одно: от Лики надо избавиться, иначе он и ее невинную душу потопит, как выразилась Светка, в городской канализации.

Лика застала партнера в глубоком раздумье. На ее сиденье лежала газета с его фотографией и грозным заголовком.

— Странно было бы, если они тебя назвали бы Факиром, раздувающим облака над пляжами. Но ты можешь все равно гордиться. Не успел приехать в Сочи, как попал на первую полосу самой читаемой газеты летнего сезона.

Она убрала газету и села рядом с печальным водителем.

— О гибели шофера Зернова ни звука, ни строчки. Ясное дело — я не мог одновременно находиться в твоем кафе и офисе Садальского. Информацию фильтруют. Публикации идут под диктовку. Теперь они могут вытворять что хотят и все валить на меня. Проверенный трюк.

— Конечно. Маньяк должен работать в одиночку.

— Вот-вот, ты права. И не дай Бог, при нем обнаружат ассистентку.

— К чему ты клонишь? Учти, Дик: от меня ты не избавишься. Я тебе не дам такой возможности.

— Что ты выяснила?

— Поедем, нам здесь делать нечего. Расскажу по дороге.

Журавлев тронул машину с места.

— Положение паршивое. Тот, кто все на свете знает про курьеров, нам недоступен. Сегодня на рассвете Виктора Зернова отправили с сердечным приступом в больницу. Ребята не верят. Зернов здоров как бык, и мы с тобой знаем, что этой ночью у него отмечался день рождения жены. Одного из репортеров допустили в дом. Он разговаривал с женой. Та подтвердила, что мужа отправили в больницу, но наотрез отказалась говорить в какую. Тот парень, который дал тебе газету, обронил такую фразу: «Вряд ли мы увидим Зернова живым». Он же предположил, что Зернова увезли в клинику доктора Вейнера. Прокурор нам рассказывал, что эта клиника построена на средства вице-мэра Егора Рубина и что там создана какая-то лаборатория.

— Ну, тут я никакого криминала не вижу. Меня другое смущает. Почему такое рядовое событие, как сердечный приступ чиновника городской администрации, собрало вокруг его домарепортеров.

— Все очень просто. Зернов назначил на десять утра пресс-конференций в мэрии. Но не явился. Самые любопытные отправились к нему домой. А тут их ждал странный сюрприз.

— Значит, напрасно прокурор ждет его звонка. Трогательная солидарность. Все заболевают одновременно в самый неподходящий момент.

— Газетчики еще кое-что пронюхали. Врача вызывали не только к Зернову, но и к его двадцатилетнему сыну. Но неясно, что с тем могло случиться.

— Тяжелые времена настали для семейства Зерновых. Но почему же эти пройдохи не узнали, что и шофера Зернова ухлопали в центре города на глазах у целой толпы?

— Уже узнали. Я им об этом рассказала. Но боюсь, они мне не поверили. В сводке происшествий местного УВД таких данных нет. Чувствуется работа полковника Духонина. Его здесь называют Крестным отцом города. Сейчас вся власть сконцентрирована в его руках. Но сам-то он — дырка от бублика. Надо выяснить: под чью дудку он пляшет. Ведь самого вице-мэра Рубина в стране нет. Он где-то на Ямайке или Фиджи. Правда, и в это Женька не верит.

— Кто такой Женька?

— Репортер, который сунул тебе газету. Тот еще пройдоха. Его статьи и очерки очень популярны. Зовут его Евгений Метлицкий.

Журавлев едва удержал руль в руках.

— Самозванец! Ублюдок!

— Что с тобой?

— Евгений Метлицкий — мой партнер и живет теперь в Москве. Да, он был известным репортером, и его знал весь Краснодарский край, но он уже давно сменил профессию и в этих краях не появлялся больше года.

— Какая разница! Освободилась ниша, и другой ее занял. Один пройдоха ушел, другой пришел, а подпись под статьями осталась та же. Позвони своему приятелю в Москву, они наверняка друг друга знают.

— Еще чего! Время тратить на. всякую ерунду. И ты хочешь сказать, что этот самозванец принял тебя за свою?

— Женька не дурак. Я это сразу поняла. Он же видел, что я приехала с тобой, а тебя узнал по фотографии в газете. Глаз-то наметанный. Вот он сам ко мне и подвалил. И информацию мне подкидывал с тем расчетом, чтобы я ею с тобой поделилась. А то ему делать нечего — со всеми откровенничать. Ты что, сам этого не понял?

— Прощупывает почву?

— Конечно. Он хочет что-то сказать, но пока не решается.

— То-то он крикнул мне: «Еще увидимся!»

— Парень осторожничает. Может, ты и впрямь маньяк,. Хочет собрать необходимые справки. Пусть собирает. Он дал мне номер своего сотового телефона. Так что мы его найдем при необходимости.

— Это хорошо. Сообщники из местных нам могут пригодиться.

— Сейчас о конвертах надо думать.

И опять у Журавлева кольнуло в затылке: они подъезжали к злополучной бензоколонке.

— Попробуем прояснить ситуацию. Посиди в машине.

Журавлев притормозил и остановился метрах в двадцати от заправочной станции.

Его интересовал тот парень, которого вчера ночью он так и не нашел. На этот раз ему повезло больше. Мало того: он увидел друга по несчастью.

Парень лет двадцати пята скучал на скамейке, а его рыжая голова была обмотана белым бинтом. Вряд ли он ему чем-то поможет. И все же Журавлев решил попытать счастья и присел рядом.

— А чего не подъехали? Шланг не дотянется. Или бензин кончился? Так я помогу докатить.

— Спасибо, дружок. Но о бензине мы подумаем чуть позже. А сейчас давай поговорим о твоей голове.

Заправщик прищурил глаза.

— Бог мой, это вы?!

— Вовсе нет. Меня зовут граф Дракула. Не стоит суетиться. Поговори со мной, если ты не хочешь, чтобы я высосал из тебя все до последней кровинки.

Парень вскочил со скамейки и попытался убежать, но Журавлев подставил ему ножку, и тот распластался на асфальте.

— Не стоит ставить перед собой невыполнимых задач. Хочешь целиком забинтоваться?

Вадим поднял его за шкирку и усадил обратно на скамейку. Только теперь он увидел лежащую газету со своим портретом, на которой тот сидел до своего воздушного сальто.

— Тебе ничего не грозит. Просто ты еще молодой, и у тебя память лучше. Давай вспомним прошедшую ночь вместе.

— Но я же ничего не видел. Меня треснули по башке — и я отрубился. Очнулся, когда менты на меня ведро с водой выплеснули. О том, что здесь произошло, я прочел в газетах. Даже менты меня не стали расспрашивать.

— Тем лучше. Им вообще много знать — вредно. Как это случилось?

— Черт его знает! Ночью машин вообще не было. Я сидел здесь на лавочке и читал. Потом задремал. Вдруг меня кто-то будит. Открыл глаза, а передо мной стоит мужик. Солидный, хорошо одетый. Я видел его мгновение. А потом — бац! И я отрубился. Похоже, они здесь устроили засаду, и я им мешал.

— Почему засаду?

— В будке у окна полно окурков. Я не курю, напарник мой тоже. Работа не позволяет. Значит, кто-то стоял у окна и кого-то ждал. Скорее всего, их было двое.

— Двое?

— Окурки от «Явы» и от «Примы». Не может один человек курить разные сигареты.

— Да ты прирожденный сыщик! Отлично соображаешь. Местный?

— Всю жизнь здесь живу.

— А давно работаешь на заправке?

— Пятый год.

— Машины запоминаешь, клиентов помнишь?

— Своих, конечно, знаю.

— И тех, кто проезжал мимо, до того как тебя вырубили?

— Некоторых помню. Очередность, может, не вспомню, но видел, как проехал Менделевич. Это крупный кит. Все стадионы ему принадлежат. Тачка у него классная. Иногда он заправляется у нас. Но его возит шофер. Следом за ним проехала «волга». Вообще-то, странно. Как кто-нибудь проезжал из своих, так следом ехало сопровождение. Вот только Шурка Шелест оторвался. Ух, лихой мужик! Он раньше шоу по ящику вел, а потом ушел с телевидения. Примчался на двухместном красном «порше». Зверь машина! Сделал такой трюк, что я прибалдел. Крутой вираж — и его «порше» заехал за будку. Я подумал, что он пьяный, но он ни в одном глазу. Тут следом опять пролетела «волга». Но они даже не думали, что он спрятался за будкой. Я побежал туда. Испугался, что он мою машину расквасит. Я ее всегда за будку ставлю. Там места на три машины хватит. Удобно — и на дороге не мешает. Прибегаю, а Шурка меня за рукав хвать! «Дай мне свою колымагу, Стас», — говорит. Меня Стасом зовут. Я прибалдел. А он: «А я тебе свою в залог оставлю. Идет?» Ну, я дал ему ключи от своей «пятерки», и он на ней поехал дальше. Из-за этого мне пришлось меняться с напарником и на вторые сутки оставаться дежурить. Он только недавно объявился и обменял машину. Разве я мог его тачку кому-то доверить? Вот и сторожил.

— Откуда же у него деньги на такую машину?

— У него вообще нет машины и денег не бывает. Телка у него богатая. Дочка местного миллионера. Запудрил бабе голову, так она его и кормит, и поит, и свою машину дает. Страшный, как черт, а бабы по нему сохнут. Язык у него хорошо подвязан. Кому хочешь мозги запудрит.

— С Шелестом все ясно. Кого еще видел?

— Родиона Омельченко из Краснодара. Этого все знают. Важная персона. Политический комментатор с телевидения. Тоже: как в Сочи приезжает, всегда я его заправляю. Полсотни на чай подкидывает. Шикует мужик. Останавливается только в «Магнолии», держит марку. У него БМВ седьмой серии.

— Что такое «Магнолия»?

— Отель. Богатый отель.

— А у него квартиры нет?

— Так он же живет в Краснодаре. Там региональное телевидение. А в Сочи у них корпункт. Приедет на день-два, соберет материалы — и домой.

— Корпункт программы «Неделя»?

— Ну да.

— Кого еще видел?

— Больше не упомню.

— И за это спасибо. Мне бы твою память! За Омельченко тоже «волга» проехала?

— В том-то и дело.

Журавлев встал, похлопал парня по плечу и направился к своей машине. Сделав два шага, он вдруг остановился и вернулся назад.

— Послушай, Стас. Покажи мне свою машину.

— Ради Бога. Только на вашу «копейку» я ее не обменяю.

— Ясное дело.

Они зашли за легкое строение станции, и Журавлев увидел машину заправщика. Больше у него вопросов не возникло.

Когда он сел за руль, Лика спросила:

— Ну о чем можно разговаривать столько времени?

— Послушай, Звереныш, твоего Евгения Метлицкого зовут Шура Шелест. И я так думаю, что у него находится один из конвертов. Ведь он был вчера на приеме у Зернова, а потом устроил гонки с преследователями и ушел от них. Во всяком случае, мы знаем, что он жив. Уже хорошо. Теперь можно догадаться, что он делал возле дома Зернова с остальными репортерами. Скорее всего, он так же, как и я, опоздал к Садальскому и поехал сегодня к Зернову за новыми инструкциями. Никто из курьеров не знает, к кому в конечном итоге должны попасть конверты. Прокурор перемудрил со своей конспирацией. И если те курьеры, что еще живые, опоздали к адвокату, то они понятия не имеют, что им делать с докладом дальше.

— Мы можем позвонить Шелесту.

— Непременно. Я кое-что еще узнал. Но нам надо закончить с мелочами, а потом приниматься за главное.

Машина въехала в город.

— О каких мелочах ты говоришь?

— Мне нужно найти корпункт телепрограммы «Неделя».

— Хорошо. Что же мы будем терять время? Ты займешься Родионом Омельченко, а я буду искать Евгения Метлицкого. По-другому его не надо называть. Если он хочет быть Метлицким, пусть им будет. Стоит мне назвать его Шурой — как я его спугну. Ведь он не уверен на сто процентов в том, что ты не маньяк, а я не твоя сообщница.

— Прогресс налицо. Ты начинаешь входить в роль. Но пока секретаришь, на всякий случай запомни, что у него есть в городе краля, дочка какого-то богатея. Он пользуется ее машиной. Двухместный красный «порше».

— Тогда я его найду без проблем. А Метлицким он подписывается наверняка, чтобы его публиковали. Ведь Шелест в опале у властей, и под собственным именем его печатать не станут. Кому нужно портить отношения с властями? Сам говорил, что редакторы работают под диктовку, и мы в этом убедились.

— Еще одно очко в твою пользу. Журавлев остановил машину.

— Вылезай. Встретимся в пять часов у морвокзала. Там много народу, не будем мозолить любопытным глаза.

— Договорились.

Лика вышла. Когда машина отъехала, ей стало не по себе. Она поняла, что Дика уже рядом нет, и, конечно, он не придет к морвокзалу. На карие глаза навернулись слезы.

3.

Вещей оказалось слишком много. Карлуша Угрюмый не мог позволить себе забрать все. Только один чемодан, не больше. Пришлось отложить пару костюмов, их место заняли другие, более ценные вещи.

Угрюмый сел на чемодан и придавил крышку своим весом, чтобы закрыть замки. Взвесив в руках груз, отметил, что тяжесть ноши превышает его физические возможности. Силы уже не те. За последние пять лет здоровье подкосилось. Пятьдесят четыре — это даже не сорок три. Возраст дает о себе знать. Угрюмов вновь раскрыл чемодан и вытащил еще несколько дорогих платьев от Кардена. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Окинув взглядом содержимое чемодана, он пришел к выводу, что больше выбросить нечего: осталось только лучшее, и придется поднатужиться, иначе зачем он вообще нужен.

Прежде чем выйти в коридор, он еще раз окинул взглядом апартаменты. Вроде бы ничего не забыл. Часы на камине показывали четверть третьего. Время обеда, когда все курортники поедают фруктовые и овощные салаты, бифштексы и всевозможные супы. Время, когда официанты в ресторанах и кафе носятся как угорелые, толкая друг друга и бодаясь подносами, а утомленные солнцем отдыхающие выделяют пота столько, сколько выпили компота.

Угрюмый рассчитал, что через двадцать минут он уже будет на вокзале. Времени в обрез. Прихватив чемодан, он вышел в коридор. Отель словно вымер, но через полчаса он оживет.

Карлуша закрыл за собой дверь и направился к грузовому лифту. Ворсистый ковер приглушал его шаги. К сожалению, не только его, но и шедшего ему навстречу Петра Потапенко. Они столкнулись на середине, где сходились коридоры левого и правого крыла здания на углу. Нельзя сказать, что стукнулись лбами, так как Угрюмый был слишком маленького роста, а Потапенко — слишком высокого. Карлуша уткнулся в верхнюю пуговицу пиджака, вышедшего ему навстречу верзилы и от неожиданности выронил чемодан.

Ох уж эти современные отели! Не коридоры, а лабиринты, рассчитанные на хрупких горничных, а о солидной публике, желающей комфортно отдыхать, проектировщики не думают.

— Прошу прощения! — пробасил Потапенко, когда коротышка едва не упал, столкнувшись с ним.

Петр поднял чемодан и протянул его постояльцу. Может быть, не сразу, но они все же узнали друг друга. Пауза, почти как в гоголевском «Ревизоре», длилась полминуты. Бедняга Потапенко! До него как до жирафа доходило все слишком долго. Очевидно, мысли приходят снизу. Угрюмый оценил сложившуюся обстановку куда быстрее, к тому же он всегда был готов к неординарной ситуации.

Секунда на поворот, секунда на старт и секунда на отрыв. Потапенко все еще стоял с протянутым чемоданом, словно на паперти, но уже один.

Прошло еще несколько секунд — и он взревел, как морж в брачный период, и, бросив чемодан, помчался в погоню.

Теперь все зависело от ее величества удачи. Начало не очень радовало Карлушу. Лифта на месте не оказалось, лестничная клетка заперта. Служебным выходом с этого этажа уже не воспользуешься. Возиться с замками — дело пустяковое, но если тебе не дышат в спину. По мнению Карлуши, тупиковых ситуаций не бывает, и он не собирался сдавать позиции.

К тому же он имел фору в полминуты, а это немало, если ты не собираешься спрятаться в пустыне или в открытом море.

Карлуша ринулся дальше вдоль коридора, делая крутые виражи на поворотах. Направо, налево, опять направо и, черт бы его побрал, — тупик. Впереди окно и семь этажей под ногами. Так просто не нырнешь. Первый номер заперт, второй тоже, третья дверь распахнулась. Он влетел в апартаменты и увидел ключ в скважине замка. Два поворота — и дверь недоступна. С жильцами он сумеет договориться. Опыт имелся. Карлуша выглядел щупленьким, маленьким и совершенно безобидным интеллигентом. Таким даже детей ночью не напугаешь. А по части вешанья лапши на уши ему равных не было. Но в номере никого не оказалось — есть еще беспечные люди! А может, съехали, забыв сдать ключи? Как бы там ни было, но он знал, что увернется от угрозы.

Задыхаясь, он приложил ухо к двери и замер. Некоторое время стояла мертвая тишина. Но недолго. Грубое эхо разнеслось по коридору.

— Хорек, выходи! Ты в ловушке. Не валяй дурака. Моя взяла на сей раз!

«Как бы не так, — усмехнулся Карлуша. — Только нос высунешь — башку оторвет». Однако сердце бешено колотилось о ребра.

— Хорек, я все равно выкурю тебя из норы! — гремел бас из коридора. — Выходи по-хорошему.

Этот долговязый дуралей сам себя выдал. Он не знал, где его искать. Никто ему не позволит взламывать или Даже вскрывать все двери подряд. На решение проблемы уйдет немало времени. Можно связать простыни и спуститься с балкона на пару этажей ниже. Карлуша никогда не причислял себя к пессимистам, несмотря на то что из своих пятидесяти четырех двадцать два просидел за решеткой. Жаль! Хороший был чемодан. Какой-то крутой немец отдыхал в том номере со своей любовницей. Это только иностранцы с их представлением о России могут приезжать в Сочи с норковыми накидками и кучей золотых побрякушек. Жаль потерянного времени. Он три дня следил за парочкой, знакомился с их расписанием и материальными возможностями, оценивал одежду, часы, обувь и даже запах духов дамочки. Ошибся в другом, но после драки кулаками не машут. Упустил один шанс, найдется другой, главное — не принимать свои промахи близко к сердцу. Сегодня провал, завтра успех. Все закономерно. Важно, что голова есть на плечах и руки не потеряли ловкости и сноровки. О том, что его схватят, Карлуша не думал вовсе. Это срок. Лет пять, не меньше.

Реплики из коридора прекратились. Либо Потапенко ушел за подмогой или консультацией, что вряд ли, либо притаился, что наиболее вероятно. У него есть рация. Для начала ему нужно блокировать этаж и выходы из здания. Но это мелочи. Карлуша умел проходить мимо охраны незамеченным.

Он немного успокоился и осмотрелся по сторонам. Пора принимать меры. Время работает против него.

Огромная гостиная, где каждый гвоздь стоит целое состояние, напоминала сарай с кучей дров. Мягкую мебель вспороли, словно брюхо селедки, ящики шкафов валялись на полу, а ковер свернут в рулон. Казалось, здесь устроили пастбище для диких обезьян. Такое видеть ему еще не приходилось. Вещей постояльцев нигде не было. В апартаментах высшей категории кто-то устроил настоящий погром.

Кошачьими шагами, ничего не задевая, Карлуша отошел от двери и заглянул в соседнюю комнату. Никого, все тот же кавардак. Погуляли ребята и смылись, вот почему ключ торчал в дверях. Кто-то сорвал злость за крупный проигрыш в рулетку. Угрюмый знал, что на последнем этаже расположено полулегальное казино для избранных, а на предпоследнем — номера с девочками. Многие ради этих удовольствий и останавливались здесь, платя бешеные деньги за проживание. С улицы в бордель не попадешь — это привилегия постояльцев.

В спальне стояла кошмарная духота. Балконная дверь и окно были плотно задернуты бархатными портьерами. Он нащупал на стене выключатель — и комната озарилась ярким светом хрустальной люстры.

Все то же самое, но не совсем. Из-под кровати торчали ноги в ботинках. Угрюмый сделал несколько шагов и заглянул под кровать. На полу лежал мужчина средних лет с выпученными открытыми глазами. Ему перерезали горло до позвонков. Похоже, очень острым предметом. Возможно, бритвой. Лужа пурпурной крови пропитала весь ковер.

Угрюмый подпрыгнул на месте. К горлу подступила тошнота. Он не успел добежать до ванной, как его вывернуло наизнанку прямо у порога.

Тут его ожидал новый сюрприз. В ванне, наполненной до краев ярко-красной водой, лежала женщина. Ее жизнь прекратилась по тем же причинам, что и типа в спальне.

У Карлуши подкосились ноги. Он упал на колени и на четвереньках выполз из ванной в комнату. Всхлипнув несколько раз, он потерял сознание.

Что касается Потапенко, то он — мужик крепкий, сильный и вовсе не сентиментальный. На голову туговат, но так это же еще не диагноз, а небольшой недостаток. На работу в службе охраны отеля такие мелочи не влияли.

— И что вы предлагаете, Потапенко? — спросил директор-распорядитель гостиницы Цветков, косо глядя на великана.

— На этаже и на всех четырех выходах я уже выставил людей. Хорек оружия не носит, и как террорист он безопасен. В заложники никого брать не станет. С ним справятся даже малолетки. Его надо схватить, пока постояльцы не начали возвращаться в свои номера с пляжей и ресторанов. Народ, толчея ему только на руку. Хорек очень хитер. Раньше он чистил сейфы, как орешки, потом перешел на гостиницы. Опыт огромный. В былые годы, когда работал опером, я его дважды ловил. Но десяток раз ему удавалось уйти. Как вода сквозь пальцы просачивался. Однажды переоделся женщиной, так охранник ему еще и ворованные вещи помог донести до машины, пока весь отель с собаками обыскивали. Если он сейчас ускользнет, мы с ним хлопот не оберемся. Он, гаденыш, мстительный. Вернетя-и точно обчистит пару апартаментов.

— Я так и не понял вашего предложения, Потапенко, — раздраженно произнес Цветков. Вообще, он всегда выглядел спокойным и чрезмерно высокомерным, не упуская возможности показать свое превосходство перед обслугой. — Чего вы хотите?

— Необходимо обыскать все номера седьмого этажа левого крыла. Их там двадцать шесть. Хорек засел в одном из них — это без сомнения.

— Вы рехнулись, Потапенко! Хотите нас разорить? Апартаменты седьмого этажа бронируют иностранцы с крупным достатком, а не всякая мишура. Отель «Магнолия» — один из самых престижных в Сочи. Мы не можем допустить скандала.

— Скандал неизбежен, если постояльцы застукают Хорька в своих апартаментах. Сейчас, пока гостиница пустует, у нас есть шанс проделать все тихо. Я же не предлагаю врываться в номера с оружием в руках. Горничные имеют свои ключи. Швабру в руки — и вперед. Мы на стреме. Если хозяева на месте, она извинится и выйдет. Уборка — обычное дело. Если никого нет, так мы быстренько осмотрим помещение и уйдем.

— Хорошо. Я сам решу, что делать, а вы поднимайтесь на этаж.

Цветков проводил взглядом массивную фигуру охранника и взялся за телефонную трубку. Имелся повод повидаться с Духониным. Сейчас он в городе хозяин, и не мешало бы подбросить дров в печку.

С некоторыми трудностями, но его все же соединили с полковником.

— Добрый день, Никита Иваныч. Цветков беспокоит.

— Всегда рад помочь, Натан Романыч.

— Пустяки. В одном из номеров апартаментов седьмого этажа прячется вор-рецидивист по кличке Хорек. Слыхали о таком?

— Уже успел забыть. И давно он там обосновался?

— Наш детектив мне только что доложил об этом. Этаж перекрыли.

— Ладно. Сейчас вышлю к вам ребят. Подберу тех, кто в штатском. Вы же не любите людей в форме возле своего отеля.

— Удивительная проницательность! А может быть, вам стоит самому заехать? У меня для вас кое-что отложено, да вот недосуг выбраться самому.

— Пожалуй, вы правы. Я сам приеду.

Глядя на умолкнувшую трубку, Цветков скривился.

— Хапуга! За копейку удавится.

Полковник тоже не любил Цветкова, но терпел, так как это был один из его источников дохода, и уже поэтому не стал чертыхаться на трубку, а спокойно опустил ее на рычаг. Отель принадлежал вице-мэру, а Цветков в наглую обворовывал своего хозяина. Духонин знал об этом и о многом другом, так что директору приходилось делиться. Тут ничего нового никто не изобрел. Рука руку моет, и это нормально. К тому же Цветков хорошо знал, что полковник — человек хозяина и служит ему как верный пес, иногда принимая подачки с чужих рук.

Полковник уже находился в пути, когда Угрюмый очнулся. Приторный запах смерти заставлял его бежать куда глаза глядят, а они глядели на дверь. Он уже не думал о себе, о тюрьме, он хотел лишь выбраться и поплакаться в жилетку тому же Потапенко. Страх парализовал его волю и мозг, а шум в коридоре казался единственным спасением.

Он сам вышел в коридор и захлопнул за собой дверь. Потапенко, еще двое парней и горничная открывали в эту секунду соседний номер.

— Твоя взяла, Петр. Сдаюсь.

— То-то! И ведь совсем не больно, а, Хорек?

Угрюмый постарался побыстрее отойти от злополучного номера подальше. Он шел в объятия закона с облегчением, глядя на улыбающуюся физиономию Потапенко.

Щелчок наручников, застегнутых на тонких ручонках, известил о конце карьеры Хорька на ближайшие пяток лет. Петр Потапенко торжествовал победу. Поимка вора такого класса, как Хорек, гарантировала денежную премию. Месяца два можно будет не одалживать у соседей на пиво.

Хорька торжественно повели к лифту.

Полковник уже сидел в кабинете директора-распорядителя и курил коричневую сигарету, предложенную хозяином.

— У вас хорошо идут дела, Натан Романыч. Гостиница процветает.

— Респектабельная солидная публика предпочитает нас другим отелям. Тихо и порядок вокруг, что называется, вашими заботами. Мы тоже не любим оставаться в долгу. Добром за добро платим.

Он кивнул на пухлый конверт, лежащий на столе. Полковник взял его и с трудом запихнул в задний карман брюк.

— Думаете подачками отделаться? — Духонин вел себя, как барин в разговоре с холопом. — Давайте, Натан, разберемся, что такое порядок. Пять дней назад мои ребята выловили четырех шлюх в соседнем парке. У всех найдены наркотики, и покупали они их здесь. В этом здании, у твоих работников. Показания и протоколы лежат в моем столе. Третьего дня мы взяли на вокзале одного крупного шулера. Тридцать штук зеленых в его саквояже были выиграны в карты в казино на десятом этаже. Протоколы и показания лежат там же. Могу продолжить, если интересно. Но стоит ли? Не надо делать других дураками, Натан. Это раздражает. А если дать ход этим протоколам?

— Только имейте в виду, полковник, погорю не только я, но и те, кто со мной сотрудничает. Я лишь администратор. Мелкая сошка.

Цветков нервничал. Мент зажрался! Беспредельщик! Хапуга! Ненасытная утроба!

— Не будем наивными, Натан, никто, кроме тебя, отвечать не станет. Ты хапаешь больше всех потому, что подставляешь свою задницу под удар. Что-то рикошетом и по мне ударит. Но это мои трудности. А спасая свою шкуру, все шлюхи, крупье, наркоторговцы, сутенеры начнут показывать на тебя своими вонючими пальцами.

— Что ты хочешь, Никита? — подался вперед директор, краснея, как помидор.

— С сегодняшнего дня ты платишь мне пять процентов со всех доходов.

— Ты грабитель! Белены объелся? Таких ставок не существует…

— Значит, ты будешь первым.

— Но я же не один в этой карусели!

— Я скажу тебе кое о чем, но только один раз. Если хозяин отеля узнает его истинный оборот, тебя сожрут крабы у скал. И я тут буду ни при чем. Но и это не самое страшное. В недалеком будущем я уйду на покой. Мое место займет Глеб Елистратов. А ты знаешь, что этот парень не продается. И вот вопрос: какое наследство я ему оставлю? Будет твоя коробка значиться в черном списке или я о ней не вспомню? А моя память дорого стоит, Натан.

— Ты уходишь в отставку?

Пожалуй, такого исхода администратор не ожидал. Новость, наводящая ужас. Каким бы мерзавцем Духонин ни был, но это свой мерзавец.

Цветков откинулся в кресле и сдулся, как проколотая шина. Теперь он на все был согласен.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Потапенко. Громила держал за шиворот коротышку, который не мог достать ногами пола.

— Мы взяли его, Натан Романыч.

Бедный Хорек! Он выглядел как вытащенный из помойного бачка ободранный кот.

— Это и есть гроза отелей? А шуму-то сколько! Голос директора звучал наигранно. Он все еще не мог отойти от шока. Но он не хотел демонстрировать перед полковником свое настроение.

— Так точно. Карл Маркович Угрюмый, по кличке Хорек. Шмель тоже маленький, а жалит больно.

— Не раздави его, Потапенко, — буркнул полковник. — Отведи парня к машине и сдай ребятам.

— Но это я его схватил!

— И что дальше? Проденешь ниточку через уши, повесишь на шее и будешь носить? Или засушишь, приколов к стенке? Им займутся следователи и суд.

Потапенко опешил.

— Идите, Петр. Мы с вами потом поговорим, — мягко произнес Цветков.

— Такие козявки, Натан, доставляют много хлопот, — многозначительно произнес полковник, когда они вновь остались одни.

— Ты все время хочешь подчеркнуть свое превосходство и важность, Никита Иваныч.

— Моя важность только что была оценена в пять процентов От твоих доходов. Старайся не забывать об этом.

— Ну ладно, не будем ссориться. Мы цивилизованные люди.

— Так-то лучше. С тобой опасно сотрудничать, Натан. Ты дальше своего носа не видишь.

Дверь вновь распахнулась. И опять ворвался Потапенко.

— Горничная обнаружила два трупа в номере, где прятался Хорек!

Полковник вскочил, словно его кто-то за задницу цапнул.

— Веселенький денек сегодня. Быстро наверх!

В отеле началась свистопляска. И Духонину, и Цветкову новые трупы в центре города были ни к чему. Тут уж не до следствия, важно избежать скандала перед приездом важных персон из столицы, многие из которых забронировали номера в «Магнолии».

Но нашелся и такой человек среди обслуги, который, узнав о несчастье, только руки потирал. В семье не без урода. Речь идет о дежурном портье Валентине Чистякове. Тот еще тип. На престиж отеля он плевать хотел, трупы — бывшие люди — его не волновали, а милиция беспокоила только в одном аспекте: будут его допрашивать или нет и в каком направлении выстроят допрос? Если менты возьмутся за дело не с того конца, он мог бы на этом неплохо заработать. Деньги были тем самым идолом, которому Чистяков молился.

Портье облокотился на стойку и начал прикидывать варианты, глядя в огромные окна холла. Он видел, как во двор к служебному входу въехала «скорая помощь». Торопятся ребята, видать, не до деталей. Экспертов не вызывали. Полковник и тройка олухов ничего из себя не представляют — их можно всерьез не воспринимать.

Спустя полчаса из лифта вышел Духонин со своими подручными и Петька Потапенко. Сейчас многое решится. Только бы Духонин не выложил жетон на стойку, и можно будет перекреститься. Мало кто понимал, что значит жетон. Алюминиевый кругляшок с продавленной цифрой вроде номера из гардероба. Пустяк, железка, а какую силу имел — только один Чистяков знал.

Полковник и Потапенко подошли к стойке.

— Ну, докладывай, змеиный глаз! — рявкнул Духонин.

Чистяков изобразил страдальческую мину и открыл журнал регистрации постояльцев.

— Родион Лукич Омельченко прибыл сегодня в шесть утра из Краснодара. Не первый раз у нас. Обычно заказывает номер заранее, а тут как снег на голову. Пришлось поместить его в резервных апартаментах на седьмом этаже.

— Популярный мужик в наших краях, — добавил Потапенко. — Политический обозреватель «Недели». Не хухры-мухры.

— Знаю! — гаркнул Духонин. — Тоже мне умники! Кто к нему приходил сегодня?

— Никого не было. Девчонку он в баре подцепил и велел его не беспокоить. Так и не появлялся больше.

Полковник покосился на Потапенко.

— Выясни в бюро обслуживания, кто ему звонил и кому он звонил.

— Я свою работу знаю, Никита Иваныч. Все проверю.

— Знал бы, так не вышвырнули бы из оперов пинком под зад. Старайся, а то и это место потеряешь.

Удар ниже пояса. Потапенко двенадцать лет проработал в участке аэропорта Адлера и не одного щипача схватил за руку. Правда, многих отпускал, после того как они сдавали ему выручку, так и надо. Имеешь сам, поделись со старшим, а то его же территорию используют и только на свой карман работают. Непорядок. А Потапенко во всем любил порядок. Может, и Хорька не тронул бы, если бы тот, как человек, подошел заранее и долю предложил. А хочешь исподтишка работать — так сиди за решеткой. Службу понимать надо, а не считать себя слишком умным.

Бывший опер сжал челюсти. Он не любил, когда ему на мозоли давили.

— Приедешь в управление с докладом, — продолжал Духонин. — Надеюсь, адрес еще не забыл?

Раздраженный и озлобленный, Духонин направился к выходу. Потапенко с нескрываемой ненавистью смотрел ему вслед.

— Ну, что там наверху? — спросил Чистяков.

— Полы моют и мусор выносят. Шито-крыто, и ничего не случилось. А потом сообщат, что нашли порезанную парочку в парке под кустом.

Чистяков решил, что в отеле главным представителем власти остался Петя. Мужик тупой и недалекий. Можно подкинуть ему пару червонцев — и он прикроет со всех сторон. Мало ли, как дело обернется. Как говорится: «Жадность фраера сгубила». Чистяков правильно мыслил. Хорек до такого не додумается.

— А что ты, Петя, скажешь, если я предложу тебе несколько сотен? Не за красивые глазки, а заработать. И не рублей, а долларов. Ты мужик головастый, с тобой приятно иметь дело.

— И за что ты хочешь мне заплатить, Валечка?

— За твою собственную работу, но которую следует профильтровать, перед тем как ехать с отчетом к полковнику.

— Ну-ну, выкладывай.

— Мы оба в деле, Петя. Тебе обломится пять сотен зелеными. Ты такие деньги только в кино видел.

— Улики? Ты знаешь, что я сделаю? На одну ладонь тебя посажу, а второй прихлопну! Сокрытие улик — это статья…

— Не кипятись, герой. Я сам могу позвонить Духонину и сказать, что забыл ему рассказать о важной детали. Но тогда мы оба останемся в дураках. Полковник улики не пришьет к делу, так как дела никакого не будет, а положит их в свой карман. У него и без нашей помощи стены от денег ломятся. Так почему мы должны работать на карман этой сволочи?

— Ладно, говори. Но если мне твое предложение не понравится, поедешь к этой сволочи вместе со мной в наручниках.

— Брось свои ментовские штучки! Слушай. У меня за спиной занавеска, за ней комната, а в ней несколько сейфов. Богатые клиенты предпочитают оставлять ценности здесь, а не хранить их в номере. Так во всем мире принято. Короче говоря, Омельченко приехал утром без багажа. С одним-единственным портфелем и оставил его на хранение. Понял? Омельченко получил взамен жетон. Менты его не нашли. Но найти его надо. Если ты отыщешь эту железку, тридцать процентов твои.

Бывший опер внимательно выслушал предложение. Немного подумав, он сказал:

— Пятьдесят. Либо все достанется полковнику.

— Имей совесть. Я же отвечаю за сохранность.

— Что в портфеле? Проверял ведь?

— Обязательно. А вдруг там бомба? Но там не бомба, а какие-то бумаги и полторы тысячи баксов.

— Неплохо. А тебе не приходило в голову, что жетон взял убийца? Ведь милиция ничего не нашла. А ты обязан отдать вещи при получении жетона.

— Что, по-твоему, убийца псих — лезть на рожон?

— Псих. Апартаменты на щепки разложили.

— Порыскай, Петя. Может, найдешь. Тогда нам нечего бояться.

— Его там нет.

— Уверен?

— Конечно. Он у меня. Потапенко выложил жетон на стойку.

— Пятьдесят на пятьдесят. Железка болталась на ключах. Если бы ты мне ничего не сказал, то я сдал бы тебя ментам. А так — мы делим куш поровну. Вопросы есть?

— Вопросов нет, Петя. Я всегда знал, что ты настоящий сыскарь. От тебя ничего не скроешь.

Соглашение состоялось. Не всем же в этот день должно быть плохо. Кому-то должно и повезти, в конце концов. Двое таких нашлись.

4.

Корпункт программы «Неделя», вещающий по радио и на региональном телевидении, находился в районе Мамайского перевала между Сочи и Дагомысом. Журавлев с трудом нашел контору, расположенную в одном из ветхих зданий.

Он поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и обошел все пять комнат. Лишь одна из них была открыта, и в ней имелась живая душа. У души были длинные ноги, коротенькая юбочка и, словно приклеенное не к тому телу, лицо. Строгое, в очках, с короткой стрижкой. Учительница начальных классов на первом году службы.

— Добрый день.

От неожиданности девушка выронила кучу папок на пол. Похоже, она разбирала шкаф, и люди сюда никогда не заходили. Вежливое приветствие возымело эффект разорвавшейся гранаты.

Журавлев помог девушке собрать папки с полу и сложить на подоконник, так как столы и стулья были уже завалены макулатурой.

— Вы меня извините, я вас напугал.

— Нет, ничего. Я уже никого не ждала в такое время.

— Кто-то вас обманул?

— Нет. Этот человек обманывать не может. Значит, у него нашлись более серьезные дела. У нас испорчен телефон, а номер моего мобильного он не знает.

— Очевидно, речь идет об Омельченко Родионе Лукиче?

— А как вы догадались?

— Сам его ищу не один час, и все впустую.

— Значит, что-то не так. Не зря я беспокоюсь. Ведь у него на руках крупная сумма денег.

— Я знаю о документах, а о деньгах ничего не слышал.

— Тридцать тысяч долларов. Арендная плата крытого Дворца спорта за проведение крупного конгресса, который состоится в понедельник. Деньги потребовали предоплатой, а за субботу и воскресенье они не пройдут через наши банки, и пришлось изыскать наличные. Но зачем, не понимаю, он повез их сам. Надо было нанять инкассаторов. А Родион Лукич решил сам везти. Говорил, что должен лично отдать деньги и получить расписку. Не хотел подключать к делу третьих лиц.

— Когда в последний раз вы разговаривали с ним?

— Вчера днем по телефону. Он собирался вечером приехать в Сочи. На день рождения, а потом, очевидно, в гостиницу. Сегодня утром хотел сдать деньги и приехать сюда. Мы собрали материал для следующей передачи. Родион Лукич сменил сетку вещания и сказал, что его программа выйдет в понедельник вечером с сенсационным материалом. И настроение у него было бойкое, веселое, немного нервозное.

— Я слышал, будто он останавливается в отеле «Магнолия». Это так?

— Обычно там. Но я звонила в отель. Мне ответили, что Омельченко к ним не приезжал.

— Какая у него машина?

— БМВ седьмой серии вишневого цвета.

— Номер не помните?

— Нет. Но знаю, что у машины вмятина под правой нижней фарой. Я не обращала внимания, это он все сетовал, что не может найти хорошего жестянщика и краску подобрать трудно.

— Вы разбираетесь в машинах?

— С его слов. Он часто возил меня в Краснодар и обратно. Всю дорогу только о машинах и разговаривал, как рыбак об улове. Автомобилист-фанатик.

— Кто мог еще знать о деньгах?

— Два-три человека. Надежные люди. Они были заинтересованы в том, чтобы деньги попали к адресату.

— В чем он мог их везти? Сумма не маленькая. Девушка достала из несгораемого шкафа кейс из темно-коричневой замши с золочеными номерными замками.

— Он всегда ездит с этим портфелем.

— Минуточку, но как он у вас оказался?

— Это не тот портфель. На десятилетие программы нашей редакции руководство телевидения подарило десять таких «дипломатов». Нас поздравляли и сказали, что серьезной политической передаче нужны солидные работники, и каждому вручили по портфелю.

— Вы не могли бы мне временно одолжить свой кейс?

— Зачем? — Она сделала паузу, — Кажется, я от расстройства слишком разболталась.

— Не переживайте. Как вас зовут?

— Ангелина Неверова. Геля.

— Геля с соответствующей фамилией. Мне можете верить, мадемуазель Неверова. Я детектив. Моя задача найти Омельченко и помочь ему, если он попал в передрягу. Уверяю вас, что меня об этом попросили его настоящие друзья. Те, кто должен выступать в понедельник на конгрессе.

— Хорошо. Я вам отдам портфель. Берите, он пустой, я все равно им не пользуюсь. Мне солидность ни к чему. Скажите, вы найдете Родиона Лукича?

— Постараюсь.

— Спасибо вам.

Девушка выглядела растерянной и печальной. Вряд ли она поверила в талант посетившего ее сыщика.

Журавлев потоптался и задал еще один вопрос:

— Вы знаете Менделевича Давида Осиповича?

— Конечно. Очень богатый человек. Все спортивные комплексы Большого Сочи принадлежат ему. Фактически, но на бумагах, думаю, выглядит все иначе.

— Значит, мы не можем исключать, что деньги за аренду предназначались ему?

— По логике вещей так и должно быть. Но точно ничего утверждать не могу. Менделевич превратился в невидимку, оградившись заборами и многочисленной охраной. Мне кажется, его прижала местная мафия, желающая все прибрать к своим рукам. Спортивные комплексы приносят большие доходы. Менделевич — человек сильный, решительный. Его не просто запугать, и без боя он ничего не отдает.

— Они могут его убить?

— Вряд ли. Частная собственность перейдет к родственникам. Ничего не изменится. Они хотят добиться добровольной продажи спортивных комплексов. Его доведут до белого каления и вырвут акции из рук. Вот что натворила идиотская приватизация. Когда-то Менделевич всего-навсего был директором стадиона. Он скупил всё на проклятые ваучеры, всё, вплоть до спортивного инвентаря.

— Значит, не зря был директором. Извините, Геля, что оторвал вас от дел. Я постараюсь найти вашего шефа. Надеюсь, что с ним все в порядке. Она ему не поверила.

Выходя на улицу, Журавлев пытался анализировать. Скорее всего, деньги Омельченко вез для Менделевича. И тот и другой были на вечеринке у Зернова. По законам логики Омельченко там и передал ему арендную плату. Какой смысл им еще раз встречаться по одному и тому же поводу? Но как это выяснить точно?

Он сел в машину, развернулся и поехал в Сочи.

В пять часов вечера Журавлев подъехал к особняку Менделевича, расположенному в противоположной стороне города от того места, где ждала его Лика. Он даже не вспомнил о девушке, думая о насущных проблемах.

Все правильно. Высоченный кирпичный забор и колючая проволока. Такую крепость штурмом не возьмешь. Журавлев подошел к воротам и позвонил. Сработало переговорное устройство, ему даже калитку не открыли.

— Назовите себя.

— Я прибыл по поручению Родиона Омельченко. У меня дело к Давиду Осиповичу.

— Какое дело? — спросил динамик

— Конфиденциальное. Разговаривать я буду только с ним.

— Ждите. Сейчас выясним.

Спустя десять минут, когда Журавлев уже отчаялся ждать, в стальных воротах приоткрылось окошко, через которое, кроме одного серого глаза, ничего увидеть не удалось. Зрачок бегал по сторонам в поисках засады. Но ничего интересного не нашел.

— Давид Осипович уехал вчера в Москву. Его нет в городе. Что ему передать?

— Передайте, что он только что упустил шанс поквитаться с противником. Я позвоню ему вечером.

— А вы знаете, что Омельченко убит?

— Мог предположить. Он оставил нам очень много забот и хлопот, а сам отстранился от дел и улетел на небеса.

— Кто вы?

— Можете добавить своему хозяину, что я доделываю поручение главы администрации города Зернова за тех, кто прошедшей ночью не сумел его завершить.

Дальше разжевывать не имело смысла. Журавлев повернулся и направился к машине. Еще одна осечка. Менделевич так просто к себе не допустит, а прокурор звонить ему не хочет. Может, и правильно. Курьеры ничего о прокуроре не знали, и почему кто-то должен ему доверять. Должность — еще не гарантия. Во всяком случае, у Менделевича будет время подумать, взвесить и оценить ситуацию, и наверняка он ответит на его телефонный звонок. Трудно поверить, что такой человек, как Менделевич, согласился стать курьером, но, с другой стороны, ради избавления от мафиозных структур он пойдет на многое, пока те не вышвырнули его на обочину. Так или иначе, но Менделевич знает немало, и, возможно, один из конвертов хранится у него.

Журавлев торопился. К шести часам он должен подъехать к Луна-парку, где ждет его секретарь прокурора с обещанным реквизитом. День прошел нормально. Ситуация более-менее понятна. Впереди еще вечер, и если правильно распределить время, то можно продвинуться еще дальше в этом запутанном деле. У страха глаза велики, а по сути — ничего особенного.

5.

Возле входа в Луна-парк стояла только одна машина — синяя «шкода-октавия». Надежная, неплохая тачка. Если она предназначалась ему, то прокурор щедрый человек. Правда, вряд ли он предоставил свою личную машину, но какое это имело значение.

Возле «шкоды» на почтительном расстоянии прогуливался секретарь прокурора. Молчаливый сдержанный мужик, знающий свою работу. Журавлеву он понравился с первой встречи.

Они сошлись на середине.

— Еще раз здравствуйте, Олег Палыч.

— Рад, что вы в добром здравии. Настроение, как я вижу, у вас тоже деловое. Смелый вы парень, Вадим Сергеич.

— Работа такая. А смелость здесь ни при чем.

— Все, что вам может понадобиться, лежит в отделении для перчаток, а на соседнем сиденье найдете сверток. В нем ваш новый костюм. Вы своим видом привлекаете к себе слишком много внимания. И еще… — Он достал из кармана краснуюкнижечку и передал Журавлеву. — Удостоверение прокуратуры на имя Аркадия Черных. Он сейчас в отпуске, и его мало кто знает. Заместитель начальника следственного отдела. Вашу фотографию пришлось взять из газеты, уменьшить, подретушировать… Получилось нормально.

— Спасибо. Развязали мне руки в некоторой степени. Одни — мои снимки увеличивают, другие — уменьшают, а я все тот же.

— Сами сказали, таков профиль вашей работы. Если еще что-то понадобится, звоните мне напрямую. Не забывайте и о прокуроре. Он ерзает в кресле, как мальчишка на стадионе. На сегодня вы его последняя надежда. Юрий Антонович даже своим следователям не доверяет. Никому. И чем вы его подкупили, понять не могу.

— Тем, что я незаинтересованное лицо. Человек со стороны. Никто мне ничего не должен, и я никому.

— Опасайтесь полковника Духонина. У него на вас огромный зуб. К тому же Духонин стал калифом на час. Других хозяев в городе нет. И вот еще одна неприятная новость. В вечернем выпуске новостей сообщили, что в больнице скончался Виктор Арсеньевич Зернов. Председатель Думы Берзин на телефонные звонки не отвечает. Пошел на попятную. Очевидно, его сумели чем-то запугать. По-другому я его поведение расценить не могу. Он остался последним из тех, кто составлял доклад.

— В одиночку прокурор не убедителен?

— Убедителен, документы прошли экспертизу, и их подлинность доказана, но поддержка в лице Берзина сыграла бы немаловажную роль. Он публичный политик, а прокурор есть прокурор. В наших краях он не имеет той реальной власти, как прокурор в Москве. Он даже не может отстранить Духонина от должности. Нет реальной силовой поддержки.

— Я вас понял.

Они простились. Журавлев забрал ключи от машины, а когда след секретаря простыл, он вспомнил о машине, на которой приехал на встречу. И что теперь делать? Как отогнать машину Светлане? Олег Павлович мог бы помочь, а у него из головы вылетело.

Журавлев решил осмотреть машину.

Он сел за руль «шкоды». Полный бак бензина, все на месте. В «бардачке» лежал фонарь, две коробки патронов, наплечная кобура… Но только пистолета в ней не оказалось.

В эту секунду он понял, где оружие. Холодный, ни с чем не сравнимый ствол прикоснулся к его затылку. Очередное ротозейство. Сел в непроверенную машину. Что-то с ним не то. Элементарной осмотрительности не проявляет. Сейчас еще раз башку на крепость проверят.

Секунда — на решение, полсекунды — на действие. Детектив резко отклонил голову в сторону и сделал выпад локтем назад. Пистолет взлетел вверх, стукнулся о крышу и был перехвачен при падении. Роли поменялись: теперь Журавлев держал пистолет, но курок не был взведен, а спусковой механизм стоял на предохранителе.

Тут все и прояснилось, когда Лика завопила не своим голосом.

— Ты же мне руку сломал, бегемот несчастный! — Сквозь гримасу боли промелькнула улыбка. Она его все же напугала и сумела преподать урок. — Радуешься, что голова осталось целой? Так это же случайность.

— Конечно. Будь бандит на моем месте — давно бы клевал рулевое колесо с выбитыми мозгами.

— Как ты здесь очутилась?

— Стреляли.

— Я серьезно!

— Так! А потому, что ты не очутился там, где мы договорились. Решил избавиться от меня? Не выйдет! Выкинь эту блажь из головы. Тоже мне колобок нашелся. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, от милиции, а от меня не уйдешь! Слишком самоуверенный. Тебе одному все не осилить. Времени — в обрез. А ты обычный стандартный сыскарь, а не Господь Бог. Врубился?

— А тебе, как я понимаю, жить надоело?

— Я ничего не бросаю на полпути. Если берусь за работу, то выполняю ее до конца.

— Конец может стать печальным.

— Тогда не вышвыривай меня за борт, как котенка. Я не умею плавать.

— Достоинством это не назовешь.

— Ты тоже не чемпион.

— Ладно, хватит пререкаться. Ты говорила, что умеешь водить машину. Мы должны отогнать Светлане ее «копейку».

— Вот и отгоняй, а я на этой поеду в качестве сопровождающего.

— Ладно, с этим еще можно согласиться. Что ты узнала у Метлицкого — Шелеста? Звонила ему?

— Репортер хитрит. Он дал телефон своей подружки Машеньки. А она ничего говорить не хочет. Мол, от баб я ему приветы не передаю, если есть дело, то выкладывай. Я ничего выкладывать не стала, а тянула из нее жилы. Не очень-то у меня это получилось, но Шурика она не видела со вчерашнего дня. Он взял у нее машину, красный «порше», и пропал. Ни слуху ни духу. Но мне удалось еще кое-что узнать. Подбила клинья к гаишникам. Получилось. Эта шикарная тачка, на которой разъезжает Шура Шелест, действительно принадлежит Маше. А фамилия девушки Менделевич. Она дочка Давида Менделевича. Замкнутый круг получается.

— Менделевич меня на порог не пустил. Мужик дрожит от страха. Сегодня умер в больнице еще один наш клиент — Виктор Зернов. Но и это еще не все. Убит при невыясненных обстоятельствах, и непонятно где, политический обозреватель Родион Омельченко. Но о его смерти газеты промолчали, о Зернове напечатали плачевную статью и дали некролог. Еще день — и нам искать будет некого.

— Подведем итоги… — глубокомысленно протянула Лика. — Итак, Зернов снарядил конвертами пять человек, а может, больше. Каждый из них должен был доставить свой адвокату Садальскому. Существовал еще один конверт с результатами экспертизы. Ты его привез прокурору, но погиб редактор Таманцев. Я привезла конверт от шофера Зернова. Осталось пять или четыре. Тот, кто посылал конверты, знал точно, сколько их существует, — это Зернов. Его мы тоже упустили, и он якобы умер. Однако я бы проверила этот факт. Получатель конвертов адвокат Садальский погиб. Мы так и не знаем, успел он перехватить хоть один из конвертов или нет. Если да, то он попал в руки убийц. Тут нас ждут главные трудности. Но есть еще такой кандидат в курьеры, как Шура Шелест, провалившийся сквозь землю. Давид Менделевич, обложенный баррикадами, и ныне покойный обозреватель Родион Омельченко. Я насчитала четыре. Нам не хватает пятого, а может, и шестого. Тебе не кажется, что мы не так много знаем, как хотелось бы?

— Ладно. Поехали.

— Поехали. Прошу вас, любезный детектив, идите: вас ждет хромоногая кобылка вашей бывшей жены.

— Эта кобылка сослужила нам неплохую службу, а бывшая жена тебя приодела…

Журавлев вышел из машины, уступив место за рулем девушке.

Минут через двадцать они подъехали к знакомому дому. Лика даже не стала выходить из машины. Она видела, как Вадим поставил «копейку» на место и вошел в подъезд.

Журавлев постоял возле почтового ящика с ключами в руках и все же счел неудобным поступать таким образом. Ключи и деньги надо передать в руки и сказать спасибо. Андрей никогда не был ревнивым мужиком и поймет все правильно.

Журавлев поднялся наверх и позвонил. Но вряд ли его звонок могли услышать. Из квартиры доносилась музыка. Пируют — аж стены трясутся. Железные нервы у соседей.

Вадим постучал, и дверь сама открылась. Он прошел в комнату, но никого в ней не оказалось. Магнитофон надрывался. Пришлось его выключить.

Свою бывшую жену с ее последним мужем он нашел на кухне, но не за праздничным столом, а мертвыми на полу. Их застрелили из пистолета. Мало того: он знал, что выстрелы производились из его пистолета, конфискованного милицией. У двери валялись фирменные гильзы от «вальтера».

Грешить на то, что Елистратов потерял его пистолет, а убийца его нашел, может только полоумный. Он вспомнил Светкины слова: «Что ты можешь оставить в наследство, кроме старого отцовского "вальтера"?» Наследство само к ней явилось. Она же не могла не видеть, из чего в нее целятся. Что она подумала в последнюю секунду своей жизни? С этим оружием Светлана была знакома больше десяти лет. Могла ли она предположить, что его пистолет когда-нибудь выстрелит ей в грудь

Журавлев вздрогнул. Тут гадать нечего, все ясно. Никому и никогда он так и не смог принести счастья.

Он ушел из дому, так и забыв оставить ключи и деньги. Злость и опустошение — и никаких иных ощущений.

Выйдя на улицу, Вадим ничего подозрительного не заметил. «Шкода» стояла на другой стороне. Он перебежал дорогу и сел в машину.

— Ничего интересного не видела?

— Нет, все тихо. Проехала белая «волга», притормозила у «копейки» и тут же умчалась.

— А говоришь, тихо…

Тишину разорвало завывание сирен.

— Живо, Лика, в подворотню! Быстрее! Девушка умела управлять машиной, и Журавлев в этом убедился. Лика ухитрилась вписаться в узкую арку задним ходом и заглушила мотор, скрывшись под навесом.

Две патрульные «девятки» подкатили к дому Светланы, и шестеро костоломов с оружием в руках ворвались в подъезд.

— Адресная зачистка. Ротозеи! — пробурчал Журавлев.

— Что случилось?

— Выезжай потихоньку, сворачивай вправо, и, не торопясь, сваливаем.

Лика так и сделала.

— Эти скоты убили Светку и Андрея. Накидали на полу гильз от моего пистолета. Очевидно, они выяснили у нее, что я взял машину и вечером обещал вернуть, а как увидели «копейку», дали сигнал сидевшим в засаде. Им нужен козел отпущения. Маньяк. Сами заварили кашу, но по-тихому не получилось. Хорошо бы выяснить, кто там умеет так ловко дирижировать. Оркестр исполняет «Реквием по Вадиму Журавлеву».

— Куда мы едем?

— В Главное управление внутренних дел.

— Это такая шутка?

— Нет, вполне серьезно. Самое безопасное место. Там меня не ищут. Я хочу увидеть подполковника Елистратова.

— С ума сошел?!

— Нет. Просто хочу получить ответы на интересующие меня вопросы.

6.

Больше часа «шкода» простояла напротив центрального входа в милицейское управление. Журавлев знал номер машины Елистратова, он даже ею пользовался, удирая с места происшествия. Оставалось только дождаться хозяина.

Солнце завалилось за Кавказский хребет, темнело. Двое ментов, как Шерочка с Машерочкой, чуть ли не под ручку прогуливались вдоль тротуара. Здесь им бдительность не требовалась.

— И долго мы будем тут прохлаждаться, когда у нас дел невпроворот? — нервничала Лика.

— Мне надо пересесть в машину Елистратова.

— Совсем обнаглел! Хочешь повторить мой прием? Ствол к затылку?

— Будем считать, что это твой прием. Вряд ли подполковник будет проверять машину, стоящую под таким надзором. Отвлеки этих оболтусов, а я сменю «шкоду» на «волгу». Поедешь следом за нами.

— Ладно, соображу. Не нравятся мне твои дурацкие идеи. Но, видимо, дурь из тебя не вышибить.

— Тогда вперед, Золушка. И учти, я нахожусь под твоим прикрытием. Лиха беда начало!

Лика вышла из машины и направилась к центральному входу. На этот раз походка ее выглядела развязнее. Актриса, да и только. Журавлев начал маневр по перемене дислокации. Он видел, как девушка подошла к постовым и встала спиной к дверям здания. Оба ротозея, тоже стоя спиной, но к машине подполковника, полностью погрузились в беседу с милашкой. Три минуты ушло на перебазирование в новую точку. Елистратов, как и многие его коллеги, не очень-то беспокоился об охране своего автомобиля. Трудно найти такого психа, которому придет в голову угнать машину с маяком на крыше. Правда, если вспомнить наше повествование, именно с такого события история и начиналась.

Журавлев залег за передним сиденьем и затаился. Время шло. «Волга» не самая тесная машина, но, учитывая рост детектива, ноги у него затекли. Приходилось терпеть. Вряд ли он был бы правильно понят, если решил бы посетить начальника криминальной милиции в его кабинете.

Елистратов сел в свою машину, когда Журавлев уже не ощущал собственных конечностей. Машина дернулась и рванулась с места. Вадим слышал, как известный всему городу опер разговаривал сам с собой, используя речевые обороты и слова, далекие от литературных. Вряд ли у них получится душещипательный разговор. Что называется, попал не в ту струю. С другой стороны, ожидая ближайших событий, трудно предположить, что настроение у начальника улучшится.

Машина неслась на высокой скорости, а это значит, внимание водителя сконцентрировано на дороге. Самое время высунуть нос, если только не запутаться в собственных ногах.

Получилось не столь эффектно, как у Лики: он успел застрять, зацепиться карманом за дверную ручку, выронить пистолет, перехватить его и, наконец, принять угрожающую позу. Елистратов в то же время успел затормозить и выхватить свой пистолет, но не успел обернуться. Налетчик опередил его на пару секунд.

— Брось, подполковник, проиграешь! Стоит ли рисковать жизнью из-за маньяка?

— Не стоит. — Елистратов положил пистолет на соседнее сиденье. — Тебе опять понадобилась моя машина, Журавлев? Или совсем припекло?

— Нам всем припекло. Кровавый денек. Я в долгу перед тобой, Глеб. Но мне не хватает кислорода и света, а в потемках блуждать не люблю.

— Вряд ли я смогу быть фонариком в твоих руках. Меня отстранили от следствия. Слежу за порядком на улицах. Духонин сам ведет все дела.

— И давно он продался бандитам в белых перчатках?

— Ты можешь это доказать в суде? Говорить можно что угодно. Разговоры к делу не пришьешь.

— Где мой пистолет, Глеб?

— У Духонина в сейфе, там же, где и остальные материалы.

— Сегодня из него убита моя бывшая жена и ее нынешний муж. «Вальтер» ни с чем не спутаешь.

— Твое недовольство мне понятно. Но, судя по протоколам, картина другая. Оружие не найдено, а в квартире полно твоих отпечатков. Я думаю, что ты получишь свой «вальтер», когда его найдут у тебя в кармане в момент ареста.

— Она меня ждала, и об этом знали. Ради ловушки их убили.

— Не спорю. Духонину не хватило расторопности взять тебя. Пока гуляешь на свободе, постарайся, чтобы никто и нигде тебя не ждал. Пожалей людей.

— Значит, и ты смирился с системой?

— Я в ней живу. У каждого свой аквариум. Но если они не бросили «вальтер» в доме твоей жены, то он Духонину еще нужен. Ты должен помнить об этом.

— Следовательно, главный покойник еще ждет встречи со мной и с вами? Там и найдут дымящийся ствол. А как же твой протокол моего обыска на шоссе? Ты же конфисковал мой пистолет!

— Дело у полковника. А он, как хороший портной, из любой тряпки сошьет костюм по размеру. Протокол составлял капитан Сухарев. Он может переписать его под диктовку Духонина, если уже не сделал этого.

— Хочешь остаться в стороне, Глеб? Духонина скоро катапультируют из его кресла. Он уже по уши в дерьме, а ты займешь его место с чистыми ручками. Совесть мучить не будет? Или в вашем аквариуме такими понятиями не апеллируют?

— Я знаю свои возможности, детектив. Мне такую махину не остановить. Перемелют вместе с костями, а в кресло Духонина пришлют марионетку из Краснодара. Все просто, как дважды два. И потом, думаю, ты забрался ко мне в машину не для того, чтобы читать мораль и перевоспитывать меня.

— Ты прав. Я стараюсь браться только за реальные дела. Мне нужно знать место, где убит Родион Омельченко — обозреватель из Краснодара.

— В гостинице «Магнолия» сегодня утром. Ему и местной шлюхе перерезали горло. Думаю, на тебя эту смерть вешать не станут. Это убийство даже по сводкам не проходит.

— Что-нибудь нашли при нем?

— Нет. Обыск в номере провели до обнаружения трупов. Кажется, ты заинтересовался конвертами? У Омельченко ничего не было — ни в брюках, ни под ними.

— А должно быть. В шесть утра некуда сбагрить депешу, — задумчиво протянул Журавлев.

— Значит, она досталась тем, кто ее искал. Хотя вряд ли. Я знал Омельченко. Хитрый и очень осторожный тип. Такой под гостиничный ковер ничего прятать не будет.

— А тебе не кажется, Глеб, что смерть редактора Таманцева на шоссе, гибель адвоката Садальского, убийство обозревателя Омельченко — звенья одной цепи? Сюда надо прибавить расстрел Артамонова, шофера Зернова, возле кафе «Старый базар» и убийство самого Зернова.

— Зернов умер от сердечного приступа. Похороны намечены на воскресенье. Но так захотели родственники.

— И ты веришь в его смерть по болезни?

— Я занимаюсь порядком на улицах, Журавлев.

— Мне казалось, Глеб, ты из тех, кто способен выскочить из-под красных флажков, и мы могли бы объединиться. Не думаю, что роль постового тебе по душе. Не тот опыт, и не та натура. Подумай над этим. Постараюсь вскоре объявиться на твоем горизонте. Будь готов к ответу.

Журавлев вышел из машины и пересел в ту, что стояла позади «волги», багажник к багажнику. Елистратов видел в зеркало заднего обзора, как «шкоду» с выключенными огнями словно ветром сдуло с места. Значит, парень нашел себе компаньона, и подполковник про себя отметил этот факт особо.

Лика прекрасно водила машину, но Журавлев не торопился раздавать ей комплименты. А она лезла из кожи вон, чтобы партнер мог по достоинству оценить ее.

— Куда мы едем? — тихо спросила она.

— Надо решить кое-какие мелкие задачки. Для начала купим фотоаппарат «полароид», чтобы делать моментальные снимки.

— Боже! Он стоит бешеных денег!

— Факты, запечатленные на фотографиях, стоят еще дороже. Я хочу навестить Зернова в больнице. Послезавтра его похоронят, и он унесет тайну своей болезни в могилу. А по ходу неплохо бы перекусить и узнать адрес больницы знаменитого профессора Веймера.

Начался дождь. Настоящий южный ливень.

— Ну а как тебя встретил Елистратов? — спросила Лика. — Вы уже с ним стали друзьями?

— На подполковника напала хандра. Парня вышибли из седла, и он обиделся на весь мир, сгорбился, кончиком носа об асфальт чиркает. Скучно с ним.

— Бедняжка! Опутали паутиной, и он уснул. Ничего, скоро паутина раскалится, как спираль у электроплитки, и он засуетится. То ли дело — мы! Прыгаем и скачем на раскаленной паутине, как на батуте. Вот поэтому тебе и скучно с ним. Разный температурный режим. Странно, что ты его не подпалил своим азартом. Ты такой заразительный.

— Мели, Емеля, — твоя неделя. Язык без костей.

— Это от счастья общения с тобой, Дик. Ты непревзойденный собеседник.

Лика остановилась у кафе с подходящим названием «Боевой петух».

— Сидите здесь, великий Шерлок Холмс. Ужином угощаю я. К тому же моих портретов не печатают в газетах… Пока не печатают.

— Брось свои бабские штучки.

— Я не баба, не женщина и даже не девушка. Я твой партнер. Во время работы половые признаки исчезают. Остаются только задачи и способы их решения.

Лика выскочила из машины и побежала к дверям забегаловки, успев за одно мгновение промокнуть до нитки.

Народу в кафе было немного, и поэтому она прошла к стойке нормальной походкой.

Вернулась девушка минут через десять с полным пакетом еды. Копченая курица, помидоры, хлеб, вареные яйца, тюбик майонеза, соль, завернутая в салфетку, и плоская бутылка коньяка.

Журавлев не знал, как ему относиться к Лике. Она все время разная и непредсказуемая.

— Как насчет глоточка «огненной воды», ковбой? Девушка отвинтила пробку и сделала пару глотков, после чего закашлялась. Журавлев вырвал у нее бутылку, закрыл и бросил в отделение для перчаток.

Стрелки часов на приборном щитке перевалили за полночь. Дождь не утихал.

— Выяснила адрес больницы?

— Разумеется.

— Тогда поехали. Поешь, пока я пойду на разведку. Нам надо найти супермаркет, работающий ночью.

— Фотоаппарат можно купить у вокзала. Там есть такой магазин.

— Тогда поехали. Во мне еще теплится надежда сегодня поспать. Иначе я завтра не устою на ногах.

Возле больницы они очутились во втором часу ночи. Она располагалась в предгорье на территории заповедника, в тихом уютном местечке вдали от шума города и жилых построек. Пять белых трехэтажных корпусов раскинулись на солидном расстоянии друг от друга. Чисто символический забор, но какую территорию он опоясывал — даже трудно было себе представить.

Лика загнала машину на скромную лесную тропинку и выключила фары.

— Здесь нас самые глазастые не заметят, — сказала она, довольная собой.

— Никуда не отлучайся. Я осмотрюсь, проведаю обстановку и вернусь. Странно, но у ворот даже охраны нет.

— А что тут охранять? Больных и изможденных?

— Это нам и надо узнать.

Он сунул заряженный фотоаппарат в карман и вышел на дождь. Сверкнула молния. В долю секунды ему осветило путь: аллеи, клумбы и тропинки.

Преодолев забор, Журавлев, пригибаясь, начал продвигаться в глубь территории.

Он очень внимательно изучал каждый закоулок, кустарники и аллеи. Важно вовремя и безошибочно найти дорогу назад. Через минуту он уже мог выжимать свою одежду, но его не смущали такие мелочи. Раз пришел — доводи дело до конца.

Блуждать пришлось недолго. На перекрестке аллей стоял указатель. Журавлев включил фонарик, и луч света выхватил из темноты стрелку с надписью «Морг». Оставалось дело за малым, если, конечно, ты приехал на катафалке за покойником в рабочее время. Тут другой случай.

7.

Утомительное дежурство, бездарное времяпрепровождение, бесконечное сидение с телефонной трубкой возле уха и карандашом в руке валило Елистратова с ног. Он не привык к такой работе, и каждый час длился как сутки.

Он не стал загонять машину во двор, а оставил ее возле подъезда. Часа четыре на сон — и вновь на работу. Завтра начинается строевая служба. Съезд в город московского политического бомонда требует чистых улиц и радужных улыбок. У нас все в порядке! Подполковник не хотел ни о чем думать. Пошли они все!… Холодный душ на ночь и чистая постель.

Стряхнув воду с фуражки и погон, он вошел в подъезд и стал подниматься по темной лестнице. «Опять лампочку сопляки вывернули! Как темнеет — так попадаешь в катакомбы какие-то, а не в жилой дом».

— Елистратов?

Он не мог разглядеть человека, скрывавшегося в темноте, но голос показался знакомым. На всякий случай подполковник сунул руку в карман и нащупал холодную рукоять пистолета.

— Мне надо поговорить с тобой, Глеб Сергеич.

— Завтра в управлении. На сегодня прием окончен. Он взялся за перила и продолжил движение вверх.

Человек догнал его на лестничной клетке второго этажа. Здесь лампочка горела, ее еще не успели выкрутить.

— Извини, Глеб. Но поговорить нужно сейчас. Елистратов остановился и лениво повернул голову назад. Теперь он его узнал. Что важного может сказать ему безработный телеведущий, публикующий свои заметки под чужим именем? Да еще среди ночи.

— Я устал, Шура. Как же я устал! Давай завтра.

— Боюсь, не доживу до завтра. Десять минут погоды не делают. Выслушай.

— Ладно, пойдем. Постараюсь в течение десяти минут не заснуть.

Они молча поднялись на четвертый этаж и вошли в скромную однокомнатную квартиру начальника криминальной милиции. Неуютную, холостяцкую.

— Присаживайся, если найдешь место, и выкладывай. Только внятно, четко и без пудры. Здесь тебе не шоу. Как говорит мой начальник: «Надо уложиться в двадцать слов».

Елистратов скинул с себя мокрую одежду, натянул махровый халат, достал из холодильника початую бутылку водки и тарелку с нарезанным салом. Хлеба в доме не нашлось.

Разлив водку в пыльные стаканы, он подал один гостю.

Выпили, закусили.

— Глеб, ты знаешь обстановку в городе…

— Брось, Шурик. Ты тут ни при чем. Тобой и шпана не заинтересуется. Тут слоны бревнами друг в друга швыряют.

— Что ты думаешь об убийстве?

— Ничего. Твои коллеги все уже напечатали в газетах.

— Чушь! Журавлев тут ни при чем. Я наводил о нем справки.

— Хочешь обсуждать Журавлева? Двадцати слов не хватит, и в десять минут не уложишься.

— Речь идет о ложной информации, заведомо подготовленной для травли парня. Тот, кто диктует фальшивки, и связан с убийствами.

— И по-твоему, это Духонин?

— Он марионетка. Исполнитель. Ты сам все знаешь, Глеб. Чего таить? Мы росли вместе, я знаю тебя и перестаю понимать.

— С Журавлева на меня перекинулся? Пять минут прошло. Выкладывай суть или проваливай.

Елистратов допил водку и рухнул на постель, не снимая ботинок.

—У нас нет никаких версий, Шура. Ищут Журавлева. Убийца он или свидетель — следователи разберутся. Чего ты от меня хочешь? Я не Господь Бог.

— Удобная позиция.

— Мы ни до чего не договоримся.

— Послушай, что я тебе скажу. Не так много в городе порядочных людей. Виктор Зернов в этом плане сомнений не вызывает. Прошлой ночью я был у него. Он собрал материал, сравнимый с ядерной бомбой. Взрыв — и головы всей верхушки местной мафии летят с плеч. Документы Зернов разбил на части и сложил в несколько конвертов. Один он доверил мне.

Услышав о конверте, Елистратов сбросил ноги с кровати и закурил.

— Ты вскрывал конверт?

— Конечно. Я же по крови своей репортер и по духу. Этот конверт нужно было передать адвокату Садальскому. Все документы должны были стекаться в его руки. Но Садальского убили. Вряд ли он успел получить все. Сколько человек Зернов отправил с пакетами — я не знаю. Во время вечеринки он практически с каждым уединялся на короткое время в своем кабинете. Человек двенадцать там побывали. Думаю, что это его специальный ход. Кому-то из гостей он не доверял и специально путал карты. К утру гости начали разъезжаться. За всеми не уследишь, но мне на хвост прицепились.

— С чего ты это взял?

— На развилке, ведущей в город, есть стоянка. Я видел пять или шесть машин. Черные «волги», как у тебя, и все с краснодарскими номерами. Одна поехала за мной. Потом я выяснил, что номера фальшивые. Таких в природе нет. Значит, команда готовилась основательно. Мне удалось ускользнуть от хвоста. Машина моей подруги выручила.

— Ты видел эти машины только на обратном пути?

— Не помню. Но я сменил машину. Попалась развалюха, и на окраине города я застрял. Но гонки продолжались. Сколько машин в сопровождении черных «волг» промчалось мимо, я уже не помню. У меня поджилки тряслись со страху. Я сидел в сломанной «пятерке», и меня колотило. На мою колымагу никто не обращал внимания.

К Садальскому я приехал около девяти. Там работали ваши люди. Мне сержант рассказал по секрету, что произошло. И что мне делать? Поболтался по городу и поехал обратно к Зернову. А там другая толпа из газетчиков. Зернов не явился на пресс-конференцию. Выяснилось, что его увезли с приступом в больницу, а уже вечером я узнал о его смерти. Смертей произошло немало, и все связаны с посланиями Зернова. Я еще жив, конверт у меня, но я нахожусь между молотом и наковальней. Упустили один раз — второго промаха не сделают. Уверен. Тут орудуют спецслужбы. Только профессионалы могут быть такими расторопными.

Одним словом, домой я не вернусь. У меня есть сарайчик на пляже «Солнечный мыс». Там и торчу до темноты. В конверте документы. Доклад о коррупции, составленный покойным мэром. Но у меня лишь часть. Весь объем я не знаю. Но каждый факт подтвержден документами. Нами руководят монстры, и все мы сидим на пороховой бочке. Волосы дыбом встают. Могу сказать одно: мафиози узнали о докладе и ведут его поиски. Зернова кто-то заложил. И поверь мне, Глеб: они ни с кем и ни с чем не посчитаются, но доклад найдут. Если они не отнимут топор у палача, то он бошки им поотрубает. У них нет выбора. Либо доклад, либо смерть. И я не могу тешить себя надеждой, что от таких людей можно спрятаться. И я не верю в естественную смерть Зернова.

— Список куда больше, чем предполагается, Шура. Где конверты — никому не известно. Один у тебя, другой — у Журавлева. Сколько их? Боюсь, мне не по зубам этот орешек. Я на виду у всех. Мне и шага сделать не дадут — тут же нос прищемят. А вот Журавлев из тех, кто может перевернуть все вверх дном.

— Странно. Ни Журавлева, ни Таманцева на вечеринке не было. Как к ним мог попасть конверт? Откуда?

— Это ты у него сам спроси. Мне он не расскажет.

— Ты знаешь, где он, Глеб?

— Час назад пил с ним на брудершафт из пистолетных стволов. Он знает о деле больше нас с тобой.

— Мне бы его найти! В первый раз я был слишком перепуган, а теперь жалею. Ведь он тоже был у дома Зернова. Ты прав: он много знает.

— Если он выйдет на меня, я дам ему твой пляжный адресок. А пока советую тебе сменить машину на более скромную и сесть на хвост Духонину.

— Ты рехнулся?

— Самое безопасное дело. В его окружении можешь быть спокойным. Если полковник связан с бандой головорезов, то должен получать инструкции и отчитываться. По телефону это нереально. Прокуратура прослушивает высокопоставленных чиновников. Прилепись к Духонину — и обезопасишь себя. Полковник ездит без оглядки, он хвоста не заметит. Ему опасаться некого.

— А если он меня заметит и сообщит по рации своим костоломам?

— Духонин не имеет рации. Он обожает слушать только свой собственный голос. Зачем ему лишний крик из динамиков?

— Не очень хорошая идея. Но в ней есть своя сермяга. Я не могу отсиживаться в кустах в такой момент. Репортерская натура не позволяет. Ладно. Рисковать так рисковать.

— При смене власти рассчитываешь вернуться на телеэкран?

— Я профессионал, Глеб. Хороший профессионал. Меня политики с экрана убрали, а не телевизионщики. Буду держать тебя в курсе дела.

— Будь осторожен, Шура.

— Я умею быть осторожным. Надеюсь, помнишь мои репортажи из Карабаха, Чечни и Таджикистана? Ладно, отдыхай.

Шелест ушел.

Елистратов еще долго не мог уснуть. Ни водка, ни усталость его не выключили.

Впервые он почувствовал себя зрителем. Какие-то посторонние ребята должны выполнять его работу. Журавлев приехал из Москвы пузо на солнышке греть, безработный репортер Шелест должен деньги на хлеб зарабатывать, но они в деле. А он, кому за такую работу платят, должен за шпаной по дворам бегать и штрафовать старух, торгующих укропом. Дело дошло до критической точки, а начальник криминальной милиции оказался на обочине. На улицах реки крови льются, людей, как мух, давят, город провонял борделями, законами задницы подтирают, а он, сочинский 'Гамлет, весь в сомнениях. Хватит!

Так он решил, но решение не прибавило ему уверенности, и прилива сил Елистратов не почувствовал.

Он выключил свет и свое сознание одновременно.

8.

Особой опасности Журавлев не ощущал. Больница — не военный объект. Да и удостоверение, присланное прокурором, тоже штука серьезная. «Заместитель начальника следственного отдела прокуратуры» — звучит не хило.

Морг находился метрах в десяти от последнего корпуса. Небольшое одноэтажное здание. С одной стороны парадный вход и подъезд для катафалков, с другой — лестница шла в подвал. Там же и гладкая дорожка для каталок.

Это и есть вход в мертвецкую, но вот незадача: возле нее болтались три здоровяка в черных дождевиках с капюшонами. По горбатым спинам можно догадаться, что у них автоматы висят на плечах.

Покойники — не зэки и бежать из морга не собираются. Золотых гробов тоже пока не делают. Вопрос на засыпку: что здесь делает вооруженная охрана? Ответ: не знаю! Но очень хочу узнать!

Троица переминалась с ноги на ногу, они курили сигареты, травили анекдоты — одним словом, веселили себя как могли, только бы не думать о проливном дожде и сухой постели.

У Журавлева имелось все, что нужно, кроме шапки-невидимки. Сквозь тройку автоматчиков просочиться не так просто, а надо.

Он поднял с земли камень. Охранников освещал фонарь над входом, а Вадим находился в темноте за углом соседнего корпуса. Их разделяло метров двенадцать. Вполне подходящее расстояние.

Журавлев швырнул булыжник и попал в дерево. Раздался гулкий стук. Охранники тут же замолчали и посмотрели в его сторону. Конечно, никто не мог его видеть, но он все же отпрянул за угол. Тишина. Минутная пауза, и мужики вновь забасили. Пришлось кидать второй камень. Видимо, он начал им надоедать. Один из охранников отделился от группы и направился в его сторону. Шел он медленно, не торопясь, озираясь кругом себя.

Журавлеву ничего не оставалось, как ждать эту черепаху. Идиоты — они даже фонарями не запаслись. Прижавшись к стене, он достал пистолет и затаился. Черная тень приближалась. Двое оставшихся продолжили свой разговор. Хорошее местечко для веселья!

Как только нога охранника переступила границу угла дома, Журавлев схватил его за рукав и дернул на себя. Охранник и пикнуть не успел. Сначала он головой треснулся об угол здания, а потом получил ощутимый удар рукояткой тяжелого пистолета Стечкина. Тут его и уложили отмокать под сточной трубой. Вызов следующего оппонента проходил по апробированному сценарию. Сработало. Куда хуже, если бы они решили пойти вдвоем. Но двери морга, очевидно, имели притягательную силу, и покидать их не полагалось.

— Тарас… Ты где? Что молчишь?

Своего напарника он увидел, когда об него споткнулся. Грубейшей ошибкой с его стороны было склониться над бессознательным телом. Бац! И уже два стража покоилось на мокрой травке.

Журавлев стянул с последнего черный дождевик с капюшоном и надел на себя. Хороший плащ, может пригодиться. Ребята обвешались оружием, будто в атаку идти собирались: автоматы, пистолеты, дубинки, электрошок и даже наручники.

Наручники пригодились. Пропустив их за водосточной трубой, Журавлев скрепил браслеты на запястьях каждого из охранников. Теперь они неразлучны. Оружие он разрядил на всякий случай, а рожки и патроны отбросил в кусты. Резиновую дубинку пришлось взять с собой.

Теперь он ничем не отличался от охранников. Оставив ротозеев смотреть блаженные сны, он смело направился к зданию морга.

— Ну что там, Василь? — спросил ожидавший своих партнеров сторож.

Из-за из роста он принял Журавлева за Василия, так как не мог видеть по причине надвинутого на глаза капюшона его лица. Победили фактор неожиданности и несколько ударов дубинкой. Последний бастион был взят. Журавлев оттащил парня за угол и прицепил наручниками к решетке подвального окна. Немного подумав, он все же заменил дубинку на электрошок: неизвестно, что там внутри делается.

Теперь пора заняться делом. Он спустился по лестнице и толкнул дверь. Она открылась. Никого. Темный узкий коридор. Тусклая лампочка в самом конце освещала стол и что-то белое, лежавшее сверху, похожее на снежную гору.

Идти приходилось аккуратно, чтобы не задеть по дороге каталки, прижатые к кафельной стене. Чем ближе он подбирался к цели, тем отчетливее видел силуэт. Горой оказался храпевший санитар, уткнувший голову в сложенные на столе руки. Судя по габаритам — дядя серьезный. Одна спина чего стоит.

Журавлев решил не будить понапрасну человека. Он ему не мешал. Справа находилась железная дверь, которую и охранял этот беспечный тучный пес в белом халате.

Она открылась не так легко, как хотелось, и издала слабый скрип. Из помещения повеяло холодом. Свет он включать не стал, а достал фонарик и, войдя, закрыл за собой дверь.

Яркий луч пробежал по холодильной камере. Не так здесь и холодно, терпеть можно. Важно успеть осмотреться, пока не превратишься в сосульку. Слева стояло столов восемь-десять, и по другую сторону столько же. Стены, потолок и пол — все белое, чистота, никаких запахов. Журавлеву не раз приходилось бывать в морге, но здесь просто санаторий.

Так. Первая задача выполнена, в морг он попал, не разбудив здоровяка и не потревожив вечный сон усопших.

Большинство столов были заняты временными квартирантами, накрытыми простынями. И все по левую сторону. Журавлев решил начать с конца и, возвращаясь к двери, осматривать по одному трупу. В таком месте всегда приятнее идти к выходу.

Он прошел в противоположный конец и начал осмотр с первого стола. Откинув простыню, он тут же ее закрыл. Отвратительный запах эфира ударил ему в нос. Картина, которую он увидел, была еще кошмарней. На столе лежала женщина, которой кто-то пытался отрезать голову. Хорошо, что он не стал есть ужин, принесенный Ликой из кафе.

На втором столе лежал мужчина. И по всей вероятности, это был человек, которого при жизни называли Виктором Омельченко.

Журавлев достал «полароид», включил вспышку и сфотографировал зверски убитого политического обозревателя. Следующий стол был занят адвокатом Садальским. Два пулевых ранения. Одно в грудь, другое в голову. И опять Журавлев сделал снимок. Тут было видно, что стреляли из другого калибра, и «вальтер» уже не пришьешь к делу. Лежащую по соседству секретаршу он фотографировать не стал, редактора Таманцева тоже. В его гибели он виноват на сто процентов. Не уберег человека, доверившего ему свою жизнь. Шофера Зернова он никогда не видел, но узнал по описаниям Лики. Парня прошила автоматная очередь. Вадим сделал три снимка. Удивило то, что ни одно тело не вскрывали и даже пули не извлекали. Как же они могли потом доказать, что стрелял именно Журавлев из своего «вальтера»? А никак! Детектива из Москвы даже до следователя не доведут. Слишком много знает и видел. А это значит, что его уничтожат при аресте, когда он будет отстреливаться и сопротивляться. У Духонина ума хватит пристрелить под занавес какого-нибудь операиз «вальтера». Уже тогда он точно медаль получит.

Виктор Зернов, умерший от сердечного приступа, лежал последним. А точнее, первым к дверям. Журавлев не ошибся. Бывшему управделами прострелили сердце, а до инфаркта он дожить не успел. Журавлев сделал несколько снимков, и кассета с фотобумагой кончилась.

Итак, Зернов убит. Причем его застрелили из того же пистолета, что и адвоката, только не сделали контрольного выстрела в голову. Значит, убийца знал, что такую шишку придется хоронить прилюдно и с почестями. Следов убийства оставлять нельзя. А как же остальные? Можно и в печке сжечь…

Анализировать и предполагать ему не дали. Он услышал, как скрипнула тяжелая дверь, и в щель попал свет. Тут он и подумать не успел, все само собой получилось. Он выключил фонарь, разлегся на свободном соседнем столе и накрылся простыней.

Вспыхнул свет. Вадим затаил дыхание. Дождался. В зале послышались мужские голоса и писк, издаваемый колесами каталки.

— Что за бардак у вас тут, Саня? Охрана разбрелась, растаять под дождем испугались, ты дрыхнешь без задних ног. Совсем оборзели!

Бас отвечал:

— Ладно тебе, Леха, ну кому нужна эта тухлятина?

— Волчата и тигрята профессора не жрут тухлятину. Они капризны и избалованы. Не можете утра дождаться? Потерпите ночь. Утром одного в гроб упакуем, а остальных в разделочную… Куда кидать-то?

Куда хотите. Столов пока хватает, если еще не привезете.

— А этого, Саня, никто не знает. Во всяком случае, нам велено быть наготове, а значит, кандидаты имеются. А ты бди, олух жирный. Хозяин оболтусов не любит.

Мужики закряхтели, что-то куда-то упало.

— Осторожней вы, криворукие. Снотворного наглотались?

Опять возня. Потом все тот же возмущенный голос сказал:

— Ну все, мы поехали. А ты, Саня, еще раз уснешь, я тебя заложу.

Журавлев слышал, как шаги начали удаляться. Уходил не один человек, но свет так и не погас. Тишина. Вадим выдержал несколько секунд и сбросил с себя простыню. Поторопился.

Громадный мужик стоял возле стола и тупо разглядывал грязные ботинки на его ногах. Покойник в черном дождевике сел. У Сани отвалилась челюсть. Жаль, фотопленка кончилась.

И опять Журавлева выручил фактор неожиданности. Он набросился на детину и включил электрошок. Шкура — как у бегемота. Пока его как следует тряхнуло, он мог бы превратить нападавшего в порошок, но был слишком напуган и неповоротлив.

Огромная туша повалилась на пол. Сработало. Интересно, сколько он еще проработает санитаром в морге?

Журавлев встал на ноги. На столах, по ту сторону прохода, появились еще два покойника. Вадим подошел и приоткрыл простыню. Под ней лежал Андрей, муж Светланы. Вторую простыню Вадим поднимать не стал. У него съежилось сердце в крошечный комочек. Около минуты он смотрел на белый неподвижный силуэт и не мог тронуться с места.

На улице продолжался ливень. Ничего не изменилось. На подъездной аллее мелькнули тени. Кто-то прошел под столбом освещения. Вадим решил обойти корпуса и проскочить с тыльной стороны зданий. Здесь скоро что-то начнется, пора уносить ноги. Он обежал здание морга. Тьма кромешная. С разбегу он обо что-то ударился, его отбросило назад, и он упал. Ничего, кроме контуров деревьев, он не видел. И вдруг ему показалось, что где-то горит желтый огонек. Он присмотрелся. Метрах в ста вырисовывался силуэт дома. Огни горели на втором и третьем этажах. Вадим достал фонарь, тряхнул головой и поднялся на ноги. Прямо перед ним находилась сетка — вот что его отбросило назад. Какое счастье, что забор оказался не кирпичным. Высота метра два с лишним, столбы через каждые три метра. Днем все видно, разумеется, а пройти невозможно.

Журавлев прислушался. Он услышал звериный рев совсем рядом. Направив фонарь на звук, похолодел от увиденного. Прямо перед ним стоял громадный лохматый пес со сверкающими белыми клыками, разинутой пастью и красными глазами. Волкодав-убийца готовился к позднему ужину. Только потом, пробежав метров сто, Журавлев понял, что псина находится за сеткой. Он споткнулся и приземлился ласточкой. Ногу отбил не сильно, но ботинок открыл рот и попросил еды. Детектив выругался и глянул на землю. Из травы выпирал наружу канализационный люк. Какое счастье, что он закрыт! Пес не стал его сопровождать вдоль сетки. Обленился от безделья. А забор уходил в неведомые дали. На территории больницы есть еще какая-то контора с лохматой охраной. Такому на лапу наручники не наденешь.

Журавлев встал с земли и лениво похромал прочь, чавкая оторванной подошвой. Что за жизнь, ну ничего по-человечески не получается! За что ни возьмешься — все тут же оживает и дает сдачи. Куда нос ни сунешь — везде стоят с щипцами, чтобы прищемить или ударить исподтишка. Захочешь кому-нибудь помочь, а в ответ слышишь: «Лучше бы ты не лез в это дело. Как без тебя было хорошо».

Он с трудом добрел до ворот и вышел в открытую калитку. Никакой охраны. Теперь бы только машину найти.

К чугунным воротам были приварены бронзовые буквы: «Госпиталь Святой Богородицы». На этом его терпение лопнуло. Он скривился, воздел руки к небу и заорал во весь голос.

— Какой еще святой?! Логово Люцифера — вот что это.

Полегчало, но не помогло. И все же он нашел машину. Холодный дождь немного остудил его пыл.

Лика, свернувшись в клубочек, мирно спала на заднем сиденье. Усевшись за руль, он увидел стоящий на приборной доске пузырек с коньяком, содержимое которого убавилось наполовину. Не раздумывая, он долил остальное. По телу разлилось тепло. Из приемника доносилась приятная успокаивающая музыка, шума дождя он не слышал, сплошной убаюкивающий мрак вокруг. Очень удобно притаиться в непроглядной мгле, но где же еще найдутся психи, кроме него и дурного пса? Чепуха!

Журавлев достал из кармана снимки, включил плафон и еще раз ознакомился с ужасающей картиной. Комупришло в голову собрать всех покойников под одной крышей? В городе полно больниц и моргов. Это делается умышленно определенными людьми, имеющими реальную власть. А на данный момент в Сочи хозяйничает Духонин. И что они намереваются делать с трупами? Клиникой руководит ставленник вице-мэра Рубина, некое светило от медицины — профессор Веймер. Неужто и он сумасшедший?

Лика закашлялась. Журавлев тут же убрал снимки и погасил свет.

— Это ты, Дик?

— Возможно. Но уже не уверен.

Девушка вскрикнула. Идиот! Глупые штуки. Он забыл о дождевике с капюшоном.

— Я, я, не бойся. Маскируюсь под местность.

— Где ты так долго ходил?

— Попал в кинотеатр и застрял. Там ужастик показывали на наболевшую тему о жизни и смерти.

Лика села, зевнула и потянулась.

— А мне снилась свадьба. Такой красивый сон. На тебе был черный смокинг с белой хризантемой в петлице.

— Курам на смех. Значит, женихом был я? Кто же была моя невеста?

— Я, разумеется. — Девушка искренне удивилась такой недогадливости. — Всё вокруг в пастельных мягких тонах — сиреневый, лиловый, салатовый. Цветы, цветы и белые птицы над лазурными волнами. Сказка!

— На действительность уж точно не похоже.

— Грубый ты мужик. Без фантазий. Где мы? Я все бока отлежала.

—Спи, малыш. У нас завтра трудный день.

Лика сползла на сиденье, что-то проворковала и уснула с улыбкой на устах.

Журавлев еще долго пытался найти ответы на сложные и непонятные вопросы. Глаза его закрылись, он долго клевал носом, Потом уткнулся в рулевое колесо и уснул.

Ему снилась свадьба…

ГЛАВА III

1.

Впервые полковник Григорий Коптилин чувствовал себя идиотом. Он выслушивал упреки, большей частью незаслуженные. Дело, которое решалось, как он полагал, за несколько часов, растянулось, словно резиновый жгут, конец которого болтался где-то в недосягаемости. Он не привык работать вслепую. Стратегом Коптилин себя не считал. Он выполнял задачи, поставленные перед ним, по готовому плану. Его бригада славилась своей дерзостью и решительностью. Они выполняли сложные задачи, но о них не говорили вслух и не писали в прессе. Теперь, когда высокое начальство бросило его в распоряжение вице-мэра Рубина, он понял, что тот и вовсе ничего не смыслит в стратегии. Так он и остался в дураках. Работать на клан Рубина ему приходилось и раньше. Они хорошо друг друга знали, и никогда между ними не существовало разногласий. Теперь же оба попали в лужу, как только поняли, что имеют дело не с дилетантами, а с людьми грамотными и осторожными. Пусть они были беззащитными и уязвимыми, но расчетливыми и умными. И здесь сила уступила разуму.

Сидя с сигаретой на диване, Коптилин наблюдал, как вице-мэр меряет шагами каюту своей шикарной яхты, и не мог понять, как такой человек мог взять в свои руки все рычаги власти над большей частью Черноморского побережья Краснодарского края.

— Что мы имеем, черт возьми! — злобно причитал Рубин. — Один конверт и кучу никому не нужных трупов. Бред! Не выполнить примитивного задания. И это называется крутой спецназ!

— Не кричи, Егор. Я мог бы взять документы в доме Зернова. Но нет! Ты хотел сделать все по-тихому и перехватить их на нейтральной стороне. Вот тебе и результат. Зернов оказался умнее тебя.

— Олух царя небесного. Документы хранились в доме председателя Думы Берзина. У меня была возможность их получить без скандала через его жену. Все так и планировалось. И только в последний момент она поняла, что документы исчезли из дому, и до последней минуты мы не знали, что Берзин передал их Зернову, а тот стал их сортировать.

— Ерунда! Из Москвы документы сразу попали к Зернову.

— Ошибаешься. Зернов их забрал и отвез Берзину для внесения дополнений и корректировки. Его жена ждала удобного момента, но тот обхитрил нас. Он даже не испугался того, что мы взяли под залог его ребенка. Все, что нам удалось, так это выключить Берзина из игры и заткнуть ему рот. Но мы прозевали главное. Доклад! Мало того: наделали глупостей. На кой черт тебе понадобилось резать глотку Омельченко в моем отеле? Устраивать там погром? Не могли найти другого места? Хорошо, что Духонин вовремя оказался там и скандал свели на нет. На кой черт надо было убивать жену Журавлева? Мне нужен этот парень живым и здоровым вместе с конвертами, а не его дохлая бывшая жена. Он много знает. Обычный сыскарь, его можно перекупить за гривенник либо уничтожить. Однако он продолжает гулять на свободе в моей вотчине, и ни менты, ни твои головорезы не могут его найти. Человек-невидимка, да еще и пакостник. Я уже не знаю, чего от него ожидать. Мужика гоняют кнутом, и он лишь накапливает злость. А я хочу, чтобы он работал на меня. Он не политик, а ищейка. Я уже ничего не понимаю, что творится. Как ты мог упустить курьеров?

— Частично, Егор, частично. Не дави на меня. Ты дал неверную наводку, а о курьерах сообщили мне в последнюю минуту, когда тебе позвонила та бабенка с вечеринки… жена Берзина. Мы уже были в работе. Как все перестроилось! В операции я задействовал целый взвод лучших офицеров. Но когда вместо одного курьера высыпала на улицу туча разноперой публики, тут ни один гений не смог бы выбрать нужного. Преклоняюсь перед покойным Зерновым. Он нас обошел на вираже. Вот и пришлось рубить с плеча ради выполнения задачи. Что касается Омельченко, то его накрыли мои ребята в номере с бабой. Он упирался рогом до последнего. Они не выдержали и полоснули бритвой по глотке. Но конверта в номере не нашли. Может, мы ошиблись и Омельченко и впрямь ничего не получал от Зернова?

— Идиоты! Омельченко не кретин, чтобы хранить при себе важные документы. Ценности сдают портье, когда снимают номер, а у того для клиентов есть сейфы.

— Хорошо. Я проверю этот вариант. И если Омельченко в действительности был курьером и сдал конверт на хранение, считай, что он в твоих руках. Мы упустили двоих: Давида Менделевича, твоего бывшего партнера, и шоумена Шуру Шелеста. Возможно, конверт имелся и у шофера Зернова Артамонова. Но мы парня убрали и ничего при нем не нашли.

— Так же как не нашли у Таманцева, а он у него был. Духонин его тоже упустил. Проверьте весь маршрут шофера. Он не мог его потерять. Он его спрятал.

— Если только в кафе «Старый базар». Артамонов общался с официанткой и барменом.

— Вытряси из них душу. Зернов доверял своему шоферу. Преданный пес. Лучшего кандидата в курьеры не найдешь.

— Проверю. Но осаждать крепость Менделевича мы не сможем. У него охрана из тридцати человек.

Сейчас не время для перестрелок. К поискам репортера Шелеста подключи своего толстозадого Духонина. Пора и ему потрясти жиром. Слишком ленив, а у нас каждый человек на учете.

— Мне непонятно, Гриша, — прищурился Рубин, — почему ты не смог выбить признание у Зернова? И это с твоим-то опытом?

— Я же тебе говорил. После того как курьеры разъехались и им на хвост сели мои ребята, я отправился в дом к Зернову. Мне повезло. Я застал его, он говорил с адвокатом Садальским. Он ему сказал: «Лев Михалыч, документы на пути к тебе». Я понял, где мне их искать, и не имело смысла ловить курьеров. Но отбой я дать ребятам уже не мог. Тут Зернов заметил меня и схватился за пистолет. Я выстрелил первым. Обычная оборона. Пришлось припугнуть его жену, обезвредить сына и предупредить, что с ними поступят так же, если они поднимут шум. После чего я спокойно поехал к Садальскому и при определенном нажиме выудил у него конверт. Но я был уверен, что в нем все документы, а не часть их.

— Результата нет, Григорий! Одни пустоцветы, а мне нужны плоды. Духонин уже работает на полную катушку, но ни Шелеста, ни Журавлева он пока не нашел. Если ты не убивал бы Садальского сразу, а дождался бы, пока он соберет все конверты, мы бы сейчас не дергались, как рыбы на сковородке.

— Знать бы, где упасть, соломки подстелил.

— Займись отелем. Не забывай о Шелесте, а я попытаюсь выкурить Менделевича из его берлоги. Выстави своих людей у его дома, чтобы они могли перехватить его в удобный момент. Пусть выглядит как похищение с целью выкупа. Сейчас легко все валить на террористов.

— Я тоже об этом думал. Надо пустить слух по городу, что в Сочи орудует банда чеченцев. Отрезанные головы — это их стиль. Омельченко не раз обрушивался на боевиков в своих телепрограммах. Вот и допрыгался. А под конец нашей операции мы блокируем банду и уничтожим. Отличный подарок для гостей из Москвы. Спецслужбы Краснодарского края ликвидируют особо опасных бандитов.

— Где же ты возьмешь банду?

— Во внутреннем изоляторе ФСБ. На данный момент у нас за решеткой сидит десятка полтора чеченцев, подозреваемых в причастности к боевикам. Мы можем ими пожертвовать. Доставим в какую-нибудь сочинскую школу, разыграем спектакль с захватом и уничтожением. А потом уже с трупов снимем наручники. Журавлева можно выставить как пособника террористов. Уж в этих делах можешь положиться на меня. Ты еще в героях ходить будешь. Ведь в Сочи приезжает Президент. Тебя стороной не обойдут.

— Ладно. Пока это лишь теории. Мне нужны документы, а потом делай что хочешь. Город в твоем распоряжении.

— Я свои задачи понял, Егор.

— Еще не все, Гриша. Заберешь конверт в отеле, проверишь кафе, бармена, официантку и поезжай с ребятами в дом Зернова. Там тоже надо проверить каждый закуток. Завтра в доме никого не будет. В полдень торжественные похороны управделами. Правда, журналистов туда не допустят, но нам это и не нужно. Все репортеры бросятся в Адлер. Начинается съезд именитых гостей, и они будут пастись в аэропорту все выходные.

— Кажется, теперь мы все обсудили? Одно меня смущает, Егор. Ты до сих пор не знаешь, как твои противники собирались использовать этот компромат. Я уже однажды помешал ему попасть в Москву.

— Идиот! Проворонил! Ты только глотки резать можешь. Мясник! Что толку, что вы придушили мэра в поезде? Притормозили процесс? Но документы вернулись в Сочи, и все пошло по новому кругу. Теперь их в Москву не повезут. Вся Москва к нам в Сочи съехалась во главе с Президентом. Если мы не возьмем инициативу в свои руки, о последствиях и говорить нечего. Ты тоже в стороне не останешься. Никто! Даже губернатор!

Рубин раскраснелся. Слюна брызгала в разные стороны, он уже не мог себя сдержать.

В эту минуту в каюту вошел капитан яхты.

— Извините, Егор Алексеич. На борту жена председателя Думы Елена Иконникова. Она хочет видеть вас.

Повисла пауза. Рубин немного успокоился. Отдышавшись, он коротко бросил:

— Зови.

Красавец, одетый во все белое, вышел.

— Твоя Мата Хари тоже путаницы внесла немало, Егор. И нечего на мне злость срывать. Увидимся позже.

Полковник Коптилин покинул каюту.

Элегантная дама с яркой внешностью сменила грубого солдафона на его месте, и каюта наполнилась мягким ароматом духов. На этот раз она не сияла обворожительной улыбкой, а выглядела усталой и напряженной.

Обычно их встречи начинались с поцелуя и восторгов. Рубин не скупился на комплименты в адрес прелестной дамы. Сегодняшнее свидание не предвещало обычной теплоты. Хорошо, когда на море штиль, светит солнце, а бизнес приносит прибыли. Плохо, когда за иллюминатором ночь в разгаре, льет дождь, а бизнесу грозит полный крах, да не только делам, но и личностям.

— Неожиданный визит, Елочка. Мир пока еще не перевернулся, могла бы подождать до утра.

Он указал на кресло, достал бокалы, вино и сел напротив.

— Я знала, что ты не спишь. И, судя по твоему виду, не первую ночь бодрствуешь. Мне тоже не спится.

Низкий ровный голос звучал спокойно и размеренно. Рубин ничего не ответил.

— Я тебе помешала? Ты обеспокоен?

— Все мои беспокойства тебе известны. Надеюсь, ты была осторожна, отправляясь на яхту?

— О чем ты говоришь? Ночь!

— Катер сильно кидает на таких волнах, и ты рисковала. Значит, имело смысл.

— Зачем ты запустил в мой дом своих головорезов? Они мне действуют на нервы. Я не нуждаюсь в охране. В нашем районе в последнее время стали появляться газетчики.

— Пустяки. Пока еще СМИ в моих руках. Мои люди охраняют покой больного председателя Думы. Это нормально. Все знают, что Берзин серьезно болен. Уделяй ему побольше времени, дорогая. Он твой муж.

— Его болезнь неизлечима. Он страдает невыносимой ненавистью к твоей персоне. Ты обладаешь редким талантом наживать себе врагов.

— Твой муж переступил черту и пошел на предательство. За такое следует наказывать. Быстро люди забывают добро! Кто вывел Берзина в люди? Что такое Берзин? Пустой звук. Я сделал его спикером и женил на первой красавице. Кто такой Зернов? Бывший бухгалтер. И кем он стал? Они получили все: власть, деньги, особняки, безграничную свободу — и наплевали в колодец, из которого пили.

— Хорошо. Ты его наказал. Вряд ли мой муж мог Представлять для тебя серьезную угрозу. Тряпка, о которую ты вытирал ноги. Но зачем ты выкрал у него единственного сына? Я даже не предполагала, что он так много для него значит.

— Однако он отказался обменять сына на доклад.

— Ты слишком поздно выдвинул свои требования. Ефим уже отдал документы Зернову.

— Слишком поздно? А не ты ли в этом виновата? Каждый день кормила меня завтраками. Я не верю, что ты не могла стащить у него ключи от сейфа и забрать доклад.

— Могла и сделала это. Но сейф оказался пустым. У нас слишком большой дом, чтобы в нем было легко найти папку с бумагами. Я сделала все, что могла. Но он мне не доверяет, и в этом есть твоя вина. Весь город знает, что мы с тобой спим. Неужто Ефим такой дурак и ни о чем не догадывался? Доклад — это в первую очередь удар по тебе. А Ефим живет с твоей любовницей, которая является его женой. Почему же он должен доверять мне? Я старалась, но у меня ничего не получилось. А когда ты выкрал Мишку, он уже отдал документы Зернову. И все же мне удалось узнать, кому он их передал, и я тебе сказала об этом.

— Слишком поздно! Зернов всех нас облапошил.

— А кто тебе подсказал, что вечеринка — это лишь повод отправить доклад по назначению? Или ты думаешь, я не знаю, когда у жены Зернова день рождения? Мы с ней близкие подруги.

— Теперь поздно обсуждать старые дела. Сына я твоему мужу не отдам, пока доклад не будет в моих руках. Я не хочу, чтобы он выступил в качестве соавтора где-нибудь в кулуарах Генеральной прокуратуры. Пусть пока посидит на карантине. А на похороны к Зернову ты можешь его свозить, под охраной разумеется. Ему полезно посмотреть на мертвых соратников, которые плохо понимают, на кого поднимают руку. Здесь я хозяин! Так было, есть и будет! И каждый, кто с этим не согласен, пойдет следом за Зерновым.

— Только не надо кричать об этом на каждом шагу. Не всегда сила помогает. Иногда и дипломатия побеждает оружие. Думаешь, мне интересно дружить с женой Зернова? Глупая провинциальная баба. Но я вхожу к ним в дом когда хочу. И на вечеринке я была и поняла, что затеял Зернов, иначе ты и этого не знал бы. Я влезла в доверие, меня обожали в семье Зернова, мне доверяли, но ты все испортил.

— Я испортил?

— После того как похитил Мишку, Берзин тут же позвонил Зернову и велел отдать доклад по назначению. Ты их спугнул. Глупо! Такой бездарный ход не мог сделать сильный политик.

— Это мы еще посмотрим. Составитель доклада сдох. Один из соавторов пошел по его стопам, а последний рта не раскроет, потому что я разорву его сына на куски в прямом смысле слова. Брошу в клетку с гиенами.

— Ты дурак, Егор!

— Ну хватит! Ты слишком много себе позволяешь.

— Неужели? Я не пешка в твоей команде, а полноценный игрок. Это ты превратил меня в подстилку ради своих целей, чтобы знать, что творится вокруг тебя. Но шпионаж — не мое амплуа.

— Твое амплуа мне известно. Это я тебя вытащил из лужи, когда в Петербурге тебя хотели судить за содержание притонов. Ты с них начинала и закончила бы тюрьмой. Уже забыла, кто тебя вытащил из грязи и сделал королевой Краснодарского края?

— Будь мужиком, Егор! Не опускайся сам до грязного шантажа. У тебя есть отвратительная черта. Ты никогда не признаешь своих ошибок. Ты убежден в своей непогрешимости. И сейчас отстаешь от своих противников на несколько шагов потому, что не смотришь вперед. Размахиваешь кулаками, не видя перед собой противника. Одна ошибка следует за другой — принцип «домино». Я раскрыла перед тобой карты Зернова, но ты не придумал ничего лучшего, как бросить на дело костоломов из ФСБ. И что? Они подняли то, что им бросили под ноги. А дальше?

— Ты и сама не знала, что Зернов отправил нескольких курьеров, а не одного.

— Ну хватит, Егор! Ты проиграл. Если мой муж узнает, что ты не заполучил доклад в руки, у него вырастут крылья.

— Подрежем. У меня его сын.

— Этим ты проблему не решишь.

— Берзин не станет предпринимать никаких мер, пока жизнь мальчишки в опасности. За мной большая сила, власть, деньги, связи. Меня не так легко повалить на лопатки. Я смету всех на своем пути, а методы меня не смущают. А если ты решила отойти в сторону, я выброшу тебя за борт.

— В Черном море нет акул. Я выплыву. А тебе советую не пилить сук, на котором сидишь. Я уже пять лет пляшу под твою дудку. Ты один всегда решал, что я должна делать, с кем спать, за кого выходить замуж. Но ты мне не можешь приказать думать, как ты. Я умнее. Советую прислушаться к моим словам. В них правда, а не лесть и не ложь, которой тебя осыпают твои прихвостни. Прекрати наживать себе врагов. Я стерплю — другие нет. Ты думаешь, я не видела, с какой злобной мордой от тебя выходил этот спецназовец?

— Он солдат без права голоса!

— Такие люди любят называть себя солдатами, но не любят, когда их так называют другие. Для тебя все пешки. Так не пойдет! Нужна тактика и продуманная игра, а не истерика.

— Что ты предлагаешь?

— Убрать с поля битвы спикера Думы. Нет больше Берзина — нет и доклада. Ни одного свидетеля.

— Хочешь убить собственного мужа моими руками? Невозможно. Политический скандал на глазах Москвы.

— Убрать не физически, а политически. И не твоими руками, а руками губернатора. По состоянию здоровья. Ты посадил его в кресло спикера, ты и замени его на более подходящую кандидатуру. Берзин должен стать политическим трупом. А таким уже никто не доверяет. Любой его выпад сочтут за сведение счетов.

— Губернатор? О нем я не подумал. Этот хитрец предпочитает оставаться в стороне.

— А ты потряси его. Пусть он внесет свою лепту в общее дело. Ты подарил ему четверть голосов на выборах. Долг платежом красен.

Рубин налил себе в фужер вина и выпил его залпом.

— Пожалуй, это здравая мысль. Надо прикинуть.

— Прикидывай, дорогой, только помни, что по другую сторону баррикад времени не теряют, тоже прикидывают и даже действуют.

Вице-мэр притих, словно ему вкололи успокоительное. Он слабо улыбнулся. Впервые за прошедшую ночь.

Сквозь иллюминатор пробивался свет. Тучи рассеялись. Начинался новый день. Жаркий день.

2.

«Шкода» подкатила к центральному входу гостиницы «Магнолия».

Мальчишка-посыльный сидел в холле и зевал. На этой неделе их смена работала в ночь, и никакого заработка на горизонте не предвиделось. Другое дело — работать в день,. Особенно сегодня, когда намечается большой наплыв гостей из Москвы. Ему не повезло. Он лениво смотрел в окно и видел, как из «шкоды» вышел высокий здоровый мужик с портфелем в руках. Вид у него был тот еще. Корова пожевала и выплюнула, а ботинки новые. Странное сочетание. Какой-нибудь ревизор в ресторан…

Мальчишка глянул на часы. Полвосьмого. Рановато для ревизоров. Мужик склонился над дверцей и что-то сказал молодой красотке. Та отъехала в сторону стоянки. Это не клиент — на нем не заработаешь.

Журавлев вошел в холл и остановился, оглядываясь по сторонам.

«Ну, раз дядя застрял, надо попытать счастья», — подумал мальчуган и решил подойти к вошедшему. Делать-то все равно нечего.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Ба… Настоящий «бой». Прямо как в западном кино.

— А у нас все слизывают с Запада, — усмехнулся мальчишка. — Вы оставили багаж в машине?

— С чего ты взял, что я приехал на машине?

— Ваша подружка «шкоду» на стоянку поставила.

— Глазастый. Хорошую карьеру сделаешь.

— Я и так в своем деле профессионал.

— И большие ставки у профи?

— Все зависит от требований. От червонца до сотки.

Лицо мальчика Журавлеву показалось слишком взрослым для его возраста.

— Ты, конечно, парень понятливый, так что не обращай внимания на мой вид! Полсотни я найду, если кое-что узнаю.

— Деньги вперед. А то потом выяснится, что вы их на рояле оставили в своем коттедже на берегу моря.

— А вдруг ты не знаешь, что меня интересует?

— Убийство, совершенное прошлой ночью.

— Феноменальный малый!

Журавлев простился с пятьюдесятью рублями, полученными на сдачу в обувном магазине.

— Как ты догадался, дружок?

— У вас точно такой же портфель, что и у того мужика, которого зарезали. Он тоже приехал без вещей, но чуть раньше. Часов в шесть утра. Сами видите: народу никого, вот и запоминаются всякие психи залетные в неурочный час.

— Спасибо за комплимент.

— Нет… Я вообще-то…

— Выкинь из головы. Он снял номер и ушел туда с портфелем?

— Не угадали. Портфель он сдал на хранение ночному портье, взял ключи и отправился в бар. Там подцепил телку и поволок ее в номер.

— Молодец! Настоящий Пинкертон. Может, ты мне расскажешь, как его убийца выглядел?

— Кто такой Пинкертон?

— Пинкертон — очень известный сыщик. Любого преступника вычислял.

Парень расплылся в улыбке. Опробованный метод Журавлева не давал сбоев.

— Убийца? Пожалуй, он был не один. Когда ваш приятель отправился в бар, к подъезду подъехала «волга» черного цвета. Там сидели трое мужиков. Не местные.

— Почему ты так решил?

— Гляньте на свои ботинки. Вы их только что купили в супермаркете. Тонкая кожаная подошва. В Сочи другими не торгуют, да и они спросом не пользуются. Здесь не торгуют обувью на рифленой подошве. Один из них вошел в холл и сел за столик с газетой в руках. Как в анекдоте: «Майор Пронин сидел на высоковольтных проводах и делал вид, что читает газету». Иностранцы еще приезжают в темных костюмах и в ботинках на толстой подошве. А у этого рожа недоумка. Точно — киллер. А как ваш друг вышел из бара с девицей, киллер дал знак сидящему в машине через витрину. Ну и все скопом пошли следом гуськом. Вышли они через час и тут же уехали. Выводы делайте сами.

— Понял. И последний вопрос: как зовут ночного портье?

— Валя Чистяков. Мы из одной смены. Он там, за стойкой, сидит. В другом конце холла. Тот еще жучара. С ним поосторожнее. Где сядешь, там и слезешь. Наглый — как танк.

— Понял. Спасибо за консультацию.

— Оскорбительное слою «спасибо». Да ладно уж… Журавлев пересек холл и увидел с левой стороны стойку с надписью «Дежурный администратор».

Тип, читающий журнал «За рулем», соответствовал характеристикам мальчишки. У него на лбу было написано: «На кривой козе не объедешь». Портье даже не заметил, как к нему подошел клиент.

Журавлев прижал портфель к стойке и упер в него колени, а локти положил на зеркальную поверхность.

— Интересуетесь машинами? Вычитываете характеристики «вольво»? Мне ближе БМВ.

Чистяков оторвался от газеты и поднял глаза. Секунда-две — и все оценил. Одноместный номер второй категории с душем, но без туалета. Возраст до сорока, челюсти свои, стрижка за полтинник раз в три месяца, костюм с вещевого рынка, пять лет варварской носки, единственный.

— Вам номер?

— Трехместный люкс с балконом, лоджией и окнами на море.

— Коробочка забита до отказа. Сезон.

— А за бешеные деньги?

— У нас коммерческое предприятие. При предоплате в сто процентов все возможно. Но дорого.

— А портфельчик я могу оставить на хранение?

— У нас — как в банке. Стопроцентная гарантия. Тридцать долларов в сутки.

— В сейфе?

— Сами можете убедиться.

— Уже хорошо. А словам сегодня никто не верит. Я очень дорожу своим багажом.

— Нет проблем. Можете взглянуть.

Чистяков кивнул на занавеску. Незаметно левой рукой он нажал на кнопку звонка под стойкой, и в кабинете Петра Потапенко раздался дребезжащий сигнал. Потапенко на месте не было — он наблюдал за новым постояльцем с лестницы, и клиент ему тоже показался подозрительным. Слишком помят и грязен. Да и портфельчик никак не вязался с его видом.

Потапенко видел, как Чистяков открыл перед ним занавеску. Когда они скрылись в камере хранения, местный детектив спустился вниз.

Лика устала попусту терять время и ерзать на сиденье. Дик совсем перестал считать ее За человека, превратил в личного шофера, а она хочет участвовать в работе, а не крутить баранку. Ей показалось, что ему может грозить опасность. Что там творится — никто не знает. Полчаса прошло, надо идти.

Она вышла из машины и направилась к центральному входу.

Журавлев чихнул от пыли. В комнатушке не было ни окон, ни вентиляции. Несколько огромных сейфов, поделенных на ячейки. Старые замки можно монетой открыть.

Чистяков отпер одну ячейку. Стальная дыра внушала доверие, а вот охранник — ничего, кроме отвращения. Жучара, это точно.

— Не хуже, чем в швейцарском банке. Вам выдается жетон на сданные вещи и гарантия дирекций о сохранности.

Журавлев облокотился на один из сейфов и поставил на него свой кейс.

— Не тот ящик открыл, приятель. Мне нужен другой, где лежит близнец этого портфельчика. Хочу поменять их местами.

Чистяков все понял. Он узнал вишневую кожу и золоченые наборные замки. Интуиция его не обманула, бандиты придут за своим добром. И как он сразу не раскусил этого типа, да еще сам завел его сюда и попал в собственную ловушку. Поторопился радоваться. Сутки прошли — и они уже тут как тут.

Скрыть свое волнение он не мог. Отпираться не имело смысла. Он себя выдал с головой.

— Не трясись, Чистяков. Не так страшен черт, как его малюют. Мы сумеем найти общий язык.

Журавлев допустил ошибку: слишком рано ощутил свое превосходство. Портье понял, что перед ним обычный шантажист.

— Не с того начал, приятель, — нервно усмехнулся Чистяков. — Вряд ли ты получишь то, на что рассчитывал.

— Я — дырку от бублика, а ты — срок да зону. Лет пять тебя устроит?

Продолжение следовало, но уже не так весело. В спину пришельца уперся ствол пистолета.

— Торгуешься, Журавлев? За тебя награда объявлена, а сколько ты схлопочешь, я даже гадать не стану.

Такого исхода он ожидал. Допрыгался на раскаленной паутине. Обидно, что дело не довел до конца.

— Стой и не дергайся. Я при исполнении. Прострелю печенку и медаль получу, а ты в ящик сыграешь.

Нет, это не мент. Слишком болтлив.

— Стреляй, чего ждешь?

— Не вздумай, Петро! — завизжал Чистяков. — Все дело нам завалишь.

Потапенко положил свою огромную лапищу на плечо Журавлева.

— Духонин очень обрадуется такой встрече. Не в том месте решил ручки погреть. На обратный билет до Москвы денег не хватает?

«Идиот!» — подумал Журавлев. Резко развернулся и треснул парня коленом в пах, в ту же секунду выбил локтем пистолет из рук детектива, а левой рукой врезал по шее, почти у самого уха. Финт удался на славу. Потапенко взвыл, согнулся, выронил оружие и отлетел в сторону, врезавшись головой в сейф.

— Решил стрелять — так стреляй, а не языком болтай.

Вадим поднял с полу пистолет. Чистяков забился в угол и присел на корточки.

— Человек к вам с деловым предложением пришел, а вы его в штыки встречаете. Нехорошо, мальчики. Очень нехорошо.

— Ну и ловок ты, бестия, — проворчал Потапенко, держась одной рукой за голову, второй ниже пояса.

— Практика, Петя. А ты только штаны протираешь. Ладно, давайте перейдем к делу. Не хотите делить тридцать штук зеленых, ради Бога. Я не настаиваю. Добренький. Вы с ними рано или поздно, но засветитесь, а вот документы, будьте добры, отдайте.

— Сколько?! — завопил Потапенко. — Тридцать тысяч?

Журавлев предполагал, что портье не лох, чтобы играть по-честному. Так оно и вышло.

— А этот облезлый кощей тебе пару сотен предложил? Все верно. Ты большего не стоишь. По сути, Чистяков рискует больше. Сокрытие улик во время убийства. Кража частного имущества. Использование служебного положения в корыстных целях. Если на вскидку, то червонец строгача, а тебе, Петро, года три как соучастнику. Вот и прикинь расценки.

Журавлев смолк. Перебор. Еще пара слов — и Чистяков будет размазан по стенке сейфа.

— Петя, ты чего его слушаешь? Он же специально хочет нас поссорить, — причитал Чистяков, протирая штаны на коленях. — Мы же друзья, Петя! Вызови ментов и сдай его.

Потапенко бегал взглядом с одного на другого.

— Не знаю, о чем ты говоришь, Журавлев. Я знаю одно: тебя ищет милиция. Ты — преступник, и твое место за решеткой.

— Возможно. Радует то, что мое одиночество долго не продлится и мы вновь окажемся в одной компании. Проза жизни. Прикинем, что мы имеем. Вы вызвали ментов. Если им повезет, то они меня сцапают. За что я вам спасибо не скажу, разумеется. Мне терять нечего, а вы потеряете всё. Омельченко приехал в отель с портфелем, где лежали казенные деньги и документы. Есть по меньшей мере три свидетеля. Омельченко снял номер, сдал портфель на хранение, отправился в бар и подцепил шлюху для отвода глаз. Из номера его и проститутку вынесли в черных мешках. Чистяков скрыл от милиции главную улику, соблазнившись на деньги. Тридцать тысяч — сумма привлекательная.

— Он врет, Петя! — суетился Чистяков. — Там были сущие гроши…

— Заткнись! — гаркнул Потапенко.

— Сумма указана в расписке, оставленной Омельченко секретарю. Или вы думаете, что телеведущий имеет такие деньги? Это же не столичный частный канал.

Этого Чистяков боялся больше всего. Казенные деньги всегда плохо пахнут.

— Ладно, господин Журавлев, — начал гнусавить портье. — Будем договариваться по-хорошему. Таких денег хватит на всех. По десять штук каждому — и проблема решена. И забыли… И разошлись… И все.

— Я не сомневаюсь, что в твоей курчавой башке еще осталось серое вещество. — Журавлев погладил портье по лысине. — Разумные компромиссы лучше, чем ничего. Доставай портфель. Там лежат важные бумаги, и их придется отправить адресату, иначе начнутся поиски и следствие.

— Черт! А шуму-то сколько! — фыркнул Потапенко.

— Шум устраивали вы, я пришел договариваться.

— Отдай ему бумаги, Валентин, и доставай бабки. Тебе больше нет доверия.

— Первая разумная мысль, — усмехнулся Журавлев.

— Бросьте, ребята. Бабки поделим — и разбежались. Черт с ними, с бумагами…

Ответ обескуражил сыщиков. Они переглянулись.

— Ну кто мог знать… — скривил физиономию Чистяков. — Какие-то бумажки… Кто же будет хранить улики при себе? От них надо избавляться.

— Где они?! — завопил Журавлев, схватил портье за лацканы и поднял над полом.

— Выбросил. Вчера вечером выбросил. Петро мне отдал жетон, и я понял, что все шито-крыто. Бумаги в контейнер выкинул.

— Куда?

— В мусорный бак на заднем дворе.

— Вот что, мужики, — твердым голосом заговорил Журавлев. — Тот, кто найдет эти бумаги, получит мою долю. Я не шучу. Не найдете — ни черта не получите. Документы начнут искать и в первую очередь придут сюда. Тогда все пропало.

Потапенко врезал Чистякову оплеуху. Странно, но голова осталась на месте.

— Недоумок. Пойдем, Журавлев.

Вадим вернул ему пистолет и прихватил с собой портфель, чтобы не оставлять вторую улику.

Лика сидела в одном из кресел вестибюля и ждала. Гостиница большая, а искать иголку в стоге сена бессмысленно. Она ругала сама себя на чем свет стоит. Как она могла отпустить Дика одного? Ночью из больницы он вернулся поцарапанный, с разорванным ботинком. Вечно он попадает в переплет! Покойная Светлана была права. Какой же она партнер, если допускает такое? Дик лишен инстинкта самосохранения и лезет в самое пекло. Где его теперь искать? Может, по крышам бегает или по подвалам ползает? Он не из тех, кто ходит по ковровым дорожкам. А вдруг убили?!

Когда у стойки администратора появился высоченный здоровяк с обезьяньей мордой, а рядом с ним Дик, девушка подпрыгнула в кресле и чуть было не вскрикнула. Ей с трудом удалось подавить в себе клокочущие чувства — злость, радость, тревогу, страх…

Она тут же прикрыла лицо газетой, скрывая слезы, катившиеся по раскрасневшимся щекам.

Мужчины прошли через зал и скрылись за дверью возле лифта, где висела табличка «Служебный вход».

Переведя дух, Лика поторопилась на улицу.

Задний двор гостиницы был похож на каменный мешок с единственной въездной аркой. И в этом мешке с ожесточением погромщика-профессионала орудовал детектив Потапенко, переворачивая мусорные контейнеры один за другим. Он расшвыривал мусор в стороны, заполняя двор горой зловонных отбросов. Грохот банок, бутылок, коробок перемешивался с отборным матом. Сюжет для медкомиссии психиатрической лечебницы.

Журавлев наблюдал за всем этим со стороны, держа руки в карманах и моля Бога, чтобы во дворе не появилась администрация отеля, вызванная жильцами, которых разбудил среди ночи шум.

Спустя полчаса двор превратился в одну огромную свалку. Теперь костюм Потапенко отличался от одежды Журавлева только тем, что грязь на нем была свежая, а на Журавлеве — засохшая.

— Как сквозь землю провалился! — свирепел Потапенко, расшвыривая ногой мусор.

Их уединение было нарушено появлением старика с двумя пакетами ресторанных отходов. Невысокий худощавый дед открыл рот и обомлел.

— Ну что уставился, осел! — рявкнул Потапенко.

— Боже! Что здесь произошло, Петя? Нашествие крыс?

— Проваливай!

— Минуточку, — вмешался Журавлев. — Скажите, любезнейший, когда последний раз вывозили мусор?

— Обычно ночью вывозят. Чтобы не смущать курортников. Через ночь. Этой ночью вывозили, но, как видите, опять набралось. Люди неаккуратные — объедки, обертки бросают где попало.

— Куда же вывозят это добро?

— Покойный мэр построил завод по сжиганию и переработке мусора и обязал всех возить отходы только туда. За нарушение крупный штраф с мусорщиков, а у водителей права отнимают.

— Где этот завод находится?

— В горы подниматься надо. Не очень далеко. По правому берегу реки Сочи до Навагинки, а там вправо, к Верхнему Юрту. На свалку указатель стоит.

Журавлев повернулся к Потапенко.

— Ну, Петро, ты местный — тебе и карты в руки.

— Ты рехнулся? Туда весь город хлам вывозит. Что ты там найдешь? Слышал ведь!

— Ну, опыт у тебя уже есть. До вечера в четыре руки профильтруем и городскую свалку. Что нам стоит?

— Ты сумасшедший! Посмотри на мой вид.

— А я тебя не на прием к Президенту приглашаю. Подумаешь, немного помялся. Все мнется, кроме стекла. Не переживай.

— Бредовая идея.

— Она стоит десять тысяч баксов моей доли. Деньги зарабатывать надо. Или мне взять в партнеры Чистякова? Он носом рыть будет, невзирая на фамилию. Хрюшкиным станет, но деньги получит.

— Хрен ему!

— За час доберемся? У тебя машина есть?

— Ладно, поехали, нечего время терять даром.

— Такой подход мне нравится. Оптимизм — великая сила.

Потапенко выдернул ногу из промасленной коробки и направился к воротам. Журавлев последовал за ним. Он опять забыл о Лике. Все его мысли сосредоточились на поиске конверта. Он ни на секунду не сомневался, что найдет его. Иначе и быть не могло. Ничего не исчезнет без следа, пока не попало в печь.

То, что Лика заметила их, было случайностью.

Дребезжащий «ГАЗ-69», списанный когда-то в расформированной воинской части и проданный по дешевке, выскочил из-за угла гостиничного корпуса. Впереди сидели два чумазых растерянных типа.

Какие тут могут быть сомнения? Один из них наверняка Вадим.

Лика включила двигатель и последовала за коптилкой.

3.

По пути энтузиазм Журавлева несколько растерялся. Солнце приближалось к зениту. Если они не найдут конверт, день пропал даром. Работы хватит еще дня на три, а их не было. Проблемы и непредвиденные обстоятельства выплывали на каждом шагу. С такими темпами и месяца не хватит. Одно утешало: рыться в помойке — не сейф вскрывать.

Он вспомнил о Лике и пожалел, что не дал ей никакого задания. Есть мелочи, без которых не обойтись, они неопасные, но отнимают уйму времени.

Возле указателя машина свернула вправо. Сначала ехали через пихтовый лес, поднимаясь все выше и выше в горы. Встречные самосвалы и мусоровозы сигналили им фарами. Мол, ребята, не туда заехали. Это означало, что за свалкой тупик. Ни одной легковой машины им так и не встретилось.

— Неужели, Журавлев, ты веришь, что мы найдем какую-то бумажку на территории в несколько гектаров?

— У тебя стимул в десять тысяч. Не забывай об этом, Петро. И потом: к делу надо подходить с азартом. Мусор вывезли этой ночью, значит, он лежит сверху, а не на дне. Сориентируемся по обстановке.

— Что это за бумаги, которые ты оцениваешь в десять штук зеленых?

— Не утруждай свой мозг, Потапенко. Цифры без добавочных индексов: «руб.», «у.е.», «дол.» тебя вряд ли могут интересовать.

— Ну, Чистяков, ну, козел! Задал нам работы!

Машина выскочила в степь. Посреди плато розовело расплывчатое пятно, от которого в голубые небеса поднимался ядовитый дым. Чем ближе они подъезжали, тем более отчетливые формы приобретало пятно. И в конце концов перед ними вырос кирпичный город, над которым черной тучей кружились вороны. Две высоченные трубы изрыгали мутные непроглядные клубы пепла. Четырехметровые кирпичные стены окружали невидимую территорию. Куда ни глянь — а конца стены не видно. Дорога проходила по ее левому краю. По правой стороне — поле, засеянное пшеницей. Так они добрались до первых ворот. Огромные, под высоту стены, мрачные, с надписью «Б-14». Но они были плотно закрыты и не имели калиток.

— Раздвижные, на рельсах. На кой черт такие громады? Тюрьмы и те не так охраняют. Тоже мне добро, — возмущался Потапенко.

— Стены и ворота предохраняют поля от распространения пожара. Значит, сам завод не справляется с объемами. Летний сезон. Сейчас в Сочи народу больше, чем в Москве.

— Похоже на то. Ну и вонища здесь!

Они проехали еще пару закрытых ворот, пока не обнаружили проем в стене, перекрытый тяжелой цепью. Тут и охранная будка стояла, и два мужика в униформе кемарили в тенечке на скамейках.

— Трудно поверить, что мы в своей стране находимся, — покачал головой Потапенко.

— Прижмись к обочине. Пойдем на переговоры.

Охранников свалки никто и ничто не интересовали. Они пропускали только мусоровозы, но не людей. Свалка — это вовсе не свалка, а территория завода. Рабочие разрыхляли мусор, сортировали, закидывали его вилами и лопатами на прицепы гусеничных тракторов, а те везли на приемку к трехэтажному зданию завода. Что-то сжигалось на месте.

— Послушайте, мужики! — надрывался Журавлев. — Мы ведь не ради удовольствия сюда приехали. В мусор попали важные документы. Улики.

Тут он вспомнил о своем удостоверении прокуратуры и сунул его одному охраннику в нос.

— Так бы сразу и сказали.

Охранник пропустил их за цепь и указал пальцем в непонятном направлении.

— Этой ночью разгружались на участке У-12. На стене увидите надпись. Там и ищите. Только с мусорщиками не связывайтесь. Для них авторитетов не существует. Могут на вилы поднять.

— За что?

— Каждая куча принадлежит кому-то. Ничего не поделаешь. С ними бесполезно бороться, как и с крысами. Видите — вдоль стены фанерные будки. Там они и живут. Говорят, что они даже оружие находят. Так что поосторожнее. Пальнут и крысам скормят. Или в брикет спрессуют.

На территории поддерживался определенный порядок. Мусор не сваливали как попало, а разделяли на огромные холмы выше забора с широкими проходами, разбитыми на кварталы, переулки и улицы. Из-за этих мини-хребтов обзор территории был невозможен, и посторонний без компаса обрекал себя на неминуемую гибель среди полчищ крыс. Очевидно, этим и объяснялось то, что возле каждой фанерной лачуги сидели по пять-шесть кошек, а не собак. Каждая такая лачуга имела свой архитектурный дизайн. Из чего их только не строили! В дело шло все: ящики из полиэтилена, жесть, кроватные сетки, фанера, кирпич, черепица, толь, картон. У одной имелась оригинальная дверь, выломанная из старого троллейбуса. Русская смекалка не переставала удивлять своей изощренностью.

— Ну вот, Петро, тут порядка больше, чем в твоем отеле. Место мы знаем, остальное — дело наших стараний. Главное — стимул, и у каждого из нас он свой.

Они шли, стараясь не замечать суровых лиц представителей местной знати, сидевших возле хижин. Одетые в лохмотья, обросшие, они вовсе не выглядели голодными и изможденными. Судя по лицам, эта жизнь их устраивала в полной мере. Кто знает, может, у каждого из них припасен фрак, электробритва на особый случай, а в рабочие будни им не перед кем выпендриваться.

— Да, у этих ребят своя секта. Они ничего не боятся, ни у кого не просят и никому не должны. Вряд ли они во что-то верят, признают законы и тешат себя надеждой, — сделал вывод Журавлев.

Возле одной из пирамид специальный экскаватор трамбовал мусор в твердые квадратные блоки размером полтора метра на полтора, а рабочие перетягивали их жестяной лентой. Электрокар цеплял усами готовые блоки и увозил в неизвестность.

— Они из них дома строят? — удивился Потапенко. — То-то в Сочи продохнуть невозможно.

— Обрати внимание, Петро. Люди здесь не общаются. Я не встретил ни одного говорящего. В молчанку играют. — Они дошли до того места, где стоял нужный знак на стене. — Тут и лопатки для нас припасли. Прямо у стенки стоят.

— Солидная кучка. Не так просто на нее вскарабкаться. — Потапенко поморщился. — Если я порву брюки, то это тебе обойдется в лишнюю сотню.

Они взяли лопаты и взобрались на вершину. Дело пошло. На нервы действовали наглые крысы и вороны, едва не задевавшие крыльями затылки.

Потапенко то и дело отшвыривал крыс лопатой, а то и рубил их.

— Не отвлекайся, Петро. Эти твари получают свое удовольствие в царстве зловонной роскоши.

— А мы свое, ты хочешь сказать?

— Даже миллионеры не получают в день столько, сколько предложено тебе.

Солнце уже клонилось к закату, и двое психов, раскидавших половину гигантской горы, уже мало чем отличались от местной элиты.

— Эй, вы! — раздался снизу хриплый низкий голос. У подножия стояли трое здоровяков с кошмарными рожами.

Один из них в широкополой шляпе поманил их пальцем. «Портфель украдут», — мелькнуло в голове у Журавлева, который оставил свою ношу внизу.

— Не дрейфь, Вадик, мы их раскидаем, —уверенно заявил Потапенко.

— Сторож прав. У этих ребят вилы в руках.

— А у нас лопаты. Я уже навострился крысам бошки отрубать, а это те же грызуны, но отожравшиеся.

— Надо бы спуститься. У тебя есть оружие?

— Есть.

— Оставайся здесь. Прикроешь. Попробую договориться.

— С ними-то? Ты глянь на их рожи.

— У ворот нас тоже встретили не милашки, однако договорились.

Журавлев спустился вниз, цепляя на брюки консервные банки.

— Чем обязан, господа?

— Вам в городе грязи не хватает? — спросил все тот же бойкий здоровяк с пропитым голосом.

— Нам вашего добра не надо. Мы свое ищем.

— Твое за забором осталось, а здесь только наше. Полдня за вами наблюдаем. Можем грабли предложить, ими удобней. А мы еще посидим и посмотрим на клоунов. Циркачи!

— Похоже на цирк?

— Еще бы! Только вы дурнее обезьян.

— Почему?

— Потому что у вас язык есть, а вы им не пользуетесь. Надо было с людьми поговорить, а потом в дерьме копаться. Там ничего нет. Когда машина сгружает мусор, его тут же фильтруют. В кучу отбрасывается непригодное дерьмо, а стоящий товар отбирается сразу. Не то его крысы обгрызут. Самому такое в голову не приходило?

— Напекло, понимаешь ли.

— Оно и видно.

— А где я могу повидать фараона данной пирамиды?

— Перед тобой стоит.

— Я ищу документы. Они случайно попали в мусор вот с таким же портфелем.

Журавлев кивнул на землю, но портфельчик уже перекочевал в руки одного из мусорщиков.

— Это я уже давно понял. Знакомый портфельчик.

— Он у вас?

— Портфель не отдам, а бумаги могу обменять на казначейские знаки.

— Все правильно. По-честному. Только я не очень богат.

— Иди за мной.

Старьевщик повернулся и пошел по дороге вдоль стены. Журавлев последовал за ним. Двое других остались на месте. Он оглянулся. Потапенко продолжал размахивать лопатой в поте лица.

Они ушли метров на сто с лишним. Бесконечная помойная аллея терялась вдали, слева стена, справа пирамиды, между которыми пролегали улицы.

У одной из лачуг мусорщик остановился.

— Заходи.

В сравнении с другими сараями этот казался дворцом. Размер голубятни — уже роскошь. Земляной пол, на нем матрац, три ящика — два низких, один высокий, накрытый плюшевой скатертью. Апартаменты — люкс. Правда, стоять в полный рост Журавлев не мог — не под него строили. Но самое смешное, что в углу на древке стоял российский флаг и почему-то на стене висел портрет Брежнева в маршальском мундире.

Крохотное окошко — единственный источник света.

Хозяин и гость некоторое время изучали взглядами друг друга под изломанными лучами солнца.

— Сколько заплатите? — спросил местный бизнесмене

— У меня есть одна бумажка в пятьдесят долларов.

— Годится. Отдал бы и дешевле, но сдачи не найду.

— А я и не прошу.

Мусорщик раскидал свежеприбывший хлам в углу и достал до боли знакомый кейс.

Когда Журавлев увидел голубой конверт, у него захватило дыхание. На такую удачу он даже рассчитывать не мог. Возблагодарила его судьба за мучения и пройденные испытания.

Журавлев отдал деньги и забрал конверт.

— Теперь убедились, что не всегда самостоятельность оправдана? Вы могли бы получить его днем.

— Важно, что получил. Но учту на будущее.

— Береги свои вещи, парень. Сегодня тебе повезло, а завтра…

Журавлев выскочил из душной будки, словно птичка вылетела из клетки. Солнце заваливалось за Кавказский хребет. Окрыленный удачей, он побежал к той куче, где трудился Потапенко, но бег его стал замедляться, и он вдруг замер. Пейзаж изменился. Потапенко на горе не было. У подножия стояли две черные «волги». Люди в чистых костюмах выбивали пыль из гостиничного детектива. В руках у некоторых были короткоствольные автоматы Калашникова. Мусорщики стояли на коленях. Что там происходило, понять было невозможно. Но радостные чувства тут же улетучились. Один из мусорщиков вдруг приподнялся и указал пальцем в сторону Журавлева.

Двое автоматчиков тут же нырнули в машину, и фары «волги» осветили детектива, стоявшего посреди дороги с прижатым к груди конвертом. Машина сорвалась с места. Их разделяло не больше сотни метров.

4.

На решение хватило доли секунды. Журавлев бросился в проулок между пирамидами со скоростью ветра. Позади раздались автоматные очереди.

Машина свернула за ним — лучи фар ударили ему в спину. Журавлев остановился, выхватил пистолет, присел на колено, прицелился и сделал два выстрела. При этом автоматные пули свистели со всех сторон, взрыхляя мусорные кучи.

Один из стрелков подпрыгнул и свалился, второй выстрел не удался. Журавлев пригнулся и юркнул в проулок слева.

Сейчас важно уйти из поля зрения. Оглядываться, отстреливаться — пустая трата времени. Автоматные пули разлетаются веером, но одна из двух десятков наверняка зацепит, если не отправит к праотцам на небеса. Вадим кидался из стороны в сторону, путая следы, спотыкаясь, утопая в мусоре, увертываясь от падавших сверху ящиков, коробок и бочек. Его несло все глубже к центру свалки, и он не думал об этом. Где-то поблизости затрещал автомат, метрах в пяти от него разлетелся черный мешок, набитый тряпьем. Он все еще оставался в поле зрения загонщиков. Пришлось прибавить скорость.

Еще несколько минут, пара проулков, крутых виражей — и он, остановившись, отскочил в сторону и рухнул на склон пирамиды. Так дальше нельзя. Он не понимал, куда его занесло. Так можно вылететь прямо на автоматную мушку. Где враг, где выход, где тупик? Непонятно.

Стемнело. Теперь каждая тень, бочка, бревно казались затаившимся врагом. Уходить можно только к центру, стена ограничивает маневр, а преодолеть ее практически без вспомогательных средств невозможно. Все ворота заперты, кроме единственного проема, но он наверняка блокирован. Где проход к заводу, он даже не догадывался. Трубы слились с темнотой. Черное небо, утыканное звездами, ничего не освещало, а луна пока висит над морем и поднимется нескоро.

И вдруг из одного проулка напротив вышел автоматчик. Их разделяло несколько метров. Журавлев приподнялся и зацепил какую-то железку. И все же ему удалось выстрелить первому. Пуля попала в цель, и, падая, тот дал короткую очередь в землю. С помойки взлетела стая ворон. И вновь бег с препятствиями. Об одно такое он споткнулся. Резкая боль в коленном суставе заставила его взвыть. Перевернувшись на спину, он хотел встать, но не смог. Ботинок на сей раз выдержал нагрузку, а вот нога подвела. Сам себе обуза. Глупее не придумаешь. Он лежал на спине и всматривался в черные силуэты, каждый из которых мог ожить в любую секунду. С пистолетом против автоматов — все равно что с зубной щеткой против лома. Сколько их? Хороший вопрос. Ребята делают свое дело — берут реванш за прошлый промах. Они ему этого не простят. Работают на поражение. Сейчас не имело смысла гадать, как они его вычислили на свалке, важно сосредоточиться на поиске лазейки. Какое счастье, что он сбежал от Лики! Теперь приходилось экономить силы. Он стал медленно вползать на мусорную пирамиду. Когда ему удалось добраться до пика, он чувствовал себя альпинистом на Эвересте. Правда, ничего хорошего для себя он не увидел.

От сторожевой будки, где они вошли на территорию, его отделяла пара холмов. Рукой подать. Проем загораживали две машины, освещавшие свалку яркими фарами. В эту щель даже крыса не проскочит. Но даже не заблокированные ворота насторожили Журавлева, а люди. Человек шесть таскали из машин канистры с бензином. Запасливые сволочи! Бензин сливался на пирамиды. Ветер дул со стороны ворот, и он чувствовал его запах. Причем ветерок не слабый, банки сдувал с верхушек, а огонь охватит все помойное королевство в считанные минуты.

Перспектива оказаться заживо зажаренным его не воодушевляла.

Какой-то тип с сигаретой подошел поближе к мусорному холму, сделал пару затяжек и бросил сигарету к подножию. Гигантское пламя рванулось вверх. Такого огненного чудовища Журавлеву видеть еще не приходилось. Пламя встало стеной и уперлось в звезды. Небо зашевелилось, словно ожило, и наполнилось омерзительными звуками вороньего хора. Освещенные горбы помойных сопок зашевелились, будто проснулись от возмущения, и черная шерсть горбатого монстра заколыхалась.

Придется идти на пролом. Патронов хватит. Еще одна обойма в заднем кармане.

Он скатился вниз и встал на ноги, стараясь не думать о боли в колене. Сейчас жизнь поставлена на карту, не до конечностей.

Растущее пламя, как рассвирепевший вулкан, выбрасывало вверх горящие отбросы, перекидывая их на другие холмы и создавая новые очаги возгорания.

Злость победила и боль, и страх. Стиснув зубы, он начал передвигаться к стене, чтобы выскочить к воротам с неожиданной стороны. Выигрыш в три секунды — это жизнь трех поджигателей. Непонятно с чего, но у него появилась уверенность, что он вырвется из пылающего жерла.

Огонь продолжал обжигать звезды. Небо превратилось в кроваво-красное покрывало и освещало ему путь. Сейчас Журавлев был опасен, как никогда. Зря они его разозлили.

Первый неясный звук он услышал, когда стена уже проглядывала между дымящимися кучами. Звук становился отчетливее и походил на детский крик. В просвете промелькнула тень.

Журавлев крикнул. Но вместо звука из горла вышел хрип. У него пересохла глотка и пропал голос. Сердце сжалось, застучало еще громче и чаще. Он увидел Лику. Вот дуреха! Черт принес! И как она сюда попала?!

— Дик! Дик, где ты? Журавлев!.

Его словно вытолкнуло на дорогу. Девушка бежала в обратном направлении к центру свалки. Его она так и не заметила. Сейчас она растворится в темных лабиринтах мусора, и он ее потеряет. Только не это!

Журавлев выстрелил вверх. Драгоценный патрон был потерян. Лика оглянулась. Какое чудо! Она нашла его. Но он понимал, что выстрел слышала не только она. А для девчонки только радость! Увидела и обалдела от счастья! Огонь, охотники, каменные стены — все это так, забава, мелочи жизни.

Лика сорвалась с места и с разбегу бросилась ему на шею. Он едва устоял на ногах.

— Ты жив?! Ты жив!

Испуганное лицо, залитое слезами, озаренное улыбкой, похожей на ту, с которой дети получают подарки к именинам, выражало восторг.

Журавлев уже не понимал, что с ним происходит. То ли он пришел на первое в жизни свидание, то ли его вели на казнь по черному коридору смерти.

Хрупкое тело девушки дрожало, она всхлипывала и что-то шептала ему на ухо, но он ничего не понимал.

— Как ты попала сюда? — прохрипел он.

— Стреляли. Я серьезно!

— Потом, все потом. У меня есть трос. Смотри! — она отстранилась и сняла с плеча стальной моток. — Я нашла его в багажнике «шкоды». Ворота перекрыты, но мы сможем перелезть через стену.

Журавлев понял только одно. Все потеряло смысл. Какое значение имеет его жизнь, конверты, бандиты, пожар? Он обязан вытащить этого звереныша из пекла. Пламя разрасталось с невиданной быстротой и уже охватило большую территорию каменного мешка. Трещали деревянные ящики, лопались стекла.

Вадим разыскал крепкий стальной прут и сделал из него крюк. Действовал он так, будто всю жизнь только этим и занимался. Самодельный якорь был привязан к тросу, и, добравшись до стены, он со второй попытки сумел зацепить крюк за хребет стены. Спасательная веревка оказалась слишком короткой.

— Все просто, Дик. Ты допрыгнешь со своим ростом. Я уверена. Забирайся на стену, скинь крюк и опусти его на длину своей руки, а я найду подходящий ящик. Все получится.

— Лихо соображаешь!

— Что бы ты без меня делал?

Журавлев сунул пистолет за пояс и подпрыгнул, насколько позволяли силы. Трос впился ему в руки. Вадим уперся ногами в стену и, царапая руки в кровь, начал свое рекордное восхождение. Через несколько минут он уже оседлал пик кирпичной кладки. Сняв крюк, лег грудью на стену, спустив трос ниже.

Лика долго прыгала на ящике, но все же зацепилась за опущенный конец.

— Теперь только держись и ничего не делай. Я вытащу тебя наверх вместе с тросом.

Задумка сорвалась. Две автоматные очереди прошили кирпичную кладку, выбивая пыль из стены. Одна пуля перебила трос. Лика свалилась на землю.

Журавлев открыл ответный огонь. Он стрелял, пока автомат не замолк. Через минуту сюда сбегутся все стрелки. Закусив губу, он спрыгнул со стены в кучу мусора.

— Последняя надежда лопнула вместе с тросом, — с горестью высказалась девушка.

— Быстро уходим отсюда.

— Я так башкой треснулась!

— Идем, тебе говорят!

Труп автоматчика попался под ноги метрах в десяти от стены. По ходу Вадим прихватил его автомат.

— В глазах круги плавают. Сотрясение мозга, — прыгая через препятствия, жаловалась Лика.

— До свадьбы заживет.

— Тогда поженимся прямо сейчас.

— Некогда. Еще немного — и мы будем шашлыками на чужом пиру.

— Куда мы бежим?

— К воротам.

— Но там же…

— Соломенные пугала. Нам ли их бояться? Навстречу выскочил еще один автоматчик и тут же получил пулю в горло. Им достался еще один автомат.

— Сколько машин приехало? — спросил Вадим.

— Три. Две черные «волги», десять человек и один мужик в белой «волге».

— Отлично. Значит, их всего шестеро осталось. Прорвемся.

От ворот их отделял только последний угол стены. Вадим остановился и дал девушке автомат в руки.

— Помни: держать надо крепко. Стреляй по ногам, ствол все равно вверх уведет. Как правило, прицельным получается только первый выстрел, остальные в молоко. Поняла?

— Да все я знаю. Ты чего стоишь? Сам говорил, что некогда.

Они пробежали еще шагов двадцать, и на этот раз Лика сама остановилась.

— Смотри, Дик, что это?

Дорогу перегораживала стальная громадина. Уткнувшись ковшом в хлам, застыл экскаватор.

— Так… Это же самый настоящий танк!

— Только кабина у него стеклянная. Забравшись на гусеницу, они добрались до рычагов

управления.

— Как свернем за угол, ложись на пол, высуни ствол наружу и открывай огонь, — приказал Журавлев.

— А ты уговоришь его поехать?

— Конечно. Методом тыка люди в рулетку миллионы выигрывают. А тут техника. Она предсказуема — не то что ты.

Железная махина затарахтела, покрутилась на месте, подалась назад, стукнулась о стену и, наконец, взяла правильный курс.

Журавлев озорно загоготал, как сорванец, подбросивший камень под колеса трамвая.

— В этой стекляшке мы превратились в идеальную мишень. — Лика старалась перекричать шум мотора.

— Положи ствол на раму, пригнись и откинь приклад. Он должен упираться в плечо.

Журавлев ногой выбил ветровое стекло и передернул затвор автомата, с которым возилась Лика.

Они свернули на главную аллею. До ворот оставалось метров пятьдесят. Трупов, раскиданных у мусорных куч, было больше, чем ожидали. Боевики убили охранников и нескольких мусорщиков.

Кроме злости и ярости, Журавлев ничего не ощущал. Машина шла по прямой. Он бросил рычаги и схватился за оружие.

— Готовсь! — скомандовал он. Противник был в растерянности.

Из огненной стены выползло гигантское пылающее чудовище и с ревом поползло на ворота.

— Огонь!

Застрекотали автоматы. Экскаватор врезался в препятствие между двумя стоявшими вплотную друг к другу автомобилями. Послышался стальной скрежет. Машины, как бумажные игрушки, стали сминаться, пятясь назад. Один шофер успел выскочить и был тут же подстрелен, второй оказался заблокирован смятыми дверьми и пошел под пресс. Первая машина вылетела, перевернулась и от дополнительного пинка в багажник заскользила на крыше, словно на коньках. Ее выбросило на пшеничное поле, и она вспыхнула. Вторая ушла под тяжелые гусеницы.

Бандиты отступали, но их осталось немного. Лика стреляла короткими очередями с зажмуренными глазами. Журавлеву удавалось попадать в цель. Но и им доставалось. О кабину то и дело чиркали пули, выбивая искры. Бог миловал, и никого из безумных танкистов не задело.

Еще мгновение — и они выбрались на свободу. Огромная махина перекрыла дорогу и, выпустив пары, остановилась. Журавлев дернул Лику за плечо.

— Уходим!

Они выскочили из кабины и спрыгнули на землю. Больная нога подвернулась, и Вадим упал. Лика обернулась к воротам и нажала на спусковой крючок. Автоматная очередь унесла последние пули в прожорливое пламя. Автомат затих. Когда она увидела лежавшего на дороге Журавлева, ей стало страшно. Его автомат Валялся в двух шагах, а самого смельчака прижимала к земле нога в черном ботинке. Здоровенный мужик в чистой и выглаженной одежде стоял над Вадимом и давил ему ногой на горло. В руках он держал пистолет, нацеленный в лицо поверженного. Злорадно усмехаясь, убийца даже не обращал внимание на Лику, словно ее здесь и не было.

— Ублюдок!

Девушка превратилась в стрелу. Пять шагов в два прыжка. Шаровая молния, полная гнева. Вряд ли она соображала, что делает.

Всю свою девичью силу она вложила в удар, остальное сделал приклад. Красавец с пистолетом едва не лишился головы. Его отбросило в кювет, и он уже не поднялся.

Лика помогла партнеру встать на ноги.

— Чего разлегся, сам говорил, нам некогда. Бежим. Наша машина там. — Она указала на темную дорогу, где ничего не было видно.

Журавлев подхватил с земли автомат и, прыгая на одной ноге, последовал за своей спасительницей. Быстро у него не получалось. Но ночь их поглотила через несколько секунд. Когда Вадим доковылял до места, «шкода» стояла метрах в тридцати с заведенным мотором и с открытой дверцей. Журавлев плюхнулся на сиденье, и машина рванулась с места.

— Что с твоей ногой? Ранен?

— Ушиб. Мелочь.

— А ты когда-нибудь был ранен? Это больно?

— Ерунда. Чешется потом. Куда ты едешь? Нам надо в обратную сторону.

— У этой машины не предусмотрены крылья. Дорога завалена железом.

— Там же тупик.

— Увидим. Во всяком случае, им не на чем пуститься за нами в погоню.

— Есть на чем. Белая «волга» стояла в стороне, и мы ее не задели. Я уже видел эту машину.

— Вряд ли они сумеют объехать трактор.

— Его можно отогнать. Минут семь у нас есть в запасе. Мы не знаем, сколько их осталось, но оружия у них с избытком. Второй раз они нас не упустят. Точнее, в третий.

У поворота на свалку стоял знак «Тупик».

— Не нуди, Дик. Впереди горы и лес. Там есть где спрятаться. Если дорогу сделали, она не может вести в никуда.

— Ладно, посмотрим. А теперь расскажи мне, малыш, как ты здесь очутилась?

— Стреляли.

— Нет, я серьезно, мой дорогой Саид. И что это на тебе за халат такой вонючий?

— Только что заметил! Я, конечно, понимаю, что от тебя пахнет французским дезодорантом, но придется потерпеть. Проблема в другом: я на этой поганой помойке потеряла правую туфлю. Память о твоей жене. Они были такие хорошенькие, и колодка удобная. Это ты виноват. Не поднял ее, когда я упала с забора. Вторую пришлось выбросить.

— Ничего, мы купим тебе новые.

— Ты купишь?

— Договорились. Но как же ты попала на свалку? Лика все еще его не слышала.

— Конверт нашел?

— У меня в кармане.

— Я не сомневалась в твоих способностях. Счет три на три.

— Плохой счет. У нас остался один день. Воскресенье.

— И еще ночь, и утро до девяти часов. Мы успеем.

— Мне бы твой оптимизм. Как ты попала в эту заваруху?

— Очень просто. От гостиницы поехала за вами. Тебя же на минуту нельзя оставить одного. Не думая головой, в омут ныряешь. Пришлось пристроиться к вам в хвост. Разумеется, я держала дистанцию, и поэтому, когда нагнала вашу телегу, в ней никого не оказалось. Я проехала чуть дальше, чтобы не мозолить глаза охранникам, и стала ждать. Мне и в голову не могло прийти, что ты даже на помойке найдешь приключения на свою задницу. Все стало ясно, когда подкатили три «волги» — две черные и одна белая. Увидев головорезов, я все поняла. Выход заблокирован. Две машины заехали на территорию, с охранниками они разобрались в считанные секунды. У меня душа ушла в пятки. Двоих я узнала. Это они убили шофера Зернова у кафе. Командовал ими тот тип, которого я сейчас приложила автоматом. Я взвесила твои шансы и поняла, что у тебя их нет. У ворот остались дежурить три автоматчика, а хлыщ в цивильном сидел в белой машине и только приказы отдавал своим шестеркам. Аккуратный гад, как узор на ковре. Но теперь, я думаю, ему без химчистки не обойтись. Если выживет. Вот тогда у меня и родилась идея с тросом. Я заглянула в багажник и нашла его. А этим халатом было прикрыто запасное колесо. Он сыграл двойную роль. Сберег новое платье от грязи, а я стала похожа на местного бомжа. Эти придурки даже не взглянули в мою сторону, когда я проходила сквозь ворота. В то время бандиты разбирались с мусорщиками. Те сдуру схватились за вилы и поплатились за это жизнью. Где тебя искать, я не знала. Блуждала между горами мусора и надрывала глотку, а потом начался пожар и появился ты. Неясно только, как они тебя вычислили?

— Через Чистякова, портье отеля. У них есть свои консультанты. Кто-то им подсказал, где может находиться конверт. А портье рассказал остальное. Что касается их главаря, который пытался меня пристрелить, то мы уже с ним виделись. В приемной адвоката Садальского. Это он его убил и секретаршу тоже. Думаю, что он и ментов тогда вызвал, чтобы меня взяли с поличным. Ты не заметила у него шрама на лице?

— Мне было не до шрамов. Но в любом случае теперь он у него будет. Приклад автомата — не спичечный коробок.

«Шкода» въехала в лесную зону. Еще пара километров — и машина уткнулась в бурную реку, мост над которой был обрушен.

— Вот почему при существующей дороге висит знак «Тупик», — задумчиво протянул Журавлев.

— Хватит о тупиках. Это для машин. А у нас ноги есть. Берем фонарь, и пошли.

— Далеко я не уйду. Нога. У нас в запасе минут десять. Дальше ста метров я не уйду.

— Не канючь, нытик. Уйдешь, еще как уйдешь, а пока надо скрыться в лесу и подготовиться к обороне. Какие же вы беспомощные, мужики!

Они бросили машину и углубились в лес шагов на сорок.

— Дай-ка я гляну на твое колено.

— Ты лекарь?

— Окончила медучилище и работала в больнице. Даже в морге.

— Только не вздумай меня потрошить. Я еще жив пока.

— Уже трясешься? Мужчины страшно боятся боли. От укола в задницу теряют сознание. Тоже мне, сильная половина человечества. Ладно, снимай штаны и закрой глаза.

Журавлев подтвердил все сказанные ею слова. Сначала он вскрикнул, а потом потерял сознание.

— Я так и знала! В самый ответственный момент он решил бросить меня одну.

Где-то хрустнула ветка. Лика вздрогнула и схватилась за автомат. Выключив фонарь, девушка затаилась.

— Дик! Дик, очнись! Ответа не последовало.

Хруст повторился, но уже совсем близко. Она легла на землю. Вид черных деревьев наводил на нее ужас. В одиночку она не была такой смелой и решительной. Внезапно кустарник раздвинулся, и появилась громадная тень. Возможно, у страха глаза велики, но если оказаться на ее месте, то…

Лика нажала на пусковой крючок, и горное эхо передразнило автоматную очередь. Мишень взревела, рванулась назад и, ломая кусты, повалилась на землю.

Журавлев очнулся и попытался вскочить на ноги, но не смог.

— Лика!

— Тихо, Дик, они уже здесь.

Лес молчал. Готовые к бою, они выжидали. Наконец Журавлев не выдержал и включил фонарь.

Шагах в пяти в проломленном кустарнике покоилась кабанья туша.

— Самое время поесть шашлычка! Но не дадут ведь.

— И как ты можешь думать о еде? Уходить надо.

— Согласен. Но куда?

— По течению реки. Она же должна впадать в море. Выберемся. У нас ночь впереди.

Опухоль на ноге начала спадать.

— Ты классный врач. Уже не болит.

— И не только врач. Я лучший в мире партнер. А ты принципиально не хочешь это признать. Вставай — и вперед.

Пробираться сквозь колючий кустарник, когда гибкие ветки бьют по лицу, паутина лезет в глаза, а ноги не хотят отрываться от земли, казалось невыносимым испытанием. Они словно жили в другом измерении. Совсем рядом — лучший российский курорт. Люди купаются в море, ходят в рестораны, на танцы, в кино, а рядом с ними двое полоумных играют в войну, не спят, не едят и не ходят по нормальным асфальтированным дорогам. Ну что тут можно сказать?

Никто из двоих и не пытался определить, сколько времени они шли и какое расстояние сумели преодолеть, но тропинка их вывела на поляну, залитую сочным лунным светом.

Покосившаяся хижина по другую сторону показалась им оазисом в пустыне.

— Избушка на курьих ножках, — обрадовалась Лика.

— На сваях. Похоже на охотничий домик. Окна досками забиты. Надо бы дверь проверить.

— Так в чем дело, идем проверять.

— Это не убежище, это капкан. Лика фыркнула и направилась к лачуге.

И точно: сарай держался на сваях. К двери вела лестница из семи ступенек до небольшого крылечка. Они поднялись. Замок символический. Хватило одного удара прикладом — и ржавая рухлядь слетела. Дверь скрипнула и открылась. С внутренней стороны имелась крепкая щеколда. На это Вадим обратил внимание в первую очередь.

Луч фонаря осветил дощатый пол, покрытый пылью, скамью у стены и полусгнивший стол. Остальное пространство занимало сено. Узкая стремянка вела на чердак. И там все было завалено сеном. Окна плотно забиты.

— Останемся до утра здесь! — твердо заявила командирша.

— Тут одного выстрела хватит, чтобы мы сгорели в долю секунды. У меня аллергия к огню и кострам.

— С рассветом уйдем. Я не верю, что они нас ищут и найдут.

— Они ищут конверт.

— Не петушись, Дик. Тебе лишь бы противоречить. Ты и ста метров уже не пройдешь. Лучшей перины я в жизни не видела.

— Сдаюсь. Поднимаемся наверх. Там будет спокойнее.

— Отлично. Я запираю дверь на щеколду, и мы готовимся к подзарядке энергии на завтрашний день. Не думаю, что он будет легче.

Через пять минут все было готово. Лика с детской радостью прыгнула на мягкое ложе и раскинула руки в стороны.

— Райские удобства! Мечта! Еще бы душ с шампунем и махровый халат.

— Спи, принцесса.

Она уснула раньше, чем голова коснулась соломенной подушки.

Журавлев разобрал автомат. В рожке оставалось пять патронов. В двадцатизарядном «стечкине» осталось шесть патронов. Вторую обойму он в заднем кармане не нашел, как Лика свою туфлю. Коробка с патронами осталась в бардачке машины. В спешке они забыли все.

Вадим сложил оружие у изголовья и лег рядом с Ликой.

Опухоль в ноге почти спала. Боли он не чувствовал, но мышцы гудели и прокалывались, словно тонкими иголочками.

Он окончательно выдохся. Еще один день прошел, осталось воскресенье… И он провалился в сон.

ГЛАВА IV

1.

Слабый, еле слышный звук заставил Журавлева проснуться и открыть глаза. Темнота. Он лежал на спине, раскинув руки. Рядом, прижавшись к его груди, доверчиво, как младенец, спала Лика. Дурманящий запах и затхлая вонь помоев, исходившая от одежды, заставили его встрепенуться и вспомнить вчерашний день.

Журавлев нащупал фонарь и включил свет. Теплый, ровно дышащий комок, согревавший ему ребра, пребывал в полном покое. Сколько же воли и мужества в этом слабом хрупком создании!

Вадим улыбнулся. Да, сбросить бы эдак годков пятнадцать — и можно сватов засылать. Родственные души.

Неясный звук повторился. Теперь он отчетливо его слышал. Кто-то был возле дома. Рано они расслабились.

Лика тоже проснулась и приподняла голову.

— Тише, малыш. К нам гости.

Они уже понимала друг друга без долгих объяснений. Журавлев положил автомат у люка, где находилась стремянка, и кивнул девушке. Она подползла и заняла огневой рубеж. Журавлев спустился по лестнице вниз. За дверью послышался скрип половиц. Не так много времени осталось. Сарай простреливался со всех сторон, дощечки тонкие, а потом вспышка — и конец.

Вадим нагнулся, подцепил половую доску, и она легко выдернулась. Все прогнило насквозь. За дверную ручку дернули. Щеколда выдержала. Вадим успел выдернуть еще две доски и спрыгнул вниз. До земли полметра. Его это устраивало. В дверь начали стучать. Мужской голос что-то кричал.

Журавлев подполз к крыльцу. Он мог стрелять прямо сквозь доски, но хотел отвлечь противника на себя, чтобы не стреляли по сараю. Он выкатился клубком на поляну, вскочил на ноги и, выставив пистолет вперед, крикнул:

— Я здесь, сволочи!

Теперь можно всем посмеяться. На крыльце стоял древний старик в кавказской папахе и стучал посохом по двери.

— Эй, открывайте, бездельники, не то хуже будет! Пришлось убрать пистолет, чтобы не выглядеть посмешищем. Хорошо, что старик его не слышал.

Журавлев подошел к крыльцу.

— Чего надрываешься, папаша? Старик оглянулся.

— Вот, понимаешь, опять мой сеновал облюбовали. А мне скотину кормить пора.

Он кивнул на опушку. Там стояла телега, запряженная ослом, или, по-местному, арба с ишаком.

— Понятно. Значит, здесь не один осел. Вадим поднялся на крыльцо и крикнул:

— Лика! Все в порядке. Открывай дверь.

Много старик повидал за свою жизнь, но не все. У него пропал дар речи, когда он увидел стоявшую на пороге хрупкую девчонку с босыми ногами и автоматом в руках.

— Не бойся, папаша. Мы охотники. Скажи нам, как добраться до Сочи?

Лика отбросила оружие в сторону.

Старик пришел в себя и долго объяснял, как им выйти на дорогу, где сесть на автобус и в какую сторону ехать.

На дорогу они вышли через полчаса, на автобус садиться не решились. Народ взбунтуется. Поймали грузовик и ехали в кузове до города. На окраине вышли.

В первом же магазине Журавлев купил себе самый дешевый костюм и свежую рубашку. Лике он купил новые туфли.

— На одних твоих каблучках разоришься.

— Обещал — покупай.

— Я не спорю. Закончим дело, я куплю тебе самые красивые туфли, о которых ты мечтала. Шпильки в двенадцать сантиметров с перекладиной вишневого цвета. Так?

— Как ты угадал?

— Да ты же с них глаз не сводила. Полтораста долларов — не мелочь на трамвай.

— Ловлю на слове.

— А сейчас надо окунуться в море, смыть с себя вонищу, выпить кофе и распределить обязанности.

— Я уже знаю, что мне делать.

— Любопытно.

— Сначала ванна, кофе, потом дела.

Так они и сделали. В десять утра, посвежевшие и похожие на людей, они сидели в кафе, пили кофе и просматривали утренние газеты.

— Так, мои планы меняются, — твердо заявила Лика.

— Что на что ты меняешь?

— Вот некролог. В полдень похороны Зернова. Тебе там появляться нельзя. А мне можно.

— Но покойники уже не говорят.

— Конечно. Меня живые интересуют. Забыл, что у Зернова сын мой ровесник, зовут Леня. Если помнишь, то ему тоже в то утро вызывали врача. Уверена, что мальчишка знает немало. Во всяком случае, он много времени не отнимет. Встретимся у Морского вокзала в открытом кафе.

— Пожалуй, ты права. На похороны может прийти и Шура Шелест. Если только он сам не зарылся в песок. Меня поражает твоя самоуверенность. Далеко пойдешь.

— Что ты имеешь в виду?

— С какой стати мальчишка будет с тобой откровенничать. Вряд ли ты раздавишь его своим авторитетом.

— Хватит и авторитета прокурора города. У тебя в кармане лежит письмо, адресованное Зернову, которое написал Емельянов на своем гербовом бланке. И дай мне фотографию Зернова, где видны пулевые отверстия. Это так, чтобы он от меня не отмахивался, как от назойливой мухи.

— Ладно, договорились. Но это документы, а не писульки. Используй их в самом крайнем случае. Как бы щенок не заложил тебя. Кто его знает, что там у него в башке.

— Сориентируюсь. Не такая я ворона, как ты думаешь.

— Нет, ты еще птенец, из которого вырастет ворона.

Журавлев прикинул и решил, что более безопасного задания для девчонки не придумаешь. Во всяком случае, она развязывает ему руки. Конечно, он не верил, что двадцатилетний мальчишка знает о взрослых играх своего отца. Но чем черт не шутит?

Он отдал ей изрядно помятое письмо прокурора и проводил на автобус.

Скинув с себя обузу, нашел телефон.

У прокурора, как всегда, трубку снял его секретарь.

— Олег Павлович, это ваш старый приятель.

— Рад слышать, что вы в полном здравии.

— Да, чудеса еще случаются на этом свете. Получилось так, что я потерял машину. Правда, не совсем даром. Мне кое-что перепало взамен.

— Машина вам будет. Что еще?

— Пистолет. И вопрос. Одна белая «волга», две черные. Краснодарские номера. Владелец белой — человек со шрамом на щеке.

— Я понял, о ком идет речь. Полковник ФСБ Григорий Коптилин, командир спецназа. Когда-то его за особую жестокость и своеволие убрали из центра, а бывший губернатор пригрел его у нас. Здесь он чувствует себя вольготно и выполняет особые поручения верхушки. В основном занимается внутренними делами. Правда, ему надо отдать должное — со стороны Ставрополья и Абхазии боевики уже к нам не лезут.

— Полковник работает против нас. Я с ним уже не первый раз сталкиваюсь. Давайте встретимся. Я не хочу таскать мину в кармане.

— Хорошо. Там же. И примите мои соболезнования. Мы уже знаем о вашей жене.

— Не стоит об этом, а о докторе Веймере я хотел бы иметь исчерпывающую информацию — и о его больнице, и о лаборатории.

— Договорились.

Журавлев положил трубку. События последних суток не оставляли ему возможности копаться в собственных чувствах, его всегда спасала работа. Он очень не любил парня, чье отражение видел в зеркале, избегал душещипательных монологов, самокопания и не искал себе оправданий. Всегда отвлекала работа, а если ее не было, то он ее придумывал. К закату жизни люди любили сидеть с друзьями по вечерам за рюмочкой и вдаваться в воспоминания со сладостной улыбкой на устах. Журавлев никого не винил, и себя в том числе, в том, что в его жизни не было звездного часа. И даже минут. А если и были, то очень давно, и он о них не помнил. Конечно, тридцать семь лет — еще не старик, но вымотался он здорово. А главное — пустота, окружающая его, отсутствие тепла, перспектив и надежд. Такую жизнь он выбрал себе сам. Он ничего не имел, ничего не накопил и мало чего хотел. Вот откуда бесшабашность, готовность идти порой на неоправданный риск. Журавлев не мечтал дожить до глубокой старости, чтобы не полезть в петлю от взгляда на свое бездарное прошлое.

Встреча с секретарем прокурора состоялась у входа в Луна-парк. Ему пригнали новенькую «ауди». Авторитет рос с каждым конвертом.

— Все необходимое для себя вы найдете в машине, Вадим Сергеич, — сказал секретарь, когда они присели на скамейку. — Извините, но о костюме я не подумал, мне казалось, что вам того хватит надолго.

— Мне тоже так казалось, но я не предполагал искать конверт на городской свалке. Не стоит об этом думать. Мне, может, и целого гардероба не хватит. — Журавлев передал часть фотографий секретарю. — Все эти люди погибли от насильственной смерти, Олег Павлович. Думаю, прокурор найдет применение этим фактам.

— Думаю, что да. В вашем распоряжении остались сутки. Если не будет хватать хоть одной части доклада, вся затея рухнет. Счет три на три.

— Я помню об этом. Что вы знаете о больнице профессора Веймера? Всех убитых свозят к нему в морг. Очень странное место.

— Вы правы. Веймер для всех является закрытой книгой. Он хирург, причем с мировым именем. Где-то он очень подмочил свою репутацию недозволенными опытами. Экспериментировал на людях. Случился международный скандал, и профессор отошел в тень, сменив фамилию. Судьба свела его с вице-мэром Рубиным. Впрочем, тогда он еще не был вице-мэром, а занимался исключительно коммерцией. Рубин на свои деньги для Веймера выстроил больницу и лабораторию. Тем самым позволив продолжать свои опыты. Лабораторию взяла под свое крыло ФСБ. Думаю, что это продуманный ход. Таким образом, Веймера оградили от вмешательства министерства здравоохранения и от остальных любопытствующих. Лаборатория превратилась в секретный военный объект.

— Веймер обязан Рубину. Костоломы полковника Коптилина и сам он должны на кого-то работать. Они не сами по себе, а всего лишь исполнители. Чей заказ они выполняют? Такой группировкой может командовать только очень влиятельный человек. Если мы не будем брать в учет губернатора края, то остается Егор Алексеевич Рубин. Тогда все сходится.

— Согласен. Но Рубин за границей.

— Трудно в это поверить. Слишком активно работает Коптилин. Практически его команде удалось отрезать курьеров от Садальского, а Садальского — от вашего шефа. Не сомневаюсь, что Рубин стоит у руля и принимает решения. Человек в его положении не покинет Сочи, когда на карту поставлена его карьера, деньги и даже жизнь. Мне нужно выяснить, где находится его командный пункт, логово.

— Все логично. Что я могу вам на это ответить? В сторону Дагомыса, за рекой Псахе, километрах в пяти, на берегу раскинулся парк. Пляжная зона в три километра закрыта для курортников. Так вот, на этой территории находится элитный яхт-клуб «Посейдон». Владельцем клуба, как вы поняли, является Егор Рубин. Членами клуба состоят самые богатые люди побережья, владельцы собственных яхт размером с плавучие дома. Как я слышал, там один только членский взнос равняется семи тысячам долларов. Яхт-клуб обнесен забором и хорошо охраняется. С моря к нему не подступишься — он возвышается над водой метрах в двадцати, на скале. Пирс, где стоят катера, также находится под неусыпным вниманием охраны.

Там наши миллионеры проводят свой досуг, встречают праздники, обедают, ужинают и обсуждают свои дела. На бункер и логово, как понимаете, клуб не похож. Но я думаю, что это единственное место, где может находиться Рубин, оставаясь не замеченным для остального люда. Если, разумеется, он никуда не уехал. Ваши аргументы меня убедили в этом. И вот еще одна новость. В Сочи приехал губернатор. Он пробудет здесь пару дней. У него назначена встреча с Президентом. Президент приезжает завтра утром, когда конференция должна быть в самом разгаре. Теперь понимаете, какая на вас возложена ответственность?

— Не уговаривайте меня, Олег Павлович, я не мальчик. Мне все давно понятно, но выше головы я прыгнуть не могу.

— Не скромничайте, Вадим Сергеич. Мы уже наслышаны о ваших подвигах. Чем я еще могу вам помочь?

— Спасибо, пока достаточно. Я буду вам звонить. Журавлев вернул секретарю удостоверение следователя.

— Как вас понимать?

— Если меня схватят и найдут эти «корочки», то сразу станет понятно, кто мне их дал. Тогда уже ни для кого не будет тайной, на кого я работаю. Вряд ли это пойдет нам на пользу. Сутки я и без документов продержусь.

— Желаю удачи.

Секретарь отдал детективу ключи от машины, встал и ушел.

Яхт-клуб «Посейдон» для Журавлева казался единственной зацепкой. Начинать надо с верхушки, а не с низов. Иногда и мусор месить полезно, но здесь все возможности были исчерпаны. Аргументов для встречи с Менделевичем у него не хватало. Тот не подпускает к себе никого. Искать в городе Шуру Шелеста — потеря времени. Остальные мертвы. В одном Журавлев был убежден твердо: если ему достались три конверта, то Рубину не меньше одного. А это уже цель. Реальная цель, а не мифическая.

О реальности ее достижения он почему-то не подумал.

2.

Может, Егор Рубин и находился бы в яхт-клубе, но не сегодня. У него намечались очень важные встречи с публичными людьми, и проезд их через город к Дагомысу мог привлечь к себе внимание. Поэтому он расположился в апартаментах четырнадцатого этажа гостиницы «Приморская». Шикарный двадцатиэтажный отель. Главное, что попасть в него, минуя центральный вход, практически невозможно. Для особо важных гостей имелся хорошо охраняемый подземный гараж. Машина заезжала в подвал, где ее тщательно проверяли. Из подземного гаража шел лифт наверх. Тут сразу надо оговориться. Четырнадцатый этаж — особый этаж. Туда с улицы не попадешь. Кнопка не работает. Надо сначала вставить ключ в особую скважину на щитке, повернуть его, как в автомобиле, только тогда кнопка сработает. Рубин сумел незаметно для посторонних прибыть в свою штаб-квартиру.

Вторая причина появления Рубина в этом месте заключалась в том, что в «Приморской» остановился губернатор. Охрану усилили в холле, ресторанах, и на этажах появилось много лишних парней с крепкими мышцами в строгих костюмах не по сезону. Никто этому не удивлялся. В городе уже мелькали знакомые лица думских ораторов, не сходящие с экрана.

Каждый из них имел путевки в лучшие санатории. И зачем им жить скопом, когда они уже и так надоели друг другу до тошноты?

День начался активно. Кто-то приезжал, кто-то уезжал. Солидные лимузины с занавесками на окнах, как беззвучные танки, ныряли в охраняемый гараж, а потом покидали его. Город превращался в политический анклав. Даже городские старожилы замечали разительные изменения: чистота и порядок на улицах, милиция в белых рубашках, гаишники на всех перекрестках и ритмичная работа городского транспорта.

За всей этой показухой наблюдал губернатор из окон четырнадцатого этажа гостиницы «Приморская».

На всех фотографиях губернатор Мануйлов Николай Николаевич выглядел человеком добрым и открытым. Человеком, перед которым хочется излить душу. Но сейчас публичный политик не желал попадать в объективы репортеров.

Губернатора раздражал собеседник, поэтому он и стоял, отвернувшись к окну.

Трехместный номер напоминал небольшой офис крупного предпринимателя, а вовсе не жилое помещение. На публике губернатор сторонился встреч с такими людьми, как Рубин. К себе их тоже не приглашал. Мануйлов был политиком осторожным и не хотел марать свою репутацию. Он понимал, что такие деятели, как Рубин, ходят по лезвию бритвы. И если они сорвутся в пропасть, то губернатору тут же припомнят дружбу с теневыми боссами мафии.

Хозяин кабинета Егор Рубин сидел на диване и курил. Его лицо вообще ничего не выражало, будто они разыгрывали крупный куш в покере, имея на руках двойки и тройки.

Рубин вел разговор так, как считал нужным. В нем не все было правдой, но и не все ложью. Вице-мэр знал, с кем имеет дело и что скрывается под маской безразличной доброжелательности.

— К сожалению, Николай Николаевич, я так и не смог вычислить заказчика. Но я не вижу ни одной серьезной политической фигуры, способной пойти на острый конфликт с нами. Если убрать с поля боя спикера городской Думы Берзина, то можно сказать: противник останется без козырей.

— Вы страшный человек, Егор Алексеевич. Однажды я уже сигнализировал вам, что мэр города намеревается везти доклад в Москву. Я дал вам карт-бланш. Руководство ФСБ прикрепило за вами отряд полковника Коптилина. Проиграть с такой информацией и поддержкой мог только очень недалекийчеловек. Вас погубила самонадеянность. Вы потеряли документы и до сих пор не знаете, где они. А теперь хотите, чтобы я сам вмешался в грязную историю и убрал с политической арены последнего стоящего законодателя.

— Берзин болен. Об этом знает все побережье. Его отставка по состоянию здоровья будет выглядеть естественной. Он должен стать политическим трупом, после чего он уже не сможет влиять на обстановку.

— В сезон парламентских каникул не подают в отставку.

— Предложите ему пост соответствующего ранга в Краснодаре.

— И этим выставить себя на обозрение? Берзин соавтор доклада, и, если документы всплывут на поверхность, я окажусь причастным к вашим черным делам.

Губернатор отошел от окна и сел в кресло. Он все еще не хотел встречаться взглядом с собеседником и начал листать журнал, показывая всем своим видом, что на него лучше не рассчитывать.

— Если доклад увидит свет, дорогой Николай Николаич, то вы тем более не останетесь в стороне. Я понимаю, что ваше имя в докладе не упоминается, иначе мэр не поехал бы к вам на консультацию, и мы так ничего и не узнали бы о существовании этих документов. Но давайте посмотрим на последствия скандала. У вас под носом взорвется бомба. Взрывная волна сметет не только меня и все силы Черноморского побережья Кавказа. Вы третий год руководите краем, и у вас под носом творился беспредел. Смотрите на вещи трезво. Вы думаете, вам это простят? Нет конечно. Вы главный чиновник, и спрос с вас будет строгий. Когда бушует скандал всероссийского масштаба, в стороне остаться невозможно. И неужели вы думаете, что Генеральная прокуратура не докопается, кто финансировал вашу предвыборную кампанию? Теневые структуры! Я лично. Голоса для вас покупались за деньги, водку и льготы. А кто платил? А два особняка стоимостью по полмиллиона каждый в парковых заповедных зонах прибрежной черты, один из которых записан на имя вашей жены, бывшей колхозницы из Винницкой области, а второй — на имя сына, двадцатилетнего студента, который, кстати, учится в Лондоне за очень крупные деньги… Как тут не вспомнить о вашей слабости к автомобилям? В вашем личном гараже восемнадцать раритетов, стоимость каждого несоразмерна вашим доходам за последние десять лет. Вы хотите спрятать голову в песок? Не получится. Я один за всех отдуваться не стану. Зацепят меня — я всех потащу за собой на дно.

Губернатор отбросил журнал в сторону и взглянул на Рубина. Он его ненавидел, но ничего не мог сделать.

Повисла томительная пауза. Лицо Рубина не выражало никаких эмоций.

— Хорошо, — наконец тихо сказал губернатор. — Мне надо все обдумать. В ближайшее время я вас извещу о своем решении.

— Сделайте это до отъезда из Сочи. Я думаю, трех дней, что вы намерены здесь провести, вполне достаточно. У нас нет времени. Документы все еще вне досягаемости. Мои люди работают в этом направлении.

— Поэтому трупы складывают штабелями в крупнейшем курорте Черноморского побережья. Прекратите беспредел! Не те времена. Город кишит политиками международного и мирового уровня.

— В Москве, где они живут, трупов в сто раз больше. Они к этому привыкли. Сейчас нет ни одного российского города, где тихо и спокойно. Так будет продолжаться до тех пор, пока не поделят все сферы влияния и каждый клочок земли.

— Это не должно касаться вверенной мне области. Я иду вам навстречу и жду того же от вас.

Губернатор встал и вышел из номера.

Приемная вице-мэра была спланирована таким образом, что выходящий никогда не сталкивался с ожидающими приема. Как только губернатор покинул офис, Рубин нажал кнопку, и в другую дверь вошел его секретарь, он же телохранитель и шофер.

— Коптилин здесь?

— Уже ждет.

— Пусть войдет.

Полковник, как всегда, выглядел безукоризненно элегантно, но его и без того испорченное шрамом лицо украшал еще и пластырь над бровью, словно заплатка на коленке дорогого костюма.

— Что скажешь, Гриша, кроме того, что Журавлев разбил себе ногу об твой зад?

Некоторое время полковник молчал, а когда заговорил, то, казалось, делал это с большим трудом.

— У Журавлева появился сообщник. Мы о нем ничего не знаем…

— Надеюсь, я в этом не виноват? У тебя всегда такой тон, будто я толкаю тебя на глупости, а ты вынужден их исполнять. Бездарно исполнять. У тебя армия профессионалов, а у Журавлева один помощник. И ты был не готов к этому? Самому не смешно? Пора поднять вопрос в управлении ФСБ о твоей отставке. Человек может ошибиться один раз, и то если он новичок. Но когда ошибается спецподразделение такого уровня, оно профнепригодно.

Коптилину пришлось проглотить горькую пилюлю. Выждав паузу, он продолжил.

— За домом Менделевича установлено круглосуточное наблюдение. Шелеста ищут по всему городу. В доме Зернова, пока все на похоронах, проведен тщательный обыск. Ничего не нашли…

— Ищите! Следы от документов должны быть. Записи в блокнотах, на настольных календарях, в компьютере, где угодно. Мы должны знать имена всех курьеров, а не строить догадки.

— Выкури Менделевича из дому, и я возьму его в оборот. Уверен, что этот тип знает больше остальных. Из тех, кто жив остался. Кроме тебя, его никто не вытащит из норы.

— Больше всех знает Берзин. А с Менделевичем я решу вопрос.

— Но ты не велел трогать Берзина.

— Им займется губернатор. Пора и ему в грязи повозиться. Чистоплюй! ⁴

— Если не получится, то у нас для особых персон припасен «вальтер» Журавлева. Шелеста, скорее всего, я возьму уже сегодня. Мы выяснили, что он приезжал к Зернову на «порше» дочери Менделевича. Она с ним встречается. Мы нашли девчонку, и мои ребята сели ей на хвост. Она приведет нас к нему. У них бурный роман. А Шелест остался без жилья и денег. Забился в нору, но помочь ему может только девчонка. Тут нет сомнений.

— Хорошая новость. Когда она выведет людей на Шелеста, ее нужно взять и отправить к Веймеру. Там уже сидит один сопляк — сын Берзина, вдвоем им будет веселее. Думаю, что Менделевич откроет рот, как только узнает об исчезновении дочери.

— Я уже думал об этом, я так и сделаю.

— Подведи итоги, только ничего не приукрашивай. Говори все как есть.

— Шофер Зернова передал свой конверт официантке. Мы уже все о ней знаем. Бармену переломали ребра, и он все рассказал. Но официантка сбежала и сейчас сошлась с Журавлевым. Случайность или нет, пока не установлено. Если предположить, что ему в руки попал конверт Омельченко, то на данный момент Журавлев имеет на руках три конверта.

— И что делать с Журавлевым? Или уместней спросить иначе. Что Журавлев будет делать с нами?

— У меня мало людей. Почему ты не надавишь на Духонина? Жирный пес совсем обнаглел, палец о палец стукнуть не может. У него армия ментов в подчинении, а они вырядились в белые сорочки, прогуливаются по городу и строят девкам глазки.

— Я поговорю с ним.

— Я уже вызвал его сюда без твоего ведома. Прибудет с минуты на минуту. Будь с ним покруче. Он понимает только подзатыльники. Журавлева мне одному не взять. Это я уже понял.

— Хорошо. Я отдам его в твое распоряжение. Для него это станет самым тяжелым испытанием и унижением. Он начал мне уже действовать на нервы.

Сидя в просторной приемной, обставленной испанской мебелью, полковник Духонин чувствовал себя не уютнее, чем в тюремной камере. Срочный вызов на ковер к Рубину ничего хорошего не предвещал. Раньше их встречи проходили раз в квартал, не чаще, а теперь он видится с ним ежедневно и слышит только упреки в свой адрес. Духонин предпочитал держаться подальше от политики, а теперь его в нее втягивают насильно. Одно дело сажать аферистов с улицы за финансовые авантюры Рубина и получать с этого мзду, другое — самому участвовать в темных делах местных мафиози за мелкие подачки. Так дело не пойдет. Полковник хорохорился. Он и сам понимал, что служит кнопкой под тяжелым пальцем Рубина, но старался изображать из себя самостоятельную фигуру. До пенсии оставались считанные дни, а он влез в дерьмо по самые уши. Оставалось только пожалеть самого себя. Случись что — в городе не найдется ни одного человека, кто помянет его добрым словом. Жизнь на старости лет покатилась под откос.

— Полковник, зайдите в кабинет. Хозяин ждет вас, — строго сказал выходящий из дверей Коптилин.

«Отвратный тип, — подумал Духонин. — Тоже продался со всеми потрохами. Ничего святого на земле не осталось». Он встал и шаркающей походкой отправился на экзекуцию.

3.

Престижное кладбище, о котором говорилось в некрологе, находилось в предгорье у лесопарковой зоны. От Курортного шоссе туда шла специальная дорога.

Последний приют для усопших утопал в зелени аллей. Возле ворот располагалась огромная автостоянка. Лика добралась туда на маршрутном такси и успела к панихиде.

Гроб выносили из церкви. Имя усопшего она определила по венкам. Прощальная процессия состояла человек из сорока, и среди них она узнала спикера Думы Берзина, который был якобы очень болен. Его под руку поддерживала супруга. Эту красотку по прозвищу Елочка она тоже встречала возле дома умершего, когда они с Диком приезжали к нему и обнаружили толпу репортеров. На похоронах представителей прессы не было. Репортеры носились по гостиницам и вылавливали московских парламентариев, тут уж не до покойников. Надежда увидеть на похоронах Шуру Шелеста не оправдалась, но сына убитого она вычислила сразу. Он шел за гробом, поддерживая под руку женщину в черном с платком у глаз. Мальчишка тоже в черном, но костюм на его тощей долговязой фигуре висел мешком. Похоже, надел одежду отца.

Лика пристроилась к процессии и, опустив голову, побрела к месту захоронения.

Ритуал длился около часа, и она успела разглядеть каждого. Ей показалось, что очень многие друзья не искренни. Многие очень хотели показать миру, что из жизни ушел человек, деяния которого надо высекать в камне в назидание потомкам.

Вскоре все закончилось. Люди начали расходиться по машинам. Лика отошла в сторону и встала за деревом. Вряд ли она сумеет подобраться к сыну Зернова и обмолвиться с ним словом. Да и момент неподходящий. Глупая затея.

Но произошло непредвиденное: жена Берзина усадила мужа в машину с охраной, и он уехал. Сама же Елочка подошла к вдове и отвела ее в сторону. Они разговаривали минуты две. Потом Елочка села в двухместный «ягуар», а вдова чмокнула сына в щеку, что-то сказала, дала ему деньги и одна направилась к стоявшему рядом с «ягуаром» «форду». Обе женщины уехали одновременно.

Такого шанса Лика не могла упустить. Она очутилась возле брошенного на стоянке парня.

— Вы Леонид Берзин? — проговорила она таинственным голосом, стреляя глазами по сторонам.

Леонид вздрогнул от неожиданности и обернулся.

— Вы меня?

— Поговорить надо.

— С кем?

— Со мной. Вам со мной. Отойдемте в сторонку.

— Я вас не знаю. Кто вы?

— Лика Адаева. Я кое-что знаю о гибели вашего отца, и нам стоит пообщаться.

— Гибели? Он умер, а не погиб.

— Возможно, я не так выразилась. Пройдемся по аллее, я долго вас не задержу. На нас смотрят.

Лика повернулась спиной к проезжей части, но не переставала ощущать на себе настороженные взгляды, которые бросали на них из отъезжавших автомобилей.

Парню ничего не хотелось. Он лениво осмотрелся и согласился.

— Ладно. Я выслушаю вас, если недолго.

Они, не торопясь, побрели вдоль ограды по аллее. Главное, решила Лика, прояснить для себя, насколько сын в курсе отцовских дел. Судя по еще щенячьей мордашке, важных секретов ему не доверяют. Комнатный цветок, в его возрасте ребята уже «горячие точки» имеют за спиной, а этот — мямля. Возможно, она ошибалась, сегодня для мальчишки выпал тяжелый день. Он расстроен. Значит, ему нельзя давать очухаться, а бить прямо в лоб. Жестоко, но действенно.

— Я представляю людей, интересы которых совпадали с интересами вашего отца. — Лика старалась говорить серьезно и убедительно. — Ваш отец перед гибелью… или, если вам угодно, перед смертью, пытался предпринять очень важный шаг. Ради этого шага он пожертвовал своей жизнью…

Леонид остановился и довольно крепко схватил девушку за руку. Не такой он хлюпик, как кажется.

— Послушай! Не морочь мне голову! Говори толком, что тебе надо, и проваливай! Не тебе рассуждать о делах моего отца!

Разговор не клеился, но раздражительность мальчишки свидетельствовала о том, что он может знать больше, чем думают другие.

— Речь идет о проблемах, связанных с гибелью Виктора Зернова. Если ты его сын, то для тебя это важно, если нет, то я ошиблась адресом.

— Мой отец умер! Кем ты себя возомнила? Кто тебе поверит?

Глаза парня метали искры.

— Не срывай на мне злость, Леонид! Ты мне поверишь, остальные меня не интересуют.

Она протянула ему фотографию с изображением Зернова на мраморном столе в морге, где отчетливо виднелись пулевые отверстия в груди.

— Если я о чем-то говорю, то знаю о чем. От таких людей, как я, невозможно скрыть правду.

Парень побледнел и чуть было не рухнул в обморок. Лика его поддержала, но он тут же встрепенулся. Фотографию пришлось убрать подальше.

— Ты журналистка? Как я сразу не догадался?!

— Я — детектив и работаю на друзей твоего отца. Тех людей, которые должны были принять курьеров с конвертами, посланными твоим отцом по нужным адресам.

— О чем ты?

— Не стой как столб. Мы гуляем.

— Говори дальше. Я слушаю.

— Погиб не только твой отец, но и другие люди. В частности, ваш шофер Володя Артамонов. Уж его ты не можешь не знать. Он погиб у меня на глазах, но успел передать конверт мне, и я доставила его по нужному адресу. Погибли и адвокат Садальский, и Омельченко, но сейчас об этом нет смысла говорить.

— А может, это дело рук твоих сообщников? И тебя ко мне подослали?

Лика расстегнула сумочку и протянула парню конверт со штампом прокуратуры.

— Прочти. Это письмо я должна была передать твоему отцу, но опоздала.

Он вскрыл конверт и, шепча губами, пролепетал: «Уважаемый, Виктор Арсеньевич! Вы можете доверять моим представителям — Вадиму Журавлеву и Ульяне Алаевой. Не могу выйти с вами на связь. Судьба документов мне неизвестна. Прошу проинформировать о сложившейся обстановке моих представителей. С уважением Емельянов».

— А кто такой Журавлев?

— Мой напарник. Он отрабатывает свой узел. У нас не так много времени.

— Ну ладно. Согласен. Пусть я не прав. И что делать?

Лика пошла ва-банк. Другого выхода она не видела.

— Только я одна знаю, к кому должны попасть все документы. Так надежнее. Ты должен передать мне ваш конверт! Уверена, что ты или мать еще никому не отдали документов. Не до того было. Но срок настал, Леня.

— Но почему ты? Людей посерьезней не нашлось?

— Зря ты так. Я лучшая кандидатура именно потому, что все думают так, как ты. Я вне подозрения.

— Боже мой, ты — детектив?! — До него наконец дошло.

Вдруг он затрясся, а потом загоготал в голос. Лика сначала растерялась, а потом развернулась и врезала парню оплеуху.

— Ты на кладбище, идиот!

У мальчишки голова дернулась, словно мячик стукнулся о стену, и веснушчатая щека побагровела. Он оцепенел.

— Неужели ты не понимаешь, насколько все серьезно? Мне тебя жаль. И отца твоего тоже. Даже в память о нем ты не способен сделать ничего стоящего.

— Ладно. Я тебе верю. Допустим. И что мы можем?

— Мы обязаны передать конверт в нужные руки. Сделать то, что не успел сделать твой отец.

— Конверт в машине, на которой уехала мать.

— Куда?

— В гостиницу «Приморская». Она не сказала мне, что ей там надо, но поехала следом за Еленой Берзиной, а мне дала на такси и велела возвращаться домой.

— Хорошо. Поедем и мы к «Приморской». Поговорим по дороге.

Они взяли такси и сели на заднее сиденье.

— Как конверт попал в машину?

— Долгая история.

— Ничего, я терпеливая, и дорога неблизкая. Рассказывай.

— В ночь, когда погиб отец, я не спал. Ко мне пришла моя подружка Катюша. Я встретил ее в саду. Надо было дождаться, когда уснут родители, чтобы проскочить в мою комнату мимо их спальни. А тут сюрприз: к родителям начали съезжаться гости. Народу — полный дом. Ждали-ждали, но гости решили гулять долго. Я предложил проскочить ко мне другим способом. Под окнами отцовского кабинета — он на втором этаже — растет огромный клен. Я решил, что мы заберемся по дереву, а с него рукой подать до окна, а потом через кабинет ко мне. Гуляли на первом этаже, и идея Катюше понравилась. Мы забрались на клен, и я уже примеривался, как лучше перемахнуть на карниз. Но тут в кабинет вошел отец, и с ним Менделевич. Наш местный король стадионов. О чем они разговаривали, слышно не было, окна закрыты, но я видел, как отец передал ему крупный голубой конверт. Тот его спрятал за пояс брюк у спины и прикрыл пиджаком. Потом они вышли. Я опять решил сделать попытку, но отец вновь вернулся. Но теперь с женой Берзина.

— Елочкой?

—Да. Ее так называют за глаза. Нормальная баба, подруга моей матери. Но я точно знаю, что ей отец ничего не передавал. Катька на меня обиделась и ушла домой. А я от нечего делать так и остался сидеть на дереве, пытаясь разобраться в манипуляциях отца. Кажется, у него по одиночке перебывали все. Кому-то он показывал редкие книги, кому-то коллекцию своих бабочек, а некоторым давал конверты, и те их тщательно прятали.

Наконец гости начали разъезжаться. Я думал, что спектакль закончился. Но когда все машины разъехались, к отцу зашел наш шофер Володя Артамонов. Отец долго с ним разговаривал и отдал ему такой же конверт. На столе отца под крышкой остался еще один. Я их успел посчитать, когда он достал все сразу, просмотрел и сложил на место. У отца там находился тайник. О нем никто не знал, даже мать, а сейф служил для отвода глаз.

Я слез с дерева и видел, как Володя отправился к гаражу. Он выгнал «ауди» матери и поехал к воротам. Мое развлечение окончилось. Я даже не задумывался над тем, что лежит в конвертах. Поначалу решил, будто они какую-то игру затеяли.

Когда я поднимался наверх, дверь кабинета отца была открытой. Он заметил меня и позвал. Я ждал нагоняя за ночные похождения, но он даже не думал о времени. И вообще он казался мне очень взволнованным, я его таким не помню. Я зашел.

Первое, что мне бросилось в глаза, — пистолет. Он лежал на столе рядом с конвертом. Никогда не видел у отца оружия, кроме коллекции, висящей на ковре в спальне. Своими же первыми словами он еще больше сбил меня с толку.

«Очень хорошо, что в эту минуту ты здесь, Леня. Я хочу доверить тебе очень важное поручение, которое не решился доверить некоторым близким друзьям. Один из них и вовсе не смог приехать. И то, что я хотел доверить ему, придется сделать тебе. Ты уже не ребенок, а человек сознательный и ответственный. Скажу сразу: поручение не безопасное и требует максимальной осторожности. Но я думаю, ты справишься».

Доверие отца, который всегда считал меня оболтусом, придало мне сил и уверенности. Я всегда ценил его мнение:

«Что я должен сделать, папа?»

Я готов был идти на любые подвиги за оказанное мне доверие.

«Ты должен передать этот конверт адвокату Садальскому не позже восьми утра. Улица Роз, дом тридцать два. Спрячь его так, чтобы никто его не мог найти. Это на тот случай, если тебя остановят».

«Володя уехал на машине матери», — сказал я.

«Возьми мою. И не теряй времени. Лучше покатайся по городу, но на место прибудь вовремя. И смотри, чтобы за тобой не увязался "хвост"».

Романтическое задание от серьезного, делового и очень приземленного человека, не признававшего приключенческой литературы даже в детские годы.

Я взял конверт и отправился в гараж. Я обожаю приключения, и фантазия у меня работает. Конверт я положил в черный целлофановый пакет, свернул его и засунул в покрышку запасного колеса. Времени у меня хватало, и я постарался на славу.

Когда я распахнул ворота гаража, чтобы выгнать машину, до меня донеслись звуки выстрелов. Два глухих хлопка. Я вспомнил о пистолете на столе отца и ринулся в дом. Пулей влетел в кабинет. Отец лежал на полу, а белая рубашка на груди чернела от густой пульсирующей крови. Я склонился над ним, он хрипло выдохнул воздух и затих. Тут что-то тяжелое обрушилось мне на голову, и я потерял сознание. Не знаю, сколько прошло времени, пока я начал различать слабые звуки.

«Лелик, ты меня слышишь?» — Голос доносился из глубокого колодца.

Я открыл глаза. Моя мать сидела в кресле и плакала. Надо мной склонилась Елена Иконникова-Берзина, а в дверях стоял полковник Духонин и о чем-то разговаривал со своими помощниками.

Когда я очнулся, Елочка встала и сказала матери:

«Я звонила профессору Веймеру, он скоро будет. Мальчику нужно оказать помощь».

Мать ей не ответила. Отца в комнате уже не было, но я знал, что ему уже ничем не поможешь. Потом мне накладывали швы, бинтовали, уложили в постель и сделали укол. Я вновь провалился в сон. Очнулся я ночью. Прошли сутки с момента гибели отца. Боль в голове стихла. И вот что странно. Первое, что всплыло в моей памяти, было не задание отца, не то, что я его не выполнил, а тихие слова Иконниковой, сказанные Духонину: «Уберите газетчиков от дома и смените охрану. Это политическое убийство, и его не следует раздувать».

Итак, я остался один. Так я тогда считал. Я считал, что Шура Шелест, Омельченко, Володя Артамонов и Менделевич — те, кто получил конверты, их уже передали Садальскому. А утром я увидел их имена в газетах. Ничего не говорилось только о нашем шофере и Омельченко, но нам рассказали друзья об их гибели. Неясно, что стало с Менделевичем и Шелестом и что могло случиться со мной. Но то, что меня спасла, если так можно выразиться, случайность, меня не радует.

— Садальского убили около восьми. Я думаю, что кто-то из названных тобою людей успел передать адвокату конверт, и он попал в руки убийц. Ты сделать этого не успел и тем самым сохранил его. — Лика облегченно вздохнула. — И еще. Бандиты могут подозревать кого угодно, но только не тебя. Ты даже не выходил из дому. Так что здесь есть свои плюсы.

Машина остановилась напротив отеля. Ребята расплатились и вышли.

Леня указал пальцем на тротуар по другую сторону улицы.

— Вон машина Иконниковой, а за ней стоит машина матери. Точнее, отца. Но в багажник без ключей нам не залезть. Сигнализация, блокиратор. Пустая затея. Да и письмо достать непросто. Минут десять понадобится, чтобы вскрыть колесо. Кажется, я перестарался.

— Важно, что оно на месте. Мать приедет домой, и ты спокойно вскроешь колесо в гараже. А я тебе помогу. У меня есть другая идея на данный момент. Зачем нам попусту терять время?

— Говори.

— Не струсишь?

— Чего мне бояться. Я уже стреляный воробей. Лика едва сдержалась от приступа смеха.

С воробьем она еще согласилась бы, но… Тощая долговязая фигура в пиджаке с чужого плеча, веснушчатое личико с пухлыми розовыми губками бантиком — все это никак не соответствовало жесткому заявлению, сделанному петушиным баском. Но решительность и смелость надо поощрять.

— Думаю, что ты единственный человек, которого примет Давид Менделевич. Езжай к нему и скажи, что ты должен завершить дело, начатое отцом. Он оценит твой порыв. Покажи ему письмо прокурора и объясни, что разоблачение назначено на завтрашнее утро. Времени на сомнения уже не осталось. Он обязан выполнить свой долг до конца.

— Ты права. Я сумею его убедить. А то кто же? А если он мне не отдаст конверт?

— Даже наверняка не отдаст, но он увидит, что у Зернова отважный и достойный сын, которому можно доверять. Пусть выдвинет свои условия. В записке упоминается его имя. Расскажи о Журавлеве. Все, что пишут о нем газеты, — ложь. Так Духонин хочет закрыть дело с массовыми убийствами. Думаю, Менделевич сам об этом догадался. Не дурак, наверное.

— Хорошо. Ты знаешь, где мой дом?

— Знаю.

— Сверни в проулок, ведущий к морю, иди вдоль забора. За третьей колонной пятая доска отходит в сторону. Там Катька лазает. Окажешься как раз за гаражом. В шесть вечера я буду тебя ждать.

— Обязательно дождись. Меня могут задержать непредвиденные обстоятельства, но я приду. Обещаю. Будь начеку.

Они простились. Лика проводила его на автобус.

4.

Провожая Леню, Лика прошла мимо машины, в которой сидел Шура Шелест. Их разделяло расстояние вытянутой руки, но они не заметили друг друга — каждый был занят собственными мыслями.

Шура по совету подполковника Елистратова сел на хвост самому Духонину. И вот чудо: он и впрямь чувствовал себя в полной безопасности, как муха на слоновом ухе.

Однако распорядок дня и поведение руководителя милицейского управления никак не вязались с представлением обывателей о тяжелых буднях стражей порядка.

Духонин выехал из дому в восемь утра. Для приличия заехал на работу, где пробыл меньше часа, а потом отправился на свою дачу. Впервые Шелест увидел воочию, как выглядит особняк скромного слуги народа. Наставления строителям Духонин отдавал своим обычным скандальным хамским тоном, после чего поехал дальше. Как выяснилось, и в шестьдесят лет некоторые бодрячки имеют красоток на содержании, и у одной из таких они побывали. Шелест, естественно, наблюдал из машины за нежной встречей, проходившей на балконе частного домика, который трудно назвать скромным. И, наконец, дорога его привела к гостинице «Приморская», где он в данную минуту и находился, подъехав одновременно с такси, из которого вышли Лика и Лелик.

Шелест знал, что в этой гостинице всегда останавливается губернатор во время краткосрочных визитов в Сочи. Сейчас он здесь. Ходили также слухи о конспиративном этаже отеля, куда не ступала нога простого смертного. Гостиница обеспечивалась особой охраной, и в ней селились гости особого статуса. Она даже в путеводителях не значилась. Что забыл здесь главный мент города? Ведь сотрудников милиции сюда даже на порог не пускают, они несут службу снаружи, как дворовые псы у строгого бездушного хозяина.

Возможно, тут Шура и нащупает ниточку, которая приведет его к цели. Шелест ерзал на сиденье. Машина полковника въехала в подземный гараж. Так просто туда не впустят без особого распоряжения. Значит, его здесь ждут. Минут через десять он увидел еще две машины, хорошо известные журналистам. На одной приехала жена спикера Думы Берзина Елена Иконникова, больше известная как Елочка. Она остановилась у центрального входа, а следом подкатила машина покойного Зернова и встала рядом. В отель женщины зашли вместе. Веселая компашка собирается… Он уже сутки убил впустую, и продолжать валять дурака не имело смысла. Он репортер по крови и характеру. Блюда из сенсаций — самая изысканная еда, удовлетворяющая голод любопытства. В таких случаях уже не думаешь о страхе и риске, а хватаешь «лейку» и бежишь сломя голову в гущу событий. Фотоаппарата у него не имелось, но с диктофоном он не расставался, как оперативник с пистолетом. Самое поразительное заключалось в том, что он никак не мог понять, каким ветром вдову Зернова занесло в стан врагов. Тут пахнет жареным. Придется идти напролом.

Проблемы, конечно, имелись. Как обойти охрану незамеченным и где искать тайную комнату из тысячи существующих? Но Шелест знал одно: под лежачий камень вода не течет — девиз каждого мало-мальски популярного газетчика.

Сдерживающим фактором оставался конверт Зернова. Если его схватят, то надежды выкарабкаться не будет. На этом здании висела невидимая табличка: «Забудь надежду всяк сюда входящий». Ему нужен посредник, которого очень непросто найти. Человек, которому можно доверять. На данный момент он мог положиться только на Машу Менделевич. По-человечески, как мужчина, он не имел права подвергать девушку опасности, но цель оправдывала любые средства. Он обязан использовать любой шанс, не считаясь с последствиями.

Шелест вышел из машины и отправился в ближайшую телефонную будку. Он знал, что Машка ждет его звонка и злится. Он не хотел перед ней оправдываться и втягивать в свои проблемы, но другого выхода не видел.

— Ну и куда ты пропал, бабник поганый? Так началось приветствие девушки.

— Маша, у меня неприятности…

— Сифилис подхватил? Где моя машина? Баб катаешь? Я тебя ненавижу! Ты…

— Машина стоит в гараже моего приятеля, а я езжу на его развалюхе. Заткнись и слушай. Мне некогда с тобой базарить. Все объясню потом.

— Ты мне обещал пустить по боку все свои репортерские дела, стать нормальным человеком, иначе отец тебя на порог дома не допустит. Ты забыл…

— Прекрати истерику. Моя работа ни к радио, ни к газетам отношения не имеет. Твой отец в курсе. Он тоже повязан с этим делом. Но сейчас не время вдаваться в подробности. Слушай меня внимательно и строго исполняй инструкции. Езжай в нашу квартирку и жди меня до темноты. Если не появлюсь, мчись в наш пляжный домик. Под верхней ступенькой отодвигается доска. Подними ее. Под ней лежит голубой конверт. Запомни. Если я не нарисуюсь до темноты, возьми этот конверт и передай его подполковнику Елистратову. Лично в руки и без свидетелей. Запомнила?

— Что значит, не придешь? Дурак ты безмозглый… Шелест положил трубку. Все, что скажет ему Маша, он знал. Во время разговора он не спускал глаз с центрального входа и ворот гаража. Духонин не появлялся. Происходит что-то серьезное. Ждать больше нельзя. Важно проникнуть в цитадель незамеченным. Если там находятся ребята, которые за ним гнались, то вряд ли они видели его в лицо. Возможно, пронесет. Опыт ему подсказывал: работать в лоб — значит расшибить его о стену. Нужно искать обходные пути и маневрировать.

Шура Шелест перешел дорогу и обошел здание с тыльной стороны. Отсюда из окон открывался вид на море и прилегающий к отелю парк с клумбами, пальмами и кипарисами. Изящные фонтаны завершали изумительную картину райского уголка.

Здесь также имелось несколько входных дверей. Одна, обшитая жестью, вела в котельную, если верить табличке, другая, судя по бакам с пищевыми отходами, — в кухню одного из ресторанов. Тут не просочишься. Ресторан наверняка находится под присмотром, и чужака заметят сразу.

На двери котельной висел тяжелый замок. Отмычек у репортера не было, да и пользоваться ими он не умел. Но он заметил другую лазейку — окна подвала, прикрытые кустарником. На них не было решеток. Правда, они слишком узкие, но если постараться…

Намочив свой носовой платок в фонтане, он прогулялся вокруг, улучил момент и юркнул в кусты, изрядно поцарапав лицо и руки колючим шиповником. Сейчас он на такие мелочи не обращал внимания. Прилепив платок к стеклу, он ударил по нему кулаком, и оно треснуло. Вынув стекла, Шелест лег на спину, просунул ноги. Окна подвала находились под самым его потолком. Прыгать не очень приятно, но выползти назад он уже не мог, его изогнуло в дугу, как гимнастку в цирке. Шелест вцепился в раму и сделал последний рывок. Полусгнившая доска треснула, и он полетел вниз.

Приземление смягчил пиджак, зацепившийся за вентиль трубы. Духота, полумрак, толстый слой пыли и трубы всевозможных размеров и диаметров, сотни вентилей и приборов со стрелками.

Он с тоской глянул на узкую полоску окон под потолком. Войти — вошел, а о выходе придется забыть. К лазейке не подберешься.

Шелест прошел вдоль стены и добрался до стальной лестницы, ведущей к массивной двери из кованого железа. Вместо ручки на двери было колесо, похожее на руль троллейбуса. Он начал его крутить, и оно легко поддалось. Когда колесо застопорилось, Шура налег на дверь плечом, и она медленно открылась. Так он очутился в прохладном узком коридоре, освещенном несколькими стеклянными плафонами в металлических панцирях.

Дойдя до конца коридора, он обнаружил еще одну круто взвивающуюся вверх железную лестницу, похожую на корабельный трап, и справа небольшую комнату. Это была рабочая раздевалка. Деревянные шкафчики со спецовкой, инструменты, пустые пивные бутылки, стол с рассыпанными фишками домино и деревянные скамейки.

Решение пришло само собой, и через несколько минут Шура Шелест превратился в рабочего человека. Синий комбинезон с эмблемой отеля на груди и спине, промасленная кепка, надвинутая на глаза, пара мазков грязи на лице для конспирации и чемоданчик с инструментами в руках. Такой наряд мог стать лучшим пропуском в любое помещение, где есть железяки.

Теперь, уверенный в себе, он направился дальше. Поднявшись этажом выше, Шелест сунулся в одну из дверей, но она оказалась запертой. Следующая тоже. Ни одна из дверей не открывалась. Стало ясно, что охранники не зря едят свой хлеб. Не любят они неожиданностей и лишних лазеек. Чем меньше дверей, тем спокойнее.

Пришлось подниматься еще на этаж выше. Дальше лестниц не было. Всего две двери, и одна из них открылась. Он попал в холл второго этажа.

Человека четыре стояли справа у окна. В руках рации. Это не тот этаж. Осиное гнездо выше. Так он слышал, но сам в гостинице никогда не бывал.

Пересекая холл, он увидел перед собой лифт, возле которого стояли двое парней. Ноги на ширине плеч, руки за спиной. Картина из фильма «Семнадцать мгновений весны». Слева — парадная лестница, там четверо. Нет, двое лучше, чем четверо.

Слева от лифта дверь. Надпись: «Служебное помещение. Посторонним вход запрещен».

А если он закрыт? Поцеловаться с дверью и вызвать интерес у костоломов? Но в лифт они его точно не пустят. На раздумья времени не оставалось. Ноги то шли, а расстояние плевое. Вот он и воткнулся в дверь с предупреждением для посторонних, а она возьми и откройся.

Он вошел и вытер кепкой пот с лица. А дальше?

Темно. Он ничего не видел, но отчетливо слышал шум лебедки, таскающей лифт по этажам. Ощупав стену, его рука попала на выключатель. Вспыхнул свет. Небольшая комната, а справа решетчатая дверь с замком. За ней шахта лифта. Мимо него вверх прошла кабина.

Выйти из помещения и уйти? Куда? Но и здесь выхода не было. Шелест подошел к решетке, глянул вслед идущему вниз лифту. Он заметил на крыше кабины ручки люка. Через него можно попасть внутрь. Уже выход. Рискованный, но реальный. И подняться можно куда угодно.

Репортер покопался в инструментах и нашел то, что помогло ему с легкостью справиться с замком. Решетка распахнулась. Под ним находилась квадратная шахта этажа в три. Впрочем, он поднялся по трем пролетам, значит, находился на втором, учитывая подвал. Лифт спускался ниже. Гадать не имело смысла. Он уже загнал себя в тупик, и ему оставалось действовать, а не размышлять. Он встал на самый край перед шахтой. Когда кабина пошла вверх и когда крыша сравнялась с порогом, он просто перешагнул черту и оказался на подъемнике, крепко ухватив трос обеими руками. Перед глазами мелькали двери с номерами этажей. Если кто-то решит поехать на последний, то его сомнет в гармошку. Репортер осторожно лег, свернувшись в калачик. Резкие движения и лишний шум могли услышать в кабине.

На девятнадцатом этаже кто-то вышел. На всем протяжении подъема Шелест не видел больше ни одной решетки с площадкой. Весь цементный колодец имел идеально гладкие стены.

Он принялся изучать крышу. Ремонтный люк находился сбоку, по левую руку от него, и запирался на защелки, как старый чемодан. Он снял их и приподнял крышку. Люк был не единственной преградой для проникновения вовнутрь. Сантиметрах в десяти располагалась стальная рама, на которой крепились матовые стекла, скрывавшие люминесцентные лампы. Каждое такое стекло размером пятьдесят на пятьдесят сантиметров держалось на обычных деревянных вертушках. Если стекло вынуть, то можно очень легко спрыгнуть в кабину. Если, конечно, пол выдержит. Но и прыгать вовсе не обязательно. Спуститься на вытянутых руках, повиснуть — и до пола останется всего ничего. Нужно дождаться подходящего момента, и дело в шляпе.

Неожиданно лифт дернулся и пошел вниз. Шелест едва успел ухватиться за трос, крышка люка соскочила, и он ее поймал у края кабины. Его пот прошиб при мысли о ее падении в шахту.

Короткий путь закончился на четырнадцатом этаже. Двери открылись, и кабина заполнилась. Послушная машина заработала и поползла вниз. Сквозь матовое стекло он различал только силуэты. Их было трое.

И вдруг Шелест услышал знакомый голос. Он звучал очень отчетливо.

— Какие будут указания? — раздался низкий баритон.

— Мне не нравятся планы Рубина, пропади он пропадом. Парень перегибает палку. Похоже, ему настал конец. В такой горячке он может наделать глупостей.

Вот оно долгожданное интервью! Репортер обалдел от счастья. Голос принадлежал губернатору. Сомнений не оставалось. Шелест вытащил диктофон из нагрудного кармана и, включив его, положил на раму между стеклами.

Четкая отрывистая речь. Его ни с кем не спутаешь.

— Вряд ли мы сумеем устранить его, Николай Николаич. Мы не готовы, а он отгородился баррикадами со всех сторон, — возразил приятный баритон. — Как вы полагаете, он способен отразить массированный удар?

— Хуже всего, что ни он, ни я не знаем, от кого придется обороняться. Все зависит от силы, влияния и подготовленности противника. В любом случае, разоблачение нас не устраивает. Это грозит скандалом и провалом приближающихся выборов.

— Мы этого не допустим.

— Есть реальные предложения?

— Полковник Коптилин. Своим положением он обязан вам, и это вы отдали его в распоряжение Рубина. Задание Коптилину можно изменить с плюса на минус. Ему без разницы, на кого направлять штыки. Был бы приказ.

— Я подумаю над вашим предложением.

Лифт остановился на третьем этаже, и все вышли.

«Нет, — решил Шелест, — рано еще покидать экспериментальный корпункт. За тридцать секунд записана информация, за которой можно гоняться годами».

Важнейшее открытие! Губернатор связан темными делами с вице-мэром, который и является главным охотником за конвертами, а в качестве гончих псов использует спецслужбы, находящиеся на легальном положении.

Выводы: они провели консультации с Рубиным. К общему знаменателю не пришли. Бункер вице-мэра находится на четырнадцатом этаже, и он сейчас в Сочи, а не на Канарах. Причем действует, и очень активно. Какой следующий шаг предпримет Рубин, неизвестно, но не простой, если губернатор напугался и решил остановить вице-мэра радикальным способом.

Война только началась, и неизвестно, сколько голов еще слетит с плеч, пока не наступит мир. А точнее, не мир, а грандиозный скандал с фейерверком!

Лифт вновь дернулся. Шелест притих. Кабина остановилась напротив цифры четырнадцать.

ГЛАВА V

1.

Здание яхт-клуба «Посейдон» с верандами на каждом из трех этажей не имело определенного стиля и строилось по чертежам дилетанта, любящего роскошь, но ничего не смыслящего в архитектуре. Ограда в виде стилизованных стальных копий позволяла видеть всю территорию, но пятиметровая высота не допускала перешагнуть запретный рубеж любопытствующим.

Обход Журавлеву ничего не дал. Секретарь прокурора все описал правильно. Клуб стоял на скале, а лавры альпиниста детектива вовсе не прельщали, несмотря на имеющийся опыт в этом деле.

Центральные ворота были закрыты на цепь с замком, а за ними прогуливались еще и охранники с резиновыми дубинками и поясами, на которых висела увесистая кобура. Крепкий бастион — ничего не скажешь, и других ворот не было. Что можно охранять с такой тщательностью?

Журавлев не ждал радушного приема и братских объятий. Он понимал, что здесь его не ждут и не мечтают о встрече с ним. Да и сам он не очень-то хотел попасть туда. Просто желал убедиться в своей правоте либо в заблуждениях. Нет ничего хуже, когда не знаешь, с чего начать.

Он окинул взглядом ворота и подумал: «Как люди могут отдыхать и веселиться, чувствуя себя экспонатами зоопарка, намертво запертыми в свои клетки?»

Один из охранников, здоровенный детина, выставленный для показухи и устрашения, покосился на помятого мужика у ворот.

— Проваливай! — вяло обронил он.

Второй мордоворот пребывал в более веселом настроении и добавил:

— Малый пришел поразвлечься.

«Почему бы не поддержать светскую беседу, — решил Журавлев. — В споре рождается истина».

— Странно. Мне всегда казалось, что огородные пугала не умеют разговаривать. Ну раз вы механические, то вам придется открыть мне ворота.

— Смотри, Витек, это дерьмо заквакало.

— Слушай дядю, чурбан. Открывай ворота, а то, не ровен час, окажешься с моей стороны с отпечатком подошвы на заднице.

— Давно в больнице не бывал?

Разговор не клеился.

— Скоро побываю. Принесу тебе передачу. Охранник оскалился. Вот-вот бросится на забор.

— Сейчас я сделаю из него фрикадельку…

— Погоди, Степа. — Веселый выступил вперед. — Ты чего, парень, нарываешься?

Задав свой глубокомысленный вопрос, он вплотную подошел к решетке.

— У меня пакет для Егора Рубина. Велено передать ему в руки. Он его ждет. Что будет, если не дождется? Я ведь и уйти могу.

— Оставь нам, мы передадим.

— Не пойдет. Мне нужна расписка в получении. Или вы действительно думаете, что меня интересуют ваши клумбы с розами? Вам я ничего не дам. Если десяток таких связать в один пучок, то вы не потянете на стоимость марки, наклеенной на конверте.

Охранники переглянулись.

— Ладно, Витек, позвони Большакову. Пусть решает.

Витек, громыхая коваными башмаками, направился в кирпичную будку размером с общественный сортир.

Степа тем временем не спускал глаз с наглеца, крутящего ключи на цепочке у ворот.

— Где-то я уже видел твою наглую рожу, и она мне не нравится.

— Согласен. Заберем свое заявление обратно и не пойдем под венец.

— Где-то я тебя видел?

— В Кремле. Я ходил на прием к Президенту, а ты стоял в карауле на лестнице. В комендантский полк вот таких и набирают, кто умеет ногами шлепать, а голову пользуют для ношения фуражки.

— Ты можешь пожалеть, парень!

— Укусишь? Цепь коротка.

— Пропусти его, Степа, — крикнул от будки напарник. — Пусть возьмет трубку. Большаков хочет задать ему пару вопросов.

Зазвенели ключи, заскрипели петли, и Журавлев оказался на территории. Теперь и укусить могли. Те еще церберы. Он чувствовал себя голым в клетке с хищниками.

К счастью, на куски его не разорвали, и он решил, что первый этап пройден успешно. По скалам взбираться не пришлось.

Будка изнутри светилась датчиками. Сигнализация на уровне. Витек размером со слона подал ему трубку.

В трубке послышался резкий фальцет, режущий слух.

— Какой еще конверт? Мне не оставляли никаких инструкций относительно специальной почты!

— А вы уверены, что перед вами обязаны отчитываться люди ранга вашего хозяина? Знаете обстановку в городе? Какие могут быть инструкции, когда все мысидим на пороховой бочке! Ваше дело — принять и дать расписку, а не рассуждать.

— Ладно, ладно. Сейчас к вам выйдет человек. Передайте трубку Степану.

Журавлев вернул трубку охраннику.

Они поменялись местами, и Вадим вышел на свежий воздух.

— Тебе придется сдать свой шпалер, парень.

— Глазастый. Но каждый из нас охраняет свой участок.

— Вот именно. Ты на нашей территории, и здесь мы за все отвечаем. Будешь уходить, получишь свой ствол обратно.

Не имело смысла спорить. Журавлев сдал оружие.

— Серьезная машина.

— У вас тоже не пугачи.

По аллее к воротам шел еще один представитель славной когорты стражников мавзолеев.

— Идите за мной, — гаркнул он, приближаясь. Журавлев пошел — а что делать? Каша заварилась, воду замутил, а смысл? Чего он добился? Дурью мается и время теряет.

Двери дома из мореного дуба открыл стоявший на веранде костолом. В холле валяли дурака еще двое. Не клуб, а казарма. Однако нужны серьезные причины, чтобы кормить такую ораву бездельников.

— Идите наверх.

Сопровождающий пропустил посетителя вперед. Все правильно, согласно инструкции.

Лестница из белого мрамора, золоченые люстры с хрустальными подвесками, картины маринистов, ковровые дорожки на полированном паркете, шелк на окнах. Обстановка не казарменная.

Поднявшись наверх, они пошли по широкому коридору, по обеим сторонам которого располагались кабинеты с образцовыми именными табличками. Но ни одна из них не принадлежала Егору Рубину. Они свернули налево и дошли до конца. Бронзовая табличка на двери гласила: «Лазарь Большаков».

И о чем с ним разговаривать? Начинать надо с конвоира. Журавлев вел себя послушно и этим усыпил на мгновение бдительность сопровождающего. Тот сделал шаг вперед, поравнялся с гостем, поднял руку и сам постучал в дверь. Стук, стук, стук… Журавлев успел выхватить из его кобуры пистолет и сделать четвертый «стук» по затылку конвоира.

Достучались оба. Один завалился на пол, а другой вошел в кабинет. Второй этап выигран.

— Встать! Руки на затылок! К стене!

Журавлев подскочил к столу, выдернул из-за стола плюгавого мужичка, словно авторучку из колпачка, и швырнул на диван. Падал тот долго и шумно, снося по пути журнальный столик со стеклянной крышкой и кресло.

Мужичка напугали не пистолеты, а горячий кофе, которым он облил брюки. Больно же, горячо!

Худенький, низенький, в очках, с непропорционально большой головой и курчавой шевелюрой, как у периферийного скрипача.

Журавлеву стало стыдно, ему показалось, что он обидел ребенка. Правда, покой этого хлюпика охраняли железные мускулы тех, кто остался за дверьми. И все же…

— Бог мой! Как вы меня напугали! — возмутился странным образом хозяин, усаживаясь на диван и стряхивая с брюк невыводимое пятно.

— Заткнись, Лазарь. У меня три минуты и тридцать три вопроса. Не ответишь, я еще одно пятно посажу на твоем костюме. Кровавое.

Поправив очки, хозяин оценил обстановку и все понял.

— Вы меня спутали с бухгалтером. Деньги у него, а я старший метрдотель. Сижу на телефоне и принимаю заказы на вечер.

— Ах ты, пудель недорезанный, так ты здесь единственный хозяин?

— Ответственный, а не хозяин. Днем здесь никого не бывает. Клуб открывается в восемь вечера и работает до шести утра.

— И Рубин будет вечером? Где его кабинет?

— У него нет своего кабинета, и он не докладывает, когда будет, а когда нет. Он человек очень занятый. И со мной он не общается. Один только раз выплеснул мне в лицо вино. Ему не то подали. Вам надо обратиться к управляющему, они на короткой ноге с Рубиным и часто видятся.

— Где управляющий?

— Будет, как всегда, к восьми вечера. Журавлев понял, что третий этап он проиграл. Но хоть какая-то польза должна быть от этого бездарного похода.

— Где мне найти управляющего?

— Дома. Збруев Василий Павлович живет в районе Новой Зари на улице Макаренко, дом два. Очень милый домишко.

— Его дом охраняет такая же свора?

— Никто его не охраняет. Кому он нужен? Спит человек, ему еще всю ночь перед капризными барышнями изголяться.

— Напиши ему записку, я продиктую.

— Зачем? Я для него халдей, он меня и за человека не считает.

И то верно. Журавлев злился на самого себя. Все впустую! Сам перед собой строит заборы, чтобы доблестно преодолевать их. А люди идут прямой дорогой и только смеются над ним: мол, куда тебя, дурака, понесло, тротуара тебе мало?

— Позвони гориллам на ворота и прикажи им вернуть мой пистолет. Живо, пудель!

— Боже мой, ну причем здесь обезьяны и собаки? Вы можете говорить по-человечески. Вас никто не обзывает.

Детектив подхватил метрдотеля за шиворот и подтащил к телефону.

— Звони, и не балуй!

Он приставил пистолет к щеке несчастного. Тот набрал три цифры и ждал.

— Але, кто это? Степан? Пудель гово… Это я. Сейчас выйдет наш дорогой гость, верните ему пистолет и непременно извинитесь… Он возмущен, и совершенно справедливо. Все!

Подвешенный за ворот смокинга, Лазарь опустил трубку, после чего его поставили на твердую почву.

— Насчет извинения ты прав, — улыбнулся налетчик и спросил: — Куда ведет эта дверь?

— В чулан. Там у меня гардеробная.

— Отлично. Ты мне поможешь. Идем.

— Куда?

— Поможешь затащить в подсобку твоего дружка. Он уснул прямо перед твоим кабинетом.

— Вы его…

— Нет. Он спит. Давай, Лазарь, поторапливайся. Надеюсь, его туша поместится в чулане.

Поднять тушу им не удалось, дотащили до подсобки волоком. Задыхаясь, метрдотель достал из кармана ключи и открыл подсобку.

— Отличная квартира. Здесь места на двоих хватит.

— Что значит «на двоих»?

— Я не хочу, чтобы после моего ухода ты схватился за телефонную трубку. Через часок твой дружок очнется и вышибет дверь. Не очень-то расстраивайся.

Лазарь не сопротивлялся. Журавлев запер их в чулане, оставив ключ в двери. Кабинет опустел.

Охранники встретили гостя, насупив физиономии. Правда, прежней злобы во взглядах уже не было. Витек вернул ему пистолет и сухо пробормотал:

— Ладно, мужик, ты нас извини, но уж больно вид у тебя затрапезный.

— Через недельку у вас будет такой же. По ту сторону забора приходится работать, чтобы не сдохнуть с голоду.

Журавлев вышел в открытую калитку. За спиной заскрипели петли, зазвенели ключи, лязгнул замок. Ему показалось, будто его выпустили на свободу после долгой отсидки. Трава показалась слишком зеленой, а небо — слишком голубым.

2.

Появление Елочки в офисе четырнадцатого этажа в гостинице «Приморская» Рубиным не планировалось. Ее неожиданные появления начинали раздражать вице-мэра. Сейчас он находился в запарке, приходилось решать массу вопросов, и он не хотел отвлекаться от главных дел. С другой стороны, идея снять Берзина с политического Олимпа принадлежала ей, и она права в том, что такую рокировку должен сделать губернатор. Однако жена Берзина, отстраненного от дел, ему больше не нужна. Женщин и без нее хватает, а такие, как Елена Иконникова, становятся опасными. Слишком умна и слишком много знает. И если она найдет себе нового покровителя из стана врагов, то положение может стать непоправимым.

Елочка должна уйти из жизни тихо и незаметно, но чуть позже, когда решат проблему с ее мужем.

Другого выхода Рубин не видел. Елочка сильная женщина, и ее не устроит положение жены отставного спикера или его вдовы. Она захочет играть по-крупному. А сейчас с ней надо обходиться почтительно, дабы не настораживать раньше времени.

Рубин старался, но скрыть свое раздражение ему удавалось плохо.

— Ты ведешь себя неосторожно, дорогая. Не забывай, что ты в городе человек заметный, — сказал он, целуя ей руку.

— В отеле остановился мой знакомый продюсер из Греции. Это что касается публики. Но я привезла сюда госпожу Зернову. Она в таком состоянии, что способна наделать шум. Не забывай: они с мужем были единым целым. Она в курсе всех его дел. Разумеется, Оксана никогда ничего не расскажет. Даже со мной, своей лучшей подругой, Оксана всегда держала рот на замке. Она внизу, в холле.

— Ее сюда никто не пропустит.

— А ты сделай так, чтобы пропустили. Женская месть не всегда разумна, но всегда коварна. Она сейчас осталась в полном одиночестве, и я не знаю, что ей может прийти в голову. Мне удалось убедить ее не объяснять журналистам причину смерти мужа. Она согласилась, но тогда, в тот момент, Оксана не отошла еще от шока. Кажется, временная заморозка начала отходить. Я вижу в этом только вред, а не пользу.

— Убедительно аргументируешь.

Иконникова выдала ему все о женской логике поведения, и он лишний раз убедился, что и сама Елочка в ближайшее время, оказавшись на месте Зерновой, не будет молча утирать слезы. Она еще страшнее и коварнее. По сути, в интригах ей нет равных.

С вымученной улыбкой Рубин поцеловал даме ручку и, подойдя к столу, нажал кнопку звонка.

В кабинет вошел тяжеловес, отталкивающая внешность которого явно свидетельствовала о том, что этот человек большую часть своей жизни провел на ринге и в спортзалах.

— Спустись вниз, найди даму. Ее зовут…

— Оксана Борисовна, — добавила Иконникова.

— Приведи ее сюда и оставь пару халдеев за дверью. Возможно, ее придется обслужить.

— Ее нетрудно узнать, она в трауре, — уточнила женщина.

— Я все понял.

— Будь с ней деликатен и почтителен. Телохранитель вышел.

— Ты виделся с губернатором, Егор? — спросила гостья, закуривая сигарету и отходя к окну.

— Он недавно ушел отсюда. Мануйлов сделает все, что нужно. Я ему напомнил о своем участии в период выборов.

— Напрасно. Он и сам все помнит. А у тебя и без того врагов хватает. Положение наше — дрянь! Время работает на противника…

— У страха глаза велики, Елочка. Работа ведется по всем направлениям. Пять минут назад Духонин получил взбучку. Теперь зашевелится. Все механизмы закрутились на полную мощь. Этот день войдет в историю.

— А последствия?

— Ситуация у меня под контролем. Твой муж не опасен. Не идеализируй его. Без поддержки, документов и единственного сына он бессилен. Остается убрать лишних свидетелей. Найти человека и уничтожить его проще, чем искать спрятанный им конверт. Я понял главное: они не знают, что им делать с документами и кому их передать. А значит, документы лежат мертвым грузом в тайниках. И найдет их тот, кто спрятал. А если его уже нет в живых? В этом я вижу главную задачу на сегодняшний день.

— Мелкий подход, слабый размах. Проблема состоит в том, что ты до сих пор не знаешь, с кем воюешь. Есть человек или люди, которые тоже не сидят на месте. Существует адресат, не получивший конверты вовремя, и он их ищет. Я думаю, что им тоже известны имена курьеров. И в этом случае ты лишь пытаешься вбить клин между теми, кто стремится друг к другу.

— На меня работает весь город.

— Всего лишь скачки! Ипподром — это игра. Помни, что ты поставил все на темную лошадку.

В дверь постучали. В кабинет вошла вдова.

Рубин окинул ее оценивающим взглядом. Перед ним стояла высокая стройная женщина лет сорока, каштановые густые волосы которой были покрыты черной газовой косынкой. Без макияжа она выглядела обычной и неприметной, хотя черты лица казались правильными и даже приятными. О возбужденном состоянии гостьи можно было судить по нервным движениям ее рук, которыми она мяла сумочку, отделанную черным бисером.

— Примите мои соболезнования, уважаемая Оксана Борисовна, и простите, что не смог приехать на панихиду. Срочно отозвали из отпуска в связи со съездом высокопоставленных персон из Москвы. — Рубин глянул на своего телохранителя, стоявшего за спиной у гостьи. — Возьми ключи у Оксаны Борисовны и загони ее машину в гараж. Сегодня запретили оставлять личный транспорт у подъезда. Слет есть слет.

— Будет сделано.

Вдове ничего не оставалось, как передать ключи охраннику. Выражение ее лица не предвещало благостности предстоящему разговору.

— Проходите. Устраивайтесь поудобнее. Готов сделать все, чтобы помочь вам в трудную минуту. Ваш покойный муж был моим соратником и единомышленником.

— Мне нельзя помочь, господин Рубин, — тихо сказала вдова, не трогаясь с места. — Моего мужа, убитого вами, уже не вернешь.

— Я понимаю, вы взволнованы и убиты горем, но советую вам держать себя в руках.

— Стараюсь как могу. Вы, очевидно, знаете из докладов своей агентессы, — Оксана кивнула в сторону стоявшей у окна Иконниковой, — что я читала доклад, составленный убитыми вами мэром, моим мужем и еще живым Берзиным, супругом этой дамы. Думаю, его смерть не за горами. После того как вы похитили сына Берзина, он не смог закончить работу, и это сделал за него мой муж.

— Вы тронулись рассудком. Свою лучшую подругу обвиняете в предательстве.

— Ни сумасшедших, ни дураков среди нас нет. Ни покойный мэр, ни Берзин, ни мой муж не могли вам ничего рассказать о докладе и о том, что вас ожидает разоблачение. Вы могли узнать об этом от губернатора. Но куда этот доклад попал, в чьих руках оказался после смерти мэра, вам могли рассказать только я или она. Я этого не делала. Вывод прост. Поняв суть, я поинтересовалась, как и каким образом ваша Елочка вылезла в свет. Мне помогли раскопать ее прошлое. Я думаю, что Берзин пересмотрит свои взгляды на собственную слабость и нерешительность, когда узнает правду.

— Спасибо, что предупредили. Будем считать и вас моей агентессой. Но мне непонятна все еще цель вашего визита. То, что сделали муж Лены и ваш супруг, в наших кругах называется предательством и сурово наказывается. Эти продавшиеся политиканы поднялись на свои пьедесталы с моей помощью. Они были пустым местом. Никем. Я их вывел в люди. А они нагадили в ту миску, из которой их кормили! Решили жрать с чужих рук?! Гангрена подлежит ампутации. Надо уметь проигрывать. Хочу подчеркнуть: я не начинал войну. Я защищаю свои интересы и тех, кто этого достоин. А самооборона не наказуема!

— Заблуждаетесь.

Оксана расстегнула сумочку, и в ту же секунду в комнату вошли два официанта в белых смокингах. Один остался стоять в дверях, другой подошел с подносом к столу, на котором стоял штоф запотевшей водки, стаканы и нарезанный черный хлеб.

— На помин души усопшего.

Возвращаясь к двери, он ловким движением вырвал сумочку из рук вдовы и высыпал содержимое на поднос. Среди женских безделушек лежал короткоствольный револьвер.

— Извините, но у нас свои правила гостеприимства.

— Идите, — коротко приказал Рубин. Официанты вышли.

Лена Иконникова стояла спиной к двери и не реагировала на происходящее. Она наблюдала в окно, как машину подруги отгоняют в гараж. Она улыбалась. Одно то, что она здесь присутствует, грело ей душу. Оксана была ей ненавистна. За все. За то, что родилась в хорошей крепкой семье, получила образование, вышла замуж по любви, родила и воспитала сына. Ничего подобного в жизни Елочки не случилось. Грязь, унижения, послушание, ненужные ей мужчины, фальшивые улыбки, ложь и опустошение.

— Я думал, вы умнее, уважаемая Оксана Борисовна, — холодно цедил вице-мэр. — Наивно рассчитывать на успех, выстраивая планы, заведомо обреченные на провал. Вы очень огорчили меня.

— Огорчу еще больше. Я и сама составила доклад. Сделала копию. Пусть он не так больно стегнет вас по зараженным гангреной ногам, но будет чувствительным. Копия — не оригинал, но тоже жалит. Хотите вы того или нет, но он попадет в руки правосудия. Мои адвокаты знают, что надо делать.

— Блефуешь, дорогуша! — злорадно усмехнулся Рубин. — Любое обвинение требует доказательств. Документов, печатей, подписей. А ты сумасшедшая. Вот это я сумею доказать. Полежишь в клинике доктора Веймера — и любая комиссия признает тебя полной идиоткой. Свихнулась баба на почве смерти своего мужа. Твоя попытка шантажа обернулась тебе же во вред. Ты подбросила монетку и загадала «орла». Но в политике не рассчитывают на удачу. Я поймал твою монетку в воздухе и повернул ее той стороной, какая устраивает меня.

Он вновь нажал на кнопку звонка. Официанты вернулись. У одного из них вместо подноса в руках был шприц.

— Вдова на грани нервного срыва. Дайте ей успокоительное.

Оксана вздрогнула. Теперь ей конец. Глупо получилось. В отчаянии она вскрикнула:

— Мой сын знает все, и он продолжит дело отца. Вы не уйдете от ответа!

Сильные руки схватили ее, и что-то кольнуло под лопаткой. Голова закружилась, и в угасающем сознании промелькнуло лицо Леньки. Боже, какая же она дура, зачем же произнесла его имя…

— Уберите ее, — приказал хозяин. — Так, чтобы и следов не осталось. И найдите мне отпрыска этой бешеной семейки. Возможно, щенок что-то слышал. Отправьте его к Веймеру в клинику. Там у него язык быстро развяжется.

Бесчувственную женщину подняли на руки и вынесли из кабинета.

Лена с ужасом наблюдала за происходящим. Она не раз прикидывала, каким образом это чудовище будет от нее избавляться, когда отпадет в ней необходимость. Теперь она воочию видела, как обходятся с отработанным материалом. Его она ненавидела больше остальных. Но ей мешал страх. Панический страх лягушонка перед удавом.

В кабинет заглянул боксер.

— Приехал профессор Веймер.

— Пусть зайдет. Приготовь машину и продукты. Мы с Елочкой отправляемся на яхту. Через час или раньше. Тяжелый день еще не кончился.

3.

Не каждый сможет в течение нескольких часов лежать согнутым в дугу на металлических переборках. Шура Шелест смог. Хотя ноги и спина затекли, а руки покрылись масляным налетом. Кто бы взялся посчитать, сколько раз он вместе с кабиной поднялся и опустился и как это выражалось в километрах.

Лифт работал неустанно, с короткими передышками. Пауз никак не хватало для перехода с крыши в кабину.

Зато он собрал столько информации, что ее хватило бы на многотомник. К тому же охранники Рубина то и дело мотались вниз и любили поболтать, так что Шелест знал, кто у вице-мэра на приеме и кого он ждет. Самое глупое, что он сейчас мог сделать, так это попасть к ним в лапы вместе с диктофоном. Такое дело завалить мог только… нет, никто не мог. Рисковать он не имел права.

Каждый раз, как только лифт останавливался на четырнадцатом этаже, Шелест включал диктофон и приставлял ухо к окошку. Любого гостя вице-мэра встречал и провожал телохранитель, и он понял почему. Кто-то спросил охранника:

— Это же лифт, а не автомобиль, почему вы все время ключ вставляете в прорезь и поворачиваете его, перед тем как нажать кнопку?

— Без ключа четырнадцатый этаж блокируется. Вы на него не подниметесь и с него не спуститесь, если только по пожарной лестнице. В других лифтах и вовсе нет кнопки с номером четырнадцать.

— Ваш шеф перестраховщик.

— Ошибаетесь. Он человек осторожный и предусмотрительный.

— Может быть, я неправильно выразился.

Голос Духонина, которого он преследовал около суток, ему тоже услышать довелось. Мужик в ярости. Связь главного милиционера с главным преступником была полностью подтверждена, но доказательств — никаких. Важно, что Шелест знал об этом, и сутки не были выброшены в урну потерянного времени.

Сейчас лифт спускался в подвал. Голос, уже набивший Шелесту оскомину, снова давал распоряжения кому-то невидимому.

— Вот, возьми ключи и загони в гараж «форд», он стоит у центрального входа. Подгонишь его прямо к лифту, а я пойду договорюсь с охраной.

Репортер посчитал, что до выездных ворот идти минуты две, полминуты на распоряжения и две на об ратный путь. Этого времени ему хватит. Как только двери кабины открылись и люди вышли, Шелест отодвинул заглушки, вынул стекло, сбросил вниз ноги и, перехватившись за стальную раму, повис над полом. Спрыгнул он мягко и почти бесшумно. Ключа на кнопочном блоке не было. Он знал, что «форд», стоявший у входа, принадлежит Оксане Зерновой, которая сейчас находится у Рубина. Ей он мог доверять. И она ему доверяла. Двое суток прошло с ее именин, а они так и не сумели пообщаться. Во всяком случае, Оксана вытащит его из ловушки и отвезет на безопасное расстояние. Там они вместе подумают, что им делать.

Шелест выглянул из кабины. Никого. Ближайшая машина стояла в пяти метрах. Он пригнулся, перебежал короткий отрезок и буквально подкатился под высокий «джип». Сейчас он выскочил из первой мышеловки, остальное проделать проще. Лежа на холодном асфальте, он видел, как «форд» въехал в гараж и подкатил прямо к лифту. Отлично. Распорядитель вернулся от ворот, и они вместе с шофером уехали наверх.

Шелест вылез из-под машины и перебежал к «форду». Сначала он хотел лечь на заднее сиденье, но подумал, что охранники на воротах его смогут заметить. Ключи торчали в зажигании. Сигнализация отключена. Самое надежное — это багажник. Шелест так и сделал. Залез в багажник, но захлопываться не стал, а, стащив с шеи галстук, зацепил петлю и прижал его, оставив небольшую щель. Будет чем дышать. И опять ему пришлось свернуться в дугу. Бедная, бедная спина, еще немного — и он вообще не сможет ее разогнуть.

Вскоре лифт вернулся. Из него вышло много людей, а не одна Оксана. Что-то тяжелое тряхнуло машину, будто в нее бросили мешок. И вновь он услышал голос распорядителя.

— Вы двое — к Зернову домой. Возьмете мальчишку за шиворот — и к профессору на допрос. Похоже, он что-то знает. Вышибите дурь из его башки. Хозяину нужны сведения о дубликате документов. А ты, Ежик, садись за руль «форда» — и вперед. Но сделай все чисто, чтобы комар носа не подточил. Понял? Место найдешь по дороге к ее дому. Все должно соответствовать ее маршруту.

— А если парня дома нет? — спросил сиплый голос.

— Дождитесь. Ему некуда деваться. Вернется. Возьмите ее сумочку, там ключи.

— А если профессор закапризничает? Когда мы привезли ему отпрыска Берзина, он долго кочевряжился.

— Профессор у хозяина. Я думаю, ему вправят мозги на место. От рук отбился. Гений недорезанный.

Шелест с трудом успевал ухватывать суть разговора. Профессор — Веймер, как он успел догадаться. Он слышал, как о нем говорили, когда спускались в гараж его встречать. О сыне Берзина и Зернова он ничего не понял. При чем тут профессор? И почему молчит Оксана, когда говорят о ее сыне, или она еще не спустилась в гараж?

Пока он соображал, машина дернулась и тронулась с места. Все, что его сейчас беспокоило, так это крышка багажника. Только бы не открылась! Но машина даже не притормозила у ворот, а выскочила на улицу и понеслась в сторону аэропорта по прибрежному шоссе.

Его трясло, как мячик, голова то и дело стукалась о крышку и резиновый баллон запасного колеса. Мозги сотрясались, как спички в коробке, и, как ни странно, стали лучше работать.

Вот что они задумали! Оксана в машине. Как он сразу не догадался, что Рубин решил от нее избавиться! Зачем она к нему пошла? Дура! А теперь…

Машина завиляла, Шелест выпустил галстук из рук, и багажник поднялся. Он видел, как шофер катится по траве газона — он выпрыгнул на ходу.

«Форд» подпрыгнул на трамплине и взлетел вверх. Мало Шелесту полетов на лифте, теперь он пилотировал на «форде». Как жаль, что у него нет крыльев. Машина взлетела вверх ракетой, набрала максимальную высоту — метров тридцать над морем — и начала пикировать носом вниз.

Сказочные мгновения, если смотреть со стороны, да еще по телевизору, сидя на диване.

А Шелесту пришлось действовать. Он выбрался из багажника и, что было сил, оттолкнулся от машины.

Она упала в море первой. Почти у самого берега набережной. Шелест влетел в воду чуть дальше и ушел на глубину.

Вынырнуть он все же сумел. Попытка спасти женщину ни к чему не привела. Он уходил в воду несколько раз, но вытащить Оксану из кабины не удалось. «Форд» ударился о дно. Салон смяло, двери заклинило.

Шелест поплыл к берегу, где собралась огромная толпа зевак. Надо удирать.

Мокрый, он забился в телефонную будку и позвонил в милицию. Елистратова на месте не оказалось. Он передал дежурному сообщение об аварии и добавил, что это стопроцентное убийство.

В таком виде даже в задрипанный городской автобус не сядешь. Пришлось идти на пляж, разложить вещи под солнышком и греть свое пузо.

Диктофон вышел из строя, но пленки лежали в пластмассовых футлярах и не очень пострадали.

Наконец-то он разогнулся, даже мог потянуться и восстановить события в памяти.

Не жизнь, а винегрет.

4.

У обнесенной неприступным забором крепости Давида Менделевича крутилось слишком много бездельников, вовсе не похожих на курортников, а напротив ворот стояла «волга», в которой сидело четверо мужчин. Что они могли делать там в такую жару? Если бы ждали кого-то, то для этого «кого-то» имелось бы место в машине, но «волга» забита под завязку. Все обозримое зрелище очень настораживало Лелика Зернова. Машинам здесь вообще не место. Напротив парк, и жилых домов поблизости нет.

Осторожность осторожностью, но выбирать не приходилось. Леня подошел к стальной калитке и нажал на кнопку звонка.

Окошко в калитке открылось. Из узкой щели на него уставились два пронзительных черных глаза.

— Что вам нужно, молодой человек?

— Поговорить с хозяином дома, — тихо ответил Зернов-младший.

— Давид Осипович в Москве, нам неизвестно, когда он вернется.

— Вряд ли в эти сказки верят те бугаи, которые сидят в машине за моей спиной по другую сторону дороги. Я не из их компании. Доложите хозяину, что его хочет видеть Леонид Зернов, сын покойного Виктора Арсеньевича. Дело важное, а времени мало. Можете ничего не отвечать, а только передайте ему мои слова. Минут пять я подожду, но не уверен, что эти господа из машины не заинтересуются мною вплотную раньше, чем вы вернетесь.

Окошко захлопнулось. Леня чувствовал себя полным идиотом: тридцатиградусная жара, а он в черном костюме и в пропотевшей рубашке. На такого идиота невозможно не обратить внимание. Менделевич трус! Зря отец ему доверял. Теперь этот хмырь носа не высунет из своего бункера, а порядочные люди должны унижаться и умолять его выслушать.

Щелкнул засов, калитка открылась. Перед Леонидом стояли два вооруженных автоматами охранника.

— Зайдите, господин Зернов.

Он вошел, и калитка за его спиной с лязгом захлопнулась.

Огромная территория представляла собой огороженную часть парка, скорее, даже леса, без стриженых кустарников и клумб. И только асфальтированные дорожки с бордюрами говорили о том, что здесь обитают люди.

Его встретила дама, что очень удивило гостя.

— Следуйте за мной, молодой человек, — произнесла приятная во всех отношениях женщина. Повернувшись, она пошла по дорожке.

Парня обыскали с головы до ног и делали это тщательно, так что ему пришлось догонять гида по слуху. Ее шпильки цокали по асфальту, как молоточки.

Среди деревьев то и дело встречались охранники с автоматами в камуфляжных футболках и черных косынках, затянутых на загривках. Очнешься в таком месте случайно и решишь, что попал в лагерь боевиков.

Дамочка шла быстро, семеня стройными ножками, будто боялась не устоять на каблуках, если сбавит ход или остановится.

Дом в три этажа, решетки на окнах, ни одного балкона, только гладкие стены.

Его проводили на второй этаж в гостиную и предложили подождать.

Минуты через две появился хозяин. Они не раз видели друг друга, и представляться им не пришлось.

Давид Менделевич, человек малорослый, худощавый, с редкими черными волосами, в домашней одежде совсем не был похож на олигарха, пусть даже местного масштаба.

— Вы, я вижу, прямо с похорон, Леня. Примите мои соболезнования. Не ожидал вас увидеть.

Хозяин был почтительно вежлив, но холоден.

— Позапрошлой ночью вы были у нас в доме, — с места в карьер начал молодой человек. — Отец передал вам конверт с очень важными документами. Вы должны были отвезти его адвокату Садальскому. Цель моего визита — выяснить, успели вы это сделать или нет.

Менделевич долго изучал парня, будто примеривался, куда ему врезать: в нос или подбородок.

В конце концов он предложил ему сесть. Они устроились за большим круглым столом, как деловые партнеры, готовые к переговорам.

— Мне очень жаль, что ваш отец так рано ушел из жизни. Достойный был человек!

— Вот поэтому его и убили люди мафии, которых он хотел разоблачить. В ту ночь многие расстались с жизнью. И вы наверняка об этом знаете. Стоит ли играть в кошки-мышки?

— О ком вы говорите?

— Извините, но я закончу свою мысль. В последнее время мой отец доверял мне серьезные дела. Как и вам, мне был доверен один из конвертов. Как и вы, я чудом остался жив. Есть еще один человек, которому удалось уцелеть. Но пока о нем ничего не известно.

— Вы убеждены, что он жив?

— По одной простой причине. Его нет среди убитых, помещенных в одном морге. Туда свезли всех, кто был причастен к этому делу.

— Вы говорите загадками, Леня. Я не очень хорошо вас понимаю.

— Вы отлично меня понимаете, Давид Осипович. Может быть, вы не знаете всех, кому отец доверил документы? Я вам скажу. Первым конверт получили вы, потом Омельченко, следом Шелест, затем шофер Артамонов, и последним был я. Мы с вами живы, остальные, включая адвоката Садальского, — в морге. Там нет тела Шуры Шелеста. Из этого следует, что он пока еще жив.

— Вы были в морге?

— Там были Вадим Журавлев и его партнер. То, что пишут в газетах об этом человеке, — клевета. Его хотят убрать. А он единственный, кто знает, кому Садальский должен был передать доклад. Ситуация складывается таким образом, что промедление смерти подобно. Развязка не за горами, документов до сих пор нет в полном объеме.

— Я вам верю, друг мой. Жаль, что не знал об этом раньше. Ваш отец не все мне рассказал. Но получилось так, что я добрался до Садальского и успел передать ему конверт. За мной действительно гнались какие-то типы, но я всегда езжу с охраной, и моим ребятам удалось сбросить преследователей в кювет вместе с машиной. Может, поэтому я успел попасть к Садальскому вовремя. Но охота за мной продолжается. Очевидно, противник еще не знает, у кого остались документы, а у кого их нет. Возможно, что и Шелест успел передать послание адвокату. Мне о нем ничего не известно. Моя дочь с ним встречается, к моему неудовольствию, но дело не в этом. Она тоже его ищет, но безуспешно. Странно, что он не дает о себе знать. Я сомневаюсь в его безопасности. Шелест — человек импульсивный. Жаль, что не могу вам ничем помочь, но сами видите, как все сложилось.

Леонид встал.

— Извините, что я отнял у вас столько времени. Мне казалось, я найду у вас то, что ищу.

— Сожалею.

Менделевич проводил молодого человека до дверей и спросил:

— Вы говорили о морге. О каком именно?

— В больнице профессора Веймера. Хозяин задумался.

— Я имел с ним дело. Таких людей нельзя допускать к самой гуманной профессии на земле. Он презирает людей. Они для него не более чем материал для опытов. Алчный, жестокий человек, не имеющий ничего святого за душой. Держитесь подальше от его клиники. Не дай Бог попасть в его лапы! Да еще если он получит санкцию на свободу действий от своих боссов.

— Спасибо за предупреждение.

Леня вспомнил, как Елена Иконникова хотела вызвать Веймера в их дом, когда случилась трагедия. Может быть, профессор и приезжал, пока он валялся сутки в отключке.

— Кто же его боссы?

— Никто этого не знает. Я не читал доклада и плохо разбираюсь в политике. Но есть силы, готовые смести любые препятствия на своем пути за безграничную власть в крае. И я, как бизнесмен, такое давление ощущаю в первую очередь. Но кто возглавляет верхушку, сказать не могу. Просто не представляю. Они действуют через подставных лиц. Веймер наверняка относится к их блоку. Будьте осторожны. Вас проводят через парк к другому выходу. Там вы пройдете через лес к новому шоссе.

— Спасибо за предупреждение. Прощайте.

— Двое охранников повели парня через лес к потайному ходу.

Спустя несколько минут в комнате появилась та самая дамочка на высоких каблуках.

Хозяин сидел за столом в задумчивости.

— Звонит Егор Рубин, Давид Осипович. Насчет этого человека вы не давали никаких распоряжений.

— Странный звонок. Дайте мне трубку. Она подала.

— Слушаю вас, уважаемый вице-мэр. Не ожидал услышать ваш голос. Кажется, вы должны находиться на Канарах?

— Съезд политиков вынудил меня вернуться. Я звоню по делу, дорогой Давид Осич. Тут есть интересное предложение. Мы устраиваем День города. Я во время отпуска познакомился с одним шоуменом из Бразилии. Есть идея устроить мини-карнавал на потребу публике. Хочу, чтобы вы сдали в аренду стадион и крытый Дворец спорта. Чистая волокита. Аренду оплачивает бразилец, он получит сборы, а город проценты. Кажется, всем должно быть выгодно.

— Согласен. Но я должен взглянуть на проект.

— Отлично. Вечером бразилец прибудет на мою яхту, я устраиваю небольшой прием в его честь. Приезжайте, и совместим полезное с приятным. Жду вас в районе семи вечера. У мыса Клаха на пирсе вас будет ждать мой катер.

— Я так сразу не готов…

— О чем вы говорите? Вы же бизнесмен! Или у вас есть более выгодные предложения?

— Я приеду.

Секретарша с непониманием смотрела на хозяина.

— Это же рискованно!

— Позови Кирилла.

Когда появился в комнате человек, на лице которого было написано, что он стреляет лучше, чем думает, Менделевич спросил:

— Осада продолжается?

— Очень вяло.

— Я хочу выехать в город вечером.

— Не вижу серьезных препятствий. Этих сопляков мы примнем в две минуты…

— Без деталей, пожалуйста. Готовьтесь. И со всеми предосторожностями.

— Все понял.

В эту минуту Зернов-младший уже ехал в автобусе домой.

Проблемы начались, когда он добрался до своего жилища. Мать не дала ему ключи от калитки и от дома. На территорию попасть он может и через лазейку, а вот в дом — только через черный ход, если он остался открытым. Но кажется, его никто не запирал.

Воспользовавшись своей лазейкой, специально сделанной для Катьки, Леня прошел через сад к дому.

Черный ход был не только не заперт, но выглядел так, будто его обгрызли умирающие с голоду бобры. Он вошел в дом и поднялся на второй этаж.

Полный погром. Полчища саранчи пронеслись по урожайным полям. Ничто не осталось не тронутым. Это не воры. Те уносят. Это варвары — они ломали и громили с непонятной целью. Банда футбольных фанатов не нанесла бы такого ущерба. Растерянный парень начал обходить комнату за комнатой. Удивительно, что стены уцелели.

Прислуга по случаю похорон получила выходной, так как поминок семья устраивать не собиралась. С кого спрашивать — непонятно.

С момента встречи с Ликой его не покидало чувство тревоги. Девушка ходила по лезвию бритвы. Отчаянная, смелая и совершенно не похожая на своих сверстниц. Взять, к примеру, Катьку. Пустышка. О себе Леня не думал. Что станет с матерью, когда она увидит последствия Мамаева побоища в доме? Даже страшно себе представить.

Внизу хлопнула входная дверь. Ну вот, мать уже здесь. Что сейчас будет?!

Юноша побежал вниз, но вовремя остановился. В просвете между лестничными пролетами он увидел троих мужчин, очень похожих на тех, что сидели в машине, напротив дома Менделевича.

Ленька попятился назад. Вот кто здесь хозяйничал! Вернулись, сволочи! Или, может, его предал Менделевич? Скрытный тип. Зря он ему доверился. А если это он всех предал? А кто же еще? Как бандиты могли узнать о курьерах? Все погибли, а Менделевичу повезло.

Ленька вбежал в родительскую спальню, заперся на ключ и затаился.

Голоса были совсем близко.

— Мальчишка где-то здесь. Я видел его у ворот. Куда ему еще деваться! Пошустрее, ребята.

Сколько же их? Впрочем, какое это имеет значение, ему и с одним не справиться. Можно выпрыгнуть из окна, но у черного хода наверняка кто-то стоит, и он угодит прямо в лапы бандитов.

Ленька осмотрелся. Над кроватью на ковре висела отцовская коллекция оружия, в том числе охотничий карабин. Он видел, как отец стрелял из него, и помнил, как им пользоваться. Парень снял карабин со стены и залез под кровать.

Теперь он был готов к отражению атаки. Ну а в крайнем случае Лика знала, где искать конверт. Не он сам, так она завершит последнюю волю отца.

Ленька не испытывал страха, он гордился собой, и это его воодушевляло.

5.

Район Новой Зари можно назвать небольшим цветущим городком. Улица Макаренко больше походила на парковую аллею, а коттеджи утопали в зелени. Чудный уголок! Управляющий элитарным яхт-клубом мог себе такое позволить. И заборчики здесь выглядели скромно: метровый -штакетник, который и кошке не покажется препятствием.

Журавлев остановил машину возле ворот дома номер два. Никакой охраны он не видел. Но доверять словам метрдотеля не следовало. Все, что связано с вице-мэром, должно охраняться. Эти люди запачканы так, что вряд ли могут дышать ровно и спокойно и не видеть кошмаров во сне.

Свой пистолет Вадим оставил в кобуре, а второй, позаимствованный у телохранителя метрдотеля, сунул под брючину в носок. Только бы не вывалился!

Выйдя из машины, он осмотрелся. Ни души. Журавлев достал из кармана белую кепку курортного фасона и напялил ее на лоб. Вполне безобидный вид.

Настроение у детектива, прямо скажем, было паршивым. Уйма потерянного времени. Он шел не по тому следу и понимал это, но коли начал, так надо довести дело до конца. Во всяком случае, он не уйдет из этого дома без адреса Рубина.

Калитка оказалась незапертой, и детектив проник на территорию чужих владений беспрепятственно.

Посыпанная битым кирпичом дорожка привела его к двухэтажному коттеджу, больше похожему на игрушечный макет, а не на жилой дом.

Белый, гладкий, чистый, со вкусом отделанный. Все вместе с экзотическими растениями напоминало идиллическую акварель.

Из дому ему навстречу вышел китаец. Может, и японец или кореец — Журавлев в расовых тонкостях ничего не смыслил. Он судил по одежде и раскосым глазам. Этот парень занимался восточными единоборствами, судя по наряду и черному поясу.

Гладкое желтое лицо расплылось в улыбке, но в глазах читалась настороженность.

— Чем могу быть полезен?

Он говорил чисто, без акцента.

— Я хотел бы повидать Збруева Василия Павловича. У меня к нему дело.

Желтокожий мажордом некоторое время колебался, затем кивнул.

— Следуйте за мной.

Слава Богу, обошлось без долгих изнурительных вопросов, от которых начинается мигрень. Очевидно, управляющий клубом и впрямь никого и ничего не боялся.

Они вошли в холл дома через стеклянные двери. Ни малейшего намека на замки и сверхсекретные запоры.

Миновав холл, они вновь вышли в сад, но по другую сторону дома. Посреди сада располагался неправильной формы бассейн, размеры которого позволяли устраивать турниры по водному поло.

Гостя подвели к столу под зонтом и предложили подождать в плетеном соломенном кресле. Таких здесь стояло несколько, а на спинке одного из них висел шелковый халат с вышитыми драконами.

Журавлев сел и только после этого увидел над бирюзовой гладью воды голову пловца.

Китаец подошел к лестнице бассейна, к которой подплывала голова, и подал руку купальщику.

Воспользовавшись моментом, Журавлев вынул из кобуры пистолет, положил его на стол и сверху набросил кепку.

Из бассейна вышел высокий поджарый мужчина лет шестидесяти пяти с красивой седой шевелюрой. Для своего возраста он отлично держался.

Немного прихрамывая, хозяин подошел к столу. Китаец подал ему тот самый халат с драконами.

Журавлев встал.

— Василий Павлович?

— Он самый. А вы, как я понимаю, представляться не собираетесь. И правильно. У меня кошмарная память на имена. Хотите выпить?

Любопытная ситуация. Человек соглашается пить в своем доме с человеком, ничего о нем не зная. Похоже, хозяин прожил спокойную беззаботную жизнь и сохранил в себе детскую доверчивость. В наше-то время.

— Нет, спасибо. Слишком жарко.

— Тогда холодной минералки.

Китаец разлил воду в стаканы, и они оба сели. Журавлев сделал глоток и поставил стакан на стол. В ту же секунду его рука была прижата к крышке стола с такой силой, что не имело смысла сопротивляться. Збруев этого не замечал. Он задумчиво разглядывал гладь бассейна.

Китаец продолжал удерживать левой рукой кисть детектива, а правой забрал со стола кепку и пистолет. При этом улыбка не сползала с его лица.

— Прошу прощения, но у нас в доме не принято класть головные уборы на стол, — мягко сказал китаец и удалился, отпустив руку, приклеенную к столу.

У этого коротышки была смертельная хватка. Теперь Журавлеву казалось, что и пистолет под брюками не поможет. Не исключалось, что его держат на мушке. Наконец он понял простую вещь: хозяину дома не нужны высокие заборы.

— Рассказывайте, молодой человек, что вас привело ко мне.

Он словно не видел того, что произошло, а продолжал любоваться бассейном.

— Меня интересует владелец яхт-клуба, Василий Павлович. Вы наверняка в курсе того, что творится в городе. Не все готовы мириться с гибелью порядочных людей, виновных лишь в том, что их жизненные принципы не совпадают с пристрастиями вашего босса. Я также не сторонник взглядов Егора Рубина.

— Догадываюсь, господин Журавлев.

Збруев медленно повернул голову в сторону собеседника.

— Два ноль в вашу пользу.

— Иначе и быть не могло. Это вы позволяете себе напрашиваться в гости к людям, о которых ничего не знаете. Я же привык принимать у себя только тех, кого знаю и кому доверяю. Мне уже звонили из клуба, и я вас ждал. Но это детали. Вы немного наивны, но чересчур самонадеянны. С такими характеристиками очень трудно вступать в поединок с Егором Рубиным. Одного энтузиазма и двух пистолетов не хватит.

— Вы в этом уверены? Тогда я ошибся дверью.

— Вывод соответствует вашему характеру. Раз вам не удалось ворваться в дом с пулеметом в руках, почувствовать себя хозяином положения, значит, вы не туда попали. Сила, молодой человек, не всегда является определяющим фактором.

— Любопытная мысль. Может, вы мне скажете, что вы думаете о документах, охоту на которые устроил Рубин?

Ответ показался Журавлеву странным.

— Помните старую сказку о Кощеевой игле? Сломай ее — и Кощей погибнет. Документы, собранные покойным мэром Игорем Ивановичем Филипповым, и есть та самая игла. Я знаком с их содержанием.

Теперь Журавлев знал, что не ошибся дверью.

— Я не ищу иглу. Мне достаточно знать, где находится его логово.

— Яхта «Орегон». Дрейфует к юго-востоку от мыса Клаха в трех милях от берега. Официально она принадлежит нашему клубу и не может быть конфискована, обыскана иподвергнута насильственному вторжению. К тому же, водная крепость хорошо охраняется. Возле нее постоянно курсируют скоростные вооруженные катера, принадлежащие береговой охране. Это и есть Кощеева игла. Мне кажется, вы хорошо себя чувствуете на воде?

— На Рубина работает спецназ ФСБ. Как такое могло случиться? — ответил вопросом на вопрос Журавлев.

— Отдать бригаду полковника Коптилина в распоряжение Рубина мог только губернатор. Они старые друзья с директором ФСБ края. Эту силу уже неоднократно использовали в Краснодарском крае в целях устранения внутренних разногласий. Делайте выводы сами.

— Спасибо за совет и информацию. Вы оказали мне неоценимую услугу.

— Не вам, Вадим. Вы лишь винтик в огромной мельнице. Хотя я не стал бы вас недооценивать.

— Понятное дело — бизнес. Яхт-клуб принадлежит вам, а сборы получает теневой хозяин. Не будет Рубиа-и ваши проблемы решатся.

— Вы портите о себе впечатление своей толстокожестью и поверхностными взглядами, Журавлев.

— Извините. Я привык подводить черту под знаменателем. Издержки профессии. Просто не всегда нужно делать это вслух.

— Юши проводит вас. Он передаст вам небольшой сюрприз от меня, из которого, надеюсь, вы извлечете пользу.

— Этот сюрприз не поднимет меня на воздух, как только я отъеду от вашего дома?

— Вы участник игры. Я человек азартный, люблю скачки, бега и неожиданные результаты. Наблюдатель. Пусть даже заинтересованный, как вы заметили.

— Результатов осталось недолго ждать. Журавлев встал и направился к выходу.

Китаец возник из воздуха, как Афродита из морской пены.

— Я провожу вас до машины, господин Журавлев. В руках он держал кепку и пистолет гостя.

Они вернулись к калитке. Машина стояла на своем месте. Юши передал ему вещи и открыл багажник.

— Нам известно, Вадим Сергеевич, что вы обучались в школе водолазов и получили значок за отличие. Но вас эта профессия интересовала с точки зрения подводной охоты. Может быть, теперь вы увидите ее в другом ракурсе?

Журавлев подошел к багажнику. В нем был объемистый зеленый ящик с меткой «Военно-морские силы СССР». Он откинул крышку и увидел акваланг. Ему уже приходилось таким пользоваться.

— Он заряжен, Вадим Сергеевич. Учитывая ваш интерес к морю и яхтам, хозяин решил, что безопаснее изучать суда, будучи скрытым морскими волнами.

— Как я сразу его не узнал? Твой хозяин — бывший капитан второго ранга и готовил водолазов под Одессой в начале девяностых?

— Он готовил их всю жизнь.

— И отличникам вручал значки?

— Особо одаренным. Этих людей он запоминает на всю жизнь.

— Жаль, что не все ученики обладают схожей памятью. Если я не ошибаюсь, бывший мэр города был когда-то капитаном первого ранга?

— Совершенно верно. Они долгие годы служили вместе. Но капитан Филиппов погиб. Он был храбрым офицером.

Юши повернулся и ушел.

«Я приплел все к бизнесу. Толстокожесть — мой главный недостаток! Три ноль в вашу пользу, капитан».

6.

Лика за день напрочь стоптала каблуки новеньких туфелек, что подарил ей Дик. Издержки профессии — все так, как ее и предупреждали. Найти в курортном городе человека очень непросто, особенно если этот человек не хочет, чтобы его нашли.

Она уже все узнала о Шуре Шелесте. Привычки, вкусы, любимые места и прочие подробности. Телефон Маши Менделевич не отвечал. Либо девчонка сама попала в передрягу, либо она не брала трубку по другим причинам. Лике казалось, будто Машка сама не знает, где искать своего хахаля. Шелест лег на дно, как подводная лодка, и сигналов не подает. Неужели все впустую? Что она скажет Дику? Одно утешало: ей удалось переманить на свою сторону Леню Зернова, а у него был один из конвертов. Невероятная удача. Но Лика не торопилась торжествовать победу. Вечерело. У них осталось до утра совсем немного времени, а нужно найти еще два конверта, и это как минимум. А если есть еще один? Страшно подумать!

Наконец она добралась до пивного бара «Верена». Уже шестая забегаловка из тех, где Шелест значился завсегдатаем.

Лику уже воротило от вывесок с дурацкими названиями. В первую очередь она осматривала машины, стоявшие неподалеку от заведения. Нет ли среди них красного двухместного «порше»? Так, на всякий случай. По логике вещей, Шелест должен был сменить машину. Глупо привлекать к себе внимание.

«Порше» поблизости не оказалось, и Лика вошла в бар. Едкий сигаретный дым ударил ей в лицо. Сплошной туман плюс запах прокисшего пива. Мало того: забегаловка была набита потными телами с красными физиономиями. Тошнота подступила к горлу. Половина посетителей едва держались на ногах. Упасть на пол не позволяли чужие спины и обилие ног. Ну прямо как на пляже к полудню.

Протиснувшись к стойке, она увидела мокрого толстяка в белом фартуке, который едва успевал наполнять кружки пивом. Их разделяло метра два, и в таком бедламе никто ее не услышит. Ближе тоже не подберешься — все хотят.

Ее оттеснили в сторону, но она мертвой хваткой вцепилась в стойку и крикнула что-то бармену. Тот ее, разумеется, не слышал.

Какой-то парень со спиной размером в футбольное поле придержал ее и притянул обратно к стойке. Конечно, ему легче — такого и трактором с места не сдвинешь.

— Ну что, кнопка, жажда одолела? Голос его соответствовал габаритам.

— До него же не докричишься, — возмутилась девушка.

— Дело поправимое.

Парень так гаркнул, что бармен едва кружки не выронил.

— Тащи сюда, Федя!

И тот послушался. Вот что значит пивной авторитет! Перед Ликой поставили кружку разбавленного пива, на которое она и смотреть не могла.

— Скажите, пожалуйста…

Но бармен не слышал и уже отправился восвояси. Тут опять амбал пришел на помощь и, перетянувшись через стойку, ухватил бармена за локоть.

— Стой, Федя. Дивчина к тебе базар имеет. Тот нехотя оглянулся.

— Чего тебе?

— Я ищу Шуру Шелеста. Он мне очень нужен. Толстомордый бармен поморщился.

— Ха! Акции Шурика растут. Стоит уйти в подполье — как ты всем нужен!

— Вы знаете, где его найти?

— Шурка — бездомный пес. Он не привязан ни к одной конуре, — сострил бармен и поспешил к ревущей толпе.

Последняя надежда рухнула.

— Меня зовут Костик, кнопка. Есть идея…

— Костик? — переспросила Лика. — Меня интересует Шура. Толкай идеи следующим кнопкам, эта не прозванивается.

Лика заработала локтями и начала пробиваться к выходу.

Парень, стоящий за ее спиной и слышавший разговор, допил пиво и поспешил за девушкой. Он нагнал ее уже на улице.

— Эй, красотка, притормози. Разговор есть.

— Да пошел ты…

Он схватил ее за руку.

— Убери грабли, не то схлопочешь.

— Хватит бузить. Тебя интересует Шурка? Можем обсудить этот вопрос.

Лика осмотрела парня с ног до головы. Одет прилично. Правда, несет от него за километр, но по виду трезвый. Лет двадцати пяти, лупоглазенький, курчавый. Не урод, во всяком случае.

— Я тот человек, который тебе нужен.

— И как я сразу не догадалась?

— Могу помочь тебе найти Шелеста.

— Попытайся найти свой собственный дом, если он у тебя есть.

— Процентов на восемьдесят я знаю, где сейчас находится Шурка. А у тебя и процента нет.

Его слегка качнуло.

— Классный проводник.

— Спокойно. Я человек слова. Но у меня есть условие.

— Проводить тебя в постель или дать на пиво?

— Денег у меня своих хватает.

Он запустил руку в карман брюк и вытащил горсть смятых бумажек — тысячных и пятисотых купюр. Лика насторожилась.

— Ладно, давай к делу, только не предлагай глупостей. Я не из того теста.

— Меня зовут Тихоня Веточкин.

— Я в этом не виновата.

— Вообще-то меня зовут Тихон, это друзья меня прозвали Тихоней.

— Ладно, пусть так. Я — Лика.

— Ты меня не интересуешь. Мне Машка нужна. Я однолюб. Понимаешь? Шурка ей мозги запудрил. Она за меня замуж собиралась. У меня все есть. Я человек с будущим, карьерой, замученный высшим образованием, а она с этим бомжом связалась. Ей надо мозги вывихнутые вправить. Он ее загипнотизировал. Закодировал. Молодая, красивая, умная девчонка, по собственной воле не сойдется с таким уродом. Он ее на пятнадцать лет старше.

— Любовь зла. А возраст здесь вовсе ни при чем. Но меня твои заморочки не волнуют, своих выше крыши. Иди в дом творчества писателей. Здесь недалеко. Они тебя выслушают и даже все запишут.

— Погоди… Может, я плохо излагаю. Принял лишку. Ты в суть врубись и сама все поймешь. Ты ищешь этого ублюдка. А я — Машку. Нам с тобой делить нечего. Каждый может получить свое. Я знаю, где их гнездышко. Машка сняла квартиру на все лето для свиданий с этим хмырем. Он даже дома своего не имеет, а живет на пляже в сарае.

Лике показалось, что он не такой уж пьяный. Может, образование не так легло на его мозги?

— Ну продолжай, однолюб. Что ты задумал?

— Машка его ревнует, как бешеная. Он же бабник. Бык-осеменитель. Если ты придешь к ним и скажешь, что ищешь своего хахаля Шурика, она ему даст шороху, плюнет в морду и уйдет. Нас обоих это устраивает. Машка вернется ко мне, а ты получишь своего сексопила.

— А ты уверен, что он живет у нее?

— Еще бы! Она платит за квартиру по пятьдесят долларов в сутки. И никто об их гнездышке не ведает. Я же выследил их. Они и не подозревают, что кто-то знает адресок конспиративной квартирки.

— Где это находится?

— Согласна мне помочь?

— Согласна. Я умею разыгрывать спектакли.

— Верю, потому что сам честный человек. Поехали. Он подвел ее к новенькой «ладе».

— Извини, Тихоня, но за руль сяду я. Ты не в той кондиции.

— Справишься?

Лика показала ему права.

— Ладно. Садись. Я укажу дорогу.

Минут пятнадцать они петляли по городу, потом остановились на пустынной улице. Здесь Лика никогда еще не бывала. Промышленный район, жилых домов мало. Выходной день.

— Даже трудно поверить, что это Сочи.

— Она специально подыскивала тихое неприметное местечко.

Ей стало его жалко. Парень страдал от неразделенной любви. Знакомое чувство. Но глупо рассчитывать, что ревность способна вернуть человека к тому, с кем все кончено.

— Средний подъезд, пятый этаж. Квартира справа. Они там. Дверь откроет Машка. Этот трус от людей шарахается и всего боится. Наверняка кому-нибудь очередную гадость сделал. Начинай спектакль сразу же, Машка заводится с пол-оборота.

Он достал из кармана увесистый пистолет. Лика вздрогнула.

— Не бойся. Вид у него внушительный, но это газовый пистолет. В крайнем случае убережет твое лицо от глубоких царапин и сохранит глаза.

Лика убрала пистолет в сумочку.

— Я буду ждать тебя в этом скверике. Отсюда хорошо видны их окна.

— Надеешься, что Машка выйдет к тебе с вещами?

— Что мы стоим без надежды?

— Трезвые слова.

Лика вышла из машины и направилась к дому.

Звонка на двери квартиры не оказалось, на стук долго не отвечали. Лика еще не знала, как поведет себя. Она никогда не выстраивала сценариев. Экспромты ей удавались лучше всего, обстановка сама диктует действия.

Лика не хотела уходить с пустыми руками. Проявленное рвение набило ей синяков на кулаки. Но оно не прошло даром. Что-то в квартире зашевелилось. Щелкнули запоры, дверь приоткрылась на ширину цепочки.

— Ну, что барабанишь? Ополоумела совсем?

В узком проеме проглядывала женская фигура. На вид девчонке было лет двадцать. Года на два постарше Лики, но значительно выше и пышнее.

Ярко-рыжие волосы растрепаны, а макияж на лице свежий и ровный. Запах дорогой косметики. Лика решила, что девушка специально себя взлохматила, изображая разбуженную и потревоженную в неурочный час. Домашний халат не очень-то вязался с перламутровыми туфлями на шпильках. Значит, не такая уж она высокая.

Лика тут же перевоплотилась в развязную шалопайку с претензиями на королевский трон местного масштаба.

— Разве я барабаню? Я лишь поскребла коготочками.

— Ты меня разбудила…

— Спой свою песенку мышкам. Удобно спать в вечернем платье? А шпильки и заколки не мешают?

Маша немного растерялась. Лестничная клетка хорошо просматривалась. Никого, кроме этой психопатки, на площадке не было.

— Ну, милочка, снимай цепочку со своих клыков, долго мне еще топтаться за порогом?

— Что тебе надо?

— Не тебя, конечно. Я нормальной старомодной ориентации. Мне нужен Шурик. Он мне сказал: «Если приспичит — приходи!» Вот я и нарисовалась.

— Соскучилась, значит. Уверена, что найдешь его здесь?

— Не мути воду, подружка. Целиком его не съем. Тебе тоже кусочек достанется.

Синие глаза Маши сверкнули красным огоньком. Пора вспомнить о предупреждениях.

— Ну ладно, попытай счастья. Цепочка соскользнула, и дверь открылась.

— Не бойся, очереди за мной нет.

Лика проскользнула в квартиру и, уперев руки в бедра, остановилась. В коридоре было темно.

— Кажется, тебя Машкой зовут? Что-то я о тебе уже слышала не очень лицеприятное. В определенном настроении Шурик бывает болтлив.

Маша закрыла дверь на все замки и кивнула на дверь.

— Проходи.

Лика не успела понять планировку квартиры, но она показалась ей необычной. Щелкнув пальцами, она развязной походкой направилась в комнату.

На улице еще было светло, но в комнате горел свет. Она увидела прикрытую дверь напротив окон и другую перед собой. За той, что справа, очевидно, была ванная, судя по кафелю на полу и слабому журчанию воды. Вторая дверь была плотно закрыта. На столике стоял магнитофон. Постель находилась у окна, и на нее никто еще не прикладывался. Покрывало оставалось гладким. Старая замызганная квартира, в таких не живут. А курортникам все равно.

Маша поставила стул посредине, спиной к ванной, лицом к окнам.

— Садись, соперница, пообщаемся. Передвигать его Лика не решилась. Она поняла, что ее здесь боятся, а значит, Шелест в доме. Надо дать ему понять, что она не враг, а пришла по делу.

— Где же Шурик?

— Будем ждать вместе. Придет скоро и кого-нибудь из нас выберет.

Лика села, закинула ногу на ногу и прижала к себе сумочку, где лежал пистолет. Ей очень не нравился коварный и озлобленный взгляд подружки Шелеста.

— Как тебя зовут, чудовище?

— Киска. Или Красотка Уля.

— На красотку ты не тянешь. Ни на тебя, ни на твое шмотье ни один стоящий парень не клюнет. Ты лучше расскажи, кто тебе дал этот адрес и с какой целью прислал?

— Я не очень болтлива. Тем более с бабами. Меня интересует твой дружок. Вот с ним я готова побеседовать.

Шум воды в ванной прекратился. Лика отчетливо услышала, как за ее спиной скрипнула половица. Значит, Шелест уже вышел из ванной. Он мог ее слышать.

А это важно. Оглядываться необязательно. Спугнешь — и они глупостей наделают.

— Ладно, Маша. Кое-что скажу тебе. У Шурика есть голубой конверт. Он не знает, что с ним делать, а я знаю, кому он предназначается. Мне пришла в голову мысль, что мы с ним сумеем договориться.

— Вот с этого и надо было начинать. Актриса-то из тебя хреновая.

Что-то зашумело. Лика, расстегнула сумочку, но пистолет выхватить не успела. Он упал на пол, а сумочка отлетела в другую сторону. Маша соскочила с места и схватила ее за руки, а сзади на нее накинули полотенце и сдавили им горло. Вместе со стулом ее повалили на пол и начали связывать бельевыми веревками, прижав животом к полу. Ничего она сделать не могла.

В две минуты ее упаковали так, что Лика и шелохнуться не могла. Рот ей заклеили скотчем, а лицо обмотали полотенцем.

— Как они могли вычислить тебя? — спросил мужской голос.

— А черт их знает!

— Ты мне что говорила? Дело пустяшное, сходишь со мной на пляж, достанешь конверт и отдашь мне. Мол, плевое дело, а я вижу, какое здесь плевое дело. Глянь на ее пушку. Из такой слона убить можно. Хотела меня подставить?

—Угомонись ты, Лешка! Никто тебя подставлять не собирался. О пляжном домике никто ничего не знает.

— Можно подумать, о вашей с Шуркой квартире кто-то знал. Выследили! Иди сама на пляж!

— И это друг называется. Все знают, что я живу с Шуркой, а тебя никто не знает. Осмотришься на месте. Заподозришь неладное — отойдешь в сторону. Если Шурка просит, значит, это важно. Ты же его друг. Он всегда тебя выручал. А ты?

— Ладно, хватит базарить. Пора ноги уносить. Эта баба не одна пришла. Ее пустили на разведку, а остальные внизу ждут.

— Выйдем через черный ход. Я знаю, как проскользнуть незаметно. А с этой мымрой, что делать будем?

— Затолкаем ее в ванную.

Лике оставалось только слушать и корить себя. Запеленали ее на совесть. Из-за собственной глупости она превратила своих же союзников во врагов. Споткнулась на ровном месте.

— А может, им сюрприз устроим? — не унималась Машка. — Откроем газ. Пусть приходят.

— Дура! Полгорода взорвешь. Бери девчонку за ноги и поволокли.

Ее оттащили в ванную, да еще заперли. Несколько минут Машкины каблуки еще стучали по паркету и слышалась какая-то возня. Но вскоре хлопнула дверь и все стихло.

Где же Журавлев? Как он узнает о пакете в машине Зернова? Как он узнает о пляжном домике? Трусливая вонючка Шелест свою девчонку подставляет под удар, лишь бы самому в целости и сохранности остаться. Какая же она дура! Два конверта упустила! Теперь ее ни Дик, ни Ленька не дождутся. И где потом их искать?

Извиваясь змеей на холодном мокром кафельном полу, Лика то и дело стукалась головой о край ванны, либо о стену, она грызла полотенца, рычала, как рысь, дрыгала ногами и никак не могла смириться со своим положением. Должен же быть какой-то выход. Должен! Даже на свалке они вынырнули из пепелища.

Однако вскоре и силы, и энергия угасли. Дышать становилось все труднее и труднее. Душная закрытая комнатушка, полотенце на лице и иссякшие силы. Она выдохлась и затихла.

Из глаз Лики ручьем полились слезы.

ГЛАВА VI.

1.

Обстановка складывалась не лучшим образом. На Приморской набережной, по пути к Дагомысу, образовалась автомобильная пробка. Машины просачивались в обе стороны по очереди сквозь узкую горловину. Журавлев клял себя за беспечность: надо было ехать верхней дорогой. Это было бы и безопаснее, и быстрее, а его черт дернул проскочить через центр.

Его машина стояла седьмой или восьмой, когда он увидел оцепление. В основном кордон состоял из гаишников, но и для них размножили его физиономию — тут сомнений быть не могло.

Он опустил стекло и выглянул. Кажется, его засосало под горло. В данный момент мог возникнуть только один вопрос: как унести ноги?

Тесная набережная не позволяла ему развернуться. Он хотел сдать назад, но и этот фокус не получился. Дистанцию в нашей стране соблюдают только иностранцы. Сзади подпирала патрульная «десятка». Все к одному. Вот-вот она залезет на его багажник. Либо авария на дороге, либо начались облавы. Вряд ли они устроят грандиозный спектакль и замкнут город в то время, когда съехались именитые гости. Впрочем, какое это имело значение, когда он летел в капкан со скоростью бильярдного шара, посланного точно в лузу.

Стоявший впереди самосвал коптил, как керогаз, очередной выхлоп — и он продвинулся на полкорпуса. Журавлев хотел вывернуть руль и попытаться выскользнуть из потока, но в спину загудели машины. Не дадут. Пришлось нагонять коптилку.

На поиск выхода оставались считанные минуты. Именно выхода, так как устраивать перестрелку с ментами он не собирался. Они делают свою работу и вовсе не виноваты в том, что он в очередной раз угодил в лужу мордой. Лучший вариант — бросить машину и смешаться с толпой зевак. Если он останется за рулем, его непременно задержат. Пара пистолетов — хорошее подспорье для того, чтобы сесть надолго и накрепко.

С другой стороны, без машины ему делать нечего на свободе. В багажнике акваланг. Вещь, определившая его дальнейшие планы.

И все же он попытался выйти. Но не успел взяться за ручку, как самосвал выдал очередную порцию черного дыма и двинулся вперед на целый корпус. Пришлось заполнять образовавшую пустоту. Идею с побегом Журавлев законсервировал. Уповать приходилось лишь на удачу.

Расстояние между ним и оцеплением неотвратимо сокращалось. До регулировщиков оставалось два автомобиля. Теперь стало ясно, что это не облава, а авария. Причем серьезная. Поперек дороги стоял мощный подъемник, стрела которого свисала над морем. Ничего конкретного разглядеть не удавалось. За краном оставалась узкая щель, сквозь которую фильтровались машины со встречных потоков. Одна туда, другая сюда.

Самосвал портил всю картину. Повезло так повезло. Гора железа впереди, и менты сзади. Молот, и наковальня.

Теперь он увидел, что двадцать метров чугунного парапета набережной вырваны с «мясом». Кому-то хотелось полетать, но машина оказалась бескрылой. Тяжелый случай, не рыбу же они ловят с помощью подъемника.

Самосвал продвинулся еще на корпус и заглох в самой горловине, поцарапав правым крылом борт крана.

Шофер выскочил и начал размахивать руками, словно в его просчетах был виноват регулировщик. Второй начал осматривать машину, а третий прямиком направился к Журавлеву. Вот и приехали! Замахав жезлом, он делал непонятные знаки. Вадим опустил стекло.

— Сдайте назад!

— Куда, лейтенант? Приперли со всех сторон. Офицер очень внимательно глянул на Журавлева, хотел подойти ближе, но в этот момент воздух разорвал рев мотора, заработала лебедка крана, четыре стальных троса дернулись и напряглись, словно мышцы штангиста.

Все регулировщики бросились к бордюру набережной и в испуге уставились на воду, будто выловили страшное чудовище о семи головах.

Шофер самосвала тем временем пытался завести свой танк. Только бы завел! Если он проскочит, можно проскользнуть следом под его прикрытием. Но чертова колымага не заводилась.

Журавлев держал ногу на педали газа, готовый в любую секунду на рывок. Самосвал дернулся, но через два метра снова заглох.

А тут еще один сюрприз. Из воды вытащили машину. Это был «форд». Капот всмятку, багажник открыт, но Вадим узнал ее. Машина принадлежала Виктору Зернову, на чьи похороны отправилась Лика. Он помнил этот автомобиль. На нем он и отвозил Зернова домой, когда тот встретил его и адвоката на железнодорожном вокзале в Сочи.

Кто находился в машине, разглядеть не удалось, а выйти наружу он не мог.

Подъемная стрела поползла в сторону, лебедка закрутилась, и «форд» опустили на дорогу. Самое интересное кончилось, и Журавлев вновь увидел лейтенанта, идущего в его сторону. Самосвал все еще дергался, дымил, но так и не мог выскочить из горловины.

Вряд ли белая кепка, надвинутая на нос, могла его выручить. Для роли шпика Журавлев обладал слишком яркой внешностью: один раз увидишь — больше ни с кем не спутаешь. Если уже попал в розыск, то его и со спины узнают. Расчет Журавлева строился из других соображений.

— Что там случилось, лейтенант?

— Результат гонок с крутыми виражами.

Крепкий парень, с приятным лицом, но очень колючими глазами, стоял возле дверцы машины и не сводил глаз с Журавлева.

— Как бы нам согнать эту махину с дороги, лейтенант? Водитель самосвала, вероятно, пересел за руль сразу после трехколесного велосипеда.

Нервная система давала трещину. Журавлев слышал свой собственный голос и понимал, что он звучит фальшиво.

Самосвал еще раз дернулся и вырвался из капкана, но лейтенант в эту секунду склонился над дверцей и, положив локти на окно, чуть ли голову не просунул в салон. Дашь газу — и парню череп снесет. Журавлев примерился. Хороший удар в челюсть может изменить положение, но тут в проход влезла встречная машина. Задние начали давить на клаксоны.

Вадим глянул в зеркало заднего обзора. Патрульная «десятка» подпирала его задний бампер. Дверца по соседству с водительской приоткрылась. Из нее вышел подполковник милиции.

Лейтенант тем временем созрел.

— Покажите ваши документы.

— Послушай, парень, ты стопоришь движение.

— Выйдете из машины. Живо!

На дверцу упала тяжелая тень. Подошел подполковник из патрульной, что стояла сзади.

— Что за проблемы, лейтенант?

Вот она, госпожа удача, — странная дамочка, готовая появиться в любую секунду. Журавлев не сразу узнал Глеба Елистратова, так как не видел его в форме. Даже глазам своим не поверил. Как он себя поведет, если увидит?

Лейтенант выпрямился и козырнул.

Вадим открыл дверцу и вышел.

— Спасибо, что вмешались, товарищ подполковник. Не успел порадоваться дорожному просвету, как лейтенанту приспичило ознакомиться с моими правами.

«Ну, чью сторону выберешь, совестливый страж закона?» — думал Журавлев.

Елистратов бегло глянул на взволнованного водителя и вновь переключился на гаишника.

— Разберись с потоками машин, лейтенант!

— Понял, но этот тип, как мне кажется…

— Я сам разберусь с ним, когда мы освободим проезд. Пробка растянулась на несколько километров. Твое дело ее устранять, а не создавать. Иди!

Спорить лейтенант не стал. Злобно глянув на Журавлева, он пошел восвояси.

— По волоску ходишь, Вадим, — тихо произнес Елистратов. — Пора понять, что твой портрет изучен каждым сочинским ментом.

— Спасибо, Глеб. Мне бы до утра продержаться. Когда дело набирает такие обороты, забываешь о собственной шкуре.

— Не лезь в центр города. И часа не продержишься.

— Меня интересует мыс Клаха и яхта «Орегон».

— Егор Рубин? Ты упрямый осел!

— Завтра увидим. Поинтересуйся машиной, выловленной из моря. Она принадлежит покойному Зернову. Думаю, что всю семью решили извести.

Лейтенант перекрыл встречное движение и махнул жезлом Журавлеву — его машина стояла первой.

— Удачи, детектив. С лейтенантом я договорюсь. Они разошлись по машинам, и поток двинулся с места.

Вадим еще долго поглядывал в зеркало заднего обзора и понял, что о нем напрочь забыли.

Чем дальше он отъезжал от центра, тем меньше ему попадалось встречных машин. Спустя полчаса он добрался до мыса Клаха и поставил машину на стоянку. Чтобы спуститься к морю, надо было пройти через белый уютный домик к каменной лестнице, круто спускавшейся к пирсу, где покачивались на волнах катера и лодки. По-другому не пройдешь. Известковый откос высотой метров в двенадцать и громадные валуны у воды. Спуститься можно только ночью по веревке, если найдешь такую. Верхняя площадка отлично просматривалась из белого домика, и не имело смысла нарываться на неприятности. Здесь не было пляжей и подхода к воде, куда ни глянь — скалистый берег и ни души.

Ленивой походкой бездельника Журавлев вошел в домик. Перед выходом к лестнице стояли два охранника с резиновыми дубинками и пистолетами на ремнях. Серьезные ребята.

— А как мне пройти на пирс? — с наивным видом спросил непрошеный гость.

Охранники что-то оживленно обсуждали, и чужак их ничуть не смутил. Один из них кивнул на боковую дверь, где красовалась табличка «Дежурный».

— Иди к Леве, он здесь хозяйничает.

Комнатушка метров десяти, окна во все стороны, парень лет тридцати с накачанными бицепсами в тельнике и бейсболке с якорем. Он сидел в кресле, закинув ноги на стол, смотрел видик, хрустел чипсами и запивал пивом.

Увидев вошедшего, парень широко улыбнулся, но не шевельнулся. Добродушный парень.

— По приглашению?

— Как тебе сказать…

— Сейчас глянем на заявки.

— Не ищи, Лева, меня еще не заказывали. Я хочу выйти в море на час-полтора. Дашь лодку с мотором и якорь?

— Странный ты мужик! В море с нашего пирса уходят только члены клуба «Посейдон». А если приглашают гостей, то присылают заявки по рации со своих яхт. Либо сами пригоняют катера, либо мы доставляем. А посторонним выход в море категорически запрещен. Здесь так называемая санитарная зона. Засекут — неприятностей не оберешься.

— Меня не засекут. Я опытный. Сто долларов за час. Неплохие деньги. Далеко уходить не буду. Пару раз нырну с аквалангом, наберу рапанов — и все дела.

— И акваланг свой есть?

— А то как же! Ваши яхты меня не интересуют. Дашь мне бинокль и якорь. Ну еще пяток целлофановых пакетов и бутылку воды. Через час я вернусь, и ты обо мне забудешь, а сотня тебе пригодится.

Парень задумался.

— Только никакой взрывчатки.

— О чем ты говоришь? Зачем мне неприятности на свою задницу? Люблю безлюдье и тихие воды. В городе таких мест не найдешь. А тут лафа!

— Ладно. Лодку я тебе дам. Свой глиссер, спасательный. Но только на час. Потом темнеть будет. Иди к югу вдоль берега, там хорошие гроты. В море не выходи, засекут. Хозяева яхт — народ крутой, они сразу стреляют и никогда ни о чем не спрашивают.

— Как скажешь, командир, я человек дисциплинированный.

— Тащи свой акваланг. Глянем, чем ты снаряжен.

Акваланг и впрямь был убедительным фактором. С таким новичку не справиться. Лева смотрел на Журавлева с уважением. Зубы-то Вадим умел заговаривать, и дежурный проглядел, как ныряльщик за рапанами протащил два пистолета на борт.

Спуск к воде был крутым, лестница узкой, спускаться еще можно, но тащить акваланг вверх этажей четыре-пять уже чувствительно.

Глиссер Журавлеву понравился. Двухместный, на подводных крыльях с мощным мотором, но легковат. На большую скорость его не выведешь, может перевернуться.

Каждый получил что хотел. Лева — деньги, а Журавлев бинокль, якорь и трос.

Мотор оказался шумноватым. Поначалу он шел вдоль берега, но когда пирс исчез из виду, Журавлев вывернул руль и повел глиссер в открытое море. Ориентировался он хорошо и без компаса. Яхта не иголка, важно найти ее до темноты, а солнце уже заваливалось за Кавказский хребет.

Километрах в двух от берега начинались другие горизонты. На рейде стояло яхт восемь, не претендовавших на звание седьмого чуда света. Но чем дальше лодка уходила от берега, тем внушительнее выглядели попадавшиеся на пути плавучие красавицы — холодные, равнодушные, одинокие и гордые.

Белокрылый «Орегон» тихо покачивался на волнах на значительном расстоянии от гавани.

Журавлев сбросил обороты, и движок тихо заурчал. Подводные крылья ушли под воду, и лодка заскользила по ласковым волнам. На море стоял штиль. Метрах в трехстах от судна Журавлев застопорил ход и сбросил якорь.

Вглядываясь в окуляры мощного бинокля, он не видел оживленного движения на борту «Орегона». На верхних палубах ни души. На корме двое из судовой команды. Белые кители и фуражки были обязательным атрибутом каждого, кто служил его величеству капитану. Дисциплина на таких судах приравнивалась к военной, несмотря на мобильность команды.

За пятнадцать минут наблюдения Журавлев не обнаружил ни телохранителей, ни охранников. Из чего можно сделать вывод, что хозяина на борту нет.

Численность судовой команды на яхте он определить не смог, а главное — чего они стоят на деле.

Багровое светило перевалило за горы, зажглись звезды, и более удобного момента уже не будет.

Раздеваться Журавлев не стал — он не был уверен на сто процентов, что ему удастся вернуться на глиссер. Пистолеты он упаковал в целлофановые пакеты и сунул за ремень брюк.

Акваланг сел на плечи, клапана открыты, маска надета. Вадим перешел на нос лодки и перевалился за борт. Промокшая одежда тут же отяжелела, ботинки потащили на дно. Журавлев вынырнул, взял точное направление и поплыл. Получалось неплохо, навыки еще не утеряны безвозвратно. С ластами можно было плыть втрое быстрее, но в данном случае они не нужны. Перед ним стояли задачи другого порядка.

Белый корпус просвечивал сквозь воду. На яхте горели гирлянды и светились иллюминаторы. На нижней палубе светился только один иллюминатор. Третья каюта с кормы. Вынырнув, он сделал круг почета и определил, где что может находиться, но лишь приблизительно.

У якорной цепи он нырнул, снял акваланг и прикрепил его под водой, закрутив все вентили.

Расстояние от водной поверхности до нижней палубы не превышало пяти-шести метров. Он вцепился в якорную цепь и начал медленно взбираться наверх. Мокрые подошвы скользили и срывались, руки приняли на себя всю тяжесть тела.

Немалых усилий стоило ему добраться до якорного гнезда и ухватиться за бортовой поручень.

Подтянувшись, он заглянул на палубу. У трапа, ведущего на верхнюю палубу, стояли два матроса и тихо разговаривали. Он их видел — они находились в световой зоне. Его заметить сложнее, если он не выдаст себя шумом.

Журавлев закинул ногу на стальной парапет, приподнялся и, перевалившись через борт, тут же откатился за канатную будку.

Выглянув, убедился, что остался незамеченным. Морячки продолжали мирно чесать языком.

Вадим вынул пистолеты из пакетов, взвел курки и снял их с предохранителей. Один он сунул за пояс спереди, второй — сзади.

Итак, первый этап прошел успешно… Он сплюнул на палубу, вспомнив, чем подчас кончаются его поэтапные планировки. Первый, второй, третий — и берешь в заложники метрдотеля после двух часов борьбы с ветряными мельницами. Что дальше? Вся надежда на чутье. Оно его не обмануло с Омельченко, конверт которого был найден на свалке. И теперь ему казалось, что и здесь, на яхте, он найдет конверт. А может, и не один.

Пора приступать к следующему этапу. Он приподнялся. Матросики исчезли. Журавлев направился к центральному блоку по правому борту. Шесть горящих подряд иллюминаторов предположительно относились к кают-компании. Так оно и вышло. Двое офицеров играли в шахматы, двое на бильярде. Один матрос натирал воском мебель. Здесь ему делать нечего. Он пошел вниз. Там располагались самые важные каюты, а свет горел только в одной. Третья от кормы. Это он помнил. Затишье. Можно сказать, ему повезло. Все шло гладко.

В коридоре горел яркий свет. Третья дверь по левой стороне. Он подошел к ней и распахнул створку. Войдя в каюту, тут же закрылся.

Пистолет был уже в его правой руке. За столом у рации сидел симпатичный морячок в белом кителе с повязкой «Дежурный» на рукаве. Он читал книжку в пестрой обложке и был очень увлечен своим занятием. На рации лежала расстегнутая кобура, из которой торчала черная рукоятка, а рядом лежал шомпол и пузырек с оружейным маслом.

Увидев вошедшего, затем пистолет, он изменился в лице — оно вмиг стало одного цвета с кителем.

— Привет, морячок. Извини, но я уже почистил свой пистолет, зарядил и привел в боевую готовность. Играть со мной в ковбоев не рекомендую. Тебе придется выполнить одну мою пустяковую просьбу.

Парень лишь хлопал глазами. Что это за мокрое млекопитающее с оружием в руках? Глаз бешеный, весь напряжен, дотронься — и током стукнет.

— Вы…Вы…

— Конечно я. Только не спрашивай, как я сюда попал? Меня воротит от этого вопроса. Лучше, если ты ответишь на мои. Вопрос первый. Жить хочешь?

В ответ морячок как-то неуверенно кивнул.

— Твое пожелание сбудется, если ответишь на остальные вопросы. Где хозяин яхты?

— На берегу.

— Когда вернется?

— Не знаю. Рация молчит.

— Понятно. Бери ключ от его каюты, и пойдем в гости без хозяина.

— У меня…

— Молчи. Не порти о себе впечатление. У дежурного должны иметься ключи от всех помещений. Бери ключ — и вперед, а то я начинаю искрить.

Взгляд этого заросшего колючей щетиной человека ничего хорошего не обещал. Сказать ему «нет» не было никаких сил. Дежурный открыл ящик стола и достал из него связку ключей.

У двери детектив пропустил парня вперед и, приставив ствол пистолета к ребрам, вывел в коридор.

Команда мирно отдыхала. Сверху из кают-компании слышались резкие бильярдные удары, больше ничего.

— Ну веди, лоцман, тебе зачтется.

Они прошли в противоположный конец коридора, и перед крутым трапом к корме дежурный остановился.

Дверь каюты Рубина не отличалась от остальных, но когда они вошли внутрь и зажегся свет, было чем восхищаться. Правда, если ты пришел на экскурсию, а не стоял насквозь промокшим и усталым. Разевать рот Журавлев не стал.

— Я вижу все, кроме сейфа. Ну, морячок, раскрывай мне тайны мадридского двора.

Как это ни странно, парень сделал это с удовольствием. У него даже улыбка появилась на лице. К чему бы?

Он подошел к книжному шкафу, нажал на кнопку встроенной панели, и одна из секций отодвинулась в сторону. За ней блеснула никелированная дверца с тремя цифровыми вертушками.

— «Биг бокс трейф». Можете полюбопытствовать, господин грабитель. — Парень посмеивался.

— Сигнализация?

— В ней нет необходимости. Судно обеспечено охраной.

— Однако я проник.

— И что дальше? Это полпути. Вам еще уйти надо. Сейф вы не откроете. Пустой номер.

— А я не хожу, я летаю. Надежный ящик, ничего не скажешь.

— Страховая гарантия от взлома — миллион долларов.

— Кто знает код?

— Только хозяин. Не хочу вас разочаровывать, но денег в нем нет. Одни деловые бумаги. Вы напрасно стараетесь.

— Ты прав. Здесь нужен динамит.

— Не нужен. Расколете яхту пополам, а ящик целым и невредимым пойдет на дно. Он весит столько, что любой катер утащит за собой под воду. А здесь под сейфом особые стальные усиленные переборки от борта до борта. В кармане не унесешь. Теперь понятно?

Дежурный радовался, как ребенок. Тон его стал более уверенным.

— Ладно, закрывай эту хреновину. Убедил. Офицер нажал на кнопку, и панель встала на место.

— Вы получили сомнительное удовольствие. Что дальше? — Его лицо напряглось. Он посмотрел на иллюминатор.

Журавлев услышал рокот мотора. Яркие прожектора скользнули по стеклам.

— Кажется, нам обоим не поздоровится. — Голос дежурного стал тихим и испуганным.

— А ты про сейф лучше помалкивай. На тебя напали, и ты тут ни при чем. Я разберусь. Сколько у Рубина охраны?

— Четверо.

— Отлично.

Журавлев подошел к парню и треснул его рукояткой за ухом. Тот свалился на ковер и замер. Налетчик встал за дверь.

С верхней палубы послышались шаги. Свет за иллюминатором собственной каюты мог насторожить Рубина, и надо быть готовым к любому повороту событий. Повернулась дверная ручка, и вошли люди. Первым — охранник с короткоствольным автоматом, вторым — вице-мэр, за ним женщина и еще один охранник. Журавлев решил, что с него хватит. Он резко толкнул дверь ногой, она захлопнулась, щеколда сработала, а последний охранник получил крепкий удар по черепу. Упасть ему не удалось, Журавлев подхватил его и толкнул на первого стрелка. Тот слишком долго поворачивался, кадры летели с повышенной скоростью. Падать пришлось двоим телохранителям, а Журавлев тем временем взял их на мушку. Оружие отлетело в сторону, и Вадим ногой загнал автоматы под кушетку. Беззубые акулы не страшны.

— Лежать! Лицом в пол, руки на затылок!

Спорить не приходилось. Больше всех напугался Рубин. Женщина, как ни странно, оставалась спокойной. Она даже посторонилась и села в кресло, чтобы не мешать мужским играм.

— Журавлев?! — завопил хозяин.

— Нас еще не знакомили.

Вице-мэр похолодел.

— Вы не ошиблись. Журавль в небе, до которого вы не можете дотянуться. Госпожа Иконникова? Рад вас видеть. — Он в упор смотрел на сосредоточенное спокойное лицо платиновой блондинки. — То самое звено в цепочке, которого мне так не хватало. Жаль, что у меня нет времени для решения всех наших проблем. Я так, мимоходом заглянул, но главная встреча впереди.

В дверь ударили чем-то тяжелым. Образовалась дыра. Журавлев тут же оказался за спиной Рубина, левой рукой зажал ему горло и выставил пистолет вперед.

В каюту ворвались еще двое с автоматами.

— Назад, идиоты! Хотите прибить своего босса? Журавлеву удавалось еще и затылком видеть. Как только один из телохранителей, лежавших на полу, попытался приподняться, тут же получил мокрым ботинком по переносице. Все замерли.

— Скажи своим придуркам, чтобы они сложили оружие на пол. Ведь ты меня знаешь, Рубин. Жизнь твоя на волоске.

— Бросьте оружие, идиоты, и вытряхивайтесь. Приказ звучал хрипло. Локтевой сустав налетчика слишком крепко сдавил горло вице-мэра. Автоматы полетели на ковер.

Детектив вывел Рубина в коридор и по стеночке начал подниматься вместе с ним на нижнюю палубу.

Их сопровождали обезумевшие взгляды телохранителей и высыпавших из всех щелей членов команды.

Никто не решался предпринимать никаких резких действий. Жизнь заложника слишком дорого стоила. Так Журавлев подвел Рубина к борту.

— Не хочешь искупаться, приятель? Водичка тебя охладит, а? Стоит мне нырнуть — и следом полетят пули. Заденут ненароком.

— Тебе крышка, Журавлев! Ты не уйдешь! — хрипел вице-мэр.

— Самое смешное, парень, что мы нужны друг другу живыми. В этом вся проблема!

Вадим резко подался назад и вместе с Рубиным перевалился за борт. Раздался шумный всплеск. Очутившись под водой, Журавлев выпустил из рук пленника, а сам начал погружаться. Он сумел, не выныривая, проплыть под килем яхты к носовой части. Полный мрак. Якорную цепь пришлось ловить на ощупь, потом искать акваланг и открывать клапана. Ему едва хватило воздуха на долгую подводную процедуру. Даже сквозь толщу воды он слышал короткие автоматные очереди.

Набрав определенную глубину, он взял курс на глиссер и начал отплывать от источника опасности. Вынырнуть он позволил себе на безопасном расстоянии, чтобы откорректировать направление.

На яхте творилась паника. Охранники бегали по кругу и без толку палили по воде. Хозяина уже выловили. Включили прожектора и освещали черные воды скользя лучами по кругу. Никому и в голову не приходило дать свет чуть дальше собственного носа. Они были уверены, что Журавлев все еще бултыхается возле судна.

— Его нигде нет! Он утонул!

— Ищите, козлы! Ищите!

— Точно утонул!

— Не верю. Такие не тонут!

«Молодец, Егор, правильно мыслишь», — решил Журавлев, взбираясь на борт глиссера. Один недостаток в этой кутерьме: причаленный к яхте катер за десять минут настигнет моторную лодку. Мощь несравнимая. До берега минут двадцать ходу. У него имелось одно преимущество: он готов к движению, а им надо еще спуститься в свое корыто и поймать нужное направление. Поэтому Журавлев не стал снимать акваланг. В последний момент он сможет спрыгнуть в воду. Как-никак, а все ближе к суше.

Он завел двигатель и дал газ. Глиссер встал на дыбы, как пришпоренная лошадь, и рванул с места.

Стрельба прекратилась.

— За ним! — крикнул один из офицеров.

— Отставить! — скомандовал Рубин, вытирая лицо полотенцем. — На берег он может выйти только у пирса. Журавлев в ловушке. Живо соедините меня с полковником Духониным.

Журавлев немного успокоился. Погоню за ним не послали. Рубин смирился с очередным поражением. Конечно, он понимал, что Рубин сейф открывать ему не станет даже под страхом смерти. Потому что в нем лежала та самая Кощеева игла. Важнодругое. Вадим знал, где сейф и что он из себя представляет. Остальное надо домысливать. До утра он обязан вскрыть эту железку, иначе все теряет смысл.

Причалив к берегу, он снял акваланг, положил его на дно лодки и прикрыл брезентом. Лодка еще понадобится.

Выбравшись на пирс, он направился к лестнице. Наверняка уже почти восемь, а то и больше. Лева обидится за задержку. Придется платить неустойку. Так всегда: сколько заработаешь — столько и отдашь на взятки и чаевые.

Лева его не ждал. Его встретили четверо омоновцев с автоматами, наручниками и бронированным фургоном с решетками.

С корабля — на бал к Духонину. В полном смысле слова. Сопротивляться бесполезно. Наручники захлопнулись, и его повели. Он чувствовал себя глупой мокрой курицей.

2.

Тихоня Веточкин уже потерял счет времени. Лика зашла в дом еще засветло. Он наблюдал за окнами, и днем в них горел свет. Потом, спустя минут двадцать после ее ухода, свет погас. Теперь стемнело, но окна так и не зажглись. Никаких признаков жизни. Куда же они все делись? Он вспомнил про черный ход. Однажды, когда он выпил для храбрости и сам к ней явился, Маша сбежала от него через второй выход. Но не будут же они бегать от девчонки?

Ему надоело ерзать на скамейке, и он направился в дом. Хмель выветрился, голова гудела. Зря он это задумал, да еще сопливую девчонку подставил. Тихая, миленькая, безобидная. Правда, в тихом омуте черти водятся. Еще пистолет ей сдуру дал. Нет, так дело не пойдет.

Веточкин прибавил шаг.

После, казалось, бесконечной и бессмысленной борьбы Лика высвободила ноги из пут. Руки по-прежнему были стянуты полотенцем. Ей удалось встать на ноги, видеть она могла только одним глазом, с которого сползла повязка. На стеклянной полке над краном стоял стакан с зубными щетками и опасной бритвой. Она столкнула его плечом. Стакан рухнул в раковину и разбился.

Повернувшись спиной, она начала шарить связанными руками по раковине и нащупала бритву. Сколько же усилий приходилось тратить на каждое полезное движение. Бритва то и дело падала, она вновь ее искала, несколько раз порезалась о битое стекло, но яростная злость не позволяла ей обращать на это внимание. И все же ей удалось вцепиться кончиками пальцев в ручку и раскрыть бритву. Пилила она полотенце с остервенением. Воздуха не хватало, еще немного — и она потеряет сознание. И все же девчонка добилась своего. Руки свободны. Она сорвала полотенце с лица и скотч с лица.

Отдышавшись, Лика продолжила. Ее заперли в ванной на щеколду, а та оказалась слишком крепкой, либо девушка потеряла все свои силы. Удары плечом и ногами ни к чему не приводили.

Опять передышка. Странно! Она ничего не делает, а стук продолжается. Лика прислушалась. Кто-то колотил во входную дверь. А если это Шурка Шелест пришел? Ведь Маша ушла искать конверт с его приятелем. Может, он этого не знает? Маша — дочь Менделевича, а у него тоже есть конверт. Значит, она в курсе дела. Вот дура! Как же она сумела всех настроить против себя? Послушала дурачка Веточкина-деревяшечкина. Дубина он стоеросовая, а не Веточкин!

Лика так разозлилась, что выбила дверь с петель, пролетела полкомнаты, снесла стол и еще проехала на животе до самого окна.

Стук все еще продолжался. Девушка вскочила на ноги и рванулась в переднюю.

О Боже! Какое разочарование! На пороге стоял протрезвевший Тихоня.

— Что с тобой? — спросил он, как сделал бы каждый на его месте, увидев растерзанное существо.

— Который час? Он пожал плечами.

— На комоде есть часы. Лика вернулась в комнату.

Веточкин захлопнул дверь и последовал за ней.

— Черт! Восемь часов! Все пропало!

Парень поднял с полу свой пистолет и сумочку Лики.

— Что здесь произошло?

— Твоя Машка сцену ревности разыграла. Идиот ты, Тихоня! Я потеряла уйму времени.

— Если торопишься, то я подвезу. Они убежали? Да?

— Послушай, сыскарь ревнивый. Ты что-нибудь слышал про хижину на берегу?

— Вообще-то у Шурки есть сарайчик на заброшенном пляже. Раньше там кемпинг был, потом его перевели в более пристойное место. А домишки пляжные продали. Их штук тридцать. В том месте теперь особняки вдоль берега строят, и место стало мусорным, некупальным. Сараюхи пока стоят, но скоро их снесут.

— Важно, что они сейчас стоят. Адрес знаешь?

— Найду, конечно. Мы с Шуркой когда-то там бывали.

— А теперь бабу никак пополам не распилите? В дверь вновь постучали.

Лика напряглась.

— Тихо! Может, это Шурка?

— У него ключи есть.

Лика подошла к окну. На улице возле подъезда стоял «жигуленок» лимонного цвета. Эта машина так врезалась ей в память, что она еще нескоро ее забудет. Убийцы шофера Зернова удирали от кафе на этой машине.

— Живо, Бревнышко, к черному ходу, пока они его не обнаружили!

Парень уже не спорил. Он ничего не понимал, но чувство вины заставляло его подчиняться. К тому же он всегда боялся командирского тона. Вот почему и ходил у Маши под каблуком, и она его всерьез никогда не воспринимала.

Летели они, словно на крыльях, через три-пять ступеней. Оказавшись во дворе, Лика глянула наверх. Две мужские головы уже выглядывали из окон пятого этажа.

— Быстро в арку!

Они проскочили в арку. Лика опять выглянула. За рулем «жигулей» никого не было. «Лада» Тихони стояла на другой стороне улицы.

— В твою машину, живо!

Они перенеслись через дорогу и нырнули в автомобиль.

— Ложись и не рыпайся. Хватит с меня гонок. Пусть уедут первыми.

Так оно и вышло. Трое мужчин выскочили из подъезда, покрутили головами и уехали.

— А теперь тихонько трогай с места — и сваливаем. Только не торопись.

Лика лежала на заднем сиденье, пока они не отъехали на приличное расстояние. Потом она поднялась. Машина ехала по набережной, освещенной яркими фонарями.

— Далеко этот пляж?

— Ты про Шуркину обитель?

— Да.

— Пляж «Солнечный мыс» возле санатория «Балтика». Сарай под номером ноль семнадцать. По понятиям Шелеста, — «дворец».

Навстречу им проехал эвакуатор, тащивший на себе голубой «форд». Лика оглянулась.

— Разворачивай машину, Дощечкин!

— Зачем?

— Делай, что говорят!

Лика не могла ошибиться. На эвакуаторе находилась машина матери Лелика. Когда Веточкин нагнал эвакуатор, девушка в этом уже не сомневалась. Судя по тому, как «форд» был покорежен, Оксана Зернова не могла остаться живой, если, конечно, она находилась в машине в момент аварии. А где же еще? Кому нужна старая колымага? Лика заметила, что багажник был прикручен к бамперу проволокой. Лежит ли на месте колесо? Мать Лелика ничего не знала о тайнике, а значит, не могла о нем рассказать. Что теперь с Ленькой? Знает ли он о случившемся? А может, сидит в кустах своей усадьбы, ждет ее и думает о матери?

— Как ты думаешь, куда они ее везут?

— В ближайшее отделение, на стоянку.

— Езжай за ними.

— Зачем тебе это?

— Кто может забрать машину, если шофер погиб?

— Родственники. Но мы же собрались к Шурке!

— Помолчи, Щепочкин, дай мне подумать. Мы должны знать, куда поставят эту рухлядь.

На удивление Веточкина, машину доставили в Сочинское управление и не скинули на охраняемой стоянке, а завезли в гараж, занимавший правое крыло здания.

Ворота гаража медленно сомкнулись, похоронив всякую надежду добраться до «форда». Лика еще не знала, что в эти ворота десятью минутами ранее въехала еще одна машина, в которой под пристальной охраной в наручниках привезли ее кумира — Вадима Журавлева. Железная пасть ворот поглотила в себя все, в чем она так нуждалась последние двое суток.

Может, и у нее проснулось чутье? От Журавлева заразилась профессиональным нюхом?

Забрать машину мог только Леня. Но рассказать ему об аварии после похорон отца у Лики язык не повернется. Тут требуется особый подход к делу и неординарное решение. Она уже точно знала, что решать проблему с багажником ей придется самой.

Что касается Шуры Шелеста, то…

Она повернулась к Веточкину.

— Бревнушкин, миленький, тебе придется сделать одно очень важное дело. Может, Маша и оценит твой порыв благородства. Сейчас всем нам грозит серьезная опасность: мне, Маше, Шуре и еще одному парню, который хочет им помочь. А может, и тебе тоже.

— Ты говоришь о тех людях в «жигулях»?

— Их гораздо больше. Шурка где-то скрывается. Как я поняла, он доверил дело Машке, а она перестраховалась и нашла себе еще одного помощника. На его месте и ты мог быть, если бы попался ей под руку. Найди их. В хижине на пляже спрятан важный государственный документ. За ним охотится местная мафия и продажные менты. Запомни: я и Вадим Журавлев знаем, в чьи руки должен попасть этот документ. Шурка догадывается об этом, но осторожничает. Пусть он меня дождется, и я ему все объясню. Мне надо закончить одно дело, и я приеду на пляж.

— А ты не фантазируешь? Какая может быть мафия в нашей стране?

— Ты же видел тех головорезов. Они нашли их гнездышко в городе, доберутся и до пляжа. Можешь добавить Шурке и даже Машке, что я и Журавлев заканчиваем операцию, начатую Виктором Зерновым. Они поймут.

— И Машке грозит опасность?

— Всем нам. К утру все должно кончиться. Но до утра надо дожить. Езжай. Времени в обрез.

— Ладно. Я все сделаю и буду тебя встречать у дороги на стройку. Так просто к пляжу не подберешься.

— С Богом! Ты отличный парень, Тихоня Веточкин.

Лика вышла из машины и хлопнула дверцей. «Кажется, все идет хорошо, — подумала она. — Как у того парня, что прыгнул с тридцатого этажа. Пролетая десятый, он тоже так подумал».

Конверт Лелика находился от нее в двух шагах. Дотянуться бы. На центральном входе ее даже не пропустят. Потребуют либо удостоверение, либо повестку с паспортом.

Начался обход здания по кругу. Лика превратилась в искусственный спутник здания МВД. Пять этажей, и все до единого окна с крепкими решетками. К гаражу не подобраться. Охраняемая стоянка, обнесенная сеткой, и электрические ворота. Тыльная сторона здания примыкала к парку и спортивным площадкам. Там вообще дверей не оказалось. Окна гаража и первого этажа находились на одном уровне. Неприступны. На третьем круге обхода Лика заметила брешь в крепости.

Только бы не вляпаться! На задней стороне здания, к которому примыкала небольшая рощица, в уровень со вторым этажом находилось квадратное окошко размером полметра на полметра. Его тоже прикрывала решетка, но не столь неприступная. Отдушина воздуховода. Точнее сказать, вентиляция, опоясывающая все здание. Такие же окошки находились и выше — через этаж. Гараж не может быть исключением — там выхлопные газы.

Думай не думай, но других вариантов нет. Ей понадобилось еще пятнадцать минут, чтобы обшарить близлежащие дворы, наворовать бельевых веревок, найти и погнуть пару кусков арматуры. Опыт побега с помойки пригодился. Она уже знала, что к чему и зачем. Крюк был крепко связан с веревкой и превратился в альпинистское снаряжение. Теперь нужно зацепить крюком решетку. Не получилось. Решила попробовать с ближайшего дерева. Тут опять пригодился горький опыт. Прежде чем взбираться на дерево, Лика сняла туфли и аккуратно поставила их под куст. Обувь в ее практике была слабым звеном. Ни один наниматель детектива не оплатит счет за дюжину туфель. Насмешка, да и только!

Взобраться на дерево не составило труда, но сук, расположенный ближе всего к решетке, сильно прогибался. Пришлось передвинуться ближе к стволу. И только с девятой попытки ей удалось зацепить решетку. Вот только вырвать ее силенок не хватило. Пришлось перекинуть веревку через сук, обмотать руки и спрыгнуть. Решетка вылетела, но и Лика грохнулась на копчик с приличной высоты. Нет, плакать она не станет. Некогда. А очень хотелось.

Сорвав решетку с крюка, она подошла к стене и запустила свое лассо вверх. Крюк оказался бумерангом, вернулся и едва не прошиб ей голову. Пришлось отойти подальше от стены. Новая попытка. Хорошо, что кабинет третьего этажа пустовал. Там не было света. Крюк выбил стекло, но зацепился.

Дальше началось новое восхождение под названием «муха по стеклу». Так девушка карабкалась босыми ногами по стене, перебирая поцарапанными руками веревку. Наконец ее ноги нырнули в вентиляционную трубу. Она скинула крюк с решетки и, учитывая опыт, взяла снаряжение с собой. В гараж тоже как-то придется спускаться. Одного не учла: головой вперед лезть удобнее, а развернуться или согнуться тут невозможно. Не подумала.

Тем не менее Лика торжествовала победу. Все хорошо! Как у того парня… Помните?

— Ерунда! — воскликнула она и скользнула в темную душную неизвестность.

3.

Что угодно готов был увидеть шеф криминальной милиции, но только не Журавлева в наручниках в своем кабинете.

— Решили доставить к вам, товарищ подполковник, пока начальника управления нет. Куда его?

— Оставь здесь, я сам его допрошу. Ждите за дверью.

Журавлева усадили на стул в центре кабинета, и конвой вышел.

Хорош сюрприз! Он даже не слышал, что Журавлева взяли. Елистратов знал, что этот парень из Москвы, по сути, делает за него всю работу, и тешил таким образом собственное самолюбие. Теперь ему казалось, будто с него содрали погоны. Журавлев по-своему воевал с мафией. Кто во что горазд. И вот он, тупик. А как же сам подполковник? Все еще ходит в наблюдателях? Болельщик-меланхолик. На парня смотреть страшно. Изможденный, мокрый, в ссадинах, небритый. Теперь он в лапах Духонина, а Елистратов смотрит за работой дворников, сунув руки в карманы.

Кем же он себя считал до сегодняшнего дня? Холуй в погонах, перестраховщик, гроза местной шпаны, оставляющей пустые бутылки на газонах.

— Вряд ли я смогу тебе помочь, Журавлев.

— А я в помощи не нуждаюсь. Зачем тебе хлеб у адвокатов отбирать?

— И что же, по-твоему, я могу сделать?

— О твоих возможностях я не знаю. Лично я собирался проникнуть в сейф господина Рубина, что находится у него за книгами в каюте «Орегона». Забрать конверт, очень похожий на тот, что ты мне однажды подарил, и передать его прокурору Емельянову. Что называется — программа минимум. Слабо, подполковник?

— Почему же Емельянов не даст ордер на обыск?

— А яхта принадлежит престижному клубу, а не лично Рубину, а против клуба у нас ничего нет.

— Я подумаю, что можно сделать. Я знаю, где искать еще один конверт…

Договорить он не успел. Дверь кабинета распахнулась, едва удержавшись на петлях. Вихрь внес в помещение разъяренного Духонина. Его багровая физиономия выражала торжество и злобу одновременно.

Он подошел к Журавлеву, как к невесте, которую от него всю жизнь скрывали под чадрой. Глянул ему в глаза и со всего маху врезал кулаком в лицо. Конвоиры дрогнули, Елистратов не шелохнулся.

— В камеру эту сволочь, и все его дела ко мне в кабинет! Отскакался, жеребец безрогий!

Замечания о рогах никто не оценил, но повалившегося на пол мужика подхватили под руки и поволокли к дверям.

— А ты, Елистратов, сейчас же сменишь свой кабинет на место дежурного по управлению. До девяти утра, до новой смены. Понял?

— Полчаса назад дежурство принял капитан Сухарев.

— Подменишь его. Сухарев мне нужен на оперативной работе. Выполняй! От него преступники не бегают.

Духонин решил привязать его к стулу и нейтрализовать таким образом. Значит, готовится какая-то серьезная акция. Ничего. Можно и до утра потерпеть. А потом уж…

Елистратов не знал, а Журавлев не успел ему сказать, что завершить дело надо к утру. До девяти. Но разве все упомнишь, когда голова идет кругом.

До первого этажа, где располагались камеры предварительного задержания, Журавлев дошел сам. Так, тряхнуло немного, и губу прикусил. Мелочи. Его загнали в самую дальнюю камеру в конце коридора. Дальше только стена. Правда, там уже сидел какой-то сморчок. Видать, тоже особо опасный. Метр с кепкой, и испуга в глазах больше, чем звезд на небе.

Все правильно. Карлуша Угрюмый страсть как боялся крупных мужчин. Да еще небритый и с разбитой губой. Кошмарный тип!

— Вот тебе приятель, Хорек. Теперь вам веселее будет. Молись, может, он тебя не съест сразу, а до утра припасет к чаю.

Конвоиры загоготали, и тяжелая дверь камеры захлопнулась. Трижды щелкнул замок.

Коротышка забился в дальний угол. О мебели здесь не позаботились. Дощатый настил с приступочкой — и все радости.

Журавлев растер запястье после наручников и сел на приступок.

— Кем же ты так напуган, приятель? — спросил он, сидя к Угрюмому спиной.

— Я… Я ничего не боюсь. Просто люблю одиночество. Привычка, понимаете ли.

— Значит, били тебя часто.

— Почему часто? Не очень… просто…

— Не дергайся. Меня твои проблемы не интересуют. А камера иногда приносит пользу. Спешить некуда, есть время подумать, осмыслить просчеты.

— Я четверть века из своей жизни осмысливаю просчеты. И все равно возвращаюсь сюда.

— Значит, что-то не додумал. Тугодум. Большой недостаток для твоей профессии.

— Что вы знаете о моей профессии?

— А я по рукам читать умею. Ясновидящий. Посиди еще немного и подумай.

— «Немного» — это лет пять. Я выйду в шестьдесят. Пенсионный возраст, а закрома пусты. Не состоял в профсоюзах и остался без пенсии.

— Тухлое дело. Как тебя зовут?

— Хорек.

— Рад познакомиться. Тигр!

— Тигр? Не слышал о таком.

— Вадим Журавлев.

— А, понимаю. Карлуша Угрюмый.

— Неплохой зоопарк. Звери есть, клетка надежная. Зрителей не хватает.

— Шутник. Вот придет дрессировщик в лице полковника Духонина — и тут же язык прикусишь.

— Губу уже прикусил.

— Как Духонин стакана два опорожнит, так его тут же тянет камеры инспектировать. Ладошки чешутся. Видел его пампушку?

— Ничего особенного. И потом: наша камера последняя, пока очередь дойдет, он уже выдохнется.

— Оптимист. Полковник не человек, а паровоз.

— Чем же ты ему насолил? Посмотришь — слезы наворачиваются. Муху-то и ту убить не сможешь.

Хорек осмелел, выбрался из угла и сел рядом с соседом по несчастью.

— Мух я не трогал. Зато сейфы вскрывал, как банки с сардинами. Когда постарел, стал открывать гостиничные номера. Прибыль не та, но силы сохранил.

— Много здоровья на сейфы уходит?

— Ужас. Напряжение, слух, пальцы, цифры, счет — и никакого расслабления. Час работы — год жизни. Когда-то я гремел. Слышал про филиал «Инком-банка»?

— Твоя работа?

— Один сработал. По их же наводке. Им отчетность в Центробанк сдавать надо, а они проворовались. Все на ограбление списали. Мне сто тысяч отстегнули, а, по газетам, я сто сорок миллионов уволок. А однажды на государство работал. Обхохочешься. Во Внешторгбанке замдиректора бумажку с кодом потерял. Денег там не было. Одни документы. А как открыть? Специалиста из фирмы звать? Так они в Швейцарии живут! Услуги и дорогу оплати, да еще жди пару дней. Меня из камеры «Матросской тишины» прямо в банк доставили. Поработал часок с «Фредериком» и открыл. Мне потом в камеру телевизор за это поставили и зону подобрали элитную.

— «Фредерик»?

— Фирма. Хорошо ребята ящики колотят.

— А «Биг бокс трайф»?

— Ничего, но до «фредерика» не дотянет. Ты тоже по этому профилю?

— Я салага по сравнению с тобой. Просто сегодня напоролся на такой ящик. Три номерных замка.

— Мура! Они завязаны общей цепочкой. Видом пугают. Один откроешь, остальные — дело пяти минут.

— Хорошо. Уговорил.

— О чем ты?

— Откроешь мне такой ящик, выпущу тебя на свободу.

— Шутишь?

— Отчасти. Вдруг повезет? Я человек везучий. Пятьдесят на пятьдесят. Судьба со мной играет в погремушки. Даст по морде, затем погладит по головке. Врежет в челюсть — и водички поднесет. В последний раз я получил от нее оплеуху и попал сюда. Вот сижу, жду, когда она меня на крылышках вынесет на свободу.

Глухой, словно сдавленный голос произнес:

— Крылышки готовы, пора взлетать.

Арестованные вздрогнули и осмотрелись. Никого!

4.

Резкая воздушная волна сорвала Лику с места, как пушинку, и понесла по раструбу, пока ее ноги не уперлись в перекрытие на перекрестке воздуховода. Зловонный горячий воздух свистел ураганом, и она приняла на себя безумный вихрь.

Так длилось несколько минут. Порыв замолк столь же неожиданно, как и начался. Лика облегченно вздохнула и вновь поползла вперед. К следующей атаке она уже была готова и вцепилась в боковую решетку. Теперь она могла определить приблизительный интервал между воздушными атаками. Вероятнее всего, вентилятор срабатывал с помощью реле. Пять-семь минут спокойствия, три минуты урагана. Вдоль железного раструба, по левую сторону, то и дело шли решетчатые окошки, из которых в узкую горловину попадал свет, позволяющий ориентироваться в извилистой шахте.

Проползая мимо каждого окошка, она заглядывала сквозь сетку в помещение, глядя на происходящее сверху. Воздушные решетки находились под самым потолком кабинетов. В некоторых из них кипела ментовская жизнь, но блюстители порядка ее не интересовали. Лика поставила себе цель найти гараж и достать письмо из «форда». Здание управления было небольшим, не заблудишься. И ей необходимо спуститься на этаж ниже. Но как?

Внутренние пересечения напоминали городские улицы с перекрестками. На пути попалась вертикальная труба, но она шла вверх, а Лике надо вниз. Важно не петлять и держаться левой стороны. Теоретически девушка рассчитала, в каком месте находился гараж, и жестко держалась заданного направления.

Наконец ей повезло, и она наткнулась на спусковую шахту. Глубину черной дыры определить невозможно. Лика уперла крюк в угловой загиб и сбросила вниз веревку. Только бы не сорваться. Оцинкованная жесть поднимет столько грохота, что в каждом кабинете здания содрогнется мебель. Спускаться не страшно, платье жалко, она уже цеплялась им за решетки. Лика очень хорошо запомнила, как смотрел на нее Дик, когда она предстала перед ним в новом наряде. Ностальгия по молодости. Ей очень хотелось ему нравиться.

Ноги уперлись в жесть. Пролет пройден. Горизонтальный коридор тоже имел окошки, но на первом этаже свет, проходивший сквозь решетки, был тусклым. Значит, здесь нет кабинетов. Скорее всего, это коридор, в конце которого должен быть гараж. Лика хотела сдернуть крюк, но он не поддавался — под тяжестью проткнул жесть, и его заклинило.

С одной стороны, хорошо — подниматься легче, с другой — у нее осталась еще одна веревка, но без якоря. Как она ее закрепит к гладкой поверхности, чтобы спуститься в гараж и потом подняться назад?

Ей не хотелось думать о мелочах и отвлекаться, пока она не достигла цели. Лика поползла дальше со свойственным ей упорством.

Первое же окошко на пути ее немного насторожило. Не сбилась ли она с пути? Внизу располагалась тюремная камера, где сидели задержанные. Лика поползла дальше и услышала до боли знакомый голос. Смешанное чувство испуга и радости заставило ее сердце сжаться. Она приподняла голову и заглянула вовнутрь.

В камере сидели двое, спиной к решетке и лицом к двери. Один широкоплечий, другой щупленький, как ребенок, и только лысина с посеребренной бархоткой вокруг черепа говорила о его возрасте. Здоровяк чувствовал себя хозяином, принимавшим в своих апартаментах бедного родственника. Разве такого можно с кем-нибудь спутать? Он чинно читал лекцию сокамернику о превратностях судьбы.

Лика осмотрела решетку. Она даже не думала о том, как Дик угодил в камеру, и даже о конверте забыла. Сейчас ее мысль работала в другом направлении: как его из камеры вытащить.

Решетка крепилась изнутри на железных вертушках, о которые и цеплялось платье. Они сильно поржавели, и Лике с трудом удалось отогнуть их в стороны. Сетка легко выгнулась, и она ее втащила внутрь трубы по ходу движения. Образовалось окно.

Это случилось в тот момент, когда мечтательный Журавлев самоуверенно заявил: «В последний раз я получил от судьбы оплеуху и попал сюда. Вот сижу и жду, когда она меня на крылышках вынесет на свободу…»

— Крылышки готовы, пора вылетать! — тихо произнесла девушка.

Мужчины подпрыгнули на месте и начали озираться по сторонам.

Первым лицо в черном квадрате под потолком увидел Хорек.

— Нечистая! — и начал интенсивно креститься.

— Ангел, дурак! — обронил Журавлев и икнул.

Обоих парализовал шок. Попробуйте себе представить нечто подобное и свою реакцию на увиденную картину.

— Меня не Рафаэль создал, и я не Мадонна. Чего глазеть, когда времени нет. Не музей же!

Ей легко рассуждать!

— Как ты здесь очутилась?

— Стреляли. Излюбленный глупый вопрос. Выполняю наставления покойной Светланы: вытаскиваю тебя из сточных канав.

— Ты права, я не оригинален. Лика сбросила вниз веревку.

— Просто, в отличие от других, я еще способна тебя удивлять. Пошевеливайся!

Вадим вскочил на ноги, подошел к двери и глянул в крошечное окошко, оставленное открытым для вентиляции.

Где-то в конце коридора стояли два сержанта и чесали языки. Все спокойно.

— Ты скоро? — прикрикнула Лика.

— Иду. Спасибо, что зашла, — ответил он, глотая слюну.

— А я уж думала, что не вовремя.

— Эй, Тигр! А как же я? Ты мне обещал свободу! Хорек крутился у него под ногами, как пес, перед которым держали кусок колбасы. При отсутствии хвоста вилять было нечем.

— Условия помнишь? Откроешь сейф!

— Будет тебе сейф.

— Возможно, под обстрелом!

— Авось промахнутся. А пять лет я получу без промаха, как пить дать.

— Начнешь косить, верну обратно.

— Ты — бог! Дай фотографию, буду до конца дней на тебя молиться.

— Быстрее, копуши! — торопила Лика. — Сначала поднимай сюда этого шпендрика, одна я веревку не удержу.

Журавлев поднял Хорька на вытянутых руках, словно штангист, взявший вес. Тот юркнул в трубу, как мышь в щель.

Большого дядю держали вдвоем. Им пришлось несладко. Но они старались. Когда все трое оказались в трубе, Лика сказала:

— Поставь решетку на место и закрепи вертушками. Поползете за мной. Держите дистанцию, иначе жесть проломится.

Минут через десять они вышли на последнюю прямую. Тут им в помощь ударил очередной ураган. Тяжелый Журавлев выдержал. Лику выкинуло потоком, как пробку из бутылки, но ей удалось ухватиться за ветви дерева, и она не упала. Хорек нырнул вниз. Повезло. Земля оказалась рыхлой. Несколько ссадин и потеря сознания, но не от ушибов, а скорее от испуга.

Журавлев высунул голову наружу. А дальше что? Пришлось Лике привязывать веревку к дереву и кидать ему конец. В итоге он вылез и, как маятник, полетел прямо на ствол. Хорошо, что вовремя выставил вперед ноги, не то два деревянных лба неизбежно столкнулись бы. И которому повезло бы больше, еще неизвестно.

Спустившись вниз и почувствовав под ногами почву, они торжествовали.

— Пора уматывать! — сообразил наконец Журавлев, шлепая по щекам Карлушу Угрюмого. — С минуты на минуту завопит сирена.

— Сейчас. Я только туфли надену.

Зловещий рок! На месте лежала только одна туфля. Вторая находилась за кустарником на поляне. За нее шла борьба между двумя лохматыми щенками, которые с хриплым урчанием рвали новую игрушку. Ни один не хотел уступать другому. А третьему там и делать нечего. И опять Лика бежала босиком через сквер. За ней Вадим, тащивший на плече Хорька.

Когда они выскочили на соседнюю улицу, Угрюмый пришел в себя. Напротив находился летний кинотеатр. Только что закончился сеанс, и многолюдная толпа повалила из распахнутых дверей. Беглецы слились с потоком, потом свернули на тихую улочку. Возле магазина стоял «москвич».

— Простите, мадемуазель, — деликатно обратился Хорек к девушке, — выньте, пожалуйста, шпильку из волос и дайте мне.

— А короче нельзя? Лика подала ему шпильку.

— Извините. Воспитание бабушки. Она была дворянкой и окончила Смольный институт благородных девиц.

Пока длинная тирада скатывалась с языка Хорька, его руки быстро работали, дверь машины открылась, а двигатель завелся.

— И все одной шпилькой? — удивилась Лика. — Мне бы такую бабушку!

Они запрыгнули на заднее сиденье, и «москвич» умчался. Куда? Не имело значения. Подальше от милиции и центра города.

Хорек сидел за рулем и давил на газ, а Лика коротко рассказывала о проделанной работе, упуская мелочи, связанные с ее пленением и слезами на полу в ванной.

— Значит, я помешал твоим планам добраться до гаража, малыш? Меня через него провели сегодня. Там стоит машин двадцать, и постоянно толкутся менты. Ворота автоматические, срабатывают с пульта дежурного. Он сидит там постоянно. Офицер. Утопическая идея. Но я думаю, что эту проблему мы сможем решить. Хотя бы отправить за машиной Лелика. Ему обязаны вернуть автомобиль отца.

— Сказать ему о смерти матери?

— Нет. Он сам решил завершить дело отца. О матери ему все равно скажут. Если этого уже не сделали.

— Возможно. Он ждет меня у себя дома. Журавлев хлопнул Хорька по плечу.

— Хватит попусту тратить бензин, Карл Маркович. Бери курс на Адлер.

— Бензин на исходе.

— По дороге есть заправка.

Машина увеличивала скорость. Они уже находились в зоне недосягаемости.

За последние десять лет в управлении Духонина не случалось громких скандалов. Теперь здесь стены ходили ходуном. Карлуша не ошибся. Полковник навестил камерный отсек после двух стаканов водки, что называется, для снятия стресса. Он начал обход с последней. Когда перед ним открыли дверь, полковник минуту или две тихо стоял и смотрел на пустые стены. Тоже, вероятно, вспомнил нечистую, а потом все и началось. Сколько носов он сломал своим горе-подчиненным и челюстей, никто не считал.

Шеф управления крушил мебель, орал, топал ногами, но сделать ничего не мог. Одна за другой выезжали машины из гаража, а водителям можно было не включать фары — дорога освещалась фингалами под глазами оперативников. План «сирена-перехват» редко срабатывает, но другого решения Духонин не нашел.

Подполковник Елистратов, как и все остальные, не мог поверить в побег. Но факт оставался фактом. Журавлев исчез. Мало того: он прихватил с собой Хорька, что плохо вязалось с провозглашаемыми принципами детектива. Зачем ему нужен взломщик? Загадка! Не хотел же он таким способом отомстить Духонину? Примитив!

Елистратову меньше всех досталось. Он дежурил по управлению и арестами не занимался, на то есть дежурная часть охраны общественного порядка.

Елистратов попросил принести ему дело Угрюмого Карла Марковича и занялся его досье. Он пытался разгадать ход мыслей Журавлева, который не пожалел времени и сил на спасение сокамерника. Тут должен быть определенный смысл, а не жалость к вору-рецидивисту.

Не обращая внимания на шум-гам и суету, подполковник погрузился в изучение послужного списка неординарных подвигов знаменитого медвежатника. Когда он дошел до слова «сейф», его мозги заработали в определенном направлении.

5.

Угнанный «москвич» остановился у бензоколонки. К машине подошел старый знакомый Журавлева. Он опять был напуган до смерти. Нормальный парень, только нервный. Опять пришлось хватать его за холку.

— Ты чего, Стас? Не признаешь?

В том-то и дело, что признаю. В газетах пишут, что вы головы режете людям и вас уже поймали и засадили в клетку.

— Не читай газет, Стасик, а то в дурдом попадешь. Ребята делают мне рекламу. Хотят выбрать меня в мэры. Залей мне полный бак.

Парень трясущимися руками взялся за штуцер. Хорек делал Журавлеву всякие знаки, показывая, что у него нет денег, но остался без внимания.

— Кого видел, Стасик? Рассказывай. Ты у нас глазастый сыщик.

— Утром, после того как похоронная процессия Зернова проехала на кладбище, промчался «жигуленок» лимонного цвета, уродец такой. В нем сидели три лба. Они у меня заправлялись. Одного я узнал. Это он меня по башке огрел.

— Ты же его не видел.

— Лица не видел, а ботинки запомнил. И он курил «Яву». Помните, я про окурки рассказывал?

— Помню. Куда они ехали?

— В сторону Адлера. Часа через два проехали обратно в город. А минут тридцать назад опять проскочили в сторону Адлера. Носятся как угорелые. Машина дерьмовая, а летает, словно на крыльях.

— А Зернова-младшего не видел?

— Нет. У него своей машины не имеется. С отцом и матерью видел. Он на автобусе катается. Родители сыну на личный транспорт не разорились.

Журавлев сунул деньги парню в нагрудный карман и запрыгнул в машину. Хорек хихикнул.

— А я думал, ты колдун, а ты ему деньги дал.

— На свечи. Жми, Карлуша, но осторожно, нас могут поджидать по нужному адресу.

— Кто?

— Комитет по торжественной встрече.

— Ты прав, Дик, — вмешалась Лика. — Этот лимонный «жигуленок», как бельмо в глазу. Куда ни плюнь, он словно из-под земли вырастает. То ли мы за ним гоняемся, то ли он за нами. Тоже мне «Летучий Голландец».

— Придется его законсервировать.

— Вот тут вы оба не правы, господа! — деловито заговорил Хорек. — Я вашей истории не знаю, но быстро схватываю на лету. Если машина за вами гоняется, то в ней сидят легавые. Или что-то в этом роде. Это означает, что машину знают гаишники и позволяют ей превышать скорость и нарушать правила. Она же приметная. Сейчас темно. Кто в ней сидит, не видно, особенно если она газует на всех парах. Почему бы нам не пересесть в нее и не открыть себе зеленый коридор?

— Здравая мысль, — улыбнулся Журавлев.

— Вы почему-то забыли, что машина не сама по себе катается, а в ней сидят мальчики с наганчиками, которые не захотят придерживаться ваших взглядов на их собственность, — резонно заметила Лика.

— Тигр с ними договорится, — уверенно заявил Хорек. — Он со всеми договаривается.

— Какой еще тигр? — спросила девушка.

— Убедительный.

Возле ворот особняка Зерновых стоял уже упомянутый автомобиль. Ни водителя, ни пассажиров.

— Они здесь. Я так и знал!

— Тормози, Хорек. Останешься в машине. Мне твои пальчики дороги. Но если вздумаешь…

— Ничего я не вздумаю! Мое слово надежнее дырявых законов. Куда я без тебя? Страшно! А у тебя такая широкая и надежная спина. Тебя хрен выловишь, значит, мне безопасней.

— Чего стоит слово вора?

— Вор — это профессия. Я дал слово Карла Угрюмого. А оно крепче любого сейфа.

— Ладно, Дик, пошли. Я знаю, где есть лазейка в заборе.

Они вышли из машины.

В саду стояла тишина, начал накрапывать мелкий дождик. Тучи скользили по небу, словно устроили гонку между собой. Даже для них дурной пример стал заразительным. Белый блин луны то появлялся в просветах, то исчезал, походя на сигнальную лампу, предупреждающую об опасности.

Они выбрались к тыльной стороне здания, где находился второй выход с выломанной дверью.

— Тебе придется остаться здесь, малыш.

— Глупости! Их трое, а ты без оружия.

— Я всегда носил пистолет для форса и никогда ни в кого не стрелял. Можешь быть за меня спокойной.

— Стрелял на свалке.

— Защищался. А теперь собираюсь нападать, если будет на кого. Я скоро вернусь. Спрячься.

Журавлев вошел в дом. Ступени тихо поскрипывали под его весом. В коридоре второго этажа лежали ковровые дорожки. Все двери распахнуты, свет везде горел. Где-то, в глубине коридоров, раздавались голоса. Он направился в ту сторону.

Подкравшись к распахнутой двери, он увидел на пороге труп. Крепкий мужик с раздробленной грудью. Журавлев прижался к стене и осторожно заглянул в комнату. Буквально в метре от него стоял еще один тип. В руке, опущенной вниз, он держал пистолет и наблюдал за тем, что делается в комнате. На полу валялся охотничий карабин. У окна, привязанный к стулу скотчем, сидел избитый Леня Зернов. Поработали над ним серьезно. Вряд ли парень мог соображать, даже если он в сознании.

Над ним стоял еще один костолом в рубашке и с кобурой под мышкой. Потный, взлохмаченный, он был похож на мясника, отработавшего три смены подряд.

— Если ты, вонючий сморчок, будешь продолжать молчать, я вышибу тебе последние зубы вместе с мозгами, — рычал зычный бас.

Ответа не последовало.

Журавлев отпрянул и начал анализировать ситуацию.

— Ну сколько можно, Коля?! Клиент не реагирует. Давай отвезем его к профессору, и пусть там с ним возятся. Делай что велели, — гнусавил стоящий возле дверей.

— Нет, я лучше добью его здесь. Этот щенок у нас на глазах пристрелил Гарика. А я с Гариком Афган прошел. И кто его ухлопал? Духи не смогли, а этот засранец в него заряд картечи выпустил. Никаких профессоров! Живым он отсюда не выйдет.

— Коптилин с тебя шкуру спустит за это.

— Ему конверт нужен. Вот сейчас мы узнаем, где щенок его спрятал, а потом он уже никого интересовать не будет.

Послышался хлесткий удар. Реакция Журавлева сработала против его воли. Он влетел в комнату, заломил руку стоявшему у двери бандиту, выхватил у него пистолет и отшвырнул парня в сторону. В раз-два уложиться не удалось. Тот, что истязал Леню, успел выхватить пистолет. Журавлев выстрелил первым и пробил голову инквизитору насквозь. Второй, валявшийся на полу, успел схватить ружье, но и ему не удалось выстрелить. Пуля приковала его к полу навсегда.

В комнату влетела Лика с лопатой в руках. Наступила короткая пауза. Леня без сознания, его гости мертвы.

— Я еще выстрелить не успел, а ты могилы копать собралась.

— Какие могилы? — растерялась девушка.

— А лопата зачем?

— Сражаться!

— Брось. Помоги мне развязать малого. Заберем его с собой. Здесь его оставлять нельзя, и самим пора убираться.

Пистолет Вадим сунул за пояс, второй тоже прихватил, снял со стены кинжал, нарушив этим размеренный рисунок вывешенной коллекции, и срезал скотч со стула. Лика оборвала клейкую ленту, прилипшую к одежде мальчика.

— Боже! Что они с ним сделали?!

— До свадьбы заживет. Я донесу его до машины, а ты загляни в соседнюю комнату.

— Что там?

— Полный бардак. Но на полу валяется десяток разных женских туфель. Может, подберешь себе подходящую пару. У тебя все ноги уже в ссадинах.

— Я уже не чувствую ног. Они обросли панцирем. Журавлев взвалил парня на спину и направился к выходу.

Можно было предположить, что Хорек удерет с места событий после первого же услышанного выстрела, но он умел держать слово вора… Ах, извините, слово, принадлежащее Карлу Угрюмому.

Мальчика уложили на заднее сиденье лимонных «жигулей». Хорек уже пересел в эту машину именно в тот момент, когда услышал пальбу.

— Что ты задумал? — испуганно спросил Хорек, увидев окровавленного парня.

— Отчет напишу потом. Сейчас поедем к прокурору города.

— Прямо к нему? Но я еще не открыл сейф! Ты обещал мне свободу!

— Прокурор благословит тебя на новое святое грабительское дело. Не переживай. Нам надо спрятать мальчишку, иначе его добьют. А более надежного места я не знаю.

Они втиснулись в машину.

— Леня еще не скоро очухается, — сказала с тоской в голосе Лика. — Мы так и не узнали, есть конверт у Менделевича или нет.

Машина беспрепятственно добралась до прокурорского особняка. У задней калитки их встретил секретарь хозяина.

— Извините, дружище. Моих сторонников стало больше, но одного подбили. Теперь мне понадобится ваша помощь.

Зернова-младшего занесли в дом. Прокурор выскочил взволнованный.

— Все идет по плану, Юрий Антонович, — деловито заметил Журавлев.

— Как хочется в это верить! Идемте ко мне в кабинет, вам надо выпить кофе. У вас такой усталый вид!

Самым гордым выглядел Карлуша. Час назад он сидел за решеткой и прикидывал срок, а теперь сидел в мягком кресле в доме самого прокурора Сочи, и тот наливал ему дорогой коньяк в рюмку, угощал сигаретами и кофе. Только бы не проснуться! Иллюзии не бывают долгими. На нарах ему тоже снились Канарские острова и смуглые девушки, отгоняющие от него опахалом мух, но стоило проснуться…

Лика тем временем помогала перевязывать Леню в другой комнате.

— Значит, бандиты перебили всю его семью? — спросил прокурор.

— Мальчик пострадал ни за что. Родителей ничем не заменишь. Позаботьтесь о нем.

— Будьте уверены, он в обиде не останется. А что же с документами?

— Я не теряю надежды. Лика займется поисками Шелеста. Она знает, где его искать. Я со своим партнером проверю закрома Егора Рубина. Третий конверт в надежном месте. Мне показалось, что у подполковника Елистратова проснулась совесть. Ему можно доверять. Елистратову ничего не стоит достать конверт из машины Зернова. Спустится на два этажа ниже из кабинета в гараж — и вопрос решен. Я верю в успех.

— Ваша вера меня обнадеживает. А Лика просто восхищает. Ведь я не воспринимал ее всерьез с самого начала. Решил, что она ваша подружка. Как часто мы бываем близоруки! Прокурорам это непростительно.

— Как верно замечено! — ляпнул Хорек, отпивая коньяк из хрустальной рюмки.

Прокурор положил газету на стол.

— Когда я это увидел, то понял, что наша операция провалилась.

Журавлев вновь увидел свой портрет на первой полосе. Заголовок гласил: «Маньяк за решеткой».

— Им удалось выманить Менделевича из дома. Они застрелили его возле пристани из вашего пистолета и подбросили оружие. Там же, по словам газетчиков, вас и арестовал полковник Духонин. Короче говоря, они валят все на вас.

— Да. Духонину сейчас не сладко. Второй раз он меня не арестует. Торопит события полковник. Но теперь из моего пистолета уже никого не убьют. Он свое сделал. Очень важно, чтобы вице-мэр не узнал о моем побеге. Мне хотелось бы, чтобы Рубин пребывал в расслабленном состоянии.

— У Духонина язык не повернется признаться в вашем побеге. Нет. Рубин ничего не узнает. И вот еще очень печальная новость. Мне все же удалось связаться со спикером Берзиным. Его позиция мне понятна. Он отказывается выступать со мной на завтрашней конференции. Рубин выкрал его восьмилетнего сына. Он грозит убить мальчика, если Берзин высунет голову наружу. Не могу ничего требовать. Это его право.

— Ситуация мне понятна. Извините, нам надо торопиться. Время летит слишком быстро.

Журавлев подошел к телефону и набрал номер дежурного милиции.

В трубке послышался резкий жесткий голос:

— Капитан Сухарев у аппарата.

— Соедините меня с подполковником Елистратовым.

— Это невозможно.

— Почему?

— Час назад он был уволен приказом начальника УВД за несоответствие занимаемой должности.

Журавлев положил трубку, но прокурору ничего говорить не стал.

— До скорой встречи!

Детектив направился к двери. Хорек засеменил следом, но того же пожелания встречи высказывать не стал, тем более «скорой».

— Олег Павлович, о «шкоде» не беспокойтесь. Она целая и невредимая на стоянке. У меня все есть. Но если нетрудно, то найдите машину для Лики. И можете доверитьей оружие — она умеет с ним обращаться.

— Хорошо.

Девушка, не понимая, моргала.

— Твоя задача, малыш, решить проблему с Шелестом. Мы с Карлушой займемся Рубиным. Машину Зернова доверим Елистратову. Ты все поняла?

— Я все поняла. Только учти, мне надоело ходить за тобой нянькой. Сам выпутывайся!

— Счастливый парень!

— Кто? Ты, что ли?

— Тот, кто станет твоим мужем.

Он прижал ее к себе и чмокнул в лоб. Девушка резко оттолкнула его.

— Еще раз так сделаешь, получишь оплеуху. Журавлев пожал плечами, повернулся и направился к машине. Карлуша едва поспевал за ним.

— Зачем, Тигр, ты так оскорбил девушку?

— Чем же?

— Слепец! Она смотрит на тебя как на божество. С ума по тебе сходит, а ты ее, как ребенка, в лобик целуешь перед отправкой в школу.

— Выкинь дурь из головы, выпускник Института благородных девиц. У нас работа. О сейфе думать надо. Садись за руль. Едем в яхт-клуб «Посейдон».

Ехали молча. Журавлев не знал, как теперь быть с конвертом в машине Зернова. Елистратов выбыл из игры!

ГЛАВА VII

1.

На этот раз охранники яхт-клуба «Посейдон» не рычали на Журавлева, а были деликатны и вежливы, однако, прежде чем пропустить убогий «жигуленок» кошмарного цвета на территорию, они все же связались с руководством.

Управляющий клубом Збруев встретил гостей на лестнице перед входом. Журавлев не обиделся. Они с Карлушей выглядели пыльными мешками на полированном паркете.

— Я так и думал, Вадим, что сообщение в прессе — всего лишь блеф для непосвященных. Вы не из тех, кого можно спрятать за решетку.

Журавлев не стал переубеждать бывшего моряка.

— Спасибо за подарок, Василий Павлович. Он свою роль уже сыграл. Теперь у меня к вам более сложная просьба. Вы уж извините за наглую навязчивость.

— Готов сделать все, что в моих силах. Я разделяю ваши взгляды.

— Мне нужен хороший быстроходный катер. Я пойду на яхту «Орегон» в открытую, без акваланга.

— Лоб в лоб? Любопытно. Какова же численность вашей команды?

Журавлев кивнул на стоящего рядом Хорька.

— Мы с партнером справимся. У Збруева полезли брови на лоб.

— Я в восторге от ваших взглядов на соотношение сил!

— У меня есть некоторый опыт, и фактор неожиданности тоже вещь полезная.

— Я бы добавил к этому вашу упрямую настырность и честолюбие. Уверен в вашей победе, тем более что особых заморочек не предвидится. Рубина нет на яхте. Он в своем офисе в гостинице «Приморская». Там собралась вся его банда. На срочное совещание. Дело в том, что его, Берзина и губернатора пригласили на завтрашнюю конференцию в Центральный концертный зал. Не пойти они не могут. Приглашение исходило от нескольких фракций и политиков из Москвы. Губернатор дистанцировался от компании Рубина и прибудет отдельно. Но Рубин, начальник курортного управления, директор строительного комплекса и прочие подонки обязаны явиться. Суть конференции — экология и развитие Черноморского курорта. Они обязаны присутствовать. Но кто-то из политиков намекнул им на готовящийся скандал. Рубин в панике созвал совещание и дал распоряжение Духонину оцепить здание концертного зала всеми силами милиции. Естественно, заботясь о безопасности крупной политической элиты. Но Рубин — человек расчетливый и коварный. Что у него на уме, трудно себе даже представить.

— Меня интересует его сейф, а не он сам. С ним и без меня разберутся.

— Я дам вам точно такой же катер, как у Рубина. Подплывая к яхте, вы не всполошите команду. Они вас примут за хозяина.

— Великолепная идея. Я и забыл, что вы военный моряк.

— Идемте к пирсу, я отдам распоряжение, чтобы вам выдали катер.

Дальше все шло как задумано. На дорогу по морю ушло полчаса времени. К белоснежному «Орегону» они подплыли в половине третьего ночи. Большая часть команды спала. Катер встретил матрос и тут же сбросил трап.

Журавлев крикнул из темной рулевой рубки:

— Спустись вниз и закрепи концы.

Парень так и сделал. Потом пришлось его связать и оставить на борту катера.

— Извини, дружок, но дело слишком важное, и лучше не рисковать.

Матрос был так напуган, что дар речи к нему вернулся не сразу. Первый визит Журавлева проходил на его глазах, и он понимал, что за человек стоит перед ним.

— Охрана на борту есть?

Бедолага долго соображал, потом согласно кивнул.

— Я тебя не укушу, говори внятно и членораздельно. Сколько охраны и чем занимается команда?

— Команда спит. Один охранник сторожит госпожу Елочку. Дежурный офицер за рацией.

— Теперь понятно. А зачем ее сторожить? И что она делает здесь без хозяина?

— Я не знаю. Но он не выпускает ее из каюты.

— Какой каюты?

— Напротив кабинета, где вы уже были.

— Молодец. Сиди тихо, и с тобой ничего не случится.

— Понял.

— Идем, Карлуша. — Они поднялись на борт.

— Работаем шепотом, Карл Маркович. Тебе же шум будет только мешать. Иди за мной. На этой посудине я себя чувствую как дома.

— Провел разведку боем?

— Иногда это приносит пользу.

Они подошли к трапу нижней палубы. Хорек остался наверху, а Журавлев спустился вниз. Охранник стоял в коридоре метрах в трех. Увидев гостя, он настолько растерялся, что даже не шелохнулся. Журавлев предвидел такую реакцию и даже не стал доставать револьвер, а подошел к здоровяку и врезал ему в челюсть, вложив в удар достаточно силы, чтобы тот ушел в глубокий нокаут.

Обезоружив вышедшего из игры охранника, Вадим сцепил ему руки за спиной наручниками и сунул кляп в рот.

Открыв дверь каюты, где предположительно находилась пленница, он застал ее за пасьянсом.

— Извините за беспокойство.

Втащив бессознательное тело, он бросил его на ковер и вышел.

Его ожидал новый сюрприз. Только теперь он увидел новую дверь на каюте Рубина. Быстро сработали. Эта выглядела солиднее, и замков на ней стояло слишком много.

Журавлев прошел в каюту дежурного по судну. Можно сказать, решил навестить своего старого приятеля. Открыв дверь, он тихо вошел и сказал: «Привет». Офицер с перевязанной головой едва не потерял сознание. Его навестил утопленник, которого выловили, заковали в кандалы и посадили в тюрьму. А он вернулся!

Пришлось откачивать парня водой из графина. Хлипкий нынче народ пошел.

— Ну-ну, парень, очнись. Больше я тебя бить не буду. У тебя есть наручники?

Тот открыл ящик стола.

— Вижу. А вот ключей от каюты хозяина не вижу.

— Мне их не оставили.

— Потерял высокое доверие? Правильно. Чем меньше ответственности, тем лучше.

Журавлев подвел офицера к стальной стойке, поддерживающей нары, и сцепил руки парня через стойку за спиной.

— Надеюсь, ты уже ученый и шум поднимать не будешь. Не надо, а то я обижусь.

Офицер не представлял из себя ни малейшей опасности, но лучше держать его подальше от рации.

Выйдя из каюты, он прошел в конец коридора и позвал Хорька. Угрюмый спустился вниз.

— Непредвиденное препятствие, Карлуша. Дверь каюты дубовая и заперта на три замка. Инструментов у нас нет, и времени мало. Нужна твоя сноровка.

— Догадался. Но сноровки здесь никакой не нужно. Нужен пожарный щит, а он висит возле лестницы.

Хорек поднялся наверх и вернулся с ломом. Через несколько секунд дверь была открыта — и замки не помогли.

— Против лома нет приема! А я-то думал, ты колдун, Карлуша.

Они вошли в каюту, включили свет, и Журавлев, помня как это делается, оголил стальную махину с никелированной дверцей.

— Милости просим, сударь. «Биг бокс трайф» к вашим услугам. Посмотрим, на что вы способны, маэстро-медвежатник. Родина вас не забудет. Вперед!

С видом академика археологии Хорек подошел к ящику, как тот подходил бы к останкам доисторического человека.

— И сколько монет в этом ящике?

— Вынужден огорчить тебя, старина, денег в сейфе нет. Ты отрабатываешь право на свободу, а она, как известно, не имеет цены.

Хорек скинул пиджак, засучил рукава и очень долго и внимательно осматривал никелированный сундук, щелкал языком, что-то бурчал себе под нос, водил рукой по гладкой стали, постукивая и чуть ли не объясняясь в любви. Так могут ухаживать только за женщиной своей мечты.

Журавлев устроился на диване и положил пистолет на колени. Настала минута, когда он мог позволить себе расслабиться.

«Каждому свой час», — думал детектив, глядя на взмокшее лицо работавшего напарника. Теперь они поменялись местами. Кто-то ждет, а кто-то потеет. Так, в полной тишине, прошло полчаса.

— Один замок готов, — выдохнул Хорек, словно вынырнул после глубокого погружения. — Остальные вспомогательные. С ними проще.

— Такой талант загонять в тюрьму?! Это же расточительство!

Дверь каюты приоткрылась. Журавлев взвел курок.

— Не помешаю? — послышался мелодичный женский голос.

«Поразительная красота», — подумал Вадим. Он видел ее в третий раз и продолжал восхищаться. Сколько внешнего совершенства, столько же нравственного уродства. Идеальный баланс плюсов и минусов.

— Вы хотите что-то сказать, мадам Берзина?

— Я не сомневалась в том, что вы вернетесь.

— Поэтому и решили меня дождаться?

— Отчасти. Егор оставил меня в качестве заложницы. Он давно мне не доверяет. Я слишком много знаю.

— Присаживайтесь, если скучно. Катером вы управлять не умеете, с рацией вам не совладать, вы все уже попробовали и решили, что, кроме меня, вам никто не поможет.

Карлуша, открыв рот от изумления, во все глаза таращился на платиновую красотку.

— Не отвлекайся, Карл. Это не к тебе.

— Вы надеетесь открыть его? — спросила Елочка, присаживаясь рядом с детективом.

— Даже не надеемся. Мы его откроем.

Журавлев заметил усиливавшееся волнение на лице красавицы, вспыхнувший румянец щек и неестественный блеск глаз. И тем не менее она выглядела сногсшибательно в своем бирюзовом вечернем платье и с ослепительным бриллиантовым ожерельем. Супруга спикера всячески старалась не выдавать своего состояния.

— Не думайте, Вадим, что я сторонница и сообщница Рубина. Я его пленница. А сегодня я поняла, что он вряд ли оставит меня живой. Удивительно, что до сих пор меня не выбросили за борт. Я к тому же и плавать не умею. Мне кажется, вам понадобится моя помощь.

— Удивительное свойство женщин переворачивать все с ног на голову.

— Почему же? Вы тоже можете мне помочь.

— У вас есть муж, обладающий властью. Ищите себе более надежную защиту.

— Мой муж меня больше не признает. Когда-то нас сблизили обстоятельства, но не чувства. Вы можете мне помочь? Я готова снять с шеи ожерелье в благодарность за услугу. Оно стоит больших денег.

— У меня нет желания помогать женщине, при содействии которой погибли невинные люди. А безделушки меня не интересуют, сколько бы они ни стоили.

— Неужели вы думаете, что такой человек, как Егор Рубин, сложит оружие, когда ему грозит реальная опасность? У него хватит козырей, чтобы выйти сухим из воды.

— Я бы не был так в этом уверен.

— Вот и второй замок готов! — воскликнул Хорек. Взмокший Карлуша потирал руки.

Щеки женщины еще больше разгорелись. Тут уже стало ясно, что сейф хранит в себе не одну тайну. Вряд ли она стала бы вести примирительную беседу, опасаясь заряженного пистолета. Красотка хочет получить свой кусок пирога при дележе.

— Честно вам скажу, Елочка, Рубину конец. А вы будете арестованы следом как сообщница в его черных делишках. И мне вас ничуть не жаль. Степень вины определит суд. Каждый, без сомнения, оплатит свое место под солнцем.

— Не хочу изображать из себя кроткую невинную овечку. Не исключено, что я получу срок и от меня спрячут солнце. Но никому от этого легче не станет. Я не представляю угрозу для общества. Я просто хочу уехать из этих мест раз и навсегда. Пусть обо мне забудут, и я обо всех забуду. На юге Франции, в Ницце, есть неплохой ресторанчик. Он по праву и по документам принадлежит мне. Но все документы лежат в этом сейфе. Плюс целая папка с компроматом на меня — главный козырь Рубина при постоянном шантаже. Я устала и хочу уехать. Большего мне не надо.

— Хорошая идея. Счастье под солнцем вместо решетки. Я не кровожаден, Елочка. Вы меня уговорили. Почти. Расскажите мне, где Рубин прячет сына вашего мужа?

— И вы меня отпустите с документами?

— Не торгуйтесь, милочка, не тот случай.

— В клинике профессора Веймера. За огороженной колючей проволокой территории находится его лаборатория. Первый этаж — это зверинец. Он ставит опыты на крупных хищниках. Второй этаж — лаборатория. Третий — жилой. Егор приставил двух охранников профессору, они там же и живут. Мальчик тоже находится в одной из комнат третьего этажа. Территория охраняется волкодавами. Во втором доме живут лаборанты и врачи. Но, по сути, это казарма.

— Вы уверены, что мальчик по сей день там?

— Я утром разговаривала с ним по телефону. Но учтите: Веймер очень жестокий человек, хуже своих леопардов и львов. Будьте осторожны.

— Спасибо за заботу.

— Я ваша поклонница. С самого начала я за вас болею, как фанаты за свою команду. Но мне и в голову не приходило, что вы устоите на ногах в этой бойне.

Раздался щелчок. Кроме Хорька, его никто не слышал, но он уже знал, что сейф открыт. Карлуша приоткрыл дверцу и заглянул внутрь.

На нижней полке, поверх бумаг, лежали три толстые пачки стодолларовых купюр. Его обманули… Но, может, Журавлев и впрямь ничего не знает о деньгах? Впрочем, они его и не интересуют.

Хорек оглянулся. Вадим и красотка мирно и тихо разговаривают, словно голубки воркуют.

Он просунул руку в сейф, и одна за другой пачки перекочевали ему под рубашку. Чем черт не шутит, авось пронесет!

— Готово, Тигр! Операция завершена!

Карлуша сделал шаг в сторону и с видом фокусника распахнул дверцу. Журавлев резко встал и подошел к сейфу. Знакомого вида конверт лежал на верхней полке. Проверив содержимое, он убрал его в карман.

— И это все?! — возмутился Хорек. — Ради одной бумажки столько хлопот?

— Ради свободы, Карл Маркович. Ты ее заслужил!

Журавлев повернулся к женщине. Она сидела неподвижно, затаив дыхание. Сигарета в ее узких пальцах превратилась в пепельный стручок.

— Сейф в вашем распоряжении, госпожа Берзина. Могу вас подождать и отвезти на берег.

— Нам еще рано плыть с вами в одной лодке. Лучше будет, если вы вызовете мне катер с берега. И не забудьте вывести из строя рацию. Это благодаря ей в прошлый раз вам не дали уйти.

— Береженого Бог бережет! — подтвердил Хорек. — Прощайте, Елочка.

Журавлев и Угрюмый вернулись в каюту дежурного, где на полу корчился офицер в наручниках.

— Потерпи еще немного, приятель. Скоро ты станешь свободным как птица.

Журавлев вызвал катер с берега, и они ушли.

— Ты хочешь причалить у пирса? — спросил Хорек.

— На выход запретов нет. Войти трудно.

Так оно и получилось. Охранники проводили их обалделыми взглядами, когда они проходили через парапет белой сторожки. Они видели, как несколько часов назад отряд «собра» захватывал этого помятого небритого дылду. А он опять выходит из воды, словно их там тридцать три богатыря с дядькой Черномором.

Не обращая на обалдевших манекенов внимания, оба взломщика покинули пропускной пункт и выбрались на улицу.

— На сей раз я вышел сухим из воды! — свободно вздохнул Журавлев.

«Шкода» — целая и невредимая — стояла на своем месте.

Они сели в машину и тут же уехали. Вадим привез бывшего сокамерника на вокзал.

— Будем прощаться, Карл Маркович. Здесь наши дорожки расходятся. Залезай в товарняк и дуй подальше от этих мест. Пора тебе на покой.

— Моя воровская карьера кончилась на этом сейфе, Тигр. Стар уже. Сейчас я лишний раз смог в этом убедиться. Остались кое-какие сбережения, проживу.

— Ты же говорил, что гол как сокол?

— Ну, не совсем уж! Кое-что припасено на черный день. На скромную жизнь хватит. Свобода — превыше всего. Пятьдесят три — это не тридцать пять, — философски заключил Хорек.

— Удачи тебе, Карл Угрюмый.

— И тебе, Тигр. Ты настоящий боец!

Хорек вышел из машины и с блаженной улыбкой смотрел вслед ускользающим огням.

— Правильно живешь, парень! Подарил мне свободу и…

2.

На повороте к морю стоял указатель «Проезд запрещен — строительные работы».

Лика остановилась. Дорога практически не освещалась. Ее никто не встречал. Ничего удивительного — Тихоня Веточкин мог и не дождаться. Но он успел дать девушке точные координаты. После того как секретарь прокурора выдал ей пистолет, Лика чувствовала себя значительно увереннее.

Девушка отогнала машину в сторону и оставила ее в тупике. Яркая луна хорошо освещала путь, что облегчало поиски. Крутая тропа вела к морю. Кругом стояли недостроенные особняки и возвышались горы строительного мусора. Черные тени от каменных коробок выглядели зловеще. Мертвый город вызывал неприятные ощущения, но Лика старалась не думать о бездушных камнях. Где-то здесь должны быть люди, и она верила, что найдет их целыми и невредимыми. Шелест слишком осторожен, Маша и ее приятель знали, на что шли. Веточкина она предупредила. Не могут же все разом попасть в капкан?!

Лика вышла к песчаному пляжу, заваленному бетонными плитами, кирпичом, железом, бочками с краской. Вдоль крутого откоса тянулась череда деревянных домиков с типовыми крылечками и заколоченными окнами. На дверях большинства из них висели замки. Некоторые так покосились, что заходить внутрь не решились бы даже местные бродяги.

Лика шла осторожно, стараясь прятаться за плитами. Найти нужную хижину не составляло труда. На каждой стоял номер, выведенный белой краской. Она прошла мимо номера ноль пятнадцать и пригнулась. Тот, что ей нужен, находился совсем рядом. Девушка притаилась. Она слышала только шум прибоя, который заглушал все остальные звуки. Дверь сараюшки была закрыта. Лика легла на влажный песок и поползла.

Метрах в пяти от хижины она заметила узкую полоску света под дверью. Ей показалось, что она слышит мужские голоса, но не была в этом уверена. Лика, подобралась ближе — и тут ей стало страшно: возле крыльца лежал Тихон Веточкин, уткнувшись лицом в песок. Она попыталась его перевернуть и испачкала руку в крови. Веточкин был мертв, ему прострелили грудь. Лика всхлипнула и стиснула зубы. Страх исчез, словно его стерли мокрой губкой с полированной поверхности. Его место заняла ярость.

Девушка достала пистолет, передернула затвор и осторожно поднялась по крыльцу к двери. Окна, как и везде, были забиты досками, и она ничего увидеть не могла, но теперь отчетливо слышала голоса. Хриплый бас рычал по-звериному.

— Говори, скотина, где конверт?! Я выпущу кишки твоей шлюхе, как и ее папаше! Слышишь?

Следом раздался женский крик. Лика сжала кулаки.

— Сначала я отрежу ей ухо, потом второе, следом язык, а потом выколю глаза!

— Угомонись, Паша, этот придурок потерял сознание.

— Возьми ведро и принеси воды из моря. Лика услышала грохот тяжелых ног.

Девушка не выдержала и дернула на себя дверь. Она не очень хорошо понимала, что делает, но по-другому поступить не могла. Лика едва не столкнулась с надвигавшейся на нее громадиной. На знакомство и выяснение отношений времени не осталось. Перед ней находился враг, и она действовала в соответствии с обстоятельствами.

Три выстрела подряд, и махина рухнул к ее ногам. Второй находился шагах в пяти с ножом в руках. Им-то он и запустил в девушку. Кинжал пролетел над ухом и, срезав прядь волос, вонзился в дверной косяк. Остальные пули полетели в метателя ножей. Сколько из них попало в цель, она не знала, но его отбросило назад, и он, ударившись о железную кровать, сполз на пол.

Посреди комнаты стоял стол, на нем лежало оружие. Люстра валялась на полу. Маша висела, как кукла, на веревочке с заломленными за спиной руками, трос был переброшен через крюк в потолке и закреплен к железной спинке кровати, на которой лежал приятель Шелеста, упрятавший Лику в ванную комнату. Судя по его позе, он тоже был мертв.

Шура Шелест сидел на стуле, прикрученный к нему скотчем, с разбитым лицом. Репортер находился без сознания, а Маша, в разрезанном платье с порезами на теле, стонала.

Лика с трудом выдернула нож из стены, подбежала к девушке и обрезала веревку. Та рухнула на пол и замолчала. Лика начала разрезать клейкую ленту за стулом, к которому приковали Шелеста. Путы ослабли, и Шелест повалился набок. Оставалось только содрать с него остатки скотча, но сделать этого она не успела. Сильная рука схватила ее за щиколотку ноги и дернула. Нож вылетел из рук, и Лика грохнулась на пол.

Метатель ножей оказался живучее, чем она предполагала. Сидя у кровати и истекая кровью, он из последних сил тащил жертву к себе, как умирающий с голоду зверь.

Лика пыталась вырваться, лягалась, колотила его своими худенькими ручками, но смертельная хватка не ослабевала, ее волокли по полу в пасть смерти. Громадная лапища тянулась к ее горлу. Она видела только кровавую пену, изрыгавшуюся изо рта озверелого убийцы.

Еще мгновение — и он дотянулся бы до ее шеи. Она понимала, что ему еще хватит сил переломить ей позвонки и конец неизбежен. Ее зубы впились в волосатую грубую кисть, но агония смерти придавала бандиту удвоенную силу. Он не хотел уходить на тот свет один.

Из его пасти донеслось дикое рычание, огромная лапища коснулась горла девушки, и в эту секунду раздался выстрел. Убийцу отбросило назад, а вместо глаза образовалась черная дыра.

Лика откатилась в сторону.

В дверях стоял кто-то с пистолетом в руках. Когда красные круги в глазах разбежались по сторонам, Лика сфокусировала взгляд и узнала того, кто спас ей жизнь.

— Привет, Елистратов! Рада, что заглянул на огонек.

— А ты что за фрукт? Нашла, с кем силой меряться!

— Но коли тебе некогда, то приходится другим порядок в твоем городе наводить.

— Кажется, догадываюсь. Сумасшедшая подружка одного психа, не сходящего с первых полос газет.

— Ага!

Лика поднялась на ноги и отряхнулась. Одной туфли на ногах не было. Она посмотрела на труп. Так оно и есть! Убийца сжимал ее лодочку в ладони. Каблук был смят, как вчерашний листок календаря.

— Вот мерзавец!

— Черт с ней, важно, сама живой осталась. Как тебя зовут?

Подполковник убрал пистолет и начал осматривать поверженные тела.

— Ульяна Адаева.

— А меня откуда знаешь?

— Видела пару раз. В машине, когда Журавлев хотел тебе напомнить о твоем долге, потом за столом собственного кабинета. Правда, через решетку вентиляционной трубы, но все равно интересно.

— Так вот оно что. За компаньоном приходила? Ловко! Ты девка не промах.

— Ты тоже. Неплохой выстрел, жаль, что единственный.

— А где же твой напарник?

— На званом приеме у вице-мэра.

— Отличная идея использовать Хорька в качестве отмычки!

— Сам догадался или подсказали? Елистратов усаживал Шелеста на стул.

— Ты что искришь, подружка? Ишь, какая колючая.

— Скажи, подполковник, мы с тобой договоримся, или ты так, погулять вышел?

— Думаю, что договоримся. А сначала этих бедолаг надо привести в порядок.

Лика принесла воды. Шелеста и Машу привели в чувство, а остальные в помощи уже не нуждались. Лика сожалела, что втянула Тихоню Веточкина в эту кровавую историю. Молодой, добрый парень, безнадежно влюбленный мечтатель — и такая глупая смерть.

— Они его убили, когда он вышел на шум, — пояснил пришедший в себя Шелест. — Я ждал Машу. Они с Лешкой пришли первыми. Мне показалось, что нас уже никто не найдет. Потом появился Тихоня. Он мне успел все рассказать. Это он услышал шум. Вышел и тут же погиб. Тут они и ворвались. А Леху убили так, за ненадобностью. Потом начали нас пытать.

Маша ничего не подтверждала и не опровергала, она находилась в состоянии шока и плохо реагировала на происходящее.

— Где конверт, Шура? — спросила Лика.

— Под доской у крыльца. Верхняя ступенька. Я дурак, что сразу не вошел с вами в контакт. Забирай его, Лика. Никто, кроме тебя, не донесет документ до адресата.

— Можешь не беспокоиться.

— А сумеешь? — переспросил Елистратов.

— Меня для этого наняли. Но теперь документы стали для меня принципом.

— Хорошо, никто не спорит. Подполковник смотрел на девушку с уважением.

— Может, и для меня работенку найдешь? — спросил он улыбаясь.

— Найду. Отвези ребят в больницу. Им нужна помощь. А потом раздобудь последний конверт. Он на твоей совести, подполковник. Все документы должны находиться в руках прокурора города до девяти утра.

— Где же я его возьму?

— Значит, Дик тебе не звонил?

— Может, и звонил. Я уволен с работы распоряжением Духонина от ноля часов сегодняшнего дня.

— И не можешь вернуться в управление?

— Он приказал не подпускать меня на пушечный выстрел. А его приказы выполняются.

— И что же нам делать?

— А при чем здесь управление?

— Конверт в машине Зернова. Леня, сын покойного управделами, запрятал последний конверт в запасное колесо. Оно в багажнике.

— Ладно, я покумекаю, что можно сделать. А какие у тебя планы?

— Я еду к причалу. Мне надо застать Вадима. Он не такой везучий, как я. И вообще, без моей поддержки ему не обойтись.

Даже измученный Шура Шелест с выбитыми зубами и тот улыбнулся.

— Ты знаешь, что Рубин спрятал сына Берзина в клинике Веймера? — спросил Шелест.

— Это опасно? — насторожилась она.

— Очень.

— Значит, Журавлева туда занесет. Берзин нужен прокурору как свидетель, а тот не идет на контакт из-за страха за сына.

— Не многовато ли задачек ставишь? До утра немного осталось! — покачал головой Елистратов.

— А ты бы меньше спал, может, и управились бы. Лика подошла к Маше и сняла с нее туфли.

— Извини, подружка. Это в долг. А тебя мужики на руках донесут. Ведь ты этого достойна?!

Лика выскочила из хижины, разобрала ступеньки, забрала конверт и бегом побежала к дороге.

К мысу Клаха она подъехала в четвертом часу. Лимонных «жигулей» на стоянке не оказалось. «Шкоды» тоже не было. Опоздала. Она поставила машину и попыталась спуститься к пирсу, но охранники ее не пропустили. Лика вновь вышла на улицу. Конечно, она могла пробраться к лодкам, но если Дика там нет, то где его искать?

В раздумьях она едва не угодила под колеса. Машина затормозила перед ней в нескольких сантиметрах.

Из белой «волги» вышел франт, одетый как денди лондонский. Вот только физиономия, испорченная шрамом и пластырем у виска, портила всю картинку.

— Ба! Какие люди в Голливуде!

Его восторгу не было предела. Лика не сразу вспомнила его лицо, но, когда узнала, у нее подкосились ноги. Страх вернулся после некоторой передышки. Но чем страшнее ей было, тем меньше она это показывала. Дух противоречия — тут уж ничего не поделаешь.

— А я так боялся уехать и больше не встретить вас, очаровательная драчунья! Я же ваш должник.

— Не будьте мелочным, я вас прощаю. Или одного пластыря мало?

— Не вижу автомата в ваших руках.

— Человек с автоматом всегда найдется. Вас только под прицелом можно выгуливать в населенных пунктах.

— Пугаете! Журавлев за решеткой. Или нашли нового кавалера?

— У меня нет времени, да и вы торопитесь. Увидимся в следующий раз и поболтаем.

Он схватил Лику за руку.

— Милое дитя, я всегда и везде успеваю. В этом заключается моя профессия.

— Что вам надо?

Хватка оказалась крепкой. Цепкие ребята: один за ногу сцапал, едва не сломав, второй за руку.

— Где же твой дружок? Ищешь и не можешь найти?

— Сами сказали — за решеткой.

— Он сбежал. И эту новость я тороплюсь донести до некоторых бездарных политиканов. Слишком с вами либеральничают. Пора в гроб заколачивать. А вы все гуляете и под ногами мешаетесь.

Из белого домика проходной вышла ночная фея в бирюзовом платье. Елочка, как всегда, выглядела неотразимой. Ее шпильки зацокали по мостовой.

— Воюете с женщинами, полковник? Коптилин не услышал вопроса. Он задал свой.

— Вы покидаете яхту в такое время?

— Это не моя ночь. Мне скучно среди политических дебатов и жарких споров.

— Значит, Егор не спит?

— Думаю, ему не до сна. Торопитесь, пока катер еще внизу.

— Поедешь со мной, пупсик. У тебя есть чем с нами поделиться. Не так ли?

Больше всего Лику беспокоил конверт, находящийся у нее под платьем. Столько труда и жизней в него вложено, и теперь он может попасть в руки противника! Тогда конец. Уже ничем положение не исправишь.

— Оставьте девчонку, полковник. На вас противно смотреть!

— Идите своей дорогой, госпожа подстилка. Ваша песенка уже спета. Эта ночь станет последней для многих.

— Как хотите. Только не при мне. Я хочу уехать спокойно.

Елочка гордо прошла мимо, остановилась, оглянулась и выстрелила. Как это у нее получилось — понять никто не успел. Пуля угодила полковнику прямо в наклейку из пластыря. Он качнулся и с невероятным удивлением посмотрел на стрелявшую. Раздался второй выстрел, и он упал.

Неожиданный поворот. Дважды за последний час смерть дышала Лике в лицо, но так и не сумела прибрать к своим костлявым лапам.

Жена Берзина оставалась ледяной и спокойной, будто ее это вовсе не касалось.

— Передай привет своему папочке, милочка. И помни, за таких мужиков, как Журавлев, надо держаться обеими руками.

— Вы переметнулись на нашу сторону?

— Я независимый эксперт, дорогуша. А перед Журавлевым у меня остался должок. Не люблю ходить в должниках.

— Дик на яхте?

— Уже нет. Полагаю, он решил навестить профессора Веймера. Его интересует мой пасынок. Знаешь, где это?

— Слишком хорошо знаю.

— Трехэтажный корпус за колючей проволокой. Он уехал полчаса назад. Успехов вам.

Елена Иконникова-Берзина повернулась и направилась к стоянке.

3.

У Журавлева сложилось впечатление, что он покинул больницу час назад и вернулся за кепкой, забытой в траве. Временные грани стерлись, а сам он давно превратился в механизм, у которого заканчивался завод.

«Шкоду» он оставил в том же месте, где они провели ночь с Ликой в первый свой заезд в это богоугодное заведение.

Теперь он уже с легкостью ориентировался на территории обители и мог пользоваться благосклонностью погоды. Луна сегодня светила, как никогда, ярко, ни единого облачка.

Возле открытых ворот стояла машина с выключенными фарами. Есть в ней кто или нет, проверять он не стал, а решил воспользоваться лазейкой в заборе.

Так, шаг за шагом он повторил пройденный им уже маршрут и оказался за корпусами клиники, где проходила сетка.

Что представляло из себя поле, понять трудно — то ли пашня, то ли пастбище. Слева проходила черная полоса леса, и там, возле опушки, стояли два здания. Одно из них для персонала, другое — лаборатория. Туда ему и следует попасть. По словам Елочки, мальчика держали на третьем этаже в жилом отсеке. Охрана с оружием его не очень беспокоила, а вот разгуливавшие по заповедной зоне волкодавы — противники серьезные. С ними по-хорошему не договоришься, а открывать стрельбу он не мог. Упустишь момент — другого не представится.

В обоих домах в некоторых окнах горел свет. С виду все спокойно, а там пойми, чем занимаются черти в своем омуте.

Главной задачей оставалась проблема проникновения в лабораторию. Он поймал себя на мысли, что опять начал разбивать свою работу на этапы.

Журавлев шел в сторону леса вдоль колючей сетки и сам себя накручивал, выдумывая разного рода невероятные препятствия и возможности их преодоления. При этом практика показывала, что обстановка всегда выглядит не так, как ты ее себе представляешь.

На середине пути он заметил въездные ворота. Точно такая же сетка, но с петлями на врытых металлических столбах. Обе створки соединены в центре цепью, скрепленной висячим замком. Узкая дорога на ширину одной машины вела к зданиям.

Он мог различить площадку между домами и заметил там три машины. «Газель» с крестом «скорой помощи», легковушку и УАЗик с брезентовым верхом.

Он двинулся дальше. Забор уходил влево, в сторону леса. Журавлев в точности повторил рисунок ограды, пока не споткнулся, и едва не распластался на траве.

Чертовщина какая-то! В прошлый раз он разбил себе ботинок, теперь… Ботинок остался целым. Прямо под ногами находился люк подземных коммуникаций.

Он посмотрел на здание лаборатории. Северо-восток, метров триста. А почему бы не пройти под собаками, если нет крыльев пролететь над ними. Люк обязан вывести его к белым домам. Ведь лаборатории нужны вода, канализация и свет. Столбов электропередачи он не видел. В зимнее время в предгорье сильные ветры и мокрый снег. Хороший хозяин позаботился убрать проводку под землю и имеет свою подстанцию. А почему нет?

Рассуждая сам с собой, он тем временем пытался вытащить чугунный блин крышки наружу, и вскоре это ему удалось сделать.

Из колодца пахнуло зловонием. Скорее всего, это был канализационный люк. Что уж там, после городской свалки любые отходы покажутся райским садом.

Журавлев достал фонарь и посветил вниз. Глубина метра три. Выложенная кирпичом труба имела вбитые в горловину скобы, заменявшие собой ступени. Он в последний раз глянул на строение у опушки, сфокусировал ориентир и отправился в катакомбы.

Высокая квадратная шахта, где можно стоять в полный рост. Кирпичные стены выдерживали на себе весь груз коммуникаций, начиная от водосточных труб до высоковольтных жил. Ногам досталось хуже всего. Они погрузились по щиколотку в зловонные нечистоты.

Пройдя метров тридцать по коридору, он попал в развилку. Тоннели делились на три более узких проулка. Журавлев свернул в левый. Фонарь потускнел. Батарейка садилась быстрее, чем он ожидал. Он ускорил шаг, разрывая лицом паутину и шлепая по густой жиже.

Несколько раз на пути попадались колодцы, ведущие наружу, но, по его расчетам, подниматься еще рано, и он продолжал двигаться вперед.

Фонарь едва ухватывал стены и дальше полутора метров не светил. Пришлось сбавить темп, чтобы не напороться на электропроводку или выступавшие к центру вентили.

В какой-то момент он решил проверить, в правильном ли направлении он движется, и поднялся по скобам вверх. Упершись спиной в крышку, он напрягся и приподнял ее. Расчеты были верны. Корпус лаборатории находился совсем рядом. Не теряя времени, Вадим продолжил свой путь.

Левый отросток шахты привел его в тупик. Фонарь едва горел. Вадим поднялся по скобам вверх. Вместо крышки — сточная решетка. С ней он справился быстро и вылез в непонятное место, скорее всего в амбар или конюшню. Пол посыпан измельченной вонючей соломой, спертый запах, кромешная тьма.

Встав на ноги, он вытянул руку вперед и попытался нашарить стену. Медленно переступая короткими шажками, он шел по сточному желобу. Фонарь пришлось выбросить — он свое отработал.

Рука уперлась в стену, потом нащупала железный ящик. Открыв его, Журавлев догадался, что перед ним силовой щит. Только бы не хватануть оголенный провод вместо рубильника. Судя по кромешной тьме, окон в помещении не было, и, включив свет, он не привлечет внимание извне.

Деревянная ручка рубильника первой попалась ему на ощупь. Вадим резко поднял ее вверх. Контакты дали искры, и врубился свет. От яркой вспышки он зажмурился. Выдержав небольшую паузу, он медленно поднял веки.

Перед ним глаза в глаза стояло чудовище. Вряд ли гость ему понравился. Черная пасть разверзлась, и появились белые, как молоко, клыки. Громила зарычала, скользнув розовым языком между острыми саблями зубов. Журавлев врос в землю и не в силах был шевельнуться. Перед ним стояла настоящая гигантская пантера. Как жаль, что это не дурной сон, а реальность. Вот тебе и конюшня!

4.

Лика металась по территории больницы, выискивая в колючей проволоке лазейку. Она уже увидела «шкоду» и оставила свою машину там же. Если Дик вернется, то поймет, что она рядом.

Только Лика не верила в то, что у Вадима все идет гладко, без сучка без задоринки. Наверняка какой-нибудь придурок прижимает ему нож к горлу или кто-то подкрадывается сзади. Ясно одно — он в лаборатории. На первых этапах ему всегда везет, но потом начинаются неприятности.

Лика ничего не знала о собаках, а если и слышала о них краем уха, то успела забыть. Да и забор казался ей неприступным. Если обойти его со стороны леса, то можно подняться по дереву и перепрыгнуть сетку. Она так и решила сделать.

Слева вспыхнули фары машины. Лика легла на траву. Теперь в свете фар она увидела ворота. В сетке имелась брешь, запертая на замок. Машина ехала в зону. Лучшего случая не придумаешь. Она подобралась ближе к воротам и присела за кустарником.

Машина остановилась. Это был УАЗик темно-зеленого цвета с красным крестом. Шофер в униформе вышел из машины и направился к воротам.

Лика перескочила кусты и подбежала к автомобилю. Никого внутри не было, только какие-то баки. Она тихонечко приоткрыла боковую дверцу и запрыгнула в салон. Здесь стояли огромные алюминиевые канистры, бидоны и кастрюли, набитые доверху костями.

На переднем сиденье, рядом с водительским местом, лежал короткоствольный автомат. Но салон был перегорожен сплошным стеклом, и захватить оружие девушка не могла. Ошиблась дверью, а теперь уже поздно менять дислокацию.

Шофер вернулся в машину, въехал в ворота и вновь вышел, чтобы запереть их.

Дорога вела прямо к корпусам, а по обочинам так же тянулась сетка. Лика решила дождаться более удобного момента…

Вдруг раздался хриплый тяжелый лай. К сетке подбежали три огромных пса. Казалось, им ничего не стоило перемахнуть через двухметровый барьер. Но шофер вел себя спокойно.

— Что, ребятки, свежатинки захотелось? — начал он беседу с собаками. — Придется вас угостить человечиной.

У Лики по спине пробежала дрожь.

Шофер подошел к задним дверям фургона и распахнул одну дверцу. Он действовал на ощупь и забившуюся в угол девушку не видел. Достав из гигантской кастрюли несколько мослов, он перекинул их через сетку. Псы бросились на лакомство, отшвыривая друг друга и огрызаясь, угрожая клыками.

Шофер захлопнул заднюю дверцу и сел на свое место. Через минуту машина вновь затормозила, щелкнула коробка передач, и она подкатила задом к железной двери трехэтажного здания.

Шофер опять вышел из кабины и направился ко входу. Предстоит разгрузка. Пора!

Лика выскользнула из машины через боковую дверцу, присела и открыла переднюю дверцу. Автомат оказался в ее руках. Два рожка патронов были перевернуты валетом и скручены между собой изолентой.

Оружие для Лики стало чем-то вроде пудреницы или губной помады и так же придавало уверенности в себе.

Она затаилась за машиной и ждала.

Железная дверь открылась, из нее вышла молодая женщина в белом халате, колпаке и очках. Шофер начал перетаскивать груз в помещение. То — что надо. Подгадав момент, когда водитель подхватил тяжелую канистру в руки, Лика выскочила из укрытия и несколько раз треснула мужика прикладом по голове. Даже перестаралась, но хотела действовать наверняка.

Ворвавшись в помещение, она увидела медсестру, сидевшую за столом и пролистывавшую амбарную книгу. Небольшое помещение, отделанное кафелем, походило на кладовку и имело еще две двери.

— Веди себя тихо, мышка! — грубо рявкнула Лика и закрыла за собой дверь.

— Ты кто? — испуганно спросила девица.

— Снегурочка. Где доктор Веймер?

— В лаборатории. На втором этаже.

— Где охрана?

— Там же. Дежурит в коридоре.

— А третий этаж?

— Заперт, пока доктор не спит. Он всегда по ночам работает.

— Как к нему попасть? Медсестра кивнула на одну из дверей.

— Вот лестница. Но охранники не пропустят. Беэ вызова профессора к нему даже ассистентов не пускают.

— Раздевайся. Девушка растерялась.

— Ну, живо, мне некогда. Хочешь ожерелье из пуль на груди иметь? Сейчас навешаю.

Под халатом был только кружевной комплект бикини в полупрозрачном исполнении.

— Тебя профессор тоже вызывает, как я догадываюсь?

Медсестра покраснела.

— Как тебя зовут?

— Лариса.

— Дай мне веревочку покрепче. Не портить же тебе череп. Жаль такую красотку уродовать.

Красотка через три минуты была связана по руками и ногам, а изо рта торчала тряпка.

Лика облачилась в халат, не забыла и очки надеть, но видела в них плохо. Автомат она повесила на руку стволом вниз и сверху накинула простыню.

Теперь можно идти дальше.

Лестница привела ее на второй этаж. Перед дверью в коридор на площадке сидел охранник. Свесив голову на бок, он храпел.

Храп прекратился в ту секунду, когда Лика ступила на последнюю ступеньку. Его глаза приоткрылись. Лика застыла. Он глянул на нее и опять закрыл глаза. Вновь послышался храп.

Девушка прошла пост и оказалась в широком коридоре со множеством дверей. Выбор пал на ту, что обшита кожей. Она выглядела солиднее других. Напротив двери стоял стол, на котором тускло горела лампа, и, привалившись к спинке кресла, дремал еще один страж.

Лика подошла к двери и взялась за ручку.

— Ты это куда, Ларочка?

Лика оглянулась.

Охранник вставал из-за стола, и ей показалось, что он прошибет потолок головой.

5.

Подполковник Елистратов подъехал к Управлению внутренних дел на собственном «москвиче». Уволенному изгнаннику не полагалось служебной машины. Загнав свой драндулет за здание, он прямиком направился к гаражу. Не так просто в него попасть. Сначала стоянка, обнесенная забором, пункт пропусков, а потом уж и гараж, который тоже не оставался без присмотра ни на минуту.

Елистратов подошел к турникету, но дежурный капитан даже не глянул в его сторону.

— Мне нужно пройти, Толик.

— Брось, Глеб. Я не хочу оказаться на твоем месте. И что тебе неймется? Угомонись и других не подставляй.

— У меня остались вещи в машине.

— Зайди завтра. Все машины на выезде, сам знаешь, что творится в городе. Остался только резерв Духонина. Три развалюхи.

— А в здании только инвалиды. Все окна горят.

— Попробуй через дежурку. Здесь я тебя не пропущу.

— Черт с тобой! Спички-то дашь?

Елистратов достал сигарету. Капитан протянул ему спички. Захватив его руку, подполковник дернул ее на себя с такой силой, что капитан перелетел через парапет и получил по загривку. Первый удар он еще чувствовал, остальные уже нет.

Елистратов протащил парня под парапетом и уложил отдыхать за доской почета, где их фотографии висели рядышком. Елистратов позаимствовал у старого приятеля и табельный пистолет. Хорошее подспорье к своему именному.

Пересекая стоянку, он не заметил особого движения инервозности. Похоже, первая волна безумства улеглась. Народ облегченно вздохнул. Это могло значить, что Духонина в управлении нет.

Набрав код на замке ворот, он нажал зеленую кнопку, и одни ворота раскрылись. Его встретили у пульта связи два удивленных младших офицера.

— Почему вас двое? — резко спросил Елистратов.

— Духонин снял всех на патрулирование, — растерянно ответил младший лейтенант. — Так вас…

— Не повторяй идиотских слухов. Превратили управление в заказник сплетников. Вам еще по горсти семечек — и совсем языки развяжутся. Где машина, выловленная из моря на набережной?

— Вон, ее в угол загнали. — Он указал на иномарку, стоявшую в тени.

— А что случилось?

— Если успеем, то узнаем. Нашелся шутник, уверяющий, что в машине граната с растяжкой. Раз никого нет, сами проверим. И живо! Один осматривает салон, другой двигатель, а я багажник..

— Саперы нужны…

— А ты кто? Над нами здание управления. Быстро за работу! Мало нам скандалов?

— У меня дети, Глеб Сергеич.

— Смени службу и иди в няньки! Убедительная строгость взяла верх. Все трое направились к машине.

Багажник и капот были закручены на проволоку, а двери пришлось вскрывать ломом. Ребята старались, пока Елистратов раскурочивал запаску. Он успел сделать свою работу раньше других. А главное — не зря старался. Голубой конверт попал к нему в руки.

Внезапно по управлению, а значит, и во всех помещениях раздался вой тревоги. Такое случается крайне редко. Люди не знали, что в таком случае надо делать, так как сигнал никаких инструкций сам по себе не диктовал. Оставалось только хватать оружие и выбегать на улицу.

Офицеры переглянулись.

— Ну вот! Дождались! — крикнул Елистратов. — Значит, все здание заминировано. Всем быстро к центральному входу!

Тревога прозвучала из-за обнаружения оглушенного дежурного по гаражу, но, вместо того чтобы искать налетчика, капитан Сухарев разбил стекло пожарного крана и нажал красную кнопку. Им повсюду мерещилась тень Журавлева. До чего надо довести милицию порядка, чтобы в Главном управлении в предрассветный час начались паника и хаос!

Елистратов ушел тихо. На него никто не обратил внимания, а если кто-то попадался на пути, то он отдавал короткие приказы о срочном построении перед зданием. Духонину будет приятно видеть, как его встречают верные делу бойцы.

Подполковник сел в свой «москвич» и умчался. Он очень торопился туда, где действительно может понадобиться его помощь.

ГЛАВА VIII

1.

Между ними проходила надежная решетка, но Журавлев заметил ее не сразу. Клыки впечатляли в большей степени. А он, идиот, шел с вытянутой рукой вперед. Вот и погладил бы киску отгрызенной культей.

Яркий свет разбудил мирно спавших королей дикой природы. Кого здесь только не было! По мелочам профессор не разменивался. Потревоженные хищники издавали ужасающие звуки, прыгая и сотрясая свои клетки, расположенные по обеим сторонам узкого коридора. Посредине находилась та самая сточная канава, из которой он вылез. Пути Господни неисповедимы! Но он находился на особом счету у Всевышнего. Любая тропинка приводила его в самые недоступные места, где ничего, кроме неприятностей, ждать не приходилось.

Он стоял у стены, и, естественно, не той, где имелись двери. Одна-единственная находилась в другом конце зверинца. Пришлось пройти сквозь строй приветствовавшей его дикой фауны.

Из зверинца он вылетел пулей с двумя пистолетами в руках и очутился во дворе. Уже светало. Он обогнул здание и увидел распахнутую дверь, машину с открытыми дверцами и валявшегося в обнимку с канистрой шофера. Когда он заглянул в помещение, то заметил полуголую красотку, связанную по рукам и ногам. Кому понадобился ее халатик, догадаться нетрудно, странно, что туфли остались у девушки на ногах.

До расспросов дело не дошло. Открытая дверь на лестничную клетку сама указывала дальше путь.

Он пулей взлетел на второй этаж. Ни души. Одна из дверей, обитая кожей, в длинном коридоре, была открыта. Из нее раздавались какие-то голоса.

Журавлев приблизился к двери настолько, что мог слышать каждое слово.

— Эта девчонка пыталась вас убить, профессор. Она вырядилась в наряд Лары, но я ее вовремя раскусил.

— Дурак ты! — послышался знакомый голосок. — Просто мне очки помешали, а автомат в простыне запутался, иначе валялся бы ты у моих ног и пощады просил. Сам в штаны наложил. Второго ротозея разбудил. Вы бы еще собак позвали.

Спокойный низкий баритон тихо произнес:

— Лара сама вам отдала одежду?

— Нет, она висела на стуле, пока девочка ублажала шофера прямо на столе. Я прошла, но они меня даже не заметили.

— Зря шутите. Здесь у нас не принято шутить. Проказники и слишком разговорчивые идут в клетки укрощать хищников. Но я не знаю, кому бы это могло понравиться.

— Вместе пойдем. Я сразу сдохну, а вы пожизненно будете мучиться. Предлагаю сделку, профессор. Я забуду о вас, если вы сдадите мне с рук на руки Мишу Берзина. Другого шанса у вас не будет.

Журавлев улыбнулся. Он восхищался выдержкой своей партнерши.

Пришлось нарушить бессмысленные торги, и он вошел в кабинет, все еще держа пистолеты, готовые к работе.

— Тихо, ребята! Тихо! Мне очки и простыни не мешают. Забери у них оружие, малыш.

Лику держали под руки с двух сторон, теперь пришлось ее отпустить.

— Лечь на пол и руки на затылок! — скомандовала девушка.

У нее неплохо получалось.

— А вас, профессор, я прошу пересесть из-за стола на диван. Вы у нас тоже из кровожадных, — уже спокойным тоном предложил Журавлев.

Профессор только на мгновение растерялся. Человек сильный, сразу чувствовалось. Вадиму показалось, что он его уже где-то видел. Тут перед глазами мелькнул портрет убитого Давида Менделевича. Очень похожи. Прокурор показывал ему газету, и снимки отпечатались в памяти детектива.

— Где мальчик? — спросил Журавлев.

— У себя в комнате на третьем этаже.

— Ключи! — потребовала Лика.

Веймер достал ключи и бросил ей.

— Только зря стараетесь. Первую дверь откроете, а вторую нет. Кодовый замок. Восемь цифр. Одна ошибка -и здесь появится дюжина молодцов с автоматами.

Лика психанула. Сорвав резиновую дубинку с пояса одного из лежавших, она оглушила их и выскочила из кабинета вместе с ключами.

— Отважный сорванец, — усмехнулся профессор.

— Неужели вы беднее Духонина? Полковник живет на подачках от пустоты душевной и прирожденной алчности, но вы же ученый. Чем вас купил Рубин?

— Плевать мне на Рубина. Я оказываю ему поддержку из уважения к губернатору, который терпит и Рубина тоже.

— Еще бы не терпеть, когда тебе покупают четверть голосов на выборах. Но Рубин потерпел крах. И знаете, кто его вывел на чистую воду? Покойный мэр, спикер Думы Берзин, сына которого вы похитили, убитый Рубиным Зернов и им же убитый предприниматель Давид Менделевич.

Услышав последнюю фамилию, профессор вздрогнул.

— Чушь! Его убил маньяк!

— Если человек убивает выборочных политиков и единомышленников, то он уже не маньяк, а человек здравомыслящий. Ведь друзей Рубина никто не убивал. А люди его клана могут вызывать раздражение не только у маньяков, но и у самых обычных обывателей. Я хочу уберечь ребенка от рук кровожадной гидры. Зачем вам брать лишний грех на душу. И стоит ли прощать Рубину смерть своего брата?

Этого можно было не добавлять без стопроцентной уверенности, но Журавлев все же высказал свою мысль до конца.

— Давида убил некий Журавлев!

— Версия полковника Духонина. Менделевич — один из тех, кто ненавидел Рубина. Имена его врагов вам известны. Рубин начал с мэра города три месяца назад. А за последние двое суток добил всех. И вы знаете об этом не хуже меня. Покойники прошли через ваш морг. Тело своего брата вы тоже бросите тигрятам в клетку?

Веймер молчал. Только раскрасневшееся лицо говорило о том, что слова впиваются ему иглами в душу.

— Остались двое, кто еще может свалить мерзавца с трона, и среди них Ефим Берзин. Верните ему сына и дайте сил восстать против монстра!

В кабинет вернулась Лика.

— Там есть вторая дверь и номерной замок. Что будем делать?…

— На этот вопрос нам ответит профессор Веймер. Или Менделевич. Большой разницы не вижу.

После паузы хозяин кабинета тихо спросил:

— Что вы намерены делать?

— Вернуть сына отцу, — строго заявила девушка.

— Как вы его выведете? Наружная охрана мне не подчиняется. Это люди Рубина.

— Нашли способ попасть сюда, сумеем и выйти.

Профессор тяжело поднялся с дивана и направился к дверям. Спасатели последовали за ним. Лика подхватила пистолет охранника, а Журавлеву отдала автомат.

Немного задержавшись, Журавлев оборвал провод телефона, вынул ключ из скважины и запер охранников, пока те еще не очнулись после Ликиной экзекуции.

На третьем этаже действительно находилась дверь с кодовым замком. Веймер набрал нужные цифры, и она открылась. Этот коридор напоминал гостиничные апартаменты. Все двери были раскрыты, а мальчик сидел в одной из комнат и играл на компьютере. Трудно было поверить, что он содержался в плену у жестокого кровопийцы.

Лика расплылась в улыбке, показывая ребенку свою доброжелательность. И если бы не торчавшая из кармана халата рукоятка пистолета, она могла сойти за заботливую няню.

— Привет, Мишутка! Мы пришли за тобой. Дома по тебе соскучились.

Мальчик весело кивнул.

— Ладно, я сейчас, только доиграю.

— Вообще-то, дети в такое время спят.

— Так зачем же вы в это время пришли? Я днем привык высыпаться.

Мальчишка был увлечен игрой.

— Мы пришли ночью, чтобы нас никто не видел. Потому что твоя поездка домой — очень важное и секретное дело.

Парень клюнул на таинственный голос девушки. Кажется, он уже начал посматривать на гостей.

— А почему тайна?

— Есть люди, которые не хотят, чтобы ты виделся с папой. Их очень много, и нам надо постараться обойти их стороной. Папа тебя очень ждет и волнуется. Теперь ты понимаешь всю важность секретного мероприятия.

Мишутка уже забыл о компьютере и для подтверждения услышанного посмотрел на профессора.

— Да, Михаил Ефимович, это правда, — серьезным тоном подтвердил Веймер.

И всем стало ясно, каким авторитетом для ребенка был загадочный отшельник.

— Тогда в дорогу. Я готов, даже не раздевался еще, — деловито рассуждал парнишка.

— И вовсе он не беспомощный младенец, а взрослый человек, — резюмировал Журавлев.

Мальчик и профессор обменялись рукопожатиями. Трогательный момент.

— Берегите паренька, — тихо сказал Веймер. — Я к нему привязался. Одинокие старики сентиментальны.

После сказанного он ушел в дальнюю комнату. Журавлев взял мальчика на руки.

— Я сам умею ходить.

— Еще успеешь. А пока надо не только ходить, но уметь уворачиваться и прикрываться. Тебе придется слушаться Лику во всем в ближайшие пару часов, таковы правила твоей новой игры.

— Ладно, не пугайте.

— Почему только меня? — спросила девушка, остановившись посреди лестницы.

— Ты обязана довести его до дома целым и невредимым, а я постараюсь, чтобы вам не наступали на пятки.

— О чем ты говоришь? Во дворе стоит УАЗик с ключами в зажигании. Решетка сама с петель слетит, а ворота открыты.

— Не гадай. Мы еще не за воротами. Мальчишке разговор нравился. Игра началась интересно.

Лика выглянула во двор.

— Уполз мерзавец!

— О ком ты?

— О шофере. Его нет, но машина на месте.

— Времени терять нельзя. Вперед!

Лика прямиком бросилась к кабине водителя. Журавлев подхватил автомат и с ребенком на руках запрыгнул в кузов. Машина заревела и с открытыми задними дверцами помчалась по дороге между оградительными сетками. Бочки и бидоны вылетали из машины на ходу.

— Кажется, мы влипли! — крикнула Лика. Сетчатые ворота уже открывали. А перед воротами стояли в ожидании две машины.

— Мы их не объедем, Дик. Слишком узко, — не снижая скорости, причитала Лика.

— Бей прямо в лоб и выпрыгивай. Открой свою дверцу. Возьмешь мальчика — и в кусты. Беги к своей машине через парк. Я с ними разберусь.

Он бросил ей на колени конверт, изъятый из сейфа на яхте.

— Держи! Вся надежда на тебя. В девять ты должна быть на конференции!

Лика убрала конверт и вдавила педаль газа в пол.

Узкий проезд распахнутых ворот перегородили две черные «волги». Из первой машины выскочили трое автоматчиков, а тот, что открывал ворота, отлетел в сторону.

— Держись, сынок, крепче.

Мальчик ухватился за перегородку. Журавлев вскинул автомат и дал несколько очередей подряд. Вторая машина тут же откатилась назад. Автоматчики нырнули под откос, пытаясь избежать целевого огня и летевшего на них автомобиля.

— Прыгай, Лика!

Девушка открыла дверцу и на полном ходу бросилась на землю. Журавлев подхватил ребенка и соскочил с подножки задних дверей.

УАЗик со всего маху ударил в первую машину и протаранил ее метров десять, после чего раздался взрыв.

Вторая «волга» успела к тому времени развернуться и отъехать на безопасное расстояние. Проход был свободен.

— Хватай ребенка и дуй во весь опор!

Лика схватила мальчика на руки и бросилась в кусты по другую сторону дороги. Журавлев открыл автоматный огонь, не позволяя противнику высунуть носа из укрытия.

Этих он мог еще держать какое-то время под контролем, но вторая машина была недосягаема. Те, кто в ней сидел, видели, как девушка с ребенком побежала через парк к шоссе.

Бежать за ней никто не собирался. Машина поехала обратно к воротам. Им ничего не стоило обогнать ее и перекрыть дорогу. Счет шел на секунды. Преследователей задержала их же собственная недальновидность. Стараясь перекрыть все возможные отходы и лазейки, они закрыли въездные ворота в больницу. Теперь им пришлось тратить время на открывание чугунных громадин.

Лика успела добежать с мальчиком до своей машины. Впихнув его на заднее сиденье, она приказала ему лечь на пол и завела двигатель.

Выскочив из леса на дорогу, девушка оглянулась. В ту же секунду с территории больницы выехала «волга». Теперь все зависело от ее водительского мастерства и везения.

Лика вцепилась в руль и все внимание сосредоточила на извилистой дороге. До города ехать не менее получаса, а там спасут улицы. Только бы дотянуть!

У Журавлева обстановка складывалась не лучшим образом. Трое автоматчиков с одной стороны кювета и он один с другой стороны.

Стоит ему отползти назад — как он попадал под линию обстрела. Впрочем, торопиться ему некуда. Все документы у Лики, и он не сомневался, что она их доставит адресату.

Солнце вставало на горизонте. Кажется, и этот день предстоит жарким.

Вадим поднял камень с земли и бросил на дорогу ближе к сетке. Тут же раздалась автоматная очередь. Из асфальта посыпались искры.

Журавлев ответил точно по огневой точке и услышал вопль.

«Двое, уже не трое! Только бы подмога со стороны зверинца не подоспела».

Метрах в десяти продолжали полыхать две битые машины.

О себе Журавлев не думал, он старался представить, как избавляется от погони Лика. Но он даже не знал, что у нее нет оружия. Тот пистолет, что она забрала у охранника, был не заряжен.

2.

Лика влетела в город, словно на крыльях. Машину кидало из стороны в сторону на крутых виражах. Жизнь в курортном Сочи просыпалась медленно, неторопливо. На улицах появились первые ранние пташки, тянувшиеся к морю.

Девушка боялась кого-то сбить или угодить в тупик. «Волга», преследовавшая ее, отставала на какие-то полсотни метров. В ней находились двое. Но вступать с ними в драку она не могла. В ее руках — жизнь ребенка и два конверта с важнейшими документами. Принимать трезвые взвешенные решения она не успевала, подчиняясь только инстинктам.

После очередного виража машину занесло на тротуар. Девушка ударила по тормозам, и автомобиль развернуло на сто восемьдесят градусов. Багажник врезался в столб, и правое колесо блокировалось глубокой вмятиной.

— Мишутка, выпрыгивай!

Лика выскочила из машины и буквально выдернула мальчика из салона.

«Волга» появилась, когда она взяла ребенка на руки. У преследователей вираж удался, они даже проскочили мимо, но успели ее заметить. Визг тормозов спугнул прохожих.

Лика бросилась в подворотню. Слева — высокое белое здание с одним-единственным подъездом, с другой стороны забор. Меню из единственного блюда.

Подъезд оказался запертым, но со стеклянной рамой. Стекло пришлось выбивать ногой и пролезать в дыру с торчавшими осколками. Удалось обойтись без сильных порезов.

В подъезде не оказалось лестницы, они очутились в широком темном коридоре со слабым дежурным светом. Двери были только с правой стороны, и все обитые жестью. Сразу стало понятно, что они попали в нежилое помещение.

Лика бросилась в глубь коридора, дергая одну дверь за другой. Четвертая открылась. Важно получить хоть какое-то прикрытие, а там пустить в ход свинцовый аргумент из патронов.

Беглянка с ребенком на руках уткнулась носом в висевшую штору. Откинув ее в сторону, она надеялась увидеть окно, но попала на огромную, слабоосвещенную сцену. Перед ее глазами раскинулся зрительный зал. Мягкие бархатные кресла, золоченые ложи, балконы, выстроенные подковой, примыкали к подмосткам. Здесь хватало места для игр в прятки.

Лика перебежала сцену и спрыгнула с мальчиком в зал.

— Бежим к бельэтажу. Спрячемся за барьером. Там много дверей.

Мишутка делал все, что ему велят, и трудно было понять, напуган он или нет. Мальчик не проронил ни слова с той минуты, как началась стрельба. Для ребенка все это представляло собой какую-то уникальную игру, специально придуманную для него. Компьютерная виртуальная реальность не дает тех ощущений. Так это или нет, Миша не знал, он подчинялся правилам. Ведь его предупредили, что возникнут сложные ситуации и он обязан слушать эту девушку. Интересно бы узнать, настоящая она или робот.

Пробежав по проходу через зрительный зал, они перемахнули через барьер бельэтажа и пригнулись. Зал отчетливо отреагировал на хлопнувшую дверь. На сцене послышались мужские голоса.

Лика достала пистолет и взвела курок. До ближайшей двери, выходившей в фойе, было метров пять или шесть. Но стоило открыть любую из них — как они себя обнаружат.

— Костя, найди рубильник и включи свет в зале. Эти пташки где-то здесь.

Лика выглянула. Их двое, и они с автоматами. Перегородка не спасет.

— Эй! Ловкачка! Отдай мальчишку и останешься живой… Слышишь, тварь сумасбродная?

Лика взяла мальчика за руку, и они, пригнувшись, направились к ближайшей двери. Выжидать не имело смысла.

Преследователи рассредоточились по залу и начали проверять ряды.

Лика втянула в легкие воздух, подхватила мальчишку и с разгона бросилась на дверь. Их вынесло в фойе и прокатило по скользкому паркету.

Впереди находилась мраморная лестница. Кругом возвышались колонны. Белый шелк на окнах, собранный в волнистое жабо. Дворец королей, но им было не до красот. Они поднялись на этаж выше, сделали полукруг и уперлись в дверь с табличкой «Всероссийская выставка театрального костюма». Других дверей в «меню» не оказалось. Приходилось пользоваться принудительным маршрутом. Где-то внизу послышалась автоматная очередь. Слишком долго думают.

Они вбежали в красивый зал с огромными окнами, напротив которых вдоль стены стояли застекленные витрины..

Обстановка больше походила на зал огромного богатого магазина. Каждая витрина имела свою дополнительную подсветку, декорации и мебель. В мини-интерьерах жили своей жизнью восковые фигуры в разнообразных изысканных костюмах. Они казались живыми, с естественными глазами и даже румянцем на щеках.

Беглецы проходили вдоль витрин едва слышно, будто боялись потревожить безмятежную идиллию обстановки.

Мишутку приходилось тащить за руку, он то и дело останавливался, глядя на сцены из сказочной жизни, и уже не думал об игре, в которую они играют.

В конце зала имелась еще одна дверь: «Служебное помещение».

Они вошли. Справа лестница. Лика повела мальчика на этаж выше. Она была уверена, что убийцы побегут вниз, и их можно будет запутать. Театр имел множество закоулков и проходов, места тут хватало, только бы не столкнуться лбами.

Свернув с площадки в предбанник, она наткнулась на противника. Стрелять пришлось с бедра, но вместо выстрелов послышались слабые щелчки. Враг делал то же самое, но ни одного выстрела не прозвучало: перед Ликой висело зеркало от пола до потолка, и она пыталась убить собственное отражение. Нервы находились на пределе.

Девушка вытерла пот с лица и осмотрелась. Еще одна дверь: «Пошивочная мастерская».

Они вошли. И снова огромный зал со столами на всю его длину. Все завалено тканями, бархатом, тюлем, выкройками, лекалами. Бесконечный лабиринт на этом не кончался. Анфилада вывела их к следующей двери: «Примерочная».

На этот раз они угодили в тупик. Но эта дверь закрывалась изнутри на увесистую задвижку. Лика тут же закрылась на щеколду и облегченно вздохнула.

Слева окна, справа ряды вешалок с сотнями костюмов, обуви, шляп. На столах стояли гипсовые головы в париках на любой вкус. Расчески, заколки, даже грим.

Мальчик тут же начал разглядывать хозяйство, а Лика бросилась к окну. Кажется, им повезло по-настоящему.

— Мы спасены, Мишутка! Здесь есть пожарная лестница.

— Может, передохнем? Я уже устал.

Оглянувшись, она увидела мальчика и не узнала его. Он выглядел как рыжеволосый сорванец с обложки детской книжки.

Девушка подошла к нему и сдернула парик с головы.

— Гениальная мысль, Михал Ефимыч!

— О чем ты? — спросил, улыбаясь, шалун.

Через полчаса со двора вышли двое. Паренек лет пятнадцати, в холщовой куртяшке, широких штанах, парусиновых ботинках, с веснушками на лице и белобрысыми кудряшками. Он вел за руку маленькую девочку лет семи в сатиновом платьице, сандаликах и торчавшими в разные стороны косичками.

Дети как дети, никто не обращал на них внимания. Они очень торопились, направляясь в центр города. Часы на вокзальной площади отстучали девять ударов. Город пришел в движение.

Парочка растворилась в курортной толчее.

3.

Перестрелка не изменила ситуацию. Журавлеву не позволяли высунуться. Расклад сил оставался прежним: двое против одного. Подкрепления на помощь автоматчикам не поступало. Журавлев решил обойти противника с помощью горящих машин, за которыми можно проскочить незамеченным. Но те двое решили проделать тот же маневр. Не успел Вадим подняться на ноги, как увидел машину, ехавшую от центральных ворот. Опоздал! Вот и пополнение. «Москвич» подкатил вплотную к горящему факелу и затормозил. Дверь открылась, и Журавлев увидел Елистратова. Живая открытая мишень. Думать не приходилось. Вадим прыгнул с обочины в стан врага. Он выпустил всю обойму и, отбросив автомат, выхватил пистолет.

— Побереги патроны! — крикнул Елистратов. — Ты уже сделал из них решето.

Журавлев проверил и успокоился.

— Ты, как всегда, вовремя, Глеб.

— Извини, заминка вышла. Я привез тебе конверт.

— Конверт?

— Ну да, тот, что лежал в машине Зернова.

— Который час?

— Без пятнадцати девять.

— Почему же ты не отвез его прокурору?

— Э… нет. Ты взялся за эту работу, ты и вези.

— В девять часов мы должны быть в крытом концертном зале, где проходит конференция. Прокурор уже там.

— Шутишь? Там сплошное оцепление! Туда на пушечный выстрел не подойдешь. Вся милиция города сосредоточена на этом объекте. Ты знаешь, что за народ там собирается?

— Я-то знаю и обязан быть там.

— Сумасшедший!

— Мое состояние здоровья обсудим в дороге. Быстро в машину! Здесь нам делать нечего.

Через минуту на больничной аллее остались только трупы и догоравшие остовы машин.

Их машину остановили за несколько кварталов от концертного зала. Улица была перекрыта железными парапетами.

Сержант подошел к «москвичу». За рулем сидел Вадим Журавлев. Милиционер открыл рот и оцепенел.

— Живо позови мне старшего офицера! — приказал Елистратов.

Сержант увидел подполковника на соседнем сиденье и пистолет в его руках. Ствол был прижат к ребрам водителя.

В считанные секунды у машины стояло уже четверо блюстителей закона.

— Слушай меня, лейтенант. Я задержал самого опасного преступника города. Мне нужна патрульная машина и шофер. Сам сядешь за руль, а я с этим маньяком устроюсь на заднем сиденье. Приготовь мне наручники. Мы должны доставить убийцу к центральному концертному залу. Пусть Духонин отчитается перед депутатами о проделанной работе и предъявит народу преступника.

— Понял, товарищ подполковник.

В наручниках, под прицелом, Журавлева пересадили в патрульную машину. Елистратов сел рядом с ним, а лейтенант за руль. Загорелись маяки на крыше, и взвыла сирена.

4.

Пять кварталов и шесть блокпостов миновали беспрепятственно. Перед выездом на площадь подполковник приказал выключить сирену.

Машина остановилась напротив дворца эстрады. У центрального подъезда стояло еще одно оцепление, возглавляемое самим полковником Духониным. Человек сорок милиционеров вытянулись в цепочку у подножия главной лестницы, на которую постелили ковровую дорожку и протянули ее до самых входных дверей — на манер знаменитых фестивальных демонстрационных проходов кинозвезд.

Духонин вырядился в парадный мундир и лично встречал подъезжавшие лимузины с дорогими высокопоставленными гостями. Чуть дальше стояла кавалькада мотоциклистов. Охрана была поставлена на самый высокий уровень.

Лейтенант оглянулся.

— Ну что?

— Извини, приятель! — Елистратов треснул его в лоб рукояткой пистолета.

— Зря мы все это затеяли, Вадим. И парню лоб попортили, и сами ни с чем остались. Уж мимо Духонина я тебя не проведу. И меня туда тоже не пропустят.

— Прекрати ныть, Глеб. Я думаю.

Пока он думал, возле лестницы появились двое подростков. Мальчуган лет пятнадцати с сестренкой. Они попытались пройти в здание, но их остановили.

Духонин с утра пребывал в хорошем настроении. Во всяком случае, делал вид, что он добренький и заботливый. Каждой высокопоставленной шишке отдавал честь. Живьем всех видел, а не по «ящику». А главное, что скандал в городе не коснулся депутатов и представителей высших эшелонов власти. Наступило затишье.

Духонин надменно выслушивал торопливую речь мальчишки, державшего за руку девчушку с напуганным видом.

— Как вы не понимаете, дяденька милиционер, мы с сестрой не можем попасть домой, а у нас там кошки не кормлены. Мама здесь работает в администрации. Ушли мы рано, а она опаздывала на работу и забыла оставить нам ключи. Мы на секундочку. Одна нога здесь, другая там.

— Не положено, ребята. Нельзя. Сами видите, какие люди приехали. Мало ли что?!

— А мы-то что? У нас даже денег нет, сестру покормить не на что. А мама теперь до позднего вечера здесь застрянет.

Милиционеры смотрели на ребят с сочувствием. Разве этого сухаря уговоришь?! Всю жизнь только о себе думал. А что они могли сделать? Только подмигивали малышке и пожимали плечами.

— Так, ребята, а теперь брысь!

К тротуару подкатил лимузин, и из него вышел Егор Рубин со своими партнерами.

Духонин бросился гостям навстречу, словно извиняясь, что не успел открыть дверцу.

За оцеплением заработали затворы фотоаппаратов. Большую часть журналистов так и не пустили в зал. Слишком много желающих набралось.

Лика не была бы Ликой, если бы не воспользовалась хоть секундой замешательства. Детишки рванули вверх к дверям, и только в дверном проходе у мальчугана свалился с головы парик и на плечи упала тяжелая копна густых волос. Никто этого не заметил, кроме сидевшего в машине Журавлева.

— Утерла девка мне нос!

— О чем ты, Вадим?

— О том, что не здесь мне место. Слушай, Глеб. Подойди к тому лейтенанту, что сидит в шлеме на мотоцикле, и пригласи его в машину.

— Хочешь и ему от злости голову расшибить?

— Конечно. Если он согласится снять шлем. А ты его попроси об этом. Кто из нас подполковник милиции?

Елистратов сообразил, в чем дело, но не до конца.

Журавлев видел, как Елистратов подошел к офицеру, что-то ему сказал. Тот снял шлем, положил на мотоцикл и подошел к машине. Ему пришлось временно отдыхать рядом с шофером, получив сходную производственную травму. Зря он снял шлем.

Журавлев переоделся в белую лейтенантскую сорочку.

— Тебя же все равно не пропустят, Журавлев. Даже если не узнают.

— Сколько ступеней ведет к дверям? Елистратов посчитал.

— Восемь.

— Всего-то! А ширина дверей с метр будет, и открываются они вовнутрь.

— Ничего не понял.

— Увидимся в здании. Жди, я за тобой пришлю. Вадим вышел из машины, подошел к мотоциклу, сел на него, надел шлем и завел двигатель.

Брешь в оцеплении появилась после отъезда очередной машины, ковровую дорожку никто не перекрывал. Тут и начался цирковой трюк. Никто ничего не успел понять. Мотоцикл с ревом пересек площадь, взлетел на первую ступень и, пуская синий дым, поскакал по лестнице вверх. Ударив передним колесом по дверям и распахнув их, мотоцикл ворвался в здание. Тормоза не помогли. Мраморный пол оказался слишком скользким. Машину юзом пронесло через все фойе, и она влетела в зрительный зал.

Калигула, как известно, въехал в здание сената на коне. Вадим Журавлев с поправкой на время появился на конференции конгрессменов на мотоцикле.

Но если первый из названных героев проделал это из непомерных властных амбиций, то второй — по причине крайней необходимости.

5.

В специальном кабинете, отведенном для выступающих, народу было больше, чем ожидалось. Ведущий конференции уже объявил о задержании открытия заседания на полчаса. Приглашенные, а их набился полный зал, тоже не очень торопились, и поток опоздавших все еще прибывал к зданию концертного зала.

Прокурор города Сочи сидел за столом и складывал документы по главам. Шесть пустых и смятых голубых конвертов валялись в корзине для мусора. Какое пренебрежение к бывшим хранителям страшной тайны! Но кто об этом знал, кроме двоих присутствующих?

Спикер Берзин прижимал к груди сына и от волнения не мог произнести ни одного слова. Здесь же присутствовали сын Зернова Леня и репортер Шура Шелест со своей подружкой. Все они собирались выступить свидетелями событий.

Самым безучастным оставался губернатор, который послал своего помощника найти на улице подполковника Елистратова и срочно привести его в кабинет.

— Не могу скрыть своей радости и гордости за торжество истины. Время пировать, а мы вынуждены вылить ушат помоев в зрительный зал. Некоторые из него выйдут в наручниках. Я уже подписал санкции на арест. Но это потом. А сейчас я хочу низко поклониться двум хорошим людям, без помощи которых мы так и остались бы прозябать в паутине коррупции. Я и наши жители, среди которых много честных бизнесменов, простые горожане и наши отдыхающие благодарим Вадима Сергеевича Журавлева и Ульяну Филатовну Адаеву за помощь в очень ответственном и важном деле. Простите за пафос, я прокурор и привык выступать в судах на публике, но сейчас… — Старик прослезился. Он передал героям по конверту и тихо добавил: — Благодарность от наших бизнесменов. Примите скромное подношение, но от всей души. — Последний жест прокурор сделал незаметно. Так ему казалось. - Эти люди прошли огонь, воду и медные трубы ради торжества закона!! - закончил восклицаниями свою речь прокурор.

— Извините, Юрий Антонович, - скромно поправил прокурора Журавлев. - Но трубы были из оцинкованной жести, канализацию я бы тоже водой не назвал, а вот огня действительно хватало.

В кабинет вошел Елистратов, а следом - ведущий конференции.

— Юрий Антонович, собрание ждет.

— Уже иду!

Лика и Вадим тоже направились к двери. Берзин догнал Лику и взял ее за руку.

— Извините, девушка, а это от меня лично вам. Сын от вас в восторге! Просит создать компьютерную игру по вашему сценарию.

Лика улыбнулась, приняла конверт и тихо сказала:

— Проблемы с аниматорами. У них фантазии не хватит.

Журавлев подмигнул Елистратову, и они вышли. Проходя через переполненный зал, они заметили группу, возглавляемую Рубиным. Вице-мэр чувствовал себя вольготно. Очевидно, ночное совещание его взбодрило.

Когда они проходили мимо их кресел, Рубин с ухмылкой сказал:

— Жаль, что нам так и не удалось побеседовать по душам, господин Журавлев.

— Мое дело искать и ловить, а не перевоспитывать. Этим занимаются другие органы.

Рубин не понял юмора, но демонстративно засмеялся.

На улице их поджидал полковник Духонин. Оцепление оставалось на месте. Увидев Журавлева, репортеры защелкали затворами.

— Вадим Журавлев? Вы и ваша партнерша арестованы по обвинению в ряде преступлений, совершенных в городе в течение последних трех суток.

— У вас есть ордер?

Духонин дал бы ему такой «ордер», что всю жизнь помнил, но на него смотрел весь состав милиции и пресса.

— Ордер будет. Речь пока идет о задержании.

— Не торопитесь, полковник.

Вадим оглянулся. Из здания вышел Елистратов.

— А ты что за адвокат, бывший подполковник милиции?

— С данной минуты указом губернатора я назначен начальником Сочинского Управления внутренних дел. У меня нет претензий к этим людям. Что касается вас, бывший полковник милиции, то прошу проследовать в зал. Вам придется ответить на некоторые вопросы прокурора города в присутствии свидетелей.

6.

Наконец-то они привели себя в порядок и сидели за чашкой кофе в баре Морского вокзала. Им некуда было спешить, не надо было рисковать, искать, стрелять.

Лика получила больший гонорар, чем Журавлев. Тут особую роль сыграл пакет Берзина, выданный героине событий персонально. Ей было чем гордиться.

— Ты теперь завидная невеста, малыш.

— Глупости. Деньги надо вкладывать в дело, а не на пустоголовых мужиков тратить. Вот теперь самое время открывать детективное агентство. Деньги есть, реклама есть, лицензию мне тоже дадут - прокурор походатайствует. И оружие получу. Вот только я по-прежнему убеждена, что детективу нужен секретарь. Твоя кандидатура меня бы устроила. Надеюсь, ты не возражаешь? Правда, характер у меня не подарок и высокие требования.

Апломба Ульяне Адаевой не занимать.

— Заманчивое предложение. Можно подумать?

— Только не очень долго. Впрочем, и думать тут нечего Сколько нужно человек, чтобы перелезть стену? Забыл? Один внизу, второй подтягивается. Так всегда было. Хочешь остаться одиночкой? Опять в историю влипнешь. Ты же не можешь, как все люди, делать все по-человечески. Ладно, вопрос можно считать решенным. Где твой офис?

— В Москве, на Кутузовском проспекте.

— Подойдет. Сколько комнат?

— Одна.

— Должно быть три, минимум. Ну, хватит о делах. Сейчас сядем на морской трамвайчик и прокатимся к пляжу «Дагомыс». А вечером пойдем в ресторан. Там есть классный ресторан.

— И откуда ты только энергию черпаешь?

— Вырабатываю, потому что кручусь, как динамо-машина. Поехали.

В холле она увидела себя в зеркале. Светланино зеленое платье она не стала менять. Просто привела его в порядок. А вот парусиновые мальчуковые ботиночки подкачали.

— Извини, Дик, я, конечно, сама теперь богаче тебя, но, помнится, ты обещал мне по окончании дела подарить вишневые перламутровые туфли на шпильке за сто пятьдесят долларов. Или я что-то путаю?

— Я и не отказываюсь. Торговый центр напротив.

И все же она их заполучила! Мечта, на которую можно только смотреть. Надевать она их не станет, пока они не придут в ресторан. Жалко.

Через полчаса они стояли на борту небольшого теплохода, удалявшегося от берега. Рядом на широких перилах лежала перевязанная шелковой лентой красная коробка с шикарными «шпильками». Лика витала в облаках. Ее герой, высоченный блондин, о котором она даже не могла мечтать, стоял перед ней и смотрел на нее своими сияющими глазами - чисто выбритый, в новом голубом костюме. С ума сойти!

— Дик, ты ведь знаешь, что я хочу больше всего на свете.

— Даже не догадываюсь.

— Эх ты, недотепа! Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.

— С удовольствием.

Журавлев воровато посмотрел по сторонам, нагнулся и чмокнул ее в лоб.

— Негодяй! Опять за свое!

Лика размахнулась, но ожидаемой Вадимом оплеухи не последовало. Рука отчаянной драчуньи так и зависла в воздухе.

Случилось непоправимое: она локтем задела коробку с туфлями, и та мгновенно улетела за борт.

Качаясь на волнах, туфельки Золушки, так долго остававшиеся мечтой, быстро удалялись и вскоре вовсе исчезли из виду.

Принц добродушно засмеялся. Он-то знал, что на бочку меда всегда найдется ложка дегтя.

Оглавление

ГЛАВА I

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

  6.

  7.

ГЛАВА II

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

  6.

  7.

  8.

ГЛАВА III

  1.

  2.

  3.

  4.

ГЛАВА IV

  1.

  2.

  3.

  4.

ГЛАВА V

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

  6.

ГЛАВА VI.

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

ГЛАВА VII

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

ГЛАВА VIII

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

  6.