КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Цветущая пустыня [СИ] [Anetta78] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Anetta78 ЦВЕТУЩАЯ ПУСТЫНЯ

1. Знакомство с пустыней и ее обитателями

Представьте ситуацию, вы проснулись, встали из тепленькой постели, продрали глаза, выпили первую чашечку кофе — и вдруг бац! — это и был сон. А реальность: кучка песка — там, здесь… то там, то здесь. Куда ни глянь, все, что называется пустыней — пред вами во всем великолепии. И никого нет, даже верблюда.

Мари даже не представляла, что с ней может случиться нечто подобное. «Это же надо приложить столько усилий, чтоб отвезти меня сюда из моего дома! Но кто же так постарался?» — размышляла она.

Девушка начала вспоминать, кто из ее друзей мог так пошутить: «Элизабет? Нет, эта лентяйка и пальцем лишний раз не шевельнет, не то что организовать путевку на другой конец света… А я для нее крокодилов в бассейн не поленилась достать… Ричард? От крокодилов ему вроде тоже досталось, но если бы ему понадобилось меня достать, он бы прислал мне пару белых крысок… Алексу? Этот идиот не в состоянии заплатить за чашку кофе, не то что за билет в эту песочницу. Алисон? Ее методы значительно проще: несколько граммов мышьяка и ее уязвленное самолюбие придет в норму. Рено? А какое ему дело до меня? Но кто-то же проявил такую изощренную фантазию?»

Мари ничего не оставалось делать, как только рассматривать замечательный пейзаж: желтое и синее, синее и желтое. Когда ей надоело, она, наконец, переключила внимание на себя. Оказалось, что она сидит в голубеньком халатике и домашних шлепанцах с мехом, потрепанных, но уютных… в стенах родного дома, конечно, а не здесь… Не совсем подходящая одежда, но другой почему-то не наблюдалось и выбирать было все равно не из чего.

Мари устала сидеть на месте, и она побрела, разумно выбрав направление — в сторону севера, где по ее расчетам не так жарко. Но до севера было далеко и она так его и не нашла.

Спустилась ночь, но девушка продолжала идти, только теперь, уже для того, чтобы согреться. Именно тогда она обнаружила, что бодрствует не одна, а в тесной компании. Что-то шуршало, свистело и топало. Это придало ей сил, и Мари припустила со всех ног, чего от себя даже не ожидала.

Хорошо, что через несколько часов галопа она выдохлась и уменьшила скорость, не то бы проломила головой каменную стену, которая стала у нее на пути.

— Понастроили тут всякое! — в сердцах выругалась она, потирая ушибленный лоб. — Прямо пройти нельзя…

Она попробовала на ощупь обойти стену, но та, похоже, тянулась бесконечно.

Сидевший в одной из башен воин подумал: «И что это ходит вокруг да около? Еще пару оборотов и меня укачает».

Эту проблему разрешило солнце: Мари увидела, что бродит вокруг круглой стены башни, а воин — что вокруг его круглой башни ходит Мари. Не известно, кто из них обрадовался больше, но у них обоих был очень расстроенный вид.

— Эй, вы там! — крикнула Мари, завидев наверху фигуру, закутанную в черное. — Что вы стоите как истукан! Помогите же мне!

— Эй, вы там, внизу! — крикнул в ответ воин. — Хватит орать, поднимайтесь-ка сами и объясните, что вам надо.

«Сейчас, сейчас я до тебя доберусь… — злорадно прошептала Мари. — Судя по голосу, это либо Роджер, либо Френк. Сейчас он у меня схлопочет!»

Выцарапавшись по ступеньках наверх, Мари столкнулась нос к носу с человеком в черном. Он уже устал надеяться на чудо и решил спуститься за ней сам. Мари ждало разочарование: ни на кого из выше перечисленных друзей он не был похож. Мало того, на лице у него была завязана какая-то черная тряпка по самые глаза, а по глазам, как известно, можно душу человека прочитать, но вот узнать оказалось довольно сложно.

— И что это к нам приползло? — иронично поинтересовался незнакомец, с подозрением покосившись на голубенький халат Мари.

— Оля-ля, оно еще и по-французски говорит? — изумилась Мари, — кто бы мог подумать…

— Так оно еще и думать умеет? — удивился незнакомец. — Что-то новенькое, а так посмотришь, никогда не скажешь.

Мари не ожидала такого теплого приема, а поскольку голову ей успело напечь солнцем, она решила продемонстрировать свой характер: развернулась на 180 градусов и начала спускаться вниз, чем подтвердила догадки воина, что у нее все дома.

— Эй, мадемуазель, — крикнул он, — остановитесь, вы не найдете здесь такси!

— Ничего, я своим ходом, — огрызнулась Мари и зарылась носом в песок.

2. Укрощение строптивой или строптивого?

— И давно вы тут живете? — осведомилась Мари в промежутке между едой.

— Кто вам сказал, что я здесь живу! — рассмеялся воин в черном, с удивлением наблюдая, как быстро исчезает его провизия.

— Ну что ж, понятно, — сказала Мари, внимательно поглядывая на немногословного собеседника из-под прицела огромного сэндвича. — Вы решили посетить это местечко именно тогда, когда здесь оказалась я. Наводит на размышления, не так ли?

— Именно благодаря этому вы остались живы.

— Очень мило с вашей стороны. Однако это ничего не объясняет.

— А вы бы не могли объяснить, что делаете в Марокко посреди пустыни? Это новый способ самоубийства?

— Нет, неудачная шутка моих друзей, — ответила Мари, ожесточенно вгрызаясь в бутерброд.

— У вас прекрасные друзья, интересно, чтобы они с вами сделали, если бы пошутили удачно?

— Я тоже об этом задумывалась.

— И пришли к определенному выводу?

— Да, мне срочно нужно в Париж.

— Очень хорошо, тогда вам нужно идти в том направлении, — воин взмахнул рукой куда-то в сторону выхода.

Мари рассмеялась.

— Почему вы смеетесь, — поинтересовался незнакомец в черном.

— Мне пришла в голову странная идея. Я, представьте себе, думала, что вы мне поможете добраться в Париж.

Воин поперхнулся водой.

— В мой маршрут не входит Париж, я направляюсь в Египет.

— И что же мне делать?

— Если хотите, вы можете поехать со мной в Египет.

— Знаете, в мой маршрут не входит Египет, бессовестный человек, я хочу в Париж!

— Тогда счастливо оставаться.

Мари нахмурилась.

— Даже так… Ну что ж Египет не такое уж и плохое место… А сколько до него?

— Несколько недель пути.

— Я не предполагала, что Египет на Северном Полюсе! — ехидно воскликнула девушка, — или мы пойдем и будем ходить сорок лет по этой пустыне как Моисей?

— Нет, не сорок. Как я уже сказал — несколько недель, в зависимости от погоды и от верблюдов.

— Каких таких верблюдов! Похоже, я переместилось, в добавок ко всему, и во времени. Что-то я раздумала на счет Египта. Где тут ближайшее место, где есть аэродром или еще, что-нибудь в этом роде?

— Через несколько недель пути.

— Что вы заладили с этими неделями. Это что, вроде поговорки. Вы хотите заставить меня ехать с вами?

— Нет, просто не хочу чтобы вы заставили ехать с вами меня.

— Я возмещу вам все расходы.

— Мне нужно срочно быть в Египте.

— Срочно, это через две недели что ли? Вы издеваетесь? Черт с вами, — вспылила Мари. Она пошарила в карманах халатика и не найдя там ничего кроме фантика от конфеты, обратилась снова обратилась к воину, который с усмешкой смотрел на ее метания.

— У вас сигареты не найдется?

— Это вредная привычка!

— Ну и ладно, я все равно хотела бросить.

Тот иронично фыркнул.

— Конечно, — Мари несло от такой бессердечности к привлекательной блондинке, каковой она считала себя, — такие суровые воины как вы, не пьют, не курят и умирают в преклонных годах… от испуга, увидев календарь с голой бабой!

Незнакомец молча бросил ей черный плащ из вещевого мешка.

— Нам пора в дорогу. Оденьте это.

Мари завернулась в плащ и со вздохом поднялась. Ее ждали верблюды.

— Я бы не умер.

— Что? — переспросила Мари. — А, вы о голой бабе… Так мы едем?

Верблюд не спеша двинулся в путь.

3. В это время в Париже

А в это время в парижской квартире Элизабет, лучшей подруги Мари, царило веселье: Алекс, Ричард, Алисон, Рено и Френк в который раз обговаривали веселую шутку с Мари.

Мари не могла и представить, что в плане по ее укрощению будет задействована вся компания. Не могла представить и того, чем все это закончиться для их дружбы и не только.

— Вы представляете ее физиономию, когда она проснется по уши в песке! — смеялась Алисон, симпатичная брюнетка с зелеными глазами, которые сейчас жмурила прямо как кошечка, объевшаяся сливками.

— Тебе мало этого, еще и зарыть ее по самые уши хочешь? — удивился Френк, кровожадности своей милой кошечки.

— С головой надежней, — фыркнула Элизабет, томная девица, между делом поглядывая на часы, не задерживает ли прислуга подачу десерта?

— А этот Анри надежный человек? — спросил Ричард, молодой человек с узким лицом, которое еще больше вытягивали поднятые, словно в вечном удивлении, брови, составляющий пару Элизабет («жирдяйка и глиста», по определению Мари). — Он ее найдет?

— Куда она денется? — воскликнула Алисон. — Анри повезет ее в Египет, хорошенько попугает в дороге и вернет в Париж целой и невредимой.

— А что если наша целость и невредимость будет под угрозой? — оживился Рено, старший брат Элизабет, такой же томный, но в отличии от пышущей здоровьем сестры, уже немного потрепанный жизнью, с едва намечающейся лысинкой и морщинками в уголках рта. — Она же нас тогда к эскимосам отправит!

— Да неужели? — рассмеялась Элизабет, — ее смех был таким же натянутым, когда она услышала от Алисон о «жирдяйке и глисте». — После всего она будет ручная как котенок и до смерти нам обрадуется.

— А этот Анри, он не выставит нам непомерный счет? Сами знаете нашу Мари… — поинтересовался Алекс, миловидный молодой человек с кокетливой родинкой над верхней губой, потенциальный ухажер богатенькой Мари, имеющий сложные отношения с финансами.

— На счет него можно не бояться — он парень хоть куда и все знает о ее повадках. — смеясь заверила Алисон.

— Хотелось бы верить в это. Вам не кажется, это слишком?

— Слишком было бы терпеть ее бесконечные выходки! Все будет прекрасно: Мари еще и спасибо скажет за такие приключения. Зато теперь, когда ее здесь нет, мы можем спокойно осуществить свой план.

4. Верблюд не виноват

Обещанные пару недель показались Мари вечностью. Она досыта наелась песка, поджарилась на солнце и влюбилась в своего спутника. На первое и второе тот реагировал спокойно, а третьего просто не замечал. Мари пыталась всячески его расшевелить: то бросалась на шею при виде интересной живности, то сыпала в его кофе соль вместо сахара. Но тот терпеливо объяснял, что эта ящерка безобидна, и что если Мари не умеет варить кофе, пусть не берется.

Наконец Мари не выдержала тоски путешествия и равнодушия спутника, и решила немного разнообразить их отношения и быт, попросту говоря, сперла верблюда и сбежала, надеясь, что от этого ее невозмутимый герой сойдет с ума от беспокойства. Она не знала, что подарила ему два часа отдыха.

Анри эта прогулка не казалась тоскливой, наоборот. Каждый день он начинал с догадок, что еще вытворила Мари, а у нее была просто неограниченная фантазия. Когда она пересыпала сухари песком и только, он был неимоверно счастлив.

Не найдя поблизости этой барракуды, он воспрял духом и принялся готовить ужин. Но когда Мари не явилась к ужину, он начал беспокоится — раньше за ней такого не водилось.

«Опять какая-то блажь», — подумал он и решил, что самое правильное — не спеша двинуться в путь, не дожидаясь ее, что было бы достойным уроком, и, главное, гарантировало несколько часов спокойствия и отдыха от этого чудовища в голубеньком халате.

Мари, заметив, что ее любовь удаляется на встречу закату в компании пыльного верблюда, взвыла и бросилась их догонять, но Анри не спешил останавливаться. Когда она достаточно приблизилась, молодой человек заявил в ультимативной форме, что если он еще раз выбьется из графика путешествия хоть на один час, то лишит ее сладкого. Мари обиделась и не разговаривала с ним целых полчаса, а надо сказать, ее разговоры напоминали скорее монологи, так что Анри от этого только выиграл. Тогда девушка заявила ему, что все сладкое он может сожрать сам, а она вообще отказывается от еды. Анри ухмыльнулся и ответил, что ему больше достанешься.

Мари обрадовалась, что вытянула из него хоть эти пару слов. Но когда тот на очередной остановке достал еды только на одну порцию, она возмутилась. Анри ответил, что она напрасно сотрясет воздух и чтобы получить пищу ей придется согласиться на одно условие. Услышав это условие, Мари пришла в бешенство. Но только в желудке начался бунт, она задумалась об его исполнении. Она походила к верблюду и так и этак, но ей все не хватало духу. «Фу ты, гадость какая, — думала она. — Одна морда чего стоит. Как посмотришь, так и плохо становится!»

А может, какое-нибудь другое условие? — взмолилась Мари.

Последовал отрицательный ответ.

— Честное слово, я не могу!

— Попробуй, может понравиться.

Мари ушам своим не поверила.

— Ах, ты, мерзкий извращенец, сам его в задницу целуй, чертов идиот!

В Анри полетели разные вещи, от которых он молча уклонялся. Но когда ему по лбу чуть не прилетело сковородкой, он не выдержал.

— Сейчас я тебе помогу! — воскликнул он и кинулся к Мари. Мари, не будь дурой, взяла руки в ноги, и набрала скорость в сторону от верблюда, но споткнулась и упала. Анри подбежал к ней и ткнул носом в песок еще раз.

Мари капитулировала, надеясь на то, что от верблюда ей удалось отбежать на приличное расстояние. Она внимательно посмотрела на разозленного Анри, ухватившего ее за талию и пытавшегося вернуть ее к животному, вцепилась ему в шею и сказала:

— Знаешь, я нашла выход, — отчаянно заявила она и припала к губам Анри, не ожидавшего такого коварного нападения. Тот ошеломленно уставился на Мари, пытаясь уловить логику.

— После того, что ты мне сделал, мне куда противнее твоя рожа, чем верблюжья задница, — зашипела разозленная Мари, не дождавшаяся нужной реакции. После этого она выхватила тарелку с едой, приготовленной Анри, и села в сторонке от него и верблюда. Ее спутнику ничего не оставалось делать, как порыться в мешке в поисках сухого пайка.

Этот инцидент был последний из их совместного путешествия, так как Мари больше не проронила ни слова и добравшись до Каира, бросилась в посольство. В скором времени ее ждал Париж.

5. Таланты и их поклонники

Мари считала своим священным долгом разобраться с так называемыми друзьями, но они предусмотрительно куда-то исчезли. Когда она зашла к себе домой, причина их исчезновения стала ей понятна — беспорядок был такой, что первой мыслью было — не ошиблась ли она адресом? Еще раз взглянув на табличку дома, она сожалением констатировала, что ошибки быть не может — это действительно ее обиталище.

Помещения имели такой вид, словно там бушевал смерч, ко всему прочему, из этого бедлама сбежала кошка Мари. Те, кто видели ее потом, говорили, что бедное животное сошло с ума и поселилось в сумасшедшем доме. Но соседка Мари, мадам Матильда, которая помогала по хозяйству, сказала, что несчастная Коти сделал правильный выбор — там поспокойнее будет.

Мари уже две недели делала уборку, точнее сказать — ремонт с помощью мадам Матильды, и еле привела в порядок свой дом. Мадам Матильда считала, что без Мари этот процесс намного сократился бы, так как девушка постоянно пребывала в состоянии прострации, и каждый раз, оглянувшись вокруг, спрашивала: «где я?»

Раньше Мари любила прогуляться, но после длительной прогулки по пустыне, эта любовь пропала как-то сама по себе. А вместо вечерних прогулок осталась пустота, которую, к тому же не могла заполнить даже кошка, сбежавшая в сумасшедший дом. Оставалось только сидеть и растить в себе чувство обиды на свою неразделенную любовь, разрабатывать планы мести неверным друзьям и безумно скучать.

Когда в очередной раз зазвонил телефон и она, радостно подскочив, с разочарованием узнала, что кто-то ошибся номером, когда налила по старой привычке молока в кошачью мисочку, когда мадам Матильда пришла и сказала, что Мари нужно показаться специалисту, желательно из заведения, куда ушла жить Коти, иначе она вызовет пожарных и полицию, Мари решила, что ей необходимо что-то сделать, и не обязательно в компании пожарных и полиции.

Она одела свое лучшее платье цвета линяющего динозавра (хоть наука еще не доказала, что динозавры меняли кожу), туфли на высоченных каблуках и мамину цепочку с кулончиком в виде… никто не знал, что имел ввиду ювелир, создавая это украшение.

Почувствовав себя на высоте, в прямом и переносном смысле слова, Мари воспряла духом и отправилась в одно из мест, где частенько собирались ее собратья по творчеству, точно такие же неудачники как она, по выражению мадам Матильды.

Пройдясь по галерее, Мари с удивлением и разочарованием обнаружила: то, что ей нравилось раньше, как-то поблекло и выгорело, оказалось плоским и скучным. Но привычный круг людей, их извечные темы: «не поняли, не оценили», заставил ее почувствовать себя лучше. Она сначала с опаской, а потом с удовольствием взглянула на новые шедевры, и скоро включилась в горячую дискуссию об их достоинствах (о недостатках разговаривать было бы бессмысленно, замечаний и критики те не слышали, как и сама Мари). Она даже завела разговор с парочкой незнакомых художников о своей новой работе (на самом деле — брошенной, отряхнутой от пыли и притащенной с собой только для того, чтоб не прийти с пустыми руками). Постепенно вокруг нее образовался немалый кружок, привлеченных необычным замыслом наброска (или длинной коротенького платья вызывающей расцветки).

Эта, в основном, мужская аудитория одобрительными возгласами поощряла Мари, и та с вдохновением начала заливать о новом направлении в искусстве:

— Обыватели видят этот мир не таким, каким он есть на самом деле, они не догадываются и не хотят понимать, что только в наших работах он обретает свое подлинное лицо. Наша сверхзадача — раскрыть им глаза, чтоб они проснулись наконец и узрели настоящую красоту — ту, которая подвластна нам, представителям искусства.

— А они нас не побьют? Вот меня на днях помидоркой угостили, всю футболку испачкали, — пожаловался совсем юный художник. — Но картину я спас!

— Что вы, никто не устоит перед прекрасным… — Мари мысленно вздохнула, юный талант, чудесно владевший и кистью, и цветом, обожал рисовать холодящую кровь расчлененку. — Ваши картины пробудят их обязательно! Вы так мужественно поступили, мы гордимся вами!

Мужественное дарование льнуло к Мари, пытаясь облапит ее за попу, и она уже не знала куда деваться — этот знакомый был еще и сыном гимназической подруги мадам Матильды.

Мадам не раз сокрушалась, что именно Мари сбила бедняжку с пути истинного, а мама так хотела видеть его солистом балета! Но дитя однажды обратило взор на картину Мари и пропало. «Ему было три года!» — спорила девушка, — «и я не рисую отрезанных конечностей!». «Вы, мадемуазель, навсегда покалечили детскую психику!» — ворчала Матильда. При этом она снисходительно прощала малолетнему чудовищу то, что он волочится за всем, что носит юбку, и подглядывал за ней в душе. «Шалунишка, что б его… Если бы не этот чудный багровый!» — в сердцах говорила про себя Мари.

«Впрочем я, видимо, многое пропустила! Когда это он отрастил такие длинные лапки!»

Лапки нежно обнимали Мари за филей и не собирались отлипать.

— Мадемуазель, я не согласен с вами в одном вопросе. Не могли бы мы обсудить его в спокойной обстановке?

В один момент Мари была выдернута из цепких объятий. Толпа обожателей ее таланта недовольно взроптала, но увидев нового фигуранта, как-то незаметно рассосалась.

6. Месть и печалька

— Что вы себе позволяете?! — начало было возмущаться Мари, но замолкла — похитителем оказался ее пустынный знакомец.

Он бережно и не спеша, чтобы не привлекать лишнего внимания (зря, между прочим, старался!) прогулочным шагом вывел Мари под сень деревьев, в небольшой скверик возле галереи, и уже там не церемонясь совсем не бережно кинул ее на скамейку.

— Что вы себе позволяете? — зашипел он, уставившись на Мари как на мерзкое членистоногое, ядовитое к тому же.

Мари, кроме злосчастного поцелуя, никаких злоупотреблений не припомнила, продолжая таращится с открытым ртом на свой разъяренный предмет обожания.

До молодого человека дошло, что пробуждения совести, сознания и интеллекта можно ждать до скончания века, а друзья-художники понемногу уже начали подтягиваться, чтоб насытиться отголосками любовной, как им хотелось драмы, из первых рядов, прошептав «тупая блондинка» упал рядом на скамейку и устало спросил:

— Что вы наговорили в консульстве?

— А? — очнулась Мари, пытаясь взять себя в руки, что было неимоверно трудно, когда любовь ее жизни сидела так близко и обдавала своим дыханием ее лицо. — Консульстве? …

И тут перед ней встала картина: суровые работники учреждения допрашивают, как она оказалась в другой стране без документов. Сразу вспомнилось и то, что она им ответила.

— Вы меня похитили! Вот, что я сказала! — обрадовано сказала она, удовлетворяя «любопытство» любимого.

Тот, схватился за голову.

— Я не похищал вас! Когда мне вручили обдолбаную девицу, попросив за ней приглянуть, я и подумать не мог, что окажусь в полиции, где меня будут обвинять в похищении человека!

— Я не была обдолбанная! — закричала Мари. Собратья художники сочувственно вздохнули на заднем плане, сие состояние им было не чуждо, как и его последствия.

— Тише, сумасшедшая! Вы хотите, чтобы меня забрали снова, когда я только что вышел под залог?

— Это почему же?

— Мне нельзя к вам приближаться, иначе меня снова могут арестовать, этого потребовал ваш адвокат.

— Мой адвокат? — удивленно спросила Мари, потом вспомнила, что когда она бродила привидением посреди разгромленной квартиры, приходил ее поверенный и что-то спрашивал, а она невпопад отвечала «да, нет, конечно….»

— О, я сожалею, но вы действительно меня похитили! — начала оправдываться она. — Возможно… Это мои друзья, они… О, Боже, — до Мари начал доходить трагикомизм ситуации: пока она мечтала отмстить, месть уже свершилась. «И никакого удовольствия!» — констатировала она.

— Вы хоть газеты читали? — продолжал возмущаться Анри.

— Какие газеты?

Анри поднялся, считая разговор законченным, а продолжение общения — бесполезным.

— Я все исправлю! — закричала вслед Мари, но он ушел, не оборачиваясь.

Она продолжала сидеть на скамейке, и только когда к ней подошел малыш Жерар, чтоб отвести домой и сдать в руки мадам Матильде, очнулась от невеселых дум.

«Ты не печалься, с кем не бывает!» — шепнул он на прощанье и попытался сорвать поцелуйчик, но мадам Матильда, некстати вышедшая на трель звонка, хлопнула его полотенцем.

Добрые намерения Мари реабилитировать Анри перед общественностью убил на корню звонок адвоката.

На правах члена семьи, тот сразу начал орать в трубку о безответственной и безмозглой курице, которая не видит дальше своего носа. Оказалось, со счетов Мари испарилась значительная сумма, и, увы, виновата в этом была она одна, оставив коды в квартире записанными на виду в телефонной книжке. Все хотела их запомнить, но как-то это как раз и забыла сделать. Мари сложила вместе свое похищение и разгром в квартире и выдала свою версию, которая сразу была взята в оборот ушлым юристом.

Как это просочилось в прессу, Бог знает, и, конечно, мадам Матильда, любящая подслушивать все разговоры Мари.

Денежная компенсация поступила немедленно и восполнила дыру в бюджете. Однако Мари беспокоили масштабы бедствия, которое свалилось на ее похитителей. Вопреки обещаниям адвоката никому не сообщать о краже, целый месяц газеты перемывали им косточки, и Мари начала опасаться, что с ее косточками тоже может что-нибудь случиться.

Душу терзали обвинения Анри, как ей казалось, абсолютно незаслуженные. Еще в ту ночь, когда она поняла, что ее чувства не взаимны, Мари приняла решение начать новую жизнь, где ее несомненно догонят заслуженные любовь и счастье. В свете же последних событий, новую жизнь следовало начинать еще и подальше от Парижа.

Мари перебрала в уме кучу возможных мест, где бы она могла начать все заново и погрузиться в счастливые эмоции и живопись, и остановилась на варианте тети Энн в Испании: достаточно далеко от милых друзей, с прекрасными пейзажами и, главное, новыми впечатлениями. Тем более у Энн она никогда не была. Когда-то мадемуазель Энн соблазнилась замечательно черными усами синьора Хосе и тот ловко увел ее из-под носа у дяди Мари. Этот Хосе еще много чего делал под носом уже у тетушки Энн, но ее трудно было чем-то смутить.

Тетя Энн давно звала Мари в гости, чтобы та положительно повлияла на дядю Хосе, например, нарисовала бы его портрет. Тогда бы он наверняка понял, что его наружность далеко не донжуановская, но Мари беспокоилась за душевное равновесие дядюшки. Да, и у Мари случались минуты сомнения относительно своей гениальности Особенно, после того как один из критиков, просмотрев серию ее набросков переквалифицировался в судмедэксперта, в надежде, что когда-нибудь ему попадется труп Мари. Поскольку его пожелание могло исполниться в ближайшее время, Мари уже не казалось такой плохой идей навестить тетушку. Тем более у дяди в его семьдесят лет сильно испортилось зрение.

Мари начала готовиться к отъезду: упаковала чемоданы, навестила Коти и договорилась, что ее почту будут пересылать по адресу: Северно-Ледовитый океан, Мари.

К дому подъехала машина и она схватилась за чемоданы, в следующий момент их уронила и растерянно села сверху: вместо таксиста в дверях стоял Анри. И снова его лицо не отображало никаких добрых намерений по отношению к Мари, но она постаралась исправить ситуацию и тепло встретить гостя:

— О, какая приятная неожиданность! — завопила она.

Анри издал неопределенное «хм».

— Я могу угостить вас кофе? — миролюбиво спросила Мари.

Анри издал неопределенное «хм».

— Попьем кофейку, сядем на дорожку! — предложила она. — Ой, извините, вы наверное только, что вышли? — догадалось Мари, дождавшись вместо уже почти полюбившегося «хм» злобное рычание, и продолжив уже несколько неуверенно. — Из тюрьмы?

— Вот именно, — сказал Анри и направился к Мари.

Мари начал потихоньку доставать телефон, но Анри предусмотрительно опередил ее и телефончик брызнул осколками по каменной плитке.

— Сама мечтала это сделать, — примирительно сказала Мари. — Знаете, по нему совсем невозможно стало куда-нибудь дозвониться! Звонишь, например, сантехнику, а попадаешь в полицию. Правда ведь, какой ужас! — последние слова она договаривала очень быстро, поднимаясь по лестнице на второй этаж и намереваясь забаррикадироваться в спальне.

— Что вы собираетесь сделать? — пискнула она, когда Анри в несколько прыжков оттеснил ее к окну. — Это второй этаж, а внизу мадам Матильда посадила розы. Она будет очень огорчена, если с ними что-то случиться. Если бы вы знали, с каким трудом она достала эти черенки!

— Интересно, будет ли кто-то огорчен, если что-нибудь случиться с вами, Мари? — спросил молодой человек, неотвратимо приближаясь. — Думаю, этот день объявят национальным праздником…

— Я люблю праздники, — прошептала Мари, — но этот вряд ли мне понравиться.

— Да, наверное, не понравиться, — многозначительно сказал Анри, схватив Мари за шкирку и открывая окно. — Как погода на улице? — спросил он у девушки, которая теперь болтала ногами за окном, прямо над розовыми кустами мадам Матильды.

— Замечательная, просто чудесная! — сдавлено просипела Мари. — Не могли бы вы меня отпустить?

— Конечно! — ответил Анри и отпустил одну руку.

— Я не это имела ввиду, — закричала Мари. — Меня и так вполне все устраивает! О, это же мое такси подъехало к двери. Мне надо идти!

— С удовольствием тебя отпускаю, — ответил молодой человек и сделал вид, что действительно хочет отпустить руку Мари, но у него это получилось слишком хорошо. Раздался треск платья, и Мари полетела навстречу розочкам. Однако приземлилась на маргаритки.

— Боже, даже разбиться не смогла по-человечески, — сказал она Анри, который подбежал к ней. — Упала как кошка, на четыре лапы…

Анри помог ей подняться.

— Я не хотел сделать тебе больно, я только хотел тебя напугать…

— Может быть, — сказал Мари.

— С вами все в порядке, мадемуазель, — спросил испуганный таксист.

— Ничего страшного, — ответила Мари, — помогите мне с чемоданами.

— Может вызвать полицию? — предложил таксист.

Анри посмотрел на Мари, а Мари посмотрела на часы и сказала:

— Боюсь, осталось слишком мало времени до самолета, чтобы снова посадить мсье в тюрьму.

Хромая, она запрыгнула в такси и отправилась в аэропорт.

7. Морские фантазии

Тетя Энн очень обрадовалась Мари. Дядя Хосе тоже, оценив привлекательность племянницы. Когда он также попытался ее облобызать, в отличии от тетушки — наедине и возле кладовки с садовым инструментом, та заметила, что не любительница древностей. Дядя, ничуть не смущаясь, ответил, что в этом их вкусы совпадают, и Мари поняла: покой ей только снится. Отбившись от дядюшки мольбертом, она удалилась на патио и сделала несколько набросков гор. Когда вечером ими пришла полюбоваться тетя Энн, она не могла не восхититься остротой взгляда Мари:

— Милая, ты способна увидеть марсианские пейзажи даже при свете дня и без телескопа.

Изведя все запасы пурпура и ультрамарина (что с того, что они не сочетаются, это мое творчество — мне виднее, что сочетается, а что нет, всегда отвечала Мари на робкие замечания ценителей прекрасного) на местный серенький пейзаж, девушка отправилась за ними в город. Оттуда она послала открытку мадам Матильде, спрашивая о здоровье Коти, самой мадам и ее маргариток.

Купив все необходимое, Мари обнаружила, что не оставила денег на дорогу. «Ничего, пойду пешком, это недалеко», — подумала она. «А может, и далеко…» — подумала она уже через час, «И еще смотря в какую сторону…» — через два, предположив, что плохо запомнила дорогу. Но спросить было не у кого — наступила сиеста и все добропорядочные и, главное, в отличие от Мари, здравомыслящие обитатели, пережидали жару дома. Когда она полностью покрылась пылью, возле нее, наконец, остановился автомобиль.

Пыль рассеялась и девушка увидела, что машина битком набита. «Да тут пол-округи сидит!» — удивилась Мари вместительности небольшой на вид машинки. Но водитель, не смотря на это, любезно предложил ее подвезти. Мари сказала, что не знает, в какую сторону ей ехать, на это водитель ответил, что им по пути, и Мари была посажена на ручной тормоз.

В салоне, спасаясь от духоты, все пили прохладное домашнее вино, обмахивались панамками и шляпками, высовывали головы в окно и глотнув свежевзбитой дорожной пыли со стоном засовывались обратно, чтобы снова почистить горлышко свежим и ароматным винцом. Так, незаметно для себя Мари оказалась на пляже, куда собственно и направлялась, спасаясь от жары, вся шумная и пестрая толпа.

Привычно захотев повозмущаться отсутствием сервиса: душевых кабинок, шезлонгов и зонтиков, Мари прикусила язык — жительницу каменных джунглей пронзило красотой дикого пляжа. «Я все же бывалая путешественница», — гордо подумала она о себе, вспомнив о своих пустынных приключениях и взбодренная солнечным вином. Так же были проглочены замечания об отсутствии купальных костюмов: вряд ли они были интересны в обществе, где этим не заморачивались. Незаметно для себя, Мари сначала побродила в воде, потом искупалась с удовольствием, и не один раз, а потом, безо всяких церемоний и ранее незаменимого антуража, расположилась на камнях, делая один за другим наброски простым карандашом.

Хмель мешал рисунку наноситься с точностью, вбитой еще с академических времен, а бешеных красок просто не было под рукой, и все чаще то один, то другой участник пляжной вечеринки подбегал к Мари, шумно восторгался: «ух ты!» и снова удирал веселиться.

«Я никогда не слышала столько „ух ты“ разом, — удивлялась Мари, — мои рецензенты никогда не ограничивались менее, чем десятью-двадцатью тысячами знаков, ну или хотя бы пятнадцатиминутным выступлением, после которых всегда оставалось какое-то гадкое чувство и вопрос, что это было: так прекрасно или так ужасно?!». Но столь незамысловатые похвалы заставляли сердце покрываться сахарной глазурью. Она следила взглядом за своими попутчиками и не могла не удержаться от искушения запечатлеть незамысловатые картинки пляжного отдыха.

С очередной порцией «ух ты» поступало и вино, и закуски, и опьяневшая от свежего морского воздуха, вина и впечатлений Мари, все быстрее двигала карандашом, впервые в жизни забыв обо всем на свете.

— Да ты просто обязан жениться на Элен, нельзя так смотреть на девушку! — стайка окружила Мари, и смуглая девушка бесцеремонно выхватила ее рисунок.

— Да-да, это настоящий компромат! Ты скомпрометировал девушку!

— Не просто скомпрометировал, он же тут ее почти съел своим голодным взглядом!

— Съел, людоед!

— Нет, Синяя борода!

— Это я-то — Синяя борода, я ведь еще не женился, а вы меня записали в синие бороды, — радостно возмущался парень, крепче обнимая Элен.

— Так что тебе мешает, женись.

— И женюсь.

— То-то же.

Счастливая Элен обняла Мари, а от несостоявшейся Синей бороды девушке достался поцелуй в щеку, наполняя ее какой-то незнакомой раньше радостью и счастьем.

Сгущались сумерки, в свете закатного солнца состоялось прощание с морем, компания выпила за будущую свадьбу Элен и ее парня, погрузилась в машинку, которая в две минуты доставила Мари к дому: «Да знаем, где ты живешь, у Энн и Хосе, тоже тайна!» — смеялся водитель и попутчики.

Тетя Эн встретила ее ужином и горячей ванной.

— Как вы догадались, где я и что сейчас приеду? — удивилась Мари.

— Что ты, дорогая, все соседи только и названивают, как ты проводишь время, и с кем, и где…

«А где все эти соседи были, когда я брела по жаре!» — привычно хотела побурчать Мари, но сладкий сон прервал эту мысль и унес утомленную и разнеженную девушку в мир фантазий.

8. Сельская идиллия

На заре фантазии Мари были безжалостно оборваны петухом, а жизнь петуха, видимо, синьором Хосе.

Пробудившись, Мари решила выяснить раз и навсегда отношение тети Энн к волокитству ее дорогого Хосе, в новой жизни ей понравилось все, кроме этого.

— Красивому мужчине можно простить многое, — философски и мечтательно сказала Эн, — но не все, — добавила она, вытирая кровь с тесака. Петух остывал тут же, в тазике на кухне.

Бедный Хосе, зайдя ненароком в этот момент на кухню, взбледнул с лица и удалился, не желая разделить участь утреннего певца.

— Ах, мужчины, — умилились Мари и Энн, принявшись за подготовку к обеду.

Энн, впрочем, и как мадам Матильда, готовила великолепно. «Что немало способствует укреплению семейной жизни», — отметила Мари, которая с подозрением относилась к кухонной технике и всячески избегала знакомства с этими загадочными и пугающими приспособлениями, что не мешало ей меланхолично ощипывать красные и золотистые перышки несчастной птички: «Докукарекался», — со вздохом подумала она то ли о петухе, то ли о Хосе.

Звон колокольчика на секунду прервал их кухонные упражнения. Энн с радостным удивлением пошла посмотреть, кто там решил посетить их уединенный домик. Гостей она любила. «И Мари на пользу, совсем, бедняжка, одичала в своем городе», — подумала добрая женщина.

— Мари, посмотри, что там! — раздался ее звонкий голос. Та неохотно побрела, неожиданных гостей девушка по городской привычке недолюбливала, мягко сказано, но наступила себе на горло, вспомнив радушных местных жителей.

Выйдя во двор, она увидала какие-то мешки и коробки.

— А где же твои гости, Энн? — удивилась она.

— Засмущались и сбежали, — веселилась Энн.

У Мари смущенные аборигены в голове не укладывались.

— Это не мои гости, а твои заказчики, — ухахатывалась Энн. — Побоялись потревожить такую важную сеньориту, как ты.

Оказалось, к Мари заходила делегация с дарами и просьбой написать портрет той самой Элен и ее жениха к свадьбе. Художница стояла и хлопала глазами, не зная оскорбиться или рассмеяться, а, может, пойти и застрелиться: натурой еще с ней не рассчитывались! Обычно оплата за ее шедевры поступала на красивых банковских бумажках со многими нулями, лично от восхищенных поклонников, осыпающих ее комплиментами. Правда, Мари подчас не знала, за что конкретно хотел заплатить тот или иной ценитель таланта. И Жерар, являвшийся как чертик из коробочки по сигналу мадам Матильды… Играл ли он роль дворецкого, настойчиво провожая гостей к двери, или же роль охранника-вышибалы при наивной дурочке? У Мари от таких размышлений и жаркого солнышка закружилась голова, и она невзначай оперлась о корзинку.

— Яйца, Господи, прости, яйца! — закричала Энн.

«Ох, теперь придется точно отрабатывать!» — со стоном подумала Мари, но особого огорчения, к своему удивлению, не испытала, а потом и вовсе обо всем забыла, ища свои наброски и листы для новых, — портрет обещал не задержаться.

За портретом поступило множество других заказов, потом приглашение на свадьбу, и Мари часто ловила себя на мысли, что ее желание рисовать даже в чем-то обгоняет пожелание заказчиков. Глядя на счастливых невесту и жениха, их экзотические наряды, она вдруг почувствовала, что ей пора. Тем более тетя Энн начала бурчать, что можно лавку открывать — дары уже складывать некуда.

«Где же мое счастье потерялось?» — рыдала на свадьбе пьяненькая Мари на мощной и гостеприимной груди того самого доброго водителя, заливая слезами его белоснежную рубашку. Тот было попытался намекнуть, что счастье вот оно, рядом, — но его намеки смыли соленные волны, и он сдал Мари тетушке, пока та не утопила и его в своем горе. И, вообще, от греха подальше, так как тетушка, отплясывая с Хосе, не забывала приглядывать за племянницей.

Как результат, похмельное утро, вместе с петухами, заместителями того, первого нарушителя спокойствия, встретило Мари головной болью и серенадами.

— А что ты хотела, дорогая! Раньше можно было сказать, что у тебя жених, и ты хранишь верность ему, но теперь-то все знают, что ты у нас девица свободная… Готовься к осаде! — заявила тетушка Энн, после переговоров с исполнителями, чьи песни необычайно пришлись ей по вкусу. «Молодость-молодость, вот помню, синьор Хосе…» — мечтательно закатывала она глаза, хотя Хосе никаких серенад под окнами семейного гнездышка Энн и ее бывшего мужа никогда не исполнял. Первый муж и так бежал за поездом, который увозил беглецов, и железнодорожные служащие еле-еле остановили его, отобрав охотничье ружье.

— Зато здесь какие песни он мне исполнял! Вся округа слушала и замирала от восторга! — ничуть не смутилась Энн, когда Мари попыталась заикнуться о печальных обстоятельствах ее второго брака.

«Да, они нашли друг друга. Энн ничем не пробьешь и не удивишь, в своей любви к этому старому кобелю она как скала», — думала Мари, а сама смотрела на кобелюгу и Энн и видела пару, которых объединила страсть, сплотило осуждение родных и любовь — милые старички были запечатлены у белоснежной стены своего обиталища на последней картине Мари.

И вот вещи собраны и прощальная вечеринка, посвященная Мари, была в самом разгаре, когда раздался телефонный звонок. Тетя Энн выдернула Мари из толпы веселящихся гостей: все хотели попрощаться, поблагодарить за рисунки, сказать теплые слова и пожелания на дорогу. Да и ухажеры времени не теряли, кружа вокруг Мари в надежде зажать ее в темном уголке, которых было великое множество, и сорвать поцелуй «на удачу», вдруг Энн утратит бдительность?

— Кто это? — спросила Мари.

— Полиция, — ответила растерянная Энн.

9. Прощание

Мари очень удивилась, откуда полицейским известно, где она и ее контактный номер? Если бы их известил адвокат, он бы первым позвонил! Эти размышления отвлекли ее от закономерного вопроса, а что, собственно, надо от нее полицейским.

— Да, это я, — подтвердила она. — Какое убийство? Элизабет, о Боже. Я немедленно приеду, уже завтра.

Ей еще что-то сказали, но Мари не слышала, Элизабет она знала так давно, что та стала частью ее жизнью и вот эта часть исчезла в никуда! Она была ее подругой, сколько себя помнила, и услышанное просто не укладывалось в голове. «Как такое могло случиться?» — думала Мари весь полет и с этой же мыслью садилась в такси к дому.

— Мадемуазель больше ничего не угрожает?

— А, что? — растеряно спросила Мари, но это оказался тот же таксист — свидетель ее фееричного приземления в маргаритки.

— Нет, наверное, — ответила она.

— Тогда счастливо оставаться, — таксист помог с чемоданами, и Мари вошла в свой дом, где ее уже ждала мадам Матильда.

— Какое горе! — запричитала она. А Мари наконец поняла, откуда полицейским стал известен ее телефон, и печально вздохнула:

— Да, бедняжка Элизабет.

— Похороны уже завтра, платье я приготовила, осталось подписать соболезнование семье, цветы я тоже заказала.

— Что бы я без вас делала, — Мари, как всегда, терялась под напором Матильды.

— Тут еще кое-что, — мадам замялась.

— Что еще? — испугалась Мари.

— Приходил тот молодой человек, который испортил мои маргаритки. Он так извинялся.

— Неужели? — иронично спросила Мари.

— За мои цветочки, — продолжила соседка, мечтательно улыбаясь. — Он, оказывается, так любит маргаритки!

Мари раздраженно фыркнула.

— Он спрашивал и о вас, — «утешила» ее добрая женщина.

«О, конечно, после всех соболезнований цветочкам, сразу обо мне», — подумала девушка.

— Но вы не сказали, где я? — строго уточнила Мари.

— Я была нема как рыба, и ему, и тому молодому симпатичному полицейскому, я ничего не говорила! — ответила мадам Матильда и глаза ее сияли — столько событий в одночасье.

Звонок адвоката расставил все по местам. Нет, Мари не подозревают в убийстве Элизабет, застреленной у себя в доме неизвестным убийцей. При этом заявлении Мари села. Пока не подозревают, — она же могла и поручить это кому-либо. Мари встала. А завтра ее ждут в суде по обвинению в нарушении контракта с некоей фирмой.

— Это вообще ни в какие ворота не лезет, — завтра я должна быть на похоронах, а об этой фирме первый раз слышу! — возмущалась Мари. Внезапные подозрения заставили девушку нахмуриться.

— А тот молодой человек, любитель маргариток, не представился?

— А как же!Вот его визитная карточка. Как можно крутить роман, даже не зная имени? — пробурчала мадам Матильда.

Мари схватилась за нее, как утопающий за соломинку: «Анри…Издательство…»

— Нас никто как-то не удосужился другу представить. — заметила она. — А зря… — Она могла поклясться, что слышит это имя первый раз, а вот издательство было знакомым.

Сразу после окончания академии, Мари хотела найти себя, и с юношеской наглостью обратилась в самое успешное издательство в Париже, которому требовались художники. Она пришла в красивое здание и уже фантазировала, как будет в нем творить, общаться с интересными людьми, своими новыми коллегами. Но ей сообщили, — нужны художники, рисовать комиксы. Для нее это был удар. Она-то представляла совсем не это! В прах рассыпались мечты об иллюстрировании высокохудожественных произведений с пронзительными и замысловатыми названиями! Она с негодованием отвергла предложение и отправилась на вольные хлеба — то есть и дальше жить на родительские деньги. И теперь эта фирма обвиняет ее в невыполнении контракта! Мари попыталась вспомнить — не подписывала ли она, чего-нибудь не читая, по-обыкновению. «Анкета, была анкета!» Печально, но ни ее, ни Анри, ни каких-либо подробностей этой странной истории она не припомнила.

Адвокат заявил, что фирма предложила мировое соглашение: отработать неустойку и Мари с облегчением согласилась, в суд тогда можно не идти, и она сможет проводит Элизабет в последний путь.

На церемонии прощания ее встретили шепотки и взгляды не совсем уместные по отношению к такому скорбному событию. Не то, чтобы она специально это заметила — за годы ее художественной карьеры такие вещи были обыденностью и не вызывали у нее особых эмоций. Но, когда Ричард отвернулся, стоило ей подойти к нему, она почувствовала чуть ли не физически осуждение — этот его жест был практически обвинением в убийстве. Это уже был перебор и все, оправившись от первого впечатления, также пришли к такому выводу, тем более, когда Мари о слезами обняла тетушка покойной — Элизабет, как и Мари, была круглой сиротой, — еще один момент, который в свое время их сблизил.

«Что же ты, Лизи!» — мысленно обратилась Мари к бывшей подруге. — «Ты же всегда играла по правилам, жила как все — за что же тебе это?»

Когда гроб погрузили на катафалк, Мари не отправилась за ним на кладбище — словно с этим событием порвались все нити, связывающие ее с прежней жизнью, со знакомыми много лет людьми, которым, как оказалось, нельзя доверять — среди них убийца!

10. Память девичья

Не успела Мари далеко отойти, как ее окликнули. Это был молодой человек в цивильном, миловидный и светловолосый, его легкий облик наводил на мысль о человеке искусства, но, к удивлению Мари, он представился полицейским детективом.

Это недоразумение довольно лихо взяло деморализованную девушку в оборот, и та, не успев и глазом моргнуть, уже выкладывала ему версии гибели Элизабет, даже не спросив документов. Молодой человек, то есть, господин детектив, зардевшись, смущенно протянул их, причем именно Мари стало неудобно от своего легкомыслия. «Вот теперь я понимаю, почему пал бастион мадам Матильды!» — мысленно заметила она, не в силах закрыть свой рот. «Это же ходячий детектор лжи!» Не смотря на осознание этого прискорбного факта, замолчать не представлялось возможным. Только после того, как Мари окончательно осипла, умилостливленый стаж закона дал ей возможность перевести дух. «Наверное, все это уже слышал, и неоднократно, с его-то талантом!» — подумала Мари.

— А как вы объясните то, что в доме Элизабет были найдены документы ваших родителей, ранее пропавшие при ограблении? — с наивным изумлением спросил господин офицер.

— Это еще какие? — насторожилась Мари, все связанное с родителями она воспринимала болезненно.

— Как вы понимаете, я разглашаю тайну следствия, — тоном заговорщика прошептал детектив, склоняясь к самому уху Мари, — но документы определенно имеют к вам отношение и, собственно, принадлежат вам. Это письма ваших родителей.

— К родителям Элизабет? Это не удивительно, они дружили, как и мы с Элизабет, с раннего детства.

— Нет, к вам.

— Что за бред! Кто станет писать письма годовалому ребенку. Именно столько мне было, когда они погибли в автокатастрофе.

— Мои соболезнования, но письма адресованы именно вам!

— Мари! — на горизонте появился еще один персонаж, весьма недовольный близким соседством детектива, который, как змейка, буквально обвился вокруг Мари. Анри как раз не вводил в заблуждение легкомысленный вид, и намерения детектива приударить за его жертвой вызвали неожиданно ярость и гнев. Полицейский, не будь дураком, смято, но многозначительно попрощался, не забыв вырвать обещание встретиться на нейтральной территории. Как же говорить о таких деликатных вещах в казенной обстановке?!

— А вы все за старое! — возмущению Анри не было предела.

Мари же недоумевала, чем вызвана такая экспрессия, но поскольку твердо стояла на своих двоих, а внизу не маячили розы с маргаритками, попыталась огрызнуться. Впрочем, безуспешно, Анри без труда запихнул ее в машину и рванул с места.

— Как же запрет приближаться? — пискнула Мари.

— Да мне сейчас орден за отвагу дадут — захотел остаться один на один с убийцей! — буркнул Анри.

В тревожном молчании они выехали за город, машина остановилась у опушки и Мари с облегчением вышла, за нею сразу вышел и ее навязчивый спутник.

— Что мы тут делаем? — удивленно осмотрелась Мари.

— Беседуем о твоих будущих рабочих буднях, дорогая сотрудница, вернее — теперь рабыня! — нагло заявил Анри.

— Что-что? — изумленно переспросила Мари.

— Да, дорогая, считай, что ты на приеме у своего работодателя и рабовладельца, — целый год твоей жизни будет зависеть только от меня! — обрадовал ее молодой человек.

Мари сложила один и одни, и вместо привычных трех у нее внезапно нарисовалась другая, более правдоподобная картинка.

— Ах, — рассмеялась она, — это злосчастное мировое соглашение! Не бойтесь, я отработаю всю неустойку. Для меня это мелочи, что вам там надо: вывески нарисовать, а может полы и стены покрасить?

Анри немного опешил от такого энтузиазма, но быстро взял себя в руки:

— И нарисуешь, и покрасишь, — рассмеялся он, — у тебя будет полно работы!

— Я что, опять, что-то не то подписала? — удивилась Мари, глядя на черезчур воодушевленного работодателя — новоиспеченного рабовладельца.

— Вспомни, дорогая Мари, память тебя подводит, но может быть это тебе напомнит о прошлом? — с этими словами Анри не спеша подошел к девушке, она-то не особо и далеко стояла, и, притянув к себе, поцеловал в изумленно приоткрытый рот. Мари не долго терялась и сама приняла горячее участие в поцелуе, до тех пор, пока рука Анри бесцеремонно не полезла ей под юбку.

— Этого не было в контракте, — Мари с деланным возмущением легко ударила его по руке. Рука ни грамма не засмущалась и поползла дальше, задирая подол. Смутно Мари понимала: место для столь горячего выражения чувств не очень подходящее. Может ее натолкнули на эту мысль сигналящие машины, проезжавшие мимо, или свист их водителей, которые готовы были дать по газам и начать давать советы, но она остановила распаленного Анри:

— Дорогой, ты же не хочешь, чтобы наш первый раз был посреди дороги, и движению мы мешаем…

— Первый раз! — неожиданно вскипел Анри. — Ты о нашем первом разе еще вспомнишь, дорогая.

И тут в мозгу Мари щелкнуло: вот она, рыдая, удаляется попудрить носик в туалетную комнату злополучной редакции, предварительно облив кофе симпатичного секретаря и документы, что лежали на столе. «Ах, я все исправлю, вот новый бланк, я поставлю подпись тут!» — и оставляет его, ошеломленного возле стола, залитого кофе, любезно им же и поднесенного накануне. Вот три часа спустя, уже вечером, она, вдоволь нарыдавшись и напугав весь персонал, спотыкаясь от переполнявших эмоций, бредет в ближайший бар и смело заказывает бармену «чего покрепче». Где-то на горизонте сознания загорается стоп-сигнал, что пить ей не рекомендуется, причем не только натощак, а от слова «вообще», что уже доказано практикой. И вот к ней подходит недавний знакомец, секретарь из редакции, взъерошенный и взволнованный, спрашивает о самочувствии, делает неловкий комплимент, и Мари уверенным жестом берет его в оборот: не смотря на возражения, требует, чтоб он выпил с ней, потом проводил, потом… Потом был мотель, и желание передумать, но, казавшийся неловким секретарь, вдруг оказался везде, забрал дыхание, волю, — ничего не осталось, только наслаждение и предвкушение еще большего. Потом появился стыд, вина и, куда же без него, — похмелье…

Мари хотела забыть и не удивительно: у нее это получилось. А вот Анри — он стоял перед нею, и счет, который он собирался выставить, был огромен. «Причем в прямом и переносном смысле», — подумала Мари и глупо хихикнула. Ответом была пощечина.

11. Былое и думы

Ошеломленная Мари схватилась за щеку, Анри — за голову. Они некоторое время стояли, боясь взглянуть друг на друга.

— Я тебя не била, — сказала Мари, испуганно косясь на дорогу: из грузовика уже вылезал водитель с монтировкой, решительно поглядывая в сторону Анри.

— Нет, я справлюсь сама, — заверила его Мари.

Тот недоверчиво покосился на нее, на сгорбленную фигуру обидчика и заявил, что подвезет ее до города. Анри поднял голову и попытался что-то сказать, но монтировка была рядом, а Мари уже садилась в кабину.

— Как вы? — спросил водитель, перекрикивая шум взревевшего мотора.

— Все в порядке, — сказал Мари.

— Не дело это, лицо подставлять, — заметил тот.

— Я и не собиралась… Впрочем заслужила, наверное, — ответила Мари, подумав.

— Нехорошо, ой, как не хорошо, — женщин бить нельзя. Я вот никогда не поднимаю руки на свою Мари.

— Мари? Я тоже Мари, только я — битая Мари.

Увидев, что девушка готова расплакаться, водитель протянул ей бутылку с водой.

— Пейте, не надо плакать! Дадите от ворот поворот, и Бог с ним, такие хахали на дорогих машинах только и знают, что девушек обижать.

— Нет, это я его обидела.

— Хе-хе, уж моя Мари так обидит, так обидит: вот недавно сковородкой прилетело, весь квартал сбежался, как в кино на бесплатный сеанс. А я что, яичницу с головы смахнул и говорю: «сегодня ты в ударе, дорогая… что еще у нас на завтрак?»

— А меня в маргаритки уронил…

Водитель покраснел, но, подумав, сказал:

— Мы это тоже делали, и в лесу, и у родителей в беседке, пока они гостей встречали…

Повисло неловкое молчание.

Мари стало немного легче от разговора со случайным попутчиком, но когда она пришла домой и увидела роскошный букет с извинениями от Анри, сердце снова растревожилось. Она, с ненавистью посмотрев на розы, упала на кровать, пытаясь спрятаться от воспоминаний.

«Он так изменился», — подумала она. — «Совсем стал другой человек». Там в гостинице он хотел оставить ее и уйти. Вежливый и благородный жест по отношению к практически незнакомой девушке, попавшей в беду. Но Мари было так плохо на душе — она совсем не хотела и боялась остаться одной. Первая жизненная неудача казалась ей концом света, а алкоголь только подкинул дров в огонь, где и так жарко горело ее самолюбие, уязвленное, как ей показалось, непристойным предложением. Мари хотелось немедленно доказать себе, что она не такая неудачница, а наоборот — как всегда на коне, само совершенство, перед которым все должны немедленно пасть ниц. И тут какой-то секретаришка делает вид, что не понимает ее непрозрачных намеков. Это ее ужасно разозлило. «Да кто ты такой, чтобы бросать меня» — подумала она и безжалостно приступила к плану «Б». Остановить молодого человека, уже взявшегося за ручку двери, было просто — достаточно сказать: «мне плохо» и со стоном опуститься на кровать. А после, схватить его за отвороты пиджака и притянуть к себе. Будущая жертва изнасилования замерла, словно завороженная, глядя в омуты глаз Мари, которые сияли блеском предвкушения победы. Он сам несмело коснулся ее губ, но когда Мари поощряющее их раскрыла, резко отпрянул.

— Вы должны кое-что узнать обо мне, — смущенно сказал он.

Мари недовольно застонала. Разговоры в постели она не приветствовала.

— Я знаю вас, нас познакомили в университете друзья…

«Тоже мне новость! Сколько у меня таких знакомых, я их что, всех помнить должна…», — с иронией подумала Мари, между тем пожирая взглядом манящие своей красивой формой губы молодого человека и вполуха слушая то, что он продолжает говорить.

— Нас несколько раз знакомили, вы, верно, меня не помните, — с горечью, но без упрека, словно угадал мысли ее визави. И вдруг схватил Мари в охапку.

— Я люблю вас давно, безумно, Мари — прошептал он прямо в губы.

— Я вас тоже… — нашлась Мари, которая начала терять терпение. Таких признаний у нее собралась целая коллекция, и совсем не хотелось углубляться в подробности, где эта любовь догнала юношу, на парах или в студенческой столовке.

Молодой человек был в шоке от такого заявления, он смотрел на Мари, не верящими от счастья глазами. Мари предусмотрительно прикрыла свои бесстыжие очи ресницами и потянулась за честно, как ей казалось, заслуженным поцелуем. И получила его и много других. Анри, его имя она не вспомнила и не спросила потом, осыпал ее ласками. Сначала как прекрасную статую богини, полными восхищенного благоговения, а потом, впадая в неистовую страсть: Мари отнюдь не лежала статуей, а проявляла вполне человеческие чувства и желания, и ласки ставали все откровение В какой-то момент Мари подумала, что не все в этой жизни она попробовала, но в тот момент мысли уже не играли какой-то роли. Ее руки блуждали по бархатной коже спины, оглаживая твердые мускулы, напрягшиеся от движений, совершаемых с приятной для Мари амплитудой. «Меня надо было знакомить сразу с этим великолепным членом, а не его сереньким хозяином, губы правда божественны, нарисую завтра, наверное» — хихикнула она, трезвой такого бы в голову не пришло. Впрочем, как и тянуть первого попавшегося парня в постель. Эта праведная мысль догнала ее на рассвете.

«Я совсем пала, теперь коллекционирую члены», — Мари припомнилось и развязное поведение, и пошлые мыслишки, и признание в любви. В свете нового дня и с мерзким привкусом похмелья все это показалось ей отвратительным. «Пьянь и блядь!» — вынесла она вердикт себе, быстро собрала вещички, побрезговав гостиничным душем, а еще больше боясь разбудить любовника, и уехала домой.

«Карма, не иначе», — думала Мари, лежа на кровати, не шевелясь и сжимая подушку. «Иначе почему я влюбилась сейчас, а не тогда… Еще и эта работа, что с ней делать? После всего он никогда мне уже не поверит, и не простит».

12. Деловые будни

«Она меня никогда не простит!» — в это время думал Анри. Он совсем не ждал Мари, но она уже с утра появилась на пороге издательства, не выспавшаяся и в привычном злобно-веселом амплуа. Сначала она построила глазки охраннику, потом выпила кофейку в отделе, где, по первоначальной договоренности адвоката, должна трудиться.

«Сбылась мечта идиота — вот я и работаю здесь», — смеялась она про себя. Первым делом вытребовала себе рабочее место, а поскольку ее не особо сегодня и ждали, то и дел для нее никаких не было. Все суетились как пчелки, и Мари заскучала, почувствовав себя наглым трутнем. Чтоб не сойти с ума от безделья, она открыла свою страничку в Фейсбуке и скоро застучала: «Привет и тебе, Цветочек, по поводу фото твоего члена, я переслала его Викингу, извини, телефон твой к нему попал случайно, уронила планшетик, и он сам чего-то понажимался об мусорную корзинку…» Цветочку было не до того: разъяренный Викинг уже названивал по поводу демонстрации частей тела, которые обещал поотрывать. «Да-да, отрывайтесь мальчики», — умилилась Мари и переправила Цветочку порцию розочек и котиков от Викинга, очистив свою презентацию для организации аукциона.

Переписываясь с заказчиками, она не заметила, как подошел обед, и начала подумывать, куда бы отправиться откушать. «К такому рабочему дню можно и привыкнуть», — подумала она, уплетая вкусности с коллегами, которые, увидев, что новый сотрудник не кусается: работу не делает, но хотя бы не мешает, позвали с собой.

Вернувшись с обеда, Мари снова уселась на свое место и довольно потянулась: «С таким рабством можно смириться…», — и чуть не упала со стула: к ним пожаловал шеф — Анри, собственной персоной. Он с ужасом уставился на свою скромную рабыню, с ногами, расположившимися на столе.

— Привет, — как ни в чем не бывало, сказала Мари, чудом удержавшая желание убрать ноги со стола. Эта деталь вернула Анри самообладание.

— Вижу, ты готова приступить к своим обязанностям? — спросил он с улыбкою, не предвещавшей ничего хорошего.

— Как видишь, — нагло заявила Мари.

— И почему же не приступаешь?

Мари вовсе не хотела сваливать вину на своих обаятельных новоприобретенных коллег, не озаботившихся выделить ей фронт работ, понимая их смятение.

— Обдумываю концепцию, — наугад брякнула она.

— С каких пор для ксерокопирования нужна концепция? — глумливо поинтересовался Анри.

— Я без концепции, извиняюсь, и в уборную не хожу, сложно без концепции как-то жить, знаете ли.

— Я не расслышал, без чего? Без контрацепции?

— И без нее тоже. Мне вот год отрабатывать, уйду в декретный отпуск, что тогда… — веселилась Мари, наблюдая, как подтягивается публика: со зрителями играть еще веселее.

Анри заметив непорядок, вежливым и проверенным жестом подхватил Мари под локоток, перемещая в свой кабинет «обсудить концепцию». Мари, подмигнув благодарным зрителям, под свист и улюлюканье отправилась за ним.

Пока сотрудники делали ставки, какую роль Мари играла, играет или будет играть в жизни их шефа, она оказалась в святая святых своего грозного истца.

— Все шалишь? — утвердительно спросил Анри.

— Да, — ответила Мари, решив, что юлить смысла нет. Без приглашения прошла вперед и плюхнулась в удобное креслице. По изумленному лицу Анри поняла, что угадала — креслице принадлежало ему.

— Какой трон, всегда мечтала посидеть на месте главного редактора, — удовлетворено ответила она. — Что теперь, снова будешь драться?

Анри сел на стул попроще и уставился на Мари во все глаза. В этих глазах Мари без труда прочитала глубокий посыл на рабочее место.

— Эй, я еще не получила свое задание, где оно? — возмутилась она, креслице ей очень понравилось, а суровое лицо Анри, такое серьезное, вдумчивое, интеллигентное, сексуальное (и куда это мысли забрели?) будило совсем не те чувства, с которыми она пришла, чтоб разметать несчастное издательство.

— Где моя работа? Я пошла…, обойдусь, в виде исключения, без концепции… и контрацепции…

Анри покинул свой стул и не спеша приблизился к ней мягкой походочкой. Очевидно, он уже оправился от эскапады, и бравада девушки его совсем не смущала.

— Я позабочусь об этом, — доверительно пообещал он, склонившись к губам Мари.

— О чем, о ксерокопии?

— Нет, о контрацепции…

— И чем это ты привык заниматься в своем кабинете?! — делано возмутилась Мари между поцелуями.

— Ну, собеседования провожу… — между делом выдохнул Анри.

— Надеюсь, такие собеседования только с дамами? — поцелуй забрал воздух и Мари находилась в состоянии отмирания мозга.

— Ну ты и стерва! — восхищенно воскликнул Анри, сажая девушку к себе на колени — поцелуи требовали продолжения и углубления.

— Я даже не успела принять участие в ставках на наш роман, сейчас бы выиграла денег и была бы свободна!

Анри зарычав над законной добычей, чуть не подавился застежкой от бюстгальтера.

— Да они на обеды спорят, разве что выиграла бы пару чашек кофе с бутербродами, — съязвил он. — Забудь о свободе — ты принадлежишь мне.

Мари оказала первую медицинскую помощь, выпутав Анри из своего белья.

— Я не умею ксерокопировать, — между юбкой и трусиками (в такой очереди они покидали свою госпожу), — пожаловалась она.

Анри буркнул что-то насчет кляпа и Мари заткнулась. «А я вроде бы раньше не любила болтать во время секса», — отметила она, расположившись уже на коленях Анри, вернувшего себе право на уютное креслице.

— Если собираешься мучаться совестью на счет случившегося, — сразу предупредил ее Анри, — знай, я буду нем как могила, и никому не расскажу, чем мы тут занимались.

— Боюсь, нашу концепцию слышали и обсуждали не только мы.

— Кабинет звуконепроницаем.

— Развратник! Тогда еще хуже, о ее содержании строили догадки. Нет ничего более изощреннее фантазии неудовлетворенного любопытства сотрудников!

— Почему теперь стыдно мне? — задался философской мыслью коварный соблазнитель.

— Тебя тут знают, а я тут первый раз. Ладно, ладно второй, хватит мне напоминать о первом… Я уже и так без сил! И домой пора… на улице стемнело.

Анри схватился за голову, но лицо его не выражало печали и раскаяния:

— Ничего себе!

— Да, разговор был долгий и обстоятельный, — рассмеялась Мари.

— Хватит разговоры вести, я уже домой хочу и так целый день, как на амбразуре: от звонков и посетителей отбиваюсь, — буркнула секретарша в полуоткрытую дверь, — и уборщицу жалко! Сколько уже можно, идите домой.

— К тебе или ко мне? — по-деловому спросил Анри, и сам ответил. — Конечно, ко мне.

Мари застонала: терпеть не могла ночевать в незнакомых местах.

13. Утро вечера мудренее

Пока ехали в машине по городу, пока выезжали в пригород, Мари еще держала себя в руках, но как только открылись ворота в уютный и приветливый двор, у нее, как у кошки, шерсть стала дыбом и полезли когти. Последняя связная мысль была о чистых колготках, где их взять (Бог с ними трусами, так и остались украшать кабинет Анри, — то-то уборщица будет рада находке, Мари как-то с их поисками не повезло). Из машины выходить категорически не хотелось, хотелось наоборот зацепиться всеми конечностями и не вылезать ни за что. Девушка сделала дыхательное упражнение, мысленно дала себе подзатыльник и с сияющей улыбкой, опираясь на протянутую руку любовника, грациозно вышла и осмотрелась. Не грянул бой барабанов, соседи не выскочили поглазеть, и даже свет садовых фонарей не высветил больше, чем положено — каменную аллею к милому жилищу: ни тебе каких-либо ужасных и замысловатых статуй, ни оскаленной морды на входной двери, — свежий запах травы и немного — осенних листьев. Анри, которому одного взгляда хватило, чтобы понять — гостья готова сорваться и дать деру, решительно и неожиданно, вырвав короткий писк у Мари, подхватил ее на руки, и с этой ношей зашел в дом.

В доме было тепло, сразу хотелось разуться и пойти посмотреть, чем это вкусным пахнет на кухне, но для Мари это был сигнал тревоги — вот-вот клетка захлопнется и она окажется одна со своими страхами и комплексами, Анри ей виделся чуть ли не врагом номер один, в войне, которую она долгое время вела за свою свободу и независимость.

«Все пропало!» — эта мысль посетила ее по дороге в ванную комнату под конвоем Анри. «Все пропало!» — думала она, когда тот включил теплую водичку в ванной и предложил Мари насладиться ею вместе. «Так быстрее, и есть хочется, залезай, чего же ты…» — при этом смотря голодными глазам совсем не в сторону кухни. «Все пропало… и черт с ним», — решила она, не почувствовав в очередной раз горечи от этой мысли. Что-то сломалось в ее сознании и мир, полный ощущений, свалился на нее. Она, вынырнув на поверхность в прямом и переносном смысле, почувствовала себя новым человеком, прежде всего — больше не одиноким. Она заинтересовано огляделась. Посмотреть было на что: разрумяненный веселый Анри, который как раз рассказывал и наглядно показывал, что мочалка вовсе не нужна, если хочешь помыться качественно.

— Я уже испугался, что тебя выкрали инопланетяне! — восхитился он, встретив осмысленный взгляд девушки. — Мари, моя Мари. — Мари набрала полные ладони пены, прицелилась, и при виде вспененного Анри вопрос о колготках пропал из сознания, как будто его никогда и не было.

Уставшие и безмерно счастливые они завались спать под самое утро.

— Что?! Пожар! — Мари испугано вскочила на кровати.

— Дорогая — это будильник, механизм, который поднимает утром на работу, — не менее сонный Анри улыбнулся и поцеловал ее.

— Да, поднимает, и не только на работу… — развеселилась Мари, когда предмет веселья приветственно потерся об нее.

— О, мы тебе рады, — проинформировал ее Анри, притираясь уже более целеустремленно: чего таится, если «враг» уже обнаружен? Вперед, в атаку!

— А то я не чувствую, как, — враг не желал сдаваться, вернее в своем желании сдаваться, сам почти перешел в наступление.

Утро встретило их свежестью и восторгом, столько всего еще предстояло!

Мари попросилась заехать к ней переодеться. «И чего я так грузилась этим вчера», — искренне недоумевала она, в спешке собираясь в издательство. Анри ждал ее в машине, а мадам Матильда пыталась впихнуть ему завтрак и кофе «на дорожку». После махала вслед им полотенцем и им же вытирала слезы.

Жерар с горестным вздохом кромсал изгородь, пока тетушка не обратила внимание на то, в что превратилась ее жимолость и прогнала его со стоном завтракать. «Вот же ж ху… художник!» — стало эпитафией ее покоцаным кустикам.

В издательстве встал вопрос о работе для Мари, и она нашлась — ей выделили две книги малоизвестного, но подающего надежды автора для иллюстрирования обложечек. Мари умильно посмотрела на две пухлые распечатки, нежно подгребла их и на них же улеглась спать — сказалась бессонная ночь. Сколько бы ни топали и не роняли возле нее измученные любопытством коллеги разные звонкие предметы, она не проснулась. Так ее и застал Анри — сладко спящей, в обнимку с книгами и улыбающейся во сне. «Не будите», — негромко попросил он. «А как же вы?» — спросили самые сердобольные (и наглые) дамочки.

— Кажется, я спал всю жизнь — и вот теперь наконец-то проснулся, — счастливо вздохнул Анри, укрывая Мари своим пиджаком.

14. Улитки и мухи

— Нет, это никуда не годится.

Возмущению Мари не было предела, ее первые варианты обложек были жестоко раскритикованы жестоким редактором.

— С такой обложкой этого не продать даже под видом туалетной бумаги! Я сам читал эти книги, тут ни слова не говорится об улитках!

— А мне нравиться… — робко заметил автор книг, молодой человек, совершенно литературной внешности: сутулый, с тонкими чертами лица и кудрявыми длинноватыми волосиками до плеч, этакая муза декаданса. Его темные глаза, казалось, поглощали весь солнечный свет, которому не повезло пересечься с их черными зрачками. В данный момент они преданно ели издателя, но фигурка вся так и льнула к Мари, что издателя изрядно нервировало. — Они очень милые… все.

— Вот именно — вся обложка в улитках! Это что — роман из жизни насекомых?

— Улитки — не насекомые, — заметила Мари, которую поддержка автора несказанно порадовала.

— Улитки, сплошные улитки, ползающие по холмам, — о чем это? — возмущался Анри.

— Это не холмы, — смущенно возразил автор.

— Это груди, — вдохновенно начала Мари, — голые груди героини, покрытые улитками, как символом неспешности и проходящести бытия, ее энтропии…

Анри схватился за голову:

— Ладно, но на второй — мухи, а роман, между прочим, о романтической любви, сплошной флафф и комфорт.

— Да, мухи совсем не комфортно, но они…

— Так любят сладкое, — мечтательно закатив глазки, воскликнул автор. — У меня родилась идея продолжения. — Мухи, это так…

— Романтично! — в унисон вторила Мари.

— А это? По чему они ползают? Надеюсь, мое зрение меня подводит? Это же не… — покраснев, уточнил Анри. Но Мари и автор стыда не ведали.

— Ах, сосредоточие сладости, это оно, — взвыл в восторге от подобной проницательности автор.

Анри морщил лоб, пытаясь уловить логику связи мух с романтикой, что ему никак не удавалось. Он махнул рукой: ладно, раз автор побежал строчить свой очередной шедевр, значит, что-то в этом есть.

Мари облегченно вздохнула и попятилась к выходу.

— Нет-нет, вас, дорогой дизайнер, я попросил бы остаться! — строго сказал Анри.

— Анри, ну сколько можно! Мне уже стыдно перед твоей секретаршей!

— Инициатива должна быть наказуема, — с этими словами Анри запер дверь и решительно направился к Мари. Та со смехом спряталась за его столом.

— Ползи ко мне, моя улиточка.

— Да, моя мушечка!

— Мари, я хочу поговорить с тобой серьезно, — сквозь смех Анри попытался состроить соответствующее лицо, но это ему не удалось. Он таки рассмеялся, подхватил Мари на руки и закружил. Крошечные пылинки сверкали в солнечном свете, и в его лучах девушка казалась неземным созданием, ангелом, спустившимся на землю. Ангел брыкался и заливисто хохотал, требуя опустить его на грешную землю.

— Выходи за меня замуж, — вырвалось у Анри, и он сам испугался своих слов. Сколько раз проговаривал их про себя и сколько жестких ответов слышал от воображаемой Мари!

— Мой адвокат предупредил, чтобы все предложения руки и сердца сначала подавались на его рассмотрение.

Ответ Мари был холодным душем и по своей жестокости не уступал его самым жутким кошмарам.

— Я, что, должен признаваться в любви этому старому сморчку, — нашел в себе силы возмутиться Анри.

— Увы, — делано сокрушилась Мари. — Таковы условия моих родителей, аминь!

Анри перевел дух. То, что он посчитал жестокой шуткой, вовсе таковой не было. Просто странным изъявлением последней воли родителей Мари.

— Хорошо, где я могу найти этого достойного человека.

— А чего его искать, он сам с тобой свяжется. Только… — Мари горько вздохнула.

— Что? — испугался Анри.

— Еще никто не пережил этого, — торжественно сказала Мари. — Бу!

Анри подскочил на месте и чуть не выронил девушку.

— Боже, я уже подумал невесть что… — протянул он.

Мари по-заговорчески приблизилась к его уху и горячо зашептала: — Поскольку я являюсь очень-очень заинтересованным лицом, мой совет: пусть ему в любви лучше признаются твои адвокаты. Ты мне очень дорог, чтоб отдавать тебя на растерзание этому чудовищу.

— А остальных, значит, ты не жалела, жестокая девчонка!

— Я не хотела вам мешать, но с нашим дизайнером желает пообщаться господин детектив, — из коммутатора раздался голос секретарши.

15. Последняя воля

Детектив был бодр и свеж, с настойчивостью ребенка ухватился за Мари и не выпускал ее из цепких лап, несмотря на злобный взгляд жениха.

— Нам срочно надо переговорить, мадемуазель Мари, можно просто Мари? — та не заметила, как кивнула, детектив, с опаской взглянув на Анри, вставшего в позу, и добавил, — наедине…

— Нет, уж позвольте, я хочу, чтобы мою невесту опрашивали в моем присутствии! — вспылил Анри, уж очень ему еще с первого раза не понравился ушлый и симпатичный, не без этого, а точнее, именно из-за этого, полицейский. Мари умиленно посмотрела на жениха: «Ревность ему к лицу!» и тут же дала себе мысленный подзатыльник за вульгарные и мещанские, но такие тешащие самолюбие, мысли. «Как мало мне понадобилось времени, что бы из свободной и независимой женщины превратиться в самку, гордящуюся распушившим хвост самцом!».

— Увольте, какой допрос — дружеская беседа! — тем временем увещевал разгневанного жениха детектив.

— Ладно, пусть уже скажет, что хочет, — решительно сказал Мари, — , а то это надолго затянется. Анри, я не хочу ради каких-то древних и скучных тайн переться в участок.

Анри беспомощно махнул рукой, поняв по взгляду Мари, что та, не смотря на всю свою легкомысленность, не собирается давать себя в обиду. И Серж, так звали полицейского, о чем он первым делом поведал Мари, уединился с ней в маленьком кабинетике, пока вездесущие служащие, неведомыми путями прослышав о свадьбе, бросились расспрашивать и поздравлять своего босса.

— Что вы хотели мне рассказать? — полюбопытствовала Мари. Своих родителей она не знала: они поженились будучи молодыми, сразу породили Мари и погибли во время отстроченного, из-за беременности невесты, медового месяца. Фотографии и видео, — все, что осталось от них. Этого было невероятно мало, чтобы представлять их живыми людьми, и Мари думала в детстве о них сначала как об ангелах, а потом, со временем, их образы так и не обросли какими-то подробностями, свойственным реальным людям. Они остались в ее воображении плоскими фотографиями и вечными женихом с невестой из свадебной видео. Связь с потусторонним обреталась, когда Мари натыкалась на очередной казус с завещанием, и выражалась в укорачивании поводка, за который крепко держал ее поверенный, что не могло не раздражать временами.

— Нечто о ваших родителях, — таинственно сказал Серж.

— Вряд ли вы сможете добавить что-то новое, они слишком мало пожили, чтобы наделать серьезных ошибок, — печально заметила Мари. «Если начнет рассказывать мне о связях с мафией или еще о чем-то в этом роде, я его сама прогоню, не дожидаясь Анри», — подумала она.

— О, нет никакого компромата. Скорее дополнение к их последней воле. — поспешил заверить ее детектив, словно догадавшись. Он выглядел примерным учеником, которого отчитал строгий учитель. Мари уже начала различать отдельные приёмчики ловкого дознавателя, каким, несомненно, был офицер.

— Еще?! — возмутилась Мари на несправедливость судьбы. — Я не выдержу! Откуда у столь молодых людей такая мания управлять жизнью своего ребенка! «Тем более, что в своей жизни они ничьими советами не руководствовались», — с завистью добавила она про себя.

— Вы ошибаетесь, Мари. Из этих писем следует, что их брак — результат договоренности между двумя семьями. А вы — тот результат, на который все рассчитывали, — ошарашил ее Серж, внимательно наблюдая реакцию девушки, чуть ли не облизываясь, как кот при виде сливок.

— Это печально, результат — так себе, — огорчилась Мари.

— Нет, что вы, пока все идет так, как планировали ваши семьи, пусть их представителей уже нет в этом мире. Вот и ваш будущий брак…

— Что не так с моим будущим браком? — затревожилась Мари. Еще не хватало нарваться на какой-нибудь запрет, когда она так близка к счастью.

— Все идет, как планировалось, и ваша партия — именно то, о чем мечтали ваши родители.

Мари подскочила с вытаращенными глазами:

— Они, что следят за мной в виде привидений? — саркастично заметила она. — Что за бред! Нет, это перебор, даже для них!

— Конечно, нет, — Сержик ласково похлопал Мари по руке, словно успокаивая. — Но вы можете убедиться, прочитав их письма: так они заботились о вас.

— Хорошо, пусть это правда. Хотя выглядит странно, можно списать на стечение обстоятельств… — Мари попыталась осмыслить услышанное, которое в голове укладываться категорически не хотело. — Но кому понадобилось похищать эти письма!

— Элизабет! — раскрыл свои козыри детектив. — У нее был свой интерес.

Мари уже устала удивляться. На смену удивлению пришла звенящая пустота в голове, грозящая перейти в головную боль. Но она нашла в себе силы поинтересоваться:

— И что же там было написано такое?

Детектив выдержал театральную паузу, во время которой Мари захотелось в него чем-нибудь запустить. Выражение лица у нее соответствовало намерениям, и Серж решил не тянуть кота за хвост:

— Как вы понимаете, письма тесно связаны с возможной причиной смерти вашей подруги и являются уликой. Но я могу сделать копии…

— И на каких же условиях? — поинтересовалась Мари, на секунду придержав кровожадные мысли.

— Вы поможете найти убийцу Элизабет. — детектив на всякий случай отодвинулся, но Мари расхохоталась:

— Я похожа на капитана Мегре?

Детектив вздохнул и начал объяснять:

— Вы знаете гораздо больше обо всем этом, чем может казаться на первый взгляд. Семейные тайны коснулись вас напрямую, вы были свидетельницей многих разговоров и видели множество документов.

Мари фыркнула:

— Тогда вам больше в помощь мой поверенный.

Серж картинно развел руками:

— Увы, он связан договором и не станет разглашать конфиденциальную информацию. А у меня, — капитан даже покраснел — нет достаточно доказательств, чтобы заставить его дать показания.

Мари задумалась и сказала:

— Хорошо, вы даете мне письма, я поделюсь с вами своими соображениями.

Детектив просиял, поцеловал ручку Мари и испарился раньше, чем зашедший Анри, узрев всю эту картину, успел ему вломить, как собирался.

— Представляешь, — сказала Мари, — мы с тобой встретились случайно, много лет тому назад и вот сейчас, когда вместе строим планы на будущее, оказывается, исполняем волю моих покойных родителей.

— И моих, — Анри отвел глаза.

16. О мороженном и ушках неко

— Тоже мне тайна, — хмыкнула Мари, а Анри только изумленно ахнул. — Мой поверенный сразу мне позвонил, когда я не пришла домой ночевать. Похвалил меня за четкое исполнение воли моих родителей и пообещал медаль «За отвагу».

Анри взглянул на девушку с глубоким сочувствием: и с мадам Матильдой, и с поверенным он уже имел честь познакомиться.

— Соседка доложила, — печально подтвердила Мари, чуть скорректировав основной смысл беседы.

Разговор с поверенным действительно состоялся, и Мари в очередной раз услышала много нелицеприятного о себе. Только сдав окончательно героя своего романа и услышав: «он в списке», она облегченно вздохнула. Что за список такой, Мари не знала, но догадывалась, что это очередная злая шутка ее покойных родителей. Почему-то было важно, чтоб кавалер был в списке, иначе… Иначе на доходах можно было поставить крест. В пору бурной студенческой жизни Мари бывало сидеть на мели, лишь бы не отказываться от предмета своей «порочной» страсти. Неужели и Анри был закован в такие рамки!

— Бедненький, и тебя преследует этот таинственный список? — посочувствовала она, надеясь разузнать, наконец, что-то большее, чем можно было вытянуть из непреклонного душеприказчика.

Анри, уже немного переварив новости, помялся и сказал:

— У меня немножко другие обстоятельства. Мои родители считают это пари, выигравший их получит значительную сумму. Но меня они ни к чему не принуждали — это просто глупый договор, заключенный тогда, когда они были молоды.

Мари призадумалась, ее лицо омрачилось:

— Понимаешь, дорогой, мои родители так и не стали взрослыми, и теперь эта шутка преследует меня всерьез.

Анри обнял ее:

— Ты же не сердишься? Я считал, ты знаешь об этом споре. Я и подумать не мог, что для тебя это может вылиться в какие-то реальные последствия.

— И твои родители не пытались свести тебя с кем-нибудь из этого списка? — лукаво спросила Мари.

Анри покраснел:

— Пытались… С тобой, когда мы учились.

Мари удивилась:

— Что-то я не припоминаю, чтобы ты за мною ухаживал.

Анри подскочил:

— Я и не ухаживал. Понимаешь, я увидел тебя и …

Мари расхохоталась:

— Остолбенел, клянусь. Спорим, это был мой розовый период, или голубой, или оранжевый…

— Ты была в кружевном платьице и кроме него на занятия надевала кошачьи ушки, розовые. Я не мог представить тебя своей девушкой, как ни старался.

— Но ты же говорил, что влюбился в меня в универе?

— Представить не мог, и не мог отвести взгляда. А потом, когда ты пришла в черном и жалась по углам, и не смеялась с друзьями, я подошел.

— Мороженко принес… Не самый лучший день моей жизни — день, когда мои родители погибли и я осталась одна. В этот день те, кто хорошо меня знали — обходили десятой дорогой.

Анри крепко схватил Мари за руки:

— Я никогда тебя не отпущу и плевать на пари, и на список, и на то мороженное.

— Которое я бросила тебе в лицо. Прости.

— Ничего, я куплю тебе еще, можешь и его бросить тоже, — улыбнулся Анри.

Девушка засмеялась:

— Кажется у тебя уже иммунитет к Мари!

Анри подтянул ее к себе поближе и промурлыкал:

— Чтобы иммунитет выработался окончательно, нужен более тесный контакт, куда более тесный…

— Куда уж теснее… Дверь-то закрыл? Ой, болван…

Мари попыталась захлопнуть дверь под носом у художественного редактора, тот обижено заскулил, вставляя в щель ботинок:

— Не стесняйтесь! Мы же вас не съедим. Только пощелкаем пару фоток для стенгазетки… На память, так сказать…

— Обойдетесь, извращенцы!

Мари с помощью жениха вытолкала наглую ногу и они вместе таки закрыли дверь.

Редактор протянул разочарованно:

— Ну что за люди, совсем не идут навстречу коллективу, — и мечтательно улыбнулся, — ничего, все, что не попало в снимок, дорисуем. Художники мы или нет?

— И допишем, — кивнул автор, которого иллюстрировала Мари. Он принимал самое деятельное участие в сражении за дверь и теперь тяжело дышал.

— Кажется, снова…

— Что? — обеспокоенного спросил редактор. — Руку повредили?

— Вдохновение нашло, — глаза автора горели огнем, пока его муза увлеченно целовалась за дверью.

— Пойдем, — покровительственно улыбнулся редактор, — будем с этим что-то делать!

17

Художественный редактор, назовем его Генрих, усадил автора (имя автора — Жан, да, простое…, но у него такой псевдоним, что никто в издательстве его до сих пор не выучил и, тем более, не научился правильно выговаривать!) в уютное кресло и сел рядом, поглядывая в планшет, с листом бумаги, в котором также нетерпеливо делал набросок. Автор, увлеченный планшетиком, даже не вздрогнул, почувствовав теплое дыхание, коснувшееся его щеки.

— Жанчик, — проникновенно нашептывал редактор, — ты уверен, что они именно в такой позе…

Автор испуганно встрепенулся:

— Это невозможно физиологически?

— Нет, это не возможно не проверить…

— А?!

— Да, отложите же планшет, Жан, — он может пострадать!

Жан возмущенно прикрыл планшет своим телом — ведь там находился роман его жизни, о чем он незамедлительно сообщил редактору.

— Бросьте, какой роман может жить в планшетике?! Романы — они в жизни, — невозмутимо поведал редактор, положив руку на плечо недогадливому и наивному автору.

— Вы о практической стороне? — недоверчиво спросил тот.

— Конечно, о ней, — окончательно забыв о набросках, доверительно зашептал редактор. — Как вы можете писать о любви… Большой Любви с большой буквы, не попробовав все на себе?

Автор изумленно смотрел на редактора и отчаянно признался:

— Я еще не влюблялся… Моя мама говорила…

— Вот-вот, так нельзя, это не этично писать о любви, не испытав этогочувства!

— Но я же такой чувствительный! Я всегда плачу, кода вижу котят, и птенчиков, и ….

Редактор схватился за голову и со вздохом: «Тяжелый случай…», пристально посмотрел автору в глаза:

— Тяжелый, но не неизлечимый … Дорогой Жан, — начал он, но был остановлен неожиданным и отчаянным поцелуем автора. Тот припал к его губам, как оголодавший к куску мяса, да так, что даже бывалый редактор от такого напора плюхнулся на пятую точку, ну, а автор — от неожиданности — на него.

— Дорогой! — выпученные глаза редактора говорили сами за себя, только автору, в вошедшему в раж, было глубоко начхать. Он, буквально, почувствовал себя на коне. «Конь» попытался взбрыкнуть, но бунт был подавлен на корню коварной рукой, схватившей его за яйца.

— Деточка, ты хоть эту штуку в руках держал? — умоляюще-иронично спросил Генрих, не сомневаясь в ответе, и ответ не заставил себя ждать:

— Нет, но столько об этом писал!

Такая отчаянная наглость ввергла его в еще больший ступор, а ловкие пальчики уже проникли в штаны: матчасть автор, видимо, изучил основательно.

«Не так я это себе это представлял!» — было следующей мыслью Генриха. «Да я и не представлял, что будет так!» — второй. Особой разницы вроде бы и не чувствовалось, но, учитывая то, что перевозбужденный автор добрался ротиком до того, что раньше нежно, но крепко сжимали его пальчики, разница была о-го-го как ощутима!

— Жан, Жан! Ну, Жан, же!!!

— Что, — спросил невменяемый автор, с трудом отрываясь от важного дела и явно пребывая где-то в своем мире, в который его жестоко пытались вернуть, отрывая от занятия, успевшего его поглотить.

— Мы на работе!

— Ну и что! — невозмутимо ответил автор и вернулся к прерванному занятию.

— О! Это аргумент, — вырвалось у редактора, который, несмотря на попытки вырваться, шел к прекрасному финалу.

— Жан!

— Ну что еще, — негодующе воскликнул автор, который на практике, в отсутствие которой ранее упрекала его жертва, пытался добиться Большой Любви в реале и преуспел: брызги оной достигли даже его планшетика.

— Жан… — редактор попытался отодвинуть от себя разгоряченного юношу, тершегося об него всем своим дрожащим телом. Картина, которая его могла возбудить снова, если бы не одна мысль.

— Подлый мальчишка!

— Э?

— Ты воспользовался мною как манекеном! — с этой неприятной догадкой редактор подскочил как ужаленный, чуть не сбросив Жана. — Значит, практики тебе захотелось!

— Нет, что ты, дорогой Генрих, — ехидно обратился автор, отвлекшись от тела, которое, воспользовавшись слабиной, извиваясь, попыталось вырваться из объятий молодого удава, оказавшегося достаточно сильным, не смотря на хрупкий вид, что подавить попытку целиком и полостью, припечатав жертву к полу. — Мои мечты имели вполне реальный объект… Ты мой персонаж! — и снова вдохновенно пристроился к Генриху, облапив его везде, куда доставали руки.

— Я — живой человек! — Генрих, не оценив комплимента, снова предпринял попытку вырваться.

— Ты — мое вдохновение. Я так ждал момента. А ты был занят! — с укором заявил Жан. — Все время, и совсем-совсем не обращал на меня внимания.

— Это я-то? А сам? Признайся, ты ведь меня никогда не замечал! — возмутился Генрих, но его глаза смотрели с надеждой.

— Дорогой Генрих, все, что меня интересует, я очень даже замечаю, считай — это профессиональное. И сколько тебе лет, и чем ты увлекаешься, и в какой позе рисуешь, и когда расстался со свои последним возлюбленным… Кстати, этого я как раз и не помню. Ты расстался с ним, мерзкий изменщик?

Невнятные оправдания, звуки поцелуев, шелест фольги…

— В этом заведении совершенно невозможно работать, придется требовать доплату за ненормированный рабочий день, — возмутилась уборщица…

18. Пари

Мари уже давно не наведывалась домой, хоть и привыкла, что мадам Матильда каждый раз докладывает о ее передвижениях, но в этот раз что-то щелкнуло: хватит. Да и чувство эстетики пострадало, ведь соседская изгородь все еще не отошла от тяжелой руки Жерара. Но именно у нее дома ее ожидал детектив с письмами родителей. Мари не была уверена, что готова ознакомиться с их содержанием. От этого мог пострадать образ родных, укоренившийся в ее представлениях. Короче говоря, иллюзий у нее и так было мало, а тут грозилась рассыпаться прахом последняя. Больше всего Мари боялась известия от родителей, что те не хотели ее, и рождение ребенка — Мари, сломало им жизнь.

Ее мрачные догадки не оправдались. Первые письма были наполнены и выражениями любви, от которых хотелось рыдать, и самым банальным сюсюканьем, от метафор которого было неловко, если учесть, что подобные документы мог читать кто-то посторонний.

«Дорогая Мари, сегодня мы совершили очередную глупость, но не могли удержаться. В гостях у родителей Элизабет (помнишь ту глупую девчонку, которая хотела тебя укусить за щеку, ты ее еще так ловко хлопнула лопаточкой по голове, мы так смеялись, так смеялись…) зашел разговор, какая сила помогает любящим сердцам обрести друг друга (нет пробки на дорогах — только сердца автомобилистов, а теснота в метро — извращенцев, дурачок), вот и мы напомнили всем, что наш выбор определили родители. И эта зануда Нора начала говорить, что мы — лентяи, которые и пальцем не шевельнули для поисков этой самой любви! (Шевельнули, да еще как, и не только пальцем… Еле до конца свадьбы дотерпели: ты уже на свет просилась, торопыжечка наша, вся в родителей!). Мол, родители все за нас решили, и вы сразу были на всем готовеньком. И тогда твой папочка заявил: что нам мешает сделать то же самое для наших деток? Действительно, что? У нас всех замечательные малыши (ты, милая, конечно, лучше всех!), почему бы не помочь им обрести счастье, а выигравшей паре пусть будет приз! А в качестве приза — несколько акций одной из молодых компаний. Сказано — сделано! Мы составили список: было так весело, это невероятное чувство — представлять будущее наших детей, счастливое время, когда они станут взрослыми, а мы — подумать только — старенькими и умудренными опытом (хватит меня щекотать, я сделала грамматическую ошибку — что подумает обо мне дочь, когда вырастет: что мама была двоечницей?). Мы так хотим, чтобы ты была счастлива, дорогая, так же, как мы!»

После прочтения письма у Мари сдали нервы, она залила слезами пиджак Сержа, и тот сбегал на кухню за бумажными полотенцами. Горе Мари было безутешным и полотенца скоро закончились, в ход пошла скатерть. Наконец фонтан иссяк, и Мари с удивлением заметила детектива, еще сидящего в выжидательной позе.

— Если цель следствия — довести меня до ручки — вы своего добились, — пробурчала она.

— Что вы, Мари, я так вам сочувствую! — с трогательной нежностью пожалел ее Серж, едва не доведя до нового припадка истерики. — Но все же, что вы об этом думаете?

— Это последнее письмо?

— Увы, написанное незадолго до смерти ваших родителей.

— Даже не знаю, что и сказать. Хотелось бы взглянуть на список женихов и невест.

— Думаете, разгадка в нем?

«Нет, интересно, с кем еще родители видели мое счастье, и родители Анри, кого они видели в его невестах! Не Элизабет часом? С чего тогда ей интересоваться письмами об этом споре?», — подумала Мари.

— Конечно в нем. Вдруг разгадка там?

— У меня нет этого списка. Это семейные тайны, но если придумать основание, можно получить разрешение из суда…

— Зачем это, — удивилась Мари. — Я спрошу у родителей Анри. Думаете, они мне откажут?

— О, это мысль! Жду от вас звонка, — радостно похвалил ее детектив и подозрительно быстро удалился.

— Похоже, я опять сглупила — он только этого и добивался, — сказала Мари, обещая себе обязательно в следующий раз держать себя в руках, а рот на замке в присутствии этого типа.

— Дорогой! — воззвала она по телефону. К тому времени, когда она собралась с духом озвучить свою просьбу Анри, Мари умылась и поменяла скатерть. — Как твоя невеста, я просто жажду пообщаться с твоими родителями!

Анри в свою очередь просиял:

— Дорогая! Невероятно рад это слышать. Можно я заеду прямо сейчас?

«Это что? Чтоб я не успела передумать и сбежать?» — удивилась Мари и хихикнула: «Девочка, которую они знали, сильно изменилась… Как бы Анри не влетело, и приз не поможет!» Но душа ее была полна желанием наново познакомиться с людьми, которые близко знали ее родителей.

Перед визитом к родителям Анри ей предстоял еще один не простой разговор. «А вот и мадам Матильда», — Мари увидела соседку, спешащую к ее дому еще в окно: «На ловца и зверь бежит!»

— Мари, деточка, — с порога начала причитать мадам, как будто та попала в лапы людоеда, а не съехалась с будущим мужем, о чем Мари незамедлительно ей сообщила.

Мадам Матильда была на седьмом небе от счастья, но потом ее лицо омрачилось:

— Я вот тут подумала, не нужна ли Анри помощница по хозяйству для тебя?

Мари вздрогнула.

— Мадам, давайте начистоту: вы лучшая помощница по хозяйству в целом городе, но и… лучшая наушница для моего дорогого поверенного! Хватит, я хочу жить без этого!

Мадам Матильда нимало не смущаясь, ответила:

— Это мой долг перед вашими родителями, дорогая. Когда-то они купили этот домик по соседству специально для меня, никому не нужной тетки из провинции, с кучей родственников. Благодаря им я оплатила учебу Жерара, и я не оставлю вас до самой смерти!

Мари вздохнула:

— Мадам, речь не о том. Я спрашиваю, до каких пор вы будет докладывать о каждом моем шаге моему адвокату?!

— Пока эта скотина не жениться на мне!

— Мадам, имейте совесть, я же не амур.

— Тогда, выходи замуж поскорее. Я клянусь, немедленно перекрашу наушничать, как только ваш первый малютка появится на свет!

Мари чуть не грохнулась в обморок от нарисовавшейся перспективы.

— А раньше?!

— Нет, и не проси. Так что там, на счет помощницы по хозяйству?

— Вот сейчас явиться хозяин, и все ему расскажете. И прошу вас, не умаляйте своих заслуг: не забудьте сообщить, что, кроме того, что вы идеально делаете любую уборку, вкусно готовите, вы еще и умеете пользоваться фотокамерой, диктофоном и даже ставить маячки на транспорт!

— Что вы, я ничего этого не делаю, — обиделась мадам.

— Но как вы определяет мое местонахождение и узнаете о моих намерениях раньше, чем я сама принимаю окончательное решение?!

— Интуиция, — хитро улыбнулась мадам.

«В… такую интуицию!» — в сердцах подумала Мари и с опаской оглянулась на мадам:

— Я хотела сказать, такую интуицию — в полицию. Цены не было бы такому кадру.

Мадам фыркнула: «То-то же!» и заняла стратегическую позицию возле окна, словно предчувствуя появления Анри.

Мари вздохнула: «Похоже, мне не избавится от мадам Матильды никогда!»

19. Семейные тайны

Мадам потопталась возле окна, но потом с криком «мой пирог!» бросилась спасать угощение для дорогого гостя. Тот не смог отвертется от упакованного в коробку гостинца для родителей и под стенания Матильды: «даже чаю не попили…» с Мари под локоток стремительно покинул гостеприимный дом.

Родители Анри жили в пригороде и встретили Мари с распростертыми объятьями. Ей даже неудобно стало: с ними виделась крайне редко. А могла и раньше встретиться и узнать что-то о родителях, с которыми те дружили. Но за все годы не решилась, слишком болезненной была тема. Она с трудом подавила мерзкое чувство зависти, что они — живы, а ее родители — нет.

— Дорогая Мари, ты — прекрасна! — будущая свекровь не жалела комплиментов. Мари сомненьем оглядела себя в зеркало. Анри прыснул:

— Дорогая, последний раз они тебя видали в дивном костюме женщины-змеи, и, причем, даже тогда, говорили, что ты невообразимо мила!

Он, правда, умолчал, о том, что особенно пялился на задницу, обтянутую тонкой блестящей кожей, его папочка, за что даже подзатыльник схлопотал. «В превентивных целях, — заметила мама, — чтоб слюной нечаянно не удавился!».

— Так что будь спокойна — это искренне и без всякой задней мысли.

Они вышли в сад и сели на скамейке в тенистой беседке. К семейному обеду также ожидалась старшая сестра Анри, с мужем и детьми, и родители суетились в гостиной: «Столько гостей, где наш фарфор? Я же говорила, не прятать его в кладовке…» Хрусть, дзинь-дзинь… «Дорогой, только не говори что это он…» И великовозрастных деток сдуло в сад.

— Мари, я знаю, что ты переживаешь, но мои родители знают о моих чувствах к тебе. Ты и представить не можешь, как они рады за нас! — втирал ей Анри, кося взглядом на голую коленку, выглядывающую из-под ее платья, в этот раз вполне приличного, даже для нее. Коленка не давала покоя и притягивала взгляд. Мари посмотрела на нее, но ничего нового не заметила, коленка как коленка. Анри с трудом отвел взгляд, но тот зацепился за декольте и там застрял намертво, а рука сама потянулась к осиротевшей коленке и приласкала бедняжку. Мари с удивлением отметила, что ее кавалер явно выпал из реальности и забыл, где находится. Она воровато оглянулась, со стороны дома раздавались возгласы: «Ты сама говорила, что он вышел из моды», «Это подарок мамы, времен Реставрации», «Такой старый!» «Не старый, а старинный!», и придвинулась поближе, проявляя заботу о любимом, чтоб не окосел, взирая на грудь с неудобного ракурса. Тот не подвел, шустро посадив девушку к себе на колени, и нырнув в ложбинку между грудей, встретивших визитера с радостной приветливостью.

— Мама смотри, здесь наш дядя с какой-то тетей любится! — раздался звонкий голосочек.

— Что ты такое говоришь, милый? — воскликнула молодая женщина, стремительно войдя в беседку и телом закрывая брата от любопытных глазенок.

— Анри! — воскликнула она, негодуя, параллельно пытаясь разглядеть, кого тот прячет в тени беседки.

— И я тебя рад видеть, сестричка! — ответил Анри, прикрывая Мари своим телом от ее любопытных глаз.

— И ничего не любятся, — добавил еще один голосок, — они не успели, это ты, болван, их спугнул — мы же договорились сидеть тихо!

— Дети! — сестрица, забрав девочку и мальчика, племянников Анри, рассерженная и возмущенная (даму сердца дорогого братца не удалось как следует рассмотреть, а сама Мари, ошеломленная появлением стольких действующих лиц, замерла в редком для себя смущении) и гордо удалилась в сторону дома, предполагая, что гостья все равно никуда не денется. Мальчик и девочка, все время оборачиваясь, подмигивали дядюшке, подбадривая его «викторией», в их исполнении больше похожей на «козу».

— Ха, — прокомментировал Анри, — это она вспомнила, как я ее тут застукал с женихом и на фотик снял, чтоб родителей порадовать. Пусть спасибо скажет, ее без этого ее муженек еще бы пару лет мариновал!

— Кажется, я ее помню. Изабелл училась на старших курсах, с ней еще встречался наш преподаватель, тайно, подлец, мы так ей завидовали! Помню, даже шины прокололи… Нет, это не я, по крайней мере, четко этого не помню. Мы были в баре и все стали возмущаться романом преподавателя и студентки. Ведь преподаватели — они общее достояние, как какая-то крыса (извини, я же не знала, что это моя будущая невестка) могла захотеть его в единоличное пользование! Но, вроде, вырубилась раньше…

— Похоже, у меня еще появился еще один счет к зятю, — прошипел Анри, ревниво сжимая Мари в объятьях. — Пойдем в дом дорогая, все в сборе.

В доме страсти уже поутихли: достали другой сервиз, по мнению Мари, не менее помпезный, и всех усадили за круглый стол. Мари была представлена как невеста, любопытство присутствующих удовлетворено, и тихий ангел пролетел над уютным домом.

Отведав угощений и усладив слух светской беседой, перемежающейся с веселыми выкриками детей, которые грохнули еще две чашки из нового сервиза и умудрились на спор попасть комочком из салфеток в супницу, все с облегчением расположились в просторной гостиной. Мари села поближе к родителям Анри и уже думала, как задать им интересующий ее вопрос, как его мама сама затронула эту тему.

— Вы будете самыми состоятельными молодоженами в Париже, выиграв этот спор! Ах, если бы твои родители могли тоже порадоваться вашему счастью…

— О чем вы говорите, маман? — переспросил удивленный Анри.

— Так о нашем пари, том самом, которое мы заключили много лет назад.

— А каковы были его условия? — спросила Мари.

— Ничего особенного, если бы те пары, которые были оговорены, поженились, они бы получили большие деньги! Вернее тогда это были сущие пустяки, но за прошедшие годы стоимость тех акций возросла многократно и теперь это настоящее состояние.

— Мы, конечно, счастливы, — сказала Мари, — но можем узнать, на какие пары вы поспорили?

— Помню, что мы с мужем поспорили только на твою с Анри, другие варианты нас не интересовали: вы так забавно дрались за лошадку, и мы решили, что вам судьба быть вместе, но были, конечно, и другие варианты. Если бы эти пары выбрали друг друга, то деньги были поделены между всеми, но недавно стало известно, что других вариантов не будет. Все было оформлено юридически, и именно вы получите после своей свадьбы грандиозный приз. Но нас больше радует то, что ваши чувства искренни.

— Конечно, искренни, раз не могут дотерпеть до спальни и похабят нашу беседку на глазах у детей, — буркнула Изабелл, — в смысле очень рада за тебя, братец.

— А мы можем узнать еще варианты? — продолжала настаивать Мари.

— А зачем это тебе нужно, дорогая? — с подозрением спросил ее жених.

«Да, мои лавры Шерлока Холмса накрылись медным тазом», — печально подумала Мари.

Его мама призадумалась и сказала:

— Я точно знаю, что на пару бедняжки Элизабет и Ричарда не поставил никто…

20. Не ангелы

Анри с тоской посматривал на часы, а родственники, особенно сестра с зятем, ехидно посмеивались, понимая причину его нетерпения.

— Ах, помню как мы с Изабелл спешили к себе в квартирку, подальше от нескромных взглядов, — сказал зять и с иронией покосился на Анри, хотя и так было понятно, чьи это взгляды мешали им с Изабелл.

Тот только морщился и молча страдал — Мари все кружила вокруг да около интересующей ее темы, но мама Анри не понимала или делала вид, что не понимает ее намеков.

«Опасается, что я еще варианты рассматриваю?» — удивлялась Мари, — «Да я от Анри не отцепилась бы, даже если его родственники криком кричали, что против!»

Не добившись своего, она сделал вид, что не сильно и хотелось, в ответ прочитав в насмешливых глазах свекрови «Лису и виноград» полным текстом.

— Анри, мы, наверное, уже наскучили твоим драгоценным родственникам, — сказала она. — Поедем домой, мы же с тобой еще собирались… чаю попить.

— Так у нас попейте. С вашим замечательным пирогом! — всполошилась маман.

— Дорогая, такого чаю у нас им не нальют, — ржал папа.

И на этой веселой ноте несколько смущенные жених и невеста покинули благополучный дом.

Дома они о чае и не вспомнили. На кухне Анри зажал девушку у стола и несчастным голосом простонал куда-то в шею:

— Это твое платье, оно…

Мари сделала вид, что не поняла и обижена:

— Дорогой, это мое самое скромное платье, еще одно слово, и оно подаст на тебя в суд за моральный ущерб!

— Меня оправдают, увидев тебя в нем… Это же не возможно сдержаться видя тебя такой скромной, с этими невинными коленочками. Нет, моральный ущерб будут возмещать мне…

Если бы платью дали слово, оно бы уже в голос кричало: «Уймитесь, черти, я еще между вами, что же вы творите, я парадное и приличное платье, и не предназначено для таких непотребств!»

Непотребства тем временем набирали обороты и потребность в них была так велика, что в спальню влюбленные добирались еще около часу, а бедное платьице так и осталось лежать смятой кучкой на кафеле.

После работы Мари решила заехать к себе домой: все же часть вещей, необходимых ей, хранилась там. Она печально оглядела опустевший домишко, где столько времени провела одна в печали, с друзьями в веселой компании, с Коти, так и оставшейся на попечении ласковых медсестер.

«Если бы я не встретила Анри, я бы, наверное, присоединилась к ней в богадельне» — подумала она, уже не представляя свою одинокую, хоть и не без приключений, жизнь. «Анри — мое самое лучшее приключение!» — решила Мари, а ее сердце приятно замирало от грядущих событий. Ведь можно было уже серьезно заниматься поисками свадебного платья.

Повернув ключ в замке, она шагнула в темную прихожую и в ужасе отшатнулась: темная тень метнулась к ней. Мари хотела заорать во весь голос, но неизвестный предусмотрительно зажал ей рот рукой.

— Натрахалась и вспомнила о доме, — зловеще прошептал он. Девушка дрожала как осиновый лист и не смогла и слова вымолвить. Словно чувствуя это, рука убралась с лица, но нагло переместилась на грудь, потом скользнула ниже, на живот, а другая в это время крепко удерживала ее за талию.

Мари все же собралась с духом и проскрипела:

— Немедленно отпустите меня…

— Сейчас, дорогая Мари, — насмешливо сказал знакомый голос. Мари ушам своим не поверила, неужели он принадлежит ангелочку Сержу?

— А ну отпусти меня, нахал! — рассвирепела она. — Ручки не доросли, зажимать взрослых теток!

Серж расхохотался:

— Я старше тебя, дурочка!

«Очень точное определение. Я — дура!» — испуганно подумала Мари. А Серж неторопливо развернул ее лицом к себе и прижал к своему уже вполне привставшему члену. Этот бугор, упирающийся между ног Мари, та бы с удовольствием спутала с пистолетом.

«Боже, пусть это будет фонарик!» — взмолилась она мысленно. «Ну что тебе стоит, сделай так я прошу…»

— Нет, это не фонарик, — засмеялся Серж, и Мари поняла, что эту фразу она с перепугу произнесла вслух..

«Пора кричать!» — подумала Мари, голос к которой вернулся только теперь, и набрала воздух в легкие, но Серж заткнул ее поцелуем. Вся эта возня в прихожей не на шутку его завела, и он вовсю хозяйничал в трусиках у Мари, а потом рванул их и выбросил прочь. Мари с ужасом поняла, что такой напор не оставил ее равнодушной. В зеркале напротив смутно отражались они с Сержем, и как художница она зависла на пошлой изысканности этой картины, все же подлец Серж был красив ангельской красотой! Его порывистость завораживала, а огонь страсти перекочевал к ней, зажигая кровь и наливая румянцем щеки. Бесстрастное стекло повторяла их движения, и Мари поняла, что отвечает на поцелуй не менее страстно, чем его виновник.

— Мари, что за черт! — что-то громыхнуло, и сумрак прихожей разорвало беспощадным светом лампы, которая высветила и парочку, предавшуюся страсти, и искаженное мукой лицо Анри.

Тот стоял и смотрел на них. Мари с Сержем отпрянули друг от друга. Мари думала, что сейчас раздадутся обвинения, заслуженные и оправданные, но не рассчитывала, что Анри молча развернется и уйдет.

«Он решил, что я взялась за старое…» — подумала она и молча села на пол, рядом сел Серж. Так они просидели некоторое время, потом Мари со стоном поднялась и отправилась на кухню. Серж поплелся за ней.

На кухне Мари включила кофеварку и стала бессмысленно смотреть в окно — начал накрапывать дождь, его капли стекали по стеклу, оставляя серебристые дорожки.

— Ну, вот скажи, чего ты пришел и что на тебя нашло? — наконец сформулировала она наболевший вопрос к детективу.

Серж смотрел виновато, как кот, пойманный на краже хозяйской колбасы, как очень милый котик Вздохнув он сказал:

— Ты совсем не появлялась домой, вот я и решил тебя навестить, и о деле узнать.

— Только не говори, что это методы полицейского дознания, иначе я пойду веревку возьму и повешусь.

— Нет, нет, хотя эффект неожиданности иногда дает хороший результат… Ах, но я его использовал совсем не для того. Мари, ты… вы мне очень нравитесь, — его огромные влажные глаза просто сияли вселенской печалью.

Мари с подозрением поглядела на него:

— Если ты — один из участников пари, я придушу тебя собственными руками, ангелочек!

Серж возмущенно замахал руками, мол, «к вашему сумасшедшему дому я отношения не имею». В мирной, обыденной обстановке кухни он совсем не казался таким опасным, а только милым и наивным. Но Мари уже было не провести на мякине, по вине этого «безобидного» существа она становилась все несчастнее и несчастнее с каждой минутой, чем больше и больше думала о том, как нехорошо поступила с их, ее и Анри чувствами. Серж, заметив, что Мари абсолютно не интересуют его размышления о преступлениях и их виновниках, огорченно откланялся, напоследок решив облапить свою «жертву». Но та решительно схватилась за сковородку, и начинающий маньяк вынужден сбежать, не солоно хлебавши.

Мари нужно было теперь думать, как выйти на работу, как показаться Анри на глаза. Это было абсолютно невыносимо! Как он теперь будет смотреть на нее?! «Тьфу ты, как-как, как и раньше, там, в пустыне, — на пустое место, бесполезную и глупую дуру!» — в сердцах подумала она и легла спать.

И вот, с утра, как ни в чем не бывало, наша бесстыжая Мари заявилась в издательство. Хоть у нее и тряслись поджилки, но, нацепив приветливую гримасу, она отправилась доделывать макет. Возле нее бодрым козликом скакал автор книги и ему хотелось, чтоб все было «очень-очень, как ты умеешь», а Мари в свою очередь — огреть его пресс-папье. К счастью, автора со строгой миной позвал к себе художественный редактор, и тот, со словами «прости дорогая, но очень надо», скрылся за дверьми со скоростью звука. Мари осталась наедине с макетом, а макеты утешать, как известно, не умеют.

Побродив по офису, избегая шефского кабинета, Мари спустилась в холл и, встав рядом с пальмой, уставилась на улицу. Там ее и настигла расплата: она увидела, как Анри заходит в офис под ручку с хорошенькой девицей. Как ни странно, эта сценка ее позабавила:

«Клин клином! Что ж, посмотрим, как глубоко я в твоем сердце, негодник». Причина такого поведения, то есть моральное падение самой Мари выветрилась из ее головы в один момент.

Она приободрилась: раз пациент подает признаки какой-то деятельности, значит скорее жив, чем мертв. Бодрой походкой от бедра Мари вернулась на рабочее место. Там ее ждала мощная поддержка из сотрудников — они-то не были в курсе неприглядного проступка Мари, а вот Анри, пришедший вполуобнимку с незнакомой девицей, вызвал всеобщее осуждение. Девушке даже совестно стало, но ненадолго.

Тем временем события для ее соперницы развивались стремительно и не в лучшую сторону: на нее было вылито кофе (секретарша долго извинялась — раньше с ней такого не случалась), а уборщица, прибежавшая на вызов, попыталась грязной тряпкой, которой только что чистила ковер, оттереть от пятен белоснежный костюм гостьи. Та, расхохотавшись: «Анри, у тебя здесь весело», быстро исчезла в неизвестном направлении.

Мари в это время разворачивала свой план при поддержке отловленного в коридоре корректора. Тот мялся и стеснялся, но все же согласился приобнять девушку, когда Анри шел провожать свою измученную гостью, и, смущенный, умчался к себе — работы было невпроворот.

События, ускорившись, замерли, и Мари почувствовав ужасную усталость. Она приникла к своей верной подруге — пальме, и заняла наблюдательный пост. Анри любезно усадил даму в такси и прошел в здание, обратив на нее внимания не более, чем на пальму.

«Значит, война…» — резюмировала Мари.

На следующий день она поражала издательство броским макияжем и ультракоротким платьем.

«Совсем отчаялась, бедняжка», — сочувствовали ей коллеги. Только дамочка из бухгалтерии подошла и сказала, что если та еще раз подойдет к корректору, она ей все волосы повыдирает. Мари заметила, что бухгалтерше необходимо срочно предпринять меры, если она хочет, чтобы ее Николя стал таки ее. Та вздохнула и сказала: годы окучивании не дают результатов — молодой человек слишком занят, чтобы заметить какую-то воздыхательницу. Мари, вспыхнув сочувствием, кинулась организовывать их первое свидание. Выманив корректора из кабинета, она вручила ему два билета. Ее друзья убедили ее, что эта выставка не оставит никого равнодушным — как раз то что нужно для влюбленных — разделить одну страсть на двоих. Для начала — неплохо, если хотя бы страсть к прекрасному.

За этими переговорами их и застал Анри. Мари к тому времени забыла, что выглядит более, чем вызывающе, и их поза может истолкована двусмысленно: так ее захватила игра в амура, соединяющего сердца. Тем более, корректор отнекивался и сопротивлялся изо всех сил, не желая приобщится к высокому искусству. У Мари где-то на задворках мелькнула мысль: Анабель, автор выставки имеет весьма своеобразное понимание прекрасного. «Ну, посмущаются немного, это же так мило». Поэтому она совершенно не заметила злобный взгляд Анри, который вновь увидел ее, прильнувшую к другому мужчине.

Мари прошла в уборную и там ее настигла кара. Кто-то резко прижал ее к туалетному столику, не оставляя возможностей к маневрам. Но для травмированных нерв Мари это оказалось чересчур: она и от прошлого нападения еще не отошла. Издав оглушающий вопль, девушка извернулась и ударила нападавшего флаконом с жидким мылом, попутно сметая все, что было на туалетном столике. Испустив душераздирающий вопль, она попыталась вырваться, но от ее телодвижений стол к отлетел к зеркалу и посыпались осколки, раня ее и нападающего. Тот изумленно замер. В двери начали ломиться испуганные коллеги. Охранник выбил шаткую преграду и всему издательству предстала ужасающая картина: окровавленный Анри сжимал в своих объятьях испуганную невесту. Раздались жидкие аплодисменты, перешедшие в оглушительные овации. Издательство приветствовало «помирившихся» жениха и невесту.

— Все свободны. Дальше мы сами как-то, — сдавленным голосом заявил Анри.

— Конечно-конечно… — девочки из бухгалтерии слиняли первыми, коллеги Мари немного позависали, отмечая страстность и живописность позы для будущих набросков. Когда еще увидишь столь влюбленную и страстную пару? Но, наконец, удалились и они.

— А Сержу ты не сопротивлялась! — заметил обиженно Анри.

— Негодник меня чуть не изнасиловал! — нагло заявила Мари.

— Поэтому ты пила с ним чай? — возмутился Анри.

— Ага, со сковородкой вприкуску.

— Я заметил: следил за домом, не был уверен, что все в порядке, — Анри выглядел виноватым, — прости, что оставил тебя с ним, я должен был подумать, что тебе угрожает опасность.

— Я справилась сама, — горько заметила Мари.

— Мари, я бы ни за что не бросил тебя. Я люблю тебя такой, какая ты есть!

— Это звучит, как «несмотря на все твои более, чем многочисленные, недостатки».

— Говорите громче, уже голова болит прислушиваться! — в сердцах раздалось из-за двери.

Анри молча подошел и закрыл дверь на ключ.

— Значит, тебе нравится пожестче? — с улыбкой сказал он, глядя на Мари.

— Не знаю, что ты имеешь ввиду, но в случае чего, помни о сковородке! Она — очень жесткая!

21

— Это что же такое? Куда ты нас отправила! — негодовала бухгалтерша, забегая к Мари каждые пять минут и вновь убегая к отчету. Поэтому рассказ о злополучной выставке немного растянулся во времени.

— За такое «искусство» нужно морду бить! Мы чуть не рассорились с Эженчиком.

«А это что-то новенькое, если все так плохо — вместе бы поплевались и все», — подумала Мари.

— В чем причина? Неужели не сошлись во мнениях по поводу картин? — спросила она. — Ему понравилось, а тебе — нет?

— Мы поссорились потому, что я требовала это сжечь, а он — подорвать!

— Вынуждена вам сказать — вы оба неандертальцы, еще и с террористическими замашками. Нет, не будем обижать неандертальцев — у них хотя бы были представления о прекрасном! Своди его посмотреть свой отчет, может его больше возбудит раздел о заработной плате корректорского отдела! — заявила Мари и выставила наглую дамочку из кабинета. Ей было необходимо обдумать ситуацию, в которой она оказалась из-за своего легкомыслия. Да, Анри ее простил, но … Контроль, еще раз контроль! Мари почувствовала себя пленницей в доме Анри. Опека мадам Матильды казалась, чем-то несущественным по сравнению с тем шквалом заботы, который обрушил на нее жених. «Заботы! — фыркнула она, — скорее, опеки, словно над буйнопомешанной или преступницей, выпущенной на поруки!»

Анри не отпускал ее ни на шаг: «Мало ли, что с тобой может случиться — убийца Элизабет все еще на свободе!» О визитах в собственный дом можно было забыть — его закрыли и все вещи были лично перевезены женихом в их дом. Подготовка к свадьбе занимала все свободное время, а ночи принадлежали Анри. Жить бы и радоваться, но Мари ситуация порядком смущала, а иногда — откровенно бесила.

И вот сегодня: поездка в свадебный салон обратилась в кошмар. Кто сказал, что жениху нельзя видеть платье до свадьбы? Анри пересмотрел все фасончики, выбирая то, что прикрывало Мари с головы до ног. Когда она заметила, что с таким успехом может пойти под венец, накрывшись кружевной скатертью, Анри заинтересовался, и, подумав, сообщил, что он за, если под скатертью ничего не будет, а Мари обещает из-под нее до ночи не выглядывать.

Сотрудницы салона умилялись, а пока ходили за очередным кружевным мешком, Анри затянул Мари в примерочною, срочно прорепетировать первую брачную ночь. Когда, покрасневшие и растрепанные, они выбрались оттуда, их занятие не осталось ни для кого тайной. «Это так романтично!» — с глазами, блестящими явно не от слез, восхищались дамочки, нагло разглядывая не менее наглого и довольного жениха, поедая его взглядами.

Мари, между тем мучила совесть: она, в тайне от жениха, уже заказала платье у своей доброй знакомой — начинающего дизайнера, результат был не за горами. Она, конечно, немного опасалась размеров креатива, но ей так нравились модели Энн! Ну черное, ну в перьях — кто сказал, что свадебное платье — какой-то нерушимый канон?

Она помялась и оплатила пару подвязок, размера «макси» — надо было подогреть роман между Викингом и Цветочком, и, надписав адреса, заказала доставку на дом под недовольным взглядом Анри.

— Ты гомофоб? — поинтересовалась она.

— Нет, лесбиян, — отделался Анри старой шуткой, — очень люблю женщин.

— Женщин? — строго переспросила Мари.

— Только тебя, — пояснил Анри, — у меня целевая направленность только на одну женщину.

Особенности ориентации он бросился демонстрировать сразу по приходу домой, но тут и случилась неприятность — Мари растянула ногу.

— Я горжусь: моя женщина так меня хотела! Буквально, не жалея живота своего!

— Я хотела дотянуться до презервативов, кто-то о них забыл, — сердилась Мари.

— Мне так жаль, дорогая.

— Твое сожаление не помешало долюбить несчастную жертву страсти!

— Не пропадать же порыву! — оправдывался Анри.

— Напрасная жертва, — ошарашил девушку врач, услышав отголоски этой перепалки. Мари как раз возмущалась коварством возлюбленного. «Как он мог подумать, что хочу себе каких-то спиногрызиков!»

— Что-что? — рассеяно переспросила она.

— Говорю, можете уже не предохранятся, дело сделано, анализы показывают, что вы, возможно, беременны, извольте обследоваться. Когда жениху скажете?

«Ангелочков, да, очень хочу ангелочков», — быстренько, но недостаточно уверенно, переориентировала свои мысли Мари.

— Как только, так и сразу. В смысле, как обследуюсь и буду знать наверняка, — ответила Мари.

Анри нежно уложив ножку, забинтованную эластичной повязкой на подушечку, еще раз показал, как ему жаль, и отправился на работу. Мари оставалось скучать, страдать как-то не получалось — мысль о ребенке навевала легкую эйфорию…

Раздался звонок в дверь, Мари поморщилась: открывать она не собиралась, но тут и мобильник зазвонил. «Да, кто там такой настойчивый!»

— Привет, Мари, это Ричард!

«Я тут лежу одна, смертельно раненная… вот и мухи на мой труп начали слетаться», — раздраженно подумала Мари, — «что ему от меня надо, тем более после обвинений в смерти Элизабет?!»

— Входи, не заперто, — буркнула она в телефон.

Раздался звук открываемой двери, и скоро в гостиную прошел Ричард. Выглядел он откровенно неважно. Бледный и какой-то запущенный, с потерянным взглядом. Мари даже стало его жалко немного, не смотря на глупые обвинения.

— Мари, — сходу начал Ричард, — нам нужно поговорить.

— Говори, — ответила Мари, стремясь придать своей фигуре внушительный вид, но мешала нога на подушечке.

— Мари, я люблю тебя! — выпалил Ричард.

— И что же так сразу? — иронично поинтересовалась та.

— Я люблю тебя давно, — продолжал Ричард, — я долго себя обманывал, но понял — ты любовь моей жизни.

Тут до Мари начало доходить, как всегда с опозданием: «Да, он с ума сошел. Совсем рехнулся!», — чуть было не крикнула она в голос, но вовремя спохватилась, что-то ее остановило, какое-то опасение.

— Ричард, — мягко скала она, — давай встретимся позже — я немного плохо себя чувствую.

— Позже нет, будет поздно, — рассердился Ричард. — Ты будешь замужем.

— Я и так уже почти замужем, — возмутилась Мари, — и не передумаю ни за что, я люблю Анри, и у нас будет ребенок.

Ричард посмотрел на нее абсолютно безумным взглядом.

— Ах, раз так!

Он молча подошел к дивану и взял подушку.

— Что ты задумал, идиот?! — вскрикнула Мари.

22. Подсадная утка

Преступному намерению Роджера не было суждено воплотится в жизнь — в дом ворвались полицейские и быстро скрутили начинающего маньяка. Обеспокоенный Серж подбежал к Мари и обнял ее.

— Моя нога! — взвопила та, и детектив сконфужено выпустил ее из объятий и кинулся поправлять подушечку.

— Надеюсь, это не то, о чем я подумала? — возмущенно спросила Мари. — Я же тут не в роли наживки только что выступала?

Серж смущенно помялся:

— Дорогая Мари, преступления на бытовой почве очень плохо раскрываются: сложно найти доказательства для того, чтобы посадить виновника за решетку…

Мари хотела много чего сказать, но мысль о том, какая опасность угрожала ее жизни и жизни еще не родившегося младенца, заставила ее разрыдаться.

— Что вы, не плачьте, теперь все будет хорошо — виновник найден, обстоятельства его задержания гарантируют то, что он больше не будет угрожать вам и вашей семье!

— Но зачем ему это было нужно? — всхлипнула Мари. — Что я ему сделала! Ни на секунду не поверю в его внезапно вспыхнувшую любовь — единственным человеком, которого любил Роджер, была несчастная Элизабет!

Серж печально вздохнул:

— Да, они были в шаге от счастья, если бы не сделали того, что сделали.

— Я не верю, — растерянно сказал Мари, — Элизабет была очень состоятельной девушкой, у нее не было недостатка в деньгах, чтобы переживать о дополнительном призе этого дурацкого пари!

— Скорее ее уязвил проигрыш, вы с нею издавна соперничали, — Серж умостился рядом с Мари и ласково заглядывая ей в глаза, продолжил. — Когда они разыграли вас, устроив похищение, их шутка перестала быть таковой. Устраивая в вашем доме инсценировку ограбления, Элизабет действительно стала воровкой: она случайно наткнулась на письма ваших родителей. Возможно, то, что никто не верил в пару с ее избранником, вывело ее из себя.

Мари недоверчиво посмотрела на Сержа, потихоньку подгребая к себе подушечки, включая ту, которую хотел использовать Роджер — на подушечку она не сердилась, и горько вздохнула:

— А я-то причем?

Серж посмотрел на гнездышко, в котором Мари сидела, нахохлившись, словно птичка, и пояснил:

— Дело в том, что была еще одна ставка — на вас с Роджером. Когда Элизабет рассказала об этих письмах своему кавалеру, она не думала о последствиях и о том, что для кого-то эти деньг будут важнее, чем ее жизнь и жизнь других людей. Для того, кто украл деньги с ваших счетов. Я не знаю, что случилось — возможно, Элизабет узнала о Роджере и его намерениях гораздо больше, чем хотела, и между ними вспыхнула ссора. Возможно, Элизабет была возмущена нелицеприятным поступком жениха, который украл деньги — и Роджер убил Элизабет!

— Какой негодяй, а потом еще при всех обвинил меня!

— Вероятно, к тому времени он уже был не в себе — для него вы казались виновницей всех несчастий. Ведь если бы не всплыла эта история с пари, не было бы и воровства, не было бы и ссоры, и Элизабет была бы жива. Но мысли убийцы приобрели другой оборот — он решил, что женится на вас и выигрыш достанется ему. Вы не состояли в отношениях и казались ему легкой добычей.

— Кому-то и в отношениях я показалась легкой добычей, — буркнула Мари, не в состоянии осмыслить услышанное.

Серж зарделся и смущенно пошаркал ножкой, видимо его собственный дебют в роли маньяка оставил неизгладимые впечатления, да и синяк, поставленный Анри, сошел только недавно!

— Мы следили за вашим домом и вот — разъяренный Роджер теперь сядет за попытку покушения на вашу жизнь.

— А смерть Элизабет, она ему сойдет с рук?

— Все зависит от того, признается он или нет. Остальные улики косвенные. Мари вы можете помочь следствию…

Мари чуть не задохнулась от возмущения, роль подсадной утки еще не остыла в ее памяти, но Серж начал говорить о несчастной Лиззи, и она обещала подумать.

— Мари! — в дом ворвался обеспокоенный и растерянный Анри: его известили о событиях, которые имели место в его жилище, с его невестой, в последнюю очередь, когда все уже закончилось. Увидев Мари в окружении подушечек, он несказанно обрадовался. А потом перевел взгляд на Сержа, который застыл рядом.

— Мсье детектив, можно вас на минутку.

Разговор с Сержем занял ровно столько, сколько понадобилось обновить фингал под глазом.

23. Финал

Анри и слышать не хотел, чтобы Мари отправилась на очную ставку к Ричарду. О чем говорить с несостоявшимся убийцей, который еще и не вполне в себе?! Но Мари, умолчав о беременности, сказала — это ее долг перед Элизабет, ее подругой, увы, не в последние месяцы. Анри усомнился в глубине их дружбы, но получил от Мари подушкой и решил больше эту тему не поднимать.

— Я всегда буду твоим другом, Мари, — заверил он, — и никогда не предам тебя, любовь моя!

Растроганная Мари пустила слезу, а жених с удивлением отметил, что ранее не замечал за ней подобной чувствительности.

— Что ты, я все время реву, — заверила его Мари, — я очень жалостливая…

Анри хмыкнул:

— Что-то не припоминаю за тобой такого. Помниться, когда у Элизабет умерла любимая кошка, ты предложила сделать из нее чучелко.

— О бедная кошечка, — разрыдалась Мари. — Она была старая и облезлая, даже чучелка из нее бы не получилось!

Конечно, Роджер во всем признался. Визит Мари произвел на него неизгладимое впечатление. Его признания пришлось выслушивать пару дней — все не могли прекратить эти излияния ивперемешку со стенаниями на злую судьбу и проклятиями в адрес Мари. Он поведал, что Элизабет обвинила его в воровстве и сказала, что их родители были правы насчет их пары — ничего путного из их брака не вышло бы. И тогда он выстрелил.

К суду у Сержа фингал давно сошел, он успешно выступал от имени следствия и замечательно получился на фото из зала суда. Правда, появилось еще и пару карикатур пикантного содержания, с ним же в главной роли, там фигурировали и мухи и улитки — олицетворяя качества доблестной полиции — подарок издательства на свадьбу Мари и Анри.

* * *
— Только не говори, что ЭТО — твое подвенечное платье!

— Ты прав, в церковь в нем вряд ли пустят, но для гражданской церемонии — самое оно.

— Так платье полностью прозрачное!

— А бабочки?

— Дорогая, тебя обманули — это маленькие мошки и вид у них такой, что вот-вот взлетят!

— Я, пожалуй, примерю, — Мари задумчиво посмотрела на платье, постепенно смутная тревога омрачила ее лицо. Она схватила наряд и помчалась в спальню. Через некоторое время оттуда раздался тяжелый стон. Анри обеспокоено бросился к ней. Мари стояла перед зеркалом и с мрачным видом разглядывала свое изображение.

— Гусеничка моя, ты ничего мне забыла сказать?

— Как ты меня назвал? — сердито спросила Мари, но потом до нее дошел смысл вопроса.

— Ну, наверное, мне стоило тебе сказать… Ну раз так видно, нужно другое платье, не такое облегающее… — расстроено заметила она.

— Ты самая прекрасная гу… бабочка на свете! — заверил ее Анри.

Бракосочетание происходило в узком кругу друзей и родственников, всего человек двести, и это еще не приехала родня из Африки. К тому времени Мари обзавелась приличным животиком — все не могли сойтись с женихом по поводу фасончика платья — все эскизы Энн поддавались жесткой критике, пока другая Энн, из Испании не прислал платьице, сотворенное поклонницами творчества Мари. Его и решили оставить, тем более еще чуть-чуть — и свадьба уже бы происходила в родильной палате. Выбор между сорочкой для рожениц и кружевными оборочками был сделан в пользу последних. Сорочка пригодилась к вечеру, когда рождалась маленькая Мари-Энн.

— Чудо-расчудесное! — восхищались допущенные к лицезрению прекрасного существа.

— И больше никаких пари! — предупредила их жертва, чавкая больничной снедью. Увы, до свадебного тортика Мари так и не добралась — пришлось отвлечься.

Анри подпрыгнул на месте:

— Что ты дорогая — никаких споров! Но за других не ручаюсь, — тут же добавил он. — Мои принцессочки! Правда, она похожа на маму?

— Скорее на дядю Хосе — такая же сморщенная и красная, — буркнула Мари, но смотрела умильно, и успела нащелкать кучу фоток. «Вот мы спим… А вот рыгаем… А что? Срыгиваем мы тоже мило…»

— Чем закончилась свадьба? — поинтересовалась она.

— Собственно говоря, она еще не закончилась… Новый повод нарисовался, — ответил Анри, строя глазки младенцу. Новорожденная посмотрела на него пронзительно, сладко зевнула и уплыла в счастливую страну снов.

— Она спит и видит ангелов!

— Ага, мамину сиську она видит! — рассмеялась Мари.


Оглавление

  • 1. Знакомство с пустыней и ее обитателями
  • 2. Укрощение строптивой или строптивого?
  • 3. В это время в Париже
  • 4. Верблюд не виноват
  • 5. Таланты и их поклонники
  • 6. Месть и печалька
  • 7. Морские фантазии
  • 8. Сельская идиллия
  • 9. Прощание
  • 10. Память девичья
  • 11. Былое и думы
  • 12. Деловые будни
  • 13. Утро вечера мудренее
  • 14. Улитки и мухи
  • 15. Последняя воля
  • 16. О мороженном и ушках неко
  • 17
  • 18. Пари
  • 19. Семейные тайны
  • 20. Не ангелы
  • 21
  • 22. Подсадная утка
  • 23. Финал