27
Поручик Дмитрий Королев в спешном порядке собрал свои вещи и направился на вокзал, не попрощавшись с товарищами. Ему что–то пришло в голову повидать родителей и невесту Людмилу, с которой он переписывался уже полгода, обещая навестить ее, как только представится такая возможность. В полку, где он служил происходили волнения. Солдаты не хотели покидать окопы, чтобы идти с оружием в руках на немецких солдат в открытом бою. Была запущена идея братания с немецкими солдатами, поскольку они тоже страдают от капиталистов и помещиков, как любой солдат в России.
Подъезжая к вокзалу на двуколке, он все размышлял, правильно ли поступал, поощряя солдат в их нарастающий злобе по отношению к старому строю, и к тому, что царь отрекся от престола.
Его отец Иван Иванович Королев, фабрикант, богатый человек тоже в душе симпатизировал революционерам и начиная с 1905 года поддерживал их материально. Около ста тысяч он выслал только Ленину в Цюрих.
– Один билет до Петрограда, – сказал он кассиру. подавая свою офицерскую книжечку, свидетельствующую его статус.
– Билеты на Питер ограничены, – ответила кассир и попыталась закрыть окошко.
– Не спешите, мадам. Я еду в отпуск, у меня там родители и невеста. Должен же я их повидать, как вы думаете.
– Позолотите ручку, – не постеснялась кассир.
– О, нет проблем, – сказал поручик доставая золотой рубль.
Так после двадцати часов тряски Дмитрий Иванович очутился в Петрограде, теперь уже красном городе. Это было 15 октября 1917 года. Город встретил его мертвой тишиной, пустыми улицами и одиночными выстрелами в разных частях города.
Мозг подсказал ему: срочно срывай погоны. Он быстро зашел в один из домов уже разграбленный с открытой входной дверью и следами крови на ступеньках. Одна дверь держалась на одной петле, а вторая была в хорошем состоянии. Забежав за эту дверь, снял шинель, сорвал погону, кокарду с головного убора и одев фуражку задом наперед спустился на набережную. Там еще плавали трупы.
– Что с отцом, где мать, что с Людмилой?
Он бросился бежать от центра города в сторону окраины, где жили родители и где находился дом невесты.
Поле километровой пробежки пришлось остановиться перевести дух, а потом двинуться в путь быстрым шагом. Он не заметил, как очутился рядом с домом Люды Луниной и как его схватили за рукав и потребовали остановиться.
– Дима, ты ли? О господи боже, – произнесла Люда, падая ему на грудь ходившая ходуном от напряжения. – На кого ты похож? Но это правильно, так надо, видишь и я в платье служанки. На нас теперь гонения. Зато что мы имущий класс, нас истребляют.
– Не может этого быть. Мой отец оказывал материальную помощь революционерам, лично Ленину посылал тысячи золотых рублей. Ты не знаешь, где мои родители? Их, должно быть, никто не трогал.
– Они дома. Только вчера вечером была у них. Иван Иванович, твой отец разводит руками, он тоже не верит, что такое может быть. Если узнают, что ты военный, всю вашу семью возьмут в заложники на три дня, а потом расстреляют. Таков приказ Ленина.
***
Особняк отца не подвергся разорению, до него еще не дошли гопники.
Когда Дима вернулся в дом, вся семья пришла в мучительный восторг: мать рыдала, отец вытирал слезы платком и все говорил: как хорошо, что ты явился, сынок ибо такое время: сегодня видимся, а завтра нет. Я просто возмущен. Мне надо пойти к этому жиду Ленину и спросить, что это такое? Сколько денег я ухлопал на его переворот! И что? Жиды нас стали истреблять.
Мать стала готовить ужин, но всяких деликатесов уже не было. Сын понимал, что в столице ему будет несладко. Но уйти на службу к головорезам ему мешало вдруг изменившееся сознание.
Люда смотрела на него как на спасителя и высказала мысль, что если Дима не будет возражать, они могли бы пожениться пожить вместе земной жизнью несколько недель, а может и месяцев. Дима воспринял эту новость с радостью. Но церковь уже была разрушена, батюшку трудно было отыскать в городе. Отец покрутил головой, и согласился. Устроили коллективный ужин, так похожий на свадьбу, но Цветков просил подождать его возвращения, ему нужно на час отлучиться. Никто не знал, что он замыслил, но минут сорок спустя Цетков вернулся с батюшкой. Где он его отыскал в такое смутное время, никто не знал.
Батюшка Онуфрий совершил обряд бракосочетания без кадила и дьяка. А вот крест на груди он сохранил, молодожены целовали крест, клялись быть верными друг другу. Батюшка пропел несколько псалмов и произнес наставления.
Это было так романтично, непривычно. Тем не менее, все члены семьи были довольны. Медовый месяц продолжался всего неделю.
Вдруг в доме в три часа ночи появились незваные гости в кожаных тужурках, с пистолетоми на боку и черных кожаных кепках под цвет тужурки.
Вацетис Иоаким уселся за стол, открыл кожаную сумку – патронташ, извлек тетрадь и карандаш.
– Вот что, фабриканты и прочая богатая сволочь. Всем вам конец, но гуманная советская власть предлагает королевский подарок. Ваш сын, Дмитрий 1893 года рождения, поручик, вступал в ряды Красной Армии в обмен на жизнь всех своих родных. Будут ли вопросы?
– Наш сын всего неделю тому прибыл с фронта и тут же женился. Согласно уставу любой армии, он имеет право на отпуск, я думаю, не меньше месяца. По истечении месяца, будем решать. Прошу еще учесть, что я спонсировал ваш переворот и собираюсь к Ленину на прием по этому вопросу, – сказал Иван Иванович, глядя недобрыми глазами на Вацетиса. – А пока что я категорически против.
– Против? Он против, – рассмеялся Вацетис. – А ведь твой сын мог бы командовать взводом. Но ты против. Как хотишь, так и понимай, – холодно произнес Вацетис и вытащил браунинг из кобуры.
– Вы что собираетесь стрелять? – спросил сын.
– Можно, – сказал Вацетис и нажал на курок. Прогремел выстрел, зазвенели стеклышки на люстре и посыпались на пол. Младший брат Димы Володя взвизгнул и побежал к матери, сунул ей голову в подол.
– Почему не собираешься? Где твой вещмешок?
– А я никуда не обираюсь. Отслужил.
– Так это же советская власть приглашает, неужели непонятно? Ская, убери деда.
Ская поднялся с места, подошел к отцу Димы Ивану Ивановичу, приставил дуло к виску и нажал на курок. Кровь хлынула фонтаном, и Иван Иванович заснул, успев дрыгнуть одной ногой.
– Женат? – спросил Вацетис.
– Неделю тому назад.
– Любишь жену?
– Конечно.
– А если мы пустим ее в расход? Ская, возьми ее. Можешь трахнуть, а потом пристрели.
Люда обхватила руками мужа ниже пояса.
– Только вместе.
– Вместе не получится, – сказал Вацетис. – Он получит пулю последним. Сначала перестреляем всех, а потом его.
– Дима, соглашайся. Ты нас спасешь всех – моих и своих родителей, – сказала супруга.
– Подождите, – сказал Дима. – Мой отец годами спонсировал революцию, и вы его убили. Это похоже на поступок бандитов но никак не революционеров.
– Произошла ошибка. Надо было говорить раньше. Ская, прикончи этого старого, как его, а Лунева, чтоб не обидно было.
Отец Люды тоже получил пулю в затылок и тут же угас.
– Пять минут на сборы, Ковалев.
Дима быстро собрался, расцеловал супругу, тещу и стал у стола перед Вацетисом.
– Я готов.
Вацетил моргнул Ская, а сам с Андрианисом, будущим командиром Красной армии ушли на сборный пункт.
Ская схватил Люду за волосы, приставил дуло к виску и сказал:
– Будешь брыкаться, отправишься за своим отцом.
Он сорвал с нее одежду и развязал ремень на брюках. Все происходило на глазах матери. Когда дело было кончено, Люда стала надевать кофту на плечи, отвернувшись от насильника. Ская перезарядил пистолет, представил к затылку и нажал на курок. Люда легла лицом вниз, слегка вывернув голову. Струйка крови вытекла из–рта на пол, образовав небольшое красное пятно на ковре.
– Разрешаю всем помолиться, – сказал Ская, прикуривая сигарету.
– Помилуй нас, Боже!- запели приговоренные слажено и красиво,Ф словно все служили в церковном хоре.
Ская послушал, расхохотался и стал палить. Все погибли моментально, не испытывая мучений и только Василек получил пулю ниже пояса, в бедро.
Конюх Петя взял его к себе в лачугу, выходил и сделал его гопником. Василек вырос, вступил в комсомол, а потом в партию и стал красным комиссаром. Это было уже тогда, когда боженька отдал дьяволу душу, пролежав в Мавзолее почти десять лет. Встретил ли он зятя Королева, красного командира, женатого на сестре, он так и не узнал. Сам Дмитрий Иванович надев шинель красноармейца, попал в армию Бронштейна.
Однажды, когда Бронштейн рассвирепел, всех красноармейцев выстроили в одну длинную шеренгу. Получилась шеренга с полкилометра. Красный командарм достал пистолет, а ящик с патронами подносил ему красноармеец Босякус.
– Товарищи красноармейцы! Для наведения порядки и дисциплины, а так же для поднятия революционного духа, сейчас каждый десятый красноармеец будет мною расстрелян. Остальные получат поощрения и денежную моральную компенсацию. Ура!
Солдаты это «ура» не поддержали. Никто не знал, кто будет десятым. Все начиналось с левого фланга. Была попытка подсчета, но солдаты, находясь в ужасе, путались в подсчете, каждый, молча, ожидал пулю в грудь.
Первые три человека пытались что–то произнести, типа: да здравствует великий Ленин, но последнее слово тонуло в звуке выстрела.
Дима не стоял в строю, но картину расстрела невинных запомнил на всю жизнь. Той же ночью он исчез. Десять дней понадобилось, чтобы очутиться в Крыму, где русская интеллигенция и не только она, пыталась сесть на баржи, на корабли и уехать в другие страны, в основном во Францию.
В это время в Крыму бесчинствовала красная фурия, именуемая Демоном в юбке. В качестве великой дочери русского народа, во все школьные учебники, наименованием улиц ее поганым именем вошла, как Землячка. Настоящая жидовская ее фамилия Залкинд. Жид Ленин отыскал ее, а найдя несказанно обрадовался, проинструктировал в духе Торы и отравил в Крым вдогонку интеллигенции.
Садистка Залкинд не просто расстреливал людей по ночам, даже в лазаретах, но сначала подвешивала на фонарные столбы вниз головой, стаскивала брюки с висячей жертвы и серпом вырезала половые органы. Это один из методов умерщвления. Таких методов было много. Могли живой жертве привязать камень к шее и опустить в море вниз головой. Ленин, когда узнал о ее методах, несказанно обрадовался и наградил ее Орденом Красного знамени. И похоронена эта жидовка на Красной площади в Москве, в кремлевской стене. Мы к ней еще вернемся.
А Диме Королеву повезло. Он сел на корабль и очутился во Франции. Вот только, что случилось с его супругой Людмилой Луниной, с матерь. братиком и сестрами, не удалось узнать.
Так русская интеллигенция расплачивалась за то, что хотела добра людям, а может власти. Мы не можем спросить Добролюбова и Чернышевского, чего им не хватало, почему они звали Русь к топору? Власть захватил человек, который справедливо сказал:
– Гусская интеллигенция – говно.
И уничтожил ее.
