КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Мед.ведь.ма [СИ] [AlmaZa] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

AlmaZa МЕД.ВЕДЬ.МА

Роковая ночь

Серый пепел седины в смоляных прядях, дряблые морщинистые веки, сильно похудевшие щеки. Моя бабушка умирала. Ей оставалось жить недолго, я знала это, видела и чувствовала, по чахнущей груди, угасающим глазам, трясущимся пальцам. Она никогда не говорила, сколько ей лет и, возможно, понятия не имела сама, но совсем старой её нельзя было назвать. Крепкая, как горы, в которых мы жили, она всегда вызывала чувство уверенности, надежности и постоянства. Но это постоянство исчерпало себя из-за какой-то болезни. Сначала казалось, что она всего лишь простудилась, но бабушка стала потухать, как лампада возле изображения Будды, и вот, подошла к краю своей жизни. Она осознавала это, но не печалилась и не причитала. Мне с детства казалось, что со смертью она в какой-то степени всегда была знакома, недаром по всей окрестности её считали ведьмой. Мою добрую, порой суровую, но всегда справедливую бабушку. Я никогда не видела своих родителей, или лишилась их так рано, что не помнила, и меня вырастили эти сухие и костлявые теперь руки, коричневые от нещадных ветров, снегов и солнца на здешних вершинах, в стариковских пигментных пятнах. Таким же было и мудрое, острое, некрасивое, но благородное лицо той, кого в лучшем случае звали «старухой», приходя за помощью и советами. Как ни бойся шаманки, всё равно рано или поздно придёшь к ней с какой-либо просьбой, ведь больниц не было на сотню километров. До Лхасы было дня три пути, в лучшем случае, если позволяла погода пробираться по хребтам без дорог, лишь с неверными и опасными тропами, по которым прошло бы не каждое животное, если вдруг случались дожди или оползень.

Бабушка старательно скрывала ото всех, кроме меня, что я её внучка. Почему — она не говорила, но взрослея, я заподозрила, что ей не хотелось, чтобы ведьмой стали называть и дочь её дочери. А местный необразованный деревенский люд мог, дай ему только повод. А повод был. Я родилась альбиноской с бледной белой кожей и белоснежными, будто седыми, волосами. Глаза были не красными, а голубыми, но тоже очень бледными и полупрозрачными. И это всё среди тибетцев, смуглых, черномазых, черноволосых, с желтовато-глинистыми телами, как у керамических статуэток. Сколько себя помню, бабушка заставляла пачкать лицо чем-нибудь, чтобы не выделяться, потому что оно не хотело загорать, сколько бы не находилось на солнцепеке, а волосы красить смесью листьев индигоферы и лавсонии с настойкой из грецких орехов, которая содержала достаточно йода, чтобы волосы потемнели. Иногда ею же протиралось и лицо. Таким образом, для тех, кто заглядывал в нашу избу, я выглядела чумазой прислужницей, сиротой, прибирающейся за кусок хлеба.

В эту ночь была жуткая гроза. То, что я назвала избой, на самом деле могло бы быть хорошим укрепленным домом, возникшем на руинах древней крепости, неизвестно кем и для чего основанной. Постоянно коптящий наш очаг извергал через трубу дым круглые сутки; бабушка всегда что-то варила, готовила, сушила, а иногда просто жгла огонь для согрева, умудряясь где-то доставать древесный уголь, потому что с самой древесиной было туговато. На этих высотах по большей части холодно, ветрено и пустынно, в плане растительности.

Из-за этого не прекращающегося дымка люди из поселка пониже прозвали наш дом, выросший на обросших мхом старинных валунах и скальных утесах «замком, где даже под дождём не гаснут свечи». Наверное, они пугали своих детей нашим жилищем, приукрашивая на словах действительность, чтобы старая женщина больше походила на злобную колдунью. Мне всё это было не так важно, пока не наступила эта ночь, которая, сомнений почти не оставалось, должна была стать для бабушки последней.

Я подала ей отвар из собранных перед прошлым полнолунием трав, в числе которых был женьшень. Сама она тогда пойти не смогла, и я, наученная ею, сорвала всё, что требовалось, и пыталась лечить её так, как она десятки лет лечила и исцеляла тибетцев. Но ей не помогало. «Недаром молвят, — заметила она, — что свои силы только для других годятся». Она говорила о своём знахарском мастерстве. Я слышала, как некоторые обсуждали, как заключают ведьмы договор с демонами и злыми духами, чтобы те помогали творить магию, как устраивают какие-то черные ритуалы, в которых убивают черных животных, но я никогда не видела ничего подобного.

— Тебе придётся уйти, — тихо произнесла вдруг бабушка, выведя меня из раздумий. Я сидела рядом с её кроватью и штопала прорванное покрывало, чтобы укрыть её и ей стало теплее. — Тебе не место здесь…

— Я никуда не уйду, бабушка, отдыхай, — взяла я её слабую протянутую руку и постаралась улыбнуться, отложив шитьё.

— Тебе нужно уйти, Элия, — удивительно твердо для её нынешней слабости повторила она. Я нахмурила брови.

— Почему?

— Одна ты не выживешь.

— Не говори так! Ты поправишься, — начала врать ей и себе я.

— Не будем тратить время на глупые фантазии, — пресекла она мою попытку. — Здесь нельзя оставаться. Ты моя преемница, но ты беззащитная и неумелая. Возможно, тебе не передалось моих способностей, но если о тебе они узнают…

— Они? — услышала я странность в её фразе. — Кто — они?

— Плохие люди, Элия. Очень плохие, — бабушка крепче сжала мою ладонь. — Те, кого мы сторонились, эти сельчане снизу — это всего лишь темный и невоспитанный народ. Но есть люди по-настоящему плохие. И мы им нужны.

— Зачем? — я пожала плечами. — Ты же сама говорила, что в городах и далеко отсюда есть врачи и медицина, которые вытеснили знахарок, и нам приходится жить в подобном месте, чтобы быть нужными хоть кому-то.

— Прости, Элия, я не говорила тебе всей правды, — по её сиплому голосу и потемневшим запавшим глазам я поняла, что это всё её вынуждает говорить приблизившаяся смерть. Она не хотела уходить, оставив меня в полной растерянности. Или не предупрежденной о чем-то. — Я вовсе не потому пришла сюда когда-то, что перестала быть нужной… я спряталась сюда, потому что была слишком нужна тем, кому нельзя служить, кому я не могу открывать тайны.

— О ком ты, бабушка? О каких тайнах?

— Тайн много, Элия, — на дворе прогрохотали очередные раскаты, и бабушка вздрогнула, прислушавшись. — Но они всё-таки нашли меня… они идут!

— Кто? — я посмотрела на запертую дверь. — Это гроза, бабушка, там никого нет.

— Они идут, Элия! — громче проскрипела она, пытаясь подняться, но я не дала, опустив её на подушку.

— Это гром, всего лишь эхо молнии! — Я никогда не видела у неё таких испуганных глаз, словно безумных. Эти черно-карие глаза всегда были самыми разумными и здравомыслящими из всех, и вдруг они трусили и паниковали.

— Спрячься, девочка моя, быстрее! — стала пихать меня бабушка.

— Зачем? О чем ты?

— Быстрее, в подпол! И не выходи! Что бы ни случилось, пока они не уйдут!

— Бабушка, пожалуйста, ты меня пугаешь! — Я хотела дать ей ещё отвара, меня приободрил тот прилив сил, с которым она отталкивала меня. Может, это улучшение состояния? Может, травы действуют?

— Бегом, Элия! — после этих слов я услышала удар в дверь. Ошарашенная, я повернулась к ней. Мне показалось? Ещё один удар, уже мощнее, и сквозь шум ливня и грозы раздался грубый мужской голос, кричащий на китайском:

— Старуха! Открывай! — Теперь испугалась и я. Медленно встав, я поискала глазами что-нибудь тяжелое, чтобы взять и обезопасить себя от пытающегося вторгнуться.

— Прячься, девочка, умоляю тебя! — прошептала бабушка. — Они не знают о тебе!

— Открывай, старая карга! — дверь заходила ходуном. По голосам я услышала, что там далеко не один человек. Меня прошибло потом. Что они хотят? Что им надо?

— Они ко мне за советом. А ты в подвал, быстро! — Что-то заставило меня, наконец, послушаться бабушки и, открыв люк в подпол, спуститься в него, оказавшись под дощатым полом со щелями, позволявшими видеть происходящее над головой. Бабушка говорила, что мне шестнадцать, и столько было указано в моём свидетельстве о рождении, но я почувствовала себя совсем маленькой девочкой, трясущейся даже от мышиного писка, хотя никогда его не боялась. Зачем я убежала сюда, оставив бабушку? Дверь вылетела, и в дом вошли мужчины. Я не видела их лиц, они были в черных плащах, мокрых, с них текла вода. Судя по шагам, несколько осталось у входа, и я разглядела лишь четыре тени, приблизившиеся к кровати бабушки. Из них выделилась одна, подтянувшая стул, на котором только что сидела я, и опустившаяся на него.

— Я думал, что ты не слышишь, старая ведьма, — сказал человек, находясь ко мне спиной. — А ты приболела?

— Да, я давно не встаю с кровати. Стала совсем немощной.

— Думаю, не настолько, чтобы не ответить на пару вопросов? — откинулся он на спинку и качнулся пару раз.

— Я могу попытаться ответить на них. — Откуда она узнала, что сейчас кто-то ворвётся? Ведь ничего не было слышно!

— Для начала вспомни, что ты ответила почти двадцать лет назад моему боссу. Мне ведь не нужно говорить тебе, от кого я пришёл? Ты сама всё знаешь.

— Моя память уже не так чиста и хороша, как прежде… — начала бабушка, но рука мужчины тут же схватила её за небрежно заплетенные в косу черные с проседью волосы. Я ахнула, и могла бы быть услышанной, если бы не ливень. Чтобы удержаться от очередного звука, я прижала ладонь ко рту. Нужно найти что-то, чем ударить этого незнакомца! Всех четверых! Но их там больше… смогу ли я? Что они сделают со мной, если увидят? Если они тронут бабушку — мне плевать! Я вылезу отсюда и брошусь на них.

— Не ври, провидица! — Провидица? Он назвал её так? Я никогда не знала, что бабушка умеет предсказывать будущее. Но то, что я увидела минуту назад, подтверждало это. — Я могу напомнить тебе вкратце. Ты предупредила его, что он погибнет от сына и золота. Но когда он захотел уточнить — ты уже растворилась. С тех пор он не спал и ночи, чтобы не думать о твоих словах. Пора бы уже понести наказание за своё необдуманное поведение.

— Что он хочет услышать от меня теперь? — прошептала бабушка. Рука отшвырнула её обратно на подушку.

— Который из сыновей принесёт ему погибель? У него их восемь. Ему нужно знать имя. — Возникла тишина. Огонь в очаге потрескивал, а капли дождя оголтело барабанили, приглушая моё тяжелое испуганное дыхание.

— Девять, — шепнула с сожалением на лице бабушка.

— Что?!

— У него девять сыновей, — безжизненно уточнила она, поджав узкие и бледные губы.

— И… это он, девятый сын погубит его?

— Я не знаю, — её опять схватили за волосы и затрясли. Бабушка закашлялась, а я рванулась к лестнице наверх, но вдруг обнаружила, что кто-то из вошедших поставил на люк стул, не заметив его, и сел, придавив.

— Всё ты знаешь, ведьма! Говори немедленно!

— Его погубит корысть и алчность! Именно они! Поэтому я и сказала о золоте!

— О нет, нет-нет, — засмеялся мужчина, тревожащий её. — Мы знаем, о каком золоте шла речь… потому ты и прикусила язык двадцать лет назад, не так ли? Начала говорить всё, что увидела, но спохватилась. Ты поставила на карту кое-чьи жизни, потому что босс их теперь в покое не оставит, пока не уберет всех до единого.

— И сыновей? — прищурилась бабушка.

— Если они представляют собой опасность для него, то уберем и сыновей, — мужчина опять засмеялся.

— Его не волнует ничего, кроме себя — вот где его смерть.

— Поздно менять пророчество, старуха. Но ты можешь спасти жизнь восьми из девятерых, если скажешь, кто же из них намерен восстать против отца? Если тебя так заботят чужие жизни, защити их, назвав имя.

— Я не намерена облегчать головную боль этому чудовищу! Если хотите убить меня — убейте, не сегодня — завтра, я и сама отойду с миром. Меня нечем напугать. — Мужчина склонился над ней, заговорив тише. Мне с трудом было слышно.

— … не скажешь, да? — закончил он череду отрывочных слов, которые я не смогла собрать вместе. Сквозь щель я уже не видела бабушку, только его спину. — Ладно, — он резко дернул плечом. Над крышей разорвался гром, и была такая яркая вспышка молнии, что я увидела её даже здесь, под землей, через какие-то дыры в фундаменте. Мне почудился стон. Как будто ослепленная на миг, я потрясла головой и, задрав её снова, вдруг обнаружила, что в нашем доме больше никого нет. Они ушли. Ушли! Я рванула к лестнице и надавила снизу на люк. Он поддался. Толкнув его, я выскочила наружу, поспешив к постели матери моей матери. Остановившись, я чуть не закричала. Она держала руку на груди, и та заливалась алой кровью из раны, сделанной под слёзы неба и вопль грозы.

— Бабушка! — бросилась я к ней.

— Ничего, ничего, Элия, мой срок всё равно подошёл… быстрее, принеси мне бумагу и карандаш, быстрее! — не дав мне остаться рядом, пихнула меня вновь она. Я подошла к ней с тем, что она просила, но она уже переиначила просьбу: — У меня нет сил, пиши, пиши сама: «Прошу тебя, позаботься о моей внучке, её зовут Элия. Защитите её. И простите меня, если кто-то пострадает».

— Кому это письмо? — непонимающе спросила я. — Куда его отправить?

— Привяжи к Цонкапу, и выпусти его из клетки, когда кончится дождь, — сказала бабушка о нашем домашнем орле, странной птице, которая подтверждала домыслы людей о том, что с нами не всё просто, но на самом деле мы всего лишь как-то подобрали его с перебитым крылом и вылечили. Я не знаю, почему бабушка считала, что он должен знать, куда ему лететь? Да, мы выпускали его порой, и иногда он отсутствовал целый месяц, но потом возвращался. Наверное, у бабушки всего лишь мутнеет рассудок. — О тебе должны позаботиться, девочка моя, милая, — она погладила мне щеку не выпачканной в крови ладонью. Я почувствовала слёзы на своих глазах.

— Я сама о себе позабочусь, и о тебе! Ты только живи, бабушка. У меня же никого кроме тебя нет! Никого!

— О тебе позаботятся… — закрывая веки, зашептала она.

— Бабушка! Бабушка, не засыпай, не оставляй меня, бабушка! — Она с усилием приоткрыла глаза.

— Ты лунный ребенок, Элия. Но луна не всегда видна… ей нужно солнце, чтобы светить.

— О чем ты? — не понимала я, глотая слёзы.

— Найди солнце, иначе темнота захватит тебя, как этого ужасного человека.

— Какое солнце? Бабушка? Бабушка! — попыталась я продержать её на этом свете ещё хоть минуту, но она ушла.

По нашим тибетским обычаям покойников либо сжигали, либо разрубали на части в горах, предоставляя съесть тело умершего хищникам, водящимся неподалеку, и склевать птицам. В землю никого не закапывали, ведь тогда душа не вырвется в небо. Можно было бы так же пустить тело в реку, но до ближайшей реки было далеко, одна я бы не донесла бабушку, а просить кого-то не хотела. Это было семейное дело, вернее — моё личное, ведь я — это вся семья. Больше никого не осталось и решать всё пришлось мне. Поэтому я выбрала сожжение. Собрав в доме всё, что могло гореть, я соорудила погребальный костёр и, дотащив до него женщину, которая меня вырастила и воспитала, подожгла хворост. Обычно сжигать отказывались по причине дороговизны дров, нужных для этого, но я ведь поломала и порубила почти всю мебель, что была у нас, так что денег тратить ни на что не пришлось. Я проводила в последний путь единственного родного и близкого человека и, как меня и просили, покинула эти места, взяв с собой жалкие пожитки, которые у меня были, а помимо них ветхую потрепанную книгу, в которой бабушка записывала какие-то молитвы, заговоры и рецепты.

Я никогда не училась в школе — её в горах не было, — но читать, писать и считать бабушка меня научила. Зачем-то она ещё всегда разговаривала со мной на двух языках: китайском и корейском, так что оба они были для меня, как родные. А вот тибетский, на котором говорили все вокруг, я знала средне. Что-то понимала, что-то нет. И теперь, когда пришлось покинуть родной край, я подумала что, возможно, не зря и не учила его до совершенства. К чему он в других областях Китая, куда я отправилась? Мне нужно было закончить школу для начала, чтобы как-то устроить свою жизнь. Я не представляла, что со мной будет, мне было страшно, я не умела толком спросить о чем-то, стеснялась и дрожала, опешив даже от первой в своей жизни поездки на автобусе.

Заниматься только учебой мне было нельзя, потому что не на что было жить. Я должна была устроиться работать, но что я умела? Ещё и без какого-либо образования. Хотя, одно умение, унаследованное от бабушки, у меня было. Я умела исцелять людей, готовя им правильные снадобья, шепча нужные слова и готовя мази. Но кто бы пошёл лечиться к шестнадцатилетней девчонке? Я устроилась санитаркой в больницу, потому что это была единственная работа, на которую меня взяли.

Я с трудом помню то первое время после того, как я покинула Тибет и перекочевала в Сычуань. Я даже не помню толком, почему оказалась именно там. Бабушкины небольшие сбережения позволили мне ехать на общественном транспорте и покупать еду по дороге, и я ехала и ехала, пока не вышла в каком-то маленьком провинциальном поселке уезда Баосин, где меня посетила мысль устроиться в больницу. Там я и осталась. Внутри меня царило жуткое одиночество, скованное пустотой. Могло бы показаться, что я слишком спокойно пережила смерть бабушки, но на самом деле боль была такой сильной, что она меня просто оглушила, парализовала и обесточила. Я была потерянной, выброшенной и раздавленной. Но почему-то жила и что-то делала, какая-то часть души бабушки, будто оставшаяся со мной, толкала меня вперед, не дав опустить руки, и я не опускала, прикладывая их к больным и пациентам, когда заходила сменить постельное бельё или помочь дойти до туалета. И им становилось легче, и они быстрее выздоравливали. Я не считала, что мне передались какие-то бабушкины способности, я просто хорошо относилась к людям и всегда хотела помогать им. Пережитый в роковую ночь шок отразился на моём сознании и я, ещё долгое время после этого видевшая кровавые сны о том, как старая женщина уходит из жизни, странно быстро наяву забыла то, как жила там, где родилась, в горных долинах, холодных и подчас заносимых снегом. Подстраиваясь под городской быт, я становилась и по повадкам и по мыслям обычной девушкой, которая никогда не видела и не слышала той ночи, в которую нагрянули неизвестные, хоть и ускорившие неотвратимое, всё же ненавистные мне. Из-за них, из-за тех плохих людей, имена которых я так и не узнала, мы прятались в самых недоступных верховьях Тибета, потеряв связи с цивилизованным миром. Из-за тех плохих людей я не смогла услышать от бабушки подробного рассказа, что же произошло много лет назад. Из-за тех плохих людей мне часто хотелось всё бросить и вернуться туда, чтобы найти их и разобраться, по возможности, в истоках своей жизни, которая, мне казалось, тесно связана с пророчеством бабушки.

* * *
Прошло почти три года, и мне оставался последний досрочный экзамен, чтобы закончить основную школу. Я надеялась поступить после этого на медицинский, для чего усердно готовилась и занималась в свободные минуты на дежурствах или всё остальное свободное время. Я давно перестала красить волосы и маскироваться, представ местным в виде эдакого чуда, напоминающего эльфов из фильмов, что я впервые посмотрела здесь, в Баосине. Но поскольку черты у меня всё же были азиатские, раскосые, многие не верили, что я не обесцвечиваю волосы и не ношу линзы. То и дело находился человек, который мучил меня расспросами, а настоящее ли у меня то или это? Я заплетала свои белые волосы и прятала под шапочку санитарки, но светлых бровей и ресниц всё равно было не спрятать. Я казалась себе жутко некрасивой, я была странной, и этим привлекала внимание, которого чаще хотелось избежать.

— Эя! — сокращая моё настоящее, но выдающее чужеродность имя, позвала меня медсестра. За три года работы я, поначалу принимаемая всеми с осторожностью и легкой неприязнью, какую испытывают к «не таким» или приезжим, заработала себе репутацию очень ответственной и исполнительной, в связи с чем, обучив меня по мелочам обязанностям медсестры, иногда врачи звали меня помочь им в чем-нибудь, отрывая от примитивных и простых забот санитарки. — Мне нужно отойти ненадолго, ты не поможешь Цзы на перевязке?

— Конечно! — отложив справочник терапевта, который старалась чуть ли не наизусть выучить, я поднялась и пошла в процедурный кабинет, где сегодня принимал травматолог, доктор Цзы. Он был одним из тех, кто относился ко мне достаточно хорошо, чтобы я не чувствовала себя белой вороной. Вороной я не была, а вот белой — да, и забывать об этом получалось редко. Я прошла по пахнущему хлоркой, спиртом и мылом коридору, свернула направо и очутилась возле нужной двери. Без слов войдя, я огляделась для ознакомления с имеющимся материалом: доктор Цзы рассматривал рентген перелома ноги мальчишки, сидящего с матерью. Видимо нужно было решать, снимать гипс или нет. Не отвлекая мужчину, я увидела в металлической миске снятые с предыдущего пациента грязные бинты и марли, и взяла их, чтобы выкинуть в мешок для подобного мусора под раковиной.

— Можно? — раздалось у меня за спиной. Я подняла глаза на Цзы, решавшего, принимать следующего, или ещё нет. Доктор скосил глаза на долю секунды.

— Что у вас?

— Поменять повязку.

— Элия, перебинтуй юношу, — бросил медик, и вернулся к обсуждению состояния ноги мальчика с его матерью. Я тщательно вымыла руки и, взяв из упаковки одноразовые перчатки, развернулась. Молодой человек, постарше меня, значительно выше и уж куда прекраснее (таких я тут никогда не видела), улыбнулся мне и сел на кушетку, ожидая, когда я подойду к нему. Натянув на пальцы обтягивающую стерильную резину, я тоже улыбнулась ему, приблизившись.

— Что у нас за беда? — взяла я коробку со всем необходимым: спирт, пластырь, бинт, зеленка.

— Ехал на велосипеде, упал на разбитую бутылку, — парень задрал футболку, показывая заклеенный белым квадратом бок. — Уже зажило почти, последняя перевязка.

— Это хорошо! — бодро кивнула я, осторожно отклеивая старый пластырь с его кожи. Он дернул носом, прошипев коротко сквозь белоснежные зубы. Наклонившаяся к его боку, я была между одной его рукой, на которую он опирался, и другой, которая держала поднятой футболку. Был обнажен не только бок, но и живот, который показался мне очень спортивным. Отрывая до конца старую марлю, я мельком взглянула на ноги в черных кожаных штанах. Они были накачанными и длинными. Точно спортсмен. — Занимаетесь чем-то?

— На вас любуюсь, — я посмотрела на него снизу вверх. Улыбнулась шире его доброму веселью.

— Не сейчас. Вообще. Вы выглядите, как бегун, или легкоатлет.

— Да так, для себя, поддерживаю физическую форму.

Продолжая улыбаться, я вернулась к его ране, представшей передо мной. Цзы явно зашивал тут, но и швы уже были сняты, и края затянулись, оставляя пока ещё яркий, но ровный шрам, обещавший стать когда-нибудь почти незаметным. Тронув смоченной в спирту ватой его кожу, чтобы оттереть липкие остатки пластыря, я была выброшена сознанием куда-то в сторону. Вот я стояла в процедурной, обрабатывала заживающую рану, и вот я вижу моментально картину какой-то улицы, незнакомой мне, темной, мелькает нож, проходится по коже, вокруг шорохи одежд, как бывает в драке. Я моргаю, и картинка исчезает. Опять подняв лицо, чтобы посмотреть в глаза молодому человеку, я потеряла улыбку. Я видела его, не падающего с велосипеда, а дерущегося, а порез этот не от разбитой бутылки, а от острого ножа.

— Что-то не так? — поинтересовался парень, заметив перемены в моей мимике.

— Вы… — надо было что-то сказать, чтобы оправдаться, но не то, что я увидела и подумала. — Не китаец?

— Вы угадали. Я кореец, — вновь озарился он. — А вы? — Я-то услышала у него акцент, легкий, но слышный. К тому же, он действительно отличался от местных, да и вообще ото всех азиатов, что я видела. Выше, статнее, красивее. А почему он задал этот вопрос? Понятно. Белая ворона.

— Я из горных йети, — пошутила я на корейском, прикрепляя к нему новый бинт. Он удивился.

— Из корейских йети?

— Арктических, — оторвав кусочек пластыря зубами, прилепила я его по одну сторону, потому по другую, перешла к третьей, предпоследней. — Видите, там совсем не было солнца.

— А меня Чонгук зовут, — сообщил он мне одновременно с тем, как я закончила работу. Что было ему ответить?

— Очень приятно, Чонгук, не падай больше с велосипеда, — он посмотрел на меня как-то особенно. Особенно загадочно и вкрадчиво, будто понял что-то, например то, что я разоблачила его обман. Но он ничего не сказал и, поблагодарив за оказанную помощь, вышел из кабинета.

Хранитель

После окончания работы я переоделась, сняв халат и накинув легкую кофту от прохлады, что гуляла тут по вечерам. В округе были горы, ниже тех, в которых я выросла, но всё же напоминающие о покинутом доме, поэтому мне не было тяжело обживаться здесь, всё-таки было нечто привычное. Выйдя из больницы, я увидела Чонгука, сидящего на лавочке возле входа. Заметив меня, он поднялся и пошел в мою сторону. Я, напротив, отвела глаза и чуть сменила угол направления, чтобы он увеличивал расстояние между мною и парнем по мере движения. Но ноги юноши были длиннее и быстрее моих. Что ему от меня надо?

— Ты так и не представилась, — улыбаясь, поравнялся он со мной, зашагав в унисон. — Я, конечно, слышал, как тебя назвали, но хочу разрешения быть знакомым.

— Зачем? — подозрительно покосилась я на него.

— Ну… чтобы проводить тебя. Можно? — Я остановилась, остановив тем и его.

— Нет, я не хочу, чтобы меня провожал обманщик.

— Обманщик? — переспросил Чонгук.

— Я не первый день работаю. Твоя рана резаная, а не колотая, — произнесла я, сама тут же став лгуньей. Легче было сослаться на наметанный и опытный глаз, чем на видение из его недавнего прошлого. Парень смущено потупился.

— Прости, это так. Я подрался, а не упал. Не хотелось вдаваться в подробности. Теперь ты знаешь правду. Начнём заново? — Он протянул мне ладонь. — Чонгук. — Я посмотрела на него, на его руку, попыталась пробудить в себе что-нибудь из бабушкиной наследственности, которая помогла бы отличить плохое от хорошего, как у той всегда получалось, но кроме солнечной улыбки, располагающей и открытой, я ничего не видела.

— Элия, — ответила я на рукопожатие, скорее забрав ладонь обратно. Ничего не прозрела сквозь энергетическую связь на этот раз, но всё равно мне иногда казалось, что люди могут почувствовать мои невидимые глаза, расположившиеся между линиями жизни и ума. Знать бы ещё точно, что те содержат нечто экстрасенсорное, а не просто больное воображение или расстройство рассудка, выдающее мне порой какие-то миражи. Но Чонгук только что подтвердил, что я была права.

— Красивое имя.

— Всего лишь не очень распространенное. В этих местах, по крайней мере.

— Так ты не отсюда? — С той самой ночи, как скончалась бабушка, я постоянно видела во снах преследования и иногда, даже днём, оглядывалась, а не придут ли за мной? Те люди не знали, что у их преступления была свидетельница, но раз они сумели найти бабушку, много лет скрывавшуюся от них, что помешает им узнать однажды, что у той была внучка, и внучка эта слишком многое знает? А если им захочется воспользоваться и моим неразвитым провидческим даром, который открылся лишь после того, как бабушки не стало? Именно поэтому я скрывала о себе всё. Я никому не говорила откуда я, где жила раньше. И первому встречному, даже милому, ничего докладывать не собираюсь.

— Ты очень любопытный, Чонгук, — тактично заметила я.

— Возможно. Или просто задаю вопросы к слову. Как иначе ещё складывается беседа? — Мы неспешно пошли дальше, в сторону моего жилища. — Я проездом в Баосине, недели на две-три. Никого здесь не знаю, подумал, что ты моя землячка, поэтому и решил познакомиться. — Всё звучало миролюбиво и правдоподобно. Отвернуться от парня просто потому, что я подозрительна и живу в состоянии вечного напряжения? Не страха — тот улёгся ещё года два назад, но настороженность точно жила во мне, никуда не деваясь.

— Что ж, могу показать тебе наш городок. Только не сегодня. Мне нужно готовиться к экзаменам.

Чонгук довёл меня до двухэтажного старого здания с облезлой штукатуркой на стенах. Тут я и обитала.

— Ладно, я зайду за тобой завтра вечером, если ты не против? Где твоя комната? — Я указала на окно первого этажа, с покосившейся старой рамой и маленьким отколотым уголком стекла сверху слева.

— Она не моя, я делю её со студенткой, но если ты осторожно постучишь, так, чтобы стекло окончательно не треснуло, кто-нибудь из нас обязательно откликнется, — улыбнулась я.

— Хорошо, я буду аккуратен, — пообещал он, и мы простились. Я вошла в дом, половина которого сдавалась под самое дешевое общежитие в мире, наверное. На каждом из двух этажей по восемь комнат, в некоторых жило по два, в некоторых по три-четыре человека. Кухни было две, на первом и на втором этаже, общие. Душевых было по две на этаж, вроде как для мужчин и для женщин, раздельные. Моя соседка уже была в комнате. Болтливая и вездесущая Мао, иногда утомляла, но без неё я бы не выжила последние месяцы. Она помогала с учебой, давала советы, и пару раз в долг, когда мне не хватало на что-то. Учащаяся в университете, она подрабатывала когда где, то на почте, то в магазине, то в библиотеке, но при этом деньги ей ежемесячно присылали и родители, чтобы она могла не отвлекаться на заработки. Но она не могла, желая постоянно покупать себе что-то сверх необходимого, но имея совесть не требовать этого от отца и матери.

— Что за красавчик тебя провожал, Эя? — сразу же подскочила ко мне она, одну руку положив мне на плечо, а в другой придерживая шаобин — сытный китайский плоский пирожок с начинкой, который откусывала то и дело.

— Пациент из больницы. Я меняла ему повязку.

— Очень симпатичный, — подтвердила она ещё раз, вцепившись зубами в тесто. С полным ртом, она указала на свой прикроватный столик. — Угощайся, я не стала оставлять на кухне, там наверняка кто-нибудь возьмет.

— Спасибо. Может, заодно выпьем чаю? — Она согласилась, я взяла свою оловянную кружку, и мы отправились ставить чайник и болтать, после чего следовало садиться за учебники и зубрить, потому что остались последние часы для подготовки. Но меня отвлекало не оставляющее беспокойство. Внутри что-то шевелилось и неугомонно ёрзало, будто зверек, унюхавший чьё-то приближение. Врага ли или друга? Я не видела смысла в интуиции, если она не подсказывала, как себя нужно повести дальше? Как бабушка справлялась с предчувствиями и прозрениями? Почему она оставила меня так рано, почему не научила ничему? Не оставила мне никаких подсказок, кроме совета найти солнце и старой книги с рецептами, перечислявшими порой такие растения и травы, о каких я не слышала, или какие могла бы найти только там, в Тибете.

Перед сном я иногда открывала эти записи, как сделала и сегодня. Среди подробных инструкций о том, как приготовить отвары и зелья, находились порой самые смешные и нелепые заклинания и заговоры: как приворожить мужчину, как навести порчу, как обездвижить врага, как нагнать слепоту, как вызвать духа-хранителя. Особенно мне нравилась страница с последним. Дух-хранитель изображался наподобие рыцаря-ангела, хоть и без лица. Шрифт возле него был особенно старым, таким, который трудно разобрать (но мне, к счастью, прочла когда-то его при жизни бабушка, и я запомнила) и каким уже не пишут иероглифы. Ещё были сделаны пометки, даже не бабушкиным, а более древним почерком.

— Опять твой магический фолиант разглядываешь? — потянулась Мао, ложась в постель. — Там есть что-нибудь на самом деле действенное?

— Нет, конечно, — засмеялась я. — Это просто семейная реликвия. Единственное, что осталось мне от родни.

— Жаль, а то мы могли бы стать ведьмами, а? Исполняли бы себе свои желания. — Она забралась под одеяло, а я посерьёзнела. Одно только слово «ведьма» вызывало у меня не лучшие воспоминания. Именно ей обзывали бабушку, именно ею она не хотела, чтобы стала я. Именно в ведьм я не верила до последнего, пока не увидела, что из-за каких-то предсказаний могут даже убивать. Разве можно после этого говорить, что магии не существует и она ни на что не влияет, если она виновата даже в погубленной жизни?

Вопреки предостережениям бабушки, чем дальше в прошлое уходил Тибет с моим детством, тем сильнее я чувствовала, как зовет меня моя кровь, зовёт пойти по стопам женщины, единственной родной и близкой, которая у меня была, но я ничего, совершенно ничего не умела! Как-то раз я усердно читала заклинание на сломанную ногу, надеясь, что это случится со старшей медсестрой, жутко наоравшей на меня, но вместо этого через неделю я сама вывихнула руку. С тех пор от чар и волшебства я держалась подальше, экспериментируя лишь с зельями, которые у меня всегда получались.

— Я гашу свет? — спросила Мао, протянув руку к лампе. Я провела пальцем по рисунку духа-хранителя в латах. Вот бы колдовать так, чтобы пробуждать силы природы, оживлять стихии! Я пересмотрела фильмов в дежурной и сестринской.

— Да, гаси, — захлопнула я книгу и положила под подушку. — Спокойной ночи, Мао.

— Добрых снов, Эя.

* * *
Экзамен был успешно сдан и я, окрыленная и счастливая, бежала покушать домой, рассказать об этом соседке, отдохнуть, прежде чем пойти на прогулку с Чонгуком и после неё на ночное дежурство. Ура, боже, я сдала! Времени на ожидание результатов было потрачено даже больше, чем на саму сдачу, но всё прошло, кончилось, результаты объявили, и мои были отличными, почти без каких-либо ошибок вовсе. Я получила образование! Я смогу поступить на медицинский, обучаться и дальше ремеслу, так тянувшему меня. Перееду в город покрупнее, затеряюсь среди толпы ещё лучше, буду зарабатывать побольше, перестану брать в долг. Предчувствуя обновление жизни и увеличившуюся свободу, хотя и ответственности прибавится, я плюхнулась на кровать, прежде чем пойти на кухню. Мао куда-то отошла, и слёту поделиться не с кем. Волнение было сильным, я так сильно не потела даже в жару, как промокла во время экзамена. Но он остался позади, у меня есть школьное образование, и будет аттестат! Какое же это счастье! В самом начале учебы я боялась, что никогда не справлюсь, но я смогла.

Перевернувшись на подушке, я почувствовала рукой, подсунутой под неё, что моя книга по-прежнему там. Я достала её и, сияя, поцеловала кожаную обложку.

— Ты приносишь мне удачу, — сказала я ей и провела ладонью, гладя, как живого кота. Картинка перед моими глазами тотчас сменилась. Вот я видела свою руку, и вдруг вместо неё другая, мужская, но точно так же проводит по моей волшебной книге и открывает её, заглядывая внутрь. Я отдернула ладонь, испугано посмотрев перед собой. Я никогда никому не давала её смотреть! Откуда взялось это видение? Из прошлого оно было или будущего? Разумеется, книга стара, и когда-то её мог листать кто угодно. Но… почему тогда мне не привиделась бабушка, читающая её? Что происходит вообще, и почему за один день, вернее, сутки, со мной случается уже второе видение? Прежде они так не частили. Бывало, что между ними проходило не меньше месяца, а то и два, три. Вчера я увидела драку Чонгука, но по ране было понятно, что это прошлое. Как же мне понять сейчас, в какую сторону я посмотрела? Назад или вперед? Бабушка, ну почему, почему я ничего не знаю и не понимаю! У кого мне научиться и спросить? Если бы управляться с телепатией тоже где-то учили! Мао вошла в комнату, придерживая полотенце на голове.

— Уже вернулась? Как всё прошло? — Но вместо радости, которую так хотелось разделить, я осторожно спросила:

— К нам кто-нибудь приходил?

— К нам? Нет, никто. Разве что пока я мылась… ты давно пришла? Что стряслось?

— Я сдала экзамен, — забыв о том, что это хорошая новость, пробормотала растеряно я. Мао взвизгнула, и бросилась меня обнять, сжав в руках.

— Поздравляю! Эя, это же так здорово! Наконец-то ты перестанешь мучиться со всеми этими учебниками и недосыпать! Хватает с тебя этой выматывающей ужасной и неблагодарной работы. Отметим вечером?

— Не смогу, мне нужно будет на дежурство, — вспомнила я, пытаясь воспроизвести привидевшуюся мне руку. Кому она принадлежала? Знала ли я её? Я ни одного мужчину-то не знала, кроме докторов из больницы, но что им делать в нашей спальне, зачем им моя книга? А что, если это тот Чонгук? Стоило ему появиться, как мой третий глаз заработал слишком уж активно. Он опасен, наверняка опасен, так стоит ли ходить с ним вечером на прогулку? Я должна увидеть его руки, может, удастся опознать их? Или коснуться и тогда, вдруг, очередные кадры пошлются свыше мне для разъяснения.

Я стала ждать появления Чонгука и даже бояться, что он может не прийти. Мне не хотелось бы столкнуться с какой-нибудь таинственной пропажей парня после того, как я заподозрила его в чем-то недобром и не выяснила обратное. Поискав, куда бы получше спрятать книгу, я поняла, что тут и мест-то достойных нет, и если кто-то вздумает обыскать нашу комнатенку, то сделает это за две минуты. С собой же носить её я не могу. Страх стал оживать и подниматься во мне. Элия, почему ты такая трусиха, почему такая мнительная? Чонгук всего лишь дружелюбный юноша, а о тебе самой давным-давно забыли, да даже не знали! Прошло три года, ты потеряна, никто не в курсе твоего существования, расслабься и живи спокойно. Я бы так и делала, если бы не шестое чувство, не этот скулящий зверек внутри, что начал скоблить лапкой, чтобы выбежать наружу и осмотреться. Нет, не нужно мне этого! Ещё перед сном хотевшая, чтобы во мне проснулись способности, и я могла бы быть совсем как настоящая колдунья, я испугалась подобного, не представляя, смогла бы управиться с тем, что случилось с бабушкой? Она была признанной и сильной ведьмой, иначе бы опасные и плохие люди, посланные очень влиятельным человеком, никогда бы не забрались далеко-далеко в горы, чтобы потребовать у неё ответа на их вопросы. Какой-то девятый сын, какое-то золото… всё это казалось уже таким далеким и забытым, как кошмарный сон. Я не хочу возвращаться в него, хочу продолжать жить так, как стала жить, не для того ли я сдала экзамен, чтобы быть обычным, ничем не отличающимся от других человеком? Забывшись, я случайно задела взглядом зеркало. Хочешь быть обычной, Элия? Со своими голубыми глазами и белыми волосами на азиатском лице, ты хочешь не отличаться от других? Как же ты это сделаешь? Начнёшь, как раньше, красить волосы? Купишь линзы? «Ты не такая, как все, — говорила мне бабушка, когда покрывала чернящей смесью мои волосы. — Ты лучше, Элия. Но лучше ты до тех пор, пока не считаешь себя лучше других. А люди вокруг будут хуже тебя до тех пор, пока будут думать, что ты хуже них». Стекло легонько задребезжало, побеспокоенное кем-то. Мао оказалась быстрее меня и, почти легшая на письменный стол, стоявший у окна, отодвинула потрепанный тюль и высунулась из-за него.

— О, привет! — расплылась она в легкомысленной улыбке. — Чего тебе?

— Я пришёл к Элии. Она дома? — услышала я голос вчерашнего знакомого. Соседка посмотрела на меня, отвернувшуюся от зеркала, перед которым, волнуясь, перебирала свои длинные волосы.

— Ты дома? — хохотнула подруга.

— Скажи ему, что сейчас выйду, — попросила я.

— Сейчас выйдет! — угромчила Мао, хотя, возможно, там и так всё было слышно. Заплетя косу, я закрепила её, перехватив резинкой, окинула взглядом своё бледное лицо со светлыми бровями и ресницами. Нет, я не могла ему понравиться, ему что-то нужно от меня. Ну, кто захочет гулять с таким призраком? Я же видела девушек вокруг и себя. На фоне них, даже разбитной и импульсивной Мао, простоватой, но обаятельной, я выглядела болезненной мышью. Зачем он познакомился со мной? Просто потому, что я знаю корейский язык? Взяв сумку с халатом заранее, чтобы с прогулки пойти на работу, я накинула кофту и вышла из подъезда. Чонгук заметил меня и улыбнулся.

— Привет, — кивнул он мне.

— Привет, — оглядывая его исподтишка, я гадала, чего же от него ждать и ждать ли вообще чего-то? Он красивый. Это уже само по себе подозрительно. В этой глуши, иностранец, красивый, да ещё и сам знакомится? Нет, я ничего не хочу сказать, в Китае слишком много холостых мужчин, которым не хватает женщин, и они постоянно готовы знакомиться даже с такими, как я. Но Чонгук не китаец — это раз. И он выглядит как тот, кто имеет широкий выбор, возможности и множество вариантов. Прожив три года среди людей, я многое узнала об их привычках и манерах, особенно когда в общежитии через стенку от тебя живёт то какой-нибудь командировочный мужчина средних лет, то какая-нибудь несчастная от неверности супруга семья, то студенты, то выпивохи-работяги, то гулящие бабенки, устраивающиеся в привокзальные рестораны или торговками. Иногда я смотрела на Мао, и мне казалось, что её ждёт какое-то такое же будущее, но пока она держалась, особенно когда её одергивала я. — Если ты не против, то построим маршрут так, чтобы потом я сразу пошла на дежурство, хорошо? — улыбнулась я. — Мне сегодня в ночь.

— Тяжело, наверное, так работать? — Он держал за петельку куртку через плечо, идя в белой футболке, и я заметила на его руке старые, давно зажившие шрамы. Не один и не два, а около семи. А раны получать — не тяжело, хотелось спросить мне. Но я промолчала. Он выглядит очень сильным, и это настораживает вдвойне.

— Я уже привыкла. Теперь времени отсыпаться будет больше. Я сдала последний экзамен в основной школе сегодня, — поделилась я той информацией, которая не сообщит обо мне ничего лишнего. — Скоро попробую поступать в медицинское.

— Поздравляю! Позволишь угостить тебя чем-нибудь? Если у вас есть какое-нибудь кафе…

— Есть, даже два, но они мне не нравятся, — доверительно поведала я, хотя, когда бывали деньги (раза четыре за все три года), я покупала там что-то, но качество оставляло желать лучшего, потому мы с Мао предпочитали готовить сами. Да и дешевле так выходило. — И тебе не советую там питаться. Где ты остановился?

— Неподалеку, на окраине. Снял комнату. — Дорога шла вниз, а потом поднималась вверх, соответствуя холмистым изгибам предгорья. Мы брели по ней, по большому обходному кругу, вдоль всего поселка. Сами горы виднелись слева, справа, впереди, темно-зеленые, заросшие, величественные. Но только если не ставить с ними рядом тибетские вершины. Самые высокие в мире, могущественные и грозные, даже они не защитили нас с бабушкой…

— А куда и откуда ты путешествуешь?

— Я был в Даву, на спортивных соревнованиях.

— Так ты, всё-таки, спортсмен?

— А ты любопытная, — ответил он мне так же, как вчера ему ответила я.

— Просто ты говорил, что поддерживаешь физическую форму для себя…

— Я борец, — признался Чонгук, наконец, и я почувствовала, что это правда. — Этим я для себя и занимаюсь.

— Вот как, — мы пошли по склону вниз, креке, разделявшей поселок пополам. Вдоль неё даже было что-то вроде набережной, где можно было бы пройтись. Темнело быстро, солнце клонилось за горы, и исчезало за ними даже без вспышки, просто впитывалось в хребты, будто его втирало туда небо. Чонгук начал вызывать доверие. У каждого из нас могут быть причины, по которым мы не говорим о себе что-то. Он имел право не рассказывать о драке. — И давно?

— Почти с детства. Я из многодетной семьи, а в ней нужно уметь за себя постоять, — посмеялся он, но я наоборот посерьёзнела. После истории с восемью или девятью сыновьями, я настораживалась каждый раз, когда упоминалась семья, где много детей. Я была почти уверена, что если когда-нибудь встречу восемь братьев, то наткнусь именно на тех, из-за кого убили бабушку. В Китае с долговременным запретом на второго ребенка трудно было найти что-то подобное.

— У тебя братья или сестры? — как бы невзначай уточнила я.

— И те, и другие. — Вокруг стояла тишина, и сумерки приносили с собой свежесть прохладного воздуха. Чонгук надел свою черную куртку. По тропинке, которую мы выбрали, никто, кроме нас, не шёл. Вечер был почти романтичным, и если избавиться от последних тревог, связанных с моим спутником… Перед нами что-то мелькнуло. Парень сразу же выставил передо мной руку и сделал шаг, заводя меня за своё плечо. Я непонимающе высунулась из-за него, и увидела словно из ниоткуда взявшихся трёх человек. Их лица были замотаны, оставляя лишь глаза открытыми. Меня объял ужас. Что происходит? — Уходи, — шепнул Чонгук мне. Я попятилась, но не смогла уйти далеко. Трое спрятанных от опознания незнакомцев кинулись на парня рывком, одновременно, оттолкнувшись от земли и совершив длинные прыжки. Чонгук подпрыгнул тоже и, крутанувшись в воздухе, ударил ногами по лицам двоих напавших. Словно попав в какой-то другой мир, я не понимала, как так произошло, что мы шли, гуляя, никого не трогали, и вдруг оказались под атакой бандитов. Что это за бандиты? Я попятилась ещё и, стукнувшись обо что-то спиной, вскрикнула и развернулась. За мной стояло ещё двое высоких людей со спрятанными лицами. Закричав, я попыталась теперь отступить к Чонгуку, но один из них поймал меня, заставив смотреть туда, где шла драка молодого человека и прислонив к моему горлу ножу.

— Остановись! — крикнул тот, что держал меня. Чонгук, почти победивший третьего противника, вынужден был замереть с занесенным кулаком. Он бросил взгляд в нашу сторону и, испугано округлив глаза, отпустил шкирку врага. — Чьи вы люди?! Отвечай, или я сейчас же прирежу её!

— Пожалуйста, отпустите её! — Чонгук поднял ладони, отойдя от того, которого бил и тот, воспользовавшись свободой, накинулся на обидчика, подлетев к нему и ударив под дых. Юноша согнулся пополам, не двигая руками, поднятыми, чтобы меня не поранили. Враг продолжал наносить удары, но Чонгук даже ни звука не издавал.

— Прекратите! Он же сдался! — крикнула я, неспокойно перетаптываясь на месте с ощущением стали на горле.

— Перестань! — бросил одному из своих державший меня, и снова обратился к Чонгуку, который перевел дыхание: — Последний раз спрашиваю, чьи вы и почему оказались на нашей территории? — Я смотрела на его белую футболку, надеясь, что его недавно зашитая рана не открылась.

— Я скажу, только отпустите её, — указал на меня молодой человек.

— Говори, и отпущу, — хмыкнул басистый голос над моим ухом. Снова что-то пронеслось в воздухе и я, скованная страхом и непонимающая, что творится, вдруг оказалась свободной. Нож куда-то делся, и мой захватчик повалился, сбитый кем-то, кто внёсся в сражение.

— Элия, беги! — велел мне Чонгук и я, что было мочи, развернулась и втопила обратно, откуда мы и пришли. В голове всё спуталось, колени тряслись, сгибаясь не так ловко, как хотелось бы, но я бежала, спасаясь. Ужас и кошмар ночи трехлетней давности въявь предстали снова. Кто эти люди? На кого они охотятся? Неужели опять это как-то связано? А если они искали меня? Причем здесь Чонгук? Или это только его враги, и он втянул меня во что-то? Я не хочу, не хочу! Мне страшно! Скорость увеличивалась и, хоть в гору, но я бежала, как олень от тигра. Я не хочу умирать! Что там будет с Чонгуком и тем, кто вступился за него, освободив меня?

Бег показался мне бесконечным, но я достигла дома и, внесясь в него, ничего не понимая, не разбирая, не слыша и не видя, влетела в нашу с Мао комнату. Её не было. Поднятый захлопнутой мною дверью воздушный вихрь сдул её записку со стола. Я бросилась к окну, чтобы зашторить его поплотнее. Почему на нём нет ставней? Я схватила стул и подперла дверь, после чего только подняла записку подруги, быстро прочла, что она ушла погулять с каким-то ухажером и вернётся, когда меня уже не будет, смяла записку и, дрожащими руками схватившись за голову, стала оглядываться. А если они побежали за мной? А если сейчас прибудут сюда? А если в их намерения входит убить меня? Надо было притаиться там же, чтобы видеть, чем всё закончилось. А если они убили Чонгука? Я должна была позвать на помощь! Но я так испугалась! Крутясь на месте, я искала какой-нибудь выход, решение… к кому обратиться? Я совсем одна, в этом общежитии сейчас и мужчин-то смелых нет, у кого просить помощи? Я остановилась, когда мои глаза заметили мою книгу заговоров на письменном столе. Она словно вылезла из-под подушки, чтобы пригласить меня к себе. Наверное, я сошла с ума, но я ничего больше не могу, ничего не умею и не знаю! У кого ещё мне просить защиты? Бабушка, помоги мне, если ты приглядываешь за мной сверху! Я схватила плотный переплёт и, раскрыв его, судорожно стала искать что-нибудь подходящее: проклятье на смерть, изведение врага, вызов духа-хранителя.

— Ты сошла с ума, Элия, — сказала я себе под нос. — Но ты должна попробовать… — посмотрев в этапы сотворения заклинания, я нашла в необходимых вещах мел и, вспомнив, что видела его в ящиках, стала их наспех обшаривать. В среднем нашёлся завалявшийся за тетрадями кусок. Опустившись на пол, я стала чертить изображение, которое было дано в книге. Круг с символами внутри себя. Знаки были сложными, но я пыталась максимально точно копировать их. Сама я поместилась в центр, как и указывала книга. Дрожащими пальцами это заняло немало времени, тем более некоторые знаки приходилось подправлять, рука срывалась. Положив книгу на колени, я дотянулась до канцелярского ножа на столе и, закрыв глаза, полосонула себе кожу на руке. Это черная магия, я знаю, это плохо, даже бабушка таким не занималась, но у меня нет больше ничего, кроме этой попытки. Когда хочется выжить и спасти кого-то — сходишь с ума, возможно. — Дух-хранитель, взываю к тебе, услышь меня из своего мира! Именами демонов и подземных королей, ангелов и небесных владык, взываю к тебе! — Я стала перечислять все прописанные в книге имена, звучавшие жутко, что у меня самой волосы дыбом поднимались. — Дух-хранитель, явись, и защити свою госпожу, рабу твоего владыки, будь он воплощением добра или зла, воплотись передо мной, прими материальный мир, обрети плоть! — Запомнив последние пару строк, я закрыла глаза и зашептала их на память. Было сказано, что их следует повторить трижды. Голос мой от нервов становился громче, пока я почти не вскрикнула на последнем слоге. Опомнившись, что если меня услышат соседи, то выгонят прочь, я открыла глаза. Перепуганная и трясущаяся, я хотела выдохнуть, закончив заклинание, когда заметила, что из шкафа идёт дым. — Господи! — сплюнула я через плечо, отпрыгнув к кровати Мао, которая стояла от шкафа дальше. Книга упала с моих колен на рисунки, сделанные мелом. Я вжалась в стенку, забравшись на кровать. Шкаф напротив меня выпускал дым из щелей, потом затрясся и, вдруг, дверцы его одновременно распахнулись. Я была напугана до смерти, поэтому не смогла и прокричать. Выпав из него на колени, существо, похожее на человека, бросило что-то дымящееся на пол и, быстро поднявшись, принялось топать по нему, чтобы потушить. Не привлекая к себе внимания, я разглядывала эту нечисть, которая была мужского пола, судя по всему, с ярко рыже-красными волосами, как у настоящего демона, чёрта, серьгами в ушах, во всем черном. Убрав что-то в карман тесных кожаных штанов, оно загасило тлеющую тряпку, в которой я опознала что-то из своих маек, запуталось в ней ботинком и, отшвырнув подальше, выпрямилось, подняв на меня взгляд. Я под ним скорчилась ещё плотнее.

— Ты… ты… кто ты? — не узнав свой голос, пропищала я.

— Я? — странным басом для того лица, которое имело, спросило оно. — Я этот… дух-хранитель. Вызывала? — странно уставилось оно на меня. Странно встало и странно сунуло руки в задние карманы. Всё в нём было странно.

— Д-да… вызывала, — кивнула я. Оно ждало от меня чего-то, но чего — я не знала. Попросить его о чем-то? Повелевать? Оно будет мне служить? А обратно когда исчезнет? Споткнувшись на ровном месте (или я оставила там мелок?), при попытке поменять ногу, оно стерло половину магического круга на полу подошвой высокого ботинка.

— Блядь, ворота закрыл, — посмотрело оно на результат, а потом опять на меня. — Что поделать, кажется, теперь я никуда не денусь, — развело оно руками. — Пожевать чего-нибудь найдётся? — Итак, первое, что я узнала о духах: они матерятся. Второе — они любят есть. Третье — я понятия не имею, что с ними делать и как обращаться!

Материальный дух

До того, как убили бабушку, никогда не верившая в существование чего-то сверхъестественного, в свете последних событий, напуганная и отчаянная, я поверила практически во всё: в предсказания, в магию, в волшебные палочки, телепатию, телепортацию и параллельные измерения. Я вызвала духа! Это трудно было осознать, но времени на осознание и не было. Спрыгнув с кровати, я поднеслась к духу и, чтобы убедиться, что он материальный, схватилась за края его куртки, быстро пробежав по ним пальцами, вдоль молнии, и поднявшись до воротника, на котором мои пальцы сжались сильнее. Он настоящий! Дух, тем временем, смотрел на меня с высоты своего роста, терпеливо наблюдая, как я его поверхностно ощупываю.

— Я накормлю тебя позже, только помоги! Ты всесильный? — Молодой человек, в виде которого воплотился хранитель, с сожалением повел головой туда-сюда, медленно и осторожно.

— Хотелось бы, но нет. А что случилось? — Я думала, что они там, в преисподней или на небесах, откуда являются, всё и без того знают, но раз нужно объяснять, то ладно. Однако времени, возможно, мало.

— Я гуляла… то есть, шла в сторону работы, с одним юношей. И на нас напали! — Лицо напротив меня взволновано нахмурилось. — Они накинулись на него, и схватили меня, их было пятеро…

— Где это произошло? — взял за руку меня дух и повёл на выход. — Скорее, покажи мне!

— Да-да, идём! — поспешила я за ним, тянущим меня в дверь и дальше, из дома. — Потом появился ещё кто-то, — продолжала, всё ещё нервничая и не приходя в себя повествовать я. — Он освободил меня, и я побежала. Я должна была остаться? Я бы не справилась… там было так безлюдно! Даже на помощь не позвать. И тогда я стала вызывать тебя…

— Правильно сделала, — бросил он через плечо. Мы выбежали на улицу. — Куда дальше?

— Вон туда! — указала я на дорогу, и мой дух-хранитель ринулся в ту сторону. — Там дорога вниз, та, что левее! По направлению к реке. Осторожнее! — крикнула я ему в спину, исчезающему, хотя не знала, могут ли духи быть пораненными или убитыми? На меня до сих пор никто не накинулся, значит, не преследовал. Или затаился, и я, оставшись одна, снова в опасности? Приложив схваченные одна другой руки к губам, образовавшие объединенный кулак, я огляделась, рассматривая двор вокруг. Теперь за каждым кустом и деревом мне кто-то мерещился. Голова вжалась в плечи, поднявшиеся до самых ушей. Что произошло? Кто были те люди, и кто им был нужен — я или Чонгук? Снова пойти в комнату, запереться и думать, что спряталась? Нет, лучше остаться тут, по крайней мере, ноги у меня быстрые, когда нужно, и если придут какие-то люди, то я попытаюсь убежать. Если их будет не слишком много — это может получиться.

Время пошло, а я всё озиралась, как заяц в лесу, настораживаясь от каждого шороха. Бабушка называла меня лунным ребенком, но ведь на луне есть очертания кролика, а они все трусы, так что и я страшная трусиха, которая сейчас совершенно не знает, что делать, и единственный оставшийся план — это побег. Только куда бежать снова? Если я убегу отсюда, то потеряю работу, куда с таким трудом попала, потому что больше никуда не брали. Кем я буду в других городах, и получится ли в них задержаться, если находят повсюду? Зря я на себя навожу страх заранее. Это всего лишь была драка и разборка мужчин, связанных с Чонгуком. Если держаться от него подальше, то со мной ничего не случится. Я села на лавочку возле подъезда, откуда был самый дальний из возможных обзор. Внутрь не пойду — не хочу оказаться в тупике. На открытом пространстве безопаснее. Я ещё помнила подвал, в который по глупости спряталась, когда к нам ворвались… и я ничего не смогла сделать для бабушки, не смогла спасти её. Выберись тогда я наружу, не стали бы незнакомцы убивать её, или убили бы нас обеих? Ответа я никогда не получу.

А если и Чонгук и все остальные, сражаясь там, на тропе, погибли? Если некому прийти и сказать мне, чем всё кончилось? Может, стоит пойти и узнать самой? Смелости на это не было. Хотя бы дух должен вернуться? Если я его вызвала, разве не ко мне он должен возвращаться?

Сначала увидев две головы, я приподнялась, и постепенно разглядела появляющихся двух людей. Сумерки в горах уже наступили, и опустившаяся полутьма не сразу дала опознать силуэты. Но когда я узнала Чонгука, то решила, что рядом с ним увижу моего духа, однако это был не он, а какой-то другой парень. Куда же делся мой потусторонний защитник? Не зная, стоит ли подходить к ним или нет, я всё же сделала шаг в их сторону. Они сами шли определенно ко мне.

— Всё в порядке, Элия? — спросил у меня Чонгук, целый и невредимый, как будто бы. Только футболка была испачкана землей. От падения, видимо. Я прошлась взглядом по нему и его спутнику, прищуренному и чуть пониже ростом, чем Чонгук. Кивнув, я подозрительно заглянула им за плечи.

— А… где дух?

— Кто? — спросил тот, что пониже. Запнувшись, я задумалась, уж не привиделось ли мне всё? Бывают ли от сильного испуга миражи? Я что, вообразила себе красноволосого юношу?! Или… если я его создательница, то и видеть его могла только я? Так что же, он выполнил миссию и растворился?

— Вас было только двое? — не стала повторять я, чтобы не выглядеть, если это действительно так, безумной.

— Ну да, — Чонгук указал на второго. — Познакомься, это мой друг — Шуга. — Тот слегка улыбнулся мне. Я ответила тем же, хотя не очень естественно. Куда делся дух?! Я не хочу быть шизофреником, пожалуйста, пусть это было наяву!

— Кто были те люди? Почему они напали на нас? — представившись, задала я им вопросы. Они переглянулись.

— Это… местные бандиты. Их полно в горах, Элия. — Мне ли не знать! В горах не просто бандиты, а убийцы, и я не хочу вновь ввязываться во что-то с их участием. — Поскольку мы борцы… занимаемся боевыми искусствами, то иногда нас хотят завербовать, а когда мы отказываемся, то они злятся. Вот и всё.

— Они спрашивали, чьи вы люди! — Хоть и была в ужасе, но кое-что я слышала. — Вы тоже бандиты? — уставилась я на них в упор. — Ты уже однажды пытался обмануть меня, врёшь снова?

— Нет, Элия… — Чонгук вздохнул, посмотрев на Шугу. Тот пожал плечами, показывая, что не знает, что ещё может добавить в доказательство того, что они честные ребята. Ага, как же! — Послушай, из-за того, что тебя видели с нами, что ты видела ту драку… они могут подумать, что ты… ну… наша знакомая. Поэтому тебе небезопасно больше оставаться здесь. Ты должна уехать.

— Что?! — прыснула я, округлив глаза. — Но я не ваша знакомая! Я ничего о вас не знаю, и если меня кто-то будет о вас спрашивать, я расскажу всё, что мне известно, только пусть идут дальше, мимо!

— Элия, от таких людей не так-то просто отболтаться…

— Тогда не стойте возле меня даже и не создавайте ощущения, что вы мне кто-то, — я выставила руку вперед, обозначая, что нас с ними разделяет нечто, что мы по разные стороны и вообще — чужие друг другу люди. — Зачем ты познакомился со мной?! Я спокойно жила, не зная тревог, и тут это! — Ложь. Я живу в тревоге уже давно, и если думала до сих пор, что придут за мной, то теперь не знаю, легче мне или тяжелее от того, что за мной начнут охотиться ещё и из-за этих молодых людей. Не хочу дополнительных проблем! — Я не хочу никуда уезжать, мне некуда ехать!

— Ты поедешь с нами, — предложил Шуга, и в его интонации я не распознала, просьба это, выдвижение варианта или приказ. Он выглядел невинно и обаятельно, этот Шуга, но если это он мелькнул молнией между мной и тем, кто меня держал, то я сомневаюсь, что он безобиден.

— Что?! — опять возмущенно воскликнула я. — Вот уж последнее, что я сделаю, так это поеду куда-то с двумя подозрительными типами, из-за которых вляпалась в неприятности! А если вы хотите меня убить сами?

— Если бы я хотел тебя убить, мне бы это было нетрудно сделать на той тропе, ещё до появления бандитов, — напомнил мне Чонгук. Да, мы шли там совсем одни, и если бы он желал мне зла, то мог совершить его…

— Я никуда не поеду, а вы уезжайте, и не привлекайте ко мне ненужного внимания, — в голове прозвенел звоночек, напоминающий о насущном и заодно показывающий, что я пришла в себя и оклемалась от шока. — Мне же на дежурство нужно! — развернувшись, я оставила Чонгука и Шугу, и пошла домой, где скинула сумку с медицинским халатом. Я уже опаздываю, и получу нагоняй от старшей медсестры, но лучше это, чем рисковать жизнью и чувствовать, как за тобой гонится смерть. Теперь я понимала, почему бабушка не хотела, чтобы я стала её наследницей — ведьмой, чтобы кто-то узнал обо мне. И несколько часов в страхе и ожидании неизвестного прожить невыносимо, а каково ей было носить в себе это всю жизнь? Войдя в комнату, я увидела на полу нарисованный мелом круг с символами, разорванный ботинком с одной стороны. Всё-таки это было… это случилось. И дух сам сказал, что никуда больше не денется, потому что запер ворота! Значит, пока я не нарисую их заново, он должен быть где-то в этом мире? Поправлять рисунок сейчас некогда, и лучше вовсе стереть его до возвращения Мао.

Я подняла книгу заклинаний, убрала её под подушку, потерла подошвами рисунок, и хотя белые разводы и крошки остались, всё-таки странные знаки исчезли. Взяв сумку, я поспешила в больницу. Чонгук и Шуга по-прежнему стояли у подъезда. Я постаралась не смотреть на них, но Чонгук поспешил за мной.

— Давай я провожу тебя, — это был не вопрос. Он сразу же делал то, о чем сообщил.

— Не нужно, — не награждая его ни единым взглядом, топала я своим путем.

— Элия, пойми, это не шутки. Тебе лучше покинуть городок вместе с нами. — Я остановилась.

— Я не просила вас врываться в мою жизнь и нарушать её покой! Зачем вы это сделали? Зачем вынуждаете меня что-то менять? Если вы можете защитить меня и обезопасить, то сделайте это здесь, или уходите, и заберите с собой тех людей, которые могут навредить мне!

— Возможно, твой покой был бы однажды нарушен и без нас, — спокойно произнес Чонгук, посмотрев мне в глаза. Его расплывчатая фраза дала мне понять, что он что-то обо мне знает. Обо мне, или бабушке, и это делало его в сто раз опаснее. И он снова солгал, когда объяснял причину появления напавших на нас мужчин! Я не могу ему верить. Никому не могу, потому что никого не знаю, и понятия не имею, кто же искал нас с бабушкой.

Отвернувшись, я пошагала вперед, больше не оглядываясь, хотя было ощущение, что Чонгук всё-таки проводил меня до больницы, следуя на некотором расстоянии. В поликлинике всё было тихо. Пока я не вошла в сестринскую, чтобы переодеться и, как и предугадывалось, получила там выговор и шумное недовольство медсестры, на повышенных тонах объяснившей мне, что медицинские сотрудники не имеют права опаздывать, ведь от них зависит жизнь других людей! Я была всего лишь санитаркой, от меня ничего особенно не зависело, но поскольку сама эта дама любила уходить пораньше, перекладывая на меня слежку за капельницами в стационаре, то озлобленность её была понятна.

Я знала, что медработники не могут быть непунктуальными, я собиралась быть одной из них в будущем. Несколько секунд иногда решают, выживет кто-то или умрёт. Вот над моей жизнью уже третий год сгущались тучи, и я не знала, что это за болезнь такая, лечится она, хроническая или смертельная, но сегодня тоже было мгновение, в которое меня могло не стать. Повторится ли оно снова? Это я знала об угрозе лишь три последних года, но до этого, убереженная бабушкой, я находилась под угрозой, выходит, с рождения? Правда, иногда лучше не знать о чем-то и жить, не ведая, чем вот так мучиться, потому что всё равно не в силах что-либо сделать.

Переодевшись, я заняла место на дежурном посту. Вообще-то, это тоже работа медсестер, но поскольку их катастрофически не хватает, то ночные смены дают мне. В них почти ничего не случается, пациенты не приходят, и нужно только следить за теми пятью-шестью больными в двух единственных палатах. Лампа освещала стол, на котором лежали основные заметки: во сколько делать уколы, какая группа крови у присутствующих в стационаре, их противопоказания. Лежал справочник лекарств, а рядом с ним записная книжка с телефонами главного врача, и кабинета и домашний, других докторов, муниципальных служб города. Свет в коридоре я потушила, чтобы не падал под двери к больным и не мешал. Достав терапевтический учебник, я принялась внимательно его штудировать, надеясь, что однажды сдам вступительные экзамены на отлично.

Дежурство проходило спокойно. Настолько, что я бы уснула за чтением, если бы не мысли, никак меня не отпускавшие. Я не боялась темноты, но этой ночью она меня настораживала. Невозможно после всех событий, навалившихся на меня вот так, сидеть расслаблено и думать, что завтра всё пойдёт своим чередом, вернётся на свои места. Около двух часов ночи я пошла в сестринскую, чтобы налить себе кофе, убедившись прежде, что в палатах тихо и я никому не нужна. В пустых коридорах ноги отбивали холодный и неприятный стук. У меня даже было желание остаться с кофе в комнате и не выходить из неё, пока не допью. Но нужно с ним вернуться на пост, нельзя оставлять его, ведь в больнице больше никого нет. Двери заперты, и понадобься кому-то помощь, только я могу их открыть до утра.

В сестринской кто-то был. Вскрикнув и схватившись за сердце, я чуть не вынеслась обратно, включив свет, пока не поняла, что на подоконнике, болтая ногами, сидит мой дух. Сидит, и нагло улыбается. То есть, улыбка-то выглядела достаточно скромной, но в условиях того, что я почти заработала разрыв где-то в миокарде и пару рубцов, это было нагло с его стороны.

— Это ты!.. — только и смогла выдохнуть я. — Как ты здесь оказался?

— Я же дух, — развел он руками, спрыгнув на пол и подойдя ко мне. Я сплю? Это очередной мираж? Его кто-нибудь, кроме меня, способен видеть?

— Куда ты делся вечером? — Незаметно для него я себя ущипнула. Больно. Всё-таки это явь.

— Помог тем ребятам…

— Но они тебя не видели! — мы встретились взглядами. Это светлое существо или темное? Как узнать из какого мира я его вытащила? Ангелы, например, бесполые, но этот очень тянет на молодого человека. Стало быть, он чёрт?

— А ты хотела, чтобы я сделал это заметно? Ты не уточнила.

— Я не знала, что тебе всё-всё-всё нужно говорить и приказывать…

— Всё-всё-всё приказывать мне не надо! — поднял он палец, предупреждая мои возможные какие-нибудь там желания. — Я только дух-защитник, вне сферы своей компетенции я не работаю.

— Какие слова-то ты знаешь… я думала, ты будешь говорить как-нибудь по-старинному, или наполовину непонятно.

— Не только на земле идёт модернизация. В нашей конторке тоже на месте не топчутся, — я улыбнулась. Он забавный. Такой человечный, симпатичный, чудной, но забавный. Неужели у меня появился хоть какой-то, более-менее надёжный, друг? Бабушка, ты ли послала мне его? Спасибо тебе за книгу, она, действительно, помогла мне.

— А ты точно теперь никуда не денешься? Я врата стерла почти полностью… — Он почесал макушку, цокнув языком.

— Видимо, придётся задержаться. Но дело даже не во вратах. Я был вызван, чтобы защищать тебя, стало быть, не исчезну, пока ты в опасности. А ты всё ещё в ней. — Он снова напомнил мне о моих страхах. Я опустила расстроенные глаза, которыми наткнулась на электрический чайник и механически его включила, чтобы закипала вода.

— Это эти двое её на меня нагнали, да? Чонгук и Шуга.

— Нет, ни в коем случае! Они отличные парни, — заверил меня дух, похлопав по плечу несмело. — Какая ты худенькая… ты нормально ешь? — Я покачала головой, показывая, что сейчас не до этого, но всё равно прокомментировала:

— Я могу есть сколько угодно, всё равно останусь такой угловатой. Я худая, бледная и страшная. Смирись, подопечная тебе досталась не на зависть другим духам. Ты уверен, что эти двое заслуживают доверия?

— Абсолютно. Поверь, у нас там, в офисе, не ошибаются, — он повел глазами вверх, и я всё-таки пришла к выводу, что он с небес. А там все хорошие. Ангелы. Бесполые. Стараясь не обидеть его разглядыванием, я делала это незаметно. — Тебе нужно уехать с ними отсюда.

— Ты знаешь?.. — подразумевала я их предложение, оторвавшись от изучения его ног в черных штанах и черных полуспортивных высоких ботинках.

— Я многое знаю. Например, что тебя зовут Элия, тебе скоро девятнадцать лет — по документу. А на самом деле тебе только будет восемнадцать, — для меня это было откровением, заставившим разинуть рот. — Ты выросла с бабушкой, которая умела… много чего умела. И перед тем, как её не стало, она попросила… духов, вроде меня, защитить её внучку. — Я не могла поверить, что кто-то на этом свете что-то обо мне знает и, возможно, сумеет открыть мне тайны, которые мне неведомы!

— Ты всё обо мне знаешь!

— Не всё, что за мания преувеличивать? — отчитал он меня. — Я не всемогущий, не всезнающий и не вечный.

— У тебя есть имя?

— Ви, — он выставил рогаткой два пальца. Указательным пальцем другой руки провёл по изгибам этих двух. — Вот так вот коротко и ясно — Ви.

— Одной буквой? Это что-то вроде порядкового номера в вашем штабе? — Он засмеялся. Так ребячливо, будто и ему было лет семнадцать, как на самом деле мне. Есть ли у духов возраст? Голос у него был взрослее, лет на двадцать пять.

— Вроде того.

— Ты расскажешь мне то, что знаешь обо мне? О моей семье…

— Если ты обещаешься, что завтра же отбудешь отсюда с Чонгуком и Шугой. — Я недовольно насупилась.

— Я всё-таки должна уехать с ними?

— Ради собственной безопасности.

— А ты останешься со мной? — взяла я его за руку, теплую и человеческую. Ви изобразил глубокие раздумья. Были ли у него другие дела, другие подопечные? Откуда он явился и куда пропадёт, если вдруг пропадёт? Я хочу обо всем расспросить у него! Будда, у меня есть сверхъестественный друг!

— Что ж, будь по-твоему, уговорила. — В общем-то, я даже не начинала… — Ты представишь меня им, как своего лучшего друга, хорошо? Я буду видимый.

— Но почему? Ты бы мог продолжать быть незаметным…

— Чтобы тебя приняли за ненормальную, потому что разговариваешь с пустым местом? Нет-нет, невидимость отменяется. — Чайник щелкнул. Он обернулся к нему, отходя и освобождая мне простор у стола, чтобы я налила себе кофе. — Ты обещала меня накормить попозже.

— Ой, прости! — опомнилась я и принялась доставать из сумки хлеб с мясом и яйцами. Некогда было готовить на ужин что-то сложное, к тому же, я привыкла к простой пище, и любила её. Ви не отказался разделить со мной эту скромную трапезу. Кофе я тоже налила на двоих. — Мне нужно идти обратно, на пост… ты будешь тут?

— Нет-нет, я перекушу и уйду.

— Куда? — Ви замер с едой, несомой в рот, но остановившейся на половине пути. Вид у него был растерянный.

— В астрал. Вернусь утром.

— А в астрале… как оно там? — отведя руку с хлебом, он погрозил мне пальцем.

— Много будешь знать — мало будешь спать. Давай, иди на пост. И чтобы когда я утром к тебе пришёл — ты уже собирала вещи в дорогу, ясно?

— Ясно! — просияла я. Если бы бабушка вызвала духа-хранителя вовремя, возможно, она бы уцелела, выздоровела, и до сих пор была бы со мной. Почему она не додумалась? Прикрыв дверь в сестринскую, я почувствовала себя намного спокойнее, чем ещё полчаса назад. У меня есть Ви. Он защитит. Что ж, по крайней мере, теперь я не одинока.

Начало пути

Покорность духу, выросшая из доверия (появившегося не знаю откуда), проявлялась незаметно для меня самой. Едва поднявшись, я уже укладывала вещи, предвкушая очередное долгое путешествие, подобное которому совершила три года назад. Сегодня оно уже не казалось таким опасным и утомительным, трудным, полным нехватки сил, пищи и денег; теперь я смотрела в будущее увереннее, и если нужно скрыться от какой-то угрозы, то я так и сделаю, сопровождаемая Ви. Он не даст меня в обиду. Я погладила шероховатую обложку книги с заклинаниями, с уважением укладывая её в свою сумку. Как и когда-то, одежды не было много, с собой я не собрала бы и большого чемодана. Скромные пожитки почти нищенки, бродяжки и бесприютной сироты, готовящейся странствовать в компании трёх молодых людей. То есть, двух, и одного полу-юноши. Моё восприятие Ви было странным, я не могла с ним разобраться. Но Чонгук и Шуга — реальные, настоящие, а я никогда не водилась с парнями… что я буду делать, когда на несколько дней вынужденно останусь в их обществе? Даже если они благородные и добрые, это ничего не меняет. Я посмотрела на себя в зеркало, в который раз убеждаясь в своём уродстве, подчеркнутом дешевой и выцветшей от многочисленных стирок кофтой. И уши у меня большие, и кожа бледная, как у больной, и эти белые волосы, худые плечи, углами выпирающие ключицы, коленки. Ужас.

Мао поднялась вместе со мной пораньше, узнав о том, что я уезжаю. Обычная её болтливость осталась подавленной ранним пробуждением. Всё, на что её хватало — готовить нам завтрак, кидая выкарабкивающиеся из неё зевающие реплики, напоминающие кошачье помурлыкивание.

— И куда ты теперь?

— Не знаю, — сказала я, понимая, как это странно звучит без дополнительных объяснений.

— Как так бывает? — Мао снова широко зевнула, потянувшись, прежде чем снять чайник и налить из него кипятка. — Зачем тогда уезжаешь?

— Так надо. — Но что-то же я должна была придумать, обосновать как-то для соседки свой подъем с места и отъезд. Она, всё-таки, не последним человеком для меня была всё это время. — Бабушка никогда не рассказывала мне о том, кто были мои родители, что с ними стало… я хочу попытаться найти о них информацию.

— Дело хорошее, — оценила она, подперев один бок и выставив другую ладонь, чтоб опереться о стол. — А зацепки-то хоть какие-нибудь есть? Где искать? Или на родину вернёшься?

— У меня есть предположение… — отвела я глаза, выкручиваясь и думая, что в Тибет больше — ни ногой, и услышала очень вовремя раздавшийся издалека, из нашей спальни, стук в окно, задребезжавший стекольной жалобой. Ви! Высвободившись из-за стола, я рванула на звук, но когда прибежала к окну, то увидела там Чонгука и Шугу. Они всё-таки не теряли надежды, что я соглашусь с ними пойти? Да если бы не заступничество за них моего доброго духа, никогда бы я им не поверила! А теперь они сделают вид, что так и знали, что я испугаюсь опасности и предпочту их компанию. Как бы ни так! Однако я ждала, что Ви появится вперед них, где же он? Снова царапнувшее сомнение, что я в своём уме, напомнило о сверхъестественной сущности моего вчерашнего друга, заставив переживать. Не приснилось ли?

— Доброе утро, Элия! — поприветствовал меня бодрый и полный сил Чонгук, придерживая на плече лямку громадного рюкзака, куда поместилась бы я вся целиком. Рядом с ним, чуть менее энергично, мне махнул его товарищ. — Ну что, может, всё-таки отправишься с нами? — Не хотелось признавать своё поражение, но ведь именно это я и собиралась сделать. — Мы отправляемся теперь же. Если согласна и начнёшь собирать вещи — мы подождём.

— Не нужно, — пробормотала я недружелюбно, но вежливо открыла окно, чтобы разговаривать стало удобнее, без заслонов, хоть и прозрачных. Подняв сумку, я поставила её на подоконник, развеивая напряжение Чонгука, успевшего интерпретировать мою фразу как то, что я отказываюсь. — Я уже собралась.

— И опять женихи, и опять ломятся, как хулиганы, — подоспела к нам Мао, запахивая на груди, куда более пышной, чем моя, модный халатик, купленный на распродаже. — Что ж вы не через двери заходите?

— Да мы так, позвать только, — смутился Чонгук, почесав затылок.

— А могли бы и зайти, — разве что не прокурлыкала, как голубка, Мао, подавшись вперед, чтобы разглядеть ребят получше. Её пристрастие к противоположному полу пока в рамках, но едва удерживалось в них.

— Они уже уходят. И я с ними, — отвлекла я её, оживающую, и оживившую Шугу, который заулыбался куда шире, чем когда только подошёл. И сразу же заговорил:

— А подружка с нами не пойдёт?

— А у подружки, — повела бровью Мао, поправляя волосы, забранные назад. — На вечер уже есть планы.

— Значит, на ночь нет никаких? — Я отвернулась, прихватывая сумку и, не слушая понесшегося межполового кокетства, прошагала через коридор, открыла дверь из подъезда и вытащилась на улицу, где из моей руки мой багаж поспешил подхватить Чонгук.

— Давай я понесу…

— Не стоит, я справлюсь, — вырвала я руку и огляделась. Да где же Ви? Нервы стали подергивать. А если он был миражом? То есть, если его всё-таки нет? Если я попрошу подождать моего друга, а никто не явится, насколько глупо я буду выглядеть? Впрочем, если никто не придёт, то и я никуда не поеду. Нет Ви — нет уговора ехать с этими двумя подозрительными типами.

— А чем ты вообще занимаешься? — допрашивала уже Мао Шугу, высунувшись по пояс из окна. Тот вальяжно прислонился к стенке рядом, на один локоть, подперев голову запястьем и размякая, натуральная панда в бамбуке, чей образ дополняла травинка, сунутая парнем в зубы.

— Вообще разным, но способен переходить на узкую специализацию, если того требуют обстоятельства.

— Какие, например? — заиграла глазами моя соседка.

— Ну, встреча с красивой девушкой, и всё такое…

— Эй, нам пора! — окликнул его Чонгук, но вмешалась я.

— Нет, постойте. Мы ждём ещё одного человека. — Я села на лавочку, уставившись туда, откуда вчера мы убегали от опасности. Молодые люди посмотрели на меня.

— С нами кто-то ещё поедет? — удивился Чонгук.

— Всё-таки подружка? — просиял Шуга, сощурившись на Мао, так что стало не видно, куда именно он ей смотрит. — Отлично, по ночам будет теплее.

— Ты неприличный! — выговорила ему я, нахохлившись. — Будешь себя так вести — никуда с вами не поеду.

— Почему я неприличный? — принял позу попроще сразу тот. — Очень даже приличный. При всем личном. Личное всегда при мне, — не выдержал он долго быть серьёзным и подмигнул Мао. Та тронула свою щеку и звонко захихикала. Я покачала обреченно головой, теряя энтузиазм двигаться куда-то в этой компании. Но именно тогда и появился Ви. Его рыже-красная голова завиднелась издалека, он поднимался по той дорожке, которая ознаменовалась вчера столькими событиями: нападением, побегом, дракой, спасением. Прежде чем крикнуть «а вот и мой друг!», или махнуть ему, я для проверки оглядела присутствующих — видят ли они его? По мере приближения духа, его все заметили, и, уже явно, смотрели на него, и только тогда я, успокоившись, поднялась, улыбнулась и указала на Ви:

— А вот и тот, кого я ждала! — Мой ангел-хранитель подошёл впритык к нам, встал возле меня, тоже с рюкзаком (посмотрите на него, быстро же подстроился под род человеческий, будто ему надо что-то с собой носить!), миролюбиво обозрел четырех людей и просиял. — Познакомьтесь, это Ви. Ви, это Чонгук, и Шуга. И моя соседка Мао, но она с нами не поедет. — Мао посмотрела на меня с нескрываемым удивлением и подозрением, откуда это я взяла этого странного типа? Он же очень странно выглядит. Сразу видно, что он не такой, как мы? Или незаметно? Я стояла к нему ближе всех, поэтому почувствовала запах дыма. Сначала мне подумалось, что запах несется откуда-то со стороны, но потом осторожно повела носом и убедилась, что аромат дымка исходит от Ви. Что же он, всегда из облака дыма появляется? Как-то это… не похоже на доброго ангела. Неужели он всё-таки из-под земли, один из чертей? Надо быть внимательнее.

— Приятно познакомиться, — пожали ему ладонь молодые люди, а я следила за их реакцией. Ничего не заметят? Вроде обошлось. Но всё равно смотрели они на него косо, изучающе.

— Ну что, теперь-то погнали? — нетерпеливо предложил Шуга. Я пожала плечами, перекладывая принятие решения на Ви и Чонгука. Они невольно становились активистами нашего движения прочь отсюда, тем более что, наполовину я сказала Мао правду, я понятия не имела, куда отправляюсь. Знала лишь зачем — чтобы уберечь свою жизнь.

— Пошли, — согласился Чонгук, посмотрев на меня, опустив по мне свои глаза, опять попялившись на мою сумку (что он к ней пристал? Книгу мою украсть хочет?), после чего глянул на Ви и опустил брови. Ви свои наоборот приподнял и, открыв рот, словно подбирая слова, пощелкал пальцами.

— Давай понесу, — потянул он мою ношу. Вживается в роль земного мужчины, ясно. Наверное, во взгляде Чонгука он прочел, что тот подумал на нас, будто мы парочка, вот и подыгрывает. Я отдала сумку Ви. Ему доверю. Пропустив двух товарищей вперед, мы пошли позади них, попрощавшись с Мао, по лицу которой можно было предположить, что она огорчена тем, что не может присоединиться к нашей компании. Однако я сомневаюсь, что она выдержала бы долгий путь в неизвестность, где, скорее всего, не будет никаких условий, и на какое-то время жизнь превратится в трудное существование. Я не любительница приключений, но если их никак не избежать, я переношу их со стойкостью.

Сев на автобус из Яань в Чэнду, тесный и душный, полный народа, в основном тётушек и дядюшек, мы вчетвером протряслись в нем два с половиной часа, по большей части молча, ещё не привыкшие друг к другу, не знающие, о чем говорить. Рейсовый типовой автобус шел в два ряда по два места, с проходом посередине, поэтому я села с Ви по одну сторону, а Чонгук с Шугой по другую. Дух уступил мне кресло у окна. Я поблагодарила его, поскольку три года не сдвигалась никуда из Баосина, и увидеть что-то новое, даже при данных обстоятельствах, не самых лучших, вынудивших покидать обжитый уголок, всё равно было приятно.

Вокруг виднелись горы, сплошные горы, островерхие и притупленные, ровные и кривые, заросшие и оголившиеся, на заднем плане прорисовывались вершины, прикрывшиеся облаками, сильфидами лежащими на диагональных склонах, но это было где-то далеко. Ближе к нам изгибы высот иногда больше походили на холмы, хотя дорога плутала крутая, и серпантин завораживал бы сильнее, если бы не утомлял головокружением. Я порой прикрывала глаза, а когда открывала их, то незамыленным отдохнувшим взглядом начинала искать в силуэтах гор какие-нибудь знаки, или фигуры. Будто это лежит какая-то собака, или вон там притаился заяц. Леса и горы прячут и скрывают многое, я любила их, но тяжелое воспоминание, связанное с бабушкой, опять горько заныло на сердце. И всё-таки панорамы, несмотря на жару в автобусе, вдохновляли и освежали мои мысли. Я отвлеклась от окна на шуршание рядом. Ви доставал из фантика конфету и, увидев, что я повернулась, протянул такую же.

— Будешь?

— Спасибо, — взяла я её и, повертев, развернула и положила в рот, после чего, запихнув её за щеку, шепотом сказала, наклонившись к нему: — По-моему, Чонгук и его приятель что-то относительно тебя подозревают.

— Не волнуйся, через день они будут со мной общаться, как с лучшим другом, — заверил меня дух.

— Ты их околдуешь?

— Типа того, — по-мальчишески заиграл он глазами, переведя их, любопытные, к виду за окном. — Красота!

— Эй! — позвал нас, или кого-то из нас, Чонгук, но мы оба оглянулись к проходу. Мне пришлось наклониться вперед, чтобы увидеть из-за Ви молодого человека. — Когда приедем в Чэнду, оттуда есть прямой рейс в Шэньси, в Тунчуань. Но если мы будем двигаться так ровно и предсказуемо, то нас это не укроет от тех, кого надо. Я предлагаю ехать до Дачжоу с пересадками, или попутками. А оттуда, ночью, перейдём в Шэньси. — Я почти ответила, но Ви опередил меня:

— Возражений нет, — после чего опять повернулся ко мне и окну, оставляя за спиной Чонгука с его проблемами по маршрутизации нашего путешествия. Я не знала географию Китая до мелочей, но по названию провинции поняла, что Чонгук планирует вести нас на восток. К океану? Просто в крупные города, чтобы затеряться, или сесть где-нибудь в порту на корабль и уплыть? Но куда? В другую страну? Какую? Вопросов слишком много, включая, например, этот: где мы будем ночевать? С едой более-менее всё понятно, у меня осталась горстка денег, и у парней, видимо, они были. Мы можем покупать себе пропитание какое-то время. Но что потом? Ох, во что я ввязалась… — Пить хочешь? — протянул мне Ви бутылку с водой. Я кивнула, снова поблагодарив его.

— Ты прямо как добрая няня, — улыбнулась я, возвращая ему питьё. — Вот у тебя служба-то, возиться со мной теперь.

— Это ничего, и похуже задания бывают.

— Правда? — заинтересовалась я, заелозив на сиденье. — А расскажи что-нибудь, а?

— Как-нибудь… потом.

— А про мою семью ты мне когда расскажешь?

— Когда доберемся до конечной точки. — Присосавшись к горлышку бутылки, Ви уставился перед собой с таким видом, словно больше меня не слышит. Это он так тему меняет, или у духов такое поведение?

— А от тебя утром дымом пахло. Ты демон, всё-таки? — совсем тихо сказала я. Он замер. Я видела, как перестала уменьшаться вода в бутылке. Зрачки съехали вбок, выхватив меня из поля зрения. Горлышко отплыло от губ, и Ви медленно изрек:

— А серой пахло?

— Серой? Нет. Вроде бы нет.

— Какой же я тогда демон? Ты что, не знаешь, как в нараке[1] пахнет? — Я округлила глаза на его претензию.

— Не знаю. Откуда бы? А ты? Был там?

— Что бы мне там было делать, я что, похож на того, кто зачухал свою карму?

— Значит, ты тоже не знаешь, как пахнет в нараке?

— Мне рассказывали.

— Кто?

— Тот, кто там был, — шикнул на меня Ви, приструнив глазами. — Белобрысая, имей совесть, в твоём возрасте нельзя знать все тайны мироздания, можно умереть от переизбытка сведений, не подвластных человеческому разуму.

— Извини, — успокоилась я. — Просто хочу быть уверена, что ты не злое существо.

— Я тебе помогаю? — Якивнула. — Я тебе плохое что-то делаю? — Я покачала головой. — Вред причинил? — Я повторила свой жест. — Тогда я добрый. Не усугубляй, где не надо.

— А почему ты в черном? Разве добро не должно быть светлым?

— Ты видела, что на Земле творится вообще? — Возмущенно впился он в меня озорными глазами, в чьё возмущение совершенно не верилось. — Убивают, грабят, насилуют, врут, ненавидят, завидуют, — загнул он быстро красивые пальцы, подключив вторую руку для шестого, повышая голос, который тоже не был гневным. Что-то в тембре Ви было успокаивающим, на каких бы эмоциях он не говорил. — Да на небесах траур! — Откинувшись на спинку, он замолчал, разглядывая потолок автобуса. Потом, уже негромко, сказал: — Светлое стирать задро… замучаешься. Практические соображения, Элия, заставляют ломать стереотипы.

Мы сошли на вокзальной площади, где была конечная остановка, и оттуда побрели искать такси, что было для меня непозволительной роскошью, но все траты на себя взял Чонгук, не захотев обсуждать со мной никакие денежные вопросы, поэтому я вынуждено притихла. Однако не найдя никого с разумными требованиями к оплате за междугородний перевоз, мы вернулись к расписанию автобусов. До нашего следующего пункта — Дэяна, было около полутора часов езды, но ближайший транспорт сам отходил лишь через час.

— Ну и ладно, перекур, — обрушил на лавочку мою и свою поклажу Ви. Возникла пауза, за которую мы все успели переглянуться. Как же неуютно быть единственной девушкой!

— Перекусим? — указал Шуга на ларек, готовящий уличную еду. — Я проголодался.

— Да ты всегда голодный, — сказал Ви так, будто давно его знал. И тут началась его магия. Я успела испугаться, что сейчас мой дух получит выговор за фамильярность, но Шуга лишь потер живот, бросив в ответ:

— А то ты всегда сытый?

Чонгук хлопнул в ладони.

— Надеюсь, мы в дороге все узнаем, кто какой, и познакомимся получше, — с нажимом на конец фразы, произнес он, разворачиваясь ко мне: — Элия, пошли, возьмем поесть. А вы присмотрите за вещами! — велел он оставшимся.

— Эй, ты младше, не командуй! — опускаясь на скамейку, крикнул ему вдогонку Шуга.

Мы отошли от них метров на сто, спрятавшись от солнца в тени тента, растянутого над прилавком мужчины, жарящего лепешки на открытом воздухе, наполняющего их начинкой и заворачивающего их потом, почти как конверты.

— Прости, если ведём себя немного хамовато, — попросил вдруг прощения Чонгук, пока мы ждали приготовления своего заказа. — Мы не привыкли к девичьему обществу, и у нас начинается побочный эффект от смущения.

— Вы не похожи на стеснительных, — как есть, заметила я.

— Мы умело это скрываем, — улыбнулся Чонгук. — Пожалуйста, не бойся нас. Мы желаем тебе только добра.

— В любом случае, у меня сейчас нет выбора, — печально вздохнула я, поглядывая назад, но скамейка с Ви и Шугой стояла за широким скроллером.

— Он у тебя будет. Когда мы окажемся в безопасности. Обещаю, что сделаю всё, чтобы защитить тебя.

— У меня есть защитник. — Отвернувшись, я опустила глаза к пропекающемуся тесту.

— Чем больше нас будет, тем лучше.

— У вас с Шугой есть ещё друзья… борцы?

— Да, и мы хотим добраться до них.

— Куда мы направляемся?

— Увидишь. Не хочу говорить заранее. Но до этого места ещё далеко. Нам придётся, возможно, добираться недели две, а может и три. Ты готова?

— Я же сказала — у меня нет выбора. — Жара, неуверенность и неизвестность портили мне настроение. Я не хотела быть неприятной с Чонгуком, но мне нечего было ему сказать из правды, что было бы дружелюбным. Обманывать, что я расслабилась, доверилась и очаровалась ими, я не хочу.

— Я не хотел врать тебе, Элия, — попытался скрасить неудачный момент парень. — Но иногда я не могу говорить прямо.

— Бывает. Что ж, хотя бы не делай так больше.

— Этого я не могу обещать. — Мы посмотрели друг другу в глаза. Он выглядел порядочным и благородным, но внешность бывает обманчивой. А как можно верить чему-то, что не обещает быть честным?

* * *
Ви посмотрел вслед отошедшим Чонгуку и Элии и, торопливо достав из кармана рюкзака пачку сигарет, вытянул из брюк зажигалку и закурил, вдавившись в столб, чтобы его не было видно с того ракурса, куда ушли двое.

— Шуга! Свистни, когда они обратно пойдут! — наспех затягивался парень, закрывая глаза от облегчения.

— Вот нахрена ты эту комедию ломаешь? — покачал головой второй, которого на самом деле звали Юнги, но все привыкли называть его по кличке — Сахар, или Сахарный, кому как больше нравилось, иногда на любых языках и в любых склонениях.

— А что я должен был делать? Сказать, что шарился в её вещах? Да никогда бы она больше ни с одним из нас не заговорила. — Ви сделал короткую тяжку и продолжил: — Я же вам объяснил, как было дело. Стою, курю, достал какой-то талмуд — вдруг в нем бы какие-то документы у неё хранились? — рассчитывая, что Чонгук увёл её совсем, а тут топот. И он приближается! Куда деваться было? Окно открывать? Заметила бы. Я в шкаф, а про сигарету в руке забыл! А она как начнёт… мать моя Амитабха, Шуга, у меня волосы на затылке зашевелились. Думаю, пиздец, не то дурочка бесноватая, не то ведьма, в самом деле что. И тут у меня сигарета подожгла что-то, и дым как повалит! Что оставалось? Задохнуться мне там? Мне и выходить страшно — она ж там разве что Сатану не вызвала, и оставаться не вариант. Ну, вот как выкрутился, так и получайте. Зато, в отличие от вас, я теперь вхожу в круг доверия.

— Обведенный мелом, я понял, — захихикал Юнги.

— Ничего, как выяснилось, она нормальная, только трухнула мальца. — Выпустив три ровных кольца дыма, Ви немного расслабился. — Жалко девчонку, одна совсем на свете.

— Ты ей будешь говорить, что случилось с её родителями?

— Не, я не смогу. — Тот, кого принимали за воплощенного духа, повесил голову. — Я сам расплачусь.

— А на кого ж ты этот груз возложить хочешь?

— До Лога догребем, а там разберемся. Пусть мастер Хан ей скажет.

— Потому что знал её отца?

— Ага. — Ви ушёл в себя, думая о чем-то.

— Шухер! Идут! — вывел его в реальность Шуга, и молодой человек, потушив бычок о подошву ботинка, бросил его в урну, спеша вернуться в роль неопознанного астрального создания.

Покидая Сычуань

В Дачжоу мы прибыли поздним вечером. Путешествие длилось первый день, а я уже чувствовала жуткую усталость, потому что перебежки и переезды на разном транспорте, резкие смены планов вроде «зайдём пообедать» и тут же «о, нет, подошёл автобус, пошли!», выматывали сильнее, чем монотонное движение в гору. От прямых электричек мы отказывались, поэтому сделали три пересадки на разных автобусах от Дэяна до Дачжоу и, вместо пяти часов пути в нормальном режиме попутчиков или туристов, он занял у нас около восьми часов. И вот, на циферблате наручных часов Шуги стрелки показывали около десяти вечера (он шевелил рукой, и я не могла углядеть минутную стрелку), я обнадежилась, что сейчас мы станем искать место привала, но услышала от Чонгука разочаровывающую фразу:

— Теперь нужно идти к трассе. Как раз уже стемнело, всё должно выйти удачно.

— Что ты задумал? — брела я со своей троицей от автовокзала по освещенной улице.

— Мы должны забраться в какой-нибудь грузовик, незаметно, чтобы точно так же спрыгнуть незадолго до границы провинции Шэньси. Если мы возьмём такси, то его нужно будет просить остановиться, и будет свидетель, хоть и невольный, водитель, который сможет указать, где мы выбрались. Мы же прокатимся без разрешения, но зато никто не сможет навести на наш след. А по дороге нам лучше не появляться в этом районе.

— Почему?

— Ох, Элия, — остановился Чонгук, придерживая лямку рюкзака. Посоветовавшись глазами с Шугой, он заговорил: — Видишь ли, в Китае, почти в каждом округе, есть своя тайная власть, что-то вроде бандитских группировок. Какие-то довольно мирные, а другие — совсем нет. Те, что охотятся за нами, и тобой, скорее всего, относятся к самым агрессивным. Они хотят быть единственными во всем Китае, но пока им это не под силу. Потому что многое им мешает, в том числе мы. В том числе банда Шэньси, Терракотовое воинство. Может, ты слышала когда-нибудь, что именно в этой провинции, неподалеку от города Сианя, в который мы направляемся, похоронен первый китайский император Цинь Шихуан, в гробнице которого раскопали более восьми тысяч глиняных фигур солдат. Так вот, банда Шэньси считает себя наследницей истинного, первого императора. Они — центральная мощь Китая. Они сильны и несвергаемы, но никогда не отлучаются дальше Шэньси. Нападать они не любят, а обороняться умеют. Если приходить к ним с миром, то они предоставляют защиту. Так мы и должны поступить. Но те, кто гонится за нами понимают, что переступив порог Шэньси мы окажемся на долгое время неприступны, неприкосновенны, потому что Терракотовое войско гостеприимно и под своей опекой не даст ничему произойти. По этой причине наши враги перекроют все пути в Шэньси, все возможные дороги, которые в силах охватить. Но все леса и горы они оцепить не в состоянии, поэтому и придётся нам проделать несколько десятков километров пешком.

— Но кто же наши враги? — заспешила я за ним, вновь тронувшимся.

— Сейчас некогда рассказывать истории, Элия. Нам нужно добраться до безопасного укрытия, и тогда мы обо всем поговорим. А теперь лучше поторопиться.

И четыре пары ног устремились к шоссе G65, продолжавшему тянуться в горной и живописной окрестности Сычуаня.

Обширные плато, горные террасы, утесы и долины, места, которые считают родиной лучших китайских чаёв (впрочем, за право быть родоначальниками улуна и пуэра борются несколько областей отсюда, западнее и южнее), и весь их внешний вид подталкивает на то, чтобы верить в легенды и сочинять новые сказки. Всё это скрылось в темноте ночной, и только фары машин и фонари вдоль дороги освещали асфальт, по которому крутились колеса. Нам удалось незаметно забраться под тент, которым были накрыты строительные доски. Я безумно волновалась, потому что никогда ещё не совершала вот таких, казавшихся мне незаконными действий. А если нас поймают, разоблачат? Было не только страшно, но и стыдно. Какими дураками мы будем выглядеть здесь, среди напиленной вагонки и балок! Пока грузовик не завелся и не поехал, мы лежали тихо и неподвижно, боясь привлечь внимание любым звуком. Но когда мотор загудел, и машина понеслась по шумному тракту, мои спутники заболтали, заставив и меня почувствовать себя намного спокойнее.

— Когда будем соскакивать? — поинтересовался Шуга.

— До Шэньси примерно два часа езды, — задумался Чонгук, взявшись за расчеты, — слишком близко к ней спрыгивать не стоит, а слишком заранее — очень сильно увеличим себе пеший путь. Нам и так придётся идти через заросли и буераки всю ночь. — Мой организм загрустил, предчувствуя, что спать ему позволят нескоро. — Значит, рассчитаем где-то час сорок минут, и будем освобождать транспорт.

— А если он будет очень быстро ехать? — подала я голос. — Как мы спрыгнем?

— Как придётся, — хмыкнул Шуга.

— Я расшибусь, — засомневалась я вообще в том, что у меня хватит смелости слететь с кузова на скорости под сотню.

— Я поймаю, — пообещал Чонгук. — Ви, ты же поможешь ей решиться?

— Не бойся, — взял мою ладонь в свою дух, сжав её под досками, что лежали между нами. — Всё получится.

— Да поможет Будда, — прошептала я.

— Я первый раз с парашютом прыгать тоже боялся, — принялся косвенно меня успокаивать своим примером Шуга. — А вдруг не раскроется? А вдруг порвётся? Без него лучше, надеешься только на себя.

— Хватит ей зубы заговаривать, — улыбнулся Чонгук. — А то Элия подумает, что ты, в самом деле, с самолёта без него прыгаешь, и ничего с тобой не случается.

— С самолета нет, но разве ты забыл, как мы с вертолета на крышу десантировались?

— Там высота была метров десять, не больше, — вставил Ви. Всё-то он знает! Наверное, у потусторонних созданий что-то вроде встроенного зеркала мира, в которое можно заглянуть и увидеть всё, что происходило когда-либо. А будущее? Люди уверяли, что такая способность была у моей бабушки. Передалась ли она мне? Я разоблачила ложь Чонгука потому, что увидела уже произошедшее, а могла бы я взглянуть вдаль событий? Отвлекаясь от россказней парней, я прикрыла глаза, всё ещё удерживая руку Ви. Как долго мой хранитель будет со мной? Как скоро он потребует начертить врата для ухода в другое пространство? Мне не хотелось расставаться с ним, потому что впервые за долгое время я ощутила защиту и дружбу, пусть даже она невозможна между человеком и чем-то… кем-то… не человеком.

Из темноты под веками взорвалась, не вспышкой, а скорее клубом черного дыма мутная картина, где я как будто бы не присутствовала, но видела происходящее со стороны. Ви был у какой-то белой, грязноватой стены, какие бывают у гаражей. Чья-то рука, казавшаяся огромным удавом, обвивала его шею, оттягивая назад. Я не видела, кому она принадлежала, черная тень утопала во мраке. Ви держал одной рукой эту черную кожаную змею, душащую его, а другую протягивал вперед, задыхаясь. Задыхаться стала и я, едва не подскочив, но коснувшись лицом плотного резинового тента, легла обратно, на спину. Глаза открылись, но было всё так же темно. Шум дороги, скользящих мимо авто, грохочущие деревяшки. Я всё там же, и мою ладонь потеребили знакомые пальцы.

— Эй, чего с тобой?

— Всё… всё в порядке. — Я хотела посмотреть на Ви, но ничего не было видно. Разве можно задушить духа? Есть ли у него жизнь, кровь? Мне показалось слишком глупым это видение (или я уснула, и от тревог увидела кошмар?), и я отмахнулась от него, постаралась забыть о нем, убеждаясь, что предсказывать что-либо, как бабушка, неспособна.

— Жалко песню затянуть нельзя, — вздохнул Шуга. — С ней как-то пободрее бы катилось.

— Ну, ты в кабину водителю постучи, попроси ввернуть музончика, а то нам скучно, — предложил Ви.

— Не, вдруг у нас с ним разные музыкальные вкусы? И будем мучиться под не пойми что. Надо было угнать лимузин с джакузи. Такие бывают, знаете, где и бар, и спальня сзади. Хотя… палевно было бы его бросить потом на дороге, от такого бесследно не избавишься. Взрыв привлечет ещё больше внимания.

— Привык передвигаться с комфортом? — полюбопытствовала я, приняв всерьёз жалобы парня на неудобства.

— Привык передвигаться с мечтами о комфорте, — поправил Шуга, улыбаясь.

— Так, вы не угоняете машин?

— Если приходится, ради спасения, то бывало, — попытался быть со мной максимально честным Чонгук. — Но, естественно, угон проходит без отбора по престижности марки машины.

— Велосипед наше всё, — добавил Сахарный. — А зимой — лыжи.

— Выходит, вы всегда очень подолгу в своих путешествиях… сколько же вы уже не были у себя дома в этот раз?

— Смотря что домом называть, — почесал затылок Шуга. — В Сеуле нас нет уже два месяца.

— Восемь лет, — безэмоционально выговорил Чонгук. — Я не был дома восемь с лишним лет.

Ви принялся сочинять что-то про себя, прикрываясь похожей на мою историю о том, что он сирота, и рос, где только приходилось, так что постоянного места обитания у него нет, а я сквозь темноту уставилась на Чонгука, едва различая его профиль. Кто же он такой, этот боец, который так хорошо дерется и так много знает о преступниках? Разве может он не быть одним из них? Ему лет двадцать пять, или немного поменьше, и если он восемь лет не был дома, то посетил его последний раз ещё подростком. Живы ли его родители? Он говорил, что из многодетной семьи. Значит, он и братьев и сестер не видел столько же? Я должна была сразу поинтересоваться людьми, с которыми собиралась в путь, а не замыкаться на себе. Им тоже, скорее всего, нелегко живется.

Оставшийся путь пролетел быстро, но чем ближе подкрадывался момент выпрыгивания из грузовика, тем натянутей становились мои нервы. Я не смогу, не смогу! Сломаю себе что-нибудь, шею сломаю, головой ударюсь — что угодно!

— Всё, пора! — дал отмашку Чонгук. У меня от страха клацнули зубы.

— Я первый, — взял на себя роль первопроходца Шуга и, стараясь не шуметь содержимым кузова, подполз к краю, приподняв тент. — Ну, погнали! — сам себе приказал молодой человек и выкатился из грузовика, исчезнув в ночи.

— Как это надо делать? — судорожно стала вопрошать я. — Перекатываться? На что приземляться?

— Прыгай сразу после меня, чтобы не успела далеко от меня отъехать, — велел Чонгук. — И толкайся сильнее вперед. Ясно? — Я кивнула. — Тогда вперед! На счет «три»! Раз, два… — Когда он произнес последнюю цифру, то выпростался из-под тента, беззвучно и ловко, а я, с поднявшимся адреналином и боявшаяся сделать что-то не так, поспешила выполнить указание. В запале я и не заметила, что выпрыгивала не только собственной силой, но меня толкнул Ви, иначе бы я упала мешком с камнями под задние колёса. Единственное, на что хватило моей собственной сноровки — это не кричать. Прикусив язык, я грохнулась вперед и вниз и, предвкушая удар и боль, почувствовала под собой что-то мягкое, и только мои коленки защипало, саданувшиеся об асфальт. Я распахнула веки и увидела под собой лежавшего на лопатках Чонгука, успевшего моментально подняться, после того, как приземлился сам, рвануться следом и скользнуть под падающую меня, распахнув руки, чтобы я не укатилась на встречную полосу. По ней промчалась какая-то машина, но в целом шоссе оказалось пустынным в эту ночь, и ничто не грозило нас задавить, что и предусмотрели молодые люди, прежде чем начать соскакивать балластом.

Я уперлась руками о дорожное покрытие и медленно выпрямилась, смущено разглядывая Чонгука, на котором сидела. Он некоторое время серьёзно смотрел на моё лицо, находя там бурю эмоций и впечатлений, а потом резко улыбнулся, красивой косоватой ухмылкой, соответствующей его достаточно юным глазам. Его густые каштановые волосы откинулись со лба, образовав на асфальте хохолок над его головой.

— Не ушиблась? — задал он негромкий вопрос. Я поводила лицом справа налево. Раздался посвист Шуги.

— Эй, молодежь, ну не на проезжей же части? — Оглядевшись, я поняла, что сижу на юноше, как наездница, после чего подскочила на ноги, принявшись запахивать кофту на груди. О порвавшихся на коленях штанах и ссадинах я вмиг забыла, отступая от Чонгука, пока не уперлась спиной в спокойно стоявшего с моей и своей сумками Ви. Шуга нёс два рюкзака, свой и товарища, приближаясь к нему и подавая руку, чтобы он встал. Видно было, что Чонгук цел и невредим, но, кажется, его наше столкновение смутило не меньше, чем меня саму. Вдалеке появились фары.

— Что ж, уходим, — мотнул головой Чонгук, пригладив челку. — За отбойники, не будем терять времени.

И мы перебрались за шоссейное ограждение, чуть не скатившись по крутому склону. Кусты и высокую поросль диких трав было толком не видно. Я запутывалась в них и продиралась, хотя шла третьей после ребят, охраняемая позади Ви. Они не старались расчистить путь, потому что следовало оставлять как можно меньше следов нашего присутствия. Шуга включил фонарик лишь когда мы отошли на приличное от дороги расстояние.

— Долго теперь идти? — спросила я. Чонгук поднял лицо, посмотрев на небо, раскидавшее звезды, и черные силуэты гор на их фоне, что росли непреодолимой преградой к Шэньси.

— Пока не выдохнемся, Элия. А потом ещё столько же.

— О! — только и смогла выдать я, ткнувшись о ветку уже через секунду и вспомнив о коленках, что вновь защипали. Я знала сотни различных трав и могла бы обработать свои несерьёзные царапины, но найти их в этом мраке не представлялось возможным. Зашептав себе под нос заговор-оберег от болезней и напасти, а потом вспомнив ещё один, для заживления ран, я почувствовала, как сзади приотстал Ви. Я и сама остановилась, обернувшись. — Ты где там?

— Я тут! Тут, — догнал он меня, глядя немного настороженным взором. — А ты чего шептала?

— Заговоры.

— Опять демонов вызывала?

— Нет, это что-то вроде оберега, отогнать от себя хвори и неприятности.

— А-а, — протянул Ви, расслабив плечи.

— А ты умеешь что-нибудь колдовать? Помимо того, чтобы быть невидимым. Исцелять?

— Ну, в моей практике лучшим лекарством является слюна. Поплюй — пройдёт и заживет. У меня работает.

— А насылать проклятия?

— Элия, не трать силы на разговоры, — одернул меня дух. — Нам в гору сейчас забираться, и если ты выдохнешься, я тебя не потащу. Или потащу, но недолго. Духи тоже устают. — Мне вспомнилось моё жестокое видение. Так, у духов есть дыхание и утомляемость? Не значит ли это, что есть и уязвимость?

Я ориентировалась на свет мелькающего впереди фонарика, на шорох шагов и приглушенные фразы Чонгука и Шуги. Иногда я совсем не видела, куда ступать, ведь и тропы-то никакой не было, мы прокладывали новый, впервые проходимый путь через хребет и леса, его поработившие своей зеленью. Чонгуку приходилось подавать мне руку и подтягивать меня. Иногда Ви приподнимал меня за талию и подавал другим молодым людям, которые затаскивали меня всё выше и выше, чтобы, достигнув вершины в непроглядную ночь, мы спустились с другой стороны, двигаясь к границе Шэньси. Кроны деревьев не пропускали скудного света звезд, мы двигались вслепую, мне приходилось только удивляться, как мои спутники не сбиваются и уверено топают дальше?

— Давайте сделаем привал? — села я прямо на землю, положив рядом сумку. Ноги гудели, легкие горели, и пульс участился от карабканья вверх. Я не спортсменка, и для меня такие рывки слишком тяжелы.

— Нельзя. Ещё рано, — согласился постоять пять минут и подождать Чонгук. — Костёр всё равно разводить не будем, его издалека станет видно. Лучше делать привал, когда станет светать, хотя бы.

— Может, поближе надо было спрыгивать с грузовика? — пожалев меня после того, как всю осмотрел глазами, предположил Ви. Его пальцы нервно бегали по бокам и бедрам, ища себе применение, будто обычно чем-то занимались.

— Ещё ближе было бы рискованно. Две минуты на отдых и продолжим. — Шуга достал бутылку с водой, мы все отпили из неё. Есть мне не хотелось, и от хлеба с говядиной, припасенного всё тем же Сахарным, я отказалась. Я хотела лечь и спать, больше ничего. — Всё, пошлите.

Превозмогая себя, я поднялась и ещё какое-то время старалась идти, не жалуясь. Но усталость брала своё. Я оступилась, едва не подвернув ногу. Сдерживая слезы, я постояла у тонкого ствола молоденькой сосны, шагнула ещё пару раз и плюхнулась вниз, поджав к груди коленки и уткнувшись в них.

— Я не могу больше! Можете бросить меня тут, но я просто не в состоянии! Не могу. — Трое окружили меня, изучая сверху. Спрятавшись лицом, я не видела, что они делали, да и вряд ли рассмотрела бы что-то в этом сплошном полотне глухой чащи, слившейся с воздухом, листьями, склонами и обрывами, в которые я давно бы угодила, если бы не придерживалась своих провожатых.

— Я понесу тебя, забирайся, — произнес Чонгук, и я, высунувшись из-за коленей, увидела, как он подставляет свою спину. Мне стало неудобно. Ему ведь тоже нелегко…

— Чонгук…

— Всё в порядке, у меня ещё надолго сил хватит. Давай. — Ви подал мне руку, чтобы я встала, забрал мою сумку. Неуверенная, я ещё раз попросила у всех взглядом разрешения. Шуга кивнул. Несмело коснувшись плеча Чонгука, я застыла, не зная, продолжать или нет? — Давай же, чем быстрее мы пересечем границу провинции, тем лучше.

Решившись, я забралась на спину юноши и, обняв его крепко руками, почувствовала сильную хватку под своими бедрами. Плечи Чонгука были такими твердыми, что я, впервые касаясь молодого человека (не этого, а вообще) таким образом, сразу же осознала разницу между мужчиной и женщиной. Женщины мягче, тоньше, даже кожа на ощупь другая. Мужчины — они какие-то немножко другие. Шуга повесил на себя два рюкзака, и мы продолжили путь.

Чонгук нес меня не меньше получаса. Отдохнув, я слезла с него и продолжила идти сама. Через час я опять стала выбиваться из общего темпа, теряя энергию, и тогда меня посадил себе на спину Ви. Поверхность немного выровнялась, и ему было полегче, чем Чонгуку. В конце концов, когда мы поднялись на пик, верхнюю точку горы, на востоке начало светлеть. Я с надеждой посмотрела на этот свет, означающий, что мы чего-то достигли, что смогли преодолеть что-то, что вот-вот можно будет поспать. Мысли о сне становились всё привлекательнее. Шуга потянулся, опустив на землю рюкзак.

— Тайм-аут! — шмыгнув в кусты, он скрылся по нужде. Я клевала носом, не хотя ничего, даже в туалет.

— Минут десять переведем дыхание, и пойдём, — как Александр Македонский на Сафедкохе, перед вторжением в Индию, упер руки в бока Чонгук, охватывая взором проявляющийся горизонт и стелющуюся у подножья горы низину.

— Как, опять?! — в ужасе воскликнула я, употребив последние, казалось, силы в этом возгласе.

— Элия, до Шэньси нам ещё около пятнадцати пеших часов, — не обрадовал меня наш вождь, что увидел в моём выражении. — Хотя бы спустимся немного вниз, чтобы не быть тут, как маяки, ладно? — убедительно попросил он. Понимая, что на вершине не так безопасно, как в каком-нибудь закутке, углублении овражка, где можно оборудовать временное логово, я согласно кивнула, поднимаясь, когда вернулся Шуга.

И вот, наконец, пробившееся сквозь ветви солнце оповестило об утре, а часы Сахарного о том, что уже шестой час. Мы шли всю ночь, мы двигались без остановок почти сутки! Чонгук остановился и, указав на крохотную полянку за кипарисами, край которой скрылся под завалившейся от ветхости липы, оставившей под собой естественный шалаш, произнес, стряхивая с плеча рюкзак:

— Поспим здесь. Элия, достань мой спальный мешок и ложись.

— А ты?

— Я подежурю первым, чтобы вы спали спокойно. — Сказав это, он тотчас куда-то испарился. Я подумала, что залез на какое-нибудь дерево, чтобы дальше видеть.

Разложив спальник под ещё не увядшими ветвями липы, я забралась под неё поглубже, как собака в непогоду забивается в свою конуру. Шуга смелее развалился на противоположном конце поляны. Ви, бросив рядом со мной покрывало, лёг верным стражем, сразу же повернувшись на бок, ко мне спиной, чтобы не смущать меня. Или себя? Или без повода, потому что любит спать на левом боку? Есть ли у духов стыдливость, совесть, что-нибудь из человеческих чувств? И вообще, парень он всё-таки, или бесполое создание? Не находя ответа на этот вопрос, я отключилась сразу же, сраженная усталостью.

Пробуждение приятно поразило меня миром и покоем, царившим повсюду. Пели птицы, луч солнца щекотал мне щеку. Рука лежала на траве, не колючей, а ласковой, как весенняя первая поросль. Приподняв голову на потрескивание, я увидела у того края, где ложился Шуга, а сейчас лежал только его спальный мешок, самого его владельца, но уже бодрствующего, и Ви. Они сидели по сторонам от костра, производящего уютный дымок над невидимым в ярком солнце огнем, и что-то готовили над ним, в котелке, тихо шушукаясь, пока в мою сторону плыл запах мясного бульона и смолы, сгоравшей с хворостом. Судя по высоте солнца, было около полудня, но я так крепко спала, что не слышала никаких перемен, пока сознание не ощутило, что получило достаточно сна. Не зная, и не желая знать, как выгляжу (наверняка ужасно, повалявшись-то под кустами и ободравшись о них со всех сторон за ночь), я встала, сложила спальник, отряхнулась от сора, состоявшего из сухих сосновых иголок, кусочков коры, веточек, прошлогодних листьев, осколков шишек, и подошла к Ви с Шугой.

— Давно проснулись?

— Я минут десять назад, — потянулся привычно Сахар, немного разлохмаченный, забавный и сонный.

— Я два часа назад, на своё дежурство, — помешивая обугленной палкой варево, ответил Ви.

— А где Чонгук? — Шуга указал под отцветший чубушник, где можно было, долго приглядываясь, различить тело.

— Дрыхнет.

— Пусть выспится получше, — заботливо сказала я. — Он выносливый, но нельзя себя так изматывать.

— Нам привычно, — похотливо поглядывая в котелок, отмахнулся Шуга. Не взяв с собой никакого зеркальца, и сомневаясь, что оно есть у молодых людей, я всё-таки захотела привести себя в порядок. Найдя на подбородке Ви след от угля (берясь то за палку, то за лицо, он случайно испачкал себя), я протянула палец и, присев рядом, потерла пятно, выведя его с ровной, чуть смуглой кожи моего ангела-хранителя. Он вопросительно посмотрел на меня.

— Испачкался, — оправдалась я, улыбнувшись, но всё равно покраснела. На моей белёсой мордахе румянец всегда выглядел некрасиво. Надо сменить тему на что-нибудь. — Умыться бы…

— Тут есть речка, неглубокая, по пояс, — сразу же ткнул в северном направлении Шуга и, подумав чуть-чуть, поправил палец на северо-запад. — Я со своего поста видел, когда топтался.

— О, как замечательно! — Сходив к сумке, я достала из неё расческу и, подсев к парням, принялась разбирать и прочесывать свои длинные, белоснежные, как у тысячелетней старухи, волосы. К ним тоже успело всякого прицепиться, и, чем дольше я прочесывала локоны, тем больше понимала, что хочу промыть их, и вымыться сама. Подтянувшись к Ви, я поднесла губы к его уху и сообщила: — Я бы хотела ополоснуться, ты не покараулишь? — Лицо его сделалось таким же, как в автобусе, когда я спросила про запах дыма. Зрачки его остановились на посторонней точке, весь он застыл, а когда ожил, был беззаботен, как резвый козлёнок на выгуле, не подозревающий о существовании волка, невинный и хлопающий глазами, готовый встречать с радостью всё, что пошлёт ему судьба.

— Конечно! Пошли. — Ви поднялся, передавая свою импровизированную поварешку Шуге.

— Куда это вы?

— Мыться, — беря меня за руку, уже на ходу объяснял мой дух.

— Ах, ты ж хитрая скотожопа! — раздалось нам в спины. Ви уже будто не слышал его. Я шагала рядом, с каждым шагом всё лучше слыша, как течет где-то вода. Как хотелось окунуться и ощутить свежесть! От облегчения и положительного заряда этого утра, я засмеялась, запоздало заодно реагируя на возглас Шуги. Мы отошли достаточно, чтобы нас уже не было видно и слышно.

— Они считают, наверное, что ты мой парень!

— Возможно, — кивнул Ви. — Скорее всего.

— А ты парень? — наконец, решилась я спросить, дойдя до берега прозрачной и веющей прохладой речушки. Мой потусторонний страж уставился на меня.

— В смысле?

— Ну… у тебя есть половая принадлежность? Ты же не человек! — У меня создалось впечатление, что ему надо было напомнить об этом, так он забылся, вжившись в образ.

— Ах, это! — распахнул рот Ви, да так и остолбенел с ним на минуту. Я, спустившись к самой кромке, подошла к зарослям бересклета, за которым приготовилась раздеваться. — Для того чтоб объяснить, кто я, пришлось бы вдаваться в тонкости и категории духов, выдавать всю нашу биографию от времен создания, ушло бы примерно сорок веков на один пересказ, поэтому, лучше воспринимай меня абстрактно.

— Это как же так? — держась за пуговицы, обернулась я к нему.

— Вот сядет воробей на ветку, будет тебе разница, самка это или самец?

— Нет, вряд ли.

— Ну, вот и я такой. — Он взялся за ремень своих штанов, показывая, что никаких условностей нет. Я отвернулась, почему-то не в силах представить, что увижу, если он совсем разденется. Но любопытно было жутко. Однако я пришла сюда помыться, а не удовлетворять любопытство. Скинув с себя всю одежду, я положила её под куст и пошла в воду, ощущая на себе сзади взгляд. Нет, Ви не стал бы на меня глазеть, зачем это духу? Может, Шуга или Чонгук посмели? Войдя по пояс, я развернулась, сразу же посмотрев выше, туда, откуда могли появиться молодые люди. Никого не было. Только Ви стоял, раздевшись по пояс, сняв ботинки и носки, держась за пуговицу над ширинкой.

— Давай сюда! — поманила я его. — Так здорово, после жары, после такого долгого пути окунуться! — И я, в подтверждение, присела, погружаясь с головой, а когда вынырнула, то была окачена фонтаном брызг. Ви нырнул рядом, разве что не с разбегу. Высунувшись на поверхность, он потряс головой, выплюнул глоток воды и, протирая лицо и шею ладонями, подошел по каменистому дну ко мне. До самого пояса он ничем не отличался от обычного земного юноши. Подкаченные руки, упругая грудь с прорисованными ниже мышцами, на которой лежали недлинные буддийские бусы-четки из маленьких черных камешков. Он был не таким рельефным, как Чонгук, но тоже стройным. Ви улыбнулся мне, и я ему тоже. — Здорово, да?

— Очень, — бархатисто и пленительно промолвил Ви. Я была ниже его, но всё равно вода достигала мне уровня над пупком, сантиметров на десять выше. — Спину потереть?

— Ты совсем, как человек! — развеселилась я. — Нет, правда, удивительно, что ты вроде бы не такой, как мы, но с другой стороны прям ну совершенно точно такой же. — Я перекинула волосы через плечо, и принялась полоскать их, наклоняя иногда голову, чтобы промывать пряди лучше. Ви молчал, медленно соскребая дорожную пыль со своих плеч. — У меня никогда не было ни брата, ни друга. А ты словно и то, и это в одном лице. — Выпрямившись, я посмотрела на него, пока капли потекли по мне, на ключицы, а оттуда по груди и обратно в реку. Ви проследил за этими каплями, дойдя взглядом до воссоединения маленьких частиц воды с их большой матерью, поднял его и, такой же чарующей, как его ангельски-бесовские глаза улыбкой, озарился в очередной раз.

— Ты тоже не такая, как все другие люди.

— Потому что страшная, да? — убрала я каплю с белых ресниц.

— Нет, ну что ты! — Ви поднял руку и погладил меня по щеке, очень по-взрослому, как мог бы тронуть дядя, а не брат. — Излишне худенькая, но это исправимо. Откормим.

— Ты не думай, что я плохо ела. У меня с аппетитом всё нормально, — пока я отчитывалась, Ви опустился ниже и решил поплавать. — Я могу есть весь день: булочки, сладости, конфеты, пирожки Мао. Жирную свинину. Всё равно ничего не меняется. — Ви заплыл мне за спину. — Да и, будь я толще, как трудно бы меня было нести! В этом есть плюс небольшой. Как считаешь? — Оглянувшись, я не нашла своего друга. — Ви? Ви! — поозиравшись, я быстро стала паниковать. Куда он делся? Куда провалился? Исчез? Метрах в пятнадцати поднялись брызги, как проснувшийся вулкан. Дух вырвался наружу. — Ты напугал меня! Я думала, что ты вернулся к себе.

— Куда? — недоумевающе изогнул бровь Ви.

— Ну… туда, — задрала я ввысь голову, кивая на небо.

— Как же я могу, без врат-то?

— Не можешь, значит?

— Не могу. — «Хорошо» — подумала я, но не стала говорить. Домывшись, я выбралась на берег рядом со своей одеждой, но не забралась в неё сразу, а села, чтобы обсохнуть. Увидев ссадины на своих коленках, я огляделась, и сразу же нашла в пределах вытянутой руки овальные листья плантаго[2]. Сорвав два, я пожевала их и приложила к пострадавшим участкам кожи. Хотя кровь уже не текла, всё-таки лучше подлечить, быстрее заживет.

Ви, похоже, было так хорошо в воде, что он не хотел из неё выбираться. Если бы он рождался в огне, в нараке, то вряд ли бы так любил водоемы. Я взялась за своё нижнее бельё и успела застирать его, надеясь, что нас ещё не потеряли.

— Можно я надену твою футболку, чтобы дойти до сменных вещей? Я забыла их взять.

— Пожалуйста! — подплыл Ви, в упор на меня глядя.

— Правда, они точно подумают, что мы встречаемся… — вновь пунцовая краска охватила мои щеки.

— Да пускай, какая разница?

— Ты прав, да. Ты чего так смотришь?

— Ты на русалку похожа. Не хватает лилию за ухо вставить. Тебе бы пошло. — Я смущено забрала волосы за уши, раз их упомянули, вспомнила, что они у меня очень выделяются, и скинула волосы обратно, к лицу.

— Не говори так, я начинаю жутко стесняться, — дотянувшись до его футболки, я натянула её на себя. — Я пойду. Завтрак давно уже съели, наверное, без нас. Догоняй. — Прихватив мокрое, чтобы посушить у костра, и сухое, чтобы надеть позже, я рысцой поднялась к нашему миниатюрному лагерю, и почти столкнулась с Чонгуком, шедшим мне навстречу. — О, добрый день! Ты уже встал?

— Да, Шуга сказал, что вы давно ушли, всё в порядке? — Он заметил на мне футболку Ви и его брови нахмурились.

— Всё хорошо. Я очень хотела освежиться. Помылась. — Ладонь моя раскрылась к влажным волосам, привлекая к ним внимание, без слов всё объясняющим.

— Не стоит разделяться так надолго, — сухо сказал он и развернулся обратно, туда же, куда шла я. Шуга встретил мой вид и наряд куда более говорящим взглядом, расплылся до ушей, цокнул языком, покачал головой и, подкинув ветки в костер, у которого я стала развешивать носки и трусы, встал и тоже направился к реке.

Наверное, путешествуй ребята без меня, они бы добрались до Шэньси за пятнадцать часов, но со мной расстояние растягивалось, и экономии времени не выходило. Выдвинувшись дальше около полудня, мы шли до самого заката, сделав перед ним вторую остановку. Вытянув ноги, полежав и подкрепившись, мы снова отправились на север. Было немного легче, потому что до темноты мы шли на спуск, сползая с горы. Когда же наступила очередная ночь, мы вроде бы должны были идти по равнине, заросшей лесом, но она не была гладкой поверхностью без изъянов. Это были холмы, часто не менее каменистые и скользкие, крошащиеся глиной или рыхлой почвой. Чонгук после уговоров согласился на полуторачасовой сон, с дежурствами по полчаса. Теперь мы не раскладывались, просто швыряли подстилки на землю и спешили урвать для усталых глаз и тел отдых. Мне казалось, что если я доживу до конца этого пути, то мои мозоли на ступнях никогда не пройдут, а ноги над коленями обретут толщину профессиональной бегуньи.

Шуга вырубался мгновенно, Ви лежал так недвижимо, что я не могла понять, спит он или нет? Мне на этот раз сон не очень шёл, и я успела поразмышлять о своих спутниках, с которыми во время ходьбы было не до разговоров, а за остановки я не решилась подступиться к расспросам об их жизнях. Чонгук всегда был так сосредоточен и прислушивался к любым звукам, что я не вернулась к беседе о наших таинственных врагах. Наверное, это не те сведения, которые я хотела послушать перед сном. Особенно если учесть, что это, возможно, те же самые люди, что убили мою бабушку…

Утром мы уже пробирались дальше, оставив хребет далеко позади. Синеватые лиственно-хвойные кроны смешанной чащи оттеняли окружающее пространство голубоватыми оттенками. Легкий туман, не слишком густой, но призрачный, дополнял ощущение холода и того, что солнце сегодня светило сизо-лазурным светом. Оно ещё не поднялось настолько, чтобы пробиться к нам, но уже помогало не идти на ощупь. Я смотрела под ноги, утопающие в папоротнике.

— Тихо! — остановился Чонгук, шедший первым, и поднял правую руку. Мы все замерли, посмотрев на него, а потом вперед. До самых пределов, где сливались в один плетень серо-коричневые стволы, над землей струился густой папоротник, почти до самых бедер, там и тут лещина раскидывала свои лапы, а широкой полосой разлитого молока на высоких травах таяли остатки тумана. Мне сделалось не по себе до дрожи. — Слышите? — шепнул он.

— Да, — отозвался Ви. Я ничего не слышала, только всматривалась в пугающе тихую дремоту леса. И вот, из этого тумана, как мираж, стали проявляться контуры, неверные, неразборчивые. Один, два, десять, двадцать. И всё ближе, ближе. Я попятилась, ища рукой Ви, и не остановилась, пока не вцепилась в него. Чонгук стоял всё там же, где остановился и вот, будто из ниоткуда, стоило моргнуть, перед ним, из обрывка тумана, иллюзия теней, вырос воин кирпичного цвета, как керамическая статуэтка, а за ней ещё десятки таких же, не шевелившихся. От испуга я онемела, не в силах закричать.

Чонгук припал на одно колено, подняв над головой руки, кулак правой был вложен в левую ладонь, лицо опустилось к земле, а поза выказывала смирение и подчинение.

— Золотые приветствуют вас и просят крыши, пищи и безопасности! — Шуга сделал тоже самое, но без слов. Ви повторил за ними, потянув к земле и меня. Глаза мои никак не хотели опуститься, наблюдая за происходящим. Глиняный воин, стоявший к Чонгуку ближе всех, с замотанным шарфом лицом, что я с трудом разглядела, настолько вымазанное чем-то лицо не отличалось по цвету от всего остального облачения, опустил его, чтобы освободить рот и говорить четче:

— Терракотовое воинство принимает просьбу золотых. Добро пожаловать в Шэньси!

Шэньси

Странные люди в одеждах кирпичного цвета вывели нас из леса, и пока я прощалась с платановыми зарослями, а Чонгук негромко беседовал с предводителем воинов Шэньси, меня не покидала одна мысль, которая возникла от услышанного. Золотые! И снова в памяти та ночь, когда убили бабушку, и её слова, что неизвестного злодея, босса убийц, погубит золото, но что-то было таинственное в том, как они о нем говорили, в том, что предсказание о золоте якобы повело за собой опасность для многих жизней. Золотых? Они ли были теми, кого так страшился незримый и незнакомый мне враг? Тогда, получается, он у нас с Шугой и Чонгуком один? Я должна расспросить их обо всем, только бы выгадать удобный момент.

Терракотовое воинство не стало покидать надолго своего места (да и не все пошли с нами до дороги). Проводив до машин, похожих на маршрутное такси, они посадили нас в них, в которых уже сидели мужчины, одетые обычно, по-современному. Но, судя по всему, они приглядывали за нами, чтобы не выкинули никаких неожиданностей. А могли бы что-то такое сделать Шуга с Чонгуком? Мне пора было бы окончательно довериться им, как иначе можно путешествовать в компании подозрительных юношей? Здесь, среди охранников в машинах, был свой старший, который не замедлил обратиться к Чонгуку:

— Опять спасли какую-то бедную душу от посягательств? — Ребята посмотрели на меня. Шуга хмыкнул, а ответил тот, к кому и обращался вопрос:

— Или надругательств. Она сирота, не с кем было её оставить на родине, а вы не хуже нас знаете, на что иногда способны синьцзянцы, юньнанцы или то отребье, которое скрывается в Тибетских горах.

— Это точно, кого там только нет! — согласился сопровождающий, на что ехидно добавил другой его приятель:

— Даже вы там зачастили. Чего вам не сидится у себя? Потеряли что?

— Нам ничего не нужно, — серьёзно и чуть напряженно проговорил Чонгук. — Мы только защищаем тех, кто не может за себя постоять сам. Вот и всё.

— Таких на свете слишком много, везде вам всё равно не успеть.

— Хорошо будет, если успеем хоть где-то, — вставил Шуга. Внимание привлеклось к нему. Мы с Ви сидели, пытаясь вникать, но не высовываться, храня молчание неосведомленных.

— Не так давно здесь пробегало трое ваших…

— Насколько недавно? — оживился Сахарный.

— Неделю назад, примерно. Они ушли в Сычуань западнее, через Нинцян. — Заёрзал и Чонгук.

— Куда они направлялись?

— Кто же их знает?

— Но вы всехдопрашиваете, чтобы знать намерения пересекающих Шэньси! — удивился Шуга.

— У этих не спрашивают. Этих наш хранитель пропустил с почетом, — прекратил ёрничать китаец над золотыми, испустив иронию из интонации и нахмурившись. Чонгук повернулся в нашу сторону и, хотя обращался к Сахару, я смогла прочесть по губам, как он назвал имя «Лео». Друг ему кивнул, и они будто немного успокоились и расслабились. — Необычная эта ваша сиротка, — посмотрел на меня говорящий. Я покраснела, вжав голову в плечи. Ви тронул мою ладонь, как бы говоря, чтобы я не придавала значения всем этим разговорам.

— Потому, наверное, и обратила на себя внимание негодяев, — как ни в чем не бывало пожал плечами Чонгук. Это плохо, что он врал тогда мне, но то, что он умеет легко обманывать, и по нему этого не угадаешь, иногда приносит пользу. Вот как сейчас. Что ещё мы могли бы объяснить этим людям, как не то, что сказали?

— И куда вы её пристроите? Удочерите? — Мужчины загоготали, а один из них, со смехом, добавил:

— Одну год назад провели, так и не вернули, теперь вторую тащите. Раньше такого не бывало, чтоб золотые, да с бабами…

— Бывают случаи, когда помочь и оставить — недостаточно. Бывает, что оставить спасенных негде, — побормотал Чонгук. А меня крайне заинтересовало, что какую-то девушку до меня уже вели этим путём. Что с ней стало? Поскольку сейчас говорили на китайском, а я его знала, то не выдержала и спросила:

— А где предыдущая девушка?

— Мы принесли её в жертву и выпили кровь, потому что она была девственницей, — заявил Шуга, откинувшись на спинку. — Почему, ты думаешь, мы такие молодые, красивые и сильные? — Воины Шэньси захохотали от его слов, а мне не стало менее любопытно.

Нас довезли до вокзала городка Цзыян, откуда, сев на поезд, мы должны были добраться до Сианя, центра Шэньси, где обитал тот самый некий главный хранитель, оберегающий традиции провинции и считающий, что именно она должна распространять свою власть на Китай.

— Что ж, — пожал руку Чонгуку сопровождавший нас мужчина, когда мы выбрались из машины, а затем и Шуге с Ви. — Поезд в одиннадцать сорок, до него ещё полтора часа, а у нас хватает дел в эти неспокойные времена. — А когда они были спокойные, подумалось мне? — Но здесь вы уже в безопасности. Хранитель предупрежден и будет ждать вас. Удачи!

— Спасибо! — поблагодарили его мои спутники, и я тоже вторила им. Когда мы остались одни, я сказала вслух:

— А если это ловушка? Может, ещё не в безопасности?

— Терракотовое воинство — люди слова и чести, Элия, — покачал головой Чонгук. — Они не станут нарушать законов гостеприимства. Тем более, мы уже десятки раз проходили этим путём.

— С какой-то ещё девушкой, — напомнила я. Шуга просиял.

— Ревнуешь?

— Нет, я хочу понять, чем заканчивается этот путь!

— Девушку год назад вели не мы. Другие наши… друзья, — обронил Чонгук. — Но с ней всё в порядке. — Я вспомнила о том, что они назвались золотыми, и решила, что должна хоть как-нибудь, не прямо, не упоминая бабушку, намекнуть парням, что существует некая угроза, нависшая над всем, что связано с золотом.

— Мне нужно поговорить кое о чем с вами. Без лишних ушей, — шепотом сказала я. Чонгук огляделся. Мы стояли на оживленной привокзальной площади, где нам вручили билеты на поезд.

— Хорошо, в купе поезда всё обсудим. До Сианя на нём больше пяти часов, мы успеем и поболтать, и поспать, и привести себя в порядок.

— Но поедим мы сейчас, — отрезал Шуга, указав на очередную палатку на колесах, где жарили курицу и лепешки.

— Вы завтракайте, а я пройдусь до храма Чжан Бодуаня, зажгу палочки с благовониями. — Мы посмотрели вслед уходящему Чонгуку, оставившему нас втроём.

— Что за Чжан Бодуань? — поинтересовалась я.

— Алхимик и ученый, живший тысячу лет назад. — Ви существовал в те времена? Или снова черпает знания из зеркала мира? Или он читал человеческие книги? Да нет, когда бы ему? Наверняка он знал этого Бодуаня лично! — Он познал истину, совмещая буддизм, конфуцианство и дао. Говорят, что медитации и техники, описанные в его труде «Главы о прозрении истины» ведут к бессмертию, хотя изучали и практиковали их многие, но наглядного результата что-то пока не наблюдалось, разве что в далеком прошлом, свидетелей которому уже не найти. В общем, Чжан Бодуань очень почитаемый патриарх. Прозрел он, как считается, в пещерах неподалеку отсюда.

— Вот как… — почувствовала я себя глупой, ничего не знающей и слишком юной для своих спутников. Или это ощущение возникало от смущения, потому что они мужчины, а я — девушка? Иногда и сила способна подавлять морально. — Шуга, а кто этот Лео, о котором вы упомянули? — Молодой человек прекратил разжевывать купленный готовый пирожок, поглощаемый в ожидании курочки. Но рот был набит слишком плотно, поэтому мне пришлось разрешить ему возобновить работу челюстей, проглотить еду, а потом уже заговорить.

— Это великий воин. Равных ему свет пока не создал.

— И он тоже золотой?

— Да.

— Почему вы так называетесь? Золотыми.

— Элия, разве я не говорил тебе, что если много будешь знать… — начал Ви, но Шуга поднял руку, остановив его.

— Я могу ответить, потому что сам не знаю точно. На этот счет имеется слишком много легенд и рассказов, так что поведаю тот, в который верю сам. — Вытерев жирные от масла губы, Сахар принялся за историю: — Большинство сказаний и мифов повествует, что некогда был золотой век, почти каждая народность, каждое государство имеет такую басню, что когда-то всё было очень здорово, земной рай, а потом это почему-то кончилось. И вот ту давнюю эпоху называют золотой. Кроме того, гармонию и нечто идеальное всегда называют золотой серединой. Так вот, мало того, что мы стремимся быть вроде как идеальными людьми, той самой золотой серединой, которая сочетает в себе в должной мере всё необходимое для гармонии: благородство и хитрость, храбрость и умение скрываться, доброту и жестокость, щедрость и бережливость, помимо этого некоторые мифы утверждают, что золотой век был на самом деле, и был он таким именно потому, что правили людьми золотые воины-монахи, верх мудрости и справедливости, сумевшие соединить в себе силу и ум.

— Ты не похож на идеального человека, — честно сообщила я ему. Шуга обиделся слегка на мою прямоту.

— Я стремлюсь.

— Кроме того, — решил дополнить Ви, — считается, что тот, кому не дано обрести гармонию, никогда не задержится в золотых и уйдёт. Если же воин продолжает быть золотым, значит, он настоящий, потому что фальшивка от времени темнеет, а внешняя позолота — отшелушивается.

— Интересно… — увлеклась я их рассказами, взяв протянутую мне порцию чего-то вроде гунбао. — А в течение какого времени разоблачается ненастоящий золотой? — Ви с Шугой озадачено переглянулись. Последний почесал затылок.

— Да черт его знает. Но уж наверняка до старости не протянет прикидываться.

— А, может, наоборот, станет истинно золотым? — задумалась я, вовлекаясь в веру в эти легенды. Не бывает дыма без огня, почему бы всему этому не быть на самом деле? После призыва Ви из потустороннего мира, я готова согласиться с чем угодно. Бывает всё на свете!

— По этому случаю есть другая история, — удивил меня дух, осведомленный во всём, хотя этому пора прекращать удивляться. — Во времена Корё, когда вторглись монголы, образовав в Китае династию Юань, в золотых произошёл раскол. Тогда они были не тайным воинством, и их было очень много, по всему свету. Многие чужаки, в том числе пришлые монголы, хотели быть золотыми, но не всем было дано, и тогда те, кто не мог выдержать проверки, пройти обучения, кто не соответствовал доблести золотых, стали спорить, что золотым не обязательно родиться, им можно и стать. Проблема в том, что они, эти люди, пытались снизить требования к новобранцам. Они пытались назвать золотом медь, олово и железки, — немного горделиво, почему-то, закончил Ви. — Но время показало, что это невозможно.

— А ещё, — поднял палец Шуга, — алхимия родилась именно оттуда, от тех людей, которые хотели быть золотыми, так что по некоторым версиям, раскол случился ещё задолго до монгольского вторжения, где-то в правление Мунджона.

— Это всё сказки, — отмахнулся Ви. — Алхимия появилась в Европе, между прочим.

— Так, золотые же тогда были по всему свету, что мешало им быть и там? — заспорил Шуга.

— Да не было их в Европе в одиннадцатом веке.

— А вдруг были? — видя, что с ним продолжают спорить, парень поднял ладони, отгораживаясь от доводов Ви, и повернулся ко мне. — Короче, суть в том, что на протяжении нескольких веков, золотые действительно были ярыми противниками алхимии и всякой подобной магии, они с ней боролись.

— Причина была в том, я думаю, — вторгся вновь Ви, — что быть золотым и хотеть быть золотым — совсем разные вещи. Те, кто стремился к славе и могуществу и были фальшивыми, они хотели быть, но не могли. Настоящим же было всё равно, кто они. Они делали этот мир лучше, выполняя покорно и бесхитростно задания, которые давали им учителя и наставники. — Ви посмотрел на меня. — Но ты никогда и никому, Элия, не должна рассказывать то, что слышишь и видишь среди нас, в этом путешествии.

— Конечно, я понимаю, — закивала я, принимаясь за еду.

Чонгук вернулся минут за десять до отправки поезда, когда мы в него уже загружались. Шуга отдал ему припасенные закуски, и мы уселись в четырёхместном купе, закрывшись и, наконец, свободно выдохнув.

— А почему мы должны ехать к этому хранителю? — полюбопытствовала я.

— Визит вежливости, больше ничего, — пояснил мне младший из золотых. — Некрасиво не засвидетельствовать почтение тому, кто предоставил нам передышку.

— Понятно. — Я смотрела, как Шуга достаёт карманные шашки, и раскладывает их на откидном столике. Привыкший к долгим переездам, он уже научился развлекать себя в дороге. К нему присоединился Ви.

— Ты хотела о чем-то поговорить, — напомнил мне Чонгук.

— Ах, да! — опомнилась я, посмотрев на него. — Это касается того, что я услышала, что узнала… что вы золотые.

— Заинтриговала, — улыбнулся парень.

— Но я хочу, чтобы ты рассказал мне кое-что первым. Кто тот враг, от которого мы убегаем?

— Пожалуй, будет лучше, если ты узнаешь, — согласился он. — Наши главные недруги — синьцзянцы, жители самого западного Китая, но они и не китайцы даже, а в основном уйгуры. Возглавляет основную и единственную банду Синьцзяна человек с десятком имён, настоящее же не знает никто. Его зовут Дзи-си или Отцом Чаном, или просто Большим Боссом. Вот уже три десятилетия он распоряжается своей областью, но последние годы его никто не видел. Он с самого начала хотел захватить власть над всем Китаем, для чего шёл на любые злодеяния и преступления: похищения, убийства, теракты. К счастью, пока его загребущая рука дальше Цинхая и Ганьсу не простерлась. Ганьсу дрожит перед ним в страхе, а хозяин Цинхая — его хороший друг, с которым они объединились и, поговаривают, создают огромную армию и собирают невиданное количество оружия, чтобы двинуться дальше на восток. Пока им это не удаётся, потому что на пути стоим мы, Терракотовое воинство, другие банды юго-востока и севера Китая, вольное братство Тибета, которое никогда не допустит, чтобы ими кто-то командовал. Вот всё, что я могу сказать тебе о нашем враге, Элия. Вряд ли кто-то знает о нем больше, или хотя бы, где его найти. Дзи-си коварен и может подослать своих шпионов куда угодно, хотя основная масса его солдат — бездарные наёмники, побеждающие количеством, но не умеющие сражаться. — Я попыталась запомнить это всё и, немного переварив услышанное, заговорила сама:

— Дело не только в том, что вы стоите, вместе с другими, на его пути на восток. — Осмелев, я взглянула в глаза Чонгуку. — Существует одно пророчество, о котором знает этот самый Дзи-си. И сегодня я смогла его понять, когда услышала о том, как вы зовётесь. — Чонгук поднял брови и изумился. От моих слов отложили игру и Ви с Шугой. Я покосилась на них, насторожившись и замерев, стоит ли говорить одну из своих тайн?

— Мы знали, что есть некое предсказание… которого очень испугался Дзи-си, после него он и пропал с глаз людских долой, — начал Чонгук. — Но не знали, в чем оно заключается. Ты знаешь его содержание, Элия? — с надеждой спросил он. Довериться или нет? Могу ли я на них положиться? Мой взор упал на Ви, который осторожно кивнул мне, подталкивая говорить. Что ж, ему виднее.

— Я… я знаю… Ему предсказали, что он погибнет от золота. — Шуга скрипнул зубами.

— Так вот, почему эта скотина гоняется за нами по всем волостям!

— Но гибель от золота… это как-то слишком расплывчато, чтобы подумать на нас, — задумался Чонгук. — Почему бы не подумать о богатстве, или ещё чём-то таком?

— Это… не всё, что ему предрекли, — несмело дополнила я. Молодые люди замолчали. — Ему сказали, что он погибнет от золота и своего сына. — Шуга присвистнул.

— Такого отца грех не жмянькнуть.

— А у него, вроде, куча сыновей-то? — напряг память Чонгук.

— Восемь, — вспомнил Сахар.

— Девять, — изрекла я. — Если верно это пророчество, то верно и то, что их девять. Но о девятом он не знает, судя по всему. — Друзья переглянулись между собой, прикидывая разные возможности. — Но откуда вам известно о пророчестве?

— Видишь ли, — Чонгук замешкался, поднеся кулак к губам. Я торопила его глазами, и он тоже пошёл на откровенность. — Три года назад к нашему настоятелю прилетел орёл с запиской. — Мои глаза стали расширяться, наполняясь слезами. Я боялась поверить этому! Неужели… неужели есть где-то тот, кто знал бабушку, дружил с ней? Чонгук, видя, как я меняюсь в лице, продолжал тише: — На твои поиски отправились, но в Тибете тебя уже не было… — Не дослушав, я сорвалась с места и бросилась ему на шею, обняв его и, заплакав, прижавшись к нему, как к родному, в котором сразу же нашла добро и что-то своё, близкое и семейное. Чонгук опустил ладонь мне на спину, стыдливо погладив её. — Прости, что искали так долго, Элия.

— Но нашли! Вы нашли… — умываясь слезами, шептала я в его плечо.

Прошло некоторое время, прежде чем я пришла в себя. Понадобился платок, стакан воды и приоткрытая форточка для поступления кислорода, чтобы я перевела дыхание и приготовилась обсуждать что-либо дальше.

— Почему же вы сразу не сказали мне обо всем?

— Во-первых, ты могла не поверить, а во-вторых, нам тоже хотелось убедиться, что ты та самая, которую мы ищем. — Я с немым упреком посмотрела на Чонгука.

— Если вы знали, что я альбиноска, неужели могли возникнуть сомнения? — Он смутился.

— Ну, всякое бывает… альбиносы редкость, но не уникумы.

— Значит, ваш наставник знал мою бабушку?

— Да, в молодости он тоже странствовал, как и мы, спасал невинных, наказывал преступников. В своих скитаниях он познакомился с ведуньей, которая как-то подобрала его в горах, раненого. Выходив воина, она обрела преданного друга. К тому же, он узнал, что она умеет гадать, и весьма точно. Она указывала ему места, где прятались плохие люди, предупреждала, если где-то ждала опасность, помогала лечить друзей, потому что разбиралась в целительстве лучше, чем медицина, которая тогда существовала. Она научила наставника многим рецептам и зельям для укрепления здоровья. Но о ней знал и другой народ, к ней обращались за помощью и желая узнать будущее. И вот, ещё до твоего рождения, двадцать два года назад, к ней заглянул Дзи-си, наслышанный о её таланте…

— И бабушка, начав говорить то, что видела, осознала, какой непоправимый вред нанесла своими словами, потому что знала, кто такие золотые, ведь ваш наставник был её другом, — поняла я, замерев с ладонью, которую приложила к загоревшейся щеке. — Но… если бабушка никогда не ошибалась, это значит, что Дзи-си на самом деле погибнет от вас?

— Или своего сына, — вклинился Шуга.

— Считается, что предсказанную судьбу можно исправить, если пойти другой дорогой, — философски заметил Ви. — Возможно, что Дзи-си избавится от того, что несёт угрозу его жизни.

— Нет! — ахнула я. — Нет, так не должно быть! Он не должен тронуть ни вас, ни своих сыновей! Но… рассказывай дальше, Чонгук, прошу! Как я оказалась с бабушкой в Тибете? Где мои родители?

— Лучше тебе обо всем поведает Хёнсок, наш наставник, — попытался он уйти от ответа. Я и до этого подозревала, что мои мама и папа мертвы, но эти уклончивые слова лишь всё подтвердили.

— Их убили, да? — с печалью, которая не была новой, спросила я. Парни опустили лица, не в силах причинить мне боль подтверждением, и не желая лгать, давая напрасные надежды. — Их убил Дзи-си… — осознала истину я.

— Когда твоя бабушка скрылась, не желая описывать конкретную картину увиденного будущего, синьцзянцы решили похитить её дочь, чтобы вынудить шантажом раскрыть секрет. Но Хёнсок с золотыми успел вперед. Они забрали её себе, спрятали и охраняли…

— Под чутким надзором, а вернее, от чуткого надзора, ты и родилась, — хихикнул Шуга, но моментально осознав неуместность юмора, стёр с лица довольную ухмылку. — Прости, я не хотел ничего такого обидного сказать.

— Стало быть, моим отцом был золотой?

— Именно, — открыл мне правду Чонгук. Точнее, я дошла до неё сама от всех этих очевидных фактов, он лишь подтвердил. Стало быть, я от рождения связана с этими воинами, или как их называть? Бандой? Нет, они не преступники, и мой отец не был преступником. А вот Дзи-си… ненавижу! Он убил их, моих мать и отца…

— Я… я вряд ли готова к подробностям, скажите только… это синьцзянцы всё-таки нашли их и… и…

— Было не совсем так, — покачал головой Чонгук. Видно было, что ему неуютно пересказывать историю, которую он и сам знает из третьих рук. Конечно, он и сам в те времена, когда всё произошло, был ребенком. — Дзи-си не мог найти твою мать, и вернулся к преследованию провидицы, которая не давала ему покоя. Её почти схватили, но твой отец… Твоя мама упросила его спасти свою мать, отправиться на её защиту. Они смогли отбить у синьцзянцев твою бабушку, но половина из них не вернулось из битвы… Узнав об этом, твоя мама оставила тебя бабушке и отправилась к Дзи-си, чтобы отомстить. Ничто не могло остановить её, Хёнсок говорил, что она будто обезумела от этой потери, и не хотела жить без него, без своего воина. Естественно, до Дзи-си она не успела добраться, и погибла раньше, где-то в пустыне Такла-Макан.

Я поднялась, не в силах больше представлять себе это черное прошлое. Моё сердце разрывалось от боли за маму и папу, которые так любили друг друга, но не дожили до старости. Они умерли молодыми из-за какого-то пустого пророчества! И виноват во всем этот Большой Босс. Кто бы он ни был, я хочу его смерти! Я хочу отомстить ему, знать, что он страдает, что золото, которого он так боится, проглотило, раздавило его! Или, ещё лучше, один из сыновей. Пусть познает предательство и удар в спину! Выйдя в тамбур, я прислонилась лбом к стеклу, не всматриваясь в пролетающий за ним пейзаж Шэньси. Я хотела узнать, кто моя семья, найти её. Я нашла, горстку пепла и воспоминаний, горьких, как и неведение, в котором я жила, даже ещё горше. Но если папа был одним из золотых, то именно они моя семья? Это те, кто остались у меня, единственные.

Я почувствовала руку на плече и, обернувшись, увидела Ви, чей жалостливый взгляд едва не вырвал у меня слезы из глаз. Закусив нижнюю губу, чтобы не хныкать, я приняла его распахнутые объятья и сомкнула веки, втиснувшись в его грудь и обхватив его вокруг торса.

— Мы уже начали волноваться, тебя полчаса не было. — От него снова пахло дымом. Такой приятный и уже привычный аромат, несущий спокойствие и защищенность.

— Извините, я никак… никак не могла смириться с этим. До последнего надеялась… мне казалось, что я должна застать их живыми, хотя бы одного из них. А теперь… поздно, напрасно!

— Ничего не напрасно, ведь ты жива! — Ви взял моё лицо в ладони и поднял его к себе. — Они защитили тебя, и мы… то есть, золотые и я, с ними вместе, защитим тебя!

— Да кому я нужна? Бабушка имела дар, а я… — махнув рукой, я не стала и договаривать.

— У тебя нет никаких её способностей? — уточнил Ви. Я хотела сказать «нет», но потом, осознав, с кем говорю, сумела улыбнуться ему.

— Я вызвала духа! Стало быть, что-то точно во мне от неё есть. — Мне почудилась возникшая на лице Ви грусть, граничащая с разочарованием, но он тотчас улыбнулся тоже.

— Конечно, может даже что-то покруче, она-то духов вызывать не умела.

— Или не пробовала.

— Или не пробовала, — согласился Ви и потянул меня за руку из тамбура обратно. Только на выходе я вспомнила про видение, когда разоблачила характер раны Чонгука. Ведь я оказалась права… Но не потому ли дар провидения проснулся во мне именно тогда, когда появились золотые, что кровью, через отца, я была с ними неразрывно связана? Это ещё раз подтверждало, что они — замена моей семье, и теперь я могла доверять им полностью.

В Сиане нас снова встретили. Никакого торжественного эскорта, просто машина с водителем и ещё одним человеком, не знаю, для чего приставленным. Сейчас этот город не был самым выдающимся в Китае, но когда-то он был едва ли не самым крупным городом мира. Сиань имел более чем трех тысячелетнюю историю, являлся столицей государств и империй на протяжении чертовой дюжины сменившихся династий. Не приходилось сомневаться, что Сиань — место особое, не зря хранители престола Цинь Шихуан-ди выбрали для своей резиденции именно его. Небоскребы рвались ввысь среди фанз и невысоких домов с покрытыми полуцилиндрической черепицей крышами. Множество дворцов, храмов и укреплений, старинных, древних и очень древних сохранилось тут и там. Но, несмотря на всю пестроту и разнообразие, у меня возникло ощущение, что Сиань словно припорошенный пылью времени, землистый и застывший, как и его воинство. Возможно, дело было в том, что мы прибыли в сумерках, и они не давали рассмотреть всю яркость города, но даже когда мы проезжали мимо монументальной сохранившейся городской стены, возле которой стайками теснились экскурсионные автобусы, мне всё казалось устрашающим и хтоническим, как обточенные сталагмиты. Серо-коричневая кладка высоченных оборонительных некогда сооружений взмывала под небольшим наклоном, ассоциируясь у меня с бесплодными скалами, с которых так легко сорваться. Как погибла моя мать? Где-то в пустыне… Там нет гор, но не менее безжизненно, должно быть. И страшно. Мысли мои плясали, не успевая проясняться. Слишком много узнала и узнавала я за два последних дня.

Дом хранителя ничем не выделялся среди других, тянувшихся вдоль улицы традиционных китайских домов. Красные полуколонны и оконные рамы на белых стенах, крыши с загнутыми вверх по углам концами, на которых пугали злых демонов, отгоняя их от жилища, морды мифических собак. Под козырьками крыш голубые карнизы с узорами и иероглифами-оберегами. Нам открыли слуги, приветливо проводив в гостиную. Строгая и одновременно с тем домашняя обстановка открылась нашим взорам. Лаконичная деревянная мебель среди кадок с пышной зеленью, напольными вазами, картинами шань-шуй[3]. Перед нами находилась прозрачная деревянная решетка из геометрических узоров, в которой был проделан проход, но не аркой, а ровным кругом, обрывающимся на пороге следующего помещения. Именно там стоял высокий и стройный молодой мужчина в темных брюках и черной ханьской[4] рубашке с желтой императорской вышивкой.

— Наше почтение Хранителю! — припал вновь на одно колено Чонгук, повторяя утренний жест. Мы все скопировали его действия. Высокий ханец подошел и, положив руку на плечо юноши и похлопав по нему, широко улыбнулся узкой, от природы несколько натянутой, но, кажется, тем не менее, искренней улыбкой.

— Снова здравствуй, юный Гук. Вставай, и вы, мои гости, тоже вставайте. — Мы поднялись, приняв его разрешение. Ему было около тридцати, плюс-минус пару лет. Длинные ноги прошли по постеленным дорожками коврам между нами, доведя хранителя до меня. Его глаза были такими пристально-прожигающими, что я опустила свои, когда он разглядывал моё лицо. — Меня зовут Джоуми, девочка, не бойся. Я не сделаю тебе ничего плохого. Как тебя зовут?

— Элия, — не подумав ответила я, и запоздало спохватилась. А знал ли кто-то кроме золотых, как звали внучку гадалки?

— Ты необычная и интересная, Элия, я не удивлен, что тебя пришлось спасать. — Джоуми обернулся к Чонгуку. — Скоро накроют ужин, и вам уже приготовили комнаты в гостевом павильоне. Вы надолго?

— Если позволишь, то мы отдохнем ночь, и поедем дальше. — Хозяин, или, как он сам предпочитал говорить, что я узнала позже, страж Шэньси кивнул. — Слышал, что недавно здесь прошёл Лео?

— Да, со своим вечным спутником и господином Неизвестным.

— Они направлялись в Сычуань? — Я уже давно заметила, что у моих новых товарищей нет телефонов или других современных средств связи. Они не доверяли им по каким-то причинам, поэтому всегда осведомлялись обо всем, как приходилось, в том числе из вот таких расспросов.

— Скорее через Сычуань, в сторону Тибета и дальше, как обычно. Но это мои догадки, я не нарушаю тишины, которую предпочитают твои старшие братья, и чту их любовь к засекреченности. Я преклоняюсь перед этим воином, и не скрываю этого. У него есть всего один недостаток.

— Какой? — удивился Шуга.

— Он не ханец, — засмеялся Джоуми. — Иначе бы я посчитал свой долг исполненным, потому что нашёлся тот, для кого стоило сохранить престол Цинь Шихуана. Но Лео — кореец, поэтому всего лишь великий воин, а не наследник.

— Обидно слышать, что быть корейцем — недостаток, — проворчал Шуга.

— Ничего не имею против любых других наций. — Джоуми жестом пригласил следовать за ним, и мы все пошли вглубь дома. — Но трон и власть Чжун-го — это не мои личные симпатии. Это дело судьбы, предназначения, предопределения.

— Кармического? — уточнил Шуга.

— О, это ваши буддийские нюансы, я в них мало смыслю, более того — отрицаю. — Джоуми ввёл нас в столовую, где уже закончили накрывать стол слуги, и не было никого лишнего, кроме нас пятерых. — Цинь Шихуан в своё правление велел сжигать все произведения Конфуция, буддийские трактаты и учения даосцев. Его власть строилась на собственном понимании порядка. С тех пор мы — хранители его престола — не привержены никаким религиям и философиям. Мы свободны от предубеждений.

— Кроме национальных, — пробубнил Шуга себе под нос, чтобы не услышал Джоуми.

— Значит, вы не правите, а ждёте, кому передать правление? — убедилась, что правильно поняла я.

— Да, и как вы можете понять, ждём уже больше двух тысяч двухсот лет, — с чувством произнес Джоуми.

— Неужели никто не подходит? — Взяв в руку палочки, Чонгук подождал, когда первым начнёт есть хозяин, а потом уже принялся ужинать.

— Ещё полвека назад Терракотовое войско, которого почти не осталось в тот период, готово было признать Великого кормчего[5], но его жизнь, его реформы и то, к чему привели многие его решения, показали, что это был не наследник. При нем процветание и благоденствие не настали, миллионам людей жилось плохо. До этого тоже были претенденты, но я не признаю их. Большинству не хватает личных качеств.

— Каких именно? Ведь Цинь Шихуан тоже не был паинькой, — заметил Сахарный.

— Государству нужен не паинька, а могучий и дальновидный властитель. До Цинь Шихуана государства фактически не существовало, так, что-то разрозненное и мелкое. Только при нем началась истинная история Чжун-го. И после его смерти империя постоянно раскалывалась и терпела перекройку. А то единство, которое якобы настало сейчас — это дело рук народа, а не одной личности. Всё сделало время и обстоятельства…

— Так, может и не нужны тогда никакие личности? — предположил Шуга и поймал взгляд Джоуми, который не разделял такой точки зрения. — Ладно, не мне судить, — выкрутился тут же парень.

— Если верить учебникам истории, которые я когда-либо читал, — ненавязчиво вступил Чонгук. — То Цинь Шихуан был примерно таким же человеком, каким сейчас является Дзи-си.

— Да, частично, — признал хранитель. — Но Дзи-си — уйгур, а они никогда не были жителями древнего царства, да и вообще, как давно запад присоединился к истинной Срединной? Цинхай, Синьцзян — это всё меня не касается, они и не должны входить в государство, которое ждёт наследника. Они совершенно другие, не наши. С тем же успехом ты мог бы предложить в претенденты Дракона. Кстати, когда-то он пытался с нами договориться. Но Дракон, к счастью или сожалению, тоже не ханец. Поэтому ему пришлось лететь обратно в свой Сингапур со своими амбициями.

— Вот уж точно, где неразрешимая проблема, — шепнул Ви мне на ухо. — Ханьцем надо родиться, ибо стать никак нельзя. Тут всё куда яснее, чем с золотыми. — Я незаметно улыбнулась его замечанию.

— Ну, а куда вы завтра, в Шаньси? — сменил тему Джоуми, поскольку она, будучи частично политизированной, не была приятной к трапезе.

— Нет, сделаем крюк через Хэнань, — отозвался Чонгук. — Если бы были без Элии, то рискнули бы, но с ней лучше двигаться безопасными тропами.

— А что в Шаньси? — поинтересовалась я.

— А с ними Дракон смог договориться, — прищурился, улыбнувшись Джоуми. — Теперь они сотрудничают, и не очень привечают посторонние банды на своей территории.

— Что за Дракон? — разобрало меня любопытство. Я совсем ничего не знаю обо всех этих интригах!

— Ещё одна сволота, — отмахнулся Шуга. — По типу Дзи-си, но чуток поменьше.

— Просто подальше, — хмыкнул Ви.

— Как много плохих людей на свете! — посокрушалась я.

— И хороших немало, — пожал мою ладонь под столом мой дух-ангел.

Хэнань

Под покровом наступившей ночи, Ви, убедившись, что Элия за тонкой деревянной стенкой уснула (да и что было ждать от вымотанной тяжелым переходом неподготовленной девочки, ведь в поезде она так и не смогла поспать после всего узнанного), пробрался на задний двор у тыльной стороны гостевого домика, под сине-голубой карниз с орнаментом, такой же, как и у главного дома, где и закурил. Царили покой и тишина бездонного космоса, нарушаемые самым приземленным сверчком где-то рядом, так что даже вспомнился монастырь, подаривший пять с лишним незабываемых лет жизни. В нём, во внутренних двориках построек, между корпусом общежития, зданием храма и домиком учителей, было так же мирно, защищено и удаленно от суеты и обыденной жизни людей, которым некогда было задуматься о великом, о высоком, о вечном. Местная архитектура тоже была похожа на ту, логовскую.

Если Ви и дальше придётся притворяться эфирным созданием, то он забудет, что он обычный парень Ким Тэхён, просто имеющий кличку, как и все золотые. После сегодняшних откровений в поезде, он мог бы и признаться девушке, что солгал для того, чтобы она не приняла его за вора, но как признаться после того, как искупался с нею в реке, утверждая, что у него нет никаких признаков мужчины? Не надо было этого делать, потому что теперь обратного хода нет. Или есть, просто он трусит? Почему он не удержался и сыграл с девушкой на первый взгляд безобидную, но всё-таки не детскую шутку? Пока он думает о ней как об объекте спасения, то воспринимает, как девочку, но в тот момент, когда в нём проснулся настоящий бес, Ви воспринимал её, как симпатичную девушку. От неуловимого шороха он дернулся, успев спрятать сигарету, но увидел вышедшего из-за угла Чонгука, и достал её из-за спины.

— Не спится?

— Да я думал… об Элии, — младший присел на выпирающий каменный фундамент, использовав его вместо скамьи. — Лучше бы не тащить её дальше. Тут она в безопасности. Джоуми защитил бы её, как считаешь?

— Я считаю, что она захочет встретиться с Хёнсоком и Ханом, другом своего покойного отца.

— И ты будешь прав. Я спросил её после ужина, не хочет ли она остаться здесь, на что получил категорическое «нет».

— Тогда нечего и думать. Элии лучше быть с нами пока что. Джоуми… ты слышал его логику? Он не принимает Дзи-си и Дракона не потому, что они заядлые преступники, убийцы и твари, а потому что они не ханьцы! Что за бред, Гук? — тихонько задался вопросом Ви, поведя бровью, пока из уголка рта торчал красный огонек, а пальцы засунулись в узкие передние карманы штанов. — Я не доверил бы Эю такому защитнику. А если найдётся негодяй среди местных, которого Джоуми посчитает идеально подходящим наследником?

— Но Лео, которым он восхищается, глубоко моральный человек.

— Что ещё раз подтверждает безразборчивость Джоуми.

— Ты снова прав, Ви. Но что будет с ней, когда она повидает настоятеля и мастера Хана? Спору нет, после Заринэ, может быть, Хёнсок оставит в Логе и ещё одну девчонку, тем более что она внучка подруги его молодости, но…

— Но это уже какой-то бордель, а не мужской монастырь, да? — приглушенно засмеялся Ви. — Нам бы такие условия восемь лет назад!

— Я был маловат для того, чтоб мечтать о женщинах, мне бы это ничего не дало.

— Да я тоже тогда ещё был девственник. — Тэхён докурил и прикопал бычок ботинком в землю. — Элию лучше взять с собой в Сеул, там всегда кто-нибудь да присмотрит. Рэпмону её на попечение отдадим!

— Или Хоупу. — Друзья переглянулись.

— Не, ни тому, ни другому, какие-то они не благонадежные по части девчонок, — отверг свои же предложения Ви одновременно с другом. — И вообще, чего мы недоверчённые кимбапы делим, решать будущее Элии не нам, а ей и Хёнсоку. Пошли спать, завтра вновь в долгий и утомительный путь. — Молодые люди стали уходить, но Ви задержался и, посомневавшись, вернулся к окурку, поднял его из земли и донёс до урны у дверей в гостевой домик.

Чонгук ушёл вперед, а Ви, не торопясь спать, огляделся, в процессе чего напоролся глазами на окна второго этажа в хозяйском доме. В них ещё горел свет и две различные тени двигались за полупрозрачной ширмой. Одна, вытянутая и тонкая, принадлежала хранителю. У Джоуми ещё какой-то гость? Не исключено. И, видимо, более важный, не левополый[6], как они, раз ночует там, а не с ними, в сторонке. Но требовать от хранителя отчета — наживать себе врага. Шэньсийский страж никому не мешает, но и помогать не собирается. Он нейтральная сторона, на равных принимает и провожает всех, он не обязан служить доносчиком и продавать информацию. Золотым он сообщает только о золотых, а если придут синьцзянцы или какие-нибудь пятизвездные, то он им про них самих и будет говорить. Нет, Элии точно не место здесь, ей следует возвратиться на родину, ведь родилась она именно в Корее, и отец её был корейцем.

Поднявшись к себе, он скинул кожаную куртку, штаны, плюхнулся на кровать и уставился в потолок. Почему эта девчонка его так заботит? Она очередное олицетворение их долга, они должны её доставить в надежное укрытие, обеспечить ей всё необходимое для счастливого бытия, и приниматься за следующее дело. Он не должен о ней столько думать. Ви вообще никогда не думает о конкретных девушках, ему это не свойственно. Он никогда не любил и даже не влюблялся, у него есть некая абстрактная девушка-мечта, светлый образ, под который не подходит ни одна из ему известных, реальных. Вот о девушке-мечте подумать — это другое, это можно. Но причем тут Элия? Может, ему её слишком жалко? Или это из-за того, что он её обманывает? В дверной косяк тихонечко постучали, поскольку саму дверь он не стал закрывать. Если кому-то захочется причинить ему зло, её всё равно вскроют, а с открытой лучше видно и слышно всё, что происходит вне комнаты. Тэхён заметил белёсый силуэт в проёме.

— Проходи, ведьмочка.

— Ты не спишь? — тотчас пересекла порог она, суетливо взмахивая руками. — Я боялась тебя разбудить. Хотя о чем я? Духи, наверное, не спят же? Только притворяются, как в лесу.

— Нет, я на самом деле спал, — начал подготавливать Ви почву для признания. Как бы подойти к главному?

— Да? Сколького я не знаю о духах! — Элия подошла поближе и встала возле кровати. — Снова пахнет дымом… ты летал в астрал? Ну, туда, откуда ты…

— Да не могу я туда! Я… там… — Ви запутался, ничего не сочинив так быстро, не собравшись с мыслями, ведь не знал, что Элия придёт, поэтому ляпнул по сценарию: — Ты же стёрла врата!

— Точно! Я забыла… — Не спрашивая разрешения, она подсела к нему. Похоже, она забыла о случае в больнице во время её дежурства, настолько рассудок её был в смятении от всего происходящего. — Ты был прав про Чонгука и Шугу. Они хорошие. — Ви пытался выжать из себя признание. Теперь ведь ничего страшного не будет, если они все трое просто окажутся золотыми? Она поняла, что их тайное общество, банда состоит из честных воинов и тех, кто желает ей добра, кроме того, с ними связана история её семьи. Ему только надо сказать, что и он золотой! Но это снова покажет их как завзятых лжецов, кроме того, он окажется по ту же черту от Элии, что и Шуга с Чонгуком, которых она безумно стесняется и сторонится, потому что они парни. А ей ещё не меньше недели-двух находиться в их компании, как же она выдержит? Не комфортнее ли ей будет ничего не узнавать? И ему самому не придётся ощущать её обиду, скованность. Вот когда они окажутся в Тигрином логе, тогда он ей всё и объяснит. Да, так будет правильнее.

— Ты что-то хотела сказать мне важное? — приподнялся Тэхён на локте. Элия покачала головой.

— Нет, я проснулась от непонятного внутреннего волнения. Мне приснился Чжулун[7], о котором я читала в одной из бабушкиных книг. Там была красочная картинка с его изображением, длинным красным телом, как у змеи. У неё было много книг о легендах, сказаниях, иногда откровенных сказках, но она всегда их внимательно читала, и говорила, что в них правды больше, чем где бы то ни было. Чжулун во сне окружил меня своими кольцами. — Девушка зябко поёжилась, помолчала немного и сменила тему. — Я рада, что рискнула отправиться в путь. У меня теперь как будто есть братья, и я узнала то, что хотела. — Элия наклонилась и поцеловала вдруг Ви в щеку. — Спокойной ночи, мой дух-ангел! Если бы только ты мог быть человеком, чтобы тоже остаться с нами совсем! — вздохнула она и ушла, оставив Тэхёна лежать, медленно подтягивая руку к щеке и пытаясь отбиться от странных голубых глаз в азиатском разрезе. В нём зашевелились совсем не братские чувства.

* * *
Я очень давно не ела так много. Я и не скажу точно, когда видела такое количество еды, разных блюд. Когда была жива бабушка? Она очень рационально относилась к трапезам и даже в праздники не выставляла на стол излишки, нам они были ни к чему, да и не по карману, а гости к нам почти не приходили. Что же, тогда я увидела такое впервые, живя с Мао? Да, то был китайский Новый год, и мы объелись сладостей на благотворительном фестивале. Но сейчас мне и обычный рис, огромная его порция, казался вкусным. Поливая его иногда соусом, то одним, то другим (а их на столе стояло штук пять) или закусывая кусочком мяса, или подкладывая себе овощей, бобов, фасоли, и перемешивая всё, я чувствовала себя счастливой и сытой, и одно, несомненно, выходило из другого. Это был как будто семейный завтрак, какого у меня никогда не было. Много родственников кому-то кажется обузой, но я мечтала о братьях и сестрах, когда жила с бабушкой, и вот, моя мечта почти сбылась. Да, по крови они мне никто, но если учесть судьбу моих родителей, то, что мой отец был золотым, а они все называли друг друга братьями, готовыми отдать друг за друга жизнь, то эти ребята были мне дядями, кузенами и братьями тоже.

Джоуми накормил нас всех очень щедро, по-барски, отпуская дальше. Мои спутники были более воздержаны, за исключением Шуги. Мы с ним на пару съели за четверых. После этого, поблагодарив хранителя, мы стали прощаться. Он велел своим людям проводить нас до вокзала, и когда я кланялась, в коротких шортах, надетых по случаю жары, как-то странно посмотрел на мои ободранные коленки, а потом и на троих молодых людей, с которыми я отправлялась на восток. Уже в поезде я стала пытаться предположить, что бы значил его взгляд? Что они за мной недосмотрели? Уж и упасть нельзя. Не думает же он, что они мне причинили какой-то вред? Пусть и видно по ссадинам, что им день-два от силы.

— К обеду будем на месте. Ещё что ли поспать? — не отрывая глаз от окна, скрестил на груди руки Шуга.

— Обрати внимание, — сказал мне Чонгук, подшучивая над товарищем. — Он всегда всё измеряет временем еды. — Я улыбнулась, перестав разглядывать свой билет «Сиань-Лоян». После вчерашних признаний, нам всем стало как-то свободнее и проще.

— Жалко, что у нас, как всегда, не остаётся часочка на экскурсии, — не сомкнул веки Шуга, а продолжал болтать, — Полмира объездил, и хоть бы что красивое посмотрел! Одни трущобы, пустыни, глухие леса. Вот, Хуашань сейчас опять мимо проедем, — подтянулся он к окну и внимательно изучал систолический рельеф гор.

— Я там был, — присоединился к нему Чонгук, потеснив его. Мы с Ви, как обычно, сидели вдвоем, напротив них, я у окна, а дух у двери. С утра он был тише и задумчивее обычного. Чтобы я не чувствовала себя отчужденной, Гук принялся рассказывать мне: — В Китае существует пять священных гор, якобы их все посетив обретёшь полный покой, счастье, и покровительство всех божеств. Я уже на четырёх побывал.

— А я только на двух! — пожаловался Шуга.

— Одна из них, — игнорируя его, указал мне Чонгук за окно, — Хуашань, что за этими кряжами. Там есть знаменитая тропа смерти, по которой очень трудно и тяжело идти. Ну, и что греха таить, страшно до чертиков. Это буквально вбитые в камни доски, а чуть выше, на уровне пояса или груди, вбиты крюки или кольца, чтобы придерживаться. А чуть позже мы поедем вдоль Хуанхэ, великой Желтой реки.

— Наконец-то кончатся горы, — закинул голову назад Шуга, облегчено улыбаясь. — А то у меня скоро пупок развяжется по этим высотам скакать.

— Идти-то, может, станет легче, — нахмурился Чонгук. — Только опаснее. Граница между Шэньси и Хэнанью, — это парень уже объяснял мне, рисуя в воздухе руками географическую карту, — фактически делит Китай на горный и равнинный. Как только мы въедем в Хэнань, горы начнут мельчать, мельчать, и чем дальше на восток, тем меньше будет мест укрыться, всё, как на ладони.

— Ага, прям под лупой будем, среди ста с лишним миллионов человек, — Шуга постучал младшему по голове по праву старшего. — Во всей Корее нет столько народу, сколько в Хэнани. Самая густонаселенная провинция! Тут и горы не нужны, Гукки. Между прочим, среди людей затеряться куда проще, чем в горах.

— Возможно, — согласился тот.

Зрелища невиданных ранее мест меня захватывали. Я с открытым ртом смотрела на проезжаемые города, речушки, холмы и горы. К сожалению, так и не увидев Хуанхэ, которая текла где-то параллельно железной дороге, явыбралась с друзьями в Лояне, ещё одной столице древних царств и династий. Хэнань была одной из колыбелей китайской цивилизации, но, несмотря на её древность, не меньшую, чем в Сиане, и на то, что здесь нас никто не встречал и не охранял, дышалось мне свободнее. Лоян был живописен и ярок, а современные дома с рекламами на торцах и огромными экранами, крутящими видеоролики, чередовались с островками прошлого, где вдруг вырастали скалистые преграды с выбитыми в них пещерами и статуями Будды. Вот мы идём по оживленной улице, где шагают студенты, деловые люди и школьники, и вот вдруг перед нами парк, где тихо, уединенно и лишь изредка проходит пожилая женщина или мать с ребенком, или заблудший турист с фотоаппаратом. Наше движение, в основном по достопримечательностям, тоже казалось мне намеренно туристическим, но когда я сказала это Чонгуку, он улыбнулся.

— Нет, Элия, дело не в том, что я хочу показать тебе все красоты Китая. Большинство гангстеров и членов группировок относятся к каким-нибудь школам боевых искусств, или просто считают себя буддистами, даосцами, кришнаитами — неважно. Они не любят драться на территориях храмов, на священных землях. Многие из них точно так же, как и мы, чтят эти места. А ещё порой они бывают суеверны и не хотят терять удачу и покровительство Небес, из-за чего не рискуют проливать кровь перед ликом Будды. — Мы сделали несколько шагов. Чонгук посмотрел на приотставших Ви и Шугу, доедающих мороженое, которое мы взяли, чтобы освежиться. Они нас не слушали, и тот, что шел рядом со мной, смущено сказал: — Хотя, в нормальной ситуации, без этой гонки от погони, я бы показал тебе Китай. Если ты хочешь его посмотреть.

— Конечно! — закивала я, водя носом слева направо. — Если когда-нибудь получится. Но прежде же нам надо достигнуть Корею, верно? Я очень хочу увидеть хоть кого-то, кто знал моих родных. И вашего настоятеля, друга моей бабушки.

— Разумеется, — кивнул Гук, и остановился, чтобы мы подождали приотставших.

По объясненным мне причинам, обедать мы уселись возле Баймасы — Храма Белой Лошади. То есть, конечно, место было заповедным, и в нем самом нечего было и думать найти кафе или столовую, поэтому мы, как обычно, закупившись едой на вынос, сели на бордюр возле самого первого буддийского храма Китая, красностенного, с серой черепицей на крыше, двумя статуями собак-львов у входа и каменной лошадью в каменном же загоне. Выглядели мы при этом совсем не как паломники, скорее как неприкаянная молодежь, не имеющая уважения к святыне. Чонгук привычно развлекал меня подробностями истории, Шуга вставлял смешные замечания, солнце припекало, а Ви, с утра не очень говорливый, впервые сел не рядом со мной, а в сторонке.

— …на белой лошади привезли буддийские сутры, в честь чего храм-монастырь так и назвали, — прожевывая, повествовал Гук, откусывал, проглатывал, и говорил что-нибудь ещё. В эти перерывы и образовывалась юмористическая пауза для колкостей Сахарного.

— А у нас в Корее белыми лошадьми называют туристок из Европы. Может, на самом деле и тут всё было немножко по-другому? Легенда просто замалчивает…

— Монастырю без малого две тысячи лет, — грозно посмотрел на него Чонгук, призывая замять подобные намеки. — Шэ Мотен[8] и Чжу Фалань[9], индийские монахи, которые привезли сюда сорок две главы сутр, перевели их, чтобы донести учение Будды и распространить в царстве Хань.

— … монахи наверняка развлекались с европейками, как пить дать.

— Шуга, сюда даже Великий шёлковый путь не доходил, какие европейки? — не выдержал Чонгук.

— Монахам нельзя развлекаться с женщинами, — вдруг угрюмо сказал Ви. Я посмотрела на него. Ему было виднее, если он говорит, что всё было прилично, то всё так и было две тысячи лет тому назад.

— Мы тоже в буддийском монастыре воспитывались и вроде как воины-монахи, что ж теперь? — возмутился Сахар, замолкнув на том моменте, когда мимо нас пошла экскурсионная толпа под предводительством гида. Переждав их, как пронёсшуюся электричку на станции, потому что всё равно не перекричать шум от неё, Ви вновь промолвил:

— А то теперь, что золотым тоже нельзя заводить отношения с девушками и жениться!

— Отношения и жениться не совсем то, что я подразумевал под «развлекаться», — уточнил Шуга, не стыдясь.

— Если золотым этого нельзя, — не смогла промолчать я. — То как же мои мама и папа?

— Твой отец нарушил устав, в общем-то, — объяснил Чонгук. Я хотела принять это близко к сердцу, оправдываясь за отца-клятвопреступника, но он поспешил добавить: — За это из золотых теперь не выгоняют. Он не один такой. Его друг, наш учитель Хан, тоже женат, и у него двое детей. Просто… нам объясняют, по ходу обучения, что заводить семью не надо, потому что она становится помехой, она мешает выполнению долга, и если кто-то всё-таки пренебрегает учением, то ему же самому становится тяжелее. Будда говорил: «Человек, привязанный к жене и жилищу, более несвободен, чем заключённый в тюрьме. Заключённый в тюрьме имеет надежду на освобождение, но жена и дети не дают ему думать о расставании с ними». Поэтому создание своей семьи считается двойной несвободой. От неё не хочется освободиться, она кажется приятным и необходимым дополнением к жизни, но она ограничивает не меньше, чем кандалы, сковывая по рукам и ногам воина, на чьих плечах ответственность за сотни, тысячи других. Вот почему золотым лучше не идти против слов мастеров. Ещё век назад среди нас существовал запрет, нарушение которого каралось, но теперь это только предписание, и каждому предоставляется возможность выбора, чтобы думали сами.

— А ещё Будда сказал: «Среди привязанностей и страстей нет более сильной, чем похоть. Страсть похоти по своей мощи не имеет аналогов в мире. И хорошо, что она одна такая. Если бы имелась вторая подобная ей, то среди людей под всем небом не нашлось бы того, кто смог бы следовать Пути[10]», — процитировал Шуга, подставляя лицо солнышку и зажмуриваясь.

— В тебя Рэпмон вселился? — покосился на него Чонгук.

— Не. Навеяло. Я вообще считаю, что любовь к еде не слабее похоти. А те, кто любят деньги? Алчность ещё хуже, хотя этих людей я вообще не понимаю, которые, чтобы заработать побольше, отказываются от личной жизни и не успевают правильно питаться. А потом больные, одинокие, и богатые. Фу ты ну ты!

— Разве ты до Лога не хотел сделать карьеру? Или теперь сам себя не понимаешь? — усмехнулся Ви.

— Так я для чего её хотел сделать? Чтоб было, что есть, и чтоб на меня девчонки обращали внимание.

— Здоровые потребности, — улыбнулся Гук.

— А ты к чему стремишься? — спросила я его. Должны же быть какие-то желания у человека, который пытается делать мир лучше и борется с преступниками?

— Я? — казалось, он удивился, что я задала ему вопрос. Или не привык говорить о себе. Чонгук пожал плечами. — Мои стремления совпадают с тем, чего ждёт от золотых их предназначение. Я хочу, чтобы люди стали лучше, чтобы не было плохих людей, чтобы можно было жить без страха и без проблем. Может, это и не достижимо уже, но должна же быть цель? Красивая мечта. Мне для себя ничего не нужно… А впрочем, разве мир, идеальный, если бы его получилось создать, не стал бы и моим домом тоже? Да, наверное, я делаю это и для себя. Так нас учили: следи за собой, держи свою жизнь в порядке, и тогда никому не создашь трудностей, и никому не придётся заботиться о тебе.

— Если опять в бочину не пырнут, — напомнил Шуга, ткнув его в бок, который я перевязала во время нашего знакомства. — Твоя жизнь в тот момент явно была не в порядке.

— Случаются промашки, — отмахнулся Чонгук.

— Я не хочу, чтобы такое повторилось бы, — опасливо посмотрела я на ребят и, не выдержав, взяла Гука за руку. — Пожалуйста, береги себя! — Он успокаивающе похлопал по моей ладони, как бы говоря, что ничего не случится. Я взяла себя в руки, отпустив его. — А я… я если что о тебе позабочусь, я умею лечить. Но лучше всё-таки будь целым.

— Точно, ты же медсестра, — щелкнул пальцами Шуга, забыв о том, где они меня нашли и откуда забрали. Ну, и больничный опыт тоже не лишний, но в большей степени я умела лечить и исцелять благодаря тому, чему меня учила бабушка. От неё я набралась знаний куда уж полезнее, чем в терапевтических учебниках.

— Ну что, идём дальше? — поднялся Ви, вытерев руки салфеткой и выкинув её в урну. Я тоже встала.

— А где мы будем ночевать сегодня? Если горы кончились.

— Сегодня мы будем ночевать в монастыре Шаолинь, — подмигнул мне Чонгук, видя, в какой восторг привела меня эта фраза. О Шаолине я видела несколько фильмов, об этом месте нельзя было не знать и не слышать! — Если доберемся без каких-либо задержек. Впрочем, тут недалеко. К ужину будем, — с нажимом на слово «ужин» взглянул он на Шугу.

— В том самом монастыре, где знают секреты самых мощных боевых искусств?! — разве что не хлопнула я в ладони.

— Слухи о Шаолине несколько преувеличены, — присмирил мои эмоции Чонгук. — Шаолиньская школа вовсе не самая лучшая, и даже далеко не лучшая. Она всего лишь самая известная. После Второй Мировой Войны монастырь пришёл в упадок, и ему нужна была популярность, чтобы восстановиться и получить дотации. Там осталось около десяти монахов, которые толком и не знали боевых искусств, но им нужны были ученики, прихожане и те, кто был готов делать пожертвования. Так рождаются легенды. — Мы замедлились, идя по тенистой аллее, чтобы отдохнуть от солнца. — Шаолинь набрал обороты в восьмидесятых годах прошлого века, после успехов кинематографа, и многие настоящие, тайные школы даже рады, что всё внимание оттянуто к нему, что досужие американцы и европейцы не лезут искать что-то ещё. Истинные учения остаются в тени. В Шаолине же, который когда-то был действительно великим, теперь есть свой отдел маркетинга, арт-менеджеры и веб-дизайнеры, ученикам разрешают пользоваться мобильными и сидеть в интернете, а большинство из них борется за место в выездной группе — что-то вроде театрального боевого кружка, который ездит с выступлениями по разным странам. У них есть имя, которое приносит миллионные доходы за счет открытия филиалов школ Шаолинь на других материках, продажи именной продукции, инвестиций в недвижимость.

— Так что же, Шаолинь совсем никчемное место? — разочаровано опустила я уголки губ.

— Ну почему же? — расплылся Шуга, потягиваясь в светло-бирюзовой футболке с надписью «рафинированный» белым ровным шрифтом. Как он объяснил мне в поезде, это означало, что он идёт по пути духовного просветления, то есть очищается, в чем и заключается процедура рафинирования, применительно к сахару. По его интерпретации надпись фактически означала «просветленный». — Там красиво!

До ближайшего к Шаолиню города мы, действительно, доехали быстро. Но Чонгук сказал, что от него до монастыря около двенадцати-тринадцати километров, и лучше бы нам основную часть проделать пешком. После гостеприимства Шэньси я совсем забыла, что не на бал меня везут, и опекать, окружая меня тепличными условиями, никто не будет, так что снова возвращались испытания. Ещё было светло, день, и дорога не обещала быть совсем невыносимой, разве что по-прежнему припекало солнце, и путь стелился вверх. По лицу Шуги я видела, что не одну меня подобная перспектива приводит в расстройство. Ви предложил понести мой рюкзак.

— Да нет, я пока не устала, спасибо.

— Но если что — говори. — Я кивнула, и пошла за Чонгуком, как всегда идущим впереди. Мы договорились, что если будет ехать в нужном направлении какой-нибудь транспорт, в который уместимся все вчетвером, то попытаемся его тормознуть. Но время было уже неудачным, туристы и приезжие к вечеру уехали, а местные нечасто мотались в Шаолинь. Кое-что подходящее появилось, только когда десять километров были пройдены. Небольшой пикап с двумя мужчинами, старым и зрелым (похоже, отец и сын, ехавшие навестить какого-то своего отпрыска, ставшего адептом), подобрали нас и доставили до конца. Вытряхнувшись из салона, в котором было не менее жарко, чем на улице, потому что в старой машине не работал кондиционер, наш квартет пошёл по финишной прямой — крутой лестнице вверх. Там, вдали, виднелись ворота. Первые, за которые ещё пускали туристов и паломников. Потом, как предупредил Чонгук, будут ещё одни, и переступить их порог задача посложнее. Добравшись до ровной площадки, запыхавшись, я грохнула свою сумку на вымощенную плиткой землю и согнулась пополам, пока трое моих спутников осматривались. Высота ещё не полторы тысячи метров, мы всего лишь на подступах к вершинам Суншань — горы, на которой раскинулся монастырь. Воздух посвежел, небо потемнело. Никаких любопытствующих и праздных зевак не осталось, мы были единственными (если не считать нескольких мальчишек разного возраста в серых халатах, и обритых) в небольшом дворике, с которого в разные стороны уводили другие лестницы, тропинки, открывался вид в три стороны на другие возвышенности, обрывы и внушающие трепет вертикальные утёсы.

— Ну, как тебе? — встав в позу иероглифа «середина», с руками в бока, вдохнул полную грудь Шуга.

— Ты… был… прав, — с запинками восстановила я дыхание. — Красиво.

— Если тебе тут нравится, — он наклонился ко мне, чтобы голос его не улетел никуда мимо, — то и от Тигриного лога будешь в восторге. Там не жизнь — песня! Правда, забраться чуточку сложнее. — По одной из лестниц, ведущих куда-то западнее, к зеленым, всё менее различимым от опускающихся сумерек зарослям, спускался монах.

— Я поговорю с ним, — взял это на себя Чонгук и, дав нам передышку, пошёл к налысо обритому буддисту. Я села на корточки, как это уже сделал Ви. Шуга присоединился.

— Вон там тренировочный лагерь, — указал он на низкие длинные постройки. — Сюда принимают даже совсем мелких, и они учатся до восемнадцати лет, после чего должны решить, останутся навсегда или уйдут. В год, бывает, полсотни новобранцев, условия армейские, сами убирают, стирают, готовят, при этом учатся, в общем, как во всех буддийских монастырях. — Сахарный, с характерным для него прищуром, обозрел по периметру всё вокруг, пока Чонгук продолжал толковать о чем-то с монахом. — Тренируются тут, правда, четыре часа утром, да два днём, а после обеда уже отдыхают.

— А многие хотят остаться навсегда? — поинтересовалась я.

— А то! Сюда же идут очень хорошие спонсорские деньги. Остался — считай жизнь обеспечена, а учитывая конкуренцию в Китае из-за переизбытка населения, найти стабильное место, где всегда накормят — это круто. Но не каждого в Шаолине оставляют, для этого нужно по-настоящему постараться, иначе обратно, вниз. А внизу, в Дэнфене, обычные школы боевых искусств, где учится около тридцати тысяч студентов. — Шуга, хоть и выглядел безалаберным и иногда глуповатым, в такие минуты показывал свои истинные мозги, их способность держать всю необходимую информацию о соперниках, противниках, или тех, за кем стоит приглядывать. — А из обычных школ не так много путей: в учителя же боевых искусств, в актёры и каскадеры, которых, как и первых, уже полным-полно, или же в бандиты и телохранители. Естественно, среди последних свободных мест всегда хватает. Так что этот мирный монастырь является одним из главных поставщиков беспринципных типов для криминальной сферы, которые, уходя отсюда, умеют неплохо драться. Разве может кто-нибудь в восемнадцать лет быть уже достаточно зрелым и осознавшим принципы, чтобы выбрать верный путь, если сюда его не взяли? Не думаю. — Чонгук отделился от монаха, оставшегося стоять там, где они и беседовали, и вернулся к нам.

— Нас пустят переночевать, — сообщил он и Шуга вытянул шею, как бы подталкивая его к продолжению поехавшими по лбу вверх бровями. — Да, и накормят, — успокоил его друг. Парень удовлетворенно улыбнулся. — Только… нас поместят отдельно. — Гук посмотрел на меня, поэтому я сразу же поднялась, не очень обрадованная такой перспективой. — Видите ли, тут есть два главных закона: монах не борется с монахом и монах никогда не нападает первым. Само собой, исключительно на монаха. Я напомнил им, что мы относимся к монашествующему обществу, чтобы обезопасить себя, как обычно, но монастырь-то мужской. Элию не пустят во внутренние гостевые комнаты, а во внешнем «странноприимном доме» осталась всего одна спальня. Кто-то из нас останется с ней, а двое пойдут внутрь. — Я сразу же схватила за руку Ви, поднимая его. Если мне придётся делить с кем-то спальню, да ещё наедине, естественно, что это будет только мой бесполый дух, не с молодыми людьми же я буду ночевать?

— Я останусь с Ви, — сделала я выбор вслух, который, думалось мне, не подлежал обсуждению.

— А почему опять я? — забрал у меня осторожно руку Ви. Шуга и Чонгук посмотрели на него с легким удивлением. — Я давно не был в Шаолине, я хочу посмотреть на него… сходить, поклониться Дамо[11]!

— Ви, ты чего? — изумилась и я. Придвинувшись к нему, я пальцем попросила его чуть склонить голову, чтобы я могла шепнуть ему на ухо: — Я не могу ночевать с одним из них, они же парни. Я стесняюсь. — Зардевшись и подумав немного, мой дух замолчал и, кивком дав согласие, перестал спорить.

— Отлично! — обрадовался Шуга, потерев ладони. На площадке стали зажигаться фонари. Чонгук пошёл к монаху, чтобы сообщить, что мы разобрались, кто где будет спать. Я потрепала Ви за рукав в области локтя, желая вывести его из заоблачного состояния, в котором он находился с самого подъёма. Он притянуто мне улыбнулся, и в этой улыбке я увидела, помимо напряжения, какую-то загнанность и тревогу.

— Что с тобой? — негромко спросила я.

— Ничего. Ничего, всё нормально. — Правой рукой он похлопал себя по карманам, озираясь по сторонам. — Ты иди, а я попозже подойду, мне надо в туалет. — Приняв это, как должное, я развернулась к зовущему меня молодому монаху, подошедшему, чтобы проводить в выделенную комнату, но запоздало осознала, что дух пошёл в туалет. Разве духи пользуются им? Впрочем, раз он ел, то, наверное, и туалет ему нужен… а женский или мужской? Нет, правда, как… как у него там всё работает? По внешности-то он парень, и ему нужно идти в мужской, чтобы никого не смутить, но… физиологически, по факту… как он это делает? Надо, обязательно надо спросить у него об этом, когда он вернётся.

Чонгук и Шуга свернули в другую калитку, провожаемые старшим буддистом, а я, мимо закрытых сувенирных лавок, поглядывая на торчащие из-за монастырской стены макушки пагод, пошаркала за своим проводником.

Уйдя из Шаолиня

Устроившись аскетически скромно, Шуга и Чонгук поужинали постной ячменной похлебкой с цампой и запили это всё чаем с женьшенем, после чего младший ушёл на тренировочный двор, размяться со старшими и лучшими учениками Шаолиня. Здесь они не говорили, что являются золотыми, представлялись просто представителями корейских школ боевых искусств, противопоставляя тхэквондо кун-фу и, поскольку Чонгука здесь уже видели не первый раз, и знали, как очень талантливого молодого воина, никогда не отказывали ему в ночлеге и дружеском бое для проверки умений. Золотые не доверяли шаолиньской любви к деньгам. Если они раскрывали свои секреты и знания для всего мира, ведясь на прибыль, если они готовы были быть хоть артистами для развлечения, лишь бы жить припеваючи, кто может гарантировать, что их не купит Дзи-си или Дракон? Вместе с теми тридцатью тысячами студентов, что представляют собой настоящую армию. И тогда, какими бы не были золотые могучими и ловкими, их просто сотрут и уничтожат, задавив количеством.

Чонгук вернулся спустя час, тряся мокрыми волосами. После разминки и несерьёзного сражения, он ополоснулся холодной водой и только тогда пришёл ложиться спать.

— Ну как, всех победил? — не спал ещё Шуга.

— Кроме одного, — он поймал удивленный взгляд друга. — Устал под конец и не стал напрягаться, поддался. Пусть уж не думают, что я совсем непобедимый, а то заподозрят что-то неладное.

— Ой-ой, непобедимый, — шутя, закатил глаза Сахарный. — Хосок тебя с легкостью в морской узел скручивает.

— То Хосок, — забрался в постель Чонгук, раздевшись. — И Чимин, и Сандо… но они же золотые, это ясно.

— Эх, может зря я не прикладывал усилий особых? Из наших вояк я теперь разве что не слабое звено.

— Да брось, ты неплохо дерешься.

— Неплохо — да, но по сравнению с вами… — Шуга вспомнил какое-то отдаленное прошлое. — Но тогда нужны были люди, в Сеуле не хватало наших ребят для борьбы с преступностью, и я вызвался добровольцем, из-за чего раньше покинул Лог. Хотя не могу сказать, что сильно жалею. Только вот по той причине, что практики не хватает в мастерстве.

— Ты знал, что не очень готов, и всё равно, рискуя собой, ушёл. Другим не хватило смелости, или они не хотели покидать монастырь, ведь там жилось так спокойно. Ты крутой, Юнги, — заверил младший, заложив руки под голову.

— Ага, такой крутой, как подъём на эту гору — с меня только покатываться. — Чонгук не стал спорить, он знал, что Шугу, если он вбил себе что-то в голову на какое-то время, не разубедить. Он упрямый и твердолобый порой. Обделённость и юношеская неуверенность, перебродив, осела в нём парочкой комплексов, которые изредка прорывались наружу, но чаще Шуга успешно душил и застилал их юмором, оптимизмом и «забиванием хрена», как он выражался, на всё угнетающее.

— Может, с Элией мне стоило остаться? — перевел разговор Чонгук. Юнги на него хитровато покосился в темноте.

— Чего это?

— Я дерусь лучше. Если что, я защищу её надежнее, чем Тэхён.

— Только в этом дело? А, может, тебе девочка понравилась? — въедливо поинтересовался Шуга.

— Что? — вполне искренне изумился парень, никогда не прислушиваясь к своим личным чувствам и эмоциям. Он мог их испытывать, но не культивировать, на уме всегда были задачи золотых, планирование и просчеты дальнейших действий. — Да нет, как можно? Нам же её спасти надо, охранять. Она центр важного задания, которое никак нельзя провалить, к тому же, не умеющая за себя постоять. Было бы непристойно разглядывать Элию, пользуясь её неведением. Я и не смотрю на неё как-то… не так, как следует.

— Да? А я сразу приценился, но, к счастью, она меня не привлекла. Страшненькая.

— Шуга, ну нельзя ж так, — укорил его Чонгук.

— А что такого? Это моё мнение, я ж не ей его говорю. Нет, ну она в моём понимании страшненькая, другим может, и нет. Я люблю посочнее, грудь там, попа… И сама по себе что б была такая, зажигалка, а не вобла…

— Тихо! — шикнул на него младший, что-то заметив в ночном беззвучии. Дёрнувшись к рюкзаку и выхватив из него в момент нунчаки, Чонгук уже подскочил было на ноги, но щелкнуло что-то, и зажглась свеча в ногах матрасов молодых людей. Шуга тоже подпрыгнул, однако через секунду они опознали юношу в костюме монаха Шаолиня.

— Джонхан, твою мать! — схватился Сахарный за сердце. — Ебыча тебе прописать за такое.

— Не ругайся в святом месте, — отчитал его паренек лет шестнадцати.

— Тебя никто не видел? — спросил Чонгук. Ему покачали в ответ головой.

— Отец в совершенстве обучил меня технике Крадущейся тени, иначе я бы тут и недели не выжил.

— Вот уж правда, я тебя почувствовал, когда ты уже был в нашей комнате, — дивясь собственной невнимательности, признал Чонгук. — Ты опасный, Джонхан.

— Пока нет, — улыбнулся тот. — В стремлении уметь быть невидимым, я толком не научился драться.

— С такой внезапностью тебе оно к черту не сдалось, — заметил Шуга.

— Ладно, ближе к делу, — пришёл в себя Чонгук, выяснивший, что перед ними их же лазутчик, уже пять лет живущий в Шаолине. Отправляя своего сына, которому тогда было двенадцать лет, в чужую школу, за тридевять земель, мастер Хан рисковал очень сильно. Не только тем, что мальчика разоблачат, и он лишится сына, но и тем, что Джонхан, ещё не окрепший в учении и не закрепивший воспитание золотого, переметнётся на сторону врагов, и тогда он всё равно потеряет сына. Но Джонхан уже почти повзрослел, не меняя преданности, и, благодаря тому, что он с малых лет обитал в Китае, прикидываясь сиротой, ни у кого не возникало сомнений, что он честный, без камня за пазухой мальчишка, не способный работать на кого-то постороннего, потому что совсем ребенку это, считалось, сделать невозможно — вести двойную игру и лицемерить. А уж провести связь между ним и золотыми было и вовсе нелогично, однако реальность была именно такой. И эта реальность требовала жертвы в виде того, что с сыном больше с тех пор не виделись ни отец, ни мать, ни его младшая сестра. — Кто-нибудь из наших тут проходил?

— Нет, уже месяца три никого не было. А вы откуда и куда? Я видел, с вами спутница.

— Это внучка предсказательницы. Помнишь? Дочь друга твоего отца.

— Да-да, Чимин, кажется, в прошлом году, рассказывал что-то о её поисках. Так, вы домой теперь?

— Ага, — задул свечку Шуга, чтобы не привлекать светом внимания. — Как обстановка в окрестностях?

— Да ничего хорошего. В начале года Синьцзян нанял около двухсот человек из студентов Дэнфэна, а буквально месяц назад около сотни подалось в драконы.

— М-да, — тяжело вздохнул Юнги. — Приближается большая жопа.

— Пока всё не так плохо. Синьцзян направляет свои силы против юньнаньских и толп банд Гуандуна на юге. Если повезет, они там друг друга перережут, и дело с концом.

— А драконы? — насторожился Чонгук.

— С этими не очень понятно. Часть, скорее всего, отправилась в Шаньси, где у них общие дела с этим бабским царством.

— Ох, этот женский клан Шаньси уже задолбал, — нахмурился Шуга. — Нашим вашим, давай спляшем! С ними так легко договориться, что договариваются все, а в итоге на чьей они стороне — непонятно.

— Они же женщины, — пожал плечами Чонгук. — Они слабее, им нужно как-то выживать, вот в ход и идёт хитрость. По крайней мере, сейчас они с драконами, а мы уже знаем об их непостоянстве, и будем предусмотрительны. Так, Джонхан, ты сказал «часть» ушла в Шаньси. А другая?

— В сторону Пекина.

— Чёрт! — стиснул зубы Чонгук, лягнув пяткой одеяло. — Обычно Хэбэй была той провинцией, через которую можно было идти, не задумываясь, но если там, как минимум, полсотни драконов, то это меняет планы. Как безопасно провести Элию? Я рассчитывал, что мы сядем в порт где-нибудь в Бохайском заливе.

— Может, попробовать через Шаньдун? В Циндао? — предположил Джонхан.

— Нет, от Яньтаня и до самой границы с Вьетнамом всё побережье в мафии и гангстерах, — погрустнел Чонгук, понимая, что неприятности и трудности увеличиваются. — Драконов в южных портах всегда было полно, а там и Триада, и эти чудики из Белого лотоса, и пираты, такие же продажные, как шаолиньцы и дамы из Шаньси. И даже американские группировки заплывают. Им, конечно, на нас всё равно, но кто знает, с кем сотрудничает ещё Синьцзян и Цинхай? А именно они охотятся за нами и Элией.

— Жаль, что самолёты — это всегда строгое оформление по документам, — посетовал Юнги. — Как было бы просто!

— Ладно уж, что-нибудь придумаем, — попытался успокоить и себя, и друзей Чонгук. — Спасибо, что предупредил, — пожал он руку Джонхану. — Спокойной ночи, и будь осторожен! Наши мобильные на месте?

— Найдёте их, где и всегда. Заряженные и работоспособные. — Парень поднялся и, готовый опять неслышно исчезнуть во мраке, помедлил. — Как там отец? Передавайте ему, что я… помню все его наставления и стараюсь не подвести золотых.

— Передадим, — заверил Чонгук, подумав, что юноша, наверное, изначально хотел сказать «скучаю по нему», но не стал проявлять чувства. Все они, вступившие на путь воина, должны забыть о привязанностях, о семьях, иначе может случиться беда, как с родными Элии. Чонгук подумал об их троице, которой они чаще всего отправлялись на задания. Ви был сиротой, ему не надо было стараться забыть о доме; Шуга ушёл из дома за несколько месяцев до того, как попал в Лог, чтобы приехать в столицу, Сеул, и достичь небывалых высот. Его родители, ограниченные и несчастные от своей постоянной бедности люди, с радостью отпустили его тогда, и не делали попыток найти. Думали ли они о том, что он мертв или жив? А его, Чонгука, родители, не потянувшие того количества отпрысков, которое наплодили, сами привезли его на Каясан, оставили с тощим рюкзачком у храма Хэинса, и уехали. Хотел ли он, спустя восемь лет, вернуться к ним и сказать что-нибудь? Когда-то он думал, что выскажет им всё, что будет зол, что возненавидит их, но время прошло, вместе с тем гневом и подростковыми слезами, которые он пролил несколько раз в подушку своей кельи буддистского адепта. Даже Чимин, спавший на соседней кровати пять лет, никогда не заметил, как горько далась разлука Чонгуку. А теперь он смотрит на Джонхана и, зная мастера Хана, представляет, насколько больно даются подобные расставания с обеих сторон, но какой иногда в этом заключается родительский подвиг. Родителей, привыкших служить какому-то делу, отдавая ему и себя, и своих детей. Знали ли его мать и отец о Тигрином логе истину? Чонгук не навещал их с тех пор, и не мог ответить.

Ещё ночью, за час до рассвета, Юнги и Чонгук покинули свою спаленку и, спустившись по овражному склону, откопали в незаметной глухой прогалине полиэтиленовый пакет со средствами связи. Там же, присыпав землёй и заложив булыжниками, они оставили рюкзаки, свои и Тэхёна, который предусмотрительно оставил свой у выхода, чтобы его захватили друзья, а ему не пришлось раскрыться при Элии. В больших городах и населенных пунктах продвигаться с такими баулами — привлекать к себе внимание, к тому же, это в горах нужна еда, спальные мешки и другие необходимые походные вещи, а в цивилизованных местах требуются деньги, и больше ничего. Кроме оружия. Чонгук и Юнги распихали ножи и сюрикены по карманам. У первого под курткой на спине спрятались нунчаки, второй закрепил кобуру и сунул в неё два револьвера. Опрыскав клад специальной жидкостью, стирающей запах людского присутствия даже для собак, друзья оставляли своё снаряжение для следующего раза. Своего, или того, кто из золотых пойдёт по этому маршруту. Эта система уже три года работала без изъянов.

* * *
Ви не сильно задержался, но я всё равно успела запереживать. Каждый раз, когда он был вне моего поля зрения, я боялась, что он покинет меня, исчерпавший свои магические возможности. Хотя он и заверял, что без моей помощи обратно никак, я ничего не знала в столь тонких материях и не могла получить гарантию от каких-то высших сил, что они осуществляют поставку духов бесперебойно.

Ви вошёл тихо, задумчиво. Сел на свою кровать, закинул на неё ноги (обувь мы оставляли при входе в домик). Я вспомнила о вопросе, который ему хотела задать, по поводу половой принадлежности туалета, но не решилась. Он уставился в стенку напротив, а я на его профиль. Красивый. И его огненно-красные волосы завораживали, и серьга в ухе. Я пригляделась и заметила, что корни волос темнеют, чего не было три дня назад. Или я не обращала внимание?

— У тебя… — Он повернул ко мне лицо, среагировав на голос. — Волосы чернеют, — я подняла руку к своим, на себе показывая, где именно. — Вот тут, у корней. Как у людей, когда они красятся. Я знаю, потому что бабушка красила меня в черный, и когда волосы отрастали, то было ощущение, что я лысею, потому что корни белели, и смотрелось кошмарно. А у тебя почему они меняют цвет?

— Это срок моей нечеловеческой сущности, — не моргнув, произнес Ви. — Когда они станут темными полностью — я стану человеком. — Я округлила глаза, ахнув.

— Как?! Это возможно?! — Я не поняла по его выражению, сам он рад этому или нет, поэтому не знала, как реагировать? — И… и ты тогда останешься с нами? Совсем?

— Да, в золотые подамся, как считаешь? — откинулся он на подушку, рассуждая.

— О, это было бы здорово! И… и ты бы тогда точно был парнем, да? — уточнила я.

— А… по-твоему, я смогу быть похожим на девушку? — пробасил он своим, порой очень низким, голосом. Немного растерянная, я для приличия оглядела его с ног до головы.

— Нет. Конечно, нет.

— Значит, всё очевидно.

— А почему именно в золотые? Ты же слышал, и видишь, как тяжело ими быть.

— Зато достойно. И благородно. — Я покивала, соглашаясь с ним.

— И то, что им жениться нельзя, тебя не смутит. Ты же чистый дух, у тебя же не возникают привязанности?

— Да, я чистый дух. — Ви посмотрел мне в глаза, повторив за мной механически, не вслушавшись и не слыша, как будто, себя. Потом, моргнув, он осмыслил и добавил: — До того, как волосы перестанут быть красными.

— Расскажи мне о себе, хоть что-нибудь. Со всей этой беготнёй и суматохой, я не имела возможности узнать о тебе что-то.

— Я возник из ниоткуда, — негромко, сразу же начал Ви. — Просто появился, однажды, когда меня кто-то заметил. До этого меня не было. Я постепенно осознавал происходящее вокруг, бродил повсюду, бесприютный и предоставленный сам себе. Потом я нашёл прибежище, в одном святом месте. Там было здорово, там я впервые ощутил тепло и то, какими хорошими бывают люди. Я понял, что должен защищать их и беречь. С тех пор я этим и занимаюсь. — Я с интересом это всё дослушала, успев лечь на бок, подложив ладони под щеку.

— То есть, тебе не придётся сильно менять род деятельности, становясь золотым?

— Совершенно не придётся.

— Чонгук и Шуга так нахваливают монастырь, в который меня ведут. А что, если я почувствую там себя чужой? Меня-то в золотые не примут. Кем я там буду?

— Ты же изучаешь медицину, а воины всегда обеспечат тебя работенкой. Будешь медсестрой. — Мне не нравилось это современное слово, которое отдаляло меня от знахарства бабушки. Я хотела идти по её стопам.

— Нет, целительницей, — робко поправила я.

— Угу. Ведьмочкой, — хохотнул Ви, озорно на меня поглядев.

— Я не ведьма, — нахмурилась я. — Ну…ведунья, что ли. Звучит мягче.

— Всё тебе не так. Не медсестра, не ведьма… Медведьма ты, вот кто! — улыбаясь, определил он меня.

— Медведьма? Больше похоже на название самки медведя, — засмеялась я, — причем белого медведя. — Перекатившись на спину, я сплела пальцы на груди. — Может, моя родина, как и у них, на севере? Бабушка не была альбиноской, интересно, а мама или папа были? Или я одна такая, неудачная?

— Почему это неудачная? — подобрался к краю своей кровати Ви. — Ты особенная.

— Бабушка говорила, что я лунный ребенок. Не знаю, почему. Я не чувствую с Луной никакой связи. Хотя я не загораю на солнце, совсем. Кожа всегда бледная. — Почувствовав желание поделиться с кем-нибудь и быть откровенной, я повернулась к Ви. — Перед смертью… когда она умирала… бабушка велела мне найти своё солнце, чтобы меня не поглотила тьма. Как ты думаешь, что бы это могло значить?

— Мне кажется, она имела в виду, что надо держаться света и добра.

— Могла ли она подразумевать золотых? Неужели она не в состоянии была сказать прямо, без этих странных метафор?

— Если она была прорицательницей, то наверняка видела абстрактными картинками, поэтому сказала тебе то, что успела увидеть. — Ви протянул мне ладонь, и я взялась за неё. — Избегать тьмы совсем нетрудно, медведьма. Главное не смотри на солнце, когда найдёшь его, а то ослепнешь, и погрузишься во мрак. — Я задумалась, приняв к сведению замечание моего духа. После короткой паузы, он дополнил: — Тьма коварна. Иногда она прикидывается светом, да таким ярким, что белое рядом с ней выглядит черным.

— Ты только что сказал, что тьмы нетрудно избежать, и сразу же пугаешь меня её коварством! Как же быть?

— Закрой глаза. — Я послушалась, сомкнув веки. В ушах зазвучал голос Ви: — Слушай сердце. Его не обманешь. — Оно почему-то сразу же бойко ухнуло, словно обрадовавшись или рванув к чему-то, но тотчас угомонилось. — Слова врут, зрение врёт, но чувства — нет. Все люди знают, что хорошо, а что плохо, это всё так просто, но каждый раз просыпается эгоизм, или трусость, или желание стать лучше кого-то, обойти кого-то и победить, завладеть чем-то, и люди пускаются в демагогию и создание теорий, почему должно быть так, а не эдак. Но если прислушаться к себе, то каждый — каждый! — знает, в какой момент начинается ложь, в какой момент игнорируются другие и что-то делается несправедливо и неправильно. Проблема не в том, что люди не знают, что зло, а что добро. Проблема в том, что они не понимают, зачем и ради чего нужно добро? Все так привыкли к аргументам и словесным объяснениям, что «надо» и «так должно быть» никого не устраивает. Но разве истина — это не то, что не требует оправданий? Когда человек крадёт или убивает, он сразу же ищет сотни причин, почему сделал это: обвиняет других, выгораживает себя. Когда человек совершает добрый поступок, у него нет объяснений, и он в них не нуждается. Добро — это то, как должно быть, без сносок и заковыченных разжевываний. А зло… знаешь, есть такая фраза: «Прежде чем совершить поступок, представь, что ты рассказываешь о нем матери. Если тебе становится стыдно — не совершай его». У меня никогда не было матери, и у тебя тоже, но, я уверен, если ты будешь руководствоваться этим законом, то никогда не совершишь того, чего не следует.

Утром я увидела, как Ви, обуваясь, заправил под каждую из брючин по ножику. Когда мы вышли к лестнице, чтобы продолжать путь, то ни у кого из молодых людей не было своих обычных нош, и только я топала со своей сумкой.

— Куда вы дели свои вещи? — удивилась я.

— Сбросили балластом, — добродушно позевывал Шуга, плетясь вниз по ступенькам.

— Они слишком громоздки, и уже не нужны нам в городах, — объяснил Чонгук. — Всё что нужно можно купить, а остановиться на ночевку на улицах в спальном мешке как-то… странно, — улыбнулся он, и я согласилась с этим доводом.

Именно Чонгук заметил их первым. Они сели с нами в один автобус в Чжэнчжоу, два мужчины в темном, один из которых раза два или три очень тихо говорил по мобильному. Я этого всего не заметила, узнала позже, со слов ребят. Я вообще почему-то забыла о какой-либо опасности и, не зная, чего ждать, не ждала ничего вовсе. Но золотые были настороже. Чонгук велел нам выйти на предпоследней остановке, хотя билеты мы купили до конечной, и эти типы тоже, но они вышли вместе с нами, завозившись якобы со шнурками, когда мы медленно пошли прочь. Один из них опять взялся за телефон. Мне объяснили, что за нами, возможно, слежка, именно в этот момент, когда мы пошли по узкой улочке, подальше от двух подозрительных персонажей. До этого моя компания умудрилась обсудить это так незаметно, что я и в ус не дула о каких-то шпиках на хвосте.

— А кто они? Синьцзянцы? — шепотом спросила я у Гука.

— Понятия не имею, но если они вновь где-то покажутся на нашем пути, то, скорее всего, да. — Я ощутила волнение, комочком зародившееся в животе и поднимающееся к горлу. Кроме того, оно увеличивалось, ширилось, дергало мои нервы. Да, тех всего двое, а у меня трое защитников, но кто знает, есть ли подкрепление у незнакомцев?

Чонгук стал водить нас кругами некоторое время, чтобы выяснить, идёт ли кто следом? Около часа мы потеряли на то, чтобы убедиться, что мужчины в темном растаяли. Сев в такси, мы попросили довезти нас до автобусной остановки на трассе, откуда решили двигаться дальше. Мы двигались на север, надумав покинуть Хэнань и очутиться в Хэбэй, которая, как заметил Шуга, не ждёт нас с распростертыми объятьями.

— Мы будем осторожны, — коротко сказал Чонгук и, не теряя выдержки и улыбки, предназначенной для меня, чтобы я не переживала, постоянно стрелял глазами по сторонам и вслушивался во всё так тщательно, что я замечала, как он игнорирует некоторые наши разговоры, кивая для вида.

Но, несмотря на все предосторожности и страховки, когда мы сошли в Ханьдане, пересекшие границу Хэбэй, уже три каких-то странных личности крутилось возле нас. Меня крепко сжали за руку и я, подумав, что это Ви поддерживает меня, обнаружила, что это сделал Чонгук, прошептавший сквозь сомкнутые губы:

— Будь готова бежать, если что. Максимально быстро, как только умеешь.

— Да уж, их тут реально дохрена, — серьёзно проворчал Шуга, идя рядом. — Если они на каждой станции… — Мне на голову нацепили кепку, скрывающую мои белоснежные волосы, которые наверняка привлекали внимание. Но если искали нас, то всё равно знали, что нас четверо, три юноши и одна девушка. Мы прошли поодаль от тех троих, что о чем-то переговаривались, изучая пассажиров общественного транспорта и, когда мы уже сворачивали за магазинчик на углу, один из них — я видела боковым зрением — кивнул на нас, толкнув стоявшего рядом, а тот, как по цепочке, толкнул третьего. Первый сразу же зашагал в нашу сторону. И это заметила не только я. — Черт, втопим?! — не рыпаясь, спросил Шуга.

— На счет «три», — безмятежно изрек Гук. — Вы с Ви влево, я с Элией вправо. — Я сглотнула слюну, чувствуя, как всё вмиг обострилось, накалилось, и иного выхода нет. Пересидеть уже не получится. — Раз, два, три! — Золотой дернул меня, срываясь с места, сквозь пешеходов, прибывающих и убывающих людей с чемоданами, один из которых, работяга на вид, попался нам сразу же с грудой клетчатых сумок, и я, не то от испуга, не то от внезапности, перепрыгнула ряд этого багажа, повторяя заячий прыжок Чонгука, на секунду отпустившего мою руку, чтобы я легче перескочила преграду. Сразу же схватив её вновь, он потянул меня дальше. Я видела, как устремились в другую сторону Ви и Шуга, однако из троих мужчин за ними погнался один, а двое за нами, и мне стало страшно от предположения, что погоня эта из-за меня, а не из-за них. Нет, нет, я не хочу! Что я сделала? Дзи-си ведь не может знать, что я была свидетельницей убийства бабушки? Да и чем я опасна в данном случае? Тем, что могу дать показания? Да кто станет меня слушать? Тогда зачем я вообще этим бандитам? Я не хочу повторить судьбу мамы… я не хочу умирать, пожалуйста! Все эти крамольные и трусливые мысли неслись у меня в голове, пока я неслась за Чонгуком, сбиваясь в дыхании, видя и чувствуя, как за нами гонятся двое, один из которых, на ходу, уже не скрывая, перезванивался с кем-то, видимо сообщая наши координаты, призывая подмогу. О нет, Чонгук ведь не справится с толпой! Неужели мы ещё далеко от остальных золотых? Неужели к нам не прибудет помощь? Мы бежали по улицам, расталкивая людей, хотя большая часть успевала шарахаться сама. Я была рада, что по нам не стреляют, как в фильмах, наверное, это было бы совсем противозаконно, начать метиться по людям среди бела дня? Можно же зацепить невиновных. Чонгук свернул в переулок между двумя высокими жилыми домами. Он старался сначала скрыться среди толпы, не уходить от многолюдности, потому что в ней безопаснее. Выбирая улицы пошире, оживленные, полные торговых точек, он буквально тащил меня за собой, вряд ли зная, куда бежать, но имея конкретную цель: оторваться. Однакокогда перед нами, навстречу, вынеслось ещё два типа в черных костюмах, нам пришлось уйти в боковые закоулки, удаляясь от людских масс, но зато не загоняя себя в клещи между двумя парами преследователей. Я не могла не думать о том, где сейчас Шуга и Ви? Не поймают ли их? Не схватят? Не убьют ли? О Будда, будь милостив!

Многоэтажки сменились застройками времен культурной революции, домами в несколько этажей, типовых, со скромными квартирами внутри. Мы определено приближались к окраинному району. Мои силы подходили к концу.

— Чонгук, я… я не могу!

— Можешь! — через плечо бросил он мне. — Элия, от этого жизнь зависит, понимаешь?! — Я всё понимала, но я не была олимпийской чемпионкой и бегуньей. Даже гимнасткой. Я задыхалась и легкие горели от напряжения.

— Чонгук! — Я попыталась отключить мозг, чтобы ноги бежали сами, не ощущая усталости, но это не помогало. Золотой опять свернул куда-то, уходя от топота, гонящегося за нами. Я подчинялась, не видя уже ничего вокруг. Только бы бежать, ещё немного, до какого-то спасительного места! Слева и права выросли одноэтажные фанзы, жилища коренных китайцев, с иероглифами над входами, с красными подпорками, с фундаментами на сваях (видимо где-то рядом речка), с решетчатыми панелями. Фанзы образовывали квадратные кварталы с лабиринтами переходов между ними. Переулки, или, вернее, тротуары от стены до стены, сужались до двух метров в ширину. Под самыми крышами были натянуты бельевые веревки, и на них сушились платья, простыни, наволочки. Я старалась пригибаться, как Чонгук, но ткань всё равно стегала нас по спинам, а стоило чуть-чуть приподнять лицо, как она облепляла его. Я отбилась от чьего-то полотенца, отшвырнув его и мысленно извиняясь за беспорядок. Обернувшись, я увидела четверых мужчин, приотставших, но упорно следующих за нами. Один из них, бегущий первым, тоже запутался в простыне. — Чонгук, не могу больше! — чтобы не упасть, остановилась я, наклонившись вперед. Парень торопливо посмотрел за наши спины.

— Элия, ещё немного…

— Я… не… ох… — вытерев пот со лба, с мольбой посмотрела я на него. Дыхания не хватало даже на слова. Молодой человек, с сожалением поджимая губы, нервно прищурился, задрал голову, осмотрелся. Ещё раз оценив сокращающееся не в нашу пользу расстояние между нами и гангстерами, он подпрыгнул, схватился за балку на углу одной из крыш и, подтянувшись, забрался на неё, оседлал, обхватил ногами толстое, квадратно ограненное бревно, свесился вниз головой и, подхватив меня подмышки, подтянул к себе, на крышу. Подняв меня, как легкую куклу, на деревянную перекладину, он сам ловко перебрался по ней на центральную ось крыши, от которой шло два ската в обе стороны.

— Иди сюда! Быстрее! Только не наступай на черепицу — провалишься! — Я нашла в себе силы встать и добраться до него. Узкая, в ступню шириной балка, служила тропой к спасению, но надо было обладать чувством равновесия, или опытом хождения по канату, чтобы двигаться по ней быстро. Вынужденная замедленная прогулка дала мне время, чтобы немного восстановиться, когда раздался первый выстрел.

Очутившиеся вдали от лишних глаз, мы стали жертвами уединения и безнаказанности. Сбитые с толку нашим взлетом на крыши, гангстеры слегла растерялись, не имея физических способностей Гука так высоко запрыгнуть и подтянуться. Поэтому какое-то время они шли за нами по низу, откуда не совсем было удобно за нами наблюдать, но когда головы вдруг показались, один из преступников выстрелил. Другой, правда, почему-то накричал на него, но мы всё равно согнулись и буквально поползли по своей дорожке. Мы преодолели несколько домов таким образом, и мужчины всё-таки нашли где-то путь к крышам. Я и Чонгук посмотрели через плечо после второго выстрела. Они, преследователи, тоже не грациозные, как и я, боясь обвалиться, гуськом крались тем же образом. Пуля пронеслась возле Чонгука, и это дало мне ещё одно подтверждение: они охотятся за мной! Живой, при всём этом.

— Гук, ты же можешь бежать по этой балке — беги! — попросила я его. — Они тебя застрелят!

— Я тебя не брошу, не придумывай!

— Но они стреляли в тебя!

— Мы ещё не знаем, что они хотят сделать с тобой, — осторожно сказал он. Я хотела возмутиться, а потом увидела, обернувшись, что мужчина целится в Чонгука. Подскочив, я ринулась на парня и, обхватив его, закрыла собой. Метившийся китаец опустил пистолет, разочарованный, что ему не дали пристрелить того, кого ему хотелось. — Что ты делаешь?! — испугался Гук, что я закрыла его собой. — Ты с ума сошла? Уйди за мою спину!

— Нет! — вцепилась я в него. Один из наших недоброжелателей поскользнулся и, съехав на черепицу, проломил её своим весом и канул в небытие под ломкий хруст покрытия крыши. Дернувшаяся на звук, заодно сражавшаяся с Гуком за то, чтобы служить ему прикрытием, я разомкнула пальцы и тоже оступилась. Парень поймал меня одной рукой, но с другой стороны на него налетели подошедшие враги. Они не могли напасть одновременно, но даже один, свободный в своих действиях, сумел толкнуть Чонгука так, что тот выронил меня и я, повторяя путь провалившегося мужчины, тоже упала на черепицу, не выдержавшую и меня, и грохнулась внутрь фанзы, попав ровно на промятый топчан в чьей-то пустой комнате. Взору моему открылось голубое небо Ханьданя, которое наполовину перекрылось взволнованным лицом Чонгука, судя по звукам, отбившемуся от первого атаковавшего.

— Элия? Всё в порядке?

— Я в порядке! — успокоила его я, и он пропал, продолжая бороться с теми, кто догнал нас. Я не видела толком, что происходило на крыше, только мельтешение краёв силуэтов и характерные выдохи бойцов вроде «ха!» и «ху!». Я огляделась, не зная, что лучше, попытаться забраться на крышу и прийти на подмогу другу, или выбраться из дома и продолжать бежать? Пока я оглядывалась, крыша проломилась третий раз и, в другом конце комнаты, очутился бандит, сброшенный Чонгуком. Видя, что пока он ушибся и приходит в себя, я быстрее поднялась и понеслась на выход, чтобы не очутиться в его власти. Мужчина заметил движение и, осознав, что упускает ту, за которой они бежали, стал подниматься. К тому моменту я уже выбежала на улицу, почти не осматриваясь, зная только, что надо скрыться. Но стоило отдалиться на несколько метров, как я не смогла уйти, не зная, что с Чонгуком? Я посмотрела на крышу. Он вырубил ещё одного противника и теперь дрался с последним, который явно уступал ему по всем показателям. В руке молодого человека молниеносно мелькали нунчаки, так что я скорее догадалась, чем увидела их. Они до того крепко и многократно отделывали китайца, что любо было глядеть. Но из дома за мной вынесся другой преступник и я, не имея возможности дальше наслаждаться зрелищем драки Чонгука, понеслась прочь.

Увидев в конце переулка проезжающие машины, которые подсказали, что там улица побольше, я рванула туда. Мужчина наступал мне на пятки, но я немного отдохнула, и могла задействовать свои резервы. Добежав до угла с небольшим отрывом, я увидела впереди перекресток и светофор. Если бы повезло так, чтобы я подбежала на зеленый для пешеходов, и после меня сразу включился красный! Будда, сделай так, сделай так! Ты не волшебник, но пожалуйста! В бешеном темпе я буквально втемяшилась в столб, на котором крепился светофор. Отдыхиваясь, приложив ладонь к груди, я посмотрела на счетчик. Красный человечек ещё сто секунд. Девяносто девять, девяносто восемь. Этого хватит, чтобы меня догнали. А тем, кто стоит на поворот, на колесах, через семь секунд зажжётся зеленый. Перебежать в наглую не успею — собьют.

— Эй, красавица! — Я не придала значения, не веря, что обращаются ко мне. — Девушка! — Со второго раза я опустила лицо и увидела, что вторым на поворот стоит байк, серебристый, с черными полосками. Его водитель приподнял визор шлема и на меня смотрели смеющиеся и игривые глаза. — На пожар бежишь? — Я посмотрела загнанно на мужчину, который был уже в каких-то ста метрах от меня. Светофор для транспорта зажегся зеленым.

— Нет, за мной гонятся! Очень плохие люди! — Мотоциклист посмотрел туда же, куда и я, посерьёзнев. Ему начали сигналить сзади, призывая трогаться. Я вцепилась в столб, приготовившись падать под колеса, чтобы быть размазанной по проезжей части.

— Прыгай ко мне! — быстро сказал байкер, чьего лица я не видела. Я недоверчиво стала глазами водить с него на бандита и обратно. — Ну же? Или тебя не надо спасти от этого человека? — Гудки машин стали почти оглушительными, уже не призывающими мотоциклиста ехать, а проклинающими его. Прикидывая, что хуже быть не может и ноги меня всё равно в данном случае не спасут, я кивнула и, пожелав себе удачи, подбежала к байку. Перекинув ногу позади водителя, я вцепилась в него и, едва успела сомкнуть на нём руки, как он нажал на газ и мы, подобно падающей в небе звезде, сорвались с места, разрушая образовавшуюся пробку. Мой преследователь почти настиг меня, но, в шаге от победы, остался с носом, обставленный судьбой, потому что нашёлся случайный добрый рыцарь на железном коне, которого послали мне Небеса. Прижавшись щекой к его широкой спине, я почувствовала облегчение за себя, и безумное волнение за Чонгука, Шугу и Ви.

В городе Ханьдань

От ветра, рожденного скоростью, с меня сорвало кепку, и она улетела под колеса ехавших сзади автомобилей. Я, испуганная и впервые оказавшаяся на мотоцикле, закрыла глаза, не зная, как долго предстоит мне на нем гнать. Мой спаситель ничего не говорил, да и не было бы слышно слов сквозь шлем и вой магистрали. Пожалуй, я была даже рада, что он не оборачивается, а внимательно смотрит на дорогу. Верти он лицом, я бы чувствовала страх за нашу сохранность.

Постепенно, рвущие потоки воздуха, бившие мне по плечам, стали уменьшаться. Мотор байка уже не ревел, а успокаивался. Я подняла голову, оторвав щеку от шершавой куртки водителя. Мы катились размерено по переулку, где не было людей. К добру это или худу? Где Чонгук, Ви, Шуга? Как я найду их? Они наверняка меня ищут, если уцелели. Выставив ногу на бордюр, мотоциклист заглушил байк, остановившись. Я принялась слезать с сиденья, а он одновременно с этим стянул с головы шлем. Прежде чем посмотреть на него, я поправила одежду, пригладила волосы, заплетенные в две косы, но всё равно от вихрей гонки растрепавшиеся, и только после подняла глаза.

Он был ровесник моим друзьям. Его узкие пронзительные глаза и широкие скулы, выдающаяся челюсть, подчеркивавшая мужественную шею, всё было таким… очень мужским. Я впервые оказалась в компании молодых людей, когда покинула Баосин, и меня это жутко смущало, но ни один из моих спутников не выглядел настолько… зрело? Они были юными по всей своей повадке, по словам и взглядам. Ни один из них не смотрел на меня так откровенно, хотя я не могла понять, что означает этот взор. Байкер вдруг улыбнулся, и эта улыбка, обнажившая не совсем ровный прикус, придающий определенное милое очарование в этот в целом грубоватый образ, заставила веки спрятать глаза в веселом прищуре. Разлохматившаяся челка упала на одну сторону.

— Уши не заложило от скорости? — Я помотала головой. — Всё нормально?

— Да, спасибо. Спасибо, что спас.

— Что это за дядька за тобой гнался? — положив шлем на руль, парень тоже слез с мотоцикла и, закрепив тот выставленной металлической ножкой, подошёл ко мне, начав стягивать защитные перчатки на липучках. Бедный, как он в такую жару ездит в экипировке? Но на костяшках пальцев я увидела многочисленные шрамы, и тут же поняла, что иначе на таком транспорте нельзя. Падения и аварии — частые явления в жизни владельцев байков.

— Это… я… — Что ему ответить? Правду никак нельзя. А вру я плохо, но попытаться надо. — Он плохой.

— Это понятно, — ещё мягче заговорил мой спаситель, — но что ему от тебя было нужно?

— Что было нужно? — Не могу сказать, что я внучка предсказательницы, ничего не могу сказать, да и сама толком не понимаю, зачем я этим людям? Я не умею предсказывать! Я не знаю ничего, что знала бабушка. — Ему нужна была я. Пожалуйста, не спрашивай для чего!

— Ну, это дураку ясно, зачем спрашивать? — Молодой человек сел на сиденье, вытянув ноги на тротуар. Продолжая говорить, он принялся расстегивать от жары свою куртку. Она распахнулась, и по его шее, сбоку, стекла капля пота прямо в треугольный вырез белой футболки. — За такой красивой девчонкой грех не погнаться.

— Красивой? — тихо удивилась я вслух, ухватив себя за длинную косу и вцепившись в неё, будто она могла меня за собой спрятать. Меня никогда в жизни не называли красивой. А по лицам дружков Мао я всегда читала, что они обо мне думают. Некоторые даже шутили и озвучивали свои мысли, по поводу лабораторной мыши, бледной моли, тощей сосульки и прочего. Первые, кто воспринял меня без ёрничанья — это были золотые, но они, конечно, тоже мою внешность не хвалили.

— Тебе есть где укрыться от этого мужика? — Парень словно не заметил моего смущения и изумления. — Или, может, набить ему морду, чтобы к тебе не лез? — Он не увидел пистолета! И не знает, что их там было много, и будет много.

— Нет-нет, не нужно. У меня есть друзья… мне нужно вернуться к ним.

— Друзья? Говори адрес, я подвезу. — Он смотрел на меня в ожидании, а я со своей растерянностью так и встала, представления не имея, как называется хоть одна улица Ханьданя и где мы были?

— Я… мы только сегодня приехали в город… — Я остановила объяснения. Это всё станет только непонятнее, если я половину буду говорить, а половину умалчивать. У незнакомца и так уже на лбу две складки образовались от попыток понять, как я умудрилась кому-то насолить, едва появившись в Ханьдане? — В общем, тебе лучше отвезти меня туда же, откуда забрал, потому что я не знаю никаких мест.

— Туда же? Но там тот мужик.

— Мне нужно найти друзей! Они остались там. — Я огляделась. Нехорошо впутывать постороннего человека в эту опасную авантюру. Он не нанимался мне в таксисты. Я посмотрела на него, такого крупного по сравнению со мной, в плечах аршинного размаха. Не выглядит беззащитным, но всё же. Мне нужно уйти, но он так смотрит, что ноги не идут.

— Давай поднимемся ко мне, ты посидишь в безопасности, а я поищу твоих друзей?

— Нет! — Золотые же тайная организация, я даже имён их не могу назвать! — Я… мне нужно переодеться, а у них мои вещи. Я лучше поищу их сама.

— Среди полумиллиона жителей? В городе, которого не знаешь? — Я открыла рот, чтобы поспорить, но надо было как-то обратиться, а имени его я не спросила. Он понял причину моей заминки и, снова широко улыбнувшись, протянул мне руку. — Зови меня Вон. А как тебя зовут?

— Элия, — вложила я свою ладонь в его, и по руке побежали мурашки.

— А это Волчица, — кивнул он на мотоцикл, смеясь глазами. Я забрала руку, понимая, что теряю поводы уходить. Вон был слишком галантен и приятен, чтобы хотелось его покинуть. Напротив, появлялось желание задержаться, потому что никто до него не смотрел на меня такими глазами, и в них я ощущала себя какой-то… нормальной. И даже чуть-чуть лучше.

— Что ж, Вон, Волчица, — поклонилась я ей, в качестве признательности за доставку из эпицентра катастрофы. — Мне, действительно, нужно идти. Не хочу волновать друзей, — я сделала шаг в сторону.

— Как? Просто уйдёшь? — нахмурился парень. — А как же оплата?

— Что? — почти начала я разочаровываться, понимая, что в карманах у меня ни гроша, и если он потребует денег, то возникнет некрасивая ситуация. Но Вон, не глядя на моё легкое оцепенение, подхватил меня за талию и привлек к себе. Я моментом оказалась между его ног в щитках и наколенниках. Не спрашивая у меня разрешения и не подождав ни секунды, Вон взял мой подбородок и притянул к себе для поцелуя. Его губы коснулись моих и, не задерживаясь на поверхности, развели их, чтобы слегка проникнуть внутрь языком. Одновременно напуганная и остолбеневшая, я попыталась прийти в себя и отмахнуться, но, уже когда отталкивала его, подумала, что в этом не было ничего ужасного и неприятного.

Отодвинувшись от него и отойдя назад, я смотрела в бесстыжие глаза Вона, всё так же, с прищуром, наблюдающие за мной. Щёки мои пылали, особенно они загорелись, когда он облизнулся.

— Что ты делаешь?! — всё-таки возмутилась я, считая, что каждая девушка должна давать отпор в таких ситуациях. Даже если молодой человек ей нравится, даже если ей было приятно его внимание. Нельзя показывать, что ты на всё согласна. — Как ты мог так поступить?!

— Я не мог удержаться, Элия.

— Я никогда не целовалась раньше! — Выпалив это, мне захотелось заплакать. Я ведь, действительно, никогда не делала ничего подобного. Это был мой первый поцелуй! Нельзя было так бесцеремонно…

— А я никогда прежде не влюблялся с первого взгляда. — Я сразу же как-то успокоилась, услышав это. Мне не верилось, что так бывает, что так может быть. Точнее, я боялась поверить и всё испортить. Вон был… восхитителен. Я знакома с ним пять минут, но он уже почти в моём сердце. Я смотрю на него и не понимаю, как покину Ханьдань, как уеду от него, как смогу прожить без него всю оставшуюся жизнь, если придётся расстаться? Он встал и, не пытаясь дождаться от меня пока разумной беседы, продолжил признаваться сам: — Хотя не могу похвастаться, как ты, нецелованностью. Я целовал девушек, очень многих, но никогда не чувствовал, как сейчас, что не могу отпустить её после этого…

— Я тебя совсем не знаю, — прошептала я. Рука Вона обняла меня за плечи, прижав к себе.

— Неужели ты думаешь, что слова расскажут о человеке лучше, чем его поступки или глаза? Посмотри на меня, — он приподнял моё лицо, помогая мне осмелиться на встречный взгляд. — Я украл твой первый поцелуй, поэтому готов нести ответственность и за последующие. Главное, что ты должна знать обо мне — я никогда не останавливаюсь на середине, не бросаю дела на половине пути, и всегда дохожу до конца. — Он стал наклоняться, чтобы поцеловать меня снова, но от его руки, которая придерживала мой подбородок, пошли какие-то неясные волны, не бьющие током, но покалывающие. Они вонзились мне в сознание, и всё на минуту померкло. В полной темноте я пригляделась к фонарям, которые горели на набережной. Ночь. Как ночь? Только что был день… и что это за место? Передо мной пронеслись мотоциклы и я, следя за ними, увидела обрушившийся мост. Я узнала шлем и мотоцикл Вона, а через пару мгновений он уже ударялся о торец обвалившегося до середины моста, падая в воду вместе с разбитой всмятку Волчицей. Я распахнула глаза, отшатнувшись от парня, которому пришлось прекратить попытку второго поцелуя. Мне словно со всей силы ударили в грудь, и она промялась, переломанная, такой сильный был удар во время видения, но боль настигла на мгновение, отпустив, совсем как тогда, когда я ощутила, как душат Ви. Я была не против несостоявшегося поцелуя, но что-то темное внутри осталось, не дав мне насладиться таким трепетным для каждой неопытной девушки моментом.

— Ты когда-нибудь пытался перелететь через реку на мотоцикле? — спросила я, вспомнив, как угадала с ранением Гука.

— Через реку? — переспросил Вон.

— По мосту, рухнувшему в центре.

— Нет, никогда, — ухмыльнулся он, как-то странно и внимательнее став на меня смотреть.

— Тогда не пытайся. Никогда не пытайся.

— О чем ты? — А что, если это просто ничего не значащие миражи? Откуда я могу знать, что вижу будущее? Это ерунда, я никогда раньше ничего не видела, я не обладаю бабушкиными способностями! Скорее хочу обладать, вот и выдумываю.

— Неважно, забудь. — Я постаралась улыбнуться, боясь, что если он коснётся меня снова, то опять будут видения. Почему они настигают меня без спроса? Как ими управлять? Кто мне скажет? А что, если бабушкин друг, настоятель того самого Лога знает что-нибудь? Я должна, всё-таки, добраться дотуда. — Мне надо к друзьям, правда, Вон.

— Я отвезу тебя, но с одним условием, — игриво повел он бровью.

— Ещё один поцелуй?

— Ну, и это тоже, я надеюсь, ещё будет, — интригуя, взял мои руки в свои Вон. — Обещай, что завтра пойдёшь со мной на свидание? — Я с радостью бы пообещала ему это, потому что хотела пойти с ним на свидание, хотела, чтобы он ещё раз взял вот так мои руки, обнял меня, целовал, называл красивой, потому что видел такой, но мы с Ви и золотыми должны добраться до Кореи, мы должны сбежать из Китая, в котором нас так хотят убить.

— Я не могу, Вон, завтра меня уже не должно быть в Ханьдане.

— А где ты будешь?

— Я не знаю! Где-нибудь, в другой провинции, возможно. — Молодой человек перестал улыбаться, задумавшись и разглядывая мои бело-бледные пальцы, особенно светлые на фоне его смуглых и твердых ладоней.

— А если я найду тебя завтра? Где бы ты ни была. Ты пойдешь со мной на свидание?

— Что? Но… ты же не собираешься ехать за мной следом? Ты же не можешь всё бросить и…

— … и мне нечего бросать. Я не отсюда родом. Здесь я учусь и подрабатываю барменом. Поверь, прогулять универ и не явиться туда, где ты не устроен официально — это мелочи. Элия, ты зацепила меня за долю секунды, когда подбежала к светофору, такая испуганная и дрожащая. Я никогда не испытывал ничего подобного. Поверь, такие знаки судьбы, такие встречи стоят того, чтобы ради них жертвовать остальным. Учебу и работу найти можно всегда, где угодно, но встретить девушку, от которой в груди станет тесно, от чувств, которых прежде не знал — такое бывает раз в жизни. — Он обнял меня крепко-крепко, и мне стало спокойнее даже чем с золотыми. — Я не могу упустить тебя, — горячо сказал он. Я готова была остаться навсегда в его руках, слушать его теплые слова любви, погружаясь в это взаимное чувство.

— Я пойду с тобой на свидание, обязательно пойду, — несмело обняла его я в ответ, потому что никогда, кроме как в благодарность или по-сестрински никого не обнимала. Потому что никогда не влюблялась. До Вона.

Он медленно катил меня на мотоцикле вдоль тех фанз, по крышам которых мы неслись с Чонгуком. Там всё было так запутано, что я точно бы и не сказала, какие именно дома мы пробегали. Изогнутые гребни кровель, отличающие постройки побогаче, не сильно помогали ориентироваться. Наконец, когда мы свернули в очередной переулок, я увидела впереди знакомую красную макушку. Едва не воскликнув «Ви!», я сдержалась, только похлопав по плечу Вона. Он всё равно мог не услышать меня через шлем. Но от касания затормозил и поднял визор.

— Это мой друг! — указала я вперед. Мой дух тоже обернулся на звук мотора и, хотя находился на приличном расстоянии, стал присматриваться к нам. — Я нашла их, спасибо, Вон!

— Точно? Это надежные ребята и я могу не волноваться, что тебе опять придётся убегать от плохого дяди?

— Абсолютно, — я бы поцеловала его в щеку, но сквозь шлем это никак не получилось бы, а Вон не снимал его, глядя на приближающегося Ви, похоже, опознавшего меня. Я слезла с мотоцикла. — Так, завтра ты найдешь меня?

— А ты не теряйся специально, Элия, — подмигнул он мне и, прежде чем я успела попрощаться, или представить их с Ви друг другу, поскольку тот уже был близко, Вон нажал на газ и сорвался вперед, пролетев мимо моего духа и заставив того посторониться, отлетев к деревянной стенке китайского домика.

— Кто это был? — дошёл до меня Ви, когда я ещё провожала глазами спину Вона. В душе тлел страх, что он может не вернуться, не найти меня. Что важнее, быстрее сорваться из Ханьданя или дождаться Вона? На плече Ви болталась моя сумка, с которой убежал он, чтобы мне легче было отрываться от погони с Чонгуком.

— Его зовут Вон. Он спас меня от одного из преследователей. — Красный огонек задней фары исчез, и я повернулась к духу-хранителю. — Где Гук и Шуга?

— Они отправились на твои поиски, а меня оставили здесь, на всякий случай, если ты вернёшься сама. Я позвоню им, чтобы возвращались! — Ви достал мобильный и, набрав Чонгука, сообщил ему, что я жива и здорова, и мы ждём их там же. Я слушала в пол-уха, предвкушая завтрашний день, и волнение охватывало меня ровно столько же, сколько тревога. Хоть бы Вон сдержал слово! Меня изнутри всё больше переполняли чувства, мне хотелось поделиться с кем-нибудь ими, заявить о них, рассказать в подробностях о том, что в меня влюбился парень! Впервые! И какой парень! Сильный, храбрый, красивый, высокий. Я бросилась на шею Ви и обняла его, вдруг тихо засмеявшись.

— Я так рада, что вы целы! Что вы тоже скрылись от погони! — Ви ошарашено воззрился на меня, сглотнув нервно и поправив красную челку, когда я отпустила его. От выражения лица духа мне стало ещё веселее. Он не имел представления о том, что творилось в моей душе.

— Медведьма, ты чего?

— А что такое? — перебирая косы, я до того их затеребила, что принялась переплетать.

— У тебя глаза горят, как две луны. Как будто тебе в них лимоном накапали.

— Ничего подобного, — покраснели мои снежные щеки.

— Ага, как же. Ты не умеешь скрывать свои эмоции. Что произошло? — нахмурился Ви, пытливо на меня глядя.

— Ты же дух, ты всё знаешь. Угадай!

— Да не могу я больше, я очеловечиваюсь! — Он замер, ожидая ответа. Собравшись для заявления, я, хихикая, как малолетняя дурочка (а не ею ли я и была?), спрятала лицо в ладонях и принялась прыгать вокруг Ви.

— Я влюбилась, Ви, влюбилась! Влюбилась!

— В кого? В типа, которого увидела впервые в жизни?! — закрутился он вокруг оси за мной следом.

— Да, в Вона! — не могла уже я успокоиться, размахивая руками.

— Как так можно? Ты ничего о нем не знаешь! И его не знаешь! Так не влюбляются!

— Ты дух, что ты можешь знать о любви? — откуда-то взяв кокетство, защебетала я, ощущая невидимые крылья, которые поднимали меня над всем бренным миром. В голове больше не было ничего, кроме Вона. Вон, Вон, Вон. Я хотела напевать его имя и повторять всё, что он говорил мне.

— Я, может, и дух, но прекрасно понимаю, что первого встречного любить нельзя. — Однако Ви не стал спорить, что является экспертом в любовных делах. Я остановилась и положила руки ему на плечи, заглянув в глаза.

— Он сказал, что я красивая, представляешь? Много-много раз! И что влюбился с первого взгляда, что тоже меня любит! Представляешь? Бывает же так…

— Нет, не бывает! Что за бред, Медведьма? — одернул он меня, тряхнув за плечи. Улыбка ссыпалась у меня с губ, как пыльца Тинкербелл. Я насупилась, не понимая, почему Ви так злит моё состояние? — Парни никогда не говорят комплименты, когда влюбляются, они их говорят только тогда, когда хотят затащить в постель!

— Вон не такой! — Я убрала ладони с плеч Ви и отошла от него, повернувшись к нему спиной. — Никуда он не собирался меня тащить. Он спас меня, понимаешь? И пригласил на свидание. И сказал, что я красивая.

— И что? Это повод обалдеть от какого-то прохвоста? — Ви обошёл меня, чтобы смотреть в лицо. — Послушай меня, белобрысая, нельзя быть такой растяпой! Я тоже могу тебе сказать, что ты красивая, меня полюбишь?

— Ты это просто так скажешь, а он так действительно считает, — ещё раз отвернулась от него я и пошла к лавочке, которую заметила под скатом крыши. Я впервые за всю жизнь почувствовала себя симпатичной сегодня.

— Я тоже так считаю, — пробормотал вслед Ви, но я отмахнулась от его замечания. Почему ему трудно поверить, что мною кто-то очаровался? Почему ему не нравится, что кто-то завоевал моё сердце? Дух-хранитель превышает свои полномочия. До появления Шуги и Чонгука мы больше не разговаривали.

Ребята нашли пристанище на ночь на каком-то чердаке. Сто раз удостоверившись, что с преследованием на пока окончено, они сбегали в закусочную за солеными пирожками, чаем на вынос в стаканах с крышками и цумянем[12] из фастфуда. Лечь можно было только на пол, на доски, но они прогрелись под крышей за день, и кроме твердости никаких неудобств не было. Я подложила под голову свою сумку, а ребята сняли куртки, сложив их вместо подушек. Света на чердаке не было, но у них с собой был фонарик на солнечной батарейке. Днем они его заряжали, а ночью могли включать на несколько часов. Ви, по-прежнему, молчал, ничего не сказав золотым о моих заявлениях, а им я сказала без подробностей, что меня подхватил в нужный момент случайный мотоциклист, а потом вернул назад. Вдруг они тоже начнут критиковать меня, если я скажу, что влюбилась? Я не хочу потерять расположение всех друзей, натянутость Ви очень напрягает атмосферу, но я считала, что неправ он, и не собиралась уговаривать его идти на мировую. В конце концов, он ставит под сомнение то, что в меня можно влюбиться! Я сама именно так и считала три года, живя рядом с Мао. Нет, первый год меня это не волновало, я была слишком травмирована смертью бабушки, но потом, когда немножко повзрослела, то захотела гулять, как моя соседка. Не так часто и допоздна, но иногда. Чтобы меня провожали, заходили за мной. А не только пялились женатые мужчины, приезжавшие по делам и останавливавшиеся в нашем общежитии. Один за всё это время пытался сделать что-то, подходящее под слово «приударить», но он сам сказал, что я вызываю у него любопытство и интерес, потому что никогда прежде он не видел таких бесцветных девушек. Бесцветная — вот самый шикарный эпитет за мою молодость, который определял причину оказанного мне внимания. С тех пор я научилась постоянно держаться в тени, желание спрятаться перешло в привычку прятаться инстинктивно, прикрывать себя одеждой, со стоячими воротничками, шарфами, капюшонами. Опускать лицо, чтобы не показывать светло-голубых глаз. Когда я несколько раз попыталась уклонить лицо перед Воном, он настойчиво поднял его и, глядя на меня в упор, повторил:

— Я бы мог любоваться тобой вечно. Ты очень красивая.

И чувство собственной неполноценности куда-то уходило. Может, со мной что-то случилось? Я даже достала зеркальце, когда получила свою сумку обратно, и изучила себя. Нет, всё та же. Но мне не было уже неприятно смотреть на себя, скорее отворачиваясь.

— Не хочу никого пугать на ночь, — произнес Шуга, доев свою порцию лапши и отодвинув картонную коробку с палочками, — но, кажется, приятелям в черных костюмах нужна Элия, а не мы. — Я посмотрела на него, но заметила, что Чонгук уставился на меня, ожидая реакции.

— Я это тоже заметила, — вздохнула я, и Чонгук расслабился. Он боялся, что Сахар причинит мне лишнее беспокойство.

— Знать бы, что именно они от тебя хотят? — перевернулся он на спину. — Дзи-си принципиально хочет истребить род предсказательницы, которая лишила его покоя?

— Или верит, что внучка выдаст ему другое предсказание, — хмыкнул Шуга, закинув левую ногу на колено правой.

— А ты можешь предсказать что-нибудь? — обратился ко мне Чонгук.

— Я… — посмотрев в затылок обиженного Ви, я решила придержать при себе информацию. — Ничего я не могу. Способности, которые были у бабушки — это дар, а не наследственность.

— Так, может чиркануть телеграммку Дзи-си, что новых гадалок нет, расходимся, и всё такое? — оглядел нас всех Шуга. — Мол, что бабуля сказала, то сказала, иного не дано, её предсказание сбудется. Инфа сотка.

— Да, сейчас позвоним ему на домашний, оповестим, — с сарказмом бросил Гук. — Не подскажешь номерок?

— Можно поймать в следующий раз одного из этих, что за нами бегают, ввалить хорошенько и дать четкие указания, чтоб бежал до самого Синьцзяна и передал слово в слово.

— Но разве за нами гонялись не драконы? Вы говорили, что их в Хэбэй много.

— Нет, это люди Большого Босса, — покачал головой младший.

— Откуда вы знаете?

— Ввалили хорошенько.

— Шуга! — шикнул на него Чонгук, не желавший, чтобы я знала, на какие методы способны золотые, судя по всему. И я была удивлена, что они избили кого-то ради сведений. Но в голове было слишком много Вона, чтобы я зациклилась на другом. Мне, по сути, не было разницы, какие-то драконы меня ловят или синьцзянцы. Все они бандиты. — Нам нужно поскорее уехать из Ханьданя. — После этих слов я оживилась, приподнявшись на локте. Теперь обсуждение не могло пройти без моего вмешательства. Но Сахарный успел включиться несколько быстрее:

— Как нам его покинуть так, чтобы не повторилось сегодняшнего приключения? Раздельно? Не вариант. Слишком опасно. Да, ты уложил троих, может, и пятерых уложишь, а если десяток прибежит?

— Нужно отвлечь их как-то, увести куда-то, — задумался Чонгук. — Но им нужна Элия, а она приманкой не будет.

— Я могла бы…

— Нет, — отрезал Гук, и я обрадовалась, что никто не настаивал на этой версии побега. Я, как выяснилось, не спортсменка, и далеко не убегу, не смогу спастись. Если бы не Вон днем, меня бы уже схватили. Вон…

— Ну, в порядке идиотских идей, один из нас мог бы одеться в Элию, — сказал Шуга. Я не придала этому значения.

— Точно! — щелкнул пальцами Чонгук и сел. — Сахар, ты гений!

— Чего?

— Да! Это же ловля на живца. Им же нужна Элия? Так, один из нас притворится ею, все погонятся за ним, и он уведёт их далеко-далеко отсюда, а тем временем настоящую Элию мы под шумок отправим дальше.

— И кто ж это будет рядиться в юбчонку? — перекашиваясь и брезгливо передергиваясь, спросил Шуга.

— Ну… это же ты придумал? — пожал плечами Чонгук.

— А Нобель придумал динамит, и что он, подорвался что ли? Нефиг на меня смотреть так, Гук, в зерцало своё схватишь.

— Можно вытянуть жребий. Ви? — привлек того товарищ. Дух неохотно развернулся к ним, ничего не говоря. — Я напишу на одной из трех одинаковых бумажек имя Элии, кто вытянет, тот и нарядится. — Я вдруг стала представлять, как Вон, попытавшись найти меня, наткнётся на переодетого Ви, или Чонгука, или Шугу. Нельзя делать это завтра!

— А как быть с волосами? — вмешалась я, наконец. — Они меня выдают больше всего…

— Купим парик. — Чонгук покосился на меня. — А тебе надо купить краску. Если они знают примерно, как ты выглядишь, то и тебе стоит сменить внешность. — Теперь? Когда нашёлся хоть один парень, влюбившийся в меня? Неужели жизнь так жестока, и чтобы сохранить её, нужно потерять кого-то дорогого?

— У меня много волос, их долго красить, это займет целый день. Мы же раньше ночи не уедем? — с надеждой спросила я, готовая на всё, лишь бы случилась ещё хоть одна встреча с Воном.

— Давайте просто продолжим путь, как и прежде, прямо с утра, — сухо проговорил Ви.

— Как и прежде уже не выйдет. С утра я отправлюсь за париком, Шуга пойдёт за краской, ты присмотришь за Элией. После обеда, думаю, мы будем уже готовы, — планируя, Чонгук нарезал три бумажки из блокнота, написал на одном клочке моё имя, на втором поставил крестик, третий оставил чистым, и стал мешать их.

— Мухлюешь! — без повода изрек Шуга.

— На, тасуй сам! — вручил ему листочки Чонгук. Я механически следила за их действиями, не в силах настаивать на задержке и оспаривать их решения, ведь на кону не только моя жизнь, но и их. Свидание с Воном не стоит того, чтобы я погубила этих ребят, даже если я останусь навсегда несчастной.

— А что значит крестик? — следя за руками Шуги, спросил Ви.

— Это тот, кто останется с Элией. Мы же не можем запустить кого-то одного в её образе? Это будет подозрительно, синьцзянцы знают, что за ней всегда кто-то приглядывает. Так что уйдут двое, а настоящую Элию сопровождать будет один. — Чонгук так посмотрел на меня, словно был уверен, что это будет он. Что он сможет доставить меня в Корею.

Шуга разложил три бумажки перед собой. Они не просвечивали, сложенные напополам дважды. Ви первым смело протянул руку и хотел вытянуть, но Сахарный вперед прихлопнул их ладонью.

— Погоди! Я первый. — Мой дух уступил без претензий. Шуга минут пять водил рукой над листочками, шаманя и призывая Будду, пока не определился и не накрыл одну. — Теперь тяни, — разрешил он Ви. Тот не думая взял ту, что была к нему ближе, и развернул её. Посмотрев в неё, он подарил мне долгий взгляд, полный чего-то невыразимого и мучительного. Развернув к нам бумажку нутром, Ви показал крестик. Я, обиженная на его обиду, отвела глаза к Чонгуку, опустившему взгляд к полу и поджавшему губы. Его не устроило решение жребия, но он промолчал. Шуга поднял свою записку, и, поднеся к глазам, тотчас отшвырнул к фонарику. — Да ебал я свою карму! — поднявшись, он ушёл в дальний тёмный угол, пока мы все смотрели на надпись «Элия», украшавшую его жребий.

Покидая Ханьдань

Парик сел бы идеально, если бы не сам его дешевый вид. Такой цвет волос, как у меня, когда был искусственно воспроизведенным, слегка отдавал сиреневым, и оттого смотрелся фальшиво. Но издалека, да при солнечном свете, в принципе, разницы не было. Я заплела его в косу, уже на голове Шуги, так, как носила прическу сама. С тех пор, как они с Чонгуком вернулись из магазинов, бедный Сахарный выглядел так, словно возненавидел саму суть жизни и корень её происхождения. Он надел мою юбку, к счастью, я не носила обтягивающих и подчеркивающих формы (которых у меня не было), так что скромная прямая юбочка в полоску повисла на нём, не имеющим, как и я, округлых бедер, ровно и тоскливо. Только рост его был выше, потому длина подола сократилась. На мне он почти прикрыл бы коленки, на Шуге же заканчивался выше сантиметров на десять. В моей розоватой, чуть повыцветшей от стирок вязаной кофте, он выглядел настолько сурово-комично, что я не могла сдерживать смеха, пока не отворачивалась. Взамен позаимствованной одежды Сахар подарил мне свой джинсовый потертый пиджак, если мне станет прохладно. Я в нем немного утопала, ткань, помягчавшая за годы ношения, пахла мужским дезодорантом, тысячей съедобных запахов, смешавшихся с запахами земли, сквозняков, городов и сотен смененных ночлегов. Создавался этим всем индивидуальный аромат Шуги, неповторимый, дружелюбный и сладкий.

— Какое счастье, что ты не красишься, — застегнул последнюю пуговицу молодой человек, из троих ребят самый бледнокожий. Его лицо было чуть ярче моего, с не такими темными ресницами и бровями, как у Ви и Чонгука, не слишком выразительное на первый взгляд. Издалека, пожалуй, он на меня походил больше всего. Жребий оказался прав. Сахарный взял зеркальце и, посмотревшись, оценил себя с едкой иронией, промямлив: — Хорошенькая, сил нет!

— Ещё б ноги не такие волосатые, — заметил мой дух. Все посмотрели на ноги Шуги. Если к кроссовкам претензий ещё не было, светлым, с синими шнурками (такие могла бы носить и девчонка), то к мужским носкам и тем, что шло выше них до самых колен, придраться было за что. Саму меня ноги брить приучила Мао буквально год назад, но мои белые волосы не были слишком заметны, в отличие от мужской поросли Сахара. Он отвел зеркало от лица и с жуткой злобой посмотрел на Ви, который ничуть не испугался этого взгляда.

— Я их брить не буду. — Чувствуя, что Ви способен заспорить, я спохватилась:

— У меня есть гетры! Высокие гетры. Всё в порядке, ты наденешь, и ничего не будет видно. — Я достала нечто, больше похожее на белые школьные гольфы. Такие очень подходили моим обязанностям в больнице; стерильная (по возможности) и ангельски-белая (по желанию, не все там стремились к этому), она привила во мне любовь ко всему светлому. После Тибета и его темно-коричневых гор, нашего старого мшистого серого дома, я искала больше света.

Шуга нервно натянул гетры, не глядя на друзей, скрипя зубами так, чтобы нам было слышно, как все это ему противно. Хотелось как-нибудь приободрить его и успокоить, но фразы вроде «тебе идёт» или «ты так ещё красивее», мне кажется, окончательно убили бы в нём расположение к нам и он тотчас же сорвал бы с себя всё это. Невыразительность, как я уже заметила, была в нем только первым впечатлением. Чем дольше я знала Шугу, тем милее и очаровательнее он становился. Это был тот тип людей, которые захватывают ваше сердце своим внутренним миром, простотой, юмором, непосредственностью и какими-то очень правильными убеждениями, которые не заявляются во всеуслышание, но постоянно вертятся в ежедневных поступках и замечаниях. Сахарный был из тех, на кого можно положиться и никогда об этом не пожалеть и, что подкупало меня в нём, в отличие от других парней, так это то, как он умел, не проявляя никакого мужского интереса, не обидеть, не показать своего отношения ко мне, как к девушке. Не похвалил и не обозвал, отнесся, как к равной, шутил и вёл себя так, будто мы уже давние друзья. Что-то мне подсказывало, что друзьями с ним быть легче и приятнее, чем становиться, допустим, его девушкой.

Держа в руках две пачки краски для волос, я смотрела, как они с Чонгуком собрались и направились к лестнице с чердака вниз. Не зная, докуда стоит их провожать, я неосознанно побрела следом, и рядом со мной увязался Ви.

— Надеюсь, настоятель никогда не узнает об этом, — ворчал Шуга, подразумевая перевоплощение. Обычно говорят, что не хотят стыдиться перед родителями, но для золотых главным авторитетом был тот некий Хенсок, которого я всё больше желала увидеть. — Он же, злопамятный старик, до могилы будет изводить меня подколами.

— Вы особо не тяните с тем, чтобы двигаться дальше, — остановился Чонгук, прежде чем начать спускаться. Я всё утро старалась не думать о том, что потеряю Ханьдань и Вона, не имея права задерживаться тут.

— Конечно, как только вы уйдёте, я покрашусь и мы двинемся следом, — заверила я, поглядывая через плечо на Ви, который будто чувствовал какие-то мои тайные мысли, или просто до сих пор держал в голове моё признание. Может, зря я ему сказала, что влюбилась? Но мне так трудно было держать в себе знакомство с Воном!

— Целоваться не будем на прощание, надеюсь, ещё встретимся, — заставил себя улыбнуться мне Шуга. Какой опасности они подвергают себя для того, чтобы спасти меня! Я приблизилась к нему и приобняла, как брата, благодаря. Он был напряжен, но не от страха за себя, а всё ещё от того, в каком виде ему предстоит пересечь провинцию. И я, соприкоснувшись с его натянутым телом, зачерпнула исходящую от него энергию, погрузившую меня вмиг в знакомую темноту. Веки зажмурились, как от вспышки, но вокруг сразу же всё начало проясняться. Я смотрела на происходящее в комнате, где меня самой не было. Это была даже не комната, а очень дорогой кабинет, но не домашний, а рабочий. В шкафах стояли папки с пометками на корешках, но в углу был и сервант, на средней полке которого виднелась пустота от только что вытащенной оттуда бутылки. Она стояла на столе из красного дерева с зеленой малахитовой столешницей. Рядом с бутылкой два наполовину налитых стакана, и какие-то документы, что-то вроде трудового договора, а сверху лежит чек, уже подписанный, но сумму я не вижу. За окном темно, но на ветках дерева, растущего за ним, просвечивает зелень листвы от фонаря где-то за углом. Я вздрагиваю от стука, означающего удар, и вижу, как Шуга летит к столу, падая с ног, а на его челюсти занимается синяк, очень контрастный на его белом лице. Оно ещё бледнее обычного. На него смотрит с огнем в глазах какой-то полный мужчина, что-то подсказывает, чтохозяин кабинета, и мне делается гадко от того, что горит в его глазах. Мне хочется вырваться и убежать оттуда, как и Шуге, чей липкий и холодный ужас я чувствую, как саму себя. Но в помещении ещё два человека, судя по бейджам и наушникам в ушах — охрана. Они налетают на Шугу, не дав ему подняться, хотя парень начинает вырываться и трепыхаться, как ненормальный. Они прижимают его к столу, и на него надвигается этот неприятный, самоуверенный и состоятельный тип, лишенный какой-либо привлекательности. Происходит суматоха, непрерывные попытки прекратить судорожное дерганье молодого человека, на котором расстегнули брюки и порвали футболку. В один момент, каким-то чудом, рука Сахарного выскальзывает и, схватив стакан с обжигающим виски, плескает его в глаза одному охраннику, схватившемуся за лицо. Другого он умудрился пихнуть ногой в болезненное место внизу живота. Неудержимая изворотливость и ловкость, которые дались ценой содранной на запястьях кожи и нескольких ударов, позволяют увернуться от того полного мужчины и Шуга, не думая, перепрыгивает через стол (скорее перекатывается, едва не ломая шею и сметая со стола кучу всего, образовывая водопад страниц на пол), чтобы сигануть в окно. Я, как камера на квадрокоптере, вылетаю следом и вижу, как бедный юноша (я успеваю осознать, что Шуга выглядит не совсем так, как сейчас, гораздо моложе, лет на шесть-восемь) грохается на асфальт с высоты второго этажа, ударяется ладонями и локтем, сбивая их в кровь, но, что хуже всего, ломает или вывихивает ногу. Боль сильная, но я не могу разобрать, только вижу, как он, вспотев насквозь и не владея собой, нанося лодыжке ещё больше вреда, но стараясь не кричать и терпя эту острую боль, бежит что есть силы, бежит куда подальше, спасается, пока в ушах ухает приторное «какой ты смазливый», «какой сладкий мальчик», «я тебе заплачу, потерпи, Юнги».

— Прости… — распахнув глаза, смотрела я на Шугу, и еле-еле шепча слова извинения за то, что ему приходится испытывать, несомненно, не забыв мерзкого эпизода своего прошлого. — Прости, — добавляю я совсем тихо, — Юнги. — Он удивленно приоткрыл глаза шире, но брови наоборот собрались ниже. Они не говорили мне его настоящего имени, но я услышала в видении и не сомневалась, что так его и зовут. У него на лице появилось какое-то подозрение, но Чонгук поторопил наше прощание, осторожно тронув моё плечо, будто боясь нарушить неприкосновенность частного пространства.

— Ладно, мы пошли. Чем быстрее уйдём, тем быстрее вернёмся, — подмигнув, он кивнул Шуге и тот, немного потеплев, похлопал меня по плечу смелее, чем друг, и вышел.

Я постояла некоторое время недвижимо, осмысляя, что узнала о Юнги. Это же правда? Теперь понятно, откуда такая неприязнь ко всему этому переодеванию. Вспомнив, что осталась не одна, я обернулась к Ви.

— Ты же всё обо всех знаешь, да?

— Я тебе говорил, я не всемогущий.

— Шуга… где он работал до того, как стал золотым? — Ви немного посомневался, хмыкнув для начала:

— Я в хронисты его жизни не записывался, пусть сам уже свою историю рассказывает.

— Он не уволился, а сбежал из-за плохого начальства, я угадала? — посмотрела я ему в глаза. Ви выказал удивление, открыв рот. Он бы так и стоял с ним, распахнутым, если бы я не напомнила, что жду ответа.

— Да. Да, он работал официантом в ночном клубе… Но там были завышенные требования к персоналу, как оказалось, — не стал вдаваться в подробности мой очеловечивающийся дух. Только шагнул ко мне ближе. — Откуда ты узнала? Ты… спрашивала у него что-то?

— Нет, — покачав головой, я решилась, наконец, признаться. — Иногда… я вижу кое-что. То есть, в последнее время стала видеть, когда касаюсь людей, то могу что-то узнать. — Ви сделал обратный шаг назад и спрятал руки в карманы.

— Да что ты говоришь? И что ты видела о Шуге?

— Кажется… наверное, то, о чем он сам подумал в этот момент. Что вспомнил. — В то же время я стала гадать, почему иногда я вижу прошлое, а иногда то, чего не было? Как отличить видения, которые имеют отношение к реальности от простых фантазий? Они одинаковые по тому, как я ощущаю себя в них, как вижу то или иное, но что-то с людьми, действительно, происходило, а что-то бралось непонятно откуда. Нет, было небольшое различие. Прошлое было более четким. Я могла различить там лица и даже услышать разговоры, могла посмотреть целиком какую-то сцену, а другой род видений, который был с Воном и Ви — он слишком расплывчатый. Я вижу в них только того, кого непосредственно касаюсь, а другие люди и обстановка будто в легком тумане, никакой конкретики.

— Если ты видела… почему он убежал с работы, — сказал неловко Ви, — то лучше не говори с ним на эту тему, хорошо?

— Я понимаю, — взяв снова две пачки краски, отложенные на минуту прощальных объятий, я покрутила их в ладонях. — Их не хватит на всю длину моих волос. Придётся подстричься.

— Что?! — взволновано оживился дух и подошёл ко мне, не успевшей ещё заплести или убрать как-либо свои локоны до талии. — Ну… немножко же?

— Ну как немножко. — Я перекинула волосы вперед, через плечо, прикидывая на глаз, сколько надо отчекрыжить, чтобы покрыть краской более-менее равномерно все прядки. — Сантиметров двадцать-тридцать, чтобы не ниже лопаток свисали. — У Ви глаза стали совсем ошалелые. Не стесняясь, он протянул пальцы к моим волосам и стал их перебирать. Лицо его с каждой секундой становилось всё более расстроенным и мальчишеским.

— Двадцать-тридцать, — с отзвуком скулящей мольбы потерявшегося щенка повторил он. — Может, не надо? Заправишь за воротник концы, или ещё что придумаем.

— Ви, да ладно тебе, они отрастут.

— Они… они такие… волшебные, — восхищенно сказал он и посмотрел мне в глаза, как бы ожидая подтверждения. Так смотрят дети на маму, когда находят игрушку по душе и уговаривают купить им её. Пальцы не переставали гладить мои белые волосы, стелящиеся с плеча. Я засмеялась.

— Волшебные? Уверена, по ним даже нельзя забраться никуда, если я скину свою косу. И вряд ли они исполняют желания, или ещё что-нибудь там. — Я огляделась на чердаке, ища глазами свою сумку. — Так, вроде ножницы у меня были. — Я двинулась к сумке, а Ви, держась, как за поводок за длинную прядку, пошёл следом.

— А можно… можно мне будет взять локон?

— Зачем? — остановилась я, и Ви притормозил, чтобы не упереться мне в спину.

— На память. Я хочу носить его с собой. Ну, знаешь, как хранят вещи, которые… — он замолчал, начав подбирать слова или саму мысль, но вновь остался с открытым ртом, не доведя до логического завершения фразы. Точно, я сохраню ещё один для Вона! Вдруг он меня не узнает? Предъявлю доказательство, что это я, Элия. Мы с Мао как-то смотрели западный фильм, европейский или американский, не помню. Там девушка срезала немного волос и подарила своему жениху, и он носил их в кулоне на груди. Но те были такие красивые, золотистые, а мои бесцветные, хорошо хоть, что не как фунчоза после варки — прозрачные.

Я нашла ножницы в одном из карманов и, разделив волосы на две половины, закинула их вперед, слева и справа. Ровно делать не обязательно, сейчас не до красоты, но всё равно как-то неудобно.

— Ви, может, ты мне их отстрижешь?

— Я не могу, — отошёл он подальше и повернулся спиной. — Не могу на это даже смотреть.

— Брось, я же не убиваю никого! — Какой он всё-таки забавный! Другие боятся крови, пауков, змей, не могут смотреть на жестокость или что-то интимное, а он отворачивается от стрижки.

— Убить я и сам могу, — вдруг загробно как-то раздался его голос, — а такую… такую роскошь жалко. — Я вздохнула. Мне нечем было пощадить его чувства. Я должна сменить облик, чтобы не быть узнанной и не бросаться в глаза, хотя мне и самой рвёт сердце подозрение, что Вон никогда уже не найдёт меня. Но я стала примеряться и, помедлив, чикнула первый раз стальными лопастями ножниц. Плечи Ви вздрогнули от этого звука. Бумага режется с другим, и ткань тоже, хотя чуть больше похожа на звук отрезаемых волос. Они, каждый по отдельности, хрустят, будто их ломают, убивая. У меня самой на какое-то время отказала решимость, но я взяла себя в руки и продолжила.

Закончив, я поднялась с ящика, использовавшегося вместо табурета, которых не было на чердаке, и огляделась вокруг него. Будто вата, или шерсть овцы, белоснежно валялись горстки волос. Ви всё никак не поворачивался. Я взяла краску и пошла поближе к свету, пытаясь закрепить в досочных щелях стены зеркало, в которое недавно смотрелся Шуга. Достав из упаковки прилагающиеся перчатки и кисточку, я принялась разводить жижу в походной миске. Потом отмою где-нибудь от этой химии. Если бы тут были те растения, которыми меняла мой окрас бабушка! Они и пахли приятно, а тут в нос ударяет настоящая консервированная и ненатуральная вонь. Краем глаза я заметила движение. Ви поднялся и, подойдя к моим отлетевшим на пол волосам, пока я красила те, что были на голове, присел возле них на корточки и погладил так, как гладят умершую любимую собаку. Я развернулась чуть сильнее, не переставая махать косметической кисточкой по прядкам. Мы с духом встретились взглядами, и он смутился того, как трепетно относился к бывшей части меня. Словно трогал через неё меня, меня гладил, и я могла это почувствовать. Накрутив быстро белый локон на палец, он отошёл обратно и, задумавшись о чем-то, лёг на старый матрас, валявшийся здесь уже не первый год, наверное.

Я продержала краску почти два часа, заверяя, что волосы должны пропитаться, что белые, как и седые, очень трудно закрашиваются, и так далее, и тому подобное. Цель у меня была одна — максимально задержаться до вечера, чтобы дать шанс Вону найти меня и повести на свидание. Но планы были сорваны дважды. Я смыла краску под какой-то колонкой, под зоркими взорами бродящих в переулке старушек, которые и не пытались скрыть любопытства. Мимо пробежала свора ребят, четыре мальчишки и две девчонки от шести до двенадцати лет. Они брызгались из пластиковых бутылок, и им явно хотелось подобраться к колонке после нас, поэтому они некоторое время постояли около, глазея. Поняв, что я быстро не закончу, они побежали дальше, но их визг, смех и гомон были слышны где-то за ближайшими домами. Однако черной я не стала. Цвет лёг ровно, но как-то прозрачно, делая меня выглядящей так же искусственно, как белый парик Юнги. У того был сиреневый оттенок, а у меня фиолетовый. Нет, я скорее была темно-фиолетовой, и только в темноте могла стать черноватой. К тому же, до вечера ещё была прорва времени.

— Может, сходить ещё за краской и закрепить по второму разу? — спросила я у Ви, когда мы купили обед в столовой на колесах. В оживленных района Китая попадаются такие заведения, где можно взять суп, лапшу и выпечку очень дешево, пусть многое из этого и сделано на пережаренном многократно масле. Стоял плотный запах сои и кунжута, которыми можно было занюхивать вместо употребления соусов. Жара накаляла улицы, и мы спрятались под зонтик, воткнутый в середину пластикового столика.

— Нет, нормально. Сейчас поедим и в путь.

— Я похожа на сливу. Скажи, я ведь теперь одного с ней цвета? — Дух посмотрел на меня и лукаво улыбнулся.

— Я люблю сливы. Особенно сладкие. Мы с… Я как-то переел их. Потом болел живот, да и туалет долго манил. Но я всё равно ими объедаюсь, когда есть возможность. — Уже почти делая замечание, я вспомнила, что первое же при знакомстве, что потребовал Ви — это поесть. Так что дух, видимо, всегда ел, как люди. Его рассказ меня не очень успокоил, и я сидела всё такая же грустная. А если в таком виде я Вону совсем не понравлюсь? Если я ему нравилась именно белокурой? Ах, если бы встретиться с ним хоть разочек ещё, уже не до узнаваний или симпатий, мы ведь можем никогда уже не встретиться! Слёзы просились к глазам. Мой первый поцелуй… это было здорово. Но вряд ли повторится. — Эя, выше нос! — Дотянулся рукой до моей Ви и потрепал её. — Ты как аметист. Видела когда-нибудь этот камень? — Я кивнула.

— Бабушка много рассказывала мне не только о растениях, но и о камнях. Она говорила, что аметист — камень тайных знаний. А ещё, что он символ преданности и вечной любви.

— Вот видишь! — В кармане Ви завибрировал телефон, который оставили ему Чонгук с Шугой. Он поднял. — Да? Выезжаете из Синтая? Хорошо. Да, у нас всё тихо и спокойно. Хорошо. Да? Осторожнее. Будьте внимательнее. И не давай Сахару выделываться, ладно? А то он как всегда… Давайте, угу. — Ви положил трубку и посмотрел на меня. — Они смогли. Слежка ушла за ними. Синьцзянцы побежали в сторону Шицзячжуана, за парнями. Так что пора трогаться. — Он поднялся. Я загнано вцепилась в лапшу, которую доедала, хотя начала приподниматься тоже.

— Их же не поймают? Они справятся?

— Без нас им будет легче, они смогут не останавливаться больше суток, гнать на север и путать этих гадов. Им главное додержаться до Пекина. Там должен быть кто-то из наших.

— А мы?

— Чонгук велел отклониться на восток. Доедем на попутке до перекрёстка двадцать второй и сорок пятой трасс, и уже там изменим направление тоже на север. Чонгук обещал вернуться, сделав крюк. Может, мы встретим его в Хэншуе, может чуть позже. — Я неохотно оставила в покое три недоеденные макаронины и пошла за Ви. Поглядывая вокруг и изучая каждого прохожего, я чувствовала, как всё теснее жмёт грудь, как тает надежда на то, что увижу Вона.

Мы добрались на автобусе до края города. Приятно было замечать, что нас не окружают подозрительные личности, что не надо убегать, что никто не стреляет, и не появляются темные костюмы, не странные или какие-то особенные, но почему-то сразу выдающие принадлежность к китайской мафии. Хорошо было ощущать себя среди обычных людей, которые живут обычной жизнью, гуляют, едут на работу или из гостей, или в поликлинику, или в какую-нибудь службу что-нибудь оформить. Я тоже хотела бы вернуться к такой жизни. Возможно, не совсем той, какой жила вдвоём с бабушкой. Сейчас я понимаю, что это было слишком сурово, вдали от людей, от новых знакомств, от вероятности того, что кто-то там, в горах, найдёт меня и посмотрит, как Вон… С Мао мы жили немного веселее. Пусть тяжело и бедно, пусть мне не всё давалось, и многого у меня не было, но это была мирная и стабильная жизнь, в которой было к чему стремиться, кроме выживания, которым я озабочена последние пять дней.

Ви заметил моё нарастающее уныние по мере удаления от Ханьданя. Когда он сумел договориться с супружеской парой, двигающейся в Ляочэн на своём автомобиле, что они высадят нас по пути, я совсем безвольно погрузилась в салон и прижалась к окну заднего сиденья, наблюдая, как отчаливает из моей судьбы город, который принёс мне самые незабываемые эмоции. Перестрелка, погоня, гонка, первый поцелуй. Удаляющиеся дома угнетали и всем своим видом говорили «прощай!». Я смотрела в их многочисленные окна, слепые к моей драме, и завидовала каждому, кто живёт в этих квартирах, кто может прийти в любой момент домой, в Ханьдане, пойти прогуляться, посидеть в парке, учиться и работать. Я должна была спросить Вона в каком он баре подрабатывает! Я могла бы зайти и попрощаться с ним сама. Почему я не додумалась?

— Отсюда до моря буквально часов восемь остаётся, даже меньше, возможно, — пытался отвлечь меня от глубокой задумчивости Ви. — Ты же никогда не была на побережье?

— Никогда, — согласилась я.

— Заметила, что тут воздух стал более влажным? Тут уже всё не так, как в более южных провинциях. — Единственное, что я заметила, это что нет больше гор вокруг, стоило выехать из Ханьданя. Я так привыкла к ним, выросла среди них, все эти дни карабкалась по ним и пряталась в них. И вдруг всё стало почти ровно. Ровно и пусто — почему-то эти значения показались мне синонимичными.

— Если Чонгук и Шуга увели преследователей, — заговорила я тихо, чтобы не слышали мужчина и женщина впереди, — почему мы не могли подождать и отдохнуть подольше? Отъехали бы завтра, или послезавтра… — Взгляд Ви, старавшегося вселять в меня свои бодрость и задор, немного потух.

— Потому что надо было это сделать, пока не разоблачили подставу, и пока вообще их стало меньше здесь, — не нервничая, но безрадостно пояснил мой дух. Следующие слова объяснили мне, что дело вовсе не в том, что я выгляжу глупой и непонимающей: — Тебе так хотелось остаться с тем парнем?

— Я… — Что я могла сказать? Очевидно, что жизни дороже влюбленности, которую Ви, наверняка, считает мимолетной и быстротечной. — Я даже не попрощалась с ним, а ведь он меня спас.

— Когда мы доберемся до Кореи, и всё будет хорошо, ты сможешь послать ему открытку с благодарностью. — Нечасто Ви говорил с таким ехидством, которое содержалось в смысле слов, но совершенно не отображалось голосом. Он у моего духа всегда был бархатистый и добрый. И вот таким медовым голосом он поиздевался над тем, как хочу я увидеть Вона! Обидевшись на него снова, я отвернулась к окну опять. Вид по-прежнему не утешал, а нагонял ещё большую меланхолию и отчужденность.

Нас высадили на перекрестке, не взяв денег. Ви солгал, что мы брат с сестрой, и навещали тайком отца, с которым мать в разводе, и они враждуют, поэтому не любят знать друг о друге. И вот, улизнув на выходной от матери, мы совершили такое путешествие. Пара прониклась нашими юными проблемами, сказали, что у них один сын, и им трудно было бы поделить его, разведись они, поэтому, скорее всего, враждовали бы не меньше. Правда, их занял вопрос о том, кто наши родители, что им позволили завести второго ребенка в те годы, когда существовал строгий запрет, ведь реформа по разрешению второго ребенка повсеместно как раз совсем недавно прошла окончательное рассмотрение. Ви выкрутился, что его родили в Корее и гражданство у него тамошнее.

Мы долго-долго шли параллельно дороге, но чуть поодаль от неё, среди распаханных полей, чтобы не бросаться в глаза проезжающим машинам. Потом дошли до автобусной остановки напротив какого-то поселка и вышли к ней, чтобы сесть на скамейку и передохнуть. Я подогнула ноги по очереди, затянув шнурки на кедах, вытерла невидимую пыль со лба тыльной стороной ладони. Ви протянул мне конфету с таким милым лицом, что я не смогла не улыбнуться.

— Спасибо. — По трассе без остановки ехали авто, легковые, грузовые, разных цветов. Шум стоял, как в промышленной зоне, хотя иногда и можно было сказать что-нибудь, не крича. Два раза проскочили мотоциклы, и меня чуть не дёрнуло к ним, выбежать на шоссе и разглядеть хорошенько, кто это так рычит мотором? Но потом я видела, как они проносятся, совсем не серебряные и без черных полос. Вечерело и освещение напротив, где был населенный пункт, по ту сторону дороги, уже зажигалось. — Будем ловить попутку или подождём автобус? — Ви встал и подошел к расписанию.

— Сейчас посмотрим… — раздался очередной шум мотора, на который я механически повернула лицо, уже ни на что не надеясь. Ви вёл пальцем по металлической таблице со временем остановок автобуса, а гул, приближаясь, заставил меня всё-таки задрожать и привстать, чтобы высунуться из-под каркаса с крышей. Когда я выглянула, фара была совсем рядом, и я, видя, что она как будто съезжает с дороги, отступила. Не прошло и полминуты, как к самому краю остановки причалил байк и, не веря своим глазам, я стала опознавать и цвет, и рисунок полос, и нашивки на байкерской куртке и шлем, который снял Вон, не глуша мотор. Забыв о том, что происходило до его появления, я прижала ладонь к щекам, краснея, бросаемая в жар, едва стоящая, чтобы не упасть, не запрыгать и не затанцевать. Хотелось делать всё и сразу. Но улыбка, показавшаяся из-под защитного шлема, стоила всего этого безнадежного дня. Вон убрал шлем подмышку левой руки и, распахнув правую, как бы освобождая доступ к своей груди, произнес хрипловато:

— Иди сюда. — Устоять было невозможно. Я сорвалась с места и, хотя всего лишь хотела обнять его слегка от радости, очутилась в крепкой хватке, прижавшей меня к нему, и он, чуть наклонив своё лицо, поймал мои губы, чтобы впиться в них поцелуем. Я только тогда вспомнила, что позади стоит Ви и почему-то пристыдилась происходящего, но прерваться не могла, не могла оттолкнуть Вона, который всё-таки нашёл меня, который не обманул! Который приехал, чтобы свидание состоялось. Его поцелуй был куда настойчивее и горячее, чем вчера. Он будто показал, каким образом может поймать и не отпускать, и для этого ему хватит одной только силы губ, их магии. Колени задрожали и я, когда он закончил, не решилась сразу оглянуться. Только посмотрела на Вона, чьи глаза уже испытующе глядели на того, кто был сзади. Они с Ви, очевидно, смотрели в глаза друг другу. — Это один из твоих друзей?

— Да, — тихо прошептала я, и только тогда посмотрела на моего духа. Стиснув челюсть так, что она стала какой-то заострившейся, Ви испепелял Вона взором. Я даже испугалась, а не применит ли он своё бесовское колдовство и не сделает ли чего с Воном? Я хотела представить их друг другу, но Ви опередил какие-либо разговоры вопросом:

— Как ты её нашёл? — Байкер не растерялся и, улыбнувшись той невинной улыбкой, когда показывались его верхние зубы, придающие ему вид нашкодившего зайца, ответил:

— Любящее сердце способно на многое. — Я растаяла от его слов, сказанных не мне, но ко мне обращенных, и обняла его сильнее. Ви шаркнул ногой.

— Это ты девчонкам будешь на уши вешать, а я жду конкретного объяснения, как тебе это удалось?

— Слушай, парень, ты чего такой нервный? Прячешься от кого-то? Я байкер. Ты знаешь, какая система связи одна из самых надёжных во всех странах мира? Байкерская. Потому что нас много, мы везде, и мы все друг за друга.

— Мушкетёры на колёсах… — проворчал Ви, и на его языке неозвученным повисло «прям у байкеров система лучше, чем у мафии?», но мне было смешно об этом думать. Всё гораздо проще, Вон же вчера высадил меня к ним, он мог не уехать далеко, а понаблюдать, куда я денусь, чтобы потом сделать сюрприз. И он удался! Будда, как же я была счастлива!

— Познакомьтесь, для начала, а то вчера я не успела вас представить, — попыталась я расслабить между молодыми людьми неприязнь, которая ощущалась. Она была больше односторонней, со стороны Ви, Вону определенно было по боку на отношение к нему моего духа. Но я бы хотела, чтобы они подружились. — Ви, это Вон, Вон — это Ви. — Мотоциклист протянул руку, сняв перчатку. Мой сверхъестественный товарищ осторожно подошел и, не меняя выражения сморщенного носа, пожал её. Вон сразу же забрал свою обратно и, забыв о ком-либо ещё, посмотрел мне в глаза, тронув щеку.

— Я же говорил, что не упущу тебя, Элия. Моя маленькая девочка… — Поцеловав меня в щеку, он продолжал собственнически обнимать меня за плечо. У меня упал такой груз с души, что мне больше не хотелось ничего, не хотелось идти куда-то, скрываться. Почему-то мне показалось, что Вон даже более надежен, чем золотые, хотя я и видела, как дерется Чонгук, и на что способны ребята, но они не давали мне ощущения вот такой опоры, когда можно закрыть глаза, услышать «моя» и забыть обо всем. Вон не заставлял решать труднейшие проблемы, которые распутывали золотые, он увозил от них, и становилось легко. И сейчас я тоже очень хотела уехать с ним куда-нибудь, хотя и знала, что ни за что не брошу Ви.

— Я боялась, что ты не узнаешь меня, что я тебе разонравлюсь, — признала я, алая от любви и смущения.

— Какие глупости, — шептал он, рассматривая на своей ладони мои новые, фиолетовые волосы, которые почернеют только с ночью, — разве дело в цвете волос? Я узнал бы, даже если тебя спрятали под колпаком. — Его губы коснулись моего уха и по спине побежали мурашки, вызывая чувство, которого я никогда прежде не испытывала. Его голос смешивался с дыханием и вливался в меня. — Так что насчет свидания?

— Я… я… нам с Ви нужно на север, я не могу остановиться…

— Давай я тебя подвезу?

— Я не могу… оставить Ви, — я посмотрела на него, столбом вставшего рядом с нами. Несомненно, большую часть разговора он слышал, за исключением того, что Вон шептал мне прямо в ухо. Мотоциклист бросил взгляд на моего духа.

— Умеешь водить байк? Я могу найти тебе второй, и мы поедем, куда вам надо…

— Нам не нужны попутчики, — отрезал дух.

— Ви!.. — отругала и попросила одновременно я, чтобы он разрешил и не был груб. Вон помолчал, раздумывая или подождав, скажет ли ещё что-то оппонент? Но тот был нем.

— Так… ты со мной не поедешь? — спросил он ещё раз у меня. Я посмотрела на Ви, мечтая о том, что он махнет рукой и скажет: «Всё в порядке, езжай, я тебя найду потом», или что-то вроде этого. Но он едва помотал головой, запрещая мне помышлять садиться на байк, и мчать куда-то. Я и так бы его не бросила, только если бы Ви сам дал мне пинка. И вот об этом пинке я и мечтала. Я так боялась, что если откажу Вону, то он уедет, и теперь уже точно пропадёт. Он проделал такой путь следом! А я даже не согласилась поехать с ним. Будда, ну почему в этом мире всё так трудно? Правду ты говорил, чем больше желаний, тем больше страданий. Я хочу побыть с Воном, провести с ним время, и становится больно, ведь это никак не возможно сейчас.

— Прости, но нет…

— Куда вы едете? Я могу встретить вас там.

— Правда?! — оживилась я. — Ви, куда мы едем? Напомни! В этот, как его… Хэй, Хэн… Хэн…

— Хэншуй, — угрюмо пробасил дух.

— Да! Точно! Хэншуй.

— А, ну, так до туда часа полтора-два, если движение медленное будет. Мне-то быстрее, — постучал ласково по Волчице Вон. — Что ж, тогда встретимся там? — Надежда снова ожила, подпитывала меня и радовала. Поцелуй, короткие объятия и, попрощавшись «до скорого», Вон надел шлем и тронулся, наконец. Я развернулась к Ви.

— Так что там с автобусом? Попутка быстрее будет, давай поймаем? Деньги же ещё есть? Вон встретит…

— Никакого Хэншуя, — резко отсёк Ви, подходя ко мне. — Вернёмся на двадцать вторую трассу и поедем в Ляочэн. Думаю, чем быстрее мы доберемся до моря, тем лучше.

— Но Чонгук…

— Чонгук не видел этого твоего ухажера. А я о нем обязательно упомяну, когда мы созвонимся. Пошли на ту сторону, едем обратно. — Ви взял меня за руку, но я её вырвала.

— Нет! — громко и настойчиво сказала я. — Мы едем в Хэншуй! И если ты не поедешь туда со мной, то я поеду одна!

Хэншуй

— Элия! — Когда Ви назвал меня по имени, мне стало немного не по себе, и мой пыл несколько угас. Он почти всегда прибегал к каким-нибудь безобидным кличкам, и такое официальное обращение заставило посмотреть на ситуацию спокойнее. — Тебе не кажется, что сохранить жизнь сейчас несколько важнее, чем мчаться за черт пойми кем, не зная толком, что он собой представляет?

— Я никуда за ним не мчусь! — Обидело меня то, что правда была слишком заметной, и мне не постеснялись указать в неё носом, не щадя моего девичьего чувства собственного достоинства. — Это он за мной примчался…

— Вот и пусть мчится дальше! С какой стати ты ему доверяешь?

— А с какой стати я доверилась Чонгуку и Шуге, оставив Баосин?! — возразила я. Ви не растерялся:

— Потому что я тебе сказал, что на них можно положиться! Я ведь твой дух-хранитель, не забыла?

— Допустим, ты знал, что они золотые, и что пришли помочь. Но что ты знаешь о Воне? Ты знаешь о нём что-то плохое?

— Я… — Ви хлопнул губами, как аквариумная рыбка, посмотрел на небо, будто выискивая там стаю птиц, на которых меня можно было бы отвлечь. Потом сунул одну руку в карман и перенес вес с одной ноги на другую. — Я знаю, что ты видишь его второй раз в жизни, он незнакомец, и ведёт себя слишком нагло и беспечно для того, чтобы быть надежным. И вообще, кто такие байкеры? Эти парни колесят по свету без обязательств и сожалений, они бросают девчонок на каждой станции, много пьют и дебоширят, когда пиво заливает им глаза. Вот такой вот твой Вон.

— Ты ничего о нём не знаешь, — покачала я головой. — Потому что очеловечиваешься, и потерял способность знать всё о людях. — Я посмотрела на его огорчившееся лицо. Ему было неприятно, что я не слушаюсь его беззаветно, как раньше. Мне хотелось бы, я знала, что Ви хочет, как лучше, но почему-то его аргументы потеряли убедительность. Разве может человек быть плохим только потому, что он ездит на мотоцикле, а не на автобусе, или не ходит пешком? И Вон не выглядел выпивающим. И ещё он не колесил по свету, а учился и работал в Ханьдане, пока не появилась я.

— Каким бы я не становился и не был, я не утерял способности разбираться в мужской психологии. Поверь, она мне не чужда, — он подошёл к краю автобусной остановки, приложив к ней локоть и продолжая говорить, — влюбляться таким образом, какой показывает твой байкер способны шестнадцатилетние мальчишки. Ну, восемнадцатилетние максимум. Которые держат над кроватью постеры любимой актрисы в купальнике и только с ним и целовались. Похож ли на такого Вон? — Я поджала губы. Да, он сказал, что целовался много с кем. — Сколько ему лет? Наверняка примерно мой ровесник… — Ви запнулся, поймав мой непонимающий взгляд. — Я хочу сказать, что выглядит он, как я, а я выгляжу на двадцать три года. В таком возрасте парни уже знают много чего, и хотят они не романтической любви, а потрахаться.

— Ви! — покраснела я.

— Что? Я говорю с тобой прямо, чтобы ты поняла.

— Вон не сделал ни малейшего намёка на что-то… что-то подобное.

— Что ещё более подозрительно, — повёл бровью Ви.

— Тебя не поймёшь! Тебе не нравится, если он будет приставать ко мне, но если он не пристаёт, то он вообще ходячее зло?! — Мои нервы опять накалялись. Мне не нравилась противоречивость объяснений, по ним выходило, что каким бы не был Вон, он всё равно не подходил мне и не годился нам в компанию.

— Я всего лишь не верю в его бескорыстный интерес, и тебе верить не советую.

— Тебя послушать, так порядочных молодых людей не существует! Но как же тогда Чонгук и Шуга?

— Они — золотые, это совсем другое! — возмутился он.

— Да что ж они из-за этого, не люди что ли? Не могут хотеть, как ты это назвал, потрахаться? Они тоже ко мне не пристают, почему же это не подозрительно?

— У них есть цель, ты знаешь о причинах их действий, они искали тебя, чтобы доставить в безопасное место. А причины поведения Вона не ясны вообще!

— Любовь! — воскликнула я оскорблённо, будто пытаясь доораться до глухого. — Или это уже недостаточный повод, чтобы отправиться за девушкой в другой город?

— Ну, какая любовь возникает вот так?!

— Может, ты хотел сказать, какая любовь может возникнуть ко мне?! — Уже на последнем слове у меня прыснули слёзы. Я отошла вглубь остановки и села на лавочку, заплакав сильно, но не громко, во весь голос, а скрежещущим надрывом оставляя всё бурлить в горле и биться о стиснутые зубы. Лицо покраснело и намокло, пальцы вцепились в пластиковое сиденье и темные волосы, упав вперед, качались туда-сюда при каждом всхлипе. — П-понятно, п-почему ты не веришь Вону, — запинаясь, сквозь слёзы жаловалась я, — п-потому что считаешь, что н-на м-меня никто не обратил бы в-внимания. Т-тем более, такой красивый п-парень…

Ви сел рядом, замолчав. Я чувствовала, что он смотрит на меня, но не отвечала на его взгляд. Мне всё стало ясно, все его сомнения и их происхождение. Даже ребята, с которыми я уже пять дней в пути не попытались заигрывать со мной или приглашать на свидание, и до этого, в Баосине, друзья Мао, когда вынуждены были делить моё общество, никогда не просили повторных встреч или уединиться, как делали это с радостью с самой Мао.

— Я настолько некрасивая, — чуть успокоившись и помолчав, заговорила я, — что для интереса ко мне нужен какой угодно повод, но не любовь?

— Не говори так, нет, я не это имел в виду, — забормотал Ви, но я всё равно не смотрела на него, отвернув лицо в сторону машин. — Я… ну, считай, что я слишком многое повидал на земле, чтобы верить в саму любовь. Даже дети, которые рождаются у пар, иногда не могут служить поводом быть вместе. Даже материнская любовь не всегда вечна, а ты хочешь поверить в недоказанные и непроверенные чувства какого-то типа, чей поступок лишь доказал, как легко он всё бросает. Стал бы ответственный парень забивать на обустроенную жизнь и срываться в неизвестность? А если он всегда так запросто влюбляется? — Я хотела возразить, что это у него впервые, Вон сам сказал, но разве Ви послушает слова человека, к которому предвзято расположен в принципе?

— Мои родители погибли, потому что любили друг друга так сильно, что не могли прожить один без второго. — Только теперь я поглядела на Ви. — И ты говоришь мне, что любви не бывает?

— Твой отец был золотым, — снова вставил своё любимое оправдание Ви, будто был уверен, что кроме золотых в мире не существует доблести, благородства, преданности и горячих сердец.

— Что ж, может, Вон тоже им станет?

— Не вздумай ни слова говорить ему о них! — испугано дернулся Ви, округлив глаза.

— И не собиралась, я просто сказала, что в них ведь вступают? Возможно, однажды судьба приведёт его в их ряды. Ты же сам туда собирался и говорил, что ненастоящие отсеиваются сами, не выдерживают. А истинные золотые проходят проверку. — Мимо пронеслось несколько автомобилей, заставив нас остановить беседу, но она так и не возобновилась. Нам нечего было сказать друг другу. Вернее не так: мы могли говорить только то, что второму не понравится, поэтому лучше было избегать слов. В тишине, отвлеченная от нужды подбирать фразы, чтобы выиграть спор, я ощутила лёгкую жажду, но бутылка с водой была у Ви, носившего мою сумку. Я не могла заставить себя обратиться к нему. Я замечала, что часто в его глазах бывает огромная недоговорённость, и он, затаившись, вместо того, чтобы озвучить мысли, ждёт чего-то, какого-то подходящего момента, но он не наступает. Несмотря на то, что Ви выглядел самостоятельным и смелым, порой в нём образовывалась такая скованность, что ткни пальцем — он убежит и спрячется. Он был странным, как и положено, наверное, духам быть по сравнению с людьми. В нём, возможно, на самом деле сейчас жило два мира, небесный и земной, потому что одну минуту он был дерзким, как и Шуга с Гуком, а потом вдруг превращался в заоблачного, словно вспоминая, что есть и какой-то другой Ви, который иначе относится к чему бы то ни было.

— Через пятнадцать минут на той стороне будет автобус, — вкрадчиво вторгся в молчание Ви. Не зря изучил расписание.

— Я ведь не собиралась мчаться за Воном, — уязвленная, вспомнила я, что так убедительно и не отвергла обвинение. — Мы ведь и собирались в Хэншуй. Ты сказал, что Чонгук может туда вернуться…

— А если он синьцзянец, этот Вон? — перебил меня Ви. — Или дракон.

— Но он спас меня, — мирно, подражая тональности духа, выдохнула я. — Он забрал меня от опасности и вернул вам. Желай он меня украсть или убить, у него были самые лучшие возможности из всех, что имели все те бандиты.

— Но мы действительно не знаем, что конкретно они хотят от тебя. Вы сказали, что они не хотели поранить тебя.

— Это так.

— Если он пока посчитал, что мы его победим? Или что ты сумеешь вырваться?

— Как он мог случайно оказаться на светофоре, к которому я случайно подбежала? Ви, ты сам можешь себе представить подобное совпадение, что я сама наткнулась среди тысяч прохожих на того, от кого должна скрываться?

— Но здесь он тебя обнаружил с легкостью…

— Не начинай. — Мы снова замолкли. Долго так не может продолжаться, мы всё время бьёмся о стену непонимания.

— Может, пойдём на ту сторону? — попытался сделать вид, что ищет компромисс Ви, но это было его желание, и мои не учитывались. Я даже не думала, что учитывалась моя безопасность. Гук говорил, что на побережье всегда пруд пруди преступников, так что не отмахнуться, и совершенно нет никого из золотых. И туда хочет тащить меня мой дух? Я озвучила ему все эти соображения, добавив:

— Ты уверен, что сможешь в одиночку, без помощи и поддержки довести меня до порта, откуда мы отплывём в Корею? Ты уверен в том, что защитишь меня без Гука, Шуги? И даже Вона, который, мне кажется, хотя бы способен помочь нам быстро смотаться на мотоцикле, если понадобится. Ты настолько силён и хитёр, чтобы гарантировать нам безопасность по пути к побережью? — Я, наконец, тронула ту тему, которая оказалась слабой. По лицу Ви было видно, что уверенности в нем нет, он знает, что напади на нас несколько человек, и мы окажемся в ловушке, в западне. Он не отобьёт меня у пятерых-десятерых мужиков в черных костюмах, если они появятся. И пока Ви осознавал, что сам не потянет предложенный им план, я решила ковать, пока горячо. — Когда пойдёт автобус в Хэншуй?

— Где-то через полчаса, должно быть, — достал он мобильный и посмотрел на время.

— Мы можем поехать в обратную сторону. Удалиться от Чонгука, предпринять на свой страх и риск непонятный манёвр, разбить мне сердце, — мой голос дрогнул, и Ви нахмурился, уставившись в землю. Его пальцы беспокойно гладили корпус сотового. Мне опять хотелось плакать. — Давай, посмотрим, что из этого получится. Ты же будешь рад, что мы избавились от Вона! Хоть в пасть к чудовищу, только не с ним, да? Мы одинаково можем быть убиты на побережье или в Хэншуе, но в последнем, по крайней мере, я бы не умерла такой несчастной, какой буду у моря. — Я поднялась, потянув свою сумку с плеча Ви и вытаскивая воду. — Впрочем, одно меня успокаивает. Направляясь на восток, а не север, я не подставлю под опасность Вона. Он же не виноват, что связался со мной. Ему незачем страдать. Страдать буду я. Пошли, — кивнула я на дорогу, попив и указывая, что надо перейти её. Отвернувшись, я сделала несколько шагов и была поймана Ви за лямку сумки, болтавшейся теперь на мне.

— Подождём автобус с этой стороны, — сдавшись, отвёл глаза он, когда я в них взглянула. — Я не думаю, что смогу достойно защитить тебя в одиночку. — Я замерла, не реагируя. Окончательное ли это решение? — И я не хочу, чтобы ты страдала, — прошептал Ви и вернулся на лавочку.

Автобус шёл около двух часов, как и предсказывал Вон. В темнеющих полях уже не было рабочих, но сами они, кое-где уже убранные, виднелись ровно очерченными, более светлыми или темными, квадратами и прямоугольниками обрабатываемой земли. Хэбэй южной половиной располагалась на Великой китайской равнине, плодородной и изобилующей, когда не случались наводнения Хуанхэ и Янцзы, на западе её отгораживал от провинции Шаньси Тайханшаньский хребет, а на севере, куда мы направлялись, только ещё дальше, от степей и пустынь Монголии, врагов и иноземцев, огораживали не только горы Цзяньдушань, но и Великая китайская стена. Меня всегда забавляла страсть китайцев называть всё великим, правда, нужно было отдать им должное, масштабы их исполинских сооружений заслуживали этих титулов, что стена, что канал, что знаменитые карезы[13] Синьцзяна, тянущиеся на много километров. И тем все эти задумки были легендарнее, что заложены людьми более двух тысяч лет назад. Тибет, где я выросла, до сих пор во многих местах не мог похвастаться даже сколько-нибудь пригодной системой отопления, кроме очага посреди главной комнаты, а у китайского народа мудрости и смекалки хватало ещё тогда, когда по большей части планеты другие народы бродили с дубинками. Разве после этого не захочется назвать и самих китайцев великими?

Ви умолк и не пытался развлекать меня, как бывало в начале нашего путешествия, поэтому я и занимала себя мыслями о Китае. Не знаю, что больше влияло, наша размолвка или его сожаление, что он не герой, который был бы способен справиться со всем без посторонних? Нет, мне кажется, что мой дух был лишён амбиций и гордости, которые заставили бы его стыдиться отсутствия сверхспособностей. Надо же, какое парадоксальное явление: сверхъестественное создание без сверхспособностей! Я улыбнулась, уткнувшись в окно, чтобы Ви не видел, что я перестала дуться. Пусть мы и сделали, как того хотелось мне, но от разлада с моим другом сделалось как-то не очень весело. В любой битве не обходится без потерь с обеих сторон, даже в словесной. Это и имел в виду Чонгук, когда цитировал мне какой-то военный трактат, где утверждалось, что единственная верная победа — это предотвращение конфликта. Но разве жизнь способна быть такой, чтобы в ней никогда не возникало противоречий? Вот у меня есть Ви, который мне очень дорог, и Вон, в которого я влюбилась. Они не смогут, возможно, поладить, но я же не стану отказываться от одного ради другого, поэтому мне придётся существовать в секторе вечного напряжения.

Меня тревожило, как и где найдёт меня на этот раз Вон. И станет ли ждать, как и обещал, или устал от моих внезапных переездов? А что, если мы с Ви ругались зря и он, сделав крюк где-нибудь, развернулся и возвратился в Ханьдань? Сомнение и волнение напомнило мне о друзьях.

— Как ты думаешь, — не выдержала на этот раз я, заговорив первой и повернувшись к сидению Ви, — с Шугой и Чонгуком всё в порядке? Может, позвонить им?

— Нет. Когда смогут, они позвонят сами. — Дух забарабанил по подлокотнику, но, поймав на своих пальцах мой взор, прекратил. — А знаешь, тебе и так хорошо, Медведьма. — Рука моя невольно потянулась к волосам, и я примяла их к голове.

— Не успокаивай меня.

— Нет, правда. Вообще я не знаю, почему ты… ты так плохо о себе думаешь.

— Ну, опыт служит подтверждением моему мнению.

— Да какой опыт? Ты жила в таком захолустье! Что там вообще понимают в красоте? Там же… — Мы подъезжали к первой остановке в городе, и моя душа сразу же взорвалась фейерверком конфетти, когда за окном блеснуло серебро металла, прислоненного к фонарному столбу. Я не слышала больше, что говорит Ви. Примкнув к стеклу, я побежала глазами по тротуару, пока притормаживал автобус. Вон стоял почти ровно там, где должна была открыться дверца, выпускающая пассажиров. Распахнутая байкерская куртка обнажала белую футболку и толстую цепочку на шее. Футболка небрежно свешивалась одним углом из-за ремня черных джинсов, незаправленная. Вон увидел меня в салоне и улыбнулся.

— Вставай, пошли! — подтолкнула я Ви, поднявшись. Он перестал что-то бормотать и выпал в проход, понукаемый мною. Пришлось подождать, пока выскользнут наружу те, что были ближе к двери и вот, наконец, когда я ступила на подножку автобуса, ко мне протянулась крепкая смуглая ладонь, за которую я скорее взялась, соскальзывая даже не на землю, а сразу в руки Вона, тепло принявшие меня в своё убежище.

— Как доехали? — спросил молодой человек, дружелюбно посматривая и на меня, и на Ви. Но тот не поддавался попыткам наладить контакты, угрюмо щурясь и поджимая губы.

— Хорошо, а ты давно уже здесь? — Моя ладонь так и осталась в руке Вона, когда мы отошли, чтобы не мешать другим выходящим из автобуса.

— Минут двадцать, около того, — он заметил переживание и чувство неудобства, которое появилось в моём выражении, что ему пришлось столько ждать, — да неважно! — Отмахнулся Вон. Он наклонился ко мне, чтобы никто больше не услышал: — Ябоялся, что не дождусь вообще. Что ты не захочешь меня видеть за мою смелость, что я так нагнал тебя в дороге. — Я распахнула ошарашено глаза.

— Ты что! Это… это было здорово! Я тоже боялась, что ты не появишься, — призналась я.

— Так, ты хотела меня видеть? — хитро улыбнулся Вон, покачав мою руку в своей.

— Да… — опустив ресницы, не могла скрыть я. За моей спиной раздалось покашливание. Я опомнилась и повернулась к Ви. — Что теперь будем делать? Останемся здесь на ночь?

— Да, надо бы, — кивнул дух. — Я подыщу подходящее место…

— У вас есть в городе знакомые, или родственники, чтобы остановиться? — поинтересовался Вон естественным образом. Если люди приезжают куда-то, где-то же они рассчитывают жить? Ви начал было мотать головой, но я пояснила:

— Мы обычно спим, где придётся. Ну, знаешь, найти уголок поукромнее и растянуться.

— То есть… кхм… хостелы, общаги и съёмные квартиры? — уточнил молодой человек.

— Нет, чердаки, скамейки, спальные мешки, — поправила я. Он округлил глаза.

— Серьёзно? — Я покивала. Вон опять зашептал, скрывая вопрос от Ви, касающийся его: — Это вот этот добрый приятель приобщает тебя к такому бродяжническому образу жизни?

— Он… ну… просто помогает мне не пропасть. Я сама не очень самостоятельная в этом плане.

— Я сниму номер в гостинице, — выпрямил спину Вон и посмотрел на Ви, как мне показалось, с лёгким вызовом.

— На двоих? — хмыкнул ехидно Ви.

— Нет, блин, на одного. Я похвастаться сказал, что буду спать в комфорте, — ответил Вон, не выдержав, колкостью на колкость. Я загнанно уставилась на него снизу вверх. Не дойдёт ли до драки? Мой дух выглядит более хрупким, чем Вон. — Я заплачу за троих.

— Мы способны заплатить за себя сами, дело не в этом, — задетый, бросил Ви. Но объяснения не последовали. Я тоже при нём не могла сообщить Вону, что нам нельзя регистрироваться по документам, которые всегда требуют администраторы. Так велел Чонгук, он сказал, что у мафии везде слежка, и они быстро отследят по внутренним компьютерным системам.

— А, просто любите, когда москиты кусают в задницу и почки стынут на земле? Разумеется, — с сарказмом заметил Вон.

— Нам нельзя в гостиницу, Вон, правда, — тихо повторила я. Он окинул нас глубоким взором.

— Да ладно вам, ребята, из вас никудышные шпионы. Вчера за Элией гнался какой-то мужик, вы скрываетесь от кого-то и явно бежите откуда-то куда-то тайком. У вас проблемы с документами, так? — прозорливо вычислил он. Впрочем, если задумываться, то вряд ли что-то другое могло бы прийти на ум. Наше молчание подтвердило его догадки. Он сунул руку за пазуху и достал оттуда паспорт гражданина КНР. — Тогда я сниму на своё имя полу-люкс, там обычно двухместные кровати и даже диван дополнительный. С гостей ведь паспорта не спрашивают… — Я никогда не видела Ви таким быстрым и юрким, как в то мгновение, когда Вон держал своё удостоверение личности и вот, вдруг, оно было выхвачено и взято в ладони Ви, который уставился на страницы, изучая их. — Эй! — удивился возмущенно Вон.

— Лао Вон, — прочёл вслух мой дух, изучая информацию, — место рождения Яньбянь-Корейский автономный округ провинции Цзилинь. — Ви поднял глаза на парня. — Далеко тебя занесло. И ты не ханец?

— А по мне не видно? — хмыкнул Вон. Он говорил до этого на чистом путунхуа[14], который я знала, но этот вопрос задал на корейском, что нимало меня изумило. — Моя мать — кореянка.

— Как-то всё это слишком странно, — растягивая слова, как следователь на допросе, выводил их Ви, — в огромном Ханьдане напороться на земляка…

— Паспорт верни, — протянул руку Вон. Дух поупрямился секунд пять, занеся документ над ладонью и шлепнув его на неё. — Спасибо, — сухо поблагодарил молодой человек, отворачиваясь от Ви. Похоже, его утомляло назойливое недоверие того, выраженное в едкости и неприкрытой неприязни. — Итак, в гостиницу? — подошёл он к байку.

— Элия с тобой никуда не поедет, — уперся Ви, придержав меня за запястье, пока другая рука была в пальцах Вона. Если бы они стояли друг от друга дальше, я бы натянулась, как бельевая верёвка.

— Не надо решать за неё, ладно? — попросил он грозным тоном.

— Я не могу оставить Ви, — только и смогла противопоставить я. Вон убрал железную ножку-опору, отпустив меня и взявшись за руль мотоцикла.

— Я не прошу никого бросать. Пойдёмте, прогуляемся. Но завтра лучше будет взять в аренду второй байк. Здесь должен быть филиал междугородней кампании, чтобы взять транспорт здесь, а сдать где-нибудь в другом месте. Хэншуй крупный город. — Мы тронулись пешком, и я, оглядываясь, находила подтверждение его словам. Широкие улицы, магазины, высокие дома, активное движение на дороге.

— И всё-таки, лучше мы обойдёмся… — начал Ви, но Вон оборвал его:

— Ты как хочешь, а мне кажется, что Элия не откажется принять душ и поспать на мягкой кровати. Я понимаю, что ты пацан, и тебе чужды заморочки, но о подруге подумать трудно? Сомневаюсь, что ей не хочется достойных условий. — Я тронула его за локоть, как бы и успокаивая, чтобы не давил на Ви (в конце концов, он всего лишь выпрыгнувший из астрала ангелок, откуда ему знать все нюансы?), и соглашаясь с ним, и благодаря за проявленную внимательность. Я очень ждала возможности помыться по-человечески. Ви временно угомонился, плетясь чуть сзади. Я прошептала «спасибо» Вону, и он, заговорщически подмигнув, напомнил: — У нас с тобой сегодня свидание, не забыла?

— Боюсь, что оно у тебя будет не только со мной, — поглядев через плечо, указала я незаметно на Ви. Никуда он не денется и не оставит нас наедине. Вон нахмурился, а меня даже немного позабавила эта ситуация, хотя я и понимала, что ребята в ней чувствуют себя неловко. Но не более неловко, чем я.

* * *
На ресепшене Ви посмотрел, как будет расплачиваться Вон, и отметил, что тот делает это наличными, а не по карточке. Золотые тоже всегда так делали, потому что сведения по карте всегда отмечались банками и можно было проследить передвижение того или иного человека. С другой стороны, если Вон подрабатывал в баре, то ему платили наличкой и бумажная валюта — это нормально.

В кармане завибрировал телефон и Ви, оглядевшись, не нашёл уединенного места, потому решил на минутку выйти.

— Я сейчас вернусь, — бросил он Элии и вышел на улицу, наблюдая сквозь прозрачную витрину здания холл гостиницы, где красиво над стойкой, за спиной персонала, подсвечивались круглые часы в трех экземплярах, показывающие сколько сейчас времени здесь, в Нью-Йорке и Лондоне. — Алло? — поднял он Чонгуку.

— Ну как вы там?

— Сейчас расскажу, но тебе не понравится, как и мне.

— Вас опять заметили?! — всполошился младший.

— Нет-нет, не в этом дело. Вы там чего? Оторвались? Где уже?

— Скоро будем в Баодине. Ничего так побегали, но поспим пару часов, а то они нас не догонят и потеряют и, упаси Будда, поскачут обратно. Так что там у вас за беда?

— Тот тип, что спас вчера Элию, помнишь, она рассказала? — «Угу» — отозвался Гук. — Он нашёл её сегодня, хрен пойми как. Заверяет, что влюблён, и примчал с нами в Хэншуй, целуя Элию каждые десять минут. Меня уже тошнит.

— Что за бредятина? — опешил парень, не представляя, как за каких-то полдня, что они разлучились, уже произошла история любви, которую ничто не предвещало.

— Ты тоже чувствуешь, что где-то просачивается запашок обмана?

— Это… ну… Я даже не знаю, что сказать. Любовь, конечно, случается, но…

— Ты не видел этого типа! Гукки, он вообще не похож на романтика и наивного. Это бычара повыше нас с испещренными шрамами кулаками и парой шрамов на морде. Морда достаточно смазливая, ничего не скажешь, и Элия с неё глаз не сводит. Но что-то неспокойно мне.

— И Элия в него влюбилась? — потеряно и как-то дрогнув переспросил Чонгук. Ви скрипнул зубами.

— Да! Она на него смотрит, как на пирог именинный, ничего не хочет видеть и слышать — затмило!

— Он, случаем, не гипнотизер?

— Да уж тогда бы и я на него слюни лил, — пошутил Ви, хотя ему было не до смеха. Он увидел, что Вон получил ключ от номера и повернулся к Элии. Она что-то сказала, указав на выход, видимо, прося подождать его, Ви. Они встали возле стойки, о чем-то болтая, и руки девушки сразу же очутились в ладонях молодого человека. Ви достал сигарету и закурил, щурясь. Было довольно душно, и сухой дым в жару неприятно тёк перед лицом по воздуху, но не покурить он не мог, наблюдая всю эту дешевую, по его мнению, пьесу. — Что мне делать, малой? Он готов за нами переть хоть до конца.

— До конца ему никак нельзя, — задумался Чонгук.

— Оно понятно. И направление наше ему вообще бы знать не надо.

— Сидите в Хэншуе, — определился Гук. — Тяни время. Тусуйтесь там, последи за ним. Как его зовут?

— В паспорте написано Лао Вон. Двадцать три года, родился в Яньцзи.

— Ты уже и в паспорт заглянул?

— Он им махал, я ни при чем, — затянулся Ви, поморщившись от горечи крепкого табака. Лёгкие сигареты он давно не курил, но сейчас почему-то эти не пошли.

— Я сообщу эти сведения нашим, может, чего-нибудь найдут. Постараюсь вернуться к вам послезавтра самое позднее.

— Будем ждать. Удержать бы Элию от безумных поступков.

— Каких, например? — спросил Чонгук, но Ви не отвечал, не зная, как лучше обозвать то, что подразумевал. — Ты думаешь она… — стал догадываться золотой. — Ну, в конце концов, её личная жизнь не наше дело, — с каким-то самоубеждением выжал Гук. — Ты только следи, чтобы с ней всё хорошо было.

— Презервативы вовремя подавать?

— Заткнись, — расстроился Чонгук.

— Я не знаю, как отговаривать девчонок от такого, Гук! Я уговаривать-то с трудом умею.

— Да с чего ты взял, что она вообще… ну… согласится с ним на что-то?

— Помнишь ту девчонку, что летом с Чимином крутилась?

— Ну.

— Помнишь, когда они познакомились, она выпила два коктейля.

— Ну.

— Мы ещё смеялись над тем, что если он её не уведёт куда-нибудь немедленно, то она спалит его глазами или изнасилует разделявшего их старика. Вот взгляду Элии не хватает одного коктейля.

— Элия не такая.

— Да, но этот Вон тоже не Чимин! Ну, ради чего ему стирать шины и оплачивать гостиницу, если он не хочет…

— Он оплачивает гостиницу?! Вы что, зарегистрировались?!

— Да нет же, он на себя номер снял. Короче, Гук, тут реально фигня наползает, надо разруливать.

— Скажи ей что-нибудь воспитательное. Что-нибудь убедительное, чтобы не была доверчивой.

— Да как можно заставить человека быть недоверчивым после того, как заставили её поверить в существование демонов, бесов, потусторонних созданий и прочей ерунды?

— Прочитай лекцию о СПИДе и сифилисе. Об альфонсах! Нет, они охотятся за деньгами… Расскажи ей о Джакомо Казанове, точно! Объясни, что есть такие мужчины, которые всё обставляют так, что нельзя не поддаться, но в итоге…

— Гук, я пытался сказать, чтобы она не верила… Она заплакала. Заплакала, потому что посчитала, что тогда её вообще нельзя полюбить.

— Пусть поплачет. Умнее станет, — строго и хладнокровно вынес вердикт Чонгук.

— Тебе легко говорить, ты этого не видел. Я не могу говорить то, что делает ей больно.

— Это называется прививка. Лучше сделать немножко больно, чтобы поболело и прошло, чем допустить заражение неизлечимым, когда от боли будет некуда деться. — Элия в холле стала вглядываться в темное окно, не понимая, почему Ви нет так долго. Бросив что-то Вону, она забрала у него свою руку и направилась к выходу. Ви спешно отбросил сигарету в урну, не успев её потушить. По счастью та была почти пустой, и ничего не загорелось.

— Мне пора, Гук, до связи! Позвони завтра как можно раньше! — Элия выглянула на улицу. Ви успел закончить разговор и улыбнулся ей, убирая в карман мобильный.

— Всё в порядке?

— Да, тебе привет от ребят. У них всё хорошо.

Они вошли в гостиницу, где терпеливо ждал Вон, держа сумку Элии. Не выказывая досады на задержку, не излучая ненависти к Ви за то, что им придётся спать втроём в одной комнате, он ни чем не вызывал опасений кроме того, что был слишком правильным, добрым и идеальным для случайного первого встречного. Войдя в лифт, Вон приобнял Элию, прижимая к себе. Поведя носом, он посмотрел на Ви.

— Бросай курить, друг, здоровее будешь. — Золотой вспыхнул, сглотнув слюну, и посмотрел на девушку. Та принюхалась и, узнав обычный запах дыма, пригляделась к Ви. Она ничего не сказала, как и сам Ви. Лифт довёз их до четвертого этажа, и пара вышла первой. Нечетный парень задержался в нём, пока дверцы не стали закрываться. Только тогда он протиснулся меж ними и поплёлся за влюбленными, процедив под нос:

— Вот сука.

Свидание

Номер среднестатистической китайской гостиницы в районе Таочен, обошедшийся в сто шестьдесят юаней, не отличался ничем от тысяч себе подобных по всему миру. В нём не было никакого особого китайского колорита, как и у всего здания в целом, кроме надписи-названия на входе и на крыше. Разве что жёлтое панельное покрытие постройки снаружи и жёлтые же стены внутри олицетворяли божественный, императорский цвет, так любимый в Поднебесной. Вместо спинки над двуспальной кроватью по стене шла мягкая отделка, в которую по бокам были встроены однолампочные ночники-бра. Напротив кровати, на длинном столике, стоял экран телевизора. Под окном наметилось раскладывающееся кресло, предназначавшееся для ночлега третьего лишнего. Вон пропустил Элию в комнату первой и она, войдя в неё и увидев застеленную постель, всем видом говорящую об удобстве и спокойном сне, подбежала к ложу и плюхнулась на него, слегка провалившись в приятно упругий матрас.

— Какое блаженство! — закрыла она глаза ненадолго, сложив руки на груди. Вон обошёл постель и бросил свой небольшой рюкзак (скорее что-то вроде большой барсетки для кошелька, документов — своих и транспортных, связки ключей, вряд ли там помещалось что-то из одежды, кроме сменной пары носков, трусов и одной футболки; Вон по всем признакам умел путешествовать налегке) на вторую половину кровати. Пока веки девушки были сомкнуты, Ви поднесся к этому рюкзаку и перекинул его на кресло, что вышло беззвучно.

Вон, дёрнувшийся в тот момент, когда посторонний коснулся его вещей, сдержал порыв перехватить их, и только грозно посмотрел на парня, посмевшего разобраться с местом ночлега. Элия открыла глаза и села.

— Спасибо, — посмотрела она с благодарностью на того, в кого влюбилась и он, переборов желание начать стычку с Ви, улыбнулся ей, что тут же повторил и лже-дух, правда более натянуто и искусственно, как будто уголки рта ему пристегнули кнопками к мочкам ушей. Поднявшись, Элия подошла к двери в ванную. Ей хотелось озвучить, что она пойдёт и ополоснётся, но это показалось личным и интимным при молодом человеке. Ви она бы не стеснялась, но Вон, несмотря на то, что позволил себе первым в её жизни поцеловать нетронутые прежде губы, вызывал смущение. — Я… — включив свет в ванной комнате, Элия наполовину вошла в неё, убеждаясь, что в ней есть полотенца, и одновременно с тем поглядывая на оставляемых ею парней. — Я буду тут. В смысле… ну… стучитесь. То есть, я закроюсь. Я мыться, — выпалила в итоге она и скрылась за дверью.

Вон тотчас убрал улыбку и опять впился недобрыми глазами в Ви.

— Ты что, хочешь сказать, что сам будешь с ней спать в кровати? — зашептал он, пока не включилась вода, позволившая повысить голос, не будучи услышанными.

— Я — нет, — не дрогнув, помотал лицом Ви. — Я могу спать на полу, но и ты с ней не ляжешь. Располагайся в кресле.

— О, это так благородно! Очень признателен, мистер Доброта. Хочешь выглядеть обделенным в глазах Элии, чтобы она подумала, будто я напыщенный эгоист? — Вон хмыкнул и скинул свой рюкзак на пол. — На полу буду спать я, а ты спи на кресле. — Тэхён принял к сведению замечание Вона и понял, что напыщенным эгоистом теперь будет выглядеть сам. Сняв с кресла подушку, он бросил её у подножья кровати и снял куртку, постелив вместо простынки. Вон обустраивался подобным образом вдоль кровати с другой стороны. Во время приготовлений двое то и дело посматривали друг на друга, молча фыркали, кривили губы и продолжали своё занятие. В ванной слышалось журчание десятков тончайших струек, бивших из душа, распыляющих воду на тело Элии, которое внезапно, без спроса, представилось Ви, худенькое и белое, совсем невинное, каким оно было тогда в реке. Эхом отозвался звук вставляемой в держатель лейки. Девушка освободила себе руки, чтобы постоять под водой и потереться. — А ты кто ей будешь-то? Дальний родственник, или просто друг?

— Ангел-хранитель, — отозвался Тэхён без энтузиазма.

— Вот как? Что же ты, ангел-хранитель, вчера за ней не доглядел?

— Я очень сожалею об этом сам, ведь иначе не появился бы ты, — пронзил Вона глазами золотой.

— Если бы ты был брат или кузен, я бы ещё понял, что это гнев крови и врожденный инстинкт охранять своё, но если ты не родственник, то твоя ревность нам тут не нужна. Если для Элии ты просто друг, будь добр, им и являйся.

— Тебя забыли спросить, — проворчал под нос Ви, тоже желая ополоснуться, но, не представляя, как оставит наедине этих двоих хоть на минуту? Нет, так не пойдёт, они всегда будут под его контролем. Как же тогда быть с душем? Сплавить бы куда-нибудь этого Вона, но он, хуже разваренной клейкой рисинки на палочке, прилип и не скидывается. — Как ты так просто попрощался с учебой? Тебя не волнует твоё будущее?

— Почему же, очень даже. Я хочу в нём быть счастливым, именно поэтому выбрал Элию, а не лекции.

— Она, может, и поверит в подобные басни, но я нет. Скажи правду, что тебе от неё надо? — настойчиво воззрился на Вона Ви, но тот не моргнул и глазом. Давление, подозрение, недоверие золотого никак не сказывались на молодом человеке, и он так уверено и твёрдо заявлял о чувствах, что на это без проблем можно было купиться. Ви задумался, а не хочет ли оклеветать подсознательно, по привычке незнакомца, ведь вся его жизнь последних лет приучила быть осторожным. Да и не только последних лет, разве детство и отрочество в детских домах были не столь же поучительными? Тэхён никогда не забудет некоторых воспитательниц, которые могли ударить детей, кричать на них, не давать достаточно поесть, пока те не выполнят какие-либо требования, но эти же воспитательницы превращались в ангелов любви и милосердия, когда приезжали комиссии, инспекторы, проверки, когда прибывало какое-либо начальство. Ложью и обманом были пропитаны стены почти любых подобных заведений, и от них, как заразу, цепляли лицемерие и враньё мальчишки и девчонки, корчившие из себя милашек, стоило появиться на пороге потенциальным приёмным родителям. В каких-нибудь семь-восемь лет дети уже умели различать материальное благополучие той или иной пары, каким-то чутьём, нутром определяя, в чьей квартире будет дорогая приставка, кто будет баловать, кто имеет на это средства. С малых лет они сидели на подоконниках и оценивали, на какой машине приезжают потенциальные родители, и если машина была старой и дешевой, то многие ребята специально вели себя плохо, надеясь, что дождутся более успешных мам и пап. Всё актёрство мира прошло перед глазами Ви с тех пор, как он стал хоть что-то понимать, но из-за странной патологии, отличавшей его от других, из-за редкого отклонения, называющегося «привычка быть честным», он всегда был в стороне, один, убегал из детских домов и приютов, ни с кем толком не дружил и не общался, пока не попал в Тигриный лог. И, что удивительно, именно выпустившись из него, наконец, понял необходимость лжи и потихоньку стал играть по правилам жизни, но не ради себя, а ради впервые обретенных друзей, ставших ему семьёй, ради общих миссий и идеи добра, за которую они сражались. Именно поэтому Ви смог солгать Элии о том, кем является. Именно поэтому не мог воспринять слова Вона всерьёз.

— Тебя что, недолюбили в жизни, что ты такой недоверчивый? — проницательно хмыкнул тот.

Тэхён отметил про себя, что если этот парень не мудрый простак, то очень опасный противник, который разбирается во многих вещах не хуже них — золотых. Глядя на его руку, лёгшую на покрывало кровати, Ви задумался, стоит ли рискнуть и проверить этого байкера на реакцию и боевую сноровку? Судя по его стертым костяшкам он, как минимум, увлекается боксом. Как максимум — ас боевых искусств, а уж какого уровня ас не узнать никак, не подставив свою шкуру.

— А ты прям рубаха-парень? — поинтересовался Ви.

— Я? Фактически, — нагло улыбнулся Вон, чем вызвал очередную волну раздражения.

— Тогда расскажи что-нибудь о себе, о своём детстве.

— Что ты хочешь знать? Ты уже знаешь, где я родился. Там и вырос. Детство как детство, ничего особенного.

— Кто твои родители? Где они?

— Они погибли. Я сирота. — Ви прищурился, остро восприняв подобное заявление. Если Вон скажет, что это произошло давно, и он вырос в приюте, то это будет очередная сказка. Люди, выросшие в детском доме, совершенно не такие. Он видел их сотни, они ведут себя иначе. Трудно описать, как именно, но иначе. В них нет такого… эгоистичного самодовольства? Ощущения добровольного выбора судьбы? В детях, оставшихся без родителей, вырастает некая бытовая нелепость, которую замечают только такие же, которые учились жить сами, и потому делают это необычно.

— Давно?

— Не очень, три года назад. — А это было похоже на правду. Оставшись в сознательном возрасте без отца и матери, человек может стать вот таким неприкаянным, легким на подъём и пытающимся зацепиться за какую-то новую привязанность, за любовь, создать свою семью.

— А братья или сёстры у тебя есть?

— Это что — допрос? По-моему, я не обязан выкладывать всё о себе типу, который не пытается завоевать моё расположение и даже более того, всячески уклоняется от дружелюбия.

— Я забочусь об Элии, и…

— Теперь она — моя забота. Расслабься и отдыхай, — так покровительственно произнёс Вон, что у Ви ногтями по душе прошлись не кошки, а гепарды. Вмазать бы Вону, вмазать!

— Как ты можешь её оберегать, если ничего не знаешь?

— Если что-то необходимо знать ради её безопасности, расскажи мне! — Тэхён посмотрел на свои колени в темных штанах. Рассказать ему о пророчестве, убитой провидице, синьцзянцах и драконах? Всю эту историю не выложишь без объяснения того, что существуют ещё некие золотые, и он один из них. Поэтому историю лучше держать при себе.

— Всё, что тебе надо знать — что Элию нужно беречь. И что она должна быть рядом со мной. — Вон снова хотел вставить едкое словцо, но у него затрезвонил мобильный. Перебросившись парой фраз со звонившим, он вздохнул, положив трубку. Ви слышал какие-то обычные объяснения на китайском вроде «я в другом городе уже», и оправдания из ряда «не могу», «не получится», «может быть потом».

— С работы, — не дожидаясь вопросов, убрал телефон Вон, посмотрев на Ви. — Не смогли так быстро найти замену, но что поделать, к счастью, я там не официально был трудоустроен, и они ничего мне не сделают. — «Неужели он просто бармен? — ломал голову Ви. — Неужели всё на самом деле безобидно и просто, и я всего лишь очень мнительный и беспокойный? И ревнивый». Признав с подачи Вона присутствующее в нём чувство, Тэхён огорчился, считая неприемлемым подобное между золотым и девушкой. Золотые не имеют права влюбляться, тем более в тех, кого спасают. Это верх безнравственности по отношению к опекаемой. Это лишает объективности. Это не даёт принимать помощь, которая, возможно, сейчас необходима.

— А откуда у тебя столько шрамов? — кивнул Ви на парня. Тот улыбнулся, откинувшись спиной на стоявшее за ним кресло и скрестив руки на груди с видом босса в своём рабочем кабинете.

— Такое ощущение, что ты вот-вот спросишь, а почему у меня такие большие глаза и уши? Я знаю эту сказку, но я не из неё, успокойся.

— Ты не ответил.

— Я байкер. А иногда бывал вышибалой, по совместительству. Ты знаешь, что такое слетать с мотоцикла на большой скорости? Порой рвётся амуниция, и ничто не спасает от того, чтобы содрать в нескольких местах кожу, или порезаться об то, во что влепишься. Ну, а драка с битыми бутылками в барах — обычное дело. Да что мы всё обо мне? Ты-то чем по жизни занимаешься? — Ви молча уставился в глаза сопернику. Не окончил школу, не учился в университете, не работал. Вышел из буддийского монастыря и спасал мир от негодяев. Так и сказать? Странная профессия. Нужно сочинить что-то правдоподобное.

— Я так же, перебиваюсь подработками. Когда достигнем конца пути — устроюсь на постоянное место.

— Кем, например?

— Кем получится, — желая отвязаться от обратного допроса, бросил Ви.

— И ты пытаешься утвердить себя, как более надёжного друга Элии? Слушай, парень, ты даже не знаешь, кем ты хочешь стать. У тебя есть стремления какие-нибудь? Элии кто-то должен помочь встать на ноги, обустроиться, она ведь едет куда-то, где никогда прежде не была, я прав? Это видно по её глазам, что будто впервые видят весь этот мир. Ты для неё не опора, дружище, так что смирись.

— Мы знаем, куда движемся. И нам есть куда идти, не переживай. Только вот тебе там места нет.

— Моё место рядом с Элией. И мне плевать, что ты об этом думаешь, — закончил разговор Вон, растянувшись на полу, но в этот момент выключилась вода и он сел обратно, ожидая выхода своей возлюбленной.

* * *
Я вышла из ванной и сразу же почувствовала, что обстановка между ребятами не разрядилась. Окинув взглядом то, как они лежали на полу, посмотрев на кровать, с помощью нетрудной математики я осознала, почему так случилось.

— Не надо спать на полу из-за меня! — Вытершись не насухо, торопившаяся поскорее вернуться, чтобы служить преградой между злящими друг друга Ви и Воном, я была в прилипшей ко мне местами футболке, что подчеркнуло бы сексуальность фигуристой девушки, а меня ещё больше делало похожей на угловатого подростка. — Я лягу в кресло, а вы устраивайтесь на кровати. Она же двухместная.

— Я рядом с ним не лягу, — проворчал в ответ Ви.

— Аналогично, — не задержал своё мнение Вон. Что мне с ними делать? Я попыталась найти в глазах Вона то, о чем говорил мой дух, что тот захочет затащить меня в постель. Не надеялся ли Вон, что я буду спать с ним ночью? Но тот ничего такого не обнаружил, безмятежно продолжая сидеть у кресла, сдерживая ухмылку, которая адресовалась Ви.

— Вы можете спать по краям, она достаточно широкая. Не заставляйте меня испытывать угрызения совести! Это не правильно, что я буду в комфорте, а вы — нет.

— Да мне не привыкать, — хором выпалили ребята и переглянулись. Я сделала глубокий вздох.

— Я всё равно устроюсь на кресле, — подошла я к Вону, сидевшему на пути к тому. — Подвинься, пожалуйста.

— И не подумаю, я снял номер для того, чтобы ты отдыхала, как следует. — При попытке легонько его подтолкнуть в сторону, он поймал мою кисть и заглянул мне в глаза. — И вообще, рановато укладываться на покой. Мы идём на свидание?

— Сейчас? — удивилась я.

— Ночной город — что может быть прекраснее?

— Не знаю, я никогда не гуляла по ночным городам.

— Так, тем более! — поднялся Вон, продолжая держать мою руку. — Поехали, и ты почувствуешь, как прекрасно… — Ви поднялся, остановив описание перспективы своим недобрым выражением лица.

— Никуда она с тобой не поедет. Без меня.

— Ви, неужели ты думаешь, что он сделает мне что-то плохое? — Я готова была согласиться никуда не ехать вдвоём, просто потому что некрасиво бросать духа одного-одинешенького. Но когда он перестанет так грубо и категорично отзываться обо всем, что связано с Воном?

— Именно так я и думаю, — беззастенчиво признал Ви.

— Отлично, в таком случае, можешь идти с нами, — пожал плечами Вон, мне кажется, сдержав некоторую досаду. Он обратился ко мне: — Пройдёмся пешком, ничего страшного.

Неподалеку от нашей гостиницы по Хэншую текла река, не слишком широкая, но достаточная, чтобы улицу вдоль неё можно было назвать набережной. От неё в сторону отводился большой пруд, в котором, естественные или насыпные, виднелись два островка, скрепленные пешими мостками. Там горели фонарики и небольшой парк, в который превратили эту природную зону, выглядел волшебно. Мы с Воном шли держась за руки, вдыхая воздух нового города, в котором ни один из нас прежде не был. Метра на три позади плёлся Ви, не пожелавший идти возле нас. Его упорное отрицание компании Вона настораживало меня. У него не могло быть никаких причин не любить того, кроме сверхъестественного чутья. Чем ещё могла бы быть вызвана такая ненависть к обычному парню? Неужели поводы для осторожности были? Я украдкой поглядывала на Вона, гадая, есть ли у него секреты и тайны? Разговаривая негромко, мы были неслышны для Ви, поэтому беседа получалась фактически романтично-личной.

— Ты когда-нибудь совершал преступления? — спросила я, когда речь зашла о том, что бы самое смелое хотелось совершить, если бы за это нам ничего не грозило.

— Ты имеешь в виду нарушение закона? — Улыбнувшись, Вон не стал отрицать: — Я превышал скорость, за что платил штрафы много раз. Я дрался, за что однажды ночевал в полицейском участке. Что ещё? Садился выпившим за руль — да, но пойманным не был, — тихо засмеялся он. — Вором быть не приходилось, — Вон наклонился ко мне и шепнул: — но тебя бы украл с радостью. — Покраснев, я почувствовала, как нравится мне эта идея, но говорить ничего не стала. Когда-то мы с Мао обсуждали свои мечты и выяснили, что обе хотели бы встретить мужчину, который увезёт нас из той глуши и трясины, в которой мы обитали. Я выбралась оттуда сама, но жизнь моя всё ещё была неустроенной, Чонгук и Шуга не назвали мне места, куда мы идём, я знала только, что это монастырь в Южной Корее, моей родине. Но сердце моё на пути туда открыло двери Вону, и я хотела быть с ним, хотела, чтобы он не пропал и остался рядом. — А что самое безумное совершала ты?

— Я? — вспомнив побег из Баосина в компании трёх малознакомых парней, я опустила этот момент. — Села к тебе на байк.

— Я рад, что я первый, ради кого ты идёшь на безумства. — Его рука легла мне на талию и я, подумав о том, что Ви сзади всё видит, почувствовала себя неуютно. Под предлогом остановки, я облокотилась о парапет мостика, повернувшись так, чтобы рука Вона выпустила меня. Обернувшись назад, я заметила, что Ви тоже притормозил, сохраняя дистанцию. — Твой друг не смог толком объяснить, от чего и кого вы скрываетесь. Может, ты расскажешь?

— Если бы я сама точно знала, — развела я руками. Вся информация была у Чонгука, я была в курсе только с его слов, но все его слова касались золотых, а их тайны я раскрывать не имею право. Но и скрывать всё о себе от Вона некрасиво. К тому же, он много лет живёт в Китае, может, он знает что-нибудь о бандитах, или у него есть друзья, которые могли бы нам помочь? Он же сам говорил, что общество байкеров очень крепко и их слаженное братство умеет решать даже сложнейшие проблемы. — За мной гонится китайская мафия, скажем так. Ты когда-нибудь с ней сталкивался?

— К счастью, не приходилось. В смысле, я не вставал им поперёк дороги, но среди посетителей бара и тех людей, что я встречал за свою жизнь, я знаю, что были гангстеры, которые занимались тёмными делишками. — Вон напряжено задумался, забеспокоившись от моих слов. — Но что им от тебя нужно? Ты же… такая безобидная и юная. — Я поглядела краем глаза на Ви, потом вернула взор к Вону.

— Я до конца не уверена в том, что им от меня надо.

— И всё-таки?

— Ты не поверишь, — улыбнулась я.

— Тебе? Как тебе можно не верить, Элия? Я приму за чистую монету всё, что ты скажешь, даже если ты откровенно попытаешься убедить меня в невозможном, — заверил он, тепло глядя на меня и снова взяв за руки. Я всё равно сомневалась. А если он примет меня за сумасшедшую? Если подумает, что я врунья и ненормальная? Но ведь он уже принял меня даже странной по внешности. Почему бы ему не быть тем, кто поймёт меня полностью?

— Я… наверное, они хотят, чтобы я предсказала им кое-что.

— Предсказала? — приподнял брови Вон. Я застыла в испуге ожидания, предвкушая, как он повертит пальцем у виска. — Ты умеешь предсказывать? — без толики насмешки уточнил он, не изменив никоим образом поведение. Кажется, пока что меня не списали в разряд психически нестабильных.

— Не знаю. Не думаю. Прошлое я как-то видела, но будущее — вряд ли.

— Почему же они считают, что ты можешь его предсказать?

— Это семейное. У меня в роду умели предсказывать, судя по всему, и они надеются, что дар передался мне. Но это так наивно, правда? Скажи, ведь так глупо звучит подобное в наше время, когда всё подвластно науке и технике? И тут какие-то предсказания и пророчества.

— Ничего не глупо, я никогда не отрицал, что существует нечто, не подвластное разуму. Вдруг у тебя действительно великие способности? — Я покосилась на Ви. Идти ли до конца в своих признаниях? Это нужно сделать, если я хочу продолжать общаться с Воном, если я хочу, чтобы он всё понимал обо мне.

— Способности у меня есть. Я тебе расскажу кое-что, только… только отнесись к этому серьёзно, ладно? В это очень трудно поверить, но это так. Готов? — Вон с любопытством кивнул, навострив уши. Я выдохнула:

— Я смогла вызвать духа. Не знаю, ангел он или демон, но он материализовался, чтобы защищать меня. — Я указала глазами на Ви. До Вона мои слова доходили не меньше минуты. Он даже сдвинул брови и ссутулился, словно разглядывая меня внимательнее, и только потом посмотрел через плечо на Ви.

— Он… дух? — сдержанным тоном задал вопрос молодой человек.

— Да.

— И как ты умудрилась его вызвать?

— Я читала заклинания, совершала обряд, и он появился из дыма. — Вон окинул меня взглядом сверху. На его лице уже не было беззаботного любопытства, он изучал меня скорее с непониманием. — Ты не веришь мне…

— Нет-нет, я просто пытаюсь представить это и осознать. Твой… дух очень похож на человека.

— Он в него превращается. Пребывание на земле испаряет из него всё потустороннее. — Вон слабо улыбнулся, поправив мою челку и задержав ладонь на моём лбу, после чего ласково погладил по плечу.

— Конечно, плохая экология не лучшая среда обитания для спиритуальных существ. Хотя я в этом мало что понимаю. И всё-таки… вернёмся к предсказаниям. Ты сказала, что умеешь видеть прошлое?

— Не то чтобы умею, это получалось пару раз случайно, — я посмотрела на Вона с опаской. — Ты не думаешь, что я больная на голову? Ты правда мне веришь насчет Ви?

— Я не сомневаюсь в твоих словах. Если ты сказала, что всё было так, значит, так и было. А специально ты гадать не пробовала? Ну, устремить внутренний взор в то или иное время?

— Я никогда не пыталась, — признала я, впервые подумав о том, что ведь и духа попыталась вызвать единожды, и вышло. Почему же я не испытывала другие заклинания?

— За тобой гоняется мафия, из-за твоих способностей, а ты не пыталась точно узнать, есть они у тебя или нет? — Вон присел на парапет и приобнял меня, прислонив к себе. — Красавица моя, ведь ты могла бы, допустим, убедиться, что их у тебя нет, сообщить об этом заинтересованным, и они бы от тебя отстали.

— Я не думала об этом… тем более, после случая с Ви, я знаю, что они у меня есть, но где их границы…

— Как ты раньше видела прошлое?

— Касалась людей, и что-то во мне происходило. Я видела, что с ними было, недавно или давно.

— А ну-ка, попробуй со мной, — смело просиял Вон, протянув мне руку. В начале наших откровений он был серьёзен и вдумчив, но после того, как я объяснила про Ви, он почему-то расслабился, будто была сорвана последняя преграда недоговоренности. Возможно, его напрягало присутствие Ви, и он немножко ревновал, но узнав, что это всего лишь дух, потерял повод для ревности?

— Я не знаю, как и начать, — взяла я его ладонь несмело. В прошлые разы всё происходило стремительно и внезапно. Как же вызвать в себе видения принудительно?

— Зато мы точно узнаем, умеешь ты смотреть в прошлое или нет. Если ты увидишь что-то в моём прошлом, то я тебе скажу, так это или нет. Давай. — Он сжал мои пальцы своими. Я кивнула, попытавшись отвлечься от окружающего меня шума, города, запахов. Закрыв веки, я сосредоточилась на Воне, на том месте соприкосновения, где сошлись наши ладони. Вон, я должна увидеть его прошлое. Как же я это делала?

— Ничего не выходит, — не размыкая век, призналась я.

— Может, требуется подождать? — Я вспомнила о видении из жизни Шуги. Он нарядился в девчонку, и я узнала о том, откуда у него неприязнь к такого рода ситуациям. Я увидела, как получил рану Чонгук, когда обрабатывала эту рану. Что сейчас может быть наиболее ярким для Вона, что должно связывать этот момент и какой-то другой, в прошлом? Я сильнее сжала его руку, подумав о том, что у нас свидание, а он говорил, что целовал многих девушек… сколько же у него было свиданий до меня? И вдруг на меня опустилась темнота. Не та, что прячется за закрытыми глазами, а абсолютная, что их невозможно разомкнуть, потому что попадаешь куда-то в другое пространство, измерение, я не знаю, как и куда, но я была уже не рядом с Воном, то есть, рядом, но не сейчас и не здесь. Я стояла, совсем как Ви, немного в стороне, и смотрела, как он укрывает плечи какой-то девушки своей потертой курткой, они обнимаются, а потом горячо целуются. Но девушка не совсем молодая, ей лет под тридцать, и она очень дорого одета. Я хочу узнать, любил ли он её? Как давно они расстались? Несмотря на сумбур, который обычно творился со мной в этих прозрениях, я попыталась уцепиться за детали, задержаться в этой сцене, хоть она и была мне неприятна. Я увидела обручальное кольцо на пальце девушки. У Вона его не было. Неужели он встречался с замужней женщиной? Но вот они разомкнули объятия, он остался стоять, провожая её взглядом к черному тонированному автомобилю. Что-то всё это время сбивало меня, похожее на тихие щелчки, как печатная машинка, или фотоаппарат, навязчивые, не слышные им там, но раздающиеся возле меня. Будто шум в ушах. Я потрясла головой, и стала выпадать из прошлого. Нет, нет! Я хочу остаться там, я хочу ещё посмотреть на то, как жил Вон, что с ним происходило? Меня шатнуло и я почувствовала лёгкий удар, будто упала на мягкое. После очередной темноты снова посветлело, передо мной была игровая площадка для баскетбола, в крытом зале, горят яркие лампы, освещая быструю игру. На поле носятся команды, скамейки полны зрителей, девушек больше, все кричат и визжат, поддерживая кого-то. Я посмотрела на баскетболистов, не совсем понимая, где я и откуда смотрю. Но вдруг увидела Вона, подбегающего к кольцу и, несмотря на попытку блокировать его продвижение соперником, он сделал поворот и кинул мяч с расстояния. Тот, оранжевый с черными полосками, метко попал в корзину. Зал заверещал, оглушая меня, раздались крики, означающие победу и окончание игры. Вона окружило четверо парней, и тот, кому он отбил пятерню, стоял ко мне спиной, в майке с именем «B.I.» между лопатками. Из рупора донеслось объявление победителей года среди команд вузов. Толпа, половина которой стала выходить их зала, а часть понеслась вниз, ликовать с выигравшими, перегородила мне видимость, и опять образовалась чернота, тьма, в которой я завертелась, не находя выхода. Моё нежелание покидать эти лабиринты отрывков чужой жизни удерживало меня, но недостаточно долго, чтобы наблюдать то или иное событие не обрывочно. Я продолжала вертеться, пока не заметила свет тусклой лампы. Она была у стекла, разделявшего комнату пополам. Я осторожно попыталась приблизиться, но заметила, что по ту и другую сторону сидит два человека. По эту сторону был Вон, он держал у уха трубку и что-то говорил. Это место было похоже… нет, это и была комната свиданий в тюрьме! Я быстрее посмотрела через стекло, туда, напротив Вона. Какой-то молодой мужчина, бритый, как и положено заключенным. Вон замолчал и заговорил тот, но по губам я читать не умела, а без трубки ничего не слышала. Ощущая злобу и ещё какие-то неясные, смутные эмоции Вона, ощущая, как ему не нравится происходящее и как он сам хочет уйти отсюда побыстрее, я окончательно утеряла связь с прошлым и полетела прочь, погружаясь в черноту, размешивающуюся рябью, сливающимися в какофонию голосами, топким чувством погружения в бездну. Мне стало страшно, потому что я никак не могла выбраться из этого мрака, ноги и руки не чувствовали опоры. О Будда, а если я останусь плутать в этих потоках сознания? Нет, нет, нет!

— Элия! — Меня тряхнуло, и я открыла глаза. Вон придерживал меня за плечи, стоя напротив. Я огляделась вокруг и обнаружила себя в Хэншуе, откуда и сорвалась в закоулки воспоминаний Вона, или даже того, что он не обязательно помнил сам, но содержал в себе. К нам подоспел Ви, видимо, заметив что-то неладное.

— Элия, что с тобой?

— Ничего, ничего, голова закружилась, — успокоила их я. Голова действительно кружилась, до сих пор, от резкой смены дней и ночей, в которых я побывала. Вон сунул Ви какую-то купюру и указал на палатку метрах в двадцати.

— Купи воды, ей нехорошо. — Мой дух огрызнулся бы и воспротивился, в другой раз. Но беспокойство во взгляде, волнение за моё самочувствие поторопило его выполнить просьбу. Я попыталась восстановить ровное дыхание и посмотрела на Вона, не понимающего, что со мной было? — Ты как?

— Всё хорошо, — понимая, что физически это не стоит особых сил, сказала я. Но для психики, для разума эти видения очень тяжелы, они приводят к жуткой потерянности. И имеют ли отношение к реальности? Я вспомнила, что именно мы хотели узнать, поэтому спросила, воспользовавшись отлучкой Ви: — Кого ты навещал в тюрьме?

Вон так резко отпустил меня, отдёрнув руки, что я едва не упала. Оступившись, я вынуждена была поймать равновесие самостоятельно, потому что Вон не попытался поймать меня, убрав ладони подальше.

— Что ты видела? — дрогнувшие желваки выдали его тревогу.

— Ты кого-то навещал в тюрьме. Я не знаю, когда это было, но у тебя есть кто-то знакомый в тюрьме?

— Да. Да, просто знакомый, — стиснув челюсти, кивнул Вон, став смотреть на меня совсем иначе, чем пять минут назад (или сколько времени прошло?). Как-то с прищуром. — Это так, я проведывал знакомого в тюрьме. Что ещё ты видела?

— Ты играешь в баскетбол. Очень хорошо играешь. — Глаза Вона вспыхнули ещё ярче, но с мимикой он уже мог совладать. Только не отводил от меня взгляда и слушал. — Ты со студенческой командой стал чемпионом года. Это так?

— Это так, — вкрадчиво признал Вон.

— Одного из них, игрока твоей команды, зовут Би Ай. Я видела надпись на майке. — Вон плавно сунул руки в карманы, похоже, ушам своим не веря. Его реакция подтверждала, что я видела правду, что я видела настоящее прошлое, то, что было на самом деле. — Это твой друг?

— Лучший. Что ещё?

— Больше ничего… вроде бы ничего.

— Не скрывай, если увидела ещё что-то! Говори всё, — грозно попросил Вон.

— Я… да нет, ничего особенного. Я видела тебя на свидании с другой, но это явно было некоторое время назад, совсем не недавно… я увидела три разных отрывка, никак не связанных, я просто хотела посмотреть что-нибудь в твоём прошлом, и напоролась на эти эпизоды твоей жизни…

— И больше ничего? — настойчиво надавил Вон.

— Да нет же! Всё… Ты так спрашиваешь, как будто есть что-то, что ты не хотел бы мне показать или рассказать. Ты скрываешь что-то? — С усилием, Вон расслабился и покачал головой.

— Нет, это просто шок. Ты… так точно увидела какие-то вещи из моей жизни. Я не ожидал. У тебя, и правда, есть способности. Очень неплохие способности. — Ви подбежал с бутылкой воды, протянув её мне. Я с благодарностью приняла её и сделала глоток. Вон как-то иначе посмотрел на моего духа, будто только сейчас увидев в том нечто особенное, инопланетное.

— Полегчало? — спросил меня Ви.

— Да, всё отлично. Наверное, дело в усталости. — Я не хотела говорить духу, что разоткровенничалась с Воном, того это наверняка разозлит. — Пойдёмте в гостиницу? Уже поздно.

— Конечно, — согласился сразу же Вон, подставив мне локоть для опоры, потому что кисть всё ещё держал в кармане. Я убедилась, что в состоянии видеть прошлое. Не только случайно, но и приложив усилия, целенаправленно желая его узнать. Но говорит ли это о том, что я могу увидеть будущее? И как попытаться заглянуть в него? Это будет трудно. А пока лучше отдохнуть. Идя в номер, я всё вертела в голове сцены из прошлого Вона, и что-то казалось мне не вписывающимся, или неправильным, или странным, но я никак не могла понять что. Я ведь не увидела ничего особенного, почему же есть ощущение, что я увидела что-то, чего не поняла?

Вернувшись назад, я хотела пройти к креслу, но Вон поймал меня и, развернув к кровати, улёгся упрямо на пол. Посмотрев на Ви, я встретила то же упорство — он опустился вниз.

— Ладно, джентльменствуйте, но только одну ночь. Во сколько завтра поедем дальше? — спросила я у духа.

— Мы останемся в Хэншуе ещё на ночь, — оповестил он без лишних комментариев.

— Вот как? Ладно… — Мы встретились взглядами с Воном.

— Я продлю завтра оплату номера ещё на день.

— Вон…

— Не спорь, — подойдя ко мне, он быстро-быстро, легко поцеловал меня в висок и направился в ванную. — Тоже ополоснусь перед сном. И не вздумай спать на кресле, Элия, всё равно перенесу тебя на кровать. — Признаться, мне захотелось лечь на кресло уже только ради того, чтобы он взял меня на руки, но я сдержалась и кивнула. Теперь, когда между мной и Воном всё меньше преград, мы ещё успеем сходить и на нормальные свидания, и ощутить его руки я ещё успею. С блаженной улыбкой на устах я проводила молодого человека в ванную глазами и повернулась к постели.

— Спокойной ночи, Ви!

— Добрых снов, Медведьма, — отозвался он, невидимый мною за кроватью. Голос его прозвучал безжизненно и печально.

Второе свидание

За эту неделю я впервые не только выспалась, но и отдохнула всем телом, благодаря удобству широкой кровати. Не хотелось размыкать веки и вставать, даже когда сон закончился. Полежать бы вот так как можно дольше, пока не вернутся Чонгук с Шугой, и мы не отправимся дальше, все вместе, в большей безопасности. Я думала, что все ещё тоже спят, но услышала рядом тихий шелест, поэтому всё-таки открыла глаза. Вон уже был одет и накидывал на плечо свой рюкзак. Увидев, что я смотрю на него, он улыбнулся.

— Пойду, доплачу за номер, и принесу что-нибудь на завтрак. Я разбудил тебя? — Я помотала головой.

— Нет, я проснулась некоторое время назад. — Какой же он милый и заботливый! Будда, как же мне повезло встретить его на своём пути! Что бы мы без него делали? Пусть Ви и злится, и не доверяет ему, но не признать, что Вон облегчает нашу паломническую участь трудно.

— Хорошо. Я быстро, — пообещал он и вышел. Не успела я, потягиваясь, ещё раз насладиться ощущением безмятежного утра и того, что у меня такой восхитительный молодой человек, как из-за кровати приподнялся Ви.

— Пока его нет, я могу оставить тебя ненадолго без присмотра, пойду в душ, — убежденно махнула красная голова с чернеющей макушкой. Я надула губы, скрестив руки на груди.

— Если меня когда-нибудь и нужно оставлять, то скорее тогда, когда я с Воном, а не одна. Когда ты прекратишь точить на него зуб не понятно за что?

— Никогда, — заявил дух и нырнул за дверь ванной комнаты. Далась им эта вражда? А, может, у мужчин это врожденное? Стремление к соперничеству, кто круче, стремление доказать, кто сильнее и более необходим. Но у духа, даже очеловечивающегося, не должно быть людских недостатков, разве нет? За семь дней Ви стал мне почти родным, каким-то обязательным в моей жизни, как брат, или даже брат-близнец, поэтому мне печально было наблюдать, как он плохо воспринимает Вона, по которому, я боюсь, просто сойду с ума, если он и дальше будет таким прекрасным и идеальным. Да и с чего бы ему измениться? Нет, конечно, Вон не идеальный, но когда мы влюбляемся, мы напрочь не видим недостатков, может, поэтому я не разделяю отторжения Ви? Может, он что-то замечает, недоступное мне? Да, возможно, Вон вёл не святой образ жизни, но он и не пытается обмануть меня в этом. У него было много девушек, у него есть знакомый в тюрьме, он байкер… Хотя почему это стало недостатком? Потому что Ви считает мотоциклистов ветреными и опасными? Что за предрассудок!

Мобильный, который оставили нам Шуга с Чонгуком, зазвонил, и я, покосившись на ванную, где шумела вода, и поняв, что Ви не слышит рингтона, выбралась из-под одеяла сама и подошла к столику. На экране высветилось имя Чонгука. Взяв трубку в руку, я поднесла большой палец к кнопке «принять звонок», но когда нажала — телефон отключился и погас. Не поняв, что произошло, я попыталась поводить по экрану пальцем ещё, но тот был темным и не откликался. Я завертела телефон так и эдак, но даже боковые кнопки не помогали. Аппарат отключился и не хотел работать. Разрядился? Зарядное устройство лежало в куртке Ви, висевшей на стуле. Скорее всего, во внутреннем кармане, наугад предположила я и запустила туда руку. Нащупав что-то твёрдое, не задумываясь, я схватила и вытащила. В моей ладони оказалась пачка сигарет. Брови сдвинулись к переносице. Откуда у Ви сигареты? И зачем? Так вот почему Вон вчера сказал ему то, чему я не придала значения. Вон намного внимательнее меня. С подростковым любопытством, я заглянула внутрь пачки, где не хватало уже половины содержимого. Ага, всё-таки, действительно, курит. Почему я никогда не видела, как он это делает? Скрывает от меня? Положив на место, что взяла, я вернулась к поискам зарядки, нащупала провод, вытянула за него вилку из другого кармана и подключила мобильный к розетке. Ничего. Похоже, он умер, или я его невольно как-то сломала. А что, если помимо прочих способностей у меня какие-то нелады с электроникой? Если она ломается от моего прикосновения? Я отошла подальше, сев на кровать и решив дождаться Ви. Он не задержался, боясь, что Вон вернётся быстрее, чем он, и я, не дай Будда, окажусь с ним наедине.

Мокрые волосы были настолько темными, что из красных стали бордово-черного цвета. Тряхнув ими на пороге, Ви блеснул серьгой в ухе, на которую упал солнечный свет. В джинсах и футболке, с перекинутым через шею полотенцем, самый обычный земной парень. Которого очень трудно представить с сигаретой. Курящим.

— Чонгук звонил, — указала я на телефон, от которого крысиным хвостом тянулся к розетке провод. — Я хотела поднять, но телефон отключился. Боюсь, не сломала ли я его? Вдруг у ребят что-то случилось, а они не могут дозвониться… — Ви подошёл к мобильному и, подняв его, провёл своим большим пальцем. Экран засветился. Я выпучила глаза. Магия?

— Он просто запрограммирован, — обернулся ко мне дух. — По отпечаткам пальцев. Шуга ввёл мои данные. Поэтому если касается кто-то другой, то система отказывает, реагируя на постороннее вторжение. Это у золотых сделано для безопасности. Если кто-то надумает взломать телефон и добыть из него какие-то номера и сведения, то он может и бабахнуть, так что ты осторожнее, — улыбнулся Ви. Я невольно стиснула руки в кулаки, представив, как пластик мог разлететься на куски у меня в руках, и я потеряла бы пару фаланг и ногтей.

— Мог бы предупредить заранее. Как и признаться, что куришь, — сказала я, и улыбка с лица Ви тут же пропала. Он посмотрел на меня, потом на свою куртку, потом опять на меня и, поджав губы, уткнулся в телефон, строча там смс-ку Чонгуку или Шуге. — Чего молчишь?

— Я не думал, что это так важно. Это всего лишь вредная привычка.

— Когда ты её выработать-то успел? Неделю всего среди людей по земле ходишь.

— Элия, — отделил паузой от последующих слов моё имя Ви, откладывая телефон и поворачиваясь ко мне. — Я, наверное, должен был сразу сказать, но дело не совсем в курении, дело в том, что… — Дух явно собирался с силами для чего-то такого, что требовало правильных слов. Что он там готовит такое? Дверь открылась и появился Вон, бодрый, улыбающийся, от которого повеяло улицей и новым, счастливым днём.

— Ну что, до завтрашнего обеда этот номер всё ещё наш. — Вон плюхнулся рядом со мной на кровать, протягивая мне картонный поднос из фастфуда с выемками для чашки и миски. В одной из них скрывался чай в пластиковом стаканчике, в другой лежали ещё горячие булочки. — Приятного аппетита, — шепнул он мне на ухо и поцеловал туда же. Я покрылась мурашками, схватившись за стакан.

— А…а ты? — запинаясь, выговорила я.

— Мы поедим где-нибудь в закусочной, когда пойдём прогуляться. Мы же пойдём прогуляться? А, дружище? — обратился Вон к Ви и тот, сорвав полотенце с шеи, скрутил его и швырнул в Вона.

— Я тебе не дружище! — Полотенце не долетело до цели, пойманное быстрой рукой Вона с молниеносной реакцией.

Умытая и прихорошившаяся, насколько это было возможно, я вышла на прогулку в сопровождении моих спутников. Погода была изумительная. Мы сообща решили, что сидеть в номере не менее опасно, чем ходить по городу. Если нас вычислили, то там загонят в тупик, а на улицах хотя бы есть шанс скрыться, если же нет, то в Хэншуе за нами уже никто не следит. Вон снова вынужден был оставить свой мотоцикл на парковке возле гостиницы. Ви, как и вчера, шёл позади нас. Из закусочной он вышел немного подобревший, но всё равно не настроенный весело проводить время в нашей компании.

— Мне так не нравится, что вы задираете друг друга, — поделилась я с Воном.

— Мы?! Да ты слышала от меня хоть одно обидное слово в его сторону?

— Нет, — согласилась я, — но постарайся его понять, он же фактически в чуждой ему обстановке, осваивается здесь, среди людей, на которых раньше смотрел со стороны. Ему нелегко, относись к нему снисходительнее.

— Я делаю всё, что в моих силах. — Я завела этот разговор потому, что когда Вон поймал полотенце, у него взгляд и лицо стали такими, что мне сделалось страшно. Его глаза будто разрывали Ви на части, а челюсть дёрнулась так, будто кулаки вот-вот пойдут в ход. Мне подумалось, что не такой уж Вон всегда терпеливый и дружелюбный, впрочем, кто бы на его месте обрадовался такому отношению? Я почти испугалась, что начнётся драка, но молодой человек нервно поднялся, сказал, что у него заболела голова, выпил таблетку от неё и постепенно забыл про конфликт, успокоившись. С тех пор он был прежним Воном, добродушным и располагающим, выглядящим ничуть не старше Ви, юный парень, старающийся жить полной жизнью и верящий в чудеса и любовь, как и я. — Элия, а ты… никогда не предполагала, что Ви, возможно, не вызванный тобой полтергейст, а обычный пацан? — Я сразу же недовольно вздохнула. И этот будет не верить второму?

— С чего бы? Я же сама видела, как он появился!

— Да всякое бывает. В наше время подстроить эффектное появление…

— Вон, не надо, пожалуйста. С меня достаточно того, что Ви считает тебя обманщиком, или ты решил обвинять его в том же в отместку? — И в то же время я вспомнила об увиденных с утра сигаретах, о дыме, из которого вышел мой дух-хранитель, о запахе, который регулярно от него исходит. Нет ли тут связи? Да нет, даже если от него и пахло всегда табаком и копотью, вызванной курением, то откуда ему было взяться в моём шкафу именно в тот момент, не будь он потусторонней силой? Не хватало мне ещё усомниться в создании, оставшемся на этом свете самым близким мне. Ви, по-прежнему, был для меня кем-то сродни бабушкиного друга, которого она послала, чтобы он приглядывал за мной.

— Хорошо, раз ты ему доверяешь, то и я буду, — примирительно улыбнулся Вон. Я хотела взять его за руку, но опоздала с моментом, и он как раз убрал свою в карман. Я неловко отодвинула ладонь, надеясь, что моего движения не заметил ни Вон, ни Ви сзади. — А в чем, он считает, я тебя обманываю? В том, что влюбился в тебя?

— Ага, — покраснела я, не привыкшая ещё слышать так прямо о том, что кто-то ко мне что-то испытывает. Сама я ещё не готова была говорить о чувствах, глядя Вону в глаза. Мне хотелось бы быть с ним более открытой, раскованной, решиться самой поцеловать его, но никак не хватало напористости, которая моему характеру вообще не свойственна, и если и прорывается когда-то, то только в случаях крайней опасности.

— По его мнению, влюбляются как-то иначе?

— Не знаю, — пожав плечами, я сдержала порыв оглянуться, чтобы Ви не понял, что речь идёт о нём. — Он говорил, что все парни домогаются до девушек, а когда понял, что ты не домогаешься, и это назвал подозрительным.

— Какие, однако, глубинные познания мужских повадок у духа, неизвестно откуда взявшегося.

— Он очень смышлёный. Всю свою… всё своё существование, до того, как материализовался, он наблюдал за людьми.

— Так, я плох тем, что не пристаю к тебе? — Я покраснела гуще, чем могла когда-либо, промолчав. — А сама ты об этом что думаешь? — наклонился он ко мне, испытывая мою стыдливость. Словно чувствуя, что я в таких темах теряюсь и становлюсь растерянной и ведомой, Вон положил руку мне на плечо. — Если я буду приставать — это будет плохо?

— Я… я… — едва не заикаясь, мой язык торопился сказать что-нибудь без содействия разума, но я сдерживала его, пытаясь подумать до, а не после. Если я скажу, что плохо, то он не будет приставать. Он и так меня сегодня ещё ни разу не поцеловал, может, считает, что мне это не нравится? Или тоже стесняется Ви? Как же быть, не сказать же прямо, что я была бы не против? За кого он меня тогда примет? Это некрасиво, когда девушка даёт согласие на приставания, я же, как бы, ну, наверное, должна отбиваться, но когда не от чего, то это немножко расстраивает. — Думаю… мне кажется, что если тебе хочется, то ты можешь… если ты позволишь себе лишнего, я же скажу, — выдавила из себя я. Мы остановились, посмотрев друг другу в глаза. Хочет ли он ещё целовать меня? Что я знаю о парнях? Мао говорила, что как только они получают своё, то их интерес пропадает. А вдруг, поняв, что завоевал моё сердце, Вон остыл и разлюбил меня?

— Лишнего — это как? — спросил он, сияя зрачками, будто они знали ответ.

— Ну… это… в общем, когда неприлично, — запуталась и замялась я. Сейчас последует вопрос «а как это — неприлично?», и у меня язык прилипнет к нёбу.

— Элия, я не позволю себе ничего, что могло бы тебя оскорбить или унизить, — шепнул Вон. — Что касается моего желания, то неужели ты думаешь, что я не хочу приставать к тебе? — У меня внутри что-то отмерло, затаившееся до этого, ледяное и паникующее. — Но, во-первых, с нами всё время твоя ангельская нечисть, а во-вторых, не все молодые люди нахалы и смельчаки. Я, может, кажусь тебе способным отважиться на многое, но и мне иногда не хватает решительности, чтобы сделать что-то, что мне хочется. — Вон погладил меня по щеке осторожно, кончиками пальцев. — Иногда парням даже нужно выпить, чтобы осмелиться на какой-то жест в сторону девушки.

— А ты не становишься буйным, когда выпьешь?

— Я? О нет, для этого мне нужно выпить очень много. Но я с тобой никогда не стану напиваться.

Обедали мы в уличном кафе под зонтиками, из которого виднелась река. Я не увидела и десятой части города, но Хэншуй нравился мне всё больше. Возможно потому, что здесь я ощутила безопасность, смогла отдохнуть и испытала избавление от страха потерять Вона. Он дождался меня тут и продолжал быть со мной. Наверное, этот город навсегда останется в моей памяти самым романтичным местом на свете, которому я обязана первой любовью, хоть нас и свёл Ханьдань. Но там всё было зыбко, шатко, без уверенности в завтрашнем дне.

Дождавшись, когда Вон отойдёт в туалет, Ви сообщил мне, что Чонгук обещал найти нас этим же вечером.

— А Шуга?

— Шуга двинулся дальше, на восток, уводя за собой преследование окончательно.

— Но как же? В одиночестве?!

— Нет, они дошли до наших… — Ви посмотрел на меня и замер с палочками, которыми нёс в рот рис. — До золотых, в смысле. До подмоги. С ними Шуга будет в полном порядке, ну а Чонгуку не составит труда без кого бы то ни было тихонько возвратиться к нам.

— Золотые, которых они встретили — они опытные? Я беспокоюсь за Шугу.

— О, более чем! Когда мы сами доберемся до цели, ты познакомишься с ними. Бродяга, который сейчас с Шугой, один из лучших воинов среди золотых. Поверь, несладко придётся тем, кто попытается на них напасть, а не наоборот.

— Бродяга?

— Как ты могла понять, почти все там имеют клички.

— А что даёт повод назваться тем или иным образом? Если я правильно поняла, то все золотые ведут бродяжнический образ жизни, почему же так назвался только один из них?

— Ну, тут надо рассказывать историю каждого, естественно, погоняло получить без причины сложно.

— Чонгук, судя по всему, ничем не отличился? — хохотнула я.

— Чонгук отличился слишком многим, — улыбнулся Ви. — Если бы ему дали прозвище за заслуги, то его полное имя было бы длиннее, чем официальное название Бангкока.

— Оно большое? — удивилась я, никогда раньше не слышав никаких подробностей о Бангкоке, да и откуда бы мне, в далекой глубинке Китая, было интересоваться столицей Таиланда?

— В нём двадцать слов, кажется.

— Ого! — восхищенно ахнула я, поглощая обед. — Ви, ты так много знаешь о ребятах… почему ты ничего не можешь сказать о Воне? — В лоб спросила я, всё-таки растревоженная некоторыми сомнениями, которые подкрепил во мне сам Вон.

— А что ты хочешь о нём узнать? Я тебе сказал — он подлец и врун. — Я закатила глаза, собравшись в который раз вступить в перепалку, защищая честь моего молодого человека, но он сам как раз вернулся, и пришлось замолчать.

Вновь придя в гостиничный номер, мы спаслись от полуденной жары. Делать было нечего, занять себя чем-то нужно было, в ожидании Чонгука, встретив которого мы тронемся дальше. Вон включил телевизор и завалился на кровать, еле заметным кивком головы поманив меня к себе. Покосившись на Ви, я аккуратно забралась на постель и подсела к Вону. Он глазами указал на своё плечо. Я посмотрела на Ви, который сам уже смотрел на меня. Я не могла под его взглядом опустить голову на плечо Вона. Мне становилось почти дурно от того, как хотелось это сделать, и как не давало мне это совершить что-то в подсознании, что-то в глазах моего духа. Напрягшаяся и начинающая нервничать, я уставилась в телевизор, где шло какое-то ток-шоу. Не знаю, о чем подумал Ви, о том, что смущает меня, мешает нам, или о том, что ему самому неприятно наше общество, но он открыл балкон и вышел на него. Силуэт, проглядывающийся сквозь тюль, являл спину. С минуту посидев в ожидании, как быстро Ви зайдёт обратно, я поняла, что он не собирается оттуда спешить, и только тогда, сползя вниз по кровати, легла рядом с Воном, устроившись на его сильном плече.

Находиться в такой атмосфере, где почти явственно бьют молнии, очень некомфортно. В четырёх стенах это и вовсе невыносимо. Эти двое не пытались облегчить мне участь, а только усугубляли всё, не разговаривая, игнорируя друг друга. Я бы предложила Вону прокатиться на мотоцикле, но знала, что Ви никуда от нас не отстанет. Что касается Вона, то и он не собирался оставлять меня надолго в уединении с духом-хранителем. Не выдержав первой, я предложила им опять пойти гулять, едва стало темнеть. Воздух чуть посвежел, сумерки были не такими, как в горах, но всё равно лучше, чем душный день. Закат над Хэншуем не отличился красочностью, скорее был по-настоящему ханьским — всех оттенков жёлтого, теснившего наползающую тёмную синеву грядущей ночи. Ни облачка на небе, и только быстро начавшие зажигаться звёзды. После того, как мы побывали в гостях главного стража Шэньси, я то и дело пыталась представить себя китаянкой, проникнуться этой страной, ощутить себя её частью, но никак не могла назвать всей душой Китай своей родиной. Я чувствовала, что чего-то мне не хватает вокруг, что это не совсем моё. Я не могла заявить с таким же пылом и фанатизмом, как Джоуми, что вот она — лучшая империя, я хочу положить жизнь на её благо, прожить в ней до смерти, сделать всё для её процветания. Узнав, что корни мои из Кореи, я стала представлять ту страну утренней свежести какой-то волшебной и неописуемой, где всё совсем иначе, а когда оказалось, что и Вон наполовину кореец, то я поняла, что это судьба, и я направляюсь по верному пути. Хотя иногда, по ночам, я вспоминала Тибет, и меня неудержимо тянуло побывать там ещё хоть раз. Смогу ли я найти сейчас дорогу к нашему с бабушкой дому? Дому, где даже под дождём не гаснут свечи.

Вон отошёл посмотреть, что мотоцикл на месте, когда мы вышли из гостиницы. Ви то и дело поглядывал на телефон, в нетерпении ожидая Чонгука. В очередной раз посмотрев на экран, дух замер и перевёл взор на меня.

— Я почти забыл… Медведьма, у тебя завтра день рождения.

— Завтра?! — изумилась я.

— Да, который настоящий. Который скрывала твоя бабушка.

— Это… это мне будет восемнадцать?! — подпрыгнула я. Ви кивнул. — Надо же… это так необычно, узнавать, что ты совсем не такая, какой себя считала, и возраст, и день рождения… — Вон подошёл ко мне. — У меня завтра день рождения, представляешь? — радостно сообщила я. Ви цокнул языком, явно недовольный, что я делюсь чем-либо с Воном. Но это ведь не чьи-то тайны, а информация обо мне, это принадлежит мне, неужели я не имею права распоряжаться сведениями о себе самой? Я решила не придавать значения вздохам и негодованию духа.

— Серьёзно? То есть, после полуночи?

— Да-да, — закивала головой я, счастливая от одного только известия о том, что завтра номинальный праздник.

— Так, это нужно отметить! — щелкнул пальцами Вон. — Предлагаю пойти в ресторан, досидеть там до двенадцати…

— Ресторан — это дорого! — остановила я его планы. — Я не хочу, чтобы ты продолжал тратить на меня деньги, которые заработал трудной работой.

— Элия, мне не жалко, к тому же, такой повод! — попытался уговорить Вон.

— Нет! Не надо, я не пойду в ресторан.

— Что ж, если дело в деньгах, — Вон прищурился, сунув руки в карманы джинсов и оглядевшись. — А если я устрою так, что мы отпразднуем бесплатно, ты согласишься?

— Бесплатно? — насторожилась я. — А это… это будет честно? Мы же не будем нарушать ничего и красть?

— Да когда же вы прекратите принимать меня за бандита? — устало покачал головой Вон. — Всё будет законно, честно, и заслуженно. Так что, идём праздновать? — Он протянул мне ладонь. Я поглядела на Ви, ища поддержки, но он специально отвёл глаза, чтобы не вмешиваться, уже предполагая, что я не послушаюсь его. Я пожала ладонь Вона.

— Ну, если всё будет честно, то ладно.

— Итак, нам нужен бар! — решительно огласил молодой человек и двинулся вперед. Переглянувшись с Ви, я пожала плечами, заряжаясь энтузиазмом и готовясь к какой-то авантюре. Не знаю, насколько она будет сумасбродной, но я доверилась Вону, и не собиралась бросать его, даже если его идеи будут не совсем безобидными.

На одной из центральных, судя по насыщенности пешеходами и проезжающими машинами, улиц, мы наткнулись на подходящее заведение. Вон очень скептично оглядел с десяток баров, мимо которых мы прошли, заглядывал в некоторые, оценивал публику и контингент, выходил и вёл нас дальше. И вот, наконец, его что-то устроило, и он махнул нам, разрешая располагаться. Втроём, мы подошли к бару, за которым протирал бокалы китаец лет сорока, может побольше.

— Добрый вечер, — улыбнулся вежливо Вон, забираясь на высокий стул и налегая на стойку. Бармен, видимо, подумал, что у него хотят заказать выпивку.

— Добрый вечер, слушаю вас? — развернулся он к Вону, поскольку мы стояли чуть позади, не вмешиваясь.

— Господин, у меня к вам предложение. — Мужчина сразу же посуровел, сняв с лица тёплое гостеприимство.

— Какое ещё предложение?

— Правильно ли я понимаю, что вы хозяин этого заведения? — Я бы не взялась угадывать и предполагать, да и понятия не имела, с чего Вон это взял, но его опытный глаз угадал, потому что мужчина признал это. — Моё предложение коммерческое, и основано на взаимовыгоде.

— Взаимовыгоде? — китаец хмыкнул. — Очень интересно. Если ты хочешь выпить в долг, то я не наливаю взаймы.

— Нет, я бы поставил вопрос иначе. Я предлагаю вам сделать так, что через час у вас уже не будет отбоя от клиентов, в зале будет аншлаг и чаевые, которые будут сыпать не глядя, я тоже отдам вам. Взамен, когда это произойдёт, и вы убедитесь, что я не обманываю, вы позволите нам выпить бесплатно бутылку вина. Что скажете? — Мужчина глядел на Вона с насмешкой и недоверием.

— И как же ты собираешься загнать сюда толпу клиентов? — Мы все, вслед за ним, оглядели зал. Два столика было занято мужчинами: за одним двое, за другим трое. В углу сидела одинокая курящая женщина, вдоль бара сидели две подруги лет тридцати. Всё. Хотя помещение было рассчитано человек на пятьдесят, не меньше. — Если ты начнёшь грубо заталкивать кого-то с улицы, то испортишь репутацию моему бару, и ещё должен останешься!

— Я не буду загонять никого силой. — Вон подался ещё вперед, заговорив тише: — Я бывший бармен. У моей девушки, — он указал на меня, — день рождения. Я хочу сделать ей подарок. Я могу устроить вам такое бармен-шоу, что соберётся весь район. Вам нужно будет только открыть двери и сделать музыку погромче. Так что, по рукам? — протянул свою Вон. Китаец скептически воззрился на неё, покривил губы. Хмыкнул второй раз. Стал отворачиваться. Вон ждал, не убирая ладонь. Вдруг мужчина резко подбросил из-под барной стойки небьющийся металлический шейкер, который поднялся где-то на метр над нами. Среагировав, Вон тотчас поймал его, перекинул в другую руку, швырнул ею за спину, крутанулся вокруг оси и поймал в первую руку. Я распахнула рот от его ловкости. Хозяин заведения, одобрительно сузив глаза, медленно наклонил голову вперед.

— Что ж… но за каждый разбитый стакан будешь платить!

Скинув свою куртку с плеч и сунув её мне, Вон оперся на стойку и, не задев ничего на ней, не над ней (двух рядов бокалов, висящих на ножках), приземлился рядом с барменом. Нарисовав на лице любезнейшую и какую-то очень… очень многообещающую улыбку, он обратился к двум подругам, тянувшим что-то прозрачное через трубочки.

— Ну что, девочки, хотите посмотреть на фокусы и шустрые руки? — Произнесено это было таким тоном, что подвыпившие молодые женщины хихикнули, обращая своё внимание на Вона. Я стояла в тени возле Ви, и не знала, как реагировать. Мой молодой человек набрал в руку четыре рюмки и принялся ими жонглировать, глядя даже не на посуду, а в глаза то одной, то другой клиентке. Те, как завороженные, пытались следить за летающими рюмками, но взгляды их, то и дело, срывались на лицо Вона, которое, похоже, нравилось им куда больше, чем его представление. — Какой коктейль вы хотите попробовать? Поверьте, я каждый готовлю исключительно оригинальным способом.

— И самую обычную маргариту? — решилась спросить одна.

— О, даже её! — стрельнул бровью Вон и, взяв необходимую для коктейля бутылку (я понятия не имела, из каких составляющих там что делается), завертел её пальцами, как барабанную палочку, только бутылка крутилась не между пальцев, а на них, как юла, как если бы она лежала на полу и её кто-то крутил, но она лежала на кончиках пальцев Вона. Это, поистине, смахивало на магию. Он налил в бокал на высокой ножке из этой бутылки часть коктейля, подкинул её, поймал, поставил на место, взял другую. Положив её на плечо, он позволил ей скатиться до самой кисти, и в последний момент, когда сосуд с ликером уже касался тыльной стороны ладони, она перевернулась и схватила этот сосуд. Женщины восхищенно ахнули. Курящая из угла поднялась и перебралась на высокий стул, позволяющий видеть, что происходит. — Хозяин, где же музыка? — напомнил Вон благосклонному господину, и тот, видя, что методика начинает работать, поспешил выполнить просьбу. Ритмичная мелодия не оглушила, но зажгла помещение заводным проигрышем. — А теперь немного льда и лайма, — напомнил не то себе, не то заказчице Вон и, достав два кубика льда, положил их в белоснежную салфетку, завернул, опустил на стойку. — Придержите ваши стаканы, девушки, их может немного потрясти.

— О боже, вы же не собираетесь колоть его рукой? — даже приподнялась на стуле та, что попросила маргариту, видя, как заносится кулак Вона. Я тоже запереживала, и хотела броситься вперед, но Ви придержал меня. Вместо ответа, Вон опять приковал к своим глазам взгляд молодой женщины и в этот момент ударил по льду два резких и точных раза. Лёд захрустел, и сквозь салфетку стало видно, что кубики разломались.

— Именно так я и делаю, — улыбнулся Вон, извлекая осколки льда щипцами для него и погружая их в бокал с маргаритой, которую украсил круглой долькой лайма.

— Какие у вас мощные кулаки… — вздохнула вторая. — Вы не поранились? Не порезались? — Приглушенная подсветка не давала точно разглядеть руки, поэтому Вон протянул кулак, позволив освидетельствовать его на отсутствие травм. — Ну надо же… Я закажу, пожалуй, Секс на пляже, если обещаете, что не будете больше так рисковать своими руками. — Улыбнулась широко китаянка, и мне стало окончательно не по себе. Вон был восхитителен, очарователен, красив, теперь я наглядно видела, каких малых усилий ему стоило обольстить или привлечь к себе. Эти женщины… они минуту на него посмотрели и уже… уже не хочу знать на что они готовы! А Вон? Нравятся ли они ему? Если он вот так работал барменом, то понятно, что он мог целовать хоть каждый вечер новую, хоть десяток новых. Я вновь стала терять самоуверенность, мне стало грустно и обидно. Я отошла к столику у выхода, прижимая к себе куртку Вона. Ви сел рядом. В бар вошла пара, юноша и девушка. Они увидели взлетающие напитки и разнокалиберные рюмки, заинтересовались этим и пошли ближе, в результате чего засели надолго, заказывая что-то у Вона, чтобы посмотреть на очередное чудо его ловкости.

— Эй, Медведьма, ты чего скисла? — шепотом позвал меня дух. Я оторвалась от любования Воном, опустив голову.

— Я не верю, что он в меня влюблён. Теперь и сама не верю. Зачем я ему? — Ви придвинулся, робко тронув моё плечо.

— Эй, ну ты чего? Что значит «зачем»? Разве любят зачем-то?

— Теперь ты будешь убеждать меня в обратном? Ты сам говорил… и вот… я вижу…

— Ну да, он ненадёжный, я это знал. — Моя нижняя губа задрожала. Ви схватил мою ладонь, погладив её сверху. — Но он же не сделал ничего плохого ещё! Это всего лишь аттракцион. Он развлекает публику. Он не позволяет себе ничего лишнего. Ну же, выше нос! Эя, ну как можно променять тебя на одну из этих зрелых любительниц выпить? Ты же особенная, ты самая лучшая. — Я улыбнулась его ласковому убеждению, осмелившись поднять уже почти мокрые глаза.

— Правда?

— Честно-причестно! — поднял свободную ладонь Ви.

— Спасибо, Ви. Ты… ты тоже самый лучший. — Он застыл, приняв как-то либо слишком близко к сердцу комплимент, либо не поняв его. Не знаю, что означало его замешательство на лице, которое нет-нет, да появлялось, превращая духа в немного странного типа.

— Лучше Вона? — внезапно выдал он.

— Что? О нет, не начинай. Ты мой лучший друг, а Вон… — Я посмотрела на бар, где прибавилось ещё два человека (когда только успели?). Вон, в черной майке, демонстрирующей его широкие плечи, бицепсы, ключицы, крепкую шею, совершал неповторимые трюки и поражал своих зрителей (по большей части зрительниц). Я могла бы смотреть на него вечно и, наверное, мне было бы очень больно смотреть на него, думая, что он принадлежит какой-то другой, что у него есть кто-то, не я. Улучив момент, Вон посмотрел между двумя женщинами на меня и, незаметно для всех, подмигнул мне. Щёки вспыхнули, радость вернулась, вечер обрёл смысл. — …Вон — парень моей мечты.

Время близилось к полуночи. Бар был набит битком, среди людей было не протолкнуться. Женщины взвизгивали и аплодировали, мужчины оглашали зал одобряющими басами, раздавались свисты и возгласы поддержки, подбадривания и подначивания. Вон не обронил ни единого стакана, не пролил ни капли мимо, никто не пострадал и никто не был обделён выпивкой. Он успевал обслуживать всех, разливая не глядя, на слух определяя количество налитого. Пару коктейлей он сделал с завязанными глазами. Мне уже было плохо видно сквозь толпу, ведь я не стремилась подойти поближе. Хозяин бара то и дело подбегал к двери, когда она закрывалась, чтобы распахнуть её и позволить прохожим услышать восторги, испытать любопытство и сунуть нос «на огонёк». Терпеливо ожидая, когда это всё закончится, я прижимала к груди куртку Вона. Хорошо выпившие женщины иногда начинали заказывать что-то вроде «льда в бюстгальтер» или «слизать мартини с груди бармена». Естественно, их капризы не выполняли, но мне и слышать подобное было неприятно. Я представляла, что может чувствовать Вон. Или не представляла? Это мне было бы стыдно или неприятно, а если он привык к подобному? Может, ему нравится этот ажиотаж, эти пьяные и доступные женщины? Будда, пусть это быстрее кончится. Я не хочу, чтобы к Вону тянули руки, просили поцелуй, предлагая неплохие чаевые. Я видела крупные купюры в руках этих опытных дам. Как просто, оказывается, красивому парню заработать!

— Чонгук уже рядом, — сказал Ви мне на ухо, получив очередное смс. — Я выйду его встретить. Подожди минуту, ладно?

— Хорошо! — громче ответила я, не рассчитав голосом из-за шума и музыки. Народ сновал туда-сюда, и Ви пришлось потолкаться, чтобы выскочить на улицу.

— А теперь мне нужна добровольная жертва! — услышала я Вона, произнесшего это поверх привернутой в колонках мелодии. Лес рук взмыл над головами. Мне показалось, что даже те, кто пришли со своими женихами, тоже подняли ладони вверх. — Добровольная жертва! — повторил он. Я бегала глазами по представительницам прекрасного пола. Кого он выберет и для чего? Вдруг я увидела, как он запрыгнул на стойку и, сев на ней на корточках, поднёс ладонь козырьком к надбровным дугам. — Так-так-так… сейчас мы найдём подходящую. — Отняв руку от лица, Вон, как будто случайно, воззрился на меня и изобразил внезапное озарение. — Ага! А вот и она! Иди сюда, — обратился он явно ко мне, но я всё равно, хоть и знала, что сижу за столиком у стенки, поглядела по сторонам, влево и вправо. — Да-да, ты! — для убедительности указал он на меня пальцем. — Иди-ка сюда, иди-иди, не бойся! — Я вцепилась в его куртку и, хотя понимала, что меня зовут и я должна встать, оцепенела и потеряла способность двигаться под десятками пар глаз. — Давай же, финал шоу ждёт тебя. Брось ты свою куртку. Дамы и господа, подбодрите эту милую девушку! — Пьяной публике дважды повторять было не надо. Они начали кричать и призывать меня выйти, некоторые расступились, образовав проход к бару, на котором, как хищная птица, сидел Вон, гипнотизируя меня черно-карими глазами. Какая-то девушка рядом приняла из моих рук куртку, повесив её на стул, помогла мне подняться, видя, как дрожат мои ноги. На меня никогда не смотрело столько людей, я до ужаса боялась внимания, мне было стыдно, неловко. Единственное, что я видела и понимала — это протянутая рука Вона. Дотянуться до неё, дойти и дотянуться… Я подала свою вперёд и вот, схваченная за неё, я была поднята Воном на барную стойку. Я оказалась рядом с ним, надо всеми, над кучей зевак, выпивших и веселых, над несколькими женщинами, глядевшими с откровенной завистью и ревностью. — Итак, что желаем выпить, леди? — обратился ко мне снова Вон. Мне нужно было что-то сказать? Что-то сказать при всей этой толпе, мамочки…

— Я не знаю, — губами прошептала я, помотав головой. Меня никто, кроме Вона, не услышал.

— Шампанское?! — угромчил он. — Прекрасный выбор! Ложись.

— Что?! — уже почти в голос смогла пискнуть я. Зал засмеялся над моим испугом и добрым ответным смехом Вона.

— Ложись-ложись, я же не врач, больно не сделаю. — Несколько мужчин отпустило какие-то шуточки. Вон надавил мне на плечи и я, подчиняясь, поскольку всё равно не могла в такой ситуации думать и решать сама, легла спиной на барную стойку, прижавшись к полированной поверхности лопатками. — Мне подсказывают, — сочинял на ходу Вон, потому что никто ему и слова не сказал, — что у этой прекрасной девушки сегодня день рождения! Давайте поздравим её! — зал вновь заверещал, захлопал и засвистел. Я начала осваиваться. Не так уж и страшно, лишь бы не заставили ничего делать. Просто лежать я могу. — Жарко сегодня, не правда ли? — спросил Вон у посетителей бара, и на этот раз женщины поддакивали куда усерднее, чем мужчины. Молодой человек одной рукой стянул с себя за загривок майку. Женская половина зрителей издала что-то изможденное, вымученное, смешанное со стоном. Вон поставил руки по сторонам от моих плеч, нависнув сверху. Рельеф его мускул моментально прорисовался, жилистый, твердый, точёный. — Расслабься, Элия, — попросил он меня на ухо, проведя по нему носом. У меня прострелило где-то в позвоночнике. — Поверь, этот финал я исполняю второй раз в жизни. Первый был тренировочный. Этот — только для тебя. — Я дрожала, стойка подо мной, казалось, дрожала, сердце бешено стучало и всё, что я видела — это влажную от усердия плотную и гладкую кожу Вона, кое-где украшенную шрамами. И его губы, безумно манящие губы в сантиметрах от моих. Встав на колени, захватившие в плен мои бедра, Вон дотянулся до бокала и осторожно пристроил его между моих ног, то есть… не ног, а бёдер, там, где уже… где уже не очень-то и бёдра… В общем, бокал оказался у меня в треугольном пространстве самого верха ног, упираясь мне в… в трусики сквозь тонкие брюки. Затем он взял бутылку шампанского и, содрав фольгу, раскрутив мюзле[15], придержал пробку, чтобы она не выстрелила. Пробка поддалась его крутящему движению и высвободилась. Пена не полилась, видимо шампанское остудили до нужной температуры и не трясли. Вон слил некоторое количество шампанского в другой бокал, отставил его. Потом повернул лицо ко мне, поймал мой затравленный взор, не знавший, чего ждать. Рука Вона оттопырила пряжку ремня, он втянул свой жёсткий пресс и другой рукой засунул бутылку прямо туда… за пряжку ремня. Конечно, большая часть бутылки оказалась на поверхности, особенно горлышко, из которого шёл легкий парок. Когда он сделал это — сунул шампанское себе в штаны — женщины в баре уже неистовствовали, вопя и прося повторить с ними это попозже. Вон опять стал нависать надо мной, опираясь руками по бокам. — А теперь нужно наполнить твой бокал, именинница, — томно и с хрипотцой прошептал он. Медленно сгибая локти, Вон подавался бедрами вперед и вот, тонкая струйка шампанского, из бутылки, которая торчала из его штанов, полилась в бокал, стоявший между моих ног. Я слышала этот звонкий плеск, и мурашки с жаром пронеслись по всей поверхности моего тела. Кроме журчания шампанского, объединяющего наши тела, я не слышала больше ничего. Чтобы бокал был налит полностью, Вону пришлось выгнуть спину и осторожно наклониться торсом, что позволило ему приблизить своё лицо к моему и поцеловать меня в щеку. — С днём рождения, Элия! — поздравил он. Красная и трясущаяся, я приподнялась на локтях, когда он отстранился после этого. Достав бутылку из-за ремня, он отставил её и сполз вниз, не отрывая от меня глаз, крадясь губами к бокалу, что всё ещё стоял у меня между ног… В этот момент я почувствовала, как стремительно удаляюсь от Вона, как чьи-то сильные руки взяли меня за подмышки и дёрнули назад, прочь с барной стойки. Вон едва успел поймать бокал, который не успел опустошить, но половина из него выплеснулась на столешницу.

Через мгновение я стояла на полу, оглушаемая не то радостными, не то разочарованными возгласами зрителей, и смотрела в упор на Чонгука, чей плохо скрываемый гнев мерцал и давал о себе знать во всём: поджатых губах, темных глазах, вздымающейся груди. К ней он меня и прижал, обхватив властной рукой.

— Ещё раз увижу такое безобразие — засуну твоему ухажёру его бутылку сзади, а не спереди!

Настоящий обманщик

Сквозь распиханную толпу, я была выведена на улицу, подальше от центрального входа в бар, в замкнутые с двух сторон стенами домов задворки, где Чонгук, всё ещё не до конца успокоившийся, поставил меня перед собой и назидательно воззрился, уперев руки в бока. Мне стало неловко под его взглядом, и я покосилась на Ви, но тот однозначно был на стороне золотого, скрестив руки на груди. Мы готовились начать беседу, когда нас нашёл, догнав, Вон, с двумя бутылками шампанского — по одной в каждой руке, — и с футболкой, перекинутой через плечо. Он наспех собрался и, получив награду от хозяина бара, помчался за нами.

— Элия, у нас теперь есть, чем отметить твой день рождения! — довольный, поднял он руки, улыбаясь. Но заметив, что в воздухе держится напряжение, а среди нас появился ещё один человек, Вон поставил бутылки на землю и быстро оделся.

— Что вы себе позволяли в баре? — спросил его Чонгук.

— Простите? Я делал всё с разрешения владельца заведения…

— Нет, я про Элию! — оборвал его парень. — Как вы могли затащить её на стойку и…

— А вы кто такой? — Вон кивнул мне вопросительно. — Это кто такой, Элия?

— Это Чонгук, — растерявшись, представила я. — Он… он…

— Кто он тебе, чтобы указывать мне, что я имею право с тобой делать? — дёрнул челюстью Вон, тоже заводясь. — Муж, отец, брат? Сомневаюсь.

— А если брат, то что? — нагло выступил вперед Чонгук. — Если я ей брат, и запрещаю тебе к ней приближаться, ещё какие-то возражения будут?

— Естественно. Ты забыл спросить Элию, хочет ли она, чтобы я к ней приближался, или не хочет.

— Я учту её желания, когда она немного повзрослеет.

— Мне уже восемнадцать! — подала я голос, боясь, что Чонгук, на самом деле, не поинтересуется моим мнением. Он может, я уже разобралась в его характере за те дни, что мы путешествовали. — Я немаленькая.

— Элия, не вмешивайся пока что, хорошо? — одернул меня золотой.

— Да что я такого сделал? — посмотрел в упор на Чонгука Вон, будучи немного его выше. — Что было не так?

— Будешь прикидываться непонимающим? Как будто это нормально — вести себя так с девушкой!

— Я её чем-то обидел? Расстроил? — Вон повернулся ко мне. — Элия, тебе было неприятно, я обидел тебя?

— Нет! — покраснела я, вспомнив те ощущения, что испытала, лёжа под ним. И то чувство опустошённости и оторванности от чего-то захватывающего, когда меня опустили на пол. Я хотела продолжения, я хотела, чтобы Вон продолжил, дошёл до поцелуя, затянутого, длящегося и крепкого, чтобы его голая грудь легла на мою. Я всё ещё дрожала немного от возбуждения. По рассказам Мао, все эти взрослые и запрещённые священнодействия, между двумя полами, казались мне порочно-мерзкими, но несколько минут назад, если бы рядом не было нескольких дюжин людей, происходящее было бы самым прекрасным и чудесным из всего, что я испытывала когда-либо. — Нет, ты ничего плохого не сделал!

— Не вмешивай Элию! — прикрикнул Чонгук. — Она наивная девочка, и понятия не имеет, что всё это значит!

— Всё я понимаю! — заявила я, и сама же осеклась. То есть, я признала, что понимая движение событий с сексуальными намёками, была им рада и меня это не оскорбило? Будда, Вон подумает, что я легкодоступная и распущенная! Ви подошёл ко мне и придержал за локоть, шепнув:

— Медведьма, успокойся. Чонгук всё правильно говорит.

— Правильно? — округлила я глаза, стараясь не быть громкой, хотя на эмоциях это трудно давалось. — Он хочет прогнать Вона подальше, и ты это называешь правильным?!

— В общем, дальше она поедет с нами, и тебе лучше пока что от нас отстать, — спокойнее сказал Чонгук. — Если ты, действительно, в неё влюблён, то дождёшься её возвращения. Любовь проверяется разлукой, не так ли?

— Почему я должен тебе верить? Что вы хотите сделать с Элией? — нахмурился Вон.

— О наших намерениях она знает, а вот с твоими всё стало понятно десять минут назад, — хмыкнул Чонгук.

— Да неужели? Я не собираюсь отдавать вам Элию. — Вон посмотрел на меня. — Элия, пожалуйста, иди ко мне. — Я без раздумий сделала шаг навстречу, но Ви вцепился в меня крепче, а золотой перегородил путь, заслонив от меня Вона.

— Ви, пусти! — ахнула я, но он не разомкнул пальцев.

— Она с тобой никуда не пойдёт, — покачал головой Чонгук.

— Элия, кто эти ребята? — попытался обойти преграду Вон, но она двигалась, как он, слева направо и обратно. — Ты их называешь друзьями? Да они же взяли тебя в плен! Что им от тебя нужно? Они втёрлись к тебе в доверие и везут неизвестно куда! Элия, пожалуйста, не иди у них на поводу! — Я задергалась сильнее, вырываясь от Ви. Он не пускал. Вон обратился к Чонгуку, сузив глаза:

— Она моя девушка! Ты не имеешь права ей приказывать! Или, может, это ты её на самом деле хочешь поиметь? — Чонгук размахнулся и тотчас исполнил хук справа. Я вскрикнула, а Вон, пошатнувшись, встал на место, потрогав ушиб. — Какая агрессия! Я угадал? Странный ты брат, который имеет виды на свою сестру. Элия, ты поняла? Этот тип не собирается о тебе заботиться, он мечтает с тобой переспать… — Чонгук зарядил кулаком по лицу Вона с другой стороны. Тот отступил на пару шагов, удерживая равновесие, чтобы не упасть.

— Хватит! Чонгук! — закричала я. — Что ты делаешь?! Не смей его бить!

— Защищайся и дерись! — прорычал он вместо этого Вону. — Ещё хоть одно скверное слово…

— Насчёт твоего желания трахнуть мою девушку? — удар прилетел выше предыдущих, и я увидела брызнувшую из носа Вона кровь. Оттолкнув Ви, я проскочила мимо Чонгука и обняла молодого человека, подставив свою спину в его защиту.

— Дерись, сволочь! — раздался сзади голос золотого. Со слезами на глазах, я смотрела, как вытирает кровь Вон, ухмыляясь, будто ему не больно.

— Я не подниму руку на брата девушки, которую люблю, — с издевкой и иронией сообщил он. На фоне синеватых в ночи кирпичных стен, изгиб губ Вона выглядел чуть зловещим.

— Ах ты!.. — послышался шорох ботинка, но теперь уже Ви придержал Чонгука. Я прижималась к Вону, пугаясь, что если отпущу его, то он снова получит. А они говорили, что он опасный, что он может быть преступником! И кто кого после этого избивает? — Хочешь выглядеть жертвой перед ней, да? — зашипел Чонгук. — Хочешь вызвать к себе жалость, прослыть великодушным? Кому ты врёшь! У тебя кулаки стёрты от мордобоев, ты умеешь драться, так выйди сюда и покажи! Трус и слабак! Чертов провокатор!

— Хватит! — воскликнула я, обернувшись через плечо и хлюпая носом. — Что он вам сделал?! Он вас не трогал! Он не обидел меня, не ударил, не унизил! Почему вам так хочется помешать нам встречаться? Может… может Вон прав? — Я бросила осуждающий взгляд на Чонгука, и он взял себя в руки, поджав губы, но не переставая тяжело дышать.

— Он поменял правду и ложь местами! Мы хотим доставить тебя в безопасное место, а он — неизвестно.

— Безопасное место? Дайте-ка угадаю — клетка или зарешеченная камера в бетонном подземелье? — Вон опустил глаза ко мне. — Судя по всему, их видение твоей безопасности аналогично полному отсутствию свободы. Ты хочешь лишиться свободы, Элия? Хочешь жить в безопасности за семью замками, где у дверей будут стоять вот эти парни и говорить тебе, когда и что, по минутам, ты имеешь право делать? Они при этом намекают, что я собираюсь неволить тебя или принуждать к чему-то. — Вон взял меня за плечи и отстранил от себя, отошёл на шаг и развёл руки в стороны, как крылья при полёте птица. — Делай выбор сама, Элия. Либо ты выбираешь их, и я ухожу, уважая твой выбор, либо ты остаёшься со мной, и мне всё равно, что скажут эти двое.

— Элия…

— Ви! — шикнула я на него. Мне нужно было подумать, мне нужна была тишина. Теперь, когда появился Чонгук, стало окончательно ясно, что они не найдут общий язык. Пользуясь количественным преимуществом, они затравят Вона и вытеснят. Я знала, что у золотого часто командирские замашки, но не ожидала, что он посмеет пытаться решать за меня, Вон прав, они не считаются со мной! Даже мой дух-хранитель. Он же не видит будущего, так откуда ему знать, как лучше поступить? Вон уважает меня, в отличие от них, доверяет мне и полагается на меня. Я взглянула ему в глаза, улыбнулась и сделала свой выбор, преодолев шаг, который нас разделял. Он свёл руки и на этот раз обнял сам. — Конечно же, я буду с тобой, Вон. Я… я тебя… не хочу отпускать, — не смогла я признаться в любви при всех, покраснела и уткнулась лицом в его футболку.

— Но я не обещал уйти, если она выберет тебя, — произнёс Чонгук.

— Делай, что хочешь, — пожал плечами мой молодой человек, поднял с земли бутылки шампанского, одну дал мне, оставив по одной свободной руке для того, чтобы держаться друг за друга. — Пошли в гостиницу, малыш. — Радуясь, что разборки и драка (хотя какая это была драка? Избиение, ничего больше) закончились, я пошагала в ногу с Воном. — Ты не против, — негромко спросил он у меня, — если я не пущу к нам в номер твоих буйных друзей? По-моему, мы заслужили романтический вечер наедине. Хотя одну бутылку отдать им могу…

— Не думаю, что они возьмут. — Я не оборачивалась, злая на Чонгука, недовольная Ви. В какую-то секунду мне показалось, что я их почти ненавижу, когда Вон стоял и терпел удары, ничего не предпринимая. Чонгук же говорил, что боец, он мог серьёзно травмировать Вона. Какая жестокость! Неужели золотые жестоки? Я идеализировала их, узнав, что мой отец был одним из них. И Шуга выглядел очень добрым и милым, но поведение Чонгука не лезет ни в какие рамки. Но я ничего о них не знала. И если Ви и дальше будет поддерживать его, то пусть будет духом-хранителем Чонгука!

Мне не следовало быть настолько слепо доверчивой. Я согласилась тронуться в путь с золотыми и, благодаря их вежливости и отсутствию дурных поступков в мою сторону, я расслабилась, отдавшись на их волю. Но куда они вели меня, в самом деле? А что, если история о родителях и золотых — выдумка, и на самом деле это те самые бандиты, которые убили мою бабушку? Решение было принято благодаря Ви, который всё знал и ведал, но… разве не мог этот дух быть демоническим? Разве не мог он быть чёртом, ведущим в западню? Бабушка всегда предостерегала меня от чёрной магии, говорила, что с бесами связаться — отдать им душу. Был ли призыв хранителя чёрной магией? Мне не хотелось видеть в Ви зло, он был добр и симпатичен, но внешность бывает обманчива. Я совершенно запуталась. Если бы была возможность, я предпочла сейчас оказаться в одиночестве и всё тщательно обдумать, найти кого-то, в ком была бы уверена полностью. Но, подумав немного, я поняла, что в целом мире, огромном, среди миллиардов людей, у меня нет никого, в чьих словах я теперь не усомнилась бы. Слёзы навернулись на глаза, и только благодаря ним возле двери в номер не состоялась очередная драка. Чонгук и Ви не собирались дать нам с Воном остаться вдвоём, и готовы были за шкирку выволочь его в коридор. Но когда я заплакала и крикнула на всех троих, они успокоились.

— Извини, Элия… — начал Чонгук.

— Оставьте меня! — шмыгнув мокрым носом, открыла я дверь. Вон сделал шаг за мной. — Все. Оставьте меня все хоть на минуту! — Вон послушно остановился, и я вошла в комнату одна, прикрыв дверь, но не закрывая её.

Упав на постель, я погрузила лицо в покрывало и разрыдалась. Мне казалось, что у меня появились верные друзья, возлюбленный, и даже потусторонняя связь с бабушкой, но всё как-то вмиг рассыпалось. Кому из них верить? Они обвиняют друг друга, тычут пальцами и ругаются, а мне-то что делать? Надеяться на интуицию? Да не ведьма я, я только и могу, что увидеть обрывки прошлого, но это никак не помогает разобраться в настоящем, и уж тем более построить правильное будущее. Как бы мне хотелось иметь кого-то близкого, мать или отца, которых я никогда не видела, или просто не помню, вернуть бабушку, в чьей мудрости не приходилось сомневаться, но их нет, никого нет, и только три вдруг появившихся в моей жизни человека, вернее, два человека и дух, претендуют на моё расположение и ждут, на чью сторону я встану. Не хочу никаких сторон, хочу, чтобы они поняли меня и встали на мою. Возвратиться бы в Баосин, к Мао, отучиться в медицинском училище, а потом, когда-нибудь, поступить на врача, лечить больных, помогать людям, неприметно и спокойно проводить дни, без передряг и страха за свою судьбу. Разве мне было плохо? Трудно — да, но у меня как-то получалось решать свои проблемы, я знала, к чему иду, а теперь не знаю ничего. Даже сказать «хочу домой» не могу, не представляя, где мой настоящий дом? В Тибете? В Китае? В Корее? У меня нет корней, нет пристанища, нет денег, и, похоже, обратного пути тоже нет.

* * *
— Что, довыделывались? — бросил Вон укоризненно Тэхёну и Чонгуку, прислонившись к стене. Разномастная троица вынужденно делила оставленность их девушкой. — Что вы пристали к ней, как блохи? Друзья, говорите? Что-то вы ведёте себя, как её собственники.

— Мы везём её к родне, и отвечаем за её сохранность, — тотчас выкрутился Чонгук.

— А я разве этому мешаю? Я всего лишь хочу быть с ней.

— Если такой умный, то сначала женись, — подошёл к нему впритык Гук, едва не наступая на ноги, — а потом уже забирайся сверху. Или ты не в курсе, как ведут себя с порядочными девушками?

— Ты будешь меня учить? — толкнул его от себя Вон. Лица их опять приобрели враждебное выражение. — Ты сам-то хоть забираться сверху умеешь, мастер?

— Подонок! — прошипел Чонгук и, приблизившись, схватил его за грудки. — Ты опять напрашиваешься?

— Хочешь выйти и поговорить на кулаках? Ладно, давай, — согласился, наконец, Вон.

— Вы чего? — попытался остановить их Ви. — С ума сошли? Подумайте об Элии! Ей приятно будет смотреть на ваши разбитые рожи? Вы ей больно делаете, а не себе!

— Это говорит тот, кто, судя по всему, драться не умеет вообще? — ухмыльнулся Вон.

— Ну, я же разумное существо, а не примат недоразвитый, у меня для переговоров мозги и язык есть.

— Ты на что-то намекаешь? — двинулся к нему Вон. Ви не дрогнул.

— Угадал.

— Щегол, не бесил бы ты меня.

— Ви, оставь его, — успокоился Чонгук, прислушавшись к словам товарища. — В самом деле, силой мы ничего не решим. Завтра мы должны тронуться дальше, с Элией. Мы не похитители, мы должны уговорить её и объяснить ей необходимость того, что мы делаем.

— Я всё равно её не оставлю, даже не надейтесь.

— Я пойду, попытаюсь её успокоить, — шаркнул ногой Ви.

— Только спать вы здесь не будете, — отрезал Вон, указав на номер.

— Очень-то нужно, — огрызнулся Чонгук. — Пойду, сниму соседние апартаменты. И если через стенку услышу хоть звук…

— Будешь скрипеть зубами и завидовать? — хмыкнул Вон, из-за чего опять могла бы завязаться борьба, но подостывший младший золотой уже собрал волю в кулак и, понимая, что его выводят специально, развернулся и пошёл вниз. Ви проводил взглядом друга и толкнул дверь, повернув ручку. Сотрясающаяся от всхлипов спина лежала на кровати, щемя ему сердце. Не слыша, как он вошёл, Элия не оборачивалась.

* * *
— Медведьма, не плачь, пожалуйста.

Услышав ласковое и шуточное обращение Ви, я вздрогнула и, наспех вытирая щёки от слёз, приподнялась.

— Чего тебе?

— Прости, что расстроили тебя.

— Почему вы так себя ведёте? Почему не можете дать мне самой решать? Почему всё так сложно… — сорвалась я и опять упала на подушку, правда, уже не всхлипывая. Ви подошёл и сел рядом. — Почему заставляете решать, когда я ничего не понимаю, когда не в состоянии почувствовать, как будет лучше?

— Может, поэтому иногда и надо доверять решения кому-то другому? Когда сложно. Мы с Чонгуком лучше знаем, что к чему, поверь…

— Верь тому, верь этому! — взмахнула я правой рукой, что лежала сверху, потому что левую я подсунула под голову. — А как узнать, кому на самом деле следует верить, Ви? Верить всем тоже невозможно, когда вы говорите противоположные вещи! Это невыносимо! — Опомнившись, я опять подскочила, покосившись на коридор. — Они же не дерутся?

— Нет, Чонгук пошёл снять ещё один номер.

— А Вон?

— Стоит за дверью, — с пренебрежением повёл носом Ви. Я почувствовала облегчение, они не прогнали его, и ничего страшного не произошло. — Эя, послушай, там, куда мы направляемся, никто не будет держать тебя взаперти, это правда. Если тебе там не понравится, ты всегда сможешь уйти, но Вону туда нельзя, никак нельзя. Это секретное логово золотых. Он посторонний, он не должен быть посвящен в их тайны! — Я задумалась о справедливости такой просьбы.

— Я не знаю, Ви, не знаю! Вы уверяете, что Вон обманывает, но он меня никуда не тащит, он оберегает меня и ведёт себя не хуже, чем вы…

— А разврат в баре? — нахмурился дух.

— Будда! Да ведь я сама напросилась, я сказала ему, что слишком это подозрительно, что он ко мне не пристаёт, дала ему повод. Наверное, выглядела при этом очень неприлично, но без моих слов он не стал бы такого делать!

— Ты так думаешь?

— Уверена! Ви, я могу ошибиться, доверившись Вону, возможно, он меня когда-нибудь бросит, я знаю, что парни вечно любить не всегда умеют, я видела, сколько ухажёров было у Мао, но ведь я могу ошибиться доверившись Чонгуку. Я могу попасть в ловушку и западню и там, и там, что же мне делать?!

— А мне ты веришь? — схватил он меня за руку, наклонившись.

— Тебе? — Я посмотрела ему в глаза. В тусклом свете ночника, золотисто-бархатном, Ви снова был сверхъестественным созданием с красноватыми волосами, с задумчивыми, как не от мира сего, глазами, вишнёвыми и глубокими. Кожаная куртка тихо скрипнула возле плеча, когда он наклонялся. Я улыбнулась, разглядывая его красиво очерченные губы и маленькую точку-родинку на кончике носа. — Пожалуй, да.

— Тогда уйдём со мной? Да, из меня не лучший защитник, но сейчас, когда опасность отдалилась, мы с тобой сможем добраться до порта вдвоём. Давай? — полный какого-то внутреннего озарения, надежды и света, вопросительно уставился на меня Ви. Его глаза, распахнутые и блестящие, ждали ответа. Он сжимал мои пальцы в своих, томясь ожиданием. Я растерялась от его порыва. Уйти куда-то вместе с духом?

— Ви… это так неожиданно, — замешкалась я. — Как… как мы выживем вдвоём? Мы с тобой неприспособленные. Нам обоим нужны защитники. И куда мы поплывём? — пожала я плечами, второй раз приподнявшись. — Да и… если ты растаешь, исчезнешь? Что я буду делать совсем одна?

— Я не растаю, Эя, — подался он ещё ближе. — И не исчезну. — Его нос оказался совсем рядом с моим и я, отставая рассудком от происходящего секунды на две, не поняла во всей очевидности, что происходит, только вдруг оборвалась связь наших взглядов, потому что Ви опустил глаза, и его ресницы скрыли от меня, как он посмотрел на мои губы, которые сразу же тронул своими. Застыв, я почувствовала одновременно знакомое и незнакомое касание. Зная, что такое поцелуй, я вместе с тем озадачено испытывала что-то совсем иное, нежели с Воном. Не было напора, страсти, отваги и тесного слияния. Просто губы Ви оказались на моих, мягче, чем у Вона, со вкусом карамели, которую, судя по всему, он недавно держал во рту, чтобы избавиться от запаха табака, и потому ощущение дыма было не резким, а сквозь эту сладость, как от осеннего огня, над которым плавят сахар.

— Ви… — покраснев и испугавшись произошедшего, произнесла я, как только он отдалился. Его глаза поднялись и посмотрели в мои. Я вспыхнула, пряча их. — Ви, что ты делаешь? Ты же… ты…

— Давно хотел это сделать. И должен был. — Я попыталась забрать у него свою руку, но он не отдал. Считается ли поцелуй с духом изменой? Чем это вообще считается? Всё смешалось в моей голове, потому что до этой минуты, да и после неё, Ви не был в моём понимании парнем, он вообще-то был ангелом, не имеющим какой-то принадлежности, так с кем же я целовалась, если он давно хотел это сделать? Значит, он давно уже чувствует себя земным парнем? Насколько давно? В реке, когда мы купались, он заверял, что не имеет пола, что он птичка, или как он там говорил? Но птички не имеют желания целовать людских девушек.

Ручка повернулась, и мы поняли, что сейчас кто-то войдёт. Ви ослабил хватку и я, наконец, вырвала у него свою руку. В дверях появился Вон, перед которым мне сразу же стало стыдно.

— Можно теперь мне побыть с Элией наедине? — скорее не попросил, а велел Вон.

— Нет, — резко кинул Ви отказ.

— Ви, пожалуйста, иди, — попросила его я. Мне нужно было собраться с мыслями, его поступок меня совершенно обескуражил. — Мне надо подумать. Я позже зайду к вам сама, хорошо? — Видя, что ввел меня в шаткое состояние, он поддался и, нехотя и медленно вышел, постоянно оборачиваясь.

— О чем тебе надо подумать? — опустился рядом со мной Вон. Я увидела ссадины и багровеющие синяки на его лице.

— Тебе нужно обработать удары Чонгука, — не стала я говорить ему о предложении духа-хранителя сбежать с ним. Вновь начнутся претензии и обвинения в опасности, лживости, жульничестве. Я устала от всего этого, мне и самостоятельно разобраться трудно, а они усугубляют.

— Пустяки.

— Нет, не пустяки! — Я встала и взяла свою сумку, в которой были различные медицинские штуки первой необходимости: лекарства, бинт, обеззараживающий раствор, вата. Подсев к Вону, я принялась доставать нужное и заботиться о нём. — Зачем ты подначивал Чонгука? Зачем нарывался?

— Я же знаю, что никакие они тебе не братья. Их претензии ко мне выглядят очень странно, нет, даже беспринципно! Если мы с тобой любим друг друга, то какое право они имеют тебя ревновать? Разве ты не моя? — Увернувшись от моего поглаживающего движения по его челюсти, которым я втирала мазь от ушибов, Вон поцеловал меня, прижав к себе за талию. Я не выдержала долго и, изобразив смущение, вырвала губы, которых только что касался Ви. Как я могла позволить?

— Твоя, конечно.

— Мне жаль, что наш праздник был испорчен, — дал мне вернуться к его разбитому носу молодой человек. К счастью, он был не сломан, но кровь следовало оттереть. — Может, всё-таки выпьем честно заработанного шампанского?

— Даже не знаю, у меня нет настроения. — Закончив, я убрала антисептики и прочее обратно в сумку.

— Поэтому его и надо поднять. — Вон взял бутылку и, начав её распаковывать, улыбнулся мне. — Это же твой день рождения, Элия! Тебе уже целых восемнадцать лет! Можно позволить себе повеселиться, правда? — Раздался глухой хлопок, достались из тумбочки два бокала. На этот раз пена пошла, постепенно превращаясь в шампанское. Вон протянул мне бокал, усаживая меня на постель и садясь рядом. У меня перед глазами предстало то, что он делал со мной в баре, как он, лёжа, метко наливал из горлышка спиртное в бокал между моих ног. Эти самые ноги стало тянуть и подергивать. — За тебя, моя прекрасная принцесса! — поднял бокал Вон, глядя мне в глаза. Сумев улыбнуться, я чокнулась и начала пить.

* * *
Слышимость через стены гостиницы была не то чтобы отличной, но она была, и Чонгук с Ви, предпочитая тишину, прислушивались, не прекратятся ли шёпот и разговоры в соседнем номере. Когда становилось совсем тихо, Ви подскакивал, собираясь постучаться под каким-нибудь предлогом, любым, самым нелепым. Но вновь появлялись голоса, а через полчаса донёсся и смех Элии.

— Развеселил её, — констатировал факт Тэхён. Этажом выше кто-то вышел из номера, шаги возникли и затихли, за приоткрытым окном, внизу на улице, подвыпивший женский голос просил идти спутника помедленнее, кто-то захлопнул машину, выйдя из неё. Парень добавил: — говнарь.

— Я переборщил, да? — откликнулся Чонгук, оторвав подбородок от скрещенных пальцев. — Мне не следовало налетать на него, это сыграло против нас, но я не мог сдержаться, он же её развратить пытался!

— Всё ты правильно сделал, ему давно пора было наподдать, — успокоил его Ви.

— Я не думал, что кто-то за два дня сумеет настолько промыть девчонке мозги. Мы пытались действовать аккуратно и осторожно, чтобы она привыкла к нам, стала доверять, поняла, что мы друзья, но вдруг появляется какой-то…

— Говнарь, — повторил Тэхён.

— Да. И у него всё выходит, как по мановению волшебной палочки. Это слишком как-то… тянет на подстроенное.

— Я тоже так думаю, но, с другой стороны, я никак не могу найти улик против него, Гук. Да, он бесит, он выглядит, как головорез, у него умения, которые есть не у простых обывателей, но в то же время, что, если всё без каких-либо подвохов, и мы сами надумываем по привычке? Как его раскусить? Наши на него ничего не накопали.

— У него паспорт якобы восстановленный по утере. Ты же знаешь, что это может значить?

— Фальшивые документы.

— Вот именно. — Элия по соседству опять захихикала. Чонгук закатил глаза и откинулся на кровать, завалившись на спину. — Почему всё так трудно? Мы должны были охранять её, проследить, чтобы она не погибла, как её родственники, довезти её до наставника. Я не думал, что придётся применять хитрости, уловки, переигрывать кого-то. Наш отряд ещё никогда не занимался собственноручной разработкой планов и интеллектуальными битвами, у нас нет такого опыта.

— Наверняка учитель Хёнсок и сам не мог подозревать, что это всё понадобится, — загрустил Ви, чувствуя себя слабаком и неудачником, что с ним давно не случалось, с тех пор, как он освоился в Тигрином логе.

— Лучше бы они послали Эна, или Бродягу, или Хоупа. Хоуп бы обвёл Элию вокруг пальца быстрее этого Вона.

— Если бы не тёрки с наркокартелем Синалоа[16], он бы так и сделал, но он занят. И Эн с Лео уже где-нибудь в Индии.

— Если не застряли в Тибете, ты же знаешь, там бесконечно можно чистить и не вычистить, к тому же, Утёс богов грозная сила, и они пока что там правят, и они не препятствуют разбою в горах, да и где бы то ни было, им он выгоден, им вообще выгодны преступления, мафия, заказчики — они этим живут, они на этом совершенствуются и крепчают.

— Похоже, что мы единственные, кто с радостью жил бы без всяких разборок и убийств. — Тэхён прислонился к стене, повернувшись в профиль к другу. Его ухо невольно стало ближе к звукам соседнего номера. Там разговаривали в мажорных тонах. Звякнули бокалы. — Что людям нужно для счастья? Зачем они тянутся к насилию?

— Люди вырастают и воспитываются в разных условиях. У кого-то так складывается психика, что жестокость приносит удовольствие. А кому-то удовольствие приносит возможность купить себе всё, что пожелаешь, и они становятся озабоченными деньгами. Мне иногда становится страшно знаешь от чего? Я ведь привык биться, сражаться, убивать, пусть и за правое дело, но… что если я без этого не смогу? Что, если бы мы очистили мир от всех-всех ублюдков, и мне стало бы скучно, и я не нашёл бы себе применение, и не стал бы счастливым? Выходит, меня насилие тоже развлекает?

— Не знаю. Ты думаешь, что не был бы счастлив поселиться в Тигрином, просыпаться по утрам на Каясан, никуда не спешить? Я бы хотел быть таким же мудрым, как мастер Ли, тоже учить желторотиков вроде тех, какими мы были.

— Может, меня бы это и устроило, — Чонгук помялся, прежде чем сказать дальше, — если б с девушкой можно было там поселиться. Но нельзя же. Мы золотые.

— Да и девушки предпочитают всяких отморозков честным парням, — кивнул Тэхён в сторону уединившихся Элии и Вона.

— Она тебе нравится? — прямо спросил Чонгук товарища. Ви серьёзно на него посмотрел, впившись зубами в нижнюю губу. Достав пачку сигарет, он завертел её в ладони.

— Да. А тебе?

— Она мне симпатична. Я волнуюсь за неё, Элия хорошая девчонка — это ясно. Но… это что-то братское, а не мужское, — закончил Чонгук и Ви вздохнул с облегчением.

— Я, мне кажется, люблю её. Но, как ты сказал, мы золотые, и это совсем неуместно.

— С одной стороны — да, а с другой, разве лучше, что она сейчас с этим? — кивнул Чонгук туда же, куда до этого друг. — Зря ты сидишь и не рыпаешься. Это сейчас могло бы сработать…

— Да я заврался! — поднялся Ви и зашагал по комнате. — Я сто раз хотел и пытался признаться Элии, что я обычный парень, что я тоже золотой, но это равносильно тому, чтобы лишиться её доверия раз и навсегда. К тому же, ей нравятся вот такие напористые бруталы, которые будут её лапать и зажимать, а я не такой, Гук, совсем не такой! Я ей не понравлюсь, потому что не понимаю грубых и откровенных ухаживаний.

— Девушки часто путают смелость с наглостью, это я заметил. Смелость — признак благородства, и, на самом-то деле, им хочется рыцаря в доспехах, который будет рубить с плеча, только они выбирают наглых, а наглость — это завуалированный эгоизм, когда человек не стесняется брать то, что ему надо, не думая об окружающих и последствиях. — Чонгук пожал плечами. — Я тоже не такой, но, наверное, стоит перебороть себя и сделаться чуть менее доблестным, и чуть более развязным. Обидно, когда ты хороший, добрый и неприставучий, и никому не нужен.

— Всё, я хочу курить!

— Тут нельзя в номерах, пошли в зону возле лифта, там пепельницы стоят.

Вторая бутылка шампанского подходила к концу. Элии стало беззаботно и легко, голова покруживалась, но руки Вона не давали упасть с кровати; они обнимались, целовались и шутили, он шептал ей какие-то интимные слова на ухо, и она смеялась от смущения и просто потому, что расслабленный организм так реагировал. Проблемы на время забылись, улетели прочь, был только Вон, его широкие плечи, его тело сверху, постепенно полностью оказавшееся на ней. Ладонь Вона поднялась по её бедру и, пробравшись к пуговице, стала расстёгивать её брючки. Элия сумбурно начала что-то соображать, ещё отвечая на поцелуи, но уже перехватывая запястье молодого человека.

— Что такое? — остановился он и, нежно и вкрадчиво, задал вопрос.

— Я… мне… следует принять душ, сначала. — Икнув, Элия принялась выбираться из-под него. Вон неохотно уступил, и только встав возле кровати, девушка заметила, что он уже без какой-либо одежды сверху. Он прижимал её своим голым торсом, Будда, как жарко, ей нужен воздух и немного прийти в себя. В голове прожужжали, вертясь, лопасти алкоголя, и Элия подумала, что ей вполне может сделаться дурно. Как некрасиво будет согнуться над унитазом неподалёку от парня, с которым вы… с которым романтический вечер, то есть, уже глубокая ночь… — Подожди немного, ладно? — подняла она палец и пошла на выход из номера.

— Малыш, ванная слева! — раздался возглас вслед.

— Я сейчас! — ещё выше подняла она палец и вышла. Вон приподнял бёдра, чтобы забраться в задний карман джинсов, достал презерватив и нервно постучал им по второй ладони. Куда её понесло?

В нетрезвых мыслях Элии родилась идея, что лучше пойти в номер к Чонгуку и Ви. Их она, почему-то, по-прежнему стеснялась меньше, чем Вона. Ви вообще её ангел. Занеся кулачок, чтобы постучаться к ним, Элия вспомнила, что он поцеловал её. Не померещилось ли ей это? Нет, это было. Не такой уж он и не-мужчина. Может, не стоит ходить к ним? Только теперь девушка заметила щелку и поняла, что номер открыт. — Ребята? — сунулась она внутрь. — Эй! — Горел свет, и было пусто. — Эй, вы где? Можно воспользоваться вашей ванной? — Никто не откликнулся и она, прикрыв за собой, ощутила настоящий шторм. Дурнота почти вырвалась наружу, но тут же осела на дно. Элия поспешила к унитазу, не успев включить свет в ванной, и села прямо на плиточный пол. Она никогда не пила столько, вообще очень давно не пила. Но было так хорошо, так тепло и спокойно становилось, что она не смогла вовремя остановиться. Тяжелая гудящая голова склонилась к керамическому спасителю, и Элию стошнило. Замершая, она ждала, не повторится ли позыв. Нет, желудок опустошился, и сразу как-то попрохладнело. Утерев тыльной стороной ладони губы, девушка приподнялась, в темноте омыла руку и провела ею по лицу. Надо бы забраться в душ, чтобы вернуть ясность ума. Раздались голоса вернувшихся в номер Чонгука и Ви:

— …лучше быстрее, чего ждать?

— Да я боюсь представить, как она на меня посмотрит! Что я ей скажу? Извини, я всё это время тебе врал? — Элия выпрямилась, опираясь о раковину. — Как я объясню, что делал в её комнате и почему спрятался в шкаф?

— Так и объяснишь, что искал подтверждение, что это она и есть, та, которую мы искали.

— Я буду выглядеть вором, и ни кем больше! А за реку, где я на неё пялился, пользуясь ложью, она меня простит? Нет, Гук, я не могу ей сказать всего э… — развернулся он и увидел в открывшейся двери ванной Элию. Положив руку на дверной косяк, чтобы не пошатываться, она переваривала услышанное. Если бы она не была альбиносом, она бы побледнела смертельной бледностью, но кожа её и так была белоснежной. — Элия… — оторопел Ви, сглотнув.

— Ты… не дух? — произнесла она, поскрёбывая пальцем по дверной коробке. Тонкий, он выглядел агонизирующим среди мёртвых. — Ты… — девушка посмотрела на Чонгука. — Кто вы? Кто же вы, тогда?

— Элия, я тот, кто есть, а Ви… понимаешь, он тоже золотой, — начал оправдываться Чонгук.

— Кто же вы, — повторила Элия, — просившие доверять вам?

— Медведьма, прости, я не…

— Ты врал мне? — вздрогнула она, вроде бы и придя в себя, но вроде ещё плутая где-то там, во власти шампанского, притупляющего реакцию, но обостряющего эмоции. Слёзы подкатились к глазам. — Ты врал мне, водил меня за нос…

— Элия, выслушай!

— Что? Очередную ложь? — она повалилась вперед, но выпрямилась и, приблизившись к Ви, оттолкнула его. — Вон был прав! Это вы — вы хотите мне зла! Вы хотите меня украсть, да? Похитить? — Элия опять перевела взгляд туда-сюда, и снова остановила его на Тэхёне. — Я же… я же из-за тебя поверила, что я способна на что-то, что я не просто страшная забытая всеми санитарка, а могу… — сквозь слёзы, Элия захохотала. — Вызывать духов! Будда, какая же я дура, за какую дуру вы меня приняли, и оказались правы!

— Всё не так, дай объяснить! — взял её за руку Ви, но она отобрала её и твёрдо направилась на выход. — Элия, стой!

— Не хочу! Не хочу видеть и слышать тебя! И себя, и никого! — Выбежав в коридор, девушка сориентировалась, где лифт и направилась туда. Внезапное открытие, что никакого духа, никаких чудес не было, что покойная бабушка осталась безмолвной и никого к ней не посылала, вернули Элии ощущение чёрного тотального одиночества, ей было кошмарно одиноко, враждебный мир окружал, а оружия, чтобы отбиваться не было. Она не умела колдовать! Она ничего не умела, и прошлое Вона… он с ними заодно? Он подыграл и сделал вид, что она увидела правду? Это тоже розыгрыш? Боясь сумасшествия, Элия жала на кнопку вызова и плакала, пока рядом стоял Ви и бормотал извинения и оправдания.

— Пожалуйста, пойми меня, я искал подтверждение что ты та, кого мы должны спасти! Я, Чонгук и Шуга, мы золотые, все трое, как и твой покойный отец. Я растерялся, да, и дым — это из-за сигареты, всё так совпало, вот видишь, я теперь тебе всё-всё говорю, ничего не скрываю! Чонгук позвал гулять тебя, чтобы выманить, а я искал паспорт, документы, что-нибудь. И видел твою книгу заклинаний, старинную такую, и сразу понял, что ты Медведьма…

— Замолчи, замолчи, Ви! Или как тебя на самом деле зовут? — покосилась она на него.

— Тэхён, — прекратил безостановочные извинения парень.

— И чем же ты заслужил свою кличку? Тем, что ставишь галочки, обманывая всяких дур? — лифт раскрылся, и Элия вошла в него. Ви хотел войти следом, но она выпихнула его, крикнув, чтобы ушёл. Посмотрев на него с ненавистью, девушка зажалась в угол и, нажав на первый этаж, уехала.

Тэхён развернулся и, дойдя до их номера, тряхнул головой. Чонгук смотрел на него, наблюдавший за всем. Он не может отпустить Элию вот так, куда она пойдёт в большом городе, ночью? Ви бросился к лестнице, решительно настроившись убедить девушку, которую полюбил в том, что он ей друг, а не враг. Когда он сбежал на первый этаж, Элия как раз выходила из гостиницы. Обхватив свои плечи, плача беззвучно, она шагала по тротуару худенькими ножками.

— Элия! — окликнул её Тэхён, но она прибавила скорости. Он побежал за ней. — Элия, постой!

— Оставь меня! Оставьте меня одну!

— Не могу, одной в такое время опасно.

— С вами — ещё опаснее! Предатели и лжецы! — пригвоздила Элия его эпитетами. Ви притормозил, но, приняв обиды, как заслуженные, всё равно пошёл следом. — Ненавижу вас!

— Справедливо, но когда-нибудь ты поймёшь, что так было нужно. Разве ты доверилась бы нам иначе?

— А разве я доверюсь теперь кому-либо вообще?! — Они замолчали, удаляясь от центральных улиц. Переулки, редкие фонари. Ви сунул руки в карманы и упорно шёл за ней.

— Элия… — Она не отвечала. Не оборачивалась. Девушка не могла понять, чего в ней больше, досады, гнева, обиды, разочарования или бессмысленности? Как жить дальше, не веря больше никому?

Мысли шумным роем возились, взлетали и шли на посадку. Ви ещё что-то сказал за спиной, но она не слушала, всхлипывая. Хотела пару раз оглянуться, но ярость не давала, Элии казалось, что обернись она, и начнёт оскорблять его и ругать, на чем свет стоит. Справа показались какие-то гаражи с белёсыми стенами, показавшиеся ей знакомыми. Они уже ходили здесь днём? Вроде нет, они гуляли в другую сторону, где река. Что-то недоброе вспомнилось ей без конкретики, и Элия прошла мимо, продолжая гадать, как поступить дальше? Есть ли смысл верить Вону? Если те, кто врал, были настроены против него, это говорит в его пользу. Как же поступить? Вернуться? Поговорить?

Ви понял, что Элии нужно дать остыть, поэтому замолк и прогуливался в качестве охраны. Они ушли на приличное расстояние от гостиницы. Фонари стояли где-то поодаль, и свет от них падал только в промежутках между рядами гаражей. Вот Элия вышла на полосу света, вот опять нырнула в тень, вот снова на свету. Ви тоже топал по этой зебре. Свет, темнота, свет, темнота… Резкий захват вокруг шеи сзади перекрыл ему воздух. Тэхён вцепился в то, что обхватило его горло, это была чья-то сильная рука в рукаве плотной куртки. Ви попытался высвободиться, ударяя кулаками по чьему-то локтю, но тщетно. Воздух кончался, и он не мог даже крикнуть. Одно только выдал разум, что вряд ли охотились за ним. Теряя сознание, Ви прошептал:

— Не трогай…те… её…

Вон отпустил обмякшее тело, и оно рухнуло к его ногам. Сев на корточки, он пощупал пульс. Бьётся. Докончить бедолагу? В принципе, он ничего ему не сделал, и он не видел напавшего, за что бы ему с ним квитаться? Надо только убрать в сторону. Взяв его за руки (собственные были в перчатках, чтобы не оставлять следов), Вон оттащил парня к канаве за гаражами, и скатил туда. Отряхнув затянутые в черное ладони, наёмник, которого криминальный мир знал, как Эвра, изрёк тихо над выведенным из строя золотым:

— Не бойся, не трону. Я не собака — на кости не бросаюсь.

Когда Элия вышла из их номера, он хорошенько подумал над тем, что он может сделать, и чего не может. Соблазняя, он спал с женщинами, которых ему заказывали, он творил много чего, но не всё ему было приятно. Так и в этот раз. Эта тощая и бледная предсказательница была вообще не в его вкусе. Он побоялся, что у него на неё вообще не поднимется. Одно дело обманывать на словах, и совсем другое — обмануть собственный же организм. К тому же, чаще он соблазнял опытных, замужних, лепил на них компроматы, выводил на чистую воду, а эта… даже жалко было. Может, стоило обойтись без потерь и жертв? Эвр вышел из номера подышать воздухом, вспомнил о благотворном влиянии выпивки, ему-то с бутылки шампанского ничего не сделалось, а если добавить чего-нибудь, может легче будет довести дело до конца? Чтобы окончательно привязать к себе девчонку. Но когда он спустился вниз за выпивкой, то мимо (благо он стоял поодаль, незамеченным) пронеслись Элия, а за ней и этот странный субъект. В его отсутствие явно что-то произошло, но момент показался ему удачным, и он принялся за дело. Бесшумно догнать и обезвредить мишень для наёмника — минутное дело.

Элия прошла ещё около километра, когда, наконец, обернулась. Темно, пусто, жутко. Она совершенно протрезвела.

— Ви? Ви?! — позвала она. Шорох, и из мрака вышел её возлюбленный байкер. — Вон! — Девушка даже обрадовалась, что не одна, хотя ещё минуту назад жаждала одиночества, потому что от страха и немоты глухой ночи пробирал холодок. — А где Ви? Ты не видел его?

— Нет, не встретился. Куда ты убежала, глупенькая моя? Ночью на улицах не безопасно.

— Я… я знаю, Вон, но… они… они с Чонгуком обманывали меня! О, это так больно, так гадко, когда тебя обманывают!

— Иди сюда. — Молодой человек обнял её и погладил по голове. — Конечно, это больно. И это некрасиво. Что они сказали?

— Неважно, но я не могу больше им доверять, то есть… я не знаю… кому тогда доверять? Что мне делать дальше?

— Ты можешь доверять мне. Я же всегда рядом, да? — Он вытер её слёзы. Перчатки уже были сняты и покоились в карманах. — А что ты хочешь делать дальше?

— Не знаю…

— Хочешь, уедем отсюда? Прямо сейчас, сядем на мотоцикл и уедем! — Элия робко подняла лицо, глядя на Эвра.

— Далеко? Мне некуда ехать.

— У меня в Шаньси есть кузина. Очень гостеприимная особа, хочешь, поедем к ней?

— Шаньси? — Девушка задумалась. Она не могла вот так бросить Ви и Чонгука, не объяснив им ничего, не попрощавшись. Или могла? Теперь ведь не ясно, после открывшейся правды, друзья они ей или враги? Кто же на самом деле эти золотые? — Это далеко?

— С хорошей скоростью за три с небольшим часа доберёмся.

— Я даже не знаю, Вон. Нужно вернуться в гостиницу…

— … и забрать вещи. Ты права. — Он улыбнулся, приободряя её своим приподнятым настроением. — Элия, что тебе здесь ждать? От этих мест и этих ребят, которые тебя, не знаю как, но обманули. Я же сказал тебе, что у них странные претензии на твой счет.

— Да, и ты сказал, что история с вызовом духа какая-то недостоверная. Ты был прав. Ви оказался обманщиком, а не духом. — Слёзы опять попытались завладеть глазами Элии. Как она могла поверить в это! Так глупо, так по-детски, а ведь Вон предположил, что это подстроенный театральный эффект.

— Вот видишь. Я многое повидал в жизни, Элия, и нехорошие дела чую за версту.

— Я буду впредь внимательнее, Вон. Не такой наивной. А твоя кузина в Шаньси… сколько ей лет?

— Ох, дай-ка вспомнить… она постарше меня года на четыре.

— Она точно не будет против гостей?

— Уверяю тебя, она будет нам очень, очень рада, — улыбнулся Вон и Элия, взяв его за руку, решила, что ему-то, в любом случае, доверять причин больше, ведь они встретились случайно, а золотые — эти вруны и жулики — нашли её специально для какой-то цели.

Вернувшись в гостиницу, Элия долго стучалась в номер Ви и Чонгука, но никто не открыл. Их не было. Неужели, разоблаченные, они с позором бежали? Элии до последнего не хотелось верить в их подлость, но факты были на лицо. Прощаться было не с кем и, взяв свою сумку, она села на мотоцикл позади Вона, обняла его покрепче, прижавшись щекой к спине и, истекая сохнущими на ветру слезами, попыталась убедить себя в том, что в Шаньси всё будет прекрасно, без лжи, но зато с любовью.

Шаньси

Не спавшая всю ночь, я под конец с трудом держалась за Вона, рискуя свалиться с мотоцикла. Мы мчались на бешеной скорости, пролетая десятки километров без остановок, так что руки дрожали от напряжения, но разомкнуть их было невозможно, не подставив себя под опасность быть снесённой с сидения. Но дважды мы всё-таки притормаживали, один раз на заправке, а второй, чтобы выпить кофе и продолжить путь. Рассвет осветил просторы вокруг, вновь завиднелись невысокие горы на горизонте, и у меня создалось впечатление, что я возвращаюсь к самому началу, что всё движется по кругу, и выхода из этого круга нет. Я потеряла интерес к происходящему, с трудом прекратив плакать. Как Ви мог оказаться обманщиком и подлецом? Я верила ему, как самому близкому на свете, а он всего лишь специально втёрся в доверие, изобретя подходящую басню.

Мне было всё равно, в какой город мы въехали, я не смотрела на указатели, отдав свою судьбу в руки Вона. Меня заверяли, что коварным преступником окажется он, но те самые золотые, которых моё воображение, связавшее нераздельно юношей с моими родителями и бабушкой, идеализировало и возносило на вершины эталонов рыцарства, явили себя обычными бандитами с собственными интересами, которые не открыли мне своих истинных намерений. Для чего я им была нужна? Для моего блага? В это уже не верилось. А во что тогда верилось вообще? Хотелось надеяться, что Вон останется защитником и истинным другом и возлюбленным, но боль в сердце уже не давала однозначного обещания, и страх вновь обнаружить ложь никуда не уходил.

Глаза смыкались, и их начинало пощипывать от усталости, когда мы остановились возле какого-то частного дома, как это принято в некоторых деревнях Китая построенного так, чтобы он образовывал внутренний дворик ипервая дверь — калитка, вела туда, а не сразу в помещения. Вон прислонил байк к лавочке и указал мне на неё.

— Подождёшь меня здесь? Я узнаю, дома ли моя кузина.

— Конечно. Если я усну, разбуди меня, — вымучено улыбнулась я ему, опускаясь на лавочку и сразу же клонясь на бок, потому что силы иссякали. Молодой человек, собравшийся уйти сразу же, замешкался и поцеловал меня в щёку.

— Ладно. Отдыхай. — Я закрыла веки и задремала.

* * *
Эвр постучался в калитку, заявляя о своём появлении громко и уверено. Он посмотрел через плечо назад, на оставленную Элию. Их разделяло метров двадцать, она не должна ничего услышать, даже если не уснула. Но дверь не спешили открывать, а звонка не было видно, не домофона, не камеры видеонаблюдения. Эти шаньсийские бабы вечно прикидываются беззащитными, бесхитростными и примитивными! Действительно, зачем какие-то изощренные методы самообороны, когда они умудряются с лёгкостью сводить с ума мужчин так, что те сами не хотят с ними воевать? Эвр повторил убедительный бой кулаком о дерево. И ещё раз поглядел за спину. Спит, не обращает внимания. Дверь медленно распахнулась, и по ту сторону нарисовалась круглолицая девушка, что подчеркивалось укороченным каре с челкой, выстриженной чуть углом к середине. Цветные лосины обтягивали крепкие бёдра, ноги не были длинными, но были стройненькими. Поверх маленького топа, прикрывающего небольшую, но спелую грудь, на теле свободно болталась футболка-сетка. Аппетитная девочка. Но он — Эвр, вольный брат Утёса богов, и он не купится ни на что здесь, каким бы смазливым и очаровательным оно не было.

— Я к Черин, — пробасил парень, и сам не отказавшийся бы поваляться без задних ног где-нибудь.

— Чьих будешь? — привалилась девушка к двери, открывшейся вовнутрь и, видимо не на много бодрее оппонента, зевнула, без охоты встречая гостя и мало им интересуясь, судя по глазам. Наёмник сунул руку в карман куртки, достал оттуда серебряную печатку и, слегка продев в неё указательный палец, оставил её на уровне ногтя, развернув гравировкой к собеседнице. Изображение было монохромным и лаконичным, три пирамидки, две маленькие по бокам и одна повыше, посередине.

— Три треугольника тебе о чём-нибудь говорят?

— Ну… — незнакомка сняла с его пальца кольцо и завертела перед собой. — Насколько я знаю, Мицубиси не занимается сетевым маркетингом и их рекламные агенты не ходят по квартирам с супер-предложениями. Дай-ка подумать… — Девушка ловко сунула средний палец в кольцо и подняла его, развернув гравировку обратно к Эвру. — Выбей себе свой Утёс богов на копчике, наёмник, мы не сотрудничаем с вольным братством! — Побагровев от попытки его оскорбить, молодой человек мигом схватил выделившийся от других палец и сжал его так, что нахалка взвизгнула.

— Тебе его сломать или оторвать? — прошипел он. Испуг в глазах девушки увеличивался и она, трясясь, приблизила губы к лицу парня. И уже возле него взор стал наглым и бесстрашным, как и до того, а на губах расцвела усмешка:

— Оторви, и засунь себе в задницу, вместе с кольцом.

— Судя по гонору, ты новенькая, — взял себя в руки Эвр. Ему нравились такие — дерзкие. За это он ценил и уважал Черин. — Как тебя зовут, крошка?

— Минзи, — улыбаясь, стреляла она в него ядом соблазна из своих глаз.

— Дуй к Черин, Минзи, и передай, что к ней Чживон. Да, я наёмник, но сейчас я нанят Драконом, а с ним, я надеюсь, вам проблем не надо? — Он отпустил пленный палец и Минзи, до последнего не отпуская его взгляд, отступила спиной, пока не закрыла перед ним дверь, уйдя, чтобы выполнить его просьбу. Ким Чживон, назвавшийся впервые за долгое время своим настоящим именем, оперся о стену дома, скрестив руки на груди. Элия беззаботно спала на лавочке, уткнувшись лицом в ладонь. Дурочка, она понятия не имеет, куда он её ведёт, но ему её совершенно не жалко. Эта наивная провинциалка не вызвала никаких эмоций и чувств в нём. Возможно, деятельность наёмника извела в нём всё человеческое? Да нет, он знает, что это не так. Кое-что ещё осталось.

Минзи вернулась через пару минут и, отворив калитку на всю, насмешливо поклонилась, указывая путь, ведущий к хозяйке этого дома. Чживон был тут несколько месяцев назад, и ещё помнил расположение комнат, но всё равно принял сопровождение в виде этой сексапильной задиры. Девушка довела его до второго этажа и крикнула за одну из дверей:

— Он тут!

— Пусть войдёт! — раздался с той стороны женский голос. Эвр взялся за ручку, наблюдая, как уходит Минзи, исполнившая свою обязанность, опять задом, опять зазывая и призывая взглядом так, что невольно хотелось найти её ночью и проучить. «Нет, не хочется» — с нажимом сказал себе Чживон и вошёл. Но не успел он этого сделать, как возле его уха просвистело лезвие, и в дверь вонзился кинжал. Молодой человек тотчас достал свои ножи и метнул в ту, которая попыталась его напугать. За долю секунды она схватила стоявший рядом с ней стул и прикрылась им. Кинжалы впились в сиденье, из-за которого раздался завораживающий смех. — Бобби, Бобби, Бобби… — обратилась к нему Черин по одной из десятка его кличек, по той, что предназначалась для друзей, тех, кто его по-настоящему знал. — Мне не хватало этих встрясок, которые мы с тобой устраиваем.

— Ну и приёмчик вы мне оказываете, хочу заметить, — хмыкнул Чживон, заметив надрез на плече своей куртки и проходя вглубь комнаты. — Ты испортила мне шмотку.

— Я хотела, чтобы ты скорее начал раздеваться, — повела бровью Черин и, поставив стул, вытащила из него ножи и бросила обратно парню, после чего удовлетворенно села. Он оглядел её.

— Это удлиненная футболка на тебе или недошитое платье? — В самом деле, подол закрывал едва ли трусики, но их было отлично видно, потому что Черин перекинула ногу на ногу по-мужски.

— А что с тобой за девочка? Любовница или жертва?

— Минзи доложила или из окна увидела? — сел напротив Черин Чживон.

— Какая разница? Что тебе от меня надо, Бобби?

— Врать не буду — нужда есть. Думаю даже, что тебя не затруднит мне помочь.

— А ты за меня не думай, ты излагай, что за потребность? — Чживон огляделся, не зная, стоит ли торопиться с просьбой, или лучше для начала поднять этой воинственной бестии настроение, чтобы склонить её к положительному решению?

— Почему в Шаньси так плохо относятся к Утёсу? И так стелятся перед Джиёном.

— Мы не любим Утёс, потому что там все хладнокровные и бесчувственные импотенты, — пожала плечами Черин. Чживон удивленно собрался что-то уточнить, но она подняла ладонь. — Ты исключение. И то, только для меня. И то, только потому, что мы давние друзья с твоим братом.

— Я как раз хотел вставить…

— Хочешь вставить — вставляй, — перебила его Черин, откинувшись на спинку и разведя ноги. Бобби это не смутило. Они уже спали, и много раз, и эти откровенные вызовы — обычная для них прелюдия.

— Вас бесит, что наёмники не влюбляются? Что не попадают под ваши чары? Я думал, что с такими влиянием и властью вы уже выше типичных бабских обид.

— Наши влияние и власть на пятьдесят процентов зависят именно от того, насколько мужики теряют головы и помирают от неутоленной страсти. Зачем нам эти каменные убийцы? Большинство из них даже трахаться отказывается.

— Но я-то нет.

— Поэтому ты здесь. Поэтому ты со мной разговариваешь. — Они улыбнулись друг другу. Черин предложила выпить, но Чживон отказался. Сначала закончить дело. Сбитое упругое тело девушки, поднявшейся, чтобы налить себе одной, заводило Бобби и без выпивки. Крепкие ягодицы, сочная фигура, вроде бы спортивная, а вроде бы женственная, была прекрасна. На такую не заглядываться, воистину, могут лишь импотенты.

— Что же тогда вас связало с драконами? Вы всерьёз думаете, что кто-то из них способен любить? Дэсон, Сынхён? Может, сам Джиён? — засмеялся Бобби. — Или кто-то из них удачно ввёл вас в заблуждение и вы повелись? Да они прожуют вас и выплюнут после того, как наедятся.

— Я не строю на их счёт иллюзий, да и это не моё решение — договоренность с Драконом о дружбе и сотрудничестве. Я такой же воин, как и ты. Лучший воин Шаньси, но отвечаю я только за себя, и выполняю задания и распоряжения наших генеральш. Но скоро этот союз закончится. — Черин налила что-то прозрачное, определенно не вино, и вернулась на стул.

— Почему?

— А ты не знаешь, почему он вообще возник? — Чживон покачал головой. — Младшая генеральша Бинбин влюбилась в одного из мальчиков Джиёна. Он прямо ей ответил, что не любит её, но если её устроит любовник без чувств, то он может уделить ей время, пока не влюбится на самом деле. За его честность она полюбила его в два раза сильнее и, естественно, согласилась на эту сделку. В начале года он встретил какую-то девушку, и сразу же заявил Бинбин, что больше не будет поддерживать эту постельную связь с ней. — Черин сделала глоток и надменно посмеялась. — Пока что дружеские отношения сохраняются по инерции, но когда Бинбин забудет его совсем и поймёт, что он не вернётся, уверена, больше привилегий драконам тут не будет.

— Это что же за правдоруб такой среди людей Джиёна выискался? Даже не верится.

— И не говори. Думается мне, Джиён плевался огнём, когда узнал, что этот парень не сумел прикусить язык и дальше играть в любовников с Бинбин. Готова спорить, что у Джиёна были планы по свержению нашего клана в Шаньси и захвата власти здесь. Но как показывают века, лишить Шаньси матриархата невозможно. — Чживон знал поверхностно, что клан Ян, легенды о котором родились в одиннадцатом или двенадцатом веке, с тех самых пор и существует, и нынешние генеральши — предводительницы клана, ведут своё происхождение от Му Гуйин[17], великой воительницы, которая в честных боях одерживала победу над мужчинами и предводительствовала целой армией, как потом и повелось в этой семье. Боевое искусство Шаньси и их школа была на столь высоком уровне, что Черин скромничала, говоря о сердцах мужчин, как о чуть ли не важнейшем источнике власти. Чживон вступал с ней в тренировочный бой и проиграл. С тех пор они только забавляются одним-двумя приёмами, а если борьба вдруг затягивается, Черин явно поддаётся, иначе в кровать её так и не уложишь. — Ну, откровенность за откровенность, — вывела она его из раздумий. — Что тебя ко мне привело?

Бобби поднялся и подошёл к окну. Отсюда была видна лавочка, где в той же позе лежала Элия. Он кивнул туда, и Черин, вместе со стаканом, подошла к нему, посмотрев вниз.

— Я везу её Джиёну. Она провидица. То есть… её бабка была очень умелой и точной предсказательницей, которая, по слухам, знала, как погубить Дзи-си. Ты же знаешь, что избавиться от Дзи-си — мечта Джиёна.

— Как и избавиться от Джиёна — мечта Дзи-си, — засмеялась девушка.

— Да, у них взаимное, — улыбнулся Чживон. — Поэтому главарь Синьцзяна тоже бегал за этой пигалицей. Они оба думают, что она сможет повторить подвиг бабули и что-то предсказать. — Молодой человек выдохнул и, как лет десять уже не смотрел, с растерянностью и сожалением воззрился на любовницу-подругу. — Но она ни черта не умеет предсказывать будущее! Она видит прошлое, и охренительно точно, порой, его видит, но в ней то ли нет способностей, то ли они не проснулись.

— И… каким боком во всём этом я? — поинтересовалась Черин, не хмелея от выпитого.

— У вас в Шаньси есть ведьма. Устрой мне с ней встречу, чтобы она помогла разобраться с этой юной недоделанной гадалкой.

— С чего ты взял, что она сможет? Она сама ничего не предсказывает.

— Не предсказывает, но я слышал, что она умеет открывать третий глаз, или что там отвечает за прозрение?

— У вас на Утёсе богов есть свой шаман, почему бы тебе не обратиться к нему?

— Так-то он мне и помог! Ты не представляешь, что это за ужасный тип, Черин. Шаман Утёса — это дьявол. Он умеет читать мысли и лучше всех в мире разбирается в ядах, но помощь — не сильная его сторона.

— Ещё какая-то ведьма есть у Дзи-си. Так говорят.

— Если бы она у него была, зачем бы ему понадобилась эта? — ткнул пальцем Чживон вниз. — Черин, я прошу тебя, чего тебе стоит? Просто отвези нас к ней, и пусть она сделает из девчонки провидицу.

— Иначе что? — Бобби посуровел, опустив глаза и сжав кулаки. Ничего не скроешь от этой воительницы.

— Иначе Джиён не заплатит мне за выполненное задание. Ему нужна гадалка, а не малолетняя бездарность.

— Плата за задание столь высока? Что ты за неё так хватаешься? — Чживон больше не стал ничего говорить, и по его молчанию стало ясно, что и не скажет. — Что ж, Бобби, я тебе помогу. Цену ты знаешь. — Его рука тут же легла на её бедро, как будто только и ждала, когда сделка состоится.

— Это самая приятная выплата из всех, какие мне известны. — Сев на подоконник, Чживон посадил Черин себе на колени. Когда она расставила ноги, платье задралось выше бёдер. — И ты же приютишь нас, пока мы не разберёмся со всем?

— Попридержи свои аппетиты, если я обещала помощь в одном, это не значит, что я готова посадить тебя себе на шею. — Чживон тут же впился губами в упомянутую часть тела.

— Я готов отработать, в две смены, дневную, и ночную.

— А твоя жертва не заметит странных отлучек по ночам?

— Мы с ней не спим. Посмотри на неё — за кого ты меня принимаешь?

— За наёмника, — покосилась в окно Черин. — Вы способны на всё.

— Я всё устрою. Только надень при этой девочке что-то более приличное, а то у меня встанет, и она примет это на свой счет. — Чживон потянул за трусики и, не желая ждать, когда Черин из них выберется, взял в два кулака и порвал прямо на ней, отбросив жалкие остатки. Девушка азартно приоткрыла рот, облизнув губы и блаженно выдохнув. Они жарко поцеловались, после чего Бобби развернул её к себе спиной и, достав свой возбужденный член, насадил на него вскрикнувшую Черин. Задирая платье, парень сорвал его через голову девушки, оставив её обнаженной от макушки до пят. В светлой комнате, куда через два больших окна падал утренний свет, она была великолепна, с лёгкой смуглостью кожи, вся подтянутая и гладкая, точеная в талии и округлая в груди и бёдрах. Вопреки её желанию, он сам так и не разделся, и всё ещё был в куртке, футболке под ней, и штанах. И во всём этом он поднимал и опускал на себе нагую Черин, возбуждавшую его одним только взглядом. Её длинные волосы, покрашенные в светло-золотистый цвет, колыхались до самой поясницы. Он ловил их, собирал в охапку и поднимал, чтобы покрывать поцелуями лопатки и шею, загривок и плечи. Запрыгав на нём самостоятельно, Черин придержала свои волосы наверху, освобождая руки Чживона и давая понять, что её тело нуждается в его касаниях. Бобби обнял её сзади, погладил живот, правую руку опустил вниз, левую поднял к груди. Страсть усиливалась, и через несколько минут он понял, что ему не хватает простора для того, чтобы выплеснуть накопившееся вожделение. Приподняв Черин, Чживон поднялся и прислонил её к стенке. Теперь его бёдрам было удобнее работать во всю мощь. Безумные от накатившего неистовства, они, как ошалелые, принялись совокупляться с дикостью животных, после чего не продержались и двух минут, крича и стоная. Кончивший Бобби опустился на кресло в углу, закрыв глаза и ощущая непередаваемое наслаждение, какого давно не испытывал. Черин села прямо на пол, нашла на подоконнике недопитую рисовую водку и, дотянувшись до стакана, сделала глоток. Отдышавшись, она нашла в тумбочке салфетки и протянула несколько Эвру, чтобы привёл себя в порядок.

— Веди свою замухрышку, — поднялась она. — Окажу гостеприимство, раз просишь, — и ушла в ванную.

Чживон ещё пару минут плохо соображал, вытирая с себя последствия секса, но потом окончательно пришёл в сознание. Этот манёвр шаньсийских женщин тоже был известен. За любую помощь, при любой возможности, с любыми мужчинами из других кланов, группировок и банд они договаривались переспать… не предохраняясь. А потом, в удобный момент, если вдруг случался конфликт или нападение, звучало «я жду от тебя ребенка», или, если прошло больше времени «у нас с тобой есть ребенок», или, если прошло очень много времени, рука с пистолетом или ножом останавливалась от слов «это твоя сестра, дочь, мать» — неважно! Это действительно работало. Сколько человек погибло от того, что рука дрогнула от подобных фраз! Не у всякого преступника, как выяснялось, отсутствовали совсем все принципы, и беременные женщины, или собственные дети, становились непреодолимой преградой. Чживон же был наёмником, а в них со временем не остаётся ничего человеческого. И всё-таки он надеялся, что судьба не сведёт их с Черин на поле боя.

Многочисленное родство шаньсиек, мнимое или настоящее, со многими мафиозными кланами заочно предотвращало ссоры и сражения. Часто главы группировок, или рядовые бандиты, если когда-то обращались за помощью к клану Ян — а предоставлялась она именно через постель — не могли точно сказать, есть ли у них среди этого самого клана Ян потомство, или его нет. Женщины Шаньси спали со многими и часто, чтобы наверняка вводить в заблуждение как можно большее количество мужчин. Естественно, они при этом не попадались на изменах, и способны были создавать видимость верности в течение всей жизни. Вот, например, та же Черин. Чживон не знал, чтобы она спала ещё хотя бы с кем-нибудь, но при этом почти не сомневался, что она это делает. Но когда? С кем? Она даже не спала с его братом — они просто дружили. Спит ли она с кем-то из драконов? А из синьцзянцев? Чьи отпрыски воспитываются в этой провинции? Чживон не отказался бы узнать несколько секретов, но понимал, что вряд ли ему это когда-либо удастся.

— Элия, просыпайся! — Она открыла глаза сразу, но с минуту соображала, где они, и почему она спала? Потом картинка восстановилась. — Моя кузина отходила, пришлось её подождать…

— Я долго спала? — сев, девушка потянулась и потёрла сонные веки. Голова была тяжелой, состояние разбитым.

— Около часа. — Вон улыбнулся, взяв её ладонь в обе своих и присев напротив на корточки. — Кузина разрешила нам погостить у неё. Только у неё очень строгие нравы и порядки в доме. — Улыбка на его губах исчезла, и он расстроено добавил: — Нам придётся с тобой спать в разных комнатах.

— Вот как… ну что ж. — Элия со сна не могла ещё толком понять, хорошо это или плохо? А стала бы она делить с ним кровать сегодня, если бы разрешили? Она не готова пока заходить далеко, моральная подавленность не способствует.

— Вставай, пошли! — помог ей подняться Эвр, беря её сумку. Свои пожитки он уже сбросил внутри, теперь же оставалось завести Волчицу во внутренний дворик. Держа за руль, он покатил байк к открытой калитке, где уже стояла Минзи.

— Добро пожаловать, — улыбнулась она Элии, — я Минзи. — Рядом появилась вторая девушка, хозяйка дома.

— А вот и моя кузина, — указал на неё Чживон своей «девушке». — Познакомься, Черин. — На ней была юбка в пол, а верх одежды скрывал широкий тёмный палантин. Хмурые брови как бы сообщали, что за порогом этого дома не потерпят никаких вольностей.

— Очень приятно, — кивнула Элия, смутившись под властным взглядом.

— И мне, — быстро ответила Черин. — Минзи, проводи, пожалуйста, Элию до её спальни.

— С радостью, — просияла та и, увлекая за собой гостью, начала болтать что-то о жаре, путешествиях, интересоваться у Элии о дороге, рассказывать о каких-то походах. Когда они исчезли в доме, Чживон отпустил одной рукой байк и, сквозь ткань юбки сжав ягодицу Черин, наклонился к её уху, прикусив мочку.

— Жди меня ночью, дорогая кузина.

— Не спутай наши с Минзи спальни.

— А если спутаю?

— Она будет рада.

— А ты? — Черин выдержала паузу, чтобы с гордостью и достоинством медленно перенести свой величественный взгляд с дверей дома на Бобби. Она смотрела на него снизу, но чуть закидывала голову назад, чтобы ликвидировать эту разницу.

— А я позову Элию посмотреть на ваши потрахушки.

— Неужели ты собственница?

— Я за взаимоуважение. Я же тебе не изменяю, так отвечай мне тем же.

— Ты мне не изменяешь?

— А у тебя есть другие сведения? — Чживон промолчал, подтвердив то, о чем думал немногим ранее. — Ну вот, — смягчилась Черин, тронув его плечо, — делай так же. Мне тоже не нужны лишние сведения.

И она, божественно водя бёдрами, пошла в свой дом. Бобби, чтобы излишне не зацикливаться на этой заднице, и её обладательнице, переключил внимание на Волчицу, погладив её панель управления и руль.

— Вот ты мне точно не изменяешь, — прошептал он.

Расточающая милосердие

Прохладные свежие простыни заставили уснуть второй раз, настолько сильным было их искушение удобством и мягкостью. Комната мне досталась с окном на запад, в противоположную от дороги, по которой мы приехали, сторону, и даже не во внутренний дворик. Виднелись крыши соседских фанз и лиственные кроны, перемежающие изредка серую черепицу. Спальня была тихой и тенистой, располагающей к отдыху, так что когда меня начала будить Минзи, я чувствовала себя намного лучше, чем утром, когда вырубилась на лавочке. Обман и подлость золотых отступали в прошлое, и я надеялась, что смогу прорваться в будущее, где больше не будет притворства и лицемерия.

— Идём обедать, Элия! — звала меня Минзи, стоя в дверях. Откинув одеяло, я стала спускать ноги.

— Можно мне умыться сначала? Я бы хотела привести себя в порядок… — Скинутая наспех одежда комком лежала на стуле и я, почти не стесняясь девушки, которая как-то очень располагала своей простой манерой, натягивала на себя вещи, одну за другой, носки, штаны, футболку. — Покажешь, где у вас ванная?

— Конечно, могу даже экскурсию небольшую провести, — улыбнулась она, дожидаясь меня. — Кроме хозяйского крыла, Черин не любит, когда её беспокоят.

— У неё большой дом… она работает кем-то… влиятельным?

— Ну… в администрации уезда, — кивнула Минзи, выходя из комнаты вместе со мной. Особняк с внутренним двориком был большим, но не выглядел богато. Или, скорее, не создавал впечатления, что им занимаются. Половицы кое-где скрипели, оконные рамы старые, но не везде, в самых используемых помещениях установлены пластиковые окна. Внутренние двери обшарпанные, и только та, что вела в часть дома, где жила Черин — из тёмного дерева, лакированная, с контурным рельефом и какой-то монограммой, переплетённой с вензелем, вырезанные на уровне дверной ручки, но по центру.

Я приходила к выводу, что здесь никогда не обитало столько людей, чтобы занять все комнаты, а одной молодой хозяйке приводить в порядок все залы и спальни было ни к чему, да и накладно по затратам денег и времени. Достаточно того, что в пригодном состоянии два крыла из четырёх. Минзи проводила меня к санузлу, где над чистой раковиной подавал воду расшатанный кран, поворачивающийся с резиновым скрипом. Зеркало передо мной давно не протиралось от капель, которые оставили белёсые известковые следы, плитки на стенах не были старыми, но и их не мешало бы протереть, а в потолке заменить одну из трёх лампочек, которая не горела. На трубе висело стиранное полосатое полотенце, на полках недовыдавленные тюбики с пастой, кремом для рук, пузырёк с жидким мылом. Это не гостиница, так что я не ждала чего-то одноразового и безупречного. Обстановка была домашней и это, пожалуй, нравилось мне даже больше.

— А ты… кем Черин приходишься? — полюбопытствовала я.

— Подругой. Просто мы живём вместе.

— Ясно. — Вытерев руки, я потеснила Минзи, чтобы выйти обратно в коридор. Она неотступно ходила со мной, чтобы я не заблудилась. — А Вона на обед позвали?

— Он ещё спит. Проделал такой путь за рулём, и сказал, что не спал всю ночь. Пусть выспится. — Девушка указала мне дальше и вывела в небольшую квадратную столовую, распахнутые окна которой упирались в единственное дерево, что росло во дворе. Оно уже не цвело, и на нём висели маленькие зелёные плоды вишни, но воздух всё равно наполнялся запахом сада, немного землистым, немного древесным, немного фруктовым. Стол уже был накрыт и Минзи, с молчаливой улыбкой указав мне на стул, устроилась через угол, подвинувшись ко мне поближе. Лапша в ароматном бульоне, овощные закуски и румяные хлебные лепёшки напомнили мне о пустом желудке, который проскулил жалобно в животе. Я хотела есть, поэтому с предвкушением ждала, когда Минзи положит мне того и этого, а она взяла на себя роль ухаживающей. Другая дверь, не та, через которую мы пришли, открылась и в неё вошла Черин. Я невольно едва не встала, но Минзи положила руку на моё плечо, пригвоздив к месту.

— Сиди, — махнула мне рукой хозяйка и села напротив. — Приятного аппетита.

— Спасибо. И вам, — пожелала я, уже не осмеливаясь начать есть первой, пока не взялась за палочки Черин.

— Как устроилась? — не торопилась она положить в рот первый кусок.

— Спасибо, очень хорошо! Спасибо вам за гостеприимство.

— Пустяки. Вон мой двоюродный брат, как я могу отказать? — Черин втянула через губы лапшу, и я быстрее последовала её примеру. Я как ребенок радовалась обеду, он успокаивал. — Давно вы с ним встречаетесь? — Помня о его словах о строгих нравах кузины, я смутилась истины. Что она подумает обо мне, когда узнает, как мало прошло времени с момента нашего знакомства? Но не врать же? Я не такой человек, я столкнулась с обманом сама, и больше не хочу никакого вранья.

— Четыре дня… — проблеяла я, опустив взгляд и не представляя, как на подобное среагируют девушки, даже Минзи, хоть она и казалась более демократичной.

— Четыре дня? — прозвучало удивление в голосе Черин. — А твои родители знают, где ты?

— Я сирота. Как и Вон, — призналась я, и только тогда подняла взор, надеясь на понимание. Кузина Вона смотрела на меня без осуждения, но задумчиво, пытливо. Потом, будто ожив, она вернулась к пище.

— Да, смерть тёти и дяди тяжело далась бедному Вону, я тоже их любила, — покивала Черин.

— Вы, наверное, думаете, что я из-за того, что за мной некому приглядеть, плохая или позволяю себе лишнее…

— Нет, я не люблю складывать мнение о людях заранее, ничего о них не узнав. Но что бы между вами с Воном ни было, в моём доме такое правило: до брака спят раздельно. — Я усердно закивала, показывая готовность выполнить любое повеление Черин. Мне хотелось понравиться родне Вона, хотя со своим отношением к ней я ещё не определилась. Она пугала меня, заставляла теряться и трепетать, я не чувствовала себя при ней свободно, но это ничего не говорило о том, симпатична она мне или нет. — Вы собираетесь пожениться? — вдруг задала она вопрос.

— Я… — растерянная, я покосилась на Минзи, словно та могла знать ответ, но она его тоже ждала от меня. — Это Вону решать, мне бы хотелось, конечно…

— Вону решать? — хмыкнула Черин. — Милая моя, если в таких делах полагаться на мужчин, то ни один из них не сыграет свадьбу. Они любят свободу, а женщины любят уверенность и надёжность. Если тебе хочется за него замуж — бери всё в свои руки, и не позволяй ему ничего прежде, чем он даст какие-то гарантии. — Значило ли рассуждение Черин то, что она готова принять меня в семью? Или это просто советы старшей и опытной? А замужем ли она сама? Я окинула взглядом её тёмные одежды и даже угрюмо-фиолетовый лак на ногтях, подумав, что она может быть вдовой или старой девой (ну как старой, слегка засидевшейся, ей ведь явно больше двадцати пяти лет), не рискнула спрашивать о личной жизни, чтобы не обидеть или не расстроить.

Потом они с Минзи заговорили о своих заботах, о каких-то общих знакомых, которых требовалось навестить в ближайшие дни и Черин, поднявшись из-за стола первой, стянула на груди палантин и сказала, что должна отъехать по работе. У меня же никаких дел не было, Вон ещё спал, поэтому я не торопилась уйти из столовой, оставаясь в компании девушки, налившей нам зелёный чай.

— А как вы с Воном познакомились?

— Я торопилась кое-куда… — Убежать от убийцы. Не могу же я сказать всё, как есть? Меня выгонят из этого дома, если узнают, что я подвергаю своим присутствием всех опасности. — Он предложил подвезти, и вот…

— Как мило. Все девчонки сходят с ума от мотоциклистов, да?

— Нет, напротив, меня всегда пугали эти двухколёсные монстры, — смущено улыбнулась я. — Скорее дело в Воне.

— А мне его байк больше нравится, — призналась Минзи. — И ты всерьёз хочешь замуж?

— Я хочу быть с Воном. Разве не будет правильным, если мы поженимся?

— Я немного старше тебя, но ни за что бы не ввязалась в такое сомнительное мероприятие, — она засмеялась. — Элия, вокруг столько парней, зачем останавливаться на одном? — У Черин строгие правила? А она в курсе логики своей подруги? Минзи осторожно взяла меня за руку, заговорив тише: — Осталась бы с нами. Ну его, этого Вона, я тебя познакомлю с десятками других. — Я посмотрела в её глаза, карие и тёплые. Почему она мне это предлагает? Из лучших побуждений? Или ей понравился Вон и она хочет разлучить нас? После того, что я видела в баре, я знаю, как падки на него женщины. Могу ли я доверять Минзи? Наши руки соприкасались, и я решила воспользоваться моментом, закрыв веки. А вдруг получится? Кто она, эта Минзи, о чём думает и чего хочет? Я почувствовала её недоумение от моих сомкнутых глаз, и её рука напряглась, но я удержала пальцы. Мне нужно знать что-то важное о ней, что-то выдающее её подлинность, истину. И темнота прилила ко мне, та самая, сотворяемая не тем, что я зажмурилась, а внутренним потоком картин, для которых расстилался чёрный холст. И на этом фоне возникла Минзи, только волосы у неё были значительно длиннее. Когда она их носила такими? На руках она держала ребёнка, завёрнутого в пелёнки, значит, ещё маленького, ему не больше полугода… кто он ей? В отличие от видений о прошлом Вона и Шуги, я не чувствовала себя сторонней наблюдательницей, я не была рядом и не могла пошевелиться, чтобы посмотреть с других ракурсов. Всё было как-то символично и расплывчато, и Минзи с младенцем напоминали иконописное изображение. Чей это ребёнок? По улыбке, выражению лица девушки мои сомнения развеивались, и я догадалась, что между ними непосредственная кровная связь. Мои глаза открылись, и я уставилась на ту, чья рука всё ещё лежала в моей. Минзи не забрала её и не отдёрнула, хотя видела, как изменилась моя мимика. Лёгкая дурнота и головокружение отступали. Я недолго была в трансе, поэтому мне не сделалось намного хуже. — Что случилось? — негромко спросила девушка.

— Могу я задать нескромный вопрос? Прошу заранее простить меня за него.

— Валяй, — откинулась Минзи, отпущенная мною. Её губы привычно расслабились и ухмылялись.

— У тебя есть… ребёнок? — Она приподняла брови, внимательно меня разглядывая. Закинув ногу за ногу, круглолицая подруга хозяйки развела руками.

— Нет, пока не обременена подобным, а что? Я похожа на мамашу?

— Нет, просто… — Неужели я перестала видеть и правдивое прошлое? Почему на этот раз я не угадала? Я хотела узнать что-то о Минзи, но возник мираж, а не образ из прошедших дней. — Иногда у меня бывают видения. — Да-да, а ещё я духов умею вызывать! Сарказм едко пополз по венам, отравляя меня. — Раньше они как будто были верными…

— Что же ты увидела сейчас?

— Тебя с ребёнком на руках. У тебя были длинные волосы, ниже плеч, и ты… была очень рада.

— Серьёзно? Круто, — Минзи хохотнула, но, вдруг успокоившись, посмотрела за окно, на дерево. — Я беременна.

Открыв рот, я округлила глаза, но не нашлась, что сказать. То есть, это было не прошлое, а будущее? Я… я увидела то, что произойдёт на самом деле? Не может быть, нет, я же не провидица, я не унаследовала от бабушки этот дар. Или унаследовала? Не могу поверить, как же это? Неужели золотые, драконы, синьцзянцы гонялись за мной не просто так?

— Кто это был? — неловко, стыдясь своего интереса, спросила Минзи.

— Голубые пелёнки. Мальчик, — пробормотала я.

— Мальчик… жаль. Лучше бы девочка. — Минзи поднялась и, задвинув стул, стала собирать посуду. Ей, похоже, было всё равно на то, что я смогла заглянуть в сокровенную часть её жизни, она приняла это, как факт. — Надо прибраться, а то в этом доме и так вечный бардак.

— Я помогу! — мигом нашла я себе занятие, и ринулась в помощницы. — Покажешь, где кухня?

— С удовольствием, можешь даже посуду помыть, — не то в шутку, не то в правду сказала она, похоже, не очень любящая вести хозяйственные дела. Мы собрали стопки тарелок и чашек, и пошли из столовой по коридору. Спустившись по узкой деревянной лестнице, мы вышли на первый этаж, где располагалась не самая опрятная на свете кухня. Нет, антисанитарией не пахло, но если бы я захотела что-то приготовить, то вряд ли нашла быстро необходимое.

— Минзи, — поставив ношу на стол, повернулась к ней я, — а кто отец? Ты же не замужем, судя по твоему отношению к браку. — Девушка составляла грязную посуду в раковину, поливая водой.

— Верно. А отец… одна преступная скотина. Впрочем, бывают ли мужики не скотины? Рано или поздно в каждом из них проснётся свинья, козёл или тупой ишак, и иногда не знаешь, что хуже.

— А где он? Он знает?

— Он далеко, — Минзи всучила мне губку для мытья, — и знать ему ничего не надо. Давай убираться?

— А Черин знает? — осталось определиться с последней загвоздкой.

— Да. Но не говори ничего Вону. — Несколько минут мы тёрли посуду молча. — Значит, ты можешь потрогать человека и узнать его будущее?

— Прежде я видела только прошлое. У меня впервые вышло увидеть то, чему только суждено случиться. — Минзи кивнула, приняв к сведению, а я снова задумалась, возможно ли научиться предсказывать? Смогу ли я управлять своим талантом, или он так и будет самовольничать, показывая эпизоды прошлого и будущего вперемежку, а я должна буду угадывать, что именно узрела?

Попросив себе ещё какое-нибудь задание, я напросилась помыть полы на втором этаже, чем и занималась, когда увидела, что во дворик вышел Вон, потягиваясь и разминая плечи. Отложив швабру, я сбежала к нему и, пересекшая пространство, выложенное брусчаткой, меж которой продиралась трава, прильнула к его груди, подтянувшись за поцелуем. Вон скромно чмокнул меня в щеку, принявшись поправлять футболку, что вынудило меня отступить на шаг.

— Черин уехала до вечера, — сообщила я ему, — она нас не увидит.

— Вот как? — огляделся он, проведя пальцами по своим волосам, чтобы разделись спутавшиеся во сне пряди. — Я отлично выспался, а сейчас не отказался бы поесть…

— Идём, я подогрею тебе обед. Минзи мне тут почти всё показала, — я взяла его за руку, и он пошёл за мной. — Мы надолго здесь? Я просто хочу знать, могу ли я вернуться к учёбе или…

— Я как раз хотел поговорить с тобой о наших дальнейших планах. — Мы поднялись в столовую и Вон, не отпустив меня за едой, придержал за запястье. — Послушай, речь пойдёт о твоих способностях…

— Ты же знаешь, Ви обманул меня, — потупилась я, не желая возвращаться к этой теме.

— Но мою жизнь ты увидела. У тебя есть задатки, Элия, и ты их могла бы раскрыть. — Я посмотрела на него. Я увидела будущее Минзи, но не могу сказать ему об этом, не выдав её тайны. — У Черин есть знакомая, вроде экстрасенса. Она могла бы помочь тебе. — Соблазн научиться понимать, подчинить себе силы, владеющие иногда моим мозгом, овладеть даром пророчества был велик. В конце концов, если не управлять этим даром, то от него лучше избавиться, вдруг кто-то сумеет помочь мне хотя бы в этом? — Ты согласна съездить к ней и пообщаться?

— Я была бы не против… — Мой взгляд приобрёл подозрительность. — Но почему ты хочешь этого?

— О, что за недоверие на милом личике, моя красавица? — погладил он меня по щеке, улыбнувшись. — Я забочусь о тебе, и если бы ты умела предсказывать, то знала бы, где нас подстерегает опасность, где за тобой кто-то охотится, ты бы впредь могла точно разобраться, кто друг, а кто враг. И мы бы беспрепятственно продолжили путь, или остались здесь, в зависимости от того, где не заготовлены очередные ловушки для тебя. — Некоторое время помолчав, изучая лучащиеся глаза Вона, я расслабилась и согласилась с его доводами.

— Ты прав, это всё облегчило бы мне жизнь, чтобы не повторять ошибок. — Я принесла ему обед и присела рядом, за компанию, не в силах без него долго находиться. Пока он спал, я соскучилась.

— А куда уехала Черин, она не сказала? — спросил Вон, кусая хлеб.

— Нет, она вообще немногословна. Ты был прав, она очень строгая. — Я вспомнила её вопросы и не смогла сдержать улыбки. — Она спросила, не собираемся ли мы пожениться. — Мой молодой человек прекратил жевать и воззрился на меня. — Её моральные принципы, видимо, не позволяют предполагать связи до брака. — Медленно вернув движения челюстями, Вон глухо покашлял изнутри в сомкнутый рот, мотнув головой. — Всё в порядке? — Он проглотил еду, чтобы заговорить:

— Да, просто Черин, как всегда, лезет вперёд всех. А если я собирался сделать тебе предложение? — Я покраснела. — Так можно испортить все сюрпризы на свете.

— Я попыталась дать понять, что мы ещё не обсуждали этого, так что…

— Конечно, но это не значит, что мы не собираемся, да? Не до свадьбы сейчас, вот и всё. Нужно обустроиться, заземлиться где-то, верно? — утвердительно спросил Вон.

— Разумеется. Ты ешь, извини, что отвлекаю. — Я поднялась и подошла к подоконнику, тронув ветку вишни, просящейся внутрь. Иметь свой дом, быть замужем, завести детей, забыть о лжи и погоне через весь Китай. Как сладко это всё представлялось! Почему Минзи отвергает подобную возможность, почему считает, что все мужчины — скоты? Я украдкой взглянула на Вона. Ей просто не встретился её рыцарь, но однажды она его найдёт, и тоже передумает.

* * *
Ворота в гараж открывались с улицы, неподалеку от калитки. Сам гараж находился как раз под спальней Черин. Вернувшись, она припарковала свою трёхлетнюю «киа», заперла ворота изнутри и вышла во внутренний двор, чтобы дойти до кухни и перекусить чем-нибудь на ходу. Но у входа в западное крыло её поймала Минзи, шепчущая приглушенно, но рассержено.

— Почему ты помогаешь ему? Черин, мы должны помочь девчонке. Разве мы не чтим законы женской поддержки? Разве ты не прославляешь матриархат, как и все мы? Почему ты идёшь на поводу у этого ублюдка? — На улице уже стемнело, и их не только никто не мог слышать, но и видеть, пока они не вошли на кухню и не зажгли свет.

— Бобби мне пока что союзник, и способен быть приятелем. А она мне никто.

— Да какая разница, кто она нам! Эти мужики владеют миром, они втаптывают нас в грязь и имеют, после чего выбрасывают, и ты будешь способствовать подобному? Элию нужно забрать у него.

— Как ты верно заметила, Минзи, мужчины владеют миром. Мы свой, в Шаньси, сохраняем, потому что не воюем с ними, потому что умеем действовать хитростью и договариваться. — Черин посмотрела на подругу. — От этой девочки ничего не зависит, и она ничем нам не поможет, а вот ручной Эвр намного полезнее.

— Или постельный? — хмыкнула Минзи. Черин скривила губы.

— Не будь ты в положении, получила бы по лицу. Если он хорошо трахается, это не остановит моей руки, когда его нужно будет ликвидировать. — Младшая амазонка подняла пластину с наполовину выжатыми таблетками.

— Поэтому ты предохраняешься, нарушая кодекс? Чтобы не стать окончательного от него зависимой? — Черин выдержала разоблачение стойко, после чего плавно забрала противозачаточные и сунула в карман.

— Копалась в моих вещах? Прелестно.

— Лучше я, чем он. Ты думаешь, он не шастает по дому в поисках полезной информации и наших слабостей? Он сейчас в твоей спальне. — Черин захотелось сразу же пойти туда, но она сдержалась.

— Я первый воин Шаньси, и дети мне не нужны по другим причинам. Бинбин и Джо знают об этом, так что ты не сделала никакого открытия. — Минзи сердито скрестила руки на груди, отвернувшись в сторону.

— Это несправедливо. Элия совсем юная и наивная. Если мы не будем заступаться за себе подобных, то кто будет?

— Если мы сейчас вступимся за неё, то кто потом вступится за нас? Минзи, ты сама ещё неопытная. Мы единственный женский клан, и мужикам мы — бельмо на глазу. В виде рабынь и кухарок мы им интереснее, так не будем давать повода обрушить на нас их гнев. Забавляйся со своим дружком, пока живот не стал заметен, и не лезь в мои дела. Разговор закончен. — Черин забыла о лёгком голоде, пока они спорили, но сейчас опомнилась, для чего шла на кухню, и открыла холодильник. Минзи повернулась к ней спиной, уходя.

— Моя тётя могла бы поведать тебе, кто заступается, когда женщины оказываются в опасности.

— Сказочная история о том, как сердце золотого было поймано воительницей клана Ян? — бросила Черин через плечо. — Задайся вопросом, Минзи, кем бы была твоя тётя после встречи с ним, если бы её свободу не отстаивал клан, а безопасность не гарантировалась сёстрами и подругами? Ты видела среди золотых женщин? Я — нет, и, по легендам, они их к себе никогда не берут. — Черин подошла к младшей и погладила её по голове. — Выкинь наивные мечты подальше, Минзи. Кухарка и сексуальная рабыня — вот, кто ты будешь, даже у тех, кто выставляет себя идеальным. А скорее всего не будешь никем. Вольные наёмники, синеозёрные, синьцзянцы, пятизвёздные, золотые — все одинаковые. Все играются в войнушки и меряются силами, считая, что только они — мужчины, герои в этой жизни, что они главные персонажи, а мы — второсортные, бабы, которым надо сидеть дома и ничего не решать в своей судьбе. Если же ты хочешь в ней что-то решать, Минзи, держись клана, и слушайся меня. Да, я могу убить Бобби хоть этой ночью, он меня не одолеет. Но истинная победа не та, где враг мёртв — это оставляет неприятный осадок неудовлетворённости, истинная победа та, где враг день за днём покоряется и играет по нашим правилам. Хочешь ощутить пьянящий вкус выигрыша? Будь умной, а не сильной. Сила сломит противника снаружи, а ум согнёт его изнутри.

— Не согнись сама, Черин, — предупредила Минзи, намекая на Чживона, — и я всегда буду слушаться тебя.

Осторожно открывая дверь к себе, первая воительница Шаньси уже знала, что её там ждёт, поэтому не дрогнула при прикосновении холодного лезвия к горлу. Алые губы расплылись, и она скосила взгляд влево, где стоял Бобби, держа меч.

— Положи моего любимчика на место, что за воспитание? Брать чужое без спроса.

— Не собираемся ли мы пожениться? Серьёзно? — хмыкнул язвительно Чживон. — Я прилёг ненадолго поспать, а ты уже плетёшь какие-то интриги? Тебе больше нечего было посеять в эту глупую крашеную голову? — Черин отвела от себя клинок кончиками пальцев, и молодой человек позволил оружию отклониться.

— Бедный сиротка Вон, а что тебе ещё остаётся? Совсем один на свете, почему бы и не обзавестись новой семьёй? — Девушка скинула палантин на кровать, и открылся черный кружевной корсет с глубоким декольте, открывший грудь почти до сосков. — Твоиродители в Америке знают, что ты хоронишь их безбожно?

— Они обо мне редко что-либо узнают, ради их же безопасности. — Черин села на постель, отодвигая палантин подальше, чтобы рядом было пустое место, и протянула руку к Чживону.

— Верни мой меч. — Помимо него вдоль стены имелись подставки и для других, тоньше, длиннее, шире и короче, но именно этот, который держал Бобби, отличался особым блеском стали, искусной работой мастера над рукоятью, украшенной инициалами «CL». Именно для него на стене были вбиты подпорки с подсветкой, которая делала серебро белоснежным, когда включалась, и казалось, что меч, действительно, совершенно белый.

— Черити Лавишес, — не послушался Чживон, продолжая разглядывать оружие, — так тебя знают в мире убийц. Милосердие расточающая — я правильно перевёл?

— Всё верно, — улыбалась Черин.

— И многие уже узнали от твоего любимчика милосердие?

— На ножнах имеются зарубки, — подсказала девушка. Бобби обернулся к снятой защите клинка и повертел его. Вдоль всей длины шли мелкие ссадины. На поверхностный взгляд можно предположить, что их около пятидесяти. Чживон убрал меч внутрь и положил на место.

— Впечатляюще. Это те, кто полёг именно от него?

— Именно от него. Зачем вписывать в историю моего друга пристреленных шальной пулей? — Черин встала и принялась стягивать вниз длинную юбку, изрядно доставшую её за день. Под ней оказались чёрные чулки и кружевные, полупрозрачные трусики. Бобби подошёл к ней, подав руку, чтобы она выступила из груды ткани. — Тебя не потеряет твоя девочка? Не лучше ли вернуться в свою комнату?

— Мы с ней уже пожелали друг другу добрых снов. Она послушная, не пойдёт искать меня ночью, если сказано, что до свадьбы ни-ни. Да и вряд ли ты надела это всё, чтобы отправить меня поскорее к себе.

— Если я сниму это всё, ты уйдёшь быстрее? — посмеялась Черин. Чживон прервал её смех поцелуем, беспардонно забравшись в корсет ладонями и достав оттуда груди, после чего стал опускаться губами, чтобы впиться в них. — А ты не хочешь узнать о результате моей поездки? — Парень притормозил, коварно и лукаво просияв.

— А разве ты не расскажешь обо всём в процессе?

— Смотря как пойдёт процесс… — Чживон приложил пальцы к тонкой ткани, прикрывающей лобок, скользнул на несколько сантиметров ниже и заводил ими вверх-вниз сквозь неё. Черин стиснула зубы, чтобы не ахать. — У меня хорошая новость, — поддалась она, — наша ведьма будет ждать завтра в первой половине дня. Если сумеет — поможет.

— Отлично, — сомкнулись вновь губы Бобби на соске, а пальцы внизу пробрались под ткань. Черин прижалась к нему теснее, задирая футболку, желая откинуть её прочь. В куртке Чживона, лежавшей на стуле и снятой ещё до прихода хозяйки дома, затрезвонил мобильный. — Чёрт! — остановился Бобби.

— Продолжай, потом перезвонишь, — удержала его руку почти в себе Черин. Чживон выпрямил спину, но, продолжая двигаться пальцами в возбужденную плоть девушки, покачал головой.

— Мне не звонят старые товарищи, спросить как дела. Мне звонят только тогда, когда необходимо поговорить. — Он высвободил руку к вящему неудовольствию Черин, грозно воззрившейся ему вслед. Рингтон продолжал нервировать её. Чживон взглянул на экран вытащенного телефона, перекинув куртку через плечо. — Ну вот, я же сказал «чёрт». Сам дьявол и беспокоит. Джиён, — уточнил Чживон и, извинившись, вышел в коридор. — Алло?

— Бобби… как у тебя дела? — Только стоило сказать, что его об этом не спрашивают, как вот те на.

— Благодаря доброте и великодушию тех, кто мне их не портит — нормально.

— Ты там ещё часом не забыл, что ты Эвр, наёмник, который вроде как заключил со мной сделку?

— Отлично помню.

— Что ж ты не везёшь мне девочку? Она у тебя, я знаю. — Чёртов Дракон! Чёртовы драконы, они везде, всё знают, шпионы, лазутчики у них везде. Уж не Черин ли его сдала? Об этом он никогда не узнает, но в Шаньси, пока ещё сотрудничающей с Сингапуром, наивно было надеяться на другое.

— Я собираюсь привезти, просто… небольшие трудности. Дай мне несколько дней, и она будет у тебя.

— Что за трудности? — Чживон не знал, как их обозначить. Грубо говоря, смысл проблемы назывался «она не та, кто тебе нужна, поэтому сделка вряд ли состоится». А если способности Элии не раскроются? Подсунув Дракону фиктивную провидицу он ничего не получит. Пусть она и внучка той самой, но где практическая польза? Что ж, Дракону лучше никогда не врать.

— Она пока не видит будущее. Только прошлое.

— Пока?

— У меня есть план, как раскрыть её талант. Я доведу её до нужного состояния и привезу.

— Доведёшь до нужного состояния? — Джиён засмеялся. — Это и у меня тут могут сделать.

— Джиён, всё будет, как надо. Мы же выполним уговор с обеих сторон?

— Конечно, если она сможет ответить на мои вопросы, то я сделаю то, что обещал.

— Хорошо.

— Я даю тебе два дня. Послезавтра жду вместе с ней в Сиане.

— В Сиане? — напрягся Чживон.

— Нейтральная территория, оттуда мы спокойно разойдёмся своими дорогами, а Джоуми обеспечит безмятежность беседы. Так что не затягивай, Бобби. Послезавтра в Сиане. — Дракон положил трубку. Послезавтра! Если завтра шаньсийская ведьма ничего не сделает, то второго шанса не будет. Всё очень плохо.

Чживон развернулся к двери в спальню Черин и, подёргав ручку обнаружил, что она заперта.

— Эй! Открой…

— Проваливай, Бобби! — донеслось изнутри.

— А как же Расточающая Милосердие? — призывно пробасил парень, привалившись плечом к преграде на пути к удовольствию и удовлетворению.

— Отрезать тебе яйца?

— Не, не надо. Мне бы потрахаться…

— Мужчина, прерывающийся во время любовных ласк не заслуживает ни пощады, ни уважения! Проваливай!

— Мужчина, не поднимающий трубку Дракону вообще долго не живёт. — Черин затихла, не желая больше пререкаться. Бобби понял, что уже ничего не добьётся. Воительницы в Шаньси считали, что если ради них не готовы бросить всё и рисковать жизнью, то, значит, они не добились своей цели и от них не потеряли голову. Хотела ли этого Черин, или всё-таки была его подругой, которую обидел недостигнутый оргазм? Чживон побрёл прочь, спать в одиночестве, задаваясь вопросом, какой должна быть женщина и что она должна такого сделать, чтобы он потерял голову и готов был, допустим, поставить на кон свою жизнь? Да нет, он перевидал и переимел стольких, что все они уже примерно одинаковые, и променять собственную сохранность на какую-то тёлку с сиськами? Ему вспомнился лучший друг, БиАй, который сейчас бы его понял, как никто. В целом-то Чживон за себя не трясётся и трусость — это последнее, что в нём можно откопать. Свернуть шею от неоправданно рискового поступка было бы в его духе, но целью или причиной этого поступка не станет девушка. Никакая. Никогда.

Бобби завалился в постель, но уснуть не мог. Виноват был не только дневной сон. Виноват был Джиён, чьи щупальца незримо ощущались повсюду. Два дня, грёбаные два дня за которые из Элии надо вытрясти пророческий дар! Если ведьма не откроет ей третий глаз, то Чживон вырвет оба её собственных.

Обряд

Мы с Черин опять сидели напротив за завтраком. Минзи и Вон по левую и правую руку от меня; он спиной к окну, и казалось из-за тени, что у него уставший мрачный взгляд с тусклой синевой под глазами. Благодаря Минзи я чувствовала себя в дружеской обстановке, а вот Вону, немного напряжённому, ближе была атмосфера семейственности с кузиной. Они обращались в основном друг к другу, брат задирал шуточками свою грозную двоюродную сестру в чёрных одеждах и серебряными кольцами на каждом втором пальце, а она метко огрызалась, заставляя его закусывать губы и возвращаться к еде. Я не вмешивалась, не желая показать себя некультурной или глупой при Черин.

Сегодня я встала новым человеком, как мне померещилось. Никакой надобности бежать куда-то, скрываться от кого-то, вибрировать от страха. Стоило исчезнуть золотым с моей дороги, как всё наладилось. Как я сразу не могла понять этого? Ведь с их появления всё и началось, все мои неприятности, обрушившиеся в Баосине и покатившиеся лавиной вдогонку по провинциям. До и после них моя жизнь не превращалась в боевик и триллер. Не разыграли ли они того нападения на нас с Чонгуком на тропе, чтобы заставить сдёрнуться с места? А когда поняли, что может не сработать, сочинили вдобавок духа, которому, по задумке, я доверяла, как самой себе. Вон не мог знать, что им от меня было нужно, и только предполагал, что они везли меня буквально в какое-то рабство. Я и сама гадала, для чего они разыграли этот спектакль? Хотели моих предсказаний? Или чего? Я вспоминала Чонгука, Ви и Шугу, и у меня не укладывалось в голове, как они могли быть подлецами и обманщиками? Хотя Чонгука я поймала на лжи при первой встрече, за дни наших странствий он показал себя добрым, заботливым и благородным. А Сахарный? Такой приятный и весёлый парень, как он скрывал злобу за маской преданного друга? А Ви… про Ви лучше вообще не вспоминать. Мне всё ещё больно от его поступка, я всё ещё не хочу верить в его чёрную душу, в то, что он посмеялся надо мной, выставив полной дурой. Я верила даже в невероятное, что он мне говорил, и верила бы дальше, не случись мне услышать то, что не предназначалось для моих ушей. И как умело он обманывал! Самым болезненным было предположить, что и тот поцелуй, которым коснулся меня парень по имени Тэхён, был очередной попыткой подчинить себе, затуманить мозги и обвести вокруг пальца. И как они пытались запугать меня Воном, разлучить, убеждая, что тот несёт мне беду! Но вот я с ним, без золотых, и всё куда лучше. Кроме того, что у меня нет больше очень близкого друга, посланника небес, которому я могла бы поведать абсолютно всё.

— Ещё чаю? — отвлекла меня Минзи, с улыбкой поднеся носик чайника к чашке.

— Не откажусь.

— Кузина, ты так долго ковыряешь свои личи, — глядя в тарелку, заметил Вон. — У тебя нет аппетита?

— Есть, просто я растягиваю удовольствие от их вкуса, — натянуто улыбнулась Черин, — зачем торопиться? Они не убегут из моей тарелки, и я доем их, когда захочу.

— Правда? — Вон схватил палочками одну ягоду Черин и закинул в свой рот. — Всё-таки убежала. — Девушка подождала, когда кузен выплюнет косточку, воспользовавшись паузой, чтобы не выйти из себя.

— Бери все, — отодвинула она своё блюдо с плодами. Её глаза впились в Вона. — Я сварю два яйца, мелко-мелко их порежу, и наемся на целый день.

— Яйца очень питательны, тебе хватит и одного, — заверил он.

— Хочешь ещё чего-нибудь? — спросила меня Минзи.

— Нет, спасибо, я уже сыта.

— Я пойду, выведу машину из гаража, — поднялась Черин, посмотрев на меня. — Буду ждать вас на улице.

Вон посмотрел ей вслед. Мы договорились съездить к той знакомой-экстрасенсу, которая могла бы помочь мне разобраться в себе. Минзи откинулась на спинку стула, подставив лицо улыбающемуся утреннему солнцу, распустившемуся на востоке подобно нежному цветку ванили, и свет его ложился бесшумно и мягко, как лепестки. После ужина, за которым я вспомнила, что у меня день рождения и сказала об этом, моя новая знакомая предложила мне немного попраздновать, выпить вина, развлечься. Выпить я отказалась, а вот сыграть в сянци[18], чтобы отвлечься, согласилась, но я не умела, поэтому пришлось для начала объяснять правила. Пока я научилась, уже настала ночь, и мы разошлись. Вон лёг спать ещё раньше, уйдя сразу, как поел, и я долго ворочалась, жалея, что под бдительным оком Черин мы не можем погулять допоздна, устроить романтическое свидание, или он не придёт ко мне поцеловать украдкой. Авторитетность, излучаемая кузиной, похоже, подавляла и его. А если стеснялся и он, то что было говорить обо мне?

Я забралась на заднее сидение «киа», приготовившись поглазеть на окрестности. Вон плюхнулся спереди, не пристегнувшись, хотя рядом со мной было довольно много места. Черин держала руль уже заведенного авто, ожидая, когда мы устроимся, и можно будет тронуться. Минзи подошла к опущенному со стороны Вона стеклу и наклонилась.

— Я бы тоже с вами прокатилась.

— Лучше пригляди за домом, — попросила её сухо Черин. Её подруга отошла от машины, щуря глаза на солнце, бликующем на глянцевой поверхности металлической крыши. Мы покатились по узкой улочке, выбираясь из частного сектора на более оживлённую дорогу. — Ремень накинь, — велела Черин Вону.

— Он на мне, — усмехнулся молодой человек, судя по движению плеча указавший на свой ремень на штанах.

— Этим тебя в детстве надо было сильнее стегать по заднице. — Черин мельком обернулась ко мне. — Извини за грубость, Элия, мой братец иногда невыносим, и я жалею, что уже вряд ли повлияю на его воспитание.

— А при Элии я хороший мальчик, правда? — оглянулся ко мне он, подмигнув. Я улыбнулась и кивнула. — Вот видишь? Ты несправедлива, кузина, — прекратил он их разговоры, нажав на включение музыки и принявшись щёлкать песни, которые никак не могли ему угодить.

— Отстань от моей магнитолы! — шикнула Черин, но Вон продолжал переключать. — Оставь… хотя бы эту! Чёрт… — выругалась она и поджала губы. Как же Вон любил её доставать, совсем как маленький! При мне он, в самом деле, так себя вёл редко, а со мной и подавно соблюдал все приличия, не иронизировал, не острил, не раздражал ради смеха. С тех пор, как мы вчера сюда приехали, он мало проводил со мной времени, наверное, боясь перешагнуть грань и вызвать неодобрение Черин. Но иногда совсем не казалось, что он перед ней трепещет.

Мы свернули в сторону гор, которые где-то вдали были всё выше и выше, но опять же, совсем не настолько, насколько они огромны в Тибете. Особняк, приютивший нас, находился в пригороде, и за ним, откуда мы ехали в противоположном направлении, виднелись многоэтажные дома. Дорога вилась не серпантином, но извилисто, окружённая зеленью разных оттенков, то сгущающейся, то редеющей, открывающей виды на уединённые сельские домишки, изгороди, копошащихся в поле огородников. Раздался шлепок, и я опять посмотрела вперёд.

— Прекрати, — поймала Черин ладонь Вона, впившись в неё ногтями. Одной рукой она удерживала руль, так что езда не прекращала быть прямой, а второй почти вывернула кузену запястье. Из колонок заиграло фортепиано, умиротворяюще, убаюкивающе, переливчато, вливаясь звучанием в общую картинку нашего пути. Ноты, словно солнечные лучи, прыгали по листве, кружились под колёсами, летя над антрацитовым асфальтом, резвились в волосах Черин, раздуваемых ветром из приоткрытых окон. — Это Ли Рума, я люблю его музыку.

Вон угомонился, отвернувшись к своему окну. Я откинула голову, продолжая наблюдать за пейзажем, тёплым, ещё не знойным, но каким-то истомлённым летом, дремотным, как послеполуденный отдых. Я то прикрывала веки, то открывала, наслаждаясь возможностью созерцать, ничего не предпринимая. Не спросив, как долго нам ехать, я не стала делать этого и сейчас. Уставшая от догонялок и побегов, я вспомнила, что всю жизнь любила путешествия, вот такие, спокойные, неприкаянные, добровольные, мечтала о них, ещё когда жила с бабушкой.

Машина вихляла на поворотах, но плавно, вознося нас в высоты гор, на метры вверх. За задним стеклом внизу оставались силуэты многоэтажек, труб и высоковольток — всех признаков большого населённого пункта. Бетон, сталь, железо, кирпич и черепица сливались серо-глинистой массой, желтеющей под небесным светилом, невыгодно урбанизированной среди лесистых уголков, в которые внедрялось наше авто. Я не стала больше оглядываться, приоткрыв своё окошко на щелку, толщиной в палец, и вдохнула воздух, пахнущий соснами, прелой почвой и первородной свободой, тайна которой прячется где-то в природе, где-то глубоко на поверхности, как любила говорить моя бабушка. Она часто выражалась странно, аллегорично. Вот-вот я встречусь с экстрасенсом. Будет ли у неё что-то от бабушки?

Когда «киа» Черин остановилась, я открыла дверцу и ступила на землю, чтобы удобнее было рассматривать дом, к которому мы приехали. Вон видимо задремал в дороге, потому что замешкался в салоне, потирая глаза. Площадка, на которой мы припарковались, не была даже ничем вымощена, закатанная и затоптанная земля. Если пойдёт дождь, то тут может увязнуть любой транспорт. Меня это не удивило, там, где я выросла, транспорт вообще не ходил, потому что не умел карабкаться по скалам, а фуникулёр мы с бабушкой проводить к себе и не думали.

По сути, передо мной предстало два дома, а не один; с общим двориком, промежутком пространства, разделявшем стены, смотрящие одна на другую. Между ними тянулись бельевые верёвки, стояли тазы на скамейках, коляски, детские лошадки и, вопреки моему стереотипному представлению о бытие экстрасенсов, вдоль построек (а помимо главных зданий ещё тянулись сараюшки и теплицы) носилось с десяток детей, за которыми с лавочек или из окон поглядывали девушки, женщины, бабушки. Мужчин я не видела. На работе? Вон приотстал, морщась не то от визга своры мальчишек и девчонок, не то от затёкшей шеи и спины.

— Идёмте, — позвала нас Черин, начав здороваться со всеми. Ей в ответ тоже кивали и улыбались, на нас поглядывали с любопытством, но никто не подходил. Те, что постарше, в основном были в очень простых платьях или халатах, как настоящие деревенские жительницы. Я когда-то была такой же, не обращающей внимания на то, как забраны волосы, что выпачкана в угле щека. Пока не пришлось жить среди людей, в Баосине, я походила на дикарку. Мао привила мне привычку проверять перед выходом из комнаты свой внешний вид в зеркале.

Перед входом в дом нам уступили две китаянки лет тридцати пяти, нёсшие корзины с овощами. Я заметила, что руки у них сильные и выглядят почти мускулистыми. Хозяйственные дела закаляют похлеще всякого спорта! Черин, знаючи куда идти, скинула быстро ботинки и вела нас вглубь. На дверях комнаты, что оказалась концом маршрута, висели занавески из хрустальных гирлянд. Припоминая какой-то фильм о медиуме, я начала воображать, что сейчас увижу маленький круглый столик, на котором будет стоять круглый оккультный шар, по бокам будут дымиться толстые чёрные свечи, а с полок на присутствующих воззрятся черепа и африканские маски.

Ничего этого не было. Обычный диван и столик, низкий, квадратный, вроде чайного. Напротив, в шкафу, старый телевизор, выключенный в данный момент. Над ним часы, по которым я определила, что ехали мы дольше часа.

— Матушка Му? — позвала Черин. — Мы приехали!

Я уставилась на вход напротив, ведущий ещё куда-то, скорее всего в спальню женщины. Какая она? Сморщенная старуха? Экзальтированная дама со странностями? Чудачка с безуминкой в глазах? Устрашающая гарпия, предпочитающая наводить ужас на посетителей обвитой вокруг руки змеёй? Этого тоже не было. Вышла приятная тётушка лет пятидесяти, с забранными густыми смоляными волосами, аккуратная, ухоженная и пахнущая давно вышедшими из моды духами. Кроме очень сильно подведённых черной тушью глаз в ней не было ничего примечательного.

— Черин! Вы уже тут? — она оглядела нас всех, вернув потом взор на меня и замерев, хотя продолжала говорить, как ни в чем не бывало. — Я рада вас увидеть. Садитесь, пожалуйста.

Мы втроём опустились на диван, а она поднесла к нему стул и села напротив.

— Итак, это та самая девочка, которая имеет нераскрытые способности? — сразу перешла к делу она. За меня кивнули двое по бокам от меня. Женщина попросила разрешения взять меня за руку. Я согласилась. Она завертела ладонь, разглядывала её, глаза её ширились и сужались, и было ощущение, что всю её подёргивает, но она перебарывает этот озноб. Минуты две спустя она отпустила мою руку. — Расскажи, как проявляются твои способности, которыми ты не управляешь?

Я посмотрела на Черин и на Вона и, получив от них утвердительное подбадривание, принялась как можно более точно излагать всё, что когда-либо видела. То есть, не совсем то, что я видела, а то, как это происходило. О сценах из прошлого, чья достоверность была доказана, о смутных перспективах будущего, в которых мне предстояло убедиться, или напротив, разочароваться, что я ошиблась.

— В тебе есть силы, однозначно есть, — подтвердила, подумав, матушка Му, как назвала её Черин. — Они усилятся с возрастом и опытом, и видения станут более отчётливыми, ты станешь чувствовать, что именно ты видишь, понимать это. Разница между прошлым и будущим невелика, но отличить одно от другого в пророчествах можно. Прошлое — уже случилось, информацию о нём хранит Вселенная, оно запечатлено вокруг тех, с кем оно случилось, оно заключено в них. Поэтому когда ты видишь ясные образы, слышишь звуки, запахи — это прошлое, не сомневайся. А будущего ещё нет. О нём нельзя узнать точно. Будущее — это предположение судьбы, набросок, к которому вьётся путь людей в настоящем. Его можно изменить, девочка, запомни это, поэтому, если ты предскажешь что-то, но человек постарается избежать такой судьбы, он сможет это сделать. Не всегда и не каждый, но такое бывает. Не жди, что дар станет выдавать тебе яснейшие и красочные образы из будущего. Нет, они всегда будут смутными. Тебе придётся их интерпретировать, додумывать, чтобы связать с чем-то. Вот всё, что я могу сказать тебе о твоих видениях.

— Но как мне научиться их вызывать или наоборот, предотвращать?

— А когда они у тебя появляются? В какие моменты?

— Ну… — на этот вопрос я ответ уже знала сама. — Обычно, когда касаюсь кого-то, то что-то связанное с ним попадает в моё сознание, и я начинаю грезить… вхожу в транс.

— Как я и говорила, информация содержится вокруг, но для её концентрации нужна энергия, чаще живая — человеческая. Но, если ты хочешь научиться контролировать это, то попытайся вызвать видения, касаясь предметов. Сосредотачивайся на них, думай о том, что с ними связано. В вещах энергия не циркулирует. Я не говорю о биологических предметах — деревьях, цветах или реках. Я о мёртвых вещах — одежде, карандаше, чашке. — Книга заклинаний! Как-то тронув её, я тоже почувствовала, что кто-то её листал, открывал. Верно, даже книга может быть источником видения. — Так вот, из-за отсутствия движущейся энергии, они не толкнут тебя в транс, не погрузят туда. Ты сама должна будешь вытаскивать из них то, что захочешь узнать. Когда научишься ощущать эту тонкую материю информации, тогда научишься защищаться от неё при контактах с людьми.

— Я… я попытаюсь.

— Не жди быстрого результата. Тренировки займут не один месяц, — строго предрекла матушка Му.

— Я понимаю, но… А можно ли избавиться как-то от них — способностей? — вдруг спросила я. Удивились двое возле меня, но женщина мягко улыбнулась, покачав головой.

— Иногда так случается, что дар покидает человека сам. Но дар — это часть нас, мы с ним рождаемся, и оторвать кусок себя не только невозможно, но и не нужно. Тебе лучше свыкнуться с ним, девочка, приноровиться к нему и пользоваться во благо себя и других. — Вон потрепал меня по руке, как бы говоря, чтобы я не расстраивалась, пророчества — товар ценный, и они пригодятся даже во имя нашей с ним безопасности. — А сейчас, могу ли я поговорить наедине с вами, Черин и… ваш спутник, — попросила неожиданно матушка Му. Теперь удивились все мы, но, поскольку меня не просили остаться, а просили дать поговорить с глазу на глаз, я послушно поднялась.

— Где я могу подождать? — неловко спросила я.

— Чувствуй себя, как дома, — улыбаясь родительской улыбкой, сказала женщина и крикнула кому-то в далёкий зал, чтобы накрыли на стол какое-нибудь угощение. — Пообщайся с моими дочками, невестками и внучками, хорошо?

Вежливо выполняя просьбу, я вышла из комнаты матушки Му, оставляя Черин и Вона с ней. Что она хочет им сказать?

* * *
Прислушавшись, экстрасенс убедилась, что Элия ушла достаточно далеко и вернула внимание к немного опешившей паре, сидящей перед ней.

— Я никогда не встречала такой мощной силы, — честно призналась матушка Му. — Эта девочка — бомба замедленного действия. Мне стоило огромного труда не восхититься этим при ней. Не думаю, что ей следует знать, насколько она мощна. Это… это поразительно.

— Что это значит? — не выдержал Бобби.

— Что если она всерьёз займётся магией, то с ней лучше будет не связываться.

— Магией? — хмыкнул Чживон. — Не смешите. Что она сделает тогда? Полетит на метле?

— Зря ты смеёшься, молодой человек. Не следует воспринимать магию, как сказочное волшебство. Проклясть, сглазить и приворожить умели всегда, и многие знают, что это правда…

— Я в это не верю, — отмахнулся парень.

— В ней две стихии, — повернулась матушка Му к Черин, видя неприемлемый для неё мужской скептицизм. — Вода и огонь. Они могут затихать, а могут устроить шторм, извержение вулкана!

— Мне это и нужно, чтобы её силы проснулись! — оживился Чживон, привлекая взгляд женщины к себе. — Чтобы она смогла прозреть будущее и прошлое уже через два дня, и без ошибок.

— Тебе нужно разбудить её энергию?

— Да!

— Есть один способ, но всё равно в два дня не управиться. — Матушка Му посмотрела на календарь на стене. — Спадающая… чёрный день… Через четыре дня.

— Что через четыре дня? — начинал нервничать Бобби. Ему это всё казалось дешевым бредом, в котором возятся бабы, потому что не понимают ничего в реальной жизни, не способны объяснить всё по-научному, вот и тешатся созданием неких высоких материй, подвластных только им.

— Новолуние. На спадающей луне категорически нельзя предпринимать подобного, тогда точно в ней всё может пропасть. А вот в новолуние любой обряд приносит урожай.

— Так, что за обряд? — Чживон стал прикидывать, как быстро убьёт его Дракон, если выяснится, что передача внучки провидицы откладывается ещё на пару деньков. Или потерпит? Если дело выгорит, то пусть будет обряд.

— Её нужно сделать женщиной.

— А она что — мужик? — ляпнул сразу же наёмник, не вдумываясь. Черин засмеялась. — Что?! — гавкнул он на неё, но она не могла подавить смех и лишь прикрывала рот ладонью. Чживон, переваривая фразу матушки Му, посмотрел на неё саму. — Минуточку… вы хотите сказать, что…

— Она же девственница. Я вижу это. Неопытные девочки не могут получить всю силу, потому что у них… как бы понятнее выразиться? Закрыты чакры. Потоки энергии в стойлах, они не могут раскрыться, и пока барьер не порвётся…

— Я понял! — поднялся Чживон, заходив по комнате. — Но что за бред? Как девственность связана с гаданием?

— Я объяснила, как могла, — развела руками матушка Му. — Мне нечего добавить, но факт остаётся фактом. Все целительницы, ведьмы, ведуньи, чародейки только в пору созревания, познав мужчину, могли властвовать над своим даром.

— А иначе никак?

— Я назвала тебе самый действенный способ. Тот, что веками работал. Конечно, можно пойти по тому пути, который я указала ей — тренировки, месяц за месяцем…

— Ладно, отдам её заказчику, пусть её там долбят, — проворчал Бобби под нос.

— Молодой человек, есть некоторые «но», — услышала его женщина. Черин начала успокаиваться, Чживон напрягся. — Если сделать с ней это… насильно, то от стресса, шока, отрицательных чувств в ней всё замкнётся и, скорее всего, вы получите обратный результат. Она должна отдать невинность добровольно, только тогда обряд возымеет действие.

— Бред, бред, бред, — зашептал Бобби, топчась перед собеседницами.

— Раньше было поверье, что если с ведьмой совокупиться по любви, то она станет белой, а если без любви, то чёрной.

— А если с одной стороны любовь будет, а с другой — нет? — повела бровью заинтригованная Черин.

— Это уж никому неизвестно, — опять развела руками матушка Му. Чживон не выдержал и, развернувшись, пошёл прочь.

— Извини, — за него сказала воительница Шаньси и, поднявшись, поспешила догонять его.

Элия пила какой-то напиток, сделанный из козьего молока, а рядом с ней, представившаяся женой старшего сына матушки Му, китаянка рассказывала о его целебных свойствах. В этот момент мимо неё — комната была проходной, — промчался Чживон. Не успела Элия толком ничего сообразить, как рядом на секунду притормозила Черин.

— Оказывается, тут гостят наши дальние родственники. Сейчас навестим и вернёмся. — Впервые располагающе улыбнувшись гостье, «кузина» Эвра пошагала дальше.

Она нашла его на обрывистом склоне, под которым тёк ручей. Сорвав ветку с куста, посмевшего упереться в локоть, Бобби хлестал ею траву, глядя на горизонт. Черин села с другой стороны, чтобы не получить заодно с безвинной порослью.

— Я не буду с ней спать.

— Чживон…

— Я не буду с ней спать! Мерзко, мерзко… я не трахаюсь через «не хочу»! — Ветка полетела вниз, на шум журчащей воды. Бобби подтянул колени и положил на них лоб, спрятав лицо. Черин протянула руку и заправила одну прядку из упавших вперед волос ему за ухо.

— Бедный мальчик. — Он не шевелился, сжимая пальцы на голенях. — Разве раньше ты не спал по заказу? — Он приподнялся, ехидно прищурившись.

— Я же тебе не изменяю. — Губы его дёрнулись и, судорожно покривившись, выточили слова: — Только если неплоха была жертва и само собой выходило, но обычно всё выполнялось и без интима. А эта… не нравится она мне. Вообще.

— Тогда, в самом деле, отдай её Джиёну так, и объясни, что он может сделать для получения полного эффекта…

— А кто, ты думаешь, тогда посчитается исполнившим задание? — оборвал её Чживон. — Я? Не-ет, нет, Черин, тогда Дракон скажет, что либо сам всё сделал, либо вознаградит того, кто выебет эту плоскую воблу.

— Но часть суммы ты получишь, ведь доставил её ему ты! — Бобби закрутил челюстью, желваки ходили ходуном. — Что? Не будь таким алчным! Заработаешь в другой раз…

— Дело не в деньгах! Я никогда не был алчным, — Чживон пнул траву, не найдя ничего другого, чем можно было бы её ещё наказать. — Если у меня полный бак бензина и желудок еды, мне ничего больше не надо.

— Что же обещал тебе Дракон? — помолчав, задала Черин вопрос, который, как она поняла, давно надо было задать, но она не догадывалась. Ответ задерживался, Бобби не хотелось произносить этого и признавать, но он не смог запереть в себе одно единственное слово:

— Брата.

— Вот как… — растерялась на мгновение девушка, но потом деланно повела плечами, потрепав за куртку приятеля. — Эй, ты наёмник, у тебя нет семьи, нет привязанностей, нет сердца. Ты машина для убийств и насилия.

— У меня есть брат. — Черин тяжело вздохнула, взъерошив его волосы, в которые запустила пятерню.

— Однажды тебя сожрут с потрохами, Бобби! — Он посмотрел на неё.

— Поехали завтра с нами в Сиань? Пожалуйста.

— Мне там нечего делать. Я не люблю часто встречаться с Драконом, и не хочу, чтобы он знал, насколько нежные чувства я к тебе питаю.

— А ты питаешь? — ухмыльнулся Чживон.

— Скорее испытываю. Ненавистью, жалостью, презрением и недоверием. Пока испытания проходят успешно. — Черин встала с земли и отряхнулась. — Но если я увижу тебя с другой, то одним товарищем у тебя станет меньше. Поэтому, если ты решишься на что-то в Сиане, я лучше буду держаться подальше. Не хочу видеть и знать. — Чживон многозначительно на неё посмотрел. — Не тешь своё самолюбие, я не влюблена в тебя даже на миллионную часть сердца. Я за уважение между любовниками. А ещё я брезглива, и быть после кого-то…

— Понимаю. Даже когда ты второй — уже как-то неприятно.

— О, второй — это особенно неприятно. Когда ты почти был первым, и обошёл всех, кроме одного. Так рождается вражда. — Черин улыбнулась. — Пойдём, матушка Му обещала накормить натуральным деревенским обедом.

Элии, разумеется, никто не говорил о том, что обсуждали без неё. Вернувшись в дом Расточающей Милосердие, Чживон предложил ей скорее браться за практику, чтобы добиться успехов в провидении. Девушка с радостью отозвалась на это предложение, предварительно поведав Минзи обо всём: как прошла поездка, что она видела, кого оно видела, и что ей сказали. Не то Минзи умела располагать к себе, не то сказывался дефицит кого-то близкого, кого Элия потеряла, покинув Хэншуй.

Чживон крутил мобильный в руке целый час, сидя в выделенной ему спальне, но так и не набрался смелости позвонить Джиёну и сообщить что-либо, попросить ещё отсрочку, объяснить трудности, связанные с этой ведьмой. Ведьма! Скажут тоже. Колдовство, привороты, наведение чар — в каком веке они живут? Нет, шаман с Утёса богов действительно читал мысли, но это не сверхспособности, как у Супермена или Росомахи, на худой конец. Чживон верил, что овладеть чем-то подобным: телекинезом, телепатией или гипнозом можно после обучения, хорошенько прошарив психологию, медитируя, да много чего! Это не волшебной палочкой махать, всё объяснить можно. И пророчества Элии что-то из ряда логических импульсов, но никак не магия. А эти женщины, лишь бы сделать из мухи слона!

Отыскав в особняке юную жертву своей наёмнической деятельности, Эвр позвал её поболтать, усадив намеренно в зале, в кресло, под люстрой в четыре рожка, чтобы никаких намёков на близость, сближение, интимность. Или ему лучше начинать смиряться и представлять себя с ней? Нет, он найдёт другой выход, или Дракон что-нибудь придумает. Почему бы тому не пойти навстречу, не войти в положение? Потому что это Дракон, на что он вообще надеется? Ему плевать на людей и обстоятельства. Это с нормальным человеком что-то может приключиться и что-то будет непреодолимо, у Джиёна же обстоятельства зависят от него, а не наоборот.

Элия побрела за Чживоном с подсвечником, найденным в каком-то забытом углу — тренировалась угадывать прошлое и будущее вещей, как её и надоумили. Но когда села в кресло, подсвечник поставила на тумбочку рядом.

— Ну как? Получается? — указал на канделябр Бобби.

— Не очень… Либо у этих вещей очень скучная жизнь, либо они не хотят со мной общаться, — посмеялась Элия. Она пыталась скрыть счастье, что Чживон позвал её, и они сидят вдвоём, одни. Хоть бы на ужин не позвали раньше времени!

— Я хотел тебе сказать кое-что… — «Неужели предложение? Он говорил о сюрпризах, что Черин их может испортить. Значит, что-то готовил? Или нет? Я забегаю вперёд, у нас ещё столько всего нерешенного, какая свадьба?» — неслось в голове влюбленной девушки. — Нам завтра нужно будет отъехать. На несколько дней.

— На несколько дней? Зачем? — подумав, Элия доспросила: — Куда?

— В Шэньси, соседнюю провинцию… — Что-то в глазах провидицы насторожило наёмника, что-то там мелькнуло такое, словно она знает о чем-то. Упоминание Шэньси вызвало реакцию. С чего бы? — Ты была там когда-нибудь?

— Да… недавно, — определенно борясь с собой и задавливая какую-то правду, что читалось буквально на её лбу, Элия абстрактно пояснила: — пришлось заночевать в Сиане. Так, зачем нам в Шэньси?

— У меня там есть друг. Очень хороший человек, влиятельный. Мы с ним созвонились, и он сказал, что для меня есть работа, очень хорошая, и жильё предоставляют, и я подумал, что не будем мы отягощать собой Черин, а, наконец, обретём полную самостоятельность и заживём, не стесняемые никем.

— О, Вон! — Элия поднялась и подлетела к нему, обняв за шею. Он выдержал несколько секунд, после чего взял её руки и, сняв с себя, крепко сжал в ладонях. — Это… это…

— Тебе нравится идея?

— Это здорово! Правда, я начала привязываться к Минзи, — чувствуя, что так прозвучит некрасиво, девушка добавила: — и к твоей кузине. Она великодушная и добрая.

— Значит, решено? Завтра едем в Шэньси! Я представлю тебя своему другу, ты с ним пообщаешься, он тебе понравится. Расскажем ему о твоих способностях, он и тебе найдёт применение, он очень умный.

— Я надеялась, что продолжу учёбу, по медицинскому направлению…

— Конечно, если захочешь, то будешь учиться, — приобнял Бобби Элию и, поцеловав в щеку, собрался с силами, вымучено и, переступая через себя, поцеловал в губы. Привезти в новое место и заставить там выполнять необходимые указания, как минимум подозрительно, это требует закрепления привязанности. Элия откликнулась на поцелуй с пылом первой любви, не знающей усталости, так что Чживону пришлось задержать свою моральную пытку, после чего, наконец, их позвала есть Минзи. Для него спасение, для Элии — наказание.

Ночью ей снился ливень, такой буйный дождь с грозой, каких она никогда не видывала. Разве что в ту ночь, когда умерла бабушка. Громыхал гром, бесновались молнии, ветер дул такой, что в его вихрях можно было ждать отломанные доски, ветки деревьев, старые покрышки. И под этим ненастьем стояла она, окружаемая красными кольцами, чешуйчатыми, шевелящимися. Ужас пронзил тело, заставив оледенеть. Элия проследила за источником этой бесконечной спирали, опутывающей её, и увидела морду дракона, того самого мифического Чжулуна, который уже снился ей как-то. Мудрыми глазами он разглядывал её, не кидаясь на неё и не душа. Верхнее кольцо, которое было уже до самых бёдер Элии, вдруг превратилось в прутья, устремившиеся вверх. Золотые прутья бросились в одну точку и соединились над её головой, превратившись в клетку. Просунув между ними руку, Элия закричала и позвала на помощь, но за пределами колец была тьма. Проснувшись от этого кошмара, девушка подскочила на кровати. Всё лицо было залито слезами, мокрое, будто и впрямь на него пролился дождь.

Чжулун

Для тех, кто не поклонник скорости, ветра и риска, езда на мотоцикле не большое развлечение, и ещё меньшее удовольствие. Меня привлекало в ней только одно — тесное присутствие Вона, которого я могла обнимать в течение долгой-долгой поездки, вдыхая смесь железа и кожи защитной куртки. Я бы предпочла по удобствам купе поезда, или место в междугородней электричке, но в них не получилось бы сделать повисшую тишину и отсутствие разговора естественным состоянием, там они были бы натянутыми и давящими, а вот молчать, мчась на мотоцикле — самое нормальное явление, не орать же? Не знаю, что было тому причиной, неустроенность, подготовка к новому переезду или какие-то закулисные конфликты с Черин, которые, мне казалось, существовали, но с Воном у нас не выходило доверительных бесед, да даже просто продолжительного чесания языками не возникало, как бывало с… Неважно, они оказались лгунами, поэтому лучше пусть парень будет молчалив, но верен и честен. И всё же мне не хватало присутствия Вона, его словесного вторжения, или тех непосредственных объятий и поцелуев, которыми он щедро награждал меня ещё два дня назад, пока мы не приехали сюда. В отсутствии прежней внимательности ко мне Вона я винила Шаньси и наше гостевое положение, поэтому, несмотря на симпатию к Минзи, выросшую за двое суток в десятки раз, почти до настоящей дружбы, я прощалась с хозяйками особняка без лишних сожалений. Мне хотелось уехать куда-нибудь, где Вона ничего не будет сдерживать. Я видела в его глазах, что он торопится сорваться, горит очередной поездкой — не в этом ли душа всех байкеров? — уже слышит гул дороги и сжимает кулаки, словно в них руль Волчицы. Этот руль напоминал мне о рогах быков, укрощаемых тореадорами. Или скорее тех, на которых нужно было удержаться на родео, и водитель-наездник чувствовал себя повелителем какой-то мощной силы, подвластной ему одному.

Прощание прошло быстро. Черин пожелала счастливого пути, с Минзи мы даже обнялись сентиментально, по-девичьи. Закрепив свою сумку у себя на спине, как рюкзак, я села позади Вона и, надев второй шлем, который он где-то успел достать (может, опять же, воспользовался помощью кузины), взялась покрепче за своего молодого человека, чьими усилиями мотоцикл под нами заревел и, отпуская тормоза, покатился прочь. Снова маршрут куда-то, снова непоседливая участь. Сначала я вернулась к горам, а теперь возвращаюсь и в Шэньси. Цикличное движение, которое не приводит никуда. Откуда у меня такой пессимизм? После ночного кошмара? Да, Чжулун иногда символизирует бесконечность и замкнутость безысходности, когда сворачивается в кольцо и кусает себя за хвост, превращаясь в знак, известный тысячелетиями, но он вроде как не злобное создание, а Освещающий мрак, как его называют. Когда он бодрствует, то вокруг светло и день, и только когда закрывает глаза — наступает тьма. К тому же, по всем легендам Чжулун обитает где-то на северо-западе, а мы едем на юг. Юго-запад. Когда мы были у Черин, я попросила у Минзи карту Чжун-го[19] и с интересом провела пальцем, пока никто не видел, по тем местам, что проехала с момента покидания Баосина. О-го-го я намотала километров! Полторы тысячи или около того? Масштаб подписан не был, не посчитать. Полстраны, не меньше, одним словом. И сколько всего успела увидеть! Я тщетно пыталась не думать вместе с тем о тех спутниках, что были со мной. Это невозможно, Чонгук, Шуга и Ви, то есть, Юнги и Тэхён, всё равно вспоминаются и, вопреки разуму и обиде, не всегда со злобой. Моё сердце всегда было отходчивым и, стоило признать, золотые подарили мне и приятные воспоминания. Даже о том поразительном утре, когда мы пересекли границу Шэньси, и из тумана образовалась терракотовая армия. Пугающее и впечатляющее зрелище, которое довело бы меня до обморока, не будь рядом ребят. Но они знали, что делать. Интересно, а если я приеду с Воном в эту провинцию, меня заметят, узнают, станут ловить эти воины хранителя Джоуми? Или хотя бы в этом меня не обманули, и этот мужчина не вмешивается ни в чьи дела? Если он мирно общался с золотыми, не на их ли он стороне? Не станет ли им докладывать, где я, если узнает, что я на его территории? Мне было беспокойно, но я не могла поделиться с Воном этими мыслями. Как я объясню знакомство с каким-то влиятельным человеком с должностью «хранитель», минуя разоблачение золотых? Они, может, и предатели, а я нет, если просили ничего не говорить — не расскажу. Да и много ли я узнала? Юнги с Чонгуком кормили меня старинными историями и сказками о возникновении этого братства, часто противоречащими друг другу или с несколькими вариантами развязки, так что в голове по прошествии времени мало что конкретного остаётся. По сути, проведя пять дней не расставаясь с тремя людьми, распрощавшись с ними я ничего, кроме их имён, не знаю. Места жительства, фамилии, связи, их интересы, их семьи? Ничего, хотя казалось, что мы откровенно делимся всем. Но они про меня знали всё изначально, а мне, похоже, умеючи запудрили мозги. Я только помнила, что Чонгук из многодетной семьи, а Шуга из провинции… О настоящем же Тэхёне, не духе, а человеке, я не успела задать ни единого вопроса. Что я могла утверждать о нём? Он курит, у него проколоты оба уха, он часто уходит в себя, а когда улыбается, делает это так непосредственно, что тоже не сдержать улыбки. От него пахнет мятежным дымом, запах которого он вечно пытался заглушить леденцами, то клубничными, то мятными, то жвачкой со вкусом вишни, витоге аромат вился, словно в райский сад проник бес, и, не пойманный, курит там среди медовых фруктов свой табачок. И он поцеловал меня, предложив уехать с ним. Что ждало бы меня, согласись я тогда? Плен, одиночество, смерть?

Вон сказал, что до Сианя, вернее, некоего места неподалёку от него, нам чуть ли не в два раза дольше ехать, чем было из Хэншуя до дома Черин, часов семь, а если задерживаться при санитарных остановках, то и того больше. Я старалась не мешкать и быть быстрой, но на некоторых заправках, где мы, помимо бензина, искали туалетные кабинки, выстраивались очереди, как обычно неравномерные в мужскую и женскую стороны, где в последнюю стоят в два раза дольше. На одной из них Вон купил мне кофе и отошёл позвонить своему другу, к которому мы ехали. Я топталась между стеллажами с орешками, чипсами, шоколадками и прочей калорийной чепухой, разглядывая то надписи на печенье, то людей, держа в одной руке кофе, а другую сунув в карман. Там-то пальцы и нащупали последнюю конфету, которую сунул мне как-то Ви. Я достала её и, развернув ладонь, посмотрела на алую овальную сладость в прозрачном фантике с названием, написанном на хангыле. Надо же, Ви таскает с собой закуску с самой родины… Сжав кулак, я с печалью закрыла глаза, думая о том, съесть её позже или выбросить сейчас? Тэхён, за что ты так поступил со мной? И тут я поняла, что, не разомкнув веки, всё-таки что-то вижу, что-то раскрывается передо мной, а рычаг для открытия ставней у меня в руке… Конфета! Она будто шнур, который опускает и поднимает занавес, от неё тянется панорама, смутно вьющаяся перед глазами. Что это? Я теперь и не со стороны смотрю вовсе, а из-за плеча, на чьи-то руки, как на свои, но они не мои, это… это руки Ви! Я их узнала — их невозможно не узнать, в них слишком много изящества и ангельского. Если в лице ещё не очень, то в кистях рук точно много, не потому, что они бесполы, а потому, что бесплотны, как ниспосланная свыше красота — она не может быть физической, потому что прекрасное не подлежит тлену.

Я смотрела на эти руки, зажимающие карандаш пальцы, метающиеся с ним по бумаге, быстро, нервно, возбужденно. Карандаш был с серым грифелем, и Ви нажимал им то совсем слабо, то сильнее, накладывая тени, подчеркивая контур, выделяя ближние фрагменты с помощью заштриховки глубины. Оторвавшись от действия рук, я обратила внимание к самому рисунку и обнаружила там себя. Свой портрет. Может быть, не совсем мой, несколько стилизованный, как из мультика, или книжной иллюстрации, но подразумевалась я, определенно я. Белые волосы, такие же длинные, как до того дня, в который я их остригла, а Ви с сожалением перебирал их, гладил и наматывал одну прядь на указательный, чтобы позже припрятать куда-то на память. И худоба моя, и острые плечи и уши. Одновременно с Ви я подняла взгляд и увидела стену, на которой висело много-много нарисованных чёрно-белых изображений всё той же девушки, вроде меня, а вроде какой-то выдуманной меня, родись я от связи лунной эльфийки с золотым рыцарем. Только склонным идеализировать воображением можно увидеть меня такой. На одном листе я была в длинном прямом платье, на другом в пышном, как кукла, на третьем в костюме наездницы с заплетенной косой, на четвёртом с зонтиком от солнца в руках, в полуобороте через плечо, улыбающаяся, на пятом на мне не было ничего, кроме волос до пола, закрывающих всё то, что неприлично было бы показывать. Взгляд опять опустился к белой странице, на которой лицо только формировалось отточенными штрихами, и на щёку, под которой остановился кончик карандаша, упала капля. Плотная бумага не дала себя сразу же промочить, и влага застыла, поблёскивая, создавая иллюзию слёз портрета. Но это была слеза художника… Я открыла глаза и увидела, что на сжатом кулаке с конфетой блестит моя собственная слеза. Другая рука уже почти проливала кофе, но я вовремя очнулась и выровняла стаканчик. Убрав в карман карамельку, я провела тыльной стороной ладони по щеке и убедилась, что на самом деле заплакала в этом трансе, настолько эмоциональном, что я проникла в него даже не внутренним взором, а чувствами. Что это было? Прошлое или будущее? Матушка Му сказала, что их отличить несложно, прошлое — намного четче. Была ли четкость? Нет, её вообще не было, да и… С тех пор, как Ви меня увидел, он неотлучно был при мне, когда бы он успел нарисовать меня? Нет, если это и из реальности, то будущей, но умел ли Тэхён вообще рисовать? Я не знала, ничего о нём не знала!

— Ну что, поехали? — услышала я голос Вона и обернулась.

— Да, только я не допила ещё кофе, поможешь? — Парень молча взял у меня стаканчик и сделал большой глоток, вернув его мне. С небольшим остатком на дне, я выбросила его в урну у выхода. Мы вышли из магазина и вновь оседлали байк.

* * *
Бобби получил сообщение от Джиёна с адресом места встречи. Хуацин, полчаса на северо-восток от Сианя, гостиница, оплаченный номер. Какие щедрости… На всякий случай наёмник открыл навигатор в телефоне и подробнее изучил дорогу. Курорт на минеральных водах и горячих источниках? Что Дракон там забыл? Печень и почки лечит после попоек? Вроде бы за ним не водился грех обильного пьянства. Почему нельзя было условиться о передаче внучки провидицы в доме хранителя Шэньси? Потому что Джиён не доверяет никогда и никому. Его бесполезно заверять в чём угодно, он всё равно сделает так, как придумает сам, исходя из того, что сам надумал. Черин просила Чживона больше никогда не связываться с этим типом, даже на рассвете, когда он уходил от неё, она сказала, чтобы Бобби был осторожен. Неужели переживает за него? Это утро было сладким, и хотелось бы, чтоб не последним. Не только таким порочным и до предела наполненным наслаждениями, но и в принципе не последним. Вечером они уже достигнут Хуацина, и всё решится.

— В легенде о Му Гуйин, основательнице нашего клана, — гладя грудь Чживона то подушечками пальцев, то фиолетовыми ногтями, повествовала тихо и плавно в постели Черин, когда они только проснулись, хотя оба знали, что она кореянка, и по крови не принадлежит к семье Ян, — говорится о том, что она и её отец были обладателями некоего артефакта, который назывался Побиватель драконов. Бинбин и Джо иногда многозначительно намекают, что он существует, но что это такое — не говорят. Как ты думаешь, набивают себе цену или скрывают вековой секрет?

— Я думаю, что если бы у них был Побиватель драконов, Джиёну уже был бы пиздец.

— Я тоже в связи с этим думала о нём. Есть ли что-то, что может его одолеть?

— Слабые места есть у всех.

— Да, но узнать о них — сила, которая есть не у каждого.

— Ты так ненавидишь Джиёна?

— Ничего подобного. Я одинаково отношусь ко всем мафиозным группировкам и их главарям. Просто думается всегда о тех, чья деятельность чрезмерно активна, и пытается раздвинуть рамки своей компетенции. В Азии сейчас три таких проблемы. Но самая большая из них, конечно, Синьцзян. Объединённый с Цинхаем, он стал слишком опасен.

— А с ним вы не пытались «договориться»? — намекая на обычные сексуальные ритуалы, спросил Бобби.

— Каким образом? Никто даже не знает толком, как выглядит Дзи-си.

— Но у него же есть сыновья. Я даже знал одного. Он был вольным братом, пока его не выгнали, узнав, кто он такой на самом деле. — Черин порадовалась, что Чживон не видит её выражения, только макушку. Она тоже знавала этого сына, даже ближе, чем мог себе представить Эвр. Но яблоко от яблони не далеко катится, и наладить дружбу с сыном Дзи-си не легче, чем отыскать самого отца.

— Если бы Утёс богов помогал в борьбе со всем этим отребьем… — вздохнула девушка.

— Чтобы потом клан Ян ополчился против Утёса богов? — хмыкнул Бобби.

— С чего нам воевать с вами? Вы принимаете женщин, вы не эти сексисты и шовинисты…

— Мы просто бездушные твари, — приглушенно засмеялся Чживон, поднимаясь, голый и медный в свете, фильтрованном коралловой занавеской. — Мы наёмники, и живём за счёт убийств, насилия, краж и всех видов нарушения законов. Мы не можем жить без войн, нам не нужен мир. Именно поэтому, если дать самую большую власть в руки вам, дамы, вы побежите нас истреблять.

— Не истреблять — воспитывать, — поправила Черин.

— Наказывать, — скорректировал молодой человек.

— С удовольствием. Сохрани свою задницу для меня, ладно?

Чживон стряхнул ностальгию о любовнице и отправил ответное сообщение Дракону, что им осталось чуть меньше половины пути. Если бы ему, как наёмнику, заказали Джиёна или Дзи-си, что бы он сделал? Отказался бы от такого заказа — вот что. Признав трусость, слабость, недостаточные боевые умения? А был ли на Утёсе такой наёмник, который справился бы теперь с подобным? Там есть несколько воинов, намного техничнее и умнее него, взялся бы кто-то из них? На следующий год Бобби думал поучаствовать в турнире за звание лучшего бойца среди братьев, но для этого предстоит очень упорно тренироваться. Расправиться с этой Элией, и скорее вернуться к тому, что ему по-настоящему нравится: дракам, боям без правил, спортивной подготовке и, конечно, гонкам, красивым девкам, вечеринкам с друзьями, оставшимся в Сеуле. Скоро очередной учебный год в университете, а он даже хвосты с прошлого не закрыл. Если его попрут оттуда, Чживон плакать не будет, но не хотелось бы. Студенчество имеет свои плюсы.

Солнце ещё держалось высоко, когда мотоцикл подъезжал к Линьтуну, району, возле которого, некогда в уединении, а теперь наполнившись толпами туристов, раскинулась бывшая в древние эпохи императорской резиденция Хуацин. Гора Лишань, у подножья которой восстановили почти в первозданном виде павильоны, построенные тринадцать веков назад, виднелась издалека. Одна из самых знаменитых гор Чжун-го, священная для Сианя и Шэньси, хотя далеко не самая высокая, более того, относительно гор, имеющихся в других провинциях, Лишань скромно высилась на каких-то там тысяча триста метров над уровнем моря, что позволяло называть её маленькой. Но именно из неё добывали строительные материалы для терракотовой армии, посмертных провожатых Цинь Шихуана, именно подле неё раскинулось его надгробие — высокий курган, как утверждают, в виде дракона. Чживон был там однажды, километров семь-девять на восток, но никакого сходства не нашёл.

Свернув с сорок пятой годао[20] на сто восьмую, Пекин — Куньмин, Бобби сбросил скорость, чтобы не промахнуть мимо нужного поворота. Округ Линьтуна попахивал сельскостью и тяготением к ветхому и изжитому, как и сам Сиань, гордившийся своим прошлым, в связи с чем в нём и застрял наполовину. Никаких небоскрёбов, максимум этажей — восемь, и те выглядят неуместными башнями. Будто все боятся невзначай обидеть Лишань, вознесясь над ней. Оттого все домишки воспринимались согнувшимися, распластавшимися по земле в почтительном преклонении. Направо, в предгорье, уходили гранатовые сады и плантации улуна, склоны выше заросли соснами и кипарисами, и чем ближе Чживон с Элией были к цели, тем сильнее ощущалась дивная, чарующая власть династии Тан, при которой, возможно, стремились к небесам такие же деревья, такие же запахи. Неверно угадав с поворотом, Бобби всё-таки вынужден был сделать лишний круг на площади, в центре которой высился огромный бронзовый монумент кружащихся друг напротив друга мужчины и женщины, словно в танце, в старинных костюмах с длинными рукавами. Скульптор прекрасно передал изгибы, вложив в них столь сложные эмоции, что в вихре застывшего танца не получалось понять, притягиваются они или отталкиваются?

— Кому этот памятник?! — крикнула, приподняв визор, Элия. Её начинало одолевать любопытство.

— Понятия не имею! — откликнулся Чживон и, проехав мимо двух скульптур поменьше, объединяющиеся с первой в тройную композицию, в одном стиле и из того же материала, подъехал вдоль длинного ряда сувенирных лавок к главному входу в дворцово-курортный комплекс Хуанци. У высоких распахнутых врат, в которые топали туристы и из которых уже медленнее плелись удовлетворенные группы с экскурсоводами и без, с убранными фотоаппаратами и ещё готовыми выхватить интересное, стоял стенд с подробной информацией, и даже большой камень с иероглифами на нём, где коротко обозначалось: термальные источники. Элия восхищенно посмотрела вглубь, туда, где умиротворённый и до самого дна пребывающий в нирване пруд, выложенный серо-ониксовыми, гладкими глыбообразными и песчаными валунами, держал на плаву ярко-зелёные листья лотосов, обрамлялся ивами и отделял от ворот храм или дворец в два яруса, с серебрящейся под слепящим с запада солнцем изогнутой крышей, винного цвета деревянными панелями на белых стенах, и ограждённый белоснежной балюстрадой от попытки вторжения снующих всюду приезжих. Боковые павильоны прятались в пышной зелени, сплошным массивом заползающим отсюда на гору.

— Прогуляемся здесь? — сняв шлем, слезла с мотоцикла Элия, подходя к стенду с информацией.

— Может быть, позже, — кивнул Эвр не глядя на неё, достав мобильный и набрав Джиёна. Тот поднял почти сразу. — Мы на месте.

— Замечательно. Где именно? Чтобы я объяснил, как меня найти.

— У парадного входа, кажется, он называется Лунные ворота.

— А, понял. Видишь Лишань?

— Её трудно не заметить.

— На неё ползёт фуникулёр — видишь? Вам на него. Справа от Лунных ворот парковка, неподалёку от неё загружают в кабинки. Когда поднимитесь — вас встретят и проводят до меня. — Чживон убрал трубку, обернувшись к спутнице.

— Пойдём, друг ждёт нас на вершине.

— О, здорово! — отрываясь от чтения, побрела за Бобби девушка. Он не стал заводить байк, а покатил его в сторону стоянки. Придётся оставить Волчицу ненадолго, чтобы вскарабкаться туда, где угнездился Дракон. — Я люблю высоту, люблю смотреть вдаль, когда горизонт видно до самого предела, — не отставая, Элия семенила у заднего колеса. — Это резиденция императора Сюаньцзуна, основана в восьмом веке, представляешь? Около двух лет здесь жил великий поэт Ли Бо, я слышала о нём, но не читала, а ты?

— Не увлекаюсь поэзией, — сказал Чживон, катя вперёд железную подругу. Или надо было спросить, есть ли тропа наверх для мотоцикла? А что, если разочарованный Джиён решит со злости убить его? И под рукой не окажется средства к бегству. Скольких Бобби сможет перебороть, если придётся вырываться? Десяток точно. Сколько драконов притаилось наверху? Всё должно быть хорошо, он из вольного братства, с ним необходимо считаться.

Найдя место для Волчицы, Чживон повёл Элию к подъёмнику, и они вдвоём сели в кабинку, поползшую по канату. Постройки стали удаляться, хотя сверху общая их картинка с несколькими искусственными прудами, громко называемых «озёрами», выглядела потрясающе. Повсюду часто встречались изображения очень красивой китаянки, либо танцующей, либо скачущей на коне: то скульптурки, то рисунки-плакаты у столбов-указателей и на кассе фуникулёра. Элия больше не задавала вопросов, поняв, что Чживон, как и она, впервые тут и ничего не знает.

Кабинка достигла земли, перестав болтаться в подвешенном состоянии и, стоило девушке выпрыгнуть из неё, берясь за поданную ладонь молодого человека, как к ним подошёл мужчина в черном костюме. Это одеяние насторожило Элию. Не любила она черные костюмы и относилась к ним с подозрением после того, как за ней с Чонгуком, стреляя, гнались вот такие безликие типы.

— Идите за мной, пожалуйста, — пригласил жестом руки с поклоном человек и, пожав пальцы Элии, Чживон потянул её следом, выводя из хмурых раздумий. Ноги её ступали нехотя, подошвы чесались от желания развернуться обратно. Пройдя по тенистой аллее, трое вышли на прямую дорожку к очередным старинным зданиям в традиционном китайском духе. Несколько строений, крытых красной черепицей, шли посередине, а с серыми крышами по бокам. Мужчина обвёл прибывших вокруг всех флигелей, объединённых одной храмовой идеей (Элия каким-то чутьём стала отличать, где светские сооружения, а где религиозные, иногда подтверждая свои догадки иероглифами над дверями) и вывел на задворки, где заканчивалось присутствие людей, и начинался лес. Ступенчатый спуск вёл вперёд и вниз и, присмотревшись, Чживон и Элия разглядели спрятавшийся одноэтажный павильон. — Вам туда, — указал мужчина и остановился у начала мраморной узкой лестницы. Пара начала спускаться, вскоре увидев открытую дверь. У неё никого не стояло, но Бобби не позволил ввести себя в заблуждение. Джиён всего лишь не хочет пугать девочку, но внутри, скрытая от глаз, и вокруг, в кустах и зарослях, охрана не отводит глаз от любого движения. Чживон ощущал наличие доброй дюжины, если не больше.

Скинув ботинки на пороге, Бобби подождал, когда девушка освободится от кедов, и за руку с ней пересёк прихожую. Китайский домишко со стороны, изнутри он оказался настоящим европейским номером люкс, где стояли широкие диваны, просторные комнаты расходились влево и вправо, а прямо, спиной к сквозному выходу, скрестил руки на груди Дракон. Чживон остановился, а Элия, повертев головой вокруг, восторгаясь от богатства и роскоши внутреннего убранства, опустила взгляд и столкнулась им как раз со взором главы сингапурской мафии.

— Чжулун! — воскликнула она, не сдержавшись. Невысокий азиат, не поведя и бровью, немного приподнял ироничный уголок рта.

— Прости?

— Извините, — смутилась Элия, постаравшись улыбкой скрасить нелепость. Она никогда не видела раньше этого мужчину, но она его будто бы узнала, как странно. — Я… мне показалось, что я видела вас во сне.

— Серьёзно? — заинтриговано заведя руки за спину и сомкнув их там, Джиён сделал несколько шагов навстречу.

— Ваши глаза… только они были у Чжулуна. — Поняв, что они говорят на корейском, и человек перед ней носитель этого языка, Элия поспешила дать справку: — Это такой дракон, он…

— Я знаю, кто такой Чжулун, — улыбнулся мужчина. — И что я в твоём сне делал? То есть, не я — Чжулун.

— Он… — Как-то некрасиво будет повествовать о том, как он обвивал её тело и не давал сдвинуться с места. Что же тогда сказать? — Смотрел. Лежал и смотрел на меня. — Неумение врать сразу дало понять Джиёну, что во сне было что-то помимо всего этого, но раз девочка не хочет говорить — это её право. Пока.

— Любопытно. Как тебя зовут? Вон сказал мне, да я запамятовал. — Разумеется, Джиён был предупреждён наёмником о ходе спектакля, поэтому он не проговорился настоящим именем Чживона.

— Элия, — представилась та.

— Очень приятно, Элия. А я Джиён. Ты разрешишь нам оставить тебя на пять минут? Я хочу пошептаться с другом, давно не виделись. — Дракон приподнял руку, призывая Бобби подойти к нему. Девушка кивнула, присаживаясь на краешек дивана. Мужские разговоры не для неё, это ясно.

Через второй выход заказчик и исполнитель вышли на балкон. Расположившийся в нескольких метрах от обрыва, он был развёрнут на северо-восток, в сторону могилы Шихуанди. Вид открывался чудеснейший, намекающий своей концентрацией эстетики о том, сколько может стоить в сутки такой номер.

— Я ничего ей не говорил о тебе, Джиён… — начал Бобби, понимая, как экзальтированный порыв Элии был похож на театральную заготовку, чтобы произвести впечатление её способностями. — Не произносил и твоего имени при ней…

— Однако как метко она провела параллель с драконом, правда? — воззрился вдаль Джиён, улыбаясь, так что было не угадать, поверил он Чживону или нет. — Ну, рассказывай, как у неё с откровениями?

— Честно? — А иначе с Драконом нельзя, вопрос риторический. — Плохо. Она не умеет предсказывать целенаправленно, только вспышки озарений ловит. И в прошлое глядит лучше, чем в будущее.

— Плохо, — повторил и Джиён.

— Но я же выполнил заказ, разве нет? — стараясь не быть дерзким и требовательным, сказал Чживон. Глава подпольной жизни Сингапура развернулся и, всё так же скрещивая на груди руки, прищурился, думая о чём-то.

— Я просил предсказательницу. Простых девочек я сам нарою.

— Ты дал мне задание о конкретной личности. Я отыскал её, отследил, отбил у каких-то дуралеев. Это она и есть — внучка той провидицы! Кто виноват в том, что в этой нет таких талантов и дарований?

— Ну, уж конечно не ты, — ухмыльнулся Джиён. «Уж конечно не я» — подумал Чживон и вспомнил о методе, предложенном матушкой Му.

— Ты обещал вызволить Тэяна из тюрьмы, Джиён, — сквозь зубы процедил парень.

— Обещал, значит вызволю. Или ты сомневаешься в моём слове? — наигранно обижено наморщил брови Дракон.

— Нет, — заставил себя сказать Бобби.

— Но ты сам понимаешь, торговля наркотиками, содержание притонов, заказные убийства, сутенёрство и мошенничество — тут запросто срок не скосить. Ему дали шестнадцать лет…

— Два года он уже отсидел! — Чживону так и хотелось схватить этого скользкого типа за грудки и потрясти, как сухое дерево. Ему это было по силам и даже более, если один на один, он бы мог размазать Джиёна, но тот вывел его на балкон, а это значит снайперы, это значит не дремлющее око телохранителей. Лишнее движение, и кровь польётся из Эвра. — Причем здесь сроки? Устрой ему побег, и дело с концом.

— Побег? Чтобы твой брат жил нелегалом и до конца жизни числился в розыске? Оно ему нужно?

— Что же тогда? Ты отказываешься…

— Бобби, — Джиён положил ладонь ему на плечо, остановив поток возмущений. — Я не отказываюсь, я говорю, что мои юристы уже подали апелляцию и получили результат. Это стоило огромных денег, серьёзных связей, трудных подкупов, угроз и шантажа. Но с шестнадцати лет мы скосили срок до трёх. — Взгляды мужчин встретились. — Ему остался год. Бумаги в суде, копии у меня на руках, могу хоть сейчас показать тебе. Как видишь, я выполнил свою сторону уговора, точно так же, как ты — с немного отдалённым результатом. Мне же, я так понимаю, тоже придётся подождать от Элии чего-то дельного? — «Хитроумный ублюдок!» — хотелось крикнуть Чживону, но он лишь сжал кулаки. — Или, может так случиться, я вообще от неё ничего не добьюсь. Заметь, при этом даже не обвиню тебя в неудаче. Но к тому времени выйдет Тэян, и я думаю, что будет справедливым…

— А если я скажу, как поспособствовать развитию её возможностей? — понял намёк Бобби.

— А есть какой-то особый секрет?

— Мне сказали… неважно кто, — ответил на любопытство в глазах Джиёна наёмник, — что её нужно лишить девственности.

— Ты проехал с ней через пол-Китая и до сих пор этого не сделал? — хохотнул Дракон.

— Она не вызывает у меня желания это сделать.

— Что ж, я скажу своим людям, чтобы…

— Это нужно сделать без принуждения, — остановил попытку спланировать изнасилование Чживон. — Ведьма, как её назвали, должна переспать с кем-либо по любви, иначе у неё не раскроются чакры. — Двое замолчали, поочередно изгибая брови, недоумевающе косясь и хмыкая. — Знаю, звучит, как чушь, и я в это не верю, как и ты…

— Я не верю ни во что такое, — пожал плечами Джиён, — но если самолёт, на котором я буду лететь, начнёт падать, я прочитаю молитвы, мантры и совершу обряд жертвоприношения Сатане, если успею, в надежде на то, что хоть что-то сработает. Пытаться, а не бездействовать — вот, что главное. И если других предложений, кроме этого, нет, то почему бы не испытать на деле, а потом уже решать, стоило верить или нет? В конце концов, если не верить в волшебное обретение провидческого дара, то стоит ли верить в него самого?

— Логично, — не стал спорить Бобби, сделав шаг к возвращению в уютное бунгало Дракона. — Найди кого-нибудь посимпатичнее, думаю, эта наивная дурочка поведётся.

— Минуточку, а разве она не влюблена в тебя? — остановил его мужчина.

— Сейчас — да, но, судя по всему, она влюбчива и, при должных ухаживаниях…

— А если она однолюбка? С чего ты взял, что она влюбчива?

— Да она влюбилась в меня за пять минут, это и труда-то не стоило.

— О, беспощадная наша мужская логика, — засмеялся Дракон, — легко влюбилась — легко разлюбит, дала мне — даст другому. Бобби, Бобби… — Эвр тяжело выдохнул, сдерживаясь, потому что не любил вот это покровительственное обращение, как к мелкому человечку, каким потчует его иногда и Черин. — В болото легко упасть, но способен ли оттуда кто-то с лёгкостью выбраться? А твои умело расставленные сети, я думаю, не имели ничего общего с прозрачными мелкими родниками. Твоё соблазнение было опасной топью, и девочка в неё шагнула. А вытаскивать мне? Чтобы швырнуть в новое? И сколько на это мне теперь потребуется времени?

— Послушай, Джиён…

— Я могу долго слушать, и могу долго говорить, но одинаково не хочу делать ни то, ни другое. У меня есть другие дела, Чживон, а я вижу быстрое решение проблемы. Девочку должен выебать кто-то, кого она любит. Я уже нашёл этого кого-то. — Дракон сунул руку в карман и достал оттуда толстую пачку долларов, сотнями, около десяти тысяч. Он шлёпнул её о грудь Бобби, отпуская, так что тот вынужден был поймать, чтобы она не рассыпалась, полетев бумажным дождём с Лишань. Освобождёнными руками Джиён достал сигарету с зажигалкой и закурил. — Это тебе бонусом, за нервишки и моральный ущерб. Трахни её, ладно? И катись, куда угодно.

Бобби хотелось кинуть деньги в лицо Дракону, хотелось отказаться и врезать этому змееподобному мудаку, который считает, что всё можно купить, абсолютно всё и, что самое гадкое, у него это получается. Он король жизни, своей, чужих, покупает, продаёт, платит и принимает плату. Что будет, если отказаться? Джиён сообщил между строк, что покатится Бобби только после того, как закончит дело. А без этого его не выпустят? Да и показать, что у него, наёмника, Эвра, есть какая-то мораль, которой можно нанести ущерб, это выдать слабость, а у него их не должно быть. Переспать с девушкой, которая не возбуждает — что с того? Это очередное задание, заказ. Ему всё равно на Элию и на то, с кем спать. Бобби убрал деньги в карман, напустив на лицо каменное выражение.

— Вот и славно, — докурил Джиён, потушив окурок о нефритовую пепельницу, уже стоявшую тут (видимо, не в первый раз выходит подымить).

Они вернулись в дом, где Элия всё с тем же искренним изумлением изучала каждую деталь интерьера, от пола до потолка. В этот момент её волновало миниатюрное воспроизведение того монумента с площади, с танцующими мужчиной и женщиной. Статуэтка была позолоченной, но копия точная.

— А вы знаете, кто эти двое? — спросила девушка у Дракона. Чживон же говорил ей, что его друг — умный.

— Конечно, — сиял мужчина, пока молодой человек отходил от него, возвращаясь к Элии. — это танский император Сюаньцзун и его возлюбленная — Гуйфэй, одна из четырёх легендарных красавиц Китая.

— Это она здесь повсюду изображена?

— Совершенно верно. В храме Ляоцзюнь, к которому поднял вас фуникулёр, по преданию, эти двое поклялись друг другу в вечной любви. А внизу, в Хуанци, они, собственно, жили. По одним сведениям, император увидел её впервые в одном из бассейнов, в купальне, по другим — во время танца. Очень романтичные тут места, вдохновляющие. — Джиён двинулся к ним, намереваясь проводить до дверей, и, оказавшись между ними, положил ладони на плечи ему и ей. Элия повела носом, учуяв запах табака. — Гуйфэй была родом из Шаньси, откуда вы сейчас приехали. — Чживон сделал всё, чтобы не реагировать. — Настоящее её имя Ян Юйхуань, то есть, из семьи Ян… — Они оказались у порога, возле которого Бобби уже вытянулся в струну со ставшими жёсткими мышцами. — Ладно, не буду утомлять всей историей, она печально кончилась, в назидание увлекающимся страстями, а вам нужно расслабиться с дороги, повеселиться. Вы будете пока что жить со мной по соседству, в домике вроде этого, но чуть ниже. Приятного отдыха!

Дракон закрыл тёмно-красную дверь за гостями и направился в левое крыло, минуя спальню, за которой расположилась пристройка, совмещающая в себе и ванну-джакузи, и небольшой бассейн, в который подавались горячие воды из источников, чьё благотворное влияние было полезно для сосудов, моторной системы и здоровья в целом. В этом бассейне отмокал друг Джиёна — Чхве Сынхён. Овдовевший год назад, он до сих пор не мог до конца прийти в себя, употреблял наркотики и беспробудно пил, в результате чего Джиёну пришлось буквально силой вытащить Сынхёна из дома и привезти на лечебно-оздоровительный курорт. Однако, вопреки чаяниями, под эрху и сяо, пиликающих народную ханьскую музыку из колонок стереосистемы, господин Чхве сидел с бокалом мерло и пустеющей бутылкой на кафеле.

— Где ты взял вино? — повёл бровью Дракон.

— В Китае нет сухого закона.

— Я заплатил официантам, чтобы они не приносили спиртное.

— Я заплатил охране, чтобы сбегали. — Джиён, вздохнув, сел на край ванны. Сынхён выглядел не намного лучше, чем неделю назад, когда никакущим его грузили на частный самолёт. Что с ним делать? — Что ты там плёл детишкам?

— Краеведческий экскурс. О прекрасной Гуйфэй и влюблённом в неё императоре.

— Красивая и грустная история.

— История об идиоте у руля власти не может быть грустной. Идиоты — смешны.

— Даже влюблённые?

— Тем более. И красивого в этом всём было мало.

— Сложить к ногам любимой женщины государство — разве не красиво? — прикрыл веки Сынхён, делая глоток.

— Чтобы погубить в том числе и её? — Джиён покачал головой. — Сюаньцзун бросил политику, раздал должности родственникам Гуйфэй, кроме выпивки и искусством в компании своей наложницы больше ничем не интересовался. Он настолько потерял голову, что, когда случился кризис и люди обвинили в несчастьях Гуйфэй, он не смог предотвратить её смерти. Её не то вынудили покончить с собой, не то прикончил кто-то из придворных. Если бы император сохранил немного рассудительности, то они оба дожили до смерти вместе, а так его любовь обернулась против них. — Джиён поморщил носом. — Власть дала ему прекраснейшую из женщин, а прекраснейшая из женщин забрала эту власть. В этой цепочке правитель забыл, что откуда взялось. Отказываясь от власти, он отказался от того, что даровало ему Гуйфэй, и потерял всё разом. Становясь рабом возлюбленной невозможно оставаться её защитником. Репутация, Сынхён, великое дело для государей. С них спрос куда больше, чем с простых смертных.

— Я не верю, что ты болтал с братом Тэяна только о всяких баснях.

— Ах, да, я пообещал ему, что за его заслуги Тэян выйдет из тюрьмы через год.

— За его заслуги? Ты оформил уменьшение его срока ещё месяц назад, ты же и так собирался вытаскивать Тэяна?

— Да, но мне же надо было заинтересовать Бобби исполнением задания.

— Аферист.

— Но честный, — захохотал Джиён. — Кроме того, я обещал Тэяну приглядеть за его братом, которому и так то башку пробивают, то челюсть ломают от его неугомонного и свободолюбивого нрава. А что могло быть безопаснее, чем возня с невинной девчушкой? Он собирался на какие-то бои за деньги, когда я его переманил на это задание вольной волей Тэяна.

— А прямо ты Бобби об этом всём сказать не мог?

— И кто меня будет бояться в этом мире, если я всё всем буду рассказывать, Сынхён? Репутация, мой друг, репутация!

— Да иди ты со своей репутацией, — махнул на него мужчина и осушил бокал. — А что с девочкой? Она на самом деле провидица?

— Посмотрим, поизучаем. — Джиён поднялся. — Выключи ты эту депрессивную музыку. Я пять минут посидел, мне уже оскомину набило.

— А ты думаешь, почему я запиваю? Абсолютно то же самое ощущение, на сухую слушать невозможно. — Дракон нажал «стоп» на пульте управления, лежавшего неподалеку от бассейна. — Это не заставит меня перестать пить. Даже великий Ли Бо, живший тут, восхвалял выпивку. Хотя бы вот это: «Говорю я тебе: от вина отказаться нельзя, ветерок прилетел и смеется над, трезвым, тобой».

— Теперь я понял, почему ты столько бухаешь — слишком много барахла в голове, тяжело с такой.

— А с твоей легче?

— Как будто бы да. — Дракон последовал к выходу из большой купальни.

— Джи!

— Что? — обернулся он.

— Я смешон?

— Жалок.

— Это плохо?

— Это грустно.

— И красиво?

— Немного.

— Тогда это хорошо.

— Кому хорошо? Тебе? Мне? — Сынхён не ответил. Джиён вышел. Ничего, он ещё поставит его на ноги и образумит. Вновь раздались звуки эрху и сяо. Похоже, реабилитация займёт больше времени, чем предполагалось. А сейчас снова пора возвращаться к делам. Провидица знала, как кончится жизнь Дзи-си, что же было в пророчестве? Через шпионов и подставных людей Дракон узнал о его существовании, о страхе, который охватил когда-то суеверного и боязливого главаря Синьцзяна. Если внучка выдаст подробности, то ему не составит труда свергнуть этого типа, и кое-кого ещё. Сможет ли внучка выдать подробности? Оставалось немного подождать.

Способности

Последовавший остаток дня вернул мне прежнего Вона, каким он был в Хэншуе, до появления Чонгука, чья агрессивность внесла окончательный разлад между мной, Ви и моим молодым человеком (как, по-прежнему, горделиво произносила это я про себя, вслух совершенно не в силах озвучить подобный статус, казавшийся мне интуитивно незакрепленным, чем-то не узаконенным, а чем — не ясно). Сопровождающий в чёрном костюме провёл нас чуть ниже по склону к домику поменьше, с вздёрнутыми вверх углами рёбер крыши; маленький зальчик, раздельный санузел и спальня в старинном китайском стиле очень мне понравились. А вот одна единственная кровать в спальне, пусть и большая… Я не знала, чего от неё ждать. Или, вернее, я не знала, чего мне ждать от себя и Вона. Дам ли я ему отпор, если он полезет приставать? И будет ли он приставать? А если он не будет, то что стану делать я? Вопросы роились кучей в голове, пока мы осваивались, разбирая свои скромные вещи из сумок. Вон сказал, что мы дня два тут пробудем точно, пока он кое-что уладит. Я так поняла, что с какой-то подработкой, потому что он сослался на Джиёна, своего друга, определённо богатого мужчину, иначе откуда всё то, что я наблюдала вокруг, вплоть до охраны? Но это давало и несомненные плюсы: я не переживала пока что за нашу с Воном сохранность. Если оберегают его знакомого, то и мы под купол этой опеки невольно подпадаем. Здесь не должны нас достать люди, желавшие мне зла. Относились к ним всё-таки золотые или нет? Когда-нибудь я узнаю ответ, хотя бы натренировав свои способности и заглянув в неведомые дали прошлого или будущего.

Ужин принесли прямо в наш павильончик. Ничего не нужно было делать, только принимать щедроты гостеприимства Джиёна. Мы с Воном разложились на кровати, включив для фона телевизор и, понимающие, что вновь можем отдохнуть под надёжной крышей, накинулись на еду. С сытного завтрака в доме Черин прошло много часов, а по дороге мы перебивались какими-то закусками и, естественно, такой крепкий и энергичный парень как Вон требовал внушительной порции пищи для восстановления сил. Я украдкой любовалась им, как он хватал палочками кусочки цыплёнка в кунжутном соусе, как проносил рис с овощами до рта, косясь на экран и иногда улыбаясь мне. От каждой его улыбки я краснела и отводила глаза. Небрежно разлохматившаяся челка, следы давних ссадин в виде тонких и едва заметных шрамов над бровью, неподалёку от губ, создавали Вону образ одновременно цельно-постоянный и неуловимо-ускользающий, что-то вроде ветра, потенциал которого вокруг нас всегда, но дуть начинает временами, а поймать его и вовсе дело неисполнимое. Из-за мыслей и сдерживаемых эмоций, которые отвлекали меня, я ужинала раза в два дольше, Вон же, закончив с едой, вытер салфеткой губы и принялся комментировать шоу, которые крутили по включенному каналу. Он шутил, смеялся и рассказывал о давних случаях, какие с ним приключались в дороге. Дорога занимала добрую половину его жизни, с тех пор, как он получил права на вождение мотоцикла. Вон говорил о пути и передвижении с фанатизмом и энтузиазмом, сравнимыми разве что с моим восторгом перед самим Воном. Только вот когда он повествовал о быстрой езде и ощущаемой при этом свободе, меня он словно и не замечал, и не видел, и становилось одновременно здорово от его азарта, передающегося мне, и тоскливо от его удаленности, не физической, а внутренней. В его зрачках бежала полоса, очерченная белыми сплошными или пунктирными линиями и уходящая к горизонту, и конца этому горизонту не было. Мне захотелось снова взять его руку и попытаться теперь уже увидеть его будущее, но стало страшновато. А что, если я увижу там что-то для себя нерадостное, неприятное, разочаровывающее? Если мы расстанемся, пусть даже нескоро, я не хочу об этом знать сейчас. Знать о конечности счастья, когда оно в твоих руках — это уже потерять его часть. Так устроены люди, они переживают о том, чего ещё нет и близко, но ведь и тучи на небе, предвещающие дождь через два-три часа, отменяют продолжительную прогулку. Я собрала посуду с кровати и переставила её на стол. Посмотрела на постель. Вон увлечено глядел начавшийся фильм, полностью вертящийся сюжетом на драках и боевых искусствах.

— Я пойду, ополоснусь с дороги, — сообщила я, гадая, к чему готовиться и готовиться ли?

— Хорошо, — кивнул Вон и, отвлекшись от экрана, с хитрецой посмотрел на меня. — Позовёшь потереть спинку?

— Вон… — смущенно взяла я одну ладонь в другую, не зная, как закончить фразу. Нужно дать понять, что я так быстро и просто к себе его не подпущу. Не потому, что не хочу, а потому, что не положено и неприлично. Как я буду выглядеть в его же глазах, если позволю войти к себе, пока принимаю душ? Всякая девушка, мне думалось, желает выглядеть добродетельной, ведь не на этом ли качестве основывается уважение к ней парней?

— Ладно-ладно, я не буду врываться, — заверил он тут же, возвращая внимание к телевизору. Успокоенная нравственно, но не чувственно, я отправилась мыться.

Ночью я пристроилась на самом краю кровати, боясь коснуться ненароком Вона, и обострить свои же натянутые нервы. Когда рядом был Ви, я так не переживала. Почему? Потому что считала его бесполым духом, а знай я, что он такой же парень, как Вон, каково бы мне было? Ви, то есть, Тэхён, говорил с Чонгуком что-то о лжи, когда я услышала их, что я приняла бы его за вора, застань в комнате… Неужели обман был не специальным, а вынужденным? Но это не отменяет того, что он пробрался в мою комнату и копался в моих вещах.

Вон внезапно коснулся меня, и я вздрогнула от неожиданности. В совершенной темноте, потому что окна выходили на неосвещенные заросли вершины Лишань, я могла видеть только слабые светлые пятна рук, плеч, лица и груди Вона, неприкрытые одеялом. Развернув меня к себе, он принялся целовать мои губы, прижимаясь всё теснее. Не разделенные почти ничем, кроме моего нижнего белья, мы в момент перешли черту безобидных и невинных отношений. Ладони молодого человека разжигали во мне желания, прежде неизвестные, но понимаемые. Я старалась не концентрироваться на этих касаниях, боясь, что погружусь в транс видений. Не закрывая глаз, я растеряно плутала пальцами по плечам Вона, не имея представления, что делают девушки, которым приятны поцелуи, но которые не хотят доходить до конца. За стенами домика поднялся ветер, и ветки сосен стали скрести по крыше. Рука Вона, дойдя до моего бедра, остановилась в ту секунду, когда я уже собралась упереться в него и не дать с себя ничего снять. Он пожелал мне спокойно ночи и, поцеловав ещё раз, вернулся на свою половину кровати. Разворошенная, как угли после костра, я уставилась в потолок. Тлеть, разгораться или гаснуть? Жаль, что он не обнял меня сзади, чтобы уснуть вот так, вдвоём. Это было бы мило. Но не все ведь любят спать с кем-то, не все умеют высыпаться в позах, непривычных для них. Если Вон предпочитает пространство в постели и отсутствие каких-либо преград на пути его спящего тела, то это свидетельствует о том, что не было у него до меня девушек, с которыми он выработал бы привычку спать в объятиях. Мне хотелось самой прильнуть к нему, но я не решилась, посмотрев на светлеющее во мраке отвернутое плечо. Всему своё время.

Следующие два дня уподобились началу медового месяца, так это всё было беззаботно, радостно, счастливо. Высыпаясь, мы завтракали, опять же, прямо в спальне. Вон звонил по внутреннему телефону и заказывал официантам те или иные блюда. Потом мы спускались на фуникулёре вниз и катались по окрестностям на байке, побывав и на кургане Шихуанди, и на раскопках его терракотовой армии, что находились немного в стороне, в крытых археологических амбарах. Я прошлась вдоль рядов глиняных воинов, вспоминая то утро, когда с тремя товарищами оказалась в Шэньси. Воистину, те призраки, вышедшие из тумана, очень напоминали этих, стоящих ниже уровня земли, в ямах-коридорах, умещавших даже колесницы. По предположениям ученых, участвовавших в раскопках, эти сотни солдат лишь малая часть из тех, которых ещё хранит земля. Поддаваясь впечатлительности, я начинала представлять, как эти воины оживали, обнаруженные археологами, и выходили наружу, чтобы взяться за оружие и отправиться служить Джоуми, чтобы оберегать императорское наследие до тех пор, пока Цинь Шихуан в каком бы то ни было виде не возродится.

Мы обошли все термальные источники, купальни и бассейны, оставшиеся или восстановленные со времён династии Тан, прогулялись вдоль всех прудов, на которые когда-то вот так же любовалась красавица Гуйфэй, чью очередную статую, белоснежную, как гипс, я нашла возле воды. Полуобнаженная, императорская наложница застыла в веках, улыбаясь и символизируя любовь, которую ничто не властно разорвать. Но и у этой любви был печальный конец. С восхищением и жалостью я думала об этой женщине, каждый раз замедляясь, когда мы с Воном шли мимо её изображений. Хуанци, переполненный воспоминаниями о легендарных событиях и эпохах, несмотря на восторг и замирание души пред окружающим величием, вызывал грусть. Кроме того, к концу второго дня стала ощущаться непоседливость Вона. Ему снова не терпелось двигаться дальше, уехать куда-нибудь. Он говорил об этом вскользь, всего два раза, как о неблизкой перспективе, но всё же движения его рук при этом и взгляд, ищущий даль и ровный асфальт, по которому можно разогнать Волчицу, выдавали его стремление сменить локацию. Куда он в конечном итоге едет? Он знает? Я спросила его об этом прямо, но Вон ответил, что жить интереснее в движении, к тому же, зарабатывать тоже приятнее разной работой, а не рутиной на одном месте. Я смотрела на него, и в момент, когда моя надежда на спокойствие и семейную жизнь в доме, вроде того, каким владела Черин, подтачивалась, моё сердце жгло от любви к этому парню, которого тем сильнее мне хотелось понять, чем сильнее я не представляла, что за образ жизни для нас он избрал. Да и была ли мне разница? Ждут испытания и трудности, что-то, что не всегда мне понравится, или даже не будет соответствовать моим мечтам, но рядом будет Вон, всегда готовый помочь, спасти, поддержать. Может, в этом есть смысл и прелесть,срываться и уезжать куда-то, когда судьба не приносит никаких радостей? Может, искать их проще и слаще, чем пытаться создать? Главное, чтобы это колесение по свету не было бегом от самого себя, тогда оно точно ни к чему не приведёт.

Вечером мы опять поднимались в кабинке по канату. Она медленно ползла, открывая нам горизонт всё шире, богаче и раздольнее. Совсем поздно мы не возвращались, чтобы успеть до закрытия работы фуникулёра. Карабкаться на Лишань пешком целое испытание, которого мы успешно избегали. За два дня мы с Воном умудрялись выдыхаться и без этого, бродя по всем закоулкам района Линьтуна. Он отлучался от меня ненадолго, буквально часа на три за эти дни, для каких-то тех самых дел с Джиёном, ради которых сюда привёз меня, и, как сообщил сам, смог заработать. На мой вопрос «как?» Вон с улыбкой отмахнулся. Я перевела взгляд с земли на небо, к которому мы потихоньку становились ближе, но до которого всё равно не дотянемся.

— Смотри, месяц родился! — показала я пальцем на тощую проявляющуюся дольку луны, вертикально ухмыляющуюся тем, кто обитал внизу. Вон посмотрел, куда я указывала, и его улыбка стала беднее на радость.

— Вижу.

— Бабушка говорила, что я лунный ребёнок. Но советовала ориентироваться на солнце.

— Луна отражает солнечный свет, не всё ли равно? — помрачневший почему-то, откинулся на спинку стульчика Вон.

— Не знаю, — пришла я в замешательство. Да, у луны нет своего света, это правда, она только отзеркаливает.

Выйдя из кабинки, Вон сказал, что ему нужно отойти, чтобы я шла в дом, а он придёт позже. Не подав мне руки, как обычно делал, он поспешил вперёд, растворяясь среди тропинок, плутающих между соснами и кипарисами. Иногда смена его настроения, а следом и поведения обескураживала. Я добралась до двери и, когда вошла, оставила её открытой, чтобы Вону не пришлось стучать и ждать. Куда он ушёл? Опять к Джиёну?

Пройдя в спальню, где привычно включила телевизор, я подошла к зеркалу. Начавшие отрастать волосы создали тот самый визуальный ужас, который бывал, когда я жила в Тибете. Белые корни у тёмных волос смахивали на проплешины, если не присматриваться. Нужно покраситься вскоре опять, потому что ждать, пока отрастёт достаточная длина — слишком долго. Расплетя косу, которую носила днём, чтобы не развевались пряди при езде на мотоцикле, я поизучала фиолетово-синий цвет, оставшийся после помывки. Да, лучше взять ещё черной-черной краски и затемнить всё полностью. Вона всё не было, и я решила принять душ до ужина, а не после, как обычно делала. Но и когда я вышла из ванной, молодой человек так и не пришёл. Меня стало одолевать волнение. Опустившись на кровать и уставившись на какую-то китайскую комедию, я не могла понять, в чём её суть, потому что думала о Воне. Куда он запропастился? Сходить к Джиёну и спросить? Я подошла к окну, за которым небо затягивало облаками. Ещё недавно было видно месяц и появляющиеся звёзды, а теперь почти ничего. Неужели намечается непогода? Ничего ведь её не предвещало.

Уже почти решившись на поиски Вона, я услышала его поступь. То есть, сначала я её не узнала, испугавшись, потому что она была немного не такой, как всегда. Но, попятившись в угол от неизвестности, я увидела на пороге спальни именно его, скидывающего один ботинок, который никак не хотел слезать следом за вторым, откинутым у входа в дом. В руке его была полупустая бутылка с золотистой жидкостью, которую он грохнул на тумбочку, чтобы отделаться от непослушной обуви. Я с изумлением глядела на него, принявшегося избавляться от куртки, что получалось тоже как-то дёргано и неумело. Да он же хорошенько выпил! Я не видела до этого, чтобы Вон хоть немного пьянел… даже на мой день рождения, когда он выпил шампанское… я выпила больше, и он вёл себя, как обычно. Но сейчас…

— Ты выпил? — зачем-то спросила я об очевидном. Вон поднял глаза и нашёл меня ими.

— Да, немного, — расплылся он, кивнув на бутылку. — Ещё немного захватил, допить тут.

— В честь чего ты вдруг это решил? — напряглась я, бессознательно, каким-то врожденным чутьём отрицательно относясь к выпившим до охмелевшего состояния людям.

— А почему бы нет? — пожал плечами он. — Я получил неплохие деньги, это уже один из поводов.

— Ты даже не поужинал? — не узнавая его, волнуясь и переживая (что с ним такое?), скрестила я руки на груди и так и стояла, разделяемая с ним кроватью. Он плюхнулся на неё с другой стороны.

— Как я мог? Мы же ужинаем вместе.

— Может, и выпить нам следовало вместе? — сердящаяся, стараясь сдержать гнев, я со злобой косилась на бутылку.

— Хочешь?

— Нет! — отрезала я.

— Тогда я закажу ужин, — пробубнил Вон и, подняв трубку, слегка заплетающимся, но верным языком обозначил обычный наш заказ. — Сейчас принесут. Садись, чего ты встала? В ногах правды нет.

— Я не понимаю, что произошло. Ты вдруг резко ушёл, я думала, что по делу, а ты напился…

— Не напился, а выпил, — поправил с насмешкой Вон. Как будто это что-то меняло!

— У тебя… бывают проблемы с алкоголем? — пытаясь успокоиться, села всё-таки я. А если ему нужна помощь? Если у него есть такой порок и тяга? Вон хмыкнул.

— Нет, у меня с ним всё отлично. Мы дружим, — посмеявшись, он поднялся за бутылкой и стаканом.

— Тебе не достаточно?

— Перед едой нужен аперитив, — подмигнул он, наливая себе. Я отказалась ещё до этого, и только это остановило меня сунуть второй стакан под горлышко. Пусть бы посмотрел, как это выглядит со стороны! Он замер со стаканом и, развернувшись на меня, задумчиво и приглушенно проговорил: — Я после ужина скажу тебе, зачем я выпил, ладно? — Что-то вразумительное, появившееся в интонации при этом, примирило меня на некоторое время с его состоянием.

За ужином, сытным и вкусным, Вон опустошил бутылку. Но закуска не впитывала в себя всё абсолютно, нейтрализуя градусы, поэтому под конец он был по-настоящему пьян. Нет, он стоял на ногах, хоть и покачиваясь, и даже не засыпал, но все его манеры, разговоры и взгляды принадлежали пьяному человеку. Когда я убирала посуду с постели, ветер поднимался, и опять ветки начинали стучать по крыше и даже скрипеть по стеклу окна. Поправив поплотнее шторы, одна к другой, без зазоров, я обернулась и наткнулась на взор Вона, исподлобья устремившийся ко мне. Сжавшись от обиды на то, что он позволил себе при мне стать таким, я всё-таки ждала объяснений. Он молчал.

— Ты сказал, что объяснишь, почему выпил. — Разгоряченный острой курицей и алкоголем, он ещё минут двадцать назад разделся до пояса и теперь, подобно охранному псу, завидевшему незнакомца, приближающегося к его территории, стал подниматься, чтобы подойти самому. От него пахло спиртным, стойко и жарко, так что и меня грозило бросить в пот от того только, что нахожусь близко с пышущим нетрезвостью Воном, выглядящим прочно, порочно и опасно, как если бы держал кнут, указывая на то, кто в доминирующем положении.

— Помнишь, я тебе как-то говорил, что не все парни могут быть наглыми и безрассудными? — Он подошёл так близко, что пряжка его ремня коснулась моего живота. Отклоняющийся корпусом назад, чтобы удобнее было смотреть мне в лицо, Вон протянул одну ладонь и положил мне её на щеку, а другую пристроил на талию.

— Помню, — несмело сказала я.

— А ещё я говорил, что чтобы позволить себе что-то, иногда нужно выпить для храбрости…

— Выпить, а не напиться! — упрекнула я его, но он уже притягивал меня к себе, откидывая волосы назад и приникая поцелуем к уху, возбуждено дыша в него, кусая за мочку, опускаясь губами ниже. — Вон, это всё можно было сделать и не напиваясь! Ты мне не нравишься выпившим.

— Ты ещё не узнала меня таким до конца, — шепнул он, продолжая сминать меня и влажно оставлять следы на шее. Его руки принялись меня раздевать. По крыше застучал дождь. Неожиданно, весь день погода была прекрасной.

— Вон, я не знаю, для чего тебе нужна была храбрость, но… — Он заткнул мне рот поцелуем, схватив пальцами за подбородок и проникнув внутрь языком. Я не любила вкус такого крепкого спиртного, но в виде коктейля из виски, уст Вона и пронырливого языка Вона, он показался мне сносным, и отдаленно приятным. Развязность, в которую превратился поцелуй, шокировала первые несколько секунд, а потом, сопровождаемая крепкими руками на моих бёдрах, возбудила и меня, хотя умом я понимала, что всё это очень нехорошо, и Вон не должен был напиваться для того, что задумал, и зря он задумал это так быстро. Я едва оторвалась от него, когда губы загудели от притока крови, родившегося в жадных засосах. — Вон, перестань, давай не будем этого делать так…

— Так — это как? — посмотрел он на меня, забравшись ладонями под майку и гладя мой худой живот.

— Вот так… спонтанно, спьяну.

— Спонтанно? А ты хочешь всё по сценарию? — Вон подхватил меня под бёдра и, поддерживая за них без труда, как если бы я ничего не весила, вынудил повиснуть на нём спереди, обхватив ногами торс, а руками шею. Теперь его выпирающая вперед пряжка упёрлась в меня прямо сквозь тонкую ткань трусиков. — Элия, это было бы так скучно, да и за что ты переживаешь? Я не настолько пьян, чтобы не понимать, что делаю…

— Вон, я просто… ну, не готова, что ли. — Он нахмурился.

— Не готова? А что нужно такого особенного для подготовки? — Положив меня на постель, Вон навис сверху. Где-то вдали послышались раскаты грома, и дождь усилился, тарабаня по крыше.

— Мы так мало знакомы… — Он опустил лицо к моей груди и, схватив майку за бретельку, потянул её. Я поймала его кисть, пытаясь остановить, но не сумела перебороть силы ручищи Вона. Он спустил майку наполовину, обнажив одну мою грудь, и впился в неё губами. Стыд и алая краска залили мне лицо и шею. — Вон, Вон! Пожалуйста…

— Я хочу тебя, хочу сейчас, — пробормотал он, мимолётно отвлекаясь и стаскивая вниз уже вторую половину майки.

— Вон, пожалуйста, давай подождём, давай сначала определимся с местом жительства…

— Я не могу больше ждать, красавица, я хочу тебя с первого взгляда, ты же знаешь, я полюбил тебя и… — Его пальцы потащили с меня трусики, забравшись под резинку. Я взвизгнула, хватаясь за них и пытаясь его остановить. Запах спиртного резал дыхание, так что почти слезились глаза. Послышался второй раскат грома, ещё более мощный, приближающийся.

— Вон, прошу тебя, Вон! — Я не могла представить себя без всего, при свете, под парнем, пусть он и мой молодой человек, но какой-то частью разума я поймала себя на мысли о том, что он мне как будто чужой, мы не настолько близки, чтобы случилось подобное. Он остановился, разъярённо подняв ко мне лицо. Я поспешила натянуть майку обратно.

— Что не так?! Что тебе не нравится?!

— Я… я… — «Не знаю» — это отсутствие довода. Я не могу сказать вот так глупо «не знаю», но больше сказать мне нечего. Что мне не нравится? Что он пьян, но это мы уже обсудили, и он признался, что выпил для храбрости. Что он слишком торопится? Но он всегда таким был, рубил с плеча, решал налету. В этом и есть Вон — в скорости и быстрых поступках. Он приподнялся и, надменно дёргая желваками, встал в ногах, возле кровати, уперев руки в бока.

— Ты не любишь меня? — спросил он.

— Я?! Да как ты мог подумать такое? Я же… поехала бы я с тобой, если бы не любила? Вон, ты что…

— Ты не любишь меня! — с презрением брызнул он этой фразой, искажённой пьяным негодованием. Вон резко направился к двери. — Если я тебе не нужен, так я уйду прямо сейчас, и беспокоить тебя больше не буду! Мы больше не увидимся, Элия, прощай! — С этой раскалённой и жуткой тирадой, он, не надевая футболки, схватил свою куртку и, напяливая на голое тело, совал правую ступню в ботинок. Я подскочила, не веря своим ушам. Нет, только не это!

— Вон! Вон, постой, пожалуйста! — Я подбежала к нему и, вцепившись в куртку, попыталась с него её снять обратно, но он крепко держал её, не сдаваясь. — Вон, останься, пожалуйста! У меня же никого кроме тебя нет! Я люблю тебя, люблю, правда! Пожалуйста, останься со мной, не уезжай никуда, не надо, Вон! — Я буквально обвисала на нём, спотыкаясь, суетясь вокруг него, преграждая ему дорогу к выходу. Он отпихивал меня, но не сильно, наперекосяк втиснувшись в куртку. Пьяный, шальной и будто обезумевший, он застрял в дверном проёме из-за меня, готовой упасть ему в ноги и молить, чтобы он остался, потому что без него я на свете одна, совсем одна, и люблю я его безумно, с пылом и страстью, какие даруются, возможно, один раз в жизни, и то не всякому. И я не знала, что более кошмарно: что останусь брошенной им, или что он, в таком состоянии, может сломать себе шею при спуске с горы, или мчась прочь на Волчице. — Вон, я молю тебя, послушай, я люблю тебя, правда!

После долгих пауз, препирательств и молчаливых тяжелых придыханий с укоряющими взаимными взглядами, Вон откинулся к стенке и закрыл веки. Я плакала и тряслась рядом, автоматически за что-то извиняясь и вытирая мокрые глаза и щеки. Небо, похоже, решило меня поддержать, и обрушило на Лишань потоки воды.

— Так не любят, Элия, — прошептал хрипло Вон, не размыкая век. Руки его сжались в карманах в кулаки. — Ты мне не доверяешь, ты не хочешь быть моей. Ты меня не любишь.

— Это не так, не так, — захлёбываясь рыданиями, держась на грани ужаса, что не удержу его и потеряю, я сломлено и украдкой, как бы прося разрешения, прижалась к нему и прильнула к его голой груди, положив на неё ладони. — Я люблю тебя, и хочу быть твоей. — Мы замолчали, но тишины не возникло; капли бились о крышу, стёкла и стены.

— Хочешь? — холодно, с недоверием переспросил Вон.

— Хочу, — подняла я белый флаг. Короткая заминка, и выдох облегчения вырвался у Вона, а после и у меня. Я почувствовала, что он останется.

— Идём в спальню? — ещё раз уточнил Вон. Я кивнула.

— Только… выключи свет, — смущенно попросила я.

Свет был потушен, и куртка Вона слетела с него куда-то в угол. Я забралась на постель, и он забрался тоже, после того, как снял с себя джинсы и трусы. Глотая спазмы в горле, я лежала на спине, подчиняясь Вону и его желанию, я не могла его отвергнуть и, должна была признаться, тоже частично всего этого хотела, но только как-то не так, как-то по-другому. Как? После свадьбы, как и предупреждала меня Черин? Но Черин здесь нет, она не играет больше роли в наших судьбах, что я могу сделать, если осталась один на один с Воном и могу его потерять? Я позволила снять с себя всё и почувствовала тяжелое мужское тело, придавившее меня к матрасу. Запах проспиртованного поцелуя намекал на ошибочность действий. Слёзы текли по инерции, а непогода, разбушевавшаяся за окном, пугала. Буря, не меньше, налетела на вершину Лишань. Дыхание Вона над ухом и у моих губ не заглушало вихрей и ударов ветра. Он был между моих ног, вторгался в меня, напряженную и испуганную, и в тот момент, когда всё начало происходить, вспышка молнии, такая ослепительная, что прорвалась даже сквозь шторы, разразилась одновременно с громом, способным оглушить и битву миллионных армий. Этот гром перекрыл бы марш и фестиваль барабанов. Резкая боль вонзилась в чресла, как будто молния ударила именно туда. Я закричала, не слыша собственный крик под хлещущим дождём, под эхом грома, воем ветра. Вон был слишком пьян, чтобы это замечать, а мне было слишком больно, чтобы прозреть после вспышки. Я увидела вокруг всё совершенно белым, слепящим, непроглядным светом. Так показывают в фильмах попадание в рай, где голос Бога говорит с умершим. Белым-бело и нет никаких границ, рамок, нет времени и пространства, протяженности и очерченности. И я не ощущала в этом всём себя. Где я? Есть ли я? Туннель света и больше ничего. Вроде бы чувствуя руки и ноги, я водила ими, пытаясь вывести под взор, но их никак не появлялось. Я закрутилась вокруг себя, или хотела закрутиться, но ничего не вышло. Начала охватывать паника. Только что рядом был Вон, он же со мной, я с ним, где же он? Вон, спаси меня, прошу, появись хотя бы ты! Затрепыхавшись, я стала гаснуть. То есть, эта дикая, кричащая белизна стала потухать и превращаться в полумрак, а потом и темноту, ту самую, которую я уже умела опознавать. Чернота, служившая фоном для видений. Но прежде чем она застила мне взгляд, я на миг прозрела, увидев всё так же движущегося на мне, выгнувшей спину, Вона, а потом… потом замелькали совсем другие постельные сцены… это всё ещё был Вон, но под ним уже была не я… это была другая девушка, и другая комната, другой цвет простыней… а вот ещё одна, и снова сменилась обстановка… уже день, в окно падает свет… третья, она старше предыдущих, комната роскошнее, очень дорогая мебель… четвёртая, и явно гостиничный номер… пятая и дешевый гараж, и они занимаются этим на мотоцикле…шестая и диван, слышны звуки музыки и вечеринки за стеной… седьмая, восьмая, девятая… салон машины, обшарпанная комната, девичья спальня… десятая, одиннадцатая, двенадцатая… обитый велюром диван огромного зала, переулок с кирпичной стеной, снова приличная спальня… я перестала успевать соотносить девушек и декорации, они мелькали и мелькали, несясь со скоростью перемотки видео, я сбилась со счета и понёсся четвёртый десяток… меня мутило, кружилась голова, как будто я пересмотрела чего-то неприятного, чего-то интимного, порнографии, не предназначенной для моих глаз, с молодыми и более зрелыми, разными девушками и женщинами. И вот, когда кадры замедлились, подходя к концу, я увидела Черин. И Вона, всё так же сверху имеющего женскую фигуру под ним. Черин! Черин! Я проорала ещё раз, увидев уже себя, китайский стиль спальни павильона и Вона, ошарашено остановившегося, чтобы понять, почему я ору, будто резанная. Я собрала все силы и, отшвырнув его прочь, выкатилась из-под него, упав на пол. Дрожа, задыхаясь и плача, я пыталась сопоставить всё, что увидела.

— Элия, что с тобой? Элия! — Я вроде бы слышала голос Вона, но где-то за пределами этого мира, или наоборот, за пределами моего мира, в который я попала, странный мир потустороннего, где нет прошлого, настоящего и будущего, лишь сплошной цикличный поток по которому вращаются совершённые и совершаемые эпизоды. Стукнувшись коленкой о столик, отползающая на четвереньках, я взялась за него, чтобы подняться, но меня опрокинула новая волна. Семейная пара лет тридцати пяти, дня три назад, они пили здесь шампанское, празднуя годовщину… одинокий мужчина лет сорока ставит на столик ноутбук, приехав отдохнуть, но не в силах забросить дела… другая пара, помоложе, ещё неженатые, собираются на экскурсию, это было недели две назад… горничная задела столик локтем, пылесося ковёр под кроватью. Я отпустила столик, оттолкнув, и он завалился вместе со статуэткой денежной жабы на нём, позолоченной и тяжелой. — Элия, ты меня слышишь?! — Я попыталась осознать происходящее, стукнувшись спиной о стену. Возле меня стоял Бобби… Бобби? Вон… Чживон… как его называли все эти женщины? Почему? Черин стонала «Бобби», когда он пронзал её до предела… — Элия?

— Убери от меня руки! — закричала я, сторонясь и отодвигаясь, боясь вернуться к видениям, потому что буквально всё, что трогало меня, порождало иллюзии, миражи… Нет, видения. Видения прошлого, истории, случившейся с тем, что меня коснулось. — Отойди, уйди от меня! — выставила я вперёд ладонь, своими паникой, безумием и страхом испугав и Вона. Створки окна распахнулись от удара штормового ветра, задрав шторы и тюль к потолку, и спальня вмиг приняла вид перевёрнутой вверх дном, всё, что могло взлететь — взлетело. Вон бросился закрывать окно, запирая его и промокнув, но в комнату успел натечь ливень, косой и озверевший, совсем как я. Удары грома били по слуху один за другим.

— Элия, что случилось?! — докричался до меня, наконец, парень, не осмелившийся приблизиться.

— Ты спал с Черин… ты спал с Черин! — бросила я ему обвинение, и если сначала оно имело вдвойне осуждающую окраску с подтекстом «с собственной кузиной!», то уже через секунду я поняла, что никакой кузиной она ему не была. И хуже всего, что глаза Вона подтверждали оба предположения, и о том, что они были любовниками, и о том, что Черин ему не родственница. Он утопил в немом признании последние сомнения. Я пыталась отдышаться под шквалом произошедшего, пыталась выжить от ударной дозы экстрасенсорики, выжавшей меня до ватности ног.

В полной темноте почему-то было почти светло от непрекращающихся вспышек молний на улице.

— Да, я с ней спал, — не полностью протрезвевший и гордый, сказал Вон. Я заплакала опять. Несмотря на всё увиденное, на те его безразборчивые связи, на неприглядность сцен, что для меня были так болезненны, я не могла поверить в это и понять, как влюбилась в подобного человека? Не только влюбилась, но продолжала любить, несмотря на явную измену. Предательство, происходившее через стенку, пока я спала, мечтая о светлом будущем, свадьбе и Воне-муже, которому рожу детей и буду готовить завтрак, обед и ужин, где-нибудь высоко в горах, подальше ото всех, в собственном домике. Пока я тешила себя этими фантазиями, он оргазмировал на Черин, впивающейся в его спину ногтями, из-за чего он заламывал ей руки, чтобы «не оставляла следов», а она смеялась и кусала его губы, чтобы позлить. Не знаю, было ли мне больнее, когда десять минут назад разорвалась моя плева, или растоптанное сердце болеть уже не в состоянии, убитое болью напрочь?

— Почему? За что?! — всхлипывая, сползла я на корточки, поджав к себе коленки и уткнувшись в них. Проведя пальцами по ногам, я почувствовала на них кровь и, пристыженная и осознающая, что произошло, взвыла громче. Вон сел на кровать, не глядя на меня, напряжено слушая грозу. Она и не думала утихать.

— Я взрослый мальчик. Мне надо иногда трахаться. — Это объяснение, каким бы грубым и подлым оно не было, каким-то образом позволило мне немного приободриться. Мужчины, конечно, хотят секса. Он не требовал его от меня, но нашёл, где мог. Но он привёз меня в дом своей любовницы! Он выставил меня такой дурой… какой не выставил даже Тэхён, провернув дело с духом-хранителем. Он не потешался за моей спиной с Гуком и Шугой, если вспомнить, были моменты, когда они прокалывались, начиная общаться, как и положено друзьям, но Вон с Черин не дали повода для подозрений. Они были безупречны во лжи. — Ты увидела, как мы с ней трахаемся? — спросил он. Я стиснула зубы, чтобы не впасть в истерику, забившаяся и униженная, я хотела бы, чтоб Вон поднял меня, прижал к себе, умолял простить и говорил, что берёг меня, не хотел торопить, ублажал себя с другими, ждал, когда я тоже захочу. Я бы простила его. Я прощу его, пусть только скажет что-нибудь ласковое, объясняющее, оправдывающее всё. — Да или нет?! — настаивал он.

— Да, увидела.

— Что ещё? — как инквизитор задал он вопрос. Да что ему за дело? Что мне за дело! Я не хочу знать о той череде девиц, которые были на его пути, я хочу, больше всего на свете сейчас хочу, чтобы он залечил моё сердце одной-двумя фразами, любящим поцелуем. Да, я крикнула на него и не подпустила к себе, но то был порыв эмоций, шок! Почему он не поймёт меня, не постарается успокоить?

— Я увидела их всех… всех, с кем ты был… не успела посчитать, но их было много, больше сорока.

— Больше, — скупо подтвердил Вон. Я посмотрела на него. Чего же ты ждёшь? Попроси прощения, объяснись! Моя душа принадлежит твоей, я отдалась тебе, потому что не было ничего страшнее, чем потерять тебя, а теперь выясняется, что ты мне и не принадлежал? Я хочу разувериться в этом, обмани меня как-нибудь ещё раз, если увиденное мною правда, мне такой правды не надо, она меня убивает, мне больно от неё.

— А потом я стала видеть всё, что происходило возле этого стола, — зачем-то принялась рассказывать я, чтобы как-то отвлечься от боли. Буря за стенами стала утихать. — Едва коснулась, и всё увидела… прежних постояльцев и отдыхающих.

— А будущее?

— Почему ты спал с Черин?

— Ты видела что-нибудь из будущего?

— Я видела тебя с Черин. — Я опустила лицо, потершись лбом о колени. — Две ночи назад. Ты говорил, что любишь меня, как же можно так любить, чтоб спать с другой? — Цокнув языком, Вон поднял свои боксеры, но увидев, что выпачкан в крови, не стал их надевать. Собрав свою одежду в охапку, перекинув через плечо рюкзак, он шагнул к выходу. По пути к нему как раз была ванная, чтобы зайти и отмыться, и одеться там же. Вон остановился на пороге.

— Любить так нельзя. Но я тебя и не люблю. Это была игра, в которую ты поверила. Ничего личного, Элия, это просто моя работа. Прощай, — мотнул он головой и вышел. Навсегда. Он не подошёл, не попросил прощения, не попытался успокоить меня, продолжить обман хотя бы ради того, чтобы я не сошла с ума этой ночью. Он не остался со мной ни на минуту, просто по-человечески, чтобы не так сильно убить меня. Он ушёл, и я поняла, что навсегда, поняла, что видения будущего, расплывчатые и неясные, которые я не стала ему озвучивать, надеясь до последнего, что они лживы — правда. Я была одна где-то на краю земли, мои волосы снова были белыми, а рядом, не очень близко, появился и сложил свои кольца Чжулун, наблюдая вместе со мной за бесконечной морской гладью.

* * *
Джиён вошёл в домик через открытую дверь. Её никто не запер. Тропинка, ведущая сюда, была забросана сломанными ветками, а через лужи приходилось перешагивать. Ну и ураган выдался этой ночью! Далеко не суеверный, Джиён вынужден был признать, что совпадение слишком очевидное. Бобби умчался, выполнив свой долг, а когда он его выполнял, творилось чёрти что. Показалось на какой-то момент, что Лишань вырвет из почвы этот необузданный ветер и стряхнёт с неё всех. А гроза? Такой грозы он не видел никогда в жизни. Она била ровно вокруг этого дома, но умудрилась не спалить ни одно дерево. Джиён вошёл внутрь и, не спеша проходя вглубь комнат, натыкался на бардак, перевёрнутые покрывала, вещи, отпинаные с пути девичьи сандалии, одна из которых перевернулась вверх подошвой.

Мужчина замер в проходе в спальню. На огромной кровати, под двуспальным одеялом, виднелась на белой подушке маленькая темная головка, безжизненно покоящаяся и недвижимая. Занавеси никто не разводил, чтобы впустить солнечный свет. А надо бы.

— Уже четвёртый час дня, ты в курсе? — обойдя кровать, Джиён увидел упавший столик и валяющуюся жабу. Подняв мебель, он взял в руку статуэтку, сулящую материальное благополучие, и расшторил окно. Обернувшись, он увидел всё ту же позу, всё то же состояние. Элия, накрывшись по самые уши, смотрела в одну точку, почти не моргая. Джиён присел на постель рядом. — Надо бы встать и поесть. — Ему не отвечали, да он и не сомневался, что так будет. Конечно, тонкий душевный склад юной девицы, ей надо оправиться и прийти в себя. Что ж, способности пробуждены были, пусть оклемается, вечных депрессий не бывает, от них либо излечиваются, либо вешаются. Повеситься провидице никто не даст, значит, у неё нет выбора — только исцелиться. — Что хочешь на завтрак? — Джиён ухмыльнулся, хлопнув себя по колену. — Впрочем, уже обед. — Найдя во второй руке всё ту же жабу, он поставил её на место. — Итак, Элия… Ты можешь продолжать пребывать в этом унынии, но услышать ты меня услышишь. Я обрисую тебе в общих чертах, что же произошло, и кто я такой…

— Дракон, — тихо прошептала она и медленно перевела глаза на Джиёна. — Я знаю, что ты Дракон.

— Как быстро умнеют девушки, став женщинами. Отлично, что ж, одним объяснением меньше, — улыбнулся он. — Если ты знаешь всё остальное — хорошо, если нет, то поведаю. Я нанял Бобби, которого ты называла Воном, чтобы он привёз тебя ко мне. Он наёмник, и, можно так сказать, специализируется на соблазнении женщин. Как ты могла понять на собственном примере, у него это удачно выходит. Похитить тебя был не вариант. По всем слухам и сведениям, тебя нельзя было морально травмировать, но, увы, Бобби не выдержал этой ночью и не дождался, когда ты сделаешь то, ради чего я тебя и заказывал. Не стану томить, мне, как и большинству, нужно от тебя предсказание. Если бы ты была расположена дружески, то согласилась бы по просьбе возлюбленного погадать мне, а враждебно настроенной прорицательнице не знаешь, верить ли? — Джиён вздохнул, достав сигарету. Сунув её в рот, он принялся шарить ладонями по карманам, когда увидел, что кончик сигареты загорелся. Подавив изумление, мужчина посмотрел на Элию и увидел, что она смотрела пристально на его сигарету. Отведя её пальцами ото рта, Джиён повёл бровью: — Ты меня хотела сжечь?

— Нет.

— Тогда спасибо. — Посмотрев ещё раз на тлеющий огонёк, главарь сингапурской мафии продолжил курить, пораженный открытием дополнительных способностей ведьмы. А она, судя по всему, становилась самой реальной ведьмой из всех, каких можно отыскать на планете. — Немного отвлекусь от темы, делясь жизненным опытом. Не то чтобы успокоить тебя хочу, но если захочешь утешиться, ты найдёшь в этом что-то. Понимаешь ли, девочка моя, в этом мире очень мало кому можно верить. Особенно лучше не верить мужчинам, если ты женщина, и не стоит верить женщинам, если ты мужчина. Со своим полом номера не всегда прокатывают, а вот с противоположным — ну вовсе тёмный лес. Жизнь — это тебе не пирамидки в песочнице лепить. В жизни полно ублюдков, обманщиков, подонков, преступников. Их было и будет больше, чем хороших людей. Это не я придумал, и не ты — таков факт. Напоремся мы на плохих или хороших — тоже зависит не от нас, в любом случае с годами мы будем встречаться и с теми, и с теми. Отличить одних от других тоже не всегда возможно, знаешь, почему? Потому что одни и те же люди хорошие с одними, и плохие с другими, и иногда, зло причинят нам или добро, зависит от нас. А иногда и нет. Как же быть? Да никак. Не верить никому. Ужасно и трудно? А вот так сопли размазывать по подушке весело и легко? Эх, Элия, Элия… Я, к сожалению, ничем не могу помочь в ситуации с Бобби, потому что вроде бы и я её создал, но Бобби мне не принадлежит, да и твои чувства уже познали горе разочарования, что же теперь? Ныть, горевать, мстить? Ничто из этого не приносит удовлетворения. А знаешь, что приносит? Успешность. И когда становится поебать на тех, кто причинил тебе зло. Ты не представляешь, как это бесподобно, когда тебя ненавидят, а тебе поебать. Тебе завидуют, а тебе поебать. Тебе желают зла, а тебе поебать. Это чудеснейшее чувство на свете. — Элия вроде бы сфокусировалась на нём, и Джиён попытался угадать, прислушивается или всё-таки хочет запалить, как факел? — Естественно, что ты сейчас и мне не будешь доверять, но, моё отличие от предыдущих твоих компаньонов в том, что я у тебя и не прошу мне верить, я не говорю тебе, что я твой друг или помощник — нет. Я бандит, огромных масштабов бандит, и мне уже не до маскарада. Я сразу говорю тебе, что я плохой человек, которому нужны твои услуги. Как и Дзи-си, порешившему твою семью, — глаза Элии вспыхнули ярче. — Да, разница в том, что добудь он тебя, он бы выслушал предсказание и порешил бы и тебя тоже, а я не буду. Я не разорюсь на трёхразовом питании щупленькой девочки, если она согласится сотрудничать со мной в течение продолжительного срока.

— Как… как Вон… Бобби нашёл меня? — Джиёну показалось, что она пропустила мимо ушей его монолог. — Это выглядело такой… случайностью.

— О, это не составило труда. Он выследил тебя и ждал удобного момента, чтобы появиться, и такой момент настал, когда за тобой с твоими дружками погнались синьцзянцы. Кстати, Бобби был не в курсе, что за ребятки с тобой носились через весь Китай, а вот мне стоило услышать о том, что они были в чёрных кожаных штанах… — Джиён откинулся, облокотившись одной рукой, и докуривая второй. — Золотые. Одно чудо на другом. Легенды о них мало кто знает, это не самые популярные сказки, которые рассказывают детям, но суть в том, что уже лет двести-триста золотых, на самом деле, считают только сказкой, и ничем больше. И вот, вдруг, в последние годы они попёрли, как грибы после дождя. Многие банды и кланы смеялись при их упоминании, мол, что за чушь? Золотых не существует, этих благородных рыцарей-ниндзя, истребляющих зло и негодяев! Я и сам долго думал, что это какие-то подражатели и жалкие косплейщики, — Джиён посмеялся. — А нет. Всё указывает на то, что ни разу это не шутки и не выдумки. Твоя бабушка, как я понял — догадался, скажем так, в меру ума, — имела с ними какие-то знакомства. У меня повсюду есть подставные люди и шпионы, в том числе в Синьцзяне. Они донесли мне о пророчестве, которого испугался Дзи-си. В нём говорилось о золотых, не так ли?

— Я не знаю, — заболтанная Джиёном, Элия вынуждена была задумываться и оживать. — Речь шла просто о золоте, но, из того, что слышала я, Дзи-си интерпретировал золото, как «золотых», вот и всё.

— Что ещё было в пророчестве?

— Зачем оно тебе? — девушка приподнялась на локте и прищурилась. — Какая тебе от него польза? Какой вред?

— Я хочу избавиться от Дзи-си. Убить его, — пожал плечами Дракон. Взгляд Элии вновь расширился.

— Почему?

— Потому что лопаюсь от зависти к его могуществу — что-то такое ты хочешь услышать? Да просто так, вот хочу убить, и всё. Трава не расти, самореализация у меня не свершилась без этого пунктика. Достиг всего, кроме смерти Дзи-си, аттракцион у меня такой, квест. — Элия прищурилась, непонимающе поводив лицом. Джиён понял, что отшучиваться с ней бесполезно. — Так сложилось, девочка моя. В Азии два самых досужих хрена, претендующих на единовластие по всему Востоку, я да Большой Босс. Он охотится за мной, а я за ним. В любой момент он может опередить меня и грохнуть, потому что тоже та ещё могущественная сволочь, но я бы хотел выйти победителем.

— Я бы хотела отомстить ему за родителей и бабушку…

— Я могу помочь тебе. Если ты поможешь мне.

— Каким образом?

— Попытаешься конкретизировать пророчество. Скажешь, каким средством можно убить Дзи-си. Вынужден признать, на данный момент у меня намного меньше сил, чем у него, и открытую войну ему я не объявлю.

— Но как я его конкретизирую? Говорят, бабушка держала его за руку, видела человека, которому гадала…

— Так что же именно она ему нагадала? — Элия посмотрела в холодные, тёмные и земноводные глаза Дракона.

— Что его погубит золото. И сын.

— Сын? Интересно, у него их много, восемь штук.

— Девять, — вспомнила поправку погибшей пророчицы ведьма. — Их у него девять — так сказала бабушка. Судя по всему, он сам не знал о существовании девятого.

— Чёрт возьми, так вот с чем связаны глобальные поиски синьцзянцев. Последние пару лет они штудируют биографии всех женщин, с которыми когда-либо был знаком их главарь. Я никак не мог понять, что ему до женщин в его возрасте? Думал, что в пророчестве что-то о роковой даме, а роковая дама, оказывается, мать девятого сына, от которого, видимо, следует ждать подвоха.

— Наверное, я не знаю.

— Ладно, тогда предпоследний вопрос. — Джиён достал из кармана золотые наручные часы и положил перед Элией. — Можешь сказать, кому они принадлежали?

Девушка несмело протянула руку и, уже зная, как действует система вхождения в транс, сжала часы в кулаке и закрыла глаза. Чем чаще она использовала способности предвидения, тем легче они давались, тем быстрее давали нужные ответы. По крайней мере, так было с прошлым, с которым всё было проще и очевиднее. Дракон наблюдал за ней. Она вздрогнула, поморщилась, как от боли, сжалась от напряжения. На лбу выступила капля пота. Между бровей пролегла глубокая складка и, в конце концов, Элия выронила часы на простынь, распахнув глаза и хватая ртом воздух.

— Хозяин часов мёртв… его застрелили. Четыре года назад. Он… он и сам был убийцей. Снайпером, киллером, потом стал шефом какой-то группировки, я видела заключение сделок с нелегальными торговцами антиквариатом, наркотиками… его, кажется, звали Джунвон.

— Совершенно верно, — расплылся Джиён, поражаясь точности информации, которую выдала тибетская альбиноска. — И он был предводителем золотых.

— Что?! Но ты же сказал, что они — добрые, а он был преступник, я видела!

— Я тоже не всё в этих ребятах понимаю. Добрые они или прикидываются? А если они сила, которая на самом деле хочет захватить Азию? Что, если под дружеской маской они ещё большая угроза, чем я или Дзи-си? Они ликвидировали всю организованную преступность в Сеуле, и при этом в лицо из них знают трёх-четырёх человек. Но их деятельность не всегда законопослушная. Они и сами порой грабят, взламывают счета, содержат в Сеуле бордель, между прочим. Так кто же они? Хотел бы я знать, но имею только предположения. Но, всё-таки, больше всего меня волнует вопрос, правда или нет, что именно с их помощью падёт власть Дзи-си.

— Так, им тоже нужно было от меня пророчество? — убеждаясь, что, возможно, и Тэхён с Юнги и Чонгуком не были ей друзьями, а всего лишь исполнителями заказа, как Бобби, с надтреснувшим голосом спросила Элия.

— Я не знаю, — потушил Джиён окурок о голову позолоченной жабы и положил его на неё же. — Может для пророчества, а, может, чтобы холить и лелеять до конца жизни. Но холить и лелеять тебя могу и я сам, если от тебя будет толк. Всё по-честному, правда?

— Нет, ты же сказал, что никому нельзя верить.

— Быстро схватываешь, — хохотнул Джиён. — Правильно делаешь, что мне не доверяешь, но убивать тебя у меня в планах нет. Итак, Элия, сможешь ли ты мне ответить, на чем основывается могущество золотых? Что является их главной силой, завладев которой я смогу, допустим, свергнуть синьцзянского главаря?

— Я плохо вижу будущее, неясно и невнятно…

— Но начать же с чего-то надо? Попытайся. Перед тобой личная вещь бывшего их предводителя, ты лично знала троих из них. Что-то должно помочь тебе сосредоточиться. — Девушка, собираясь с мыслями, повертела наручные часы, вспомнила Тэхёна, Шугу, Чонгука. Враги или друзья? Или такие же, как все остальные, просто выполняющие свои обязанности? Это ей совестно, стыдно, неудобно, это она переживала за них, любила Вона, верила в бескорыстную щедрость Джиёна. Но всем вокруг было на неё всё равно, все хотели её только использовать и добиваться своих целей. Даже если с кем-то когда-то эти люди и будут хорошими, с ней они все поступали плохо. По её вине? Что она им сделала? Родилась с дарованием провидицы? Элии опять захотелось рухнуть в постель и заплакать, не поднимаясь уже никогда, но слова Джиёна о том, что удовлетворяет только чувство равнодушия, которое он назвал «поебать», звенели в ушах. Всем было на неё всё равно, никто не был с ней честен, никто не сказал в лицо, что им от неё надо. Ей должно быть плевать на них всех! Элия закрыла глаза и сосредоточилась на золотых.

Джиён опять смотрел со стороны и ждал. Получится или нет? Девчонка многократно доказала, что её возможности велики. Если она будет предсказывать ему, где ждёт опасность, где подстерегает обман, то его вряд ли кто-то сможет погубить. Лишь бы будущее стало для неё таким же открытым, как прошлое. Впрочем, и из давних событий можно находить выгоду, продавать информацию, узнавать чьи бы то ни было секреты.

Элия глубоко ушла в себя, или куда-то, куда уходят провидицы, чтобы подсмотреть грядущее. Лицо её металось влево и вправо, пальцы свободной от часов руки впились в одеяло. Джиён не нарушал обряда, сидел тихо. Он не любил ждать, но умел это делать. Иначе сто раз за свою жизнь уже был бы мёртв. Элия пошевелила губами, будто шептала что-то под нос и вот, когда прошло минут десять, не меньше, она разомкнула веки и пальцы, из которых всё выпало, и испугано ахнула, озираясь по сторонам, словно вывела из видения за собой какое-то чудовище.

— Там… там… у них… это…

— Спокойно, спокойно, всё по порядку, — похлопал её по тыльной стороне ладони Джиён. — Что ты видела?

— Я… я видела лабораторию… куча колб, аппаратура, закрытые контейнеры, морозильные камеры, там проводят опыты и эксперименты…

— Говорят, Дзи-си не брезгует даже опытами нам людьми.

— Нет-нет, это не Дзи-си… у золотых. У них есть человек, я видела его там… не учёный, а какой-то алхимик. Да, именно алхимик. Он изобретает что-то удивительное, у него аура… аура такая, как будто… будто он может всё.

— Интересно, — задумался Джиён. — Что ещё?

— Потом… дальше было менее отчётливо. Я видела воина, подобного зверю. Неукротимой силы. Он непобедим.

— Вообще? Что ж это за воин такой?

— Не знаю, я не могла увидеть лица, я только чувствовала, что он безумно силён. И он был в чёрных кожаных штанах. Это был воин золотых, какой-то особенный. Других таких не бывает. И… и в конце… когда я хотела рассмотреть воина, у меня жутко заболела голова и видения закончились. Их прекратили.

— Прекратили?

— Да, глаза. Красивые, но страшные глаза, я едва не потеряла сознание, они затягивали меня… Весь ужас был в том, что эти глаза, вернее, человек, которому они принадлежат… Он почувствовал, что я смотрю, он узнал, что кто-то пытается проникнуть в тайны золотых, и я не смогла больше ничего узнать, иначе бы он увидел меня, он бы забрался в мою голову. Это было страшно, жутко страшно и ужасно, — сжалась Элия, подобрав коленки к груди. — У них есть этот маг, свой колдун. Я не знаю, что он может, но мне страшно, я не хочу больше лезть туда. Он вырвет мой разум.

Джиён видел нешуточный испуг ведьмы, и хотя с трудом мог поверить, что кто-то на расстоянии способен перехватывать мысли, всё меньше оставалось вещей, в которые верить было смешно. Значит, у золотых есть некая троица, на которой держится их сила? Воин, алхимик и маг. Интересный набор.

— И эти трое — главная сила золотых?

— Судя по всему, я не уверена. Я хотела узнать о главной силе, и увидела алхимика с воином, а тот… который посмотрел в меня, своими глазами… Я не знаю, какую он играет роль, но пока там он, я ничего о них больше не узнаю. Иначе он узнает обо мне. И тебе. И обо всём, что я вижу в мыслях.

— Ладно, тогда пока остановимся на этом. — Джиён поднялся. — Отдыхай, тебе принесут обед. Ты же поешь? — Элия замешкалась, не чувствуя аппетита, и резко вернувшись к будням и всему произошедшему. Энергия иссякла на сложных видениях, и страх чёрно-карих глаз, которые разве что не будут ей сниться, заставлял ощущать себя неуютно и загнано.

— Наверное. Немного.

— Ты же не собираешься помирать из-за одного козла, который тебя трахнул? — бестактно бросил сверху вниз Дракон.

— Джиён… научи меня быть равнодушной, — подняла на него глаза Элия. — Пожалуйста, научи.

— Научить быть равнодушной? — мужчина расплылся в самодовольной улыбке. — Уж что-что, а это я сумею.

Элия откинулась на подушку, оставшись одна. Синьцзян, Дракон, золотые, Бобби, терракотовая армия Шэньси — сколько зла и лжи вокруг! Как не запутаться во всём, как выжить? Только если быть такой же, как они все, беспощадной, не думающей о чувствах других, идя по головам, не оглядываясь, имея цель и совершая всё, что потребует её достижение. Она нужна была людям, чтобы использовать её дар? Теперь и она будет использовать людей. Ей нужно убить Дзи-си, за мать и отца, и бабушку. А потом Дракона — за себя, а потом Бобби — засебя, а потом золотых… Девушка посмотрела на свою руку, наполнившуюся злобой, желающую убивать. Над ладонью занялся огонь, без каких-либо фокусов и ингредиентов, способных гореть. Из неё пылал огонь ненависти, и Элия чувствовала, как силы потихоньку восстанавливаются. Злодеям нужна была ведьма, и они её получили. А ведьме нужны кровь и смерть, тогда огонь будет гореть ярче. И тогда в нём сгорят все, кто причинил ей зло. А потом… потом ей станет всё равно.

Примечания

1

Нарака — буддийский ад.

(обратно)

2

Плантаго — собирательное название семейства, известного в России как «подорожниковые».

(обратно)

3

Китайские пейзажи с обязательным наличием гор и воды, и дополненные каллиграфическими надписями.

(обратно)

4

В смысле самой что ни на есть китайской, китаистее некуда, ведь самоназвание и истинная народность КНР — ханьцы, а слово «китайцы» исключительно русское, искаженное название народности «кидани», пришедшее к нам от монголов, поскольку те, во времена нашествия на Русь, в тогдашнем Китае встретились там в первую очередь с племенами киданей, которые пришли с севера, и сами воевали с Китаем и захватывали его территории, образовывая собственные государства. Да и Китай — название русское. Самоназвание КНР (издревле и до сих пор) — Чжун-го или Чжун-хуа, Срединное царство, или Срединная Цветущая, как я впоследствии в произведении буду порой именовать Китай.

(обратно)

5

Мао Цзэдун.

(обратно)

6

Левополые — китайское понятие, синонимичное европейскому «варвары». В Европе слово пошло из Античности, от слова «барба», борода, т. е. все, кто не брились — были дикарями. В Китае же коренное население носило одежду (халаты, платья, рубашки), запахивая правую полу поверх левой, в то время как все окружающие народности (монголы, тибетцы, тунгусы, тюрки и пр.) верхней запахивали левую полу. По этому признаку китайцы определяли своих «варваров».

(обратно)

7

Чжулун — мифический китайский дракон, держащий свечу, чтобы разгонять мрак. Считается, что от его дыхания зависит погода, а от того, закрыты или открыты его глаза — наступает день или ночь.

(обратно)

8

Кашьяпа Матанга — настоящее имя. Шэ Мотен — китайское наименование.

(обратно)

9

Дхармаратна — настоящее имя. Чжу Фалань — китайское наименование.

(обратно)

10

Имеется в виду самому учению, отказ от страстей и стремление к нирване.

(обратно)

11

Дамо — основатель чань(дзен) — буддизма, основоположник учения шаолиньской школы, святой, медитировавший в этих местах.

Перевод буддийских сутр с китайского А.В. Чебунина (в других переводах они могут звучать иначе и даже нести несколько другой смысл).

(обратно)

12

Цумянь — китайский удон (лапша).

(обратно)

13

Карезы — система подземного водоснабжения и каналов.

(обратно)

14

Севернокитайский диалект, самый распространенный из китайских, более известный на Западе как мандаринский.

(обратно)

15

Мюзле — грамотное название «проволочки» на горлышке шампанского.

(обратно)

16

Самая крупная мексиканская преступная группировка, торгующая наркотиками.

(обратно)

17

Му Гуйин — легендарная в КНР личность, почитаемая не меньше, чем Мулан.

(обратно)

18

Сянци — настольная китайская игра, вроде шахмат.

(обратно)

19

Кто успел забыть — это название Китая, сноска с подробными объяснениями уже была в главе про Шэньси.

(обратно)

20

Годао — автодорога государственного значения в КНР, разновидность самых важных и крупных трасс, чьё наименование начинается с буквы G (годао).

(обратно)

Оглавление

  • Роковая ночь
  • Хранитель
  • Материальный дух
  • Начало пути
  • Покидая Сычуань
  • Шэньси
  • Хэнань
  • Уйдя из Шаолиня
  • В городе Ханьдань
  • Покидая Ханьдань
  • Хэншуй
  • Свидание
  • Второе свидание
  • Настоящий обманщик
  • Шаньси
  • Расточающая милосердие
  • Обряд
  • Чжулун
  • Способности
  • *** Примечания ***