Брендон Сандерсон
Дети Безымянного
Пролог
Мрак бывал двух видов, и второго Тасенда боялась гораздо больше, чем первого.
Первый мрак был обычным, повседневным. Мрак тёмных мест, куда с трудом проникают лучи света. Мрак приоткрытой дверцы шкафа или старого сарая на опушке леса. Этот мрак вечерами просачивался в дома, словно нежеланный гость, которого, однако, нельзя было не впустить.
Первый мрак мог таить в себе опасности, особенно в этих местах, где тени дышали, а по ночам слышался вой порождений тьмы. Но по-настоящему Тасенда боялась второго мрака — того, что опускался на неё каждое утро. Её слепота была напрямую связана с восходами солнца; с появлением первых утренних лучей её зрение угасало, и в свои права вступал второй мрак: безупречная и неизбежная чернота. Несмотря на все увещевания родителей и священников, Тасенда твёрдо знала, что из глубин этого мрака за ней наблюдает нечто ужасное. Виллия, её сестра-близнец, это понимала. Её проклятье работало наоборот — днём она имела нормальное зрение, но каждую ночь оказывалась во власти второго мрака. Не было времени, когда видеть могли сразу обе сестры, и поэтому ни разу в жизни им не довелось взглянуть друг другу в глаза.
Повзрослев, Тасенда попыталась избавиться от страха перед вторым мраком с помощью занятий музыкой. Она сказала себе, что на слух, по крайней мере, она всегда сможет положиться. В самом деле, становясь слепой, Тасенда начинала лучше слышать природную музыку земли. Хруст камешков под ногами. Звонкие переливы смеха, когда мимо её стула в центре поселения проходил ребёнок. Временами ей даже начинало казаться, что она слышит, как растут вековые деревья — звук, похожий на треск перекрученного каната, сопровождаемый тихими вздохами опадающих листьев. Раньше ей хотелось увидеть солнце, хотя бы одним глазком. Огромный раскалённый шар в небе, который светит даже ярче, чем луна? Она могла ощутить его жар кожей, поэтому знала, что он действительно существует, но каково же было остальным ежедневно взирать на этот исполинский пылающий костёр, висящий прямо у них над головами?
Узнав о противоположных проклятьях девочек, жители деревни решили, что это знак свыше. Люди шептали, что на сёстрах лежит печать Топи, и это было добрым знамением: значит, девочки заслужили благословение и были избраны провидением.
Тасенда не считала себя благословлённой до того самого дня, когда она обрела свою истинную песнь. Ещё ребёнком она получила в подарок от жителей деревни барабан, купленный у проезжего торговца, чтобы она могла играть и петь им, пока они трудятся на полях сыпучих ив. Они утверждали, что при звуках её голоса тьма между деревьями словно отступает, а солнце начинает светить чуточку ярче. В один из таких дней Тасенда открыла в себе силу — и начала петь прекрасную, согревающую песнь радости. Каким-то образом она знала, что эта песнь ниспослана ей Топью. Бесценный дар вдобавок к проклятью слепоты.
Виллия шёпотом признавалась ей, что тоже ощущает в себе силу — невероятную, потрясающую мощь. Хотя ей было всего двенадцать, в поединке на мечах она могла одолеть даже здоровяка-Барла, деревенского кузнеца.
Виллия всегда была сорвиголовой — по крайней мере, в дневные часы. По ночам, когда её окутывал второй мрак, она дрожала от ужаса, столь хорошо знакомого Тасенде. Этими долгими ночами Тасенда напевала сестре, которая боялась, — вопреки здравому смыслу, — что наутро свет может не вернуться к ней.
В одну из таких ночей, вскоре после их тринадцатого дня рождения, Тасенда открыла в себе другую песнь. Она пришла к ней, когда злобная тварь из чащи, протяжно завывая, терзала когтями их входную дверь. Иногда по ночам лесные чудища наведывались в деревню, вламывались в дома и похищали жильцов. Такова была цена жизни рядом с Подступами; земля требовала кровавую мзду. Оставалось лишь покрепче запирать двери и молить о спасении Топь или Ангела — кому что больше нравилось.
Но в ту ночь, под аккомпанемент панических воплей сестры и всхлипываний родителей, Тасенда бесстрашно шагнула навстречу зверю, когда тот вломился в дом. Она слышала музыку в треске раскуроченной двери, и в шелесте листвы на ветру, и в бешеном стуке собственного сердца, который отдавался в ушах. Она открыла рот и спела нечто совершенно новое. Песню, которая заставила зверя завизжать от боли и умчаться со всех ног. Песню непокорности, песню охраны, песнь защиты. На следующую ночь жители деревни попросили её спеть эту песню в темноте. Казалось, что она успокаивает лес. С тех пор никто больше не приходил к ним из чащи. Деревня, некогда самая маленькая из трёх на Подступах, начала разрастаться по мере того, как всё больше людей слышали невероятную историю о сестрах-защитницах: отважной воительнице, что оттачивает свои навыки днём, и тихой певице, чей голос убаюкивает саму ночь.
Два года деревня наслаждалась невиданным доселе спокойствием. Никто не пропадал по ночам. Никто не завывал при луне. Топь послала своих стражниц, чтобы оградить людей от бед. Когда новый лорд, называвший себя не иначе как Хозяином Имения, прибыл в эти края, чтобы свергнуть старого, никто не придал этому особого значения. Склоки знати не касались простых людей. Кроме того, этот новый Хозяин Имения, похоже, предпочитал не вмешиваться в чужие дела, что само по себе уже выгодно отличало его от прежнего лорда. По крайней мере, так всем казалось поначалу.
Но едва сёстрам исполнилось пятнадцать, как всё изменилось к худшему.
Глава 1
Тасенда
Шептуны явились на закате, и пение Тасенды уже не могло их остановить.
Она выкрикивала слова припева своей Охранной песни, скользя руками по струнам виолы, которую родители подарили ей в день четырнадцатилетия.
Её родителей больше не было в живых — десять дней назад их убили те же существа, что сейчас осаждали деревню. Не успела Тасенда оправиться от горя, как они забрали и Виллию. Теперь же они вернулись за всеми остальными жителями.
Поскольку солнце ещё не зашло, она не могла разглядеть их — лишь слышала, как они струятся вокруг неё с тихим перекрывающимся шёпотом. Своими мягкими, чуть хриплыми голосами они нашёптывали неразличимые слова, словно подпевая её песне.
С удвоенным усердием она принялась щипать струны виолы иссечёнными кровоточащими пальцами, сидя на своём обычном месте в центре деревни, рядом с булькающей цистерной. Песня обязана была сработать! Целых два года она останавливала любые беды и кошмары, угрожавшие деревне. Но шептуны продолжали кружить вокруг неё, как ни в чём не бывало, и вскоре со всех сторон нестройным жутким хором зазвучали вопли ужаса.
Тасенда пыталась петь громче, но в горле у неё совсем пересохло. Она закашлялась на вдохе и затряслась, хватая ртом воздух, пытаясь совладать с… Вдруг что-то холодное прикоснулось к ней. Больные пальцы онемели. Она ахнула и отскочила назад, прижимая виолу к груди. Вокруг было совершенно темно, но она слышала эту тварь рядом, слышала тысячи перекрывающихся шёпотов, словно шелест страниц, тихих, как предсмертные вздохи.
А затем тварь ушла, словно посчитав Тасенду недостойной внимания. Остальным жителям деревни повезло куда меньше. Они заперлись в своих домах — и теперь оттуда доносились их вопли, молитвы и мольбы… которые вскоре, одна за другой, начали затихать.
— Тасенда! — раздался голос неподалёку. — Тасенда, помоги!
— Мириан? — вместо слов у Тасенды вышло лишь какое-то хриплое прерывистое карканье. Откуда доносился этот звук? Тасенда резко обернулась в кромешной тьме, с грохотом уронив стул на землю.
— Тасенда!
Здесь! Тасенда осторожно ощупала ногой край цистерны, чтобы сориентироваться по её резным камням, и бросилась в темноту. Она хорошо знала это место, и за много лет ни разу не споткнулась, пересекая деревенскую площадь, но всё же не смогла справиться со страхом, пронзившим её, когда она сделала свой первый шаг. Туда, в темноту, которая до сих пор её пугала.
Что, если в этот раз она войдёт в пустоту и никогда не вернётся? Вдруг она так и будет скитаться в этой бескрайней непознанной черноте, лишённая радости чувств и прикосновений?
Но вместо этого она упёрлась в стену дома, именно там, где и ожидала. Проведя по стене истерзанными пальцами, она коснулась подоконника и нащупала лекарственные травы, которые Мириан выращивала в горшочках — один из них Тасенда в спешке случайно смахнула, и тот разбился о мостовую.
— Мириан! — закричала Тасенда, осторожно пробираясь вдоль стены. В деревне всё ещё раздавались другие крики — кто-то молил о помощи, кто-то вопил от страха. Вместе эти звуки сливались в настоящую бурю, но каждый из них казался невероятно одиноким.
— Мириан! — позвала Тасенда. — Почему твоя дверь не заперта? Мириан?
Она ощупью вошла внутрь маленького домика и споткнулась об распростёртое на полу тело. С мокрым от слёз лицом Тасенда опустилась на колени, всё ещё сжимая в одной руке свою бесполезную виолу. Другой она нащупала кружевную юбку — её Мириан вышивала сама, когда коротала вечера вместе с Тасендой. Она провела ладонью по лицу женщины.
Всего час назад Мириан приносила ей чай. А теперь… её кожа была холодной на ощупь, а тело уже успело окоченеть.
Тасенда выронила виолу и отпрянула к стене, по пути опрокинув что-то на пол. Упавший предмет раскололся с почти музыкальным звуком.
Снаружи затихали последние вопли.
— Возьмите меня! — закричала Тасенда, спешно пробираясь к выходу. Она оцарапала руку от острый угол, разорвав при этом юбку. На предплечье выступила кровь. — Возьмите меня, как забрали мою семью! — пошатываясь и спотыкаясь, она вернулась на главную площадь. Когда крики и паника вокруг почти прекратились, она смогла различить тихий голосок. Голосок ребёнка.
— Арен? — крикнула она. — Это ты?
Нет. Топь, услышь мою молитву. Заклинаю тебя…
— Арен! — по звуку тонкого испуганного голоса Тасенда достигла следующего здания. Дверь была заперта, но это, похоже, ничуть не останавливало шептунов, которые были чем-то сродни духам или призракам.
Добравшись до окна, Тасенда услышала стук маленькой ручки в стекло. «Арен…» — прошептала она, прижав к стеклу свою ладонь. Мимо неё пронёсся зловещий холодок.
— Тасенда! — послышался приглушённый голос маленького мальчика. — Они идут! Скорее!
Она сделала глубокий вдох и сквозь всхлипы вновь попыталась выдавить из себя слова песни. Но Охранная песнь больше не работала. Быть может… сработает что-то другое?
— Скоро… скоро солнышко взойдёт…, — затянула она свою старую песню — весёлую, радостную, которую она пела своей сестре и другим людям в деревне, когда была ещё совсем маленькой, — светом всё вокруг зальёт…
Она почувствовала, что слова застревают у неё в горле. Как она могла петь о солнце, которого никогда не видела? Как она могла быть спокойной и дарить радость, когда повсюду вокруг гибли люди?
Та песня… она больше не помнила её слов.
Плач Арена оборвался, и изнутри дома донёсся глухой стук. Снаружи затих последний стон. Наступила тишина.
Тасенда отшатнулась от окна, и вдруг услышала за спиной чьи-то шаги.
Шаги. Шептуны не способны производить таких звуков.
Обернувшись на звук, она уловила шелест одежды. Кто-то поблизости наблюдал за ней.
— Я тебя слышу! — крикнула она невидимому гостю. — Хозяин Имения! Я слышу твои шаги!
Она расслышала чьё-то дыхание. Звуки, даже те, что издавали шептуны, внезапно стихли. Но тот, кто наблюдал за ней, не проронил ни слова.
— Возьми меня! — крикнула Тасенда в этот непроглядный второй мрак. — Возьми, и покончим с этим!
Внезапно шаги начали удаляться. Холодный, одинокий ветер дул сквозь опустевшую деревню. Тасенда почувствовала, как угасли последние лучи солнца, и воздух мгновенно похолодел. С наступлением ночи зрение вернулось к ней. Она моргнула, и кромешная тьма превратилась в обычные тени. Небо до сих пор озарял тёплый свет заката — словно искорки, которые на краткий миг задерживаются на фитиле, когда огонь уже потухнет.
Тасенда поняла, что она стоит рядом с цистерной. Её спутанные каштановые волосы прилипли к мокрому от слёз лицу. Драгоценная виола лежала, поцарапанная, сразу за порогом дома Мириан.
В безмолвной деревне не осталось никого, кроме неё и мёртвых тел.
Оглавление
Пролог
Глава 1
Тасенда
