Путь Эверарда (ЛП) [Диана Уинн Джонс] (fb2) читать онлайн

Диана Уинн Джонс Путь Эверарда

Перевод Курлаевой А.В., 2019 год

Часть 1. Путники в заводи Глава 1. Изгнанник

События этой истории произошли более ста лет назад, когда на троне сидела королева Виктория, а разделение между бедными и богатыми было гораздо значительнее, чем сейчас. Дедушке твоего дедушки было тогда двенадцать лет, как тому мальчику, с которым это произошло.

Его звали Алекс Хорнби, и ему не повезло занимать ту неудобную верхнюю часть пропасти между богатыми и бедными, когда ты не совсем дворянин, но слишком состоятелен, чтобы быть кем-то другим. Его отец, Джозиа Хорнби, был фермером. Семья жила в низком каменном фермерском доме на полпути наверх холма, с видом на громадное устье реки. Мощеная дорожка сбегала от подножия холма в заводь, к маленькому скалистому острову, на котором стояли руины замка. Так что, хотя все их камины коптили из-за ветра с моря, у них был самый грандиозный вид в округе. Вершина холма над фермерским домом была очищена от деревьев, готовая к постройке нового великолепного дома, который Джозиа Хорнби собирался возвести на следующее лето.

Угрюмый и целеустремленный, как многие люди викторианской эпохи, Джозиа собирался сменить свой социальный статус на сельского дворянина так скоро, как сможет себе это позволить. Он уже был весьма состоятельным человеком. Около двадцати лет назад он купил акции железной дороги, которая огибала заводь рядом с морем, и его акции процветали. Он купил акции в других компаниях. В то же время на те деньги, которые он получал за то, что позволял железной дороге проходить по его земле, он купил остров в заводи. Он получил его за бесценок, поскольку его владелец нуждался и поскольку говорили, что там водятся приведения. Но ни призраки, ни сплетни ни капли не волновали Джозию. Он купил остров, потому что тот был дешевым и из-за руин замка на нем. Владеть замком – это по-благородному и по-джентльменски, думал он.

Алекс и его сестра Сесилия тоже были довольны замком, хотя и не были довольны многим другим, что влекло за собой начало богатой жизни. Оно означало, что Алексу пришлось учиться в классической школе с недельным пансионом в ближайшем большом городе. Оно означало, что у Сесилии появилась гувернантка. Оно означало – и это было хуже всего, – что они бросали простых друзей в деревне и пытались завязать приятельские отношения с Корси из Арнфорт Холла. Корси едва замечали их. Джозиа ходил в Холл раз в неделю по делам. Детей приглашали время от времени, если на детских приемах, устраиваемых Корси, не хватало гостей. Однажды Сесилия отказалась идти на прием к Корси. Ее отец так разозлился, что Алекс спрятался на чердаке, а Сесилия перешла заводь, чтобы сбежать и отправиться на поиски счастья. В тот раз она не слишком далеко ушла. Джозиа погнался за ней верхом и отшлепал ее – прямо посреди заводи, возле русла реки.

Странности начали происходить прямо перед Рождеством, когда Сесилии исполнилось шестнадцать. Гувернантка ушла неделей раньше. Из-за чего у Сесилии всё еще были неприятности.

– Мистер Хорнби, – сказала гувернантка, стоя прямо, словно замороженный стальной шомпол, и сжимая перед собой митенки, – я ни дня дольше не останусь в подобном доме с этой вашей девочкой. Она дикая, наглая и распущенная. Она практически необучаема, и у нее нет ничего от леди. Я ухожу сегодня вечером.

– Да в конце-то концов, мадам! – воскликнул Джозиа Хорнби. – Не забывайте: у девочки нет матери. Что она сделала?

– Я отказываюсь ябедничать, – ответила гувернантка. – Будьте добры, закажите двуколку с пони к Лондонскому поезду.

– Но я всего лишь спряталась на чердаке и ела яблоки, – сказала Сесилия. – И сказала, что не имею желания быть леди, если это означает носить митенки мышиного цвета.

Джозиа так разозлился, что швырялся вещами. Два дня никто не смел приблизиться к нему, кроме старой мисс Гатли, экономки. Когда Алекс вернулся домой на последние выходные перед каникулами, его отец был всё еще зол.

– Твоя сестра в немилости, – сказал он Алексу. – Проклятье, если бы я смог найти денег, я бы отправил маленькую мегеру в одну из их швейцарских школ, даже не сомневайся.

– Если он это сделает, – сказала Сесилия Алексу на кухне, – я снова сбегу. И на этот раз сделаю так, чтобы он никогда меня не нашел. Вот так.

– Позволь мне пойти с тобой, – умолял Алекс. – Я не хочу оставаться, если ты уйдешь. Подумай только о школе и об отце!

– Тише! – велела Сесилия.

На кухню вошла старая мисс Гатли, неся чайник Джозии, чтобы наполнить его горячей водой. Алекс откусил громадный кусок маффина^[1] и подумал, что дома хотя бы еда вкусная. Сесилия отпила чаю, согнув мизинец, как делала гувернантка, и улыбнулась мисс Гатли. Мисс Гатли покачала головой – ее жесткий накрахмаленный чепец задребезжал в такт движению головы.

– Стыдно, Сесилия, – сказала она. – Зачем насмехаться над бедной леди теперь, когда она уходит? – мисс Гатли скрипела, дребезжала и тяжело дышала, когда с трудом снимала чайник с полки на камине. – Мой ревматизм сегодня разыгрался. Это всё туман. Внизу он сейчас уже как одеяло – по всей заводи. Как раз погодка для странностей на острове. Говорят, там опять видели огни. Нам повезет, если этим всё и закончится.

– Расскажи нам… Расскажи истории, – попросил восхищенный и перепачканный маслом Алекс, набив рот маффином.

Они любили, когда мисс Гатли бывала в таком настроении.

Отнеся чайник в гостиную, мисс Гатли вернулась и рассказала им парочку историй. Она сидела возле кухонной плиты, вязала носки, позвякивая спицами и дребезжа чепцом, и говорила в той странной официальной манере, которую до сих пор используют деревенские старики, когда рассказывают истории, которые могут быть не совсем правдивыми. Она рассказала им, как в туманные ночи по острову порхают призрачные огни и можно видеть, как они кружатся по заводи там, куда никто не смеет заходить, боясь плывунов. Она рассказала об опасном королевстве Фаллейфелл в заводи и о том, что видевшие его – считай покойники.

– И если, – сказала она, – умный человек увидит поблизости нечто подобное в ясную ночь, он закроет глаза и отвернется, совершая крестное знаменье…

Алекс положил тонкую жирную руку под острый подбородок и с нетерпеливым вздохом наклонился вперед. Сесилия подобрала ноги под зеленую клетчатую юбку, одной рукой придерживая вздымающийся кринолин. Другой рукой она рассеянно накручивала на палец и вытягивала ярко-золотой локон. В камине вздохнула вытяжка, а снаружи кашлянула овца. Сесилия тоже вздохнула, потому что приближалась лучшая часть повести.

– Увидеть такое ночью – уже достаточно плохо, – сказала мисс Гатли. – Но пусть умный человек остерегается увидеть это днем. Говорят, раз в сто лет через заводь скачет всадник. Это Дикий Всадник. Всадник Рока, и пусть берегутся видевшие его. В течение года, можете не сомневаться, какой-нибудь бедняга погибнет в заводи. Возможно, его унесет волной – и говорят, с некоторыми такое случалось, – но более вероятно, бедняга утонет в плывунах и исчезнет без следа.

Овца закашляла снова. С восхитительной дрожью Алекс через плечо бросил взгляд в окно. Оно было темным и запотевшим от тепла, исходившего от кухонной плиты, но снаружи кто-то был. На секунду – и у него закололо волосы от этой мысли – Алекс был уверен, что видел лицо. А потом – ничего; и ни единого звука.

«Это был туман, – подумал он. – Он создает страннейшие иллюзии. Мы все это знаем».

Мисс Гатли убрала свое вязание, зажгла свечу и, поскрипывая, ушла спать. Зимой она ложилась в семь. Алекс, всё еще взвинченный и дрожащий, отодвинул в сторону чай и маффины и разложил книги по латыни и истории, чтобы сделать домашнее задание на выходные. Сесилия, чьей обязанностью было вымыть посуду после чая, ленилась из-за взбудораженности после истории. Она по-прежнему сидела, подобрав под себя ноги, иногда накручивая локон на палец, иногда лениво зашивая корсаж своего лучшего платья. Сразу после Рождества предстоял прием у Корси, и платье к тому моменту должно было быть готово. Сесилия надеялась, что после инцидента с гувернанткой отец запретит ей туда идти, но это было последнее, что Джозиа запретил бы. Сесилия вздохнула. Снаружи, на дворе фермы гавкнула овчарка – ворчащим неуверенным лаем, – и наступила тишина.

– Малыш не любит туман, – заметил Алекс. – Сесил, объясни мне поход Цезаря на Галлию. Я знаю, ты знаешь.

Сесилия улыбнулась, потому что ей нравилось, когда ее называли Сесил. Она всегда жалела, что не родилась мальчиком. И она гордилась своим знанием латыни. Она выучила ее по книгам Алекса, когда помогала ему готовить уроки. Продолжая деловито шить, она объясняла, а Алекс слушал, грызя ручку. Снаружи зарычал Малыш, и снова наступила тишина.

– Тогда, – сказала Сесилия, – Цезарь отвратительно поступил с бедными гельветами. Я сейчас не могу вспомнить, почему они ввязались в это…

– Но мне надо знать, – сказал Алекс. – Попытайся вспомнить.

Сесилия подумала, царапая иголкой шероховатый стол. Дедушкины часы тикали, неспешно стуча, а лампа на столе шипела и выбрасывала вбок языки пламени из-за дувшего откуда-то холодного сквозняка.

– Что ж, они бродили по юго-восточной Галлии, – наконец, сказала Сесилия, – когда должны были находиться в Швейцарии, но я…

– Они искали новый дом, бедняги, – сказал кто-то еще.

Алекс вскочил так, что стул позади него опрокинулся. С шумным вдохом, который был почти криком, Сесилия рывком повернулась и прихлопнула ладонью кринолин, в ужасе от того, что все ее пенистые нижние юбки были выставлены на обозрение. Незнакомец беззвучно закрыл заднюю дверь и прошел к ним в комнату, сопровождаемый едва слышным шуршанием и позвякиванием.

– Прошу прощения за вторжение, – произнес он.

Они уставились на него. Стрелки на дедушкиных часах передвинулись почти на три минуты, прежде чем они смогли поверить, что действительно видят его. Он был точно как на картинках в открытой книге истории Алекса, если не считать того, что, закрыв дверь, он снял шляпу с перьями. У него были длинные вьющиеся от влажности темно-каштановые волосы. Он носил великолепный оранжевый плащ, заляпанный внизу водой и грязью, и узкие мокрые сапоги с длинными зазубренными шпорами. Под плащом они едва-едва могли рассмотреть одежду, от которой у них перехватило дыхание: забрызганные, расшитые свисающие рукава; усыпанные драгоценностями застежки; сияющая портупея поперек груди; и гладкий, выглядевший не новым эфес меча.

Сесилия пришла в себя первой. «Должно быть, он заблудившийся актер», – подумала она. Она видела, что он не намного старше нее и что он насквозь промок, очень устал и сильно встревожен.

– Я очень сожалею, – сказала она. – На мгновение вы ужасно меня испугали. Вы заблудились в тумане? Можем мы предложить вам чашку чая?

Незнакомец покачал головой:

– Не думаю, что я заблудился. Это ведь фермерский дом в конце гати, не так ли?

Сесилия кивнула:

– Верно. Тогда что…

– Что такое чай? – спросил незнакомец.

Сесилия оттянула свой тугой новый корсет в страхе, что может потерять сознание от изумления.

– Я… Я заварю вам чайник, – слабо произнесла она.

Алекс по-прежнему стоял и таращился с книгой по латыни в руках, и в его голове крутились истории мисс Гатли.

– Кто вы? – спросил он высоким пищащим голосом, и был слишком испуган, чтобы его это беспокоило. – Скажите нам, кто вы.

Незнакомец улыбнулся ему:

– Не стоит обращать внимание на истории той старой леди. Я настоящий человек, и до вчерашнего дня был графом Герна. Меня зовут Роберт. И, кажется, я всё еще имею право на титул лорда Хауфорса.

– Значит, это вас я видел в окне, – сказал Алекс, выбрав только ту часть ответа, которую мог понять.

Странный человек кивнул, и Сесилия заметила, что он тоже дрожит.

– Вы промокли до костей, – сказала она. – Кем бы вы ни были, вы должны подойти к камину и высушиться. Давайте, садитесь, а я сделаю вам чаю.

Впоследствии она всегда поражалась, какой храброй была. Она поспешила к незнакомцу и потянула его за мокрую руку. Он несомненно был настоящим, но очень холодным, и камни на застежке его плаща были драгоценными, она была уверена – не актерские стеклянные побрякушки. Он пошел с ней к кухонной плите и с облегчением сел в тепле.

Сесилия поставила чайник кипятиться. Алекс передвинулся туда, где мог лучше видеть незнакомца, но чтобы между ними находилось кресло.

– Вы с… с острова? – нервно спросил он.

Он видел: человек отбрасывает тень, а значит, не мог быть мертвецом – мисс Гатли неоднократно говорила им, что у мертвецов нет тени. Но он казался Алексу таким странным и чужеземным в своей короткой черной куртке и узких штанах до щиколоток, каким показался бы любому в двадцатом веке.

Человек доброжелательно покачал головой, как если бы видел, насколько Алекс испуган.

– Мои земли лежат… находятся за водой после острова. Но думаю, можете считать меня человеком с острова.

– Тогда, – сказал Алекс, слишком изумленный и нервничающий, чтобы быть вежливым, – что вы делаете здесь?

– Алекс! – воскликнула Сесилия. – Оставь бедного джентльмена в покое. Если бы ты промок насквозь и устал до изнеможения, как бы тебе понравилось, что кто-то пялится на тебя и задает грубые вопросы? – и для незнакомца добавила: – Вы не обязаны отвечать ему, мистер… э… ваша светлость, пока не выпьете чашку чая.

– Но, – вредно сказал Алекс, поскольку Сесилия задела его чувства, обращаясь с ним, будто с маленьким мальчиком, перед этим странным человеком, – но что, если сюда войдет отец, прежде чем он нам что-нибудь скажет?

Это испугало Сесилию и заставило ее поменять мнение насчет незнакомца. Она знала, Джозиа разозлится, обнаружив, как они принимают гостя. Он решит, что этот человек сумасшедший. И теперь, задумавшись над этим, Сесилия не была уверена, не сумасшедший ли он в самом деле. Возможно, богатый сумасшедший, но и только. Она повернулась спиной и помешала угли, размышляя, что они могут сделать, если это так.

– Не бойтесь, – сказал мужчина. – Ваш благородный отец занят горой рукописей и явно не собирается двигаться с места. Я взял на себя смелость взглянуть на него через окно. А что касается вашего вопроса, сэр, я здесь примерно в положении несчастных гельветов. Мне пришлось покинуть мои земли.

– О! – произнес Алекс.

Он был очарован. Тут намечалась такая история, с которой даже мисс Гатли будет сложно сравниться. Ему не терпелось, чтобы мужчина рассказал больше. Он говорил в такой официальной возвышенной манере, что обычный английский в его устах звучал роскошно.

Мужчина смотрел на Сесилию.

– Моя леди там – ваша сестра, не так ли? – спросил он Алекса.

– Да. Это Сесилия. А я Алекс.

Сесилия покраснела и занервничала еще больше. Что он имел в виду, назвав ее «моя леди»? Он знал, что они живут на ферме. Он сам так сказал. Если бы Джозиа был более добрым отцом, она бы уже побежала за ним. А так, она могла только делать чай и притворяться, будто очень занята. Последовало неприятное молчание, когда Алекс нетерпеливо пританцовывал, а незнакомец грустно смотрел в огонь, пока Сесилия не налила чай в чашку и не передала ему дрожащими руками.

– Сахара? – холодно спросила она.

Мужчина выглядел весьма озадаченным чашкой и блюдцем, но вежливо взял их и ответил:

– Спасибо, моя леди.

Сесилия потеряла самообладание, настолько же от страха, насколько от гнева.

– Я не ваша леди, – громко произнесла она. – И вообще не леди. Вы прекрасно знаете, что я просто дочь фермера.

Алекс покраснел – он терпеть не мог вспышки ярости Сесилии, – и к ужасу Сесилии, незнакомец тоже покраснел. Он уставился на нее так, словно она сказала самую смущающую вещь, что он когда-либо слышал. Он так смотрел, что у Сесилии на глаза навернулись слезы, и она зажала руками рот. Потом он опустил взгляд на чай, который держал невероятно неуклюже.

– Я… Я прошу прощения, – произнес он. – Как видите, я удручающе малосведущ в манерах Внешнего мира. Что мне делать с этим… этим чаем?

Сесилия хихикнула:

– Выпейте его. Попробуйте с сахаром, если не пили чай раньше.

Алекс вздохнул. Похоже, неловкий момент остался позади. Мужчина попробовал чай. Алекс был уверен, что ему не понравилось, но он был слишком вежлив, чтобы что-нибудь сказать. «Интересно, что он пьет обычно?» – подумал Алекс. Сесилия тем временем решила поверить, что он действительно такой необыкновенный, каким кажется, пока не узнает больше.

– Не хотите снять плащ? – вежливо спросила она. – Вы, должно быть, прошли долгий путь, чтобы он так промок.

Незнакомец поставил чашку и расстегнул плащ. Сесилия взяла его и раскинула на кресле, чтобы он просох, пока Алекс дивился богатству странной одежды под ним.

– Я прошел не так много, – сказал незнакомец, – но меня преследовали. Мою лошадь убили, и мне пришлось прятаться в разных мокрых местах.

От его сапог шел пар, а мех на подкладке рукавов промок и испачкался.

Алекс легко мог поверить, что он говорит правду.

– Расскажите, – попросил он.

Незнакомец обеими руками откинул назад волосы и уставился в огонь.

– Что я могу сказать? – слабо произнес он.

Алекса внезапно поразило осознанием, что мужчине не так уж много лет, его и мужчиной-то едва можно было назвать – вряд ли старше Мартина Корси или старших мальчиков в школе. Но он был красивее и выглядел куда взрослее всех, кого Алекс знал этого возраста.

– Скажите, почему вас преследовали, – произнес Алекс и затаил дыхание в ожидании ответа.

– Я изгнанник. Меня обвиняют в убийстве человека, которого я не убивал, – незнакомец перевел настойчивый взгляд с Алекса на Сесилию, явно беспокоясь, чтобы они поверили ему. – Клянусь вам, я не убивал его. Тот человек был моим сеньором, и убить его было бы таким же злом, как если бы я убил собственного отца. Кто-то убил его – не могу сказать кто, – а обвинили меня. Похоже, у меня были враги среди тех, кого я считал друзьями. И основанием для их обвинения послужило то, что я действительно убил человека – моего дядю, – когда мне едва исполнилось четырнадцать.

Сесилия задохнулась. Алекс снова испугался. Изгнанник – пусть, но сидящий рядом с вашей кухонной плитой убийца, сам в этом признавшийся – это совсем другое дело.

– Что заставило вас сделать это? – спросил он.

– Мой дядя убил моего отца, – ответил незнакомец. – Я, как и несколько других человек, видел, как он столкнул моего отца со стен Замка Герн. У меня не было выбора, но уверяю вас, я убил его в честном сражении. Он всегда был плохим фехтовальщиком.

– Что ж, – произнесла Сесилия. – Полагаю, это было правильно. Но разве вы не могли привлечь его к закону?

Незнакомец был слегка озадачен.

– То, что я сделал, было в соответствии с законом… э… мадам.

– Зовите меня Сесилия, ради всего святого, – ответила она. – И не было никаких причин, почему вы могли бы убить другого человека?

– Уверяю вас, никаких.

– И вы хотите, чтобы мы спрятали вас здесь, да? – спросил Алекс. – Пока вы не сможете доказать свою невиновность.

Незнакомец засмеялся, но не слишком весело.

– Это может затянуться на всю мою жизнь. Я не вижу никаких улик, которые могли бы послужить доказательством. Нет. Если бы я мог попросить о крове здесь на одну ночь, это было бы гораздо больше, чем я заслуживаю за свое грубое вторжение.

Алекс посмотрел на Сесилию.

– Что скажешь о гостевой комнате? Она далеко от отца и мисс Гатли.

– Да, – ответила Сесилия. – Я достану грелку. И думаю, вам надо будет что-нибудь поесть.

– Я был бы благодарен за еду, – сказал изгнанник. – Последний раз я ел ранним утром.

– Да вы, должно быть, умираете с голоду! – воскликнула Сесилия.

Она поспешно убрала остатки маффинов и вытащила из кладовой еду, которая там нашлась. Пока она трудилась, Алекс следил, чтобы не появился отец.

Сесилия была немного смущена той едой, что у них имелась. «Она простая и вкусная, – подумала она, – но наверняка не сравнится с тем, к чему он привык. По его виду сразу заметно, что он привык к самому лучшему».

Пока изгнанник ел, Алекс бродил между дверью кухни и столом, наблюдая, как он ест, и надеясь на дальнейший разговор. Он пришел в восхищение от того, как незнакомец, похоже, не привык пользоваться вилкой. Изгнанник улыбнулся ему.

– Боюсь, я прервал описание моей леди… э… вашей сестрой похода Цезаря на Галлию. Могу я, пока ем, заменить ее и продолжить объяснения?

– Это очень любезно с вашей стороны, – сказал Алекс.

Так что незнакомец продолжил историю с того места, где остановилась Сесилия. Он объяснил гораздо больше, чем Сесилия и даже учитель Алекса посчитали бы необходимым, и он объяснял так понятно и живо, что Алекс запомнил навсегда. Он знал о сражениях всё. Алекс никогда прежде не слышал, чтобы битву объясняли так, словно на самом деле давали приказы солдатам, но незнакомец именно так объяснял битвы Цезаря. Алекс начал восхищаться Цезарем гораздо больше, чем когда-либо в жизни, а этим изгнанником он восхищался еще больше, чем Цезарем.

Пока он говорил, Сесилия входила и выходила. Похоже, он очень стеснялся ее, а особенно стеснялся обращаться к ней по имени. Он изо всех сил старался вовсе никак к ней не обращаться. Что касается Сесилии, и Алекса тоже, они чуть не дошли до того, чтобы обращаться к нему: «Эй, вы!»

«Как мы должны обращаться к нему? – постоянно спрашивала себя Сесилия, когда бегала вверх-вниз по лестнице. – Похоже, он потерял большинство имен, которые у него были, когда стал изгнанником».

Они стеснялись всё больше и больше, поскольку, чем дольше они откладывали, тем более глупым казалось, что они сразу не спросили, каким именем его называть. Только когда они отвели его в холодную побеленную гостевую комнату, и Сесилия сворачивала белые вязаные покрывала на гостевой кровати, Алекс стал достаточно невежлив, чтобы спросить.

– Как бы вы хотели, чтобы мы обращались к вам? – выпалил он.

Изгнанник улыбнулся:

– Меня зовут Роберт.

– Что ж, прекрасно, – оживленно произнесла Сесилия, поскольку испытывала громадное облегчение. – Спокойной ночи, Роберт. Желаю вам хорошего сна.

После чего она выбежала из гостевой комнаты, а Алекс – за ней, оба чувствуя себя ужасно глупо.

На следующее утро они чувствовали себя еще глупее, когда прокрались в гостевую комнату и обнаружили, что он ушел. Вначале они подумали, что он исчез бесследно. Кровать была холодной, пустой и аккуратно заправленной. Ее жесткие подзоры выглядели так, словно их никогда не тревожили. «А он не был похож на человека, который умеет заправлять кровать», – подумала Сесилия.

– Нам могло это присниться, правда? – прошептал Алекс, оглядывая холодную комнату.

А потом он увидел кухонный подсвечник, стоящий на одном из вязаных ковриков на умывальном столике.

– Один из нас должен был достаточно верить в него, чтобы принести сюда это, – сказал он и заглянул в кувшин. Вода покрылась льдом, но лед был разбит. – Он умывался, Сесил. Смотри.

Сесилия, чувствуя себя уныло и вяло, подошла и согласилась. Она взяла подсвечник с оплывшей свечой, подумав, что мисс Гатли не должна найти его здесь, и они увидели, что под ним находился листок бумаги.

Алекс набросился на него. Он был вырван из начала книги проповедей на ночном столике. На нем ничего не было написано – в комнате не было письменных принадлежностей, – но на нем осталась печать оранжевого воска, придавленная чем-то, примерно того размера, какого бывают перстни с печаткой. Алекс поднес его к свету. Эмблема представляла собой пчелу или осу – какое-то насекомое, точно, – и если понаклонять его туда-сюда, с краю можно было разглядеть буквы, идущие по кругу: «ГЕРН».

– Он говорил, – сказал Алекс, – что был прежде графом Герна. Помнишь?

– Да, – ответила Сесилия. – Значит, он был настоящим.

Глава 2. Дикий Всадник

Следующее странное событие произошло накануне Сочельника. В то утро Алекс вернулся домой на каникулы, и после обеда они с Сесилией пошли кататься на коньках по краю заводи. В те дни берега устья великой реки не были еще так хорошо подняты и осушены, как стали позже. Под домом Хорнби, почти рядом с длинной каменистой гатью на остров, находилась большая поляна, которую каждую зиму затопляло, когда река разбухала от дождя и приливов. Железнодорожные пути проходили по одному ее краю, рядом с дорогой, а другая сторона выходила в море. Пресная вода на поляне замерзала, а потом, во время весенних приливов покрывалась морской водой. Рукава реки в заводи, огибавшие темный остров с обеих сторон, тоже частично замерзали, и снежные сугробы на их берегах затвердевали в сверкающие серые ледяные утесы. Грязный песок устья становился от мороза черно-серым и опасным, пока не нахлынет море и не скроет его.

В тот день был отлив. Солнце было красным, а ветер с моря резал, точно пила. Лед на затопленном пастбище был толще и тверже, чем когда-либо на памяти живущих, и с нескольких миль в округе собирались люди покататься на коньках. Среди них были и Корси. У Алекса упало сердце, когда он увидел, как подъезжают красивые экипажи и останавливаются у подножия холма. Им с Сесилией было весело в компании племянников и племянниц мисс Гатли с соседней фермы, но при виде экипажей Гатли переместились подальше, чтобы практиковаться в фигурном катании отдельно. Алекс уныло наблюдал, как выходит вся семья Корси. Мартин – старший сын, который всегда держал свои джентльменские руки в благородных карманах; Гарри, который был ровесником Алекса и не нравился ему еще больше Мартина; их средний брат Эгберт, не поддающийся описанию; а потом – девочки, которые были намного элегантнее Сесилии, но далеко не такие хорошенькие: Летиция, Лавиния, Шарлотта (которая была взрослой и уже помолвлена), Эмили и маленькая Сюзанна, которая не нравилась Алексу гораздо больше всех остальных. И все они вытянули ноги, чтобы кучер прикрутил им коньки, будто у них своих рук не было.

– О, Сесил! – простонал Алекс.

– Притворимся, будто не видим их, – ответила Сесилия. – И, возможно, они не увидят нас.

Она начала сложную фигуру.

Корси с прикрученными коньками заскользили вниз на лед. Остальные катающиеся уступали им дорогу. Два экипажа поднялись к дому Хорнби. Алекс видел, что в одном из них сидела сама леди Корси. Он знал, что в доме будет много беготни со сладким вином, птифурами^[2], консервами, скамеечками для ног, шалями и каминными экранами. Ему стало жаль мисс Гатли. Сесилия не смотрела. Она продолжала кататься, и каталась она превосходно – лучше Шарлотты и остальных, которые ковыляли, хихикали и цеплялись за своих братьев.

Некоторое время спустя Корси покатились к Сесилии.

– Моя дорогая Сесилия, – крикнула Лавиния, – покажи еще раз эту фигуру. Прямо-таки показательное выступление.

Сильно покраснев, Сесилия решила остановиться, потом передумала и сделала другую фигуру, чтобы не показалось, будто она выполняет их пожелания. Все Корси, немного скользя, стояли вокруг – и Алекс среди них – стая красивых муфт и элегантных перчаток из свиной кожи. В поношенной школьной накидке и связанных мисс Гатли перчатках Алекс чувствовал себя убогим и неуместным. Корси искренне восхищались тем, как катается Сесилия.

– Ты много тренируешься… а? – сказал Эгберт.

– Только подумайте, где мы живем: восхитительное, красивейшее место! – воскликнула Летиция, махнув муфтой в сторону заводи.

Она была поэтичной. Люди находили ее бледной и интересной.

«Они не гадкие, – грустно подумал Алекс. – Они просто презирают нас за наши притязания. Как бы я хотел, чтобы нам не приходилось иметь притязания».

– Слушай, Алекс, – Мартин плавно подкатился, засунув руки в карманы. – Слушай, будь другом, ладно? Закрепи Сюзанне коньки. У нее зажимы расстегиваются или что-то в этом роде.

Алекс покатился туда, где его ждала аккуратная маленькая конусообразная фигурка Сюзанны. Хоть он и недолюбливал Сюзанну, он ничего не имел против того, чтобы  поправить ее коньки. Он сделал бы это для кого угодно, и, в любом случае, у него было смутное ощущение, что это соответствует его общественному положению. Возражал он против дерзких, оскорбительных замечаний, которые Сюзанна всегда высказывала в его адрес.

Сейчас, когда Алекс приблизился, она произнесла:

– Облаченная в плащ фигура разбойника с большой дороги! Тебе в самом деле надо носить в школу этот плащ головореза?

– Да, – отрывисто ответил Алекс. – Это старинное заведение. Униформа восходит к временам королевы Елизаветы.

И он подумал, что это как раз в духе Сюзанны – зацепиться за самое жалкое и странное, что в нем есть. Он был бы поражен, если бы узнал, что Сюзанна восхищалась им так, как не восхищалась больше никем. И он был бы ошеломлен, если бы обнаружил, что она нарочно испортила свой конек и специально послала Мартина за ним. Ему никогда не приходило в голову, что она была груба с ним в отчаянной надежде произвести на него впечатление умной девочки.

Сюзанна протянула ему свою крошечную ногу настолько высокомерно, насколько умела:

– У кого ты недостоин развязать ремешок конька.

Не успев опуститься на колени, Алекс встал и откатился обратно.

– Тогда пусть этим занимается тот, кто достоин, – сказал он. – Кроме того, богохульство – так цитировать Библию.

Он был слишком обижен сам, чтобы заметить, что Сюзанна едва не плачет, но ее братья и сестры заметили и в одну секунду окружили его. Сюзанна была всеобщей любимицей.

– Бедная малышка Сюзанна! Не обращай внимания на болвана, – произнесли по крайней мере три ее сестры.

– Придержи-ка язык, Алекс, – велел Мартин.

– А? – вторил ему Эгберт.

Окруженный и злой, Алекс вынужден был задержаться. И как часто с ним случалось – и в школе, и среди Корси, – чем несчастней он становился, тем сильнее в его речи проявлялся говор деревенского мальчишки, коим он и являлся.

– Мне плевать. Она произнесла богохульство.

Гарри Корси тут же зацепился за это.

– Мане пливааать. Баг’ахууульство, – прогудел он.

Вероятно, он зашел слишком далеко. Вытянув конек, Мартин сильно пнул брата по ноге. Больше никто ничего не сказал, кроме Сесилии.

– Гарри Корси! Погоди – доберусь я до тебя! – крикнула она, развернувшись посреди фигуры – и еще раз, прежде чем смогла остановиться.

Это было слишком для Алекса. Он хотел поставить Гарри синяк под глазом, но не мог из страха заработать порку от Джозии, а теперь здесь была Сесилия в одном из своих смущающих приступов ярости. Он ринулся вперед к заводи, раскидывая Корси направо и налево, поскольку застал их врасплох и был опытнее в езде на коньках. А потом воткнул в лед носки коньков, резко останавливаясь, пока остальные, возмущенно крича, смотрели ему вслед. Так они и оказались первыми, кто увидел Дикого Всадника.

Алекс увидел, как он скачет от острова. Одно мгновение не было ничего, кроме качающихся темных деревьев, а в следующее – в воздухе появилась громадная серо-голубая лошадь в прыжке. Всадник на ее спине выглядел на фоне садящегося красного солнца черным, если не считать развевающегося оранжевого плаща. Потом лошадь одним движением приземлилась и поскакала, пробираясь через заводь среди коварных песков и замерзшего снега так, словно под ее ногами не было ничего, кроме мягкого дерна.

Шарлотта Корси, ослабев, едва успела проковылять на кончиках коньков, когда в небе возле острова появились еще двое всадников. Один за другим они пролетели и приземлились, а потом поскакали за первым. Каждый на поле мог слышать плеск и стук копыт, когда они неслись прочь – через русло реки и по самым плывунам.

Потом началась паника. Одного Дикого Всадника было достаточно для Гатли и большинства собравшихся здесь деревенских, но троих было слишком много даже для Корси. Люди катились, падали, бежали, чтобы выбраться с поля и попасть в безопасность домов. Некоторые сняли коньки и побежали, некоторые бежали прямо в коньках. Мартин и Эгберт тащили Шарлотту. Сюзанна ковыляла с помощью Гарри. В мгновение ока все оказались на дороге, торопясь домой, за помощью, к домашнему очагу и к тем, кому можно рассказать об увиденном.

Остались только Алекс и Сесилия. Они стояли бок-о-бок и наблюдали, как всадники становились всё меньше и меньше, пока не исчезли на темном краю заводи.

– Алекс, – сказала Сесилия, – это был Роберт. Я знаю, это он.

– Да, – ответил Алекс. – Это он. А остальные гнались за ним.

Долгую-долгую минуту они смотрели в сторону края заводи, но там не осталось никаких следов всадника.

– У него была хорошая лошадь, – встревоженно произнес Алекс, – хотел бы я иметь хоть вполовину такую хорошую – и небольшое преимущество.

– Я не вынесу, если его схватят, – неистово произнесла Сесилия. – Алекс, мы можем что-нибудь сделать?

В любое другое время Алекс понял бы, что они ничего не могут сделать и умолял бы Сесилию пойти домой. Они бы поругались, но Алекс победил бы. Однако сейчас Алекса обидели Корси. Он чувствовал себя, почти как если бы они защипали его до синяков с ног до головы, так ему было больно. А все Корси в данный момент находились в фермерском доме, без сомнения рассказывая своей матери и мисс Гатли про трех Диких Всадников.

– Мы можем пойти на остров, – сказал он. – Может, узнаем, что произошло.

– О, да! – еще не закончив говорить, Сесилия уже сидела на льду и откручивала коньки. – Поторопись, Алекс!

Минуту спустя они шагали по гальке и камню длинной гати на остров. В то время она не была огорожена перилами. Гать скорее походила на шероховатую естественную гранитную гряду, давным-давно укрепленную тем предком Корси, который построил Замок. Остров тоже не был огорожен перилами. В этом не было нужды. Никто по доброй воле туда не ходил. Ни Алекс, ни Сесилия ни разу там прежде не бывали одни. Джозиа, у которого было несчастное тяжелое детство, заботился о безопасности своих детей. Он никогда не позволил бы им бродить самостоятельно в диких местах. Лично Алекс никогда прежде и не имел желания посещать остров в одиночку.

На полпути по гати Сесилия взяла Алекса за руку. Солнце теперь стояло совсем низко, и с моря и болот наползал, окружая их, красно-фиолетовый туман. Они были одни посреди широкого зловещего устья, а остров впереди весь состоял из сумрачных голых деревьев и нескольких черных птиц, кружащихся над башней замка. Воздух был промозглым и леденящим, и ни с земли, ни с моря не доносилось ни звука.

Стараясь, чтобы его голос звучал храбро, Алекс произнес:

– Как они перебрались через плывуны? Может, там есть тайная гать, как думаешь? Лошадь и всадник слишком тяжелы для…

Тут он замолчал, поскольку оба вспомнили, как всадники появились будто прямо из воздуха. После этого казалось возможным что угодно сверхъестественное.

– Побежали, – твердо произнесла Сесилия. – Мы можем поговорить позже.

Они бежали, пока не оказались под деревьями острова. Тогда они остановились, по-прежнему держась за руки, и подняли на него взгляд. Теперь, когда они стояли так близко, остров нависал громадной черной массой. Гораздо больше, чем можно предположить с берега, подумал Алекс. Его чернота и тишина пугали, а среди стволов деревьев вился туман.

Каким-то образом они заставили себя идти дальше. Вначале Алекс тянул, а Сесилия неохотно шла позади. Потом Алекс тормозил, а Сесилия тянула его. Так они и взобрались по длинному крутому холму среди застывших зимних деревьев и постепенно вышли на более открытое место среди колючих кустов и скрюченных маленьких деревьев. Сесилия стиснула одну руку внутри муфты, чтобы унять дрожь. Алекс постепенно остановился.

– Он… он кажется больше, Сесил.

Сесилия согласилась. Она ожидала совершенно противоположного. Последний раз она была здесь летом, еще маленькой девочкой. И думала, остров покажется маленьким, как бывает, когда видишь что-то несколько лет спустя, когда уже почти вырос. Она храбро потянула Алекса дальше.

От скрюченного дерева отделилось что-то черное. На мгновение им почудилось, будто дерево пошло. Оба не могли пошевелиться. Потом нечто снова передвинулось, сделало три-четыре медленных шага, пока не оказалось прямо перед ними.

Это оказался еще один человек с острова, гораздо моложе Роберта, вероятно, ровесник Алекса. Хотя он был выше – примерно одного роста с Сесилией – и одет в плотный черный бархат с парой золотых украшений. Черное перо на его шляпе почти обрамляло бледное лицо и практически закрывало светлые-светлые волосы. Он смотрел на них сердито, сузив большие голубые глаза.

– Кто вы такие? Что вы здесь делаете?

Судя по тому, что Сесилия могла разглядеть в гаснущем свете, он злился из-за того, что плакал. Слезы блестели на его щеках и оставили темное пятно там, где он, видимо, прислонялся к дереву.

– Мы видели одного знакомого – его зовут Роберт – скачущего через заводь, – вежливо, извиняющимся тоном ответила она, – и мы…

Это сильно его разозлило. Сесилия поняла, что глупо было упоминать об изгнаннике. Он положил ладонь на позолоченный эфес меча.

– Так вот почему вы так украдкой пробирались по лесам! Вы не имеете права здесь находиться, если вы его друзья.

Сесилия отступила за Алекса, сильно встревоженная мечом и тем, как повелительно мальчик держал голову. Однако Алекс шагнул вперед, тоже разозлившись. Именно такая манера держать голову раздражала его. В нем было нечто, напоминающее Корси. У Гарри были такие же манеры.

– Что ты имеешь в виду «не имеем права»? – вопросил он. – Я имею полное право. Этот остров принадлежит моему отцу. Однажды он будет принадлежать мне.

– Тебе! – воскликнул мальчик. – В таком случае ты подлый узурпатор. Доставай меч, иначе я проткну тебя на месте.

И он со звоном и вспышкой отраженного красного солнца вынул собственный меч.

– Не будь трусом, – сказал Алекс. – Разве не видишь, что у меня нет меча? Брось эту штуку и приготовь кулаки, как мужчина.

– Еще раз назовешь меня трусом… – пригрозил мальчик.

Сесилия схватила Алекса за плечи. Она поняла, что произошло. В тусклом освещении Алекс в своей школьной накидке, видимо, походил на человека с острова, особенно когда не ожидаешь увидеть кого-то другого.

– Прекратите, оба! – воскликнула она. – Мы с братом не принадлежим этому месту. Мы… мы живем на ферме возле гати.

Это встревожило мальчика. Он немного отступил, опустив меч.

– Вы из Внешнего мира? Тогда Боже меня упаси убить вас! Откуда вы знаете этого Хауфорса? Он сбежал во Внешний мир? Я должен был догадаться, что он так сделает.

– У него не было особого выбора, не так ли? – ответил Алекс. – Учитывая, как на него здесь охотятся.

– Так и следует охотиться за преступником, – возразил мальчик. – И дай Бог, чтобы он был уже мертв.

– О нет! – воскликнула Сесилия. – Дай Бог, чтобы не был.

Мальчик разозлился на нее – на них обоих.

– Убирайтесь! Покиньте этот остров! Кто вы такие, простые крестьянские дети из Внешнего мира, чтобы приходить сюда и судить нас? Как вы смеете поддерживать такого человека, как Хауфорс! Как вы смеете называть меня трусом! Убирайтесь, говорю вам!

Сесилия только рада была уйти. Остров оказался ужасным местом. Она замерзла, была испугана и несчастна из-за возможной смерти изгнанника. Она ненавидела этого мальчика и хотела больше никогда его не видеть.

Алекс тоже ненавидел его. Он был еще грубее Гарри Корси и оскорбительнее Сюзанны. И, что приятно, он был больше.

– Я не пойду, – сказал Алекс, – пока ты не возьмешь свои слова назад. Возьми свои слова назад, или я поставлю синяк под одним из твоих больших голубых глаз, будь ты хоть сто раз с мечом.

Его акцент снова усилился, но ему было всё равно.

Мальчик убрал меч в ножны, положил руки на бедра, задрал подбородок и глумливо засмеялся:

– Уходи, маленький крестьянин.

Алекс отлично врезал ему – изо всех своих сил. Мальчик хорошо выдержал удар, пошатнулся, моргнул и ударил в ответ. Алекс увернулся и наступил. В школе он был лучшим бойцом в своей весовой категории. Он много раз дрался, защищая притязания Джозии, и ему доставляло удовольствие драться сейчас, в таких странных обстоятельствах. Мальчик с острова не использовал преимущества своего роста и размаха. Возможно, он больше привык сражаться с помощью этого своего меча. Алекс одним глазом следил за его рукой рядом с мечом, на случай если он вдруг решит им воспользоваться. И был удивлен, что тот ни разу не попытался.

Сесилия застыла поблизости, встревоженно наблюдая и прикусив муфту, чтобы не заплакать. Она научилась не вмешиваться, когда Алекс принимался за кулачный бой. Как всегда, она вздрагивала каждый раз, когда Алекс получал удар. Но некоторое время спустя она начала вздрагивать за другого мальчика. Ему доставались худшие удары. Колотя, Алекс оттеснил его к дереву и продолжал колотить. В итоге мальчик лишь закрывал одной рукой голову, а другой пытался оттолкнуть Алекса. Он давно потерял шляпу, и его волосы рассыпались, закрывая лицо. Несмотря на это, Сесилия видела, что у него из носа течет кровь.

– Думаю, ты должен остановиться, – сказала она.

Но она забыла, что сжимала зубами муфту, и Алекс не услышал ее.

Вскоре даже Алекс начал испытывать стыд, колотя столь явно поверженного противника, но его раздражало, что мальчик не признавал этого. Одной рукой он прижал мальчика к дереву и попытался посмотреть ему в лицо.

– Что с тобой такое? Не можешь понять, когда потерпел поражение?

Мальчик не ответил. Алекс встряхнул его:

– Давай. Скажи, что сожалеешь.

Мальчик поднял голову:

– С какой стати? Я не сожалею. Я сказал правду. Ты сын крестьянина – я вижу по твоей манере говорить.

Алекс был так зол и раздражен, что снова встряхнул его – сильнее. Он боялся, что если еще раз ударит мальчика, может нанести ему серьезную травму.

– Тебя надо разбить на мелкие кусочки, чтобы ты сдался? Ты мог хотя бы извиниться. Ты мог бы признать, что веришь, что этот остров принадлежит моему отцу.

– Но он не принадлежит, – ответил мальчик очень удивленным тоном.

Алекс чуть не закричал. Ему хотелось схватить мальчика и швырнуть его в колючие кусты.

– Ладно, хорошо. Ты можешь взять назад свои слова о Роберте. Он не преступник. И он поклялся нам, что не убивал того человека, в убийстве которого егообвиняют.

– Конечно, он так сказал, – пренебрежительно произнес мальчик. – Не сомневаюсь, он поклянется в чем угодно. Но я должен знать правду, поскольку человек, «в убийстве которого его обвиняют», был моим отцом.

– О! – Алекс отпустил его и отступил, искренне устыдившись.

Конечно, это объясняло черную одежду и то, что мальчик плакал в полном одиночестве. Алекс вел себя совершенно так же, когда умерла его мать, и едва не заблудился в тумане, слишком несчастный, чтобы замечать, куда идет. Он уже собирался извиниться, когда мальчик сказал:

– А теперь возьми назад свои слова. Ты должен извиниться передо мной.

– Да будь я проклят, если сделаю это! – воскликнул Алекс. – Сначала ты извинись, прежде чем я скажу хоть слово извинения тебе.

– Тогда будешь ждать до самой смерти, – ответил мальчик. – Можешь теперь покинуть нас.

– Правда, что ли? А ты можешь покинуть нас. Катись к черту, если хочешь. Пошли, Сесилия.

Алекс развернулся и зашагал прочь по дороге, по которой пришел. Сесилия поспешила следом – серьезная, огорченная и очень-очень замерзшая.

Алекс шагал по гати, полыхая от гнева и посасывая разбитую губу – всё, что он получил в драке. «Лучше бы я швырнул его в куст», – подумал он.

– Алекс, – заметила Сесилия, – думаю, ты должен был сказать, что сожалеешь. В конце концов, кто-то убил его отца.

– Откуда мне было знать? И он так подло это преподнес – в самом конце. И, похоже, считал, что это дает ему невероятное преимущество. Сесил, обещаю тебе, если я когда-нибудь извинюсь перед этим здоровым… здоровой гусеницей, можешь отпинать меня отсюда до Арнфорта. Вот так!

Глава 3. Прогульщики

Алекс с Сесилией взяли приключение в свои руки двадцать седьмого декабря – в день приема у Корси. В значительной степени это произошло по вине их отца. Джозиа был возмущен тем, что они вернулись с острова, когда уже стемнело и все Корси давно уехали домой.

– Куда вы убежали? – вопросил он. – К Гатли?

– Нет! – ответила Сесилия. – Мы не убегали вовсе.

Возможно, в глубине души Джозиа был доволен, что его дети проявили твердость, когда даже Корси сбежали, но он вовсе не собирался этого показывать. Он бушевал, ругался и говорил им, что они должны были пойти домой, чтобы принимать Корси.

– Да плевать на Корси, – сказал Алекс, страдавший теперь и из-за Корси, и из-за мальчика в черном, который напомнил ему их.

В те дни было непозволительно дерзить в ответ на замечание. И Алекс заработал побои, которые не смог ему обеспечить мальчик с острова. Их с Сесилией отправили в постель и запретили выходить из комнат до послеполудня Сочельника. Сесилия проводила время заключения, изводясь от беспокойства об их изгнаннике. Она представляла, как его убивают десятками ужасных способов, и столько же способов его чудесного спасения. Часть времени она провела на коленях, молясь о его безопасности. Алекс тем временем размышлял. Он размышлял о мальчике в черном и о Корси до тех пор, пока они не облеклись в его сознании в одну громадную ледяную глыбу ненависти.

Неудивительно, что у них было ужасное Рождество. Джозиа держался с ними неприветливо, погода стояла промозглая и слякотная, и перед ними маячил прием у Корси. Оба страшились его. Корси стояли намного выше них. Алекс знал, их пригласили, только чтобы Корси могли улыбаться друг другу и говорить: «Посмотрите, как мы добры к этим безродным маленьким Хорнби». Сесилия знала, как Шарлотта и Лавиния приподнимут брови на ее убогое самодельное платье. Чувствам Алекса нисколько не помогло открытие, что двадцать седьмого числа Джозиа собирается в Лондон заняться коммерческими делами Корси. «Почему он должен этим заниматься? – сердито подумал Алекс. – Он не их служащий».

Вечером Дня Подарков^[3] Алекс нашел Сесилию на кухне, в угрюмом одиночестве подшивавшей свое новое платье.

– Сесил, – сказал он, – я не расстроюсь, если больше никогда не увижу ни одного Корси. А ты?

Сесилия горячо вскинула голову:

– Я тоже. Алекс…

И в нескольких словах они почти разработали план.

Тем утром Джозиа Хорнби рано уехал на Лондонском поезде. Его дети ушли меньше двух часов спустя. Задачу им облегчило то, что Корси всегда ждали, что в день приема они придут пораньше и помогут с приготовлениями. Всё, что им надо было сделать – решить поехать верхом, а не в повозке с пони. Мисс Гатли не возражала. Старый Джон Бритби, уличный работник, в тот день не сильно был занят на ферме. Он взял двуколку в Арнфорт, чтобы отвезти платье Сесилии и лучший костюм Алекса. Они пришли в восторг оттого, что это взял на себя Старый Джон. Он не то чтобы был глупым, но говорил так мало, что ни один Корси не услышит от него, как поступили Алекс и Сесилия.

– Не то чтобы они стали его спрашивать, – сказал Алекс, скача рядом с Сесилией по дороге на Арнфорт. – Могу поспорить на пять шиллингов, никто из них и не заметит, что нас нет. Он скрылся из виду?

Они посмотрели назад. Заводь всё еще была в поле зрения – коричневые бесплодные пески под тяжелым серым небом. Того и гляди пойдет снег. Старый Джон и повозка скрылись из поля зрения за холмом Хорнби.

– А теперь быстро! – сказала Сесилия. – Какое счастье, что нет снега.

Они съехали с дороги и помчались легким галопом по пастбищу к лесам за рекой. Там они подождали, пока повозка со Старым Джоном, позвякивая, проедет по дороге над ними. После чего они повернули обратно к заводи.

Существовал риск, что кто-нибудь увидит их из фермерского дома, но этот риск они предполагали изначально. Вполне вероятно, в передних комнатах никого не будет. Работа мисс Гатли большей частью проходила в задней части дома. Сесилия считала, что не должна поворачивать назад, даже если сама мисс Гатли побежит за ними по замерзшим пескам. Алекс не был столь уверен. Для него это была скорее исследовательская поездка и жест протеста в адрес Джозии.

– Мы должны поторопиться, – сказал он, – иначе прилив накатит прямо на нас.

Они поехали вокруг, по краю песков, наклоняя головы от ледяного ветра, пока не разглядят определенную дорогу к острову. Верхом было безопаснее ехать к нему через пески, чем по разбитым камням гати. Наконец, они снова оказались рядом с раскачивающимися деревьями острова, но на этот раз двинулись по краю вокруг него.

Алекс нервно оглянулся на фермерский дом. Похоже, их никто не увидел.

– Через заводь должен быть путь, – сказал он, – и он должен быть хорошо виден. Подумай, как те всадники проскакали через нее.

Он перестал считать это чем-то сверхъестественным. Тот мальчик, с которым он дрался, был плотным, настоящим и тяжелым. Он был солидным человеком, которому необходима солидная дорога, чтобы ехать по ней.

Они медленно ехали вокруг острова, встревоженно осматривая пески в том направлении, в котором двигались те всадники. Казалось, там нет ничего, кроме зыбких песчаных насыпей, замерзших луж, трещин и сугробов намытого морем старого снега. Они всё больше и больше беспокоились, что прилив поднимется раньше, чем они найдут то, что надеялись найти.

А потом оба вдруг дернули поводья и недоверчиво засмеялись. Прямо от копыт их коней тянулась дорога – широкий, высокий гребень песка, бегущий через заводь.

– Вот! – торжествующе воскликнула Сесилия.

– Как странно! – сказал Алекс. – Почему больше никто ее не обнаружил?

– Ее надо искать специально, – ответила Сесилия. – Смотри, что бывает, если подвинешься.

Они заставили лошадей отойти на несколько шагов назад. Сесилия была права. Казалось, будто никакой дороги нет. Она терялась в путанице гребней и песчаных отмелей. Они передвинулись обратно вперед, и дорога появилась. Алекс снова засмеялся. Это было так просто и так необыкновенно.

– Быстрее, – сказала Сесилия. – Прилив.

Они поехали по гребню, сначала рысью, а потом легким галопом. К тому моменту, когда они добрались до русла реки, начался прилив. Они видели белую линию моря, быстро накатывающую от открытого края устья.

– Еще далеко, – крикнула Сесилия. – Надо галопом.

Действительно, противоположный берег заводи казался таким же далеким, каким казался с острова. Они пустились галопом. Русло реки позади них разбухало и пенилось, и они слышали рев моря. Алекс мельком видел сверкающие пески на другой стороне, тут и там покрытые коварными хрупкими полосами льда. Он знал, это плывуны, но их путь проходил как раз между ними. Они с Сесилией продолжали скакать галопом, и ни один из них не задумался, как они будут возвращаться, когда прилив окончательно поднимется.

Они добрались до другой стороны в тот момент, когда море водоворотом поднялось за ними. Там обнаружилась крутая грязная насыпь, затоптанная копытами других всадников. Их лошади тяжело поднялись по ней, не меньше своих всадников радуясь возможности сбежать от моря, и, запаренные, остановились среди кустов. Алекс встал на стременах и увидел неподалеку лес, а рядом с ним странный дом с башенкой, которого точно никогда прежде не видел.

– Что ж, – от изумления приглушенно произнес он, – мы тут точно не в нашей деревне. Здесь всё по-другому. По всем правилам здесь должен быть верещатник, но здесь… почти замок. Хотя он выглядит пустым.

– Хорошо! – сказала Сесилия, и ее щеки ярко покраснели от возбуждения. – Тогда мы поедем вглубь. Давай придерживаться тропы.

Тропа повела их сквозь кусты, пока с ней не соединились другие тропы, и она стала дорогой – поросшей травой и вереском дорогой, вьющейся среди холмов. Из-за множества следов от копыт на ней они пришли к выводу, что это главная дорога. Сесилия решила держаться ее, пока не найдет способ добраться до Герна, поскольку, конечно же, она собиралась попасть именно в Герн. Алексу было всё равно, куда они поедут. Всё это для него было величайшим приключением в его жизни.

Вскоре пошел снег. Сесилия, которая постоянно выискивала кого-нибудь, у кого можно спросить дорогу, была разочарована. То ли из-за снега, то ли по каким другим причинам, никого не было. Дорога была пуста. Холмы были безлюдны. Несколько раз они проезжали повороты в долины – один вел в приличного размера каменную деревню, – но решили продолжать ехать прямо. В деревне никого не было видно, а они стеснялись стучать в двери. Все эти странные люди могли быть такими же недружелюбными, как мальчик в черном.

Наконец, на длинном плоскогорье, где снег повалил сильнее, запорошив их волосы и заставив покраснеть лица, они встретили пастуха. К разочарованию Алекса, он выглядел совершенно так же, как знакомые им пастухи. У него имелись посох, собака и маленькое стадо овец. Он был бородатым и выглядел замкнутым и одиноким, как обычно бывает с людьми, которые большую часть времени проводят в одиночестве в холмах. На нем была толстовка, гетры и старое одеяло на плечах от снега, совсем как у личного пастуха Хорнби. Взгляд, который он бросил на них, мог быть пораженным, а мог – и просто отсутствующим.

– Извините, – сказала Сесилия, – не могли бы вы подсказать нам, как проехать в Герн, пожалуйста?

Некоторое время мужчина таращился на них. Затем он медленно указал туда, где дорога рядом с несколькими скалистыми холмами поворачивала направо.

– Вон дорога на Герн, – сказал он.

– А что там? – спросил Алекс, показав туда, где рядом с холмами ответвлялась другая дорога и спускалась во что-то вроде ущелья или перевала.

– Фаллейфелл, – ответил пастух.

Оба задохнулись. Похоже, они оказались в королевстве мертвых мисс Гатли, и оно действительно существовало. Алекс быстро поискал тень пастуха, но если она у него и была, ее застилал снег.

– Спасибо, – с дрожью произнесла Сесилия. – Поехали, Алекс.

Она сорвалась с места, быстро помчавшись по дороге в Герн. Алекс так сильно пришпорил коня, что бедное животное запнулось в попытке подчиниться ему. Он посчитал это наихудшим из всех возможных предзнаменований.

Как раз когда он догнал Сесилию, с дороги, ведущей в Фаллейфелл, донеслись звуки. Снег заглушал стук лошадиных копыт, но они услышали голоса нескольких человек. Продолжая двигаться по своей дороге, они нервно обернулись и увидели выезжающий на плоскогорье большой отряд. Эти люди совершенно не походили на знакомых им людей. Большинство из них, похоже, являлись солдатами: у них были опасные копья и тускло сияющие шлемы и нагрудники. Под доспехами они носили одинаковые туники-униформы с коричневой и блекло-синей каймой. Во главе ехали двое мужчин без доспехов в черной одежде, закутанные в громадные накидки с капюшонами. Вся группа остановилась и уставилась на Алекса и Сесилию, неловко двигавшихся в сторону Герна.

– Едем дальше, – сказала Сесилия, – как будто это совершенно естественно.

И она поехала, уставившись прямо перед собой в снегопад.

Однако Алекс не мог удержаться, чтобы не поворачиваться каждые несколько секунд посмотреть назад. Другие всадники остановились, что немного встревожило его. Он видел, как двое мужчин в черном склонились друг к другу, разговаривая и поглядывая на него. В следующий раз, когда он посмотрел, тот, который был более высоким и дородным, подманивал пастуха. В следующий раз он увидел, как пастух тоже разговаривает, подняв глаза на дородного всадника и показывая на дорогу в Герн. В следующий раз он увидел, как весь отряд поехал за ними следом.

– Сесил! Думаю, они преследуют нас.

– Возможно, у них дела в той стороне, – ответила Сесилия. – Продолжай ехать.

Однако она достаточно нервничала, чтобы пустить лошадь рысью. Алекс видел, как другие всадники прибавили скорость.

– Сесил!

– Эй, вы! Стойте!

– Галопом, Алекс! – выдохнула Сесилия.

Они пустились галопом, оба в конец испугавшись. Алекс подумал, что это похоже на то, как если бы их поймали на незаконном проникновении в чужие земли, только еще хуже, поскольку эта земля казалась бесконечной и нигде не было безопасного места, куда можно сбежать. Еще хуже – всадники быстро их нагоняли. У них у всех были великолепные лошади, явно свежие. Их собственные лошади были всего лишь средними – Джозиа не доверил бы им лучших – и уже прошли долгий путь. Маленькая кобыла Сесилии отставала. Алекс слышал, как Сесилия обзывает ее:

– Ты, ленивое животное! Ты, шахтерская кобыла!

А потом их окружил мягкий стук других копыт. Размытые в летящем снеге фигуры всадников нагнали и обогнали их. Два солдата остановили лошадей прямо поперек дороги и скрестили острые копья, создавая дополнительный барьер. Конь Алекса свернул в сторону и встал на дыбы. Солдат с суровым коричневым лицом поймал поводья и дернул. Алекс чуть не упал.

– Прекратите, ну! Я могу с ним справиться!

Он видел, как Сесилия позади него возмущенно бьет по рукам, пытавшимся схватить ее поводья. Он ударил солдата кнутовищем, но оно лишь безобидно звякнуло о стальной наплечник. Его конь нырнул вперед и лягнул.

– Оставьте нас в покое! Чего вам надо? – крикнул Алекс.

– Назад, – велел кто-то. – Дайте ему успокоить эту норовистую клячу, а потом возьмете его.

Говорил дородный мужчина в черном. Одного взгляда было достаточно, чтобы лицо этого человека осталось в памяти Алекса навеки. С первого же взгляда он абсолютно и безоговорочно возненавидел это лицо – жирное злобное лицо с толстыми розовато-лиловыми губами, толстым и одновременно крючкообразным носом и темными, бесчувственными, беспринципными глазами. По сравнению с ненавистью Алекса к этому лицу его ненависть к Корси и мальчику в черном была просто несуществующей.

«Боже мой! – подумал он. – Если все здешние люди такие, неудивительно, что они сделали Роберта изгнанником. Он, должно быть, единственный здесь приятный человек».

Его коня было легко успокоить. Изящный Джим вовсе не был норовистым или нервным конем – Джозиа позаботился об этом, – просто испугался внезапного появления стальных людей, размахивающих вокруг него палками. Всего несколько секунд спустя он уже спокойно стоял, фыркая и прядая ушами из-за снега, готовый пойти туда, куда захочет Алекс. Солдаты тут же сомкнули кольцо вокруг него и Сесилии.

Дородный мужчина смерил их высокомерным взглядом с высоты своей гнедой лошади. Другой мужчина в черном с любопытством нервно прищурился на них.

– Кто вы такие? – спросил дородный мужчина. – Что вы здесь делаете?

– Мирно едем себе, – ответила Сесилия, – когда за нами вдруг пускается погоня, будто мы воры. Не будете ли вы так добры сейчас же позволить мне и моему брату продолжить нашу прогулку, пожалуйста?

Она чувствовала себя очень храброй, очень сердитой и очень ответственной за Алекса.

– Этот ответ ничего не говорит о целях, моя леди, – холодно произнес дородный мужчина. – Я спросил ваше имя и ваше дело, и для вас же лучше, если вы ответите правду.

Сесилия вскинула голову и пронзила его взглядом. Он просто ждал под мягко падающим снегом, глядя ей в лицо черными бесчувственными глазами. И Сесилия жутко испугалась его. Внутри под одеждой ее колотило крупной дрожью, и она знала, что побледнела. Ей было страшно, она вот-вот потеряет самообладание, или упадет в обморок, или закричит, и тогда этот человек начнет смотреть на Алекса и запугивать его. Так что она взяла себя в руки, поскольку она старшая и должна быть ответственной.

– Нас зовут Алекс и Сесилия Хорнби, – храбро произнесла она.

Другой человек в черном – худой, нервный и старше дородного (достаточно старый, чтобы начать терять волосы надо лбом), – вскинув голову, одарил их пораженным взглядом и с недоверчивой улыбкой повернулся к дородному мужчине.

– Думаю, они из Внешнего мира, Тауэрвуд.

Дородный продолжал смотреть на Сесилию.

– Я тоже так думаю, Даррон. Тоже так думаю. Что делает еще более любопытным тот факт, что они спрашивали дорогу в Герн, – и добавил для Сесилии: – Моя леди, я настаиваю, чтобы вы сказали нам, зачем вы скакали в Герн. Что за дела у вас там? Я хочу знать. Я граф Герна.

Это страшно потрясло Сесилию, как и Алекса. Им следовало бы помнить по множеству историй, но они забыли, что, если человек становится изгнанником, он теряет свои земли и их отдают кому-то другому. И больше всего огорчало, что из всех людей наследником стал этот отвратительный человек.

«Но он именно из тех людей, которые захватывают земли», – подумал Алекс, пока Сесилия пребывала в шоке.

– Мы спрашивали о Герне из любопытства, – вежливо, но вызывающе ответил он графу. – Мы хотели посмотреть, какой он, – и абсолютно наугад добавил: – Разве это не знаменитое место?

Человек, которого, похоже, звали Даррон, живо кивнул:

– Да, действительно. Знаменитое по всему княжеству двумя холмами, и Шершнями, и одеждой из тонкой шерсти, и…

– Но, – громко произнес граф так, что Даррон подпрыгнул, – но вам нельзя отправиться туда сегодня. И будет нельзя, пока не пройдет неделя после Нового Года, согласно указу князя в совете. До тех пор никому нельзя выезжать, если только речь не идет о неотложнейшем деле. Ваше дело сущая ерунда – простой осмотр достопримечательностей, и потому мы задерживаем вас именем князя.

К этому моменту Сесилия немного пришла в себя, во всяком случае достаточно, чтобы рассердиться на то, как граф оборвал другого мужчину, который казался таким дружелюбным и готовым услужить.

– Откуда нам было знать? – сказала она. – Мы нездешние. А кроме того, – она глянула на Даррона, – я обожаю одежду из тонкой шерсти.

Он поклонился в седле, улыбнувшись ей:

– Я тоже, моя леди. Нанесите нам визит позже, и я буду счастлив сопроводить вас в магазины Герна. Но сейчас, к сожалению, – он нервно посмотрел на графа, – поскольку вас поймали на нарушении указа князя, наш долг отвести вас в Фаллейфелл, чтобы узнать волю князя.

– Но я не думаю, что вы можете это сделать, – сказал Алекс, крайне встревожившись теперь, когда оказалось, что у этого вежливого человека те же намерения, что и у другого. – Уверен, вы не можете. Мы не имеем к вашему князю никакого отношения. Мы подданные королевы Виктории.

– Может быть, – сказал граф таким тоном, словно королева была самым незначительным и неинтересным монархом на земном шаре, – но вы чужаки здесь, на землях князя, и должны предстать перед ним, чтобы дать отчет.

Затем, словно дело было полностью улажено, он раздал приказы солдатам и поехал впереди к Фаллейфеллу. Даррон, снова поклонившись Сесилии, поехал за ним. Солдаты выстроились вокруг двух пришельцев из Внешнего мира. Один посмотрел на Алекса и мотнул головой в сторону двух людей в черном. Похоже, им ничего не оставалось, кроме как поехать туда, куда им велели.

– Честное слово! – воскликнула Сесилия. – Если они не отпустят нас, как только мы увидим этого князя, я выскажу всё, что о них думаю.

Глава 4. Князь

Всегда наводит уныние, когда приходится неожиданно возвращаться по пути, который только что прошел. Еще большее уныние наводит, когда идти приходится в окружении солдат с безжалостными насмешливыми лицами, чтобы предстать перед неизвестным князем, любящим приказывать всем оставаться по домам.

«Должно быть, он ужасающий тиран, – решила Сесилия. – Подумать только, каждая бедная домохозяйка вынуждена отчитываться всякий раз, как идет за покупками, только потому что князь так сказал! Что за кошмарная страна! Я точно никогда больше сюда не приду!»

Она посмотрела на Алекса, который молча кипел от злости рядом с ней. Он был так раздражен и встревожен арестом – поскольку это был именно арест, – что у него натянулась кожа на переносице. От этого он настолько походил на Джозию, что Сесилия почти улыбнулась. Подумав, что она пытается подбодрить его, Алекс сердито выпятил нижнюю губу.

Гернская дорога повернула обратно на плоскогорье. Минуту они ехали по отрезку, на котором сквозь кружащиеся темные снежные хлопья могли смутно видеть холмы, а потом солдаты повернули направо – в ущелье среди холмов, проехали между утесами, казавшимися под снегом грязно-темными, и наверх плоской долины.

Глядя между стальными шлемами, Сесилия с Алексом уставились на величественное здание, стоявшее на полпути вниз по долине. Это был громадный укрепленный дворец с зазубренными стенами и бесчисленными дворами и садами. Он напоминал маленький город, нанесенный углем на белой бумаге, с нарисованными выступающими, прыгающими и изящными башнями со всех сторон. С самой высокой башни развевался единственный мазок цвета – зеленый флаг с какой-то белой эмблемой, а над зеленым темнела половина флагштока.

Солдат, который мотал Алексу головой, кивнул на дворец:

– Фаллейфелл.

Желудок Алекса сжался так, что его чуть не затошнило. Он услышал голос мисс Гатли так ясно, как если бы она ехала рядом с Сесилией: «А Фаллейфелл – королевство с наружной стороны заводи. Оно так опасно, что те, кто видел его, всё равно что мертвы». И ему совсем не помогало то, что все солдаты отбрасывали на снег бледно-голубые тени, или то, что они ехали, оставляя вполне реальные следы от копыт. Он чувствовал их тепло вокруг себя – лошадей и людей, – но от этого всё становилось только более зловещим. По мере того, как они спускались в долину, и стены дворца поднимались впереди, становясь всё шире, Алекс приходил всё в больший ужас.

Они остановились перед громадными двойными воротами. Люди из сторожки наверху посмотрели на них и, похоже, удивились, что мужчины в черном и солдаты вернулись так быстро. Затем громадные ворота открылись. Все проехали через них по три человека в ряд и попали в один из самых больших внутренних дворов, что Алекс и Сесилия когда-либо видели. Со странным приглушенным эхом проехали прямо по нему, поднявшись к главной парадной части дворца. Мужчины в черном спешились на величественный лестничный пролет, ведущий к большой двери с покрытым снежной коркой гербовым щитом над ней. Оба повернулись и подождали, пока Алекс и Сесилия тоже спешатся. Сесилия подумала, что Даррон помог бы ей спуститься, если бы граф Герна не удержал его. Так что она горделиво посмотрела на обоих и спешилась сама, а потом с самым царственным видом подобрала длинный край амазонки.

– Сюда, моя леди, – произнес нисколько не впечатленный граф.

Они с Дарроном пошли по обеим сторонам от Алекса и Сесилии, а два солдата, позвякивая, медленно двинулись следом.

«Отвратительный человек! – подумала Сесилия. – Похоже, я здесь леди для всех – наверное, таков обычай. Эх, зря я так накинулась из-за этого на нашего изгнанника».

За дверью и лестницей находился зал. Громадный квадратный светлый зал, холодный, мрачный и заполненный людьми в черном. «Двор, видимо», – подумала Сесилия. Черная ткань висела на стенах, и от этого в сочетании с унылым снежным светом из высокорасположенных окон у них заболели глаза.

Они медленно пошли по залу. На другом конце возвышался помост, на котором сидели две женщины, носившие глубочайший траур. Старшая была темноволосой, с белым-белым лицом и громадными пустыми темными глазами со странным, иступленным и прекрасным выражением. Младшая была очаровательнейшей леди из всех, что когда-либо видел Алекс. Ее волосы были такими светлыми, что казались почти белыми, и всё в ней было нежным, маленьким и восхитительным. Она принадлежала к тем леди, которых все ласкают и балуют, но они слишком милые, чтобы их это испортило. И однако она была несчастна. Она сидела, глядя в никуда, будто ее посадили в кресло как куклу, и выглядела такой потерянной и одинокой, что и Алексу, и Сесилии захотелось подбежать, встать рядом на колени и ласкать, нежить и развлекать ее.

Ни одна из леди, похоже, не заметила, как их вели через зал, но большинство других грустных, одетых в черное людей заметили. Женщины возмущенно уставились на Сесилию. Покрасневшая от смущения и холодного ветра снаружи Сесилия старалась надменно смотреть прямо перед собой. Алекс заметил, что большинство мужчин вроде как пытались привлечь ее внимание – кланялись, улыбались и кивали. Казалось, они счастливы видеть ее и переполнены восхищением. Алекс задумался, как они могут восхищаться Сесилией, когда у них две такие женщины на помосте. Он раздраженно посмотрел на Сесилию. Ее амазонка была лиловато-синей под цвет глаз. Ее локоны были такими же ярко-светлыми, как у младшей леди, а лицо – не только розовым, молодым и счастливым, но и нисколько не меньше достойным любования, чем лица обеих леди на помосте. Впервые в жизни Алекс начал подозревать, что его сестра становится ослепительной красавицей, и это встревожило его. И стало еще одним пугающим моментом в этом зловещем черно-белом месте. Алекс пронзал взглядом всех мужчин, которые кланялись и улыбались с глупым восхищенным видом. Хотел бы он носить меч, как у них, чтобы иметь возможность угрожающе положить ладонь на эфес.

Вокруг зашептали и тихонько засуетились. Алекс понял, что князя здесь нет и за ним почтительно послали. Им пришлось ждать его прямо перед помостом, так что две леди оказались на уровне глаз. Младшая, казалось, не замечала их. Старшая бросила на них несколько быстрых, исступленных взглядов, как если бы боялась смотреть слишком долго. Алекс всё больше испытывал страх, смущение и нетерпение. Он принялся смотреть на ноги и спихивать хлыстом с сапог комки снега.

Наконец, он услышал бормотание:

– Князь.

– Его высочество, князь.

– Ваше высочество.

И поднял взгляд на помост. Там, уперев руки в бедра и изумленно глядя вниз на него, стоял мальчик, с которым он дрался на острове.

– Опять ты, – сказал князь.

Под глазом у него темнел красивейший синяк. Хотя сейчас он был скорее не синим, а фиолетово-желтым с красной каймой. «Ничего себе, – подумал Алекс, – отлично я ему врезал». Большая часть его страха и смущения исчезли. Он был так доволен этим синяком, что широко улыбнулся и тоже упер руки в бедра.

– Да, – сказал он. – Опять я.

– Хорошо! – произнес князь. – Хорошо.

По мнению Сесилии, его слова грозили смертью. Он уставился на Алекса с пугающим удовлетворенным выражением, которое заставило Сесилию похолодеть и ослабеть. Алекс уставился в ответ, любуясь синяком, склонив голову на бок, как если бы нарисовал его на лице князя превосходнейшей кистью.

Граф Герна взошел на помост, прервав их игру в гляделки.

– Ваше высочество, этих людей обнаружили, когда они ехали по стране в прямое нарушение вашего указа.

Князь кивнул и вернулся к разглядыванию Алекса.

– Не сомневаюсь в этом, – сказал он. – Они должны были.

Граф мягко наклонился к князю, тоже глядя на Алекса:

– Ваше высочество, я прав в предположении, что это тот человек, который безрассудно напал на вас на острове?

Он почти шептал князю на ухо, но не совсем. Подняв взгляд, Сесилия вдруг увидела стоявшего на возвышении сердитого маленького мальчика – слишком сердитого, чтобы заметить, что жирный безжалостный зверь готов схватить, укусить, задушить его. Она чуть не закричала предупреждение князю.

А потом граф снова распрямился и стал просто дородным недружелюбным мужчиной, а князь – злобным юношей, думающим о дюжине ужасных вещей, которые он мог сотворить с Алексом теперь, когда тот оказался в его власти.

– Помните, – произнесла Сесилия – очень пронзительно и громко, поскольку ужасно боялась за Алекса, – помните, он напал на вас не без вызова. Вы достали меч, чтобы драться с ним… э… ваше высочество.

Она услышала, как позади нее бормочут придворные. Сесилия была уверена, они говорили: «Отвратительная, громкая девушка», – или более величавые слова с тем же смыслом.

Вместо того чтобы ответить ей, князь повернулся к графу Герна с той похожей на Корси манерой держать голову, которую так ненавидел Алекс.

– Да, – произнес он, – они, похоже, сторонники Хауфорса, и мальчик даже воображает, будто может притязать на нашу корону.

Сесилия заломила руки, теряя надежду, что способна исправить эту неразбериху. Она видела, граф смотрит на них так, словно весьма заинтересован, словно ему в голову внезапно пришла целая масса свежих холодных расчетов.

– Честное слово, – произнесла она, – вы всё совершенно неправильно поняли.

– В самом деле? – холодно спросил князь. – В таком случае, зачем вы ехали в Герн?

К своему ужасу, Сесилия покраснела. Она не знала, с какой стати вообще краснеет, но тем не менее краснела – всё больше и больше, пока горячей не стала даже шея. Она была так изумлена и смущена тем, как покраснела, что не могла произнести больше ни слова.

– Объявите их изменниками, ваше высочество? – предположил граф Герна, по-прежнему расчетливо глядя на них.

Князь скрестил руки:

– Именно так.

Алексу он сказал:

– Полагаю, теперь ты осознаешь, что совершил оскорбление величества.

Сесилии он сказал:

– Что касается тебя, уверен, ты знаешь, что твой драгоценный друг Хауфорс сейчас терроризирует всё наше княжество и на каждом шагу бросает нам вызов.

– На самом деле, нет, – шепотом ответила Сесилия.

– На самом деле, да, – сказал князь. – Какая жалость, что вы из Внешнего мира. Это всё сильно усложняет. Я буду держать вас в заточении, пока не придумаю, что с вами делать.

После чего он посмотрел поверх их голов и дал знак людям подойти и увести их.

Люди начали надвигаться на них. Алекс слышал медленно приближающиеся сзади шаги.

– Слушайте! – воскликнул, вспомнив недавние уроки истории в школе. – У вас здесь разве нет Хабеас Корпус?^[4]

Князь нахмурился, и шаги остановились.

– Что такое, во имя неба, Хабеас Корпус? – спросил он.

– Это значит, – ответил Алекс, – что никто не может никого посадить в тюрьму без честного суда.

Князь был поражен – в той манере, которая так взбесила Алекса на острове.

– Как оно может это означать? С латыни оно переводится как: «Ты можешь иметь тело». И это, конечно же, вежливый способ сказать, что ты наш пленник.

Он снова дал знак, и на этот раз солдаты подошли – в зеленых ливреях с широкой черной каймой – и окружили Алекса с Сесилией. Князь улыбнулся. Затем он поклонился и, абсолютно наслаждаясь каждым словом, произнес, как в тот раз на острове:

– Вы можете покинуть нас.

Алекс затрясся от ярости.

– Ты… ты бесчестный, подлый щенок! – воскликнул он. – Скажи еще что-нибудь такое, и я поднимусь и поставлю тебе синяк под вторым глазом. Я буду оскорблять твое величество, пока всё твое лицо не станет черно-синим. Я…

Солдаты схватили его за руки. Придворные подошли с обнаженными мечами. Даже младшая леди пошевелилась и пораженно посмотрела на него.

– Я сделаю это со всеми вами! – выкрикнул Алекс.

Князь засмеялся в полном восторге от того, как разозлился Алекс.

– Уведите его, – сказал он. – Это чудесно! Заприте его – и его сестру тоже. О, Тауэрвуд, от всего сердца благодарю вас за то, что нашли этих двух пришельцев из Внешнего мира.

Он повернулся к графу Герна и пожал ему руку. Граф улыбнулся, и Алекс, вопреки своей ярости, испугался улыбки графа – так сильно, что по позвоночнику прошла дрожь.

А потом они ушли. К ужасу Сесилии, Алекса потащили в одну сторону, а ее учтиво повели в противоположном направлении. Она упиралась и пыталась протестовать. Молодой человек, главный среди солдат, поклонился:

– Сюда, моя леди. Приказы князя. Пожалуйста, возьмите меня под руку.

Он элегантно протянул ей локоть. Безнадежно оглядев солдат, Сесилия поняла, что вынуждена подчиниться. Она неохотно положила пальцы на его рукав из тонкого черного шелка и, в последний раз обернувшись на Алекса, пошла туда, куда он ее повел.

Весь путь до комнаты, где ее должны были запереть, придворный бесил и смущал ее своей вежливостью. Он был молод, кровь с молоком, и полон раздражающей учтивости.

– Позвольте представиться, моя леди. Хьюго, лорд Арбард к вашим услугам – полностью к вашим услугам.

– Спасибо, – устало произнесла Сесилия.

– Вы прибыли в грустное время, моя леди – грустное время. Мы все в трауре, понимаете, в трауре по нашему князю, который умер прямо перед Рождеством. Какой человек… Какой человек.

– Должно быть, вам очень грустно.

– Грустно! – воскликнул он. – Слова слишком ничтожны, чтобы выразить. Слов не хватает.

Сесилия подумала: «Хотела бы я, чтобы их не хватало».

Лорду Арбарду слов явно хватало. Если он был в замешательстве, он просто продолжал говорить то же самое, пока не придумывал новую фразу. Потом он использовал новую фразу, пока не истощит ее. Большинство из того, что он сказал, было про умершего князя. Сесилия заинтересовалась бы, если бы он рассказал ей, каким князь был на самом деле, но он только повторял, что тот был чудесным, величайшим, превосходным, хорошим, великолепным – и ни слова настоящего описания.

Затем они пришли в маленькую комнату. Лорд Арбард поклонился и провел Сесилию внутрь.

– С величайшим сожалением, моя леди – с громадной скорбью, великим сожалением, боюсь, я должен теперь покинуть вас. Adieu, au revoir до тех пор, пока мы не встретимся вновь – как и будет, я верю.

– Лорд Арбард, – в крайнем раздражении произнесла Сесилия, – вы в самом деле слишком вежливы.

Он воспринял это как комплимент. Поклонившись ниже, чем когда-либо, он поцеловал ее пальцы:

– Милая леди, adieu.

После чего закрыл за собой дверь – и, уходя, не забыл опустить засов, при всей своей вежливости, – и Сесилия осталась одна в маленькой голой комнате. Здесь имелось кресло – очень жесткое и прямое. Сесилия села в него и долгое время беспокоилась об Алексе. Она знала, как Алекс ненавидел мальчика в черном, а сейчас стало совершенно очевидно, что князь ненавидел Алекса не меньше. Теперь Алекс был полностью в его власти, и было похоже – поскольку он не знал про Хабеас Корпус, – что у князя в этой странной стране абсолютная власть. Хуже того, подумала Сесилия, он явно наслаждался своей властью. Она попыталась учесть смягчающие обстоятельства: он был примерно ровесник Алекса – хотя она считала, Алекс на его месте был бы добрее – и, конечно, этой властью он обладал не больше двух недель. Князь, его отец, наверное, был убит в тот день, когда изгнанник появился в фермерском доме.

Это переключило ее мысли на Роберта, лорда Хауфорса. Конечно, считалось, что он убил князя. Его положение было гораздо хуже, чем она осознавала. А теперь говорят, будто он терроризирует страну. Сесилия надеялась и пыталась верить, что это неправда. Но с другой стороны, подумала она, откуда ей знать? Она общалась с ним всего около часа и решила верить в него. Он выглядел искренним, когда сказал, что не убивал князя. Однако все эти люди, похоже, считали его виновным.

– О, – произнесла Сесилия, – не сглупила ли я по-страшному?

И прихлопнула рот ладонью, поскольку кто-то снимал засов с двери.

К ее крайнему изумлению, это оказалась старшая из двух красивых леди. Она торопливо вошла в комнату – исступленная, с широко распахнутыми глазами – и посмотрела на Сесилию так, словно та была охотницей, а она преследуемым зверем. При всем своем изумлении, Сесилия вспомнила, что она, вероятно, являлась знатной леди. Сесилия встала и присела в лучшем реверансе.

Леди, казалось, не заметила.

– Мадам, – произнесла она глубоким задыхающимся голосом, – мадам, что привело вас и вашего брата в эти земли? Это правда, что вы искали Хауфорса?

«В общем-то, я могу признаться, – подумала Сесилия. – В любом случае все уже в этом убеждены». Так что она храбро ответила:

– Да, ваша светлость. Понимаете, мы… мы встречались с ним прежде.

Леди ухватилась за ее слова:

– Встречались с ним? Как? – а потом, поскольку Сесилия колебалась, помня, как презрительно князь воспринял то, что изгнанник сбежал во Внешний мир, леди нетерпеливо добавила: – Вам нет нужды ничего от меня скрывать. Я мать Роберта. А теперь расскажите мне быстрее, поскольку у меня мало времени.

«Его мать! – подумала Сесилия. – Тогда что она делает при дворе?» Она снова присела в реверансе и рассказала леди, как изгнанник провел ночь на ферме.

– У вас есть доказательства? – потребовала леди. – Мне необходимы доказательства, поскольку здесь повсюду предательство. Эта страна сейчас опаснейшее место, и, боюсь, скоро станет еще хуже.

Тогда Сесилия, сильно стесняясь, поскольку чувствовала себя глупо из-за того, что сохранила его, вынула лист, вырванный из книги проповедей с маленькой оранжевой печатью на нем. Леди взяла его и жадно посмотрела.

– Да, – сказала она. – Печать Роберта. Он – Конрад Тауэрвуд, который называет себя графом Герна – он использует эмблему башни. Думаю, я поверю тебе, девочка.

– Я говорю правду, – слегка напряженно произнесла Сесилия. – Вы можете видеть по шрифту на листе. А здесь внизу изображение королевы Виктории.

– Да, да, – сказала леди. – Я возьму это, чтобы показать моему сыну. Мы должны позаботиться о твоей безопасности и безопасности твоего брата, девочка, поскольку страна в смертельной опасности, пока Конрад Тауэрвуд может наложить руки на любого из вас. Ты доверишь мне этот знак?

– Да, – неохотно ответила Сесилия. – Конечно, – она не была уверена, что ей нравятся рассеянные, властные манеры леди; и то, как она обращалась к ней «девочка», вызывало такую же неловкость, как речь леди Корси. – Могу я получить его обратно, ваша светлость, когда вы закончите?

Леди улыбнулась. Утешающей, нежной улыбкой, благодаря которой стала выглядеть гораздо менее грустной и исступленной.

– Конечно, моя дорогая. Вижу, ты дорожишь им. Ты можешь доверять мне. Я дочь князя, сестра князя и, конечно же, тетя князя. Ты можешь верить моему слову.

– Спасибо, – смиренно произнесла Сесилия.

Она снова сделала реверанс, когда леди поспешила прочь, и, вновь оставшись одна, села со слезами на глазах. Вскоре уже всё ее лицо было залито слезами, а носовой платок промок насквозь. «Понимаю, – подумала она. – Убитый князь был дядей нашего изгнанника. И он однажды уже убил дядю. Ему следовало сказать… Он мог бы сказать нам!»

Немного позже горничная принесла Сесилии поесть. Еда на подносе выглядела восхитительно, но Сесилии не хотелось есть. Некоторое время спустя другая горничная забрала поднос, а Сесилия по-прежнему сидела в кресле. Короткий зимний день начал подходить к концу. Освещения не было, и комната погрузилась в полную темноту. Сесилии было всё равно.

– Лучше бы я пошла на прием к Корси, – произнесла она. – Это нам наказание за то, что мы были такими дурными. Никто никогда не узнает, что с нами сталось.

А потом кто-то осторожно снял засов с двери. Сесилия храбро встала. «Меня выведут ночью и казнят», – подумала она. Внутрь быстро вошел человек с маленьким мерцающим фонарем. Он поднял свет и посмотрел на нее.

Это снова был Роберт, лорд Хауфорс – изменившийся, суровый и величественный в серой кольчуге. Сесилия прижала ладони ко рту и попятилась от него.

– Чего вы хотите?

Лорд Хауфорс улыбнулся:

– Кажется, я пугаю вас каждый раз, когда мы встречаемся. Вы должны быстро пойти со мной… э… Сесилия. Вы здесь не в безопасности. Я искал и вашего брата, но не смог найти. Похоже, князь увез его куда-то в другое место. Дай Бог, чтобы оба были в безопасности.

Часть 2. Путники ночью Глава 1. Убийца

Солдаты, которые выводили Алекса из зала, остановились прямо за дверью в длинном сводчатом коридоре. Алекс понял, что кто-то бросился за ними с сообщением. Главный солдат недоверчиво отнесся к словам слуги и отправил его обратно удостовериться. Алексу пришлось пять минут томиться в ожидании в коридоре, пока они бегали туда-сюда, шептались и пожимали плечами. Это нисколько не помогало погасить раздражение, зато сильно увеличило страх.

«Наверное, не могут решить, какая темница самая глубокая и темная, – подумал он. – Или, возможно, устанавливают вес оков».

Он очень удивился, когда его, наконец, повели наверх по широкой изящной лестнице.

«Но это всего лишь переход в другое крыло дома, – подумал он, выходя в длинное, похожее на мост помещение с выходящими во внутренние дворы окнами по обеим сторонам. – Как Мост Вздохов в Венеции. Пленники проходят по нему, чтобы никогда не вернуться. И говорят, он очень красивый». Однако солдаты поднялись по еще одной лестнице к тяжелым резным дверям, над которыми на задних лапах стоял каменный леопард. Один из них взял большой ключ и открыл двери. Другой толкнул Алекса внутрь. Он слышал, как за ним закрывают и запирают дверь, но был слишком увлечен разглядыванием помещения, чтобы протестовать.

Он оказался в анфиладе комнат. Прямо перед ним, казалось, на сотниярдов расстилалась комната за комнатой, и каждая была до потолка набита книгами. Одна из самых больших библиотек, что Алекс когда-либо видел. Озадаченный и охваченный благоговением, он медленно пошел к противоположному концу. «Миллионы книг, – думал он по пути, – и, должно быть, все принадлежат этой гусенице». Запах старинных книг был удушающе сильным, эхо шагов заглушалось книгами, и от них исходила сырость, от которой Алекс начал дрожать с головы до ног, не пройдя еще и половину пути.

– На другом конце есть дверь, – произнес он. – Может, они забыли ее запереть. Возможно, в стенах есть спрятанные за полками двери. Возможно, он велел поместить меня сюда, чтобы я сошел с ума в поисках выхода. Потому что больше я в этом никакого смысла не вижу.

Дверь на другом конце была заперта. Алекс сердито потряс ее, пнул и отвернулся. Потом он подумал, что понял причину, по которой его сюда поместили. На мольберте прямо рядом с дверью стоял портрет князя. Должно быть, его сделали совсем недавно, поскольку мальчик на нем был в черном, и от него пахло свежей краской. Алекс уставился на него, и большие голубые глаза портрета уставились в ответ. Алекс знал, что теперь, заметив это, на всем протяжении громадной библиотеки будет чувствовать, как на него смотрят нарисованные глаза.

– Я не стану соскребать тебе глаза, – сказал он портрету. – Это было бы ребячеством, и кому-то пришлось бы просто нарисовать их снова. Но предупреждаю, что поверну тебя к стене, если будешь так на меня смотреть.

Наверху картины была надпись. Алекс наклонился вперед, чтобы разглядеть ее.

– Эверард IV, – прочитал он. – Эверард. Твое жалкое имя, да?

После чего он отвернулся и принялся рассматривать книги. Большинство из них были очень старыми, некоторые – чрезвычайно тяжелыми, с красивыми картинками и готическим шрифтом. Почти все были на латыни, и некоторые – на греческом. Потом он нашел стену, заполненную более новыми книгами. «Всего лишь столетние или около того», – подумал Алекс. Он просмотрел несколько: история княжества, полная сражений, сжиганий, завоеваний и междоусобиц; длинные рыцарские романы в стихах, которые ему не хватило терпения прочитать; и несколько книг с поэмами. Больше всего его заинтересовала поэма о Хамфри, лорде Тремате. Она немного напоминала Шекспира и была почти приятно привычной. Алекс сел с ней на пол, пытаясь забыть, как постепенно замерзает, и прочитал от корки до корки.

– Предпочитаю Шекспира, – сказал он, захлопывая книгу, и обнаружил, что сообщил это слуге с худым вытянутым лицом, который принес ему поднос с едой.

Алекс поднялся на ноги. Слуга поставил поднос, поклонился и вышел в большую дверь ближайшего конца.

Еда была великолепна, и Алекс, в отличие от Сесилии, отлично наелся. Здесь была деревянная миска с дымящимся тушеным кроликом и еще одна с чем-то холодным и белым, что Алекс вначале подозрительно ткнул пальцем. Это оказалась смесь цыпленка с рыбой, приправленная травами. Он попробовал ее и нашел восхитительной. Потом были свежие булочки, белый сыр и серебряная кружка пива. Алекс никогда прежде не пил пива. И решил, что оно ему нравится. Также здесь была чаша с фруктами. За едой он читал одну из исторических книг. «Не так уж и плохо, – подумал он. – Я мог бы оставаться здесь по крайней мере год, не соскучившись. Наверное. Конечно, при условии, что мне будут присылать еду». Потом он вспомнил об отце. И потерял аппетит, хотя до этого с нетерпением думал о большой груше. «Он решит, что мы пропали в плывунах, – подумал Алекс. – Прямо как в историях мисс Гатли. Возможно, именно это случалось со всеми остальными людьми, которые исчезали после того, как видели Дикого Всадника».

Эта мысль так его расстроила, что он принялся бродить по библиотеке, пытаясь избежать взгляда портрета. Он как раз дошел до двери, через которую попал сюда, когда открылась дверь на противоположном конце. Вошли два солдата и начали долгий путь к нему. Алекс пошел им навстречу, но остановился. Он достаточно видел в этой странной стране, что понять: они не в ливреях князя – зеленых с траурными лентами, в которые были одеты приведшие его сюда солдаты. Эти были одеты в блекло-голубой и коричневый, как у тех, что были с графом Герна.

«Случится что-то ужасное», – подумал Алекс.

Солдаты подошли к нему – он ничем не мог им помешать – и спокойно взяли его за руки. Затем они вывели его из библиотеки, провели вниз по еще одной лестнице и вышли в маленький внутренний двор где-то в задней части дворца. Там ждали лошади, большинство из них – со всадниками в тех же сине-коричневых ливреях. Алекс увидел там своего собственного коня и еще одного – великолепного серого коня с уздой, тисненой золотыми леопардами. Алекса подвели к его коню и велели садиться. Потом все ждали, и Алексу, замерзшему уже в библиотеке, от мрачного предчувствия стало еще холоднее. Наконец, торопливо вышел князь Эверард в длинном черном плаще. Прежде чем сесть на великолепного коня, он бросил на Алекса удовлетворенный взгляд. Затем кто-то открыл ворота в стене, и все выехали на противоположный от главных ворот конец долины.

«Что он делает с неправильными солдатами? – задумался Алекс. – Куда мы направляемся?» Ему показалось более достойным не суетиться и не задавать вопросов. Он в любом случае узнает.

Они поехали к холмам на восточной стороне долины, а потом – наверх по извилистой тропе в холмах. Когда они растянулись по тропе в цепочку, Алекс заметил, что рядом с князем едет придворный в черном. Он подумал, это тот молодой человек, который столь элегантно конвоировал Сесилию. Потом Алекс опустил взгляд в долину, на громадный дворец с висящим над ним красным зимним солнцем и заинтересовался, увидит ли его когда-нибудь снова.

Они проехали не слишком далеко. Через полмили медленной езды по заснеженным плоскогорьям, князь отдал приказ остановиться. Солдаты тут же разделились и немного отъехали, пока Алекс, князь и обходительный лорд Арбард не оказались в центре широкого круга. Вокруг не было видно ничего, кроме заснеженных холмов. Алекс посмотрел на князя и заинтересовался, что будет дальше.

К его удивлению, князь улыбнулся.

– Что ж, – произнес он. – Я так понимаю, ты мало что знаешь об искусстве фехтования.

– Да, – озадаченно ответил Алекс. – Я едва могу отличить один конец меча от другого.

– А я, – сказал князь Эверард, – всегда плохо дрался на кулаках.

Алекс понял, что сейчас произойдет.

– Но ты не можешь убить меня мечом, – сердито сказал он. – В кулачном бою люди не умирают.

– Мало, почти никогда, редко – или, по крайней мере, не сразу, – вдруг вмешался лорд Арбард.

– Помолчи, Хьюго, – велел князь. – Я знаю, сражение на мечах может быть опаснее, особенно с пришельцем из Внешнего мира, поэтому я пытался придумать другой способ сражения, в котором мы были бы более равны. Ты умеешь бороться?

Алекс стиснул зубы, чтобы не дать челюсти упасть от изумления. Он умел бороться. В те дни борьба была популярным спортом в деревне.

– Да, – ответил он, – но не очень хорошо. Я слишком легкий, чтобы быть хорошим борцом.

И подумал: «Но мне придется попытаться. Будучи настолько больше, он в два счета меня одолеет».

Князь окинул его взглядом:

– Этого я и боялся. И единственная альтернатива, которая пришла мне в голову – сражаться на шестах. Это ты можешь?

– Да, – ответил Алекс, более, чем когда-либо, изумленный щепетильностью мальчика. – Да, я умею пользоваться шестом.

На самом деле, он считал себя настоящим бойцом. Они с Недом Гатли почти каждую неделю устраивали дуэли, и Алекс побеждал чаще Неда. Единственное – он жалел, что так сильно замерз. Для шеста нужны теплые влажные руки.

Князь, похоже, пришел в восторг.

– Значит, ты согласен?

– Да, согласен.

Князь тут же спешился. Алекс спускался дольше из-за того, что замерз. Лорд Арбард тоже сошел с лошади, держа два деревянных шеста. Князь расстегивал плащ. Алекс неохотно сбросил накидку и расстегнул куртку.

– А теперь, – сказал князь, – я возьму реванш. Вот увидишь.

– Еще чего, – ответил Алекс и начал ритуал плевания на руки – действительно необходимый ритуал, когда кругом снег, понял он.

Вдруг князь сердито вскинул взгляд:

– Назад, вы. Я приказал держаться в стороне.

Солдаты надвигались на них, медленной трусцой подъезжая ближе. Их будто бы стало больше в два или три раза. Алекс видел, как князь и лорд Арбард обменялись встревоженными взглядами и положили ладони на эфесы мечей. Потом они трое оказались окружены плотным кольцом людей и лошадей, и среди них на фоне красного солнца неясно вырисовывалась дородная зловещая фигура нового графа Герна.

Алекс встал близко к князю и юному лорду. Странным образом он чувствовал себя на их стороне – естественно, он встал бы на чью угодно сторону, лишь бы не на сторону графа Герна. По тому, как граф смотрел на них троих, он понял: то ужасное, чего он боялся, наконец, произошло. Интересно, был ли он когда-нибудь в жизни испуган больше, чем сейчас? Бывало, ожидая порки от Джозии, он считал, что ему страшно, но это было ничто по сравнению с нынешним страхом.

Князь и его друг тоже испугались. Они не подали виду, но Алекс чувствовал, почти обонял, что они испуганы не меньше него. Однако заговорил князь твердо и четко, будто был лишь слегка раздражен:

– Что такое, Тауэрвуд? Вы обещали заниматься своими делами.

Граф рассмеялся:

– Правда, ваше высочество, но, когда дело дошло до суда, я обнаружил, что не могу позволить вам вот так нарушать ваши собственные указы.

Князь Эверард сердито вскинул подбородок, однако его лицо сильно покраснело.

– Я…

– Никто, – сказал граф, – не должен выезжать, если только речь не идет о неотложнейшем деле, пока с Нового Года не пройдет неделя. Вы выехали на десять дней раньше, мой лорд.

Князь Эверард потерял самообладание, как в тот раз на острове. При виде того, как он топает и потрясает кулаком, Алекс заподозрил, что он частенько так делает.

– Вы, жирная подлая жаба! Очень хорошо, я нарушил указ, но разве я не князь? Разве нет у меня власти создавать и нарушать любой закон в стране?

И так далее.

Пока князь бушевал, граф с вялой фальшивой жалостливой улыбкой качал головой. Никогда еще Алекс так не ненавидел улыбку. Заметив ее, лорд Арбард взял князя за локоть, попытавшись его успокоить. Князь Эверард оттолкнул его и продолжил кричать на графа. Но вскоре его тоже встревожил этот сожалеющий взгляд. Он запнулся, заговорил спокойнее и нескладно закончил:

– Я не собираюсь уступать запугиванию, Тауэрвуд.

Тогда граф вздохнул и мягко ответил:

– Ах, ваше высочество, эти ваши приступы ярости стали вашей гибелью. Как все мы боялись, вы, в конце концов, сошли с ума. Здесь, – он обвел жестом ждущих солдат, – здесь сорок свидетелей.

Алекс, как и князь, в изумлении обвел взглядом солдат. Каждого будто выбрали за безжалостное жестокое лицо. В ожидании они сидели, держа в руках длинные копья и глядя вниз на стоявших в снегу троих людей без единого проблеска доброты или сострадания хоть на одном из сорока лиц.

– Чушь, – храбро ответил князь Эверард, но его голос дрожал. – Уходите, Тауэрвуд. Заберите с собой ваших людей.

– Конечно, – продолжил граф, – ни один сумасшедший не признает себя таковым. Этого следовало ожидать. Но уверяю вас, ваше высочество, вы безумны. Естественно, мы удержали вас от убийства пришельца из Внешнего мира, но, несмотря на все наши усилия, вы убили присутствующего здесь бедного юного лорда Арбарда.

– Что? – произнес князь.

Алекс заметил, как лорд Арбард, прикусив губу, перекрестился.

– Вы слышали меня, – сказал граф. – Давайте, ваше высочество. Доставайте меч. Убейте его.

– Я не стану этого делать! – воскликнул князь. – За кого вы меня принимаете?

– Вы говорите, – произнес граф, – что вы тот, у кого есть власть создавать и нарушать любой закон в стране. Но, – он засмеялся, – если вы не хотите убивать присутствующего здесь моего лорда, мне придется совершить ваше злодеяние вместо вас.

Алекс испуганно наблюдал, как он медленно вынимает меч.

– Куда вы раните его, ваше высочество? В сердце? В горло?

– Нет! – отчаянно прошептал лорд Арбард, наблюдая за красным отблеском солнца на мече графа.

Он начал вытаскивать собственный меч, но один из солдат быстро опустил острие копья и прижал его к запястью лорда Арбарда.

Тогда Алекс потерял самообладание. Он никогда не встречал ничего настолько несправедливого. Он не был уверен, что понимает половину из того, что происходит, но было предельно ясно, что юного глупого лорда в самом деле убьют.

– Прекратите! – крикнул он графу. – Как вы смеете!

Он бросился на высокую коричневую лошадь, подняв свою палку. К нему тут же опустились шесть копий, и его резко остановила холодная острая сталь возле горла. Граф спокойно склонился с седла и забрал у него шест.

– Ах, да, – произнес он. – Ты тоже безумен. Никто в этом не сомневается. Вижу, у тебя точно такой же темперамент, как у бедного Эверарда. А теперь прочь с моей дороги, мальчик.

После чего он убил лорда Арбарда. Алекс закрыл глаза и услышал резкий вдох, стон и тяжелый звук падения лорда Арбарда на снег. Открыв глаза, он увидел кровь на мече графа и застывший пылающий синяк на бледном лице князя.

– А теперь пойдемте, – сказал граф.

Солдаты спешились. Чувствуя тошноту и ужас, Алекс стоял, пока они связывали ему руки, и не мог сопротивляться, когда они завернули его в его же накидку и подняли на лошадь перед одним из солдат. Князь Эверард выглядел точно так же, как он себя чувствовал, и не отрывал взгляда от того места, где на затоптанном снегу красным пятном растекалась кровь лорда Арбарда.

Затем они тронулись с места.

– Куда вы нас везете? – вопросил князь.

– Скоро увидите, – ответил граф.

Долгое время лошади быстро скакали по плоскогорьям. Алекс смотрел вниз на взбивающие снег копыта и думал, что они оставляют отпечатки, по которым легко отследить их путь. «И хоть кто-то должен попытаться последовать за нами, – подумал он. – В конце концов, он князь».

Солнце начало садиться. Всадники повернули к нему и поскакали вниз на пересечение с дорогой. Затем они снова поднялись на холмы и ехали, пока солнце не стало громадным красным диском на уровне глаз. К этому моменту Алекс заледенел. Резкий зимний ветер дул прямо с моря по холмам, и нечему было задержать его. Он испытал облегчение, когда они вновь начали спускаться, пока не оказались в укрытии тусклой, занесенной снегом дороги, вьющейся между холмами рядом с бурной коричневой рекой. Здесь на снегу было множество отпечатков копыт. Алекс испугался, что пока они едут по дороге, их следы затеряются среди других.

Наконец, они добрались до места, где другая дорога поворачивала налево. Она шла через низкий каменный мост, а потом погружалась в глубокий раскол в холмах. Почти ущелье, подумал Алекс. Всадники повернули на этот путь, и, когда их копыта загремели по мосту, заглушая звук реки, он услышал, как князь Эверард вскричал:

– О, только не в Эндвейт! Ради Бога, только не в Эндвейт, мой лорд!

– Что может быть лучше Эндвейта? – спросил граф. – В конце концов, ваш отец тоже там умер.

Глава 2. Лагерь

Сесилия вышла из маленькой комнаты следом за Робертом, лордом Хауфорсом. Она уже не была уверена, что доверяет ему, но ей больше ничего не оставалось. И вполне возможно, придя во дворец князя, чтобы спасти их с Алексом, он рисковал жизнью. То, что он сказал про Алекса, ужаснуло Сесилию. Тихонько следуя за изгнанником по коридорам и вниз по лестнице, она молилась о безопасности брата. Она так боялась за Алекса, что забыла бояться за себя. И поэтому испытала настоящее потрясение, когда из ниши вдруг шагнула странная леди и схватила Роберта за руку.

– Что такое? – услышала она его шепот.

– Вы должны встретиться с ней. Она знает, что вы здесь, и желает видеть вас.

– С чего бы ей желать видеть меня?

– Она испугана. Она боится, вы желаете ей зла.

Сесилии не понравился этот разговор о «ней». Так же как ей не слишком понравилась леди – молодая и красивая, и не обратившая на Сесилию ни малейшего внимания.

– Пойдемте, – сказала леди, тяня Роберта за руку.

– Но, Филиппа, – ответил он, – я должен увести Сесилию. Я не могу бросить ее одну.

– Это уж ваше дело, – сказала леди. – Пойдемте.

Она зашуршала прочь по боковому коридору. Роберт взял Сесилию за руку, и они пошли следом, попав в просторную пустую комнату с множеством удобных шелковых кресел, а потом – за занавесь в гораздо более богатую комнату, светлую и всю в украшениях: из шелка, гобеленов, драгоценных камней и хрусталя. Там в низких креслах сидели мать Роберта и другая, более молодая леди. Сесилия вдруг осознала, что эта более молодая леди, наверное, княгиня – жена умершего князя и мать мальчика в черном.

Княгиня плакала.

– Что вы теперь сделали, злой человек? – сказала она Роберту. – Куда вы забрали моего сына? Почему вы преследуете нас? Почему бы сразу не объявить себя князем – и с концами?

– Мадам, – ответил лорд Хауфорс, – я не видел вашего сына. Я не менее вас беспокоюсь о том, где он может быть.

– Как вы лжете, – сказала княгиня. – Как вы лжете! Вы захватили его в плен или убили его, а завтра по всей стране объявите себя князем – так же, как в Рождество объявили себя пострадавшим.

– Мадам, – повторил лорд Хауфорс, – я не видел вашего сына. Я не имею представления о его местонахождении. Если бы имел, уверяю вас…

– …убили бы его еще раньше, – закончила за него княгиня и спрятала лицо в ладонях.

Мать Роберта подняла на него взгляд:

– Ее невозможно переубедить. Роберт, ты правда не знаешь, где Эверард?

– Абсолютная правда, уверяю тебя.

– Тогда ты должен разузнавать, и расспрашивать, и не знать покоя, пока не найдешь его и пришельца из Внешнего мира. Пока князь не найдется, ни она, и никто другой не поверит в твою невиновность.

– Я постараюсь найти его.

– Мы догадываемся, где он, – ответила его мать. – А теперь, пожалуйста, иди. И обеспечь безопасность, по крайней мере, этой девочке.

Сесилия, всё это время немного обиженно стоявшая рядом, присела в реверансе, и леди улыбнулась:

– Мы в долгу у тебя за ночлег, – и протянула маленький листок бумаги с загнутым уголком и оранжевой печатью.

Потом Сесилия снова кралась за изгнанником по коридорам и дворам громадного дворца. По пути она размышляла, какое странное у изгнанника положение. Если бы она была княгиней, она позвала бы солдат и велела бы его арестовать, несмотря на то, что он ее племянник. «Единственное, что я могу предположить, – сказала она самой себе, – княгиня не настолько уверена, как хочет показать, что он действительно злой. Хотела бы я знать всё, что нужно, о том, как был убит князь. Думаю, здесь скрывается гораздо больше, чем мы узнали».

Они вышли наружу в сильный мороз, к крошечным боковым воротам. Стоявший там замерзший часовой в зеленой ливрее поднял фонарь, чтобы посмотреть на них. Сесилия перепугалась, но изгнанник улыбнулся и хлопнул часового по плечу:

– Большое спасибо, Том. Настоящий часовой уже пришел в себя?

– Ага, мой лорд. Пр’шлось сунуть ему кляп.

– Тогда вынь кляп. Теперь он может кричать, сколько угодно. А потом следуй за нами туда, где сможешь снова носить свою собственную ливрею.

– Она у меня под этой, мой лорд. Так теплее.

После чего он, весело насвистывая и нисколько не скрываясь, прошел к извивающейся фигуре настоящего часового.

– Шевелись, ты, – сказал он. – Пять минут вам, шобы скрыться, мой лорд.

Когда Роберт снимал засов с ворот, Сесилия видела, как фальшивый часовой подтаскивает настоящего к белой полосе лунного света, где его будет видно.

За воротами находились голые поля, покрытые затвердевающим на морозе снегом. В громадной черной тени стен кто-то двигался и слышалось позвякивание. Роберт повел Сесилию туда. Там стояла группа выдыхающих пар лошадей с всадниками в стальных доспехах и слабо светящихся оранжевых ливреях. Сесилия решила, что оранжевых, но в лунном свете они могли сойти за коричневые.

– Боюсь, у нас нет для вас дамского седла, – прошептал Роберт.

Сесилия засмеялась:

– Предпочитаю ездить по-мужски. Так проще. Но вы не должны таращиться на меня.

Похоже, это стало для него облегчением. Один из солдат помог Сесилии подняться в седло, пока изгнанник садился на ту же серо-голубую лошадь, на которой его видели в заводи. После чего группа поскакала быстрой рысью по замерзшим полям на запад, а затем наверх – в холмы.

Все были в отличном настроении, даже Сесилия, несмотря на страх за Алекса. Она была счастлива, что выбралась из Фаллейфелла, и в восторге от скачки в лунном свете. Люди вокруг пели, насвистывали и были просто искренне довольны, что их предводитель вернулся из дворца. Примерно четверть часа спустя их нагнал Том, фальшивый часовой, и был он веселее любого из них. Сесилии он пришелся по душе. У него была кудрявая черная бородка, которая совершенно поразила ее воображение.

– Теперича я снова м’гу стать Шершнем, моя леди, – сообщил он ей, закручивая усы.

– Что за Шершень? – спросила Сесилия.

Все ахнули, удивляясь ее неведению.

– Мы… Мы – Шершни.

– Оранжевая ливрея с двумя черными полосами, – объяснил Роберт. – Это настоящая ливрея Герна, и она знаменита в княжестве. Она столь же старинная и уважаемая, как зелень князя или красно-белый Даррона.

– И мы уд’стоились чести носить ее, – сказал Том. – Так шо все мы тоже изгнанники.

– О, понимаю, – сказала Сесилия и подумала, как это мило с их стороны – вот так идти до конца.

Они продолжили ехать, и некоторое время спустя Роберт серьезно спросил ее:

– Князь не давал никаких намеков насчет своих намерений в отношении вашего брата? Если бы мы знали, что он собирался делать, нам было бы проще найти, где они.

– Ну, – произнесла Сесилия, – он испепелял Алекса взглядом своего подбитого глаза – знаете, на острове Алекс поставил ему синяк под глазом.

Роберт рассмеялся:

– Нет, я не знал. Бедный Эверард! Наверняка он очень плохо это воспринял. Тогда я начинаю понимать кое-что из случившегося. Уверен, должен был состояться реванш, но он не мог произойти далеко от Фаллейфелла. Это внушает мне уверенность, что Тауэрвуд выехал, чтобы последовать за ними, хоть мне и сказали, что он отправился в Герн.

– О, нет! – воскликнула Сесилия.

– Боюсь, что так, – ответил Роберт. – Как только доберемся до нашего лагеря, я отправлю шпионов в Герн и Тауэрвуд. Они обязательно что-нибудь разузнают. Я рад, что вы рассказали мне об этой драке, поскольку я гадал, не отправился ли Эверард в Ландернесс – он вроде бы уехал в том направлении.

Это испортило Сесилии оставшуюся часть поездки, хотя они ехали по потрясающей местности, казавшейся вершиной мира, и солдаты были по-прежнему веселы.

Когда они прибыли в лагерь, Сесилия немного ожила. Лагерь находился на высокорасположенной плоской долине там, где над ней нависала скала. В скале имелись пещеры с огнями внутри, а рядом с пещерами стояли палатки. Костры расплавили круги в снегу и отбрасывали отблески на ряды привязанных к колышкам лошадей. Несколько молодых людей в длинных плащах выбежали им навстречу, сопровождаемые странными синими тенями. Обратно они бежали рядом с лошадьми, выкрикивая приветствия и расспрашивая о новостях. Когда всадники остановились возле палаток, и Сесилия спешилась, Роберт представил ей молодых людей. Сесилия слегка запуталась в них, но запомнила, что человека с длинным носом зовут Руперт, лорд Страсс, а совсем молодой темноволосый был оруженосцем Роберта, и его звали Джеймс Марч. Разговаривая на ходу, Роберт прошел со всеми в одну из пещер. Похоже, новость об исчезновении князя сильно их встревожила.

– Тауэрвуд, – сказал Джеймс Марч.

– Наверняка, – согласился Роберт. – Теперь, когда у меня открылись глаза на этого человека, я уверен, он способен на что угодно, – он засмеялся. – Потом меня призвали к княгине, и они с моей матерью были несказанно неосторожны. А там стояла Филиппа из Тауэрвуда, слушавшая каждое слово, – он повернулся к Сесилии: – Вы заметили, как они были неосторожны?

– На самом деле, нет, – сказала Сесилия. – Я… Я сердилась из-за того, что они считают, будто во всем виноваты вы. Как они были неосторожны?

– В таком случае, может, это было и не настолько очевидно, – сказал Роберт. – Я надеялся на это, поскольку я мало что способен сделать для них, а Тауэрвуд может причинить им много вреда. Княгиня практически велела мне объявить себя князем, пока Тауэрвуд не захватил корону себе.

– Вы должны воспользоваться ее советом, – сказал Джеймс Марч. – Вы следующий в праве наследования и вы совершеннолетний.

Роберт рассмеялся, как если бы оруженосец сказал ужасную глупость. Сесилии невероятно нравилось, как он смеется. И она, наконец, полностью ему поверила.

– О, Джеймс, – сказал Роберт, – давай не будем создавать еще больше проблем, чем у нас уже есть. Бедный Эверард без сомнения и так достаточно собрал углей на свою голову. А теперь давайте есть. Сесилия, я не могу предложить вам чая.

Сесилия засмеялась и покраснела. У них была великолепная еда на настоящем столе в пещере, и угольная жаровня, чтобы согреться, и вино, чтобы пить. Пока они ели, Сесилии пришлось объяснять про чай серьезному и любознательному лорду Страссу. Пока она объясняла, не прекращалось хождение туда-сюда, а Роберт вышел отдать приказ насчет шпионов в Герн.

– Узнаем к утру, – сказал он, вернувшись.

Из-за вина и полного приключений дня на Сесилию напала ужасная сонливость. Она заинтересовалась, на чем будет спать. Пол голой каменной пещеры был выстлан тростником. Она горячо надеялась, что ей не придется спать на тростнике. Судя по тому, что она слышала, все изгнанники так и делали. Но потом, к своему немалому смущению, она обнаружила, что большая часть хождений туда-сюда была вызвана установкой палатки лично для нее.

– Жаль, мы не можем предоставить вам горничную, – сказал Роберт, – но вы здесь единственная леди.

– Святые небеса! – воскликнула Сесилия. – Дома у меня нет горничных! С какой стати мне понадобилась бы горничная здесь?

Едва она это произнесла, как ей захотелось откусить себе язык. В беспокойном стремлении показаться довольной всем, что они делали для нее, она, совсем как на ферме, вновь смутила Роберта. Освещение было слишком тусклым, чтобы увидеть, покраснел ли он, но он явно не знал, что сказать. Видя, что он расстроен, остальные тоже смутились, за исключением Джеймса Марча, который нахмурился на нее. Все смотрели на крышу пещеры или наружу через вход на морозные звезды, так что в итоге Сесилия просто не знала, куда себя девать.

– Могу… Могу я увидеть палатку? – наконец, спросила она.

– Я покажу вам, – ответил Роберт, и снова всё стало хорошо.

Сесилия пришла в восторг от палатки и не преминула сообщить об этом Роберту. Для нее нашли походную кровать, и зеркало, и миску для умывания. Здесь было очень много одеял и оранжевый плащ на случай, если ей будет холодно. Для волос был резной гребень из слоновой кости, а в маленькой глиняной вазе даже стояла веточка вечнозеленых листьев.

– Это невероятно любезно, – сказала Сесилия. – Сколько хлопот для вас.

Однако, когда ее оставили в палатке одну, она обнаружила, что приготовиться ко сну здесь сложнее, чем она ожидала. Она никогда прежде не спала в палатке. Близость людей снаружи пугала ее, пока она не поняла, что звуки, которые она слышит – это шаги охранявших ее четырех часовых. Кроме того, хотя дома у нее не было горничной, всегда была мисс Гатли, чтобы помочь. Когда дело дошло до раздевания, Сесилия обнаружила, что не отваживается и попытаться сделать всё самостоятельно. К тому же ей не нашли никакой ночной одежды, так что спать предстояло в нижних юбках.

«Мой наряд будет испорчен, – подумала Сесилия, – но это неизбежно. А волосы утром будут похожи на воронье гнездо, хоть они и вьются сами по себе». Дома у нее была Мэри-Энн, которая хорошо управлялась с волосами и которую по большим праздникам звали и к Гатли.

– В конце концов, – произнесла Сесилия, – это походная жизнь.

Так что она, наконец, легла и ужасно беспокойно спала: ей снились безумные сны про угрожающие Алексу и Роберту опасности. Самый жуткий кошмар приснился ей почти на заре – будто Конрад Тауэрвуд подходит к ней с похожей на сарацинскую саблей и загоняет в плывуны заводи. Что бы Сесилия ни делала, она всё отступала и отступала, и как раз, когда плывуны мягко сомкнулись над ее головой, она проснулась и услышала, как трубят горны. Она села – взбудораженная и испуганная сном. Вокруг бегали люди. Слышалось ржание лошадей. Потом кто-то подошел к двери ее палатки.

– Сесилия.

Она узнала голос Роберта.

– Да? – ответила она.

– Не могли бы вы выйти, как можно скорее? Конрад Тауэрвуд скачет, чтобы напасть на нас, и вы здесь не в безопасности.

Глава 3. Темница

Алекс мало что увидел в Эндвейте. Когда они выехали в долину за ущельем, почти совсем стемнело, так что он получил лишь смутное представление о глубоком закрытом пространстве. Каким-то образом он понял, что это обрабатываемая плодородная долина со множеством фруктовых деревьев и зажиточных деревенских домов, и он слышал звук водопада, сверкавшего в снегу на противоположном конце. Под защитой холмов было не так холодно. Снег в деревне едва-едва покрыл дорогу и не намного больше – ветви больших деревьев за ней. Под деревьями было промозгло и отсутствовало эхо, и у Алекса упало сердце. Затем он увидел дом, стоявший в стороне под холмами – большой дом или маленький замок, он не был уверен.

«Замок», – решил он, когда они остановились рядом. Вокруг него располагался темный, блестящий, незамерзший ров с водой, а люди внутри опускали разводной мост. Лязг и грохот цепей на мосту так испугали Алекса, что у него застучали зубы. Они напомнили ему обо всем, что он когда-либо читал о темницах, оковах и пытках.

Разводной мост с треском опустился, открыв темный аркообразный проход, освещенный ярким факелом в кронштейне. Граф Герна и его солдаты с грохотом проехали вместе с ними в арку мимо яркого неровного пламени и въехали в крошечный темный двор. Ворота с грохотом закрылись, а разводной мост с бряцаньем поднялся обратно.

Солдат, сидевший за Алексом, спешился и грубо потянул Алекса за ногу.

– Слазай давай, ты, Внешник.

Алекс, как мог, соскользнул с лошади, используя для балансирования локти, поскольку руки у него были связаны. Все солдаты вокруг под нестройное позвякивание кольчуг спускались с лошадей. Он мельком видел, как князя Эверарда стянули вниз, схватив за загривок. Дрожа от холода, Алекс стоял среди солдат в темноте, пока другие люди уводили лошадей. Немного в стороне, на освещенном участке он видел раздающего приказы графа Герна. Затем граф прошагал обратно к ним. Алекс попытался перестать дрожать.

«Он решит, будто я боюсь, – подумал он. – А я не боюсь. Я не боюсь».

– Темница готова, – сказал граф. – Уведите их.

Солдаты развернулись и зашагали прочь от света – в глубокую темную арку. Там почти сразу же началась лестница, и Алекс споткнулся. Кто-то зажег фонарь, от которого по толстым каменным стенам вокруг запрыгали громадные тени. Внизу лестницы находилась массивная открытая дверь, а когда они вошли в нее, за ней оказалась еще одна лестница. На этот раз свет блестел на стенах, насквозь мокрых из-за рва снаружи. Потом была более низкая и узкая дверь, на отпирание которой ушло некоторое время. Солдаты не зашли внутрь. Двое из них взяли Алекса, развязали ему руки и толкнули внутрь. Помня, что темницы всегда глубокие, Алекс сохранил достаточно присутствия духа, чтобы прыгнуть, когда его толкнули. Он упал фута на три, приземлившись ладонями и коленями на сырую солому, и ему пришлось поспешно отползать в сторону, когда следом за ним толкнули князя. Дверь над ними с глухим стуком закрылась. Со скрипом встали на место засовы, и загремели цепи висячего замка. Затем Алекс услышал звук шагов уходивших солдат – очень слабый и далекий.

Тогда он встал и двинулся по темнице наощупь. Она была довольно просторной – около пяти широких шагов до стены оттуда, где он стоял на коленях, а пол покрывал толстый слой вроде как свежей соломы. Стена, когда он добрался до нее, оказалась сырой – гораздо сырее стен, мимо которых они только что проходили, а поскольку снаружи было ужасно холодно, стекающая вода была ледяной. Алекс с дрожью отдернул руки и развернулся обратно.

Было светлее, чем он ожидал. В боковой стене на недосягаемой высоте находилась крошечная решетка, которая, должно быть, располагалась прямо над уровнем воды рядом со рвом. Алекс догадался об этом, поскольку свет, который она пропускала, представлял собой рассеянный лунный луч, колыхавшийся и двигавшийся по мокрой стене. Не прямой лунный свет, а отражение в воде рва. И он позволил Алексу разглядеть бледность соломы и черную фигуру князя Эверарда, его белые волосы и еще более белое лицо.

Князь стоял, прислонившись к стене рядом с дверью, будто не двигался с тех пор, как дверь закрылась. Алекс понял – внезапно, как если бы кто-то швырнул ему в лицо холодную губку, – что, если его собственное положение было достаточно отчаянным, положение князя было не просто безнадежным, а кошмарным. Его отца убили – и, видимо, убили в этом самом месте. Его друга только что зарезали прямо у него на глазах. А поскольку граф Герна смог всё это совершить, похоже, во всем княжестве у Эверарда не осталось ни одного друга, на которого он мог бы положиться.

«Как ужасно! – подумал Алекс. – Я, по крайней мере, могу вспомнить о доме, или о школе, или о Гатли. Я могу думать об отце или даже о Корси. Но у него вряд ли сейчас найдется хоть одна приятная уютная мысль». Ему стало так жаль князя, что он попытался придумать, что можно сказать утешающего. Однако это было сложно, поскольку Алекс понял, что, в сущности, не знает его. Могло бы помочь замечание насчет темницы, предположил он, и как раз уже собирался сказать, как здесь сыро, когда князь заговорил.

– Если бы только, – произнес он, – если бы только ты не был так мне противен, я смог бы перенести всё остальное.

Всё сочувствие Алекса испарилось. Он засунул руки в карманы и небрежно прошел под решетку.

– Похоже, ты хочешь получить еще один синяк, – сказал он. – Или предпочитаешь, чтобы я расквасил тебе нос?

– Давай хвались. У тебя преимущество, но если бы у меня не забрали меч, преимущество было бы моим.

– О, – противным тоном произнес Алекс, – у меня в кармане есть перочинный ножик, – он подождал, не захочет ли Эверард пойти на мировую, но тот промолчал; и Алекс беззаботно добавил: – Если хочешь, я одолжу его тебе, но я всё равно тебя побью.

Князь не ответил. Алекс повернулся от решетки и увидел, что Эверард, положив локти на стену, уткнулся в них лицом. Алексу снова стало его жаль, и это раздражало. Он сел на солому, опустив подбородок на колени, и сосредоточился на том, чтобы жалеть себя. Он находился в достаточно сложном положении. Отец вернется из Лондона через два дня, и к тому времени все уже решат, что Алекс умер. А потом его вдруг поразило осознание, что, возможно, они будут правы, посчитав его мертвым, и он понял, что готов в любую секунду разреветься. И он бы выплакал все глаза, пока Эверард стоит у стены, если бы кто-то не начал отпирать дверь.

Алекс тут же вскочил. Князь быстро отошел от стены, и оба, будто в чем-то виноватые, повернулись к двери. Она распахнулась, и наверху появился граф Герна. Он держал высоко поднятый фонарь, слабое пламя которого ослепило обоих. Алекс в надежде сжал пальцами перочинный нож, но увидев позади графа солдат, выпустил его.

Граф смотрел на князя и говорил так, будто Алекса здесь не было:

– Ваше высочество, я пришел объяснить, чего вам ждать в моей власти. Я подумал, что должен оказать вам эту любезность, прежде чем покончу с вашим кузеном Хауфорсом.

– И чего мне ждать? – спросил Эверард.

Граф улыбнулся своей жуткой улыбкой:

– Верной смерти от голода, ваше высочество.

Князь посмотрел на Алекса:

– Но он…

– Именно, – сказал граф. – Пока вы оба живы, вам будут давать ровно столько еды, сколько необходимо для поддержания жизни в одном теле. Ни крошки больше. Если вы примете пищу, пришелец из Внешнего мира умрет по вашей вине, что послужит гибелью для всего государства. Вы примете пищу, ваше высочество?

Один из солдат прошел через дверной проем, неся тарелку и крошечную кружку.

– Возьми, Алекс Хорнби, – сказал граф. – Это всё, что ты получишь до завтрашнего утра.

– Вы изверг! – воскликнул князь. – Вы чудовищный дьявол! Бери, Алекс, бери, во имя неба.

Алекс почувствовал, как он настойчиво пнул его по ноге, как если бы в его словах таился скрытый смысл. Он неуверенно прошаркал вперед, понимая, что существует что-то, чего он не улавливает – что-то крайне важное и для него, и для князя. Когда он протянул руки, беря тарелку и кружку, его озарило, в чем дело. Но было слишком поздно. Его руки оказались заняты, а дверь захлопнулась у него перед носом. Сквозь квадратное зарешеченное отверстие в двери проникал свет, и Алекс видел, как граф смотрит через него.

– Вам стоит всё разъяснить этому вашему врагу, ваше высочество. Он не понял, почему вы пнули его. Он должен понять, почему его долг – уморить вас голодом. А теперь – прощайте. Я собираюсь сначала предложить брак либо вашей матери, либо вашей тете – мне всё равно, которая согласится, поскольку обе дадут мне право претендовать на корону, – а потом уничтожить вашего кузена изгнанника. Я вернусь через неделю, и к этому времени, надеюсь, вы будете мертвы или на самом деле безумны. Спокойной ночи вам обоим.

Квадратная дыра захлопнулась, засовы и цепи загремели, и они снова остались в темнице одни.

Алекс отвернулся от двери, по-прежнему держа чашку и тарелку, готовый пнуть сам себя или завопить от гнева.

– Я… Извини, – произнес он. – Это… Это действительно правда, что никто не посмеет убить меня?

– Увы, да, – ответил князь. – Если бы только я предупредил тебя! Я видел, что ты не понял, – он отвернулся от Алекса и сел на солому. – Если кто-нибудь из нас в этом государстве убьет кого-нибудь из Внешнего мира, наступит конец всему – каждому мужчине, женщине или ребенку.

– Ты уверен? – спросил Алекс. – Откуда ты знаешь?

– Так написано, и каждая живая душа знает об этом. Смерть пришельца из Внешнего мира от наших рук влечет за собой гибель государства. Некоторые говорят, что мы все растаем, как снег, другие – что мы упадем замертво в тот момент, когда умрет пришелец. Я не знаю. Но абсолютно точно никто здесь не осмелится убить тебя.

– И у меня в кармане был нож! – воскликнул Алекс. – Я взялся за него и выпустил, поскольку подумал, что он бесполезен. Я не понимал, что он имеет в виду, пока не стало слишком поздно.

– Ты наверняка был бы ранен. Но они не посмели бы ранить тебя серьезно. Какая жалость, что я не сказал тебе, потому что ты мог бы прикончить этого чудовищного человека. Почему я ни разу не догадался, какой он изверг? – потом он раздраженно вскинул голову. – Ешь эту еду. Перестань стоять с ней.

Алекс посмотрел на то, что было у него в руках. На тарелке лежал ломтик хлеба, а кружка была наполовину наполнена вроде как водой. Он проголодался после долгой езды по снегам, но никоим образом не умирал от голода. Обед, который он получил в библиотеке, был слишком хорошим, хотя теперь он жалел, что не съел ту грушу.

– Я не очень голоден, – сказал он. – Мы можем разделить.

Князь Эверард резко отодвинулся от него.

– Нет, – сказал он. – Нет! Ешь, пей воду. Разве ты не понимаешь? Я не смею позволить тебе умереть от голода.

– Но я не умираю от голода. Я великолепно поел в Фаллейфелле. Никто не может умереть от голода за несколько часов, дурак! Позволь мне отдать тебе половину.

– Ешь, – повторил Эверард и уткнулся лицом в колени.

Обуреваемый желанием потрясти его и жалея, что здесь нет колючего куста, в который его можно было бы швырнуть, Алекс вместе с едой встал рядом с ним на колени.

– Давай. Возьми половину.

– Я не голоден.

– Голоден. Или будешь к утру, и к тому времени я точно не умру. Мы должны делить между собой то, что нам дают, по крайней мере до тех пор, пока не начнем по-настоящему умирать от голода.

– Нет, – ответил Эверард, не поднимая лица от коленей.

Алекс вздохнул. Он никогда в жизни не встречал никого настолько упрямого, как этот князь.

– Разве ты не понимаешь, – спросил он, – как я буду себя чувствовать, позволив тебе умирать от голода рядом со мной?

Эверард не ответил. Алекс отказался от этой аргументации и попробовал другую:

– Люди месяцами могут выживать на очень скудной пище, неделями – точно. Может, тебя спасут в течение недели. Яснее ясного, наша толпа лошадей оставила следы по пути сюда, разве ты не заметил? У тебя должны быть друзья, которые пойдут по ним и найдут тебя. Твой долг перед ними – не умереть от голода, пока они не смогут тебя освободить.

Он слышал, как солома зашуршала, когда князь пошевелился, и почувствовал, что, наконец, произвел впечатление.

– У меня нет друзей, – сказал Эверард.

– Должны быть, – воскликнул выведенный из себя Алекс. – Подумай!

– Нет. Думаешь, я не думал? Я рассмотрел каждую душу при Дворе, и из тех, кто не является ставленниками Тауэрвуда, половина ненавидит меня из-за Хауфорса, а остальные поверят, что я в самом деле сошел с ума. Говорю тебе, у меня нет друзей. А теперь ешь свою еду.

После таких новостей Алекс не мог есть. Даже если бы он был достаточно бесчувственным, чтобы позволить князю обходиться без еды, он не смог бы съесть ни кусочка. Он сидел на соломе рядом с тарелкой и кружкой и отчаивался. Значит, их не спасут. Даже Сесилия, скорее всего, не сможет помочь, ведь, насколько Алекс знал, она по-прежнему пленница в Фаллейфелле, не имеющая средств выяснить, где он. Он был оставлен один на один с этой ужасной ситуацией, по меньшей мере столько времени, сколько нужно человеку, чтобы умереть от голода.

От этой мысли Алекс горестно передернулся. Эверард не осмеливался есть из страха убить его. Если Алекс умрет, умрут все в этой стране. А значит, Алекс станет убийцей, как бы он ни поступил. Он мог позволить князю Эверарду умереть от голода и тогда убьет его; или они могут оба голодать и оба умрут,прихватив с собой каждого подданного Эверарда. Это было немыслимо, но столь же немыслимо было для Алекса сидеть на соломе, отбирая у Эверарда каждый кусочек еды. По крайней мере, в одном он был согласен с Эверардом: Конрад Тауэрвуд был чудовищем – абсолютным, адским чудовищем.

Князь Эверард стремительно развернулся на соломе.

– Ешь – пожалуйста! – умоляюще произнес он.

– Не могу, – ответил Алекс, и ему в голову пришла еще одна возникшая из отчаяния возможность. – Я не буду есть. Я заморю себя голодом добровольно. Тогда никто не убьет меня, и все будут в порядке.

Эверард чуть ли не завопил на него:

– Нет! Насколько мне известно, это ничуть не лучше. Во имя неба, ты говоришь так, чтобы помучить меня? Конрад Тауэрвуд и не знал, как было умно запереть нас вместе – поскольку ты точно сведешь меня с ума. Ты предлагаешь искушения, прямо как сам дьявол.

Алекс был ошеломлен. Ему не приходило в голову, что князь считает его таким же сводящим с ума, каким он считал князя. Он был не в состоянии ответить, а Эверард тем временем задумался о другой стороне своих бед.

– И пока я сижу здесь, слушая твои коварные предложения, это чудовище Тауэрвуд принуждает мою мать выйти за него замуж. Подумать только!

– Или твою тетю, – напомнил Алекс, пытаясь сказать хоть что-нибудь, что не покажется князю злом.

– О, моя тетя! – воскликнул Эверард. – Она скорее примет яд. Он знает это не хуже меня. Так что согласится моя мать, поскольку она всегда любила жизнь и не привыкла к давлению и запугиванию.

Алекс вспомнил очаровательную светловолосую леди. Эверард был достаточно похож на нее, чтобы Алекс понял, что она была его матерью. Он боялся, Эверард прав. Она была слишком изнежена, чтобы противостоять такому отвратительному человеку, как граф. Лучше бы Алекс держал рот на замке.

– Алекс, – произнес Эверард другим, спокойным тоном. – Алекс, умоляю тебя, одолжи мне перочинный нож, который у тебя в кармане. Он мне нужен не надолго.

Алекс тут же накрыл нож ладонью и крепко сжал его. Во внезапной вежливости Эверарда было нечто тревожное.

– Зачем?

– Зачем? Затем, что я хочу покончить с собой, конечно. Ты ведь понимаешь, что у меня достаточно оснований?

Алекс встал на колени и отодвинулся назад, по-прежнему крепко держа нож.

– Нет! – отчаянно произнес он. – Ты не должен этого делать. Это неправильно. Вас тут разве не христианами воспитывают?

Эверард передвинулся за ним по соломе.

– Я такой же христианин, как и ты, но я лучше буду гореть в аду, чем переживу эту неделю. Дай мне нож, пожалуйста. Прошу тебя.

– Не дам. Возможно, всё не так плохо, как ты думаешь. Ты не должен быть таким испорченным.

Эверард снова пополз к нему. Окончательно испугавшись, Алекс встал и попятился.

– Пожалуйста, – произнес Эверард. – Умоляю тебя.

– Не моим ножом, – сказал Алекс.

Эверард встал.

– Дай мне нож, скулящий идиот! Они отпустят тебя, как только я умру.

– Даже если они сделают меня королем мира, – ответил Алекс. – Я не дам тебе нож. Не можешь понять, когда тебе говорят «нет»?

– Ты обещал одолжить его мне.

– Не для этого.

– Дай мне его! – крикнул Эверард.

И когда Алекс снова попятился, князь бросился на него. Алекс тяжело отпрыгнул в сторону, по-прежнему держа руку в кармане. Но приземлившись, он вынужден был высвободить руку, всё еще сжимавшую нож, чтобы защититься от бешеной ярости князя. Он жутко перепугался. Никогда он не сталкивался с подобным. Казалось, Эверард в самом деле сошел с ума. Алекс с усилием отодвинул руку князя от своего горла, только чтобы удариться головой о пол. Потом ему пришлось защищать нож, и пока он пытался вырваться, Эверард пинал и кусал его.

«Понятно, почему придворные поверят, что он сошел с ума», – подумал он.

Борясь, они катались от одного конца темницы к другому. Солома разлетелась в стороны, и они катались по мокрой грязи, находившейся под ней. Алекс вырвался и почти встал, но Эверард схватил его поперек колен, и они снова упали, сражаясь. Дважды князь почти выкрутил нож из пальцев Алекса, и Алексу удалось его спасти, только в свою очередь укусив.

«Что ж, в итоге мы все-таки закончили борьбой», – подумал Алекс, пытаясь вырваться из захвата на его руке. Князь был настолько больше, что победил бы, даже если бы соблюдал правила борьбы, чего он точно не делал. Алекс перешел на смешанный бой и бил Эверарда, когда только предоставлялся шанс.

Это стало роковой ошибкой. Эверард немного уступил перед кулаками Алекса, особенно, когда вес кулака усиливал тяжелый перочинный нож, но это превратило его горячую ярость в холодный рассудочный гнев. Он позволил Алексу откатиться и вскарабкаться на ноги, а потом прыгнул на него и снова утянул вниз, на этот раз полностью подчинив себе. Алекс никогда прежде не встречался с таким захватом. Он почувствовал, как заскрипели кости шеи, и, кажется, у него была сломана левая рука. Он закрыл глаза и изо всех сил вцепился в нож правой.

– А теперь, – сказал Эверард, – я могу сломать тебе шею, если пожелаю. Отдай мне нож, или я попытаюсь.

Алекс поверил ему. У него перед глазами плясали огоньки, как будто кто-то держал фонарь вне поля зрения.

– Так сделай это. Отличный способ совершить самоубийство, – заявил он.

Алекс почувствовал, как при этом намеке Эверард немного ослабил хватку, но это не слишком помогло. Алекс держал руку с ножом вытянутой – так далеко от Эверарда, как только можно. Князю нужны были обе руки, чтобы держать его, так что он не мог получить нож, если Алекс не отдаст его. Алекс попробовал еще одну хитрость:

– Дай мне сначала встать. А потом сможешь получить нож.

– Я не такой дурак, – сказал Эверард и сделал крошечное, почти пробное движение.

Алекс завопил. Эверард снова ослабил хватку, словно испугавшись, но Алексу было уже всё равно.

– Эверард, ради всего святого, отпусти меня!

– Тогда дай мне нож. Почему ты зовешь меня Эверард?

– Разве это не твое имя?

– Да, но так меня зовут только друзья.

– Отпусти меня! Ты правда ломаешь мне шею. Я буду звать тебя, как захочешь. Хоть Шалтай-Болтай.

– Почему Шалтай-Болтай? Потому что он пережил великое падение? Ты!..

– Знать про Шалтая-Болтая, но не знать про Хабеас Корпус! – произнес Алекс. – Уй!

На этот раз он закричал по-настоящему, и, видимо, это испугало Эверарда, поскольку он отпустил его. Алекс бешено откатился в сторону и с трудом поднялся на ноги. Эверард снова медленно двинулся за ним. Алекс запаниковал. Похоже, единственным способом остановить Эверарда было избавиться от ножа. Единственным надежным местом была та решетка с лунным светом. Как раз когда князь добрался до него, Алекс подпрыгнул и выбросил нож.

Он и не надеялся, что нож пройдет сквозь решетку, но тот исчез между прутьями, и Алекс услышал, как он тяжело шлепнулся в ров снаружи. А потом они с Эверардом стояли в дрожащей полосе света, уставившись друг на друга. По лицу князя Алекс видел, что он опомнился.

– Урок мне против отчаяния, не так ли? – произнес Эверард. – Сожалею, Алекс. Это было наше единственное оружие.

– Знаю, – несчастно ответил Алекс. – Я тоже сожалею, – и, собравшись на случай нового нападения, добавил: – Я… Я ничего не имел в виду, сказав про Шалтая-Болтая. Я просто сказал первое, что пришло в голову!

– Да. Верю, – серьезно произнес Эверард. – Когда Роберт показал мне этот захват, я едва соображал, что говорю. Давай поищем тот хлеб. Мы должны съесть его.

Но они уничтожили хлеб. Они искали его по всему полу и нашли только разбитую тарелку и опрокинутую кружку.

– Если я и теперь не научусь не выходить из себя, то никогда не научусь, – горько произнес Эверард.

Алекс сел на корточки и потыкал в пол, собирая пальцем грязный хлебный мякиш. «Отличная мораль, – подумал он. – Полагаю здесь есть урок и для меня. Я выхожу из себя почти так же бешено, как он, точно так же бешено, как Сесилия – только никогда этого не признаю». Но сейчас ему было слишком холодно, чтобы беспокоиться о своем характере или о характере князя. Пока они дрались, ему было тепло, на самом деле, даже слишком жарко, но внезапный жар исчез. Сырость темницы проникала до самых внутренностей, а сквозь решетку дули ледяные сквозняки. Там снаружи сильно морозило, даже в защищенной долине Эндвейта. У Алекса начали стучать зубы.

Эверард подошел к нему.

– Мне тоже холодно, – сказал он. – Нам надо навалить вокруг себя соломы и попытаться согреться. То есть, если…

– Если что?

– Если ты не против. Если ты поверишь, что я не стану снова пытаться сломать тебе шею.

Эти слова вызвали у Алекса смешок, который был наполовину дрожью.

– В следующий раз я буду настаивать на кулачном бое, и тогда, возможно, у меня будет шанс.

Эверард тоже засмеялся. Алекса безмерно подбодрило то, что князь умеет смеяться. А когда они наскребли холмик соломы и сделали в его центре углубление, он обнаружил, что Эверард умеет даже шутить.

– Гнездо пташки в клетке, – он взмахнул руками, будто крыльями, и с пронзительным криком прыгнул в углубление.

Устраиваясь рядом с ним, Алекс хихикнул.

Первые десять минут они думали, что согреваются. А потом зубы Алекса снова начали стучать. Его ступни так плохо ощущались, что он задумался, не получил ли обморожение.

– Мы не согреемся, пока не начнем думать о чем-то еще, кроме того, как нам холодно, – сказал Эверард. – Нам надо говорить. Расскажи мне историю своей страны.

Алекс старался изо всех сил. Стуча зубами, он наугад начал с Войны Роз^[5]. Эверард был заворожен. Он восклицал, предлагал советы давно умершим королям, а то, как он принимал ту или иную сторону, шокировало бы школьного учителя, но привело в восторг Алекса. «К тому времени, когда мы оба умрем от голода, – подумал он, – он будет мне по-настоящему нравиться». Он понял, что стало гораздо теплее.

Потом Эверард рассказал истории о княжестве. Он рассказывал в той же официальной манере, которой пользовалась мисс Гатли, и Алекс в свою очередь был заворожен.

– А теперь, – сказал Эверард, – я расскажу тебе историю о князе Джеффри Добром и Элеоноре. Элеонора была пришельцем из Внешнего мира, и ее имя было Элеонора де Корси…

– Слушай, – перебил Алекс, – она жила здесь неподалеку? Я знаю людей по имени Корси. Они могут быть родственниками?

– Возможно, – ответил Эверард. – Часть земель Элеоноры граничила с этой страной, но часть лежала далеко. Князь Джеффри преодолел сотни миль, чтобы помешать ее свадьбе.

– Да, когда-то им принадлежали земли по всей Англии. Должно быть, они ее потомки.

– Они не могут быть ее потомками. Она была моим предком. Она вышла замуж за князя Джеффри, вопреки всем возражениям ее отца.

– Расскажи, – попросил Алекс.

И когда князь Эверард начал странную историю, он подумал: «Полагаю, это урок мне – я не должен был быть непослушным. Я должен был поехать на тот прием. Но, если бы я так поступил, бедняга Эверард оказался бы здесь совсем один».

Глава 4. Войска

Выйдя из палатки, Сесилия попала в разгар военного совета. Роберт стоял на хрустящем мерзлом снегу прямо рядом с палаткой и вел с друзьями торопливую беседу. Половина из них держала наготове лошадей. В тусклом утреннем свете Сесилия видела вокруг покачивающиеся стремена, выгнутые шеи и топающие копыта. Когда она вышла, Роберт и все остальные повернулись, чтобы весело поприветствовать ее, а потом немедленно вернулись к своему торопливому разговору. За их спинами изгнанники бегали и ездили верхом по всему лагерю, болтая, крича и делая приготовления к битве. К удивлению Сесилии, все были радостными – будто в восторге от того, что их вытащили на заре на мороз, чтобы сражаться за свои жизни.

Лорд Страсс смеялся:

– Тогда я атакую их левое крыло. Насколько мы знаем, там будет Даррон. Хорошо. Джеймс пойдет со мной?

– Да, – ответил Роберт. – Его отец с Тауэрвудом в центре.

– Нет, – сказал Джеймс Марч. – Отправьте меня против Мойна на правую сторону.

– Мы хотим, чтобы там был Бресс, Джеймс. Иди с Рупертом, – ответил Роберт. – Нет, пожалуйста, не спорь. А теперь, меня беспокоит одна вещь. Поскольку там Даррон, Тауэрвуд должен вести атаку именем князя, и, возможно, Эверард каким-то образом с ним. Если он здесь, вы все должны обеспечить, чтобы князь не пострадал.

Остальные весело согласились, но лорд Страсс сказал:

– Как ты можешь быть уверен, что это именем князя? Даррон с каждым днем всё больше становится ставленником Тауэрвуда. Тремата там нет. А он бы присутствовал, если бы это было ради князя.

– Тогда позже мы можем поискать Тремата в резерве, – сказал Роберт, – потому что я уверен. Я знаю Даррона и начинаю узнавать Тауэрвуда.

Тут прозвучал горн. Сесилии, дрожавшей от мысли о сражении, он напомнил скрип грифельного карандаша, и у нее свело челюсти. Все остальные пришли в восторг. Лорд Страсс подбросил в воздух шапку, Джеймс Марч крикнул: «Ура!» – и вскочил на лошадь, и большинство из них, смеясь, убежали и ускакали. Роберт тоже смеялся, когда поворачивался к Сесилии, но, посмотрев на нее, перестал.

– Вы испуганы! – удивленно произнес он.

– Да, – ответила Сесилия. – А что, если вас всех убьют?

– Чего-то другого нам почти и не приходится ждать, – сказал он, хотя и недостаточно серьезно на вкус Сесилии.

Она почти разозлилась на него за такую беззаботность. Но следующие его слова по-настоящему возмутили ее.

– Но я устроил, чтобы вы были в безопасности на холме. Когда взойдет солнце, у вас будет хороший вид.

И он умчался, прежде чем она успела разозлиться, а Том – фальшивый часовой прошлой ночи – остался закручивать усы и улыбаться ей.

– ‘Дёмте, моя леди, – сказал он. – Лушше нам добраться до нашего места.

– Лучше нам не добираться, – возразила Сесилия. – У меня нет желания наблюдать за сражением.

– Не обяз’ны глядеть, – ответил Том, – но надо итти. Не можем допустить, шоб вас убили, моя леди – вы ж ведь леди и пришлец из Внешнего мира.

– Я не леди на самом деле, – сказала Сесилия. – И почему вас беспокоит, что я из Внешнего мира? Меня это не беспокоит.

Горн зазвучал снова. Ему ответил другой горн – отличающийся сигнал с более далекого расстояния. Том не позволил Сесилии спорить дальше. Он подхватил ее, закинул на плечо и принялся подниматься по крутой тропе между пещерами. Сесилия яростно колотила его кулаками по спине и барабанила ногами по его затянутой в кольчугу груди.

– Поставьте меня, грубиян!

Позже Сесилия сумела посмеяться над собой, но в тот момент она была слишком зла. Она дралась и протестовала всю дорогу. Внезапно стало светлее. Она поняла, что взошло солнце и что, вероятно, все изгнанники и даже Конрад Тауэрвуд могут видеть, как ее тащат наверх холма, будто мешок углей. Она была в ярости. Том, пыхтевший, точно двигатель громадных экспрессов, ежедневно проезжавших мимо фермы, по пути пытался объяснить то, что Эверард объяснил Алексу насчет пришельцев из Внешнего мира.

– Замолчите. Я не стану слушать, – повторяла Сесилия, но еще раньше, чем они поднялись на вершину, она уловила достаточно из того, что он говорил, чтобы испугаться, и сказала: – Поставьте меня!

Позади, теперь далеко внизу, над снегами разносился кричащий голос. Она подумала, что это Конрад Тауэрвуд призывает изгнанников сдаться. Она услышала отвечающий голос Роберта – сначала веселый, а потом сердитый. Затем, когда с обеих сторон снова зазвучал горн, они добрались до вершины холма, и Том аккуратно опустил ее.

– Вот, – сказал он. – Вы п’няли, шо я говорил про пришлецов из Внешнего мира?

– Да, – смиренно ответила Сесилия. – Меня не должен никто убить.

– Чудненько, моя леди. И не г’рите мне боле, будто вы не леди. Любому одного взгляда д’вольно, шоб понять, шо вы леди. Думаю, вы не уступите самой княгине Розалинде.

В любое другое время Сесилия запротестовала бы, но сейчас она посмотрела вниз и увидела, что сражение началось, и не могла больше думать ни о чем другом. У Тауэрвуда была огромная армия – гигантская черная масса людей и лошадей, растянувшаяся по снегу на фоне восходящего солнца. Сесилия видела красный отблеск доспехов и развевающиеся над ними длинные знамена. Изгнанники уступали им числом раза в четыре и были далеко не так хорошо вооружены. И у них не было знамени. Они теснились у входа в долину, а на низких холмах слева и справа расположились два конных отряда. Сесилия пришла в ужас от того, как их мало.

– Их всех перережут! – воскликнула она.

– Возможно, – серьезно ответил Том.

Сесилии было невыносимо это слышать. Она подумала о том, какими счастливыми они казались всего пять минут назад, и разрыдалась.

Сквозь слезы она видела мутную скачущую массу кавалерии Тауэрвуда, надвигающуюся на изгнанников. Она видела, как их встретили черные жужжащие стрелы, повергшие некоторых в смятение. Однако большинство продолжило скакать и встретило ощетинившиеся копья изгнанников. Затем от войска противника выдвинулась следующая волна, и следующая. Когда они приближались, сначала одно крыло изгнанников-всадников, в потом другое, помчалось с холмов на помощь. Вход в долину превратился в уродливую вздымающуюся массу людей и лошадей. И среди них вспышки, вспышки поднятых мечей. Крики, вопли и боевые кличи жутко поднимались к вершине холма.

Лошади изгнанников с обеих сторон проскакали обратно на холмы. Лошади лорда Страсса сплотились в организованную группу. Но та сторона, куда ушел Джеймс Марч, вся была в смятении, кавалерия врага перемешалась с изгнанниками, и постоянно эти вспышки, вспышки мечей. Сесилия увидела, как одна лошадь встала на дыбы и всадник упал с нее. Она была уверена, это Джеймс. Руперт, лорд Страсс, подняв меч, проехал перед своим отрядом и снова бросился вниз, в битву. Его всадники поскакали следом и были поглощены.

За долиной по-прежнему в ожидании стояла почти половина войска Тауэрвуда, но когда лорд Страсс исчез, Сесилия увидела, как они начали двигаться. Вся черная масса, всадники и пехотинцы, медленно спускалась на отбивающихся изгнанников.

– О! – вскрикнула Сесилия и безнадежно огляделась в поисках помощи.

Посмотрев назад, она едва не потеряла сознание от ужаса. За отвесной передней стороной с пещерами, холм плавно спускался, и под Сесилией, у подножия склона, находилось еще одно войско. Оно было, по меньшей мере, того же размера, что все силы изгнанников. Над его блестящими лошадями и сверкающими ногами развевалось длинное желтое знамя с медведем в центре. Сесилия дернула Тома, разворачивая его, и указала:

– Смотрите!

Том пожал плечами:

– Тремат. Пр’шел положить конец, всё верно. Значит, это и правда им’нем князя.

– Но я не думаю, что князь здесь, а вы?

– Нет, – ответил Том. – Нету его. Я искал. Его тут нету, точно.

– Что ж… – начала Сесилия, но Том перебил ее:

– Моя леди, оставайтесь тута. Прячьтесь вон за той скалой. Я должен предупредить их. Возможно, они выд’лят скока людей, шоб задержать Тремата. По любому, мне лушше их предупредить.

– Прекрасно, – сказала Сесилия. – Поторопитесь.

Том начал спускаться обратно по крутой тропе, и когда он покинул Сесилию, вторая половина войска Тауэрвуда присоединилась к сражению. Они вступили с ревом и визгом труб, и за считанные секунды изгнанники оказались разбиты на группы. Долину внизу заполняло отчаянное бурное сражение. Только бы не наблюдать за этим, Сесилия повернулась посмотреть на Тремата.

Новое войско поднималось к ней по холму. Едва двадцать ярдов отделяло ее от ведущего всадника под развевающимся желтым знаменем. Сесилия стояла на краю обрыва, кусая муфту, позади нее разворачивалось сражение, и она была полностью на виду. Она так увлеклась наблюдением, что забыла спрятаться. А теперь было слишком поздно. Она видела, как солдаты указывают на нее. Она чувствовала, как все они смотрят на нее, и сила их пристальных взглядов была такой подавляющей, что словно отталкивала ее назад, к краю обрыва. Она наклонила голову против этих лиц, как против ветра, и, спотыкаясь, пошла к ним, чтобы не пойти назад.

Вдоль нового войска пронеслись команды. Сесилия подняла взгляд, обнаружив, что все остановились, кроме всадника впереди, его оруженосца и человека, несшего знамя. Они продолжили двигаться. Она слышала, как снег хрустит под копытами лошадей, но не могла снова поднять взгляд, пока всадник не заговорил.

– Ты одна из пришельцев из Внешнего мира, которые претендуют на корону? Отвечай, девочка. Я Хамфри, лорд Тремат.

Надменный, сердитый голос, но, подняв взгляд, Сесилия была приятно удивлена. Мужчина выглядел приятно умным и обладал честными серыми глазами. Это лицо не было лицом человека, который охотно присоединился бы к Конраду Тауэрвуду.

– Я действительно пришелец из Внешнего мира, – ответила она, – но у меня нет никаких претензий на корону. Как нет и у моего брата. Тут произошла ошибка, уверяю вас… э… мой лорд.

– Как это? Мне сказали…

Ободренная его лицом, если не голосом, Сесилия вдруг подумала, что может помочь Роберту. Она подбежала к лошади и схватилась за закованную в доспехи ногу лорда Тремата. Он изумленно опустил на нее взгляд.

– Думаю, вам рассказали много лжи, лорд Тремат. Скажите, сказал ли граф Герна, что князь сражается здесь против лорда Хауфорса?

– Да. А в чем дело?

– Это неправда. Князя здесь нет, уверяю вас. Пожалуйста, поверьте мне. Князь исчез, как и мой брат. Их явно кто-то пленил – разве что у вас есть о них новости, которых нет у меня.

Сесилия задерживала дыхание, пока лорд Тремат не ответил. Легко могло оказаться, что она неправильно поступила, сказав это. В конце концов, она на самом деле так мало знала.

Лорд Тремат нахмурился:

– Ты уверена? Он должен был вести войска – князь, я имею в виду. О твоем брате я ничего не знаю.

– Но он не ведет, – сказала Сесилия. – Их ведет граф Герна.

Она обернулась на долину, чтобы убедиться, что сказанное ею всё еще правда, но с того места, где она теперь стояла, холм закрывал большую часть вида.

– Пойдемте с нами, моя леди, – сказал лорд Тремат. – Посмотрим.

Он и двое мужчин с ним медленно подъехали к краю обрыва. Сесилия пошла с ними, нервничая из-за того, что и для этого человека внезапно стала «моей леди» – это заставляло ее опасаться, что он планирует заключить ее в темницу, – и еще больше нервничая из-за лошадей. Великолепные мощные боевые кони. Услышав звук сражения, они возбужденно пританцовывали и выделывали курбеты. Сесилия поняла, что оруженосец должен быть великолепным наездником, чтобы просто сдерживать своего коня, и боялась, что ее затопчут, несмотря на его способности.

Вместе со всадниками она опустила взгляд на долину. Они прибыли в редкий момент порядка. Все изгнанники сгруппировались под утесом – лучники на коленях, копьеносцы стоя, а кавалерия заходя с флангов. Роберт ехал впереди всех, выкрикивая команды. Войско Тауэрвуда слегка отступило и заполнило открытый конец долины. Сесилия узнала самого Тауэрвуда, двигавшегося среди конницы, подготавливая следующую атаку, махая рукой, чтобы подозвать свежих лучников из тыла.

– Да, – произнес лорд Тремат, – вижу здесь Тауэрвуда, и Даррона, и Марча, и Мойна. Но никаких признаков князя, как и совсем мало его людей, но они могут находиться в резерве за той возвышенностью.

Сесилия не слушала его и больше не думала о бьющих копытами лошадях. Она была в слезах, поскольку изгнанники абсолютно определенно оказались прижаты к утесу. Единственный путь, которым они могли ускользнуть – по тропе, по которой принес ее Том, или по паре других троп наверх утеса. Тропы походили на маленькие ледники замерзшего снега, и если кто и сумел бы взобраться по ним, здесь наверху поджидал лорд Тремат.

«Почему они все так смеялись? – подумала она. – Потому что знали, что у них нет надежды?»

Сесилия вспомнила, где находится, только услышав, как оруженосец говорит:

– Нет, князя там нет. Вы сказали правду, моя леди.

– В таком случае, – произнес лорд Тремат, – это не наш раздор. Тауэрвуду вряд ли нужна наша помощь, в любом случае.

Он был прав. Войско Тауэрвуда снова двинулось внутрь, чтобы размазать остатки изгнанников по утесу.

– Но, – вскричала Сесилия, – если вы останетесь здесь, вы отрежете им отступление.

– Таково было наше намерение, моя леди, – ответил лорд Тремат. – Пойдемте.

Они с оруженосцем и знаменосцем развернули своих горячих коней и отъехали – не слишком далеко, лишь на несколько ярдов от края обрыва. Лорд Тремат поманил Сесилию:

– Вы должны быть с нами, моя леди.

Сесилия не хотела уходить с края обрыва. Она решила остаться. А потом войско Тауэрвуда ринулось на изгнанников – точно море, разбивающееся о риф в пене мечей, копий и встающих на дыбы лошадей. Сесилия развернулась и побежала к лорду Тремату.

Почти в тот же миг, когда она добралась до него, по передней части утеса раздался топот копыт, и на склон прыжком взобралась взмыленная голубая чалая лошадь. Тут Роберт на ее спине так резко натянул поводья, что чуть не опрокинулся вместе с лошадью обратно через край обрыва. За ним появился Руперт, лорд Страсс, поперек луки седла которого лежал Джеймс Марч. Он тоже натянул поводья, когда увидел лорда Тремата. Затем, к изумлению Сесилии, вдоль всего края обрыва появились изгнанники в Шершневых ливреях – верхом и пешком. Большинство из них смеялись, появляясь, но вид лорда Тремата останавливал их на месте. И от ожидавших войск лорда Тремата донесся долгий гул голосов, когда солдаты поняли, что Тауэрвуд и его союзники сражаются в долине друг с другом.

Часть 3. Путники днем Глава 1. Корси

В Арнфорте Алекса и Сесилию потеряли достаточно рано, но Корси принадлежали к тем семьям, которые объединяются для активных действий только в самый последний момент. Ничего не делалось часами.

Сюзанна первая обратила внимание, что Алекс и Сесилия не появляются. Она ждала и наблюдала всё утро, поскольку, наконец, решила извиниться перед Алексом. Она готова была лизать ему ботинки, если понадобится. В тот ужасный момент, когда Дикий Всадник вдруг ворвался в заводь, она во внезапной вспышке озарения поняла, что ее замечания на самом деле ранили чувства Алекса. И когда Алекс с Сесилией не вернулись на ферму, она уверилась, что на этот раз обидела их слишком сильно. Так что она болталась неподалеку от парадной двери под предлогом украшения вестибюля. Она видела, как в повозке прибыл Старый Джон и обогнул дом, подъехав к служебному входу. Она побежала туда сразу же, как смогла, и увидела картонку Сесилии и сумку Алекса. К тому времени, когда она поняла, что Алекса и Сесилии нет, Старый Джон уже уехал.

Она подождала еще час. Прозвенел колокол на тот торопливый небрежный обед, какой всегда бывал у них в дни приемов. Алекс и Сесилия всегда приходили на этот обед. Сюзанна побежала в танцевальный зал – как была в грязном переднике и с растрепанными волосами. Там на одной стремянке стояли Гарри с Эгбертом, пытаясь повесить зеленого бумажного дракона.

– Гарри, Эгберт, вы не знаете, Сесилия и Алекс еще не приехали?

Гарри, которого совесть беспокоила по поводу Хорнби еще больше, чем Сюзанну, чуть не упал со стремянки. Он спасся, схватившись за Эгберта, а питавший слабость к Сесилии Эгберт тоже не слишком хорошо удерживал равновесие. И они вдвоем разорвали бумажного дракона.

– Уходи, Сюзанна! – велел Гарри.

– Придется теперь делать его заново, а? – спросил Эгберт.

После обеда Сюзанна попыталась рассказать своей поэтичной сестре Летиции, но перепачканная чернилами Летиция сочиняла стихотворные девизы для каждого из гостей и не слушала.

– Сесилия рифмуется с Офелией, дорогая?

Помогавшие ей Лавиния и Эмили считали, что нет. Сюзанна хлопнула ладонью по лицу и убежала к Шарлотте.

– Офелия утонула! – сказала она Шарлотте, слишком встревоженная, чтобы ясно выражать мысли.

– Я знаю, дорогая, – Шарлотта уже была занята своей одеждой, поскольку ее жених Чарльз Фелпс, конечно, должен был присутствовать на приеме.

К этому времени большинство приготовлений было завершено. Мартин вышел из бильярдной, где прятался от работы. Сюзанна схватила его, пока он не исчез где-нибудь еще.

– Алекса и Сесилии до сих пор нет.

Он был единственным, кто воспринял ее всерьез.

– Правда? Подчеркивают свое достоинство, вероятно. В конце концов, должно же оно у них быть. Не беспокойся. Этот их старик-отец отправит их сюда.

– Но мистер Хорнби уехал в Лондон по делам нашего отца.

– Значит, уехал, – Мартин понял, что если продолжит слушать Сюзанну, она отправит его на ферму проверить, и начал удирать. – Дай мне знать, если они не приедут через час.

Это был умный ход, поскольку, когда время подошло, Сюзанну одевали. Однако она сбежала благодаря тому, что случилась катастрофа с волосами Шарлотты и про Сюзанну забыли. С папильотками в волосах и расстегнутом красивом белом платье Сюзанна бегом спустилась в вестибюль и танцевальный зал, а потом на поиски Мартина. Мартин, конечно же, исчез, но она нашла уже одетого Гарри, праздно шатавшегося по широкой лестничной площадке.

– Что такое, Сюзанна? Они до сих пор не приехали, да?

– Нет, – ответила она, – не приехали. Гарри, думаю, это моя вина.

– Нет, моя. Можешь успокоиться, Сюзанна. Если они не появятся через полчаса, я поговорю об этом с отцом.

Сюзанна не могла ждать так долго. Четверть часа спустя, одетая уже как следует, она пошла к матери и попыталась объяснить. Леди Корси, хотя и нежно любила Сюзанну, не могла ничего понять. Как и не могла избавиться от подсознательного ощущения, что всё это совершенно неважно. Но ее бедная Сюзанна выглядела такой удрученной, что она согласилась поговорить с сэром Эдмундом. В любом случае, начали прибывать гости, и ей следовало поторопить его.

Сэр Эдмунд Корси, который был точно таким же, как Мартин, за исключением того, что не держал руки в карманах, конечно же, даже близко не был одет. Леди Корси, как всегда, попыталась запугать его, чтобы поторопить, и ей показалось, что хорошим способом будет объяснить про Сюзанну.

– И те маленькие Хорнби не приехали. Не могу представить, что произошло. Моя бедная Сюзанна ужасно расстроена, дорогой, и у нее возникла какая-то странная идея, будто это ее вина.

– Почему? – спросил сэр Эдмунд, потеряв запонки, которые носил за ним слуга. – Они, конечно же, должны были находиться здесь весь день.

– Но они не находились, дорогой.

– Тогда почему мне не сказали? Мои запонки, Смит! О, вот они, наконец! Ты же знаешь, Джозиа – в Лондоне, и я отвечаю за этих детей. Мы должны послать разузнать на ферму.

И, к облегчению Сюзанны, на ферму отправили лакея. Он отправился весьма неохотно, поскольку, будучи лакеем, был в двадцать раз большим снобом, чем платившая ему семья, но тем не менее отправился. Сюзанна встревоженно проводила его до двери, прежде чем пойти встречать первых гостей.

Тем временем Гарри ничего об этом не знал. Вскоре после того, как лакей ушел, он распрямил плечи, расправил воротник и отправился каяться сэру Эдмунду. После нескольких первых предложений отец нетерпеливо прервал его:

– Что такое со всеми вами? Десять минут назад я отправил Джеймса разузнать. С какой стати это твоя вина? Послушать вас, так можно подумать, будто вся семья сговорилась, чтобы удержать этих детей дома.

– Ну, на самом деле мы не сговаривались, сэр, но боюсь, именно так им могло показаться.

– О, чушь, – сказал сэр Эдмунд. – Вздор!

К тому времени, когда лакей вернулся, прием был в полном разгаре. Ему хватило соображения отозвать сэра Эдмунда от гостей, прежде чем сообщить тревожные новости о том, что Алекс и Сесилия рано выехали и должны были прибыть в Арнфорт за два часа до обеда.

– Мисс Гатли вне себя, сэр, поскольку вскоре после их отъезда пошел снег. Она боится, они заблудились, сэр.

– И не без оснований, полагаю, – ответил сэр Эдмунд и поспешил в свой кабинет, чтобы выкурить сигару и подумать.

Как только сигара была зажжена, он вспомнил слова Гарри и позвонил, снова вызывая Джеймса.

– Приведи сюда немедленно всех моих детей. Шарлотта тоже мне нужна, но не Чарльз Фелпс. Они все должны прийти, чем бы они ни занимались.

Когда Джеймс ушел, сэр Эдмунд представил, как сообщает Джозии новости, и чуть не раскусил сигару пополам.

В те дни отцы редко упоминали о коммерческих делах, так что никто из Корси не знал, как они должны быть благодарны Джозии. Будучи таким же ленивым, как Мартин, сэр Эдмунд позволил впутать свои деньги в нечто похуже обычной неразберихи. Некоторое время назад Джозиа случайно это обнаружил и с тех пор пытался привести дела сэра Эдмунда в порядок. Но они находились на грани с безнадежностью и достигли той стадии, когда исключительно от работы Джозии в Лондоне зависело, останутся ли к концу недели у Корси деньги вообще. На самом деле, сэр Эдмунд надеялся самое большее на то, что удастся сохранить достаточно денег, чтобы в конце января благополучно выдать Шарлотту замуж. После этого он подумывал переехать. И теперь, когда ему так необходима была помощь Джозии, его семья, похоже, каким-то образом умудрилась потерять детей Джозии.

Придя в кабинет, все, кроме Шарлотты, выглядели испуганными и покорными. Шарлотта дулась на то, что ее оторвали от Чарльза, когда она была прекрасна, как никогда, но даже она забыла про плохое настроение, когда сэр Эдмунд сообщил им, что случилось.

– Я сейчас потеряю сознание, – произнесла она, но никто не обратил внимания.

Вся история вышла наружу, и сэр Эдмунд испытал облегчение, узнав, что речь не идет о чем-нибудь похуже. Сюзанна и Гарри рассказали свою часть. Лавиния, Эмили и Шарлотта признались, что называли Алекса дурачком, а Мартин согласился, что с его стороны было бесцеремонно отчитывать Алекса в довершение всего остального. Терявший надежду снова увидеть Сесилию Эгберт удивил всех, заявив:

– Мы все – гнилой гадкий снег. Надо выслать поисковые отряды. Никогда после этого снова не появятся в Арнфорте, а?

Но сэр Эдмунд еще не закончил с ними. Еще десять минут он объяснял, что думает, и большинство сказанного предназначалось для Гарри. Гарри с трудом сдерживался, чтобы не заплакать, а Сюзанна от души рыдала. Выговор производил гораздо большее впечатление от того, что сэр Эдмунд, в отличие от Джозии, не был отцом, любящим нравоучения и впадающим в ярость.

Затем отправили поисковые отряды, и Рождественский прием заглох. Гарри и Сюзанна были этому очень рады. Они смогли, прихватив свечку, уползти в дальний угол бельевой и всё обсудить.

– Думаю, мы должны попытаться найти их, – сказала Сюзанна. – Мы обязаны, Гарри.

– Но мы не знаем, куда они делись. Они могут быть где угодно. Подожди, посмотрим, что обнаружат поисковые отряды.

Однако они продолжали говорить, пока Сюзанна не вспомнила, как два года назад Сесилия сбежала через заводь. Гарри посмотрел на нее, и по его телу от макушки до пяток прокатилась пульсирующая дрожь.

– Нам надо пойти посмотреть плывуны, Сюзанна. Давай сходим до того, как станет светло, тогда мы доберемся туда раньше, чем об этом подумает кто-нибудь еще. Это меньшее, что мы можем сделать.

Они отправились спать очень поздно, когда поисковые отряды вернулись с пустыми руками, и по крайней мере Сюзанне снились ужасающие сны про Диких Всадников – про сотни Всадников. Гарри так и не рассказал, что ему снилось, но когда ранним утром они встретились снова, при свете свечи Сюзанны он был белым, как простыня. Первым делом он пошел в оружейную и позаимствовал один из тяжелых богато украшенных револьверов сэра Эдмунда. И убедился, что он заряжен. Затем он оседлал свою лошадь и помог Сюзанне с ее пони, и они выехали, на ходу жуя хлеб с сыром.

Они добрались до заводи, когда солнце поднялось за холмом Хорнби. Прилив как раз заканчивался, и от устья дул резкий ветер. Гарри с облегчением увидел появившиеся перед глазами черные пески и серо-белый снег. Они с Сюзанной оба начисто забыли про море.

– Теперь мы можем добраться до плывунов, если будем двигаться осторожно, – сказал он.

Сюзанна последовала за ним вниз по скользким скалам, осознав, как глупо было с их стороны надеяться найти хоть что-то. Если прилив стоял всю ночь, то всё за пределами плывунов смыло в море отливом. Гарри поехал по заводи наискось с островной стороны русла реки, чтобы между ними и опасностью всегда была вода.

Только благодаря невероятно счастливой случайности они все-таки кое-что нашли. Не подозревая того, они оказались почти рядом с тайной дорогой с острова, и Гарри пытался заставить себя пересечь русло реки, когда увидел какое-то движение – почти незаметное на фоне серого блестящего песка.

– Сюзанна! Там две лошади в плывунах.

Ладони Сюзанны тотчас в ужасе почти закрыли глаза, но не смотреть она была не в силах. Она не сомневалась, чьи это лошади. Они шли друг за другом, медленно и неуклонно двигаясь через плывуны. Передняя лошадь была прекрасного призрачно-серого цвета. Когда солнце выхватило ее узду, та вспыхнула золотом. Лошадь позади была коричневой, и если только лошадь может выглядеть озадаченной и уставшей, так эта выглядела.

– Тот сзади, – сказал Гарри. – Это Изящный Джим Алекса. Я узнаю его где угодно. Но второго коня я не знаю, а ты?

Он наблюдал за ними, ожидая, что в любую минуту они начнут тонуть и барахтаться, но этого не происходило.

– Это конь Дикого Всадника! – прошептала Сюзанна.

– Чушь! У него был голубой чалый. Такое не забудешь.

К этому моменту животные почти дошли до русла реки. Конь Эверарда – поскольку это был он – медленно пошел через него. Изящный Джим следовал по пятам, идя теперь быстрее, поскольку ландшафт стал, наконец, знакомым, и он начал верить, что все-таки увидит вновь свое стойло. Гарри быстро поскакал к ним. Когда он приблизился, серый конь шарахнулся в сторону, но Гарри удалось схватить его за узду. Антикварный вид упряжи и вытисненные по ней золотые леопарды изумили его.

Сюзанна подъехала сзади, зовя Изящного Джима и доставая из кармана сахар.

– Что могло случиться? – спросила она Гарри. – Почему здесь этот странный конь?.. И что с Нэнси Сесилии?

Кобылка Сесилии по-прежнему была в Фаллейфелле, конечно, и за ней отлично ухаживали конюхи князя.

Протягивая сахар, Гарри с Сюзанной случайно бросили взгляд на тот путь, которым пришли лошади. Оба задохнулись:

– Здесь дорога!

Они забыли про лошадей. Животные взяли сахар с их рук и, видя, что на них больше не обращают внимания, спокойно продолжили двигаться по расщелине к острову.

– Фаллейфелл, – сказала Сюзанна.

– О! – произнес Гарри. – Невозможно! Не может быть! Но Дикий Всадник ехал этим путем, наверняка. Думаю, Алекс и Сесилия попытались последовать за ним. Нам лучше поехать по этой дороге и… и спросить встречных.

– У них… У них не будет теней, – в ужасе произнесла Сюзанна.

– У странного коня была, – ответил Гарри.

Они посмотрели вслед животным, которых снова почти скрывали сверкающие пески. Действительно, единственным, что они могли ясно видеть, были длинные черные тени лошадей.

– Поехали, Сюзанна, – сказал Гарри.

Он взвел курок револьвера и тронулся по расщелине тем путем, которым пришли лошади. И Сюзанна храбро последовала за ним.

Глава 2. Следы

Добравшись до другой стороны заводи, Гарри с Сюзанной нашли свежие следы двух лошадей в замерзшем снегу отвесной насыпи. Дальше среди кустов находилось притоптанное пятно, где два животных почти всю ночь ждали отлива. От притоптанного пятна следы вели вглубь материка к дороге. Они были здесь почти единственными отпечатками. Поскольку всю ночь сильно морозило, следы по-прежнему оставались глубокими и четкими.

– Мы должны идти по ним, – сказал Гарри. – Так мы найдем хотя бы Алекса.

Сюзанна кивнула и внимательно осмотрела незнакомую местность. В снегу сложно было разглядеть, была ли это загадочная страна или просто вересковые пустоши, которые, как они знали, находились по ту сторону заводи. Они не были уверены, что действительно оказались где-то в незнакомых землях, пока не добрались до места, где дорога ответвлялась, спускаясь к каменной деревне. Здесь следы лошадей затоптало множество отпечатков копыт перегоняемого в деревню стада коров.

– Здесь нет никаких деревень, – сказала Сюзанна.

– Ну, одна теперь есть, – ответил Гарри и поехал к ней.

Он не стеснялся расспрашивать, когда речь могла идти о жизни и смерти. Единственное, что его действительно беспокоило – возможно, в этой стране не говорят по-английски. От всего остального, он надеялся, их защитит отцовский револьвер.

Сюзанна же робела. Она осталась снаружи у ворот, когда Гарри подошел постучать в дверь первого дома. К ее облегчению, открывший дверь мужчина выглядел чужестранцем, но не таким уж необычным. Он был одет в толстовку, как обычно одеваются на приусадебных фермах.

– Прошу прощения, – вежливо произнес Гарри. – Я ищу двух друзей. Вы видели здесь каких-нибудь чужаков?

– Из Внешнего мира, хочете ск’зать? – спросил мужчина – к облегчению Гарри, на английском, но с более сильным и тягучим акцентом, чем у крестьян рядом с Арнфортом.

Гарри с надеждой кивнул. Мужчина оглядел его с ног до головы, а потом то же самое проделал с Сюзанной, прежде чем снова заговорить.

– Ага, о пришлецах из Внешнего мира были новости, но не поблизости. Мы слыхали об одном из Внешнего мира, хто предъявил права на корону, так шо его п’садили в тюрьму за измену.

– Алекс! – изумленно воскликнул Гарри.

– Имя то самое, – согласился мужчина – он был заинтересован и разговорчив.

Прежде чем Гарри смог разузнать что-то еще, ему пришлось назвать мужчине их с Сюзанной собственные имена.

– Корси? – спросил мужчина. – Знатное тута имя. Значится, вы родственники князя – с таким именем.

– Нет-нет, – поспешно возразил Гарри, внезапно испугавшись, что его тоже арестуют за измену. – Никакого отношения, уверяю вас. Что заставило их подумать, будто Алекс имеет отношение? Он всего лишь… – тут он замолчал, вспомнив, что сэр Эдмунд сказал прошлым вечером.

– Крестьянский сын? – спросил мужчина, по-видимому, нисколько этим не обеспокоенный; Гарри покраснел. – Г’рят, так его назвал князь, када пришлец сказал, будто остров принадлежит ему.

– Но… – произнес Гарри и снова замолчал. Он понял, еслискажет, что Алекс был прав, и более того – что прежде остров принадлежал Корси, его почти наверняка запрут в темнице, прежде чем он получит возможность выручить Алекса. – Где Алекс? Где его заперли?

Мужчина пожал плечами:

– Хто г’рит, здесь, хто – там. Нек’т’рые г’рят, князь сошел с ума, бедный мальчик, обнаружив, шо в довершение его бед явился узурпатор, и попытался убить пришлеца. Точно известно, шо князь безумен и под замком. В дурные времена живем.

К этому моменту у Гарри волосы встали дыбом.

– А Сесилия? Вы слышали о Сесилии?

Мужчина покачал головой:

– Думаю, вам стоит разузнать в Фаллейфелле, мой лорд.

– Я не лорд. А это, значит, не Фаллейфелл?

Мужчина посмотрел шокировано и, подумал Гарри, слегка подозрительно.

– Нет, к’нешно. Это место – Арнфорт.

Гарри был так поражен, что смог только издать непонятный писк. Он подумал, что мужчина теперь смотрит на него еще более странно, чем прежде. Гарри заметил, что он начал закрывать дверь, и спросил:

– Тогда где Фаллейфелл?

К этому моменту мужчина уже наполовину закрыл дверь. Он решил, что Гарри сумасшедший. Потому что как еще объяснить его странное безумное поведение? И он подумал, что, наверное, все пришельцы из Внешнего мира сумасшедшие. Безумие поражает их в ранней юности и развивается двумя способами: либо они становятся как тот Алекс, о котором болтают люди, и страдают манией величия; либо как этот – дворянин с головы до пят, но усиленно отрицающий это. Он указал в сторону Фаллейфелла и захлопнул дверь у Гарри перед носом.

Предположив, что он отправился за друзьями, чтобы арестовать его как предателя, Гарри со всей возможной скоростью вернулся к своей лошади и Сюзанне.

– Надо спешить, – сказал он. – Он не поверил мне ни на йоту. Мы должны попасть в Фаллейфелл. Он говорит, это по главной дороге.

Сюзанна хихикнула:

– Он решил, ты сумасшедший, Гарри. Я прямо видела, как он это думает. Это место не может называться Арнфорт. Это слишком нелепо!

Гарри тоже засмеялся над этим. Нелепо, что существуют два места с одинаковым названием всего милях в десяти друг от друга, но он понимал, едва ли есть шанс их перепутать. И всё равно он сильно беспокоился. Сюзанна могла быть права насчет того, что думал мужчина, но это ничего не меняло в их положении. Здесь сажали в тюрьму не только за измену, как Алекса, но и за сумасшествие. Доказательство – этот князь. И Гарри встревожило, что нет новостей о Сесилии. По крайней мере они знали, что Алекс жив. Он пожалел, что не отослал Сюзанну домой и не отправился сюда один.

– О! – воскликнула Сюзанна. – Те лошади спустились по этой дороге. Смотри!

Они теперь находились немного дальше поворота в деревню. Когда Сюзанна указала, Гарри посмотрел налево, где от обочины поднимался длинный склон, и снова увидел следы, по которым они шли. Они вели прямо на вершину холма, на солнце. Он задумался, имеет ли смысл следовать по ним после того, что ему сказали. Сюзанна не сомневалась, что имеет. Она уже съезжала с дороги, и ее толстый пони, карабкаясь по холму, выдыхал пар. Гарри пожал плечами и последовал за ней.

– Одно точно, – крикнула Сюзанна через плечо, – у того человека в деревне была тень. Мне теперь стало от этого легче.

Гарри легче не стало. Встретить реальных прячущихся здесь людей, по его мнению, было гораздо страшнее. Реальные люди делают реальные вещи. Но он продолжал следовать за сестрой по пологому уступу на вершину холма, а потом – вниз на другую дорогу, гораздо менее используемую, чем та, которую они только что покинули. Приходившие с дальних холмов по другую сторону лошади просто пересекали ее. Гарри и Сюзанна как раз тоже пересекали дорогу, когда из-за поворота появилась скачущая рысью черная кобыла. На ней ехала женщина в громадном плаще с капюшоном, которая при виде них остановила лошадь.

– Стойте! – крикнула она. – Что вы сделали с Эверардом?

Они пораженно уставились на ее красивое печальное лицо. Несмотря на удивление, Сюзанна завистливо вздохнула при виде ее ярких светлых волос. Как многие темноволосые девочки, Сюзанна страстно желала обладать золотыми волосами и бело-розовым лицом.

Леди тоже выглядела удивленной.

– Прошу прощения. Я подумала, вы другие пришельцы из Внешнего мира. Где они?

– Мы не знаем, мадам, – ответила Сюзанна. – Мы их ищем.

– О, найдите их… Найдите хотя бы мальчика, – умоляюще произнесла леди. – С ним мой сын. Так мне сказали.

– Мы найдем Алекса, – важно произнесла Сюзанна, – или умрем, пытаясь это сделать.

– Дай Бог, чтобы вы добились успеха, – сказала леди. – Пока Тауэрвуд держит его, это государство в смертельной опасности. И вы также должны найти юную леди. Тауэрвуд во весь опор преследует ее и Роберта, если моему вестнику можно верить.

– Кто такой Тауэрвуд? – спросил Гарри.

– Кто такой Роберт? – спросила Сюзанна.

Вряд ли леди их услышала. Она продолжала говорить, нетерпеливо наклонившись к ним, и по ее лицу текли слезы. Она говорила неистово, будто до сих пор ей ни разу не представлялась возможность сказать хоть что-то. Гарри с Сюзанной пребывали в страхе и трепете, поскольку никогда прежде не встречались с таким горем, и страх только увеличивался от того, что они едва понимали, о чем леди говорит. Сюзанна подумала, она принадлежала к тому типу людей, которые всегда считают само собой разумеющимся, что вы знаете тех людей, о которых идет речь, и сейчас, в своем горе, она упоминала имена, места и события – всё вперемешку, – сильно озадачив двоих детей.

– И я не была в Эндвейте, иначе могла бы увидеть его лицо и узнать правду. Теперь она, конечно же, умрет вместе с ним. Видите ли, бедный Эверард слишком юн, чтобы понять, но я знаю, он не сумасшедший. Я не верю, что он убил Арбарда, хотя насчет другого не уверена. Всё это дело рук Тауэрвуда. Он где-то держит его – наверняка собирается на самом деле свести с ума. И он знает, что я знаю, поскольку Филиппа стояла рядом, когда я велела Роберту объявить себя князем. Тауэрвуд много намекал на это в тот последний вечер, когда приезжал в Фаллейфелл, а моя бедная золовка предпочла принять яд, лишь бы не выйти за него. Она мертва, упокой Господь ее душу, и я тоже заслуживаю смерти за мою ложь. Потому что я сказала Тауэрвуду, что выйду за него, чтобы он мог стать князем, а потом, когда он уехал, я сбежала, чтобы тоже не принимать яд. Если найдете Эверарда, скажите ему, что я отправилась к монахиням в Улдрим. Некоторое время я буду там в безопасности.

Леди внезапно замолчала, широко-широко распахнув голубые глаза. Они видели, она пришла в ужас от того, что так много рассказала двум совершенно незнакомым людям.

– Никому об этом не рассказывайте! – неистово произнесла она. – Только Эверарду скажите, где я.

– Обещаем не говорить ни единой душе, мэм, – ответил Гарри.

– Ни словечка, – пообещала Сюзанна.

Оба подумали, что леди не могла бы выбрать более подходящих людей для того, чтобы сдержать обещание, поскольку они почти ничего не поняли из ее слов.

– И не говорите, что видели меня, – сказала леди.

Они снова пообещали.

«Как мы можем сказать, – подумала Сюзанна, – если мы не знаем, кто она такая?»

– Благодарю тысячу раз, – сказала леди. – Я бы щедро вознаградила вас, если бы могла.

После чего княгиня Розалинда (только они не знали ее имени) быстро поскакала дальше по дороге. Корси продолжили подниматься на холм по следам от копыт.

На вершине холма Гарри проверил револьвер.

– Из всей этой галиматьи я понял одно, – сказал он, – если мы встретим человека по имени Тауэрвуд, лучшее, что я могу сделать – тщательно прицелиться и выстрелить ему промеж глаз.

– Бедная леди! – воскликнула Сюзанна, по-прежнему в большом трепете.

Долгое время после этого оба больше ничего не говорили. Несколько миль они следовали за отпечатками на голых заснеженных плоскогорьях. От ветра у них слезились глаза, но даже так они видели, что здесь нет ни малейшего движения – даже пастуха. Гарри подумал, что это странное государство, должно быть, очень малонаселенное, когда они достигли места, где Тауэрвуд схватил Алекса и Эверарда. Сюзанна вскрикнула – таким ужасным оно было.

От Фаллейфелла вела дорожка сильно взбитого снега. Она заканчивалась в широком притоптанном кругу, а весь центр круга забрызгала яркая кровь. Было так холодно, что кровь всё еще оставалась красной, и никаких сомнений в том, что это такое, не возникало. Если бы Сюзанна была Шарлоттой, она бы немедленно выразила готовность упасть в обморок.

– Только не Алекс! – воскликнула она.

Гарри снова побелел, как простыня, и его затошнило, но он подъехал к месту.

– Двое людей сказали, что Алекс жив, – произнес он, и его голос звучал то хрипло, то визгливо.

Он никогда так не восхищался Сюзанной, как сейчас, когда она подъехала к нему, чтобы тоже посмотреть.

– Но, – произнесла она, – кто бы это ни был, он не умер… или не умер сразу. Он пошел за всеми этими лошадями. Смотри.

Гарри посмотрел туда, где еще одна дорожка взбитого снега вела прочь, указывая путь, которым Тауэрвуд вез мальчиков в Эндвейт. Капли крови виднелись среди отпечатков копыт, и там остались следы волочившихся ног. Гарри медленно глубоко вдохнул. Им тоже придется пойти тем путем, и одним небесам известно, на что они там наткнутся.

– Он, наверное, ужасно ранен, – сказала Сюзанна. – Мы должны найти его, кем бы он ни был. Поехали, Гарри.

И двинувшись вдоль линии кровавых пятен, Гарри подумал, что его сестра, наверное, самый храбрый член семьи Корси.

След привел в небольшую впадину. С одной ее стороны находилась крошечная каменная хижина – возможно, пастуший горный приют. Из ее треснувшего дымохода поднимались клубки дыма. Кровавые пятна вели к ней, хотя следы копыт, конечно же, уходили дальше. Кто-то втащил раненого человека через порог хижины. Они видели это по длинному тянущемуся следу.

Гарри с Сюзанной посмотрели друг на друга, а затем Гарри подъехал к хижине и постучал в дверь.

– Хто тама? – крикнул грубый голос.

– Меня зовут Генри Корси, – ответил Гарри, поскольку ему больше ничего не оставалось.

Дверь открылась тут же. Гарри этого не знал, но его фамилия обладала в княжестве почти волшебной силой. Элеонора де Корси, помимо того что была известна тем, что ее завоевал князь Джеффри, являлась княгиней, которую восхваляли до сих пор, хотя она жила пятьсот лет назад. Открывший дверь пастух улыбнулся и кивнул. Он ожидал, что его гость будет выглядеть как пришелец из Внешнего мира, и он выглядел.

– Шо может бедный ч’ек сделать для вас, мой лорд?

– Кто находящийся у вас раненый, пожалуйста? Вы можете сказать нам, как его ранили?

– Ага, мой лорд. Это бедный юный лорд Арбард. Он может и сам сказавать вам, как пролил кровь, ежели вы соблаговолите войти.

Испытывая громадное облегчение от того, что ему не придется смотреть на труп, Гарри спешился и вошел в хижину. Сюзанна подвела обеих лошадей к двери, чтобы видеть, что происходит. Лорд Арбард лежал на груде овечьих шкур, очень бледный и тяжело дышащий, но, насколько Гарри мог судить, совершенно не мертвый. Он пил суп из деревянной чаши.

– Сходство, определенное сходство, – задыхаясь, сказал он Гарри. – В вас есть что-то от князя. Не Эверарда, а Уильяма, ну знаете – отца князя Эверарда. Что я могу вам сообщить?

– Где Алекс Хорнби, если вы знаете.

Лорд Арбард рассказал им, что знал – знал он, конечно, очень мало, но достаточно, чтобы вызывать у Гарри еще большую решимость пристрелить Тауэрвуда, если ему представится возможность. Сюзанна, пока слушала, сильно невзлюбила князя Эверарда. Она была рада узнать, что Алекс поставил ему синяк под глазом, и за это восхищалась Алексом больше, чем когда-либо, если только такое возможно.

– Тауэрвуд вообразил, подумал, знал, будто убил вашего покорного слугу, – сказал лорд Арбард. – Любого другого он убил бы, но у меня любопытный, необычный, странный… в общем, у меня сердце с правой стороны.

– Мои поздравления, – сказал Гарри. – Хотел бы я, чтобы у меня так было.

Он задумался, не поэтому ли лорд Арбард использует три слова там, где достаточно было бы одного.

– Но вы должны поторопиться, – сказал лорд Арбард. – Вы должны выследить, последовать…

– Да, – поспешно произнес Гарри. – Должны. Надеюсь, вы скоро поправитесь.

Он выбрался из хижины и снова сел на коня. Пастух вышел с предложением супа, но Гарри отказался. Он боялся, что как только будет вовлечен в настоящий разговор с лордом Арбардом, он продлится весь день, а насколько он понимал, они не могли позволить себе целый день.

– Нам лучше поторопиться, – сказал он Сюзанне. – Всё это произошло вчера после полудня.

И они снова поехали.

– Что за страна, – возмущенно произнесла Сюзанна, – где можно похитить князя, и никто ничего по этому поводу не предпринимает?

– Думаю, это из-за того, что их правитель умер совсем недавно, – ответил Гарри. – Всё вверх дном, и только мы можем помочь.

– Только мы и наш револьвер, – сказала Сюзанна. – Бог с Гарри, Англией и святым Георгием!^[6]

И Сюзанна пустила лошадь вскачь вниз по холму, одной рукой размахивая над головой. Гарри последовал за ней – смеясь, но желая, чтобы она серьезнее относилась к происходящему.

После этого они за всё утро никого и ничего не встретили. Следы на хрустящем снегу были четкими и ясными, пока не привели их к дороге в Эндвейт. Там они исчезли среди множества других отпечатков копыт.

– Будто вола вели к воде, – сказала Сюзанна. – Негодяй сделал это нарочно.

Гарри слез с лошади и тщательно изучил следы. Их было сложно различить, но он думал, что всадники, выехав на дорогу, должны были повернуть направо. Одна из лошадей могла немного отклониться на менее притоптанный снег, поворачивая с внутренней стороны отряда. Он всё еще стоял, наклонившись, изучая место и пытаясь решить, похоже ли это на лошадь, топчущуюся на месте, пока остальные совершают широкий поворот, когда услышал скрип колес. По дороге ехала запряженная в осла повозка, нагруженная мешками с овощами, а на мешках лежало тело мужчины, одетого в оранжевое. Этот определенно был мертв. Сюзанна отвернулась. Возница – крайне мрачный человек в синей толстовке – посмотрел на них, приподняв брови.

– Предупреждаю, – сказал он, – вас сцапают, ежели будете терять время, рыская тута. Битва проиграна для всех в Перланде, и Хауфорс обращен в бегство. Вроде г’рили, вы арестованы за измену, вы двое.

– О, нет, – слабо произнесла Сюзанна. – Это были не мы, сэр, но всё равно спасибо за предупреждение. Поехали, Гарри, пожалуйста.

Возница указал вниз по дороге – в направлении противоположном тому, в котором, как думал Гарри, двигались лошади.

– Езжайте передо мной туды, – сказал он. – Но вы не должны ехать в Герн. Ежели сумеете добраться до Арбарда, будете в безопасности.

– Нет, – произнес Гарри. – Они поехали другим путем, Сюзанна, мы должны ехать туда, какое бы сражение там ни происходило, – затем он вежливо спросил возницу: – Не могли бы вы сказать мне, кто победил в сражении? Я не знаю Хауфорса.

Возница резко стал крайне неприветливым и испуганно глянул через плечо на мертвого человека в повозке.

– Тады вы будете рады услыхать, что победил Тауэрвуд, коли вы на его стороне.

– Опять этот человек! – воскликнула Сюзанна. – Мы не на его стороне, сэр.

– Тады езжайте в Арбард, – по-прежнему весьма подозрительно ответил возница.

Больше он не захотел с ними разговаривать. Они наблюдали, как он прищелкнул языком ослу и медленно покатил по дороге прочь.

– Ох! – произнесла Сюзанна.

– Ничего не поделаешь, – сказал Гарри. – Уверен, они отправились туда. Держись, Сюзанна. Помни, кое-что из этого – наша вина.

Еще через полмили они добрались до поворота на Эндвейт. Дорога была безлюдна. Они видели, что следы ведут через мост в ущелье, но никакой возможности узнать, те ли это следы. С тех пор другие люди въезжали и выезжали из Эндвейта и всё спутали.

– Что нам делать? – спросил Гарри. – Думаю, мы должны войти в долину и спросить. Люди кажутся дружелюбными, если сказать, что мы не стороне Тауэрвуда.

Сюзанна согласилась. Они двое как раз ехали по мосту, когда с холма на другой стороне дороги донеслись крики. Прежде чем они поняли, что происходит, к ним с грохотом промчался мужчина в кольчуге и остановил рядом с ними свою громадную лошадь, чуть ли не поставив ее на дыбы. Он весь был закован в красно-белые сияющие доспехи.

«Выглядит как святой Георгий, – подумала Сюзанна, а еще она подумала, что у него приятное, встревоженное лицо. – Он принял нас за Хорнби, как та леди!» Она была права.

– Прошу прощения, – сказал мужчина. – Я принял вас за других пришельцев из Внешнего мира. Но теперь вижу, что вы оба более темноволосые, и что леди гораздо моложе. Я Говард, лорд Даррон. Могу я спросить ваши имена?

Сюзанна радостно сообщила ему, кто они такие. Он поклонился, точно настоящий странствующий рыцарь, и так понравился Сюзанне, что она добавила в надежде по-настоящему подружиться с ним:

– И мы не на стороне Тауэрвуда.

– Это весьма прискорбно, – сказал лорд Даррон, – поскольку я на его стороне. Должен попросить вас сопровождать меня и до поры до времени считать себя находящимися под арестом.

Глава 3. Воздушные замки

Алекса разбудило восклицание Эверарда. Он перевернулся и обнаружил, что князь вылез из соломы, оставив после себя холодное колючее место. Алекс начал дрожать раньше, чем по-настоящему проснулся. Темница наполнилась туманом с полузамерзшего рва снаружи и разделилась надвое яркой полосой солнечного света от решетки. Эверард стоял в солнечном свете и тумане, словно ангел в церковном окне, и смотрел на решетку.

– Иди посмотри, – сказал он.

Алекс выполз из соломы и подошел к нему. Первое, что он заметил – длинный водопад сосулек, висевший между прутьями решетки и заставивший его задрожать еще сильнее. А потом он понял, что восклицание Эверарда вызвали сами прутья. Они были новыми. Не старше недели. Железо было всё еще тускло-серым, а ржавчина – где она вообще была – выступила красно-коричневыми струйками.

Под гроздьями льда Алекс видел свежие следы от стамески там, где выломали старые прутья, чтобы освободить место новым.

– Семь дней, – сказал Эверард. – Не старше.

– Наверняка новее, – ответил Алекс. – Подумай, как здесь сыро. Они могли так заржаветь за сутки. Или даже за ночь.

– Вчера, – заметил Эверард, – я бы сказал, что ты свидетельствуешь сам против себя и что Тауэрвуд отдал распоряжения насчет этих прутьев после разговора с тобой по дороге в Фаллейфелл. Сегодня я уже не так уверен. Скажи мне честно, Алекс. Ты в союзе с Тауэрвудом?

– Нет, – ответил Алекс. – Конечно, нет. Я ненавижу его не меньше, чем ты. Впервые увидев его лицо, я возненавидел его сильнее всех, кого когда-либо встречал.

Он тоскливо посмотрел на решетку и увидел впереди еще один день споров и драк. Вероятно, они будут так продолжать, пока от голода не ослабеют настолько, что больше не смогут спорить. Не то чтобы он винил Эверарда за его подозрения. Любой на его месте почувствовал бы, что больше никому никогда не сможет верить.

– О! – произнес он. – Давай не будем проводить остаток наших жизней в ссорах… э… ваше высочество. Оно того не стоит.

– Согласен, – ответил Эверард. – Оно того не стоит. Как только я спросил тебя об этом, я решил, что не буду ссориться. И, на самом деле, думаю, приказ насчет этих прутьев был дан раньше, чем Тауэрвуд встретил тебя. Установить их в прочном камне – работа на целый день. Уверен, он планировал заточить меня здесь до того, как ты появился. Твое присутствие – усовершенствование его плана, но я хотел бы знать, давал ты на это согласие или нет.

– Не давал, – ответил Алекс.

Он испытал такое облегчение от миротворческого настроения Эверарда, что позволил челюсти расслабиться, и его зубы начали стучать.

– Давай вернемся в солому, – сказал Эверард. – Есть шанс, что мы замерзнем до смерти раньше, чем умрем от голода.

Дрожа, они сели в солому лицом к лицу. Алекс заметил, что синяк князя проходит. Теперь он стал всего лишь бледно-желтым. Должно быть, вчера был его самый цветной день. Он сообщил об этом Эверарду. Эверард засмеялся.

– Око за око, – сказал он. – Только у тебя шишка на лбу размером с голубиное яйцо.

Алекс возмущенно ощупал лоб и вынужден был признать, что Эверард все-таки взял реванш.

– Уверен, – сказал он Эверарду, – Тауэрвуду это понравилось бы: вернуться в конце недели и обнаружить нас с двумя свежими синяками. Мы должны назло ему прекратить это.

Эверард кивнул и поднял руку с двумя скрещенными пальцами:

– Чур меня.

Алекс рад был обнаружить, что у них есть общие обычаи.

– Чур меня, – повторил он. – Я рад, что это ты тоже знаешь.

– Так же как Шалтая-Болтая. Но лучше зови меня Эверардом, – Эверард улыбнулся и протянул ладонь; они пожали руки, а затем Эверард спросил: – Кстати, что ты имел в виду под Хабеас Корпус? Это какой-то правовой термин?

– Думаю, да, – ответил Алекс. – Из Великой хартии вольностей^[7]… но, полагаю, о ней ты тоже не слышал.

Он, насколько мог, объяснил про хартию и про баронов и короля Иоанна.

– Так что теперь даже самый очевидный преступник предается суду. Никто не может быть арестован только на основании подозрений или потому что кто-то хочет убрать его с пути.

– Как нас с тобой? Вижу, люди из Внешнего мира здесь правы. Алекс, обещаю тебе, если мы когда-нибудь выберемся отсюда, я введу в княжестве Хабеас Корпус. Начинаю понимать, что для этого назрела насущная необходимость.

Алекс засмеялся.

– Я не шучу, – надменно произнес Эверард, а потом тоже засмеялся, но не слишком счастливо. – Что за воздушный замок!

Словно чтобы напомнить Эверарду, насколько безнадежно было обсуждать Хабеас Корпус, кто-то загремел засовами и цепями на двери. Оба сидели на месте и наблюдали, как их тюремщик отодвигает люк внизу двери и проталкивает внутрь темницы на порог еще одну чашку и тарелку. Наблюдая, Алекс горько жалел о своем ноже. Можно было бы порезать им тюремщика через проем люка, и там было достаточно пространства, чтобы мог протиснуться мальчик. Когда люк захлопнулся, он пожал плечами и встал, чтобы взять еду. Однако Эверард встал первым, взял завтрак и с крайне мрачным лицом принес в их гнездо пташки в клетке.

– Прошлый вечер был роскошным по сравнению с этим, – произнес он. – Алекс, не хочу начинать спор заново, но ты должен это съесть.

– Нет, – ответил Алекс. – Мы будем делить на двоих до тех пор, пока возможно.

– Это будет недолго. Смотри.

Кусок сухого коричневого хлеба был практически вдвое меньше вчерашнего, а вода в чашке едва покрывала дно.

– Мы можем вместо воды сосать те сосульки, – сказал Алекс и твердо разломил хлеб надвое.

Сейчас он уже сильно проголодался, и мысль о том, чтобы в очередной драке потерять и этот хлеб была почти невыносима. К его облегчению, Эверард взял свою половину, больше ничего не сказав. Они лежали в соломе, рядом с тарелкой и ели хлеб крошечными кусочками, чтобы растянуть его. Алекс предвидел время, когда они начнут спорить за крошки, но надеялся, что до этого еще далеко.

Эверард собирал крошки кончиком пальца и лизал их перед тем, как съесть.

– Воздушные замки очень утешают, – сказал он. – Я построю еще, если ты будешь помогать мне, напоминая, что они нереальны. Я полагаюсь в этом на тебя, Алекс. Эта крошка – куропатка. Когда мы освободимся, я получу ее. А эта крошка больше. Это кабанья голова… или нет – целый бок оленя. Его мы тоже получим.

Алекс считал, Эверард поступает неразумно. Ему это казалось способом свести себя с ума. Он так и сказал.

– Спасибо, – произнес Эверард. – Говори это каждые пять минут. О, Алекс, прошлым вечером я думал, что сойду с ума к утру. Всё на свете казалось воздушным замком. Я собирался стать хорошим князем – таким же, как мой отец, или даже лучше. Я собирался суметь жить на острове: мы здесь говорим, что признак действительно хорошего князя – если он может находиться на острове, а Княжество За Водой остается в безопасности и мире. А теперь смотри, к чему я пришел – попал в ловушку собственных мудрых указов, и все мои мечты свелись к тому, чтобы отнять Эндвейт у Тауэрвуда и заселить эту проклятую темницу.

Алекс передумал насчет воздушных замков Эверарда. Возможно, реальность была хуже.

– Да, любой ценой засели эту темницу. Но надеюсь, ты сделаешь с Тауэрвудом что-нибудь посерьезнее простого отбирания у него Эндвейта. Эти крошки вызвали у меня жажду.

Он встал и попытался допрыгнуть до сосулек на решетке. Без толку. Он был недостаточно высок, чтобы достать.

Эверард тоже подошел прыгать за сосульками. Ему удалось отломить каждому по одной, и они пососали их. Они были отвратительными на вкус: пыль, ржавчина и рдест. Эверард передернулся.

– Думаю, они вызовут у нас какую-нибудь болезнь. Да, с Тауэрвудом я сделаю что-нибудь похуже, не беспокойся, но его следует как полагается привлечь к суду за государственную измену. Не должно быть злопамятным. Однако теперь я понимаю, что именно это все говорили о Тауэрвуде: «Давайте не будем злопамятными». Так что мы были слишком честными и добрыми, а он преуспевал сверх всякой меры.

– Значит, ты знал, какой он отвратительный? – спросил Алекс. – Я не мог понять, как он стал таким могущественным, когда никто не может взглянуть на него, не подумав: «Вот безжалостное чудовище, ищущее, что бы сотворить.

– Что мы могли поделать? – сказал Эверард. – При всех его недостатках прежде он никогда не совершал ничего предосудительного.

– Серьезно? Посмотреть на него, так он всю жизнь ничем другим и не занимался. Наверняка должно что-то быть, Эверард. К примеру, как он умудрился стать графом Герна? Он имел право претендовать на этот титул?

Эверард опустил голову, запустил руки в волосы и кивнул. Алекс понял, его вопрос вытащил наружу самые грустные мысли князя, и ему захотелось пнуть себя.

– Да, – ответил Эверард. – Он имеет все права. Он получил земли и титул, как возмещение за смерть сына.

– Извини. Я не знал, что у него был сын. Как этот сын умер?

Алекс надеялся, что сын Тауэрвуда не имеет никакого отношения к грусти Эверарда, но когда Эверард ответил, ему снова захотелось пнуть себя.

– Его сын был оруженосцем моего отца. Их вместе убили в здешнем саду, – Эверард сердито посмотрел на Алекса со слезами на глазах, и Алекс сделал бы, что угодно, лишь бы прекратить этот разговор, но Эверард продолжил: – Я знаю, ты встречал Роберта. Я знаю, он нравится тебе. Я очень любил его, и он мой кузен. Но я вошел в сад, когда Роберт выходил, и он держал кинжал оруженосца, весь покрытый кровью. Мало того, что мой отец был его князем и его дядей, но Бертрам Тауэрвуд был молочным братом Роберта. Хуже просто некуда, Алекс. И, полагаю, Роберт подумал, поскольку я несовершеннолетний, он имеет все шансы стать следующим князем. Тауэрвуд был прав, настаивая, чтобы я… – Эверард внезапно прервался.

Алекс догадался, что он плачет. Он порадовался, что пока больше ничего не услышит. Всё это было слишком ужасно. Он хотел бы не думать о том, как они приняли у себя странного усталого изгнанника, который признался, что убил одного дядю и не убивал другого. Он злился, что не знал об этом. Роберт казался благородным и печальным, когда они свыклись с его странностью – и он был бесконечно добр к Алексу, когда заметил, как тот напуган. Но с другой стороны, он в любом случае так вел бы себя, нуждаясь в пристанище на ночь. А потом Алекс резко полностью изменил мнение. Роберт был славным. Тауэрвуд был отвратительным. И по отношению к Эверарду он поступил еще ужаснее, чем по отношению к Алексу. Алексу казалось, если вернуться в начало, вполне возможно, выяснится, что всё это время главным злодеем являлся Тауэрвуд.

– Послушай… – начал он.

– Знаешь… – в тот же самый момент произнес Эверард.

– Продолжай, – сказал Алекс.

– Я собирался сказать, что Тауэрвуд настоял, чтобы все дворяне дали мне клятву верности. Понимаешь, большинство из них были в Эндвейте с моим отцом. Но потом я понял, что вопрос о чьей-либо верности вовсе не стоял. Роберт никогда не заявлял прав на корону – ни тогда, ни позже. Он отправил по всей стране глашатаев объявить о своей невиновности, но он никогда не объявлял себя князем, хотя я уверен, люди приняли бы его, если бы он так поступил. Это Тауэрвуд собирается жениться на моей матери и предъявить права на корону.

– Выглядит так, словно… Эверард, что за человек был сын Тауэрвуда?

– Ужасно такое говорить, но он до смерти боялся своего отца. Когда Тауэрвуда не было рядом, он был очень милым, хотя и несколько слабохарактерным. Мой отец старался держать Бертрама подальше от Тауэрвуда из-за того, как тот его пугал. Каждый раз, когда Тауэрвуд бывал при дворе, Роберт забирал Бертрама на охоту. Бертрам бесконечно восхищался Робертом.

– Роберт симпатизировал Бертраму?

– Да. Как я сказал, они были молочными братьями. Они вместе росли в Герне. Мать Бертрама была кормилицей Роберта. Понимаешь, Тауэрвуды – весьма скромная семья.

– Ты не сказал мне, что именно Роберт думал о Бертраме. Думаю, это очень важно, Эверард, поскольку ты сказал, что Роберт держал кинжал Бертрама.

Эверард раздраженно подбросил в воздух две пригоршни соломы.

– Но я сказал. Ты понимаешь, что значит быть чьим-то молочным братом? У вас во Внешнем мире нет таких уз? Это гораздо ближе, чем если бы они были кровными братьями. Здесь такие узы почитаются священными.

– Тогда… – произнес Алекс.

– Да-да. Я подумал об этом раньше тебя. Я понял, каким дураком был, в тот момент, когда осознал, что Роберт не хотел быть князем. И немедленно изгнать Роберта предложил Тауэрвуд. Если бы его судили в Совете за государственную измену как следовало, вся страна узнала бы правду. Но я не мог заставить себя обречь Роберта на кончину предателя – его бы разрезали на кусочки, Алекс. Или, как я теперь понимаю – Бертрама, хоть он и убил сам себя.

Теперь Алекс начал расшвыривать солому.

– Стой, Эверард! Я еще не могу понять. Ты думаешь, Тауэрвуд заставил своего сына убить твоего отца. Ты в самом деле считаешь, что он полагался на то, что бедняга после этого убьет себя?

– Тауэрвуд презирал Бертрама. Уверен, он знал, именно так он и поступит. Так же как, полагаю, он надеется, что я сейчас схожу с ума в твоем обществе. Думаю, ему нравится использовать людей – как он использует тебя. И предполагаю, если он устроил, чтобы Бертрам убил моего отца, когда поблизости находился Роберт, он знал: если Бертрам не убьет себя, то Роберт вполне может взять вину на себя. И думаю, он мог бы.

– Нет. Это не выглядит вероятным. Ты просто даешь волю своим фантазиям, Эверард. Думаю, ты прав в том, что всё – дело рук Тауэрвуда. Выглядит, как единственно возможный вариант. Но он не мог полагаться на то, что Роберт возьмет вину на себя. Роберт взял вину на себя? Ты спрашивал его перед тем, как изгнать?

– Я спрашивал его, и он отрицал. Он предложил принести мне клятву, что не убивал ни одного из них.

– Ну, вот. Мог Тауэрвуд сам убить твоего отца? Насколько я вижу, он ничего не имеет против того, чтобы убивать людей собственными руками.

– Имеешь в виду бедного Хьюго Арбарда? Если бы я только мог думать, что у Тауэрвуда была такая возможность, Алекс. Но он всё время находился со мной – нарочно, как я начинаю думать. И я не могу представить, чтобы даже он убил собственного сына.

– Тогда мог Бертрам убить твоего отца, поскольку его заставил отец, а потом Роберт убил Бертрама? Я знаю, он убил своего дядю, и помню, он сказал, это было по закону.

Эверард пропускал волосы сквозь пальцы, а руки у него были в соломе, и от этого он выглядел одичавшим и даже безумным. Солома была того же цвета, что его волосы, так что сейчас он походил на белый голливог^[8].

– Роберт сказал, что не убивал ни одного из них, – возразил он. – Если я верю ему в одном случае, почему не должен верить в другом? Когда он убил Обри Герна, было по-другому. Он был дядей Роберта, а не молочным братом, что… Но вы во Внешнем мире, похоже, не понимаете связи между молочными братьями, тогда что я могу сказать? По-моему, Бертрам убил моего отца, а потом – себя. Роберт, думаю, только забрал кинжал, чтобы избавить Бертрама хотя бы от участи самоубийцы – которая уже достаточно плоха, если подумать. Их хоронят на перекрестках дорог с колом в сердце.

Сказав это, Эверард посмотрел на Алекса – такой бледный, что его желтый синяк снова начал выделяться, как было накануне. Алекс больше не жалел о своем складном ноже. Он благодарил небеса, что тому удалось провалиться в промежуток между прутьями.

– Эверард, – произнес он, – убери солому из волос и, ради Бога, поговори о чем-нибудь другом. Я ужасно сожалею, что поднял эту тему.

– А я не сожалею, – ответил Эверард, но начал прочесывать волосы пальцами. – Ты помог мне увидеть правду. Возможно, нам лучше поговорить о другом. Давай построим еще воздушных замков.

Алекс начал говорить о лошадях, а потом – о школе. Эверард пытался внимательно слушать, но это никогда не длилось долго. Весь тот день он возвращался к смерти своего отца или к связанным с нею вещам. Если Алекс не давал ему говорить напрямую, он замаскировывал их под воздушный замок.

– Вот хороший замок, – говорил он, переворачиваясь и заставляя кучу соломы изображать замок. – Я издам указ, чтобы конец предателей был не настолько суровым. Несомненно, смерти для них достаточно – без того, как мы крошим их на кусочки. Людям не нужно, чтобы человеческие куски были прикреплены к городским воротам или выставлены на выгоне, чтобы удержать их от…

– Ты вызываешь у меня тошноту, – отвечал Алекс.

Тогда Эверард брал новый курс:

– Я издам другие указы – много указов, но от них не будет пользы, если князь сам не будет им подчиняться. Если бы я остался в Фаллейфелле, как приказал всем остальным, я бы не оказался здесь. Этот указ должен был стать таким хитроумным, Алекс: предполагалось, что, оставаясь дома,  люди выказывают уважение моему отцу, но на самом деле он должен был позволить нам узнать, кто помогает Роберту. Однако люди оказались умнее нас. Половина Герна ушла в лагерь Роберта в Перланде, но у них у всех там имелось срочное дело. Только меня схватили.

– Тебя бы схватили, если бы с тобой были твои собственные солдаты? – спросил Алекс. – Как так получилось, что с тобой были люди Тауэрвуда? Должно быть, это облегчило ему дело.

Эверард покраснел:

– Я был настоящим дураком. Мои люди были так поражены, когда я приказал им поместить тебя в библиотеку, что я побоялся, они не подчинятся, когда я попрошу их нарушить мой указ. И я знал, что люди Тауэрвуда известны своим умением хранить тайны.

– И ты попросил их у Тауэрвуда? – спросил Алекс. – Это был совершеннейший идиотизм, Эверард. А зачем ты поместил меня в библиотеку? Из-за картины?

По-прежнему краснея, Эверард потянулся втереть еще соломы в волосы, но передумал.

– Я подумал, она будет злить тебя, – признал он. – И я надеялся, ты найдешь библиотеку интереснее темницы. Так ведь и получилось, если эта темница может служить примером?

– Да. У тебя там есть несколько отличных вещей.

Они немного поговорили о библиотеке, пока Эверард не подумал об еще одном воздушном замке.

– Эндвейт, – сказал он. – Я должен найти какого-нибудь достойного человека и отдать землю ему. Роберту она не нужна. Тауэрвуд вовсе на нее не претендует. Уверен, он спорил о ней с Робертом, только чтобы заманить сюда моего отца и убить его. Огороженный стеной сад – отличное место для убийства. Я…

– Земля в самом деле принадлежит Роберту? – перебил Алекс. – Потому что, если так, достойному человеку ее должен отдавать он.

– Нет, – ответил Эверард. – Его право весьма смутное. Объявляю Эндвейт штрафом казне. А вот еще один замок…

Алекс застонал. Так продолжалось часами, пока солнце не ушло от решетки, оставив их в холодном полумраке. Никто больше не приносил еду. Алекс начал осознавать: то, что они получили утром, было их рационом на весь день. Он понял, что на таком количестве они действительно умрут от голода. Похоже, еда прошлого вечера была просто дополнительной, чтобы показать им, чего ждать. В итоге Алекс так проголодался, что помогал Эверарду строить воздушные замки. Это было лучше, чем думать о завтрашней корочке. Они вдвоем издали больше сотни воображаемых указов и правили княжеством со строжайшим правосудием. Эверард дошел до сто двадцатого указа.

– Он касается суда над любым обвиняемым, – сказал он. – Они должны быть привлечены к суду, как можно скорее – как я должен был привлечь к суду Роберта – в течение недели. Я установлю правосудие… Святые небеса, Алекс! Это значит, я должен судить тебя. Разве ты не предъявил права на корону в день похорон моего отца?

– Нет, не предъявлял, – сказал Алекс.

– Предъявил. И поставил мне синяк под глазом в поддержку своих претензий.

Алекс понял, что через минуту они снова начнут драться. Он изо всех сил постарался объяснить, что его остров не тот же самый, что остров Эверарда. И просто крайне озадачил его. Эверард покачал головой.

– Я верю тебе – частично потому, что не могу тебя понять. Мой замок не в руинах, и если твой в руинах, значит, это не один и тот же замок, но как такое может быть?

– Понятия не имею. Я был озадачен, не меньше тебя. Люди в нашей округе иногда видят ваших людей и называют их призраками.

– Но мы не призраки. Как призрак может умереть от голода? А я умираю от голода, а ты?

Чтобы не думать о голоде, Алекс задумался о том, о чем ему давно следовало вспомнить:

– Я знаю, что вы не призраки, и я знаю, что ваш остров другой, и я прошу прощения, что дрался с тобой из-за этого. Я не знал, что то был день похорон твоего отца. И это делает всё еще хуже. Правда состоит в том, что я злился на одних моих знакомых и просто перенес злость на тебя.

Эверард засмеялся:

– Ты тоже? Я был бы вежливее с тобой, если бы не злился так на Роберта. Понимаешь, он пришел на похороны, одетый в оранжевый цвет Герна, вместо черного, и попытался высказать аргументы в свою защиту. И я так разозлился на отсутствие у него уважения, что приказал ему убираться и послал Даррона и Марча арестовать его. Я и вообразить не мог, что он пересечет заводь днем. Мы никогда так не делаем. А оказавшись на открытом пространстве, он легко обогнал их. И я был готов к смертоубийству. Я так злился, когда выяснилось, что он ушел. Так что я тоже сожалею.

Алекс протянул Эверарду руку. Едва Эверард взял ее, как загремели цепи на двери. На этот раз начала открываться вся дверь, а не только люк. Эверард вцепился в ладонь Алекса обеими руками.

– И я сказал, что тебе придется ждать моих извинений до самой смерти! Дай Бог, чтобы я не оказался пророком!

Глава 4. Револьвер

К счастью, Эверард не был пророком. С другой стороны двери находились Гарри и Сюзанна, но, чтобы добраться сюда, им понадобилось некоторое время – и какое-то время, чтобы оправиться от потрясения после ареста.

– Поворачивайте сюда, – велел лорд Даррон. – У меня в Эндвейте дело, не терпящее отлагательств. О вашем случае поговорим позже, когда я закончу свое дело.

Гарри задумался, посмеет ли отказаться. Ему пришла мысль приставить револьвер к стальному шлему лорда Даррона и потребовать свободы. Однако лорд Даррон взял повод Сюзанны, и Гарри побоялся, что он может повредить ей, если начнет яростно сопротивляться. Он пожал плечами и подумал, что, в любом случае, так они увидят долину. Если они возьмутся с умом, то смогут узнать что-нибудь об Алексе. Он решил, что лучше будет казаться смиренными и безвредными. Так их, может, не посадят в тюрьму в свою очередь.

К его тревоге, Сюзанна выглядела какой угодно, только не смиренной. Она покраснела от гнева и горькой обиды и вообще-то немного плакала. Когда Гарри не попытался воспользоваться револьвером, она повернулась и принялась энергично указывать на него. Гарри покачал головой, и, к тому моменту, когда они въехали в долину, Сюзанна сотрясалась от яростных рыданий.

– Моя дорогая юная леди, – произнес лорд Даррон, моргнув на нее, – вы не должны плакать. Уверяю, я не причиню вам вреда.

Сюзанна так рассердилась, что ее неправильно поняли, что ее рыдания превратились чуть ли не в вой. Она подняла хлыст, собираясь ударить этого невозможного фальшивого святого Георгия.

– Сюзанна! – воскликнул Гарри.

Лорд Даррон улыбнулся. Сюзанне было невыносимо это нервное улыбающееся лицо, выглядывавшее из военных доспехов. Она хлестнула по нему. Лорд Даррон перехватил хлыст, когда тот опускался, и мягко отодвинул его. Сюзанна, которая была прекрасной наездницей, чуть не упала – исключительно от гнева. Гарри захотелось сделать вид, будто он не имеет к ней никакого отношения.

– Ну-ну, – произнес лорд Даррон, – вы слишком взволнованны, моя дорогая. Прошу, возьмите себя в руки и поедемте быстрее. Я тороплюсь. Я должен найти князя.

– Князя! – воскликнул Гарри, когда они, хрустя снегом, ехали мимо первых домов деревни. – Князя Эверарда, так?

– Его. И надеюсь, я не опоздал.

Ряды голых фруктовых деревьев будто закружились вокруг Гарри.

– Я тоже на это надеюсь, сэр. Мы тоже ищем князя.

– И не думаю, что он на вашей стороне, – сказала Сюзанна. – Что вы собираетесь делать? Я думаю, вы очень злой…

– Замолчи! – резко велел Гарри.

Сюзанна тут же умолкла – она совершенно не привыкла, чтобы Гарри разговаривал с ней так сердито. Гарри удалось обогнать лорда Даррона и остановить коня перед ним, перегородив дорогу – по крайней мере, здесь, по центру деревни Эндвейт проходила улица. Люди в домах открывали двери и выглядывали из окон посмотреть, как лорд Даррон, вытащив меч, остановился напротив юного пришельца из Внешнего мира, который угрожал ему страннейшим оружием, но в остальном был совершенно безоружен.

– Уберите свой меч, сэр, – сказал Гарри. – Если я спущу курок, вы будете мертвы раньше, чем успеете пошевелиться. Я не лгу. А теперь будьте добры объяснить, что вы только что сказали насчет князя.

– Охотно, – ответил лорд Даррон. – И не было никакой нужды угрожать мне, мой лорд. Некоторое время назад я узнал от одного умирающего солдата Тауэрвуда – который, признаюсь, поразил меня, признавшись в наличии нечистой совести, –что князь заключен в темницу здесь, в Эндвейте. А теперь можем мы поехать дальше? Видите, как люди таращатся?

– Пускай, – сказал Гарри. – Тот солдат упоминал Алекса Хорнби?

– Да. Он с князем. Если князь действительно сошел с ума, я бы сказал, это весьма неразумно.

– Исходя из того, что мы слышали, – вставила Сюзанна, которая была не способна долго не участвовать в разговоре, – я бы сказала, что князь не безумнее меня.

По лицу лорда Даррона она поняла: он очень старается не заметить, что это, возможно, не самое здравое состояние рассудка. Она бы топнула ногой, если бы та не находилась в стремени.

Но вслух лорд Даррон произнес очень вежливо:

– У меня тоже имелись сомнения в безумии князя. Я не принадлежу к тем, кто беспокоится о рассудке бедного мальчика, и потому хочу увидеть собственными глазами. Но когда я сказал, что надеюсь не опоздать, я подразумевал, что отец князя Эверарда был убит здесь, в Эндвейте – всего две недели назад. Похоже, тут кроется нечто большее, чем простое совпадение, не так ли?

– Так и есть, – сказал Гарри. – Думаю, лучше нам ехать дальше, сэр. Можете вы дать слово, что не попытаетесь запереть нас?

– Я не могу этого сделать, – ответил лорд Даррон, но не вызывающе, а с подмигиванием и извиняющейся улыбкой, – до тех пор, пока не узнаю, как обстоят дела. Вы согласны на вооруженное перемирие, мой лорд? Обещаю не запирать вас по крайней мере до тех пор, пока не найдется князь. Пожалуйста, отойдите с пути. Если так пойдет, о нас пойдут слухи по всему княжеству, а я надеялся действовать втайне.

Гарри огляделся и увидел открытые двери и лица в окнах. Они смутили его. Будто они с лордом Дарроном представляли собой спектакль в кукольном театре. И, конечно, все они могли думать (как тот человек в Арнфорте), что он сумасшедший. Он развернулся и быстро поехал вперед, бросив через плечо:

– Значит, вооруженное перемирие, сэр.

Лорд Даррон и Сюзанна последовали за ним – наверх по холму, мимо церкви, под развесистыми голыми каштанами и в черный лес вокруг особняка Эндвейта.

Разводной мост был поднят, перекрывая путь к воротам. Ров замерз только по краям, так что перейти его можно было исключительно по мосту. Из окна над воротами высунулся толстый недружелюбный мужчина, что-то жевавший и наблюдавший, как они подъезжают.

– Опустите мост, вы там, – крикнул лорд Даррон. – У меня дело к управляющему.

– Какое дело? – спросил мужчина и выплюнул в ров то, что жевал.

Лорд Даррон был так выбит этим из колеи, что начал бормотать. «Бедняга, – подумала Сюзанна. – Он действительно так нервничает, как кажется. Совсем неправильный святой Георгий». А потом на нее снизошло вдохновение.

– Лорд Даррон, – прошептала она, – скажите, что хотите запереть нас в темнице вместе с Алексом.

Лорд Даррон посмотрел на Гарри:

– Но я…

– Скажите это, сэр. Так мы попадем внутрь.

И лорд Даррон прочистил горло и объяснил свое дело ясным угрожающим тоном, заставившим Сюзанну занервничать. Она испугалась, что подала ему идею. Мужчина наверху заворчал и ушел внутрь. Добрых пять минут спустя они услышали, как за окном разговаривают люди, и разводной мост, наконец, начал с лязгом опускаться. Находившаяся за ним старая дубовая дверь с прожилками со скрипом открылась наружу. Сюзанна передернулась при виде темного пути внутрь.

Двинувшись к мосту, лорд Даррон заговорил с Гарри – очень изобретательно, подумала Сюзанна, – замаскировав свои слова под пение странной монотонной мелодии:

– Держите наготове ваше странное оружие, мой лорд. Оно может нам понадобиться, хоть я и сильно не доверяю ему. Существует пророчество – тра-ла-ла – которое говорит, что чужеземное оружие положит конец нашей стране. Тра-да-лиддл-диддл-да.

Последняя часть мелодии эхом вернулась к ним, смешавшись со звоном копыт, когда лорд Даррон въехал под арку.

Пони Сюзанны, не доверявший разводному мосту так же, как она, стремительно ринулся за ним. Гарри снова взвел курок револьвера и последним проехал по скрипящим, звякающим доскам моста. Внутри лорд Даррон на крошечном внутреннем дворе уже разговаривал с управляющим.

Управляющий был толстым угрюмым мужчиной и, как охранник на воротах, что-то жевал, грубо скрестив руки.

– Мост опущен. Вы можете выехать обратно, мой лорд, – сказал он.

– Не раньше, чем мы увидим князя, – ответил лорд Даррон.

– Вы не можете увидеть его.

– Я требую.

Управляющий вздохнул – далеко не вежливым вздохом. Этот вздох должен был показать, что лорд Даррон – глупец, который до смерти ему надоел.

– Не представляю, что замышлял граф, сообщив местонахождение князя именно вам. А вы что замышляли, проникнув в это поместье под фальшивым предлогом? Вы не можете увидеть князя. Он сошел с ума. Солома в волосах, понимаете, – управляющий взялся обеими руками за голову, выставив пальцы вверх и пошевелив ими.

Сюзанна никогда в жизни не видела ничего настолько грубого.

– Вы отвратительный человек! – воскликнула она.

– Вы низкий негодяй, – произнес лорд Даррон. – Покажите мне князя, пока я не показал мой меч, покрытый вашей кровью.

Управляющий ухмыльнулся:

– Показывайте, что хотите.

После чего он посмотрел наверх, свистнув и кивнув. Из дверей, где они, видимо, ждали сигнала, выбежали солдаты и слуги с мечами, ножами для резьбы по дереву, кочергами и топорами. Тяжело дыша, они окружили трех всадников, глядя на них и ухмыляясь. «Точь-в-точь свора дворняг, загнавших на дерево трех кошек», – подумала Сюзанна.

– Гарри! – воскликнула она.

– А теперь, – произнес управляющий, – мой высокородный лорд, вы можете выехать обратно вон по тому мосту, иначе свершится убийство и членовредительство.

Лорд Даррон выглядел абсолютно беспомощным. Сюзанна пришла в ужас. Гарри знал, ему придется воспользоваться револьвером. Но у него было только шесть пуль, и ему была непереносима мысль о том, что он убьет или даже ранит кого-то.

– Мы не уйдем, – произнес он, и, чтобы заставить себя заговорить, ему пришлось кричать. – Мы не уйдем, пока не увидим князя. Покажите нам князя, или я всех вас застрелю из этого револьвера.

– Стреляйте! – глумливо ответил управляющий. – Револьвер! Это у вас такая укороченная лопата, мой лорд?

Гарри так разозлился на него, что поднял револьвер и нажал на курок. Сюзанна закричала – чтобы подбодрить его, как сказала она впоследствии. В крошечном дворике звук выстрела был оглушающим. Половина людей побросала оружие и попятилась. Управляющий заревел от боли и прижал ладонь к левому уху. Гарри так разозлился, что понадеялся, что отстрелил его. На самом деле он его только поцарапал, но вида текущей из-под пальцев управляющего крови было достаточно для большинства людей.

– Колдовство! – завопили они и с грохотом выскочили через арку и побежали по мосту.

Несколько солдат остались, где стояли. Один-два пытались изобразить улыбки, но когда Гарри повернул револьвер, нацелив на них, они развернулись и убежали как зайцы.

Лорд Даррон склонился с седла и схватил управляющего за волосы, когда тот тоже попытался сбежать. В этот момент Сюзанна восхищалась им больше, чем когда-либо, поскольку его лошадь, перепуганная шумом, топала то в одну, то в другую сторону.

– Не вы, – крикнул лорд Даррон. – Вы идете с нами. У вас ключи, – и для Гарри добавил: – Стреляйте в него снова при малейшем признаке вероломства.

– Обязательно, – ответил Гарри.

Он спешился и протянул свои поводья Сюзанне. Затем медленно и свирепо приблизился к управляющему, направив револьвер в его перепуганное лицо.

– Где эта темница? Вы идете первым и если попытаетесь провернуть какой-нибудь трюк…

Грохоча латами, рядом с ним приземлился лорд Даррон:

– Давайте сюда ключи.

Управляющий отцепил громадную связку ключей и протянул ее лорду Даррону. Гарри подумал, что ни разу еще не видел никого настолько перепуганного, как этот управляющий. Его лицо между струйками крови стало желтым, как свечка. И позже он согласился с Сюзанной, что лорд Даррон не выказал ни малейшего признака страха.

Они спустились в темницу, и сквозь звон их шагов Гарри слышал, как стучат зубы управляющего. Они позволили ему отпереть первую дверь. Сюзанна, ожидавшая обнаружить за ней темницу, была испугана и разочарована, обнаружив еще одну лестницу.

– Я останусь возле этой двери, – сказал лорд Даррон. – Мы же не хотим, чтобы она предательски закрылась за нашими спинами.

Он встал, прислонившись к двери, и судя по тому, как блестели белки глаз управляющего, именно это он и надеялся сделать. Гарри ткнул его револьвером в шею:

– Вперед.

Сюзанна пришла в ужас от второй двери. Она была такой низкой, и узкой, и плотно зарешеченной.

– О, бедный Алекс!

Снимать цепи и засовы пришлось ей, поскольку Гарри сторожил управляющего. Но на двери висел большой замок, который она не смогла открыть, и Гарри пришлось помочь ей. В тот момент, когда он передвинулся, управляющий бросился наверх. Гарри выстрелил в него – необдуманно и рискованно, поскольку, ударившись о каменный потолок, пуля срикошетила чуть ли не ему в лицо. Управляющий завопил и внезапно затих, встретив меч лорда Даррона.

Мальчики внутри темницы услышали выстрел Гарри. Там он прозвучал приглушенно и жутко.

– Алекс, – произнес Эверард, – если это наш последний час, я прошу прощения за то, что сказал, будто ты мне не нравишься. Не думаю, что это правда.

– Мы просто злились друг на друга, – сказал Алекс. – Как здесь людей предают смерти?

– Разными способами. Дворянам отрубают голову. Я буду настаивать, чтобы тебе тоже отрубили голову. Ты не должен быть повешенным.

Затем дверь открылась, и появились последние, кого Алекс ожидал увидеть: Гарри Корси с дымящимся револьвером в руке, встревоженно заглядывавший внутрь, и Сюзанна, подобравшая юбки и прыгнувшая в темницу. Подбежав к Алексу, она обняла его. Алекс был так поражен, что посмотрел на Эверарда и расхохотался.

– О, Алекс, дорогой! Они не ранили тебя? – спросила Сюзанна. – С тобой всё хорошо? Ой! У тебя на лбу громадная шишка! – она отпустила Алекса и прошагала к Эверарду. – Это ты ударил его, испорченный, злой мальчишка?

– Да, моя леди, – ответил Эверард.

– В таком случае ты величайший трус и хулиган! Ты в два раза больше него! – Сюзанна потрясла кулаком.

Алекс испугался, она ударит Эверарда.

– Замолчи, Сюзанна, – сказал он. – Ты можешь говорить подобные вещи мне, если хочешь, но у тебя нет никакого права говорить такое Эверарду. Он не трус и не хулиган, а кроме того он твой дальний родственник. Среди его предков была женщина по имени Элеонора де Корси.

Гарри тоже спрыгнул в темницу:

– Серьезно? Пятьсот лет назад? Та, про которую говорили, что она утонула в плывунах? Вы князь Эверард? В таком случае, счастлив знакомству с вами, ваше высочество. У нас есть сообщение для вас от одной леди – думаю, она должна быть вашей матерью. Она уехала к монахиням в Улдрим.

– Слава Богу! – воскликнул Эверард. – Значит, Тауэрвуд не сможет жениться на ней. Алекс, какое облегчение.

Все четверо около минуты топтались по соломе, пока Алекс представлял Корси, а Корси объясняли, зачем они приехали. И, вопреки облегчению от подоспевшего спасения, Алекс обнаружил, что не настолько рад, как мог бы быть. «Теперь, – подумал он, – Корси и Эверард чудесно поладят. Они одного поля ягоды. А я окажусь ни при чем».

Затем он заметил, что Сюзанна смотрит на него со слезами.

– Алекс, – произнесла она, – мне так жаль. Пожалуйста, прости меня за все те ужасные вещи, что я говорила тебе. На самом деле я не это имела в виду, правда. Попроси своего друга князя тоже простить меня. Я не смею, – и она провела рукавом по лицу. – У тебя есть носовой платок, пожалуйста?

Алекс дал ей свой грязный носовой платок, и Сюзанна несчастно шмыгнула в него. Ему с трудом верилось, что она переменила свое отношение, но он постарался быть добрым к ней. Ему было так непривычно быть милым с Сюзанной, что он не знал, как за это взяться. В итоге он решил сказать:

– Это неважно, Сюзанна. Уверен, Эверард не возражает.

А потом надменный Гарри хлопнул его по спине:

– Алекс, мы жутко беспокоились о тебе. Я… Я тоже прошу прощения за… за тот раз. И мы не нашли Сесилию. Ты знаешь, где она?

– Алекс, – произнес Эверард, – давай выберемся из этой темницы. Мы должны найти твою сестру – возможно, она всё еще в Фаллейфелле, – и я должен увидеть Роберта, если его еще можно найти.

Алекс был поражен, доволен и пристыжен. Вот Корси прошли весь этот путь, чтобы спасти его, а он не был достаточно благодарен. Вот они оба извинялись, а он был груб. И вот он ожидал, что Эверард привяжется к Корси, когда на самом деле все трое обращались к нему так, словно он был кем-то средним между их лидером и посредником.

В дверях появился лорд Даррон.

– Мой лорд, – сказал он Эверарду, – не соизволите ли выбраться наружу? Пагубное место для князя, безумен он или в здравом уме.

– Он не сумасшедший, – сказал Алекс. – Этот слух распустил Тауэрвуд. И я не претендую на корону. Эверард теперь это понимает. Произошла ошибка.

Лорд Даррон улыбнулся, моргнул и протянул руки Алексу и Эверарду:

– Поднимайтесь, оба. Я никогда и не думал, что вы претендуете на корону, сэр. У вас слишком честное лицо.

Алекс с Эверардом выкарабкались из темницы и, обойдя лорда Даррона, встали, восторженно улыбаясь друг другу. Когда лорд Даррон помогал выбраться Сюзанне, оба одновременно заговорили:

– Даррон, где Роберт, мой кузен Хауфорс? Я хочу…

– Пожалуйста, сэр, у вас есть новости о моей сестре?

Лорд Даррон аккуратно поставил Сюзанну между ними:

– Вот, юная леди. Для столь юной особы вы справились просто отлично. Что касается ваших вопросов, у обоих один ответ. Хауфорс побежден и спасается бегством, боюсь, вместе с юной леди. Тауэрвуд настигает их. На самом деле, к настоящему моменту, возможно, он уже их схватил.

Часть 4. Последний путь Сесилии Глава 1. Охота

А теперь мы возвращаемся к Сесилии и к тому, как она, вероятно, была крайне безрассудна. Первое, что она сделала, когда изгнанники появились на вершине утеса – снова вцепилась в ногу лорда Тремата, будто таким образом могла остановить всё его войско. Изгнанники остались стоять, где были, и весь их триумф испарился. У большинства сразу сделался измотанный вид, особенно у Роберта. Он медленно подъехал к улыбавшимся лорду Тремату и его оруженосцу. Сесилии захотелось ото всей души сжать ногу лорда Тремата, когда она подумала, что с его стороны улыбаться сейчас просто низко.

– Я знаю пещеры Перланда, как собственную ладонь, Роберт, – заметил оруженосец.

– Вижу, – ответил Роберт. – Мой лорд, я должен просить вас не допустить, чтобы Сесилии причинили вред. Могу я умолять вас не передавать ее Конраду Тауэрвуду, что бы вы ни сделали с остальными?

Сесилия была так этим тронута, что, видимо, в самом деле обняла ногу лорда Тремата. Он удивленно посмотрел на нее.

– Где князь, Роберт? – спросил он. – Я должен знать это, прежде чем сделаю следующий шаг в этом деле.

– Не знаю, мой лорд. Он не с нами, и не с Тауэрвудом, и Тауэрвуд напал на нас раньше, чем мои шпионы вернулись из Герна.

– Ты посылал в Герн! – воскликнул оруженосец. – Значит, Тауэрвуд…

Посмотрев на него, Сесилия решила, что он должен быть сыном лорда Тремата. У него были такие же серые глаза.

– Я поверю тебе, Роберт, – перебил лорд Тремат. – Я не стану принимать участие в этом сражении. И поскольку время коротко, скажи, чего ты хочешь от меня?

Сесилия видела, Роберт изумлен.

– Спасибо, мой лорд, – произнес он.

Лорд Тремат улыбнулся ему. Оруженосец засмеялся, и, поверив им по-настоящему, Роберт тоже засмеялся. Руперт, лорд Страсс подъехал к нему, тоже смеясь, и они все вместе начали торопливо разговаривать – им не надо было говорить много, как если бы они отлично друг друга знали.

«Наверное, – подумала Сесилия, – до того, как убили князя, все они были прекрасными друзьями». Она стояла внизу между ними, по-прежнему подвергаясь опасности быть затоптанной, и едва могла разглядеть, как остальные изгнанники собираются вокруг, слушая и улыбаясь. Солдаты в войске лорда Тремата махали им и выкрикивали шутки. Сесилия чуть не расплакалась от счастья.

Оруженосец наклонился к лорду Страссу:

– Руперт, – встревоженно спросил он, – Джеймс мертв?

– Нет, но ему срочно необходим уход. Ральф, можешь попросить отца…

Лорд Тремат посмотрел на лежавшего поперек лошади Руперта Джеймса Марча.

– Тогда мы должны забрать Джеймса. Думаю, тебя, Руперт, тоже. Объявим вас заложниками. Мы заберем всех пеших и раненых. Ральф может безопасно проводить их до Тремата. Остальные должны сами позаботиться о себе. Согласен, Роберт? Я не подпущу к ним Тауэрвуда и отложу вынесение приговора, пока не найдется князь. Сам я отправлюсь в Герн и расспрошу о нем.

– Сесилия, – сказал Роберт, – вы должны поехать в Тремат с Ральфом.

Он склонился с лошади, улыбаясь ей, и Сесилия печально подняла на него взгляд, боясь, что его убьют. У него были черные глаза. Она никогда не встречала настолько темных и настолько привлекательных глаз, и ей была невыносима мысль, что она может больше никогда его не увидеть.

Потом в ряды изгнанников ворвался Том, появившись рядом с ней – с кровью на бороде и в искромсанной мечом оранжевой ливрее.

– Мои лорды, н’знаю, шо вы решили промеж собой, но Тауэрвуд нашел тайные ходы. Пол’вина его людей подымается сюды. Остальные объежжают долину, шобы подняться сюды.

– Тогда быстро, Роберт, – сказал лорд Тремат. – Я ничего не смогу для тебя сделать, пока не узнаю волю князя. Ты должен уезжать.

Тут и там изгнанники отбегали и отъезжали, давая Роберту дорогу. Его громадная голубая лошадь охотно, но устало развернулась. И лошадь, и всадник в окружении туманного дыхания – собственного и отступавших от них людей – показались Сесилии уже погибшими.

Именно тогда она повела себя безрассудно. Она побежала за Робертом, крича:

– Возьмите меня с собой. Пожалуйста, Роберт, не оставляйте меня!

Роберт остановился и опустил на нее взгляд с таким выражением, словно не знал, что сказать. Сесилия понимала, что снова ставит его в неловкое положение, но ей было всё равно.

– Пожалуйста! – произнесла она.

Она знала, ему придется отказать. Она знала, Тремат, изгнанники и всё войско уставились на нее, но она слишком далеко зашла в своем безрассудстве, чтобы беспокоиться об этом.

– Я возьму вас, если вы желаете, – ответил Роберт, – но с Ральфом вам будет безопаснее.

Сесилия была так поражена его словами, что ей не хватило присутствия духа отказаться. Она знала, ей следовало сделать вид, будто она передумала, чтобы он мог поспешить прочь, но она всё еще была безрассудна.

– Я не хочу быть в безопасности, – сказала она. – Позвольте мне поехать позади вас.

Роберт протянул руку, чтобы помочь ей сесть на коня. Он нисколько не выглядел сердитым или обеспокоенным тем, что его коню прибавилось работы.

– Погоди, – сказал Ральф Тремат.

Обернувшись, Сесилия увидела, как он спешивается со своего громадного нетерпеливого коня.

– Мой конь свежий, – сказал он. – Ему проще будет везти двоих, чем твоему.

Ральф стоял, с улыбкой протягивая Сесилии поводья, и Сесилия с благодарностью запомнила его таким на всю оставшуюся жизнь. У него была одна из самых ярких и милых улыбок, что она когда-либо видела, и насыщенно-каштановые волосы. Он был на год моложе нее, но он жил в великие стародавние времена и был прадедом Эдуарда Невезучего.

Несколько секунд спустя Роберт и Сесилия уже скакали прочь. Ральф Тремат немного проехал рядом на коне Роберта, говоря:

– Мы задержим его, насколько сможем. Верь моему отцу, Роберт.

Затем он повернул обратно, и громадный конь помчался вниз по холму один, вызывая ледяной ветер и давя мощными ногами твердый наст на снегу. Изгнанники и войско позади него испустили приветственный клич. Стиснув пальцами оранжевый плащ Роберта, Сесилия обернулась и увидела, что все смотрят им вслед, но когда она посмотрела, они отвернулись и толпой пошли к краю обрыва. Она видела, как люди в ливреях Тауэрвуда взбираются к ним. Обведя взглядом окрестности, она увидела полосу черных всадников, скачущих наверх холма с открытого конца долины.

Роберт тоже посмотрел через плечо.

– Они нас видели?

– Нет, – крикнула Сесилия.

Все спешили на вершину утеса в явной уверенности, что Тремат схватил изгнанников. Никто не смотрел в их сторону. Она повернулась вперед, надеясь, что лорд Тремат и его сын сумеют уберечь Шершней от Тауэрвуда, когда Тауэрвуд обнаружит, что они позволили Роберту уйти. Возможно, произойдет еще одно сражение – на этот раз между Тауэрвудом и Трематом.

Конь слегка повернул направо. Роберт поехал по широкой вытоптанной тропе, которую создало войско Тремата, двигаясь со стороны побережья. Они долго следовали по ней, пока не добрались до дороги, и отпечатки копыт их коня почти затерялись среди других. Войско двигалось по дороге слева, и они снова последовали за множеством глубоких синих отпечатков.

– Надеюсь, – крикнул Роберт Сесилии через плечо, – надеюсь, они подумают, будто мы поехали в Тремат. Мы скоро свернем.

Они свернули, когда появилась тропа, ведущая снова на юг за холмы. Несколько лошадей прошли этим путем до них, и опять их следы почти терялись. К этому моменту конь начал пыхтеть, и Роберт позволил ему некоторое время идти шагом. В конце тропы находилась ферма.

– Здесь люди на нашей стороне, – сказал Роберт. – Мы получим что-нибудь поесть. Вы, наверное, проголодались, Сесилия.

– Как и вы, – ответила Сесилия, поняв, что на изгнанников напали, скорее всего, до того, как они успели позавтракать.

Роберт засмеялся:

– Я мог бы съесть этого коня – только тогда мы никогда не доберемся до Леса. Я считаю, мы должны отправиться в Королевский лес^[9]. В нем полно укромных мест. У Эверарда там есть охотничий домик, которым, думаю, мы можем воспользоваться. Что-то мне подсказывает, что если князь когда-нибудь вырвется из рук Тауэрвуда, он не станет меня осуждать. Хотел бы я, чтобы мы могли сделать что-то больше, чем просто надеяться на то, что Тремат найдет его.

– А мы не можем? – спросила Сесилия, думая об Алексе.

Конь остановился посреди фермерского двора. Роберт обернулся с грустным и серьезным лицом.

– Моя дорогая Сесилия, вполне возможно, мы не можем спасти даже самих себя. Вы должны обещать мне сейчас, прежде чем мы спешимся, что вы убежите или ускачете, если я велю вам.

– Потому что я пришелец из Внешнего мира? Да, Роберт, я обещаю.

Сесилия соскользнула вниз по теплому влажному боку коня и встала в снегу, чувствуя себя ужасно маленькой и подавленной.

Роберт тоже спешился.

– Не только потому что вы пришелец из Внешнего мира, – грустно произнес он, – но и потому что Тауэрвуд абсолютно безжалостен. Знаете, Сесилия, он стоял перед всем своим войском и рассказывал мне, как вынудил мою бедную мать принять яд. Человек, способный на такое, способен на что угодно.

– О, Роберт! – воскликнула Сесилия.

Как раз в этот момент по скользкому снегу широкими шагами подошел фермер.

– Мы тож слыхали эти вести, мой лорд, – произнес он. – Лушше ‘дёмте внутрь, но мы не можем оставить вас надолго. Нынче утром получили приказ не пом’гать вам.

Сесилия подумала, что он не похож на человека, который охотно станет помогать кому бы то ни было. Он был высоким, подозрительным и угрюмым. Сначала она предположила, что Роберт заплатил ему немало денег, чтобы тот был его союзником. Но когда они зашли внутрь, в теплую побеленную кухню, а жена и дети фермера возбужденно собрались вокруг, она поняла, что ошибалась. Фермер оказался кузеном Тома и обрадовался, узнав, что тот еще жив. Им подали завтрак – обычный домашний завтрак, который, если не считать отсутствия чая, был совсем таким же, как ужин, которым Сесилия с Алексом накормили Роберта две недели назад. Она была уверена, Роберт вспомнил об этом, поскольку опять стал выглядеть смущенным.

Тогда-то они и услышали историю о том, что князь будто бы сошел с ума.

– Слыхал, г’рили вчера веч’ром, – сказал фермер. – Посыльный от Тауэрвуда Тремату. Г’рил всем, шо князь сбрендил.

Роберт так возмущенно встал из-за стола, что самая младшая дочка фермера заплакала. Сесилия поспешно принялась ее успокаивать, не зная, что думать. Единственное, в чем она была уверена – она до смерти боялась за Алекса.

– Эверард! – воскликнул Роберт. – Опять эти бабьи сплетни! Не могли бы вы оказать мне любезность опровергать их каждый раз, как услышите? Гораздо вероятнее, что бедный мальчик мертв. Эверард, бывает, впадает в ярость, потому что он единственный сын и немного избалован. Он вырастет из этого. То, что его родители – двоюродные брат и сестра, ничего не значит. Я не потреплю, чтобы старухи качали головами, рассуждая о сумасшествии. Как будто хоть один князь когда-либо был сумасшедшим!

– Да, мой лорд, – сказала жена фермера. – Мы оп’вергнем их, не беспокойтесь. Шобы безумие поразило в столь юном возрасте, оно должно быть в семье, а мы знаем, шо ничего такого не было. Почему еще в беспокойные времена г’рят, шо безумны все, кроме князя?

– И если Эверард жив, он докажет правдивость этого присловья, – ответил Роберт. – Пойдемте, Сесилия.

Они поехали дальше – на этот раз нахально, по полям. Солнце теперь стояло высоко, и земля так блестела желтым и голубым, что у Сесилии в конце концов заболели глаза. Порошкообразный снег вылетал рядом с ними из-под твердого наста мерцающими радугами, точно ливень измельченных алмазов. Сесилия ехала по-мужски, что было гораздо проще, и почти наслаждалась поездкой. Но каждый раз, когда она начинала чувствовать себя слишком счастливой, она заставляла себя посмотреть через плечо на голые округлые холмы – не гонится ли уже Тауэрвуд за ними? Она знала, что он поедет за ними и будет выслеживать. Их положение было настолько безнадежным, что хуже некуда. Они будут оставлять следы в снегу от одного места к другому, пока не доберутся до земли.

– Роберт, – спросила Сесилия, – почему вы не отправитесь снова во Внешний мир со мной?

Роберт приподнял плечи, размышляя.

– Привычка, думаю, – ответил он. – Но я использую этот вариант, как последнее средство. Посмотрим, что будет.

Вскоре они снова поехали по тропе, чтобы скрыть следы. За поворотом, между высокими голыми живыми изгородями они встретили мужчину – странного, растрепанного, оборванного человека с великолепными длинными ногами. Сидя на осле, он неловко подгибал ноги назад, чтобы пальцы не волочились по снегу. Роберт натянул поводья. Высунувшись из-за его спины, Сесилия всмотрелась в тонкое лицо растрепанного человека, по форме напоминавшее подошву ботинка. Он посмотрел на нее с не меньшим интересом и в ее честь пригладил взъерошенные волосы стального цвета. Обратился он к Роберту:

– Они следуют за вами, мой лорд.

– Насколько они близко? – спросил Роберт.

Человек выставил подбородок – большой палец его лица-подошвы – и словно понаблюдал за чем-то в воздухе.

– Нагоняют, мой лорд. Можете рассчитывать на пять миль или около того. С ними гончие.

– Спасибо, Аарон, – ответил Роберт, и его голос звучал крайне встревоженно. – В таком случае мне нужен ваш совет. Что мне делать с Сесилией?

– Берите ее с собой. Вам понадобится ее помощь. Отправляйтесь на юг к Внешним землям, где вы оба будете в безопасности. Мне ведь не нужно подсказывать вам найти реку, мой лорд, чтобы сбить собак со следа?

– Нет, – сказал Роберт, – не нужно.

Он стронулся с места, но мужчина вытянул длинную руку, чтобы остановить его.

– Жаль я не встретил вас раньше, – сказал он. – Князь в Эндвейте, в темнице, думаю.

– Эндвейт! Какое варварство! Тогда мы поедем туда.

Мужчина покачал растрепанной головой:

– Вы не попадете туда. Мой лорд Марч и его люди возвращаются по Эндвейтской дороге. Езжайте на юго-запад через Королевский лес. Я отправлюсь в Эндвейт. Прощайте.

После этого Роберт поехал гораздо быстрее. Сесилии приходилось перекрикивать ветер, когда она хотела поговорить с ним.

– Кто этот человек? Откуда он знает, что нас преследуют с собаками?

– Странствующий маг, провидец и сказочник. Если он, как было сейчас, предлагает совет, когда его не спрашивали, сказанное им – истина.

Они проехали несколько миль, прежде чем Роберт снова заговорил:

– Эндвейт! Там убили отца Эверарда. Это жестоко.

К этому моменту они спустились с холмов. Земли вокруг были возделанными. Снег лежал полосами на вспаханных полях, рядом с которыми располагались фермы, деревенские дома и еще больше деревьев. Сесилия подумала, что они, наверное, направляются к Королевскому лесу. Роберт удивил ее, сообщив, что они уже в него въехали.

– Он становится гуще на юге, – сказал он. – Еще река.

Он отыскивал каждый ручей и реку, какие только мог, и ехал вверх или вниз по течению, чтобы сбить преследователей со следа. Длинный подол одеяния Сесилии промок от брызг. Они ехали по прямой, а значит, временами – совсем рядом с фермерскими дворами. Когда там были люди, они всматривались, прикрывая глаза от солнца, но потом, увидев оранжевый цвет Герна, обычно улыбались и махали.

Солнце начало садиться. Сесилия замерзла и устала, но ей еще предстояло выдержать Королевский лес. В конце концов, он сгустился вокруг них, а снег под голыми ветвями стал более тонким и влажным. Сесилии стало страшно. Лес был таким черно-белым и таким тихим. Повсюду, куда ни глянь, белые аркады снега уходили, извиваясь, вдаль между черных деревьев, и каждый звук был слишком громким. Копыта их коня будто взламывали лес своим грохотом, и однако Сесилия могла слышать каждый слабый ползущий шелест, каждую скрипящую ветку и каждый крик каждой птицы. Сбоку пронеслась череда черных существ, и ей пришлось вцепиться в Роберта, чтобы не потерять сознание от ужаса. Роберт тоже вздрогнул, но спокойно произнес:

– Олени. Это Путь Эверарда, и они дичь князя.

– По… понятно, – произнесла Сесилия.

Хотела бы она, чтобы они могли скакать так же быстро, как бежали олени. Их конь двигался теперь медленнее. Он был измотан, и Роберт избегал деревьев, только оттаскивая от них голову коня. Они продолжали петлять от поляны к поляне, по верховым дорогам и мимо черных зарослей падуба. Каждый куст Сесилия принимала за чудовище или еще хуже – за скопление людей Тауэрвуда.

– Вы слышали? – спросил Роберт.

Конь остановился. В пустом беззвучном пространстве Сесилия услышала неподалеку лай собак. На этот раз она слишком испугалась, чтобы даже думать о потере сознания.

– Сесилия, – произнес Роберт, – вы должны теперь уехать. Я спешусь и попытаю удачу на ногах.

– Нет, – ответила Сесилия. – Я не уеду. Как я могу уехать теперь, когда зашла так далеко? Своим безрассудством я задержала вас. Вы могли бы быть сейчас уже во Внешнем мире, если бы я не замедляла лошадь. Меньшее, что я могу сделать – остаться.

– Вы обещали мне, Сесилия.

– Это было утром.

Далеко справа раздался шум. Через леса передвигались люди – медленно, по пути перекрикиваясь друг с другом.

– А теперь вы уедете? – спросил Роберт, соскользнув с коня.

Вцепившись в его плащ, Сесилия тоже соскользнула и рухнула на колени. Роберт рывком поднял ее. Он был раздражен, и Сесилия знала, он имеет полное право сердиться на нее, но она всё еще была безрассудна.

– Позвольте мне тоже пойти, – умоляла она.

Далеко справа подходила еще одна толпа людей. У этих были огни, вспыхивающие и мечущиеся среди деревьев.

– Теперь уже слишком поздно для чего-то другого, – сказал Роберт. – Мы бросим коня, поскольку он может сбить собак с нашего следа, и, возможно, сумеем пешком проскользнуть между ними. Но вы должны делать точно то, что я говорю вам.

– Да, – ответила Сесилия, став очень смиренной теперь, когда она победила.

Они тихонько пошли от дерева к дереву. Роберт прошептал, что резкий рывок выдаст их, поскольку именно этого преследователи и ждут. Так что они медленно и неуклонно передвигались друг за другом, в то время как слева и справа люди шли параллельно с ними. Сесилия слышала выкрикиваемые команды. Она видела их темные очертания, которые мигали, когда между ней и ними оказывались деревья, и она видела всё больше и больше вспыхивающих огней. Сзади тоже были огни, и еще больше команд. Там, позади них были собаки. Сесилия знала, в любое мгновение увидят либо их самих, либо их следы. Она в своем лавандовом платье не сильно выделялась на фоне снега, но оранжевый плащ Роберта, казалось, с каждой секундой сиял всё ярче по мере того, как угасал вечерний свет.

Сзади вдруг донеслись кошмарный лай и вопли.

– Они нашли коня, – прошептал Роберт. – Но охотничий домик совсем рядом. Если сможем добраться до него, легко там спрячемся.

Сесилия знала, это безнадежно. Преследователи увидели их следы и пошли быстрее, выкрикивая охотничьи возгласы, будто Сесилия с Робертом были зверями. Люди с обеих сторон двигались к ним внутрь, перекрикиваясь друг с другом. И впереди теперь тоже оказались люди. Сесилия предположила, что эти были в охотничьем домике и теперь возвращались к остальным. Похоже, все несли фонари или открытые факелы. Повсюду вокруг горели огни. Она видела лица, острия копий и блестящие нагрудники. Они с Робертом остановились у дерева и ждали. Больше им ничего не оставалось.

– Роберт, – храбро произнесла Сесилия. – Простите меня. Это моя вина. Простите, что обременила вас, пойдя с вами.

– Я рад, что вы здесь, – ответил Роберт. – И помните, если бы не вы, я поехал бы на собственном коне, который сейчас уже пал бы.

– Но я устроила сцену, – прошептала Сесилия.

Ей необходимо было говорить, чтобы не думать о сужающемся круге солдат. Сейчас они были близко.

– На самом деле, нет, – ответил Роберт, а потом засмеялся. – Но вы удивили всех нас. А теперь скажите мне, Сесилия – я должен узнать, даже если только для того, чтобы умереть с этим знанием, – почему вы всегда всячески стараетесь напомнить мне о вашем скромном происхождении? Почему вы настаиваете, что вы не леди?

– Потому что я… из-за моего отца и Корси.

– Кто такие Корси?

Пока люди неуклонно приближались, Сесилия торопливо говорила, чтобы успеть перед концом, и объяснила, как они с Алексом чувствовали себя по отношению к Корси. Еще не закончив, она уже могла видеть самого Тауэрвуда, шагающего под струящимся светом, а перед ним натягивала поводок гончая.

– Понимаю, – сказал Роберт. – Вы объяснили больше, чем думаете, Сесилия. Благодаря вашему рассказу я почти могу простить Тауэрвуда, поскольку, думаю, его семья чувствовала то же самое по отношению к графам Герна. И, Сесилия, если по нам можно судить, Корси не могут быть такими дурными, какими вы их изображаете.

С этими словами он тихо и спокойно вынул меч.

– Нет, – признала Сесилия. – На самом деле они вовсе не дурные.

В этот момент Конрад Тауэрвуд увидел их. Он остановился, и крик, который он издал, чтобы остановить своих солдат, был свирепым, словно рык тигра. В нем звучал такой жуткий триумф, что Сесилия забыла про Корси, своего отца и даже про Алекса.

Солдаты встали вокруг тесным кольцом, тогда как Тауэрвуд протянул поводок гончей кому-то другому и шагнул вперед.

– Что ж, Хауфорс, я, наконец, поймал тебя. Отдай мне свой меч.

– Кто подойдет забрать его, Тауэрвуд?

Тауэрвуд скрестил руки.

– Не я, мой лорд, – он мотнул головой на кольцо солдат. – Разоружите его. Привяжите к этому дереву.

Двадцать солдат бросились вперед. Сесилия внезапно оказалась окружена кучей твердых тел, угрюмых темных лиц и вспыхивающих лезвий мечей. Она закричала. Один солдат попытался оттолкнуть ее с пути, и это напомнило ей о том, что Том рассказывал о пришельцах из Внешнего мира. Тогда она бросилась в самую гущу, кулаками и локтями прокладывая себе путь к Роберту.

– Берегитесь! Не вздумайте убивать меня! Я из Внешнего мира! Прочь с дороги!

Они пропускали ее. Мечи торопливо отдергивались, когда она пробиралась мимо. Она добралась до Роберта. Он прижался к дереву и уже был без меча, но у него имелся кинжал. Когда Сесилия приблизилась, он отдернул оружие с ее пути.

– Я собираюсь опять смутить вас, – почти со смехом крикнула Сесилия.

«У меня истерика, – подумала она, – как у Шарлотты Корси». Она обняла Роберта и закричала солдатам поверх его плеча:

– Посмейте теперь коснуться его. Убейте меня, и посмотрим, что будет!

Они с сомнением немного отступили.

– Это долго не продлится, Сесилия, – грустно произнес Роберт. – Вы только добьетесь того, что вас ранят.

– Дураки! – кричал Тауэрвуд. – Оттащите девчонку!

К удивлению Сесилии, никто этого не сделал. Похоже, солдаты не знали, что предпринять. Тогда Тауэрвуд подошел сам, расталкивая своих людей в стороны. Он взял Сесилию за плечи и оторвал ее. Таща ее обратно мимо солдат, он приказал:

– А теперь свяжите его.

Они бросились вперед раньше, чем он велел. Когда Сесилия откинула волосы, чтобы посмотреть, Роберта уже привязали к дереву.

– А теперь, Хауфорс, – сказал Тауэрвуд, – ты умрешь дюйм за дюймом. Каждый солдат бросит в тебя копье или кинжал, но я нанесу завершающий удар.

Роберт не ответил. Солдаты медленно приблизились – некоторые вытаскивая кинжалы, некоторые балансируя копья в руках. Сесилия кричала. Она бушевала. Никогда в жизни она еще не была так зла. Она вывернулась из рук Тауэрвуда и развернулась к нему. Большая часть его тела была закрыта омерзительными прочными доспехами, но Сесилия могла достать до его жирного жестокого лица. Она била и царапала его, она драла его волосы и обзывала его. Он попытался оттолкнуть ее, зовя солдат, чтобы они остановили ее, но ни один и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ему. Возможно, они думали, что Тауэрвуд должен быть способен сам справиться с простой девушкой, а возможно, они были рады видеть, как их лидер получает по заслугам. Что бы там ни было, они не пошевелились.

– Вы мерзкая жаба! – вопила Сесилия.

– Метайте копья… в Хауфорса! – кричал Тауэрвуд. – Будь ты проклята, девчонка! – тут ему удалось схватить оба запястья Сесилии в одну руку. – Ты за это заплатишь, ты, тварь из сточной канавы!

Глава 2. Убийство

Эверард хотел отправиться на поиски Роберта немедленно.

– Тауэрвуда надо остановить, – сказал он.

Но лорд Даррон и Сюзанна выяснили, что они с Алексом почти ничего не ели больше двадцати четырех часов, и слышать ни о чем не хотели.

– Вы должны сначала поесть, иначе потеряете сознание по пути, – сказал лорд Даррон.

– Алекс заболеет, – сказала Сюзанна лорду Даррону. – Он часто болеет.

Эверард отказался есть в особняке Эндвейта. Никто его не осудил, и когда они обнаружили, что конюшни пусты, все согласились спуститься в деревню и там найти еду и лошадей. Они шли, ведя трех лошадей в поводу. На полпути по разводному мосту Эверард остановился.

– Алекс, – встревоженно спросил он, – у меня в волосах еще осталась солома?

Алекс засмеялся:

– Пара соломинок, – он помог убрать их, но Эверард по-прежнему казался встревоженным. – Ты не должен беспокоиться, Эверард. Достаточно взглянуть на тебя, чтобы понять, что ты не сумасшедший.

Они остановились на первом же доме, к которому подошли – среднего размера деревенский дом, расположившийся в задней части большого сада. Рядом с воротами стоял столб, на котором висело колесо телеги, чтобы показать, что хозяин – колесный мастер. Лорд Даррон открыл ворота и ступил на аккуратную дорожку между рядов покрытой снегом капусты.

– Нет, – сказал Эверард. – Я пойду сам. Вы подойдете, если решите, что мне нужна помощь.

Видимо, жившие в доме люди наблюдали, поскольку они вышли, едва Эверард дошел до парадной двери. Мужчина стоял впереди, а его жена нервно смотрела на Эверарда из-за локтя мужа. Эверард вежливо поклонился и начал объяснять. Колесный мастер немного отступил назад, и женщина полностью скрылась за ним.

– О, Алекс! – воскликнула Сюзанна. – Иди выручать его.

– Нет, подожди, – сказал Гарри.

Женщина выбежала из-за мужчины, присела в небольшом реверансе, схватила Эверарда в охапку и поцеловала. После чего мужчина и женщина долго возбужденно что-то обсуждали; женщина держала Эверарда за руку, указывала на него, на особняк, а потом на остальных, ждавших на дороге. Мужчина говорил с Эверардом. Наконец, Эверард повернулся и поманил остальных. Все улыбались. Мужчина сам подошел и проводил их по садовой дорожке.

– Всё, что мы можем предложить, в вашем распоряжении, – сказал он.

Выяснилось, что предложить они могут как раз то, что надо: готовый стол, заставленный свежими булками, вареньем из чернослива и огромным кексом с цукатами и орехами, и полная красивых лошадей конюшня. Они великолепно поели. Эверард болтал и смеялся всё время. Он попросил колесного мастера и его жену сесть с ними за стол, но они отказались.

– Я собираюсь проследить, чтобы вы поели как следует, – сказала женщина. – А лучше всего я могу это сделать, стоя у вас над душой, ваше высочество. Как подумаю, что вы там, в особняке умирали от голода, и никто из нас даже не подозревал об этом!

За едой было столько болтовни и восклицаний вроде этого, что просто чудо, как они составили хоть какие-то планы, но странным образом им это удалось. Выясняя, что Тауэрвуд уже показал себя скаредным и жестоким землевладельцем, они одновременно решали взять каждому по свежей лошади и оставить здесь лошадей Корси. Пока Алекс объяснял, каким образом он тоже оказался в темнице, Эверард узнавал, что лорд Тремат действительно отправился в Герн на их поиски. Тауэрвуд был слишком озабочен преследованием Роберта, чтобы тратить время на сражение с лордом Трематом.

– В таком случае, Даррон, – сказал Эверард, – вы должны найти его и сказать, чтобы он следовал за нами. Мы отправимся в Бресс, а потом – в Тремат, поскольку Роберт поехал этим путем. Но нам понадобятся люди против Тауэрвуда. Как я рад, что Тремат показал себя таким другом! Я думал, он слишком любит Роберта, чтобы быть полезным мне.

Лорд Даррон хотел взять Сюзанну с собой, оставив троих мальчиков искать Роберта, но Сюзанна была безрассудна, не меньше Сесилии. Она заметила, что зашла так далеко, не подвергнувшись ни малейшейопасности, так что ей ничего не грозит. Таким образом всё было улажено. Эверард, Алекс, Гарри и Сюзанна сели на лошадей колесного мастера и снова выехали на холодную улицу, благодаря и прощаясь на ходу. Лорд Даррон выехал через задние ворота на кратчайший путь в Герн через холмы.

Эверард и Алекс оба обернулись посмотреть на людей, которые с такой готовностью помогли им, когда те стояли в воротах и махали им. Чтобы попрощаться, женщина вышла на холод в слишком легкой одежде. Алекс подумал, что потребуется немало усилий, чтобы исправить их обычную приниженную любезность. Они напомнили ему Гатли.

– Алекс, – сказал Эверард, – чем я могу их вознаградить, чтобы не слишком оскорбить их? Мне хотелось бы вознаградить их не только за помощь, но и за то, что они поверили мне.

– Почему бы не отдать им Эндвейт? – предложил Алекс, но сказав это, подумал, что здесь люди, вероятно, должны быть дворянами, чтобы владеть землями.

– Какая отличная идея! – воскликнул Эверард. – Именно то, что нужно. Они как раз подходящие люди. Алекс, ты должен стать моим советником, если мы… если мы успешно справимся со следующей частью.

Гарри тем временем шептался с Сюзанной. Теперь же он подъехал к Эверарду и робко протянул ему револьвер.

– Ваше высочество, мы с Сюзанной думаем, он должен быть у вас. Мы узнали – нам сказала леди в том доме, – что нас никто не посмеет убить.

– Спасибо, – серьезно произнес Эверард. – Как им пользоваться?

Трое мальчиков ехали, склонив друг к другу головы, пока Гарри с Алексом объясняли про огнестрельное оружие. Алекс обнаружил, что двое других по-прежнему больше полагаются на него, чем друг на друга, что в данном случае было только к лучшему, поскольку у него лучше, чем у Гарри, получалось объяснять, как работают вещи.

Сюзанна нетерпеливо ехала рысью впереди. Снег вокруг нее в долине уже окрасился розовым в свете раннего зимнего вечера. Им предстояло проехать еще мили, а уже меньше чем через два часа стемнеет.

– О, поторопитесь! – крикнула она через плечо.

А потом снова посмотрела вперед и увидела странного растрепанного человека с лицом, похожим на ботинок, ехавшего на слишком маленьком для него осле.

– Ох, ничего себе!

Человек указал на нее:

– Элеонора де Корси живет в тебе. Я прав?

Сюзанна не знала, что сказать.

– Ну, сэр, меня на самом деле зовут Сюзанна Корси…

Но в вихре снега подскакал Эверард и перебил ее:

– Аарон! У вас есть новости? Вы знаете что-нибудь о моем кузене Роберте?

Аарон рассказал им, как встретил Роберта и Сесилию и куда посоветовал им отправиться.

– Но, – сказал он, – они не доберутся до Внешних земель. Их конь вез слишком большой для него груз и уже уставал. Тауэрвуд быстро настигал.

– Тогда, думаю, я могу найти их, – сказал Эверард, – даже если мы прибудем слишком поздно. Спасибо, Аарон. Когда я вернусь, просите любой дар, какой пожелаете, – а для остальных добавил: – Мы должны поторопиться. К счастью, Королевский лес недалеко отсюда. Ставлю на кон Ландернесс, что Роберт направился в мой охотничий домик.

Они торопливо выехали из долины и пересекли мост. После чего повернули налево, прямо на красное солнце и поскакали галопом. Алекс так беспокоился за Сесилию, что разозлился. Время от времени он говорил всякому, кому случалось скакать рядом с ним:

– Ему не следовало брать Сесилию! Они оба свихнулись? Что она там делает?

– Сопровождает, как и я, – ответила Сюзанна. – Я бы сделала то же самое, если бы это был ты, Алекс.

– Побереги дыхание, – велел Гарри и ухмыльнулся, чтобы это не прозвучало грубостью.

Эверард просто покачал головой, встревоженный не меньше Алекса.

Затем была только напряженная скачка. Они скакали по дороге, пока холмы с обеих сторон не стали ниже. Тогда они выехали на обширную верхнюю часть долины Лайл, где, насколько хватало глаз, под солнцем простирались поля, фермы и рощи. Гарри понял, что княжество вовсе не малонаселенное. Земли здесь казались в несколько раз более культурными, чем вокруг его Арнфорта. Однако он едва успел подумать об этом, как Эверард резко повернул с обширных земель налево, к указательному столбу. Теперь они ехали к черному лесному массиву вдали, и низкое солнце светило сквозь них.

Казалось, будто деревья выходят им навстречу. Сначала они миновали кусты, затем – березовые рощицы, затем – лесистые местности побольше, а потом громадную территорию, где тут и там стояли древние дубы, будто в приусадебном парке. Там, когда солнце уже почти село, они, наконец, въехали в густой лес. Пока они скакали, деревья закручивались так и эдак, образовывая новые рисунки, точно они ехали сквозь черно-белый калейдоскоп. К этому моменту Сюзанна, какой бы хорошей наездницей она ни была, устала так сильно, что едва держалась в седле. Гарри, уставший, почти столь же сильно, ехал, весь сгорбившись, будто плохой жокей.

– Знаете, как это называется? – спросил Эверард. – Эта часть Королевского леса, я имею в виду.

– Как? – спросил Алекс.

– Путь Эверарда. В честь Эверарда I, который правил семьсот лет назад. Слушайте!

Все остановились, а Гарри резко выпрямился, надавив пальцами на болящие глазницы. Вдали они услышали лай напавших на след гончих. А если закрыть глаза и прислушаться сильнее, можно было на грани слышимости уловить людские крики.

Эверард вытянул руку, указывая в том направлении, откуда, как ему казалось, доносились звуки. Остальные кивнули. Они все привыкли к охоте. Затем Эверард переместил руку дальше, указывая за звук, туда, где, как он думал, могут находиться преследуемые. Остальные снова кивнули.

– Если мы поедем тем путем, – сказал Эверард, – мы можем надеяться, что подоспеем к… – тут он замолчал, поскольку чуть не сказал «убийству», и все знали об этом. – Поскакали. Как ветер.

И они поскакали как ветер. Темные волосы Сюзанны и светлые Эверарда развевались. Они перепрыгивали через кусты и продирались сквозь папоротник. Они скакали под упругими низкими ветвями, прижавшись лицами к шеям лошадей, и галопом по чистым дорогам так, словно спасали свои жизни. Солнце село, и они продирались, положившись на свой и лошадиный инстинкт. Звуки собак и людей стали ближе, сходясь к тому месту, куда они ехали. Эверард протянул руку, схватив наполовину засохшую ветвь. Алекс видел, как он чуть не упал, отрывая маленькую палку – еще одно оружие. Алекс попытался сделать то же самое и чуть не вывихнул руку из сустава. Гарри и Сюзанна слишком устали даже для попытки.

Затем они увидели фонари и факелы; услышали ужасающие крики, за которыми на некоторое время воцарилась тишина. А потом они услышали торжествующий вопль Тауэрвуда, отразившийся эхом по всему лесу. Алекс услышал, как кричит Сесилия. Он ударил лошадь кулаком. Вместе с Эверардом он промчался между последних деревьев и выехал в тыл солдат Тауэрвуда.

Эверард поехал прямо среди них, хлеща своей палкой направо и налево.

– А ну, назад! Прочь с дороги!

Солдаты хлынули в стороны, бежали и падали, слишком удивленные, чтобы атаковать его. Алекс тоже бросился между ними, и они избегали его, хотя он их едва замечал. Он видел сражавшуюся с Тауэрвудом Сесилию и привязанного к дереву Роберта. Когда они подъехали, два копья полетели в Роберта, но оба, не причинив ему вреда, вонзились в дерево.

– Стойте! – закричал Эверард. – Любой, кто хоть пальцем тронет Сесилию Хорнби или моего лорда Хауфорса – покойник. Мои люди окружили вас. Бросайте оружие.

Алекс знал, это были единственно верные слова. Он молился, чтобы солдаты поверили Эверарду. В противном случае, они всё равно что мертвы. По-прежнему находившегося за линией солдат Гарри затошнило от мысли, что они с Сюзанной – единственное войско Эверарда.

По крайней мере на мгновение это сработало. Тауэрвуд уставился на Эверарда, как на привидение, держа запястья Сесилии так, словно забыл про нее. Солдаты с бормотанием хмуро поворачивались друг к другу. Затем один бросил копье, потом другой отстегнул меч. Эверард сидел и ждал – гордый и возвышающийся, – пока повсюду вокруг него не начали бросать оружие в снег. После чего он слегка повернулся, чтобы позвать через плечо:

– Мой лорд Генри Корси, будьте так добры, соберите это оружие.

При имени Корси по рядам солдат пронеслось пораженное, удивленное бормотание, но Гарри содрогнулся в седле. Он знал, Эверард зашел слишком далеко. Его имя произвело эффект, но что подумают солдаты, когда увидят, что он всего лишь еще один маленький мальчик? Сюзанну пробрал смех. Она знала, всё это смертельно серьезно, но ей пришлось прижать ладони ко рту, чтобы подавить хихиканье.

Гарри въехал в круг солдат – фонари освещали его снизу вверх – и спешился, чтобы выполнить распоряжение. К его крайнему изумлению, никто не попытался помешать. Он не встречал Ральфа Тремата или Джеймса Марча, иначе понял бы, что солдаты привыкли к мальчикам, ненамного старше него, выполнявшим важные распоряжения и отдающим приказы людям втрое старше. Большинство услужливо поднимали для него оружие. Двое надели на гончих намордники и привязали их к дереву. Даже самые угрюмые пинали свой меч или копье к нему, не пытаясь его остановить.

Однако Конрад Тауэрвуд тут же усомнился в нем – больше из-за того, что он пришелец из Внешнего мира, чем из-за возраста. Тауэрвуд наблюдал за Гарри около минуты, а Алекс и Эверард наблюдали за Тауэрвудом. Они видели, он что-то планирует. Наконец, он, похоже, принял решение.

– Дураки! – крикнул он солдатам. – Эти мальчишки – все люди, что есть у князя. Немедленно схватите их.

Эверард поднял револьвер Гарри:

– Еще одно слово, Тауэрвуд, и я пристрелю вас, прежде чем вы успеете дернуться.

Ему следовало сразу выстрелить в него, но Алекс видел, его нервирует странное оружие. Тауэрвуд поднял на него взгляд, с хитрым выражением втянув толстые щеки. А потом он рывком поставил Сесилию перед собой и скрючился за ней. Сесилия извивалась и пиналась, но ее всё равно что сковали стальными оковами. Она не могла пошевелиться.

– Не побоишься теперь выстрелить? – поинтересовался Тауэрвуд у Эверарда, а потом крикнул своим людям: – Хватайте их, дураки!

Гарри всё еще собирал оружие. К этому моменту у него набралась целая куча сбоку от Тауэрвуда. Он каждую секунду ожидал, что на него набросятся и одолеют, но ни один солдат не пошевелился. Он посмотрел на их лица – ту часть, что мог видеть. Они внимательно наблюдали за спрятавшимся позади Сесилии Тауэрвудом, за Робертом у дерева, и за Эверардом и Алексом. Будто внезапно превратились в зрителей некоей пьесы.

Эверард вздохнул и протянул револьвер Алексу:

– Тебе решать, Алекс. Ты тоже пришелец из Внешнего мира, и она твоя сестра. Если кто-то и может стрелять, так это ты.

Сесилия яростно наклонилась вперед, слезы блестели на ее лице в свете фонарей и луны, которая неожиданно засияла сквозь голые ветви над головой.

– Пристрели его, Алекс. Не думай обо мне. Стреляй!

Но Алекс не мог, так же как Эверард. Это было невозможно, даже если бы он был опытным стрелком. Слишком темно. Тауэрвуд почти полностью спрятался за Сесилией, а Роберт находился прямо позади них. Если он не попадет в Сесилию, наверняка попадет в Роберта.

– Гарри, – позвал он, – возьми один из мечей и подходи к нему со своей стороны.

Он повел лошадь вокруг, пытаясь подойти к Тауэрвуду с противоположной от Гарри стороны.

Тауэрвуд это предвидел. Он пополз назад, таща Сесилию, позвякивая и тяжело дыша, пока не оказался вплотную к Роберту. Алекс подъехал прямо к нему и выстрелил, но Тауэрвуда убил не он. Прежде чем он нажал на курок, Тауэрвуд завопил и подпрыгнул с торчащим из его шеи кинжалом Роберта. Пуля Алекса ударилась в землю, отчего снег посыпался на тело Тауэрвуда и в лицо Гарри. Пуля едва не убила Сесилию, которая лежала рядом с Тауэрвудом – впервые в жизни в глубоком обмороке. Роберт срезал веревки со своих ног и поднял ее.

Грохот выстрела привел солдат в ужас. Они перестали быть зрителями и снова стали актерами. Большинство из них бросилось прочь – прямо на Сюзанну. Она упала с лошади и вжалась в снег, плача и ожидая, что они убьют ее, но они ее не заметили. Они остановились через несколько ярдов, крича в леса:

– Сдаемся! Сдаемся!

Те, кто не убежал, медленно пошли к Эверарду и остальным – некоторые с кинжалами, некоторые с копьями, утащенными из кучи Гарри – готовые отомстить за своего лидера.

– Стоять! – велел Эверард. – Ни шага ближе.

Однако они продолжили медленно приближаться. Они почти дошли до лошади Эверарда, когда на них налетела толпа новых солдат.

– Тремат за князя! Сдавайтесь в плен.

Глава 3. Уход

День был спасен благодаря лорду Тремату. Позже они узнали, что он с половиной своего войска всё время шел за ними почти по пятам – так близко, что лорд Тремат видел, как они въезжали в Королевский лес. Но из-за густого леса его войско двигалось медленнее и добралось только в последний момент.

После того, как Роберт уехал, лорд Тремат действительно направился в Герн, как только убедился, что его сын с остальными изгнанниками в целости и сохранности отправился в Тремат. Прибыв в Герн, он расспросил шпионов Роберта и арестовал всех людей Тауэрвуда, на которых смог наложить руки. Шпионы мало что знали, но, пригрозив людям Тауэрвуда ужаснейшими пытками, он выяснил достаточно, чтобы догадаться, что Эверард находился в Эндвейте. Он немедленно поехал туда, так что, естественно, лорд Даррон разминулся с ним, и о последних событиях рассказал ему Аарон, ехавший в Герн на своем осле. Лорд Тремат сильно разозлился, что лорд Даррон позволил четырем детям в одиночку поехать за Тауэрвудом. Он расхаживал туда-сюда по скрипящему полу охотничьего домика, снова и снова высказывая, что о них думает.

– Но он позволил бы сделать это собственному сыну, – прошептал Эверард Алексу. – Почему не нам?

– Потому что вы князь, мой лорд, – ответил лорд Тремат, услышав его.

Они провели ночь в охотничьем домике, который оказался всего лишь в сотне ярдов. Сесилия не приходила в себя, пока они не добрались туда, и всё это время Алекс боялся, что убил ее, хотя Роберт шесть раз сказал ему, что пуля прошла мимо.

Как только стало ясно, что Сесилия цела и невредима, Эверард взял Роберта и Алекса под руки и отвел в сторону.

– Роберт, – сказал он, – я собираюсь внести исправления в два наших закона. Я отменю разрубание на куски предателей и запрещу людям хоронить самоубийц тем отвратительным способом, каким это делается сейчас. Я правильно поступлю?

Пока они ждали ответа Роберта, он предупреждающе дернул руку Алекса.

Роберт выглядел печальным – даже более печальным и уставшим, чем был, когда Алекс впервые увидел его у них на кухне. Он посмотрел на Эверарда и Алекса, а потом опустил взгляд на множество кнопок на своей портупее и пробежался по ним пальцами. Он будто собирался заговорить, но остановился. И вдруг, когда Алекс уже думал, что он не ответит, Роберт снова посмотрел на Эверарда с таким выражением, словно очень гордился им.

– Да, Эверард, ты поступишь правильно. Тауэрвуд провел целую ночь, запугивая Бертрама, и мы с твоим отцом пытались в том саду успокоить его. Конечно, мы не знали, что сказал Тауэрвуд, но мы никогда не видели Бертрама настолько взвинченным. Он кричал, чтобы мы оставили его в покое, и вытащил кинжал, но, думаю, даже тогда твой отец был бы в безопасности, если бы не попытался отнять у Бертрама кинжал. Бертрам заколол его, пока они боролись, а потом повернулся ко мне. Он сказал: «Тебя я тоже должен убить, Роберт», – но вместо этого убил себя.

– О, понимаю, – тихо произнес Эверард. – Нам следовало подумать об этом, Алекс. Конечно, Тауэрвуд гораздо больше боялся Роберта, чем меня. О, Роберт, ты дважды встретился лицом к лицу со смертью в тот день. Мне жаль.

– Теперь это неважно, – ответил Роберт.

Оставшуюся часть вечера все были веселы. Сюзанна заснула с улыбкой и ее пришлось будить, чтобы поужинать. Гарри тоже постоянно засыпал, а потом резко просыпался, пытаясь вспомнить, что должен был сказать Алексу и Сесилии. Лорд Тремат снял доспехи и декламировал им стихи – свои собственные, понял Алекс, вспомнив книгу, которую прочитал в библиотеке Фаллейфелла, – а снаружи пели и смеялись солдаты. Они расположились лагерем на поляне позади домика, где сто лет спустя другое войско расположилось в гораздо более отчаянных обстоятельствах. Людям в домике едва-едва хватило еды, зато было более чем достаточно вина. Алекс подумал, что, по крайней мере, они с Эверардом были слегка пьяны к тому моменту, когда пришло время ложиться спать. Время, проведенное в темнице, внезапно показалось обоим очень забавным, и они попытались объяснить это Роберту. Но Роберт выглядел печальным.

– Теперь ты снова граф Герна, – повторял ему Эверард, чтобы развеселить его, но он от этого, похоже, становился еще печальнее.

Утром все поехали обратно в Эндвейт, чтобы вернуть лошадей колесному мастеру. Неплохо выспавшийся и отдохнувший за ночь Гарри вспомнил, что должен был сказать прошлым вечером.

– Алекс, мы должны поторопиться домой. Твой отец сегодня вернется из Лондона, и мой отец будет рвать на себе волосы.

Алекс знал, он прав. При мысли о том, что может сказать Джозиа, он вдруг почувствовал себя замерзшим и больным.

– Да, – ответил он.

– О, двум смертям не бывать, Гарри, – заметила Сюзанна. – Раз уж мы исчезли, давай остаемся исчезнувшими еще сегодня.

– Вам придется, – сказал Роберт. – Вы не сможете добраться до дороги через заводь раньше позднего вечера, а к тому времени, думаю, ее накроет приливом.

Они с Эверардом и Сесилией обдумали это и пришли к выводу, что он прав. Эверард пришел в восторг и устроил, чтобы на ночь они остались в Фаллейфелле и перешли через заводь на следующий день. Так что один из солдат лорда Тремата поскакал вперед передать распоряжения Эверарда, а остальные совершили чудесное неторопливое путешествие по покрытому снегом княжеству.

Они прибыли в Эндвейт, и там Эверард пообещал пораженному колесному мастеру и его жене, что в течение следующих трех дней им пришлют документы на землю. После чего они поехали в Герн. Там их встретил лорд Даррон и, к восторгу Сесилии, показал ей один из тамошних магазинов. Они с Сюзанной пришли в экстаз от красоты тканей.

– Я бы заказала целые тюки, – сказала Сесилия Роберту, – если бы только могла объяснить отцу, откуда они взялись.

Алекс, который всё еще чувствовал себя замерзшим и больным, пошел с Гарри и Эверардом посмотреть замок. Это был великолепный замок – каким, наверное, был замок на его острове до того, как стал руинами.

– Нет, – сказал Эверард, – мой гораздо больше. Я покажу тебе. Ты хорошо себя чувствуешь, Алекс?

Алекс хотел ответить утвердительно, но начал думать, что его самочувствие не может быть просто страхом перед Джозией.

Позже они поехали в Фаллейфелл и прибыли как раз на скромные меланхоличные похороны княжны Матильды, графини Герна. Чувствуя себя в часовне еще более больным, чем прежде, Алекс порадовался, что у нее были настоящие похороны, а не те, которые описывал Эверард.

– Скажем, что мой закон уже вступил в силу? – позже сказал Эверард. – Я проведу его задним числом.

В тот вечер они больше не видели Роберта. Сюзанна несколько раз громко спрашивала, где он, пока лорд Даррон не отвел ее в сторону и не объяснил, что княжна была матерью Роберта. Сюзанна разрыдалась. Она бы проплакала весь вечер, если бы в тот момент не распахнулись двери громадного квадратного зала.

– О! – сказала она Гарри. – Наша леди!

Княгиня Розалинда пробежала через весь зал, чтобы поцеловать Эверарда. Две монашки, сопровождавшие ее, выглядели слегка шокированными. Когда княгиня принялась целовать Сюзанну, Гарри, Алекса и Сесилию, они посмотрели друг на друга, будто говоря: «У этой леди нет никакого понятия о достоинстве». Потом княгиня поцеловала лорда Даррона и лорда Тремата, и монашки покинули зал.

Сюзанна вспомнила про лорда Арбарда и спросила про него. Ей сказали, что он в своем особняке в Арбарде и уже чувствует себя лучше.

«Хотел бы я чувствовать себя лучше», – подумал Алекс.

На следующее утро ему стало гораздо хуже, но он угрюмо встал, готовый ехать домой. Сесилия перепугалась.

– Он не в состоянии ехать, – сказала она княгине Розалинде.

Эверард тоже чувствовал себя больным.

– Это всё те сосульки, которые мы съели, – сказал он. – Ты не можешь ехать, пока не поправишься.

Однако Алекс настаивал, что надо ехать, и Гарри поддержал его.

– Это недалеко, – сказали они. – И мы должны вернуться домой, прежде чем нас посчитают погибшими.

Так что они отправились к берегу. По-прежнему печальный Роберт ехал с ними, пока они не добрались до начала скрытой дороги. После чего он повернул назад, забрав лошадь, которую Алекс позаимствовал у Эверарда, и четверо пришельцев из Внешнего мира продолжили путь одни. Алекс ехал позади Гарри. Он был рад предлогу так ехать, поскольку к тому моменту чувствовал себя настолько больным, что не смог бы удержаться в седле один. Коричневые пески вздымались и опускались вокруг них, и он дрожал всю дорогу. Сесилия плакала весь путь через заводь, и Гарри с Сюзанной было весьма сложно оставаться веселыми.

Они добрались до фермы Хорнби вскоре после полудня. Джозиа был там, как и сэр Эдмунд, пришедший отправить людей искать их тела в плывунах. Произошла кошмарнейшая сцена. Алекс чувствовал себя так, словно тонет в наводнении или шторме – он едва мог слышать, или видеть, или чувствовать, и знал, что подводит остальных. Они отказались от разнообразных объяснений, которые обсуждали по пути домой, и попытались рассказать, что произошло на самом деле. Ни один из отцов не поверил ни единому слову.

– Алекс, – произнес Джозиа, – я знаю, от тебя мы получим правду. Выкладывай, мальчик. Где вы все были?

Алекс начал объяснять, что всё сказанное – правда. Это было тяжело, поскольку его горло забыло, как говорить. А потом произошло нечто странное. Комната перевернулась вверх дном, а Алекс поплыл по полу кабинета Джозии, глядя вниз на балки потолка. Он видел, как Сюзанна и Сесилия суетятся там внизу, разговаривая с ним. Он подумал, они пытаются стащить его вниз с пола, но он не хотел шевелиться. Он понял, как чувствуют себя мухи, ходя по потолку, и это было лучше, чем находиться внизу вместе с остальными. Потом перед девочками возник Джозиа. Алекс закрыл глаза и ждал, но следующим, кто его потянул, была мисс Гатли. Она сорвала его с пола вниз и унесла в кровать.

Самое странное заключалось в том, что всё время оставалась часть Алекса – часть вне его головы, слева, – которая прекрасно знала, что происходит. Эта часть знала, что кошмарная сцена продолжилась и стала хуже, чем прежде, когда выяснилось, что он болен. На Сесилию обрушились все обвинения за то, что она таскала брата по снегу, когда у него высокая температура. Джозиа сказал, что не хочет больше никогда ее видеть. Алекс каким-то образом знал, что в Лондоне Джозиа заработал денег не только для Корси, но и для себя, и на них Сесилию отправят в швейцарский пансион. До тех пор, она должна была оставаться в своей комнате.

Алекс считал, это ужасно несправедливо со стороны Джозии. Он попытался сказать мисс Гатли, что думает, когда она с суетливым дребезжанием укладывала его в постель.

– Я виноват не меньше – правда.

– Да, милый, но ты не должен мучить себя. Несправедливо, что ты свет очей своего отца, а твоя сестра – нет, но так было всегда. Кроме того, ты болен, а она – нет.

Алекс бросил попытки протестовать и погрузился в длинный туннель, наполненный жуткими снами. Ему снилась школа, и Арнфорт Холл, и остров, и скрытая дорога – исчезнувшая и оставившая его в плывунах, – и Фаллейфелл, и темница Эндвейта. Там он часами боролся с Эверардом за складной нож, а потом внезапно оказывался в холодном снегу и сотни дней скакал за Робертом, который должен был помочь ему спасти револьвер Гарри от Тауэрвуда.

Так что он не удивился, когда поздним вечером услышал во дворе фермы голос Роберта:

– Потому что я не могу остаться здесь.

Он также слышал, как в соседней комнате плачет Сесилия, а потом его поглотили еще более странные и жуткие сны. Он звал Сесилию, но пришла мисс Гатли, выглядевшая крайне обеспокоенной и огорченной за него.

Болел Алекс долго. Он практически ничего не знал о том, что происходило на ферме. Он хотел видеть Сесилию, но ей не позволяли видеть его. Он сделал вывод, что мисс Гатли имела по этому поводу неприятный разговор с Джозией, но Джозиа победил. Алекс метался в кровати в те ночи, когда ему снились сны – сны, в которых часто звучал голос Роберта и плач Сесилии.

Потом, однажды вечером, когда Алексу, наконец, стало лучше, снизу донесся ужасный шум. Из мирного сна Алекса вырвал отцовский приступ ярости. Джозиа кричал. Алекс слышал, как он швыряется вещами. По всему дому бегали люди, крича и переговариваясь. Что бы ни случилось, оно было связано с Сесилией, поскольку Алекс слышал, как Джозиа выплескивает на нее свой гнев. К ужасу Алекса, Сесилия кричала в ответ. При всех отцовских приступах ярости, подобной ссоры он никогда прежде не слышал. Это было так ужасно, что Алекс сам не заметил, как, плача – из-за того, что был таким слабым и больным – выбрался из кровати, чтобы остановить скандал.

Держась за кровать и за стену, он подобрался к двери своей комнаты. Там ему пришлось отдохнуть, прежде чем двигаться дальше. Пока он отдыхал, шум прекратился – заговорила мисс Гатли. Он услышал, как Сесилия пробежала снаружи по коридору и хлопнула дверью своей комнаты. Мисс Гатли всё еще говорила. Она тоже прошла по коридору, зовя Сесилию, и спустилась обратно к Джозии.

– Если ему опять станет хуже, ты можешь винить только себя, Джозиа Хорнби: за то, какой ты злой и неверующий.

После этого она пришла в комнату Алекса и перепугалась, обнаружив его на ногах. Она поспешно уложила его обратно, завернула в простыни и взбила ему подушки, яростно тряся чепцом.

– Вот, вот, ты не должен волноваться, – сказала она. – Будет именно так, как я сказала, он еще увидит.

Алекс дрожал и трясся.

– Пожалуйста, что случилось? – спросил он.

Мисс Гатли погладила его по лбу.

– Ничего, о чем тебе стоит беспокоиться. Твой отец увидел призрака, вот и всё. И, как я ему сказала, те, кто не верит в ходячих мертвецов, больше всего и пугаются, когда видят их собственными глазами. А теперь постарайся уснуть.

– Но почему Сесилия…

– А, твой отец нынче в странном расположении духа. Похоже, всё на свете – ее вина. И я не могу понять, какое отношение твоя сестра может иметь к призраку. Это я тоже сказала твоему отцу. А теперь – ни слова больше, Алекс. Выпей это и постарайся заснуть.

Алекс заснул. После этого на ферме было тихо недели две, пока к Алексу медленно возвращались силы. Он начал покидать кровать на большую часть дня, и ему позволили сидеть в гостиной с открытым окном. Он ни разу не видел Сесилию до ее последнего дня дома, и это делало его несчастным. Он узнал, что ей предстояло почти немедленно отправиться в Швейцарию, где она останется на два года. Джозиа был так добр к нему, что Алексу стало страшно: он боялся, Джозиа считает, что он скоро умрет. Но он рассердился, когда Алекс попытался упомянуть Сесилию.

– Довольно, – сказал он.

Однако однажды он упомянул Сесилию сам.

– Завтра она уезжает, – сказал он. – И скатертью дорога. Можешь выйти проводить ее, если хочешь. Она хочет, чтобы ты пришел. Если погода не испортится, можешь поехать с ней на двуколке до вокзала.

– Спасибо, – сказал Алекс, одновременно довольный и несчастный.

На следующее утро он встретился с Сесилией во дворе фермы, пока Джон Бритби запрягал пони. Джозии там не было. Он отказался даже попрощаться с дочерью.

У Сесилии в глазах стояли слезы. Она выглядела взбудораженной и нервничающей, пока не увидела, как Алекс пробирается к ней по грязи. Она подбежала, схватив его в охапку.

– О, Алекс, я так счастлива, что тебе позволили прийти!

Она уже казалась почти чужой – гораздо, гораздо красивее, чем Алекс помнил, и гораздо взрослее. На ней был новый тускло-розовый наряд с розами на шляпке в тон платью, которого Алекс прежде не видел. Он предположил, что эта одежда была недавно пошита для Швейцарии.

– Теперь, когда ты здесь, – сказала Сесилия, – возможно, у нас, наконец, будет время поговорить. У тебя достаточно сил, чтобы прогуляться вниз к побережью, пока мы ждем двуколку?

– Да, конечно, – ответил Алекс. – Я спускался туда вчера с Мэри-Энн.

– Хорошо.

Она сняла маленькую розовую перчатку, чтобы порыться в маленькой дамской сумочке, на которой были такие же розы, как на шляпке. Она вынула пять шиллингов и торопливо протянула их Старому Джону. Он ухмыльнулся ей, подмигнул Алексу и засунул деньги в карман под толстовкой.

– Четверть часа, – сказал он. – Самое большее, мисс. Иначе мы опоздаем на поезд.

– Четверти часа прекрасно хватит, – Сесилия взяла Алекса за руку и потянула его со двора и вниз по холму.

День выдался просто чудесный. Пока Алекс болел, снег сошел, и целый месяц стояла мягкая влажная погода. Тот день был почти весенним. Чистое бледно-голубое небо, и теплый ароматный, как летом, ветер. На безветренной части холма, по которой шли Алекс и Сесилия, росли подснежники и крокусы, а мокрые пески заводи перед ними блестели так, что от их вида Алексу становилось радостно. Он развязал шарф, который заставила его надеть мисс Гатли, и держал его по ветру, когда они шли по своему частному железнодорожному мосту, а потом через дорогу. Когда они дошли до крупной мокрой гальки на пляже, шарф развевался, точно длинное знамя лорда Тремата.

Сесилия остановилась на пляже и с очень серьезным выражением повернулась к Алексу.

– Мой дорогой, – сказала она, – произошло много важных вещей, которыми я решила не беспокоить тебя. Я хотела, чтобы ты как следует поправился, так же как хотела увидеть тебя. Я пыталась – мы все пытались – заставить отца понять, но он не желает, – она прикусила губу, чтобы не заплакать. – Я… Я думаю, несмотря на это, я бы сделала еще одну попытку. Если бы мне удалось привести его сюда, с твоей помощью мы смогли бы объяснить, но… – она выбросила руку в перчатке в сторону фермерского дома, – он отказался даже попрощаться, а я его ужасно огорчу, поскольку, думаю, он все-таки немного любит меня. Скажи ему, как я благодарна за то, что он позволил мне попрощаться с тобой, хорошо, Алекс?

Алекс наблюдал, как она аккуратно надевает вторую перчатку, и почувствовал себя испуганным и неожиданно одиноким.

– Я не понимаю, – сказал он.

На ее пальце было кольцо с рубином, которого он прежде не видел и которое Джозиа точно не смог бы ей купить, даже если бы продал половину своих земель.

– Что ты собираешься делать, Сесил?

Сесилия засмеялась, но настроения Алекса это не улучшило.

– То, что сделали бедные гельветы. Помнишь? Когда я должна буду находиться в Швейцарии, я буду идти в Герн. До свидания, Алекс. Приходи навестить меня, когда сможешь найти предлог. Я всегда счастлива видеть тебя.

Она развернулась к заводи и шагнула с гальки на темный мокрый песок.

Алекс, спотыкаясь, пошел за ней.

– Сесилия! Что ты собираешься делать?

Сесилия обернулась. Ветер раздувал ее платье и выхватывал волосы из-под шляпы.

– Алекс, – произнесла она, – ты не должен расстраиваться. Мы полагаемся на тебя, чтобы утешить отца. Что касается моих намерений, я думала, ты догадался. Я собираюсь стать графиней Герна.

Алекс не мог придумать, что сказать. Ему казалось, будто небо стало темно-серым, а пески – черными. Он мог только наблюдать за Сесилией, когда она храбро пошла через заводь в третий и последний раз, пробираясь по грязи в элегантных новых туфлях так, словно едва осознавала, куда ступает. Она шла через заводь по диагонали, прямо к плывунам. И уже вышла из зоны слышимости, когда Алекс крикнул:

– До свиданья!

Он сел на твердую мокрую гальку, такой одинокий и печальный, и всё еще такой слабый после болезни, что залился слезами. Он едва мог разглядеть крошечную розовую фигуру Сесилии.

Позади него раздался звук, как если бы кто-то ехал верхом вдоль берега. Из-за слез Алекс не мог повернуться.

– Значит, она ушла, – произнесла Сюзанна. – Я не думала, что она решится в конце концов.

Алекс кивнул, но по-прежнему не мог повернуться.

– Бедный, бедный Алекс! – Сюзанна опустилась на колени рядом с ним, обняв его.

Он понял, что с другой стороны от него стоит Гарри, старательно не глядя на него, пока он не почувствует себя лучше.

– Мы пришли проводить ее, – сказал Гарри. – Остальные наши на вокзале.

– Где им придется долго ждать, – добавила Сюзанна.

Эта мысль так позабавила Алекса, что он сумел улыбнуться ей, а потом – Гарри.

– Откуда… Откуда вы обо всем знаете? – спросил он.

Хоть он и улыбался, он почувствовал себя брошенным и обиженным, поскольку никто ничего ему не сказал.

– Благодаря тому, что много приходили и уходили, – весело ответила Сюзанна. – Знаешь, мы с Гарри были на острове. Мы видели его целиком. Замок абсолютно целый и в два раза больше замка в Герне.

– Правда? – Алекс почувствовал себя совершенно забытым.

Какими, должно быть, они стали друзьями с Эверардом, чтобы осмотреть весь остров.

Гарри начал объяснять, возможно, потому что понял, что чувствует Алекс.

– Роберт приходил в Арнфорт – после того, как пытался поговорить с твоим отцом. Понимаешь, он просил руки Сесилии, но твой отец, похоже, принял его за призрака. Я пытался поговорить с твоим отцом – и объяснить, – но он просто вышел из себя. Он обзывал меня такими словами, Алекс, что, если бы он не спас нас всех от нищеты, я бы пожаловался отцу.

– Спас вас от нищеты! – воскликнул Алекс.

– Да, – подтвердила Сюзанна. – Если бы не он, мы бы уже пошли по миру, но от этого он, по-моему, приятнее не становится. О, Алекс! Как бы мы хотели, чтобы ты был здоров и мог помочь! Ты единственный, к кому твой отец прислушался бы… А теперь слишком поздно.

Алекс был удивлен. Он и вообразить не мог, что имеет на Джозию хоть какое-то влияние. Он не мог в это поверить. Он посмотрел вдаль на Сесилию. Она прошла почти полпути до точки, где русло реки пересекалось со скрытой дорогой.

– От меня была бы польза? – спросил он.

– О, да, – ответил Гарри. – Эверард посылал за нами, чтобы убедить нас поговорить с тобой, но Сесилия не хотела, чтобы тебя беспокоили. Она боялась, ты умрешь, если мы будем докучать тебе с этим, и Роберт согласился с ней.

– О! – произнес Алекс.

– Но, – сказала Сюзанна, – мы полагаемся на тебя теперь, поскольку тебе придется вбить это в голову твоему отцу. Мы думаем, он не поверит в то, что произошло. Мы боимся, придется ему сказать, что Сесилия утонула в плывунах.

– Нет, – сказал Алекс. – Я попытаюсь рассказать ему правду.

Он встал, засунув руки в карманы, и снова посмотрел вдаль на Сесилию. Теперь она была почти у русла. Внезапно он испугался, что она в самом деле утонет. «Почему я не остановил ее?» – подумал он.

– Вот он подъезжает, – сказал Гарри, указывая на остров.

Алекс посмотрел на группу голых деревьев. В этот самый момент из-за них медленно вышла лошадь. Солнце поймало золото на ее уздечке и вспыхнуло на длинном оранжевом плаще всадника. Конечно, это был Роберт. Он ехал по дороге в таком темпе, что должен был добраться до Сесилии как раз в тот момент, когда она дойдет до реки.

– Отдай Алексу прочитать письмо Эверарда, пока мы ждем, – сказала Сюзанна Гарри.

Гарри улыбнулся. Он достал из-под пиджака небольшой свиток и с медленным изысканным поклоном протянул его Алексу.

– Письмо от князя, мой лорд, – сказал он и засмеялся. – Тебе повезло стать с ним такими друзьями, Алекс.

Свиток был скреплен большой зеленой печатью. Поскольку Алекс не привык к подобным письмам, у него ушло некоторое время на то, чтобы снять печать. Он развернул великолепие нарисованных леопардов, львов и геральдических лилий, теснящихся в верхней части пергамента. Круглый ученический почерк Эверарда выглядел под ними немного неуместно, несмотря на то что буквы были написаны не так, как написал бы их Алекс. Эверард писал:

«Приветствую Алекса Хорнби.

Я дал мое согласие на брак Роберта с твоей сестрой. Надеюсь, ты заменишь своего отца и дашь свое согласие, поскольку отказом ты разобьешь их сердца. И когда тебе станет лучше, ты должен отправить Гарри Корси сообщить мне, когда ты придешь на остров. Я хочу с помпой встретить тебя в конце гати. Ты должен прочитать все наши новые законы, которые я составил в точности, как мы планировали, и высказать свое мнение. Я подожду с их выпуском, пока ты их не увидишь. Пожалуйста, поторопись и выздоравливай.

Everard, Princeps Insulae Terrae Transmarinaeque".^[10]

Закончив читать, Алекс улыбался. Его охватило тепло, которое чувствуешь, когда испытываешь глубокое облегчение, и ему захотелось расстегнуть пиджак.

– Эверард тоже был болен, – сказала Сюзанна, увидев, что он закончил читать, – но далеко не так тяжело, как ты. Не вздумайте оба еще хоть раз в жизни есть сосульки. Я запрещаю.

Алекс рассмеялся. Он обнаружил, что ему нравится ее манера диктовать. Потом они посмотрели на заводь. Роберт как раз доехал до Сесилии. Он склонился с седла, и они едва-едва могли разглядеть, как Сесилия кивает.

– А теперь, – сказал Гарри, – тебе надо возвращаться на ферму, Алекс. Мы с Сюзанной должны поехать за ней и прибыть слишком поздно.

Они поднялись по гальке к лошадям Корси. Прежде чем Сюзанна и Гарри вскочили в седло, все трое снова посмотрели на заводь. Сесилия сидела в седле перед Робертом, и они ехали через плывуны на фоне ясного голубого неба. Оба, счастливые, энергично махали. Алекс, Гарри и Сюзанна помахали в ответ, и Алекс вздохнул.

Примечания

1

Небольшой круглый кекс с изюмом, черникой, шоколадной крошкой или другими ингредиентами.

(обратно)

2

Французский национальный десерт – маленькие печенья или пирожные.

(обратно)

3

День на Святках, когда по английскому обычаю слуги, письмоносцы, посыльные и прочие служащие получают подарки.

(обратно)

4

Предписание о представлении арестованного в суд для рассмотрения законности ареста.

(обратно)

5

Серия вооруженных династических конфликтов между группировками английской знати в 1455-1485 годах в борьбе за власть между сторонниками двух ветвей династии Плантагенетов – Ланкастеров и Йорков. Война завершилась победой Генриха Тюдора из боковой ветви дома Ланкастеров, основавшего династию, правившую Англией в течение 117 лет. Война принесла значительные разрушения и бедствия населению Англии, в ходе конфликта погибло большое число представителей английской феодальной аристократии.

(обратно)

6

Цитата из Шекспира «Генрих V». Шекспир опирался на исторические боевые кличи враждующих стран, которые включали в себя святых покровителей стран. В эпоху, когда у войск еще не было боевых мундиров, кличи служили, чтобы отличить в пылу баталии своих от чужих. У Шекспира под Гарри подразумевается Генрих V, но Сюзанна, конечно, имеет в виду брата.

(обратно)

7

Политико-правовой документ, составленный в июне 1215 года на основе требований английской знати к королю Иоанну Безземельному и защищавший ряд юридических прав и привилегий свободного населения средневековой Англии.

(обратно)

8

Кукла, получившая популярность в конце XIX века. Представляет собой тряпичную фигурку, изображающую чернокожего человека – с круглыми белыми глазами, клоунским улыбающимся ртом и растрепанной копной волос.

(обратно)

9

Королевский, или Заповедный лес – лесные массивы с средневековой Европе, находящиеся в собственности королей и являющиеся объектом особого феодального лесного права. На землях, объявленных заповедником, могли также находится жилые поселения. Самый крупный такой лес в Англии – ныне заповедник Нью-Форест.

(обратно)

10

Эверард, Государь Острова и Земли за Морем (лат.)

(обратно)

Оглавление

Часть 1. Путники в заводи Глава 1. Изгнанник

Глава 2. Дикий Всадник

Глава 3. Прогульщики

Глава 4. Князь

Часть 2. Путники ночью Глава 1. Убийца

Глава 2. Лагерь

Глава 3. Темница

Глава 4. Войска

Часть 3. Путники днем Глава 1. Корси

Глава 2. Следы

Глава 3. Воздушные замки

Глава 4. Револьвер

Часть 4. Последний путь Сесилии Глава 1. Охота

Глава 2. Убийство

Глава 3. Уход

*** Примечания ***