КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Наемники [Роберт Энтони Сальваторе] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Роберт Сальваторе Наемники

Служитель кристалла

Пролог

Полуденная жара угнетала все живое, но убийца шел легко, словно сумрак окутывал его на залитой солнцем площади и вездесущая пыль не смела осесть на нем. Городской рынок был наводнен толпами – как, впрочем, и всегда, – купцы и покупатели галдели, отчаянно торгуясь из-за каждого медяка. Наиболее многолюдные места облюбовали карманники – здесь можно было незаметно срезать кошелек, а если все же заметят – легко смешаться с пестрой суетливой толпой и скрыться.

Артемис Энтрери примечал каждого воришку и мог с первого взгляда распознать, кто пришел сюда покупать, а кто воровать, при этом он вовсе не стремился держаться подальше от жуликов. Немного откинув полу темного плаща, он намеренно подходил поближе к каждому вору, выставляя напоказ тугой кошель, а вместе с ним и усыпанный самоцветами кинжал. Именно этот клинок берег не только его деньги, но и жизнь, ведь это оружие было его отличительным знаком, и на неспокойных улицах Калимпорта не многого боялись так же сильно, как этого кинжала.

Энтрери нравилось, что молодые представители уголовного мира испытывают к нему такое почтение, более того, он его ждал. Он заслужил репутацию лучшего наемного убийцы Калимпорта, но годы идут. Он уже не тот, что раньше. Поэтому сейчас Энтрери держался с дерзкой открытостью – чего в молодые годы никогда себе не позволил бы, – словно приглашая любого бросить ему вызов.

Он пересек людные ряды, направляясь к маленькой закусочной, круглые столики которой были расставлены на тротуаре под большим навесом. Здесь тоже было полно народа, но Энтрери сразу же выхватил взглядом нужного ему человека, Шалази Озуля, торговца оружием, на голове которого красовался ярко-желтый тюрбан. Убийца двинулся прямо к его столику. Шалази сидел не один, хотя ясно было, что с тремя мужчинами рядом он даже не знаком. Эта троица непринужденно и весело болтала, тогда как Озуль, откинувшись на спинку, сидел с отсутствующим видом.

Энтрери подошел к столику и вопросительно взглянул на нежелательных соседей, а Шалази в ответ смущенно передернул плечами и посмотрел на убийцу с беспокойством.

– Ты разве не сказал им, что столик занят? – спокойно поинтересовался Энтрери.

Трое парней умолкли и уставились на него.

– Я пытался… – промямлил Шалази, отирая пот со смуглого лба.

Энтрери жестом оборвал его и вперил пристальный взгляд в одного из трех посетителей.

– У нас тут дело, – произнес он.

– А у нас еда и выпивка, – парировал парень.

Убийца не ответил, упорно сверля его взглядом. Двое других завозмущались, но Энтрери не обратил на них ни малейшего внимания. Минуты тянулись, непреклонный взгляд убийцы пронизывал насквозь, и парню стало ясно, что перед ним человек несгибаемой воли, великолепного самообладания и железной решимости.

– Да в чем дело? – вставая, воскликнул другой из их компании.

Шалази начал что-то жалобно мямлить, призывая всех успокоиться.

– Я вопрос задал! – рявкнул парень и хотел схватить Энтрери за плечо.

Убийца молниеносным движением ухватил его за большой палец руки, вывернул его и потянул вниз, и парень застыл, пронзенный болью.

Энтрери при этом даже не моргнул, продолжая глядеть на первого, сидевшего неподвижно.

Между тем его приятель, пойманный за палец, тихонько застонал и потянулся свободной рукой к кривому ножу на поясе.

Шалази опять начал причитать.

Однако человек, съежившийся под взглядом Энтрери, знаком показал своему другу оставить нож в покое.

Энтрери слегка кивнул ему, а затем жестом приказал им всем убираться. Он отпустил второго парня, который немедленно зажал палец в ладони, глядя на убийцу с неприкрытой злобой. Однако никто из троицы больше не осмелился его задирать, они быстро собрали тарелки и отошли. Никто из них не узнал его, но Энтрери одним взглядом дал понять, с кем они имеют дело.

– Хотел бы я сделать то же самое, – с нервным смешком заметил Шалази, когда троица удалилась и убийца сел напротив него.

Энтрери молча смотрел на него, думая, до чего же нелеп этот человек. У торговца было круглое, как блин, лицо, и огромная голова, насаженная на столь тощее, туловище, будто его всю жизнь морили голодом. С этого круглого лица не сходила широкая улыбка, обнажавшая очень крупные белые зубы.

Шалази прочистил горло.

– Признаться, удивлен твоим появлением, – проговорил он. – Ты нажил много врагов, вознеся гильдию Басадони так высоко. Или ты не боишься мести, о могучий? – В голосе торговца прозвучала насмешка.

Энтрери молчал. Мести он опасался, но поговорить с Шалази было необходимо. Киммуриэль Облодра, псионик из приближенных Джарлакса, проник в мысли торговца и заверил Энтрери, что ни к какому заговору Озуль не причастен. Правда, убийцу это не слишком успокоило – дроу мог и солгать, поскольку не питал к нему ни малейшей симпатии.

– Быть могущественным не значит быть свободным, не так ли? – продолжал Шалази. – Могущество и есть несвобода, правда? Ведь сколько пашей не решаются выйти из дома без сотни телохранителей.

– Но я же не паша.

– Да, это так, но ведь дом Басадони принадлежит тебе и Шарлотте, – парировал торговец.

Он имел в виду Шарлотту Весперс, которая благодаря своей хитрости стала сначала правой рукой старика Басадони, а после захвата гильдии темными эльфами служила им прикрытием. Дом Басадони за короткое время достиг небывалой власти.

– Это всем известно, – добавил Шалази с новым неуместным смешком. – Я всегда говорил, что ты многого добьешься, но такого даже не предполагал!

Энтрери тоже улыбнулся, однако не словам торговца, а собственным мыслям: он представил, с каким удовольствием воткнул бы кинжал в глотку этому никчемному болтуну.

Но, к сожалению, торговец был нужен ему – именно поэтому проныра все еще оставался жив. Шалази жил тем, что мог раздобыть любые сведения – не бесплатно, конечно, – и настолько в этом преуспел, что знал, кажется, малейшие подробности того, что происходило и в богатых домах, и на грязных улицах Калимпорта. Для вечно соперничающих воровских гильдий он был достаточно нужным человеком, чтобы отказаться от удовольствия отправить его на тот свет.

– Ну, так кто сейчас стоит за троном Басадони? – непринужденно обронил Шалази. – Кто-то ведь стоит, а?

Энтрери, сделав над собой усилие, сохранил каменное выражение лица, поскольку ухмылкой он слишком многое выдал бы. Но как ему хотелось презрительно усмехнуться в лицо Шалази, ничего не ведавшего об истинной расстановке сил в новой гильдии Басадони! Но торговец не должен знать, что темные эльфы проникли в Калимпорт, сделав этот воровской клан своим прикрытием.

– Мне казалось, нас интересует оазис Даллабад, – вместо этого произнес Энтрери.

Шалази вздохнул.

– Столько интересных тем, – произнес он, – и Даллабад не из их числа, к сожалению.

– Это ты так думаешь.

– За двадцать лет там ничто не изменилось, – ответил Озуль. – Столько времени прошло, а там не случилось ничего такого, что было бы известно мне, но не известно тебе.

– Коготь Шарона по-прежнему у Корина Сулеза?

– Само собой, – со смешком подтвердил Шалази. – По-прежнему, и так будет всегда. Он служит ему уже несколько десятков лет, а когда Сулез умрет, один из тридцати его сыновей завладеет им, если только напористая Адания Сулез не опередит его. А дочка Корина ох как честолюбива! Если ты пришел затем, чтобы узнать, не расстанется ли он с оружием, то уже знаешь ответ. Так что лучше поговорить о более интересных вещах, например о гильдии Басадони.

В тот же миг взгляд Энтрери стал свинцовым.

– Ну, с какой стати старик Сулез его продаст? – всплеснув тощими ручонками, совершенно нелепыми в сравнении с огромной головой, воскликнул Шалази. – Друг мой, ты что же, хочешь попытаться в третий раз? Да-да, в первый раз ты еще был сопляком с сотней золотых в драном кармане – тебе, небось, Басадони их дал?

Энтрери невольно вздрогнул, даже, несмотря на то, что знал: Озуль, как никто в Калимпорте, умеет делать правильные выводы из невольных движений. Но это напоминание в сочетании с событиями последнего времени больно кольнуло его. В самом деле, в тот, теперь уже далекий день паша Басадони дал своему подававшему большие надежды протеже деньги, причем без всяких условий, просто в подарок. Секунду поразмыслив, Энтрери вдруг осознал, что старик Басадони был единственным человеком, когда-либо что-либо давшим ему не ожидая ничего взамен. А он убил его несколько месяцев назад.

– Да-да, – припоминал Шалази, словно разговаривая сам с собой, – снова ты заговорил о мече вскоре после падения паши Пуука. О вот это было крушение!

Энтрери вперил в него тяжелый взор. Шалази, вдруг сообразив, что ведет себя слишком нагло с опасным убийцей, неловко кашлянул.

– Тогда я сказал тебе, что это невозможно, – добавил он. – Ничто не изменилось.

– Но теперь у меня больше денег, – невозмутимо заметил Энтрери.

– Всего золота мира было бы мало! – воскликнул торговец.

– А ты знаешь, сколько золота во всем мире, Шалази? – с непоколебимым спокойствием возразил убийца. – А знаешь ли ты, сколько денег в сундуках дома Басадони?

– Хочешь сказать, дома Энтрери? – уточнил хитрец.

Когда убийца не стал его разуверять, Шалази вытаращил глаза. Вот оно, все равно как если бы Энтрери признался вслух – на это проныра даже не надеялся. Давно уже ходят сплетни, что старого Басадони нет в живых, а Шарлотта Весперс и другие главы гильдии всего лишь марионетки, которых дергает за нитки Артемис Энтрери.

– Коготь, Шарона, – протянул Шалази, расплываясь в улыбке. – Значит, за троном Басадони стоит Энтрери, а за Энтрери… ну, понятное дело, маг, если уж тебе позарез нужен этот меч. Похоже, маг становится опасен, да?

– Гадай, если хочешь.

– А если угадаю?

– Если так, то я убью тебя, – невозмутимо промолвил Энтрери. – Переговори с шейхом Сулезом. Узнай цену.

– Нет ему цены.

Энтрери прянул вперед быстрее, чем кот за мышью. Он приблизил лицо к лицу Шалази, одной рукой ухватив его за плечо, а в другой зажав смертоносный кинжал.

– Что ж, это плачевно, – прошипел он. – Для тебя.

Отпихнув торговца, убийца выпрямился и огляделся, как проголодавшийся хищник в поисках жертвы. Еще раз мельком взглянув на Шалази, он вышел из-под навеса на оживленную рыночную площадь.

Успокоившись и прокрутив всю встречу в уме, Энтрери мысленно обругал себя за несдержанность. Внутреннее напряжение уже прорывалось наружу. Столь настойчивое стремление купить Коготь Шарона яснее ясного давало понять, что именно его гнетет. Этот меч, к которому полагалась еще защитная перчатка, был создан специально для сражений с магами.

Может, с его помощью можно биться и с псиониками?

Потому что мучителями Энтрери были чародей Рай'ги и псионик Киммуриэль, приближенные главаря Бреган Д'эрт Джарлакса. Убийца всей душой ненавидел обоих, но главное – это чувство было взаимным. Хуже всего, что единственной защитой Энтрери оставалось только расположение к нему Джарлакса. Он и сам, к собственному удивлению, проникся доверием к лысому наемнику, однако глупо рассчитывать, что его покровительство будет длиться вечно.

В конце концов, всякое случается.

Энтрери необходима надежная защита, но взяться за дело надо с умом и терпением, тщательно заметая следы, как он поступал на протяжении многих лет. Выживая на опасных улицах Калимпорта, он научился так превосходно смешивать правду с ложью, что ни друзья, ни враги не могли распутать его сети. Если правда известна только тебе, и никому больше, тебе и править бал.

Отрезвив себя такими мыслями, он решил, что не совсем удачную встречу с ушлым торговцем можно считать первым предостережением. Выжить в борьбе с темными эльфами можно, лишь сохраняя полнейшее самообладание. Шалази и впрямь сделал верные выводы, по крайней мере, отчасти, и наверняка выгодно продаст свои соображения любому, кто предложит хорошую цену. А в Калимпорте многие жаждут узнать, в чем же тайна столь стремительного взлета гильдии Басадони.

Шалази почти понял это, так что мог бы подтвердить общие подозрения: за этим взлетом стоит великий маг или даже гильдия чародеев.

Энтрери, несмотря на невеселое настроение, хихикнул, представив себе, как вытянулось бы лицо у Озуля, узнай он, что на самом деле за троном Басадони стоят темные эльфы, которых в Калимпорте уже целая армия!

Хотя, конечно, он не зря пригрозил, что убьет его. Если не он сам, то-любой из тысячи подчиненных Джарлакса прикончит Шалази, если ему удастся связать все воедино.

Шалази Озуль еще долго сидел за маленьким столиком, обдумывая все подробности встречи, каждый жест и каждый взгляд. Он понимал, что догадка о маге, способствовавшем взлету дома Басадони, верна, однако ничего нового в этом не было. Простой здравый смысл подсказывал, что достичь таких высот, истребив при этом половину конкурирующих домов, невозможно без помощи волшебства.

Шалази поразило не это, а столь нехарактерная несдержанность Энтрери.

Никогда прежде этот страшный убийца, тень самой смерти, превосходно державший себя в руках при любых обстоятельствах, не выказывал такого внутреннего беспокойства – или, быть может, страха? Разве когда-нибудь Артемис Энтрери опускался до угроз? Нет, он умел сказать все одним своим жутким взглядом. А если обидчик не понимал, никаких тумаков, тычков и побоев не следовало – он погибал мгновенно.

Столь странное поведение сегодня, конечно же, необычайно заинтересовало Шалази. Ему до смерти хотелось знать, что именно повергло убийцу в такое смятение, – и в то же время было страшно. То, что для Артемиса Энтрери – повод для расстройства, для Шалази Озуля может оказаться равнозначно гибели.

Часть 1 Прилипнуть к паутине

Я живу в мире, где существуют воплощения зла. Я говорю не о дурных людях, гоблинах или моем собственном народе, превосходящем все другие по коварству и злобе. Все они способны на неслыханную жестокость, но все же воплощения зла – не они. Нет, этим званием следует наградить демонов и духов, которых вызывают маги и жрецы. Эти обитатели низших уровней представляют собой зло в чистом виде, их природа – абсолютные, неуправляемые низость и подлость. У них нет надежды ни на искупление, ни на возможность достичь чего-либо, и при этом они обречены существовать почти вечно.

Не знаю, могли бы жить эти твари, если бы не было среди мыслящих существ выродков с черными сердцами. Являются ли эти низкие создания источником зла, как злые люди или эльфы, или же они – всего лишь результат, зримое воплощение той порчи, что разъедает души слишком многих существ, наделенных разумом?

Думаю, они – всего лишь следствие, ведь не случайно демоны и бесы не могут попасть на материальный уровень без помощи разумных существ. Они только инструмент в руках того, от кого исходит зло, средство исполнения черных деяний.

Что же тогда сказать о Креншинибоне? Он всего лишь вещь, хотя и обладающая чутьем и проницательностью. Однако его своеобразное сознание не имеет ничего общего с разумом мыслящего существа. Кристалл не может расти, изменяться, совершенствоваться. Единственные ошибки, которые он может научиться исправлять, – просчеты в попытках подчинить себе своего очередного хозяина и завладеть его сердцем. Он даже не может осознать или изменить цель, к которой с такой одержимостью стремится – она всегда одна и та же.

Значит, он – само зло?

Я и сам так думал некоторое время назад, когда этот опасный предмет был в моих руках, и я научился лучше понимать его. И лишь недавно, прочитав длинное обстоятельное письмо верховного жреца Кэддерли Бонадьюса из храма Парящего Духа, я понял, что на самом деле кристалл – всего лишь аномалия, ошибка, странный выверт магической силы, а его ненасытное стремление к власти и славе любой ценой – до неузнаваемости извращенные стремления человека, пересоздавшего Креншинибон, и чей дух, восьмой по счету, был поглощен осколком.

Этот кристалл, как выяснил Кэддерли, был создан семью личами, задумавшими сотворить вещь, наделенную небывалой магической мощью. По их замыслу, он должен был соперничать, с самим солнцем, на страх всем народам, которые хотели покорить бессмертные короли. Однако объединенная магическая сила уничтожила их, и злой умысел обратился против личей. Многие мудрецы думают, что мощь осколка вобрала в себя их разум, но Кэддерли утверждает, что он был сожжен его солнцеподобными проявлениями, и Креншинибон принял в себя только их разобщенный и разрозненный дух.

Эта часть истории волшебного осколка известна многим, включая и тех порождений ада, которые так стремятся завладеть им. Однако было и удивительное продолжение, о котором удалось узнать Кэддерли. Эта история объясняет, почему Креншинибон вмещает в себя и извращает первоначально добрые устремления.

Впервые он появился на материальном уровне много веков назад, и произошло это в далекой стране Закара. В те времена кристалл был всего лишь подручным средством чародеев, хотя и чрезвычайно мощным. Он мог метать шаровые молнии и создавать заслоны всепожирающего пламени. О его темном прошлом почти ничего не было известно, пока он не попал в руки одного султана. Этому властителю, чье имя до нас не дошло, удалось узнать, что представляет собой Креншинибон. Он решил, а придворные волшебники его поддержали, что замысел личей остался незавершенным. Тогда-то и состоялось «второе творение» кристалла, когда его ограниченное сознание и возможности были значительно расширены.

Султан вовсе не был одержим властью, он хотел лишь обезопасить свою страну от воинственных соседей. И тогда он вообразил, а затем при помощи обновленного кристалла и создал в реальности цепь хрустальных башен. Через промежутки, равные одному дню пути, башни должны были протянуться от столицы через безлюдную пустыню до второго города государства, стоявшего на границе и часто подвергавшегося вражеским набегам. Султан воздвиг сотню башен и почти закончил оборонительную линию.

Но, увы, он превысил возможности Креншинибона. Властитель считал, что с созданием каждой башни силы осколка лишь умножаются, поскольку он может вбирать в себя силу солнечного света, тогда как в действительности он истощал силу Креншинибона и ослаблял его проявления. Вскоре после этого по пустыне прокатилась мощная песчаная буря, послужившая предвестником завоевательного похода соседнего шейха. Стены хрустальных башен оказались столь тонки, что под напором ветра рассыпались под собственной тяжестью, а с ними рухнула и мечта правителя о спокойном существовании.

Захватчики ворвались в пределы страны, оставшейся без дозорной цепи, и на глазах султана вырезали всю его семью. Жестокий шейх не стал убивать несчастного правителя, чтобы тот до самой смерти помнил увиденные им ужасы, но духом султана завладел Креншинибон.

Даже Кэддерли, которому полубоги поведали многое, больше ничего не знает о древней истории кристалла. Однако юный жрец Денеира утверждает, что именно в этом «втором творении» и заключена разгадка неутолимой жажды осколка. Ведь если бы Креншинибон мог выдержать то предельное напряжение возможностей и хрустальные башни выстояли бы, то семья султана, его любимая жена и прекрасные дети остались бы живы.

Теперь же кристалл, напитанный жизненными импульсами семи личей и истерзанным духом несчастного султана, продолжает рваться к пределам власти и утверждать ее любой ценой.

Но есть в этой истории и еще кое-что, о чем Кэддерли только прозрачно намекнул в письме, – например, не исключено, что сооружение хрустальных башен как раз и спровоцировало вторжение, поскольку шейх и другие правители соседних земель испугались, что султан посягнет на их границы. Может, история хрустального осколка – урок нам всем? Она показывает, к чему может привести непомерное честолюбие, даже если изначальные намерения хороши. Сила нужна была султану, чтобы укрепить свою державу, но он слишком замахнулся, и жертвой честолюбия пали и он сам, и его семья, и царство.

Как же быть с Джарлаксом, в чьих руках сейчас находится хрустальный осколок? Быть может, мне следует отправиться к нему, постараться вернуть кристалл и переправить Кэддерли, чтобы жрец его уничтожил? Мир станет лучше и чище без него.

Но ведь найдется другое орудие злой воли, будь то демон, дьявол или чудовищное творение, подобное Креншинибону.

Нет, злу, укоренившемуся и цветущему пышным цветом в сердцах разумных существ, нетрудно найти себе новый носитель.

Так что берегись, Джарлакс. Берегись.

Дзирт До'Урден

Глава 1 Взгляд внутрь себя

Двайвел Тиггервиллис на цыпочках вошла в маленькую, плохо освещенную каморку на нижнем этаже своего заведения «Медный муравей». Двайвел по праву являлась одной из самых влиятельных женщин-хафлингов в городе: она умела думать, хитрить и обращаться с оружием, поэтому ей было непривычно с такой осмотрительностью входить в помещения собственного дома, надежнее которого во всем Калимпорте было не сыскать. Однако ни одно место на земле нельзя было считать вполне безопасным, если там находился Артемис Энтрери.

Когда она вошла, он шагал из угла в угол и никак не отреагировал на ее появление. Двайвел удивленно подняла бровь. Она видела, насколько взвинчен он был в последнее время, и была одной из немногих за пределами дома Басадони, кто знал причину такого состояния наемника. Темные эльфы проникли в Калимпорт, а Энтрери прикрывал их деятельность. Двайвел и раньше верила слухам, что дроу опасны и чудовищно коварны, но в этом можно было убедиться, бросив один-единственный взгляд на прежде холодного и бесстрастного убийцу. Никогда раньше не проявлял он такого беспокойства, и Двайвел даже не подозревала, что он может быть в разладе с самим собой.

Еще более странным было то, что Энтрери стал поверять кого-то в свои личные дела, – с ним такого не случалось никогда. Все же, хоть это и выглядело невероятно, маленькая женщина не опасалась подвоха. Энтрери будто разговаривал сам с собой, приводя в порядок мысли, по какому-то неясному побуждению позволяя Двайвел при этом присутствовать.

Она чувствовала себя в высшей степени польщенной, понимая, однако, какими опасностями чревато такое доверие. С неспокойной душой Двайвел опустилась на стул и стала внимательно слушать, стараясь ничего не упустить. Первое открытие она сделала, задержавшись взглядом на стуле у дальней стены. Там стояла полупустая бутылка муншэйского виски.

– Да на каждой улице, за каждым углом этого проклятого города их полно, – говорил Энтрери. – Они бахвалятся своими шрамами и оружием, словно это знаки почета, и так рвутся достичь славы, что совсем перестали понимать, во имя чего стараются. Им нужно положение и внешняя мишура, больше их ничто не волнует.

Он говорил вполне внятно, но все же было заметно, что он влил в себя изрядное количество виски.

– С каких это пор Артемис Энтрери стал обращать внимание на уличных головорезов? – поинтересовалась Двайвел.

Энтрери остановился и обратил к ней ничего не выражавшее лицо.

– Я их всех подмечаю, не пропускаю ни одного, я ведь отлично знаю, что моя слава меня переросла. Найдется немало желающих всадить мне нож в сердце, – сказал он и снова начал расхаживать туда-сюда, – Удачливый убийца тогда разом прославится. Они знают, что я старею, и думают, что я уже не так проворен, – по правде говоря, так и есть. Я уже не могу двигаться так быстро, как десять лет назад.

Двайвел прищурилась, пораженная неожиданным признанием.

– Тело, конечно, стареет, и движения уже не так отточены, зато разум становится острее, – продолжал убийца. – Меня слава и внешний антураж тоже заботят, но не так, как раньше. Тогда целью всей жизни для меня было стать лучшим в своем деле, превзойти врагов и умом, и мастерством. Я хотел стать совершенным воином, но потом понял, что это путь в никуда. Правда, для этого понадобились темные эльфы, которых я глубоко презираю. Мое безоглядное стремление стать лучшим заметно поуменьшилось после невольного путешествия в Мензоберранзан в качестве «гостя» Джарлакса. Я увидел, насколько бессмыслен мир, сплошь населенный воинами, каким я мечтал стать. В Мензоберранзане я на каждом шагу видел собственное отражение, эти воины стали настолько нечувствительны ко всему вокруг, настолько поглощены своей целью, что наслаждаться процессом ее достижения они уже не способны.

– Но ведь они же дроу, – вставила Двайвел. – Нам никогда не понять их истинных побуждений.

– Если б ты знала, маленькая моя, до чего прекрасен их город, – отозвался убийца, – и в нем сосредоточены такие власть и могущество, что нам даже трудно это представить. Но при всем этом Мензоберранзан пуст и мертв внутри, там нет страстей, кроме одной ненависти. Из этого обиталища двадцати тысяч убийц я вернулся другим, мне пришлось переосмысливать самые основы моего существования. В чем его смысл, в конце-то концов?

Внимательно глядя на собеседника, Двайвел поднесла к губам маленькие ручки со сплетенными пухлыми пальчиками. «Может, так он дает понять, что бросает свое ремесло? – размышляла она. – Неужели он может так запросто отказаться от прежней жизни и заслуженных почестей?» С вздохом качнув головой, она промолвила:

– Мы все задаем себе этот вопрос, верно? Смысл в приобретении золота, уважения, собственности, власти…

– Действительно, – холодно согласился он. – Но теперь я лучше понимаю, кто я на самом деле и что для меня действительно важно. Я еще не знаю, чего надеюсь достичь и что для этого придется преодолеть, но понимаю, что наслаждаться путем к цели необходимо. Заботит ли меня, чтобы моя слава по-прежнему была прочна? – внезапно обратился он к Двайвел как раз в то мгновение, когда она уже решилась спросить, куда же может вывести его путь, – не пустячный вопрос, учитывая, какая власть сейчас сосредоточена в гильдии Басадони. – Желаю ли я удержать за собой звание лучшего из убийц Калимпорта? Да, хочу и того и другого, но не по тем же соображениям, что уличные головорезы, шныряющие по углам, и не потому, что многие из них попытались бы убить меня, правда, кончили бы жизнь с перерезанным горлом в сточной канаве. Я пекусь о своей репутации, потому что она помогает мне в моем деле. Я пекусь об известности, но лишь потому, что так враги больше боятся меня. Даже если они совершат покушение, им все равно будет страшно, однако страх, в отличие от уважения к противнику, парализует, и они будут думать о том, что делают, лишь во вторую очередь. Их страх будет мне на руку. Я могу обманом и хитростью заставить их делать ошибки. Я могу симулировать беспомощность, и тем провести недалеких, и тогда осторожные побоятся напасть на меня, когда я действительно буду уязвим.

Он помолчал, размышляя о чем-то своем.

– Что ж, завидное положение, – вставила Двайвел.

– Пусть эти недоумки выстроятся в очередь, – выпалил Энтрери. – С каждым убийством я буду становиться мудрее, а, становясь мудрее, буду сильнее их.

Он взял свою странную шляпу, темное болеро с узкими полями, хлопнул ею по бедру, подкинул вверх, и она покатилась по руке, после чего, передернув плечом, он закинул ее на голову. Шляпа прекрасно подходила к его новой прическе. Двайвел только теперь заметила, что и бороду он почти сбрил, оставив лишь узкую, полоску под нижней губой, расширявшуюся на подбородке, образуя нечто вроде перевернутой буквы «Т».

Энтрери взглянул на маленькую женщину, плутовато подмигнув и вышел из комнаты.

Двайвел осталась гадать, что бы все это значило. Само собой, ей приятно было, что он привел себя в порядок, поскольку она боялась, что небрежение к внешнему виду, никогда прежде ему не свойственное, отражает внутренний разлад и уныние, отсутствие самоконтроля.

Она еще долго сидела, задумчиво постукивая сплетенными пальцами по оттопыренной нижней губе и спрашивая себя, зачем он позвал ее сюда, с чего бы это на Артемиса Энтрери нашла блажь откровенничать с кем бы то ни было, включая самого себя. «Очевидно, на него нашло какое-то озарение», – решила Двайвел. И вдруг на нее оно тоже нашло.

Артемис Энтрери – ее друг.

Глава 2 Темный закоулок

– Быстрее! Быстрее, я сказал! – выкрикнул Джарлакс. Он совершал едва уловимые движения рукой, и град кинжалов сыпался на обороняющегося убийцу.

Энтрери неистово орудовал драгоценным кинжалом и мечом – оружие было сделано дроу, и он его не очень любил, – стараясь отбить каждый клинок. При этом он без конца перемещался, не стоял, пытаясь нащупать хоть малейшую брешь в безупречной защите Джарлакса, которую бесконечный поток клинков делал и вовсе непреодолимой.

– Раскрылся! – воскликнул Джарлакс и метнул один за другим еще три кинжала.

Энтрери мгновенно заслонился мечом, но понял, что противник прав. Тогда он сделал кувырок, спрятав голову и прижав руки, чтобы защитить жизненно важные органы.

– Ну, молодец! – похвалил Джарлакс, едва убийца вскочил на ноги. Только один кинжал достиг цели, и то он засел не в теле, а в складках плотного плаща Энтрери.

Из опасения, что взметнувшийся плащ опадет и кинжал вонзится ему в ногу, он подбросил собственный кинжал в воздух; перерезал завязки, быстро сдернул плащ с плеч и хотел отбросить его в сторону, но передумал.

Зажав свой кинжал между зубами, Энтрери стал медленно по кругу обходить наемника, помахивая темным пивафви, как заслоном от метательных кинжалов.

Наемник одобрительно улыбнулся.

– Соображаешь на ходу, – похвалил он. – Этим и отличается настоящий воин.

И, не успев закончить фразу, он бросил в убийцу еще четыре клинка.

Энтрери подпрыгнул, сделал полный оборот, выпустив плащ из руки и снова поймав его, когда завершил поворот. Один кинжал упал на пол, другой пролетел в волосе от головы убийцы, а два других застряли в материи.

Энтрери взмахнул плащом, но он больше не развевался, отягощенный клинками.

– Пожалуй, все-таки не самая лучшая защита, – бросил наемник.

– Больше болтаешь, чем сражаешься, – огрызнулся Энтрери. – Это плохое сочетание.

– Я болтаю, потому что наслаждаюсь тем, как сражаешься ты, мой ловкий друг, – ответил Джарлакс.

Он снова дернул запястьем, но Энтрери был уже в движении. Он далеко отставил руку с плащом, чтобы не пораниться клинками, и кувыркнулся в сторону наемника, в мгновение ока оказавшись прямо перед ним.

Джарлакс метнул один кинжал, который едва не угодил в спину убийце, но следующий клинок наемник задержал в руке, что-то произнес, и тот мгновенно вытянулся, превратившись в меч. Энтрери закончил кувырок, готовясь пырнуть Джарлакса мечом, но вместо этого ему пришлось парировать удар.

Убийца не стал распрямляться, а прянул вперед, думая обернуть ноги Джарлакса плащом. Наемник быстро отскочил, но один кинжал все же зацепился за его сапог, и он упал. Как любой дроу, главарь Бреган Д'эрт был необычайно проворен, однако Энтрери ему не уступал. Он мгновенно оказался над ним с занесенным мечом.

Наемник молниеносно парировал, и, к его изумлению, клинок противника отлетел в сторону. Но он тут же понял, что Энтрери сделал это намеренно, поскольку освободившейся рукой схватил Джарлакса за запястье и отклонил его меч.

В другой руке убийцы блеснул смертоносный кинжал.

Возможность для удара была превосходной, Джарлакс не мог ни защититься, ни увернуться. Но Энтрери вдруг почувствовал, как волна невыносимого отчаяния и крайней безнадежности накрыла его сознание, словно кто-то внедрился в его разум, разметав все мысли и заглушив все импульсы. Он, конечно, замешкался, и этого мгновения хватило Джарлаксу, чтобы выбросить руку вперед и ударить противника кинжалом в живот. Впрочем, клинок сразу же отскочил.

Не в силах справиться с непонятным затмением, Энтрери спотыкаясь отошел, причем даже не отдавая себе в этом отчета. Поэтому, когда секунду спустя наваждение рассеялось, он с изумлением обнаружил, что сидит у противоположной стены комнаты, а на него улыбаясь, смотрит невредимый Джарлакс.

Энтрери смежил веки и окончательно одолел путаницу в мыслях. Он решил, что вмешался Рай'ги, колдун-дроу, снабдивший обоих противников «каменной кожей», чтобы они могли сражаться в полную силу, не опасаясь ранения. Однако его нигде не было. Тогда убийца поглядел на Джарлакса, подумав, что наемник воспользовался одним из бесконечного запаса своих фокусов. Может, для того, чтобы остановить Энтрери, наемник призвал силу своего нового приобретения, Креншинибона.

– Похоже, ты действительно уже не так проворен, друг мой, – проговорил Джарлакс. – Ах, как жаль. Так что ты победил своего заклятого врага вовремя, потому что Дзирт До'Урден еще несколько веков был бы юн.

Энтрери только фыркнул, но все же слова наемника больно задели его. Всю свою жизнь он жил на пределе, стремясь в любую минуту быть готовым ко всему и всегда находиться в превосходной форме. Даже теперь, войдя в пору зрелости, он не сомневался, что сможет одолеть почти любого врага – будь то при помощи мастерства, сообразительности или же умения выбирать место сражения, – но Энтрери не хотелось мириться с тем, что он уже не тот. Не хотелось терять непревзойденное совершенство, которым была отмечена вся его жизнь.

Хорошо было бы не согласиться со словами Джарлакса, но в душе он сознавал, что проиграл бы бой с Дзиртом, не вмешайся Киммуриэль Облодра. Если бы не псионический дар дроу, победителем остался бы Дзирт.

– Но ты же не победил меня в скорости, – возразил Энтрери.

Джарлакс с горящими яростью глазами – на красивом лице великолепно владевшего собой дроу редко появлялось такое выражение – шагнул вперед.

– У меня вот что есть! – воскликнул он, распахивая плащ и показывая краешек Креншинибона, торчащий из кармана. – Никогда не забывай об этом. Но даже без него я бы наверняка победил тебя, мой друг. Хотя ты хорош – вряд ли кто-то из людей сравнится с тобой. Однако пока я владею этой вещью… ты для меня всего лишь смертный. Соединяясь сознанием с Креншинибоном, я могу убить тебя силой мысли. Никогда не забывай об этом.

Энтрери опустил глаза, обдумывая слова и тон, каким они были произнесены, а также странное выражение на улыбчивом лице наемника. Соединяясь с Креншинибоном? Простой смертный? Да что это может значить, Девять Проклятых Кругов? «Никогда не забывай об этом», – сказал Джарлакс. Разве такое забудешь?

Когда он снова посмотрел на наемника, лицо Джарлакса было таким, как всегда, – плутоватым и слегка насмешливым, так что каждый, кто его видел, думал, что хитрому дроу известно больше, чем это было на самом деле.

Глядя на того Джарлакса, к которому он привык, Энтрери подумал, как необычны их поединки. Наемник дрался только с ним, и ни с кем больше. Рай'ги, например, был просто ошеломлен, когда главарь сообщил ему, что желает регулярно тренироваться с Энтрери.

Убийца понимал, что тому причиной. Секрет преуспеяния наемника отчасти заключался в том, что он оставался загадкой для всех, даже для своих приближенных. Никто не мог знать, чего он хочет. Главарь Бреган Д'эрт держал в подвешенном состоянии как друзей, так и врагов, заставляя их теряться в догадках, но почему-то часто бывал откровенен с убийцей.

– Эти кинжалы, – расслабившись и в свою очередь напуская на лицо лукавое выражение, сказал Энтрери, – они были иллюзорны.

– В твоем представлении, возможно, – загадочно ответил Джарлакс.

– Значит, так и есть, – решил убийца. – Не может быть, чтобы они имелись у тебя сразу в таком количестве, а при помощи магии их так скоро не сотворишь.

– Ты сам так сказал. Хотя слышал звон металла, отбивая их, и чувствовал, что плащ стал тяжелым, когда они его пропороли.

– Мне показалось, что я слышал звон, – поправил его Энтрери.

– А разве это не одно и то же? – усмехнулся Джарлакс, но его улыбка показалась убийце зловещей.

Энтрери поднял плащ. В ткани по-прежнему торчали несколько клинков, отличных стальных кинжалов, да зияли несколько дыр.

– Ну, значит, только некоторые были ненастоящими, – неуверенно заключил он.

Джарлакс лишь плечами пожал, – дескать, думай что хочешь.

Энтрери устало вздохнул и пошел к выходу.

– Друг мой, никогда не забывай, что иллюзия может на самом деле убить тебя, если ты в нее веришь! – крикнул Джарлакс ему в спину.

Энтрери приостановился и хмуро посмотрел на него. Он не привык, чтобы ему так откровенно угрожали, но у этого противника угрозы никогда не расходились с делом.

– Зато настоящее оружие убьет тебя вне зависимости от того, веришь ты в него или нет, – ответил он и вышел.

Убийца был раздосадован, но любопытство его было разогрето. С Джарлаксом он всегда чувствовал себя одураченным, но, как ни странно, это его в нем и привлекало.

* * *
«Вот эта», – знаками показал Киммуриэль Облодра двум своим спутникам, Рай'ги и Бергиньону Бэнру, который недавно присоединился к ушедшим на поверхность частям Бреган Д’эрт.

Раньше Бергиньон был любимчиком в правящем семействе Мензоберранзана, весь мир дроу лежал перед ним – насколько это возможно для мужчины, конечно, – но его родительница. Мать Бэнр, затеяла безрассудный завоевательный поход на дворфское королевство, окончившийся ее гибелью, после чего город темных эльфов надолго был ввергнут в хаос. В то смутное время Бергиньон и принял предложение Джарлакса вступить в неуловимую банду. Молодого Бэнра приняли охотно, и он быстро пошел в гору, став одним из ближайших подчиненных Джарлакса, поскольку стоял в ряду лучших бойцов города и был кровно связан с все еще могущественным семейством Бэнр. Так что Рай'ги и Киммуриэлю он был ровней.

Бергиньон внимательно посмотрел на указанную Киммуриэлем женщину в наряде, обычном для уличной девки.

«Ты проник в ее мысли?» – жестами спросил Рай'ги, пользуясь чрезвычайно тонким и богатым, но совершенно беззвучным языком темных эльфов.

«Лазутчица Рэйкерсов, – так же беззвучно подтвердил Киммуриэль. – Главная в группе. Все проходят мимо нее и сообщают сведения».

Бергиньон переминался с ноги на ногу, чувствуя себя неуютно рядом с Киммуриэлем, владевшим столь опасным даром. Он от души надеялся, что его-то мысли Киммуриэль не читает, поскольку как раз в этот момент думал о том, как Джарлакс может чувствовать себя в безопасности рядом с этим странным типом. Облодра мог проникнуть в чужой разум с такой же легкостью, с какой Бергиньон входил в открытую дверь. Сдавленно хихикнув, Бэнр сделал вид, что закашлялся, и подумал, что Джарлакс-то наверняка расставил ловушки у этой двери.

Бергиньон решил, что ему тоже не помешало бы научиться защищаться от телепатических вторжений, если, конечно, это вообще возможно.

«А где остальные, нам известно?» – знаками спросил Бэнр.

«А иначе, какая же это забава?» – ответил Рай'ги. Физиономия у него была как у кота, чувствующего поживу.

Киммуриэль прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул.

Рай'ги понял его и вынул из мешочка на поясе кусочек смолы с ресницей в нем. Повернувшись к Бергиньону, он стал делать пассы. Дроу невольно отступил, как всякое здравомыслящее создание, на которое обратил внимание колдун.

Первое заклинание подействовало, и Бергиньон пропал, сделавшись невидимым. Рай’ги снова принялся колдовать. Теперь ему нужно было удержать женщину силой мысли.

Она почувствовала, что кто-то схватил ее, на мгновение застыла, но потом передернула плечами и отошла, однако теперь уже была настороже.

Рай'ги раздраженно крякнул и снова начал сплетать заклинание. Невидимый Бергиньон смотрел на него с насмешливой ухмылкой – вот где сказалось преимущество быть невидимкой! Рай’ги не уставал обзывать людей отбросами и падалью, поэтому теперь, когда женщина не сразу поддалась его чарам, был взбешен. Но Бергиньон заметил, что высокомерный маг заранее заготовил дополнительные заклинания, хотя по всем расчетам должно было бы хватить и одного, и сопротивление при этом не подразумевалось.

Во второй раз женщина сделала один шаг и замерла.

«Давай!» – скомандовал Киммуриэль. Силой своего разума он открыл межуровневый переход. В мгновение ока вся троица оказалась рядом с женщиной, Бергиньон схватил ее и втащил в туннель, который Киммуриэль сразу же захлопнул.

Все произошло так быстро, что немногим случайным свидетелям на улице показалось, что женщина просто испарилась.

Поднеся узкую черную ладонь ко лбу жертвы, псионик внедрился в ее сознание. Несчастная испытывала запредельный ужас, прекрасно понимая, что попала в лапы темных эльфов. Разум ее работал, хотя тело было парализовано заклинанием Рай'ги.

Киммуриэль не смог удержаться и несколько мгновений наслаждался ее ужасом. Затем он передал ей часть своей псионической силы. Вокруг женщины возникло кинетическое заграждение, такое, каким он снабдил и Энтрери во время схватки с Дзиртом До'Урденом.

Завершив свое дело, он сделал знак товарищам.

Бергиньон в то же мгновение стал видимым и полоснул острейшим мечом по горлу женщины. Он с молниеносной быстротой колол и рубил обоими мечами, но женщина не издала ни звука, крови тоже не было, поскольку защита, созданная темным эльфом, вбирала в себя громадную силу каждого удара и удерживала ее.

Так продолжалось несколько минут, пока Рай’ги не предупредил, что действие парализующих чар вот-вот кончится. Бергиньон отступил назад, Киммуриэль снова закрыл глаза, а Рай'ги опять начал колдовать.

Маг достал шарик помета летучей мыши, резко воняющий серой, и сунул его в рот несчастной женщины, сопроводив заклинанием. При этом отблеск яркого пламени в глотке жертвы был виден даже ухмылявшимся зрителям, Киммуриэлю и Бергиньону.

Затем Киммуриэль снова открыл переход в тот же самый закоулок, а Рай'ги грубо выпихнул туда женщину.

Киммуриэль захлопнул переход, и они стали ждать, сгорая от веселого нетерпения.

Первым закончилось действие парализующих чар, и женщина неуверенно шагнула. Она попыталась закричать, но закашлялась – горло горело. И тут на ее лице возникло выражение абсолютного, животного страха.

«Она почувствовала энергию, удержанную кинетическим заграждением, – пояснил Киммуриэль. – Я его снял, и энергия высвободится, когда ее собственных сил уже не хватит, чтобы ееудерживать».

«А долго?» – озабоченно спросил Рай'ги, но Киммуриэль лишь усмехнулся и предложил увидеть все самому.

Вокруг несчастной собирались другие люди – и просто любопытные, и ее компаньоны. Женщина бросилась бежать. Многих ее стремительное бегство напугало, и они старались держаться подальше.

Она все время пыталась закричать, но только кашляла. Ее глаза почти вылезали из орбит от ужаса, что доставляло темным эльфам огромное удовольствие. Она ощущала, как ищет выход энергия невероятной силы.

Удержать ее она не могла. Вся энергия чудовищного нападения Бергиньона разом рванулась наружу. Бедная женщина попросту взорвалась потоками крови изо рта, шеи и груди.

Она упала, и в тот же миг, пока никто не успел ни убежать, ни броситься ей на помощь, сработало второе заклинание Рай’ги. Это был огненный шар, замедленного действия, и чудовищная вспышка поглотила и мертвую женщину, и оказавшихся рядом с ней людей.

Те, кого взрыв не тронул, смотрели на обугленные тела круглыми от ужаса глазами, а жестокие эльфы наслаждались зрелищем.

Прекрасное развлечение, ради этого стоило потрудиться.

Бергиньону же эта забава напомнила, каким осторожным надо быть с товарищами. Все дроу любили убивать и издеваться, но эта парочка превзошла самых извращенных. Рай’ги и Киммуриэль были мастерами своего дела.

Глава 3 Неприятная встреча

Он снова жил в своей старой комнате. И даже под прежним именем. У властей Лускана память оказалась гораздо короче, чем они обещали.

В прошлом году Морика Бродягу обвинили в покушении на уважаемого гражданина Дюдермонта, капитана славной «Морской феи», знаменитого охотника за пиратами. В Лускане обвинение было почти равносильно казни, так что Морик уже был готов к мучительной смерти на глазах толпы, собравшейся на Карнавал Воров. Капитан Дюдермонт, не выдержав жестокости зрелища, публично простил его.

Морика все же изгнали из города и под страхом смерти запретили возвращаться. Но он все равно вернулся через год. Сначала он изменил внешность, потихоньку восстановил старые связи, знакомства, в конце концов, вернул жилье, имя и связанную с ним репутацию. Властям это тоже стало известно, но им хватало преступников, чтобы замучить их на потеху толпы, так что пока его не трогали.

Теперь Морик Бродяга вспоминал тот жуткий Карнавал даже с усмешкой. Ирония была в том, что его собирались казнить за преступление, к которому он был непричастен, тогда как за ним водилось столько иных прегрешений, что действительно можно было получить по заслугам.

Сейчас все это осталось в прошлом, запутанном и тревожном прошлом, прошедшем под знаком Вульфгара. Но теперь он прежний Морик Бродяга, и жизнь его тоже почти прежняя.

Почти прежняя, поскольку с ним случилось еще одно увлекательное и одновременно пугающее происшествие.

Морик подошел к своей двери с величайшей осторожностью, внимательно осмотрелся, нет ли кого в коридоре. Удостоверившись, что он один, подошел вплотную к двери, и, заслонив ее собою от любопытных глаз, нейтрализовал размещенные по всему проему капканы и ловушки, которых было около десятка. Покончив с этим, он вытащил связку ключей, один за другим отомкнул три замка и немного приоткрыл дверь, после чего обезвредил еще одну западню, при попадании в которую должен был грянуть взрыв, затем вошел и снова установил все ловушки. На все про все ему потребовалось больше десяти минут, и, тем не менее, он проделывал это каждый раз, возвращаясь домой. Темные эльфы вторглись в его жизнь без приглашения и предупреждения. Они, конечно, пообещали ему сказочные богатства, если он исполнит все их поручения, но заодно дали понять, что с ним станет, если он их подведет.

Морик осмотрел небольшой постамент за дверью. На нем в широкой вазе лежал магический шар. Стенки сосуда были покрыты ядом, проникающим через кожу, а постамент оборудован еще одним капканом, который срабатывал на уменьшение веса. За этот шар Морик отдал кучу денег, но полагал, что дело того стоит. Шар содержал чрезвычайно мощное заклятье, препятствующее проявлению волшебства и открытию межуровневых туннелей в его комнате, так что никакой маг не смог бы проникнуть сюда без его ведома.

Меньше всего Морику хотелось еще раз проснуться разбуженным темным эльфом, склонившимся над его постелью.

Запоры и ловушки были на месте, в том состоянии, в каком он их оставил; шар лежал в надежно защищенном сосуде, и все же что-то смутно тревожило вора, чутье подсказывало: что-то не так. Морик огляделся, внимательно просматривая все затененные уголки, посмотрел на занавеси, все еще закрывавшие окно, которое он уже давно заложил кирпичом. Потом взглянул на кровать. Простыни были подоткнуты, покрывало не свисало и он мог, чуть наклонив голову, увидеть, что делается под ней. Там никого не было.

Значит, занавески, решил он, и пошел к ним кружным путем, чтобы не спровоцировать внезапное нападение непрошеного гостя. Потом он, выхватив кинжал, резко бросился к окну, отдернул занавески и ударил, но там никого не оказалось.

Морик облегченно рассмеялся – надо же, так и умом тронуться недолго. После появления темных эльфов все стало по-другому. Он постоянно был взвинчен. Хотя и видел-то дроу раз пять от силы, включая и ту первую встречу, когда ему было приказано присматривать за недавно появившимся в городе огромным варваром по имени Вульфгар. Правда, Морик так до сих пор и не понял, зачем им был светловолосый великан нужен.

Вор все время был на пределе, но при этом не уставал напоминать себе, сколько благ, может принести ему сотрудничество с темными эльфами. Уже только тем, что снова стал Мориком Бродягой, он был обязан Джарлаксу, подославшему одного из своих подчиненных к какой-то важной шишке.

С вздохом облегчения Морик снова задернул занавеси – и замер, потому что чья-то рука зажала ему рот, а горла коснулось лезвие кинжала.

– Драгоценности у тебя? – раздался шепот у самого уха.

Незнакомец говорил тихо, но в его голосе слышались непреклонная воля и полнейшее самообладание. Он положил руку Морику на лоб и чуть отклонил назад голову, подставляя горло холодному лезвию.

Морик молчал, зато его мозг лихорадочно работал: сбежать надежды никакой, потому что рука, сжимавшая кинжал, была тверда и явно принадлежала очень сильному человеку. Кем бы он ни был, тягаться с ним Морику бесполезно.

– Я спрошу еще раз, но потом не стану больше сдерживать раздражение, – прошептал незнакомец.

– Ты не дроу, – сказал Морик, чтобы выиграть время и удостовериться, что этот человек – в том, что он не дроу, у Морика не было сомнений – не станет действовать сгоряча.

– Может быть, только пришел под чужой личиной, – ответил незваный гость. – Но это же невозможно, ведь здесь магия бессильна. Или все-таки возможно? – Произнеся это, он отпихнул перепуганного вора, схватил его за плечо и резко развернул лицом к себе.

Морик никогда раньше не видел его, но понял, что этот человек представляет собой смертельную опасность. Кинжал Морика в сравнении с великолепным, сияющим самоцветами на рукояти оружием незнакомца казался жалкой железкой. Клинки в точности отражают разницу между владельцами, подумал Морик, и его передернуло.

Морик Бродяга был лучшим вором в Лускане. Его слава была несколько раздута, но все же заслуженна. А этот человек, лет на десять, пожалуй, старше его, стоял перед ним так спокойно и уверенно…

Он попал в его жилище, невзирая на все хитроумные устройства, что расставил вор, и остался незамеченным вопреки бдительности Морика. Бродяга отметил, что простыни смяты, – но ведь он только что осмотрел постель, она была безупречно гладкой.

– Ты не дроу, – повторил Морик.

– А разве все агенты Джарлакса – дроу, а, Морик Бродяга?

Вор кивнул и сунул свой кинжал в ножны, отчаянно надеясь несколько разрядить обстановку.

– Где драгоценности? – повторил человек. Лицо Морика отразило смятение.

– Ты должен был купить их у Тельсбургера, – промолвил незнакомец. – Помех не было, так что выполнить задание не составляло труда.

– Помех не должно было быть, – поправил Морик, – но впутался один чиновник, у которого давно на меня зуб.

Посетитель смотрел на него, не выказывая ни сочувствия, ни возмущения, так что Морик не мог понять, стоит ли вообще перед ним оправдываться.

– Тельсбургер готов продать их мне, – поспешно добавил вор, – по той же цене. Он тянет лишь потому, что боится судьи Яркхельда. Я уже сказал, с этим мерзавцем у нас старые счеты. Он знает, что я в городе, и мечтает снова отправить меня на Карнавал Воров, только слабо ему, потому что сверху за меня замолвили словечко, так мне шепнули. Так что Джарлаксу от меня спасибо.

– Лучшей благодарностью будет точное выполнение приказаний, – бесстрастно ответил незваный гость. – Он помогает тебе не по доброте душевной.

– Я боюсь идти против Яркхельда, – признался вор. – Я же не знаю, как высоко можно замахнуться, не рискуя навлечь на себя гнев властей и тем самым нанести ущерб планам Джарлакса.

– Яркхельд не помеха, – уверенно промолвил незнакомец. – Заверши дело.

– Но… – попытался возразить Морик.

– Сегодня же, – отрезал пришелец и направился к двери.

Его пальцы двигались со скоростью, едва воспринимаемой глазом, хитроумные устройства и замки раскрывались один за другим. Морику потребовалось несколько минут, чтобы войти в собственную комнату, – это при том, что он досконально знал устройство каждой ловушки и имел ключи от всех трех довольно сложных замков, а незнакомец уже через минуту стоял в открытой двери.

Он обернулся и бросил что-то к ногам Морика.

Это был кусок проволоки.

– Нижний капкан испортился, – заметил он. – Я его починил.

Затем он вышел и прикрыл дверь, и Морик услышал щелчки и треск заново устанавливаемых устройств.

Морик осторожно приблизился к кровати и отдернул простыни. В матрасе была прорезана аккуратная дыра как раз в рост непрошеного посетителя. Морик нервно хохотнул – его почтение к банде Джарлакса сегодня увеличилось стократ. Он даже не стал подходить к вазе, поскольку уже знал, что там лежит подделка, а настоящий шар только что вынесли через дверь.

* * *
Выйдя на залитую ярким послеполуденным солнцем улицу, Энтрери невольно зажмурился. Опустив руку в карман, он нащупал там вещицу, только что взятую у Морика. Рай’ги этот волшебный шарик бесил. Из-за него он не мог попасть к Морику. Сейчас он уже наверняка у вора в комнате. Эта мысль тешила Энтрери. Бреган Д’эрт потребовалось немало времени, чтобы выяснить причину неприступности жилища Бродяги, ставшего вдруг закрытым даже для обзора чародеев. Поэтому и послали его. Он понимал, что придется иметь дело всего лишь с воришкой, но темные эльфы не знали, какое сопротивление Морик сможет оказать, поэтому и отправили Энтрери, не желая рисковать своими собратьями. Конечно, Джарлакс был бы недоволен, узнай он, что Рай'ги и Киммуриэль принудили Энтрери к путешествию в Лускан, но они были уверены, что убийца не станет жаловаться главарю.

Поэтому Энтрери пришлось стать мальчишкой на побегушках для двух могущественных и от всей души им ненавидимых темных эльфов.

Он получил четкие указания насчет того, как поступить с волшебным шаром и что сделать потом. Он должен был убрать шар и воспользоваться магическим свистком, данным ему Рай'ги, чтобы вызвать дроу из далекого Калимпорта. Однако Энтрери не торопился.

Он знал, что Морика следовало убить за то, что он так упорно скрывался от темных эльфов, а также за то, что до сих пор не добыл драгоценности. Вне всякого сомнения, Рай'ги и Киммуриэль ожидали именно такой расправы. Так что теперь ему предстояло как-то оправдать свои действия и выгородить Морика.

Он неплохо знал Лускан, потому что несколько раз бывал здесь, включая довольно продолжительное недавнее пребывание, когда он прибыл сюда вместе с темными эльфами, чтобы выяснить, как это Морику удается так хорошо прятаться.

Шагая по улицам, Энтрери вскоре услыхал крики, доносившиеся с площади, где проходил ежедневный Карнавал Воров. Выйдя на площадь, он стал очевидцем казни какого-то несчастного, из которого, как веревки, тянули внутренности. Но Энтрери не обратил на беднягу почти никакого внимания, его гораздо больше интересовал худощавый человек с резкими чертами лица, облаченный в мантию судьи.

Несчастная жертва извивалась, а старик в мантии пронзительно увещевал его поскорее выдать сообщников, пока не стало слишком поздно.

– Заработай себе более приятное посмертное существование! – кричал он. Его резкий голос удивительно сочетался с хищным лицом. – Говори же! Пока еще жив!

Но несчастный только стонал. Скорее всего, он настолько обезумел от боли, что даже не слышал слов судьи.

Человек вскоре испустил дух, и люди стали расходиться, улыбаясь и обмениваясь впечатлениями о том, как удачно Яркхельд провел сегодня казнь.

Именно это подтверждение Энтрери и надо было услышать.

Он крадучись двинулся вслед за судьей, прошествовавшим с помоста в башню, где размещались городские службы, вершившие правосудие, а также застенок, где содержались те, что вскоре должны были предстать толпой на Карнавале.

Энтрери поблагодарил удачу за то, что сейчас у него в кармане лежит волшебный шар, – он убережет его от магической защиты, если в башне таковая имелась, и ему останется разобраться только со стражниками и замками.

Ни того, ни другого Артемис Энтрери не боялся.

В башню он вошел, когда солнце спряталось за горизонт.

* * *
– У них слишком много союзников, – настаивал Рай’ги.

– Они исчезнут без следа, – ухмыляясь, ответил Джарлакс. – Исчезнут, и все.

Рай'ги крякнул и покачал головой, а Киммуриэль, удобно устроившийся в мягком кресле, закинул одну ногу на подлокотник и закатил глаза к потолку.

– Ты что же, мне не веришь? – спросил Джарлакс весело, без тени угрозы. – Только вспомни, чего мы уже добились в Калимпорте да и вообще на поверхности. У нас есть агенты во многих крупных городах, включая Глубоководье.

– Нет, мы ищем агентов в других городах, – возразил Рай’ги. – В настоящее время на нас работает только этот лусканский воришка. – Чуть помедлив, он с улыбкой взглянул на Облодру и усмехнулся: – И то неизвестно.

Киммуриэль фыркнул, подумав о посланном ими в Лускан убийце, ведь Джарлакс даже не знал, что Энтрери покинул Калимпорт.

– Остальные – всего лишь вероятность, – заявил Рай'ги. – На некоторых можно рассчитывать в будущем, другие совершенно бесполезны, и никого нельзя назвать агентом в настоящее время.

– Но они скоро ими станут! – возразил Джарлакс, подавшись вперед в кресле. – А не подойдут – так найдем других. Люди алчны, и не так уж трудно подобрать подходящих. Здесь, в Калимпорте… Да поглядите вокруг. Разве напрасно мы пришли сюда? Золото и драгоценности ручьем текут к нам в руки, здесь как раз самое место обосноваться тем дроу, кому тесно в Мензоберранзане.

– Вот нам будет весело, когда семейства Чед Насада узнают о том, что мы подрываем их экономику, – язвительно заметил Рай’ги, который был родом как раз из этого города.

Джарлакс только фыркнул.

– Калимпорт богат, я не спорю, – продолжал колдун, – но когда мы только готовились к походу на поверхность, то рассчитывали на быстрый и значительный результат. Мы думали, что это займет немного времени, и после получения первой прибыли мы посмотрим, чего добились, и даже, возможно, вернемся на родину, оставив здесь только торговые связи и лучших помощников.

– Вот я и посмотрел, – ответил главарь. – По-моему, очевидно, что мы недооцениваем выгоды нашей деятельности на поверхности. Надо расширяться. Расширяться, я сказал.

На лицах подчиненных не проявилось ни малейшего энтузиазма. Киммуриэль по-прежнему глазел в потолок, демонстрируя полное равнодушие к предложению Джарлакса.

– Рэйкерсы хотят, чтобы мы ограничили нашу торговлю только этим городом, – напомнил главарь, – но за его пределами множество ремесленников, чьи товары пользовались бы большим спросом в Мензоберранзане.

– Тогда надо войти в долю с Рэйкерсами и тоже вывести их на новые выгодные рынки, куда им пока нет доступа, – предложил Рай’ги.

Бреган Д'эрт всегда действовала по принципу взаимной выгоды, потому и процветала.

– Да они тьфу, – ответил Джарлакс и сделал жест, будто раздавил мелкую мошку двумя пальцами. – Они просто исчезнут.

– Это не так просто, как ты думаешь, – донесся от двери женский голос. В комнату величаво вошла Шарлотта Весперс в длинном платье с высоким разрезом, открывавшем красивые ноги. – Рэйкерсы далеко протянули свои лапы. Ты не можешь уничтожить их дома, всех известных сотрудников и посредников, не оставив множества свидетелей.

– А что они сделают? – с улыбкой спросил главарь и похлопал по колену, приглашая женщину сесть к нему, что она и сделала, обвив его руками.

Рай'ги при этом переглянулся с Киммуриэлем. Оба знали, что Джарлакс с ней спит, – Шарлотта была единственной оставшейся в живых (кроме Энтрери) влиятельной фигурой прежней гильдии Басадони. И обоим она не нравилась. Шарлотта была очень умна и коварна, почти не уступая в этом дроу. Она освоила разговорный язык темных эльфов, а теперь изучала язык жестов. Рай’ги испытывал к ней отвращение, Киммуриэль же, находя ее своеобразно притягательной, все же не был в восторге от того, что она что-то нашептывала главарю банды на ухо.

Но сейчас Шарлотта, похоже, была на их стороне, так что они не стали ей мешать, как обычно.

– Свидетели донесут остальным гильдиям, – ответила она, – и поставят в известность высшие власти Калимшана. Если гильдия Рэйкерсов будет уничтожена, все поймут, что в Калимпорт проникла новая сила, чрезвычайно могущественная.

– Так и есть, – осклабился Джарлакс.

– Но пока тайна – ваше главное оружие, – возразила Шарлотта.

Наемник спихнул ее с колен, и женщине пришлось быстро вскочить на ноги, чтобы не шмякнуться на пол самым неподобающим образом.

Главарь банды тоже поднялся и, не глядя на Шарлоту, словно она была для него пустым местом, подошел к своим подчиненным.

– Раньше я представлял себе, что Бреган Д'эрт на земле будет переправлять товары туда-сюда, – промолвил он. – Этого мы добились, причем легко. Сейчас я ясно вижу, как устроено общество людей. Они слабы. Мы можем двигаться дальше. Мы должны двигаться дальше.

– Завоевывать, что ли? – едко осведомился Рай’ги.

– Но не так, как Бэнр хотела завоевать Мифрил Халл, – пояснил бритый эльф. – Скорее мы будем принимать в свои ряды, – он снова коварно усмехнулся, – тех, кто согласится помогать.

– А что, другие просто исчезнут? – передразнил чародей, но Джарлакс как будто не заметил его издевки, и лишь лучезарней улыбнулся.

– А разве сами вы не расправились давеча с лазутчицей Рэйкерсов? – спросил он.

– Охранять секреты и расширять сферу влияния совсем не одно и то же, – ответил чародей.

– Казуистика, всего лишь казуистика, – со смешком отозвался Джарлакс.

Шарлотта за его спиной кусала губы, опасаясь, что ее новые покровители вот-вот совершат непоправимую ошибку.

* * *
Энтрери внимательно прислушивался к крикам и беготне в стенах башни. Когда он вошел туда, то сперва отправился вниз, отыскал самого неприглядного заключенного и освободил. Спровадив его в относительно безопасные туннели под башней, он вновь поднялся на первый этаж и начал обследовать остальные помещения, умело прячась в тенях освещенных неверным светом факелов коридоров.

Найти кабинет Яркхельда оказалось нетрудно. Дверь была даже не заперта.

Если бы Энтрери не видел, как старик исполняет свои обязанности на Карнавале Воров, может, он и попытался бы поговорить с ним насчет Морика. Но теперь он хотел просто убрать его с пути вора, чтобы ничто не мешало тому получить драгоценности.

Энтрери с ленивым любопытством прикинул, нашли ли уже в туннелях сбежавшего пленника, которого, конечно же, обвинят в убийстве бедного судьи. Незавидная участь его ждет. Но убийца не испытывал никаких угрызений совести из-за того, что так беззастенчиво воспользовался бедолагой. В конце концов, никто этого недоумка за руку не тянул. С какой это вдруг стати некто, подвергая себя огромной опасности, явился и освободил его? Почему он даже не спросил своего спасителя об этом, когда тот отмыкал кандалы? Если он достаточно сметлив, чтобы обладать правом жить, то почему не схватил своего непрошеного освободителя и не заковал вместо себя? Пусть бы его отправили на казнь. Через эти подвалы проходит столько заключенных, что тюремщики уже наверняка не узнают их в лицо.

Так что, по мнению Энтрери, этот молодчик заслужил такую судьбу. Само собой, он будет кричать, что неизвестный помог ему бежать, а потом подстроил так, чтобы свалить убийство на него.

Да кто ж ему поверит на Карнавале Воров?

Артемис Энтрери не поверил бы.

Больше не думая об этом, он оглянулся, убеждаясь, что один в коридоре, и положил антимагический шар у стены. Затем отошел в другой конец и дунул в свисток. Правда, он не понимал, как все получится. Ведь чтобы попасть обратно в Калимпорт, без магии не обойтись, а как же она будет действовать, если шар придется взять с собой? Разве он не воспрепятствует телепортации?

Рядом возникло синее свечение. Энтрери понял, что это вход в межуровневый туннель, только открыл его не Рай'ги, а Киммуриэль Облодра. «Так вот оно что, – подумал убийца. – Похоже, на псиоников шар не действует».

«А может, и действует», – подумал он, возвращаясь за шаром. И тут непоколебимому Энтрери стало не по себе. Что произойдет, если шар повредит переход? Вдруг его зашвырнет в какое-нибудь жуткое место или даже на другой уровень бытия?

Но и эти мысли он отмел. Жизнь с дроу опасна сама по себе, хоть с магическими шарами, хоть без. Он спрятал вещь в карман, быстро прошел к порталу, коротко вздохнул и шагнул внутрь.

Чувствуя головокружение и едва стоя на ногах, он вышел из туннеля в одной из тайных комнат дворца гильдии в Калимпорте, лежащем в сотнях миль от Лускана.

На него уставились Киммуриэль и Рай’ги.

– Где драгоценности? – спросил Рай'ги на языке дроу, который убийца понимал не очень хорошо.

– Они скоро будут, – на ломаной языке ответил Энтрери. – Было одно препятствие.

Оба темных эльфа недоуменно подняли брови.

– Я же сказал – было, – с нажимом повторил он. – Морик скоро их получит.

– Значит, Морик жив, – недовольно бросил Киммуриэль. – А почему скрывался от нас?

– Это в основном из-за местных чиновников, которые пытались пресечь его контакты с внешним миром, – соврал Энтрери. – Точнее, из них, – быстро добавил он, видя, как дроу нахмурились. – Но дело улажено.

Никакого удовольствия на их лицах не отразилось, но и неудовольствие они тоже выражать не стали.

– И что же, этот местный чиновник каким-то непостижимым образом защитил жилище Морика от магического слежения? – поинтересовался Рай'ги.

– Как и против любой другой магии, – подтвердил убийца. – Но сейчас положение исправлено.

– Он это сделал с помощью шара, – добавил Киммуриэль.

– Но ведь шар приобрел Морик, – заметил прищурясь Рай'ги.

– Видимо, он не знал, что покупает, – невозмутимо ответил Энтрери, видя, что его вранье принято.

Само собой, они все же будут подозревать, что это дело рук Морика, а не некоего городского чина, и думать, что Энтрери присочинил ради какой-то собственной выгоды, но убийца был уверен, что не дал им ни малейшего повода для открытых действий, которые разозлят Джарлакса.

Лишний раз вспоминать, что его личная безопасность целиком зависит от главаря наемников, было не очень приятно. Он не привык зависеть от кого бы то ни было, поскольку считал это проявлением слабости.

Надо как-то исправлять положение.

– Шар у тебя. – Рай'ги протянул изящную ладонь.

– Тем хуже для вас, – смело ответил убийца, обескуражив темных эльфов.

И сразу же почувствовал, как в кармане что-то пульсирует. Он опустил туда руку и, дотронувшись до шара, ощутил слабую, но стойкую вибрацию. Поглядев на Киммуриэля, Энтрери увидел, что тот ушел в себя, закрыв глаза.

Убийца понял: чары, заключенные в шаре, бессильны против необоримых сил разума отпрыска Дома Облодра. Фокус же, который псионик собирался проделать, Энтрери уже видел. Киммуриэль активизировал скрытую в шаре энергию, доводя дело до взрыва.

Несколько мгновений убийца решал, не подождать ли до последнего и не швырнуть ли шар прямо в лицо Облодры. Вот будет зрелище, когда мерзкого дроу разорвут его собственные выкрутасы!

Взмахнув рукой, Киммуриэль создал межуровневый проход из комнаты на пыльную, почти безлюдную улицу. Проход был совсем узкий, человеку в него никак не протиснуться.

Энтрери чувствовал, что энергия копится, копится… вибрация стала очень сильной, но он все выжидал. Выжидал и смотрел на Киммуриэля, взглядом показывая, что не испытывает ни малейшего страха.

Однако противостояние все же было бессмысленным. Шар готов был разорваться, дроу же стоял слишком далеко, самое большее, что ему грозило, – быть забрызганным кровью Энтрери. Убийца еще раз подумал, не метнуть ли шар ему в лицо, но понял, что это тоже ничего не даст.

Киммуриэль попросту погасит импульс, это все равно, что сунуть горящий факел в воду, зато у дроу появится прекрасный повод, чтобы уничтожить Энтрери. Джарлакс, конечно, разозлится, но не сможет не признать их право на самозащиту.

К такой битве Артемис Энтрери пока не был готов. Пока.

Он метнул шар в межуровневый проход и смотрел, как мгновение спустя он взорвался на неизвестной улице.

Проход сразу же захлопнулся.

– В опасные игры играешь, – не преминул заметить Рай'ги.

– Это твой друг устроил взрыв, – небрежно ответил Энтрери.

– Я не о том, – огрызнулся чародей. – У вас, людей, есть поговорка, что глупо поручать ребенку мужскую работу. У нас есть похожая, она гласит, что глупо поручать человеку работу, которую должен делать дроу.

Энтрери вперил в него тяжелый взгляд, но промолчал. Ситуация очень напоминает его пребывание в Мензоберранзане. В городе с населением в двадцать тысяч темных эльфов он всегда оставался всего лишь двадцать тысяч первым, несмотря на все заслуги и достижения в сомнительном ремесле убийцы.

Рай'ги и Киммуриэль обменялись несколькими фразами, оскорбительными для Энтрери.

Тот стерпел. Но мысли его снова обратились к оазису Даллабад, где хранились удивительный меч и перчатка.

Пока ему придется терпеть оскорбления. Пока.

Глава 4 Разные дороги к разным целям

Энтрери тихонько стоял за дверью и с любопытством прислушивался к странному монологу Джарлакса в комнате. Он понимал далеко не все, потому что наемник говорил на языке дроу, причем очень быстро и взволнованно. Мало того, что Энтрери весьма посредственно владел языком темных эльфов, на таком расстоянии еще и не все слова можно было различить.

– Опередить нас они не смогут, мы перемещаемся очень быстро, – рассуждал Джарлакс. Энтрери казалось, что главарь обращается к кому-то, стараясь приободрить. – Улица за улицей будут сдаваться. Кто сможет противостоять нашей общей силе?

«Нашей силе?» Что значит «нашей»? Не похоже, чтобы Джарлакс говорил о совместных действиях с ним, Энтрери, или остатками гильдии Басадони. В сравнении с силами Бреган Д'эрт они почти ничего не значили. Может, Джарлакс без его ведома заключил соглашение с кем-то еще? Например, с пашой или кем повыше?

Убийца приник к двери, надеясь услышать хоть какие-то имена, может, демона, беса или даже… иллитида. При этой мысли Энтрери невольно вздрогнул. Демоны слишком непредсказуемы и дики, союз с ними почти исключен. Они делают только то, что хотят, не заботясь об общих целях. Бесы же более предсказуемы, точнее, слишком предсказуемы, поскольку считают себя венцом мироздания.

Но уж если выбирать между ними и иллитидами, то Энтрери предпочел бы, чтобы Джарлакс и впрямь заключил соглашение с каким-нибудь могущественным демоном. Во время пребывания в Мензоберранзане убийце пришлось иметь дело с иллитидами – дроу не обходились без проницателей разума, – и меньше всего на свете ему хотелось снова встретить этих мерзких тварей с мягкими, похожими на гнилые луковицы головами.

Он постоял еще немного. Джарлакс. похоже, успокоился и сел в кресло. Когда Энтрери вошел, он что-то бормотал себе под нос о неминуемом низвержении Рэйкерсов.

– Ты один? – с деланным удивлением произнес убийца. – Мне показалось, я слышал голоса.

При этом он с некоторым облегчением отметил, что на глазу наемника нет обычной повязки, защищавшей от магических проникновении в сознание. Значит, вряд ли он встречался или собирался встретиться с кем-то из поднаторевших в искусстве исследовать чужие мозги.

– Да так, обдумывал кое-что, – уклончиво ответил Джарлакс на превосходном общем языке, – Столько всего затевается.

– По преимуществу опасные затеи, – заметил убийца.

– Для кого как, – со смешком ответил Джарлакс.

Энтрери скептически поглядел на него.

– Ты же не думаешь, что Рэйкерсы могут тягаться с нами? – недоуменно спросил наемник.

– В открытом сражении – нет, – согласился Энтрери, – но они не станут драться. В битвах они не сильны, зато изобрели другой способ выживать.

– Просто им везет.

– Просто они неразрывно связаны с гораздо более могучими силами, – возразил Энтрери. – Тому, у кого в союзниках гиганты, вовсе не обязательно быть силачом.

– Если только гиганты не подружатся с твоим врагом, – парировал наемник. – А эти ребята, как ты знаешь, весьма ненадежны.

– Ты договорился с более важными людьми Калимпорта? – недоверчиво спросил Энтрери. – С кем же это и как случилось, что переговоры прошли без меня?

Джарлакс молча пожал плечами.

– Да нет, этого быть не может, – рассуждал Энтрери. – Если ты и запугал одного или двух, все равно ничего не выйдет, потому что Рэйкерсы слишком тесно связаны с силами всего Калимшана. У них есть союзники, которые могут защитить их от других союзников. Невозможно, чтобы ты и даже вся Бреган Д'эрт в одночасье добились перестановки сил, нужной для уничтожения Рэйкерсов.

– Но может быть, я договорился с кем-то, могущественнее кого в Калимпорте не бывало, – драматично и, как всегда, загадочно ответил Джарлакс.

Энтрери напряженно размышлял, что может означать столь странное поведение Джарлакса. Наемник любил напускать на себя таинственность, всегда был готов ухватиться за малейшую возможность обогатиться или приобрести большую власть. Однако сейчас что-то не сходилось. Готовящееся свержение Рэйкерсов Энтрери считал грубейшей ошибкой, а ошибок непревзойденный Джарлакс не допускал никогда. Похоже, хитрый дроу действительно связался с кем-то чрезвычайно могучим, а может, просто яснее видит положение вещей. Правда, в последнем убийца сомневался, поскольку именно он, а не Джарлакс, был более сведущ в тайной жизни Калимпорта.

Но даже, несмотря на эти допущения, что-то его смущало. Джарлакс, конечно, надменен и заносчив, но никогда прежде он не выказывал такой самоуверенности, да еще в столь взрывоопасных обстоятельствах.

Энтрери понимал, что самое страшное начнется после падения гильдии Рэйкерсов. Он не сомневался. что, принимая во внимание кровожадность темных эльфов, соперничающую гильдию попросту перебьют, но последствия этой бойни трудно даже представить, и вряд ли Джарлакс это сознает.

– Ты уже знаешь, что будешь делать? – спросил Джарлакс.

– Я не участвую, – ответил убийца, и по его тону было ясно, что он этим очень доволен. – Рай’ги и Киммуриэль меня отстранили.

Джарлакс громко рассмеялся – слишком очевидно было, что Энтрери весьма охотно с ними согласился.

Убийца смотрел на главаря без тени улыбки. Джарлакс обязан понимать, чем все это чревато, разгром мог привести к тому, что Бреган Д'эрт придется убираться обратно во мрак Мензоберранзана. «Может, в этом все и дело», – подумал убийца. Джарлакс стосковался по дому и таким заковыристым способом готовил отступление. Энтрери аж передернуло. Пусть уж наемник убил бы его на месте, но не тащил снова в Подземье.

Возможно, Энтрери оставят здесь как доверенное лицо, вроде Морика в Лускане. Нет, вряд ли. Калимпорт намного беспощаднее Лускана, и если Бреган Д'эрт придется убраться отсюда, он тоже не сможет остаться. Слишком много врагов он здесь нажил.

– Скоро все начнется, если уже не началось, – бросил Джарлакс. – Так что и конец тоже недалек.

«Ближе, чем ты думаешь», – добавил про себя Энтрери, однако вслух ничего не сказал. Он привык тщательно взвешивать каждое слово и жест, – это всегда его спасало. В этом они с Джарлаксом были похожи, однако отделаться от мысли, что предприятие, которое главарь назначил на нынешнюю ночь, с какой стороны ни посмотри, было чистейшей авантюрой, причем совершенно ненужной, Энтрери не мог.

Что же такое известно Джарлаксу, чего не знает он?

* * *
Для стороннего наблюдателя более несообразного зрелища, чем Шарлотта Весперс, спускающаяся через люк в отстойник, нельзя было и представить. На ней, как всегда, было длинное платье, волосы уложены в прическу, а красивое лицо умело подкрашено. Но при этом она чувствовала себя в этой грязи вполне уверенно, да и любой, кто хорошо знал ее, не удивился бы, встретив Шарлотту здесь.

Особенно в сопровождении ее грозных спутников.

– Что слышно наверху? – торопливо спросил Рай'ги на языке дроу. Он недолюбливал женщину, но восхищался тем, как быстро и хорошо она освоила их язык.

– Все как на иголках, – ответила она. – Двери многих гильдий этой ночью наглухо закрыты. Никого не принимают даже в «Медном муравье» – такого еще не бывало. Все в городе знают, что что-то назревает.

Рай'ги недовольно глянул на Киммуриэля. Они только что сошлись во мнении, что успех предприятия возможен лишь при полной секретности и внезапности. Члены гильдии Басадони и Бреган Д'эрт должны были нанести удар почти одновременно, чтобы не оставить свидетелей.

Как похоже на Мензоберранзан! Когда в городе дроу одно семейство нападало на другое – а это случалось не так уж редко, – успех измерялся не только исходом сражения, но и отсутствием стоящих доверия свидетелей. Даже если у всех остальных жителей города не будет никаких сомнений в том, кто начал войну, все равно никаких действий никто не предпримет, если только свидетельские показания не будут достаточно вескими.

Правда, это не Мензоберранзан, с сожалением подумал Рай’ги. Здесь подозрение повлечет за собой расследование. А в Подземье подозрение при отсутствии свидетелей вызывало только безмолвное восхищение.

– Все наши солдаты на местах, – сказал Киммуриэль. – Дроу разместились под дворцами гильдий штурмовыми отрядами, достаточными для того, чтобы прорваться внутрь, а солдаты Басадони окружили три основных дворца. Все произойдет быстро, поскольку нападения снизу никто не ждет.

Пока он докладывал, Рай’ги не сводил с Шарлотты пристального взгляда и заметил, как тень усмешки искривила уголки ее губ. Может, кто-то предал Бреган Д'эрт? И Рэйкерсы сейчас как раз строят укрепления против прорыва снизу?

– Лазутчиков определили? – обратился он к ней. По плану, сперва нужно было уничтожить разведчиков на улицах.

– Их не нашли, – беспечно ответила Шарлотта, и подозрения Рай’ги усилились. Он снова взглянул на Киммуриэля.

– Все на месте, – подтвердил псионик.

– Сброд Киго уже заполонил туннели, – ответил Рай’ги словами старинной поговорки дроу.

В незапамятные времена бесчисленная толпа гоблинов под предводительством хитрого мятежного раба Киго была наголову разбита небольшим населением маленького городка дроу. Дроу тогда оставили свои дома, находившиеся на открытом месте, и сразились с превосходящими силами врагов в туннелях. При теперешних обстоятельствах слова Рай'ги означали: все на месте и готовы вступить в неравный бой.

Шарлотта, ничего не поняв, недоуменно посмотрела на мага. Разве можно назвать «сбродом» солдат под домами Рэйкерсов? Само собой, пояснять он ничего не стал, ему было глубоко безразлично, что ей понятно, а что – нет.

– Пропавших шпионов выследили? – обратился он к ней. – Известно уже, куда они сбежали?

– Скорее всего, по домам попрятались, – ответила Шарлотта. – На улице почти никого не осталось.

Лишнее подтверждение тому, что слишком много сведений просочилось наружу. Может, Шарлотта их и передала? Рай'ги с трудом удержал порыв допросить ее, не сходя с места. Пытки у дроу были настолько изощренными, что ни один человек не выдержал бы и быстро рассказал все, что знает. Но тогда придется объясняться с Джарлаксом, а к этому Рай'ги был не готов. Пока.

Если в решительный момент он отзовет всех – и солдат Басадони, и темных эльфов – и они вернутся во дворец с оружием, не запятнанным кровью Рэйкерсов. Джарлакс будет очень недоволен. Несмотря на ропот приближенных, главарь был полон решимости провести сражение.

Рай'ги закрыл глаза и стал просчитывать варианты в поисках подходящего решения. Среди принадлежащих Рэйкерсам зданий было одно, стоявшее на отшибе, и наверняка гарнизон там небольшой. Захватив его, они не нанесут большого урона гильдии, зато умерят гнев Джарлакса.

– Отзови солдат Басадони, – приказал он. – Пусть их отступление заметят – пускай часть из них отправляется в «Медного муравья» и другие заведения.

– Но «Медный муравей» закрыт, – напомнила Шарлотта.

– Так откройте, – отрезал чародей; – Скажите Двайвел Тиггервиллис, что ей и ее сородичам нечего бояться. Пусть все видят наших солдат на улицах – только не боевыми отрядами, а небольшими группами.

– А что делать с Бреган Д'эрт? – озабоченно спросил Киммуриэль. Несмотря на то, что Рай'ги только что нарушил приказ Джарлакса, особой тревоги в голосе псионика не слышалось, и чародей это отметил.

– Перебросить Бергиньона и всех, кто владеет магией, на восьмую позицию, – ответил Рай'ги, имея в виду отстойник под тем самым малозначащим зданием Рэйкерсов.

Киммуриэль удивленно поднял белые брови. Они прекрасно знали, что этот дом не способен оказать серьезное сопротивление, так что не было никакой нужды переводить туда такие силы.

– Нужно провести все так гладко, как если бы мы напали на сам Дом Бэнр, – заявил Рай'ги, и Киммуриэль округлил глаза. – Пересмотреть дислокацию и план нападения всех сил дроу.

– Можно вызвать кобольдов, они сами все сделают, – пренебрежительно заметил псионик.

– Никаких кобольдов и никаких людей, – выделяя каждое слово, ответил Рай’ги. – Это дело дроу.

Киммуриэль начал понимать, что задумал Рай'ги, и на его лице появилась заговорщицкая улыбка. Он бросил быстрый взгляд на Шарлотту, кивнул Рай'ги и закрыл глаза. Он должен был установить телепатическую связь с Бергиньоном и другими командирами частей Бреган Д'эрт.

Рай'ги пристально смотрел на Шарлотту. К ее чести, она ничем не выдала своих чувств и мыслей.

– Ты же говорил, нужно бросить все силы, – заметила она.

– Только не сегодня, – ответил Рай'ги. – Умный вор не станет красть яйцо, если рискует разбудить дракона.

Шарлотта смотрела на него и не знала, что думать. Ему приятно было видеть, что эта предусмотрительная и умная женщина нервничает. Она развернулась и поднялась на одну ступеньку по лесенке, ведущей к люку.

– Куда собралась? – спросил Рай'ги.

– Отозвать солдат Басадони, – сказала она таким тоном, словно это само собой разумелось.

Чародей покачал головой и жестом велел остаться.

– Киммуриэль передаст приказ.

Шарлотта чуть помедлила – Рай’ги с удовольствием наблюдал ее растерянность и тревогу, – но все же спустилась.

* * *
Бергиньон ничего не понимал: какой смысл переходить в наступление, если большинство Рэйкерсов улизнут? Но он вырос в матриархальном Мензоберранзане, где мужчины привыкли подчиняться приказам беспрекословно. Так он поступил и на этот раз.

Он обучался искусству боя в самом сильном из домов Мензоберранзана, в его распоряжении был отряд, для которого захват маленького незащищенного здания Рэйкерсов, стоявшего как форпост гильдии на чужих улицах, был чепухой. Но все же несмотря на некоторое замешательство и недоумения, Бергиньон Бэнр хищно улыбнулся.

Вернулись неуловимые, как тень, разведчики, которых несколько минут назад через туннели, созданные колдунами, отправили внутрь здания. На языке жестов они передали свои донесения.

Бергиньон убедился, что дело плевое: в небольшом строении над ними находилось человек двадцать, и ни один из них, похоже, не владел магией. Согласно донесениям разведчиков, все они были обычными уличными хулиганами, умевшими, когда надо, уйти в тень, и тем спасти свою шкуру.

Однако для глаз темных эльфов тень не была помехой.

Бергиньон и его подручные теперь хорошо представляли, с чем они могут столкнуться внутри здания, тогда как люди совершенно не подозревали о присутствии дроу.

«Доложили командирам отрядов о путях отступления?» – знаками спросил Бергиньон, давая понять, что имеет в виду отступление не своих бойцов, а бегство осажденных.

«Там стоят чародеи», – беззвучно ответил один из разведчиков.

«А авангарду сообщили направление атаки», – добавил другой.

Бергиньон кивнул и дал знак начинать наступление, после чего присоединился к своему отряду. Они должны были проникнуть в здание последними.

В отряде Бергиньона было два мага. Один стоял с закрытыми глазами, готовый передать сигнал. Другой поднял к потолку руки и глаза, зажав в пальцах щепоть подземного гриба селусси.

– «Пора», – донесся сквозь стены магический шепот.

Второй чародей начал творить заклинание, делая какие-то сложные жесты и при этом напевая без остановки.

Заклинание закончилось звуком, похожим на шипение, и маг коснулся потолка растопыренными пальцами.

По каменному своду пошла рябь, словно колдун коснулся поверхности воды. Чародей стоял, рябь становилась сильнее, и, в конце концов, кусок свода исчез, будто испарился. Вместо него образовался прорезавший толщу камня туннель, уходивший вверх до нижнего этажа здания.

Одному из Рэйкерсов не повезло, он как раз проходил мимо, и отверстие возникло прямо под его ногами. Он замахалруками, пытаясь удержаться на краю. Несколько солдат-дроу мгновенно переместились, подпрыгнули и поднялись в воздух, активизировав врожденную способность к левитации.

Первый из них, проносясь мимо Рэйкерса, рванул его за воротник и сбросил вниз. Парню удалось ловко приземлиться на ноги и сгруппироваться, потом он так же ловко вскочил, выхватывая кинжал.

И в тот же миг побелел как полотно: темные эльфы один за другим проникали в дом! А прямо перед ним, обнажив великолепный меч, стоял красивый сильный воин-дроу.

Он попытался договориться с ним, объявив, что сдается, но в то время как язык проговаривал вполне разумные слова, тело застыло, парализованное страхом. Он так и стоял, направив нож на дроу, а поскольку Бергиньон плохо знал общий язык, то так и не понял, чего хочет Рэйкерс.

Мучиться догадками он, конечно, не стал. Полоснув мечом, он отсек парню руку с ножом. Быстро отдернув клинок, Бергиньон снова сделал выпад, точным ударом всадив меч прямо в сердце бедолаги.

Бергиньон даже клинок обтирать не стал. Пригнувшись, ой взмыл вверх, в дом. Неожиданная помеха задержала-то его всего на пару секунд, но пол коридора уже успел покрыться трупами.

Отряд Бергиньона покинул здание еще до того, как закончилось действие заклинания, державшего туннель. Дроу получили только царапины, из людей не спасся никто. Когда все было кончено, в доме Рэйкерсов не осталось ни единой монетки, даже из тех, что были припрятаны под половицами, мебель тоже всю вынесли. Волшебное пламя пожирало стены и перекрытия, но снаружи казалось, что внутри царят тишина и покой. От здания остался лишь каркас. Бреган Д'эрт заявила о себе.

* * *
– Поздравлять не надо, – сообщил Бергиньон, встретившись с Рай'ги, Киммуриэлем и Шарлоттой. Дроу частенько говорили так – это означало, что противник был настолько незначительным, что одержанной победой было бы стыдно гордиться.

Киммуриэль ухмыльнулся:

– Дом чист. Никто не ушел. Задание выполнено как надо. Не подвиг, конечно, но мы довольны.

Рай'ги продолжал придирчиво наблюдать за Шарлоттой Весперс. Понимает ли она, что в словах Киммуриэля нет никакой бравады, ясно ли ей, какая грозная сила пришла в Калимпорт? Для любой из гильдий города полное уничтожение дома другой гильдии было бы беспрецедентным завоеванием – только эльфы-дроу, лучше всех разбиравшиеся в междоусобных войнах, были на это способны. Сознает ли Шарлотта это? И попытается ли она извлечь из этого пользу?

Лицо женщины оставалось неподвижным, но по блеску глаз Рай’ги понял, что она и сознает, и попытается. Чародей, видя, что Шарлотта сама идет навстречу своей гибели, довольно улыбнулся. Кайэнсин фал бьецц коппон канглос кри, а дроу, гласила старинная поговорка темных эльфов. Несчастны те, кто думает, что понимают замыслы дроу.

– Что случилось, почему Джарлакс так изменил план? – спросил Бергиньон.

– Джарлакс еще ничего не знает, – ответил Рай'ги. – Он вроде как остался за бортом. Это я вел операцию.

Бергиньон хотел обратиться к Киммуриэлю, но внезапно передумал и поклонился чародею.

– Вероятно, потом ты объяснишь, почему принял такое решение, и я буду лучше понимать наших врагов, – с почтением произнес он.

Рай’ги слегка наклонил голову.

– Стоило бы объяснить также и Джарлаксу, – вмешалась Шарлотта на безупречном языке дроу. – Вряд ли он удовлетворится твоим кивком.

Рай’ги стрельнул глазами на Бергиньона и успел заметить злость, промелькнувшую в его взгляде. Женщина права, но она всего лишь иблис – дерьмо, как темные эльфы называли всех недроу, так что для Бергиньона ее замечание оскорбительно, поскольку он-то как раз кивком и удовлетворился. Промашка была совсем крошечной, но Рай'ги хорошо знал, что допусти Шарлотта еще несколько таких ошибок в отношении молодого Бэнра, ее вряд ли удастся опознать по тем кусочкам, что от нее останутся.

– Надо сообщить Джарлаксу, – продолжил чародей. – Нам на месте необходимость изменения плана была очевидна, но он далеко, быть может, даже слишком, и ему все представляется иначе.

Киммуриэль и Бергиньон переглянулись: к чему это говорить при Шарлотте? Но Рай'ги подал им едва заметный знак подыграть ему.

– Можно было бы привлечь Домо и его крысиных оборотней, – предложил Киммуриэль, схватывая на лету. – Правда, потом придется потратить некоторое время, чтобы уничтожить их, – Он глянул на Шарлотту. – В основном это ляжет на тебя.

– Не забывай, солдаты Басадони первыми устранились, – добавил Рай'ги. – И вернулись домой с чистым оружием.

Дроу уставились на женщину. Внешне она держалась совершенно спокойно.

– Ну что ж, Домо и крысиные оборотни, – подумав, согласилась она и стала рассуждать вслух: – Мы наведем на них подозрения, но открыто сваливать вину не станем. Да, так и представим. Будто они ничего не знали о наших намерениях и подрядились к паше Дадаклану охранять отстойники. Поскольку нам не хотелось обнаруживать себя перед этим трусом Домо, пришлось сосредоточить силы на неохраняемых участках, в основном вокруг восьмой позиции.

Дроу переглянулись и стали слушать дальше.

– Да, – уверенно промолвила Шарлотта, – это поможет нам и в отношении паши Дадаклана. Наверняка он чувствовал, что воздухе пахнет грозой, но когда узнает, что одно из его зданий превратилось в пыль, его страх только возрастет. Может, он даже начнет думать, что крысиные оборотни гораздо более опасны, чем все считали; что Домо поддерживают Басадони и что Рэйкерсов от новых нападений уберегло лишь то, что прежде они вели дела с Басадони.

– Но разве это не будет значить, что дом Басадони тоже виновен в штурме дома? – спросил Киммуриэль, помогая Рай'ги втянуть ее еще глубже.

– А мы не принимали в этом непосредственного участия, просто закрыли глаза на происходящее, – предложила Шарлотта, – В отместку за то, что за нашей гильдией стали так пристально следить, мы в решающий момент самоустранились, и все. Да, если все подать как надо, Домо только выиграет – все будут думать, что он сильнее, чем на самом деле. А если Рэйкерсы поверят, что были на краю гибели, то станут посдержаннее, и Джарлакс тоже добьется того, чего хотел. – Она улыбнулась, темные эльфы смотрели на нее одобрительно.

– Давай приступай, – сказал Рай'ги и махнул рукой в сторону лестницы к люку.

Шарлотта, вот тупица, довольно улыбнулась и ушла.

– Этот обман должен распространиться и на Джарлакса, по крайней мере, отчасти, – заметил Киммуриэль, ясно видя, какую паутину женщина плетет вокруг самой себя.

– Вы опасаетесь, что с Джарлаксом творится что-то не то? – без обиняков спросил Бергиньон, потому что в ином случае эта парочка не осмелилась бы действовать так решительно.

– У него изменились предпочтения, – ответил Облодра.

– Вы же не хотели идти на поверхность, – понимающей усмешкой промолвил Бэнр.

– Нет, и нам очень хочется вновь увидеть свет Нарбондели, – согласился Рай'ги, имея в виду громадную колонну-часы в центре Мензоберранзана, которая циклично нагревалась и остывала, благодаря чему обладавшие инфразрением дроу могли определять время. – Ты слишком недавно здесь, тебе не понять, насколько бессмысленна тут жизнь. Скоро твоя душа затоскует по дому.

– Уже тоскует, – ответил Бергиньон. – Этот мир мне противен, все здешние жители воняют, а Шарлотта Весперс больше всех.

– Она и этот придурок Энтрери, – добавил Рай'ги. – А Джарлакс между тем опекает обоих.

– Похоже, ему недолго осталось руководить Бреган Д'эрт, – заявил Киммуриэль, и Рай'ги с Бергиньоном невольно округлили глаза, подивившись его смелости.

Правда, все они втайне думали о том же. Джарлакс слишком высоко замахнулся, приведя их на поверхность. Вероятно, теперь влиятельные дома Мензоберранзана уже не будут так расположены к шайке наемников. Игра была рискованной, но она могла окупиться, если в город направится поток невиданных и нужных товаров.

Изначально планировалось пробыть на поверхности недолго, чтобы оставить своих доверенных лиц, которые координировали бы торговые потоки. Джарлакс же надолго увяз в делах людей. Сперва он завоевал Басадони и возобновил связи с этим Энтрери. Потом, как будто ради забавы, стал преследовать этого отступника До'Урдена. Покончив дела с ним и завладев Креншинибоном, он почему-то просто отпустил Дзирта, да еще приказал Рай’ги обратиться к Ллос и спасти жизнь мерзкого предателя.

И теперь опять он рвется к власти в ущерб выгоде, при том, что никто из Бреган Д'эрт, за исключением его самого, не хочет тут оставаться.

Каждый шаг, сам по себе незначительный, уводил всю банду все дальше от первоначальной цели, ради которой все они – Рай'ги, Киммуриэль, Бергиньон и другие – пошли с Джарлаксом.

– Что будет с Шарлоттой Весперс? – спросил Киммуриэль.

– Джарлакс все сделает за нас, – ответил чародей.

– Она нравится Джарлаксу, – заметил Бергиньон.

– Она только что решила его обмануть, – твердо ответил Рай'ги. – Мы это знаем, и она знает, что мы знаем, хотя пока еще не поняла, чем это чревато. С этой минуты ей придется исполнять все наши приказания.

И он ухмыльнулся. Ему всегда нравилось наблюдать, как какой-нибудь иблис запутывается в сетях, сплетенных дроу, слишком поздно осознавая, что ему никогда из них не вырваться.

* * *
– Я понимаю твое нетерпение, я чувствую то же самое, – сказал Джарлакс, – Все пока идет не так, как я себе представлял, но может, час еще не пробил.

«Может быть, ты слишком доверяешь своим приближенным?» – раздался голос в его голове.

– Нет, они видят то, что мы не замечаем в своем нетерпении, – не согласился наемник. – Из-за них много хлопот, иногда они несносны, и, когда задеты их интересы, безусловно, опасны, но тут все иначе. Я должен разобраться во всем. Может, есть лучший способ достижения цели.

Голос начал что-то вещать, но Джарлакс оборвал беседу.

Да, не зря Креншинибон испытывал уважение к этому темному эльфу. В отличие от прежних владельцев, включая даже демонов, в чьи лапы временами попадал кристалл, Джарлакс обладал несокрушимой волей, и обмануть его было чрезвычайно трудно.

Собственно, такой неподатливостью отличался только один из прежних хозяев, тот, что непосредственно предшествовал наемнику, Дзирт До’Урден. Только он мог так же уверенно противостоять его чарам, но его защитой была высокая нравственность. Это было все равно, что находиться в руках какого-нибудь добросердечного дурака, равнодушного к власти.

Тем удивительней было сопротивление Джарлакса, для которого нравственность была пустым звуком. Наемник не опасался кристалла, потому как не смотрел на него как на порождение зла. Креншинибон понял, что все встречавшееся ему на пути Джарлакс рассматривал как орудия, помогавшие ему двигаться в избранном направлении.

Но кристалл мог подстроить множество развилок и незаметных поворотов, уводя его все дальше и дальше с этого пути, но не мог заставить его резко свернуть.

Креншинибон пока даже не думал о смене владельца, как случалось всякий раз, когда он натыкался на препятствия. Сопротивление Джарлакса не грозило опасностью или бездействием. Хрустальный осколок разглядел в сильном и неподатливом хозяине возможность достижения такого могущества, о котором он и не мечтал.

Этого дроу нельзя было превратить в простой инструмент разрушения и хаоса, в отличие от большинства демонов и людей. Что ж, тем интереснее. Пожалуй, это была самая сложная мысль, когда-либо возникавшая в ограниченном сознании осколка.

Креншинибон думал, что они еще долго будут вместе.

Он достигнет высот власти. Вот тогда весь мир попляшет.

Глава 5 Первые стежки большого полотна

– Многие пытались, и кое-кому почти удалось, – сказала Двайвел Тиггервиллис, глава единственной в городе гильдии хафлингов, состоявшей почти исключительно из доносчиков и карманников, собиравшихся обычно в ее заведении «Медный муравей», – Некоторые даже держали проклятую штуковину в руках.

– Проклятую? – переспросил Энтрери, устраиваясь в кресле поудобнее, что редко себе позволял.

Он вдруг сам это заметил и улыбнулся. Это было единственное место в городе, где убийца позволял себе даже немного выпить. После того как он убил своего прежнего приятеля Дондона Тиггервиллиса, жившего за соседней дверью, он нередко сюда захаживал. Двайвел приходилась толстому хафлингу кузиной. Зная, что Энтрери убил ее родственника, она, тем не менее, понимала, что в каком-то смысле убийца оказал бедняге услугу.

Энтрери это чувствовал, а Двайвел и ее приближенные охотно принимали его в заведении. «Медный муравей» был едва ли не самым безопасным трактиром в городе. Никаких особых защитных сооружений не было – Джарлакс легко мог бы сровнять его с землей, не привлекая и сотой доли своих сил, – но зато дом был защищен от любопытных глаз не хуже дворца какой-нибудь гильдии чародеев. Двайвел приложила к этому много стараний. Кроме того, все в городе знали, что в «Медном муравье» можно купить любые сведения, так что многим было выгодно, чтобы оно оставалось в сохранности, В каком-то смысле Двайвел и ее сородичи жили, как и Шалази Озуль, – умудряясь быть полезными всем возможным врагам.

Хотя сравнение было не совсем удачное. Шалази – уличный прощелыга, которого интересовала только собственная персона. Он был человеком очень средних способностей, и нужные сведения просто покупал, отнюдь не проявляя при этом чудес изворотливости и изобретательности, а потом продавал их тому, кто давал самую большую цену. Озуль занимался, по существу, торговлей, и вполне в этом преуспел. Он был обычным паразитом, и Энтрери подозревал, что в один прекрасный день его труп найдут в каком-нибудь глухом переулке, и всем на это будет наплевать.

С Двайвел Тиггервиллис тоже, в общем-то, могло произойти нечто подобное, но желающих отомстить убийце будет великое множество. И Артемис Энтрери в их числе.

– Точно проклятая, – уверенно повторила Двайвел.

– Для тех, кого он пронзает.

– Для любого, кто его коснется, – возразила она.

Убийца оперся на подлокотник и, склонив голову, внимательно смотрел на приятельницу.

– Корин Сулез стал заложником своего меча, – пояснила женщина. – Понимая его огромную ценность, он заточил себя в крепости.

– Но ведь у него несметные сокровища, – возразил Энтрери, понимая, что Двайвел права.

– Меч – единственное, что не дает покоя всем чародеям мира, а также тем, кому они служат, – ответила она.

Энтрери не стал спорить, кивнул, но сам думал иначе. Может, для Корина Сулеза меч и впрямь стал проклятием, но кто виноват, что он окопался в таком месте, где полно желающих завладеть этим сокровищем и тех, кто его смертельно боится? Сам же Артемис Энтрери, заполучив меч, намеревался бежать как можно дальше от Калимпорта. Он станет беглецом по той же причине, по какой Сулез был пленником.

– Меч очень древний, – продолжала Двайвел, отвлекая его от этих мыслей. – Каждый, кто хотел им завладеть, умирал с ним в руках.

Она думала, что произведет на него впечатление, но Энтрери остался совершенно спокоен.

– Все умирают, Двайвел, – равнодушно ответил он, но по его ответу можно было понять, что жизнь в Калимпорте превратилась для него в сущий ад. – Единственное, что имеет значение, – как ты жил.

Двайвел удивленно взглянула на него, и убийца испугался, что сболтнул лишнее и дал ей повод сделать собственные выводы о том, что же на самом деле творится в гильдии Басадони. Если смышленая женщина-хафлинг догадается об истинном положении дел, а Джарлакс или кто-либо из его приближенных об этом узнает, ее не спасет ничто – ни магическая защита, ни умение быть полезной всем и вся, ни друзья, ни даже Артемис Энтрери. «Медный муравей» будет разрушен, а ему самому больше негде будет спокойно отдохнуть.

Двайвел смотрела на него, и в ее взгляде было не только профессиональное любопытство, но и нечто личное – быть может, сострадание?

– Что же настолько вывело тебя из равновесия, Артемис Энтрери? – спросила она, но не успела даже договорить, как убийца метнулся вперед с кинжалом в руке, и с такой молниеносной быстротой очутился рядом с Двайвел, что ее охрана даже среагировать не успела, да и сама она не успела сообразить, что произошло.

Он навис над женщиной, откинув ей голову и приставив к горлу острие кинжала.

Она почувствовала, как сквозь малюсенький порез из нее как будто утекает сама жизнь.

– Если когда-нибудь задашь этот вопрос за пределами дома, – прошипел убийца, обдавая ее жарким дыханием, – то пожалеешь, что я не прикончил тебя.

Он отпихнул ее, и Двайвел быстро вскинула правую руку, давая знак охранникам не стрелять, а пальцами левой зажала крохотную ранку.

– Ты уверена, что он по-прежнему у Корина Сулеза? – спросил Энтрери. чтобы сменить тему, хотя уже знал ответ.

– Он пока жив, – вымолвила не пришедшая в себя от потрясения Двайвел. – Так что, по-моему, это само собой разумеется.

Энтрери кивнул и снова привольно устроился в кресле, хотя расслабленная поза совсем не вязалась с грозным огнем, горевшим в его глазах.

– Ты все так же хочешь выйти из города надежным путем?

Он кивнул.

– Тогда придется задействовать Домо и его крысиных…

– Нет, – оборвал Энтрери Двайвел.

– Но у него самые быстрые…

– Нет.

Двайвел снова хотел возразить, потому что выполнить просьбу Энтрери – вывести его из города так, чтобы никто ничего не знал, – было непросто даже с помощью Домо. Убийцу все знают, и он тесно связан с гильдией Басадони, которая у всех вызывает такой интерес. Однако, наткнувшись на холодный взгляд Энтрери, женщина осеклась. Это был тот самый взгляд, по которому его жертвы понимали – настало время для предсмертной молитвы.

– Что ж, тогда понадобится больше времени, – покорно согласилась Двайвел. – Но не намного. Может, час.

– Никто не должен знать, кроме тебя, – предупредил Энтрери так тихо, чтобы даже стоявшие по углам арбалетчики ничего не услышали. – Даже самые преданные тебе люди.

Двайвел вздохнула.

– Ладно, тогда два часа.

Энтрери проводил ее взглядом. Он понимал, что выполнить его просьбу без того, чтобы кто-нибудь узнал, невозможно, слишком уж много глаз на улицах. Но зато маленькая женщина твердо усвоила, что, если кто-то начнет болтать о нем во всеуслышание, отвечать перед убийцей придется ей.

Он усмехнулся, поскольку даже вообразить не мог, что поднимет руку на Двайвел. Он испытывал к ней симпатию и уважал за храбрость и ум.

Но все же свой уход надо было сохранить в тайне. Если кто-то узнает, что он покинул город, особенно Рай'ги или Киммуриэль, то тут же начнут разнюхивать и вскоре узнают, куда он ходил. А ему не хотелось привлекать внимание темных эльфов к оазису.

Двайвел вернулась намного раньше, чем предполагала, и протянула Энтрери приблизительную карту района с отмеченным на ней маршрутом.

– В конце улицы Месяца тебя будет ждать доверенный человек, – сказала она. – Это рядом с пекарней.

– И он опишет следующий отрезок пути, который твои сородичи уже разведают, – понял убийца.

– Да, мои сородичи и другие помощники, – подтвердила Двайвел.

– И конечно, они станут следить за мной, забрав карту?

– Ты же мастер по части переодевания, или я ошибаюсь? – пожала плечами Двайвел.

Энтрери ничего не ответил. Он не стал терять время, вышел из «Медного муравья» и свернул в темный закоулок. Оттуда он вышел другим человеком – заметно хромавшим толстячком.

Через час он уже был за пределами Калимпорта и бежал по северо-западной дороге. К рассвету он достиг барханов, возвышавшихся вокруг оазиса Даллабад. Там он довольно долго стоял, вспоминая все, что знал и слышал о старом Корине Сулезе.

– Старом, – вслух повторил он, сообразив, что Сулезу на самом деле лишь немного за пятьдесят, он старше Энтрери всего лет на пятнадцать.

Потом убийца сосредоточился на крепости-дворце. Оттуда, где он стоял, были видны несколько пальм, небольшой водоем, какой-то громадный камень, горстка шатров, один из которых был значительно больше других, а позади всего этого из песков пустыни вырастала коричневая квадратная крепость. По ее стенам, маясь от тоски, прохаживались несколько стражников в длинных одеждах. Крепость Даллабада не казалась неприступной, особенно человеку вроде Артемиса Энтрери, однако убийца знал, что впечатление обманчиво.

Он несколько раз бывал у Сулеза в Даллабаде, еще когда работал на пашу Басадони, а потом позже, уже будучи на службе у паши Пуука, и знал, что внутри квадратной крепости находится круглое здание. Его спиральные коридоры вели к огромной сокровищнице Корина Сулеза, а в самом центре находились личные покои самого владыки оазиса.

Энтрери соотнес свои воспоминания с недавними словами Двайвел и усмехнулся. Видимо, она права – Корин Сулез действительно пленник в своем доме.

Но эта тюрьма надежно защищала его и от вторжения, так что Энтрери не смог бы легко проскользнуть внутрь и завладеть желанной добычей. В этом дворце-крепости было полно стражи, специально обученной отлавливать частых в этих местах воров.

Но в одном Двайвел ошиблась. Эта тюрьма возникла не из-за Когтя Шарона, Корин выстроил ее по доброй воле. Он так боялся лишиться бесценного оружия, что полностью подчинился ему. Из-за страха потерять меч он почти не пользовался им. Даже трудно вспомнить, когда он последний раз покидал Даллабад. Бывал ли он на открытых рынках, болтал ли со старыми приятелями в Калимпорте?

Люди сами заточают себя в темницы, Энтрери это знал. Разве с ним не произошло то же самое, когда он был одержим безумной манией сразиться с Дзиртом До'Урденом, самым обычным темным эльфом, которому не было до него никакого дела?

Артемис Энтрери смотрел вниз на Даллабад и улыбался, уверенный, что больше никогда не повторит эту ошибку. Да уж, Корин Сулез постарался оградить свое сокровище от грабителей, крадущихся под покровом темноты, но что стали бы делать его многочисленные стражи, если бы на крепость обрушилось войско темных эльфов?

* * *
– Ты же был с ним, когда ему сообщили об отступлении, – вечером следующего дня, вскоре после того, как убийца вернулся в Калимпорт, спросила его Шарлотта Весперс. – И как он к этому отнесся?

– С обычной беспечностью, – честно ответил Энтрери. – Он уже несколько веков стоит во главе Бреган Д'эрт. Никогда не поймешь, что творится у него внутри.

– Этого не знает даже Артемис Энтрери, который способен, заглянув в глаза человеку, сказать, что он ел вчера на ужин, – усмехнувшись, спросила она.

Но лицо Энтрери оставалось холодным.

– Ты совсем не понимаешь тех, кто с нами работает, – необычайно серьезно произнес он.

– Вернее, тех, кто старается нас подчинить, – отозвалась Шарлотта, впервые после захвата гильдии выдав, что не питает к темным эльфам добрых чувства.

Энтрери, конечно, не удивился – разве можно найти человека, который, столкнувшись с дроу, вскоре не возненавидел бы их? Но с другой стороны, Шарлотта всегда сходилась с любым, кто помог бы ей достичь власти, к которой она так жадно рвалась.

– Если им этого хочется, – быстро добавил Энтрери все тем же тоном. – Недооценишь их хоть на йоту, и ты покойник.

Шарлотта хотела возразить, но передумала, на ее лице было не свойственное ей выражение безнадежности. Убийца понял, что она испытывает примерно те же самые чувства, что он сам испытывал в Мензоберранзане. Собственно, он и сейчас чувствовал почти то же самое, если рядом были Рай'ги или Киммуриэль. Эти красивые изящные существа унижали уже одним своим присутствием. Дроу всегда было известно больше, чем им следовало бы знать, и при этом они всегда показывали меньше, чем знали на самом деле. Они казались еще более загадочными оттого, что за их хрупкой внешностью скрывалась недюжинная сила. Да еще это треклятое презрение, с которым они всегда относились к представителям других рас. Сейчас оно проявлялось все более безобразно, ведь Бреган Д'эрт могла с легкостью уничтожить остатки дома Басадони, включая и самого Энтрери. Это презрение стало болезненным постоянным напоминанием, кто хозяин, а кто всего лишь слуга.

Чем дальше, тем больше Шарлотта ощущала то же самое, так что он уже готов был привлечь ее к своему тайному плану захвата оазиса Даллабад и его бесценного сокровища.

Энтрери задумался об этом и поразился тому, что с ним сделала ненависть к Рай'ги и Киммуриэлю, – он готов был совершить непростительную ошибку. Всю жизнь, за очень редкими исключениями, он работал один и всегда ловко отваживал непрошеных пособников. Помощникам неизбежно становилось известно слишком многое, а это всегда стесняет. Повинуясь необходимости, он сделал лишь одно исключение – Двайвел Тиггервиллис, но она, в этом он был абсолютно уверен, никогда его не надует и не продаст. Вот чем она и ее маленькие друзья ему нравились.

Шарлотта была совсем другая. Если он посвятит ее в свои намерения относительно Корина Сулеза, то придется потом не спускать с нее глаз. Она наверняка тут же помчится с доносом к Джарлаксу, а то и к Рай'ги с Киммуриэлем. Ради собственного возвышения она без колебаний наступит на его еще теплый труп.

К тому же не было нужды заводить с Шарлоттой разговор о Даллабаде, ведь он уже предпринял некоторые шаги. Двайвел, умело соврав, одной-двумя фразами заронит в голову Шарлотты мысли об оазисе, а та наверняка переговорит с Джарлаксом – в этом можно быть почти уверенным, поскольку Шарлотта была вполне предсказуема, когда дело касалось ее выгоды. Так что она со своей стороны только подтвердит слова Энтрери о том, что Даллабад мог бы стать весьма выгодным и полезным завоеванием.

– Никогда не думала, что буду скучать по паше Басадони, – вдруг небрежно бросила Шарлотта, но эта фраза многое значила.

– Ты его ненавидела, – напомнил убийца.

Она не стала спорить.

– Просто ты боишься дроу больше, чем его, и правильно делаешь, – продолжал он. – Басадони был постоянен, его действия можно было предугадывать. С темными же эльфами все иначе. Они слишком опасны.

– Киммуриэль мне рассказал, что ты был с ними в Мензоберранзане, – заметила женщина. – Как же ты остался жив?

– Просто у них руки не доходили меня прикончить, – честно сознался Энтрери, – Для них я был доблас, изгнанник не эльфийского происхождения, на такого просто жаль тратить время. Мне кажется, Джарлаксу я был нужен, чтобы получше изучить повадки людей, особенно жителей Калимпорта.

Усмешка тронула полные губы Шарлотты:

– Если бы Джарлакс думал, что все люди похожи на тебя, вряд ли он решился бы проникнуть в город, даже располагая всей армией Мензоберранзана.

Энтрери чуть кивнул, отвечая на комплимент, хотя лесть его никогда не трогала. Он считал, что человек либо чего-то стоит, либо нет, и похвальба тут ничего не изменит.

– Ради спасения собственной жизни, – сказал он, возвращаясь к разговору, – надо сделать так чтобы им не было до нас дела, а это не так сложно, учитывая странное стремление Джарлакса распространить свое влияние на поверхности. Нам же спокойнее, если гильдия Басадони будет вести войну.

– Но только не в городе, – быстро добавила Шарлотта. – Власти уже заинтересовались нами, и теперь не останутся в стороне. Нам спокойнее, если дроу воюют, но если война перерастет борьбу домов, станет только хуже.

Энтрери с удовольствием отметил, как быстро Шарлотта сумела сделать нужные выводы из осторожных намеков Двайвел о посторонних глазах. В самом деле, если дом Басадони слишком стремительно начнет захватывать большую власть, то, в конце концов, все поймут, кто за этим стоит. И как только власти Калимшана сделают выводы, по банде Джарлакса будет нанесен сокрушительный удар. Энтрери даже подумывал, не подстроить ли это самому, но вскоре отказался от этой идеи. Если Бреган Д’эрт придется отступать, вряд ли они оставят в живых хоть одного иблиса из гильдии Басадони.

Пусть полный разгром остается в качестве запасного варианта.

– Но ты прав, – продолжала Шарлотта. – Нельзя давать им расслабляться, по крайней мере, войску.

Энтрери улыбнулся. Теперь ему легко было удержаться от соблазна посвятить Шарлотту в свои намерения относительно Корина Сулеза. Двайвел обо всем позаботится, и Шарлотта даже не узнает, что была пешкой в игре Артемиса Энтрери.

А может, и узнает – она ведь умная. Тогда, наверное, ему придется ее убить. Он подумал об этом не без удовольствия, потому что за долгие годы сам натерпелся от обманов и двойной игры Шарлотты Весперс.

Глава 6 Взаимная выгода

Голос Джарлакса Энтрери узнал, конечно, но тон был совершенно несвойственный. Он провел с главарем Бреган Д'эрт много времени и здесь, и в Подземье, но ни разу не слышал, чтобы тот был так зол и несдержан. Теперь же, к удовольствию Энтрери, он орал на Рай'ги и Киммуриэля.

– Она будет символизировать наше восхождение! – бушевал главарь.

– Она даст нашим врагам карты в руки, – возразил Киммуриэль.

– Ее будут считать всего лишь новым зданием гильдии! – рявкнул Джарлакс.

– Такое строение нельзя назвать обычным, – довольно сдержанно ответил Рай'ги.

В этот момент в комнату вошел Энтрери и увидел, что три темных эльфа стоят посредине, а четвертый, Бергиньон Бэнр, непринужденно развалился в кресле у стены.

– Они не узнают, что здание возвели дроу, – продолжал Рай'ги, бросив на Энтрери мимолетный презрительный взгляд, – зато поймут, что в городе, в гильдии Басадони, появилась какая-то новая сила.

– Они и так это знают, – фыркнул Джарлакс.

– Подозревают, – поправил чародей, – как подозревают и то, что старика Басадони уже нет в живых. Так давай же не будем укреплять их подозрения.

Джарлакс пристально посмотрел на товарища одним глазом – на левом сегодня была волшебная повязка – и перевел взгляд на Энтрери.

– Ты знаешь город лучше нас. Что скажешь? Я собираюсь возвести хрустальную башню, порождение Креншинибона, вроде той, в которой ты победил Дзирта До'Урдена. Мои друзья опасаются, что ее строительство может вызвать нападения других гильдий или даже властей Калимшана.

– По крайней мере, со стороны гильдии чародеев точно, – спокойно ответил убийца. – А они очень опасны.

Джарлакс слегка оторопел – он не ожидал возражений со стороны Энтрери.

– Но гильдии постоянно строят новые дома, – сказал он. – Причем многие намного роскошнее того, что собираюсь построить я с Креншинибоном.

– Но они при этом нанимают ремесленников и чародеев.

Энтрери не ожидал от Джарлакса таких рискованных замыслов, так что пришлось соображать на ходу. Ему не хотелось занимать сторону Киммуриэля и Рай'ги, поскольку такое сообщничество ни к чему хорошему все равно не привело бы, однако, намерение возвести хрустальную башню в центре города было, по меньшей мере, глупым.

– Ну что, съел? – хохотнул Рай'ги, – Даже твой лизоблюд считает это неуместным.

– Говори за себя, Рай'ги, – оборвал его Энтрери. Он мог поклясться, что злобный маг убил бы его на месте, если б мог, – такой ненавидящий взгляд тот на него бросил.

– Если выстроить башню в городе, хлопот не оберешься, – продолжал убийца, обращаясь к Джарлаксу, – хотя в принципе это возможно. Мы могли бы нанять чародея из какой-нибудь влиятельной гильдии, и он послужил бы прикрытием. Еще проще было бы выстроить башню на окраине города, в пустыне – там на солнце она будет сиять как алмаз.

– Весь смысл в том, что она должна символизировать нашу мощь, – возразил Джарлакс. – Какой прок строить ее в безлюдной пустыне – пугать змей да ящериц, что ли?

– Бреган Д'эрт всегда скрывала свою силу, и от этого только выигрывала, – вмешался Киммуриэль. – Зачем же менять эту удобную позицию здесь, в таком враждебном мире? Похоже, Джарлакс, ты снова забываешь о том, кто мы и где мы.

– Но за умеренные деньги можно скрыть, как именно она будет построена, – задумчиво продолжал Энтрери. – И, пожалуй, я мог бы подыскать подходящее место, – сказал он Джарлаксу, а потом обратился к Киммуриэлю и Рай'ги: – Чтобы уменьшить ваши обоснованные опасения.

– Ну, давай, действуй, – бросил Рай'ги. – Покажи, что ты чего-то стоишь, а я не прав.

«Благодарю за напутствие», – усмехнулся про себя Энтрери, Он уже знал, какое место присоветовать Джарлаксу… и еще на шажок придвинуть Бреган Д'эрт к оазису Даллабад.

– От Рэйкерсов что-нибудь слышно? – спросил Джарлакс, отошел в сторону и сел.

– Шарлотта Весперс сейчас как раз встречается с пашой Дадакланом, – ответил Энтрери.

– А он не убьет ее? – спросил Киммуриэль.

– Невелика потеря, – съязвил Рай'ги.

– Паша Дадаклан сгорает от любопытства… – начал убийца.

– Он сражен, – перебил его Рай'ги.

– Он сгорает от любопытства, – твердо повторил Энтрери, – так что не станет действовать сгоряча. Не думаю, что он затаил злобу за разрушение этого малозначащего здания. Ему интереснее выяснить, каковы наши намерений и силы. Может, он и убьет ее, но лишь для того, чтобы посмотреть, что мы предпримем в ответ.

– Пусть только посмеет, и мы уничтожим и его, и его гильдию, – подал голос Джарлакс, к всеобщему изумлению.

Однако Энтрери не слишком удивился. Он начинал подозревать, что за кажущимися безрассудными действиями Джарлакса скрывается некая логика. Раньше главарь наемников стал бы выискивать способы установить с главой Рэйкерсов Дадакланом, тесно связанным с властными структурами, взаимовыгодные отношения. Он не любил тратить понапрасну время, силы и солдат, ограничиваясь лишь самым необходимым. Однако алчность Джарлакса все возрастала.

Энтрери не понимал происходящего с Джарлаксом, однако его это не слишком волновало, поскольку он предчувствовал, что это можно как-то обратить себе на пользу.

– Прежде чем предпринимать что-нибудь против паши Дадаклана, надо ослабить его поддержку извне, – изрек убийца.

– Поддержку извне? – в один голос спросили Рай’ги и Джарлакс.

– У паши Дадаклана длинные руки, – пояснил Энтрери. – У него есть сильные сторонники, даже за пределами Калимпорта.

По лицам темных эльфов Энтрери понял, что зерно упало на благодарную почву и больше не требуется ничего говорить. На самом деле он неплохо изучил пашу Дадаклана и знал, что старик не причинит Шарлотте никакого вреда. Открытая месть была не в правилах главы Рэйкерсов. Наоборот, паша будет рад долгой беседе с Шарлоттой, поскольку столь наглое нападение Басадони на его собственность означало, что гильдия-соперник располагает либо новым мощным оружием, либо союзником. Так что паше Дадаклану наверняка не терпится выяснить, было ли нападение вызвано заносчивостью нового руководителя – это означает, что паши Басадони и впрямь нет в живых, как поговаривали, – или же удар был нанесен сознательно и с расчетом. На возможность второго указывал тот факт, что на переговоры с ним явилась Шарлотта, которая в случае смерти старика Басадони должна была стать одним из самых высокопоставленных людей гильдии. Рассудив так, паша Дадаклан не стал бы навлекать на себя еще большие бедствия.

Поэтому, скорее всего Шарлотта покинет дом Дадаклана в самом добром здравии и прислушается к сказанному Двайвел Тиггервиллис. Когда вечером она вернется к Джарлаксу, то подтвердит, что у Дадаклана есть могущественный сторонник за пределами города, а Энтрери потом скажет, что место, где этот сторонник находится, наилучшим образом подходит для возведения башни.

Так что пока все складывается как нельзя лучше.

* * *
– Заставь молчать Корина Сулеза, и никто за пределами города и не пикнет в защиту Дадаклана, – заявила Джарлаксу Шарлотта Весперс вечером того же дня.

– Да ему никто и не нужен за пределами города, – ответил Джарлакс. – Судя по тому, что удалось узнать тебе и другим, у этого паши крепкая поддержка в самом Калимпорте, так что не надо торопиться с захватом.

– Но паша Дадаклан не понимает этого, – не раздумывая, возразила она.

Джарлакс решил, что она многое обдумала. После встречи с Дадакланом. а потом и с уличными соглядатаями она вернулась оживленной и взволнованной. С пашой Дадакланом она ничего существенного не добилась, но зато ясно почувствовала, что он настороже. Уничтожение небольшого дома всерьез обеспокоило его. Дадаклан не понимал, что творится внутри гильдии Басадони, и потому нервничал.

Джарлакс упер острый подбородок в ладонь изящной руки.

– Он думает, что паша Басадони мертв? – уже в третий раз спросил он, и в третий раз Шарлотта ответила:

– Да.

– Разве он не будет считать, что гильдия стала от этого слабее? – спросил главарь наемников.

– Наверное, в твоем мире это так, – ответила Шарлотта. – Ведь там Домами правят Матери, жрицы самой Ллос. Здесь же исчезновение главы чревато неопределенностью, а этого соперники боятся больше всего. Гильдии неохотно вступают в войны, потому что это убыточно для обеих сторон. За долгие годы правления паши прекрасно это усваивают. А потом передают своим преемникам из поколения в поколение.

Джарлакс выжидательно смотрел на нее, и она продолжила. Хотя на самом деле наемник стремился лучше понять саму Шарлотту, нежели взаимоотношения подпольных гильдий Калимпорта.

– После нашего нападения паша Дадаклан поверил, что слухи о смерти Басадони – правда. И по его представлению, гильдия становится гораздо более опасной, если паша мертв или больше не имеет в ней власти. – Шарлотта коварно усмехнулась.

– Получается, что, если отсекать его связи с внешним миром – сперва это здание, а потом оазис Даллабад, – паша будет чувствовать себя все в меньшей безопасности, – рассудил Джарлакс.

– А мне будет проще вести с ними жесткие переговоры, – подхватила Шарлотта. – Может, чтобы задобрить нас он уступит целый квартал вокруг того разрушенного дома. Все равно ему теперь негде там разместиться.

– Не такая уж большая добыча, – хмыкнул он.

– Точно, но представь, как зауважают нас другие гильдии, когда узнают, что паша Дадаклан отдал нам часть своей территории после того, как мы его так оскорбили? – вкрадчиво проговорила она.

Джарлакс уважал ее все больше за умение плести интригу на интриге, прибирая к рукам все большую власть.

– А что оазис Даллабад? – спросил он.

– Он сам по себе хорошая добыча, но и внутри там кое-что есть, – быстро ответила Шарлотта, – даже если не считать тех преимуществ, которые он нам даст в играх с Дадакланом.

Джарлакс немного поразмыслил, кивнул и, бросив на женщину лукавый взгляд, подбородком указал на кровать. Мысли о больших прибылях всегда возбуждали наемника.

* * *
Чуть позже, отослав Шарлотту, чтобы не мешала думать, Джарлакс расхаживал по комнате, размышляя над ее словами. Она сказала (а Шарлотту умело водила за нос Двайвел), что оазис Даллабад был своеобразным передаточным пунктом, через который Дадаклан сносился с влиятельными союзниками вдали от Калимпорта. Даллабад – изолированная крепость, а управляет им какая-то пешка по имени Сулез. Крепость не принадлежит владениям Рэйкерсов или другой городской гильдии. Похоже, Сулезу платят за передачу сведений, кроме того, как сказала Шарлотта, временами он собирает пошлины на северо-западных дорогах.

Джарлакс шагал, обдумывал все это и соотносил с тем, что сказал Энтрери. Он почувствовал зов кристалла, что тот пытается проникнуть в его разум, но лишь потуже затянул повязку, чтобы тот не сбивал его.

Должна же быть какая-то тайная связь между ролью оазиса Даллабад и его удобством со всех точек зрения. Разве чуть раньше Энтрери не намекнул, что нужно захватить место за пределами города и там воздвигнуть хрустальную башню?

И вот оказывается: именно это самое удобное место он почти что вынужден захватить, причем Бреган Д'эрт от этого будет двойная польза.

Креншинибон настойчиво пытался вторгнуться в его сознание. Джарлакс никогда прежде не ощущал такого мощного зова.

«Ему что-то нужно», – вещал Креншинибон у него в голове.

Джарлакс не хотел слушать кристалл, считая, что и своим умом в состоянии дойти до ясного понимания положения, но эта фраза его заинтересовала.

«У Артемиса Энтрери далеко идущие планы, – гнул свое хрустальный осколок. – Какие-то старые счеты, или, быть может, его привлекает некая ценность».

– Ну, уж, не счеты точно, – вслух ответил наемник, снимая повязку, чтобы общаться было легче. – Если бы Энтрери что-то такое и затаил, то сам бы разобрался с этим Сулезом. Он всегда работает в одиночку и гордится этим.

«Ты считаешь, это просто удачное совпадение, что какой-то оазис, о котором раньше никто даже не слышал, вдруг становится нужен нам сразу и в связи с Рэйкерсами, и с необходимостью возвести башню? – спросил Креншинибон, но не дал Джарлаксу ответить, а продолжал: – У Артемиса Энтрери есть какой-то тайный расчет. Поэтому он и хочет напасть на Даллабад. Тут и сомневаться нечего. Скорее всего, он знал, что наши осведомители станут убеждать тебя в необходимости захватить оазис, чтобы припугнуть пашу Дадаклана и хочет вставить свои условия в сделку».

– Скорее это Артемис Энтрери подстроил так, чтобы осведомители пришли к такому выводу, – хихикнул главарь.

«Возможно, он думает, что это приведет нас к гибели, – внушал осколок. – И тогда он от нас избавится и приберет все к своим рукам».

Джарлакс уверенно покачал головой.

– Если бы он хотел от нас избавится, то нашел бы какой-нибудь предлог и сбежал бы из города.

«Как Морик Бродяга, например?» – насмешливо осведомился Креншинибон.

Что правда, то правда. У Бреган Д'эрт длинные руки, и поймать беглеца не составило бы большого труда. Но все же Джарлакс сомневался, что убийца мог вынашивать планы побега, Во-первых, Артемис Энтрери должен понимать, что Бреган Д'эрт никогда вслепую не вступает в противостояние с врагом. К тому же, на взгляд наемника, было слишком опасно добиваться разгрома банды таким образом – не проще ли просто сообщить высокопоставленным людям Калимшана, что в Калимпорте объявилась шайка темных эльфов?

Все это он передал Креншинибону, и оба согласились на том, что дело здесь, пожалуй, в каком-то сокровище, хранящемся в Даллабаде.

Главарь прикрыл глаза, стараясь яснее ощутить, что по этому поводу думает кристалл, и громко рассмеялся, поняв, как схоже они мыслят. Обоих эти тайные игры забавляли и интриговали. Но каковы бы ни были личные мотивыЭнтрери и действительно ли оазис связан с пашой Дадакланом, это место в любом случае представляется полезным приобретением, к тому же заполучить его, похоже, несложно.

Причем хрустальному осколку Даллабад даже нужнее, чем темному эльфу, потому что он жаждал создать свое подобие – прозрачную башню, вбирающую солнечный свет.

Еще один шаг к достижению его конечной цели.

Глава 7 Сокровище, его сгубившее

Корин Сулез не сводил глаз с собственной правой руки, одетой в черную перчатку с красной вышивкой, сосредоточив на ней все мысли. Узорное шитье сейчас будто бы пульсировало, и добровольный затворник знал, что это означает: кто-то любопытный при помощи магии пытается узнать, что происходит в крепости.

Сулез сосредоточился. Недавно его посетил посредник из Калимпорта и приставал с вопросом, не продаст ли он свой ненаглядный меч, Коготь Шарона. Сулез, само собой, рассвирепел. Этот меч был ему дороже, чем любая из многочисленных жен и даже детей. Однако предложение было не пустячным, за оружие сулили горы золота.

Когтем Шарона Сулез владел давно, а, кроме того, прекрасно знал нравы подпольных цехов Калимпорта. чтобы понимать, к чему может привести нежелание торговаться и решительный отказ на столь щедрое предложение. Так что, обнаружив, что какой-то чародей сует свой нос в его дом, он не удивился. Сулез выяснил, что покупателем мог быть Артемис Энтрери и гильдия Басадони, а потому решил отнестись к нежданному любопытствующему со вниманием.

Наверняка они будут искать слабое место, но, ничего не найдя, успокоятся.

Сулез чутче прислушался к вибрациям волшебной перчатки и понял, что на этот раз любопытствовал не маг и не проницатель, то была сила другого рода, которую так просто не отвадишь. Она была знакома хозяину оазиса, и перчатка тоже ее различала.

– Псионик, – оторвав взгляд от перчатки, возвестил он командирам стражи, терпеливо дожидавшимся здесь же, в тронном зале.

Трое из них были его собственными детьми, четвертый – известный военачальник из Мемнона, а пятый – когда-то знаменитый, а теперь ушедший на покой вор из Калимпорта. Как удобно, отметил про себя Сулез, что прежде он состоял в гильдии Басадони.

– Если это действительно Артемис Энтрери и дом Басадони, – заметил он, – то им каким-то образом удалось найти псионика.

Командиры стали переговариваться вполголоса.

– Может, поэтому Артемис Энтрери и был все эти годы первым? – предположила Адания Сулез. самая младшая из командиров.

– Энтрери? – рассмеялся Прилайо, старый вор. – Он, конечно, умен, чертяка. Но псионические силы? Да ну! Они ему ни к чему, он с оружием мастер.

– Все же, кто бы ни положил глаз на мое сокровище, у него есть доступ к псионическим силам, – изрек Сулез. – Они думают, что нащупали слабое место и смогут этим воспользоваться. Из-за этого они более опасны, конечно. Не исключено нападение.

Все пять командиров слегка подобрались, но ни один не встревожился всерьез. Заговора против Даллабада между гильдиями Калимпорта нет. Корин Сулез выложил немалые деньги, чтобы узнать это наверняка. Кроме того, командиры понимали, что даже две-три, не говоря уж об одной гильдии, все равно бессильны против крепости. По крайней мере, пока перчатка и меч в распоряжении хозяина, могущество магов и чародеев им не страшно.

– Ни один солдат не проникнет за стены, – с самоуверенной усмешкой проговорила Адания. – И ни один вор не подберется к внутренним постройкам.

– Если только не воспользуется мощью какого-то дьявольского разума, – вставил Прилайо и поглядел на старшего Сулеза.

Тот расхохотался.

– Они думают, что нащупали слабину, – повторил он. – Но я легко остановлю их при помощи этого, – он поднял руку в перчатке, – к тому же у меня есть и другие средства. – И он замолчал, не договорив, а пятеро его командиров дружно заулыбались. Был еще шестой командир, его редко видели и редко вызывали, а прибегали к его услугам для допросов и пыток. Он предпочитал встречаться с людьми возможно меньше.

– Проверьте все защитные сооружения, – велел Сулез подчиненным. – А псиоником займусь я.

Взмахом руки отослав командиров, он уселся поудобнее и снова сосредоточился на черной перчатке с красными швами, похожими на вены. Больше всего на свете он хотел, чтобы завистливые людишки оставили его в покое, но все же рад был некоторому оживлению в монотонной жизни, ощущая, что кто-то так настойчиво пытается проникнуть в крепость.

А уж как рад будет Яраскрик.

* * *
Яраскрик, живший в глубоких туннелях под крепостью, о которых мало кто знал даже в ближайшем окружении Сулеза, уже почувствовал, что какой-то псионик пытается увидеть, что происходит в оазисе. Иллитид Яраскрик, или иначе, проницатель разума, был человекообразным существом с похожей на луковицу головой, в которой заключался могучий мозг, и щупальцами на месте носа, рта и подбородка. Кроме устрашающей наружности, иллитиды обладали определенной физической мощью, но их главной силой были псионические способности, намного превосходящие способности людей и даже дроу. Иллитиды могли поразить противника волнами мощнейшей ментальной энергии и превратить в раба, держа его сознание в полусонном состоянии. Но не меньше они любили полакомиться несчастной жертвой и высосать мозг, запустив внутрь черепа свои жуткие щупальца.

Яраскрик работал у Корина Сулеза уже много лет. Для хозяина оазиса он был не просто слугой, а любимчиком. Сулез считал, что иллитид должен быть доволен, что оказался здесь после короткого столкновения с ним. Сулез остановил волну ментальной энергии с помощью перчатки, и проницатель разума оказался совершенно беззащитен перед смертоносным мечом.

Но Корин не стал нападать. Вместо этого он заключил с уродом сделку, предложив ему жизнь и удобное место для медитаций – или чем там обычно занимались иллитиды – в обмен на помощь в защите оазиса Даллабад.

Все эти годы у шейха не раз возникали подозрения, что Яраскрика специально подослали к нему его странные сородичи, чтобы узнать побольше о возможностях черной перчатки, поскольку проницатели сознания нередко отправляли кого-то из своих в разведку, если вдруг обнаруживали нечто противостоящее их несокрушимой силе. Но на самом деле почти ничего полезного о перчатке Яраскрик не узнал, да он и не слишком торопился. Иллитиды были одними из самых терпеливых существ на свете, они получали больше удовольствия от процесса, чем от достижения цели. Так что Яраскрика вполне устраивало спокойное существование в тихих туннелях.

Он ощущал поток псионической энергии, проникавшей в оазис Даллабад, но был уверен, что это не его соплеменник. Как и все проницатели разума, Яраскрик не сомневался в своем превосходстве, поэтому даже не встревожился, а, напротив, обрадовался. Когда этот тупица Сулез перехватил поток своей перчаткой, Яраскрик даже слегка расстроился, но потом энергия вернулась, иллитид завладел ею и перевел на себя, в свою пещеру.

Обнаружив источник силы и увидев, кто ее посылает, иллитид несказанно удивился, как и существо на другом конце ментального коридора – дроу.

«Хасцаккин!» – невольно воскликнул темный эльф – так дроу называли иллитидов. В слове отражалось даже некоторое почтение, какого темные эльфы не испытывали ни к какому другому народу.

«Дайон Геннивальц?» – спросил иллитид, припомнив название города дроу, где он бывал в молодости.

«Мензоберранзан», – последовал ответ.

«Значит, Дом Облодра», – рассудил проницатель разума, поскольку все иллитиды Подземья знали об этом необычном семействе.

«Его больше нет», – ответил Киммуриэль.

Яраскрик ощутил его гнев, а потом Киммуриэль передал ему воспоминания о падении его надменного семейства. Когда наступило Смутное Время, обычная магия перестала действовать, но на псионические силы это не повлияло. В этот краткий промежуток члены Дома Облодра бросили вызов более могущественным семействам города, включая первый Дом Бэнр. Однако потом силы магов и колдунов вернулись, а вот псионические дали сбой. Ответ Матери Бэнр на поползновения четвертого Дома был сокрушительным – и дворец Облодры, и вся семья были уничтожены, сброшены в гигантскую расселину под названием Клорифта. Спасся только Киммуриэль – он успел сбежать, воспользовавшись своими связями с Джарлаксом и Бреган Д'эрт.

«Ты хочешь захватить оазис Даллабад?» – спросил Яраскрик, уверенный, что получит ответ, потому что псионики испытывали друг к другу особенное доверие.

«Даллабад будет нашим еще до наступления ночи», – честно ответил дроу.

Связь внезапно прервалась, и иллитид понял почему: в его жилище неожиданно вошел Корин Сулез, на правую руку которого была надета эта проклятая перчатка.

Проницатель разума отвесил хозяину поклон.

– Нас изучают, – сразу же переходя к делу, объявил Сулез, явно чувствуя себя неуютно один на один с мерзким созданием.

– Глаза разума, – проговорил иллитид неприятным бесцветным голосом. – Я почувствовал.

– Насколько они сильны?

Иллитид негромко булькнул, показывая, что к любому псионику неиллитиду относится снисходительно. Он не солгал, даже зная то, что этим псиоником был не человек, а дроу, да еще происходящий из такого знаменитого семейства. В сущности, противостояние с псиоником-дроу Яраскрика не беспокоило, но он достаточно хорошо знал темных эльфов, чтобы понимать: этот Облодра будет самой мелкой из неприятностей Корина Сулеза.

– Могущество – вещь относительная, – туманно ответил он.

* * *
Поднимаясь обратно во дворец по винтовой лестнице, Сулез почувствовал покалывание в волшебной перчатке. Не помня себя, он помчался наверх, не чувствуя напряжения и боли в слабых мышцах, уверенный, что нападение началось.

Отдуваясь и пыхтя, он вбежал в зал и увидел, что повсюду полно солдат, но они переговариваются между собой весело, а не тревожно.

– Это твое, отец? – обратилась к нему Адания, сверкая глазами.

Корин Сулез, ничего не понимая, пошел за ней в комнату, окно которой выходило на восток.

Через это окно можно было видеть сооружение, внезапно появившееся в оазисе Даллабад. Внутри крепостных стен.

Хрустальная башня, перст рока, создание Креншинибона, высилась, нестерпимо сияя на солнце.

Рука Корина Сулеза дрожала, проводя чрезвычайно сильную магическую энергию. Перчатка, способная улавливать волшебную силу и обращать ее против обидчика, никогда его не подводила. Однако одного взгляда на эту великолепную башню было достаточно, чтобы понять: в сравнении с ней он со своими игрушками всего лишь букашка. Корин не стал бы даже пытаться подчинить заключенную в башне энергию – она поглотила бы без остатка и его самого, и его перчатку. Сулез представил себя в виде горгульи на карнизе верхнего этажа сияющей твердыни, и его передернуло.

– Так это твое, отец? – повторила Адания. Корин обратил к ней бескровное лицо, и веселые искорки в глазах девушки сразу погасли.

* * *
Джарлакс воззвал к башне из пальмовой рощи за пределами крепости, где он и другие дроу стояли, окружив себя сферами непроглядной тьмы. В ответ внешняя стена башни вздулась, и к самым ногам наемника сквозь темные сферы протянулся туннель со ступеньками. Удостоверившись, что все солдаты на своих местах, Джарлакс вступил внутрь и прошел в башню. Он отдал хрустальному осколку мысленный приказ, и туннель втянулся, надежно заперев дроу внутри сооружения.

С этого высокого наблюдательного пункта посреди крепостного двора Джарлакс прекрасно видел все, что происходит вокруг.

«Можно затемнить свет?» – мысленно обратился он к башне.

«В свете – сила», – ответил Креншинибон.

«Твоя – может быть. А мне он неприятен».

Джарлакс ощутил в голове нечто сродни хихиканью, однако кристалл уступил: сделал толще восточную стену и приглушил освещение в комнате. Кроме того, он создал для наемника парящее в воздухе кресло, в котором тот мог бы перемещаться по всей комнате и обозревать все вокруг.

«Заметь, Артемис Энтрери тоже примет участие в штурме», – сказал Креншинибон и отправил кресло к северной стене. Джарлакс понял намек и стал пристально вглядываться туда, где за стенами крепости среди деревьев и валунов стояли шатры. Наконец, не без помощи кристалла, он приметил снующую из укрытия в укрытие фигуру.

«Он не проявлял такого рвения, когда мы пошли против паши Дадаклана», – присовокупил Креншинибон.

Само собой, он знал, что Джарлакс думает о том же. Все указывало на то, что у Энтрери здесь какой-то личный интерес.

Как бы то ни было, Джарлакса и Креншинибон это скорее забавляло.

Кресло снова переплыло через всю комнату, и Джарлакс увидел первую атаку – на стене возникло несколько темных сфер. Солдаты всполошились, с воплями отбежали и выстроились в боевом порядке – Джарлакс отметил, что очень слаженно, – но сразу вслед за этим последовало настоящее нападение, из-под земли на крепостном дворе.

Рай’ги пересек двор под землей и расположился в естественном туннеле, который так удачно оказался под самой крепостью, и оттуда направил серию заклинаний, растворив часть двора.

В тот же миг сквозь отверстие стали вылетать воины-дроу, сразу окутывая себя темными сферами, чтобы напугать противников и защитить себя от жгучего солнечного света.

– Надо было напасть ночью, – вслух буркнул Джарлакс.

«При свете дня моя сила в зените», – немедленно отреагировал Креншинибон, и Джарлакса остро резанул намек. Креншинибон недвусмысленно напомнил ему, что он один сильнее всей банды темных эльфов.

Главаря наемников неприятно поразила самоуверенность, с какой это было сказано, хотя он пока не понял почему.

* * *
Рай’ги стоял в туннеле под двором и отдавал приказы одержимым жаждой боя темным эльфам, взмывавшим вверх. Чародей и сам чувствовал прилив небывалого воодушевления. Как всегда в момент атаки, его кровь кипела, по все же он был недоволен, что Джарлакс решил начать операцию на рассвете – ему казалось, что ради прихоти воздвигнуть хрустальную башню в качестве наблюдательного пункта главарь транжирит силы своего войска, привыкшего к абсолютной тьме, ставит соплеменников в невыгодное положение. Несомненно, внезапное возникновение сияющей башни ошеломило противника и показало всю мощь нападающих. Рай'ги не спорил, что внезапный испуг – хорошее средство, но каждый раз, как очередной солдат взмывал навстречу дневному свету и вскрикивал от боли, колдун скрипел зубами от досады и думал о том, как странно стал вести себя их предводитель.

Не менее рискованным он считал и то, что на штурм крепости отправили дроу. Неужели нападение не удалось бы, если бы они действовали так же, как и с пашой Дадакланом: отправили бы на передовую людей, может, и кобольдов с ними, а темные эльфы вступили бы позже, незамеченными? А что теперь останется от оазиса Даллабад? Поскольку темные эльфы, как правило, сперва пускали в ход дротики, смазанные усыпляющим снадобьем, почти все защитники крепости останутся живы, и все равно их придется казнить потом, чтобы не разболтали, кто же на самом деле захватил оазис.

Рай'ги хорошо знал свое место в банде и понимал: чтобы низложить Джарлакса. пользуясь поддержкой большинства солдат, потребуется роковая ошибка, которая будет стоить жизни многим членам Бреган Д'эрт. Может, сегодняшнее нападение как раз и станет такой ошибкой.

Внезапно крики наверху усилились. Рай'ги поднял голову и увидел, что свет стал еще ярче, а темные сферы исчезли. Созданный им волшебный проход тоже внезапно заполнился камнем и землей, замуровав в своей толще двух солдат-дроу. Длилось это, правда, всего одно мгновение, а потом кто-то словно перехватил магическую энергию противника, пытавшегося помешать Рай’ги. Однако мгновения оказалось достаточно, чтобы от двух несчастных солдат осталось лишь мокрое место.

Чародей шепотом выругался, проклиная Джарлакса. однако сразу взял себя в руки. Надо дождаться конца штурма, тогда станет ясно, не обернется ли нападение, пусть даже провальное, к его личному благу.

* * *
Корин Сулез резко отпрянул. Увидев, что в отрезанный от остального мира оазис Даллабад ворвались темные эльфы, он не поверил своим глазам, но еще больше его ошеломил ответный магический удар, отдавшийся болью в обтянутой перчаткой руке. Чуть раньше, размахивая Когтем Шарона с кроваво-красным лезвием, оставлявшим в воздухе смоляно-черные следы, он выскочил из дворцовых помещений, чтобы подбодрить своих бойцов. Сулез кинулся в самую гущу битвы, туда, где над землей реяли темные сферы и откуда неслись крики боли и ужаса.

С помощью перчатки он сразу заставил черные шары раствориться и замуровал отверстие, сквозь которое из-под земли взлетали солдаты противника, однако в следующее мгновение он почувствовал встречный удар энергии такой силы и ярости, что совладать с ней у него не было никакой надежды. Источником ее была башня.

Башня! Темные эльфы! Конец близок!

Он бросился обратно во дворец, на ходу отдав приказ воинам сражаться до последнего. По обезлюдевшим коридорам он помчался в свои личные покои, отчаянно взывая к Яраскрику. За ним по пятам бежала любимая дочь Адания.

Никакого ответа.

– Он меня слышал, – не смутившись этим, уверенно бросил Сулез дочери. – Надо только отбежать подальше, чтобы иллитид мог появиться. А потом мы сообщим властям Калимпорта, что на нас напали темные эльфы.

– Ловушки в коридорах немного их задержат, – добавила Адания.

Она твердо в это верила, несмотря на то, что их враги таинственны и опасны. По всей длине коридоров, вившихся вокруг круглого центрального помещения, были установлены тяжеленные двери из толстых досок, обитых железными полосами, и каменных плит, способных помешать любому вторжению. К тому же между сокровищницей Сулеза и наружными стенами дворца имелось такое количество хитрых ловушек, что внутрь не пробрался бы ни один вор, даже самый опытный.

* * *
Но для самого умного препятствий не существовало.

Артемис Энтрери пробрался к основанию северной стены крепости незамеченным. Это и сейчас-то было непросто, а в обычных условиях и вовсе невыполнимо, поскольку вокруг крепости было открытое пространство шириной в сто футов, простиравшееся до стоящих в тени деревьев шатров и небольшого водоема. Однако в этот день условия были далеки от обычных. Поскольку башня возникла внутри крепостных стен, большинство солдат бросилось туда, не веря своим глазам. Стражники на стенах оцепенело уставились на невиданное чудо.

Добравшись до двадцатифутовой стены, Энтрери затаился. Он позаимствовал маскирующий плащ дроу – пивафви. На ярком солнце его защита была недолгой, но все же он скроет убийцу от взглядов стражников, приди кому-нибудь из них в голову мысль перегнуться за парапет посмотреть, что творится внизу.

Убийца дождался, пока в крепости начнется бой.

Для обычного человека эта отполированная стена, сложенная из белого мрамора, коричневатого песчаника и серого гранита, показалась бы неприступной. Но Энтрери прекрасно различал все шероховатости и впадинки, где можно было поставить ногу или зацепиться пальцами.

В считанные секунды он оказался наверху. На мгновение высунувшись из-за края стены, он увидел двух стражников, перезаряжавших арбалеты. Все их внимание было приковано к внутреннему двору, где шла жаркая битва.

Убийца в плаще-невидимке бесшумно перемахнул через стену. Спустя минуту он спускался во двор, одетый уже как солдат гарнизона Корина Сулеза.

Он присоединился к группе солдат, мчавшихся к месту схватки, но чуть позже отделился от них и незаметно отступил к открытым дверям главного входа, неподалеку от которого заметил самого Сулеза. Владыка оазиса, размахивая чудесным мечом, противостоял магии дроу. Когда Сулез вынужден был отступить, Энтрери находился в нескольких шагах позади него, поэтому и попал внутрь дворца раньше, чем шейх и его дочь.

Он беззвучно помчался вперед по коридорам, минуя расставленные западни, опережая Корина, Аданию и солдат, прикрывавших их отступление. Когда он достиг двери в личные покои Сулеза, у него в запасе оказалось достаточно времени, чтобы выяснить, что за хитрые устройства установлены на ней, и быстро и обезвредить.

Вот как получилось, что Артемис Энтрери уже успел затаиться внутри сокровищницы за гобеленом, свисавшим с потолка до самого пола, когда Адания Сулез толкнула роскошную дверь, обитую листовым золотом.

* * *
На западной стене крепости трем темным эльфам противостояли трое бойцов Даллабада – все опытные, отлично вооруженные воины. Они хоть и были испуганы, но сохранили достаточное присутствие духа, чтобы немедленно выстроиться клином, спинами к входу.

Дроу напали одновременно. У каждого было по два превосходных меча, которыми они орудовали с такой скоростью, что лезвия превращались в сверкающие диски.

Солдаты, к их чести, держали оборону уверенно, блокировали выпады, отражали удары и при этом, в отличие от многих своих товарищей, сдерживали временами готовые вырваться вопли ужаса. Постепенно, перебрасываясь короткими репликами по поводу техники противников, они стали настолько понимать все их обманные движения и последовательность ударов, что даже пару раз смогли перейти в нападение.

Воины-дроу продолжали бой, то атакуя, то защищаясь, но воины Сулеза разумно сохраняли строй и не поддавались на уловки темных эльфов. Звон стали не стихал. Своих лучших бойцов Корин Сулез снабдил зачарованным оружием, и оно не уступало клинкам дроу.

Темные эльфы перебросились несколькими словами, которых люди, конечно же, не поняли. Потом одновременно ринулись вперед, высоко подняв все шесть мечей. Солдаты тоже подняли мечи и щиты, и лязг металла слился в один долгий звук.

Но дроу тут же отбросили по одному мечу, и люди не успели сообразить, зачем им это нужно. Они продолжали парировать удары сверху, высоко держа щиты, и поняли свою ошибку лишь тогда, когда услышали щелчки маленьких самострелов и почувствовали впившиеся в незащищенное тело крошечные дротики.

Темные эльфы сразу отступили. Тонакин Та'салц, защитник, стоявший в центре, крикнул товарищам, что ранен, но легко. Стоявший слева от него солдат хотел сказать то же самое, но у него внезапно стал заплетаться язык. Тонакин бросил быстрый взгляд в его сторону и увидел, что тот падает на землю. Товарищ справа не отозвался вовсе.

Тонакин остался один. Глубоко вздохнув, он отпрянул к стене, а трое дроу подхватили брошенные мечи. Один из них что-то ему сказал, и, хотя слов он не понял, Тонакину все стало ясно.

Лучше бы ты заснул с остальными, сказал противник, и Тонакин согласился с ним, потому что в следующий миг на него обрушились удары всех шести мечей.

Отличным бойцом был этот парень – он даже сумел блокировать два удара.

* * *
Примерно то же самое происходило во дворе и на стенах крепости. Наемники Джарлакса нещадно теснили защитников, виртуозно орудуя мечами. Главарь банды велел им оставить в живых как можно больше солдат, пользоваться усыпляющим ядом и принимать добровольную сдачу в плен. Со своего наблюдательного пункта он, однако, видел, что многие его бойцы не дожидаются, сдадутся ли в плен те, кто оказался стоек к усыпляющим дротикам.

Но Джарлакса это не слишком беспокоило. В конце концов, это открытая схватка, в каких ему и его наемникам нечасто доводилось участвовать. Если окажется перебито слишком много солдат Даллабада и крепость некому будет поддерживать, он и Креншинибон легко найдут замену. В любом случае сам Корин Сулез силой кристалла оказался загнан внутрь собственного жилья, и вторая часть операции началась.

Пока все шло превосходно. Двор и стены были уже заняты, кое-где головорезы Бреган Д’эрт проникли внутрь дворца. Теперь, наконец, показались Киммуриэль и Рай'ги.

Киммуриэль гнал перед собой нескольких пленных. Он прочтет их мысли и сможет пройти по запутанным и напичканным западнями коридорам к Сулезу.

Из хрустальной башни Джарлакс все это видел. Ему тоже хотелось спуститься вниз и принять участие в общем веселье, однако он решил остаться здесь и разделить радость со своим самым могучим союзником – хрустальным осколком. Он даже позволил ему снова сделать восточную стену тоньше, и комнату залил солнечный свет.

* * *
– Да куда он провалился? – кипел Корин Сулез, стремительно расхаживая по комнате. – Яраскрик!

– Вероятно, он не может сюда проникнуть, – Предположила Адания, подходя ближе к гобелену.

Энтрери мог выскочить и убить ее одним ударом, после чего завладеть сокровищем. Однако он не поддался порыву, а остался стоять в укрытии, выжидая, что будет дальше.

– Вероятно, та же сила башни, что… – продолжала женщина, но отец ее перебил:

– Нет! На Яраскрика это не действует. Его народ… для них все по-другому.

Едва он это проговорил, Адания испуганно вскрикнула и отступила назад. Широко раскрытыми глазами она смотрела на отца, которого убийца видеть не мог.

Решив, что женщина настолько заворожена неизвестным зрелищем, Энтрери отважился высунуться из-за гобелена.

И он увидел, как из межуровневого псионического прохода возник иллитид и стал перед Корином.

Проницатель разума!

В смятении убийца отпрянул за занавесь. Мало что в мире могло напугать Артемиса Энтрери, с самого юного возраста научившегося выживать в жестоком мире улиц, ставшего непревзойденным мастером своего темного дела, побывавшего в Мензоберранзане и не раз дравшегося с дроу. Одним из этих немногих явлений был иллитид.

Убийца видел их в городе темных эльфов и ненавидел до дрожи. По меркам всех, кроме разве самих иллитидов, они были в высшей степени безобразны, но не это было самым страшным. Ужасало их поведение, другое видение мира, о котором помянул сейчас Корин.

Превосходство Энтрери над врагами состояло в том, что он понимал их намерения и действия лучше, чем они его. С темными эльфами, которые оттачивали искусство интриг столетиями, было немного сложнее, но различие между ними и людьми не было таким чудовищным. Не было никакой надежды приблизиться к мировоззрению иллитидов, Энтрери не мог бы разделить с иллитидом одну точку зрения.

Никогда.

Оттого он и счел за лучшее затаиться. Он впитывал каждое слово и напряженно прислушивался к каждому шороху.

– Ты почему не пришел раньше? – сердито спросил Сулез.

– Так ведь темные эльфы, – пробулькал Яраскрик, и Энтрери представилось, что говорит старик, в глотке которого полно мокроты. – Они уже в здании.

– Ты должен был появиться раньше! – вскричала Адания. – Мы бы тогда одолели…

Она задохнулась и отшатнулась, чуть не упав, – проницатель разума сразил её волной ментальной энергии.

– Что же мне делать? – застонал Корин Сулез.

– Делать нечего, – ответил Яраскрик. – Тебе не удастся остаться живым.

– Вс-вступай в п-переговоры, отец, – с трудом выговорила Адания. – Отдай им все, что потребуют, – иначе тебе не жить.

– Они сами возьмут все что нужно, – сказал Яраскрик. – Так что тебе нечего им предложить. Надежды никакой.

– Отец… – жалобно окликнула Адания.

– Напади на них сам! – внезапно потребовал Сулез, тыча в иллитида чудесным мечом. – Останови их!

Энтрери, собравшись с духом, чуть высунулся из-за занавеси и увидел, что иллитид хихикает, издавая при этом такие звуки, будто его душат.

Корин Сулез понял, что это значит, и густо покраснел.

– Ведь это дроу, неужели не понятно? – булькнул иллитид. – Надежды никакой.

Корин начал было спорить, уговаривать иллитида напасть на врагов, но вдруг ему как будто что-то стало ясно, он умолк, посмотрел на урода и изрек:

– Ты знал. Когда псионик проник в Даллабад, он тебе сообщил…

– Псионик был дроу, – согласился иллитид.

– Предатель! – завопил Корин Сулез.

– Это нельзя считать предательством, – возразил иллитид. – Мы никогда не были ни друзьями, ни союзниками.

– Но ты же знал!

Яраскрик не удостоил его ответом.

– Отец! – снова окликнула Корина дочь, ее била крупная дрожь.

Сулез тяжело дышал. Левой рукой он отер пот и слезы.

– Что же мне делать? – простонал он. – Что будет…

До Энтрери снова донесся кашляющий смех Яраскрика, в котором явственно слышалась насмешка.

Корин Сулез вдруг взял себя в руки и гневно поглядел на иллитида.

– Тебе смешно? – воскликнул он.

– Всегда забавно наблюдать за возней низших существ, – ответил Яраскрик. – Твои причитания так похожи на стоны твоих многочисленных жертв. Да, многие тщетно молили Корина Сулеза сохранить им жизнь, так и он сейчас будет умолять врага, которого не в силах одолеть.

– Зато ты хорошо знаешь этого врага!

– По мне уж лучше дроу, чем вы, жалкий народец, – легко согласился проницатель разума. – Они никогда не молят о пощаде, которой все равно не будет. В отличие от людей, они знают, что разобщенное, индивидуальное сознание слабо. Как и вы, они никогда не бывают заодно, но знают этот свой недостаток и принимают как неизбежное. – Иллитид сделал легкий поклон. – Это знак почтения в час твоей смерти, – пояснил он. – Я мог бы направить на тебя поток энергии, чтобы ты поймал его и перенаправил на темных эльфов, которые уже близко, но не стану этого делать.

По голосу владыки оазиса Энтрери понял, что на место отчаяния пришла ярость человека, которому больше нечего терять, – он не раз наблюдал такое за годы, проведенные в беспощадном уличном мире.

– Но у меня есть перчатка! – громогласно возвестил Корин и направил на Яраскрика волшебный меч. – Ты сдохнешь первым!

Но едва он это произнес, как иллитид словно просочился сквозь пол и был таков.

– Сволочь! – взвизгнул Сулез. – Сво… – Но его прервал громкий удар в дверь.

– Возьми свою волшебную палочку! – крикнул он, обращаясь к дочери, стоявшей у большого гобелена.

Адания стояла на месте с широко раскрытыми глазами, волшебная палочка была у нее за поясом, но она даже не шелохнулась. С тем же выражением лица дочь хозяина Даллабада осела на пол.

За ее спиной стоял Артемис Энтрери.

Выпучив глаза, Корин Сулез смотрел, как медленно оседает дочь, но потом остановил взор на убийце.

– Гораздо проще было продать мне меч, – как бы между делом бросил убийца.

– Я знал, что это твоих рук дело, Энтрери, – Прорычал Сулез и сделал к нему шаг, грозно выставив Коготь Шарона с кроваво-красным лезвием.

– Еще раз предлагаю тебе продать его, – проговорил Энтрери, и Корин замер, не веря своим ушам. – За ее жизнь, – добавил убийца, указывая на Аданию кинжалом. – Своей жизнью ты волен торговать как хочешь, только торговаться придется с другими.

Новый удар потряс дверь.

– Они уже рядом, Корин Сулез, – добавил Энтрери, – и их много.

– Ты привел темных эльфов в Калимпорт, – прорычал Сулез.

– Они сами пришли, – ответил убийца. – Просто я не был настолько глуп, чтобы мешать им. В общем, вот мое предложение, но оно последнее. Аданию можно спасти, она не мертва, а только спит.

В подтверждение своих слов он показал необычную крошечную стрелу, наконечник которой был пропитан усыпляющим зельем.

– Немедля отдай мне меч и перчатку, и она останется жить. А потом можешь торговаться за свою жизнь. Против темных эльфов меч тебе не поможет, потому что им вовсе не нужна магия, чтобы тебя убить.

– Если уж мне все равно придется торговаться за свою жизнь, то почему бы не делать это с мечом в руке? – спросил хозяин Даллабада.

Энтрери только указал взглядом на неподвижную Аданию.

– И я должен верить, что ты сдержишь слово?

Энтрери промолчал, не сводя с Сулеза ледяного взора.

В дверь резко постучали. Словно по сигналу, Корин метнулся вперед, изо всех сил полоснув мечом.

Энтрери мог бы убить Аданию и еще успеть увернуться, но не стал. Он скользнул за занавесь, растянулся на полу и пополз. Сразу за ним материя трещала, разрезаемая клинком Сулеза.

Коготь Шарона легко вспарывал толстую ткань и даже выбивал куски камня из стены.

Энтрери выскочил с другой стороны гобелена, а Сулез уже наступал с выражением не то безумия, не то ликования на лице.

– Как думаешь, дорого меня оценят темные эльфы, когда увидят, что я убил Артемиса Энтрери? – выкрикнул он, сделал ложный выпад и нацелился в плечо противника.

Энтрери уже держал в правой руке меч, по-прежнему сжимая кинжал в левой, и ударил вверх, отбив Коготь Шарона. Но Сулез оказался превосходным фехтовальщиком – он закрылся мечом еще прежде, чем убийца успел пустить в ход кинжал.

Энтрери предпочитал держаться подальше от его сокрушительного меча. Он достаточно знал о Когте Шарона. Маленькая царапина, которую он мог бы заработать, даже успешно отразив удар, в конце концов, свела бы его в могилу.

Энтрери решил медленно изводить противника, уверенный, что дождется удобной возможности.

Сулез сделал низкий выпад, и убийца подпрыгнул; замахнулся высоко, и Энтрери пригнулся. Третий выпад был нацелен в живот – блестящая быстрая комбинация, но даже задеть противника Сулезу не удалось. В следующее мгновение ему пришлось быстро отступить в сторону и ударить наотмашь, почти вслепую защищаясь от Энтрери, успевшего быстро переместиться вправо.

Сулез зарычал от бессильной злобы. Они снова стали друг напротив друга, футах в десяти. Энтрери был намерен вымотать противника.

Убийца заметил, что Корин Собирается отрезать ему возможность к отступлению.

– Ты так хочешь заполучить Коготь Шарона, – хохотнул Сулез, – и при этом не в силах хоть отчасти оценить его великолепие! Ты даже не представляешь, на что способен этот меч!

Энтрери отступал, перетаптываясь вправо-влево, под давлением Сулеза сужая поле боя. Он уже начал терять терпение, к тому же, судя по шуму за дверью, темные эльфы вот-вот ворвутся в сокровищницу. Энтрери стремился покончить со своим делом прежде, чем в комнату ворвется Рай'ги со своими головорезами.

– Думаешь, я стар? – бросил Сулез, совершая молниеносный выпад.

Энтрери закрылся и тут же контратаковал. При этом он повернулся и шагнул вперед, ударив кинжалом, но ему пришлось сразу отступить, чтобы не попасть под лезвие чудесного меча. Оно оказалось слишком близко от его руки, а парировать было нечем.

– Да, я стар, – продолжал противник, – но меч дает мне силу. В рукопашной я равен тебе, Энтрери, но когда у меня в руках этот меч, тебе просто не на что рассчитывать.

Он продолжал теснить, Энтрери отступал и почти прижался спиной к стене напротив входа. Места для маневра совсем не осталось, но зато и у Корина его тоже не было. А время поджимало.

– Ага, бежишь, как заяц, – поддразнил Сулез. – Знаю я тебя, Артемис Энтрери, знаю. Берегись! – И он стал размахивать перед собой мечом.

Убийца даже зажмурился, потому что клинок оставлял в воздухе черные, непрозрачные следы.

Он понял, что меч испускает тьму. В воздухе повисли веера густой черной сажи, перекрывая и так небольшую видимость. Теперь у Сулеза было преимущество – он сам ограничивал поле боя.

– Знаю я тебя! – выкрикнул Корин и бросился вперед, каждым взмахом создавая новую завесу сажи.

– Да, ты меня знаешь, – с ледяным спокойствием ответил убийца, и Сулез приостановился – такая сила слышалась в голосе врага. – Я являюсь тебе по ночам, Корин Сулез. Ведь ты видишь в своих самых страшных кошмарах, как на тебя смотрят чьи-то глаза?

Произнеся это, он шагнул к противнику и подбросил меч вперед под таким углом, чтобы Сулез мог видеть только блестящее лезвие.

В тот же миг дверь комнаты разлетелась на тысячу кусков.

Но хозяин оазиса не обратил на это внимания, поглощенный поединком. Отражая нападение, он с невероятной быстротой несколько раз ударил по клинку противника, то с одной, то с другой стороны. Однако Энтрери бросил меч так точно, что Сулез, удерживая его в воздухе своими молниеносными ударами, даже не понял, что клинок никто не держит.

Старик ринулся вперед и резко всадил Коготь Шарона туда, где, как ему казалось, за плотной завесой сажи стоял убийца.

И замер в тот же миг, почувствовав, как в спину ему впилось острие кинжала.

– Ты видишь в кошмарах чьи-то глаза, смотрящие на тебя, Корин Сулез, – промурлыкал Энтрери ему в самое ухо, – Это я на тебя смотрю.

Сулез чувствовал, что жизнь уходит из него. Энтрери ранил его не сильно, но это было и не нужно. Шейх и так почти покойник. Сулез выпустил Коготь Шарона и бессильно уронил руку.

– Дьявол, – прохрипел он убийце.

– Я? – с невинным изумлением откликнулся Энтрери. – А разве не ты готов был пожертвовать родной дочерью из-за какого-то меча?

И он быстро нагнулся и стянул с руки Сулеза черную перчатку. Она упала на пол рядом с мечом.

От входа донесся чей-то голос, резкий, но красивый, говоривший на непонятном языке. Плавная певучая речь часто прерывалась отрывистыми согласными.

Энтрери отошел от своей жертвы. Пелена сажи рассеялась, и Сулез увидел нескольких темных эльфов, вошедших в комнату.

Шейх глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. В конце концов, ему приходилось вести переговоры и кое с кем похуже дроу. Он смог поладить с иллитидом и самыми опасными главами подпольных цехов Калимпорта. Сулез внимательно следил за Энтрери, который, разговаривая с одним из темных эльфов, понемногу все больше отодвигался от своей жертвы.

Совсем рядом лежал драгоценный меч, величайшее сокровище, за которое Сулез действительно согласился бы отдать жизнь родной дочери.

Энтрери отступил еще на шаг, темные эльфы стояли на месте и не обращали на Корина ни малейшего внимания.

Коготь Шарона был так близко и словно звал его.

Собрав остатки сил и напрягшись, Сулез прикинул самый короткий путь к своему сокровищу, растянулся на полу, сунул правую руку в перчатку с красной вышивкой и, даже не осознав, что она сидит как-то не так, подхватил смертоносный волшебный меч.

Со звериным рычанием он обернулся к Энтрери.

– Скажи им, что я буду говорить с их старшим… – начал он, но запнулся и стал издавать такие звуки, будто кто-то неумело водил смычком по струнам.

Лицо его тоже странно исказилось и вытянулось.

Все замолчали и недоуменно смотрели на него.

– П-прова-вались ты в Девять Про-проклятых К-кругов, Энтрери! – с трудом выговорил он.

– Что с ним? – обратился к убийце Рай'ги. Энтрери не ответил, его забавляло зрелище того, как Сулез пытается бороться с властью собственного оружия. Его лицо еще больше вытянулось, а тело начало дымиться. Несчастный шейх попытался закричать, но лишь промычал нечто нечленораздельное. Дым сгустился, Сулеза била дрожь, он хотел завопить, но не смог – изо рта вырывались только клубы дыма.

Все вдруг прекратилось, и Сулез замер, глядя на Энтрери широко раскрытыми глазами и хватая ртом воздух.

Всего мгновение он стоял так, а потом на его лице появилось выражение такого ужаса, какого убийце сроду не приходилось видеть. Его это порадовало, а то слишком уж легко Сулез отказался от дочери.

Несчастного шейха словно разорвало. Кожа у него на голове разом обуглилась и сползла, явив присутствующим голый белый череп с выпученными от ужаса глазами.

Коготь Шарона с глухим стуком вновь упал на пол. Тело Корина Сулеза с голым черепом свалилось рядом.

– Объясни, что происходит, – потребовал Рай'ги.

Энтрери подошел к телу. На руке убийцы была перчатка, на первый взгляд парная той, что была на Сулезе, но на ту же руку. Он спокойно нагнулся и поднял свой трофей.

– Молись богам, чтобы я не попал в Девять Проклятых Кругов, как ты, Корин Сулез, – обратился он к трупу. – Если я найду тебя там, буду мучить вечно.

– Объясни же! – повысил голос Рай'ги;

– Объяснить? – переспросил Энтрери, поворачиваясь к разъяренному колдуну, и пожал плечами, словно и так все ясно. – Я подготовился как надо, а он дурак.

Рай’ги поглядел на него с угрозой, но Энтрери лишь улыбнулся, надеясь, что своим поведением вынудит его напасть.

Теперь и Коготь Шарона, и перчатка перешли к нему, и он мог останавливать и перенаправлять магическую энергию.

Рай'ги даже не представлял себе, как сильно все изменилось в единый миг.

Глава 8 Простая причина

– Башня останется. Так сказал Джарлакс, – заявил Киммуриэль. – Крепость почти не понесла потерь, оазисом Даллабад можно управлять, как прежде, и никто за его пределами не будет знать о захвате.

– Управлять, – с отвращением повторил Рай'ги и бросил взгляд на Энтрери, вошедшего в хрустальную башню вслед за ним. Ясно было, он считает, что все это подстроил убийца и, если что-то пойдет не так, обвинит в этом лично его. – Что же, Бреган Д'эрт превратится в надзирателей над потрошителями карманов?

– Даллабад принесет больше пользы, чем ты думаешь, – ответил убийца на ломаном языке дроу. – Пусть все остальные продолжают думать, что он никак не связан с домом Басадони. Мы разместим здесь помощников, они будут наблюдать за дорогой и сообщать нам новости задолго до того, как они достигнут города. Отсюда, находясь вдали от любопытных глаз паши Дадаклана и его приспешников, можно руководить большинством предприятий.

– И кто же эти надежные помощники, что будут прикрывать Бреган Д’эрт в Даллабаде? – поинтересовался Рай’ги. – Я думал послать сюда Домо.

– Домо и его вонючий народец ни за что не выйдут из отстойников, – вмешалась Шарлотта Весперс.

– Самое место для них, – буркнул Энтрери.

– Джарлакс намекнул, что, возможно, будет достаточно тех, кто остался жив, – сказал Киммуриэль. – Убитых немного.

– Объединиться с завоеванным домом, – протянул Рай’ги, покачивая головой. – Мы же сами их разгромили.

– Здесь все не так, как в Мензоберранзане, – возразил Энтрери.

Рай'ги все мерил по мерке темных эльфов. Среди его злопамятных сородичей родовая месть и сведение старых счетов тянулись годами.

– Посмотрим, – процедил колдун и сделал Энтрери знак задержаться, тогда как Киммуриэль, Бергиньон и Шарлотта двинулись к лестнице на второй этаж волшебной башни.

– Я знаю, что Даллабад был нужен тебе по какой-то личной надобности, – сказал Рай’ги, когда они остались наедине. – Возможно, это была месть, а может, ты затеял все ради этих перчатки и меча, что сейчас висит в ножнах у тебя на поясе. Но как бы то ни было, не думай, что я ничего не понял, человек.

– Даллабад – выгодное приобретение, – не моргнув глазом,ответил Энтрери. – У Джарлакса теперь есть место для башни. Всем хорошо.

– В том числе и Артемису Энтрери, – едко добавил Рай'ги.

В ответ убийца вынул из ножен Коготь Шарона и протянул ему для осмотра. Меч и впрямь был прекрасен – узкое, острое как бритва блестящее красное лезвие, по всей длине которого были выгравированы фигуры воинов и людей в плащах с капюшонами, а посередине бежал черный желобок. Убийца перехватил оружие за лезвие, и колдун увидел эфес с навершием в виде черепа, и саму рукоять в виде позвоночника с грудной клеткой, а перекрестье – кости таза, от которого широко расставленные кости ног загибались назад, к черепу, и в эту «петлю» из костей удобно ложилась рука фехтовальщика. Весь эфес был белым, как кость, выбеленная солнцем, а глазницы черепа то зияли черными провалами, то загорались красным огнем.

– Я очень доволен своим трофеем, – признался убийца.

Рай'ги внимательно осмотрел меч, а потом перевел взгляд на перчатку на руке убийцы.

– Такое оружие может стать проклятием, а не благословением, человек, – заметил колдун. – Выдающиеся мечи надменны, и их непомерная гордость иногда заражает разум владельца, а это может привести к самому плачевному исходу.

Они некоторое время смотрели друг другу в глаза. Потом Энтрери недобро усмехнулся и сказал:

– Я мог бы испробовать его на тебе.

Рай'ги угрожающе прищурился и вышел.

Пока он не скрылся на лестнице, Энтрери продолжал усмехаться, но на самом деле предупреждение Рай'ги попало в точку. Коготь Шарона обладал несгибаемой волей. Энтрери это прекрасно ощущал, и если не соблюдать высочайшую осторожность, клинок может довести его до беды, вроде той, что настигла Корина Сулеза.

Энтрери окинул себя взглядом, ни на миг не позволяя себе забыть, что меча нельзя касаться голой рукой.

Гибель его прежнего хозяина, которому Коготь Шарона спалил кожу на голове, заставила убийцу содрогнуться.

* * *
– Креншинибон легко управится с большинством оставшихся, – объявил Джарлакс приближенным, когда те собрались в комнате для приемов, созданной на втором этаже волшебной башни. – За пределами оазиса Даллабад все будут считать, что внутри семейства Сулеза произошла перестановка сил, не без поддержки со стороны гильдии Басадони.

– Адания Сулез согласилась остаться? – спросил Рай'ги.

– Она жаждала занять трон Даллабада еще до того, как Креншинибон проник в ее сознание, – пояснил Джарлакс.

– Вот она, преданность, – едва слышно бросил Энтрери.

А Рай'ги заметил:

– Мне эта девушка нравится все больше и больше.

– Но можно ли ей доверять? – спросил Киммуриэль.

– А мне ты доверяешь? – вмешалась Шарлотта. – Я ведь была в таком же положении.

– Да, только твой хозяин не был тебе отцом, – напомнил псионик.

– Нам нечего бояться Адании или других жителей оазиса, – положил конец пустым пререканиям Джарлакс. – Те, кто выжил, принадлежат теперь Креншинибону, а Креншинибон принадлежит мне.

От Энтрери не укрылось, что Рай’ги поглядел на главаря недоверчиво, да и его самого не раз посещала мысль: не запутался ли еще Джарлакс в том, кто кому принадлежит?

– Солдаты Корина Сулеза нам не изменят, – уверенно продолжал главарь. – К тому же они забудут события сегодняшнего дня, а поверят в ту версию, что мы им внушим, и станут всем ее передавать. Теперь оазис Даллабад нам как если бы разместили здесь целое войско темных эльфов.

– И ты доверишь управление этой женщине, Адании, несмотря на то, что мы убили ее отца? – полуутвердительно произнес Киммуриэль.

– Она сама сказала мне, что ее отца убила безумная страсть, чересчур сильная привязанность к мечу, – ответил Джарлакс. и все посмотрели на клинок, висевший на поясе Энтрери. Зловещий взгляд Рай'ги словно напоминал о предупреждении, которое он сделал убийце во время недавнего разговора.

Колдун хотел припугнуть Энтрери и дать ему понять, что теперь не спустит с него глаз. Он считал, что убийца воспользовался Бреган Д'эрт для своих личных целей, – а это опасная практика.

* * *
– Тебе все это не нравится, – заметил Киммуриэль, вернувшись вместе с Рай’ги в Калимпорт.

Джарлакс остался в оазисе, чтобы заняться остатками гарнизона Корина Сулеза и втолковать его дочери, какие действия от нее требуются.

– А как иначе? – отозвался Рай’ги. – С каждым днем его аппетиты на поверхности растут. Я думал, мы уже будем в Мензоберранзане к этому времени, а мы лишь крепче держимся за камни.

– За песок, – поправил Киммуриэль таким тоном, что было ясно – он тоже не в восторге от новых предприятий банды.

С самого начала Джарлакс посвятил их в свой план: выйти на поверхность и завербовать надежных помощников, по преимуществу людей, которые работали бы на них и помогали налаживать выгодную торговлю. Правда, главарь никогда не посвящал их в детали, но у обоих сложилось впечатление, что на поверхности они пробудут недолго.

Однако конца, похоже, не видно. Появилось магическое строение, явно зрели новые замыслы, а Дом Басадони осуществил новое завоевание. Но хуже всего то – хотя оба темных эльфа об этом молчали, – что такому безрассудному поведению Джарлакса было объяснение. Наверное, зря он отнял у отступника До'Урдена этот древний магический кристалл.

– Похоже, Джарлаксу начинает нравиться, – продолжал Киммуриэль. – Мы с тобой знали, что бесконечные войны на родине его несколько утомили, но, похоже, несколько недооценили, насколько велика эта усталость.

– Возможно, – откликнулся Рай’ги. – А может, стоит напомнить нашему другу, что это место не для нас.

Киммуриэль внимательно посмотрел на него, и этот взгляд ясно говорил, что он не понимает, каким образом можно «напомнить» о чем-то великому Джарлаксу.

– Начнем с краев, – ответил Рай'ги, повторив одну из любимых присказок главаря, характеризовавшую излюбленную тактику Бреган Д'эрт. Когда банде надо было внедриться куда-либо или что-либо завоевать, они всегда начинали издалека, постепенно подбираясь все ближе и плотнее сжимая хватку. – Морик уже достал драгоценности?

* * *
Он лежал перед ним во всем своем коварном великолепии.

Артемис Энтрери тяжело смотрел на Коготь Шарона, потирая влажные ладони. Одна часть его существа хотела схватить меч и начать противостояние, которое все равно было неизбежно, – противостояние воли человека и оружия. Если он одержит верх, меч действительно станет принадлежать ему, а если нет…

Он как наяву увидел момент чудовищного конца презренного существования Корина Сулеза.

Его собственное существование сейчас было не лучше, именно оно и подталкивало Энтрери на край гибели. Он не станет таким, как Сулез. Он не позволит мечу сделать себя заложником, узником в собственном доме. Нет, он будет господином. Или умрет.

Но все-таки смерть Сулеза была такой жуткой…

Энтрери потянулся к мечу, напрягая всю волю, ожидая сопротивления клинка.

В коридоре кто-то был.

Мгновенно натянув перчатку, убийца схватил меч и сунул его в ножны прежде, чем дверь в комнату распахнулась – очевидно, дроу считали, что человек не имеет права на частную жизнь и стучать не обязательно.

– Пошли, – отрывисто бросил Киммуриэль Облодра и развернулся, чтобы уйти.

Энтрери, однако, не шелохнулся, и дроу, поняв это, обернулся. На красивом, с точеными чертами лице Облодры отразилось изумление, почти сразу сменившееся угрозой.

– У тебя теперь отличное оружие, – заметил Киммуриэль. – Прекрасное дополнение к кинжалу. Не бойся. И я, и Рай'ги прекрасно понимаем, на что способна перчатка, которую ты носишь на правой руке не снимая. Мы знаем ее силу, Артемис Энтрери, и знаем, как с ней бороться.

Убийца и бровью не повел. Псионик блефует? А может, изобретательным приятелям действительно удалось найти способ противостоять перчатке? Как бы то ни было, в эту самую минуту Киммуриэлю все равно ничто не поможет. Убийца криво ухмыльнулся. Дроу тоже понимал, что человеку ничего не стоит без помех пересечь комнату, без труда отвратить всю его псионическую силу и всадить в него клинок.

Но если даже невозмутимый могущественный дроу и дрогнул, то виду не показал.

Как и Энтрери.

– В Лускане есть работа, – объявил, наконец, Киммуриэль. – Наш друг Морик так и не предоставил драгоценности.

– Что же, мне опять надо стать посыльным? – едко осведомился Энтрери.

– Больше никаких разговоров, – жестко сказал Киммуриэль. – Он нас подвел.

Беспрекословность его тона поразила Энтрери, но он и глазом не моргнул, а Киммуриэль снова повернулся и вышел. Убийца прекрасно понял, что дроу только что недвусмысленно отдал ему приказ убить Морика. Учитывая, что вор не оправдал надежд беспощадных дроу, ничего странного в этом не было. Но все же Энтрери показалось непонятным, почему Джарлакс с такой легкостью обрывал единственную ниточку, связывавшую их с богатейшим рынком Лускана, даже не потребовав у воришки объяснений. Джарлакс, конечно, и раньше вел себя необычно, но это было совеем из рук вон.

И тут Энтрери, вышедшему вслед за Киммуриэлем, вдруг пришло на ум, что главарь об этом даже не знает.

Смутные догадки и опасения лишь укрепились, когда они вошли в маленькую комнату. Там их ждал только Рай'ги.

– Морик снова подвел нас, – без обиняков приступил к делу колдун. – Он сам поставил на себе крест. Он знает о нас слишком много, а преданности в нем ни на грош, что же остается делать? Отправиться в Лускан и убрать его. Все просто. До драгоценностей мне дела нет. Если они у него, можешь использовать их по своему усмотрению. А мне принеси сердце Морика.

Договорив, он отошел в сторону, открывая волшебный межуровневый переход, на другом конце которого смутно виднелся переулок позади дома Морика.

– Надо бы снять перчатку, прежде чем ты войдешь внутрь, – заметил Киммуриэль, и Энтрери невольно подумал, уж не подстроено ли все это нарочно, чтобы обмануть его. Само собой, умный убийца предвидел такой поворот, а потому спокойно подошел к туннелю и шагнул внутрь, с усмешкой поглядев на псионика.

Он сразу оказался в Лускане и, обернувшись, увидел, что туннель за ним закрывается. Киммуриэль и Рай’ги смотрели на него оттуда, и их лица одновременно выражали злобу, замешательство и любопытство.

Энтрери на прощанье насмешливо помахал им рукой в перчатке, и туннель закрылся. Теперь они, конечно, задумаются, как это ему удается управляться с перчаткой, которая вроде как должна препятствовать любому волшебству. Дроу пытались выяснить, какова действительная мощь этого предмета и где пределы его возможностей, чего Энтрери и сам пока не понял. Однако помогать ненавистным дроу он не собирался, а потому подменил настоящую перчатку фальшивкой, с помощью которой обманул и Сулеза.

Едва выйдя из переулка, он поменял перчатки и спрятал поддельную в сумку на поясе, которую скрывал под плащом.

Попав в комнату Морика раньше хозяина, он с удивлением отметил, что тот даже не попытался усовершенствовать западни на двери своего жилища. Ему это показалось странным, поскольку, если Морик действительно подвел безжалостных дроу, ему следовало бы ожидать незваных гостей. А вор, похоже, продолжал жить в маленькой квартирке, как раньше.

Энтрери не хотелось сидеть здесь и тупо ждать, поэтому он вышел на улицу и стал бродить от одной забегаловки к другой. Несколько раз к нему пытались привязаться нищие, но ему хватало бросить взгляд, чтобы они сразу отставали. Один карманник позарился на его кошелек, но Энтрери одним движением сломал ему запястье и оставил парня сидеть в сточной канаве.

Решив, что уже пора бы возвращаться в жилище Морика, он набрел на одну таверну на улице Полумесяца, под названием «Мотыга». В заведении было почти пусто, дородный хозяин протирал барную стойку, по другую сторону которой примостился тощий человечек, развлекавший его своей болтовней. Энтрери задержал взгляд на одном из немногочисленных посетителей.

Человек, расположившийся за столиком рядом со стойкой, сидел, не привлекая ничьего внимания, а лицо его было полускрыто капюшоном поношенного плаща. Казалось, он спал – ссутулившись, клюя носом, мерно и глубоко дыша. Однако от Энтрери не укрылось, что голову он опустил ровно настолько, чтобы можно было видеть все происходящее вокруг. Похоже, он притворялся.

Еще он приметил, как вздрогнул человек, очевидно заметив его.

Энтрери подошел к стойке и встал рядом с беспокойным тщедушным человечком, который поспешил объявить:

– У Арумна уже закрыто.

Убийца смерил его презрительным взглядом.

– Разве тебя не устроит мое золото? – неспешно повернувшись, обратился он к тучном хозяину.

Трактирщик поглядел на него внимательно и оценивающе, и в его взгляде отразилось уважение. В ремесле Арумна одной из главных способностей было умение по достоинству оценить клиента. По скупым, четким и уверенным движениям незнакомца было ясно, чего он стоит. И тщедушный человечек, и «спящий» хранили молчание.

– Да ну, Джози просто выпендривается, не обращайте внимания, – добродушно промолвил Арумн, – Я и впрямь собирался сегодня закрывать пораньше. Посетителей мало.

Энтрери это устроило, но он продолжал смотреть туда, где сгорбился «спящий».

– Два медовых, – заказал он и бросил на стойку два золотых, превышавших стоимость выпивки раз в десять.

Не обращая больше внимания ни на Арумна, ни на беспокойно ерзавшего рядом Джози, он пристально следил за третьим посетителем. Джози даже осведомился, как зовут господина, но Энтрери пропустил вопрос мимо ушей. Он внимательно разглядывал сидевшего, уже уверенный, что это Морик.

Хозяин поставил заказ на стойку. Убийца обернулся, взял затянутой в перчатку рукой один стакан с темной жидкостью и поднес его к губам, а второй толкнул левой рукой так точно, что он проехался по всей стойке и полетел с нее прямо на колени «спящему».

Арумн от неожиданности ойкнул. Лягушачий Джози вскочил.

Морик – а это действительно был он – в последнее мгновение поймал полный стакан и быстро отвел подальше руку, чтобы не забрызгаться. Энтрери довольно усмехнулся.

Он слез с табурета, прихватив свою выпивку, и сделал вору знак выйти с ним на улицу. Но не успел он сделать и шагу, как почувствовал, что кто-то хочет схватить его за руку. Это был Лягушачий Джози.

– Нет, нельзя! – тонким голосом прокричал человечек. – Нельзя выносить стаканы из бара!

Энтрери взглянул сначала на его руку, а потом так спокойно и холодно посмотрел в глаза этому заморышу, что тот понял: дотронься он еще раз, и поплатится за это жизнью.

– Нел… – снова начал Джози, но голос его дрогнул, и он ретировался к стойке.

– По-моему, золота достаточно, чтобы за них заплатить, – заметил убийца хозяину, которому тоже было несколько не по себе.

Идя к двери, убийца с некоторым удовольствием прислушался, как Арумн шепотом ругает Джози за его дурость.

На улице было темно и тихо, и Энтрери отчетливо ощущал напряжение Морика. Тот то и дело беспокойно стрелял глазами по сторонам.

– Камешки у меня, – торопливо возвестил он.

Бродяга направился к своему жилью, и Энтрери зашагал вслед за ним.

Едва они вошли в комнату, Морик подал ему весьма увесистый мешочек, чем, на взгляд Энтрери, вполне оправдал ожидания своих хозяев. Но если драгоценности были у него, почему вор не передал их в срок? Ведь Морик не дурак, должен понимать, насколько коварны и опасны его партнеры.

– А я все думал, что ж меня не зовут, – стараясь казаться спокойным, промолвил вор. – Камешки я получил на следующий день после того, как ты ушел, но от Рай’ги и Киммуриэля не было ни слова.

Энтрери кивнул, почти не удивившись, – собственно, чего-то в этом духе он и ожидал. Это ведь дроу. Они убивают, когда им удобно, когда хочется. Может, они послали Энтрери в надежде, что Морик окажется сильнее. А может, им все равно. Просто охота позабавиться.

В любом случае Рай’ги и Киммуриэль решили вмешаться в действия Джарлакса. Убить Морика, потом всех подобных ему, оборвать все связи на поверхности и отправиться домой. Энтрери поднял руку в перчатке, проверяя, нет ли здесь сверхъестественных излучений. Какие-то незначительные вмешательства обнаружились на самом Морике и в комнате, но ничто не указывало на то, что за комнатой следят. Однако, будь то магия или демонические силы, он все равно не смог бы ничего поделать, это Энтрери уже уяснил. С помощью перчатки он мог перенаправлять только те волны, что были нацелены непосредственно на него. Приходилось признать, что возможности столь желанной добычи ограничены. Он мог бы обратить против Рай'ги разряд волшебной энергии, но если бы колдуну пришло в голову создать в комнате большой огненный шар…

– Что ты делаешь? – спросил Морик у убийцы, явно чем-то озабоченного.

– Смойся, – приказал убийца. – Исчезни из дома и из города, по крайней мере на короткое время.

Морик ошарашено смотрел на него.

– Ты что, не слышишь?

– Это приказ Джарлакса? – явно растерявшись, уточнил вор. – Он боится, что меня раскрыли и его как-то свяжут со мной?

– Я приказал тебе убираться отсюда, Морик, – ответил Энтрери. – Я, а не Джарлакс, и уж точно не Киммуриэль и не Рай'ги.

– Разве я тебе помешал? – спросил Морик. – Из-за меня ты теряешь позиции в гильдии?

– Ты что, совсем дурак?

– Мне же пообещали сказочное богатство! – заупрямился Морик. – Я согласился только потому…

– …что у тебя не было выбора, – закончил за него убийца. – Я знаю, что это так, Морик. Может, отсутствие выбора и спасет тебя сейчас.

Морик упрямо покачал толовой:

– Мой дом в Лускане.

Перед его глазами сверкнуло кроваво-красное лезвие Когтя Шарона. Клинок просвистел справа и слева от вора, а потом прямо над его головой. С каждым взмахом появлялась завеса да сажи, так что Морик очутился словно в черной коробке. Все произошло так быстро, что он не успел даже потянуться к своему оружию.

– Меня послали не затем, чтобы забрать драгоценности, и даже не затем, чтобы пожурить и пригрозить тебе, идиот, – ледяным тоном сказал Энтрери. – Меня послали убить тебя.

– Но…

– Ты даже не представляешь, с каким злом связался, – перебил убийца. – Беги отсюда, скройся из города. Спасай свою жизнь, тупица. Если найти тебя будет непросто, они и искать не будут – ты для них слишком мелкая рыбешка. Так что беги, прячься и молись, чтобы ваши пути больше не пересеклись.

Морик, совсем ошалев, открыл рот, да так и стоял, окруженный черными завесами. Он чуть повел глазами вокруг себя, судорожно сглотнул, только сейчас поняв, что за человек стоит перед ним. Несмотря на то, что в первый раз Энтрери легко проник сквозь все препоны и капканы, расставленные Мориком, вор только сейчас, после столь блестящего представления, до конца осознал, что этот человек смертельно опасен.

– Но зачем им? – дрожащим голосом спросил Морик. – Ведь я же их помощник, я соглядатай Бреган Д'эрт на севере. Сам Джарлакс приказал мне… – Он осекся, потому что Энтрери громко расхохотался.

– Ты для них всего лишь иблис, отребье. Ты не дроу. И уже поэтому с тобой можно делать все что угодно. Они убьют тебя. Я здесь для того, чтобы прикончить тебя на месте.

– А ты их ослушался, – подхватил Морик, и по его голосу можно было понять, что он еще не решил, верить убийце или нет.

– Ты думаешь, это проверка твоей преданности, – догадался Энтрери, покачивая головой. – Дроу это не нужно, Морик, поскольку они ее от тебя не ждут. Они больше полагаются на страх.

– Но при этом ты предаешь их и отпускаешь меня, – заметил Морик. – Мы с тобой не друзья, ничего друг другу не должны и почти не знакомы. Почему ты мне все это рассказал?

Энтрери чуть отступил и сам задумался. Это действительно трудно понять. Ведь можно было покончить с этим делом и спокойно отправляться в Калимпорт. А он, наоборот, вопреки всякому здравому смыслу, решил отпустить Морика. ничего от этого не выгадав.

«Что это со мной?» – недоумевал убийца. Он убивал, особо не задумываясь, по приказу какого-нибудь паши убирая дерзкого или неугодного, мелкую сошку. Он выполнял приказ и убивал людей, никогда не интересуясь степенью вины своих жертв.

Нет, такого быть не может, решил Артемис Энтрери. Все они, отправленные им на тот свет, или занимались темными делишками, или же были незадачливыми простаками, на свою голову ввязавшимися в нехорошие дела, или стояли на его пути. Даже Дзирт До'Урден, само благородство в темном обличье, попал в число его врагов, выручив хафлинга Реджиса с волшебной рубиновой подвеской, которую этот глупый коротышка стащил у паши Пуука. Ему потребовалось несколько лет, чтобы поквитаться с дроу, но в его понимании смерть Дзирта стала воздаянием за его несвоевременное вмешательство. Энтрери верил, что все, кто умирал от его руки, так или иначе были участники большой гонки, гнались за властью и богатством и ради этого отказались от чистоты души.

Он верил, что каждый, кого он убил, этого заслуживал, потому что сам он был убийцей среди убийц, участник жестокой игры, где каждый либо выживал, либо погибал.

– Так почему же? – вывел его из задумчивости голос Морика.

Убийца смотрел на него некоторое время, а потом, желая покончить с чересчур сложными вопросами, дал простой и ясный ответ, который, на самом деле, многое о нем говорил:

– Потому что я ненавижу дроу гораздо больше, чем людей.

Часть 2 Кто хозяин, а кто орудие?

Энтрери снова связался с Джарлаксом?

Казалось бы, довольно странный союз, и для многих (как когда-то и для меня) – воплощение самых жутких ночных кошмаров. Думаю, во всем мире не найти никого хитрее и изобретательнее расчетливого и корыстного до мозга костей главаря Бреган Д'эрт. Джарлакс, умеющий процветать где угодно и способный даже из навоза создать дворец. В матриархальном Мензоберранзане Джарлакс благоденствовал не хуже Матери влиятельного Дома.

Для меня Джарлакс – загадка, он знал моего отца Закнафейна и даже, как утверждает, дружил с ним.

Но если он был дружен с Закнафейном, как же он мог сблизиться с Артемисом Энтрери? На первый взгляд это просто нелепо, и, тем не менее, я верю и в дружбу Джарлакса с моим отцом, и в то, что он опять заодно с Энтрери.

Если подходить непредвзято, ничего необъяснимого в этом союзе нет. Энтрери всю жизнь таился в тени, карая тех, на кого укажет тот, кто больше заплатит. Хозяина у него никогда не было, даже входя в состав какой-нибудь гильдии, он все равно оставался наемником. Наверняка такой блестящий боец, как он, пришелся ко двору в Бреган Д'эрт, особенно когда дроу вышли на поверхность и стали нуждаться в людях, которые могли бы служить для них прикрытием. Так что для Джарлакса дружба с Энтрери оказалась очень полезной.

Но эту пару связывает и нечто иное. Это ясно из того, как Джарлакс говорит об убийце, Он приложил много усилий ради устройства нашего поединка. Он сделал это не ради простой забавы и, уж конечно, не в услугу мне, а единственно в попытке повлиять на душевное состояние Энтрери. Джарлакс трезво оценивает мастерство и опыт убийцы, но заботится о нем, как настоящий друг.

Какое-то в этом есть несоответствие.

Мастерство Энтрери и Джарлакса как будто взаимно дополняют друг друга, но их представления о нравственности и темперамент совершенно различны. Но ведь именно на этих основах и держится прочная дружба?

А может, и нет.

Джарлакс намного великодушнее Артемиса Энтрери. Наемник может быть жесток, но не из прихоти. Им руководит расчет, он во всем ищет выгоду, и все же его великодушие иногда одерживает верх над алчностью. Несколько раз он мог бы доставить мою голову Матери Бэнр или Матери Мэлис и отхватить большой куш, но он позволял мне бежать. Разве Артемис Энтрери способен на такое великодушие?

Да ни за что.

Вообще-то я подозреваю, что если бы Энтрери узнал о том, что наемник спас меня после поединка в башне, то сначала попытался бы убить меня, а потом наверняка накинулся бы на Джарлакса. Такое вполне может произойти, но я полагаю, что Энтрери тогда поймет, что связался с чересчур сильным противником. Я имею в виду, конечно, не самого главаря, хотя он хитер и, как говорят, превосходно дерется, а его многочисленных и весьма опасных сторонников.

Вот почему Джарлакс так заинтересован в Энтрери. Он отчетливо видит, на что способен убийца, но не боится его, ведь Энтрери никогда не сможет объединить людей так, чтобы каждый зависел от другого. Энтрери не сможет убить Джарлакса, потому что будет в нем нуждаться.

Уж об этом наемник позаботится. Он оплетет его своей паутиной, которая тем прочнее, что выгода их взаимоотношений всегда будет обоюдна. Залог безопасности Бреган Д’эрт, у которой множество завистливых врагов, – сам Джарлакс, как никто умеющий сдерживать и успокаивать всех. Он непревзойден в умении оставить довольным каждого, он дипломат до мозга костей, тогда как Энтрери – одиночка, который хочет быть выше всех.

Джарлакс сплачивает. Энтрери добивается всего сам.

Однако он не может даже надеяться держать верх над главарем наемников. Джарлакс для этого слишком умен и предусмотрителен.

Но, несмотря на все это, я полагаю, их содружество будет крепнуть. Конечно, столкновения, причем небезопасные для обеих сторон, будут иметь место. Нельзя даже исключать, что Энтрери уже знает, что меня спасли и отпустили, и убил Джарлакса или сам погиб при попытке покушения. Но чем дольше они вместе, тем прочнее будут их отношения, и все больше станут походить на дружбу.

Я так говорю потому, что мне кажется, мировоззрение Джарлакса, в конце концов, возобладает, потому что из них двоих Артемис Энтрери более ущербен. Он не умеет доверять, потому ему так хочется все держать в своих руках. И хотя именно это делало его непревзойденным воином, это же сделало его жизнь пустой.

Их деловые отношения сводятся к тому, что Джарлакс обеспечивает безопасность Энтрери, а тот, в свою очередь, служит связующим звеном между бандой наемников-дроу и миром поверхности.

Но если говорить о личном, дроу дает убийце шанс вырваться из рамок, в которые он сам себя загнал, перестать быть волком-одиночкой. Я помню, как мы с Энтрери уходили из Мензоберранзана, где каждый из нас был пленником, только я у Бэнр, а он у Бреган Д'эрт. Там, в этом темном городе, убийца увидел собственное отражение, и оно ему не понравилось. Тогда почему же теперь он снова вернулся к Джарлаксу?

Перед обаянием главаря наемников трудно устоять, он обладает интуитивным пониманием того, как привлекать нужных людей и привязывать их к себе. В неизбежном столкновении мировоззрений, характеров и нравственных правил побеждает наемник, о чем говорит хотя бы то, что убийца и дроу снова вместе. И пусть Энтрери пока не осознает этого, я уверен, он приобретет больше не столько от союза, сколько от личного примера Джарлакса.

Быть может, с помощью наемника Энтрери поймет, как уйти от своего нынешнего бесцельного существования.

Или Джарлакс его убьет.

Но в любом случае всем прочим станет только лучше, как мне кажется.

Дзирт До'Урден

Глава 9 Господство и сотрудничество

Этим вечером в «Медном муравье» было довольно людно, хафлинги сгрудились вокруг столов и играли в кости или другие игры, но все шепотом обсуждали последние происшествия в городе и округе. Переговариваться старались как можно тише, потому что в зале находились двое непосредственно причастных к этим событиям.

Шарлотта Весперс ощущала, что на нее смотрит множество глаз, и знала, что многие хафлинги здесь – приятели ее спутника. Сперва она чуть было не отказала Энтрери прийти на встречу с ним сюда, в дом Двайвел Тиггервиллис, но теперь видела, как удачно выбрано место. «Медный муравей» не просматривали ни Рай'ги, ни Киммуриэль, а это, как сказал Энтрери, первейшее условие любой встречи.

– Как ты можешь в открытую ходить по улицам Калимпорта с этим мечом? – негромко спросила Шарлотта.

– Да, он заметный, – согласился убийца безмятежно.

– Он знаменит, – возразила она, – Любой, кто знал Корина Сулеза, понимает, что добровольно тот ни за что не расстался бы с клинком, а ты демонстрируешь его всем и каждому. Всякий может решить, что между Домом Басадони и падением Даллабада есть прямая связь.

– Как это? – спросил он, откровенно наслаждаясь выражением, появившимся на лице Шарлотты.

– Корин мертв, а у Артемиса Энтрери его меч, – сухо процедила женщина.

– Правильно, он мертв, а потому меч ему больше не нужен, – беззаботно ответил убийца. – В городе считают, что он погиб во время переворота, устроенного его собственной дочерью, а она, по слухам, вовсе не имела желания стать рабыней Когтя Шарона, как ее отец.

– И поэтому он попал в руки Артемиса Энтрери? – усмехнулась она.

– Ходят слухи, что толчком к перевороту стал отказ Сулеза продать меч за назначенную цену. Баснословные деньги, между прочим, – продолжал Энтрери, непринужденно откидываясь на спинку стула. – Когда Адания узнала, что отец отказался от сделки…

– Невозможно, – выдохнула Шарлотта. – И ты думаешь, кто-то поверит в эту байку?

Энтрери криво усмехнулся.

– Тому, что болтает Шалази Озуль, обычно верят, – заметил он. – Некто наводил через него справки, не согласится ли Корин уступить меч. Причем было это за пару дней до захвата Даллабада.

Шарлотта тоже откинулась на кресле, обдумывая только что услышанное. На улицах действительно говорили, что Корин погиб в результате переворота, ведь Джарлакс при помощи кристалла держит в подчинении остатки гарнизона, и поступление сообщений из Даллабада не прекращалось. Пока власть Креншинибона крепка, никто так и не узнает, что же на самом деле произошло в оазисе. И если Энтрери говорит правду – а у Шарлотты не было причин в этом сомневаться, – отказ Корина Сулеза продать меч и впрямь свяжут с переворотом, а не с кражей или нападением Дома Басадони.

Она внимательно разглядывала Энтрери, и в ее глазах отражались и злоба, и восхищение. Чтобы заполучить желанный меч, он обо всем заранее позаботился. При этом, зная об отношениях убийцы с Киммуриэлем и Рай’ги. Шарлотта нисколько не сомневалась, что он навел темных эльфов на Даллабад специально ради того, чтобы завладеть оружием.

– Сложную паутину ты плетешь, – бросила она.

– Я слишком много времени провел с темными эльфами, – небрежно откликнулся он.

– Но ты ходишь по краю, – сказала женщина. – Многие гильдии подозревают, что свержение Сулеза связано с Домом Басадони, а ты расхаживаешь повсюду с этим мечом. Конечно, более правдоподобными кажутся другие слухи, однако твое поведение только усиливает подозрения о нашей причастности к смерти Корина Сулеза.

– А к чему склоняются паша Дадаклан и паша Ронин? – прикидываясь озабоченным, спросил Энтрери.

– Дадаклан осторожен и ничего не станет предпринимать открыто, – ответила Шарлотта. Поверив его притворству, она говорила убежденно, и он усмехнулся про себя. – Конечно, сложившееся положение его не слишком радует, как и возможные последствия.

– Это можно сказать и обо всех остальных, – предположил убийца. – Если только Джарлакс не обнаглеет настолько, что понастроит новых башен.

Он говорил подчеркнуто серьезно, чтобы проверить реакцию Шарлотты, – ничего такого, чего она сама не знала бы, он ей не сказал. Энтрери заметил, что ее губа слегка дрогнула. Что это: страх, презрение, досада? Убийца знал, что Рай'ги и Киммуриэля не устраивали действия Джарлакса, кроме того, они предполагали, что влияние властного и чуткого Креншинибона может привести к большим неприятностям. Они послали его к Морику, чтобы ослабить позиции банды на поверхности, это ясно, но почему тогда Шарлотта жива? Или, может, она заодно с этой парочкой, которая положила глаз на трон главаря?

– В любом случае дело сделано, и ничего не попишешь, – заключил Энтрери. – Я на самом деле очень хотел иметь Коготь Шарона. Разве есть на свете воин, который от него отказался бы? Но это только на руку Бреган Д'эрт, ведь Шалази Озуль продолжает рассказывать каждому встречному о щедром предложении, которое Сулез отклонил. А Адания никогда и не скрывала, что считает нелепым отношение отца к этому оружию. Джарлаксу нужно было место для возведения башни, он его получил. Теперь у Бреган Д’эрт есть своя застава за пределами города, и если что-то будет угрожать нам извне, то мы будем готовы. Все в выигрыше.

– А Артемис Энтрери получил меч, – заметила Шарлотта.

– Все в выигрыше, – повторил он.

– Если только мы не станем делать слишком больших и смелых шагов, иначе весь мир объединится против нас.

– Джарлакс уже много веков балансирует на грани, – ответил Энтрери. – Пока не свалился.

Шарлотта хотела что-то ответить, но все-таки придержала язык. Однако Энтрери этого было достаточно: весь разговор он затеял лишь для того, чтобы женщина хоть на миг перестала контролировать себя и проявила истинные чувства. Она чуть было не произнесла, что все эти долгие века у Джарлакса не было Креншинибона, и значит, тот впервые был в подчинении у кого-либо.

– Ничего не говори о наших опасениях Рай’ги и Киммуриэлю, – потребовал Энтрери. – Они и так напуганы, а тот, кто боится, пусть это даже дроу, может наделать непоправимых ошибок. Мы будем наблюдать со стороны – может, удастся как-то выйти сухими из воды, если начнется междоусобная война.

Шарлотта кивнула и поняла, что на этом разговор окончен. Женщина встала и вышла из комнаты.

Энтрери не поверил ей ни на йоту. Он-то был уверен, что Шарлотта тотчас же донесет Рай’ги и Киммуриэлю, надеясь извлечь из этого какую-нибудь выгоду для себя. Но ради этого все и затевалось. Энтрери вынудил Шарлотту проявить себя, показать, на чьей она стороне в этом хитросплетении интриг. Само собой, оброненное им замечание о том, что им вдвоем удастся выбраться, когда станет слишком жарко, женщина восприняла как пустую болтовню, потому что неплохо знала убийцу и понимала, что меньше всего он будет печься о ее участи, когда надумает сбежать от Бреган Д'эрт. Скорее он недрогнувшей рукой всадит ей кинжал в спину, как и всем прежним своим «союзникам», от Талана Белмера до крысиного оборотня Рассистера.

Энтрери подумал, что Рай’ги, Киммуриэль и Шарлотта, вероятно, правы, думая, что Креншинибон плохо влияет на хитрого главаря наемников, заманивая его на дорогу, которая приведет к крушению планов Бреган Д’эрт на поверхности. Энтрери это, понятное дело, мало беспокоило: он был бы только рад, если бы темные эльфы убрались восвояси. Гораздо больше убийцу волновало то, как будут развиваться его взаимоотношения с руководителями, банды. Рай’ги и Киммуриэль ненавидели его лютой ненавистью, не только из-за того, что ему не посчастливилось родиться дроу, а еще и потому, что мастерство Энтрери и его умение выживать в самых жестоких обстоятельствах их пугали. Он вполне ясно представлял, что его ждет, лишись он покровительства Джарлакса. Заполучив Коготь Шарона, грозу всех магов и псиоников, Артемис Энтрери слегка было приободрился, но меч сам по себе не давал ему никаких преимуществ в открытом бою с дроу. А если эта парочка приберет к рукам всю Бреган Д’эрт, то, располагая силами в сотни великолепно вымуштрованных темных эльфов…

Об этом ему даже думать не хотелось.

Единственное, в чем не было никаких сомнений: его гибель последует тотчас за свержением Джарлакса.

* * *
Киммуриэль с некоторым трепетом продвигался по туннелям под Даллабадом. Все-таки он шел на встречу с хасцаккином, иллитидом, а они все непредсказуемы и смертельно опасны. И все же он отправился один и даже Рай'ги не признался, куда идет.

Есть вещи, понятные только псионикам.

За крутым поворотом он наткнулся на поджидавшего его урода с похожей на луковицу головой, который спокойно сидел в нише на камне. Несмотря на то, что глаза Яраскрика были закрыты, Киммуриэль знал, что тот не спит, чувствуя исходящую от него энергию.

«Похоже, я правильно сделал, что стал на сторону Бреган Д'эрт», – обратился к нему иллитид.

«Дроу сильнее людей», – согласился темный эльф, настраиваясь на его волну.

«Сильнее этих людей», – поправил Яраскрик.

Киммуриэль поблагодарил поклоном, решив, что тема исчерпана, но Яраскрик не думал останавливаться.

«Сильнее Корина Сулеза, – продолжал иллитид. – Мания обладания одним магическим предметом сделала его ущербным».

Тут Киммуриэль понял, что связывало проницателя разума и жалкого владельца оазиса Даллабад. А иначе, зачем существу, обладавшему таким могуществом, столь бездарно тратить свое время?

«Тебя послали изучить волшебный меч и перчатку», – предположил он.

«Мы хотим понимать все, что мешает проявлению нашей силы, – с готовностью признал Яраскрик. – Но нет вещей, чье могущество беспредельно. И эти оказались не так сильны, как надеялся Корин Сулез, иначе захват не состоялся бы».

«Мы это тоже поняли», – подтвердил дроу.

«Я все равно собирался расстаться с Корином Сулезом», – сказал Яраскрик.

Это означало, что иллитид – а эти существа считались самыми дотошными на свете – полагал, что узнал о перчатке и мече все, что только возможно.

«Человек по имени Артемис Энтрери прибрал к рукам и перчатку, и Коготь Шарона», – сказал дроу.

«Само собой, это и было его целью, – ответил иллитид. – Он боится тебя, и правильно делает. У тебя сильная воля, Киммуриэль из Дома Облодра».

Дроу снова поклонился.

«Меч по имени Коготь Шарона следует уважать, а еще больше – перчатку, которую его владелец носит на правой руке. С их помощью он может обратить против тебя твою же силу, если не будешь осторожен».

Киммуриэль заверил его, что за Артемисом Энтрери и его опасным оружием будут наблюдать неусыпно.

«А ты больше не будешь следить за этими предметами?» – спросил он иллитида.

«Наверное, нет».

«А может, Бреган Д'эрт найдет для тебя возможность проявить твой выдающийся талант?» – предложил дроу.

Он думал, будет нетрудно уговорить Джарлакса все устроить. В Подземье темные эльфы нередко заключали соглашения с иллитидами.

Яраскрик умолк на долгое время, и умный дроу понял, что это значит.

– У тебя есть предложение получше? – усмехнувшись, спросил он вслух.

«Мне лучше оставаться в стороне, и никто из Бреган Д'эрт, кроме Киммуриэля Облодры, не будет знать обо мне», – веско заявил Яраскрик.

Киммуриэль сначала не понял и решил, было, что Яраскрик опасается, что банда станет на сторону Энтрери, если между ним и иллитидом вдруг назреет противостояние, и стал, было разуверять его, но проницатель разума передал ему необычайно четкий образ хрустальной башни, сверкающей над кронами пальм оазиса Даллабад.

– Башня? – вслух спросил Киммуриэль. – Но ведь она всего лишь порождение Креншинибона.

«Креншинибон», – повторил иллитид, и дроу ощутил в одном этом слове волнение и величайшее почтение.

«Это вещь, – пояснил дроу. – Новая игрушка Джарлакса».

«Неверно, – последовал ответ Яраскрика. – Он нечто гораздо большее, как ты и сам начал подозревать».

Киммуриэль сощурил горевшие красным огнем глаза, сосредоточенно внимая мыслям иллитида и чувствуя, что получит подтверждение своим и Рай'ги опасениям.

«Я не могу проникнуть в мысли Джарлакса, – продолжал иллитид. – У него есть защита».

«Да, повязка. Она преграждает доступ к его разуму чародеям, жрецам и псионикам».

«Но против Креншинибона эта жалкая вещица бессильна», – пояснил Яраскрик.

«Откуда ты знаешь о нем?»

«Моему народу Креншинибон известен давно, кристалл очень древний, и мы не раз сталкивались с ним, – стал рассказывать Яраскрик. – Хрустальный осколок презирает мой народ за то, что мы неподвластны ему. Наш великий народ – единственный, кто владеет необходимой ментальной практикой, способной пресечь его неутолимое стремление к абсолютной власти. И ты тоже, Киммуриэль, легко можешь выйти из сферы влияния Креншинибона».

Дроу некоторое время обдумывал его слова и решил, что Яраскрик хотел сказать, что только псионики способны противостоять проникновению хрустального осколка в их разум, ведь повязка Джарлакса была созданием магии, а не псионической силы.

«Сначала Креншинибон наносит удар по эго, – объяснил иллитид. – Суля величие, власть и богатство, он вербует себе рабов».

«У него с дроу много общего», – заметил Киммуриэль.

Проницатель разума разразился противным бульканьем.

«Чем более честолюбив владелец, тем проще завладеть им».

«А что, если владелец честолюбив, но при этом очень расчетлив и осторожен?» – спросил Киммуриэль. Джарлакс, по крайней мере, прежде, никогда не позволял честолюбию взять верх над здравым смыслом – Киммуриэль и Рай'ги лишь недавно стали сомневаться в разумности решений главаря.

«Кое-кто из низших созданий тоже может противостоять его зову, – признал иллитид. Под низшими, как понял Киммуриэль, он подразумевал всех, кто не иллитид или, по меньшей мере, не псионик. – У Креншинибона почти нет власти над благородными людьми, добрыми жрецами, справедливыми правителями и честными крестьянами, зато любой из этих ничтожеств – в том числе и дроу, верно? – кто стремится к власти и подвластен разрушительным страстям, неизбежно подпадет под власть Креншинибона».

Киммуриэлю стало ясно, почему Дзирт До'Урден и его «героические» друзья хотели избавиться от кристалла. К тому же становилось понятным поведение Джарлакса в последнее время, и подтверждались опасения псионика, что главарь ведет всю Бреган Д'эрт непонятно куда.

«В другое время я бы не отказался от предложения Бреган Д'эрт, – сказал Яраскрик, дав собеседнику подумать. – Ты и твои соплеменники достойны вашей славы, и пребывание с вами было бы, по меньшей мере, интересным – быть может, даже познавательным и выгодным, – но, боюсь, вскоре вся Бреган Д'эрт станет принадлежать Креншинибону».

«А почему ты этого боишься? Ведь если Креншинибон заменит главаря, он поведет нас к честолюбивым свершениям, к которым мы всегда и стремились». Киммуриэль опасался, что ответ ему уже известен.

«Я не доверяю дроу. – сознался иллитид, – но достаточно хорошо понимаю ваши желания и действия, и полагаю, что среди людского сброда нам не пристало быть врагами. Я вам не доверяю, но и не боюсь вас, потому что вы ничего не выиграете от моей смерти. Вы же понимаете, что янеразрывно связан со своим народом, и если вы меня убьете, у вас сразу появится множество сильных врагов».

Киммуриэль чуть поклонился, соглашаясь.

«Однако Креншинибону чужда расчетливость, – продолжал Яраскрик. – Он поглощает все, он жаждет господства над миром, подчиняя себе все, что может подчинить, а то, что не может, – уничтожает. Он гроза бесов и любовь демонов, он приносит разрушение и не признает никаких законов. Ваша богиня Ллос наверняка оценила бы кристалл и наслаждалась бы хаосом, который он рождает, но только Креншинибон, в отличие от дроу, стремится не к какому-то исходу, а ко всепоглощению. Креншинибон принесет Бреган Д'эрт небывалую славу – ведь у вас и сейчас уже много добровольных рабов, включая дочь человека, свергнутого вами с трона. Но потом хрустальный осколок от вас откажется, и вы останетесь один на один с врагами, которые сильнее вас. Он повторяет это из века в век. Его жажда не подчиняется ничему, это шар, который раздувается, чтобы лопнуть».

Внимая его мыслям, Киммуриэль невольно содрогнулся, поскольку ясно видел, что именно эта дорожка стелется теперь перед Бреган Д’эрт.

«Он поглощает все, подчиняя, что может, и, уничтожая то, что не может подчинить», – повторил Яраскрик.

«А ты среди тех, кто ему неподвластен», – добавил дроу.

– Как и ты, – вслух булькнул иллитид. – Башня Железной Воли и Пустого Разума, – произнес он формулу ментальной защиты, которой псионики пользовались, борясь друг с другом.

Киммуриэль досадливо крякнул, поняв, что иллитид только что заманил его в ловушку. Видимо, опасаясь, что дроу выдаст его Джарлаксу или кристаллу, Яраскрик вынудил его быть с ним заодно. Само собой, Киммуриэль тоже знал защитную формулу, и теперь, если Креншинибон попытается завладеть и его волей, он машинально активирует ее, поскольку знает теперь, в чем его защита. Ведь как у любого псионика, да и просто разумного существа, сознание Киммуриэля сразу восстало бы против такого вторжения.

Он тяжело глядел на иллитида, ненавидя его и при этом разделяя его опасения по поводу Креншинибона. Наверняка кристалл попытается установить над ним свою власть или уничтожить, но когда выяснится, что Киммуриэлю известны необходимые способы защиты, псионик сразу превратится во врага хрустального осколка.

– Ты будешь наблюдать за нами? – обратился он к иллитиду, надеясь, что тот скажет «да».

Он почувствовал, как сквозь него прокатилась волна неопределенных неясных мыслей, из которых понятно было лишь то, что иллитид намерен наблюдать за кристаллом.

Таким образом, они стали сообщниками по необходимости.

* * *
– Мне она не нравится, – тонким голоском заявила взволнованная Двайвел Тиггервиллис, усаживаясь на освободившееся место Шарлотты за столиком Энтрери.

– Тебя оскорбляют ее высокий рост и красота? – съязвил убийца.

Двайвел бросила на него полный недоумения взгляд.

– Нет, ее двуличие, – ответила она. Энтрери чуть приподнял бровь. Разве в подпольном мире Калимпорта все, включая самого убийцу и Двайвел, не ведут двойную игру?

Если оградиться от всех двуличных, останешься в полном одиночестве.

– Это другой случай, – промолвила Двайвел, взмахом руки остановив официанта и взяв с подноса бокал.

– Значит, дело все-таки в росте и красоте, – усмехнулся Энтрери.

Собственная шутка его немного позабавила, и при этом он вдруг осознал странную вещь: с Двайвел он мог разговаривать в таком тоне и часто позволял себе это. Артемис, сколько себя помнил, не встречал людей, с которыми мог бы непринужденно болтать. Но с этой малышкой он чувствовал себя настолько легко, что даже подумывал нанять чародея, чтобы выяснить, не применяет ли она какие-то особые чары. Собственно, он сразу же положил левую руку на затянутый в перчатку кулак и мгновенно сосредоточился, чтобы почувствовать, не исходят ли от Двайвел какие-либо магические излучения.

Но от маленькой женщины исходили лишь искренние дружеские чувства, казавшиеся Энтрери еще более загадочными, чем любое волшебство.

– Я всегда завидовала женщинам вашей расы, – едко ответила Двайвел, сохраняя при этом совершенно невозмутимое лицо. – Они такие высоченные, на них даже огр мог бы запасть.

Энтрери хохотнул. Такое с ним редко случалось, и он не преминул это отметить.

– Между Шарлоттой и другими людьми, включая тебя, есть огромная разница, – продолжала хафлинг. – Все мы ведем каждый свою игру, иначе нам не выжить, все мы обманываем, водим за нос, замышляем что-то, сбиваем с толку, путаем правду с ложью, добиваясь каких-то своих целей. Другое дело, что цели у всех разные. Тебя я понимаю. Я знаю, чего ты хочешь, к чему стремишься, и знаю, что могу попрощаться с жизнью, если помешаю тебе в их достижении. Но так же твердо я знаю и то, что, пока я не мешаю, ни один из твоих клинков меня не коснется.

– А ведь и Дондон так думал, – вставил Энтрери.

Дондон Тиггервиллис был родственником Двайвел и в прошлом – ближайшим приятелем убийцы. Тем не менее, Энтрери убил этого жалкого хафлинга, вернувшись в Калимпорт после последней схватки с Дзиртом До'Урденом.

– Можешь мне поверить, самого Дондона то, что ты сделал, не удивило бы, – бросила Двайвел. – Он был хорошим другом, и наверняка убил бы тебя, окажись ты в таком же положении, что и он. Ты оказал ему услугу.

Энтрери пожал плечами, не зная, согласиться ли, поскольку до сих пор сомневался в том, что заставило его так поступить. Убил ли он Дондона затем, чтобы избавить его от самого себя, ставшего самому себе обузой, обжору, который был не в силах передвигаться по комнате? Или же он убил его, потому что не в состоянии был смотреть на развалину, в которую превратился хафлинг, убил за то, что он так низко пал?

– Шарлотте нельзя верить, потому что тебе никогда не понять ее истинных целей и намерений, – продолжала Двайвел. – Да, как и многие другие, она хочет власти. Но понять, где она надеется ее найти, невозможно. Верность ей неведома. Ради более выгодной сделки она растопчет любого и каждого.

Энтрери кивнул в знак согласия. Шарлотта никогда не нравилась ему, и, как и Двайвел, он никогда не верил ей ни на йоту. У Шарлотты Весперс не было ни принципов, ни правил, одно лишь бесконечное себялюбие.

– Она не знает границ, – заметила Двайвел. – Мне всегда не слишком нравились женщины, пользующиеся своим телом для достижения желаемого. Я, знаешь ли, тоже не уродина, но при этом мне никогда не приходилось ронять себя так, как она.

Она сказала это весело, и Энтрери улыбнулся. Двайвел и впрямь привлекательна: у нее красивое лицо, она умеет прекрасно одеться и при этом обладает острым умом, проницательностью и умением разбираться в людях.

– Ну и как тебе новый товарищ? – вдруг спросила она.

Энтрери удивленно уставился на нее – умеет же она сменить тему.

– Да меч же, – с притворным раздражением пояснила она. – Теперь ты его хозяин. Или он – твой.

– Я его хозяин, – выделяя каждое слово, ответил Энтрери, кладя руку на костяной эфес. Двайвел недоверчиво поглядела на него.

– Наш поединок с Когтем Шарона еще не состоялся, – признал убийца, – но я не думаю, что меч настолько могуч и мне следует его бояться.

– А разве Джарлакс не думал то же самое о Креншинибоне? – невинно поинтересовалась хафлинг, и Энтрери насторожился.

– Он возвел хрустальную башню, – продолжала всеведущая Двайвел. – А это, если верить старым мудрецам, одно из самых заветных желаний кристалла.

Энтрери хотел спросить, откуда ей известно все это: о кристалле, о Даллабаде, о башне и о том, кто за этим стоит, но воздержался. Само собой, Двайвел все известно, она всегда все знает – и это один из секретов ее притягательности. В частых беседах Энтрери дал ей достаточно намеков, чтобы она сама обо всем догадалась, к тому же у нее было много осведомителей. Если Двайвел Тиггервиллис узнала, что у Джарлакса есть некий предмет по прозванию Креншинибон, то она наверняка сразу отправилась к мудрецам и хорошо заплатила им за сведения о всесильном осколке.

– Он думает, что владеет кристаллом, – сказала она.

– Не надо недооценивать Джарлакса, – предупредил убийца. – Многие совершили эту ошибку и сейчас мертвы.

– Не надо недооценивать кристалл, – решительно парировала Двайвел. – Многие совершили эту ошибку и сейчас мертвы.

– Что ж, тогда они стоят друг друга, – небрежно бросил Энтрери. Он положил подбородок на ладонь и, поглаживая безупречно гладкую щеку, задумался. – Джарлакс умеет управлять Креншинибоном, – наконец изрек он.

Двайвел молчала.

– Более того, – продолжал убийца, стараясь разобраться в собственном отношении и обращаясь больше к себе, чем к ней, – он примет союз с Креншинибоном, если тот окажется равен ему. Вот разница между Джарлаксом и мной. Если нужно, он сделает кристалл компаньоном и найдет способ объединить цели.

– Но у Артемиса Энтрери не может быть компаньонов, – вставила Двайвел.

Убийца снова задумался и даже мельком глянул на свой новый меч, обладавший и проницательностью, и умением подчинять; оружие, чей дух необходимо укротить, если хочешь действительно владеть им.

– Это так, – согласился он. – Компаньонов у меня нет, да я и не хочу. Этот меч – мой, и будет мне служить. Только так.

– А если нет?

– А если нет, то окажется в едкой пасти черного дракона, – с такой яростью проговорил Энтрери, что Двайвел поверила.

– Кто же тогда сильнее, – отважилась спросить она, – Джарлакс, который умеет поступаться своей исключительностью, или одиночка Энтрери?

– Я, – ни мгновения не колеблясь, ответил он. – Может, сейчас Джарлакс и думает иначе, но среди его окружения рано или поздно найдется предатель, который его и свергнет.

– Тебе всегда была противна мысль выполнять чьи-то приказы, – со смехом заключила Двайвел. – Вот почему тебе несносно устройство нашего мира!

– Чтобы подчиняться приказу, надо доверять тому, кто его отдаст, – отозвался Энтрери, и по его тону было ясно, что он не обиделся. Наоборот, в голосе звучала доверительность, подтверждавшая, что обаяние Двайвел Тиггервиллис и над ним имело власть. – Вот поэтому, дорогая моя Двайвел, мне так не нравится устройство мира. В очень юном возрасте я узнал, что верить кому-то или рассчитывать на кого-либо, кроме себя, нельзя. Зависимость от других открывает ворота обману и горестям, ты становишься уязвим, и кто-то обязательно воспользуется этим. Зависимость от других – слабость.

Двайвел немного посидела молча.

– Но раз ты говоришь мне это, значит, мне ты научился доверять, – наконец сказала она. – Значит, из-за меня ты стал слабее, мой друг?

Энтрери криво улыбнулся, и непонятно было, позабавили его ее слова, или он предупреждал ее не лезть не в свое дело.

– Может, я просто слишком хорошо знаю и тебя, и твою шайку, чтобы понимать, что вас можно не бояться, – нахально ответил он, вставая и потягиваясь. – А может, у тебя просто хватило ума не пытаться приказывать мне.

Двайвел тоже улыбнулась открытой, искренней улыбкой. В глазах Энтрери мелькнул благодарный огонек. Возможно, для этого холодного человека их непринужденные беседы и впрямь были проявлением слабости. Но Энтрери действительно доверял Двайвел, признавайся в этом или нет, и может, даже больше, чем кому-либо за всю жизнь. По крайней мере, с тех пор. как его предали, навсегда искалечив ему душу.

Энтрери направился к двери легкой непринужденной походкой танцора. Многие опасливо оборачивались ему вслед – надо быть настороже, когда рядом находится смертельно опасный убийца.

Но Двайвел была спокойна. Вскоре после смерти Дондона она поняла, как можно сохранить их странную дружбу. Энтрери, несомненно, убил бы ее, если бы она его разозлила, но Двайвел прекрасно знала, за какую черту нельзя заходить.

Глядя в спину опасного друга, выходившего из «Медного муравья», она улыбалась спокойно и искренне.

Глава 10 Не такой умный, как все думают

– Мои господин, он сказал, что я должен заплатить тебе, это так? – гнусаво спросил у одного из привратников крепости жалкий темнокожий человечек. – Корин Сулез – хозяин Даллабада, правильно? Мой хозяин говорит, надо заплатить Корину за воду и отдых в тени, да?

Солдат переглянулся с напарником, и оба поглядели на человечка, кивавшего, как болванчик.

– Видишь эту башню? – спросил первый, глазами показав на странное хрустальное строение, сиявшее над оазисом. – Она принадлежит Адании Сулез, теперь она правит Даллабадом.

Человечек смотрел на башню в немом восторге.

– Адани-ия, – протянул он, словно что-то припоминая. – Сулез, так? Как Корин.

– Она дочь Корина Сулеза, – объяснил привратник. – Отправляйся, скажи своему господину, что теперь она хозяйка оазиса. Это ей ты платишь, через меня, конечно.

Человечек взволнованно затряс головой.

– Да-да-да, – согласился он, протягивая тощий кошелек, – и тогда мой господин сможет с ней встретиться, да?

Солдат пожал плечами.

– Возможно, если мне удастся попросить ее, – он протянул руку, и посетитель недоуменно поглядел на него.

– Если у меня найдется время, чтобы сходить и доложить, – с нажимом добавил стражник.

– Я должен заплатить, чтобы ей доложили? – спросил недотепа, а второй солдат громко фыркнул, поражаясь его тупости.

– Ты платишь мне, я докладываю ей, – в лоб заявил стражник. – Не платишь, и она не принимает твоего хозяина.

– Но… если я заплачу, мы… он встретится с ней?

– Если она соизволит. Я ей передам, но большего обещать не могу.

Маленький человек по-прежнему тряс головой, но глаза отвел в сторону, обдумывая, как поступить.

– Я заплачу, – наконец решил он и протянул еще один кошелек, поменьше.

Стражник сгреб его и подбросил на ладони, прикидывая, сколько денег внутри, потом недовольно поморщился и покачал головой, давая понять, что этого мало.

– Но у меня больше ничего нет! – вскричал человечек.

– Тогда ступай, раздобудь еще.

Человечек мялся в нерешительности. Он потянулся было ко второму кошельку, но стражник быстро отдернул руку и грозно поглядел на него. Еще немного помявшись, человечек вдруг взвизгнул и бросился прочь.

– Думаешь, нападут? – лениво спросил второй стражник.

Утром в поисках укрытия от палящего солнца в Даллабад вошел караван. В нем было человек двадцать, но опасаться было нечего, чародеев среди них, похоже, не было. Так что даже если они нападут, для защитников крепости, теперь служивших Аданий Сулез, это станет всего лишь развлечением.

– Думаю, наш приятель уже позабыл о кошельке, – ответил первый. – Ну, или, по крайней мере, о том, как его не стало.

Оба рассмеялись. После свержения Корина в оазисе все шло своим чередом. Они по-прежнему обирают проезжающих путешественников и торговцев. Само собой, стражник доложит Адании, что хозяин каравана желает с ней встретиться, – ведь теперь она собирает все сведения и слухи. А то, что маленький негодник лишился некоторой части своего состояния, кому какое дело?

Все шло своим чередом.

* * *
– Значит, правда, что Корин мертв, – задумчиво проговорил Липке, руководитель разведывательного отряда и по совместительству «хозяин каравана».

Сквозь щель занавеси на входе в палатку он поглядел на сверкающую башню, так взволновавшую весь Калимшан. То, что Корина Сулеза, наконец, убили и его дочь прибрала Даллабад к рукам, мало кого волновало, но ходили слухи, что за всем этим стоит перераспределение власти между гильдиями Калимпорта, а это уже настораживало вождей всей округи.

– Правда и то, что теперь здесь управляет его дочь, – ответил Тралбаль, вытаскивая из-под рубашки «горб» – толстую прокладку, придававшую ему жалкий, приниженный вид. – Будь проклято имя той, что посмела восстать против отца!

– А может, у нее не было выбора, – предположил Рольманет, третий из них. – В Калимпорте видели Артемиса Энтрери с Когтем Шарона. Возможно, Адания продала его, как говорят некоторые. Возможно, обменяла на постройку башни, как говорят другие. А возможно, убийца снял его с трупа Корина Сулеза.

– Должно быть, это Басадони, – рассудил Липке. – Я знаю Аданию, она бы не поступила с отцом так жестоко и не продала бы меч. В Даллабаде полно золота.

– Но с чего бы тогда гильдия Басадони оставила ее управлять оазисом? – спросил Тралбаль. – Точнее, как она могла остаться, будь в ней хоть капля верности отцу? Стражники у ворот из гарнизона Даллабада, я уверен, – добавил он. – Как у всех здешних жителей, кожа у них загорелая и обветренная, значит, они не из города и в пустыне давно. Корин Сулез хорошо относился к своим подчиненным, даже у последнего из них всегда были деньги, чтобы сходить в игорный шатер. Неужели все они в один миг предали его?

Все трое переглянулись и внезапно дружно рассмеялись. В гильдиях и бандах всего Калимшана верность была очень редким товаром.

– Что ж, ты вроде верно рассуждаешь, – согласился Тралбаль, – но все-таки мне кажется, что-то тут не то. Не может быть, чтобы это был просто переворот.

– Пожалуй, ты прав, – ответил Липке. – Артемис Энтрери разгуливает с мечом. Корина, но если Адания решила закрепить оазис за собой, неужели она так легко рассталась бы со столь грозным оружием?

– Если только она сама не наняла Энтрери убить отца, а расплатилась Когтем Шарона. – предположил Рольманет. Ему это пришло в голову только сейчас, но он был доволен своей догадкой – она казалась весьма правдоподобной и многое расставила бы по местам.

– Если так, то это самый дорогостоящий заказ во всем Калимшане за последние несколько веков, – заметил Липке.

– А если нет, что тогда? – раздраженно спросил Рольманет.

– Басадони, – уверенно заявил Тралбаль. – Больше некому. Они и в городе всюду тянут свои лапы, а теперь нанесли удар за его стенами, надеясь, что окажутся вне досягаемости любопытных глаз. Мы должны это подтвердить.

Остальные согласились, хотя и без видимой охоты.

* * *
Джарлакс, Киммуриэль и Рай'ги удобно расположились в креслах на втором этаже Хрустальной башни. В магическом зеркале, которое Рай'ги создал совместно с Креншинибоном, отражались три разведчика, и дроу слышали их разговор от первого до последнего слова, наблюдая за ними с того самого момента, как жалкий «горбун» распрощался со своими деньгами у ворот крепости.

– Это недопустимо, – с некоторой горячностью сказал Рай'ги, поворачиваясь к Джарлаксу. – Мы так быстро и далеко зашли, что привлекаем нежелательное внимание.

Киммуриэль немедленно внушил ему: «Не здесь. Внутри башни нельзя». И сразу почувствовал, что энергия кристалла осаждает его сознание, чтобы пробиться внутрь. Он тут же подавил все псионические проявления, не желая пока привлекать к себе внимание Креншинибона и выдавать ему, кто он на самом деле, – слишком свежи были предостережения Яраскрика.

– Что ты собираешься с ними делать? – уже спокойнее спросил Рай'ги. Взглядом он показал Киммуриэлю, что получил его послание и будет следить за своими мыслями.

– Уничтожить, – предложил Облодра.

– Переманить на свою сторону, – возразил Джарлакс. – В отряде человек двадцать, и они наверняка связаны с разными гильдиями. У нас будут превосходные шпионы.

– Слишком опасно, – заметил Рай'ги.

– Тот, кто подчинится воле Креншинибона, будет нам служить, – хладнокровно ответил Джарлакс. – А кто не подчинится, будет уничтожен.

Но Рай’ги это не устраивало. Он хотел что-то возразить, однако Киммуриэль положил руку ему на плечо.

– Будешь торговаться с ними? – спросил главаря Киммуриэль. – Или послать солдат, чтобы скрутили их и привели сюда, к Креншинибону?

– Он может проникнуть в их разум и отсюда, – ответил Джарлакс. – Те, что покорятся, сами перебьют упорствующих.

– А если упорные окажутся сильнее? – встрял Рай'ги, но Киммуриэль снова сделал ему знак молчать.

– Нам надо некоторое время быть начеку. Смена власти в Даллабаде и появление башни – слишком заметные вещи, – негромко сказал он Джарлаксу.

Главарь кивнул:

– Креншинибон всегда начеку.

Псионик улыбнулся в ответ, но самоуверенность Джарлакса лишь больше встревожила его. Похоже, предупреждения Яраскрика подтверждались: кристалл действительно поглощает все.

Киммуриэль и Рай'ги вышли, оставив командира наедине с его новым компаньоном.

* * *
Выйдя из палатки на жгучее солнце, Рольманет и Тралбаль долго щурились. Вокруг царило оживление, как обычно перед, дорогой: люди чистили лошадей и наполняли водой бурдюки на дорогу до Калимпорта.

Их разведывательный отряд должен был разузнавать все, что возможно в оазисе и выяснить, какой гарнизон остался в крепости. Их было семнадцать человек, и Рольманет вскоре обнаружил, что все семнадцать собрались вокруг палатки. К тому же он приметил, что многие как-то странно поглядывают в его сторону.

Особенно его поразил один.

– По-моему, он уже наполнял эти бурдюки, – обратился Рольманет к своему спутнику. – И разве он не должен был сейчас наблюдать за стражниками на восточной стене? – Повернувшись к Тралбалю. он увидел, что тот стоит, заворожено глядя на хрустальную башню.

– Тралбаль, – позвал он, и сделал шаг к нему, но сразу же отступил, почувствовав неладное.

На лице Тралбаля появилось выражение какой-то детской безмятежности.

– Ты разве не слышишь? – обратился он к Рольманету. – Эта музыка…

– Какая музыка? – изумленно поглядел на него Рольманет и прислушался.

– Прекрасная, – откликнулся Тралбаль довольно громко, и многие согласно закивали.

Рольманет изо всех сил старался казаться спокойным. Вскоре он и сам услышал какую-то мелодию. Ее небесные звуки лились, даруя мир, суля благополучие, богатство, власть и требуя взамен подчинения.

– Я остаюсь в Даллабаде, – внезапно заявил Липке, выходя из палатки. – Здесь можно добиться гораздо большего, чем у паши Брукаля.

Рольманет вытаращился на него, с трудом борясь с порывом броситься прочь отсюда. Ему все стало ясно: это действует какое-то заклинание.

– Чудесная музыка, – произнес неподалеку кто-то еще.

– Ты ее слышишь? – снова спросил его Тралбаль.

Прежде чем обернуться к товарищу, Рольманет постарался напустить на себя беззаботный вид.

– Нет, не слышит, – вместо него ответил Липке. – Он не понимает, какие здесь открываются возможности. Он нас продаст!

– Но это же наваждение! – закричал Рольманет, выхватывая ятаган. – Это чары колдуна, он хочет поработить нас! Боритесь! Не поддавайтесь ему, друзья!

В тот же миг рядом оказался Липке и замахнулся мечом. Рольманет ловко парировал, но сам нанести удар не успел, потому что в тот же миг подоспевший Тралбаль сделал выпад, целя ему в сердце.

Каким-то чудом Рольманет сумел отразить и этот удар и закричал, как безумный:

– Да вы спятили, что ли?

Он постепенно отступал, осторожно оглядываясь в поисках сторонников и примечая противников. У источника шла еще одна драка, там несколько мужчин навалились всем скопом на одного, свалили с ног и безжалостно избивали.

И при этом не переставали орать, что тот предаст их в час величайшего успеха, если не слышит музыку.

Еще кто-то, на кого чары тоже не подействовали, попытался убежать, но все бросились за ним, оставив избитого лежать лицом в песок.

Рольманет обернулся к противникам, в течение нескольких лет бывших его лучшими друзьями.

– Это все ложь, колдовство! – не сдавался он. – Ну как вы не поймете?

Липке бросился на него, сделав обманный выпад в нижнюю часть туловища, потом полоснул вверх, и Рольманет был вынужден отпрянуть, едва не потеряв равновесие. Липке наступал. Он снова ткнул мечом, и у Рольманета, казалось, больше нет шансов.

Но внезапно Тралбаль блокировал смертельный удар.

– Подожди! – выкрикнул он, – Рольманет прав! Прошу, прислушайся получше к этим посулам!

Однако Липке полностью подпал под чары Креншинибона. Он приостановился, но лишь затем, чтобы Тралбаль поверил, что он задумался. А когда Тралбаль с улыбкой опустил оружие, Липке полоснул его по шее.

Обернувшись, он увидел, что Рольманет что есть духу несется к коновязи у источника.

– Держите, держите его! – заорал Липке и бросился в погоню. Рольманет вскочил в седло, и конь развернулся, взрыв копытами песок. Несколько человек кинулось ему наперерез. Однако всадник он был превосходный, и им не удалось его остановить.

Он стремительно помчался прочь от Даллабада, даже не остановившись помочь еще одному упорному, которого уже окружили со всех сторон и вот-вот должны были схватить бывшие товарищи. Рольманет гнал коня во весь опор по пустой пыльной дороге к далекому Калимпорту.

* * *
Силой мысли Джарлакс и Креншинибон заставили магическое зеркало следить за беглецом.

Главарь ощущал, какая сила копится в стенах башни. С тихим гулом она вбирала в себя солнечный свет, усиливая его многочисленными зеркалами и призмами и направляя в вершину. Джарлакс понимал, что задумал Креншинибон. Учитывая, каковы могли быть последствия этого побега, его решение казалось вполне разумным.

«Не убивай его, – тем не менее, попросил Джарлакс, не вполне понимая зачем. – Он вряд ли сможет рассказать своим хозяевам что-то такое, чего они и так не знают. Эти шпионы понятия не имеют, кто стоит за захватом Даллабада. И предположат, что чародей…»

Однако ни ответа, ни возражения от кристалла не последовало, в полнейшей тишине он продолжал копить энергию.

Джарлакс поглядел в зеркало на объятого ужасом беглеца. Не было причин убивать его. Наоборот, если бы он вернулся в город и сообщил о том, что видел, это пошло бы на пользу Бреган Д'эрт. Наверняка на такое важное задание послали не последних людей, а вербовка целого отряда, такая быстрая и легкая, произвела бы впечатление на других пашей, и они бы явились сами, надеясь на переговоры и мир.

Джарлакс все это мысленно передал Креншинибону и повторил свои приказ остановиться во имя блага всей банды, утаивая, правда, что просто не хотел убивать без необходимости.

Однако энергия все нагнеталась и нагнеталась.

– Хватит! – вслух сказал он. – Больше не надо!

– Что случилось, командир? – послышался голос Рай’ги, и в комнату вошли неразлучные чародей и псионик.

Войдя, они увидели, что Джарлакс гневно смотрит в зеркало.

А в следующее мгновение зеркальная поверхность вспыхнула нестерпимым блеском. Для чувствительных глаз дроу вспышка оказалась весьма болезненной. Из шпиля башни вырвался сноп белого света, пронесся через пески и объял всадника и лошадь белым пламенем.

Все было кончено в один миг, и на песке остались лежать только обугленные кости.

Джарлакс зажмурился и стиснул зубы, чтобы не закричать.

– Да-а, вот это зрелище, – задумчиво протянул Киммуриэль.

– Пятнадцать человек перешли на нашу сторону, а пятеро, похоже, мертвы, – сообщил Рай'ги. – Полная победа.

У Джарлакса были некоторые сомнения, но он оставил их при себе и спокойно поглядел на приближенных.

– Креншинибон определит, кто из них больше всего поддается внушению, – объявил он. – Такие вернутся обратно в гильдии и там объяснят, почему потерпели поражение. Оставшихся допросят, и мы узнаем все о противнике, который так интересуется нами.

Рай’ги и Киммуриэль переглянулись, и Джарлакс понял, что они успели заметить его замешательство. Какие они могут сделать выводы, он не знал, но все же ему было неприятно.

– Энтрери в Калимпорте? – спросил он.

– Во дворце Басадони, – ответил Киммуриэль.

– Нам всем тоже надо бы туда вернуться, – решил главарь. – Допросим наших гостей и передадим их Адании. Оставьте здесь Бергиньона с небольшим отрядом наблюдать, как идут дела.

Парочка снова переглянулась, но оба промолчали, затем поклонились и вышли.

Джарлакс остался, рассматривая в зеркале черные кости.

«Так было нужно, – вкрадчиво вклинился в его разум голос Креншинибона. – Если бы он сбежал, сюда прислали бы других лазутчиков, более крепких. Мы еще не готовы к этому».

Джарлакс прекрасно знал, что осколок лжет. Креншинибону нечего было бояться ни лазутчиков, ни целого войска. Кристалл всегда был так надменен и уверен в своем превосходстве. «Интересно, – думал Джарлакс, – скольких он может держать в подчинении? Сотни? Тысячи? Миллионы?»

В его мысли проникли образы ненасытного властолюбия Креншинибона, пытавшегося «ответить» на его вопросы: кристалл жаждал власти не только в подпольном мире Калимпорта, не только над всем городом, но и над всем миром.

Джарлакс надвинул на глаз защитную повязку и собрал всю силу воли, чтобы не дать кристаллу проникнуть в его размышления. Он понял, что Креншинибон убил беглеца вовсе не потому, что опасался какого-то возмездия. И не потому, что не согласился с доводами Джарлакса.

Хрустальный осколок убил несчастного, потому что главарь приказал этого не делать, попытался диктовать свою волю.

Креншинибон не мог это спустить.

Джарлакс в жизни никому не подчинялся, даже Матерям Домов, оттого эта догадка была ему так неприятна.

* * *
– Теперь под нашим началом новые союзники, мы стали сильнее, – язвительно заметил Рай'ги, оказавшись наедине с Киммуриэлем и Бергиньоном.

– Да, наши ряды ширятся, – согласился молодой Бэнр, – но и угроза быть обнаруженными тоже растет.

– И обманутыми, – добавил Киммуриэль. – Мы же видели, что один из лазутчиков сначала поддался внушению игрушки Джарлакса. А потом как будто стряхнул его, когда началась драка. Значит, власть кристалла неполна и непрочна. Чем больше мы заполучаем солдат, не сознающих, что они завербованы, тем больше опасность восстания. Конечно, вероятность того, что они освободятся от наваждения, сбегут и причинят нам серьезный вред, невелика – в конце концов, они всего лишь люди, – но хватит и одного, который сбежит и расскажет, кто на самом деле управляет гильдией Басадони и Даллабадом.

– А мы уже поняли, что будет, если Бреган Д'эрт обнаружат, – зловеще добавил Рай'ги. – Этот отряд прибыл в Даллабад специально, чтобы выяснить, кто стоит за всеми последними событиями. Так что чем больше мы будем расширяться, тем скорее нас вычислят. В тупом стремлении к всё большему могуществу безвестностью придется пожертвовать.

Остальные двое долго молчали. Потом Киммуриэль негромко осведомился:

– Мы попробуем изложить все это Джарлаксу?

– Обратимся к Джарлаксу, – едко уточнил Рай'ги, – или к настоящему руководителю Бреган Д'эрт?

Двое других его собеседников невольно примолкли под впечатлением такого смелого заявления. Наконец кто-то открыто утверждает, что главарь банды уступил первенство куску хрусталя.

– Наверное, самое время решить, что делать дальше, – торжественно провозгласил Киммуриэль.

Он и Рай'ги служили Джарлаксу очень-очень давно, так что прекрасно понимали, насколько серьезно это заявление. Отвоевать банду у Джарлакса – все равно что отвоевать Дом Бэнр у Первой Матери, управлявшей им железной рукой. Наемник мог оказаться даже более сильным противником – он хитер, всех видит насквозь и к тому же предусмотрел, кажется, все меры защиты.

Тем не менее, трем дроу было очевидно, что нужно делать. С самых первых дней после захвата дворца Басадони внутри банды назревал переворот.

– У меня есть осведомитель, от которого можно узнать больше о кристалле, – сообщил Киммуриэль. – Быть может, есть какой-то способ уничтожить его или, по крайней мере, на время уменьшить силу его влияния, чтобы поговорить с Джарлаксом.

Рай'ги с Бергиньоном мрачно переглянулись и кивнули.

* * *
Артемис Энтрери уже начал понимать, какие серьезные неприятности подстерегают Джарлакса, а, следовательно, и его. Вскоре после того, как большая часть банды вернулась во дворец Басадони, он узнал о происшествии в Даллабаде и понял, что приближенных не слишком радует такой оборот событий.

Собственно, его тоже. Он понимал, что недовольство Рай'ги и Киммуриэля вполне обоснованно, так как завоевательские устремления Джарлакса действительно увлекали всю банду по весьма опасному пути. Когда наружу наконец просочится правда о руководителях гильдии Басадони и оазиса Даллабад – а это неминуемо произойдет, – все банды, все вожди, все, кто обладает хоть какой-то властью, объединятся против темных эльфов. Пусть Бреган Д'эрт очень сильна – особенно теперь, когда у главаря есть могущественный кристалл, – но Энтрери не сомневался, что перед объединенными силами ей не устоять и всех наемников уничтожат.

Хотя вряд ли до этого дойдет, подумал он. Всем было ясно, что их ждет, поэтому наверняка Киммуриэль и Рай'ги очень скоро предпримут что-то против Джарлакса. Их недовольство растет с каждым днем, а высказывания становятся все смелее.

Энтрери вдруг задумался: а не сам ли кристалл исподволь готовит переворот, как делала это Ллос, сея раздор среди своих подданных? Может, Креншинибон считает, что псионик или чародей были бы лучшими хозяевами? Или же переворот назревает потому, что осколок сознательно подталкивает Джарлакса, если не вынуждает впрямую, к таким действиям, которые к нему приведут?

Но как бы то ни было, для Энтрери все это могло кончиться плачевно, несмотря на все его волшебные приобретения. Только Джарлакс оставался залогом его безопасности.

Держась в тени и не привлекая к себе внимания, убийца проходил среди уличного сброда и, занятый собственными мыслями, свернул на знакомую улицу. Надо найти какой-то способ вернуть Джарлаксу власть над бандой, причем крепкую. Необходимо, чтобы он целиком и полностью владел солдатами Бреган Д'эрт – и телами их, и душами. Только в таком случае можно отвратить удар.

Да, нужно как-то укрепить положение Джарлакса. А потом постараться убраться как можно дальше от темных эльфов и их опасных игр.

Привратников «Медного муравья» приход Энтрери ничуть не удивил, они сообщили, что Двайвел ожидает его сегодня и ее можно найти в задней комнате.

Он понял, что ей уже известно о последних событиях в Даллабаде, и тряхнул головой – изумляться нечему, ведь именно ее поразительное умение добывать свежие новости и привело его сегодня к Двайвел.

– Это был Дом Брукаля из Мемнона, – сообщила она, едва Энтрери вошел в комнату и плюхнулся на мягкую подушку.

– Быстро же они засуетились.

– Хрустальная башня в пустыне – все равно, что маяк на берегу, – ответила Двайвел. – Зачем только твои товарищи изо всех сил привлекают к себе внимание, когда им так необходима Тайна?

Энтрери промолчал, но все опасения весьма красноречиво отразились на его лице.

– Они делают ошибку, – заключила Двайвел. – У них ведь есть Дом Басадони, которого вполне достаточно для прикрытия их торговых дел. Зачем им больше, к чему разжигать войну, в которой все равно не победить?

Энтрери молчал.

– А может, в этом и была настоящая цель выхода на поверхность? – с тревогой спросила она. – И тебя, вероятно, тоже ввели в заблуждение, убедив, что им нужна прибыль, когда на самом деле они – просто авангард войска завоевателей и принесут разрушения Калимпорту и всему Калимшану?

– Я хорошо знаю Джарлакса. – покачал головой убийца. – Он здесь ради наживы. Он всегда так действует. Не думаю, что он ввязался бы в такое опасное дело, как военный поход. Он не военачальник. Корыстолюбец, и все. Слава нужна ему меньше, чем комфорт.

– И, тем не менее, он кличет беду, воздвигая башню, заметную, как бревно в глазу, – ответила Двайвел. Прищурясь, она внимательно посмотрела на собеседника. – Что это такое?

– Что тебе известно о Креншинибоне? – спросил убийца. – О хрустальном осколке?

Двайвел хмыкнула и на секунду задумалась.

– Почти ничего, – наконец признала она. – О башне немногим больше.

– Он обладает почти неограниченной властью, – сказал Энтрери. – Но я не уверен, что его цели и цели Джарлакса совпадают.

– Многие волшебные предметы обладают независимой волей, – сухо заметила Двайвел. – И к добру это почти никогда не приводит.

– Узнай о нем все, что только возможно, – велел убийца, – и побыстрее, пока весь Калимпорт не полетел в тартарары. – Он помедлил, раздумывая, как следует действовать Двайвел, учитывая недавние события. – Попытайся узнать, как он достался Дзирту и где…

– А кто такой, Девять Проклятых Крутой, этот Дзирт? – спросила Двайвел.

Энтрери хотел рассказать ей все, но передумал, усмехнувшись при мысли, насколько велик мир.

– Это тоже темный эльф, – ответил он, – только он умер.

– Ах, этот, – поняла Двайвел. – Твой соперник. Тот, которого ты называл «До'Урден».

– Выбрось его из головы, как выбросил я, – велел Энтрери. – Я вспомнил его здесь лишь потому, что именно от него помощники Джарлакса и получили кристалл. Они выдали себя за одного знаменитого жреца, Кэддерли, кажется, он обретается где-то в горах Снежных Хлопьев, и его ученика.

– Путь неблизкий, – заметила Двайвел.

– Но он того стоил, – ответил Энтрери. – К тому же мы оба знаем, что для магов расстояние не имеет большого значения.

– Это тебе дорого обойдется.

Молниеносным движением убийца вскочил со своего мягкого сиденья и устрашающе навис над Двайвел, потом наклонился и потрепал ее по плечу правой рукой в перчатке. Она все поняла.

Глава 11 Подготовка

«Именно этого ты и хотел с самого начала», – обратился Киммуриэль к Яраскрику.

В ответ на такое прямое заявление иллитид изобразил изумление. Но он действительно хотел, чтобы все сложилось так, как сложилось, потому и объяснил дроу, как воспрепятствовать внушениям Креншинибона.

«Кто же будет им владеть? – спросил Яраскрик. – Ты или Рай'ги?»

«Рай'ги, – ответил псионик. – Они с Креншинибоном будут отлично дополнять друг друга – так ему внушил сам кристалл».

«Это вы так считаете, – отозвался иллитид. – А Креншинибон может воспринимать вас обоих как угрозу себе, что вполне вероятно и разумно. Он попросту заманивает в ловушку, чтобы полностью уничтожить вас и ваших товарищей».

«Я учел эту возможность, – с готовностью согласился Киммуриэль, – потому и пришел к тебе».

Иллитид довольно долго не отвечал, обдумывая услышанное.

«Креншинибон – не какой – то заурядный булыжник, – наконец ответил он. – Просить меня…»

«Я прошу лишь о временном вмешательстве, – перебил Киммуриэль. – У меня нет желания натравливать на тебя Креншинибон, я же понимаю, насколько легко он может тебя одолеть».

Он не боялся оскорбить проницателя разума. Иллитиды трезво смотрели на вещи, и личные амбиции никогда не имели над ними большой власти. Этот народ, конечно же, мнил себя выше всех остальных, включая даже дроу, но при этом сохраняли трезвость суждений, и разумные замечания их никогда не задевали. Яраскрик знал настоящую власть осколка, противостоять которому мог разве что бог.

«Пожалуй, есть один способ, – наконец ответил иллитид, и Киммуриэль удовлетворенно улыбнулся. – Можно заключить Креншинибон в сферу действия формулы Башни Железной Воли и пресечь все его ментальные проникновения, а также приказы, отданные любой его башне поблизости. Но только временно, – тут же со значением добавил он. – Заблуждением было бы думать, что псионическая сила, исходящая даже от легиона моих собратьев, может надолго подорвать власть великого кристалла».

– Но чтобы сбросить Джарлакса, этого достаточно, – вслух сказал Киммуриэль. – А это все, что мне требуется. – Он поклонился и ступил в межуровневый переход, который вел в комнату в Калимпорте, которую он делил с Рай'ги.

Сбросить Джарлакса! Киммуриэлю самому с трудом верилось, что он принял участие в заговоре против главаря. Ведь именно Джарлакс дал ему убежище, скрылся от Матери и кровожадных женщин его Дома, принял в свою банду и не выдал, когда Мать Бэнр объявила, что все отпрыски семейства Облодра должны быть уничтожены. Но некоторую признательность по отношению к Джарлаксу можно было не принимать в расчет – само свержение главаря подразумевало некоторые трудности. Авторитету банды Джарлакс способствовал, как никто, именно он столетие назад сделал ее процветающей, и все, даже самоуверенный Рай'ги, понимали, что стабильность Бреган Д'эрт обеспечивает Джарлакс.

Предаваясь таким размышлениям, Киммуриэль вернулся к Рай'ги и обнаружил, что тот поглощен разработкой планов переворота.

– Ну что, твои приятель сможет нам помочь? – нетерпеливо спросил он, едва увидел псионика.

– Похоже на то.

– Он помешает кристаллу, а мы тем временем сделаем свое дело, – заключил Рай'ги.

– Не надо недооценивать Джарлакса, – возразил Киммуриэль. – Раз Креншинибон у него, мы, конечно, первым делом должны обезвредить осколок, но Джарлакс и без него достаточно надежно держит Бреган Д'эрт. Я бы не пошел против него и до того, как он заполучил кристалл.

– Так ведь именно кристалл и подрывает его власть, – рассудил Рай'ги. – Даже простые солдаты уже боятся, что мы движемся не в ту сторону.

– А некоторые в восторге от того, как быстро Бреган Д’эрт захватывает власть, – возразил псионик. – Есть даже такие, кто заявляет, что мы будем править на поверхности, что Джарлакс добьется нашего превосходства над жалкими людишками, а потом, в зените силы и могущества, вернется и завоюет Мензоберранзан.

Рай’ги громко рассмеялся:

– Да, кристалл чрезвычайно силен, но все же его возможности ограничены. Разве проницатель разума не говорил тебе, что Креншинибон сам стремится узнать пределы своего могущества?

– Состоится это абсурдное завоевание или нет, нам неважно, – ответил Киммуриэль. – Важно, верят ли в него солдаты Бреган Д'эрт.

Рай'ги это не слишком-то тревожило.

– Хотя Бергиньон за нас, дроу почти не будут принимать в этом участие, – пояснил он. – У нас полно людей, кроме того, тысячи кобольдов.

– Но многих людей привлек к нам Креншинибон, – напомнил Киммуриэль. – А подчинить кобольдов кристаллу и вовсе не составит труда, если Яраскрику не удастся полностью его нейтрализовать.

– Еще у нас есть крысиные оборотни, – не моргнув, продолжал чародей. – Те, кто умеет менять обличье, лучше всех противостоят ментальным проникновениям. Их внутренняя противоречивость препятствует воздействию извне.

– Ты привлек к нашему делу Домо?

– С Домо трудно договориться, – сознался Рай'ги, покачав головой, – зато я переманил нескольких егодоверенных лиц. Если устранить Домо, они будут за нас. Я подстроил, чтобы Шарлотта Весперс донесла Джарлаксу, будто главарь крысиных оборотней слишком много болтает и сообщил о Бреган Д'эрт паше Дадаклану и тому паше, что прислал шпионов в Даллабад.

Киммуриэль не разделял энтузиазма Рай’ги. В таких играх Джарлакс собаку съел, он вполне мог разгадать обман и воспользоваться Домо, чтобы снова перетащить оборотней на свою сторону.

– По его поступкам сейчас можно будет многое сказать, – заметил Рай'ги. – Наверняка Креншинибон захочет, чтобы главарь поверил в байку Шарлотты, тогда как сам Джарлакс наверняка предпочел бы быть очень осмотрительным с Домо.

– Ты считаешь, Домо убьют в тот же день? – после недолгого размышления предположил Киммуриэль.

Рай'ги недобро усмехнулся:

– Кристалл стал и силой, и слабостью Джарлакса.

* * *
– Сначала перчатка, а теперь вот это, – вздохнув, посетовала Двайвел Тиггервиллис. – Ох, Энтрери, если тебя не будет, у меня не останется никакого приработка!

– Только поторопись, – подмигнув в ответ на ее шутливое замечание, сказал он.

– Из-за Шарлотты ты становишься нетерпелив, – заметила Двайвел, последние несколько часов пристально наблюдавшая за женщиной. Весперс встречалась с представителями гильдии крысиных оборотней.

Энтрери только кивнул, не желая пока выкладывать последние новости. Все развивалось так стремительно. Рай'ги и Киммуриэль готовили почву для нападения, но и Джарлакс, наконец, почувствовал, что нечто назревает. Совсем недавно он вызвал Энтрери и приказал встретиться с крысиным оборотнем Домо. Если Домо участвует в Заговоре, то Рай'ги и Киммуриэлю придется срочно латать брешь в своих рядах.

– Я вернусь часа через два, – сказал убийца. – Чтобы к этому времени все было готово.

– Но у нас не из чего сделать то, что ты просишь, – пожаловалась Двайвел.

– Важно воспроизвести цвет и плотность, – ответил Энтрери. – Материал может быть другой.

Двайвел только повела плечом.

Поплотнее закутавшись в плащ, убийца вышел в ночь и торопливо пошел по улице. Неподалеку от «Медного муравья» он свернул в переулок. Быстро оглядевшись и убедившись, что за ним не следят, он спустился в открытую шахту отстойника, откуда можно было попасть в проходящие под городом туннели.

Спустя некоторое время в назначенном месте он увиделся с Джарлаксом.

– Шарлотта мне сказала, что Домо выбалтывает наши секреты, – начал главарь.

– Крысиный оборотень уже идет сюда?

– Да. И наверняка не один. Ты готов сразиться?

Впервые за несколько дней убийца улыбнулся от души. Готов ли он сразиться с крысиными оборотнями? Что за вопрос? Однако его беспокоило, от кого наемник узнал об этом. Похоже, Шарлотта служит и нашим и вашим, – будучи заодно с Рай'ги и Киммуриэлем, она и с Джарлаксом связи не рвет. Энтрери сомневался, что она и ее приятели-дроу уже созрели для решающего удара. Для этого им потребовалось бы больше времени и усилий. К тому же отстойники Калимпорта – не лучшее место для битвы.

Тем не менее…

– Может, тебе стоит на какое-то время задержаться в Даллабаде, – заметил Энтрери, – и наблюдать за всем из хрустальной башни.

– Домо меня не пугает, – ответил Джарлакс. Энтрери внимательно поглядел на него. Неужели он настолько слеп и не видит, что внутри Бреган Д'эрт готовится заговор? Если так, может, действительно кристалл понукает Рай'ги и Киммуриэля к измене? Или это Энтрери стал настолько подозрительным, что ему всюду мерещатся заговоры?

Он вздохнул и тряхнул головой, отгоняя навязчивые мысли.

– Шарлотта могла и ошибиться, – сказал он. – У нее могут быть свои причины устранить несносного Домо.

– Это мы скоро узнаем, – ответил Джарлакс, указав подбородком на туннель, из которого показался Домо Квиллило в облике громадной крысы с человеческими чертами, сопровождаемый еще тремя оборотнями.

– Дражайший Домо, – воскликнул Джарлакс, и оборотень поклонился.

– Спасибо, что сам спустился к нам, – промолвил Домо. – В это время я не люблю выходить на поверхность, пусть даже в подвалы дворца Басадони. Там слишком беспокойно.

Энтрери ответ слегка удивил, но он удержался от толкований.

– Что же, посланники других гильдий тоже спускаются сюда, чтобы с тобой поговорить? – поинтересовался Джарлакс.

Энтрери пристально посмотрел на главаря, подозревая, что это Креншинибон велит Джарлаксу давить на Домо, чтобы тот как-то себя выдал. Но ему казалось, что наемник слишком торопится, – можно было бы ограничиться обходительным разговором и все понять по незначительным намекам, не прибегая к вторжениям в разум.

– В такие нечастые дни, когда мне надо увидеться с посланниками других гильдий, они действительно, бывает, спускаются ко мне, – ответил Домо. Он старался казаться спокойным, но при этом нервно переминался с ноги на ногу. Энтрери спокойно положил ладони на навершия клинков: с одной стороны, он как будто расслабился, а с другой, в любой момент готов был выхватить оружие.

– И с кем же ты встречался в последнее время? – спросил Джарлакс.

Домо вздрогнул. Потом опять. Энтрери понял, что кристалл пытается проникнуть в его мысли.

Трое оборотней за спиной главаря переглянулись и беспокойно заерзали на месте.

Лицо Квиллило вдруг исказилось и начало принимать человеческие черты. А потом внезапно снова превратилось в крысиную морду. Оборотень зарычал.

– Что случилось? – спросил один из его подчиненных.

Энтрери увидел, как на лице Джарлакса отразилось разочарование, и с любопытством поглядел на урода-оборотня, подумав, что, возможно, недооценил его.

* * *
Джарлакс и Креншинибон просто не смогли зацепиться ни за какую определенную мысль Домо, потому чуждое вторжение в его мозг спровоцировало болезненную борьбу двух его ипостасей, и острая боль и ярость преградили доступ любому вмешательству.

Джарлакс смотрел на оборотня с все возраставшим раздражением.

«Он нас предал», – вдруг решил Креншинибон.

Джарлакс в этом сомневался, поскольку никаких доказательств и впрямь не было.

«Было одно мгновение, – уверял кристалл. – Момент истины, который поглотил и боль, и ярость. Он нас предал… дважды».

Джарлакс обернулся к Энтрери, и убийца принял знак с готовностью, поскольку терпеть не мог оборотней.

Но Домо и его подчиненные это тоже заметили и сразу выхватили мечи из ножен. Однако Энтрери уже был рядом с ними. Размахивая Когтем Шарона, ой располосовывал воздух завесами сажи, ограничивая видимое поле боя и мешая противникам следить за его передвижениями.

Повернувшись влево и обходя черную завесу, он пригнулся, чтобы не попасть под узкий длинный клинок Домо. Его меч взметнулся, отклоняя оружие противника, а сам Энтрери, все так же полусогнувшись, бросился вперед с кинжалом в руке.

Но на него ринулся один из телохранителей Домо и вынудил отступить. Убийца сделал кувырок назад и, оттолкнувшись от пола правой рукой, мгновенно вскочил на ноги и стремительно вернулся на прежнее место. Недальновидный оборотень рванулся за ним, оставив товарища и главаря по ту сторону черной завесы.

За спиной Энтрери Джарлакс три раза дернул рукой, и мимо убийцы, едва его не задев, просвистели три кинжала.

Раздался стон, – судя по всему, у Домо осталось только два телохранителя.

В следующий миг только один, поскольку убийца встретил нападавшего в полной готовности: вскинув меч и вращая им в воздухе, он отвел клинок оборотня. Их лица сблизились, и крысиный оборотень оскалился.

Но Энтрери тут же вогнал свой драгоценный кинжал ему в горло. Убийца мгновенно выдернул оружие и стремительно обернулся. Сквозь сажу прорвалась другая тварь, и послышались шаги поспешно удалявшегося Домо.

Артемис Энтрери перекатился под завесой сажи и ухватил лезшего к нему оборотня за щиколотки, тот пролетел над ним и упал лицом вниз почти у ног Джарлакса.

Не задерживаясь ни на миг, убийца закончил кувырок, вскочил на ноги и во весь опор помчался за Домо. Он хорошо ориентировался в темноте, даже в такой непроглядной. В этих туннелях он выполнил несколько своих выдающихся заказав, но все же проигрывал, оборотням, способным видеть инфракрасное излучение, поэтому Энтрери поднес поближе к лицу свой меч и приказал ему осветить дорогу, надеясь, что он, как большинство волшебных клинков, способен излучать какое-нибудь свечение.

Но то, как повел себя Коготь Шарона, его поразило – свет был каким-то черным, ничего подобного убийца в жизни не видел. Коридор приобрел совершенно потусторонний вид. Убийца поглядел на лезвие, но никакого видимого излучения не увидел. Он понадеялся, что ему хоть на какое-то время удастся остаться незамеченным.

Вскоре он оказался на развилке туннелей и весь обратился вслух, решая, куда бежать.

Слева послышался очень слабый отзвук шагов, и Энтрери метнулся туда.

* * *
Джарлакс в мгновение ока прикончил распростертого у его ног оборотня, всадив в беднягу один за другим несколько кинжалов. Опустив руку в карман, он нащупал кристалл и, прорвавшись сквозь черную завесу, помчался вперед, надеясь нагнать убийцу.

«Веди меня», – велел он Креншинибону.

«Наверх, – последовал неожиданный ответ. – Они вернулись на улицы».

Озадаченный наемник резко остановился.

«Наверх! – властно повторил хрустальный осколок. – На улицы».

И главарь наемников бросился в другую сторону, пробежал по коридору к люку, поднял решетку отстойника и вылез в переулок рядом с «Медным муравьем».

«Веди меня», – снова обратился он к Креншинибону.

«Прячься, мы слишком приметны, – внушал ему осколок. – Осторожно пробирайся к дворцу Басадони – Артемис Энтрери и Домо где-то там».

* * *
За поворотом Энтрери приостановился прислушиваясь. Прямо по ходу стояли Домо и еще парочка его соплеменников, все с мечами наголо. Убийца двинулся вперед, уверенный, что его хорошо видно, и решил напасть прежде, чем они разработают план защиты, но внезапно замер, расслышав шепот одного из оборотней Домо:

– Я его чую. Он рядом.

– Очень близко, – согласился второй и сощурил горевшие красным огнем глазки.

«Да зачем им вообще инфразрение»? – изумился Энтрери. В этом странном черном свете он видел их вполне отчетливо, будто все они находились в очень тускло освещенной комнате. Понимая, что надо атаковать без промедления, он все же отошел от стены и выступил на открытое пространство, потому что любопытство пересилило.

– Да, запах очень сильный, – согласился Домо. Все трое, беспокойно озираясь, сжимали мечи. – А где остальные?

– Должны были уже быть здесь, – отозвался оборотень слева. – Боюсь, нас предали.

– Да провались эти дроу в Девять Проклятых Кругов! – выругался Домо.

Энтрери с трудом верил в то, что, они его не видят, – поразительная способность чудесного меча. Он подумал, заметят ли они его в обычном спектре, но потом решил найти ответ на этот вопрос как-нибудь в другой раз. Полностью сосредоточившись на том, чтобы не издать ни звука, он передвинул вперед сначала одну ногу, потом другую, приближаясь к Домо справа.

– Может, надо было прислушаться к тому, что говорил этот колдун-дроу, – прошептал оборотень слева.

– И выступить против Джарлакса? – изумленно спросил Домо. – Но это верная гибель, и больше ничего.

– Но… – попытался возразить другой его подчиненный, и Домо, яростно тыча пальцем ему в лицо, стал что-то жарко и быстро шептать.

Воспользовавшись тем, что они отвлеклись, Энтрери зашел за спину одному из оборотней и упер острие кинжала ему в хребет. Тот замер, и убийца шепнул ему в самое ухо:

– Беги.

Оборотня словно ветром сдуло. Домо сделал несколько шагов вдогонку, выкрикивая ему в спину угрозы.

Энтрери, переместившись ко второму помощнику, и ему шепнул то же самое.

Но этот не обратился в бегство, он взвизгнул, круто развернулся и полоснул мечом на уровне груди.

Наемный убийца легко пригнулся, а, распрямившись, всадил кинжал между ребер в брюхо оборотня. Тот взвыл, задохнулся и забился в судорогах.

– В чем дело? – мигом обернулся Домо. – Что?

Его подчиненный свалился на пол и забился в конвульсиях. Энтрери стоял над ним с кинжалом в руке, которому тоже приказал светиться.

Домо отскочил назад, держа меч перед собой.

– Пляшущий клинок? – тихо произнес он. – Это ты, колдун-дроу?

– Пляшущий клинок? – повторил за ним Энтрери, взглянув на свое оружие. Ему это показалось полной бессмыслицей. Снова посмотрев на Домо, он увидел, что тот сменил крысиное обличье на почти человеческое, одновременно с этим и зрение его вернулось к восприятию нормального спектра.

Внезапно оказавшись лицом к лицу с Артемисом Энтрери, Домо подскочил от неожиданности.

– Что за шутки? – выдохнул Домо. Энтрери не знал, что ответить, так как не представлял себе, как действовало черное излучение Когтя Шарона. Возможно, он не позволяет видеть в инфракрасном спектре, зато в обычном имеет странный свет. А может, он видится чем-то вроде черного костра, ведь сильные источники тепла ограничивают инфразрение. Хотя от меча как будто не исходит жар…

Все это странно. Видимо, у Когтя Шарона еще много загадок, однако разрешать их сейчас Артемис Энтрери не собирался.

– Вот ты и остался один, – обратился он к Домо и сделал шаг к нему. – Ты да я, больше никого.

– Почему Джарлакс меня боится? – спросил оборотень.

– Боится? Ты ему омерзителен. А это разные вещи, знаешь ли.

– Но я на его стороне! – возмутился оборотень. – Я не предал его даже под натиском его подчиненных.

– Да, кажется, так ты сказал ему. – И убийца показал взглядом на еще дергавшегося у его ног оборотня. – Что тебе известно? Говори быстро и четко, и тогда, возможно, тебе удастся уйти.

Домо злобно сузил крысиные глазки.

– Так же, как Рассистеру после вашей последней встречи? – осведомился он, имея в виду одного из самых известных своих предшественников на посту главы гильдии. Этот весьма влиятельный оборотень был союзником паши Пуука и Энтрери, но убийца прикончил его, и этого крысиные оборотни Калимпорта никогда не забудут.

– Спрашиваю последний раз, – бесстрастно произнес Энтрери.

Краем глаза он приметил какое-то движение и понял, что вернулся оборотень-беглец и теперь выжидает удобный момент, чтобы броситься на него. Однако Энтрери ничуть не удивился и уж тем более не испугался.

Домо оскалил зубастую пасть и насмешливо промолвил:

– Джарлакс со своими приближенными не так едины, как ты думаешь.

Энтрери приблизился еще на шаг.

– Я ждал от тебя другого.

Но не успел он договорить, как Домо взвыл и ринулся на него, стремясь проткнуть мечом.

Убийца стоял неподвижно, он лишь чуть повернул Коготь Шарона, отражая удар.

Оборотень немедленно отдернул клинок и ударил снова, затем еще. Всякий раз противник великолепно парировал, едва двигая рукой, и Домо промахивался на какой-нибудь дюйм.

Тогда оборотень полоснул мечом с размаха. Но он слишком далеко отступил для этого, и убийце потребовалось отклониться только самую малость, чтобы избежать со свистом рассекшего воздух лезвия.

Но тут сбоку бросился помощник Домо, и главарь, воспользовавшись этим, совершил стремительный выпад.

Оборотень, видно, не верил, что Энтрери – непревзойденный боец. Убийца отклонил очередной выпад Когтем Шарона, а потом, вывернув запястье, подцепил своим клинком меч оборотня. Напрягшись, он резко дернул клинок противника вверх, одновременно создав между собой и ним черную завесу. Довершая движение, он сделал оборот вокруг себя в правую сторону. Снова оказавшись с Домо лицом к лицу, правую руку он опустил вниз, и меч оставил в воздухе черный след, а левой наотмашь полоснул по животу нападавшего сбоку оборотня.

Коготь Шарона описал в воздухе полный круг, создав плотную широкую завесу между противниками. Домо пробил ее очередным выпадом, но Энтрери перед ним уже не было. Убийца сделал кувырок, вскочил и нанес удар по ногам оборотня, мучившегося с кинжалом в брюхе. Могучий меч с легкостью отсек обе ноги несчастного, приятно удивив убийцу. Бедный оборотень, воя от боли, свалился на камни, и кровь неудержимым потоком хлынула из его тела.

Энтрери всецело переключился на Домо, Мощным ударом он вновь отбил его меч и, быстро опустив Коготь Шарона, успел защититься от кинжала, который метнул в него оборотень.

Лицо Домо исказилось, – видимо, никаких уверток у него в запасе не осталось. Теперь пришла очередь Энтрери перейти в нападение, и он сделал три сильных выпада, оттеснив крысиного оборотня к стене. Тот даже не отбивался, только пытался устоять на ногах.

Убийца наступал и бешено размахивал мечом, иногда оставляя следы сажи, иногда нет, но всякий раз все больше ограничивая поле зрения и передвижения Домо. Вскоре он припер его к стенке, и тот затравленно поглядел на убийцу.

– Я все расскажу тебе! – воскликнул он. – Я…

– Ты уже все сказал, – произнес Энтрери и всадил Коготь Шарона в тело Домо.

Оборотень замер.

– Бо… больно, – судорожно выдохнул Домо.

– Так и должно быть, – чуть повернув меч, заверил его убийца. Домо в последний раз глотнул воздух и умер.

Убийца выдернул клинок и подобрал кинжал. Мысли путались, множество вопросов крутилось в голове. Если верить Домо, внутри Бреган Д'эрт назревает измена. Домо не предал Джарлакса и ничего против него не замышлял, в этом Энтрери был уверен. И, тем не менее, именно Джарлакс велел убить главу оборотней.

Или не он?

Артемис Энтрери выбрался из отстойников, гадая, насколько кристалл подчинил Джарлакса.

* * *
– Прекрасно, – бросил Рай'ги Киммуриэлю. Через магическое зеркало дроу наблюдали, как Энтрери вернулся во дворец Басадони. Чародей почти сразу прекратил за ним следить, поскольку по хитрому выражению лица убийцы можно было понять, что он это почувствовал. – Он сделал все за нас, сам того не подозревая. Теперь крысиные оборотни ополчатся против Джарлакса.

– Бедняга Домо, – со смехом добавил Киммуриэль. Однако сразу же осекся и посерьезнел. – Что будем делать с Энтрери? Он и так был опасен, а теперь у него еще меч и перчатка, Кроме того, он слишком умен и никогда не поверит, что ему было бы лучше стать на нашу сторону. Наверное, надо убрать его прежде, чем мы займемся Джарлаксом.

Рай'ги на мгновение задумался и кивнул в знак согласия.

– Только все должно исходить от кого-то из низших, – произнес он. – От Шарлотты и ее подчиненных, быть может, ведь они почти не будут задействованы в самом свержении.

– Да, Джарлакс взбесится, если узнает, что мы предпринимаем что-то против Энтрери, – согласился Киммуриэль. – Пусть Шарлотта, но только не в лоб. Я внушу ей мысль, что Энтрери хочет ее убрать.

– Если она в это поверит, то, скорее всего, просто сбежит.

– Для этого она слишком горда и самоуверенна, – отозвался Киммуриэль. – Я ненавязчиво и через других людей дам ей понять, что Энтрери не пользуется большой популярностью в Бреган Д’эрт и что самому Джарлаксу уже поднадоела его столь лелеемая независимость. Если она поверит, что Энтрери решил мстить ей в одиночку, тогда как в ее распоряжении целое войско, чтобы его уничтожить, она не сбежит, а нанесет удар, причем сокрушительный. – Он хохотнул: – Хотя в отличие от тебя, Рай'ги, я не уверен, что Шарлотта и даже весь дом Басадони смогут справиться с ним.

– Но, по крайней мере, они отвлекут его на некоторое время, и он не будет мешаться под ногами, – ответил Рай’ги. – А когда мы покончим с Джарлаксом…

– Энтрери уже наверняка будет очень далеко, – предположил Киммуриэль, – сбежит, как сбежал Морик. Может, стоит разыскать Морика, хотя бы ради того, чтобы показать Энтрери, что бывает с такими беглецами.

Рай’ги покачал головой – у них сейчас достаточно гораздо более важных дел, чем судьба какого-то воришки в далеком и малоинтересном городе.

– Артемис Энтрери не сбежит далеко, – решительно произнес он. – Он попортил мне много крови и заплатит за это.

Киммуриэлю эти слова показались несколько высокопарными, но в целом он был согласен. Псионик подумал, что самым непростительным преступлением убийцы было его высокое мастерство. Дроу оскорбляла его незаурядность, в этом и коренилась ненависть. Но и псионик, и чародей были достаточно умны, чтобы признавать незаурядность Энтрери.

Хотя это никоим образом не улучшало его положение.

Глава 12 Когда всё – ложь

– Плетут и плетут! – бушевал Энтрери, колотя кулаком по маленькому столику в задней комнате «Медного муравья». Этот дом по-прежнему оставался единственным местом в Калимпорте, где он мог не опасаться слежки Рай’ги и Киммуриэля, – а в последнее время он слишком часто чувствовал, что они наблюдают за ним. – Плетут свою паутину, и конца этому нет!

Двайвел Тиггервиллис спокойно откинулась в кресле и с любопытством поглядела на приятеля. Они были давно знакомы, но никогда еще она не видела его таким взбудораженным и злым. А если уж Артемис Энтрери разозлился, то лучше держаться от него подальше. Еще более удивительно, что он пребывает в таком состоянии после убийства Домо. Он настолько ненавидел оборотней, что, убив одного из них, по крайней мере, день находился в хорошем расположении духа. Однако Двайвел понимала причину дурного настроения убийцы. Она плохо себе представляла, каково это – иметь деда с темными эльфами, но все-таки видела достаточно, чтобы понимать, какие они мастера по части интриг и обмана.

– Слишком сложная паутина, – выпустив пар, уже спокойнее произнес Энтрери. – Я просто запутался, столько всего накручено. Я уже не понимаю, что правильно, а что нет.

– Но ведь ты все еще жив, – промолвила Двайвел, – значит, действуешь правильно.

– Боюсь, я здорово ошибся, прикончив Домо, – покачивая головой, вздохнул убийца. – Я, правда, никогда не питал нежных чувств к крысиным оборотням, но на этот раз, пожалуй, надо было оставить его в живых, хотя бы ради того, чтобы оставался какой-то противовес заговору против Джарлакса.

– Но ты ведь не можешь знать, правду ли говорили Домо и его прихвостни, когда упомянули про заговор среди дроу, – рассудила Двайвел. – Может, они сказали это затем, чтобы ты обо всем донес Джарлаксу и тем самым расколол бы Бреган Д'эрт. А может, Домо готов был сказать все что угодно, лишь бы спасти свою шкуру. Он знает о твоих отношениях с Джарлаксом и понимает, что для тебя лучше, когда он во главе.

Энтрери удивленно смотрел на нее. Может ли быть, чтобы Домо все это знал? Хотя да, конечно. При всей ненависти к крысиным оборотням нельзя не признать, что требовались незаурядные ум и хитрость, чтобы держать в руках эту странную гильдию.

– Но в любом случае это неважно, – продолжала Двайвел. – Мы же понимаем, что междоусобицах Бреган Д'эрт крысиные оборотни роли не играют. Если Рай'ги и Киммуриэль надумают совершить переворот, крысы их не остановят.

Энтрери тряхнул головой – все это его совсем не радовало. Один на один он имел шансы одолеть или обхитрить любого дроу, но те никогда не действовали в одиночку. В каждой группе внутри банды все были заодно, и понять, что происходит на самом деле, было невозможно. Ко всему прочему все карты путал кристалл – убийца не мог понять, Креншинибон ли подчиняется Джарлаксу, или же главарь всего лишь его послушный раб. Будет ли Джарлакс защищать убийцу, если кристалл возжелает его смерти?

– Ты забыл все, что когда-то усвоил, – мягко увещевала его Двайвел. – Дроу играют в те же самые игры, что и паша Пуук, и паша Басадони, и все остальные, вместе взятые. В Калимпорте веками играют в эти игры, и темные эльфы делают то же самое.

– Да, только они куда лучшие игроки, – хмуро ответил убийца.

– Но зато решение всегда одинаковое, – с улыбкой ответила она. – Когда вокруг сплошное притворство… – Она сделала паузу, ожидая, что Энтрери закончит сентенцию, которую он должен был усвоить, как никто другой. – Когда все сплошное притворство… – повторила она с нажимом.

Энтрери принудил себя успокоиться и забыть о том чрезмерном почтении и даже страхе, которые научился испытывать к темным эльфам, особенно к Рай’ги и Киммуриэлю.

– Когда одна паутина плетется поверх другой, – процитировал он, – и вокруг – сплошное притворство, правда лишь то, что сделаешь ты сам.

– Ты знаешь настоящий путь, потому что проходишь его сам, – согласилась Двайвел. – А для лгуна нет ничего хуже, чем видеть, как противник обратил один из его обманов в правду.

Энтрери почувствовал себя немного лучше. Именно на это он и надеялся, когда, почуяв слежку, улизнул из дворца Басадони и отправился в «Медного муравья».

– Ты веришь Домо? – спросила женщина-хафлинг.

После минутного раздумья он кивнул.

– Песочные часы перевернули, время пошло, – заявил он. – Ты узнала то, что я просил?

Двайвел сунула руку под чехол своего кресла и извлекла портфель, набитый свитками.

– Это о Кэддерли, – пояснила она, протягивая его убийце.

– А о том, другом?

Она снова пошарила где-то в глубине и вынула такой же мешочек, как тот, что носил на поясе Джарлакс. Даже не заглядывая внутрь Энтрери знал, что там лежит копия Креншинибона.

Он взял его не без колебания, поскольку понимал, что ступает на дорогу, опаснее которой не было в его жизни, и назад пути нет.

Заметив, как он нахмурился, Двайвел поспешила заверить:

– Никакие чары в нем не заключены. Я лишь попросила окружить его излучением, которое при беглом осмотре чародеем выдало бы его за подлинник.

Энтрери кивнул и закрепил мешочек на ремне сзади, чтобы его полностью скрывал плащ.

– Мы могли бы просто вывести тебя из города, – предложила Двайвел. – Дешевле было бы и нанять чародея, который перенес бы тебя далеко-далеко отсюда.

Энтрери усмехнулся. Не об этом ли он думал тысячу раз с тех пор, как Бреган Д’эрт объявилась в Калимпорте, но всякий раз отмахивался от этой мысли? Да и далеко ли он сбежит? От Рай'ги и Киммуриэля все равно не спрячешься.

– Будь с ним рядом, – предупредила Двайвел. – Когда все случится, ты должен всех опередить.

Энтрери стал подниматься, но чуть помедлил и внимательно поглядел на Двайвел. Он понял, что она искренне переживает за него, и его поразила мысль, что ее-то лично это никак не касается. Похоже, она была тем, кого немного набралось за всю его жалкую жизнь. Другом.

Пройдя в соседнюю комнату, он стал перебирать бумаги, касающиеся жреца Кэддерли. Может, этот человек поможет разрешить трудности Джарлакса, а значит, и его собственные?

* * *
Джарлакс, пользуясь разными магическими приспособлениями, имевшимися у него в избытке, но нарочно не обращаясь к помощи Креншинибона, торопился в Даллабад, куда его гнали раздражение и беспокойство.

Вот оно, самое верное испытание их партнерства. Джарлаксу казалось, что кристалл начинает верховодить в их отношениях, поэтому и решил определить все раз и навсегда.

Он собирался уничтожить хрустальную башню.

Креншинибон тоже это знал. Джарлакс чувствовал, как осколок недовольно пульсирует в мешочке, и опасался, что в порыве отчаяния тот может устроить состязание воли, в котором возможен только один победитель.

Но Джарлакс был готов. Он никогда не боялся принимать решения сообща и делить ответственность с кем-то еще, если результат должен был привести к достижению и его личных целей. Однако не так давно он ясно понял, что кристалл стремится совсем к другим высотам. Он старается заставить его делать то, что ему не нужно.

Джарлакс оказался перед хрустальной башней вскоре после захода солнца, когда на Калимшан спустились очень темные южные сумерки. Дроу собрал всю свою решимость и укрепился духом перед неминуемой схваткой. Последний раз оглядевшись вокруг и удостоверившись, что никого нет, он вынул кристалл.

«Нет! – раздался в его голове вопль Креншинибона, который отлично понял, что собирается сделать темный эльф. – Я запрещаю! Башни – воплощение моей… нашей силы, они её увеличивают. Разрушать ее запрещено!»

«Запрещено?» – с сомнением переспросил Джарлакс.

«Но это идет вразрез с основными интересами…»

«Я сам решаю, каковы мои интересы, – уверенно перебил дроу. – И сейчас я хочу обрушить эту башню». – И он сосредоточил всю энергию своей воли и мысли в коротком властном приказе Креншинибону.

Началось чудовищное по напряжению, молчаливое противостояние двух воль. Столетиями копивший знания и упражнявшийся в хитрости Джарлакс один на один боролся с древнейшим заклятием, заключенным в кристалле. Нескольких мгновений хватило, чтобы Джарлакс почувствовал, как его воля гнется под натиском Креншинибона, словно осколок хотел лишить его разума. Ожили все тайные страхи, надежно прятавшиеся в далеких уголках сознания, и скопом осадили самую суть его личности.

Обнажилось все, что он скрывал, теперь он был беззащитен перед ментальной атакой кристалла!

Джарлакс постарался успокоиться и стал обособлять каждый образ, вычленять и отделять от других каждое пугающее видение. Затем, сосредотачиваясь на одном-единственном образе страха, одолевал его, подавляя образами силы и власти, призывая на помощь воспоминания об испытаниях, через которые ему пришлось пройти, чтобы стать главарем Бреган Д'эрт, мужчиной, сумевшем преуспеть в Мензоберранзане, преисподней, управляемой Матерями.

Кошмары отступали один за другим. Давление осколка начинало ослабевать, и из глубины разума Джарлакс послал ему один-единственный приказ: «Разрушь хрустальную башню!»

Тогда на смену страхам пришли картины славы и власти: армии склоняли головы перед целым лесом хрустальных башен, властители приползали на коленях, предлагая все богатства своих королевств, Матери правящих семейств Мензоберранзана посвящали наемника в вечные и бессменные правители Совета, обращаясь к нему так, как прежде обращались к богине Ллос.

Обуздать этот поток Джарлаксу было значительно сложнее. Нелегко было противостоять соблазну этих картин. Главное, он сам понимал, что мощь хрустального осколка, соединенная с силой его солдат, действительно обеспечит и для Бреган Д'эрт, и для него лично исполнение многих желаний.

Джарлакс чувствовал, что решимость тает и он вот-вот сдастся и согласится вместе с Креншинибоном идти к достижению целей.

Он уже был готов отменить приказ, признать, что разрушение башни – нелепая прихоть.

Но мгновенно одумался.

Креншинибон – не союзник и не товарищ, на него нельзя полагаться, заменить его кем-то или предсказать его действия невозможно. Нет, сказал себе Джарлакс. Кристалл – всего лишь вещь, магический предмет, хотя и обладающий определенной проницательностью. Искусственный разум, к тому же ущербный: все его мыслительные способности замкнуты достижении предопределенной цели. Похоже, что его целью было приобретение такого числа последователей и такого могущества, на какие только способно было заключенное в нем волшебство.

Джарлакс вполне мог понять подобные устремления, но все же заставил себя не забывать, что главным должен быть он. Поборов соблазны, он отбил вторую атаку Креншинибона так же, как и первую.

Как будто что-то переключилось в его мозгу, словно хлыст щелкнул.

Джарлакс – господин. Его решениям будет подчиняться Бреган Д'эрт, и кристалл впредь будет покорен.

У него не осталось ни малейшего сомнения, что он волен разрушить башню, и наемник повторил приказ. Но на этот раз он не ощущал ни гнева, ни злости, ни обиды, ни горечи, – только печаль.

Побежденный кристалл начал собирать энергию для разрушения своего гигантского образа.

Джарлакс открыл глаза и удовлетворенно улыбнулся. Схватка оправдала все его худшие опасения, но все же он вышел победителем. Он чувствовал, как башня задрожала в основании. Сначала растворится ее сила, а потом и волшебная связь с Креншинибоном. Он приказал Креншинибону уничтожить ее так, чтобы не было никакого грохота, никаких рушащихся стен, башня должна просто растаять в вечернем воздухе. Он был уверен, что Креншинибон подчинится.

Эта победа принесла Джарлаксу самое глубокое удовлетворение за всю его долгую жизнь, полную борьбы и противостояний.

Он представил себе, как будет выглядеть Даллабад без башни и сколько теперь понаедет разведчиков, чтобы убедиться в ее исчезновении, разузнать, почему ее поставили и действительно ли Адания все еще у власти.

– Хватит! – вдруг властно сказал дроу, – Башня останется, потому что я так хочу!

Дрожание немедленно прекратилось, и побежденный Креншинибон послушно внедрился в мысли Джарлакса.

Наемник усмехнулся шире прежнего. Да, он оставит башню, а поутру рядом с ней воздвигнет еще и вторую. В Даллабаде появятся башни-близнецы. Близнецы Джарлакса.

Пока две.

Ведь теперь эти строения, равно как их создатель, главарю банды не страшны. Он победил, и отныне будет указывать кристаллу, как привести его на вершину власти.

Джарлакс был уверен, что Креншинибон больше никогда не посмеет угрожать ему.

* * *
Артемис Энтрери расхаживал по крошечной комнатенке, снятой в никому не ведомой гостиничке вдали от дворца Басадони и дворцов других гильдий. На маленьком столике рядом с кроватью лежала черная перчатка с красными швами, а рядом с ней в неверном свете свечи вспыхивало алым лезвие Когтя Шарона.

Убийца не знал, правильно ли поступает. Интересно, что подумает хозяин, когда найдет в комнате его дымящийся труп с облезлым черепом?

А ведь такой исход вполне вероятен. Всякий раз Коготь Шарона открывал Энтрери все новые, казалось, неисчерпаемые способности, а предметы, обладавшие такой силой, обычно имеют и чрезвычайно мощную волю. Убийца уже видел, что может случиться с тем, кто проиграет этому мечу в поединке. Страшная смерть Корина Сулеза стояла у него перед глазами, как будто это произошло вчера, он видел, как чернеет, съеживается кожа у него на лице и проступает белая кость.

Но все же отступать некуда. Его ждет противостояние с Креншинибоном, и если к тому времени он не наладит отношения с собственным мечом, то горе ему. Энтрери даже подумывал продать меч или спрятать в надежном месте, однако его удерживала мысль о Рай'ги и Киммуриэле.

Он должен оставить меч и полностью подчинить его себе. Иначе быть не может.

Энтрери подошел к столику, потер ладони, поднес ко рту и подул на них.

Он тянул время. Убийца повернулся на месте, напряженно раздумывая, нет ли какого другого пути. Может, все же продать его или передать Двайвел, пусть упрячет его куда подальше, пока темные эльфы не уйдут из Калимпорта, а там, быть может, он и вернется.

Но при мысли о том, что негодяи-дроу могут выжить его из родного города, в нем вдруг вскипел такой гнев, что он отбросил все сомнения и решительно приблизился к мечу. Не размышляя больше, он протянул голую руку и схватил Коготь Шарона.

И мгновенно ощутил как будто бы объятие, но не телесное, а какое-то внутреннее, как будто воля меча объяла все его внутреннее существо. Меч изголодался – Энтрери так ясно ощущал его голод! Клинок стремился поглотить его, уничтожить, уже хотя бы потому, что у него достало смелости или глупости схватить его незащищенной рукой.

Как он хотел поглотить его!

Щеку как-то перекосило, кожа стала зудеть, и Энтрери подумал, что она сейчас воспламенится. Однако тут же заставил себя целиком сосредоточиться на победе в ментальной схватке.

Меч все давил, и Энтрери ощущал нечто вроде насмешливого самоуверенного хохота клинка. Убийца подумал, что меч усталости не знает, зато человек рано или поздно точно выдохнется. Потом его поразила другая мысль – он ведь при всем желании не сможет выпустить эфес, это схватка, отказаться от которой нельзя, и сдаться на милость победителя тоже.

Дьявольский меч задумал как можно отчетливее внушить дерзкому человеку, что надежды нет никакой и что конец битвы будет страшен. Многие предшественники Энтрери не выдерживали этого внушения, и зловещий клинок одерживал очередную победу.

Но с Энтрери эта уловка не сработала, он лишь еще больше разъярился, а потом собрал в кулак весь гнев и злобу.

– Ты мой! – сжав зубы, прорычал убийца. – Ты моя собственность, вещь, кусок кованого металла! – И он поднес поближе к лицу алое лезвие и приказал ему излучать черное сияние.

Клинок не подчинился. Он продолжал давить на Энтрери. стараясь сломить его волю, а затем сжечь тело и поглотить душу.

– Ты мой, – спокойнее повторил убийца. Меч не сдавался, но Энтрери вдруг почувствовал уверенность. Он выдержит.

Коготь Шарона обрушил на него всю свою ярость, и Энтрери ощутил острую, жгучую боль. Убийца предпочел не сопротивляться, а вобрать эту энергию. Напряжение достигло высшей точки, а потом ушло.

Комнату залил странный черный свет, и Энтрери довольно улыбнулся. Свечение было знаком, что клинок уступил и признал нового хозяина. Убийца опустил оружие и несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь и стараясь не думать о том, что он только что был на волосок от жуткой смерти.

Но это уже не имело значения. Он одолел меч, переломил его волю, теперь Коготь Шарона будет служить ему так же, как осыпанный самоцветами кинжал. Само собой, придется быть начеку, Коготь Шарона попытается вернуть себе независимость, но таковы уж досадные издержки владения таким сказочным оружием.

– Ты мой, – с полным самообладанием произнес Энтрери и велел мечу убрать черный свет.

Комнату теперь освещал только язычок пламени свечи. Коготь Шарона подчинился без возражений.

* * *
Джарлакс думал, что все в порядке. Он только думал, что победил.

Креншинибон заставил его поверить в победу. Заставил потому, что хотел, чтобы бой между главарем банды и его приближенными был честным, и тогда он посмотрит, кто же окажется сильнейшим и лучшим владельцем.

Кристалл оказывал предпочтение Рай'ги, потому что колдун был более тщеславен, к тому же отличался кровожадностью.

Однако нельзя забывать и о возможностях, открывавшихся с Джарлаксом. Нелегко было заманить его в ловушку, но, в конце концов, Креншинибон добился именно того, чего хотел.

На рассвете над оазисом Даллабад засияла вторая башня.

Глава 13 Встряхнуть песочные часы

– Ты готова действовать в непредвиденных обстоятельствах? – спросил Энтрери Двайвел, когда они, не сговариваясь, повстречались в переулке у «Медного муравья», где, впрочем, было так же безопасно, как и внутри здания.

– Непредвиденных для кого? – хитро подмигнув, спросила она.

– Тогда ты готова ко всему, – ответил Энтрери и уверенно усмехнулся в ответ.

– Хочешь сказать, ты все предусмотрел? – недоверчиво уточнила хафлинг. – Все же мы имеем дело с темными эльфами, а кто сравнится с ними по части обмана и интриг?

– Они не у себя дома и не понимают особенностей Калимпорта, – возразил Энтрери. – Весь мир кажется им продолжением Мензоберранзана, они судят о чужих желаниях и чувствах но себе, а главное, оценивают чужие поступки со своей колокольни. Я для них иблис, ничтожество, и потому они не ожидают с моей стороны угрозы.

– А ты думаешь, пришло время? – все так же неуверенно спросила Двайвел. – Может, ты сам торопишь решительный день?

– Терпением я никогда не отличался, – зловеще усмехнувшись, согласился Энтрери, ничуть не обнадежив Двайвел.

– Учитывать непредвиденные обстоятельства значит уверенно плести свои сети. Будь осторожен, мой самонадеянный друг, сам в них не запутайся.

Убийца хотел было разозлиться на нее, но передумал, потому что предостережение Двайвел было разумно, ведь он вступил в опасную игру с врагами, не знающими пощады. Артемис Энтрери отдавал себе отчет в том, что даже при самых благоприятных обстоятельствах его успех, а значит, и жизнь, будут зависеть от молниеносных действий, и все может рухнуть при малейшем невезении. Заключительным аккордом пьесы окажется не точный удар хладнокровного наемного убийцы, а отчаянный бросок человека, загнанного в угол.

Но все же союзничество с Двайвел обнадеживало Энтрери. Он был уверен, что она не подведет и со своей стороны сделает все как надо.

– Если у тебя все получится, мы больше не увидимся, – произнесла она. – А если ты проиграешь, то вряд ли мне удастся соскрести с улиц Калимпорта твои разрозненные останки.

Двайвел весьма оригинально выразила свою привязанность, но Энтрери все понял правильно. И ответил искренней улыбкой, что с ним случалось крайне редко.

– Мы еще увидимся, – успокоил он Двайвел. – Калимпорт, в конце концов, осточертеет дроу, и они уберутся в свои темные норы, где им самое место. Может, пройдут месяцы, может, годы, но они уйдут. Они устроены иначе. Рай’ги и Киммуриэль понимают, что расширение торговли на поверхности не будет кормить ни их, ни Бреган Д'эрт годами. Если их обнаружат, вспыхнет война. Из-за этого они и злятся на Джарлакса. Дроу уйдут, ты останешься, а я вернусь.

– Неужели ты думаешь, я поверю, что Артемис Энтрери больше не будет искать приключений на свою голову, если выживет в этой заварушке? – фыркнула она. – Разве это на тебя похоже? Едва ли. Пожалуй, имея в руках этот меч и перчатку, ты теперь станешь промышлять убийствами знаменитых чародеев. А в один прекрасный день какой-нибудь маг вычислит пределы возможностей твоих новых игрушек, и тогда от знаменитого убийцы останутся лишь обгорелые косточки. – Она хихикнула и тряхнула головой. – Давай займись-ка Хелбеном, Вандергастом или самим Эльминстером. Хоть умрешь быстро.

– Я же сказал, что никогда не отличался терпением, – заметил Энтрери.

К его величайшему изумлению, Двайвел вдруг сорвалась с места, кинулась к нему, подпрыгнула и повисла на нем, заключив в объятия. Потом столь же стремительно оттолкнула его и через мгновение уже справилась с собой.

– Это просто на удачу, – заявила она. – Само собой, я предпочитаю, чтобы победил ты, а не темные эльфы.

– Если бы только одни темные эльфы, – непринужденно заметил Энтрери, стараясь поддерживать видимость легкой беседы.

Он знал, что ждет впереди: жестокая проверка его сил и выдержки, прогулка по краю пропасти. Правда, он может рассчитывать на Двайвел Тиггервиллис, самую влиятельную и умную из хафлингов. Он пристально поглядел на нее, но она не собиралась возражать на его замечание и признавать тем самым, что считает его другом.

Поступи она иначе, то разочаровала бы АртемисаЭнтрери.

– Будь бдителен, не увязни сам в своей лжи, – произнесла она ему в спину, перед тем как убийца растворился в шумном мире улиц.

Он и впрямь прислушался к ее словам. Нельзя предвидеть все. Спасти его может только умение принимать верные решения на ходу, но ведь он всю жизнь прожил, как на лезвии бритвы. Бессчетное количество раз ему приходилось полагаться только на собственную смекалку, и он все еще жив. Энтрери продумал все возможные, варианты развития событий, постарался все предусмотреть. В себе и тех, чьей поддержкой ок. заручился, убийца был уверен, но ни на секунду не забывал, что, если вдруг случится нечто, чего, он не учел, если за каким-то поворотом тропинка оборвется, его ждет неминуемая смерть.

И смерть эта будет страшной, учитывая нрав Рай'ги.

* * *
Как повсюду в Калимпорте, на этой улице было полно народу, но самый выдающийся человек на ней меньше всех бросался в глаза. Одетый в нищенские лохмотья, Артемис Энтрери прятался в тени и ковылял по дороге, почти сливаясь с серыми стенами домов.

Однако его передвижения были вполне целенаправленны. Он глаз не спускал со своей добычи.

Шарлотта Весперс, наоборот, открыто шествовала по середине оживленной улицы. Она, одна из высших членов Дома Басадони, пришла на территорию грозного паши Дадаклана по его приглашению. Многие глядели на нее с подозрением и даже ненавистью, но никто не решался сделать в ее сторону даже шага. По приказанию Рай'ги она договорилась с Дадакланом об официальной встрече и теперь находилась под охраной паши, потому и вышагивала так гордо, не боясь никого.

Но по пятам за ней следовал человек, не подчинявшийся приказам паши Дадаклана.

Энтрери хорошо знал эти улицы, потому что в прошлом несколько раз выполнял задания Рэйкерсов. По поведению Шарлотты он мог с уверенностью сказать, что она явилась на официальные переговоры. Несколько возможных мест для встречи она уже миновала, так что убийца теперь точно знал, куда она направляется. Только не знал, насколько эта встреча важна для Рай'ги и Киммуриэля.

– Может, ты следишь за каждым ее шагом, Киммуриэль? – под нос себе пробормотал Энтрери.

Он продолжал обдумывать свои возможные действия, если придется использовать запасные варианты. Вряд ли чародей и псионик, наверняка занятые собственными замыслами, будут пристально наблюдать за Шарлоттой, но исключать такую возможность было нельзя. Если это так, он весьма скоро узнает об этом. Оставалось лишь надеяться, что он будет готов и все сделает правильно.

Чтобы обогнать женщину, убийца зашагал быстрее, свернул в переулок, сокращая путь, потом поднялся наверх и пошел по крышам.

Вскоре он добрался до здания, стоявшего в переулке, куда, как он полагал, повернет Шарлотта. На крыше стоял дозорный – значит, убийца не ошибся.

Без единого звука Энтрери подкрался к часовому, который был так поглощен наблюдением за улицей, что ничего не успел почувствовать. Убийца понимал, что поблизости должны быть еще солдаты, поэтому очень внимательно осмотрелся, прежде чем что-то предпринять. Двух дозорных он обнаружил на крыше на противоположной стороне улицы, а еще одного на этой стороне, на соседней крыше.

За этими тремя он наблюдал более пристально, чем за человеком прямо перед собой, следила за каждым жестом и поворотом головы. Его больше всего заботило, куда они смотрят. В конце концов, убедившись, что они следят за переулком не отвлекаясь ни на миг, он ударил свою жертву и усадил спиной к слуховому окну.

Через пару минут, когда Шарлотта Весперс в сопровождении двух солдат паши Дадаклана вошла в переулок, казалось, что все четверо дозорных как ни в чем не бывало находятся на постах и глаз не спускают с улицы.

Энтрери лихорадочно соображал. Осталось пятеро солдат противника и якобы сторонник, бывший на деле хуже любого врага. Убийца не тешил себя надеждой, что, кроме этих пятерых, охраны больше не было. Наверняка многие из тех, кто сейчас шумит и суетится на главной улице, на самом деле из числа людей паши.

Но отступать было некуда, Энтрери перемахнул через карниз двухэтажного здания, повис на руках и легко приземлился рядом с изумленной Шарлоттой.

– Это ловушка, – напряженным шепотом сообщил он ей и, повернувшись к сопровождающим, вскинул руку, требуя остановиться, – Киммуриэль открыл на крыше межуровневый переход, мы можем спастись.

На лице Шарлотты изумление так мгновенно сменилось гневом, а гнев – маской хладнокровия, что это успел заметить только Энтрери. Он понял, что обман удался, его дикому заявлению о ловушке имя Киммуриэля придало правдоподобие.

– А отсюда я ее заберу, – обратился он к охранникам. Издали донесся шум, это обеспокоенные задержкой двое из оставшихся трех дозорных спустились узнать, что происходит.

– Ты кто? – недоверчиво осведомился один из солдат за спиной Шарлотты, опуская руку к мечу, спрятанному под плащом.

– Иди, – шепнул убийца женщине.

Она все еще колебалась, но Энтрери дважды повторять не стал. Он выхватил кинжал и Коготь Шарона и отшвырнул драный плащ, представ перед опешившими солдатами во всем великолепии. Бросившись вперед, он полоснул одного мечом и ткнул кинжалом другого.

Оставшиеся немедленно обнажили оружие. Один отбил мощный взмах Когтя Шарона, сам при этом отступив, что Энтрери и нужно было. Второму солдату повезло меньше. Он выбросил меч перед собой, но убийца неуловимым движением провел кинжал прямо над лезвием и всадил его несчастному в живот.

Добить его он все равно не успевал, потому что к месту боя уже спешили другие солдаты, но времени, чтобы бедняга почувствовал животный ужас, когда страшный клинок стал вытягивать из него жизненную силу, ему достало. Рана несчастного была несерьезной, но все же он свалился наземь и скорчился, воя от страха.

Убийца отступил, повернувшись спиной к стене, по которой Шарлотта карабкалась на крышу.

Тот солдат, что отпрянул от взмаха страшного меча убийцы, ринулся на него слева. Другой подоспел справа, а еще двое наступали спереди. Убийца двинулся сперва к правому противнику, потом молниеносно повернулся влево. Едва вся четверка начала перестраиваться в соответствии с его броском, Энтрери снова стремительно развернулся вправо и атаковал того солдата, который собрался было его преследовать.

Перед беднягой с бешеной скоростью замелькали лезвия клинков. Сам он неплохо управлялся с оружием – мечом и кортиком – и был довольно опытным бойцом, но ведь ему противостоял сам Артемис Энтрери. Как бы парень ни парировал, убийца все равно умудрялся подобраться к нему. Они яростно бились несколько долгих мгновений под неумолчный лязг металла, пока, наконец, Энтрери не удалось всадить кинжал в правое предплечье соперника. Солдат невольно уронил руку, а Энтрери, занеся вверх Коготь Шарона, развернулся, отбил удар меча другого противника и тем же движением, завершив разворот, полоснул по груди уже раненного неприятеля.

По следу адского меча в воздухе возникло черное покрывало. Направление удара было горизонтальным, поэтому и чернота распространилась параллельно земле, не ограничивая поле зрения. На мгновение все оторопели, и Энтрери как раз успел расправиться с парнем, напавшим на него справа. Затем убийца стал неистово размахивать волшебным мечом, создавая в воздухе черные завесы.

Трое оставшихся солдат, смешавшись, отступили, поспешно перестраиваясь для нового слаженного нападения. Наконец, взяв себя в руки и храбро шагнув сквозь преграду, они обнаружили, что убийцы нигде нет.

Энтрери, неодобрительно покачивая головой, сидел на крыше и радовался преимуществом, которое дает ему новый меч. Он ценил его все больше и больше.

– Где же он? – окликнула убийцу Шарлотта. Энтрери недоуменно поглядел на нее.

– Переход? Где он?

– Может, Дадаклан помешал? – предположил убийца, стараясь не выдать, как он рад, что Рай’ги и Киммуриэль не наблюдают за ними. – А может, они решили нас бросить, – добавил он, прикинув, что не помешает несколько поколебать веру Шарлотты в ее темнокожих сообщников. Она лишь хмыкнула.

Послышался шум, сразу напомнивший им, что они находятся на вражеской земле, – это спохватились солдаты. Энтрери побежал вперед, сделав Шарлотте знак следовать за ним, перепрыгнул на крышу другого строения, потом следующего, затем спустился на землю и помчался в конец переулочка, где можно было спуститься в отстойники, – правда, после убийства Домо ему не слишком хотелось лезть туда. Поэтому задерживаться под землей Энтрери не стал – едва оказавшись за пределами территории Дадаклана, он вышел наружу, а оттуда уже недалеко было до дворца Басадони.

Убийца торопливо шагал впереди, пока не добрался до переулка, на который выходила стена «Медного муравьям. Здесь он остановился.

Шарлотта не сбавила шага и хотела пройти мимо. Она почти не глядела на спутника и казалась скорее разгневанной, чем благодарной за „спасение“. Похоже, она уже начала понимать, что дело нечисто.

Тогда убийца вынул меч и приставил лезвие к ее шее.

– Пожалуй, не стоит, – негромко заметил он. Шарлотта искоса глянула на него, а он мотнул головой, приказывая двигаться к заведению Двайвел.

– Что все это значит?

– Это значит, что, если дернешься, больше не вздохнешь, – ответил Энтрери.

Она не шелохнулась, и тогда он схватил ее за руку, с силой потащил вперед и заставил идти перед собой, подталкивая острием меча.

Через потайной ход из переулка они попали в крохотную комнатенку, посреди которой стоял единственный стул, к которому убийца грубо пихнул Шарлотту.

– Ты что, растерял остатки своих никчемных мозгов? – огрызнулась она.

– А разве это я тайком обстряпываю делишки с темными эльфами? – спросил Энтрери, и Шарлотта, от неожиданности не сразу справившись с собой, бросила на него взгляд, красноречиво подтверждавший верность его догадки.

– Мы оба действовали так, как было надо, – с негодованием отозвалась она.

– Действовали? Кое-кто работал на два фронта. А это, знаешь ли, большая разница. Даже если дело касается дроу.

– Ты говоришь, как полный идиот! – гаркнула она.

– Может быть, но только к тебе смерть поближе, – сжимая в руке драгоценный кинжал, напомнил ей Энтрери, придвинувшись ближе, причем по выражению его лица было ясно, что он вовсе не склонен к розыгрышам. Шарлотта прекрасно знала страшную силу его оружия. – Зачем ты пошла на встречу с пашой Дадакланом? – прямо спросил убийца.

– Всех беспокоят перестановки в Даллабаде, – последовал честный, хотя далеко не исчерпывающий ответ.

– Однако сдается мне, Джарлакса это не тревожит, – рассудил убийца.

– Чужие подозрения могут иметь нешуточные последствия, – продолжала женщина. Энтрери понял, что она сочиняет на ходу. – Я должна была встретиться с пашой Дадакланом и убедить его, что в городе и округе все вскоре утрясется.

– И что Дом Басадони прекратит свои завоевательные поползновения? – недоверчиво уточнил убийца. – Ты солгала бы и тем самым еще больше разозлила всех, когда Джарлакс предпринял бы новые действия?

– Какие новые?

– Неужели ты веришь, что наш командир, ставший внезапно таким честолюбивым, намерен успокоиться?

Шарлотта некоторое время соображала.

– Мне сказали, что Дом Басадони, по крайней мере, сделает вид, что отошел на прежние позиции, если только не будет никаких вмешательств извне, – сказала она. – Вроде засланных в Даллабад лазутчиков.

Шарлотта кивнула с несколько даже излишней готовностью.

– Что ж, значит, Джарлакс наконец утолил свой голод и мы вскоре вернемся к более спокойной и размеренной жизни, – промолвил Энтрери.

Она молчала.

Убийца усмехнулся. Само собой, он знал, как обстоят дела на самом деле, Шарлотта только что нагло солгала ему. Правда, в прежние времена Джарлаксу ничего не стоило бы заморочить головы своим подчиненным и внушить Энтрери одно, а Шарлотте другое. Однако сейчас главарь находился под влиянием Креншинибона, который хотел лишь одного – безграничной власти. Вряд ли то» что сейчас наговорила ему Шарлотта Весперс, имеет отношение к правде.

И если она отправилась к Дадаклану от имени Джарлакса, тогда как на самом деле за ее спиной стоят Рай'ги с Киммуриэлем, значит времени действительно в обрез.

Он задумался, стараясь решить, где и когда может произойти первое столкновение. Шарлотта наблюдала за ним во все глаза.

Внезапно с грацией и быстротой дикой кошки она соскользнула со стула, упала на колено, выхватила кинжал и метнула его прямо в сердце Энтрери, после чего ринулась к двери.

Убийца перехватил клинок в полете, в мгновение ока перевернул его и запустил в ту самую дверь. Кинжал вонзился в дерево, его дрожащее лезвие оказалось у самого лица Шарлотты, уставившейся на него широко открытыми от ужаса глазами.

Ухватив женщину за плечо, Энтрери грубо развернул ее и с размаху съездил кулаком по лицу.

Она попыталась ударить его другим кинжалом. Энтрери поймал ее руку у самых ножен, спрятанных под одеждой, и сдавил так сильно, что Шарлотта выронила оружие. Энтрери отпустил ее, чуть отстранился и, дважды хлестнув по лицу, встряхнул ее за плечи, затем протащил за собой и снова швырнул на стул.

– Неужели ты не понимаешь, с кем взялась в игры играть? – прорычал он ей прямо в лицо. – Они используют тебя по своему усмотрению, а потом просто уничтожат. Ты для них иблис, дерьмо, потому что не дроу. Среди приближенных Джарлакса нет таких, кто больше Рай’ги и Киммуриэля ненавидел бы другие расы. Тупая Шарлотта, никакая выгода тебе рядом с ними не светит, только смерть.

– А что, с Джарлаксом не так? – выкрикнула она.

Убийца как раз и рассчитывал на непроизвольное проявление чувств. Этот порыв как нельзя яснее показал, что она действовала заодно с двумя дроу, мечтавшими возглавить Бреган Д'эрт. Энтрери отошел на шаг, а она осталась сидеть, поникшая и подавленная.

– Даю тебе еще одну возможность, – предложил Энтрери. – Вовсе не потому, что испытываю к тебе добрые чувства, а потому, что у тебя есть кое-что нужное мне.

Шарлотта оправила одежду и попыталась придать себе более достойный вид.

– Выкладывай все, – потребовал убийца. – Все, что имеет отношение к перевороту, – где, когда и как. Мне известно больше, чем ты думаешь, так что не пытайся юлить.

Шарлотта насмешливо приподняла бровь:

– Ни черта ты не знаешь. А если б знал, понял бы, какого дурака свалял.

Едва она вымолвила это, убийца ухватил ее за волосы и дернул голову назад, а другой рукой приставил ей к горлу кинжал.

– Последняя возможность, – с ледяным спокойствием произнес он. – И не забывай, что ты мне очень не нравишься, драгоценная моя Шарлотта.

Женщина с усилием сглотнула, не сводя с Энтрери глаз.

Его взгляд был красноречивее всяких слов, и Она, решив, что терять нечего, а хранить верность темным эльфам нет смысла, выложила все, что знала о предстоящем перевороте. Даже то, как Рай'ги с Киммуриэлем намеревались обезвредить хрустальный осколок, – они предполагали воспользоваться псионической силой, особым образом трансформированной неким волшебным фонарем.

Ничего нового Энтрери не узнал, но все-таки странно было слышать, как кто-то проговаривает вслух все его подозрения. Он мысленно благословил свою предусмотрительность – ведь он тоже плел свою паутину – и еще раз напомнил себе, что он такой же игрок, как и остальные.

Энтрери прошел мимо Шарлотты к внутренней двери, выдернул из нее кинжал и трижды постучал. Дверь вскоре распахнулась, и в комнату вкатилась удивленная Двайвел Тиггервиллис.

– Ты чего пришел? – обратилась она к Энтрери. но осеклась, увидев унылую Шарлотту. Снова обернувшись к убийце, она сердито закричала: – Что ты наделал? Я не намерена ввязываться в ваши внутренние дрязги!

– Ты сделаешь все, что тебе скажут, – холодно ответствовал Энтрери. – Шарлотта останется у тебя в качестве дорогого, но очень одинокого гостя, пока я не вернусь и не позволю ее выпустить.

– Ты не позволишь? – недоуменно спросила Двайвел. – Что это за блажь на тебя нашла?

– Еще раз оскорбишь меня – лишишься языка, – бесстрастно пообещал Энтрери, безупречно играя роль хладнокровного душегуба. – Сделаешь, как я велел. Не больше и не меньше. Когда все кончится, Шарлотта сама поблагодарит тебя за то, что ты предоставила ей надежный приют, когда все мы были в опасности.

Пока он говорил, Двайвел пристально смотрела на Шарлотту, словно желая что-то сказать взглядом, и та едва заметно кивнула.

Маленькая женщина повернулась к убийце и властно сказала:

– Уходи.

Энтрери двинулся к неприметной двери, выходившей в переулок.

– Не сюда, – недовольно бросила Двайвел. – Туда, – и показала на другой выход. Вытолкнув убийцу из комнаты, она вышла за ним и закрыла дверь на замок.

– Неужели все так далеко зашло? – спросила она, шагая рядом с ним по коридору.

Энтрери хмуро кивнул.

– Но ты по-прежнему намерен сделать по-своему, несмотря на неожиданный поворот событий?

Энтрери улыбнулся, показывая, что для него тут нет ничего неожиданного.

– Продуманная импровизация, – кивнула Двайвел.

– У тебя есть своя роль, – напомнил убийца.

– И, по-моему, я с ней неплохо справилась, – заметила она с улыбкой.

– Превосходно, – согласился он. – И я не шутил, когда сказал, что отрежу тебе язык.

Он вышел на улицу, а Двайвел, несколько опешив, осталась стоять на пороге. Однако через минуту она усмехнулась, решив, что Энтрери вряд ли приведет угрозу в исполнение, как бы она его ни оскорбила.

Правда, это было лишь ее предположение. С Артемисом Энтрери ни в чем нельзя было быть уверенным.

* * *
Еще до рассвета Энтрери выехал за пределы города, скача во весь опор к оазису Даллабад на позаимствованном без ведома хозяина коне. Дорогу он знал хорошо. Здесь всегда было полно разбойников и нищих. Но убийцу это ничуть не тревожило. Когда солнце стало подниматься, он пришпорил коня, торопясь въехать в оазис вовремя.

Он сказал Двайвел, что Джарлакс снова заперся в хрустальной башне, куда теперь так торопился убийца. Он знал, что малютка-хафлинг разыграет свою партию, как по нотам. А когда она отпустит Шарлотту…

Энтрери склонился к конской гриве. Солнце взбиралось по небу, а скакать еще много миль, но уже виден острый шпиль башни… да нет, двух. Энтрери различил два одинаковых сооружения, ловивших лучи утреннего солнца.

Он совершенно не представлял, что бы это значило, но волноваться не стал. Все равно Джарлакс там.

Вскоре Артемис Энтрери почувствовал, что за ним следят. Но он только крепче сжал шенкеля и погнал краденого коня что было силы, надеясь выиграть время.

* * *
– Он как нахлестанный мчится к Джарлаксу, а куда подевалась Шарлотта Весперс, неизвестно, – сообщил Киммуриэль Рай'ги.

Вместе с Бергиньоном Бэнром они наблюдали за Энтрери, скакавшим прочь из Калимпорта.

– Шарлотта могла остаться у паши Дадаклана, – отозвался Рай'ги. – Этого мы знать не можем.

– Так надо узнать, – явно нервничая, предложил Киммуриэль.

– Полегче, друг мой, – поглядел на него Рай'ги. – Артемис Энтрери нам не страшен, он всего лишь досадная помеха, докучливая муха. Пускай все паразиты соберутся вместе.

– Тогда победа будет быстрой и полной, согласился Бергиньон.

Киммуриэль подумал немного и достал маленький фонарик, у которого три стенки были затенены, а четвертая открыта. Яраскрик заверил его, что этот фонарь, если в него поместить свечку и осветить им Креншинибон, на время приглушит силу кристалла. Но лишь на время подчеркнул он. Даже самоуверенный Яраскрик не рассчитывал надолго обезвредить могучий осколок.

Однако много времени и не потребуется, Киммуриэль и все остальные были в этом уверены. Пусть даже Артемис Энтрери будет на стороне Джарлакса. Если силу кристалла подавить, то падение Джарлакса, а вместе с ним и всех его сторонников, включая Энтрери, можно считать состоявшимся.

Этот день – точнее, ночь – станет прекрасной. Рай'ги и Киммуриэль решили нанести удар ночью, когда Креншинибон слабел.

* * *
– Он дурак, но страх его, боюсь, обоснован, – входя к Шарлотте, сказала Двайвел, – Прошу тебя, посочувствуй ему хоть капельку.

Пленная Шарлотта поглядела на нее, как на ненормальную.

– Что ж, он ушел, – сказала Двайвел, – и тебе пора.

– А я думала, что я твоя пленница.

– На веки вечные, что ли? – хихикнула женщина-хафлинг. – Артемис Энтрери чего-то боится, и тебе тоже следовало бы опасаться. Я немногое знаю о темных эльфах, что говорить, но…

– Темных эльфах? – переспросила Шарлотта, делая вид, что не понимает. – А при чем здесь темные эльфы?

Двайвел рассмеялась:

– Слухами земля полнится. Кое-что болтают о Даллабаде и Доме Басадони. На улицах знают, кто стоит за этим.

Шарлотта стало было мямлить что-то про Энтрери, но Двайвел оборвала ее.

– Энтрери ничего мне не говорил, – заявила она, – Или ты думаешь, что мне нужна помощь этого человека в таком ерундовом деле? Про меня можно многое сказать, но дурой я никогда не была.

Шарлотта откинулась на стуле, сверля маленькую женщину взглядом.

– Ты уверена в том, чего на самом деле нет, – сказала она. – Опасно так заблуждаться.

– Зато я точно знаю, что не хочу во все это впутываться, – парировала Двайвел. – Ни в дела с Даллабадом и Басадони, ни в дрязги между Шарлоттой Весперс и Артемисом Энтрери.

– А мне показалось, уже впуталась, – ответила женщина, грозно сверкнув темными глазами.

– Я всегда делала и делаю только то, что должна, – покачала головой Двайвел.

– Значит, я свободна?

Двайвел кивнула и отошла в сторону, пропуская ее к двери.

– Я пришла, как только убедилась, что Энтрери уже далеко. Прости, Шарлотта, но я не стала бы оказывать тебе услугу, рискуя настроить против себя Энтрери.

Шарлотта вынуждена была признать, что это весьма трезвая позиция.

– Куда он делся? – спросила она.

– Его нет в Калимпорте, как мне донесли, ответила Двайвел. – Может, он в Даллабаде. А может, и оазис он уже давно миновал и мчится прочь из Калимшана. Будь я Артемисом Энтрери, так бы и поступила.

Шарлотта не ответила, но мысленно согласилась. Она все еще не разобралась в случившемся, однако поняла, что ее «спасение» было обычным похищением, – Энтрери нужно было выдавить из нее нужные сведения, «И кажется, – мрачно подумала она, – убийца выдавил больше, чем было нужно». Вряд ли Рай'ги и Киммуриэлю это понравится.

Пытаясь во всем разобраться, она вышла из «Медного муравья». В том, что темные эльфы ее найдут, причем очень скоро, можно было не сомневаться. Она поняла, что ей остается одна дорога, и припустила к дворцу Басадони. Она доложит Рай'ги и Киммуриэлю о выходке убийцы.

* * *
Энтрери поглядел на солнечный диск, поднимающийся на востоке, и глубоко вздохнул. Время пришло. Двайвел должна была уже отпустить Шарлотту, как они и условились, а та наверняка побежала прямиком к дроу и дала событиям ход.

Если только она успела застать эту парочку в Калимпорте.

Кроме того, Шарлотта могла купится на его блеф и попробовать затаиться.

Или темные эльфы обнаружили ее в «Медном муравье» и сровняли заведение с землей. Тогда Даллабад и кристалл сейчас уже в руках у Рай'ги.

Или Рай'ги с Киммуриэлем вернулись в Мензоберранзан, поняв, что их раскрыли.

Или Джарлакса уже нет в оазисе.

Последнее больше всего беспокоило убийцу. В длинном списке допущений Джарлакс был самым непредсказуемым пунктом. Если Джарлакс покинул Даллабад, то весь план насмарку. Ведь тогда Рай’ги и Киммуриэль могут застать его врасплох и запросто уничтожить.

Но убийца не привык сомневаться в себе, чувствовать свою неполноценность. Возможно, из-за этого он так ненавидел темных эльфов: непревзойденный Артемис Энтрери в Мензоберранзане был букашкой.

«Правда лишь то, что сделаешь ты сам», – напомнил он себе. Это он плел паутину иллюзий, поэтому он здесь главный, а не Рай'ги, не Киммуриэль, не Шарлотта и даже не Джарлакс со своим кристаллом.

Он снова поглядел на солнце, потом на величественные хрустальные башни, сиявшие над кронами пальм Даллабада, и мысленно сказал себе, что на этот раз он, и никто другой, перевернул песочные часы.

Время утекает стремительно, поэтому Энтрери. нахлестывая коня по бокам, поскакал к оазису.

Глава 14 Когда высыпался весь песок

Энтрери думал лишь о кристалле. Похитить его любой ценой, чем бы это ни обернулось для Джарлакса, но постараться, чтобы было заметно некоторое сочувствие к главарю наемников. Эту единственную мысль убийца снова и снова намеренно прокручивал в голове, подозревая, что здесь, в эпицентре силы Креншинибона, кристалл ясно поймет, что у него на уме.

Джарлакс ожидал его на втором этаже башни в просторной круглой комнате, где стояли только два стула и небольшой рабочий стол. Наем-пик встал точно напротив двери, в которую вошел убийца. Энтрери отметил, что он отошел как можно дальше от него.

– Приветствую, – произнес Энтрери.

Джарлакс, почему-то без обычной повязки, вежливо притронулся к полям шляпы и поинтересовался:

– Зачем пожаловал?

Энтрери сделал вид, будто удивлен вопросом, а мысленно нарочито усмехнулся: вот уж действительно, зачем это я пожаловал?

По тому, как Джарлакс посмотрел на него, убийца понял, что Креншинибон это слышал и передал владельцу. Несомненно, кристалл требует, чтобы дроу избавился от него, а наемник сопротивляется.

– Ты поступаешь глупо, – заметил Джарлакс с усилием. Сопротивление Креншинибону давалось ему нелегко. – Здесь ничего нет для тебя.

Энтрери сделал вид, что призадумался.

– Тогда, наверное, мне лучше уйти, – проговорил он.

Джарлакс и бровью не повел.

Энтрери, понимая, что Джарлакса вряд ли можно так легко застигнуть врасплох, тем не менее, внезапно бросился вперед и, сделав кувырок, подкатился к наемнику.

Дроу мгновенно схватился за мешочек на поясе – он даже не стал вынимать кристалл, – а другую руку выбросил в сторону Энтрери. С пальцев ударила струя чистой белой энергии.

Энтрери перехватил ее перчаткой и вобрал в себя какую-то часть, поскольку мощь для него была слишком велика. Несмотря на то, что цели достигла только небольшая часть энергии Креншинибона, боль была сокрушительной.

Убийца с некоторым страхом подумал: насколько же могуч пресловутый осколок?

Обратив посланный в него поток назад, он разрядил его в стену рядом с дроу, потому что не собирался убивать главаря. Раздался оглушительный взрыв, ослепительная вспышка, и обоих соперников отбросило в сторону.

Энтрери упорно не отступал. Джарлакс взмахивал рукой, посылая один кинжал за другим, убийца парировал мечом. Один клинок он отбил, другой его слегка поцарапал, еще от двух увернулся. Затем Энтрери ринулся вперед, надеясь сойтись с более субтильным дроу в рукопашной.

Но вместо этого с разбегу врезался в стену позади наемника.

У убийцы мелькнула мысль, что магия перемещения заключена в плаще или шляпе дроу, но тут же, сознавая свою уязвимость, он развернулся и широким взмахом Когтя Шарона отгородил себя от противника черной завесой.

Без малейшего промедления он ринулся сквозь нее, повергнув Джарлакса, ожидавшего, видно, хитрого трюка, в замешательство. Всего на долю мгновения, но этого хватило, чтобы приблизиться к нему и применить собственное волшебство.

С невероятной быстротой, невообразимой для любого другого человека, убийца сунул в ножны Коготь Шарона, рукой в перчатке выхватил кинжал с самоцветами, а другой – мешочек с копией Креншинибона. Он молнией обернулся вокруг Джарлакса, ловко срезал мешок с его ремня, подхватил его рукой в перчатке, а к ногам дроу бросил свой.

Джарлакс лупил его чем-то вроде кувалды. Энтрери отскочил в сторону, он успел заметить и отразить брошенный в него кинжал, но следующий вонзился ему в бок. Согнувшись от боли, он со стоном отпрянул от своего противника, в руках у которого теперь оказался небольшой боевой топорик.

– Думаешь, я не смогу уничтожить тебя без помощи Креншинибона? – самоуверенно осведомился Джарлакс, притормозив, чтобы поднять мешочек. Топорик он поднес к лицу и что-то прошептал. Тот мгновенно сжался до крошечных размеров, и наемник заткнул его за ленту на шляпе.

Энтрери почти не различал слов и не видел, что делает его противник. Хотя кинжал вонзился неглубоко, боль была пронизывающей. Но что еще хуже, в голове зазвучал зов Креншинибона, призывавшего сдаться и подчиниться его силе.

– У меня сотня способов уничтожить тебя, мой бывший друг, – сказал Джарлакс. – Но Креншинибон справится с этим лучше, потому что, говоря откровенно, у меня нет желания мучить тебя.

Джарлакс сжал мешочек, и на лице его сразу же отразилось крайнее изумление.

Энтрери по-прежнему с трудом мог сосредоточиться на словах и действиях дроу. Кристалл упорно осаждал его, проникая в разум и вселяя в него ощущение такой беспросветной безнадежности и отчаяния, что несгибаемый убийца готов был упасть на колени, обливаясь слезами.

Джарлакс вытер влажную ладонь о плащ, достал еще один кинжал из своего бесконечного запаса и примерился для смертельного броска в беззащитного человека.

– А теперь объясни, почему мне приходится это делать? – поинтересовался он. – Это Креншинибон позвал тебя? Или твое собственное непомерное честолюбие?

Ощущение жуткой безнадежности, отчаяние, глубже которого Энтрери никогда в жизни не испытывал, совершенно обессилили его.

Но сквозь беспросветную тьму в его мозг вдруг пробилась одна мысль: почему кристалл не уничтожит его прямо на месте?

И воля Энтрери ответила: потому что не может! Потому что теперь я – его хозяин, хоть ему это и не нравится!

– Говори же!

Убийца собрал всю свою ментальную силу, призвал на помощь железную дисциплину, закаленную годами опасного ремесла, и приказал осколку молчать, оборвать с ним всякую связь. Креншинибон упирался, но недолго. Энтрери оградил себя железной выдержкой и необузданной яростью, и Креншинибон потерял доступ к его разуму, как когда-то к разуму Дзирта До'Урдена. Защитой Дзирту, дроу с чистой душой, служила нравственность, а Энтрери – несгибаемая сила воли, однако результат был один и тот же. Кристалл умолк.

Энтрери моргнул и сразу увидел поток летящих в его сторону кинжалов. Он уклонялся и отбивался собственным кинжалом, и не безуспешно, поскольку ни один не ранил его глубоко. Один попал в лицо, в скулу под самым глазом, но убийца успел его задеть, и кинжал угодил в него рукоятью. Второй вспорол плечо.

– Я мог бы убить тебя, пустив обратно ту силу! – сдавленно выкрикнул Энтрери.

Джарлакс метнул еще один кинжал, который царапнул лодыжку убийцы. Однако смысл слов до него дошел, и, задумавшись, он задержал следующий клинок, приготовленный для броска, и вопросительно поглядел на Энтрери.

– Я мог бы убить тебя твоим же ударом, – прохрипел тот.

– Но ты не хотел уничтожить кристалл, – догадался Джарлакс.

– Осколок нельзя уничтожить его же собственной энергией! – рявкнул убийца.

– Ты явился, чтобы убить меня! – заявил Джарлакс.

– Нет!

– И завладеть кристаллом во что бы то ни стало! – гнул свое наемник.

Ноги Энтрери подкосились, он тяжело привалился к стене, собрал в кулак всю свою волю и поглядел прямо в глаза наемнику единственным здоровым глазом – второй заплыл и не открывался.

– Я пришел сюда, – медленно проговорил он, выделяя каждое слово, – и через Креншинибон заставил тебя поверить, что похищение – моя цель.

На лице Джарлакса появилось совершенно не свойственное ему выражение замешательства, и он немного опустил кинжал.

– Что это значит? – спросил он. От гнева не осталось и следа, его снедало любопытство.

– Им нужен ты, – туманно пояснил Энтрери. – Ты должен быть готов.

– Им?

– Рай’ги и Киммуриэлю. Они решили, что тебе уже хватит править Бреган Д'эрт. Из-за тебя у банды появилось слишком много могущественных врагов.

На лице Джарлакса отразились противоречивые чувства. Он поглядел на мешочек в своей руке.

– Осколок тебя обманул, – сказал Энтрери, с усилием распрямляясь. Он дотянулся до сидевшего в боку клинка, трясущимися пальцами выдернул и бросил его на пол. – Креншинибон заставляет тебя быть безрассудным. И в то же время его приводит в негодование твоя способность…

Убийца умолк, потому что наемник развязал мешочек и прикоснулся к фальшивке. И почти в тот же миг Энтрери заметил в воздухе мерцание, слабое голубоватое свечение в противоположном конце комнаты. Там внезапно как будто возникло окно, через которое был виден оазис Даллабад.

Из перехода выступили Рай'ги, Киммуриэль, Бергиньон Бэнр и еще пара солдат Бреган Д'эрт.

Энтрери заставил себя выпрямиться, упрямо не обращая внимания на боль, потому что сейчас ему надо было держаться достойно, иначе не жить. Рай'ги поднял какой-то странного вида фонарь, но убийца заметил, что Киммуриэль при этом не закрывает переход.

Наверное, они думают, что башня рухнет, и оставляют себе путь для бегства.

– Вас не звали, – бросил Джарлакс и вынул кристалл из мешочка. – Когда понадобитесь, я вызову. – Он глядел на Рай'ги, гордо выпрямившись, всем своим видом выражая власть и полнейшую уверенность в себе.

Чародей держал перед собой фонарь, и его мягкий свет лился на Джарлакса с кристаллом.

Энтрери понял, что это и есть тот самый предмет, способный обезвредить хрустальный осколок и сравнять шансы в бою. Но незваные гости совершили одну тактическую ошибку, на что убийца и рассчитывал изначально. Их внимание, как и следовало ожидать, было сосредоточено на Креншинибоне, поскольку они полагали, что он будет играть главную роль.

«Видишь, они собираются атаковать тебя, – мысленно обратился убийца к кристаллу, надежно спрятанному у него под ремнем. – И это их ты хочешь повести к немеркнущей славе?»

Он ощутил мимолетное смущение Креншинибона, который ответил, что Рай'ги обезвредит его лишь затем, чтобы завладеть им, что…

Но в то самое мгновение замешательства Энтрери и напал на него, и мысленно выкрикнул приказ обрушить башню. Одновременно он бросился к Джарлаксу и выхватил Коготь Шарона.

От неожиданности кристалл почти подчинился. Стены башни сотрясла сильнейшая дрожь, не причинившая никаких разрушений, но Бергиньон и два солдата, бросившиеся наперерез Энтрери, были сбиты с ног, а Рай’ги запнулся, произнося заклинание.

Убийца метнулся к ближайшему от него дроу, выбил меч из рук растерявшегося солдата и всадил в него собственный клинок. Тот отшатнулся, а Энтрери несколькими вертикальными взмахами расчертил воздух угольно-черными завесами, отчего все на миг опешили.

Энтрери тем временем кувыркнулся к Джарлаксу. Тот стоял, оцепенело глядя на стекляшку руке.

– Забудь о нем, – гаркнул убийца и потянул наемника за собой, едва успев спасти от просвистевшей мимо стрелы арбалета – несомненно, отравленной. – К двери, – шепнул он ему на ухо и подтолкнул вперед. – Дерись!

Главарь с разочарованным стоном сунул осколок в мешочек и бросился в бой бок о бок с убийцей, без устали размахивающим мечом. Джарлакс обрушил на Рай’ги целый град кинжалов, но все они со звоном попадали на пол, отраженные «каменной кожей». Очередной залп клинков полетел в Киммуриэля, просто вобравшего силу ударов своим кинетическим заграждением.

– Да отдай ты его им! – неожиданно воскликнул Энтрери. Он налетел на Джарлакса, сорвал с его ремня мешочек и швырнул за спины Рай’ги и Киммуриэля, подальше от входа в открытый псиоником туннель. Рай'ги мгновенно развернулся, стараясь не выпустить кристалл из круга света, отбрасываемого фонарем, а Киммуриэль метнулся к мешочку. Другой возможности не будет, понял убийца.

Грубо ухватив Джарлакса, он потянул его за собой к межуровневому переходу.

Дорогу им преградил Бергиньон, неистово размахивающий парой мечей. Убийца хорошо знал стиль боя двумя одинаковыми клинками, поскольку соперничал с самим Дзиртом До’Урденом. Он безупречно парировал все удары.

Джарлакс пригнулся, уйдя из-под рубящего удара, сдернул перо со своей знаменитой шляпы, поднес к губам и сильно дунул. В воздухе появилась туча перьев.

Солдат вскрикнул и стал от них отмахиваться. Однако в почти непроницаемом облаке перьев он вдруг наткнулся на что-то более плотное и вдруг понял, что перед ним чудовищное существо десяти футов высоты, похожее на птицу. Диатрима.

Энтрери, разгородив все вокруг пеленами сажи, еще больше способствовал смятению. Он суматошно размахивал мечом, но при этом неуклонно двигался к цели, увертываясь от свистящих клинков, – к межуровневому переходу. Он, конечно, понимал, что без труда может скрыться в нем один, – ведь настоящий-то кристалл у него, – но почему-то, по какой-то неясной причине, о которой он даже размышлять не стал, обернулся, схватил Джарлакса и потянул за собой.

Промедление не прошло ему даром. Рай’ги удалось выпустить в него целый залп волшебных снарядов, чрезвычайно болезненно ранивших. Энтрери при этом неприязненно отметил, что те, что предназначались Джарлаксу, были поглощены большой пряжкой на ленте его шляпы. Да есть ли предел его трюкам?

– Убей их! – взревел Киммуриэль, и Бергиньон чуть-чуть не достал мечом спину Энтрери.

Убийца прыгнул и очутился на даллабадском песке по другую сторону псионического перехода. У него достало ума отползти в сторону и потащить за собой потерявшего ориентацию темного эльфа.

– Но у них же кристалл! – воспротивился наемник.

– Пусть подавятся!

Убийца слышал, как на другом конце туннеля Рай'ги захлебнулся хохотом. Он уверен, что Креншинибон теперь в его руках. Наверняка скоро он попробует его в деле и, скорее всего, попытается создать испепеляющий луч, вроде того, что Джарлакс послал вслед тому беглецу. Может, поэтому никто их и не преследует.

Энтрери побежал, прижав рукой мешочек с настоящим кристаллом. Он чувствовал, что тот в ярости, – осколок негодовал, что убийца подставил его под губительные лучи фонаря чародея, когда приблизился в башне к Джарлаксу.

– Закрой магический переход, – приказал. Энтрери. – Пусть они останутся в ловушке, а потом обрушь башню.

Оглянувшись, он увидел, как коридор исчезает.

– И башню, – велел убийца. – Пусть рассыплется на куски, потом мы вместе настроим кучу башен по всему миру.

Креншинибон с готовностью ухватился за это обещание – еще бы, ему так уверенно предлагали то, чего он сам желал с такой страстью.

Джарлакс и Энтрери почувствовали, как земля задрожала у них под ногами.

Они бросились бежать через раскаленные пески, окружавшие крепость, к оазису. За спиной раздавались испуганные крики солдат, а впереди изумленно гомонили караванщики, прибывшие в Даллабад.

Но когда купцы увидели, что к ним приближается темный эльф, гомон превратился в вопли ужаса.

Однако у Энтрери и Джарлакса не было времени что-то объяснять перепуганным торговцам. Они кинулись к привязанным возле одной из повозок лошадям и через несколько мгновений уже мчались во весь опор прочь из Даллабада, хотя дроу в седле, да еще при свете дня, чувствовал себя не лучшим образом. Вслед им несся хор разгневанных голосов и проклятий.

Энтрери был превосходным наездником, но сейчас вынужден был сидеть, низко склонившись и немного свесившись в сторону, чтобы не слишком тревожить рану.

– Но у них же кристалл! – зло прокричал дроу. – Далеко нам не уйти!

– Они парализовали его своим колдовством, – солгал убийца. – Он им ничем не поможет.

Позади шумно рухнула первая башня, а затем обрушилась и вторая.

Энтрери не строил иллюзий насчет Рай'ги, Киммуриэля и их подчиненных – слишком уж они хитры и чересчур быстро соображают, так что вряд ли катастрофа застигла их в башне. Оставалось лишь надеяться, что крушение задержит их на некоторое время и они с Джарлаксом смогут уйти достаточно далеко. К тому же, не зная, правда, насколько серьезны его раны, убийца страдал от боли и сильно ослабел от потери крови, так что меньше всего ему хотелось снова столкнуться с чародеем, псиоником или таким великолепным бойцом, как Бергиньон Бэнр.

Прошел час, но никаких признаков погони не было, и всадники остановили лошадей, чувствуя себя совершенно измотанными. Энтрери все время слышал в голове вкрадчивый голос Креншинибона, убеждавший его выстроить еще одну башню прямо здесь и найти там убежище и отдых.

Он едва не послушался и даже раздумывал мгновение, почему он так упирается.

Однако с усмешкой, больше похожей на гримасу, тряхнул головой, поняв, что чуткий Креншинибон ищет лазейку и идет по пути наименьшего сопротивления.

Да, Энтрери был готов к тому, что бежать придется в пустыню. Он почти сполз с лошади и обнаружил, что едва держится на ногах, но все-таки с усилием стянул с плеч мешок, сбросил его на песок, сам упал на колени и развязал тесемки.

Джарлакс уже был рядом и помог ему распаковать мешок.

– Достань зелье, – чувствуя сухость в горле и с трудом дыша, попросил Энтрери.

Наемник повозился немного и извлек маленький флакон с бледно-голубой жидкостью.

– Оно исцеляет?

Энтрери кивнул и протянул руку.

Однако Джарлакс отвел флакон назад.

– Сначала кое-что объясни, – потребовал он. – Сперва ты напал на меня, а потом позволил им забрать кристалл.

Энтрери снова протянул к пузырьку дрожащую руку; он был весь в поту. Потом потрогал рану и поднял ладонь, испачканную кровью.

– Отличный бросок, – заметил он темному эльфу.

– Не буду делать вид, что мне все понятно, Артемис Энтрери, – сказал Джарлакс, протягивая убийце флакон. – Может, поэтому твое общество так нравится мне.

Энтрери выпил жидкость одним жадным глотком, откинулся назад и прикрыл глаза, ожидая, когда зелье начнет действовать. Следовало бы вылакать штук пять таких флаконов, но он надеялся, что и одного будет достаточно, чтобы выжить и слегка заживить рану.

Джарлакс наблюдал за ним некоторое время, а потом заговорил о том, что тревожило его ничуть не меньше, – солнце уже поднялось высоко и палило нестерпимо.

– Этот свет убьет нас, – заметил он. Вместо ответа Энтрери немного приподнялся и сунул руку в мешок. Оттуда он достал маленький, словно игрушечный, темный шатер. Поднеся вещицу к лицу, он что-то шепнул и отбросил ее в сторону. В считанные мгновения игрушка выросла до размеровнормальной походной палатки.

– Довольно! – скомандовал убийца, когда он вырос настолько, что внутри могли бы укрыться оба беглеца вместе с лошадьми.

– Посреди голой пустыни он слишком бросается в глаза, нас легко найдут, – сказал Джарлакс.

– Это труднее, чем тебе кажется, – все еще тяжело дыша, ответил убийца. – Едва мы войдем внутрь, он снова уменьшится до прежних размеров.

– Надо же, я и не подозревал, что у тебя есть такая полезная вещица, – улыбнулся темный эльф.

– Потому что она появилась у меня только вчера.

– Так, значит, ты знал, как все произойдет и что нам придется бежать в пустыню, – предположил наемник, довольный своей проницательностью.

Энтрери не стал спорить, а знаком попросил помочь ему подняться.

– Я надеялся, что все так произойдет, – поправил он.

Джарлакс удивленно поглядел на него, но с расспросами приставать не стал. Успеется. Бросив взгляд в направлении покинутого Даллабада, он гадал, что стало с его приближенными и как вообще все это могло случиться. Хитрому Джарлаксу нечасто доводилось бывать в столь неопределенной ситуации.

* * *
– Но теперь у нас есть то, что мы хотели, – обратился Киммуриэль к негодовавшему товарищу. – Бреган Д'эрт наша, и можно возвращаться в Подземье, в Мензоберранзан.

– Это не Креншинибон! – выкрикнул Рай'ги и в гневе швырнул фальшивку на пол.

– Но разве нашей целью был он? – удивленно спросил псионик.

– Он по-прежнему у Джарлакса! – рявкнул колдун. – Ты что же, рассчитываешь долго продержаться у власти при таком раскладе? Он должен умереть, а Креншинибон – стать моим.

Киммуриэль усмехнулся про себя: эта странная тирада означала, что Креншинибон успел что-то нашептать Рай'ги, стремясь подчинить его себе. Спасибо Яраскрику, что просветил псионика насчет хрустального осколка и рассказал, как уберечься от опасности. Однако в одном приятель прав: пока Джарлакс жив, их положение весьма ненадежно.

Киммуриэль никогда не хотел становиться врагом главаря – не по причине каких-то дружеских чувств, а потому что боялся. А вдруг Джарлакс уже направляется в Мензоберранзан, где соединится с оставшейся в Подземье частью банды – а это больше половины – и двинет ее против Рай'ги, Киммуриэля и тех, кто к ним примкнул? Он может даже подбить Громфа Бэнра, самого Архимага Мензоберранзана, помериться силами с Рай’ги.

Такие мысли не добавляли уверенности, но при этом псионик понимал, что Рай'ги больше раздосадован именно тем, что хрустальный осколок, а вовсе не Джарлакс ускользнул от него.

– Надо их найти, – решительно заявил колдун. – Джарлакс должен умереть. Иначе я вздохнуть не смогу спокойно.

– Но ведь ты теперь – глава единственно мужского сообщества в Мензоберранзане, – возразил Киммуриэль. – Можешь забыть о спокойных вздохах, у тебя не будет ни сна, ни отдыха среди постоянных опасностей и междоусобной возни Матерей Домов. Такова уж природа власти, приятель.

Рай'ги поглядел на него отнюдь не дружелюбно. Он был разъярен, ему страстно хотелось заполучить Креншинибон. Таким его Киммуриэль, пожалуй, еще не видел. Он решил, что, если им удастся как-то настичь Джарлакса с кристаллом, он сделает все, чтобы первым до Креншинибона добрался иллитид Яраскрик. Пусть проницатель разума и его соплеменники завладеют им, изучат и уничтожат. Это лучше, чем Креншинибон в руках Рай'ги, да еще в Мензоберранзане, – если только колдун захочет вернуться в Подземье, ведь свою мощь осколок черпает в свете солнца. И разве не придется Киммуриэлю быть начеку, когда Креншинибон будет на их стороне? Ведь кристалл никогда не примирится его присутствием, с тем, что не может добраться до его разума.

Был большой соблазн пойти против Рай'ги и насколько возможно помешать поискам бывшего главаря, но все же псионик понимал, что Джарлакс, с кристаллом или без, чрезвычайно сильный противник и его нельзя отпускать.

Стук в дверь прервал его размышления. Вошел Бергиньон Бэнр, а за ним несколько солдат, тащивших скованную и избитую Шарлотту Весперс. Следом шли другие солдаты-дроу, сопровождавшие дородного и надутого крысиного оборотня.

Киммуриэль сделал знак стражникам, которые вели женщину, отойти в сторону и встал против оборотня.

– Горд Абрикс к твоим услугам, славный Киммуриэль Облодра, – изрек оборотень, отвесив глубокий поклон.

Киммуриэль глядел на него в упор.

– Теперь ты возглавляешь крысиных оборотней Калимпорта? – спросил он на языке поверхности, с трудом подбирая слова.

– Крысиные оборотни к услугам Дома Басадони, – подтвердил Горд. – К услугам…

– Больше тебе ничего не нужно знать, а уж тем более говорить, – рявкнул на него Рай'ги, и с оборотня разом слетела вся его надменность.

– Уведите его, – приказал Киммуриэль солдатам на родном языке. – Скажите, что его вызовут, как только мы решим, что делать с оборотнями.

Горда Абрикса вывели, но он успел отвесить еще один поклон.

– Что же делать с тобой? – обратился псионик к Шарлотте на языке дроу, и уже одно это служило подтверждением того, насколько она способна и умна, а, следовательно, может быть полезна.

– Чем я заслужила такое обращение? – не теряя достоинства, осведомилась Шарлотта.

– А почему ты думаешь, что его надо как-то заслужить? – спокойно осведомился Киммуриэль.

Возразить Шарлотте было нечего.

– Мы поручили тебе встретиться с пашой Дадакланом, это было важное задание, но ты его провалила, – напомнил Рай'ги.

– Энтрери обманул меня, а потом взял в плен.

– Провал есть провал, – жестко сказал чародей, – И он влечет за собой наказание.

– Но ведь я сбежала и предупредила вас, что Энтрери переметнулся на сторону Джарлакса, – возразила Шарлотта.

– Сбежала? – переспросил Рай'ги. – Но ведь ты сама говорила, что хафлинг боялась оставить тебя у себя, потому и выпустила.

Киммуриэлю стало неуютно. Может, это тоже часть задуманного Энтрери? Иначе как случилось, что они с Рай’ги прибыли в даллабадскую башню в самый неподходящий для решительного удара момент? Почему кристалл был где-то запрятан, а вместо него готова подделка, помешавшая исполнению всех их планов? «Интересное наблюдение, – подумал псионик, – об этом стоит поговорить с Двайвел Тиггервиллис, только позже».

– Я сразу пришла к вам, – со значением промолвила Шарлотта, по ее тону было ясно, что терять ей нечего.

– Провал есть провал, – тоже с нажимом повторил Рай’ги.

– Но мы же не безжалостны, – поспешил добавить Киммуриэль. – Я даже верю в существование справедливости. Если верить тебе, Артемис Энтрери поставил тебя в неприятное положение. Так найди и убей его! Принеси мне его голову, или я сниму с плеч твою.

– Но с чего начать? – беспомощно всплеснула руками Шарлотта. – Без средств…

– В твоем распоряжении будут все средства и солдаты Дома Басадони и Даллабада, да еще эта крыса и ее подданные, – ответил Облодра.

Лицо Шарлотты по-прежнему выражало недоверие, но в глазах мелькнула искорка, и Киммуриэль это заметил. Женщина была взбешена выходкой Энтрери не меньше, чем дроу. Она хитрый и сильный противник. И если она будет искать Энтрери. то тем самым поможет им разыскать Джарлакса и обезвредить его и опасный кристалл.

– Когда приступать? – спросила женщина.

– А ты еще здесь? – отозвался Киммуриэль. Повторять не пришлось, она сразу попыталась встать. Стражники бросились к ней, подняли и разомкнули цепи.

Глава 15 Дорогая Двайвел

– Ах, друг мой, как же ты меня обманул, – прошептал Джарлакс Энтрери. Раны убийцы так и не затянулись, он был очень слаб, почти беспомощен и время от времени впадал в полузабытье. Темный эльф мог исцелить его с помощью магии, однако предпочел не торопиться и как следует обдумать все произошедшее.

Он как раз размышлял, спас его убийца или наоборот, когда вдруг услышал слишком знакомый призыв.

Широкая улыбка появилась на темном лице дроу. Креншинибон! Креншинибон у Энтрери! Джарлакс восстановил в памяти все подробности и сообразил, что убийца, так неожиданно напав на него, не просто срезал мешочек с ремня. Этот сметливый человечишка – даже чересчур сметливый! – мгновенно подменил настоящий кристалл поддельным.

– Ну и проныра ты, приятель, – одобрительно промолвил наемник, не зная, слышит его убийца или нет. – Как приятно еще раз убедиться, что я не ошибся в тебе! – И Джарлакс с той же улыбкой потянулся к поясу Энтрери, Рука убийцы мгновенно перехватила темную руку дроу.

Другой рукой в тот же миг наемник выхватил кинжал и готов был уже всадить его в сердце своего беспомощного спутника, но помедлил, потому что Энтрери не стал ничего больше предпринимать. Он как-то жалобно смотрел на дроу, но к оружию не притронулся. В мозгу Джарлакса раздавалось настойчивое требование Креншинибона прикончить этого человека и забрать принадлежащее Джарлаксу по праву.

Дроу почти готов был послушаться, несмотря на то, что голос кристалла очаровывал и манил гораздо меньше, чем в те времена, когда он им владел.

– Не надо, – прошептал Энтрери. – Ты не можешь им управлять.

– А ты можешь? – чуть отодвинувшись, холодно поглядел на него Джарлакс.

– Он поэтому и зовет тебя, – ответил убийца, тяжело дыша, – рана в боку опять раскрылась и кровоточила. – Надо мной он не властен.

– Это еще почему? Или Артемис Энтрери стал таким же правильным, как Дзирт До’Урден?

Вместо усмешки у Энтрери получилась гримаса – боль была почти невыносима.

– Кое в чем мы с Дзиртом похожи, – ответил он. – По крайней мере, в том, что касается выдержки и дисциплины.

– И что же, только дисциплина не позволяет кристаллу подчинить тебя? – с ясно читавшимся в голосе сомнением спросил наемник. – Ты хочешь сказать, что я не обладаю такой выдержкой, как ты или…

– Нет! – простонал Энтрери и попытался сесть, скорчившись от пронзившей тело боли.

– Нет, – спокойнее повторил он, когда боль немного отпустила. – Нравственность здесь ни при чем. Просто Дзирт жил по тем же принципам, что и я, – он ни от кого не зависел.

Джарлакс поглядел на него с интересом.

– А почему ты забрал кристалл?

Энтрери хотел ответить, но закашлялся и едва не потерял сознание. Джарлакс извлек из-под плаща небольшую сферу, приблизил ее к спутнику и начал заклинание.

Убийца почти сразу почувствовал облегчение, рана на глазах начала затягиваться, и он смог вздохнуть свободнее. Джарлакс еще несколько раз повторил заклинание, и с каждым разом Энтрери становилось все лучше, но дроу вдруг умолк, не доведя дело до конца.

– Ответь мне на вопрос, – потребовал он.

– Они пришли, чтобы убить тебя, – отозвался Энтрери.

– Это понятно. Но разве ты не мог просто предупредить меня?

– Это не помогло бы, – уверенно ответил убийца. – Их было слишком много, к тому же они знали, что твой козырь – кристалл, поэтому и нейтрализовали его на время.

Джарлакс загорелся идеей сейчас же забрать Креншинибон, вернуться в Даллабад и полной мерой воздать Рай’ги и Киммуриэлю за предательство, однако сдержался и решил дослушать.

– Но они правы в том, что хотели отнять у тебя кристалл, – отважно закончил убийца.

Джарлакс смерил его гневным взглядом.

– Забудь о нем, – предложил Энтрери. – Будь глух к его зову и трезво обдумай все, что ты сделал за последнее время. Если бы все узнали, что здесь появились темные эльфы, ты не смог бы больше оставаться на поверхности, и, тем не менее, ты выстроил эту хрустальную башню! Бреган Д'эрт все равно не может править всем миром – да хотя бы одним только Калимпортом – даже с помощью Креншинибона. Сам посмотри, куда ты гнул.

Несколько раз Джарлакс попытался возразить, но так ничего и не сказал. Убийца был прав. Он просчитался, здорово просчитался.

– Это Креншинибон подбил их напасть на тебя, – покачав головой, проговорил Энтрери, и наемник отпрянул, словно получил пощечину. – С тобой трудно справиться, и кристалл решил, что честолюбивого и заносчивого Рай'ги легче будет подчинить.

– Хочешь подсластить пилюлю? – спросил Джарлакс.

– Я говорю правду, только и всего, – отозвался Энтрери. Он помолчал и поморщился от боли, – Немного поразмыслив, ты сам поймешь, что это так. Креншинибон принуждал тебя двигаться в угодном ему направлении, и ты сам этому способствовал.

– Он либо управлял мною, либо нет. То другое одновременно невозможно.

– Он тобой манипулировал. Неужели у тебя еще остались сомнения? Но на Рай'ги он влиял бы иначе.

– Я вернулся в Даллабад, чтобы разрушить хрустальную башню, хотя кристалл был против, – возразил наемник, – и, тем не менее, я мог бы это сделать! Я не стал его слушать.

Он хотел что-то добавить, но Энтрери перебил его:

– Ты мог бы?

– Само собой, – чуть запнувшись, ответил Джарлакс.

– А почему ж не сделал?

– Я решил, что нет причин ломать ее, если можно… – Но тут он сам понял, что значили его слова, и умолк, пораженный. Его провели. Его, виртуоза интриганства, обвели вокруг пальца, убедив в том, что он хозяин положения.

– Оставь его у меня, – попросил Энтрери. – Креншинибон все время пытается соблазнить меня, но он не может предложить мне ничего, что мне хотелось бы иметь, а потому у него нет надо мной власти.

– Он тебя достанет, – предупредил Джарлакс. – Он изыщет малейшие твои слабости и сыграет на них.

– Но у него осталось мало времени.

Джарлакс вопросительно поглядел на него.

– Если бы у меня не было определенного замысла, я не стал бы тратить столько сил и времени, чтобы спасти тебя от этих негодяев, – ответил убийца.

– Рассказывай.

– В свое время ты все узнаешь, – пообещал убийца. – Теперь же я только прошу тебя не забирать кристалл и еще, умоляю, дай мне отдохнуть.

Он снова лег и прикрыл глаза, прекрасно понимая, что его единственной защитой, если Джарлакс нападет на него, будет кристалл. При этом он сознавал, что, если применит его хоть однажды, Креншинибон наверняка нащупает множество тайных лазеек в его душу. И тогда можно сразу отказаться от задуманного предприятия, потому что вряд ли он сможет устоять, несмотря на то, что знает: Креншинибон ведет к разрушению и в конце пути его владелец найдет гораздо худший конец, нежели просто смерть.

Однако, взглянув на Джарлакса, он немного успокоился, потому что вновь видел перед собой лицо умного и расчетливого темного эльфа, привыкшего взвешивать и обдумывать все, прежде чем перейти к действиям. Энтрери верил, что Джарлакс ничего не предпримет против него. Раз он еще не вполне разобрался в происходящем, то, скорее всего, выждет еще какое-то время, прежде чем как-то изменить ход вещей.

Размышляя так. Энтрери заснул.

Уже погружаясь в забытье, он ощутил целительное воздействие волшебной сферы Джарлакса.

* * *
Развертывая свиток, женщина-хафлинг с умилением отметила, что у нее дрожат пальцы.

– Надо же, Артемис, я даже не знала, что ты умеешь писать, – со смешком пробормотала она, пробегая глазами красивые ровные строки. На вкус Двайвел, любившей замысловатую вязь, почерк был довольно безликим. – «Моя дорогая Двайвел», – прочла она вслух и умолкла, не зная, как отнестись к этим словам. То ли это формальное общепринятое приветствие, то ли проявление дружественных чувств?

И тут она подумала, что даже не представляет себе, что на самом деле за человек Артемис Энтрери. Он всегда утверждал, что его единственное желание – быть лучшим. Если это так, почему же он не воспользовался кристаллом, едва заполучил его? А Двайвел точно знала, что не воспользовался. Связные в Даллабаде во всех подробностях донесли ей о крушении хрустальных башен, побеге Энтрери и темного эльфа – как предположила Двайвел, Джарлакса.

Судя по всему – замысел убийцы удался. Но маленькая женщина и так никогда не сомневалась в способностях Энтрери, даже невзирая на грозную славу его противников.

Она подошла к двери и удостоверилась, что та заперта. Потом уселась у маленького ночного столика, расправила на нем пергамент, прижав края пресс-папье, выточенные из громадных драгоценных камней, и продолжила чтение, решив оставить все размышления на потом, когда будет перечитывать послание.

Моя дорогая Двайвел!

Вот и настало время, когда наши пути разошлись, к моему большому сожалению. Мне будет недоставать наших бесед, моя маленькая подруга. Мало кто из тех, кого я знал, заслуживал такого доверия, чтобы с ним можно было поговорить о том, что действительно волнует. В последний раз я поговорю с тобой по душам, но не затем, чтобы услышать от тебя какой-то совет, а чтобы самому лучше разобраться в своих чувствах… но ведь в этом и была всегда прелесть наших разговоров, не так ли?

Вспоминая наши встречи, я нахожу, что ты почти никогда и не пыталась советовать мне. Да и вообще ты мало говорила, а больше слушала. Я же, излагая тебе свои соображения и проговаривая их, начинал их лучше понимать сам. Может, это ты простым наклоном головы или вздернутой бровью направляла мои мысли по другому пути?

Я не знаю.

«Я не знаю» – это стало почти что рефреном моей жизни, Двайвел. Основа, на которой я построил свое существование, на которой зиждились мои принципы и действия, теперь кажется непрочной, зыбкой, как пески пустыни. Когда я был моложе, я знал ответы на все вопросы. Мой мир был ясен и надежен. Став старше и проводив уже сороковую весну, я знаю наверняка лишь одно – что я ничего не знаю наверняка.

Насколько же легче было быть молодым и в двадцать лет идти по жизни напролом!

Мне необходимо было стать первым в моем темном ремесле. Мне хотелось быть лучшим воином мира, вписать свое имя в скрижали его истории. Многие люди думают, что мной руководила лишь гордость и я из пустого тщеславия хотел, чтобы все дрожали при одном звуке моего имени.

Видимо, отчасти они правы. Все мы не лишены тщеславия, как бы нам ни хотелось поспорить против этого утверждения. Но мое желание создать себе имя было не так важно, как желание – даже скорее одержимость – и в самом деле стать лучшим в своем ремесле. Слава моя росла, и я всячески этому способствовал, потому что понимал – если мое имя внушает противнику страх, это дает мне еще одно преимущество перед ним.

Дрожащей рукой не направишь клинок в цель.

И я все еще стремлюсь к вершине, но лишь потому, что это придает хоть какой-то смысл жизни, которая стала мне совсем не в радость.

Довольно странно, но то, насколько пуст и безрадостен мой мир, я усвоил, лишь победив человека, пытавшегося и так и этак открыть мне на это глаза. Дзирт До'Урден, – как же я его все еще ненавижу! – считал мою жизнь бесполезной и бесцельной, не приносящей ни достижений, ни счастья. Я, в общем-то, и не спорил с ним, просто никогда не придавал этому значения. Смысл его жизни был в друзьях, других людях, а я всегда был сам по себе. Жизнь всегда казалась мне бессмысленной игрой, забавой вечных богов. Нам кажется, будто мы взбираемся на крутые горы и преодолеваем глубокие пропасти, а на деле это всего лишь небольшие холмы и едва заметные овражки. Наверное, меня раздражала сама мелочность и суетность жизни.

А может, вовсе и не Дзирт показал мне, на каком зыбком песке я стою. Может, это произошло благодаря Двайвел, подарившей мне нечто, чего я почти никогда не встречал и поэтому так плохо знал.

Дружба? Боюсь, значение этого слова мне до сих пор неясно, но если я когда-либо захочу понять, что это такое, то вспомню наши беседы.

Так что это, наверное, письмо-извинение. Мне не стоило навязывать тебе Шарлотту Весперс, хотя я надеюсь, что ты замучила ее до смерти, как я и велел, и закопала в пустыне.

Ты часто спрашивала меня, что я задумал, и всякий раз я смеялся, но знай, дорогая Двайвел, что моя цель – похитить могущественный кристалл, пока до него не добрались другие. Я знаю, что это отчаянная выходка, но бороться с собой не могу, потому что Креншинибон зовет меня и просит, чтобы я забрал его у нынешнего незавидного владельца.

Поэтому он станет моим, ведь я – лучший в своем деле, а потом я исчезну, и, быть может, не вернусь никогда.

Прощай, Двайвел Тиггервиллис, пусть тебе сопутствует удача. Будь спокойна, ты мне ничего не обязана, а я почему-то чувствую себя в долгу перед тобой. Путь мой долог и полон опасностей, но я вижу цель. Если я достигну ее, то уже ничто в мире не сможет повредить мне.

Прощай!

А.Э.
Двайвел Тиггервиллис отложила пергамент смахнула слезинку, а потом рассмеялась над собой – так это было нелепо. Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь сказал ей, что она будет сожалеть о разлуке с Артемисом Энтрери, она бы рассмеялась этому человеку в лицо и назвала его недоумком.

И, тем не менее, вот перед ней лежит очень личное послание Энтрери, и она уже скучает по их разговорам, и жалеет, что их уже не будет. Во всяком случае, в ближайшем будущем.

По словам убийцы, ему тоже будет недоставать этих бесед. Двайвел была глубоко тронута. Подумать только, она сумела привязать к себе наемного убийцу, бывшего грозой и тайным властителем Калимпорта на протяжении двух десятков лет. Разве кому-нибудь удавалось настолько сблизиться с ним? Из ныне живущих – никому, и Двайвел это знала.

Она перечитала последние строки, где он лгал о своих намерениях. Энтрери специально не упомянул ничего такого, что навело бы темных эльфов на мысль, что Двайвел как-то способствовала замыслам убийцы. Приказом в отношении Шарлотты он хотел обеспечить маленькой женщине снисхождение со стороны ее бывшей пленницы и ее покровителей, если понадобится.

У Двайвел по спине пробежал холодок. Не слишком-то ей хотелось, чтобы ее жизнь зависела от снисхождения темных эльфов!

Но до этого вряд ли дойдет. Если дроу выйдут на нее и ее заведение, она с удовольствием продемонстрирует Шарлотте это письмо, и та решит, что Двайвел оказала ей большую услугу.

Да, Артемис Энтрери очень постарался, чтобы никто не заподозрил ее в соучастии в заговоре, а это говорило о глубине его дружеских чувств убедительней любых теплых слов.

– Беги как можно дальше, друг мой, и прячься получше, – прошептала Двайвел, потом аккуратно свернула свиток и спрятала в ящик резного бюро. Звук закрывшегося ящика отозвался тоской в сердце.

Она будет очень скучать по Артемису Энтрери.

Часть 3 Что теперь?

Демоны беспредельно омерзительны, но в этом даже есть своя прелесть, потому что не возникает ни малейших колебаний, сомнений или заблуждений относительно того, как вести себя с ними.

Никто не ведет переговоров с демонами. Никто не прислушивается к их вранью. Их гонят, уничтожают, очищают от них мир – даже если вдруг возникает соблазн использовать их силу во имя блага.

Есть такие, кто не может этого понять, и немало чародеев и жрецов пало жертвой своих ошибок. Иногда они вызывали демонов, и вместо своей первоначальной цели – например, узнать ответ на какой-то вопрос, – давали им возможность проявиться в материальном мире, не устояв перед соблазном использовать их колоссальную силу. Многие из этих горе-заклинателей думали, что, заставив чудовищ работать на себя и используя их мощь, поступают во благо.

Что с того, думали они, что пришлось прибегнуть к злу, если конечный результат – добро? Почему бы справедливому владыке не воспользоваться силами «ручных» демонов, когда его стране угрожает орда гоблинов?

А я думаю, что, если противостоять злу, прибегая к помощи его порождений, которые никогда не почувствуют раскаяния и не искупят сотворенные ими черные дела, стоит ли игра свеч?

Демонов можно использовать лишь тогда, когда их можно направить на борьбу с их же злом, да и то в таких условиях и окружении, когда не существует ни малейшей возможности освобождения. Как многие другие жрецы и чародеи, Кэддерли не раз проделывал это в надежно защищенном зале для вызывания низших сущностей в храме Парящего Духа. Но такие вещи небезопасны даже при наличии заградительного круга, поскольку всегда велик соблазн получить в свои руки силу могучего существа вроде бейлора или налфешни.

Но при этом необходимо все время помнить, что существует зло, которое никогда не будет искуплено. Именно это понятие – искупление – должно определять все отношения с инфернальными существами. Не будьте чересчур суровы, когда искупление возможно, отложите меч, когда оно готово свершиться, но если для вашего противника искупление невозможно, тогда бейте безо всякого сожаления.

Интересно, как отнестись к Артемису Энтрери? Может, ему тоже нельзя помочь и надежды никакой?

Помочь, думаю, нельзя. Этот человек никогда и ни от кого не примет никакой помощи. Его самый большой порок – гордость, но это не та гордость, что раздувает посредственных бойцов. Его изъян в другом – он не хочет зависеть ни от кого и во всем полагается исключительно на себя. Как и любой другой, я мог бы открыть глаза Энтрери на его ошибки, но он просто не станет меня слушать.

И все же надежда на искупление остается. Я не знаю, откуда столько зла в его душе, но наверняка это неспроста. Но как бы ни страшна была причина, она не может оправдать того, что содеял этот человек. Кровь на мече и кинжале Энтрери навсегда останется на его совести.

И мне кажется, его это гнетет. Кровь его жертв жжет ему кожу и язвит его душу, как дыхание черного дракона. Когда мы виделись в последний раз, в его темных глазах ясно читалась ставшая уже привычной тупая боль. Я одержал верх над ним и мог бы убить, и мне кажется, он даже надеялся на то, что все будет кончено, что я положу конец страданиям, которые он сам на себя навлек.

Именно эта боль удержала мой клинок. У меня родилась надежда, что в глубине души Артемис Энтрери осознал, что должен сойти с неверного пути, ведущего к пустоте и безграничному отчаянию. Пока я стоял перед ним, беззащитным, с оружием в руках, то успел о многом подумать. Я не мог нанести удар, видя страдание в его глазах и понимая, что оно может быть провозвестником искупления. Но я сознавал, что, выйдя из хрустальной башни, Артемис Энтрери сотворит еще много зла. Имел ли я право отказаться от удара?

Передо мной стоял вопрос без ответа, неразрешимый для совести и здравого смысла. Но решение я пошел, вспомнив об отце, Закнафейне. Энтрери мог бы сказать, что они с моим отцом похожи, и отчасти был бы прав. Оба жили в окружении существ, которых считали враждебными и злонамеренными. И ни один, по их представлениям, не убил никого, кто этого не заслуживал бы. Разве прислужники, головорезы и убийцы порочных пашей Калимпорта чем-то лучше головорезов-дроу в Мензоберранзане? В этом смысле поступки Закнафейна и Артемиса Энтрери похожи. Обоим приходилось выживать в мире обмана, опасностей, зла и интриг. Обоим приходилось быть безжалостными, чтобы выжить. Если Энтрери воспринимает свой мир как плен, как средоточие зла и ничтожества, каким Закнафейн считал Мензоберранзан, то не дает ли это ему право заниматься избранным ремеслом, как и Закнафейну, который в бытность свою Мастером Оружия Дома До'Урден убил множество темных эльфов?

Я неожиданно осознал это, когда впервые попал в Калимпорт, преследуя Энтрери, захватившего Реджиса (должен признать, даже этому его поступку можно найти оправдание) и был не на шутку взволнован. Как далеко простирается сходство между этим убийцей и моим отцом, учитывая, как мастерски оба владели оружием и с какой легкостью убивали? Может, в тот момент, когда я мог нанести Энтрери смертельный удар, меня удержали чувства к Закнафейну?

Но все-таки мне хочется верить, что Закнафейн был более разборчив в том, кого следует убить, а кого нет. Я знаю, какое у него было сердце. Он был способен любить, так что Артемис Энтрери не выдерживает сравнения с ним.

По крайней мере, тот Энтрери, которого я знаю. Но может, есть надежда, что глубоко-глубоко под маской убийцы скрывается некая добрая искра?

Я был бы этому искренне рад, хотя и сомневаюсь, что кто-то или что-то может раздуть эту искру настолько, чтобы возникший огонь растопил ледяную броню бесстрастия и безжалостности, что носит Артемис Энтрери.

Дзирт До'Урден

Глава 16 Тень в солнечный день

Даника сидела на уступе возвышавшейся над долиной горы, на которой располагался храм Парящего Духа с множеством шпилей, изящных легких контрфорсов, больших окон с красочными витражами. Храм был окружен лабиринтом из живых изгородей, некоторые растения были подстрижены в форме различных животных.

Сам собор был творением мужа Даники, Кэддерли, могущественного жреца бога знания Денеира. Храм был, конечно, самым заметным следом, который оставил бы Кэддерли, но Даника считала более важным наследием его детей – двойняшек, весело игравших в лабиринте неподалеку от входа в собор, и их сестренку, мирно спавшую в храме. Близнецы сейчас носились в лабиринте, к неудовольствию дворфа Пайкела Валуноплечего, исповедовавшего веру друидов, до сих пор не признанную его язвительным братом Айвэном; Пайкел создал лабиринт и удивительные сады.

Пайкел с криком «Иик!» и другими воплями собственного изобретения ринулся в лабиринт вслед за детьми, вцепившись в собственную бороду, которую красил в зеленоватый цвет. В лабиринт пока нельзя было ходить, потому что не все растения принялись как следует.

Само собой, едва Пайкел кинулся в погоню, ребята потихоньку выскользнули из лабиринта и теперь чинно играли перед входом в храм. Даника не видела, как далеко углубился зеленобородый дворф в путаницу коридоров из кустов, но судя по тому, что его голос звучал все глуше, он опять заблудится, уже третий раз за день.

С гор налетел ветер, и длинные густые волосы упали на лицо Даники. Женщина отвела пряди, и в этот момент увидела идущего к ней мужа.

В свободной белоснежной тунике и штанах, бледно-голубом плаще и широкополой голубой шляпе с пером он был необычайно красив и представителен. Сооружая храм Парящего Духа и отдавая ему свою силу, Кэддерли стремительно состарился, так что и Даника, и он сам готовились к скорому концу жреца. Женщина была в отчаянии, но муж считал свою смерть оправданной жертвой для возведения собора и громадной библиотеки. Однако вскоре после завершения строительства основного здания, когда еще не была закончена отделка, процесс старения остановился и даже обратился вспять, и жрец стал молодеть почти так же стремительно, как и старился. Теперь ему на вид было около тридцати, поступь его вновь приобрела юношескую легкость и упругость, а всякий раз, как он взглядывал на Данику, в его глазах загорались искорки. Женщина даже начала опасаться, как бы омоложение не зашло слишком далеко и не пришлось бы ей растить четырех детей вместо трех.

Но омоложение замерло, и сейчас Кэддерли выглядел таким же цветущим и здоровым, каким был до начала всех несчастий с Библиотекой Эдификант, здание которой стояло здесь до явления Проклятия Хаоса и гибели старого ордена Денеира. Бог знаний счел достаточной жертвой готовность отдать все ради строительства храма и восстановления ордена, а потому подарил Кэддерли жизнь, ставшую еще прекраснее благодаря жене и детям.

– Ко мне утром приходил один человек, – подойдя ближе, сообщил жрец жене. Он глянул на близнецов и усмехнулся, когда до него донесся остервенелый вопль Пайкела.

– Ах, тот, из Каррадуна. – кивнула она. – Я видела, как он входил.

– Он принес весточку от Дзирта До’Урдена, – сказал Кэддерли ей, и Даника повернулась к нему с живым интересом.

В прошлом году они виделись с этим поразительным темным эльфом, тогда Кэддерли отправил его по воздуху в северные земли при помощи заклинания.

Даника некоторое время внимательно изучала обычно безмятежное лицо мужа. Сейчас оно было напряженным.

– Он вернул себе кристалл, – предположила она, потому что в их последнюю встречу Дзирт и Кэтти-бри говорили, что намерены это сделать. Дроу пообещал снова заполучить Креншинибон и доставить его Кэддерли, чтобы уничтожить порождение зла.

– Да, – ответил жрец и протянул Данике несколько свернутых листов пергамента. Она расправила их и принялась читать.

Улыбка тронула ее губы, когда она узнала, что друг Дзирта, Вульфгар, которого он считал потерянным навсегда, спасся из лап Эррту. Однако вторую страницу Даника читала с открытым от изумления ртом, поскольку там описывались последующие события и кража кристалла темным эльфом по имени Джарлакс, подославшим к Дзирту одного из своих приближенных под видом Кэддерли.

Она некоторое время сидела неподвижно, а потом взглянула на мужа и протянула ему листки.

– Дзирт считает, что кристалл теперь под землей, в Мензоберранзане, где живет Джарлакс, – пояснил он.

– Ну что ж, Мензоберранзану не позавидуешь, – серьезно промолвила Даника.

Они с мужем много говорили о необычайной мощи Креншинибона, и ей стало совершенно ясно, что этот кристалл – орудие уничтожения: сначала врагов хозяина, потом друзей хозяина, а потом и самого хозяина.

Когда бы он ни проявлял себя, результатом было только разрушение, и Кэддерли предполагал, что так будет всегда. Владение Креншинибоном подобно смертельной болезни, и горе тому, кто оказывается рядом.

Едва Даника об этом подумала, как Кэддерли покачал головой:

– Самая большая насмешка над природой в том, что Креншинибон – дитя солнечного света.

– А дроу – презренные порождения темных нор. Вот пусть и забирают его себе, – предложила Даника. – Может, там, в Подземье, сила кристалла иссякнет, и его можно будет уничтожить.

Кэддерли вновь покачал головой:

– А кто сильнее – кристалл или его владелец?

– Похоже, что этот темный эльф весьма хитроумен, – промолвила Даника. – Одурачить Дзирта До'Урдена – дело непростое.

Кэддерли с усмешкой сказал:

– Сомневаюсь, что Креншинибон позволит унести себя под землю, если найдет тропинку к сердцу нового владельца. Ему это, несомненно, удастся, если только этот Джарлакс не похож на Дзирта До'Урдена. Дело даже не в том, кто окажется сильнее. Кристалл умеет так незаметно склонить владельца к тому, чего он хочет, что тот даже не почувствует, что им управляют.

– А с темным эльфом это проделать нетрудно, – предположила Даника.

– С обычным темным эльфом – да.

Они некоторое время помолчали.

– Что же нам тогда делать? – спросила, наконец, Даника. – Раз ты считаешь, что кристалл не попал в Подземье, неужели мы позволим ему опустошать верхний мир? Где его искать, известно?

Кэддерли глубоко задумался, а потому ответил не сразу. Вопрос был простым только на первый взгляд, а по сути – философским. Должен ли он, пользуясь своей жреческой властью, выследить этого дроу, нового владельца Креншинибона, и отобрать кристалл силой, чтобы затем уничтожить? Но тогда что делать со всеми другими бедами мира? Как поступить с пиратами, бороздящими Море Падающих Звезд? Может, нанять корабль и отправиться преследовать их? И как быть с печально известной бандой Красных Колдунов Тэя? Должен ли Кэддерли выслеживать их всех и с каждым сражаться? А ведь еще есть Зентарим, Железный Трон, Ночные Маски…

– Помнишь нашу встречу с Дзиртом и Кэтти-бри? – прервала его размышления Даника. и Кэддерли показалось, что жена читает его мысли. – Тогда мы поняли, что, вызвав демона Эррту, мы освободили его от вековой ссылки, на которую Дзирт когда-то обрек его, и Дзирт был подавлен. Что ты тогда сказал ему, чтобы успокоить?

– Главная беда не в том, что Эррту освобожден, – припомнил Кэддерли. – Всегда найдется чародей с черными замыслами и демон, которого можно вызвать. Не Эррту, так другой.

– Эррту всего лишь одно из орудий тьмы и раздора, – продолжала Даника, – как и кристалл. Если Креншинибон станет причиной опустошения, то лишь заменит многие более мелкие орудия хаоса, ведь так?

Кэддерли улыбнулся, внимательно вглядевшись в темную глубину ее бездонных миндалевидных глаз. Как же он любит эту женщину! Что бы ни случилось, она делит с ним любые тяготы. Никого нет умнее и проницательней Даники, она помогает ему решать самые трудные вопросы и делать непростой выбор, просто выслушав внимательно и одним словом подсказав нужную мысль.

– Да, зло рождается в человеческих сердцах, все остальное – лишь его орудия, – закончил Кэддерли ее мысль.

– Креншинибон подобен орудию или сердцу?

– Но ведь в том и вопрос, верно? – отозвался Кэддерли, – Подобен ли он чудищу, вызванному из глубин и жаждущему разрушения, потому что все его нутро заражено злом? Или же он искусный манипулятор, порождающий зло в тех, кто сам никогда не сотворил бы его? – И жрец развел руками, давая понять, что не в силах ответить на этот вопрос. – Во всяком случае, мне придется снестись с низшими существами и узнать, где искать этого Джарлакса и кристалл. Я бы хотел знать, как он использовал хрустальный осколок. Или, скорее, как Креншинибон воспользовался им.

Даника хотела уточнить, что он имеет в виду, но все поняла сама и поджала губы. Может, Креншинибон не только не позволит унести себя в Подземье, но еще и станет подстрекать Джарлакса к организации нашествия темных эльфов на мир поверхности? Быть может, кристалл воспользуется тем, что его новый владелец – жестокий дроу, и учинит на земле погромы, какие даже вообразить страшно? Для них лично было плохо то, что ради похищения кристалла Джарлакс принял обличие Кэддерли, значит, ему было известно о жреце и о том, что он в силах уничтожить осколок. Даника озабоченно нахмурилась и, испугавшись, что муж это заметит, поспешно отвернулась к детям.

– Я попытаюсь узнать, где сейчас кристалл и какие беды нам могут грозить, – сказал Кэддерли, не успев как следует разглядеть выражение ее лица и потому неверно его расценив, – может, жена в нем сомневается?

– Займись этим, – озабоченно ответила она, – прямо сейчас.

Тут из гущи кустов донесся пронзительный крик, и они оба обернулись на звук.

– Пайкел, – пояснила Даника.

– Опять заблудился? – со смешком спросил жрец.

– Еще не выбрался, – ответила она. Ворча, к ним приближался брат Пайкела, менее экстравагантный дворф – с желтой бородой, Айвен Валуноплечий. Он направлялся к лабиринту.

– Ду-ид, – едко проворчал Айвен. подражая произношению брата. – Вот те и ду-ид. Даже из кустов выбраться не может.

– Ты поможешь ему? – осведомился Кэддерли.

Айвен изумленно обернулся, только сейчас, видимо, заметив супругов.

– Да я ему всю жизнь помогаю, – фыркнул он.

Кэддерли и Даника согласно кивнули, сочтя за лучшее не разубеждать дворфа. Помогал он обычно так, что обоим братьям были обеспечены лишние хлопоты. Так что никто не удивился, когда через несколько минут крики о помощи заблудившегося Айвена были ничуть не тише, чем Пайкеловы. Жрец, его жена и дети сидели снаружи и держали пари на то, кто из дворфов выберется первым.

* * *
Спустя несколько часов Кэддерли составил нужную последовательность заклинаний и еще раз убедился, что магический круг, необходимый для вызова существ с нижних уровней, надежно защищает. Затем он уселся, скрестив ноги, на полу зала для вызова низших сущностей и начал нараспев произносить заклятия, призывая бесенка.

Вскоре внутри круга проявилось крошечное существо с рожками козленка и крыльями летучей мыши. Смятенный и сердитый, бесенок стал скакать внутри круга, пока, наконец, не разглядел Кэддерли. Некоторое время он изучал жреца, пытаясь, видно, определить, что от него можно ждать. Бесенят довольно часто вызывали на материальный план – как правило, ради ответов на вопросы, а иногда и для того, чтобы сделать их помощниками каких-нибудь черных магов.

– Денеира? – отрывисто и хрипло спросил чертенок. – На тебе облачение жреца Денеира.

Бесенок внимательно разглядывал красную ленту на шляпе Кэддерли, на которой была прикреплена оправленная в золото фарфоровая пряжка с изображением горящей свечи над глазом – символ Денеира.

Жрец кивнул.

– Агрх! – с отвращением крякнул бесенок и сплюнул.

– А ты надеялся, что какой-то колдун ищет себе помощника? – лукаво поинтересовался Кэддерли.

– Кто угодно, только не жрец Денеира, – огрызнулся бесенок.

– Смирись с тем, что есть, – ответил жрец. – И скажи спасибо, что тебе позволено на мгновение высунуться на материальный уровень и передохнуть от своего гнусного мира.

– Что тебе надо, жрец Денеира?

– Сведения, – ответил Кэддерли и тут понял, что скорее всего его вопросы окажутся слишком сложны для мелкого беса. – Все, что мне нужно от тебя, имя демона поважнее, которого я мог бы вызвать.

Бес смотрел на жреца с любопытством, склонив голову, как собачонка, и облизывая губы длинным острым языком.

– Но не мощнее налфешни, – поспешил добавить Кэддерли, видя, как губы беса растягиваются в коварной ухмылке. Налфешни тоже был сильным демоном, но его, по крайней мере, на какое-то время, Кэддерли был в силах подчинить.

– Что ж, я назову тебе имя, жрец Денеира… – начал бес, но сразу судорожно задергался, потому что жрец прочел заклинание, вызывавшее физическую боль. Бес свалился на пол, корчась и изрыгая проклятия.

– Какое имя? – уточнил Кэддерли спокойно. – И предупреждаю тебя, если ты попытаешься обманом заставить меня вызвать более могучую тварь, я тут же отправлю ее обратно, а тебя разыщу снова. И эти муки покажутся ерундой по сравнению с теми, на которые тебя обреку!

Кэддерли был добрым человеком, и ему тяжело было причинять страдания даже такому презренному существу, но он проговорил эти слова уверенно и властно. То, что он хотел узнать, было очень важно, и это придало ему решимости.

– Мизферак! – взвизгнул бес. – Это глабрезу, к тому же тупой, как пробка!

Кэддерли прекратил мучения твари, бес хлопнул крыльями и распрямился, смерив жреца ледяным взглядом:

– Я сделал то, что ты хотел, злобный жрец Денеира. Теперь отпусти меня!

– Скройся, – приказал Кэддерли, и маленький бес стал растворяться, сопровождая свое исчезновение неприличными жестами. Жрец крикнул вдогонку:

– Я передам Мизфераку, какого ты мнения о его умственных способностях!

И с удовольствием отметил, какой панический страх отразился на морде беса.

Спустя некоторое время Кэддерли вызвал Мизферака. Громадный демон с клешнями вместо рук воплощал собой все, что в этих тварях было ненавистно доброму жрецу. Он был мерзок, гадок, злобен, коварен и самовлюблен. Кэддерли постарался говорить исключительно оделе и удерживать тварь как можно меньше. Глабрезу получил задание разведать у других потусторонних существ что-нибудь о темном эльфе по имени Джарлакс. Кэддерли наложил на демона мощное заклятье, которое оставляло ему дорогу только назад в Бездну и не пускало в материальный мир.

– Понадобится время, – буркнул Мизферак.

– Я буду вызывать тебя каждый день, – грозно предупредил Кэддерли. – И с каждыми днем мое терпение будет таять, а твои мучения становиться все сильнее.

– Ты наживешь себе опасного врага, Кэддерли Бонадьюс, жрец Денеира, – огрызнулся глабрезу, думая, что жреца испугает то, что демону известно его имя.

В душе Кэддерли звучали прекрасные переливы гимна Денеиру, поэтому он лишь усмехнулся:

– Если тебе когда-нибудь удастся освободиться от своих уз, и ты вырвешься на поверхность, приходи ко мне, тупой Мизферак. Я с большим удовольствием превращу твое физическое тело в прах, а дух изгоню из этого мира на сотню лет.

Демон взревел, и Кэддерли отослал его взмахом руки, произнеся одно только слово. Никакие угрозы демона не испугали бы его – слишком много испытаний вынес за свою жизнь юный жрец. Он противостоял красному дракону, бился с собственным отцом, боролся с проклятием хаоса, даже свою жизнь принес в жертву любимому богу. Так что никто, будь то демон или человек, не мог бы запугать его.

В последующие дни Кэддерли ежедневно вызывал глабрезу. пока тот не принес ему новости о кристалле и Джарлаксе, а также неожиданное известие о том, что Креншинибон больше не принадлежит ему, а находится в руках человека по имени Артемис Энтрери, путешествующего вместе с дроу.

Кэддерли слышал это имя от Дзирта и Кэтти-бри во время их недолгого пребывания в Парящем Духе. Этот человек был наемным убийцей, холодным и жестоким. По словам демона, Энтрери с кристаллом и Джарлакс направляются в горы Снежные Хлопья.

Слушая глабрезу, Кэддерли в задумчивости потирал подбородок. Он знал, что чудовище не врет, поскольку наложил на него заклятие правды.

– Я исполнил твое требование, – прорычал глабрезу, нетерпеливо щелкая клешнями. – Я больше не в твоей власти, Кэддерли Бонадьюс.

– Тогда убирайся, мне надоело видеть твою мерзкую морду, – отозвался молодой священнослужитель.

Демон угрожающе прищурился и щелкнул клешнями.

– Этого я не забуду, – пообещал он.

– Было бы странно, если б забыл, – невозмутимо ответил Кэддерли.

– Мне сказали, у тебя есть маленькие дети, недоумок, – заметил Мизферак, пропадая из виду.

– Мизферак, эюджу-вайнэнс! – выкрикнул Кэддерли, не дав демону раствориться в дыму Бездны. Силой заклинания он заставил его замереть на месте, так что глабрезу даже скрутило.

– Я чую твой страх, человечишка, – прошипел Мизферак.

Кэддерли криво усмехнулся:

– Вряд ли, потому что сто лет пройдет прежде, чем ты сможешь снова появиться в плотном мире.

Столь недвусмысленная угроза освобождала Мизферака от подчинения вызвавшему, но Кэддерли воспользовался другими чарами – принудительного пребывания.

Мизферак заполнил зал магической тьмой. Кэддерли стал нараспев произносить заклинание, притворяясь, что его голос дрожит от страха.

– Я чую тебя, глупый смертный, – заявил глабрезу, и голос его шел к Кэддерли откуда-то со стороны. Жрец знал, что демон совершенно в другом месте, просто пытается сбить его с толку. Молодой жрец полностью сосредоточился на гимне своему богу, он ясно слышал каждую ноту и легко пользовался волшебными силами. Сначала он без труда определил местонахождение глабрезу, а рядом с ним еще один сгусток негативной энергии – Мизферак вызвал своего приятеля.

Сохраняя спокойствие, Кэддерли продолжал ворожить.

– Сначала я убью твоих детей, глупец, – пообещал глабрезу и обратился к своему товарищу на утробном языке Бездны, который Кэддерли прекрасно понимал благодаря чарам, которыми воспользовался еще до вызова Мизферака. Демон приказывал другому задержать жреца, пока он сам будет разыскивать детей.

– Я принесу их тебе сюда для жертвоприношения, – пообещал было он, но тут же пронзительно заорал, потому что своим волшебством Кэддерли создал множество лезвий, которые закружились вокруг тварей, нанося удары. Тогда жрец создал светящуюся сферу, разогнавшую мрак, и стало видно, как лезвия отсекают куски от Мизферака и второго монстра, похожего на громадного комара.

Мизферак взревел и что-то буркнул – видно, хотел убраться восвояси. Но это ему не удалось, потому что Кэддерли, послав молитву Денеиру, уничтожил магию глабрезу и тот не смог скрыться.

Сразу за этим он произнес связующее заклинание, и глабрезу замер на месте, а сверкающие клинки продолжали свою страшную работу.

– Я этого не забуду! – проревел Мизферак. озверев от боли и бессильной ярости.

– Отлично, тогда тебе неповадно будет возвращаться! – рявкнул Кэддерли.

Он создал еще несколько лезвий, и вскоре тела обоих демонов были искромсаны на кучу кровавых ошметков, а это значило, что ни один из них не сможет появиться в плотном мире еще сто лет. Кэддерли вышел из комнаты, покрытый кровью демонов и удовлетворенный.

Он узнал о кристалле то, что хотел, – похоже, он не зря все это затеял, поскольку теперь ему было известно, что наемный убийца и не менее опасный темный эльф направляются к нему, а главное – с ними Креншинибон.

Надо переговорить с Даникой и приготовить храм Парящего Духа и орден Денеира к возможной битве.

Глава 17 Зов о помощи

– Все же надо признать, присутствие этих тварей будоражит, – сказал Джарлакс Энтрери.

Убийца быстро спешился и подбежал к краю обрыва убедиться, что их по-прежнему преследует шайка орков. Путешественники долго ехали по пустыне, и вот, наконец, попали в холмистую область, изрезанную каменистыми тропками.

– Был бы у меня один из подземных ящеров, можно было бы легко подняться на вершину холма и перемахнуть на ту сторону, – продолжал дроу. Сняв широченную шляпу, он провел ладонью по лысой макушке. Солнце палило немилосердно, но Джарлакс стойко переносил жару и яркий свет – Энтрери не ожидал такого от дроу. Убийца уже не в первый раз подумал, что Джарлакс пользуется волшебством, чтобы защитить чувствительные глаза от палящих лучей.

– Хорошие твари эти ящеры. Надо было прихватить с собой парочку на поверхность.

– В города небезопасно входить бок о бок с темным эльфом, – ухмыльнулся Энтрери. – Интересно, отнеслись бы ко мне дружелюбней, если бы я въехал в город на ящере?

Он снова взглянул вниз – орки упорно шли по следу, хотя и видно было, что они уже выбились из сил. Тем не менее, они продолжали путь, словно помимо воли.

Артемису Энтрери было несложно догадаться, что их толкает вперед.

– Почему ты просто не вытащишь свой шатер? – уже в третий раз спросил Джарлакс. – Мы бы исчезли, и все.

– Его чары ограничены, – ответил Энтрери. Он бросил на темного эльфа косой взгляд, удивляясь, почему этот хитрец спрашивает об одном и том же. Может, он просто пытался выведать секрет волшебного шатра? Или это Креншинибон вкрадчиво подстрекает его склонять Энтрери на свою сторону? Если они воспользуются шатром и исчезнут, то потом им придется появиться на том же самом месте. А вдруг Креншинибон умеет посылать телепатические сигналы через другие измерения? В этом случае, когда Энтрери и Джарлакс снова появятся на этом месте, их будет поджидать целая орава орков, привлеченных кристаллом.

– Лошади устали, – заметил Джарлакс.

– Все равно они обгонят орков, – ответил Энтрери.

– Только если пустить их без седоков.

– Это же просто орки, – буркнул убийца, хотя его тревожило упорство тварей.

Он обернулся к Джарлаксу, понимая, что тот прав. Лошади действительно устали – они скакали на них весь день еще до того, как орки устроили погоню. Беглецы гнали животных нещадно, стремясь как можно быстрее покинуть открытое место.

Пора передохнуть.

– Их всего-то пара десятков, – прикинул убийца, следя, как орки карабкаются по склону холма.

– По десятку на брата, – заметил Джарлакс. – Давай лучше спрячемся в шатре и дадим лошадям отдохнуть, а потом выйдем и снова поскачем.

– Можно их разгромить и отвадить навсегда, – не уступал Энтрери, – если только мы сами выберем и подготовим место сражения.

Джарлакс, к его удивлению, не выказал ни малейшего энтузиазма.

– Это же просто орки, – повторил убийца.

– Да ну? – отозвался Джарлакс. Энтрери собрался что-то ответить, но осекся.

Это преследование не случайно, и шайка уродов какая-то слишком упрямая.

– Ты считаешь, что их послали Рай'ги и Киммуриэль? – полуутвердительно произнес Энтрери.

– Они всегда любили посылать в авангарде всякий сброд, – пожал плечами дроу. – Орки, кобольды и прочая дрянь, что под руку подвернется, нападают первыми и изматывают противника, а эти дроу тем временем готовят решающий удар. Старый прием. Во время захвата Дома Басадони мы воспользовались той же уловкой, заставив кобольдов начинать заварушку и принимать первый удар на себя.

– Возможно, – кивнул Энтрери. – А может, это другой заговор. Среди нас.

Дроу помолчал, соображая, потом уточнил:

– Ты думаешь, это я приманиваю орков?

Вместо ответа Энтрери похлопал мешочек на ремне.

– Может, Креншинибон считает, что от нас надо избавиться, – предположил он.

– Да неужели он предпочтет тебе или мне орка? – недоверчиво спросил дроу.

– Я им не владею, и ты, думаю, тоже не будешь, раз не отобрал его у меня в ту ночь, когда мы бежали из Даллабада и я был слишком слаб, чтобы тебе помешать, – резко ответил убийца. – Я это знаю, и ты знаешь, и Креншинибон тоже. Он понимает, что мы вне его влияния, и боится нас. Во всяком случае, меня, поскольку мои намерения для него не тайна.

Убийца говорил невозмутимо и без сожаления, и Джарлакс легко догадался, что он имеет в виду.

– Ты хочешь его уничтожить, – бросил он таким тоном, будто в чем-то обвинял Энтрери.

– И я знаю, как это осуществить. Точнее, знаю человека, который может это сделать, – прямо признал убийца.

На красивом лице Джарлакса отражались противоречивые чувства – недоумение, злость, ярость и что-то еще, непонятное, глубоко спрятанное. Убийца понимал, что играет с огнем, так открыто посвящая в свои замыслы темного эльфа, недавно бывшего фактически рабом кристалла. Энтрери не переставал убеждать Джарлакса в том, что отказ от Креншинибона был верным шагом, но дроу до сих пор не вполне утвердился в этой мысли. Может, неясные переживания Джарлакса говорят о том, что хрустальный осколок снова нашел лазейку в душу главаря Бреган Д'эрт и пытается с его помощью избавиться от несносного присутствия Энтрери?

– У тебя не хватит духу его уничтожить, – проговорил Джарлакс.

Энтрери искрение изумился.

– Даже если ты знаешь, как это можно сделать, в чем я сомневаюсь, – лукаво пояснил наемник, – то вряд ли у Артемиса Энтрери достанет сил отказаться от такого средоточия мощи и благополучия, как Креншинибон. – Он довольно ухмыльнулся. – Я же тебя знаю, Артемис Энтрери, ты не сможешь отмахнуться от всего, что сулит кристалл!

– Сделаю это без малейшего колебания, – холодно ответил убийца, сверля спутника взглядом, – И ты бы тоже так поступил, не подпади ты под его чары. У меня нет иллюзий на его счет. Он обещает выгоду от безрассудных поступков и предприятий, ведущих лишь к полной и несомненной гибели. Ты меня разочаровал, Джарлакс. Я думал, ты умнее.

Лицо наемника окаменело, а в темных глазах вспыхнула ярость. На какой-то миг Энтрери решил, что сейчас тот бросится на него и придется драться. Но Джарлакс прикрыл глаза и с усилием взял себя в руки.

– Борись с ним, – едва слышно прошептал Энтрери и сам себе удивился: он, привыкший всю жизнь рассчитывать только на себя и ни от кого никогда не зависеть, теперь переживает за другого.

– Так что же, бежим или будем драться? – спросил Джарлакс мгновение спустя. – Если этих тварей направляют Рай'ги и Киммуриэль, мы об этом вскорости узнаем – и, скорее всего, в самый разгар битвы. Соотношение один к десяти против орков в гористой местности, на площадке, которую мы сами выберем, меня ни в малейшей степени не пугает, но встретиться с моими бывшими заместителями, даже двое на двое, я бы не хотел. Рай'ги владеет и магией, и жреческой силой, что могло бы устрашить даже Громфа Бэнра, действия же Облодры вообще нельзя ни понять, ни предсказать. Он служил у меня много лет, но я так и не разобрался, что он за штучка. Я лишь знаю, что он всегда добивается своего.

– Давай, давай, продолжай, – пробормотал Энтрери, наблюдая за приближающимися орками и подыскивая место для битвы. – Я уже начинаю жалеть, что не оставил тебя с кристаллом на произвол судьбы.

Он заметил, что Джарлакс на миг переменился в лице, как будто всю дорогу не уставал думать, зачем же все-таки Энтрери затеял это похищение, а затем спас его. Если его цель и впрямь в том, чтобы уничтожить кристалл, то почему он тащит наемника с собой, вместо того чтобы сбежать, а Джарлаксу предоставить самому разбираться с предателями?

– Мы должны поговорить об этом, – сказал дроу.

– В другой раз, – ответил Энтрери, отходя от края обрыва. – Надо многое успеть, а наши друзья-орки времени даром не теряют.

– Мчатся очертя голову к своей погибели, – негромко заметил Джарлакс. Он спешился и пошел к своему спутнику.

Они обосновались на северо-восточном склоне, на самой круче. Джарлакс беспокоился, что некоторые орки могут вскарабкаться по другим тропкам. Например, там, где шли они сами, и тогда они потеряют преимущества более высокого расположения. Но Энтрери был убежден, что Креншинибон зовет орков неумолчно и те будут стремиться добраться к нему по кратчайшему пути. А это значит, твари будут карабкаться по крутым уступам и идти по узким тропинкам, на которых легко обороняться.

Неудивительно, что спустя несколько минут после того, как беглецы утвердились на этой высокой точке, они увидели первых орков из шайки, карабкавшихся по камням послушно, как овцы.

Темный эльф, по обыкновению, начал что-то болтать, но Энтрери не слушал. Он сосредоточился, пытаясь расслышать голос Креншинибона, без сомнения взывавшего к оркам. За то время, что кристалл у него в руках, Энтрери научился различать даже слабейшие вибрации, кристалл неутомимо пытался соблазнить его, несмотря на то, что убийца ясно дал ему понять, что не намерен с ним общаться.

Сейчас Энтрери слышал зов Креншинибона. обращенный к оркам. Кристалл молил их прийти поскорее и забрать несметное сокровище.

«Замолчи, – велел убийца. – Они недостойны даже быть рабами ни тебе, ни мне».

Он почувствовал мгновенное замешательство кристалла, потом мимолетную надежду – все-таки Креншинибон жаждал, чтобы Энтрери стал его хозяином! – а потом… вопросы. Убийца вклинился в телепатический обмен между осколком и орками. Не словами, поскольку языка орков он не знал и сомневался, что уроды поймут какое-то из наречий, на которых говорил он, Энтрери стал живописать образы рабства орков под гнетом темного эльфа. Он понимал, что вид Джарлакса поразит тварей больше, чем его собственный. Убийца мысленно представил и передал картину, как дроу съедает одного орка живьем, а потом с наслаждением истязает до смерти другого.

– Что ты делаешь, дружище? – донесся до его слуха громкий оклик Джарлакса, видимой уже не первый.

– Вношу некоторое смятение в умы этих гаденышей, – ответил Энтрери. – Я присоединился к зову Креншинибона. Думаю, им трудно будет отделить одну ложь от другой.

Джарлакс призадумался, и Энтрери понял, что в голове дроу роится множество вопросов, он полон сомнений. Убийца сказал «одну ложь от другой». Но так ли уж лживы обещаний Креншинибона? Энтрери сознавал, что Джарлакс опасается и должен опасаться его побуждений. Вдруг убийца специально так говорит, что бы принудить наемника согласиться с тем, что хозяином осколка должен быть он, а не дроу??!

– Не поддавайся сомнениям, которые внушает тебе Креншинибон, – будничным тоном посоветовал Артемис, правильно расценив происходящее с темным эльфом.

– Боюсь, ты затеял опасную игру с артефактом, всех возможностей которого ты даже представить не можешь, – после недолгого задумчивого молчания возразил Джарлакс.

– Я знаю, что он собой представляет, – ответил убийца, – а он знает, в каких мы отношениях. Поэтому он так настойчиво пытается избавиться от меня – и взывает к тебе.

Джарлакс пристально глядел на него, и Энтрери почувствовал, что он готов наброситься на него, поэтому просто сказал:

– Не разочаровывай меня.

Джарлакс моргнул, снял шляпу и вытер потную лысину.

– Гляди-ка! – воскликнул убийца, указывая вниз.

Орки дрались между собой. Урезонить сородичей пыталась всего парочка уродов. У орков такое случалось – грызня внутри племени могла разгореться по совершенно ничтожному поводу, и тогда твари дрались до полного уничтожения одной из воюющих сторон. Видимо, своим вмешательством Энтрери посеял среди них сильные сомнения.

– Похоже, многим мое послание показалось более убедительным, чем зов кристалла.

– А я-то думал, мы сегодня слетка развлечемся, – заметил Джарлакс. – Может, пособить им, пока они еще не полностью перебили друг друга? Только, чур, помогать тем, кто проигрывает.

– Но тогда они победят!

– Само собой, – не замедлил прийти ответ, – и тогда делом чести будет присоединиться к тем, кто в проигрыше. Трудненький будет денек.

Улыбнувшись, Энтрери стал высматривать, как бы побыстрее спуститься вниз, к оркам.

Подойдя ближе, спутники поняли, что сильно ошиблись насчет численности тварей. Их было, по меньшей мере, полсотни, все они дико метались на небольшом пятачке и наскакивали друг на друга, размахивая дубинами, толстыми ветками и заостренными палками. Настоящего оружия у них почти не было.

Джарлакс чуть поклонился Энтрери, прикоснувшись к полям шляпы, и сделал ему знак идти налево, а сам двинулся направо, безупречно слившись с тенью, так что убийце пришлось несколько раз сморгнуть, убеждаясь, что с глазами у него все в порядке. Все дроу умели становиться незаметными. А еще убийца знал, что плащ наемника – это не обычный пивафви, у него много волшебных способностей. И все же странно, что, не применяя заклинание невидимости, можно так хорошо скрыть от глаз шляпу с громадным плюмажем.

Энтрери отмахнулся от несвоевременных мыслей и помчался налево, прячась за деревьями, валунами и каменными выступами. Он приблизился к первой группке враждующих орков – трое бились против одного. Передвигаясь, как тень, убийца обогнул их, решив внезапным ударом уравнять соотношение. В искусстве нападать неожиданно он достиг высочайшего мастерства – а ведь перед ним были обычные, тупые орки.

Велико же было его удивление, когда двое из уродов вдруг с воплем развернулись в его сторону и яростно атаковали. Их противник тоже ринулся на убийцу, но на его пути стал один из его соплеменников.

Энтрери размахивал мечом направо и налево, защищаясь от самодельных копий. Приходилось обороняться. Будь противники умелы, он был бы уже мертв, но, по счастью, это были всего лишь орки. Оружие у них было самое примитивное, все действия легко предсказуемы. Их единственная надежда была на первый внезапный бросок, но его Энтрери отразил. И, тем не менее, они продолжали упрямо наступать.

Убийца взмахнул Когтем Шарона, и в воздухе повисла черная пелена. Орки ломанулись насквозь, как и следовало ожидать, но Энтрери уже отскочил влево и развернулся за спиной ближайшего к нему орка, всадив кинжал ему в бок. Сразу выдергивать лезвие он не стал, хотя надо было заняться вторым уродом. Убить того было делом нехитрым. Энтрери подождал, пока жизненная сила жертвы перельется через оружие в его тело, чтобы поскорее оправиться от недавнего ранения.

Когда несчастный орк, наконец, безвольно осел на землю, второй уже подступал к убийце, остервенело тыча в него копьем. Энтрери подцепил грубое орудие гардой кинжала и вывернул его высоко над своим плечом. А сам, чуть пригнувшись, сделал шаг вперед и ударил мечом. Орк машинально заслонился рукой, но клинок единым махом рассек руку, ребра, легкое и достал до сердца.

Энтрери глазам не поверил, когда тритий урод, несмотря на то, что видел участь своих товарищей, все равно бросился на него. Не вынимая меча, убийца непринужденно наступил на грудь своей второй жертвы и ждал подходящего момента. Когда он настал, Энтрери пнул тело орка прямо под ноги несшегося сломя голову его сородича.

Тот споткнулся и полетел наземь. Убийца достал его еще в полете, всадив кинжал под подбородок. Орк упал, дернулся и умер.

Энтрери выдернул кинжал, вытер оба клинка о спину орка и помчался в поисках новых жертв.

Однако теперь он был осмотрительнее, потому что первое неудачное нападение его не на шутку встревожило. Вроде ясно, что произошло: кристалл предостерег орков, однако неприятно было узнать, что наличие кристалла не дает ему возможности сражаться так, как он привык.

Энтрери побежал к скалистому выступу, стараясь держаться в тени, но все же не слишком заботясь об укрытии, – понятно, что с Креншинибоном на поясе он в любом месте будет заметен, как на открытой полянке ночью у костра. Прячась за кустами, он спустился ниже по холму, на голый каменистый склон, где спрятаться было негде.

Краем глаза Энтрери заметил несущегося на него с копьем в руке орка.

Не добежав пяти шагов, тот метнул свое орудие, но убийце даже уклоняться не пришлось – вероятно, орк страдал косоглазием. Однако Артемис сделал вид, что перепугался, и это еще больше подхлестнуло нападавшего.

Орк прыгнул на Энтрери, целясь головой в живот. Убийца быстро отскочил и, рубанув мечом орка по спине, когда тот пролетал мимо, с треском проломил ему позвоночник. Орк рухнул ничком, дико размахивая руками, тогда как ноги оставались совершенно неподвижны.

Энтрери не стал его добивать, а побежал дальше. Теперь он бежал с определенной целью, потому что услыхал хохот дроу, который ни с чем нельзя было спутать. Судя по всему, Джарлакс веселился от души.

Темный эльф стоял на большом валуне, возвышаясь над целой оравой уродов, которых осыпал обидными словечками и кинжалами.

Энтрери остановился в тени дерева и наблюдал за представлением.

Орков становилось все меньше, и, в конце концов, даже самые тупые из них поняли, кто заправляет весельем. Все как один они повернулись к Джарлаксу.

Когда в него полетело сразу несколько копий, наемник рассмеялся еще громче – так далеко от цели эти полки пролетали. Орки были плохими метателями, к тому же плащ наемника обладал способностью отражать удары. Джарлакс продолжал сыпать кинжалами. Джарлакс крутился на своем пьедестале, метя в ближайшего урода, и всегда попадал в намеченную жертву.

Тут из тени ринулся Энтрери, неистово орудуя кинжалом и со свистом рубя мечом. Для удобства он разгородил все поле боя черными завесами. Он добивался того, чтобы оставаться с каждым орком один на один, и тогда противник неизбежно падал и умирал от одного-двух ударов.

Вскоре Энтрери и Джарлакс уже медленно брели обратно к склону, и наемник жаловался, что у орков оказалось все лишь несколько серебряных монет. Убийца слушал вполуха, обеспокоенный тем, что Креншинибон так упорно ищет спасителей. На этот раз им противостояла всего лишь шайка тупоумных орков, но кого кристалл призовет следующим?

– Зову осколка трудно сопротивляться, – признал он, обращаясь к Джарлаксу.

– Он существует уже много веков, – ответил дроу. – И прекрасно знает, как позаботиться о себе.

– Этому существованию скоро придет конец, – угрюмо заметил убийца.

– Это еще почему? – невинно осведомился Джарлакс.

Убийца застыл на месте и обернулся к своему непредсказуемому спутнику:

– На который раз до тебя доходит?

– Друг мой, я знаю, почему ты уверен, что ни одному из нас нельзя владеть Креншинибоном, но разве это означает, что его необходимо уничтожать? – Джарлакс огляделся и, сделав убийце знак следовать за ним, подошел к краю обрыва, под которым было глубокое ущелье, – Почему бы просто не выбросить его? Сбрось его со скалы, где упадет, там и упадет, и все дела.

Энтрери посмотрел вниз и уже почти был готов согласиться с Джарлаксом. Но одна мысль удержала его.

– Потому что он вскоре будет в руках наших врагов, – ответил он. – Рай'ги казался кристаллу очень подходящим владельцем.

– Разумно, – кивнул Джарлакс. – Он всегда рвался к власти. Но тебе-то что? Да пусть Рай'ги получит кристалл и весь Калимпорт в придачу, если Креншинибону удастся ему помочь, конечно. Какое дело до этого Артемису Энтрери, ведь ты сбежал и вряд ли скоро вернешься туда? К тому же у наших противников будут совсем другие заботы, когда они завладеют кристаллом. У них не останется времени на наши поиски. Может, избавившись от Креншинибона, мы сможем не бояться преследования и не опасаться удара в спину.

Энтрери надолго задумался, однако одна вещь не давала ему покоя.

– Кристалл знает, что я хочу его уничтожить, – ответил он. – Он знает, что я его ненавижу и найду способ от него избавиться. А для Рай'ги угроза – Джарлакс. Пока ты жив, его положение во главе Бреган Д'эрт будет шатким. Что произойдет, если ты появишься в Мензоберранзане и объединишься со своими старыми товарищами, чтобы сбросить тех, кто захватил твое место?

Джарлакс промолчал, но по блеску его глаз Энтрери понял, что именно это наемник и собирался сделать.

– Он хочет тебя убить, – прямо сказал он. – Ему нужно тебя убить, а если кристалл окажется у него, то сделать это будет не так уж трудно.

Джарлакс подумал немного и сказал:

– Поехали.

Они сели на лошадей и снова поскакали на северо-восток, к горам Снежные Хлопья, где находился храм Парящего Духа. Энтрери был доволен, что убедил Джарлакса и доказал ему необходимость уничтожить кристалл.

Хотя все это чушь, конечно, главное оправдание своим действиям было у него в душе. Да, он решил уничтожить кристалл, но не из боязни мести или преследования. Просто все существо Энтрери восставало против того, что вещь может подчинять себе человека. Именно поэтому он хотел уничтожить Креншинибон. Осколок смертельно оскорбил убийцу, пытаясь подчинить себе. Энтрери не задавался вопросом, станет ли мир лучше без коварного кристалла, это его не волновало вовсе, но знал, что будет радоваться жизни гораздо больше, когда в нем одной зловредной и надменной вещью станет меньше.

Само собой, эти размышления были известны Креншинибону. Кристаллу оставалось только изнывать от ярости и надеяться, что ему попадется кто-нибудь не столь стойкий, но зато более сильный, чем Энтрери, и верным ударом освободит его от убийцы.

Глава 18 Достойные противники

– Это был Энтрери, – рассмотрев труп орка на склоне, заявила Шарлотта Весперс. Ее отряд был на месте битвы два дня спустя. – Удары очень точные… А потом, смотри: одна рана от кинжала, другая от меча.

– Ну и что, многие дерутся мечом и кинжалом, – отозвался Горд Абрикс, принявший сейчас свое человеческое, обличье. Распахнув полы плаща, он показал висевшие у него на поясе клинки.

– Но мало кто так же точно бьет, – возразила Шарлотта.

– А эти другие, – заметил Бергиньон Бэнр на ломаном языке поверхности. Он обвел широким жестом гору орочьих трупов у большого валуна. – Кинжальные раны, причем многочисленные. Я знаю только одного воина с таким запасом метательных клинков.

– Но ты ведь считал раны, а не кинжалы! – заспорил Горд Абрикс.

– В таком ожесточенном сражении это одно и то же, – ответил Бергиньон. – Это не удары, а именно броски, потому что края пореза не рваные, и сама рана точечная. По-моему, трудно вообразить, чтобы кто-то мог закидать противника кинжалами, потом подбежать, все повыдергивать и начать все заново.

– Ну и где же тогда эти кинжалы, а, дроу? – саркастически осведомился оборотень.

– Клинки Джарлакса волшебные, они исчезают, – ледяным голосом осадил его темный эльф. – А запас их почти безграничен. Я уверен, это работа Джарлакса, причем это далеко не все, на что он способен, так что берегитесь оба.

Шарлотта и Горд Абрикс беспокойно переглянулись, хотя упрямое недоверие с лица оборотня не исчезло.

– Ты что же, так и не научился уважать дроу? – угрожающе спросил его Бергиньон.

Оборотень помахал ладошками перед собой и чуть отодвинулся назад.

Шарлотта наблюдала за ним очень внимательно. Видно было, что Горду не терпится ввязаться в драку, пусть даже с этим самым темным эльфом. Шарлотта почти не видела Бергиньона Бэнра в деле, но его подчиненные отзывались о нем с большим уважением. Любому из них убить надменного Горда Абрикса было как раз плюнуть. И тут Шарлотта поняла, что ради самосохранения ей надо держаться от Горда и его сородичей как можно дальше. Крысиные оборотни ни к кому не питали уважения, ими руководила лишь безусловная ненависть к Артемису Энтрери и природная антипатия к темным эльфам. Так что не приходится сомневаться, что Горд Абрикс сам найдет свою гибель и увлечет за собой соплеменников и союзников.

Но Шарлотта Весперс хотела остаться в, стороне.

– Кровь уже засохла, трупы остыли, но их еще не обчистили, – заметил Бергиньон.

– Дня два прошло, не больше, – вставила Шарлотта и одновременно с дроу взглянула на оборотня.

Тот злорадно ухмыльнулся:

– Я их достану.

Абрикс отошел, чтобы переговорить со своими помощниками, стоявшими в сторонке.

– Он отправится прямиком в ад, – тихонько сказал Бергиньон Шарлотте, оставшись с ней вдвоем.

Она поглядела на него с изумлением. Это она и сама понимала, но почему, если темные эльфы тоже так считают, они доверили Горду такую важную роль в погоне?

– Горд Абрикс думает, что достанет их, – отозвалась она. – Обоих. А ты, похоже, не слишком-то в этом уверен.

Бергиньон хихикнул – настолько нелепым казалось ему такое предположение.

– Энтрери – опасный противник, вне всякого сомнения, – сказал он.

– Ты даже не представляешь насколько, – подтвердила Шарлотта, прекрасно осведомленная о «подвигах» убийцы.

– И при всем том справиться с ним проще, – заверил ее Бергиньон, – Благодаря своему острому уму и мастерству Джарлакс живет уже много сотен лет. Он великолепно чувствует себя в городе, с которым Калимпорт не идет ни в какое сравнение по жестокости. Более того, он поднялся на самую вершину власти в мире, где мужчинам возвышение заказано. Наш несчастный спутник, Горд Абрикс, не представляет даже малой толики того, каков Джарлакс на самом деле, да и я тоже. Говорю из уважения, которое родилось у меня к тебе за последние недели, – остерегайся его.

Шарлотта молчала и пристально глядела на дроу. С чего это он заговорил об уважении? Ей одновременно было приятно и боязно, потому что женщина уже успела усвоить: дроу ни слова не скажут в простоте и надо уметь улавливать скрытый смысл. Возможно, Бергиньон только что наградил ее бесценным комплиментом. А может, ей могилу роет.

Закусив губу, она задумалась, уставясь в землю. Может, Бергиньон пытается купить ее, как Рай'ги и Киммуриэль купили Горда. Подумав о Джарлаксе и могущественном кристалле, она, конечно, поняла, что Рай'ги ни секунды не полагал, будто оборотню и его отвратительным подчиненным удастся одолеть великолепных Энтрери и Джарлакса. Если бы такое, паче чаяния, произошло, Креншинибон оказался бы в лапах Горда, и кто знает, к чему бы это привело? Нет, нынешние руководители Бреган Д'эрт даже не предполагали, что оборотень доберется до хрустального осколка, более того, меньше всего хотели подпустить его к нему.

Когда Шарлотта снова поглядела на Бергиньона, он хитро усмехался, будто прочитал ее мысли.

– Дроу всегда посылают более низкие народы вперед, – признал он. – Мы ведь никогда не знаем, какие фокусы могут быть у врагов в запасе.

– Значит, они всего лишь пушечное мясо, – бросила Шарлотта.

Лицо Бергиньона осталось абсолютно непроницаемым, ни тени сочувствия не отразилось на нем, и Шарлотта поняла, что права.

От ледяного этого взгляда, бесстрастного, нечеловеческого, у женщины по спине пробежал холодок. Она как-то сразу вспомнила, что темные эльфы отнюдь не люди и несравненно более опасны. Пожалуй, из всех известных ей людей лишь Артемис Энтрери был ближе всех к ним по темпераменту, но даже он не шел в сравнение с тем злом, что, воплощали собой дроу. Долгие века этот народ пестовал в себе бессердечие, которого ни один человек даже представить не мог, не говоря уж о том, чтобы подражать ему. Шарлотта поглядела на Горда Абрикса и его нетерпеливых помощников и мысленно поклялась себе, что будет держаться от них как можно дальше.

* * *
От боли демон метался и корчился на полу, кровь кипела в его жилах, а кожа начала дымиться.

Кэддерли не испытывал к нему жалости, но ему было неприятно прибегать к пыткам, пусть даже это касалось существа, в высшей степени достойного наказания. Ему вообще не нравилось иметь дело с созданиями нижнего уровня, но ради Парящего Духа, жены и детей это было необходимо.

Кристалл скоро окажется здесь, и жрец понимал, что битва неизбежна. Она может оказаться не менее серьезной, чем борьба против Проклятия Хаоса, и обойтись дороже возведения Парящего Духа. Ведь Креншинибон в состоянии обратить величественный собор в груду щебня.

– Ты знаешь ответ, – как можно более невозмутимо сказал Кэддерли. – Скажи, и я тебя отпущу.

– Ты придурок, жрец Денеира! – отрывисто, потому что спазмы мешали говорить, взревел демон на своем утробном наречии. – Ты хоть понимаешь, что тебе грозит?

Кэддерли вздохнул.

– Что ж, продолжим, – промолвил он, будто обращаясь к самому себе, хотя отлично знал, что Мизферак его слышит и представляет, что его ждет.

– Отпусти меня! – проревел глабрезу.

– Йокк ту Мизферак бе-эик до-то, – прочитал Кэддерли. Демон взвыл и дико дернулся внутри непробиваемого защитного круга.

– Будем продолжать, сколько ты захочешь, – холодно промолвил жрец. – Я не признаю пощады к таким, как ты.

– Не нужно… нам… твое… снисхождение, – прохрипел Мизферак, его тело скрутила судорога, и демон стал кататься по полу, изрыгая проклятия на своем языке.

Кэддерли негромко закончил заклинание, не позволяя себе забыть, что его дети могут вскоре оказаться в смертельной опасности, и это укрепило его дух.

* * *
– Ты не потерялся! Ты просто дурачился! – орал на зеленобородого брата Айвен Валуноплечий.

– Лабиринт ду-ида! – с горячностью возражал обычно покладистый Пайкел.

– Ты что ж, разговорился, как стал ду-идом?

– Уу-уй! – взвизгнул Пайкел. потрясая кулаком в воздухе.

– Нечего развлекаться в кустах, когда Кэддерли занят таким опасным делом! – упрекнул Айвен.

– Лабиринт ду-ида. – едва слышно шепнул Пайкел и потупился.

– Да называй как хочешь, – буркнул Айвен, которому увлечение брата растениеводством никогда не нравилось – дворфы работали с камнем и металлом. – Дурак ты, может, мы ему нужны. – И он поднял короткую, но очень сильную руку и потряс большим топором.

Пайкел улыбнулся своей особенной улыбкой и показал деревянную дубинку.

– Да уж, с такой на демонов только и ходить, – пробормотал Айвен.

– Ша-ла… – начал Пайкел.

– Да знаю я, как ты ее называешь, – отрезал старший брат. – Ша-ла-ла. Думаю только для демона это тростинка-нка-нка.

Пайкел нахмурился.

Дверь зала для вызывания низших сущностей распахнулась и из нее вышел измученный Кэддерли – точнее, попытался выйти. Он сразу за что-то запнулся и во весь рост растянулся на полу.

– Ого, – проговорил Пайкел.

– Это братец поставил там одну из своих магических «запинок», – пояснил Айвен, помогая жрецу подняться. – Мы боялись, что демон может выскочить.

– Ну конечно, он бы споткнулся, а наш друг Пайкел хорошенько огрел бы его дубиной, – недовольно сказал Кэддерли, вставая.

– Ша-ла-ла! – восторженно заверещал Пайкел, вовсе не заметив издевки.

– А никто оттуда не выскочит? – осторожно спросил Айвен, заглядывая Кэддерли за спину.

– Глабрезу Мизферак отправлен в свой презренный мир, – успокоил его жрец. – Я снова вызвал его, чтобы задать кой-какие вопросы, отменив тем самым столетнее изгнание, к которому я его приговорил, но теперь дело сделано, и он мне больше не нужен. И не понадобится впредь, я надеюсь.

– Надо было немного задержать его, чтобы мы с братом могли его как следует поколотить, – заметил дворф с желтой бородой.

– Ша-ла-ла! – согласно закивал Пайкел.

– Поберегите силы, боюсь, они нам понадобятся, – сказал Кэддерли. – Я знаю тайну уничтожения кристалла, по крайней мере, узнал, что есть существо, которое поможет мне это сделать.

– Демон? – уточнил Айвен.

– Ду-ид? – с надеждой спросил Пайкел. Помотав головой, жрец хотел ответить Айвену, но тут заметил, какое недоуменное выражение появилось на лице «друида». Пайкел сник и только протянул:

– У-у-у.

– Это не демон, – продолжал жрец. – Существо из нашего мира.

– Гигант?

– Забирай выше.

Айвен внимательно вглядывался в недовольное лицо Кэддерли, вспоминая совместно пережитые невзгоды. Кто мог вызвать у него такое безрадостное настроение.

– Дай-ка попробую угадать еще разок, – сказал дворф.

Кэддерли молчал.

– Дракон! – выпалил Айвен.

– У-у-у, – протянул Пайкел.

Жрец молчал.

– Красный дракон, – уточнил Айвен.

– У-у-у, – поддержал его брат.

Кэддерли не отвечал.

– Большой красный дракон, – продолжал дворф. – Громадный красный дракон! Древний, как горы!

– У-у-у, – протяжно подвывал Пайкел.

Кэддерли только вздохнул.

– Старого Файрена больше нет, – сказал Айвен, при этом голос крепыша дворфа слегка дрогнул, потому что та давняя битва с красным драконом чуть было не закончилась гибелью их всех.

– Файрентеннимар был не последним и не самым могучим, можешь мне поверить, – спокойно ответил Кэддерли.

– Нам что же, придется отнести эту штуковину одному из этих чудовищ? – не веря своим ушам, спросил Айвен. – К такому, что побольше старика Файрена?

– Это все, что мне удалось узнать, – ответил Жрец. – Красный дракон, огромный и древний.

Айвен покачал головой и бросил неодобрительный взгляд на брата, который снова начал подвывать.

Дворф помимо воли захихикал. Они повстречались с могучим Файрентеннимаром на пути к горной крепости, где скрывались прислужники коварного Аббалистера Бонадьюса, отца Кэддерли. Силой своего волшебства юный жрец «приручил» дракона и заставил его перенести их всех над горами Снежные Хлопья. В горах и состоялась битва, а потом чары развеялись, и старый Файрен набросился на своих временных хозяев, стремясь отомстить. Но каким-то непостижимым образом Кэддерли удалось сохранить достаточно магической силы и ослабить дракона настолько, что их друг гигант Вандер снес ему голову. Однако Айвен, как и остальные, прекрасно понимал, что их победа во многом – счастливый случай.

– Дзирт До’Урден рассказал тебе еще об одном красном, да? – спросил Айвен.

– Я знаю, где его можно найти, – угрюмо ответил Кэддерли.

Улыбаясь, вошла Даника, но ее улыбка сразу же померкла, едва она увидела мрачные лица всей троицы.

– Пуф! – выдохнул Пайкел и вышел ла, бормоча что-то под нос.

Даника озадаченно глядела ему вслед, потом повернулась к его брату.

– Он же ду-ид, и существ нашего мира не боится, – пояснил Айвен. – Но, наверное, ему трудно вообразить что-то более сверхъестественное, чем красный дракон, потому он и скис.

Он фыркнул и вышел вслед за братом.

– Красный дракон? – переспросила Даника, глядя на мужа.

– Пуф, – выдохнул Кэддерли.

Глава 19 И снова драться

Завидев деревню, Энтрери окинул недовольным взглядом своего экзотического спутника. Да одна эта широкополая шляпа с пером диатримы, всякий раз выраставшим вновь, после того как Джарлакс вызывал громадную птицу, вызовет подозрение и открытую неприязнь селян. А когда они увидят под шляпой темного эльфа…

– Тебе стоит что-нибудь сделать со своей внешностью, – сухо промолвил Энтрери, пожалев, что у него нет волшебной маски, с помощью которой можно было изменять обличье. Когда-то, во время путешествия с севера в Калимпорт, Дзирт До'Урден воспользовался ею, чтобы выдать себя за эльфа поверхности.

– Я уже подумал об этом, – сказал Джарлакс, сияв шляпу к радости Энтрери, правда недолгой.

Дроу просто стряхнул с нее пыль и снова водрузил на макушку.

– Но у тебя же тоже шляпа есть, – заявил он в ответ на недовольный взгляд спутника, указывая на его черную шляпу с маленькими полями. Ее, вместе с несколькими другим такими же, создал один чародей и придал ей некоторые волшебные свойства.

– Так ведь не в шляпе ж дело? – досадливо поморщился убийца. – Здесь живут простые деревенские люди, которые наверняка испытывают к темным эльфам вполне определенные чувства – и отнюдь не дружественные, знаешь ли.

– Целиком и полностью с ними согласен, большинство темных эльфов этого заслуживают, – невозмутимо подтвердил Джарлакс.

– Тогда надо изменить внешность! – воскликнул убийца.

– Точно, – согласился наемник не останавливаясь.

Энтрери ударил пятками по бокам лошади, пустив ее галопом, и быстро поравнялся с дроу.

– Говорю, тебе надо изменить внешность, – упрямо повторил он.

– Я уже изменил, – отозвался темный эльф. – И кому, как не тебе, Артемис Энтрери, следовало бы узнать меня раньше всех! Я же Дзирт До'Урден, твой заклятый враг!

– Что?!

– Лучше всего притвориться Дзиртом До'Урденом, – небрежно бросил Джарлакс. – Разве он не путешествует из города в город, не пряча лица и не скрывая своего происхождения?

– Путешествует? – насторожился Энтрери.

– Точнее, путешествовал, – мигом исправился Джарлакс, ведь Артемис Энтрери считал Дзирта погибшим.

Убийца пристально глядел на него.

– Ну, так что, разве не так? И надо сказать, Дзирт вел себя так, что у людей не возникало желания его убить. Поскольку он не прятался, а путешествовал открыто, они понимали, что ему нечего скрывать. Вот и я буду вести себя так же и воспользуюсь его именем. Я – Дзирт До'Урден, герой из Долины Ледяного Ветра, друг короля Мифрил Халла Бренора Боевого Топора, и вовсе не враг этим простым людям. Наоборот, еслиим угрожает какая-то опасность, я даже могу оказаться полезен.

– Ну-ну, конечно, если только кто-нибудь из них не разозлит тебя. Тогда ты сровняешь все поселение с землей.

– Что ж поделаешь, – согласился Джарлакс, не сбавляя хода, и вскоре они с Энтрери оказались у самой деревни.

Никакой стражи у границ поселения не было, они въехали внутрь без помех, и копыта лошадей звонко зацокали по мощенной булыжником улице. Спутники остановились у двухэтажного строения, на вывеске которого была намалевана кружка с шапкой пены и надпись со старыми полустертыми буквами, гласившая:

ЗАВЕДЕНИЕ ГОС ОДИНА БРИАРА ГУД И ДЕСЬ П ИЯТНО ДЫХАТЬ

– Дыхать, – прочитал Джарлакс, почесывая в затылке, и преувеличенно вздохнул. – Это что, место для сборищ меланхоликов?

– Да не вздыхать, – пояснил Энтрери. Он фыркнул и спрыгнул с лошади. – Отдыхать, наверное.

– Ах, так, значит, отдыхать, – оживленно подхватил наемник, перекинул правую ногу через холку лошади и спрыгнул с седла. – А может, и то и другое! Ха-ха!

Энтрери только покачал головой, уже не в первый раз подумав, что надо было, наверное, оставить наемника на съедение Рай’ги и Киммуриэлю.

В заведении было не больше дюжины посетителей – две женщины и человек десять мужчин, да еще старый седой хозяин, на лице которого, покрытом глубокими морщинами и оспинами, казалось, навечно отпечаталось брюзгливое выражение. Люди уставились на вошедших, особенно на темного эльфа, и их руки потянулись к оружию. Один мужчина даже вскочил со стула, опрокинув его.

Вежливо притронувшись к шляпам, Энтрери и Джарлакс прошли прямиком к стойке, не делая никаких резких движений и дружелюбно взирая на посетителей.

– В чем дело? – рявкнул хозяин. – Кто вы такие и что вам здесь нужно?

– Мы путешественники, – ответил Энтрери. – Устали с дороги и хотели бы немного передохнуть.

– Что ж, только здесь вам передохнуть не удастся! – взревел хозяин. – Нахлобучьте поглубже ваши дурацкие шляпы и вон из моего заведения!

Энтрери переглянулся с Джарлаксом, сохранявшим вполне невозмутимый вид.

– Думаю, мы ненадолго останемся, – спокойно сказал дроу. – Я понимаю, почему вы колеблетесь, уважаемый Один Бриар, – добавил он, припоминая надпись на вывеске.

– Один? – растерялся хозяин.

– Один Бриар, так гласит ваша вывеска, – невинно ответил Джарлакс.

– Да? – неуверенно переспросил хозяин, но почти сразу понял в чем дело: – Господин Бриар, – поправил он. – Просто «п» стерлась. Господин Бриар.

– Простите меня, уважаемый, – с обезоруживающей улыбкой и изящным поклоном промолвил дроу. Глубоко вздохнув, он подмигнул Энтрери, наблюдавшему за ним без особой радости. – Мы пришли, чтобы вздыхать и отдыхать, все вместе. Мы никому не желаем ничего плохого и не причиним вам неудобств, поверьте. А вы не слыхали обо мне? Я Дзирт До’Урден из Долины Ледяного Ветра, отвоевал трон предков для Бренора Боевого Топора, короля Мифрил Халла. Не слышали?

– Не слышал я ни про какого Дризта Дурдена, – буркнул Бриар. – А теперь убирайтесь отсюда, покуда мы с приятелями не вытолкали вас взашей! – Говоря это, он возвысил голос, и несколько человек из числа собравшихся подошли ближе с оружием наготове.

Джарлакс, улыбаясь, обвел их глазами – похоже, его все происходящее забавляло. Энтрери тоже было интересно, но озираться он не стал, а уселся поудобнее на табурет и глядел на приятеля, решив посмотреть, как тот выпутается. Естественно, горстка селян-неумех ничуть не пугала блестящего бойца, к тому же он был не один. Что ж, раз уж им суждено разгромить эту деревню, значит, так тому и быть.

Убийца даже не стал прислушиваться, посылает ли сигналы Креншинибон. Если кристалл и хочет, чтобы эти косорукие селяне забрали его у Энтрери, пусть попробуют!

– Я упомянул, что отвоевал целое дворфское королевство? – уточнил Джарлакс. – Причем почти без всякой помощи. Послушай-ка меня, Гос Один Бриар. Если ты и твои приятели попробуете выгнать меня отсюда, то в этом году у вас в земле окажутся не только посевы.

Не столько слова, сколько тон, каким они были произнесены, остудили пыл селян. Темный эльф произнес их так невозмутимо и уверенно, что стало ясно – он их ни капельки не боится.

– Я в самом деле не хочу неприятностей, – спокойно продолжал Джарлакс. – Всю жизнь мне приходится бороться с предрассудками – не все из них беспочвенны – по отношению к моему народу. Я не просто усталый странник, я еще и борец за благо простых людей. Если гоблины нападут на ваши дома, я буду сражаться за вас до последнего вздоха, гоблинов, разумеется. – Его голос взволнованно зазвенел. – Если громадный дракон налетит на ваш поселок, я не испугаюсь его огнедышащей пасти, выхвачу клинки и прыгну…

– Я думаю, им и так уже все понятно, – оборвал его Энтрери и снова усадил на место, дернув за руку.

– У тебя даже оружия с собой нет, дроу, – фыркнул господин Бриар.

– Тысячи тех, кто тоже так говорил, теперь покойники, – серьезно вмешался убийца. Обернувшись к нему, Джарлакс коснулся полей шляпы в знак признательности. – Но хватит трепаться, – добавил Энтрери, поднялся и распахнул плащ, демонстрируя великолепные клинки: усыпанный самоцветами кинжал и чудесный Коготь Шарона с костяным навершием. – Если хотите сразиться с нами, тогда за дело, поскорее покончим с этим, а то я все же надеюсь получить хороший ужин, добрую выпивку и теплую постель до наступления темноты. А если не хотите, тогда прошу вас вернуться за свои столы и оставить нас в покое, а не то я не посмотрю, что мой добрый друг мечтал стать героем этих мест.

С недовольным, но едва слышным бурчанием посетители переглянулись.

– Господин Бриар, они ждут, что ты скажешь, – заметил Энтрери. – Так что подумай как следует, что ты действительно хочешь сказать, а то может статься, твое вино смешается с кровью, потому что мы утопим в ней все заведение.

Бриар взмахом руки отослал товарищей.

– Вот и отлично! – воскликнул Джарлакс, хлопнув себя по бедру. – Моя репутация не пострадает от опрометчивых поступков моего горячего товарища. А теперь будьте так добры, господин Бриар, налейте-ка мне выпить что-нибудь эдакое, – попросил он и вытащил туго набитый кошелек.

– В моей таверне не обслуживают мерзких дроу, – уперся Бриар, скрестив на груда сухие, мускулистые руки.

– Ну, тогда я сам себя обслужу, – миролюбиво согласился Джарлакс, снова прикоснувшись к шляпе. – Но только вы тогда, конечно, потеряете деньги.

Бриар стоял не шелохнувшись, вперив в него тяжелый взгляд.

Наемника это нисколько не трогало – он внимательно рассматривал многочисленные бутылки, выставленные на полках за стойкой. Задумчиво водя пальцем по губам, он изучал этикетки и цвет жидкостей.

– Какие будут предложения? – обратился он к спутнику.

– Выпить что-нибудь, – ответил тот.

Темный эльф показал на одну из бутылок, произнес какое-то слово, щелкнул пальцами, и бутылка слетела с полки прямо к нему в руку. Еще несколько коротких жестов и слов, и на стойке перед приятелями оказались два стакана.

Джарлакс потянулся к бутылке, а разъяренный Бриар выбросил вперед растопыренную пятерню, чтобы схватить его за руку.

Но Энтрери с молниеносной быстротой хлопнул ладонью по его руке, крепко прижав ее к стойке. В тот же миг он выхватил драгоценный кинжал и вонзил его между пальцев хозяина. С багровой физиономии Бриара вся кровь разом отхлынула.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, от твоей таверны камня на камне не останется, – пообещал Энтрери ледяным голосом, – Разве что пара досок тебе на гроб.

– Это вряд ли, – встрял Джарлакс.

Дроу чувствовал себя совершенно непринужденно, не обратив ни малейшего внимания на выходку Энтрери, как будто ожидал чего-то подобного. Он разлил выпивку по стаканам, откинулся на своем стуле, втянул ноздрями аромат и стал неспешно потягивать напиток.

Убийца отпустил хозяина, огляделся, убеждаясь, что все сидят на своих местах, и вложил кинжал в ножны.

– Уважаемый, говорю вам еще раз – нам нечего с вами делить, – снова вступил дроу. – Мы прошли долгий путь по пустыне, и предстоящая дорога вряд ли окажется легче. Поэтому мы и решили остановиться в вашем добром поселении и в вашем добром заведении. Почему же вы так хотите нас выдворить?

– А лучше спросить, почему вы так торопитесь на тот свет? – подхватил Энтрери.

Господин Бриар перевел взгляд с одного на другого и махнул руками.

– Да шли бы вы оба в Девять Проклятых Кругов, – буркнул он, поворачиваясь спиной.

– Я там уже был, – пожав плечами ответил Джарлакс, – и думаю, что второй раз там делать нечего. – Взяв бутылку и стакан, он отошел от стойки, и Энтрери со своим стаканом последовал за ним к свободному столику.

Само собой, соседние столики разом опустели.

– Так всегда и будет, – заметил Энтрери спутнику.

– Мои шпионы доносили, что к Дзирту До'Урдену относились иначе, – возразил наемник. – В тех землях, где о нем слышали, его слава заставляла закрывать глаза на цвет кожи. Даже таких вот ограниченных людишек. Со мной будет также.

– Слава подвигов? – недоверчиво усмехнувшись, поинтересовался Энтрери.

– Или слава того, кто оставляет за собой пепелища, – ответил Джарлакс. – Так или эдак, мне все равно.

Энтрери улыбнулся, решив, что в таком случае они быстро прославятся.

* * *
Киммуриэль и Рай’ги вглядывались в магическое зеркало, наблюдая, как двадцать оборотней в человеческом обличье входят в деревню.

– Там уже жарко, – заметил Киммуриэль. – Если Горд Абрикс поведет себя правильно, то местные станут на его сторону. Тридцать против двоих. Уже неплохо.

Рай'ги презрительно фыркнул:

– Да уж, неплохо. Энтрери с Джарлаксом разве что немного устанут к тому времени, как подоспеем мы.

Киммуриэль взглянул на него, но только передернул плечами и усмехнулся. Скорбеть о гибели Горда и горстки блохастых крыс он не собирался.

– Если они проникнут туда и у них все получится, нам надо будет поторопиться, – сказал он. – Кристалл у Энтрери.

– К Горду Абриксу и его недоумкам Креншинибон не обращается, – неприязненно добавил Рай'ги. – Но он зовет меня, даже сейчас. Он чувствует, что мы рядом, и понимает, что с таким хозяином, как я, он станет гораздо более могуществен.

Киммуриэль промолчал, пристально глядя на приятеля. Он подозревал, что, как только Креншинибон попадет в руки к чародею, между ним и псиоником начнется суровое противостояние.

* * *
– Интересно, сколько народу живет в этом крошечном селении? – осведомился Джарлакс, когда дверь распахнулась и в таверну вошло несколько мужчин.

Энтрери повнимательнее вгляделся в новых посетителей.

– Не много, – ответил он, покачав головой.

Джарлакс проследил за его взглядом и оценил оружие незнакомцев, слишком богатое, чтобы его могли себе позволить местные крестьяне.

Энтрери чуть откинулся назад и заметил, что в двух маленьких окошках маячат и другие фигуры. Он понял, что это значит.

«Это не местные», – на языке жестов сообщил Джарлакс.

– Крысиные оборотни, – шепнул убийца.

– Ты чувствуешь, как кристалл зовет их? – спросил наемник.

– Я чувствую, как от них несет.

Энтрери хотел было прислушаться, не направляет ли их действительно Креншинибон, но передумал – какое, в сущности, это имеет значение?

– Да, помои из отстойников, – согласился Джарлакс.

– И кровь у них тухлая, – сплюнул убийца и поднялся с места. – Давай-ка убираться отсюда, – довольно громко обратился он к Джарлаксу, чтобы ближайшие к нему оборотни хорошо его расслышали.

Энтрери сделал шаг к двери, понимая, что глаза всех присутствующих неотступно наблюдают за ним. Его спутник поднялся с места, а потом метнулся в сторону, с размаху всадив кинжал в сердце ближайшего оборотня, и схватился за меч.

– Убийцы! – завопил кто-то, но Энтрери почти не слышал. Он выхватил Коготь Шарона и был готов драться.

Он с резким лязгом и такой силой парировал удар крысы, что меч оборотня отлетел далеко назад. Затем Энтрери полоснул мечом по лицу противника, и тот отшатнулся, схватившись за глаза.

Но убийца уже отвернулся от него, а в таверне тем временем все пришло в движение. Размахивая мечами, к нему приближались трое оборотней. Взмахом Когтя Шарона он создал черную завесу, и, отскочив в сторону, бросился под стол. Пока крысы сориентировались, убийца вскочил вместе со столом и обрушил его прямо им на головы. Новый взмах Когтя Шарона пришелся низко – одному из оборотней начисто отсекло ногу.

Крысиные оборотни ринулись на убийцу, но их осыпал целый дождь кинжалов, и они отпрянули.

Энтрери неистово полосовал мечом, всякий раз оставляя длинные колеблющиеся покрывала из сажи. Бросив на Джарлакса быстрый взгляд, он увидел, что тот беспрерывно подергивает запястьем, выпуская во врагов один кинжал за другим. Несколько оборотней перевернули стол, используя его как прикрытие. Часть клинков застряла в нем. и оборотни, ободренные успехом, двинулись на дроу.

Но Энтрери самого теснили многочисленные враги, включая нескольких местных, поэтому он занялся своим положением. Взмахнув Когтем параллельно полу, он отбил меч одного селянина, отчего у того рука с клинком взлетела вверх. Убийца тоже взметнул свой меч, чтобы защититься от удара и отвести клинок противника, но потом обманул его и развернул Коготь Шарона гардой вверх и вниз лезвием, вынудив селянина опустить оружие и загородиться им, а потом быстро ударил его в лицо черепом на головке эфеса. Парень упал.

Коготь Шарона вновь взлетел, отражая удар оборотня, и одновременно отсек зубья вил крестьянина, стоявшею рядом с ним. Убийца стал теснить противников. Мечом он бил по клинку оборотня и заставлял его отводить оружие все дальше и в сторону.

Сверкающий кинжал тоже мелькал как молния, описывая круги вокруг сломанного черенка вил, вынуждая не приученного к рукопашной селянина отклоняться то туда, то сюда, спотыкаясь и едва не падая. Убить его было проще простого, но Энтрери пришла в голову идея получше.

– Ты что, не соображаешь, на чьей стороне сражаешься? – гаркнул он деревенскому парню, неистово колотя мечом по клинку оборотня, и, наконец, улучил момент и приложил его лезвием плашмя по башке. Он хотел не убить его, а хорошенько разозлить, поэтому стал колоть и царапать.

Наконец Энтрери увидел, как оборотень задергался и лицо его исказилось.

Резким выпадом убийца заставил его отскочить и, полностью переключившись на крестьянина, заставил его опустить черенок вил, а потом шагнул к нему и дернул палку к полу, так что парень навалился на него. Сам же Энтрери мгновенно отскочил.

Парень шлепнулся, как мешок, а убийца крепко обхватил его рукой с мечом, заставил повернуться и посмотреть на менявшего обличье и судорожно трясшегося оборотня.

Решив, что пришла его смерть, парень вздохнул едва слышно, но, поняв, что кинжал всего лишь приставлен к его спине и глубже не входит, чуть успокоился и стал смотреть.

Лицо оборотня, кривясь и дергаясь, стало превращаться в морду огромного грызуна. Парень в ужасе заорал, и все в заведении обернулись в его сторону.

Энтрери пихнул селянина к оборотню. К его удовольствию, парень вонзил свою палку твари в брюхо.

Убийца развернулся к оставшимся врагам. Местные все стояли в замешательстве, не зная, за кого теперь драться. Энтрери же достаточно хорошо знал оборотней – теперь они начнут меняться один за другим, пойдет цепная реакция, и все они примут более естественный для них вид.

Бросив взгляд на Джарлакса, он увидел, что тот парит в воздухе и медленно вращается, осыпая всех вокруг кинжалами. Проследив за их полетом, Энтрери заметил, что оборотни валятся один за другим, а какой-то селянин держится за ногу, в икру которой глубоко вонзился кинжал.

Убийца понял, что Джарлакс намеренно не убивает людей, хотя вполне мог бы.

В Джарлакса полетел ответный град клинков, и Энтрери невольно вздрогнул, но дроу был готов, он вышел из левитации и легко и красиво приземлился на пол. На него сразу ринулась толпа крыс, и наемник выхватил два кинжала из скрытых на боках ножен. Повернув их в руках, он что шепнул, и короткие клинки превратились в длинные сверкающие мечи.

Широко расставив ноги, Джарлакс начал бешено работать клинками, которые описывали круги и рассекали воздух со звуком, подобным стону. Он сначала размахивал клинками перед собой, потом поднял один меч над головой и стал вращать параллельно полу.

Энтрери скривился. Он ожидал большего от дроу. Такой стиль он не раз видел у пиратов, бороздивших моря севернее Калимпорта, он назывался «хулиганский» и был скорее эффектным, чем результативным. Козырем такого «хулигана» становились нерешительность и страх, которые он вселял в противников, благодаря чему мог сам выбирать, как бить. Против слабых бойцов эта техника действительно имела успех, но Энтрери казалось, что у настоящего воина она просто нелепа. Когда-то он убил не одного «хулигана» – однажды даже двух зараз, потому что в ходе боя они нечаянно сцепились клинками, – и никогда не считал, что с ними трудно сражаться.

Похоже, так же считали и оборотни, наступавшие на Джарлакса. Они быстро окружили его и поочередно делали выпады, вынуждая его крутиться в разные стороны.

Однако наемник неплохо справлялся, работая мечами необычайно согласованно и отражая каждый удар и выпад.

– Они измотают его, – шепнул себе под нос Энтрери, сам бившийся с очередным врагом. Он стал намечать маршрут, чтобы пробраться к Джарлаксу и помочь приятелю. Энтрери надеялся, что еще успеет к нему на помощь, но не был уверен, стоит ли рисковать ради такого слабого, как оказалось, воина…

И даже рот открыл, сначала недоуменно, потом в восхищении.

Джарлакс внезапно сделал сальто и приземлился за спиной противника, который только собирался атаковать. Оборотень, получив два коротких удара, упал.

Дроу стремительно развернулся, пригнулся и сделал резкий двойной выпад в следующего оборотня. Тот отпрыгнул и с размаху ударил своим мечом.

На Джарлакса набросились со всех сторон, так что отступать ему было некуда, и Энтрери невольно вскрикнул, решив, что дроу обречен.

* * *
– Они себя выдали, – рассмеялся Киммуриэль. Вместе с Рай’ги и Бергиньоном он наблюдал за происходящим из межуровнего перехода, через который можно было попасть в самую гущу битвы.

Бергиньон тоже от души веселился, наблюдая, как оборотни превращаются в крыс. Потом он метнулся вперед, ухватил за плечо и потянул внутрь одного деревенского, нечаянно наткнувшегося на вход в туннель, всадил ему нож под ребро и выпихнул обратно.

Люди и оборотни метались перед их глазами, все кричали. Киммуриэль с Бергиньоном внимательно наблюдали за происходящим, Рай'ги же у них за спиной готовил заклинания. У него это занимало больше времени, чем обычно, потому что неумолчный зов Креншинибона не давал сосредоточиться.

Мимо проскочил Горд Абрикс.

– Лови его! – воскликнул Киммуриэль, и Бергиньон проворно выпрыгнул, мертвой хваткой вцепился в крысу и втащил внутрь. Горд Абрикс громко и возмущенно кричал что-то Киммуриэлю, но псионик не слушал, потому что внимательно следил за приятелем-колдуном, Он должен закрыть проход точно вовремя.

* * *
Джарлакс даже и не пытался выбраться, и Энтрери понял, что он не только ждал такого нападения, но сам вынудил к нему противников.

Из положения с выдвинутой далеко вперед левой ногой и вытянутыми вперед руками с клинками ему удалось, уверенно удерживая равновесие, легко вскочить, распрямиться во весь рост и перехватить эфесы. Мечом в левой руке он ударил влево, а правым, который теперь был зажат в кулаке так, что смотрел острием назад, провел слепой удар за спину. Два оборотня с обеих сторон внезапно замерли с пробитыми грудными клетками.

Джарлакс выдернул мечи, развернул их как положено, сделал оборот вокруг себя, прочертив кровавые линии по телам раненых оборотней, и полоснул того, что стоял за спиной, после чего ударил наотмашь и снес ему голову с плеч.

Так что мнение Энтрери о неэффективности «хулиганской» техники оказалось опровергнуто.

Дроу бросился на следующего оборотня и, звонко стукнув своими мечами с обеих сторон, увлек его клинок за своим оружием. Он вырвал меч из рук оборотня, и все три клинка описали в воздухе круг.

Мало того, дроу умудрился подцепить рукоять чужого меча острием своего, повернуть его и всадить в грудь нового противника. Тот сразу упал.

Потом Джарлакс яростно и грубо бросился вперед. Мечи бешено замелькали, и сначала он отрубил обезоруженному оборотню одну руку, потом обездвижил другую, ударив точно в ключицу, полоснул по лицу, а потом по горлу.

Дроу пнул противника ногой в грудь, опрокинул и пробежал дальше прямо по его телу.

Энтрери собирался помогать Джарлаксу, но получилось, что это дроу пришел к нему на помощь. Наемник тихо отдал приказ, и один из его мечей вновь уменьшился до размеров кинжала, который он быстро сунул в ножны, а свободной рукой схватил убийцу за плечо и потянул за собой.

Энтрери удивился. Правда, крысы-оборотни продолжали лезть в дверь и окна таверны, но зато местные, кто остался в живых, теперь только оборонялись. Оборотней было не больше дюжины, так что можно было не сомневаться, что два блестящих воина запросто изрубят их в клочки.

Еще более непонятным было, что дроу тянул его не к двери, а к стене. Правда, с некоторыми противниками лучше драться, прижавшись к чему-нибудь спиной, однако с буйной манерой боя, как у Джарлакса, это было бы совершенно неуместно.

Но тут наемник отпустил его плечо, откуда-то из-за ленты шляпы достал черный кружок, как будто из ткани, и бросил его в стену. В полете лоскуток растянулся, перевернулся и прилип к деревянной обшивке.

И превратился в самую что ни на есть настоящую дыру.

Джарлакс толкнул в нее Энтрери и сам нырнул следом, задержавшись лишь затем, чтобы забрать тряпочку. Стена осталась нетронутой.

– Бежим! – крикнул темный эльф и припустил прочь, а Энтрери следом за ним.

Убийца не успел даже спросить, что дроу известно такого, чего не знает он, как раздался страшный грохот, и таверну целиком поглотил громадный огненный шар, убив и оборотней, и посетителей, и даже лошадей у коновязи, в том числе принадлежавших беглецам.

Они оба бухнулись на землю, но почти сразу вскочили и что есть духу помчались прочь от деревни, в спасительные дебри лесистых холмов.

Довольно долго они бежали молча, но, наконец, Джарлакс остановился у какого-то бугорка и рухнул на травянистый склон, пыхтя и отдуваясь.

– А я уже привык к своей лошади, – проговорил он. – Жалко.

– Я не видел заклинателя, – сказал Энтрери.

– Его там не было, – пояснил дроу, – во всяком случае, материально.

– Тогда как ты его почувствовал? – начал убийца, но сам тут же понял, что это чистая логика. – Потому что Киммуриэль и Рай’ги никогда не допустили бы, чтобы эти крысы заполучили Креншинибон, – рассудил он. – Полагаю, они даже не надеялись, что этим мерзавцам удастся нас победить.

– Я же тебе говорил, они всегда так делают, – лениво ответил Джарлакс. – Посылают всякий сброд, чтобы отвлечь врага, потом Киммуриэль открывает портал, и Рай'ги пускает в ход свою магию.

Энтрери поглядел в сторону деревни: в воздухе висел столб черного дыма.

– А ты голова. Спас нас обоих.

– Ну, тебя-то уж точно, – усмехнулся Джарлакс, поглаживая щеку. И Энтрери, удивленно обернувшись к нему, увидел на пальце дроу кольцо красного золота, которого прежде не замечал.

– Это был всего-навсего огненный шар, – склабясь, пояснил наемник.

Энтрери с усмешкой подумал про себя, есть ли вообще на свете что-нибудь такое, к чему Джарлакс не был бы готов.

Глава 20 Между благоразумием и страстью

Горд Абрикс, затаив дыхание, пригнулся, и маленькая шаровая молния пролетела мимо него прямиком в таверну. Киммуриэль сразу же закрыл проход. Главарь оборотней раньше видел, как действуют огненные шары, и легко мог себе представить, что сейчас творится в заведении. Почти двадцать бойцов он потерял.

Крысиный оборотень неуверенно распрямился, беспокойно обводя взглядом трех темных эльфов, от которых никогда не знал, что ожидать.

– Ты с твоими солдатами был великолепен, – похвалил Рай'ги.

– Вы их убили, – осмелился заметить Горд, хотя и побоялся придать тону хотя бы тень упрека.

– Эта была необходимая жертва, – ответил чародей, – Ты же не думал всерьез, что им удастся победить Артемиса Энтрери и Джарлакса?

– Тогда зачем было их посылать? – спросил раздосадованный оборотень, но сразу замолчал, боясь разозлить страшных и непонятных существ. Его с солдатами заслали лишь затем, чтобы занять Джарлакса и Энтрери на то время, что Рай’ги и Киммуриэль готовили удар.

Псионик снова открыл межуровневый переход, и их взору открылась разгромленная таверна. Повсюду валялись обгорелые тела, никто уже не шевелился. Обозревая страшную картину, дроу жутко улыбнулся, а по хребту Горда Абрикса, только сейчас понявшего, какой судьбы он избежал, пробежал холодок.

Бергиньон прошел в зал, точнее, в то, что от него осталось, потому что стен почти не было, и очень скоро вернулся.

– Пара оборотней еще шевелится, но еле-еле, – доложил он.

– А что наши друзья? – осведомился Рай'ги.

– Ни Джарлакса, ни Энтрери я не видел, – пожал плечами Бэнр. – Может, они под завалами, а может, так обожжены, что их невозможно опознать.

Рай'ги немного подумал и сделал знак Бергиньону и Горду отправляться в таверну и как следует все обыскать.

– А что же с моими солдатами? – спросил оборотень.

– Если есть живые, тащи их сюда. Паучья Королева даст мне силу их исцелить… если я захочу.

Горд Абрикс сделал шаг вперед, остановился и оглянулся на страшного дроу, не зная, как отнестись к его словам.

– Ты думаешь, те, кто нам нужен, там? – спросил Киммуриэль Рай’ги на родном языке, чтобы оборотень не понял.

Вместо него от входа уверенно ответил Бергиньон:

– Нет, – хотя осмотреть помещение он еще не успел, – Чтобы уничтожить эту, парочку, потребуется нечто большее, чем внезапное нападение и простое заклинание.

На пренебрежительный отзыв о своем колдовстве Рай'ги зло сузил глаза, хотя на самом деле был согласен с Бэнром. Он надеялся, что пташек удастся поймать быстро, без шума и пыли, но в глубине души понимал, что Джарлакс – не та дичь, что легко пойдет в руки.

– Смотрите скорей, – велел Киммуриэль.

Бергиньон и Горд Абрикс торопливо пробежались по дымящимся развалинам.

– Их здесь нет, – сказал Рай'ги товарищу.

– Согласен с Бергиньоном?

– Я слышу зов Креншинибона, – ответил колдун. Зов кристалла, тяготившегося Артемисом Энтрери, опять возобновился. – И он исходит не из таверны.

– А откуда?

Рай'ги лишь беспомощно развел руками. Он хорошо слышал мольбы Креншинибона, но понять, где он, не мог.

– Верни наших, – приказал колдун, и Киммуриэль вышел и вернулся с Бергиньоном и Гордом, тащившими двух страшно обожженных, но живых оборотней.

– Помоги им, – умоляющим голосом попросил Абрикс, поднося обгоревшего солдата к Рай'ги. – Это вот Пувино, он близкий друг и советник.

Рай'ги прикрыл глаза и начал нараспев читать заклинание, потом простер руку к лежащему на полу и стонущему Пувино. Пошевелив пальцами, он договорил заклинание, произнес еще какую-то непонятную фразу, и из его пальцев с треском вырвался разряд и поразил несчастного оборотня. Тот взвыл и неистово дернулся: из-под его сожженной кожи стала сочиться дымящаяся кровь.

Вскоре он затих.

– Что… что ты с ним сделал? – вскричал Горд Абрикс и сделал шаг к чародею, который уже произносил новое заклинание.

Оборотень вдруг почувствовал, что ноги его прилипли к полу. Он нервно обернулся к Киммуриэлю, и по довольному лицу псионика понял, что это он приковал его к месту.

– Ты меня разочаровал, – произнес Рай'ги, открыв глаза и протягивая руку ко второму обгоревшему солдату.

– Но ты только что сказал, что мы отлично справились! – возмутился главарь.

– Это было до того, как я узнал, что Джарлаксу и Энтрери удалось сбежать.

Он закончил заклинание, и в несчастного солдата полетел чудовищный разряд молнии. Он судорожно распрямился, потом скрючился и умер.

Горд Абрикс взревел и выхватил меч, но подскочил Бергиньон и выбил его из рук одним из своих превосходных клинков. Темный эльф поглядел на своих товарищей, Рай'ги кивнул, и молодой Бэнр перерезал оборотню горло.

Оборотень, так и не сдвинувшись с места, рухнул к стопам Рай'ги, глядя на него застывшим молящим взором.

– Я не терплю поражения, – ледяным тоном заявил колдун-дроу.

* * *
– Король Эльберет повелел передать это всем нашим разведчикам, – сообщила эльфийка Шейлех Айвену и Пайкелу, прибывшим в лес Шилмиста к западу от гор Снежные Хлопья. Кэддерли отправил дворфов к их друзьям-эльфам, поскольку не сомневался, что многочисленные разведчики короля Эльберета не пропустят никого, кто приблизится к этим местам.

Шейлех сказала им именно то, ради чего они и пришли, но Пайкел издал звук, означавший скорее тревогу, чем надежду.

Айвен Валуноплечий внимательно разглядывал девушку, стараясь понять, что встревожило брата. У эльфийки были сиреневые глаза и густые золотистые волосы, свисавшие ниже плеч. Даже на вкус дворфов, предпочитавших более приземистых, упитанных и бородатых женщин, ее можно было считать красивой. Но тут дело было не только в красоте, но и какой-то неуловимой интонации и в том, как отстранение она держалась.

– Только убивать их не надо, – брякнул Айвен.

– Но вы же сами сказали, что они чрезвычайно опасны, – невозмутимо отозвалась Шейлех, – это дроу и наемный убийца.

– Кэддерли надо с ними поговорить, – пробурчал дворф.

– Разве он не умеет разговаривать с мертвецами?

– У-у-у, – заскулил Пайкел и. внезапно отпрыгнув, исчез в подлеске, откуда вскоре появился вновь, держа руку за спиной. Обворожительно улыбаясь, он подскочил к Шейлех. – Дзирит, – напомнил он и преподнес ей только что сорванный цветок.

Шейлех не смогла сохранить неприступный вид. Она улыбнулась, приняла цветочек и поднесла его к носу.

– Да, среди сорняков иногда встречаются цветы, – согласилась она, поняв, что имел в виду Пайкел, – а среди дворфов изредка можно встретить друида. Но это не значит, что другие – такие же.

– Надежда, – добавил зеленобородый дворф. Шейлех только усмехнулась.

– Кэддерли говорит, что сердце должно быть справедливо, – предупредил Айвен, – иначе им завладеет кристалл и заставит подчиняться себе. Жрец очень надеется на тебя.

Шейлех светло улыбнулась, и братья успокоились.

* * *
– Брат Чонтиклиер придумал, чем занять детей, – сказала мужу Даника. – Так что я могу отправляться, как только кристалл появится здесь.

Судя по лицу Кэддерли, он вовсе не приветствовал ее желание.

– Ты что, думал, я позволю тебе в одиночку отправиться к старому дракону? – чувствуя себя уязвленной до глубины души, спросила Даника.

Жрец вздохнул.

– Но мы же уже сталкивались с одним, и у нас вообще не было бы никаких сложностей, не возьми мы его с собой в горы, – напомнила ему жена.

– На сей раз дела обстоят намного хуже, – ответил Кэддерли. – Мне придется тратить много энергии, чтобы не выпускать из узды кристалл, и попутно еще иметь дело с драконом. Все усложняется и тем, что Креншинибон наверняка будет взывать к дракону. О лучшем хозяине это орудие хаоса и разрушения и мечтать не может.

– Насколько сильна твоя магия?

– Боюсь, для такого дела недостаточно.

– Тогда тем более я, Айвен и Пайкел должны идти с тобой, – настаивала Даника.

– Неужели ты думаешь, что даже все вместе мы сможем справиться с этим ящером без помощи Денеира?

– Но если Денеир тебе не поможет, тогда понадобимся мы, чтобы вытащить из этого пекла, – с улыбкой ответила женщина. – Разве не для того нужны друзья?

Кэддерли не нашел что возразить – такая решительность и даже какая-то божественная безмятежность отпечатались на лице Даники. Спорить бессмысленно, она отправляется с ним, и помешать этому он может, только отбыв тайком, да еще при помощи какого-нибудь волшебства. Само собой, и Айвен с Пайкелом тоже пойдут с ними. Кэддерли даже вздрогнул, представив, как их друид встретится с красным драконом.

От громадного ящера им нужен был всего лишь один пламенный выдох. Но Пайкела, столь приверженного изучению явлений природы, вряд ли удастся легко увести от такого исключительного экземпляра.

Подойдя совсем близко к мужу, Даника взяла в ладони его лицо и чуть отклонила назад его голову, заставив посмотреть ей прямо в глаза.

– Мы сделаем это, и все будет хорошо, – сказала она и нежно поцеловала его в губы. – Нам приходилось попадать и в худшие передряги, любовь моя.

Кэддерли больше не стал отговаривать ее отправиться в опасное и трудное путешествие. Он привлек жену к себе и стал покрывать поцелуями.

* * *
– Но у нас столько забот в других местах, – попыталась оправдываться Шарлотта Весперс перед Киммуриэлем и Рай’ги. Дроу до сих пор были недовольны, что в Даллабад как-то просочились шпионы великих вождей Мемнона.

Темные эльфы озабоченно переглянулись. Шарлотта не раз утверждала, что все лазутчики пойманы и казнены, а вдруг она ошибается? Если хоть одному удалось сбежать и он расскажет вождям Мемнона о том, что на самом деле происходит в оазисе? А если другие лазутчики узнают, что произошло с Домом Басадони?

– Все, что посеял Джарлакс, вскоре даст урожай, – сказал приятелю Киммуриэль на языке дроу.

Шарлотта хорошо понимала его, но полный смысл поговорки был ей недоступен: в ней подразумевалась месть одного семейства другому за совершенные преступления. Киммуриэль хотел сказать, что Джарлакс, находясь под властью кристалла, столько успел напортачить, что вряд ли многое удастся исправить, из-за него они все оказались в незавидном положении.

Рай'ги задумчиво погладил подбородок и кивнул, а потом прошептал что-то так тихо, что никто не расслышал. Внезапно он подошел к Шарлотте и вытянул вперед руки с соединенными большими пальцами. Еще одно слово, и из его пальцев вырвался язык пламени, мгновенно объявший огнем голову не ожидавшей ничего подобного женщины. Она закричала и стала прибивать пламя руками, забегала по комнате, а потом упала на пол, катаясь и вопя.

– Проследи, чтобы те, кто слишком много знают, никому не проболтались бы, – бесстрастно приказал Рай’ги, в то время как Шарлотта умирала у его ног.

Киммуриэль со скорбным видом кивнул, хотя сдержаться все же не смог, и тень плотоядной ухмылки тронула его тонкие губы.

– Я открою туннель в Мензоберранзан, – сказал чародей. – Никакой привязанности к этому злосчастному Калимпорту я не испытываю, и оба мы понимаем, что возможные выгоды не оправдывают риска, которому подвергается здесь Бреган Д'эрт. Может, оно даже к лучшему, что Джарлакс так опрометчиво преступил пределы разумного.

– Да, пожалуй, – согласился Киммуриэль. – Теперь мы можем уйти в свои родные пещеры. – Он бросил быстрый взгляд на труп Шарлотты с обуглившейся и еще дымящейся головой, усмехнулся, поклонился приятелю и вышел из комнаты. Ему не терпелось покончить с остальными.

Рай'ги тоже вышел, но через другую дверь, и по лестнице спустился в подвал дворца Басадони. Он хотел спокойно посидеть и подумать в своих личных покоях. Собственные слова об отступлении всю дорогу звучали у него в ушах.

Очень разумные слова. Это место становится для них слишком опасным.

И тем не менее… Зов в его голове не ослабевал, Креншинибон настойчиво молил о помощи.

Он обещал величие, превосходящее всякое воображение.

Рай'ги угнездился в удобном кресле, убеждая себя, что возвращение в Мензоберранзан – самый разумный шаг для Бреган Д'эрт, оставаться на поверхности не стоило даже ради возможности заполучить Креншинибон.

Чувствуя себя усталым, он скоро погрузился в полудрему.

И в этом полусне зов Креншинибона проник к нему снова. Он усилился в сотни раз, он сулил необычайные власть и богатство, вместо сверкающих башен в пустыне Калимшана он соблазнял видом матовой черной башни, светящейся изнутри теплотой и силой, воздвигнутой в самом центре Мензоберранзана.

Несмотря на то, что чародей увещевал себя быть благоразумным, он не мог устоять перед этой картиной – зрелище Матерей Домов, и среди них ненавистной Триль Бэнр, шествующих к башне, чтобы воздать ему славу, было чересчур пленительным.

Он внезапно широко раскрыл глаза. Собравшись с мыслями, Рай'ги вскочил и бросился разыскивать Киммуриэля, чтобы изменить приказ. Нет, проход в Мензоберранзан он, конечно, откроет, и большая часть банды вернется домой.

Но у них с псиоником еще остались дела здесь. Они задержатся с небольшой ударной группой, пока кристалл, наконец, не обретет достойного владельца, жреца и чародея с темной кожей, который приведет его к высшей власти и могуществу, и сам получит то же самое.

* * *
Глубоко под оазисом Даллабад, в очень темной комнате, иллитид поздравил себя с тем, что ему удалось настолько видоизменить призыв Креншинибона, что Рай'ги на него клюнул. Киммуриэль сообщил ему об изменениях планов Бреган Д'эрт, и проницатель разума сделал вид, что полностью с ними согласен, хотя на самом деле ему вовсе не хотелось упускать кристалл из виду. Улавливая зов хрустального осколка, Яраскрик не мог определить его местонахождение.

Нужно задержать Бреган Д'эрт еще на некоторое время, хотя потом, когда дроу обнаружит, где находится кристалл, придется, конечно, сразиться с Рай'ги.

Но будь что будет. Киммуриэль Облодра тоже псионик и лучше колдуна понимает, насколько опасен Креншинибон, так что он наверняка будет в этой битве заодно с ним, Яраскриком.

Глава 21 Лживая маска бога

– К чему жить в пустыне, когда рядом такая красотища? – обратился Джарлакс к Энтрери.

После погрома в таверне господина Бриара они за несколько дней проделали большой путь. Один раз Энтрери даже упросил одного чародея, жившего в башне на отшибе, перебросить их значительно ближе к цели их путешествия – Парящему Духу и жрецу Кэддерли.

А то, что у Джарлакса, похоже, никогда не иссякал запас золотых монет, значительно облегчало тяготы дальней дороги.

Снежные Хлопья уже ясно вырисовывались на горизонте. Лето шло на убыль, дул бодрящий ветерок, и Энтрери готов был согласиться с наемником, любовавшимся красотами окружающего ландшафта. Правда, его удивило, что дроу может находить пейзажи поверхности привлекательными. Они глядели вниз, на сплошной ковер из крон старых могучих деревьев, росших в широкой долине у самых западных отрогов гор. Даже Энтрери, всю жизнь закрывавшего глаза на красоту, впечатлило величие высокой горной гряды, увенчанных снежными шапками вершин, сиявших в свете дня.

– Но я живу в Калимпорте, – помолчав, отозвался убийца.

Джарлакс фыркнул:

– С твоим мастерством можно жить где угодно. Хоть в Глубоководье, хоть в Лускане, хоть в Долине Ледяного Ветра, а то и еще где-нибудь. Первоклассного воина оценят и в большом городе, и в маленькой деревне. Все бы тебя приняли – если бы, конечно, не знали тебя так же хорошо, как я.

Убийца в шутку бросил на него грозный взгляд. Но даже если Джарлакс и не совсем шутил, обижаться не имело смысла.

– Чтобы попасть в Каррадун, а потом в храм Парящего Духа, нам надо обогнуть горы с юга, – сказал Энтрери. – Если поторопимся, через несколько дней увидим Кэддерли.

– Тогда поторопимся, – согласился Джарлакс. – Избавимся от кристалла и… – Он вопросительно поглядел на спутника.

Что же потом?

Вопрос повис в воздухе. С той минуты, как за их спинами рухнули хрустальные башни Даллабада, у них была цель и ясное направление – попасть в храм и уничтожить кристалл. А что потом? Вернется ли Джарлакс в Калимпорт, чтобы вновь обрести главенство над Бреган Д'эрт? Этого не знал ни тот ни другой. Однако Энтрери был твердо уверен, что в этом случае их пути с темным эльфом разойдутся. Даже если Джарлаксу удастся исправить все, что натворили Рай’ги с Киммуриэлем, убийце не хотелось снова иметь дело с бандой дроу. Ему ничуть не улыбалось вновь ходить по лезвию ножа, живя в окружении «друзей», большинство которых откровенно желают его смерти.

Куда они двинутся? Вместе или по одиночке? Оба задумались, но вдруг до них донесся певучий, но громкий и властный голос:

– Стойте и сдавайтесь!

Спутники одновременно посмотрели в ту сторону, и за поляной увидели красивую и грациозную женщину-эльфа. Она смело шла прямо к ним, на бедре у нее висел отменного качества меч.

– Сдаваться? – пробормотал Джарлакс. – С какой стати все хотят, чтобы мы сдались? И почему стоять? Мы же и так никуда не двигались!

Энтрери его не слушал, он внимательно изучал росшие вокруг деревья. Слишком уж уверенно шагает девушка. Вскоре он увидел то, что ожидал: среди ветвей прятались лучники, целившиеся в него и дроу.

– Она не одна, – шепнул он спутнику, при этом стараясь как можно более дружелюбно улыбаться девушке.

– Эльфы почти никогда не ходят по одиночке, – так же тихо ответил Джарлакс. – И уж тем более, когда сталкиваются с дроу.

Энтрери усмехнулся – что правда, то правда. В любой миг их мог осыпать град стрел.

– Приветствую тебя! – выкрикнул Джарлакс и сдернул шляпу, подчеркнуто не скрывая, к какому народу принадлежит.

От внимания убийцы не ускользнуло, что девушка едва заметно вздрогнула и даже чуть приостановилась, поскольку без этой невозможной шляпы даже с расстояния шагов в тридцать, разделявшего их, было отчетливо видно, что Джарлакс – дроу.

Все же она подошла ближе, и лицо ее было совершенно непроницаемым. Энтрери вдруг пришло в голову, что их встреча не случайна, и он прислушался к Креншинибону – может, это он привлек очередных спасителей?

Однако даже намека на связь между девушкой и Креншинибоном он не ощутил.

– Вы окружены сотней воинов, – предупредила девушка, остановившись шагах в двадцати от них. – И поверь, дроу, все они страстно желают пронзить твое черное сердце стрелами, но мы здесь не за этим – если только вы сами их не вынудите.

– Что за нелепость! – живо воскликнул Джарлакс. – Счего бы мне проявлять враждебность, светлый эльф? Ведь я Дзирт До'Урден, благородный воин из Долины Ледяного Ветра, в душе мы наверняка очень похожи!

Девушка поджала губы.

– Она о тебе не слыхала, дружище, – предположил Энтрери.

– Шейлех из леса Шилмиста хорошо знает Дзирта До'Урдена, – сказала девушка. – А вы – Джарлакс, глава Бреган Д'эрт, и Артемис Энтрери, самый коварный из наемных убийц.

Оба ошалело уставились на нее.

– Может, это Креншинибон ей все рассказывает, – шепотом предположил дроу.

Энтрери спорить не стал, хотя сам так не считал. Но все же он прикрыл глаза и снова сосредоточился, но так и не почувствовал никакой связи между кристаллом и девушкой-эльфом.

Тогда откуда ей все известно?

– А Шейлех из Шилмисты – это ты? – вежливо осведомился Джарлакс. – Или, быть может, ты говорила о ком-то другом?

– Шейлех – это я, – подтвердила девушка. – Меня и моих друзей, которые прячутся в ветвях, послали найти тебя, Джарлакс из Бреган Д'эрт. У тебя вещь, представляющая для нас большую ценность.

– У меня ничего нет, – прикидываясь смущенным, но говоря при этом правду, ответил дроу.

– Креншинибон находится у Джарлакса и Артемиса Энтрери, – уверенно заявила Шейлех. – Мне все равно, кто из вас им владеет, мне важно лишь то, что он у вас.

– Они нападут внезапно, – шепнул Джарлакс спутнику. – Это кристалл их подстрекает. Боюсь, никакие переговоры невозможны.

Но Энтрери совсем не разделял его опасений. Креншинибон не общался ни с девушкой, ни с другими эльфами. А если бы и попробовал, никто из них все равно не стал бы его слушать.

Тут он заметил, что Джарлакс начинает произносить заклинание, и положил руку ему на рукав, прося повременить.

– Вещь, о которой вы говорите, действительно у нас, – согласился он, выходя вперед. – Мы несем её к Кэддерли, в храм Парящего Духа.

– С какой целью?

– Чтобы освободить мир от нее, – прямо ответил убийца. – Ты сказала, что знаешь Дзирта До'Урдена. Если ты к тому же знаешь Кэддерли – а это, похоже, так, – то тебе должно быть известно, что Дзирт сам хотел отнести кристалл жрецу.

– Да, только один темный эльф, прикинувшись Кэддерли, украл кристалл у него, – не раздумывая, добавила девушка, делая вид, что ей все известно, хотя на самом деле это было почти все, что жрец поведал ей о Креншинибоне.

– Бывают особые причины, которых случайному свидетелю не понять, – вмешался Джарлакс. – Так что удовольствуйся тем, что Креншинибон у нас и мы несем его Кэддерли, чтобы избавить мир от частицы зла.

Шейлех сделала знак, и ее товарищи вышли из зарослей. Их было около дюжины, все вооружены отличными луками и клинками, в сверкающих крепких доспехах.

– Мне ведено доставить вас в Парящий Дух, – сказала она. – Правда, живыми или нет, не уточнялось. Так что идите быстро и молча и не делайте движений, которые могут быть неверно истолкованы, и тогда доживете до момента, когда увидите величественные двери храма, хотя я надеюсь, что этого не случится.

Она развернулась и пошла прочь. Другие эльфы, не опуская оружия, подошли ближе.

– Ну что ж, все лучше, чем я ожидал, – без особой радости обронил Джарлакс.

– Ты неисправимый оптимист, – тем же тоном отозвался Энтрери. Он огляделся, пытаясь обнаружить хоть какую-то лазейку в кольце стражей, но на лицах эльфов было написано обещание верной смерти, и больше ничего. Джарлакс тоже это видел.

– Нас поймали, – бросил он.

– А если бы они узнали все подробности нашей встречи с Дзиртом До'Урденом… – зловеще произнес Энтрери.

Джарлакс криво улыбнулся, надеясь, что ему не придется поведать своему спутнику всю правду о той встрече. Ему не хотелось говорить Энтрери, что Дзирт жив. Хоть он и надеялся, что Энтрери преодолел свою болезненную манию, кто знает, может, узнай, он правду, его опять поглотит жажда сражаться с воином-дроу.

Оглядев хмурые лица вокруг, Джарлакс решил, что для этого сейчас самое неподходящее время.

* * *
Встреча в Парящем Духе шла уже долго. Когда Джарлакс намекнул, что вряд ли следует ожидать от них доверия к человеку, приказавшему доставить их под конвоем целого отряда эльфов, готовых стрелять в любой момент, Кэддерли бросил нечто резкое о чувствах дроу к дневным эльфам.

– Но ты сам уже говорил, что к нам это не относится, – возразил Джарлакс. Он глянул на Энтрери, который даже не пытался ему помочь.

Вообще с самого прибытия в храм убийца не проронил ни слова. Молчала и пришедшая с Кэддерли женщина по имени Даника, в которой чувствовалась огромная внутренняя сила. Они с Энтрери казались сделанными из одного теста – и ни одному из них это не нравилось. С самого начала встречи они только и делали, что испепеляли друг друга гневными взорами, словно у них были какие-то личные счеты.

– Что ж, это правда, – помолчав, вынужден был признать жрец. – В другое время я предъявил бы тебе множество претензий за твои поступки, Джарлакс из Мензоберранзана.

– Судить меня будешь? – фыркнул дроу. – Разве это твое дело или ты теперь судья Кэддерли?

За спиной жреца стояли два дворфа, и тот, что был с желтой бородой, более серьезный, что-то проворчал и сердито завозился. Зато его зеленобородый братец сиял лучезарной простоватой улыбкой. Джарлаксу, привыкшему подозревать всех, именно он показался более опасным.

Кэддерли, не мигая, смотрел на наемника:

– Все мы должны отвечать за свои поступки.

– Только перед кем? – живо огрызнулся дроу. – Ты же даже представить себе не можешь, как я живу. Интересно, что бы ты стал делать во мраке Подземья?

Он начал заводиться, но внезапно Энтрери и Даника в один голос оборвали его:

– Хватит уже!

– У-у-у, – негромко прогудел дворф с зеленой бородой, тогда как все остальные замолчали, словно воды в рот набрав. Энтрери и Данику не меньше остальных поразило, как согласованно вырвался у них этот возглас. Они поглядели друг на друга так, словно готовы были прямо сейчас ринуться в бой.

– Давайте договоримся так, – сказал Кэддерли. – Передайте нам хрустальный осколок и идите своей дорогой. Пусть ваше прошлое остается на вашей совести, и меня будет заботить только то, что вы натворите в будущем. Но если вы останетесь вблизи Парящего Духа, тогда все, что бы вы ни сделали, будет касаться меня напрямую, и я глаз с вас не спущу.

– Трепещу при одной мысли, – выпалил Энтрери, опередив Джарлакса, который, правда, собирался сказать то же самое, только в менее резкой форме. – Но к несчастью для нас всех, нам еще долго предстоит быть вместе. Ты мне нужен, чтобы уничтожить проклятый кристалл, а я тебе нужен, потому что я – его хозяин.

– Отдай его, – холодно проговорила Даника.

– Не-а, – усмехнулся убийца.

– Но я присягнул, что уничтожу его, – возразил жрец.

– Я уже не раз такое слышал, – ответил Энтрери. – Но пока оказался единственным, кто смог противостоять соблазнам кристалла, а потому он останется со мной до тех пор, пока не исчезнет. – Он ощутил исходящую от Креншинибона дрожь, в которой были одновременно мольба, угроза и самая необузданная ярость.

Даника скривилась, так оскорбительно прозвучали его слова, но Кэддерли жестом попросил ее сдержаться.

– Нет никакой надобности в подобном подвиге, – обратился он к Энтрери. – Ты не обязан это делать.

– Обязан, – твердо ответил Энтрери, хотя при взгляде на Джарлакса ему показалось, что тот заодно со жрецом.

Убийца мог его понять. Избавиться от кристалла, не выдержав чудовищной битвы, невозможно, а их к тому же преследуют сильные враги. Но Энтрери нутром чувствовал, что должен идти до конца. Он ненавидел этот кусок хрусталя лютой ненавистью, а потому испытывал потребность увидеть, как проклятый кристалл будет уничтожен. Откуда взялись эти чувства, он не понимал, но сопротивляться им не мог, а потому не собирался отдавать Креншинибон ни Кэддерли, ни Данике, ни Рай'ги и Киммуриэлю, ни кому бы то ни было еще, пока бьется его сердце.

– Я доведу дело до конца, – пообещал Кэддерли.

– Это ты так говоришь, – язвительно ответил убийца.

– Я – жрец Денеир…

– А на мой взгляд, так называемые добрые священники меньше всех достойны доверия, – холодно прервал убийца. – Для меня они хуже троглодитов и зеленой слизи. Это самые закоренелые лицемеры и лжецы в мире.

– Прошу тебя, друг, не надо распаляться, – довольно сухо обратился к нему Джарлакс.

– А я полагала, что так в первую очередь надо называть наемных убийц, душегубов и воров, – жарко вмешалась Даника, выплескивая, наконец, свою ненависть.

– Милая девушка, Артемис Энтрери – не вор, – с ухмылкой ответил Джарлакс, надеясь слегка разрядить напряжение. Стоит перегнуть палку, и они, два не самых желанных гостя, окажутся в довольно плачевном положении.

Кэддерли положил руку на плечо жены, вздохнул и попытался еще раз договориться.

Но Энтрери грубо оборвал его:

– Не надо тратить слов. Кристалл у меня, и я на деле доказал, что лучше кого бы то ни было могу сопротивляться его зову. Если хотите отобрать его у меня – попробуйте, но знайте, что просто так я его не отдам, к тому же я обращу силу Креншинибона против вас. Я хочу его уничтожить, вы, как говорите, тоже. Тогда давайте сделаем это вместе.

Кэддерли молчал довольно долго, несколько раз поглядел на жену, на Джарлакса, словно надеясь на подсказку, но так ее и не дождался.

Пожав плечами, он посмотрел на Энтрери.

– Ну, как знаешь, – уступил он. – Кристалл должна накрыть магическая тьма, а потом на него должен дохнуть гигантский древний красный дракон.

Джарлакс начал было согласно кивать, но вдруг замер и испуганно выпучил глаза.

– Отдай ему кристалл, – немедленно потребовал он у Энтрери.

У Артемиса Энтрери, конечно, не было ни малейшего желания встречаться с красным драконом любого размера и возраста, но еще больше он боялся, что сила Креншинибона может снова вырваться из-под контроля. Теперь им всём известно, как уничтожить кристалл, и если Креншинибону удастся избегнуть разрушения, он ни за что не оставит их в живых, если только они не превратятся в его послушных слуг.

А такая вероятность внушала убийце ни с чем не сравнимое отвращение.

* * *
Джарлакса так и подмывало заметить, что Дзирт До'Урден не менее твердо держал кристалл в руках, но он удержался, посчитав за лучшее не упоминать о нем вообще. Судя по поведению Кэддерли, можно было предположить, что ему известен исход поединка в башне, а дроу не хотел, чтобы Энтрери узнал о том, что его неотступный кошмар жив. По крайней мере, сейчас этого нельзя было допустить – слишком много…

Все же некоторое время он всерьез подумывал выложить все как есть, и тогда Энтрери возжаждет побыстрее избавиться от кристалла, чтобы вместе с Джарлаксом заняться более важным делом – отправиться на поиски ненавистного дроу.

Но он удержался, и тут же понял, усмехнувшись, что это Креншинибон пытается ненавязчиво завладеть его волей.

– Н-да, умно, – шепнул он, и когда все обернулись к нему, только непонимающе улыбнулся.

* * *
Спустя какое-то время Кэддерли и его друзья начали готовиться к походу в логово некоего дракона, а Энтрери и Джарлакс отправились гулять в окрестностях великолепного храма, чувствуя, что за ними настороженно наблюдают.

– Необыкновенная красота, ты не находишь? – обратился к спутнику наемник, разглядывая собор, высоко вознесший свои шпили и сверкавший разноцветной мозаикой витражей.

– Лживая маска бога, – кисло отозвался Энтрери.

– Может, его лик? – уточнил дроу. Энтрери пристально поглядел на него и снова перевел взгляд на строение.

– Маска, – повторил он, – или обман, созданный теми, кто хочет подняться выше остальных, но не имеет для этого ни сил, ни способностей.

Джарлакс смотрел на него с любопытством.

– Человек, не умеющий обращаться с оружием или думать, – коротко пояснил убийца, – может вознестись над толпой, если внушит себе, что бог действует или говорит через него. Нет в мире обмана страшнее, и он почему-то дозволен королям и владыкам, хотя мелкие жулики на улицах всех городов за то, что таким же образом выманивают кошельки у доверчивых людей, прощаются с языками.

Джарлакс вдруг осознал, что ничего откровеннее этого неожиданного признания от Энтрери не слышал. Странная тирада бросала некоторый свет на то, что же за человек на самом деле этот убийца.

До сих пор Джарлакс обдумывал, как бы остаться в стороне, пока Энтрери, Кэддерли и все, кому приспичило, пойдут к дракону, чтобы уничтожить кристалл. Но сейчас, когда Артемис Энтрери так внезапно открыл уголок своего сердца, дроу решил, что тоже должен идти с ними.

Глава 22 Взгляд со стороны

Жуткая тварь отдыхала, но даже дремлющий дракон был страшен и излучал злобу. Свернувшись, как кот, он обернул длинный хвост вокруг головы, а его необозримая чешуйчатая спина вздымалась, как морской вал, опадая и возносясь с каждым выдохом, при этом из его ноздрей вырывался серый дым и глухая дрожь прокатывалась по полу пещеры. Света в пещере не было, но сам дракон красновато светился, как будто жар его тела стремился вырваться наружу.

С другой стороны магического зеркала собралась очень разношерстная компания: Кэддерли, Даника, Айвен, Пайкел, Энтрери и Джарлакс. Все наблюдали за тварью с ужасом и трепетом.

– Можно было бы привлечь Шейлех и ее лучников, – предложила Даника без особой надежды в голосе, потому что эльфы наотрез отказались участвовать в чем бы то ни было вместе с дроу и вернулись домой, в лес Шилмиста.

– Можно воспользоваться всем войском короля Эльберета, – добавил Кэддерли.

– У-у-у, – встрял Пайкел, которого вид дракона, не менее громадного и пугающего, чем старый Файрентеннимар, просто заворожил.

– Вот он, дракон, – проговорил жрец, поворачиваясь к Энтрери. – Ты по-прежнему хочешь идти туда?

Ответом был стальной блеск в глазах убийцы. Он вытащил Креншинибон из мешочка.

– Гляди, вот она, твоя судьба, – шепнул он. Кристалл отчаянно взывал к кому только мог – Кэддерли тоже ощущал его силу. Первым его услышал Джарлакс и даже протянул к нему руку, однако переборол себя.

– Убери его, – резким шепотом велела Даника, переводя взгляд с зеленоватого кристалла на сонного дракона. – Он его разбудит!

– Душенька, как же ты думаешь заставить дракона дохнуть пламенем, если он спит? – поинтересовался Джарлакс, и Даника смерила его гневным взором.

Однако женщина была права. Раз уж требуется разбудить чудовище, пусть лучше оно не знает, зачем это нужно. Энтрери с самоуверенной ухмылкой поглядел на кристалл, бросил его в мешочек и кивнул Кэддерли, показывая, что волшебное зеркало можно убирать.

– Когда мы отправляемся? – спросил он жреца, и по его голосу было ясно, что вид громадной твари нисколько не поколебал его решимости, он по-прежнему жаждет покончить со страшным камнем.

– Нужно подготовить необходимые заклинания, – ответил Кэддерли. – Но много времени это не займет.

Он сделал знак Данике и друзьям проводить обоих нежеланных спутников. Оставшись один, он наложил на себя чары, позволявшие видеть в темноте, и, снова вызвав вид драконовой пещеры, стал в подробностях осматривать громадное запутанное логово.

Жрец сразу заметил, что в полу множество больших трещин и разломов. В один из них он «спустился» и обнаружил, что под логовом чудовища находится множество переплетенных туннелей и пустот. Похоже, пещера дракона не так прочна, как кажется.

Кэддерли решил, что это следует учесть, когда он будет подбирать чары для использования в логове великого чудища, известного под именем Гефестус.

* * *
Рай'ги, прикрыв глаза, предельно сосредоточился, наполнив все мысли зовом Креншинибона, но ощущал по преимуществу только вспышки ярости и отчаяния, мольбы о помощи и обещания несбыточного величия.

Однако проскальзывали и какие-то обрывки образов, особенно частым было изображение свернувшегося красного дракона и несколько раз повторилось имя: Гефестус.

Рай'ги понял, что действовать нужно немедля. Он заперся в своих личных покоях в подвалах дворца Басадони и стал жарко молиться Ллос, рассказывая о Креншинибоне и том божественном разгуле хаоса, который он может принести в мир.

Чародей несколько часов провел в одиночестве и молился, зло огрызаясь, когда кто-нибудь стучался в его дверь, и отсылая всех, включая Бергиньона и Киммуриэля.

Ему показалось, что он обратил, наконец, на себя внимание Ллос или одной из ее приближенных, и Рай'ги начал колдовать, чтобы открыть межуровневые врата.

В таких случаях всегда надо было пристально следить, чтобы в них не проникли могущественные или просто нежелательные существа других планов. Однако догадка колдуна оказалась верна, и к нему снизошла йоклол, одна из прислужниц Ллос, чей облик напоминал гигантскую полуоплывшую свечу с длинными щупальцами.

Рай'ги затаил дыхание, внезапно подумав, что зря рассказал о кристалле. Может, Ллос сама захочет заполучить его и велит чародею доставить осколок ей?

– Ты просил Владычицу Ллос о помощи, – сказала йоклол. Голос у нее был жуткий, какой-то утробный и клокочущий.

– Я хочу вернуться в Мензоберранзан, – сознался Рай'ги, – но сейчас не могу. Великое орудие хаоса может быть уничтожено…

– Владычице Ллос известно о Креншинибоне, Рай'ги из Дома Тейачуме, – прервала его йоклол, поразив колдуна таким обращением.

Он действительно происходил из Дома Тейачуме, но это знатное семейство Чед Насада было уничтожено больше ста лет назад. Прозрачный намек, что память Ллос и ее приближенных намного длиннее, а также предостережение ему, чтобы подумал как следует, прежде чем использовать кристалл в городе великих жриц Паучьей Королевы.

Все мечты Рай'ги править в Мензоберранзане в одно мгновение развеялись как дым.

– Где ты хочешь завладеть кристаллом? – спросила йоклол.

Поглощенный своими мыслями Рай'ги не сразу нашелся:

– В логове Гефестуса… красного дракона. Но я не знаю где…

– Ты получишь ответ, – заверила его прислужница богини.

Отвернувшись, она удалилась, и врата немедленно закрылись за ней, хотя колдун не отменял чары.

Рай'ги со страхом и любопытством думал, не наблюдала ли за всем этим сама Ллос. Он со всей очевидностью осознал, как жалки были его надежды завладеть Мензоберранзаном. Креншинибон обладал громадной мощью, и ее, вероятно, хватило бы, чтобы склонить на свою сторону или как-то иначе подчинить себе столько Матерей, сколько нужно, чтобы достичь высочайшей власти, однако что-то в голосе йоклол, когда она назвала его полным именем, подсказало ему, что следует быть предельно осторожным. Владычица Ллос не позволит поставить Мензоберранзан с ног на голову.

На краткий миг Рай'ги захотелось плюнуть на поиски Креншинибона, собрать союзников и все, что им удалось скопить здесь, и вернуться в Подземье в качестве одного из руководителей Бреган Д'эрт на пару с Киммуриэлем.

Но это длилось всего лишь миг, потому что голос кристалла вновь упрямо проник в его разум, соблазняя славой и властью и нашептывая, что и на поверхности многого можно добиться. Он мог бы и дальше осуществлять замыслы Джарлакса, но только в другом, более подходящем месте. Например, обосноваться в горах, где полно гоблинов, подчинить их и создать войско, тьму послушных рабов.

Колдун потер темные ладони, в нетерпении ожидая ответа от йоклол.

* * *
– Но все-таки красота необыкновенная, – обронил Джарлакс, когда они с Энтрери снова сидели недалеко от собора и отдыхали перед предстоящей дорогой. Оба ощущали, что со всех сторон за ними наблюдают.

– Только ее обесценивает цель, для которой она существует, – ответил Энтрери, ясно давая понять, что ему не хочется возвращаться к этой теме.

Джарлакс внимательно посмотрел на него, словно надеялся, что сможет взглядом проникнуть в какой-то темный закоулок его прошлого. Его не удивляло, что убийца так не любит «лицемерных» жрецов, во многом он был согласен с ним. Темный эльф прожил очень долгую жизнь, часто путешествовал за пределами Мензоберранзана, был в курсе о передвижениях всех, кто бывал в городе, и был знаком с многими религиями и сектами, так что хорошо знал, насколько лицемерны бывают так называемые «священнослужители». Но здесь было что-то другое, очень личное. Очень давно Энтрери глубоко ранило нечто связанное со жрецом. Может, его несправедливо обвинили в каком-то преступлении и жрец пытал его, потому что в небольших селениях на поверхности священнослужители нередко исполняли и функции судей. А может, он полюбил, но его возлюбленную отбил или убил жрец.

Но что бы там ни было, когда Энтрери смотрел на величественный храм Парящего Духа, в его темных глазах вспыхивала ненависть. Хотя даже Джарлаксу, сыну мрака, казалось, что собор по справедливости носит свое имя: когда он обращал взор на его взлетающие в небо башни, его дух светлел и как будто возносился вместе с ним.

А вот с его спутником, похоже, ничего подобного не происходило. Крепкий орешек этот Артемис Энтрери.

– Что ты будешь делать, когда Креншинибона не станет? – неожиданно спросил убийца.

Джарлакс помолчал, обдумывая вопрос и ответ на него.

– Ты хочешь сказать, если кристалла не станет? – уточнил дроу. – Ты когда-нибудь имел дело с красными драконами, дружище?

– Зато Кэддерли имел, как и ты, бьюсь об заклад, – ответил Энтрери.

– Всего лишь однажды, и ничуть не хочу встречаться снова, – сказал Джарлакс. – С ними невозможно разговаривать разумно, потому что эти чудища не стремятся к какой-то личной выгоде. Они очень незатейливые, и это делает их еще более опасными.

– Тогда надо показать ему Креншинибон, пусть уничтожит его, – заметил Энтрери и сразу же ощутил безмолвный вопль кристалла.

– Зачем? – спросил Джарлакс, и убийца понял, что дроу тоже услышал этот крик.

– Зачем? – переспросил Энтрери и повернулся к наемнику.

– Может, мы торопимся, – пояснил Джарлакс, – ведь теперь мы знаем, как уничтожить осколок, так что можем вынудить его служить нам.

Энтрери рассмеялся.

– Но я дело говорю, к тому же тут столько можно получить, – не сдавался Джарлакс. – Креншинибон влияет на меня, это правда, но раз уж мы уверены, что главный сейчас ты, а не он, зачем пороть горячку и стараться как можно скорее избавиться от него? Почему сперва не убедиться, что ты можешь повелевать им себе на пользу?

– Ведь если ты точно знаешь, что можешь уничтожить его, и Креншинибон тоже это знает, то, вероятно, и не потребуется уничтожать его, – подыграл ему убийца.

– Вот именно! – торжествующе воскликнул дроу.

– А если точно знаешь, что можешь разрушить хрустальную башню, сразу строишь две, – издевательски закончил Энтрери, и победная улыбка в миг слетела с темного лица наемника.

– Он снова поймал меня, – недовольно сказал дроу.

– Наживка все та же, а рыбка Джарлакс клюнула еще лучше, – усмехнулся убийца.

– Собор, говорю, необыкновенно прекрасен, – произнес Джарлакс, демонстративно меняя тему.

Энтрери снова рассмеялся.

* * *
«Тогда задержи его», – мысленно предложил Яраскрик Киммуриэлю, сообщившему ему, что Рай'ги хочет перехватить Джарлакса, Энтрери, жреца Кэддерли и его друзей у логова красного дракона.

«Рай'ги остановит только бой, – возразил дроу. – Он хочет получить кристалл любой ценой».

«Потому что кристалл ему это внушил» – ответил Яраскрик.

«Тем не менее, похоже, что он вроде частично освободился от его власти, – сказал псионик. – Рай’ги отправил большинство солдат в Мензоберранзан и последовательно сворачивает все дела на поверхности».

«Пусть так, – согласился иллитид, – но не надо думать, будто Креншинибон позволит унести себя в темные глубины Подземья. Он черпает силу только в солнечном свете».

«Рай'ги убедил себя, что нескольких хрустальных башен на поверхности будет достаточно, чтобы кристалл мог собирать энергию под солнцем и проводить ее в Мензоберранзан», – объяснил Киммуриэль, потому что колдун сам рассказал ему об этом – якобы Креншинибон сам это предложил.

«Рай'ги многое кажется, – отозвался иллитид с некоторой издевкой. – А источник всех этих прекрасных возможностей всегда один и тот же».

Псионику не особенно хотелось обсуждать это. Он оказался втянутым в противостояние пяти могучих соперников: Рай’ги, Яраскрика, Джарлакса, Артемиса Энтрери и самого кристалла, и не мог почти ничего изменить в ходе событий. Пойти против Рай'ги он не решался из уважения к его уму и магическим способностям, к тому же они слишком прочно связаны. Меньше всего он боялся Яраскрика. У иллитида никаких шансов победить его, если Рай'ги будет с псиоником заодно. Киммуриэль мог парализовать ментальную энергию проницателя разума на срок, достаточный, чтобы чародей успел его убить.

Киммуриэль к тому же начинал искренне верить, что кристалл составит Рай'ги отличную пару и вместе они станут процветать, но при этом сознавал, что вряд ли Креншинибон с удовольствием воспримет близость псионика. Джарлаксу не удалось удержать осколок в, подчинении, но ведь он и не знал заранее, насколько искусно эта вещь умеет манипулировать сознанием. В том, что Рай'ги повторит его ошибки, Облодра сомневался.

Конечно, если кристалл будет уничтожен, все станет гораздо проще и яснее, но идти ради этого на противостояние с Рай'ги Киммуриэль не собирался.

Однако, поглядев на иллитида, он напомнил себе, что отчасти уже предпринял шаги против друга, поведав врагу чародея о планах Рай'ги вступить с кристаллом в союз.

Отвесив почтительный поклон Яраскрику, псионик отбыл на волнах магического ветра в свои комнаты во дворце Басадони. Он знал, что внизу, в подвале Рай'ги терпеливо ожидает ответа йоклол и размышляет, как нанести сокрушительный удар бывшему главарю и его новым союзникам.

Киммуриэль совершенно не представлял, каким образом он сможет вписаться в этот расклад.

Глава 23 Лик беды

Кэддерли подошел к Артемису Энтрери и начал неспешно напевать что-то, в то время как убийца наблюдал за ним с явным недоверием. Жрец уже наложил защитные чары на себя, Данику, Айвена и Пайкела, но Энтрери вдруг представилось, что Кэддерли может сейчас воспользоваться случаем, чтобы избавиться от него. А разве можно придумать для этого лучший способ, чем отправить его в пещеру огнедышащего дракона, убедив, что он надежно защищен от бушующего пламени?

Убийца искоса взглянул на Джарлакса, который отказался от помощи Кэддерли, заявив, что у него свои приемы. Темный эльф слегка кивнул ему и сделал пальцами знак, подразумевавший, что все в порядке и жрец на самом деле наложил на него заклятье против огня.

Закончив, Кэддерли чуть отступил и придирчиво осмотрел свой маленький отряд.

– Я по-прежнему считаю, что лучше справлюсь со всем один, – снова сказал он, вызвав недовольные гримасы Даники и Энтрери.

– Я бы согласился, если бы весь фокус заключался только в том, чтобы создать заградительную стену против огня и швырнуть за нее кристалл, – ответил Джарлакс. – Однако, боюсь, для того чтобы дракон пыхнул огнем, тебе придется его разозлить. Они не очень охотно пользуются своим самым сокрушительным оружием.

– Скорее всего, он дохнет пламенем, едва увидит всю нашу компанию, – предположила Даника.

– Пуф! – согласился Пайкел.

– Мы должны учесть все непредвиденные обстоятельства, дражайший Кэддерли, – сказал Джарлакс. – Мы должны быть готовы к любым случайностям и суметь обратить себе на пользу всякую неожиданность. С таким старым и умным драконом просчеты недопустимы.

Но тут дроу и жреца отвлек Пайкел. Он скакал вокруг брата и посыпал протестующего Айвена каким-то порошком, напевая при этом странную песенку. Допев, он довольно ухмыльнулся, подпрыгнул и что-то шепнул брату на ухо.

– Говорит, у него есть какое-то дополнительное заклинание, – пояснил желтобородый дворф. – Он уже использовал его на себе и на мне и спрашивает, есть ли еще желающие.

– А что за заклинание?

– Еще одна защита от огня, – уточнил Айвен. – Говорит, его знают только ду-иды.

Джарлакс рассмеялся – очень уж забавно было наблюдать за дворфом-друидом. Правда, он ни на миг не усомнился в правдивости его слов и, вежливо поклонившись Пайкелу, выразил желание воспользоваться его чарами. Остальные последовали его примеру.

– Постараемся сделать все как можно быстрее, – сказал Кэддерли, подводя всех к большому окну в одной из великолепных башен храма. – Наша цель – уничтожить кристалл, и на этом все. Сражаться с чудовищем, злить его и уж тем более пытаться стащить что-нибудь у могущественного Гефестуса, – и он выразительно поглядел на Энтрери и Джарлакса, – мы не будем. Помните также, – добавил он, – что чары защитят вас от одного огненного сполоха, ну, может, двух, не больше.

– Достаточно и одного, – заметил Энтрери.

– Даже слишком, – буркнул дроу.

– Все помнят, где должны находиться, когда мы вступим в главный зал пещеры дракона? – спросила Даника, намеренно пропуская мимо ушей замечание темного эльфа.

Все молчали. Приняв это за знак Согласия, Кэддерли снова начал произносить заклинание. Они должны были утратить вес и по воздуху перенестись из собора на много миль к юго-востоку.

В логово они попали не через вход, а поднялись из нижних туннелей в преддверие главного зала пещеры.

Когда чары развеялись и они вновь обрели плотные тела, то сразу услышали спокойные вздохи спящего чудища и почувствовали запах дыма.

Джарлакс приложил палец к губам и с предельной осторожностью, неслышно, как тень, мелкими шажками двинулся вперед. Он скрылся за каменным выступом, но почти сразу вернулся и припал к стене, стараясь успокоиться. Посмотрев на остальных, он мрачно кивнул, хотя все и так поняли, что дракона он видел, – слишком уж несвойственное выражение было на его обычно невозмутимом, чуть насмешливом лице.

Кэддерли с Энтрери прошли вперед, Даника с Джарлаксом последовали за ними, а братья Валуноплечие следом. Коридорчик за выступом был совсем коротким и почти сразу открывался в громадный зал, пол которого был испещрен трещинами и разломами.

Но спутники почти ничего не замечали, их внимание приковал к себе Гефестус, высившийся перед ними подобно горе, и его золотисто-красная чешуя мерцала, как раскаленные угли. Даже в таком положении, свернувшись калачиком, он казался необъятным, громадным настолько, что всем им невольно захотелось пасть на колена в безмолвном благоговении.

Одна из главных опасностей при встрече с драконами как раз и заключалась в той особой атмосфере величайшего могущества, окружавшей чудовищ и внушавшей чувство собственного ничтожества всякому, кто к ним приближался.

Но друзья были закалены во многих битвах. Все они, за исключением Артемиса Энтрери, уже встречались с таким чудовищем. Но ничто на земле – ни дракон, ни бес, ни демон – не могло вселить страх в сердце убийцы.

Едва они вошли, один зеленый глаз дракона, больше похожий на глаз кота, чем пресмыкающегося, распахнулся, и длинный зрачок расширился, приспосабливаясь к тусклому свету. Гефестус пристально следил за передвижениями нежданных посетителей.

– Вы надеялись застать меня спящим? – тихо произнес дракон, и все же его голос прозвучал, как раскат грома.

Предупредив спутников условным возгласом, Кэддерли щелкнул пальцами, осветив всю пещеру волшебным светом.

Гефестус мотнул громадной рогатой головой, зрачки его глаз сузились. Он приподнялся и повернулся прямо к наглому жрецу.

Стоявший чуть поодаль Энтрери высвободил кристалл из чехла и приготовился швырнуть его к дракону, едва тот изготовится дохнуть. Джарлакс тоже стоял наготове. Он отвечал за то, чтобы заключить Креншинибон в сферу мрака перед тем, как пламя поглотит его.

– Ах вы, воры! – прогремел дракон. От звука его голоса затряслись стены пещеры и задрожал пол, слишком явно указывая, что жилище его очень ненадежно. – Вы пришли похитить сокровища Гефестуса! Вы готовились, вы запаслись волшебными побрякушками, но неужели думаете, что этого достаточно? Разве можете вы, жалкие смертные, противостоять величию Гефестуса?

Кэддерли перестал слушать и сосредоточился на гимне Денеиру, надеясь воспользоваться каким-либо мощным заклинанием, внести неразбериху, так, как он поступил в сражении с Файрентеннимаром. Обмануть дракона и сделать дело. В прошлый раз успешнее всего оказалось заклинание стремительного омоложения, но теперь он не мог так поступить, потому что чем младше дракон, тем менее разрушительно его дыхание, и тогда все предприятие оказалось бы напрасным. Однако были и другие возможности – песнь Денеира победоносно звучала в его душе. Но вместе с тем жрец слышал и отвлекавшие его призывы Креншинибона.

– Что-то не так, – шепнул Джарлакс Энтрери. – Чудовище поджидало, иначе он сразу напал бы и не стал тратить слов.

Энтрери поглядел на него, потом на дракона, мотавшего головой туда-сюда, а потом на Креншинибон, гадая, не выдал ли он их чудищу.

* * *
Кристалл и вправду молил дракона о помощи и пытался помешать Кэддерли, однако не он предупредил Гефестуса о вторжении. Это сделал колдун-дроу, прятавшийся сейчас с горсткой солдат в туннелях под пещерой. Незадолго до появления жреца Рай'ги внушил Гефестусу, что к нему, вооружившись магической защитой, проникли воры, решившие обратить силу его огненного дыхания против него же.

Теперь, затаившись, Рай'ги выжидал нужный момент, когда на сцене появится Креншинибон и можно будет нанести удар и скрыться, унося желанную награду.

* * *
– Точно, мы воры, и мы унесем твои богатства! – вдруг заорал Джарлакс на языке, который никто из присутствующих, кроме дракона, не знал. Это был язык красных драконов, и сами чудища считали, что мало кому под силу его освоить. Джарлакс же, пользуясь медальоном, болтавшимся у него на шее, говорил на нем превосходно. Дракон пригнул голову и удивленно воззрился на него.

Энтрери метнулся в сторону, сделав кувырок.

– Что ты сказал? – крикнул он.

«Он думает, что я тоже красный дракон», – жестами пояснил Джарлакс.

Все притихли, но то было затишье перед страшной бурей. Внезапно все пришло в движение. Началось с того, что Кэддерли рванулся вперед и прокричал, вытянув руку:

– Испепели меня, Гефестус, если сможешь!

Это был не просто вызов или угроза, это была кульминация чрезвычайно мощного заклинания. Несмотря на то что дракона предупредили о том, что делать этого не надо, он все же набрал воздух, собираясь выдохнуть, отчего темные волосы Кэддерли, взметнувшись, как от сильного порыва ветра, закрыли ему лицо.

Энтрери метнулся вперед и бросил Креншинибон на пол перед жрецом. В тот момент, когда дракон чуть отвел назад голову, Джарлакс создал черный непроницаемый шар.

«Нет!» – Голос Креншинибона прозвучал в голове Энтрери с такой пронзительной силой и яростью, что убийца зажал уши ладонями и отскочил в сторону.

Кристалл в тот же миг смолк.

Гефестус пригнул голову и изрыгнул ревущий огненный столб, перед которым, казалось, ничто были и тьма, созданная Джарлаксом, и Кэддерли, и все его чары.

* * *
В тот самый момент, когда дроу создал черную сферу, силовая волна, посланная Рай'ги благодаря чарам телекинеза, выхватила кристалл прямо из-под носа Гефестуса, который, впрочем, все равно его не заметил, и понесла вниз, в туннели, где ждал сам чародей.

Рай'ги схватил осколок и вперил в Киммуриэля гневный взгляд красных глаз: взять кристалл должен был именно псионик, но почему-то ослушался.

«Я не успел», – поспешно прожестикулировал тот.

Но и Рай’ги, и Креншинибон поняли, что он лжет, потому что необычайные силы разума, которыми владел Облодра, активировались гораздо быстрее любых других видов магии. Не сводя с товарища глаз, Рай’ги занялся новым заклинанием.

* * *
Огонь изливался нескончаемым потоком, и в нем, раскинув руки и молясь Денеиру о помощи, стоял Кэддерли.

Даника, Айвен и Пайкел неотрывно следили за ним, тоже молясь, Джарлакс же следил за темной сферой, а Энтрери наблюдал за ним.

– Я больше не слышу голоса Креншинибона! – с надеждой выкрикнул убийца, стараясь перекричать рев пламени.

– При взрыве кристалла тьма должна была быть уничтожена! – качая головой, крикнул в ответ дроу, начиная догадываться, что случилось нечто непоправимое.

Огонь стих, и Гефестус увидел, что безоружный жрец по-прежнему невредим. Глаза чудовища превратились в узкие щелки.

Джарлакс отменил заклинание, и они увидели расплавленные, пузырящиеся камни, зато никаких признаков Креншинибона не было.

– Получилось! – радостно воскликнул Айвен.

– Домой! – поддержал его Пайкел.

– Нет, – твердо сказал Джарлакс. Но объяснить он ничего не успел, потому что раздался какой-то глухой гул. Дроу уже доводилось слышать этот звук, и в это опасное мгновение он обрадовал его меньше всего.

– Это заклятье против магии! – крикнул он. – Оно уничтожит приготовленные нами чары!

Всем стало ясно, что в этом случае они останутся совершенно беззащитными лицом к лицу с разъяренным огнедышащим драконом.

– Че делать-то? – взревел Айвен, похлопывая топорищем по ладони.

– У-и-и! – взвизгнул Пайкел.

– У-и-и? – в некотором замешательстве переспросил брат.

Пайкел снова пронзительно взвизгнул и вместо объяснений схватил его за шиворот и потащил за собой в сторону, к краю трещины в полу, и прыгнул туда, потянув за собой брата.

Гефестус, лениво взмахнув могучими крыльями, приподнял над полом переднюю часть туловища, царапая задними лапами пол и оставляя в камне глубокие борозды.

– Бежим! – крикнул Кэддерли, решив, что Пайкел поступил как надо. – Все прочь отсюда!

Даника, а с ней Джарлакс, бросилась вперед кувырком. Гефестус тут же прянул к ней громадной мордой. Женщина увернулась, вскочила на неги и снова пригнулась, дразня чудище.

Кэддерли понял, что она старается выиграть драгоценные мгновения для новой магической атаки или защиты, а потому даже не смотрел в ее сторону, а снова вознес гимн Денеиру и, вслушиваясь в волшебные звуки, искал подходящее заклинание.

Но вдруг он услышал крик, крик своей жены, открыл глаза и увидел ужасающую картину: Гефестус дохнул на Данику, столб огня ударился в пол и фонтаном взметнулся вверх.

Кэддерли тоже закричал и в отчаянии употребил первое из попавшихся заклинаний, которым можно было бы остановить этот ужас.

Он вызвал землетрясение.

Последовал чудовищный толчок, раздался грохот, пол вздыбился, и в этот самый миг Джарлакс отвлек внимание дракона, осыпав его кинжалами.

Энтрери сорвался с места, но, к его собственному изумлению, не побежал прочь, а кинулся вперед, туда, где камень шипел и плавился от раскаленного дыхания дракона.

Кэддерли в отчаянной надежде позвал Данику, но его голос потонул в грохоте разверзшегося у него под ногами пола.

* * *
– Уходим, быстро, – скомандовал Киммуриэль, – пока дракон не понял, что в его логове есть еще незваные гости.

Он и остальные дроу одновременно двинулись по туннелю, ведущему прочь от главной пещеры. Уйти сейчас было бы самым разумным делом, только Рай'ги уперся.

– Нет, – упрямо заявил он. – Они все должны умереть. Сейчас, на месте.

– Так дракон, наверное, убьет их, – предположил Бергиньон, но Рай'ги замотал головой, давая понять, что «наверное» его не устраивает.

Чародей был уже всецело под властью Креншинибона. Кристалл настаивал, чтобы Кэддерли и все предатели, знавшие тайну его уничтожения, были сию же минуту убиты. Он хотел, чтобы у них не осталось ни малейшей возможности спасения. Кроме того, он внушал Рай'ги, что красный дракон может стать неоценимым помощником Бреган Д'эрт.

– Найти их и уничтожить, всех до одного! – возбужденно приказал чародей.

Бергиньон помедлил. Разбил солдат на две группы, с одной побежал сам, а другую отправил в противоположную сторону. Киммуриэль, явно недовольный, некоторое время внимательно смотрел на товарища, но потом и он исчез, будто провалился сквозь пол.

И Рай'ги остался наедине со своим новым сердечным другом.

* * *
В туннеле, соединявшемся с тем, где находился чародей, была небольшая ниша. В ней-то и возник, просочившись сквозь камень, почти бесплотный Яраскрик, и материализовался, держа в руке фонарь, парализующий Креншинибон.

Глава 24 Хаос

Даника увернулась исключительно благодаря своей превосходной подготовке. Огонь ее почти не задел, только щека жарко алела. Сейчас никакое волшебство ей все равно не помогло бы, приходилось рассчитывать только на собственные силы, искусство боя, отточенное тысячами часов изнурительных тренировок. Сражаться с чудовищем она вовсе не собиралась, потому как не то чтобы убить, даже ранить его не надеялась. Все усилия женщина сосредоточила на том, чтобы в любой момент суметь увернуться или отскочить.

Гефестус прянул к ней, но она ловко метнулась вправо, и дракон только лязгнул челюстями, снабженными громадными клыками. Он хлопнул когтистой лапой, норовя разорвать ее на клочки, но Даника сделала быстрый кувырок назад.

Тогда чудовище снова дохнуло пламенем, извергнув такую огненную бурю, которой, казалось, конца не будет.

Данике пришлось несколько раз перекатиться, чтобы прибить пламя на одежде. Почувствовав, что дракон сейчас снова дохнет на нее, женщина метнулась за каменный выступ в стене и прижалась к нему всем телом.

С этого места она увидела еще двоих. Артемис Энтрери мчался по направлению к ней, но, не добежав, прыгнул в широкую трещину, открывшуюся от землетрясения. А этот странный темный эльф, Джарлакс, забежал к Гефестусу со спины и, к величайшему изумлению женщины, стал колдовать. Дугообразный разряд отвлек чудище на мгновение и дал Данике секунду передышки, которой она и воспользовалась.

Метнувшись вон из укрытия, она сделала сальто, чтобы избежать удара хвостом Гефестуса, и бросилась в ту же расселину, что и Артемис Энтрери.

Едва перемахнув через край, она поняла, что хоть это и не самый хороший выбор, но все лучше, чем под носом у дракона. Трещина уходила вниз зигзагами и изобиловала острыми выступами. Даника призвала все свое мастерство на помощь и отчаянно работала руками и ногами, чтобы смягчить удары и как-то замедлить падение. Щельоткрывалась в какую-то пустоту, и на последних двадцати футах Данике не за что было даже уцепиться. Единственное, что ей удалось, – приземлиться на ноги и сразу сделать кувырок. Ей пришлось кувыркаться довольно долго, чтобы погасить инерцию падения.

Вскочив на ноги, она оказалась лицом к лицу с Артемисом Энтрери, стоявшим у стены. Похоже, он тоже отделался лишь синяками. Убийца пристально глядел на нее, держа в руке горящий факел, который тут же отбросил в сторону, едва она разглядела его.

– А я думал, Гефестус испепелил тебя с первого раза, – заметил он, отделяясь от стены и вынимая меч и кинжал, сиявший белым светом.

– Не всегда выходит так, как хочется, – холодно ответствовала она.

– Ты возненавидела меня с первого же взгляда, – усмехнувшись, будто ему это было совершенно безразлично, проговорил Энтрери.

– Нет, Артемис Энтрери, задолго до этого, – ответила Даника и сделала шаг вперед, не сводя взгляда с клинков противника.

– Мало ли кого здесь можно встретить, – взглядом показывая на оружие, пояснил Энтрери. Однако на лице женщины была написана такая ненависть, что было ясно – ее устроит только полная победа. Убийце не хотелось с ней драться, настолько это было бессмысленно и не вовремя, но и уклоняться от боя он тоже не стал бы.

– Твоя правда, – все так же приближаясь к нему, согласилась Даника.

Обоим было ясно, что когда-то это должно было случиться. Они растеряли своих спутников, в нескольких футах над их головами рвал и метал разъяренный дракон, вся пещера грозила вот-вот обрушиться, но Даника испытывала такое ощущение, что схватка просто необходима.

И Энтрери, несмотря на весь свой здравый смысл и расчетливость, особой досады не чувствовал.

* * *
Гефестус завертелся с бешеной скоростью, и Джарлакс усомнился в правильности своего хода. Тем не менее, он поступил, как настоящий боевой товарищ, дав возможность Данике и Энтрери уйти от дракона.

Правда, потрясение наемника длилось всего мгновение, потому что на самом деле волноваться было не о чем. Несмотря на то, что большинство чар в пещере были бессильны – и дроу знал, что сам дракон не мог этого сделать, – у Джарлакса все же было в запасе достаточно уловок, чтобы уйти от чудища невредимым.

Гефестус распахнул гигантскую пасть, но темный эльф стоял неподвижно – пусть дракон думает, что добыча сама идет в руки. Обманутый пивафви, Гефестус промахнулся и оглушительно заревел, со всего маху треснувшись головой о каменную стену.

Рассвирепев, он снова дохнул пламенем, но Джарлакс сделал движение пальцем, украшенным необычным перстнем, открыл межуровневый переход и перенесся за спину чудовища. Можно было бы просто исчезнуть, но ему хотелось подольше подразнить дракона, отвлекая его внимание. Дроу выхватил одну из своих волшебных палочек и запустил в самый кончик хвоста Гефестуса сгусток зеленоватой Желеобразной массы.

– Вот теперь я тебя поймал! – торжествующе прокричал он, когда пламя угасло.

Дракон снова круто развернулся, и его хвост обмотался вокруг всего туловища, поскольку клей держал хоть и недолго, но крепко.

Джарлакс отправил еще один сгусток, прямо в морду Гефестуса.

Но потом дроу сразу вспомнил, из-за чего он зарекся когда-либо иметь дела с красными драконами. Чудище неистово забилось, сотрясая стены глухим рыком из залепленной пасти. Он так рвался, что выдернул хвост с куском цельной породы.

Вежливо прикоснувшись к полям шляпы, дроу воспользовался последним волшебством кольца и снова исчез за спиной твари, но только чуть дальше первого места. Там был еще один выход, и Джарлакс подозревал, что этот путь приведет его к неким старым знакомым.

Он догадывался, что кристалл оказался в руках этих самых знакомых. Поскольку первый яростный выдох Гефестуса его не уничтожил, Креншинибон, видимо, был похищен в самый решающий момент, после чего и были насланы чары, разрушавшие все ранее наложенные заклинания.

Меньше всего на этом свете Джарлаксу хотелось, чтобы Рай'ги и Киммуриэль заграбастали хрустальный осколок, а потом явились бы по его душу.

Джарлакс покинул пещеру, где остервенело метался дракон. Из-под шляпы дроу извлек маленький лоскуток черной материи в виде летучей мыши. Прошептав короткое заклинание, он подбросил его в воздух, и он тотчас же превратился в живое существо – настоящая летучая мышь послушно опустилась на плечо к своему хозяину. Дроу шепотом отдал ей приказание, подбросил вверх, и маленький разведчик бесшумно унесся во мрак.

* * *
– Гефестус станет нашей собственностью, – шепнул Рай’ги Креншинибону, с упоением прикидывая, сколько хорошего принесет ему этот день. Умом-то он понимал, что надо как можно скорее убираться отсюда, потому что вряд ли Киммуриэлю и остальным удастся уничтожить Джарлакса и его союзников.

Но Рай’ги самоуверенно усмехался: чего теперь бояться, когда кристалл в его руках? Очень скоро на его стороне будет еще и гигантская ящерица. Чародей вглядывался в глубь туннеля, шедшего к логову Гефестуса.

Краем глаза он приметил какое-то движение сбоку, и в его голове раздался вопль предостережения Креншинибона.

В нескольких шагах от Рай'ги появился Яраскрик, угрожающе поводя щупальцами вокруг рта.

– Это ты тот дружок Киммуриэля, – проговорил Рай'ги, – что продал нам Корина Сулеза?

«Предательство подразумевает наличие союза, – безмолвно возразил иллитид. – Так что никакого предательства не было».

– Но раз уж ты пришел сюда со мной, почему было не сделать это в открытую? – поинтересовался дроу.

«Я пришел не с тобой, а за тобой», – невозмутимо ответил Яраскрик.

Рай’ги ощущал, какая жгучая ненависть течет от Креншинибона к иллитиду.

– Раньше дроу и твой народ не раз заключали союзы, – начал Рай’ги, – и никогда у них не было повода сводить счеты. Давай и сейчас не станем.

Чародей пытался заговорить проницателю разума зубы вовсе не из страха – он тянул время и прикидывал, какую выгоду можно извлечь из этой неожиданной встречи.

Однако Креншинибон так захлебывался яростью и ненавистью, что любое содружество с иллитидом вряд ли оказалась бы возможным.

А тут еще урод извлек волшебный фонарь, зажег его и направил луч на кристалл. Вопли хрустального осколка в голове дроу понемногу затихли.

«Кристалл нужно снова отнести к дракону», – отдал мысленный приказ иллитид, настолько усилив его мощью своего разума, что Рай'ги невольно сделал шаг к логову Гефестуса.

Однако темный эльф так долго прожил в жестоком мире своих коварных сородичей, что научился не теряться в любых схватках. Он подавил порыв силой воли, покрепче упер ноги в каменный пол, повернулся к иллитиду и, угрожающе сузив красные глаза, прошипел:

– Оставь в покое Креншинибон, и тогда, возможно, я отпущу тебя живым.

«Он должен быть уничтожен! – почти прокричал Яраскрик в его голове. – Он никому не приносит пользы, даже самому себе, только несчастья!»

При этом он поднял фонарь повыше и приблизился на шаг. Его извивающиеся щупальца нетерпеливо тянулись к Рай'ги, стоявшему все же довольно далеко. Чародей начал заклинание, но мгновенно ощутил, что расстояние для псионической силы неважно.

Волна энергии ошеломила его, чужая воля атаковала разум. Рай'ги понял, что падает, взгляд уперся сначала в стену, а потом в потолок, а он только беспомощно наблюдал за собой словно со стороны.

Он мысленно воззвал к Креншинибону, но голос кристалла был почти неразличим; подавленный властью волшебного фонаря. Рай’ги с отчаянием представил, как отвратительные щупальца иллитида проникнут ему под кожу, жадно стремясь добраться до мозга.

Огромным усилием он заставил себя успокоиться и поглядел на иллитида, который был уже совсем близко.

Рай'ги решил было быстро-быстро произнести заклинание и сделать несколько энергичных пассов, но передумал, сообразив, что с проницателем разума надо бороться хитростью, заставить его поверить в то, что он, дроу, сломлен. Темные эльфы давно поняли, что с надменными иллитидами так и надо действовать. Яраскрику, ничем не отличавшемуся от своих сородичей, вряд ли пришло бы в голову, что какой-то ничтожный дроу смог устоять перед его псионической мощью.

Рай'ги, изображая полнейшую беспомощность, создал очень простое волшебство, сопроводив заклинание едва заметным движением.

В голове его гремел голос иллитида:

«Его нужно уничтожить!»

Мерзкие щупальца, извиваясь, тянулись к лицу чародея, а рукой он пытался достать хрустальный осколок.

Рай’ги привел заклинание в действие. Не последовало ни взрыва, ни грохота, ни ослепительной вспышки, ни языков всепожирающего пламени. По мановению руки колдуна налетел порыв ветра, он надул свободное одеяние Яраскрика, так что тому даже пришлось отступить на шаг, а собственные щупальца хлестнули его по отвратительной физиономии.

Этот же порыв задул и волшебный фонарь.

Иллитид глянул на него, не зная, то ли сперва силой мысли зажечь фонарь, то ли атаковать Рай'ги, пока не последовало новое заклинание.

Но ни того, ни другого он сделать не успел, потому что его вдруг захлестнула волна мучительнейшей тоски и отчаяния, внушенных Креншинибоном, но при этом коварный кристалл давал надежду, прозрачно намекая, что все можно поправить, и даже больше, обрести небывалое могущество и власть.

Яраскрик немедленно выставил ментальный заслон, пресекая любые поползновения хрустального осколка.

Но тут посланная Рай'ги магическая волна сильнейшим ударом в грудь сбила иллитида с ног и отбросила назад.

– Ты, недоумок! – выкрикнул Рай'ги. – Думаешь, без Креншинибона я с тобой не справлюсь?

Яраскрик поднял глаза на колдуна, приготовившись сразить его силой мысли, и увидел, что тот направил на него черную волшебную палочку. Тем не менее, он все равно обрушил на чародея сгусток псионической силы, и Рай'ги пришлось отступить, но прежде он успел привести в действие магический предмет. У Джарлакса была похожая палочка, с ее помощью он удержал на месте Гефестуса, приклеив его хвост и залепив пасть.

Рай’ги выдержал ментальный удар иллитида, выпрямился и расхохотался при виде жалкого зрелища – могучий проницатель разума распластался на камнях пещеры, залитый зеленоватой вязкой массой.

Креншинибон вновь начал атаку, блокируя силу урода. Рай'ги подошел ближе и навис над Яраскриком, глядя в его молочно-белые глаза. Иллитид понял – надеяться больше не на что.

* * *
Оружия у нее не было, но Энтрери понимал, что предлагать ей сдаться – глупо. Он хорошо представлял себе, на что способна эта воительница. Ему не однажды приходилось сражаться с монахами, посвятившими себя боевым искусствам, и всякий раз они его чем-то удивляли. Женщине не терпелось ринуться в бой, он видел, как напряглись мышцы ее ног.

– За что ж ты меня так ненавидишь? – кисло усмехаясь, спросил убийца, останавливаясь в трех шагах от Даники. – А может, ты просто меня боишься и не хочешь это показать? Меня стоит бояться, ты сама это знаешь.

Даника не сводила с него глаз. Она и впрямь ненавидела стоявшего перед ней человека, которого знала по рассказам Дзирта До'Урдена и более разговорчивой Кэтти-бри. Он воплощал в себе все, что оскорбляло ее чувства. А то, что он связался с темными эльфами, лишь подтверждало ее мнение.

– Может, было бы лучше помериться силами, когда мы будем далеко отсюда? – предложил Энтрери. – Или ты решила, что этот бой состоится во что бы то ни стало?

– Наверное, разумнее было бы поступить, как ты говоришь, – согласилась Даника и, не успев договорить, скользнула вперед по каменному полу, низко пригнувшись под направленным в ее сторону клинком Энтрери, и ударила его по ногам. – Но ведь мы оба никогда не были рабами здравого смысла, разве нет, мерзкий убийца?

Энтрери подыграл ее уловке, оступившись назад. Потом сделал обратный кувырок, пронеся стопы над ее ногой, и, едва коснувшись носками земли, ринулся на Данику.

Лежа на земле, она чуть вывернулась, примеряясь к углу нападения, и в нужный момент, когда убийца оказался над ней с мечом, нацеленным ей в живот, сделала кувырок назад, одной ногой поддев его бедро изнутри. С великолепным самообладанием человека, которому нечего терять, она оперлась плечами на землю и сдвоенным ударом ног отбросила противника с его страшным оружием в сторону.

Он отлетел, в последний миг пригнув голову, чтобы сделать кувырок. Вскакивая на ноги, он одновременно развернулся лицом к Данике, которая тоже уже была на ногах и готова была броситься на него, но замерла перед направленными в ее сторону мечом и смертоносным кинжалом.

Энтрери чувствовал, как кровь кипит нетерпеливой жаждой боя. Понимая все безрассудство и бессмысленность схватки, он, тем не менее, наслаждался ею.

Похоже, Даника тоже.

Вдруг откуда-то со стороны донесся певучий голос темного эльфа:

– Давайте-ка поубивайте друг друга, и тем избавите нас от хлопот.

На их маленькое поле битвы выступил Бергиньон Бэнр с двумя своими подчиненными. В руках всех троих магическим сиянием горели первоклассные мечи.

* * *
Кэддерли, с трудом выбравшись из засыпавших его обломков, весь в крови от десятка неглубоких ран, заковылял по узкому туннелю, натужно кашляя. Порывшись в своем мешке, он извлек оттуда волшебный цилиндрик, из одного конца которого падал яркий сноп света. Нужно найти Данику. Нужно увидеть ее во что бы то ни стало. Когда перед его мысленным взором вставала картина, как Гефестус дохнул на нее пламенем, жрецу становилось дурно.

Во что же превратится его жизнь без Даники? Что он скажет детям? Все его существование было неразрывно связано с этой замечательной и необыкновенно сильной женщиной.

Вот именно, необыкновенно сильной и замечательной, снова и снова повторял он себе, пробираясь по туннелю, в котором еще не осела пыль. Только один раз он остановился, чтобы быстро произнести заклинание и немного подлечить самый глубокий порез на плече. Жрец согнулся, закашляв, и сплюнул. Пыль, набившаяся в рот, мешала дышать.

Когда он выпрямился, то увидел прямо перед собой темного эльфа, чья черная кожа блеснула в свете фонарика Кэддерли.

Луч света не застал Киммуриэля Облодру врасплох, хоть и больно ударил по глазам.

Умный жрец Денеир мгновенно связал все воедино. Он сделал определенные заключения из разговоров с Джарлаксом и наемным убийцей, кое-что ему поведали сущности низших уровней, так что появление еще одного темного эльфа хоть и было несколько неожиданным, все же не обескуражило его.

Их разделял всего десяток шагов, и так они и стояли, оценивая друг друга. Киммуриэль проник в разум жреца псионической силой, достаточной, чтобы сокрушить волю любого обычного человека.

Но Кэддерли Бонадьюс не был обычным человеком. Его общение с богом посредством, внутреннего гимна Денеиру было сродни ментальной практике псиоников и требовало жесточайшей дисциплины мысли.

Кэддерли не умел проецировать силу своего разума вовне, но мог прекрасно противостоять чуждым вторжениям, кроме того, он ясно понял, какого рода нападению подвергся.

Он стал прокручивать в голове мысли о хрустальном осколке и все, что ему было о нем известно.

Дроу повел рукой, прерывая контакт, и вынул меч, замерцавший в сумеречном коридоре. Часть своих псионических сил он использовал на то, чтобы придать себе физической мощи в бою.

Кэддерли ничего такого делать не стал. Он просто стоял, глядя на Киммуриэля, и понимающе улыбался. Единственное, чем он воспользовался, – чарами, позволявшими понимать язык дроу.

Дроу смотрел на него с любопытством и ждал объяснений.

– Тебе не меньше моего хочется, чтобы Креншинибона не стало, – пояснил жрец. – Ведь ты же псионик, проклятие кристалла, один из его самых ненавистных врагов.

Киммуриэль молчал, не сводя с него тяжелого взгляда.

– Что ты можешь знать об этом, жалкий человек? – проговорил он.

– Хрустальный осколок не долго будет мириться с тем, что ты жив, ты сам это знаешь.

– Думаешь, я пойду против Рай'ги и стану помогать человеку? – спросил темный эльф.

Кэддерли понятия не имел, кто такой Рай'ги, но решил, что это какой-то дроу, наделенный силой и положением.

– Тогда скройся, спасайся сам, – предложил жрец с таким невозмутимым спокойствием и уверенностью, что Киммуриэль вгляделся в него еще более пристально.

Кэддерли вновь почувствовал попытку псионического вторжения, но на сей раз позволил Киммуриэлю проникнуть в свое сознание и показал ему песнь Денеиру, чтобы тот сам убедился, насколько гармоничен этот поток несокрушимой силы, и понял, что любая схватка будет проиграна.

Дроу снова оборвал связь с его сознанием.

– Обычно я не так великодушен, темный эльф, – объявил Кэддерли, – но у меня сейчас есть более важные заботы. Ты не питаешь к Креншинибону никакой любви и, быть можете больше меня желаешь его уничтожения. Если же это не произойдет и кристалл останется у этого твоего товарища Рай'ги, то твоя смерть не за горами. Так помоги же мне уничтожить его. Если ты и твои соплеменники намерены вернуться на свою черную родину, я не стану мешать.

Киммуриэль некоторое время стоял безучастно, потом улыбнулся и качнул головой.

– Рай'ги – очень сильный противник, – заверил он, – тем более с Креншинибоном в руках.

И, не дожидаясь ответа, он взмахнул рукой и начал таять в воздухе. Став почти прозрачным, дроу повернулся и ушел через каменную стену.

Кэддерли выждал немного и лишь потом испустил вздох облегчения. Он действовал по наитию и откровенно блефовал. Он приготовил заклинания, пригодные для битвы с драконом, но не с темными эльфами. Мощь же этого неожиданного встречного оказалась очень велика, жрец успел это ясно ощутить.

Теперь он узнал имя другого темного эльфа, Рай'ги, так что его опасения подтвердились. Кэддерли, как и Джарлакс, довольно много знал о древнем кристалле и понимал, что, если бы дыхание Гефестуса разрушило его, у них не осталось бы в этом никаких сомнений. Теперь же нетрудно было догадаться, когда и как исчез Креншинибон. Так что надежда найти потерянных друзей сильно поблекла, когда он узнал, что где-то поблизости есть еще дроу, а над головой продолжает бушевать разъяренный красный дракон.

Кэддерли пошел вперед так быстро, как только мог, не рискуя привлечь к себе внимания, и вновь молча вознес гимн Денеиру, моля указать ему дорогу к Данике.

* * *
– Почему-то мне всегда приходится защищать тех, кого я больше всего презираю, – шепнул Энтрери Данике и сделал ей знак передвинуться.

Темные эльфы разделились. Один боец стал напротив женщины, Бергиньон и второй солдат направились к убийце. Но Бергиньон жестом приказал солдату отойти.

– Расправьтесь с женщиной, да поскорее, – приказал он на родном языке. – С этим я хочу биться один на один.

Энтрери переглянулся с Даникой и поднял два пальца вверх, одновременно показывая на двух дроу, приближавшихся к ней. Она мгновенно все поняла и кивнула. Ей надо попытаться занять на время обоих, пока Энтрери будет сражаться с Бэнром, хотя оба понимали, что долго ей не выдержать и ему придется поторопиться.

– Мне всегда было интересно, чем окончилась бы наша схватка с Дзиртом До'Урденом, – сказал Бергиньон убийце. – Теперь уж мне этого не узнать, но мы попробуем с тобой, ведь ты, говорят, ни в чем ему не уступаешь.

– Приятно слышать, что ты меня так высоко ценишь, трусливый сын Бэнр, – поклонился Энтрери.

Он понимал, что Бергиньона это разозлит, и отступил заранее. Дроу ринулся на него с таким неистовством, что убийца чуть не проиграл схватку еще до начала. Он отскочил и начал отступать, а выпады двух мечей дроу следовали один за другим: вниз, вниз, вверх, в живот. Энтрери три раза отпрыгивал, потом смог ударить своим мечом поперек клинков противника. Но перед ним был не какой-то деревенщина, не орк и не крысиный оборотень, а опытный, бывалый воин-дроу. Бергиньон продолжал давить на меч Энтрери клинком в левой руке, а правый быстро вывернул и ударил сверху.

Убийца в последний миг отбил его кинжалом. Ему удалось вывернуть руку и направить на Бергиньона острие Когтя Шарона. Он не сделал прямой выпад.

Бергиньон закрылся левым мечом, высвободил правый и ударил скрещенными клинками по мечу противника. Удерживая одним мечом Коготь Шарона, второй занес над головой противника для смертельного удара.

* * *
У Даники дела шли не лучше. Ей приходилось беспорядочно отбиваться, двигаясь быстро, как молния. Она пригибалась, уклонялась, падала на пол, вскакивала и бросалась в сторону, увертываясь от бесчисленных ударов мечей дроу. Сравниться с Бергиньоном эти двое, конечно, не могли, но все же они были темными эльфами, а по меркам поверхности даже самый заурядный из них был опасным противником. К тому же они привыкли биться в паре и дополняли друг друга с совершенно убийственной точностью, так что Даника даже не мечтала контратаковать, она могла только защищаться. Всякий раз, когда один дроу наносил удар и открывался, давая возможность ударить его, скажем, в колено, другой ее не подпускал.

Женщина уже начинала изнемогать, а они орудовали длинными мечами с той же дьявольской согласованностью. От каждого взмаха клинком, стоившего дроу всего лишь незначительного поворота запястья, ей приходилось уклоняться всем телом и от каждого выпада отскакивать назад.

Бросив быстрый взгляд в сторону Энтрери, она увидела, что он и третий дроу сражаются с остервенением, сталь звенит почти непрерывно, но темный эльф, кажется, побеждает. Даника поняла, что ей остается предпринять последнюю отчаянную попытку.

Она внезапно бросилась вперед, затем резко прянула влево, хотя до стены в эту сторону оставалось едва ли три шага. Видя, что деваться ей некуда, ближайший дроу метнулся следом и всадил в нее клинок, но попал… в пустоту.

Даника взбежала по стене, оттолкнулась и кувыркнулась на землю рядом с этим темным эльфом. Сразу присев, она стремительно крутнулась на месте, выбросив в сторону одну ногу, чтобы подсечь противника.

Будь он один, у нее бы это получилось, но его товарищ всадил один из мечей ей глубоко в бедро. Она закричала и отпрянула, тщетно пытаясь отбиться от врагов ногами.

И тут на нее опустилась сфера непроглядного мрака. Женщина прижалась спиной к камню и поняла, что деваться ей некуда.

* * *
Он бежал, а по пятам за ним следовал почти бесплотный Киммуриэль Облодра.

– Ищешь выход? – поинтересовался дроу.

– Друзей ищу, – ответил Кэддерли.

– Скорее всего, они уже за пределами горы, – предположил псионик, и Кэддерли вдруг замедлил шаг.

А действительно, разве Даника и дворфы не стали бы искать выход наружу? Жрецу хорошо было известно, что через нижние туннели можно выбраться на свет без особых сложностей, – он это выяснил еще перед путешествием. Правда, коридоры здесь сплетались в сплошной лабиринт, но достаточно было поплевать на палец и определить, откуда поступает воздух. Айвен и Пайкел легко выбрались бы из туннелей, а вот как Даника?

– Сюда кто-то идет, – предупредил дроу и, прижавшись к стене, замер так, что его не стало видно совсем, будто исчез.

Кэддерли понимал, что если это дроу, то Киммуриэль и пальцем не шевельнет, чтобы ему помочь, скорее даже присоединится к своим соплеменникам.

Однако едва он об этом подумал, как понял, что шаги принадлежат вовсе не скрытным темным эльфам, а кому-то гораздо более шумному и неуклюжему.

– Безмозглый ты ду-ид! – загрохотал знакомый голос. – Мало того, что в яму меня уронил, так там еще камней до черта!

– У-у-уй! – ответил Пайкел как раз в тот момент, когда они, показавшись из-за поворота, попали в свет фонарика жреца.

Айвен пронзительно вскрикнул и хотел сразу ринуться в бой, но брат удержал его и что-то шепнул на ухо.

– Э, да ты прав, – согласился желтобородый. – Проклятущие дроу свет не жалуют.

Кэддерли подошел к ним ближе.

– Где Даника?

Лица братьев, мгновенно посветлевшие было при виде жреца, сразу омрачились.

– Помогите мне ее найти! – попросил их Кэддерли и повернулся к Киммуриэлю.

Но того уже и след простыл. Видно, он решил, что новые спутники жреца – не лучшая для него компания, и исчез.

* * *
Занеся клинок, Бергиньон злорадно ухмыльнулся и с силой послал меч вперед. Но убийцы перед ним не оказалось!

Бергиньон начал лихорадочно соображать. Куда он мог деться? Его оружие на месте, а его самого нет. Где он?

Где находится противник и что случилось, он понял только по движению, когда Энтрери высвободил свои клинки. В тот самый миг, когда Бергиньон заносил меч, Энтрери подался вперед, пригнулся и использовал лезвие меча дроу как визуальный заслон.

Бергиньон про себя оценил хитрый ход, не зря же этого человека считали равным Дзирту До'Урдену… и в этот миг почувствовал, как между лопаток вонзается кинжал.

– Не надо было отсылать своего прихвостня, – прошептал Энтрери на ухо умирающему Бергиньону. – Тогда не сдох бы в одиночку.

Убийца выдернул кинжал и повернулся посмотреть, как дела у женщины. Он видел, что ее ранили, видел, как она поспешно отступала и как сфера мрака накрыла ее.

Энтрери невольно вздрогнул, увидев, что оба дроу, выставив мечи, одновременно ринулись на Данику с двух сторон. А он был слишком далеко, чтобы успеть прийти ей на помощь.

* * *
Единственное, что успела заметить Даника, прежде чем на нее опустилась чернота, – дроу справа прыгнул в ее сторону.

Второй, как она предполагала, бросится слева, но наверняка как можно ближе к первому, чтобы не дать ей проскользнуть между ними.

Пути вправо, влево и вперед были отрезаны, а спиной она упиралась в стену.

Похоже, ее сейчас убьют.

Отчаяние придало ей сил и притупило боль в раненом бедре. Даника подпрыгнула вверх, поджав ноги.

Она, конечно, не могла видеть, как одновременно две пары мечей рассекли воздух там, где она только что стояла. Даника почувствовала ветерок, поднятый ими. Падая вниз, она с силой, резко выбросила обе ноги в стороны.

Стоявшему справа дроу она лопала в лоб, а второму – в горло. Оба отлетели назад, а она, четко приземлившись, сделала кувырок и вылетела из мрака. Вскочив и обернувшись, женщина увидела, что тот дроу, которому она попала в лоб, пошатываясь пятится от черной сферы, а снаружи его уже поджидает Артемис Энтрери.

Дроу вдруг страшно дернулся, и сверкающий меч убийцы вышел у него из груди. Энтрери не стал сразу выдергивать Коготь Шарона, дав ему возможность проявить свою дьявольскую силу. Лицо темного эльфа задымилось, почернело еще больше, кожа съежилась и сползла с черепа.

Даника отвернулась и смотрела на черную сферу, ожидая, что из нее вот-вот появится и второй дроу. Кровь хлестала из ее раны, силы стремительно убывали.

Секунду спустя она с большим облегчением услышала булькающий звук – последний вздох умирающего темного эльфа, которому она проломила гортань. Однако это приятное чувство длилось всего мгновение.

Стоять она больше не могла и вот-вот потеряет сознание.

А рядом, живой и невредимый, стоял Артемис Энтрери, которого другом никак не назовешь.

* * *
Яраскрик понял, что ему не справиться. Волшебные силы Рай'ги в сочетании с ментальным давлением Креншинибона значительно превосходили его возможности. Он даже не мог как следует сосредоточиться, чтобы просто, пройти сквозь толщу камня и избавиться от вязкой гадости, не позволявшей шевельнуться.

– Сдавайся! – потребовал чародей. – Тебе от нас не уйти. Если поклянешься в верности нам, поверим тебе на слово, – продолжал он, не подозревая, что за его спиной неслышно, как призрак, мелькнул некто и что-то поднял с пола. – Если солжешь, Креншинибон это поймет, а присягнешь честно – будешь вознагражден!

Его слова, беззвучно повторенные Креншинибоном, эхом отдались в мозгу иллитида. Перед ним стоял выбор: либо принести клятву верности ненавистному всем проницателям разума осколку, либо расстаться с жизнью. И о том и о другом не хотелось даже думать. Надежды на победу нет, на побег тоже. Рай'ги взорвет его тело, а кристалл расплавит мозг.

«Сдаюсь», – мысленно сообщил иллитид обоим противникам.

Рай'ги прислушался к Креншинибону. Тот заверил его, что урод искренен.

– Вот и правильно, – похвалил он иллитида. – Было бы жаль убивать тебя, ведь ты можешь стать выгодным приобретением для моего войска, через тебя можно установить связь с твоим могущественным народом.

– Мой народ ненавидит Креншинибон и не станет слушать его, – пробулькал иллитид.

– Но ведь ты изменил свое мнение, – проговорил Рай’ги, освобождая иллитида от клея. – Ты же теперь понимаешь, какова ценность кристалла.

– Да, он ведет к неминуемой смерти, – Сказал Яраскрик, неуклюже поднимаясь.

– Так-так, а вот и мой неверный помощник, – раздался вдруг голос. Обернувшись, Рай’ги и иллитид увидели Джарлакса, вжавшегося в небольшую нишу чуть выше на стене.

Чародей зарычал и мысленно приказал кристаллу уничтожить прежнего хозяина. Но додумать мысль он не успел, потому что волшебный фонарь загорелся вновь и его свет упал на Креншинибон.

Рай'ги просто взвыл:

– Так просто тебе со мной не справиться! Ты уже видел моего нового друга? – прокричал он, простирая руку к Яраскрику.

– Да, я восхищен, – признал Джарлакс, прикасаясь в знак уважения к полям шляпы. – А ты моего? – поинтересовался он в свою очередь, поглядев куда-то в глубь туннеля.

Еще не повернувшись в ту сторону, Рай'ги понял, что он там увидит, и судорожно сглотнул. Он начал неистово размахивать руками, надеясь хоть как-то оградить себя силой магии.

Пользуясь врожденными способностями каждого дроу, Джарлакс заключил Рай'ги и иллитида в сферу мрака за миг до того, как их опалило испепеляющее дыхание Гефестуса.

Вжавшись в нишу, наемник заслонил глаза от столба рыжего пламени, осветившего подземный туннель и пропавшего в черной сфере.

Послышался резкий свистящий звук, и сфера исчезла. Туннель вновь наполнился обычным сумраком, лишь свечение драконьей чешуи слегка озаряло его. Затем свет усилился тысячекратно, будто само солнце спустилось под землю.

Джарлакс понял, что это Креншинибон. Дыхание дракона сделало свое дело, и заключавшаяся в кристалле энергия вырвалась наружу. За миг до того, как свечение стало невыносимым, дроу успел разглядеть изумленную морду чудовища, опаленное тело своего недавнего приближенного и совершенно дикий вид Яраскрика. Когда дракон дохнул, тот попытался уйти сквозь камень, но, пожалуй, зря это сделал, потому что скальная порода вскипела там, где ее коснулось огненное дыхание.

Больше выносить сияние наемник не мог.

– Отличный выстрел… то есть выдох, – похвалил он дракона.

А потом развернулся, протиснулся в разлом в стене ниши и бросился бежать, не теряя ни секунды. Новый чудовищный выдох расплавил саму нишу, и пламя понеслось вслед мчавшемуся стрелой Джарлаксу.

Он мчался без остановки, а вокруг разливался нестерпимо яркий свет. Энергия Креншинибона заполняла собой все. Вскоре Джарлакс понял, что выход на поверхность совсем рядом, и воспользовался своим волшебным лоскутком. Бросив его на каменную стену перед собой, он через образовавшееся отверстие выбрался наружу, в сумерки.

Все вокруг мгновенно осветилось, будто внезапно взошло солнце. Из отверстия лился нестерпимо яркий свет. Джарлакс быстро отлепил лоскуток и запечатал дыру, тогда снова опустились сумерки, только из горы то тут, то там вырывались лучи света.

– Даника! – раздался за его спиной почти безумный вопль. – Где Даника?

Джарлакс обернулся и увидел, что к нему несутся Кэддерли и парочка нелепых братьев-дворфов.

– Она прыгнула вслед за Энтрери, – успокоительно заверил Джарлакс. – Лучшего соратника не найти.

– Бум! – изрек Пайкел Валуноплечий.

– А чей-то за свет? – добавил Айвен.

Джарлакс поглядел на гору, с деланным безразличием повел плечами и сказал Кэддерли:

– Похоже, ты оказался прав, и твой способ избавиться от хрустального осколка сработал.

Он улыбался, но лицо жреца осталось хмурым. Он смотрел назад, сходя с ума от страха за любимую жену.

Глава 25 Свет в конце туннеля

Гефестус был очень умным драконом, он знал много заклинаний, около десятка языков и разгромил за свою жизнь множество врагов. Много веков уже жил он на свете, копя мудрость, как все драконы, поэтому сразу понял, что смотреть на сияние освобожденной энергии Креншинибона нельзя.

Но оторваться от созерцания этой чистейшей необузданной мощи, равной которой он не видел за всю свою жизнь, дракон не смог.

Пораженный, он глядел, как от нестерпимо светившегося осколка отделился призрачный скелет, потом другой, за ним еще, пока наконец все семь личей не собрались вокруг кристалла и не заплясали, как плясали вокруг Креншинибона в день его творения.

Затем один за другим они растворились и пропали.

Дракон изумленно наблюдал, как из кристалла выплыл еще один силуэт. То был человек, подавленный печалью и скорбью. Душа давно умершего шейха села на пол, скорбно опустив глаза. Его окружала аура такого глубокого горя и безнадежности, что это тронуло даже холодное сердце Гефестуса Беспощадного.

Но и этот призрак вскоре исчез, и свет Креншинибона стал меркнуть.

Только тогда старый красный дракон понял, что он натворил, – нестерпимое сияние лишило его зрения.

И тогда чудовище взревело – что это был за рев! Дракона душили бессильные гнев и ярость, страх и сожаление – ведь теперь он не мог выйти за пределы логова, чтобы настичь коварных злодеев, принесших ему этот проклятый кристалл, и вообще не может выбраться в открытый мир, где без глаз ему просто не выжить.

Чутье подсказало старому дракону, что он уничтожил того дроу и иллитида, что стояли рядом с кристаллом. Порадовавшись этому и понимая, что больше никаких радостей этот день не принесет, гигантская рептилия направилась в громадный зал, размещавшийся позади его «спальни» и скрытый чарами от посторонних глаз. Там дракон хранил свои бесценные сокровища, груды золота, драгоценных камней и побрякушек, и вход сюда был лишь один.

Гефестус. хоть и был вне себя, сознавал, что не может ничего предпринять, поэтому снова свернулся, намереваясь погрузиться в целительный сон среди своих сокровищ, надеясь, что несколько лет сна излечат его сожженные глаза. Он будет смотреть чудесные сны о том, как истребит проклятых пришельцев, а пробудившись, направит все усилия на то, чтобы избавиться от слепоты, если дремота не принесет желанного исцеления.

* * *
Увидев, как кто-то выскочил из чрева горы, Кэддерли чуть не подскочил от радости, но, вглядевшись, понял, что к нему бежит Артемис Энтрери и на плечах несет окровавленную и недвижимую женщину. У бедного жреца сердце оборвалось.

– Что ты с ней сделал? – взревел Айвен и ринулся вперед, однако с удивлением обнаружил, что двигается очень медленно, словно во сне. Оглянувшись на Пайкела, он увидел, что и тот передвигается с какой-то неестественной медлительностью.

– Не надо горячиться, – вмешался Джарлакс, – Данику ранил не Энтрери.

– А тебе почем знать? – крикнул Айвен.

– Иначе он бы оставил ее умирать там, внутри горы, – сказал дроу, и вспыльчивые братья, сочтя довод разумным, немного поостыли.

Зато Кэддерли бросился навстречу убийце. На него Джарлакс не наложил заклинание, потому что в тот момент он стоял спокойно. Энтрери немного пригнулся, опуская Данику на землю и поддерживая ее.

– Удар клинка дроу, – сказал он жрецу, когда тот опустился на колени около жены.

Кэддерли, не теряя ни секунды, мысленно погрузился в гимн Денеиру, стремясь впитать в себя как можно больше целительных сил. Он с облегчением понял, что раны его любимой не смертельны, она поправится, и довольно скоро.

Подошли и братья Валуноплечие вместе с Джарлаксом. Кэддерли глянул на дворфов, улыбнулся им и подмигнул, а затем вопросительно посмотрел на убийцу.

– Благодаря ей я спасся в туннелях, – неохотно пояснил Энтрери. – А я не люблю оставаться в долгу, – И он пошел прочь, ни разу не оглянувшись.

* * *
Кэддерли со спутниками, включая Данику, нагнали Энтрери и Джарлакса в этот же день. Всем уже было ясно, что Гефестус не станет их преследовать.

– Мы собираемся вернуться в Парящий Дух с помощью тех же чар, что перенесли нас сюда, – оповестил их жрец, – Я подумал, что будет невежливо не предложить доставить вас обратно.

Джарлакс посмотрел на него с любопытством.

– Без обмана, – заверил Кэддерли подозрительного дроу. – Я вам не судья, потому что с тех пор, как вы появились на моей земле, все ваши действия были достойны восхищения. Однако я предупреждаю вас обоих, что не потерплю…

– А с чего бы нам вдруг возвращаться в твой храм? – оборвал его Энтрери. – Что мы забыли в этом прибежище лицемерия?

Кэддерли хотел ответить – о, как он хотел ответить! Ему хотелось накричать на него, припугнуть, обратить в свою веру, уничтожить – сделать хоть что-то, чтобы пробить неприступную стену отрицания вокруг этого человека. Но он не промолвил ни слова. В самом деле, что этой парочке делать в Парящем Духе?

Если бы они хотели очистить свои души, изменить жизнь, в храме они обрели бы многое. Кто знает, может, в отдаленном будущем они изменятся, учитывая то, как Энтрери поступил с Даникой. Но сейчас одного взгляда на Энтрери и Джарлакса было достаточно, чтобы увериться: в Парящем Духе, Каррадуне, лесу Шилмиста и близлежащих горах Снежные Хлопья будет спокойнее, если эти двое пойдут своей дорогой.

– Что ж, тогда прощайте, – сказал жрец, притронувшись к шляпе. – По крайней мере, тебе, Артемис Энтрери, выпала возможность совершить единственный благородный поступок за всю твою никчемную жизнь. – И он пошел дальше, а за ним Айвен и Пайкел.

Даника немного задержалась и, пристально глядя на убийцу, сказала:

– Я благодарна тебе за то, что ты спас меня, когда я обессилела от раны, но это не помешает мне при случае завершить то, что мы начали там, под логовом Гефестуса.

Убийца хотел было спросить, на какое завершение она надеется, но лишь усмехнулся и пожал плечами, когда женщина прошла мимо.

– Это что, новый соперник Артемиса Энтрери? – осведомился Джарлакс, когда вся четверка отбыла. – Вместо Дзирта До'Урдена?

– Едва ли.

– А что, она того не стоит?

Энтрери только повел плечом – говорить об этом ему было неинтересно.

Джарлакс рассмеялся.

– Налицо некоторый рост, – заявил дроу.

– Предупреждаю, впредь я не потерплю твоих шуточек.

Джарлакс рассмеялся еще громче.

– Это значит, что ты пока не намерен расставаться со мной.

Энтрери смерил его тяжелым взглядом.

– Что ж, чудесно, – беззаботно продолжал Джарлакс, принимая молчание за согласие. – Но учти, если ты меня разозлишь, придется тебя убить.

– Тебе будет сложно сделать это из могилы, – отозвался убийца.

Джарлакс улыбнулся.

– Когда я был молод, – начал рассказывать он, – один мой друг, боевой наставник, который считал меня лучшим воином, чем он сам, – хотя, по правде, в тот единственный раз, когда я победил его, мне просто повезло, мастерство там было ни при чем, – так вот, он как-то сказал мне, что наконец нашел ребенка, который станет равен ему, а может, и превзойдет. Говорил, что в мальчике скрыт талант воина, равного которому он раньше не встречал. Звали этого наставника Закнафейн – ты, возможно, слыхал о нем.

Энтрери покачал головой.

– Так вот, юный воин, о котором он говорил, был не кто иной, как Дзирт До’Урден, – усмехнулся Джарлакс.

Убийца изо всех сил постарался не выдать своих чувств, но все же не смог полностью скрыть изумления, и Джарлакс это, конечно, подметил.

– И что же, предсказание этого Закнафейна сбылось? – спросил убийца.

– А даже если так, что за дело Артемису Энтрери? – лукаво поинтересовался дроу. – Или, померившись силой с Джарлаксом, ты бы что-то для себя уяснил? Считаешь, что можешь равняться с Дзиртом До'Урденом? – И, выждав немного, задал главный вопрос: – Ты веришь, что на самом деле одолел Дзирта?

Энтрери посмотрел на наемника долгим свинцовым взглядом, но потом черты его лица смягчились.

– А это имеет какое-то значение? – спросил он.

Именно это Джарлакс и надеялся услышать от своего спутника, с которым, как он думал, они теперь долго не расстанутся.

– У нас еще есть незаконченные дела, – сказал вдруг дроу, резко меняя тему. – Здесь крутятся несколько наших старых знакомых, они перепуганы и озлоблены, но их предводитель пока не спешит уходить.

Энтрери не стал ни о чем спрашивать, а молча пошел вслед за наемником, обходя большой скалистый выступ. За ним он увидел тех, о ком говорил Джарлакс, и даже отступил на шаг. Три темных эльфа под началом псионика Киммуриэля. Энтрери сжал эфесы своих клинков. Наемник прошел вперед и заговорил с Киммуриэлем на родном языке, но большую часть разговора убийца понял.

– Будем драться? – спросил псионик, едва бывший главарь подошел к нему.

– Рай’ги мертв, хрустальный осколок уничтожен, – ответил Джарлакс. – Из-за чего нам драться?

Энтрери заметил, что Киммуриэль даже в лице не изменился, услышав эти новости.

– Хотя ты, наверное, уже вкусил сладость власти, да? – со смешком спросил Джарлакс. – Теперь ведь ты один во главе Бреган Д'эрт, все решаешь сам. Наверное, не очень-то хочется уступать место?

Киммуриэль готов был возразить – Энтрери казалось, что псионик не хочет ссориться с Джарлаксом, – но бывший главарь наемников почему-то прервал его, не дав и слова вымолвить.

– Что ж, прекрасно! – патетично воскликнул Джарлакс. – Мне не хочется снова сражаться, Киммуриэль. Кроме того, я же понимаю, что мои опрометчивые действия в последнее время многих в Бреган Д'эрт настроили против меня, так что вряд ли могу отыграть все назад.

– Ты что же, сдаешься? – с сомнением спросил Киммуриэль. Его, а также стоявших позади него солдат, миролюбивые слова бывшего главаря насторожили гораздо больше, чем угрозы.

– Да нет, пожалуй, – хохотнул Джарлакс. – И предупреждаю, если ты станешь бороться против меня или же следить за мной и пытаться выяснить, где я нахожусь, нам действительно придется сразиться, чтобы ты доказал, что по праву занял мое место.

Энтрери напряженно вслушивался, решив, что что-то пропустил или неправильно понял.

Киммуриэль хотелчто-то сказать, запнулся и только вздохнул.

– Руководи Бреган Д'эрт хорошо, – пригрозил Джарлакс. – В один прекрасный день я вернусь, и тогда тебе придется уступить мне часть власти. И я надеюсь, что найду свою банду такой же сильной, какой передаю ее тебе сейчас. – Потом обратился к солдатам: – Служите ему с честью.

– Если ты вернешься к нам, это будет не в Калимпорте и нигде на этой проклятой поверхности, – сказал псионик. – Я иду домой, Джарлакс, в темные пещеры, там наше место. – А ты? – спросил он, когда бывший главарь согласно кивнул.

Джарлакс только пожал плечами и снова улыбнулся.

– Я пока еще не все здесь повидал.

Киммуриэль молча глядел на него, но, судя по всему, так ничего и не понял. Затем псионик щелкнул пальцами и силой мысли распахнул межуровневый переход, в котором скрылись он сам и трое его сопровождающих.

– Но почему? – спросил Энтрери, подходя ближе к своему непредсказуемому спутнику.

– Что почему?

– Ты же мог вернуться вместе с ними, – пояснил убийца, – хотя я никогда бы за тобой не последовал. А ты решил остаться и уступить руководство бандой. Почему ты отказался от всего?

Джарлакс помолчал задумавшись. А потом со смехом повторил слова Энтрери, сказанные в сходных обстоятельствах:

– Может, я ненавижу дроу больше, чем людей. Артемис Энтрери чуть не упал. Он даже думать не хотел, откуда Джарлаксу стало известно, что он это говорил.

Эпилог

Много дней Джарлакс и Энтрери блуждали по окрестностям и, наконец, набрели на городок, где жители слышали о Дзирте До'Урдене и спокойно приняли вранье бывшего главаря наемников.

В захудалой, довольно обшарпанной таверне Артемис Энтрери обнаружил объявление, которое показалось ему довольно заманчивым в их нынешнем положении.

– Набирают наемников? – удивленно спросил Джарлакс, когда Энтрери показал ему листок. Дроу сидел в уголке, привалившись спиной к стене, и потягивал вино. – Власти или кто?

– Не знаю, – ответил Энтрери, усаживаясь на стул по другую сторону стола. – По-моему, какая разница, кто они, поборники справедливости или нет?

– Правда? – криво ухмыльнувшись, спросил Джарлакс, явно не поверив. – Тогда ради чего ты вынес Данику из туннелей?

– Ради того, чтобы не иметь врага в лице ее мужа, – холодно ответил убийца.

– А может, это было нечто иное, – предположил темный эльф. – Может, Артемису Энтрери просто жаль было оставить бедную беззащитную женщину во тьме на верную смерть.

Энтрери равнодушно пожал плечами.

– Наверное, многие жертвы Артемиса Энтрери удивились бы, – не отступал Джарлакс.

– А многие ли жертвы Артемиса Энтрери заслуживали лучшей участи, чем та, которую нашли? – парировал убийца.

Вот оно, оправдание. Дроу, всю жизнь проведший в мире гораздо более жестоком и враждебном, чем Энтрери, не мог с ним не согласиться. Но все-таки действия наемного убийцы не слишком вязались с его словами.

– Так тебя теперь называть Артемисом Сострадательным? – спросил Джарлакс. Энтрери замер, а потом сказал:

– Может быть. – И добавил: – И если ты продолжишь нести чушь, я, вероятно, проявлю некоторое сострадание и убью тебя быстро. А может, и нет.

Джарлакс от души расхохотался – слишком уж нелепой представлялась ему жизнь, которая открывалась перед ними. Понимая, что к угрозам Энтрери не стоит относиться с пренебрежением, он при этом верил ему, как родному брату.

Хотя Джарлакс Бэнр, третий сын Матери Бэнр, когда-то родной матерью и единокровными братьями и сестрами приговоренный к тому, чтобы быть принесенным в жертву Ллос, никогда не стал бы верить родному брату.

Заклятие короля-колдуна

Как убить короля-колдуна

Клинок святого короля

Блеснул в полночной мгле,

И плоть распалась колдуна,

Развеявшись по земле.

Победы песнь звучит в сердцах,

И радость бьет ключом,

Разбит Женги презренный прах

Гаретовым мечом.

Но тот не может умереть,

В ком жизни нет давно.

Клинком стальным не победить

Сил мрака колдовство.

Гарета меч рассек лишь тлен,

Лишь оболочку зла.

По миру разлетелись вширь

Частицы колдуна.

Слушайте, дети, что мать говорит:

Бойтесь отстать от отца.

Осколок Женги за всяким следит,

Но нет у него лица.

Пролог

Короткими частыми шагами он пытался продвинуться вперед и при этом не упасть. Удержаться на ногах на скользком, смазанном каким-то жиром полу наклонного коридора – дело само по себе непростое, а у бедняги вдобавок на левой ноге был длинный глубокий порез, вокруг которого расплылось кровавое пятно.

Артемис Энтрери стукнулся о стену справа и покатился вдоль нее, даже не пытаясь остановиться, боясь, что личи заметит его. А этого ему хотелось меньше всего.

После очередного разворота он уперся руками в стену, оттолкнулся и наискосок проскочил в узкий проход. За спиной взревело пламя и раздался нарочитый смех Джарлакса, его спутника-дроу. Энтрери понимал, что самоуверенный темный эльф хочет позлить их преследователя, но даже наемника этот смех не мог обмануть: за ним скрывались лишь растерянность и страх.

За те несколько месяцев, что они провели вместе, Энтрери почти никогда не замечал в сдержанном и всегда собранном темном эльфе признаков беспокойства. Однако сейчас он нутром чуял, как растерян Джарлакс, и это лишь усилило его собственный страх.

Отсвет последнего факела давно уже остался позади, но внезапная яркая вспышка за его спиной озарила продолжение коридора перед ним, и Энтрери увидел, что футах в десяти от него проход резко сворачивает вправо. При свете вспышки он успел рассмотреть этот боковой ход – свою единственную надежду, поскольку стена впереди была утыкана длинными шипами.

Энтрери ринулся к левой стене и покатился вдоль нее. По ходу ему удалось сунуть в ножны свой знаменитый кинжал, усыпанный самоцветами, а мгновение спустя убрать в ножны и меч, Коготь Шарона. Теперь руки были свободны, и маневрировать стало удобнее. Пол был такой скользкий, что даже с Великого Ледника спускаться было бы проще, зато стены сделаны из простого цельного камня. После каждого разворота, когда ноги разъезжались и скользили, он отчаянно цеплялся за них. Энтрери быстро приближался к концу коридора со смертельной ловушкой.

Грохот нового взрыва прокатился по зданию, и убийца закричал. Точно просчитав выход из очередного кувырка, он изо всех сил оттолкнулся от стены, повернулся и бросился к боковому ходу. Едва его ноги коснулись пола, он запнулся, поскольку волшебной «смазки» здесь уже не было. Артемис схватился за угол и с трудом удержался, прижавшись лицом к стене. Краем глаза он заметил в тусклом свете страшные зазубренные острия, на которые чуть не напоролся.

Чтобы выяснить, что делается в коридоре, Энтрери осторожно выглянул из-за угла и чуть не вскрикнул от неожиданности, увидев силуэт промелькнувшего мимо товарища. Он попытался схватить Джарлакса, но не успел: дроу летел прямо на торчащие из стены шипы.

Однако темный эльф не наскочил на них. Каким-то непостижимым образом он притормозил, рванул влево и ударился о стену напротив Энтрери. Убийца попытался дотянуться до него, но мгновенно спрятался за угол: ослепительная бело-голубая молния сверкнула между ними и, ударившись в глухую стену, рассыпалась жгучими искрами, обломав несколько шипов.

До Энтрери донесся жуткий хохот личи, нежити, похожей на скелет, покрытый клочьями полуистлевшей кожи. С трудом поборов желание бежать сломя голову дальше по коридору, он застонал от отчаяния.

– Так и знал, что из-за тебя я сдохну! – бросил он Джарлаксу и, дрожа от ярости, выскочил на самую середину центрального скользкого коридора. – Ну, иди ко мне, отродье Женги! – вскричал Энтрери.

Личи, в развевающихся за спиной черных лохмотьях, возник перед ним, скаля безгубый череп.

Энтрери взялся за меч, но, едва личи протянул к нему костлявые пальцы, заслонился рукой в волшебной перчатке. Очередная вспышка озарила тьму, и убийца вновь закричал – от ярости, отчаяния и испуга одновременно.

Казалось, на него налетел порыв жаркого, жгучего ветра. Энергия колоссальной мощи бушевала вокруг и внутри его. Энтрери упал на колени, но даже не заметил этого. Его отбросило к стене, и он едва не напоролся на острые шипы, но даже не успел понять это. Он тянул вперед трясущуюся руку, и белые и голубые искры, вихрясь, исчезали в волшебной перчатке.

Но для убийцы все было как в тумане, он лишь стискивал челюсти с такой силой, что даже кричать не мог. Перед глазами плясали разноцветные пятна, волнами накатывала тошнота.

До него доносился гогот личи.

Энтрери почти неосознанно оторвался от стены и сделал шаг туда, где коридор сворачивал. Упершись одной ногой в обычный, шершавый пол, он выхватил меч и, по-прежнему почти ничего не видя, оттолкнулся, пару раз неуверенно шагнул, а потом прыгнул вперед и взмахнул Когтем Шарона, совершенно не представляя, где находится личи.

А тот оказался совсем рядом.

Черное лезвие, вобравшее через волшебную перчатку энергию молнии, опустилось, окруженное облаком искр, и высвободило переданную ему силу.

Личи, изумленный столь скорым натиском противника, загородился костлявой рукой, и Коготь Шарона отсек ее у локтя. Энтрери мог бы уничтожить личи, но первым же ударом меча выпустил на волю всю накопленную энергию.

Новой взрывной волной его отбросило обратно по скользкому полу, он стукнулся о стену и сполз вниз.

Хоть и с трудом соображая, он все же стал шарить по полу в поисках меча, все время слыша пронзительный крик личи. Сжав в ладони рукоять Когтя Шарона, он поднял взгляд и успел лишь заметить удаляющийся скелет в объятом пламенем плаще.

– Джарлакс! – окликнул Энтрери, оглядываясь туда, где ожидал увидеть прижавшегося к стене дроу.

Однако там никого не было, и убийца, напрягая зрение, вгляделся в сумрак, готовясь увидеть обугленный труп.

Но Джарлакса не было нигде. Он… исчез.

Не сводя глаз со стены, Энтрери осторожно продвигался к повороту. Но едва он почувствовал надежную почву под ногами, как чуть не подпрыгнул, заметив два красных глаза, следящих за ним из противоположной стены.

– Молодец, – похвалил дроу, и его лицо обрисовалось в толще камня, как бы выдавившись изнутри стены.

Энтрери замер, пораженный: Джарлакс вошел в камень, как будто это была тягучая паста. Хотя поражаться на самом деле было нечему – у хитрого дроу всегда оказывался в запасе какой-нибудь фокус.

Послышался громкий щелчок, и Энтрери снова перевел взгляд вглубь коридора. Он сразу понял, что это открылся запор на двери в самом начале пологого спуска – именно там они столкнулись с личи и он погнался за ними. Низкий глухой гул потряс стены и пол.

– Вытащи меня отсюда, – попросил Джарлакс со странным бульканьем, как будто камень был жидким и затекал ему в рот. Высвободив одну руку, он протянул ее к Энтрери.

Гул постепенно превращался в грохот, и убийца снова выглянул в коридор.

Оттуда надвигалось нечто страшное.

Он потянул Джарлакса к себе, но тот, как ни странно, вдруг стал вырываться.

– Нет, – запротестовал он.

Энтрери оглянулся и застыл, вытаращив глаза. По наклонному полу слегка изгибавшегося коридора прямо на него, грохоча, катился железный шар размером примерно в половину человеческого роста.

Пока убийца размышлял, как ловчее уклониться, шар прямо на глазах увеличился в два раза и заполнил собой все пространство коридора.

Невольно вскрикнув, Энтрери отступил дальше за поворот, споткнулся, упал и обернулся к Джарлаксу. Тот опять целиком ушел в каменную стену, но убийце уже некогда было думать, сможет ли его приятель спастись.

Он отвернулся, поднялся на подгибающихся ногах и припустил что было духу.

Когда громадный шар с грохотом столкнулся со стеной, Энтрери снова упал на колени. Оглянувшись, он увидел, что чудовищный снаряд, потеряв скорость от удара, не остановился, а покатился в его сторону, снова постепенно разгоняясь.

Энтрери сначала рванул вперед на четвереньках, проклиная Джарлакса, который втянул его во все это, а потом вскочил и помчался стрелой. Расстояние между ним и шаром увеличилось, но он прекрасно понимал, что надолго сохранить преимущество ему не удастся. Шар с каждым мгновением набирал скорость, а наклонный коридор, вившийся вокруг башни, был очень-очень длинным.

Артемис мчался, лихорадочно ища путь к спасению. На ходу он толкал плечом каждую встречную дверь, хотя и подозревал, что все они надежно заперты. Он высматривал места, где свод повышался, надеясь, что, взобравшись туда, переждет, пока шар пронесется мимо. Но таких мест ему не попадалось.

Он обернулся, проверяя, на какую стену заваливается шар, думая проскользнуть в свободное пространство у противоположной, но, к своему изумлению, обнаружил, что шар вырос еще больше и снова заполняет собой весь проход, боками почти царапая камень стен.

Ничего не оставалось, как бежать.

От вибрации страшно болели челюсти. Каждый удар железного шара о камень пронимал до мозга костей и отдавался во всех клеточках тела Джарлакса, замершего внутри стены.

Перед глазами была лишь глухая чернота, но вскоре шар прокатился за поворот и стал удаляться, и Джарлакс облегченно вздохнул. Кажется, обошлось, но теперь, пожалуй, придется подыскивать нового компаньона.

Он хотел уже выйти наружу, как замер, услышав знакомый хриплый хохот.

Личи остановился прямо перед ним, и дроу хорошо видел его сквозь тонкий слой камня. Он застыл, боясь даже дышать.

Однако личи и не смотрел в его сторону. Заливаясь торжествующим смехом, он следил за тем, что происходило в глубине коридора. Вскоре нежить, к величайшему облегчению Джарлакса, унеслась по воздуху.

Темный эльф подумал сперва, не пройти ли ему каменную башню насквозь, а затем опуститься к ее подножию, используя умение левитировать, и убраться восвояси. Однако он тут же сообразил, что личи серьезно пострадал в схватке с Энтрери, и тогда ему в голову пришла другая мысль.

В конце концов, он пришел сюда в надежде завладеть сокровищем, поэтому негоже уходить с пустыми руками.

Он подождал, когда нежить скроется за изгибом коридора, и начал выбираться.

Это наверняка иллюзия, не переставал убеждать самого себя Артемис Энтрери. Железные шары не растут, если рассуждать здраво, а значит, что еще это может быть? Но по ощущению, звуку, форме этот шар казался таким настоящим. Неужели иллюзия может с такой достоверностью воспроизводить реальность?

Энтрери знал, что для победы над иллюзией необходимо целиком и полностью отрицать ее и в мыслях и в чувствах, настроить себя так, как если бы ее не было вовсе. Однако, в который раз оглянувшись, он понял, что это невозможно.

Убийца пытался не прислушиваться к громовому грохоту за спиной. Пригнув голову, он мчался вперед, припоминая во всех подробностях коридор впереди. В двери он уже и не пробовал толкаться, все равно все заперты, зачем только зря терять время?

На ходу он сорвал с плеча небольшой мешок и вынул из него гладкий шнур с крюком. Мешок он швырнул назад в какой-то дикой надежде, что это, быть может, чуть приостановит движение чудовищного шара.

Этого, конечно, не случилось. Шар расплющил мешок со всем содержимым.

Заставив себя не думать о настигающем сзади кошмаре, Энтрери торопливо перебирал шнур в руках, отмеряя его длину и стараясь представить, хватит ли ее для того места в коридоре, которое он наметил.

Пол под ним дрожал. Каждый шаг мог оказаться последним, и тогда после него останется лишь мокрое место.

Джарлакс как-то заметил невзначай, что человека может убить даже иллюзия, если он в нее поверит.

А Энтрери верил.

Инстинктивно он понимал, что сейчас самое время рухнуть на пол, откатиться в сторону и молить всех богов, чтобы между круглым боком железной громадины и углом коридора оказалось достаточно пространства, чтобы втиснуться человеку. Однако решиться на это он никак не мог, поэтому быстро выкинул подобные мысли из головы и сосредоточился на возможности, которая должна была представиться впереди.

Энтрери мчался сломя голову. Вот он обогнул очередной поворот, шар несся следом. Он добежал до места, где вместо стены справа начинались перила высотой до пояса. Галерея протянулась по всему внутреннему периметру круглой башни, и с нее открывался вид на центральный холл внизу.

Брошенный умелой рукой, крюк мелькнул в воздухе и зацепился за большую люстру в холле.

Энтрери же продолжал бежать во весь опор, потому что промедление означало бы верную смерть. Убийца крепко держал руками шнур в том месте, где отметил, и, когда он натянулся, Энтрери рвануло вверх и вправо. Он перелетел через ограждение как раз в тот миг, когда грохочущий шар прокатился мимо. Он даже чуть задел плечо Энтрери, который повис на веревке, описывая круги.

Вывернув шею, убийца наблюдал, как шар катится вниз, громыхая на поворотах, но потом его внимание привлек зловещий треск, раздавшийся над головой.

Он стал торопливо распутывать оставшийся моток, чтобы бросить веревку на пол, а потом поспешно заскользил по ней. Но почти сразу Энтрери почувствовал рывок, потом еще, и хрустальная люстра полетела вниз.

А он вместе с ней.

Дверь была чуть приоткрыта. Хотя, учитывая, сколько ловушек приготовил «хозяин» на подступах к ней, вряд ли ему нужно было остерегаться, что незваные гости смогут сюда проникнуть. Все же дроу достал волшебную палочку и взмахнул ею. И дверь, и косяки засветились ровным голубым светом, что означало, что никакой новой коварной западни, будь то обычная или магическая, здесь можно не опасаться.

Джарлакс ловко проскользнул внутрь.

Полукруглая комната, размещенная в самом верхнем этаже башни, оказалась почти пустой. Голые серые стены, а в середине – единственное кресло из полированного дерева, с очень широкой спинкой. Перед ним на пьедестале лежала открытая книга.

Приглядевшись, Джарлакс понял, что книгу поддерживает не пьедестал, а пара щупалец, которые, отходя от нее, погружаются в толщу каменного пола.

Дроу осклабился; значит, он нашел самое сердце волшебной башни – ее сверхъестественного строителя. Он осторожно обошел книгу, стараясь держаться подальше, и уселся в кресло. Даже издали при первом взгляде на страницу он разобрал пару-другую магических рун. Применив простое заклинание, Джарлакс увеличил знаки и усилил четкость.

Повинуясь притягательной силе фолианта, он вскоре придвинулся ближе и заметил, что изображения рун возникают в воздухе, парят некоторое время, а потом уплывают на страницы. Проследив за несколькими строками, он набрался смелости и перелистнул книгу на первую страницу.

– Книга творения, – пробормотал он, разобрав несколько абзацев, типичных для такого рода двеомеров.

Взяв книгу в руки, он попытался ее поднять, но она не поддавалась.

Тогда дроу стал поспешно просматривать страницу за страницей, надеясь отыскать хоть какую-то подсказку, с помощью которой можно было бы разгадать тайну башни и ее бессмертного владельца.

– Моего имени ты здесь не найдешь, – раздался высокий пронзительный голос, готовый сорваться на визг, от которого мороз продирал по коже.

Джарлакс мысленно обругал себя, что, увлекшись книгой, потерял бдительность. Он поднял взгляд на личи, застывшего в дверном проеме.

– Твое имя? – переспросил он, пересилив желание закричать от страха. – А для чего мне знать его, ты, тленный?

– Тлен подразумевает смерть, – ответил личи. – А у меня нет с ней ничего общего.

Джарлакс потихоньку перебрался за спинку кресла, предпочитая, чтобы между ним и страшной нежитью было хоть какое-то препятствие.

– Ты не Женги, – заметил он, – а книга – его.

– Да, одна из них.

Джарлакс прикоснулся к полям шляпы.

– Ты думаешь, что Женги – единое существо, – пояснил личи. – Неделимое. И это твоя ошибка.

– Но я ничего не знаю о Женги.

– Оно и видно, иначе ты никогда не посмел бы сюда сунуться! – завизжал личи и ткнул костлявыми пальцами в сторону Джарлакса.

Из их кончиков вырвались снопы зеленоватого огня, прорезали комнату, минуя книгу, пьедестал и кресло, и ударили в дроу.

Костлявое чудовище хотело сокрушить незваного гостя, но все вспышки беззвучно вобрала в себя волшебная брошь, которой был сколот у горла плащ темного эльфа.

– Неплохо, – оценил личи. – И надолго ее хватит?

И с этими словами он выпустил еще пучок разрядов.

Но Джарлакс уже сорвался с места и бросился прочь от кресла. Зеленые сполохи настигли его со спины, как пчелиный рой, но сила волшебной броши изогнула огненные языки и вновь поглотила их.

Дроу метнулся в сторону и, полуобернувшись к своему врагу, быстро-быстро затряс рукой. При каждом движении в руке его появлялся магический кинжал, и Джарлакс метал их в личи с такой невероятной скоростью, что четвертый кинжал был брошен, когда первый еще не достиг цели.

Однако в личи ни один из них так и не попал. Нежить была надежно защищена, и все клинки, не коснувшись ее, со звоном падали на пол.

Бессмертный личи разразился ликующим хохотом, и тогда дроу окутал его сферой непроницаемого мрака.

В тот же миг магическую черноту прорезала зеленая вспышка, и Джарлакс мысленно поздравил себя с тем, что прыток по-прежнему, поскольку луч, обращая камень в пыль, прорезал стену башни в том самом месте, где он только что стоял.

Еще в полете Энтрери поджал ноги и приготовился падать боком, чтобы смягчить удар, сделав кувырок через плечо. Как можно глубже втянув голову в плечи, он несколько раз перекувырнулся, гася силу падения с пятнадцатифутовой высоты.

Кроме того, он хотел как можно дальше откатиться от того места, где рухнула громадная люстра, которая, разлетевшись вдребезги, осыпала все вокруг осколками стекла и хрусталя.

Но, едва поднявшись, Энтрери припал на одну ногу и невольно поморщился – острая боль в одной из щиколоток пронзила все тело. Хоть он и спасся, уйти невредимым не удалось.

Однако в следующее мгновение он понял, что говорить о спасении еще рано.

Он стоял, в просторном круглом вестибюле башни. Немного выше громадный металлический шар продолжал с грохотом катиться по спускающейся спиралью галерее. Напротив, позади груды осколков у нижней площадки лестницы, находился тот самый запретный вход, через который они с Джарлаксом и проникли в волшебную башню. Рядом с ним стояло большое железное изваяние, в котором темный эльф тогда еще распознал голема и сразу же предупредил, что им нужно быть предельно осторожными и ничего не зацепить, чтобы не пробудить этого грозного стража к жизни.

Теперь же Энтрери понял, что именно это он и сделал.

Голем начал со скрежетом шевелиться, в его пустых глазницах зажглись красные огни. Он сделал первый шаг, сминая осколки хрусталя и покореженный металл. Никакого, оружия у великана не было, но ростом он был раза в два выше Энтрери и весил не одну тысячу фунтов.

– Как же я с ним справлюсь? – шепотом спросил сам себя убийца, приготовив оба клинка.

Голем подошел поближе и выдохнул облако удушливого ядовитого дыма.

Но проворный Энтрери уже успел отскочить в сторону. Он мог бы попытаться ранить неуклюжее чудовище, но вместо этого бросился что есть духу к запретной двери.

Голем с металлическим скрежетом стал разворачиваться, чтобы пуститься в погоню.

Энтрери с размаху налетел плечом на дверь, хотя и так знал, что она не поддастся. Однако ему удалось притвориться, что он вложил в удар всю силу отчаяния.

Голем приближался, не сводя с него взгляда и больше ни на что не обращая внимания. Энтрери дождался его, но в последний миг сорвался с места и пулей помнался вдоль стены. Железный великан налетел на закрытую дверь, развернулся и пошел, вытянув вперед руки.

Наемный убийца притормозил ненадолго и обрушил на преследователя град ударов и тычков. Тот на мгновение замер в растерянности, и убийца, не теряя времени, со всех ног бросился к центру зала.

Исполинский шар, прогрохотав по последнему маршу лестницы, врезался в спину медленно соображавшего голема и, расплющив его, покатился дальше, потеряв, правда, из-за этого столкновения большую часть своей скорости.

Энтрери стоял посреди зала, наблюдая, как железный великан силится подняться на изуродованных ногах, но самое большее, что ему удалось, – только немного приподнять туловище, опираясь на одну руку.

Убийца стал спокойно убирать оружие в ножны, но тут его внимание привлек какой-то шум над головой.

Подняв взгляд, он увидел, что страшные крылатые горгульи, украшающие свод башни, ожили и расправляют крылья.

Энтрери только тяжело вздохнул.

Магическая тьма рассеялась почти сразу, и Джарлакс снова оказался с глазу на глаз со своим страшным неприятелем. Он переводил взгляд с жуткой нежити на волшебную книгу и обратно.

– Еще не так давно ты был живым, – начал он.

– Я и сейчас жив.

– Пожалуй, мы вкладываем в это слово разное значение.

– Скоро ты сам узнаешь, что оно значит, а что – нет, – пригрозил личи и поднял костлявые руки, собираясь произнести заклинание.

– Неужели ты не тоскуешь по тому, как ветер овевает твою теплую кожу? – спросил дроу, стараясь, чтобы в его голосе звучало неподдельное любопытство. – Разве тебе не хочется вновь почувствовать прикосновение женщины или запах весенних цветов?

Личи помедлил.

– Стоит ли бессмертие того? – продолжал Джарлакс. – Но если стоит, можешь ли ты направить меня?

На черепе личи едва ли можно было прочесть какое-то выражение, но все же Джарлакс решил, что враг недоумевает. Он продолжал смотреть ему прямо в глаза, а сам незаметно готовился броситься к книге.

– По сравнению с той властью, какой обладаю я, все, что ты сказал, – ничего не значащие мелочи! – проревел личи.

И в тот же миг дроу метнулся к книге, зажав в руке кинжал. Ухватив край одной страницы, он со смехом вырвал ее, уверенный, что разгадал, в чем же тайна хозяина башни.

В лохмотьях личи сразу же появилась новая прореха.

Удовлетворенно кивнув, дроу ожесточенно принялся за дело. Всадив кинжал в середину тома, он стал рвать страницу за страницей.

Личи испустил истошный вопль и затрясся. Клочья его истрепанной одежды посыпались на пол, а в костях возникли трещины.

Однако дроу чувствовал, что должно быть еще нечто, и это «нечто» он увидел в сердцевине книги, когда выдернул уже много страниц: на корешке светился крошечный лиловый череп, вырезанный из драгоценного камня. Эта и была тайна, что связывала воедино бессмертное существо и башню. Это был ключ ко всей постройке, сверхъестественная частица Женги, короля-колдуна.

Джарлакс потянулся к камню, но руку его обожгло и отбросило в сторону. Он ударил кинжалом, но клинок раскололся и отлетел.

Личи расхохотался:

– Мы – едины! Ты бессилен против башни Женги и против хранителя, которого он назначил.

– Может, ты и прав, – пожал плечами Джарлакс.

И он окутал начавшего произносить заклинание личи черной сферой, а сам повернул на пальце кольцо, в котором были заключены определенные чары. Поскольку его противник не принадлежал к миру живых, он еще успел подумать: «Жар или холод?» – и сделать правильный выбор. Высвобожденные из кольца чары окутали его теплым, нежгучим пламенем и защитили от волны ледяного холода, посланной личи, от которой Джарлакс замерз бы до смерти, не успев даже сделать вздоха.

Мгновение дроу выиграл, но не более того. Он это прекрасно понимал, поэтому из трех возможных ответных шагов: воспользоваться магией, броситься на врага и попытаться поразить физически или же убежать – он выбрал единственно разумный.

Выдернув перо из своей шляпы, он бросил его наземь и вызвал громадную нелетающую птицу диатриму, тварь величиной футов в восемь, с большим крючковатым клювом. Мысленно приказав ей броситься в бой, он пошел следом под прикрытием ее тела, но, едва она приблизилась к сфере мрака, метнулся в сторону.

Оставалось лишь надеяться, что личи не запер дверь. И только очутившись в коридоре, Джарлакс вздохнул с облегчением.

И тогда припустил что было духу.

По желобку на красном клинке Когтя Шарона текла густая кровь горгулий. Одно из летающих чудищ, смертельно раненное, било крыльями по полу, но не сдавалось. Другое пыталось вцепиться бегущему Энтрери в голову. Он пригнулся, потом сделал кувырок, но прямо перед ним приземлилась еще одна горгулья.

Ни мгновения не медля, он бросился на нее с мечом.

Горгулья отмахнулась от клинка твердой, как камень, рукой. Убийца попытался отбросить ее плечом, вложив в толчок всю свою силу, но чудовище не шелохнулось, а сам Энтрери даже крякнул от боли. Тогда он всадил кинжал ей в пах и с глухим рычанием рванул его вверх, готовясь сразу ударить мечом. Однако в последний миг отскочил, и чудовище, преследовавшее его с воздуха, с лету врезалось в своего раненого собрата.

Энтрери обрушил Коготь Шарона на спину грузно упавшей горгулье. Та издала пронзительный визг, а первая завалилась на пол. Добивать их Энтрери не стал, поскольку сверху на него, заставив отпрянуть, слетела еще одна.

Он сделал боковой кувырок, прокатился под каким-то столом и больно ударился ногами о большой прямоугольный ящик, стоявший у самой стены. Вскочив, убийца поднял стол и отшвырнул его в сторону.

Ящик приоткрылся.

Бросив быстрый взгляд через плечо, Энтрери увидел, что изнутри на него глядит человекообразное создание, обтянутое сшитыми лоскутами кожи, гораздо более массивное, чем человек. Он сразу сообразил, что это еще один голем.

Существо вытянуло руку, и Энтрери, спотыкаясь, попятился, держа наготове Коготь Шарона.

Голем вышел из своего укрытия, но в ящике оказалась двойная задняя стенка, и из-за нее появился еще один такой же монстр.

– Просто чудненько, – пробормотал убийца, одновременно увертываясь от очередной ринувшейся на него горгульи.

Подняв голову, он увидел, что на потолке растет новый выводок чудищ. Башня оживала и собирала войско против вторгшихся злоумышленников.

Энтрери помчался через весь зал, но вдруг резко остановился: прямо на него падал кто-то еще. Убийца приготовился защищаться, но сразу узнал «нападавшего».

Изысканным жестом коснувшись полей своей шляпы, Джарлакс мягко опустился на пол рядом с ним.

Энтрери в тот же миг развернулся и полоснул мечом по вытянутым рукам шедшего следом голема.

– Какая радость, что ты наконец явился, – буркнул Энтрери своему спутнику.

– Только, к сожалению, не один, – отозвался Джарлакс.

Оглянувшись, Энтрери увидел, что вверху лестницы показался личи и, остановившись, стал производить какие-то пассы костлявыми руками.

– Останови эту тварь! – выкрикнул наемный убийца, а сам вновь с ожесточением принялся за голема.

Широкий взмах Когтем Шарона – и в воздухе повисла пелена сажи, заслоняя его от врага. Под ее прикрытием Энтрери проскочил мимо первого голема и успел сильно ранить второго.

– Надо сматываться! – крикнул Джарлакс Энтрери, который как раз пытался уклониться от очередного нападения горгульи.

– Дверь заперта! – гаркнул убийца.

– Иди сюда, быстрее! – позвал темный эльф.

Повернувшись, Энтрери на ходу, успел заметить, как из пальцев личи брызнули зеленые молнии. Пять полетели в сторону Джарлакса – и их снова поглотила магическая брошь, а еще пять понеслись по направлению к нему самому. Тогда убийца подбросил в воздух свой меч и заслонился от волшебных разрядов рукой, затянутой в магическую перчатку. Поймав меч, он оглянулся на Джарлакса, манившего его за собой. Личи уже спускался по лестнице.

Энтрери едва увернулся от голема, чуть не оторвавшего ему голову, и помчался к дроу, на ходу засовывая меч в ножны.

Джарлакс, ухмыльнувшись, прикоснулся к полям шляпы, чуть присел и подпрыгнул. Сила левитации потянула его вверх. Энтрери подскочил, уцепился за ремень товарища, и его тоже потащило кверху.

Големы внизу тщетно размахивали руками, пытаясь их достать. Сбоку налетела горгулья и вонзила когти в ноги убийцы, но тот стремительно вырвался и изо всех сил пнул чудовище в морду.

Правда, крылатому монстру это оказалось нипочем, но, когда он развернулся в воздухе, собираясь напасть снова, Энтрери выпустил в него магические разряды личи, поглощенные перчаткой. Зеленые сполохи пронзили черную кожу чудища, оно забилось и задергалось, но все равно попыталось продолжить погоню. Сверху доносились крики других горгулий, уже «вылупившихся» и готовых ринуться вниз.

Однако друзья уже достигли перил, Джарлакс на лету уцепился и перемахнул через поручень, а Энтрери – за ним.

– Снова бежим наверх! – крикнул дроу. – Есть выход!

Энтрери удивленно воззрился на него, но, поскольку снизу и сверху на них пикировали горгульи, а личи тоже успел развернуться и, уже поднимался по лестнице, ничего не оставалось, как только послушаться темного эльфа.

Они понеслись по наклонному полу коридора. Горгульи настигали их, и Энтрери приходилось останавливаться буквально на каждом шагу и отбивать их атаки.

– Скорее! – торопил его Джарлакс.

Энтрери оглянулся, увидел волшебную палочку в руках приятеля и понял, что сейчас произойдет нечто ужасное. Он рванул вперёд.

Взмахнув палочкой, дроу произнес заклинание.

В тот же миг в коридоре выросла глухая каменная стена, отрезав их от преследователей. Слышно было, как с той стороны в нее с шумом бьются горгульи и скребут когтями.

– Бежим, – поторопил Джарлакс, – големы все равно ее проломят, а личи она даже не задержит.

– Что ж, обнадеживает, – хмыкнул Энтрери.

Обогнав темного эльфа, он не стал его дожидаться. На повороте убийца бросил взгляд назад и убедился, что дроу не соврал: личи уже плыл по воздуху следом, проникнув сквозь камень.

Дверь в верхнюю комнату была заперта, но Энтрери высадил ее плечом. Увидев разорванную книгу, из середины которой исходило сияние, он круто остановился. Джарлакс толкнул его в спину:

– Давай быстрее туда!

Энтрери быстрым шагом обошел книгу на странном пьедестале и ясно разглядел резной череп, излучающий свет и силу.

Раздался страшный грохот. В каменной двери, которую Джарлакс запер, появилось черное дымящееся отверстие, и она распахнулась. В проеме завис личи с горящими глазами, скаля зубы в мертвой ухмылке.

– Вам не сбежать, – выдохнул он, и в комнате повеяло холодом.

– Хватай череп, – велел Джарлакс товарищу.

Энтрери протянул руку и сразу почувствовал жгучую боль.

– Да перчаткой же! – завопил дроу.

– Что?

– Перчаткой! – повторил Джарлакс и дернулся, потому что личи снова метнул в него пять зеленых молний.

Брошь поглотила первые две, а потом вспыхнула и задымилась. Дроу бросился на пол и откатился к стене.

Энтрери остался стоять один на один с маячившей в проеме нежитью.

Тем не менее, прятаться он не стал, понимая, что деваться все равно некуда. Вперив в приближающегося противника решительный взор, в котором не было и тени страха, он медленно поднял руку в магической перчатке и накрыл ею сияющий череп.

Личи остановился так резко, будто наскочил на невидимую непробиваемую стену.

Энтрери, однако, этого не увидел, поскольку в тот момент, когда поглощавшая магические эманации перчатка коснулась резного камня, в его теле внезапно начала пульсировать энергия невиданной мощи. Ощущение было такое, словно мышцы правой руки скрутились в узел. Он прикусил самый кончик языка, потому что челюсти непроизвольно сомкнулись, и зубы вдруг стали стучать помимо его воли, а изо рта струйкой потекла кровь. Тело натянулось как струна, и содрогалось всякий раз, когда над перчаткой с треском сверкали красные и голубые разряды.

– Не отпускай! – молил где-то рядом Джарлакс.

Сам он поспешил спрятаться подальше от личи, бессильно махавшего руками. Казалось, будто нежить съедают какие-то серые тени, и он на глазах становился все меньше и ничтожнее.

– Ты бессилен против власти Женги! – глухо и невнятно рычал личи.

Джарлакс расхохотался было, но резко оборвал смех, видя, как судорожно дергается и бьется Энтрери. Казалось, он держится из последних сил, в любой момент его может швырнуть об стену и выбросить вон из башни. Глаза выпучены, кровь капает изо рта и из уха, рука вывернута, мышцы напряжены настолько, что, того и гляди, лопнут.

Время от времени у него вырывались глухие стоны. Лицо убийцы исказилось. Видно было, что ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не выпустить волшебный череп. Иногда среди нечленораздельных стонов отчетливо слышалось «нет».

Это было противостояние. Ему бросили вызов, и он его принял. И теперь боролся.

Личи рвался и бился, словно запертый в невидимой клетке, и с каждым мгновением таял.

Башня начала дрожать. По полу и стенам расползались щели.

Джарлакс подбежал к товарищу, стараясь случайно не задеть его.

– Держись, держись, – молил и подбадривал он.

Энтрери яростно рычал и все сильнее сжимал в ладони череп. Перчатка задымилась.

Башня уже качалась. Из одной стены вывалился большой блок, и внутрь здания хлынул солнечный свет.

Личи пронзительно закричал.

– Да, да, дружище, держись, – шепотом упрашивал дроу.

Наконец, Энтрери, сжимая череп дымящейся перчаткой, вырвал его из книги и, неимоверным усилием воли повернув руку, долю секунды глядел на него.

В следующее мгновение башня у него под ногами рассыпалась.

Чья-то рука коснулась плеча убийцы. Он отвел взгляд и увидел Джарлакса. Тот с улыбкой коснулся полей своей шляпы.

Часть 1 Плоды интриг

Перед тем как бежать из рушащейся башни, Джарлакс спрятал сверкающий череп в надежном месте: в одной из пуговиц его жилета, скрывавшего магические эманации, была замаскирована межуровневая ниша. Однако дроу все равно не был уверен, что камень не обнаружат, – они сам чувствовал пульсацию волшебной энергии.

Все же, отправляясь вскоре после крушения строения Женги в дворцовую башню Ильнезары, он взял череп с собой – иначе могло показаться подозрительным, что он снял жилет, который носил всегда. Та, что наняла его, непринужденно сидела в кресле, положив ноги на цветную оттоманку, и одна из них, стройная, молочно-белая, почти до бедра виднелась в высоком разрезе белого шелкового одеяния. Когда Джарлакс вошел, она поправляла густые светлые волосы, ниспадавшие вдоль красивого лица. Один глаз был скрыт прядями, и это придавало ей загадочный вид.

Джарлакс, конечно же, знал, что ее небесная красота всего лишь фикция, потому что настоящее тело Ильнезары покрыто медной чешуей и костяными шипами, а изо рта торчат клыки, каждый длиной не меньше руки дроу. Но это не мешало темному эльфу любоваться той формой, которую он сейчас видел перед собой.

– Это была постройка Женги, – утвердительным тоном произнес дракон в обличье женщины.

– Смею думать, да, – проговорил дроу, снимая широкополую шляпу и опуская в изысканном поклоне лысую голову.

– Так и есть, – уверенно изрекла Ильнезара. – Пока ты отсутствовал, мы выяснили историю постройки.

– Отсутствовал? То есть был в башне? Прошу не забывать, что я был там по твоему поручению.

– У меня и в мыслях не было попрекать тебя, и мы с сестрой не имели никакого коварного умысла, посылая тебя с товарищем разузнать все, что возможно. Сестра получила новые сведения совершенно неожиданно, по прихоти случая. Однако нам по-прежнему неизвестно, каким образом осуществлялось строительство, хотя мы знаем, что сооружение возникло не вдруг, и знаем, кто его возвел.

– Книга, старинный толстый фолиант, – вставил Джарлакс.

Ильнезара невольно подалась вперед, но спохватилась. Дроу все же успел подметить огонек живейшего интереса в ее глазах, поэтому не стал договаривать, дразня ее любопытство, и стоял совершенно прямо, храня невозмутимое молчание.

– Так давай же ее.

– Не могу, – вынужден был признать темный эльф. – Башня была выстроена силой магии, заключенной в книге, а управлялась с помощью личи. Чтобы расправиться с ним, нам с Артемисом пришлось уничтожить книгу. Другой возможности не представилось.

– Весьма досадно, – поморщилась Ильнезара. – Иметь книгу, написанную самим Женги, было бы не только интересно и полезно, но и очень… прибыльно.

– Башню требовалось разрушить. А другого способа не было.

– Если бы вы уничтожили личи, результат оказался бы тот же. А вот башня, быть может, не рухнула, а замерла бы и не выдвинула против вас других защитников. Вероятно, мы с сестрой даже уступили бы вам башню в знак нашей благодарности.

Джарлакс понимал, что это сказано для красного словца, но зато в голосе дракона он уловил неподдельную досаду.

– Ты считаешь, это было так легко? – с издевкой поинтересовался дроу.

Ильнезара фыркнула и, махнув рукой, сказала:

– То был всего лишь ничтожный и недалекий Герминикль Дупердас, чародей из Гелиогабалуса. Неужели человек с таким именем устрашил самого непревзойденного Джарлакса? Или мы с сестрицей переоценили тебя и твоего друга?

– Может, при жизни он и был ничтожным магом, – возразил темный эльф, снова кланяясь, – но личи – это совсем иное.

Дракон в женском обличье снова фыркнул и закатил голубые глаза.

– Как кудесник он был посредственностью – это в лучшем случае; многие из его прежних товарищей считали, что он так и остался неучем. Так что даже в состоянии нежити вряд ли он мог оказаться грозным врагом для таких славных воинов, как вы.

– Но ему помогала сама башня.

– Мы послали вас туда не затем, чтобы уничтожить постройку, а чтобы проникнуть внутрь и выведать все, что возможно, – оборвала его собеседница. – Разрушить башню мы и сами могли.

– Что ж, в следующий раз так и поступай.

Дракониха угрожающе прищурилась, напоминая дроу, чтобы он не слишком заносился.

– Если твои услуги не принесут нам дохода, Джарлакс, то мы и нуждаться в тебе перестанем, – со значением проговорила она. – Тебе бы этого хотелось?

– Нет, госпожа, – с новым поклоном ответствовал темный эльф. – Вне всякого сомнения, нет.

– Герминикль нашел книгу, но недооценил ее, – уже спокойно продолжала Ильнезара, как будто тотчас же забыла о размолвке. – Он сразу стал читать ее, как обычно и делают недалекие и излишне любопытные чародеи, и книга поглотила его, высосав и присвоив себе его магическую силу и жизненныефлюиды. Книга связала его и башню неразрывными узами. Разрушив связь, которую осуществляла книга, вы уничтожили и башню, и личи, лишив их общей силы.

– А что еще нам оставалось делать?

– Если бы вы уничтожили личи, башня могла бы рухнуть, – вмешался другой женский голос, не такой мелодичный и нежный, как у Илънезары, но более глубокий.

Джарлакс ничуть не удивился, увидев Тазмикеллу, появившуюся из-за занавеси в другом конце просторной, увешанной портьерами и драпировками комнаты.

– Но скорее всего этого не произошло бы, несмотря на то, что башня лишилась бы источника силы. Зато сама книга осталась бы цела. По-моему, Ильнезара уже объяснила это.

– Пожалуйста, постарайся это уяснить хорошенько и запомни, – велела Ильнезара и, не упуская случая поддеть дроу, добавила: – В следующий раз.

– Следующий? – Джарлаксу даже не пришлось изображать интерес.

– То, что вы обнаружили книгу, подтверждает нашу догадку, – пояснила Тазмикелла. – Где-то в пустынных землях Ваасы кто-то нашел клад, наследие короля-колдуна. И теперь принадлежавшие ему магические вещи всплывают повсюду.

– За те годы, что прошли после его гибели, такое уже случалось не раз, – поддержала сестру Ильнезара. – Люди то тут, то там находят башни короля-колдуна, открывают его склепы, побеждают полчища чудищ, а потом победитель натыкается на какую-нибудь вещицу: волшебную палочку или какую-то безделицу, – о которой эти неразумные твари не имеют ни малейшего представления.

– Мы подозреваем, что недавно некто стал похищать книги из собрания Женги, – продолжала Тазмикелла. – С месяц назад в Хафлинг-Даунс были куплены два тома по некромантии, причем настоящие, а не эти книжонки, которые пишут самодовольные кудесники-недотепы.

– Полагаю, куплены они вами, – вставил Джарлакс.

– Само собой, нашими агентами, – подтвердила Ильнезара. – От них пока больше пользы, чем от Джарлакса и Артемиса Энтрери.

В ответ на укол дроу рассмеялся и снова поклонился:

– Уверяю вас, если бы мы знали, что гибель личи может сохранить фолиант, мы бы сражались с ним еще яростней. Простите нашу неискушенность. Мы не так давно прибыли в эти земли, и все эти истории о короле-колдуне нам пока еще в новинку.

– Думаю, в списке недостатков Джарлакса неискушенность не числится, – заметила Тазмикелла, и, судя по ее тону, она подозревала, что дроу умолчал о чем-то, что произошло в башне.

– Однако не сомневайтесь, я учусь очень быстро, – заверил он. – И будьте уверены, что я, вернее, мы уже не повторим своей ошибки, если нам придется попасть в такую же башню. – И он показал сестрам черную перчатку с красными швами, выгоревшую на месте ладони. – Чтобы одолеть магическую силу, заключенную в книге, нам пришлосъ поплатиться весьма ценным артефактом.

– Это та самая перчатка, что была в паре с великолепным мечом Энтрери? – поинтересовалась Тазмикелла.

– Увы, это так. Хотя, с перчаткой или без, оружие не имеет власти над моим другом. Мне даже кажется, что после столкновения с призраком меч стал более расположен к моему товарищу. Но как бы то ни было, это предприятие обошлось нам довольно дорого, поскольку у перчатки была и масса других полезных свойств.

– И чего же ты хочешь от нас? – спросила Ильнезара.

– Может, компенсации? – отважился спросить дроу. – Утратив эту ценнейшую вещь, мы стали более уязвимы для чар колдунов. А учитывая наши обязательства в отношении вас, это плохо скажется не только на нас.

Сестры переглянулись, обменявшись многозначительными улыбками.

– Поскольку всплыл один том из собрания Женги, мы вправе ожидать, что скоро появятся и другие, – заявила Тазмикелла.

– И поскольку он появился так далеко на юге, – добавила Ильнезара, – это значит, что некто в Ваасе открыл хранилище вещей, принадлежавших королю-колдуну. Такие мощные артефакты редко бездействуют. Так или иначе, но, на беду этого мира, они находят обратную дорогу из забвения.

– Как интересно… – начал Джарлакс, но Тазмикелла бесцеремонно оборвала его:

– Ты даже не представляешь насколько. Поэтому бери своего приятеля – и в путь. Надеюсь, это путешествие обогатит нас всех.

Это была не просьба, а приказание, и, поскольку сестры были все же драконами, а не миловидными девицами, Джарлаксу оставалось лишь подчиниться. Но в голосе обеих он уловил нотку, которая возбудила его любопытство ничуть не меньше, чем загадка резного черепа из башни Женги. Сестры усиленно делали вид, что предвкушение нового приключения и богатств, которые оно сулит, наполняет их нетерпением, но Джарлакс понял, что ими владеет и другое чувство.

Оба могучих дракона были напуганы.


Где-то на диком севере Ваасы жадно сиял другой череп, гораздо более мощный. Он остро чувствовал поражение своего собрата в Дамаре, но не испытывал ни малейшего сожаления. Нет, эти далекие события вполне в порядке вещей. Камень в виде человеческого черепа гораздо слабее, к чему о нем жалеть?

Главное ему, осколку былой мощи Женги, стало ясно: его сила не только может быть пробуждена, она пробудится. Для этих глупых людишек с их короткой памятью прошло уже слишком много времени с момента падения Женги. Им снова не терпится потягаться силой и мудростью с осколками могучей сущности, чья природа неизмеримо превосходит даже их понимание. Спесивые, мнят, что сумеют присвоить себе его власть и силу!

Не понимают они, что мощь короля-колдуна проистекает изнутри, а не снаружи, и осколки его сущности, или, как поют в своих дурацких песнях наивные барды, «рассыпанные искры волшебства» и «вширь разлетевшиеся части Женги», полностью подчинят себе всех, кто надеется достичь преуспеяния, завладев этими сокровищами, поглотят их и используют их силы.

Вот каково заклятие короля-колдуна, и вот почему драконы стаями слетались к нему.

Даже хорошо, что крошечный череп потерпел поражение. Книга, в которой он был спрятан, найдена, значит, снова есть ищущие, чья память коротка. И значит, «рассыпанные искры» вновь обретут существование, могущество и жизнь в смерти.

Обязательно найдется глупец смертный, благодаря которому это случится.

И дракон беззвучно зарычал.

Глава 1 Охотники

Рыжебородый дворф принялся туго бинтовать рану на руке импилтурианки Париссы, и она скривилась.

– Лучше бы ты пришел сообщить, что принес остаток нашего вознаграждения, – обратилась она к солдату, сидящему в другом конце небольшого зальчика, где жрец установил свой алтарь.

Женщина была коренаста, широкоплеча, с коротко стриженными светлыми волосами, и один ее вид придавал словам оттенок угрозы. Те же, кому довелось видеть, как она обращается со своим широким мечом, знали, что ее угроз стоит опасаться всерьез.

Парня же, неотесанного, но по-своему привлекательного, с густой черной шевелюрой, окладистой бородой и загорелым лицом, все происходящее, похоже, забавляло.

– Нечего ухмыляться, Дэвис Энг, – сказала спутница Париссы, гораздо более изящная, чем импилтурианка, с примесью эльфийской крови.

Прищурившись, она почти сразу широко распахнула глаза – этот яростный блеск обладал способностью вселять страх. Для многих врагов Калийи последним, что они видели на этой земле, стали ее светлые серо-голубые очи. Эти глаза так притягивали к себе, что заставляли забыть об уродливом шраме на правой щеке женщины, тянущемся через край тонкогубого рта до середины подбородка. Такую страшную метку оставил пиратский абордажный крюк, чуть не сорвавший с полукровки все лицо. У Калийи были длинные черные волосы и точеные черты, и лицо ее было бы очень красиво, если бы не уродующий его шрам.

Дэвис Энг хохотнул.

– А что ты думаешь, Праткус? – обратился он к дворфскому жрецу. – Похоже, что эту рану нанес великан?

– Это ухо великана! – рявкнула Парисса.

– Что-то маловато для великана, – усомнился Дэвис Энг и, порывшись в мешке, висящем на поясе, выловил оттуда и поднес к глазам оторванное ухо. – Я бы сказал, оно и для огра маловато, но соглашусь, если мне кое-что перепадет из награды за огра.

– Я спущу с тебя шкуру, – пообещала Калийа.

– Надеюсь, собственными ручками, – подхватил солдат, а дворф рассмеялся.

Парисса отвесила ему подзатыльник, чем вызвала новый взрыв смеха.

– Каждый раз одно и то же, – заметил Праткус, и даже суровая Калина слегка улыбнулась.

Действительно, раз в десять дней бывала выплата вознаграждения, и Калийа, Дэвис Энг и Парисса заводили одну и ту же игру, споря о количестве ушей гоблинов, орков, хобгоблинов и великанов, которых охотники доставляли в крепость под названием Ворота Ваасы.

– Да, и лишь потому, что так можно прикарманить немножко звонких монет Эллери, – сказала Калийа.

– Командира Эллери, – сразу посерьезнев, поправил Дэвис Энг.

– Ага, одно из двух: или он считать не умеет, – сказала Парисса и крякнула от боли, когда Праткус заткнул за повязку конец бинта, – или огра не может от великана отличить. Думаю, дело как раз в этом, потому что он уж несколько лет носа за пределы Дамары не высовывал.

– Я воевал, – возмутился солдат.

– С королем-колдуном, что ли? – насмешливо бросила Парисса. – Да ты тогда ребенком был.

– После разгрома короля-колдуна Вааса была такой дикой, с нынешней и не сравнить, – сказал Дэвис Энг. – Когда я вступил в Армию Бладстоуна, эти холмы кишели таким количеством разных тварей, что вам и не снилось. Если бы король Гарет давал тогда награду за каждого, его казна за несколько месяцев разошлась бы без остатка.

– Может, ты и нескольких великанов убил? – спросила Калийа, и солдат бросил на нее сердитый взгляд. – А с ограми ты их не перепутал? Или с гоблинами?

Праткус снова хохотнул.

– Пф, у него с подсчетами всегда сложности, – добавила Парисса. – Так во всех тавернах говорят: и в «Железной голове», и в «Грязных сапогах и окровавленных клинках». Только клонит его всегда в разные стороны. Если бы он считал сейчас так, как в те времена, когда воевал сам, то сказал бы, что мы принесли ему ухо великана, не меньше!

Праткус снова прыснул и согнулся пополам, а Парисса вскрикнула, потому что при этом он нечаянно дернул повязку.

Калийа тоже рассмеялась, а вскоре и Дэвис Энг присоединился к общему веселью. Сколько бы он ни препирался с этой парочкой, в итоге всегда им уступал.

– Ладно, – сдался он. – Пусть будет великан. Только младенец.

– По-моему, в указаниях, за кого какое причитается вознаграждение, о возрасте не сказано ничего, – заметила Калийа, когда солдат принялся отсчитывать монеты.

– Голова она голова и есть, – согласился он.

– Похоже, у тебя к нашим трофеям в последнее время интерес особый, – сказала Калийа. – С чего бы это?

Праткус ухмыльнулся, и Парисса сурово глянула на него.

– Ну-ка говори, – потребовала она, отнимая руку.

Праткус вопросительно воззрился на Дэвиса Энга, а тот, тоже усмехнувшись, кивнул.

– Твоя подружка обошла Атрогейта, – объяснил жрец, глянув на Калийю. – Через месяц он вернется и вряд ли обрадуется, когда узнает, что за это время Калийа обскакала его по вознаграждению.

Парисса и Калина обменялись взглядами, но скорее озабоченными, чем горделивыми. Вряд ли стоило гордиться таким успехом, учитывая положение Атрогейта и его связи с Цитаделью Убийц.

– А ты, Парисса, тоже скоро с ним сравняешься, – добавил Дэвис Энг и, бросив мешочек с серебром Калийе, продолжал: – Дворф будет волосы на себе рвать от ярости, когда вернется, начнет сочинять про вас гнусные стишки, а потом отправится и перебьет половину чудищ Ваасы лишь затем, чтобы поставить вас на место. Ему, наверное, придется нанять несколько подвод, чтобы уши перевозить.

Женщины даже не улыбнулись.

– Ну, эти двое от Атрогейта не отстанут, – протянул Праткус.

Дэвис Энг хохотнул, и обе спутницы тоже засмеялись. Трудно было найти того, кто мог бы равняться с Атрогейтом.

– Его словно жжет какой-то огонь неистовства, я таких в жизни не встречала, – признала Калийа. – И чем больше врагов у него на пути, тем сильнее воодушевление этого дворфа.

– Тем не менее, мы наступаем ему на пятки, и я намерена его обойти, – сказала Парисса, честолюбие которой все же одержало верх. – Пусть все охотники увидят имена Париссы и Калийи на первом месте на доске в «Железной голове»!

– Калийи и Париссы, – поправила ее подруга-полукровка.

Дэвис Энг и дворф так и грохнули.

– Но это только потому, что насчет последней жертвы мы были к вам очень снисходительны, – не преминул заметить солдат.

– Это великан! – воскликнули обе женщины в один голос.

– Кроме того, – продолжал он, – если бы командир Эллери не помогла, ваши трупы лежали бы сейчас у городской стены. Одного этого достаточно, чтобы отказать вам в вознаграждении.

– Нечего заливать, врун-болтун! – сердито крикнула Калийа. – Мы разбили гоблинов наголову. Это твой дружок влез, очень уж ему хотелось поучаствовать, вот его-то Эллери и спасала.

– Командир Эллери, – раздался голос от двери, и все четверо обернулись на звук.

В комнату, держась с достоинством, вошла женщина.

Праткус, потуже затягивая повязку Париссы, старался принять почтительный вид, но губы его то и дело кривились в усмешке.

– Командир Эллери, – с уважением повторила Калийа и слегка поклонилась, извиняясь. – И это звание вполне заслуженно. Мне просто трудно выказывать почтение к званиям. Прошу прощения, командир Эллери Драконобор.

– В данном случае это не важно, – ответила Эллери, невольно покраснев от удовольствия при упоминании своего общего родового имени, прославленного в Бладстоуне.

Собственная фамилия Эллери была Пейдопар, поэтому эльф-полукровка очень ей польстила, назвав гораздо более знаменитым именем. Сама командир была высокого роста, подтянутая и очень крепкая – она участвовала во множестве сражений и с детских лет привыкла управляться с тяжеленным боевым топором. На загорелом, но все-таки с нежной кожей, веснушчатом лице блестели очень яркие широко поставленные голубые глаза. Эти забавные черты не портили ее, а скорее придавали строгой, полной уверенности внешности какое-то девчоночье очарование.

– Я хотела добавить к вашему вознаграждению вот это. – И с этими словами она бросила Калийе небольшой мешочек. – В знак признательности за ваши подвиги от Армии Бладстоуна.

– А мы обсуждали, будет ли Атрогейт доволен, когда вернется, – вставил Дэвис Энг, и Эллери усмехнулась.

– Думаю, в отличие от Мариабронна, смирившегося с тем, что Атрогейт его обошел, сам Атрогейт ни за что не смирится с тем, что остался на втором месте.

– При всем уважении к Атрогейту, – заявила Парисса, – за Странником Мариабронном числится больше голов в Ваасе, чем за нами тремя, вместе взятыми.

– С этим не поспоришь, но он отказывается от наград и публичного признания, – с особым чувством сказал Дэвис Энг.

Было ясно, что в его понимании Странник Мариабронн, чье имя давно стало легендой Дамары, ни в какое сравнение не идет с этими жадными женщинами.

– Мариабронн заработал славу и состояние в первые годы после падения Женги, – добавила Эллери. – После того как его заметил король Гарет и посвятил в рыцари, Мариабронну было уже неинтересно соревноваться из-за наград в Ваасе. Возможно, наших уважаемых охотниц и Атрогейта вскоре тоже ждет подобное признание.

– Чтобы король Гарет посвятил Атрогейта в рыцари? – переспросил Дэвис Энг, а Праткус, представив себе эту картину, так скрючился от смеха, что чуть не упал.

– Н-да, его, пожалуй, нет, – согласилась Эллери, окончательно развеселив всех присутствующих.

Он нутром чуял, что что-то не так.

Двадцать лет сражений и тяжелого труда оставили след на его лице, но он по-прежнему был красив, даже несмотря на спутанные темные волосы и запущенную бороду. Карие глаза блестели юношеским задором, как у мальчишки, а эта улыбка, выражавшая одновременно непоколебимую силу и лукавство! Женщин она сражала наповал, и кочевой воин частенько пускал ее в ход. Когда-то он состоял в Армии Бладстоуна, потом, после падения Женги, король Гарет освободил его от службы, но он стал сражаться в одиночку.

Его звали Странник Мариабронн, и имя его было известно каждому ребенку в Дамаре и ненавистно всем злобным тварям Ваасы. Потому что окончание его армейской карьеры стало началом его служения королю Гарету и населению обеих стран, известных под общим названием Бладстоун. Он работал на севере, в районе Бладстоунского перевала, который соединял Ваасу и Дамару через высокие горы Галены, и охранял рабочих, трудившихся на сооружении Ворот Ваасы. Странник Мариабронн способствовал освоению дикой Ваасы больше чем кто бы то ни было, даже больше, чем приближенные самого короля Гарета.

Правда, дело продвигалось крайне медленно, и он сомневался, что до конца своей жизни увидит эту землю полностью очищенной от всякой нечисти и безопасной. Но не это являлось конечной целью Мариабронна. Понимая, что не в его силах исправить все зло мира, он видел свое предназначение в том, чтобы помогать своим собратьям на пути к этому благородному идеалу.

Сейчас же что-то его насторожило. Какое-то смутное ощущение, шестое чувство подсказывало бывалому охотнику, что впереди ждут большие неприятности.

Наверное, опять что-то откопал этот Уингэм, старый полуорк. Не зря его называют Чудак Уингэм – да он и сам себя так с гордостью зовет, – все время приходится подозревать его если не в чем-то зловещем, то в странном. В чем же дело, раздумывал Мариабронн. Что носится в воздухе под потемневшим небом Ваасы? Какие такие зловещие знаки заставили его помимо воли насторожиться?

– Стареешь и становишься мнительным, – проворчал Мариабронн.

Он часто разговаривал сам с собой, потому что почти всегда был один. Ни в сражениях, ни в жизни он не испытывал нужды ни в товарищах, ни в близких. Его вполне устраивало время от времени ощущать чье-то теплое податливое тело в уютной постели у себя под боком. Его предназначение было неизмеримо выше личных желаний, все его надежды и чаяния связаны со стремлениями целого народа, и их не могли заслонить эгоистические планы одного человека.

Со вздохом прищурившись, он окинул взглядом грязную равнину Ваасы, розовевшую в лучах восходящего солнца. Хотя холодный ветер еще пощипывал щеки, но весна уже пришла в степи. Великаны и огры перемещались на север вслед за лосями, а без заступничества этих великанов все человекообразные твари поменьше – в основном орки и гоблины – попрятались в пещеры и ушли в горы, чтобы меньше попадаться на глаза.

Взгляд Мариабронна переместился левее, к большой крепости, известной под названием Ворота Ваасы. Ворота крепости были подняты и видны были темные точки – искатели приключений, с утра отправлявшиеся в погоню за удачей.

Уже шли разговоры о постройке новых укреплений севернее, поскольку в этих местах страшилищ заметно поуменьшилось и охотники за головами боялись, что скоро не смогут получать достаточное вознаграждение звонкой монетой.

Все складывалось так, как мечталось королю Гарету. Миля за милей эта дикая земля покоряется человеку, и вскоре два народа сообща освоят Бладстоун.

Но все же что-то смутно тревожило Мариабронна. Он подсознательно чувствовал, что еще не все зло диких долин Ваасы вышло наружу.

– Наверное, Уингэм снова во что-то впутался, – наконец решил он и вернулся под навес, чтобы собрать вещи.

Командир Эллери мерила шагами высокую стену Ворот Ваасы. Обеих женщин, Калийю и Париссу, в короткий срок выдвинувшихся среди других охотников за головами, она едва знала, а ту, что поменьше, даже недолюбливала. Характер у нее с изъяном, так же как и некогда прекрасное лицо. Но при этом Калийа ни в чем не уступала другим воинам крепости: ни в сражениях, ни в попойках, – и Эллери хотя бы самой себе признавалась в том, что ей приятно видеть женщину, сумевшую обставить многих мужчин.

Они посмеялись, когда Эллери предположила, что будет с Атрогейтом, как только он узнает, что его обошли, но на самом деле она не шутила. Она была довольно близко знакома с дворфом (хотя немногие были в курсе, что это знакомство выгодно им обоим) и знала, что он терпеть не может быть вторым, несмотря на то, что встречает известия об этом грубым хохотом.

Но все же Калийа и Парисса вполне заслужили похвалы, думала племянница Гарета Драконобора. Несмотря на некоторую неприязнь к полукровке – да и Парисса казалась ей несколько грубоватой, – и сама Эллери, и Атрогейт, и все остальные не могли не отдать должное их доблести. Обе женщины – превосходные воины и следопыты. Несмотря на то, что всякой нечисти в окрестностях Ворот Ваасы стало намного меньше, чем в прежние времена, приятельницы всегда выслеживали и находили больше орков и гоблинов, чем другие охотники. Нечасто выдавались дни, когда парочка, покинув утром крепость, вечером возвращалась без сумки с ушами.

Эллери было приятно, что двум женщинам удалось столь многого достичь. Она по личному опыту знала, как трудно пробиться женщине в мире мужчин, будь то в армии или в качестве охотника за головами, что не так обязывало. К своему нынешнему положению командира сама она шла долго. Каждый шаг давался с боем, и роскошный плюмаж на шлеме был заслужен, а боевой топор она собственноручно добыла у здоровенного огра.

Однако все равно ходили слушки и пересуды о том, что все дело в ее происхождении, ведь она была из рода Трантов и Драконоборов, и многие считали, что этим-то и объясняется ее быстрый взлет.

Эллери прошлась по северной части стены и, опершись на перила, окинула взглядом просторы Ваасы. В Армии Бладстоуна ей пришлось быть в подчинении у многих мужиков, которые за свою жизнь не видели и половины того количества схваток, в которых она участвовала и победила. Многие из ее командиров не знали, как обеспечить часовых или как следует выставить посты и организовать дозор в полевом лагере. У других отряды постоянно оказывались без самого необходимого из-за неумения начальства планировать и рассчитывать припасы.

И, тем не менее, эти мерзкие пересуды не прекращались и всякий раз, когда доходили до ее ушей, больно задевали Эллери.

Глава 2 Несносное отражение

– Ненасытное ты оружие, – прошептал Артемис Энтрери. Сидя на краю кровати, он глядел на свой знаменитый кинжал, украшенный самоцветами, давно ставший его фирменным знаком. Мгновением раньше убийца с досады метнул его в стену, и теперь клинок торчал всего в дюйме от зеркала. Навершие больше не дрожало, но пламя свечей так играло на гранатах рукояти, что кинжал казался живым.

«Тебе мало ранить или убить, – мысленно разговаривал с ним Энтрери. – Мало».

Кинжал уже больше двадцати лет верно служил наемному убийце. Он помог ему сделать имя в жестоком уличном мире Калимпорта, где ему, совсем еще мальчишке, с самых ранних дней приходилось выживать, преодолевая тяжелейшие препятствия. Его всегда окружали убийцы, сколько он себя помнил, но он сумел превзойти их всех в этом ремесле. Драгоценный кинжал немало этому поспособствовал. Энтрери мог не только ранить или убить этим клинком – он мог забрать душу своей жертвы через малейшую царапину.

«Но меры ты не знаешь, – размышлял он. – Тебе нужно взять у жертвы все: и жизнь, и душу. Интересно, на что это похоже, когда не остается ничего?»

Он усмехнулся нелепости вопроса и немного передвинулся, чтобы увидеть свое отражение в большом зеркале в резной раме. В него он и целился сначала, ему захотелось разбить вдребезги это назойливо лезшее на глаза стекло. Лишь в последний миг он передумал и всадил кинжал в стену.

Зеркала Энтрери ненавидел. Это конек Джарлакса, а не его. Дроу мог без конца торчать у зеркала, разглядывая себя и любуясь отражением, прилаживая то так, то этак свою знаменитую шляпу. Казалось, он все время рисовался перед кем-то, но никто не наслаждался его видом больше, чем сам Джарлакс. Он закидывал плащ на одно плечо и принимал соответствующую позу, потом становился иначе и по-другому располагал складки. Глазную повязку он тоже сдвигал то на один глаз, то на другой, приводя в соответствие весь облик. Ни одной мелочи не упускал.

Но Артемису Энтрери не нравилось то, что он видел, заглядывая в зеркало. Ему уже было за сорок, но, глядя на него, никто ему столько не дал бы. Он выглядел лет на тридцать, не больше, – стройный, мускулистый мужчина, ловкий и сильный, как юноша. По настоянию Джарлакса и под его неусыпным надзором он теперь аккуратно стриг и расчесывал на пробор свои черные волосы, а также тщательно брился, оставляя только небольшие усы, которые с некоторых пор ему нравились. И одежду он носил отлично скроенную и сшитую из шелка – другой дроу не потерпел бы.

Была, однако, в его облике одна мелочь, с которой ничего не смог бы поделать даже дотошный Джарлакс: кожа Энтрери имела странный сероватый оттенок, как у покойника в гробу, выставленном для последнего прощания. Это драгоценный кинжал сделал его таким, он высасывал жизненную силу у призраков, живших между уровнями и известных под названием «тень», и переливал ее в тело хозяина.

– Тебе мало просто убить, да? – довольно громко спросил Энтрери, переводя взгляд со своего отражения в зеркале на кинжал в стене.

– Как раз наоборот, – ответил красивый вкрадчивый голос. – Я горжусь тем, что убиваю лишь по необходимости, не пытаясь убийством сводить личные счеты.

Обернувшись, Энтрери увидел Джарлакса, который вошел в комнату, гулко стуча по доскам каблуками высоких черных сапог, хотя по коридору прошел беззвучно. Зачарованная обувь, повинуясь его мысленному приказу, либо создавала шум, либо нет.

– Ты какой-то встрепанный, – бросил дроу.

Открыв комод темного дерева, он вынул оттуда и бросил сидящему на кровати Энтрери свежую белую рубашку.

– Только что проснулся, – буркнул тот.

– А, это тебя так утомила та тигрица, которую я прислал, что тебя сон сморил?

– Скорее с тоски заснул.

– Ты меня пугаешь.

«Если бы ты только знал, как часто меня одолевает желание прикончить тебя, пугался бы совсем другого», – подумал Энтрери. Однако Джарлакс тут же усмехнулся с видом превосходства. Убийца не сомневался, что товарищ не просто догадывается, о чем он думает, но даже, вполне возможно, читает его мысли с помощью каких-то чар.

– И где же эта рыженькая крошка?

Энтрери обвел взглядом маленькую комнату и пожал плечами:

– Ушла, наверное.

– Да, от тебя ничто не скроется, даже когда сон смежит твои веки, – не преминул поддеть его Джарлакс.

Убийца, вздохнув, посмотрел на кинжал в стене, потом на собственное отражение в зеркале, закрыл ладонями лицо и потер опухшие глаза. Вдруг раздался частый стук, и Энтрери поднял взгляд: это дроу рукояткой кинжала прибивал что-то к притолоке над дверью.

Закончив, он опустил руки и отошел на шаг. Над дверью красовалась фигурка дракона величиной с ладонь, вставшего на дыбы, с широко развернутыми крыльями и расставленными лапами.

– Подарок Ильнезары, – пояснил темный эльф.

Энтрери не удивился. Похоже, Ильнезара с Тазмикеллой не только стали их нанимательницами, но еще и набивались в опекунши и приятельницы.

Что ж, ничего не попишешь, в конце концов, они драконы, а посему – хозяйки положения.

Да и вообще, им в последнее время приходится иметь дело с одними драконами.

До встречи с Джарлаксом Энтрери никогда в жизни не видел этих существ. Но с тех пор он их перевидал даже слишком много.

– Голубой, – шепнул Джарлакс, и глаза статуэтки на мгновение вспыхнули ярким холодным голубым пламенем и сразу померкли.

– Ну и что это было?

Джарлакс обернулся с торжествующей улыбкой:

– Скажу лишь, что никто не войдет в эту дверь, не назвав правильно цвет дракона.

– Голубой, что ли?

– Пока да.

– А почему ты уверен, что я не изменю цвет, когда ты выйдешь? – спросил Энтрери, которому очень хотелось сбить с приятеля спесь.

– Потому что я могу видеть сквозь двери. – Дроу коснулся повязки на глазу. – А цвет известен по глазам фигурки.

Но вот снисходительная улыбка сошла с его лица, и он еще раз оглядел комнату.

– Так ты уверен, что твоя кошечка ушла? – полюбопытствовал он.

– Может, она стала совсем крошечной и забилась в какую-то щель.

– Она что, у тебя под кроватью? – недовольно спросил Джарлакс.

– Ты же в повязке. Должен видеть насквозь.

– Любишь ты задеть побольней, – посетовал дроу. – Знаешь, друг мой, если проникнуть взглядом в твою грудную клетку, вероятно, обнаружится, что на месте сердца пусто.

Энтрери встал, натягивая рубашку.

– Если так, сообщи мне, – сказал он и пошел вытащить кинжал из стены. – Может, я тогда вырежу твое и вставлю туда.

– Пожалуй, оно слишком велико для такого, как ты.

Энтрери хотел что-нибудь ответить, но так и не нашелся.

– Через два дня уходит караван, – деловым тоном сообщил Джарлакс, – Мы не только попадем на север, но, быть может, и поработаем не без выгоды для себя. Им, видишь ли, нужна охрана.

Наемный убийца испытующе поглядел на дроу, не вполне понимая, с чего это он так настойчиво уговаривает его отправиться к Воротам Дамары – так назывались две мощные каменные стены, с обеих сторон перекрывавшие Бладстоунский перевал, по которому можно было перейти через горы Галены и попасть в необжитые земли долины Ваасы. Он начал заговаривать о походе на север после того, как они пережили последнее приключение и едва выбрались живыми из той странной башни. Энтрери до сих пор еще не пришел в себя.

– Мы должны явить всем наши честные намерения, дружище, – продолжал темный эльф, еще больше озадачив убийцу. – Многие становятся героями в Ваасе, – пояснил Джарлакс. – Мало таких мест, где столько возможностей разбогатеть, прославиться и заработать доброе имя.

– А я думал, нам нужно зарекомендовать себя на улицах Калимпорта в расчете на работу в будущем.

– И в настоящем. Так и будет. Но подумай, насколько полезно и выгодно, если о нас пойдет молва как о героях. Мы сможем избавить нас от подозрений, а быть может, и спасти от наказания, если нас когда-либо в чем-то уличат. За несколько месяцев в Ваасе можно достичь такого, чего в Гелиогабалусе и за несколько лет не добьешься.

Энтрери подозрительно сощурился. Что-то тут кроется, не иначе. Они уже несколько месяцев находятся в Дамаре и с самого начала знают обо всех блестящих «возможностях» для искателей славы и приключений – да и как может быть иначе, если все углы и все кабаки на улицах Гелиогабалуса увешаны объявлениями и призывами для всяческих авантюристов? И, тем не менее, лишь недавно, а точнее, после страшного похода в башню Джарлаксу вдруг пришло в голову, что им необходимо отправиться на север. Энтрери это казалось странным. В Ваасе их мог ожидать лишь тяжелый труд и суровые условия, а ведь Джарлакс больше всего на свете любит роскошь.

– Ну и что такого сказала Ильнезара о Ваасе, что смогла так тебя заинтересовать? – спросил он.

Дроу лукаво усмехнулся, лишь подкрепив подозрения товарища.

– Тебе известно о войне? – спросил он.

– Немного, – кивнул убийца. – О славе короля Гарета Драконобора, я слышал. Но это неудивительно, потому что в этом городе какой-то культ его и его героических сторонников.

– Они сражались с Женги, королем-колдуном, личи, обладавшим невероятной мощью, – пояснил Джарлакс.

– Да, а еще с целыми стаями драконов, – нетерпеливо перебил Энтрери. – Да знаю-знаю, слышал я это.

– Многие из сокровищ Женги были обнаружены, изъяты и перевезены в Дамару, – продолжал Джарлакс. – Но это лишь жалкие крохи. Женги обладал огромным количеством магических предметов и колоссальными грудами драгоценных камней, таких, что можно было приманить целые полчища драконов. Кроме того, он был личи. И знал тайну.

– Ах вот куда ты замахнулся? – В голосе Энтрери послышалось с трудом скрываемое отвращение.

– Я дроу, – фыркнул Джарлакс. – Я уже прожил несколько веков и проживу еще больше. В Мензоберранзане тоже есть личи огромной силы…

– Да, знаю, дроуличи Дирр.

– Да, и, пожалуй, это самое отвратительное и убогое создание в городе. Мне как-то случилось иметь с ним дело, и я сам убедился, что все, что он делает, посвящено исключительно бесконечности его существования. Он купил для себя вечность, а теперь панически боится ее потерять. Незавидная жизнь, доложу тебе, бедная и холодная, как его кожа, к тому же он совершенно одинок, ведь в его положении иначе и быть не может. Ради своей нынешней сущности он отказался от всего, от самой жизни; представляешь, как он должен о ней печься? Нет, становиться личи – это не для меня, можешь не сомневаться.

– И не для меня.

– Но зато представь, какое могущество можно получить, завладев знанием Женги? – продолжал дроу. – Вообрази, например, какого-нибудь стареющего владыку, который согласен будет заплатить любую цену, лишь бы отсрочить неумолимую смерть!

Энтрери молча смотрел на него.

– Да и кто знает, какими еще чудесами владел Женги? – увлекся дроу. – Может, где-то спрятаны целые склады волшебных вещей или громадные кучи самоцветов? Может, король-колдун владел оружием, перед которым твой Коготь Шарона – ничто?

– Слушай, а в твоей жизни есть хоть какая-то цель, кроме приобретательства?

Джарлакс на мгновение оторопел, что с ним случалось чрезвычайно редко, – но лишь на мгновение.

– Даже если нет, то это не только моя цель, но и твоя тоже, – парировал он. – Или это не ты прошел полмира, чтобы изловить Реджиса и забрать рубин паши Пуука?

– Это было задание.

– Но ты мог от него отказаться.

– Я люблю приключения.

– Тогда вперед! – И дроу с наигранным воодушевлением махнул в сторону двери. – Приключения ждут нас! Думаю, там мы испытаем такое, что даже представить не могли. Неужели ты сможешь отказаться?

– Вааса – это голая долина, где большую часть года лежит лед, а все остальное время – непролазная грязь и слякоть.

– Да, но что под грязью? – манил дроу. – Сокровища, сокровища, превосходящие любое воображение.

– Ага, а еще сотни таких же охотников за сокровищами.

– Само собой, – согласился темный эльф. – Но я – самый лучший.

– Это в каком же смысле понимать?

Джарлакс приосанился, приняв картинную позу.

– Во всех, – уверенно заявил он. Потом он засунул руку в кошель на поясе и извлек оттуда аппетитный кекс, покрытый белой и розовой глазурью. Повертев его перед глазами, дроу с самодовольной улыбкой добавил: – Уж я-то знаю, как найти и удержать сокровище. – И он бросил угощение товарищу со словами: – Гостинец от Пайтера.

Однако Энтрери есть совсем не хотелось.

– Пайтера, – шепотом повторил он. Говоря о сокровище, Джарлакс имел в виду этого человека, а вовсе не его выпечку. Толстого кондитера Пайтера Макрагла дроу и Энтрери когда-то спасли от незадачливых грабителей, а потом Джарлакс устроил ему и его семье симпатичный магазинчик в Гелиогабалусе. Нюх на таланты у темного эльфа был безошибочный, и он всегда умел извлечь из этого выгоду. Пантер был кондитером от бога, дела его быстро пошли в гору, а Джарлакс не только имел с него дополнительную денежную прибыль, но и получал множество нужных сведений.

Артемису только сейчас пришло в голову, что и он сам, пожалуй, попал в разряд найденных я умно удерживаемых самородков. Слишком уж очевидно, кто в их паре главный, а кто вынужден подчиняться.

– Да, так я сказал, что караван выходит через два дня? – обезоруживающе улыбнулся Джарлакс.

Энтрери хотел ответить, но слова замерли у него на губах. Что толку возражать?

И поэтому спустя два дня они с Джарлаксом выехали из северных ворот Гелиогабалуса на двух крепких низкорослых лошадках, сопровождая караван из шести повозок.

Глава 3 Долина Фуги

Энтрери выбрался из палатки, выпрямился и сильно потянулся. Поясница слегка онемела – все-таки возраст дает о себе знать. Ему уже не годится спать просто на земле.

Протерев глаза, он обвел взглядом долину, зажатую горами с запада и востока, всю испещренную разноцветными пятнами палаток. Севернее виднелась крепость Ворота Ваасы из темного серого камня и железа, одна из двух стен, закрывавших перевал. Ворота Ваасы были, в конце концов, закончены, если, конечно, сооружение, служащее единственной преградой между дикими землями и обжитой территорией, можно когда-либо счесть завершенным. Караван, который сопровождали Энтрери и Джарлакс, накануне миновал более значительное сооружение, Ворота Дамары, строительство которого еще не закончилось. Весь следующий день они ехали в тени скал на северо-восток, где находилась родина короля Гарета, Бладстоун-Виллидж, откуда монарх перебрался в самый большой город королевства, Гелиогабалус.

Не желая задерживаться в этом святилище законности, парочка рассталась с караваном и двинулась дальше на север и миль через десять оказалась в довольно просторной для горного ландшафта и сравнительно ровной долине, которую искатели приключений называли Долиной Фуги. Артемису Энтрери название показалось подходящим, поскольку Долина Фуги, по поверьям, была местом пребывания душ недавно умерших, где они ожидали посмертного воздаяния – вечного блаженства или мук. Так сказать, Долина Фуги – место между раем и адом.

Этот палаточный городок, лежавший вокруг, был таким же перекрестком разных дорог, потому что на юге расстилалась Дамара, мирная страна, процветавшая под началом благочестивого короля, а на севере, за стеной, – дикие области, где беспрерывно происходили всякие драки и побоища и ждали самые опасные приключения.

Само собой, они с Джарлаксом направлялись на север.

В палаточном городке полно было самого разномастного люда, наемный убийца хорошо изучил весь этот сброд еще в Калимпорте. И все до единого, и мужчины, и даже женщины, которых, правда, было немного, надеялись стать героями и прославиться. В молодые годы Артемису не раз приходилось странствовать с подобными типами. И чаще всего путешествие заканчивалось кровавыми стычками между членами своей же команды. Вспомнив об этом, Энтрери машинально проверил ножны с кинжалом у себя на боку.

Нельзя слишком доверять подобным честолюбцам.

В свежем утреннем воздухе носился аппетитный запах жарящегося мяса. По всему полю горели костры, а крики птиц перемежались со свистящим звуком натачиваемых ножей. У одного из костров неподалеку Энтрери приметил Джарлакса. Он стоял в окружении людей, которым, видно, не привыкать было к такой жизни: двоих мужчин, похожих друг на друга (вероятно, братья или отец с сыном, потому что один был заметно старше), дворфа, у которого была вырвана половина бороды, и женщины-эльфа с золотистыми волосами, заплетенными в косу. Судя по их напряженным позам, всю четверку насторожило неожиданное появление темного эльфа. Они готовы были дать отпор при малейшей угрозе с его стороны.

Но Джарлакс очень быстро добился их расположения. Энтрери видел, как он учтиво поклонился, сдернув огромную шляпу и шаркнув ее полями по земле. При этом руки он держал на виду, давая возможность убедиться, что подошел без злого умысла.

Через пару минут его собеседники уже посмеивались какой-то шутке дроу. Артемис со смешанным чувством зависти и восхищения следил, как чуть позже женщина стала льнуть к Джарлаксу, явно им заинтересовавшись.

Вот дроу протянул руку к дворфу и вроде как вытащил монету у того из уха. Остальные, на миг растерявшись, схватились за кошельки, но затем расхохотались, и тот из мужчин, что помоложе, отвесил дворфу дружеский подзатыльник.

Но вдруг послышался громкий топот копыт, и о веселье забыли.

С северной стороны к палаткам приближалась небольшая, но сильная вороная лошадка в серебряных доспехах. Латы всадника также состояли из блестящих серебряных пластин со сложным гравированным рисунком. На голове у него был большой шлем, напоминавший ведро, слева украшенный красным пером. Когда лошадка пронеслась мимо Энтрери, он заметил дорогой боевой топор, притороченный к крепкому седлу из толстой кожи.

Лошадь резко остановилась совсем рядом с Джарлаксом и его собеседниками, всадник тут же спешился и встал перед дроу.

Энтрери, предчувствуя неладное, неспешно двинулся туда же.

Неизвестный всадник был высок и строен, и убийца решил, что в нем течет кровь эльфов. Однако, когда тот снял шлем и по его плечам рассыпались огненно-рыжие длинные волосы, Артемис понял, что это женщина.

Он сбавил шаг и остановился так, чтобы слышать разговор и как следует рассмотреть женщину, возбудившую в нем живейшее любопытство. Веснушчатое, с ямочками на щеках лицо совершенно не вязалось с ее воинственной повадкой. Уже по тому, как она стояла, как сидела в седле и как легко и грациозно, несмотря на тяжелое вооружение, спешилась, Энтрери сразу понял, что перед ним опытный и сильный боец – когда в этом была необходимость. Но милые черты выдавали и другую сторону ее существа, с которой Энтрери захотелось познакомиться поближе.

Он вдруг застыл, сам изумленный таким ходом мыслей.

– Так, значит, люди правду говорят, – между тем произнесла женщина. – Эльф-дроу.

– Моя слава бежит впереди меня, – пустив в ход свою самую обаятельную улыбку и низко поклонившись, ответил Джарлакс. – Джарлакс, к вашим услугам, госпожа.

– Твоя слава? – фыркнула женщина. – Нет, черный, о тебе шепчутся, передают слухи о твоих неприглядных делишках, но о славе речи нет.

– Понятно. Значит, вы приехали удостовериться, как в действительности обстоит дело?

– Приехала поглядеть на темного эльфа, – ответила женщина. – Я их никогда не видела.

– И что же, нравится вам?

Женщина чуть склонила голову и медленно обошла дроу.

– О жестокости твоего народа ходят легенды, а ты кажешься таким хрупким. Меня предупредили, что твой облик настораживает и даже ужасает, но я не вижу в тебе ничего особенного.

– Ага, а вы поглядите на его руки! – встрял дворф. – Пальцы у него ловкие, такие номера откалывает!

– Ты что же, карманник?

– Сударыня, вы меня оскорбляете.

– Я тебя спрашиваю и жду честного ответа, – отрезала она, и в ее чистом звучном голосе послышались нотки гнева. – В Долине Фуги полно карманных воришек, отправленных сюда по королевскому приказу, чтобы они могли загладить свои проступки в Ваасе.

– Но ядроу, – возразил Джарлакс. – Неужели вы думаете, что в Ваасе столько всякой нечисти, чтобы я мог скрыть принадлежность к темному народу?

– Меня твоя принадлежность не волнует.

– Ах, так я для вас просто диковинка. Вы снова больно уязвили меня.

– Что ж, тебе не помешает испытать это чувство. Но ты так и не ответил на мой вопрос.

Джарлакс проказливо улыбнулся.

– Ты знаешь, кто я? – требовательным тоном спросила женщина.

– Судя по тому, как вы это спросили, я должен знать.

Незнакомка поглядела на эльфийку, стоящую рядом с дроу.

– Командир Эллери, Армия Бладстоуна, Ворота Ваасы, – без запинки объявила та.

– Скажи мое полное имя.

Эльфийка растерянно молчала.

– Я командир Эллери Трант Допре Кирни Драконобор Пейдопар, – гордо промолвила рыжеволосая всадница.

– Устанешь, пока перечислишь ваши имена, – сухо сказал дроу, но женщина не обратила на его слова никакого внимания.

– Барон Трант – это мой дядя, госпожа Кристина Драконобор, королева Дамары, – моя кузина, сам король Гарет Драконобор также мой родственник, двоюродный.

– Госпожа Кристина и король Гарет?

Эллери горделиво расправила плечи и вздернула подбородок.

– Надеюсь, они ваши родственники из разных ветвей, – сказал Джарлакс.

Она посмотрела на него не без любопытства и уже не так заносчиво.

– Страшно подумать, что у кого-то из наследников Дамары может оказаться две головы или по шесть пальцев на руках, – пояснил дроу с притворной жалостью. – Увы, издержки чистоты рода.

Взгляд женщины потемнел.

– Ты смеешь насмехаться над человеком, который настиг демона Оркуса, гоняясь за ним по всем измерениям?

– Насмехаться? – Джарлакс прижал руку к груди с таким видом, будто его ударили. – Нет, уважаемая командир Эллери, у меня этого и в мыслях не было. Я просто выразил надежду, что, хоть они оба и приходятся вам родственниками, их взаимные кровные узы не слишком близки. Понимаете меня?

– Я все о тебе разузнаю, – пообещала она, смерив дроу ледяным взглядом.

– Уверяю вас, тогда вам будет жаль, что в перечне ваших имен нет имени Д'эрт.

– Значит, Джарлакс Д'эрт?

– К вашим услугам, – с новым поклоном подтвердил темный эльф.

– Глаз с тебя не спущу, дроу. Если позволишь себе что лишнее, живо узнаешь суровый суд Бладстоуна.

– Как скажете, – согласился темный эльф.

Эллери повернулась, и он опять поклонился, при этом ухитрившись быстро подмигнуть Энтрери с лукавой ухмылкой.

– Завтракайте, – обратилась командир к четверке его собеседников, вскакивая в седло. – Когда вступите на землю Ваасы, выбирайте компанию более осмотрительно. На тамошних пустошах многие полегли, в основном потому, что не выбрали себе надежных спутников.

– Обязательно воспользуюсь вашим советом, – живо встрял Джарлакс, хотя она обращалась не к нему. – У меня и так уже вот этот коротышка вызывает подозрение.

– Э! – крикнул дворф, но дроу послал ему обезоруживающую улыбку.

Артемис же смотрел вслед уезжавшей женщине, которую все почтительно провожали.

– Она великолепна, – сказал он, когда Джарлакс подошел к нему минутой позже.

– Да, опасна и очень вспыльчива, – согласился тот.

– Я бы ее убил.

– А я бы с ней переспал.

Энтрери оглянулся на него. Неужели его ничто никогда не выводит из равновесия?

– Она родственница короля Гарета, – напомнил он.

Джарлакс потирал подбородок, не отрывая взгляда от удалявшейся фигуры.

В ответ он пробормотал единственное слово: «Самородок».

– С госпожой Эллери, – сказал дворф, известный в подпольном мире Дамары как один из лучших убийц. Его черная борода была разделена на две части, а волосы, заплетенные в две длинные косицы, завязанные ленточками с тремя драгоценными камнями на каждой, спускались на грудь. Густейшие брови нависали над темными глазами, почти скрывая их, а уши были настолько велики, что злые языки поговаривали, что дворф мог бы летать, если бы только выучился махать ими. – Он уже обзавелся тут знакомствами. Говорю вам, приглядывайте за ним. Глаз не спускайте, а еще лучше – убейте, потому что, если этого не сделать, он сам нас прикончит, точно вам говорю.

– Интересный поворот, хотя это, может быть, и простое совпадение, – предположил Кантан Долиттл, худощавый человечек, по виду – кабинетная крыса, с глазками-бусинками и длинным носом.

На голове у него росли жидкие неопределенного цвета волосы, а на макушке красовалась большая плешь, обгоревшая на солнце и потому красного цвета. Говоря, он нервно потирал кончики пальцев и при этом сам едва заметно дергался.

– Если мы будем так думать, беды не миновать, – веско сказал третий, самого внушительного вида человек из их компании.

Те, кто знал его, относились к нему с опаской, потому что это был не кто иной, как верховный маг Нелликт. Одежда на нем была самая простая, и все знаки своей магической силы он оставил в Цитадели Убийц.

Посмотрев на могущественного, чародея, Атрогейт нервно облизнул губы. Выше Нелликта стоял только Тимоско, глава, гильдии наемных убийц. Сам же дворф являлся агентом Тугой Мошны, самой процветающей гильдии воров Гелиогабалуса. Ему предписали следовать за Джарлаксом и Энтрери до Бладстоун-Виллидж и в Долине Фуги донести о результатах наблюдения Кантану. Дворф порядком удивился, встретив в лагере Нелликта. Мало имен во всех северных Королевствах вызывали такой же трепет, как имя верховного мага Цитадели Убийц.

– Удалось разузнать о дроу что-нибудь еще? – спросил Кантан. – Мы знаем о его делах с кабатчиком Фипуном и убийстве тени Рорли.

– И убийстве Фипуна, – добавил Нелликт.

– Разве есть доказательства, что это были они? – удивленно спросил Кантан.

– А разве есть, что не они?

Кантан смешался. Он вовсе не хотел вызвать гнев грозного мага.

– Данных об их местонахождении после этого случая действительно недостаточно, – согласился он.

– Видно, затаились, – подсказал Атрогейт, надеясь подольститься к Нелликту. Хоть он и обращался к Кантану, его темные глазки все время стреляли в сторону главного мага. Однако лицо Нелликта оставалось совершенно непроницаемым. – У них были также какие-то делишки с двумя дамочками-ростовщицами, но не замечено, чтобы они купили что-то стоящее. Может, их больше интересовали не магические чары, а женские, если вы понимаете, о чем я. Эти двое – любители по женской части, особенно черненький.

Кантан метнул взгляд на Нелликта, который едва заметно кивнул.

– Продолжай следить за ними и будь настороже, – велел Кантан Атрогейту. – Если мы тебе понадобимся, вывесишь тряпку, как договорились, и мы тебя найдем.

– А если я вам понадоблюсь?

– Мы разыщем тебя, не сомневайся, – вмешался Нелликт.

Несмотря на желание сохранить независимый вид, Атрогейт задрожал, услышав этот холодный ровный голос. Низко кланяясь, он чуть не упал, и ушел, юркнув в тень.

– По-моему, этот человек очень непрост, – заметил чародей, оставшись наедине с Кантаном.

– Полагаю, они оба непросты.

– Да, и заслуживают нашего пристального внимания, – согласился Нелликт. – Нужен еще соглядатай, этого тупицы Атрогейта недостаточно.

– Я уже занялся этим, – заверил его Кантан. Нелликт слегка кивнул, глядя на Энтрери и Джарлакса, которые в другом конце палаточного городка вернулись к своему костру.

В Гелиогабалусе Тугая Мошна уже собиралась напасть на эту пару – и Нелликт полагал, что последствия для гильдии оказались бы самыми печальными, не вмешайся Цитадель Убийц. Тимоско обратил на них внимание по наущению Нелликта. Особенно его заинтересовал этот странный темный эльф. Дроу вообще диковинка на поверхности, а в здешних землях и подавно. По крайней мере, в Дамаре, которая под руководством короля Гарета и его героических сподвижников быстрыми темпами превращалась в сильное и спокойное государство, где все чтили закон. Победив Женги, полчища драконов и самого демона Оркуса, Гарет Драконобор еще больше укрепил свою власть, объединив под своим началом все новые земли, к неудовольствию феодалов Дамары. Он не скрывал, что собирается присоединить также и Ваасу и создать объединенное королевство Бладстоун.

Тимоско и Нелликт почти не сомневались, что покорение Ваасы не за горами, но, если это произойдет, куда деваться Цитадели Убийц?

Верховный маг тревожился, размышляя о том, к чему все идет. И когда дроу и наемный убийца скрылись под пологом своей палатки, глаза его на мгновение вспыхнули.

Выйдя за каменную стену Ворот Ваасы, Джарлакс и Энтрери почувствовали, что даже воздух здесь иной. Хотя лето было в самом разгаре, налетел довольно холодный ветер, и в нос им ударил запах гнили и прелости.

– Здорово сегодня тянет с Великого Ледника, – заметил над головой у товарищей один из стражников.

Солнце еще не прогрело воздух, и Энтрери поежился.

– Местечко хоть куда, – оглядывая из-под полей широкой шляпы бесконечную унылую бурую равнину, заметил Джарлакс. – И целого войска не жаль, чтобы завоевать этот райский уголок.

Артемиса его сарказм раздражал. Сам-то он с самого начала не хотел отправляться в это путешествие.

– Тогда зачем мы сюда пришли?

– Я уже достаточно ясно объяснил это.

– У тебя очень странное понимание слова «ясно».

Джарлакс даже не взглянул на него.

– Надо думать, ты считаешь, что больше мне и не нужно знать, – раздраженно продолжал убийца.

– Иногда под кожурой неприятного на вид плода скрывается сладчайший сок, – наставительно проговорил дроу.

Энтрери оглянулся на высокую стену и промолчал. Они вышли оттуда на «дневную прогулку» – так назывались вылазки охотников с целью беглой разведки и внезапного нападения. Такие «прогулки» были в ходу, и все новички получали подобные задания, чтобы как следует осмотреться и привыкнуть к тундре. Первые авантюристы обычно уходили в дикие земли без всякого опыта и провожатых, и многие так и сгинули без вести. Однако Армия Бладстоуна подошла к делу весьма серьезно, и теперь подобные пробные вылазки стали для вновь прибывших не просто желательными, а превратились в обязательную повинность.

Энтрери терпеть не мог строгих правил, да и углубляться в тундру у него не было ни малейшего желания. Возможность кончить свою жизнь в поисках дна бездонной трясины его ничуть не привлекала.

Джарлакс медленно поворачивался на месте, будто принюхиваясь. Сделав полный оборот, он снова повернулся на северо-восток, в сторону Великого Ледника, и, ткнув пальцем, сказал:

– Думаю, туда.

Он сразу двинулся в путь; Энтрери ничего не оставалось, как, пожав плечами, пойти следом.

Чтобы не влезть в топкую грязь, они шли по каменистому подножию Гален. Правда, так возрастала вероятность напороться на гоблинскую западню, но приятелей столкновение с ними не пугало.

После часа блуждания среди серых камней и ледяных луж Энтрери ворчливо заметил:

– А я-то думал, тут нечисть на каждом шагу – сражайся не хочу. Разве не так кричали все листовки в Гелиогабалусе?

– Да, обещали двадцать золотых в день, – подтвердил Джарлакс. – И все это за удовольствие перебить с десяток гоблинов. По-моему, сумма называлась именно такая. Но может, они потому и не боятся назначать такую высокую цену, что все твари тут уже давно повывелись?

– Долго ты еще намерен мерить мили по этим пустошам? А то я вернусь обратно, – заявил Энтрери.

– Всегда скажешь что-то ободряющее.

– Говорю то, что есть.

Джарлакс рассмеялся и поправил шляпу.

– Много миль идти не придется, – сказал он. – Ясно как день – противник где-то рядом.

Энтрери недоверчиво поглядел на него.

– Ты заметил след рядом вон с той лужей?

– Он мог быть оставлен несколько дней назад.

– А я думаю, на поверхности отпечатки не сохраняются так долго, – сказал дроу. – Вот в Подземье след от сапога на мягкой земле может оставаться нетронутым тысячу лет, но здесь…

Энтрери только молча пожал плечами.

– А я думал, ты мастер выслеживать врагов.

– Я не разбираю следы в грязи, я нахожу врагов, зная их привычки и характер, или же собираю сведения у тех, кто их видел.

– Собираешь при помощи кинжала, как я понимаю.

– Как получится. Но по пустыням и болотам в поисках чудищ я обычно не бегаю.

– И, тем не менее, ты не впервые в таких местах. И в следах разбираешься.

– Я могу лишь с уверенностью сказать, что нечто оставило отпечаток рядом с лужей, – уточнил убийца. – Это могло случиться сегодня, а могло и несколько дней назад – в любой момент после того, как прошел последний дождь. А кто или что его оставило, я понятия не имею.

– Мы в месте, кишащем гоблинами, – перебил дроу. – Так было сказано в листовках.

– Мы в месте, где полно людей, охотящихся за гоблинами, – поправил Энтрери.

– Говоришь то, что есть? – поддразнил его Джарлакс.

Артемис молча смерил его недовольным взглядом.

Они блуждали еще несколько часов, но потом на севере стали собираться грозовые тучи, и товарищи повернули назад к крепости. Джарлакс и Энтрери вернулись вскоре после заката, выдержав недолгие пререкания с часовыми, которые сменили утреннюю стражу. Они никак не хотели впустить темного эльфа, и их пришлось убеждать, что оба приятеля вышли из этих самых ворот утром и должны быть допущены обратно.

Энтрери шел первым по направлению к большому залу, откуда можно было выйти к палаткам в долине по узкому темному коридору, чувствуя на себе подозрительные взгляды стражи.

– Погоди, – попросил Джарлакс. – Мне говорили, в крепости можно прекрасно поразвлечься.

– Ага, а еще тебе говорили, что здесь полно гоблинов.

– Похоже, это никогда не кончится, – вздохнул Джарлакс.

Энтрери раздраженно развернулся и поглядел на дроу, в глазах которого прыгали отблески факелов.

– Неужели у тебя совсем пропала охота к приключениям? – спросил Джарлакс.

– Мы уже сто раз об этом говорили.

– И все равно ты ворчишь, брюзжишь и вечно всем недоволен.

– Мне никогда не нравилось таскаться целый день по каким-то грязным, размытым тропам.

– Эти тропы приведут нас к таким вещам, которые тебе и не снились. Поверь мне.

– Возможно, настроение у меня и улучшится, если ты, наконец, скажешь, к каким именно вещам, – отозвался Энтрери, но дроу только ухмыльнулся.

– Эти коридоры тоже могут кое-куда вывести, – сказал он вместо ответа. – Думаю, нет необходимости рассказывать тебе – куда.

Энтрери через плечо глянул на огоньки костров палаточного лагеря, видневшиеся в открытый проем дальней двери. Сопротивляться было бесполезно – поток красноречия Джарлакса, если ему надо было кого-то уговорить, бывал неиссякаем. Поэтому, усмехнувшись, убийца лишь махнул рукой, давая понять, чтобы дроу вел, и сам пошел следом за ним.

В Воротах Ваасы имелось множество всяких мастерских и лавочек, но больше всего было кабаков и таверн. Торговцы и дельцы быстро вняли кличу Гарета Драконобора – ведь у искателей приключений, возвращающихся из-за стены Ворот с грузом ушей орков, гоблинов и других тварей, деньжата водились в избытке. Полно было и «ночных бабочек», предлагавших свои прелести в любой таверне. Они частенько крутились вокруг столов, где профессиональные игроки пытались получить свое с добычи удачливых и недалеких «охотников за головами».

Все заведения здесь были похожи друг на друга, поэтому парочка вошла в первое же попавшееся. Вывеска у двери гласила: «Грязные сапоги и окровавленные клинки», но какой-то шутник перечеркнул надпись и накарябал: «Грязные клинки и окровавленные сапоги», подразумевая, что в последнее время приходится все ноги сбить, но так и не найти ни одной жертвы.

Энтрери и Джарлакс вошли в переполненное помещение. Многие бросали неодобрительные взгляды на дроу. Приблизившись к столику на четверых, за которым сидело только два человека, товарищи разделились: убийца смешался с толпой, а дроу двинулся к сидящим за столом.

– Могу я присесть? – вежливо осведомился темный эльф.

Его встретили испуганными и вместе с тем угрожающими взглядами.

– Мы ждем еще двоих, – пробурчал один из мужчин.

– Что ж, прекрасно, – сказал Джарлакс, отодвигая стул. – Тогда я могу ненадолго дать отдых ногам. Когда ваши друзья пожалуют, я немедленно уйду.

Мужчины переглянулись.

– Ну, ты, вали отсюда! – рявкнул один, оскалив зубы, словно собирался вонзить их в дроу.

Его приятель скрестил руки на широченной груди и грозно поглядел на непрошеного гостя. Но в следующий миг глаза его округлились и он медленно опустил руки, растопырив пальцы, потому что почувствовал сзади на шее острие кинжала.

С первого тоже быстро слетела воинственность, потому что Джарлакс достал под столом крохотный кинжальчик, который по его мысленному приказу удлинился, и дроу, не наклоняясь и не меняя положения рук, приставил оружие к животу обидчика.

– Я передумал, – холодно проговорил он. – Когда ваши друзья пожалуют, им придется поискать себе другое место.

– Ах ты, вонючий…

– Ошибаетесь.

– …склизкий дроу, – продолжал мужчина. – Тот, кто в этом месте обнажает оружие, совершает преступление против короля Гарета. За это сурово наказывают.

– А если выпустить кишки дураку, наказание будет такое же?

– Вонючий дроу, – проскрипел мужчина и вопросительно глянул на своего товарища.

– У меня нож на шее. Я тебе не помощник, – ответил тот.

Джарлакс чуть не рассмеялся, наблюдая за растерянным лицом первого. За спиной его товарища было полно народу, но никто не обращал внимания на происходящее за этим столом. А совсем рядом с отсутствующим видом стоял некто в сером плаще – Энтрери.

– Может, хватит глупостей? – обратился Джарлакс к своему обидчику.

Тот бросил на него злобный взгляд и уже вроде готов был уступить, как вдруг с силой толкнул стол и отъехал на стуле назад.

– У него оружие! – вскочив на ноги и тыча пальцем в дроу, завопил он. – Оружие!

Вокруг стола поднялась суматоха, многие, готовясь к драке, тоже потянулись к оружию, некоторые же, как Энтрери, воспользовались неразберихой, чтобы затеряться среди других посетителей. Однако в любом кабаке Ворот Ваасы к таким происшествиям были готовы, поэтому не успел никто и глазом моргнуть – а Джарлаксу как раз хватило времени приказать волшебному кинжалу исчезнуть и отодвинуть свой стул, демонстрируя раскрытые ладони, – как вошел небольшой отряд солдат, чтобы навести порядок.

– Он ткнул меня мечом! – вскричал мужчина, показывая пальцем на дроу.

Джарлакс сделал недоуменное лицо и поднял руки. Потом он привстал и раскрыл полы плаща, чтобы доказать, что у него даже нет при себе оружия.

Однако солдаты смотрели на него сурово, а один из них тем временем нагнулся и посмотрел под столом.

– Довольно подло обвинять меня, раз я принадлежу к другому народу, – с притворной горечью обратился Джарлакс к мужчине. – Жаль, ты не знал, что я безоружен.

Все взгляды обратились к обвинителю.

– Да говорю вам, он уколол меня! – не сдавался тот.

– Чем же? – спросил дроу, театрально взмахивая полами плаща. – Боюсь, у тебя богатое воображение. Дамы, надо думать, это ценят.

Где-то послышался смешок, и кабак потряс взрыв насмешливого хохота. Однако хуже насмешек было раздражение солдат.

– Убирайся отсюда, – сказал один из них мужчине, чем вызвал новый взрыв смеха.

– А дружок этого черного приставил нож к моей спине! – внезапно воскликнул до той поры сидевший второй мужчина, вскакивая на ноги и оборачиваясь к толпе.

Все притихли.

– Кто именно? – спросил один из солдат.

Мужчина обводил взглядом стоявших рядом с ним людей, но Энтрери был уже в другом конце зала.

– Вот этот! – вдруг сказал парень, тыча в ближайшего к нему молодчика. – Похоже, он!

Один из солдат тут же обыскал обвиняемого, и действительно на ремне у него обнаружился длинный тонкий кинжал.

– Что за чушь?! – возмутился тот. – Вы поверите этому придурку?

– Мое слово против твоего! – уверенней закричал пострадавший, решив, что указал правильно.

– Точнее, против наших, – вмешался еще один мужчина, и около десятка товарищей несправедливо обвиненного парня вышли вперед.

– Ты выбирай, в кого пальцем тыкать, – посоветовал другой.

Бедный пострадавший смешался. Он поглядел на своего товарища, которого неожиданный оборот поверг в еще большую растерянность.

– Шли бы вы, ребята, отсюда, – посоветовал парень с кинжалом.

– Ага, да поживее, – поддержал его кто-то из дружков.

– Сударь, – обратился Джарлакс к солдату, – я только что вернулся из Ваасы и просто хотел передохнуть.

Солдат смерил его долгим настороженным взглядом, но потом повернулся и направился к выходу. По пути он бросил мужчине, ставшему виновником происшествия:

– Только попробуй еще что-нибудь устроить, я тебя в кандалы закую.

– Но…

Сказать бедняга ничего не смог, потому что другой солдат пнул его сзади, чем вызвал новый раскат смеха и улюлюканий.

– Мы не уйдем! – упрямо заявил второй мужчина.

– Сперва подумай хорошенько, – посоветовал ему один из товарищей несправедливо обвиненного парня с кинжалом.

Пострадавший от коварства Джарлакса мужчина сразу перестал хорохориться и быстро ушел с другом.

Вскоре все успокоилось, Джарлакс расположился за освободившимся столиком и жестом подозвал служанку, обслуживающую посетителей.

– Бокал лучшего вина и кружку лучшего эля, – заказал он.

Девушка помедлила, внимательно оглядывая дроу.

– Нет, он не ошибся, обвинив меня, – подмигнув ей, сказал темный эльф.

Служанка вспыхнула и поспешно пошла выполнять заказ.

– Между прочим, к этому времени освободился и другой столик, – заметил Энтрери, усаживаясь напротив Джарлакса. – Можно было обойтись и без выкрутасов.

– Без развлечения, ты хочешь сказать, – поправил его дроу.

– Теперь солдаты будут за нами наблюдать.

– Вот и отлично. Пусть о нас узнают все в крепости. Нам нужна известность.

– Я полагал, известность приобретают в битвах с врагами.

– Всему свое время, друг мой, – сказал Джарлакс и одарил улыбкой молоденькую служанку, принесшую им напитки. – Всему свое время, – повторил он и протянул девушке платиновую монетку, стоимость которой во много раз превышала цену заказа. – Это тебе за то, что ты всем разболтаешь о сегодняшнем происшествии и о тех, что еще будут, – хитро подмигнув, сказал он ей.

Глазки девушки загорелись, когда она разглядела монету. Снова залившись румянцем, она отошла от стола, застенчиво улыбаясь.

Джарлакс же обернулся к приятелю, держа бокал в руке, и повторил конец последней фразы как тост.

Не в силах противостоять напору его непобедимого оптимизма, Энтрери чокнулся с эльфом и с удовольствием отхлебнул из своей кружки.

Глава 4 Девушка-полуорк

Поднимаясь с соломенного тюфяка, Аррайан Фэйлин натянула на себя свое единственное одеяло, укутывая хрупкие плечи. Когда люди узнавали о ее происхождении, их неизменно удивляли ее необычное изящество и женственная фигура.

Девушка была наполовину орком, как и большинство жителей Палишука, небольшого городка в холодном и ветреном северо-восточном регионе Ваасы, недалеко от того места, куда ниспадал ледяной застывший поток под названием Великий Ледник.

В жилах Аррайан текла также человеческая кровь и немного эльфийской – так ей рассказывала мать, – поэтому в облике девушки слились лучшие черты ее предков. Лицо ее обрамляли длинные каштановые с рыжиной волосы, такие мягкие и пушистые, что, когда она их распускала, казалось, будто ее голова окружена красноватым сиянием. Как большинство орков, роста она была невысокого, но благодаря примеси эльфийской крови ее никак нельзя было назвать приземистой. Лицо тоже было широким, как у орка, но черты его: большие изумрудные глаза, чувственные губы, тонкие высокие брови и аккуратный носик пуговкой – ничем не напоминали о ее принадлежности к этому народу. Так что, несмотря на такое сложное происхождение, Аррайан, получила от него только преимущества.

Она потянулась, зевнула, тряхнула длинной гривой волос и потёрла глаза.

Когда остатки сна улетучились, девушку охватило нетерпеливое возбуждение. Шлепая босыми ногами по земляному полу, она бросилась к рабочему столу. Одной рукой схватила с ближайшей полки книгу заклинаний, другой смахнула лишнее со стола, бухнулась на стул и открыла книгу на разделе «Магия предвидения». Пальцы ее так дрожали от нетерпения, что, листая, она чуть не порвала страницу.

Аррайан откинулась на спинку стула и принудила себя сделать глубокий вдох и успокоиться. Она вспомнила уроки ментальных техник, которые осваивала несколько лет назад, когда училась в башне чародеев в Дамаре. Если уж подростком она умела обуздывать свои чувства, неужели сейчас, когда ей давно за двадцать, она не справится с собственным нетерпением?

Через минуту она снова обратилась к книге. Спокойно просмотрела список мощных заклинаний, выделяя те, которые могли оказаться наиболее полезными, в том числе такие, что отвращали магические нападения и враждебные чары еще до того, как они пущены в ход. Ей предстояло немало потрудиться и твердо запомнить их все.

Через несколько минут ее занятия прервал осторожный стук в дверь. Она догадалась, кто это, и повернулась на стуле в тот момент, когда открылась дверь и здоровый полуорк сунул в комнату огромную голову, показывая в ухмылке выступающие клыки. Заметив его взгляд, Аррайан поняла, что одеяло с нее сползло, и торопливо натянула его повыше.

– Здравствуй, Ольгерхан, – приветствовала она.

Ей вдруг подумалось, что всякий раз, когда она его видит, ее голос звучит очень звонко. Внешне они были совершенно не похожи, в Ольгерхане как раз больше всего проявились оркские черты. Верхнюю губу слегка приподнимали крупные клыки, глаза с красными прожилками прятались под низким бугристым лбом с густыми кустистыми бровями. Сплюснутый нос загибался крючком, на лице клочками росла щетина. Ростом он был не очень высок, чуть выше пяти с половиной футов, но казался больше из-за того, что мощные руки и широкая грудная клетка скорее подошли бы человеку на фут выше.

Он облизнул губы и открыл рот, но ничего не сказал.

Аррайан поплотнее завернулась в одеяло, хотя никакого смущения перед другом не чувствовала; она вообще не придавала значения подобным мелочам.

– Они здесь? – спросила она.

Полуорк недоуменно оглядел комнату.

– Я имею в виду повозки, – пояснила она, и здоровяк ухмыльнулся.

– А-а, Уингэм, – понял он. – У южных ворот. Двадцать разноцветных повозок.

Аррайан улыбнулась ему, но все же немного разволновалась. Уингэм – ее дядя, но она никогда не общалась с ним настолько долго, чтобы чувствовать какую-то родственную близость. Его и его команду называли в городке «Уингэм и его плуты», хотя в остальных местах величали «Чокнутые головорезы Чудака Уингэма».

Как-то, Аррайан была тогда совсем маленькая, дядя объяснил ей, почему у них такое странное прозвище.

– Потеха толпы – это самое главное, – сказал он. – Все на свете любят, когда их развлекают.

Это было до того, как она отправилась учиться в Дамару тайнам магии. Уингэм тогда дал ей еще один совет. Аррайан улыбнулась, вспоминая, как он объяснял ей, почему такое дурацкое прозвище им очень на руку, – оно поддерживает предрассудки людей, эльфов и дворфов против их народа. «Пусть думают, что мы тупые, – патетически заявил он. Впрочем, он всегда говорил с пафосом. – А потом они придут к нам за товаром, а мы их надуем!»

Девушка вдруг очнулась, удивившись, что так погрузилась в воспоминания. Но Ольгерхан, кажется, ничего не заметил.

– Что слышно? – спросила она его.

– Пока ничего. – Полуорк покачал большой головой. – Пляски и песни только начались. А те, кто пошел смотреть цирк, еще не возвращались.

Аррайан кивнула, рывком встала и торопливо прошла к шкафу. Не задумываясь отпустила одеяло, но в последний миг снова подхватила его и застенчиво глянула на Ольгерхана.

Тот опустил глаза, вышел из комнаты и притворил за собой дверь.

«Какой он все-таки хороший», – уже в который раз подумала она.

Аррайан быстро натянула кожаные штаны, рубашку и взяла узкий ремень, увешанный мешочками с компонентами для заклинаний и письменными принадлежностями. Собралась выходить, но, подумав, вытащила из шкафа тонкую голубую мантию и накинула сверху. Она редко надевала это одеяние среди своих, потому что полуорки считали эту одежду с широкими рукавами совершенно бесполезной. Чем меньше на ней было надето, тем больше это ценили ее земляки-мужчины. Мантию Аррайан надела специально для Уингэма.

Поправив пояс, она открыла дверь.

Ольгерхан терпеливо ждал ее. Взявшись за руки, они поспешили к южным воротам. Многие из тысячи жителей городка уже находились там. Протолкавшись сквозь толпу и протащив за собой Ольгерхана, она вышла к месту, вокруг которого собрался народ, и радостно улыбнулась. Повозки были поставлены кругом на большой поляне, их яркие крыши и навесы горели на солнце. Откуда-то доносились музыка и грубоватый голос одного из бардов, тянувшего песню о горах Галенах и чертоге Хиллсафар.

Как и остальные горожане, Аррайан с Ольгерханом ускорили шаг в предвкушении развлечения. Уингэм со своей труппой приезжал в Палишук всего несколько раз в год, иногда и реже, и всегда привозил диковинные товары, выменянные в далеких землях, а также удивительные рассказы о храбрых героях и могучих королях. И взрослые, и дети любили их песни и танцы. В других землях знали, что сторговаться с Уингэмом трудно, но если кто-то из жителей Палишука покупал у него какую-то вещь, то мог быть уверен, что внакладе не остался, – Уингэм никогда не забывал, откуда он родом, и любил своих земляков, понимая, что многим им обязан.

Перед проходом внутрь круга, огороженного повозками, стояли двое жонглеров и перебрасывались ножами прямо над головами входящих горожан, содрогавшихся от ужаса и восторга. Внутри выступали барды. Один играл на изогнутом музыкальном инструменте, звучанием похожим на флейту, а другой пел тягучую песню о Галенах. А вокруг стояло множество навесов и прилавков с оружием, одеждой и тканями. Воздух был пропитан ароматом душистых веществ и благовонных свечей, заглушавших обычный в тундре, где лето было коротким и растения быстро росли и умирали, гнилостный запах.

На мгновение Аррайан почудилось, что она попала на большой бал в каком-то незнакомом городе, где танцует множество красиво одетых людей. Она даже остановилась, но видение, возникшее из неведомых глубин сознания, вскоре исчезло. Аррайан почти сразу заметила старого полуорка, уже согнувшегося от старости, лысого и хромого, однако глаза его светились так молодо, что ни одна девушка, встретившись с ним взглядом, не прошла бы мимо равнодушно.

– Госпожа Магготсвипер! – закричал он, увидев ее.

Аррайан вздрогнула, услышав фамилию, которой она давно не пользовалась, заменив ее своим вторым эльфийским именем Фэйлин. Дядя Уингэм назвал ее так просто от избытка чувств. Девушка бросилась к нему, а старик горделиво выпрямился, встречая молоденькую племянницу, и сжал ее в крепких объятиях.

– Вот кто для меня самый долгожданный, желанный, прекрасный и удивительный гость во всем Палишуке! – вскричал он с преувеличенным оживлением, как привык говорить за долгие годы странствий со своей бродячей труппой. Он оглядел ее на расстоянии вытянутых рук. – Каждый раз, подъезжая к городку, я боюсь, что не застану тебя, что ты уедешь в Дамару или еще куда-нибудь.

– Но ты же знаешь, я тотчас же вернусь, как только услышу, что ты неподалеку, – заверила она, обрадовав старика.

– Я приехал с удивительными вещами, как всегда, – заговорщически подмигнув, громко объявил Уингэм.

– Как всегда, – с невинным видом повторила девушка.

– Ох, лиса!

Ольгерхан не понял и, решив, что девушку обзывают, недовольно засопел. Уингэм внимательно поглядел на него: путешествуя по суровой Ваасе, он привык быть настороже.

– Это значит, что я хитрю, что-то скрываю, – поспешно пояснила другу Аррайан. – Дядя хочет сказать, что я знаю что-то, о чем умалчиваю.

– А, это про книгу! – сразу брякнул Ольгерхан.

Уингэм рассмеялся, а Аррайан сказала со вздохом:

– Ну вот ты и выдал меня.

– А я думал, ты так, обрадовалась моему приезду, – с напускным разочарованием произнес старик.

– Ну, конечно! – смешалась девушка. – То есть… и это тоже… я никогда… дядя, ну ты понимаешь…

Глядя на нее с улыбкой, старик поднял руку, чтобы прервать неуклюжие оправдания:

– Дорогая моя племянница, ты никогда не навещала меня на заре первого дня моего приезда. Ты ведь знаешь, что в это время я больше всего занят. Но я не очень удивлен, увидев тебя сегодня в такую рань. Очевидно, слухи о рукописи Женги просочились сюда раньше.

– Так это правда? – чуть слышно спросила Аррайан, вся подавшись вперед и вцепившись в плечи дяди.

Уингэм беспокойно огляделся.

– Не здесь, девочка моя. И не сейчас, – негромко проговорил он. – Приходи вечером после закрытия, тогда и поговорим.

– Мне не терпится… – возразила она, но старик прижал палец к ее губам и твердо повторил:

– Не здесь и не сейчас. А теперь, дамы и господа, – вдруг громко возвестил он тоном зазывалы, – прошу вас оценить экзотические благовония. Некоторые из них привезены из самого Калимшана, где ветер носит столько песка и пыли, что иногда нельзя разглядеть даже собственную руку!

К ним тотчас же подошло несколько любопытных, и дольше говорить стало невозможно. Уходить не хотелось, но Аррайан кивнула дяде и потащила за собой сконфуженного Ольгерхана. Около часа они развлекались вместе со всеми, после чего Аррайан вернулась в свой домик. Весь остаток дня она не могла успокоиться и ходила по комнате, сцепив руки. Уингэм подтвердил: неизвестная книга принадлежала Женги.

Там записи самого короля-колдуна! Того, кто подчинил себе драконов и распространил тьму на весь Бладстоун, того, кто постиг все глубины магии и победил саму смерть. Такие, как он, не пишут книги просто так, от нечего делать. И Уингэм понимает это, как никто другой. Ему часто приходится иметь дело со всякими волшебными вещами. Раз он отказался говорить о книге при свидетелях, это много значит: очевидно, она совершенно особенная. Придется ждать, но солнце сегодня как будто передумало садиться!

Едва наступил закат и зазвонили колокола, возвещая окончание торговли, Аррайан схватила накидку и бросилась к двери. Ольгерхан преданно ждал ее у порога. Они торопливо зашагали по направлению к южным воротам и вскоре пришли к стоящим кругом повозкам.

Стражники выпроваживали припозднившихся покупателей, но девушку узнали и сразу пропустили.

Уингэм сидел за столом в своей личной повозке, и сейчас он очень отличался от того громкоголосого шутника, каким бывал на публике. Он стал сдержанным и немногословным. Старик что-то рассматривал на столе и едва взглянул на племянницу, когда та вошла. Аррайан заглянула ему через плечо и увидела, чем был так озабочен дядя.

Перед ним лежала огромная старинная книга в переплете из необычайно тонкой и гладкой черной кожи какого-то неизвестного сорта. Так и тянуло прикоснуться к ней, но девушка не осмелилась. Склонившись ниже, она разглядела на корешке и крышке переплета неглубокие тисненые рисунки, в основном драконов в самых разных положениях: свернувшихся кольцом, красиво летящих, угрожающе раскрывших пасти. Ей пришло в голову, что книга, возможно, переплетена в драконью кожу.

Облизнув пересохшие губы, она вдруг засомневалась, правильно ли поступает. Стараясь унять дрожь, девушка медленно опустилась на стул рядом с дядей, сделав Ольгерхану знак подождать у входа.

Молчание затянулось, но Уингэм и не думал нарушать его.

– Так, значит, это книга Женги? – отважилась спросить Аррайан.

Уингэм, наконец, посмотрел на нее и молча кивнул.

– Там заклинания?

– Нет.

Девушка некоторое время терпеливо ждала дальнейших объяснений, почти не в силах усидеть на месте; странно, из ее обычно общительного дядюшки никогда не приходилось вытягивать слова клещами.

– Тогда что? – наконец не выдержала она.

– Не знаю, – отрезал он.

Снова повисла тишина, и девушка нерешительно потянулась к фолианту. Уингэм крепко сжал ее руку, не позволив коснуться даже обложки.

– Ты вооружилась чарами предвидения? – спросил он.

– Само собой.

– Тогда прежде постарайся выяснить магические возможности этой книги.

Аррайан отодвинулась, недоуменно глядя на старика. Никогда она его таким не видела, поведение старика не только возбуждало еще большее любопытство, но и вселяло тревогу.

– Кроме того, – продолжал Уингэм, не выпуская ее запястья, – приготовила ли ты заклинания, отвращающие враждебные чары?

– Дядя, да в чем дело?

Он поглядел на нее долго и пристально, во взгляде его читались и страх и любопытство. Наконец он произнес:

– Это книга для вызова какого-то существа.

Аррайан затаила дыхание.

– Причем, насколько я смог выяснить, это существо не демон и не порождение иного уровня.

– Ты внимательно ее изучил?

– Насколько мог. Я не так силен в магии, чтобы иметь дело с подобными вещами. Но я могу различить имя демона или существа с другого уровня – ничего похожего в этой книге нет.

– Ты это выяснил с помощью заклинания предвидения?

– Я употребил не одну сотню таких заклинаний, – ответил Уингэм и вытащил из-за пояса тонкую черную металлическую волшебную палочку. – Я трижды истратил ее силы без остатка, но почти ничего не добился. Но я убежден, что при помощи чар Женги скрыл в книге нечто… нечто необычайное. И она – ключ к этой тайне.

Аррайан высвободила руку, снова робко потянулась к книге, но положила руки на колени. Так она и сидела, глядя то на старика, то на фолиант.

– В ней есть ловушки, вне всякого сомнения. Но я не обнаружил ни одной, хотя и очень старался.

– А мне сказали, что этот том у тебя недавно.

– Уже несколько месяцев, – признался Уингэм. – Я никому о нем не говорил, пока сам все не испробовал. К тому же мне не хотелось, чтобы об этой книге пошли толки. Ты же сама понимаешь, получить такую вещь хотели бы многие, включая и нескольких могущественных чародеев с не самой хорошей репутацией.

Аррайан ненадолго призадумалась и улыбнулась. Значит, Уингэм намеренно молчал о своей находке, пока не подъехал к городку. Это значит, он с самого начала намеревался передать волшебную книгу ей, своей племяннице, достигшей в магическом искусстве больших высот! Она сможет сама со всей тщательностью изучить этот удивительный фолиант.

– Король Гарет, несомненно, вышлет разведчиков, – продолжал старый полуорк. – Или даже отряд, чтобы забрать книгу и переправить в Гелиогабалус или в Бладстоун-Виллидж, где самые сильные маги применят к ней свое искусство. Пока о ней не многим известно – только здесь, в Палишуке, да еще Страннику Мариабронну.

При упоминании имени знаменитого следопыта, ставшего при жизни почти легендой, Аррайан насторожилась. Говорят, он хорошо разбогател, охотясь за головами. Он знал почти всех и каждого, и все знали его. Людей, даже осведомленных о его подвигах, он обезоруживал простой и доверительной манерой разговора и кажущейся бесхитростностью. Аррайан лишь дважды видела Мариабронна, когда он бывал в Палишуке, и вместе со всеми смеялась над его веселыми историями или, широко раскрыв глаза, слушала рассказы о небывалых приключениях. Девушке казалось, что у этого наемника и следопыта душа странствующего барда, а в глубине его блестящих внимательных глаз кроется веселое лукавство.

– Мариабронн, несомненно, сообщит о ней командирам Гарета в Воротах Ваасы, – прервал ее размышления Уингэм.

Он улыбался, очевидно догадавшись по выражению ее лица, о чем она думала. Аррайан вспыхнула.

– Зачем ты вообще кому-то говорил о ней? – спросила она.

– Для меня это слишком мощная вещь.

– И, тем не менее ты позволяешь мне заняться ею?

– Твои силы превосходят мои.

Аррайан прикинула про себя, справится ли она за тот срок, что дядя отмерил ей, рассказав о книге Мариабронну.

– Но не бойся, племяшка, с Мариабронном я был немногословен – слухи, пущенные мной при подъезде к Палишуку, и те красноречивее, потому что должны были достичь твоих ушей. Скорее всего он пока продолжит странствовать в долине и не сразу вернется к Воротам. Думаю, я снова увижусь с ним на обратном пути, еще до того, как он успеет переговорить с командирами Гарета. Времени тебе хватит.

Он подмигнул Аррайан и отодвинулся от книги в черном переплете.

Девушка не торопилась открывать ее.

– Похоже, ты не приготовила защитные чары, – понял Уингэм.

– Я не ожидала… это слишком…

Подняв руку, старик достал из-за стула кожаный мешок и протянул племяннице.

– Это надежно, – заверил он ее. – Если даже кто-то будет следить за тобой при помощи магического кристалла, и то не поймет, какой силы вещь у тебя здесь спрятана.

Аррайан с трудом верила своим ушам. Неужели он разрешает забрать книгу с собой! Она изумленно смотрела на своего дядюшку. В конце концов, он ведь очень плохо знает ее и, тем не менее, отдает ей вещь цены немалой, притом что сам уже много лет наживается на торговле волшебными предметами. Окажется ли она достойной подобного доверия?

– А теперь ступай, племяшка, – сказал Уингэм. – Я уж немолод, мне нужен отдых. Надеюсь, ты расскажешь своему любопытному дядюшке, если дело продвинется?

Аррайан встала, крепко обняла старика и горячо поцеловала в морщинистую щеку.

Глава 5 Охота за головами

Перепрыгивая с валуна на валун и виляя, Энтрери несся по каменистому склону. Во время боя наступало состояние удивительной ясности, пребывая в котором он совсем не отдавал себе отчет в собственных движениях, однако ни разу не сделал ошибки. Он двигался с необычайной легкостью, тело послушно выполняло именно то, что было нужно. По неровному, иссеченному впадинами и покрытому камнями склону, где даже опытный любитель горных походов мог бы подвернуть лодыжку или угодить в расщелину, Артемис бежал так уверенно, словно перед ним расстилался покрытый сочной травой луг.

Перед ним вилась неровная тропка. Над головой просвистело копье. Энтрери обогнул скальный выступ, вскочил нанего, оттолкнулся и перемахнул на соседний валун. Отсюда он увидел, что гоблины заходят сбоку, где земля была ровнее, стремясь отрезать ему путь на более широкую тропу.

Едва заметно усмехнувшись, наемный убийца спрыгнул на землю и помчался влево.

Треск взрыва невдалеке на мгновение напугал его, но он тотчас же понял, что это Джарлакс, очевидно, использовал против врагов какой-то магический фокус.

Энтрери тут же выбросил его из головы. Джарлакс далеко, а он один на один со своими неприятелями.

Именно это он и любил больше всего – один на один.

Он выбежал на тропинку, спускавшуюся по склону, и понесся во весь дух. Гоблины приближались и могли вот-вот настигнуть его. Добежав до места, где тропинка обрывалась, Энтрери резко крутанулся на месте и взмахнул кроваво-красным мечом. Закрывая его от глаз преследователей, в воздухе повисла угольно-черная пелена. Сам же он, сделав кувырок, укрылся за большим валуном и, прижавшись к нему, затаил дыхание.

По приглушенному восклицанию кого-то из преследователей, не ожидавших ничего подобного, он точно определил, где они находятся, и приготовил свой кинжал, усыпанный драгоценными камнями, и, когда один из гоблинов миновал камень, точным ударом всадил его между ребер бегущему.

Гоблин вскрикнул и, корчась, рухнул. Более не обращая на него внимания, убийца выскочил из-за камня и упал на колени перед созданной им черной завесой спиной к преследователям.

Гоблин, бежавший следующим, наскочил на него и свалился, третий, споткнувшись о предыдущего, грохнулся вместе с ним. Энтрери вскочил на ноги и, даже не глядя, резким ударом назад всадил меч в грудь четвертого преследователя.

Развернувшись, он высвободил меч, почти одновременно отбив им копье, брошенное одним из двоих оставшихся неприятелей. Те готовились напасть сообща.

– Гетсан иннкс арр! – скомандовал один из, них, что означало: «Заходи слева!»

Энтрери это понял. Зажав в одной руке кинжал, а в другой меч, он чуть присел и развел руки, готовясь дать отпор сразу обоим.

– Бинорк! (Дальше!) – снова крикнул гоблин.

Его товарищ послушно взял еще левее, а Энтрери, изобразив испуг, стал поворачиваться вместе с ним. Он хотел, чтобы другой гоблин, обманутый выражением его лица, на время перестал пристально следить за его руками, и в этот миг, неуловимым движением перехватив рукоять кинжала, убийца метнул его назад. Хотя сам он не сводил глаз со второго противника, сомнений, что он попал в цель, не было: сзади раздалось нечленораздельное бульканье.

Полоснув мечом, Энтрери создал новую черную завесу и отпрыгнул назад, словно для того, чтобы забрать кинжал. Однако на полушаге остановился и бросился на своего врага. Сделав сальто, он избежал удара мечом и приземлился у правого бока гоблина, одновременно перекинув Коготь Шарона из левой руки в правую. Выпрямляясь, он всадил клинок под ребра противника и даже приподнял его в воздух.

Выдернув меч, он возвратным движением полоснул с такой силой, что снес голову визжащему раненому врагу, и, когда тело рухнуло на землю, она откатилась в сторону.

Убийца кинулся к первой жертве и ухватился за рукоять торчащего из его горла кинжала. Резко повернув клинок, он его вырвал, разворотив несчастному всю гортань.

К этому времени те двое, которых Энтрери сбил с ног, уже поднялись и нерешительно подступали к нему.

Убийца заметил, что оба нервно поглядывают по сторонам – то ли думают о бегстве, то ли ожидают подкрепления.

Крики гоблинов были слышны по всему склону, так что другие вполне могли прийти им на помощь.

Это из-за беспечности Джарлакса они навлекли на себя погоню целого племени. У костра-то они увидели всего троих гоблинов, мешавших в котле какое-то гнусное варево. Однако чуть поодаль находился скрытый от глаз вход в пещеру.

Предостережения Энтрери Джарлакс то ли не услышал, то ли сделал вид, что не услышал, и, когда они внезапно напали на этих троих, из пещеры выскочила целая толпа ревущих чудищ.

Сейчас противников оставалось двое, но у Энтрери было преимущество – он стоял чуть выше, поэтому воспользовался им для внезапного мощного нападения. Взмах мечом в одну сторону, в другую, и лязг металла – один из гоблинов попытался отбиться.

Но убийца этого словно не заметил. Шагнув вперед, он низко полоснул лезвием, чтобы подсечь гоблина, если тот решит отскочить. Однако гоблин, к его чести, наоборот, с оружием бросился на противника. Но Энтрери был и к этому готов.

Ударив кинжалом, он отклонил меч гоблина в сторону, одновременно взмахом Когтя Шарона отогнав второго противника. Вернув кинжал, он быстро нанес три коротких резких удара. Гоблин застонал, кровь полилась из трех ран на груди, расползаясь большим пятном. Он попятился, а Энтрери, решив, что с ним покончено, уже развернулся и полностью переключился на второго неприятеля, яростно бросившегося на него. Убийца отразил низкий выпад, затем удар, направленный в грудь, потом еще один.

Взвизгнув, гоблин усилил натиск. Сверкнул кинжал. Гоблин взвыл, а потом стало тихо. Острие его меча коснулось земли, и взгляд опустился на торчащий из груди клинок.

Он поглядел на Энтрери и выронил оружие.

– Наверное, больно, – позлорадствовал убийца.

Гоблин рухнул замертво лицом вниз.

Энтрери перевернул его носком сапога и вырвал кинжал. Вверху на склоне слышался шум, но больше никто не появился. Внизу поспешно мчался прочь первый гоблин, раненный Энтрери в бок.

Выше полыхнуло пламя. Наверняка Джарлакс устроил там настоящую бойню.

Джарлакс бежал к центру открытой площадки, а за ним со всех сторон мчались гоблины, забрасывая его копьями.

Но их оружие не могло пробить его магическую защиту, а чар, способных ее разрушить и причинить ему вред, у этих грубых созданий не найдется, в этом дроу не сомневался. С десяток копий упало рядом, но из-за валунов вокруг полянки с воплями повыскакивали новые противники с оружием.

Похоже, в этом племени никогда не слышали страшных рассказов о коварстве и жестокости темных эльфов.

Джарлакс рассчитывал не только на силу своей магической защиты, но и на ограниченность умственных возможностей своих неприятелей. Когда они сомкнулись кольцом вокруг него, дроу, равнодушно пожав плечами, вынул волшебную палочку и, направив ее себе под ноги, произнес заклинание.

В то же мгновение взметнулись оранжевые языки пламени и громадный огненный шар объял дроу, гоблинов, всю полянку и ближайшие скалы. Гоблины дружно заорали.

Однако никакого пламени на самом деле не было.

Джарлакс, неподвластный силе созданной им иллюзии, с интересом наблюдал, как его противники в корчах падают на землю, машут руками и катаются, пытаясь прибить пламя и крича от боли. Довольно скоро некоторые из них замерли – гоблины так безраздельно поверили в очевидное, что иллюзорное пламя уничтожало их столь же беспощадно, как настоящее.

Единственным взмахом волшебной палочки Джарлакс избавился от почти половины своих преследователей.

Все-таки это не такой уж простой мираж, с удовлетворением подумал дроу. Чтобы добиться идеального вида огненных языков, он много практиковался, истощая силы своей волшебной палочки.

Однако долго предаваться самолюбованию он не стал, поскольку надлежало разобраться еще с десятком гоблинов. Но они растерялись, и Джарлакс, незаметно помахивая рукой и медленно поворачиваясь на месте, пустил целую очередь метательных кинжалов из своего волшебного браслета и поразил всех остальных гоблинов.

Послышались крики других тварей, тоже готовых ринуться на него, но чары Джарлаксу больше не понадобились. Он обратился к своим врожденным способностям и вызвал сферу абсолютного мрака. А потом, ориентируясь по слуху, необычайно острому у всех темных эльфов, отбежал в сторону и, прыгая с камня на камень, стал уходить подальше от орущих преследователей.

– Ты когда-нибудь остановишься? – пробормотал Энтрери, гонясь за раненым гоблином.

Выследить жертву по кровавому следу не составляло ни малейшего труда, да гоблин к тому же так отчаянно петлял между валунами, что время от времени убийца видел и его самого. Энтрери был уверен, что рана у него серьезная, но тем не менее, объятый ужасом уродец и не думал останавливаться. Проще было прекратить преследование, потому что несчастный все равно умрет от потери крови, но от досады убийца продолжал за ним гнаться.

Тропинка резко сворачивала, но он туда не побежал. Вскочив на скальный карниз, тянущийся над тропой, Энтрери помчался по нему, перескочил расщелину и ринулся вниз по склону без всякой дороги. Отсюда он увидел и тропинку внизу, и скачущего по ней гоблина и повернул, чтобы перехватить его. Ноги послушно перебрасывали его с камня на камень, перенося над темными трещинами, куда можно было запросто провалиться с головой. Несколько раз он оступался, ободрал колено и подвернул лодыжку, но ни разу не упал. Энтрери целиком сосредоточился на своей дичи и не обращал внимания на эти мелкие неприятности.

Снова выскочив на вившуюся змеей тропинку, он, вопреки доводам здравого смысла, вновь побежал наперерез по каменистому склону и вскоре опять оказался на ней и встал за очередным поворотом. Он точно знал, что намного опередил преследуемого, поэтому успокоился, отдышался, поправил одежду и вытер кровь с колена.

Показался раненый гоблин, ошалевший от ужаса. Он так боялся преследования, что даже не заметил выскочившего ему наперерез Энтрери.

– А все могло быть намного проще, – промолвил наемный убийца и, обнажив оружие, спокойно двинулся навстречу несчастному.

Услышав его голос, тот остановился так резко, будто наскочил на каменную стену. Взвизгнул, замер, а потом жалобно захныкал и грохнулся на колени.

– Пожалю, господин, пожалю, – затвердил гоблин, коверкая Общий язык.

– Заткнись, – приказал убийца.

– Неужели ты убьешь существо, которое так красноречиво молит сохранить ему жизнь? – раздался голос, который Энтрери даже не сразу узнал, поскольку не ожидал, что Джарлакс может так быстро спуститься по склону. Правда, он уже взял себе за правило не удивляться ничему в отношении этого дроу.

Энтрери спрятал меч и, ухватив гоблина за прядь грязных лохм, резко запрокинул его голову. Медленно проведя кинжалом по шее несчастного, он прижал клинок к его виску.

– Так что, просто срезать ему уши? – недовольно спросил он, ясно давая понять своим тоном, что совершенно не намерен проявлять подобное великодушие.

– Ты всегда думаешь только о сиюминутном, – подходя ближе, проговорил Джарлакс. – Между прочим, если так рассуждать, то нам следует поторопиться, потому что примерно сотня соплеменников этого несчастного уже спускается по склону.

Энтрери уже готов был прикончить гоблина, но дроу снова остановил его:

– Давай думать с расчетом на будущее.

Убийца бросил на него недоверчивый взгляд.

– Ради каждого уха нам приходится опережать сотню других следопытов, – пояснил дроу. – Представляешь, насколько больше была бы добыча, заполучи мы разведчика, который вел бы наверняка?

– Разведчик? – И Энтрери поглядел на жалко съежившегося гоблина.

– Ну конечно, – подтвердил Джарлакс и спокойно отвел кинжал убийцы от головы жертвы, потом взял Энтрери за другую руку и мягко, но настойчиво заставил его отпустить волосы гоблина. Оттеснив его, он сам склонился над гоблином. – Ну, что ты на это скажешь?

Тот тупо смотрел на него.

– Как тебя зовут?

– Гулз.

– Гулз? Чудесное имя. Так что скажешь, Гулз? Хотелось бы тебе помогать моему другу и мне?

Выражение лица гоблина не изменилось.

– Работа у тебя будет несложная, – продолжил дроу. – Покажешь нам дорогу к страшилищам – ну, ты понял, всяким там твоим друзьям – и не мешайся под ногами. Мы будем встречаться каждый день, – он помолчал и огляделся, – вот на этом самом месте. По-моему, прекрасное место для бесед.

Похоже, гоблин начинал смутно сознавать, о чем его просят. Джарлакс бросил ему блестящую золотую монетку:

– Их у Гулза будет намного больше. Ну, как?

Гоблин долго глядел на монету, широко открыв глаза, потом перевёл взгляд на Джарлакса и кивнул.

– Вот и отлично, – сказал дроу.

Он сунул руку в мешочек на поясе, после чего поднес палец, испачканный чем-то бледно-голубым, похожим на мел, ко лбу гоблина.

Тот дернулся, но Джарлакс так выразительно поглядел на него, погрозив мечом, что гоблин застыл как истукан.

Дроу начал рисовать у него на лбу, что-то при этом приговаривая с важным видом, – любой ученик школы магии сразу понял бы, что он бормочет совершеннейшую абракадабру. И Энтрери, неплохо знавший язык дроу, тоже это понял.

Закончив, Джарлакс взял Гулза за подбородок и, заставив поглядеть себе в глаза, заговорил с ним на гоблинском языке, чтобы тот ничего не упустил.

– Я наложил на тебя заклятие. И если ты что-то слышал о моем народе – дроу, то поймешь, какое это ужасное заклятие. Действует оно просто, Гулз. Если ты останешься верен мне – нам, – то ничего с тобой не случится. Но если предашь – сбежишь или приведешь к западне, – заклятие начнет действовать. Твой мозг разжижится и медленно, очень медленно станет вытекать из уха. И все это время тебя будет мучить жгучая, страшная, невыносимая боль! Никакая рана не может причинить страданий, подобных этим. Ты будешь стонать, и плакать, и умолять о пощаде, но ничто тебе не поможет. И даже после смерти это заклятие будет терзать тебя, потому что его магическая сила положит тебя на алтарь Паучьей Королевы Ллос, страшной богини хаоса. Ты слышал о ней?

Гулза била такая сильная дрожь, что он с трудом помотал головой.

– А пауков знаешь? – спросил Джарлакс и пальцами свободной руки коснулся щеки гоблина. – Они ползают, – зловеще добавил он.

Бедняга Гулз содрогнулся.

– Они – орудия Ллос. Они станут кусать тебя, – и он больно ущипнул гоблина, – без конца. Они будут пожирать тебя вечно. И не будет спасения от их яда.

Он обернулся к Энтрери, а потом снова заглянул в глаза побелевшей от ужаса жертве:

– Ты меня понял, Гулз?

Гоблин так сильно затряс головой, что слышно было, как застучали его зубы.

– Будешь помогать нам – заработаешь золотые монеты, – продолжал дроу, бросив гоблину еще одну монету. Однако Гулз даже не шелохнулся, чтобы поймать ее, и золото упало на землю. – А предашь – познаешь вечные муки.

И Джарлакс отступил на шаг. Гоблин весь обмяк, но все же у него осталось достаточно соображения, чтобы нащупать в грязи и поднять вторую монету.

– Завтра, в это же время, – приказал дроу. – Думаешь?… – начал он на Общем языке, но не договорил и поглядел вверх, где на склоне послышался шум вновь начавшейся битвы.

Энтрери и Гулз тоже подняли удивленные взгляды. Ветер донес оттуда звуки рога, крики и вопли гоблинов и звон металла.

– Завтра! – напомнил Джарлакс Гулзу, ткнув в него пальцем. – А теперь убирайся, придурок!

Гулз бросился удирать на четвереньках, потом вскочил на ноги и припустил что было мочи.

– Думаешь, мы его еще увидим когда-нибудь? – спросил Энтрери.

– Меня это мало волнует.

– А как же уши?

– Может, ты и хочешь добиться славы, с боем добывая каждое ухо, дорогой мой друг, но я всегда предпочитаю более простой путь.

Энтрери собрался сказать что-то, но Джарлаке поднял руку, жестом приказывая молчать. Он показал на тропинку на склоне, поднявшись по которой можно было посмотреть, что творится вокруг.

– Вот это и называется – кошмар наяву, – объявил Энтрери, когда они с Джарлаксом, распластавшись на скале, увидели, что происходит внизу на небольшой каменистой поляне.

Гоблины мчались врассыпную, а между ними на боевых свиньях, одетых в панцири, носились хафлинги.

Всадники-коротышки размахивали кистенями, трубили в рога, метали дротики, направляя своих животных то в одну, то в другую сторону в гуще растерянно мечущихся гоблинов. Тем казалось, что хафлинги носятся в беспорядке, однако наемному убийце и дроу сверху видно было, что все передвижения коротышек превосходно рассчитаны, согласованы и подчинены одной цели.

– Дом Бэнр в Мензоберранзане иногда устраивает показательные парады своих солдат, чтобы продемонстрировать свою силу и сплоченность, – заметил Джарлакс. – Эти малыши организованы не хуже.

За то короткое время, что ему довелось провести в городе дроу, Энтрери ни разу не видел такого парада, но, глядя, как слаженно и целенаправленно, методично истребляя врагов, движутся маленькие всадники, решил, что сравнение вполне оправданно. Товарищи, достаточно опытные в сражениях, прикинули, когда кончится эта бойня, и стали спускаться вниз, оказавшись на поле боя как раз тогда, когда хафлинги прикончили последнего гоблина.

– Да здравствуют Коленоломы! – дружно крикнули коротышки, выстроив своих боевых свиней безупречно ровными рядами. Некоторые были ранены, но серьезно пострадал лишь один хафлинг, и им уже занимались жрецы.

Но вот кто-то заметил двоих приближающихся незнакомцев, одним из которых оказался дроу, и воцарилась тишина.

Все хафлинги дружно вскинули оружие, а один велел чужакам не двигаться с места.

– Инурии уафлонк, – проговорил Джарлакс на незнакомом Энтрери языке.

Глядя, однако, на изумленные лица хафлингов и припомнив словечки, проскакивавшие у его приятельницы из Калимпорта, Двайвел Тиггервиллис, он решил, что дроу обратился к коротышкам на их родном языке, причем довольно сносно, – и не удивился.

– Сказал, что они отлично сражались, – перевел Джарлакс Энтрери, подмигнув. – Мы наблюдали вон оттуда. Гоблины были обречены.

– Ты соображаешь, что ты темный эльф, так? – спросил его маленький упитанный хафлинг с роскошными темными усами, завивающимися кольцами.

Джарлакс поднес руку к лицу и сделал вид, что несказанно удивился.

– В самом деле, так и есть! – воскликнул он.

– И ты понимаешь, что мы – Коленоломы, так?

– Я слышал ваш клич.

– И знаешь, что мы знамениты тем, что уничтожаем всякую дрянь, так?

– После того, что я здесь видел, сам буду рассказывать об этом всем и каждому, даю слово.

– И ты, конечно, понимаешь, что темных эльфов это тоже касается.

– В самом деле? А я всегда считал, что культурные народы – в число коих некоторые включают и хафлингов, между прочим, хотя есть и такие, что с ними спорят, – так вот, культурные народы полагают, что стоят выше всех прочих потому, что судят людей по их поступкам, а не по происхождению. Или это не главная примета высокоразвитого сообщества?

– А он прав, – пробормотал один из маленьких всадников.

– Я ему сейчас покажу, прав ли он, – сказал другой, воинственно потрясая довольно длинным для его роста копьем.

– Также вы могли видеть, – продолжал Джарлакс, – что некоторые гоблины уже были мертвы, когда вы оказались на поле боя. Должен заметить, они умерли не сами по себе.

– Вы сразились с ними? – спросил первый, похожий на командира.

– Сразились? Скорее, просто уничтожили. И боюсь, ваш отряд лишил нас добычи. – Он обвел глазами поле, производя подсчет. – Мы потеряли, по меньшей мере, сорок-пятьдесят золотых.

Хафлинги стали негромко переговариваться.

– Но нет ничего такого, что нельзя было бы простить и забыть. Будем считать, что эта немалая сумма – плата за то великолепное зрелище, которое мы имели честь наблюдать, – добавил дроу и отвесил один из своих знаменитых поклонов.

Хафлинги как будто смягчились.

– Твой друг, похоже, не очень-то разговорчив? – спросил командир.

– Он у нас отвечает за оружие, – ответил Джарлакс.

– А ты, полагаю, все продумываешь?

– Я или тот темный князь, что стоит у вас за спиной.

Хафлинги, побледнев, обернулись, как один, но, конечно, никого не увидели.

– Вам надо избавляться от подозрительности в отношении моего народа, – рассмеялся Джарлакс. – Иначе как же мы сможем пообедать с удовольствием?

– Ты что же, хочешь, чтобы мы вас накормили?

– Напротив, – возразил дроу. Сняв свой походный мешок, он вынул волшебную палочку и небольшой бурдюк. Поискав взглядом, он обнаружил несколько почти плоских валунов, которые могли бы послужить столом, и с приглашающим жестом спросил: – Пройдем сюда?

Никто из недоумевающих хафлингов и шагу не сделал.

Тогда Джарлакс со вздохом извлек из мешка скатерть и расстелил ее прямо на земле, найдя пятачок, не забрызганный кровью гоблинов. Отступив на шаг, он взмахнул палочкой и что-то сказал. В тот же миг скатерть вспучилась. Ухмыляясь, Джарлакс сдернул ее, и все увидели угощение, достойное настоящего пира: здесь были сладкие хлебцы, фрукты, ягоды и даже сочные окорока.

Хафлинги изумленно вытаращили глаза.

– Поскольку вы хафлинги, к тому же весьма культурные, у вас, полагаю, найдется достаточно приборов и бокалов, так? – спросил дроу, передразнивая их командира.

Некоторые из коротышек с готовностью подстегнули своих животных, но командир остался на месте, подозрительно глядя на дроу.

– Ну, полно, – обратился к нему Джарлакс. – Чем еще я могу доказать свое дружелюбие?

– Вы из-за Стены?

– Конечно, из Ворот Ваасы, – подтвердил Джарлакс. – Нас отправила на задание сама командир Эллери Трант Допре Кирни Драконобор Пейдопар.

Энтрери старался держаться как ни в чем не бывало, решив, что его приятель затеял какую-то опасную игру.

– Я хорошо ее знаю, – сказал командир хафлингов.

– Правда? – просиял Джарлакс и вдруг поднес руку ко рту. – Не может быть, ты, наверное, сам знаменитый Хобарт Брейсгирдл?

Хафлинг горделиво приосанился.

– Тогда ты просто обязан отобедать с нами! – воскликнул дроу. – Я… то есть мы, – и он очень сердито поглядел на Энтрери, – настаиваем.

Убийца молчал, и дроу снова сделал ему большие глаза.

– Да-да, – неохотно промямлил убийца.

Хобарт оглядел своих соратников. У тех уже слюнки текли.

– Никому не повредит хорошо закусить после славной битвы, – сказал он.

– Или до, – добавил другой.

– Или во время, – бесстрастно заметил Джарлакс и с улыбкой посмотрел на своего спутника. – Обаянию нужно долго учиться, – едва слышно процедил он.

– Как и убийству, – шепнул в ответ Энтрери.

Энтрери без особого удовольствия сидел среди десятков подвыпивших хафлингов. Правда, эль был весьма недурен, а такое вкусное мясо вряд ли можно было сыскать, обойди хоть все Королевства. Еда из походных мешков хафлингов вряд ли могла соперничать с тем пиршеством, которое устроил Джарлакс. На протяжении всей трапезы убийца хранил молчание, наслаждаясь угощением и выпивкой и внимательно присматриваясь к сотрапезникам. Приятель же его, наоборот, непринужденно беседовал с Хобартом и все вызывал его на рассказы о битвах и приключениях.

Хафлинги рассказывали с большой охотой. Они поведали о своем пути к славе, о тех временах, когда король Гарет занял трон, а земли Бладстоуна были намного более дикими, чем сейчас.

– Довольно необычно – или я не прав? – что представители вашего народа предпочитают дорогу и приключения домашнему уюту?

– Да, уж такая о нас идет слава, – согласился Хобарт.

– И слава темных эльфов нам тоже хорошо известна, – со смехом добавил другой, а остальные дружно подняли свои фляги.

– Ага, и если бы мы в ней не усомнились, то убили бы вас еще на склоне, так? – поддержал командир.

– За воинственных хафлингов! – предложил тост Джарлакс, поднимая стакан со светлым элем.

– И за всех тех, кто преодолевает косные традиции, – усмехнулся Хобарт.

– Хазза! – присоединились все остальные. Они пили и произносили тосты и снова пили, и, когда Энтрери уже подумал, что пиршество окончено, явился упитанный хафлинг по имени Рокни Хэмсаккер, бывший за повара, и объявил, что ягненок готов.

И снова были крики, и тосты, и еда – очень много еды.

Солнце уже давно село, а они все пировали, и Джарлакс вновь и вновь наводил Хобарта на рассказы об их подвигах. И лились бесконечные истории о том, как гоблины и орки падали под напором смелых хафлингов. Хобарт даже посвящал их в тактические тонкости и рассказывал о том, как «наваливаться», наступать «свиньей» и перестраиваться «клином».

– Да ну, – отмахнулся Джарлакс. – Разве в сражениях с гоблинами и орками нужна тактика? Вряд ли их можно считать достойными противниками.

Все вокруг смолкли, а Хобарт нахмурился. Один из его соратников даже недвусмысленно растянул веревку с двумя металлическими шарами.

Энтрери тут же перестал жевать и мгновенно прикинул, как атаковать, чтобы причинить максимальный вред наибольшему количеству противников.

– Но в больших количествах – само собой, – поправился Джарлакс. – Когда гоблинов много, справиться с ними непросто. Не забывайте, я же видел вас в бою.

Хобарт глядел на него с недоверием.

– После этой впечатляющей битвы, дорогой Хобарт, вряд ли вам удастся переубедить меня в том, что для вашего славного отряда разобраться с любым количеством гоблинов не составит большого труда. Ведь в этой схватке они даже не нанесли вам ни одного удара, если не ошибаюсь?

– У меня несколько раненых, – хмуро напомнил Хобарт.

– Ну, это случайность.

– Место для нашей тактики весьма удачное.

– Твоя правда, – согласился дроу. – Но я не сомневаюсь, что такой дисциплинированный отряд, как ваш, может перестроиться мгновенно и с тем же успехом сразиться на любом рельефе.

– Я постоянно напоминаю своим ребятам: мы живем на грани, – заявил командир хафлингов. – Малейшая ошибка – и катастрофа неизбежна.

– Да, вот он символ веры настоящего воина, – подтвердил Джарлакс. – Но разве у вас нет другого интереса, кроме радостей самой битвы? Только не подумайте, пожалуйста, что я хочу умалить ваше геройство!

Засунув пухлые большие пальцы за нагрудную пластину своих лат, Хобарт сказал:

– Да, мы давно ездим по этим диким местам, потому что поставили себе целью вернуться в Ворота Ваасы и опустошить сундуки командира Эллери.

– Точно, оставить ее без штанов! – фыркнул другой хафлинг под одобрительные смешки товарищей.

Хобарт с довольной ухмылкой обвел взглядом своих бойцов.

– Так оно и будет, – заявил он. – Я имею в виду сундуки.

Он щелкнул пальцами, и какой-то тощий вертлявый коротышка, повозившись немного, вытащил на всеобщее обозрение здоровый мешок. Улыбнувшись командиру, он опрокинул его, и на землю посыпались отрезанные уши разных размеров, была даже пара размером со шляпу.

А Хобарт вновь пустился рассказывать байки, на сей раз о том, как они столкнулись с троицей огров, а потом к ним примкнули еще двое в компании с несколькими хобгоблинами. В наиболее драматичных местах он возвышал голос, как настоящий странствующий сказитель, а его товарищи разражались ликующими криками. Двое даже решили в лицах представить всю сцену, и один из них влез на скалу, чтобы показать гиганта, высящегося над войском коротышек.

Артемис Энтрери невольно заулыбался. Детская порывистость хафлингов, увлеченность, с которой они поглощали еду и напитки, напомнили ему старых калимпортских друзей – Двайвел Тиггервиллис и толстого Дондона.

Когда в рассказе Хобарта великан погиб – и коротышка на скале картинно изобразил его смерть, – все хафлинги принялись нараспев выкрикивать свой боевой клич.

Они плясали, пели, хлопали друг друга по плечам, ели и пили. И так продолжалось очень долго.

Много лет назад Артемис Энтрери научился спать очень чутко, чтобы его даже во сне нельзя было захватить врасплох. И когда товарищ тряхнул его за плечо, он в то же мгновение открыл глаза в совершенно ясном сознании. До рассвета было еще далеко, вокруг сладко храпели, и ворчали во сне славные Коленоломы, а те несколько коротышек, что были выставлены в качестве дозорных, могли дать фору любому из храпунов.

Джарлакс подмигнул товарищу, и ничего не понимающий Энтрери встал и пошел за ним к тому хафлингу, у которого хранился мешок с добытыми в боях ушами. Мешок этот стоял среди нескольких тюков с поклажей, в темноте очень похожих. Ловко орудуя длинными гибкими пальцами, Джарлакс отвязал мешок с трофеями, аккуратно вытащил его из кучи и неслышно двинулся за пределы лагеря. Убийца бесшумной тенью последовал за ним. Пройти мимо стражников, не опасаясь их разбудить, было также просто, как миновать две кучи камней.

Выйдя на небольшую полянку, залитую бледным лунным светом, Джарлакс с усмешкой взялся за одну из пуговиц нарядного жилета и покрутил ее. Энтрери без особого удивления смотрел, как пуговица быстро выросла в размерах, потом у нее появилось дно, опустившееся до самой земли. Дроу как будто держал в руках цилиндр, пришедшийся бы впору великану.

По знаку Джарлакса Энтрери опрокинул мешок и принялся забрасывать уши в «пуговицу». Когда трофеев осталось совсем немного, дроу остановил его.

Неуловимое движение, и волшебное вместилище снова приняло форму обычной пуговицы и вернулось на свое место на полочке жилета. Джарлакс жестом велел товарищу отойти подальше, а сам сотворил из воздуха метелку и замел их следы.

Потом, подмигнув приятелю, достал волшебную палочку и, указывая на мешок, произнес заклинание. Показался легкий дымок, а когда он рассеялся, над трофеями хафлингов стоял небольшой волк.

– Приятного аппетита, – негромко пожелал Джарлакс, повернулся и направился обратно в лагерь вместе с Энтрери.

Убийца несколько раз оглядывался на волка, который рвал и терзал мешок, стараясь добраться до содержимого. Потом он недовольно порыскал вокруг – очевидно, угощение показалось ему скудным, – после чего вновь растворился, оставив за собой легкое облачко дыма.

Ничего похожего убийца раньше не видел.

Только они устроились, на своих местах, завернувшись в одеяла, из-за горизонта брызнули первые рассветные лучи. Но прошло еще немного времени, прежде чем хафлинги начали, наконец, ворочаться и просыпаться, так что приятелям удалось как следует выспаться.

Энтрери проснулся от какого-то шума, когда солнце стояло уже высоко. Приподнявшись на локтях, он сонно наблюдал за суетившимися повсюду коротышками. Они заглядывали под камни, ворошили остатки костров, перебирали поклажу.

– Похоже, что-то случилось, – заметил Энтрери Джарлаксу, потягивающемуся рядом.

– Думаю, наши маленькие друзья что-то потеряли. Но с такими беспорядочными поисками они вряд ли скоро это найдут.

– Потому что уши в мешке их услышат, – сухо отозвался убийца.

Джарлакс весело рассмеялся:

– Полагаю, ты сам начинаешь понимать, дружище: вот это забавное путешествие и зовется жизнью.

– Это-то меня и пугает больше всего.

Они оборвали разговор, заметив, что Хобарт и еще трое хафлингов не сводят с них пристальных взглядов. Потом вся четверка решительным шагом направилась к ним.

– Все, мы под подозрением, – сказал Джарлакс. – Боже, как это увлекательно!

– Доброго вам утра, господа Джарлакс и Энтрери, – мрачно процедил Хобарт. – Полагаю, вы хорошо спали?

– Совершенно неоправданное предположение, – отозвался Артемис.

– Мой друг плохо переносит неудобства жизни под открытым небом, – пояснил Джарлакс. – Он немного неженка, хотя по нему этого не скажешь.

– Я все тебе припомню, – чуть слышно пообещал Энтрери.

Джарлакс весело подмигнул.

– Это будет тебе стоить лишнего поворота клинка, – добавил убийца.

– Я вам помешал? – вмешался Хобарт.

– Ни в коем разе, – ответил Энтрери. – Но может, скажешь, в чем дело?

Оглянувшись на товарищей, хафлинг спросил:

– Вы проспали всю ночь?

– И большую часть дня, судя по всему, – ответил Джарлакс.

– Да ну, еще рано, – фыркнул командир коротышек.

– Мой драгоценный хафлинг, солнце уже в зените, – возразил дроу.

– А я что говорю? На гоблинов надо выходить в сумерки. Эти мерзавцы смелеют на закате. Хотя в любое время их нельзя назвать храбрецами.

– Особенно учитывая вашу необыкновенную доблесть, – любезно добавил дроу.

Но Хобарт не сводил с приятелей подозрительного взгляда.

– У нас кое-что пропало, – наконец сообщил он. – То, что могло заинтересовать, и вас.

Джарлакс поглядел на Энтрери, но не с невинным недоумением, а с ловко разыгранным интересом: так мог бы глядеть человек, не подозревающий о краже, но крайне заинтригованный. Убийца невольно восхитился тем, как блестяще он исполняет свою роль.

– Уши пропали, – брякнул Хобарт.

– О, какая неприятность, – с сокрушенным вздохом сказал дроу.

– Поэтому вы понимаете, что мы должны вас обыскать?

– Конечно, и наши постели тоже, – с готовностью согласился Джарлакс и, встав, распахнул полы плаща.

– Мы видим, что мешка у вас нет, – сказал Хобарт, – если только он не скрыт с помощью какой-то магической уловки.

По его знаку вперед, часто мигая, вышел большеглазый хафлинг, скорее похожий на ученого, а не на бойца. Его жидкие волосенки были зачесаны на одну сторону, в руке он сжимал голубую волшебную палочку.

– Полагаю, это затем, чтобы обнаружить волшебные эманации, – предположил дроу.

Хобарт, кивнув, попросил приятелей отойти подальше друг от друга.

Энтрери, пожав плечами, сделал два шага в сторону. Хафлинг направил на него волшебную палочку, и убийцу на мгновение окутало мягкое свечение.

Коротышка, выпучив глаза, не сводил взгляда с ремня убийцы, на котором висели меч и кинжал, и заметно дрожал.

– Бьюсь об заклад, никто не хотел бы быть раненным таким оружием, – негромко проговорил Энтрери, сообразив, что маленький чародей понял, какой огромной магической силой обладает оружие убийцы.

– Ну что, все в порядке? – нетерпеливо спросил Хобарт.

Чародей смог лишь молча кивнуть.

– Тогда повернись, – обратился командир к Энтрери.

Закончив осмотр, хафлинг с волшебной палочкой поглядел на Хобарта и отрицательно помотал головой.

Командир сделал знак Джарлаксу, и маленький маг вновь приготовился. Но едва он произнес заклинание, и свечение окружило дроу, коротышка жалобно вскрикнул и отпрянул, прикрыв ладошками глаза.

– Ну что? – требовательно спросил Хобарт.

Маленький кудесник, загораживая лицо рукой, только губами шлепал, не в силах ничего сказать.

Энтрери хихикнул. Только вообразить, как ослепительно сверкает все обилие магических вещиц, надетых на дроу и спрятанных в его карманах!

– Здесь… нет… даже… у самого короля Гарета…

– Что?

Хафлинг тряс головой.

– Соберись! – прикрикнул командир. – Ты знаешь, что искать.

– Но… но… – мямлил маг.

Джарлакс поднял полы плаща и повернулся спиной, и бедняга хафлинг вовсе зажмурился.

– У него на поясе! – воскликнул несчастный хафлинг и чуть не упал.

Товарищи подхватили его и отвели в сторону.

– На поясе у него вещь-тайник, – пояснил тот, придя в себя. – И еще один в шляпе.

Хобарт настороженно поглядел на Джарлакса.

Дроу с самодовольной ухмылкой произнес заклинание, и пояс расстегнулся сам собой. Джарлакс снял с него объемистый мешок и помахал им перед собой.

– Ты говоришь вот об этом, верно? – спросил он коротышку с волшебной палочкой.

Тот кивнул.

– Что ж, меня раскрыли, – произнес дроу, прикидываясь удрученным.

Хобарт насупился.

– Самый обычный мешочек, – пояснил Джарлакс и бросил его командиру. – Осторожно, там внутри – драгоценный кормирский бренди. Знаю-знаю, я должен был поделиться, но вас так много, к тому же я опасался, как бы он не оказал на вас чересчур сильного действия, – вы ведь такие маленькие.

Хобарт вынул бутылку и прочел этикетку. Потом одобрительно цокнул языком и, положив ее обратно, тщательно прощупал углы мешка.

– Потом разопьем ее вместе, ты и я, ладно? – предложил Джарлакс.

– Но если у тебя в шляпе обнаружится хоть одно из моих ушей, я бутылку заберу, половину выпью, а остаток использую, чтобы разжечь твой погребальный костер.

Джарлакс громко расхохотался:

– До чего ж мне нравится твоя манера выражаться откровенно, дорогой мой Брейсгирдл!

Поклонившись, он сдернул с головы шляпу и бросил ее хафлингу. Тот стал ее ощупывать, но дроу, не обращая внимания на недовольные взгляды коротышек, потребовал:

– Сначала отдай мешок. Не стоит баловаться с двумя магическими тайниками одновременно.

Хобарт, немного помедлив, вернул ему мешок и приступил к тщательному осмотру широкополой шляпы. Скоро он обнаружил, что за подкладку можно что-то положить.

– Двойное дно? – спросил он.

– Что-то вроде, – согласился Джарлакс.

Хобарт потянул за подкладку, и лоскут, к его изумлению, остался у него в руке – никакого потайного кармана под ним не было.

Он растерянно повертел круглый черный лоскут в руке и бросил за спину, как нечто бесполезное.

– Нет! – крикнул дроу, но было уже поздно: тряпка, кружась, вытянулась, упала на землю, и у ног стоявших позади Хобарта хафлингов выросла громадная яма. Те с воплями попадали в нее.

Джарлакс прикрыл рукой лицо.

– Что? – воскликнул командир. – В чем, черти меня забери, дело?

Дроу сдернул с себя ремень, что-то шепнул, и его конец вдруг распух и превратился в змеиную голову. Ремень ожил и стал расти.

– Как они там? – невозмутимо спросил Джарлакс у Хобарта, что-то кричащего товарищам, стоя на коленях у края ямы.

Со всего лагеря к ним уже сбегались остальные Коленоломы, многие искали веревки и палки, чтобы спустить в дыру.

Змея-ремень скользнула в черный провал.

Хобарт вскрикнул и схватился за маленький меч.

– Ты что творишь? – заорал он, собираясь отсечь змее голову.

Джарлакс предостерегающе поднял руку. На мгновение все отвлеклись, и этого оказалось достаточно, чтобы змея, продолжая расти, целиком скрылась в яме, зацепившись хвостом за торчащий неподалеку корень.

– Это подъемник, – пояснил Джарлакс. – Она их всех вытащит по очереди.

Вскоре трое хафлингов, трясясь всем телом, но совершенно невредимые, появились на поверхности. Джарлакс подошел и спокойно взялся за край межуровневого провала. Он что-то быстро произнес, и в его руке вновь оказался лоскут черной материи. Змея же вползла по его ноге, обвилась вокруг талии, втиснувшись в шлевки отлично сшитых штанов, закусила свой хвост и снова превратилась в ремень.

– Н-да, – растерянно проговорил Хобарт, оглянувшись на своего чародея. – Ты думаешь… ну, то есть…

– Надо было убить тебя в Калимпорте, – сказал Джарлаксу Энтрери.

– Ради душевного здоровья хафлингов?

– Ради моего собственного.

– Даже не представляешь, насколько ты прав.

– Т… тебе нужно еще что-нибудь у него осмотреть? – наконец выговорил Хобарт.

Маленький чародей так энергично замотал головой, что она, казалось, оторвется.

– Ты сам видишь, какими вещицами я располагаю, – обратился Джарлакс к командиру хафлингов. – Неужели ты думаешь, что мне настолько нужны ваши уши, что я стащу их, рискуя настроить против себя только что обретенных друзей – тем более, таких грозных?

– Он прав, – рассудил один из коротышек, стоящих рядом с Хобартом.

– Желаю вам удачи в поисках и во всем остальном, добрый мой Брейсгирдл, – добродушно сказал Джарлакс, складывая подкладку в шляпу. – Предложение насчет бренди остается в силе.

– Думаю, вам хороший глоток и сейчас не повредит, – заметил Энтрери. – Хотя вот этот явно нуждается в выпивке гораздо больше, – добавил он, ткнув пальцем в сторону остолбеневшего чародея.

– В лечебных целях, – добавил Джарлакс.

– Еще повезло, что не ослеп, – присовокупил убийца.

– Это было бы не в первый раз.

– Поразительно.

Глава 6 Вода слишком глубока

Перед глазами мельтешили черные пятна, все тело покрылось холодным, липким потом. Аррайан старалась стоять прямо и собраться с силами, но эти пятна! Подтянув одну ногу к другой, она сделала еще один шажок. Всего три шага отделяли ее от двери в гостиной ее крошечного домика. Всего три шага, убеждала себя Аррайан, пытаясь стряхнуть странную слабость, оторваться от стены и быстро одолеть оставшееся пространство.

Стук в дверь становился все более настойчивым.

Несмотря на свое состояние, девушка улыбнулась. Так часто и лихорадочно колотить мог только Ольгерхан. Он, как всегда, чересчур о ней беспокоится.

Ободренная тем, что за дверью стоит старый добрый друг, Аррайан на мгновение справилась с головокружением и, несмотря на вихрь черных пятен перед глазами, добралась накрнец до двери. Немного приоткрыв дверь, она повисла на ней, стараясь скрыть свое изнеможение.

– Привет, – сказала она могучему полуорку.

Ольгерхан поглядел на нее с тревогой и не сразу ответил:

– И тебе.

– Что-то рановато ты, – прячась за дверь, проговорила она, хотя и видела, что расплывчатое светящееся пятно уже высоко стоит в сером северном небе.

– Рано? – недоуменно переспросил Ольгерхан. – Мы же идем к Уингэму, да? Как договорились?

Аррайан помолчала, пытаясь подавить тошноту. Ноги подкашивались.

– Да, конечно, – выдавила она, – но не сейчас. Мне поспать надо. Слишком рано.

– Но мы договорились выйти еще раньше.

– Я плохо спала ночью, – сказала она. Девушка приложила неимоверное усилие, чтобы стоять прямо. Она начала стучать зубами. – Ты же понимаешь, объяснять не надо.

Ольгерхан кивнул, снова обвел комнату взглядом и отошел.

Аррайан передвинула руку, навалилась на дверь всем телом, и та с грохотом закрылась. Повернувшись, девушка задумалась, как ей добраться до кровати, а затем сделала на подгибающихся ногах один шаг, потом другой. Ползти вдоль стены ей не хватит сил, это ясно, поэтому она решила пройти комнату как можно быстрее.

Еще шаг, но пол вдруг резко подскочил к самому лицу. Она немного полежала, тяжело дыша и пытаясь усилием воли добиться того, чтобы комната не кружилась. Потом поняла, что придется ползти, и, собрав в кулак всю свою волю, попыталась стать на четвереньки.

– Аррайан! – крикнул кто-то, но звук долетал словно откуда-то издалека. – Ах ты, Аррайан, – сказал голос над самым ее ухом, но девушка едва расслышала его и не почувствовала, как могучие руки Ольгерхана подхватили ее и осторожно перенесли на постель.

Натягивая на нее одеяло, заботливый верзила продолжал что-то приговаривать, но она была уже где-то далеко.

– Нелликт будет недоволен, если мы его подведем в этом деле, – сказал Кантон Долиттл Атрогейту, когда тот вернулся к их столику в «Грязных сапогах и окровавленных клинках».

– Сколько еще ты будешь талдычить одно и то же? –недовольно спросил чернобородый дворф.

– Столько, сколько потребуется, чтобы ты вполне осознал…

Атрогейт поднялся, упершись в стол заскорузлыми ладонями, и Кантан осекся на полуслове. Дворф наклонился так близко к тщедушному Кантану, что пряди его длинной бороды и ленточки с камнями, перехватывающие косицы, задели колени мага. Жаркое смрадное дыхание дворфа обдавало лицо.

– Но Нелликт… – снова несмело начал Кантан.

– Это подлая свинская морда, – закончил за него Атрогейт. – Да-да, я все это отлично знаю, ты, дурак костлявый. Бывало, тыкал он в меня своими пальчиками – искры летели, не сомневайся.

– Вот и не стоит об этом забывать.

– Забывать? – заорал прямо ему в лицо дворф.

Во всей таверне повисла напряженная тишина, и Кантан съежился. Атрогейт тоже понял, что дал маху, оглянулся на смотревших ему в спину любопытных и гаркнул:

– Чего пялитесь, жить надоело?

О свирепости Атрогейта в Воротах Ваасы знали все. Он уже много месяцев был на первом месте по числу добытых ушей, а также участвовал в десятке, а то и больше, кабацких драк, причем в отличие от своих противников отделывался малой кровью.

Грозно хмуря брови, из-за чего глаз стало почти совсем не видно, дворф, наконец, опустился на свой стул. Когда посетители перестали обращать на них внимание, он снова повернулся к собеседнику.

– Я-то ничего не забуду, – раздельно произнес он.

– Прошу простить мое брюзжание, – сказал Кантан. – Но не забывай, пожалуйста, мой приземистый друг, что ты находишься здесь в качестве моего подчиненного.

Дворф метнул в него свирепый взгляд.

– А я всего лишь мелкая сошка у Нелликта, – добавил Кантан, и Атрогейт, наконец, несколько остыл.

Кантан действительно служил у Нелликта, и если бы дворф причинил ему вред, то вскоре ему пришлось бы иметь дело с разгневанным и весьма могущественным верховным магом. Правда, чародей уже покинул Долину Фуги и вернулся в Цитадель Убийц, однако это ничего не значило: он умел перемещаться мгновенно, причем весьма неожиданно.

– Да все идет путем, – проворчал дворф, возвращаясь к началу разговора. – Я с этой парочки глаз не спускаю.

– Они почти каждый день выходят в Ваасу. Ты за ними следишь?

Дворф фыркнул и затряс головой.

– Вот еще, не хватало встретиться с этим мерзким дроу на дикой территории! Я следил за ними по их возвращении, – пояснил он. – Этого достаточно.

– А если бы они не вернулись?

– Значит, подохли в болотах, тем лучше для нас, – не раздумывая ответил Атрогейт.

– Они сделали себе имя за короткое время, – заметил Кантан. – Каждый день возвращаются с добычей. Насколько мне известно, они опережают даже более многочисленные команды и давно исчерпали запас золота, выданного на этот срок для вознаграждений, – а ведь до недавнего времени все это можно было сказать о тебе.

Атрогейт что-то буркнул себе под нос.

– Что ж, хорошо, хотя я и надеялся, что ты будешь следить за ними в течение всего дня.

– Думаешь, они с кем-то встречаются за Воротами?

– Такую вероятность нельзя исключать. Может быть, дроу решили выползти из своих нор в Подземье и приискать себе местечко в Ваасе – что-то подобное они уже пытались осуществить.

– Да, ну если у этого малого Джарлакса за Воротами дружки – тогда я тем более туда не пойду! – Он яростно поглядел на изумленного Кантана и добавил: – Один на один я одолею любого эльфа-дроу. Но драться с целой шайкой этих проклятых мерзавцев я не стану, нет!

– Это точно.

Атрогейт помолчал немного, обдумывая последнюю реплику и соображая, нет ли в ней издевки.

– Кроме того, – наконец сказал он, – парни Хобарта не раз видели их, да и другие тоже. Поговаривают, будто этот Джарлакс завел себе шпиона из гоблинов, вот он и наводит их на хорошие места.

– Хобарту это наверняка не по нутру, – предположил Кантан. – Ведь Коленоломы считают гоблинов падалью, которую надо изничтожать, не имея с ними никаких дел.

– Хобарту много чего не по нутру, как мне говорили, – подхватил Атрогейт. – Хафлинги чегой-то там судачили про уши, которые таскают сюда Энтрери с Джарлаксом. У хафлингов-то уши пропали.

– Что же, парочка воров? Интересно.

– Было бы еще интересней да и проще разобраться с ними, если бы твои дружки разузнали о них кой-чего. Эти двое – крепкие орешки, не может быть, чтобы они вдруг, откуда ни возьмись появились здесь и давай убивать направо-налево. Должна быть какая-то ниточка.

– Нелликт занялся этим, не бойся, – сказал Кантан. – Он путешествует в мире духов в поисках ответов. Скоро мы все узнаем.

– Хорошо бы узнать, насколько жуткой смерти они заслуживают, – проворчал дворф.

Кантан усмехнулся, но промолчал. Он подозревал, что после предпринятых изысканий Нелликт прикажет ему именно это: избавиться от опасных приятелей.

Что ж, быть посему.

Замирая, Ольгерхан наблюдал, как бедняжка Аррайан пытается есть суп, который он ей принес. Ее рука дрожала так сильно, что почти вся ложка расплескивалась до того, как она доносила ее до рта. Но девушка упрямо черпала снова и снова, и каждый раз в ложке оставалось несколько капель – только губы смочить.

Наконец Ольгерхан не выдержал и взял ее за руку:

– Давай я тебе помогу.

– Нет-нет, – возразила девушка, пытаясь вырвать руку, но сил не хватало. – Все нормально…

– Я ведь твой друг, – мягко сказал полуорк.

Аррайан была очень гордой и всегда возмущалась, если кто-то пытался опекать ее. Хотела возмутиться и сейчас, но посмотрела другу в глаза, и слова застряли у нее в горле. Ольгерхана никак нельзя было назвать красивым. Он слишком много унаследовал от своих оркских предков: изо рта торчат большие клыки, лицо покрыто кустистой растительностью. И стоит он скособочившись – одно плечо ниже, другое выше. Даже сильные мускулистые руки и ноги, перевитые жилами, некрасивы и лишены гибкости.

Но его глаза – это нечто особенное, по крайней мере, так ей кажется. Эти огромные карие очи светились нежностью и пониманием, несмотря на то, что Ольгерхан был весьма недалек. Пусть он не мог прочесть тайные руны или решить сложное уравнение, но обладал житейской мудростью и умением сопереживать.

Он и в самом деле самый ее лучший друг.

Взяв в свою ручищу ее пальцы, Ольгерхан осторожно высвободил из них ложку, и Аррайан, подавив гордость, позволила себя накормить.

Когда Ольгерхан поднес миску с остатками жижи ко рту девушки, чтобы она ее выпила, ей стало уже немного лучше. Однако слабость не ушла. Аррайан попыталась подняться, но точно упала бы, не поддержи ее Ольгерхан. Тогда он взял ее на руки, отнес к постели и осторожно уложил.

Едва ее голова коснулась подушки, девушка потеряла сознание. Она еще успела увидеть панику на лице друга, после чего погрузилась во тьму. Аррайан очень смутно чувствовала, как друг легонько тормошил ее, а потом как будто послышался глухой удар – где-то глубоко внутри она решила, что это дверь хлопнула. Но это уже не имело значения – тьма увлекала девушку все глубже и глубже.

Мечась во все стороны и размахивая руками, Ольгерхан носился по улицам городка и колотил во все двери. Палишук нельзя было назвать тесным сообществом: его жители предпочитали держаться особняком, не считая совместных праздников или случаев, когда им грозила общая опасность. Друзей у Ольгерхана было немного, да и все они, кроме Аррайан, как он понял, в это послеполуденное время, должно быть, ушли на охоту.

Он слонялся по улицам, забирая все больше к югу. Постучал в еще несколько дверей, но никто так и не открыл. И лишь исходив полгорода, Ольгерхан понял, в чем причина такого безлюдья: до него донеслись звуки веселья – Уингэм уже работал.

Полуорк припустил к южным воротам, за которыми кольцом стояли повозки. Он услыхал голос Уингэма, завлекавшего гостей, и поспешил на его звук. Растолкав толпу, здоровяк нечаянно наскочил на старика и чуть не уронил его, но вовремя подхватил сильными руками.

Тут же к ним двинулись охранники, но старый Уингэм, уже успев прийти в себя, жестом отослал их.

– Говори, – велел он Ольгерхану.

– Аррайан, – выдохнул тот.

Стараясь отдышаться, он заметил приближающегося к ним мужчину – чистокровного человека, сразу ясно, – лет примерно сорока, с темными волосами до плеч, стройного, но мускулистого, одетого в поношенную и довольно грязную одежду, которая сразу выдавала бывалого путешественника по диким просторам Ваасы. На красноватом обветренном лице выделялись темные карие глаза. Ольгерхан не видел его года два, но сразу узнал.

Звали этого человека Мариабронн, и в Бладстоуне он пользовался большой известностью. После воцарения короля Гарета и падения Женги этот человек не только долго нес службу в Воротах Ваасы, но и обеспечивал связь Палишука с цивилизованными землями. Кроме того, он часто бывал проводником охотничьих отрядов.

– Что с Аррайан? – поторопил Уингэм Ольгерхана, повернув его лицом к себе.

– В постели лежит. Заболела.

– Заболела?

– Она слабая такая… вся дрожит.

– Болеет или устала? – переспросил старик, что-то соображая.

Ольгерхан растерянно глядел на него, не зная, что ответить.

– Пыталась справиться с сильным волшебством, – прошептал Мариабронн, подойдя вплотную к старому полуорку.

– Но у нее есть магическая защита, – возразил Уингэм.

– Однако магия Женги – не шутки.

– Веди нас к ней, Ольгерхан, – попросил старик. – Ты молодец, что обратился ко мне.

Он отдал какие-то указания товарищам, кто-то из них занял его место, и старик, Мариабронн и Ольгерхан поспешили обратно в город.

Глава 7 Мечтатели

Покачиваясь на стуле, Энтрери прислонился к стене. Он наблюдал за разговором Джарлакса и Эллери, потягивая вино. По некоторым признакам Артемис определил, что женщина разыскивала дроу специально, хотя и пыталась представить их встречу случайностью. Без формы и доспехов, в платье из розовой ткани с серебряной нитью, которое слегка мерцало, когда она двигалась, она выглядела необычайно женственно. Наряд завершал мягкий светло-серый жилет, плотно облегавший ее красивые формы. Оружия при Эллери не было, по крайней мере, так казалось. Энтрери даже не сразу узнал ее, когда заметил в толпе. Эта женщина была привлекательна даже там, на поле, покрытая дорожной пылью, в полном вооружении, но сейчас наемный убийца просто глаз не мог от нее отвести.

Поймав себя на этом, он несколько обеспокоился. Убийца уже и забыл, когда в последний раз отвлекался на подобные глупости.

Эллери беседовала с Джарлаксом, а он изучал ее движения: как она чуть подавалась вперед, как немного приподнимала брови, когда в ее глазах загорались искорки живейшего интереса. Какая-то беспомощная улыбка появилась на губах Энтрери, и он поднял бокал, мысленно поздравляя чаровника Джарлакса.

– Ничьи задницы еще не заняли эти стулья? – раздался чей-то грубый голос.

Подняв глаза, Артемис увидел рядом с собой двух грязных дворфов.

– Ну? – спросил второй, взявшись за спинку третьего свободного стула.

– Занимайте весь столик, – предложил Энтрери, а сам, залпом осушив бокал, встал и незаметно ушел, чтобы не мешать разговору приятеля с женщиной.

– Приятно видеть вас, коман… госпожа Эллери, – приветствовал Джарлакс, вежливо поднимая бокал.

– Полагаю, ты сейчас скажешь, что не сразу узнал меня.

– Зря вы так недооцениваете необыкновенную красоту ваших глаз, сударыня. Думаю, я узнал бы вас и в шлеме с опущенным забралом.

Эллери на мгновение смешалась, и Джарлакс подавил усмешку. Дроу отвернулся, а она продолжала с нетерпением:

– У меня есть к тебе несколько вопросов.

Когда Джарлакс повернулся обратно, в руке у него был бокал вина, давно приготовленный на стойке. Он протянул его собеседнице, и она настороженно огляделась вокруг: неужели он знал, что она придет?

А в улыбке Джарлакса, протянувшего ей бокал, ясно читалось: да, я знал.

– Так какие вопросы? – напомнил дроу слегка растерявшейся женщине.

Эллери сделала глоток, и капля скатилась с уголка рта. Она почувствовала себя ужасно глупо, вытирая губу, хотя ей хотелось держаться спокойно и с достоинством.

– Я не была знаком ни с одним темным эльфом, только видела двоих издали, а еще слышала об одной дроу-полукровке в Дамаре.

– Хорошо это или плохо, но теперь у тебя есть такая возможность.

– О вас столько всего говорят, – выпалила она.

– Ага, и тебя заинтересовало то, что ты слышала о моем темном народе?

Она внимательно осмотрела его с ног до головы:

– Ты не выглядишь особенно грозным.

– Возможно, в этом-то и заключается самое большое преимущество.

– Ты воин или чародей?

– И то и другое, – сказал Джарлакс, отхлебнув из своего бокала.

Женщина чуть заметно поморщилась.

– Говорят, дроу – мастера в военном искусстве, – сказала она. – И что только лучшие эльфийские воины могут выдержать поединок с дроу.

– Думаю, вряд ли в живых остался хоть один эльф, который мог бы подтвердить или опровергнуть эту теорию.

Беглая усмешка Эллери показала, что она вполне способна оценить его остроумие, – среди жителей поверхности такие редко встречались.

– Это утверждение или бравада? – спросила она.

– Реальность.

– Повторюсь, но ты выглядишь не особенно устрашающим, – криво усмехнувшись, сказала она.

– Это простое наблюдение или вызов?

– Реальность.

Джарлакс поднял бокал, и они чокнулись.

– Может, когда-нибудь мы встретимся на просторах Ваасы, и тогда ты сама сможешь все оценить, – сказал он. – Мы с другом добились некоторых успехов.

– Я заметила, – промолвила она, вновь смерив его взглядом с головы до ног.

Джарлакс громко рассмеялся, но осекся под пристальным взглядом Эллери, буравившим его насквозь.

– Так что ты хочешь узнать? – напомнил он.

– Многое, – был ответ, – но не здесь. Как думаешь, твой друг отпустит тебя ненадолго?

При этом оба повернулись в сторону столика в углу, где сидел Энтрери, но его там уже не было. Пожав плечами, Джарлакс произнес:

– Что ж, пойдем.

Они вышли из шумного кабака, и женщина уверенно повела Джарлакса по многочисленным коридорам и залам сложного комплекса, устроенного внутри крепостной стены. По пути они прошли через помещение, где охотники за головами обменивали свою добычу на золото, и подошли к двери в его противоположном конце. При этом от внимания дроу не ускользнул небольшой ларец, спрятанный за одним из столов.

За дверью начинался новый коридор, вскоре пересекшийся с еще одним. Повернув направо, они оказались перед дверью.

Эллери достала из кармана на поясе ключ. Джарлакс с интересом наблюдал за ней, одновременно оценивая обстановку. Очевидно, его очаровательная спутница с самого начала собиралась привести его именно сюда.

– Не слишком ли далеко мы забрались ради ответов на несколько вопросов? – заметил он, но Эллери, оглянувшись, только молча улыбнулась.

Взяв в коридоре факел, она прошла внутрь и зажгла факелы на стенах.

Джарлакс с любопытством осмотрел комнату. Вдоль стен вытянулись манекены, на дальней стене висели мишени для стрельбы из лука, на нескольких стойках разместились деревянные копии различных видов оружия.

С одной из стоек Эллери взяла длинный деревянный меч, внимательно осмотрела его и бросила Джарлаксу. Тот поймал его на лету и взвесил в руке.

Эллери тем временем взяла еще один деревянный клинок и деревянный же щит.

– А я что же, без щита? – спросил дроу.

Усмехнувшись, женщина бросила ему и этот меч.

– Слыхала я, что твои соплеменники предпочитают драться двумя клинками.

Джарлакс подцепил летящий меч первым, подбросил его и поймал.

– Некоторые – да, – ответил он. – Многие виртуозно обращаются с парой клинков одинаковой длины.

Он подкинул второй меч вверх и, глядя на Эллери, уткнул первый клинок острием в пол и непринужденно оперся на эфес, скрестив ноги.

– Я же люблю разнообразие, – многозначительно добавил он и с этими словами свободной рукой поймал упавший меч.

Настороженно глядя на него, Эллери повернулась к стойке с оружием.

– Может, выберешь что-то другое? – предложила она.

– Выберу? Зачем?

Женщина взяла в левую руку щит, а в правую – деревянный боевой топор со стойки.

– Дражайшая госпожа Эллери, да неужто ты вызываешь меня на бой?

– Я столько слышала о высочайшем боевом искусстве твоего народа, – сказала она, – что хочу сама в этом убедиться.

– Так вот что тебя интересует, – рассмеялся Джарлакс.

– Именно, – подтвердила Эллери.

– Что ж, твое желание понятно, – сказал дроу и, отступив на шаг, поднял оружие, оценивая вес и баланс обоих клинков. Потом быстро провел сложную комбинацию и опустил мечи. – А мне какой интерес с тобой сражаться?

– Разве не любопытно? – спросила Эллери, поиграв топором в вытянутой руке.

– Любопытно – что? Я уже не раз дрался с людьми, как с мужчинами, так и с женщинами. – Он повертел деревянный клинок, помолчал и, хитро глянув на женщину, добавил: – Впечатление так себе.

– Может, я смогу это исправить.

– Вряд ли.

– Боишься правды?

– Страх здесь ни при чем. Ты привела меня сюда, чтобы удовлетворить не мое любопытство, а свое. Ты хочешь, чтобы ради твоего личного интереса я раскрыл тебе часть себя. И ради удовлетворения твоего же личного любопытства продемонстрируешь мне свое мастерство. А я? Что достанется мне?

Эллери расправила плечи и поглядела на него с неприязнью.

– Возможность победить, – помолчав, сказала она.

– Победа для меня мало значит, – ответил дроу. – Честолюбие – это слабость, разве не так?

– Что же, Джарлакс не любит побеждать?

– Джарлакс предпочитает жить, – не задумываясь ответил темный эльф. – Это большая разница.

– Тогда что? – нетерпеливо спросила Эллери.

– Что – что?

– Твоя цена?

– Тебе правда хочется знать?

Она молча смотрела на него.

– Такая красивая женщина не должна задавать подобные вопросы, – сказал дроу.

– Получишь, только если победишь, – проговорила Эллери и глазом не моргнув.

Склонив голову набок, Джарлакс довольно бесцеремонно оглядел ее:

– Моя победа, и я попадаю в твою спальню?

– Ты не победишь.

– И все же?

– Ладно, если это твоя цена.

– Честолюбие – слабость, сударыня, а вот любопытство…

– Ты слишком много болтаешь, – стукнув топором по щиту, оборвала она его и шагнула вперед.

Пока Джарлакс не принял оборонительную позу, она держала топор на плече, но потом сразу перешла в наступление. Замахнувшись, как будто для удара, Эллери, однако, бить не стала, а вместо этого выставила вперед щит и отвела оба меча Джарлакса. Воспользовавшись преимуществом, любой на ее месте сделал бы шаг к противнику. Она тоже подалась вперед, но потом резко развернулась и, крутнувшись на месте, описала топором низкую дугу. Если бы Джарлакс предвидел такой ход, он ранил бы ее без труда, но он его не ждал, и Эллери, судя по всему, это поняла. Отскочив от просвистевшего совсем рядом топора, дроу должен был признать, что он сильно недооценил свою противницу.

Она же, решительно рубя топором, перешла в жесткое наступление, и Джарлаксу пришлось отступать. Он пытался поставить блоки обоими клинками, но она уверенно отвела их щитом и топором.

Удержав оружие, дроу почти одновременно ударил по лезвию топора двумя мечами, едва не вырвав его из рук Эллери. Та, однако, среагировала должным образом: подтянув вплотную к телу щит и топор, подалась вперед, не давая противнику себя разоружить.

– Я возьму тебя, если победа будет за мной, – бросил дроу.

Эллери, рыкнув, отбросила его щитом.

– А что ты потребуешь в качестве награды? – поинтересовался Джарлакс.

Она уже готовилась снова напасть, но остановилась и посмотрела на соперника поверх щита.

– Если победа будет за мной, – начала она, – то я возьму тебя, – добавила она, выдержав эффектную паузу.

Джарлакс оторопел, а Эллери, ловко воспользовавшись его замешательством, ринулась в атаку. Если бы не проворство Джарлакса, ему, вероятно, не удалось бы увернуться от ее топора. Он метнулся в сторону, но она все же зацепила его щитом, и дроу, используя инерцию движения, сделал сальто назад. Легко приземлившись, он отступил и изогнулся, уклоняясь от страшного взмаха топора.

– Мошенница! – вскричал Джарлакс, отступая еще дальше. – Сударыня, вы лишаете меня стимула сражаться! Может, мне лучше просто сложить оружие и сдаться?

– Тогда ты будешь мне не нужен! – крикнула она, снова бросаясь вперед.

– Тогда ты не победишь, – пожав плечами, прошептал Джарлакс.

Поспешно уклонившись влево-вправо, он обрушился на противницу с головокружительной комбинацией выпадов, коротких ударов и сильных взмахов обоими мечами. Она пыталась сохранить ведущее положение, но в какой-то миг дроу удалось быстро наклониться и сделать подсечку. Женщина покачнулась, попыталась удержаться на ногах, но все же упала.

В проворстве, однако, Эллери не уступала Джарлаксу. Она быстро кувыркнулась в сторону и встала на колено как раз вовремя, чтобы перехватить вполне предсказуемый удар мечом. Уверенно отражая первую серию ударов, она даже изловчилась снова подняться на ноги.

Джарлакс продолжал теснить ее, ожесточенно размахивая мечами. Она защищалась не менее рьяно, с головокружительной скоростью работая топором и щитом, и успевала уклониться от любого хитрого выпада. Пару раз ей даже предоставлялась возможность воспользоваться слабостью защиты противника, но она ею не воспользовалась.

Эллери намеренно ограничивалась обороной, а иногда специально открывалась, но потом стремительно отражала любые нападения, не давая дроу воспользоваться преимуществом. Один раз она так порывисто бросилась вперед, что Джарлакс оступился и его огромная шляпа сползла ему на глаза. Он тут же сорвал ее и отбросил в сторону: лысая макушка уже покрылась мелкими капельками пота.

Рассмеявшись, он с новой силой стал теснить противницу, так что той пришлось спешно отступать.

– Ты молода, но сражаешься, как опытный воин-дроу, – похвалил он Эллери после очередной неудачной попытки преодолеть ее защиту.

– Не так уж и молода.

– Тебе и тридцати нет, – возразил Джарлакс.

Эллери усмехнулась, отчего ее лицо стало еще более юным.

– Я с раннего детства жила в грозной тени короля-колдуна. Бладстоун-Виллидж беспрерывно подвергался набегам из Ваасы. У нас все дети умели обращаться с оружием, – пояснила она.

– У тебя были прекрасные учителя, – сказал Джарлакс и, выпрямившись, в знак восхищения поднял вверх один меч.

Эллери не собиралась пропускать столь очевидный промах и рванулась к противнику, замахнувшись топором.

Но на полушаге она поняла, что дроу ее обманул, – он легко ушел в сторону. Эллери недовольно усмехнулась, но сразу же вскрикнула, получив сильный удар деревянным мечом пониже спины.

Не успела она повернуться лицом к противнику, как дроу ударил снова, под колени, потом еще и только после этого отскочил в сторону.

– По всем правилам это следует засчитать за победу, – заявил Джарлакс. – Потому что если бы меч был настоящий, я уже три раза перерезал бы тебе сухожилия.

– Вряд ли, ты бил слишком высоко.

– Только потому, что не хотел повредить эти ножки, – ответил дроу, с намеком глядя на нее из-под поднятой брови.

– А что, ты имеешь на них виды?

– Само собой.

– Раз тебе так не терпится, мог бы уступить победу мне. Тебе бы тогда больше понравилось, уж поверь.

– Но ты сказала, что в этом случае я тебе не нужен.

– Я передумала.

Джарлакс расправил плечи, улыбнулся и опустил клинки.

И в тот же миг Эллери с воплем бросилась на него.

Однако дроу убрал оружие не просто так, а с тонким расчетом: он опустил оба меча, уперев их остриями в ступни. Когда противница ринулась на него, он подпрыгнул и, подбросив ногами мечи, схватил их за рукояти. Развернувшись в прыжке, он с силой ударил по оружию Эллери, а потом каким-то неуловимым движением оказался у нее за спиной и, приставив к шее меч, прижал ее одной рукой к себе.

– Я предпочитаю вести, – жарко шепнул он ей в самое ухо.

По телу Эллери прошла дрожь, грудь высоко поднялась. Она как-то сразу обмякла, уронила топор, потом отстегнула щит и отбросила его в сторону.

Джарлакс глубоко вдохнул запах ее тела.

Повернувшись, женщина с силой привлекла его к себе и впилась губами в его губы. Похоже, она была не из тех, кого можно вести.

Но Джарлакса это и не расстроило.

Энтрери не знал, позволено ли ему вот так свободно гулять по коридорам крепости, но ни один из встреченных им часовых не попытался его задержать. Он шел без всякой цели, просто нужно было как-то заглушить беспокойство.

Навалилась усталость, но он знал, что заснуть все равно не сможет, – в последнее время сон не давал никакого отдыха.

Поэтому он шел и шел, не обращая внимания на бег времени. В своих бесцельных блужданиях он набрел на нишу, где увидел люк, ведущий куда-то наверх. Энтрери из любопытства влез в него, но и там было все то же: коридоры, пустые помещения, лестничные марши. Он продолжил шататься без цели, пока не набрел на еще один люк, открывающийся в небольшой закуток, где обнаружилась дверь, очерченная розоватым светом, – очевидно, она открывалась на восток, где уже начало подниматься солнце. Энтрери толкнул ее.

Первые рассветные лучи, вырываясь из-за горизонта, мягко очерчивали вершины и впадины величественных Гален и ослепительно сияли на пятнах снега в горах.

Энтрери пошел вдоль парапета, чувствуя на лице холодное дуновение ветра и прикрывая от света усталые глаза. Не заботясь о времени, он часто останавливался и разглядывал все, что видел вокруг. Только здесь Артемис впервые оценил, насколько монументальны Ворота Ваасы: крепостная стена даже в самых узких местах имела ширину не менее двадцати футов, а кое-где и раза в два шире. То тут, то там над стеной возвышались башенки, и у некоторых сидели или опирались на копья стражники, однако ни один из них не помешал ему прогуливаться по стене, футов на пятьдесят возвышавшейся над дикой долиной. На юге виднелась между скал узкая полоска Долины Фуги, Энтрери даже различил среди множества других свою палатку и мимоходом подумал о Джарлаксе и о том, вернулся ли он в палаточный городок, или Эллери предложила ему более приятный ночлег.

Однако Энтрери почти сразу забыл о них. Он не мог оторвать глаз от Ваасы, расстилающейся на севере, как распластанный, гниющий труп. Став вплотную к высокому, по пояс, парапету, он старался получше разглядеть чужую землю, пробуждающуюся в первых солнечных лучах.

Эти неприглядные места казались Энтрери красивыми особой, пронзительной и холодной красотой, которая проявлялась и в резких гранях обломков скал, и в черных высоких остовах мертвых деревьев, и в бурой трясине. Душа этой земли, растерзанной войнами, истоптанной сапогами многих армий, опаленной магическим огнем и дыханием драконов, все же уцелела. Испытав множество ударов и подвергшись истязаниям, она осталась прежней. Немало детей этой земли погибло, но сама Вааса жила.

Энтрери прошел мимо полусонного стражника, привалившегося спиной к стене. Тот с ленивым любопытством смерил его взглядом и кивнул.

Отойдя от него подальше, убийца опять остановился и вновь, упершись ладонями в перила, обратил взор в долину. Он глядел на Ваасу так, как если бы смотрел на себя в зеркало, – со смешанным чувством любви и отвращения, граничащего с ненавистью.

– Все думают, что ты умерла, – прошептал он, глядя вдаль, – потому что не чувствуют жизнь, пульсирующую под трясинами и валунами, во всех пещерах, трещинах и трухлявых пнях. Они думают, что знают тебя, но они ошибаются.

– Разговариваешь с просторами? – послышался знакомый голос, оторвавший Энтрери от созерцания. – Думаешь, тебя там слышат?

Внимательно рассмотрев приближавшегося Джарлакса, убийца заметил и едва приметные признаки усталости, и влажный блеск кожи под широкополой шляпой, и умиротворенность, сменившую оживленное выражение, обычное для его лица. Кроме того, глазная повязка теперь закрывала другой глаз. Нетрудно было понять, каким путем дроу попал на верхнюю площадку крепости. К тому же Энтрери только сейчас осознал, что с того момента, как они расстались в «Грязных сапогах и окровавленных клинках», прошло уже несколько часов.

– Думаю, есть некто, кто слышит меня еще хуже, – ответил он, отворачиваясь.

Джарлакс рассмеялся, подошел ближе и облокотился рядом с приятелем на перила.

– Мне бы не хотелось, чтобы мое появление прервало вашу беседу, – сказал он.

Энтрери промолчал, даже не посмотрев на него.

– Я тебя смутил?

Убийца бросил на него презрительный взгляд.

– Ты так и не ложился, – заметил дроу.

– Тебя не касается, сплю я или нет.

– Спишь? – насмешливо отозвался Джарлакс. – Ты называешь сном свое еженощное ворочание с боку на бок?

– Мой сон тебя не касается, – повторил Энтрери.

– А вот недосып касается, – возразил темный эльф. – Если рефлексы замедляются…

– Может, проверим? – с вызовом спросил убийца.

Джарлакс зевнул, не обращая никакого внимания на неприязненный взгляд приятеля. Он далее улыбнулся в ответ, но Энтрери уже снова смотрел на безжизненную долину. Джарлакс тоже примолк. В долине поднимался утренний туман, местами вихрясь, местами вставая клубами, как пробуждающийся гигант.

Вааса и впрямь казалась осколком древней земли, еще не знающей присутствия разумных существ, как будто весь мир ушел вперед, а ее позабыли.

– Гиблое место, – проговорил Джарлакс после долгого молчания, бросив взгляд на Энтрери.

Убийца кивнул в ответ, и дроу удивился, что тот его слушает.

– О чем ты думаешь, когда смотришь на эту землю? – продолжал темный эльф. – О том, сколько здесь упущенных возможностей? О пустоте на месте процветания? О том, что там, где должна быть жизнь, – смерть?

– О действительности, – отрезал Энтрери, повернулся и, смерив приятеля колючим взглядом, прошел мимо.

Джарлакс понимал, что приятель в разладе с собой, – в его голосе отчетливо слышалось смятение. При этом причина этого состояния была прекрасно известна дроу, поскольку он сам немало постарался, чтобы флейта Идалии попала в руки убийцы.

Темный эльф постоял еще немного у парапета, разглядывая унылую долину. Он вспоминал минувшую ночь, раздумывал о своем хмуром товарище и прикидывал, как бы покорить эту землю, добиться повторения этой ночи и заставить приятеля измениться.

Вот и вся его жизнь такова: в размышлениях и расчётах.

Глава 8 Поездка Мариабронна

Аррайан пришлось крепко призадуматься, чтобы ответить на вопрос. Где же она оставила книгу? До чего глупо! Как же можно было оставить без присмотра вещь такой колоссальной магической силы и даже не помнить, где ее бросила? Мысленно девушка попыталась восстановить события минувшей ночи, когда, наконец, она решилась взяться за чтение. В памяти отчетливо запечатлелось, что сначала она воспользовалась всеми известными ей защитными чарами против сокрушительных заклятий, которые могли быть наложены на книгу Женги.

Потом, бросив взгляд на стол в центре комнаты, она ясно вспомнила, что раскрыла фолиант именно здесь.

И внезапно изнутри ее захлестнуло ощущение чего-то огромного, бескрайнего, волшебного, потом всплыло воспоминание о каком-то сооружении, которому нужно было много места.

– Я ее унесла, – наконец проговорила она, поворачиваясь к Уингэму и Мариабронну. – Унесла отсюда.

– Как ты могла оставить такую вещь неизвестно где? – возмущенно воскликнул дядя и вскочил с кресла, не в силах долее усидеть на месте.

Мариабронн положил руку ему на плечо, пытаясь немного успокоить.

– Так, значит, книги дома нет, – сказал он, обращаясь к девушке. – Она в городе?

Аррайан опять задумалась, напрягая память, и в поисках поддержки оглянулась на Ольгерхана.

– Нет, – не совсем уверенно ответила она. – Не в городе. Город слишком… маленький.

Уингэм чуть не задохнулся и снова плюхнулся в кресло.

– Слишком маленький? Что же такое ты сотворила?

Аррайан беспомощно глядела на него. Она очень смутно припоминала, как вышла из дома с книгой под мышкой, но не могла бы поручиться, что ей это не приснилось.

– Ты ушла с книгой, потом вернулась. С тех пор ты покидала дом? – спокойно спросил Мариабронн.

Девушка покачала головой.

– Хоть приблизительно представляешь, куда ты ходила? – продолжал выпытывать он. – На север? Или на юг, где сейчас караван Уингэма?

– Нет, к дяде Уингэму не ходила, – не раздумывая ответила Аррайан.

Мужчины переглянулись.

– Обычно в Палишуке открыты только двое ворот: северные и южные, – проговорил следопыт.

– И раз не на юг, то… – подхватил Уингэм.

Мариабронн уже встал и махнул рукой остальным. Ольгерхан тоже поднялся, но сначала подошел к совсем еще слабой девушке и укутал шалью, чтобы защитить от холодного ветра.

– Как я могла сделать такую глупость? – прошептала ему Аррайан, и большой полуорк лишь улыбнулся, не зная, что сказать.

– Видимо, чары книги оказались сильнее тебя, – предположил Мариабронн. – Я о подобном уже слыхал. Даже великий Кейн, несмотря на всю свою выдержку и необычайно тренированную волю, чуть не погиб от волшебной палочки Оркуса.

– Но это был предмет божественного происхождения, – напомнила девушка.

– Не нужно недооценивать силу Женги, – ответил следопыт. – Он, конечно, богом не был, но и смертным тоже. – Он умолк, заметив полный тревоги взгляд девушки. – Но не бойся. Мы найдем книгу, и все будет хорошо.

В это послеполуденное время город был тих и пуст – горожане толпились за южными воротами среди повозок Уингэма. На пути до самых северных ворот четверо спутников почти никого не встретили. У ворот Мариабронн присел перед девушкой и попросил поднять ногу. Он внимательно оглядел ее сапог и оставленный им след, потом велел остальным подождать, вышел за городскую стену и стал тщательно осматривать влажную землю.

– Ты ушла и вернулась по одной и той же тропинке, – наконец сообщил он и показал на северо-восток, где вдали виднелась исполинская сверкающая лента Великого Ледника. – За последние несколько дней почти никто не выходил через эти ворота, так что проследить твой путь будет нетрудно.

Это и впрямь оказалось несложно, поскольку за пределами города обе пары следов Аррайан отчетливо выделялись на оттаявшей земле. Удивительно было то, как далеко они тянулись. Вся четверка сначала шла на северо-восток, потом прямо на север, город остался вдали, спустились сумерки, а Великий Ледник заметно приблизился. Ветер стал пронизывающим. Похоже было, что и это короткое северное лето подходило к концу. Погода могла резко перемениться, и тогда землю в течение нескольких дней скует лед, и на три четверти года или даже больше она останется каменной. Бывали годы, когда летнее потепление длилось не более месяца.

– Неудивительно, что ты совсем обессилела, – заметил Уингэм, когда они одолели уже изрядный путь.

Девушка бросила виноватый взгляд. Она лишь смутно помнила, что покинула дом, а это путешествие вообще не осталось в ее памяти.

Они пришли к обрыву над довольно широкой котловиной. В самом низу росла небольшая рощица, а неподалеку виднелась куча больших валунов.

– Это здесь! – выдохнула Аррайан и показала на камни, внезапно вспомнив место.

Мариабронн, с факелом в руке осматривавший следы, и сам понял, что они пришли.

– Оттуда никто не выходил, – уверенно сообщил он. – Пойдемте заберем книгу, и я передам ее королю Гарету.

Заметно было, что Уингэма это решение не обрадовало, но, к чести проныры торговца, он сдержался и спорить не стал.

Мариабронн, держа в руке факел, первым обогнул большой камень. Остальные, двинувшись следом, наскочили на него, потому что следопыт почему-то замер на месте. Выглянув из-за его плеча, все поняли, что так поразило Мариабронна.

Па высоте примерно половины человеческого роста, опираясь на какие-то уходившие в землю серые щупальца, покоилась книга Женги. Она была раскрыта, несколько первых страниц перевернуты. Застыв в изумлении, четверо спутников наблюдали, как красные призрачные руны поднимаются над страницей и медленно растворяются в слабо светящемся воздухе.

– Что ты сделала? – негромко спросил Уингэм.

Мариабронн тем временем осторожно подошел поближе.

– Книга сама себя читает, – сообщил всем Ольгерхан.

Как бы дико это ни прозвучало, казалось, тем не менее, что простодушный полуорк совершенно прав.

– Что там? – спросил старый торговец Мариабронна, который осветил факелом цепочку прямоугольных серых камней, расположенных на равном расстоянии друг от друга.

– Камни фундамента, – ответила Аррайан.

Все четверо тревожно переглянулись, а когда над книгой возникла призрачная рука и неторопливо перевернула страницу, чуть не подскочили на месте.

– Книга осуществляет свои собственные заклятия, – пояснила девушка. – Она выпускает те чары, что заложены в ее страницах.

– Значит, ты стала для нее как бы толчком, – задумчиво кивнул старик Уингэм, словно теперь ему все стало понятно. – Она взяла у тебя часть жизненной силы и теперь использует ее, чтобы выполнить намерения Женги.

– Какие намерения? – спросил Ольгерхан.

– В ней заложена магия творения, – сказала девушка.

– И вот она творит какое-то сооружение, – согласился Мариабронн, идя по периметру фундамента. – Судя по всему, колоссальное.

– Замок Злосчастье, – пробормотал Уингэм, и все со страхом поглядели на него, поскольку старик произнес название, которое все жители этих мест еще долго будут вспоминать с испугом.

– Нам пока ничего не известно, – напомнил ему Мариабронн. – Мы лишь знаем, что книга строит нечто. Это не единственный случай. Вы, конечно, слышали о сооружениях Доэрна?

Аррайан кивнула. Легендарный кудесник Доэрн придумал небольшие башенки, открывавшиеся в другое измерение, где путешественники могли бы укрыться от опасностей и тягот трудного пути.

– Не исключено, что Женги создал эту книгу, чтобы его военачальники могли возвести надежную крепость без физической силы и инструментов, не тратя времени и материалов, – рассуждал вслух Мариабронн, подходя ближе к фолианту. – Так что возможно, Уингэм, у твоей племянницы теперь просто будет новый дом, большой и просторный.

Старик подошел ближе. С такого расстояния отдельные руны стали вполне различимы. Протянув руку, Уингэм коснулся границы силового поля, излучаемого книгой.

В тот же миг все его тело покрылось мурашками, старик дико вскрикнул и отлетел далеко назад. Остальные бросились к нему и помогли сесть.

– Да, похоже, книгу Женги голыми руками не возьмешь, – заметил следопыт.

– И что же она тем временем здесь настроит? – стуча зубами, спросил Уингэм.

Спутники озабоченно поглядели друг на друга.

– Видно, пора мне ехать в Ворота Ваасы, – решил Мариабронн.

– Самое время, – вставила Аррайан.

Вернувшись в город, следопыт и Уингэм оставили девушку и ее друга у ее дома, а сами отправились к южным палишукским воротам.

– Но моя лошадь в городе, – возразил Мариабронн, когда старик потянул его через ворота к своим повозкам.

– Пойдем-пойдем, – не терпящим возражения тоном сказал тот. – Так будет лучше.

Поравнявшись со своей повозкой, старик скрылся внутри и почти сразу вернулся, держа в руках небольшой мешочек.

– Это обсидиановый жеребец, – пояснил он, извлекая из кожаного чехла обсидиановую фигурку тощего скакуна с раздутыми ноздрями. – С помощью этой статуэтки можно вызвать ночной кошмар, который скачет без устали – ну, пока действие волшебства не кончится, – однако ты окажешься в крепости задолго до этого.

– Кошмар? – настороженно переспросил следопыт. – Существо нижнего уровня?

– Ну да, да, конечно, но он всецело подчиняется власти статуэтки. Так что не волнуйся, смелый воин, тебе ничто не грозит.

Мариабронн взял фигурку и подержал в ладонях.

– Скажи лишь: «Черное Пламя», – велел Уингэм.

– Черное Пла… – начал следопыт, но осекся – старик приложил палец к его губам.

– Не говори, пока держишь его в руках, если только не хочешь, чтобы тебя самого оседлали, – со смешком предостерег старик. – И прошу, не надо вызывать это адское отродье в моем лагере. Перепугает всех покупателей, терпеть этого не могу.

– Может, и сожрет кого, – предположил Мариабронн.

– Да, горячий коняшка, – подтвердил Уингэм.

Следопыт помахал и хотел уже уйти, но старый полуорк ухватил его за рукав:

– И умоляю, сделай все как можно деликатней.

– Чтобы не выдавать Аррайан? – испытующе поглядев на него, уточнил Мариабронн.

– Все ведь с нее началось, – кивнул старик и оглянулся в сторону города, как будто племянница могла его слышать. – Может, она и сейчас отдаёт ему свои эманации. Если об этом узнают, это может очень плохо сказаться на бедняжке, а она ведь ни в чем не виновата.

Помолчав немного, Мариабронн спросил:

– Нетрудно было бы победить заклятие короля-колдуна, пожертвовав ее жизнью? – И, не дожидаясь ответа старика, добавил: – Создания Женги всегда ставят нас перед нравственной дилеммой. Их можно одолеть ценой жизни ни в чем не повинного человека.

– И наших душ, если мы решимся принести такую жертву, – добавил Уингэм.

Мариабронн ободряюще улыбнулся:

– Я скоро вернусь.

Уингэм с тревогой поглядел на север, как будто ожидал, что там, над стеной города, уже высятся грозные башни замка.

– Хорошо бы, – прошептал он.

Отойдя подальше от повозок, Мариабронн поставил фигурку на землю и шепнул:

– Черное Пламя.

Из статуэтки вырвались языки черного и пурпурного огня, и следопыт отскочил, едва удержавшись от крика. Но пламя не обжигало. Мариабронн зачарованно смотрел, как пляшущие языки огня взметнулись еще выше. Постепенно, клонясь и извиваясь под напором вечернего ветра, огонь принял форму коня, затем поднялся ввысь и растворился, а на земле остался стоять дымящийся жеребец. Он с ненавистью косил на следопыта красным глазом, из нервных ноздрей вырывались клубы едкого дыма, а из-под копыт беспокойно переминавшегося зверя брызгал черный огонь.

– Черное Пламя, – с чувством повторилМариабронн и глубоко вздохнул, чтобы справиться с волнением.

Однако дело было срочное, и он решительно двинулся к жеребцу, при этом не снимая руки с рукояти Байюреля, своего знаменитого огромного меча, на который было наложено заклятие особой ненависти к великанам.

Перед тем как вскочить в седло, Мариабронн невольно сглотнул комок в горле. Крепко ухватившись за длинную гриву, словно сотканную из темного холодного пламени, но оказавшуюся вполне материальной, воин быстрым движением взлетел на спину коня. Черное Пламя взвился на дыбы и фыркнул огнем, но следопыт, опытный наездник, не дал себя сбросить.

Вскоре неистовый жеребец уже во весь опор мчал его к югу, оставив позади Палишук с мерцающей лентой Великого Ледника и держась зубчатой линии Гален. Обычно такое путешествие отсюда до крепости занимало пять дней, но адскому жеребцу не требовался отдых, он без устали несся вперед, покрывая милю за милей. Пригнув голову к шее коня, Мариабронн даже не успевал примечать ничего по сторонам: ни гоблинских костров, ни йети.

Через несколько часов бешеной скачки руки и ноги следопыта заболели от напряжения, но мысль о магической книге и том странном, возможно опасном, сооружении, которое она начала возводить, помогала ему держаться в седле и не обращать внимания на боль.

Вскоре, однако, он понял, что предсказание Уингэма оказалось чересчур оптимистичным, – едва восток начал розоветь, силы коня заметно поубавились. Мариабронн огляделся и, будучи опытным путешественником, довольно быстро выбрал место для стоянки. Едва он спешился, волшебный жеребец заполыхал черным огнем, а потом и вовсе исчез.

Подняв с земли фигурку, Мариабронн покачал ее в ладони. Статуэтка оказалась легче, чем была, но заметно набирала вес по мере возвращения в нее магической силы. Значит, нетрудно будет понять, когда снова можно вызвать коня.

Следопыт внимательно изучил место, а потом с удовольствием перекусил хлебом с соленым мясом и устроился спать.

Проснувшись после полудня, он первым делом взял в руки статуэтку. Она казалась немного легче, чем в начале пути, но при желании уже можно было вызвать скакуна. При свете дня Мариабронн смог оглядеться и оценить пройденное расстояние. За ночь удалось одолеть почти половину пути до Ворот Ваасы – на обычной лошади ему потребовалось бы в три раза больше времени, даже если бы он гнал ее днем.

Удовлетворенно хмыкнув, следопыт глянул на фигурку и снова сунул ее в мешочек. Подавив желание немедленно двинуться в путь пешком, он заставил себя отдохнуть еще немного, снова поел, а потом проделал серию упражнений, готовя мышцы к следующему долгому ночному переезду. Едва солнце опустилось за горизонт, он уже снова сидел на спине адского скакуна, который со всех ног мчал его к югу.

И еще до рассвета Странник оказался у ворот крепости, беспрепятственно одолев весь остаток пути.

В Армии Бладстоуна все его хорошо знали и всегда встречали тепло, поэтому сам генерал Даннауэй Бриджстоун Трант, брат знаменитого барона Транта, воевавшего против короля-колдуна бок о бок с королем Гаретом, пригласил Мариабронна позавтракать. Сам Даннауэй занял высокое положение скорее благодаря громкому имени своей семьи, нежели собственным заслугам и сейчас выполнял одновременно роль военного командующего и главы довольно разношерстного светского общества Ворот Ваасы и Долины Фуги.

Обычно Даннауэй держался надменно и самодовольно, но со Странником Мариабронном обращался совсем иначе. Слава следопыта была столь громкой, что вполне позволяла ему, как считал генерал, откушать с ним, хотя обычно такой чести удостаивались очень и очень немногие.

Мариабронн же, хотя и никогда не понимал, зачем для еды иметь больше одного предмета посуды, со своей стороны, прекрасно знал, как вести себя на светских приемах. Ему, Усмирителю Ваасы, как многие его называли, доводилось обедать с королем Гаретом, госпожой Кристиной и всей их свитой и в Бладстоун-Виллидже, и во дворце Гелиогабалуса.

Репутация обязывала его печься о благе обеих земель, и Дамары, и Ваасы, поэтому он без обиняков, рассказал пожилому дородному генералу о происшествии в Палишуке. Когда он приступил к изложению подробностей, генерал велел позвать свою племянницу, командира Эллери.

Как только Мариабронн закончил, генерал испустил глубокий сокрушенный вздох.

– Боюсь, проклятие Женги будет тяготеть над нами до самой моей смерти и смерти моих детей, а потом и внуков, – промолвил он. – Подобные неприятности, похоже, становятся правилом.

– Будем надеяться, это всего лишь досадное происшествие.

– Такое уже случалось, – напомнил генерал, но не похоже было, что он обеспокоен. – Стоит ли напоминать о статуе дракона, которая вдруг выросла в топях к северу от Дармшела… И что же? Завязла в трясине, по-моему. Или тот ремень, инкрустированный драгоценными камнями, найденный одним беднягой на каком-то северном склоне Гален, – продолжал он. – Откуда парню было знать, что простой серый камень, привязанный к ремню, который он так бездумно отшвырнул в сторону после того, как надел ремень на себя, на самом деле – детонатор двадцати пяти взрывчатых рубинов на этом злополучном поясе? Если бы там не было таких же, как он, искателей приключений, наблюдавших все это с соседнего уступа, мы бы никогда и не узнали об этой «шутке» Женги. От бедного парня только клочки остались.

– Вообще-то, от него ничего не осталось, – добавила Эллери.

Пока Мариабронн слушал генерала, им владели смешанные чувства. С одной стороны, он не склонен был слишком легко относиться к потенциальной опасности таинственного строительства на северной окраине Палишука, но с другой – испытывал некоторое облегчение, вспомнив все эти случаи находок распыленного «наследства» Женги. Спору нет, в большинстве своем эти происшествия были трагичны, однако более серьезных последствии ни одно из них не имело и уж точно не предвещало возвращения Женги и восстановления его власти, еще одиннадцать лет тому назад покрывавшей мраком эти земли.

– Боюсь, все же заклятие это необычное, к тому же размах строительства велик и скрыть его не удастся. Король Гарет должен что-то предпринять, и чем быстрее, тем лучше, – сказал наконец он.

Даннауэй снова театрально вздохнул и, просительно поглядев на племянницу, проговорил:

– Собери кого-нибудь с Мариабронном в Палишук.

– Солдат? – деловито осведомилась она.

– Как пожелаешь.

Эллери кивнула и с нескрываемым любопытством поглядела на следопыта.

– Тогда, может, я лично буду сопровождать тебя, – заявила она, несколько изумив дядю. – Я уж забыла, когда была в Палишуке, да и балаган Уингэма больше года не видела.

– Буду очень рад такой спутнице, командир, – ответил Мариабронн, – но я бы попросил взять еще кого-то.

– Неужели ты думаешь, что я отпущу командира стражи Ворот Ваасы одну к Великому Леднику? – вмешался генерал.

Мариабронн посмотрел на него, изобразив уязвленное самолюбие.

– Тебя называют Странником, – лукаво продолжил Даннауэй. – Такое прозвище нелегко приобрести, а ты уж с лихвой его отработал.

– Генерал, заслуженная слава Мариабронна… – не понимая, что они шутят, попыталась вмешаться Эллери, но дядя жестом остановил ее.

– Хотя Странник и почетное прозвище, – продолжил он, – все же так называют бродяг и повес. Но это меня не касается, дорогая моя Эллери. Я не боюсь, что Мариабронн или кто-то еще соблазнит тебя, в конце концов, ты – воплощенное благочестие Бладстоуна. Нет, прозвище отражает саму сущность этого любителя приключений, – продолжал Даннауэй, делая вид, что не замечает, как нахмурилась племянница. – Он из чистого любопытства может влезть в логово дракона. В свое время король Гарет вполне мог бы доверить юному Мариабронну задание выследить Женги, если бы только не опасался, что тот его найдет, подойдет запросто да еще спросит, как его зовут, чтобы уж не ошибиться. Разве не таков ты, Мариабронн, – бесстрашен до дурости?

– Неуверенность в себе никогда не была в числе моих достоинств.

Хрипло расхохотавшись, генерал повернулся к Эллери:

– Прошу тебя, возьми небольшой, но надежный и выносливый отряд. Говорят, вокруг Палишука немало драконьих логовищ.

Эллери долго смотрела на него, соображая, к чему весь этот разговор.

– У меня есть на примете несколько солдат и еще кое-кто, – наконец сказала она.

Мариабронн согласно кивнул, потом откланялся и ушел, чтобы отдохнуть перед возвращением на север. Он отправился в комнатку рядом с помещениями командиров гарнизона, что всегда была свободна для него, и заснул, от всего сердца надеясь, чтобы легкомысленное отношение Даннауэя к началу загадочного строительства в Палишуке оказалось самым правильным.

Спал он, однако, неспокойно: в глубине души гнездилось подозрение, что этот «подарок» Женги будет намного страшнее остальных.

«В конце концов, ты – воплощенное благочестие Бладстоуна».

Эллери невольно напряглась, вспомнив слова дяди. Она пока не заслужила такого признания, а может, никогда и не заслужит, хотя многие, в том числе генерал Даннауэй, этого не знали. И семья, и высшая знать с нетерпением ждали, когда же Эллери явит им свое первое чудо – начнет, например, исцелять наложением рук. Никто из них не сомневался, что этот день вскоре настанет, потому что репутация молодой женщины, потомка старинной династии благочестивых воинов-чудотворцев, была безукоризненна.

Однако у Эллери были такие друзья, что знали ее и с другой стороны.

И сейчас генерал не видел, как нервно она переминается с ноги на ногу.

– Я смогу его победить, если надо, – сказала она худому человечку, стоявшему в тени колонны. – Его способности я оценила, он действительно хорош, как ты и говорил.

– И ты, тем не менее, веришь, что сможешь убить его?

– Но разве ты не обучил меня этому в совершенстве? – вопросом ответила она. – Одно движение и один удар, смертельный.

– Он лучше, – ответил худой человечек.

Несмотря на то, что голос у него был неприятный – высокий и скрипучий, в нем слышалась несокрушимая внутренняя сила.

– Да, мало кто выдержит долгий поединок с ним, – согласилась Эллери.

– И ты полагаешь себя среди этих немногих?

– Этого я не говорила, – сдержанно ответила она. А потом скороговоркой произнесла: – Мой топор хорошо служил мне, хорошо служил королю Гарету, хорошо служил тебе.

В ответ раздался трескучий смех, как и голос, полный уверенности в себе и самообладания.

– Многие сочли бы, что он служил слишком разным господам, – заметил худой человечек, по-прежнему прячась в тени. – Или ты не согласна?

Молодая женщина тоже усмехнулась. Так и есть, но мало кто знал, что между политическими лозунгами и реальным положением дел в Дамаре и Ваасе существует в действительности большая разница.

– Говори прямо, – потребовал ее собеседник. – Если возникнет необходимость, сможешь ты справиться с этим темным эльфом, Джарлаксом?

Эллери гордо выпрямилась и, глядя ему в лицо, сказала:

– У него есть одна слабость. Я ее знаю и могу ею воспользоваться. А перед моим смертельным ударом ему не устоять, ты хорошо меня обучил.

– Ты была отличной ученицей, – заметил тот.

Ободренная похвалой, Эллери поклонилась.

– Будем все же надеяться, что до этого не дойдет, – сказал худой человечек, – хотя этот эльф и его товарищ – темные лошадки.

– Они путешествуют вместе и сражаются бок о бок, но человек, тем не менее, как будто презирает темного эльфа, – согласилась женщина. – Все же вряд ли это нам поможет, – быстро добавила она, увидев, что собеседник оживился. – Нападем на одного – ответят все равно оба.

Стоящий в тени человек ненадолго задумался, но ей показалось, что ее слова его не убедили.

– А следопыт всё еще сохранил юношеский задор, – проговорил он, меняя тему. – Уже двадцать лет Мариабронн охотится на всякую нечисть на просторах Ваасы, мог бы привыкнуть, но он по-прежнему загорается, стоит ему что-нибудь обнаружить.

– Похоже, он наткнулся на нечто из наследия Женги. Многие согласятся, что он не зря тревожится.

– Ты считаешь?

– Мариабронн так говорит, да и старый Уингэм тоже так думает, иначе этот проныра продал бы вещь потихоньку.

Худосочный человечек отступил еще глубже в тень, теперь его лицо нельзя было даже различить, и в задумчивости соединил перед собой подушечки длинных тонких пальцев.

– А Уингэм не дурак.

– Да, в магии он разбирается, если не сказать больше. Я бы в этом деле положилась на его суждение, – сказала Эллери.

– Так, значит, Женги оставил книгу, – пробормотал ее собеседник, – вещь огромной мощи.

– Мариабронн говорит, это Книга Творения.

– Ты поедешь в Палишук?

– Да.

– И возьмешь с собой надежных людей?

– Само собой. Отправимся утром, Мариабронн поведет.

– Уже решила, кого взять?

– А ты что, тоже хочешь ехать? – удивленно спросила она.

Прячась в тени, худышка кивнул.

Вернувшись вечером в «Грязные сапоги и окровавленные клинки», Эллери сказала Джарлаксу:

– Твои похождения не остались незамеченными.

– Я был бы уязвлен, окажись иначе, – поднимая бокал и многозначительно подмигивая ей, ответил темный эльф.

Эллери невольно вспыхнула, а ее рыжие волосы только подчеркнули жаркий румянец.

– Завтра я отправляюсь в Палишук, – сказала она, быстро овладев собой.

– Я что-то слышал об этом месте. Палишук – там ведь живут полуорки, верно?

– Так и есть, но они очень достойные.

– Нужно отметить твой отъезд.

– Наш.

Дроу растерялся на мгновение, но, естественно, ничем этого не выдал.

– Я собираю небольшой отряд для этой поездки, – пояснила она. – А твои похождения, как я уже сказала, не остались незамеченными.

– Но я не один.

– Твоего друга я тоже беру.

И оба они повернулись в сторону барной стойки, у которой перед кружкой эля стоял Энтрери с обычным, отстраненно-презрительным выражением на лице. Серый плащ откинут за плечо, открывая превосходную белую рубаху, подаренную Ильнезарой перед путешествием в Ворота Ваасы, и рукоять знаменитого драгоценного кинжала в ножнах у бедра. И Джарлакс, и Эллери отметили, что остальные посетители почтительно держались от него на расстоянии, несмотря на то, что в таверне было очень людно и тесно.

– Да, этого у него не отнимешь, – словно рассуждая вслух, проговорил Джарлакс.

Женщина удивленно посмотрела на дроу, ожидая, что последует какое-то пояснение, но тот продолжал смотреть на друга. На фоне других завсегдатаев Энтрери не выделялся ни ростом, ни силой и ни к кому не проявлял ни малейшей враждебности, однако любой чувствовал излучаемую им мощь и уверенность. Джарлакс решил, что дело в глазах, – они выражали предельную сосредоточенность, главнейшее качество истинного воина.

– Он поедет? – вдруг донесся до него голос Эллери; судя по ее тону, она спросила уже не в первый раз.

– Он мой друг, – ответил дроу. – Он не позволит мне одному отправиться навстречу опасности.

– Так вы согласны?

Обернувшись к ней, Джарлакс ухмыльнулся:

– Лишь в том случае, если ты обещаешь, что я не замерзну промозглой холодной ночью.

Эллери усмехнулась и поставила стакан на стол.

– Тогда на рассвете, – сказала она и поднялась.

Джарлакс схватил ее за руку:

– Но мне холодно.

– Мы пока не в пути, – отрезала она, высвободилась и пошла к выходу.

Джарлакс остался сидеть, с улыбкой наблюдая за кошачьей грацией, с которой она двигалась. Но едва Эллери скрылась из глаз, он со вздохом повернулся к товарищу, представляя, с каким трудом придется его уговаривать.

Похоже, ночь обещала быть долгой.

В сияющих латах, с щитом на спине и топором у бедра, Эллери с царственным видом ехала во главе маленького каравана из двух повозок, сидя на большом чалом жеребце. Рядом с ней на гнедом коне ехал Мариабронн. Замыкали отряд двое солдат – Дэвис Энг, который вел расчеты с охотниками за головами, и другой боец постарше, уже седой.

В первой повозке сидели две женщины, обе наемницы, не имеющие никакого отношения к Армии Бладстоуна. Одну Джарлакс знал, это была Парисса из Импилтура – ширококостная круглолицая женщина с коротко стриженными светлыми волосами. Дроу и Энтрери не раз слышали, как она во всеуслышание похваляется своими подвигами, – очевидно, она очень собой гордилась.

Вторую женщину Джарлакс просто не мог не знать, поскольку ее имя возглавляло список самых удачливых охотников за головами. Звали ее Калийа, и она была наполовину эльфом. У полукровки были длинные черные волосы и красивое лицо с четкими чертами, которое сильно портил глубокий шрам, пересекающий щеку и край рта и спускающийся до середины подбородка. Когда она сообщила командиру Эллери, что они готовы отправляться, он услышал, что она немного пришепетывает, очевидно из-за этого самого шрама.

Сами же Джарлакс и Энтрери ехали во второй повозке.

– Эй, вы! – послышался вдруг позади грубый голос. – Коней-то придержите, что за остолопы! Я тут пыхчу, как кузнечные мехи, сердце сейчас из груди выскочит!

От ворот крепости, яростно размахивая голыми мускулистыми руками, топал дворф с черной бородой, разделенной на две части. Над его косматой головой виднелись рукояти двух скрещенных кистеней. Каждый оканчивался металлическим шаром, утыканным шипами, которые подскакивали на цепях при каждом шаге. Сделано оружие было из особенного серого, почти прозрачного волшебного материала – он назывался стеклосталь и обладал исключительной прочностью.

– Ты просила меня ехать, я собрался, а вы не ждете, что за дела? А?

– Прости меня, добрейший Атрогейт, – извинилась Эллери. – Я решила, ты передумал.

Атрогейт только фыркнул.

Он подошел ко второй открытой повозке, отстегнул сумку с пояса и забросил, внутрь – сидящий внутри другой дворф едва успел увернуться. Ухватившись обеими руками за край повозки, новый спутник влез внутрь и плюхнулся на сиденье рядом с худеньким, хрупким человечком.

Джарлакс это подметил – странно, что дворф не предпочел иметь соседом дворфа, ведь в повозке шесть мест, а пассажиров всего трое.

– Они знакомы, – негромко сказал дроу Энтрери, показывая на худышку и странного дворфа.

– И что же в этом интересного? – язвительно отозвался товарищ.

Джарлакс задумчиво хмыкнул и снова занялся вожжами.

Энтрери пристально глянул на диковатого дворфа и тщедушного человечка. Сначала Джарлакс решил, что тощий – мудрец или ученый и его взяли, чтобы помочь разобраться в палишукской тайне. Однако трудно предположить, что этот странный дворф может иметь хоть какое-то отношение к ученому миру. Тем не менее, где-то же они должны были познакомиться?

– Он маг, – негромко сказал Энтрери Джарлаксу.

Обернувшись к приятелю, дроу заметил, что тот бессознательно сжимает и разжимает правую руку, на которой раньше носил волшебную перчатку, отражавшую магические флюиды. Теперь он, вероятно, думал, что в этом путешествии она могла бы ему пригодиться. Правда, худосочный чародей не выказывал ни малейшей враждебности, однако наемный убийца в присутствии магов всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Его нормальным желанием при встрече с колдуном было убить его, чародеи всегда оставались для Энтрери загадкой, понимать которую он не желал.

По знаку Эллери они снова тронулись в путь.

Джарлакс сразу начал болтать, обозревая окрестности и рассказывая о местах, где ему довелось побывать, и Энтрери быстро перестал обращать на него внимание, предпочтя сосредоточиться на остальных девяти спутниках.

Большую часть своей жизни Артемис Энтрери был наемным убийцей, полагавшимся лишь на себя и собственное чутье, и путешествовал он всегда в одиночку. В большой компании ему было неуютно, и он беспрестанно спрашивал себя, как это дроу вообще удалось уговорить его отправиться в путь.

Однако еще больше ему хотелось знать, почему Джарлакс хотел, чтобы он отправился с ними.

Часть 2 Дорога Джарлакса

Посетив Ильнезару и Тазмикеллу после крушения башни Женги, Джарлакс вышел, оставив сестер с жаром обсуждать необычайные возможности книжного собрания короля-колдуна, а сам свернул с дороги, идущей в Гелиогабалус. Он отправился в темную дубовую рощу, подальше от людей, и тщательно осмотрелся, убеждаясь, что он один. Прислонившись спиной к дереву и закрыв глаза, он в деталях прокрутил в памяти весь разговор с драконами.

Само собой, обе сестры были взволнованы, да и кто на их месте остался бы равнодушен? Но во взгляде Ильнезары, когда она заговорила о рухнувшей башне, читалось и кое-что другое. Похоже, страх.

Джарлакс улыбнулся своим мыслям. Значит, сестры знали о захороненных сокровищах Женги больше, чем хотели поведать, а потому и боялись, что его тайны снова попадут в мир.

Но что же может напугать драконов?

Перед его мысленным взором вновь возникло лицо Ильнезары, на мгновение исказившееся, когда дроу сказал, что книга уничтожена. Тогда он и решил, что будет как зеницу ока хранить свое тайное богатство – драгоценный череп. Несмотря на все его красноречие, сестры, похоже, не поверили, что от башни и книги ничего не осталось, а в делах с драконами это ничего хорошего не сулило. Наверняка они попытаются проверить, правду ли сказал Джарлакс. Все же чем объясняется столь настойчивое желание получить в собственность такую же книгу, как та, что погибла? Вероятно, не только стремлением накапливать клады, заложенным в самой природе драконов.

Не обращая внимания на доводы разума, дроу на секунду достал крохотный сияющий череп. Крепко зажав его в руке, он постарался отрешиться от собственных мыслей, чтобы узнать, куда его выведет магическая сила драгоценной вещицы. Давным-давно псионик Киммуриэль, темный эльф, владевший особой магией разума, сейчас вместо Джарлакса командующий бандой Бреган Д'эрт, научил его, как узнать предназначение того или иного волшебного предмета хотя бы приблизительно. Часть возможностей резного черепа Джарлакс и так уже понял – с помощью камня была выстроена башня. Простым рассуждением можно было прийти к выводу, что череп – связующее звено между жизненными флюидами этого тупицы Герминикля и строительной мощью книги.

Внезапно исчезли все цвета и оттенки, и, хотя вокруг и так царил сумрак, Джарлакс понял, что странным образом изменилось его зрительное восприятие. Сперва он запаниковал, решив, что череп начал высасывать из него жизненную силу и скоро умертвит. Однако затем он осознал, что все не так страшно. Похоже, магическая власть камня перебросила его словно в другое измерение.

Дроу почувствовал, что в земле прямо у него под ногами лежат кости белки, а также кости многих других существ, когда-то умерших здесь. Никакой связи с ними он не ощущал, просто знал, что они есть, и все.

Но потом он почувствовал, как нечто действительно манит его, и Джарлакс, подчиняясь указаниям черепа, вышел из рощи.

Вскоре он оказался на древнем, давно заброшенном кладбище. Несколько торчавших там и тут камней вполне могли оказаться надгробными плитами, хотя в другое время он прошел бы мимо них, не обратив внимания. Любой путник, случайно оказавшийся на этом месте, не догадался бы, что здесь могилы, но Джарлакс теперь доподлинно это знал.

Он чувствовал, что в земле ровными рядами лежат давным-давно погребенные трупы. И казалось, они взывают к нему…

Но нет, они не зовут, внезапно понял дроу и посмотрел на камень в руке. Они ждут, когда он их позовет.

Темный эльф глубоко вдохнул, стараясь совладать с собственными чувствами. Он различил останки дворфа и хафлинга, но они оставались безучастны, с ними его не связывала никакая сила.

Видимо, в этом и состоит назначение черепа. Похоже, он обладает властью только над людьми – живыми или мертвыми, все едино.

– Как интересно, – ежась от холодного предутреннего воздуха, прошептал Джарлакс и невольно обернулся в сторону башни Ильнезары.

Дроу поднес резной череп к лицу, и в глазах темного эльфа заплясали огоньки.

– Интересно, если бы я нашел книгу и моя жизненная сила запустила магическое строительство, чей череп вырос бы между страницами? Дроу? – вслух спросил он. – И мог бы дракон создать артефакт, который дал бы ему власть над давно умершими драконами?

Но, произнеся это вслух, Джарлакс покачал головой, сразу поняв, что предположение неверно. Череп был помещен в книгу задолго до того, как дурак Герминикль взялся ее читать. Предназначение книги, наверное, было определено с самого начала.

Неплохо разбиравшемуся в магии и имевшему большой жизненный опыт, темному эльфу это казалось более разумным. Ведь легенды говорят, что Женги подчинялись не только люди, но и войско из мертвецов. Наверняка этот череп – один из артефактов, дававших ему такую силу.

Джарлакс вновь посмотрел в сторону драконьей башни.

Еще король-колдун повелевал целыми стаями драконов, это все знают, а ведь эти твари почти всегда живут поодиночке. Однако он умел объединять их, подчинять себе и заставлял делать то, что ему было нужно.

Широко ухмыльнувшись, Джарлакс подумал о путешествии в Ваасу.

Хорошо, что нужно туда ехать.

Глава 9 Ветер дорог

– Будем двигаться вблизи холмов, – сказала Эллери, подъехав на своем коне к повозке Джарлакса. – Были донесения, что в этих местах полно всякой дряни, а Мариабронн это только подтвердил. Не полезем на открытое пространство, спрячемся там.

– А может, враги как раз там и затаились? – спросил Джарлакс.

– Мариабронн же с нами, – отозвалась Эллери. – Так что врасплох нас никто не застигнет. – И, бодро улыбнувшись, она пустила коня в сторону.

Джарлакс вопросительно поглядел на Энтрери.

– Да, – протянул тот, – примерно то же самое говорило и большинство моих жертв перед тем, как я их убил.

– Тогда я рад, что ты на моей стороне.

– И это тоже многие из них говорили.

Джарлакс громко расхохотался. Энтрери промолчал.

Под сенью Гален дорога была еще более неровной, поэтому двигаться приходилось медленно, но Эллери решения не изменила, а поскольку командовала она, приходилось слушаться. Когда солнце начало понемногу склоняться к горизонту, она велела поставить повозки на защищенном пятачке между валунами и стала распределять обязанности по устройству лагеря.

Мариабронн, как и следовало ожидать, ушел на разведку, двое солдат встали на стражу, как ни странно, подчиняясь приказам дворфа с кистенями. Удивительно было и то, что худышка ученый сел в сторонке и погрузился в размышления, скрестив ноги и положив руки на колени. Энтрери сообразил, что он не просто думает, а готовит заклинания, которые помогут защитить лагерь ночью.

Другой же дворф, назвавшийся Праткусом Бристлбирдом, соорудил маленький алтарь и начал Молиться Морадину, испрашивая благословения, – Эллери позаботилась и о божественном, и о колдовском.

А в лице Джарлакса, подумал Энтрери, ухмыльнувшись, сочетается и то и другое.

Сам он вскоре покинул лагерь и вскарабкался выше по каменистому склону, где нашел большую плоскую скалу, откуда открывался превосходный вид на равнины Ваасы, протянувшиеся на запад.

Он сел, глядя на заходящее солнце, под косыми лучами которого вспыхивали островки воды на необъятном болоте. Увлеченный игрой света, Энтрери незаметно погрузился в созерцательное настроение и, почти не сознавая этого, вынул из-за ремня небольшую флейту, вполне обычную на вид, – подарок сестер-драконов.

Торопливо оглядевшись, чтобы удостовериться, что поблизости никого нет, он поднес ее к губам и дунул, извлекая долгую звенящую ноту. Когда звук растворился в вечернем воздухе, он подул снова и, зажимая отверстия тонкими сильными пальцами, сыграл подобие простенькой мелодии. То ли он сам ее придумал, то ли флейта научила – этого убийца не мог бы сказать наверняка. Он поиграл немного, прислушиваясь, как звук дрожит в воздухе, в надежде, что музыка поможет ему отрешиться от собственных мыслей.

Раньше это получалось. Непонятно, в чем было дело – то ли в магии, то ли в том удовольствии, которое он получал от совершенного звучания инструмента, – но с помощью флейты Артемису Энтрери удавалось освободить свой ум от мелких и беспокойных дум.

Солнце опустилось еще ниже, он положил инструмент и стал смотреть на закат. Почему-то флейта не звучала так же чисто, как раньше, и музыка не затягивала его так, как прежде.

– Может, ветер задувает в дудку с другой стороны, – раздался у него за спиной голос Джарлакса.

Лицо Энтрери перекосилось от раздражения: неужели ему никогда не удастся хоть ненадолго отделаться от этого назойливого эльфа? Но дроу этого не видел.

Положив флейту на колени, наемный убийца глядел, не отрываясь, на солнце, уже коснувшееся нижним краем горизонта, и на дальние холмы, чьи зубцы рдели от закатного света. Низкие облака стали ярко-оранжевыми.

– Похоже, закат будет очень красив, – бросил Джарлакс, легко взобравшись на скалу и усаживаясь рядом с товарищем.

Энтрери метнул в него взгляд, говоривший, что ему все равно.

– Может, все дело в том, откуда я, – нимало не смущаясь его показным равнодушием, продолжал дроу. – Я, дружище, несколько веков жил, не видя восходов и закатов. Наверное, поэтому они сейчас производят на меня такое впечатление.

Энтрери оставался безучастен.

– Возможно, когда я проведу на поверхности пару десятков лет, на меня это зрелище тоже будет нагонять скуку, как на тебя.

– А разве я это сказал?

– А разве ты вообще что-либо говоришь? – парировал дроу. – Или тебя забавляет наблюдать, как окружающие вынуждены делать верные выводы из твоих недовольных взглядов и гримас?

Фыркнув, Энтрери снова уставился на садящееся солнце. Над полыхающим полукругом огнем горели облака, словно отгораживая светило от густеющей синевы неба.

– Ты когда-нибудь грезишь, друг мой? – спросил Джарлакс.

– Все грезят, по крайней мере, так мне говорили. Наверное, я тоже, хотя запоминать сны я даже не пытаюсь.

– Я имел в виду не ночные сновидения, – поправил дроу. – Ночью сны и впрямь видят все.

Даже у эльфов в их дремлении бывает что-то похожее на ваши сны. Нет, я говорил о тех, кто грезит при свете дня.

Энтрери поглядел на него с интересом.

– Ночные сновидцы меня не очень увлекают, – продолжал Джарлакс. – Говорят, с помощью ночных снов человек избавляется от дневных тревог или же отправляется в волшебный полет без всякой цели. Те, кто грезит только по ночам, – приземленные.

– Какие?

– Средние, обычные. И они не интересуют меня, поскольку им некуда взлететь. Но те, кто грезит при свете солнца… с теми хлопотно, дружище.

– Разве ты не входишь в их число?

– Если бы я не признавал неугомонности своей натуры, кто-нибудь мне поверил бы?

– Только не я.

– Вот ты и ответил.

Дроу помолчал, глядя на горизонт, за который медленно садилось солнце. Энтрери смотрел туда же.

– Я знаю еще кое-что о дневных мечтателях, – проговорил, наконец, Джарлакс.

– Сгораю от желания узнать, – без всякого интереса отозвался убийца.

– Только тех, кто грезит днем, можно назвать живыми в подлинном смысле слова. – Он через плечо посмотрел на Энтрери и встретился с ним взглядом. – Поскольку лишь они видят в жизни какую-то цель и всеми способами стремятся взлететь над обычным существованием.

Энтрери слушал, не шелохнувшись.

– Ты тоже грезишь при свете дня, – уверенно закончил Джарлакс. – Но только в тех редких случаях, когда твоя приверженность – чему, кстати, я никак понять не могу – ослабевает и ты вырываешься из тисков железной дисциплины.

– Может, подчинение жесточайшей дисциплине – и есть моя мечта?

– Нет, – ни мгновения не задумываясь, ответил дроу. – Самоконтроль – это не порождение воображения, друг мой, это, наоборот, боязнь прихотей воображения.

– Так что же, способность грезить и наличие воображения для тебя одно и то же?

– Само собой! Грезы рождаются в глубине сердца и просачиваются наружу через заслоны здравого смысла. Без сердца…

– Остается лишь самоконтроль? – договорил за него товарищ.

– И только-то. О таком выборе можно лишь сожалеть.

– Не нужна мне твоя жалость, Джарлакс!

– Мечтатели, конечно же, стремятся овладеть всем, что видят.

– И я тоже.

– Нет, ты стараешься владеть собой, и больше ничем, а все потому, что боишься мечтать. Ты все время душишь голос сердца.

Энтрери глядел на него хмуро и сердито.

– Я не критикую, это всего лишь наблюдение, – сказал Джарлакс, поднимаясь и отряхивая штаны. – Или предположение. Ты настолько преуспел в самоконтроле, что мог бы достичь и чего-то более значительного, чем слава неумолимого убийцы.

– Почему ты думаешь, что мне нужно что-то еще?

– Я знаю, что тебе нужно больше, чем есть, как и любому человеку, – промолвил Джарлакс и стал спускаться по скале. – Ответ на вопрос, как жить, а не просто существовать, – в твоем сердце, Артемис Энтрери, если только ты удосужишься туда заглянуть.

Он помолчал, глядя на Энтрери, вперившего в него тяжелый взор, а потом бросил ему флейту, точную копию той, что лежала на коленях убийцы.

– Вот тебе настоящая, – сказал Джарлакс. – Это ее несколько веков назад сотворил Идалия, а Ильнезара подарила тебе.

Джарлакс знал, что Идалия вложил в инструмент способность открывать человеческие сердца, но ни словом не обмолвился об этом убийце, а всего лишь повернулся и пошел прочь.

Оставшись один, Энтрери некоторое время переводил взгляд с одной флейты на другую. То, что Джарлакс стащил такую ценную вещь и сделал точную копию, его не удивляло. Хотя нет, не точную, тут же мысленно поправил он себя. Звук у подделки был пустой, хотя внешне оба инструмента ничем не отличались. В чем же разница? Может, в том, что в подлинную мастер вложил частицу своей души?

Вертя флейту в руках и проводя пальцами по гладкому дереву, Энтрери чувствовал скрытую в этой хрупкой вещи силу. Он взял в другую руку поддельный инструмент, поднял оба и закрыл глаза, пытаясь на ощупь определить настоящий. Ему это не удалось.

Лишь когда он извлек первую ноту, сомнений не осталось: звучание подлинной флейты захватило его без остатка, увлекая в какой-то другой мир.

– Мудрый совет, – неожиданно услышал Джарлакс чей-то голос, когда зашагал по тропинке вниз.

Нисколько не удивившись, дроу в знак приветствия коснулся полей широченной шляпы и спросил Мариабронна:

– Ты что же, подслушивал чужой разговор?

– Каюсь, виноват, – пожал плечами следопыт. – Я проходил мимо, когда услыхал твой голос. Я думал идти себе дальше, но твои слова меня заинтересовали. Видишь ли, я когда-то уже слышал нечто подобное, но тогда я был молод и только готовился вступить в большой мир.

– А тот, кто тебе это сказал, случайно не предупредил, как опасно иногда подслушивать?

Мариабронн едва не рассмеялся, но сделал вид, что закашлялся.

– А ты занятный, темный эльф. Ты не похож ни на кого из тех, кого я знаю, внешне, по крайней мере. Интересно, ты один такой особенный или нет?

– Ты хочешь сказать, особенный среди низших рас, вроде людей.

На сей раз Мариабронн рассмеялся в голос.

– Я знаю о случае с Коленоломами, – сказал он.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Ладно врать-то, – уверенно сказал следопыт. – Довольно умно было вызвать волка и оставить немного ушей, чтобы Хобарт вас не заподозрил, а себе забрать остальные, в надежде побыстрее прославиться.

– Пустые домыслы.

– Это не домыслы, Джарлакс, а вычисления. Не так уж трудно было все сопоставить.

– И поэтому ты следишь за каждым моим шагом, – полувопросительно сказал дроу.

– Не только я, – чуть поклонившись, согласился Мариабронн.

Лишь благодаря большому усилию воли паника, на мгновение овладевшая темным эльфом, не отразилась на его лице.

– Нам известно, что ты сделал, но не волнуйся, никто не собирается расправляться с тобой за это мелкое мошенничество. Учитывая, какой дурной славой пользуется твой народ, тебе просто необходимо было совершить нечто такое, что быстро завоевало бы тебе уважение, и ты это сделал. За желание стать в обществе равным среди равных, я не упрекну никого: ни человека, ни дроу.

– Но тебя пугает, что будет потом? – спросил Джарлакс с широкой улыбкой, за которой скрывалась сложнейшая гамма чувств, отчего улыбка казалась одновременно угрожающей и благодушной и совершенно не поддавалась истолкованию.

Следопыт равнодушно повел плечами, как будто это его совершенно не интересовало.

– У меня один-единственный критерий суждения – поступки. Знавал я хафлингов, которые не задумываясь могли перерезать горло ни в чем не повинному младенцу, и полуорков, которые пожертвовали бы собственной жизнью, чтобы этого самого младенца спасти. Твоя выходка с Коленоломами никому не причинила вреда, этот забавный отряд и так знаменит сверх меры, к тому же они сражаются не ради славы, а из любви к приключениям. Во всяком случае, Хобарт тебя простил. Когда сомнений не осталось, он даже поднял тост за твое хитроумие.

Глаза дроу зло вспыхнули – Джарлакс не привык к тому, чтобы события принимали оборот, которого он не предусмотрел. На мгновение ему даже вспомнилась покойница Мать Бэнр, самая коварная из всех темных эльфов, – ее ему никогда не удавалось обставить. Он быстро прокрутил в памяти все подробности разговора с хафлингом, пытаясь вычислить тот момент, когда Хобарту все стало понятно, и прикидывая, в чем же состояло его упущение.

Джарлакс почесал подбородок, не спуская глаз с Мариабронна и думая о том, что надо будет держать с ним ухо востро. Темному эльфу трудно приучить себя воспринимать людей и остальных жителей поверхности всерьез, ведь ему всю жизнь внушали убеждение в их неполноценности.

Но Джарлакс всегда отличался широкими взглядами и именно во многом благодаря умению не оставаться в плену предрассудков процветал уже столько лет. Сейчас он получил еще одно подтверждение тому, что такое отношение правильно.

– Все вокруг спокойно? – спросил он следопыта.

– Вполне.

Кивнув, дроу направился к лагерю.

– А ты верно сказал Артемису Энтрери, – проговорил вслед ему Мариабронн, и Джарлакс остановился. – У него выдержка и сила настоящего воина и царственное достоинство. Но это внешнее. Внутри он совершенно одинок. Жаль.

– Боюсь, Артемису Энтрери твоя жалость не понравится.

– А я не его жалею, а тех, кто рядом с ним.

Джарлакс помолчал, обдумывая эти слова, потом улыбнулся и коснулся полей шляпы, прощаясь.

«Энтрери это польстило бы», – подумал он.

Дорога была неровной, то твердой, то раскисшей, под ноги то и дело попадались камни, корни и глубокие промоины. И всадники, и возницы подскакивали на всех ухабах, и головы у них мотались из стороны в сторону, как у кукол. Из-за тряски Энтрери не сразу ощутил какую-то вибрацию под колесами повозки, быстро набирающую силу. Он тревожно глянул на Джарлакса, который тоже почувствовал нечто странное.

Конь Эллери неподалеку забил копытами. Впереди лошадь другого всадника встала на дыбы и заржала. Мариабронн натянул узду и пустил своего коня вперед, проскакав к первой повозке мимо Эллери и Джарлакса с Энтрери.

– Вперед, скачите что есть мочи! – заорал он. – Вперед, я сказал! Изо всех сил! – И пустил коня бешеным галопом.

Энтрери и женщина, правившая первой повозкой, схватили плетки. Джарлакс встал, озираясь, а Эллери, справившись со своим жеребцом, помчалась вслед за Мариабронном.

– Что это? – спросил Энтрери у дроу.

– Меня тут трясет маленько! – раздался из первой повозки вопль Атрогейта. – Где тут чудища, чтобы сразиться?

Молниеносным движением дворф выхватил кистени, и металлические шары бешено завертелись у него перед носом.

Но уже в следующую секунду стройный ритм вращения сбился, потому что земля между повозками разверзлась и вверх метнулось несколько существ, похожих на змей, которые зависли в воздухе, расправив крылья и обнажив в голодных оскалах острые клыки.

Лошадь вновь взвилась на дыбы, и бедный солдат едва удержался в седле. Перед его выпученными от ужаса глазами тут же возникла крылатая змея. Он непроизвольно загородил лицо рукой, и как раз в это мгновение из пасти чудовища вырвалась струйка кислоты.

Солдат упал, так и не успев выхватить оружие из ножен на боку лошади, и увидел, что из образовавшихся в земле отверстий вылетает все больше и больше змей.

Окружив беднягу, они стрекали в него кислотой, и его плащ задымился сразу в нескольких местах. Кислота попала, на кожу, и солдат, завопив, покатился по земле.

Лошадь метнулась в сторону, взбрыкнула и умчалась прочь, а несколько змей понеслись за ней вдогонку.

Дэвису Энгу удалось удержать своего коня, и он попытался пробиться к упавшему товарищу и прикрыть его, но крылатые змеи вырывались из-под земли стаями и не давали приблизиться. Энг выхватил палаш и могучим взмахом раскидал ближайших к нему тварей.

Однако одна из них, изловчившись, плюнула ему прямо в лицо. Он стал беспорядочно и яростно махать клинком, вслепую защищаясь от злобных чудищ.

Кислота заливала и его, и коня. Две змеи вцепились в круп жеребца, тот встал на дыбы и тонко заржал от боли. Всадник чудом удержался, но больше уже не помышлял о спасении товарища. Тот продолжал стонать и корчиться внизу под дождем кислотных струй, шаря по земле в поисках опоры, чтобы хоть немного отползти в сторону.

Одна змея, спикировав, обвилась вокруг его шеи и вонзила в горло солдата ядовитые клыки. Он вцепился в ее скользкое тело двумя руками, но остальные змеи. набросились на него целой стаей, брызжа кислотой и кусая без разбору и тело, и одежду.

Энтрери вскрикнул, лошади фыркнули, дернулись в ужасе и метнулись вправо, где начинался каменистый подъем.

– Держи их! – заорал Джарлакс и тоже схватился за вожжи.

Повозку занесло, заднее колесо, наскочив на камень, ушло в колею. Лошади вырвались из оглобель и потащили за собой обоих возниц, но Джарлаксу и Энтрери достало ума не пытаться их удержать и вовремя бросить поводья. Оба они свалились по разные стороны повозки. Энтрери смягчил удар, сделав кувырок, а дроу легко приземлился на ноги и немного пробежал.

Наемный убийца мгновенно вскочил и, еще не вполне распрямившись, принялся отбиваться от страшныхтварей. Несколькими сильными взмахами меча он окружил себя угольно-черными завесами, загородившись от полчищ крылатых змей.

Их ядовитые плевки проникали сквозь черную пелену, но Энтрери, закружившись волчком, принялся нещадно рубить летучих чудищ. Взмахом Когтя Шарона он убил двух, а в тело третьей змеи всадил свой драгоценный кинжал. Она извернулась, чтобы цапнуть его в запястье, но Энтрери опередил ее на какую-то долю секунды, опустил руку и отбросил змею, полоснув лезвием.

В тот же миг на него ринулись еще три змеи, он мечом заслонился сразу от трех кислотных струй, но с другой стороны на него набросилось еще больше врагов. Энтрери уже понял, что со всеми ему не справиться. Он отступил и бросился догонять первую повозку, в задней части которой оба дворфа и худощавый маг на ходу отбивались от чудовищ.

Металлические шарики на кистенях Атрогейта мелькали с головокружительной быстротой. Дворф, с необыкновенным мастерством управляясь со своим необычным оружием, действовал с поразительной точностью, неуловимо меняя угол удара. При этом он ни разу не опустил кистени и не замедлил их вращения. Время от времени, когда в него попадали кислотные струи, оставляя в его бороде и одежде дымящиеся дыры, дворф в рифму ругался.

Позади него, погруженный в молитву, стоял Праткус и, взывая к Морадину, прикосновениями лечил раны своего неистового защитника. Рядом с ним тощий маг взмахивал руками и мощными разрядами энергии отбрасывал приблизившихся тварей назад.

Единственная возможность спасения для Энтрери заключалась в том, чтобы настичь повозку.

– Пропустите! – гаркнул он, когда поравнялся с повозкой и ухватился за задний край.

Атрогейт быстро отодвинулся, давая ему возможность упасть на подстилку. Энтрери проскочил между ним и тощим и сразу бросился вперед. Обе женщины на облучке, крича от боли, пытались спрятаться от ядовитых чудищ.

Быстро набросив на голову капюшон, убийца вырвал поводья из рук Калийи. Похоже, она ничего не видела и вряд ли соображала, что происходит.

– Не подпускайте их ко мне! – заорал Энтрери, обращаясь к троице в глубине повозки, и скрючился на сиденье возницы, подгоняя лошадей.

Парисса, сидевшая справа, что-то невнятно пробормотала и завалилась на Энтрери. Тот покачнулся и нечаянно дернул вожжи. Упряжка сразу замедлилась. Убийца с ревом отпихнул женщину, не сообразив, что она просто потеряла сознание. Парисса стала заваливаться в другую сторону, а потом и вовсе начала сползать на землю. Энтрери попытался удержать ее, но держать одновременно упряжку и бесчувственную женщину не мог даже он. Убийца решил, что повозка сейчас важнее.

Женщина свалилась вниз и издала сдавленный стон, попав под переднее колесо. Почти сразу по ней прокатилось заднее колесо – и раздался второй стон и хруст.

Калийа закричала и схватила Энтрери за руку, требуя остановить лошадей.

Однако он бросил на нее такой яростный взгляд, что она без слов поняла: если она его не отпустит, то сама полетит вниз с другой стороны.

Отшатнувшись от него, она сразу закричала от боли – струя кислоты ожгла ей щеку.

Только бы удержаться, только бы удержаться!

Вот все, о чем мог думать несчастный Дэвис Энг. Он уж и не вспоминал, что хотел спасти друга, и скакал, держась в седле из последних сил, ничего не соображая, окруженный тучей кусачих, брызжущих кислотой, хлопающих крыльями змей. Кровь лилась по его рукам и крупу коня, а добрая часть лица всадника покрылась кислотными ожогами.

– Эта мерзость – порождения Женги! – услышал он крик своего командира откуда-то издалека.

Сейчас она ничем ему не поможет.

Нужно увести коня, нужно понять, куда двигаться, но как это сделать, если единственное, о чем он мог думать, – только бы удержаться в седле?

Конь под ним снова взвился на дыбы, заржал и развернулся на задних ногах. А потом что-то мощное налетело сбоку, остановило жеребца, он дернулся, и Дэвис Энг полетел вниз.

Но кто-то подхватил его на лету и сильным рывком снова усадил в седло, затем скользнул сзади, взял повод и послал коня вскачь.

Конь Мариабронна настолько беспрекословно слушался своего хозяина, что в точности исполнял его команды и без седока, даже несмотря на укусы змей и столкновение с лошадью Дэвиса Энга.

Позади остался корчиться и кататься по земле другой солдат, но помочь ему было уже невозможно. Очень больно было бросать его здесь, но выбора не оставалось – десятки змей облепили несчастного и остервенело кусали его, впрыскивая яд под кожу.

Мариабронн знал, что лошади скачут быстрее, чем летают эти мерзкие твари, и в этом заключалась их с Дэвисом Энгом надежда на спасение.

Низко пригнувшись, Эллери отбивалась боевым топором, а жеребец нес ее к дроу, который уже едва справлялся с налетевшими на него чудищами. Быстро взмахивая руками, он осыпал тварей целым дождем кинжалов, а сам вертелся на месте, при этом плащ его метался и, похоже, неплохо защищал от жгучих струй. Все же он несколько раз скривился от боли, получив ожоги, к тому же Эллери была уверена, что поток его метательных кинжалов вскоре истощится.

Она пригнулась еще ниже, но жгучая струйка достала и ее, угодив под шлем. Эллери дернулась и едва не выпала из седла, однако нисколько не утратила присутствия духа и топором отсекла крыло у одной из кружащих над ней тварей. Однако другая змея вывернулась и изогнутыми острыми клыками вцепилась женщине в руку, прокусив перчатку.

Эллери взвыла, выронила оружие и с остервенением стряхнула перчатку вместе со змеей. Окликнув дроу, она подвела жеребца вплотную к нему и протянула свободную руку.

Джарлакс схватил ее, не переставая отбиваться от злобных тварей, но, к изумлению командира, потянул ее вниз, с седла. Хватка у него была столь сильной, что дроу остался стоять на месте, как скала, несмотря на то, что ее жеребец рвался с места.

Решив, что дело не обошлось без магии, Эллери, не успев опомниться, оказалась на земле. Ноги под ней подогнулись, но Джарлакс держал ее крепко.

– В чем?… – возмущенно начала она, но дроу рывком прижал ее к себе, и женщина заметила, что воздух вокруг них слабо мерцает, образуя подобие шара.

– Стой смирно, – предупредил ее темный эльф. В поднятой руке он сжимал черную волшебную палочку с рубином на конце.

Через плечо Джарлакса Эллери увидела, что на них летит целая стая змей, и глаза ее широко раскрылись от ужаса.

Но дроу не выказывал ни малейшего страха. Он что-то пробормотал, направив палочку в землю, и с ее конца соскользнул маленький огненный шарик.

Женщина невольно сжалась, но дроу даже дернуться ей не дал, удерживая в объятиях с магически удесятеренной силой.

Огненный шарик разорвался, и пламя взметнулось вверх, объяв все вокруг. У Эллери перехватило дыхание, она сжалась еще больше, чувствуя, как нестерпимый жар подступает со всех сторон, а странный шар, внутри которого стоят они с дроу, потрескивает и искрится.

Но все же защита выдержала, и языки пламени так и не коснулись их, хотя вокруг маленького островка, на котором они стояли, огонь жадно пожирал все подряд.

Змеи вспыхивали, сыпались вниз и превращались в угли, еще не долетев до земли. Неподалеку полыхала повозка, которую Джарлакс с Энтрери без раздумий бросили, а в ней громко лопалась от жара кукуруза из взятых с собой припасов. Чуть подальше горело тело солдата, а вместе с ним и десяток вцепившихся в него тварей.

Над всем этим поднимался едкий черный дым. Если не считать треска, с которым полыхали доски повозки, вокруг воцарились необычайные покой и тишина, словно магический огонь Джарлакса выжег самый воздух.

Энтрери почувствовал, что сзади повеяло жаром. Худощавый маг вскрикнул от изумления, а Атрогейт одобрительно проворчал: «Хорошо таким огнем вычистить весь дом!»

Убийца уже хотел обернуться и посмотреть, что там происходит, но струя едкой жидкости забрызгала его капюшон, и у самого уха захлопали змеиные крылья.

Почти в тот же миг раздался громкий чмокающий звук, змея отлетела и шмякнулась на землю – это Атрогейт вновь пустил в ход свои кистени.

Отбиваясь от мерзких тварей, дворф скандировал:

– Я спас твою спину и спас твой зад, стоит змеям налететь – мертвые лежат!

– Заткнись и делай свое дело! – с досадой буркнул Энтрери чуть слышно, как ему показалось.

Однако, судя по громоподобному хохоту дворфа, тот разобрал его слова.

Мимо лица убийцы просвистела еще одна сбитая змея, потом послышался звук нескольких быстрых ударов, сопровождаемых ревом Атрогейта.

Энтрери искоса глянул на свою соседку: та теряла сознание и начала сползать с повозки. С недовольной миной он вцепился в нее и снова затащил на скамеечку.

Атрогейт меж тем носился по повозке, остервенело размахивая кистенями, и металлические шарики на их концах, с тихим жужжанием вспарывая воздух, разгоняли злобных чудищ в стороны.

Худощавый маг тем временем совершил какие-то пассы, и из кончиков его пальцев вырвалось облако зеленого тумана, который шлейфом расстелился за споро катившейся повозкой.

Преследовавшие их змеи, соприкоснувшись с облаком, останавливались и, судорожно дергаясь и извиваясь, вскоре падали на землю, мертвые.

– Ага! – торжествующе вскричал дворф-жрец.

– Воздух травит наш мудрец! – завопил Атрогейт. – Вонючим тварям всем ко…

– Заглохни! – рявкнул Энтрери.

– Чего?

– Замолчи.

Пожав плечами, дворф, наконец, опустил оружие.

– Бить больше некого, – сообщил он.

Опасаясь, что он опять начнет рифмовать, убийца выразительно поглядел на него.

– Придержи поводья, – обратился к Энтрери худощавый маг. – Погони больше нет.

Убийца слегка натянул вожжи, и лошади замедлили бег. Направив повозку в сторону, он заметил Мариабронна, приближающегося к ним с раненым солдатом, ведя с собой второго коня. Энтрери повернул упряжку еще больше, чтобы с ровного места поглядеть на путь, по которому они промчались. Ядовитое зеленое облако, сотворенное колдуном, понемногу рассеивалось, и вдали можно было различить горящую вторую повозку, над которой поднимался густой столб черного дыма.

Рядом на козлах, хрипло закашлявшись, застонала Калийа.

Мариабронн протянул поводья лошади солдата Атрогейту, а сам развернул своего жеребца и поскакал к неподвижно лежащей на дороге женщине. Со своего места Энтрери видел, что надежды спасти второго солдата нет никакой, – он хорошо различал его обгорелый скрюченный труп. И, судя по тому, в какой неестественной позе лежала окровавленная женщина, ее они тоже потеряли.

И вдруг Энтрери понял, что недосчитывается еще кое-кого, и, сам поразившись охватившей его тревоге, обвел взглядом окрестности. Он сразу успокоился, увидев, что с другой стороны по склону холма к ним не торопясь спускается невозмутимый Джарлакс, а чуть позади шагает Эллери, ведя в поводу своего перепуганного коня.

Послышался очень тихий стон, и убийца снова поглядел на Мариабронна, который уже добрался до упавшей женщины и бережно приподнял ее голову. Потом следопыт осторожно взял ее на руки, уложил на спину своего коня и потихоньку повел его к повозке.

– Парисса! – слабо позвала Калийа. Она с трудом села и, широко раскрыв глаза, громко повторила! – Парисса!

Судя по выражению лица Мариабронна и тому, как бессильно висела женщина на спине жеребца, положение, было безнадежно.

– Парисса! – в ужасе закричала полукровка, уже вполне придя в себя. Она хотела соскочить вниз мимо Энтрери, но вдруг замерла и повернула к нему перекошенное от ярости лицо: – Ты это сделал!

Но последнее слово она произнесла невнятно, поскольку убийца крепко схватил ее за горло. Женщина обеими руками вцепилась в его руку, но, опомнившись, потянулась за оружием. Однако достать его не успела – Энтрери опередил ее, ткнув под подбородок острием своего кинжала.

– В чем еще ты хочешь меня обвинить? – спокойно спросил он.

– Эй-эй, парень, полегче! – подал голос Атрогейт, а второй дворф начал что-то напевать негромко.

– Если это заклинание против меня, то подумай еще разок, – не глядя, предупредил его Энтрери.

Дворф замолчал, но лишь потому, что подошедший Джарлакс опустил руку ему на плечо.

– К чему нам враждовать? – обратился дроу ко всем. – Противник был силен, но мы одолели его сообща.

– Ты и твой дружок решили вызвать огонь, и теперь все кончено, – дрожа, прошипела Калийа.

– Когда я сотворил огненный шар, твоя подруга была уже мертва, – возразил дроу. – К тому же, если бы я этого не сделал, командира Эллери и меня могла постичь та же участь.

– Откуда тебе знать?

Джарлакс равнодушно пожал плечами:

– Я спас жизнь себе и командиру Эллери. Спасти твою подругу я все равно не смог бы, как и ты, впрочем.

– Эти змеи – отродье Женги, – подал голос Мариабронн, подъезжая к повозке. – Их тут может быть еще много. Нельзя терять время понапрасну.

Энтрери разжал руку и отпустил Калийю, многозначительно посмотрев на нее.

Она обмякла, но тут же взяла себя в руки и, выбравшись из повозки, бросилась к телу подруги. Мариабронн не стал ее удерживать, но, посмотрев на остальных, покачал головой.

– У меня есть некоторые чары, – проговорил дворфский жрец.

– Попробуй, – сказал следопыт, оставив женщину наедине с павшей подругой. – Но вряд ли они помогут. У нее в жилах больше яда, чем крови, к тому же она сломала спину, упав с повозки.

Жрец с мрачным видом направился к лошади и обнял за плечо Калийю, которая сотрясалась от рыданий, все время приговаривая:

– Парисса, Парисса…

– Не хотел бы я быть на ее месте, – пробормотал Атрогейт.

– Это точно, – согласился Джарлакс.

Они повернулись на стук копыт – это подъехала Эллери.

– Мариабронн, ты со мной, – приказала она. – Посмотрим, что там можно спасти. Я должна взять свой топор, к тому же осталась еще лошадь. Я хочу ее забрать. – Глянув на Калийю и Праткуса, бережно спускавших тело Париссы на землю, она спросила: – А с ней что?

– Безнадежно, – тихо и сдержанно проговорил Мариабронн.

– Тогда положите в повозку, повезем с собой, – приказала Эллери.

Энтрери невольно улыбнулся: он почувствовал, что за нарочито жестким тоном командир прячет волнение. Потом он услышал, как тощий обращается к Джарлаксу:

– Меня зовут Кантан. Я видел, как ты создал этот огненный шар. Поразительно. А я и не думал, что ты преуспел в магическом искусстве.

– Я весьма одаренный дроу.

Кантан почтительно наклонил голову, очевидно все еще находясь под впечатлением.

– И весьма состоятельный, – язвительно вставил Энтрери.

Усмехнувшись, Джарлакс прикоснулся к полям шляпы.

Но убийца не ответил на его улыбку. В этот момент он перехватил взгляд пронзительно-голубых глаз Калийи, с ненавистью глядевшей на него. Понятно, что в гибели подруги она винит его.

– Давайте живее, надо грузиться! – заорал Атрогейт Мариабронну и Эллери. – А то как бы не пришлось нам с драконом сразиться! А-ха-ха-ха!

– Похоже, нас ждет увлекательное путешествие, – проговорил Джарлакс, усаживаясь рядом с Энтрери.

– Увлекательное – не то слово.

Глава 10 В поисках помощи

– Тише, тише, успокойся, дружище, – подняв ладони, проговорил Уингэм, пытаясь сдержать Ольгерхана. Но тот успокаиваться не желал:

– Она умирает! Я хотел помочь, но не смог!

– С чего ты взял, что она умирает?

– Но она снова заболела, и теперь ей хуже, чем в первый раз, – не успокаивался громадный полуорк. – Замок растет, а ей все хуже.

Слова замерли на губах старика, и он призадумался. Этот здоровяк Ольгерхан, конечно, не блещет умом, и сказал он про замок, особо не задумываясь, но не исключено, что состояние Аррайан действительно зависит от хода строительства. Все-таки книгу раскрыла она. А что, если тем самым она установила между собой и этим фолиантом магическую связь? Уингэм сперва думал, что девушка послужила своеобразным детонатором, вызвавшим к жизни древнюю магию, но вдруг на этом ее роль не закончилась?

– А что, старый Ньюнги еще в городе? – спросил он.

– Это который? Сказитель?

– Он самый.

– Я давно не видел его, – пожав плечами, ответил Ольгерхан, – но дом его знаю.

– Тогда сейчас же веди меня к нему.

– А как же Аррайан…

– Это чтобы помочь ей, – объяснил Уингэм.

Едва он успел закрыть рот, как здоровяк полуорк буквально выволок его из повозки и потащил в город. Крепко вцепившись в Уингэма, Ольгерхан помчался во весь дух, так что бедный старик торговец иногда принужден был перебирать ногами в воздухе.

Вскоре они уже оказались перед обшарпанной дверью старого полуразвалившегося трехэтажного дома, стены которого увивали иссохшие плети дикого плюща, на которых местами отросли молодые побеги, пустившие корни прямо в щели дома.

Едва остановившись, Ольгерхан принялся колотить в дверь, которая заходила ходуном под его кулачищами, грозя упасть с петель.

– Потише, парень, – взмолился Уингэм. – Ньюнги – древний старик. Надо подождать, он ответит.

– Ньюнги! – взревел здоровяк и с такой силой стукнул по стене, что весь дом задрожал.

Парень уже занес руку, чтобы снова начать молотить в дверь, но остановился на полпути, потому что дверь открылась и в проеме возник лысый морщинистый старик, наружностью больше похожий на человека, чем на орка, только зубы у него были слишком велики и не помещались во рту.

Старческое лицо покрывали темные пятна, а рядом с носом торчала большая бородавка с пучком седых волос. Он дрожал, – видно, ноги совсем не держали старика, но голубые глаза его глядели ясно и молодо.

– Прошу тебя, сильное, но нетерпеливое дитя, не надо меня бить, – произнес Ньюнги с присвистом. – Вряд ли для тебя большая честь уложить меня на лопатки. Ни к чему утруждаться, ведь скоро мои ноги и сами подогнутся! – И он засмеялся, но смех перешел в приступ кашля.

Ольгерхан опустил руку и смущенно потупился. Уингэм осторожно оттеснил его в сторону, а сам встал перед хозяином дома.

– Уингэм, это ты? – сразу узнал его старик. – Вернулся?

– Я каждый год бываю здесь, мой старый друг, – ответил торговец, – но тебя не видел уж лет десять. А ведь ты, помнится, так любил мои представления и балаганы…

– Глупый ты мальчишка, я бы и сейчас не прочь их посмотреть, – сказал Ньюнги, – да только в мои годы такую прогулку уж не осилить.

– Тогда прости, что я сам не подумал разыскать тебя за столько лет, – с глубоким поклоном извинился торговец.

– Зато пришел сейчас. Входи же, входи. И друга своего бери, только пусть больше не ломает мне дом.

С усмешкой поглядев на Ольгерхана, готового провалиться сквозь землю, Уингэм остановил Ньюнги, который уже успел двинуться обратно в дом:

– Спасибо, но как-нибудь в другой раз. Мы пришли не ради праздной беседы. На окраине Палишука происходит нечто странное, и мы хотим спросить совета, зная твою мудрость и знания.

– Я уж давно позабыл и о странствиях, и о мечах, и о песнях.

– Путь недалекий, – не сдавался Уингэм, – и поверь, я не посмел бы тревожить тебя, если бы дело не было столь серьезным. Здесь, рядом, воздвигается некое строение – подозреваю, наследие самого Женги.

– Не произноси это гнусное имя!

– Мне самому оно не нравится, – с поклоном согласился Уингэм, – и я не назвал бы его, если бы можно было иначе растормошить тебя.

Ньюнги в задумчивости пожевал губами:

– Так ты говоришь, строение?

– Если поднимешься на верхний этаж и выглянешь в окно, выходящее на север, уверен, увидишь его даже отсюда.

Ньюнги оглянулся назад, где в глубине дома вдоль одной из стен поднималась шаткая лестница.

– Я живу только на первом этаже. Вряд ли смогу туда вскарабкаться, – проговорил он, но, обернувшись, перевел взгляд на Ольгерхана и усмехнулся. – Если только твой рослый друг не поможет мне – или нам, вдруг тебя тоже плохо держат ноги.

Уингэм вполне мог подняться наверх без посторонней помощи, хотя перила были совсем хлипкими, и балясины местами торчали в разные стороны, едва держась в ограждении, а местами отсутствовали вовсе. Торговец пошел первым, следом с Ньюнги на спине стал подниматься Ольгерхан, время от времени вытягивая вперед руку, чтобы поддержать Уингэма.

Лестница привела их на балкон в холле второго этажа: чтобы попасть на другой пролет, начинавшийся в противоположном конце помещения, надо было обойти кругом. Этим маршем, на вид более прочным, со всеми балясинами ограждения на местах, не пользовались, похоже, много лет, и Уингэму, прежде чем начать подниматься, пришлось смахнуть лохмотья пыльной паутины. На третьем этаже была такая же балюстрада, и напрямик к двери в северную комнату пробраться было нельзя. Уингэм двинулся вперед, но чуть погодя оглянулся на старого Ньюнги: тот, сильно хромая, уже шел сам, по-стариковски медленно переставляя ноги, и угнаться за торговцем не мог. Ньюнги махнул рукой, давая понять, чтобы он его не ждал, и Уингэм, стремительно распахнув дверь, прошел к окну и отдернул штору.

Поглядев через стекло, он едва не упал, поскольку, хотя и предполагал, что замок вырос, не ожидал увидеть, насколько грандиозна постройка. Прошло ведь всего несколько дней после того, как они нашли волшебную книгу и наблюдали закладку строения. С такого расстояния, понятное дело, книгу разглядеть было нельзя, зато круглая главная башня, выросшая над ней, теперь величественно возвышалась над долиной. Странно было и то, что замок разрастался в сторону города, и теперь башня оказалась не в центре постройки, а в дальней части, у задней стены, завершающейся двумя башенками поменьше. Расходившиеся от башен стены простирались к городу, и Уингэм мог даже различить место, где появятся главные ворота.

Перед воротами тоже шло строительство: здесь появились очертания первого двора и наружная стена.

– О боги, что это он такое сделал? – воскликнул Ньюнги, наконец добравшись до окна.

– Похоже, оставил нам подарочек, – мрачно отозвался торговец.

– Как будто близнец Замка Злосчастье, будь он проклят, – заметил Ньюнги.

Уингэм посмотрел на старого сказителя – тот был одним из немногих еще живых стариков, кому воочию довелось увидеть это жуткое место, когда Женги был еще в полной силе.

– Это сделал чародей, – продолжал Ньюнги.

– Я же сказал, Женги.

– Нет, дружище Уингэм, я говорю о том, что происходит сейчас. Это сделал чародей. Он послужил катализатором и возродил к жизни древнее волшебство короля-колдуна. Сейчас.

– Нет конца злым чарам, – проговорил Уингэм, умолчав об Аррайан и собственном легкомысленном решении отдать книгу ей.

Он-то думал, что это пособие по некромантии или оживлению голема, а может, исторический труд. Что этот том таит в себе такую опасность, он и представить не мог.

– Прошу тебя, Ньюнги, сходим туда вместе, – попросил он.

– Туда? – в ужасе переспросил старик. – Для меня все путешествия уже в прошлом. И не осталось сил, чтобы сражаться…

– Нет, не к замку, – перебил его торговец, – а в дом одного хорошего человека… моей племянницы, ей очень нужна твоя помощь и мудрый совет.

– Это она – тот чародей? – с нескрываемым любопытством глядя на друга, спросил старик.

Мрачное выражение лица Уингэма говорило само за себя.

Вскоре Уингэм убедился, что Ольгерхан ни чуть не преувеличивал, торопя его изо всех сил. Девушке стало значительно хуже. Кожа ее приобрела мертвенный оттенок и казалась ломкой, словно сухая серая бумага. Когда они вошли в дом, Аррайан попыталась привстать на постели, где Ольгерхан устроил ее полусидя, подложив под спину подушки, но Уингэм, видя, что ей это стоит чересчур большого усилия, замахал руками.

Взгляд Аррайан скользнул по дяде и Ольгерхану и остановился на сгорбленном старике-полуорке. Приветливое выражение на ее личике сменилось подозрительным.

– Ты не знакома с моим другом Ньюнги? – тут же спросил у нее Уингэм.

Аррайан внимательно разглядывала старика, и глаза ее немного прояснились, словно она начала что-то смутно припоминать.

– Ньюнги неплохо разбирается в магии, – пояснил Уингэм. – Он нам подскажет, как тебе помочь.

– В магии? – слабым голосом переспросила девушка.

Ньюнги между тем подошел поближе и склонился над больной.

– Ты ведь малышка Аррайан Магготсвипер? – спросил он, и она невольно вздрогнула, услышав фамилию, от которой успела отвыкнуть. – Ты выделялась среди сверстников еще в детстве. Неудивительно, что ты решила стать чародеем – к тому же довольно сильным, судя по замку.

Лицо Аррайан, готовое расцвести благодарной улыбкой в ответ на похвалу, исказилось от страха.

– Я его не делала!

Ньюнги открыл было рот, но осекся, словно только сейчас понял, что ошибся.

– Тогда извини, если я не прав, – помолчав, сказал он.

Нагнувшись ниже, старик заглянул девушке в глаза. Приказав Ольгерхану принести ей воды или жидкого супа, он еще некоторое время внимательно разглядывал Аррайан, но, когда вернулся здоровяк, отодвинулся, а потом кивком пригласил Уингэма пройти с ним в переднюю.

– Она не больна, – объявил сказитель, едва они вышли из комнаты Аррайан.

– То есть никакой болезни нет?

– Точно, – кивнул старик. – Я это понял еще до того, как увидел ее, но теперь убедился окончательно. Это не зараза и не яд. Она ведь была вполне здорова еще несколько дней тому назад, верно?

– Малышка просто порхала, когда пришла навестить меня в день приезда.

– Это колдовство. Женги и раньше творил такое.

– Но как?

– Книга – ловушка. В ней заключена магия не творения, а самотворения. Едва ее начнет читать некто, чьи магические способности окажутся подходящими, книга захватывает его жизненную силу и начинает ее высасывать. Замок растет за счет истощения жизненных флюидов Аррайан, ее разума, ее волшебных сил. Она сама его строит, только бессознательно.

– И как долго это будет продолжаться? – глухо спросил Уингэм, с тревогой заглянув в комнату девушки.

– Полагаю, пока она не умрет. Пока творение не поглотит своего создателя. Сомневаюсь, что Женги, никогда не отличавшийся милосердием, вдруг остановится из сострадания к своей неосторожной жертве, не доведя дело до конца.

– И как этому можно помешать?

Ньюнги с озабоченным видом тоже заглянул в спальню, а когда снова посмотрел на торговца, лицо его было скорбно.

– Значит, ты не можешь, – обреченно промолвил Уингэм.

– Этот замок – нечто страшное, и он будет разрастаться все больше, – сказал Ньюнги. – Боюсь, мы потеряли твою племянницу. И приостановить строительство, которое медленно убивает ее, не смогу ни я и никто другой в городе, поверь.

– Но ведь есть же целители!

– В лучшем случае они окажутся бессильны, – ответил старик. – А если нет и им удастся облегчить состояние Аррайан – это лишь ускорит строительство и придаст сил чудовищному творению Женги. Я понимаю, друг мой, что ты чувствуешь. Она тебе родная душа, ты любишь эту девочку – я же вижу, как ты на нее смотришь. Но вспомни, как ужасна власть Женги. Неужели из-за своего ложного сострадания ты бы допустил, чтобы король-колдун вернулся вновь?!

Уингэм снова потерянно оглянулся на дверь спальни и сказал:

– Ты не можешь быть уверен, что все так и есть. Это ведь только твое предположение.

– Нет, Уингэм, я знаю. Это не просто совпадение. Да ты и сам это понимаешь. – Сказав так, Ньюнги прошаркал к кухонному столу и взял длинный нож. – Я все сделаю быстро. Она даже испугаться не успеет. Будем молиться, что нам еще удастся спасти ее душу и хоть немного преуменьшить невольно сотворенное ею зло.

Уингэм едва дышал, с трудом стоя на ногах. Он в отчаянии обдумывал все сказанное Ньюнги, надеясь обнаружить хоть какую-то лазейку, хоть слабый проблеск надежды. При этом он бессознательно загородил старику проход в спальню, но Ньюнги шел с такой решимостью, какой не проявлял уже очень много лет. Отодвинув Уингэма, он вошел в комнату девушки и велел Ольгерхану отойти в сторонку.

Здоровый полуорк послушно отступил от кровати, на которой, устало прикрыв глаза и слабо дыша, полусидела девушка.

Ньюнги много знал о большом мире. Десятки лет он провел в странствиях, рассказывая людям легенды и сказания, собирая песни и знания. И с Уингэмом он путешествовал довольно долго, изучая волшебство и магические предметы. В те дни, когда король-колдун только набирал силу, Ньюнги служил в его войске и оставался с ним, пока не открылись истинные стремления этого страшного существа. Вот почему старик не сомневался, что его предположение о связи, возникшей между книгой и ее читателем, верно, и не колебался, понимая, что обязан исполнить задуманное прежде, чем завершится постройка замка.

Разум его работал ясно, только одного не учел умудренный опытом старец – силы привязанности Ольгерхана к Аррайан, а оттого даже не подумал скрыть от могучего полуорка свое намерение и подошел к беспомощной девушке, не пряча нож.

Ольгерхан понял, что старик вовсе не собирается избавлять Аррайан от страданий, как он себе представлял, поэтому, едва Ньюнги занес нож, он вцепился в его старую руку мертвой хваткой. Старик силился вырваться, но с таким же успехом он мог бы попытаться остановить лошадь на полном скаку.

– Дубина, отпусти меня! – прошипел он, и в тот же миг Аррайан открыла глаза и увидела обоих у своей постели.

Ольгерхан без труда вывернул руку старика, скривившегося от боли, заставив его поднять нож вверх.

– Я должен… Ну как ты не понимаешь! – воскликнул Ньюнги.

Ольгерхан перевел взгляд с него на Уингэма, застывшего в дверном проеме.

– Это для ее же пользы, – убеждал Ньюнги. – Как кровопускание при недомогании, понимаешь?

Ольгерхан по-прежнему вопросительно смотрел на торговца.

Ньюнги еще некоторое время бился в сильных руках молодого полуорка, но словно прирос к полу, услышав слова Уингэма:

– Он хочет убить ее, Ольгерхан.

Увидев у самого лица могучий кулак Ольгерхана, старик широко раскрыл глаза, потом почувствовал сильнейший удар и рухнул на пол. Это было последнее, что он запомнил.

Глава 11 В Палишуке

– Живей! – орала Калийа Энтрери. – Гони!

Убийца недовольно крякнул, но подстегивать лошадей кнутом не стал. Понятно, что ей отчаянно хочется добраться поскорее, но ему-то какое дело. Несмотря на то, что вдали, за грязной каменистой равниной, уже обозначились очертания городка, путь все же оставался неблизкий, и, если бы он стал еще больше гнать упряжку, лошади пали бы, не добравшись до ворот.

Рядом с Энтрери на облучке сидел Джарлакс, а за ним – Атрогейт. Праткус, Калийа и двое раненых, солдат Дэвис Энг и едва живая Парисса, находились в глубине повозки.

– Скорей, сказала, а то пожалеешь! – снова рявкнула полукровка.

Энтрери ужасно захотелось натянуть поводья, но он сдержался. Джарлакс положил руку ему на плечо, как бы прося промолчать.

Убийца был далек от мысли вступать в перепалку с этой девицей, зато желание выхватить кинжал и отрезать ей язык у него возникало уже не раз.

Чужая рука легла на его второе плечо, й Энтрери резко обернулся, готовый дать отпор. Сзади стоял Праткус.

– Госпожа Парисса умирает, – проговорил дворф. – Жить ей осталось совсем чуть-чуть.

– Я не могу гнать быстрее, чем… – начал убийца, однако жрец жестом остановил его.

– Я сказал это лишь затем, чтобы ты не сердился на несчастную девочку, – пояснил Праткус. – Эти полукровки тяжело переживают потери, если ты понимаешь, о чем я.

– Что же, ей ничем нельзя помочь? – спросил Джарлакс.

– Я сделал все, что мог, чтобы сохранить жизнь Дэвису Энгу, – проговорил Праткус. – А ведь он по сравнению с ней отделался легким испугом, если не считать парочки кислотных ожогов. Ее же искусали сильно. В венах столько яда, что его хватило бы, чтобы нас всех отравить. Ко всему прочему и без укусов ранения Париссы смертельны.

– Так пусть Атрогейт проломит ей голову, – предложил Энтрери, – чтобы не мучилась.

– Я думаю, она все равно ничего не чувствует.

– Так чего жалеть?

– Он всегда такой, если сильно расстроен, – попытался оправдать приятеля Джарлакс.

Энтрери холодно посмотрел на него, а дроу, как всегда, обезоруживающе улыбнулся в ответ.

– Так, значит, парень будет жить? – вмешался Атрогейт, на что Праткус лишь пожал плечами.

В это мгновение Калийа издала истошный вопль.

– Даже бить не пришлось, – заметил Атрогейт, поскольку по голосу девушки все они поняли, что смерть, наконец, забрала Париссу.

Праткус пошел утешать ее, но Калийа громко стенала, ничего не слыша.

– Может, все же придется стукнуть, – буркнул дворф спустя некоторое время, когда от душераздирающих воплей девушки загудело в ушах.

Эллери поравнялась с повозкой, чтобы узнать о состоянии Париссы и солдата.

– Яда слишком много, – донесся до сидящих на козлах ответ Праткуса.

– Мы еще до места не доехали, а уже двоих потеряли, – негромко заметил Энтрери товарищу.

– Значит, при разделе сокровища двумя будет меньше.

Энтрери промолчал.

Вскоре городок уже явственно вырисовывался перед ними, можно было даже разглядеть разноцветные повозки у южной стены.

– Торговец Уингэм и его команда, – пояснила Эллери, подъехав к Энтрери.

– Я о нем не слышал, – сказал Джарлакс.

– Вот что такое Уингэм, – с хитрецой проговорил Атрогейт.

Обернувшись к нему, все увидели, что тот показывает один из своих кистеней из стеклостали, на конце которого покачивался утыканный шипами шарик.

– Уингэм знаменит тем, что торгует редкостями, в особенности оружием, – пояснила Эллери. – Его, пожалуй, весьма заинтересует твой меч, – повернулась она к Энтрери.

Тот лишь усмехнулся. Нетрудно вообразить, что произойдет с этим любопытным Уингэмом, кто бы он там ни был, стоит ему взять волшебное оружие в руку. Без защитной магической перчатки простодушный или неуверенный в себе человек наверняка падет жертвой Когтя Шарона – разумный, обладающий собственной волей меч подчинит его себе.

– Да, это превосходные кистени, – похвалил Джарлакс, обращаясь к Атрогейту.

– Лучше, чем ты думаешь, – с гордостью заявил дворф, подмигнув. – Отбрасывают врага так далеко, что он летит, сверкая пятками!

– Отличное оружие, – согласился дроу, а Энтрери фыркнул.

– На нем мощное заклятие, – пояснила Эллери.

Джарлакс, задумчиво поглядев на нее, сказал:

– Надо будет навестить этого Уингэма.

– Тогда припаси мешок золота! – загоготал Атрогейт. – А еще приготовься с ним распрощаться!

– Да, Уингэм торгуется просто безбожно, – согласилась командир.

– Тогда и впрямь нужно будет навестить его, – решительно заключил дроу.

Тут Праткус, пробравшись к Энтрери и Джарлаксу, наклонился и сказал:

– Все кончено. Думаю, для нее даже лучше, что все завершилось так быстро. Если бы жизнь и удалось спасти, она все равно не могла бы двигаться.

Энтрери невольно вздрогнул, вспомнив, как подпрыгнула повозка, прокатившись по телу несчастной Париссы.

– А что с Дэвисом Энгом? – спросила Эллери.

– Состояние неважное, но, думаю, он оправится. Три-четыре недельки в постели – и будет как огурчик.

– Целый месяц? – переспросила Эллери, явно не обрадованная таким прогнозом.

– Троих нет, – с видом полного безразличия негромко подытожил Энтрери.

Но Эллери пеклась о жизни своих подчиненных.

– Выходи его во что бы то ни стало, – велела она, пришпорила лошадь и умчалась вперед.

Под неумолчные стоны и всхлипы Калийи Энтрери привел, наконец, повозку к стенам городка. Слушаясь указаний Эллери, он направил лошадей мимо поля, заставленного шарабанами Уингэма, к южным воротам, где их никто не стал задерживать, – очевидно, Мариабронн, давно ускакавший вперед, все устроил.

За воротами убийца остановил лошадей у караулки, и к ним сразу подошли конюхи и помощники.

– Я никогда не забуду, что ты наделал, – прошипела Калийа, пробираясь мимо него, чтобы вылезти из повозки.

Джарлакс снова предостерегающе положил руку на плечо приятеля, но Энтрери и не собирался отвечать словами на столь недвусмысленную угрозу, он почти никогда до этого не опускался. Однако место рядом с подругой для этой полукровки теперь все равно что заказано.

Трое стражей поспешили принять Дэвиса Энга и увели с собой Праткуса. За телом Париссы подошли еще двое.

– Для вас внутри приготовлены комнаты, – сказала Эллери, – так что располагайтесь и отдыхайте, сколько успеете, – долго мы здесь не задержимся.

– А ты куда-то собралась? – спросил дроу.

– Мариабронн передал, что мы должны с ним встретиться у Уингэма. Я скоро вернусь и скажу, куда мы направимся дальше.

– Вы направитесь, – громко поправила Калийа, обратив на себя всеобщее внимание. – Я с вами больше не поеду.

– Но ты знала, что путь опасный, когда нанялась в команду, – строго, но не очень сердито возразила Эллери. – И Парисса это знала.

– Я не собираюсь быть в одной команде вот с этим! – огрызнулась полукровка, подбородком указав на Энтрери. – Чтобы спасти себя, он любого из нас бросит на произвол судьбы. Я удивлюсь, если в конце останется в живых хоть кто-то, кроме него и этого дроу.

Эллери метнула на убийцу пристальный взгляд, но тот лишь плечами пожал.

– Пф! – встрял Атрогейт. – Подруга погибла – конечно, обидно. Когда-то всем помирать, чего же рыдать? А-ха-ха-ха!

Калийа свирепо уставилась на него, но дворф только пуще расхохотался и отправился к караулке, больше ни на кого не обращая внимания.

– С ним ухо держи востро, – чуть слышно заметил Джарлакс Энтрери, и убийца не стал спорить.

– Ты с самого начала согласилась на эти условия, – снова обратилась Эллери к Калийе, встав так, чтобы та вынуждена была смотреть ей в лицо. – Парисса мертва, и с этим уже ничего не поделаешь. Но долг есть долг, мы обязаны сделать то, ради чего приехали.

– Ваш долг, а не мой. Меня это больше не касается.

Эллери сверлила ее тяжелым взглядом.

– Что же, я теперь вне закона в землях короля Гарета, если отказываюсь путешествовать в компании с людьми, не внушающими никакого доверия? – с вызовом спросила полукровка.

– Конечно нет, – чуть смягчившись, ответила Эллери. – Я лишь прошу тебя остаться здесь и позаботиться о Дэвисе Энге. Похоже, он не сможет продолжать путешествие с нами. Когда мы покончим с делами в Палишуке, то вернемся в Ворота Ваасы и заберем с собой тело Париссы, если хочешь.

– А моя часть все равно достанется мне? – спросила полукровка: – И часть Париссы, которую она мне завещала?

К изумлению Энтрери и Джарлакса, Эллери, ни секунды не колеблясь, пообещала, что так и будет.

– Вот маленькая стерва, – шепнул дроу приятелю.

– Хлопот с ней не оберешься.

– Мариабронн вернулся, – сообщил Уингэм Ольгерхану, входя в дом Ньюнги. – Он привез командира Ворот Ваасы и еще нескольких наемников, они осмотрят замок. Они что-нибудь придумают, Ольгерхан. Аррайан спасут.

Воин недоверчиво смотрел на него.

– Ты отправишься с ними, – продолжал торговец, – и поможешь найти способ разрушить проклятие Женги.

– А ты позаботишься об Аррайан? – с сомнением спросил Ольгерхан и, метнув быстрый взгляд на дверь в дальнем конце холла, которая вела в маленький чуланчик, добавил: – Защитишь ее от него?

Уингэм, проследив за направлением его взгляда, воскликнул, недоумевая:

– Ты что, запер великого Ньюнги в чулане?

Здоровяк лишь равнодушно пожал плечами, и старый торговец метнулся к двери.

– Пусть сидит там! – бросил ему вслед Ольгерхан.

Уингэм круто развернулся, пораженный непреклонным тоном обычно сговорчивого и застенчивого полуорка.

– Пусть сидит там, – уже спокойнее повторил Ольгерхан. – Пожалуйста. Дышать он может. Да и связал я его некрепко.

Некоторое время они смотрели друг на друга. Уингэм несколько раз порывался что-то сказать, но смолчал.

– Я не стану заботиться об Аррайан, – в конце концов заявил он.

– Тогда я ее не оставлю.

Уингэм двинулся к Ольгерхану, сунув руку в карман. Ольгерхан насторожился и немного отпрянул, но сразу успокоился, увидев, что старик достал всего лишь два кольца: полоски золота, украшенные камнями чистейшей воды.

– Где она? – спросил Уингэм. – Дома?

Ольгерхан молча покачал головой и повел торговца вверх по лестнице. В маленькой спальне на втором этаже они и нашли девушку. Она лежала неподвижно, но дышала ровно.

– Ей немного получше, – сказал молодой полуорк.

– Она знает о Ньюнги?

– Я сказал, что он приходил с тобой, чтобы вместе что-нибудь придумать.

Кивнув, Уингэм подошел к племяннице и сел на кровать, загородив девушку от молодого полуорка. Склонившись над ней, он что-то проделал, после чего отодвинулся.

Ольгерхан сразу заметил, что старик надел на палец девушки перстень. Прозрачный камень, блеснув на мгновение, сразу помутнел, будто изнутри наполнился дымом. Молодой полуорк подошёл ближе, не отрывая взгляда от камня, который все больше темнел и наконец, когда Ольгерхан взял руку Аррайан и поднес поближе к глазам, стал угольно-черным.

Воин перевел вопросительный взгляд на Уингэма. Тот уже встал и протягивал парню второе кольцо, точно такое же.

– Достанет ли у тебя сил разделить ее ношу? – спросил он.

Ольгерхан смотрел на него, несколько недоумевая.

– Это Кольца Сопричастия, – пояснил старик. – Они творения древнейшей магии, о ней теперь никто уж ничего не знает. Таких вещей осталось всего несколько пар, их создали для возлюбленных, соединенных телом и душой, и в них одновременно благословение и проклятие.

– Но мы же не…

– Знаю, но это не важно. Важно то, что у тебя в сердце. Хватит ли у тебя силы выдержать ее ношу, и готов ли ты умереть за нее или вместе с ней, если до этого дойдет?

– Да, конечно, – ни мгновения не колеблясь, твердо сказал Ольгерхан.

Он протянул руку и взял кольцо. Быстро глянув на Аррайан, полуорк надел перстень себе на палец. В тот же миг его охватила страшная слабость. Голову пронзила острейшая боль, в глазах помутилось, изнутри волной поднялась дурнота, и ноги чуть не подогнулись. Ощущение было такое, словно чья-то когтистая лапа вцепилась ему в душу и сжала, да так, что дух вот-вот вылетит вон.

Полуорк почувствовал, что Уингэм схватил его за плечо, и благодаря этому прикосновению сумел очнуться и вернуться к реальности. Сквозь застилавший взор туман Ольгерхан увидел, что Аррайан открыла глаза. Онаприподняла руку и убрала с лица прядь волос, и даже помутившимся взором он различил, что щеки ее слегка порозовели.

И тогда парень окончательно все понял – он «разделил ее ношу», как сказал Уингэм.

Не думая больше ни о чем, здоровяк стиснул зубы и усилием воли отогнал дурноту, потом расправил плечи и упрямо отвел руку старика. Он посмотрел на свой перстень: грани самоцвета помутнели, его наполнил красноватый дым, вскоре ставший серым. Однако оттенок был светлым, не то, что чернильный туман в камне Аррайан. Взглянув на ее кольцо, Ольгерхан увидел, что и в нем самоцвет стал светлее.

– Кольца помогают разделить боль и испытания, – прошептал старый торговец. – А мне лишь остается уповать, что я не дал замку новый источник силы.

– Я не подведу, – решительно заявил Ольгерхан, хотя что он имел в виду, и сам не смог бы толком объяснить.

Уингэм придирчиво осмотрел Аррайан, которая снова закрыла глаза, но уже не казалась такой измученной.

– Это принесет лишь недолгое облегчение, – проговорил торговец. – Замок по-прежнему будет тянуть из нее силы, и она все равно станет слабеть, а ты вместе с ней. Но это последняя – и единственная – возможность спасти ее. Вы оба отправитесь с Мариабронном и посланницей от короля Гарета. Уничтожьте темную силу, что нависла над нашим краем, а если не получится, Ольгерхан, ты должен мне кое-что пообещать.

Здоровяк внимательно слушал, не сводя с Уингэма настороженного взгляда.

– Обещай, что не позволишь замку забрать ее, – потребовал старик.

– Что значит – забрать?

– Поглотить. Я и сам не вполне понимаю, что это значит, но Ньюнги, он мудрее меня, очень беспокоился об этом. Замок питается жизненной энергией Аррайан, и вырос он так быстро, потому что мы не понимали, с чем имеем дело. Все еще неизвестно, как его остановить, но мы обязаны это сделать, и как можно быстрее. Однако, если не получится, Ольгерхан, дай мне слово, что ты не позволишь, чтобы этот чертов замок поглотил мою малютку Аррайан!

Ольгерхан снова поглядел на девушку, с заметным усилием вникая в смысл слов ее дяди. Потом, наконец, он все понял, и лицо его окаменело.

– Ты что, просишь меня убить ее?

– Я прошу о милосердии и требую, чтобы ты нашел в себе для этого силы.

Казалось, Ольгерхан готов оторвать старику голову.

– А если ты этого не сделаешь… – начал Уингэм и принялся стягивать перстень с пальца племянницы.

– Нет, не надо!

– Тогда дай слово. – Торговец был неумолим. – Ольгерхан, выбора нет. Боритесь, если это возможно. Мариабронн – человек разумный и опытный, к тому же он привез с собой помощь, в том числе темного эльфа и одного мудреца из Дамары. И все же, если победить вам не удастся или вы не успеете, не дай замку забрать Аррайан. Найди в себе мужество проявить милосердие.

Тяжело дыша, Ольгерхан глядел на кровать, где лежала его милая Аррайан, и сердце его разрывалось на части.

– Отпусти ее руку, – наконец вымолвил он. – Я все понимаю и сделаю то, что надо. Замок ее не получит, но, если она умрет у меня на руках, знай, что я сразу отправлюсь за ней в мир иной.

Уингэм молча склонил голову.

– Лучше уж здесь отлеживаться, чем идти в замок с этим дворфом, – слабым голосом проговорил Дэвис Энг.

К нему пришли целители-травники, а Праткус наложил на раненого новые чары. Все лекари сошлись во мнении, что солдат поправится, но нужно время, чтобы ему хватило сил хотя бы вернуться в Ворота Ваасы, а уж прежде, чем он сможет держать в руке оружие, пройдет не меньше месяца.

– С Атрогейтом? – уточнила Калийа.

– С ним, маленьким паршивцем.

– Если он услышит, как ты о нем отзываешься, башку тебе проломит, – сказала она. – Говорят, он лучший боец в крепости, к тому же кистени у него заколдованные.

– Сила рук и сила духа – разные вещи. Что ж такой прекрасный воин даже не пробовал вступить в Армию Бладстоуна?

– Но он исполняет замыслы короля Гарета, служа в крепости, – напомнила Калийа.

Дэвис Энг лишь отмахнулся, не без труда подняв дрожащую руку.

– А сколько ушей разных тварей он доставил в крепость твоему командиру, Эллери? – продолжала защищать дворфа Калийа. – Между прочим, и великанов. Многие ли могут похвастаться, что завалили великана в поединке? А Атрогейту это по плечу.

– Почем ты знаешь, что он был один? С ним этот его тощий дружок – еще большая докука, чем сам дворф!

– Да, и он гораздо опасней, – согласилась она. – Но не смей плохо отзываться о Кантане при мне.

Дэвис Энг, чуть приподняв голову, свирепо поглядел на нее.

– Твое положение сейчас незавидное, так что лучше послушайся моего совета, – прибавила Калийа.

– Не знал, что вы друзья, – буркнул солдат.

– Мы с Кантаном? – фыркнула полукровка. – Чем дальше мы друг от друга, тем спокойней я сплю. Но с ним, так же как и с дворфом, лучше дружить, чем иметь в числе врагов. – Она замолкла и прошла к очагу, где в горшке булькало жаркое. – Еще хочешь?

Солдат мотнул головой и снова погрузился в забытье.

– Вот уж точно, лучше быть здесь, – пробормотала Калийа, хотя Дэвис Энг уже не слышал ее. – Эти собираются отправиться в замок, как я слышала, а меня туда совсем не тянет, хоть с Атрогейтом и Кантаном, хоть без них.

– Но разве ты только что не сказала, что дворф – отличный боец? – послышался за ее спиной другой голос, и женщина словно приросла к полу. – А тощий – гораздо опаснее?

Калийа боялась, обернуться: говорящий стоял так близко, что при малейшем ее неосторожном движении мог запросто напасть. Как он смог приблизиться так незаметно? Как он вообще смог попасть в комнату?

– Могу я хотя бы узнать, с кем говорю? – негромко спросила она.

Чужая рука схватила ее за плечо и развернула; взгляд женщины встретился с темными глазами Артемиса Энтрери. Ярость охватила ее, и Калийа еле сдержалась, чтобы не броситься на виновника гибели своей подруги.

Все же здравый смысл взял верх над чувствами, поскольку одного взгляда на спокойно стоящего перед ней убийцу, готового в любой миг выхватить оружие, было достаточно, чтобы понять – все равно она ничего не сможет с ним сделать.

По крайней мере, сейчас, ведь ее оружие – в другом конце комнаты, возле кровати Дэвиса Энга.

Энтрери усмехнулся, и она поняла, что он заметил косой, взгляд, брошенный ею в сторону спящего солдата.

– Что тебе нужно? – спросила она.

– Мне нужно было, чтобы ты и дальше разговаривала сама с собой, я бы узнал все, что мне нужно, и убрался, – сказал Энтрери. – Но раз ты замолчала, надо попросить тебя продолжать.

– Что продолжать?

– Ну, для начала превозносить Атрогейта и Кантана, – пояснил он. – А потом сообщить все, что тебе известно об остальных.

– С какой ста…

Но договорить она не успела, потому что острие кинжала, который в мгновение ока оказался в руке убийцы, уперлось ей в подбородок.

– Потому что ты мне не нравишься. И если в следующие несколько минут ты не сделаешь ничего, чтобы изменить мое отношение, смерть твоя будет мучительна.

Он чуть нажал на кинжал, и Калийе пришлось подняться на цыпочки.

– Я дам тебе золота, – с трудом проговорила она.

– Я и сам могу взять твое золото, если захочу.

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Но почему?…

– Ты ведь осмелилась угрожать мне? Я такого не спускаю. Мои враги долго не живут.

– Я не враг тебе, – выдохнула женщина. – Отпусти, и я докажу.

Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке, но он с усмешкой надавил сильнее, и у нее, на подбородке показалась капелька крови.

– Ты не в моем вкусе, – сказал Энтрери. – И соблазнительной я тебя не нахожу. То, что ты еще жива, меня только раздражает. У тебя осталось совсем мало времени.

Кинжал, как вампир, стал понемногу тянуть из женщины жизненную энергию, и ее расширившиеся от ужаса глаза остановились на лице Энтрери. Убийца понял, что теперь она будет слушать его очень внимательно, и свободной рукой грубо толкнул ее в грудь. Она отлетела к очагу.

– Чего ты от меня хочешь? – хрипло спросила Калийа, одной рукой держась за подбородок.

– Что еще ты можешь рассказать об Атрогейте и Кантане?

Она лишь молча развела руками.

– Твоя жизнь – охота на чудовищ, и при этом ты боишься Кантана, почему? – настаивал убийца.

– Он водит дружбу с опасными людьми.

– Что за люди?

Калийа нервно дернула шеей.

– Твое сердце может остановиться в любой миг, не забывай.

– Говорят, он связан с Цитаделью.

– С какой Цитаделью? И учти, мне надоело тянуть из тебя каждое слово клещами.

– Цитаделью Убийц.

Энтрери понимающе кивнул. До него доходили слухи об этой темной банде, которая после свержения Женги продолжала существовать, окопавшись в тени сияния славы короля Гарета. Должно быть, у них много общего с пашами Калимпорта, которым Энтрери служил долгие годы.

– А дворф?

– Не знаю, – призналась Калийа. – Он опасен, конечно, и боец действительно сильный. Меня пугает уже то, что он просто разговаривает с Кантаном. Вот и все.

– А остальные?

Женщина снова развела руками, словно не понимая.

– Что насчет второго дворфа?

– Я о нем ничего не знаю.

– А Эллери? – спросил он, но сам сразу же покачал головой, поняв, что полукровка вряд ли что сможет рассказать ему о рыжей командирше. – Мариабронн?

– Ты что, не слышал о Страннике Мариабронне?

Энтрери метнул в нее такой взгляд, что она сразу вспомнила: вопросы здесь задает он.

– Он самый знаменитый путешественник и следопыт во всей Ваасе, человек-легенда, – пояснила Калийа. – Говорят, он может выследить птицу, пролетевшую над голыми скалами. Он мастерски владеет оружием, но голова у него соображает еще лучше. Он всегда в гуще событий. Да любой ребенок в Дамаре расскажет тебе десяток сказок о Страннике Мариабронне.

– Прекрасно, – чуть слышно процедил Энтрери. Он прошел через комнату, носком сапога подцепил пояс Калийи с мечом и перебросил его женщине. – Неплохо, – добавил он. – Что-нибудь еще?

Она перевела взгляд со своего меча на убийцу:

– Я не могу идти с вами – мне поручили охранять Дэвиса Энга.

– Идти? Помилуй, ты из этой комнаты не выйдешь. Но я доволен тем, что ты рассказала. Я тебе верю. А это уже немало.

– И что теперь?

– Ты заработала право защищаться.

– Против тебя?

– Может, ты и предпочла бы сражаться с ним, – и убийца мотнул головой в сторону лежащего в забытьи солдата, – но он вряд ли даст тебе отпор.

– А если я откажусь?

– Будет больнее.

Выражение растерянности в глазах Калийи сменила упрямая решимость, которую Энтрери приходилось встречать и прежде: такой взгляд появляется у настоящего воина, когда он знает, что битва неизбежна. Не сводя с противника немигающего взора, женщина вытащила меч из ножен и выставила его перед собой.

– В этом нет необходимости, – бросила она. – Но раз тебе суждено сейчас умереть, так тому и быть.

– Мои враги долго не живут, – повторил Энтрери и выхватил Коготь Шарона.

Он сразу почувствовал слабое вмешательство волшебного меча в свое сознание, но быстро подавил его. В следующий миг он уже ринулся вперед, низко полоснул мечом и занес кинжал.

Калийа, защищаясь, ударила мечом, но Энтрери в последний момент немного отвел свой, и клинки даже не соприкоснулись. Обратным движением убийца сильно ударил по ее оружию, и женщина громко вскрикнула. Энтрери ударил еще, потом отступил на шаг.

Калийа воспользовалась секундным промедлением и забежала с другой стороны очага. Поглядев сперва на противника, она украдкой бросила взгляд на стоящий на огне горшок.

Однако Энтрери понял, что она задумала.

Как раз в тот миг, когда женщина, нагнувшись к очагу, швырнула горшок с кипящим варевом и треножник, на котором он стоял, в своего врага, он сделал широкий взмах Когтем Шарона. Торжество в крике Калийи, бросившейся на Энтрери, тут же сменилось изумлением: она увидела черную завесу, оставленную в воздухе мечом.

Однако остановиться она уже не могла и, держа в руке меч, пролетела над очагом вслед за горшком в то место, где секунду назад стоял противник.

Но Энтрери за черной пеленой не оказалось.

– Как это? – выдохнула Калийа, когда острая боль от удара по почке разорвала ей бок.

Боль была жгучей, нестерпимой, и женщина рухнула на колени. Она пыталась развернуться и нанести удар мечом, но враг сильно пнул ее обутой в сапог ногой в плечо, и ее рука безвольно повисла, выпустив клинок.

Тяжелое лезвие легло на ключицу Калийи, острым краем касаясь ее шеи.

Энтрери собирался сразу же прикончить ее. Она питала к нему такую ненависть, что оставлять ее в живых было опасно.

Однако какое-то сильное и незнакомое чувство остановило его. Он вдруг увидел другую Калийю – слабую, беззащитную. Скользнув взглядом по ее щеке, обезображенной шрамом, Артемис неожиданно понял, как она была красива. Что же заставило такую женщину избрать трудную кочевую жизнь?

Он убрал меч и, вместо того чтобы одним ударом снести ей голову, наклонился к самому уху Калийи и прошептал, гоня прочь странное чувство:

– Запомни, как легко я тебя одолел. И не убил тебя так же, как не убивал твою подругу, запомни. Ее смерть была несчастным случаем. Если бы я мог подхватить ее в тот злосчастный миг, я бы это сделал, но теперь ничего не попишешь. Если ты не в состоянии этого понять, то хотя бы помни, что произошло сегодня.

Убийца коснулся острием кинжала ее щеки, и по телу женщины прошла судорога.

– Будет больно, Калийа. Я мог бы заставить тебя умолять о скорой смерти, но…

Некоторое время прошло, прежде чем Калийа поняла, что холодный клинок больше не касается ее щеки. Медленно открыв глаза, она отважилась оглянуться.

В комнате никого не было, кроме Дэвиса Энга, который лежал, широко раскрыв глаза от ужаса, – очевидно, он видел последние мгновения этого неравного поединка.

Глава 12 Её глаза

К тому времени, когда Энтрери нагнал Джарлакса с остальными, они уже разбили лагерь на бугре за северной стеной городка. Отсюда хорошо было видно растущий вдали замок.

– Когда я уезжал, на этом месте располагался только фундамент, и казалось, он предназначался для более скромного здания, – приглушенным голосом рассказывал Мариабронн. – Уингэм говорит, что это точная копия Замка Злосчастье, и, боюсь, он прав.

– А ведь ты однажды побывал в этом жутком месте, – заметила Эллери.

– Раз там нет никого, то мы заживем! – взревел Атрогейт. – И стражу, чтобы поставить на стены, найдем!

– С тобой, глядишь, раньше срока помрем, – чуть слышно пробормотал Джарлакс, но так, чтобы дворф расслышал.

Как и следовало ожидать, тот лишь громогласно расхохотался, вращая глазами.

– Вряд ли замок необитаем или же долго останется таким, – вставил Праткус. – Я чувствую, оттуда идет злая сила, и почти уверен, что она манит всех темных тварей Ваасы даже из самых глубоких нор.

Энтрери обменялся с Джарлаксом многозначительным взглядом. Этому странному замку, как и той башне, где они побывали, вряд ли требуется помощь извне. Башня чуть не убила их обоих и уничтожила необычайно сильную волшебную вещь. Можно лишь догадываться, насколько большей мощью обладает этот замок, размерами в несколько раз превышающий башню.

– Как бы там ни было, нам предстоит как следует осмотреть его, – вмешался Кантан. – Разве не за этим мы приехали, командир Эллери?

В его голосе Энтрери послышались какие-то странные нотки, вроде фамильярности.

– Так и есть, это наш долг, – отозвалась Эллери.

Убийце показалось, что она держит себя с тощим ученым как-то нарочито отстраненно.

– Тогда, утром, – сказал Мариабронн, – Уингэм пообещал, что придет сегодня вечером, а он всегда держит слово.

– И сейчас сдержал, – раздался чей-то голос снизу.

Все обернулись и увидели, что по склону взбирается старый полуорк, поддерживая под руку девушку; под другую руку ее держал полуорк помоложе, здоровенный и неуклюжий.

В другое время Энтрери следил бы в оба именно за ним, потому что повадкой парень смахивал на воина и казался самым грозным из этой компании. Но вместо этого взгляд убийцы был прикован к молодой женщине. Она вошла в круг света от костра, словно воздушное видение. Она шла бок о бок с двумя мужчинами, но, казалось, не имела с ними ничего общего, будто случайно залетевшая сюда фея. Ее широкое плоское лицо, искорки в глазах и изгиб несмело улыбающихся губ показались ему странно знакомыми. Он почувствовал, как глубоко внутри его всколыхнулось что-то теплое, словно одним своим видом девушка пробудила в нем воспоминания о чем-то хорошем и добром, давно погребенные внутри.

Незнакомка взглянула на Энтрери, их глаза встретились, и между ними в один миг возникло нечто необъяснимое.

– Как и обещал, Мариабронн, я привел свою племянницу Аррайан Фэйлин и ее товарища Ольгерхана, – произнес Уингэм, сразу разрушив все очарование.

Девушка моргнула, кашлянула и отвела взгляд.

– На какое-то время книга пропала, – пояснил Мариабронн остальным. – Это Аррайан обнаружила ее и сооружение за стенами города. Она первая поняла, что в книге заключена темная сила, и предупредила нас.

Энтрери нервно глянул на Джарлакса, стараясь не выдать охвативший его ужас. Воспоминания о башне в окрестностях Гелиогабалуса мгновенно убили то смутное теплое ощущение, что шевельнулось у него внутри при взгляде на девушку. То, что она может быть как-то связана с адским строением короля-колдуна, поразило его до глубины души.

Он с изумлением прислушался к собственным чувствам.

Какое ему, собственно, дело до нее?

Джарлакс заметил, как Энтрери посмотрел на Аррайан, когда Уингэм представил племянницу.

И верзила, сопровождающий девушку, тоже это заметил.

Да и сам Джарлакс слегка растерялся, когда ее увидел. Девушка была очень привлекательна, трудно было предположить, что по происхождению она – орк-полукровка. Человеческих черт в ней было гораздо больше, чем оркских, но дроу подметил и еще кое-что: она была очень похожа на другую его знакомую – хафлинга.

Если бы у Двайвел Тиггервиллис была родственница среди людей, она выглядела бы именно так, как Аррайан Фэйлин.

Может, оттого Энтрери и бросил на нее такой взгляд.

Джарлаксу все это показалось очень забавным. И вероятно, немного опасным для Артемиса Энтрери, учитывая силу сопровождающего девушку полуорка. Впрочем, наемный убийца сможет за себя постоять. И дроу подошел к товарищу и остальным, расположившимся у северного склона холма. Энтрери держался особняком.

– Значит, замок, – негромко проговорил он, когда Джарлакс присел рядом. – Проклятый замок. Ильнезара предупредила тебя?

– Само собой, нет, – отозвался темный эльф.

Энтрери, обернувшись, гневно посмотрел на него:

– Мы отправились в Ваасу, и первое, с чем здесь столкнулись, подозрительно напоминает то, что мы видели в Дамаре. Поразительное совпадение, ты не находишь?

– Я же говорил: наши наниматели уверены, что здесь можно найти какие-то ценности, – безмятежно сказал дроу и добавил, понизив голос: – Появление башни в южных краях свидетельствовало о том, что скоро могут появиться и другие подобные вещи, – это правда, но об этом я тебя предупреждал.

– Ты говоришь о ценностях? – не скрывая сарказма, осведомился Энтрери. – Так ты называешь этот замок?

– Ну, теоретически…

– Или уже забыл, что мы пережили в башне?

– Мы победили.

– Мы едва остались живы, – возразил Энтрери и, проследив за взглядом опасливо обернувшегося Джарлакса, понизил голос: – И все ради чего?

– Ради черепа.

– И лишились моей перчатки? Вряд ли обмен равноценен. И как ты предполагаешь бороться с замком без перчатки? Наверное, Ильнезара дала тебе нечто взамен нее, а ты смолчал. Или, может, она дала указания?

Джарлакс, с трудом сохранил непроницаемое выражение на лице. Сейчас, учитывая, как Энтрери смотрел на Аррайан, ему меньше всего хотелось объяснять природу связи, возникшей между магом Герминиклем, который потом превратился в личи, и башней.

– Всему причиной вкус к приключениям, дружище, – сказал он. – Какая-то вещь Женги, книга или нечто другое, ожидает нас внутри замка. Разве можно отказаться от того, чтобы его обследовать?

– В логовах драконов тоже захоронены большие сокровища, подчас и магические предметы, а уж какое это приключение! – с издевкой проговорил убийца. – Когда покончим здесь, может, наши «наниматели» вручат нам карту с указанием, как добраться до их дальних родственников? Приключений будет выше крыши!

– А что, это мысль.

Энтрери раздраженно тряхнул головой и поглядел на стены городка.

Рассмеявшись, Джарлакс похлопал его по плечу, поднялся и пошел прочь.

– Между нашими спутниками существуют странные отношения, о которых мы даже не догадываемся, – проговорил ему в спину Энтрери, и дроу замер на полушаге.

И порадовался про себя, что его друг по-прежнему начеку.

– Ну, в чем дело, тощий старый дуралей? – громогласно вопросил Атрогейт, подходя к палатке Кантана, которую тот установил у западного склона, на отшибе.

Палатка была самая обычная, в виде небольшого конусовидного шатра, в который мог втиснуться один, от силы два человека, и то если были такими же тощими, как хозяин.

– Потише, дубина! – послышался изнутри голос Кантана. – Входи.

Атрогейт огляделся. Все остальные, похоже, были заняты своими делами. Праткус и Эллери возились у костра, стряпая, судя по запаху, нечто аппетитное, хотя, по совести, не было такой еды, которая не казалась бы дворфу аппетитной. В северном конце плоской макушки холма сидели Аррайан и Ольгерхан и глазели во тьму, а на противоположной стороне чертов темный эльф как раз подходил к своему мерзопакостному дружку. А Мариабронн ушел куда-то с этим странным полуорком Уингэмом, дворф это знал.

Передернув плечами, Атрогейт опустился на колени и влез в палатку. Света внутри не было, сюда падали только, слабые отсветы костра, но и этого было достаточно, чтобы дворф понял: в палатке никого, кроме него, нет. Но откуда тогда слышался голос Кантана?

– Э, в чем дело? – рявкнул Атрогейт.

– Заткнись, дурак, и полезай наверх!

– Наверх? – недоуменно спросил дворф, и в этот момент веревка мазнула его по лицу. – Наверх?

– По веревке, – раздался нетерпеливый шепот.

Приказание казалось, по меньшей мере, странным, потому что палатка была не очень высокой. Однако дворф достаточно давно знал Кантана, чтобы успеть привыкнуть ко всяческим колдовским ухищрениям, поэтому, пожав плечами, ухватился за веревку и стал взбираться. Едва ноги Атрогейта оторвались от земли, он почувствовал, будто пределы палатки раздвинулись. Усмехнувшись, он резво полез вверх, подтягиваясь на сильных руках. В том месте, где дворф должен был упереться головой в потолок, он оказался в полосе тумана – это был магический переход между двумя измерениями. Преодолев ее, он обнаружил, что веревка кончилась, – она просто обрывалась в воздухе!

Сделав кувырок вперед, Атрогейт оказался на мягком ковре в довольно просторной комнате, площадью не меньше десяти футов, устланной пушистыми коврами, остальная обстановка которой состояла из пары деревянных стульев и небольшого пьедестала с хрустальным шаром. Кантан как раз внимательно вглядывался в него.

– Чего ж притащил столько мебели, а палатку сделал такую, что дворф туда на четвереньках еле вползет? – ворчливо спросил Атрогейт.

Кантан нетерпеливо отмахнулся. Дворф со вздохом протопал по ковру к стулу и уселся напротив тощего чародея.

– Что там у тебя, голые девочки? – подмигнув, спросил Атрогейт у Кантана.

– Послания от Нелликта, – ответил чародей, и улыбка сразу сползла с физиономии дворфа.

Он подошел поближе и тоже заглянул в хрустальный шар. Кантан невольно вскрикнул и отпрянул, когда на гладкую прозрачную поверхность наползло нелепо искривившееся лицо дворфа.

– Ничегошеньки не видать, только я да ты, только еще более тощий, чем всегда, – объявил Атрогейт.

– Заглянуть в шар может лишь чародей. Такие, как ты, смотрят сквозь него.

– Тогда зачем позвал? – проворчал Атрогейт, снова усаживаясь на стул. Обведя взглядом комнату, он заметил очаг, в котором стоял горшок. – Есть чего вкусненького пожевать?

– Лазутчики Цитадели обшарили все до самого Калимпорта и кое-что узнали, – объявил Кантан.

– Никогда о таком не слышал. Это что, город?

– Да, далеко на юго-западном побережье, – сказал Кантан, но на дворфа это не произвело ни малейшего впечатления. – Именно оттуда и прибыли наши друзья, – причем даже не озаботились имена изменить. А дроу попал туда из Мензоберранзана.

– Тоже не слыхал.

– Это роли не играет, – ответил чародей. – В общем, еще не так давно эта парочка обреталась в Калимпорте в компании целой армии темных эльфов из Подземья.

– Подземье – это да, слышал, там они и живут, эльфы эти, точно.

– Заглохни.

Дворф послушно умолк.

– Они пытались подчинить себе подпольный мир города, – продолжил Кантан.

– Ага, так он им и подчинился, держи карман шире, – вставил дворф.

Чародей, прищурившись, метнул на него сердитый взгляд.

– Они развязали войну против воровских гильдий, очень похожих на нашу Цитадель. Этот Джарлакс хотел стать главой над всеми карманниками и убийцами Калимпорта.

Атрогейт ненадолго задумался, и лицо его стало более серьезным.

– Думаешь, сюда они пришли с той же целью? – спросил он.

– Судя по всему, никаких союзников с ними нет, – ответил чародей. – Может, потерпев неудачу, они поняли, где их место. А может, и нет, и если так…

– Знаю-знаю, оба должны погибнуть в бою, – ответил дворф, словно начиная скучать.

– Эллери готова сама разобраться с дроу.

– Да ладно, я сделаю их обоих одной левой.

Кантан, сверкая глазами, подался к нему с перекошенным лицом.

– Не смей так легкомысленно относиться к ним! – воскликнул он. – Эти приятели – крепкие орешки. Они путешествовали по всему свету, а для дроу свободно разгуливать по поверхности – уже немало.

– Ну да, да. – Атрогейт замахал мозолистыми ладонями, стараясь утихомирить чародея. – Осмотрительность, осторожность и все такое, знаю. Вечно так.

– Да уж, ты привык действовать иначе.

– Потому и стал тем, кто я есть, – гордо заявил Атрогейт, вскочил и внимательно осмотрел себя с головы до ног, словно проверяя, все ли в наличии. – И заметь, в целости и сохранности. Хотя что ты можешь знать об этом?

– Смолкни.

– Ну-ка повтори.

– Ты что, забыл, зачем мы здесь? Нелликт послал нас с заданием.

– Ну да, да.

– Поэтому будь готов. Если дело дойдет до стычки, то можно надеяться, что Эллери возьмет на себя дроу. Другой остается тебе.

Атрогейт щелкнул пальцами. Кантан почти тут же принялся излагать запасной план, на всякий случай, но по плутовскому выражению на физиономии дворфа понял, что тот едва ли считает его необходимым.

По правде говоря, и сам Кантан не считал его таковым, поскольку не раз видел, как легко Атрогейт расправляется с врагами.

Командир Эллери бросилась к восточному склону холма. Слева маячил остов громадной постройки, из-за которой сам город по правую руку стал казаться каким-то маленьким. Впереди цепью вздымались вершины Гален, которые дальше, на севере, соединялись с грандиозной лентой Великого Ледника. Прищурившись, Эллери пригнулась, вглядываясь в густую тьму, потому что в черноте ночи ей померещилось какое-то движение.

– Что же там такое? – спросила она Праткуса, подбежавшего к ней, и, тряхнув головой, стала медленно доставать из-за спины топор.

Энтрери, Джарлакс, Ольгерхан и Аррайан заметили сигнал тревоги.

Внезапно прямо перед командиром из мрака возникло существо, несшееся на больших, как у летучей мыши, крыльях.

Эллери с воплем отпрянула, Праткус тоже, но потом, повинуясь инстинкту воина, молодая женщина ухватила рукоять топора обеими руками и замахнулась.

Со странным, глухим звуком оружие задело странное существо, оно взмыло над Эллери, и она пригнулась.

– Демоны! – вскричал Праткус, разглядевший в свете костра блестящие когти на ногах и руках чудища и уродливую рогатую голову.

Существо было больше дворфа, но меньше человека, мускулистое и сильное и держалось в воздухе на больших крыльях.

– Это горгульи, – уточнил Джарлакс.

Черное как ночь существо ухватилось за глубоко засевший у него в груди топор, по краям которого струилась темная кровь. Ненадолго зависнув в воздухе, горгулья рухнула и покатилась по склону.

Эллери с криком «Новые летят!» бросилась вниз, упала на колени перед поверженным врагом и вырвала из его тела свое оружие.

Праткус уже начал громко читать заклинание, взывая к дворфскому богу Думатойну, Хранителю Тайны под горой. В конце он возвысил голос, высоко поднял над головой и развел руки, и с последним звуком заклинания ярчайший свет залил все вокруг, словно внезапно взошло солнце.

В этом свете все увидели, что Эллери права: вокруг них кружило множество чудищ.

– Что ж, потеха начинается, – обратился Энтрери к Джарлаксу.

Обнажив меч и кинжал, он ринулся в бой, бессознательно двигаясь так, чтобы оказаться поближе к Аррайан.

– В оборону! – крикнула Эллери. – Держитесь теснее!

Откуда-то снизу донесся голос Мариабронна, и она убежала на зов, исчезнув в темноте.

Одна горгулья, растопырив когтистые лапы, спикировала на Энтрери, и он кувыркнулся. Вскочив, убийца полоснул мечом и сумел отсечь чудовищу ступню, пока оно не отлетело далеко. Больше он ничего сделать не успел, потому что на него, размахивая лапами, бросилась вторая горгулья. Она попыталась укусить его или проткнуть рогом, но Энтрери отмахнулся мечом. Сделав финт кинжалом, он повернулся спиной к чудищу, и оно ринулось на него сзади. Убийца мгновенно перебросил оружие из одной руки в другую, резко повернулся и всадил кинжал глубоко в грудь горгульи. Правда, тварь успела вцепиться когтями ему в плечо, но ранила несильно.

Убийца позволил своему страшному клинку высосать часть жизненной силы противника, чувствуя, как приятное тепло заживляет рану.

В следующий миг он крутанулся на месте, рубанул мечом твари по морде, и та рухнула на землю. Энтрери же, снова перебросив Коготь Шарона в правую руку, а кинжал – в левую, был готов отразить новые нападения.

Мельком глянув по сторонам, он увидел, что Праткус, Аррайан и Ольгерхан встали треугольником, а слева Джарлакс, пригнувшись, чуть заметно подергивает рукой, осыпая дождем кинжалов летящую над ним горгулью. Существо зависло в воздухе, широко раскрыв крылья. Получив новый удар, оно развернулось и понеслось вниз, на дроу.

На мгновение Джарлакс встретился глазами с Энтрери, подмигнул ему и создал сферу непроницаемого мрака, скрывшую его от глаз врага.

Артемис невольно вздрогнул, когда горгулья со свистом спикировала прямо внутрь черного шара.

Однако мысль броситься товарищу на помощь была мимолетной, потому что ему самому пришлось пригнуться и откатиться в сторону, спасаясь от нападения другого рогатого чудища.

Еще одна горгулья, припадая на лапу, бросилась к нему по земле, – очевидно, та, которую он ранил раньше.

Стоя на коленях, убийца выгнул спину, толчком распрямился и встретил противника широким боковым взмахом меча. Тварь резко остановилась, а в этот момент позади Энтрери опустилась другая горгулья. Он быстро развернулся и сделал выпад кинжалом, даже не надеясь ранить, лишь ради того, чтобы заставить ее отступить на шаг.

Его молниеносно быстрые движения приковали к себе все внимание чудовищ, уклоняющихся от каждого удара. В конце концов, оказавшись очень близко к одному из противников, убийца всадил в него кинжал. Вырвав клинок, он развернулся лицом ко второму противнику.

Он полоснул мечом, но горгулья, хлопая крыльями, вспорхнула над ним. За Когтем Шарона протянулась плотная, как покрывало, полоса сажи. Энтрери нырнул под нее, скрываясь от глаз летучего чудовища, и махнул мечом за спиной, укрывая себя и сзади такой же черной завесой.

Горгульи в недоумении зависли над ним, пытаясь понять, что случилось, и в этот миг убийца ринулся в бой, одновременно разя чудищ мечом и кинжалом. Задев одну из горгулий справа, он повернулся, всадил кинжал ей в брюхо, а рукоятью меча заехал в безобразную визжащую морду. Вырвав кинжал, он нанес ей один за другим три удара, после чего прыгнул в сторону, словно собираясь встретить нападение второго противника.

Но это был обманный ход. Горгулья замерла, ожидая броска, а сам Энтрери, крутнувшись и держа меч на уровне плеч, снес голову первой, раненой твари.

Спиной чувствуя все передвижения позади себя, убийца опрокинулся навзничь как раз в тот момент, когда вторая горгулья прыгнула на него. Выставив меч, он ранил ее в колено и, быстро сделав обратный кувырок, вскочил на ноги, пока противник только оборачивался к нему.

Нерасторопность дорого обошлась бестии.

Энтрери всадил ей в спину кинжал, и чудовище с воплем рванулось в сторону. Убийца бросился за ним и ударил Когтем Шарона снизу вверх. Горгулья попробовала заслониться и потеряла лапу.

В мгновение ока Энтрери всадил кинжал ей в бедро, повернул клинок в ране и быстро дернул, тем самым немного подтащив противника к себе. Сильным взмахом Когтя Шарона он рассек тварь от головы до самого бедра.

Дико взвыв, раненое чудовище отпрянуло назад, сделало пару нетвердых шагов и попыталось взмахнуть крыльями, но не смогло и, бросив на убийцу недоуменный взгляд, испустило дух.

Из кончиков пальцев Аррайан вырывались зеленые лучи, направленные в атаковавшую ее горгулью. Они обжигали врага, и тот все более неуверенно двигался к девушке, однако искоса наблюдающий за ними Праткус опасался, что чудовищу все же достанет сил броситься на девушку. Он тряхнул головой, отгоняя неприятную мысль, – в конце концов, она должна постоять за себя! – и, бормоча заклинание, ринулся на помощь Ольгерхану, который противостоял сразу двум черным тварям, лупя их тяжелой дубинкой. Из ран его струилась кровь, но голубая волна магической силы, исходящая от дворфа, быстро остановила ее.

В тот же миг раздался крик, и, резко повернувшись, жрец увидел, что горгулья достала-таки Аррайан и они, сцепившись, повалились на землю. Дворф рванулся к ним и треснул чудище по затылку тяжелым кулаком в латной рукавице. Однако он почти сразу понял, что в этом не было необходимости. Девушка успела расправиться с горгульей – тварь, падая на нее, уже была мертва. Схватив мертвое чудище за плечи, жрец сбросил ее с Аррайан и помог девушке встать на ноги.

Из сломанного носа девушки хлестала кровь, но у Праткуса не было времени заняться им. Он начал читать новое заклинание, и Аррайан, не теряя времени, последовала его примеру, хотя рот ее был полон крови и слова звучали невнятно.

Ее лучи вспыхнули раньше и, обогнув с двух сторон ожесточенно бившегося Ольгерхана, ударили в обоих его противников.

– Закройте глаза! – вскричал Праткус, перед тем как произнести последнее слово.

Все поле битвы залило ослепительное сияние, и Ольгерхан, как и его противники, сперва сжался в испуге. Ближайшая к нему горгулья, ослепленная светом, беспомощно забила крыльями. Однако молодой полуорк бросился не к ней, а ко второму чудищу. Оно отпрянуло, но воин, перебросив дубину в руках, наотмашь ударил тварь в живот. Горгулья сложилась пополам, а Ольгерхан, отступив на шаг и покрепче ухватив дубину обеими руками, с ревом треснул ей по затылку, и горгулья ткнулась мордой в землю.

Полуорк бросился к первому чудовищу, а Праткус стал бормотать очередное целительное заклинание, когда раздался вопль Аррайан, упавшей из-за того, что сзади ее боднула еще одна горгулья. Праткус переключился на эту новую помеху, но при этом успел заметить, что Ольгерхан тоже изогнулся от боли в спине, хотя на него никто не нападал. Раздумывать над этим странным совпадением дворф, однако, не стал и ударил нового противника своей маленькой шипастой булавой.

Горгулья успела перехватить его оружие за рукоять. Но дворфа это не смутило, его главная сила была в другом. Крепко оттолкнувшись короткими мускулистыми ногами, Праткус врезался во врага всем телом и с размаху ударил его левым кулаком в морду. На латные перчатки дворфа было наложено мощное заклятие, и именно в таких ударах и заключался его излюбленный боевой стиль.

Упершись головой в грудь горгульи, Праткус отпустил булаву и принялся месить тварь кулаками, а та от его мощных ударов подскакивала в воздухе, непрерывно подвывая.

Аррайан тем временем собралась с силами.

Бросив косой взгляд в сторону Ольгерхана, она увидела, что он с такой силой треснул дубиной ослепленную горгулью, что ту отбросило далеко в сторону.

Девушка сунула руку в мешочек со всякими нужными для волшебства снадобьями, бросила что-то и произнесла заклинание. Воздух вокруг полуорка затянули тугие нити, сплетенные наподобие паутины. Закрепить ловушку было не на чем, поэтому она не остановила падающую горгулью, но зато прочные клейкие нити столь крепко опутали ее, что, грохнувшись на землю, она так и не смогла выбраться, как ни старалась.

Секунду спустя над ней пролетело другое чудище, отброшенное ударом дворфа, и, зацепив первую горгулью за лапы, потянуло за собой. Вслед раздался торжествующий боевой клич Праткуса.

Ольгерхан оказался тут как тут и принялся колотить поверженное чудище дубиной, с сухим треском ломая ему кости.

Но почему-то удары его становились все слабее. Дворф с недоумением воззрился на могучего полуорка. Тот едва переводил дыхание и вообще, казалось, из последних сил держался на ногах. Дворфский жрец озадаченно разглядывал Ольгерхана – ведь у него не было серьезных ранений, да и дрался он пока недолго.

Покачивая головой, Праткус повернулся, ища глазами нового противника.

Очередной раз кувырнувшись, чтобы увернуться от когтистых лап, Энтрери раздраженно подумал, сколько же можно падать и вставать. А еще он сердито спрашивал себя, куда, черт побери, подевались этот тощий и хвастун дворф. Однако в следующий миг он с мстительным удовлетворением отметил, что одно из чудовищ ринулось на маленькую палатку чародея и стало яростно терзать ее когтями.

Но внутри, как ни странно, никого не оказалось.

Лоскуты ткани упали на землю, и чудовище со сконфуженным видом обнаружило одну лишь веревку, удивительным образом висящую в воздухе. Тварь подергала ее и стала перебирать лапами, продвигаясь к верхнему концу. Вскоре она по плечи исчезла в межуровневом укрытии.

Вспышка ослепительного огня – и ее обезглавленное тело рухнуло наземь. Из ниоткуда вынырнул Атрогейт, сжимая в руке дымящийся кистень.

– Я дерусь с мужиками, миндальничать не по мне! Дам, с их коварством, оставьте себе! А-ха-ха-ха!

Энтрери в душе пожелал дюжину горгулий на его голову.

Две из них, словно услышав его мысленный призыв, ринулись вниз, на дворфа, но тот с такой яростью размахивал кистенями, что они не смогли подлететь близко, и в этот момент из межуровневого пространства ударила молния.

Удар был такой силы, что оба чудища разлетелись в стороны, и вслед за этим над веревкой показалось лицо Кантана. «Да, – подумал Энтрери, – этого худышку голыми руками не возьмешь».

На земле третья горгулья бросилась на дворфа, а тот, не дожидаясь удара, тоже ринулся на нее. Противники сшиблись лбами до того, как чудовище успело пырнуть Атрогейта рогом, и оба, отлетев назад, выпрямились, пытаясь устоять на нетвердых ногах.

Атрогейт снова взревел: «А-ха-ха-ха!» – фыркнул и плюнул противнику в морду.

– Сначала плюю, потом метко бью! – взревел он и, круто развернувшись, треснул чудище кистенем по морде.

Голова горгульи дико дернулась, лапы разлетелись в стороны, спина выгнулась, и она поднялась в небо. А Атрогейт, завершая разворот, ловко ударил вторым кистенем горгулью, спускавшуюся сверху.

Она упала бы, но дворф не привык рассчитывать на удачу, а может, просто слишком любил драться.

Со свистом раскрутив кистени над головой, он стал бить чудовище, пока оно не свалилось замертво на землю.

– А-ха-ха-ха! – взревел дворф и ринулся на помощь Праткусу и двум полуоркам.

Но, не добежав до них, он развернулся так круто, что каблуками тяжелых сапог прорыл в земле две борозды.

Энтрери сразу увидел, что именно отвлекло Атрогейта, и у убийцы перехватило дыхание: четыре летучие твари одновременно неслись на черный шар, созданный Джарлаксом.

– Джарлакс! – завопил Энтрери и вздрогнул, когда все четыре чудовища скрылись в непроглядном искусственном мраке.

Изнутри почти тотчас же донеслись вопли, визг и хищное рычание.

Энтрери вдруг почувствовал слабость в коленях.

– Давай туда, дворф, – прошептал он неожиданно для самого себя.

Глава 13 Оживший замок

Праткус видел, что силы оставляют обоих полуорков, и, как мог, подбадривал их словами и силой молитвы. Взывая к своему божеству, он просил благословить его союзников и посылал им волны целительной энергии.

Но это плохо помогало. Аррайан по-прежнему создавала магические разряды и лучи, но они уже не наносили врагам серьезного вреда, а лишь раздражали нападавших. Доблесть и стойкость Ольгерхана, который с самого начала держался под натиском черных чудищ твердо, как скала, также были достойны всяческого уважения, но сейчас здоровяк скорее напоминал собой кучу песка, готовую рассыпаться в любой момент.

Праткус понимал, что дело здесь нечисто. Одно из двух: либо эта парочка вовсе не такая героическая, как ему показалось вначале, либо по какой-то непонятной причине оба с непостижимой быстротой теряют силы.

Похоже, и горгульи это почувствовали. Они нападали теперь с удвоенной мощью, больше не бросаясь наугад. Один раз слабый удар Ольгерхана даже не задел летящее на него чудище, и оно понеслось прямо на Праткуса.

Дворф вскинул руки, не сомневаясь, что его сейчас растерзают, но тварь вдруг сильно дернулась один раз, потом другой. Жрец отскочил в сторону, но горгулья, похоже, этого даже не заметила, пролетела дальше и хлопнулась мордой в землю.

Удивленный жрец увидел, что в спине у твари горчат две стрелы с оперением. Подбежав к краю склона, он обнаружил, что там яростно сражаются еще двое их спутников. Эллери прикрывала Мариабронна с фланга, остервенело размахивая топором и отсекая конечности чудищам, которые осмеливались подлетать слишком близко, а Мариабронн, легендарный Странник Ваасы,без устали натягивал тетиву большого лука и осыпал стрелами парящих в темном небе чудовищ, поражая цель почти каждым выстрелом.

– Помогите! – крикнул им Праткус, и оба воина, услышав зов, немедленно стали продвигаться к нему.

Отступали они не менее слаженно: Эллери кружила возле Мариабронна, прикрывая его сзади и с флангов, а тот раз за разом стрелял, расчищая путь наверх.

До Праткуса они добрались как раз вовремя, потому что Ольгерхан мог свалиться в любой миг. Он стоял на одном колене и едва отмахивался от горгульи, которая непременно прикончила бы его, не порази ее Мариабронн своей стрелой в шею.

Аррайан, истощив все свои заклинания, стояла рядом, зажав в руке кинжал, и беспорядочно размахивала им. Движения ее были нелепы, с каждым взмахом она настолько раскрывалась, что любой неумелый воин поразил бы ее без труда.

Эллери подскочила к девушке в тот самый миг, когда на нее бросилось крылатое чудовище, широко раскинув лапы, словно хотело задушить в объятиях. Рубанув сплеча, бравый командир всадила топор в грудь горгулье.

Аррайан отшатнулась, слабо вскрикнув, и упала. Эллери же заметила приближение второго противника и попыталась выдернуть свое оружие, но безуспешно: топор застрял между ребрами твари. Она заслонилась щитом, понимая, что он все равно не защитит ее.

Но горгулья взвизгнула от боли и изумления и опустила взгляд себе на грудь, где засели две стрелы.

Эллери ухитрилась оглянуться и послать Мариабронну признательную улыбку, но тот ее все равно не заметил – он уже целился в нового врага. А Праткус, стоя рядом с ним, наконец вздохнул с облегчением.

Атрогейт не успел добежать до черной сферы вовремя, и Энтрери с отчаянием смотрел, как четыре горгульи скрылись во мраке. Он слышал вой и крики и даже различал звук разрываемой когтями плоти – ужасная какофония смерти.

– Джарлакс, – прошептал он, вдруг снова ощутив свое безмерное одиночество.

– Там сейчас просто каша, – раздался вдруг у него над ухом знакомый голос, и Энтрери едва не подпрыгнул на месте от неожиданности.

Темный эльф стоял рядом.

В руке Джарлакс держал тонкую волшебную палочку с рубином на конце. Произнеся магическое слово, он направил палочку, и маленькая искорка, вырвавшись из камня, полетела к черной сфере.

Атрогейт в это время уже почти добежал до черного шара. Энтрери хотел предупредить неистового дворфа криком, но понял, что его все равно уже не остановишь.

Искорка исчезла в непроглядном мраке. Атрогейт тоже.

В следующий миг пламя встало столбом, осветив все вокруг, а когда оно угасло, на месте черного шара остались только шесть обгорелых трупов чудовищ.

Атрогейт, дымясь и изрыгая изысканные проклятия, оказался дальше, успев пробежать сферу мрака насквозь.

– До чего крепкий малый, – заметил Джарлакс.

– Вот именно, – поддержал его Энтрери.

Высунув голову из своего межуровневого убежища, Кантан с интересом следил за происходящим. Он видел, как Эллери с Мариабронном поспешили на помощь дворфскому жрецу и полуорку и как потом Атрогейт с ревом – вечно он ревет! – на полном ходу влетел в черный шар.

Кантан знал, что дроу умеют создавать такие непроницаемые для взгляда сферы, и, если темный эльф внутри, можно надеяться, что горгульи растерзают его в клочья.

Но вдруг его взгляд зацепил нечто знакомое, нечто, что обычно делал он сам, и чародей, проследив полет искры в обратном направлении, увидел дроу с волшебной палочкой в руке.

Крякнув, он подумал об участи дворфа, не испытывая, впрочем, никакого сочувствия к этому грубияну.

Однако Атрогейт промчался через огненный шар насквозь и выскочил весь в дыму, ругаясь на чем свет стоит.

Но Кантан уже успел о нем позабыть, его взгляд снова был прикован к Джарлаксу. Кто же такой этот темный эльф? И кто этот его страшный прихвостень, с такой легкостью изрубивший столько горгулий? Чародей честно признавался себе в том, что поступки странной пары заслуживают восхищения. Он уже много лет служил Нелликту, а в суровом мире Цитадели Убийц было негласное правило: чтобы выжить, необходимо справедливо оценивать и друзей, и врагов.

– Так кто же ты, дроу? – прошептал кудесник.

И в этот самый миг Джарлакс, словно услыхав его, обернулся и, заметив Кантана, вежливо прикоснулся к полям своей гигантской шляпы.

Чародей с досады закусил губу и мысленно обругал себя за то, что не воспользовался чарами невидимости. Хотя, быть может, это не помогло бы и дроу все равно его увидел.

Прятаться больше не имело смысла, и Кантан, вздохнув, повернулся, взялся за веревку и спустился на землю. Бегло осмотревшись, он понял, что битва окончена, и, щелкнув пальцами, убрал свое тайное убежище.

– Замок живой, – проговорил Ольгерхан. Он стоял, согнувшись и тяжело отдуваясь, и видно было, что ему с большим трудом удастся не рухнуть на колени. Рядом, положив руку ему на плечо, стояла Аррайан, ничуть не меньше одолеваемая слабостью.

– И там уже… зреют новые горгульи, – добавил старый Уингэм, поднявшийся по северному склону. – На зубцах башен. Едва эти улетели в вашу сторону, на их месте сразу же начали расти новые.

– Да, положеньице прелестное, – бросил Кантан.

– Надо разрушить замок, – решительно заявил Праткус. – Клянусь волей Морадина, подобному исчадию ада не место на земле! Хотя Думатойну угодно было бы знать о природе этой магии.

– Там громадная стена из камня и металла, – вмешался Мариабронн. – Как ее разрушить? Разве у Палишука есть на это силы? – Судя по его тону, ответ на вопрос был очевиден.

– Еще повезло, что эти налетели на нас, – добавил Уингэм. – Представляете, что бы они наделали в городе, где люди совершенно ни о чем не подозревают?

– Значит, теперь все должны узнать, – заявил следопыт. – Надо обеспечить защиту.

– Или готовиться к бегству, – ухмыльнулся Атрогейт.

– Если потребуется, король Гарет отправит сюда войска, – сказала Эллери. – Праткус прав. Это адское творение должно быть уничтожено.

– Но разве не глупо пытаться убить черепаху через толстый панцирь? – подал голос Джарлакс, и все повернулись к нему.

– А что, у тебя есть предложение получше? – спросил Атрогейт.

– Мне уже приходилось иметь дело с подобными строениями – наследием Женги, – признался дроу. – Мы с товарищем разрушили башню, во многом похожую на этот замок, правда гораздо меньшую, на окраине Гелиогабалуса.

– Так вы в этом замешаны? – поднял бровь Атрогейт. – За несколько дней до каравана к Бладстоунскому перевалу? Тогда на востоке здорово грохотало.

– Да, уважаемый, – кивнул Джарлакс. – Это мы с Энтрери уничтожили башню и ее гнусное население.

– А-ха-ха-ха!

Джарлакс отвесил поклон, а Энтрери брезгливо поморщился.

– Чтобы победить, – продолжал темный эльф, – надо пробраться внутрь. Так сказать, вползти под панцирь, где спрятано мягкое нутро.

– Мягкое? Вот уж не сказал бы, – ядовито отозвался Энтрери, которого такая перспектива явно не прельщала. К тому же в его темных глаза, внимательно следивших за товарищем, читалось подозрение.

– Мы слушаем тебя, уважаемый дроу, – поторопил Джарлакса Мариабронн.

– Сердце замка – жизненные флюиды, которые скрепляют все его части воедино, – заявил темный эльф, хотя сам не был уверен в своей правоте.

Действительно, башня в Гелиогабалусе пала, когда они вырвали резной камень из книги, и сестры-драконы сказали, что уничтожение личи привело бы к такому же результату. Однако Джарлакс совершенно не представлял, что должно быть «сердцем» такой грандиозной постройки, как этот замок, а главное – насколько же оно мощнее?

– Если мы лишим его жизненной силы, замок распадется сам собой, – не смущаясь, продолжал он. – И останутся только груды камней и железа, которые кузнецы да каменщики смогут пустить в дело, – закончил дроу, заметив, как занервничали при этом Ольгерхан и девушка. А это кое-что да значило.

– Может, все же лучше обратиться к королю Гарету, – с сомнением в голосе проговорил Мариабронн.

– Уважаемый Уингэм может отправить к нему гонцов, – объявила Эллери. – Наша же задача ясна: мы должны проникнуть в замок – под твердый панцирь к мягкому нутру.

– Говори за себя, – буркнул Атрогейт.

– Я так и делаю, – парировала Эллери. – Я отправляюсь в замок на рассвете. – Она умолкла и обвела внимательным взглядом своих спутников. – Я взяла вас с собой в расчете на подобный оборот событий. Враг определен, но жители Палишука не могут ждать, пока посланный доберется до Бладстоун-Виллиджа и там соберут войско. Поэтому я иду туда. Я никому из вас не приказываю следовать за мной, но…

– Само собой, тебе это и не понадобится, – перебил Эллери Джарлакс, и все снова обернулись к нему, а дроу в ответ вновь поклонился. – Мы тоже отправились в путь в расчете на такой оборот, поэтому пойдем в замок бок о бок с тобой.

«Бок о бок с тобой», – казалось, говорили глаза Энтрери, сверлившего приятеля взглядом.

– А-ха-ха-ха! – взревел Атрогейт.

– Да, следует все разведать, – согласился Кантан.

– Клянусь Думатойном! – подхватил Праткус.

– Ну, тогда все вместе, с Аррайан и Ольгерханом, – вмешался Уингэм, – вы сумеете отвратить угрозу, я не сомневаюсь.

– И эти тоже пойдут? – с досадой спросил Атрогейт.

– Они лучшие представители Палишука, – ответил старый полуорк.

– Так, может, потащим за собой все население этого чертова городишки?

– Полегче, полегче, дворф, – умиротворяющим тоном обратился к нему Кантан.

– Да мы больше времени потеряем оттого, что придется тащить с собой этих двоих, – проворчал дворф. – Я не собира…

– Все, довольно, – оборвал его чародей.

Аррайан оторвалась от Ольгерхана и подошла к дворфу.

– Мы вас не подведем, – сказала она.

Атрогейт только фыркнул и отвернулся.

– Вот и нашлась нам замена, – шепнул Энтрери Джарлаксу, когда они направлялись к своим спальникам.

– Нет, я уверен, что ты не захочешь пропустить такое приключение.

– Так ты, значит, с самого начала все знал, – с упреком сказал убийца. – Сестры тебя за этим и послали.

– С нами уже случилось нечто подобное, – отозвался дроу. – Кто-то открыл собрание магических книг, и это – продолжение нашего приключения.

– Да та башня этому замку годится разве что в качестве сторожки, – возразил Энтрери, – и то мы не смогли справиться с ее личи.

– Тем не менее, он уничтожен.

– Ага, и моя перчатка тоже.

Джарлакс остановился и несколько мгновений пристально глядел на друга.

– Правда твоя, – наконец проговорил он. – Но не переживай, мы что-нибудь придумаем.

– Это все, что ты можешь предложить?

– Но ведь до сих пор получалось?

– И думаешь, так всегда и будет?

– Само собой.

– Но только до последнего раза. А последний раз бывает лишь один.

Джарлакс задумался, а потом только молча пожал плечами.

– Когда они упадут, я просто переступлю через них, и все, – сердито бурчал Атрогейт, сидя на лохмотьях, когда-то бывших палаткой Кантана.

Он ворчал уже давно, но чародей его даже не слушал. Он пристально вглядывался туда, где Уингэм о чем-то разговаривал с Аррайан и Ольгерханом.

Странное что-то творится с этой парочкой.

– Ну, в чем дело? – спросил дворф, вдруг поняв, что его не слушают, и не слишком этим довольный.

Кантан быстро произнес какое-то заклинание, и в воздухе возникло нечто прозрачное, по форме напоминающее ухо. Чародей дунул, и оно поплыло в сторону беседующих полуорков. Девушка как раз поднялась и куда-то ушла, и Уингэм остался вдвоем с Ольгерханом. И с подслушивающим Кантаном, хотя полуорки и не подозревали об этом.

– Ты сам знаешь, что нужно делать, – серьезно и грустно сказал старик.

– Знаю.

– Надо не упустить время. И когда настанет час для решительного удара, пусть твоя рука не дрогнет.

– Да знаю я! – огрызнулся Ольгерхан.

– Ольгерхан, мне так же больно, как и тебе, – проговорил старик. – Ты понимаешь, что это не моя прихоть и не мой выбор. Это единственная возможность, иначе – конец.

Он вдруг понизил голос, а Ольгерхан промолчал, потому что Аррайан как раз вернулась.

– Как интересно, – чуть слышно пробормотал Кантан.

– Ну что там? Что?! – завопил Атрогейт.

– Может, ничего, – проговорил чародей, поворачиваясь к нему, и добавил: – А может, и все.

Сидя с опущенной головой в накинутом на лицо капюшоне, со связанными за спиной руками, Ньюнги уже утратил последнюю надежду.

Решив покориться судьбе, он даже стонать перестал.

Но тут чья-то рука аккуратно сняла с него капюшон, и старый сказитель увидел лицо друга.

– Сколько дней прошло? – спросил он, едва шевеля пересохшими губами.

– Всего два, – ответил Уингэм. – Я пытался пробраться к тебе, но Ольгерхан… – Торговец не договорил и поднял руки с обрывками веревки на запястьях.

– Твой юный друг просто тронулся!

– Он защищает девочку.

– Твою племянницу, – поправил Ньюнги как будто с упреком.

Уингэм недовольно поглядел на него, но промолчал и принялся развязывать веревки.

– Просто убить ее… – проговорил Уингэм.

– Это не убийство, она сама навлекла на себя такое.

– Но ведь не намеренно.

– Это не важно. Неужели ради одной девчонки ты готов принести в жертву целый город? – спросил старый мудрец.

Уингэм снова показал разрезанные на запястьях веревки, но старик явно не клюнул на эту уловку.

– Ты играешь с огнем, Уингэм.

– Игра началась до того, как я понял, насколько она опасна, – со вздохом проговорил торговец, – но только все закрутилось, выбора уже не было.

– Ты мог бы убить девочку, и все уладилось бы.

Уингэм промолчал, а потом сказал:

– Пошли. Надо предупредить город.

– Где девочка?

– Из Ваасы к нам приехали славные воины.

– Где девочка?

– Она отправилась в замок.

Ньюнги вытаращился на него.

– С командиром Эллери, племянницей Гарета Драконобора, – быстро добавил Уингэм, – и Странником Мариабронном.

– Ольгерхан с ней? – спросил Ньюнги.

– Ему велено любой ценой не допустить, чтобы замок захватил Аррайан.

Старый мудрец призадумался.

– Все равно слишком опасно, – наконец покачал он головой и двинулся к выходу мимо торговца.

– Ты куда?

– А разве ты сам только что не сказал, что нужно подготовить горожан? Только к чему? К защите или бегству?

– Боюсь, и к тому и к другому.

Часть 3 Тайны снаружи и внутри

Не раз Джарлакс, возвращаясь в свое жилище, которое он делил с Энтрери, доставал из кармана лиловый каменный череп. Вспоминая странные ощущения, испытанные им на месте старого кладбища, он пристально вглядывался в камень, словно пытаясь различить, какие еще необычайные возможности скрыты под его блестящей поверхностью. Некромантия, возможность властвовать над мертвыми, – великая сила, о которой дроу почти ничего не знал, но она не давала покоя его любопытству. Кто знает, какие выгоды можно извлечь из этого камешка?

Книга, в которой он был спрятан, уничтожена. Башня, питавшаяся жизненной силой Герминикля, тоже, от нее осталась лишь куча щебня и мусора. Но камень – вот он, и в нем пульсирует энергия. Он и есть настоящий трофей. Книга – это так, сладкий соблазн, глазурь, вроде той, которой Пайтер покрывает свои кондитерские шедевры. Но лиловый резной камень – это начинка, самое главное. Если бы только удалось овладеть им и употребить в дело…

Может, построить еще одну башню?

Или установить связь с миром мертвых? И, быть может, получать оттуда сведения? Найти там союзников и помощников?

Темный эльф с трудом удержался от улыбки. До чего же он любил испытывать новые волшебные игрушки, и даже опасности, которым он подвергался, когда в его руках оказался зловещий хрустальный осколок Креншинибон, не умерили его ненасытной жажды. Хорошо бы можно было связаться с Киммуриэлем – дроу, обладавшим псионическим даром. Ему ничего не стоило проникнуть в тайну любого магического предмета. Жаль, что Джарлакс получил этот череп уже после последней встречи со своим заместителем. Придется долго ждать до следующего назначенного свидания.

– Что же с тобой делать? – прошептал он, глядя на камень, и тот как будто блеснул в ответ, хотя, быть может, это была лишь игра воображения.

Однако, судя по поведению Ильнезары, эта вещь была не столь уж важна в сравнении с теми сокровищами, которые еще ждали своего часа. Какие еще вещицы Женги разбросаны по свету и что они сулят своим владельцам?

Может, в их силах сбросить с трона короля?

Или, наоборот, возвести на трон?

Эту мысль Джарлакс не додумал, решив как следует обмозговать ее позже.

Он мысленно проследил путь, который они с Энтрери проделали до Гелиогабалуса в диких землях Бладстоуна. Оба – странствующие искатели приключений, барышники в геройских одеждах. Живут как хотят и идут куда глаза глядят, прячась от ветра, куда бы он ни дул. В их странствиях не было никакой цели, кроме желания дроу испытывать новые ощущения и новые впечатления, будоражащие кровь, так непохожие на все, что он знал в течение нескольких веков. А Энтрери?

Нет, этого новые ощущения не манили, его звало в путь нечто иное, чего он, скорее всего, не понимал. Энтрери и сам не сказал бы, почему не бросил Джарлакса на этом долгом запутанном пути.

Но Джарлакс был уверен, что товарищ не оставит его, куда бы ни завела их дорога. А что бы он сказал, если бы дроу предложил ему задержаться на время, быть может, очень долгое по человеческим меркам? Если в руки им попадут сокровища Женги, а с ними – власть крушить или строить царства, согласится ли Энтрери заняться этим вместе с ним?

– Всему свое время, – пробормотал себе под нос Джарлакс, ступив на деревянную лестницу, что вела на балкон их жилища во втором этаже.

Солнце уже поднялось и жидким золотом горело сквозь утренний туман.

Джарлакс постоял, припоминая прощальные слова сестер-драконов. «Тайны Женги даже более величественны, чем сам Женги. Весь народ Дамары, и в особенности король Гарет, не перестает уповать, чтобы они остались похороненными вместе с королем-колдуном, – убежденно проговорила Ильнезара. – Но теперь мы знаем, что это не так, – добавила Тазмикелла. – По крайней мере некоторые из них всплыли на поверхность».

Еще больше, чем слова, Джарлаксу запомнился тон их голосов. В них ясно слышались почтение и страх. И в глазах сестер горел не только жадный интерес, но и испуг.

– При всем уважении к тебе, король Гарет, – пробормотал дроу, – будем надеяться, что сохранилось многое.

Он поглядел на домик на этой же улице, в котором он устроил Пайтера-кондитера. Двери его магазинчика пока закрыты, но Джарлакс знал, что тучный приятель впустит его в любой час.

Спустя некоторое время он снова стал подниматься по лестнице, зная, что за этой дверью с множеством запоров и ловушек его ждет первое из долгой череды единоборств – нужно убедить своего вечно сомневающегося язвительного товарища тронуться в путь к Ваасе.

Глава 14 Мир Женги

Подойдя на следующее утро к главным воротам замка, небольшой отряд из девяти человек обнаружил, что постройка уже почти завершена и ко входу ведет красивый, вымощенный плиткой подъезд. На стенах по обе стороны от поднимающейся решетки шевелились еще не вполне «вылупившиеся» горгульи, которые не смогли помешать спутникам добраться сюда.

– Сегодня ночью они уже будут готовы к вылету, – заметил Мариабронн. – Уингэм правильно сделает, если убедит жителей принять все возможные меры обороны.

– Едва ли это им поможет, – проворчал Атрогейт.

– Тогда давайте поскорее справимся с нашим делом, – сказала Эллери.

– Мы ж герои, – с нескрываемым сарказмом едва слышно пробормотал Энтрери, так чтобы его мог услышать только стоящий рядом Джарлакс.

Дроу уже готов был ответить, но внезапно у него возникло какое-то странное ощущение. Не понимая, в чем дело, он взялся за пуговицу жилета, под которой в тайнике был спрятан камень в виде резного черепа. По тонкому лицу темного эльфа пробежала тень тревоги. Возможно ли, чтобы волшебные камни могли сообщаться друг с другом? Может, он совершил серьезную ошибку, принеся свой камень в этот замок?

Первым у решетки, оканчивающейся остриями толщиной в руку, оказался Мариабронн.

– Похоже, там никого нет, – сообщил он остальным, заглянув в первый внутренний двор. – Я могу перекинуть крюк за стену и закрепить лебедку.

– В этом нет нужды, – подал голос Кантан и кивнул Атрогейту.

Фыркнув, дворф отстранил Мариабронна в сторону, бросив при этом:

– Дурак ты, колдун, я ж кишки надорву.

– Все мы здесь для чего-то нужны, но некоторые делают свое дело без лишней болтовни, – ответил Кантан.

– Ага, некоторые отсиживаются в сторонке да шевелят пальчиками, а другим в это время достается, дубиной по морде.

– Хорошо хоть, эта морда не блещет красотой, не так жалко.

– Пф!

Эта перепалка немного позабавила остальных, а Энтрери заметил Джарлаксу:

– Они тебе никого не напоминают?

– Только они не такие остроумные, как мы, и в этом вся загвоздка, – отозвался дроу.

Атрогейт между тем поплевал на ладони, присел и ухватился за решетку. Крякнув, он попытался приподнять ее, но у него ничего не вышло. Он рявкнул с досады, снова поплевал на руки и попробовал еще раз.

– Надо бы подсобить, – бросил он.

Мариабронн тут же ухватился за решетку рядом с дворфом, а Праткус и Ольгерхан бросились помогать с другой стороны.

– Да не вы, вот дубины! – проворчал Атрогейт.

Кантан между тем проговорил короткое заклинание, и волна энергии прокатилась от его рук к ворчливому дворфу. В тот же миг мышцы Атрогейта вздулись, кости стали с треском расти, и дворф вытянулся до размеров высокого человека.

– Давай еще разок! – крикнул он густым голосом.

Кантан снова что-то пробормотал, и вскоре дворф достиг высоты огра. Руки его по толщине напоминали теперь вековые деревья.

Он фыркнул так, что над товарищами словно прокатился раскат грома, и снова принялся тянуть.

Решетка со скрежетом подалась, и дворф, поднатужившись, оторвал ее от земли.

– Давайте скорей! – натужно прокричал он, и Энтрери одновременно с Эллери ринулись вперед, чтобы нырнуть в образовавшуюся щель.

Но в этот момент Атрогейт хрипло застонал, решетка потянула его книзу, а у остальных не хватило сил ее задержать.

Энтрери, хоть и опередил женщину, среагировал быстрее и успел не только остановиться и вывернуться из-под решетки, но и дернуть назад Эллери, которую иначе неминуемо насквозь пробили бы здоровенные острия. Она закричала, вместе с ней Аррайан и Праткус, Кантан же только усмехнулся. Что до Джарлакса, то он ничего не слышал и не видел, всецело поглощенный странными ощущениями, внушаемыми черепом. Когда же он, очнувшись, вдруг увидел увеличившегося до чудовищных размеров Атрогейта, то невольно отпрянул на несколько шагов, вытаращив на него глаза.

– Ах ты, сын кабацкой шлюхи! – заорал Атрогейт, не обращаясь ни к кому, но Энтрери посмотрел на него так, что от одного этого взгляда молоко могло бы скиснуть.

Джарлакс заметил это, но не понял, в чем дело: то ли его приятель сердит на то, что дворф не удержал решетку, то ли его разозлили эти слова. Джарлаксу так редко удавалось заглянуть за непроницаемые стены, которыми окружил себя этот человек-загадка. Но иногда все же удавалось…

Атрогейт в бешенстве расхаживал перед воротами, потирая мозолистые руки и поминутно затягивая свой нарядный ремень с огромной серебряной пряжкой, на которой были изображены скрещенные молнии.

– Ничего себе! – обратился к нему Мариабронн. – Ты один поднял решетку, нам здесь просто нечего было делать. Когда она потянула тебя вниз и ты согнулся, мне показалось, что на меня гора сейчас рухнет.

– Это все колдовские штучки, – уклончиво отозвался Атрогейт.

– Тогда пусть на нас наложат такие же чары, – обратился к Кантану Мариабронн. – И мы без труда сообща откроем ворота.

– Я уже использовал заклинание, – отводя глаза, сказал чародей.

Джарлакс испытующе посмотрел на него и на дворфа. Наверное, заклинание, увеличившее рост Атрогейта, было прикрытием, а источник необычайной силы дворфа – в чем-то ином. Атрогейт между тем снова подтянул свой ремень, и дроу улыбнулся, решив, что догадался, в чем дело. Джарлакс слыхал, что есть вещи, наделяющие своего владельца силой великана, самыми могущественными из которых считаются штормовые великаны, которые мечут молнии над горными вершинами. Джарлакс повнимательнее присмотрелся к пряжке Атрогейта с изображениями молний.

Дворф между тем снова встал у решетки и, уперев руки в бока, глядел на нее, как муж на неверную жену. Пару раз он потрогал и потянул прутья, но потом отошел.

– Не поднять мне ее, – наконец объявил он.

Увеличивающее заклинание Кантана стало терять силу, и вскоре Атрогейт принял свой обычный вид.

– Тогда через стену, – предложил Мариабронн.

– Погоди, – сказал дворф.

Взяв свои кистени, он принялся раскручивать их над головой. Утыканные шипами шарики из стеклостали тускло заблестели в утреннем свете. Потом дворф что-то шепнул над рукоятями кистеней. Из отверстия в шарике одного из них стала сочиться красновато-серая жидкость, вскоре покрывшая всю боевую часть оружия. Другой таким же образом оказался залит голубовато-серой жидкостью.

– Отойди-ка, гусыня! – рявкнул Атрогейт Эллери, которая подошла, чтобы рассмотреть его оружие поближе. – Если это заляпает твои красивые серебряные латы, от них мало что останется. Ха-ха!

С громовым хохотом он стал еще сильнее вращать оружием над головой, потом сделал оборот вокруг своей оси и нанес сокрушительный удар красным цепом по скрещению толстенных прутьев решетки. Почти сразу он ударил в то же место вторым цепом, и раздался взрыв такой колоссальной мощи, что у всех остальных земля под ногами затряслась. Еще один поворот – и новый громоподобный взрыв, потом еще и еще.

Вскоре, к изумлению всех, кроме Кантана, с кислым видом наблюдавшего за происходящим, металлическая поперечная балка треснула. Атрогейт удвоил усилия и в бешеном темпе завертелся у ворот, колотя по одному из вертикальных прутьев. Спустя некоторое время прут выгнулся, а потом отломился, и образовалась брешь, через которую вполне можно было протиснуться во двор.

Атрогейт резко остановился, и шарики его цепов беспорядочно заколотили по земле. Подбоченившись, он придирчиво осмотрел дело своих рук и, наконец, удовлетворенно кивнул.

– Я здесь затем, чтоб колотить. Вам что-нибудь еще разбить? – изрек он и, как всегда, разразился оглушительным хохотом: – А-ха-ха-ха!

– Вот бы он плохо прицелился и обоими цепами съездил себе по физиономии, – тихо сказал Энтрери приятелю.

– Тогда нам пришлось бы с ним проститься, и, быть может, его место занял бы дружище Энтрери? – так же тихо ответил Джарлакс.

– Заткнись.

– Он очень ценный союзник.

– И сильный враг.

– Тогда глаз с него не спускай.

– Ага, только, чур, наблюдать за ним сзади.

Энтрери так и сделал. Он пристально смотрел в спину дворфа, который, стоя руки в боки, глядел через брешь во двор замка. Поразительная сила этого маленького воина и мастерство, с которым он управлялся с оружием, несомненно, являлись достойными всяческого уважения, и убийца отдавал ему должное, несмотря на то, что дворф ему не нравился. А уж когда тот принимался скандировать свои идиотские речевки, Энтрери и вовсе готов был удавить его собственными руками. Если им доведется сразиться, то придется попотеть, чтобы победить этого несносного коротышку.

В конце коридора, образованного стенами ворот, открывался просторный внутренний двор. В толстых стенах были прорезаны проемы, в которых виднелись лестницы, ведущие, очевидно, наверх. Наверняка внутри имелись также и потайные коридоры.

– Вправо, влево или вперед? Нечего нам торчать у ворот, – продекламировал Атрогейт.

– Ты прекратишь когда-нибудь? – раздраженно спросил Энтрери и вместо ответа услышал привычный раскатистый хохот.

– Книга там, в конце, верно? – обратился Мариабронн к стоящей рядом с ним Аррайан.

Она помедлила, огляделась, и взгляд ее остановился на главной башне, виднеющейся за стеной, которая отгораживала второй внутренний двор.

– Да, нам туда. Так мне кажется.

– А как-нибудь поточнее нельзя? – спросил Кантан, но девушка лишь виновато и беспомощно посмотрела на него.

– Тогда вперед, – скомандовала Эллери.

Энтрери заметил, что Джарлакс дернулся, будто хотел возразить. Но вместо этого дроу тихо предупредил товарища:

– Будь начеку.

– А что будет?

Джарлакс лишь пожал плечами. Убийца же достаточно давно знал дроу, чтобы понимать: не будь он уверен, что их подстерегает серьезная опасность, не стал бы тратить силы на слова. И Энтрери, глядя на выстроенный из темного камня и железа замок, ощутил сильную тревогу.

Первым на грязный двор вышел Атрогейт, за ним Праткус и Эллери. Джарлакс же, едва пролез под решеткой, остановился, почувствовав внезапное головокружение и слабость. На него словно в один миг обрушилась сила огромной мощи. Быстро взглянув на Аррайан, дроу понял, что она тут ни при чем. Замок уже жил своей жизнью.

Он поглядел на простирающийся перед ним двор, и помимо воли его мысленный взор стал проникать под землю все глубже и глубже. Вскоре дроу увидел множество скелетов, погребенных под замком, и понял, что когда-то на этом месте было старинное кладбище. Потом он разглядел туннели, какое-то большое подземное помещение и непостижимым образом осознал, что там ждет нечто очень большое и сильное.

Остальные, прикидывая, что делать дальше, не заметили задержки Джарлакса. Во дворе было несколько каменных построек: слева от входа конюшня, у противоположной стены – кузница, а дальше – две длинные низкие казармы, протянувшиеся до самой стены, которая отделяла первый двор от второго. Посредине, перед воротами во второй двор, располагалась приземистая двухэтажная круглая башня.

Мариабронн показал на нее Эллери, та кивнула в знак согласия и жестом велела Атрогейту двигаться вперед.

– Я бы не стал… – начал было Джарлакс, но его прервал внезапный крик дворфа.

Все мигом повернулись к Атрогейту. Из-под мягкой, рыхлой земли вдруг появилась костлявая рука и схватила дворфа за лодыжку. Он хотел отпрыгнуть, оступился, упал, тут же подскочил, как мячик, и закричал снова, но уже не от неожиданности, а от ярости.

Рука, хватая воздух, высунулась еще больше, примерно до локтя.

В следующий миг Атрогейт кистенем разбил ее в прах.

Но рядом из-под земли пробилась вторая рука. Треснув и по ней, дворф вскричал:

– Да их сотни!

И похоже, он был прав. Вдруг по всему двору стали показываться из-под земли руки скелетов давно умерших людей.

Атрогейт покончил со второй рукой и помчался вперед с криком:

– Разобьем их в пыль!

Праткус бросился к нему, поднял священный знак в виде наковальни и громким голосом проговорил:

– Призываю мудрость Морадина, милость Думатойна и силу Клангеддина! Будьте вы прокляты, твари, и рассыпьтесь в прах!

Один скелет, уже наполовину вылезший из земли, задрожал под волнами невидимой энергии, так что кости его застучали. Но другие как ни в чем не бывало продолжали лезть на поверхность.

В голове Джарлакса барабанили какие-то темные ритмичные песнопения, обращенные к скелетам, а перед глазами плыли черные пятна. Резной камень под пуговицей как будто потяжелел, начал пульсировать и излучать энергию. Дроу ясно чувствовал, как вокруг него пробуждается нежить. Судя по интенсивности движения, в этом месте палишукские полуорки или их предки не одно столетие хоронили своих мертвецов.

В его ушах гремел лязг сотен челюстей, сотни голосов тянули одну заунывную песню, и сквозь этот шум пробивался всего один властный, могучий голос.

Вдруг дроу почувствовал, что кто-то схватил его за плечо, и вскрикнул. Бессознательно стряхнув в руку один из волшебных кинжалов из своего браслета, темный эльф приготовился ударить, но кто-то грубо вывернул его запястье. Джарлакс раскрыл глаза, словно очнувшись от кошмара, и увидел прямо перед собой сердитого Энтрери, который держал в двух местах его руку и озадаченно смотрел на товарища.

– Ничего-ничего, все в порядке, – тряхнув головой, проговорил темный эльф, высвобождаясь.

– Ты что-то увидел? – спросил убийца. – В чем дело?

– Попали мы, – ответил дроу, и они одновременно взглянули на странное сражение, разворачивающееся во дворе.

– Ты их бей мечом, а не коли! – посоветовал Джарлакс.

– Как хорошо, что ты все разузнал, – язвительно бросил Энтрери и кинулся на ближайшего к нему мертвеца.

Коготь Шарона прошел сквозь ребра скелета и наткнулся на спинной хребет. Убийца ожидал, что покойник развалится пополам, но тот лишь отступил на пару шагов, а потом снова двинулся на него.

Энтрери ударил еще сильнее, но упрямый скелет останавливаться не желал.

Вспыхнувший рядом ослепительный разряд ударил в костлявую нежить. Убийца едва успел отклониться.

Мертвеца отбросило на несколько шагов, он потерял пару ребер и руку, но все так же упрямо шел вперед. Джарлакс в совершенном недоумении переводил взгляд с него на свою волшебную палочку.

Тогда Энтрери, не теряя времени, дважды рубанул покойника по черепу.

Наконец, нежить рухнула на землю, и кости сложились аккуратной кучкой.

– Ну дела, – проговорил Джарлакс.

– Мы точно попали, – согласился Энтрери.

Праткус глазел на священную наковальню с таким выражением, будто его жестоко обманули. Губы у него дрожали, и он все повторял один за другим имена своих богов, ожидая объяснения.

– Бить тяжелым оружием! – донесся до него голос Мариабронна. – Крушите кости!

Но дворфский жрец так и стоял, недоуменно качая головой.

В этот момент у него под ногами из-под земли вырвалась костяная рука и схватила жреца за щиколотку. Праткус, не переставая бормотать себе под нос, стряхнул ее с ноги. Тут же появилась и вторая рука, а в разрыхленной почве между ними показался череп.

Взвыв, Праткус высоко подскочил и с размаху всадил в макушку черепа кулак в металлической рукавице. Кость треснула, но рассвирепевшему дворфу было мало, он подпрыгнул еще и снова треснул кулаком, пробив череп насквозь.

Тянущиеся к нему костлявые пальцы дернулись и замерли.

– Вот вам, дьяволы! – выдохнул дворф и для надежности еще раз долбанул череп.

Вместо длинного меча Мариабронн выхватил небольшую булаву. Более полагаясь на скорость и мастерство, чем на грубую силу, он вертелся волчком, колотя двух рвущихся к нему мертвецов. Звук ударов напоминал барабанную дробь, и от скелетов во все стороны летели обломки.

Эллери билась своим обычным оружием. От ее сокрушительных ударов время от времени в воздух взлетало ребро или рука. Но покойники не сдавались и упорно лезли и лезли из земли, и там, где падал один, двое вставали на его место.

Ольгерхан чуть поодаль свирепо махал дубиной, а Аррайан с помощью заклинаний осыпала мертвецов магическими разрядами, но дела у них продвигались неважно, и оба быстро уставали.

Рослый Ольгерхан загораживал девушку и крякал не от увлечения битвой, а от боли, причиняемой костяными пальцами, рвущими ему кожу. Вдруг один из покойников проскочил мимо него и двинулся к Аррайан. Полуорк взвыл от ужаса.

Готовый любой ценой помешать нежити, он повернулся, но с изумлением увидел, что его помощь не нужна: мертвец даже не посмел приблизиться к девушке.

Ольгерхан смекнул почему и отшвырнул покойника как можно дальше, боясь, как бы кто не заметил, что нежить избегает нападать на его подругу.

Из всех спутников лучше всех для такого сражения был вооружен Атрогейт. Его кистени, со свистом рассекая воздух, разбивали кости в прах и сносили черепа, хотя дворф и не воспользовался ни одним из наложенных на оружие заклятий.

Похоже, он получал удовольствие, воюя с армией нечисти. Белая пыль облаком окружала его, а неистовый дворф лишь зловеще хохотал, с молниеносной быстротой нанося удары.

Кантан все время держался возможно ближе к нему. С начала боя он применил всего лишь одно заклинание – создал громадный полупрозрачный кулак, который завис в воздухе перед ним.

Один из скелетов хотел подобраться к чародею, и огромная призрачная пятерня обхватила его. Усмехаясь, Кантан отдал руке мысленный приказ сжаться, и скелет рассыпался, а крепко сжатый кулак тут же мощным ударом отшвырнул в сторону еще одного нападающего.

– Продолжаем наступать! – приказал Мариабронн. – Нам надо в башню любой ценой!

Но вдруг раздался крик Ольгерхана, и, обернувшись, следопыт увидел, что могучий полуорк стоит на одном колене и из последних сил отмахивается от осаждающих его мертвецов.

– Дворфы, помогите ему! – гаркнул Мариабронн.

Праткус тут же ринулся на окруживших Ольгерхана скелетов, но Атрогейт был слишком далеко и чересчур увлечен боем, чтобы откликнуться на зов.

Джарлакс, не спеша ввязываться в общую свалку, по-прежнему стоял у стены, между тем как его приятель, орудуя не слишком подходящим для такой драки мечом, еще до призыва Мариабронна сумел пробиться поближе к паре полуорков.

Кантан также не торопился помогать обессилевшим палишукцам и, едва Эллери и Мариабронн стали продвигаться к Ольгерхану и Аррайан, предпочел последовать примеру остающегося в тени Джарлакса. По мысленному приказу чародея громадный волшебный кулак пробился к Атрогейту, расшвыривая покойников, схватил дворфа, который даже в пылу схватки изумился, увидев такое чудо, поднял и понес к Кантану.

Тем временем Мариабронн, Эллери и Праткус выстроились треугольником, чтобы защитить Ольгерхана, а Энтрери потащил за руку Аррайан, мечом отбиваясь от нежити.

– Ну, пошли же, – не оглядываясь, уговаривал он девушку, тяжело повисшую на его плече.

Обернувшись, он увидел, что она не то что идти не в состоянии, но уже упала бы без его поддержки.

Вложив оружие в ножны, Энтрери подхватил девушку на руки. Аррайан, которая то теряла сознание, то ненадолго приходила в себя, все же крепко обвила его шею, и убийца стал пробиваться сквозь толпу мертвецов, лавируя между ними со своей ношей.

Мариабронн тоже в момент короткой передышки заставил Ольгерхана подняться на ноги, но тот, едва следопыт, перестал его держать, снова чуть не упал.

Энтрери тем временем сгрузил почти бесчувственную Аррайан рядом с Кантаном, и чародей недовольно пробормотал:

– Только нянькой быть не хватало.

Убийца с такой злобой посмотрел на него, что, казалось, сейчас прирежет колдуна.

– Она ранена? – спросил дроу.

Энтрери пожал плечами, поскольку на теле девушки, несмотря на ее очевидное бессилие, не было никаких следов ранений.

– Да, объясни-ка, пожалуйста, почему нашу драгоценную Аррайан нужно носить на ручках, хотя она не потеряла ни капли крови, – язвительно добавил Кантан.

– Позаботься лучше о своем дружке, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, проговорил Энтрери как раз в тот момент, когда призрачная рука опустила рядом с ними рассвирепевшего Атрогейта.

– Давайте сюда, пробьемся к башне! – издалека крикнул им Мариабронн.

– Их слишком много! – прокричал в ответ Джарлакс. – На открытом пространстве нам не победить, нужно пробираться по туннелям в стене!

Мариабронн ответил не сразу, но, трезво оценив обстановку во дворе, понял, что дроу прав. Из-под земли вылезло уже несколько десятков мертвецов, и отовсюду, хищно шевеля пальцами, показывались все новые лишенные плоти конечности.

– Расчисти им путь, – обратился Кантан к Атрогейту.

Тот, фыркнув, раскрутил кистени над головой. Магический кулак пристроился рядом с ним, и вместе они освободили дорогу к стене четырем товарищам, оставшимся в гуще битвы.

Джарлакс почти сразу скрылся в проеме слева от входа, но вскоре показался снова и махнул рукой остальным. Все девять спутников вошли вслед за ним, а магический кулак Кантана прикрывал их отступление, круша нежить.

Оказавшись внутри, Мариабронн поспешно захлопнул тяжелую дверь, по которой с другой стороны сразу начали скрести костлявые пальцы.

– Хорошенькое начало, ничего не скажешь, – изрек Кантан.

– Замок сам себя охраняет, – добавил Джарлакс.

– И, похоже, не только себя, – сказал чародей, бросив многозначительный взгляд в сторону Аррайан.

– Так дальше не пойдет, – сердито проговорил Мариабронн. – Мы сражаемся небольшими группами и прикрываем только своих друзей, не заботясь обо всем отряде.

– Может, мы не думали, что кого-то придется так тщательно прикрывать, – пробурчал Атрогейт, недобро поглядев в сторону полуорков.

– Уж тут ничего не поделаешь, мой дорогой дворф, – сказал следопыт. – Если мы не будем действовать сообща и дружно, то не достигнем башни никогда и не получим ответов на свои вопросы.

– Пф!

– И в этом наша единственная надежда, – закончил Мариабронн.

К изумлению Атрогейта, Кантан согласился со следопытом.

– Ты прав, – сказал чародей, не обращая внимания на презрительное фырканье дворфа. – Все как один ради общей цели.

Правда, голос его прозвучал не вполне искренне, а Джарлакс и Энтрери заметили, какой взгляд он при этом бросил на Аррайан.

Глава 15 Чудовища

Коридор оказался таким узким и низким, что всем, кроме дворфов, пришлось согнуться в три погибели. Хуже всего пришлось широкоплечему Ольгерхану – в особенно узких местах ему приходилось прилагать усилие, чтобы протиснуться.

Вскоре отряд вышел в небольшую круглую комнату, из которой коридор тянулся дальше.

– Тихо, как мыши, – прошептал Джарлакс. – Не хотелось бы здесь вступать в бой.

Атрогейт тут же оглушительно фыркнул.

– Видно, ты решил идти первым, спасибо, – проговорил Энтрери, однако дворф, совершенно нечувствительный к интонации, принял его слова за чистую монету и издевки не заметил.

– Тогда вперед! – заорал он и потопал дальше, держа в руках свои кистени, которые время от времени гулко бились о каменные стены, и тогда остальные спутники невольно замирали. Сам же Атрогейт, понятное дело, только хохотал.

– Если грамотно прикончить его, то труп как раз перекроет коридор, и мы сможембежать, если понадобится, – довольно громко сказал шедший третьим Энтрери шагающему следом за ним Джарлаксу.

– У нас есть цель, – наставительно промолвил Праткус.

– Если мы уйдем отсюда без этого типа, это можно будет считать победой, – ответил убийца, а Атрогейт громогласно рассмеялся.

– За мной, людишки и дворфы, все как один! Станем стеной и победим! – взревел он.

– Ну все, с меня хватит, – сквозь зубы процедил Энтрери и, поскольку здесь неровный туннель повышался, сделал сальто и перемахнул через голову Праткуса.

Шедший впереди жреца Атрогейт резко обернулся, решив, что убийца сейчас набросится на него с оружием. Однако тот пролетел над ним и приземлился впереди, а когда дворф вернулся в прежнее положение, перед ним уже никого не было, и никто не понял, куда подевался убийца.

– И как это понимать? – подбоченившись, обратился Атрогейт к Джарлаксу.

– Я ему не нянька, дорогой мой.

– Он побежал вперед, спрашивается: зачем? Сообщить врагам, что мы уже здесь?

– Боюсь, мой добрый дворф, тебе самому это превосходно удалось и без помощи Артемиса Энтрери.

– Ну хватит, – подал голос Мариабронн из-за спины Эллери, шедшей за дроу. – Мы не можем себе позволить ссориться и драться друг с другом. В замке и без того врагов предостаточно. К тому же у нас времени нет.

– Ну, так куда же он пошел? – не унимался дворф. – И кто он вообще – шпион или убийца?

– Скорее, и то и другое, и в обоих делах он мастер, – ответил Джарлакс. – Прошу тебя, идем, и чем быстрее и осторожней, тем лучше. Сегодня противники ждут нас на каждом углу, – так что не надо своей… хм… поразительной храбростью привлекать еще и новых.

Атрогейт фыркнул, круто повернулся и потопал дальше. Но не успел он сделать и пары шагов, как из-за поворота показался некто и перегородил ему дорогу.

Видом он был похож на человека, довольно высокий и плотный, с мускулистыми руками и толстыми узловатыми пальцами. Безволосая голова крепко сидела на короткой шее, а в холодных глазах не было ни одной живой искры. Он без колебаний двинулся на Атрогейта, и все, кроме дворфа, поняли, что перед ними существо неживое.

– Э, чего тебе? – растерявшись, спросил Атрогейт, не сообразив, что перед ним нежить. – Ну, чего?

– Это же голем! – крикнул Джарлакс.

В тот же миг дворф с воплем ринулся на врага. Мгновенно раскрутив свои кистени, он нанес ему два удара. Голем дернулся, но боли, видно, не почувствовал и продолжал наступать как ни в чем не бывало.

Праткус отскочил подальше, опасаясь, как бы рассвирепевший соратник не заехал ему кистенем по голове. Атрогейт же крутил оружием как сумасшедший.

Однако голем продолжал идти, протягивая к дворфу руки. Тот уклонился, чтобы не попасть в жуткие объятия, но, к несчастью, оказался слишком близко к стене. Один из кистеней громко звякнул по камню, и голем тут же перехватил его за цепь.

Зато вторым кистенем Атрогейту удалось проломить чудовищу челюсть и порвать щеку. Открытая изувеченная челюсть устрашающе отвисла, но великан, казалось, был абсолютно нечувствителен к боли. Он потянул за цепь, но упрямый Атрогейт мертвой хваткой вцепился в рукоять, поэтому через мгновение взвился в воздух.

И вдруг мимо дворфа просвистел арбалетный болт и впился чудовищу в глаз. На месте глазницы образовалось кровавое месиво. Голем взревел, но не остановился. Прижав добычу к груди, он крепко сдавил Атрогейта могучими ручищами.

Дворф вскрикнул, но вовсе не оттого, что его сжали слишком сильно. Просто он почувствовал, что нечто больно укололо его сквозь панцирь, как будто на груди голема были латы с острейшими шипами.

Чудовище сжимало его все сильнее, крепкий Атрогейт сопротивлялся как мог, но понимал, что голем скоро расплющит его в лепешку.

Он вновь почувствовал укол и сдавленно застонал.

Воззвав к Морадину, Праткус принялся вливать в товарища целительную энергию, чтобы поддержать его силы, а Джарлакс, перезарядив арбалет, выстрелил в другой глаз голема и ослепил его. Посторонившись, он уступил место Мариабронну. Тот выпустил стрелу и попал чудовищу в плечо.

Атрогейт же беспрестанно вскрикивал от новых болезненных уколов, недоумевая, что это может быть.

И вдруг голем его отпустил.

Дворф брякнулся на пол и отскочил, опрокинув при этом Праткуса.

Тут он увидел, что из груди чудовища ненадолго показалось острие знакомого меча с алым лезвием. Поднявшись на ноги и подбоченившись, дворф с удовольствием наблюдал, как меч еще пару раз проткнул голема насквозь, после чего тот рухнул на пол, будто у него ноги подломились. Позади поверженного чудовища стоял Артемис Энтрери и невозмутимо обтирал о его тело свой меч.

– Мог бы и предупредить нас, – упрекнул его дворф.

– Я кричал, но ты так шумел, что не расслышал, – холодно отозвался убийца. – Путь свободен до самой угловой башни, – продолжал он, обращаясь к остальным. – Но за дверью, которая ведет на балкон, мы встретим отпор.

– В лице кого? – поинтересовался Мариабронн.

– Горгулий. Их две. – Он пнул тушу, лежащую у ног. – А может, и больше. Там имеется еще одна дверь, через которую можно выйти на восточную стену. Если за ней есть горгульи, придется драться и с ними.

– Тогда нам понадобятся магия и стрелы, – решил Мариабронн и поглядел на Кантана и Джарлакса.

– Идем, – кивнул чародей. – Чем дольше медлим, тем больше нам придется сражаться, так я думаю. Пока мы тут стоим и болтаем, замок плодит монстров.

– Да, и создает новых взамен утраченных, как горгулий, – согласился следопыт.

– Тогда лучше места, чтобы тренировать юных воинов-дворфов, не придумаешь, – встрял Атрогейт. – Добрый глоток «веселого мясника» – и вперед, к новым сражениям. Похоже, всякие твари здесь не переведутся никогда.

– В таком случае можешь забрать это адское строение себе, когда мы покончим с нашим делом, – милостиво разрешил Джарлакс. – Будешь учить детишек.

– Ха-ха! Их у меня тридцать, и все уже славные вояки, рубятся где-то, так и знай!

– Надеюсь, мне не доведется с ними встретиться.

– Ха-ха!

– Может, пойдем, наконец? – кисло спросил Кантан и обратился к Энтрери: – Веди нас и освободи мне проход в эту комнату.

Бросив еще один недовольный взгляд на дворфа, Энтрери двинулся по коридору. Вскоре туннель несколько расширился, ушел немного вверх и закончился массивной дверью, стянутой железными скобами. Оглянувшись на товарищей и убедившись, что все готовы, Энтрери быстро распахнул дверь и влетел внутрь.

Тут же, едва не задев его, в комнату сквозь открытую дверь впорхнула искра, и почти сразу же башню сотряс взрыв, а из открытого проема вырвались языки пламени.

Изнутри послышались вопли. Атрогейт, раскрутив кистени над головой, ринулся внутрь. На него тут же напала горгулья с горящими крыльями и дымящейся головой. Она вцепилась в дворфа вполсилы, ослепленная и ошеломленная неожиданным взрывом. Дворф без труда вырвался и ударил ее кистенем в грудь. Горгулья перелетала через перила, а вскоре за ней последовала и другая.

В комнату вбежал Праткус, за ним – Джарлакс с озабоченным выражением на лице, затем Эллери и Мариабронн. Последним, странно усмехаясь, вошел Кантан. Но едва он переступил порог, чья-то рука сбоку ухватила его за воротник и дернула к себе.

Рядом с дверью затаился Энтрери, которого почему-то никто, входя, не заметил.

– Ты надеялся, что я прошел внутрь, – прошипел убийца.

На лице Кантона выражение изумления и испуга сменила гримаса превосходства.

– Убери руку, – потребовал он, пытаясь держаться с достоинством.

– А может, сломать тебе шею? – возразил Энтрери. – Ты думал, что я вошел в комнату, и без всякого предупреждения запустил туда огненный шар.

– Я думал, тебе хватит ума не путаться под ногами боевого мага! – огрызнулся Кантан.

Шум сражения усиливался, к тому же Ольгерхан рвался в комнату, стараясь убрать их с дороги, но ни чародей, ни наемный убийца не обращали на него внимания. Пристально глядя друг другу в глаза, они словно замерли на пороге.

– Знаешь, – издевательски произнес Кантан, – в следующий раз у тебя не останется времени на расспросы.

– Следующего раза не будет, – пообещал Энтрери таким тоном, что улыбка превосходства мигом слетела с лица чародея.

Убийца отпустил мага, довольно грубо пихнув напоследок, и ринулся в глубину комнаты, молниеносным движением выхватывая одновременно меч и кинжал. При этом он в первую очередь позаботился о том, чтобы снова не попасть под огонь Кантана.

Легко перемахнув через перила, он оказался на карнизе балкона. Подсунув одну ногу в щель под ограждением, убийца оттолкнулся, затем, зависнув на мгновение вниз головой, чуть подтянулся на ноге, высвободил ее и, уменьшив таким образом инерцию падения, пролетел оставшиеся восемь футов до подножия башни.

На него сразу же набросились три горгульи и голем, – правда, все они пострадали от взрыва огненного шара. Летающие монстры не могли подняться в воздух, к тому же у одного из них не действовала рука. И, тем не менее, именно он с неожиданной свирепостью первым ринулся к наемному убийце.

Когтем Шарона Энтрери проломил ему череп. Чудовище отлетело назад, осело на пол и, бросив на своего обидчика взгляд, полный ненависти, замертво рухнуло навзничь.

Энтрери усмехнулся, но радоваться победе не было времени. Коля кинжалом и рубя мечом, он занялся остальными. Раненые чудовища не поспевали за ураганной скоростью убийцы. Он носился между ними, нанося удар то одному, то другому, заставляя противников натыкаться друг на друга.

Его спутники очень быстро заняли балкон. Очередная горгулья перелетела через перила, отброшенная мощным ударом Атрогейта. Падая, она чуть не сбила с ног Энтрери, все же он успел увернуться. Горгулья рухнула на пол между големом и Артемисом, и исполин, уже готовый схватить убийцу, споткнулся об нее и упал.

Коготь Шарона в тот же миг раскроил ему череп.

Энтрери отскочил в сторону и встал под балконом. Отсюда ему было видно, что Эллери и Мариабронн спускаются по внешней стене башни, держа перед собой, как щит, смертельно раненную горгулью.

Остальные крылатые твари их заметили и ринулись сверху.

Энтрери быстро разделался с одной из своих горгулий: сперва он отсек ей правую лапу, почти сразу всадил глубоко в грудь смертоносный кинжал, а после полоснул мечом по горлу. Чудовище дико забилось в предсмертных судорогах.

Бросив его, Энтрери поспешил на помощь Мариабронну и всадил меч в хребет напавшей, на него твари.

– Ты отличный воин, – оценил Мариабронн.

– Остальные не хуже, – поспешно добавила Эллери с ревнивыми нотками в голосе.

В этот момент она почему-то показалась убийце не такой красивой, как раньше, и свежая глубокая рана на ее плече была тут ни при чем.

Вскоре спустился и Праткус, что-то бормоча себе под нос.

– Богам уже тошно слышать мои бесконечные призывы! – вскричал он. – Сколько это еще продлится?

– Пф! Бесконечно! – с довольным видом рявкнул Атрогейт.

И чтобы излить обуревающие его чувства, дворф ринулся к обожженной, израненной горгулье, которая беспомощно извивалась на полу. Бестия, увидев его, с трудом приподнялась и, сверля Атрогейта ненавидящим взглядом, плюнула. Дворф зашелся радостным смехом и, раскрутив кистени, мгновенно превратил ее голову в кровавую кашу.

– Бесконечно, – повторил он уже спокойнее. Энтрери посмотрел на Джарлакса, словно говоря взглядом: «Из-за него мы все погибнем».

Но дроу лишь плечами пожал: похоже, дворф его забавлял.

Энтрери же, наоборот, не покидала тревога. У него было нехорошее предчувствие, что его ранят или убьют. Он вдруг подумал, что никогда прежде не испытывал ничего подобного. Ни разу за те тридцать лет, что он провел в драках и поединках, у наемного убийцы не было ощущения, что новое сражение может стать последним.

Он, правда, никогда над этим и не задумывался, А теперь вот незнакомое доселе чувство гложет его.

Энтрери с подозрением посмотрел на Джарлакса: может, это он какими-то чарами внушает ему беспокойство. Но потом его взгляд перебежал на полуорков. Они оба стояли у стены, в сторонке, стараясь как можно меньше попадаться на глаза остальным. Задержавшись глазами на Аррайан, убийца вдруг ощутил странный порыв подойти к девушке и утешить и с трудом подавил его.

Растерявшись от этих непонятных ощущений, Энтрери взялся за рукоять меча и немного вытащил Коготь Шарона из ножен, мысленно требуя от него верности. В ответ, как и следовало ожидать, клинок обрушил на него поток проклятий и угроз, внушая хозяину, что он всего лишь слабый смертный и в один прекрасный день клинок все-таки одержит над ним верх, вот тогда-то ему не поздоровится.

Усмехнувшись, убийца спрятал клинок в ножны, напрочь забыв о странном приливе тревоги и сочувствия.

Когда он снова включился в общую беседу, до него дошли слова Кантана:

– Возможности замка неисчерпаемы, а наши ограниченны.

Судя по его тону и сердитым взглядам, которые маг бросал на Атрогейта, тот продолжал вещать, что готов драться бесконечно.

– Но выжидать мы тоже не можем, – вмешалась Эллери. – Пока мы будем восстанавливать силы, замок только умножит свою защиту, и нам снова придется сражаться.

– А у тебя есть предложение получше? – спросил Праткус. – Мои чары на исходе. Правда, я взял с собой пару свитков, но в них лишь несложные целительные заклинания, да еще у меня есть одно снадобье. Я потратил много магических сил, когда мы сражались с летучими змеями и дрались ночью с горгульями. Я просто выжат. Чтобы восстановиться, мне нужен отдых и время для молитвы.

– Сколько? – быстро спросила командир.

– Ну, половина ночного сна.

Эллери, Мариабронн и Кантан одновременно покачали головами.

– Мы не можем ждать так долго.

– Тогда идем вперед! – провозгласил Атрогейт.

– Ты говоришь так, будто знаешь, куда надо идти, – заметила Эллери.

– Она сказала, что нашла книгу там, где сейчас главная башня, – напомнил дворф, ткнув пальцем в Аррайан. – И именно туда мы и направлялись, если я ничего не путаю.

– Так и есть, – подтвердил Мариабронн. – Но там все только начинается. Мы не знаем, по-прежнему ли книга на месте и что она вообще собой представляет.

Атрогейт презрительно фыркнул.

– Она там, – раздался негромкий голос, и весь отряд, как по команде, повернулся к Аррайан, которая сжалась в комок под их взглядами.

– С чего ты взяла? – рявкнул дворф.

– Книга там, – чуть более уверенно произнесла девушка и оглянулась на Ольгерхана, ища поддержки. – Дядя Уингэм не все вам рассказал.

– Тогда, быть может, ты это сделаешь, – предложил Кантан.

– Башня… да и все вокруг, оно… создано книгой, – сказала девушка.

– Мы тоже так предположили, – мягко вмешался Мариабронн, стараясь ей помочь, но Аррайан, волнуясь, подняла руку.

– Книга – часть замка, она вросла в него магическими щупальцами. Она лежит на них, открытая. – И Аррайан соединила раскрытые ладони, словно держала в руках книгу. – Страницы переворачиваются сами, их перелистывает волшебный ветер, будто книгу кто-то читает.

Кантан, подозрительно прищурившись, спросил девушку, откуда она все это знает, а Энтрери и Джарлакс понимающе переглянулись.

У Энтрери внезапно пересохло в горле. Он лихорадочно обдумывал, что бы такое сказать, чтобы помешать девушке выложить все, что она хотела…

– Потому что я первая открыла книгу Женги, – промолвила она, и наемный убийца затаил дыхание. – Дядя Уингэм попросил меня изучить книгу, пока Мариабронн доложит о ней в Воротах Ваасы. Мы надеялись, что, когда вы прибудете в Палишук, нам станет известно об этой вещи больше.

Ольгерхан начал беспокойно переминаться, и это, разумеется, заметили все остальные.

– И что же? – поторопил девушку Кантан.

– Не… не знаю, – запнувшись, нерешительно выговорила Аррайан.

– Не знаешь что? – резко спросил чародей, ставший вдруг внушительным и грозным, несмотря на свое хрупкое сложение, и сделал шаг по направлению к ней. – Ты раскрыла книгу и начала читать. Что произошло потом?

– Я… – И Аррайан испуганно смолкла.

– Девчонка, у нас нет времени на хождения вокруг да около! – сердито прикрикнул маг.

Энтрери почувствовал, что его руки сами собой легли на рукояти клинков, чтобы перерезать Кантану горло, если потребуется.

– Я начала ее читать, – согласилась девушка. – Но не запомнила ничего из того, что там сказано, – честно говоря, я не уверена, что там что-то сказано – это просто слоги, рифмованные и странно звучащие.

– Отлично! – встрял Атрогейт, но на него никто не обратил внимания.

– Я ничего не помню… кроме того, что слова – если это были слова – как будто сами слетали с моих губ.

– Книга воспользовалась тобой как средством, – рассудил Мариабронн.

– Не знаю, – в который раз повторила девушка. – Потом я очнулась у себя дома в Палишуке.

– Она очень плохо себя чувствовала, – вмешался Ольгерхан и загородил собой подругу, будто показывая, что готов сразиться с каждым, кто посмеет ее обвинить. – Эта книга отплатила ей злом и наслала болезнь.

– А вы нам платите злом, навязавшись на нашу голову, – добавил Кантан то ли издевательски, то ли всерьез.

– Вы можете все бросить и уйти, а она – нет, – договорил здоровяк полуорк.

– А ты уверена, что она в главной башне? – спросил Мариабронн, старясь говорить мягко, но и в его голосе, помимо воли, зазвучали резкие ноты.

– И почему ты не рассказала нам обо всем этом раньше? – требовательным тоном спросил Кантан. – Может, ты хотела, чтобы мы погибли, без конца сражаясь со всякой нечистью? И что потом?

– Да нет же! – жалобным голоском возразила девушка. – Я не знала…

– Для человека, изучающего магию, ты вообще знаешь поразительно мало! – сурово оборвал ее Кантан. – Такое сочетание крайне опасно.

– Ну, все, хватит! – решительно прервал их Мариабронн. – Если мы будем препираться, то не договоримся ни до чего стоящего. Что было, то было. Теперь мы знаем что-то новое и у нас появилась надежда. Все эти чудища лишь прикрытие нашего главного врага. Значит, нужно найти дорогу к башне и книге, и там, я уверен, нам все станет ясно.

– Умерь свой пыл, следопыт! – бросил ему маг, не скрывая злости. – Может, еще поднимешь штандарт короля Гарета и наймешь глашатаев известить, что мы идем?

Чародей с таким сарказмом и злобой произнес имя всеми почитаемого короля, что присутствующие оторопели. Мариабронн сурово нахмурился, но Джарлакса и Энтрери больше поразила реакция Эллери.

Куда подевалось благородное бесстрашие геройского командира? Она как будто попала между двух огней и не знала, что сказать. Похоже, она многое отдала бы, чтобы стать в эту минуту как можно незаметней.

– А ведь она – родственница короля, – шепнул Джарлакс своему приятелю.

В который раз они убеждались, что их спутников связывают какие-то непростые, таинственные отношения.

– Добираться до башни долго и трудно, – вмешался Праткус. – Нам необходимы все силы и разум, и мы должны быть готовы ко всему. Мы знаем, куда надо идти, так пойдем туда, куда знаем, – закончил он, явно исчерпав запас слов.

– Отлично сказано! – похвалил Атрогейт.

– Да, путь долгий, и другого нет, – согласился Мариабронн. – Там нам все станет ясно. Уважаемый Атрогейт, возьми на себя вон ту дверь. А я осмотрю северный коридор. Можно спокойно вздохнуть и восстановить силы едой и питьем, если это необходимо. И быть готовыми ко всему.

– Думаю, столь витиеватым образом наш друг предложил нам передохнуть, – негромко обратился Джарлакс к Энтрери, но товарищ его не слышал.

Он думал о Герминикле и о разрушенной башне в окрестностях Гелиогабалуса, глядя при этом на Аррайан.

Проследив направление его взгляда, дроу так долго не сводил с товарища глаз, что тот в конце концов повернулся к нему.

– Не смей даже думать, – предостерег Джарлакса наемный убийца и решительно направился к девушке и ее верному телохранителю.

Дроу с интересом наблюдал за ним со спины.

– Превосходную флейту создал ты, отшельник Идалия, – едва слышно пробормотал он.

И подумал, будет ли Энтрери благодарен или, наоборот, прирежет во сне, если узнает, какую роль сыграл Джарлакс в этом великом превращении.

– Можно тебя на минутку? – подойдя, обратился к Аррайан наемный убийца.

Посмотрев на него с подозрением, Ольгерхан ближе придвинулся к своей подруге.

– Поди-ка, поболтай с командиром Эллери или дворфом, – посоветовал Энтрери полуорку, но тот лишь решительно скрестил руки на могучей груди, настороженно глядя на него исподлобья.

– Ольгерхан – мой друг, – вступилась девушка. – Если ты хочешь мне что-то сказать, можешь говорить при нем.

– Пожалуй, мне хочется не столько поговорить, сколько послушать, – ответил убийца. – И я бы предпочел, чтобы мы остались вдвоем. Ступай, – обратился он к Ольгерхану. – Если бы я желал Аррайан зла, ее уже давным-давно не было бы в живых.

Глаза полуорка гневно сверкнули.

– И тебя тоже, – добавил Энтрери. – Я видел, как ты сражался. Тебя я тоже видел в бою и знаю, что твои магические силы, дражайшая Аррайан, истощены. Прошу прощения, но впечатление довольно жалкое.

Ольгерхан, похоже, едва сдерживался, чтобы не броситься на него и не придушить.

– Книга сосет из тебя жизнь, – добавил убийца, удостоверившись, что его никто, кроме них, не слышит. – Освободиться от этого не так-то просто.

Оба полуорка невольно оторопели – Энтрери понял, что попал в точку.

– Ну что, теперь ты согласна переговорить с глазу на глаз или нет?

Аррайан нерешительно поглядела на него, повернулась к другу и попросила его оставить их на несколько минут. Здоровенный полуорк неохотно подчинился и отошел, все время оглядываясь на убийцу.

– Ты открыла книгу и начала читать, а потом вдруг поняла, что остановиться уже не можешь, верно? – без предисловий приступил к делу Энтрери.

– Я… похоже, так, но я помню все очень смутно, как во сне. Я думала, что той защиты против темной магии Женги, которую я предприняла, будет достаточно, но, видимо, ошиблась. Все, что я помню: мне стало очень плохо, едва я вернулась домой. А потом Ольгерхан привел Уингэма, Мариабронна и еще одного старика, сказителя Ньюнги.

– Уингэм настойчиво убеждал нас взять тебя в замок.

– Больше ничего не оставалось.

– Он надеялся, что мы уничтожим книгу прежде, чем она поглотит тебя без остатка, – рассудил Энтрери, и девушка промолчала. – Ты говоришь, плохо себя чувствовала.

– Да, я не могла ни есть, ни встать с постели.

– Но сейчас, похоже, тебе лучше, а твой друг… – Энтрери мельком глянул в сторону Ольгерхана, – с трудом выдерживает бой и не способен защитить даже себя.

Аррайан только руками развела.

И тут убийца обратил внимание на ее кольцо, такое же как у Ольгерхана, и заметил, что крупный камень в нем заметно потемнел.

Ольгерхан тем временем двинулся в их сторону.

– Следи за тем, что говоришь, – предупредил девушку Энтрери. – Не рассказывай нашим спутникам слишком много. Если книга черпает жизнь из тебя, значит, замок из-за тебя становится больше и сильнее. Поэтому необходимо найти другой способ оборвать эту магическую связь, кроме того, что и так очевиден. Однако, думаю, ни ты, ни твой дружок не хотели бы им воспользоваться.

– Это угроза? – спросила девушка, а ее друг, похоже, расслышав ее последние слова, бросился к ней бегом.

– Нет, это добрый совет, – ответил Энтрери. – Поэтому, моя милая, следи за тем, что говоришь, если тебе жизнь дорога.

И, вновь взглянув на Ольгерхана, он повернулся и пошел прочь.

Артемис Энтрери помнил личи Герминикля и слова сестер-драконов о нем. Он понимал, что нужно убить Аррайан, чтобы разрушить основу строения Женги и покончить с замком. Еще недавно он не испытал бы ни малейшего отвращения, подумав об этом, и не стал бы ни секунды колебаться – Аррайан давно истекла бы кровью.

Но сейчас он не мог с этим смириться, и задача представлялась куда сложнее.

– Она прочла книгу, – сообщил он Джарлаксу, вернувшись. – Она – Герминикль этого замка. Достаточно убить ее, и дело сделано.

– Не поможет, – покачал головой Джарлакс.

– Но ведь ты сам говорил, что башню можно разрушить, если уничтожить личи.

– Так мне сказали Ильнезара и Тазмикелла, причем со всей убежденностью.

– В этом строении личи – Аррайан, ну, или скоро ею станет, – возразил Энтрери, хотя сам он, даже если его рассуждение и оказалось бы верным, не имел ни малейшего намерения чинить расправу над девушкой.

– Возможно, но лишь отчасти.

– Но ведь она прочитала книгу!

– А потом бросила ее.

– Но она выпустила заключенную в ней магию.

– Остальное не имеет к ней ни малейшего отношения.

– Ну-ка говори, что тебе известно?

– Почти ничего, как и тебе, – признал дроу. – Но все это… – И он развел руками, подразумевая величину строения. – Неужели ты и впрямь считаешь, что в столь неопытной волшебнице оказалось достаточно сил, чтобы питать подобную конструкцию?

– Но книга Женги?

Джарлакс вновь покачал головой, – очевидно, он не сомневался, что здесь задействовано что-то еще. И решил во что бы то ни стало выяснить, что же именно, – из чисто практических соображений.

Глава 16 Продвижение вперед

Энтрери ушел вперед, а остальной отряд, покинув угловую башню, двинулся по внутренним коридорам восточной стены. Никто им не помешал, по дороге попались только пара мертвых горгулий и обезглавленный голем, все трое с глубокими колотыми ранами в спине.

– Ну он дает! – несколько раз хвалил друга Джарлакс.

Они подошли к лестнице, которая вела к приоткрытой двери; в щель лился солнечный свет. Едва они начали подъем, дверь отворилась и в проеме показался сам Артемис Энтрери.

– Мы сейчас находимся в месте соединения внешней стены и внутренней, разделяющей два двора, – сообщил он.

– Если стоять спиной к внешней стене, то главная башня будет за поворотом, – прикинул Мариабронн, но убийца покачал головой.

– Те горгульи, что напали на нас ночью, – далеко не все, что есть в замке, – сказал он. – Отсюда и до выхода вся стена кишит этими тварями, и, если слишком приблизиться к ним, они могут очнуться, тогда нам придется каждый шаг делать с боем.

– Может, в таком случае добраться до середины внутренней стены, – предложила Эллери, – там спрыгнуть и бегом – к двери башни?

– Наверняка она заперта, – сказал Мариабронн.

– Да, а чтобы добраться до нее, придется пересечь двор, где нас ждут десятки мертвецов, – добавил Джарлакс.

– В любом случае придется драться, – встрял Атрогейт. – Костлявые покойники меньше кусаются! – И он хихикнул. – Веди нас скорей, мне это нравится! – В повисшей тишине его лающий хохот прозвучал дико.

– Это далеко? – спросил Мариабронн Энтрери.

– Напрямик через двор от внутренних ворот до двери башни – семнадцать футов, – пожал плечами Артемис.

– И дверь, скорее всего, надежно заперта, – добавила Эллери. – Покойники набросятся на нас, как воронья стая.

Она поглядела на Праткуса.

– У меня есть заклинания против покойников, – неуверенно проговорил дворф, – но они почему-то не действуют.

– Похоже, ими управляет более сильная воля, – предположил Джарлакс. Но вдруг в его красных глазах зажегся огонек, и он спросил у Энтрери: – Далеко мы от этой башни сейчас?

– Футах в ста.

– А насколько башня выше конька крыши стены в том месте, где мы находимся?

Выгнувшись, Энтрери поглядел назад, в дверной проем:

– Разница небольшая. Может, футов пятнадцать.

– Тогда веди на стену.

– Э, ты чего надумал? – спросил Атрогейт.

– Просто мне надоело сражаться.

– Пф! А я слыхал, что эльфы-дроу горазды драться.

– Только когда это необходимо.

Дворф снова фыркнул, но Джарлакс, мило улыбнувшись, протиснулся мимо него вслед за Энтрери и вышел на площадку снаружи. Когда подтянулись остальные, он уже оценил обстановку и удовлетворенно кивал:

– Получится.

– Тогда, просим, расскажи, что ты надумал, – сказал Мариабронн.

– Мы, дроу, обладаем некоторыми… способностями, – ответил Джарлакс.

– Он умеет левитировать, – пояснил Энтрери.

– Но левитировать и летать – разные вещи, – возразил Кантан.

– Да, но я могу подобраться достаточно близко и закрепить крюк на крыше башни, – сказал дроу.

– Карабкаться долго, особенно по скату, – сказал следопыт, прикинув предполагаемый маршрут.

– Все же это лучше, чем рубиться на каждом шагу, – возразил Джарлакс.

При этом он снял шляпу и вынул из-за ленты крепкую веревку. Он понемногу тянул ее, и веревка кольцами свивалась у его ног. Когда он закончил, на полу лежал моток высотой почти до колен.

– Сто двадцать футов, – заметил темный эльф приятелю, единственному из присутствующих, кто не удивился появлению волшебного шнура.

Затем, вынув из уха серьгу с драгоценными камнями, Джарлакс что-то пошептал над ней, серьга начала расти и превратилась в небольшой крюк.

Дроу привязал его к концу веревки, а веревку стал наматывать на руку. Энтрери между тем закрепил другой ее конец за зубец стены.

– Хуже всего будет, если своими передвижениями мы привлечем внимание горгулий, – сказал Джарлакс спутникам. – Так что перебираемся очень осторожно…

Атрогейт, как и следовало ожидать, презрительно фыркнул.

– Теперь нужно установить очередность, – продолжал дроу. – Первым полезет, естественно, мой друг, и хорошо бы еще один воин перебрался к нам как можно быстрее. А вот ей понадобится помощь. – Он кивком показал на Аррайан. – Может, у тебя что найдется?… – обратился он к Энтрери.

Тот нахмурился и принялся молча шарить в мешке на поясе. Оттуда он извлек нечто из ремней и крючков, напоминающее узду для очень большой лошади, и бросил темному эльфу.

Джарлакс быстро распутал ее и показал остальным что-то вроде сбруи, в которой люди, знакомые с методами городских воров, опознали бы приспособление, называемое «взломщик».

– Ну, хватит болтать! – вмешалась Эллери, подбородком показав на внешнюю стену, где гроздьями висели горгульи.

– Тогда подтолкни меня как следует, добрый дворф, – попросил Джарлакс, и Атрогейт с готовностью ринулся к нему, растопырив руки.

– Нет, когда я проскочу мимо, – быстро добавил дроу, испугавшись, что тот еще, чего доброго, толкнет его не туда. Он поставил дворфа у самого внутреннего края стены, а сам отошел назад, тщательно примериваясь. – А ты поторопись, – попросил он Энтрери.

– Хорошенько закрепи крюк, – сказал в ответ убийца.

Кивнув, Джарлакс разбежался. На бегу он пробудил внутреннюю способность к левитации и приподнялся над перекрытием. Атрогейт ухватил его за ремень и пихнул так, что Джарлакс отлетел очень далеко от остальных.

Некоторое время он продолжал подниматься и достиг высшей точки, преодолев половину расстояния до башни. Здесь полет его замедлился. Сила левитации могла удерживать его лишь вертикально, и, когда инерция разбега и толчка Атрогейта закончилась, Джарлакса отделяло от стены башни около двадцати футов. Но он был значительно выше ее крыши и начал раскручивать крюк.

– Горгульи рядом с коньком, – крикнул он Энтрери, который был готов ползти по веревке. – Они пока не обращают на меня внимания, наверное, и на тебя не обратят, пока ты туда не ступишь.

– Вот это здорово, – чуть слышно буркнул себе под нос наемный убийца.

Дыхание его оставалось спокойным, лицо невозмутимым, но воображение осаждали тревожные картины: вот горгульи обрывают веревку и он с высоты падает во двор или они набрасываются на него, когда он ползет над провалом двора, совершенно беспомощный.

– Натяни скорее веревку! – крикнул он Атрогейту, и дворф сразу послушался.

Едва крюк был закреплен, убийца прыгнул на натянутый шнур, обхватал его лодыжками и принялся быстро-быстро перебирать руками, одновременно настолько согласованно подтягивая сильное гибкое тело, что со стороны казалось, будто он скользит по веревке.

Очень скоро он добрался до крыши башни. Повиснув на руках, он раскачался, отпустил веревку и спрыгнул, еще в полете выхватывая клинки. Расчет оказался безупречен – он уверенно приземлился на ноги на каменном парапете, и как раз в этот миг на него набросилась горгулья.

Убийца полоснул ее мечом по морде, всадил в горло кинжал, и чудовище полетело вниз. Энтрери перескочил с зубчатого ограждения на крышу и схватился с новым противником.

– Ну давай, красавчик, – проворчал Ольгерхану Атрогейт, уже нацепивший на себя снаряжение взломщика.

Не дожидаясь, пока полуорк ответит, дворф вскочил на зубец, ухватил парня сзади за ремень, другой рукой зацепил за веревку свою «сбрую» и так, удерживая одной рукой Ольгерхана, полез по веревке, с поразительной силой перехватывая ее одной рукой и подтягиваясь.

Повисший над пропастью Ольгерхан сперва вертелся, пытаясь ухватиться за дворфа, но тот сердито крикнул ему:

– Виси себе тихонько и береги силы, дубина ты! Я оставлю тебя там одного, так что будь готов защищаться, пока не вернусь!

Ольгерхан успокоился и, вернувшись, поглядел назад. Мариабронн уже лез вслед за ними. Следопыт полз по веревке почти так же ловко, как Энтрери, и быстро нагонял дворфа.

Между тем на башне уже полным ходом шел бой. Джарлакс взмыл над коньком, чтобы сподручнее было вести обстрел отравленными болтами и разрядами из волшебной палочки.

– Ты следующий, – сказала Эллери Праткусу. – Им понадобится твоя помощь.

Сама же она, приподнявшись на носки, прижалась к стене и наблюдала за ходом сражения. Время от времени над крышей башни, хлопая громадными кожистыми крыльями, поднималась какая-нибудь горгулья, и Эллери с замиранием сердца ждала, что тварь сейчас заметит натянутую веревку и ползущих по ней беззащитных людей.

Праткус нерешительно замялся, и Эллери бросила на него грозный взгляд.

Тот со словами «Не хочу задерживать остальных» подчинился и полез по веревке.

Эллери повернулась к Кантану:

– У тебя есть какое-нибудь приспособление?

Тот покачал головой и вдруг так неожиданно применил заклинание, что Эллери невольно вскрикнула и отшатнулась. Оказалось, чародей послал разряд в горгулью, которая набросилась на Атрогейта и Ольгерхана.

– Если ты имеешь в виду приспособление для лазанья, то нет, – пояснил маг.

– Да хоть бы что-нибудь, – невесело промолвила она.

Оказавшись на крыше, Энтрери пришлось сражаться сразу с несколькими горгульями. Трех он зарубил, но над ними вились еще четыре, и тогда убийца перешел в оборону.

Одну из них поразил стоящий повыше Джарлакс, с помощью волшебной палочки облепив ее вязкой зеленоватой массой. Горгулья со склеенными крыльями ухнула вниз и прилипла к стене, не в силах освободиться. Вторая, бросив Энтрери, взлетела к левитирующему дроу. Но как только убийца собрался перейти к решительному натиску и покончить с двумя оставшимися горгульями, к нему слетела еще пара.

Беззвучно выругавшись, он продолжал вертеться волчком, облегчая себе отступление черными завесами Когтя Шарона. В какой-то миг, искоса глянув на веревку, он увидел, что Атрогейт уже близко, и поймал себя на мысли, что на удивление рад появлению этого несносного дворфа.

Энтрери, ведя бой по определенному плану, заставил противников повернуться так, чтобы товарищи сразу могли принять участие в схватке.

Шаг влево, затем шаг вправо, к центру крыши. Одна горгулья метнулась сверху, он упал на колено и резанул ее мечом. Стал подниматься, но когтистая лапа едва не схватила его за волосы, и Энтрери быстро кувырнулся вперед. Мгновенно вскочив и развернувшись, молниеносно работая клинками, он отразил нападение сзади. Сражаться с такими противниками, умеющими взмывать вверх и бросаться с высоты, было нелегко, и любого другого человека они уже одолели бы. Но Артемис Энтрери не был обычным воином и уверенно отражал все атаки.

Добравшись до зубчатой стены главной башни, Атрогейт остановился.

– Встанешь на ноги – и дерись! – гаркнул он Ольгерхану и, поднатужившись, зашвырнул его на крышу.

Полуорк зацепился ногой за зубец и рухнул на скат всем телом.

Дворф разразился хохотом.

– Давай же слезай, – прервал его сзади голос Мариабронна.

– Я возвращаюсь за девчонкой, – объяснил Атрогейт. – Перелезай через меня, и в бой!

Повторять не пришлось, и Мариабронн, стараясь миновать дворфа как можно аккуратнее, полез на башню. Но у Атрогейта теперь обе руки снова были свободны, и он, ухватив следопыта за лодыжку, забросил его к Энтрери и Ольгерхану. Поскольку дворф висел под веревкой, то не мог видеть, как они столкнулись, однако шум он слышал и потому снова довольно расхохотался.

Насмеявшись вдоволь, он оттолкнулся и заскользил вниз по веревке. Не добравшись до стены, дворф заметил, что Праткус уже в пути, и резко остановился, вцепившись обеими руками в веревку. В отличие от Энтрери и Мариабронна жрец не стал цепляться за шнур ногами, а висел только на руках, быстро перебирая ими и помогая себе всем телом.

Понаблюдав за ним, Атрогейт одобрительно цокнул языком. На жреце был надет кожаный жилет, и видно было, какими буграми вспучились его обнаженные руки.

Когда Праткус подобрался ближе, Атрогейт изловчился и пощупал его мышцы.

– Маленько заколдовал себя, да? – спросил он.

– «Бычья сила», – подтвердил Праткус, крепко сжав руку Атрогейта.

И, мощно крутнувшись всем корпусом, жрец обошел его и продолжил подъем к башне. Атрогейт же, хохотнув, двинулся дальше.

– Кто следующий? – спросил он, добравшись до остальных.

– Забирай Аррайан, – решила Эллери. – Потом пойдет Кантан, а я – последняя.

– Боюсь, у нас не осталось времени, – раздался сверху голос Джарлакса.

Он бросил Атрогейту вторую веревку, и дворф подтянул его вниз.

– Мы снова разбудили замок, – пояснил дроу, спускаясь, и показал во двор.

Там из-под земли снова полезли мертвецы.

– Н-да, славненько, – проговорил Кантан.

– Они лезут и в туннели в стенах, – сообщил Джарлакс.

– Думаешь, им хватит мозгов перерезать нашу веревку? – вскричал Атрогейт.

– Славненько, – повторил маг, а Джарлакс повернулся к Эллери:

– Давай ты, быстро.

Эллери закрепила за спиной топор и щит и полезла по веревке, минуя все еще болтавшегося под ней Атрогейта.

– Поторопись, а то я врежусь макушкой сама знаешь куда, – предупредил дворф.

Она промолчала, но поползла очень быстро.

– Бери девчонку и сбросишь ее вниз, – вдруг услышал Атрогейт голос Кантана у себя в голове. Дворф изумленно выпучил глаза и вопросительно воззрился на мага. – Как только она умрет, считай, мы победили, – продолжал все тот же голос.

– Давай ко мне, девочка, – послушно позвал дворф Аррайан.

Но едва она шагнула к нему, рядом опустился Джарлакс и схватил ее за руку.

– Я сам возьму ее, – сказал он и, обращаясь к Кантану, добавил: – А ты иди с ним.

Маг постарался сохранить невозмутимое лицо и не выдать охвативших его злости и подозрительности: может, дроу каким-то образом сумел перехватить магическое сообщение, посланное им дворфу? Или проницательный эльф разгадал их план по озадаченному взгляду Атрогейта? Скрывая неуверенность, Кантан прибегнул к сарказму:

– Что же, ты так быстро научился летать?

– Нет, я левитирую.

– Вниз-вверх, я полагаю.

– И при этом ничего не вешу. – И с этими словами дроу закрепил конец своего шнура на другом крючке «сбруи» дворфа. – Мы ничуть не отяготим тебя, уважаемый.

Атрогейт понял, что он задумал, и разразился лающим смехом. Кантан нерешительно приблизился, и дворф, не теряя времени даром, грубо схватил его за пояс и дернул.

– У меня воздушный змей в виде эльфа-дроу! – гоготнул он.

– Держись за ремни, – посоветовал Джарлакс чародею, – освободи Атрогейту руки, иначе можем не добраться до башни.

Кантан поглядел в глаза дроу. Очевидно, тот опасался его, однако время бросить открытый вызов пока не настало. У Кантана в запасе был большой арсенал заклинаний, но все же, вне зависимости от исхода поединка с дроу, предстояло сражаться и с многочисленными обитателями замка.

Поэтому чародей стал послушно шарить по сбруе Атрогейта, стараясь зацепиться понадежнее. Вдруг он завопил: дворф, не дожидаясь, пока он схватится, рванул его, удерживая на весу. Тут уж Кантан вцепился в него обеими руками. Атрогейт же, с силой оттолкнувшись от стены ногами, быстро двинулся по веревке.

Джарлакс подобрал провисший шнур, подошел к краю стены вместе с Аррайан и, бросив ей: «Держись крепче», к величайшему ужасу девушки, просто шагнул вниз.

Он парил довольно высоко, так что их не могли достать пробившиеся сквозь землю мертвецы. Кантан, хоть и слышал о способности темных эльфов левитировать, подозревал, что дроу пользуется какой-то магической вещью. А поскольку всяких волшебных штук и драгоценностей у него было полно и маг не знал, какая для чего предназначена, то чувствовал он себя довольно неуютно.

– Мы уже близко, Эллери! – заорал Атрогейт. – Береги зад! А-ха-ха!

И Эллери торопливо прибавила ходу.

Сражение на крыше уже закончилось, но мертвецы пытались вскарабкаться по стенам, да и новые горгульи отовсюду устремлялись к башне.

Мариабронн, носясь от стены к стене, отстреливал из лука и тех и других. Ольгерхан, с ног до головы израненный, поскольку из-за крайнего изнеможения просто не успевал вовремя уворачиваться, тоже неуклюже передвигался по крыше и старался помогать товарищам, швыряя на карабкающихся по стенам покойников трупы горгулий.

Артемис Энтрери пытался не обращать внимания на всю эту суматоху. По небольшой лесенке на стене он спустился к толстой железной двери, через которую можно было попасть в башню. Внимательно осмотрев дверь, он обнаружил, что на ней кроме сложного замка имеется не одна хитрая западня, – замок надежно себя защищал. Спешить некуда: пока остальные не подойдут, он не собирался отворять дверь, поэтому убийца осторожно принялся изучать косяк, петли, пол, в котором могли быть плиты, реагирующие на нажатие.

– Нужно побыстрее попасть внутрь! – крикнул ему Мариабронн, и вслед за его словами послышалось жужжание спущенной тетивы.

– Тогда не подпускайте ко мне этих тварей! – ответил убийца.

Тут Ольгерхан закричал от боли.

– На помощь! – крикнулследопыт.

Ругаясь вполголоса, Энтрери вынужден был вернуться на крышу. Мариабронн отбивался от двух горгулий как раз в том месте, где крепилась веревка. Со стороны к нему летело третье чудовище.

Рядом, едва держась, повис Ольгерхан.

– Помоги мне! – крикнул снизу Праткус. Встать полуорк не смог и протянул вниз руку. Энтрери сбил одну из горгулий как раз в тот момент, когда Праткус влез на крышу. Дворф бросился сперва к Ольгерхану, но, брезгливо поморщившись, помчался к Мариабронну, на ходу проговаривая целительное заклинание. Следопыту тоже досталось от когтей чудовищ, и он уже с заметным усилием держал оборону.

Ощутив благодаря маленькому жрецу прилив сил, Мариабронн крикнул Энтрери:

– Мы справимся! Займись дверью!

Энтрери посмотрел на натянутый над двором канат, по которому медленно продвигалась Эллери, а за ней в странной последовательности остальные: держась за Атрогейта, висел Кантан, а за дворфом парил Джарлакс с девушкой.

Тряхнув головой, Энтрери снова спустился к двери. Прикинув, сколько у него в запасе времени, пока подоспеют остальные, он еще раз хорошенько все проверил.

Как всегда, он все рассчитал точно, и замок щелкнул в тот момент, когда другие члены отряда собрались у верхней ступеньки. Энтрери потянул дверь на себя и посторонился, а Атрогейт попытался сунуться внутрь.

Убийца удержал его за плечо.

– Ну чего? – недовольно буркнул дворф, и убийца приложил палец к губам.

Пригнувшись, он прошел внутрь. Быстро осмотрев каменные плиты, Энтрери достал щепотку какого-то белого порошка и посыпал ею одну из них.

– Не наступи, – предупредил он Атрогейта и отодвинулся.

– И ты на что-то сгодился, – проворчал дворф и устремился вперед.

Энтрери дождался Джарлакса, шедшего последним. Дроу усмехнулся с многозначительным видом и специально наступил на ту самую плиту.

– Правильно, пусть думают, что им без тебя не обойтись, – похвалил он товарища. – Похоже, ты начинаешь кое-что понимать, – продолжал он. – Мне стоит быть настороже?

– Да.

Услышав этот простой ответ, Джарлакс ухмыльнулся.

Глава 17 Кантан и книга

За дверью оказалась круглая комната, занимающая все пространство этажа. Напротив, в северной стороне, стоял базальтовый алтарь. Камень был с красными прожилками, и этот природный рисунок делал еще более грозными покрывающие жертвенник рельефные изображения драконов. За ним, между двумя горящими жаровнями, лежало громадное яйцо, внутри которого, свернувшись, вполне мог уместиться рослый человек.

– Место удобное для драки, – пробормотал Атрогейт. Судя по голосу, такая возможность его скорее радовала.

По всей комнате на равном расстоянии друг от друга стояли саркофаги из полированного камня с золотым декором, так что вероятность сражения, учитывая схватку с мертвецами, казалась вполне реальной. На боковинах каменных ящиков были изображены существа, напоминающие людей, с прижатыми к туловищу руками, длинными ногами и длинными собачьими мордами.

– Гноллы? – предположил Джарлакс.

Энтрери тем временем закрывал дверь, мастерски устанавливая заново все запоры.

– Не будем мешкать и все выясним, – сказал Мариабронн, указывая на другой выход из комнаты: справа от них вниз уходила лестница, ограниченная перилами в половину человеческого роста.

Не сводя взгляда с ближайшего саркофага и держа руку на эфесе меча, следопыт прошел на середину комнаты. Он услышал глухой шум, будто что-то зашевелилось внутри каменного гроба, и открыл было рот, чтобы предупредить остальных, но они и сами это почувствовали. Энтрери сорвался с места и быстрее всех добежал до лестницы. Перемахнув через перила, он легко приземлился на ступени и, мигом спустившись ко второй двери, стал внимательно осматривать ее и прощупывать пальцами дверную поверхность и косяки.

Явных признаков ловушек не было, нужно было исследовать дверь с предельной тщательностью, но времени на это не оставалось. Убийца слышал, как со скрежетом открываются саркофаги, а его спутники спешат к лестнице.

Энтрери занялся замком.

Однако дверь вдруг сама собой распахнулась настежь.

Убийца отпрянул, схватившись за оружие. Но в проеме никого не оказалось, а за спиной Энтрери на лестнице, хитро улыбаясь, уже стоял Кантан.

– Заклинание? – спросил убийца.

– Я подумал, так будет лучше. Нет времени возиться.

«Конечно лучше, – подумал Энтрери. – Ты правильный момент выбрал – я бы все равно ничего не смог сделать с западней или каким-нибудь чудищем за дверью». Однако вслух он этого не сказал, хотя проницательный человек и так прочел бы это у него на лице.

– Они выходят, – с тревогой сказала сверху Эллери.

– Мумифицированные гноллы, как интересно, – проговорил Джарлакс.

Энтрери, однако, не испытывал ни малейшего интереса иуж никак не горел желанием встретиться с этими тварями. Держа клинки наготове, он бросился вперед мимо Кантана.

Вопреки ожиданиям, они оказались не на нижнем этаже. Снаружи башня была невысокой, и никак нельзя было предположить, что в ней больше двух этажей. Выскочив в дверь, спутники очутились на балюстраде, протянувшейся по всему внутреннему периметру здания. В северной части с нее вела вниз широкая каменная лестница. Подойдя к железным перилам, балясины которых напоминали изогнувшихся драконов с распахнутыми крыльями, Энтрери понял, в чем дело: нижний круглый зал был полуподвальным, а от него лестница в несколько ступенек поднималась к небольшой прихожей у главного входа в башню, так что в плане нижний этаж напоминал собой замочную скважину.

И в этой самой прихожей, рядом с лестницей, на уже виденных Энтрери однажды щупальцах, покоилась книга Женги, книга творения. Убийца с усилием отвел взгляд от цели их путешествия и внимательно оглядел круглую комнату. Между тем кто-то из его спутников захлопнул дверь, в которую они вошли, и в тот же миг с другой стороны по ней замолотили тяжелые кулаки. Джарлакс невозмутимо произнес: «Стоит поторопиться».

Но Энтрери спускаться не спешил. Он уже заметил пару железных големов, пока неподвижно стоящих в разных концах помещения, и живо вспомнил столкновение с таким же созданием в башне Герминикля. Но главное, эта круглая комната не была изолированной: по всей окружности стены ее прорезали входы в подземные туннели, сложенные из обтесанных камней. Может, по ним уже бегут целые орды скелетов?

Что-то громко звякнуло за спиной, и, обернувшись, Энтрери увидел, что Атрогейт стоит, задумчиво глядя на дверь, железный засов которой подпрыгивает под ударами гноллов с той стороны.

Дворф молча снял свой походный мешок и, порывшись в нем, извлек несколько железных скоб. Разместив их по периметру двери, он повбивал скобы одним концом в камень точными ударами кистеней. Отойдя на пару шагов, коротышка, подбоченившись, с удовлетворением осмотрел результат своих трудов:

– Так-то оно понадежней будет.

– Гноллы – самое мелкое из наших затруднений, – подал голос Энтрери.

Те из его спутников, кто уже осмотрел нижний зал, молча с ним согласились. Только Ольгерхан и Аррайан стояли у стены как приклеенные. Похоже, сама близость магического фолианта лишала девушку остатков сил. Да и товарищ ее выглядел не лучше.

– Вот она, – произнес Кантон, увидев книгу. – Мне нужно попасть туда.

– Тогда статуи оживут. А сражаться с железным големом ох как непросто, – предупредил Джарлакс.

Разразившись громовым хохотом, Атрогейт подошел к перилам.

– А ты разве еще не видел, что могут вытворять Стукалка и Шмякалка? – спросил он, подразумевая, очевидно, свое оружие.

– Стукалка и Шмякалка? – недоуменно переспросил дроу.

Атрогейт гоготнул и, прикидывая что-то, глянул вниз, где как раз под ним поблескивала металлическая макушка одного из големов.

– Встречаемся внизу! – крикнул дворф и, снова пошептав над своими кистенями, сиганул через ограждение.

– Когда-то он их называл Паршивцем и Убивцем, – заметила Эллери, и Джарлакс впервые на памяти Энтрери не нашелся что сказать.

С головой, конечно, у дворфа не все в порядке – с этим никто не стал бы спорить, но зато в бою ему не было равных. Слетев с балюстрады, он уселся на плечах железного изваяния, скрестив ноги у него под подбородком. Голем сразу зашевелился, но дворф, не дав ему руки поднять, треснул кистенем по его железной голове, и в месте удара череп голема мгновенно проржавел. Атрогейт ударил другим кистенем в ту же точку, и макушка голема прогнулась внутрь.

Железный великан все равно размахивал руками, но преимущество было на стороне дворфа. Он с непостижимой точностью колотил кистенями, сперва образуя в намеченной точке ржавчину, а потом нанося сокрушительный удар. Ему удалось снести голему одну руку, но, хотя великан схватил Атрогейта второй и швырнул на пол, дворф, подпрыгнув, как мячик, несколько раз ударил его по ноге и отбил и ее. А потом для верности хорошенько треснул железное чудовище в грудь, оставив в ней обширную вмятину.

Однако второй голем тоже ожил и уже шел к храброму дворфу, к тому же и из туннелей доносился какой-то шум.

Мариабронн, Эллери, а за ними Праткус рванули к лестнице, а Энтрери спрыгнул с карниза и, пролетев пятнадцать футов, сделал кувырок, гася силу удара.

Кантан тоже перемахнул через перила и стал спускаться по веревке, висящей в воздухе и ни за что не закрепленной. Он предусмотрительно опустился подальше от места сражения, не имея ни малейшего намерения вмешиваться, и прямиком направился к цели.

Джарлакс мягко опустился рядом и тоже поспешил к книге, чем явно раздосадовал чародея.

– Не подпускай ко мне никого, – коротко приказал Кантан темному эльфу.

– Никого? – переспросил тот, но маг его не слушал.

Двигаясь очень медленно, Кантан шептал заклинания, чтобы оградить себя от чар, защищающих книгу.

– Джарлакс! – раздался крик Эллери. – Сюда!

Дроу обернулся. С первого взгляда было ясно, что ничего особенного на этаже не происходит, а Атрогейт уже почти управился с големами. Один лежал на полу и беспомощно дергался, а другой отступал, содрогаясь под градом ударов.

– Джарлакс! – настойчиво позвала Эллери.

Дроу недоуменно посмотрел на нее.

– Сюда! – требовательно крикнула командир. Оглянувшись на Кантана, Джарлакс понял причину ее упорства. Из каких-то соображений Эллери не хотела пускать дроу к книге, чтобы дать возможность магу изучить ее первым. В ожидании, когда он подчинится приказу, она буравила его взглядом, недвусмысленно говорящим, что, если он ослушается, ему придется с ней сразиться. Еще раз посмотрев на Кантана и убедившись, что тот еще не скоро подберется к фолианту, Джарлакс решил, что немного времени у него есть, и поспешил к Эллери. По пути он заметил, что полуорки тоже спускаются по лестнице, причем Ольгерхан почти волоком тащит вконец обессиленную Аррайан.

– Надо обезопасить все подступы, – велела Эллери и сделала знак полуоркам вернуться на балюстраду. – И дать Кантану время найти разгадку всех этих тайн. – Обращаясь к Мариабронну и Энтрери, она добавила: – Осмотрите туннели до первой двери.

Наемный убийца слушал ее краем уха, настороженно вглядываясь во тьму туннелей. Все они, шириной около восьми футов, уходили вниз и невдалеке поворачивали влево. На стенах с обеих сторон крепились факелы, но они не горели. Однако даже сумрак не помешал тренированному чутью наемного убийцы угадать, что в глубине коридоров скрыт какой-то подвох, поэтому он остановил бросившегося выполнять указание командира Мариабронна:

– Погоди-ка.

Вернувшись в круглый зал, Энтрери отломал голову у одного из поверженных големов. Попросив других отойти подальше, он бросил ее в туннель, и голова покатилась по каменному полу. Сам убийца отскочил в сторону, опасаясь взрыва. Как он и ожидал, в полу коридора были установлены нажимные пластины, и, едва тяжелая, как гиря, голова прокатилась по одной из них, в коридоре вспыхнул свет. Но ничего страшного не произошло, просто зажглась пара факелов с двух сторон. Голова застучала дальше, попала на вторую пластину, и загорелись еще два факела.

– Вот это удобство! – цокнула языком Эллери.

– Они что же, все такие? – удивился Мариабронн.

– Нажимные пластины во всех, – уверенно ответил убийца. – Но как они действуют, я не знаю.

– Пф! Дубина, ты ж только что показал! – воскликнул Атрогейт.

Энтрери ухмыльнулся украдкой, но смолчал. Первое правило для создания хорошей западни: заставь непрошеного гостя поверить, что все спокойно. Он решил, что не станет разъяснять дворфу столь очевидные истины.

Прислушиваясь к тому, как Эллери отдает приказы, показывая, кто здесь главный, Кантан невольно подумал, что для него-то она всегда будет лишь пешкой. Хотя сейчас она неплохо справляется со своей ролью. Никто не посмел ей возражать, а этот придурок Мариабронн еще и согласно кивает при каждом слове.

Мельком обозрев зал, Кантан убедился, что Эллери всем нашла занятие. Она сама, Энтрери, Джарлакс, Мариабронн и Атрогейт двинулись исследовать темные коридоры, Праткус остался в середине зала, заглядывая поочередно в каждый из проемов, на случай, если кому-то понадобится его помощь, а Ольгерхан и Аррайан остались наверху «охранять» дверь.

Краем глаза чародей заметил Эллери с топором и щитом в руках, когда она выходила из одного туннеля, чтобы нырнуть в другой.

– Хорошо я тебя выучил, – удовлетворенно пробурчал маг, но сразу же мысленно обругал себя за то, что отвлекся в такой ответственный момент, и, глубоко вздохнув, вновь переключил все внимание на книгу.

Чем дальше он читал, тем больше уверенности чувствовал: ощущая потоки энергии, идущие от живой книги, он больше не сомневался, что предпринятых им мер защиты будет достаточно.

Кантан был очень опытным чародеем, и он скоро понял природу действия фолианта. Таинственные руны, возникающие в воздухе и перетекающие на страницы, были не чем иным, как передатчиками жизненной энергии, которую книга черпала откуда-то извне. Этой энергией благодаря книге питалось само здание, она была силой, которая двигала покойников, растила новые выводки горгулий и оживляла големов.

Начав осознавать все это, Кантан невольно затаил дыхание. Мощь этой энергии была поразительна. Почти двадцать лет все маги и колдуны Бладстоуна считали самым удивительным достижением Женги его победу над смертью и переход в состояние личи, которым он смог обмануть саму смерть, но книга… Книга превосходила даже это.

Маг жадно прочитал еще одну страницу и обратился к следующей. Вскоре он дошел до места, где знаки обрывались, и стал изумленно наблюдать, как они возникают в воздухе и затем впечатываются в страницы. Кантан решил, что сначала книга действовала как вампир, высасывая чью-то жизнь, но теперь она обрела собственные силу и волю и творила в союзе с теми, первоначальными, флюидами.

Каков же был первоначальный источник, задумался маг. Не случайно ведь и Аррайан, и ее друг так истощены. Да и Мариабронн с Уингэмом говорили, что именно девушка нашла книгу, после того как она на время пропала.

Очевидно, они сказали не все и Аррайан в гораздо большей степени причастна ко всему происходящему.

Кантан довольно улыбнулся, поняв возможности книги и то, как ее победить.

Более того, он надеялся, что понял, как стать ее хозяином.

Оторвавшись от страницы, маг поглядел вверх, на Аррайан, которая, всем телом привалившись к стене, с отчаянием и мольбой смотрела на Ольгерхана. Для нее на карту поставлена не только безопасность земляков. Она лично заинтересована в том, чтобы найти выход из замка.

Мариабронн нисколько не нуждался в демонстрации того, как безопасно преодолеть нажимные пластины. Он прекрасно знал, с чем имеет дело, не раз встречался с подобными ловушками и имел все необходимое, чтобы их обойти.

Коридор тянулся далеко, все время забирая влево, и примерно через каждые десять футов в полу была установлена пластина, зажигающая факелы на стенах. На первую из них следопыт нажал длинной раздвижной тростью, но вторую и третью трогать не стал, решив двигаться в полумраке. Потом, удостоверившись, что все чисто, он вернулся назад и зажег факелы. Так Мариабронн и продвигался вглубь, всякий раз возвращаясь на две пластины назад.

Пройдя примерно пятьдесят футов, он обнаружил лестницу, ведущую глубоко вниз.

Следопыт в раздумье оглянулся. Эллери приказала обследовать туннели лишь на тридцать футов. Но сам он – опытный разведчик, всегда ходил один и привык доверять своему чутью. Поэтому Странник двинулся вниз, тщательно проверяя ступени и стены. Он спускался очень медленно и осторожно и насчитал тридцать ступеней, пока не стало слишком темно, чтобы двигаться дальше. Не решаясь зажечь факел, чтобы не обнаружить себя, Мариабронн, вздохнув, решил повернуть назад.

Но тут увидел едва заметную полоску слабого света внизу. В конце лестницы была дверь, не очень плотно закрытая.

Мариабронн почувствовал, как по спине у него побежали мурашки. Вот ради таких-то моментов, когда неведомое дразнит и манит, когда предчувствие опасности будоражит кровь, он и живет.

Невольно улыбаясь, следопыт с величайшими предосторожностями приблизился к двери, постоял, прислушиваясь, и тихонько заглянул внутрь.

Первой возникла мысль о сокровищницах, имеющихся в каждом замке, а это, похоже, было преддверие к ней. Внутри, у противоположной стены, стояли богато украшенные саркофаги, а между ними – железная дверь. В середине комнаты полыхала жаровня, от нее к высокому своду черной лентой поднимался дым. Круглая вогнутая центральная часть потолка была украшена каким-то рельефом, но что там было изображено – следопыт рассмотреть не мог, хотя ему показалось, что там камни, по форме напоминающие яйца.

У стен также располагались каменные столы, заставленные серебряными подсвечниками и разной дребеденью. В тусклом свете Мариабронн различил серебряные колокольчики, скипетр с драгоценными камнями и золотую курильницу. Он решил, что все это предметы какого-то культа. Кроме того, с одного из столов свисала скатерть, расшитая изображениями гноллов, танцующих вокруг вставшего на дыбы черного дракона.

– Прелестное сочетание, – прошептал он.

Мариабронн в раздумье оглянулся. Наверное, следовало бы возвращаться, ведь ясно, что скрывают саркофаги.

И при этом он невольно ухмыльнулся: вот так всегда с ним, вечно лезет туда, куда не просят. Мариабронн вдруг вспомнил, как бранил его король Гарет после возвращения с первого разведывательного задания в Восточную Ваасу. Гарет велел молодому следопыту нанести на карту область у подножия Гален, длиной в пять миль, а Мариабронн дошел до самого Палишука.

Что поделать – уж таков он, сколько себя помнит: всегда жил на лезвии ножа и всегда выходил сухим из воды, благодаря то ли исключительному везению, то ли исключительному мастерству.

Так что генерал Даннауэй из Ворот Ваасы мудро поступил, не разрешив Эллери идти с лишь с ним, – перед неведомым Мариабронну все равно не устоять.

Следопыт толкнул дверь и проскользнул внутрь. Отсветы огня с золотых и серебряных безделушек отразились и в его карих глазах. С некоторым усилием воин заставил себя не отвлекаться и сосредоточился на саркофагах.

Как он и ожидал, каменные крышки с изображениями существ с собачьими мордами сдвинулись почти сразу. В мгновение ока Мариабронн подскочил к одному из них и несколько раз ударил мечом, даже не дав мумии подняться. Она все же попыталась схватить его одной рукой, и следопыт с готовностью ее отсек.

Второй гнолл набросился сзади, и Мариабронн отпрыгнул. Быстро развернувшись, он полоснул своим заколдованным мечом по низу живота мумии и распорол истлевшие серые бинты. В иссохшей плоти появился глубокий порез, мумия застонала и приостановилась. Мариабронн довольно ухмыльнулся, поняв, что своим мечом может причинить этой нежити боль.

Ко всему прочему обе мумии двигались недостаточно быстро, чтобы представлять какую-то опасность для столь опытного бойца. Мариабронн орудовал мечом с молниеносной скоростью и предельной точностью, не упуская ни малейшей возможности поразить противника, но при этом и не рискуя без нужды. Таким был его стиль: он всегда сражался без суеты, уверенный, что сможет справиться с любым противником.

Вдруг сверху послышался странный шум. Обе мумии к этому моменту были истерзаны в клочья и источали омерзительный запах тлена, на них обрывками болтались грязные тряпки. У одного из гноллов осталась только половина руки, и из обрубка торчал осколок черной кости. Второй, с рваным брюхом, едва передвигался. Мариабронн заманил обоих к двери, через которую вошел, а потом увернулся и бросился назад – выяснить, что же за шум он слышал.

Один из похожих на яйца камней, как раз над жаровней, раскачивался взад и вперед и вскоре оторвался от потолка и упал прямо в пламя. Мариабронн с любопытством смотрел, что же будет дальше. Он почти сразу понял, что никакой это не камень, а настоящее яйцо, только неизвестно чье. Нагревшись в жаровне, оно треснуло, и изнутри повалил черный дым.

Надеясь, что он неядовитый, Мариабронн метнулся обратно к двери, рассчитывая расправиться с мумиями и быстро выскочить, в случае чего. Одного из гноллов он вновь ударил по низу живота, углубив рану настолько, что противник согнулся пополам и бессильно свалился на пол. Второй кинулся на следопыта, но тот проворно увернулся и оказался почти у самой двери.

– Не сбежишь! – вдруг загрохотал чей-то жуткий голос, от звука которого Мариабронн невольно похолодел.

Одновременно со словами на него налетел невесть откуда взявшийся порыв ветра такой силы, что плащ следопыта взметнулся за спиной.

Но главное, ветром захлопнуло дверь.

Следопыт стремительно развернулся, держась спиной к двери, и невольно раскрыл рот от изумления. Толстый столб дыма, поднимающийся из яйца, принял форму какого-то страшного существа с громадной рогатой головой, которое источало злую энергию колоссальной мощи. Его голова и морда напоминали бульдожьи, изо рта торчали два огромных клыка, а руки завершались длинными, заостренными к кончикам пальцами.

– Ну что ж, человек, – пророкотал демон, – ты, видно, пришел сюда в поисках приключений, решил испытать себя. Неужели уйдешь, когда все только начинается?

– Я загоню тебя обратно в бездну, демон! – крикнул Мариабронн.

Он двинулся вперед и совершил тем самым непростительную ошибку: сосредоточившись на более грозном противнике, Странник совершенно упустил из поля зрения вторую мумию. А та, хромая, приблизилась и с размаху нанесла удар. Мариабронн успел пригнуться, но мумия все же ранила его сзади в шею острым, как нож, осколком кости. Следопыт отскочил, чувствуя, как по спине потекла горячая кровь. Почти не обратив на это внимания, он отбежал подальше.

Дымный демон дохнул пламенем и прогремел:

– Я – даймон, и мой дом – геенна, куда я с наслаждением вернусь. Но сначала я сожру тебя.

Плащ Мариабронна загорелся, он круто развернулся и сдернул его, заметив при этом, что мумию огонь не пощадил и она бесцельно мечется у входа, объятая пламенем.

Для надежности следопыт набросил на нее и свой плащ.

Дым между тем продолжал менять очертания, и у даймона появились ноги. Он соскочил с жаровни, и Мариабронн побежал ему навстречу. Адское чудовище тянуло к следопыту ручищи и голову, готовясь укусить, но Мариабронн обнаружил, что и с ним вполне можно справиться при помощи меча.

– Что ж, геенна так геенна! – крикнул он, уверенный в своих силах. – Но ты отправишься туда голодным!

– Недоумок, я всегда голоден!

Последнее слово даймон произнес невнятно, потому что в этот самый миг Мариабронн полоснул его по морде. Издав крик торжества, следопыт не услышал, как с потолка сорвалось и упало другое яйцо. А потом и третье.

Глава 18 Последний путь Странника

Слабое эхо сражения донеслось до центрального круглого зала. Кантан раздраженно фыркнул, но чтения не прервал. Он уже понял, что книга таит в себе множество загадок. Напряжение вокруг него было так велико, что кожа зудела, а воздух тихонько гудел. Чародею уже многое стало известно, но предстояло раскрыть еще несколько секретов. Маг чувствовал, что ответ совсем близко, как говорится, только руку протяни. Еще чуть-чуть, и он все поймет.

Его отвлек лязг металла. Обернувшись, Кантан увидел взволнованно скачущего посреди комнаты Праткуса. Эллери пулей вылетела из какого-то коридора и помчалась туда, откуда, как ей показалось, донеслось эхо. Атрогейт выбежал из противоположного входа. Ольгерхан и Аррайан свесились над перилами, с тревогой глядя вниз.

– Кто? – крикнула Эллери Праткусу.

– Надо думать, следопыт.

– В какой туннель? – спросила она. Звук долетал неясно, а факелы во всех коридорах снова погасли.

Праткус лишь плечами пожал. И в этот момент наверху раздался крик Ольгерхана.

Бой начался.

– Только не подпускайте их ко мне! – снова рявкнул Кантан и, с удвоенным вниманием принялся изучать книгу.

Еще одно яйцо сорвалось с потолка и упало, уже пятое.

Мариабронн прикончил первого демона ударом страшной силы, но даже порадоваться не смог, потому что едва успел увернуться от изрыгнутого им пламени.

Он вертелся, извивался и метался между черными демонами, неистово рубя мечом, и вскоре обнаружил, что они выдыхают пламя, лишь когда он находится на некотором расстоянии от них. Тогда следопыт изменил тактику и стал поочередно приближаться к каждому из демонов вплотную. Он получил несколько сильных ударов, но и сам нанес не меньше. Над головой новые яйца раскачивались, готовые упасть, и Мариабронн опрокинул жаровню. Теперь он чувствовал себя гораздо уверенней. Шум прекратился, значит, осталось одолеть лишь тех четырех демонов, что высились перед ним. Нужно только продержаться, пока не подоспеют товарищи.

Мариабронн метнулся вперед, но потом резко отскочил в сторону, чтобы спрятаться за саркофагом, как за щитом.

Он опять улыбался. В нем проснулся тот юный Мариабронн, который заслуженно получил прозвище Странник и заработал славу ветреника среди женщин Дамары. Вкус к приключениям неизменно увлекал его, не давая покоя. Только в мгновения наивысшей опасности, в те секунды, когда свобода и рок соединялись вместе, он чувствовал себя полным жизни.

– В геенне все такие медлительные? – с издевкой крикнул он, чтобы раздразнить демонов, но вдруг закашлялся собственной кровью.

Он замер. Свободной рукой потрогал шею и почувствовал, что кровь по-прежнему толчками бьет из артерии. Голова вдруг закружилась, и он чуть не упал.

Двое демонов одновременно дохнули на него огнем, и Мариабронну пришлось пригнуться. Когда же он с огромным трудом распрямился, то чуть не рухнул прямиком на третье чудовище.

– Жрец, помоги! – захлебываясь кровью, крикнул Странник Мариабронн что было мочи. – Жрец! Помоги мне!

Энтрери и Джарлакс тоже поспешили вернуться. Выскочив из туннелей, они поняли, что наверху идет бой. Атрогейт и Энтрери сразу же бросились на балюстраду.

И тут до них донесся отчаянный вопль Мариабронна: «Жрец, помоги!»

– Атрогейт! Ты – наверх! – приказала Эллери. – Остальные – со мной.

Но Энтрери слышал крик Аррайан, поэтому не послушался приказа. Он почему-то вспомнил бедняжку Двайвел, причем воспоминание было настолько ярким, что он не раздумывая помчался мимо дворфа по лестнице, перескакивая через три ступеньки. На середине лестницы он, разбежавшись, вскочил на наклонные перила. Оттолкнувшись, Энтрери взлетел вверх да еще успел и перевернуться в прыжке, так что оказался спиной к ограждению верхнего этажа, и, ухватившись за балясины, подтянулся, сгруппировался и перемахнул через перила, перевернувшись через голову. Все в зале, кто это видел, онемели от изумления. А убийца не только безупречно приземлился на обе ноги и удержал равновесие, но успел выхватить клинки, делая сальто.

Он с ходу обрушился на ближайшую к нему мумию, с головокружительной скоростью орудуя мечом и кинжалом, и вскоре искромсал ее бинты в лохмотья.

Наблюдающий за ним снизу Джарлакс бросил Эллери:

– Думаю, сюда больше никто не прорвется.

Она, не отвечая, вновь бросилась ко входам в туннели.

– Так какой же? – опять спросила она у побежавшего за ней Праткуса.

– Давай ты в правый, а я – в левый! – крикнул дворф.

Разделившись, они углубились в туннели, а Джарлакс задержался, поджидая Атрогейта, который с грохотом спускался по лестнице.

Едва Эллери вбежала в туннель, он осветился факелами. Секунду спустя загорелись огни и в соседнем коридоре.

– Так куда? – спросил, поравнявшись с Джарлаксом, Атрогейт.

– Сюда! – раздался голос Эллери, опередив Джарлакса, и дроу с дворфом помчались вслед за ней.

В соседнем коридоре Праткус тоже услышал ее крик, но, чтобы не терять время на возвращение, решил зажечь еще два факела и посмотреть, не пересекаются ли туннели впереди.

Он наступил на следующую нажимную пластину и уже повернулся, чтобы скорее бежать обратно, если не обнаружит перекрестка.

Однако факелы почему-то не зажглись, а вместо этого раздался какой-то лязг, и Праткус успел заметить, как из стены напротив того места, где он стоял, внезапно появился здоровенный металлический штырь. Дворф вскрикнул, но отскочить не успел. Штырь вонзился ему в живот, с колоссальной силой потащил к противоположной стене и, пронзив насквозь, пригвоздил к ней.

Трясущимися руками Праткус обхватил штырь, пытаясь собрать остатки сознания и взмолиться богам о помощи, хотя и сам знал, что это уже не поможет.

Пламя окружало Мариабронна со всех сторон. Собрав последние силы, он поразил одного демона в голову, а второму единым взмахом вовсе снес ее с плеч. Противников осталось всего двое, но у следопыта уже все сливалось перед глазами, и он двинулся на них, с трудом переставляя ноги.

Соображать стало невыносимо тяжело; он успел почувствовать, как в него вонзаются когти, и заслонился рукой как раз в тот миг, когда чудовищная пасть приблизилась к его лицу.

Черные пятна перед глазами разрастались, пока, наконец, он не перестал что-либо видеть. И холод… стало вдруг страшно холодно.

Сверхъестественным усилием воли Странник Мариабронн собрался и в последний раз обрушился на врагов со всей мощью отчаяния. Дальше его ждала единственная дорога, та, к которой он готовился долгие годы, следуя велениям своего беспокойного, неугомонного духа.

Поэтому в душе его был мир.

Могучие лапы гнолла сомкнулись на шее Аррайан, и у девушки потемнело в глазах. Она не могла даже сосредоточиться, чтобы защитить себя с помощью чар, хотя они все равно ничего не дали бы – она потеряла слишком много сил.

Никаких физических сил тоже не осталось. Она обеими руками вцепилась в запястья мумии, но с тем же успехом могла бы попытаться вырвать из земли столетний дуб.

Краем глаза она заметила, что Ольгерхан бьется сразу с двумя гноллами, и поняла, что, скорее всего, еще чуть-чуть, и они встретятся в мире ином.

Гнолл все сильнее сжимал шею девушки, и где-то на границе ее сознания мелькнула мысль, что хорошо бы он сломал ей шею, тогда не пришлось бы умирать от мучительного удушья.

Вдруг хватка мумии ослабла, и Аррайан покачнулась. В недоумении открыв глаза, она чуть не умерла от испуга, увидев, что сжимает две отрубленные конечности. Отшвырнув их от себя, девушка с надсадным хрипом вдохнула полной грудью, глядя, как Артемис Энтрери, кружась, словно ураган, раскромсал гнолла в клочья.

Вдруг сбоку другая мумия вцепилась в девушку, и она закричала снова.

В мгновение ока Энтрери оказался рядом, мечом ударил нежить по лапам, а кинжал по самую рукоять вонзил в морду. Голову гнолла окутало облачко серого праха.

Выдернув клинок, Энтрери с разворота толкнул мумию и сбросил через ограждение.

Аррайан всхлипнула от ужаса и бессилия, а убийца, схватив ее за руку, потащил к лестнице.

– Давай вниз! – приказал он.

Девушка медлила, покачиваясь от слабости.

– Спускайся! – рявкнул Энтрери и вдруг бросился на нее, отчего Аррайан снова в ужасе закричала. Однако, как оказалось, убийца обрушил свой удар на еще одну мумию, подбирающуюся сзади. – Быстрее, женщина! – крикнул он снова, двигаясь в бешеном танце смерти.

Аррайан не шелохнулась.

Энтрери невольно взвыл от досады. Гноллы все ломились в дверь, и ему будет не так-то легко справиться с ними, не говоря уже о том, чтобы защитить Аррайан. И вдруг его озарило.

– Аррайан! – крикнул он уже не таким страшным голосом. – Мне нужно добраться до Ольгерхана. Не мешай, иди на лестницу, пожалуйста!

Видно, до нее наконец-то дошло, и девушка поспешила вниз.

А Энтрери свалил очередного противника и помчался к полуорку. Дела у того шли хуже некуда. Тело Ольгерхана сплошь покрывали синяки и порезы, а самого его при каждом взмахе дубиной заносило в сторону.

Энтрери на полном ходу врезался в спину здоровяка и потащил его вперед, к двери. Едва не опрокинув Ольгерхана, он почти закрыл дверь, если бы не горгулья, просунувшаяся между нею и косяком. Не обращая внимания на подступающих сзади мумий, убийца выплеснул на крылатую тварь всю свою ярость и несколькими ударами кинжала загнал ее обратно в комнату, после чего привалил Ольгерхана к закрытой двери.

– Держи ее любой ценой! – проорал он и ринулся на оставшихся гноллов.

Эллери поняла, что произошло нечто страшное. То ли голос у Мариабронна был такой, то ли ее испугало, что легендарный Странник вообще зовет на помощь. А может, дело в запертой двери или во вдруг наступившей мертвой тишине.

Кроме шагов ее и ее спутников, в коридоре не было слышно ни звука.

Эллери плечом высадила дверь и оказалась внутри, держа наготове щит и меч. У самого порога она застыла, прикованная к месту ужасом и отчаянием. На полу лежал недвижимый Мариабронн, шея и грудь его были залиты кровью. Она еще слабо сочилась из раны, но сердце следопыта больше не билось.

– Их было слишком много, – сказал вошедший следом Атрогейт.

– Это стражи-даймоны, – промолвил Джарлакс, обведя взглядом комнату, где повсюду валялись отрубленные рогатые головы. – Славная битва.

Эллери стояла, ошеломленно глядя на мертвого героя Дамары. Рассказы об этом воине и его подвигах она помнила с тех пор, когда была еще девочкой. Она знала, что он работал на ее дядю, короля Гарета, и был дружен с баронами Трантами, ее родовой ветвью. Для Эллери, как и для большинства ее ровесников, имя Мариабронна было синонимом героя, а сам он – примером для подражания.

И вот он, бездыханный, лежит у ее ног. Он погиб, выполняя задание. Погиб, потому что она, Эллери, разделила отряд, чтобы врозь обследовать все коридоры.

Она настолько ушла в скорбные мысли, что почти испугалась, когда вопль Атрогейта достиг ее слуха.

– Это жрец! – возопил дворф и пулей выскочил за дверь.

Джарлакс подошел ближе и положил руку на плечо командира.

– Ты нужна там, – мягко сказал он. – Ему уже ничем не поможешь…

Она посмотрела на него невидящими глазами.

– Ступай за Атрогейтом, – проговорил дроу. – Там нужна помощь.

Эллери как автомат повернулась к выходу.

– Я позабочусь о Мариабронне, – пообещал ей вслед Джарлакс.

Он сдержал слово и, едва Эллери скрылась за дверью, вынул волшебную палочку, произнес заклинание и склонился над воином.

Дроу не ожидал, что у такого знаменитого бойца окажется так мало зачарованных вещей. Само собой, на его мече, Байюреле, и на латах имелись заклятия, но довольно слабые. На пальце следопыта поблескивал магический перстень, но у самого Джарлакса на руках было с десяток колец посильнее, и он не позарился на Мариаброннов, побоявшись к тому же, что пропажа единственного украшения будет слишком заметна.

Однако кое-что все же привлекло его внимание. Пошарив в мешочке у ремня мертвого воина, Джарлакс довольно ухмыльнулся и извлек черную обсидиановую статуэтку.

– Ага, волшебный жеребец, – негромко проговорил дроу. Немного поколдовав над фигуркой, он без труда узнал, как ею управлять.

Скрестив руки Мариабронна на груди, Джарлакс положил сверху его меч. На мгновение дроу стало грустно. За время своего короткого пребывания в Бладстоуне он много слышал о легендарном воине и следопыте и понимал, что сейчас причастен к историческому событию. Жители Ваасы и Дамары еще долго будут переживать гибель своего героя, и Джарлакс на короткий миг разделил их чувства, скорбя о такой потере, и отдал честь павшему.

Однако скорбь, конечно же, не помешала ему прикарманить обсидиановую статуэтку.

– Ого, что это с тобой стряслось? – громко спросил Атрогейт умирающего Праткуса.

Висящий на штыре жрец с пробитой грудью только жалобно посмотрел на него.

Ухватившись за штырь, Атрогейт попытался его вырвать, но без опоры ничего не получалось. К тому же все и так видели, что это бесполезно.

– Эх, ты оправляешься в Чертог Морадина, брат, – сказал Атрогейт и достал кожаную фляжку, что висела у него на шее. – Глоток «веселого мясника», – пояснил он, – поможет тебе туда добраться, и ты предстанешь перед владыкой в добром расположении духа.

– Больно, – едва слышно выдохнул Праткус.

Глотнув огненного напитка и ощутив, как горячая волна разлилась по телу, он бросил на собрата благодарный взгляд.

И умер.

Глава 19 Ненужное – с дороги

Повиснув друг на друге, Аррайан и Ольгерхан очень медленно спускались по лестнице. Подоспел Энтрери и оттеснил полуорка к перилам, в которые тот вцепился обеими руками.

Девушка держалась за убийцу, покачиваясь из стороны в сторону. Тогда он приобнял ее, легко поднял на руки и, удостоверившись, что Ольгерхан не навалится на него сверху, стал поспешно спускаться.

Аррайан дотронулась до его лица, и он посмотрел на нее, встретившись с ней взглядом.

– Ты меня спас, – прошелестела девушка. – Всех нас спас.

Энтрери почувствовал, что кровь горячей волной прилила к щекам. На какой-то мимолетный миг призрачный образ Двайвел будто наложился на лицо Аррайан, и убийца подумал, не уйти ли ему вот так, с девушкой на руках, подальше отсюда.

Почти тридцать лет жизни он провел в постоянной борьбе за существование и выработал очень жесткое и прагматичное отношение к жизни. Вот и сейчас он пытался убедить себя в том, что все эти чувства, вдруг захлестнувшие его, неразумны и бесполезны. Однако впервые за всю свою жизнь Артемис Энтрери остался глух к голосу разума.

– Спасибо тебе, – прошептала девушка и нежно провела ладонью по щеке и губам Энтрери.

Что-то сдавило горло убийцы, и он лишь слегка кивнул.

– Она выдержит, но недолго, – подойдя к перилам балкона, возвестил Атрогейт своим шестерым спутникам, ожидающим внизу. В дверь за его спиной без конца барабанили и скреблись с другой стороны. – Там больше горгулий, чем мумий, а они не такие сильные, – пояснил дворф.

– Не надо думать, что мы в безопасности, – вмешался Кантан, все еще сидящий рядом с открытой книгой. – Они найдут способ сюда проникнуть. Надо уходить.

– А книгу уничтожить? – спросил Ольгерхан.

– Я бы сделал это, если бы мог.

– Что же, возьмем ее с собой? – дрожащим от страха голосом проговорила Аррайан.

Кантан ответил ей презрительной усмешкой.

– Тогда что? – наконец впервые за долгое время произнесла Эллери глухим голосом. – Мы пришли сюда с определенной целью, вот она перед нами. Разве мы сбежим, не завершив…

– Я ни слова не сказал о бегстве, дражайшая командир Эллери, – перебил ее чародей. – Но из этого зала надо убираться.

– С книгой, – настаивала на своем командир.

– Это невозможно.

– Пф! Да я ее просто вырву с корнем! – воскликнул Атрогейт и перемахнул через перила на ступеньки.

– Книга надежно защищена, – возразил Кантан. – И в любом случае она только средство. Ее нельзя уничтожить или взять, покуда не уничтожен источник силы, которой она питается.

– И что это за источник? – спросил Ольгерхан, и от Энтрери с Джарлаксом не укрылось, как напряженно прозвучал его голос.

– Это мы и должны выяснить, – ответил маг и при этом скользнул взглядом по Аррайан.

Джарлакс понял, что маг уже давно все выяснил и теперь знает то, что известно им с Энтрери. Убийца с застывшим лицом стоял рядом и холодно глядел на Кантана, явно не обрадованный тем, какие заключения вывел маг.

– И куда же мы пойдем? – спросила Эллери.

– Думаю, вниз.

Подозревая, что Кантан сознательно вводит всех в обман, дроу все же не понимал, зачем он это делает. Отчасти чародей, конечно, прав. Безусловно, девушка-полуорк сыграла свою роль в строительстве, но дроу чувствовал, что роль эта была небольшой, все равно что запуск сигнальной ракеты в чернильно-темном небе перед тем, как грянет основной залп.

– У замка должен быть владыка, – произнес дроу, хотя Кантан, по-видимому, считал, что это владычица и она – среди них.

Однако вступать в открытое противостояние с Кантаном сейчас было опасно – тяжелые удары бухали в верхнюю дверь, а в главный вход, на нижнем этаже, пыталась пробиться армия скелетов, которых, судя по скрежету, набрались уже несметные полчища.

Так что если не поспешить, этот зал вскоре вполне мог превратиться в усыпальницу.

– Джарлакс займется книгой, а ты останешься его охранять, – услышала Эллери у себя в голове голос Кантана. – Когда мы уйдем подальше, ты сделаешь то, чему тебя учили. То, что ты мне обещала.

Эллери невольно широко раскрыла глаза, услышав чужой голос, но больше ничем не выдала своего изумления.

Вскоре она получила новое указание:

– Победа легко достижима, и я знаю, как ее добиться. Но Джарлакс постарается мне помешать. Его заботит личная выгода, ему наплевать, чего это будет стоить Дамаре. Дроу надо убить во имя нашего дела и нашей страны.

Эллери слушала его, больше не меняясь в лице, хотя смысл сказанного был ей не вполне ясен. Если победа так близка, то зачем Джарлаксу мешать им? Одно как-то не увязывалось с другим, но она привыкла слушать то, что говорил ей этот человек, и не сомневаться в его словах. Они встретились с Кантаном много лет назад, и во многом своей славой и высоким положением Эллери была обязана именно ему. Сама по себе она хороший боец, но лишь работа с чародеем и его помощниками дала ей необходимую выдержку, жесткость и чутье, благодаря которым она всегда выходила победительницей там, гдедругие проигрывали.

И при этом Кантан и те, кто с ним, считались врагами королевской власти и всего рода Эллери. Правда, на самом деле взаимоотношения Дамары с Цитаделью Убийц были сложны и запутанны, а не столь определенно враждебны, как это могло показаться стороннему наблюдателю. Во всяком случае, Эллери сотрудничество с Кантаном дало очень много – и при этом чародей никогда не просил ее ни о чем таком, что шло бы вразрез с целями королевского дома.

Однако она нутром чуяла, что маг недоговаривает. Может, Кантан сам стремится к какой-то собственной выгоде? Может, он хочет использовать Эллери, чтобы отомстить темному эльфу, к которому с самого начала враждебно настроен?

Пора!

От неожиданности Эллери напряглась и поглядела на мага. Весь его облик выражал непреклонность: брови насуплены, рот плотно сжат.

В голове у командира теснились сотни вопросов, которые она не прочь была бы задать чародею. Как он может требовать, чтобы она поступила так с соратником, не сделавшим ничего предосудительного, соратником, которого она сама позвала в этот поход и который уже не раз выручал весь отряд? Кроме того, он был ее любовником, пусть это и мало значит для нее, но все же, как можно просто взять и расправиться с ним?

Но, посмотрев на Кантана, женщина поняла: она выполнит все, что он требует.

Он, а с ним и шайка головорезов, членом которой он был, внушали ей ужас.

Именно в этот момент ей вдруг стало ясно, на чем строится ее связь с магом и Цитаделью Убийц. Она много лет оправдывала связь с ними тем, что ее собственное возвышение и полученные благодаря ему возможности служат вящему процветанию родины. Ей всегда казалось понятным, что она делает и ради чего. Ведь она – родственница короля и королевы, и каждый ее поступок направлен ко благу ее страны. И не важно, что сомнительное приятельство с чародеем и не вполне чистая совесть оттягивают тот самый «миг явления чуда», когда в Эллери проснется высшая сила в доказательство того, что она и в самом деле достойная родственница Гарета Драконобора, которого от нее давно уже ждут.

Но сознавать, что она, вероятно, обманывает самое себя, было слишком больно. Лучше думать, что Кантан говорит правду и дроу действительно необходимо уничтожить. Может, он и впрямь мешает их победе.

Молодая женщина с жаром убеждала себя, что так оно и есть. Смерти Мариабронна более чем достаточно, замок необходимо одолеть, а Кантан, возможно, знает о Джарлаксе нечто такое, что Эллери неизвестно.

Несмотря на горячие попытки заставить себя поверить, избавиться от смутных сомнений было трудно. В глубине души она понимала, кто на самом деле главный в ее взаимоотношениях с чародеем и Цитаделью Убийц.

Но есть вещи, о которых лучше не задумываться. Магу надо верить, хотя бы ради собственного спокойствия.

Повязку на глазу неприятно дергало. Джарлакс понял, что мимо прошел какой-то магический посыл, хотя и не смог определить, от кого и кому.

Дроу заподозрил было, что владыка замка наблюдает за ними, как вдруг Эллери ни с того ни с сего обратилась к нему, как бы невзначай поинтересовавшись:

– Как ты думаешь, не удастся ли тебе увидеть в книге нечто такое, чего Кантан не смог разглядеть? Может, он что-то пропустил?

Джарлакс понял, что магическая волна шла от ее приятеля-чародея, который что-то ей сообщил.

И, ничем не выдав своего удивления, он соврал:

– Полагаю, что наш уважаемый Кантан гораздо более моего сведущ в магических искусствах.

По лицу Эллери прошла едва заметная судорога – ясно, что она хотела услышать вовсе не отказ. И дроу решил подыграть:

– Но все-таки я дроу и не одно столетие провел в Подземье. А наша магия очень отличается от вашей. Возможно, я замечу нечто такое, что Кантану неизвестно.

При этом он взглянул на мага, а тот, учтиво поклонившись, отступил на шаг и сделал приглашающий жест к раскрытой книге.

Яснее и сказать было нельзя.

– Нет у нас на это времени, – сердито буркнул Атрогейт.

– Ты прав, – ухватилась Эллери за его слова и приказала: – Выводи отсюда остальных, а я останусь охранять Джарлакса.

И она кивком указала дроу на книгу, но он вежливо пропустил ее вперед и, проходя мимо озадаченного Энтрери, успел едва слышно шепнуть ему:

– Влип.

Энтрери и виду не подал, что расслышал, и вместе с Кантаном, Атрогейтом и двумя полуорками двинулся в сторону туннеля, где погиб Мариабронн.

Джарлакс некоторое время стоял перед книгой, но глядел совсем в другую сторону, следя, как товарищи один за другим скрываются во мраке коридора. Эллери за его спиной нервно переминалась с ноги на ногу. Вряд ли она его охраняет, скорее уж, караулит.

– Твой друг Кантан считает, что уже разгадал загадку замка, – проговорил он и, обернувшись к женщине, заметил, как побелели костяшки ее пальцев, крепко вцепившихся в рукоять топора. – Но он ошибается.

Она заметно растерялась:

– А что он тебе сказал? Откуда ты это знаешь?

– Потому что я уже видел такую книгу.

Эллери смотрела на него в упор, беспокойно сжимая рукоять оружия, – похоже, ей стало не по себе.

– Он приказал тебе остаться со мной и убить вовсе не потому, что я могу воспрепятствовать победе или безопасному бегству. Просто Кантан опасается, что я попытаюсь сам завладеть книгой и сокрытыми в ней тайнами. Он попросту печется о собственных интересах.

Не ожидавшая столь прямолинейного заявления, Эллери отпрянула назад. Однако Джарлакс был не настолько наивен, чтобы надеяться переубедить ее словами, и поэтому ничуть не растерялся, когда она все же с ревом ринулась на него, едва дав договорить.

В его руке блеснул кинжал, который в мгновение ока вырос до размеров меча. Джарлакс едва успел отразить первый удар Эллери и поспешно отступил, чтобы не быть оглушенным ее щитом. Второй кинжал он метнул в противницу, задержав ее на миг, как раз нужный для того, чтобы успеть превратить в меч третий кинжал. После первой атаки дроу стоял, сжимая в руках два длинных клинка, и противники оказались в равном положении.

Занеся топор, Эллери пошла в наступление. Джарлакс, начав боком обходить ее, сделал одним мечом выпад, а вторым взмахнул на уровне колен, но Эллери отбила первый клинок топором, а второй щитом. Прикрывшись щитом, она сама нанесла удар, но дроу, выгнувшись, уклонился от смертоносного лезвия и сделал шаг к ней. Эллери парировала резким взмахом топора, и их оружие столкнулось с громким лязгом.

Они ни в чем не уступали друг другу: Джарлакс делал финт, но Эллери успевала парировать, она била щитом или топором, но он всякий раз успевал отразить удар одним из мечей.

В какой-то момент она с глухим ревом бросилась на него, Джарлакс отступил, повернулся боком и, защищаясь, выбросил вперед оба меча. Удар щитом в плечо, который отбросил его немного назад, оказался ему даже на руку, поскольку расстояние между ним и грозной противницей чуть увеличилось.

– Если я одержу победу, меня опять ждет твоя постель? – поддразнил он ее.

– Это в прошлом, – с каменным лицом ответила Эллери.

– Но прошлое можно вернуть.

Вместо ответа женщина с удвоенной свирепостью бросилась на него, и дроу вновь пришлось отступать и отбиваться.

Обогнав Атрогейта, Энтрери бросил:

– Проверю одно соображение. А вы идите за мной осторожно, но шага не сбавляйте.

Стрелой промчавшись по коридору, он ворвался в комнату, где лежал мертвый Мариабронн, с длинным мечом на груди.

Энтрери на ходу бросил на него полный сожаления взгляд, но задерживаться не стал, а проскочил к двери напротив. Бегло осмотрев ее на предмет всяческих ловушек, убийца понял, что ею еще не пользовались, и, толкнув, обнаружил за дверью еще один кривой, уходящий вниз коридор.

Он пробежал немного вперед и зажег первую пару факелов, наступив на нажимную плиту. Затем метнулся обратно к двери и взобрался на верхний наличник. Упершись в этот крошечный выступ и потолок, Энтрери замер наверху.

Вскоре по коридору протопал Атрогейт, по пятам за ним Ольгерхан и Аррайан, последним – Кантан. Никто из них убийцу не заметил, и, прежде чем они скрылись за поворотом, он, ухватившись кончиками пальцев за наличник, рывком спустился и бесшумно приземлился на пороге первой комнаты. Едва коснувшись земли, Энтрери опрометью кинулся назад.

Она дралась почти так же, как в ту достопамятную ночь в Воротах Ваасы. Чувствовалось, что Эллери весьма искушенный воин и долго практиковалась в технике одиночного боя. Ни одно движение не давалось Джарлаксу легко, она подкарауливала его на каждом шагу. Но все же однажды дроу уже победил ее и был уверен, что победит и на этот раз.

Она и сама должна была это понимать, да и Кантан, пославший ее на бой, тоже…

Если только… Все-таки за ними Цитадель Убийц.

Эллери продолжала свой яростный напор быстрыми короткими взмахами топора. С каждым шагом она все больше забирала вправо по отношению к противнику. Ее удары сопровождались сильными толчками щита – благодаря такой технике она почти не раскрывалась и была надежно защищена от клинков противника, к тому же успевала переступать и сохранять равновесие, в любой миг готовая переместиться.

Да, она отличный воин, но все же не безупречный, и они оба это знают.

Внимательно следящий за ней Джарлакс чуть было не проглядел, что в какой-то момент противница незаметно скрестила ноги. Но хоть он и заметил это, все равно внезапный мощный разворот Эллери застиг его врасплох, а она, сделав оборот, могучим взмахом занесла топор, метя в левое плечо дроу.

Он все равно не успел бы ничего предпринять.

Джарлакс широко раскрыл глаза и даже улыбнулся: чего-то подобного он и ожидал. Это был смертельный удар, всегда имеющийся в запасе у профессионального убийцы, прием, подразумевающий неожиданный ход и напряжение всех сил бойца, неминуемо решающий исход поединка в его пользу. Но хоть дроу и ожидал его, остановить занесенный над ним топор все равно уже не мог.

Эллери с ревом обрушила на него тяжелое лезвие. Дроу отпрянул и выбросил оба меча, надеясь хоть отчасти смягчить удар.

Но она вдруг взвизгнула, рука ее дернулась и бессильно упала: на ее плечо плашмя опустилось лезвие Клинка Шарона. Ее прекрасный серебряный панцирь перекосился, потому что от удара лопнул ремень, удерживающий его на плече.

Она оступилась, развернулась и попыталась щитом отбиться от Энтрери.

Но другая рука убийцы ловко пробралась под щитом, острие кинжала проникло между двумя серебряными пластинами и проткнуло кожу на груди женщины.

Эллери застыла, боясь двинуться, решив, что он ее убьет.

Но у Энтрери и в мыслях не было прикончить ее. В ответ на гневный взгляд женщины он позволил своему оружию на мгновение показать присущую ему вампирическую сущность, ровно настолько, чтобы Эллери поняла, что ей грозит. Она больше не сопротивлялась. Поняв, что побеждена, женщина опустила руку с оружием и бросила топор наземь.

– Какой неожиданный поворот событий, – заметил Джарлакс. – Я не думал, что Кантан решится выступить против нас так скоро.

– И родственница короля Дамары станет орудием нечестивых замыслов гильдии убийц, – добавил Энтрери.

– Вы ничего не понимаете, – глухо сказала Эллери, но убийца чуть повернул острие кинжала и заставил ее подняться на цыпочки. Тело женщины пронзила боль, и она смолкла.

– Будешь отвечать, когда я спрошу! – жестко приказал Энтрери.

– Я ей говорил, что Кантан одурачен, – пояснил Джарлакс. – Он верит, что замок можно разрушить, убив Аррайан. Он считает, что она – здешний Герминикль, но я с этим не согласен, – добавил он, глядя на товарища.

Энтрери смотрел на него, не понимая.

– Одной Аррайан такое не под силу, – продолжал дроу. – Она, возможно, и дала ход строительству, но потом вмешался кто-то более могущественный.

– Вы ничего не понимаете, – проскрежетала Эллери сквозь сжатые зубы.

– Зато я понимаю, что ты, законный представитель короля Гарета в этом деле, собиралась убить меня, хотя я ничем не погрешил против короны и даже рисковал своей жизнью ради блага вашей страны, – перебил Джарлакс.

– Ты только так говоришь.

– А ты этому не веришь, не имея никаких доказательств, и слушаешь Кантана, который хочет избавиться от меня – нас, – добавил дроу, – чтобы никто не помешал ему завладеть тайнами и властью, заключенными в книге Женги. Ты всего лишь пешка в чужой игре, причем на редкость тупая. Уж простите, госпожа Эллери, я в вас страшно разочарован.

– Тогда убейте меня.

Джарлакс перевел взгляд на приятеля, но внимание того привлекло что-то другое. Выхватив кинжал, он метнулся к входу в туннель, где так легкомысленно оставил остальных четверых спутников без присмотра.

Волшебный разряд Кантана отбросил Аррайан к стене, хотя созданное ею магическое поле и поглотило почти всю силу удара.

– Если ты смиришься с неизбежным и перестанешь сопротивляться, будет не так больно, – пообещал чародей.

Ольгерхан снова попытался броситься на мага, но Атрогейт в очередной раз помешал ему.

– Она – основа этого замка, – пояснил чародей разъяренному полуорку. – С ее смертью разрушится и это адское строение!

Ольгерхан, не слушая, с ревом рвался к нему, но дворф подсечкой опрокинул его, и здоровяк рухнул лицом на каменный пол.

– Не суйся, – предостерег Атрогейт. – Выбора нет.

Полуорк вскочил и замахнулся на него дубиной.

– Ну как знаешь, – спокойно промолвил дворф, легко уклоняясь от удара. – Раз уж ты такой упертый…

– Скорее разберись с этим упрямцем, – приказал Кантан и снова послал серию разрядов в бедняжку Аррайан.

Она вновь заслонилась с помощью чар, но отступила еще дальше – силы явно покидали ее.

Ольгерхану пришлось еще хуже. По меркам своего городка, Ольгерхан считался ловким, опытным воином, но перед Атрогейтом, да еще сильно ослабев, он был все равно что безнадежный новичок. Полуорк еще раз махнул дубиной, но все без толку.

Атрогейт раскрутил оба кистеня. Он ударил почти одновременно по обоим коленям полуорка, тот обмяк, но, не дав ему упасть, неистовый дворф прыгнул вперед и ударил парня головой в пах.

Ольгерхан согнулся пополам, а Атрогейт, раскрутив кистень, сделал так, что цепь обвилась вокруг шеи, а шар на ее конце шмякнул полуорка по лицу. Потом дворф резко дернул в сторону, хрустнула кость, и здоровяк со стоном растянулся на полу.

– Ольгерхан! – отчаянно вскрикнула Аррайан, ноги ее подогнулись, и она упала на колени.

Кантан наблюдал за ними, откровенно забавляясь.

– Они связаны, – задумчиво произнес он. – Я имею в виду, физически. Может, у замка есть не только правительница, но и правитель.

– Там этот идет, – заметил Атрогейт, кивнув вглубь коридора за спину Кантана.

Чародей воспользовался мгновением слабости девушки и, быстро произнеся заклинание, послал в Аррайан дротик, наполненный кислотой. Он прошел сквозь ее хлипкую защиту и вонзился несчастной в живот. Она закричала от боли и обхватила крошечную стрелу трясущимися руками.

– Убей его, как только он здесь появится, – велел маг дворфу, а сам убежал в боковой коридорчик как раз в тот момент, когда Энтрери ворвался в комнату.

Убийца обвел взглядом Атрогейта, Ольгерхана и Аррайан, потом снова посмотрел на дворфа, который неторопливо приближался к нему, поигрывая кистенями.

– Наверное, это должно было случиться, – пожимая плечами, проговорил Атрогейт почти извиняющимся тоном.

Эллери стояла опустив руки, не зная, что ей теперь делать.

– Давай-ка бери оружие, и бежим отсюда, – сказал Джарлакс.

Она медленно нагнулась, не сводя с дроу взгляда, боясь, что он нападет на нее.

– Да ладно тебе, скорее, – поторопил он.

Но Эллери медлила.

– Времени нет. Будем считать этот поединок недоразумением, думаю, ты со мной согласишься. К тому же теперь мне известен твой фирменный трюк – надо сказать, он впечатляет! – и я убью тебя, если ты еще раз поднимешь на меня руку. – Помолчав, он окинул ее масляным взглядом. – Может, позже я и потребую от тебя некоторой компенсации, но сейчас надо покончить с адским замком Женги.

Эллери подняла топор, Джарлакс повернулся и двинулся вслед за Энтрери.

Женщина чувствовала полнейшую растерянность. Она уже не знала, что думать и чему верить. Она шагнула за дроу, сосредоточившись на единственном желании – покончить поскорей со всем этим и вернуться в Дамару.

Но пол вдруг покачнулся и как будто подпрыгнул к самому лицу.

Услышав глухой звук падения, Джарлакс круто обернулся и сразу понял, что оружие ему не понадобится. Он ринулся к Эллери и потряс за плечо, потом низко склонился к ее лицу, пытаясь определить, дышит ли она, и осмотрел крошечную ранку, оставленную кинжалом наемного убийцы.

– Видно, он достал до самого сердца, – с горестным вздохом проговорил темный эльф.

То ли Атрогейт был действительно непревзойденным бойцом, то ли дело было в его необычной тактике и странном вооружении – Энтрери никогда не слышал, чтобы кто-то пользовался двумя кистенями одновременно, – но убийца принужден был передвигаться совершенно беспорядочно, чувствуя себя при этом крайне неуверенно.

Он понимал, что дела его плохи. Беглый взгляд на Аррайан сказал ему, что с ней все обстоит и того хуже. И почему-то ее судьба волновала его сейчас больше, чем собственная.

Отмахнувшись от этой назойливой мысли, он взмахами меча создал несколько черных завес, надеясь хоть слегка остановить наступление разъяренного дворфа. Но Атрогейт, как и следовало ожидать, не обратил ни малейшего внимания на эти призрачные препятствия. Он с ревом размахивал своим жутким оружием, так что Энтрери не мог к нему даже приблизиться.

Убийца приглядывался к неистовому коротышке, пытаясь обнаружить хоть какую-то лазейку в его стиле защиты. Но Атрогейт орудовал своими кистенями настолько ловко, что не давал противнику ни малейшего шанса ранить себя. А Энтрери, учитывая силу дворфа и мощные заклятия, наложенные на его оружие, не рискнул бы подставляться под удар ради возможности ударить самому, даже несмотря на то, что тоже владел не менее грозным оружием.

Блокировать кистени он также опасался, поскольку Атрогейт легко мог опутать цепью и вырвать из рук один из клинков. К тому же кистени покрывала эта гадость, вызывающая ржавчину. Что, если она испортит острейшее лезвие Когтя Шарона?

Поэтому Энтрери решил полагаться лишь на собственные ноги и носился перед дворфом, как заяц, делая ложный выпад и тотчас же снова срываясь с места. Колоть он даже не пытался, хотя, представься ему для этого хоть малейшая возможность, мигом бы ею воспользовался. Главной его целью было заставить Атрогейта сбить ритм – он принуждал его следовать за собой боком или быстро менять направление, к чему этот боец, обычно шедший напролом, не привык – так, по крайней мере, надеялся наемный убийца.

Конечно, он понимал, что с такой тактикой потратит очень много времени, прежде чем добьется какого-то результата, а времени как раз было в обрез – в этом он убедился, снова искоса взглянув на Аррайан.

Переживая за девушку, он решился внезапно броситься на дворфа и попробовать убить одним ударом.

Взмахом одного кистеня Атрогейт без труда отбил Коготь Шарона, а махнув вторым, заставил противника сделать быстрый кувырок. Энтрери едва успел увернуться от следующего удара, который наверняка раскроил бы ему череп.

– Ничего… время у нас есть, – издевательски проговорил Атрогейт.

Значит, дворф с самого начала раскусил его тактику – да это и неудивительно, ее наверняка применял всякий мало-мальски стоящий воин, с которым дворфу приходилось сражаться. Надо было придумать что-то новое. Энтрери внезапно бросился на противника, но не успел Атрогейт издать торжествующий рев, как убийца отбежал уже в другой конец комнаты.

Дворф замер и озадаченно посмотрел на противника.

– Ты че, сбежал или думаешь достать меня оттуда? – спросил он. – Если ты бежишь, как трус, знай: до тебя я доберусь! А-ха-ха-ха!

– Хоть ты мне и омерзителен, дворф, но не думай, что я когда-либо бегал от таких, как ты!

Атрогейт снова зашелся в приступе смеха, а потом ринулся на противника, но вдруг между ним и Энтрери, словно кем-то брошенное, появилось продолговатое черное пятно. Быстро разрастаясь, оно опустилось на пол. Атрогейт остановиться уже не успел и полетел вниз головой в межуровневую яму.

В полете он ревел и сыпал проклятиями, после чего с грохотом приземлился, преодолев десять футов. Последовала новая череда проклятий, но уже рифмованных.

Энтрери повернулся и увидел стоящего у выхода из туннеля Джарлакса, который, пожав плечами, бросил:

– «Волчья яма».

Убийца промолчал. Он ринулся через всю комнату к Аррайан и вырвал отравленный дротик. Мгновение ой смотрел на подлое орудие, из обломанного кончика которого продолжала толчками сочиться кислота, но, глянув на девушку, понял, что успел вовремя: рана хоть и тяжелая, но несмертельная. Вот только выражение лица Аррайан говорило совсем о другом – видно было, что она умирает, можно сказать, стоит одной ногой в могиле.

Энтрери охватило отчаяние. Перед ним лежала не Аррайан, а Двайвел. Он потряс ее за плечи и стал кричать, чтобы она не оставляла его. Потом стиснул девушку в объятиях и, не отдавая себе в этом отчета, снова и снова звал чужим именем.

Ольгерхан лежал поодаль и, видя, как стремительно силы покидают его возлюбленную, понимал, что всему виной ее магическая связь с ним.

Кольца помогли ему облегчить ее муку, но теперь из-за них она чувствовала себя все хуже. Ранение Ольгерхана было смертельным, и он невольно тащил Аррайан за собой.

Собрав остаток сил, он сдернул с пальца перстень и зашвырнул его как можно дальше.

В тот же миг свет перед ним погас, а Аррайан открыла глаза.

Энтрери изумленно отшатнулся от нее. Выглядела она немногим лучше, была по-прежнему слаба и измучена, гораздо слабее, чем до входа в замок, но все-таки к ней вернулось сознание – и порывистость.

– Нет! – вскричала она почти тотчас, как открыла глаза. – Не надо, Ольгерхан!

В голосе ее звенела ярость, хотя минуту назад девушка стояла на краю могилы. Убийца озадаченно почесал в затылке и переглянулся с Джарлаксом, который внимательно и с интересом наблюдал за полуорками.

Превозмогая себя, Аррайан поползла к другу.

– Ты снял кольцо! – причитала она, баюкая его голову. – Надень его! Надень, пожалуйста!

Но он лежал, по-прежнему закрыв глаза.

– Ты думал, что спасаешь меня? – всхлипывала она. – Но неужели ты не понял? Я не смогу жить, зная, что ты погиб из-за меня. Вернись, Ольгерхан! Ты должен, потому что я люблю тебя и всегда любила лишь тебя! Тебя, Ольгерхан! Вернись, пожалуйста!

Плечи ее сотрясали рыдания, голос прерывался.

– Кольцо? – задумчиво переспросил Джарлакс.

Девушка не ответила, но дроу и так все понял. Он уже давно пытался понять, как выходит, что они словно делят на двоих и страдания, и слабость.

– Значит, не ею одной питается замок, – обратился он к Энтрери, но тот не слушал.

Убийца стоял рядом и смотрел на этих двоих. А он-то, сентиментальный идиот, рисовал в мечтах свою будущую жизнь с Аррайан!

Не говоря больше ни слова, Артемис Энтрери развернулся и выбежал из комнаты.

Глава 20 Простые решения

Убегая по наклонному коридору, Кантан не раз оглядывался через плечо, хотя и был уверен, что покончил с Ольгерханом и Аррайан, а Атрогейт сделает то же самое с Энтрери. Однако мысли его уже всецело были заняты будущим, потому что он понял, что значит обладание тайной, сокрытой в страницах книги Женги. Тщательно изучив фолиант, он убедился, что перед ним открываются поистине беспредельные возможности. Там был некий секрет, с помощью которого можно было сделаться хозяином замка, не отдавая взамен свою жизненную силу, как это произошло с девушкой. В этом чародей не сомневался. Так задумал сам король-колдун. Книга ловит в свои сети неискушенного и берет его душу для строительства замка. Но это лишь часть заклятия. Когда здание готово, им можно завладеть, если, конечно, ты для этого достаточно мудр и силен.

Кантан способен это сделать, и, уж конечно, способен Нелликт, который числился среди наиболее могущественных магов Бладстоуна. Может, Цитадель Убийц обретет, наконец, новое пристанище, откуда они смогут открыто бросить вызов королю Гарету?

– Ах, как это заманчиво, – невольно вслух пробормотал маг, подходя к какой-то двери.

Он был уверен, что замок или уже спит, или скоро заснет, но в любом случае новых монстров рождать больше не может, ведь Кантан пресек питание жизненными флюидами. Тем не менее, предосторожности никому никогда не мешали.

Заклинанием он распахнул дверь, подошел к проему и тотчас заметил какое-то неясное движение в глубине комнаты. Даже не разбирая, что там такое, маг начал произносить новое заклинание.

У порога возникла мумия гнолла. Она-то и стала первой мишенью.

Ослепительный разряд, опустившись дугой, поразил мумию в голову, затем метнулся к следующей жертве, потом к еще и еще одной, с каждым ударом становясь все слабее. Первая мумия задымилась и почти сразу упала на пол кучей обгорелых тряпок, а Кантан стал готовиться к новому заклинанию. Быстро обозрев помещение, он увидел, что в нем всего пять мумий и всем им так или иначе досталось. Последняя мумия выглядела целее остальных, поэтому на сей раз чародей выбрал ее в качестве первой цели, и все повторилось в обратном порядке. От гноллов остались лишь горки дымящихся клочьев на полу.

Едва Кантан вошел, ярким пламенем вспыхнули жаровни. Он поднял голову и увидел на высоком потолке узнаваемые зародыши стражей-даймонов яйцевидной формы, которые висели точно над четырьмя жаровнями.

Усмехнувшись, Кантан затянул всю комнату у себя над головой от стены до стены прочной клейкой паутиной. Правда, в душе он был уверен, что эта предосторожность излишняя, поскольку замок уже должен был замереть. Чудища, проснувшиеся раньше, вроде мумий, еще продолжали действовать, но новые не должны были появляться.

Маг остановился и, глубоко вздохнув, решил поразмыслить. Можно надеяться, что Эллери справилась с дроу, а Атрогейт убил Энтрери. Гибель Мариабронна тоже очень кстати для Цитадели. Он, конечно, одиночка и себе на уме, но королю верен и наверняка тотчас захотел бы отдать бесценный дар Женги Гарету и этим недоумкам, что вместе с ним правят страной.

Все же продвигаться следует с предельной осторожностью. Разгадать тайну книги – само по себе нелегкое дело, а если ему на каждом шагу придется сражаться с чудовищами, оно станет еще труднее.

Надо бы призвать Атрогейта и Эллери, пусть будут рядом, тогда удастся передохнуть. Он уже почти израсходовал свои магические силы, а Кантан не любил ощущать себя не вполне защищенным, хотя почти не сомневался: серьезные опасности ему не грозят и скоро все будет кончено. Чары, которыми он обладал, – его единственное оружие и броня. Без них он просто слабый человек, умный, конечно, но слабый.

Поэтому ему стало не по себе, когда какой-то мужчина решительным шагом вошел в комнату.

Вопреки уверенности Кантана, замок и не думал замирать, и с заходом солнца полчища новых горгулий, «вылупившихся» на смену тем, что погибли предыдущей ночью, сорвались с внешних стен и устремились к городу.

В Палишуке вняли предостережениям и выставили защиту на стенах, но крылатые чудища перемахнули через стены и налетели на город в поисках легкой поживы.

Калийа из комнаты услышала шум на улицах, тревожные крики и звон оружия. Она оглянулась на Дэвиса Энга: тот лежал с широко раскрытыми глазами и от волнения прерывисто дышал, на лице его застыло выражение ужаса. Калийа невольно посочувствовала ему, – наверное, очень страшно лежать вот так, чувствуя себя абсолютно беспомощным.

– Что там такое? – едва слышно прошептал он.

Калийа сама не знала, поэтому подошла к единственному окошку и отдернула занавеску. На улице развернулась настоящая битва – три полуорка, размахивая оружием, носились вслед за горгульей, которая время от времени вспархивала, уворачиваясь от них. Женщина смотрела, словно завороженная этим странным зрелищем.

Внезапно она вскрикнула и отшатнулась от окна, а в комнату, разбив стекло, влетела горгулья, норовя вцепиться ей в горло когтистыми лапами.

Калийа сделал молниеносный обратный кувырок, легко вскочила на ноги и бросилась на чудовище, выставив перед собой меч. Та, не успев сообразить, с размаху напоролась на клинок.

Но вместо нее к окну подлетела еще одна.

– Помоги мне! – вскричал солдат с постели.

Калийа сделала вид, что не услышала, но про себя подумала, что, если положение станет совсем безнадежным, она успеет швырнуть этого несчастного горгульям, чтобы задержать их на время, а сама сбежит через дверь.

Однако пока до этого дело не дошло, она уверенно и сильно размахивала мечом, отбиваясь от нового врага.

– Не надо безрассудств, друг мой, – проговорил Кантан, предусмотрительно пятясь назад.

Артемис Энтрери наступал на него, будто не слышал, его лицо не выражало ровным счетом ничего.

– Девушка мертва?

Молчание.

– Ну же, будь благоразумен, – продолжал увещевать маг. – Ведь это она была источником жизни для этого замка, именно она питала его силой.

Молчание.

Вскоре Кантан уперся спиной в стену, но Энтрери продолжал наступать, держа и меч, и кинжал наголо.

– А, так она тебе нравилась, в этом все дело? – протянул маг и рассмеялся.

Однако этот фальшивый смех не мог скрыть страх Кантана: чар-то осталось немного, а враг действительно грозный, раз уж ему как-то удалось одолеть Атрогейта.

В ответ по-прежнему молчание, и тогда Кантан применил чары, в мгновение ока перебросившие его в противоположный конец комнаты.

Энтрери повернулся и столь же решительно снова двинулся к нему.

– Боги мои, неужели ты убил Атрогейта? – спросил Кантан. – Что ж, Цитадели он обошелся в копеечку, так что, убив тебя сейчас, я окажу тебе услугу. Можно было бы поговорить, но все равно ни я, ни тем более Нелликт не простим тебе дворфа! – И с этими словами он взмахнул руками и послал в Энтрери мощнейший разряд.

Но убийца успел отскочить в сторону и сделать кувырок еще до того, как луч прорезал воздух.

Кантан сразу же произнес второе заклинание, и в убийцу полетели несколько магических разрядов, да так быстро, что даже он не смог бы уклониться. Однако Энтрери, заскрежетав зубами, перетерпел боль и снова пошел на мага.

Смеясь, Кантан приготовился метнуть в него новый разряд, однако в воздухе блеснул кинжал, нацеленный чародею в грудь, и оборвал заклинание на полуслове. Маг, конечно же, был хорошо защищен от столь грубых нападений, и усыпанный самоцветами клинок отлетел в сторону, не причинив вреда. Кантан быстро сконцентрировался и закончил заклинание. Разряд полетел в сторону убийцы, но вместо него там оказалась лишь черная завеса.

Невольно начиная паниковать, Кантан спешно обвел взглядом все помещение.

Энтрери нигде не было. И тут маг, озаренный догадкой, пробормотал: «Что ж, умно».

Он понял, что в тот момент, когда кинжал отвлек его, находчивый убийца успел не только создать черный заслон, но и подпрыгнуть, ухватившись за волшебную сеть, которой сам Кантан затянул всю комнату.

Чародей поднял голову. Прилипнув руками к прочной сети, убийца висел, подтянув ноги к груди. В следующий миг он сильно оттолкнулся ногами, раскачиваясь в воздухе, и щелкнул чем-то, что сжимал в ладони. Это было простое огниво – от вылетевшей искры сеть вспыхнула, моментально выгорел целый кусок, а Энтрери полетел вперед, сделал обратное сальто и, расставив руки, чтобы удержать равновесие, легко приземлился перед Кантаном, мгновенно выхватив меч.

Чародей напал первым: все тело убийцы объяла сияющая вспышка, а от Когтя Шарона посыпались искры. У Энтрери помимо его воли застучали зубы, мышцы словно скрутились в жгуты, и он изо всех сил сжал рукоять своего меча. И все же, упрямо стиснув челюсти, убийца устоял на ногах, превозмогая боль.

Когда вспышка погасла, Энтрери резко развернулся и взмахнул Когтем Шарона. Учитывая необычайную силу наложенных на оружие заклятий, он мог бы запросто снести чародею голову, даже невзирая на всю его магическую защиту, однако клинок замер в воздухе, едва-едва не раскроив тщедушного Кантана наискосок от плеча до середины бедра.

Ошеломленный чародей отшатнулся. Лицо Энтрери оставалось совершенно бесстрастным, и у мага даже мелькнула мысль, что перед ним, быть может, просто зомби. Однако в следующее мгновение убийца взвился в воздух и с размаху ударил его ногой по лицу, да так, что у Кантана чуть голова не оторвалась.

Энтрери, утерев текущую из носа и рта кровь, пошел за своим бесценным кинжалом, а потом не спеша вернулся к распростертому на полу Кантану. Тот упал лицом вниз, но уже поднимался на локтях.

Убийца пнул его, убрал меч и, зажав в руке кинжал, схватил полубесчувственного мага за шиворот и поволок в коридор.

– Полагаю, ты сможешь трезво оценить создавшееся положение, – стоя на четвереньках над ямой и вглядываясь вглубь, спокойно говорил Джарлакс сидящему на дне Атрогейту. – Без моей помощи тебе не выбраться.

Дворф, насупившись и подбоченившись, молча смотрел на него снизу вверх.

– Я просто должен был вмешаться, – продолжал увещевать дроу. – Ведь не мог же я позволить тебе убить моего друга!

– Пф! Я бы не стал с ним драться, если бы он сам на меня не напал!

– Верю-верю, но посмотри на беднягу Ольгерхана.

– Ну и что? Я убил его.

– В том-то и дело, иногда люди сильно расстраиваются, видя такие вещи.

– Нечего было ему путаться под ногами у моего товарища.

– Чтобы он не мешал ему убить девушку?

– У него были на то свои причины, – равнодушно пожав плечами, проговорил Атрогейт.

– Он заблуждался.

– Ладно, что сделано, того не воротишь. Может, ты хочешь, чтобы я извинился?

– Да уж не знаю, хочу ли я чего-нибудь, – ответил Джарлакс. – Сейчас ты должен хотеть, а не я.

– Пф!

– Вылезти ты не можешь. А умереть от голода – бесславная гибель для воина.

Снова пожав плечами, дворф подошел к гладкой стенке ямы, осмотрел ее внимательно, потом сел.

Вздохнув, Джарлакс поглядел на Аррайан. Она сидела, покачиваясь и по-прежнему баюкая голову друга.

– Не смей, не смей меня покидать, – всхлипывала она.

– Неужели ты только сейчас поняла, что любишь его? – спросил Джарлакс.

Девушка метнула на него сердитый взгляд, – видимо, дроу попал в самую точку.

В коридоре послышался шум, но она и бровью не повела. Джарлакс, обернувшись, увидел Энтрери, который, что-то бормоча, тащил на вытянутой руке Кантана. Обогнув яму, он подошел к полуоркам.

Девушка посмотрела на него взглядом, в котором смешались изумление, любопытство и страх.

Объяснять что-либо у убийцы не было времени. Он отодвинул Аррайан, довольно грубо ухватив за плечо, и бросил Кантана перед Ольгерханом. Девушка рванулась назад, но взгляд, который на нее бросил Энтрери, был так страшен, что она невольно остановилась.

Теперь Энтрери целиком переключился на ее друга. Взяв его широкую ладонь, он вложил в нее свой драгоценный кинжал и с силой сжал его пальцы на рукояти, после чего, быстро глянув на Аррайан и Джарлакса, всадил клинок в спину тихо стонущего Кантана.

Отведя свой большой палец и легко нажав на выступ навершия, Энтрери позволил кинжалу впитывать жизненную силу поверженного врага. Клинок с жадностью принялся за свою работу: вытягивая душу из чародея, он переливал ее в того, в чьей руке находился.

Грудь Ольгерхана приподнялась, он открыл глаза и закашлялся. Пальцы его были сомкнуты на рукояти клинка, и полуорк почти сразу понял причину своего исцеления. Глаза Ольгерхана округлились от ужаса, он попытался отдернуть руку, но Энтрери крепко сжимал его кулак, пока не принудил забрать всю жизненную силу Кантана до капли.

– Как ты это сделал? – вскричала Аррайан, в голосе которой смешались и ликование, и страх.

Она бросилась к Ольгерхану. Энтрери уже не пытался ее остановить, он взял у полуорка оружие и отошел в сторонку.

Аррайан рухнула на колени рядом с другом и, рыдая от радости, приговаривала без конца: «Только ты, только ты…»

Тряхнув головой, полуорк некоторое время смотрел на убийцу пустыми глазами. Потом он сел, снова ощущая себя живым и сильным, а уж потом посмотрел на Аррайан и до него наконец дошел смысл ее слов. Ничего не говоря, он зарылся лицом в ее волосы.

– Ох, до чего же у тебя доброе сердце, – пропел Джарлакс. – Как это великодушно, учитывая, что еще немного, и соперника у тебя не осталось бы.

– Может, мне просто хотелось убить Кантана.

– Тогда проще было убить его на месте.

– Заткнись.

Джарлакс засмеялся.

– А где Эллери? – спросил убийца.

– Полагаю, ты поразил ее в самое сердце.

Энтрери энергично помотал головой в ответ на абсурдность этого предположения.

– Как бы то ни было, она оказалась ненадежной, – сказал дроу. – К сожалению. Меня, например, оскорбляет, когда женщина, с которой я переспал, набрасывается на меня с такой яростью.

– Если такое происходит часто, может, следует задуматься, какой из тебя любовник.

Джарлакс хохотнул, но быстро посерьезнел и сказал:

– Итак, нас пятеро. – И добавил, указывая на яму: – А может, и четверо.

– Упрямый попался дворф?

– А разве другие бывают?

– Эй, урод! – позвал Энтрери, подойдя к краю ямы. – Твой дружок-колдун сдох.

– Пф!

Убийца отошел, сгреб за шиворот тело Кантана и швырнул вниз. Труп с неприятным звуком грохнулся рядом с дворфом.

– Твой дружок сдох, – повторил Энтрери, – так что теперь выбирай.

– Съесть его или помереть с голоду? – спросил Атрогейт.

– Съесть его и все равно потом умереть с голоду, – уточнил Джарлакс, – или же вылезти из этой дыры и помочь нам.

– В чем помочь?

– Победить.

– Но ведь Кантан именно этого и хотел, а вы ему помешали.

– Нет, – уверенно возразил Джарлакс. – Он заблуждался. Он считал, что Аррайан остается источником жизни для замка, но это не так. Она пробудила заклятие, это верно, но только и всего. Сейчас замок в ней уже не нуждается.

Все, в том числе и Ольгерхан, который вновь уверенно стоял на ногах, внимательно слушали дроу.

– Если бы я не был в этом убежден, то давно уже сам убил бы ее, – добавил Джарлакс. – У замка есть другой владыка, намного более могущественный.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Энтрери, озадаченный не меньше остальных.

– Я достаточно внимательно осмотрел книгу и понял, что она отличается от того тома, с помощью которого Герминикль выстроил башню под Гелиогабалусом. И еще кое-что. – С этими словами дроу похлопал по пуговице, в которой был скрыт межуровневый тайник, хранящий резной череп. – Я ощущаю здесь колоссальную энергию. Так что все сходится: и эта энергия, и слова сестер-драконов, и страх в их глазах – все теперь несложно понять.

– Да о чем ты толкуешь? – с недоумением спросил Энтрери.

– Сестры-драконы? – подал голос и Атрогейт, но никто не обратил на него внимания.

– Я говорю о владыке замка. Теперь я уверен, что он существует, и знаю, где его искать.

– А как убить его, знаешь? – спросил Энтрери, но дроу промолчал.

Убийца не стал настаивать, прекрасно зная, что прямого ответа от Джарлакса все равно не добьешься. Вместо этого он перевел взгляд на Атрогейта, который, стоя на дне, пристально следил за ними.

– Ну что, ты с нами? Или останешься со своим приятелем, сожрешь его и потом сдохнешь? – спросил Энтрери.

Атрогейт бросил взгляд на тело Кантана, потом поднял голову и ответил:

– Не очень-то он вкусный, я боюсь, а хорошо поесть я никогда не откажусь.

Энтрери злобно скривился: ему в этой фразе послышался намек на идиотские речевки дворфа.

– Если ты опять начинаешь – останешься в яме навсегда, – пригрозил Артемис, но Джарлакс уже снял ремень, который по его приказу мог вытягиваться в длину, и бросил один конец в яму. – Ты должен дать слово, что не станешь вредить никому из нас, – потребовал убийца.

– А ты что же, поверишь мне на слово?

– Нет, но если ты его нарушишь – убью тебя без зазрения совести.

– А-ха-ха-ха!

– Как же я его ненавижу, – обращаясь к Джарлаксу, процедил Энтрери сквозь зубы и отошел.

Дроу поглядел ему вслед с хитрой ухмылкой, – может, отчасти по этой причине он и вытаскивает Атрогейта. Дворфу совершенно искренне наплевать на судьбу Кантана, это очевидно, но так же очевидно и то, что он не станет зря нападать ни на кого из них, если только ему это не будет выгодно.

Но таковы уж были все друзья Джарлакса.

Глава 21 Встреча с владыкой

Стоя поодаль, Энтрери следил, как Атрогейт выбирается из ямы.

– А я ведь мог попортить твой меч, – заметил дворф, поднимая кистень, головку которого покрывала жидкость, вызывающая ржавчину.

– А я ведь мог душу из тебя вытащить, – передразнил убийца.

– Двумя-то ржавыми клинками? Не-е, у меня тут сок ржавоточца, – похвалился дворф, тряхнув кистенем.

– Мне кажется, ты слишком высоко ставишь свое оружие либо недооцениваешь мое. Истинное положение вещей тебя вряд ли обрадовало бы.

– Думаю, мы со временем выясним истинное положение вещей, – с кривой ухмылкой ответствовал Атрогейт.

– Не буди лиха…

– А-ха-ха-ха!

Энтрери едва совладал с сильнейшим желанием всадить кинжал в горло несносному дворфу. Но время пока не пришло, ведь они все еще в замке, окруженные грозными беспощадными врагами, так что Атрогейт им нужен.

– Я все так же пребываю в уверенности, что Кантан ошибался, – проговорил Джарлакс, становясь между ними.

И он кивком показал на обоих полуорков. Аррайан сидела, привалившись к стене, а Ольгерхан что-то искал на полу, стоя на четвереньках. Выглядел он намного лучше. Кинжал не только влил в него свежие силы, но и залечил большинство ран, полученных во время столкновения с Атрогейтом. От былой изможденности не осталось и следа: глаза полуорка блестели, движения стали собранными и уверенными.

А вот Аррайан, похоже, не полегчало. Взгляд был мутный, голова клонилась из стороны в сторону, словно шея уже не удерживала ее. Сил у девушки не осталось вовсе.

– Пф! Да Кантан ее раскусил, а вы его за это убили! – воскликнул дворф. – Все дело в девчонке, сами разве не видите? Из нее скоро уж и дух вон.

– Никто не спорит, что она замешана в строительстве, – ответилдроу. – Но она лишь малая часть. Настоящий владыка замка внизу, под нами.

– А ты-то откуда знаешь? И что вообще ему нужно? – спросил дворф.

– Я знаю потому, что кожей его чувствую. Вот что ищет Ольгерхан, понятия не имею, да меня это и не волнует. А мы должны торопиться вниз, если хотим спасти Аррайан.

– С чего ты взял, что я пальцем шевельну ради этой полукровки? – с презрением сказал Атрогейт.

Энтрери метнул в его сторону испепеляющий взгляд.

– А что такое? – с напускным простодушием продолжал дворф. – Она мне не друг и не брат, да к тому же еще и полуорк.

– Пусть она тебя не волнует, – перебил дроу. – О себе лучше подумай. Говорю же, если мы одолеем владыку замка, нам не придется больше сражаться, какая бы судьба ни постигла девушку. Но мы все-таки должны сделать все возможное, чтобы она осталась жива, потому что, если замок поглотит ее, он станет еще сильнее и неуязвимее, а она превратится в нашего врага. Уж я-то знаю, что говорю, так что лучше послушайся моего совета. Если я ошибаюсь и замок действительно продолжает действовать благодаря тому, что питается ее силами, тогда я убью ее собственными руками.

– Что ж, справедливо, – кивнул дворф.

– Но я уверен – до этого дело не дойдет, – быстро добавил Джарлакс, обернувшись к Ольгерхану, который яростно воззрился на него. – Так что давайте залечим раны и подготовим оружие – мы должны сразиться с владыкой.

Атрогейт взял свой бурдючок и подошел к полуоркам.

– Вот, – буркнул он. – Тут маленько зелья, которое вернет тебе силы, – сказал он, обращаясь к Аррайан, а Ольгерхану добавил: – Ты уж прости, что сломал тебе шею.

Полуорк промолчал. Он нерешительно поглядел на девушку, боясь оставить ее одну, а потом отошел в дальний конец комнаты и снова стал что-то искать, ползая на коленях.

Энтрери оттащил Джарлакса в сторонку и шепотом спросил:

– О чем ты говоришь? Тебе что-то известно или ты только притворяешься? Это что, очередная хитроумная уловка?

– Ничего подобного. Я действительно его чувствую с той самой минуты, как мы вошли во двор замка. А простой здравый смысл подсказывает мне, что одна Аррайан не могла создать столь грандиозное сооружение. Все, что я здесь видел, лишь укрепляет меня в этом убеждении.

– Это ты мне уже говорил, – нетерпеливо перебил убийца. – Что еще?

Джарлакс погладил ту самую пуговицу.

– Благодаря этому драгоценному черепу я кое-что ощутил. Я чувствую, что владыка – внизу. Это источник силы поразительной мощности.

– И мы должны его уничтожить?

– Само собой.

– Полагаясь лишь на твои ощущения?

– И логические умозаключения также. Помнишь книгу Герминикля?

На секунду задумавшись, Энтрери кивнул.

– Вспомни рисунки на переплете и полях страниц.

Убийца напрягся, но потом покачал головой.

– Там были черепа, – подсказал Джарлакс. – Человеческие.

– И что?

– А какие рисунки в этой книге, заметил?

Энтрери некоторое время не отрывал взгляда от приятеля. Рассмотреть книгу внимательно у него не было времени, но все же кое-что он заметил и теперь начинал понимать, к чему клонит Джарлакс.

– Драконы?

– Именно, – повторил Джарлакс, с удовольствием отметив, что Энтрери удержался от того, чтобы дать ему в нос. – И я понимаю теперь, чего так боялись сестрицы. Они знают, что король-колдун может управлять драконами так же, как людьми, даже мертвецами. Поэтому и боялись, что вся библиотека Женги выйдет на свет. Боялись, что появится книга, вызвавшая к жизни этот замок.

– Так ты думаешь, что не Аррайан всему причина?

– Да нет же, я ведь сказал – она лишь запустила реакцию. Девушка нужна была, чтобы книга послала зов. И на зов этот ответили.

– Кто, дракон?

– Скорее всего дракон-нежить.

– Замечательно. Лучше не придумаешь, – проговорил Энтрери, с отвращением глядя на дроу.

– Так уж вышло, – пожал плечами тот. – В этом и состоит прелесть приключений.

– Ты точно больной.

Дроу снова повел плечами, широко улыбнувшись.

Они двинулись вниз по тому коридору, что выбрал Кантан, и вскоре оказались в той самой комнате, где Энтрери пришлось сразиться с магом. Волшебная сеть, благодаря которой яйца с даймонами не падали, по-прежнему была на месте, кроме того участка, что выгорел. Все же пятерка спутников поспешила пройти это помещение, не желая столкновения со столь грозными противниками. Все они невольно поверили, что их еще ждет встреча с владыкой, как прозвал его Джарлакс, и поэтому хотели добраться до него целыми и невредимыми. Теперь их целью стало избегать сражений, поэтому Энтрери пошел первым.

За короткое время они продвинулись довольно далеко по извилистым, петляющим туннелям. Никаких ловушек по пути не встретилось, никаких чудовищ, только нажимные пластины в полу, от давления на которые вспыхивала очередная пара факелов.

За одним из поворотов они наткнулись на Энтрери, поджидающего их с озабоченным видом.

– Впереди комната с дюжиной саркофагов вроде тех, в которых лежали мумии гноллов, но только гораздо более пышных, – сообщил он.

– Дюжина этих оборванцев? – переспросил Атрогейт. – Ха! Шесть ударов каждым кистенем! – провозгласил он, раскрутив над головой свое оружие.

Однако его боевой настрой не слишком вдохновил остальных.

– Из комнаты есть другой выход или это тупик? – поинтересовался Джарлакс.

– Еще одна дверь. Напротив.

Дроу велел спутникам подождать, а сам осторожно пошел вперед. Вход в просторную круглую комнату находился почти сразу за поворотом. Вдоль ее стен стояли саркофаги, как и предупредил Энтрери. Джарлакс достал маленький резной череп и сосредоточил свои чувства на импульсах, излучаемых камнем. Он ощутил, что внутри саркофагов скрыта мстительная, яростная сила, отвергающая смерть и жаждущая жизни.

Дроу постарался еще глубже проникнуть в то, что говорил камень, проверяя его силу. Лиловый череп предназначался для управления людьми, над собакоголовыми существами в саванах он власти не имел.

Джарлакс открыл глаза, вынул из-под плаща волшебную палочку и нацелил ее на противоположную дверь. Несколько секунд он разглядывал богато украшенный вход, в убранстве которого даже в тусклом свете горевших за спиной дроу факелов можно было различить барельеф, изображающий битву множества людей со вставшим на дыбы драконом.

– Похоже, это память о том, что произошло на самом деле, – пробормотал Джарлакс себе под нос и при этом огляделся: он имел в виду не только это изображение, но и весь замок.

Вся эта крепость не что иное, как воспоминание, оживленное с помощью магии. Энергия замка вызывала к жизни его прежних обитателей – солдат-гноллов, служивших Женги, только теперь они были нежитью, а потому гораздо менее грозными и сильными, чем при жизни.

Мощь энергии замка, очевидно, пробудила и других мертвецов. Джарлакс подозревал, что скелеты, восставшие из могил и напавшие на них во дворе, не были изначально с ним связаны, просто распространение такой колоссальной волшебной силы подняло и их и заставило покинуть кладбище, оказавшееся на этом месте.

Улыбнувшись, дроу снова поглядел на дверь. Нет, это не фантастическое измышление, такая битва произошла, и перед ним ее правдивое изображение, воспоминание самого замка.

Дроу с самого начала, с того самого момента, как ступил во двор замка, надеялся, что его подозрения оправдаются, и вот он видел подтверждение всех своих догадок.

Указав палочкой на дверь, он произнес заклинание.

Одновременно щелкнуло несколько запоров, и дверь распахнулась. За ней из кромешной тьмы слабо выступили очертания нового коридора.

– Держимся как можно ближе друг к другу и быстренько проходим комнату, – велел дроу, вернувшись к своим спутникам. – Я открыл дверь – надо только убедиться, что она снова не закрылась, пока меня не было. Ну, давайте быстрее.

Глянув на Ольгерхана, почти тащившего Аррайан, у которой, похоже, даже не было сил, чтобы удерживать голову прямо, Джарлакс жестом велел Атрогейту помочь ему. Дворф, недовольно крякнув, подчинился.

– Ты идешь? – спросил дроу замешкавшегося Энтрери.

Убийца предостерегающе поднял ладонь и негромко проговорил, оглядываясь назад:

– За нами кто-то идет.

– Ну и пусть. Нам нужно вперед, до того, что происходит позади, пока дела нет.

– Ты знаешь что-то такое, чего не знаю я.

– Это ты так думаешь, – уточнил дроу и пошел за остальными, но, сделав несколько шагов, обернулся с простодушной улыбкой. – И я так думаю.

Однако Энтрери отнюдь не расположен был шутить.

– Мы все равно не сможем выйти, если только не сдадимся замку, – сказал Джарлакс. – А если он победит, то неизбежно заберет себе Аррайан. Ты этого хочешь?

– Ты можешь идти побыстрее? – вместо ответа спросил Энтрери.

Они быстро проскочили через комнату, так что ни один из саркофагов не успел открыться и ни одно яйцо не упало с потолка. За дверью спутники ступили на лестницу, спускавшуюся в непроглядный мрак.

Энтрери снова пошел впереди, тщательно проверяя каждую ступеньку. Тьма была хоть глаз выколи, поэтому он обрадовался, обнаружив в конце спуска еще одну нажимную пластину, и вскоре на стенах вспыхнули факелы.

Неверный свет выхватил из мрака необработанные каменные стены узкого туннеля, очевидно естественного, который, петляя, уходил еще глубже.

Несколько опережая остальных, Энтрери двинулся к факелам, подозревая, что там может быть западня. Чутье его не подвело, и с левого факела он действительно удалил несколько зазубренных игл, смазанных каким-то ядом. Аккуратно вынув оба факела, он вернулся к спутникам и протянул один Ольгерхану, а второй хотел отдать Аррайан, однако понял, что она не в состоянии даже удержать его, не то что нести. Убийца протянул факел Атрогейту.

– Дубина ты, я же дворф! – проворчал тот. – Я в темноте вижу, не надо мне огня. По сравнению с теми туннелями, что мы роем, этот просто залит солнечным светом.

– У Джарлакса руки должны быть свободны, а Аррайан факел не удержит, – сказал Энтрери. – Я же предпочитаю идти первым, но в темноте.

– Ну вот, теперь меня ничего не стоит подстрелить, – раздраженно сказал дворф, но все же послушался.

– Тем лучше, – не преминул заметить убийца, прежде чем двинуться вперед.

Туннель все больше забирал влево, углубляясь в скалу. Никаких факелов и пластин больше не было, но и ловушек спутники тоже не встретили. Туннель, соединяясь с другими такими же, которые вливались в него, как притоки в основное русло, становился все шире и шире, пока в конце концов не стал напоминать просторную пещеру с наклонным полом.

Энтрери, с оружием наготове, продвигался вперед осторожно, держась поближе к стене, где чувствовал себя в большей безопасности. Довольно долго ничего не происходило, и они далеко ушли от лестницы. Внезапно Энтрери замер на месте, услыхав горестный вопль Ольгерхана.

– Он забирает ее!

Энтрери повернулся и бросился назад. Проскочил мимо Атрогейта, отпихнул Джарлакса и увидел Аррайан, лежащую на земле, и Ольгерхана, стоящего возле нее на коленях.

Энтрери опустился рядом на каменный пол. Он выкрикнул ее имя, но тут же оборвал себя, осознав, что называет девушку именем своей подруги-хафлинга из далекого Калимпорта. Ошеломленный, он поглядел в сторону Джарлакса, но тот, закрыв глаза и положив руку на грудь, что-то едва слышно бормотал. Убийца не сразу сообразил, что Джарлакс, видимо, сумел воспользоваться силой резного черепа и теперь пытается как-то помешать неведомому владыке замка забрать душу Аррайан.

Вскоре девушка открыла глаза. Она выглядела несколько смущенной и позволила Энтрери и Ольгерхану помочь ей встать на ноги.

– Времени почти не осталось, – заявил Джарлакс, и по его тону Энтрери понял, что он больше не сможет оттягивать неизбежное. – Поэтому быстро.

Убийца, оставив девушку с Ольгерханом, снова помчался вперед. Оставалось надеяться, что больше ловушек не встретится, поскольку проверять каждый фут уже не было возможности.

Коридор по-прежнему изгибался и уходил вниз, но вскоре снова стал сужаться. Иногда неровный потолок становился таким низким, что полуорку приходилось сгибаться чуть ли не пополам.

У Энтрери по спине побежали мурашки. То ли по какому-то еле уловимому запаху, то ли по звуку он понял, что впереди опасность. Сделав знак остановиться шедшему следом дворфу, он на четвереньках пробрался вперед и выглянул из-за поворота.

Коридор тянулся еще около десяти футов, потом резко обрывался. Там начиналась обширная пещера, и Энтрери, вспомнив слова дроу о владыке замка, невольно сделал глубокий вдох, прежде чем двинуться дальше.

Он подполз на животе к краю довольно широкого карниза, нависающего над громадной пещерой. По правую руку карниз вскоре заканчивался, а слева постепенно спускался вдоль стены до самого пола. В пещере царила темнота, но не кромешная: пол и стены покрывал какой-то лишайник, очень слабо светившийся.

Энтрери свесился чуть дальше и понял, что им всем конец.

Футах в пятидесяти под ним смутно виднелся истинный владыка замка: громадный дракон. Но это было не живое существо, обтянутое кожей и толстой чешуей, а один остов, на котором тут и там болтались лохмотья кожи. Колоссальный скелет расположился на полу пещеры, свернувшись и сложив крылья на спине. Если Энтрери и готов был усомниться, что существо живое, то дракон почти сразу развеял его сомнения, с сухим треском раскрыв крылья.

Весь пол пещеры вокруг страшной нежити был усеян белыми костями, оружием и латами, – очевидно, когда-то здесь шла отчаянная битва и полегло много воинов, скорее всего солдат короля Гарета, сражавшихся с жутким гадом во времена могущества Женги.

Ошеломленный, Энтрери стал потихоньку отползать назад и едва не подскочил от неожиданности, когда кто-то положил руку ему на плечо. Это подполз Джарлакс.

– Потрясающий, правда? – прошептал он.

Энтрери с ненавистью посмотрел на него.

– Знаю, что ты думаешь, – проговорил в ответ дроу. – Помешался на драконах.

Страшное чудовище внизу подняло череп и уставилось на приятелей пустыми глазницами, в которых вспыхнули красноватые огни. Оба невольно отпрянули.

– Драконий труп, – с отвращением проговорил убийца.

– Нет, это личи. Драколичи, – поправил его Джарлакс.

– Тебе кажется, это звучит лучше?

Дракон взревел, и стены пещеры завибрировали с такой силой, что Энтрери испугался, как бы не обрушился карниз, на котором они лежали.

– Ну, дела, – проговорил Атрогейт, когда рев, наконец, смолк. Он подошел к товарищам, только ему, в отличие от них, даже нагибаться не пришлось. Подбоченившись, он встал на самом краю карниза и поглядел вниз, а потом осведомился у Джарлакса: – Это и есть тот самый владыка?

– Надеюсь.

– Ну и что нам с ним делать?

– Убить.

Дворф снова поглядел на драколичи, который сел на задних лапах и мотал из стороны в сторону головой, в пасти которой отчетливо были видны двухфутовые клыки.

– Смеешься над старым дворфом?

– Нет, – сказал Джарлакс и поднялся. – Что ж, настал решающий момент. Идем с нами, Ольгерхан, во имя спасения твоей ненаглядной Аррайан. И ты, бесстрашный, неудержимый Атрогейт. Пусть эти старые кости под твоими могучими ударами обратятся в прах!

Ольгерхан с поразительной для него решимостью ринулся к карнизу и, размахивая дубиной, пошел вниз.

– Так ты действительно не смеешься над старым дворфом? – уточнил Атрогейт.

– Размозжи ему череп! – вместо ответа провозгласил Джарлакс.

Дворф поглядел на него, потом на тварь, распростершуюся внизу, и пожал плечами. Потом, пошептав над кистенями, помчался следом за полуорком.

– Попробуй-ка полуорка на зубок, – прокричал он личи, – а Атрогейт раскроит твой черепок! А-ха-ха-ха!

– А мы уходим, – шепнул Энтрери Джарлаксу, не имея ни малейшего желания последовать за спутниками.

Но вдруг он погрузился в такую густую тьму, что даже руки своей у самого носа разглядеть бы не смог.

– Сюда, – потянул его дроу, обхватив за пояс.

Убийца попытался вырваться и даже спрятал в ножны кинжал, чтобы освободить одну руку, однако побоялся сильно сопротивляться на узком карнизе. Внезапно дроу крепко прижался к нему и, обхватив обеими руками, оттолкнулся от карниза и стал падать вниз.

Дракон взревел.

Энтрери вскрикнул.

Но Джарлакс начал левитировать, они мягко опустились на дно пещеры, и дроу отпустил приятеля.

Энтрери тут же откатился в сторону. Он сразу сообразил, что дракон пока не видит его и дроу, а следит за полуорком и дворфом, спускающимися по пологому карнизу.

Убийца мог бы попытаться нанести удар, пользуясь преимуществом внезапности. Но он даже с места не двинулся, только поглядел на свое оружие. Неужели, будучи в ясном уме, можно надеяться этим поразить такого монстра? Зато у него мелькнула мысль всадить кинжал в Джарлакса, однако, повернувшись, он увидел, что товарищ стоит с закрытыми глазами, предельно сосредоточившись.

Энтрери от души понадеялся, что у того припасен какой-то трюк.

Все же ввязываться в битву с гигантской тварью он не собирался. Оторвавшись от стены, убийца двинулся к дальнему концу пещеры, подальше от полуорка и дворфа.

Услышав за спиной крик Ольгерхана, он обернулся и едва не лишился чувств, увидев, что из пасти дракона вылетела черная струя. Полуорк, несмотря на то, что находился футах в двадцати от пола, бросился с карниза вниз, чтобы его не задело, а струя, угодив в каменную стену, начисто вытравила огромный кусок скалы.

– Когда-то он был черным драконом, – спокойно сказал Джарлакс. – Выдыхать кислоту – отличительная черта этого рода.

– Он дышит? – вне себя прошептал Энтрери. – От него же только скелет остался!

Но Джарлакс уже закрыл глаза и перестал обращать на товарища внимание.

Убийца помчался дальше, не слушая стонов Ольгерхана. На секунду оглянувшись, он увидел, что полуорк корчится на полу, а одна его нога, странно вывернутая, очевидно, сломана. «Что за нелепица, – успел подумать убийца. – Впервые он достойно начал битву и в самом начале из нее вышел. И этот „герой“ – истинная любовь Аррайан?»

Однако потеря бдительности даже на краткий миг дорого стоила Энтрери, потому что, оглянувшись назад, он увидел, как гигантский костистый хвост мотнулся в его сторону.

Аррайан тоже переживала жестокую битву, но в ней не было клинков и волшебных палочек – то была внутренняя битва, личная, испытание ее воли, сражавшейся с недугом, беспощадно пожирающим девушку. Много дней словно когтистые лапы демона рвали, терзали и истощали ее душу, и вот, оказавшись так близко от хозяина замка, которого она сама нечаянно пробудила, Аррайан должна была выстоять.

Противопоставить что-либо драколичи и неумолимой власти книги она была уже не в состоянии. Пока ее спутники сражались, девушка могла лишь держаться на пределе своих жалких сил, чтобы любой ценой остаться в сознании, сохранить ощущение своей личности и противостоять почти неодолимому соблазну сдаться и покориться ожидающей ее тьме, которая сулила покой и забвение.

Одна мысль поддерживала ее – Аррайан думала об Ольгерхане. Сколько лет он был ее ближайшим другом! Сносил ее раздражение, когда ей не удавалось понять тайный смысл какого-нибудь заклинания, терпел ее самовлюбленность и разговоры о ее мечтах и планах. Во всех неудачах она могла опереться на него, он всегда был рядом и радовался каждой ее победе.

Она и считала его другом – но и только. Никогда не понимала всей глубины его чувства и преданности. Хотя сама Аррайан не видела, как он без раздумий надел кольцо, она сразу поняла, какую связь создают эти перстни. Ольгерхан переносил тяжелейшие мучения, чтобы обеспечить ей возможность добраться сюда, дать единственную, пусть даже призрачную, надежду.

Нельзя его подвести. Нельзя предать такую любовь и такую жертву.

Теперь Аррайан открылось, как сильно она его любит. В Ольгерхане для нее все – вся радость, счастье, основа жизни. Она ясно поняла это лишь в тот момент, когда он оказался на волосок от смерти.

Надо бороться.

Но тьма так манит, так зовет.

Она услыхала какой-то шум сзади и с трудом разлепила веки, однако овладевшая ею слабость не позволила Аррайан повернуть голову.

Они прошли, и Аррайан сперва подумала, что задремала, но тут же испугалась, что уже умерла. Потому что те трое, что прошли мимо нее, точно погибли – это были Эллери, Мариабронн и Кантан. Женщина держала на плече топор, Странник Мариабронн шел со своим знаменитым мечом, а Кантан беззвучно шептал заклинание.

Как это возможно?

Или смерть и есть такая?

– А-ха-ха-ха! Да ты еле ползаешь, червяк! – заорал Атрогейт, увернувшись от костлявой лапы и клыков, и обрушил страшный удар на переднюю конечность дракона.

Поднялось облачко праха, но кость осталась цела, она даже не треснула.

Атрогейт не только вложил в удар всю свою природную силу, но и добавил к ней и магическую мощь, а для вящей уверенности использовал и чары своего оружия.

И, тем не менее, все это, вместе взятое, не причинило большого вреда нежити.

Дворф снова грохнул кистенем по лапе, потом еще раз, но драколичи ударил его второй лапой, и Атрогейт отлетел, как мячик. Он упал на груду костей, оружия и лат, с трудом поднялся и едва успел отскочить, чтобы не попасть в зубастую пасть.

– Эй, не подмогнете маленько? – крикнул Атрогейт. В устах всегда самоуверенного дворфа эти слова были равнозначны паническому воплю.

Драколичи снова раскрыл пасть, но коротышка опять увернулся и даже успел пару раз ударить кистенями по толстым костям.

Громадная нежить, похоже, не чувствовала ни боли, ни страха и снова и снова пыталась схватить дворфа зубами. Он увертывался, падал, отскакивал, и, когда деваться уже было некуда, Атрогейт высоко подпрыгнул, чтобы избежать укуса. В следующее мгновение он тяжело грохнулся спиной на дно пещеры и тут заметил Ольгерхана, корчившегося рядом, судорожно вцепившись в свою ногу.

– Дубина ты, вставай, во имя всех богов! – простонал дворф.

Энтрери не успел. Он отскочил и перевернулся в прыжке, но все равно хвост задел его. Убийце еще хватило ума втянуть голову в плечи, когда он полетел на кучу костей, но, вскочив, он понял, что повреждена лодыжка и полноценно опираться на эту ногу он уже не может. Метнув взгляд вниз, он заметил проступившую на сапоге кровь.

Тем не менее, он заковылял дальше, думая лишь о том, как бы отсюда выбраться. В конце концов, он всегда подозревал, что Джарлаксова жажда приключений не доведет их до добра. Так оно и вышло.

Запнувшись о какую-то кость, он рухнул ничком как раз в то мгновение, когда драконий хвост просвистел там, где он стоял. Оглянувшись, убийца увидел Джарлакса, спокойно стоящего в сторонке, Атрогейта, отчаянно спасающегося от драконьей пасти, корчащегося от боли Ольгерхана, а еще…

Энтрери пришлось несколько раз моргнуть, чтобы понять, что ему это не привиделось. По наклонному карнизу вниз бежала Эллери, готовая вступить в бой. Эллери! Ведь он ее убил. А от нее не отстает Мариабронн, который тоже погиб.

Энтрери зло поглядел в сторону Джарлакса, решив, что тот попросту обманул его. Сам-то убийца не видел труп женщины. Значит, дроу солгал?

Но почти сразу вслед за мыслью броситься к Джарлаксу, чтобы перерезать ему глотку, возникла другая: мертвого Мариабронна он видел своими глазами.

Убийца поднял взгляд и обнаружил на краю обрыва Кантана, совершающего какие-то пассы.

Этот-то точно мертв, Энтрери не сомневался. И не только мертв – кинжал выпил из него всю душу.

Тем не менее, он стоит и колдует.

Эллери тем временем на высоте футов сорока от пола, сжав свой топор в обеих руках, прыгнула вниз.

Ненормальная, самоубийца, подумал было Энтрери. Хотя как может быть самоубийцей тот, кто уже умер?

Упав с такой высоты, она со всей силы всадила топор в ребро дракона и отколола кусок кости, сорвав клок толстенной кожи с бока нежити. Приземлившись очень жестко, она, тем не менее, сразу выпрямилась и снова с размаху ударила топором. Ни о какой самозащите женщина, похоже, не думала вовсе.

Почти сразу следом за ней прыгнул и Мариабронн. Он грохнулся прямо на спину дракона и, каким-то чудом удержавшись, уселся у того на хребте. Обхватив ногами толстый позвоночник, воин взял обеими руками меч и принялся рубить направо и налево.

Драколичи вздыбился, но сверху блеснула ослепительная вспышка и угодила чудовищной твари в голову.

Если дракон что и почувствовал, по нему этого не было видно.

Энтрери, окончательно перестав что-либо понимать, посмотрел на Джарлакса. Тот по-прежнему стоял, закрыв глаза, с выражением полнейшей отрешенности на лице. Вздохнув, убийца тряхнул головой – ладно, у этого всегда в запасе имеется какой-нибудь фокус. Может, и впрямь еще не конец.

Без особой охоты он закинул на плечо Коготь Шарона и повернулся назад.

Драколичи сосредоточился на Кантане. Спереди был Атрогейт, сзади хромал Энтрери, Мариабронн и Эллери без устали рубились с грозным чудовищем, и все-таки убийца сильно сомневался, что даже вместе они справятся.

Голова дракона на по-змеиному изогнувшейся шее метнулась к стоящему на уступе магу. Тот произнес новое заклинание, и огненный шар объял этот громадный череп. Когда пламя угасло, голова дракона местами обуглилась и дымилась.

Увидев это, Энтрери, свободной рукой откинув полу плаща, шепнул в карман: «Красный», затем покрепче ухватил Коготь Шарона обеими руками и приготовился сразиться.

Дракон меж тем, ухватив Кантана зубами поперек туловища, сдернул его с карниза и с силой сжал челюсти. Когда он дернул головой, нижняя часть тела мага отлетела далеко в сторону, а верхняя рухнула на груду костей внизу.

Энтрери едва сдержал крик.

Стиснув зубы, он подскочил к задней лапе твари и, вложив всю силу в удар, рубанул мечом.

На кости осталась зарубка, но, чтобы причинить чудовищу существенный урон, бить пришлось бы не меньше тысячи раз.

Дракон тем временем, встав на все четыре лапы, вывернул шею и выпустил новую струю кислоты. Сидевший на спине твари Мариабронн просто исчез, растворившись в едком потоке.

Энтрери решил, что самое время дать деру.

И вдруг рядом с ним восстал скелет, подняв проржавевший меч. Убийца завалил его одним взмахом Когтя Шарона. Но груды костей вокруг словно ожили, они шевелились и собирались в скелеты, которые вооружались и вставали. Энтрери растерянно озирался, а потом решил пробиваться через покойников и уже приготовился ударить ближайшего, как вдруг понял, что эти мертвецы – на его стороне.

Мертвые воины, когда-то состоявшие в Армии Бладстоуна, пошли в наступление на драколичи.

Ошеломленный Энтрери поглядел на Джарлакса, стоящего с лиловым черепом в вытянутой руке, и в его голове завертелись самые невероятные догадки.

– О боги! – взревел Атрогейт, не веря своим глазам, и впервые наемный убийца подумал, что согласен со своим несносным спутником.

По всей громадной пещере вставали воины Армии Бладстоуна, чтобы возобновить битву, в которой они сражались десятки лет тому назад. Сотня не ведающих страха солдат поднялась на костяных ногах, сжимая мечи, топоры и боевые молоты. Цель у них была одна, и все они ринулись на страшное чудовище. Их оружие со звоном обрушилось на толстые кости дракона, и полетели осколки и клочья кожи.

Атрогейт совершенно не понимал, что происходит. Как бы то ни было, а ему необычайно повезло, поскольку, не восстань покойники, он уже и сам к ним присоединился бы, причем довольно болезненным способом.

Громовой рев дракона потряс всю пещеру: звук был такой силы, что дворф чуть не опрокинулся навзничь. Едкая струя из пасти чудовища растворила небольшой отряд мертвецов, дракон опустил голову, переводя дыхание, и Атрогейт понял, что настал его час. Он еще пошептал над правым кистенем и бросился на дракона под прикрытием нескольких покойников, потом растолкал их и обрушил на опущенную морду удар чудовищной мощи.

Кистень выбил несколько зубов и отколол кусок челюсти, но второй удар дворф нанести не успел, потому что гигантская голова взмыла вверх.

В следующий миг она с размаху опустилась. Атрогейт заорал и метнулся в сторону. Ближайшие скелеты рассыпались в прах, дворфа тоже задело. Он пополз ужом, стараясь убраться как можно дальше, и при этом потерял свое оружие. Он попытался встать, но не смог. Дворф понимал, что драколичи сейчас схватит его сзади, а деваться ему некуда.

Но тут едва передвигавшийся полуорк ухватил его за воротник, рванул в сторону, примял к земле и навалился сверху, защищая своим телом.

– Как ты воняешь, – слабым голосом пробормотал дворф, что, очевидно, являлось словами благодарности.

Однако Ольгерхан от боли уже потерял сознание.

Энтрери сек и рубил своим смертоносным мечом что было мочи, и, к его чести, небезуспешно. Он понимал, что их единственный шанс на спасение – объединить усилия, и честно выполнял свою часть. Однако излишнего усердия не проявлял, поскольку самым главным для него все же было не привлекать к себе внимания чудовища, ибо стоило этой твари обратить куда-нибудь свой взор – там все обращалось в прах.

Сейчас драколичи уже разъярился не на шутку – он бил огромными костлявыми крыльями и мотал хвостом, разбрасывая напавших по всей пещере, как пешки на доске.

Все же неумолчно звенящий металл делал свое дело. Одним крылом дракон отмахнулся от Эллери, и в тот же миг с десяток мертвецов набросились на это крыло, вцепились в него и стали рвать костлявыми руками и зубами. Личи взревел, словно от боли, и дико дернулся, но мертвецы держались. Тогда дракон бросился на спину, и, когда он снова встал, от мертвых воинов осталась лишь груда костяных осколков, зато и крыло тоже отвалилось.

Нежить снова издала громоподобный рев, а потом перекусила пополам тело Эллери и разметала части по пещере.

Покойники упорно бросались на чудовище, но их становилось все меньше, звон клинков слабел. Едкая струя снова уничтожила сразу нескольких мертвецов, а передними лапами дракон разорвал какой-то скелет и в ярости раскидал кости. Еще двоих он разбил одним ударом громадного черепа.

Энтрери понял, что больше надеяться не на что. Победить эту тварь, даже с помощью нежданных союзников, не удастся.

Он посмотрел на Джарлакса, и тот впервые за время битвы встретился с ним взглядом. Дроу с извиняющимся видом пожал плечами и на глазах стал темнеть и будто бы истончаться.

Через мгновение он был больше похож на собственную тень, нежели на живое существо из плоти и крови. Он скользнул к стене и протиснулся в какую-то неприметную расщелину в камне.

Энтрери едва слышно выругался. Надо убираться отсюда, но как? По карнизу не уйдешь, там не хватает большого куска. Остается бежать, но далеко ли уйдешь с поврежденной лодыжкой? Он поковылял к другому краю пещеры, подальше от драколичи и бойни, которую он устроил костлявым мертвецам. На ходу бросив взгляд через плечо, он увидел, как громадный хвост дракона разметывает остатки сопротивления, а потом с ужасом заметил, что красные огоньки в глазницах твари остановились на нем.

Чудовище пустилось в погоню.

Энтрери лихорадочно ощупал взглядом стену перед собой. В ней было несколько темных провалов, но все слишком широкие.

Однако выбора не оставалось, и убийца устремился к самому узкому из них, входу в круглый туннель около восьми футов высотой. Едва добравшись до входа, он вспрыгнул на выступ в стене, скривился от боли в ноге, но полез еще выше, а потом подскочил и уцепился пальцами за край свода. Затем ловко закрепил там какую-то веревочку, прыгнул вниз и помчался вглубь туннеля.

Оказалось, он попал не в туннель, а в небольшую пещеру, довольно мелкую. Бежать некуда, а дракон легко влезет сюда вслед за ним.

Энтрери постарался вжаться в стену и вытащил оружие, хотя знал, что оно ему не поможет.

– Ну давай, иди! – прорычал он, больше не чувствуя страха. Раз уж ему суждено умереть здесь, то так тому и быть.

Тварь уже достигла входа и, постукивая шейными позвонками, пригнула громадную голову. Страшный череп с искореженной челюстью сунулся внутрь.

Помощи ждать было неоткуда, но Энтрери не стал отбиваться, а бросился на пол, свернулся тугим клубком и изо всех сил заорал.

Едва череп дракона проскользнул под маленькой серебряной фигуркой дракона с красными глазами, которую убийца успел повесить над входом, ловушка сработала, и чудовищный столб огня, такой, что мог бы остановить и живого дракона, обрушился вниз.

Пламя оглушительно загудело, кости загорелись, и каменный пол пещеры пошел пузырями. Драколичи остановился, но Энтрери не ощущал ничего, кроме страшного, испепеляющего жара. Он весь сжался, крепко зажмурился и орал от страха и боли. Плащ на нем вспыхнул, потом задымились волосы.

Защитники Палишука сражались храбро, поскольку ничего другого им не оставалось. Из темноты прилетало все больше и больше горгулий, и казалось, им конца не будет. Сразу после первого нападения защитники города распределились на небольшие отряды, тесно сомкнувшись вокруг тех, кто не мог за себя постоять. К чести защитников, они потеряли не многих своих, зато улицы были усеяны трупами монстров.

А в некой маленькой комнате одному бойцу некуда было деваться, поскольку, как и многие из тех, кто погиб в эту ночь, Калийа оказалась отрезанной от отрядов защитников. Она принуждена была сражаться в одиночку под беспрерывные крики беспомощного Дэвиса Энга. Три мертвые горгульи уже лежали на полу, двух из них она зарубила в самом начале этого, казавшегося бесконечным, боя. Потом, после короткого затишья, прилетела третья и тоже пала. Но на ее крик примчались новые: еще две влетели внутрь комнаты, и Калийа поняла, что снаружи их гораздо больше.

Она бросилась на новых противников, сознавая, что двоих победить сумеет, но долго ей все равно не продержаться.

Молодая женщина искоса глянула на Дэвиса Энга, лежащего на кровати с застывшим от ужаса лицом. Она застонала с досады и принялась рубиться с удвоенной силой – ну не может она бросить его здесь в таком состоянии, совершенно беспомощного.

Вскоре одна из бестий рухнула на пол. Вместо нее влетела еще одна, затем еще, и Калийа продолжала биться уже почти бессознательно, стараясь лишь не подпускать их близко, уже не помышляя ни о какой победе.

Крики горгулий, напоминающие скрежет, были такими пронзительными, что закладывало уши. За спиной орал Дэвис Энг.

А потом горгульи ни с того ни с сего исчезли. Испарились. Они не вылетели на улицу, а просто пропали.

Трупы поверженных чудовищ тоже исчезли. Калийа поморгала и обернулась к солдату:

– Я что, с ума сошла?

Но тот был озадачен не меньше и ничего не ответил.

Улица взорвалась радостными криками. Калийа бросилась к разбитому окну и выглянула наружу.

Совершенно необъяснимым образом битва за Палишук внезапно прекратилась.

Джарлакс из расщелины видел, как что-то загорелось в пещере. Столб огня колоссальной мощи вырвался откуда-то из-под свода и объял голову и шею драколичи. Громадный скелет с обломанным крылом дернулся и затрясся.

Что это такое устроил Энтрери!

И тут дроу озарило: статуэтка, которую он поставил у дверей их комнаты в Гелиогабалусе, дар сестер-драконов!

«Ох, до чего ж ты умен, друг мой», – подумал Джарлакс. А еще подумал, что этот умный друг теперь точно мертв.

Пламя утихло, и скелет дракона выполз из пещерки. От его мотавшейся из стороны в сторону головы шел дым, он неуверенно повернулся, и Джарлакс увидел, что половина черепа начисто исчезла.

Тварь попыталась издать рев, сделала шаг, содрогнулась и рухнула на пол, почти сразу затихнув.

Джарлакс выскользнул из трещины, снова обретая тело. В огромной пещере воцарилась полнейшая тишина.

– Слезь с меня, толстый придурок! – внезапно нарушил безмолвие вопль Атрогейта.

Обернувшись, дроу увидел, как дворф выползает из-под Ольгерхана, отплевываясь и сыпля проклятиями. Он встал, упер руки в бока и некоторое время озирал поле боя с неподвижно лежащим остовом дракона.

– Будь я проклят, если мы не победили, – поразмыслив, заявил он.

Но дроу его не слушал. Он помчался к темному провалу в дальней стене, с замиранием сердца представляя себе, что он там найдет.

Когда же оттуда нетвердым шагом вышел весь дымящийся Артемис Энтрери, Джарлакс вздохнул с облегчением. В руке убийца держал обгорелый лоскут, когда-то бывший его плащом, который он отшвырнул в сторону, с отвращением взглянув на товарища.

– Ты помешался на драконах, – процедил он.

– Они охраняют самые дорогие сокровища, – ответил дроу.

Энтрери обвел глазами пещеру, где, кроме костей, ничего не было. Джарлакс рассмеялся.

Глава 22 Победителю достается…

Пока Атрогейт обматывал ногу полуорка толстым кожаным ремнем, бедный Ольгерхан стонал. Один конец ремня дворф сунул ему под нос и велел:

– Прикуси-ка покрепче.

Ольгерхан послушно сжал ремень зубами.

Атрогейт резко дернул за другой конец, выравнивая кости. Зажатый в зубах ремень несколько заглушил вопль Ольгерхана, но все равно он эхом прозвучал во всех отдаленных уголках просторной пещеры. Сжав кулаки, полуорк невольно замолотил ими по камню.

– Да, немного больно, – согласился Атрогейт.

Бедняга Ольгерхан закатил глаза и чуть не рухнул навзничь. Несколько мгновений он находился в полуобморочном состоянии, перед глазами плясали черные пятна, но потом помутившимся взором он увидел нечто такое, что мигом привело его в чувство: на краю карниза стояла Аррайан. Впервые за долгое время она стояла без помощи и поддержки, выпрямившись во весь рост.

Ольгерхан приподнялся на локтях, и взгляды их встретились.

– Ну вот и все, – проговорил Джарлакс, подходя к полуорку и дворфу вместе с Энтрери. – Помоги-ка ему встать. Я буду левитировать и по одному подниму вас на карниз.

Атрогейт помог встать Ольгерхану, а Энтрери подошел к стене и стал взбираться вверх по трещинам и уступам. Не спеша он добрался почти до самого верха, когда Джарлакс опустил полуорка рядом с Аррайан, поднявшись в первый раз.

Выглянув из-за края карниза, убийца увидел, как девушка упала на Ольгерхана и стиснула в объятиях, шепча слова любви. Энтрери подтянулся, влез на карниз и, слабо улыбнувшись парочке, двинулся вперед, чтобы обследовать обширный коридор.

Он прошел довольно далеко, но не увидел и не услышал ничего подозрительного. Вернувшись, он обнаружил, что все остальные уже дожидаются его. Ольгерхан почти висел на Атрогейте, а с другой стороны его поддерживала Аррайан.

– Впереди все чисто, – заявил убийца.

– Замок мертв, – неожиданно звонким и сильным голосом проговорила девушка.

– Почем ты знаешь? – усомнился Атрогейт. Но девушка продолжала очень уверенно:

– Откуда я это знаю, сказать не могу – просто знаю, и все. Замок умер. Нам больше не помешают ни горгульи, ни мумии, ни даймоны и никто другой. Думаю, даже ловушки не сработают.

– Я об этом позабочусь, – заверил ее Энтрери.

– Да откуда ей знать? – упрямо спросил Атрогейт.

– Я считаю, что она права, – вмешался Джарлакс. – Драколичи был источником жизни замка, он давал энергию книге, а она передавала ее горгульям и всем этим тварям. Без дракона все они – пустые оболочки.

– И из-за дракона книга тянула из меня жизнь, – добавила девушка. – Когда вы его победили, вся тяжесть ушла. Так что не знаю, уважаемый дворф, как я это понимаю, но в правоте своей я уверена.

– Ну вот, а я только начал входить во вкус.

Все рассмеялись, даже Ольгерхан, хотя и скривился от боли.

Джарлакс подошел к Энтрери и объявил:

– Мы пойдем вперед, все-таки надо удостовериться, что все чисто.

Они пошли скорым шагом и вскоре оставили своих спутников далеко позади.

– Так замок действительно мертв? – спросил убийца, когда остальные уже не могли его слышать.

– Аррайан была кровно связана с ним, так что я вполне полагаюсь на ее слова.

– Значит, тебе известно нечто, чего не знает она.

Дроу промолчал.

– Горгулий и мумий больше нет, – продолжал рассуждать убийца, – поскольку их некому больше подпитывать. А что же мертвецы? Может, ждут нас во дворе башни?

– Ты о чем?

– Но ведь их хозяин, судя по всему, идет рядом со мной.

Джарлакс хохотнул.

– Когда это ты заделался некромантом?

Вместо ответа дроу вынул маленький лиловый череп.

– Так, значит, это ты их всех поднял.

– Не совсем, – уточнил Джарлакс. – Я вызвал троих наших погибших спутников, это верно. Ты слышал, что они шли за нами.

– Почему же четвертого оставил болтаться на штыре?

– Он дворф, – усмехнулся темный эльф. – Над мертвыми дворфами у меня власти нет, только над людьми. Так что если ты когда-нибудь погибнешь в бою…

Но Энтрери было не до смеха.

– Ты поднял войско мертвецов?

– Нет, – сознался Джарлакс. – Их оживил или сам дракон, или замок. Но я мог говорить с ними, а они меня понимали и слушали мои приказы. Вероятно, они были не прочь отомстить твари, которая когда-то их убила.

Приятели прошли комнату, где Энтрери сражался с Кантаном, и никаких препятствий им не встретилось. Когда они добрались до главного вестибюля, то обнаружили, что в двери больше никто не ломится, хотя пол усеян костями, а на лестнице лежат две мумии гноллов. Снаружи было темно – уже наступила глубокая ночь.

Джарлакс, ни на что не обращая внимания, шел к цели – книге, лежащей на щупальцах, как на постаменте. Над книгой уже не реяли магические руны, энергия не пульсировала. Оглянувшись на товарища, дроу вырвал страницу. Потом замер и прислушался, не донесется ли шум рушащейся стены.

– Ты чего? – спросил Энтрери.

– Этот замок не рухнет, как башня Герминикля.

– Почему?

– Потому что в отличие от нее эта постройка завершена, – пояснил Джарлакс. – И потому, что источник силы замка до сих пор не уничтожен.

– Аррайан? Но ведь ты сказал…

– Она лишь запустила строительство, – покачав головой, возразил дроу, – я уже говорил. Замок продолжал тянуть ее душу просто так, она не была ему нужна. Если бы она погибла, это никак не отразилось бы на строении, возможно, замедлилось бы рождение новых горгулий или произошло что-нибудь другое в этом роде, малозначащее.

– Но если не она, тогда кто же? Драколичи?

Джарлакс вырвал еще страницу, затем еще.

– Драколичи – любопытнейшие существа, – проговорил он. – Насколькоизвестно, они не умирают. Их дух парит свободно и поджидает подходящее тело, в которое можно было бы вселиться.

Вытаращив глаза, Энтрери невольно стал озираться, будто чудовище могло в любой момент ринуться на него. Он хотел спросить товарища, как это понимать, но в эту минуту послышался звук шагов их, спутников.

– А вот и вы, – приветствовал их дроу, когда они показались в вестибюле. – Как раз вовремя, к финалу.

Он на шаг отступил от книги, растопырил руки, сомкнул большие пальцы и что-то прошептал, взывая к чарам одного из колец. Огненные веера устремились от его пальцев к фолианту, он вспыхнул. Джарлакс со смехом достал кинжал и принялся кромсать страницы, повсюду разбрасывая клочки обуглившегося пергамента.

Дроу не зря устроил этот экстравагантный спектакль: незаметно для всех он добрался до сокровища, которое искал, и спрятал его в рукав, делая вид, что яростно уродует страницы. Это был пурпурный сверкающий череп, но только на этот раз не человеческий, а драконий.

Едва дроу коснулся пальцами поверхности камня, как понял, что внутри заключена вся энергия черного дракона. Он чувствовал его ненависть и негодующую ярость. Но еще сильнее был страх дракона.

И это было приятно.

Сразу за воротами замка пятеро спутников неожиданно встретили друзей.

Горгульи погибли одновременно с уничтожением дракона и смертью замка, и Уингэм, понимая, что за стенами города случилось что-то важное, немедленно по окончании битвы с крылатыми тварями вышел из северных ворот Палишука с отрядом воинов-полуорков.

Каково же было их облегчение, когда они увидели пятерых смельчаков, выходящих из ворот, разбитых Атрогейтом!

Однако с облегчением родилась и тревога – ведь четверых не было, а среди них и благороднейшего человека, не один десяток лет бывшего другом их городу.

Аррайан подбежала к Уингэму и крепко обняла. Раздались приветственные крики, но вскоре они смолкли, потому что девушка и Ольгерхан подтвердили, что в замке погибли Эллери, Кантан, добрейший Праткус и Странник Мариабронн.

Радовались молча, но все-таки радовались, несмотря на печальные вести, – все же опасность миновала и город был спасен.

Помолившись с остальными за погибших, Уингэм потребовал рассказа обо всем, что произошло.

– У нас еще будет время, когда вернемся в Палишук, – возразил Джарлакс, и все согласились, даже сгоравший от любопытства старый полуорк.

Хоть замок и мертв, но находиться ночью посреди дикой степи никому не хотелось.

На пути в город дроу пристроился к Уингэму и сказал:

– Мы ее чуть не потеряли. У Ольгерхана слетело кольцо, и девочка едва не погибла, когда вся тяжесть так внезапно навалилась на нее.

Уингэм остро глянул на него и, судя по выражению лица, чуть было не спросил: «А ты откуда об этом знаешь?»

– Поскольку кольца Ольгерхана мы не нашли, пришлось очень спешить. К счастью, к тому времени мы уже готовы были сразиться с настоящим хозяином замка, огромным драколичи невероятной мощи.

Старик Уингэм вытаращился на темного эльфа:

– Похоже, тебе есть что порассказать.

– Да, денек выдался нелегкий, – согласился Джарлакс.

В эту ночь весь город, от мала до велика, собрался, чтобы послушать рассказ о победе над драконом-личи. Само собой, рассказчиком выступал Джарлакс, который, как никто другой, умел поведать увлекательную историю. Атрогейт умудрился вставить несколько дурацких стишков, и недовольные взгляды слушателей, похоже, доставили ему особенное удовольствие.

Энтрери между тем, не привлекая ничьего внимания, двигался к выходу из большого зала, где они расположились. Говорить ни с кем не хотелось, не хотелось, чтобы дружески хлопали по спине, и уж тем более не хотелось отвечать на возможные вопросы о смерти Эллери и Кантана.

Но один человек в толпе, стоя у двери, которую ему было не миновать, пристально наблюдал за ним.

– Как Дэвис Энг? – спросил он, останавливаясь рядом с Калийей.

– Отдыхает, – сухо ответила она. – Чуть не погиб, когда на город налетели горгульи. Хорошо, что я была с ним.

– Ты просто герой.

Калийа гневно поглядела на него:

– А что, так следует называть только тебя?

– Ну, мы же звали тебя с собой.

– Тогда я, как и Эллери, сейчас была бы трупом.

Энтрери вместо ответа улыбнулся, отвесил поклон и вышел.

Ночь была темной, радостные возгласы за спиной почти не слышны. Он остался наедине со своими чувствами, включая и те, которых прежде в себе не подозревал. В его воображении возникло лицо Аррайан, потом пришла мысль о Двайвел Тиггервиллис. Вспомнил он и об испытанной им злости и обиде, когда Аррайан призналась в любви к Ольгерхану.

Откуда такие чувства? И почему они так мучительны?

Он признавал, что Аррайан ему нравится, но Эллери и Калийа тоже нравились ему. Он вовсе не любил эту девушку – да и как это возможно, если он ее совсем не знает?

Но сейчас, когда ничто не отвлекало, не грозили никакие опасности, у него было время задуматься обо всех этих странностях, поразмыслить и все сопоставить.

Убийца вынул флейту Идалии и, поглядев на нее долгим взглядом, грустно усмехнулся.

Значит, это сестры-драконы и дружок-дроу с ними заодно задумали таким образом манипулировать им.

Но почему-то Артемис Энтрери ничуть на них не сердился.

Три дня спустя повозка, в которой сидели Энтрери, Джарлакс, Калийа, Атрогейт и Дэвис Энг, выкатила из ворот Палишука. Несколько солдат-полуорков вызвались сопровождать их и охранять в пути. Следом ехала вторая повозка с телами Праткуса и командира Эллери. От тела Мариабронна почти ничего не осталось, а останки Кантана, которые добровольцы, отправившиеся позднее в замок, как будто доставили в город, в повозку не погрузили. Ходили слухи, что за день до отъезда кто-то приехал потихоньку и забрал его тело, но Энтрери и обычно подозрительный Джарлакс почему-то этим россказням не поверили.

– Лучше бы не пускать в замок всяких зевак, – сказал дроу старику Уингэму, провожавшему их вместе с Аррайан, Ольгерханом и еще одним стариком, которого представили как знаменитого и уважаемого сказителя. – Книга уничтожена, здание, судя по всему, мертво, но все-таки на нем заклятие Женги, кто знает, какие еще сюрпризы короля-колдуна там могут таиться?

– Солдаты, побывавшие внутри, поведали всем о судьбе Праткуса, – ответил старый торговец, – и сообщили, что никаких сокровищ там нет. Замок останется стоять как есть, пока не приедут посланные от короля Гарета обследовать его по-настоящему.

– Тогда прощайте, – сняв шляпу и отвесив низкий поклон, сказал Джарлакс. – Надеюсь, я еще вернусь, чтобы получше познакомиться с вашим милым городком.

– Всегда рады, Джарлакс, – сказала Аррайан, – хотя теперь придется ждать весны, чтобы приехать еще раз.

Дроу улыбнулся и погладил перстень, который девушка дала ему по его просьбе, с тем чтобы он мог хорошенько изучить кольцо и, быть может, сделать еще пару взамен утраченного. Уингэм не возражал, и девушка отдала – ведь оба они даже не подозревали, что второй перстень уже давно находился у Джарлакса. Пропустив остальных спутников и оставшись один в комнате, он с помощью короткого заклинания быстро обнаружил кольцо – дроу был не из тех, что станут разбрасываться столь ценными вещами.

– Скоро зима придет, – сказал Уингэм, – хотя здесь зима если еще не наступила, то всегда не за горами.

– И ты тоже будешь желанным гостем, Артемис Энтрери, – добавил Ольгерхан.

Убийца переглянулся с ним и посмотрел на Аррайан, тепло и благодарно улыбающуюся ему. Помолчав, он достал из кармана флейту Идалии и снова задумчиво посмотрел на полуорков. При этом он почувствовал, что Джарлакс несколько напрягся в ожидании того, что он намерен сделать.

Энтрери хотел передать флейту Ольгерхану, но передумал.

– Может, за это время я научусь сносно играть на ней и тогда позабавлю вас, когда приеду снова, – проговорил он, а Джарлакс довольно ухмыльнулся.

– Это будет замечательно, – с улыбкой сказала девушка.

И повозки тронулись в путь. Артемис Энтрери долго еще глядел на все уменьшавшиеся фигуры полуорков, поглаживая свою флейту.

Остаток дня прошел обыкновенно. Даже Джарлакс угомонился и почти не донимал приятеля разговорами. Разбили лагерь, и Энтрери устроился на ночлег на скамейке возницы в повозке, в основном по той причине, чтобы никто не смог расположиться рядом. Больше всего ему хотелось остаться одному, а еще лучше – уйти куда-нибудь подальше, достать флейту и снова поиграть.

Он как раз думал об этом, когда на повозку тихонько забралась Калийа.

Сперва он решил, что она намеревается напасть на него. Кинжал был под рукой, и ему ничего не стоило бы убить ее, но почему-то не хотелось.

– Завтра на дороге будут помехи, – заявила она.

Изумленно посмотрев на нее, убийца сел.

– Около полудня, а может, и раньше, нас настигнет погоня, всадникам будет в чем обвинить вас и о чем расспросить.

– То есть?

– Цитадель Убийц желает знать правду о гибели Кантана, – пояснила Калийа. – Он у них был не последним человеком. Ходят слухи, что его смерть – твоих рук дело.

– Ну, мало ли о чем ходят слухи.

– Ольгерхан рассказывал друзьям о том, что едва не погиб в замке. Рассказал и о кинжале, и о гибели мага. Уши есть везде, и эту историю слышали не только его близкие товарищи.

Энтрери пристально поглядел на нее.

– Верховный маг Нелликт – это не Кантан, – сказала Калийа. – С ним так легко не справишься. К тому же он наверняка будет не один, а его люди – мастера в искусстве убивать.

– Почему ты все это мне рассказываешь?

Она довольно долго смотрела на него, прежде чем ответила:

– Не хочу оставаться в долгу перед Артемисом Энтрери.

С этими словами Калийа повернулась и ушла. А Энтрери уже не в первый раз порадовался про себя, что не убил ее.

Энтрери и Джарлакс вышли из повозок задолго до рассвета.

– Скажешь: «Черное Пламя», – проговорил дроу, протягивая товарищу обсидиановую статуэтку.

– Черное… – начал было убийца, но дроу поспешно прервал его:

– Не говори, пока не готов вскочить в седло. И прежде поставь фигурку на землю, потому что она вызывает демоническое существо из нижних уровней. Я взял эту вещицу у погибшего Мариабронна – странно, что у бывшего солдата добропорядочной Армии Бладстоуна обнаружился столь любопытный предмет.

Энтрери опустил статуэтку.

– Если готов, поехали, – предложил дроу.

– А ты поскачешь следом?

– Рядом, – проговорил Джарлакс и извлек из одного из своих многочисленных мешочков и карманов вторую фигурку, такую же.

Крики коней-кошмаров прорезали ночной воздух и разбудили всех остальных, включая и охрану, которая как раз вспомнила, что должна охранять путешественников. Но пока они добежали до окраины лагеря, всадников на черных конях уже и след простыл.

Конь Энтрери несся, огненными копытами взрывая мягкий дерн. Ветер хлестал всаднику в лицо и рвал плащ с плеч.

Когда занялся рассвет, лагерь остался уже далеко позади, а кони все мчались, не выказывая ни малейших признаков усталости.

И тем не менее, друзья заметили погоню: вдали показалась цепочка всадников, изо всех сил подгонявших коней.

– А эта девица правду сказала, – бросил Джарлакс. – Остается надеяться, что в Бладстоуне есть где спрятаться.

Преследователи не смогли бы их настичь, как бы ни гнали своих лошадей, демонические жеребцы были намного быстрее и не уставали. Вскоре приятели снова мчались одни, почти в виду Ворот Ваасы.

– Понадеемся на защиту короля Гарета, – сказал Джарлакс.

– Ага, до тех пор, пока он не узнает, что мы убили его племянницу.

– Мы?

Энтрери резко обернулся к нему и, если бы дроу не усмехался, точно придушил бы.

– Думаю, король Гарет примет нас еще охотней, если узнает, что нас преследует Цитадель Убийц, – продолжал темный эльф. – Не слишком люблю полагаться на подобные обстоятельства, но, видно, придется, пока не выясним, что мы имеем благодаря новым возможностям. К тому же и сестры-драконы будут теперь относиться к нам с большим уважением.

– Уважением или ненавистью?

– Это почти одно и то же.

Энтрери собрался ответить, но не успел вымолвить ни звука – внезапно их обоих, окружило странное голубое сияние.

Демонические кони растворились.

Энтрери больно грохнулся на землю, оцарапал лицо и чуть не сломал челюсть. Но все же исхитрился сделать кувырок и немного смягчить удар. Джарлакс же, левитируя, плавно пролетел мимо.

– Это не случайность, да и магические силы коней еще не закончились! – крикнул он, оборачиваясь.

Энтрери, обернувшись по сторонам, сразу же схватился за оружие.

– Бежим к холмам, – уверенно скомандовал дроу. – Нельзя, чтобы убийцы из Цитадели застигли нас на открытом пространстве.

Оба поторопились забрать своих коней, уже превратившихся в маленькие обсидиановые фигурки, и устремились на запад, к склону, усыпанному огромными камнями – обломками Гален, за которыми вполне можно было спрятаться. Уже забравшись довольно высоко, приятели заметили вдалеке облако пыли, поднятое скачущими во весь опор лошадьми.

– Как им это удалось? – спросил Энтрери, вместе с Джарлаксом тяжело привалившись спиной к обломку скалы и отдуваясь. – Это засада? У них там чародей?

– Может, это и не они.

– Если нет, тогда они проскачут мимо, – рассудил убийца.

Оба, как по команде, осторожно выглянули из укрытия, и никаких сомнений не осталось. Кони замедлили бег, а некоторые всадники, спешившись, тоже направились к каменистым склонам.

– Надо спрятаться так, чтобы можно было обороняться, – предложил Джарлакс.

– А когда они будут близко, ты просто просочишься в щель между камнями, и был таков, – буркнул убийца.

Джарлакс не стал возражать.

– Пошли, – сказал он. – Еще не все потеряно. Здесь наверняка есть пещеры.

– Вам они не подойдут, – послышался голос.

Оба приятеля, медленно обернувшись, увидели пожилого, холеного, роскошно одетого мужчину в чистейшей фиолетово-алой мантии. Он был не один, а со свитой, среди которой оказался и хорошо знакомый дворф. По тому, как человек держал себя и с каким почтением на него смотрели остальные; Джарлакс и Энтрери поняли, что перед ними не кто иной, как верховный маг Нелликт, еще до того, как он сам представился.

– Боюсь, я не назвал бы Кантана своим другом, – проговорил Нелликт. – Он меня раздражал, а друзей он себе выбирал еще более несносных.

– Это про меня, – самодовольно вставил Атрогейт.

– Но он был частью моей организации, – продолжал маг, – причем весьма ценной.

– Если бы я об этом знал, то, несомненно, дал бы ему себя убить, – хмуро огрызнулся Энтрери.

– А-ха-ха-ха!

– Молчать, дворф! – приказал Нелликт.

Атрогейт немедленно закрыл рот и потупил взгляд, из чего Джарлакс с Энтрери заключили, что Нелликт заслуженно пользуется своей славой.

– Командир Эллери тоже занимала не последнее место в моей организации, – продолжал маг. – Правда, она была слишком простодушна и глупа, но благодаря ей мы узнавали, что происходит при дворе.

– И теперь ты требуешь возмещения убытков? – спросил Джарлакс.

– Разве? – поднял брови Нелликт, принявшись неторопливо расхаживать, внимательно разглядывая друзей. – Если вы уничтожили Кантана, значит, вы сильнее его. Нет сомнений и в том, что после спасения Палишука и победы над колдовством Женги король Гарет охотно примет вас при дворе.

– Похоже, нас только что наняли, – предположил Энтрери.

– А ты предпочел бы другой вариант? – спросил Джарлакс.

– Полагаю, нет нужды вдаваться в детали, – сказал Нелликт. – Вы оба знаете правила. Думаю, мы понимаем друг друга?

– Я сам создавал такие организации, – заверил его Джарлакс.

Стоявший спокойно Нелликт резко задвигался, и Энтрери схватился за оружие, но дроу удержал его руку.

Налетел порыв ветра, и взметнувшаяся пыль ослепила приятелей на какое-то время. Когда пыль осела, они увидели, что остались вдвоем.

– Их здесь и не было на самом деле, – сказал Джарлакс. – Нелликт перенес сюда изображение и звук. Он действительно могущественный маг.

– Но разговор состоялся на самом деле?

– Конечно, и мы их слышали, и они слышали нас.

Быстро проговорив заклинание, дроу коснулся своей глазной повязки.

– И теперь мы будем работать на Цитадель Убийц?

– Да, и на сестер-драконов. Глупо было бы забыть о них.

– Похоже, ты доволен.

– Лучший способ стать хозяином положения – быть с теми, кому принадлежит власть.

– Я думал, Джарлакс и так всегда хозяин положения, – ледяным тоном заметил Энтрери.

Джарлакс удивленно посмотрел на товарища.

– Даже тогда, когда не следует, – продолжал Энтрери, – и тогда, когда он лезет в то, что его не касается.

– С каких это пор ты заговорил загадками?

– А с каких пор ты решил, что можешь управлять мною?

– Управлять? – хохотнул дроу. – Но ведь наши отношения на этом и держатся – мы взаимно манипулируем друг другом ради выгоды, разве не так?

– Да ну?

– Мы так и будем продолжать – одни вопросы?

Вместо ответа Энтрери вынул флейту Идалии и бросил к ногам дроу.

– Я тебе ее не давал, – заявил Джарлакс.

– Правда? Разве не сестры подарили ее мне с твоего согласия?

– Это очень ценный инструмент, таким подарком надо дорожить.

– С ним можно управлять чужим сердцем, и тебе это известно.

Дроу придал лицу невинное выражение, но почти тут же рассмеялся.

– Или ты боялся, что если я не буду ничего чувствовать к Аррайан, то не пойду в замок?

– Я понятия не имел, что все дело в ней, – возразил Джарлакс.

– Но тебе было приятно видеть, что со мной что-то происходит.

– Дружище… – начал дроу, но убийца резко оборвал его:

– Не смей меня так называть.

И снова в его голосе прозвучали жесткие металлические ноты.

– Похоже, тебе трудно принять очевидное, – сказал Джарлакс и отступил на шаг, словно боясь, что приятель бросится на него с мечом.

Убийца осмотрелся по сторонам.

– Нелликта и его свиты здесь давно нет, – заверил его дроу и в подкрепление своих слов показал пальцем на магическую глазную повязку.

– Уж тебе это известно, – саркастически отозвался Энтрери. – Тебе всегда все известно.

– Благодаря чему мы оба живы.

– Это зависит только от тебя.

– Слушай, ты меня уже утомил.

Энтрери бросился к нему и схватил за горло.

Джарлакс немедленно стряхнул кинжал из своего магического браслета и сжал его, приготовившись ударить. Но Энтрери только рявкнул ему в лицо:

– Ты что, отец мне?

– Вот уж точно нет.

– Тогда в чем дело? – отпихнув его, спросил убийца. – Ты пытаешься навязывать мне свой выбор, таскаешь всюду за собой, и все ради чего? Славы? Чтобы заставить людей поверить в то, что темному эльфу можно доверять? Или ради сокровищ, которые тебе не унести в одиночку?

– Таких сокровищ не существует, – сухо заметил дроу.

– Тогда ради чего? – гаркнул Энтрери.

– Ради чего? – со смешком повторил Джарлакс. – Всего и ничего.

Энтрери озадаченно посмотрел на него.

– У тебя нет ни цели, ни направления, – стал объяснять дроу. – Ты слоняешься без дела, бормоча что-то себе под нос. Нет у тебя никакого пути. Если б я убил тебя, это было бы только на пользу.

Лицо наемного убийцы отразило готовность принять вызов.

– А разве я не прав? – продолжал Джарлакс. – Какой смысл в твоей жизни? Разве не пустота в душе заставляла тебя столько лет мечтать о поединке с Дзиртом До'Уорденом?

– Каждый раз, когда ты произносишь это имя, я сознаю, до чего же ненавижу тебя.

– За что? За то, что я дал тебе то, что ты хотел? За то, что устроил тебе поединок с ним? Конечно, тем самым я отнял у тебя то единственное, что составляло смысл твоей жизни, – больше ничего не осталось. Тебе не кажется, что такой человек, как ты, достоин жалости?

– Чего ты от меня ждешь? Я делаю то, что чувствую.

– А сейчас тебе страшно хочется прикончить меня.

– Я сделал бы это с огромным удовольствием.

– И все потому, что я заставил тебя посмотреть на себя со стороны и это зрелище тебе очень не понравилось. Я даю тебе возможность разобраться с собственными чувствами – разве это причина, чтобы убить меня? Думаю, магическая флейта разбудила в тебе душу и открыла, что в тебе есть нечто, спрятанное за толстыми стенами.

– Я что, просил твоей помощи?

– Друзья помогают и тогда, когда их не просят.

Энтрери вздохнул и промолчал. Он весь как будто обмяк, и Джарлакс бросил кинжал, поняв, что оружие ему больше не понадобится.

Помолчав немного, убийца спокойно посмотрел на него и спросил:

– Кто ты такой?

Джарлакс радостно рассмеялся, поскольку именно на такой исход и надеялся.

– Неужели ты не понял, Артемис Энтрери?

– Я с каждым днем понимаю все меньше.

– Я – твоя муза! – торжественно провозгласил дроу.

– Что?

– Я тот, кто придаст твоей жизни смысл, Артемис, дружище. Ты ведь и сам не понимаешь, на что способен. Ты умеешь красться, как тень, ты мастерски владеешь оружием, но ты даже не подозреваешь, чего можешь достичь с этими качествами, выработанными долгими годами.

– Может, мне ничего и не нужно?

– Да нет же, нужно. Тебе надо лишь отважиться захотеть.

– Захотеть? Завоевать Цитадель Убийц, с которой связан Атрогейт? Отправимся туда и возьмем над ними верх?

– Конечно, для начала.

– Для начала?

– Смотри шире, дружище. Нужно иметь значительную цель. С помощью Атрогейта мы поймем все сильные стороны этой организации и решим, стоит ли тратить свое время, чтобы открыто захватить Цитадель, или же достаточно тайно управлять ею, чтобы оградить себя от возможных неприятностей с их стороны.

– Может, лучше вместо этого убьем противного дворфа?

Джарлакс только рассмеялся.

– Здесь уже много лет нет сильной власти.

– Со дня падения Женги.

– Так что Вааса будет нашей.

– Вааса? – переспросил Энтрери и запнулся едва ли не единственный раз в своей жизни. – Т-ты что, хочешь пойти против короля Гарета?

– Возможно, – пожал плечами Джарлакс. – Но есть и другие пути. – С этими словами он достал маленький драконий череп. – Для начала надо дать понять сестрам, что соотношение сил изменилось. А камень дает нам власть над замком и новым союзником.

– Каким союзником? Да он же перекусит любого из нас пополам!

– Пока я обладаю этим амулетом – нет. Поверь мне, мы уже с ним общаемся. И если я решу снова выпустить его на свободу, он будет полностью мне подчиняться. Ведь стоит мне уничтожить камень, я уничтожу и дух драколичи. Окончательно и бесповоротно.

– Гарет отправит в замок солдат.

– Пусть побудут там, я не возражаю.

– А потом Вааса?

– По меньшей мере.

– И ты пойдешь против легендарного благочестивого короля?

– Да ладно тебе, это же будет так увлекательно.

Энтрери хотел что-то сказать, но так и не смог ничего из себя выдавить. В конце концов, он просто покачал головой, вздохнул и стал спускаться вниз.

– Положись на меня, – сказал ему вслед Джарлакс.

– На свою музу?

– На друга.

Эпилог

– И что, этот глупый человек прошел твою дурацкую проверку? – спросил Джарлакса Киммуриэль Облодра, когда они встретились с ним в туннеле под Воротами Ваасы несколько дней спустя.

– Не надо относиться с пренебрежением ни к самому Артемису Энтрери, ни к тому, насколько он мне – нам – полезен.

– А ты не слишком переоценивай силу этих резных черепов, – предупредил Киммуриэль, закончив по просьбе Джарлакса осмотр обоих. Он смог снестись с духом драколичи, которого звали Уршула, и подтвердил, что тот никогда не посмеет восстать против хозяина камня.

– Это только начало, – с усмешкой сказал Джарлакс. – Через два дня нас с Артемисом примет сам король Гарет неподалеку отсюда, в Бладстоун-Виллидж. Нас будут чествовать, как героев, за наши подвиги во имя Ваасы, к тому же мы скорбные свидетели гибели мужественной племянницы короля.

Джарлакс не смог сдержать ухмылку. Если бы король Гарет только знал, как все было на самом деле!

Киммуриэль бросил на хозяина настороженный взгляд. Это выражение, предвещающее начало какой-нибудь грандиозной эпопеи, он видел на его лице уже не раз. Но они теперь не в Подземье, где Джарлакс знает все и вся.

– Ты что, нашел еще один Креншинибон? – неприязненно поинтересовался псионик.

– Нет, новые возможности.

– Бреган Д'эрт не пойдет против Гарета Драконобора и ему подобных.

Джарлакс одобрительно кивнул:

– Я рад, что поставил во главе своей организации такого мудрого руководителя, как ты, Киммуриэль. Ты прав, что сразу возражаешь против этой затеи. Продолжай и дальше действовать с подобной осмотрительностью, но пусть сознание твое остается открытым. Здесь, наверху, в этих диких землях, произойдет еще много всяких событий, и за большинством из них буду стоять я. – Он подержал на ладони фигурку дракона. – Мои взаимоотношения с двумя живыми драконами в корне изменились, но они еще об этом не знают.

– Они будут на твоей стороне в сражении?

– На моей стороне? Еще не знаю.

Киммуриэль понимающе подмигнул.

– Ты тоже можешь пристроиться, – сказал Джарлакс. – Надеюсь, Киммуриэль всегда будет руководствоваться лишь соображениями выгоды. Ведь цель Бреган Д'эрт не просто в выживании, а в расширении власти и могущества.

– Ты чуть не сгубил нас всех в Калимпорте.

– Нет, – поправил Джарлакс. – Это я себя чуть не сгубил, а у вас просто были неприятности.

– Вы с Энтрери собираетесь свергнуть короля?

– Если понадобится.

Киммуриэль молча отвесил поклон.

Была глубокая ночь, и таверна «Грязные сапоги и окровавленные клинки» давно уже опустела, но Энтрери предложил хозяину столько золота, что тот отдал ему ключ. Он сидел один со своими мыслями и кружкой пива и все пытался разобраться в новых для себя чувствах. Флейта Идалии лежала на столе, и Энтрери никак не мог решить, то ли он дорожит этим инструментом, то ли ненавидит его.

Все было так ново и непонятно.

Утром они с Джарлаксом должны были отправиться в путь, чтобы встретиться с королем и, как сообщил им генерал Даннауэй, получить предложение вступить в Армию Бладстоуна. Но об этом убийца почти не думал. Он размышлял о спутницах, что сопровождали его в этом путешествии на север, и о том, как эта дудочка, такая простая на вид, заставила его иначе относиться к ним.

Однако, несмотря на новое отношение, Эллери он все же убил, и это несколько утешало Артемиса.

Сзади послышался тихий звук осторожных шагов, и убийца понял, кто это. Видно, она давно уже наблюдала за ним из противоположного конца зала.

– Я не убивал твою подругу, – громко произнес он. – Это произошло не по моей воле.

Шаги замерли в нескольких футах от него. Энтрери медленно обернулся. Он не ошибся – рядом, напряженно глядя на него, стояла Калийа. Убийца с облегчением заметил, что оружия при ней не было.

– Веришь ты в это или нет, – добавил он, снова поворачиваясь к своей кружке, – мне безразлично.

Он поднес кружку к губам, но Калийа подскочила к нему и схватила за запястье.

– Если тебе безразлично, – спросила она, заставляя его снова посмотреть ей в лицо, – почему ты не перестаешь повторять мне это?

Он молчал.

– Или тебе просто боязно признать, что на самом деле не безразлично, а, Артемис Энтрери? – дразня его, продолжила она и отступила на шаг.

– Ты слишком высокого мнения о себе, – хмуро сказал он, вставая.

– Но ведь я жива до сих пор. Ты мог бы убить меня в Палишуке, но не стал.

– Не стоило трудов. К тому же ты охраняла королевского солдата.

– Ты мог убить меня тысячу раз, но я жива, и ты меня по-прежнему боишься.

– Ты и впрямь чересчур высокого мнения о себе.

Но Калийа будто не слышала. Она придвинулась к нему, ее прекрасные глаза сияли.

– Поверь, Артемис Энтрери, я стою трудов, – почти касаясь его губами, неожиданно хриплым голосом промолвила она, дыша ему прямо в лицо.

– Я не убивал твою подругу, – повторил Энтрери тоже внезапно севшим голосом.

Она медленно подняла руку, скользнула ладонью вверх по его груди и обвила шею.

– Я верю, – бросила она, с силой притянула Энтрери к себе и поцеловала долгим поцелуем, укусив за губу.

Обеими руками она стиснула его плечи, а он не только не сопротивлялся, но и сам обнял и крепко прижал к ее себе, потом поднял руку и вцепился в густые блестящие волосы Калийи.

Она завалилась на столик и потянула его за собой, но неустойчивый стол опрокинулся, они упали, перевернув стул, и оказались на полу, даже не заметив этого. Не размыкая губ, они лихорадочно расстегивали друг на друге одежду.

У Артемиса Энтрери, одного из самых грозных убийц Калимпорта, было много женщин, но ни с одной из них он не занимался именно любовью. Прежде это было лишь удовлетворением физиологической потребности, и не более, но в этот раз все вышло иначе.

Когда, насытившись друг другом, они отдыхали, он сидел и рассматривал лицо Калийи в неярком свете очага. Даже страшный шрам, по которому он осторожно провел пальцем, не казался ему в этот момент безобразным.

Вдруг в коридоре послышался шум. Оба сразу вспомнили, кто они и где и что скоро настанет день. Любовники одновременно вскочили и стали торопливо одеваться, не обменявшись ни единым словом.

Застегивая последние пуговицы на рубашке, Калийа повернулась к нему и спросила:

– Ты посмотрел на мое лицо и пожалел о том, что произошло?

Он с недоумением воззрился на нее:

– Разве ты считаешь себя уродиной?

– А ты разве нет?

– В тебе есть и недюжинные способности, и красота, – со смехом признал он, – но если для удовлетворения тщеславия ты нуждаешься в подобных комплиментах, почему бы не найти чародея или жреца, чтобы исправить… – И он осекся под ее холодным взглядом.

И тогда он понял, в чем дело. Не будь этой уродливой отметины, Калийа была бы одной из самых красивых женщин на свете. Необыкновенно гибкая, сильная, стройная, с сияющими глазами и роскошными блестящими волосами, она, благодаря эльфийской крови, отличалась необычной внешностью с несколько заостренными чертами, и это выделяло ее среди других. Но при этом она много лет не расстается со шрамом, хотя у нее наверняка есть деньги, чтобы от него избавиться, – взять хоть вознаграждения за отрезанные уши. Он вспомнил, как они занимались любовью – сперва воинственный хищный напор, потом нерешительность и, наконец, блаженство, в которое они оба позволили себе погрузиться. Ему это далось непросто, видно, и ей тоже.

Очевидно, эту женщину, которая могла бесстрашно сразиться с великаном, беззащитность близости пугала. А шрам оберегал ее.

– Ты все равно прекрасна, со шрамом или без, – проговорил он. – Хотя тебе не хочется это признавать.

Калийа резко обернулась и быстро сказала:

– Не одна я прячусь за шрамом.

– Знаешь, я раньше убивал за такие намеки.

Рассмеявшись, она подошла ближе.

– Тогда я еще кое-что скажу, Артемис Энтрери. – И она мягко взяла его лицо в ладони. – Ты никогда не убьешь меня, – тихо произнесла она.

А он ничего не ответил.

Дорога Патриарха

Пролог

«Она прекрасна», – думал Артемис Энтрери, глядя, как обнаженная Калийа идет к вешалке за одеждой. Движения ее были отточенны, как у всех прирожденных бойцов, она шла легко и грациозно, мягко опускаясь на пятки. Роста она была среднего, гибкая, но при этом крепкая, и под кожей, местами отмеченной рубцами шрамов, проступали сильные мышцы. «Она словно соткана из противоречий, страстный пыл в ней сочетается с чем-то зыбким, ускользающим», – подумал Энтрери, следя за любимой взглядом. Она могла быть разной, и, когда они занимались любовью, становилась то яростной, то нежной, принося им обоим необыкновенное наслаждение.

Наверняка такая она и на поле боя. Калийа никогда не теряла голову в схватке и, сражаясь, обдумывала каждое движение. Свои достоинства и недостатки она знала превосходно, но противника оценивала еще лучше. И, несомненно, умела пустить в ход женские чары, чтобы усыпить бдительность врага перед тем, как выпустить ему кишки. Достойно уважения.

На обычно угрюмом лице Энтрери, предававшегося подобным размышлениям, мелькнула улыбка. Однако она тут же исчезла, и он вернулся к мыслям о себе самом. На вешалке, кроме одежды Калийи, висела и его черная шляпа с узкими полями, подаренная Джарлаксом. Головной убор производил такое же обманчивое впечатление, как и прежний его владелец – темный эльф. Шляпа обладала многими необычными свойствами, как физическими, так и магическими, – например, способностью охлаждать тело владельца, чтобы спрятать его от глаз, различающих не свет, а тепло. А в ленте скрывалась струна, позволяющая удержать шляпу на голове настолько плотно, чтобы она не свалилась даже при падении с лошади.

Да, внешность обманчива. Кто знает, что еще она таит?

После ночи, проведенной с Калийей, он спал без задних ног. Подруга вполне могла убить его, и Энтрери вдруг подумал, уж не зачаровала ли она его каким-то образом. Никогда еще он не чувствовал себя более беззащитным, чем с этой женщиной.

Да нет, успокоил он сам себя. В ее отношении не чувствуется фальши. Если только, конечно, Калийа не задалась целью полностью усыпить его бдительность, а потом попытаться напасть.

Спрятав лицо в ладонях, он потер усталые глаза и тряхнул головой. Хорошо, что так она не видит его горькую усмешку, – ведь от подобных мыслей и подозрительности у него точно когда-нибудь крыша съедет.

– Ну что, ты идешь? – спросила Калийа, возвращая его к реальности.

Он поднял взгляд. Она стояла у вешалки, по-прежнему нагая, но сейчас его внимание привлекло лицо женщины, а не ее обнаженное тело. Любой согласился бы, что прежде Калийа была удивительно красива, а ее серо-голубые глаза просто зачаровывали. В зависимости от обстоятельств – одежды, освещения – они могли становиться бледно-голубыми, такого удивительно прозрачного тона, что в сочетании с иссиня-черными волосами производили просто неизгладимое впечатление.

Черты лица Калийи были безупречны.

Но вот шрам… Он наискосок пересекал ее правую щеку и, уродуя губы, спускался к подбородку. Рубец этот нередко отражал ее ярость, становясь багрово-красным. Калийа словно выставляла его напоказ, отрекаясь от своей прежней красоты.

Но зато, когда на лице ее появлялась улыбка, одновременно и лукавая и грозная, Энтрери даже не замечал, как изувечены губы. Подруга казалась ему прекрасной, и, понимая, что шрам этот каким-то образом повлиял на ее характер, сам он не обращал на него внимания. Тайна, мерцавшая в глубине ее глаз, так завораживала его, что остальное казалось незначительным. Вот женщина тряхнула головой, и густые пряди рассыпались по плечам, и ему захотелось в тот же миг вскочить и зарыться лицом в их мягкий шелк.

– Мы же собирались поесть, – напомнила она, со вздохом натягивая рубашку. – Я думала, что у тебя после всего будет зверский аппетит.

Но едва голова Калийи вынырнула над воротом рубахи, улыбка ее разом исчезла – она увидела лицо своего возлюбленного. Выражение его вновь стало мрачным, причем Энтрери и сам не мог бы сказать почему. Ни о чем плохом он сейчас не думал, скорее, наоборот, ведь Калийа была светлым лучиком в его презренной жизни.

В последнее время на его лице часто появлялось это угрюмое выражение – а может, таким оно было всегда? – причем без всяких видимых причин. Правда, он часто злился – на все вместе и ни на что конкретно.

– В конце концов, мы вовсе не обязаны идти есть, – сказала она.

– Нет, что ты, надо пойти подкрепиться, уже довольно поздно.

– Что тебя гложет?

– Ничего.

– Тебе было плохо со мной ночью?

Что за глупый вопрос! Энтрери едва успел подавить усмешку, понимая, что Калийа напрашивается на комплимент.

– Мне всегда с тобой хорошо. Очень. И этой ночью тоже, – сказал он и с удовольствием отметил, что ей это приятно.

– Тогда в чем дело?

– Я же сказал, что все в порядке.

Наклонившись, Энтрери поднял штаны и принялся их натягивать, но замер, когда Калийа опустила руку ему на плечо. Подняв взгляд, он увидел ее озабоченное лицо.

– А по тебе не скажешь. Говори, в чем дело. Или ты мне не доверяешь? Что угнетает Артемиса Энтрери? Что такое произошло с тобой, что внутри у тебя как будто все время что-то клокочет?

– Не болтай ерунды, ты сама себе что-то напридумывала! – огрызнулся он и снова нагнулся за штанами, но она только крепче вцепилась в его плечо и заставила снова поглядеть ей в глаза.

– Скажи же, – настаивала Калийа. – Как появился такой безупречный боец? Откуда взялся Артемис Энтрери?

Он уставился в пол, но глаза его смотрели в пустоту. Мысленно он вновь вернулся к тому мальчишке, каким рос на пыльных улицах далекого портового города, где всегда либо пахнет солью и водорослями, либо в воздухе носятся тучи колючего песка, в зависимости от ветра.

* * *
Ветер, несший песок, бился в дощатые борта повозок, и они поскрипывали, даже стоя на месте. Лошади беспокойно переминались и время от времени пытались встать на дыбы, но узда не позволяла. Худой, но жилистый возница, напомнивший мальчику отца, с яростью стегал их плеткой.

Точно как его отец.

Сидевший в одной из повозок толстый торговец специями долго и пристально смотрел на мальчика. Глаза его были полуприкрыты тяжелыми веками, и этот странно гипнотизирующий, как у змеи, взгляд словно нагонял сон. Все же неспроста это, какая-то тайная сила была у этого неприятного, неряшливого человека, позволившая ему возвыситься над остальными торговцами, снаряжавшими сейчас обычный сезонный караван из Мемнона. Даже мальчик понимал, что все они подчиняются ему, хотя и ничего не смыслил в иерархии касты торговцев.

Но этот явно числился у них главным, и мальчик чувствовал себя польщенным, что такой важный господин снисходит до них с матерью. Когда же толстяк протянул золотые монеты, у мальчишки рот открылся сам собой и глаза чуть не вылезли из орбит. Золотые монеты! Он слыхал о них, знал, что такие бывают, но никогда прежде не видел. Однажды он видел серебряную монетку, которую какой-то чужой дядя дал его отцу, Белриггеру, а потом ушел с его мамой за занавеску.

Но золото? Никогда! У мамы в руках золото!

Однако радостное волнение оказалось недолгим, потому что в следующее мгновение его мать, Шанали, не церемонясь, схватила его за плечо и пихнула к толстяку. Мальчик извивался, пытаясь вырваться из его потных лап. Мама должна объяснить, что происходит!

Но когда ему, наконец, удалось вывернуться, чтобы заглянуть ей в лицо, мать уже повернулась, собираясь уходить.

– Куда ты?! – закричал он. – Почему ты меня бросаешь? Почему он не пускает меня? Мамочка!

Она оглянулась, но лишь на одно мгновение. И он в последний раз увидел ее печальные, ввалившиеся глаза.

* * *
– Артемис!

Вздрогнув, он посмотрел на Калийю. По ее лицу было видно, что ей и тревожно, и смешно одновременно.

– Ты так и собираешься все утро просидеть со спущенными штанами и флейтой в руках?

Ее слова окончательно привели его в чувство, и Энтрери увидел, что и впрямь сжимает в пальцах волшебную флейту Идалии, подаренную сестрами-драконами. И штаны он действительно так и не натянул. Он хотел положить инструмент на кровать, но почувствовал, как тяжело выпустить его из рук. Это рассердило Энтрери, он бросил флейту, вскочил и резким движением надел штаны.

– Ну, так что же? – спросила Калийа, возвращаясь к разговору. – Как появляются такие воины, как Артемис Энтрери?

И вновь его мысли унеслись в далекий Мемнон. Перед глазами так ясно встал образ отца, Белриггера, что Артемис невольно вздрогнул. Флейта опять оказалась в руке. А в памяти тут же возникли похотливые глаза однозубого Тоссопаша.

Энтрери швырнул инструмент на кровать.

– Что же главное? – допытывалась Калийа. – Тренировки? Выдержка?

Не глядя на нее, он сдернул свою рубашку со стула и ответил тоном, который пресекал все дальнейшие расспросы:

– Злость.

* * *
Среди моря таких же домов их крохотный глинобитный домик, в десять футов в длину и пять в ширину, был совершенно неприметен. Над входом, обращенным к морю, как и во всех соседних домах, был навес, под которым только и удавалось укрыться от удушающей жары. Внутри дома не было стен, разделяющих пространство. Занавеска отгораживала ту часть, где спали отец и мать – Шанали и Белриггер, или же Шанали и другой мужчина, заплативший отцу. А мальчик спал на полу посреди комнаты. Однажды, когда его совсем одолели насекомые, он залез спать на стол, и Белриггер жестоко избил его за непослушание.

Все трепки и порки давно слились в памяти в одну, но это избиение Артемис помнил отчетливо. Отец в тот раз напился сильнее, чем обычно, и колотил его по спине какой-то полусгнившей доской, отчего под кожей осталось множество заноз, и спина потом много дней нарывала и гноилась.

Шанали тогда пришла отереть ему раны мокрой тряпкой, это он очень хорошо запомнил. Она по-матерински заботливо водила тряпкой по спине и негромко отчитывала его за то, что ослушался Белриггера, но даже в ее упреках сквозила неподдельная любовь.

Наверное, это был последний раз, когда мать отнеслась к нему по-доброму, и более теплого воспоминания о ней его память не сохранила.

А несколько месяцев спустя та же самая женщина продала его толстому купцу. Но к этому времени она даже внешне уже очень изменилась: сильно побледнела, глаза ее запали – и появилась одышка.

Тот день ему вспоминать не хотелось, и мысленно он вновь вернулся к образам Белриггера и Тоссопаша, беззубого, небритого недоумка, который околачивался у них в доме чаще, чем бывал там отец. В воспоминаниях Тоссопаш неизменно смотрел на него маслянистым взглядом, наклонялся к нему или норовил потрогать. И говорил он всегда одно и то же: «Я ведь брат твоего папаши. Зови меня дядя Тоссо. Дядя может сделать для тебя много хорошего, мальчик мой».

От всех этих картин и слов сознание Энтрери словно съеживалось – так хотелось вычеркнуть все это из памяти навсегда.

Белриггер хоть, по крайней мере, никогда не выслеживал его по переулкам, не пристраивался рядом, когда мальчик ложился спать, не пытался поцеловать его или пощупать. Белриггер, пожалуй, временами и вовсе забывал о его существовании и вспоминал о сыне лишь затем, чтобыпоколотить его или грязно и зло обругать.

Мальчик смутно подозревал, что сам факт его существования бесит отца. Иначе чем объяснялась подобная ненависть? Тщедушный Артемис был как бельмо на глазу у отца – ведь его приходилось постоянно кормить. Хотя обычно ему доставались лишь куски черствого хлеба и объедки после отцовского обеда.

От него отвернулась даже родная мать, обменяла ребенка на золотые монеты…

А у толстого купца были такие противные мягкие руки…

* * *
Энтрери внезапно проснулся среди ночи. Он был весь в холодным поту, и влажные простыни прилипли к голому телу.

Услыхав рядом ровное дыхание Калийи, он несколько успокоился. Приподнявшись, Энтрери с удивлением обнаружил у себя на животе флейту Идалии. Он сел и поднес инструмент ближе к глазам, хотя в слабом лунном свете, просачивающемся сквозь единственное окошко, почти ничего нельзя было различить. Но он безошибочно узнал свою флейту и на ощупь, и по тем особым ощущениям, что она в нем вызывала.

На мгновение задумавшись, он припомнил, где же оставил инструмент перед сном – вроде на выступе деревянной рамы кровати, отсюда его легко было достать. Так что, видно, он бессознательно взял ее во сне, поэтому воспоминания и начали вновь преследовать его.

А может, это вовсе и не воспоминания? Так ли уж точны эти образы детства, проведенного в Мемноне? Может, это дьявольское наваждение волшебной флейты?

Правда, тот день, когда ему пришлось уйти с караваном, он помнил отчетливо, и образы, навеянные флейтой, полностью соответствовали действительности. Это последнее воспоминание о родном городе и предательство собственной матери уже тридцать лет не давали Артемису Энтрери покоя.

– Что с тобой? – негромко проговорила за его спиной Калийа. Тихо придвинувшись, она прильнула к его спине и обняла одной рукой, крепко прижав к себе. – Что с тобой?

Не зная, что ответить, Энтрери молча ощупывал дырочки флейты.

– Ты так напряжен, – заметила Калийа, чмокнув его в шею.

Он не шелохнулся, и она поняла, что он не в настроении.

– Злость не дает тебе покоя? – снова принялась допытываться она. – Злость, из-за которой ты стал тем, что ты есть?

– Да что ты можешь знать об этом?! – резко ответил Энтрери и бросил на подругу такой взгляд, что даже в темноте она почувствовала, что лезет не в свое дело.

– И на кого же ты злишься? Или на что? – тем не менее не отступила она.

– Это не злость, пожалуй, – задумчиво проговорил Энтрери, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней. – Это омерзение.

– К чему-то?

– Да. – Он высвободился и встал.

Калийа соскользнула с постели, приблизилась к нему и сзади обвила руками шею.

– А ко мне ты не испытываешь омерзения? – шепнула она ему в самое ухо.

«Пока нет, – подумал Энтрери, но промолчал. – Но если так случится, я проткну мечом твое сердце».

Однако он сразу же заставил себя не думать об этом, погладил руку Калийи и, искоса глянув на нее, улыбнулся.

Часть 1 Туго натянутый канат

Интересно, по-прежнему ли они странствуют вместе, как раньше, всегда готовые схватиться за оружие – не только для того, чтобы защититься от врагов, но и друг от друга?

Я часто думаю о них, Артемисе Энтрери и Джарлаксе. Даже во время нашествия полчищ орков во главе с королем Обальдом, даже в те дни, когда бушевала война и Мифрил Халлу грозила опасность, я время от времени уносился мыслями далеко-далеко, раздумывая о судьбе этой странной пары.

Почему они так занимают меня? Что касается Джарлакса, для меня он всегда будет связан с именем отца, Закнафейна, вместе с которым он когда-то бродил по окрестностям Мензоберранзана, как сейчас, быть может, путешествует с Артемисом Энтрери по Верхнему Миру. Джарлакс не соответствует расхожим представлениям о дроу, он всегда непредсказуем; даже сами темные эльфы никогда не знают, чего от него ждать. И мне приятно сознавать, что он именно такой, поскольку это лишнее доказательство того, что личность сама по себе намного важнее того, что наследуешь при рождении. Ведь, учитывая мое происхождение, иногда лишь эта вера помогала мне сохранить душевное здоровье. С моим племенем меня роднят только типично эльфийские уши и черный цвет кожи, но люди часто думают иначе. Однако их предрассудки не имеют надо мной власти, пока я ясно понимаю, что их представления обо мне не имеют никакого отношения ко мне, истинному, и что целый народ нельзя мерить одной меркой.

Джарлакс – живое тому подтверждение. Он лучший пример того, как личность преодолевает любые ограничения, наложенные на нее обстоятельствами рождения и традициями. Нет сомнений, что он единственный в своем роде, чему я только рад, поскольку, будь таких, как Джарлакс, несколько, этот мир погиб бы.

Но если бы я сказал, что Артемис Энтрери интересует меня лишь потому, что связан с этим темным эльфом, то солгал бы. Даже если бы Джарлакс вернулся в Подземье, предоставив наемного убийцу самому себе, все равно мои мысли время от времени возвращались бы к нему. Ни жалости, ни участия к Энтрери я не испытываю и, уж конечно, никогда не смог бы с ним сблизиться. Я не жду ни воздаяния, ни его спасения, ни покаяния с его стороны и никаких перемен в его жалком существовании, целиком и полностью основанном на эгоизме. Когда-то я воображал, что присутствие Джарлакса как-то благотворно повлияет на этого наемника, что он хотя бы осознает, насколько пуста его жизнь.

Нет, ужас, а вовсе не надежда на лучшее временами обращает мои мысли к этому человеку.

Однако боюсь я отнюдь не того, что он разыщет меня ради еще одного решающего боя. Случится ли это когда-нибудь? Возможно, но по этому поводу я не испытываю ни страха, ни смущения, ни беспокойства.

Если когда-нибудь он найдет меня и вызовет на бой, быть посему. В жизни, полной сражений, это будет всего лишь еще одна схватка.

Причина не в этом. Я вспоминаю о нем с содроганием лишь потому, что понимаю: я и сам мог стать таким же. Живя в Мензоберранзане, я ходил по узкой грани между отчаянием и верой в лучшее, и надежда моя часто сменялась холодным цинизмом. Если бы тогда я поддался ему, то стал бы еще одной жертвой беспощадного сообщества дроу, и с тех пор моими клинками руководила бы не жажда справедливости – по крайней мере, я верю, что сейчас именно она направляет меня, – а ярость, как в те дни глубочайшей тоски, когда я верил, что все мои друзья мертвы. Именно тогда я познал эту холодную ярость отчаяния, перестал слышать свое сердце, да и душу как будто потерял.

Артемис Энтрери перестал слышать свое сердце много лет назад. Ясно как день, что отчаяние сломило его. Иногда я спрашиваю себя, пусть мне и больно думать об этом, – так ли уж он отличается от Закнафейна? Хотя подобным сравнением я, быть может, оскорбляю память моего дорогого отца. И Энтрери, и Закнафейн пускали в дело меч без малейшего сожаления и угрызений совести, считая, что мир, окружающий их, не стоит ни капли милосердия. Единственное, что отличает их в моих глазах, – ненависть Закнафейна была вполне оправданна, тогда как Энтрери не видит, что его мир достоин сочувствия, а не жестокого суда острых клинков.

Но Энтрери не способен видеть эту разницу. Он испытывает к своему миру то же отвращение, то же ощущение безнадежности, с какими Закнафейн относился к Мензоберранзану, а потому он и не чувствует уколов совести, беспощадно казня его.

Я знаю, что он заблуждается, но прекрасно понимаю, в чем причина его безжалостности. Ведь я был знаком с человеком, похожим в этом на нею, и его я готов превозносить, потому что обязан ему самою жизнью.

Всеми нами руководят какие-то стремления, пусть это лишь желание уйти от ответственности. Даже стремление не иметь стремлений есть стремление в своей основе, а значит, жизнь разумного существа от них неотделима.

Все устремления Артемиса Энтрери, как и Закнафейна, замкнулись на нем самом. Его единственная цель – самосовершенствование. Он мастер боевых искусств, его тело – механизм без изъяна, но все это делается не во имя какой-то более великой цели, а лишь для того, чтобы жить. Чтобы пройти по грязи и не запачкаться.

Стремления же Джарлакса, как и мои, – совершенно иные, хотя, надеюсь, цели у нас различные. Его задача – держать под контролем не себя, а все, что его окружает. Энтрери может потратить много часов, отрабатывая какое-нибудь движение до степени автоматизма, а Джарлакс тратит время на то, чтобы обработать окружающих и создать себе такие условия, какие ему нужны. Его потребности мне, само собой, непонятны, думаю, что общественное благо волнует его в последнюю очередь. Исходя из моего недолгого общения с этим непостижимым дроу, могу предположить, что он сталкивает людей между собой и сеет подозрения исключительно ради развлечения. Все эти махинации, безусловно, приносят ему выгоду: полагаю, устроив поединок между мной и Энтрери в башне Креншинибона, он хотел покрепче прибрать к рукам наемника. Но я подозреваю, что Джарлакс будет сеять раздор, даже не преследуя цели лично обогатиться или вообще получить какую-либо выгоду.

Наверное, за столько столетий ему наскучило жить и обыденность для него все равно что смерть. Он развлекается ради самих развлечений. При этом ему дела нет до тех, кто становится ничего не подозревающим участником его забав, зачастую фатальных, и это лишь доказывает, что Джарлакса так же не волнуют проблемы окружающего мира, как Артемиса Энтрери и когда-то Закнафейна. Когда я представляю себе Джарлакса и Закнафейна в Мензоберранзане, мне на ум приходит сравнение с ураганом, пронесшимся по улицам; вдали затихает уже хохот этой парочки, а никто ничего не успел понять.

Наверное, теперь Энтрери стал для Джарлакса достойным компаньоном.

Но все же, несмотря на сходство, Закнафейн и Энтрери – не одно и то же.

Подозреваю, что между Джарлаксом и наемным убийцей всегда сохранится напряжение из-за расхождения в целях и средствах – если только до сих пор они не повздорили всерьез и уже не лежат где-нибудь в придорожной канаве, оба пронзенные насквозь.

Пусть Закнафейна, как и Энтрери, одолевало отчаяние, но душу свою он не продал. Он так и не сдался.

А Энтрери давно поднял белый флаг и вряд ли когда опустит.

Дзирт До'Урден

Глава 1 Жизнь идет своим чередом

Это и дверью-то сложно было назвать, просто несколько досок, связанных между собой веревкой, тряпками и лозой. Когда разъяренный дворф с разбегу бросился на нее, она разлетелась на куски, и в маленькую пещерку посыпались щепки, тряпье и обрывки веревки.

Большего смятения, чем последовало за этим, не могло бы вызвать ни одно порождение Девяти Кругов Ада. На бедных гоблинов обрушился свирепый дворф с развевающимися черными волосами и длиннейшей бородой, заплетенной в две косицы, с непревзойденным мастерством размахивающий парой кистеней.

Он бросился к самой многочисленной группке гоблинов – их было четверо. Не обращая ни малейшего внимания ни на их жалкое оружие, ни на попытки защищаться, он врезался прямо в них, брыкаясь, топча и калеча их металлическими шарами, утыканными острыми шипами, со свистом крутившимися на концах адамантиновых цепей. Одному бедняге он нанес удар в грудь, да такой, что смял ему легкие и отбросил футов на десять. Пригнувшись и уклонившись от заостренной палки другого гоблина, игравшей роль копья, дворф развернулся к нему и двумя ударами проломил несчастному плечо и череп. Когда же тот упал на пол, еще и наподдал ногой под подбородок, раздробив челюсть. Но противник его уже успел распрощаться с жизнью, поэтому даже не пискнул.

Взметнув косицами, дворф прыжком обернулся к двоим оставшимся. Гоблинов настолько ошеломила его свирепость, что они на мгновение замерли в растерянности. А тому только это и нужно было.

Размахнувшись в стороны, он одновременно нанес два удара. Одному гоблину досталось крепко, а другого он только задел, но все равно удар был такой силы, что бедняга покачнулся. Набросившись на него, дворф свалил гоблина наземь пинками и тычками.

Потом он ринулся к входу, кувыркнулся и, еще вскакивая, ударил одного из гоблинов, спешивших удрать по склону горы, кистенем в спину. Тот и впрямь оказался на склоне быстрее, чем мог бы вообразить. Правда, мгновением раньше у него был раздроблен позвоночник, и потому он упал на землю, уже ничего не ощущая.

Широко расставив ноги, дворф выпрямился в проеме. Чуть присев и раскинув руки с кистенями, болтающимися на концах цепей, он бешено вращал выпученными глазами.

Он мог бы биться об заклад, что в пещере, когда он туда ворвался, было около десяти гоблинов. Пятерых он уложил, но теперь ему противостояли только двое.

Точнее, один, потому что второй неистово колотил в заднюю дверь в глубине пещеры, более крепкую, сделанную из прочного дерева, соединенного железными скобами. Второй, жавшийся спиной к товарищу, в ужасе не смел отвести взгляда от разъяренного чужака.

– А, у вас там укрытие! – проворчал дворф, делая шаг вперед.

Гоблин съежился и что-то пискнул, клацнув зубами. Второй же с удвоенным рвением замолотил в дверь.

– Ну-ка, давай, – подбодрил дворф. – Возьми палку и защищайся, повеселимся!

Уродец чуть распрямил плечи, и дворф воспринял это как сигнал. Крутанувшись, он махнул кистенем, но удар не достиг цели. Сначала дворф решил напугать несчастного.

Он сделал еще шаг, снова развернулся на месте, и очередной удар разбил гоблину лицо. Если бы не дверной косяк за спиной, он отлетел бы далеко назад.

Оба бедолаги принялись колотить в дверь уже в совершеннейшем отчаянии. Дворф же, вздохнув, пренебрежительно покачал головой, подошел ближе и в два счета проломил им сзади головы. Взяв оба кистеня в одну руку, другой он схватил одного из гоблинов за шею и легко, как щепку, отшвырнул футов на десять, к стене. Вслед за ним полетел и второй.

Дворф поправил ремень из толстой кожи – волшебную вещь, наделявшую и без того сильного воина мощью великана.

– Красиво сработано! – похвалил он, рассматривая главный вход.

Дверь и косяки явно делали не гоблины; скорее всего, они стащили их из развалин какого-нибудь замка в заболоченных землях Ваасы. Но нужно отдать уродцам должное – все это они хорошо вделали в стену.

Дворф постучал и довольно бегло прокричал на гоблинском языке:

– Эй вы, сопляки плоскоголовые! Вряд ли вы обрадуетесь, если я сломаю такую красивую дверь, а? Тогда открывайте, и не будем тянуть время! Я, может, даже пощажу вас, но уши все равно заберу!

И, приложив свое собственное ухо к двери, он услышал там едва уловимый всхлип, а потом «Ш-ш-ш!».

Вздохнув, дворф постучал снова:

– Ну ладно. Ваш последний шанс.

Отступив на шаг, он пошептал над обернутыми кожей ручками кистеней, высвобождая их волшебную мощь. Из шипов правого шара засочилась прозрачная маслянистая жидкость, а из левого – красновато-серая. Смерив взглядом дверь, дворф решил бить в центральное скрещение кованых полос.

Досчитав до трех (в конце концов, он же обещал им последний шанс!), он резко развернулся в прыжке и левым кистенем нанес удар точно в намеченное место. Правым он ударил по инерции, но главное, что на двери осталась красноватая жидкость.

Это был ихор страшного чудовища, при виде которого наверняка побледнел бы любой рыцарь в сияющих доспехах. В считанные мгновения толстые железные оковы приобрели такой же бурый цвет и рассыпались ржавым прахом.

Дождавшись, когда железо совсем разрушилось, дворф с ревом развернулся еще раз, вложив в движение всю свою силу, и треснул правым кистенем в ту же самую точку. Может, таким ударом он расшиб бы дверь и собственными силами, но узнать это наверняка не пришлось никому, поскольку вещество из правого шара при соприкосновении с поверхностью вызвало взрыв.

Дверь вместе с тяжелым засовом с обратной стороны раскололась надвое, одна ее половина, криво повиснув на петле, качнулась в сторону дворфа, а другая грохнулась на пол.

В проеме стояли трое гоблинов, наряженных в нелепые доспехи явно с чужого плеча – на одном даже был шлем с открытым забралом, – и каждый сжимал оружие: короткий меч, копье и боевой топор. Если неопытного бойца их вид и мог припугнуть, то дворф с первого взгляда понял, что бедняги даже обращаться с этим оружием не умеют, – недаром он провел в сражениях почти четыреста лет.

– Ну что ж, если вы отдадите мне свои уши, то ступайте на все четыре стороны, – сказал он по-гоблински с сильным акцентом. – Будете вы жить, плоскоголовые, или сдохнете, мне без разницы, но ваши уши – мне. – И, достав с этими словами маленький нож, он метнул его, всадив в пол у ног незадачливой троицы. – Отдадите мне каждый левое ухо и вернете нож, а потом идите себе. Не хотите – срежу уши с ваших трупов. Выбирайте.

Гоблин, что стоял правее, поднял копье и с воплем бросился в атаку.

Именно на это Атрогейт и рассчитывал.

* * *
Услышав, что Атрогейт с шумом ломится в дверь, Артемис Энтрери скользнул за ширму. Он не только недолюбливал дворфа, но и не доверял ему, потому возможность подслушать пришлась кстати.

– Вот где эта тощая полукровка, что хочет меня обскакать! – взревел Атрогейт, переступив порог комнаты Калийи.

Женщина мельком взглянула на дворфа, ничуть не испугавшись, – Энтрери понимал, что она спокойна, зная, что он рядом.

– Ну, чего, думаешь, имя себе здесь заработала?

– Ты это о чем?

– Ах, госпожа Калийа, первая в списке, – кривляясь, ответил Атрогейт.

Среди смельчаков из Ворот Ваасы, отправлявшихся в походы в необжитые земли, шло своеобразное соревнование. За уши диких тварей, населявших эти территории, было назначено вознаграждение, но, чтобы подстегнуть энтузиазм, командиры крепости еще стали вести и список самых удачливых «охотников за головами». Почти с самого начала имя Атрогейта бессменно возглавляло этот список, пока несколько месяцев назад Калийа не обошла его. А ее погибшая подруга Парисса отстала от дворфа всего на пару очков.

– Думаешь, меня это волнует? – спросил он.

– Во всяком случае, явно больше, чем меня, – невозмутимо ответила полукровка, а Энтрери за ширмой удовлетворенно кивнул, довольный ответом подруги.

Посопев, Атрогейт взревел:

– Недолго тебе там быть!

Энтрери чутко прислушивался, стараясь понять, угрожает он Калийе или нет. Машинально сжав эфес, он неслышно ступил, переместившись к ближайшему к двери краю ширмы, откуда удобно было бы атаковать дворфа с фланга, если потребуется.

Атрогейт поднял руку с зажатым в ней туго набитым мешочком, и наемный убийца успокоился, сообразив, что там внутри.

– Тебе снова придется смотреть мне в спину, полукровка, – потрясая мешком, сказал Атрогейт. – Четырнадцать гоблинов, парочка тупоголовых орков и один огр на закуску.

Калийа равнодушно пожала плечами.

– Так что если ты крепкая, продолжай охотиться и зимой, – вещал Атрогейт. – Я же отправлюсь на юг и буду пить, пока снег не сойдет, поэтому снова можешь стать первой на несколько месяцев, если повезет. Но как только снег растает, все, уступишь мне место. – Помолчав, дворф ухмыльнулся в кустистую бороду. – Правда, подружки-то твоей больше нет, с кем пойдешь? Если только этого проныру уговоришь, только он, небось, холодов побоится!

Калийю передернуло при упоминании о Париссе, и Энтрери, заметив это, даже не рассердился на оскорбление в свой адрес. Полукровка все еще тяжело переживала потерю. Парисса с Калийей дружили много лет, бывали во многих передрягах, но она погибла по дороге в Палишук, выпав из повозки, которой правил Энтрери, во время битвы со страшными, похожими на змей летающими чудищами.

– Добрый мой дворф, мне совсем не хочется тащиться куда-то убивать гоблинов, – сказала Калийа, справившись с собой.

– Ну, как знаешь, – фыркнул дворф. – Мне-то все едино, я так и так весной буду первым, так что ты и другие, кто думает меня обойти, можете даже не надеяться! Не выйдет!

– И наплевать.

Гордо выпятивший грудь Атрогейт несколько растерялся, услышав такой ответ. Буркнув нечто нечленораздельное, он еще раз тряхнул своим мешком перед носом у Калийи, сказал: «Н-да» – и повернулся к двери.

Энтрери даже не посмотрел в его сторону, целиком сосредоточив внимание на подруге, которую, несмотря на внешнюю невозмутимость, разговор с дворфом явно расстроил.

Глава 2 Дорога в Бладстоун

Трудно было вообразить себе спутников более непохожих друг на друга. Джарлакс, ехавший на высоком сильном жеребце, был одет отменно – шелковая одежда, широкий плащ, пурпурная шляпа с огромными полями, украшенная пером диатримы. Дорожная грязь как будто не приставала к нему – ни пылинки, ни пятнышка не было на его вещах. И сам он, изящный и стройный, сидя в седле очень прямо, походил на безупречно воспитанного знатного вельможу. Его нетрудно было принять за какого-нибудь принца-дроу, искушенного в дипломатии.

Рядом с ним трясся на осле дворф – полная ему противоположность. Можно было подумать, что вся грязь на дороге – от коренастого, неряшливого Атрогейта. К несчастью бедного ослика, дворф носил доспехи из кожи и металлических пластин, с бесчисленным количеством пряжек, бляшек и ремешков. Седло он, видно, считал ненужной роскошью, поэтому сидел просто на спине бедного животного, крепко обхватив его ногами, подпрыгивая и подскакивая при каждом шаге. За спиной у него крест-накрест крепились знаменитые кистени, сделанные из стеклостали, и их утыканные шипами головки тоже болтались на ходу.

В отличие от наголо бритого дроу, черная кожа которого поблескивала под полями шляпы – а когда он снимал ее, становилось видно, что никакой растительности, кроме тонких изогнутых бровей, на голове эльфа нет, – дворф был чрезмерно волосат, чем гордился, как лев своей гривой. Черные космы, будто копна, торчали во все стороны, сплетаясь с пучками, торчавшими из ушей, и длинной бородой, заплетенной в две косицы, каждая из которых была перехвачена ленточкой, украшенной драгоценными камнями.

– Ну, мы прям настоящие герои, – обратился дворф к своему спутнику.

Впереди следом за парой солдат ехали Артемис Энтрери и Калийа, а солдаты позади сопровождали гроб с телом командира Эллери из Армии Бладстоуна, молодой воительницы, подававшей большие надежды, дальней племянницы короля Гарета Драконобора. Все жители Бладстоуна скорбели о ней. Она погибла в замке, порожденном темной магией, который неожиданно возник неподалеку от северного городка Палишука, населенного полуорками.

Никто не знал правды о ее гибели, кроме Джарлакса и Энтрери. На самом деле женщина погибла от руки наемного убийцы, тем самым разрешившего исход поединка между Эллери и темным эльфом.

– Да, действительно, – согласился Джарлакс. – А ведь именно это я тебе и предсказывал, когда вытащил из той ямы. Видишь, какая слава нас ожидает, так что злиться из-за печальной участи Калгана было глупо.

– А кто сказал, что я злился? – фыркнул Атрогейт. – Просто мне не шибко хотелось есть бедолагу.

– Э нет, меня не обманешь, добрый дворф.

– А-ха-ха-ха!

– Ты вполне законно мог нарушить свои клятвы, – проговорил Джарлакс и искоса посмотрел на собеседника, следя за его реакцией.

Там, в замке, Атрогейт вызвал на бой Энтрери, и Джарлаксу пришлось вмешаться в ход поединка. С помощью одной из множества своих волшебных вещиц темный эльф создал под ногами дворфа довольно глубокую яму, куда тот в пылу схватки и свалился. Попав в ловушку, дворф все равно долго упирался, не желая присоединиться и помочь остальным, пока Энтрери не сбросил вниз труп его приятеля, мага Кантана.

– Просто ты не знаешь Нелликта так, как знаю его я, – приблизившись к Джарлаксу, доверительно прошептал Атрогейт.

Уже не в первый раз дроу подивился дрожи, появлявшейся в голосе бесстрашного дворфа, когда тот поминал имя мага. Нелликт считался правой рукой Тимоско, главы Цитадели Убийц, могущественной гильдии наемных убийц в Дамаре, а может, – как утверждали слухи – даже управлял ею.

– Однажды я видел, как он одного дворфа превратил в лягушку, а другого – в голодную змею, – продолжал Атрогейт, и при воспоминании об этом его передернуло. – А потом расколдовал, когда один уже наполовину съел другого.

Подобная жестокость вряд ли могла поразить Джарлакса, третьего сына Дома Бэнр, которого родная мать чуть было не убила ударом ножа в грудь еще в младенчестве, чтобы принести его в жертву кровожадной богине дроу. Джарлакс буквально впитал в себя дух жестокости, проведя несколько веков в Мензоберранзане, населенном коварными и злобными соплеменниками. Так что ничто из того, что рассказывал или мог бы рассказать дворф, не заставило бы Джарлакса содрогнуться.

К тому же он уже отчасти составил себе мнение о Нелликте. Видимо, именно он держал в руках эту страшную организацию. Будучи сам главой банды наемников Бреган Д'эрт, Джарлакс по опыту знал, что обычно в таких сообществах предводитель – в Цитадели Убийц им считался Тимоско – роль представительская, он должен быть дипломатом, тогда как заместители зачастую не останавливаются ни перед чем и их гораздо больше, чем главаря, на лице которого хоть изредка можно увидеть милостивую улыбку, боятся как враги, так и друзья.

К тому же Нелликт – маг, а Джарлакс считал, что именно маги способны на самую страшную жестокость. Возможно, благодаря интеллектуальному превосходству они считают себя неизмеримо выше прочих и, творя зло, не испытывают угрызений совести, подобно тому как обычный человек не переживает, скажем, наступив на таракана. А может, все из-за того, что волшебник обычно нападает издали. Если воин наносит удар, его нередко забрызгивает теплая кровь врага, а волшебник, произнеся где-то вдалеке заклинание, словно и не связан с разрушительными последствиями своих действий.

Сложно понять их, чародеев и кудесников, а иметь с ними дело опасно: многие из них спесивы и жестоки. Именно по этой причине Джарлакс часто назначал магов своими заместителями в Бреган Д'эрт.

Раздумывая обо всем этом, дроу лишний раз напомнил себе, что и к дворфу, трясущемуся рядом на осле, не стоит относиться легкомысленно. Несмотря на все его бахвальство и шумливость, опасно иметь этого бывалого воина в числе недругов. Ведь именно он едва не победил Артемиса Энтрери в схватке в замке Женги. Атрогейт был совершенным орудием разрушения, просто мечта для любого войска или тайной организации. Он мешками таскал уши разных тварей в крепость и заработал тем самым себе громкую славу в Воротах Ваасы. За крикливостью, хвастовством и приземленностью дворфа Джарлакс разглядел одну важную особенность его характера. Даже будь они с Энтрери друзьями Атрогейта, дворф все равно не задумываясь прикончил бы обоих, получи он на это приказ сверху. Он лишь выполнил бы очередное задание, примерно как Энтрери долгие годы выполнял заказы пашей в Калимпорте.

– Твой приятель хоть понимает, какая честь его ожидает? – спросил Атрогейт, кивнув в сторону Энтрери. – Сейчас, при Гарете, стать рыцарем Ордена в Бладстоуне – большое дело.

– Уверен, что не понимает и не поймет, – ответил дроу, усмехаясь.

Всех их, участников похода против драколичи Уршулы и другой нечисти, обитавшей в замке Женги, кроме полуорков Ольгерхана и Аррайан, оставшихся дома, должны были как героев чествовать завтра в Бладстоун-Виллидже. Почета удостоились даже Калийа, не ходившая в замок, и солдат Армии Бладстоуна Дэвис Энг, раненный по дороге к Палишуку. Их двоих и Атрогейта провозгласят почетными гражданами Дамары и Ваасы, наделив их тем самым заметными преимуществами: скидками у торговцев, размещением в гостиницах и бесплатной первой порцией выпивки в тавернах, что особенно должно было радовать дворфа. Джарлакс в красках представил себе, как тот бегает по Гелиогабалусу из одного кабака в другой, поглощая бессчетные «первые» порции.

Джарлакса, сыгравшего во всем предприятии более важную роль, удостоили более высокого звания героя Ваасы, что включало в себя все преимущества предыдущей ступени, а также давало право свободного проезда по всему недавно созданному королевству и обеспечивало покровительство короля Гарета. Сам Джарлакс не спорил, что в победе над драколичи его участие сыграло решающую роль, ибо у него имелись свои тайны, но все же был несколько озадачен раздачей наград. Ведь Атрогейт дрался с чудовищной нежитью самозабвенно, не щадя себя, а его обделили. Поначалу дроу думал, что тому виной не самая безупречная репутация дворфа. Однако, узнав, какой почет окажут наемному убийце Энтрери, прикончившему драколичи, он все понял. При помощи тайных рычагов и средств влияния распределение наград негласно инициировалось Нелликтом и Цитаделью Убийц. При личной встрече Нелликт весьма прозрачно намекнул Джарлаксу, что его участие в этой организации будет необходимо, поскольку Эллери, племянница Гарета, тайно связанная с бандой, погибла.

Для Энтрери же после того, как он хитроумно заманил драколичи в ловушку – заставил его сунуть голову в пещеру, где устроил взрыв, – мир изменился. Теперь он превратился во всеобщего героя, и король Гарет сделает его кандидатом на рыцарство, что значило – почти рыцарем Ордена.

Наемный убийца Артемис Энтрери – рыцарь Ордена, учрежденного благочестивым королем Гаретом! Это, пожалуй, слишком – и Джарлакс в голос рассмеялся.

– А-ха-ха-ха! – поспешил присоединиться Атрогейт, хотя понятия не имел, что так насмешило дроу. Поэтому, спохватившись, поинтересовался: – Ты чего веселишься, черномазый?

* * *
Низкие облака на западе перекрывали сияние вечернего солнца, и прохладный ветерок приятно овевал лицо. Мастер Кейн сидел, скрестив ноги и положив на колени раскрытые ладони. Глаза его были закрыты, тело расслаблено, он глубоко дышал, обратив взор внутрь себя.

Никто, кроме Кейна, бывшего магистра Цветов в монастыре Желтой Розы, не отважился бы лететь на ковре-самолете с закрытыми глазами, но его не занимали такие будничные вещи, как управление ковром. Лишь время от времени он открывал глаза и чуть исправлял курс, хотя и сознавал, что ему ничто не грозит, если только дракон не окажется на его пути, внезапно взмыв в небо над Бладстоунской долиной.

Его внутреннее чувство пространства было столь безошибочно, что он вышел из медитации как раз в тот момент, когда внизу показался Бладстоун-Виллидж. Он даже различил большие нарядные здания и великолепный дворец своего друга, Гарета Драконобора, но они не поразили его.

Ни одно произведение человеческих рук не могло произвести впечатления на Кейна, видевшего изумительные коридоры монастыря Желтой Розы, но вот Белое Дерево…

Едва монах разглядел его в большом саду, разбитом на берегу озера Мидаи, его сердце преисполнилось торжественным покоем, будто приобщилось к чему-то великому, причастилось вечности. Когда-то, в награду за победу над королем-колдуном и его дьявольскими приспешниками и уничтожение волшебной палочки демона Оркуса, семечко этого дерева, так называемое перл-семя, было подарено Кейну и его друзьям платиновым драконом Бейамутом.

Белое Дерево стало символом этой великой победы и, кроме того, служило магической защитой земель Бладстоуна от демонических порождений Абисса. Глядя на него, Кейн всем существом чувствовал, что они не просто временно одержали верх, но обеспечили его родной земле благословение на долгие годы. Протянув руку, Кейн взял свой посох, сделанный из ветви волшебного дерева. На ощупь он был гладкий, как полированный камень, и по-прежнему снежно-белый, как и в тот день, когда сломили ветвь, ибо никакая грязь не могла его замарать. К тому же дерево было твердым, как адамантин, и Кейн легко мог расколоть своим посохом камень.

Мысленным приказом Кейн развернул ковер к дереву и мягко опустился на ровную площадку перед ним. Сидя со скрещенными ногами и посохом на коленях, он вознес молитвы дереву и благодарность Бейамуту, повелителю добрых драконов, за его чудесный дар.

Но вдруг чей-то громогласный возглас вывел его из медитации:

– А, благословенны пьяные боги, когда у них двоится в глазах!

Встав с ковра, Кейн не удивился, увидев брата Дугальда, тучного здоровяка весом фунтов в четыреста, который в следующее мгновение навалился на него. Другой на месте бывшего магистра не удержался бы на ногах, но Кейн даже не шелохнулся.

Дугальд облапил его мясистыми ручищами и с чувством похлопал по спине, после чего отодвинул на расстояние вытянутых рук, точнее, отодвинулся сам, поскольку Кейн стоял как скала.

– Сколько же времени прошло! – трубно возвестил монах. – Дружище, ты то путешествуешь, то сидишь в монастыре на юге и совсем забыл своих друзей здесь, в Бладстоун-Виллидже.

– Вы всегда со мной, – ответил Кейн, – в мыслях и молитвах. Никого из вас я не забыл.

Дугальд очень энергично закивал, и Кейн понял не только по его оживленности, но и по запаху, что брат уже причастился крови виноградных лоз. Дугальд был членом близкого ему по духу Ордена бога Ильматера и служил святому Дионису, покровителю возлияний. Дугальд был весьма ревностным его приверженцем.

Кейн когда-то сознательно и добровольно отказался от крепких напитков, потому не судил других с позиций собственного выбора.

Отвернувшись от Дугальда, он погрузился в созерцание дерева, широко раскинувшего свои ветви. Спокойная гладь озера служила ему обрамлением. За те два года, что Кейн не был в Бладстоун-Виллидже, дерево еще выросло и теперь достигало тридцати футов, хотя ему не было и двенадцати лет. Ветви у него были длинные и крепкие, и время от времени одна из них доставалась в дар тому или иному из героев, чтобы он мог сделать для себя какую-нибудь вещь из волшебной древесины.

– Что-то слишком долго тебя не было, – проговорил Дугальд.

– Уж такова моя жизнь.

– Да, что тут скажешь? Ты прибыл на церемонию?

– Да, чтобы поговорить с Гаретом.

Дугальд внимательно посмотрел на него:

– О чем же?

– О том, что его решение повесить медаль на шею дроу несколько неожиданно.

– Тем более что Кейн так сказал, – подхватил Дугальд. – Говорят, к тому же этот дроу очень странный, даже по сравнению с остальными из их команды. Ты что-нибудь знаешь о нем? Гарету известно лишь то, что говорят о нем в крепости.

– И, несмотря на это, он наградит его званием героя Бладстоуна, а его товарища произведет в рыцари Ордена?

– Кандидатом в рыцари.

– Со временем и рыцарем станет.

Дугальд согласно кивнул. Любой, кто становился кандидатом, в течение двух лет получал рыцарское достоинство – за исключением сэра Лайэма из Хафлинг Дауне, который после почетной церемонии пропал или был убит по дороге домой.

– Друг мой, у тебя есть основания сомневаться, что дроу достоин такой чести? – спросил монах.

– Он – темный эльф.

Дугальд посмотрел на Кейна почти с упреком.

– Да, мы все знаем сестер Эйлистри, – согласился Кейн. – Одна из заповедей монастыря Желтой Розы – судить людей по их поступкам, а не по происхождению. Но этот дроу объявился здесь совсем недавно. Мы не знаем, где и как он жил раньше, и никто не слыхал, чтобы он имел хоть какое-то отношение к культу Эйлистри.

– Как раз сейчас генерал Даннауэй из Ворот Ваасы на аудиенции у короля Гарета и королевы Кристины, – сказал Дугальд. – Он очень хвалебно отзывается о подвигах этого типа, Джарлакса, а также и его товарища.

– Видимо, отличные воины.

– Похоже.

– Но для того, чтобы стать рыцарем Ордена, умелое обращение с оружием – последнее из требований, – заметил Кейн.

– Однако любой из рыцарей должен быть готов жизнь свою отдать во имя долга, – возразил монах.

– «Чистота намерений, жизнь по совести, взвешенность решений и умение отступить, если это в интересах Бладстоуна», – осадил его Кейн, процитировав отрывок из клятвы рыцаря. – Без сомнения, слову генерала Даннауэя можно верить, когда дело касается истребления всяких тварей за Воротами Ваасы, но ему почти ничего не известно о характерах этой пары.

Дугальд взглянул на него с любопытством:

– Тогда, быть может, тебе известно?

Кейн пожал плечами. Перед тем как отправиться в Бладстоун-Виллидж, он беседовал с Хобартом Брейсгирдлом, предводителем боевого отряда хафлингов, именовавших себя Коленоломами; в последнее время они промышляли в окрестностях Ворот Ваасы. Кое-что Хобарт порассказал Кейну об этих странных друзьях, Джарлаксе и Энтрери, но недостаточно, чтобы с уверенностью сделать какие-либо выводы. Собственно, оснований предполагать, что эти двое не так хороши, как проявили себя в крепости и во время похода в Палишук, не было, но сами их поступки и мотивы не всегда поддавались четкому определению.

– Просто я считаю решение короля Гарета относительно этих двух чужаков несколько скоропалительным, – только и сказал Кейн.

Дугальд снова кивнул в знак согласия и, обернувшись, широким жестом указал на великолепный дворец Гарета и Кристины. Стройка длилась уже больше десяти лет. Ядром нового здания стал старый дворец Трантов, родовое гнездо баронов Бладстоуна, его расширили и пристроили два крыла. Основные работы были завершены, продолжалась отделка – украшали лестницы, делали витражи. Жители не только города, но и всех земель королевства хотели, чтобы дворец их правителя был достоин его подвигов и славы. А создать нечто соразмерное славе Гарета Драконобора было непросто, задача оказалась столь трудоемкой, что потребовала усилий и мастерства лучших ремесленников королевства.

Оба монаха отправились в сторону великолепной постройки, желая поскорее повидаться с друзьями. Стража, с почтением склонившаяся перед странником в потрепанной одежде, пропустила их без лишних вопросов. Человек, никогда не слышавший о магистре Кейне, увидев его, ни за что не догадался бы, что он на самом деле собой представляет. Кейн был уже в возрасте, очень худой, с заметно поредевшими седыми волосами и бородой. Одет он был почти что в лохмотья, а из украшений носил только два магических перстня. Вместо пояса – грубая веревка, на ногах – потрепанные сандалии. Примечательным в его внешности был лишь белоснежный посох в руке, и для знающего человека этого было бы достаточно, чтобы понять, что перед ним не просто бедный странник, а выдающаяся личность.

Ведь именно Кейн, такой неприметный на вид, нанес последний решающий удар королю-колдуну Женги и освободил от его владычества земли Бладстоуна.

Стражники знали его, поэтому отвесили почтительные поклоны и оживленно зашептались, едва он прошел.

Когда другие стражи торопливо бросились открывать перед двумя товарищами великолепные резные белоснежные двери в аудиенц-зал Гарета (еще один дар волшебного дерева), Кейн и Дугальд уже на пороге поняли, что кое-кто еще из их боевых соратников прибыл во дворец. До них донеслись возгласы вечно оживленного и подвижного Селедона Кирни.

– Значит, Гарет бросил Клич Дозорных, – заметил Кейн Дугальду. – Это хорошо.

– А ты разве не поэтому здесь? – удивился монах, ведь Кейн, как и Селедон, состоял в числе осведомителей короля Гарета по всему королевству и являлся его самым доверенным лицом в Ваасе.

– Нет, никакого вызова я не получал, – покачал головой бывший магистр, – но посчитал свое присутствие необходимым.

И они переступили через порог. Все разговоры в зале разом смолкли. Красивое лицо короля Гарета осветилось улыбкой. Появления Дугальда ожидали, а вот прибытие Кейна стало приятным сюрпризом.

Прекрасная Кристина тоже улыбнулась, но она всегда была более сдержанна в проявлении чувств, чем ее импульсивный супруг.

Селедон поднял правую руку тыльной стороной кверху, оттопырив большой палец и сжав остальные, а потом большим пальцем коснулся сердца – так приветствовали друг друга Дозорные.

Кейн кивком поздоровался с ним и бок о бок с Дугальдом подошел к возвышению, на котором стояли троны Гарета и Кристины. Он сразу подметил усталость, затаившуюся в голубых глазах короля.

Гарет, одетый в тунику без рукавов, выглядел на свои сорок с лишним. Обнаженные мускулистые руки по-прежнему сильны, в черных волосах хоть и появилась седина, но немного. Решительный подбородок все так же тверд.

Но вот глаза…

На первый взгляд они блестели молодо, как прежде, но Кейн заметил, что веки набрякли, а вокруг глаз появились бледные круги. Бремя власти легло на его плечи и своей тяжестью медленно истощало короля, несмотря на всенародные любовь и уважение.

Кейн понимал, что это неизбежное следствие высокого положения. Ни один человек на месте короля не мог бы переносить его иначе.

Согласно этикету король должен был заговорить первым и поприветствовать вновь прибывших, но Селедон Кирни встал между тронным возвышением и гостями.

– Д-дроу! – вскричал он, немного заикаясь и размахивая руками. – Наверняка поэтому мастер Кейн и пожаловал ко двору… Он удивлен, да нет, потрясен, что ты принял такое решение!

Вздохнув, Гарет бросил на Кейна просительный взгляд.

Но тот отвлекся на генерала Даннауэя, при виде него гадливо сморщившего нос. Монах, одетый в грязные лохмотья, привык к такому отношению и обычно не обращал на это внимания. Все же он встретил взгляд генерала таким спокойным и твердым взором, что тот не только отвел глаза, но даже отступил на шаг.

– Я… я должен покинуть вас, мой король, – пробормотал генерал, кланяясь.

– Конечно, вы свободны, – кивнул Гарет. Даннауэй стремительно направился к выходу и снова брезгливо поморщился, проходя мимо Кейна.

Дугальд, однако, принял это гораздо ближе к сердцу, чем бывший магистр. Он ухватил генерала за локоть и, рывком повернув к себе, прошептал, но так, чтобы все слышали:

– Этот человек может рукой вырвать тебе сердце из груди, поднести его к твоим глазам, а потом вернуть обратно в целости, да так, что ты и ойкнуть не успеешь.

Подмигнув, он разжал пальцы, и опешивший Даннауэй едва не упал, после чего так поспешно рванулся к двери, что неминуемо врезался бы в нее, если бы стражники вовремя не распахнули створки.

– Дугальд… – многозначительно произнесла Кристина.

– Но надо было проучить его, – отозвался толстый монах и рассмеялся, а за ним и Селедон.

К ним присоединился Гарет, а потом и сама королева усмехнулась. Невозмутимым остался один лишь Кейн.

Теперь пятеро друзей остались одни, и все протокольные формальности были забыты.

– Так, значит, дроу? – спросил Кейн, когда смолксмех.

– Даннауэй очень высоко отзывается и о нем, и о его друге, – ответил Гарет.

– Для Даннауэя это возможность заработать популярность себе и своей деятельности в крепости, – вмешался Селедон. – А также оправдать большие потери в этом походе, предпринятом по его приказу в замок-близнец Замка Злосчастье.

– Какой же близнец, если эти бродяги так легко с ним справились? – фыркнул Дугальд.

– Мы не знаем, чего они стоят, – промолвил Кейн. – И хочу напомнить вам, что в замке пал великий воин. Нам не известна ни истинная природа этого сооружения, ни его мощь. Поэтому, чтобы все основательно разведать, Дозорные отправили в Палишук Риордана.

Все присутствующие одобрительно закивали. Бард Риордан Парнелл также входил в отряд, некогда сокрушивший Женги, и по-прежнему приносил своей стране большую пользу, поскольку умел выпытывать правду у самых скрытных свидетелей.

– Потребуется, конечно, обстоятельное расследование, – добавил Кейн, – и, прежде чем оно завершится, разумнее воздержаться от окончательных суждений.

– Ты, как всегда, подумал обо всем, дружище, – заметил Гарет.

– Риордан отправился туда по просьбе герцога Соравии, – возразил монах, упомянув еще одного из семерых героев, Ольвена Друга лесов, добродушного здоровяка, чей хохот сотрясал стены. – Ольвен очень тяжело воспринял весть о гибели Мариабронна.

– Герцога Соравии не будет на завтрашней церемонии, – добавил Гарет.

– Он наверняка считает ее преждевременной, – заявил Кейн.

– К нам уже прибыли высокие особы, желающие присутствовать при этом событии, – сказала Кристина. – Например, баронесса Сильвия из Остеля…

– Ведь никто не станет спорить, что эти чужаки совершили большое дело, – вмешался Гарет, но Кейн, выжидающе глядя на королеву, уточнил:

– Баронесса Остеля чей ближайший союзник?…

– Барон Морова Даймиан Ри, – подсказал Селедон.

– Согласен, Ри – недостойный человек, но прежде всего он – барон Дамары, – потирая подбородок, проговорил Гарет и жестом остановил Селедона, порывавшегося его перебить. – До меня дошли слухи о его связях с Тимоско. И я даже верю им, хотя доказательств, что Моров сотрудничает с Цитаделью Убийц, нет. Но если это и правда, я не могу выступать против Даймиана Ри. Гелиогабалус не только его вотчина, но еще и главный город Дамары, вне зависимости от того, где я нахожусь – там или здесь.

Доводы Гарета были ясны всем в этом зале. Баронства-братья – так часто называли Моров и Остель, две центральные области Дамары, жители которых – а их насчитывалось около шестидесяти тысяч, почти половина населения королевства, – были беззаветно верны своим господам, барону Ри и баронессе Сильвии. Конечно, Гарет – король, его любили все, однако его ближайшие друзья понимали, что положение короля не вполне надежно. Объединив Дамару под властью одного правителя, он сильно урезал права и власть старинных баронств. К тому же не все дамарцы одобряли старание короля включить в состав объединенного королевства еще и дикие земли Ваасы, на протяжении долгих лет бывшие для жителей баронств источником всяческих бедствий.

Все в зале знали, что за пределами Бладстоун-Виллиджа многие высказывают недовольство не только расширением границ королевства, но даже и дальнейшим слиянием прежде независимых баронств.

Правда, в последние годы королева Кристина и баронесса Сильвия вроде как сдружились, но барона Даймиана Ри из Морова все в этом зале считали политиком, преследующим исключительно собственную выгоду, и были о нем весьма невысокого мнения. Однако, учитывая неустойчивый политический климат, никто не стал бы его недооценивать, поэтому слова Гарета положили конец спору, не дав ему начаться.

– Дроу и его друг направляются в Бладстоун-Виллидж в сопровождении дворфа, – сказал Кейн.

– Да, его имя Атрогейт, – пояснил король. – Неприятный тип, но, по отзывам, превосходный воин. В замке погиб еще один дворф, ему посмертно будут возданы почести.

– Не секрет, что Атрогейт работает с Тимоско и Нелликтом, – заметил Кейн. – Как и Кантан, также погибший в замке.

– Мастер Кейн, да вы сейчас целый заговор обнаружите, – вмешалась Кристина.

Кейн спокойно воспринял укол и, поклонившись королеве, проговорил:

– Нет, госпожа, но мой долг – служить королю Гарету и его власти, и я его выполняю. На ярком свету паутина едва видна, правда, иногда это может быть и обман зрения, я это знаю.

– А где есть паутина, найдется и паук, – довольно громко заметил Селедон. – Неправильно все это. Мы толком не знаем, что там произошло, и спешим оказать чужаку столь высокую честь, пока нет ясных ответов на все вопросы. Я не буду…

Кейн жестом прервал его.

– Значит, дроу, человек и дворф, – негромко произнес он. – Если они настроены дружески, у нас появятся ценные союзники. Но если они – враги, тогда мы совершенно открыто сможем наблюдать за ними. Первая заповедь воина – знай своего врага. Гарет, друг мой, если ты хочешь остаться королем и расширить свое королевство на север, за пределы крепости, стоит присмотреться к этому Атрогейту и помнить о тех, кто дергает его за веревочки.

– А если все они трое, и дворф, и дроу, и тот человек, которого я собираюсь посвятить завтра в рыцари, действительно связаны с Цитаделью Убийц? – спросил Гарет с улыбкой, свидетельствующей, что ответ он знает заранее.

Кейн безразлично пожал плечами:

– Мы воздадим им почести за беспримерный подвиг и наградим титулами, но за всеми их перемещениями установим наблюдение, чтобы они не смогли причинить вред.

Даже Селедон успокоился, поскольку Кейн, если говорил подобное, всегда ручался за свои слова.

Вскоре Селедон, Дугальд и Кейн покинули дворец, пообещав вернуться позже на пир, устраиваемый в их честь.

– Надеешься соблазнить Ольвена роскошным угощением? – спросила Кристина мужа, когда они остались вдвоем, не считая, конечно, стражников, которые стали столь неотъемлемой частью их жизни, что супруги перестали их замечать.

– Говорят, Ольвен способен учуять орка за сотню ярдов, – ответил Гарет. – А запах пищи уловит и за сотню миль.

– Но до Кинбрейса больше ста миль, – заметила королева, назвав главный город Соравии, где жил Ольвен. – Даже если он, подгоняемый пустым желудком, отправится в путь в сапогах-скороходах, вовремя ему не поспеть.

– Я думал пригласить в нашу компанию еще кое-кого, – с плутоватой улыбкой сообщил Гарет.

Поняв, что муж говорит о Седом Эмелине, Кристина закатила глаза, не слишком радуясь перспективе встречи с ним. Чародею уже перевалило за семьдесят, и он был самым старшим среди победителей Женги, однако представления Эмелина об учтивости нередко коробили королеву Кристину. Потому, когда несколько лет тому назад он объявил, что удаляется от двора в свой Уорренвуд, в десяти милях от Бладстоун-Виллиджа, она не слишком старалась скрыть свою радость.

Гарет направился в коридор, соединявший аудиенц-зал с его личными апартаментами. В небольшом кабинете перед его спальней у стены стоял стол, а на нем – нечто прикрытое куском шелковистой материи. Гарет сдернул покрывало, и там оказалось большое зеркало в золотой раме, покрытой руническими знаками и символами. Из-за него король выдвинул золотую подставку, в которой покоился небольшой красный шар. Расположив его перед зеркалом, Гарет приготовился накрыть шар ладонью.

– А по-другому никак нельзя? – раздался за спиной голос Кристины.

Оглянувшись, Гарет усмехнулся. Его и самого не слишком опечалило известие об «отставке» Эмелина и о его отъезде на покой к кентаврам Уорренвуда, поскольку выносить его было непросто, но все же старик – их друг.

– Вскоре нам может понадобиться его помощь, – ответил Гарет и, закрыв глаза, опустил руку на шар, сосредоточившись на образе своего старинного товарища.

Вскоре он увидел в зеркале вместо собственного отражения какую-то комнату, битком набитую флаконами и колбами, черепами, книгами и всевозможными безделушками, уставленную большими и маленькими статуэтками. В середине стоял богато отделанный стол из белого дерева.

За столом спиной к Гарету сидел старик в шелковистом сером одеянии. Он ссутулился над пергаментом, и его длинные растрепанные седые волосы свисали до самой столешницы – причем концы некоторых прядей, похоже, не раз окунались в чернильницу.

– Эмелин, – сперва негромко позвал Гарет. – Эмелин!

Старик выпрямился, посмотрел направо-налево, после чего обернулся к задней стене, в которую было вделано такое же зеркало.

– Ага, подглядываем? – проскрипел он. – Небось хотел увидеть Габриэль? – И он довольно хихикнул.

Гарет помотал головой, а сам в который раз подумал, почему такая красивая молодая женщина согласилась выйти замуж за этого старикана.

– Знаю я, как ты развлекаешься! – погрозив крючковатым пальцем, сказал Эмелин, обнажив в улыбке желтые зубы.

– Это тебе в этом нет равных, – сухо ответил король. – Потому я и держу свое зеркало прикрытым.

– Ты никогда не хотел составить мне компанию, Гарет.

Кристина довольно громко кашлянула за спиной короля, показывая, что мужчины не одни. Эмелин развеселился еще больше.

– Я искал тебя, дружище, хотя, конечно, видеть госпожу Габриэль было бы куда приятней, – заявил Гарет.

– Она отправилась в Гелиогабалус за ингредиентами для зелий.

– Жаль, поскольку я хочу пригласить вас к себе.

– Посмотреть, как будут награждать дроу? Пф! – фыркнул старик.

Король кивнул. Само собой, до Эмелина должны были дойти слухи о предстоящей церемонии. Наверняка уже вся Бладстоунская долина знает.

– Кейн и Селедон уже здесь, – сообщил он. – Я думал, вот хороший повод собраться старым друзьям вместе, посидеть за столом, вспомнить былые приключения.

Эмелин, судя по виду, уже собирался отказаться, но задумался. Потом встал, посмотрел Гарету в лицо и сказал:

– Пожалуй, я все равно ничего не смогу сделать до возвращения Габриэль…

Вдруг отражение в зеркале заволоклось дымом. Гарет с Кристиной, одновременно вскрикнув, отпрянули.

Спустя некоторое время дым рассеялся и они увидели Эмелина, который кашлял и отплевывался, разгоняя руками клубы дыма.

– Никогда еще не производил такой… реакции, – пояснил старик между приступами кашля. Наконец он успокоился, разгладил одежды и, поочередно поглядев в ошеломленные лица короля и королевы, спросил: – Так когда мы сядем за стол?

– Я надеялся, что до начала пира ты найдешь Ольвена, – сказал Гарет.

– Ольвена?

– Герцога Соравии, – пояснила Кристина, за что удостоилась негодующего взгляда старика.

– А как мы его найдем? – поинтересовался он. – Он почти не бывает в своих шести замках в Кинбрейсе. Вечно где-то шатается.

– Мы можем поискать, – предложил Гарет и, чуть отодвинувшись, махнул рукой на еще одно магическое зеркало позади, с помощью которого можно было выследить человека.

– Значит, это не простое застолье?

– А ты слышал, что творится в Ваасе?

– Я слышал, что ты собираешься чествовать дроу, а также провозгласить кого-то кандидатом в рыцари.

– Чуть севернее Палишука появился замок Женги, – продолжил Гарет.

– Что-то часто они в последнее время стали появляться. Вот в Гелиогабалусе была башня…

– А в замке погиб Странник Мариабронн.

Эмелин отшатнулся.

– Говорят, постройка была копией Замка Злосчастье, – вмешалась Кристина. – Тоже плодил горгулий, и управлял им драколичи.

Серые глаза Эмелина становились все больше и больше.

– И что же, этот дроу со своей компанией смог его обезвредить?

– Да, – кивнул Гарет. – Но само здание цело.

– И теперь ты хочешь, чтобы я туда слетал и все посмотрел, – предположил старик.

– По-моему, это разумно.

– А Ольвен? – спросил Эмелин и тут же, спохватившись, воскликнул: – Конечно же, Мариабронн! Я не подумал, ведь он так был к нему привязан!

– Так найдем его? – спросил Гарет, снова указывая на зеркало, с помощью которого можно было наблюдать за кем-нибудь.

Кивнув, Эмелин подошел поближе.

* * *
Приготовить застолье лучше, чем Кристина Драконобор, не сумел бы никто во всем Фаэруне. Она была дочерью барона Транта, прежнего правителя Бладстоунской долины, в которую входил и Бладстоун-Виллидж. В его владениях находился и единственный перевал между Дамарой и Ваасой, и Кристина, выросшая еще во время владычества Женги, повидала немало пиров, посвященных приему важных особ как из герцогств и баронств Дамары, так и от двора Женги. В годы, предшествовавшие открытой войне, лицемерные обещания и договоры, дававшиеся и заключавшиеся здесь, в Бладстоун-Виллидже, за столом барона Транта, как раз и сделали Дамару жертвой захватнических планов короля-колдуна.

Но за ужином, назначенным на этот вечер, никто, конечно, не собирался плести интриги. Все приглашенные были друзьями хозяина, его настоящими, преданными товарищами, вместе с ним беззаветно сражавшимися против короля-колдуна. Кристина немного жалела, что не сможет прибыть Риордан Парнелл, который находился в Палишуке, потому что иначе не пришлось бы беспокоиться о развлечении гостей, – Риордан был изумительным бардом. А Гарет всегда больше всего пекся о развлечениях.

Вскоре после того, как Эмелин отправился в волшебный полет в Соравию, Гарет сказал жене:

– Это будет вечер единения и размышлений о том, как нам быть дальше. Но я хочу посвятить его Ольвену. Ведь он все равно что сына потерял.

– А мы лишились племянницы, – напомнила Кристина.

Это была правда, но ни король, ни королева не слишком скорбели по погибшей Эллери. Она состояла с ними в достаточно далеком родстве, и ни Гарет, ни Кристина не были с ней близки. Гарет и видел-то ее всего несколько раз, а разговаривал лишь однажды, при зачислении ее в Армию Бладстоуна.

– Да, этот вечер будет для Ольвена, – согласилась Кристина, помолчав, и ушла заниматься приготовлениями.

Но вскоре выяснилось, что все складывается не совсем так, как они предполагали. В аудиенц-зале Гарета весь в дыму возник Седой Эмелин, откашливаясь и взмахивая руками, чтобы разогнать серые клубы. Когда дым рассеялся, стало видно, что старик вернулся один.

– Ольвена в замке нет, – сообщил он. – Я искал и в городе, и в Киннери, и в Степпенхолле – нет его. Получив известие о смерти Мариабронна, он вскоре отбыл, взяв с собой еще нескольких таких, как он… лесников.

– Что значит «лесников»? – не понял Гарет.

– Ну а как их назвать, друиды, что ли? – проворчал Эмелин. – Люди, которые пляшут вокруг деревьев, возносят молитвы обитающим в них прекрасным и добрым существам, а потом рубят их под корень.

– Ладно, пусть будут «лесники», – согласился король. – А ты знаешь, куда они направились?

– На северо-восток – наверняка в какую-нибудь священную рощу.

– На поминки?

Эмелин пожал плечами.

– Неужели не было никакой возможности найти его? – спросил Гарет.

Эмелин сердито посмотрел на короля, давая понять, что, если бы такая возможность была, Ольвен сейчас стоял бы вместе с ним в зале.

– Ольвен сражался и странствовал всю свою жизнь, – проговорил старик. – Он знавал и победы, и потери и многих друзей похоронил.

– Как и все мы.

– Он справится со своим горем. И, наверное, лучше, если он не будет присутствовать на утреннем чествовании тех, кто вернулся живым из замка. Можешь не сомневаться, Ольвену было бы о чем их расспросить, особенно этого дроу.

– У нас у всех найдутся вопросы, друг мой, – заметил Гарет.

Эмелин пронзительно посмотрел на него, и король улыбнулся – старик всегда отличался подозрительностью.

– А как же может быть иначе? – спросил он. – От нашего имени, но без нашего ведома на север отправился отряд, и вот теперь возвращаются очень и очень странные победители. К тому же нам неизвестно происхождение этой постройки…

Эмелин жестом прервал его.

– Я Палишук терпеть не могу, – вставил он.

– Но я не могу доверить никому другому такое важное расследование, – сказал Гарет, улыбнувшись еще шире. – Риордан уже там и делает то, что умеет лучше всех на свете, – выпытывает у людей сведения так, что они этого даже не замечают. Но он совершенно не разбирается в магии.

– Риордана я тоже не очень-то люблю, – проворчал старик. – Но ведь он же бард. А эта братия должна хорошо вникать в суть вещей и явлений.

– Эмелин…

– Палишук, – запыхтел старый волшебник. – Вот уж радость так радость! И вокруг – одни полуорки, блистающие глубоким умом и сообразительностью.

– Между прочим, в походе принимала участие чародейка-полукровка, – сказал Гарет и заметил в глазах старика проблеск интереса.

Помолчав, Эмелин с издевкой проговорил:

– Знавал я одного дворфа – превосходно танцевал. Для дворфа, конечно. После его выступлений жрецам приходилось всего лишь залечивать переломы ног у пары-тройки зрителей – подумаешь! Полагаешь, чародейка-полуорк намного лучше?

– Когда отряд вернулся в Ворота Ваасы, они сообщили, что и Уингэм в Палишуке.

Похоже, заинтересовало и это Эмелина.

– Довольно, мой король, – сдался он. – Ты хочешь, чтобы я туда отправился, – да будет так. Но это займет больше времени, чем полет в Соравию, которую я хорошо знаю и в которую могу быстро телепортироваться туда и обратно. Рассчитывай, что я буду отсутствовать неделю, да и то если загадка замка окажется не слишком сложной. Мне отправляться прямо сейчас или я могу хотя бы поесть на пиру, обещанием которого ты заманил меня сюда?

– Конечно, милости прошу, – улыбнулся Гарет, но его лицо сразу посерьезнело. – А у тебя хватит магических сил поднять и переместить самого себя на полный желудок?

– Не был бы ты королем, я бы тебе показал!

– Не был бы я королем, Женги вряд ли тебе позволил бы.

Эмелин оскорблено тряхнул головой и направился в комнаты для гостей, чтобы привести себя в порядок перед приемом, устроенным Кристиной.

* * *
Это был вечер тостов в честь старых друзей и воспоминаний о былых делах. Не раз пятеро товарищей поднимали бокалы за Ольвена и Мариабронна, успевшего заслужить себе такую добрую славу. Они выражали надежду на окончательное объединение Бладстоуна, Дамары и Ваасы и готовность уничтожать наследие тирана Женги, в каком бы виде оно ни проявлялось.

Они говорили о предстоящей церемонии и обменивались обрывочными сведениями о незнакомом человеке, которого в будущем ожидало рыцарское достоинство, и о его странном темнокожем товарище. Селедон заявил, что скоро они будут знать об этой паре намного больше, и Кейн кивнул, подтверждая его слова.

За столом, где собрались старые боевые товарищи, больше десяти лет сражавшиеся плечом к плечу, разногласиям места не было. Перед ними предстала загадка, возможно грозившая новыми бедствиями, и они спокойно решали, как им поступать дальше.

Утром, после благословения брата Дугальда, Эмелин отправился в Палишук, а Селедон – в Гелиогабалус. Он просил Кейна составить ему компанию или хотя бы проделать часть пути вместе на ковре, но тот отказался, поскольку хотел своими глазами увидеть торжество.

Король Гарет и королева Кристина, готовясь к церемонии, знали, что верные друзья готовы их поддержать.

Глава 3 Тревоги драконов

В этот день, как и обычно, на заходе солнца она вышла из дверей скромного магазинчика, торговавшего разной дребеденью, и отдала ключи помощнику. Вывеска над входом гласила «Мешок серебра Тазмикеллы», что соответствовало действительности: большинство товаров – подсвечники, пресс-папье, украшения и тому подобные мелочи – были серебряными.

Среди торговцев Гелиогабалуса, державших лавочки на площади, образованной ответвлением городской окружной дороги, Тазмикелла пользовалась заслуженным уважением. Выглядела она неприметно, одевалась неброско. Светлые волосы, когда-то медового оттенка, сейчас сильно поседели. Пожалуй, она была не по-женски широкоплеча, но зато всегда находила для знакомых доброе слово, а покупатели таяли от ее обаятельной улыбки, и, если ей случалось обсчитать кого-то, никто не жаловался.

Вкусы у непритязательной и скромной Тазмикеллы были невзыскательны, и потому в конце рабочего дня никакой нарядный экипаж ее не поджидал. Каждый вечер по одной и той же дороге она пешком добиралась до небольшого домика на склоне холма за стенами города.

Через дорогу от лавочки находился магазин «Золотые монеты Ильнезары», и женщина, вышедшая оттуда, ничем не напоминала Тазмикеллу. Высокая, стройная, она горделиво несла голову, отягощенную копной густых медно-рыжих волос, контрастировавших с большими голубыми глазами. Дорого и изысканно одетая красавица направилась к красивому экипажу, запряженному холеными лошадьми.

– Подвезти тебя, милочка? – как всегда, обратилась она к Тазмикелле. Это был своеобразный ритуал, развлекавший других торговцев, вечно судачивших о соперничестве двух женщин.

– А ноги мне на что? – подыграла ей Тазмикелла.

– Ну, хоть до городских ворот, – предложила Ильнезара, но сестра лишь махнула рукой и, как всегда, пошла пешком.

Если бы кто-то внимательно следил в этот вечер за женщинами, то заметил бы нечто необычное: проходя мимо экипажа, Тазмикелла едва заметно кивнула красавице, а та ответила таким же кивком.

Вскоре Тазмикелла вышла за ворота и направилась к склону, где вдалеке от освещенной факелами городской стены одиноко стоял ее дом. У подножия холма, в почти непроглядной тьме, женщина внимательно огляделась, убеждаясь, что поблизости никого нет. Потом она двинулась в сторону высоких сосен, укрывших большую поляну. Посреди поляны она остановилась, закрыла глаза и сбросила одежду. Все эти тряпки Тазмикелла ненавидела и никак не могла взять в толк, почему люди прячут свое тело, данное им природой. Ей всегда казалось, что подобные стыдливость и скромность присущи лишь существам, неспособным бороться с препятствиями, существам, упорствующим в своем добровольном подчинении кому-то более могущественному, вместо того чтобы гордо выпрямиться и стать равными своим богам.

Тазмикелла такой стыдливости никогда не знала. Она долго стояла в этом неестественном для себя виде, подставляя нагое тело прохладным порывам ночного ветра. Трансформация происходила медленно, поскольку искусство перевоплощения она оттачивала много веков. Первыми начали расти хвост и крылья – это наименее болезненно. Самым мучительным было изменение скелета, когда кости ныли, с треском меняя свою форму.

Вскоре деревья словно съежились, так как сама она выросла до чудовищных размеров. Тазмикелла не была человеком. Много столетий назад в бескрайней пустыне на юго-запад от Калимшана она вылупилась из яйца почти одновременно со своей единственной сестрой.

Медная драконица Тазмикелла взмыла в воздух. Она быстро набирала высоту, все больше удаляясь от города. Правители страны знали, кто она такая на самом деле, и позволили жить здесь, но у простых людей такое никогда не уложится в сознании. Если кто-нибудь узнает правду о ней, то Гарету и его друзьям не останется ничего иного, как выгнать ее с этой земли. А ссориться с ними ей не хотелось.

Она летела на север, минуя по пути не слишком населенный Моров и еще более малолюдную Соравию. Потом пронеслась над реками Голиадом и Змеей Гален, которые почти параллельно несли свои воды со склонов гор Гален. Разреженный воздух и холод не пугали ее, и драконица продолжала подниматься все выше и выше. Если бы кто-то и заметил ее с земли, то разве догадался бы, что это высоко парящий дракон, а не низко пролетевшая ночная птица или летучая мышь?

Но сейчас ее это не беспокоило. Она была одна в прохладной ночной мгле, свободна.

Петляя меж вершинами, Тазмикелла легко миновала горную цепь, наслаждаясь движением воздушных потоков и резким контрастом темных скал и залитых лунным светом снегов. Чуть западнее Палишука она пересекла границу Ваасы и повернула на восток. Спустя несколько минут вдали замерцали огни города полуорков.

Пролетая над городом, она не стала снижаться. За долгие годы жизни один на один с суровыми землями полуорки научились защищаться от любых напастей. Завидев над головами дракона, они вряд ли станут терять время, раздумывая, какого он цвета, – к тому же в ночи этого все равно не разберешь.

Напрягая необычайно зоркие глаза, Тазмикелла на лету внимательно изучала, что происходит в городишке. Несмотря на поздний час, улицы заливал свет факелов, а таверны были полны народа. Очевидно, до сих пор празднуют победу над замком Женги.

Повернув направо, к северу, и удостоверившись, что никого из жителей за пределами городка нет, она начала снижаться и почти сразу различила в нескольких милях от Палишука безмолвные очертания огромной темной крепости, похожей на Замок Злосчастье.

Взволнованная драконица резко сбросила высоту, даже не позаботившись осмотреть окрестности. Приземлившись, она вновь приняла человеческий облик, решив, что вид обнаженной пожилой женщины меньше напугает случайного свидетеля. Хотя то, как решительно эта женщина направилась к воротам грозного замка, вселяло страх. Она внимательно осмотрела подъемную решетку и дыру между прутьями, через которую Джарлакс со товарищи проникли внутрь. Теперь поперек бреши натянули толстые цепи. Цепи можно было бы сорвать, но тогда пришлось бы проползать под решеткой, а Тазмикелла была слишком горда, чтобы преклонять голову. Она ухватилась за два толстенных прута решетки и, легко разогнув их, ступила за ворота.

Миновав стены сторожевой башни и изрытый двор, усеянный костями, она подошла ко входу в главную башню и увидела закрытую дверь, тоже перетянутую цепью. Эту цепь драконица без усилий сорвала одной рукой.

Она нашла то, что искала, в зале сразу за дверью. Здесь стоял обгоревший сверху пьедестал. На нем лежали остатки большой изуродованной книги, а вокруг валялись изорванные, обугленные страницы. Встревоженная Тазмикелла взяла то, что осталось от фолианта, и внимательно рассмотрела черный переплет. Он плохо сохранился, но все же на нем вполне можно было различить тисненые изображения драконов.

Эта книга давала власть создавать и порабощать, драконица хорошо знала силу ее магии.

– Будь ты проклят, Женги, – прошептала она.

Проследить путь Джарлакса и Энтрери внутри замка было несложно, и Тазмикелла вскоре очутилась в огромной подземной пещере, где когда-то разыгралась ожесточенная битва, а недавно состоялось еще одно сражение. Один взгляд на останки драколичи подтвердил все страхи Тазмикеллы и Ильнезары.

* * *
Она вернулась на склон холма у стен Гелиогабалуса незадолго до рассвета. Одевшись, потерла усталые глаза, но домой не вернулась, а направилась сразу к башне сестры. Стучать не стала, поскольку ее ждали.

– Неужели все так просто, что тебе даже дня не потребовалось? – Такими словами встретила ее Ильнезара.

– Все так, как мы и опасались.

– Книга Женги, которую питает плененный дух дракона?

– Полагаю, это был Уршула.

– Черный?

– Он самый.

– А книга?

– Уничтожена. Изорвана, обгорела. Думаю, Джарлаксова работа. Вряд ли он выпустил бы из своих жадных лап такую бесценную добычу. На что способны книги Женги, он понял еще там, в башне Герминикля.

– И мы сами дали ему достаточно подсказок, – добавила Ильнезара.

Помолчав, сестры задумались, что же их теперь ждет. Много лет назад Женги сделал им соблазнительное предложение. В обмен на помощь его армии король-колдун обещал дать им амулеты, в которых их души могли бы поселиться после смерти. Другими словами, предлагал им бессмертие в качестве личи.

Но они отказались. Может, это и лучше, чем смерть, но все же не настолько.

– Джарлакс прекрасно понял, что спрятано между страницами книги, и можно предположить, что Уршула теперь в его руках, надежно спрятан в потайном кармане, – нарушила молчание Тазмикелла.

– Однако этот дроу играет в опасные игры, – проговорила Ильнезара. – Если ему известна мощь камня, быть может, он понимает и какую власть он дает? А что, если Джарлакс начнет призывать драконов к себе на службу, как Женги?

– Если он появится в Гелиогабалусе с таким грязным предложением, я перекушу его пополам, – пообещала Тазмикелла.

– Может, лучше заковать его и отдать мне? – капризно спросила Ильнезара. – А я буду использовать его в свое удовольствие в ближайшие столетия.

– Сестрица… – предостерегающе начала Тазмикелла, но сестра расхохоталась в ответ.

Правда, смех был невеселым – обе уже начали понимать, что Джарлакс, которого они сперва считали всего лишь своим орудием, вовсе не так прост.

– Джарлакс и Энтрери победили драколичи, – сказала Тазмикелла серьезным тоном. – А Черный Уршула был очень силен как при жизни, так и после смерти.

– А теперь он в прямом и переносном смысле в кармане у Джарлакса.

– Надо как следует поговорить с этими искателями приключений.

Ильнезара кивнула, соглашаясь.

* * *
Как часто независимый одиночка Артемис Энтрери оказывался совсем не там, где ему хотелось бы быть. После поединка с Дзиртом До'Урденом он на несколько месяцев застрял в Мензоберранзане, куда его забрал с собой Джарлакс, отступая с остальными темными эльфами после бесславного нападения на Мифрил Халл. Часто так бывало и в юности, когда он состоял на службе гильдии Басадони в Калимпорте. В те далекие дни Артемису Энтрери приходилось делать все, что прикажут. Даже если задание ему не нравилось, приходилось подчиняться – а что оставалось?

Со временем он набрался опыта, имя его стало наводить ужас на пашей, и Энтрери уже брался лишь за те заказы, что его устраивали. Но все равно он временами оказывался там, где ему быть не хотелось, как, например, этим утром в Бладстоун-Виллидже.

Он наблюдал за ходом церемонии отчужденно, как будто не принимал в ней участия, а находился где-то среди толпы, окружившей высокий помост перед дворцом короля Гарета. Забавно было смотреть, как вперед за своей долей почестей вышел Дэвис Энг, который и до Палишука-то добрался не своим ходом. Еще по дороге туда он получил ранение, и в городок его привезли в повозке, так что солдат был скорее обузой, а не помощником.

Хотя людям дай только повод, подумал Энтрери, им все равно, кого чествовать, пусть даже ничтожество.

В Калимпорте, например, у такого убогого не было бы шансов.

Следующей вызвали Калийю, и за ее награждением Энтрери наблюдал внимательнее и с меньшим сарказмом. Полукровка отказалась идти в замок вместе со всем отрядом и осталась в городке приглядывать за раненым Дэвисом Энгом. Надо же, награждают человека, разорвавшего договор с Эллери и нарушившего клятву верности. Однако Артемис досадливо отмахнулся от этих мыслей – личные чувства на мгновение взяли верх над его обычным цинизмом.

Но все-таки он не мог не отметить, как неразборчиво щедр король на почести, – видно, потому, что все это показной спектакль. Церемонию устроили не для Дэвиса Энга или Калийи. И не для несносного Атрогейта, который с готовностью выскочил вперед следующим. И даже не для Джарлакса или Энтрери. Все это устроили ради зрителей, простых жителей Бладстоуна. Чтобы крестьяне были покорны, надо создавать для них героев, тогда они будут превозносить своих вождей и забудут о собственных невзгодах. Половина из нынешних зевак по вечерам отправляются спать голодными, зато их обожаемому благочестивому королю и его двору неведомы подобные лишения.

Предавшись таким едким мыслям, Энтрери не сразу услышал, что вызывают его. Когда его имя было названо во второй раз, он торопливо вышел вперед, даже не пытаясь смягчить презрительную гримасу.

Подходя к Гарегу, он услышал за спиной короткий сметок Джарлакса, – очевидно, тот от души забавлялся зрелищем. Косой взгляд Энтрери лишь еще больше развеселил дроу.

– Артемис Энтрери, – торжественно провозгласил король, – в нашей стране ты недавно, но уже успел принести ей благо. Ты выделился среди многих своими подвигами за Воротами Ваасы и походом в замок Женги. За то, что ты уничтожил драколичи, провозглашаю тебя, Артемис Энтрери, младшим рыцарем Ордена.

К лысому толстому жрецу, брату Дугальду, стоящему рядом с Гаретом, приблизился какой-то человек в обносках. Брат Дугальд благословил меч и протянул его королю.

Оборванец при этом смотрел не на Гарета, а внимательно наблюдал за Энтрери. И хоть в хвалебной речи короля все было правдой, наемный убийца ясно ощутил, что этот бедно одетый человек – видимо, близкий друг Гарета – далеко не столь высокого мнения о нем.

В жестоком преступном мире Калимпорта Артемис Энтрери выжил не только благодаря непревзойденному искусству владения оружием, но еще и потому, что научился с первого же взгляда распознавать союзников и врагов.

И этот оборванец, явно, несмотря на его внешний вид, непростой человек, настроен не дружески.

Гарет обеими руками поднял меч.

– Пожалуйста, преклоните колени, – негромко сказала Кристина.

Энтрери смерил королеву взглядом и опустился на колени. Гарет коснулся клинком его левого плеча и провозгласил младшим рыцарем Ордена. Толстый монах громко объявил, какие права и почести дает этот титул, но Энтрери слушал вполуха. Все его мысли были обращены к плохо одетому незнакомцу.

А еще он думал о том, что Джарлакс словно специально впутывает их в неприятности.

* * *
А в Палишуке, много севернее Бладстоун-Виллиджа, тоже веселились всю ночь напролет, и верховодил на этом празднестве Риордан Парнелл. Едва веселье приумолкало, он заводил хвалебную песнь о Палишуке и его славных героях.

И с новым воодушевлением все провозглашали тосты и чокались кубками.

В зале «Усталого путника» собрались в эту ночь почти все жители, чтобы в который раз выпить за здоровье Аррайан и Ольгерхана, храбрых соплеменников, не побоявшихся отправиться в замок. В ночном сражении с горгульями, прилетевшими из дьявольской постройки, несколько горожан погибло, многие были ранены, поэтому все полуорки понимали, что их ждало, если бы Аррайан, Ольгерхан и их товарищи не победили драколичи и не разрушили чары замка. Всем пришлось бы оставить свой любимый городок и бежать под защиту Ворот Ваасы.

А потому победу праздновали самозабвенно; когда же в Палишук прибыл прославленный бард Риордан Парнелл, приближенный к королю Гарету, всеобщее ликование захлестнуло городок.

Риордан, похоже, решил не посрамить своей славы. Он пел и прекрасно играл на лютне, а музыканты из труппы Уингэма весьма сносно подыгрывали ему. Сам же Уингэм был старинным приятелем Риордана, и неожиданная встреча доставила радость им обоим.

Риордан пел, а все поднимали кубки. Он щедро раздавал угощение направо и налево, выуживая монеты из своего казавшегося бездонным кошеля, – и благодаря этому мог точно сказать, кто сколько выпил. С самого начала он решил слегка подпоить Аррайан и Ольгерхана, ведь его цель состояла вовсе не в том, чтобы поразить всех своим музыкальным даром. Пьяным, как известно, не так трудно развязать язык, а барду как раз это и было нужно.

Однако, познакомившись с обоими виновниками торжества, Риордан несколько изменил первоначальное намерение. Стоило ему лишь взглянуть на девушку, как он решил, что Ольгерхан будет пить всю ночь, причем очень крепкие напитки. Следовало признать: Аррайан поразила барда, что со знаменитым сердцеедом случалось нечасто. У Риордана бывали романы с самыми прекрасными женщинами земель Бладстоуна, и он не назвал бы Аррайан исключительной красавицей. Скорее, он был удивлен тем, что ее вообще можно было счесть привлекательной. Лицо у девушки круглое и плоское, но это было по-своему мило; блестящие волосы, ровные белые зубки, хотя обычно полукровкам доставались в наследство от орочьих предков кривые, выступающие клыки. Если бы Риордан увидел Аррайан где-нибудь на улице Гелиогабалуса или Бладстоун-Виллиджа, то и не подумал бы, что в ее жилах течет хотя бы капля крови орков.

Правда, зная о ее происхождении, он подметил некоторые черты, не бросавшиеся в глаза: очень маленькие уши и слегка покатый лоб, полускрытый густой копной волос.

Но общего впечатления это ничуть не портило, Аррайан была очень хороша, к тому же так приветлива и улыбчива, что Риордан невольно заинтересовался ею.

Поэтому, подмигивая служанке и подбрасывая монетки на ее поднос, он споил бравого спутника Аррайан, сурового Ольгерхана. Вскоре герой свалился со стула и перестал принимать участие в общем веселье, блаженно похрапывая на полу под громкие крики и смех пирующих.

Торопить события Риордан не стал. Провести хитрого и подозрительного Уингэма не смог бы даже он, а старый полуорк орлиным взглядом следил за девушкой, которая, как выяснил бард, приходилась ему племянницей.

Решив, что уже достаточное количество празднующих вышло из игры, Риордан начал петь другие песни. Близился рассвет, и пора было незаметно сделать то, ради чего он и прибыл.

Чтобы добиться нужного настроения слегка захмелевшей Аррайан, он воспользовался магией своего голоса – волшебным даром, что дается лишь настоящим бардам. Он заставил ее чувствовать себя непринужденно. Он очаровал ее тонкой лестью. Он внушил девушке волшебством своих песен, что он ей друг, что ему можно довериться, обратиться за советом и помощью.

Не раз замечая подозрительный взгляд Уингэма, Риордан не отступал, одновременно обдумывая, как бы избавиться на время от проницательного старика. Но вскоре он окончательно понял, что полуорк ему не союзник и усыпить его бдительность хотя бы ненадолго все равно не удастся. Поэтому, сделав перерыв между песнями, Риордан взял у хозяина два стакана и направился к Уингэму. Старик будто ждал его и сейчас же попросил других торговцев, сидевших за его столиком, оставить их вдвоем.

– Красиво ты поешь, – промолвил он.

Риордан молча подвинул ему стакан, а свой поднял в знак благодарности. Уингэм чокнулся с ним и сделал большой глоток.

– Ты знаешь Ньюнги? – спросил он, ставя стакан на стол.

Риордан бросил на него удивленный взгляд:

– Сказителя? Само собой. Разве есть среди нашей братии такой, кто не знал бы величайшего барда Бладстоуна?

– Среди полуорков, – вставил Уингэм.

– И не только.

– Так вот он бы сказал, что слава Риордана Парнелла затмила его славу, – вновь поднимая стакан, заявил старик, и бард, усмехаясь, чокнулся с ним.

– Ты мне льстишь, – возразил он, прежде чем отхлебнуть. И добавил: – Я был всего лишь одним из тех, кто победил короля-колдуна.

– Будь проклято его имя! – подхватил Уингэм. – Но все же я настаиваю. Потому что эти самые слова я услышал от самого Ньюнги, причем не так давно.

– Так что ж, он еще жив? Надо же! О нем много лет не было ничего слышно, многие считали, что он перешел в мир иной, где, несомненно, получил награду за свои заслуги.

– Да, жив и здоров, правда, брюзжит немного, и ревматизм его мучит, – подтвердил Уингэм. – И именно он всего пару дней назад, узнав, что Риордан Парнелл прибывает в Палишук, посоветовал держать с тобой ухо востро.

Риордан склонил голову набок, с удивлением воззрившись на собеседника.

– Да, дружище, Ньюнги живет здесь, в Палишуке, – продолжал старик. – А ты думал? Ведь это он сообразил, что Аррайан неосмотрительно пробудила древнюю магию, вызвавшую к жизни замок Женги. Лишь благодаря его мудрости удалось разобраться, как существует это сооружение, а потом и победить его и все его адское население.

Риордан слушал совершенно неподвижно, даже не моргая.

– И было бы неплохо, если б ты навестил старого Ньюнги перед отъездом, раз уж тебе так нужно знать всю правду о замке и о том, как удалось его обезвредить.

Риордан едва заметно напрягся.

– Я приехал, чтобы воздать должное подвигу Аррайан и Ольгерхана, – сказал он, – и принять участие в празднествах, покуда король Гарет не сможет прибыть в Палишук для официальных почестей.

– Вот уж действительно небывалая честь, что сам король поедет по грязи и слякоти Ваасы, чтобы воздать честь двум полуоркам… вместо того чтобы вызвать их к себе в столицу.

– Но они этого достойны.

– Не спорю, – согласился Уингэм, – Но есть и более веская причина как для твоего, так и для высочайшего посещения.

Риордан не стал отпираться.

– Тревога короля Гарета вполне обоснованна, – продолжал старик. – Замок был просто чудовищный.

– Об этом можно судить уже по тому, что там погибли Мариабронн и родственница короля, Эллери.

– Не говоря уже о Кантане, чародее высокого ранга из Цитадели Убийц.

Риордан слегка опешил от столь прямолинейного заявления.

– Только не говори, что ты этого не подозревал, – добавил Уингэм.

– Ходили всякие слухи.

– Это правда. Так что, мой сладкоголосый друг, кроме возникновения еще одного напоминания о Женги, здесь есть над чем призадуматься. Не бойся, чинить тебе препятствий я не стану. Наоборот, ради блага Палишука и всей Ваасы я всецело на стороне короля Гарета и твоей.

– Мы всегда считали тебя другом и неоценимым союзником.

– Ты мне льстишь. Но, верь мне, цели у нас одни и те же. – Помедлив, он добавил со значением, бросив выразительный взгляд в сторону Аррайан: – Но не все.

– Она очень хороша, спору нет, – со смехом сказал Риордан.

– Она влюблена, причем в достойного человека.

Риордан поглядел на Ольгерхана, свернувшегося, как младенец, под столом, и снова хохотнул:

– Только человек этот, похоже, сегодня немного перебрал.

– Ему кое-кто помог, разбрасываясь звонкими монетами и расточая комплименты, – заметил старик.

Бард откинулся на спинку стула и посмотрел проницательному полуорку в глаза.

– Ты боишься за доброе имя Аррайан.

– Еще бы: обаятельнейший герой, приближенный короля Гарета…

– …который хочет поговорить с ней, как друг, – закончил за него Риордан.

– Однако о тебе ходит другая слава.

– Да, ты прав, – согласился бард, вновь поднимая стакан. – Тогда поверь мне на слово, дружище Уингэм. Аррайан, конечно, красивая женщина, лжец бы я был, если б стал это отрицать…

– А ты всего лишь бард, – сухо промолвил полуорк, и Риордан безропотно принял укол.

– Мои намерения по отношению к ней чисты, – сказал он. – Ну, если не считать того, что я несколько… расположил ее к себе. Мне нужно о многом расспросить ее, и я хочу получить ясные и честные ответы.

Старый полуорк как будто одеревенел.

– Она несделала ничего дурного.

– Да я в этом и не сомневаюсь.

– Крошка сама стала неразумной жертвой магии, скрытой в книге, которую ей дал я, – с нажимом сказал Уингэм в голосе.

– Меня не так интересуют она и Ольгерхан, как остальные их товарищи, и живые, и мертвые, – заверил его Риордан.

– Я сам расскажу тебе все о книге и о том, как рос замок, – предложил Уингэм. – Не надо вновь бередить в девочке тяжелые воспоминания – ни сейчас, ни после. Кроме того, Аррайан ведь была под воздействием мощного колдовства, так что мои наблюдения гораздо ценнее и точнее.

Риордан, поразмыслив, кивнул, но сказал:

– Зато ты не ходил с ними в замок.

– Это так.

Бард поставил стакан на стол и пообещал, вставая:

– Я буду очень деликатен.

Похоже, Уингэма это не очень утешило, но возражать он не стал. Да и что бы он мог поделать? Все-таки Риордан Парнелл – родня Селедона Кирни, друг Гарета, один из семи героев, одолевших Женги и освободивших земли Бладстоуна от кошмарной власти короля-колдуна.

* * *
В эту ночь и в Бладстоун-Виллидже не утихало веселье. Мало кто знал, правда, что же такое случилось в Ваасе, ради чего устроили подобное торжество, но люди этой страны, так долго находившейся под гнетом, всегда готовы были праздновать. Король Гарет предложил всем есть, пить и веселиться, вот они и веселились.

Перед королевским дворцом был установлен огромный шатер. Рядом разбили палатки, но большинство предпочитали танцевать и веселиться под открытым небом, усыпанным звездами. Не так уж много оставалось теплых вечеров до той поры, когда подуют холодные ветры.

Джарлакс кружил у столика, за которым расположились герой этого дня Энтрери, Калийа и некоторые вельможи Гаретова двора. Время от времени возникал брат Дугальд, поднимал кубок и снова, пошатываясь, смешивался с толпой. Всем гостям, конечно, интересно было посмотреть на дроу, и Джарлакс, слоняясь по кругу, почти беспрерывно вежливо прикасался к полям своей роскошной шляпы. Зато благодаря этому жесту он мог, не привлекая внимания, взмахивать рукой, произнося при этом короткое заклинание, и при помощи маленького серебряного предмета, зажатого в ладони, создавать особый слуховой канал, позволявший ему отчетливо слышать все, о чем негромко переговаривались Энтрери и полукровка. К темному эльфу подходили люди, представлялись, заговаривали с ним, но Джарлакс лишь вежливо кивал, улыбался и неспешно следовал дальше, не разобрав ни слова. Зато все сказанное Калийей и своим товарищем он слышал превосходно.

– Я не намерен зимовать в тесноте и холоде Ворот Ваасы, – говорил Энтрери, и по его тону было ясно, что они уже не впервые обсуждают эту тему. – Захочу, найду себе работу в Гелиогабалусе, а нет – буду просто наслаждаться жизнью.

– И женщинами? – спросила Калийа.

– Если ты поедешь со мной, то да, – без промедления ответил он.

Джарлакс фыркнул и тут же понял, что это восприняли на свой счет две девушки, которые как раз приблизились к нему. Может, у них соблазнительное предложение? Однако момент был упущен.

– Прошу прощения, – проговорил Джарлакс в спину поторопившимся уйти девицам.

Пожав плечами, он вновь шепнул заклинание и весь обратился в слух.

– У Париссы остались незавершенные дела, – говорила Калийа о своей подруге.

В ее смерти она первоначально винила Энтрери и даже поклялась ему отомстить. Видимо, теперь ее намерения изменились, если только она не рассчитывает залюбить его приятеля до смерти.

Усмехнувшись, Джарлакс почему-то вспомнил свою любовницу – драконицу Ильнезару.

– Мы дружили много лет, – продолжала полукровка. – Ты же понимаешь, я обязана исполнить ее последнюю волю.

– Я не могу тобой распоряжаться. Поступай как знаешь.

– А ты поедешь со мной?

Джарлакс издали видел, как при этих словах она нежно обвила его руку, и презрительно ухмыльнулся – ох уж эти женские уловки.

– Мы с Джарлаксом тоже дружим много лет, – ответил Энтрери. – И у нас дела в Гелиогабалусе.

– Разве Джарлакс сам не справится?

– Думаешь, ему можно доверять? – со смешком возразил Энтрери.

Джарлакс одобрительно хмыкнул.

– Мне показалось, вы друзья.

Артемис Энтрери промолчал и уставился в стоящий перед ним стакан.

Джарлакс заметил, что на лице Калийи появилось недовольное выражение, но, когда возлюбленный вновь поднял на нее взгляд, оно волшебно преобразилось в чарующую безмятежную улыбку.

– Ну надо же, – пробормотал дроу.

– О чем вы? – спросил кто-то, и Джарлакс от неожиданности едва не подпрыгнул.

Прямо перед ним стояли несколько молодых людей, совсем мальчиков, и внимательно разглядывали с головы до ног.

Темный эльф ясно ощутил, насколько он чужой здесь, в этом мире отсталых существ. Для них он – живая диковинка. Он давно жаждал иметь такой статус среди дроу, но в подлунном мире столь пристальный интерес был и даром, и наказанием, давал простор, но при этом и сковывал.

– Добрый вечер, – приветливо произнес темный эльф, касаясь шляпы.

– Говорят, вы дракона убили, – с любопытством сказал все тот же паренек.

– И не одного, – подмигнул Джарлакс.

– Расскажите! – воскликнул другой мальчик.

– Ах, у меня столько историй… – начал дроу и повел мальчишек к ближайшему столику.

По пути он взглянул на Энтрери и его подругу. Убийца сидел, повесив голову, и сжимал обеими руками стакан. А Калийа, взяв его под руку, смотрела на него с таким выражением, которого Джарлакс никак не смог бы определить.

* * *
Аррайан радовалась от души. Наконец-то чувство вины оставило ее. Даже после «гибели» замка девушка не могла избавиться от гнета, ведь там, внутри, простились с жизнью несколько человек, – а начало всему положила она своим неразумным поступком.

Но сегодня такие мысли ее не тревожили. Музыка, вино, всеобщее веселье… может, все это стоило того?

Рядом сидел, уронив голову на стол (Аррайан с трудом помогла ему подняться с пола), и безмятежно храпел Ольгерхан. Дорогой Ольгерхан… Когда они вступали в замок, он был всего лишь близким другом, а когда покидали, стал возлюбленным. Скоро свадьба, и Аррайан с нетерпением ждала этого дня. Знакомы они были всю жизнь, но лишь во время суровых испытаний, когда девушка увидела, что Ольгерхан готов всем пожертвовать ради нее, она, наконец, поняла всю глубину его любви и в ней пробудились те же чувства.

Девушка ласково потрепала волосы любимого, но он, напившись до бесчувствия, даже не шелохнулся. Раньше она никогда не видела Ольгерхана пьяным, поскольку оба не жаловали крепкие напитки. Сама она тоже не отличалась особой устойчивостью к вину, и ей потребовалось совсем немного, чтобы голова пошла кругом. Поэтому последние пару часов Аррайан лишь понемногу отпивала из своего кубка и наконец, недавно почувствовала, что начинает трезветь.

И вовремя, потому что к ней с лучезарной улыбкой направлялся тот самый красивый мужественный бард. Из-за его спины дядя Уингэм бросал на племянницу обеспокоенные взгляды, но она, благодаря алкоголю находясь в превосходном расположении духа, не придала этому значения.

– Госпожа Аррайан, – галантно обратился к ней Риордан и отвесил грациозный поклон, – здесь так душно. Мне бы хотелось немного прогуляться по ночной прохладе. Не окажете ли вы мне честь, составив компанию?

Аррайан невольно нахмурилась и неуверенно поглядела на Ольгерхана.

– Ах, сударыня, заверяю, мои намерения кристально чисты, – проговорил бард. – Как сильно вы любите Ольгерхана, известно всем, что неудивительно, ведь имена ваши прославлены столь доблестными свершениями. Вы будете самой знаменитой парой в Палишуке, а быть может, и во всей Ваасе.

– Тогда помогите мне привести его в чувство, – попросила Аррайан и залилась краской, обнаружив, что язык у нее слегка заплетается. Она потянулась к Ольгерхану, но бард перехватил ее руку.

– Давайте вдвоем, – предложил он и оглянулся на Уингэма, заставляя девушку проследить за его взглядом.

Лицо старого полуорка оставалось суровым, но все же он кивнул в ответ на вопросительное выражение лица племянницы.

* * *
Риордану не составило труда подчинить девушку своим чарам, учитывая, что и выпила она в этот вечер немало. К тому времени, как они прошли квартал, Аррайан уже считала этого красавца из Дамары своим задушевным другом.

Поэтому Риордану не пришлось долго выпытывать то, что ему хотелось узнать. Прежде он слышал, что Мариабронн был убит вовсе не драколичи, а какими-то призрачными демонами, – между тем тело его нашли в пещере дракона перекушенным пополам.

Теперь же он узнал, что случилось в замке. Аррайан рассказала, что все трое к тому времени погибших – Мариабронн, Кантан и Эллери – каким-то образом оказались в пещере и, пройдя мимо девушки, приняли участие в битве. Кантан даже пользовался заклинаниями. Какая-то сила или могущественный маг оживили их.

Бард понимал, что, какая бы сила ни привела в движение мертвые тела, это было чрезвычайно мощное колдовство.

Он внимательно слушал Аррайан, а девушка, понизив голос, рассказывала, как погиб Кантан: вместе с дворфом они напали на нее и Ольгерхана, но Энтрери с Джарлаксом им помешали. С ужасом, почти шепотом, она поведала о последних мгновениях жизни Кантана, из которого Энтрери при помощи волшебного кинжала выпил всю жизненную силу и перелил ее в Ольгерхана.

Риордан чувствовал, что услышанное с трудом умещается в голове. Дело оказалось запутанным настолько, что никто и представить себе не мог. А что случилось с командиром Эллери, родственницей короля Гарета? Этого даже Аррайан не знала, потому что командир задержалась с Джарлаксом в зале, где обнаружили книгу, а потом этот странный темный эльф вернулся один, когда Энтрери расправился с Кантоном.

Таким образом, ответы, полученные Риорданом на все вопросы, поставили перед ним еще больше неразрешимых загадок. И разгадки придется искать не у Аррайан или Ольгерхана, да и вообще не в Палишуке.

Он проводил девушку до таверны и даже не стал отдыхать, а сразу вывел коня из стойла и помчался на юг, чтобы как можно скорее сообщить все, что ему удалось узнать.

Примерно в это же время совсем рядом Седой Эмелин в обличье ночной птицы летел в другую сторону. Ворчливый волшебник не собирался посещать городок, он облетел его с запада и повернул к северо-востоку. Обнаружить замок было проще простого. Он влетел во внешний двор, принял человеческий облик и направился к двери главной башни. На мгновение он замер, увидев, что цепь, преграждавшая путь незваным посетителям, сорвана.

– Гм, – только и произнес старик.

И, обследуя постройку, он не раз еще останавливался в замешательстве.

Глава 4 Дом, немилый дом

– Надо будет вернуть статуэтку, – заметил Джарлакс Энтрери, когда они остановились перед дверью своего жилища в Гелиогабалусе, довольно скромной квартирки во втором этаже ничем не примечательного деревянного дома.

Зато внутри она казалась настоящей сокровищницей: здесь хранилась добыча, доставшаяся приятелям в ходе их многочисленных приключений еще до того, как они отправились в Ваасу. К ним обоим золото текло рекой, а Джарлакс еще и был мастером по части тратить.

– Я оставил ее в замке, – солгал Энтрери, и дроу лишь усмехнулся: не бросил бы он вещь, дающую такую власть, – ведь именно благодаря волшебной фигурке удалось победить драколичи.

С помощью этой крошечной серебряной статуэтки дракона, извергающей гибельное дыхание разных пород драконов, можно было создать смертельную ловушку.

– Что ж, может, мне удастся уговорить Тазмикеллу и Ильнезару дать нам еще одну, – протянул Джарлакс.

– А что еще ты можешь у них выторговать?

Темный эльф напустил на себя оскорбленный вид.

– Я имею в виду, теперь, когда у тебя козырь в кармане, – пояснил убийца.

Джарлакс изобразил на лице непонимание.

– Женги предлагал драконам бессмертие, – продолжал Энтрери. – Разве наших приятельниц-дракониц не заинтересует камень, вырванный из книги? Я говорю о втором камне, а не о том, что ты взял в башне Герминикля.

– Не исключено, – согласился дроу. – Но не исключено также, что они жутко разозлятся. Может, они убьют меня за одно упоминание о камне или за то, что я о нем скажу, но не отдам.

– Но разве риск – не твое второе имя?

Дроу осклабился:

– Они послали нас в Ваасу разыскать такую же книгу и такой же талисман. По уговору я должен рассказать им все, что мы узнали.

– И вывернуть карманы?

– Ты имеешь в виду талисман? – Темный эльф фыркнул. – Такого уговора не было.

– Но ведь мы имеем дело с драконицами.

– Да, к тому же одна из них – отменная любовница. Но это сейчас не важно.

Энтрери передернуло, и Джарлакс довольно ухмыльнулся:

– Нас послали добыть сведения, и больше ничего. Сведений я им предоставлю с избытком.

– А если они потребуют камень?

– Он принадлежит Уршуле. Я всего лишь взял его на сохранение.

– А если они потребуют камень? – упрямо повторил Энтрери.

– Им не обязательно знать…

– Да они уже знают! Они же драконы! Они сотни лет живут здесь, они жили здесь при Женги, может, даже сражались против него или на его стороне.

– Это лишь предположения.

– Они – драконы! – упорствовал убийца. – Как тебе втолковать? Я знаю, ты живешь тем, что играешь на чувствах окружающих. Но это совсем другое. У драконов с людьми ничего общего. Ты ввязываешься в то, в чем ничего не смыслишь.

– Я ввязывался кое во что и похуже и вышел победителем.

Спорить было бесполезно. Энтрери только мотнул головой.

– Значительно хуже, – проговорил Джарлакс, снимая с крючка плащ, который только что повесил. – Я все улажу, не беспокойся. Да, Тазмикелла и Ильнезара драконы, и я прекрасно отдаю себе в этом отчет, дружище, – но они медные драконы. В бою – не дай бог с ними столкнуться, однако большим умом они не отличаются.

– А ты забыл, что они устроили нам в самом начале?

Действительно, чтобы связать приятелей по рукам и ногам и проверить, на что они способны, сестры устроили им изощренную ловушку. Тазмикелла, не открывая ни своего имени, ни того, кто она на самом деле, предложила им выгодную сделку – добыть для нее некий подсвечник. Когда же друзья выяснили, кем они наняты (правда, то, что она – дракон, они так и не узнали), она приготовила для них новую уловку: сказала, что Ильнезара, ее ненавистная соперница, завладела вещью, по праву принадлежащей ей, а именно флейтой Идалии, которая позднее досталась Энтрери.

Однако на этом обман не кончился. Когда Энтрери и Джарлакс попытались выкрасть флейту, Ильнезара предстала перед ними в своем истинном, драконьем обличье и устроила им еще одно испытание. Она обещала сохранить им жизнь в обмен на убийство их нанимательницы, Тазмикеллы.

Так что, с какой стороны ни глянь, драконицы одурачили их, причем не единожды.

– Тогда у них все неплохо получилось, – вынужден был признать Джарлакс, вспомнив этот удар по своему самолюбию, – однако наверняка они годами практиковались в подобных играх. В Мензоберранзане подобные подвохи, спрятанные внутри других подвохов, – обычное дело, причем там подобное делают экспромтом.

– И поэтому ты попался на их удочку?

– Лишь потому, что не ожидал…

– Ты их недооценил.

– Но ведь я считал их людьми! А человека едва ли можно недооценить.

– Большое спасибо за такое мнение.

– Но теперь-то мне известно, что они – драконы, – рассмеялся Джарлакс.

– А одна из этих женщин – твоя любовница, – сухо заметил Энтрери.

– Я люблю тебя, как брата, друг мой, – помолчав, промолвил темный эльф, – а потому верю, что однажды ты все увидишь в истинном свете.

– Это – драконы, – упрямо пробубнил убийца. – К тому же я знаю, чего стоит братская любовь дроу.

Джарлакс вздохнул, устав спорить со своим несговорчивым товарищем, и накинул на плечи плащ.

– Вернусь после заката. А ты бы лучше сгонял в Ваасу и забрал фигурку. И когда она снова будет у тебя, пожалуйста, используй белого или голубого. Пламя красного дракона слишком опасно для нашей квартиры – тут почти все деревянное.

* * *
Со своими «работодательницами» дроу встретился в башне Ильнезары. Встречи всегда происходили здесь, а не в скромном жилище Тазмикеллы. Вероятно, причиной была заносчивость Ильнезары, не желавшей унижать себя посещением жалкого домишки. Но Джарлакс считал иначе. Ему казалось, что в готовности Тазмикеллы навещать роскошный дом сестры проявлялись ее тайные чувства. Он думал, что она, как и многие люди, только делала вид, что суетные радости ничего для нее не значат, и обманывала саму себя. Ведь немало таких, что высмеивают чужую привязанность к земным благам, веря, что сами они чище сердцем и стремления их более благородны и возвышенны, тогда как на самом деле они просто не надеются когда-либо заполучить эти самые блага. А если возможность обладания богатством у них есть, то «возвышенные» стремления становятся для них чем-то вроде золоченой кареты для купца, который таким образом ставит себя выше толпы.

Стремление вознестись над другими – вот характерная черта разумного существа, не исключая и таких долгожителей, как драконы.

– Значит, все так, как мы и ожидали, – начала разговор Ильнезара после обычных приветствий.

Раз первой заговорила она, а не более общительная Тазмикелла, значит, сестры и впрямь взволнованы.

– Да, похоже, ваше предсказание насчет того, что кто-то открыл книжное собрание Женги, подтвердилось, – ответил темный эльф. – Вы предвидели, что постройки, подобные башне, будут появляться еще, и, увы, нечто подобное мы и обнаружили.

– Но это строение превосходит собой башню Герминикля, – добавила Тазмикелла.

– Насколько дракон превосходит силой и размером человека, – присовокупила ее сестра.

Джарлакс понял, на что она намекает. Сестры знали, что Женги поработил нескольких драконов вроде Черного Уршулы. Понимали они и природу магии, воздвигшей башню Герминикля, и знали, что если вместо человека управлять таким строением станет мертвый дракон, то и сила волшебства будет несравненно более могучей. Как, собственно, и произошло.

– Книга уничтожена, – промолвила Ильнезара.

– К сожалению, да, – признал Джарлакс.

– Тобой, – продолжила медноволосая красавица, и дроу невольно отступил на шаг. – Или кем-то еще, не менее искусным во владении клинком и заклинаниями, – несколько смягчила она свою догадку, похожую на обвинение.

Джарлакс открыл рот, чтобы возразить, но Тазмикелла не дала ему и слова сказать:

– Я там была. Заходила в замок и видела постамент в главной башне. На нем лежало то, что осталось от магической книги, – обгорелые клочки.

Первой мыслью Джарлакса было все отрицать, но потом, с улыбкой коснувшись полей шляпы, он проговорил:

– Ее необходимо было уничтожить.

– А камень, что был внутри? – спросила Ильнезара.

Джарлакс взглянул на свою прекрасную любовницу, а рука его между тем непринужденно скользнула к поясу, где в небольшом мешочке лежал волшебный глиняный шарик, разбив который можно было в случае опасности перенестись в другое место, – правда, куда именно, никто не смог бы предугадать. Но дроу казалось, что оказаться в любой точке Вселенной было бы предпочтительней, чем остаться взаперти с двумя разъяренными драконами.

– Женги создал много таких талисманов, – пояснила Тазмикелла. – Он пытался соблазнить своими посулами всех драконов в землях Бладстоуна, включая и нас. И мы думаем, что в замке по соседству с Палишуком находился камень драколичи Черного Уршулы.

– Вероятно, так, потому что существо, с которым мы сражались, выдыхало кислоту, – пожал плечами Джарлакс.

– Драколичи уничтожен?

– Да, благодаря статуэтке, которой вы так предусмотрительно меня снабдили.

– А сам камень похищен, – сказала Ильнезара.

Дроу развел руками, прикидываясь, что не понимает, о чем речь.

– Он был спрятан в книге, она растерзана, а камня нет, следовательно, его кто-то взял, – пояснила Тазмикелла.

– Ты, – добавила ее сестра.

Отступив от них немного, дроу задумчиво почесал подбородок:

– А если все так, как вы говорите?

– Тогда ты даже не представляешь себе, что присвоил, – ответила Ильнезара. – Ты неплохо жил, хитроумно дурача всех, кто встречался тебе на пути. Но игру с драконами – причем уже мертвыми – вряд ли можно счесть занятием, полезным для здоровья.

– Какая трогательная забота.

– Это не шутки, Джарлакс, – вмешалась Тазмикелла. – Женги плел свою сеть, как паук. Устоять перед его посулами было… – Она замялась и поглядела на сестру.

– …трудно, – закончила за нее Ильнезара. – Кто бы отказался от бессмертия?

– Значит, есть камни, созданные для Ильнезары и Тазмикеллы? – спросил Джарлакс, начиная, наконец, понимать, в чем причина их тревоги.

– В союз с Женги мы не вступали, – вместо ответа заявила Ильнезара.

– Пока его не свергли, – предположил дроу. – Полагаю, многие из вашего рода отказывались от его предложений, пока… – Он не договорил.

– Пока? – поторопила его Тазмикелла, и по тону ее было ясно, что настроения ломать голову над загадками у нее сейчас нет.

– Пока не настал момент истины. Пока выбор не стал слишком очевидным – или уход в небытие, или состояние личи.

– А ты умный, – заметила Ильнезара. – Но будешь дураком, если решишь, что на таких вещах можно играть.

– Вам нужен камень Черного Уршулы? – спросил темный эльф. – Вы решили, что он у меня, и требуете его отдать?

Сестры переглянулись.

– Мы хотим, чтобы ты понял, что играешь с огнем, – ответила Тазмикелла.

– А до Уршулы, живого или мертвого, нам дела нет, – добавила Ильнезара. – Дружны мы никогда не были.

– Значит, боитесь, что я разгадаю секреты Женги.

Сказав это, он сам удивился, почему все еще жив.

Несомненно, его догадка верна, но это значит, что сестрам нужно от него что-то другое. Глядя на Тазмикеллу и свою любовницу, он чувствовал, что пока они его не убьют. Они ждали, когда он что-то уразумеет, – что-то чрезвычайно важное для них, хотя и опасное.

– Женги для вас обеих создал талисманы, – наконец произнес дроу, окончательно в этом уверившись. – Король-колдун пытался сманить на свою сторону вас обеих, но получил отказ.

Он сделал паузу, но сестры хранили молчание.

– А камни остались, и вы хотите их получить, – продолжал он.

– И мы убьем любого, кто, завладев ими, не передаст нам, – с ледяным спокойствием промолвила Ильнезара.

Дроу хорошо изучил свою подругу, чтобы понять: шутки кончились.

– И тогда вы сможете полностью распоряжаться своей судьбой, – сказал он.

– Мы просто не позволим никому другому распоряжаться ею, – поправила Тазмикелла. – Небольшая разница есть. Правда, для того, в чьих руках окажутся камни, это все равно.

– Значит, в надежде, что я узнаю все, что рассказал вам сегодня, вы отправили меня в Ваасу, – подытожил дроу. – И хотите, чтобы я теперь нашел остальные сокровища Женги и вернул то, что принадлежит вам по праву.

Сестры согласно молчали.

– А что я с этого буду иметь?

– Расскажешь всем, что повстречался с парой драконов и остался жив, – ответила Ильнезара.

Джарлакс усмехнулся, а потом разразился громким хохотом:

– А о встречах наедине я могу рассказывать?

Драконица в образе прекрасной женщины тепло улыбнулась, и он понял, что гроза миновала.

– А как же насчет Черного Уршулы? – спросил он немного погодя.

– Мы же сказали, что нам до него, живого или мертвого, дела нет, – повторила Ильнезара. – Но мы теперь предупреждены и будем начеку, мой темнокожий друг, – добавила она, подходя поближе, и обвила рукой шею Джарлакса. – Король Гарет и его друзья не потерпят еще одного Женги. А король – сильный противник.

Джарлакс хотел кивнуть, но вдруг почувствовал, как могучая рука, крепко схватив воротник его плаща и рубашку, без малейшего усилия рывком вздернула его в воздух. Ильнезара повернула дроу лицом к себе.

– Мы тоже не потерпим такого тирана, – добавила она. – А какой противник я, ты теперь знаешь.

Джарлакс, которого женщина оторвала от пола легко, как перышко, болтая ногами в воздухе, мог только прикоснуться пальцами к полям своей огромной шляпы.

* * *
Энтрери быстро прошел мимо кондитерской Пайтера, подняв воротник плаща, не желая, чтобы его узнали или окликнули. В свое время они с Джарлаксом вызволили хозяина из разбойничьей шайки, где ему приходилось быть поваром. А затем дроу, со своим умением, ужасно раздражавшим Энтрери, извлекать выгоду из чего угодно, устроил Пайтеру собственный магазинчик в Гелиогабалусе.

Пайтер был кондитером от бога – даже наемный убийца это признавал, – но сейчас ему совершенно не хотелось видеть подобострастного, вечно улыбающегося толстяка.

Быстро миновав витрину магазина, он свернул в одну из боковых улочек, направляясь в какой-нибудь кабачок, которых в этой части города было немало. Он решил заглянуть в «Кабанью голову», а не в их с Джарлаксом обычное место, не желая натолкнуться на кого-нибудь из знакомых. Дроу отправился на встречу с драконами, и убийца наслаждался возможностью в кои-то веки побыть в одиночестве. Ему хотелось о многом поразмыслить.

Людей в кабачке было мало – вечер еще ранний, – и он устроился за столиком в дальнем углу, расположившись, как всегда, спиной к стене, чтобы не выпускать из виду дверь и видеть все, что происходит вокруг.

Хозяин из-за стойки громко спросил, что он закажет, и Энтрери ответил: «Хмельной мед».

В ожидании заказа он задумался о жизни. Когда служанка принесла напиток, он сидел, вертя в руках флейту Идалии.

– Если ты вздумал рассчитываться за заказ, играя на дудке, надо было сразу договариваться с Грини, – заявила она. Энтрери поднял взгляд: перед ним стояла совсем молоденькая девчонка. – Я благотворительностью заниматься не собираюсь. – И она грохнула кружку на столик. – Две серебряные и три медяка.

Вид у нее был воинственный, похоже, она уже настроилась на скандал. Смерив девицу холодным взглядом, Энтрери вынул три серебряные монеты, вложил ей в руку и жестом отослал прочь.

Отодвинув кружку, поскольку пить не очень хотелось, он вновь предался размышлениям, водя пальцами по гладкому инструменту. Последнее приключение стало, пожалуй, самым необычным в его жизни. Это была не просто поездка в Ваасу, но еще и первое путешествие внутрь себя, и причиной тому послужил волшебный инструмент в его руках. Благодаря его магическим чарам профессиональный убийца обнаружил в себе чувства, долгие годы хранившиеся под спудом. В нем открылась способность видеть красоту – в Эллери, Аррайан, Калийе. Он ощутил привязанность, сначала в основном к Аррайан, и из-за этого напорол ошибок и даже чуть было не поплатился жизнью, сразившись с этим мерзавцем Атрогейтом.

Он узнал, что такое сострадание, и помогал не только Аррайан, но и ее возлюбленному Ольгерхану. И ведь рискнул собственной жизнью, чтобы спасти неотесанного полуорка.

Энтрери потер лоб. Совершенно очевидно, что самым лучшим выходом была бы воткнуть эту флейту прямо в глотку Джарлаксу, пока чары инструмента не привели его к погибели.

Однако нельзя забыть и то, что благодаря флейте он нашел Калийю. Магия сделала его способным испытать любовь, хотя он никогда не думал, что это возможно. Новому чувству он радовался, и это тоже нельзя сбросить со счетов.

«Все равно эта флейта меня убьет», – подумал Энтрери и вдруг чуть не подскочил на стуле, только сейчас заметив, что напротив него сидит незнакомый человек, ожидая, когда он на него посмотрит. Чем не убедительное свидетельство тому, что инструмент в один прекрасный день действительно навлечет гибель на своего хозяина, обычно столь бдительного и осторожного?

– Ты пришел незваным, но я все же позволил подойти, – соврал Энтрери. – Говори, что нужно, и убирайся.

– Или ты убьешь меня на месте?

Энтрери медленно поднял взгляд и поглядел прямо в глаза незнакомца. Для многих в Калимпорте этот тяжелый взгляд стал последним, что они запомнили в земной жизни.

Незнакомец нервно дернулся. Он засомневался, действительно ли, как ему показалось, он застал убийцу врасплох, или ему просто «позволили подойти».

– Нелликту это не понравится, – прошептал он.

Энтрери пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы в тот же миг не прикончить наглеца, упомянувшего ненавистное имя.

– Так что воздержись от угроз, – проговорил незнакомец, становясь смелее. Он даже хотел погрозить Энтрери пальцем, но осекся под стальным взглядом своего собеседника. – Я здесь по его поручению, Нелликта. Или ты готов враждовать с ним?

Энтрери молчал.

– Ну? Нечего сказать, да?

Убийца невольно усмехнулся – этот малый явно не отличается проницательностью.

Нахал между тем уселся поудобнее, почувствовав себя увереннее.

– Конечно, что тут скажешь? – продолжал он. – Никто не хочет ссориться с Нелликтом.

Он говорил все громче, и Энтрери забавлялся, наблюдая за дураком.

– Даже сам король Гарет! – довольно громко проговорил незнакомец, осмелев настолько, что ткнул пальцем в сторону убийцы, но тот в мгновение ока перехватил его кисть и прижал ее к столу, ладонью кверху. Другой рукой он выхватил кинжал и вонзил его в столешницу между дрожащими пальцами наглеца.

– Еще раз повысишь голос – перережу глотку, – негромко пообещал Энтрери. – И твой хозяин будет этому только рад. Может, даже наградит меня за то, что заткнул рот болтливому идиоту.

Незнакомец в ужасе хватал воздух ртом, и убийца убрал клинок.

– Думаю, ты хотел мне что-то предложить, – сказал он, помолчав немного.

– Ра-работу, – пролепетал незнакомец. – Лично вам, младший рыцарь. Один купец, Бенегаст, поссорился с Нелликтом.

В голове Энтрери мысли понеслись, сменяя одна другую. Неужели высокое звание и почетное положение в королевстве – все это было устроено лишь для того, чтобы разобраться с каким-то купцом?

Однако его собеседник пояснил:

– На Бенегаста устроили засаду. Есть один разбойник, а еще несколько наших людей. А ты отправишься туда, чтобы спасти купца.

– Но, само собой, не успею.

– Нет, успеешь, только ты убьешь Бенегаста. – И собеседник обнажил в ухмылке щербатый ряд гнилых зубов. – А обвинят во всем разбойника.

– Я же как будто арестую убийцу, – понял Энтрери, поскольку ничего нового в этой комбинации не было.

– Да, и передашь его в руки городской стражи, которая поспешит тебе навстречу.

– Им, само собой, хорошо заплатят.

Незнакомец довольно засмеялся.

Энтрери задумался. Слишком знакомый сценарий и слишком сложный. Почему бы разбойнику просто не убить купца, и дело с концом? Или пусть стражники «найдут» тело после того, как сами прикончат этого Бенегаста.

Видимо, Бенегаст тут ни при чем. И дело вовсе не в мести Нелликта. Это проверка для него, Энтрери. Чародей хочет удостовериться, убьет ли он, не рассуждая, кого угодно по приказу Цитадели Убийц.

А разве сам Энтрери мало устраивал таких проверок, служа главным наемником гильдии Басадони в Калимпорте? Скольких новичков он испытывал таким образом? И скольких убил за то, что не выдержали проверку?

Вот сидит напротив него этот дурачок, отвратительно скалится и трясет головой. Вместо того чтобы прогнать его, Энтрери сам поднялся и молча пошел мимо него к двери.

– Это в Петле! – проговорил в спину ему незнакомец, назвав часть города, которую убийца знал очень хорошо.

Энтрери только безнадежно тряхнул головой, поражаясь тупости и неосторожности посланца.

Он быстро вышел на улицу и намеренно пошел в сторону, противоположную Петле. На ходу он размышлял, как это Нелликт вообще решил подвергнуть его такой унизительной проверке. И с каждым шагом ярость все сильнее вскипала в нем.

Глава 5 Развязать руки

Для всех непосвященных, и даже для Артемиса Энтрери, это была простая пекарня, правда, в ней рождались чудесные творения Пайтера. Когда солнце освещало закатными лучами Гелиогабалус, Пайтер и все его работники расходились по домам, и до рассвета следующего дня пекарню запирали на замок.

Джарлакс понимал, что Энтрери, скорее всего, догадывается, что дело обстоит не так просто. Для дроу пекарня являлась прикрытием. Интересно, если бы Энтрери узнал, что она служит ему для связи с Подземьем, как бы отреагировал?

Ночь уже наступила, и дверь была заперта, но у Джарлакса, разумеется, имелся свой ключ. Он прошелся вдоль витрины, словно прогуливаясь, и внимательно посмотрел по сторонам, нет ли кого поблизости. Потом вернулся, открыл дверь, еще раз оглянулся и запер ее за собой ключом и несложным заклинанием.

В задней комнате стояли три большие печи, и дроу прошел к той, что слева. Бросив последний взгляд через плечо, он почти целиком залез в печь. Дотянувшись до трубы, достал маленький серебряный колокольчик и легонько стукнул им по одному из кирпичей.

Выбравшись из печи, Джарлакс слегка отряхнулся – сажа не прилипала к его одеянию.

Минуты шли, но он терпеливо ждал, не сомневаясь, что сигнал услышан. Наконец в основании печи между кирпичами, словно надуваясь пузырем, начал возникать какой-то силуэт, постепенно принявший человеческие очертания. Вскоре бестелесная субстанция обрела плотность, и перед Джарлаксом предстал его первый заместитель, псионик Киммуриэль Облодра, в отсутствие главаря руководивший бандой Бреган Д'эрт.

– Мне пришлось тебя ждать, – упрекнул Джарлакс.

– Ты послал вызов в неудобное время. А я, между прочим, должен руководить твоей организацией.

Усмехнувшись, Джарлакс в качестве извинения отвесил шутливый поклон.

– И как же идут дела у Бреган Д'эрт, мой верный друг?

– Процветаем. С тех пор, как ты забросил безумные захватнические идеи. Мы – жители Подземья, наш дом – Мензоберранзан, там мы и…

– …процветаем, – сухо закончил за него главарь. – Это я уловил.

– Да, но ты, похоже, упрямо не хочешь соглашаться с этим, – осмелился возразить Киммуриэль. – Ты еще не отказался от надежды создать свое царство в Верхнем Мире.

– Не царство, – поправил его Джарлакс. – Я хочу получить доступ к богатствам. Ошибок, совершенных под влиянием Креншинибона, я больше не совершу. Однако отворачиваться от представляющихся возможностей тоже не собираюсь.

– Какие для тебя могут быть возможности во владениях благочестивого короля?

– Да где бы ни были, я их не упущу.

Киммуриэль хмыкнул.

– А ты разве еще не знаешь? Мы герои, у нас заслуги перед короной, – сказал Джарлакс. – Мой приятель стал рыцарем Ордена. А там, глядишь, и баронство не за горами.

– Не надо слишком легкомысленно относиться к Гарету и его друзьям, – заметил псионик. – Как ты и приказывал, я организовал за ними слежку издали. Они не дурачки и вовсе не принимают твои россказни за чистую монету. И в Палишук, и в замок уже отправили дознавателей, а сейчас опрашивают в Гелиогабалусе и других городах тех, кто может быть в курсе связей Цитадели Убийц.

– Я бы очень расстроился, если бы противник оказался нестоящим, – вставил Джарлакс небрежно, словно это не имело для него значения.

– Берегись, Джарлакс. Возможно, Гарет и его союзники – самые грозные враги за всю твою жизнь.

– Я враждовал с матерями Домов Мензоберранзана, – напомнил главарь.

– Но ты всегда знал, что до крайности не дойдет, тебя хранило покровительство самой Владычицы Ллос. Все матери верили, что разгневают Паучью Королеву, если причинят вред тому, кого она благослови…

– Не нужно пересказывать мне мою биографию, – перебил его Джарлакс.

– А ты ее еще помнишь?

Вечно самоуверенному Джарлаксу явно была неприятна эта тема. Киммуриэль говорил правду, когда-то он получил благословение Паучьей Королевы, став ее орудием раздора и хаоса. Некогда Владычица Ллос не приняла жертву Матери Бэнр, которая, как велел обычай дроу, должна была убить в честь богини своего третьего сына. Но кинжал в виде паука не смог пронзить нежное тельце младенца, и главу Дома Бэнр охватило отчаяние – позднее Джарлакс смог увидеть все происходившее тогда собственными глазами благодаря картинам своего раннего детства, магически развернутым перед ним самой Ллос. Как мать била клинком в его грудь, страшась, что немилость богини обернется тяжелейшими бедами для ее Верховного Дома!

– Мать Бэнр уже много веков назад знала, что ее судьба неразрывно связана с судьбой Джарлакса, – промолвил Киммуриэль, один из трех дроу, кому была ведома эта тайна. – Даже в мгновения, когда ей нестерпимо хотелось перерезать тебе горло, она понимала, что не посмеет поднять на тебя руку.

– Владычица Ллос давно отвернулась от меня, друг мой, – сказал Джарлакс, стараясь подавить чувства, которые псионик разбередил в его душе, однако это давалось ему с трудом.

Тогда, в далеком прошлом, его по приказу матери завернули в шелковый саван и бросили в озеро Донигартен, как обычно и поступали с убитыми третьими сыновьями, чтобы скрыть, что жертва отвергнута.

– Но Бэнр так никогда и не узнала, что ты предал Паучью Королеву и перестал быть ее любимым дроу, – заметил Киммуриэль. – До последнего вздоха она считала тебя неприкосновенным, тем, чью плоть не смог пронзить кинжал. Благословенное дитя, в первый же день сгубившее своего старшего брата.

– Что же, ты считаешь, я должен был просветить старую ведьму?

– Да нет. Я только напоминаю тебе о твоем нынешнем положении, – ответил Киммуриэль, отвешивая начальнику почтительный поклон.

– Бэнр считала меня и Бреган Д'эрт бесценными союзниками.

– Бреган Д'эрт, как и прежде, союзник Дома Бэнр и стоящей во главе его Матери Триль, но уже под началом Киммуриэля.

– Киммуриэль – голова, поэтому я и доверил тебе Бреган Д'эрт на то время, что я… путешествую.

– Твои взаимоотношения с матерями Домов совсем непохожи на те, что ты пытаешься построить в здешних местах, – заявил псионик. – Король Гарет такого надувательства не потерпит.

– А ты думаешь, я оставлю ему выбор?

– Это ты думаешь, что перевес всегда будет на твоей стороне. Твой предшественник по части грандиозных планов, король-колдун, в свое время понял, как ошибался.

– А я, может, учусь на его ошибках.

– А на собственных? – спросил Киммуриэль, и красные глаза Джарлакса гневно вспыхнули. Тем не менее, псионик не отступил: – Ты едва не сгубил Бреган Д'эрт.

– Это все влияние магического кристалла. Мое сознание было затуманено.

– Затуманено, – согласился Киммуриэль, – потому что хрустальный осколок сулил тебе то, чего ты сам страстно желал. Разве камень в твоем кармане предлагает меньше?

Джарлакс даже слегка отпрянул, изумленный прямолинейностью подчиненного. Однако усилием воли подавил гнев: в конце концов, зачем же он доверил Киммуриэлю свою банду? Для себя он выбрал путешествия и новые впечатления – путь, который для Бреган Д'эрт стал бы губительным. Правда, не исключено, что он все равно вовлечет своих наемников в беду, учитывая, какие находки сделал в Дамаре и Ваасе.

Хотя при взгляде на этого умного и независимого собеседника, который осмеливался так прямо говорить с ним, сомнения в судьбе его детища отступали.

Он улыбнулся:

– Есть возможности, от которых я не в силах отказаться.

– Согласен, они заманчивы.

– Но не настолько, чтобы привести Бреган Д'эрт мне на помощь?

– Не настолько, чтобы всем рисковать. Разве не так мы договаривались? Разве не затем ты поставил меня на свое место, чтобы я защитил от твоих новых амбиций то, что уже тобой создано?

Джарлакс расхохотался:

– Надо же, какой я умный! Но ты продолжай наблюдать. У меня для тебя еще есть задание.

– Соглядатаев и так мало.

– Это не для них, а для тебя. Есть одна женщина, зовут Калийа. Она возлюбленная Энтрери, но на юг вместе с ним не поехала.

– Я бы не стал употреблять слово «возлюбленная», когда дело касается Артемиса Энтрери. Скорее, партнер в постели, – сказал Киммуриэль. – Твой приятель просто не способен на такие чувства. И это единственное, что меня в нем восхищает.

– Наверное, поэтому мне с ним так комфортно. Как будто дома оказался.

Киммуриэль никак не отреагировал. Очевидно, намек на сходство между ним и Энтрери он не уловил. Удивительно: настолько проницательный в отношении чего-то значительного, псионик был совершенно слеп по отношению к тонким нюансам жизни.

– Я не вижу соответствия между тем, что она делает сейчас, и тем, что прежде открыто провозгласила свое намерение отомстить, – сказал Джарлакс, возвращаясь к делу, и Киммуриэль кивнул в знак понимания. – Продолжишь наблюдение?

– Да, и буду докладывать, – заверил Киммуриэль. – Я ведь всегда с тобой, Джарлакс.

– Навсегда?

– Пока да, – не удержавшись, фыркнул псионик.

– Здесь может стать очень жарко, – признался Джарлакс.

– Просто ты играешь в такие игры с опасными людьми.

– Если дойдет до войны, то я хорошо вооружился, – сказал Джарлакс. – Войска из небытия лишь ждут моего призыва, а замки Женги защищают себя сами.

– Хочешь забрать замок?

– Он и так мой. Ведь я – хозяин его хозяина. Я могу повелевать драколичи. Так что, как видишь, я подготовился. Но еще лучше, если Бреган Д'эрт поможет. Разумеется, тайно.

– Если события будут развиваться стремительно, я все взвешу и решу, как лучше для банды.

– Разумеется, ты предложишь мне бежать, – усмехнувшись, сказал Джарлакс.

– Я все взвешу и решу, – повторил псионик.

Джарлаксу пришлось удовольствоваться этим ответом. В свое время они условились, что возможность для Киммуриэля принимать независимые решения – основа их договора. Ведь именно псионик стоит во главе банды, пока Джарлакс не вернется в Мензоберранзан и не займет свое место. Так было решено после уничтожения Креншинибона. Само собой, ни один из темных эльфов не питал иллюзий по поводу этого соглашения. Джарлакс понимал, что, если его приключения в Верхнем Мире слишком затянутся и Киммуриэль успеет за это время создать себе прочное положение в банде и в городе, без боя он свой трон не уступит.

Кроме того, Джарлакс сознавал, что призывать Киммуриэля на помощь в критические моменты опасно, поскольку тот может просто предоставить его собственной судьбе, и тогда уже ничто не помешает псионику стать полноправным главарем банды. Нов то же время Джарлакс хорошо понимал особенности его характера. Киммуриэль никогда не жаждал властвовать над другими дроу, как, скажем, Рай-ги, Бергильон Бэнр или другие его лейтенанты. Его притязания лежали в области интеллектуального могущества, ведь он псионик, существо, владеющее особой магией разума. Ему больше по душе мысленные баталии с иллитидами, чем вмешательство в междоусобные войны Домов Мензоберранзана или совещания с Матерью Триль. Он предпочел бы провести день, расширяя пределы разума или путешествуя по Астральному Уровню.

– Ты стараешься здесь утвердиться, – проговорил Киммуриэль, уже готовый устремиться в волшебное путешествие домой. – Ты пытаешься достичь чего-то в Верхнем Мире, тогда как в Подземье мог бы иметь гораздо больше. Я хотел бы понять тебя, Джарлакс, но даже моя проницательность бессильна перед твоей непредсказуемостью. Что ты хочешь найти здесь такое, чего нет дома?

«Свободу», – подумал Джарлакс, но промолчал.

Правда, Киммуриэль – сильный псионик, с ним не нужно разговаривать, чтобы он понял.

Некоторое время заместитель молча смотрел на своего начальника.

– Свободы нет, – наконец промолвил он. – Есть только борьба за существование.

И, не дожидаясь ответа Джарлакса, он просочился между кирпичами кладки и исчез.

Джарлакс долго стоял у печи с неприятным чувством, что псионик прав.

* * *
Окружная дорога, проходившая внутри городских стен, делала большую петлю в этой части города, где укрепления образовывали острый угол. Здесь размещался торговый район. Тут же находились магазинчики Ильнезары и Тазмикеллы и работало множество кузнецов, сапожников, ткачей, портных, колесных мастеров, торговцев свечами, менял – в общем, ремесленников и купцов всех мыслимых занятий.

В самой середине этой петли бил, журча, трехъярусный фонтан. Сначала Энтрери хотел воспользоваться им как укрытием и из одной из его чаш проследить за нападением на купца. Но когда он, чтобы внимательно осмотреть фонтан со всех сторон, в очередной раз подошел к нему со стороны переулочка, то понял, что разбойник, нанятый Нелликтом, его опередил. Свернувшись клубком, он залег во второй чаше; видно его не было, но неровное журчание воды свидетельствовало, что ее току мешает что-то большое.

Шестым чувством Энтрери понял, что спрятавшийся там человек приучен к терпению и дисциплине, следовательно, не новичок в своем деле.

Он отступил в тень переулка, взялся за ограду, смерил взглядом высоту стен какого-то магазинчика и взлетел на крышу. Улегшись почти на край, он снова внимательно осмотрел фонтан, но с этой точки нельзя было увидеть человека, затаившегося в засаде. Решив составить полное представление о местности, Энтрери неслышно, как тень, пошел по крышам домов, стоящих вокруг площади.

В тени портика одного из больших магазинов он заметил еще двух людей. Убийца остановился и осторожно пригнулся как можно ниже, внимательно следя за парой. Без сомнения, их тоже подослал Нелликт, желавший, чтобы все шло по его плану. Тень хорошо скрывала обоих, и разглядеть их как следует Энтрери не мог, но, судя по тому, как терпеливо они выжидали, им подобное дело тоже было не внове.

Он вдруг подумал, а не стоит ли решить все просто: убить этого Бенегаста и заработать тем самым расположение Нелликта.

Но Артемис Энтрери никогда не шел простыми путями.

Решительный миг, когда еще можно было определиться, какую дорогу выбрать, миновал, и убийца вошел в такое состояние, в котором повинуешься только инстинктам, принимая решения мгновенно, не рассуждая. Теперь он должен быстро вернуться назад, чтобы фонтан находился точно между ним и парочкой, затаившейся под портиком. Держась у дальнего края, он быстро перебирался с крыши на крышу, изгибаясь всем телом так, чтобы издали никто не сообразил, что наверху находится человек, и ступая так тихо, чтобы жителям внизу показалось, что по крыше перемещается нечто не крупнее белки.

Растянувшись на краю, он ухватился за карниз, повис на нем и беззвучно спрыгнул на землю.

На углу дома он приостановился, потому что совсем рядом из двери вышел человек и прошел мимо, даже не заметив прижавшегося к стене убийцу. Энтрери притаился, а вскоре увидел другого человека, с мешком на плече, идущего по площади. Это и был Бенегаст.

Разбойник в фонтане тоже должен был заметить его. И в этот самый момент, когда тот сосредоточил внимание на жертве, Энтрери сорвался с места и ринулся вперед. Низко пригнувшись, он добежал до фонтана и, сделав кувырок, присел под нижней чашей.

Торговцу предстояло пройти как раз мимо фонтана со стороны, противоположной Энтрери, и разбойник пристально за ним наблюдал. Потом он чуть-чуть приподнял голову и начал обозревать площадь, не зная, откуда же появится наемный убийца, о котором его предупредили.

Энтрери тихо ждал. Он уже рассчитал, в какой момент маленький сутулый Бенегаст поравняется с фонтаном.

Тот, что сидит наверху, должен обладать немалой выдержкой, и наверняка он будет ждать до последнего мгновения. Но чем ближе Бенегаст, тем вероятнее, что внимание разбойника, обозревавшего площадь, переключится целиком на жертву.

Вот в этот краткий миг Энтрери и должен действовать. Он сел на корточки за основанием фонтана, ухватился за край нижней чаши и подбросил свое тело вверх на три фута. Утвердившись ногами на скользком покатом краю, левой рукой он придержался за край первого яруса, а правой нанес сильный уверенный удар кинжалом.

Он почувствовал, что клинок вошел между ребрами разбойника, и в тот же миг отпустил край верхней чаши и свободной рукой придавил голову своей жертвы, чтобы заглушить в журчании и бульканье воды ее предсмертный крик.

Энтрери ощутил теплый ток крови. Удар был не смертельным, но для его волшебного кинжала, подобно вампиру, высасывающего жизненную силу раненого, это значения не имело. В считанные мгновения все было кончено, обмякшее тело осталось лежать в чаше фонтана.

Как кстати этот незадачливый убийца спрятал лицо под маской! Энтрери сорвал ее и быстро надел на себя.

Без единого всплеска, легко и тихо, он оттолкнулся от края чащи и красивым прыжком приземлился на землю. Бенегаст заметил его, но убийца передвигался столь стремительно, что бедный торговец успел лишь рот открыть.

В мгновение ока Энтрери оказался рядом и приставил кончик кинжала к кадыку Бенегаста. Торговца испугало не столько оружие, сколько непреклонная решимость в глазах нападавшего. Ноги сразу стали ватными, но упасть ему не удалось – кинжал больно вонзался в шею.

Чуть заметно усмехнувшись, Энтрери ослабил нажим, и Бенегаст тут же завопил:

– Убивают! Убивают! Люди! Какой-то гнусный…

– Э, полегче, – погрозил ему пальцем Энтрери. Торговец тут же смолк, будто поперхнулся.

– Брось мешок, – потребовал Энтрери.

Мешок тут же со стуком упал на землю.

Убийца помедлил, взглянув на парочку, притаившуюся под портиком. Он ощущал их напряжение, готовность напасть в любую минуту, а также недоумение, поскольку они решили, что он и есть нанятый разбойник, тогда как они ждали появления другого человека.

Энтрери медленно обошел Бенегаста кругом и поднял мешок. Внимательно следя за своей жертвой, он также боковым зрением заметил движение за окнами магазинов, и еще до него донесся отдаленный свист, говоривший о приближении городской стражи. Вскоре здесь окажутся подкупленные Нелликтом стражники, чтобы арестовать разбойника. Наверняка те двое под портиком уже нервничают и проклинают Артемиса Энтрери, не соизволившего до сих пор явиться.

– Хочешь жить, делай в точности, что я скажу, – но даже в этом случае не могу обещать, что тебе удастся сохранить свою жизнь, – негромко сказал он Бенегасту. Тот пугливо вскрикнул, но под взглядом Энтрери осекся. – У тебя один-единственный шанс. Ясно?

– Д-да, – кивая, как болванчик, пролепетал торговец.

– И если не хочешь, чтобы я всадил кинжал тебе в сердце, лучше немного помолчать, – продолжил он.

– Д-да, – повторил Бенегаст и сразу же зажал себе ладонью рот.

– Когда скажу, беги прямо, – велел убийца. – Повернешь в переулочек по эту сторону большого магазина, но не вздумай бежать мимо портика – ясно?

С улицы, соединявшей Петлю с окружной дорогой, донеслись крики.

– Беги, – коротко приказал Энтрери.

Бенегаст сорвался с места и побежал, стеная и спотыкаясь на ходу. Петляя, как заяц, он чуть было на свою погибель не ринулся мимо портика, но в последний момент запнулся, а потом понёсся в переулок.

Свист и крики за спиной становились все громче, но Энтрери даже не обернулся. Он внимательно следил за двумя фигурами, выскочившими из-под портика. Один мужчина был здоровый, а второй маленький, правда, он мог оказаться и женщиной. Недоуменно воззрившись на Энтрери в маске, они, однако, не стали терять времени. Здоровяк бросился в погоню за Бенегастом, а маленький принялся делать какие-то пассы, очевидно собираясь сотворить заклинание.

Оказалось, это и впрямь женщина. Озабоченная лишь тем, чтобы не упустить торговца, она и не заметила, как Энтрери оказался рядом. Едва чародейка собралась произнести заклинание, перед носом у нее свистнул меч, оставив в воздухе плотную черную завесу.

– В чем?… – начала она и отшатнулась, увидев перед собой незнакомца, когда Энтрери сдернул с лица маску.

– Я хочу, чтобы ты знала, кто я, – проговорил он.

Выпучив глаза, она молчала с открытым ртом.

Энтрери ударил ее кинжалом, но клинок будто ткнулся в камень – женщина позаботилась о магической броне. Она же, взвизгнув, бросилась бежать, однако убийца сделал подсечку, и чародейка грохнулась наземь. Мгновенно перекатившись на спину, женщина заслонилась руками и завопила:

– Прошу, не убивай меня! Я могу заплатить!

Но он ударил ее, потом еще и еще раз.

– Интересно, надолго ли хватит твоей брони? – приговаривал он, глядя, как беспомощно дергается она у его ног.

Но тут из переулка донесся крик Бенегаста.

Пнув напоследок чародейку, Энтрери приставил красный клинок Когтя Шарона почти к самому ее носу.

– Передай своему хозяину, что я не какая-то шестерка, – процедил он.

Женщина торопливо затрясла головой, и он пулей метнулся прочь. Боковым зрением он заметил, что в погоню за ним бросились двое стражников, но он, обогнав их, нырнул в темный переулок. На ходу Энтрери успел забросить мешок торговца на крышу. Бенегаста он разглядел за кучей ненужных ящиков, сваленных рядом со сломанной повозкой. Истекая кровью, он лежал у стены, жалко заслоняя рукою лицо. Над ним, занеся для последнего удара боевой молот, возвышался здоровяк из-под портика.

Энтрери метнул кинжал, и он вонзился нападавшему сбоку под ребро. Человек пошатнулся, но не упал. Обернувшись и невольно скривившись от боли, он приготовился к защите. Держа двумя руками Коготь Шарона, Энтрери стремительно перешел в наступление. Он размахивал мечом направо и налево, но противник оказался опытным и умело оборонялся, блокируя удары и вовремя отдергивая оружие, чтобы не оставлять брешей в защите.

– Сумасшедший, – отражая очередной выпад, выдохнул здоровяк и с силой ударил молотом кверху. Сам же, пригнувшись, шагнул под клинок противника, рассчитывая всем телом навалиться на него и, используя преимущество в весе, опрокинуть на землю.

Энтрери выпустил меч и не стал ни препятствовать, ни уклоняться. Только силы в нем было гораздо больше, чем казалось, к тому же он крепко схватил рукоять своего драгоценного кинжала и легким поворотом запястья заставил громадного противника замереть на месте. Тот посмотрел на незнакомца полными ужаса глазами, а Энтрери лишь усмехнулся. Тяжеленный молот упал на землю рядом с Когтем Шарона.

Убийца еще раз повернул клинок. Он мог бы выпить из человека не только всю жизненную силу, но и уничтожить его душу, но почему-то решил проявить милосердие и на сей раз просто убить.

Опустив умирающего на мостовую, он поднял свой меч.

– Ты… Он спас меня, – раздался слабый голос Бенегаста, и наемник понял, что появился кто-то еще, раз торговец поправился.

Резко обернувшись, он увидел двоих стражников, – без сомнения, подкупленных Нелликтом.

На лицах их было написано полнейшее изумление. Энтрери пришло в голову изменить первоначальный сценарий до неузнаваемости.

– Спас тебя? – с гневом накинулся он на купца. – Да всего твоего золота не хватит, чтобы заставить меня так бесстыдно лгать! Арестуйте этого человека, – обратился он к стражникам. – Он убил торговца Бенегаста и бросил его труп в фонтан. Вот его сообщник, убитый моей рукой, а сам он сулил мне несметные богатства, чтобы я сделал вид, что ничего об этом не знаю!

Стражники беспомощно переглянулись. Торговец что-то ошалело забормотал, явно оказавшись уже на грани помешательства. Энтрери взглядом заставил его умолкнуть и, схватив за грудки, поднял на ноги. Грубо дернув его, так чтобы торговец невольно громко застонал, он успел в этот миг шепнуть:

– Если хочешь жить, подыграй мне, – после чего толкнул бедолагу в руки стражников.

– Поскорее уводите его, может, здесь еще прячутся его подельники.

Стражники совсем растерялись. Некоторое время их лица не выражали ничего, кроме недоумения. Но наконец они повернулись и пошли, уводя с собой Бенегаста. Торговцу удалось оглянуться, и Энтрери, подмигнув, приложил палец к губам.

Интересно, думал он, попались ли стражники на его удочку? Или они знают, как выглядят Бенегаст и наемники из Цитадели Убийц? По крайней мере, по их лицам этого нельзя было сказать.

Но даже если он ошибся и стражники знают Бенегаста в лицо и убьют его, то какое до этого дело ему, Артемису Энтрери?

Он пытался убедить себя в этом, но все же вскоре снова оказался на крыше. Туда он полез за мешком – с какой стати отказываться от небольшого вознаграждения за доброе дело? – но потом неслышно двинулся дальше, как тень, следуя за стражниками и их пленником. Как он и предполагал, продажные солдаты не остались на людной улице, а свернули в узкий переулочек, откуда всем троим можно было незаметно скрыться с места преступления.

Энтрери услышал, как один из солдат говорит Бенегасту:

– Ну, давай, иди.

– Нелликт не любит терять своих людей, – заметил второй.

– А это не наше дело, – возразил первый. – Торговец убит, а этого отпустить. Так нам сказали.

Энтрери на крыше улыбнулся. Он видел, как Бенегаст скрылся в противоположном конце переулка, ковыляя так быстро, словно убегал от смертельной опасности. Так, в общем-то, на самом деле и было.

Стражники, болтая, не спеша отправились следом. Один достал довольно объемистый, туго набитый кошель и потряс им – послышалось глухое позвякивание монет.

Энтрери посмотрел на свой мешок и на мгновение задумался. Впервые после того, как он ввязался в это дело, его всерьез озадачило, что же будет дальше. Ведь ясно, что он навлек гнев опасного врага не только на себя, но и на Джарлакса. А как просто было всего лишь выполнить указания Нелликта! Но это значило бы снова покориться судьбе и опять стать тем, кем он был в Калимпорте, – орудием убийства для тех, кто соглашался платить деньги.

– Нет, – прошептал Энтрери, решительно тряхнув головой. К прежней жизни он никогда не вернется, чего бы это ни стоило.

Он поглядел вслед удалявшимся стражникам, положил мешок, пробежал вперед по крыше и, обнажив клинки, спрыгнул между солдатами.

Спустя пару минут он шел восвояси с мешком на плече и тугим кошелем, подвешенным к поясу.

Глава 6 Испуганные мыши, встревоженные драконы

Белоснежная кошка мягко спрыгнула с подоконника, подошла к еще не успевшему прийти в себя торговцу и, мурлыча, потерлась головой о его ногу.

– Ах, Мурмур, – прислоняясь к стене и поглаживая кошку, посетовал Бенегаст, – а я уж думал, что больше никогда тебя не увижу. Эти убийцы, Мурмур, просто головорезы!

– Расскажи мне, – попросила кошка.

Бедный Бенегаст поперхнулся словами и застыл на месте. Осторожно отведя руку, он просто вжался в стену. Мурмур на глазах начала расти.

– Прошу тебя, – повторила она, – расскажи мне все. Мне очень интересно.

Бенегаст всхлипнул и хотел убежать – но не тут-то было. Лапа с острейшими когтями цапнула его за ворот, порвав дорогую одежду, и снова прижала к стене.

– Я требую, – повторила кошка.

В теле ее что-то щелкало и трещало, кости меняли форму, кожа растягивалась, и кошачья морда кривилась от неприятных ощущений. Пушистая белая шерсть съежилась и вскоре исчезла.

Колени Бенегаста подогнулись, и он медленно сполз на пол. Перед ним стоял чародей Нелликт.

– Ты любишь кошек, – заметил он. – Что ж, очко в твою пользу, я их тоже люблю.

– П-прошу вас, ваше величие, – заикаясь, залепетал Бенегаст.

– Ты должен был умереть.

– Но…

– Но вместо тебя погибли мои люди, – перебил торговца маг. – Как же это удалось глупому, трусливому торговцу?

– О нет, ваше величие! – с жаром воскликнул Бенегаст. – Не было этого! Я ни на кого не нападал! Я только делал, что мне велели.

– Тебе велели перебить моих людей?

– О нет, конечно нет, ваше высочайшество! Там был человек в маске! А как он владеет мечом!.. Я видел, как он убил одного в переулке. А о других я ничего не зна…

– Человек в маске?

– Да, у него меч с красным лезвием и кинжал с рукоятью, осыпанной самоцветами. Он поймал меня на улице и забрал товар – там была плата вам. О, прошу вас, ваше величие! Ваши деньги уже были у меня, и я бы принес их вовремя, но тут явились стражники и забрали у меня камни. Я пытался объяснить, что камни я должен отдать…

– Ты сказал городским стражникам, что должен заплатить Нелликту? – негодующе перебил маг, и в глазах его блеснуло холодное пламя.

Бенегаст совсем съежился, и из его рта вырвался лишь какой-то нечленораздельный звук.

– Ты убил моего человека в фонтане, – заявил маг, пытаясь по кусочкам восстановить произошедшие события. Может, его люди спровоцировали Энтрери? Джайлиана, которой удалось спастись, вполне могла выкинуть что-нибудь эдакое, маленькая паршивка.

Бенегаст отчаянно замотал головой:

– Никого в фонтане не было, кроме того, в маске. Он оттуда выпрыгнул.

– Он – это человек с красным мечом?

– Да.

– И именно он был первым, с кем ты столкнулся?

– Да.

Нелликт гневно сжал губы, значит, Энтрери с самого начала решил подставить его.

– Прошу вас, великий господин, – снова заныл Бенегаст. – Я ничего плохого не сделал.

– А что ты знаешь о тех двоих стражниках, которых нашли мертвыми в переулке?

По выражению лица торговца ясно было, что об этом он и понятия не имеет.

– Говоришь, не сделал ничего плохого? – повторил Нелликт. – Ты припозднился с возвратом долга.

– Но… но все здесь, – заплетающимся языком выговорил Бенегаст. – И даже больше того, что я должен. Это все вам.

– Давай.

Бестолково размахивая руками и делая много лишних движений, перепуганный торговец попытался встать и выбраться из своего угла, но это не сразу ему удалось. Тогда невидимая рука схватила его за шиворот и рывком подняла на ноги.

– Где? – спросил Нелликт.

Бенегаст, болтая ногами в воздухе, робко указал на комод в другом конце комнаты. Нелликт швырнул его, и торговец с треском рухнул на комод, успев ухватиться за крышку. Правда, он тут же вскочил и с такой поспешностью дернул один из ящиков, что вырвал его целиком и вывалил на пол содержимое. Ворох тряпок разлетелся в разные стороны, а Бенегаст повернулся, сжимая в руках пухлый мешочек.

– Здесь даже больше, чем нужно, – проговорил он.

Нелликт протянул руку, но в этот момент обоих отвлекло движение в другом конце комнаты. В дверь вошла настоящая Мурмур, точь-в-точь такая же, каким Нелликт был пару минут назад. Она направилась было к своему хозяину, но вдруг все та же невидимая рука схватила ее и перенесла к магу.

– Нет, пожалуйста! – взмолился торговец. – Только не Мурмур!

– Что ж, такая привязанность к пушистому другу похвальна, – промолвил Нелликт, ласково поглаживая перепуганную кошку.

– Молю вас, господин, – застонал Бенегаст, падая на колени. – Все, что угодно, только не мою кошку.

– Ты так сильно ее любишь?

– Как родное дитя.

– И она отвечает взаимностью?

– О да!

– Что ж, проверим, и если ты прав, то я прощу тебе и долг, и задержку. Даже больше – если ты действительно сумел заслужить любовь такого прекрасного создания, я дам тебе в десять раз больше того, что сейчас в кошеле.

Бенегаст в замешательстве смотрел на него, не зная, что и подумать.

– Ну что, по рукам?

Торговцу ничего не оставалось, и он кивнул.

Нелликт начал творить заклинание, и Бенегаст невольно весь сжался. С последними словами заклинания маг направил руку в сторону торговца, и из его пальцев хлынули волны энергии.

Бенегаст услышал странные звуки – будто треск его собственных костей, хотя боли он не почувствовал. Комната почему-то вдруг выросла до невообразимых размеров.

Да и все непостижимым образом изменилось. Все окружающее стало черно-белым, воздух наполнился множеством необычайно сильных запахов. Повернув голову, он вдруг увидел, что у него выросли длинные тонкие… усы.

Кошка мяукнула, и Бенегаст снова поглядел на мага. Тот высился над ним, как гигант, а Мурмур в его руках извивалась, пытаясь вырваться.

Бенегаст хотел спросить, что произошло, но с губ его сорвался только тонкий писк.

И он вдруг все понял. Оглянувшись, он увидел свой голый тонкий хвост. Бенегаст превратился в мышь.

Он испуганно поглядел на чародея, державшего на руках Мурмур.

– Ну что, узнаем, насколько глубока преданность твоей кошечки? – спросил жестокий чародей.

Он отпустил Мурмур, и прыжок ее был столь скор и грациозен, что Бенегасту показалось, будто она даже пола не коснулась.

– По-моему, не слишком, – задумчиво проговорил Нелликт.

Вскоре он покинул дом торговца Бенегаста, думая, что же ему теперь делать с этим своенравным Артемисом Энтрери, а на плече его уютно устроилась сытая белоснежная кошечка.

* * *
Тазмикелла тотчас же узнала не очень молодого, худощавого человека, медленно поднимающегося по склону к ее дому. Одет он был, как и тысячи других странствующих бедняков, но посох, который он сжимал в руке, белый, как кость, мог принадлежать лишь одному человеку.

При взгляде на мастера Кейна по спине Тазмикеллы пробежал холодок. Она ненавидела этого монаха, хотя с позиций разума не смогла бы объяснить почему. Ненавидела потому, что боялась, а бояться человека – не слишком приятно. Но Кейн – монах, магистр, а это означало, что ее самое могучее оружие – ее смертоносное дыхание – ему не страшно. Тазмикелла не испытывала страха перед чародеями, даже такими, как Нелликт. Не боялась она и благочестивого короля, и его благородных друзей: ни странника, ни поэта, ни жреца – никого. Страх ей внушали лишь те странные представители низших рас – включая и дроу, – которые приняли аскезу и решили посвятить свою жизнь обретению власти над собственным телом.

Кейн же, ко всему прочему, не был простым монахом. Во всем Бладстоуне и сопредельных ему землях не было равного мастеру в боевой выучке. Говорили, что его понимание собственного тела и власть над ним столь велики, что его трансцендентное «я» могло преодолевать телесные ограничения и освобождать тело от оков земного мира.

Все эти слухи и домыслы крутились в голове Тазмикеллы, пока она следила за приближением невзрачного путника.

– Не забывай, кто ты есть, – шепотом напомнила она себе, тряхнула головой, и озабоченное выражение на ее лице сменилось слащавой улыбкой. – Мастер Кейн, – пропела она, когда монах подошел к двери, – сколько лет…

Она собиралась любезно пригласить его в дом, но он вошел сам, лишь слегка кивнув ей.

Хозяйка повернулась не сразу, а только после того, как заставила себя подавить презрительную ухмылку. Ей пришлось несколько раз мысленно повторить себе, что монах наверняка явился по поручению короля Гарета.

– Чему обязана вашим посещением? – приторным голосом проговорила она, вернулась в дом и села на свое место за столом напротив монаха.

Мимоходом она заметила, как странно уселся гость, – он не поставил ноги на пол, как все люди, а поджал под себя, держа при этом спину безукоризненно ровно. Из такой позы он мог вскочить в мгновение ока, так же молниеносно, как свернувшаяся кольцами змея.

– Твоя сестра в скором времени к нам присоединится, – вместо ответа сказал Кейн.

– Ты думаешь, Ильнезара часто здесь бывает? – с легким сарказмом поинтересовалась Тазмикелла, для пущего эффекта закатывая глаза.

Но ни ее ирония, ни гримаса не произвели на монаха никакого впечатления. Он остался бы равнодушным, даже если бы она свалилась со стула. Кейн сидел совершенно неподвижно, даже не моргал, только грудь его едва заметно поднималась и опускалась. Драконица помолчала, несколько раз поменяла положение тела, потом подалась вперед, ожидая, что гость издаст хотя бы звук. Но он молчал. Время шло, а он все сидел без движения и молчал.

Тазмикелла несколько раз вставала и подходила к двери посмотреть, не идет ли сестра. Потом садилась снова, то улыбаясь, то хмурясь. Она принималась спрашивать его о погоде, о Ваасе, о самочувствии короля Гарета и леди Кристины, но Кейн сидел как истукан.

Наконец, когда минула уже, казалось, целая вечность, хотя не прошло и часа, в дверях показалась Ильнезара. Войдя, она поздоровалась с сестрой и Кейном, на что тот ответил едва заметным кивком.

– Берегись, сестренка, – проговорила Тазмикелла, почувствовав себя в присутствии Ильнезары более уверенно, – похоже, мой гость не в духе.

– Вы не были на празднестве, устроенном в честь героев, вернувшихся из Ваасы, – проговорил Кейн, обращаясь к обеим.

– Я что-то слышала, – откликнулась Ильнезара. – Это ты о тех, кто победил замок Женги, да?

Кейн вперил в нее долгий пристальный взгляд.

– Новости так долго идут из Бладстоун-Виллиджа в Гелиогабалус, а мы ведь не можем туда слетать.

– Повинуясь приказу короля Гарета, – добавила Тазмикелла. – Не хотим же мы перепугать до смерти половину Дамары.

– Вы знакомы с дроу Джарлаксом и человеком Артемисом Энтрери, – заявил Кейн. – Они работали на вас до того, как отправиться в Ваасу, да и это путешествие было, вероятно, предпринято по вашему приказу.

– Не слишком ли много предположений, мастер Кейн? – спросила Ильнезара.

– Но вы пока ничего не отрицаете.

– У нас были какие-то мелкие дела с дроу и его товарищем, – сказала Тазмикелла. – Ты же знаешь нашу работу. А эти двое умеют добыть отличный товар.

– Вы послали их в Ваасу, – повторил монах.

Ильнезара насмешливо фыркнула, но Кейн и бровью не повел, тогда Тазмикелла признала:

– Мы намекнули Джарлаксу, что в необжитых землях он найдет, быть может, лучшее применение своим талантам и заработает себе доброе имя и награду, не говоря уж о приключениях.

– Есть старая поговорка о том, что совет дракона – все равно что приказ, – заметил Кейн.

Криво улыбнувшись, Тазмикелла посмотрела на сестру. Та уставилась на Кейна с нескрываемой ненавистью.

– Ладно, мы знаем Энтрери и Джарлакса, – признала наконец Тазмикелла. – Сейчас у нас нет с ними дел, но раньше мы действительно нанимали их. Если же тебя интересует их подноготная, мастер Кейн, то почему было не прийти до начала торже…

Монах взмахом руки прервал ее, и гордая драконица должна была собрать всю свою волю, чтобы не вспылить.

– Вы здесь живете с разрешения короля Гарета, помните об этом, – заметил Кейн. – Мы с вами не враги. Вы были дружески приняты в число граждан Бладстоуна и пользуетесь нашим доверием.

– Что-то твои предостережения плохо сочетаются со словами о доверии, магистр Кейн, – вставила Ильнезара.

– Вы скрыли, что наследие Женги вновь пришло в этот мир. И это принято во внимание.

– Ну и?…

Кейн внезапно встал на стуле во весь рост и отвесил глубокий поклон.

– Я очень прошу вас осознать, что пришло тревожное время.

– Ты смотришь на этот мир, как человек, – сказала Ильнезара. – Для вас бедствия в самом страшном случае длятся годы, а не десятилетия или века. Только это и оправдывает твою тревогу.

Похоже, Кейна ее слова не задели, но и особого впечатления тоже не произвели. Он снова сел.

– Замок этот был, несомненно, самым заметным проявлением Женги, будь проклято его имя, за все время после его падения, – сказал монах.

– Для нас и сам Женги не представлял собой ничего заметного, – возразила Ильнезара. – Лишь временное неудобство, всего-то.

Даже Тазмикеллу ошарашило это хвастливое заявление, совершенно не соответствующее истине. Обе драконицы вздохнули с облегчением, когда Женги был побежден, ибо так страшно им не было с тех самых пор, как красный дракон Аспирадимус и трое его отпрысков улетели, наконец, в горы Западной Дамары за четыреста лет до воцарения короля-колдуна.

– Наверное, сударыня, мы измеряем наши бедствия неделями и годами потому, что это все, что нам отпущено, – проговорил Кейн. – По вашим меркам наш век короток, но для нас он достаточно долог. Замок Женги меня не очень беспокоит, поскольку он обезврежен, и я убежден, что, какие бы козни король-колдун ни оставил после себя, Дозорные и Армия Бладстоуна сумеют с ними справиться.

– И все же ты пришел к нам, – проговорила Тазмикелла.

– Потому что так мы противостоим своим бедствиям, – ответил Кейн, и впервые его бесцветный голос слегка окрасился чувством – в нем послышалась нотка сарказма.

– Тогда умоляем, поведай о своей беде, – покровительственным тоном произнесла Ильнезара.

Кейн довольно долго смотрел на нее, но так и не ответил.

– Расскажи же, почему ты пришел к нам в гости, – нарушила молчание Тазмикелла, прекрасно понимая, что Кейн себя гостем не считает.

– Очень странно, что этот дроу и человек, которых вы наняли, вышли из замка невредимыми, тогда как племянница короля Гарета, рыцарь Ордена, осталась там, – промолвил он. – Очень странно, что они вышли из замка, а Странник Мариабронн, почитаемый герой нашей земли и ученик Ольвена, – нет. Если я не выясню обстоятельств гибели Эллери, значит, я плохой слуга своему королю и другу. И если я не выясню обстоятельств гибели ученика Ольвена, значит, я ему плохой друг. Так что никакой тайны в том, почему я к вам пришел, нет.

Сестры переглянулись.

– Вы можете поручиться за этого человека и дроу? – спросил Кейн.

– Они нас не подводили, – ответила Тазмикелла.

– Пока, – добавила Ильнезара.

Тазмикелла внимательно наблюдала за Кейном. Но догадаться о его чувствах по выражению лица было все равно что пытаться найти след на гранитной плите.

– Сказать по правде, мы не так уж хорошо с ними знакомы, – призналась она.

– И в Дамаре они оказались не из-за вас?

– Конечно нет, – хором ответили сестры.

– Мы узнали о них, когда они уже появились в Гелиогабалусе, – продолжала Тазмикелла, – и решили обратить их способности себе на пользу. Разве Дозорные действуют не так же? Не найми их мы, наверняка нанял бы твой друг Селедон.

– А в своем деле они действительно мастера, – прибавила Ильнезара.

– В воровстве?

– В снабжении, – поправила Тазмикелла.

Кейн едва заметно усмехнулся. Затем опять рывком встал, поклонился и, не сказав более ни слова, покинул дом драконицы.

– Эти двое сами себя погубят, – проговорила Тазмикелла, когда он был уже далеко.

– Это точно, – с неожиданной озабоченностью в голосе согласилась сестра, глядя вслед уходящему монаху.

Да, мало кто во всем мире так может подействовать дракону на нервы, как монах высокого ранга.

– Ты слышала о сражении у Большого Брода? – спросила Ильнезара. – Два красных дракона и могучий белый едва не разбили наголову отряд Гарета.

– Но на помощь поспешил магистр Кейн, – продолжила Тазмикелла. – Он вызвал на себя дыхание обоих, лед и пламя, но избежал и того и другого.

– И обманул драконов, заставив их выдохнуть друг на друга.

– Белый – говорят, это был Глациаламус – получил сильные ожоги, и неизвестно, остался ли он после этого жив. А оба красных изранены, сначала обжигающим холодом, потом энергией самого Кейна, а затем уж оружием солдат Гарета.

– Но ведь это только слухи, – заметила Тазмикелла.

– Однако, согласись, вполне правдоподобные.

Помолчав немного, Тазмикелла проговорила:

– Мне эти двое товарищей уже начинают надоедать.

– Да, Джарлакс меня беспокоит, – согласилась Ильнезара.

– Беспокоит?

– Но он превосходный любовник, – без тени смущения продолжила сестра. – Не хотелось бы отпускать его далеко.

Тазмикелла со вздохом закатила глаза.

Для стороннего взгляда этот темный провал в скалах ничем не отличался от множества других пещер, усеявших склоны величественных гор Гален восточнее Ворот Ваасы. Но тот, кто проник бы внутрь, увидел бы, что пещера хранит сказочные богатства и к тому же весьма удобно устроена для жизни: коридоры заливает волшебный свет, а воздух напоен приятным ароматом.

Хотя, разумеется, явившись сюда без приглашения, любопытный очень скоро распрощался бы с жизнью.

В этом надежно спрятанном и охраняемом убежище после падения Женги и изгнания из Гелиогабалуса укрылись со своей бандой глава Цитадели Убийц, достославный Тимоско и его могущественный советник Нелликт. Пещера уходила глубоко внутрь тела горы, в ней было множество залов, частично вырубленных наемными каменотесами, а частично созданных чародейством Нелликта. В своем дальнем приюте банда Тимоско жила в довольстве и безопасности, при этом до Дамары, где преступники в основном проворачивали свои дела, добраться было несложно, поскольку чародей со своими помощниками создал магические порталы, сквозь которые можно было мгновенно перенестись в важнейшие города Гаретова королевства.

Как раз через один из порталов, дрожа от ярости, и вернулась в Цитадель чародейка, которой удалось уйти после столкновения с Энтрери в Петле, Джайлиана. Спешно отчитавшись, как все прошло, она просила дать ей подкрепление, чтобы немедленно вернуться в Гелиогабалус и уничтожить предателя. Однако Нелликт велел ей остаться, и чародейка, как бы ни клокотала в ней злость, не посмела ослушаться, молча поклонилась и, насупившись, ушла в свои комнаты.

Маг вышел на залитый солнцем естественный скальный навес, превращенный в балкон, и задумчиво поглядел на запад, где простирались каменистые горные склоны и холмы. Он по-прежнему не расставался с Мурмур и успел полюбить ласковую кошку настолько, что даже подумывал о том, чтобы создать с ней неразрывную магическую связь.

Мысль о том, что один из его недругов, попытавшихся его обмануть, нашел смерть в когтях этой милой кошечки, была особенно приятна Нелликту.

– Джайлиану просто трясет от злости, – раздался за его спиной голос Куриза, одного из заместителей; он был надежен, но звезд с неба не хватал.

– Я знаю одно весьма эффективное заклинание против этого, – равнодушно проговорил маг. – Правда, оно обратит ее в ледяную глыбу.

– Она прекрасно понимает, что подвела тебя.

– Подвела? – переспросил Нелликт, оборачиваясь, и Куриз удивленно воззрился на белую кошку у него на руках. – Ничуть не подвела.

– Но ее послали убедиться, что Бенегаста убьют.

– Ее послали посмотреть, будет ли Энтрери нам верен или нет, – поправил Нелликт. – Так что все в порядке.

– Но ведь ему удалось бежать, при этом убиты двое наших.

– Ну, куда ему бежать, скажи ты мне? А что до людей, так ведь мы их теряем почти ежедневно, однако не переводятся те, кто готов занять их место. К тому же как можно было бы понять, кто из бойцов стоит усилий, затраченных на их подготовку, а кто – нет, если бы мы их не теряли?

Куриз пошевелил губами, но промолчал, и Нелликт, видя его напряженные раздумья, усмехнулся.

– Тогда я скажу Джайлиане, что ты не сердишься, – предложил, наконец, заместитель.

– В таком случае я сброшу тебя со скалы.

Побледнев как полотно, Куриз невольно отступил на шаг.

– Пусть ярость душит ее, – продолжал маг. – Ярость лучше побуждает к действиям, чем страх или повиновение приказу. К тому же мы назначим награду за голову нашего драгоценного Артемиса Энтрери. Может, она решит сорвать куш.

– Да она задаром станет на него охотиться, – ответил Куриз. – Еще и сама приплатит за возможность прикончить его.

– Ну, это ей решать. Она уже видела, на что способен этот человек. Полагаю, что женщина, которой достало ума нахвататься кое-чего в искусстве магии, способна отличить возможность убить кого-то от верного самоубийства.

Куриз некоторое время молчал, соображая. Потом спросил:

– Какое вознаграждение?

Нелликт помедлил, прикидывая в уме, что это будет неплохая проверка не только новых членов банды, но и того, на что способен Артемис Энтрери, и наконец, ответил:

– Пятьдесят платиновых монет.

Куриз, закусив губу, кивнул.

– А сам что думаешь? – спросил Нелликт, чувствуя недовольство заместителя, впрочем вполне ожидаемое.

Хотя об Энтрери мало что знали в Дамаре, но даже немногое известное весьма впечатляло, и обычно за голову наемного убийцы с такой громкой славой назначали сумму, по меньшей мере, раз в десять большую.

– Ничего, мой господин. Я отдам приказ о назначении награды.

Отвесив поклон, он собрался уйти, но выход из комнаты вдруг наглухо закрыла монолитная каменная дверь, словно и не было за ней никакой пещеры. Куриз обернулся к Нелликту.

– Когда я спрашиваю, что ты думаешь, то жду вразумительного ответа, – проговорил маг. – Без утайки.

– Прошу прощения, господин, – в замешательстве пробормотал заместитель, боязливо кланяясь. – Я только…

– Да говори же!

– Пятьдесят платиновых? – отважился Куриз. – Да я и сам, может, был бы не прочь попытать счастья, но за такую ничтожную цену связываться с Энтрери, у которого к тому же в приятелях дроу, меня не вдохновляет.

– Это потому, что ты умный.

Куриз поднял на чародея вопросительный взгляд.

– Я согласен, что только дурак попытается убить Энтрери за такие деньги, – продолжал Нелликт. – Так используем удобный случаи избавиться от дураков в наших рядах. Или, иначе говоря, пусть охота за Энтрери их выявит. К тому же «благородный рыцарь» оставит после себя столько трупов, что король Гарет не сможет закрыть на это глаза. И с какой стороны ни посмотри, мы останемся в выигрыше.

– Но Энтрери вряд ли удастся убить, – осмелев, заметил Куриз.

Нелликт фыркнул, как будто это вовсе не имело значения.

– Когда мне нужно будет, чтобы его не стало, его не станет. Не забывай, что Атрогейт не спускает с него глаз, а этот дворф предан мне целиком и полностью. Лучше разозлить Энтрери – хотя теперь его надо называть сэром Энтрери – и поставить в глупое положение короля Гарета. Да и кто знает, вдруг какой-нибудь одаренный новичок проявит необычайные способности и действительно убьет этого «рыцаря»? Или они прикончат его сообща.

Заместитель задумчиво кивал, начиная понимать, насколько удобнее назначить маленькую награду.

– Время от времени стоит устраивать такие проверки новобранцам, – повторил маг. – А то как же узнаешь, кто из них чего-то стоит, а кто заслуживает смерти?

Куриз, не говоря лишних слов, поклонился, повернулся к двери, которая, повинуясь взмаху руки Нелликта, отъехала в сторону, и вышел.

Усмехнувшись, чародей погладил Мурмур.

– Ах, киска, если бы ты знала, как трудно жить, когда в услужении такие дураки! А ведь этот еще один из лучших!

Он снова подошел к перилам и окинул взглядом раскинувшиеся вокруг пространства Ваасы. Как жаль, что миновало время могущества Женги, когда Гарет направлял на борьбу с ним все силы и Цитадель Убийц процветала.

Жить в пещере, пусть даже превосходно оборудованной, – что может быть хуже?

Глава 7 Тени

Любой житель поверхности увидел бы здесь только густую тень, на границе которой плясали солнечные блики, и вряд ли смог бы разглядеть, кто прячется под ее защитой. Но для глаз Джарлакса, много веков проведшего в Подземье, все тени казались почти такими же светлыми, как яркий дневной свет. Поэтому он сразу заметил согнувшегося в три погибели человека, притаившегося за кучей строительного мусора в переулочке рядом с домом, где на втором этаже помещалась их общая с Энтрери квартира. Проходя мимо него к лестнице наверх, дроу с трудом сдержал усмешку – так неумело спрятался этот простак.

Остановившись у первой ступеньки, Джарлакс окинул окрестности словно бы рассеянным взором и, как и ожидал, тут же увидел второго человека, крадущегося по крыше соседнего дома.

– Что ж такого ты натворил, Артемис? – пробормотал Джарлакс себе под нос.

Начав подниматься, он вдруг резко остановился, будто о чем-то вспомнив. Щелкнув для убедительности пальцами, дроу развернулся и торопливо двинулся обратно тем же путем, что пришел. Он ничуть не сомневался, что за ним внимательно наблюдают, и, быть может, даже больше, чем две пары глаз.

Хотя вряд ли его внезапное решение заглянуть в магазинчик Пантера показалось бы соглядатаям подозрительным, тем более что из раскрытой двери плыли необычайно аппетитные запахи.

Однако Артемиса Энтрери, наблюдавшего за товарищем из-за шторы в маленькое окошко, выходившее на улицу, такой маневр не мог ввести в заблуждение. Он сразу понял, что означает несколько преувеличенно разыгранная дроу забывчивость: наверняка поблизости затаились подосланные Цитаделью Убийц люди и Джарлакс их заметил.

Немного выждав и убедившись, что никто из незваных гостей ие отправился вслед за Джарлаксом в кондитерскую Пайтера, убийца отошел вглубь комнаты и стал обдумывать свои дальнейшие действия. Яснее ясного, что численно противник намного превосходит его, а при таком распределении сил первое правило – не дать загнать себя в угол. Он торопливо прошел к двери, на ходу обнажая меч и кинжал, ногой отворил ее, произнес пароль «Белый» и метнулся в проем, чтобы магическая статуэтка не убила его самого. На ходу он, приподнявшись, подцепил кинжалом серебряную цепочку, прикрепленную к фигурке дракона, глазки которого уже начали переливаться холодным белым светом, и быстрым и точным движением сунул статуэтку, не снимая с клинка, в мешочек, а сам кинжал воткнул в ножны.

В два прыжка Энтрери пересек прихожую, дверьиз которой вела на небольшой балкончик, откуда уже спускалась лестница на улицу. Следовало бы остановиться и проверить, нет ли на двери каких-либо ловушек, устроенных незваными гостями, но времени не было, поэтому он просто высадил ее плечом и сразу метнулся налево, к лестнице. Спустившись на три ступеньки, Энтрери перемахнул через перила и спрыгнул на землю. Сделав кувырок, чтобы погасить силу удара, он вскочил и сразу бросился бежать. Оказавшись на открытом пространстве, он почти физически ощутил на себе взгляды стрелков, нацеливших на него оружие.

Путь Энтрери преграждала повозка с фруктами, поставленная посреди улицы. Жизнерадостный торговец и его сын-подросток непринужденно болтали с двумя молодыми крестьянами, выбиравшими товар, – сценка, вполне обычная на улицах Гелиогабалуса.

Однако Энтрери сразу заподозрил, что дело нечисто: эти четверо не сразу испугались, услышав шум на улице и увидев человека со странным, красным мечом в руке. А встретившись на мгновение взглядом с бородатым торговцем, убийца понял, что тот его узнал. Но узнал не так, как узнал бы постоянного покупателя или прохожего, которого встречал раньше, а так, словно, наконец, увидел того, кого ждал.

Услыхав щелчок арбалета, Энтрери ринулся вперед со всех ног, и дротик просвистел у самого его уха. На ходу выхватив кинжал, убийца поднял его вверх, чтобы цепочка не соскользнула.

Молодые люди, изображавшие крестьян, мигом сбросили свой маскарад и обнажили оружие. Энтрери пронесся мимо них, взмахнув мечом крест-накрест, и парни отпрянули в разные стороны. Одним прыжком миновав «торговца» с «сыном», убийца бросился в переулок. Пробегая под аркой между домами, он подпрыгнул и вонзил кинжал в деревянную балку. Фигурка дракона закачалась на цепочке, а Энтрери сделал длиннейший кувырок вперед, чтобы оказаться как можно дальше от этого места. Ведь его преследователи помчатся за ним по пятам и вряд ли остановятся, чтобы определить вид дракона и произнести пароль.

Западня сработала, когда он чуть ли не на четвереньках пробирался вглубь переулка и обжигающий поток ледяного воздуха, едва не захлестнув его, опалил лодыжку. Он попытался подняться, но левая нога мгновенно онемела, и Энтрери распластался на булыжной мостовой. Извиваясь, как уж, он пополз, держа наготове меч, на случай, если преследователи все же настигнут его.

* * *
Облокотившись на прилавок и держа в руке пирог, Джарлакс внимательно наблюдал за парнем и невысокой хорошенькой девушкой, входившими в кондитерскую. Они не сводили друг с друга глаз и все время смеялись.

Дроу сразу распознал подвох.

– О, как прекрасны юные влюбленные! – с преувеличенным восторгом вскричал он. – Пайтер, я с удовольствием оплачу их покупки!

Молодые люди посмотрели на него, изобразив, как и положено, замешательство. Джарлакс бросил парню пирог, но несколько выше, чем следовало, и, когда тот поднял руки, чтобы его поймать, под одеждой обнаружились потертые рукояти кинжалов.

Джарлакс тут же швырнул второй пирог, уже с силой, прямо в лицо молодому человеку. Тот закричал от боли.

– В чем дело?! – взвизгнула девушка, с ужасом глядя на возлюбленного, лицо которого было измазано ягодной начинкой.

– Джарлакс, что на тебя нашло? – воскликнул и Пайтер.

– Он убил меня! – вскрикнул парень и схватился за щеку, в которой торчал маленький дротик, заблаговременно спрятанный темным эльфом в сладкой начинке. Парень попытался выдернуть его дрожащей рукой, но пальцы уже плохо слушались.

Девушка отчаянно закричала и расплакалась.

Джарлакс поднял руку, готовый одним движением метнуть сразу несколько кинжалов из волшебных наручей на запястьях.

Но до оружия дело не дошло. Парень упал навзничь, глаза его закатились, на губах выступила пена, но девушка повела себя совсем не так, как ожидал дроу.

– Джарлакс! – завопил Пайтер, выбираясь из-за прилавка. – Что ты натворил?! Клерель, Мича!

Джарлакс неловко кашлянул, наблюдая, как кондитер пытается помочь девушке поднять обмякшее тело ее любовника.

– Так ты их знаешь? – спросил он.

– Ну конечно! – обернулся перепуганный Пайтер. – Это дочь Марингея и ее жених! Они живут в соседнем доме. Весной собираются пожениться, я должен… был… торт печь… Что ты наделал?

– Усыпил его, только и всего, – проговорил дроу, направляясь к двери. – Не выпускай их отсюда, на улице убийцы.

Склонившаяся над любимым Клерель удержала Джарлакса, схватив за штанину, когда он проходил мимо.

– Я сделал это ради его же блага, – соврал несколько смущенный темный эльф. – Ведь наверняка твой галантный ухажер решил бы разыграть из себя героя, тогда ему бы не поздоровилось. Запри дверь, Пайтер, и все оставайтесь на месте. Под страхом смерти не высовывайтесь на улицу!

Высвободив ногу, он даже коснулся шляпы, извиняясь перед девушкой, и поспешно вышел, усомнившись теперь, насколько обоснованны его подозрения.

Но едва он оказался снаружи, как услышал доносящийся из переулка шум. Оттуда, едва передвигая непослушные ноги, вышел весь белый от инея мужчина. Он рухнул на стоявшую рядом телегу, и из нее посыпались яблоки.

Яблоки так промерзли, что некоторые, падая на каменную мостовую, разлетались вдребезги, как стеклянные.

– Энтрери, – едва слышно прошептал дроу.

Надев на палец волшебное кольцо, он сжал кулак, высвобождая магию, сокрытую в вещи. Волшебная сила вознесла его на десять футов на крышу магазина Пайтера, где дроу пропал из виду.

* * *
Энтрери ковылял в конец проулка, перегороженного стеной, у которой были свалены грудами ломаные ящики и выброшенная мебель. Он хотел было попытаться по этой куче забраться на стену и перемахнуть на улицу, параллельную той, на которой он жил, но ноги почти не слушались. Левая, обмороженная, начала понемногу отходить, и теперь его мучила острая пульсирующая боль. Обернувшись, он увидел неподвижно лежащих посреди улицы мнимых торговца и его сына, покрытых инеем. Третий из убийц, торговавшийся у повозки, застыл, прислонившись к стене, невидящие глаза остекленели, ресницы тоже белели от инея. Его напарник как-то сумел выйти на улицу на негнущихся ногах и упал на телегу, да так и остался лежать, скорее всего при смерти.

Однако боковым зрением Энтрери заметил еще нескольких человек, пробежавших по дальней стороне улицы.

Положение становилось серьезным. Цепляясь за обломки досок, он поднялся, попытался сделать шаг, но обмороженная нога подогнулась, и он чуть не упал. Использовав инерцию движения, убийца завалился за ящики и повернулся лицом ко входу в переулок.

Там из-за левого угла почти сразу возник темный силуэт. Придерживаясь за стену, чтобы не поскользнуться на обледеневшей мостовой, он осторожно двинулся к Энтрери. Следом появился и второй, но, поторопившись, проехался по льду, а попав, наконец, на обычную землю, едва удержался на ногах и сделал несколько неловких шагов, размахивая руками.

Если бы Энтрери мог ходить, он выскочил бы из укрытия как раз в этот момент и легко справился бы с потерявшим равновесие противником. Но пока он был не в состоянии не то что бегать, даже твердо стоять на ногах.

Выпрямившись, новый враг увидел перед собой знаменитого убийцу с тускло блестящим мечом в одной руке и небольшим щитом в другой. Подойти ближе он побоялся и замер в оборонительной позе, время от времени оглядываясь на медленно приближавшегося товарища.

– Давай скорее, – не выдержав, громко прошептал он. – Мы загнали эту крысу в угол.

– Ничего себе крыса – морозит, как белый дракон, – был ответ.

– Идите сюда, если не боитесь превратиться в ледышки, – подзадорил их Энтрери.

Он устроился так, чтобы не было заметно, как он привалился к стене, хотя на самом деле упал бы, не будь опоры. Перед собой он выставил свой знаменитый меч, угрожающе поводя красным клинком.

– Ты уже устроил ловушку, больше у тебя ничего не осталось, – решил тот парень, что стоял ближе к наемному убийце.

– Ну, если ты так считаешь… – коварно усмехнулся Энтрери.

Нападавший невольно отступил на шаг, и убийца едва смог подавить вздох облегчения. В ноге закололо, кровообращение медленно, но восстанавливалось, было больно, однако он постарался ничем этого не выдать, чтобы враги не поняли, насколько он пока уязвим.

Надо тянуть время: если они нападут без промедления, ему конец.

– Вас, без сомнения, послал Нелликт, – проговорил Энтрери. – Он решил возложить на меня обязанности боевого инструктора, но, получив шесть трупов, может счесть, что я слишком серьезно отношусь к своей работе.

Оба парня с тревогой переглянулись. А главное, на некоторое время остановились.

Но потом второй с явным облегчением выпрямился и, хохотнув, хлопнул приятеля по плечу:

– Он думает, нас здесь только шестеро.

Первый тоже рассмеялся.

Энтрери все стало ясно, и он пожалел, что придется умереть вот так – даже не имея возможности дать отпор, когда кто-то спрыгнет на него сверху.

* * *
Джарлакс ориентировался великолепно, несмотря на то что передвигаться приходилось очень быстро по крышам разной высоты, сходившимся под всевозможными углами, при этом не производя ни малейшего шума. Он все время мог точно сказать, где находится, и когда увидел двоих мужчин, один из которых, присев, нацелил арбалет вниз, в переулок, то так четко представил себе, куда тот целится, словно увидел воочию.

Не раздумывая, дроу извлек из-под плаща любимое оружие своих соплеменников – маленький ручной арбалет. Стрелок, почувствовав укол крошечного дротика, дернулся от боли. Напарник бросил на него удивленный взгляд, но тот уже ничего не мог сказать, потому что усыпляющий яд действовал почти мгновенно и стрелок стал заваливаться вперед. Второй успел его схватить.

Джарлакс вызвал свои врожденные магические способности и окутал обоих стрелков сферой непроницаемого мрака. Из черного шара послышались шаркающие звуки, стон, потом крик, и дроу с удовольствием увидел, что первый стрелок все же свалился с края крыши, увлекая за собой товарища.

– Что ж ты такого натворил, Энтрери? – снова пробормотал Джарлакс.

Отступив в тень, он обвел взглядом неровные крыши со множеством скатов, ища место, откуда можно было бы безопасно заглянуть в переулок и узнать, что там происходит.

* * *
Уловив краем глаза какое-то движение, Энтрери послушался инстинкта и отшатнулся к противоположной стене узкого переулочка, постаравшись при этом удержаться на ногах, поскольку первые двое негодяев никуда не делись. Наоборот, они бросились в атаку, видимо ободренные прибытием подкрепления.

Убийца тоже выступил вперед, держа перед собой меч. Рядом с грохотом приземлились новые враги. Энтрери остановился. Его переход в нападение был обманом, попыткой припугнуть нападавших и решить, что же делать при новой расстановке сил. Будь он менее опытным бойцом, единственное, что пришло бы на ум в таком положении, – отчаянно прорываться вперед, разогнать двоих преграждающих выход из переулка и сбежать.

Но Энтрери никогда не спасался бегством. Правда, резко остановившись, он едва не упал, но ловко скрыл это, всем телом привалившись к стене и тут же оттолкнувшись от нее.

Обернувшись, он в замешательстве замер: двое вновь прибывших лежали в груде мусора, странно переплетясь телами. Один был совершенно неподвижен, а второй корчился, попеременно хватаясь то за запястье, то за колено, то за лодыжку, – видимо, сильно ударился при падении. Стоило Энтрери взглянуть вверх, где еще висел черный шар, как он сразу понял, в чем дело. Джарлакс.

Два первых врага наступали, и Энтрери, не раздумывая, качнулся к тем, что упали сверху, и одним ударом Когтя Шарона пронзил и того, что был без сознания, и того, что еще подавал признаки жизни. Первый не издал ни звука, а второй пронзительно закричал. Но прикончить его не оставалось времени. Энтрери выдернул клинок и обернулся, фонтаном брызнула кровь. Он успел как раз вовремя, чтобы парировать сначала удар мечом, а потом отбить руку другого парня, с кинжалом. Чуть приволакивая ногу, продвигаясь вперед маленькими шажками и делая выпад за выпадом, убийца понемногу стал теснить противников, не столько надеясь ранить, сколько освободить себе пространство для маневра – еще и на случай, если тот, на куче мусора, вдруг соберет последние силы для удара.

Потихоньку неотступно тесня неприятелей, он вскоре оказался у границы обледенелой мостовой. Здесь наконец его враги сумели перейти к согласованной тактике и разошлись в стороны для удобства нападения.

Дальше двигаться было нельзя, и Энтрери занял оборонительную позицию, хотя одна нога была все еще не так послушна, как он стремился показать.

– Он убил Вирта! – вскричал противник справа, тот, что держал меч.

– Рот закрой, дубина! – осадил его товарищ.

– Вы с ним скоро встретитесь, – заверил Энтрери.

Он не жаловал моду болтать с врагами во время сражения, но сейчас вынужден был тянуть время. Нога болела, и приходилось сдерживаться, чтобы не выдать себя гримасой.

Парень с кинжалом сделал выпад, и Энтрери, защищаясь, широко взмахнул Когтем Шарона. Но боец очень быстро отдернул руку и хотел нанести второй удар, ниже. Не знал он только, наивный, что даже на одной ноге, даже с трудом удерживая равновесие и страдая от боли, Энтрери виртуозно владел оружием. Он не только остановил Коготь Шарона, не завершив взмаха, но и, почувствовав опасность с другой стороны, единым сильным и плавным движением сумел отразить нападение второго противника, с мечом.

Весь вес своего тела Энтрери перенес на левую, непослушную ногу, утвердив ее на земле, как ось, а правую отвел, зная, что последует удар кинжалом. Вражеский клинок лишь слегка задел ему бедро, и, к чести противника, тот сразу понял, что промахнулся, и отпрыгнул назад, опасаясь ответного удара. Но убийца и это предвидел и даже не сделал попытки достать его. Широким взмахом Когтя Шарона в сторону другого врага он вызвал в воздухе плотную завесу, словно из сажи, скрывшую его от глаз парня с мечом.

Убийца не сомневался, что враг машинально на мгновение выпрямится, прежде чем отшатнется от неожиданности. И в этот самый миг Энтрери пригнулся и полоснул клинком ниже черной пелены.

Сперва он почувствовал, как меч мягко входит в плоть, потом ощутил сопротивление кости, затем раздался дикий крик боли.

Развернувшись на месте, он остался один на один с парнем, дравшимся кинжалом. Судя по громкому звуку падения, его товарищ, по крайней мере, на некоторое время вышел из игры.

Повинуясь инстинкту, Энтрери поднял Коготь Шарона и сразу же услышал, как лязгнул о кроваво-красное лезвие меча кинжал, брошенный неприятелем.

Парень достал другой кинжал. Энтрери оскалил зубы в ухмылке.

И вдруг противник не выдержал, развернулся и побежал, моля о пощаде, но, не успев сделать и пары шагов, растянулся на льду. Боясь, что смертельный удар настигнет его, он пополз, жалобно подвывая, и на четвереньках выбрался на улицу.

Энтрери стоял, с усмешкой глядя ему вслед.

Обернуться его заставил неожиданный стон. За спиной стоял Джарлакс и вытирал лезвие кинжала, которым только что прикончил недобитого противника.

Дроу выжидающе смотрел на приятеля, рассчитывая получить объяснения. Но Энтрери промолчал.

– Прелестная картинка, – вдруг сказал Джарлакс, кивнув в сторону.

Энтрери проследил за его взглядом туда, где начала таять черная завеса. На том самом месте, где стоял его противник, остались его ноги, отсеченные чуть выше лодыжек. Сам же парень с трясущимися окровавленными руками грузной кучей лежал у стены.

Джарлакс подошел к нему и осмотрел с головы до ног.

– Ты умрешь от потери крови, – невозмутимо объяснил он. – Это займет время, но больнее, чем сейчас, уже не будет. Правда, станет холодно, и не пугайся, когда в глазах начнет темнеть.

Парень всхлипнул и умоляюще поднял руки.

– Но если ты поведаешь нам… – начал дроу, и несчастный с готовностью закивал, но Энтрери сделал шаг и всадил прямо в сердце ему Коготь Шарона.

Выдернув клинок, он лишь мельком взглянул на Джарлакса и направился в конец переулка за кинжалом и фигуркой дракона.

– Полагаю, тебе и так все известно, раз ты не хочешь ничего узнать! – крикнул вслед ему дроу.

Энтрери шел не оборачиваясь, и, по счастью, он уже настолько овладел своим телом, что смог без труда пройти по льду.

Глава 8 Спать с драконами

– А-ха-ха! Ты выпивки не жалей! – проревел Атрогейт.

Подняв кружку, увенчанную шапкой пены, он опорожнил ее единым духом, изрядно пролив на заплетенную в косицы бороду. Потом грохнул пустой кружкой о стол и утер рукавом рот.

Джарлакс, сидевший напротив, чуть подвинул к нему новую кружку, но так, чтобы дворф не мог дотянуться.

– Я думаю, это были люди Нелликта, – проговорил он. – В противном случае, в Гелиогабалусе орудуют его конкуренты.

– Чушь собачья! С любыми конкурентами было бы покончено в два счета, – возразил дворф, заговорщически подмигнув.

Джарлакс подтолкнул кружку, Атрогейт схватил ее и залпом осушил.

– А-ха-ха! – опять громыхнул он, брякнул кружку на стол, смачно рыгнул и утерся рукавом.

Заметив при этом, что край рукава пропитался элем, он сунул его в рот и высосал все до капли.

Джарлакс, слегка подняв брови, покосился на ряды пустых кружек, занявших уже почти половину стола, и кивнул подавальщице, следившей за ними из-за стойки. Он с самого начала понял, что Атрогейта, чтобы разговорить, нужно напоить, но не представлял себе, насколько это будет накладно.

– Заказать еще? – спросил он, и дворф лишь фыркнул в ответ на столь нелепый вопрос.

Усмехнувшись, Джарлакс поднял руку с растопыренными пальцами, требуя еще пять кружек, и, отвечая на кивок служанки, поднял свой бокал – он с самого начала понемногу пил из него, пока Атрогейт расправлялся с дюжиной кружек.

– Значит, все организовал Нелликт, а объектом был Артемис Энтрери, – подытожил он.

– Я не говорил, что Нелликт, – возразил Атрогейт, рыгнув.

– Тогда какой-то соперник Цитадели Убийц?

– Что это не Нелликт, я тоже не говорил.

Служанка принесла заказ, и Джарлакс, обворожительно ей улыбаясь, промолчал. Она собрала на поднос пустую посуду, и дроу бросил туда же пару новеньких золотых, чем вызвал довольную ответную улыбку.

– Тогда рассказывай, – промолвил он, как только девушка ушла.

Очередную кружку он держал крепко, не давая Атрогейту до нее дотянуться.

– Энтрери получил задание – купца пришить, – начал дворф и умолк, не сводя с эля жадного взгляда.

Джарлакс подтолкнул кружку ближе, и Атрогейт проглотил содержимое в мгновение ока.

– И Нелликт решил, что Энтрери утаил часть денег? – удивился дроу. – Но это бессмыслица. У нас еще полно денег после похождений в Ваасе, к тому же теперь презренный металл вряд ли его интересует, ведь он рыцарь Ордена.

– А-ха-ха, рыцарь Ордена! – громогласно рассмеялся Атрогейт.

– Ну, младший рыцарь.

– А-ха-ха!

– Все равно у него нет причин присваивать чужое.

– Говорят, не было никакого убитого купца-то, – сообщил Атрогейт и потянулся к новой кружке. Джарлакс подвинул ее, но дворф не стал пить сразу. – Ну, пока Нелликт сам его не прикончил. Похоже, твой дружок ему все карты спутал.

– Убил не того купца?

– Убил парочку людей Нелликта, которых послали смотреть, как он справится, – пояснил Атрогейт, опрокидывая кружку.

Джарлакс откинулся на спинку стула и задумался. Что же ты натворил, Артемис? Ясно, что его приятель, равного которому в искусстве убивать нет не только в Гелиогабалусе, но и в любом другом городе, не мог совершить подобной роковой ошибки. Следовательно, это была не ошибка с его стороны, а сознательная демонстрация. Но чего? Независимости? Или тупости?

– Скажи-ка мне, Атрогейт, – негромко и очень спокойно проговорил дроу, – за то вознаграждение, что предложили за Энтрери, ты сам согласился бы пустить в ход свои кистени?

– А-ха-ха!

– Может, поэтому ты и вернулся в Гелиогабалус, вместо того чтобы и дальше искать счастья в Ваасе?

– Дубина ты, просто зима на носу. Я с ума не сошел, чтобы таскаться по Ваасе в снежную бурю. Работать летом, пить зимой – вот рецепт успеха для дворфа.

– Но если в Гелиогабалусе подвернется несложная работенка… – поддразнил Джарлакс. – Предположим, неожиданная возможность подзаработать.

– На твоем Энтрери? А-ха-ха! Да мне этого даже на выпивку сегодня не хватило бы.

Вопросительно подняв брови, Джарлакс подвинул дворфу очередную порцию эля.

– Нелликт недооценивает…

– Он бы не стал назначать за твоего приятеля подобающе приличную награду, – перебил Атрогейт. – Понимает же, что многие и так не прочь поохотиться за его головой исключительно ради славы. Да убить рыцаря Ордена – все равно, что медаль получить. Отличие почище перьев на твоей дурацкой шляпе!

– Для выскочки – пожалуй, – согласился дроу.

– А может, это специально, чтобы оскорбить.

– Но когда Нелликт избавится от всех выскочек и поймет, что ошибся, он увеличит компенсацию.

– Я мог бы согласиться или нет, если бы знал, что за муть ты несешь, – проворчал Атрогейт. – Компе… чего?

– Награду, – пояснил дроу. – Когда будут перебиты все, кто попытается взять Энтрери, Нелликт наконец поймет, на что он способен, и увеличит награду.

– Ага, или сам убьет твоего дружка – слышь, я ведь так и не сказал, что за этим Нелликт стоит, понял?

– Да-да, само собой.

Атрогейт довольно хохотнул и опрокинул в рот еще кружку.

– А если бы вознаграждение увеличили, может, и Атрогейт попытался бы?

– Я не пытаюсь, ясно тебе, черномазый? Я делаю или не делаю.

– Так сделал бы? За хорошую цену.

– А ты будто нет?

Джарлакс приготовился осадить его, но вдруг и сам понял, что дворф не так уж ошибается, просто цена должна быть невероятно велика.

– Мне твой дружок нравится, – признался Атрогейт. – Девять Кругов Ада, да вы оба мне по душе.

– Но золото по душе больше.

Атрогейт с удовольствием поднял кружку с новой порцией эля.

– Мне нравится то, что можно получить за звонкую монету. Жизнь-то одна. И кто знает, когда она кончится – на следующей неделе или через триста лет? Но чем дольше я сыт и пьян, тем лучше моя жизнь – так я кумекаю. Для меня важно только прожить жизнь получше, понял, черномазый?

Джарлаксу нечего было возразить против столь убедительной жизненной философии. Он снова сделал знак подавальщице и бросил на стол еще пару золотых.

– Ты мне тоже нравишься, добрый дворф, – промолвил он, вставая. – Поэтому предупреждаю тебя: какую бы цену ни назначил Нелликт – да-да, я понял, если это Нелликт, – поправился он, предупреждая возражение дворфа. – Так вот, какая бы цена ни была назначена за голову Артемиса Энтрери, ее будет недостаточно, чтобы ты тратил на это свое время.

– А-ха-ха!

– Только прикинь, сколько лет хорошей выпивки потеряешь. Пусть тобой руководят именно эти расчеты. – И, подмигнув, Джарлакс слегка поклонился и пошел к выходу. Проходя мимо девушки с новым полным подносом, он легонько шлепнул ее, а она в ответ кокетливо улыбнулась.

Да, несложно понять, почему Атрогейт стремился уехать из Ваасы с наступлением холодов. Он и сам бы не прочь перезимовать в таком гостеприимном городе.

Если бы только Артемис Энтрери не нарушил законов гостеприимства.

Джарлакс вышел из таверны на улицу. Дождь уже прекратился, северный ветер разогнал тяжелые тучи, и на небе показались бледные звездочки. Холодало так быстро, что от луж, оставшихся после дневного дождя, уже белыми космами поднимался пар. Джарлакс внимательно посмотрел в оба конца бульвара, убеждаясь, что никто не рыщет поблизости.

– Что же ты натворил, Артемис Энтрери? – тихо пробормотал он, плотнее запахивая плащ, и двинулся к дому. Однако почти сразу он передумал и пошел в другую сторону – уж очень неожиданно разворачивались события.

Когда он добрался до Петли, город уже утонул в сумерках. Плотные облака, повисшие над горизонтом, спрятали последние бледные солнечные лучи. В некоторых магазинчиках зажгли свечи, потому что, несмотря на темноту, закрывать лавочки было еще рано.

За большим окном «Золотых монет Ильнезары» плясали огоньки свечей в высоком подсвечнике на несколько рожков, а вокруг тускло мерцали хрусталь и камни.

Джарлакс вошел, и над дверью звякнул маленький колокольчик. В магазинчике, кроме хозяйки за прилавком, были только женщина средних лет и молодая парочка, разглядывающая витрины.

Джарлакс с удовольствием отметил, как побледнела старшая женщина, заметив его. Еще приятнее стало, когда молодая особа отступила к своему спутнику и так вцепилась в его руку, что тот оторвался от витрины и невольно открыл рот при виде дроу, однако сразу напыжился, храбро выпятив грудь. Обведя магазин быстрым взглядом, он обошел Джарлакса, вежливо приподнявшего шляпу, и повел свою спутницу к выходу. Девушка, проходя мимо, невольно вздрогнула и еще теснее прижалась к молодому человеку.

– Ох, до чего я люблю человечину! – шепнул Джарлакс им вслед, девушка ойкнула, а юноша решительно толкнул дверь.

Но дроу даже не обернулся. Он и так слышал нервный звонок колокольчика.

Посетителей осталось лишь двое. Незнакомая, уже не юная женщина смотрела на него со смешанным выражением испуга и заинтересованности.

Джарлакс поклонился ей, быстро проделал какое-то движение пальцами, и в его руке оказался поздний пурпурный альведум, редкий цветок Ваасы. Он протянул его незнакомке, но та не взяла и пошла к выходу, не спуская с дроу глаз. Джарлакс пожал плечами, цветок исчез. Женщина же смерила его взглядом с головы до ног, будто оценивая.

Дроу, притворяясь, что его привлекли какие-то золотые вещицы, подошел к ближайшей витрине. Склонившись над ней, он украдкой продолжал наблюдать за посетительницей и хозяйкой. Наконец дверной колокольчик тихонько звякнул. Обернувшись, он бросил на незнакомку последний взгляд и понял, что она думает о нем и хозяйке магазинчика, – очень уж красноречивой была улыбка женщины.

– Это жена Йентиеля Сармагона, главного надзирателя тюрем Гелиогабалуса и близкого друга барона Даймиана Ри, – сообщила Ильнезара, как только за посетительницей закрылась дверь. – Поосторожнее, если захочешь переспать с ней.

– По-моему, она довольно пресная, – заметил Джарлакс, продолжая разглядывать ожерелье, которое держал в руках.

– Как и большинство людей, – согласилась Ильнезара. – Полагаю, это оттого, что они все время помнят о близкой смерти. Страх перед будущим снедает их и угнетает чувства.

– Ну, если так рассуждать, то дроу – гораздо лучшие любовники.

– А драконы – еще лучше, – не моргнув, добавила Ильнезара, и Джарлакс не стал возражать, с улыбкой коснувшись полей шляпы.

– Однако тебя, похоже, даже связь с драконом не устраивает, – нахмурившись, промолвила она.

Джарлакс помолчал, потом спросил с несколько наигранным недоумением:

– Разве я кажусь тебе недовольным?

– По-моему, ты излишне суетлив.

– Просто мое недовольство или, наоборот, удовлетворение не распространяется на всю мою жизнь, – ответил Джарлакс. – Во многих отношениях я вполне счастлив, вполне. А в некоторых – не совсем.

– Ты живешь ради новых ощущений, – сказала Ильнезара, – и не можешь быть счастлив, если дорога перед тобой слишком ровная и гладкая.

Джарлакс опять помолчал, обдумывая ответ, потом широко улыбнулся:

– А ты проведешь остаток своей жизни, наслаждаясь тем, что покупаешь безделушки, а потом перепродаешь их задорого.

– Кто сказал, что я их покупаю? – парировала драконица.

Но Джарлакс все же спросил:

– Так ты счастлива, Ильнезара?

– Да, мне нравится такая жизнь.

– Но лишь потому, что ты измеряешь ее коротким существованием короля Гарета и его друзей, которых боишься. Не к такой жизни ты предназначена, она вам чужда, для тебя с сестрой это только спокойная пристань, из которой потом можно снова плыть к новым горизонтам.

– А может, мы, драконы, не такое непоседливое и ненасытное племя, как дроу? Может, мы довольствуемся малым: любовник-дроу на этой неделе, спасение торгового корабля – на той?

– Считать это оскорблением?

– Лучше быть оскорбленным, чем сожранным.

Джарлакс снова помолчал – странный какой-то выходил разговор. Он не понимал, где заканчивается шутливая перепалка и начинаются серьезные угрозы, а когда имеешь дело с драконом, это может быть опасно.

– Вероятно, именно это тебе и нравится: благодаря своей… непоседливости я вношу новые краски в наши отношения, – проговорил он, напуская на себя вид, придававший ему сходство с проказливым мальчишкой.

Но Ильнезара даже не улыбнулась. Сжав губы, она смотрела прямо перед собой, сквозь него.

– Ты такая серьезная, – заметил он.

– Надвигается буря.

Джарлакс развел руками, прикидываясь, что не понимает, о чем она.

– Ты вышел живым из замка короля-колдуна, – пояснила драконица. – А не в твоем обычае просто оставаться в живых. Ты-то везде выгоду отыщешь, как в башне Герминикля, например.

– Да я едва ноги оттуда унес.

– Ноги, а еще что?

– Если мы оба будем говорить загадками, тогда ни один из нас не узнает то, что хочет, сударыня.

– Считаешь, что постройки Женги сослужат тебе службу, – прямо сказала Ильнезара. – Обнаружив там могущественную магию и, вероятно, послушное войско, ты, видимо, решил обратить все это себе на пользу.

Джарлакс хотел возразить, но она жестом остановила его.

– Одно дело – стать сперва младшим рыцарем, потом заслужить полное рыцарское достоинство и сделаться заметной фигурой в Дамаре законным путем, – продолжала она. – И совсем другое – возвыситься самочином. В стране, где полями и деревнями управляет король Гарет, а темными закоулками – Тимоско, это значит навлечь на себя немалые беды.

– Если только мои предполагаемые сторонники не окажутся сильнее моих вероятных врагов, – заметил дроу.

– Они не сильнее, – не задумываясь, возразила Ильнезара. – Ты находишься во власти заблуждения, которое свойственно всем мечтающим возвыситься, не важно, каким путем. А мы с сестрой ни в коей мере ему не подвластны. Мы с ней встречались с Женги еще до Смутного Времени. Сейчас его имя проклинают по всей стране, но когда-то он пользовался большим почетом или, скажем так, был достаточно могуществен, чтобы расправиться с любым, кто осмеливался открыто выступать против него. И к нам он пришел не с угрозами, а с весьма соблазнительным предложением.

– Предложил бессмертие. В качестве личи.

– Черный Уршула не был единственным, кого Женги удалось уговорить, – сказала драконица. – Когда все наследие Женги выйдет на свет, оживет сотня драколичи. И не важно когда – через месяц, через сто или тысячу лет. Они существуют, их бессмертный дух ждет своего часа в камнях-талисманах, спрятанных в книгах.

– Камень Ильнезары тоже?

– И я, и Тазмикелла сделали свой выбор еще в то время, когда казалось, что остановить Женги никому не по силам, – промолвила она и вперила в Джарлакса тяжелый взгляд, который красноречивее слов говорил: если уж сам король-колдун не смог соблазнить их во времена своего могущества, то Джарлаксу и подавно нечего на это надеяться. – Мы с сестрой полагаем, что в период зимнего затишья твои услуги нам не потребуются, – подытожила Ильнезара. – И Энтрери тоже. И если вы хотите уехать из Гелиогабалуса и отдохнуть после тяжелых испытаний, скажем, на побережье Лунного моря с его мягким климатом, то отправляйтесь, с нашими наилучшими пожеланиями.

Джарлакс улыбнулся, все поняв.

– Если же вдруг нам понадобится ваша помощь, пока вы еще будете поблизости, мы найдем вас, – заверила она таким тоном, что стало ясно: этого никогда не будет. Их гонят.

Более того, Ильнезара и Тазмикелла стремятся не иметь с ними больше ничего общего.

– Поосторожнее, Ильнезара, – отважился Джарлакс. – На севере мы с Артемисом многое нашли.

Она сощурила глаза, и дроу на мгновение испугался, что сейчас она примет свой истинный облик и бросится на него. Но она спокойно проговорила:

– Наверное, достаточно, чтобы привлечь к себе внимание.

– Чье? – не сразу спросил он. – Твое?

– Я относилась к тебе со вниманием и до поездки на север.

Джарлакс пристально поглядел на нее. Она вынуждена дать ему отставку, но, похоже, сама не слишком этому рада, отсюда и странная печаль в глазах.

– Что ж, вероятно, мы отправимся на юг, – сказал он. – Я же вырос в Подземье и не люблю холодов.

– Пожалуй, это разумно.

– Думаю, будет правильно и с моей стороны, и особенно со стороны Артемиса доложить королю Гарету о нашем отъезде. Хотя не очень-то хочется ехать для этого на север, в Бладстоун-Виллидж. Там уже холодно. Но все-таки я чувствую себя обязанным сообщить ему, а такое послание, как ты понимаешь, городскому стражнику не доверишь.

– Конечно не доверишь, – согласилась она чуть насмешливым тоном, давая понять, что принимает игру дроу.

– Если бы в городе оказался кто-нибудь из приближенных Гарета… – задумчиво проговорил Джарлакс.

Ильнезара встретила его взгляд и, поколебавшись немного, все-таки с улыбкой кивнула, давая понять, что это будет последняя услуга с ее стороны.

– Я слыхала, что магистра Кейна видели в Гелиогабалусе.

– Наверное, видный вельможа.

– Странник в грязных лохмотьях, – поправила она. – И самый опасный человек в Бладстоуне.

– Сейчас в Бладстоуне находится Артемис Энтрери.

– Он самый опасный человек в Бладстоуне, – твердо повторила Ильнезара.

– Значит, магистр Кейн. Уверен, он передаст мое сообщение.

– Он не подводит короля Гарета, – сказала драконица. И предостерегающим тоном добавила: – Никогда.

– Возможно, ему будет также интересно кое-что узнать о погибшей племяннице Гарета, – задумчиво кивнув, проговорил дроу и, вставая, послал драконице самую обворожительную из своих улыбок.

Он изо всех сил старался не выдать сильнейшего разочарования и казаться лишь признательным за все, что она ему сообщила.

Он уже готов был уйти, но остановился, услышав за спиной голос Ильнезары:

– Ты все время плетешь паутину, в надежде, что кто-нибудь в нее попадется. С самых юных дней, проведенных в Мензоберранзане, ты так живешь. И, надо сказать, ты преуспел в интригах против таких, как Нелликт или Тимоско. Но слушай меня внимательно, Джарлакс. Король Гарет и его соратники скачут прямо и быстро, и никакими паучьими сетями их не удержишь. Магистра Кейна не остановит паутина.

Оказавшись на улице, Джарлакс быстро пошел прочь. Он приходил к Ильнезаре, надеясь заручиться их с сестрой поддержкой. Теперь же нужно было иначе строить планы относительно Ваасы, поскольку без помощи драконов его положение очень уязвимо – даже если забыть на время авантюру, в которую ввязался Артемис Энтрери.

Благоразумие нашептывало, что стоит на время затаиться, может, даже устроить себе отдых, как советовала Ильнезара, – и отступить перед препятствиями, растущими, как снежный ком.

Джарлакс рассмеялся – над собой он всегда смеялся громче всего.

– Благоразумие, – вслух произнес он, будто пробуя слово на вкус. – Тоска смертная.

Все здравомыслящее в нем настойчиво требовало последовать совету Ильнезары и оставить двойную игру, вести которую в Бладстоуне становилось все сложнее. Он понимал, что противодействие усиливается и опасность может подстерегать за каждым углом. Рассудительный человек ради безопасности плюнул бы на свои потери и приобретения. Смерть в расчеты таких рассудительных людей, хотя они об этом и не задумываются, не входит, подумал Джарлакс.

Ясно, что положение складывается угрожающее. Разумный игрок в сава, оказавшись в проигрышной ситуации, жертвует фигуру или сдается.

Но Джарлакс был выше их, он делал шаг, казавшийся несуразным, даже глупым. Он блефовал еще больше.

– «Пусть кости судьбы изменят саму доску», – процитировал он старую дроускую поговорку, родившуюся в мире Хаоса. Согласно откровению Ллос, когда действительность становится очень опасной, надо стремиться изменить действительность.

По мысленному приказу Джарлакса каблуки его громко застучали по мостовой, и он пошел прочь из Петли, повторяя про себя одно имя: «Магистр Кейн».

Все-таки Джарлакс спал с драконом.

* * *
– А ты что, под потолком висел? – пробурчал Атрогейт. – Тоже мне летучая мышь!

– Разве им не следует об этом знать? – с невинным видом спросил Джарлакс.

– Им не следует знать, что я это знаю!

– Ты всерьез считаешь, что Дозорным ничего не известно о Кантане и о том, что в замок его сопровождал приятель-дворф?

Атрогейт вжал голову в плечи – и словно уменьшился в размерах – и, чтобы заглушить страх, опрокинул в рот еще одну кружку эля.

– Неужели ты настолько простодушно относишься к своим врагам? – гнул свое Джарлакс.

– Они мне не враги. Я никогда не шел ни против короны, ни против кого бы то ни было, если только меня не вынуждали.

Дроу чуть улыбнулся. До чего знакомые слова! Правда, произнесены с дворфским акцентом, но разве не почти то же самое он слышал от Энтрери?

– Скоро все выяснится, – сказал он. – Ведь племянница Гарета погибла.

– До сих пор понять не могу, как это случилось!

– Вряд ли соратники Гарета примут в расчет подробности.

– То же самое можно сказать и о друзьях Нелликта, если я сделаю то, о чем ты просишь.

– Полагаю, как раз наоборот, – возразил Джарлакс. – Положение Эллери настолько двусмысленно, что это может смягчить удар по Нелликту, так что ты даже окажешь ему услугу.

Атрогейт фыркнул, и из носа у него брызнул эль.

– Мой невысокий друг, до сих пор ты жил припеваючи, оставаясь в стороне от паутины, которую плели твои друзья.

– Не пойму, о чем ты болтаешь?

– Ты один из них, но ничего не смыслишь в их делах, – пояснил дроу. – Ты служишь Цитадели Убийц, но заговоров вместе с ними не устраиваешь. Ты не сделал ничего такого, что потребовало бы вмешательства короля Гарета, иначе тебя уже давно призвали бы к ответу.

– А сейчас призовут?

– Да. Мы словно идем по замкнутому кругу, и скоро авангард встретится с арьергардом. Битва, боюсь, будет жаркой, а места для всех мало, так не лучше ли решить, на чьей стороне сражаться?

– Если ты считаешь, что Нелликт в арьергарде, то дружок твой уже перескочил в авангард.

– Речь сейчас не об Энтрери. Речь о тебе и обо мне, – сказал дроу, подталкивая к Атрогейту очередную кружку, которую тот, по своему обыкновению, с ходу опорожнил. – У меня на родине, в Мензоберранзане, – продолжал Джарлакс, – есть одна поговорка: «Пэй не нил не-не ураили».

– А я еще думал, что ты только выглядишь смешно. Послушать, как ты говоришь…

– «На самом деле путы можно сбросить», – перевел Джарлакс. – Тебя, друг мой, опутали тревоги. Сбрось их.

– Вряд ли правда придется ему по вкусу.

– Но он настолько мудр, что не накажет вестника.

Атрогейт глубоко вздохнул и залпом проглотил еще одну порцию эля. Потом хлопнул ладонями по столу и решительно поднялся.

– Он заплатит, – сказал он обернувшейся к нему подавальщице, указывая на дроу, и отбыл разыскивать мастера Кейна.

– «Пэй не нил не-не ураили», – негромко повторил Джарлакс. Он правильно перевел дворфу старую поговорку, только не сказал, что в ней говорится не о путах тревог и волнений, а об оковах бренной плоти.

* * *
«Надо дать понять, что я близко», – думал Атрогейт. Вряд ли умно застать магистра врасплох. Он взял расшатанную деревянную лестницу и с грохотом приставил к стене гостиницы.

– Гостиница потому и называется гостиница, что гостят внутри, – ворчал он, поднимаясь. – Никто не снимает койку на крыше.

Взбираясь, он старался производить как можно больше шума. Добравшись до края, он увидел футах в десяти от себя монаха, сидящего прислонясь спиной к каменной трубе. Ноги он поджал под себя, а руки с раскрытыми ладонями положил на колени. Ни единый мускул его тела не двигался, монах казался не живым существом, а, скорее, частью строения, вроде трубы.

Атрогейт остановился, ожидая, что Кейн как-то отреагирует на его появление, но тот не обращал на него никакого внимания. Терпение дворфа, наконец, истощилось, и он неуклюже влез на наклонный скат крыши. За несколько дней, проведенных в Гелиогабалусе, пузо его значительно увеличилось, и лежать на нем было очень неудобно.

– Ты чего, спишь? – окликнул он монаха, становясь на четвереньки. Головка одного из кистеней упала из-за спины и стукнула его по щеке, но дворф только дунул из уголка рта, словно хотел таким образом отбросить металлический шар. – У друга короля Гарета постель могла бы быть и получше. Или король тебе плохо платит?

Приоткрыв один глаз, Кейн взглянул на дворфа.

– Странно, что у тебя охраны никакой нет, – отважился заметить Атрогейт, с трудом поднимаясь на ноги. Но едва он выпрямился, черепица под ним поехала – на крышу свободно был уложен еще один слой черепицы! – Ох, Клангеддин! – только и успел воскликнуть дворф, снова грохнувшись на живот и начав сползать с крыши.

Дрыгая руками и ногами, он полетел в замусоренный переулочек, увлекая за собой и лестницу. Моментально вскочив, он стал озираться, испугавшись, что кто-то мог увидеть столь бесславное падение. Атрогейт убил бы его на месте.

Успокоившись, что его позор остался незамеченным, дворф упер руки в бока и поглядел вверх.

– Чертов монах! – пробормотал он, подобрал свои кистени и закрепил их на спине.

Подняв лестницу из кучи мусора, он снова приставил ее к стене. Пары ступенек недоставало, но дворф решил, что справится, и полез вновь. Добравшись до края, он протянул руку и ощупал черепицу;

– Теперь иди, не бойся, дворф, – произнес Кейн. Он сидел в прежнем положении, не открывая глаз.

– Хитрая ловушка! – похвалил Атрогейт и потихоньку, медленно и осторожно стал продвигаться вперед. – Разве нельзя было нанять пару телохранителей, а заниматься ловушками предоставить поганым воришкам?

– Мне не нужна охрана.

– Ты сидишь тут один – почему не снял комнату?

– В моем распоряжении самая великолепная комната во Вселенной.

– Похоже, дождь начинается. Или его ты тоже станешь восхвалять?

– Я не звал тебя, дворф, – напомнил Кейн. – Предпочитаю одиночество. Говори, что тебе нужно, или уходи.

Атрогейтскрестил руки на груди и нахмурился:

– Ты знаешь, кто я?

– Атрогейт, – ответил монах.

– А знаешь, чем я знаменит?

Молчание.

– Да на моем счету больше всего голов в списке, – похвастался дворф.

– Если забыть о тех, кому просто лень считать, – спокойно ответил монах.

– Я был в замке рядом с Палишуком!

– Именно поэтому я и позволил тебе нарушить мой покой, – сказал Кейн. – Если ты пришел, чтобы рассказать об этом предприятии, – пожалуйста. В противном случае – прошу тебя уйти.

– Ну, тогда ладно, – уже не столь самодовольно продолжил Атрогейт. – Если бы не это предприятие, мне бы здесь и делать было нечего.

– Нечего делать по собственной воле, – спокойно и уверенно поправил Кейн, и дворф невольно сжался.

– Я пришел поговорить об Эллери.

Кейн открыл глаза и повернул голову, явно заинтересовавшись:

– Ты видел, как она погибла?

– Нет, – признался дворф. – Я видел, как погиб Кантан. Его убил Артемис Энтрери и бросил прямо мне под ноги.

– Ты обвиняешь его? – не моргнув, спросил Кейн.

– Не-а. Кантан сам начал. Глупый чародей хотел поубивать полуорков. – Атрогейт помолчал, собираясь с мыслями. – Надо сказать, что Кантан не из тех, кто идет за королем Гаретом.

– У него были тайные мотивы, чтобы отправиться в замок?

– Что такое «мотивы», понятия не имею, но Кантан работал на себя и своих хозяев, а ни один из них в числе приближенных короля не числится – к счастью, для короля. – И он заговорщически подмигнул, но Кейн будто не заметил этого, и дворф со вздохом пояснил: – Он из Цитадели Убийц.

– Это мы подозревали.

– А ваша командир Эллери знала это наверняка. Причем знала еще до того, как взять его в путешествие.

– Так ты хочешь сказать, что Кантан убил Эллери?

– Да нет, дуби… – в сердцах воскликнул Атрогейт и осекся, но Кейн и бровью не повел. – Нет, ничего такого. Я говорю, что Эллери, кровная родственница вашего короля, взяла Кантана с собой, потому что ей так велели. И если ты думаешь, что она такая уж благочестивая, то здорово заблуждаешься.

– Ты заявляешь, что Эллери была связана с Цитаделью Убийц?

– Я складываю два да три и получаю пять. А если ты считать не умеешь, так это твои трудности.

– Дозорные считают лучше, чем ты можешь себе представить, любезный дворф. Мы знаем, что нити из Цитадели протянулись ко многим и одних опутали больше, других меньше, – со значением проговорил монах.

Угроза мигом отрезвила Атрогейта, который вспомнил, с кем он разговаривает и насколько неоднозначно его собственное положение в глазах соратников короля Гарета.

– Ну, я просто подумал, что тебе полезно об этом знать, – пробормотал он, пятясь к лестнице.

Не отрывая взгляда от Кейна, он поставил ногу на верхнюю ступеньку и начал спускаться.

Монах не шевельнулся и не вымолвил ни слова.

Вновь оказавшись в переулке, Атрогейт торопливо пошел прочь, ломая себе голову, разумно ли он поступил, что пришел сюда и выдал Нелликта.

– Чертов дроу! – проворчал он, тревожно вглядываясь в тень. – И чертова выпивка!

Сказав это, он на миг остановился.

– Пожалуй, надо еще выпить, – добавил он, решив принести своему любимому элю личные извинения за оскорбление.

Глава 9 Бросить перчатку

– Пф, из-за того, как я говорю, ты думаешь, что я тупой, да, эльф?

– Я? – Джарлакс сделал круглые глаза и схватил за руку Атрогейта, который полез в карман за монетой, чтобы заплатить подавальщице.

Дворф поглядел на руку темного эльфа, потом перевел взгляд на его лицо.

– Так ты просишь меня ехать с вами? – спросил он.

– Предлагаю новое приключение.

Атрогейт фыркнул:

– Твой дружок – заноза в заднице у Нелликта, а сам ты дразнишь Кейна. Говоришь, приключение? А я так мыслю, Джарлакс, что ты себе выстроил две железные стенки с одной и с другой стороны и обе они на тебя рухнут. Вопрос только, какая первая?

– Да, но если они упадут одновременно, то могут задержать друг друга. – И дроу поставил ладони параллельно, а потом свел их домиком. – Видишь, между ними достаточно места.

– Тебя не проймешь.

Джарлакс рассмеялся. Надо признать, дворф во многом прав.

– Да во всем мире нет такого места, где можно спрятаться от них, – уже совсем серьезно заявил Атрогейт, как бы пресекая дальнейшие попытки уговорить его. – Значит, ты бежишь из Гелиогабалуса – и хорошо, во всяком случае лучше ничего не придумать, хотя и это вряд ли поможет.

– Поехали с нами!

– Ох, и упертый ты! – Дворф поставил кулаки на бедра, помолчал, но потом решительно помотал косматой головой. – Не могу.

Джарлаксу пришлось уступить – расчет дворфа вполне понятен.

– Ну что ж, – сказал он, похлопав Атрогейта по мускулистому плечу. – Надеюсь, тебе будет приятно узнать, что твой счет здесь оплачен вперед, на всю зиму. – Он повернулся к хозяину заведения, стоявшему за стойкой, и тот, расслышав, о чем речь, кивнул в подтверждение его слов. – Можешь напиваться до бесчувствия, пока снег не сойдет и ты снова не возвратишься в Ворота Ваасы. В знак любезности от меня. И если захочешь, заходи в кондитерскую Пайтера. Денег от тебя там не примут, но накормят вкусно.

Атрогейт облизнулся. Не важно, что ему не хотелось иметь общих дел с Джарлаксом, отказываться есть и пить на дармовщинку он не собирался!

– Ешь и пей в свое удовольствие, дружище, добрый Атрогейт! – проговорил дроу с поклоном.

Дворф схватил его за руку и зашипел прямо в ухо, даже не дав выпрямиться:

– Не смей так меня называть, тупоголовый эльф! По крайней мере, на людях!

Довольный, что они друг друга поняли, Джарлакс кивнул в знак того, что уважает его желание, и вышел из таверны. Идя к выходу, он не оборачивался, не желая, чтобы Атрогейт видел, какое разочарование написано на его лице.

Выйдя на улицу, он неторопливо осмотрелся. Высказанные дворфом сомнения были вескими, но Джарлаксу не хотелось менять решение. Атрогейт, конечно, хорошо знает эти земли, но все же его он недооценил. По крайней мере, Джарлакс хотел в это верить.

– Ты слышал? – спросил он на языке Подземья, вглядываясь в тень.

– Конечно, – ответил ему голос на том же странном языке.

– Все, как я тебе говорил.

– Так же опасно, – отозвался Киммуриэль Облодра.

– Так же захватывающе.

В ответ молчание.

– С одним врагом можно справиться, – прошептал Джарлакс. – А другой лучше бы не был нашим врагом.

– Посмотрим. – Вот и все, что ответил Киммуриэль.

– Будь наготове, может, представится возможность.

– Я всегда наготове. Разве не для этого ты меня назначил?

Джарлакс улыбнулся – приятно слышать, когда говорят так уверенно. Киммуриэль, конечно, все видит наперед. Будучи превосходным псиоником, он процветал в злокозненном Мензоберранзане, а уж людские интриги для него все равно, что детские игры. Энтрери и Джарлакс теперь под двойным прицелом Цитадели Убийц и Дозорных короля. И столкновений между сторонниками короля и Нелликта будет едва ли не больше, чем с двумя приятелями. А на этом можно выгадать. Цитадель не так могущественна, и потому ее можно использовать, чтобы не слишком опасаться Дозорных.

Джарлакс почувствовал, что Киммуриэля с ним больше нет, – видно, отправился готовиться к битве, – и пошел своей дорогой по городским улицам. На углах горели фонари, но их свет дрожал под порывами ветра, к тому же из-за большой разницы дневной и ночной температуры вверх уже поползли клочья тумана, еще сильнее рассеивая свет. Дроу поплотнее запахнул плащ и мысленно приказал сапогам не издавать шума. Наверное, лучше стать незаметным.

Вот так, неслышно ступая, почти неотличимый от тени в своей дроуской одежде, он не только без труда добрался до лестницы у их квартирки, но еще и несколько раз обошел вокруг дома, разглядев при этом кое-кого, кто его не заметил.

Прикоснувшись к своей великолепной шляпе, Джарлакс оторвался от земли и беззвучно заскользил над расшатанной скрипучей лестницей. Войдя в прихожую, он в полной темноте приблизился к двери в комнаты.

Правда, полной эта темнота была лишь для обитателей поверхности. Он же смутно различал маленькую фигурку дракона, укрепленную над дверью, только цвет ее глаз не мог разобрать. Он попросил Энтрери оставить дракона белым, но разве ему можно верить?

Не желая светом привлекать внимание тех, кто следит за домом, дроу достал из-под шляпы кусок черного фетра. Повертев лоскут в руках, пока он не увеличился в размере, Джарлакс бросил его на стену.

Фетр прилип, и в стене на его месте волшебным образом появилось отверстие, в котором забрезжил слабый свет свечи.

Джарлакс пролез внутрь и увидел, что Энтрери стоит в тени у окна и глядит на улицу в узкую щель между шторой и рамой. Не оборачиваясь, убийца приветствовал приятеля кивком.

– К нам собираются гости, – прошептал он.

– И даже больше, чем ты думаешь, – ответил Джарлакс. Протянув руку, он забрал свой волшебный кусок фетра, и стена стала гладкой, как прежде.

– Снова начнешь пилить меня за то, что я пошел против Нелликта? Снова будешь причитать, что же я наделал?

– Некоторые из наших гостей, несомненно, от Нелликта.

– Только некоторые?

– Дозорные тоже нами заинтересовались, – пояснил дроу.

– Дозорные? Это те, что служат королю Гарету?

– Подозреваю, они вычислили, что в замке сражались не только с горгульями и драколичи. В конце концов, двое из четырех были убиты одним и тем же клинком.

– И снова я виноват?

– Вряд ли, – рассмеялся Джарлакс. – Если тут, по мнению Гарета, вообще есть чья-то вина.

Энтрери подошел ближе к окну, острием кинжала поддел край шторы и чуть отодвинул ее, чтобы лучше видеть улицу.

– Не нравится мне это, – негромко проговорил он. – Они знают, что мы здесь, и могут напасть…

– Тогда надо убираться отсюда, – перебил его дроу. Энтрери отпустил штору и, отступив от окна, поглядел на друга:

– К драконам, что ли?

– Они больше не желают иметь с нами дела, – покачал головой Джарлакс. – Думаю, их запугали соратники Гарета.

– Замечательно.

– Ну, они всего лишь драконы.

Энтрери состроил гримасу – уточнять, что это значит, он не собирался.

– Так куда? – спросил он.

– В городе везде будет небезопасно. Скорее всего, щупальца обоих наших врагов протянулись по всей Дамаре.

Лицо Энтрери застыло. Он сообразил, что у приятеля на уме.

– В замке нас ждет приют, – подтвердил его опасения дроу.

– Приют или заточение?

– Что одному – тюрьма, другому – дом родной.

– Другому дроу, – уточнил Энтрери, и Джарлакс рассмеялся.

С улицы донеслись какие-то звуки – времени для препирательств не осталось.

– Ладно, веди, – обратился Энтрери к своему другу, и Джарлакс повернулся к двери.

– Белый, как мы договаривались? – спросил он.

– Да.

Дроу открыл дверь и сразу остановился. Держа ее распахнутой, он отступил в сторону и жестом предложил Энтрери пройти первым.

– Голубой, – промолвил убийца, проходя под притолокой, и снял фигурку.

Джарлакс от души рассмеялся.

* * *
– Говорю тебе, это парни Гарета, – прошипел своему напарнику Боусун Синяк.

Этот проныра, невероятно тощий и юркий, мог пролезть где угодно – для него и самый узкий переулок был все равно, что широкий проспект, и это вызывало досаду его напарника, рослого молодого чародея Ремилара Смельчака, чье мнение о самом себе было гораздо выше мнения о нем наставников в Цитадели Убийц.

– Значит, Дозорные тоже заинтересовались этим типом – Артемисом Энтрери, – рассудил Ремилар и тут же едва не упал, зацепившись краем своей лазоревой мантии за обломок какой-то доски.

– Или нами, – добавил Боусун. – Похоже, те ребята вон там следят за парнями Бергея в конце переулка.

– Встречные интересы, – безразлично отозвался чародей. – Что ж, хорошо, тогда надо быстро сделать свое дело и поскорее испариться. Я не для того прервал свои ученые занятия, чтобы остаться ни с чем.

– Только этого парня голыми руками не возьмешь, а его дружка, дроу, и подавно.

Ремилар пренебрежительно хмыкнул, обошел своего чересчур осторожного товарища и осмотрел улицу из-за угла дома.

Боусун поспешил следом и выглянул из-за его спины.

– Очень быстро, понял? – снова спросил Ремилар.

– Я туда проскользну и незаметно подберусь к этому гаду, Энтрери, – предложил Боусун. – Ты их отвлеки, а я сделаю всю грязную работу. В качестве доказательства срежу ему уши.

Но Ремилар все представлял себе иначе.

– Нет у нас времени на твою хваленую пронырливость, – возразил он, и Боусун мог бы уловить в его голосе легкий сарказм, если бы обладал хоть толикой проницательности. – Сейчас ты у нас будешь вместо приманки. Иди прямо в дверь. Вытащи его из дому – ну, или их, если дроу тоже там, – и выхватывай оружие. Ты должен занять его всего на пару секунд, а я уложу его магической молнией, а потом осыплю градом снарядов, чтоб уж наверняка. Тебе останется только забрать трофей; если хочешь, бери голову, только быстро. Я щелкну пальцами – и все, нас здесь уже не будет, вернемся в Цитадель.

Боусун слушал, тупо глядя на него, потом открыл рот, чтобы что-то спросить, но Ремилар схватил его за грудки и выпихнул на улицу.

– Тебе что, охота сразиться с Дозорными или, может, хочешь уступить Энтрери другим желающим? – прошипел он.

Тут из дома донесся ужасающий шум, действовать надо было немедленно. Боусун поспешил ко входу и уже взялся за дверную ручку, но тут дверь распахнулась, сорванная с петель сильнейшим ударом, и в проеме возник Энтрери верхом на выдыхающем черный дым огромном лоснящемся вороном скакуне с объятыми языками рыжего пламени копытами. Страшному зверю все равно было, что за преграда перед ним, поэтому с окаменевшим от изумления Боусуном он поступил точно так же, как и с дверью.

Страшный удар копытами поверг беднягу на мостовую, он перекатился и по счастливой случайности попал между задними копытами, и адский жеребец пронесся над ним, не зацепив. Однако удача тут же отвернулась от Боусуна, потому что из двери вылетел другой такой же конь, неся на спине темного эльфа. Бедный Боусун едва приподнял голову, как в тот же миг полыхающие копыта сорвали с него скальп.

Затаившись в тени переулка, Ремилар, обладавший гибким умом в большей степени, чем смелостью, быстро отбросил первоначальный план и принялся за исполнение последнего из задуманных заклинаний.

* * *
Пальцы ее дрожали, когда впервые после возвращения из Палишука она отважилась прикоснуться к крышке этой небольшой шкатулки. Во время короткой остановки в крепости перед отбытием в Бладстоун-Виллидж на церемонию Калийа постаралась взвалить на себя как можно больше дел, главным образом для того, чтобы не осталось времени и возможности взять в руки эту самую вещь. И сейчас ей было невыносимо трудно решиться открыть ее.

В маленьком ларце хранились всякие безделицы, ожерелье и свернутый трубочкой рисунок, который набросал один купец, останавливавшийся когда-то с караваном в Долине Фуги. На нем он изобразил стоящих рядом Париссу и Калийю. Одного взгляда на набросок было достаточно, чтобы глаза девушки наполнились слезами. Художник так удачно сумел передать сходство, что дорогая подруга предстала перед ней, будто живая.

Калийа нежно погладила рисунок. Изображенные на нем женщины словно и не позировали: высокая Парисса стоит уверенно и твердо, а Калийа положила, как это часто бывало, голову ей на плечо.

Закрыв глаза, она одной рукой поднесла к лицу шарф, доставшийся от подруги, и вдохнула его запах.

Плечи затряслись от рыданий, и шарф намок от слез.

Поплакав немного, Калийа глубоко вдохнула и заставила себя успокоиться. Сжав губы, она отложила рисунок и шарф в сторону и стала доставать другие вещи: украшения, медали, полученные подругами от прежних командиров Ворот Ваасы, ожерелье из разноцветных камней. Потом она вытащила накладную бороду и коричневый кожаный колпак, которые нередко надевала на себя Парисса, если они вместе отправлялись по кабакам. Она очень убедительно притворялась мужчиной, и Калийа явственно вспомнила, каким сиплым голосом она тогда говорила. Ловко же они дурачили народ в Бладстоуне!

Наконец Калийа добралась и до предмета, ради которого открыла шкатулку: это был маленький флакон, наполненный кровью Калийи и Париссы, залог их нерушимой дружбы.

– «В жизни и после нее», – негромко повторила она слова клятвы и, поглядев на кинжал, лежащий на столике, сказала, словно обращаясь к нему: – Но время еще не пришло.

Калийа достала из мешочка тонкую серебряную цепочку, купленную перед отъездом в Бладстоун-Виллидже. Поднеся флакончик поближе к глазам, она повертела его, отыскивая небольшое золотое ушко. Ловко, как опытный карманник, она вдела в него цепочку и застегнула на шее это необычное украшение.

Прижав флакон к груди, она еще раз глубоко вдохнула слабый запах Париссы, все еще сохранившийся в шарфе. Когда она отняла шарф от лица, оно снова стало бесстрастным, а глаза – сухими.

* * *
Ремилар сбился, увидев ползущего к нему Боусуна. Несмотря на чудовищную рану, несчастный смог протянуть к нему дрожащую руку и бросить полный страдания и мольбы взгляд.

Надеясь, что заклинание все-таки сработает, Ремилар энергично закивал ему и поманил рукой, поторапливая.

Усилием воли Боусун заставил себя подползти еще немного, но он все равно не успел бы, Ремилар исчез бы без него.

На той стороне улицы другие агенты Цитадели Убийц, выступив из тени, посылали вслед всадникам огненные стрелы и заклинания, но, к ужасу Ремилара, почти одновременно с ними показались и другие, узнать которых было несложно.

Дозорные!

Может, Энтрери и дроу – только приманка для Цитадели? И игры, затеянные Энтрери, – лишь хитроумная уловка, предпринятая для того, чтобы свести вместе Дозорных и убийц?

Снова отвлекшись, молодой чародей понял, что заклинание теперь точно не подействует. Еще раз махнув рукой Боусуну, он начал колдовать заново.

Каким-то сверхъестественным усилием воли бедняга смог-таки добраться до него и, распластавшись у ног Ремилара, вцепился в его лодыжки. Чародей даже придержал его за плечо, и сила заклинания перебросила их обоих на каменистый склон в Южной Ваасе, милях в двадцати от крепости.

– Ну, пошли, – обратился молодой маг к своему несчастному товарищу. – До пещеры ярдов двести вверх по склону, и тащить тебя я не собираюсь.

Дернув Боусуна за руку, Ремилар встретился с его ничего не выражающим взглядом, – по-видимому, он даже не понимал, где находится.

Боусун и в самом деле все равно, что покинул собственное тело. Его закружил вихрь серого тумана и резких ярких вспышек – это Киммуриэль Облодра, совершив ментальное нападение, захватил его разум.

* * *
Языки пламени и черный дым вились за копытами адских коней, с грохотом несшихся по булыжной мостовой. Джарлакс скакал первым, и его конь, слишком резко повернув на углу, опрокинул повозку с рыбой. Покупатели мгновенно бросились врассыпную, а бедный торговец пытался руками прикрыть свой товар. Видение бескровного, испуганного лица этого уже немолодого человека еще много дней преследовало потом Артемиса Энтрери. Рыночная толпа разбегалась перед всадниками, люди, взывая к богам и плача, кто бегом, кто ползком старались убраться с их дороги. Матери хватали и крепко прижимали к себе детей, рыдая и причитая так, будто сама Смерть пришла на улицы.

Энтрери заметил, что Джарлакса веселит всеобщая паника. Дроу даже сдернул шляпу и театрально приветствовал всех, лавируя в толпе на страшном жеребце.

Убийца пришпорил своего коня и, вырвавшись вперед, направил его на тихую улицу.

– Эти толпы прикроют наше бегство! – возмутился Джарлакс, но Энтрери ничего не ответил.

Упрямо нагнув голову, он лишь сильнее пришпорил жеребца. Они промчались несколько кварталов, пугая лошадей и редких прохожих. Сзади доносились звуки погони, но беглецы передвигались слишком быстро и беспорядочно, а там, где они проносились, возникали сутолока и давка, и преследователи вынуждены были сбавлять скорость.

– Нужно прорваться за ворота, – бросил Энтрери, как только Джарлакс поравнялся с ним на довольно широкой безлюдной улице.

– А потом в мои собственные.

Энтрери бросил на него недоуменный взгляд, не поняв, что это значит. Однако на расспросы и размышления времени не осталось, потому что, круто свернув за угол, они оказались перед северными воротами Гелиогабалуса. Ворота были открыты, как всегда, но стражники уже заметили всадников.

Они забегали и засуетились, и это означало, что массивная решетка сейчас опустится и створки закроются перед беглецами.

Пригнув голову, Джарлакс ударил пятками по бокам коня, и черный, как ночь, жеребец помчался еще быстрее, высекая копытами искры. Не отставая от приятеля, и Энтрери пришпорил своего скакуна. Джарлакс взмахнул руками, и на крытую галерею над воротами опустился черный шар, а в пальцах дроу почти сразу оказалась волшебная палочка.

– Чудесно! – пробормотал убийца раздраженно, представляя, как его неугомонный товарищ сейчас запустит в стражников огненный шар или еще что похуже и навлечет на них тем самым целую тучу стрел.

Джарлакс нацелил палочку и что-то проговорил. Из ее кончика вырвался ком зеленой вязкой массы и угодил в стражника, возившегося с опускным рычагом. Еще один ком был отправлен в одну из створок, и Джарлакс еще сильнее пришпорил коня.

Стражник у подъемного механизма с криком отпрянул и выпустил рычаг из рук. Ворот начал раскручиваться, и решетка стала медленно опускаться.

Но липкое вещество уже почти целиком обволокло механизм, движение его замедлилось, а потом почти остановилось, и между решеткой и мостовой осталось достаточно места, чтобы всадник, пригнувшись, мог проскакать под ней.

Второй ком попал в цель столь же метко и так крепко залепил петли правой створки, что стражники, пытавшиеся закрыть ворота, не могли этого сделать. В следующий миг они с воплями бросились в разные стороны от всадников на страшных жеребцах.

Но Джарлакс никогда так просто не уходил, наверное, именно поэтому Энтрери все еще был с ним заодно. Спрятав палочку, дроу перебросил поводья в правую руку, а левой тряхнул, и из рукава выскользнул простой золотой браслет. Зажав его в кулаке, Джарлакс поднес вещицу к лицу.

В этот момент в сторону беглецов полетела первая стрела, за ней другая, но дроу дунул в золотой ободок, и дыхание его, тысячекратно усиленное, превратилось в могучий порыв ветра, раскидавший стрелы в стороны.

– Не отставай! – гаркнул он Энтрери и создал еще один непроницаемо-черный шар в узком просвете ворот.

Джарлакс приник к шее коня, и жеребец пронес его под скрипящей решеткой, которая могла в любое мгновение преодолеть сопротивление клейкой массы. Дроу скрылся в сплошной черноте, и Энтрери, скрипнув зубами, последовал за ним.

Казалось, за стенами посветлело, но лишь потому, что тьма глухой ночи была ничем в сравнении с непроницаемым мраком волшебной сферы, и товарищи поскакали по дороге, ведущей на север от Гелиогабалуса. Стрелы все еще летели им вслед, и одна даже оцарапала жеребца Энтрери, но адские кони не замечали таких мелочей и уносили своих всадников все дальше от городских стен.

Когда очертания города уже скрылись вдали, Джарлакс съехал на обочину дороги и остановил коня.

– Что еще ты задумал? – ворчливо спросил Энтрери.

– А ты собирался гнать до самых Ворот Ваасы?

– Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

– Ну да, а Нелликту или кому-нибудь из Гаретовых чародеев достаточно одного заклинания, чтобы вдруг возникнуть у нас на пути, как и случилось по дороге из Палишука.

Дроу спешился и сразу отпустил волшебного жеребца, ставшего обсидиановой статуэткой, которую Джарлакс сунул в мешочек на поясе.

Энтрери остался в седле. Джарлакс невозмутимо вынул из-под плаща одну из множества своих волшебных палочек и взглядом как бы спросил у компаньона: «Ты со мной или нет?»

Ночь выдалась сырая, темная, Энтрери огляделся и со вздохом слез с коня. Повинуясь приказанию, его жеребец тоже превратился в маленькую статуэтку, которую Энтрери бросил Джарлаксу.

Дроу протянул ему руку, Энтрери взялся за нее, и в следующее мгновение разноцветный вихрь закружил вокруг. Сверкали ядовито-желтые и ослепительно голубые вспышки, и все это сопровождалось странной иллюзией, будто звезды и луна заваливаются куда-то вбок.

Потом на них обрушились глухая тьма и тишина, как будто смерть пришла.

Постепенно Энтрери освоился и понял, что они находятся в другом месте, в укромном уголке, образованном монолитной скалой и пристроенной к ней стеной. Придя в себя окончательно и заметив вдали палаточный городок, убийца сообразил, что они очутились в самой западной оконечности Ворот Ваасы.

– Почему нельзя было сделать это с самого начала? – сварливо заметил он.

– Было бы слишком просто.

Что ни говори, Джарлакс поступил расчетливо. Если бы он воспользовался колдовством, чтобы исчезнуть из города, враги по остаткам волшебных эманации могли бы вычислить, какое заклинание они применили, и узнать, куда они направились. Устроив же своим отъездом такую суматоху, они, возможно, выиграли немного времени.

– Теперь надо изо всех сил скакать на север, – заявил Джарлакс.

– Спрятаться в замке?

– Ты забываешь о мощи постройки Женги. Прятаться нам не придется, уж поверь.

– Говоришь так, будто уже что-то устроил там, – заметил Энтрери, почти уверенный, что так оно и есть. – Но у меня здесь еще найдутся кое-какие дела.

– Хочешь забрать с собой полукровку? – без обиняков спросил Джарлакс. – А если ей недостанет рассудительности Атрогейта и из ложной преданности она согласится ехать с нами?

– Думаешь, это будет глупо? Может, ты просто не так уверен в себе, как хочешь показать?

– Да нет, – рассмеялся Джарлакс, – просто она ни в чем не замешана. Хотя и Нелликту, и Гарету может быть известно о ваших отношениях, вряд ли она под подозрением. Хорошо бы некоторое время держать ее на расстоянии. Как только устроимся на севере, Калийа приедет к нам, ни от кого не прячась. Но до тех пор она может оказаться очень полезной и здесь и уж точно будет в большей безопасности подальше от тебя. Разумеется, если ты в состоянии смирить плотские желания… – усмехнулся он, и Энтрери сжал зубы. – Ну, делай, как знаешь, – добавил дроу и, отвесив театральный поклон, пошел вдоль стены.

Энтрери постоял немного, раздумывая. Он знал, где можно найти Калийю, и вскоре придумал, что ей сказать.

* * *
Калийа погладила лицо Париссы на рисунке. Она так живо помнила ее движения, запах. Ужасно, что они больше никогда не увидятся. Голубые глаза девушки вновь наполнились слезами.

Внезапно распахнулась дверь, Калийа подавила готовые пролиться слезы и резко обернулась. В комнате стоял Артемис Энтрери.

– Я постучал, – сказал он. – Не хотел тебя пугать.

Калийа вскочила и подбежала к нему.

– Я не ждала тебя, – сказала она, надеясь, что ее волнение не выглядит слишком наигранным.

Обвив руками шею любовника, она крепко поцеловала его.

Он ответил еще более жарким поцелуем.

– Планы изменились, – сказал он после долгого молчания. – Меня вновь захватил ураган по имени Джарлакс.

– Вам пришлось бежать из Гелиогабалуса?

Он улыбнулся.

– Из-за Нелликта или Гарета?

– Да, – ответил он с улыбкой и снова поцеловал ее. Однако она тут же отстранилась.

– Что будешь теперь делать? Куда нам податься?

– Не «нам», – поправил Энтрери. – Я отправляюсь прямиком на север. В замок у Палишука.

Калийа наморщила лоб, явно не понимая.

– Все устроится, и очень скоро, – обнадежил он.

– Тогда я еду с тобой.

Энтрери отрицательно замотал головой, даже не дав ей договорить.

– Нет, ты нужна мне здесь. Может так случиться, что тебе придется быть моими глазами, но, если станет известно, что мы заодно, ничего не получится.

– Нас же многие видели вместе, – напомнила она.

– Такие связи – обычное дело, они длятся недолго и заканчиваются ничем.

– Именно так ты к этому и относишься? – голосом, не предвещавшим ничего хорошего, спросила она.

– Разве важно, как отношусь к этому я? – усмехнулся он. – Важно, что думают и будут думать о нас другие. Пусть считают, что у нас был короткий бурный роман, но в Бладстоун-Виллидже дорожки наши разошлись и каждый теперь живет своей жизнью.

Задумавшись ненадолго, Калийа сказала, решительно тряхнув головой:

– Лучше я поеду с тобой, – и повернулась, чтобы взять дорожный мешок.

– Нет, – ответил он тоном, не терпящим возражений. К счастью, она стояла спиной, и он не видел, как злая гримаса перекосила ее лицо.

– Это неразумно, к тому же я не собираюсь подвергать тебя такой опасности, – объяснил он. – Да и отказываться от преимущества иметь тебя тайным союзником тоже не хочу.

– Преимущества?! – резко обернувшись, воскликнула Калийа. – Это все, что имеет для тебя значение? Преимущество? Ты готов отказываться от радостей жизни, чтобы иметь преимущества, которые могут никогда не понадобиться?

– Ну, если ты так на это смотришь, то да.

Калийа вытянулась в струну, будто он ее ударил.

– Я не допущу, чтобы мои чувства или жажда удовольствий довели нас обоих до беды, – продолжал Энтрери. – Будущее темно, но я верю, что скоро все прояснится. – Голос его изменился: суровые нотки ушли, он говорил серьезно, с хрипотцой: – Я не хочу обречь нас обоих на гибель из-за легкомысленного потакания своим желаниям. Но разлука продлится недолго, – возможно, не дольше, чем мы планировали с самого начала.

– Или ты без меня погибнешь на севере.

– В этом случае я буду вдвойне рад, что не взял тебя с собой.

Калийа молчала, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Злиться ли на него? Считать себя оскорбленной? Или быть признательной за то, что заботу о ней он ставит выше своих желаний?

Ощущение было такое, словно она запуталась в паутине и сами ее чувства будто вели с ней двойную игру.

– Я пришел к тебе не спорить, – наконец произнес он ровным голосом.

– Тогда зачем ты явился? Переспать в последний раз, прежде чем исчезнуть из моей жизни?

– К сожалению, на это нет времени, – ответил он. – И я не собираюсь исчезать из твоей жизни. Все это скоро закончится. Но я решил, что должен держать тебя в курсе моих передвижений.

– И должен сказать, что, вероятнее всего, погибнешь от другой руки? – спросила она и с мстительным чувством подумала, что будет, если Энтрери поймет двусмысленность ее слов.

Но он, похоже, не понял и медленно приблизился к ней.

Калийа бросила взгляд на кинжал у него на поясе.

Вдруг отворилась дверь и Джарлакс сунул голову в комнату.

– Ах, как хорошо, что вы на ногах, – сказал он, подмигнув.

– Ты же сказал, что у меня есть время! – зло процедил Энтрери, оборачиваясь к нему.

– Боюсь, я недооценил сообразительность наших врагов, – откликнулся дроу. – Поцелуй девочку на прощание – и бежим. И лучше бы мы это сделали уже давно.

Энтрери снова обернулся к Калийе, но целовать не стал, а взял ее руки в свои и сжал.

– Ненадолго, – негромко проговорил он и ушел вслед за темным эльфом.

Дверь за ними закрылась, но она еще долго стояла посреди комнаты, одолеваемая то страхом, то злостью. При взгляде на рисунок у нее в голове мелькнула мысль, что и Энтрери она тоже может потерять в холодных просторах Ваасы.

Но выбора не было. Оставалось лишь сжать зубы и ждать.

Часть 2 По деяниям или по крови

Я не создан быть правителем, ни мои стремления, ни наследственность, ни характер для этого не подходят. Здесь, в маленьком уголке большого мира, мне выпала скромная роль. Надеюсь, когда я умру, меня вспомнят те, чьи жизни были связаны с моей. Очень надеюсь, что вспомнят тепло.

Не исключено, что знавшие меня или те, кого коснулись битвы, в которых я участвовал, и дела, которые я совершил, расскажут своим детям о Дзирте До'Урдене. А может, и нет. Но почти наверняка дети этих детей уже забудут меня и имя мое затеряется на пыльных задворках истории. Однако мысль об этом ничуть не печалит меня, потому что мерой успеха в жизни я считаю ту ценность, которую мое существование обрело благодаря тем, кого я любил и кто любил меня. Я не гожусь на то, чтобы быть правителем или сверхчеловеком, – как, например, Эльминстер, настолько изменивший мир, что имя его будут помнить многие грядущие поколения.

Правители вроде моего друга Бренора устанавливают жизненный уклад своих современников и потомков, поэтому его имя и дела не умрут, а будут жить ещедолго, пока существует род Боевых Топоров, может, тысячу лет.

В общем, понятно, что я нередко размышляю о жизни короля, о том, о чем должен думать правитель, о гордости и благородстве, об эгоизме и самоотверженном служении.

Есть одна особенность, создающая пропасть между главой большого клана, вроде Бренора, и человеком, управляющим огромной страной. Для Бренора, живущего среди родни и друзей, «народ» и «благо» – синонимы. С каждым дворфом, человеком, эльфом, дроу, хафлингом или гномом, живущими в Мифрил Холле, Бренор тесно связан дружбой. Их беда – его беда, их радость – его радость. Он знает всех и каждого поименно, и все они – его большая семья.

Этого нельзя сказать о правителе большой страны. Как бы ни были хороши его намерения, каким искренним ни было бы его сердце, король, повелевающий тысячами и десятками тысяч, эмоционально отстранен от своих подданных, и чем их больше, тем глубже разрыв, пока люди не станут для него чем-то неживым – безликим числом, массой.

Король знает, что в таком-то городе живет десять тысяч, а в таком-то – пять, а вот в той деревне – всего пятьдесят человек. Но они ему никто – ни семья, ни друзья, даже лиц их он никогда не видел. Откуда ему знать об их мечтах и надеждах? А если они все же его волнуют, то он вынужден верить, что существуют некие общие для всех мечты и надежды. Добрый король всегда отдает себе отчет в том, что он тоже часть народа, а потому постарается сделать жизнь лучше для всех. Такой правитель понимает ответственность своего положения и благородство служения. И не важно, что руководит им при этом, быть может, эгоистические мотивы, может, он хочет быть любимым и почитаемым – пусть. Король, желающий, чтобы в доброй памяти народа сохранилось его служение, будет править мудро.

И наоборот, тот, чья власть держится на страхе перед ним или каким-то настоящим или вымышленным врагом, ничего не знает о благе. Матери Домов Мензоберранзана держат своих подданных в постоянном напряжении и страхе перед собой, перед своей Паучьей Богиней, перед множеством врагов, частично реальных, а частично выдуманных ради того, чтобы надежнее укрепить свое могущество. Найдется ли хоть кто-то, кто тепло вспомнит таких правительниц, исключая, конечно, тех, кого они привели к власти?

Самое главное право короля – затевать и вести войну, источник горестей всех мыслящих существ. В войне, быть может, яснее всего постигается, чего стоит правитель. И пусть ни один король не испытает физических страданий вместе с раненым солдатом, но добрый король знает, что душа у него всю жизнь будет болеть за чужие раны, и потому будет стараться не подвергать своих бойцов ненужным страданиям.

Думая о своих подданных в целом, добрый король никогда не забудет, что массу образуют люди. И если какой-то из его генералов станет хвастать, что ради одержанной победы погибло всего десять человек, радость хорошего правителя будет все же омрачена скорбью по этим десяти.

Только при таком отношении к людям правитель сможет сделать верный выбор. Лишь представляя, как отразятся последствия его решений не на королевстве в целом, а на отдельном человеке, на том десятке или пяти тысячах, которые принесут себя в жертву или будут страдать во имя его или во имя общих интересов, он осознает всю ответственность этих решений.

Король, чувствующий страдания раненого, голод ребенка, горе родителя, потерявшего дитя, поставит страну выше короны, а народ – выше себя. Без подобного сострадания любой человек, даже будь он до этого кристально чист душой, станет тираном.

Если бы только народ мог выбирать себе правителей! Если бы люди могли заглянуть в сердце того, кто станет ими повелевать!

При условии справедливого выбора король воплотил бы в себе желания и чаяния народа, вместо того чтобы пробуждать в людях низкие страсти и стремления. Тогда народ и корона превратились бы в единое целое и, как большая семья или добрые друзья, делили бы все горести и радости.

Но я не слышал, чтобы где-либо в подлунном мире народ мог избрать себе короля. Все решает голубая кровь или свершения, и народу остается лишь надеяться, что взошедший на престол человек окажется наделен сочувствием и, правя, будет помнить о ранах каждого солдата.

Рядом с Мифрил Холлом растет и набирает силу необычное королевство. В нем единолично правит орк, Обальд Многострельный, оказавшийся совсем не таким простым, как думали о нем я, Бренор или наши друзья. Похоже, он решительно разрушил представления об ограниченности собственной расы.

Так мне хочется верить, и потому мое понимание действий Обальда, вероятно, искажено надеждой на лучшее. Но ведь все-таки он, вопреки нашим ожиданиям, прекратил наступление, предотвратив тем самым верную гибель тысяч соплеменников.

Возможно, в этом крылся простейший расчет: король орков понял, что одним махом задуманного все равно не достичь, и потому перешел в оборону, чтобы сохранить хотя бы то, что уже завоевано. И вероятно, в дальнейшем, если никто не вторгнется в его владения, он соберется с силами и нападет вновь. Но мне хочется верить, что причина в ином; мне хочется верить, что орочьему королю достало сострадания (или честолюбивого желания, чтобы его имя в будущем вспоминали не только со страхом, но и с благодарностью), вопреки тому, что этой расе оно несвойственно. Мне хочется верить, что завоевательные притязания Обальда несколько умерили осознание того, каких это потребует жертв.

Но знать это наверняка я не могу. Я понимаю, что слишком смело предполагать в орке такое благородство души, что возвысило бы его даже над многими правителями среди людей. Боюсь, Обальд остановился лишь потому, что понял: дальше пути нет, он может потерять и то, что уже захватил. Наверное, боевую машину орка все же застопорило не сострадание, а расчет.

Даже если и так, все равно это исключительный случай. Пусть расчет остановил волну захватчиков и заставил их вместо продолжения нашествия созидать королевство, быть может, таким образом практичность стала первым шажком на пути к гуманности? Может, со временем это приведет их к более совершенному обществу?

Это все мои надежды. Конечно, прямой восходящей дороги не будет. Даже в чудесном городе госпожи Аластриэль, Серебристой Луне, движение вперед неизбежно сопровождалось временными отступлениями. Может, так и не дождавшись всеобщего благоденствия, этот мир прекратит свое существование.

Значит, будет так. Но ведь главное – это стремление.

Однако надеяться я не перестаю, хотя надежду иногда омрачает страх, что все это – игра, причемигра, в которой преуспевают именно те, кто ставит себя выше всех остальных. Путь к короне – жесток, человеку с мягким сердцем трудно его пройти. Тот, кто живет ради других, часто становится жертвой мошенника, преследующего сугубо личную выгоду.

Но те, кто проходит этот путь до конца и чувствует на своих плечах тяжесть власти, должны прислушиваться к голосу совести.

Сочувствуйте ранам своих солдат, короли.

Сопереживайте печалям своих подданных.

Нет, я не создан быть правителем, у меня другие стремления и характер. Сердце короля Дзирта До'Урдена потеряло бы покой из-за гибели даже единственного солдата. Добрым правителям я не завидую, но страшусь тех, кто не сознает, что у каждого в массе подданных есть имя и что главное завоевание того, кто высоко вознесся, – любовь и благодарность народа, ради блага которого он живет.

Дзирт До'Урден

Глава 10 Замок Д'эрт

День для этого времени года выдался необычно теплый, хотя и пасмурный. Лишь перед самым заходом солнца холодные порывы северного ветра с Великого Ледника, подобно мертвым холодным пальцам короля-колдуна, разорвали облака, и жители Палишука смогли полюбоваться восхитительным багровым закатом. Но когда первые звездочки замигали в ночном небе, стало так холодно, что все попрятались в дома, поближе к очагам с горящим торфом.

Только Уингэм и Аррайан не ушли в тепло. Они стояли рядышком на северной стене города и задумчиво глядели на расстилающуюся впереди темную равнину, где серебром блестели в лунном свете лужицы и ручейки, похожие на вены какого-то огромного спящего зверя.

– Как думаешь, до первых снегов еще будет оттепель? – обратилась к старику Аррайан.

– Я помню годы, когда холода приходили еще раньше, – отозвался Уингэм. – А в один год даже и оттепели никакой не было!

– Да, знаю, в тысяча триста тридцать седьмом, – нетерпеливо подхватила девушка, которая не раз уже слышала от дяди рассказы о двухлетней зиме. – В год Странствующей Девы.

Старый полуорк лишь усмехнулся ее раздраженному тону.

– Говорили, что виной тому был огромный белый дракон, – поддразнил он ее: такими словами начиналось множество баек о том давнем холодном лете.

Аррайан закатила глаза, и он, рассмеявшись, обнял ее за плечи.

– Наверное, о нынешней зиме языками будут чесать еще дольше, – после недолгого молчания сказала она, волнуясь, и с изрезанного морщинами лица Уингэма сразу сошла улыбка.

Он еще крепче обнял ее, а девушка плотнее натянула отороченный мехом капюшон.

– Да, год выдался богатым на события, – согласился старик. – К счастью, он хорошо закончи… продолжается, – поправился он, поймав испуганный взгляд племянницы.

И впрямь они полагали, что все хорошо закончилось с гибелью драколичи, но пару дней назад прибыли Артемис Энтрери и Джарлакс. Они примчались в Палишук на страшных черных жеребцах с объятыми пламенем копытами, грохотавшими по промерзшей земле.

Их, само собой, приняли с радостью, как героев. Оба они, как и Аррайан с Ольгерханом,заслужили почет, а также бесплатные жилье и стол в Палишуке до конца жизни. Многие боролись за право принять их, пока герои в городе.

И как быстро все изменилось!

Задерживаться друзья не стали. Они лишь проехали через город на пути к цели – замку Д'эрт, как назвал его Джарлакс. Теперь это был их замок, тронное место, центр будущего королевства.

Будущее королевство. Понятно, что оно окружит Палишук или даже захватит город.

Ответов на многочисленные вопросы ошеломленных старшин города друзья так и не дали. Джарлакс заявил только:

– Мы любим и уважаем жителей Палишука и надеемся, что вы останетесь нашими добрыми друзьями и во время предстоящих приключений.

И с этими словами оба были таковы, адские кони унесли их через северные ворота. Хоть некоторые из старшин настаивали, что необходимо все выяснить, никто так и не решился пуститься в погоню.

Они скрылись в замке, и с тех пор палишукские разведчики то и дело сообщали, что какие-то неясные фигуры были замечены у его мощных стен, а над зубцами и башнями иногда взлетают и снова прячутся горгульи.

Аррайан посмотрела на стражников городских укреплений, несших караул в напряженном ожидании. Число их было увеличено вдвое в сравнении с обычным.

– Думаешь, они нападут? – спросила она.

– Кто «они»?

– Горгульи. Мне рассказывали, как они налетели на город, пока я была в замке. Как считаешь, Палишук ждет новое сражение?

Уингэм посмотрел вдаль, подумал и покачал головой.

– Разведчики доносили, что видели горгулий только глубокой ночью, – сказал он. – Могу себе представить, как страшно сидеть там, под стенами, среди ночи, чего только не привидится.

Аррайан вопросительно поглядела на него:

– Но даже если все правда и Джарлакс с Энтрери вновь оживили замок, нападения с их стороны я не опасаюсь. Иначе зачем бы им останавливаться в Палишуке и заверять нас в своей дружбе?

– Чтобы усыпить бдительность.

Уингэм усмехнулся, взглянув на усиленный дозор на стенах.

– Полагаю, если бы они проехали мимо города, вернули замок к жизни и напали, сейчас никакой стражи уже не осталось бы вовсе.

Девушка подумала немного, потом взглянула на старика с улыбкой:

– А тебе интересно, что будет дальше?

– Даже больше, чем тебе, – с плутоватой усмешкой ответил полуорк. – Ты не позовешь Ольгерхана? Пожалуй, с ним мы будем чувствовать себя спокойнее, посещая наших бывших друзей.

– Бывших?

– Правда, они уверяют, что до сих пор наши друзья.

– Будем надеяться.

Уингэм улыбнулся в ответ, и Аррайан пошла к лестнице.

– Замок Д'эрт, – пробормотал старик себе под нос. – Ничего, кроме неприятностей, это не предвещает.

* * *
А в это время с противоположной стороны двое смотрели как раз туда, где стояли Аррайан и Уингэм, хотя никто из них об этом не подозревал. Джарлакс и Энтрери устроились на южной стене волшебного замка, но, несмотря на холод, они не кутались в толстые шерстяные плащи, потому что дроу, обожавший все необычное, водрузил на камень между собой и приятелем небольшой красный шар, который по слову хозяина вспыхнул и начал излучать тепло, согревая все вокруг не хуже костра. Этого тепла хватало, чтобы не обращать внимания на холодные порывы ветра, еще более свирепого здесь, на высоте тридцати футов.

– И что теперь? – спросил Энтрери, которому надоело молча сидеть и созерцать тусклые далекие огни Палишука.

– Все началось с тебя, – заметил Джарлакс.

– Мы сбежали от Цитадели. Лучше было бы сразиться на улицах Гелиогабалуса.

– Дело не только в Цитадели, тут все гораздо серьезнее, – очень спокойно проговорил Джарлакс – именно этот самоуверенный тон так выводил из себя Энтрери. Он по опыту знал: если Джарлакс так спокойно о чем-то рассуждает, жди беды.

– Мы разворошили осиное гнездо, – согласился он, – стравив, можно сказать, короля и Нелликта. Надо решить, на чьей мы стороне.

– А ты бы кого выбрал?

– Гарета.

– По зову совести?

– Из практических соображений. Если разгорится открытая война между Цитаделью Убийц и королем, Гарет победит. Я уже видел нечто подобное в Калимпорте, а ты – в Мензоберранзане. Когда подпольная организация начинает вести себя слишком нагло по отношению к законной власти, ей хорошенько дают сдачи.

– Ты всерьез веришь, что король Гарет уничтожит Нелликта с его Цитаделью? Выгонит их из Бладстоуна?

Поразмыслив немного, Энтрери покачал головой:

– Нет. Но он очистит от них улицы и вновь загонит в норы. Некоторые из убежищ, конечно, уничтожит. Кого-то из главарей убьют, кого-то заточат в тюрьму. Но полностью Гарет от них не избавится. Так не бывает. – Снова помолчав, он фыркнул: – Да и вряд ли захотел бы избавиться.

Энтрери заметил, как на лице Джарлакса, следившего за ним уголком глаза, промелькнула усмешка.

– Король Гарет благочестив, – заметил дроу. – Ты что же, сомневаешься в чистоте его помыслов?

– Кому какое дело, сомневаюсь я или нет? Но пока Цитадель хозяйничает где-то на задворках, Гарету и его друзьям это только на руку – народ Дамары будет помнить, кого можно получить взамен их геройского правителя. Возможно, он не такой, как Эллери, и иметь дел с наемными убийцами не станет, но все равно он их использует – такова уж природа власти.

– Как цинично ты смотришь на мир.

– Поверь мне, научен опытом. Все так и происходит.

– Да я ж не спорю.

– А по-моему, ты считаешь Гарета непогрешимым.

– Нет, я считаю его слишком предсказуемым, потому что он руководствуется не выгодой, а принципами – не важно, разумными или нет. Ведь окончательный план Гарета всегда можно просчитать, разве нет? Может, существование Цитадели ему и выгодно, но он так ослеплен принципами добропорядочности, что вряд ли когда-либо признается себе в этом.

– Ты так и не ответил на мой вопрос, – напомнил Энтрери. – Нам-то что делать?

– Это же очевидно.

– Так просвети меня.

– Как всегда.

– Давай.

– Само собой, мы провозгласим независимость от короля Гарета, – со вздохом ответил Джарлакс, словно растолковывал простейшие вещи.

* * *
Внизу, вблизи пещеры, где покоились кости Черного Уршулы, Киммуриэль Облодра совещался со своими помощниками, излагая план защиты замка на случай нападения со стороны ворот и стен, а главное, организованного и быстрого отступления в пещеру. Здесь слабым голубым светом светился магический портал. Сквозь него прибывали все новые воины Бреган Д'эрт, а с ними полчища гоблинов, кобольдов и орков, тащивших припасы, оружие и мебель, в основном сделанную из твердых подземных грибов.

Прибывающие шли непрерывным потоком, а другие дроу отправлялись обратно и выходили в такой же портал, но расположенный в лабиринте туннелей Клорифты, огромной расщелины в Мензоберранзане, где и находилась штаб-квартира Бреган Д'эрт.

– И чем быстрее мы уйдем, тем лучше, – сказал один из лейтенантов.

Остальные согласно закивали, а Киммуриэль изучающе поглядел на него.

– Выкладывай все, что думаешь, – велел он.

– Здесь неприятно находиться, – ответил дроу. – Какая-то чуждая энергия.

– Что же, ты энергии боишься?

– Решетка на главных воротах… зарастает, – подхватил другой темный эльф. – Она была повреждена, а сейчас как будто сама себя чинит. Этот замок – не мертвое сооружение, а живое магическое существо.

– И разве это место так уж сильно отличается от башни Креншинибона? – добавил первый.

– Хочешь сказать, не повторяет ли Джарлакс свою ошибку? – спросил Киммуриэль, но лейтенанты промолчали. – Не знаю, – честно сознался псионик. – Хотя мне кажется, что сейчас он действует по собственной воле. Если бы я так не думал, никогда не привел бы вас в это проклятое место. – И он поглядел на портал, из которого появилась очередная группа гоблинов, тащивших свернутые ковры и драпировки. – Правда, он распознал мою хитрость…

– Перемещаемся налегке, – согласился кто-то из помощников.

Один из четырех гоблинов, тащивших сделанный из гриба сундук, споткнулся, все упали, сундук раскололся. К уродцам тотчас подскочили надзиратели-дроу и принялись хлестать несчастных плетками, пока те ползали на коленях, собирая обломки.

Как и велел Киммуриэль, в замок ничего ценного не доставляли, только тряпки да дешевую мебель. Ну и, само собой, расходный материал, «пушечное мясо» – гоблинов, орков и кобольдов, которых темные эльфы ценили едва ли выше грошовых вещей.

* * *
– Независимость? – эхом повторил Артемис Энтрери после минуты ошеломленного молчания. – А почему просто не покинуть Бладстоун?

– И взять с собой замок?

Энтрери умолк, все, наконец, уразумев.

– Так ты говорил серьезно, когда предупреждал палишукцев, чтобы они не вмешивались?

– Надо придумать, как мы назовем наше королевство, – сказал Джарлакс, не отвечая на вопрос, словно все уже и так было ясно. – Какие будут предложения?

Энтрери смотрел на него так, будто не верил своим ушам.

– Перчатка брошена. Ты сам спровоцировал Нелликта, когда не стал убивать торговца.

Убийца стиснул зубы.

– Или он был недостоин твоего клинка? – продолжал Джарлакс. – А может, не заслуживал смерти?

Товарищ посмотрел на него с ненавистью.

– Так я и думал, – проговорил дроу. – Не нашел лучше времени, чтобы внять голосу совести? Но сейчас это не важно, так или иначе, все уже случилось. Может, даже и хорошо, что Нелликт пока не знает, с кем на самом деле столкнулся.

– И с кем же? С парой самонадеянных дураков, горсткой горгулий и не желающим помирать драконом, которого мы к тому же едва держим в узде?

– А ты приглядись, – лукаво подмигнул Джарлакс и взглядом показал на сторожевую башню правее ворот. Там кто-то бесшумно двигался, почти неотличимый от тени.

Энтрери понял, что это дроу, и метнул в Джарлакса острый взгляд:

– Там Киммуриэль?

– Это Бреган Д'эрт. Кроме того, через магический портал постоянно поступают порции свежих способных рабов. Ведь если затевать войну, дружище, без армии не обойтись.

– Затевать войну?

– Была надежда, что все окажется значительно легче, дело будет сделано без нашего вмешательства, – сказал Джарлакс. – Я думал, нам удастся заставить двух хищников – Цитадель и короля – сожрать друг друга. Но ты уж слишком поторопился.

– И теперь ты хочешь развязать войну?

– Не хочу, – уточнил дроу, – но вероятность такая есть. Если Нелликт нападет, мы его отбросим.

– Используешь дроу, Уршулу и все остальное?

– Все, что только возможно. С Нелликтом нельзя торговаться.

– Так давай просто уедем.

Похоже, мысль об этом в голову Джарлаксу даже не приходила. Он прислонился к стене и долго молча смотрел в темноту, в которой еще светились огни Палишука да робко мерцали звезды.

– Нет, – наконец ответил он.

– Мир огромный, мы вполне можем затеряться. Здесь нам, похоже, больше не рады.

– Только Нелликт.

– Этого достаточно.

– Мы можем исчезнуть в любой момент, – покачал головой дроу, – спасибо Киммуриэлю. Но сейчас я не хочу никуда уезжать. Мне тут нравится. – Он улыбнулся, и Энтрери фыркнул в ответ. – А потом, подумай о Калийе, друг мой. Вспомни, что есть вещи, за которые стоит бороться.

– Ты придумываешь препятствия на пустом месте. Калийа не усадьба и не замок, ничто не мешает ей отправиться с нами. Так что это не причина.

Джарлакс согласно наклонил голову, но по его улыбке Энтрери понял, что это пустой спор. Просто дроу здесь нравилось, и этого, очевидно, было достаточно.

Он снова поглядел в сторону угловой башни и, хотя и не заметил никакого движения, уже не сомневался, что друзья Джарлакса там. Он вспомнил о событиях в Калимпорте, где Бреган Д'эрт устроила подлинный переворот, уничтожив гильдии, десятилетиями державшие город в своих руках, и без особого труда добившись полного перераспределения сил.

Может, нечто похожее ждет и Бладстоун?

Или Джарлакс вынашивает еще более зловещие планы? Например, создать королевство, способное соперничать с Дамарой. Королевство, защищать которое будет армия дроу, огромное количество рабов, жизни которых никто не считает, отряды нежити и горгулий, да еще, возможно, могучий драколичи.

У Энтрери холодок пробежал по спине, и вовсе не от северного ветра.

* * *
– Вон горгулья, – указала Аррайан, заметив крылатую фигуру, перелетевшую с одной башни замка на другую. – Замок снова живет.

– Будь они прокляты! – проворчал Ольгерхан, а Уингэм лишь вздохнул.

– Сами виноваты, не надо было так верить дроу, – сказала девушка.

– Как часто я слышал подобные слова о полуорках, – не преминул заметить ей дядя, и молодые люди посмотрели на него с удивлением.

– Но замок действует, – возразил Ольгерхан.

– А Палишук стоит себе спокойно, – парировал старик, – как и обещал Джарлакс.

– Ты веришь дроу на слово? – спросил Ольгерхан.

– А у нас есть выбор? – пожал плечами Уингэм.

– Один раз мы уже победили замок! – прорычал молодой полуорк, угрожающе тряхнув кулаком.

– Вы победили ожившее здание, не умеющее думать, – уточнил старик. – Теперь у него есть мозг.

– Причем намного более проницательный, чем наш, – добавила Аррайан. – Они спасли меня от Кантана. Они вернули тебя к жизни с помощью кинжала Энтрери. – Девушка повернулась к возлюбленному, и тот слегка смутился. – Джарлакс сразу разобрался в том, чего не поняли до конца ни я, ни чародей Кантан. Не удивлюсь, если уже тогда он хотел не разрушить замок, а подчинить его себе.

– И вот его замок стоит здесь, неприступный и суровый, на юге – король Гарет, а Палишук – посередке, – негромко проговорил Уингэм.

– Да, все повторяется, – печально поддержала его Аррайан, – как во времена Женги.

* * *
– Я уже больше не удивляюсь неуклюжести верхних народов, – обратился к Джарлаксу Киммуриэль Облодра.

Они стояли недалеко от того места, где Джарлакс незадолго до этого беседовал с Артемисом Энтрери, и тоже глядели на юг, только внимание их было направлено не на сам город. Псионик указывал начальнику на группу голых деревьев у подножия небольшого холма, где, как он утверждал, прятались три полуорка.

– Среди них чародейка. Не слишком умна, да и сил не так много.

– Это Аррайан, – сообразил Джарлакс. – Небесполезная, к тому же миленькая, глаз на ней отдыхает – надо сказать, большая редкость среди орочьих полукровок.

– Похоже, город не слишком поверил твоим обещаниям.

– Понятная предосторожность, за что же их упрекать?

– Они поймут, что замок пришел в движение. Горгульи все время летают.

Джарлакс кивнул, подтверждая, что это происходит с его ведома.

– Наших дозорных они видели? Знают уже, что я здесь не единственный дроу?

Киммуриэль вздернул подбородок с оскорбленным видом: разве столь жалкие создания могут увидеть темного эльфа, если только тот сам этого не захочет?!

– Так пусть знают, – велел Джарлакс. Киммуриэль метнул в него изумленный взгляд.

– Хочешь как следует их запугать? – спросил он. – Но запугивание – признак дипломатической слабости.

– Рано или поздно Палишуку придется делать выбор.

– Между Джарлаксом…

– Королем Артемисом Первым, – с усмешкой перебил главарь наемников.

– Джарлаксом, – с нажимом произнес Киммуриэль, – и королем Гаретом?

– Надеюсь, что нет. Сомневаюсь, что Гарет поспешит выступить на север, а вот Цитадель Убийц уже наверняка внедряется в Палишук. Надеюсь, что жителям хватит ума не оказывать поддержки людям Нелликта.

– Потому что будут больше бояться Джарлакса с его темными эльфами?

– Естественно.

– Когда прибудет король Гарет, твои запугивания обернутся против тебя, – предостерег Киммуриэль.

– К тому времени, полагаю, Нелликт уже не будет представлять опасности, – помолчав, ответил Джарлакс, – а мы успеем завоевать некоторое доверие полуорков. А если доверие еще будет подкреплено страхом, они не пустят сюда короля Гарета.

Киммуриэль с сомнением покачал головой, глядя на юго-запад.

– Покажем им, – сказал Джарлакс, – и пусть идут своей дорогой.

Киммуриэль не стал задавать лишних вопросов. В беседах со своими заместителями он был честен. Он действительно считал, что замысел этой авантюры принадлежит самому Джарлаксу, который, как не забывал повторять себе псионик, уже несколько столетий не только остается жив и здоров, но и извлекает выгоду из всех интриг и козней не только в Мензоберранзане, но и в других местах, куда заносит его судьба или собственная прихоть. Если не считать едва не закончившуюся крахом затею в Калимпорте, разве когда-нибудь Джарлакс ошибался?

А та неудача, в который раз напомнил себе псионик, произошла потому, что волю главаря частично подчинил себе могущественный кристалл Креншинибон.

Однако успокоить подчиненных будет не так легко. Киммуриэль довольно хорошо ознакомился со всеми событиями последних лет в Бладстоуне и прекрасно понял, какую силу представляет собой король Гарет Драконобор.

Да и Джарлакс, судя по его действиям, тоже пытается подстраховаться. Приказав Киммуриэлю собрать все силы, сам он не пожелал становиться во главе Бреган Д'эрт. Несмотря на внешнюю самоуверенность, Джарлакс держится в тени, оставив руководство за псиоником. Он словно пытается защитить себя от собственной самоуверенности.

Чувствуя себя польщенным, Киммуриэль поклонился Джарлаксу и ушел.

Глава 11 Приманка

Юркнув в дверь таверны, Джуримо Паскадедл привалился к стене и вздохнул с облегчением. Там, на улице, кто-то из его товарищей валяется мертвый, кто-то искалеченный, а других потащили с собой эти гады из Дозорных.

Как же сейчас радовался Джуримо, что его оставили в тылу, чтобы прикрывать агентов Цитадели, которым поручено было окружить темного эльфа и его товарища.

– Дозорные! – с отвращением процедил он.

Внезапно дверь в шаге от него с шумом распахнулась, и в нее с криком влетел маленький человечек. Это оказался Киникип, низенький, худощавый (по меркам хафлингов) маленький негодяй, весьма уважаемый в Цитадели. Киникип был виртуозом перевоплощения и даже обучал этому искусству новичков. Именно благодаря ему организация проворачивала большинство дел в Гелиогабалусе. Года два он потратил на то, чтобы целиком вжиться в образ бесприютного бродяги, но сейчас, ясное дело, его раскусили. Джуримо успел заметить и разодранную рубашку, и кровь на левом плече, и проплешину на голове – из темных волос хафлинга кто-то выдрал довольно большой клок.

Ввалившись в таверну, Киникип заметил Джуримо, и тот чуть не потерял сознание от страха. Однако опытный хафлинг сразу отвел взгляд, ничем не выдав, что знает прислонившегося к стене человека.

За спиной коротышки раздался резкий свист, и внутрь влетели, рассекая воздух, три черных вращающихся железных шара на шнурах. Промелькнув перед самым носом перепуганного Джуримо, они настигли хафлинга. Шнуры обвились вокруг его ног и талии, а шары ударили с такой силой, что послышался хруст костей бедняги.

Киникип рухнул как подкошенный и задергался на полу, плача от боли. Посетители, опрокидывая столы, повскакивали, торопясь убраться как можно дальше от него.

В таверну вошли эльф и женщина, оба одетые в темную кожу. Вид их не предвещал ничего хорошего. У эльфа на бедре висел меч, очевидно, боло метнул именно он, поскольку сразу направился к хафлингу, чтобы забрать оружие. На женщине была крест-накрест надета портупея, в которой поблескивал полный комплект метательных ножей. Походка ее, как и эльфа, выдавала профессионального бойца, всю жизнь проведшего в тренировках.

Эльф, не церемонясь, резко дернул веревки, высвобождая боло, и хафлинг взвыл от боли.

Джуримо потупился и тихонько двинулся к двери. Женщина окликнула его, но он пригнул голову и пулей выскочил наружу.

Однако на улице путь ему преградил какой-то человек в грязных обносках. Джуримо попытался его обойти, но тот остановил его, уперев руку в грудь. Только убийца изобразил на лице недоумение, как незнакомец без малейшего усилия толкнул его, и парень, влетев обратно внутрь таверны, оказался совсем рядом с суровой женщиной.

– Ч-чего вы на меня набросились? – заикаясь, спросил Джуримо, жалко озираясь.

– Этот? – спросила женщина у своего товарища, будто не слышала робкого протеста Джуримо.

Эльф вместо ответа наступил ногой на бедро хафлинга, издавшего истошный крик, и повторил вопрос:

– Этот?

Киникип корчился, но молчал. Тогда эльф надавил сильнее, но хафлинг лишь застонал.

– Что все это значит? – снова подал голос Джуримо, предусмотрительно пятясь от женщины.

В таверне уже поднялся недовольный ропот, людей возмутила жестокость незнакомцев, и у Джуримо мелькнула слабая надежда на поддержку посетителей.

Женщина перевела взгляд с него на бродягу в лохмотьях и спросила:

– Этот, мастер Кейн?

Ропот смолк в одно мгновение, повисла такая непроницаемая тишина, что ее, казалось, можно было пощупать.

У Джуримо дыхание перехватило от ужаса, когда мастер Кейн подошел к нему вплотную и вперил в него взгляд. Он смотрел долго, Джуримо пытался отвести глаза, но почему-то не мог. Чувствуя себя совершенно беззащитным, он стоял перед знаменитым монахом, а тот будто пронизывал его насквозь своим взглядом.

– Ты принадлежишь к Цитадели Убийц, – наконец проговорил Кейн.

Джуримо принялся бормотать что-то нечленораздельное, невольно кивая, хотя ему хотелось изо всех сил мотать головой, а Кейн молча стоял и смотрел на него.

Убийце не хватало воздуха, казалось, стены сдвинулись и сейчас задавят его. Панический страх душил его: он раскрыт, Кейн ничего не спрашивал, но все о нем знает! А его глаза!

На спине за поясом у Джуримо был спрятан маленький нож, а он даже не попытался его достать. У него и в мыслях не было попробовать сразиться с этим чудовищным человеком! Мыслей вообще не было никаких, он только судорожно искал спасения, стреляя глазами вокруг. Внезапно вскрикнув, парень ринулся к выходу.

У лица мелькнул набалдашник белоснежного посоха и ткнул ему под подбородок. Рот мгновенно наполнился сладковатым теплым вкусом крови. Посох же скользнул у Джуримо под мышкой, а сзади Кейн, чего парень видеть не мог, резко дернул другой конец палки. Рывок чудовищной силы подбросил Джуримо в воздух, перевернул, и убийца упал навзничь у ног монаха. Он тут же попытался встать, приподнявшись на локтях, но Кейн ударил его в лоб концом посоха, и он снова растянулся на полу.

– Заберите обоих во дворец, – велел монах.

– Этому, пожалуй, понадобится помощь жрецов, возможно, самого брата Дугальда, – заметил эльф, глядя на хафлинга.

Кейн безразлично пожал плечами. Что ж, может, его и подлечат, и тогда он сможет дойти до виселицы своими ногами.

* * *
Незнакомец был одет отменно даже по меркам дамарской знати, оставаясь при этом чистокровным орком. Держался он с необычайным достоинством, как королевский посланник или дворецкий какого-нибудь аристократического дома Глубоководья. Все это стражники-полуорки на северной стене Палишука подметили, наблюдая за приближением необычного гостя. Несколько луков нацелились на него, но орка, казалось, это ничуть не смутило, и, подойдя к воротам и отвесив церемонный поклон, он показал стражникам туго скрученный свиток.

– Мое почтение, – проговорил он на превосходном общем языке с каким-то странным акцентом. Обычно орки гнусавят из-за того, что носы у них сплюснутые, с большими ноздрями, а этот говорил манерно. – Покорнейше прошу пропустить меня в ваш достойнейший город, а если это невозможно, то прошу позвать ваших предводителей.

– А что у тебя за дело? – гаркнул один из стражников.

– Вполне очевидно, что это послание, сударь, – ответил орк, поднимая руку со свитком, – и мой господин уполномочил меня прочитать его один-единственный раз.

– Тогда прочитай его нам, и мы, быть может, пропустим тебя, – предложил стражник, – а может, и нет.

– А может, пригласим Уингэма и Совет, – подхватил второй.

– А может, и нет, – добавил первый.

Орк с достоинством выпрямился, подбоченясь, но разворачивать пергамент не стал.

– Ну? – поторопил его стражник.

– Мой господин уполномочил меня прочесть послание один-единственный раз, – повторил орк.

– Тогда тебе не повезло, – объявил стражник, – потому что мы не пустим тебя в город и не станем попусту беспокоить Совет, пока не узнаем, что тебе нужно.

– Я подожду.

– Долго же тебе придется ждать, чистокровный!

Орк равнодушно пожал плечами.

– Дурак, ты ж до смерти замерзнешь, стоя у ворот.

– Это лучше, чем ослушаться господина, – невозмутимо ответил орк, и стражники удивленно переглянулись.

Орк тем временем поплотнее закутался в роскошный, отороченный мехом плащ и повернулся спиной к ветру.

– Кто же твой господин, что ты готов из-за него замерзнуть?

– Его величество Артемис Первый, разумеется.

Стражник выпучил глаза и беззвучно повторил слова орка. Оглянувшись на товарищей, он увидел, что они ошеломлены не меньше.

– Тебя послал Артемис Энтрери? – спросил он.

– Безусловно, нет, простолюдин, – ответил орк. – Говорить с королем я недостоин. Я служу лорду Джарлаксу.

Оба старших солдата скрылись за стеной.

– Проклятые чужаки с самого начала все это придумали. Устроили себе здесь королевство, – пробормотал один.

– Создать королевство и просто объявить об этом – разные вещи, – возразил второй.

– А откуда тогда они взяли этого? – мотнул первый головой в сторону орка. – Только погляди на него и послушай, как говорит. Он не из тех, на которых охотятся в тундре любители наживы.

К ним подошел третий стражник.

– Я иду за Уингэмом и советниками, – объявил он. – Пусть сами посмотрят. И послушают, – добавил он, выглянув из-за стены.

Через полчаса на северной площади Уингэм, Аррайан, Ольгерхан, старейшины Палишука и большинство жителей города наблюдали, как странный гонец чинно входит в ворота.

– Только цветов не хватает, – шепнул Уингэм Аррайан, и та, несмотря на всю серьезность происходящего, не удержалась и хихикнула.

Не обращая ни малейшего внимания на смешки и перешептывания, орк прошествовал на середину площади, принял театральную позу, и широким жестом развернул пергамент, держа его обеими руками.

– Слушайте, слушайте! – провозгласил он. – Слушайте, добрые граждане Палишука в стране, ранее известной как Вааса!

Послышался гомон.

– Что значит «ранее известной»? – шепнул Уингэм.

– Никогда не верь дроу, – прошептал в свою очередь Ольгерхан, перегнувшись к нему через плечо Аррайан, которая сразу стала серьезной.

– Король Артемис Первый провозглашает вечные и нерушимые права Палишука и его жителей! – продолжал орк. – Его величество не притязает на ваш славный город, не требует дани и разрешает вам свободное перемещение по всем дорогам, мостам и открытым пространствам на всей территории Д'эрт.

– Д'эрт? – повторил Уингэм, покачивая головой. – Дроуское слово.

– Разумеется, исключая те дороги, мосты и пространства, что пролегают вблизи и внутри стен замка Д'эрт. Но даже там палишукцев будут рады принять по особому приглашению, – добавил он. – Никого из вас король Артемис не считает врагом, и он горячо желает, чтобы его правление было отмечено процветанием и благоденствием как д'эртианцев, так и палишукцев.

– Что он несет? – шепотом обратился Ольгерхан к старому полуорку.

– Полагаю, будет война, – ответил старик, много повидавший на своем веку.

– Это безумие, – шепнула Аррайан.

– Нельзя верить дроу, – назидательно повторил Ольгерхан.

Девушка поглядела на дядю, но тот пожал плечами и молча дослушал чтение грамоты, в конце которой в основном перечислялись эпитеты его величества короля Д'эрт Артемиса Первого – великий, несравненный, бесподобный и так далее.

Закончив чтение, орк отпустил нижний край пергамента, с шумом свернувшийся в тугую трубку, которую глашатай сунул под мышку, и принял горделивую позу.

Уингэм поглядел на стоявших кучкой старейшин, и те почтительно закивали ему, позволяя вести переговоры. Ничего необычного в этом не было: старый торговец был гораздо опытнее их в делах, не касавшихся внутренней жизни города. По крайней мере, таких, которые не предполагали немедленного сражения.

– Как зовут тебя, добрый господин? – обратился к посланнику Уингэм.

– Мое имя не имеет значения, – последовал ответ.

– Как же мне обращаться к тебе: «чистокровный господин» или «посланец Д'эрт»? – уточнил старик, отделяясь от толпы.

– Обращайся ко мне как к самому королю Артемису Первому, – заявил странный орк. – Ведь я всего лишь уста и уши его величества.

Уингэм переглянулся со старейшинами, но те либо усмехались, либо пожимали плечами.

– Просим тебя не пенять нам на наше смущение… король Артемис, – запнувшись, сказал Уингэм. – Это послание довольно неожиданно.

– Но почти то же самое вам было сказано десять дней назад, когда король Артемис и лорд Джарлакс проезжали через ваш славный город.

– Все же…

– Или вы не слышали его речей?

Уингэм молчал, боясь произнести неосторожное слово. Он хорошо помнил страшную ночную битву с горгульями и не хотел, чтобы повторилось что-то подобное.

– Ты должен согласиться, что провозглашение Ваасы…

– Д'эрт, – перебил его орк. – Слово «Вааса» может использоваться, когда речь идет о временах прошедших, а не о настоящем.

– Ты должен согласиться, что провозглашение королевства монархом и лордом, о которых до недавнего времени никто в Бладстоуне не слышал, – событие исключительное, – закончил Уингэм, стараясь говорить обтекаемо и не вступать в открытое противостояние. – И конечно, мы все изумлены, поскольку есть другой король, провозгласивший эту землю своей.

– Король Гарет правит в Дамаре, – поправил его орк. – Он официально не присоединил к своим владениям землю, ранее называвшуюся Ваасой, он лишь настаивал на том, чтобы очистить ее от «мрази», в числе коей он также подразумевает народ, кровь которого течет и в ваших жилах, добрый господин, или это не так?

Толпа полуорков заволновалась, начались громкие перешептывания.

– Но, разумеется, его величество предвидел ваше удивление, – продолжал орк – И наверное, еще более бурной, как считает лорд Джарлакс, станет встреча, ожидающая вашего гонца, который будет послан к Воротам Д'эрт, ранее известным как Ворота Ваасы, и далее через перевал Бладстоун в город с таким же названием. – И он протянул Уингэму другой свиток, скрепленный восковой печатью. – Король Артемис Первый лишь просит вас, и это, безусловно, в ваших же интересах, отправить гонца к королю Гарету и сообщить о рождении королевства Д'эрт. Со стороны короля Гарета будет мудро тотчас же прекратить беззаконные убийства в пределах этой страны ради мира между нашими государствами. Воистину, – завершил орк с церемонным поклоном, – мир и гармония – все, чего жаждет его величество король Артемис Первый.

Уингэм молчал: а что тут скажешь? Он принял пергамент, посмотрел на незнакомую печать из странного, зеленого воска и озадаченно переглянулся с ошарашенными старейшинами.

Орк же тем временем невозмутимо направился к городским воротам, и никто даже не пытался его задержать.

* * *
– А тебе понравилось, – сказал Джарлакс с хитрой улыбкой, на которую Киммуриэль не ответил.

– Я теперь неделю буду чесаться после этой орочьей шкуры, – проворчал он.

– Но смотрелся ты в ней неплохо.

Псионик зло посмотрел на него, что было нехарактерно для обычно невозмутимого дроу.

– Теперь вести быстро достигнут Дамары, – довольно проговорил Джарлакс. – Наверняка Уингэм поторопится отправить туда Аррайан или другого мага, пока снег не завалил дороги.

– Почему же мы не подождали, пока пойдет снег? Ты предоставил Гарету возможность добраться сюда быстрее и легче.

– Предоставил возможность? – переспросил Джарлакс, облокачиваясь на перила. – Друг мой, да я рассчитываю на это! Мне совсем не хочется, чтобы этот ненормальный Нелликт оказался здесь один, без всякого противовеса, а Гарет, я надеюсь, более рассудителен, чем обведенный вокруг пальца глава Цитадели Убийц. Прибудет Гарет – начнется политика, а один на один с Нелликтом – это просто сведение личных счетов.

– Просто твой приятель – дурак.

– Разве можно ждать терпения от человека? – возразил Джарлакс. – Они ведь так мало живут. Он лишь поторопил события. Гарет все равно начал бы действовать, какая разница – сейчас, до прихода зимы, или с началом весенних дождей? Лучше уж стравить его с Нелликтом здесь, у стен замка, чем иметь дело с каждым по отдельности.

* * *
Плачевность положения Атрогейта, заключенного в тюрьму, несколько скрашивало обилие еды и выпивки, щедро доставляемых тюремщиками. И дворф компенсировал свое горе – правда, слова такого он не знал и предпочитал говорить «заливал» – галлонами эля и заедал горами еды.

Так он целыми днями сидел на жесткой койке в маленькой камере, которая была не так уж и плоха, набивал рот хлебом и пирогами, опрокидывал в себя целые фляги напитков, а чтобы убить время в промежутках, орал свои любимые дворфские песни, вроде «Скакалочка из орочьих кишок» и «Расти бороду, женщина, а то зимой отморозишь сиськи». Последнюю он приберегал для тех дней, когда за дверью дежурила женская смена, и в особенно пикантных местах принимался кричать во всю глотку.

Но как ни пытался Атрогейт делать вид, что ему все нипочем, он помимо воли прислушивался к мерному стуку, доносившемуся сквозь высокое окошко его камеры. Как-то лунной ночью, когда охранник за дверью мирно сопел во сне, дворф приставил койку к стене и, забравшись по ней, смог выглянуть наружу.

Там строили виселицу с длинным люком и длинной балкой, на которой могло поместиться не меньше семи петель.

Атрогейта обвинили в преступлениях против короля Гарета, и он отлично знал, какое наказание бывает за измену. И хотя он, как мог, помогал следствию и даже выдал нескольких шпионов Цитадели в Гелиогабалусе – эти люди, кстати, никогда ему не нравились, – королевские дознаватели ничем не намекнули, что с него может быть снято обвинение или хотя бы уменьшено наказание.

Зато у него были мед, эль и вдосталь еды. Можно откормиться настолько, что балка переломится, и тогда он просто сломает себе шею, а не будет болтаться на глазах у толпы зевак, судорожно дергая руками и ногами. Атрогейт несколько раз видел повешение – позорный конец для дворфа, на счету которого столько подвигов.

Может, попробовать договориться, чтобы имя его сохранили в списке лучших в Воротах Ваасы…

Однажды днем, когда он в очередной раз обмозговывал эту мысль, дверь его камеры неожиданно распахнулась и на пороге возникла знакомая фигура.

– Ах, Атрогейт, даже нашей затяжной зимы не хватит, чтобы ты хоть чуть-чуть сбросил вес к весне, – сказал вместо приветствия Селедон Кирни.

– Эльфы пусть худеют, – буркнул Атрогейт, зная, что в жилах обаятельного посетителя течет немало эльфийской крови. – Это им надо выгибаться и выкручиваться, чтобы уклоняться от боевого молота.

– По-твоему, это глупо?

– Пф! – презрительно фыркнул дворф.

– А если представить вместо молота отличный эльфийский меч?

– Да я бы схватил его и сломал, а потом так бы сдавил тебя в объятиях, что мало не показалось бы.

Селедон усмехнулся.

– Что, не веришь? – воскликнул Атрогейт. – Тогда иди за своим мечом да прихвати смычок! Я согну твой меч в дугу, а потом сыграю тебе такую музычку, что сам отплясывать начнешь.

– Я нисколько не сомневаюсь, что все это в твоих силах, Атрогейт, – миролюбиво ответил Селедон, и дворф посмотрел на него с подозрением. – Слава о твоих подвигах в Ваасе прогремела по всему Бладстоуну. Думаю, король Гарет, когда прибудет вечером, согласится со мной в том, что связь такого героя, как ты, с типами вроде Тимоско достойна всяческого сожаления.

– С Папашей-то? Пф, да я его и в глаза-то никогда не видел!

– Ну, с Нелликтом – этого ты отрицать не можешь.

– Пф! Хотите меня повесить ни за что.

– Повесить? – с преувеличенным недоумением переспросил Селедон. – Да что ты! Нам бы такое и в голову не пришло! Нет, мы собираемся всенародно чествовать тебя в благодарность за помощь в поимке стольких опасных преступников из пресловутой Цитадели Убийц!

Атрогейт с ненавистью воззрился на изящного вельможу: да по сравнению с этим даже перспектива быть повешенным покажется приятной! У дворфа дрожь пробежала по спине при одной мысли о том, как разгневается Нелликт!

– Возможно, тебя даже произведут в рыцари. Раньше ты был героем Ваасы, а теперь тебя станут величать героем всего королевства, – продолжал Селедон.

– Ах ты мерзавец! – сплюнул дворф.

Селедон расхохотался и вышел, но в дверях обернулся:

– С завтраком тебе пришлют складную лесенку. – И он поглядел на высокое окошко. – Все-таки удобнее, чем койка. Публичная церемония справедливого воздаяния состоится, когда прибудет король Гарет.

– Вот удовольствие-то, да, эльф?

– Нет, любезный дворф, твердость закона, да еще практические соображения. Камер у нас мало. К тому же держать этих преступников в камере и вести следствие ни к чему, они же напали на рыцаря Ордена – пусть и младшего, – так что дело ясное, разве нет?

– Ты и сам знаешь, сколько грязи здесь намешано, – пробурчал Атрогейт. – Всем известно, что произошло в замке и какими связями замарала себя племянница вашего короля.

– Ни о чем таком мне не ведомо, – ответил Селедон. – Я знаю одно: Орден нерушим и Цитадель Убийц сама себя наказала.

– И все-таки госпожа Эллери мертва.

– А Гарет все-таки король.

И с этими словами Селедон вышел, с грохотом закрыв дверь.

Однако лестницу Атрогейту, как он и пообещал, прислали вместе с обильным завтраком. Дворф громко жевал и чавкал, поглощая еду, чтобы не слышать звуки, доносившиеся из окна. Там громко зачитывали обвинения, требовали раскаяния, и многие обвиняемые плаксиво и жалко каялись.

– Фу, хоть бы постыдились; умирать – так уж достойно, – бормотал Атрогейт и еще громче хрустел сухарем.

Но ему все же не удалось совладать с любопытством. Он приставил к окну лестницу и выглянул как раз в тот момент, когда под семью преступниками опустилась платформа и их тела закачались на веревках. Большинство, и среди них Джуримо Паскадедл, умерли быстро, но двое, среди которых Атрогейт узнал и Киникипа Короткого – мастера Киникипа, как его называли при жизни, – еще некоторое время дергались.

«Да, мастер Киникип, – думал Атрогейт, возвращаясь к завтраку, – один из самых уважаемых членов Цитадели».

Он вдруг содрогнулся, вспомнив угрозу Селедона о публичном чествовании. И, пожалуй, впервые в жизни кусок не полез Атрогейту в горло.

Глава 12 Кот и мышь

– И что мне делать? – волнуясь, спросила грозного мага девушка.

Нелликт посмотрел на нее так, что она невольно съежилась. Нельзя было задавать таких вопросов. Ее задание в Воротах Ваасы было очень простым и за пять лет ни разу не менялось.

Все же она закусила губу и решила не отступать: то, что могло с ней случиться, казалось гораздо страшнее, чем раздражение чародея.

– Прошу прощения, господин, – проговорила девица, тщательно выбирая слова. – Но ведь людей вешают. Дозорные везде рыщут… и здесь тоже. Найдут кого-нибудь из наших, заставляют показывать на других, а кто отказывается – на юг и пеньковый воротник…

Нелликт смерил ее ледяным взглядом. Несмотря на свой страх, девушка не выдержала, опустила глаза и едва слышно прошептала:

– Простите меня, господин.

– Тогда считай, что тебе повезло: ты не знаешь никого, на кого могла бы показать, – процедил Нелликт и, взяв ее за подбородок, заставил посмотреть на него.

Встретив его жестокий, холодный взгляд, девушка почувствовала, как под ней подгибаются колени.

– Потому что все, что могут сделать с тобой Дозорные, – ерунда по сравнению с муками, которые ты испытаешь, попав ко мне в руки. Всегда помни об этом. А если вокруг твоей нежной шейки затянется петля, представь, что засыпаешь, и расслабься, и тогда шея может переломиться, когда платформа опустится. Мне говорили, что так легче.

– Н…но, господин, – заикаясь и дрожа, промолвила девушка.

Нелликт приложил палец к ее губам.

– Сегодня ты снова хорошо послужила мне, – сказал он, и перепуганной подавальщице показалось, что она уже слышит, как ей зачитывают обвинение. – Впрочем, как всегда, с тех пор когда несколько лет назад ты сама решила на меня работать. – Он помолчал. – Поэтому сегодня будет надбавка, – добавил он с холодной усмешкой и, отпустив девушку, достал из-за пояса небольшой мешочек. – Полный золотых, – сказал маг.

В глазах молодой женщины на мгновение вспыхнул алчный огонь, но она тут же подумала, как объяснит такое богатство Дозорным, если они найдут у нее золото, и в горле у нее пересохло.

Но золотые взяла.

* * *
Появилось облако дыма, и сиплый кашель возвестил королю Гарету и его друзьям о появлении в Гелиогабалусе Седого Эмелина. Только непонятно было, почему чародей решил телепортироваться в аудиенц-зал королевского дворца, а не в здание гильдии чародеев на другом конце города, что было бы значительно надежнее и безопаснее. Однако еще более удивительным оказалось то, что Эмелин прибыл не один.

Гарет, Селедон, Кейн, брат Дугальд и барон Даймиан Ри с недоумением рассматривали хорошенькую девушку с круглым личиком и ярко-рыжей шевелюрой, стоящую рядом с магом.

– Привет тебе, непредсказуемый ты наш, – сухо приветствовал волшебника Селедон. – Ты, как всегда, предельно точен. Еще немного, и опоздал бы.

– Я твоего мнения не спрашивал, – огрызнулся Эмелин, – хотя ты настолько самовлюблен, что, по-твоему, любой, кто действует сам по себе, не спросясь твоего совета, делает все не так. Если бы все слушали только господина Кирни, этот мир был бы совершенен.

– А ведь он умнеет с возрастом, не правда ли? – обернулся к остальным собравшимся Селедон.

Эмелин замахал на него руками, что-то пробубнил и снова закашлялся.

– Я считаю, ты появился весьма вовремя, – примирительно проговорил Гарет и перевел взгляд с чародея на своего давнего тайногонедоброжелателя, барона Ри, владевшего Гелиогабалусом.

Поговаривали, что Даймиан Ри, правивший самым густонаселенным и стратегически важным баронством, был близок в некоторых делах с Цитаделью Убийц. Так что Гарет и его соратники не слишком удивились, когда утром этого дня разъяренный барон прибыл в королевский дворец, негодуя на многочисленные казни в его прекрасном городе.

– Барон Ри, – холодно приветствовал его Эмелин, не поклонившись.

– Седой, – ответствовал правитель Гелиогабалуса.

– Наш друг барон протестует против законного суда в его городе, – пояснил брат Дугальд.

– Я только что прибыл, – напомнил чародей.

– Дозорные обнаружили здесь многочисленных агентов Цитадели, – пояснил король. – Они дерзко напали на младшего рыцаря Ордена.

– На этого типа, Энтрери?

– Именно, – подтвердил Гарет. – Но в этот раз наши враги просчитались. Они не знали, что в городе находятся мастер Кейн и Селедон со своими подчиненными.

– Так вы их перевешали? Что ж, прекрасно! А могу я узнать, что такого неприятного для себя нашел в этом барон Ри? Может, повесили кого-то из его близких?

– Постарайся выбирать слова, Седой! – процедил барон.

– А ты не забывай, – презрительно глядя на него, ответил чародей, – что несколько лет назад, когда мы победили Женги, я не убил тебя лишь благодаря милосердию человека, которого ты сейчас видишь на троне.

Девушка, стоящая рядом с ним, испуганно съежилась, слушая их перепалку.

– Довольно, Эмелин! – строго сказал Гарет. – И вы успокойтесь, – добавил он, обводя всех по очереди суровым взглядом, после чего обратился к разозленному барону: – Бесспорно, барон Ри, Гелиогабалус – ваш город. Но ваш город находится в пределах моего королевства. И я не собираюсь спрашивать вашего разрешения на въезд сюда.

– Вы всегда желанный гость здесь, ваше величество.

– В этом вы крупно заблуждаетесь, барон, я не ваш гость, – осадил его Гарет. – Когда ваш король прибывает в Гелиогабалус, вы его гость.

Все затихли, а Даймиан Ри нервно переминался с ноги на ногу, как лисица, затравленная сворой собак.

– И если я предлагаю свою помощь, например силы Дозорных, чтобы сделать ваш город спокойным и безопасным, то жду за это изъявлений благодарности.

Даймиан Ри облизнул пересохшие губы, но промолчал.

Гарет не сводил с него взгляда.

– Исполняйте свой долг, и вы свободны, – сказал он.

Ри оглянулся на Кейна и Эмелина, которые из всех друзей короля открыто выражали свою неприязнь к барону.

– Давай же, недотепа, король ждет, – вдруг прогремел от дверей чей-то бас.

Обернувшись, все увидели в другом конце зала громадного, неуклюжего Ольвена Друга лесов, а рядом с ним – изящного Риордана Парнелла, которых недоставало из семи ближайших соратников короля.

– Не тяни, – сказал Ольвен, вперевалку подходя ближе. Он и сам по себе был страшен, но еще более грозным его делал огромный боевой топор Древоруб, который он держал одной рукой. – Скажи своему королю, что твоя признательность безгранична и сегодня весь город будет праздновать его прибытие.

– Разумеется, ваше величество, – обратился барон к Гарету. – Я лишь жалею, что не был приглашен на публичную казнь, а также о том, что городскую стражу не оповестили о возможных уличных беспорядках.

– Ага, а они бы подбросили монетку, решая, на чью сторону стать, – громким шепотом обратился Эмелин к стоящей рядом девушке, так чтобы слышали все.

Не улыбнулись только Гарет да барон, метнувший в старого чародея взгляд, полный ненависти.

– И очень интересно, скольких из этих закоренелых преступников барон хотел бы помиловать, – с вызовом добавил Эмелин в ответ на взгляд барона.

– Ну, все, довольно! – резко сказал король. – Любезный барон Ри, вы свободны. Благодарю вас за… выражение своего мнения. Все ваши пожелания мы выслушали.

– И забудем, – добавил Эмелин, которого не смутил даже гневный взор короля.

– Надолго ли его величество почтил своим присутствием Гелиогабалус? – с наигранным подобострастием поинтересовался Ри.

Гарет глянул на Кейна, и тот молча кивнул.

– Полагаю, мое пребывание здесь почти завершилось, – ответил король.

– Совершенно верно, – снова вмешался Эмелин и мотнул головой в сторону стоящей рядом с ним девушки.

– Барон. – Гарет привстал и жестом показал Даймиану Ри на дверь.

Тот, чуть помедлив, отвесил поклон и вышел из зала. Не успел он еще скрыться в дверях, как все оставшиеся бросились к Ольвену, спеша обнять его и выразить соболезнования по поводу кончины Странника Мариабронна, которого он любил, как родного сына.

– Я все равно узнаю, что же там произошло, – заверил друзей Ольвен.

– И вот эта девушка может нам отчасти помочь в этом, – объявил Эмелин, указывая на робко жавшуюся в сторонке спутницу. – Представляю вам госпожу Аррайан из Палишука.

– Полукровка, что ли? – не подумав, брякнул Ольвен и тут же громко закашлялся, надеясь, что его неуместную реплику никто не расслышит.

– Аррайан? – переспросил Гарет. – Подойдите же, сударыня. Мы очень рады. Я надеялся лично посетить Палишук и воздать вам должные почести, но, к сожалению, обстоятельства помешали.

Аррайан несмело приблизилась, но вдруг заметила, что ей весело подмигивает Риордан, и почувствовала себя немного увереннее.

– А мне говорили, что дальше ворот вы не поедете, – продолжал Гарет.

– И я так думала, ваше величество, – наклонив голову, едва слышно ответила девушка и попыталась сделать реверанс, но у нее это вышло очень неуклюже.

– Прошу вас, не смущайтесь, – подбодрил ее Гарет. – Ваше присутствие – большая честь для нас. Хотя мы и не ожидали вашего визита, но все же весьма польщены.

Увидев, однако, полный тревоги взгляд девушки, брошенный ею на Эмелина, Гарет понял, что она прибыла не затем, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

– Как ты велел, я отправился к воротам, узнать, не там ли наши друзья – Энтрери и Джарлакс, – наконец снизошел до объяснений Эмелин. – Я их нашел.

– В крепости? – спросил Гарет.

– Нет, они там уже побывали, причем спустя всего пару часов после заварухи в Гелиогабалусе.

– Значит, не обошлось без колдовства, – заметил брат Дугальд, и никто ему не возразил.

– И куда направились, на север? – в один голос спросили Гарет и Селедон.

– В Палишук? – добавил король.

– Дальше, – ответил Эмелин, глядя на Аррайан.

Девушка смутилась, и маг, приобняв ее за плечи, подтолкнул к трону. Аррайан, минуту постояв в нерешительности, извлекла наконец из-под плаща свиток.

– Меня просили отправиться сюда, чтобы прочесть вам это, ваше величество, – сдержанно заговорила она, – но мой язык отказывается произносить эти слова. – И она протянула пергамент королю.

Гарет взял его, развернул и изумленно поднял густые брови. Потом он прочитал про себя всю грамоту, в которой провозглашалось создание королевства Д'эрт и начало правления короля Артемиса Первого, и лицо его потемнело.

– Ну, что там? – нетерпеливо спросил Ольвен у Эмелина.

Старый чародей смотрел на короля, а тот, словно почувствовав его взгляд, оторвался от чтения пергамента, обвел взором шестерых своих соратников и сказал:

– Поднимайте Армию Бладстоуна, все основные подразделения. Выступаем через две недели.

– Выступаем? – переспросил Ольвен, выразив всеобщее изумление.

Невозмутимыми остались лишь Эмелин, знавший содержание свитка, да Кейн, уже давно подозревавший, что события могут развиваться таким образом.

Гарет протянул свиток Дугальду:

– Зачти вслух. А я пойду молиться.

* * *
– Имей в виду, бежать некуда, – предупредил Калийю Нелликт, внезапно возникнув посреди ее комнаты. – И хвататься за меч я бы не советовал, – добавил он, заметив ее взгляд, брошенный на клинок, лежащий у противоположной стены. – Равно как и за кинжал, что ты носишь на спине за поясом. Собственно, любое неверное движение, уважаемая Калийа, грозит тебе самой мучительной смертью. Ты знаешь, кто я?

– Да, господин, – с трудом выговорила она, вспомнив, что нужно опустить глаза долу.

– Ты хотела убить Энтрери за то, что он сделал с твоей подругой, – спокойно сказал он. – Вполне понятное чувство.

Калийа несмело посмотрела на него.

– Но потом глупая девчонка забыла о праведном желании отомстить, – с напускным прискорбием вздохнул он. – До чего же слаба плоть! – И он погладил Калийю по щеке.

Она инстинктивно отпрянула, но Нелликт щелкнул пальцами, и мощный порыв ветра толкнул ее в спину.

– Ты стала любовницей моего заклятого врага, – сказал он и укоризненно поцокал языком.

Калийа пошевелила губами, но ничего не сказала.

– Мне не составило бы труда сжечь тебя живьем, – задумчиво протянул Нелликт. – Устроить небольшой костер, чтобы горел д-о-олго, а ты чувствовала, как от жара лопается кожа. Знаешь, даже сильные мужчины начинают при этом плакать, как младенцы, и звать свою мамочку. Довольно забавно. – Маг пожал плечами. – Хотя для такой красавицы, как ты… Раньше ведь ты была красивой, пока чей-то клинок не сделал тебя страшной, как смертный грех. – И он издевательски расхохотался.

Калийа была слишком напугана, чтобы ответить на оскорбление. Она прекрасно знала, что маг не из тех, кто бросает слова на ветер.

– Все же ты женщина, – отсмеявшись, продолжил он. – А женщины так тщеславны! Я могу создать тучи насекомых, они набросятся на тебя, искусают твою нежную кожу, забьются под нее. И пусть ты из породы упрямых и будешь упорно кусать губы, чтобы не кричать, ужас застынет в твоих глазах, когда ты увидишь, как маленькие твари копошатся у тебя под кожей.

Больше вынести Калийа не смогла. Метнувшись вперед, она ногтями вцепилась в его гадко ухмыляющееся лицо.

Но под руками оказалась пустота, и молодая женщина едва не упала. Устояв на ногах, она обернулась, но образ чародея уже рассеивался.

– Не составило труда ввести тебя в заблуждение, – раздался голос мага рядом с тем местом, где лежал ее меч. – Ты была так напугана, что хватило простейшей иллюзии и парочки заклинаний, чтобы ты ощущала даже мое прикосновение.

Калийа облизнула губы и вся подобралась, готовясь к прыжку.

– Ты все же не оставляешь, надежды добраться до меча? – спросил бесплотный голос Нелликта.

Женщина в мгновение ока выхватила кинжал из-за спины и метнула его туда, откуда доносился голос. Мелькнула голубая вспышка, и клинок словно вонзился во что-то мягкое, но невидимое и повис в воздухе.

– О, да у тебя не обычный кинжал, а волшебный! Он даже разрушил самые простенькие из моих чар! – проговорил Нелликт.

Зная теперь, где он находится, Калийа усилием воли подавила в себе страх и бросилась к мечу. Но вдруг маг, в складках мантии которого застрял кинжал, материализовался и протянул к ней руку. Из его пальца вырвался зеленый луч и ударил Калийю под ребра.

Она согнулась пополам, схватившись за живот, и невольно громко закричала – луч превратился в дротик, из которого толчками начала вытекать кислота.

– Видишь, мои стрелы тоже волшебные, – сказал Нелликт. – Исходя из собственного опыта, могу сказать, что подобные раны надежнее всего нейтрализуют врагов, – непринужденно заметил он. – Ты согласна?

Калийа, покачиваясь, сделала шаг.

– Ну, ты ведь такая храбрая, что ж остановилась? – поинтересовался маг язвительно и отступил на шаг, оставляя дорогу к оружию свободной.

Калийа с диким криком выдернула дротик. Из ранки брызнула желто-зеленая кислота, затем желчь, потом хлынула кровь. Отшвырнув дротик, женщина схватила меч.

Но едва она его коснулась, как сильнейший разряд энергии пронзил ее тело, и Калийа отлетела в противоположный угол комнаты. Она машинально попыталась свернуться клубком, но тело била такая сильная дрожь, что оно ей не подчинялось. Суставы страшно ломило, волосы встали дыбом, а зубы так стучали, что разбили ей язык до крови.

– Как же тебе удалось выжить в Ваасе? – проговорил маг, склонившись над ней, но лица его она почти не различала. – С тобой справился бы и чародей-первогодок.

Калийа еще почувствовала, как Нелликт схватил ее за волосы, и успела подумать, что хорошо бы он перерезал ей горло.

Потом наступила темнота.

* * *
Первой из ворот на промерзшую равнину выехала тяжелая кавалерия. Панцири рыцарей и коней тускло поблескивали под свинцово-серым небом. Воины ехали по четыре в ряд, а потом разделялись и парами разъезжались по обе стороны от ворот. Копыта гулко стучали по мерзлой земле, пока весь эскадрон не покинул крепость и не выстроился отрядами друг напротив друга. Все сорок пять человек в каждом отряде были закаленными в боях воинами, одинаково блестяще владеющими копьем, луком, пикой и мечом. А посреди каждого нечетного ряда выделялся человек в снежно-белой мантии, на груди которого, как и на панцирях воинов, сверкало изображение Белого Дерева – королевской эмблемы. Это были воины Эмелина, чародеи Армии Бладстоуна, постигшие все премудрости оборонной магии и умевшие сдерживать колдовские уловки противников и защищать от них обычных бойцов. Солдаты в доспехах относились к ним с большим почтением и называли их Расчаровывателями.

Вслед за кавалерией рядами по десять выступила легковооруженная пехота. Ее стройный марш сопровождался угрожающим ритмичным грохотом палиц о щиты. Пехотинцы не стали делиться на две части, они двигались вперед, пока все пятьдесят рядов не вышли из крепости. Расчаровыватели шествовали также и среди них, и мало было в Бладстоуне чародеев, способных пробить их магическую защиту.

Вслед за пехотой выехала конная гвардия короля Гарета Драконобора, под защитой ее строя ехал сам король и шесть его ближайших советников, среди которых был и Седой Эмелин, величайший маг всех окрестных земель.

Потом показалось ядро Армии Бладстоуна, тяжеловооруженные пехотинцы, также пятьдесят рядов по десять человек, маршировавшие, как один, под грохот палиц и щитов. Едва они вышли на поле, кавалерия снова тронулась с места и растянулась вдоль рядов пехотинцев, защищая их с флангов. Среди тысячи ста пеших воинов, и мужчин и женщин, многие были детьми тех солдат, которые в свое время помогли Гарету одержать победу над королем-колдуном.

За основными отрядами выехала легкая кавалерия. Это были конные разведчики Ольвена, более самостоятельные в своих действиях. За ними двигались пехотинцы с копьями, которые в бою, как правило, защищали лучников.

Ряды бойцов, казалось, никогда не закончатся. Опять шла пехота, затем жрецы с повозками, набитыми перевязочным материалом и лекарствами, обозы, шеренги могучих солдат, тащивших необходимые для штурма лестницы, лошади, груженные частями осадных башен и машин…

Народ высыпал на стены крепости и много часов наблюдал за этим величественным маршем, пока на закате ворота не закрылись и восемь тысяч солдат Армии Бладстоуна не двинулись на север.

– Мне странно, что Гарет решил выступить так быстро и с такой значительной силой, – обратился Риордан Парнелл к Ольвену и Кейну, рядом с которыми ехал.

– Этим он и силен, и когда-то Женги довелось это узнать, – отозвался монах.

В отличие от остальных, он шел пешком, лицо его было, как всегда, бесстрастно. Ольвен же, сидящий на высоком жеребце, весь кипел.

– Но все же, – не сдавался Риордан, – кроме этой грамоты, у нас ничего нет. Так ли уж много она значит?

Кейн указал подбородком вперед, где рядом с Гаретом и Дугальдом ехали Эмелин и Аррайан.

– Из слов полукровки ясно, что замок снова пришел в движение, – напомнил он. – Младший рыцарь и темный эльф балуются с наследием Женги, и это «не много значит»?

– Ты прав, – согласился Риордан, – но стоило ли поднимать всю армию и бросать Дамару в тот момент, когда Цитадель Убийц начала с нами открытую войну?

– Цитадели нанесен серьезный удар, – возразил Кейн, но Ольвен его перебил.

– Стоит отправиться туда хотя бы ради того, чтобы узнать, почему погиб Мариабронн! – прорычал он таким голосом, словно вот-вот мог и вправду обернуться медведем.

Риордану вдруг пришло в голову, как это воспримет его конь. Бард, конечно, промолчал, но в уме стал сочинять на этот сюжет песню.

– Убежден – без этих двоих там не обошлось, – добавил Ольвен.

– Мы не можем быть в этом уверены, – возразил Кейн. – Мариабронн по собственному желанию, ослушавшись приказа Эллери, отправился в разведку. Учитывая его отчаянный нрав и любовь к риску, это вполне правдоподобно.

Фыркнув, Ольвен отвернулся, так вцепившись в поводья, что костяшки пальцев побелели.

– Это всего лишь двое безрассудных людей, – подхватил Риордан, чтобы увести разговор со столь болезненной для друга темы. – Пусть они легкомысленно связались с магией Женги, как это явствует из сообщений полуорков и со слов дракониц, неужели это настолько опасно, что мы оголяем свои позиции, рискуя тем, что страна может стать легкой добычей Тимоско и Нелликта?

– Ничего мы не оголяем, – заверил Кейн. – Дозорные отслеживают каждый шаг Цитадели, и в случае нужды Эмелин перенесет нас всех обратно одним взмахом волшебной палочки.

– Так почему Эмелин не сделает это сейчас, а Гарет пусть остается командовать войском?

– Потому что подобной возможности утвердить свою власть над Ваасой король терпеливо ждал многие годы, – раздался голос Селедона Кирни. Он услышал разговор и придержал свою лошадь, чтобы поравняться с друзьями. – Гарета интересует не замок, точнее, не только он.

Риордан умолк на мгновение.

– Палишук?… – спросил он, бросив взгляд на Кейна, и тот кивнул.

По виду Ольвена непонятно было, слышал ли он вообще, о чем речь.

– Значит, он хочет показать горожанам, как много они для него значат, и в случае опасности он готов немедленно встать на их защиту, как если бы под угрозой оказался Гелиогабалус, – размышлял вслух Риордан.

Судя по выражению лиц Селедона и Кейна, его догадка оказалась совершенно верна.

– Вот потому он и король, – с улыбкой закончил бард.

– Надеюсь, когда мы вернемся в Ворота Ваасы, королевство обретет целостность и Вааса с Дамарой вместе встанут под знамя Гарета Драконобора, – сказал Селедон.

А Риордан заметно повеселел.

Глава 13 Бой без победы и поражения

Город полуорков бурлил. Да и могло ли быть иначе? Ведь и до Джарлакса, и до горожан уже дошли вести о том, что король Гарет выступил в поход и его огромная армия шествует по болотам Ваасы, чтобы усмирить самозваного правителя Артемиса Первого. Джарлакс удивился – а удивляться он не любил. Он не предполагал, что Гарет выступит так решительно, а главное, так скоро. Начиналась зима, очень суровая в этой стране, одни только морозы могли подкосить его войско, к тому же противником был не кто иной, как дроу. Ведь Гарет даже не представляет, что замыслил Джарлакс, и, тем не менее, немедленно выступил в поход, собрав лучшие силы.

Когда Джарлакс получил свежие новости, его уважение к этому человеку лишь возросло. Слабые людишки редко проявляют подобную решимость и уверенность в себе.

Джарлакс шел на встречу, отдав мысленный приказ сапогам громко стучать, хотя и шагал он по сырому склону. Ему не хотелось напугать своим внезапным появлением Уингэма и его настороженного охранника.

Уингэм вместе с набычившимся Ольгерханом ждал у маленького костра, разведенного на плоской вершине холмика. Услышав шум шагов Джарлакса, оба обернулись.

На лицах их была написана тревога, смешанная со страхом и гневом. Ольгерхан все время оглядывался по сторонам, с решительным видом скрестив руки на груди. Джарлакс мимоходом подумал, как сильно народы отличаются друг от друга. Если в Мензоберранзане мужчина скрещивал руки на груди, это был знак повиновения и почтения. Если же так делали женщины, то, как и в Верхнем Мире, это означало открытый вызов или, по крайней мере, готовность оказать сопротивление.

– Уважаемый Уингэм, – приветливо произнес дроу, – для меня честь, что вы откликнулись на мой зов.

– Ты знал, что я не могу не прийти, – буркнул старик. – Ветер войны дует в сторону моего родного города.

– Войны?

– Тебе известно, что король Гарет выступил в поход.

– Полагаю, он желает присутствовать на коронации Артемиса Первого.

Уингэм посмотрел на него с неприязнью, но промолчал.

– Ну что ж, мы вскоре узнаем, каковы его намерения, – продолжал Джарлакс. – Будем надеяться, что король Гарет действительно так мудр, как о нем говорят.

– Зачем ты это сделал?

– Я служу королю.

– Ты бросил вызов законному королю, – не вытерпев, вмешался Ольгерхан.

Сжав тонкие губы, Джарлакс бросил из-под полей своей огромной шляпы такой красноречивый взгляд, что Ольгерхан сразу вспомнил, кому обязан жизнью, и мгновенно сник.

– Земли Бладстоуна были открыты для вас обоих, – возвысив голос, сказал Уингэм. – Все было в ваших руках. Вы пользовались уважением народа, вас прославляли, вы могли без помех получить все, что пожелаете. Неужели король Гарет отказался бы уступить вам замок?

– Думаю, королю не понравилось бы, что вместе с замком нам досталась бы и его магическая сила, – возразил дроу.

– Даже если так! Рыцарь Ордена имеет право претендовать на статус барона в еще не обжитых землях. Можно было договориться с Гаретом и получить эту землю и замок в придачу, а также верноподданство Палишука. Скорее всего, король даже был бы признателен вам за то, что такие знаменитые воины помогут ему освоить дикие северные земли.

– А с чего бы нам помогать Гарету? Или тебе так хочется стоять перед ним на коленях, Уингэм?

Обоих полуорков явно задело оскорбление, но все же Уингэм спросил:

– Почему ты так говоришь?

– Если король Гарет велит стать на колени, ты испачкаешься, Уингэм.

– Это знак искреннего почтения.

– Нет, проявление покорности со стороны слабых, – рассмеялся Джарлакс.

Ольгерхан пробурчал что-то неразборчивое, его нетрудно было сбить с толку. Однако старик остался тверд.

– Печально, но что ж поделаешь? – вздохнул Джарлакс. – Тысячи лет так было и будет до скончания времен.

– Ты считаешь меня слабым?

– Нет, просто принимаю прописные истины, – пояснил Джарлакс. – То, что заставляет тебя покориться, во мне вызывает лишь веселый задор. – И с этими словами он раздвинул полы плаща, демонстрируя отличные штаны из превосходной кожи. – Ничей приказ, даже короля, не заставит меня испачкать свою одежду.

– Король Гарет испачкает ее твоей кровью! – проворчал Ольгерхан.

Джарлакс равнодушно пожал плечами.

– Ты же позвал нас сюда, – сменил тему Уингэм, – не затем, чтобы препираться? Когда вы проезжали через Палишук, то объявили, что мы ничего вам не должны. Мы вам предлагаем то же самое.

– Но теперь на нас идет король Гарет, – ответил Джарлакс. – Положение изменилось. Палишук оказался меж двух высоких морских валов. Когда они схлестнутся, вас затопит. Надо плыть, Уингэм.

Ольгерхан, не понявший ни слова, стоял, открыв клыкастую пасть. Дроу едва удержался от смеха. Старик же, напротив, все прекрасно понял.

– Ты хочешь заставить нас сражаться против Гарета, одолевшего короля-колдуна и всегда бывшего нам добрым другом? – спросил он.

Уловив в голосе полуорка непоколебимую решимость, которая не дрогнула бы и при виде воинов Киммуриэля, дроу довольно усмехнулся. Именно на подобную решимость они рассчитывал, узнав, что Гарет храбро выступил против самозваного короля Ваасы.

– Палишук не предаст короля Гарета, – твердо заявил Уингэм. – В нашей памяти еще живо время Женги.

Джарлаксу показалось забавным, что старик пытается объясниться с ним, а полуорк продолжал:

– При короле-колдуне тьма царила здесь, и Гарет стал нашим светом. Он рискнул всем: жизнью, друзьями, Дамарой, чтобы доказать нам, что мы не одни и что врага можно одолеть.

– Как трогательно!

– Мы не предадим короля Гарета, – повторил Уингэм.

– А я этого и не просил, – ответил Джарлакс, сильно озадачив старика. – Армия Бладстоуна уже идет сюда, сверкая оружием и доспехами. Величественное, должно быть, зрелище! Они идут во всеоружии, и с ними жрецы и чародеи. Но никто из вас не знает, что находится с другой стороны. Вам известна лишь, какая слава идет о моем народе, а также магия замка Женги. Я не собираюсь делать выбор за тебя, мой друг. Я лишь хочу объяснить, насколько мощные волны схлестнутся над твоим городом, и вам нужно плыть в ту или другую сторону, чтобы масса воды не утянула всех на дно. Выжидать больше нельзя. Я не предполагал, что дойдет до этого – по крайней мере, не так скоро, – но оно случилось, и я был бы плохим другом, если бы не объяснил тебе, с чем вам придется столкнуться.

– Другом? – взревел Ольгерхан. – Что ж это за друг, который навлекает на Палишук войну?

– Мое же войско не выступает, – спокойно заметил дроу, а Уингэм при упоминании о войске удивленно поднял брови.

– Но ты угрожаешь! – не сдавался молодой полуорк.

– Вовсе нет, – немедленно возразил Джарлакс. – Король Артемис желает мира. Ветер войны дует с юга, а не с севера. – И, переведя взгляд с Ольгерхана на недоверчиво наблюдавшего за ним Уингэма, добавил: – Просто, видимо, король Гарет не хочет делиться.

– Делиться с ворами? – отважно спросил старик. – С теми, кто захватывает то, что им не принадлежит? С теми, кто берет королевство, не заслужив его деяниями или кровью?

– Не заслужив деяниями? – с оскорбленным видом переспросил дроу. – Разве не мы завоевали этот замок? И разве не король Артемис уничтожил драколичи? Рядом с тобой стоит тот, кто может это подтвердить, хотя он и лежал не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, когда Артемис нанес решительный удар.

Ольгерхан вздрогнул, как будто воспоминание об этом причиняло ему боль, но промолчал.

– Тогда займи замок и начни переговоры о баронстве с королем Гаретом, – предложил Уингэм, – только останови войну!

– Такой договор станет изъявлением преданности королю.

– А разве не в ней ты клялся, когда принимал от него почести при дворе?

– Пришлось…

Уингэм помрачнел:

– У тебя нет права.

– Может, со временем так и окажется, – вновь равнодушно пожал плечами дроу. – А может, и нет. Ведь право присваивает сильнейший, разве не так? В конечном итоге. А кто останется жив, перепишет историю так, как ему выгодно. Ты достаточно хорошо знаешь мир, уважаемый Уингэм, чтобы понимать, что так все и будет. И наверняка ты понимаешь, что тот, кто идет во главе армии, почти всегда захватчик – пока не одержит победу.

Однако по лицу Уингэма видно было, что он не сдается, очевидно свято веруя в расхожие – и жалкие, с точки зрения Джарлакса, – представления людей о добре и зле и о высшей справедливости. Хотя самый страшный удар для человека – убедиться, что владыка, которому он поклонялся, как живому богу, и считал безупречным, на самом деле тоже грешен.

– Попробуй заглянуть в будущее, добрый мой Уингэм, – предложил дроу. – Ты не можешь предвидеть исход сражения, но что будет потом – ясно. Кто победит, тот и станет владеть Ваасой. Одна волна накроет другую, но все, что окажется под ними, будет разрушено. Правда такова, как к ней ни относись. И в этом свете я советую воздержаться от суждений, кто будет править в Ваасе по праву, главное, кто будет здесь править на самом деле.

Уингэм слегка побледнел, но расправил плечи и, не колеблясь, повторил:

– Палишук не предаст короля Гарета.

– Значит, останетесь в стороне? – с напускным сожалением спросил Джарлакс. – Трусы редко получают вознаграждение. Но не исключено, что король Артемис простит…

– Нет, Джарлакс, – перебил его старик. – Ты прав в одном: палишукцы не допустят, чтобы разыгравшаяся здесь буря смела их город с лица земли. Во всяком случае мы не умрем без боя. На протяжении всей нашей истории мы защищали свой город с оружием в руках, так будет и на этот раз. Если хочешь, убей меня прямо здесь. Можешь убить всех нас, если ты так жаждешь крови, но знай, что, как только рог короля Гарета призовет нас, воины Палишука станут под знамена законного владыки.

Джарлакс вдруг широко улыбнулся, и Уингэм немного растерялся. Дроу же отвесил ему глубокий почтительный поклон и со словами «Я и не думал вас отговаривать» повернулся и ушел.

Он был уверен, что такое беспечное поведение собьет старого полуорка с толку и тот будет думать, что дроу настолько уверен в своих силах, что ему все равно, на чью сторону станет город.

Джарлакс любил розыгрыши.

* * *
– Король Гарет уже у стен Палишука, – сообщил на следующий день Киммуриэль Джарлаксу, найдя его в просторном зале главной башни замка Д'эрт.

Он считался тронным, хотя человек, именуемый королем, почти никогда тут не бывал. Артемис Энтрери обычно пропадал на стенах, забившись в какой-нибудь угол, чтобы спрятаться от порывов ледяного ветра. Ему хотелось быть как можно дальше от Киммуриэля и других темных эльфов, наводнивших замок.

Однако отсутствие короля ничуть не мешало Джарлаксу обставлять его дворец. Бреган Д'эрт принесла с собой столько мебели, что хватило на все комнаты и залы. Сам Джарлакс восседал на пурпурно-синем троне Энтрери, сделанном из чрезвычайно твердой ножки гигантского гриба, а шляпка его, похожая на огромное опахало, стала спинкой. Рядом были расставлены кресла поскромнее, на одном из которых, стоящем у самого трона, расположился Киммуриэль.

Чтобы защититься от невыносимого для глаз дневного света и пронизывающего сквозняка, темные эльфы сплошь затянули стены черными драпировками, и вид их лишний раз напоминал Джарлаксу, что он заставил своих наемников поселиться в месте, которое им ничуть не нравилось. Шпалеры были сложены вдвое, поэтому изображения оказались внутри.

– Учитывая размеры войска, он преодолел этот путь очень быстро, – ответил Джарлакс. – Похоже, наше скромное заявление произвело на него сильное впечатление.

– «Ты поставил раненого козленка перед носом голодного хищника», – поговоркой отозвался Киммуриэль. – Этот человек действует с решительностью Матери Дома. Такое редко встретишь у людей.

– Он – благочестивый король, – заметил Джарлакс. – И не менее фанатично предан своему богу, чем моя мать, да терзает Ллос вечно ее душу, была предана Паучьей Королеве. А вот погибший Дом Облодра не отличался подобной преданностью.

– Благодарю.

Джарлакс хохотнул.

– Так, значит, ты ожидал от Гарета этого шага, – резко сказал Киммуриэль. – И, тем не менее, приказал затратить столько сил, чтобы открыть магические порталы в этом отвратительном месте? Стоимость меблировки в таком случае вычтем из твоей прибыли, Джарлакс. Кроме того, сейчас, в разгар торгового сезона, у меня почти никого не осталось в Мензоберранзане и большинство магов занято на пересылке сюда людей, грузов и рабов.

– Нет, я не думал, что они выступят, – возразил Джарлакс. – Правда, допускал, что это может случиться, но, должен признаться, расторопность Гарета поразила и меня. Я ожидал, что столкновение произойдет не раньше весны, если вообще произойдет.

Почесывая гладкий острый подбородок, псионик отвел взгляд и задумался.

– Я ожидал лишь большой выгоды без малейших потерь, – добавил Джарлакс.

Киммуриэль не стал спорить.

– В который раз понимаю, почему Бреган Д'эрт не согласилась убить тебя, – сказал он.

– Хоть я тебе и мешаю?

Дроу улыбнулся – подобное выражение чувств очень редко появлялось на его непроницаемом лице.

– Ладно, будем считать это небольшим затруднением и надеяться, что какую-то выгоду еще удастся извлечь. Но как только у тебя появляется какая-то идея, приходится рисковать Бреган Д'эрт.

– Друг мой, когда все предсказуемо, становится неинтересно. В конце концов, у игральных костей шесть сторон.

– Но чтобы выиграть, надо набрать больше очков, – возразил Киммуриэль. – Тот Джарлакс, которого я знал в Мензоберранзане, не стал бы играть, если бы хотя бы четыре стороны не приносили выигрыш.

– Думаешь, мое отношение и аппетиты сильно изменились?

– Пример тому – Калимпорт.

Джарлакс кивнул в знак согласия.

– Хотя там, конечно, ты попал в зависимость от чуждой воли, – добавил Киммуриэль. – Это не твоя вина.

– Как ты великодушен!

– К тому же Джарлакс, как всегда, в конце концов, победил.

– Хорошая привычка.

– И сделал верный выбор.

– А ты о себе высокого мнения!

– Все, что я говорю или думаю, – не мнение.

Это верно, согласился про себя Джарлакс. Именно поэтому он лично проследил, чтобы своевольный и импульсивный чародей Рай-ги, рвавшийся к власти, погиб, а Киммуриэль стал во главе банды на время «отпуска» Джарлакса.

– Должен признать, твоя последняя идея меня очень заинтересовала, – добавил псионик. – Хотя я и не понимаю, зачем ты настаивал на переезде в эту Ллос забытую местность.

Он обхватил себя за плечи и бросил выразительный взгляд на драпировку, край которой приподнялся от сильного сквозняка, свистевшего в стенных щелях.

– Выгода обещала быть крупной, – ответил Джарлакс.

– Выгода есть всегда, когда ничего не теряешь.

Джарлакс уловил в его голосе нотку вызова, словно Киммуриэль ожидал сопротивления с его стороны или какого-то неприятного хода. Вероятно, он боялся, что Джарлакс отберет у него руководство бандой и заставит Бреган Д'эрт вступить в открытое противоборство с королем Гаретом.

– Всегда найдутся обходные пути, хоть король и предпринял столь смелый шаг, – заверил он своего заместителя.

– Как и лобовой удар.

– Смысл этой игры – не делать больших ставок. Я не собираюсь жертвовать ни единым дроу, правда, рассчитываю отправить в жадную пасть войска Гарета некоторую часть рабов, но и в этом мы воздержимся от расточительности. Я не Мать Бэнр, одержимая идеей захватить Мифрил Халл. Я битв не ищу.

– Переговорами ничего не добьешься, Гарет не уступит. Ты говоришь, он поступил смело, так быстро подняв войско, но не менее смелым с твоей стороны было провозгласить королем Артемиса.

– Переговоров не будет, – сказал Джарлакс, – потому что нам нечего ему предложить. Но со временем мы это исправим.

– А что ты ему скажешь сейчас?

– Да ничего, – усмехнулся Джарлакс.

Киммуриэль одобрительно кивнул и, похоже, успокоился.

* * *
В нескольких милях южнее замка, на поле, где расположилось войско, один боец не знал, куда деваться от беспокойства. Ольвен Друг лесов расхаживал по всему лагерю, подбадривая солдат Армии Бладстоуна. Его изумрудно-зеленый плащ развевался то у одного костра, то у другого, лицо горело жаждой битвы, а легендарный боевой топор блестел в свете костров. Долгие годы излюбленным оружием Ольвена был лук, но с возрастом великан утратил былую подвижность и носиться с луком на границе основного сражения ему стало трудно. Правда, он довольно скоро проникся задором ближнего боя и виртуозно овладел техникой рукопашной.

– Завтра мы разрушим эти стены, – уверял он у одного костра молодых солдат, слушавших его с благоговением, – и через несколько дней перевалим Галены на пути домой.

Раздались дружные бодрые возгласы, и Ольвен отправился к следующему костру.

Следом за ним двинулась другая фигура, более стройная и гибкая. Это был Риордан Парнелл, на котором обычно лежала ответственность за моральный дух войска. Нередко во время затишья перед битвой бард развлекал солдат волнующими историями о героических подвигах и победах над темными силами. Но сейчас его выступлению помешало неудержимое ораторство друга.

Риордан нагнал Ольвена и потянул за рукав. Здоровяк обернулся с воинственным видом.

– Мы ведь толком ничего не знаем, – негромко сказал Риордан.

– А у меня нет ни времени, ни желания на истории о короле Артемисе.

– Все так непонятно.

– Они хотят присвоить землю, с таким трудом отвоеванную Гаретом. Они заперлись в замке, и мы его снесем. Что ж тут непонятного? Но ты не переживай, бард. Будет у тебя возможность написать одну-две песенки. – И Ольвен, решительно закинув на плечо свой знаменитый боевой топор, собрался идти.

Но Риордан удержал его.

– Ольвен, мы не знаем всех подробностей гибели Мариабронна, – сказал он.

Лицо лесного человека стало жестким.

– А его ты зачем приплел?

– Потому что он погиб в замке, и ты это прекрасно знаешь. И все твои завтрашние буйства этого, к сожалению, не изменят.

Ольвен, сжав зубы, опустил топор и повернулся к другу всем корпусом:

– Я оказался здесь не из-за призрака, а по зову короля Гарета, чтобы расправиться с самозванцем по имени Артемис Энтрери.

– Эмелин побывал в замке, – не отступал бард, – а я говорил с Аррайан и Ольгерханом из Палишука, и с Уингэмом тоже. Получается, все без обмана, Мариабронна сразило одно из чудовищ замка, Энтрери или Джарлакс тут ни при чем.

– Ну да, конечно, темным эльфам так несвойственно плести козни и устраивать ловушки.

Риордан не сразу нашелся что ответить на это.

– Это умеет король-колдун, – наконец проговорил он. – Из всего, что нам известно, можно заключить, что Мариабронна убило злобное порождение Женги.

– Не произноси это имя! – скрипнув зубами, прорычал Ольвен и из всех сил сжал кулаки.

Риордан смотрел на него полными сочувствия глазами, но великана это нисколько не смягчило.

– Похоже, что злобные порождения короля-колдуна теперь в руках короля Артемиса, – жестко произнес Ольвен и взмахнул топором. – Я сыт по горло его наследием.

Бард вновь не знал, что сказать, а здоровяк, хмуро кивнув ему, развернулся и отправился дальше подбадривать солдат, которые с готовностью поднимали походные фляги в честь его легендарного воспитанника и кричали: «За Странника Мариабронна!»

Риордан некоторое время глядел ему вслед, пока не услышал сзади шаги. Обернувшись, он увидел своего родича, Селедона Кирни.

– Это воодушевление приведет к кровопролитию, – посетовал Селедон. – Завтра у стен замка Ольвена не удержишь, будет рваться в бой.

– Трудно даже представить себе, как он страдает, – негромко проговорил Риордан. – Потерять того, кто был тебе все равно что сын…

– Жаль, что Гарет не попросил его остаться в Дамаре, – сказал Селедон. – Пожалуй, я не знаю воина лучше, но сейчас ему здесь не место.

– Боишься, он будет несправедлив?

– Так же как и любой из нас, если бы потерял сына. Ведь Мариабронн был ему вместо родного дитя. Говорят, Ольвен метался, как дикий зверь, когда ему сообщили о его смерти. Он ходил к друидам в роще Олеана по соседству с Киннери и не только умолял узнать правду о его гибели, но и вроде требовал рассказать о будущей реинкарнации.

– Разумеется, получил отказ?

– Не знаю, – ответил Селедон, – но все же верю, что верховный друид Олеана не поддался на его уговоры.

– Значит, топор поможет ему утешиться, – заключил бард. – Надеюсь, королю Артемису будет не слишком больно расстаться со своим титулом.

– Или с головой.

* * *
Следующим утром Энтрери и Джарлакс поднялись на южную стену замка Д'эрт рядом с одной из башен, фланкирующей главные, южные ворота. Во дворе внизу за их спинами, где они когда-то сражались с ожившими скелетами, теперь толпилось сотни три напуганных гоблинов и кобольдов. Они вели себя тихо, поскольку рядом стояли безжалостные надзиратели-дроу с длинными шестами и жрецы со страшными плетками, оканчивающимися живыми ядовитыми змеями. Любой раб, чуть нарушивший строй, получал удар и долго потом извивался на земле в жутких муках, пока смерть, наконец, не забирала его.

Энтрери и Джарлакс не обращали на них внимания. Они целиком сосредоточились на зрелище Армии Бладстоуна, обступающей замок. По центру тесными рядами приближались основные силы пехоты, с флангов выступала тяжелая кавалерия, а сзади выстроились отряды лучников. В прозрачном утреннем воздухе реяли флаги с эмблемами Дамары, храма Ильматера и короля Гарета, и размещение солдат на позициях сопровождалось ритмичным боем палиц о щиты.

Ярдах в пятидесяти от ворот замка отряды остановились и удивительно согласованно перестроились, заняв оборонительные позиции. Щиты сомкнулись, передние ряды растянулись вправо и влево. Чародеи плясали, похожие на придворных шутов, создавая волшебную защиту, способную отразить магические нападения. За стеной пехотинцев выстроились лучники, подняв оружие с наложенными на тетивы стрелами. Затем войска в центре расступились, и приятели увидели со стены самого короля в сверкающих серебряных доспехах, окруженного ближайшими соратниками.

– Полагаешь, он прибыл на пиршество в мою честь? – обратился Энтрери к Джарлаксу.

– Похоже на то. Видишь, брат Дугальд одет во все лучшее, да и сам король сияет, как солнце.

– Зато вон тот, – и Энтрери показал на человека справа от Гарета, – одет, как пастух.

– Это мастер Кейн, – пояснил дроу. – Вот незадача. Хоть бы король нанял кого-нибудь придать лоску этому недотепе.

Энтрери улыбнулся, припомнив, сколько раз Джарлакс заказывал для него первосортные рубашки, заставляя их носить. А еще дроу раздобыл для Когтя Шарона и его знаменитого кинжала-вампира новые ножны и ремень. Ремень был мастерски выделан из роскошной черной кожи и причудливо украшен, а сзади в него были хитроумно упрятаны два маленьких метательных ножа.

– Гарет мог бы попросить тебя облагородить монаха, – заметил убийца.

– Не самый худший выбор, – согласился дроу.

Шестеро всадников и пеший Кейн отделились от строя воинов. Монах шел перед жеребцом короля, по бокам от Гарета ехали Селедон Кирни и Ольвен Друг лесов. Позади, играя на лютне и напевая, следовал Риордан Парнелл, а рядом с ним молча ехали брат Дугальд и Эмелин, поддерживающие магическое защитное поле. Одолев половину расстояния до замка, всадники остановились. Риордан объехал короля, поскакал вперед и встал у самых ворот. Заметив на стене Джарлакса и Энтрери, он пустил коня в сторону, чтобы оказаться точно напротив них.

– Господин Джарлакс и младший рыцарь Ордена Артемис Энтрери! – начал он.

– Король Артемис, – улыбнувшись, громко поправил его Джарлакс, так чтобы слышали Гарет и его друзья.

– Добрые подданные… – снова начал бард.

– Мы не подданные.

Риордан смерил дроу долгим пристальным взглядом и сказал:

– Значит, вы двое глупцов. Король Гарет Драконобор, победитель Женги, тот, кто уничтожил заклятие Оркуса, кто…

– Избавь нас, прошутебя, – снова перебил его Джарлакс. – Здесь холодно, а все эти песнопения мы уже слышали не так давно, при дворе Гарета.

– Тогда вы сами должны понимать, что поступаете безрассудно.

– Когда-нибудь я поведаю тебе список моих подвигов, уважаемый бард! – крикнул Джарлакс. – Твои друзья устанут слушать.

– Король Гарет настаивает на встрече! – крикнул в ответ Риордан. – Если откажетесь, мы объявим вам войну. – Он махнул правой рукой.

И, проследив взглядами в том направлении, друзья увидели, как отряды легкой конницы подступают к замку, а за ними следуют ряды легкой пехоты. По другую сторону происходило то же самое.

– Соглашайтесь на встречу, или мы начинаем осаду, – прибавил Риордан. – Выбор ясен.

– Почему же нам не согласиться на встречу с королем Дамары Гаретом и не пропустить его беспрепятственно в замок, – спросил Джарлакс, – ведь он – правитель соседнего королевства и не враг Артемиса Первого? Нет нужды сопровождать угрозами подобную просьбу. Король Гарет всегда желанный гость в наших землях – но только если он решит путешествовать с таким многочисленным сопровождением, то его люди вытопчут всю нашу растительность и распугают зверей. Тогда, боюсь, нам придется назначить большие пошлины.

– Пошлины?

– Но ведь придется восстанавливать болота после вашего марша. Свою землю надо беречь.

Риордан выпрямился в седле и некоторое время сидел молча, ни один мускул на его лице не дрогнул.

– Так вы согласны на встречу? – спросил он, наконец.

– Само со… – начал Джарлакс, но Энтрери вдруг отстранил его и выступил вперед.

– Передай королю Гарету, что нам не нравится, когда перед нашими воротами без всякого предупреждения выстраивают войско! – крикнул он довольно громко, чтобы услышал не только Гарет, но и первые ряды солдат, и вежливо продолжал: – Но, даже несмотря на это, мой дом открыт для Гарета. Видишь, как много башен в моем замке. Пожалуйста, передай королю, что я с удовольствием сброшу его с одной из них.

Риордан замер, словно не поверил своим ушам, и даже смерил взглядом башню. Потом он громко крикнул:

– С этой минуты замок осажден! Война объявлена! – И, ловко развернув жеребца, он поскакал к своим, которые уже направлялись к рядам солдат.

– Не сказал бы, что это очень умно, – упрекнул Энтрери Джарлакс.

– А разве ты не этого хотел? Не войны с Гаретом?

– Да нет.

– Ты что же, рассчитывал сторговать себе царство в обмен на добрые дела? – с недоумением спросил убийца.

– Не себе, а королю Артемису, – поправил его темный эльф.

– Ты всерьез веришь, что Гарет позволил бы дроу создать королевство в пределах его собственных владений? – продолжал Энтрери, пропустив его замечание мимо ушей. – Значит, ты еще больший дурак, чем я думал. В тот раз разум твой был затуманен Креншинибоном, и это тебя извиняло. Сейчас-то ты чем можешь оправдаться, кроме собственной тупости?

Джарлакс некоторое время внимательно смотрел на него, и губы его сами собой сложились в улыбку. Он бросил взгляд вниз, во двор, потом поднял руку и сжал кулак.

Тут же надсмотрщики принялись хлестать рабов, доводя их почти до умопомешательства. Скрипнул огромный ворот, заскрежетали цепи, и гигантская решетка ворот замка Д'эрт стала подниматься.

– Передо мной было два пути, – сказал Джарлакс приятелю. – Один привел бы меня к тому, чтобы стать подпольным королем, как было всегда. Я бы уютно устроился в тени власти, вероятно, даже служил бы Цитадели Убийц, только совсем не так, как это представлял себе Нелликт. Возможно, я даже смог бы убедить Киммуриэля, что на эту страну стоит тратить силы, и тогда при помощи Бреган Д'эрт мы бы сделались безраздельными хозяевами преступного мира Бладстоуна, вроде того, как это случилось в Калимпорте или в Мензоберранзане. – Он помолчал и со смехом добавил: – Стоило бы провернуть это хотя бы затем, чтобы посмотреть, как Нелликт будет умолять о спасении свой бессмертной души.

Между тем ворота замка открылись и волна гоблинов, которые могли выбирать только между встречей с войском Гарета и мучительной смертью от рук надсмотрщиков-дроу, хлынула наружу.

– А другой путь? – нетерпеливо подсказал Энтрери.

– Тот, на который мы вступили, – ответил Джарлакс. – Полная независимость. Законное королевство Д'эрт, признанное королем Гаретом и владетелями здешних мест, мирное полноправное государство севернее Дамары, дружественное как к ней, так и к Палишуку.

– Ты думал, они признают королевство дроу? – не скрывая недоверия, спросил Энтрери.

– Стоило попытаться, тем более что первый путь казался мне очень… скучным, – улыбнулся темный эльф. – Или ты не согласен?

– Ты этого хотел, а не я.

Джарлакс поглядел на него с наигранной обидой.

– Это ты нас сюда привел, – продолжал убийца. – Благодаря тебе мы нанялись к драконицам, ты обманом заманил меня в Ваасу, с самого начала зная, к чему это приведет.

– Я ведь не догадывался, что мы найдем здесь Уршулу, – возразил Джарлакс, но потом поднял руки и сказал: – Ладно, как знаешь. Все равно нам здесь недолго осталось.

* * *
– Остерегайтесь подвоха! – одновременно воскликнули брат Дугальд и другие жрецы, и крик их, многократно усиленный магией, прокатился по рядам.

Король Гарет с соратниками руководили ответными действиями на беспорядочную вылазку со стороны замка. На кобольдов и гоблинов сыпались стрелы, причем настолько согласованно, что ни в одну цель стрелы не попали дважды.

Седой Эмелин и его чародеи держались в стороне, пока лучники истребляли первые ряды нападавших.

– Используйте только слабые заклинания! – приказал Эмелин. – Берегите силы! Они рассчитывают вымотать нас.

– Да, и уменьшить количество ртов, – негромко сказал стоявший между Гаретом и Эмелином Кейн. – Следовательно, они готовы к осаде и надеются продержаться дольше нас, ведь зима уже близко.

Части нападавших удалось уклониться от стрел и подойти ближе; их встретили чародеи. Разноцветные разряды магической энергии разорвали воздух и, словно перестраиваясь на ходу, принялись разить цели. Парочка гоблинов смогла прорваться и сквозь эту преграду, тогда Эмелин соединил кончики пальцев и произнес короткое заклинание.

От его рук веером распространилась огненная волна, и гоблины, больше растерянные, чем одержимые жаждой боя, не успели уклониться.

– Лучникам стрелять поверх стен! – крикнул Гарет, и его приказ эхом пронесся над войском.

Строй гоблинов заметно поредел, и отпала необходимость тратить на них стрелы.

Сам же Гарет в сопровождении Селедона, Ольвена и Риордана выехал вперед, однако пеший Кейн опередил их всех. Он на ходу бросился на бежавших рядом кобольда и гоблина. Маленького кобольда он уложил ударом ноги в песью мордочку, а рослому гоблину нанес сильный удар в грудь, будто конь лягнул.

Сам же Кейн упал на спину, но вскочил мгновенно, едва полы его потрепанной одежды коснулись земли. Наступив на шею упавшего кобольда, он развернулся и, легко отразив неловкий взмах палицей, локтем ударил гоблина в шею, сразу пробив трахею.

– Так он нам ничего не оставит, – пожаловался Гарету Селедон.

Тот хотел ответить, что врагов еще достаточно, но увидел, что это уже не совсем так. Вперед рванула тяжелая пехота, Эмелин по-прежнему насылал чары, и Гарет понял, что если он надеется в первой же битве обагрить кровью врагов свой знаменитый меч Священное Возмездие, то медлить нельзя. Он пустил коня в сторону, огибая Кейна.

Не успел еще гоблин с пробитым горлом упасть на землю, как Кейн занялся новым противником, размахивая руками с такой скоростью, что со стороны они казались огромными веерами. Гоблин в испуге отклонился, и в то же мгновение Кейн метнулся вперед, подпрыгнул, перевернулся в воздухе, подцепил его под подбородок и с хрустом свернул шею. Бросив несчастного на землю, мастер тут же ринулся к следующей жертве.

Прошло несколько минут, и все было кончено. Большинство нападавших перебили или ранили, а оставшиеся в живых прекратили наступление и рухнули на колени, моля о пощаде.

Решетка замка опустилась, ворота оставались закрытыми.

– Будьте начеку! – кричал Дугальд. – Следующими могут быть горгульи!

Однако стояла тишина. Огромный замок, грозно нависающий над долиной, словно вымер. На стенах виднелись каменные фигуры гоблинов и других тварей, но за ними все будто замерло.

Лучники дали еще один залп по стенам, потом еще, но ни криков, ни стонов не донеслось, как будто стрелы осыпались на голые каменные плиты.

– Прекратить стрельбу! – приказал Гарет, и войско двинулось к исходным позициям.

Король пустил коня шагом, мрачно поглядывая на замок и размышляя о том, что Кейн, вероятно, прав.

У него же ни времени, ни припасов для долгой осады не было.

* * *
Джарлакс и Энтрери слышали, как стрелы вонзаются в дверь главной башни, за которой они скрылись, и убийца поздравил себя с тем, что запер ее, когда входил.

Внизу, на первом этаже, их ждали темные эльфы во главе с Киммуриэлем, и Энтрери, войдя, не смог удержаться от гримасы при виде ненавистных ему существ.

– Они не станут долго ждать, – обратился псионик к Джарлаксу на языке дроу, вполне понятном Энтрери. У него не укладывалось в голове, как такие порочные и злобные существа могли создать столь красивый и мелодичный язык. – Скоро настанут холода, Гарет будет спешить. Они атакуют замок, как только поймут, что наше выступление было лишь отвлекающим маневром. Штурмовые машины уже на подходе, и катапульты скоро заработают.

– Но мы же хорошо подготовились.

– Джарлакс, мы последние, – сказал Киммуриэль. – Портал в пещере просуществует недолго. Пора решать.

– Что решать? – спросил Энтрери приятеля на общем языке, прекрасно знакомом Киммуриэлю.

– Решать – остаться и пробудить все силы замка или же бежать, – ответил он на том же языке и без всякой паузы снова перешел на дроу: – Ты разбудишь Уршулу?

Джарлакс ненадолго умолк, и в наступившей тишине вновь стал слышен стук стрел, сыпавшихся на двор замка.

– Можно устроить грандиозный бой, – проговорил Джарлакс. – Задействовать Уршулу, горгулий, поднять армию мертвецов – мы бы нанесли Гарету сокрушительный удар. А если еще бросить в бой все силы Бреган Д'эрт, победа точно была бы за нами.

– Перевес окажется временным, он не стоит таких затрат, – возразил Киммуриэль. – У нас нет подкрепления, а за спиной Гарета – Дамара, там его вассалы, которые тоже не станут сидеть сложа руки. И наверняка со временем король привлечет на свою сторону и другие народы.

– А ты что скажешь? – поглядел Джарлакс на Энтрери.

– Скажу, что связался с придурком, – буркнул тот, и дроу рассмеялся.

– Были темные эльфы, говорившие то же самое, их сейчас нет в живых, – с угрозой заметил Киммуриэль, и Энтрери метнул в него злобный взгляд.

Но Джарлакса его слова, очевидно, нисколько не задели.

– Что ж, – решил он, наконец, – начало положено хорошее. Но король не замедлил ответить, и теперь лучше оставить в покое и его, и земли Бладстоуна.

Он жестом приказал псионику и другим дроу спускаться в туннели и дождался, пока Энтрери пойдет впереди него. Проходя мимо трона, Джарлакс бросил на сиденье свиток, перевязанный двумя золотыми лентами. Убийца потянулся за ним, но Джарлакс увлек его с собой.

Проходя по туннелям, они миновали помещение, где погиб Мариабронн, сражаясь с призрачными демонами, и спустились еще глубже. Со сводов летела пыль – это наверху вступили в дело осадные машины. Наконец они добрались до пещеры Уршулы, и Энтрери со всей отчетливостью вспомнил недавнее сражение, а также и то, что в решительный момент Джарлакс его бросил.

Обугленный скелет драколичи, попавшего в огненную западню Энтрери, по-прежнему лежал на полу, а рядом во тьме мерцал голубой межуровневый портал. Его сияние слабо освещало стены пещеры, но сам проем был непроницаемо темен.

Солдаты Бреган Д'эрт по очереди ступали в него и исчезали. Вскоре они остались втроем, и Киммуриэль, кивнув на прощание, тоже пропал.

– Ты первый, – сказал дроу.

– Куда?

– Что значит «куда»? В портал, разумеется.

– Это я знаю! – огрызнулся Энтрери. – Куда он ведет?

– А сам как думаешь?

– Туда, куда меня совсем не тянет.

Произнеся это, Энтрери понял, до какой степени он не хочет идти с Джарлаксом. Убраться из Бладстоуна подальше от Гарета было и его горячим желанием, однако побег с Киммуриэлем и солдатами Бреган Д'эрт его ничуть не прельщал.

– Но мы решили, – возразил Джарлакс.

– Нет, только не в Подземье.

– Куда же еще?

– Я туда не вернусь.

– Ты говоришь так, будто у нас есть выбор.

– Не пойду, – уперся Энтрери, словно перед ним распахнулись ворота ада.

Он живо вспомнил свое жалкое пребывание в Мензоберранзане, где жили двадцать тысяч жестоких темных эльфов, считавших его иблисом, отбросом, существом второго сорта, и что бы он ни сделал, кого бы ни убил – ничто не изменило бы такого отношения.

А следом он подумал о Калийе, единственной женщине, полностью завладевшей его чувствами. Он не просто спал с ней, а испытывал по отношению к подруге сильную привязанность. Как ее бросить?!

Однако что остается делать?

И он шагнул к порталу.

Очертания волшебного перехода задрожали, магическая сила была на исходе, и в этот краткий миг промедления болезненные воспоминания, горечь, сожаление, гнев все же перевесили.

– Нет, – твердо сказал Энтрери и потянул Джарлакса за плечо. – Иди быстрее. Он скоро исчезнет.

– Не будь глупцом, – попробовал урезонить его дроу.

Тогда убийца вздохнул, делая вид, что уступает, а сам выхватил меч и ударил наотмашь. Кроваво-красный клинок сверкнул в воздухе, и Джарлаксу оставалось лишь отскочить внутрь портала, чтобы не быть разрубленным пополам.

Энтрери остался один. Магический переход еще мерцал некоторое время, затем контур его растворился. Артемис Энтрери больше не мог укрыться в Мензоберранзане даже ради спасения собственной жизни.

Глава 14 Военная хитрость

Когда в замке воцарилось затишье, затрубили рога и по всему войску пронесся ликующий крик: «Да здравствует король Гарет!». С особенным жаром приветствовали короля отряды из Палишука.

Сердце Гарета Драконобора было исполнено признательности, но все же он озабоченно хмурился. С его стороны потерь не было вовсе, все поле усеивали тела кобольдов и гоблинов, причем большая их часть погибла еще до того, как основные силы вступили в бой.

– Похоже, это было не нападение, а организованное самоубийство, – заметил Седой Эмелин.

– Они не добились ничего, кроме того, что этих тварей в мире стало меньше, – согласился Риордан.

– Да еще укрепили наше единство и решимость, – добавил брат Дугальд. – Небольшая разминка перед турниром? Неужели у нас такие недалекие враги?

– Почему они не наносят второй удар? – размышлял Гарет вслух. – Им бы следовало снова напасть в самый разгар битвы.

– Согласись, она не была чересчур ожесточенной, – заметил Эмелин. – Думаю, Кейн прав – они избавились от лишних ртов.

Задумчиво посмотрев на своего рассудительного друга, Гарет покачал головой.

Они ждали, но время шло, а замок по-прежнему казался безжизненным. Все замерло, ни малейшего шороха. Ни звука шагов, ни скрипа двери.

– Мы знаем, что Артемис Энтрери и Джарлакс внутри, – после долгого молчания заговорил Селедон Кирни. – Какие еще силы могут быть в их распоряжении? Где же горгульи, налета которых так боялись в Палишуке, когда замок ожил? Ведь нам сообщали, что горгульи очень быстро воспроизводятся, их число бесконечно.

– Может, все это обман, – предположил брат Дугальд, – а на самом деле возродить замок невозможно?

– Но всего несколько дней назад Уингэм, Аррайан и Ольгерхан видели летающих вокруг него горгулий, – возразил Селедон. – А Тазмикелла и Ильнезара ясно дали понять, что Джарлакс завладел могущественным драколичи Уршулой Черным и он теперь послушен его приказам. А если коварный дроу пытается заманить нас внутрь, где встреча с его злобными слугами окажется намного опаснее?

– Этого мы не знаем, – согласился Гарет.

– Но можем узнать, – вдруг подал голос Кейн, и все повернулись к нему. Почтительно поклонившись королю, монах сказал: – Друг мой, мы и раньше бывали в подобном положении. Может, здесь потребуются усилия всей армии, а может, и нет. Давай на мгновение забудем о том, кто мы сейчас, и вспомним, какими мы были.

– Мы не имеем права подвергать короля опасности, – встревожился Дугальд.

Ольвен только презрительно фыркнул, правда, непонятно было, в ответ на его слова или на слова Кейна.

– Если Джарлакс настолько умен, как мы предполагаем, тогда наша осторожность ему только на руку, – продолжал монах. – Слишком опасно пытаться переиграть дроу в плетении интриг.

Глядя в сторону безмолвного замка, Кейн добавил:

– С нами такое уже бывало. И мы смогли разом покончить со всем. Пока мы окончательно не превратились в нерешительных стариков, надо попытаться сделать то же самое.

Брат Дугальд приготовился возразить, но лицо короля Гарета озарила такая молодая улыбка, словно он вернулся на десять лет назад, когда на его плечах еще не лежала тяжелым грузом забота о королевстве. Это была улыбка не умудренного жизнью политика, а отважного искателя приключений.

– Кейн, – проговорил он не без лукавства, и остальные затаили дыхание, не смея поверить, – как думаешь, удастся тебе перебраться через стену незамеченным?

– Я знаю свое дело, – просто ответил монах.

– Я тоже, – поспешно подхватил Селедон, но Гарет жестом остановил его.

– Еще не время, – сказал он и дал знак Кейну. Тот закрыл глаза и на минуту погрузился в себя.

Потом внимательно обвел взглядом замок и окрестности, запоминая каждую деталь и вычисляя все укромные места, в которых кто-то мог бы притаиться. Кейн ясно представил, какой обзор открывается из каждого из этих возможных укрытий. Потом он прижал ладони к лицу, глубоко вдохнул и вдруг как-то съежился, стал неприметным, будто физически уменьшился.

Он поднял руку, и на ладони у него сверкнул драгоценный камень, блестевший изнутри магическим огнем. Это был их старый сигнальный маячок, он мог вспыхивать по приказу хозяина.

Монах решительно двинулся вперед, и друзья пристально следили за каждым его шагом. Но стоило им хоть на мгновение отвести взгляд, вновь отыскать его неясный силуэт становилось почти невозможно.

Красный огонек вспыхнул под самой стеной замка. Никто из друзей не ожидал, что монах доберется туда так быстро, хоть они и знали его много лет.

Кейн начал взбираться на стену, словно паук. Казалось, конечности его крепятся на шарнирах и способны поворачиваться под любым углом. Нащупывая носком впадинку, он мог закинуть ногу намного выше плеча, а руками цеплялся за едва заметные трещины и углубления в каменной кладке. Никто не успел и глазом моргнуть, как он достиг парапета и исчез из виду.

– Смотришь на него и понимаешь, насколько бесполезны все твои крюки и веревки, да? – обратился Эмелин к Селедону, и тот засмеялся.

– А ты себя не чувствуешь бесполезным оттого, что Кейну нипочем все твои волшебные молнии, огненные шары и лучи всех цветов радуги? – с улыбкой пришел на выручку другу Риордан.

– Да, рядом с этим странным парнем все мы кажемся нелепыми, – согласился Дугальд. – Но из-за этой своей принципиальности и сосредоточенности он ни стаканчик бренди не опрокинет, ни с женщиной не ляжет. Стоит ли идти на такие жертвы?

Все, кроме Ольвена, засмеялись. А он, не мигая, смотрел на то место, где исчез Кейн, кусал губы и нервно сжимал рукоять топора.

Вскоре две красные вспышки возвестили, что путь чист.

– Эмелин и Селедон! – скомандовал Гарет – именно в таком порядке они обычно продвигались: чародей при помощи магии прикрывал ловкого Селедона, пока оба не добирались до Кейна. – Быстро осмотрите все на месте и поднимите решетку…

– Пойду я, – перебил короля Ольвен и, отстранив Селедона, повернулся к Эмелину. – Меня возьмешь.

– Но это всегда было моей обязанностью, – возразил Селедон.

– А теперь пойду я, – непреклонно пророкотал Ольвен и, поглядев на Гарета, добавил: – Позволь мне пойти. Я столько лет был предан тебе, мы так долго воевали вместе, ты должен разрешить.

Никто не был согласен с Ольвеном, особенно брат Дугальд, но Гарет уступил, не выдержав молящего взгляда старого товарища. В конце концов, что же он за друг, если выкажет ему недоверие?

– Ладно, иди с Ольвеном, – сказал он Эмелину. – Но помни, Ольвен, что ты обязан быстро и внимательно изучить двор и, если все тихо, открыть ворота и поднять решетку. Встретиться с Артемисом Энтрери, Джарлаксом и их приспешниками мы должны все вместе.

Ольвен что-то буркнул и обнял Эмелина, который, бросив тревожный взгляд на Гарета через его плечо, начал творить заклинание. Еще мгновение, пурпурная вспышка, и оба исчезли, перенесшись через пространство к ожидающему их Кейну.

* * *
Солдаты Бреган Д'эрт с немногими рабами, которым удалось избежать бойни на поле у замка, расположились лагерем в туннелях Верхнего Подземья, много глубже пещеры Уршулы. Джарлакс только что присоединился к ним, а Киммуриэль с двумя чародеями уже успел установить в стороне от всех, в небольшом тупичке, чашу с водой и следил с ее помощью за тем, что происходит в разных частях замка.

Джарлакс с улыбкой наблюдал за Энтрери, чей образ появился в глубине темной воды. Он возвращался из логова драколичи в верхние коридоры, где еще совсем недавно сражался с Кантоном.

– Он хотел тебя убить, – мрачно проговорил Киммуриэль. – Сейчас мы не можем вернуться, но обещаю тебе, он будет уничтожен мечом или магией, хоть на этот раз ему и удалось ускользнуть.

– Если бы он хотел меня убить, то ударил бы исподтишка кинжалом, а не мечом, – покачал головой Джарлакс. – Просто он решил отстоять свои желания. Уверяю тебя, старый друг мой, если бы Артемис Энтрери действительно пытался меня убить, его труп остался бы лежать у портала.

Киммуриэль с сомнением посмотрел на бывшего командира, но промолчал. Проведя рукой над поверхностью воды, он вызвал новую картину, и четверо дроу увидели передвигавшихся по двору троих людей.

– Ладно, не будем спорить, – примирительно сказал псионик. – А вот об этих я предупреждал.

– Вот этот – Кейн, – сказал Джарлакс, – выдающийся монах.

Один из дроу бросил на него вопросительный взгляд.

– Он практикует боевую технику вроде куа-тоа, – пояснил экс-главарь, – используя в качестве оружия, довольно грозного, замечу, собственное тело.

– Второй – самый опасный, – сказал Киммуриэль, указывая на Седого Эмелина. – Его магическая сила внушительна даже по меркам Мензоберранзана.

– Как у Архимага Громфа? – уточнил один из чародеев.

– Не говори глупостей. Он же всего лишь человек.

Джарлакс почти не слышал, о чем говорят товарищи, внимательно наблюдая за третьим человеком, – его он не знал. Кейн и Эмелин тщательно и осторожно изучали местность, а этот как будто не знал, куда себя девать от волнения. Обеими руками он сжимал рукоять огромного боевого топора, и Джарлакс мог поспорить на что угодно, что ему не терпится в кого-нибудь его всадить. И пока монах и чародей обследовали окрестности ворот, этот третий не сводил взгляда с центральной башни.

Киммуриэль плавно махнул рукой, и в воде вновь появилось изображение Энтрери. Он находился в какой-то незнакомой Джарлаксу комнате. Оружие его оставалось в ножнах, но руки убийца держал поближе к эфесам, озираясь с заметной настороженностью.

Джарлакс секунду наблюдал за ним, потом расхохотался.

– Он догадался, что мы за ним следим, – предположил один из магов.

– Может, он думает, что мы придем ему на помощь, – добавил другой.

– Нет, только не он, – возразил Джарлакс. – Он сделал выбор сознательно и ясно представлял, каковы будут последствия. Я же говорил тебе, – обратился он к Киммуриэлю, – Энтрери – очень цельный человек.

– По-моему, ты путаешь цельность с тупоумием, – отозвался псионик. – Все силы цельного человека направлены главным образом на то, чтобы сохранить свою жизнь и все, что ему для жизни нужно. Ведь это основное стремление любого мыслящего существа.

Джарлакс кивнул, но не потому, что согласился, а потому, что предвидел в точности такой ответ. Такова уж была психология дроу: личное всегда ставилось превыше общественного, самость считалась достоинством, а щедрость и самоотдача – недостатком, который можно и нужно было использовать.

– Некоторые считают самосохранение второстепенным делом, а не основной целью, – все же заметил он.

– Значит, их уже нет в живых или скоро не будет, – невозмутимо парировал Киммуриэль. – Чтобы вернуться и помочь ему, придется пожертвовать слишком многим, – добавил псионик таким тоном, чтобы было ясно: он на это никогда не согласится.

Киммуриэль уже принял решение, что обратно Бреган Д'эрт не вернется, и Джарлакс почувствовал, что ему придется вступить в борьбу со своим заместителем, если он задумает спасти Энтрери, в случае необходимости, с помощью своей банды. Может, псионик даже мысленно внушил ему это – в присутствии Киммуриэля никогда нельзя быть до конца уверенным, что все мысли в голове – твои собственные!

Правда, Джарлакс и не думал отвоевывать власть. Он умел покоряться судьбе, даже если она делала неприятный для него поворот.

В чаше снова возник двор замка, но теперь он был пуст. Потом почти на самой границе изображения мелькнул на мгновение тот самый беспокойный человек. С умением бывалого охотника он перебегал из укрытия в укрытие, направляясь к двери главной башни.

– Прощай, дружище, – промолвил Джарлакс и поболтал пальцем в воде. Изображение исказилось и исчезло.

– Возвращаешься с нами в Мензоберранзан? – спросил Киммуриэль.

Джарлакс кивнул с видом человека, покорного судьбе.

* * *
Никто во всех землях Бладстоуна не умел читать следы лучше Ольвена Друга лесов. Говорили, что он мог выследить птицу, пролетевшую над голыми скалами, и тот, кто хоть раз видел Ольвена в деле, не стал бы это оспаривать.

– У них есть портал, – уверенно сообщил он Кейну и Эмелину, когда они спустились со стены во двор замка.

Земля была изрыта многочисленными следами гоблинов и кобольдов, которых внезапно – и насильно, как уверял Ольвен, – погнали сражаться.

Следопыт кивком указал на главную башню – массивное приземистое строение, соединенное со стеной, отделявшей основной двор от внутреннего.

– Или же они прячутся в туннелях внизу, где и разместили всех этих тварей, – добавил Ольвен.

– Туда ведут какие-нибудь следы? – спросил Эмелин.

– Кобольды и гоблины вышли вон из той двери, только внутрь они не входили. К тому же если бы в башню втиснулось три сотни этих уродов, она бы развалилась.

– Внизу много туннелей, – сказал Эмелин, уже бывавший в замке.

– Все тупиковые? – уточнил Ольвен.

– Да.

– Уверен?

– У меня был Камень Всевидения, самонадеянный охотник на оленей, – сердито сказал Эмелин. – Разве я пропустил бы потайную дверь?

– Значит, у них портал, – убежденно заключил Ольвен.

– И видимо, он двусторонний, – добавил Кейн. Следопыт постоял, прислушиваясь к мертвой тишине вокруг, и кивнул.

– Ну что ж, – предложил Эмелин, – давайте распахнем все двери и обследуем все сверху донизу. Королю Артемису и его коварному темнокожему дружку будет нелегко от нас скрыться.

Вместе с Кейном он отправился к воротам. Дверь на первом этаже одной из сторожевых башен была распахнута, открывая путь к огромному поворотному механизму.

Ольвен же постоял немного, а потом начал пробираться в противоположном направлении – к главной башне.

Он умел красться не хуже опытного городского вора, и оставаться незаметным ему помогали также плащ и сапоги, сделанные эльфами и обладавшие некоторыми волшебными свойствами. Ольвен настолько слился с окружающими постройками, что со стороны показалось бы, будто он попросту исчез. Ступал он совершенно беззвучно, и Кейн с Эмелином, соображавшие, как бы приладить порванную цепь, лишь тогда поняли, насколько далеко он от них ушел, когда увидели открытой дверь главной башни.

– Горе делает его безрассудным, – бросил Кейн, двинувшись за ним.

– Ольвен сам торит себе дорогу, – удержал его за плечо Эмелин, – так всегда было и будет. Ему никто, кроме себя самого, не нужен. Наверняка и Мариабронн стал таким, поучившись у него.

– И, судя по всему, оттого и погиб, – заметил Кейн.

– Ольвен, пожалуй, понимает это, – кивнул чародей.

– Самое плохое сочетание – скорбь и чувство вины, – сказал монах и добавил: – Почини цепь и приведи наших.

Сам он отправился вслед за Ольвеном.

* * *
Тратить время на разглядывание мебели и драпировок в главном зале Ольвен не стал, а сразу повернул вправо, где было несколько входов в уходящие вниз и в сторону коридоры. Склонившись к земле, он изучил пол и выбрал тот туннель, которым, как он решил, недавно пользовались.

Покрепче сжав рукоять топора, Ольвен решительно двинулся вглубь. Он осторожно миновал несколько комнат, не найдя в них ничего заслуживающего внимания. Несмотря на это, Ольвен, как опытный следопыт, ничуть не терял бдительности. Его не смущало количество ответвлений. Следов было не так много, и если бы он пошел неверным путем, то легко вернулся бы и начал снова. Шагая беззвучно и неспешно, он добрался до большого проема, за которым открывался освещенный свечами зал. Пробираясь вдоль стены, следопыт отметил, что следы ведут внутрь и резко сворачивают за дверь.

Остановившись в шаге от проема, Ольвен затаил дыхание и, чуть наклонившись, заметил чей-то локоть.

Он еще раз внимательно осмотрел пол: следы оставил один человек.

С ловкостью и быстротой, не вязавшимися с его грузной фигурой, Ольвен прыгнул вперед, намереваясь с одного раза зарубить неизвестного. Острое лезвие не встретило препятствия и легко вошло в грудь того, кто затаился у входа.

* * *
Из смежного коридора Артемис Энтрери с кислой ухмылкой наблюдал, как решительно незнакомый здоровяк развалил мумию, оставленную им у входа в зал.

Как он и планировал, топор рассек ее надвое и, разрубив веревку, которую удерживало тело, звякнул о камень.

Веревка лопнула, и с противоположной стороны со свистом полетела вниз секира. Энтрери был уверен, что великан погибнет на месте.

Однако верзила удивил его: едва лезвие со звоном ударилось в камень, он, кувыркнувшись, влетел в комнату, чуть опередив раскачивающуюся секиру, и с безупречным мастерством вскочил на ноги. А главное, Ольвен то ли предугадал, то ли почувствовал приближение Энтрери, хотя убийца и ступал бесшумно, и прыгнул ему навстречу, замахнувшись топором. Энтрери едва успел поднять повыше Коготь Шарона, иначе он выбил бы его у него из рук.

Ольвен тут же перехватил рукоять и, целясь в шею, неистово обрушился на врага.

Энтрери, насколько мог, отклонился назад и парировал мечом, однако удержаться на ногах не сумел и упал, упершись в пол свободной рукой. Используя ее как рычаг, он качнулся в сторону от набросившегося на него с ревом Ольвена и, сделав сальто, вскочил, выставив перед собой Коготь Шарона.

– Ага, так ты ловкач убийца! – прорычал Ольвен.

– Вот в чем разница между убийцей и жертвой.

– Что же, Мариабронну недостало ловкости?

– При чем здесь Мариабронн? – изумился Энтрери.

– Не вешай мне лапшу на уши! Ты его боялся – ведь он человек чести!

И с этими словами Ольвен замахнулся топором справа налево, потом разжал правую руку, а левой забросил топор за спину, снова перехватил рукоять правой, готовясь рубануть наискосок.

Энтрери даже не пытался парировать столь мощный удар, он просто отступил на шаг. Момент, когда Ольвен выпустил топор из левой руки и схватил его за середину рукояти правой, показался убийце наиболее удобным для нападения – здоровяк не смог бы защититься, ему не хватало замаха.

Вот тогда-то Энтрери и узнал впервые, чего стоят друзья короля Гарета.

Ольвен не стал бить, как предполагал его противник. Он выбросил в сторону правую руку и чуть разжал кулак, так что рукоять топора заскользила и у него в руке остался самый конец. Свободной же левой рукой он выхватил из-за пояса маленький метательный топорик и бросил его, не дав Энтрери приблизиться.

Убийца пригнулся и попытался отбить топорик Когтем Шарона, но лишь задел его. Лезвие полоснуло его по голове, по счастью не ранив лица!

Но хуже было то, что в правой руке Ольвена блеснул боевой топор, занесенный для последнего, смертельного удара.

В столь безнадежном положении оставалось лишь пригнуться и попытаться смягчить удар.

Любой на месте Энтрери только защищался бы, но убийца быстро перебросил Коготь Шарона в левую руку, отражая атаку, а другой попытался вонзить кинжал в объемистый живот противника.

Но Ольвен помешал ему, сильно стукнув рукой по плечу. Энтрери ничего не оставалось делать, как кувыркнуться и, обернувшись, защищаться снова.

Повинуясь инстинкту, он отбил еще один метательный топорик, уже после сообразив, что вспышка, промелькнувшая рядом с ним, оказалась сверкнувшим на мгновение лезвием. Он даже не смог удивиться, когда это Ольвен успел его выхватить и так точно запустить.

– Примерно так ловят жирного поросенка, – поддразнил его следопыт.

– Только поймать его трудно, и он нередко оставляет ловца в дураках.

Невозмутимо усмехаясь, поигрывая боевым топором, Ольвен пошел забрать первый метательный топорик.

– Да, приходится повозиться, чтобы его поймать, – согласился он. – Но ясно как день, что поросенку не бывать победителем.

– Кто слишком уверен в себе, может остаться ни с чем.

Разразившись утробным хохотом, следопыт поманил убийцу:

– Ну, иди же сюда, собака, король Артемис Слабоумный. Оставь меня ни с чем.

Энтрери видел, что противник встал в боевую позицию, взяв в одну руку боевой топор, в другую метательный, с непринужденностью, выдающей воина, привычного к бою с двух рук. Видимо, следопыт убедил себя в том, что Энтрери повинен в смерти Мариабронна.

Убийце вдруг на мгновение захотелось разуверить храброго воина, поведать ему правду (такая редкость!) о своей непричастности к гибели Странника.

Но чего бы он добился? Ведь Джарлакс провозгласил его королем Артемисом Первым, самовольно захватившим практически принадлежащие Гарету земли. За это преступление ему тоже полагалась смерть, которой этот человек и добивается.

Так к чему утруждаться?

Энтрери поглядел на собственное оружие – кроваво-красный клинок Когтя Шарона и драгоценный кинжал, столько раз выручавший его в самых различных стычках.

– Ну, давай же, – подначивал его противник. – От короля я ожидал большего.

Пожав плечами как бы в знак того, что Ольвен пусть и большого ума человек, но сейчас заблуждается и убийце ничего не остается, как принять дурацкую игру, Энтрери бросился вперед.

* * *
Мастер Кейн стоял в главном зале, куда выходило множество туннелей, и прислушивался к звукам схватки, эхом доносившимся из какого-то из них. Все туннели изгибались в одну сторону, и определить, откуда идет звук, было нелегко, к тому же в глубине коридоры могли соединяться между собой.

– Что же ты не оставил метки, Ольвен? – покачивая головой, пробормотал Кейн.

Он попытался прикинуть угол наклона туннеля и соразмерить его с эхом. Потом перешел к следующему, однако понял, что только тратит драгоценное время. Порывшись в кармане, он достал свечку и, установив ее у входа в туннель, помчался вглубь него.

* * *
Энтрери сделал выпад, и Ольвен молниеносно отразил его топором. Убийца отдернул клинок, сделал финт кинжалом и снова ударил мечом. Противник уклонился, выставив оружие перед собой.

Энтрери отшатнулся, делая вид, что готовится пустить в ход кинжал. Следопыт понял его намерение, но убийца, вопреки ожиданию, вновь сделал выпад Когтем Шарона.

Менее опытного противника он этим ударом и убил бы, но Ольвен раскусил Энтрери, и его собственная готовность к фальшивому выпаду также оказалась всего лишь уловкой, давшей ему возможность метнуть топорик.

Лишь необычайное проворство спасло Энтрери, он успел отбить топорик вовремя поднятым кинжалом и, даже вынужденный защищаться, попытался достать противника мечом. Ольвен парировал, но убийца почти сразу сделал выпад кинжалом. Следопыт не успел бы защититься Древорубом, но сумел отразить нападение иначе. Каким-то непостижимым образом Ольвену удалось выхватить второй топорик, и именно им он отбил кинжал. И одновременно размахнулся своим огромным топором.

Энтрери плашмя рухнул на пол, и страшное лезвие рассекло воздух над самой его головой. Упершись руками в пол, он оттолкнулся изо всех сил и вскочил, уже готовый к нападению. Коготь Шарона со звоном ударил под лезвие топорика, и Ольвену пришлось далеко отвести руку. Кинжалом же Энтрери ткнул ему в пояс, и, защищаясь, следопыт вынужден был опустить большой топор. Убийца тем временем поддел мечом метательный топорик и резким движением вывернул противнику руку.

Однако Ольвен поступил неожиданно: он отпустил топорик и дал кулаком убийце под подбородок.

Энтрери попятился, но быстро пришел в себя – на свое счастье, поскольку Ольвен бросился на него, ожесточенно размахивая боевым топором. Взмах, еще, но Энтрери успевал парировать, металл оглушительно звенел и скрежетал, и вдруг в самый разгар схватки Ольвен умудрился достать еще один топорик.

Наемный убийца яростно сопротивлялся. Они дрались на равных, не было никакой возможности перейти в нападение или найти хотя бы малейшую брешь в защите врага. Схватка превратилась в почти механическое отражение ударов с обеих сторон. И если Ольвен и устал, то ничем не выдавал этого.

* * *
Выскочив из только что осмотренного туннеля, Кейн не забыл положить свечку поперек – знак того, что он здесь уже побывал, ничего не нашел и вышел. Другую свечу он поставил у входа во второй коридор, чтобы Эмелин, понимавший его сигналы, знал, где его искать.

Он бежал все быстрее, уже отчасти представляя себе расположение туннелей и больше не сомневаясь, что попал именно в тот, который выведет его к Ольвену.

Главное было успеть, поскольку звон металла, доносящийся до него, звучал теперь в каком-то безумном ритме.

* * *
Энтрери в мгновение ока понял, что ему не удалось парировать и удара топором не избежать. Он все же успел отчасти уклониться, но острейшее лезвие, рассекая кожаные штаны и мышцы, вошло в его правое бедро, как в масло, до самой кости.

Убийца только скривился, терять время было нельзя: Ольвен наступал, решив, что миг его торжества уже пришел.

Энтрери изо всех сил замахнулся мечом, и здоровяк, как и следовало ожидать, приготовился отбить его топором. Ольвен не почувствовал подвоха, – видно, решил, что это жест отчаяния. Убийца же, вместо того чтобы бить, извернулся и отбежал в сторону, сильно припадая на раненую ногу, но заставляя себя не обращать внимания на жгучую боль.

– Не сбежишь! – злорадно крикнул Ольвен и бросился за ним к двери, где неподвижно висела на веревке секира.

Энтрери качнул ее в сторону, а сам метнулся дальше, но тут же резко обернулся и махнул мечом. В воздухе повисла непрозрачная черная пелена.

Убийца швырнул меч на землю, а сам, пользуясь тем, что звон заглушил звук его шагов, бросился влево и затаился за стеной, рассчитывая на то, что неожиданное препятствие и странная завеса хоть на миг задержат растерянного преследователя. И действительно, Ольвен, остановив качающуюся секиру, на секунду недоуменно воззрился на внезапно возникшую перед ним пелену.

Однако замешательство длилось недолго, и он с ревом бросился вперед, в туннель.

И застыл на месте, оказавшись лицом к лицу со своим врагом.

Острейшее лезвие кинжала коснулось его шеи. Свободной рукой Энтрери ухватил несколько прядей густых черных волос Ольвена и оттянул назад его голову.

– На твоем месте я бы развел руки пошире и бросил оружие на пол! – прошипел он следопыту в самое ухо.

Ольвен не послушался сразу, и Энтрери, сильнее потянув его за волосы, проколол острием кожу и дал понять, что его клинок способен не только убить, но и выпить душу. Ольвену все стало ясно, и он уронил топоры.

– Не умножай своих преступлений, – вдруг раздался ровный голос.

Прижав к себе противника, Энтрери быстро отступил с ним обратно в комнату и увидел в коридоре Кейна.

Монах был совершенно спокоен и невооружен, руки он держал опущенными вдоль тела.

– Единственное мое преступление в том, что я хотел выбраться из этой клоаки, именуемой Гаретовым королевством! – огрызнулся наемный убийца.

– Если это так, то почему мы воюем?

– Я себя защищаю.

– А также свое королевство?

Энтрери зло посмотрел на монаха, но промолчал.

– Ты приставил нож к горлу хорошего человека, все в Бладстоуне почитают его героем, – сказал Кейн.

– Он хотел убить меня и с удовольствием бы рассек надвое, если б я это позволил.

– Он ошибся. – Кейн пожал плечами, как будто это не имело значения. – Будь благоразумен. Пусть, когда ты предстанешь перед справедливым судом Гарета, твои действия скажут за тебя.

– Сейчас я уйду… – начал Энтрери и смолк, увидев за плечом Кейна еще одного человека, – отдуваясь и пыхтя, приковылял Эмелин. – Сейчас я беспрепятственно уйду с этим человеком, – повторил убийца, – и отпущу его тогда, когда минует угроза ложных обвинений со стороны Гарета Драконобора и его прихвостней.

Чародей просто захлебнулся от возмущения и рванулся к нему, но был остановлен Кейном. Однако Эмелин все равно начал делать какие-то пассы, пригрозив:

– Я сотру тебя в порошок!

Криво ухмыльнувшись, Энтрери чуть надавил на кинжал.

– Стой! – дурным голосом закричал Ольвен, в глазах которого застыл ужас.

Его друзья замерли. В своей жизни Ольвен не раз бывал на волосок от смерти, ему даже довелось встретиться лицом к лицу с могущественным демоном, но никогда еще они не видели его таким напуганным.

– Все равно тебе не жить, – бросил Эмелин Энтрери.

Кейн же, опустив руки, закрыл глаза, и голубой перстень у него на пальце едва заметно вспыхнул.

– С менядовольно! – воскликнул убийца и, увлекая за собой Ольвена, отпрянул в сторону как раз вовремя, иначе его схватила бы огромная призрачная рука. – Хоть один волос упадет с моей головы – и ему конец.

Кейн открыл глаза и поднял ладони в умиротворяющем жесте. Призрачная рука исчезла, слегка колыхнув воздух.

Энтрери перевел дыхание: убийство заложника в его намерения не входило, иначе нечем было бы торговаться, но для вящей убедительности он посильнее дернул своего пленника за волосы, заставив издать стон.

– Поворачивайтесь и выведите меня отсюда! – приказал он.

Эмелин готов был послушаться, но Кейн стоял неподвижно, закрыв глаза, и едва заметно шевелил губами.

Энтрери только собрался припугнуть его, как монах открыл глаза и со словами «Все кончено» пристально посмотрел на него.

Сначала убийца ничего не почувствовал, но потом лицо его выдало полнейшую растерянность: ощущение было странным. Мышцы рук и ног непроизвольно задергались, а веки начали моргать против его воли.

– О, здорово придумано! – похвалил Кейна Эмелин.

– Ч-что такое? – запинаясь, пробормотал убийца.

– Это вмешательство моей воли, – пояснил монах. – Я настроил наши энергии в унисон.

Мышцы на руке Энтрери напряглись, их свела сильнейшая болезненная судорога. Тогда он решил без промедления перерезать горло своему заложнику, но конечности перестали выполнять приказы мозга.

– Представь себе, будто твоя жизненная энергия – это веревка, туго натянутая от затылка к паху, – посоветовал Эмелин. – Мастер Кейн теперь может дергать за нее, как ему захочется.

Энтрери глядел на собственную руку, не веря глазам. Ощущение какой-то чуждой дрожи в организме вызывало тошноту. Словно во сне, он видел, как Ольвен отвел его ладонь и высвободился, а Кейн спокойно подошел к лежащему на полу Когтю Шарона. Энтрери со смутным удовлетворением представил себе, как коварный, обладающий собственной жизнью меч сейчас сомнет своей волей волю монаха; так случилось уже со многими, неосторожно взявшими клинок в руки без всякой защиты.

Кейн поднял меч, и глаза его расширились – но лишь на мгновение. Потом, пожав плечами, он просто сунул клинок за веревку, подпоясывающую его грязные лохмотья.

Энтрери охватила досада и злость. Он напряг все силы и попытался стряхнуть с себя чуждое вмешательство. На секунду ему это удалось, и он неуклюже шагнул вперед.

– Осторожнее, король Артемис, – с едва заметной издевкой обратился к нему Эмелин, но разум убийцы находился в таком смятении, что он уже не различал оттенков голоса. – Ведь мастер Кейн может перерезать веревку. Жуткая смерть, должен сказать.

Кейн, словно в подтверждение его слов, что-то сказал, и страшная боль, какой он никогда не испытывал, скрутила тело наемного убийцы. Все мускулы потеряли подвижность и затвердели, будто судорога охватила тело.

Энтрери слышал, как кинжал со звоном выпал из его руки, но собственного удара о каменный пол уже не почувствовал.

Глава 15 Король Ваасы

Встать Энтрери удалось лишь при поддержке Кейна, однако слабость была такой, что он едва держался на ногах. Ольвен завел ему руки за спину и надежно связал прочной веревкой, хотя он не сопротивлялся.

– Где Джарлакс? – спросил Эмелин.

Голос его доносился до убийцы словно издалека, несмотря на то, что чародей подошел совсем близко, да и смысл сказанного он понимал с трудом.

– Где Джарлакс? – повторил волшебник, придвинувшись так близко, что чуть не уткнулся Энтрери в лицо своим ястребиным носом.

– Сбежал, – едва слышно прошептал убийца, удивляясь, что смог вообще что-то произнести.

Ощущение было такое, будто разум отделился от тела и парит в комнате подобно множеству пушистых облачков, в каждом из которых плавают какие-то мысли, раньше, быть может, и связанные одна с другой, но теперь совершенно разрозненные.

Эмелин повернулся к Кейну, и тот пожал плечами.

– Пойду проверю, – раздался голос Ольвена.

– Давай-ка на этот раз поосторожней, – проворчал Эмелин.

Следопыт, фыркнув, прошествовал мимо плененного Энтрери, стрельнув в него яростным взглядом.

Кейн повел наемного убийцу за руку, Эмелин пошел следом. Они долго шагали по коридору, а способность управлять своим телом и разумом к Энтрери все не возвращалась, и несколько раз он не упал лишь потому, что монах крепко держал его.

В тронном покое собрались король Гарет, брат Дугальд и множество солдат, с любопытством бродивших по залу. Гарет, подбоченившись, стоял у стены и с недоумением рассматривал одну из шпалер, которые сейчас развернули во всю длину.

– Ну вот, – пробормотал Эмелин, становясь рядом с Энтрери и поглаживая бороду.

– А, вы его нашли! – воскликнул, обернувшись, Дугальд. – Хорошо!

– Поглядите, разве это не любопытно? – обратился к друзьям Гарет. – Можешь объяснить, что это значит? – поинтересовался он у Энтрери, но, внимательно посмотрев на него, перевел вопросительный взгляд на друзей.

– Это Кейн его обработал, – сухо пояснил Эмелин.

– А где Ольвен? – встревожился Гарет.

– Пошел убедиться, что дроу сбежал.

– Так оно и есть, – раздался голос следопыта, как раз показавшегося в туннеле. – Полагаю, через магический портал. И если следы хоть о чем-то говорят, – а все мы знаем, что говорят, – то Джарлакс был в замке не единственным эльфом или не единственным дроу. Я так думаю, что нашему другу, королю Ваасы, будет о чем нам порассказать.

– Тогда пусть начнет с этого, – предложил Эмелин, и они с Гаретом отошли, чтобы не закрывать Энтрери шпалеру.

Ольвен за спиной пленного даже поперхнулся, Кейн же остался совершенно бесстрастен.

С трудом сосредоточившись на изображении, убийца пришел в замешательство. Тканые узоры показались ему объемными, словно изображенные на шпалере люди ожили и готовы были сойти в комнату.

Потом в глубине его помраченного сознания возникло подозрение, вскоре оформившееся в уверенность, что на драпировке представлены те же самые люди, что сейчас стоят в зале. Шпалеры в подробностях воспроизводили победу короля Гарета над королем-колдуном Женги.

– Так что же, король Артемис? – обратился к нему Гарет. – Почему ты украсил свой тронный зал такими драпировками?

Энтрери смотрел на него, ошеломленный ничуть не меньше других.

Кейн отвел его в сторону и усадил в одно из «грибных» кресел.

– Он пока еще не может нормально изъясняться, – сказал он Гарету. – Так что разгадки этой тайны придется немного подождать.

– Значит, и этой тоже, – сказал король, протягивая Кейну свиток, прежде лежавший на сиденье трона.

В лице монаха ничто не дрогнуло, когда он развернул его и прочел вслух, хотя текст был поразительный:

Добро пожаловать, Гарет, король Доноры.

Добро пожаловать, Гарет, король Ваасы.

Тебе очень рады здесь, король Ваасы.

– Это что еще за фокусы? – спросил Эмелин, заглядывая Кейну через плечо.

Снаружи донеслись громогласные приветственные вопли Гарету; первыми начали кричать возликовавшие солдаты из Палишука.

– Радуются, что их любимому городу больше ничто не угрожает, – сказал король.

Брат Дугальд от души рассмеялся, и его поддержали остальные.

– Дроу найти так и не удалось, – задумчиво проговорил Эмелин и спросил Энтрери: – Значит, тобою решили пожертвовать?

– Жаль такой талант, – посетовал Ольвен. – Он ведь превосходный боец.

– Только, похоже, быстро бегать не умеет, – подхватил Дугальд. – Ну, если здесь больше делать нечего, давайте поскорее вернемся в Бладстоун-Виллидж. А то тут холодновато.

– Ты такой толстый, что северный ветер тебе не страшен, – входя в открытую дверь, пошутил Риордан Парнелл. – Наши друзья в Палишуке хотят отпраздновать победу.

– Они всегда готовы что-нибудь праздновать, – проворчал Дугальд.

– А мне здесь нравится.

– Значит, так, – заявил Гарет. – Как только мы удостоверимся в том, что опасность миновала, поворачиваем домой. На зиму в Палишуке, если наши друзья согласны, оставим взвод солдат, на тот случай, если дроу захочется выкинуть какой-нибудь фортель. А нам лучше быстрее вернуться.

– А что с ним? – кивнул Кейн в сторону Энтрери.

– Возьмем с собой.

Энтрери немного приуныл – он хотел бы, чтобы все поскорее закончилось.

* * *
– Домой в Бладстоун-Виллидж, и там твоего дружка казнят, – сказал Киммуриэль, наблюдающий за происходящим при помощи чаши с водой.

– Гарет не убьет его, – уверенно сказал Джарлакс.

– У него не будет выбора, – возразил псионик. – Ты же провозгласил Энтрери королем Ваасы. Если Гарет оставит его в живых, то потеряет уважение своих подданных. Ни один король не позволит сопернику остаться в живых. Это путь к анархии.

– Ты судишь о Гарете, как о Матери Дома. Он не такой.

– Хорошо бы, если так, но здравый смысл говорит иначе, – ответил Киммуриэль. – Джарлакс, забудь об этом человеке, дружба с ним плохо на тебя повлияла, ты перестал быть рассудительным.

Изображение в воде по слову одного из чародеев расплылось и исчезло, и Джарлакс задумался. Он никогда не сомневался в своих оценках, потому что они основывались на глубоком понимании мотивов окружающих его людей. Но он также давно научился доверять словам Киммуриэля, поскольку ни страсти, ни надежды и мечты не могли повлиять на железную логику его умозаключений.

– Нет, мы не можем этого допустить, – сказал, наконец, Джарлакс, обращаясь не столько к Киммуриэлю, сколько к себе.

– Но мы ничего не можем поделать, – твердо заявил псионик.

И Джарлакс заметил краем глаза, с каким напряженным вниманием чародеи следят за их разговором. Ожидают, что они подерутся за руководство Бреган Д'эрт?

– Я не поведу Бреган Д'эрт против Гарета, – продолжал Киммуриэль, – и однажды уже объяснял тебе почему. Все недавние события не изменили моего мнения. И уж конечно, я не пожертвую бандой ради несдержанного человека, который все равно умрет своей смертью раньше, чем я забуду о том, что спас его.

При этих словах в голове Джарлакса мелькнула неожиданная мысль, не приобщился ли наемный убийца к миру теней благодаря вампиризму своего кинжала, но он решил обдумать ее на досуге, а сейчас сосредоточиться на текущих делах.

– Я не прошу объявлять Гарету войну, – сказал он. – Если бы это было моей целью, зачем бы я покинул замок? Не проще было бы пробудить Уршулу и бросить его на войско короля? Нет, друг мой, воевать с Гаретом и его могучей армией мы не станем. Однако он, судя по всему, человек трезвомыслящий и рассудительный. Мы с ним поторгуемся за Энтрери.

На непроницаемом лице Киммуриэля мелькнула тень сомнения.

– Тебе нечего ему предложить.

– А ты не заметил, какое лицо было у Гарета, когда он разглядывал мой подарок?

– Скорее, его можно было назвать смущенным, а не благодарным.

– Если мы поведем себя умно, то смущение станет первым шагом на пути к благодарности, – хитро улыбнулся Джарлакс. – Поле битвы готово. Только нам нужен еще один предмет торговли. Помоги мне его заполучить.

Киммуриэль пристально и недоверчиво смотрел на него, а Джарлакс молчал, уверенный, что умный псионик и без слов все поймет.

– Это будет весело, – заверил Джарлакс.

– Но окупит ли это потраченные усилия и время?

– Иногда достаточно и того, что будет весело.

– В самом деле, – протянул псионик. – Так, может, все это: переброска солдат, истребление рабов, создание порталов, потребовавшее колоссальных затрат энергии, – для тебя вполне оправданно? Ты просто развлекался, тебя развеселила возможность сбежать, когда Гарет, как и предсказывалось, появился у ворот?

Джарлакс, усмехнувшись, неопределенно пожал плечами, потом достал вырезанную из драгоценного камня маленькую головку дракона и, подбросив на ладони, кинул ее псионику.

– Держи, это Уршула, – сказал он. – У Бреган Д'эрт будет могущественный помощник.

– Тот Джарлакс, которого я знал, ни за что не отдал бы такую ценную вещь.

– Я ее тебе одалживаю в качестве дополнительного актива Бреган Д'эрт. К тому же ты, несомненно, сможешь изучить драколичи глубже, чем я, особенно при помощи жрецов и иллитидов.

– Это плата за помощь в твоей новой авантюре?

– За это и за то, что потребуется потом.

– После того, как мы найдем то, что обменяем на этого странного человека?

– Разумеется.

– И все-таки я не понимаю почему, Джарлакс?

– Быть может, по той же причине, по какой я когда-то приютил беженца из Дома Облодра?

– Наверное, чтобы сделать Бреган Д'эрт еще сильнее? Или ради собственных новых впечатлений?

– Да, – со смехом ответил Джарлакс.

Глава 16 Ума на сотню

Идя к двери своего тронного зала в Бладстоун-Виллидже, король Гарет понял, что допрос Артемиса Энтрери уже начался. Он покосился на шествующую рядом жену, но ее холодный, стальной взгляд, так хорошо ему знакомый, был устремлен вперед. Очевидно, у нее, в отличие от него, следствие над самозванцем не вызывало никакой внутренней борьбы.

– Значит, ты утверждаешь, что тебе ничего не известно ни о шпалерах, ни о свитке, найденном на троне? – донесся до Гарета голос Селедона. – Прояви же благоразумие. Это в некоторой степени облегчит твою участь.

– Выберете мне смерть поприятней? – спросил Энтрери с такой желчью, что Гарет поежился.

Король решительно вошел в зал и увидел Энтрери, стоящего на ковре перед тронным возвышением. Брат Дугальд и Риордан сидели на ступеньке, Кейн стоял рядом, а Селедон кружил вокруг пленника. По сторонам ковра выстроились стражи.

При появлении короля и королевы Дугальд и Риордан вскочили и все склонили головы.

Гарет едва ли удостоил их взглядом. Он не отрываясь смотрел на Энтрери и читал в его взоре такую ненависть и презрение, что воспоминание о Женги возникло само собой. Король уселся на троне, так ни разу не отведя взгляда от пленника.

– Он показал, что драпировки были повешены без его ведома, – сообщил брат Дугальд.

– И о пергаменте он ничего не знал, – добавил Риордан.

– Он говорит правду? – уточнил Гарет.

– Я не нашел в его словах лжи, – ответил жрец.

– А зачем бы мне лгать? – усмехнулся Энтрери. – Вы бы все равно это узнали и сочли себя вправе действовать бесчестно.

Селедон хотел было ударить дерзкого пленника, но король жестом остановил его.

– Ты так хорошо осведомлен о моих действиях и намерениях, – сказал он.

– Я за свою жизнь видел слишком много таких вот королей гаретов…

– Что-то не верится, – заметил Риордан, но Энтрери его не слушал, не сводя тяжелого взгляда с короля Дамары.

– …это такие люди, которые притворяются, что по праву берут то, что им не принадлежит, – невозмутимо продолжал убийца.

– Выбирай слова! – гневно воскликнула Кристина. – Гарет Драконобор – законный правитель Дамары!

– Так, знаете ли, утверждают все правители.

– Убить этого упрямца, и дело с концом! – раздался от дверей голос Ольвена.

Войдя в зал, следопыт поклонился и направился к трону, пройдя всего в шаге от пленника. При этом он что-то шепнул ему с усмешкой.

– Если тебе так больно сознавать, что кто-то одержал над тобой победу, может, стоит немного потренироваться? – бросил ему в спину Энтрери, и лицо Ольвена перекосилось от злости.

– Ольвен, угомонись! – приказал Гарет.

Но Ольвен развернулся так резко, что Селедон невольно отскочил, решив, видимо, что он сейчас набросится на пленника.

Энтрери, ухмыляясь, смотрел на него.

– Все мы здесь – здравомыслящие люди, но мы живем в трудное время, – проговорил Гарет, когда следопыт отступил, все же совладав с собой. – Хотелось бы побольше узнать о…

– Что же, ты сомневаешься, что мой супруг имеет право на престол? – вдруг вмешалась Кристина.

Гарет положил руку ей на колено.

– Как можно, ведь даже ваш бог подтвердит, что он законный король, – процедил Энтрери, – поскольку обычно правители выбирают бога себе по вкусу.

– Его родословная… – начала Кристина.

– Совершенно не важна! – рявкнул убийца. – Право по крови – не мерило справедливости, а средство управления!

– Ах ты, дерзкий негодяй! – взвизгнула Кристина и, встав во весь рост, сделала шаг к нему. – Гарет – законный король, и по крови, и по деяниям!

– А я, значит, посягнул на его законные земли?

– Да!

– На земли короля Дамары или короля Ваасы?

– Он владеет обеими! – уверенно бросила Кристина.

– Какая интересная у тебя родословная, Гарет, – насмешливо протянул пленник.

– Король Гарет, – хлестнув его по щеке, поправил Селедон.

– Что же, унаследованные тобой земли простираются до самого Палишука? – спросил Энтрери короля, словно Селедона вообще не было в зале. – Ты владеешь Ваасой по праву крови?

– По деяниям, – спокойно сказал Кейн, выступая вперед.

– Значит, право владеть получает сильнейший, – заключил Энтрери. – Мы вернулись к тому, с чего начали. Много я видел за свою жизнь королей гаретов.

– Кто-нибудь, принесите мой меч! – вне себя от злости прошипела королева.

– Сударыня, сядьте, прошу! – властно сказал Гарет и снова обратился к Энтрери: – Ты провозгласил себя владетелем Ваасы, король Артемис.

Пленник устало закатил глаза, косвенно подтверждая подозрение Гарета, что зачинщиком всего был Джарлакс.

– Я провозгласил свое право на то, что было мною завоевано, – ответил Энтрери. – Именно я победил драколичи, и потому… – Не договорив, он поглядел на Кристину и с ухмылкой закончил: – Да, сударыня, я занял этот трон по праву, по деяниям. – И, снова обернувшись к Гарету, добавил: – Или мое право на замок и его окрестности ценится меньше, чем твое?

– Ну, он по-прежнему король, а ты в оковах, – подал голос Риордан.

– Вот это и называется право сильного, – ответил Энтрери, – а ты дурак.

– Ох, дайте мне его убить, и покончим с этим! – взмолился Ольвен.

Но Гарет никого из них словно не слышал.

– Ты отправился в замок под знаменем Бладстоуна, – напомнил пленнику Селедон.

– А также с соглядатаями Цитадели Убийц! – огрызнулся Энтрери.

– И с командиром Армии Блад…

– Да ведь именно она наняла людей Тимоско! – вскричал пленник, не дав Селедону даже договорить. – И уже в замке предала нас в самый решительный момент. – Расправив плечи, он повернулся к Гарету. – Твоя племянница погибла от моей руки, – заявил он, и по залу пронесся вздох. – Я не хотел ее смерти, но убил, потому что она без всякой причины напала на Джарлакса, точнее, причина была, но интересы короны тут ни при чем, это было сделано во имя интересов Цитадели.

– Что за нелепые обвинения? – взревел Ольвен.

– Ты что, там был? – осадил его Энтрери.

– А как же Мариабронн? – подхватил следопыт. – Может, он тоже был в сговоре с врагами? Ты это хочешь сказать?

– О нем я ничего не хочу сказать. Его убили демоны, когда он один ушел вперед.

– Тем не менее, его нашли в пещере драколичи, – заметил Риордан.

– Нам нужна была помощь, какая только возможно.

– Значит, ты утверждаешь, что его воскресили и он снова пал в битве? – спросил бард.

– Точнее, оживили тело, – вмешался брат Дугальд. – А известно ли тебе, что оживление трупа благочестивого человека – преступление против чести и блага, преступление против Убиенного Бога?

Энтрери с прищуром поглядел на священника и сплюнул.

– Это не мой бог.

Селедон метнулся к нему и ударил изо всех сил. Пленник покачнулся, но устоял на ногах.

– Гарет – король по крови и по деяниям! – проревел Дугальд. – Помазанник Ильматера!

– Ага, а каждую Мать Дома в Мензоберранзане благословляет сама Ллос! – упрямо парировал убийца.

– Гнев Ильматера поразит тебя! – вскричала Кристина.

– Ты будешь рукой его гнева?! – крикнул в ответ наемный убийца. – А еще лучше – возьми меч и дай мне мой, посмотрим тогда, чей бог сильнее!

Селедон снова хотел ударить его, но не успел, потому что Энтрери, едва договорив, задергался в конвульсиях.

– Мастер Кейн! – сердито крикнул Гарет.

– Никто не смеет под страхом смерти так говорить с королевой, – невозмутимо ответил монах.

– Отпусти его, – приказал король.

Закрыв глаза, Кейн повиновался. Энтрери выпрямился, хватая воздух ртом, но не устоял и упал на одно колено.

– Дайте же ему меч! – крикнула Кристина.

– Сядьте и успокойтесь! – приказал Гарет.

Он встал с трона и подошел к пленнику. Все настороженно следили за ним, один Энтрери смотрел в лицо королю с нескрываемой ненавистью.

– Поместить его в камеру на первом этаже башни, – велел Гарет. – Она должна быть теплой и светлой, и кормите его как следует – обильно и вкусно.

– Но, мой король… – начал было Ольвен.

– И чтоб пальцем его не трогали, – решительно договорил король. – Все. Выполняйте.

Риордан и Селедон, подхватив пленника под руки, повели его из зала. Ольвен, сердито глянув на короля, пошел за ними.

– А ты иди, избавь его от болей, – велел он Дугальду, смотревшему на правителя круглыми глазами. – Ну, давай же, иди! – И он жестом отослал его.

Дугальд пошел к двери, беспрерывно оглядываясь.

– Опасно так попустительствовать! – с упреком сказала Кристина.

– Я же просил тебя не злить его.

– Ты вытерпел бы все эти оскорбления?

– Я бы его выслушал!

– Ты король, Гарет Драконобор, правитель Дамары и Ваасы. Твое терпение, несомненно, великая добродетель, но сейчас эта добродетель неуместна.

Гарет был хорошим мужем и не стал обращать внимание жены на то, насколько двусмысленны ее слова. Он просто промолчал, не согласился и не возразил, и Кристина, вне себя от возмущения, встала и вышла.

– Нельзя оставлять его в живых, – обратился Кейн к королю, когда они остались вдвоем. – По всему королевству начнутся беспорядки. И Даймиан Ри больше всех озабочен исходом дела.

– Но разве этот человек не прав кое в чем? – спросил Гарет.

– Нет, – твердо ответил монах.

Но король покачал головой. Разве так уж сильно отличается то, что сделали этот странный дроу и Энтрери, от того, что совершил он сам? Положа руку на сердце?

* * *
– Могли бы быть более предусмотрительными, – заметил Киммуриэль Облодра Джарлаксу, пользуясь особым языком жестов дроу, и сделал в конце фразы знак, говоривший о его полнейшем презрении к людям.

– Они не отдают себе отчета в том, что внизу тоже кто-то есть, – с молниеносной быстротой двигая пальцами, ответил Джарлакс. – Подземье слишком далеко от обычного круга их забот.

Джарлакс даже сам удивился, почему так часто оправдывает обитателей Верхнего Мира. Вот Нелликт, например, по всем меркам поверхности великолепный маг, настоящий мастер сложных таинственных чар. И все же он выбрал убежище, откуда можно наблюдать за всеми сторонами света, а чтобы следить за тем, что под ногами, даже не подумал.

Тогда как не более чем в сорока футах под тайным приютом Цитадели Убийц проходит глубокий и широкий туннель, являющийся частью сложных и запутанных подземных ходов и пещер, обычно именуемых Подземьем, и представляющий собой отрезок торгового пути.

А также вражеский подступ.

– Не забудь, о чем мы договорились, – прожестикулировал Киммуриэль.

– В последний раз, – так же ответил Джарлакс и похлопал себя по поясу, где прятал магический камень, на который намекнул псионик.

Судя по глазам Киммуриэля, он ни на секунду не поверил бывшему начальнику, как, впрочем, и Джарлакс ему. Это было все равно, что просить собаку не лаять или Мать Дома – никого не мучить. Против природы не пойдешь.

Псионик повернулся к чародеям, ожидающим его приказа, и кивнул. Первый из них выступил вперед, поднял руку и очертил в воздухе контур. Псионик молча одобрил, и маг начал готовить заклинание.

Через несколько минут он закончил, взмахнул руками, и огромный квадратный кусок породы над его головой, величиной в два роста дроу, попросту испарился.

Не медля ни мгновения, поскольку время действия заклинания было ограничено, второй маг бросился к отверстию и, коснувшись знака на груди, поднялся в воздух и повторил заклинание. Не дожидаясь, пока он завершит, третий чародей уже начал левитировать.

Таким способом они растворили двадцатифутовую толщу скальной породы.

– Еще разок, и мы уже в пещерном комплексе, – знаками сообщил Киммуриэль солдатам Бреган Д'эрт, ждавшим неподалеку. – Быстро и без звука!

Поднялся четвертый маг, а с ним и передовой отряд, лучшие убийцы банды под начальством знаменитого разведчика Вейласа Хьюна. Они всегда первыми пробирались в стан врага и прокладывали дорогу остальным, и часто их путь был отмечен еще теплой кровью стражников.

Нужно было беречь каждое мгновение, и, как только последний фрагмент камня испарился, головы левитирующих солдат показались на нижнем уровне пещеры, занимаемой Цитаделью.

Трое первых чародеев поднялись вместе с ними, и едва разведчики определились на местности и бесшумно двинулись по одному из освещенных факелами коридоров, снова принялись колдовать.

По нижним туннелям тайного прибежища Нелликта поплыл странный туман, почти прозрачный. Он заглушал шаги, ослаблял чары, а также отражал наиболее распространенные магические нападения.

Бойцы один за другим левитировали сквозь пробоину в скале и бесшумно исчезали в туннелях. Джарлакс, прикоснувшись к своей шляпе, чтобы пробудить ее волшебные свойства, поднялся вслед за ними вместе с Киммуриэлем в окружении лучших солдат.

Местность была им довольно хорошо знакома. Псионик неплохо изучил почти все закоулки пещерного комплекса и по настоянию Джарлакса составил подробные карты, приказав солдатам хорошенько заучить их. Даже два отряда, остававшиеся внизу на страже, знали расположение пещер и коридоров.

Бреган Д'эрт никогда не рассчитывала на авось.

– К главному, – жестами велел Джарлакс, и его маленький отряд лучших из лучших углубился в боковой ход.

* * *
Нелликт скорее разозлился, чем испугался. Пугаться попросту не было времени.

Он бежал в свое личное укрытие в сопровождении троих избранных телохранителей, а отовсюду слышались тревожные крики и стоны. Охранники с грохотом захлопнули дверь и хотели закрыть ее на засов, но чародей их остановил:

– Только замок. Пусть попробуют прорваться. Когда от первых останется лишь горстка золы, другие поостерегутся.

И он принялся бормотать слова, приводившие в действие множество взрывчатых ловушек и чар, наложенных на дверь его покоев.

– Надо бы подумать об отступлении, – подал голос молодой способный маг.

– Пока рано, хотя будьте готовы в любую минуту приступить к заклинанию, – велел Нелликт и достал тонкую черную с синими прожилками волшебную палочку с металлическим наконечником.

Воздух внезапно прорезал истошный крик. Потом послышались шаги бегущих мимо двери, щелчки арбалетов и звук падения тела у самой двери.

– Теперь приготовьтесь, – предупредил Нелликт. – Если они попытаются взломать дверь, взрыв их уничтожит. По крайней мере, первых, но вы должны действовать быстро и успеть запереть ее снова и опустить засовы.

Стражи только кивнули – они хорошо знали свои обязанности – и застыли в ожидании, глядя на дверь. Однако ничего не происходило. За дверью было тихо.

Все так напряженно следили за входом, что никто не заметил, как растворилась стена соседней комнаты – около пяти футов скальной породы.

Пятеро солдат Джарлакса, став на колено, выстрелили из арбалетов отравленными дротиками. По приказу одного из чародеев уже в полете каждый дротик разделился надвое, и оба телохранителей Нелликта были ранены по пять раз. Чародея же, охранявшего мага, Джарлакс обезвредил лично: он направил на него волшебную палочку, и из нее вылетел большой пузырь зеленой клейкой массы.

Удар был такой силы, что молодого человека пришлепнуло к стене, и он повис, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Все его тело покрывал клей, не давая вздохнуть.

Нелликт отреагировал мгновенно. Он направил на незваных гостей палочку и уже собрался выкрикнуть: «По воле Талоса!» – но не смог. Слова застревали в горле, мысль сбивалась – ментальная атака Киммуриэля Облодры оказалась более стремительной, чем ответный удар Нелликта.

Маг остался без защиты. Чародей, прилепленный к стене, беспомощно шевелил кончиками пальцев и ступнями, а телохранители крепко спали, сваленные с ног снотворным зельем. Сам Нелликт не мог даже произнести нужные слова. Он в ярости отшвырнул палочку и хотел мысленно сотворить короткое заклинание, чтобы мгновенно перенестись подальше отсюда. Но мощная волна псионической энергии помешала ему сделать и это.

Восемь темных эльфов вошли в личный покой Нелликта, как к себе домой. Четверо заняли позиции у двери и по краям образовавшегося в стене провала. Пятый, по знаку Джарлакса, подошел к обездвиженному чародею и прорезал отверстие в зеленом клее, чтобы тот мог дышать и расширенными от ужаса глазами следить за тем, что происходит. Один из магов-дроу деловито проговорил заклинание, помогавшее обнаружить спрятанные сокровища.

Джарлакс же, Киммуриэль и еще один маг спокойно встали перед Нелликтом.

– Все твои старания тщетны, чародей, – сказал Джарлакс, – ведь тебе неведома магия разума.

Но Нелликт упрямо навел руку на дроу и попытался выкрикнуть короткое заклятие, однако псионик вновь ему помешал. Маг от ярости выпучил глаза.

– Ты бы послушал меня, – посоветовал Джарлакс.

Нелликт был растерян, его трясло от злости, но он все же оставался главой огромной слаженной организации убийц и умел владеть собой. Поэтому, когда в соседней комнате появилось несколько бойцов, пришедших ему на помощь, он ничем не выдал, что заметил их.

Только на сей раз он имел дело с дроу. Они и сами все слышали и видели.

Джарлакс круто развернулся, не дожидаясь, пока стражи у дверей пустят в ход приготовленные мечи. Люди Нелликта закричали, поняв, что их обнаружили, маги спешно начали произносить заклинания, а солдаты с ревом бросились на врагов, только маленький хафлинг в легких доспехах поспешно отступил в тень.

Джарлакс едва заметно двигал руками, и из его магических наручей вылетали ножи. Солдаты-дроу у дверей не смели пошевелиться, чтобы не попасть под град клинков. Один из бойцов Нелликта бросил меч, обеими руками вцепился в нож, вонзившийся ему в горло, и рухнул на пол. Второй, ринувшись в покой мага, развернулся в прыжке и получил не только три ножа в грудь, но и три в спину, настолько стремительно вылетали магические клинки дроу. Один из магов, покачнувшись, тоже упал – ему нож вошел в горло через открытый рот. Второй еще успел поднять руки после того, как клинки вонзились ему в оба глаза.

– Будь ты проклят! – вскричал солдат, оставшийся в живых, и попытался подойти ближе, несмотря на несколько ножей, торчавших между пластинами его панциря.

В ответ в него полетели еще два клинка, и он рухнул на пол. А Джарлакс, будто вспомнив о чем-то, повернулся и метнул нож в сторону. Никто сначала не понял, куда он целился, а оказалось – в хафлинга, которому все его мастерство не помогло остаться незамеченным. Хотя один глаз темного эльфа и был закрыт повязкой, это вовсе не значило, что он видит хуже, чем остальные, наоборот, он видел много больше, чем все.

– Ну что, теперь ты готов беседовать со мной? – обратился дроу к Нелликту.

Вся охрана мага была перебита за считанные мгновения.

Только один остался в живых – тот самый упрямый солдат, он снова попытался встать на ноги. Джарлакс взмахнул рукой, даже не оборачиваясь, – нож вонзился точно в глаз. Упрямец рухнул и больше уже не шевелился.

Бойцы Бреган Д'эрт во все глаза смотрели на Джарлакса, впервые за долгое время напомнившего им, каков он на самом деле.

– Какие бессмысленные потери, – с сожалением проговорил Джарлакс. – А ведь мы пришли поговорить о взаимовыгодном обмене.

– И при этом ты уничтожаешь моих солдат! – процедил сквозь зубы маг и получил новый ментальный удар от Киммуриэля.

– Да, нескольких пришлось убить, – согласился Джарлакс. – Их было бы гораздо меньше, если бы ты нам не мешал.

– Да ты знаешь, кто я такой? – вскипел Нелликт, подавшись к нему.

Джарлакс тоже сделал шаг вперед и почему-то показался гораздо выше и внушительнее мага.

– Я очень хорошо помню, как ты ко мне отнесся когда-то! – с ноткой угрозы в голосе сказал он. – И если бы не мое человеколюбие, твое сердце сейчас трепыхалось бы у меня в кулаке, а ты следил бы за его последними ударами.

Нелликт яростно зарычал и снова попробовал выкрикнуть заклинание, но Джарлакс ткнул ему в шею кинжалом, и из-под кожи выступила капелька крови. Глаза мага стали круглыми от изумления.

– Все твои защитные чары – невидимая броня и все такое – уже давно рассеялись, дурачок, – сказал дроу. – И чтобы убить тебя, совсем не нужно прибегать к услугам виртуоза ментальной магии. Я даже с большим удовольствием сделал бы это сам. – Джарлакс с улыбкой поглядел на Киммуриэля, убрал кинжал и лениво отошел в сторону. – Но мне это не нужно, – продолжал он. – Прежде всего я – деловой человек. Мне кое-что требуется от тебя, и я намерен это получить, однако ты тоже можешь не остаться внакладе.

– С какой стати я должен верить?…

– А у тебя нет выбора, – перебил мага Джарлакс. – Оглянись-ка. Или ты один из тех магов – книжных червей, которые ни черта не разбираются в жизни и в людях?

Нелликт с достоинством выпрямился.

– Ах нет, ты же второе лицо в банде наемных убийц, это не про тебя. Тогда ради себя самого, Нелликт, покажи, что ты здравомыслящий человек.

– Кажется, все преимущества сейчас у тебя.

– Только ли кажется?

Нелликт с ненавистью воззрился на темного эльфа.

Джарлакс обернулся. Один из его подручных-магов рылся на рабочем столе Нелликта, а другой стоял рядом с Киммуриэлем. Бывший главарь кивнул, и чародей-дроу, приблизившись к несчастному, распростертому на стене, начал творить какое-то длинное путаное заклинание. К нему присоединился и Киммуриэль, помогая направить мысленную энергию.

– Что вы задума… – грозным тоном начал Нелликт, но темные эльфы одновременно посмотрели на него так, что он сразу смолк.

– Говорю один раз, – строго произнес Джарлакс. – Мне нужно кое-что, что я могу взять у тебя без труда. Но… – он сделал паузу и повернулся к перепуганному беспомощному магу, – я могу получить то же самое у него. Поверь, ты этому будешь только рад.

Нелликт затих, а псионик и чародей-дроу по знаку Джарлакса продолжили колдовать.

На короткое время воцарилась тишина, потом зеленоватое свечение объяло попавшего в ловушку молодого колдуна. За этим сиянием лицо его стало неразличимым. Бедняга стонал и рвался, но высвободиться не мог.

Свечение погасло, и стало видно, что человек на стене превратился в точное подобие мага Нелликта.

– Само собой, мое милосердие кое-чего стоит, – сказал Джарлакс. – Обычно Бреган Д'эрт требует надежного залога верности.

Нелликт готов был рвать и метать.

– У Подземья огромные преимущества, – продолжал дроу. – Наши туннели повсюду, но вам не дано знать, откуда мы появимся. Мы можем возникнуть в любом месте в любое время, Нелликт. Ты ведь не станешь все время смотреть под ноги, а вот мы всегда смотрим вверх.

– Что тебе нужно, Джарлакс?

– Даже меньше, чем ты думаешь. Останешься в выигрыше, если перестанешь злиться. Да, кстати, тебе же будет лучше, если госпожа Калийа еще жива.

Нелликт поджал губы, и Джарлакс понял, что прав.

– Вот и славно. Значит, мы еще можем заключить сделку.

– Главный в Цитадели Убийц Тимоско, а не я.

– Если хочешь, можно изменить и это.

Нелликт невольно побледнел, поняв, насколько велики их силы.

В этот момент один из воинов-дроу подошел к чародею, висящему на стене. Щелкнул арбалет, и бедный парень, потерявший свой облик, заснул.

К его же счастью.

* * *
– Все приветствуют короля, – процедил Энтрери, когда в распахнувшуюся дверь его темницы вошел Гарет Драконобор.

Обернувшись к охраннику, король сделал ему знак удалиться.

Стражник заколебался, с подозрением глядя на пленника, но не посмел ослушаться короля.

– Прости, что не падаю на колени, – сказал убийца.

– Я тебя и не просил.

– А вот твой монах может меня заставить. По его слову собственные мышцы перестают меня слушаться.

– Мастер Кейн имел право убить тебя без всякого следствия, но не стал. Ты должен быть признателен ему.

– Наверняка пощадил, чтобы поглядеть, как меня повесят.

Гарет промолчал.

– Зачем ты пришел? – спросил Энтрери. – Подразнить меня? – Он некоторое время рассматривал короля, потом широкая улыбка расползлась на его лице. – Нет, я знаю, зачем ты пришел. Ты меня боишься.

Гарет не ответил.

– Ты боишься меня, король Дамары, потому что чувствуешь, что я прав, верно?

Расхохотавшись, Энтрери стал мерить шагами камеру, а Гарет настороженно следил за ним, и во взгляде его отражалась глубокая, затаенная мучительная борьба.

– Да, ты знаешь, что я прав, – рассуждал убийца. – Там, в тронном зале, все рассвирепели, только ты один не вышел из себя. Наверняка каждое мое слово эхом отзывалось в твоем сердце. Ты сам понимаешь, что твое право стоит не больше моего.

– Я никогда этого не говорил и не считаю так.

– А есть вещи, о которых можно и не говорить. Ты знаешь правду, и я знаю правду.

– Не слишком ли много ты предполагаешь, король Артемис?

– Не называй меня так!

– Не я наградил тебя этим титулом.

– И не я. Он мне не подходит. И не нужен.

– Мы что, начинаем торговаться?

Энтрери посмотрел на него с издевкой:

– Знаешь что, благочестивый король? Был бы у меня сейчас меч, всадил бы его тебе прямо в сердце. Если надеешься услышать мольбы о пощаде, ищи где-нибудь в другом месте. Пусть этот твой монашек и может заставить меня упасть на колени, но, если я так стою не по своей воле, имеет ли смысл говорить о моей покорности? Не будет ли это так же лживо, как твоя корона?

– Я уже сказал, ты слишком много предполагаешь. Чересчур.

– Да что ты? Почему тогда ты здесь?

Глаза Гарета гневно вспыхнули, но он промолчал.

– Может, тебе просто повезло? Родись я у твоей матери, стал бы законным королем. И твои соратники сражались бы на моей стороне, как сейчас сражаются за тебя. И твой монах по моей просьбе практиковался бы на моих врагах.

– Все намного сложнее.

– Да ну?

– Недостаточно быть царственным по крови. Деяния…

– А ты не забыл, что я убил драколичи? – перебил пленник.

– И что же, сумма всех благих и геройских поступков привела тебя сюда? – резко спросил Гарет. – Ты прожил жизнь, достойную того, чтобы взойти на престол?

– Я выживал там, где тебе и не снилось! – рявкнул Энтрери. – Сыну дворянина просто кричать о том, что путь его чист! До чего суровые испытания выпали на твою долю, наследник Драконобора! Да барды могут целый месяц развлекать народ историями о твоих свершениях.

– Довольно! Ты ничего не знаешь обо мне.

– Достаточно того, что ты здесь. И я знаю почему.

– В самом деле?

– Ты хочешь побольше узнать обо мне. Изучаешь меня. Ведь тебе так важно понять, в чем же разница между нами. Хочешь удостовериться, что мы не так уж и похожи.

– А ты действительно считаешь, что мы похожи?

Энтрери даже не обратил внимания на его изумление.

– Похожи, и даже больше, чем ваше величество готовы допустить, – уверенно заявил он. – И вот вы здесь, чтобы понять, где и в чем расходятся наши пути и характеры. Потому что иначе, Гарет Драконобор, все твои худшие страхи окажутся обоснованными.

– И что же это за страхи?

– Главный – твое право. Право и законность твоей короны. Звучит странно, не правда ли? Что это значит, быть королем по праву? Значит ли это, что ты самый сильный? Или святее других? Или то, что ты – помазанник твоего Ильматера?

– Я потомок прежнего короля, который правил Дамарой задолго до того, как война расколола эти земли.

– А если бы в твоей семье родился я?

– Это невозможно, – покачал головой Гарет. – Я не только плод их любви, но еще и плод их воспитания и традиций.

– Следовательно, это не просто удачное стечение обстоятельств? Твоя родословная что-то значит?

– Да.

– Тебе приходится на это уповать, чтобы не сойти с ума. Ты король, потому что твой отец был королем?

– Нет, он был бароном. В то время в Дамаре не было короля. Королевство вновь стало единым лишь после того, как все мы объединились в борьбе против Женги.

– И именно тогда по деяниям своим Гарет возвысился над другими баронами, герцогами и их детьми?

Король понял, что Энтрери над ним потешается.

– Какое дивное стечение случайных обстоятельств и вековой традиции! Я тронут до слез!

– Что же мне, вручить тебе меч и убить в поединке, чтобы доказать, что Вааса принадлежит мне по праву? – спросил Гарет, глядя в улыбающееся лицо пленника.

– А если я убью тебя?

– Мой бог этого не допустит.

– Ты обязан в это верить, правда? Но давай развлечемся, ладно? Представим на минутку, что поединок состоялся, но победил я. Следуя твоим рассуждениям, я стану законным правителем Ваа… Ох, погоди! Теперь я понял. Все равно ничего не выйдет, потому что у меня поганая родословная. Хитро вы устроили, ты и вся самозваная знать подлунного мира! По вашим правилам лишь вы одни можете быть королями да королевами и нарядными вельможами двора, а крестьянам остается пасть на колени в грязь и пресмыкаться, да еще и не вздумать жаловаться, ведь это бог поставил вас над ними. Смерд обязан смириться со своей грязной, голодной долей и радоваться, что служит законному королю.

Гарет сжал зубы, не сводя с пленника немигающего взгляда.

– Насколько лучше для тебя было бы, если б Кейн убил меня там, в замке. Я – твое отражение, король Гарет. Разбей зеркало, и сам себе покажешься пригожим.

Гарет постоял молча и пошел к двери камеры, которую распахнул перед ним стражник. Рядом с солдатом стоял мастер Кейн.

Увидев его, Энтрери отвесил нарочито глубокий поклон.

Гулко стуча каблуками по каменному полу, король решительно прошел между монахом и охранником.

– Наверное, жалеешь, что не убил меня, – обратился заключенный к Кейну. – Но не все в твоих руках. Я уже чувствую дрожь твоего жуткого прикосновения.

– Я тебе не судья.

– Ага, только палач.

Чутьпоклонившись, Кейн повернулся. Короля он нагнал уже не в башне, а вблизи его частных покоев.

– Ты слышал наш разговор? – спросил Гарет.

– Он умен.

– Разве он так уж не прав?

– Да, не прав.

Гарет резко обернулся и поглядел на монаха.

– В моем Ордене достичь высокого положения можно только собственными усилиями, – начал Кейн. – Но в таком большом государстве, как Дамара, подобный порядок породил бы анархию и всевозможные бедствия. Так добиваются власти только орки.

– Поэтому у нас есть королевские династии?

– Отчасти поэтому. Но родословная ничего бы не значила без героических деяний. В самые мрачные времена Дамары, когда правил Женги, вперед выступил Гарет Драконобор.

– Многие тогда выступили. Ты, например.

– Я последовал за королем Гаретом.

Гарет с благодарной улыбкой похлопал Кейна по плечу.

– Титул владеет тобой не меньше, чем ты владеешь титулом, – сказал монах. – Очень тяжело нести на своих плечах ответственность за судьбу целого народа.

– Бывают минуты, когда я боюсь, что не выдержу и сломаюсь.

– Одно неверное решение может повлечь за собой гибель людей. И ты один – защитник и мерило справедливости. Если ты растерян или подавлен – пострадают люди. Твое чувство вины проистекает из боязни, что ты недостоин своего положения. Тебя смущает роскошь, в которой ты живешь. Но людям нужен вождь, и они хотят верить в то, что он стал им по закону.

– А этот вождь купается в роскоши, – сказал Гарет, широким жестом указывая на украшенный гобеленами и скульптурами коридор. – Сладко ест и мягко спит.

– Ты должен выделяться богатством и положением, чтобы в обычных людях зародилась надежда на лучшее существование, – сказал Кейн, – если не сейчас, то в другой жизни. Ты – воплощение их мечтаний.

– Неужели это так необходимо?

Кейн ответил не сразу, и, пока он думал, Гарет внимательно рассматривал старого друга. Этот человек велик и, тем не менее, одет в грязную, потрепанную одежду. Может, подумал он, улыбнувшись, пора бы знати Бладстоуна проявить немного щедрости.

– Люди говорят, бог благословил Дамару, и добрые люди Ваасы тоже полны надежд, что их страна скоро окажется под твоей защитой, – сказал, наконец, Кейн. – Ты же слышал, как они ликовали в замке. Уингэм и другие жители присягнули на верность Гарету.

– Хороший ты друг.

– Я говорю то, что вижу.

Гарет снова похлопал его по плечу.

– Что будешь делать с Энтрери? – спросил Кейн.

– Нужно было прикончить эту тварь там, в болотах Ваасы! – раздался голос Кристины, показавшейся в дверях спальни.

– Неужели затеянная им глупая игра заслуживает столь сурового наказания?

– Он сам признал, что убил госпожу Эллери, – напомнил Кейн.

Гарет нахмурился, и Кристина воскликнула:

– Прикончила бы его собственными руками!

– Нет, – возразил Гарет. – В этом деле еще не все ясно.

– Конечно, если во всем ему верить… – заметила королева.

– Мастер Кейн, разве не я защитник справедливости?

– Ты.

– Значит, продолжим следствие и выясним всю правду.

– А потом казним эту тварь, – добавила Кристина.

– Если он этого заслуживает, – ответил Гарет. – Только если заслуживает.

Но Гарет умолчал о том, что надеется, что до этого не дойдет, и Кейн его понял.

* * *
Король только что получил донесения из Ваасы о том, что его гарнизон расквартирован в Палишуке, и попросил мажордома ввести командующего гарнизоном Гелиогабалуса, откуда уже неделю приходили обнадеживающие вести. Но когда двери растворились, к изумлению короля, Кристины и находившегося с ними брата Дугальда, вошел вовсе не офицер Армии Бладстоуна.

Это был тот самый темный эльф, и его лысая голова блестела в лучах утреннего солнца, льющихся сквозь многочисленные высокие окна. Джарлакс с улыбкой шел к трону, держа в руках огромную шляпу, на которой при каждом шаге подрагивало гигантское перо.

Стражники у двери подобрались, готовые ринуться на него по первому слову короля.

Однако король молчал.

Джарлакс ступал по толстому ковру, но каблуки его громко цокали.

– Король Гарет! – воскликнул он, приблизившись к тронному возвышению и отвешивая глубокий, несколько театральный поклон. – Воистину светлее стало в Дамаре с вашим возвращением сюда.

– Ты что, безрассудно смел или отчаянно глуп?! – вскричала Кристина, первой опомнившаяся от изумления.

– Отчаянно глуп, если верить тому, что обо мне говорят, – согласился Джарлакс, и король, королева и священник быстро переглянулись. – Да-да, я знаю, вы верите этим слухам, – добавил дроу. – Такова уж моя доля.

Мажордом, появившийся за его спиной вместе с посланцами из Гелиогабалуса, замер на месте.

Гарет сообразил, что Джарлакс очутился в зале с помощью какого-то магического фокуса, минуя переднюю, в которой, как считалось, нейтрализуются все чары. Рука короля потянулась к мечу, называемому Священным Возмездием, волшебный клинок которого обезвреживал любые заклятия. Перепуганного мажордома король отослал взглядом.

– Странно, что вы удивлены, – проговорил Джарлакс и также проводил взглядом мажордома. – А я-то думал, меня здесь ждут.

– Ты пришел, чтобы сдаться? – спросила Кристина.

Джарлакс поглядел на нее так, будто не понял, о чем речь.

– Может, у тебя есть близнец, – спросил Дугальд, – который приехал в Палишук, а потом поселился в замке вместе с Артемисом Энтрери?

– Нет, конечно, это я и был.

– Ты друг короля Артемиса Первого?

– Забавный титул, правда? – засмеялся Джарлакс. – Я решил, что нужно действовать так, чтобы наверняка заставить вас выступить. Разве можно было упустить богатейшие возможности замка Д'эрт?

– Ну-ка, рассказывай все, – приказала Кристина.

Джарлакс обернулся на шум за спиной. В зал осторожно, но не прячась, вошел мастер Кейн. В дверь опасливо заглянул мажордом. Отодвинув его, в комнату решительно прошествовал Седой Эмелин, шепча заклинания и тщательно осматриваясь.

Джарлакс ответил поклоном Кейну, ставшему в сторонке и готовому в любую минуту броситься на врага.

– Итак, ты говорил… – напомнила Кристина, когда дроу вновь повернулся к королю и королеве.

– Да, в самом деле, – подхватил Джарлакс. – Хотя, если откровенно, я рассчитывал если не на изъявления благодарности, то хотя бы на то, что мои действия будут отмечены.

– Благодарности? – переспросила королева. – За посягательство на престол?

– Нет, за то, что помог укрепить лояльность Ваасы, – подсказал Гарет, и Кристина изумленно обернулась к нему.

– Полагаю, ты этого добивался?

– Совершенно верно, кроме того, я постарался освободить ближайшие окрестности Палишука от всякой нечисти – нескольких сотен гоблинов и кобольдов, – которые наверняка причинили бы горожанам немало неприятностей за долгую зиму.

Седой Эмелин хихикнул.

– Что за чушь! – воскликнул брат Дугальд. – Просто ты понял, что проиграешь, пришлось отказаться от нечестивых замыслов, и теперь… – Он осекся, повинуясь жесту Гарета.

– Полагаю, никто из твоих бравых солдат не получил серьезных ранений, когда эти твари хлынули на них, – продолжал Джарлакс, будто и не слышал слов жреца. – Я тщательно рассчитал момент, когда их выпустить, чтобы всех успели перебить прежде, чем они добегут до передних рядов твоих воинов.

– И ты ждешь благодарности за то, что развязал сражение? – уточнила Кристина.

– Это было истребление, сударыня, а не сражение. Нужно было, чтобы король Гарет лично участвовал в бою, выиграв который сместил бы короля Артемиса. Представляете, какое впечатление это произвело на полуорков? Самозваный король призывает на свою сторону презренных тварей, а законный король разбивает их наголову! С каким жаром они славили короля! Предания о героическом взятии замка Д'эрт со временем станут еще более красочными и захватывающими, а благодаря Уингэму и его странствующей труппе распространятся по всей Ваасе.

– Значит, ты с самого начала это задумал? – с легким сарказмом поинтересовался король.

Джарлакс прижал кулак к груди, будто его ранили в самое сердце.

– Но ведь необходимо было добиться, чтобы все выглядело достоверно, – сказал он. – И провозглашение Артемиса королем, и вынужденное выступление твоей армии. Никто, даже у тебя при дворе, не должен был догадаться, что это подстроено, иначе все было бы напрасно и сам ты оказался бы в двусмысленном положении.

– Думаю, он лжет, – нарушила ошеломленное молчание Кристина.

– Точно, лжет и боится, – подхватил Дугальд.

Гарет жестом подозвал Эмелина и Кейна и попросил Джарлакса подождать в передней. Дроу вышел в сопровождении стражей.

– Зачем мы тратим время, выслушивая откровенную ложь? – спросила Кристина. – Попытка завладеть Ваасой не удалась, и теперь он пытается хоть как-то выкрутиться.

– Как жаль, что они с товарищем выбрали такой путь, – сказал Гарет. – Из них вышли бы отличные бароны на окраинах Ваасы.

Слова короля изумили всех, а Кристина задрожала от ярости.

– Если бы Ольвен был здесь, он бы на тебя набросился за такие слова, – заметил Эмелин.

– Ты веришь этому дроу? – спросил Кейн.

Гарет задумчиво покачал головой, он привык доверять своему чутью.

– Не уверен, что он с самого начала это задумал, скорее, это попытка выйти сухим из воды.

– С этим Джарлаксом опасно иметь дело, – промолвил Эмелин.

– А за его дружком наверняка столько преступлений, что по нему давно плачет виселица! – жестко добавила Кристина. – У него в глазах ничего, кроме ненависти и злобы, а оружие какое…

– Что он делал раньше, мы не знаем, – возразил Гарет. – Или я должен казнить человека, руководствуясь только твоими подозрениями?

– Можно все выяснить, – предложил Эмелин.

– На каком основании? – рявкнул король.

Все присутствующие, кроме Кейна, озабоченно переглянулись. Уже бывало, что король в подобных ситуациях твердо стоял на своем и переубедить его было невозможно. Приходилось подчиняться, ведь он монарх, помазанник, все в его власти.

– Оснований нет, – подал голос Кейн, и Кристина едва не задохнулась от возмущения. – Единственное преступление, вмененное в вину Артемису Энтрери, – государственная измена.

– За это отправляют на виселицу, – подхватила королева.

– Но объяснение Джарлакса, по меньшей мере, правдоподобно, – возразил монах. – Нельзя не согласиться, что благодаря действиям этой пары, каковы бы ни были их первоначальные намерения, популярность короля на севере увеличилась, полуоркам еще раз напомнили о прошлых героических свершениях, утвердив их надежду на лучшее будущее.

– Ты что, веришь, что этот… этот… дроу отправился в Ваасу и все это устроил лишь для того, чтобы поспособствовать благосостоянию твоего королевства? – спросила Кристина.

– Но у меня также нет оснований с уверенностью утверждать, что у него были иные мотивы, – ответил монах.

– Но они же выпустили на нас этих тварей, – напомнил Дугальд, и Эмелин неожиданно разразился презрительным смехом.

– Они собрали в замке орду гоблинов и кобольдов, а потом отправили их на верную смерть, – сказал Гарет. – Я не знаю, глуп Джарлакс или необыкновенно мудр, но ничуть не сомневаюсь, что, выпуская их из ворот, он был уверен, что весь этот сброд будет перебит, не достигнув даже первых рядов войска. Гораздо опаснее были бы горгульи и другие исчадия замка, но их он почему-то не призвал.

– Да просто не смог, – уверенно заявил Дугальд.

– А Уингэм, Аррайан и Ольгерхан свидетельствуют иначе, – возразил Кейн. – Они видели летающих горгулий, когда обнаружилось, что замок снова пришел в движение.

– Вот и получается, что этих двоих можно обвинить только в дерзости и в вызванных их действиями непредвиденных расходах, – заключил Гарет. – Они нарушили условности и вынудили меня предпринять поход на север, хотя на поверку все это пошло на благо государственной власти. А доказательств, что они замышляли нечто иное, у нас нет.

– Они посягнули на твой титул, – возмутилась Кристина. – Если ты спустишь им это с рук, беззакония начнутся по всей стране.

– А может, кое-что и похуже, – подхватил Эмелин. – Не забудьте, о чем предупреждали Ильнезара и Тазмикелла: этот Джарлакс намного коварнее и хитрее, чем кажется.

Все примолкли, и Гарет, наконец, принял решение:

– Их можно обвинить только в заносчивости и самонадеянности, но разве мы сами не были такими много лет назад, когда решалась судьба Дамары? Возможно, и даже резонно, что все происходило именно так, как Джарлакс описал, что это была хитроумная – даже чересчур, я бы сказал, поскольку роль его оказалась двусмысленной, – попытка завоевать наше благоволение. Может, он хотел получить от меня титул. Не знаю. Но держать Артемиса Энтрери в заточении я долее не намерен, поскольку оснований вздернуть его все равно нет. А повесить человека из-за собственных страхов или подозрений я не могу. Оба они должны покинуть земли Бладстоуна в течение десяти дней и больше не возвращаться сюда под страхом заточения.

– Под страхом смерти! – с нажимом сказала Кристина, и Гарет решил не спорить.

– Как скажешь, – согласился он. – Пусть убираются подальше.

– И хорошо бы предостеречь соседей, – подсказал Эмелин.

Гарет протянул руку, и чародей вытащил из-под мантии свиток, найденный на сиденье трона в замке. Король жестом попросил друзей сойти с возвышения и снова вызвал дроу. Через минуту Джарлакс опять предстал перед ним, держа в руках свою огромную шляпу.

Гарет бросил ему свиток со словами:

– Твоего ума хватило бы и на двоих.

– Я жил в Подземье, – с лукавой улыбкой ответил Джарлакс, – моего ума хватило бы на сотню, поверь.

– Тебе же хуже, потому что, исходя из этого подозрения, я решил, что вы с Артемисом Энтрери виновны в произошедшем на севере Палишука.

Казалось, Джарлакс нисколько не удивился, и соратники Гарета невольно подобрались, готовые дать отпор.

– Но мы не знаем, в каком именно преступлении вас обвинить, – продолжал король. – Поэтому ради блага моей страны я принял единственно возможное решение. Вы изгоняетесь из земель Бладстоуна и должны покинуть эту страну в течение десяти дней.

Джарлакс, пожав плечами, спросил:

– Мой друг тоже?

– Артемис Энтрери или дворф? – уточнил Гарет.

– А, так Атрогейта схватили! – воскликнул дроу. – Хорошо! А то я переживал за беднягу, ведь он волей обстоятельств оказался впутан в дела Цитадели Убийц.

Гарет молчал.

– Я, конечно, имел в виду Артемиса Энтрери, – пояснил Джарлакс. – Он наказан так же, как я?

– Мы думали о более суровой каре, – заметила Кристина.

– Так же, – ответил Гарет. – Несмотря на то, что незаконно провозгласил себя королем он, замок был назван твоим именем. Схожие преступления, одинаковое воздаяние.

– Что ж, справедливо, – с поклоном согласился дроу.

– А если и нет? Неужели ты думаешь, что королю важно, что ты думаешь о его суждениях? – бросила Кристина.

Джарлакс одарил ее такой безмятежной улыбкой, что королева беспокойно передернула плечами.

– Что ж, тогда еще одно небольшое дельце, – сказал он. – Я хотел бы забрать с собой и дворфа. Он ведь не закоренелый преступник, хоть и выяснилось, что был связан с Цитаделью.

– Ты что же, торговаться вздумал?! – негодующе воскликнула королева.

– Но у меня есть что предложить взамен, – заверил ее Джарлакс и вытащил из кармана жилета свиток.

Кейн подошел ближе, и дроу без промедления передал ему пергамент.

– Это карта тайного убежища Цитадели Убийц, – пояснил он.

– И откуда же она у тебя? – спросил Гарет, удивленный не меньше остальных.

– Я так умен, что вашему величеству и не представить, – улыбнулся дроу и запустил руку в шляпу. – К тому же у меня есть невидимые друзья, – добавил он и, достав какой-то предмет, поставил его на ступеньку перед троном.

Это была голова Нелликта.

Подождав, пока смолкнут удивленные и испуганные возгласы, Джарлакс поклонился королю и сказал:

– Я согласен принять наказание, но прошу уступить мне дворфа за карту и голову мага. Хоть я уже и передал их тебе, уповаю на то, что ты привык играть честно. Я покину эту страну, но не забудь, Гарет Драконобор, король Дамары, а теперь еще и Ваасы, что благодаря мне ты стал сильнее, а враги твои – слабее. Я не жду ни благодарностей, ни даров – только отдай мне одного несносного дворфа, который тебе все равно не нужен. Ты хочешь, чтобы мы ушли, – мы уйдем, получив заслуженное, навстречу новым приключениям.

Темный эльф отвесил глубокий поклон и, выпрямляясь, нахлобучил шляпу на свою блестящую макушку.

Гарет не мигая смотрел на голову Нелликта, не в силах поверить, что кто-то, пусть даже дроу, смог так круто расправиться с могущественным чародеем.

– Кто же ты такой? – проговорила Кристина.

– Я? Владыка мира, а вы не знали? – усмехнулся Джарлакс. – Я появляюсь то здесь, то там. Обо мне Риордан Парнелл сложит самые необыкновенные песни, а те, кто хоть раз столкнулся со мной, будут вспоминать об этом всю жизнь, так и не поняв, кто же я на самом деле. Я не желаю вам зла и не желал никогда. Я не делал ничего во вред вам и обещаю не делать и впредь. Вы хотите, чтобы мы исчезли, – так мы и сделаем. Но отдайте, пожалуйста, дворфа на мое попечение и передайте Риордану, чтобы пел обо мне хорошие песни.

В зале воцарилось молчание.

И Джарлакс ушел.

Глава 17 Любовь и ненависть

Дверь камеры распахнулась, и Энтрери, подняв взгляд, увидел в проеме мастера Кейна с холщовым мешком на плече.

– Вот твои вещи, – объявил монах, сбрасывая мешок к ногам пленника.

Энтрери поглядел на мешок, потом на Кейна, но не сказал ни слова.

– Ты свободен. Все твои вещи здесь, включая твоего странного скакуна, кинжал и меч. Все, что было при тебе, когда тебя взяли.

С подозрением посматривая на неожиданного посетителя, Энтрери заглянул в мешок и увидел богато украшенное навершие Когтя Шарона. Он понял, что это не обман, едва взялся за рукоять и почувствовал, как собственная воля клинка вторглась в его мысли.

– Когда я поднял этот меч, мое уважение к тебе возросло многократно, – сказал Кейн. – Мало в мире людей, способных владеть таким оружием и не стать его рабом.

– Но ведь ты взял его без труда, – заметил Энтрери.

– Я выше подобных вещей, – ответил монах.

Убийца между тем вытащил из мешка пивафви и накинул на плечи.

– Твой плащ сделан дроу? – поинтересовался Кейн. – Ты жил среди дроу, в их земле?

– Я выше подобных вопросов, – ответил убийца, передразнивая его.

Кейн невозмутимо кивнул.

– Но может, ты решил силой заставить меня рассказать, – предположил Энтрери, – с помощью той заразы, которую вселил в мое тело?

Монах отошел чуть в сторону, скрестив руки на груди. Убийца с минуту не спускал с него настороженного взгляда, но потом, хмыкнув, стал собираться.

– Так ты мне скажешь, чему я обязан внезапной переменой участи? – спросил он. – Или мне придется выдержать еще одну беседу с королем Гаретом?

– Твое преступление не доказано, – сказал Кейн, – поскольку мы получили иное объяснение вашим намерениям.

– Какое же?

– Следуй за мной. Тебе придется за короткое время преодолеть большое расстояние. Ты освобожден из заточения, но должен покинуть пределы Дамары и Ваасы.

– Кто ж здесь останется по доброй воле?

Монах пропустил замечание мимо ушей и пошел по коридору. Энтрери – за ним.

– По истечении десяти дней, Артемис Энтрери, ты не сможешь появиться в землях Бладстоуна под страхом смертной казни. Снисходительность короля Гарета и королевы Кристины позволяет тебе провести в их стране ближайшие дни, однако их терпение имеет предел. Десять дней.

– У меня быстрый конь, который к тому же никогда не устает. Хватит и одного дня.

– Хорошо, значит, договорились.

Они шли молча мимо стражников, провожавших их любопытными или тревожными взглядами. Энтрери в ответ смотрел на них так, что вооруженные до зубов солдаты, несмотря на присутствие Кейна, невольно сжимали покрепче рукояти клинков.

Настроение у Энтрери было мрачное. Он до сих пор ощущал в теле последствия грубого вторжения воли Кейна. Словно волны бились внутри его телесной оболочки, сталкиваясь, разбиваясь и расходясь в стороны. Предложенное Эмелином сравнение его жизненной энергии с туго натянутой веревкой казалось весьма подходящим. Энтрери мог бы лишь добавить, что это вмешательство представлялось ему схожим с тем, что делал с жертвами его кинжал-вампир.

Он машинально потрогал рукоять своего верного клинка и призадумался.

– Постой-ка, – окликнул он Кейна в двух шагах от тронного зала.

Монах обернулся. Стражи по сторонам дверей крепче вцепились в древки алебард.

– Как же я могу всему этому верить? – спросил убийца.

– А что тебе остается?

– Ты меня вывел из камеры, следствие закончено, суд свершился, наказание назначено, причем это не смертная казнь, а изгнание. Но ты продолжаешь держать мою жизнь в своих руках?

– Этот приём называется «дрожащая ладонь», его последствия скоро исчезнут, – заверил Кейн. – Это ненадолго.

– Но до тех пор ты можешь без труда убить меня?

– Да.

Едва монах это сказал, Энтрери сорвался с места, зажав в руке кинжал. Кейн успел заслониться рукой, но Артемис и не думал его убивать и метил отнюдь не в сердце. Достаточно было укола в ладонь. Кейн, глядя на него с изумлением, спросил:

– Ты хочешь, чтобы я тебя убил?

Вместо ответа Энтрери, улыбаясь, послал кинжалу мысленный приказ. Глаза Кейна округлились: может, он и поднялся выше многих вещей, но, очевидно, не всех.

Стражники за его спиной, хотя и держали алебарды наготове, все же вмешиваться не стали – да и что бы они сделали, если сам мастер Кейн не смог справиться? Один из стражей распахнул дверь и громко позвал короля Гарета.

– Трудноразрешимый вопрос, но от этого не менее интересный, как считаешь? – обратился Энтрери к монаху. – Моя жизнь в твоей власти, ты можешь вызвать у меня паралич одним-единственным словом, это я хорошо помню. Но мне надо всего лишь разрешить кинжалу выпить твою жизненную энергию и перелить ее в меня. Что же это будет, мастер Кейн? Сможет твоя «дрожащая ладонь» убить меня прежде, чем мой кинжал перельет в меня достаточно твоей жизненной силы, чтобы я остался жив? Или нам обоим несдобровать? Попытаем счастья, а?

Кейн смотрел на него с похожей усмешкой.

– Что здесь происходит?! – вскричал Гарет, выбегая в коридор.

За ним, что-то бормоча, выскочил брат Дугальд, а королева Кристина сразу закричала: «Какое коварство!»

– Как будто вы были со мной честны, – парировал Энтрери, не спуская глаз с Кейна.

– Чего еще можно было ожидать от такой твари, как ты? – воскликнула королева.

«Придушил бы тебя», – подумал убийца, но благоразумно придержал язык за зубами. Король Гарет хоть и здравомыслящий человек, но вряд ли сохранит благоразумие, если дело коснется его жены.

– Тебе вернули и свободу, и имущество, – сказал Гарет. – Кейн должен был сообщить тебе об этом.

– Он и сообщил, – отозвался Энтрери.

Слышались шаги собиравшейся отовсюду стражи, но ему было все равно.

– Тогда почему ты это сделал?

– Как мне уйти, зная, что этот монах может в любую минуту убить меня? Или он отпустит мое тело из своих цепких лап, или один из нас умрет, а может, и оба, на этом самом месте.

– Каков глупец! – вскричала Кристина, но Гарет шикнул на нее.

– Неужели собственная жизнь так мало значит для тебя… – начал король, но монах, все это время пристально глядевший в глаза Энтрери, поднял свободную руку, прося тишины.

– Гордыня считается одним из смертных грехов, – проговорил он.

– Тогда сам от нее избавься! – огрызнулся убийца.

Кейн благодушно усмехнулся и закрыл глаза.

Энтрери покрепче сжал рукоять кинжала, готовясь мгновенно выпустить на свободу его страшную силу. Правда, он сам не очень верил, что ему удастся это сделать, даже если бы они оказались с Кейном один на один. Невидимая власть монаха над ним была столь сильна, а тело так быстро выполняло его приказы, что Энтрери наверняка был бы если не убит, то обездвижен точно еще до того, как клинок выполнил бы свою работу.

Когда мастер Кейн вновь открыл глаза, лицо его было торжественно-безмятежным, и Энтрери почти сразу почувствовал себя свободным.

– Я больше не держу тебя, – сообщил Кейн и так быстро отнял ладонь, что убийца этого даже не заметил.

– Почему ты уступаешь его требованиям? – в ярости бросила Кристина.

– Потому что они справедливы, – ответил Кейн. – Я сообщил ему об условиях освобождения и выпустил. Если мы не верим, что он примет наши условия, может, и отпускать его не стоило?

– Может, и не стоило, – согласилась Кристина.

– Он свободен, – сказал Гарет, – по справедливому решению суда. Но это нападение…

– Имело свои причины и, в конце концов, ничего не меняет, – заверил его Кейн.

Энтрери спрятал кинжал, а Гарет увлек Кристину и Дугальда обратно в зал.

– Я пропустил что-то интересное? – раздался вдруг донельзя знакомый голос.

– Полагаю, это он меня сторговал? – уточнил Энтрери у монаха.

– Твой друг-дроу умеет убеждать, у него всегда козырь в рукаве, – подтвердил тот.

– Вот уж точно.

* * *
Вскоре Энтрери шел бок о бок с Джарлаксом по булыжной мостовой, совсем не чувствуя себя свободным. Из башни Гарета он, конечно, вышел. Но не все темницы сделаны из камня и железных решеток, подумал он и нащупал волшебную флейту, заткнутую сзади за ремень. Чем стал для него этот инструмент – тюрьмой или ключом от тюремного замка, Энтрери так и не решил.

Солнце быстро садилось за горами по ту сторону маленького озера, за приятелями бежали длинные тени. Уже чувствовалось холодное дыхание вечернего ветра.

– Пока вы тут ходите, песни поете, как будто сам черт вам не брат, – заголосил кто-то позади них.

Джарлакс обернулся, а Энтрери недовольно скривился.

– Я буду сидеть, ворчать и пыхтеть, жизни нисколько не рад? Нет, я лучше напьюсь, от пуза нажрусь и девчонку щипну за зад! А-ха-ха! – закончил Атрогейт. – Эй-эй! Черная лысина! Погоди-ка, а то моим коротким ножкам за тобой не угнаться! Обнимать я тебя, конечно, не стану, но спасибо, что вытащил меня из этой дыры!

– Ушам своим не верю, – чуть слышно процедил Энтрери.

– Он нам полезен, – сказал Джарлакс. – Сильный как бык, не унывает.

– И выносить его можно с трудом.

– В последнее время ему не слишком-то весело было из-за дел с Цитаделью. Пусть радуется.

– А я-то надеялся, ты меня выручил, обменяв на него, – довольно громко сказал Энтрери, подождав, когда Атрогейт подойдет совсем близко.

– А-ха-ха! – разразился тот громовым хохотом. Убийца подумал, что оскорбить или обидеть толстокожего дворфа просто невозможно.

– Артемис, ты несправедлив. – Джарлакс с притворной горечью прикрыл глаза. – Я никогда не бросаю друзей.

Энтрери хмыкнул.

– Поверь, когда я узнал, что Нелликт забрал Калийю прямо из ее комнаты в Воротах Ваасы и Цитадель… – начал дроу и оборвал себя на полуслове, заметив, как глаза приятеля расширяются от ужаса. – Знаешь, добраться до логова Нелликта было непросто, – добавил он.

– Где она?

– В полном порядке, вон в той таверне, в хорошем номере, – ответил дроу. – Я никогда не бросаю друзей.

– Ее забрал Нелликт?

– Угу-угу, – вмешался Атрогейт. – А твой лысый черномазый дружок забрал у Нелликта башку и поставил ее перед троном Гарета, вот так-то. А-ха-ха! Хотел бы я посмотреть, как Кристина скривилась!

Энтрери пристально поглядел на Джарлакса, а тот, отвесив поклон, сказал:

– Твоя дама тебя ждет. Под страхом смертной казни мы трое должны покинуть земли Бладстоуна в течение десяти суток, но свободный денек, я думаю, у нас все же есть. Может, уговоришь Калийю ехать с нами.

Энтрери растерянно молчал. Когда он заставил Джарлакса уйти через портал, то думал, что больше никогда его не увидит, однако последние события: неожиданное освобождение, появление дворфа, вести о Калийе – накрыли его с головой, как океанская волна. Теперь она откатывалась, как будто увлекая и его за собой.

– Ступай к ней, – тихо и серьезно сказал Джарлакс. – Она обрадуется.

– И пока ты будешь с ней развлекаться, я, пожалуй, пойду поскорей надираться! – провозгласил Атрогейт и разразился идиотским смехом.

Энтрери метнул в Джарлакса острый взгляд, а тот сделал приглашающий жест в сторону таверны.

* * *
Джарлакс с Атрогейтом подождали, пока Энтрери поднимется по лестнице в «Последний привал», самую лучшую гостиницу Бладстоун-Виллиджа, где предлагали чистые комнаты, хорошее эльфийское вино и красивый вид на Белое Дерево со всех балконов.

И Атрогейта, и Джарлакса в городе знали. Один прославился своими подвигами на севере и мастерским владением кистенями, а второй был дроу, и этого оказалось вполне достаточно!

Однако сегодня все встречные поглядывали на них с подозрением.

– Похоже, новость о том, что Гарет нас помиловал, сюда пока не дошла, – заметил Джарлакс, усаживаясь на стул в дальнем углу обеденного зала.

– Ничего себе «помиловал»! – воскликнул Атрогейт. – Хотя я не прочь убраться из Бладстоуна. Особенно учитывая, что Цитадель наверняка захочет отплатить за Нелликта.

– Это точно, – согласился дроу и повернулся к служанке, чтобы скрыть улыбку.

Им едва успели принести первый заказ – Джарлаксу вино, а дворфу мед, – как в дверях таверны неожиданно появились старые знакомые темного эльфа.

– Кажется, я еще никогда не видел у тебя такой изумленной рожи, – глядя на него, сказал дворф.

– Поверь мне, это случается очень редко, – отозвался Джарлакс, не отводя взгляда от сестер-драконов.

– Чего, завел зазнобу, да? – подмигнул Атрогейт и разразился хохотом, когда женщины направились к их столику.

– Сударыни Ильнезара и Тазмикелла, – представил Джарлакс, вежливо вставая при их приближении. – Я надеялся повидаться с вами в Гелиогабалусе по пути к южной границе королевства.

У столика стояло только три стула. Тазмикелла заняла свободный и жестом предложила Джарлаксу сесть. Ильнезара поглядела на Атрогейта.

– Нам надо поговорить с Джарлаксом, – сказала она.

– А-ха-ха! Что ж, а я послушаю. Вряд ли ему удастся вас развеселить, так, может, я…

Не дав договорить, Ильнезара одной рукой ухватила его за грудки и рывком подняла.

Атрогейт поперхнулся и задрыгал ногами в воздухе.

– Вот это да! – вскричал он. – Ну и ручки у дамочки, правда, эльф? А-ха-ха!

Ильнезара вперила в него гневный взор. Похоже, ее ничуть не заботило, что все взгляды в таверне были прикованы к ней, – ведь не каждый день увидишь изящную красавицу, без видимых усилий держащую на весу в вытянутой руке дворфа весом в двести фунтов, да еще и в доспехах.

– Знаешь, красотка, ты, может, и хлебнула зелья, чтобы прибавить себе силенок, – сказал Атрогейт, – но лучше будь умницей и поставь меня. Баба должна знать свое место.

Джарлакс настороженно замер.

– Как скажешь, – согласилась Ильнезара и, поискав глазами свободное пространство, швырнула дворфа через весь зал так, что он полетел к стенке, увлекая за собой мебель.

Приземлившись, дворф тут же в ярости вскочил, но вдруг покачнулся и рухнул.

Ильнезара, даже не взглянув на него, опустилась на его стул.

– Не убивай его, пожалуйста, – попросил Джарлакс. – Он мне дорого обошелся.

– Ты уходишь от нас, – сказала Тазмикелла.

– Ничего другого мне не остается. Ваш король Гарет ясно дал мне понять, что настал предел его гостеприимству.

– Но ты, конечно, ни в чем не виноват.

– Твоя издевка весьма уместна.

– Нам от тебя кое-что нужно, – вмешалась Ильнезара.

– Сударыня, вы получали это от меня много раз, – обиженно ответил Джарлакс, в то же время пристально следя за ее лицом, – все-таки шутить с драконами опасно.

К счастью, Ильнезара улыбнулась.

– Мы знаем, что они у тебя, – поспешила сказать Тазмикелла, не давая сестре и дроу увести разговор в сторону. – Нам нужны оба камня, и из башни Герминикля, и из замка.

– И больше тот, что из замка, – добавила Ильнезара.

– Уршула бы обрадовался, – заметил Джарлакс. – А все-таки этот король-колдун был не дурак.

– Ты признаешь, что они у тебя?

– Камни, вырезанные в форме черепов, – кивнул Джарлакс. – Один человеческий, другой драконий. Вы знали о них, когда отправляли меня в Ваасу.

– Так ты их достал? – нетерпеливо спросила Ильнезара.

– Да, оба.

– Давай же сюда.

– И не вздумай торговаться, – предупредила Тазмикелла.

– У меня их нет.

Сестры тревожно переглянулись и с недоверием уставились на дроу.

Атрогейту между тем удалось встать на колени. Тряхнув косматой головой, он поднялся на ноги и, качаясь, сделал шаг к столу.

– Мне пришлось просить помощи старых друзей, чтобы уйти от короля Гарета, – пояснил дроу и обратился к Ильнезаре: – Ты же владеешь приемами магии провидения. Что тебе стоит сотворить заклинание и выяснить, правду я говорю или нет?

– Тот Джарлакс, которого я знала, не смог бы так легко расстаться со столь ценными вещами, – заметила Ильнезара, но все же последовала его совету и принялась за осуществление заклинания.

– Просто ты ничего не знаешь о Бреган Д'эрт.

– Д'эрт? Разве не так ты назвал замок? – поинтересовалась Тазмикелла.

– Точно. Это группа независимых… предпринимателей из Мензоберранзана, моего родного города. Я их вызвал, чтобы скрыться от Гарета, и просил помочь освободить Калийю из Цитадели Убийц.

– Мы слышали, что ты принес Гарету голову Нелликта, – сказала Тазмикелла.

Вдруг Атрогейт, по-бычьи пригнув голову, с разбегу бросился на Ильнезару. Она, не глядя, выставила ладонь, и он, упершись в нее лбом, остановился как вкопанный, будто врезался в каменную стену. Женщина обернулась и дунула на него. Атрогейта подбросило в воздух, он перевернулся и шлепнулся пузом на пол. Поднявшись на четвереньки, дворф уставился на нее со смешанным чувством восторга и недоумения, не подозревая, конечно, кто она такая на самом деле.

– Эх, мне бы такую девчонку, – мечтательно проговорил он и снова рухнул замертво.

– Это обошлось мне недешево, – продолжал Джарлакс, когда все успокоились. – Но бросить Калийю на верную смерть я не мог, кроме того, мне нужно было обменять на что-то моего друга… друзей, – поправился он, мельком глянув на Атрогейта, – чтобы вызволить их из темницы Гарета.

– Ты что, отдал камни своим приятелям из Подземья? – воскликнула Тазмикелла.

– А что бы я с ними делал? Подземье же – самое место для подобных вещиц. Здесь, в Верхнем Мире, от них будут одни неприятности.

– В Подземье от них тоже будут одни неприятности, – заметила Ильнезара.

– Оно и к лучшему, – ответил Джарлакс, поднимая бокал.

Тазмикелла вопросительно посмотрела на сестру, и та, чуть помедлив, кивнула, подтверждая, что он не лжет.

– Ладно, мы это еще выясним, – сказала Тазмикелла.

Но Джарлакс слушал ее вполуха, потому что некто вдруг вклинился в его мысли.

– Именно этого я от вас и ожидал, – проговорил он, вставая и касаясь шляпы. – А теперь прошу простить меня, срочное дело.

– Мы тебя еще не отпустили, – заметила Тазмикелла.

– Сударыни, пожалуйста, позвольте мне откланяться.

– Мастер Кейн приказал нам унести вас из страны, – сказала Ильнезара. – Вылетим на рассвете.

– Значит, до утра.

Тазмикелла рукой преградила ему дорогу, и Джарлакс с мольбой посмотрел на ее сестру.

– Пропусти его, – попросила Ильнезара. Тазмикелла смерила дроу взглядом разгневанного дракона, но руку все же опустила.

– Позаботься о нем, – на ходу указал дроу служанке на Атрогейта. – Как придет в себя, усади и дай столько выпивки, сколько потребует, ему нужно залечить раны. – И он бросил девушке мешочек с монетами.

* * *
Ее волосы бились по спине, влажное от пота тело поблескивало в тусклом свете свечей. Изогнувшись дугой, Калийа запрокинула лицо, грудь ее тяжело вздымалась, с губ срывались тихие стоны.

Энтрери смотрел на нее снизу, стараясь навеки запечатлеть этот образ в памяти. Она была его отдохновением, его островком покоя. С ней он мог ненадолго забыть о своей злости. Он был зол на Джарлакса, который использовал его в своих целях, но еще больше разозлился из-за того, что оказался обязанным дроу своей свободой, – меньше всего ему хотелось быть у него в долгу. Снова придется странствовать, снова с Джарлаксом, да еще, похоже, с несносным Атрогейтом.

И с Калийей, подумал он, проведя ладонью от ее шеи к животу. Он надеялся, что она станет его якорем, его бухтой, благодаря ей он соберется с силами и, в конце концов, придумает, как навсегда избавиться от Джарлакса.

Только так ли уж сильно он этого хочет?

Бедняга совсем запутался. Он бросил взгляд на кучу своих вещей, где среди одежды и прочего лежала флейта Идалии. Это все она виновата, она заставила его распахнуть сердце в надежде на то, что жизнь может стать чем-то большим, чем просто существованием.

Он никак не мог с этим смириться, но все же чувствовал признательность.

Раньше все было определенно. А теперь – путаные чувства, странная смесь любви и ненависти, отчаянных желаний и холодной сдержанности, дружбы и стремления к одиночеству. Все невнятно и неясно.

Однако, взглянув на свою любимую, он мысленно осекся. Вот она, теплая, живая. Впервые в жизни он принадлежал женщине безраздельно.

Калийа опустила голову и пронзительно посмотрела ему в глаза. Закусив губу, она дышала коротко и часто. Потом напряглась, как тетива, и рывком запрокинула голову назад.

Прикрыв веки, он полностью отдался подхватившему его приливу. Он чувствовал, как расслабилось ее тело, и открыл глаза, думая, что она сейчас ляжет ему на грудь.

Но вместо этого увидел, что она возвышается над ним, сжимая в руке кинжал, целясь прямо в сердце.

Спасения не было – не увернешься, не спрячешься. Он мог хотя бы заслониться рукой, но не стал, потому что вдруг в это мгновение ему стало пронзительно ясно, что все надежды рухнули и нет никакой бухты, все ложь, ничто в жизни его больше не держит. Какой смысл искать спасения?

Этот удар был пострашнее удара клинком.

Часть 3 Дорога домой

Главная цель самоосмысления – создание ясного, честного образа самого себя. На этом пути нужно отбросить ложные покровы и стать лицом к лицу с правдой – даже если признавать собственные ошибки больно. Сталкиваясь с непоследовательностью, мы пытаемся закрыть на нее глаза, ведь всем нам хочется быть цельными и последовательными.

Но на пути самоосмысления нет места такому уклонению от правды. Человеку, ставшему на эту дорогу, просто необходимо признать свои ошибки, принять их и двигаться дальше с желанием стать лучше.

Существует множество причин, по которым мы обманываем самих себя. Как правило, мы делаем это, чтобы потешить самолюбие, но бывает, и оттого, что боимся.

Ибо иногда, как я понял недавно, мы боимся питать надежды, поскольку надежда предполагает ожидание, а на смену ожиданию может прийти разочарование.

И потому я снова спрашиваю себя напрямую – по крайней мере, мне кажется, что я не пытаюсь уклониться от правды, – почему я чувствую странное сродство с человеком, отринувшим почти все, что есть для меня драгоценного в жизни, с Артемисом Энтрери? Почему мысли о нем вообще приходят мне в голову? И отчего я не убил его, когда мог это сделать? Что именно помешало мне нанести последний удар?

Вплоть до недавнего времени, пока я наконец не разрешил этот вопрос, я часто спрашивал себя: а не стал бы я таким же, как Артемис Энтрери, не сбеги я в свое время из Мензоберранзана? Быть может, все нарастающий гнев заставил бы меня вступить на тот же путь, что и он, на путь безжалостного убийцы? И вполне допустимо, что в стремлении к телесному совершенству я потерял бы душу и спрятался бы, как в раковину, в холодную жизнь без чувств и страстей. Вероятно, если отсутствует страсть, нет места и самоисследованию, а при таком отношении к себе я и впрямь потерял бы душу, останься я в городе своего детства.

И лишь сейчас, когда я сбросил, наконец, груз вины, так долго тяготивший меня, я могу с полной уверенностью утверждать, что не стал бы подобием Артемиса Энтрери, даже если бы остался в Мензоберранзане. Скорее, обратив весь свой гнев вовне, а не внутрь, сделав ярость своим доспехом, я мог бы стать похожим на Закнафейна. Не могу сказать, что желал бы такой жизни, как прожил он, да и вряд ли я смог бы долго терпеть такое существование, но пройти путь Энтрери я хотел бы еще меньше.

Итак, теперь меня это больше не тревожит, мы с Энтрери вовсе непохожи в том смысле, в каком я боялся. И тем не менее, я продолжаю думать о нем, причем часто. Видимо, оттого, что питаю надежды.

Забавная штука – реальность. Правда – вовсе не такая определенная и неизменная вещь, как нам того хотелось бы; восприятием нашим руководит эгоизм, а восприятие находит себе подтверждение. Например, неприятное отражение в зеркале можно приукрасить, получше причесав волосы.

Итак, верно, что мы манипулируем реальностью. Мы можем уговаривать, вводить в заблуждение. Можем заставить окружающих видеть нас в нужном свете. Можно спрятать эгоизм за показной щедростью, замаскировать под великодушие страстное желание быть любимым и уважаемым, скрыть нетерпеливое желание под нежной улыбкой, чтобы сломить нерешительность робкой возлюбленной. Мир не только мираж, зачастую он просто обман. Ведь история пишется победителями, и потому складывается впечатление, что детей, погибших под копытами коней победоносной армии, как будто не существовало вовсе. Прожженный вор может прослыть щедрым благотворителем, избавляясь от ненужного хлама. Правителя, отправляющего молодых ребят на смерть, провозглашают благодетелем, когда он целует нежную щечку ребенка. Для тех, кто понимает, что реальность на самом деле лишь то, что мы из нее творим, любой вопрос превращается в вопрос восприятия.

Так устроен этот мир, но многие стараются жить вопреки этому. Например, справедливый король Гарет Драконобор, правящий в Дамаре, или госпожа Аластриэль в Серебристой Луне, или Бренор Боевой Топор из Мифрил Холла. Они не пытаютсязамаскировать реальность, чтобы обмануть восприятие других, они стремятся улучшить действительность, они идут вслед за мечтой и верят, что выбрали правильный курс, а потому они всегда будут казаться теми, кто есть на самом деле, – честными людьми доброй воли.

Ведь гораздо тяжелее изменить внутренний образ, возникающий в зеркале самопознания, трудно спрятать чистоту или черноту сердца и души от себя самого.

К сожалению, многие превращают свою жизнь не в мираж, а в постоянный самообман. Аплодисменты они принимают за обожание, а мелкие подачки бедным заменяют им пятновыводитель для души. Среди полководцев, играющих жизнями тысяч людей, много ли таких, что расслышат сквозь гром восторгов всех тех, кто верит, что войны могут изменить мир к лучшему, крики отчаяния?

А сколько грабителей оправдывают свои злодеяния обидами, пережитыми когда-то, и закрывают глаза на отчаяние своих жертв? Интересно, в какой момент кража становится способом законного воздаяния?

Есть такие, кто не видит пятен на своей душе. Одни лишены способности заглядывать в зеркало самопознания, другие меняют не только внешнюю, но и внутреннюю реальность.

Артемис Энтрери жалок, и именно это когда-то пробудило во мне надежду. Он не лишен чувств – он бежит от них. Он превратил себя в орудие убийства, в инструмент, потому что иначе ему пришлось бы стать человеком. Не сомневаюсь, он слишком хорошо изучил свое отражение и никак не может смириться с неприглядностью этого образа. Все доводы, которые он приводит в свое оправдание, кажутся бесполезными, главным образом, ему самому.

Но ни для кого из нас нет другого способа стать на путь искупления. Лишь честно изучив свое отражение в зеркале, можно приступить к изменению внутренней действительности. Начать излечение возможно, лишь честно рассмотрев все рубцы, пятна и гниль.

Именно на это я надеюсь, потому и не перестаю думать об Артемисе Энтрери. Надежда моя слаба, и ей, быть может, не суждено сбыться в скором времени, да, может, и питает ее только мое собственное отчаянное желание верить, что возможность искупления и изменений к лучшему есть для каждого. Ведь если она есть для Энтрери, значит, есть для любого?

Может, даже для Мензоберранзана?

Дзирт До'Урден

Глава 18 Оправданная безнравственность

Продолжение оказалось таким же грубым, как и начало. Мужчина в возрасте, яростно хрипя и рыча, как дикое животное, терзал девушку и на пике наслаждения даже со звоном хлестнул ее по лицу.

Все кончилось мгновенно. Отлепившись от нее, он опустил и расправил роскошную многослойную красно-бело-золотистую мантию и спокойно отошел в сторону, даже не взглянув на обесчещенную бедняжку. Думать о всяком сброде у первосвященника Йозумиана Дьюдьи Айночека, благословенного провозвестника Дома Защитника, самого влиятельного человека, по крайней мере, в этом районе портового города Мемнон, времени не было.

Мысли его были заняты возвышенным, земное только мешало, поэтому «паства» была для него скорее досадной помехой, чем предметом забот.

Не совсем уверенно переставляя ноги и слегка покачиваясь, чувствуя себя опустошенным, он прошелся по загроможденной каморке, беглым взглядом обвел тачки и ящики, холщовые мешки и сваленные грудами инструменты. Редко когда он или кто-либо другой из служителей Селуны заглядывал сюда по какой-то иной причине, кроме той, что сегодня привела его. Здесь было грязно, пахло солью и водорослями – в общем, самое место для слуг, а не для господ. Преимущество у комнатки было лишь одно: здесь имелась потайная дверь, через которую «посетителей» можно было незаметно спровадить прямо на улицу.

Подумав об этом, он обернулся к девушке, совсем еще девчонке. Она плакала, однако ей все же достало ума не всхлипывать громко, чтобы не задеть его самолюбие. Пусть ей больно, но ведь это пройдет. А вот чувство протеста и ненужные мысли гораздо опасней, и надо разъяснить ей, что к чему.

– Сегодня ты верно послужила Селуне, – сказал благословенный. – Удовлетворив зов бренной плоти, я смогу лучше сосредоточиться на тайнах и загадках рая, и, если они мне откроются, тебе и твоему несчастному отцу легче будет туда попасть. На-ка вот.

Он взял заплесневелую буханку хлеба, которую положил на тачку у двери, когда вошел сюда, тряхнул, чтобы сбросить каких-то мелких червячков, и бросил девочке. Та схватила ее и крепко прижала к груди.

Айночек снисходительно усмехнулся:

– Конечно, тебе этот дар дорог, ведь ты не понимаешь, что гораздо более ценной наградой станет результат моих сосредоточенных размышлений. Ты настолько погрязла в земных нуждах, что не в силах обратить свой взор к божественному.

Видя по лицу девушки, исчерченному дорожками слез, что она не поняла ни слова из того, что он сказал, Айночек презрительно фыркнул и распахнул дверь, испугав подошедшего в этот момент со стороны улицы молодого священнослужителя.

– А, благочестивый Гозитек! – приветствовал он.

– Прошу прощения, первосвященный, – промямлил Пейпан Гозитек, склоняясь в почтительном полупоклоне. – Мне показалось…

– Да, я уже закончил, – сказал Айночек и чуть отступил, показывая молодому человеку на девушку, которая тихо раскачивалась, вцепившись в плесневелый хлеб.

– Ваш трактат о Завете Ибрандула ждет меня в моих покоях, – сообщил он, и Гозитек просиял. – Говорят, ваши догадки почти гениальны, и, судя по тому, что я успел просмотреть, это правда. Ведь этот бог, ведающий самой смертью, еще так плохо понят.

Гозитек, хотя и старался изо всех сил напустить на себя смиренный вид, расплылся в улыбке.

– Как работа, продвигается? – поинтересовался Айночек, поняв, что нащупал слабую струну молодого человека.

– Д-да, да, первосвященный, – пробормотал Гозитек, потупив взор.

Айночек сдержал насмешливую ухмылку. Конечно, гордыню считают слабостью, даже грехом, но ничто, кроме честолюбия, не подвигнет молодого человека корпеть над такой работой. Гозитек между тем с любопытством заглянул через его плечо, и Айночек отодвинулся, чтобы дать ему получше рассмотреть бедную девушку.

Глаза Гозитека похотливо блеснули, он невольно провел языком по губам.

– Забирайте ее, – предложил Айночек. – Правда, ей сейчас немного больно, но ведь ваша работа важнее ее самочувствия. Освободитесь от земных желаний и погрузитесь в состояние созерцательности. Мне не терпится понять, как вы в своем трактате объясняете божественный промысел на уровне Фуги. Мысль о божествах, борющихся между собой за мятущиеся души умерших, чрезвычайно привлекает меня. Это помогло бы привлечь гораздо больше верующих в культ Селуны.

Он обернулся к девушке.

– Твоя покойная матушка никак не может попасть в рай, – сказал он с презрительным смешком, который даже не попытался замаскировать. – А благочестивый Гозитек, – и он отступил в сторону, чтобы она его увидела, – за нее молится. Если ты проявишь к нему внимание, ей будет намного легче вознестись. Так-то лучше, – проговорил он, оборачиваясь к молодому клирику, и вышел из каморки.

Добравшись до своих личных покоев на третьем, последнем этаже храма, он уже и думать забыл о девушке. В комнате стоял рабочий стол из хорошего полированного дерева – совсем непохожий на мебель из невзрачного зернистого плавника, который обычно использовали в этом портовом городе. Не только древесина, но и большая часть утвари, ковров и убранства храма, самого крупного и представительного здания в юго-восточной части широко раскинувшегося города, были привозными.

Ведь необходимо, чтобы обстановка тоже вдохновляла на размышления о божественном.

Айночек прошел к двери на балкон. Он, как и другие жрецы богини Луны Селуны и родственных культов Валькура и Шаундакула, жил в большом храме, называвшемся Домом Защитника. Это место было средоточием молитв и созерцания. Здесь располагалась многотомная, постоянно пополнявшаяся библиотека, предмет зависти всего Побережья Мечей. Крупные поступления в библиотеку имели место несколько лет назад, по окончании Смутного Времени, когда в катакомбах под этим самым зданием был открыт культ бога Ибрандула. Прятавшихся там жрецов заставили выйти на свет, но убили не всех. Благодаря храбрости и дерзновенности Айночека многих приняли в клир.

– Следует расширять пределы наших знаний, – наставлял он своих сомневающихся подчиненных.

Хотя, конечно, новых клириков взяли тайком.

Общий балкон был снабжен заграждением, чтобы скрыть служителей от назойливых взглядов глазеющих снизу крестьян, часами готовых просиживать на площади, умоляя отпустить им грехи или излечить молитвами, хотя сами даже гроша за это не могли заплатить, идиоты. А вот на другом, его собственном балконе заграждения не было. Отсюда открывался прекрасный вид на бухту. Полная луна висела над спокойной водой, высвечивая силуэты больших многомачтовых торговых судов, бросивших якорь далеко от берега и тихо и мерно покачивающихся на волнах. Природная красота и согласие напомнили жрецу о недавнем соитии, и он ощутил подлинную связь со Вселенной и погрузился в мысли о вечности и единстве с Селуной. Какое наслаждение испытываешь в такие мгновения! Избавившись от нечистых плотских желаний, возносишься к звездам и богам.

Прошло больше часа, луна скрылась, и Айночек, наконец, обратился к блестящему трактату Гозитека.

Наконец-то он обрел душевный покой и соединился с Селуной.

Как выглядела несчастная, с помощью которой он освободился от телесных тягот, первосвященный уже и вспомнить не мог.

Глава 19 Что и следовало ожидать

Королева Дамары Кристина сидела на белом стуле с металлической спинкой перед большим зеркалом, установленным на туалетном столике. На столешнице громоздились флакончики, баночки, разные притирания и духи, которые ей присылали в подарок со всех уголков страны и даже из Имплитура. Придворные дамы без устали напоминали Кристине, что ее внешность чрезвычайно важна, ведь, гордо выступая рядом со своим царственным мужем, она воплощает собой мечты и чаяния всех женщин Бладстоуна.

Величественный мираж, необходимый для поддержания власти.

Кристина выросла в знатном семействе, но, несмотря на это, не любила всю эту мишуру. По натуре она была искателем приключений, путешественницей, бойцом, всегда готовым сказать решительное слово.

Однако сегодня, когда отпустили Артемиса Энтрери, к ее словам не очень-то прислушивались. Вот Гарет расхаживает в глубине спальни, и его отражение время от времени мелькает в зеркале. Он расстроен, потому что с самого момента освобождения Энтрери Кристина не сказала ему ни слова, не скрывая, что не одобряет его решения.

Какая все же плутовская игра – брак. Оба супруга знают, что за кошка между ними пробежала, но часами, а то и целыми днями могут ходить вокруг да около, никак не решаясь поговорить напрямую.

По крайней мере, так ведет себя большинство пар, но прямодушная Кристина такого лицемерия не выносила.

– Если тебе нужна королева, которая воздерживается от высказывания собственного мнения, думаю, подыскать такую будет несложно, – заговорила она и тут же пожалела, что слова ее прозвучали так язвительно; что ж, по крайней мере, начало разговору было положено.

В зеркале над ее головой появилось отражение Гарета, и его сильные, спокойные руки легли ей на плечи. Ей нравилось ощущать кожей тепло его ладоней.

– Дурак бы я был, если бы решил избавиться от своего лучшего друга и советчика, – сказал он, чмокнув ее в макушку.

– Разве я хоть слово сказала о мастере Кейне? – спросила Кристина, прикидываясь изумленной, и улыбнулась.

Гарет тоже усмехнулся, нежно сжав ее плечи. Повернувшись, Кристина посмотрела мужу в глаза:

– Ты совсем не слушал меня, пока шло разбирательство по делу этого Артемиса Энтрери и его жутковатого приятеля.

Гарет смиренно вздохнул.

– Ну почему? Что такого ты знаешь о них, чего мы все – даже Кейн – не знаем?

– Да ничего я о них не знаю, – признался он. – И думаю, что мир стал бы намного лучше, не будь в нем этой парочки. Никаких привлекательных черт в типах вроде них я не нахожу. Но и права руководствоваться исключительно своими догадками у меня нет. Как нет и оснований для того, чтобы признать их виновными.

– Они же изменили короне!

– Тем, что посмели претендовать на земли, которые формально никому не принадлежат?

– И все же ты низложил самозванца.

– Да, я не мог этого так оставить, – кивнул Гарет. – Вааса станет баронством Дамары, этого я непременно добьюсь. И уверен, что все города этой северной территории меня поддержат. Палишук-то уж точно ждет объединения.

– Тогда как это расценивать? Как измену? Или захватчик – ты?

– Наверное, отчасти и то и другое.

– И ты веришь дроу и его диким россказням о том, что все так и было задумано с самого начала? – недоверчиво поинтересовалась Кристина. – Что он специально все подстроил, чтобы дать тебе возможность выступить героем и напомнить жителям Палишука о славных делах прошлого? Да он же все делает ради собственной выгоды и не успел создать собственное королевство только потому, что ты выступил так спешно!

– И я так думаю. И считаю, что дроу чрезвычайно опасен. Ведь проникнуть в Цитадель Убийц и добыть голову Нелликта мало кому по плечу. Дозорные с него глаз не спустят. И через десять дней их здесь не будет.

– Иначе их убьют?

– Да. Кстати, сестры-драконы согласились перенести их подальше от наших границ.

– Чтобы они сеяли раздор где-нибудь в другом месте…

– Не исключено.

– И ты, говоря такое, будешь утверждать, что праведно служишь Ильматеру?

– Иногда я сам не знаю, – сказал король и отошел к кровати.

Кристина передвинула стул, чтобы видеть его лицо.

– Любимый, в чем дело? Почему этот человек так беспокоит тебя? – спросила она напрямик.

Гарет долго молча смотрел на нее и наконец, сказал:

– После встречи с Артемисом Энтрери я, как король, стану лучше.

Кристина изумленно вскинула брови:

– Потому что никогда не будешь на него похожим?

– Нет, дело не в этом. Я говорил с ним с глазу на глаз, и он верно сказал, что ни родословная, ни прошлые подвиги не могут сделать правителя достойным. Только мои настоящие поступки, то, что я делаю сейчас, оправдывают столь важный для меня титул. И я бесполезно занимаю это место, если не добиваюсь воплощения надежд на лучшую жизнь всех жителей своей страны – всех без исключения.

– Это Артемис Энтрери сказал тебе такое? – недоверчиво переспросила Кристина.

– Не знаю, понимал ли он истинный смысл своих слов, но в общем – да, именно это он и сказал. По крайней мере это то, что я почерпнул из его речей. Я правлю Дамарой и стремлюсь включить в границы своего государства и Ваасу. Но это решение должно быть на благо жителей Ваасы, иначе у меня не больше прав претендовать на титул ее короля, чем…

– Чем у Энтрери, Джарлакса или Женги?

– Верно.

Гарет прямо посмотрел ей в глаза, и на лице его расцвела та самая улыбка, которую так любили все, кто знал его, улыбка, внушающая надежду и уверенность. Кристина невольно растаяла.

– Тогда, ради блага Дамары и Ваасы, пусть этот Энтрери навсегда останется в твоей памяти, – сказала она. – А сам он со своим дружком убирается отсюда куда подальше.

– Ради блага Дамары и Ваасы, – добавил Гарет.

Она встала и подошла к мужу, которого так бесконечно любила.

* * *
Ударив, она замахнулась снова, потом опять и опять. Захлебываясь слезами и криком, Калийа вновь и вновь с ожесточением безумия всаживала кинжал в тело распростертого под ней мужчины. Почувствовав бедром теплую кровь, она стала бить с еще большим остервенением. Слезы заливали ей лицо, но она не открывала глаз и, всхлипывая, повторяла имя Париссы.

Все чувства, так долго мучившие ее, наконец, прорвались наружу: и гнев, и печаль, и угрызения совести, и раскаяние. Совсем обессилев, она поглядела, наконец, на тело человека, бывшего ее любовником.

Он лежал на спине, широко раскинув руки, даже не пытаясь защищаться. На лице застыло горькое разочарование, и он глядел на нее, стиснув зубы.

Однако на теле у него не было ни единой царапины. Кровь на бедре оказалась ее собственной: она поранилась, отдернув кинжал после одного из ударов, и даже не почувствовала этого.

* * *
– До чего ж они предсказуемы, эти слабые людишки, – вздохнул Киммуриэль Облодра, из межуровневого укрытия у дальней стены вместе с Джарлаксом наблюдая за драмой, разыгрывавшейся в комнате Калийи.

– Она казалась такой искренней, – признался Джарлакс. – Никогда бы не поверил…

– Похоже, ты зажился среди них, – заметил Киммуриэль. – Может, ты настолько утратил проницательность, что мне не стоит принимать тебя обратно в Бреган Д'эрт, когда ты наконец покончишь со своими капризами и вернешься в Мензоберранзан?

Джарлакс смерил его ледяным взглядом безжалостного убийцы, мигом напомнив псионику, с кем он разговаривает.

Правда, он сразу отвернулся – его живо интересовало представление в постели. Теперь Калийа смотрела на Энтрери с ужасом. Она снова ударила, метя ему в глаз, словно не в силах была выносить его полный укора взгляд.

Энтрери моргнул и рефлекторно дернулся, и Джарлакс невольно восхитился его выдержкой. Он сам приказал Киммуриэлю, узнавшему о намерениях Калийи, установить псионический барьер, чтобы защитить Энтрери, но ведь убийца не мог знать, что он практически неуязвим, и тем не менее даже не пытался оградить себя от ударов.

Неужели это Калийа так его довела? Разве могли нежные слова и ласки женщины настолько лишить его чувства самосохранения? Или ему попросту все равно?

– Потрясающе, – прошептал дроу.

– Наверное, ты вспомнил свои первые дни на этом свете, – неожиданно сказал Киммуриэль.

– Наверное, – сухо сказал Джарлакс, поглядев на товарища.

Теперь он действительно представил себе Мать Бэнр, одновременно разгневанную, растерянную и испуганную, которая никак не могла пробить кинжалом-пауком нежную грудку новорожденного младенца. Вероятно, в тот момент у нее были такие же глаза, как сейчас у Калийи.

– Тебе так и не представилась возможность поблагодарить Мать моего Дома, – заметил Киммуриэль.

– Что ты, я вполне ее отблагодарил, – заверил его Джарлакс.

– Да, когда второй сын Дома Бэнр сгреб тебя с алтаря, вся энергия, сосредоточившаяся на поверхности твоего хрупкого тельца, ударила в него и разорвала ему грудь, – согласился псионик, с удовольствием вспоминая историю, которую уже несколько столетий постоянно пересказывали в Доме Облодра. – Моя мать умела избавляться от заклятых врагов.

– Действительно, мало кто так бесил Мать Бэнр, как матроны Дома Облодра, – кивнул Джарлакс. – Наверное, Бэнр настолько сильно уязвили эти обиды, что Ллос в конце концов наградила ее силой сбросить ненавистный Дом Облодра в Клорифту.

Киммуриэль, вопреки своей обычной сдержанности, вздрогнул, и Джарлакс усмехнулся. Несколько лет назад мать Джарлакса одним ударом жестоко расправилась со всем родом псионика.

Теперь они были квиты, и оба вновь сосредоточились на происходящем в комнате. Перепуганная Калийа с почти бессознательным упорством вновь занесла кинжал, сжав его обеими руками, и попыталась ударить Энтрери прямо в сердце. Он перехватил ее руку. Женщина попробовала вырваться, и тогда он отвесил ей звучную пощечину, после чего вывернулся и сбросил ее с себя.

– Он уже понял, что происходит, – сказал Киммуриэль и показал Джарлаксу глазами на здорового орка, терпеливо ждавшего приказаний.

– Тогда приготовь разрешающее заклятие, – велел Джарлакс и поманил орка: – Видишь этого человека? – Он показал на вскочившего с кровати Энтрери. – Убей его, – шепнул он и вытолкнул великана в комнату.

При виде голого безоружного человека, измазанного кровью, урод моментально разъярился и бросился на Энтрери.

Наемный убийца, не задумываясь, повинуясь инстинкту, схватил его за горло, и вся энергия ожесточенных ударов Калийи, не поглощенная его телом, обрушилась на орка. Множество глубоких ран разорвали бедняге грудь, один глаз вдавился в череп. Несчастный дернулся, попытался закричать, но захлебнулся собственной кровью, брызжущей фонтаном.

Грубо бросив его на пол, Энтрери стоял, тяжело дыша, едва владея собой, понимая лишь, что жизнь его потерпела крах.

Джарлакс ощутил, что убийце хочется сейчас только одного – кинуться на него и придушить, однако он надеялся, что наемник настолько привык сдерживать порывы, что вряд ли совершит подобную глупость.

За спиной Энтрери Калийа медленно поднялась с кровати и испуганно раскрыла глаза, увидев изуродованный труп орка и двоих темных эльфов. Руки ее бессильно повисли, кинжал упал на пол.

– Прости меня, – обратился Джарлакс к приятелю.

Тот стоял, словно окаменев.

– Я не думал, что так получится, – добавил дроу.

Энтрери поглядел на него, ясно давая понять, что это не его дело.

– Я не мог допустить, чтобы она убила тебя, хоть ты и готов был расстаться с жизнью, – сказал дроу.

– Довольно объясняться со всяким сбродом, – знаками сказал Киммуриэль, молниеносно быстро складывая пальцы.

– А тебе не довольно ли жить на этом свете? – огрызнулся Энтрери, научившийся в Подземье хорошо понимать язык жестов, но не овладевший им настолько, чтобы объясняться самому.

Джарлакс положил руку на плечо Киммуриэля, и тот, не сводя с Энтрери тяжелого взгляда, послушно отступил, готовый в любую минуту обрушить на наглеца волну псионической энергии.

Калийа, всхлипывая и спотыкаясь, подошла к любовнику и уткнулась лицом в его плечо, без конца шепча, как она виновата.

– Бедная, совсем запуталась в собственных чувствах, – не преминул вставить Киммуриэль.

– Заткнись! – грубо оборвал его Энтрери и резко оттолкнул от себя Калийю.

– Это все из-за Париссы, – шмыгая носом, пролепетала она. – И еще… ты уезжаешь. Бросаешь… Я не могу без тебя… Прости, прости меня.

Никогда, пожалуй, Джарлакс Бэнр не видел взгляда, полного большего презрения и горечи, чем тот, которым Энтрери наградил свою любовницу. Потом он вздохнул, и женщина, решив, что гроза миновала, отважилась поднять на него глаза и с робкой улыбкой промолвить:

– Ты же не сделаешь мне больно, правда?

Она хотела подластиться к нему, быть милой, но дроу видел, что для Энтрери ее слова прозвучали как издевательство.

Убийца погладил ее по щеке, но внезапно взгляд его стал жестким, челюсти сжались, и он крепко схватил Калийю за горло. Выпучив глаза, она обеими руками вцепилась в его пальцы.

Волоча женщину за собой, он сделал несколько шагов и толкнул ее с чудовищной силой. Она упала на жалюзи, выбила стекло, вывалилась из окна и, успев всего раз вскрикнуть, пролетела десять футов и грохнулась на мостовую.

Энтрери обернулся к Джарлаксу.

– Лучше бы убить ее, – сочувственно проговорил дроу. – Она слишком опасна.

– Заткнись!

Джарлакс вздохнул.

– Если ты убьешь ее, то отправишься следом за ней, обещаю! – пригрозил наемник.

Темный эльф развел руками. Некого винить, ведь он сам подсунул убийце волшебную флейту, надеясь открыть его сердце, так долго защищенное толстой броней от мук любви.

* * *
Она быстро замерзла. Порезы и раны по всему телу кровоточили, и вдобавок, попытавшись выбраться из груды битого стекла и щепок, Калийа поняла, что одна нога ее не слушается.

Похоже, смерть пришла. Так она и умрет – несчастная, замерзшая, голая, с головы до ног в крови, на улице, на виду у всех. Жить все равно не хочется, незачем, все рухнуло.

Ее угораздило влюбиться в мужчину, убившего единственного близкого ей человека, дорогую Париссу, и она не сумела с этим справиться. Решиться уехать из дому не смогла, распрощаться с Энтрери было невыносимо, и потому она стала пестовать в себе жажду мести, пытаясь тем самым оградить себя от сердечной раны, которую причинил бы ей возлюбленный, уехав и бросив ее.

Но ничего не вышло.

И вот она умирает и даже рада этому. Страдая от боли и холода, Калийа поводила пальцами по битому стеклу в поисках подходящего осколка. Нащупав длинный, как кинжал, кусок, она зажала его в кулаке и поползла за угол, в переулок, где можно было свести счеты с жизнью, не опасаясь, что ее увидит какой-нибудь любопытный прохожий.

Едва дотащившись до угла, она тяжело откинулась на стену, хрипло дыша и кашляя кровью. Собственно, ей даже не требуется прилагать усилий – она и так умрет от ран и потери крови. Но тогда придется долго ждать, страдая от боли.

Калийа поднесла осколок к горлу. Перед глазами возник образ Энтрери, вспомнилось, как они занимались любовью, но она, приложив усилия, отогнала от себя мысль о любовнике. Вместо этого Калийа представила Париссу, ждущую, раскрыв объятия, когда подруга присоединится к ней в ином мире.

Калийа зажмурилась и занесла руку, но вдруг кто-то перехватил ее запястье. Она открыла глаза и с ужасом увидела перед собой темного эльфа, а за ним еще нескольких, с любопытством разглядывающих ее. Женщину охватил такой страх, что она сразу забыла о боли и холоде.

– Мы еще не закончили, – проговорил кто-то.

Темные эльфы расступились, и вперед вышел тот самый дроу, которого она только что видела наверху; Энтрери рассказывал о нем и называл Киммуриэлем.

– Может, мы и разрешим тебе распрощаться с жизнью, когда придет пора, – продолжал он. – И даже поможем это сделать, хотя вряд ли наши методы придутся тебе по вкусу.

Двое дроу рывком подняли полукровку на ноги и вывернули руку, чтобы она бросила стекло.

– Хотя, пожалуй, Подземье понравится тебе еще меньше, – добавил Киммуриэль. – Не справишься с обязанностями, и мы решим, что будет для тебя хуже.

– Какие обязанности? – едва слышно прошептала Калийа.

Дроу утащили ее с собой.

Глава 20 Мечты и воспоминания

– Он искал ее, – сообщил Джарлакс Киммуриэлю, когда на рассвете следующего дня они увиделись на том месте, где должны были встретиться с драконами.

Неподалеку на камнях сидели Энтрери и Атрогейт. Киммуриэль с самого начала решил избегать разговоров о Калийе, но Джарлакс, словно прочитав его мысли, как назло, начал именно с этого.

– Как это похоже на людей, правда? – сказал псионик. – Сперва вышвырнуть любовницу через окно, а потом разыскивать ее в припадке раскаяния. В Мензоберранзане нравы проще. Ни одна матрона, избавляясь от мужчины, не оставит его в живых.

– Есть исключение.

– Есть, – согласился Киммуриэль, – но ведь в том случае, о котором ты говоришь, у Матери Бэнр не было выбора. А правда, что второму сыну было приказано избавиться от проклятого Джарлакса, который лежал на алтаре без единой царапины, несмотря на множество ударов, нанесенных матроной самолично?

– Ты же знаешь, как все было.

– Да, но я бы с удовольствием слушал, сколько ни рассказывай. Увидеть бы лицо твоей матери, перекошенное от страха и злости, когда ей так и не удалось пронзить грудь малыша! И еще посмотреть бы на ужас ее и Триль, когда второй сын, Докайо, схватил тебя! Наверное, когда в нем разорвалась вся энергия, накопленная тельцем маленького Джарлакса, он выглядел не лучше того бедолаги в спальне Энтрери.

Киммуриэлю очень хотелось, чтобы Джарлакс не вспоминал о Калийе.

– И ты сразу же перестал быть третьим сыном, так что для жертвы не подходил, – не умолкая, болтал он.

– С тех пор как ты бормотал заклинания, пытаясь избавиться от судорог в руке, я не слышал, чтобы ты столько трепал языком, – заметил Джарлакс, и Киммуриэль поджал губы. – Она исчезла из переулка, – продолжал Джарлакс. – Далеко ей уползти не удалось – кровавая дорожка обрывается вблизи от того места, где она упала. Очевидно, женщина сидела у стены, пока ее не увели или не унесли.

– У Калийи могущественные не только враги, но и друзья, – заметил псионик. – Может, и хорошо, что Энтрери должен покинуть страну.

– А еще у нее есть такие друзья, которым она нужна, лишь пока удобна, – сказал Джарлакс, глядя ему в глаза, – но чуть что пойдет не так, они сразу превратятся во врагов.

Киммуриэль промолчал.

– Бреган Д'эрт не зря занимается этими землями, – продолжал Джарлакс. – Здесь много богатств, тот же гематит, который в Подземье добыть трудно. Теперь, когда у нас… прости, у тебя на службе Нелликт, доступ к этим сокровищам будет значительно облегчен.

– Все это ты уже говорил, причем много раз.

Джарлакс похлопал его по плечу, и ершистый псионик поглядел на него с любопытством. Киммуриэль планировал использовать Нелликта и Калийю, но его, как ни странно, заботила не столько материальная выгода, сколько репутация самого Джарлакса. Псионик боялся, что, случись еще одна катастрофа наподобие той, что произошла в Калимпорте, да еще через такое короткое время, и уважение к главарю будет безвозвратно подорвано. А меньше всего на свете Киммуриэль хотел, чтобы банда наемников отвернулась от бывшего вождя. Джарлакс должен однажды вернуться в Подземье и снова взять в свои руки управление Бреган Д'эрт. И не только потому, что Джарлакс успешнее противостоял бы Триль Бэнр, это было и личным желанием псионика. С тех пор как Киммуриэль возложил на себя обязанности Джарлакса, он не мог уделять должного времени и внимания своим ментальным способностям и мечтал о том дне, когда Джарлакс вернется и он сможет снова посвятить себя поединкам с иллитидами и постижению тайн разума. И избавиться, наконец, от необходимости печься о нуждах наемников, а главное, самого Джарлакса, который становился все более непредсказуемым.

– Я знаю все твои сомнения, – проговорил Джарлакс, словно прочитал его мысли, но Киммуриэль был уверен, что это невозможно, потому что сам позаботился о надежной защите от подобного проникновения. – И хорошо, что ты сомневаешься, а то иначе кто заставлял бы меня взвешивать каждый шаг?

– Может быть, собственный здравый смысл?

Джарлакс расхохотался, но сказал:

– Здесь я прав.

– Дела в Мензоберранзане нельзя оставлять без внимания.

– Верно, но наступит день, когда связи, что мы… ты наладил на поверхности, окажутся бесценными для матерей Домов.

– С чего бы это?

– В мире происходят большие изменения. На нас с Энтрери напали духи неферезов. Если Верхний Мир накроет тень, вряд ли матроны захотят остаться в стороне. Кроме того, друг мой, здесь, на поверхности, растет число поклонников Эйлистри. Дзирт До'Урден вовсе не единственный дроу наверху, к тому же жители поверхности относятся к нему все более благосклонно.

– Твой бывший Дом…

– Я никогда к нему не принадлежал, – оборвал Джарлакс.

– Дом Бэнр, – поправился Киммуриэль, – вряд ли еще раз выступит против Дзирта, а если и решится, то его никто не поддержит. Многие жрицы даже считают, что Ллос тайно покровительствует ему.

– Они и обо мне так говорили после неудавшегося жертвоприношения.

– Это казалось очевидным.

– А я ни разу в жизни не преклонил колени пред этой паучьей тварью. Как и Дзирт До'Урден. Если бы он узнал, что его считают любимчиком Ллос, ничуть не сомневаюсь, что его бы это мучило всю жизнь не хуже гнойной раны.

– Тем более она должна ему благоволить.

Джарлакс хмыкнул – что противопоставишь такой логике? Если служишь божеству Хаоса, любая нелепость имеет свое оправдание.

– Как бы то ни было, речь сейчас не о Дзирте, – сказал он. – Сомневаюсь, что Паучья Королева долго еще будет терпеть поклонников Эйлистри, и, когда настанет час расплатиться с этими пляшущими недоумками, судить их, скорее всего, будут Дома Мензоберранзана. И Бреган Д'эрт окажется в этом деле незаменима.

– Даже если придется ждать еще несколько веков.

– Меня всегда отличало терпение, – сказал Джарлакс. – Да и первые плоды наших усилий мы пожнем намного раньше. Как говорят люди, чистая победа.

– Люди часто считают себя победителями, пока их вдруг не вышвырнут в окошко, – проворчал Киммуриэль.

Джарлакс снова хохотнул.

Киммуриэль поглядел вдаль через плечо Джарлакса и сказал:

– Вон твои драконы.

– Тогда прощай, – протянул руку Джарлакс.

Псионик ее не пожал. Тогда Джарлакс похлопал мешочек на поясе, намекая, что ждет того, о чем они договаривались. Киммуриэль высвободил из-под темной мантии руку и протянул ему небольшую коробочку, в которой лежали три пузырька. Глаза Джарлакса довольно блеснули.

– Ну вот, я отворил его сердце, а теперь проникну и в разум, – проговорил он.

– Хотя ни одному нормальному дроу не понять, зачем ты это делаешь.

– Быть нормальным – скучно.

Когда Джарлакс вынул флакончики, Киммуриэль пренебрежительно фыркнул:

– Его мать и детство – вот что раскроет перед тобой его разум.

Он забрал пустую коробочку и снова выпростал руку, держа на сей раз флейту Идалии.

– Ты все узнал благодаря следам воспоминаний, оставшимся в инструменте? – спросил Джарлакс.

– Ты меня просил изучить ее, я это сделал. Просил зелье – вот оно.

Джарлакс с улыбкой взял флейту.

– Мы уходим, Джарлакс, – сказал псионик, – и я больше не приду на твой зов раньше условленного времени.

– Это случится нескоро.

– Вот и прекрасно – мне порядком надоел этот слепящий Верхний Мир, да и дела Бреган Д'эрт в Мензоберранзане требуют внимания. Мой прежний начальник частенько приговаривал, что все в этом городе меняется так часто и непредсказуемо, что банда, чтобы преуспевать, должна меняться вместе с ним или даже быстрее.

– Слышал, что твой прежний начальник просто гений.

– Да, он любит так говорить.

Джарлакс редко так много смеялся в беседах с начисто лишенным чувства юмора псиоником.

– Уверен, что, когда я вернусь в Мензоберранзан, найду банду в превосходном состоянии.

– Разумеется. А когда это случится?

Джарлакс оглянулся в сторону Энтрери, стоявшего вместе с Атрогейтом рядом с Ильнезарой и Тазмикеллой.

– Может быть, по истечении одной человеческой жизни.

– Или того, что осталось от жизни именно этого человека?

– Или так. Но не забывай о свойствах его кинжала: может пройти больше времени, чем ты думаешь. Однако я вернусь. – И он подмигнул Киммуриэлю.

– Дворфа с собой не бери.

Джарлакс опять рассмеялся, а псионик насупился. Бывший главарь казался ему нездорово оживленным, и это его не слишком радовало.

– Ах, Киммуриэль, тебе не хватает воображения! – воскликнул Джарлакс с долей патетики в голосе. – Представляешь, каким превосходным подарком станет Атрогейт какой-нибудь из моих сестриц, которая к тому времени возглавит Дом Бэнр?

Лицо Киммуриэля осталось каменным, и Джарлакс опять расхохотался.

* * *
– Эх, не шибко-то я люблю эту телепортацию с чародеями, – проворчал Атрогейт, когда Джарлакс подошел поближе к четверке, собравшейся у насыпи из валунов. Сдунув прядь волос, нечаянно попавшую в рот, дворф скрестил на груди руки и решительно топнул, отчего за его единой подскочили на цепях его кистени. – Как-то хафлинг летел с одним магом, грохнулись оба они, бедолаги. Старый колдун недоглядел и в кучу камней аккурат загремел! А-ха-ха!

Оборвав свой дикий хохот так же внезапно, как им разразился, Атрогейт сердито уставился на Джарлакса и сказал:

– А я в камнях руду добываю.

Дроу переглянулся с Энтрери, который явно не потрудился просветить Атрогейта, какого рода путешествие их ждет. Сестер же разговор явно забавлял.

– Ты решил, что нас телепортируют? – уточнил Джарлакс. – Разве забыл уже, как она тебя швырнула через весь зал в таверне?

– Ничего я не забыл, – буркнул дворф. – Все это колдовские штучки… Пф! Они же не кинут за море нас! Хотя посадка была б высший класс!

– Колдовские? – переспросил Энтрери, не видевший полета Атрогейта. – Ты правда решил, что нас телепортируют?

– Нет, эти худышки меня не утащат, у них тощие руки и тощие ляжки! А-ха-ха!

– Пусть лучше привяжут тебя к дуба верхушке, пригнут и отпустят – полетишь, как из пушки, – неожиданно сказал Энтрери, и все поглядели на него с изумлением. – Под облаками стрелой пронесешься и, когда рухнешь, надеюсь, убьешься.

Атрогейт, слушая его, шевелил губами, а убийца, и не думавший шутить, положил руку на рукоять меча, готовый защищаться, если обиженный дворф на него бросится.

Но тот неожиданно от души расхохотался.

– Эй, я это запомню!

– Надо ли? – вмешалась Ильнезара. – Может, уже довольно? Мне нужно поскорее вернуться в магазин.

– Разумеется, сударыня, – ответил Джарлакс, отвешивая один из своих особенных поклонов. – Но нужно подготовить нашего ничего не подозревающего друга…

– Думаю, незачем, – перебила она, и голос ее вдруг странно изменился, став настолько громче и гуще, что Атрогейт от изумления открыл рот. – Мне дела нет до того, что он скажет, а еще меньше, если сбежит! – проревела Ильнезара, и от вибрации с кучи камней покатились валуны.

Будто под воздействием такой необычайной силы звука челюсти ее стали вытягиваться вперед, а из-под золотистых волос показались медные загнутые рога. За спиной толстый хвост со шлепком коснулся земли и стал расти дальше, а все ее тело и конечности изгибались и выкручивались, принимая новую форму.

– Ты думал, лошади ждут нас в загоне? – безжалостно продолжил Энтрери, обращаясь к потерявшему дар речи дворфу. – Нет, мы все полетим на… – И он помедлил, ожидая от Атрогейта продолжения. – Что ж, я так и думал, – сказал он, не дождавшись ни слова в ответ.

– Ой, мама, – простонал дворф, пятясь назад и маша руками, словно думал избавиться от наваждения.

Джарлакс, на которого никто не глядел, вытащил волшебную палочку и, поочередно направив ее на своих спутников и себя, негромко проговорил заклинание.

– Ах, как прекрасно парить под облаками! – мечтательно произнес он. – Можно мне оседлать вас, сударыня? – игриво обратился он к Ильнезаре, превращение которой еще не завершилось, и та зарычала в ответ.

Дроу вскарабкался к ней на спину за мгновение до того, как над плечами драконицы вырвались из-под кожи и расправились огромные крылья.

– Дракон, – пробормотал Атрогейт.

– Извини, свою реплику ты пропустил, – без тени улыбки промолвил наемный убийца.

– Она – дракон, – заикаясь, приговаривал дворф. – Это дракон же, ящер…

– Можно я его съем? – спросила Ильнезара, принявшая облик огромного медного дракона на четырех лапах, у сидящего на ее плечах Джарлакса. – Полет долгий, мне силы понадобятся.

Дроу что-то прошептал ей на ухо, и ее огромная голова на гибкой шее мотнулась к пятившемуся Атрогейту, который чуть не лишился сознания. Драконица дохнула, и дворф попал в столб плотного, «тяжелого» воздуха, в котором трудно было продвигаться, как если бы ноги увязли в грязи.

Ильнезара же, встав на дыбы, взмахнула крыльями и поднялась в воздух со своим всадником. Пролетев мимо отшатнувшегося Энтрери и Тазмикеллы, с наслаждением подставившей лицо порыву ветра, она пронеслась над Атрогейтом и вцепилась в него лапой.

– Мне будет не хватать тебя, Артемис Энтрери, – сказала вдруг Тазмикелла, когда они остались на поле вдвоем. – Ты мне нравишься, хотя я никогда и не испытывала к тебе доверия. – Ее тело тоже начало меняться, и она улыбнулась. – Наверное, меня, как и сестру, волнует опасность.

Уж кому бы говорить об опасности, только не дракону, хотел было вставить Энтрери, но благоразумно смолчал, понимая, что лучше не злить Тазмикеллу. Не дожидаясь, пока закончится перевоплощение, он вскарабкался ей на спину, решив повторить пример Джарлакса, а не Атрогейта.

Через несколько мгновений они взмыли в небо. Земля закружилась внизу, воздух превратился в упругую стену. Джарлакс защитил их всех от ледяного ветра при помощи волшебной палочки, хотя Энтрери с Атрогейтом об этом и не знали. Драконицы поднялись так высоко, что люди могли бы просто погибнуть от холода, если бы не заклинание дроу.

Плащ бился за спиной Артемиса Энтрери, земля неслась из-за горизонта с устрашающей скоростью, и вскоре они уже увидели северное побережье Лунного моря.

Драконы поднялись еще выше, чтобы снизу их могли принять за птиц. Они летели над морем, повернув почему-то на юго-запад. Полет продолжался всю ночь, и перед самым рассветом они опустились на маленький островок.

Энтрери слез с Тазмикеллы.

– Отдыхай, – приказала драконица. – Перед наступлением сумерек снова полетим, нужно добраться до противоположного берега. Мы ссадим вас севернее Кормира, а оттуда можете идти на все четыре стороны.

К ним подошли Джарлакс с Атрогейтом; дворф дрожал всем телом и бубнил себе под нос:

– Надавать бы им обеим. Так обращаться с дворфом! Какая невоспитанность!

Энтрери с удовольствием вообразил, как Тазмикелла за такие слова распахнет сейчас пасть над головой Атрогейта, но оторвал мысленный взор от этой приятной картины и обратился к драконице:

– У меня есть деньги, правда не очень много. – Он поглядел на Джарлакса. – Не могла бы ты отнести меня немного дальше на юго-запад?

Дроу посмотрел на него с любопытством:

– А чем тебе плох Кормир?

– Сам там оставайся, если тебе нравится, – бросил убийца. – А я не хочу, и времени у меня нет.

– Куда же тебе нужно? – спросила Тазмикелла, стараясь говорить как можно тише, но все равно ее голос гремел на островке, отражаясь от скал.

– Отнеси, куда сможешь! А надо мне в Мемнон, на юг Побережья Мечей.

– Это далеко.

– Отдай им, сколько я должен, – попросил Энтрери Джарлакса.

– Что значит – отдай? Мы все потеряли. Но все же я могу заплатить. Сколько вы хотите? – обратился он к драконам. – Может, есть нечто такое, что вы согласились бы принять в качестве платы? Мы могли бы обсудить это попозже.

Драконы настороженно переглянулись. Ильнезара снова приняла человеческий облик, и сестра последовала ее примеру.

– Это на случай, если на острове кто-то есть, – пояснила рыжеволосая красавица, хотя Тазмикелла явно заподозрила совсем иную причину перемены облика, учитывая, как призывно Ильнезара посмотрела на Джарлакса.

– И это вы тоже получите, само собой, – сказал дроу, прекрасно ее поняв. – Но мне кажется, я вам должен намного больше.

– Должен, – игриво согласилась Ильнезара.

– Ну, так что, отнесешь меня? – спросил Энтрери, которому надоело слушать их болтовню.

– До самого Мемнона – нет, – ответилаТазмикелла. – В южных пустынях у меня есть враги, и встречаться с ними не хотелось бы. Но поглядим, как далеко нас занесет ветер.

– А с тобой что будем делать? – спросила Ильнезара Джарлакса.

– И со мной? – подал голос дворф. Дроу и драконица поглядели на коротышку.

– А чего вы хотели? – возмутился Атрогейт. – Из места, где я столько лет прожил, меня унесли, а до Кормира мне что, плыть прикажете?

– Мы останемся все вместе, – сказал Джарлакс, обращаясь одновременно к нему и к Ильнезаре. – И буду очень признателен, если ты понесешь нас вслед за сестрой и Энтрери.

Наемному убийце, похоже, это было глубоко безразлично. Он молча повернулся и пошел искать место для отдыха.

– Тогда пошли, докажешь мне свою признательность, – сказала Ильнезара, потянув дроу за рукав.

Джарлакс безропотно последовал за ней, иногда, впрочем, оглядываясь на приятеля, который сел, прислонившись спиной к небольшой скале, и задумчиво уставился на море.

* * *
– Все же я удивлена, что ты мне это рассказал, – сказала Ильнезара, проснувшись днем рядом с Джарлаксом. – Ведь я на стороне короля Гарета, то есть против тебя, почему ты решил мне довериться? Или просто хочешь насолить этому Киммуриэлю и прежним твоим товарищам?

– Ни Киммуриэля, ни моих соплеменников из Подземья ты не увидишь, – сонно сказал Джарлакс. Потянувшись, он зевнул и огляделся. Волны с ритмичным плеском набегали на каменистый берег, и в такт им храпел Атрогейт. – Они будут действовать снизу, из-под земли.

– Тогда зачем ты мне это рассказал?

– Угрозы королю Гарету они не представляют. Я теперь знаю, что ты ему предана. А поскольку Киммуриэль заставит Нелликта хорошо себя вести, то Бреган Д'эрт будет сдерживать Цитадель Убийц. А для вас с сестрой своя выгода. Наверняка вас заинтересуют многие из дешевых товаров, которые в Мензоберранзане считаются обычными, а на поверхности принесут очень неплохую прибыль. Вы можете обменивать их на вполне обычные для здешних жителей вещи, при виде которых у любой матроны в Подземье жадно заблестят глаза.

– Значит, Бреган Д'эрт – торговая организация?

– Выгода всегда на первом месте.

Ильнезара кивнула, хотя недоверчивое выражение на ее лице осталось.

– Мы с них глаз не спустим, – предупредила она дроу.

– Вы их никогда не увидите, – сказал Джарлакс, поднимаясь и собирая одежду. – Киммуриэль не умеет вести себя в обществе, это всегда была моя роль. А твой драгоценный король Гарет не понял, насколько хороша моя компания. Теперь же, сударыня, прошу меня простить. Солнце уже высоко, а мне еще нужно кое-что обсудить с товарищем.

И, поклонившись, он натянул рубашку.

– Видно, он удивил тебя своей просьбой, – сказала ему в спину Ильнезара. – Или ты просто не привык, чтобы он сам что-то решал? – усмехнулась она, и Джарлакс, улыбнувшись, пожал плечами и пошел прочь.

Энтрери он нашел у той же самой скалы.

Быстро оглядевшись, дроу поспешно опрокинул в рот содержимое одного из флакончиков, данных псиоником. Дожидаясь, пока волшебная сила подействует, он обдумывал вопросы, которые задаст товарищу, чтобы подтолкнуть его мысли в нужном направлении.

Зелье давало возможность читать мысли и видеть образы, рождающиеся в сознании другого существа. Когда мысли Энтрери начали оформляться в мозгу дроу, он невольно зажмурился. Перед ним возник огромный морской порт, и Джарлакс понял, что Энтрери перенесся в воображении в город своего детства, Мемнон.

Образы были настолько отчетливы, что Джарлаксу даже казалось, он чувствует запах просоленного воздуха и слышит крики чаек. Дроу не знал, мечты это или воспоминания, но он увидел перед собой невзрачную женщину, которая, быть может, и была когда-то красива, но тяжелая жизнь, грязь и голод совершенно изменили ее внешность. Во рту у нее не хватало зубов, а оставшиеся были кривыми и желтыми; взгляд черных глаз, в прошлом, видимо, притягательных, стал пустым и безнадежным, как у человека, слишком долго живущего в нищете. Жизнь сломала эту некогда привлекательную женщину.

Джарлакс чувствовал, с какой нежностью вспоминает о ней Энтрери.

Потом он увидел повозку, купца, услышал вопли мальчика…

Дроу невольно отступил на шаг, сраженный волной сильнейшей, какой-то звериной ярости.

Образ женщины уменьшался и заволакивался пылью по мере того, как удалялась повозка. И с невольным трепетом Джарлакс ощущал, что нежность в душе мальчика сменяется горечью и сознанием того, что его предали.

Вскоре дроу очнулся, потрясенный. Он глядел на товарища, понимая, что проник в его самые сокровенные воспоминания, в те дни, когда в нем впервые зародилась мысль стать убийцей.

– Значит, это твоя мать, – едва слышно шепнул он и хмыкнул: может, некое родство с Артемисом Энтрери, которое он всегда чувствовал, коренится в сходстве пережитого.

Глава 21 В обход простых путей

Энтрери смотрел в сторону небольшой пальмовой рощицы, вздымающейся на западе над светлыми дюнами. Он кивал собственным мыслям, вспоминая окрестности. Горы южнее этого места были ему хорошо известны. Небольшая полоса белых песков простиралась до предгорий, а дальше, между горами и Калимпортом, пустыня тянулась на много миль. Земля была очень неровной, изрезанной высохшими руслами рек, но по одной из долин проходила караванная дорога. Энтрери прикинул, что до Мемнона несколько дней пути. Оглянувшись на дракониц, собиравшихся улетать, он дождался, пока Тазмикелла посмотрит на него, и постарался, насколько мог, взглядом выразить ей свою благодарность.

Атрогейт сидел неподалеку и, сыпля проклятиями, стаскивал с себя сапоги.

– Вот дрянь! – пробормотал он, вытряхивая из сапога целую кучу песка.

Когда они снижались, Ильнезара полетела слишком низко, и Атрогейт, зажатый в когтях, загребал песок ногами – след его приземления тянулся теперь на много ярдов назад.

Злорадно ухмыльнувшись, Энтрери перевел взгляд на дроу. Тот, водрузив на голову свою огромную шляпу, разговаривал с сестрами, стоя к нему спиной. Лица его убийца, разумеется, не видел, но, судя по виду драконов, Джарлакс их чем-то удивил. Энтрери двинулся к ним.

Подойдя поближе, он увидел красивого эльфа со светлой кожей и золотистыми волосами и невольно отшатнулся.

– С волосами ты неплохо смотришься, но все же в обличье дроу ты мне нравился больше, – сказала Ильнезара. – Это было так необычно, загадочно…

– И пугающе, – добавила сестра. – Против этого ты никогда не могла устоять, сестрица, и поэтому мы гораздо дальше залетели на землю Доджоментикуса, чем я соглашалась. Пора лететь обратно.

– На обеих сразу Доджо не нападет, – возразила Ильнезара и, повернувшись к Энтрери и Джарлаксу, добавила: – Отменный стервец, как и большинство мужчин. Кто бы мог подумать, что он придет в такую ярость из-за пары побрякушек.

– Разве дело только в них? Ты отказалась спать с ним.

– Он мне надоел.

– Может, ему стоило примерить облик дроу? – спросила Тазмикелла.

Энтрери не мог оторвать взгляд от нового Джарлакса и почти не прислушивался к их перепалке.

– А тебе стоит закрыть рот, – сказала Ильнезара, и убийца не сразу понял, что эти слова адресованы ему, а не Тазмикелле. – Песку нанесет. Это страшно неприятно.

Мельком глянув на нее, Энтрери снова принялся изучать внешность приятеля.

– Знаешь, Киммуриэль бывает таким несговорчивым, – пояснил Джарлакс. – Он потребовал, чтобы на поверхности, оказавшись за пределами Бладстоуна, я выглядел именно так.

– Маска Агаты, – сообразил, наконец, Энтрери.

Много лет назад ему самому довелось воспользоваться этой вещью: с ее помощью он превратился в несносного хафлинга Реджиса и под его видом проник в Мифрил Халл незадолго до нашествия дроу. Но с этими событиями у него были связаны самые неприятные воспоминания: после того как захват провалился, он попал в Мензоберранзан, а об этом он старался не думать вообще.

– Она самая, – подтвердил дроу.

– Я думал, она потеряна или уничтожена.

– В мире мало вещей, которые нельзя снова разыскать, если они потеряются, и магических предметов, которые нельзя восстановить, если знать, как это делается.

И с этими словами он с улыбкой вытащил из-за спины знакомую перчатку, без которой простой человек не смог бы взять в руки легендарный Коготь Шарона.

– Киммуриэлю удалось ее воссоздать: он не любит магию почти так же, как и ты, дружище. – Он передал перчатку Энтрери.

Тот с минуту внимательно рассматривал ее, потом надел на руку и взялся за рукоять меча. Давление воли клинка явно ослабло – Киммуриэль, как всегда, оказался на высоте.

– Сказать, что ты пригожий, способен только лжец, – заявил Атрогейт, подходя ближе и внимательно рассматривая преображенного Джарлакса, – эльфы все уроды, и ты – не красавец. А-ха-ха! – расхохотался он, зарываясь босыми ногами в горячий песок.

– Хоть раз стишок услышу, тебе придет конец, – добавил Энтрери, и дворф захохотал еще громче. – Нет, – ровным голосом сказал убийца, – я не шучу. И в рифму получилось случайно.

Физиономия дворфа сморщилась, но отнюдь не от страха – просто ему припекло пятки, и он запрыгал на месте.

– Тогда скажи ему, – замахал он руками в сторону Джарлакса, – чтобы в следующий раз был поосторожнее. Как удержаться, когда он такое отмачивает?

Он обошел дроу кругом, внимательно его рассматривая, даже подергал волосы и ущипнул за щеку.

– Нет, это здорово, – решил он, наконец. – Можно пролезть куда угодно. А у тебя еще есть такие штучки? Если где напоремся на орков, можно сделать меня на них похожим, вот тогда им достанется!

– Для этого магия не требуется, – вмешался Энтрери. – Просто бороду сбрей.

– Э, мальчик, всему есть предел! – грозно зыркнув на него, воскликнул Атрогейт.

– Зря я его не съела, – вставила Ильнезара.

– Ну, будет, все хорошо, – миролюбиво проговорил Джарлакс. – Спасибо и всего доброго, сударыни. Я… то есть мы чрезвычайно признательны за вашу помощь, и мне будет вас искренне недоставать. Никогда еще во время моих многочисленных путешествий по Верхнему Миру не встречался я с подобной красотой, изяществом, умом и силой. – И он низко поклонился.

– Ты всерьез думаешь, что россказни о падких на лесть драконах – не выдумка? – спросила Ильнезара, тем не менее, явно чувствуя себя польщенной.

– Я говорю правду. Причем всегда, – сказал Джарлакс. – И думаю, когда вы вернетесь в Бладстоун, то увидите, как много заманчивых коммерческих предложений вас ожидает.

– Мы еще встретимся, – сказала Тазмикелла. – И имей в виду, никакое новое обличье не обманет глаз дракона.

– К сожалению, мне нельзя вернуться.

– Драконы, как и дроу, живут дольше людей, даже дольше их памяти, – напомнила Ильнезара. – До следующей встречи, Джарлакс.

Сказав это, она взмахнула крыльями и поднялась в воздух. Сестра тотчас взмыла следом. Вдвоем они устроили настоящую песчаную бурю.

– Тупоголовые ящерицы! – выругался Атрогейт.

Когда они наконец проморгались, драконицы уже превратились в маленькие точки на светлом небосводе.

– Скучать я по ним не стану, но шлепать по песку мне тоже не нравится, – проворчал Атрогейт, с размаху сев и принявшись натягивать сапоги. – Слишком мягко, ногу не во что упереть.

– Я не хожу пешком, – заверил его Джарлакс, вытащил из кармана странную красную фигурку и, подмигнув Энтрери, бросил ее дворфу.

Атрогейт поймал статуэтку, изображавшую красного кабана, и удивленно уставился на него:

– Кажется, мастер забыл одеть его в шкуру.

– Это адский кабан, – пояснил дроу. – Существо с нижних уровней, он неистов и не знает усталости – как раз подходит для Атрогейта.

– Подходит? – расхохотался дворф. – Да если я на него сяду, он затеряется в моей заднице! А-ха-ха!

– Садиться надо не на фигурку, она только проводник, – пояснил дроу, вытаскивая другую обсидиановую скульптурку и ставя ее на землю.

Он вызвал адского жеребца, и через мгновение тот уже стоял перед Джарлаксом, роя огненным копытом песок.

Криво усмехнувшись, Атрогейт бросил свою статуэтку на землю и нетерпеливо спросил:

– Чего сказать-то надо?

– Храп.

Атрогейт всхрапнул.

– Да нет, это его кличка. Скажи: «Храп», и Храп появится, понимаешь?

Равнодушно поглядывая на них, Энтрери вызвал своего коня, Черное Пламя. Почти одновременно с ним рядом с дворфом возник огромный красный вепрь. От спины его шел пар, а когда он фыркал, из ноздрей вырывались струйки пламени.

– Храп, – повторил довольный Атрогейт. Вепрь, как и жеребцы, был под седлом, но дворф не сразу решился закинуть ногу в стремя. – Уж больно горяч, – обернулся он к своим спутникам.

Энтрери, не сказав ни слова, развернул своего коня в сторону оазиса и пустил его галопом.

Джарлакс с Атрогейтом вскоре его нагнали, причем вепрь нисколько не отставал от рослых коней, быстро перебирая короткими ногами.

Убийца остановился на гребне дюны, откуда начинался спуск к оазису. Он ждал не товарищей, скакавших чуть позади, просто зрелище внизу его насторожило. С жизнью пустыни и кочевников, путешествующих среди песков, он был знаком неплохо. Этот пункт торгового пути носил местное название «иверни», что означало «междувластие». Здесь не было официального правителя, не было стражи, следившей за порядком, и по соглашению между пашами Мемнона и Калимпорта никто не смел предъявлять права на этот клочок земли. Если бы кто-то отважился построить в оазисе крепость и обосноваться здесь, правители обоих городов-государств объявили бы ему войну.

Большим преимуществом подобного соглашения было то, что никто не мог облагать проезжающих через этот островок зелени купцов никакими налогами. А недостатком – то, что караванам приходилось самим защищаться от разбойников.

В тени пальм внизу поблескивал маленький пруд, а на берегу валялись обломки трех повозок, – видимо, кому-то защититься не удалось.

– Наверное, стоило упросить драконов не улетать сразу, – заметил Джарлакс, останавливаясь вместе с Атрогейтом рядом с Энтрери и глядя на копошащихся у повозок людей в белых одеждах.

– Кочевники, – пояснил Энтрери. – Они сами по себе, не любят ни эльфов, ни дворфов, ни людей, если они не из их племени.

– Это они разгромили повозки? – спросил Атрогейт.

– А может, нашли уже такими, – предположил Джарлакс.

– Нет, это они, – уверенно сказал убийца. – На караван напали несколько дней назад, не больше, иначе доски уже растащили бы. В этих местах ночи очень холодные, скоро сами узнаете, и дерево в большой цене. – Он мотнул головой в сторону прудика, где на берегу возились, периодически вспархивая, стервятники. – Пиршество даже не закончено, значит, это случилось дня два назад, и вот теперь разбойники пожинают плоды.

– Долго они здесь пробудут? – спросил дроу.

– Сколько захотят, столько и пробудут. У кочевников нет привычных маршрутов. Они переезжают, сражаются, воруют и едят.

– По мне, так они отлично живут, – вставил Атрогейт. – Я бы еще выпивку добавил.

Энтрери хмуро поглядел на него.

– По крайней мере, без стихов, – шепнул Джарлакс. – Правда, даже так его трудно выносить.

– Значит, если мы спустимся, придется драться? – спросил дворф.

– Вероятно. А может, и нет, – ответил Энтрери. – Кочевники дерутся исключительно ради наживы. Если мы их напугаем или они решат, что с нас можно что-то взять, то нападут. А если нет, то попросят развлечь их рассказами и, может, даже поделятся остатками награбленного. Предугадать невозможно.

– Этим они и опасны, – сказал Атрогейт.

– Этим они и интересны, – поправил его Джарлакс. Он спешился, отослал своего коня и спрятал статуэтку.

– Что ж, драка? Вот и хорошо! – согласился дворф и стал слезать с кабана.

– Оставайся здесь в седле наготове, – остановил его Джарлакс.

– А вы пойдете туда?

– Мы? – переспросил Энтрери. Джарлакс окинул оазис беглым взором:

– Вряд ли их там больше двух десятков. К тому же я пить хочу.

Энтрери отлично знал, что Джарлакс по своему желанию может создать питье или даже большой шатер между измерениями, наполненный изысканными яствами и превосходным вином.

– Я сюда приехал не для того, чтобы ввязываться в случайные стычки, – раздраженно сказал наемный убийца.

– Но тебе нужно что-то узнать. А кто лучше них подскажет, как пройти в Мемнон, или поведает, что сейчас творится в городе? Давай узнаем у них, что сможем.

Энтрери долго смотрел на своего неугомонного друга, но тоже спешился и спрятал фигурку в мешочек на поясе, откуда ее можно было быстро выхватить.

– Если понадобится, бегом к нам и – драться, – обратился Джарлакс к Атрогейту.

– Я по-другому и не умею, – ответил дворф.

– Вот за это я и ценю твое общество, – заметил дроу. – Надеюсь, ты убедишься, что твое животное не только преисполнено ярости сражения, но и умеет кое-что интересное.

Энтрери посмотрел на дворфа, сидящего верхом на боевом вепре, потом вниз, где мелькали белые фигурки кочевников, и отчетливо представил себе, что сейчас будет. Тем не менее, вскоре он уже спускался вместе с дроу по высокому склону дюны.

– Говорят, кочевники встречают непрошеных гостей стрелами, а потом узнают все, что им нужно, обыскивая их тела, – предупредил он, когда они почти добрались до оазиса и их заметили.

Джарлакс прошептал что-то, Энтрери не разобрал, но почувствовал, как по телу прокатилась волна тепла и под кожей как будто закололи иголочки.

– Если начнут стрелять из луков, все станет еще более непонятно, – пояснил Джарлакс.

– Непонятно, потому что стрелы будут падать к нашим ногам? – догадался убийца.

– Чтобы пробить эту невидимую броню, потребуется очень мощный выстрел, поверь мне, – сказал дроу.

Едва приятели приготовились ступить на траву, на удивление резко сменившую песок, двое кочевников бросились им наперерез. Оба держали в руках клинки с очень широкими лезвиями – они назывались хопеш, причем, судя по всему, кочевники владели ими неплохо.

– Вы хотеть проходить через наш лагерь? – спросил один из них на общем языке с таким диким акцентом, что Джарлакс и Энтрери с трудом поняли, о чем он говорит.

– Покажите нам границу, и мы обойдем стороной, – предложил убийца.

– Граница? Зачем граница, это оазис, глюпай человек.

– Ах, вот как? Тогда как же нам наполнить мехи водой из пруда? – спросил Джарлакс.

– Эта нелегко, – сказал кочевник, а его товарищ положил ладонь на рукоять своего хопеша, – для тебе.

– Мы не хотим ссориться, – сказал Энтрери. – И нам все равно, что вы сделали с караваном.

– Каравана? – переспросил кочевник. – Те повозка? Но мы их тут находить. Бедная люди. Надо быть осторожна. Тут бандита.

– Вот уж точно, – согласился Энтрери. – Хотя мне дела нет, что им не повезло. Нам нужно воды, набрать, только и всего. И мы пойдем своей дорогой. – Он пристально поглядел на второго кочевника, которому, похоже, не терпелось пустить в ход свой клинок. – По соглашению между пашами Мемнона и Калимпорта эти оазисы никому не принадлежат, каждый волен войти сюда.

Губы первого кочевника искривились в ухмылке, не предвещающей ничего хорошего.

– Но мы все равно заплатим, – добавил убийца, усмехаясь точно так же. – Мы наберем воды, а взамен порадуем вас историями о том, как мы работали на пашу Басадони в Калимпорте.

– Басадони? – переспросил кочевник, ухмылку которого тут же будто кто-то стер.

– Артемис, они знают это имя! – воскликнул Джарлакс.

Услышав, как он назвал друга, оба разбойника побледнели и чуть отступили.

– Ну… харашо, – неуверенно произнес один из них, – мы мирная жителя пустыни, мы любить честный обмен.

Презрительно хмыкнув, Энтрери прошел мимо них к озерцу, намеренно задев плечом одного из кочевников. Джарлакс не отставал от него.

– А здесь все еще ходит молва о тебе, – негромко заметил он.

Энтрери равнодушно передернул плечами и наклонился набрать воды в бурдюк. Когда он выпрямился, к ним уже приближались другие кочевники, и среди них необыкновенно жирный человек в нарядной красно-белой одежде. На голове у него, в отличие от других кочевников, прятавших головы под капюшонами, красовался большой красно-белый тюрбан, вышитый золотой нитью, в руке же он держал скипетр, отлитый из золота и разукрашенный драгоценными камнями. Не менее богато были отделаны и его золотистые туфли с круто загнутыми вверх носами.

Он остановился в нескольких шагах от приятелей, а стражники выстроились перед ним полукругом.

– В пустыне говорят, что храбрец – все равно, что глупец, – промолвил толстяк без всякого акцента, как будто жил в Калимпорте, а не в пустыне.

– Но нам показалось, твои стражи нам разрешили, – сказал Джарлакс. – Дело улажено. Мы берем воду и развлекаем вас рассказами.

– На что мне ваши рассказы!

– Но они страшно интересные, а воды все равно не убудет.

– Я слышал рассказ о человеке по имени Артемис Энтрери, – сказал толстяк. – Он служил паше Басадони.

– Он умер, – сообщил Энтрери.

– А разве он не назвал тебя?… – прищурившись, спросил толстый.

– Он сказал «Артемис», – подтвердил убийца. – «Артемис» – и все.

– Из гильдии паши Басадони?

– Нет, – сказал Энтрери одновременно с Джарлаксом, который сказал: «Да», и оба переглянулись.

– Я не принадлежу ни к одной гильдии, – добавил убийца.

– И при этом ты смеешь вступить на землю моего оазиса…

– Он не твой, – перебил Энтрери.

– Ты просто блестящий дипломат, – закатив глаза, пробормотал Джарлакс.

Толстяк положил скипетр на ладонь и коснулся одного его конца.

– Храбрец, – проговорил он, – глупец. – И он дотронулся до другого конца, задумчиво глядя, как качается скипетр.

– Долгий путь и палящее солнце очень утомили моего друга, – вмешался дроу, – мы ведь простые путешественники.

– Наемники?

Джарлакс улыбнулся.

– Значит, сослужите мне службу в обмен на воду?

– И это устроит уважаемого?…

– Я султан Альгабара.

– Значит, это устроит султана Альгабару? – повторил Джарлакс. – Наши услуги стоят немало.

– Вот как, – хихикнул толстяк, и все шестеро его телохранителей дружно расхохотались. – И какую же плату за свои услуги сочтут достойной Артемис и?…

– Я Дзирт До'Урден, – не моргнув глазом, подсказал Джарлакс.

– Час от часу не легче, – негромко процедил Энтрери.

– Что ты сказал? – повернулся к нему дроу, делая вид, что не расслышал.

– Лучше бы вы просто дали нам уехать, – громко сказал убийца. – А так – сами напросились.

– Эй, полегче, Артемис, – попытался урезонить его Джарлакс.

– Наши услуги стоят столько, что жирному Альгабаре и не снилось, – гнул свое Энтрери. – По закону вода ничья, ее может брать, кто хочет. Или вор Альгабара этого не знает?

Лицо толстяка перекосила злобная гримаса, а стражники зароптали, но убийца не останавливался.

– Поэтому я беру то, что имею право взять, и не собираюсь спрашивать позволения у всякой дряни. И первый, кто поднимет на меня оружие, первым и сдохнет сегодня, – закончил он, обводя кочевников взглядом.

Один из охранников слева от Энтрери отважился выхватить свой хопеш и даже сделал шаг вперед, но Энтрери так посмотрел на него, что он замер.

Альгабара же отступил подальше и поднял скипетр перед собой.

– Это скипетр повиновения, – шепнул Джарлакс на ухо приятелю.

Он много раз видел такие у разных вождей и командиров – они подчиняли других людей воле владельца, по крайней мере, тех, кто не обладал сильной волей.

Почти сразу дроу и Энтрери ощутили мощную телепатическую волну, шедшую от султана, который приказывал им пасть на колени и подчиниться. Друзья переглянулись.

– Не дождешься, – громко сказал убийца. Кочевники, как по команде, выхватили клинки.

Джарлакс быстро вырвал перо из-за ленты своей шляпы и бросил его на землю. На его месте мгновенно выросла огромная четырехметровая птица с короткими, прижатыми к туловищу крыльями и здоровенным, мощным клювом. Она называлась диатрима, жила в Подземье и летать не умела.

Кочевники, издав дружный вопль, отпрянули. Альгабара, отбежав подальше, завизжал:

– Убить их!

Один из телохранителей попытался проскочить мимо птицы к эльфу и Энтрери, но она с такой силой долбанула его клювом по плечу, что одним ударом раздробила кости, и рука охранника повисла гораздо ниже положенного места и немного сместилась назад. Несчастный закричал и рухнул на траву, жалобно воя.

Энтрери бросился на троих кочевников слева от него, зажав в руках кинжал и Коготь Шарона. Джарлакс, спина к спине с ним, тряхнул кистью, и в его ладони также возник кинжал, быстро выросший до размеров меча. Дроу тут же перекинул его в левую руку, одновременно отражая чей-то выпад.

Парируя левой рукой удары хопеша, он снова тряхнул правой и метнул появившийся кинжал в стражника, стоявшего дальше всех, а потом еще и еще один.

Однако кочевник оказался очень шустрым. Джарлакс выпустил в него пять кинжалов, но ранил только один раз в бедро, да и то неглубоко. Кочевник слева пытался теснить его, но дроу без труда удерживал его на расстоянии и даже ткнул под ребро, обойдя блок.

Правой рукой он не переставал метать ножи, каждый раз целясь по-разному: выше, ниже, в живот. Предвидеть, куда полетит следующий кинжал, было невозможно, потому и уклоняться становилось все труднее. В конце концов, один из клинков ранил кочевника в щеку, а другой вонзился в правую руку.

Но гораздо хуже для обоих противников Джарлакса оказалось вмешательство диатримы. Тот, что дрался с дроу на клинках, попытался рубануть ее хопешем по ноге, но птицу это не остановило, и тремя мощными ударами клюва она уложила его на землю.

Джарлакс отправил диатриму за султаном Альгабарой, а сам целиком переключился на второго своего противника. Снова тряхнув запястьем, он зажал в кулаке кинжал, на глазах вытянувшийся до размеров меча, и начал наступать на раненого кочевника.

И вдруг с одного из деревьев в отдалении полетели три стрелы.

Джарлакс заметил их слишком поздно, чтобы уклониться.

* * *
Энтрери скрестил кинжал с широким мечом разбойника почти у самой рукояти. Но для этого ему пришлось шагнуть очень близко к противнику, и места для удара мечом не осталось. Тогда он ударил его в лицо рукоятью Когтя Шарона, зажатого в правой руке, а левой тем временем отбил клинок кочевника.

Спиной чувствуя второго врага, Энтрери быстро развернулся и, сильно размахнувшись, ударил его по руке. Тот согнулся и чуть не упал.

– Ты покойник, – процедил убийца, – хотя погоди…

Перехватив меч, он резко ударил назад, всадив клинок в живот кочевника, который первым поднял на него оружие.

– Я обещал, что он умрет первым, – пояснил он второму разбойнику, выронившему свой хопеш и зажавшему ладонью рану на плече.

Пнув его в лицо, Энтрери перепрыгнул через него навстречу третьему охраннику, держа наготове меч и кинжал.

Как быстро и просто, успел подумать он, но тут заметил, что к ним с поднятыми мечами и луками приближаются еще несколько десятков кочевников, крича и улюлюкая. Бросив взор на Джарлакса, он разглядел и летящие в него стрелы. Но за его спиной он увидел их третьего спутника, о котором уже успел позабыть. Тот несся на своей боевой свинье по склону дюны, крепко сжимая ее бока сильными ногами и размахивая кистенями.

* * *
– Эге-гей! – орал Атрогейт, несмотря на бешеную тряску.

Он с удовольствием отметил, что его коротконогий кабан легко покрывает огромные расстояния.

Покрепче сжав его коленями, дворф приготовился пустить в ход свои кистени. Как пуля, влетел он на поросшую травой землю оазиса, и наперерез ему, занеся копья, тут же бросились двое разбойников.

Но Атрогейта это не остановило, он лишь еще громче взревел, рассчитывая пронестись между ними и сбить наконечники копий кистенями. Но тут обнаружилось, что вепрь под ним – не просто верховое животное. Этот кабан происходил с одного из Девяти Адских Кругов, где постоянно шла жаркая битва, и суровые условия выработали в нем яростный нрав и превосходные бойцовские качества. Внезапно остановившись, Храп фыркнул и топнул копытом, и тут же от него волной прокатилось яркое пламя.

– Ого-го-го! – раздался ликующий вопль изумленного дворфа, и кабан понесся дальше.

Разбойники отпрянули, одному подпалило волосы, у другого загорелась одежда, оба получили сильные ожоги. Ранения были несерьезные, но зато удары Атрогейта, усиленные огромной скоростью вепря, уложили обоих. Одному кистень попал в грудь, и он сделал в воздухе почти полное сальто и рухнул лицом вниз – таким мощным был удар. Другому удалось удержаться на ногах. Правда, он потерял сознание, потому что кистень стукнул его в висок, но наземь кочевник грохнулся, когда Атрогейт умчался уже далеко.

– Эге-гей! – орал дворф, вне себя от восторга.

* * *
Не долетев до Джарлакса какой-то дюйм, стрелы упали, столкнувшись с его невидимой броней. Однако действие заклинания длилось недолго, поэтому дроу, поглядев на дерево, с которого были пущены стрелы, опустил на лучников сферу непроницаемой тьмы.

– Я ослеп! – донесся крик, который Джарлакс слышал так много раз, что невольно улыбнулся.

Противник ему попался упрямый, он снова ринулся в бой, подняв свой хопеш. Джарлакс со вздохом блокировал его клинок, захватив его между двумя скрещенными мечами, и, чуть повернув, заставил кочевника опустить оружие, а потом резко убрал свои клинки, отчего противник едва не потерял равновесие! Джарлакс немедленно перешел в наступление и начал теснить врага, со звоном молотя то одним, то другим мечом по лезвию его хопеша, а потом вдруг сделал шаг в сторону и резко направил один из своих мечей к земле, увлекая следом и клинок противника.

Кочевник чуть отступил, с удивлением отдернув свой широкий меч, но Джарлакс проделал все это намеренно. На мгновение застыв с разведенными в стороны руками, он вдруг сделал резкий выпад обоими клинками одновременно. Правый его меч скрестился с хопешем у рукояти, поддев его снизу, а левый сверху ударил по лезвию. Разбойник не смог удержать оружие в руке, и его хопеш, выбитый из пальцев, закрутился вокруг правого клинка Джарлакса. Кочевник следил за ним, как завороженный.

– Держи, – любезно предложил дроу и рывком подбросил хопеш обратно владельцу.

Тот поднял руки, чтобы поймать его, и в это мгновение Джарлакс со всей силы ударил его в лицо ногой. Разбойник рухнул, и меч упал на него сверху.

– Зови своего!.. – начал было дроу, но, мельком глянув на Энтрери, увидел, что наемный убийца успел вызвать адского жеребца и тот, выдыхая струйки дыма, нетерпеливо бьет копытом.

Последний противник Энтрери уже и так потерял оружие, ну а вид жуткого коня напугал его окончательно, и он бросился наутек, невнятно бормоча и всхлипывая на ходу.

Энтрери вскочил на коня и, ударив его пятками по бокам, с места пустил в галоп. Кочевники, бежавшие на помощь товарищам, бросились врассыпную, успев, правда, метнуть во всадника копье и выпустить стрелу, но невидимая броня выдержала оба удара.

Джарлакс вскочил на своего жеребца и поскакал следом. Сперва они мчались за пронесшимся на боевом вепре, как ураган, Атрогейтом, но скоро обогнали его. Из-за одной из сломанных повозок неожиданно поднялись сразу несколько лучников, но почти тут же раздались их испуганные крики, поскольку всех поглотил мрак, вызванный дроу.

Кочевникам еще предстояло сражаться с диатримой, оставшейся в оазисе, а трое спутников остановились только в миле от него, снова оказавшись среди песков.

– А-ха-ха! – ревел Атрогейт. – Ну, спасибо, ну спасибо тебе за такого зверька! Храп! А-ха-ха!

Улыбнувшись в ответ, Джарлакс повернулся к Энтрери.

– Хорошо, что все так закончилось, – сухо сказал он. – Но похоже, несмотря на все мои старания, ты не стал хоть немного дипломатичнее.

Энтрери хотел что-то возразить, но тут увидел, что на роскошной шляпе Джарлакса на глазах вырастает новое перо, молча пришпорил коня и поехал прочь.

– Надо вернуться, – подал голос Атрогейт. – Их там еще много осталось!

Глядя вслед товарищу, Джарлакс не ответил и тоже пустил своего жеребца вперед.

– Пф! – сердито фыркнул дворф и неохотно поехал за ними, время от времени с сожалением оглядываясь.

Глава 22 Алчные боги

– Во, теперь ясно, почему прежний хозяин помер, – сказал Атрогейт, войдя вместе со своими спутниками в предложенный им в юго-западной части Мемнона дом.

Утром этого дня троица прибыла в город, и по настоянию Энтрери – хотя он их с собой и не звал – они, минуя более богатые кварталы, где были сосредоточены таверны и гостиницы, двинулись в самый убогий район, дома в котором представляли собой одинаковые глинобитные коробки с земляными полами, причем многие обитатели не имели даже таких жилищ. Некоторые горожане спали на улице, прислонившись к стене, ничем не защищенные от проливного дождя. Правда, Джарлакс избавил друзей от такой ночевки. Служка в Доме Защитника, храме богини Селуны, завидев блеск золота, охотно сообщил, что хозяин одного из домиков недавно перешел в мир иной и его жилище можно занять.

Дроу, вошедший внутрь сразу за дворфом, горестно застонал, поняв, что дал служке чересчур большую взятку. Жилье состояло из четырех стен, крыши, через огромные прорехи в которой проглядывало небо, и грязного земляного пола. В центре громоздился единственный стол, сложенный из камней, кишевший омерзительными насекомыми – довольно жуткими красновато-коричневыми тварями вроде скорпионов, с устрашающими клешнями и загнутыми вверх хвостами. Похоже, они давно чувствовали себя здесь полноправными хозяевами.

Атрогейт протопал к столу и, весело хмыкнув, с хрустом раздавил одну из ползучих тварей большим пальцем.

– Что-то не очень аппетитно, – заявил он.

– Только не вздумай это есть, – кисло сказал Джарлакс, и дворф, как обычно, расхохотался.

Энтрери вошел последним и окинул помещение равнодушным взглядом.

– Ты, небось, привык к таким хоромам, – съязвил Атрогейт.

Искоса глянув на него, Энтрери помотал головой и снова повернулся к криво навешенной двери.

– На площади рядом с доками сейчас дневная служба, – бросил он Джарлаксу. – Я буду там, у южной стены Дома Защитника.

– Ты нас не подождешь? – спросил дроу.

– Я вас с самого начала не приглашал.

– А-ха-ха! – разразился смехом Атрогейт.

– Довольно, любезный, – сказал Джарлакс, глядя вслед товарищу. – Ему сейчас нелегко.

– А по-моему, ему все равно.

– Ты о доме? – обернулся темный эльф. – Думаю, Артемис Энтрери слишком хорошо знаком с такой обстановкой. Но он вернулся в город, где родился и вырос, и, похоже, с этим местом у него связаны болезненные воспоминания; пожалуй, они и привели его сюда.

Как ни странно, Атрогейт нахмурился и промолчал, что было для него крайне необычно, и у проницательного дроу родились некоторые подозрения.

– Здесь я могу жуком угоститься, а у храма – вместе с толпой помолиться, но, может быть, лучше пойти и напиться? – помолчав, выпалил дворф и расхохотался, как всегда.

– Неужели ты в самом деле такой, Атрогейт? – серьезно спросил Джарлакс, и тот, сразу оборвав свой дурацкий смех, хмуро поглядел на него. – Кроме чересчур своеобразного чувства юмора, у тебя как будто больше никаких чувств и нет, – продолжил Джарлакс, а дворф еще больше помрачнел. – Ну вот сейчас, например. Неужели ничто, кроме собственного удовольствия, тебя не волнует?

– Тебя, что ли, волнует?

– Далеко не всегда, но этому можно дать вполне вразумительное объяснение.

– Или сказать: «Не лезь не в свое дело».

– А ты мне что скажешь, лохматый друг мой?

– Не суй нос, куда не просят.

– Но невозможно без всякой причины быть настолько поверхностным, – настаивал дроу. – Есть, пить, драться да отпускать шуточки, от которых всех с души воротит, – неужели в этом ты весь?

– Тебе-то почем знать?

– Так расскажи мне, – улыбнулся Джарлакс. Атрогейт покачал головой, стиснув зубы.

– Или мне надо напоить тебя как следует, чтобы вытянуть признание?

– Только попробуй, и я тебе голову кистенем проломлю! – пригрозил дворф.

Джарлакс засмеялся и промолчал, но для себя решил выяснить, в чем все-таки дело: Атрогейт такой неспроста. Что-то когда-то надломило дворфа, и он опустился почти до уровня животного, сделав свое шутовство броней, защищающей его от мира, для надежности укрепив ее задиристостью и страстью к выпивке.

И Джарлакс пообещал себе, что, несмотря на сопротивление и отнюдь не шуточную угрозу дворфа, разгадает его загадку.

* * *
Все вокруг было настолько знакомо Артемису Энтрери, что он помимо воли мысленно перенесся на много лет назад. На широкой площади перед громадным зданием Дома Защитника, самого большого сооружения этой части Мемнона, стоял, сидел и лежал весь сброд из беднейших кварталов города. Это было царство самой страшной нищеты, многие страдали от хворей – неизбежных спутников тех, кто всю жизнь не имеет возможности досыта есть и пить, держать себя в чистоте и прятаться от непогоды.

Однако у всех этих людей оставалась надежда. Ее давали беднякам люди в богатых одеяниях, увешанные драгоценностями, расположившиеся у самого храма. Необычайно красивыми голосами они возносили хвалу Селуне и сулили блаженство ее верным слугам, а их помощники бродили среди толпы, подбадривая несчастных и внушая им надежду на скорое облегчение страданий и боли.

Энтрери с детства помнил, что священники также обещали излечение от болезней и облегчение посмертного пребывания в загробном мире безвременно ушедших близких.

– Разве ты хочешь, чтобы дитя твое провело в Фуге хоть на миг дольше положенного? – спрашивал неподалеку от наемного убийцы юный служитель заплаканную женщину. – Конечно же нет! Иди со мной, добрая женщина. Каждая минута, потраченная нами зря, – это еще одна минута мучений твоего дорогого Тойджо.

Очевидно, этот паренек облапошивает женщину уже не в первый раз, подумал Энтрери, глядя, как он тащит ее за собой сквозь толпу.

– Клянусь Морадином, ты еще называешь меня бесчувственным! – пробурчал Атрогейт, вместе с Джарлаксом пришедший на площадь и пробравшийся к Энтрери. – Ну и народ в твоем городе! Вот бы найти колдуна, который сделал бы меня похожим на человека, я бы им… – Он не договорил, шмыгнул и незаметно вытер глаза.

Энтрери неодобрительно посмотрел на него, но ничего не ответил, поскольку не больше, чем дворф, оправдывал этих людей. Переведя взгляд на Джарлакса, он вздрогнул – никак не мог привыкнуть к его золотистым кудрям и светлой коже.

– Ты знаешь, что здесь происходит? – обратился к нему дроу.

– Индульгенции продают.

– Продают? – фыркнул Атрогейт. – У этих нищих дураков есть лишние деньги?

– Они отдают даже последнюю малость.

Мимо них проковылял очень тощий, изможденный человек.

– По мне, так лучше бы он хлебца себе купил, – проворчал дворф.

– А что, жрецы за эту плату лечат их от болезней? – поинтересовался Джарлакс.

– Облегчение незначительное, к тому же временное, – пояснил Энтрери. – Те, кто надеется навсегда исцелиться, зря теряют здесь время. Служители по большей части продают индульгенции своего бога Селуны. За пару серебряных монет скорбящая мать может избавить своего умершего ребенка от десяти дней мучений в Фуге или, если хочет, облегчить свою будущую участь.

– Они платят за подобные обещания?

Энтрери только пожал плечами.

Джарлакс поглядел поверх голов стада – а это и впрямь было стадо несчастных заблудших овец – на то, что происходит у дверей храма. Там были установлены столы, рядом с которыми ждали своей очереди бедные крестьяне. Друг за другом они подходили ближе и отдавали свои жалкие сбережения сидящим за столами, а те записывали их имена.

– Вот это, я понимаю, выгодное дело: сказал слово в утешение, черкнул строчку… – с некоторой как будто даже завистью произнес Джарлакс, и Атрогейт сплюнул.

И дроу, и Энтрери разом поглядели на дворфа.

– Они чего, врут этим женщинам, что деньги помогут их детям после смерти? – спросил тот.

– Некоторым – да, – ответил Энтрери.

– Просто орки, – пробормотал Атрогейт. – Даже хуже орков.

Он снова сплюнул и решительно зашагал прочь.

Энтрери с Джарлаксом недоуменно переглянулись, и дроу отправился за Атрогейтом, а убийца, посмотрев им вслед, остался.

Он еще долго стоял на площади, время от времени глядя в сторону улицы, ведущей от площади к докам.

Те места он знал лучше, чем какие бы то ни было.

* * *
– Фуга – место страданий, – внушал благочестивый Гозитек стоящему у его стола маленькому дерганому человечку, который беспокойно мял в пальцах тощий кошелек.

– У меня почти ничего нет, – оправдывался человечек, показывая в разговоре два последних желтых зуба во рту.

– Малая толика бедного человека более угодна богу, – наставительно произнес Гозитек.

И оба благочестивых брата за его спиной хихикнули. Один даже подмигнул второму, потому что благочестивый Гозитек с самого утра, когда в общем зале вывесили список, где напротив его имени было написано, что он назначается одним из двух продавцов индульгенций на ближайшие десять дней, весь день жаловался на судьбу. Теперь десять дней ему каждое утро придется собирать презренные бедняцкие медяки, а днем молиться за усопших на вонючем кладбище для нищих. В Доме Защитника никто не любил исполнять эти обязанности.

– Дело не в количестве денег, – заливался соловьем Гозитек, – а в степени той жертвы, которую ты приносишь Селуне. Поэтому и блаженны нищие, понимаешь? Ты скорее, чем богатый человек, освободишь из Фуги своих близких и сократишь собственное пребывание там.

Грязный бедняк, нервно облизывая губы, помял кошелек, порылся в нем и вытащил серебряную монетку. Потом с кривой улыбкой протянул монету помощнику Гозитека, сидящему рядом с большим металлическим ящиком, в котором была прорезана щель для приношений.

Бедняк подобострастно смотрел на благочестивого, уверенный, что провел его, но взгляд Гозитека был неумолим.

– У тебя в руках кошелек, – веско проговорил он, – набитый монетами, и ты даешь лишь одну?

– Серебряная только одна, – заюлил человечек, – остальное – медяки, и тонемного.

Гозитек взирал на него, не мигая.

– У меня в животе пусто, – жалобно простонал бедняк.

– Чего же там не хватает, еды или выпивки?

Бедняк забеспокоился, забормотал что-то, но не нашелся что возразить – от него и впрямь шел тяжелый винный дух.

Гозитек откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– Ты меня расстроил.

– Но ведь мне…

– Меня не так расстроила скудость твоей жертвы, добрый брат мой, – не дал ему договорить благочестивый, – сколько отсутствие у тебя здравого смысла.

Нищий смотрел на него, ровным счетом ничего не понимая.

– Двойная возможность! – провозгласил Гозитек. – Двойная возможность доказать свою преданность священной Селуне! Ты мог не только принести ей жертву той малостью, что у тебя есть, но и улучшить свою бренную земную жизнь, воздержавшись от нечистых желаний. Пожертвуй свои деньги Селуне, и тебе не на что будет пить, как ты не понимаешь?

Бедняк понурился.

– За каждую монету ты можешь купить двойную индульгенцию, и даже более того, – проговорил Гозитек, протянув руку.

Беззубый человечек положил в нее кошелек.

Гозитек улыбнулся холодной, лицемерной улыбкой и посмотрел на бедняка, как кот на пойманную мышь. Медленно и обстоятельно благочестивый развязал кошелек и высыпал его жалкое содержимое в другую ладонь. При виде еще одной серебряной монеты среди кучки медяков глаза его блеснули, и он перевел взгляд на беспокойно переминавшегося у стола человечка.

– Запиши его имя, – велел благочестивый помощнику.

– Баллиум, – пробормотал бедняк, неловко поклонился и приготовился уйти, но замялся, не сводя взгляда с кошелька и кучки монеток в руке благочестивого и беспрерывно облизываясь.

Пристально глядя на него, Гозитек отобрал несколько монет. Остальное он отдал своему помощнику у ящика с пожертвованиями, а отложенные медяки стал ссыпать обратно в кошель. Однако остановился и протянул помощнику еще и половину того, что осталось. Гозитек возвратил владельцу кошелек всего с тремя монетками, и то не сразу выпустив его из рук.

– Ты останешься должен, Баллиум, – строго проговорил Гозитек. – Индульгенция куплена, и ты освободился от целого года пребывания в Фуге, но такая индульгенция стоит всего содержимого твоего кошелька, потому что жертвовал ты неохотно и утаил вторую серебряную монету. Я оставил тебе три монеты. И пять ты должен пожертвовать Селуне, чтобы выкупить индульгенцию.

Вцепившись в кошелек и без конца кивая, бедняк заковылял прочь. А помощник благочестивого не удержался и хихикнул.

* * *
– А чем лучше Нелликт и его банда? – спросил Джарлакс, нагоняя дворфа уже почти у самой их лачуги.

– Нелликт тоже дурак и мерзавец, – буркнул Атрогейт. – Почти как эти здесь.

– Тем не менее, ты служил ему и Цитадели Убийц.

– Лучше служить, чем воевать с этими гадами.

– Значит, дело в прагматизме.

– Если б знал, что это значит, сказал бы «да» или «нет». Это чего, религия такая, что ли?

– Нет, просто практичность. Тебе надо обеспечить себя, вот ты и делаешь то, что скажут.

– А чего, все остальные не так, что ли?

– Отчасти да, – засмеялся Джарлакс. – Но мало у кого это становится жизненным принципом.

– Может, у меня ничего другого не осталось.

– Опять ты говоришь загадками, – заметил дроу, но Атрогейт сердито поглядел на него, и Джарлакс шутливо поднял руки. – Знаю, знаю. Ты не хочешь об этом говорить.

– Ты когда-нибудь слышал о Фелбарре? – вздохнув, спросил Атрогейт.

– Это дворф?

– Это место такое. Твердыня Фелбарр.

Джарлакс на минутку задумался, потом кивнул:

– Да, это дворфская крепость… восточнее Мифрил Халла.

– И южнее Адбара, – подсказал Атрогейт. – Это был мой дом, мой город, никогда не думал, что буду жить в другом месте.

– И что же?

– Орки. Много их было, напали внезапно – не помню даже, сколько лет тому назад. Вроде недавно и все же очень давно, если ты понимаешь, о чем я.

– Значит, орки уничтожили твой дом, и с тех пор тебе пришлось скитаться? Но ведь наверняка остался кто-то из твоей родни. Может, их разбросало по свету, однако…

– Не, они вернулись в Фелбарр. Выперли орков не так давно…

Заметив, каким тяжелым стал взгляд Атрогейта, Джарлакс прекратил расспросы. Он почувствовал, что заставил дворфа разбередить болезненные воспоминания, и решил не давить.

Но к удивлению и удовольствию дроу, Атрогейт стал рассказывать дальше, его будто прорвало.

– У тебя мелкие есть? – спросил дворф.

– Дети, что ли? Может, и есть, да я не знаю, – улыбнулся Джарлакс.

– Это ты зря.

И Джарлакс с изумлением увидел то, чего никак не ожидал увидеть, – глаза Атрогейта увлажнились.

– Значит, у тебя были дети, – осторожно предположил дроу, – и их убили орки.

– Боги мои, всех до единого, – сказал Атрогейт, глядя вдаль. – И мою Гергали тоже. Какая была женщина! Благословение Шариндлара, другой такой нет.

Он прикрыл глаза и замолк, а Джарлакс с тревогой смотрел на него, размышляя, не зря ли он затеял этот разговор.

– Ну вот, теперь ты все знаешь, – сказал Атрогейт и, открыв глаза, поморгал. Слез больше не было, к дворфу вернулся привычный диковатый вид. – Орки всех их перебили. Мой младшенький, Дрентро, умирал у меня на руках. Пф, будь проклят Морадин и все боги за то, что допустили такое! В общем, нас выгнали, но тупые орки крепость удержать не смогли, передрались между собой. Мой король призвал нас к сражению, но я не пошел. Знаешь, они так удивились.

– Да уж, Атрогейт не из тех, кто боится сражений.

– Вот это в точку. Но тогда было по-другому. Просто не мог я туда вернуться. Не мог. Ничего у меня там не осталось. Ну, они отвоевали Фелбарр, только это больше не мой дом.

– Но может, сейчас, ведь столько лет прошло…

– Не. Тех, кто видел нашествие орков, и в живых-то уж никого не осталось. Я ведь очень старый, эльф, ты не поверишь, какой старый, но память дворфов живет еще дольше. Нынешние парни из Фелбарра меня не примут, да и не хочу я к ним. Дубины! Тогда, триста лет назад, во время первой попытки отвоевать Фелбарр, я сказал «нет» и меня обозвали трусом. Представляешь, эльф? Это мои-то соплеменники! Решили, я орков испугался. Да я даже драколичи не боюсь! А они думают, Атрогейт трус.

– Потому что ты не принял участия в сражении? – спросил Джарлакс, решив не уточнять, как давно это было, чтобы не разрушать особое настроение.

На самом деле среди дворфов почти не было долгожителей старше трехсот лет, и, насколько знал Джарлакс, ни один в этом возрасте не сохранял такую силу и подвижность, как Атрогейт. Либо дворф напутал со временем, либо дело в чем-то другом.

– А я не мог вернуться в эту проклятую дыру, – ответил дворф. – В каждом уголке мне мерещился мертвый сородич.

– Значит, в тот день, когда пришли орки, Атрогейт умер, – сказал Джарлакс и по выражению лица дворфа понял, что прав. – Но если это случилось несколько веков назад, ты мог бы сейчас…

– Нет! – перебил Атрогейт. – Все кончено, навсегда. Ничего мне больше не осталось.

– И ты отправился на восток?

– Восток, запад, юг – какая разница? Лишь бы не там.

– А о Мифрил Халле ты, значит, слышал?

– Само собой, там ребята Боевые Топоры. Хороший народ. Они тоже потеряли свой дом лет через сто после того, как мы потеряли Фелбарр, но, я слышал, потом вернули его себе.

– Хороший народ? – повторил Джарлакс, прикидывая в уме, что Атрогейт не ошибся во времени, – дергары и сумеречный дракон действительно захватили Мифрил Халл около двух веков назад. – Может, чересчур хороший для Атрогейта? Или ты считаешь себя никчемным? Может, твои соплеменники были правы?

– Пф! – фыркнул Атрогейт с видом превосходства. – А что хорошо и что плохо, эльф? Да и вообще, какая разница? Все это игра, а боги смотрят на нас сверху и потешаются, и ты это знаешь не хуже моего!

– Поэтому ты сам надо всем смеешься и лупишь все, что подвернется под руку.

– Причем луплю неплохо, а?

– Лучше многих.

– Лучше всех! – снова фыркнул Атрогейт.

* * *
Гуляя по улицам города, населенного людьми, Джарлакс часто чувствовал на себе любопытные взгляды. Он привык, что на него смотрят с подозрением или злобой, но сейчас в чужих глазах не было враждебности, зато многие завистливо оценивали его одежду, слишком дорогую для бедных кварталов Мемнона. По правде говоря, даже какую-нибудь придворную даму стоимость нарядов Джарлакса, не всех, а только тех, что были на нем надеты, заставила бы позеленеть от зависти.

Дроу отмел все посторонние мысли, сосредоточившись лишь на преследовании человека, который и сам в умении незаметно красться мог бы поучить любого вора. Он сознавал, что Артемис Энтрери, скорее всего, уже понял, что за ним следят, но виду пока не подал. Правда, это ничего не значило.

Энтрери уверенно пересек площадь перед храмом и свернул на пыльную улочку, наклонно убегавшую к порту. Спрятаться на площади было негде, и Джарлакс, которому пришлось обойти ее по краю, боялся, что упустит споро шагавшего приятеля. Но когда дроу сам добрался до начала улочки, то увидел, что Энтрери заметно сбавил шаг. Темный эльф быстро нагнал его, прячась за жалкими домишками.

Прошли они немного, но Джарлакс заметил в товарище разительную перемену. Он привык видеть убийцу самоуверенным и выдержанным, сейчас же казалось, что он едва переставляет ноги. Лицо его побелело, губы сжались и казались еще тоньше.

Дроу легко взобрался на крышу какой-то хижины, лег на живот и принялся сверху наблюдать за тем, что происходит.

Энтрери остановился посреди улицы, свесив руки, и смотрел куда-то в сторону.

Даже начинающий убийца сейчас прикончил бы его без труда – знаменитый Артемис Энтрери, полностью утратив бдительность, стоял на улице, совершенно беззащитный.

Джарлакс невольно с тревогой осмотрелся, хотя никаких оснований подозревать покушение не было.

Он мысленно высмеял собственное странное волнение, свесился с края крыши, спрыгнул и подошел к Энтрери – тот заметил его лишь тогда, когда дроу остановился рядом.

Но убийца даже не посмотрел на товарища. Взгляд его был прикован к лачуге на другой стороне улицы, бедной глинобитной постройке с остатками навеса, полотнища которого давно сгнили, над входом. У двери стоял сломанный плетеный стул.

– Ты знаешь этот дом?

Энтрери не ответил, но дыхание его стало тяжелым и частым, и Джарлакс понял, что угадал.

Когда-то Энтрери здесь жил, в этом месте прошло его детство.

Глава 23 Возвращение в убожество

– Если я могу тебе помочь, то должен знать как, – настаивал Джарлакс, но по лицу Энтрери было видно, что его не убедишь.

За час, прошедший после их возвращения в лачугу к Атрогейту, убийца не вымолвил ни слова.

– Сдается мне, не нужна ему твоя помощь, эльф, – заметил дворф.

– Но он же взял нас сюда с собой.

– Я не стал вас отговаривать, – уточнил Энтрери. – А что мне здесь нужно, касается только меня одного.

– А что же делать мне? – с преувеличенным драматизмом воскликнул Джарлакс.

– Наслаждаться роскошью, чего ж еще? – сказал Атрогейт и, как бы в подтверждение своих слов, прихлопнул на столе жука. – Добрая охота, добрая еда, – добавил он, поднося насекомое ко рту, будто собирался проглотить его. – Можно ли мечтать о большем? А-ха-ха! – И к радости Джарлакса, он щелчком отбросил насекомое в сторону.

– Мне все равно, – заявил Энтрери. – Найди себе жилье поприличней. А то и вовсе проваливай из Мемнона.

– Но зачем ты сюда приехал? – спросил Джарлакс, хоть и знал, что товарищу его вопросы неприятны. – И сколько пробудешь?

– Не знаю.

– Не знаешь зачем или не знаешь сколько?

Энтрери промолчал. Потом развернулся и вышел на улицу, освещенную утренним солнцем.

– Сердитый какой, да? – сказал Атрогейт.

– Полагаю, на то есть причины.

– Да, ты говорил, он здесь вырос. Родись я тут, из меня бы тоже добряк не вышел.

Джарлакс поглядел на дворфа и улыбнулся. Ему вдруг впервые пришло в голову, что он рад тому, что этот коротышка увязался с ними. А вот в своих собственных действиях дроу усомнился. Может, зря он дал Энтрери флейту Идалии. Киммуриэль предостерегал его, говоря, что подобное проникновение в человеческое сердце может повлечь немало непредвиденных последствий.

Джарлакс задумался. Нет, решил дроу в конце концов. Он поступил правильно. В конечном итоге это пойдет Энтрери на пользу.

Если только не убьет.

Бессознательная тяга к этому месту была столь сильна, что Энтрери понял, что снова оказался здесь, лишь когда увидел, что опять стоит на пыльной улице, освещенной ранним солнцем, перед той самой лачугой. Улица уже наполнилась людьми, многочисленные жители сидели в тени своих домиков и с любопытством разглядывали незнакомца в отлично сшитых высоких черных сапогах, с дорогим оружием на поясе.

Энтрери был здесь чужаком, на него и раньше смотрели так же, со смешанным чувством страха и отвращения, – это было много лет назад, в Калимпорте, когда он состоял на службе у паши Басадони. Наверняка мемнонские бедняки думали, что его нанял какой-то богатый господин, чтобы вернуть долг или свести здесь с кем-нибудь счеты.

Однако Энтрери это не слишком заботило, – в конце концов, даже если они набросятся на него все разом, то умрут на месте и их тела останутся лежать в грязи. Хотя если бы кто-то из этих бедняков и обладал подобной решимостью, то уже давно уехал бы из этой дыры.

Кроме того, при взгляде на плохо пригнанную дверь в лачугу, когда-то бывшую ему домом, Энтрери настолько погружался в воспоминания, что все остальное переставало для него существовать. Именно поэтому Джарлакс и смог подойти к нему здесь ночью незамеченным.

Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, Энтрери подошел к двери и поднял руку, чтобы постучать, но потом все же вспомнил, кто он, а кто эти нищие, и пинком распахнул дверь.

В комнате было тихо и пока нежарко: солнце стояло невысоко и зной еще не вытеснил остатки ночного холодка. Никого не было, свечи не горели, но на столе лежал заплесневелый кусок хлеба, а в углу валялось комком брошенное ветхое одеяло. Здесь кто-то жил, причем человек этот, как определил Энтрери, ушел недавно, поскольку по оставленному на столе хлебу еще не ползали насекомые, – в южном приморском городе это был такой же верный признак, как тлеющие в костре угли.

Но кто? Может быть, мать? Хотя вряд ли это возможно. Ей сейчас должно быть немного за шестьдесят. Неужели она может до сих пор жить в этой лачуге, как раньше, с его отцом Белриггером?

Правда, судя по вони в домике, вряд ли это так. Тот, кто здесь живет, не имеет ни малейшего представления о чистоплотности. Энтрери поискал глазами, но ночной вазы не увидел, хотя, судя по запаху, она должна была быть.

Мать была другой. Хоть это и стоило ей больших усилий, но она старалась всегда держать в чистоте и себя, и своего ребенка.

Энтрери пришло в голову, что жизнь могла окончательно сломить ее и Шанали изменилась. Поморщившись, он от души понадеялся, что здесь теперь живет кто-то чужой. Но это значит, что мать умерла. Вряд ли она уехала, потому что ей было уже за двадцать, когда сына забрали, а после двадцати отсюда уже никто не уезжал. Если же она осталась жить здесь, то это по-прежнему ее дом.

Энтрери стало нехорошо. Не в силах больше выносить зловония, он выскочил на улицу. Со всех сторон к нему устремились взгляды, полные ненависти, злорадства, зависти. Тяжело дыша, он чувствовал, что едва ли ему было так худо за всю его взрослую жизнь.

Постаравшись взять себя в руки, он оглянулся на качавшуюся на скрипучих петлях дверь. С какой отчетливостью встали перед ним картины далекого детства! Здесь, на этом холодном полу, он спал, не зная, куда деваться от клопов. Он вспомнил, в каких муках протекал каждый день матери, вспомнил и желчного отца, тоже причинявшего ей немало страданий. Давно он уже не думал так много о своих юных годах. Энтрери даже смутно припомнил мальчишек, с которыми носился по улице. Все-таки какая-то радость была и в этой беспросветной нищете; удивительно, но в этой неожиданной мысли он обрел некоторое утешение.

Повернувшись, он наткнулся на старуху с лицом, изрезанным глубокими морщинами.

– Глянь-ка ты, какой красавчик, сапожки-то у него какие, меч сверкает! – прошамкала она.

Энтрери смотрел на ее горбатую фигуру, пергаментное личико и выцветшие глаза – как будто видел много раз и в то же время не встречал никогда.

– Что, самый главный тут, да?! – зло крикнула старуха. – Ходишь, куда пожелаешь и когда вздумается?

Энтрери знал, что множество глаз наблюдает сейчас за ним, и понимал, что старуха говорит не от себя, а от всех этих людей, чувствуя их молчаливое одобрение.

– Лучше бы смотрел, куда идешь, – сказала она и хотела ткнуть Энтрери пальцем в грудь.

Случалось, что чародеи принимали обличье простых людей и якобы нечаянным прикосновением обрушивали на свою жертву силу заранее приготовленного заклятия. Энтрери это было известно, поэтому, даже не размышляя, он машинально схватил старуху за запястье рукой в волшебной перчатке, которая вбирала в себя все магические энергии, и довольно грубо вывернул ее руку.

– Ты же не знаешь, кто я такой, – тихо проговорил он. – И не знаешь, зачем пришел. А поскольку тебя это не касается, то не лезь больше.

Он заметил, как многие из отдыхавших в тенечке соседей поднимаются, возмущенные его выходкой, но заступиться никто не решился.

– Если тебе жизнь дорога, – прибавил убийца и, оттолкнув старуху, пошел своей дорогой.

Он решил, что прирежет первого же, кто осмелится на него напасть. А из второго, если это их не остановит, высосет все силы с помощью кинжала, чтобы справиться с накатившей на него слабостью. Однако достаточно было сделать только два шага, чтобы понять – опасаться ему некого.

Только вот старуха оказалась упрямой.

– Глядите-ка, какой страшный, а! – заверещала она. – Посмотрим, будешь ли ты так пыжиться, когда Белриггер узнает, что ты лазил в его дом!

У Энтрери едва не подкосились ноги, и он усилием воли удержался от того, чтобы ринуться назад и расспросить старуху об отце. Позже. Сейчас он привлек внимание слишком многих рассерженных людей.

Зная, что один из прежних обитателей улицы, а именно его родной отец, жив, Энтрери, возвращаясь на площадь, внимательнее присматривался к сидящим у домов беднякам. Во многих из них он подмечал знакомые черты – наклон головы, жест, характерный взгляд. Это была улица его детства. Он узнавал людей, хотя они сильно постарели. А кое-кто из молодежи имел сходство с его бывшими соседями, – наверное, их дети.

Хотя, быть может, дело просто в том, что все бедняки похожи, ведь жизнь и заботы у них везде одинаковые.

Да и вообще, какая разница, главное, что отец все еще жив.

Мысль эта весь день преследовала Энтрери. Гулял ли он по улицам Мемнона или шел в порт, под жарким солнцем или в сумерки, она не оставляла его в покое.

Артемис Энтрери не раз за свою жизнь без тени сомнения храбро вступал в бой с такими воинами, как Дзирт До'Урден, но вернуться после заката в свой старый дом он заставил себя с трудом. Чтобы пробраться в лачугу незамеченным, он применил всю свою сноровку, неслышно снял несколько досок, которыми была забита задняя стена, и проскользнул внутрь.

В лачуге никого не оказалось. Энтрери приладил на место доски, в темноте пробрался в дальний угол, сел лицом к двери и стал ждать.

Часы тянулись медленно, но убийца не терял бдительности, и, когда дверь наконец распахнулась, он даже не вздрогнул.

Еле переставляя ноги, вошел какой-то старичок. Маленький, сгорбленный, он делал такие короткие шажки, что ему пришлось раз десять передвинуть ноги, чтобы добраться до стоящего в метре от него стола.

Чиркнув огнивом, он зажег свечку, и убийца смог разглядеть его лицо. Старик был не просто худой, а страшно тощий, кожа да кости, а его лысая голова под безжалостными лучами солнца так покраснела, что в слабом пламени свечи напоминала тлеющий уголь. Лицо заросло клочковатой седой бородой, а поскольку он постоянно жевал губами, она шевелилась, и растительность выглядела еще более неопрятно.

Трясущимися грязными руками он достал кошелек и вывалил его содержимое на стол. Что-то бормоча, старик стал выбирать медяки и серебряные монетки из кучки блестящих камушков, какие можно было набрать на пляже южнее доков. Убийца вспомнил, что, когда он был маленьким, многие соседи собирали красивые камушки, а потом предлагали их на богатых улицах прохожим, и те давали им монетку-другую, лишь бы отвязаться.

Энтрери не узнавал старика, однако не сомневался, что это не Белриггер, – быть не может, чтобы жизнь так исковеркала его жестокого отца.

Старичок негромко захихикал, думая о чем-то своем, и Энтрери вдруг широко открыл глаза – он узнал его. Бесшумно поднявшись, он подошел к столу. Старик ничего не заметил, тогда убийца накрыл ладонью кучку его сокровищ.

– Чего? – воскликнул старичок и отпрянул. Эти диковатые глаза… зловонное дыхание… Энтрери больше не сомневался.

– Кто ты? – пролепетал старик.

– Неужели не узнал родного племянника? – улыбнулся убийца.

* * *
– Дьявол тебя забери, Тоссо-паш, – проворчал вошедший в лачугу часом позже человек. – Если снова обделаешься, проваливай на…

С зажженной свечой он двинулся прямиком к столу, но услышал, как за его спиной закрылась дверь. Значит, кто-то забрался в дом.

Белриггер обернулся.

– Ты не Тоссо, – сказал он, смерив незнакомца взглядом.

Энтрери тоже смотрел на него, сомнений не было – перед ним отец. Годы его не пощадили. Он высох, выглядел изможденным, как будто все это время, что они не виделись, ничего, кроме крепких напитков, ему в рот не попадало.

Энтрери бросил взгляд через его плечо в угол, и отец тоже туда посмотрел, повыше подняв свечку. В углу лицом вниз лежал Тоссо-паш, и под животом у него натекла небольшая лужа крови.

Белриггер круто развернулся, лицо его перекосилось от ужаса и злобы. Незнакомец направил на него меч с необычным, кроваво-красным лезвием, и если старик и хотел броситься на непрошеного гостя, то сразу передумал.

– Кто ты? – выдохнул он.

– Тот, кто сводит счеты.

– Ты убил Тоссо?

– Может, он и жив еще. От ранений в живот умирают медленно.

Белриггер поперхнулся.

– Ты знаешь, что он со мной делал, – добавил Энтрери.

– С тобой? – с трудом выговорил старик – Да кто ты такой?

– Похоже, у тебя нет никаких семейных привязанностей, – рассмеялся убийца. – Хотя меня это не удивляет.

– Семейных? – повторил старик, бестолково тараща глаза. – Ты кто?

– Сам знаешь.

– Так, мне это надоело, – решительно заявил Белриггер и сделал движение к двери.

В то же мгновение острие красного меча кольнуло его под подбородок. Слегка повернув руку, Энтрери оттеснил отца к столу и, чуть нажав, заставил плюхнуться на стул.

– Много раз я слышал эти слова, – проговорил он и, подтянув к себе второй стул, перегородил дорогу к выходу. – Только обычно после них ты меня бил.

У Белриггера перехватило дыхание.

– Артемис? – едва слышно прошептал он.

– Неужели я так сильно изменился, отец?

Старик довольно быстро справился с собой.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, бегло осмотрев одежду и оружие. – Ты же сбежал. Зачем вернулся?

– Сбежал?! Меня продали в рабство!

Фыркнув, Белриггер поглядел в сторону.

– Тебе кажется, что это весело?! – стукнув кулаком по столу, крикнул Энтрери.

– А мне-то что? Не я ж тебя продал.

– Какой у меня любящий папаша! – с кривой усмешкой сказал убийца.

Как ни странно, Белриггер расхохотался ему в лицо.

– А Тоссо так не веселился, – хмуро заметил Энтрери, и старик сразу помрачнел.

– Что тебе нужно?

– Хочу узнать, что с матерью. Она жива?

По насмешливому взгляду отца Энтрери догадался, каким будет ответ.

– Тебя ж в Калимпорт повезли, да?

Убийца кивнул.

– Так вот, Шанали померла, когда ты еще туда и не добрался, хоть купцы и гнали лошадей вовсю. Дурень ты, она ж знала, что ей недолго осталось. А то, думаешь, продала бы она своего любименького сыночка?

Мысли в голове Энтрери понеслись вихрем. Он припомнил мать, какой видел ее в последний раз, и вдруг понял, что такой убитый вид у нее был совсем по другой причине.

– Мне даже жаль было эту шлюшку, – сказал Белриггер и тут же получил от Энтрери увесистую пощечину.

Убийца сел на место, а старик, с ненавистью глядя на него, сплюнул кровь.

– У нее выхода не было, – сказал он. – Нужно было заплатить жрецам, чтобы спасли ее жалкую жизнь, потому что брать в уплату за молитвы и чары ее источенное болезнью тело они уже брезговали. Вот она тебя и продала, а они взяли деньги. А она все равно померла. Не верю я, что они хоть что-то сделали, чтобы ей помочь.

Белриггер умолк, и Энтрери долго сидел, переваривая все, что услышал.

– Ну что, убивец, получил, что искал? – подал голос старик.

– Она меня продала?

– Разве я тебе не это только что сказал?

– А родной отец меня защищал, – с горечью промолвил Энтрери.

– Родной отец? – спросил Белриггер. – А ты его знаешь?

Энтрери сжал зубы.

– Ты что же, придурок, считаешь меня своим отцом? – расхохотался старик – Вот олух! Да не отец я тебе. Был бы ты мне родным сыном, я бы, может, вколотил в тебя побольше толку.

– Лжешь.

– Когда мы с Шанали встретились, она уже была брюхата. Да, потому что подкладывалась под жрецов. Как и все девки. Ты, может, сильно мал был, когда уехал, потому и не знаешь, а вообще почти все пацанята, что тут по улице гоняют, – их семя, жрецов. – Он фыркнул. – Я дал ей место, чтобы жить, а она мне взамен – небольшие радости.

Энтрери почти не слушал его. Он вспоминал, как видел в детстве мужчин, приходивших к ним в дом, плативших Белриггеру и потом лезших в постель к матери. Он закрыл глаза: ему почти захотелось, чтобы Белриггер бросился на него, воспользовавшись моментом, схватил кинжал и вонзил в сердце. Он бы не сопротивлялся.

Но старик даже не шелохнулся, он смеялся, смеялся, пока Энтрери не открыл глаза и не посмотрел на него так, что тот смолк.

Белриггер как-то неловко закашлялся.

Энтрери встал и спрятал меч в ножны.

– Поднимайся, – сказал он старику.

Белриггер с вызовом поглядел на него:

– Это еще зачем?

– Вставай. – И с этими словами убийца разбил ему нос кулаком.

Старик встал, вытирая кровь рукой.

– Что тебе надо? Я все рассказал, я тебе не отец.

Энтрери схватил его руку и закрутил за спину.

– Но ты меня бил.

– Надо же было учить тебя, – просипел старик, пытаясь дотянуться до него другой рукой.

Энтрери снова ударил его по окровавленному лицу.

– Жизнь сурова! – оправдывался старик. – Надо было учить тебя уму-разуму!

– Только попробуй сказать еще раз, что моя мать была шлюхой! – процедил Энтрери, сильнее заламывая ему руку и заставляя опуститься на колено.

– А что мне еще сказать? – жалобно вскричал Белриггер. – Ей приходилось это делать, чтобы жить. Всем нам выживать приходится. Я ж не виню ее и никогда не винил. Никто не хотел брать ее, а я взял.

– Ради своей наживы.

– Ну, не без этого, – признал старик. – А чем я виноват? Жизнь такая.

– Ты виноват в каждой оплеухе, что отвешивал мне, – спокойно сказал Энтрери. – Ты виноват, что позволил этому смердяку, – и он мотнул головой в сторону умирающего Тоссо-паша, – приближаться ко мне. Или он тебе тоже платил? Брал денежки за своего сыночка, а, Белриггер?

Несмотря на боль, старик яростно замотал головой:

– Нет-нет, никогда…

Энтрери ударил его коленом в лицо, и старик растянулся на полу. Выхватив кинжал, убийца наклонился над стонущим Белриггером, но передумал и направился к двери.

На улице у самого выхода стояла та самая старуха, которую он видел утром, – видно, услышала возню в доме. Похоже, и обрывки разговора она тоже слышала, потому что, вместо того чтобы нападать на него, сказала:

– Я знала Шанали, и тебя я тоже помню, Артемис.

Энтрери молча глядел на нее.

– Ты убил Белриггера?

– Нет. А ты слышала, о чем мы говорили?

– Кое-что, – сказала старушка, попятившись.

– Если он мне солгал, вернусь и порежу его на куски.

Она покачала головой, с сожалением глядя на него, и проковыляла к стулу у стены дома.

– Твоя мама была красоткой, – сказал она, усевшись. – И ее мать тоже, я ее помню. Когда она родила Шанали, была такой же молоденькой, как твоя мать, когда родила тебя. Совсем девочка, а для девочки здесь ничего другого не остается, вот она и делала это.

– Со жрецами?

– Да с любым, кто заплатит, – с отвращением сказала старуха.

– Она действительно умерла?

– Да, вскоре после твоего отъезда. Она и так-то уж на ладан дышала, а когда тебя забрали, ей совсем худо стало. Как будто бороться больше было незачем. Жрецы деньги взяли, чего-то пошептали над ней и сказали, что больше ничего сделать не могут.

Энтрери тяжело вздохнул, напомнив себе, что он с самого начала не рассчитывал застать мать в живых.

– Она там, с остальными, – вдруг сказала старушка, – на холме, за скалой, где хоронят всех, чьи имена некому помнить.

Энтрери, как и любой, кто провел детство в этой части Мемнона, хорошо знал кладбище для бедняков – полоску земли за скалой на юго-западной оконечности Мемнонской бухты. Он поглядел в ту сторону и, не сказав старухе ни слова, ушел, в последний раз бросив взгляд на лачугу, бывшую когда-то его домом и куда он больше никогда не вернется.

Глава 24 Добраться до главного

Джарлакс сидел спиной к Энтрери, делая вид, что рассматривает улицу, просыпающуюся в лучах утреннего солнца. В углу безмятежно дрых Атрогейт, всхрапывая с неравномерными промежутками, – это оттого, с улыбкой воображал дроу, что насекомые заползают ему в открытый рот.

Энтрери сидел у стола, и выражение лица его было таким же напряженным и сердитым, как и всегда, сколько дроу его знал; правда, еще недавно он надеялся, что благодаря действию флейты Идалии это хмурое лицо изменится.

И ведь так все хорошо шло, мысленно посетовал Джарлакс, до тех пор, пока эта бестолковая женщина не предала его, окончательно добив израненное сердце. Хуже всего, что сам дроу, в отличие от Энтрери, знал, что она этого не хотела. Калийа поддалась странному порыву, она настолько исстрадалась, разрываемая чувством долга, любовью и боязнью покинуть Бладстоун, что ударила его. Она уже не стремилась отомстить или отыграться, как в первые дни их знакомства, ею руководили страх, скорбь и боль, с которыми ей не удалось справиться в одиночку.

Джарлаксу оставалось лишь надеяться, что когда-нибудь и Энтрери это узнает, хотя у него были серьезные основания сомневаться, что убийце этого захочется. Все же зарекаться он не спешил, зная, что за Калийей хорошо присматривает Бреган Д'эрт.

Гораздо важнее было покончить со всеми заботами в этом отвратительном Мемноне. Энтрери вернулся в их лачугу, но, где он побывал и что собирался делать дальше, Джарлакс не знал. Через плечо он бросил взгляд на друга, который, похоже, был настолько погружен в себя, что не замечал ничего вокруг. Он сидел прямо, с широко раскрытыми глазами, но отдавал себе отчет в том, что творится вокруг, не больше, чем блаженно храпящий Атрогейт.

Дроу осторожно вынул из-за пояса еще один флакон с зельем. Он долго смотрел на него, чувствуя, что сам себе противен из-за того, что так подло поступает с другом.

Джарлакс даже удивился: кажется, еще ни разу в жизни он так не переживал. Разве только несколько веков назад, когда предал Закнафейна…

Он снова оглянулся на Энтрери, и на мгновение дроу показалось, что это не наемный убийца, а его давнишний друг – темный эльф.

«Нет, я должен это сделать, и, главным образом, ради блага самого Энтрери», – решил Джарлакс и единым духом проглотил содержимое флакончика.

Он прикрыл глаза, дожидаясь, когда волшебный состав начнет действовать и он «услышит» мысли остальных. На миг он представил себе, что Киммуриэль всю жизнь находится в состоянии подобной восприимчивости, и даже пожалел псионика.

Тряхнув головой, Джарлакс запретил себе отвлекаться на посторонние мысли, потому что действие зелья длилось недолго.

– Ну, так что, расскажешь, где ты вчера был? – спросил он, поворачиваясь к приятелю.

– Нет.

Однако в сознании убийцы картины того дня уже сменяли друг друга: улица, лица сидящих на ней людей, лежащий на полу старик с распоротым животом, другой старик…

Это его отец! Нет, просто он всю жизнь считал его своим отцом.

– Ты приехал сюда, чтобы разыскать мать, больше я ничего не знаю, – осторожно сказал Джарлакс, чтобы навести Энтрери на нужные мысли, несмотря на предостерегающий взгляд убийцы.

В его голове вместо женского лица возник образ какой-то местности.

– А еще ты знаешь, что тебя это не касается, я предупреждал, – сказал Энтрери.

– Но почему ты отказываешься от помощи?

– Ты ничем не сможешь мне помочь.

– Смогу.

– Нет!

Джарлакс невольно напрягся, остро ощутив едва сдерживаемую ярость друга. Еще чуть-чуть, и он готов был бы убить его. Картины в его сознании замелькали с такой быстротой, что Джарлакс не успевал их воспринимать. Он смог вычленить образы жрецов, величественный Дом Защитника и длинные очереди покупающих индульгенции бедняков на площади. И сразу их смазала и замутила волна глубочайшей ненависти.

Джарлакс, не отдавая себе в этом отчета, поднял руку, чтобы защититься от нее.

– Ты чего? – с подозрением спросил Энтрери, который даже не шелохнулся.

– Бабу надо бы! – весело заревел проснувшийся Атрогейт, и Джарлакс обрадовался его неожиданному вмешательству.

Энтрери, искоса взглянув на дворфа, встал, обошел стол и, не спуская глаз с дроу, вышел из дома, не сказав ни слова.

– Чего он бесится? – спросил Атрогейт.

Джарлакс только улыбнулся, мысленно поздравляя себя с тем, что действие зелья уже закончилось, – меньше всего ему хотелось бы погрязнуть в образах, наводнивших сознание Атрогейта.

* * *
Овеваемые всеми ветрами коричневые скалы у подножия гор южнее Мемнона казались почти безжизненными. Только ящерки грелись на солнышке и сновали среди камней, но Джарлакс понимал, что все трещины и пустоты в глубине скал обитаемы.

Жизнь всегда находит себе место – хоть под палящим солнцем пустыни, хоть в недрах Подземья, куда не проникает дневной свет.

Огибая внушительный кряж, вверх по склону поднималась грубо вырубленная в камне лестница, но дроу по ней не пошел. Спрятавшись за кряжем, он прикоснулся к своей шляпе и начал левитировать, время от времени отталкиваясь ногами от скальной поверхности. Почти у самого верха он приостановился и внимательно всмотрелся в окружающий пейзаж и вид бухты внизу. Это был тот самый вид, который предстал ему среди других образов в сознании Энтрери, когда он читал его мысли с помощью зелья.

Не сомневаясь больше, что приятель должен быть сейчас по другую сторону кряжа, Джарлакс пригнулся.

За камнями довольно далеко протянулась полоска песчаной почвы, из которой повсюду торчали небольшие выветрившиеся плиты – могильные камни, быстро сообразил дроу. Вдалеке он увидел кучу, покрытую рогожами, – покойники, ожидающие погребения.

Энтрери действительно оказался здесь – разглядывал камни, думая о чем-то своем. Кроме него на кладбище находился еще один человек – служитель Селуны, смотревший в расщелину между камней на Мемнонскую бухту.

Джарлакс понял, что именно здесь, на кладбище для нищих, похоронена мать Энтрери.

Дроу спустился чуть ниже и в раздумье прислонился спиной к скале. Энтрери мучительно переживает. И это Джарлакс сделал его беззащитным перед болезненными воспоминаниями, сломав барьер, долгие годы ограждавший убийцу от каких-либо чувств.

Чуть высунувшись, он еще раз поглядел на товарища, гадая, чем же все это закончится, и стал спускаться, чувствуя себя виноватым.

* * *
– На этих плитах нет имен, – обратился к Энтрери жрец, когда тот, блуждая между могилами, случайно подошел к нему.

Убийца поднял взгляд – он был настолько поглощен размышлениями о безвестных людях, покоящихся в этой земле, что только сейчас заметил служителя Селуны и узнал в нем того самого человека, что накануне собирал плату за индульгенции на площади. Молодой человек держался настороженно, – видно, испугался.

Энтрери молча пожал плечами и повернулся.

– Нечасто встретишь здесь такого солидного господина, – заметил служитель.

Убийца вопросительно поглядел на него.

– Я хочу сказать, эти могилы почти никто не навещает, – продолжал жрец. – По большей части в них лежат люди безвестные, никем не любимые, никому не нужные… – Он усмехнулся, изображая снисходительную жалость, и осекся под гневным взглядом незнакомца.

– И тем не менее вы записываете их имена, когда они отдают вам свои деньги на площади перед храмом, – сказал Энтрери. – Значит, ты здесь за них молишься? Отрабатываешь то, за что они заплатили?

– Я – благочестивый Гозитек, – кашлянув, с достоинством проговорил жрец.

– Да мне все равно.

– Я – служитель Селуны! – возмутился Гозитек.

– Нет, ты шарлатан, который торгует ложными обещаниями.

Гозитек оправил мантию, поднял голову и предупредил:

– Выбирай выражения, ты… – И он сделал паузу, ожидая, что человек назовет свое имя.

Энтрери молчал, с трудом сдерживая желание броситься на него и столкнуть со скалы. Но он совладал с собой, сообразив, что этот жрец слишком молод, раза в два моложе самого Энтрери, он не мог знать его мать, потому что еще не родился тогда.

– Так вот, я – благочестивый Гозитек, любимый писец самого первосвященника Йозумиана Дьюдьи Айночека, благословенного провозвестника, – сказал молодой человек, видно приняв молчание незнакомца за робость. – Не смей говорить со мной дерзко, если не желаешь навлечь на себя беду. Мы – жрецы Дома Защитника, надежда Мемнона, те, кто молится за него.

Он плел еще что-то, но Энтрери не слушал, его поразило одно имя – Айночек. Когда-то он его уже слышал.

– А сколько ему лет? – спросил он, перебив жреца.

– Что? Кому? – растерялся парень.

– Да этому, провозвестнику вашему.

– Айночеку?

– Да, ему – сколько?

– Ну, откуда же мне знать его точный…

– Сколько ему лет?

– Шестьдесят, наверное, – неуверенно предположил Гозитек.

Энтрери вспомнил молодого пылкого жреца, пламенного оратора, который когда-то произносил вдохновенные проповеди с балкона Дома Защитника. Он вспомнил, как слушала их его юная мать – подняв к небу глаза, наполненные слезами восторга.

– Он уже много лет служит в храме? – уточнил Энтрери. – И был провозвестником…

– С самого начала, – подтвердил Гозитек. – Он был совсем молод, когда сделался служителем Селуны. А что? Ты его знаешь?

Энтрери повернулся к нему спиной и пошел.

– Ты раньше здесь жил, – догадался жрец, но Энтрери не остановился. – Как ее звали? – крикнул проницательный Гозитек.

Убийца обернулся.

– Ты ведь кого-то искал. Женщину, да? Как ее звали?

– У нее не было имени. По крайней мере, его никто не помнит. Погляди вокруг. У нее такое же имя, что начертано на каждой плите.

Гозитек нахмурился, а Энтрери пошел прочь с кладбища.

* * *
Взяв кошель с золотом, убийца даже не взглянул на Джарлакса.

– Пожалуйста, не стесняйся, – с легкой издевкой произнес дроу.

– Я и не стесняюсь, – только и ответил Энтрери. Он явно был не в духе, чему дроу ничуть не удивился.

– Смотрю, ты шляпу надел, – заметил Джарлакс, пытаясь хоть как-то разговорить его.

Эту черную шляпу с узкими полями он когда-то подарил приятелю, она обладала некоторыми магическими свойствами, хотя, конечно, до небезызвестной шляпы самого Джарлакса ей было далеко.

– Давненько ты ее не носил.

Шляпа очень плотно прилегала к голове благодаря тонкой проволоке, продернутой под лентой. Энтрери нащупал над виском скользящий узел, повозился немного и швырнул головной убор дроу, как будто после напоминания о том, откуда он взялся, ему резко расхотелось носить его.

Но Джарлакс раскусил его фокус. Убийца все равно оставил при себе то, что ему было нужно, – без проволоки шляпа перестала так хорошо держать форму.

Энтрери, пристально поглядев на товарища, взял мешочек с золотом и вышел из дому.

– Похоже, ему ночью таракан в задницу заполз, – заметил Атрогейт, поднимаясь с пола и сладко потягиваясь.

– Нет, мой косматый друг, – задумчиво сказал Джарлакс, глядя вслед Энтрери и теребя шляпу, – тут дело посерьезнее. Артемису пришлось вернуться в неприятное прошлое, встретиться с ним лицом к лицу. Вспомни себя, когда речь заходит о Твердыне Фелбарр.

– Я же сказал, не хочу об этом говорить.

– Вот именно. Только Артемис о своем даже не говорит. Он все носит в душе, переживает. И боюсь, в этом виноваты мы, потому что дали ему флейту, – темный эльф повернулся к дворфу, – и теперь обязаны ему помочь.

– Мы? Не бросайся словами, эльф. Я бы, может, и согласился помочь, если б знал, о чем ты болтаешь. К тому же, боюсь, соглашаться с тобой – непременно вляпаешься в историю.

– Вероятно.

– А-ха-ха!

На дворфа можно было положиться.

* * *
На площади с прошлого раза почти ничего не изменилось, впрочем, как и всегда. Из-за сидящих бедняков почти не виднелись булыжники, которыми была вымощена площадь, и к дверям Дома Защитника протянулись две длиннющие очереди.

Добравшись сюда, Джарлакс с Атрогейтом почти сразу разглядели Энтрери среди этого сброда. Он стоял в одной из очередей. Джарлакс удивился, что он там делает, но потом увидел, что за столом сидит тот же самый молодой жрец, который был на кладбище для нищих.

Раздвигая толпу, дроу протиснулся к своему товарищу, а за ним, не отставая ни на шаг, и Атрогейт. Стоявшие в очереди за убийцей бедняки зароптали, но дворф так рявкнул, что все замолкли. Лицо коротышки покрывало множество шрамов, полученных в боях, за спиной грозно подрагивали кистени – кто решился бы ему перечить?

– Уходи, – буркнул Энтрери Джарлаксу.

– Плохой бы я был др…

– Вали! – отрезал убийца, оборачиваясь к дроу, но тут подошла его очередь.

– Сперва на кладбище, а теперь здесь, – сказал Гозитек, узнав убийцу. – Ты простоудивительный человек.

– Еще более удивительный, чем ты думаешь, – ответил Энтрери, бросая на его стол такой увесистый мешок с золотом, что стол даже покачнулся.

Шнурки на мешке разошлись, и внутри блеснули золотые монеты. Бедняки, стоявшие ближе всех к убийце, дружно открыли рты, а молодой жрец вытаращил глаза.

Стражам пришлось оттеснить толпу, начавшую напирать на стол, и Гозитек, запинаясь, спросил чуть слышно:

– Ты-ты хочешь поднять бунт?

– Я хочу купить индульгенцию.

– Но на кладбище…

– Для той, чье имя уже давно забыто жрецами Селуны, будь прокляты все их посулы.

– Т-то есть? – промямлил Гозитек, стараясь затянуть шнурок и спрятать золото, пока толпа не обезумела.

Он потянул кошель к себе, но Энтрери крепко удержал его за запястье.

– Да-да, з-запишите имя, – промямлил благочинный, оборачиваясь к сидящему с раскрытым ртом писцу, – и особую индульгенцию, которую…

– Мне нужен другой жрец, – перебил Энтрери.

Гозитек смотрел на него, не понимая.

– Мне нужна индульгенция от самого провозвестника, и только от него. Я отдам золото ему лично в руки, и он собственноручно запишет имя и сам прочитает все молитвы.

– Но это не…

– Или так, или ничего, – твердо сказал Энтрери. – И когда я уйду со своим золотом, ты сам объяснишь первосвященному, почему не пустил меня к нему?

Гозитек беспокойно задергался, потер щеки, облизал пересохшие губы.

– У меня нет права… – едва слышно вымолвил он.

– Тогда найди того, у кого оно есть.

Гозитек беспомощно оглянулся на писца и стражников. Наконец он отослал одного из них, и тот умчался.

Бедняки в очереди волновались, но Энтрери не сдвинулся с места, пока стражник не вернулся. Он отвел Гозитека в сторону и что-то зашептал на ухо, после чего благочинный вернулся и сообщил Энтрери:

– Тебе повезло. Первосвященный как раз в зале приемов, и у него есть свободное время. И ради особенной индульгенции…

– Ради мешка, набитого золотыми, – поправил его убийца, и Гозитек, неловко закашлявшись, не стал возражать.

– Он тебя примет.

Энтрери взял свой мешок и двинулся к двери, но стражи преградили ему путь.

– В Дом Защитника нельзя входить с оружием, – сказал молодой жрец. – А также с предметами, обладающими магической силой. Прошу прощения, но ради безопасности…

Убийца отстегнул пояс с оружием и протянул подошедшему сзади Джарлаксу. Атрогейт, пятясь, шел за дроу, своим грозным видом сдерживая толпу.

– Может, мне догола раздеться? – поинтересовался Энтрери, когда пришлось сбросить с плеч и пивафви.

Гозитек смущенно кашлянул.

– Вот сюда, – пригласил он, показывая на дверь.

Энтрери вошел со жрецом, Джарлаксом и Атрогейтом.

– Брючный ремень тоже, – велел Гозитек, – и сапоги.

Энтрери послушно снял их и отдал Джарлаксу, а служитель Селуны тем временем начал произносить заклинание для обнаружения магических эманации.

Осмотрев убийцу с головы до ног, он попросил его расстегнуть рубашку, после чего кивнул одному из охранников, и тот тщательно ощупал Энтрери.

В одних штанах и рубашке, с мешочком золота в руке, убийцу вскоре пропустили в следующие двери, и в сопровождении двоих стражей он скрылся в глубинах Дома Защитника. Джарлакс же, оставшись в прихожей, собрал его вещи. Гозитек жестом попросил его и дворфа вернуться на площадь.

– Я знаю, как можно достать еще больше золота, чем он принес, – загадочно сообщил дроу жрецу.

Глаза у того алчно вспыхнули, и Джарлакс проворно закрыл дверь за его спиной.

– Я сейчас расскажу, – добавил он сладким голосом.

Толпа у храма волновалась, но спустя пару минут показался благочестивый Гозитек и приказал писцу и стражникам, показывая на ждущих бедняков:

– Позаботьтесь о них.

А сам снова скрылся в здании, несмотря на протесты толпы.

* * *
Войдя в сопровождении двоих бряцающих оружием стражников во внутренние помещения храма, Энтрери невольно вспомнил годы своей службы коварному паше Басадони в Калимпорте. Только там ему довелось видеть такое обилие золотой и серебряной парчи, безделиц, сделанных из платины, шпалер, вытканных лучшими мастерами. Больше нигде не встречал он столько богатств, собранных в одном месте. Каждая из великолепных картин или статуй стоила столько, сколько половина собравшихся на площади не могли бы иметь за всю жизнь, даже сообща. Правда, роскошное убранство ничуть не удивляло убийцу.

Все это так знакомо: богатство всегда поднимается вверх и оседает в руках у немногих. Так уж устроен мир, поражаться нечему, только где-то наживаются с помощью угроз и расправ, как, например, паши Калимпорта, а где-то обманом, как местные жрецы. Ему бы и дела до этого не было, если бы…

Если бы небольшая частичка баснословного богатства этих служителей, кому-то стоившая слез, пота и крови, не была похищена у его матери. А сама она теперь забыта, лежит в земле под безымянным камнем, и утес заслоняет ее, чтобы кладбище для неимущих лишний раз не мозолило глаза горожанам.

Он оглянулся на своих стражей. Наверное, сегодня его последний день.

Что ж, быть посему.

Они вошли в большой зал, где два ряда колонн, покрытых сусальным золотом, поддерживали вознесенный на сорок футов потолок. Между ними лежала длинная красная ковровая дорожка, по краям которой выстроились церковные стражи в блестящих латах, вооруженные огромными алебардами с привязанными к ним лентами с символами Селуны и ее первосвященника.

В другом конце зала, шагах в тридцати, у начала дорожки стоял трон из полированного дерева с мягкими подлокотниками из красно-белой ткани, в котором восседал первосвященный Айночек, благословенный провозвестник Селуны. На нем было пышное одеяние, расшитое золотом, а на голове сверкал венец с необыкновенно красивыми камнями. Ему действительно было около шестидесяти на вид, хотя глаза еще не утратили острого блеска и тело оставалось крепким. Энтрери даже показалось, что в лице присутствует отдаленное сходство с ним, но он быстро отмел эту неприятную мысль.

Перед троном стояли еще трое жрецов, все они с интересом наблюдали за приближением человека с полным кошелем золота.

Энтрери почти физически чувствовал тяжесть их взглядов, читал подозрение на их лицах, и на мгновение ему показалось, что его раскрыли, что они уже знают, зачем он пришел. Он даже чуть было не поднял руку, чтобы проверить, не видна ли под его темными волосами проволока, но тут же опомнился и даже ухмыльнулся: он теперь не тот, что когда-то, сын нищенки остался в далеком прошлом.

– Я хочу купить индульгенцию, – заявил он.

– Благочестивый Гозитек предупредил нас, – подтвердил один из стоящих перед троном клириков, но Энтрери жестом прервал его.

– Я пришел купить индульгенцию, – повторил он, в упор глядя на первосвященного.

Жрецы переглянулись.

– Нам сообщили, – промолвил Айночек. – И поэтому мы пригласили тебя сюда, куда, кроме служителей, не допускают почти никого. С тобой говорю я, первосвященник Айночек, как ты и хотел. – Он показал рукой на мешочек с золотом. – Благочинный Тайр запишет имя человека, за которого нужно помолиться.

– Ты лично будешь молиться за нее?

– Мне сказали, что нужно особенное отпущение, значит, так и будет. Прошу тебя оставить плату и назвать имя. И ступай себе с миром, зная, что благословенный провозвестник Селуны молится за эту женщину.

Энтрери покачал головой, прижимая к груди мешок с деньгами:

– Это еще не все.

– Не все?

– Ее зовут… звали Шанали, – произнес убийца, пристально вглядываясь в Айночека, надеясь уловить хоть какой-то намек на то, что он ее помнит.

Но в лице жреца ничто не изменилось. Если даже имя и было ему знакомо, то виду он не подал, и Энтрери мысленно выругал себя за дурацкую надежду: ведь прошло уже тридцать лет. Да и с чего он взял, что жрец вообще интересовался, как зовут женщин, которыми пользовался? К тому же их наверняка было столько, что всех имен он все равно не запомнил бы, – похоже, старуха говорила чистую правду.

– Это моя мать, – добавил Энтрери.

Жрецы смотрели на него без всякого интереса, в их глазах читалась скука.

– И она умерла? – спросил Айночек. – Моя мать тоже, знаешь ли. Никуда от этого не…

– Она умерла тридцать лет назад, – перебил его Энтрери.

Первосвященник грозно поглядел на него, а остальные жрецы и стражники затаили дыхание – никто еще не осмеливался прерывать речь самого провозвестника.

Но Энтрери не смутился:

– Она была совсем молоденькой – почти в два раза моложе меня.

– Много времени прошло, – согласился Айночек.

– Я долго путешествовал. Так ты знаешь это имя – Шанали?

– А должен? – спросил Айночек, недоуменно переглянувшись с другими служителями.

– Мне говорили, многие жрецы Дома Защитника ее знали.

– Она – благородная женщина? Просто мне передали, что ты посещал кладбище на…

– Благороднее многих здесь сидящих, – снова перебил его Энтрери. – Она, как могла, старалась выжить и вскормить меня, своего единственного ребенка. Я считаю, это благородно.

– Разумеется, – ответил Айночек совершенно серьезно, в отличие от остальных жрецов, которые насмешливо улыбались.

– Пусть даже для этого требовалось ложиться под служителей Дома Защитника, – добавил убийца, и усмешки с лиц жрецов как рукой сняло. – Но ты, конечно, ее не помнишь, хотя тоже был среди них.

Айночек надолго задержал на нем пристальный взгляд, после чего сказал:

– Она умерла так много лет назад. Думаю, ее пребывание в Фуге все равно уже завершилось. Так что купи лучше отпущение себе, неразумное дитя.

– Зачем мне благословение бога, позволяющего своим служителям, даже самым высшим, лишать достоинства женщин, у которых больше и нет ничего? – фыркнул Энтрери. – Молитвы Селуне, снисходительно взирающей, как ее жрецы насилуют умирающих от голода девчонок? Ты и впрямь думаешь, что они мне нужны? Тогда уж лучше молиться Владычице Ллос, ее жрицы хоть бы признают злую природу своей богини и открыто стараются быть достойными ее.

Айночек затрясся от ярости. С двух сторон к Энтрери шагнули стражи, держа оружие наготове.

– Оставь свое золото и убирайся! – закричал первосвященник. – Этим ты купишь себе жизнь! И еще радуйся, что я сегодня щедр!

– Иди-ка на балкон! – рявкнул в ответ убийца. – Погляди на них, перволживый! Много ли там таких, кто, подобно мне, плод твоих чресл?

– Уведите его! – вскричал один из жрецов у трона, но голос Айночека перекрыл его слова и ропот остальных в зале:

– Довольно! Все, мое терпение кончилось! Как тебя…

Энтрери его не слушал. Он прикидывал, сколько времени и шагов ему потребуется, но вдруг дверь с грохотом распахнулась, Айночек осекся, а убийца обернулся на звук.

– Подождите! Простите, всего одну минуту, благословенный! – вскричал, вбегая в зал, благочинный Гозитек. В руке он держал шляпу Джарлакса. – Очень странная история! Этот человек совсем непрост, с ним пришел эльф, который не тот, за кого себя выдает!

С этими словами молодой служитель вынул из шляпы странный предмет – овальный кусок черной материи.

– Не тот, за кого себя выдает, – повторил он.

Энтрери понял намек. Благодаря всеобщему замешательству в его распоряжении оказалось несколько мгновений.

Айночек с грозным видом откинулся на спинку трона:

– Как вы смеете врываться, благочинный Гозитек?

Тот, ко всеобщему недоумению, поднял кусок черного фетра над головой.

В этот момент Энтрери прыгнул в сторону и треснул одного из стражников мешком с золотом по нащечной пластине шлема. Тот покачнулся, и, пока он падал, убийца вырвал у него из рук алебарду и всадил ее в живот второго стража. Бедняга согнулся пополам, а Энтрери понесся к трону. Один из клириков попытался преградить ему путь, и убийца не раздумывая ударил его кошелем по лицу. Монеты разлетелись, брызнула кровь, жрец стал заваливаться назад, и убийца для верности пнул его ногой в грудь.

Одним прыжком он достиг трона первосвященника и дернул узел проволоки, спрятанной в волосах. На ходу подхватив второй ее конец, он бросился на жреца, расставив руки. Тот попытался заслониться, но Энтрери перебросил проволоку поверх его выставленных вперед ладоней и, перекручивая удавку, прыгнул за спину Айночека, чтобы оказаться с ним спина к спине, сдернуть его с трона и удушить одним движением.

Однако Айночек проявил недюжинную ловкость и успел вскочить и потянуться за Энтрери.

Сразу убить не удалось, драгоценное время упущено. Убийца с силой тянул проволоку, но жрец сопротивлялся. Стражи вот-вот набросятся. Но, бросив взгляд в глубину зала, Энтрери воспрянул духом – еще оставалась надежда совершить задуманное.

* * *
В тот самый миг, когда Энтрери бросился на стража, человек позади него, казавшийся благочинным Гозитеком, подбросил кусок черной материи, который полетел, увеличиваясь в размерах, и прилепился к одной из колонн зала.

На этом месте образовался провал, в глубине его послышалась какая-то возня и крики.

– Храп!

Стражники, оказавшиеся ближе всех к провалу, отшатнулись, потому что из темноты полыхнуло пламя и в зал выскочила огромная дымящаяся свинья, из ноздрей которой вырывался огонь, а верхом на ней сидел лохматый дворф, не менее яростный, чем животное. Проскочив между стражниками, он ударил их кистенями, разбросав обоих в стороны.

После секундного замешательства жрецы и стражники кинулись было к нему со всего зала, но в большинстве своем тут же застыли как вкопанные, потому что благочинный Гозитек сорвал с себя волшебную маску и под ней открылось темное лицо дроу.

Джарлакс, выдернув из шляпы перо, отбросил ее и, взмахнув руками, вызвал свои метательные ножи. С молниеносной скоростью потряхивая запястьем, он выпустил несколько клинков подряд в ближайшего к нему охранника, краем глаза следя за Энтрери, который стоял на коленях рядом с сидящим на полу Айночеком, из последних сил хватающимся за его руки и проволоку, все глубже врезавшуюся в горло.

Джарлакс тут же скрыл их обоих в огромной черной сфере.

Латы стражников храма не только красиво сверкали, но оказались и на редкость крепкими, поэтому солдату, в которого Джарлакс целился, обстрел кинжалами не причинил особого вреда. Заметив это, стражник с ревом ринулся на дроу с алебардой наперевес.

Джарлакс, встряхнув руками, превратил кинжалы в обоюдоострые мечи и, скрестив их, отразил удар алебарды и оттолкнул солдата. Прыгнув вперед, он развернулся и обратным ударом всадил клинок прямо в череп солдата, попав точно между краем шлема и пластиной лат.

Стражник упал, прижав руки к ране, а Джарлакс, выдернув меч, отскочил в сторону.

* * *
Артемис Энтрери понял, что Джарлакс, опустив черную сферу, намеревался помочь ему, но это расходилось с его собственными желаниями.

Он хотел видеть лицо Айночека.

Убийца на коленях пополз назад, таща за собой первосвященника, и почти выпал из зоны мрака, тут же заметив, что благочинный Тайр, не спуская с него глаз, взмахивает руками, творя заклинание. Энтрери не раз сталкивался со жреческой магией и знал, как от нее защититься, поэтому, ощутив волну энергии и почувствовав, что руки и ноги перестают слушаться, а тело словно цепенеет, не растерялся.

В качестве противоядия он вызвал в сознании образ Шанали в день, когда видел ее в последний раз, и, чтобы еще сильнее распалить ярость, представил себе, как первосвященник, навалившись, на мать, дергается и трясется, словно дикое животное.

Энтрери еще сильнее натянул проволоку, и Айночек тоненько взвыл.

Однако трое жрецов, сопровождаемые парой стражей, были уже близко, а за ними неловко вышагивала… огромная птица?

* * *
Храп топнул, и пламя, объявшее его кольцом, распространилось, как волна, обескуражив стражников. Однако солдаты храма были хорошо обучены, они не отступили перед огнем и не опустили алебарды. Атрогейт оттеснил одного из них, но солдат ударил его алебардой, попав точно в зазор рядом с нагрудной пластиной его лат. Острие пропороло кожаную основу панциря и вонзилось под мышку дворфу.

Храп так неистово рвался вперед, что выскочил из-под Атрогейта, и тот грохнулся на пол, сломав древко алебарды. Дворф тут же вскочил, как пружина, готовый немедленно отразить нападение, но его противник бросил сломанную алебарду, выхватил меч и сдернул со спины щит.

С другой стороны к дворфу подступал второй солдат, тоже сменивший неудобное оружие с длинным древком на меч и щит.

А у дворфа правая рука почти не поднималась и кровь уже залила весь бок.

* * *
У двери в зал дроу дрался на мечах с двумя стражами, металл звенел не умолкая, а на помощь товарищам между тем спешили еще двое солдат. Надежды серьезно ранить кого-нибудь из довольно умелых противников у Джарлакса почти не было, он лишь ловко защищался и увертывался благодаря отсутствию доспехов и необыкновенному проворству. Со стороны казалось, что он машет мечами как придется, но всякий раз его клинки безошибочно блокировали чужое оружие или вынуждали неприятеля чуть отступить.

Вдруг за его спиной в вестибюле раздались шум и крики, и стражники заметно приободрились.

Дроу тоже обрадовался. Он сделал кувырок, стремясь обратить на себя внимание солдат, спешивших на помощь, чтобы те, неожиданно увидев в зале приемов дроу, не заметили фигурку на притолоке двери.

Едва первый из прибывших на подмогу вбежал в дверной проем, дыхание красного дракона – могучий огненный столб – с воем вырвалось в вестибюль: Джарлакс направил серебряную статуэтку пастью именно туда. Первому солдату повезло, его огонь опалил не сильно, а вот десяток стражей, бежавших за ним, не пощадил.

Пламя пожирало шпалеры, ковры, скамьи и стулья, деревянные части здания. Кричали обожженные и умирающие люди, а четверо стражников вокруг Джарлакса замерли, не в силах поверить своим глазам. Правда, их замешательство длилось всего пару секунд, но дроу требовалось еще меньше.

Завершив кувырок, Джарлакс прыгнул между остолбеневшими стражниками. Левым мечом он ударил одного из них по руке, а правый всадил в бок другому. Ногами он оттолкнул третьего, тот упал, Джарлакс полетел вместе с ним, вскочил, перепрыгнул через клинок четвертого стража и, еще в движении скрестив мечи, полоснул его по горлу и резко развел клинки в стороны.

Солдат схватился за шею и рухнул на колени.

* * *
– Во имя Селуны! – вскричал стражник, уже чувствуя себя победителем.

Атрогейт тем временем прошептал заклинание, вызывающее к действию взрывчатое вещество правого кистеня. Он замахнулся кистенем на бегущего к нему стража, и шипастый шарик треснул по щиту. Дворф не мог вложить много сил в удар раненой рукой, но это и не требовалось: едва щит и оружие соприкоснулись, раздался взрыв, разнесший не только щит, но и руку солдата, который рухнул на пол как подкошенный.

Сам же дворф отскочил влево и ударил наотмашь вторым кистенем, из головки которого сочилась жидкость, мгновенно превращавшая металл в ржавчину, – кошмар любого воина. Сразу после удара ничего не произошло, и страж, бросившись на Атрогейта под прикрытием щита, ударил его мечом плашмя по плечу.

Взревев от боли, дворф завертел в левой руке кистень и несколько раз подряд треснул по щиту противника, даже заставив его попятиться. Но, похоже, стражник не сильно испугался, продолжая с усмешкой смотреть на раненого окровавленного дворфа.

Он снова ринулся на Атрогейта, а тот отшатнулся в сторону, несильно замахнувшись правым кистенем.

К изумлению солдата, от слабого удара щит его, уже проржавевший, разлетелся коричневым прахом.

Он на мгновение застыл, а дворф, крутанувшись на месте, пустил в ход левый кистень. Защититься стражу было нечем, он пригнулся, но дворф, резко остановившись, дернул цепь на себя, и удар пришелся в спину. Лупя без устали, Атрогейт погнал солдата перед собой, пока тот не врезался головой в колонну.

Страж машинально обхватил колонну руками, хотя уже был без сознания, и медленно сполз вниз.

Атрогейт треснул его в последний раз, просто так.

* * *
Вставая на ноги, Энтрери рывком дернул проволоку, надеясь переломить Айночеку шею, но силы не хватило, а времени придушить его уже не оставалось. Злясь и понимая, что делать нечего, он толкнул первосвященника на ближайшего из жрецов, а сам, резко подавшись назад, отпихнул плечом другого и бросился в сторону, чтобы уклониться от удара клинком.

Вряд ли ему удалось бы избежать ранения, но страж вдруг полетел вперед от удара мощным клювом диатримы. Энтрери не стал дожидаться, пока птица его растопчет, и, прячась за ней, побежал дальше.

Он мчался, шлепая босыми ногами. Солдаты окружали его, Энтрери бросался из стороны в сторону, потом вырвался из их круга, кувырком перелетев через опрокинутый на пол стул. Когда он вскочил на ноги, к нему уже приближались трое солдат.

Он заметил оживленное лицо Джарлакса, видел, что несколько раненых солдат упали, слышал, что за закрытыми дверями зала ревет пламя, и чуял запах дыма. Но ему все это помочь не могло.

Надо попытаться думать, как Джарлакс: интересно, что бы он сделал на его месте?

И Энтрери бросился в межуровневый провал на колонне в тот момент, когда острия алебард уже почти коснулись его, и исчез во мраке. Внутри он на кого-то упал, человек застонал и пошевелился, убийца наотмашь ударил его в лицо, и тот затих. Энтрери схватился за рукоять меча.

Убей их! – настойчиво вмешался в его мысли Коготь Шарона.

Энтрери не собирался разочаровывать свой меч. Он выскочил из дыры прямо на стражников, нерешительно переминающихся с алебардами на изготовку, сжимая в одной руке меч, в другой – кинжал. Когтем Шарона ударил по ближайшей алебарде, крутанул клинок вокруг древка, подцепил его и дернул, вырвав оружие из рук стражника; летящая алебарда одновременно послужила защитой от выпада меча другого солдата.

При этом он резко выбросил влево кинжал, блокируя еще один меч. Повернувшись к неприятелю лицом, он высоко отвел его руку и всадил в грудь Коготь Шарона. Парень стал заваливаться назад, а Энтрери отшатнулся, и как раз в этот момент над ним мелькнула алебарда. Он мгновенно присел, развернулся и вонзил кинжал в колено стражнику с алебардой. Тот взвыл, а убийца быстро выдернул клинок и одним взмахом Когтя Шарона отсек ему ногу. Солдат упал, а Энтрери, пользуясь его падающим телом как прикрытием, вскочил, но третий из нападавших развернулся и бросился наутек.

Энтрери рванул за ним и замер как вкопанный: в противоположном конце зала жрецы торопились увести первосвященника.

– Нет! – завопил убийца и помчался к ним, хотя понимал, что остановить их уже не успеет.

Это крах! Столько усилий, чтобы сюда проникнуть, столько боли в воспоминаниях о матери!

Благочинный Тайр, бежавший первым, приоткрыл дверь; Энтрери больше ничего не оставалось – он метнул свой меч, и клинок просвистел через весь зал, как кроваво-красное копье.

* * *
– Хорошая свинка, – похвалил Атрогейт Храпа.

Едва не теряя сознание от потери крови, он прижался к спине вепря и направил его к межуровневому провалу. Уже у самой колонны дворф заметил человека, выбирающегося из черной дыры.

Благочинный Гозитек умоляюще поглядел на него, и дворф съездил ему по физиономии. Парень, уже наполовину вылезший из провала, повис на краю, касаясь пальцами пола.

По приказу Атрогейта Храп прыгнул в черноту. Обернувшись, дворф махнул рукой Джарлаксу, хотя тот вряд ли заметил. Соскочив со спины вепря, коротышка уселся на край провала, схватил Гозитека за шиворот и затащил несчастного избитого жреца внутрь.

* * *
Благочинный Тайр краем глаза заметил летящий клинок. С криком отпрянув, он навалился на товарищей. Те вместе с хрипло дышащим Айночеком прижались к стене. Кроваво-красный меч, мелькнув молнией, вонзился в тяжелую дверь, захлопнув ее, и застрял в ней, дрожа.

– Уводите его! – крикнул Тайр двоим другим жрецам, а сам повернулся лицом к Энтрери. – Я с ним разберусь.

С яростным криком он вцепился в рукоять Когтя Шарона и вырвал его из двери.

В тот же миг благочинному Тайру показалось, что время словно резко замедлилось. Он неловко отступил от двери, которую снова отворил благочинный Премии, и заметил, что футах в тридцати от него что-то кричит, разевая рот, этот самый Энтрери. Он видел, как этот человек перебросил в другую руку кинжал и высоко подпрыгнул.

Энтрери действительно высоко взлетел, мощно оттолкнувшись от пола, и с силой метнул свой драгоценный кинжал.

Благочинный Тайр уловил лишь серебристую вспышку, самого клинка он не видел, но сразу понял, кому грозит опасность. Он хотел крикнуть, предупредить, но с губ его сорвался только тонкий визг.

Правда, он этого не осознал, зато слышал крик Энтрери: «Шанали!» – и звук этот почему-то долго звучал в ушах благочинного Тайра.

А потом вдруг, словно по щелчку какого-то волшебника, время вновь понеслось вперёд, серебряная вспышка мелькнула мимо Тайра, он обернулся и увидел, что кинжал, сверкая самоцветами, уже дрожит в груди первосвященного Айночека, провозвестник размахивает руками, а его белое лицо исказила гримаса невыносимой боли.

И в единый миг все стало ослепительно белым. Дикая боль пронзила, казалось, не только тело, но и душу благочинного. Он попробовал закричать, но лишь оскалился. Губы, точно съежившись, обнажили зубы и десны. Где-то в глубине сознания Тайр понял, что нужно немедленно бросить меч.

Однако тело его уже не слушалось. Он ощущал лишь боль, будто одновременно миллион раскаленных игл вонзился в кожу, а внутри все кипело от нестерпимого жара.

Тайр рухнул на пол, но уже не почувствовал этого, хотя еще дрожал. Кожа его обуглилась и трещала – Коготь Шарона пожирал несчастного жреца.

* * *
Оба броска Артемис Энтрери совершил почти по наитию, не отдавая себе в том отчета. Мыслями его владел образ матери, такой хрупкой, заволакиваемый дорожной пылью. Он не чувствовал ничего, кроме ярости, бесконтрольного, застилающего глаза гнева, из-за того что этому подонку удастся ускользнуть.

В тот самый момент, когда кинжал вонзился в грудь Айночека, Энтрери почувствовал, что победил силу жреческого заклинания, и побежал к провозвестнику, исполненный злобного торжества.

Сопровождавшие первосвященника жрецы внезапно ринулись к выходу, спасаясь от настигшей их диатримы. В открытую дверь Энтрери видел, что стражники, бежавшие на помощь, увидев вырвавшуюся из зала гигантскую птицу, резко развернулись в другую сторону.

Убийца одним прыжком добрался до двери и захлопнул ее. Мельком глянув на умирающего Тайра, он приблизился к Айночеку.

– Знаешь, сколько жизней ты сломал? – спросил он.

Трясясь всем телом, дико выпучив глаза, жрец пошевелил губами, но сказать ничего не смог.

– Вижу, что знаешь, – промолвил Энтрери. – Ты-то все понимал. До чего низко и грязно отбирать у бедняков последние гроши и лишать девочек невинности! Понимал, потому теперь и боишься.

Айночек замер, когда убийца взялся за рукоять кинжала. Первой мыслью Энтрери было высосать из него всю душу, но он почти сразу передумал.

– Говорят, Селуна – добрая богиня, – сказал он. – У тебя с ней нет ничего общего. Ты – мошенник, но пришел конец твоему обману.

Глаза Айночека закатились, и он осел на пол.

– Лучше уж такой конец, чем этот, – заметил подошедший к Энтрери Джарлакс, мотнув головой в сторону благочинного Тайра.

Тот еще дергался, вся кожа его обуглилась, и местами сквозь нее уже проступили кости.

Энтрери, раздробив хрупкую кость, с силой топнул по сжимающей меч руке жреца, подхватил Коготь Шарона и поглядел на Джарлакса, аккуратно прятавшего в шляпу черный лоскут.

Все здание содрогнулось, и сквозь двери в другом конце зала прорвались языки пламени.

– Пойдем, – сказал дроу, прилаживая маску к лицу. – Пора отсюда убираться.

Энтрери оглянулся на благословенного провозвестника, сидевшего у стены, сверкая белками вытаращенных глаз, и снова вспомнил Шанали. Перед ним вдруг пронеслась вся его никчемная жизнь, полная и жестокости, и грязи, жизнь, которая привела его, наконец, к такому отвратительному финалу.

Эпилог

Энтрери стоял на выступе скалы, скрывающей кладбище для нищих, и глядел на развалины Дома Защитника внизу и лениво стелющийся над ними дым. За спиной послышалась возня, но он не обернулся.

Сполна утолив жажду мести, он чувствовал теперь, что в душе ничего не осталось, кроме пустоты.

Он обернулся к Джарлаксу, который успел уже развернуть свой черный лоскут и прилепить его к валуну, и теперь он вместе с Атрогейтом что-то высматривал в глубине мрачной дыры.

– Ты лучше сам уж выходи, а то я влезу внутрь, гляди! – продекламировал дворф. – Поверь мне, будет только хуже – я вытяну тебя за уши!

Энтрери устало провел ладонью по лицу и двинулся к ним. В это время в черном провале возникло покрытое синяками лицо благочинного Гозитека.

– Я смерти не боюсь, – срывающимся голосом заявил он, трясясь всем телом.

Джарлакс обернулся к убийце, уступая ему слово.

– Тогда убирайся отсюда, – велел Энтрери.

Гозитек изумленно открыл рот.

– Что ж, великодушно, – отметил дроу.

– Я бы сказал, странно, – вставил дворф.

Гозитек поглядел на них и поспешил к лестнице на склоне, но Энтрери преградил ему путь и, схватив беднягу за шиворот, поволок к обрыву.

– Нет, умоляю, не надо! – возопил не боявшийся смерти жрец.

– Если хочешь остаться в живых, то смотри! – прорычал Энтрери ему прямо в ухо. – Хорошенько запомни развалины Дома Защитника! Ты ведь снова отстроишь храм со своими собратьями?

Гозитек молчал, боясь сказать не то, что нужно, и Энтрери подтолкнул его вперед, едва не сбросив в пропасть.

Ошалевший от ужаса клирик выпалил:

– Да, да!

Убийца потянул его обратно.

– И больше ни одно из имен этих несчастных не будет забыто, – продолжал он. – Ни одно. Ты и твои братья будете каждый день приходить сюда и молиться за души тех, кто покинул бренный мир.

– Да-да, – лепетал Гозитек.

– Ты все понял? – грозно спросил убийца, вновь подталкивая жреца к обрыву.

– Понял, понял! Мы все сделаем! – прокричал тот.

– Я тебе не верю, – промолвил Энтрери, и благочинный залился слезами.

Однако убийца потащил его обратно и бросил на землю.

– Хорошенько запомни это зрелище, – предупредил он, – ибо тебе придется еще раз его увидеть, если ты забудешь то, что сейчас мне пообещал. Тогда над развалинами отстроенного вами храма снова поднимется дым. А тебя самого я сброшу со скалы.

Мелко тряся головой, Гозитек пополз прочь. Добравшись до лестницы, он, наконец, встал на ноги и пустился наутек.

Энтрери, стоя у верхней ступеньки, смотрел ему вслед.

– Теперь ты доволен, дружище? – спросил Джарлакс.

Убийца, глядя в землю, усилием воли заставил себя сдержаться. Когда он обернулся, его лицо ничего не выражало.

– Так часто случается, – пожав плечами, проговорил дроу. – У многих из нас в душе кипят страсти, требующие утоления, но часто оказывается, что потом не остается ниче…

– Заткнись! – оборвал его убийца. Атрогейт засмеялся.

– Но нам пора ехать, – заметил Джарлакс.

– Меня не волнует, куда вы поедете, – сказал Энтрери, вынимая из кармана флейту Идалии.

Глядя в глаза Джарлаксу, он сломал ее пополам и бросил к ногам дроу.

Джарлакс невесело усмехнулся и, нагнувшись, поднял обломки.

– Такая ценная вещь.

– Будь она проклята!

– Ах, Артемис, – сказал дроу, – я понимаю, ты зол, тебе больно сейчас, но потом ты поймешь, что так для тебя лучше.

– Может, ты и прав, но это ничего не меняет.

– То есть?

Вместо ответа Энтрери достал и бросил на землю обсидиановую фигурку, и почти сразу явился яростный жеребец, беспокойно переступая огненными копытами.

– Знать тебя больше не желаю, – сказал убийца. – Езжай своей дорогой, и если даже она приведет тебя к вратам ада, мне плевать.

– Артемис, будь же благоразумен, – попытался урезонить его Джарлакс.

– Никогда в жизни я еще не был столь благоразумен, – ответил Энтрери, вставляя ногу в стремя и вскакивая на черную спину жеребца. – Будь здоров, Джарлакс. Или не будь. Мне все равно.

– Но кто же станет твоим вдохновением?

– Обойдусь без твоего вдохновения! – огрызнулся убийца, поворачивая коня к лестнице.

– И куда ты собрался? – Энтрери молчал, и Джарлакс добавил: – Я ведь все равно узнаю.

– В Калимпорт, – горько усмехнувшись, сказал наемник. – К Двайвел. Можно считать, там мой дом.

– А, госпожа Тиггервиллис! – оживившись, протянул дроу. – Что же, постараешься вернуть себе прежнее положение в этом славном городе?

Отвернувшись с презрительным смешком, убийца поглядел на далекий дым.

– Артемис Энтрери умер. Погиб в Доме Защитника Мемнона, гоняясь за призраками.

И он пустил коня вниз по лестнице.

– Может, нам лучше за ним? – спросил дроу Атрогейт. – А то еще натворит чего-нибудь. Он без этого не может.

Джарлакс, глядя туда, где только что стоял приятель, покачал головой:

– Нет и нет. Подозреваю, что Артемис Энтрери и в самом деле умер, друг мой.

– А по мне, так он кажется вполне живым.

Джарлакс расхохотался, не желая вдаваться в объяснения и подозревая, что дворф все равно не поймет.

Но Атрогейт негромко добавил:

– Умер так же, как я, когда орки захватили Фелбарр.

– С тех пор прошло уже три века?

– Три с половиной, эльф.

– А ты молодо выглядишь.

– Может, долгая жизнь – не дар, а проклятие.

– И кто ж тебя так проклял?

– Тебе никогда не случалось разозлить чародея до чертиков, эльф?

Джарлакс засмеялся.

– Он мне сказал: «Что долг не вернул, ты еще пожалеешь, да только поделать ничего не сумеешь. В членах твоих хворь пусть гнездится: жизнь, что слишком долго продлится. И, как солнце в зените режет глаза, память твоя будет ясной всегда».

– Это и есть проклятие?

– Знаешь, прожив три века, могу сказать, что оно сработало.

Джарлакс помолчал, а потом, повинуясь внезапному порыву, нахлобучил на лохматую голову дворфа плоскую черную шляпу, которую раньше носил Энтрери.

– Э, ты чего? – возмутился Атрогейт.

– Нет, нет, тебе идет! – восхищенно сказал дроу и, опустив руку в карман, нащупал обломки флейты.

Сколько придется заплатить, чтобы восстановить ее?

Он недовольно поморщился, сразу сообразив, что Атрогейт вряд ли сумеет извлечь из нее хотя бы одну ноту.

Но, поглядев на опустевшую лестницу, по которой спустился Артемис Энтрери, он решил, что иногда нужно довольствоваться тем, что есть.


Оглавление

  • Служитель кристалла
  •   Пролог
  •   Часть 1 Прилипнуть к паутине
  •     Глава 1 Взгляд внутрь себя
  •     Глава 2 Темный закоулок
  •     Глава 3 Неприятная встреча
  •     Глава 4 Разные дороги к разным целям
  •     Глава 5 Первые стежки большого полотна
  •     Глава 6 Взаимная выгода
  •     Глава 7 Сокровище, его сгубившее
  •     Глава 8 Простая причина
  •   Часть 2 Кто хозяин, а кто орудие?
  •     Глава 9 Господство и сотрудничество
  •     Глава 10 Не такой умный, как все думают
  •     Глава 11 Подготовка
  •     Глава 12 Когда всё – ложь
  •     Глава 13 Встряхнуть песочные часы
  •     Глава 14 Когда высыпался весь песок
  •     Глава 15 Дорогая Двайвел
  •   Часть 3 Что теперь?
  •     Глава 16 Тень в солнечный день
  •     Глава 17 Зов о помощи
  •     Глава 18 Достойные противники
  •     Глава 19 И снова драться
  •     Глава 20 Между благоразумием и страстью
  •     Глава 21 Лживая маска бога
  •     Глава 22 Взгляд со стороны
  •     Глава 23 Лик беды
  •     Глава 24 Хаос
  •     Глава 25 Свет в конце туннеля
  •   Эпилог
  • Заклятие короля-колдуна
  •   Пролог
  •   Часть 1 Плоды интриг
  •     Глава 1 Охотники
  •     Глава 2 Несносное отражение
  •     Глава 3 Долина Фуги
  •     Глава 4 Девушка-полуорк
  •     Глава 5 Охота за головами
  •     Глава 6 Вода слишком глубока
  •     Глава 7 Мечтатели
  •     Глава 8 Поездка Мариабронна
  •   Часть 2 Дорога Джарлакса
  •     Глава 9 Ветер дорог
  •     Глава 10 В поисках помощи
  •     Глава 11 В Палишуке
  •     Глава 12 Её глаза
  •     Глава 13 Оживший замок
  •   Часть 3 Тайны снаружи и внутри
  •     Глава 14 Мир Женги
  •     Глава 15 Чудовища
  •     Глава 16 Продвижение вперед
  •     Глава 17 Кантан и книга
  •     Глава 18 Последний путь Странника
  •     Глава 19 Ненужное – с дороги
  •     Глава 20 Простые решения
  •     Глава 21 Встреча с владыкой
  •     Глава 22 Победителю достается…
  •   Эпилог
  • Дорога Патриарха
  •   Пролог
  •   Часть 1 Туго натянутый канат
  •     Глава 1 Жизнь идет своим чередом
  •     Глава 2 Дорога в Бладстоун
  •     Глава 3 Тревоги драконов
  •     Глава 4 Дом, немилый дом
  •     Глава 5 Развязать руки
  •     Глава 6 Испуганные мыши, встревоженные драконы
  •     Глава 7 Тени
  •     Глава 8 Спать с драконами
  •     Глава 9 Бросить перчатку
  •   Часть 2 По деяниям или по крови
  •     Глава 10 Замок Д'эрт
  •     Глава 11 Приманка
  •     Глава 12 Кот и мышь
  •     Глава 13 Бой без победы и поражения
  •     Глава 14 Военная хитрость
  •     Глава 15 Король Ваасы
  •     Глава 16 Ума на сотню
  •     Глава 17 Любовь и ненависть
  •   Часть 3 Дорога домой
  •     Глава 18 Оправданная безнравственность
  •     Глава 19 Что и следовало ожидать
  •     Глава 20 Мечты и воспоминания
  •     Глава 21 В обход простых путей
  •     Глава 22 Алчные боги
  •     Глава 23 Возвращение в убожество
  •     Глава 24 Добраться до главного
  •   Эпилог