КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Камертон Дажбога [Александр Павлович Бердник Олесь Бердник] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Олесь Бердник КАМЕРТОН ДАЖБОГА Роман-феерия

…Вот идет Князь мира сего, и во мне нет ничего…

Встаньте, пойдем отсюда…

Иисус Христос, Ев. Иоанна
Пусть будут счастливы все существа, пусть живут все они в радости и удовольствии! Все живые существа, которые только есть в мире, и слабые, и сильные, и длинные, и короткие, и большие, и средние, и высокие, и малые, видимые и невидимые, живущие близко и далеко, рожденные или те, еще в утробе, — все они пусть будут счастливы!

Гаутама Будда «Сутта Нипата»
— Человек, чего тебе надо?

Все у тебя есть… все у тебя есть…

И море широкое, и солнце в небе,

И звезды — богатство твое.

— За морем широк горизонте новые -

Незримые духовные моря,

По солнцем жгучим является солнце сказочное,

По звездам — чудо-звезда.

— Человек, ты любовь,

Ты творишь города и песни…

Так откуда же рыдания, и вечные страдания,

И мечты в тревожном сне?

— Обними ведут к могиле,

Холодеют и вянут горячие губы,

По стеной телесным — родина всесильна,

Там ждет меня встреча праздника.


Книга первая. КОСМОДРОМ ДЛЯ УМАЛИШЕННЫХ

Часть первая. ЛАБИРИНТ МАРЫ

Первым пришел в себя Григор. Глубоко вздохнул и оглянулся вокруг. Часовня исчезла, будто ее и не было. Они стояли между густыми сорняками, и создавалось впечатление, что кто-то опустил их из пространства в гущу крапивы и полыни, не повредив ни одного кустика. Юлиана-Мария и Галя-Громовица растерянно переглянулись и одновременно спросили Григора:

— Что же дальше?

— Подождите, сориентируемся, — сказал парень, рассматривая ободранные стены небольшой церкви и звездные своды Выдубицкого монастыря, сверкавшие между высоченных тополей. — Что-то здесь не так…

— Что не так? — заволновалась Галя. — Мы оказались в другом месте?

— Да нет. Место то же. Выдубицкий монастырь. Только почему здесь сорняки? Должен быть двор Института археологии, асфальт.

— Кто-то должен встретить нас? — взволнованно спросила Юлиана. — Ты упоминал об ученых, об эксперименте…

— Да. Мы сейчас пойдем вверх… туда, где нас должны ждать, где расположена хроностанция. Идите за мной.

Парень пошел к стенам церкви, где виднелась протоптанная тропинка, громоздились кучи кирпича и мусора. Затрещали сорняки под ногами. Из темного отверстия храма неожиданно басовито залаяла собака, послышался хриплый голос:

— Стой! Стрелять буду!

— Еще этого не хватало, — смутился Григор. — Откуда здесь взялся охранник? Быстрее, девушки. Спешите туда, в монастырь, а там — по тропинке наверх…

— Стой, мать твою перемать! — загудело эхо, и над кучей мусора появился растрепанный заспанный сторож, а рядом с ним — здоровенный волкодав, весь в репьях от ушей до хвоста. Пес угрожающе скалил клыки, а охранник, нацеливая дуло ружья на нарушителей, вырисовывал в предрассветной тишине кренделя многоэтажных матюгов. Казалось, что багрово-сизый нос пьяницы принюхивается к неожиданным гостям, бессильно пытаясь понять, откуда они взялись. Красные злобные глазки перебегали с фигуры Григора к девушкам, остановились на книгах Евангелия в руках монахинь, заинтересованно расширились, увидев мерцающую чашу в ладонях Гали-Громовицы.

— Ворюги! — заорал охранник. — Украли государственное имущество! Выследили, что я на минутку отвернулся, мать вашу! А еще в монашеских одеяниях, гады! Ты смотри, контра недобитая!

— Успокойтесь, — резко оборвал его Григор. — Здесь важное государственное дело. Пойдем с нами наверх, в дирекцию Ботанического сада и там…

— Государственная дело? — отвратительно захохотал охранник. — Это я вам обещаю: оно будет государственным, когда я отведу вас, воров, в милицию.

— Я сам сотрудник МВД, — пытался унять пьяницу парень. — Вот посмотрите… — Он вытащил удостоверение в красной обложке, раскрыл перед глазами часового.

Тот с недоверием посмотрел на книжечку. Мотнул ружьем на девушек.

— А эти… монашки, или кто они тебе… гы-гы!.. зачем здесь шляются? За книгами пришли? Да? Здесь их навалом в церкви, но только нельзя брать! Не морочь мне голову своей книжечкой, может, ты этот документ украл… или отнял! Ну подними руки вверх, парень! А вы, шлюхи, книги кладите сюда, а то собачку натравлю… только ошметки полетят от ваших ряс! Гы-гы!

— Прекратите! — гневно крикнул Григор. — Мы добром вас просим: пойдем наверх, в администрацию Ботанического сада. Неужели вы ничего не слышали? Вчера проводился научный эксперимент, я и эти девушки — участники…

— Руки вверх! Стреляю! — не слушая парня, заревел охранник. Выстрел над головами оглушил девушек, они испуганно закричали и присели. Григор машинально бросился под ноги пьяницы, приемом каратэ повалил его на землю. Пес вцепился в штанину парня и неистово рвал ее. Григор выдернул оружие из рук охранника, быстро разрядил, вынул затвор.

— Не умеешь пользоваться — не берись! — задыхаясь сказал он, бросая винтовку на землю. — А затвор получишь в милиции…

— Ах, вот ты как! — плаксиво-злобно крикнул часовой. Вскочив на ноги, он засвистел в свисток. — Милиция! Бандиты! Мили-и-ци-и-я!

— Девочки, за мной! — скомандовал Григор, уже не обращая внимания на взбесившегося сторожа. Через сорняки они побежали к тропинке, которая вилась вдоль стены монастыря. Где-то сзади кричал, матерился часовой, слышались возгласы и свистки с набережной улицы.

Парень, запыхавшись, карабкался по обрыву на утес, подбадривая девушек, а вместе с тем, удивляясь, оглядывался вокруг. Дебри, сорняки, козьи тропы… А где же аллеи Ботанического сада, где культурные растения, здания? Куда они исчезли?

Девушки растерянно смотрели на Григора, понимая, что он тоже обескуражен, но молча поднимались за ним. К тому времени, когда они выбрались наверх, над Левобережьем взошло солнце, замерцала гладь Днепра, засверкали звезды на своде монастыря.

Григор остановился, беспокойно осмотрев окрестности. Вокруг просыпались от рассветной дремоты осенние сады и дубравы, разукрашенные золотом и багрянцем, кое-где между ними вились на фоне неба клубы дыма из труб старинных особняков. Что за фантасмагория? Куда делся Ботанический сад? Вот видно вершину колоколенки, около нее должны быть оранжерея, теплицы. Слева — административные корпуса, от них должна пролегать широкая дорога к центральному входу. Даже намека нет на что-то подобное. И вот здесь, где они остановились… именно здесь, он не может ошибиться… их должны ждать ученые, участники и авторы эксперимента.

Он тревожно вздохнул, как рыба, выброшенная на песок. Галя схватила его за рукав.

— Что случилось? — обеспокоенно вскрикнула она. — Я тоже вижу, что местность изменилась. Мы с тобой часто здесь гуляли в Ботаническом саду, а теперь…

— А теперь… тю-тю! — мрачно подхватил Григор, почесывая затылок. — Что-то напутали ученые из хроностанции. И ежу понятно, что мы в другом времени.

— Дай Бог, чтобы не в другой стране, — сказала Юлиана. — Ариман разве зря угрожал? Как он сказал? «У меня для вас достаточно стен и загадок…»

— Но Гориор… Корсар обещал… — Галя умоляюще посмотрела на Григория.

— Корсар? — перебил ее парень. — А что он обещал? Помочь перейти в «фронтовое бытие»? А что это значит? К тому же… вам не кажутся все наши приключения сном, миражем?

— А я? — тревожно взглянула на Григора Юлиана. — Надеюсь, что я не фата-моргана, друзья? Давайте скорее найдем людей, специалистов, которые объяснят нам, что произошло.

— Правда твоя — решительно кивнул парень. — Выйдем на улицу. Надо найти телефон, связаться с моим шефом, с Гореницей.

— Гореница — Горикорень? — подхватила Юлиана.

— Да. А если он действительно тяжело ранен… то его сотрудники должны знать, что и как. За мной, девушки, потому что чует мое сердце, что тот пьяница может нам осложнить жизнь.

Они прошли несколько ветхих домов. Из-за забора лаяли собаки. Выше по тропе босоногая девочка пасла корову, держа в руках веревку. Девочка удивленно рассматривала путешественников, особенно ее заинтересовали женщины в черных рясах, их бледные красивые лица с тревожными глазами.

— Вы артисты, да? — не сдержала любопытства девочка. — Кино снимаете?

— Ты угадала, кино, — согласился Григор. — Может, подскажешь нам, где здесь ближайший таксофон?

— А что это? — удивилась девочка.

— Ну… телефон… Где здесь будка телефонная, чтобы позвонить в город?

— Э, далеко, — махнул ручонкой девочка. — Надо идти к Черной горе… или до Московского вокзала… или в школу на Зверинецкой улице. Вот тут тропа, она выведет вас на Зверинецкую, а там спросите.

— А дирекция Ботанического сада? — с надеждой спросил Григор. — Где она здесь?

— Дирекция? Сада? — озадаченно переспросила пастушка. — Не слышала. Не знаю. Ботанический сад где-то у самого вокзала. А здесь — нет…

— Ну, спасибо тебе. Пойдем, девушки, скорей.

— А как называется кино? — крикнула вслед им девочка.

— Кино? — оглянувшись, спросил Григор. — «Кольца змея» называется. Запомнишь?

— О змее? — обрадованно девочка. — Наверное, сказка? Да? Я люблю сказки. Недавно видела кино о «Василисе Прекрасной». Ой, здорово! А эти красивые артистки, видимо, красавиц играют? А вы их освобождаете? Да?..

— Угадала, девочка. Правду сказала! — помахал ей рукой Бова, растроганно переглянувшись со своими спутницами. На глазах Юлианы блеснула слеза.

— Смешно, но правду сказала, — сказала она. — Мы будто бы мистерию какую проходим.

— Тихо, — предостерег Григор. — Мы выходим на улицу…

Тропа вывела их на мостовую. У дороги возвышалась недостроенная церковь без крестов. Появились немногочисленные прохожие. Все с любопытством смотрели на странную группу. Бова озадаченно сказал своим спутницам:

— Ну вот… вторая загадка. Отсюда начиналась ветка четырнадцатого троллейбуса, а теперь здесь примитивная мостовая… И никакого транспорта.

— А что такое троллейбус? — поинтересовалась Юлиана.

— Машина, которая движется силой электричества, — пояснил Бова.

— Понятно. Итак, мы в другом времени. А может, и в другом измерении. Недавно я читала книги Успенского о других измерениях…

— Знаю, — прервал ее Григор. — Однако это нам не поможет. Надо выяснить подробности — куда мы попали.

Он остановил молодушку с корзиной, полной румяных яблок, спросил ее, как добраться до ближайшего телефона. Та указала им, как и девочка-пастушка, в направлении Черной горы.

— Пойдете прямо, потом налево… позже снова повернете направо… и там рукой подать…

Поблагодарив, Григор с девушками зашагал вниз. Но не успели они пройти и полкилометра, как им навстречу выскочили из боковых улочек два милицейских авто и, перекрыв путь для побега, резко остановились. Несколько офицеров и сержантов в милицейской форме выскочили из машин, держа в руках автоматы и пистолеты.

— Стоять! — строго скомандовал капитан, внимательно осматривая парня и девушек в монашеских рясах.

— Стоим, — улыбнулся Григор и полез во внутренний карман за удостоверением.

— Руки вверх! Не балуйте! — закричал капитан. Из-за его спины выглянул знакомый парню сторож, держа в руках винтовку без затвора. Офицер кивнул на задержанных.

— Они?

— Они, суки, — довольно рявкнул сторож. — Я ему говорю — стой! А он мне под ноги… Верзила! Разве я в силах его побороть? Точно, шпиён! Где бы он научился таким приемчикам? Куда дел затвора, гнида? Верни казенное имущество!

— Тихо! — прервал его капитан. — В отделении разберемся. Затвор у тебя?

— Вот здесь, в кармане, — миролюбиво ответил Григор. — Капитан! Я прошу отвезти нас в Министерство внутренних дел. Дело очень сложное, и в отделении…

— Может, ты еще в ЦК партии захочешь? — насмешливо засмеялся офицер.

— Или в ресторан «Кукушку», — с отвратительной гримасой подхватил сторож. — Откушать котлету киевскую…

Милиционеры засмеялись. Капитан резким жестом прервал смех.

— Довольно! По машинам. Руки назад.

— Я сотрудник МВД, — запротестовал Бова. — Возьмите во внутреннем кармане удостоверение…

— Возьмем! — пообещал со злорадством офицер. — Все возьмем. Марш к машине. Мы вас научим, как разоружать охранников. И внукам расскажешь!


Григор взволнованно рассматривал здания на улицах Киева, по которым ехали милицейские машины. Все казалось сном, миражом: вместо широких асфальтированных проспектов — искореженная брусчатка, разрушенные кварталы, убого одетые люди с сумками и корзинами, старинные трамваи, похожие на катафалки. Где же они оказались? В каких годах? Встретят они кого-нибудь знакомого? Перед экспериментом он с Гореницей разговаривал о возможных парадоксах времени. Достаточно легкомысленные теории. Одно дело болтать, а другое — попасть в другую эпоху! Что тогда говорил Гореница? «Ваш следующий эксперимент, безусловно, отразится на грядущем и на современности, конечно, хотя бы уже тем, что откроет поток принципиально новой информации. Где отразится этот эксперимент, в чем, что будет означать появление здесь женщины из прошлого (а вместе с тем — из невероятного будущего), кто может предсказать?» Даже он, гениальный теоретик, очевидно, бессилен был предсказать результаты первого прорыва в стене Хроноса. И вот… неожиданное смещение фазы временного континуума. Вероятнее всего, что они попали в прошлое… где-то в пятидесятые годы, сразу после войны. Однако в те годы и он, Григор Бова, и Галя Куренная уже родились. Может, они встретят здесь сами себя? Как тогда придется выходить из ситуации? Не станет эта ситуация катастрофой? Надо потребовать у милиции встречи с учеными, с теоретиками. И попытаться найти шефа. Он, безусловно, теперь моложе, но работает в органах…

— Я чувствую твои мысли… твои сомнения, — неожиданно сказала Галя, склонившись к нему. — Мы попали в узел времени… и развязать его будет сложно.

Григор взглянул на ее бледное, взволнованное лицо, отметил лихорадочный блеск в глазах. Ласково обнял за плечи.

— Успокойся, родная моя. Это наш экзамен. Гориор не обещал нам готовых решений, а ураганы и штормы…

Машина миновала круглую башню, запрыгала по трамвайной колее. Загремел, зазвонил трамвай. Мария-Юлиана заинтересованно посмотрела ему вслед, покачивая головой.

— Какой страшный монстр. Очень примитивная техника…

— А в девятнадцатом веке разве лучше было? — скептически спросил Григор.

— Я сравниваю не с моим опытом здешним, — сказала Юлиана. — Мне вспомнилась наша родная Ара.

— Молчать! — рявкнул, услышав их шепот, капитан, обернувшись с переднего сиденья. — Сейчас будете иметь возможность говорить то, о чем вас будут спрашивать. И советую не выкручиваться, не искать алиби. Не поможет!

— Мы в алиби не нуждаемся, — ответил офицеру Григор. — Успокойтесь. И наберитесь терпения для взаимопонимания.

— Я гляжу, ты очень умный! — угрожающе пробормотал капитан. — Придется тебе показать, где раки зимуют. Да вот мы уже приехали. Выводите преступников. Предупреждаю, при попытке бежать…

— Милостивый капитан, — сказал Бова, — советую держать при себе ваши садистские эмоции. Вам же потом будет стыдно.

— Ах ты, подонок! Я этого не забуду. А ну марш из машины! Живо к двери! Семен! Веди их прямо к шефу. И сторожа-свидетеля тоже! Эти птички непростые. Мы им покажем, с кем имеют дело!


Начальник Печерского отделения милиции майор Куштенко внимательно рассматривал высокого, плечистого парня, одетого в легкую куртку из мерцающей ткани, ища на его лице, во взгляде страх или беспокойство. Бова смотрел на него искренне, по-дружески, с надеждой на взаимопонимание. Майор удивился, но не показал этого. Перевел взгляд на женщин в монашеских рясах. Отметил на их лицах необычную красоту и спокойное благородство. Затем кивнул капитану:

— Лучше будет, если все сядут. Вот так. Прошу успокоиться и рассказать все, что произошло. Капитан! Я вас слушаю.

— Наша патрульная машина дежурила возле Выдубицкого озера. Я услышал свисток дежурного вневедомственной охраны. Вот он перед вами…

— Так точно! — вскочил с места сторож. — Демобилизованный гвардеец Иван Горобец, теперь — охраняю склады книг в монастыре.

— Сядьте! — махнул рукой майор. — Я потом вас спрошу. Что дальше, капитан?

— Услышав крики, мы прибежали в монастырь. Сторож рассказал, что застал вот этих задержанных, когда они потихоньку выбирались со склада, неся в руках какие-то книги и еще какую-то ценную вещь. Он приказал им остановиться, хотел отвести в милицию…

— Далее…

— А дальше… этот бандит напал на него, обезоружил, вытащил затвора из винтовки, а сам с бабами убежал. Мы, конечно, сориентировались, объехали вокруг… и перехватили беглецов!

— Ясно, — сказал майор. — Горобец, капитан правильно рассказывает?

— Так точно! — снова подскочил сторож. — Я сразу понял, что это за птички. Не иначе — американские шпиёны. Посмотрите на его шмотки… заграничные. А бабы — почему оделись в рясы? Чтобы задурманить голову. Ягнятами притворяются…

— Достаточно, — прервал его майор. — Мне все ясно. Садитесь, Горобец. Задержанные, прошу называть ваши фамилии, имена, где живете, почему произошло то, о чем я услышал? Короче, почему вы оказались в монастыре, возле склада? Сначала ты, парень… Как твоя фамилия?

— Бова. Зовут Григор Максимович.

— Профессия.

— Криминалист. Детектив.

— Гм. И где вы работаете?

— В Министерстве внутренних дел. Площадь Богдана Хмельницкого. Отделение независимых криминалистов. Мой шеф — Гриб Семен Йовтухович.

— Гриб Семен? — удивился майор. — Я знаю его. Вместе учились. Только какой же он шеф? Да еще и отделение… Он участковый, очень уважаемый. Капитан Гриб Семен Йовтухович…

— Полковник, — поправил Григор.

— Гм. Тогда это однофамилец. Да ты погоди… Какие такие независимые криминалисты? Нет такого отделения в министерстве.

— Как это нет? — возмутился Григор. — Вот мое удостоверение. Прошу…

Майор развернул красную книжечку, удивленно пробежал глазами текст, снова посмотрел на Бову.

— Что за шутки, гражданин Бова?

— Какие шутки, товарищ майор?

— Здесь подпись министра Куштенко Ивана Ивановича.

— А что вас удивляет? Все правильно. Министр внутренних дел генерал-полковник Куштенко Иван Иванович.

— Наш министр Кобец Антон Сидорович, — ответил майор. — Генерал-лейтенант. А Куштенко Иван Иванович — это я, начальник Печерского отделения. Что за мистификации вы, гражданин Бова, тут разыгрываете? Странный вы криминалист!

— Артист, а не криминалист! — хрипло выдохнул сторож. — Я же говорю: это тот жучило! Рога ему надо обломать.

— Тихо! — приказал майор. — Вот еще одна химера… Удостоверение выдано 12 января 1968. Как это понимать? Может, вы снимаете какой-то фильм? Тогда не валяйте дурака, говорите сразу…

— Подождите, подождите! — задохнулся от волнения Григор, переглянувшись со своими спутницами. — А какой у вас год?

— У нас? — удивился майор. — Почему у нас? Год один и тот же для всех: тысяча девятьсот сорок восьмой…

Галя охнула и побледнела.

— Двадцать пять лет, — прошептала она.

— Товарищ майор! — злобно сказал капитан. — Преступники просто морочат нас. Надо серьезно поработать с ними. По-нашему. Они быстро у нас заговорят…

— Товарищ майор, — вмешался Бова, — нам надо с вами поговорить наедине. Дело большой государственной важности. Даже общечеловеческой важности. Не стоит говорить об этом при всех.

Майор помолчал немного, задумчиво рассматривая удостоверение Бовы, хмыкнул.

— А паспорт у вас есть?

— Вот он. Пожалуйста…

— А у вас, женщины, документы есть?

— В монахинь документов не бывает, — заметила Мария-Юлиана.

— У меня есть паспорт, — сказала Галя. — Григор, передай майору.

— В одной монахини есть паспорт, в другой — нет, — скептически заметил майор. — Как это понять?

— Я не монахиня, — сказала Галя. — Меня силой поместили в монастырь.

— Силой? — удивился начальник. — Впервые слышу, чтобы в нашей стране силой помещали в монастырь.

— Товарищ майор, — настойчиво повторил Бова. — Прошу беседы наедине…

— Минуточку. Завершим сначала беседу со свидетелями. Да. Паспорт нормальный. Ага. Опять такие штучки. Паспорт выдан 8 апреля 1965 Кагарлицким райотделом МВД. А у вас, гражданка… как вас?

— Куренная Галина Андреевна…

— Правильно. Куренная Галина Андреевна. 1953 года. Паспорт выдан Опошнянским райотделом Полтавской области. В семидесятом году, 10 мая. Сразу две неувязочки. Опошнянского района Полтавской нету, я сам из тех краев родом. А еще — эти года, которые еще не наступили. Ну, хорошо! Поговорим об этом позже. Гражданин Горобец обвиняет вас в том, что вы украли на складе какие-то книги и ценные вещи. Это правда?

— Как перед Богом говорю — правда! — воскликнул сторож. — Украли, гады! Спрятали под свои балахоны. Пошмонайте их хорошенько, потрусите!

— Я не тебя спрашиваю, — строго оборвал его майор. — Гражданин Бова, что можете ответить на это обвинение?

— В руках монахинь были книги Нового Завета. Евангелия. И чаша. Ритуальная чаша… Все принадлежит им. А у меня ничего в руках не было.

— Прошу показать книги Нового Завета, — велел майор.

Монахини достали из-под ряс Евангелия, положили на стол. Майор развернул одну, пролистал несколько страниц, пожал плечами.

— Больше нет книг?

— Нет, — подтвердили женщины. — Была литургия, мы взяли с собой только Евангелия.

— А чаша? Покажите чашу.

Галя осторожно поставила на стол волшебный бокал. Он заискрился мерцающими огоньками, привлекая к себе взгляды присутствующих.

— Замечательная вещь, — кивнул майор. — Ваша? — Посмотрел он на Галю.

— Моя.

— Разберемся. Хорошо. Капитан, выйдите со своей командой в коридор. Гражданин Горобец тоже. Запишите его показания. Подождите, я вас позову. Я буду говорить с задержанными сам…

— Слушаюсь, — ответил капитан, давая знак своим спутникам.

— Григор Максимович, — доброжелательно сказал майор, оставшись с задержанными наедине. — Вы хотите мне что-то рассказать важное? Тогда я весь во внимании. Только прошу без затей и выдумок. Первое: объясните, что это у вас за документы, обозначенные годами, которые еще не наступили?

— Иван Иванович, — дружелюбно, в тон майору, ответил Бова, — мы не сможем ограничиться нынешним разговором, но я расскажу вам все подробно, чтобы вы смогли понять парадоксальность ситуации. Вы читали когда-нибудь фантастику?

— При чем тут фантастика? Ну, скажем, читал. Еще в детстве. Жюля Верна. Уэллса… Беляева…

— Уэллса? — обрадовался Григор. — Прекрасно. Тогда вы поймете. Читали «Машину времени»?

— Угу. Читал. Забавная штука.

— Так вот. С нашими документами — никакой мистификации. Они настоящие. И действительно выданы в те года, что там указаны…

— Вы хотите сказать, что прибыли…

— Именно так. Мы прибыли из будущего, — твердо сказал Бова. — Сначала из будущего, а затем — из прошлого. Вижу — вы иронично улыбаетесь. Коротко объясняю. Институт проблем Бытия проводил эксперимент по проникновению в девятнадцатый век. Я — участник эксперимента. Я должен был найти в том времени эту девушку…

— Галину Куренную?

— Да. И забрать ее в свою эпоху. Она — житель двадцатого века, но была перенесена в девятнадцатый преступниками.

— Ого! — не сдержался майор. — Детектив хоть куда. Можно кино снимать.

— И все-таки — это правда. При возвращении назад, очевидно, произошла какая-то деформация. И мы попали в ваш год. Для нас — это прошлое…

— А вторая монахиня? Почему она оказалась с вами?

— Она захотела перейти в двадцатый век. Может, именно такое решение вызвало деформацию во временном переходе. Обо всем этом надо говорить с учеными, теоретиками. Вы должны понять, насколько важно это дело.

— Гм, — почесал затылок майор, широко улыбаясь. — Здорово все совпадает. И ваше появление у монастырских складов, и странное одеяние, и документы… Хм… Так что, действительно Куштенко Иван Иванович министр внутренних дел?

— Правда, — кивнул Бова. — Подождите, подождите. Так он — вылитый вы. Может, у вас есть брат? Или родственник?

— Нет. Я один у родителей.

— Министр и вы — одно лицо. Только министр — седой, а вы — темноволосый.

— Удивительно, — покачал головой майор. — Генерал-полковник. Все может быть. Хотелось бы верить, что такое возможно. Наука — великая сила. Но вы же понимаете, Григорий Максимович, я не могу вас вот так отпустить…

— Понимаю, мы и сами не хотим этого. Ведь нужно развязать этот узел… и вернуться в свое время… Если это возможно…

— Вот и ладно. Думаю, что вами заинтересуются компетентные органы, и не только научные. Пока я поселю вас в нашем ведомственной гостинице. Под охраной, конечно. Сообщу куда надо. А вы — напишите подробно все, что произошло. И еще… вы, Григорий Максимович, уже должны были где-то родиться… Ведь так?

— Ваша правда, — подтвердил Бова.

— Вот видите. Как же это возможно? Тогда вы можете встретиться с самим собой? Да?

— Мы думали об этом. Наш эксперимент должен прояснить много таких парадоксов. Например, я знаком с шефом там, в будущем, а вы говорите, что он здесь работает участковым. Или я могу познакомиться со своими родителями, которые моложе меня… или мои ровесники. То же самое с Куренной. У ее родителей она еще не родилась, а вместе с тем — вот она здесь, взрослая женщина…

— Да! Загадка для ученых, — хохотнул майор. — Ну, люди добрые, если вы не авантюристы, тогда… тогда я рад, что буду участником сказочного чуда… Я дам приказ, идите отдыхайте. Евангелие уберите, а чашу я оставлю. Не беспокойтесь, ничего не пропадет.


Задержанных разместили в двухкомнатном номере ведомственной гостиницы. Здесь был санузел, кухня, радиоточка. На столе стояла тарелка с тремя комплексными обедами, две буханки, сахар.

Григор отодвинул ситцевую занавеску, выглянул в окно. Высокая кирпичная стена закрывала горизонт, подходя почти вплотную к гостинице.

— Все предусмотрено, — улыбнулся Бова. — Мы одновременно и гости и заключенные.

— Я растеряна, — развела руками Юлиана. — В голове туман. Мне кажется, что я сплю. Так часто бывало в сновидениях. Какие лабиринты, тюрьмы, подземелья, враждебные существа…

— Это далеко не сновидения, — заметила Галя, сбрасывая монашескую рясу. — Нам следует хорошо подумать, как действовать. Что можно сделать в этих условиях? В сорок восьмом году вряд ли были теоретики, работавших над проблемами времени и пространства…

— Девушки! — Подняв вверх руки, умоляюще воскликнул Григор. — Есть предложение. Я смертельно хочу спать. Голова дурная, как кочан капусты. Не хочу есть-пить, а падаю на кровать. Вы можете мыться, прихорашиваться, завтракать, а я хоть пару часов отдохну. Согласны?

— Ладно, ладно! — нежно подтолкнула парня в спальню Галя. — Иди. А нам нужно заняться своими девичьими делами. А то мы появились в прошлом словно огородные чучела. Спи сколько хочешь, а мы с Юлианой тоже отдохнем.

* * *
Гориор и Глэдис остановили своих звездных лошадей у стен Надземного Витаполиса. Самоцветные ворота тихо открыли вход в Голубую Аллею. Гориор ласково коснулся грациозной шеи Грома, коня-побратима, приглашая его войти в дом. Глэдис тревожным движением остановила друга. Насторожилась, прислушиваясь к чему-то далекому и болезненному.

— Что случилось? — удивился Гориор.

— Я почувствовала, что твоя акция деформирована. Ариман совершил еще одно преступление. Космократоры в беде. Прошу тебя — проанализируй сам.

Гориор поднял правую руку вверх и плавно опустил ее, будто прокладывая невидимую тропу в пространстве. Огненная стрела мелькнула над горизонтом и растаяла над мерцающими куполами киевских Храмов.

— Ну что? Правду я сказала?

— Правду. Однако вина в этом не Аримана, а самих Космократоров.

— Что же произошло?

— Судьбоносное плетение Времени. Они попали в сорок восьмой год Земной ритмики.

— То есть в прошлое?

— В прошлое, но не в свое.

— Что это значит?

— Судьбоносное плетение многомерно, Глэдис. Мы с тобой уже говорили об этом. Это как многоголовый змей в сказках. Срубают одну голову — вырастает несколько других.

— Тогда они, попав не в свою линию, могут породить еще несколько новых?

— Да, — озадаченно согласился Гориор, двигаясь с конем ко входу. Глэдис, не отставая от своего друга, положила нежную фиолетовую ладонь на его руку.

— Это усложняет нашу задачу?

— Очень, — задумчиво сказал Гориор, направляя Грома к днепровской круче. Соскочив с коня, он помог сойти на землю подруге.

— Гуляйте, — обратился к лошадям Гориор. — Нам надо побыть в одиночестве.

— Спасибо вам, собратья, — добавила Глэдис, погладив их по шеям.

Кони радостно заржали и поскакали над обрывом. Затем сбежали по тропинке вниз и углубились в сребролистную дубраву. Голубая и фиолетовая фигуры исчезли в оврагах возле Небесного Днепра. Гориор взглянул на радужную гладь реки, тяжело вздохнул.

— Как легко животные поднимаются до уровня ноосферы, и как тяжело сюда добраться самому создателю ее. Вот где космический парадокс.

— Когда же Звездный Витаполис наберет силу? — спросила Глэдис. — Сколько мы будем ждать новых воинов?

— Не раньше, чем пустит корни Земной Витаполис, моя любимая Глэдис. А теперь нам надо сосредоточиться. Помоги мне.

— Что бы ты хотел?

— Спой песню. Импровизируй, Глэдис. А я промчусь по векам, посмотрю, где засеяли свои огненные зерна Космократоры. Есть ли возможность свести вместе разорванные нити судеб и стремлений? Я догадываюсь, что нынешняя задача на несколько порядков глубже, чем предыдущие.

— Почему?

— Ноосфера подсказывает: к воздействию нужно привлечь не только людей и Космократоров, но и богов и демонов.

Темно-синие глаза Глэдис наполнились тревогой.

— О мой друг! Как ты им поможешь в этом? Ведь это люди веками творили кумиров, идолов и богов. У нас отсутствует связь с ними, они локализованы в ноосферных коллапсах. Не мы на них влияем, а они имеют тираническую власть над людьми.

— Именно так! — согласился Гориор. — Такую же власть, как капризные дети над родителями. Разница лишь в том, что боги любят кровавые спектакли.

— Как же ты надеешься помочь людям и Космократорам? Как свести вместе такой бушующий мир, расщепленный, разорванный, разбросанный по столетиям и пространствам? Эта задача сложнее, чем для Изиды собрать растерзанные части Осириса.

— Спасибо, любимая. Ты дала мне намек. Пой, пой, Глэдис. Волна озарения катится, я попробую оседлать ее.

Гориор лег на ковер голубовато-серебряного ковыля, погрузился взглядом в небосвод Надмерности. Глэдис примостилась у него и, держа собрата за руку, тихо запела:

— Где-то там стоит Голубой Храм в извечном Лесу,
Троп туда давно нет… давно нет…
Ни солнце не засияет там, ни Луна,
И только тишина обнимает все нема.
Сияет алтарь. Горят на нем ясные свечи.
Молчание ждет молитвы и вздохов.
А Вечность года непочатые лечит,
Уснувшие зерна желаний и порывов.
Придите, святые, философы, дети,
Пусть загремят своды вековые,
Молитва чудная поплывет над Миром
И дух Любви снова оживет.
Взгляд Гориора темнел, наливался глубиной безмерности. Лучисто-голубое тело замерло, начало таять, охватывая кручи Витаполиса, просторы Небесного Днепра, звездную Обитель, неизмеримые сферы. Глэдис со страхом чувствовала, как его сущность перерастала все мыслимые масштабы Бытия, паря в таких безднах, откуда даже Духу тяжело возвращаться. Но, как всегда, она знала, что так надо, что от его полетов и ее мудрого ожидания зависит судьба Миров и мириадов живых существ.

* * *
Сознание Григора кружилась в вихре загадочного временного урагана. Казалось, что разум состоял из тысяч и тысяч мерцающих элементов, как фасеточный глаз бабочки или другого насекомого. И каждый кристаллик восприятия реальности видел свой отдельный поток событий. Дух жаждал объединить все эти ручейки в общее русло, потому что психическая раздробленность вызывала терзания, боль, томление души. Сознание хотело знать — кто же оно на самом деле? Григор Бова, странный криминалист семидесятых годов двадцатого века, родившийся на Украине на планете Земля; или Космоследователь таинственной сферы Ара с мифическим именем Меркурий? А может, верный побратим знаменитого запорожского колдуна и гетмана Байды-Вишневецкого? Как его звали тогда? Огневик… Странное магическое имя… А вот он скачет на лошади рядом с легендарным Спартаком… Ему четырнадцать лет, захвачен римскими легионерами в Македонии, восставшие гладиаторы освободили его из рабства, и он готов умереть за своего вождя — могучего голубоглазого великана. А вот он идет по заболоченной тропе между вековых деревьев, под ногами хлюпает вода, в руке копье, на плечи накинута шкура медведя. Григор наблюдает за своими ногами: они мускулистые, волосатые, неутомимые. И такие же спутники вождя — сильные, крепкие, звероподобные воины, готовые в любой момент к схватке, бою и смерти, когда этого потребует судьба родного племени. Как его зовут? Гур… Гур его имя. Даже противники говорят эти звуки с уважением и страхом. А вот Григор летит верхом на гигантской птице. Внизу проплывают буйные пейзажи — вековые леса, прозрачные озера, реки, горы. Это уже, наверное, чистый сон, бред. Такого не может быть — полет на спине титанического аиста. Птица умная, она поворачивает к седоку голову, будто спрашивая совета. Удивительно, но у Григора ощущение абсолютной реальности. Но не у Григора, а у Рияма. Его называют Риям. Он сын и наследник Властелина…, кого? Тает имя, расплывается, словно утренний туман под солнцем.

Из бездны появляются притягивающие черные глаза Аримана, пронизывают душу, потрясают сознание. Слышен иронический смех.

— Ну что, Меркурий? Кто из нас владеет нитями причинности? Я или Корсар? Вы, наивные Космократоры, считали, что можно легкомысленно менять императив Закона, будто бы роль в спектакле. Эмоции уместны при интимных объятиях. Ты раньше знал об этом, мой бывший детектив! Куда же делась твоя знаменитая мудрость? Кто ты теперь? Кукла в руках деспотичного общества, не знающего пощады. Вы сами помогли мне, запутавшись во временной паутине. Я уже, признаться, начал волноваться, потому что магнит Единства вел всех Космократоров вместе. Но теперь — моя победа.

— Еще не осень, Ариман! — уныло отвечает Григор. — Зерна прорастают, кто гарантирует, какой урожай вырастет на поле истории?

— Я хозяин земной нивы, — гордо говорит Ариман. — Ваши надежды на Корсара бесполезны. Кто он для Земли? Легенда, призрак. Кто идет за ним? Как его имя? Где его называют Буддой, где Кетцалькоатлем, где Осирисом, где Христом, а то и Люцифером! Ха-ха-ха! Он рассеянный, размазанный в ноосфере Мира, вроде отражения солнца на взволнованной воде. Попробуй успокоить море, чтобы узреть цельный образ Светила. Сможешь?

— Мы стремимся к этому! — упрямо возразил Григор, барахтаясь в объятиях сна. — Он уже нашел нас и защитил от тебя!

— Хороша защита! — засмеялся Ариман. — Попасть в чужую эпоху без всякой возможности выбраться?! Корсар бессилен помочь. Поверь мне — я знаю. Он сам растерян. Здесь только я могу помочь…

— Как? — скептически спросил Григор. — Отказаться от миссии Космократоров?

— Какая миссия? — презрительно подхватил Ариман, — Меркурий! Ты же знаешь ноосферный поток истории Земли. Где тот композитор, что сотворит гармоничную симфонию из кровавых кусков, из огрызков предрассудков, верований, мистификаций, надежд, измен, братоубийства, лабиринтов разных религий, эпох и народов? Вот только что ты барахтался в паутине собственных воплощений… Что общего между ними, как ты нанизываешь бусины разнообразных иллюзорных жизней на общую нить? Кто из вас будет ведущим в этом хаотическом сборище? Даже воплощенные Космократоры напрочь забывают свои прошлые стези, а что же говорить об обычных людях, душа которых еще живет в сумерках архейской эры?

— И ты считаешь, что обладаешь возможностью помочь нам в решении этой задачи?

— Я не собираюсь ее решать, — сказал Ариман. — Зачем ловить ветер на ладони? Мы — представители Высшего Разума во Вселенной, зачем же опускаться до уровня червей? Оставить совершенно навеки абсурдные сновидения, стать снова титаном…

— Это что-то новое! — удивился Григор. — Ведь ты сам творил эту трехмерную сферу для потребления ее психоэнергии. Как же обойдешься без паразитизма?

— Дурак! — крикнул Ариман. — Неужели ты думаешь, что эти эоны, с тех пор ты предал меня, я терял? Все не так, как ты мечтаешь в своих видениях… и не так, как думал я. Ты видишь — я самокритично отношусь к себе. Аналитический Центр Ары нашел гармоничное решение. Мы откроем поток автотрофности, что течет из глубины Абсолютного. Мы пришли к выводу, что Океан бытийности равнодушен к нашим эмоциям. Энергия доступна каждому, кто пробьет к ней русло. Ты понял?

— Значит, ты оставишь в покое эту сферу?

— Я ее испепелю, — просто ответил Ариман.

— Вместе с мириадами существ, живых сущностей, людей? — ужаснулся Григор.

— Не то же делаешь, просыпаясь из сновидения? — удивился Ариман. — Разве бросаешь ты в бездну небытия своих спутников по бреду? Мы просто оставим глупый космоисторический сон. Вернемся к радости свободного Бытия. Вспомни, Меркурий, нашу Сферу. Вспомни нашу дружбу!..

— Ты говоришь — сновидения? — нахмурился Григор. — Может, и так. Но почему нас повергает в ужас убийство родного существа даже в сновидении? Ментальное убийство еще страшнее. Это говорил тот, кого ты ненавидишь. Помнишь? Он говорил о силе мысли… если о чем-то подумал, ты поступил так…

— Вон с этим именем! Не говори мне о нем! — вспыхнул Ариман. — Я достаточно проявил к тебе дружеского внимания. Ты не захотел? Выбирайся же из паутины времени сам! Будет раскаяние — не будет возврата! — как говорят твои украинцы. Прощай, дурак!

Молния ослепила Григора, он рухнул в бездну и страшно закричал.

— Григор! Что с тобой? — послышался взволнованный голос Гали. — Дорогой, проснись.

Бова вскочил на кровати, открыл глаза. На него заботливо смотрели Галя и Юлиана. В воздухе слышался приятный запах жареной картошки с луком. Девушки были причесаны, на обоих — белые рубашки, подвязанные на манер древних туник какими-то шнурками.

— Тебе что-то приснилось? — обеспокоенно спросила Галя. — Ты стонал и кричал.

— Ариман, — мрачно ответил Григор.

— Приснился?

— Не знаю. Скорее всего — проник в сознание. Слишком реалистично и жестоко. Поставил ультиматум…

— Что же он хочет? — настороженно спросила Юлиана.

— Чтобы мы дали согласие покинуть эту сферу. Иначе никогда не выберемся. Утверждает, что Корсар нам не поможет, Гориор, мол, сам растерян.

— Врет, — твердо заверила Юлиана, гневно нахмурившись. — Я хорошо знаю его выходки. Отец лжи, что ты хочешь от него услышать? Лукавству Князя Мрака нет границы.

— Здесь все сложнее, — вздохнул Григор. — Есть дело не с мифическим чертом. Мы с ним не в равноценных ситуациях. Ариман — повелитель мирового компьютера, а мы словно заряженные частицы в электромагнитном поле. Изменил фазу — и нас несет, куда захотел оператор.

— Ты, может, согласился с ним? — удивилась Галя.

— Об этом не может быть и речи, родная моя. Здесь проблема гораздо сложнее. Мы должны знать. Понимаете? ЗНАТЬ!!! Если Ариман может проникать в наше сознание, то…

— Так… — девушки с надеждой смотрели на него.

— Значит с Корсаром мы тоже сможем найти контакт. Вы поняли?

Юлиана посмотрела на подругу, одобрительно кивнула.

— Он правду говорит. Наша способность к концентрации воли не пропала, а только затмилась. Придется вспоминать прошлое. В свое время мы вызвали Гориора и Глэдис…

— Тогда вас было полное кольцо, — сказал Григор.

— Зато теперь мы в экстремальной ситуации. Можно мобилизовать глубокие резервы. Однако подождите. Григору надо поесть. Мы уже немного перехватили. Теперь твоя очередь.

— Спасибо, подруги. Я действительно голодный как волк. Заморю червячка — и под душ.

Не успел парень выйти из спальной комнаты, как входная дверь распахнулась и в коридор вошел майор Куштенко, а с ним еще один милиционер и две молоденькие девушки в милицейской форме. Они держали в руках какие-то свертки, перевязанные шпагатом.

— Не волнуйтесь, — ободряюще улыбнулся начальник. — Все идет по плану. Я уже сообщил кому следует о случившемся. Меня, конечно, подняли на смех сотрудники Министерства государственной безопасности.

— Почему безопасности? — удивился Бова.

— А кто же этим занимается? Проблема выходит за пределы наших прерогатив, парень. У них есть достаточно солидных специалистов. Но почему вы забеспокоились? Я сообщил и в Академию наук.

— И что же?

— Там заинтересовались… хотя и немного иронизировали. Есть указания найти ваши соответствия в этом времени. Ха-ха! Я тоже начинаю верить в бред… извините… Ну ничего, наберитесь терпения. Уже сегодня вечером ждите гостей. Придут и сотрудники безопасности, и ученые. Готовьтесь! А пока — мы заберем от вас всю одежду. Не протестуйте! Нужна экспертиза. Все будет честь по чести. Мы вам дадим на смену приличные вещи. Затем вернем. Согласны? Ведь вы хотите дружеского решения? Вот и хорошо.

«Гости» из милиции оставили на столе кучу свежих газет и журналов. Григор, переодевшись в принесенную одежду (вельветовые штаны, куртка, байковая рубашка-шотландка), попросил девушек не беспокоить его в течение двух часов («Надо же хоть немного ознакомиться с психологическими реалиями этой эпохи») и приступил к чтению прессы. Через несколько минут он уже протирал глаза, щипал себя за руку, хмыкал, а позже, не выдержав, вломился в соседнюю комнату, где девушки перед зеркалом примеряли платья и блузки, сшитые из штапельной темно-зеленой ткани, и, не замечая их протестующих жестов, заорал:

— Девчата! Мы влипли!

— Куда влипли? — удивилась Галя. — О чем ты говоришь?

— Вот! — Григор потряс в воздухе газетами. — Слушайте, я вам прочитаю! «Годовщина Великой Победы! 25 октября 1948 на Красном площадив Москве состоялся военный парад в честь Великой Победы в Мировой Революционной Войне над объединенными полчищами плутократов и империалистов…»

— Какая Мировая Революционная Война? — озадаченно спросила Галя. — Что это — какая-то фантастика?

— Да нет! — сказал Григор. — Вот посмотри, на первой странице написано: «ИСКРА» — орган Евроазиатской Коммунистической партии…

— Разве есть такая партия — Евроазиатская?

— Нет и не было.

— Тогда это мистификация?

— Какая мистификация? Неужели ты думаешь, что ради нас милиция или госбезопасность за несколько часов приготовила какую-то фальшивку? Да и во имя чего?

— Я не понимаю, — вмешалась в разговор Юлиана, — о чем вы говорите?

— Да, я и забыл, что ты не из нашего века. Ты ничего не знаешь из реалий двадцатого века.

— Почему же, немного Галя мне успела рассказать.

— Тогда ты тоже удивишься, Юлиана. В этих газетах действующими лицами являются совершенно другие люди, чем в нашей эпохе. Это поразительное доказательство того, что мы не только в другом времени, но и в ином мире. Здесь другой вариант исторического процесса. У нас последняя война… так называемая вторая мировая… или — Великая Отечественная… велась объединенной силой Советского Союза и западных государств: Америки, Англии, Франции и еще нескольких мелких. А здесь — Мировая Революционная Война ведется Союзом Советских Республик Европы и Азии вместе с «государствами оси»: Германией, Италией и Японией против «плутократов» (именно так написано) Америки, Англии, Франции, Канады. Война завершилась победой «братского союза» коммунистических и фашистских партий. Доктрина Нового Порядка победила. И вот еще чудная новость: «На трибуне мавзолея Льва Троцкого…»

— Кого, кого? — вырвалось у Гали.

— Троцкого, Галя! Ты не спишь. Не перебивай, а слушай. «На трибуне Мавзолея Льва Троцкого рядом с великим Вождем всех времен и народов, генералиссимусом Иосифом Сталиным руководители братских партий, боевые генералы победоносной войны из государств международной Коалиции: фюрер Великого немецкого Рейха Адольф Гитлер, дуче Римской империи Муссолини, генералиссимус Франко, маршалы Паулюс, Геринг, Пиччолини, главнокомандующий Императорской гвардией Японии Мицудиси…»

— Голова кружится, — простонала Галя, потирая пальцами виски. — Я ничего не понимаю. Как же это может быть? Как согласовать эту информацию с тем, что произошло в нашей реальности?

— Согласовать можно все, Галя, но тогда новая теоретическая доктрина приведет нас к страшным выводам.

— Каких?

— Мы в руках всесильного режиссера или сценариста, который пробует разные варианты сюжета. Мы не в спонтанном историческом потоке, а в своеобразной театральной лаборатории. И за этим стоит…

— Ариман, — подхватила Юлиана.

— А кто же еще? — блеснул глазами Бова. — Теперь я понимаю его угрозы. Так просто нам не выбраться из демонического лабиринта. Вот здесь… я нашел информацию… Не в Америке впервые испытали ядерную бомбу. Это осуществила Германия вместе с Союзом Советских Республик Европы и Азии на островах Франца-Иосифа. Первые две бомбы были сброшены на Лондон и Нью-Йорк. Это и стало причиной капитуляции западных государств. Теперь Союз коммунистов и фашистов доминирует в мире. Готовятся космические полеты к другим планетам. В Африке завершается строительство Интернационального космодрома. Новый порядок будет распространен на дальние миры. Установлен контакт с Небесной Иерархией Силы и Власти…

— Что это значит?

— Не будь наивной, Галя. — Бова тяжело вздохнул. — Эта реальность не только полностью в сетях Аримана, но и начинает признавать его руководителем Эволюции. Я понял его замысел. Разделить поток эволюции на много ручейков, в каждом смоделировать различные варианты действительности и таким образом держать под полным контролем возможность интеграции. Если одна из реальностей подходит к пониманию ситуации, ее можно даже уничтожить, а с другими манипулировать дальше. Вот какой страшный монстр!

— Меня это не удивляет, — заметила Юлиана. — Он способен к любому хамелеонству. Мистификация стала конструктивным методом Аримана. Я в свое время глубоко изучала все легенды и предания о Сатане. Святые и мистики, даже не зная о трагедии Системы Ара, сумели распознать характер того, кого давно называют неверным Архангелом.

— Об этом поговорим позже, а теперь надо договориться, как нам вести себя с хозяевами этой сферы, — перебил Юлиану Григор. — Скоро они придут. Очевидно, будет множество вопросов. Если бы только иметь дело с учеными, тогда я ждал бы спокойно. А если органы безопасности… да еще и в таком странном коктейле — коммунисты и фашисты… Не знаю, что и подумать.

— А какая разница? — удивилась Галя. — Выберем критерий правды. Выкладывай факты. Космогония не знает политических критериев.

— Космогония не ведает, зато знают спецслужбы, — покачал головой Григор. — Я в свое время изучал методы гестапо и революционных чекистов. Не хотелось бы попасть им в руки. Тем более что в этой реальности к рычагам власти пришли не те люди, что у нас. Вот посмотрите. — Бова развернул газету. — Здесь фотография мавзолея. У нас в мавзолее лежит тело Ленина, а здесь — тело бессмертного теоретика революции Льва Троцкого…

— Кто такой Троцкий? — заинтересованно спросила Юлиана.

— Один из лидеров социалистической революции. Достаточно неустойчивая душа, но пластичная. Перескакивал с лошади на лошадь, ища сильнейшего. В нашей реальности он не нашел общего пути со Сталиным, его выслали за границу, а затем — агенты Сталина убили его в Мексике. А тут… я понял, что он помер и похоронен как Вождь Мирового Пролетариата в Мавзолее. А Ленин, наоборот, здесь дискредитирован как оппортунист, ревизионист, предатель социализма… он был выслан за границу, сначала жил и формировал Новейший Интернационал в Швейцарии, а затем основал Международный Центр Коммунизма в Китае… безумно критикует политику угодничества сталинистов с гитлеровцами, называет победу в мировой войне бедствием для земной цивилизации, призывает мобилизовать все силы демократии и социализма для борьбы против архимерзотного альянса (именно так он высказывается) сил зла. Вот так, девочки! Все перепутано в этой сфере, исторический Шекспир здесь был пьян. Что будем делать? Может, попробуем войти в контакт с Гориором?

— Григорчик, — коснулась рукой его плеча Галя. — Решим это после разговора с людьми, которые к нам придут вечером. Разве можно судить о ситуации по нескольким газетам?

Бова задумался на минуту, затем решительно свернул газету.

— Ладно. Одевайтесь, готовьтесь. Больше не буду вас волновать. Я еще немного почитаю, а вы — полностью абстрагируйтесь от так называемой реальности. Мы — только путешественники во времени. Пусть делают выводы они — жители этого мира.


К вечеру, когда сумерки упали на каменную стену за окнами, в гостиничный номер снова пришли милиционеры и предложили идти с ними. Выходя в коридор, Григор шепнул девушкам:

— Расскажите только о своем… и как можно меньше… Остальное я беру на себя.

Они поднялись по лестнице на два этажа, приблизились к двери с надписью: «Клуб имени Троцкого». Один из офицеров, сопровождавших гостей, велел подождать, сам зашел в зал. Оттуда слышался шум, смех. Затем воцарилась тишина. Вскоре дверь открылась, офицер сказал:

— Вас приглашают.

Григор пропустил девушек, затем вошел сам. Зал был небольшой, душ на двести. Маленькая эстрада. Стулья сдвинуты к стенам, в центре зала несколько столов, расположенных квадратом. Три стороны квадрата уже заняли хозяева — некоторые в форме, большинство в штатском. Десятки глаз скрестились на лицах пришельцев. Ироничные, настороженные, откровенно презрительные или враждебные взгляды. И только некоторые — внимательные, любознательные. Григор узнал начальника райотдела Куштенко, тот гостеприимным жестом указал им на свободную сторону квадрата.

— Прошу садиться.

— Спасибо, — кивнул Григор. Девушки сели по обе стороны от него.

— По вашей просьбе, — сказал Куштенко, — мы срочно собрали компетентный совет. Можете благодарить высокие должностные лица, которые дали распоряжение провести расследование. Главным собеседником будет вице-президент Академии наук Украинской Коммунистической Республики, всемирно известный философ и астрофизик, автор теории «Релятивизм времени», лауреат премии Льва Троцкого, академик Семен Иванович Кастрюля. Он прекрасно владеет проблемой, так что отвечайте исчерпывающе, ясно и… правдиво… Здесь также присутствуют представители органов государственной безопасности и внутренних дел, сотрудники идеологического отдела ЦК партии и высших школ и курсов марксизма-троцкизма. Хочу предостеречь: большинство присутствующих скептически воспринимают ситуацию, поэтому мы пригласили также выдающихся специалистов — психоаналитиков и психиатров. Вас не смущает такой состав компетентного совета?

— Ничуть, — спокойно ответил Григор. — Наоборот — я благодарю за серьезный подход к парадоксальной ситуации. Поверьте — мы понимаем причудливость события для вашего времени. Прошу задавать вопросы.

На противоположной стороне стола-квадрата выпрямился пожилой мужчина в сером костюме: на правом лацкане пиджака сверкал золотой кружок медали, высокий лоб венчал седой ежик волос, прозрачные глаза были холодные и безжалостно внимательны. Он пожевал бесцветными губами, будто пробовал что-то на вкус, придвинул к себе несколько листков бумаги и, заглянув в них, сказал:

— Позвольте мне перед тем, как поставить ряд вопросов путешественникам во времени… — В зале раздались ироничные смешки. — Нет, нет, смеяться не надо… чтобы выяснить глубину и серьезность проблемы, нужно сохранять чувство достоверности ситуации… так вот: перед тем я прочитаю результаты экспресс-анализа одежды наших гостей, их документов, некоторых предметов быта, найденных при них… а также экспресс-расследование тех данных, которые товарищ Куштенко передал нам… Первое. Наряд монахинь (верхнее и нательное) не имеет аналогов в девятнадцатом и двадцатом веке нашей реальности. Специальный спектральный и ядерный анализ выводит эти вещи за пределы известной науке номенклатуры.

— Что это значит нормальным языком? — резко вмешался молчаливый тип, который до сих пор сидел неподвижно, уставившись взглядом в центр стола.

— Если попроще, товарищ генерал, — недовольно ответил академик Кастрюля, — то предметы, о которых я упомянул, не имеют своих аналогов в нашем мире.

— Какая диковинка, — пожал плечами генерал. — До открытия Австралии мы не знали кенгуру или тасманского волка. Мало чего мы не знаем! На свете, конечно, есть еще множество явлений и предметов, неизвестных науке.

— Совершенно верно, — резко ответил ученый, — но я говорю не про внешний аспект: форму, вид, род, функции. Речь идет о том, что упомянутые предметы сформированы при воздействии других космологических констант… то есть в другом мире. Вы понимаете?

— Продолжайте, — кивнул генерал и снова уставился взглядом в какую-то точку перед собой.

— Второе, — продолжал академик, — экземпляры книг Нового Завета, отпечатанные тиражом Священного Синода Русской Православной Церкви в 1860 году, в нашей реальности не найдены. Русская Церковь не знала такого института, как Синод, а все время руководствовалась Патриархатом. Далее: все Евангелия, изданные в указанных годах, не имеют тождества с данными, о которых мы говорим.

Третье. Экспресс-анализ чаши (или бокала) монахини, которая называется Галиной Куренной, показывает: материал предмета имеет кристально-атомную структуру, неизвестную на Земле.

Четвертое. Костюм мужчины, который именуется Григором Бовой, его паспорт, удостоверение, блокнот, мелкие предметы быта — все это, как я уже объяснял, создано в условиях, полностью чуждых нашей реальности. Внимательный криминалистический анализ доказывает подлинность документов для эпохи, что там указана, хотя для нас она еще не наступила.

— Как это возможно доказать? — снова сказал генерал. — Ведь есть специалисты, которые создают фальшивки на высоком уровне тождества.

— У нас есть методы, — спокойно возразил академик, — что позволяют сделать правильные выводы. Итак, я предлагаю пока… заметьте — пока… принять как рабочую гипотезу уверения наших гостей, что они попали в нашу эпоху с другой пространственно-временной реальности. Исходя из такого предположения, я намерен задавать вопросы, и других членов компетентного совета прошу делать то же самое. Сначала коротко, уважаемый Григор Максимович, буквально в нескольких предложениях повторите: кто вы, из какой эпохи, планеты, страны? Что за эксперимент, который для вас завершился неудачей? Есть ли возможность для вас вернуться в свою реальность, а вместе с тем — проложить каналы между вашей реальностью и нашей? Поняли ли вы, что от вас ждут?

— Мне все ясно, и я сразу начинаю. Спасибо за искренний критерий, за доверие, пусть и временное. Надеюсь, что наша открытость развеет ваши сомнения и поможет выйти из парадоксальной ситуации. Моя фамилия Бова. Зовут Григор. Отец — Бова Максим, кузнец. Мать — Коробенко Мария Григорьевна, крестьянка. Родился я в поселке Ржищев Кагарлицкого района Киевской области, где окончил среднюю школу. Затем — юридический факультет Киевского университета, позже — высшие курсы криминалистов-детективов, работал в специальном отделении криминалистики при Министерстве внутренних дел Украинской Советской Социалистической Республики…

— Как, как? — вдруг спросил генерал, будто проснувшись из полудремы. — Советской? Социалистической?

— Именно так! — подтвердил Бова. — Почему вас это удивляет?

— Ничего, ничего… Продолжайте…

— Год рождения — тридцать восьмой. Эпоха — двадцатый век от рождения Христа. Страна — Союз Советских Социалистических Республик. Название Республики я уже упомянул — Украина. Планета — Земля. Центральное светило — Солнце. Столица Украины — Киев. Эксперимент, нацеленный на проникновение в прошлое, проводился Институтом проблем Бытия. Руководитель эксперимента — Сергей Гореница, доктор физико-математических наук, космолог. В эксперименте задействованы ученые из многих стран, а также космическая база на Луне.

— Вы уже летаете на Луну? — изумленно спросил Кастрюля.

— Да. Осуществлен также полеты на Венеру, Марс, астероиды, на границы Солнечной Системы в автоматическом режиме.

— Чей приоритет в космических полетах? — остро взглянул на Бову генерал. — Какая страна первая?

— Советский Союз, — удивленно ответил Григор. — А какое это имеет значение? Космические полеты — проблема глобальная, даже звездная.

— Хорошо, хорошо, — махнул рукой академик. — Продолжайте… Почему взяли для реализации эксперимента именно вас? Почему был выбран именно такой год девятнадцатого века, в определенном месте, а именно — Выдубицкий монастырь?

— Здесь сошлось несколько якобы случайных событий и тенденций, — медленно сказал Бова, будто соображая, как лучше ответить. — Сергей Гореница разрабатывал свою теорию и готовил эксперимент, не зная о моем существовании. Я тоже не знал ничего о нем, занимался своими рутинными делами. Затем шеф дал мне задание: найти следы человека, на которого возбуждено уголовное дело. Речь шла об Андрее Куренном, директоре водочного завода в Опошне. Вот перед вами его дочь. Она работала в больнице. Я должен был с ней познакомиться, и что-нибудь узнать об отце.

— Как? — изумленно посмотрела на парня Галя, вспыхнув от неожиданного открытия. — Значит, ты…

— Мы договорились говорить правду, — с нажимом сказал Григор. — Галя, об этом поговорим позже.

Присутствующие зашумели, переглядывались, улыбались. Корыто что-то пометил в блокноте, одобрительно взглянув на Бову.

— Ладно. Вы не смущайтесь. Ваша спонтанность свидетельствует в вашу пользу. Итак, вы познакомились с этой милой девушкой, чтобы выполнить некоторое детективное дело. Что дальше?

— Меня поразила ее судьба, — искренне заявил Григор. — Я полюбил ее. И понял, что должен развязать сложный узел судьбы уже не для шефа или организации, а для нее, для себя. Параллельно с этими событиями раскрывалось связь с иномерными сферами бытия. Там переплелись причины Космоистории, Земли, тех миров, которые были заинтересованы в ментальном плену человечества. Если коротко: высокая цивилизация Ара свое время избирала определенный вектор эволюции. Основных было два — выход в ноосферу, то есть Сферу Разума, безграничного раскрытия потенций, преображение тела и мышления, или — использование психических потенций трехмерных цивилизаций, паразитирование на энергии молодых эволюций — буйных, стихийных, агрессивных. Победила вторая тенденция. Система Ара выбрала тропу эксплуатации и обрекла себя, а затем Землю и другие молодые планеты на эволюционный коллапс, на остановку, на деградацию. Вас, безусловно, интересует, какое мы имеем отношение к истории с Арой, с ее координатором Ариманом?

— Именно так, — подхватил академик Кастрюля. — Какое?

— Дело в том, что мы принадлежим к той группе, которая восстала против идеи паразитизма. Группа многомерности, которая разрабатывала альтернативный путь. Когда победил Ариман, мы решили проникнуть в трехмерную сферу, стать ее жителями и постепенно, на протяжении веков или даже тысячелетий, разомкнуть временно-пространственный коллапс. Однако силы Аримана, преследуя Космократоров (так нас называют в родной Системе), напали на след Гали Куренной.

— Она из группы многомерности? — серьезно спросил Кастрюля, переглядываясь с другими участниками беседы-допроса.

— Да, — кивнул Григор. — Одна из самых активных. Ее имя в Системе Ара — Громовица.

— А ваше?

— Меркурий. Главный Космоследователь. Эта девушка — Юлиана, тоже участник группы многомерности.

— Значит, Ариман… кажется, так вы его назвали… наткнулся на след Куренной. Далее?

— Он запутал ее судьбу причудливым детективным сюжетом, который теперь пересказывать долго, и сумел захватить в плен, а затем перебросил в прошлое, в девятнадцатый век, где находилась Юлиана. Узнав об исчезновении Гали, я начал ее поиск с помощью древних манускриптов. Нам повезло. Шеф поверил в мою гипотезу, связался с Институтом проблем Бытия, где готовились к путешествиям во времени. Была предложена моя кандидатура и конкретный пункт во времени, а также — конкретная задача: забрать Куренную и Юлиану… или монахиню Марию… Первая часть эксперимента завершилась успешно, я попал в запланированное место пространства и времени, нашел девушек. Шла как раз вечерняя служба. Но вмешался Ариман. Он сообщил, что произошла катастрофа, Гореница погиб, и мы не сможем вернуться домой. Предложил сотрудничать с ним. В это время пришли силы Высшей Цивилизации, принадлежащие к первому потоку Эволюции, Эволюции свободы и любви, если формулировать кратко. Эти силы защитили нас и отправили в нашу эпоху. Однако, очевидно, произошло какое-то нарушение… и вот мы здесь, за двадцать пять лет до нашего времени… и еще, кажется, в другой исторической реальности… я бы сказал — в другом варианте реальности.

Не успел Бова закончить фразу, как присутствующие закричали, зашумели, начали ссориться. Послышались возгласы:

— За кого нас считают?

— Дикие выдумки!

— Фантастика! Пусть лучше пишет детские сказки!

— Созвать серьезное совещание для забавы шизофреников! К чему мы докатились?

— Лучше с этими типами поговорить в другом месте. Там им быстро языки развяжут!

— Прошу тишины! — громко сказал академик. — Уважаемые товарищи, я понимаю ваши эмоции, но мы должны развязать узел проблем спокойно, не антагонистически. — Обращаясь к Григору, Кастрюля снисходительно сказал: — Думаю, вы понимаете, почему такая бурная реакция?

— Понимаю. Но мы договорились говорить ответственно… и с полной правдивостью.

— Вот и замечательно. Однако персонажи дуалистических теогоний — Ариман, Меркурий или кто там у вас еще будет — не могут вызвать серьезного отношения. Время наше рациональное, религия доживает последние дни, поэтому…

— При чем тут религия? — вспыхнул Григор. — Наука должна оперировать только фактами, а не идеологемами…

— Какие факты вы нам предлагаете? — зловеще сказал генерал, глядя на парня ледяным взглядом.

— Сам феномен нашего появления. Разве для вас это не проблема?

— Наши славные чекисты решают такие проблемы за несколько часов, — едко засмеялся генерал, а вслед за ним захихикали некоторые военные. — То, что авторитетным ученым кажется гносеологической проблемой, для нас лишь вопрос преступной психики, которая дурачит людей и ищет какой-то выгоды.

— Подождите, — вдруг вмешался в разговор человек в полувоенном френче с лисьей улыбкой на бесцветном лице неопределенного возраста. Потирая руки, будто спортсмен перед поднятием штанги, он мягко обратился к Бове: — Моя фамилия Бабий, заведующий идеологическим сектором ЦК партии. Вы только что пренебрежительно сказали слово «идеологема». Не ведаю, как в вашей реальности, а в нашей — нерушимые идеологемы гениального учения марксизма-троцкизма не только являются руководящими в общественной жизни, но и предусматривают раскрытие тех или иных фактов истории. Поэтому ваше апеллирование к голым фактам является антимарксистским. То, что мы услышали, противоречит четким идеологическим концепциям Учителя нашей партии Троцкого, а потому — закономерно вызывает настороженность.

— Я не могу руководствоваться вашими концепциями хотя бы потому, — вздохнул ехидно Григор, — что в нашей реальности царит идеология марксизма-ленинизма, а троцкизм осужден как реакционное, антипартийное направление. Троцкий был выслан за границу, формировал четвертый Интернационал, боролся против вождя Советского Союза Сталина, а в сороковых годах был убит.

— Вы провокатор! — побледнел идеолог. — Не знаю, откуда вы появились, но вас нельзя показывать людям. Я поставлю вопрос перед Политбюро ЦК партии, чтобы это дело взяли в свои руки органы государственной безопасности.

— Подождите! — успокаивающе сказал академик. — Товарищ Бабий, мы все понимаем ваши эмоции, всякая дискредитация гениального Льва Троцкого недопустимо, но… если действительно есть смысл в концепции многомерности миров, разве исключен вариант, при котором партию возглавляет, скажем, Ленин. Ведь он был соратником Троцкого.

— Это исключено! — вскрикнул Бабий. — Законы истмата незыблемы. В любом месте должно произойти так, как здесь. Ленин — Иуда коммунистического учения, а Троцкий…

— А у нас, — подхватил Григор, — как раз Троцкого Ленин назвал Иудушкой. И в Мавзолее на Красной площади лежит Ленин, гениальный продолжатель учения марксизма.

— Вы тем самым дискредитируете гениального вождя коммунизма Сталина, — зловеще предупредил Бабий, — который сейчас завершает дело Мировой Революции.

— Чем же?

— Тем, что показываете нашего вождя беспринципным! Здесь он продолжает дело Троцкого, у вас — ренегата Ленина. Вы считаете это нормальным?

— Это не наша проблема! — спокойно сказал Григор. — Я не понимаю, что здесь происходит: решается научная дилемма или кипит идеологическая дискуссия? Для нашей реальности такие вещи стали релятивными: Сталин тоже умер, его культ развенчан, раскрыты страшные преступления, совершенные органами государственной безопасности, многих из них судили и расстреляли. Например, маньяка Лаврентия Берию.

— Заткнись, гад! — закричал генерал, срываясь с места. — С меня достаточно. Товарищи, здесь нечего решать. Имеем дело с очень хитрой контрреволюционной группой. Не удивлюсь, если они засланы сюда ренегатом Лениным из Китая. Там, в Тибете, развиты оккультные течения, вполне возможно, что несколько решено употребить против нас. Товарищ Куштенко!

— Слушаю! — Вскочил на ноги майор, подобострастно подавшись вперед.

— Держать их под замком. Наружу не выпускать. Я обращусь к Прокурору Украины за ордером на арест. Дело слишком острое, чтобы его пускать на самотек. Все! Больше ни слова!

* * *
Глэдис казалось, что над ней плывут тысячелетия. Тело ее любимого Гориора потеряло видимую организованность, превратилось в искрящийся источник радуг и огней, пульсировало в временно-пространственных сочетаниях, которые оказывались в удивительных формах разнообразных эволюций и космических творений. «Всё и все есть Я», — вспомнились Глэдис вещие слова древней Мудрости. «Тот, кто приобщил искру своего сердца к единому творящему сердцу, может считать себя родным для всей необъятности». Замечательные слова! Только почему же бурлит еще источник зла и ненависти, захватывая в свою орбиту не отдельную какую планету, а целые системы Метамиров?

Несколько раз из оврагов весело выскакивали кони-побратимы, тихонько ржали Глэдис, призывая к веселой прогулке, но она давала им молчаливый знак, что останется на месте, и небесные животные снова исчезали в зарослях серебристых деревьев.

Позже небосвод начал уменьшаться, сужаться, странные, мистические сумерки поглотили горизонт, далекие Светила собрались в мерцающий шар, который оказался под ногами Глэдис. Она удивилась: неужели Гориор для решения дилеммы Космократоров охватывает своим умом целый Мир? Вот перед ней — модель Великой Целости: пять звездных вихрей — один в центре, четыре — по бокам, они переливаются один в другой, бушуют, затмеваются или набирают силу, буйность, яркость, пытаются найти решение своего кружения, вырваться за незримую границу и угасают в бессилии понять цель…

Наступил момент, когда все исчезло вокруг Глэдис. Существовал только пятимерный мир-вихрь, и она стоит перед невидимым берегом того звездного омута рядом с дремлющим любимым. Ждет, ждет, ждет… Кого? Чего? Или не чувствовали себя так и великие Предшественники — дремлющий Вишну и терпеливая Сарасвати, Шива и Парвати, Христос и его таинственная Спутница, прикрытая Плащом Траура?!

Сколько еще следует ждать? Что должно произойти от такого напряжения? И можно ли это называть ожиданием, когда здесь отсутствует время, а лишь Вечность обнимает их крылом Покоя?!

Звёзды мерцают, пульсируют, переливаются из сферы в сферу, снова возвращаются на старые вместилища. Глэдис начинает понимать, что причина существования дремлющего мира в них самих, что крайне необходимо найти момент и место выхода из колеса порочного постоянства, и не только найти, но и направить Сознание к вечному полету вверх. Что значит вверх? Разве они с Гориором не выбрали давно это направление? Разве не трансформировали свои тела в ноосфере в сгустки воли, способные преодолевать смерть и разруху?

Да, все так! Только Звездный Круговорот остается в раздробленном сознании оптилионов мыслящих существ, — и куда им деваться от этого психогенетического родства? Отвернуться, как от надоедливого сновидения? Это то, что предлагает Космократорам Ариман: испепелить прошлые исторические спектакли, будто их и не было. Не было походов, любви, смертей, жестокостей, надежд, преступлений, мечтаний, стихов, дум, прекрасных картин, мудрых озарений. Начать Эволюцию с чистого листа лучистой материи созидания. О лукавый Ариман! И еще лукавее твой предшественник — Кареос! Вы хорошо знаете, что мысль, родившись, уже зачинает в чреве Пречистой Матери прекрасных или уродливых детей. Только их уничтожить или трансформировать. Нужно парадоксальное решение, которого еще не было в ментальном поле Метамира. В чем же оно? Найдет ли его Гориор в безднах океана Бытия, куда он так часто ныряет?

Золотистые ресницы Гориора затрепетали, как будто он услышал размышления Глэдис. Тело начало уплотняться, сгущаться, налилось теплой голубизной. Звездные вихри поднялись вверх, расплылись над небосводом, охватили Вселенную, опять стали далекими светилами. Заалел горизонт над вечным Днепром, запели разноголосо птицы в небесных рощах.

Гориор открыл глаза. Увидев любимую, устало улыбнулся.

— Ты так долго ждала, — прошептал он. — Целую Вечность.

— Мое терпение растопило все границы, — просто ответила она. — Ты разыскал то, что хотел?

— Да, Глэдис, — кивнул Гориор, задумчиво глядя в высоту. — Я пронзил сферы времени, где зарождались запутанные лабиринты их современности. Судьбоносные осложнения и многомерное плетение миров — следствия вмешательства Космократоров в примитивное течение этой эволюции.

— Но мы сами советовали им проникнуть сюда? — сказала Глэдис.

— Правду говоришь. Мы тоже оценивали результаты таких вмешательств поверхностно. Эксперимент-импровизация. Ариман также сожалеет, что так произошло, и только он разве способен раскаяться для полной трансформации?

— Что же должны сделать Космократоры? И откуда начать? Есть ли у нас возможность вырвать их из чужого измерения и вернуть в свой?

— Ни одно измерение Земли не родное для них, — сказал Гориор. — Тем более Юлиана, которая выхвачена из девятнадцатого века, должна войти в двадцатый, вновь резко нарушив кармические плетения.

— Тогда как?

— Я увидел один из вариантов, который при успешной реализации откроет ворота в полные метаморфозы Бытия.

— В чем этот вариант?

— Трудно и просто, Глэдис. Мы должны помочь Космократорам собраться в определенной локализованной эпохе за пять тысячелетий до современности.

— Ужас! — воскликнула Глэдис. — Даже в эту эпоху их свести вместе почти немыслимо, а перебросить в прошлое, которое уже реализовано…

— Кто тебе сказал, что оно реализовано? — строго возразил Гориор. — Реализована только гипнотическая воля Аримана. Ему удалось навязать течению эволюции Земли ряд глубинных стереотипов, которые стали алгоритмом и программой планетарного Спектакля. Актеры переодеваются, кулисы обновляются, режиссеры сменяют друг друга, но фабула та же, результаты повторяются, шары космического бильярда падают в те же лузы.

— Нужно изменить алгоритм у истоков истории Планеты? — спросила взволнованно Глэдис.

— Не только изменить, а раскрепостить монады мыслящих существ от любых алгоритмов, вернуть им право Самотворцов.

— Ты хочешь очистить современность от Космократоров? И тогда наступит хаос, ведь эта реальность связана с ними.

— Мы используем многовекторность Духа. Они будут единовременно здесь и там.

— Это чревато помешательством, раздвоенностью сознания.

— Они уже способны осознавать несколько уровней реальности. Другого пути нет.

— Как ты думаешь передать им такое решение? Как сведешь вместе?

— Они сами должны выйти на контакт. И понять потребность в парадоксальном эксперименте. Императив недопустим. Хотя судьба их в этой сфере ужасная, мы не можем ее облегчить.

* * *
Хлопнула дверь. Звякнули ключи.

На прощание холодные взгляды милиционеров. И жесткое прощальное слово майора Куштенко:

— Я сделал все, что мог. Выпутывайтесь сами из своей ловушки. Теперь только слово закона…

— Неужели вы думаете, что шпионы или разведчики могли бы создать вычурную легенду?! — отчаянно закричал Григор, протягивая руки к Куштенко, который уже закрывал дверь. — Ведь академик четко анализировал факты, и логично мыслящие люди…

— Вступила в дело не логика, — назидательно прервал его майор, — а нечто более глубокое. Думайте, решайте. Я лишь простой исполнитель приказов. Приготовьтесь, за вами скоро придут. Возможно, этой ночью.

Затихли шаги в коридоре. Тишина. Галя первая нарушила состояние оцепенелости, двинулась на кухню.

— Нужно выпить крепкого чая, Григорчик, — сказала она. — И успокоиться. Садитесь и думайте.

Галя включила газовую плиту, поставила чайник с водой. Села за стол рядом с Юлианой. Григор ходил от двери к окну, сосредоточенно думая.

— Ты знаешь обычаи этого времени, — сказала Юлиана, — тем более изучал юриспруденцию двадцатого века. Как думаешь, что они могут сделать с нами?

Бова резко повернулся к девушкам, остановился. Ироническая улыбка появилась на его крепко сжатых губах.

— Какая юриспруденция? — воскликнул он. — В эти годы на любую расправу лишь накидывали фальшивый юридический флер. Сплошная мистификация! Миллионы людей были расстреляны, замучены, сгноены в лагерях и тюрьмах не потому, что они совершили преступление, а просто так… по прихоти подлецов, который садистски пользовались властью. Вспомните генерала, взбесившегося только потому, что в нашей сфере события развивались не так, как здесь.

— Может… — Галя робко взглянула на парня.

— Что может?

— Именно это поможет нам? Другая сфера, другие закономерности. У нас кумир Ленин. В них — Троцкий. Нужно разъяснить им…

— Разъясняй волку о гуманизме, когда он захотел сожрать овцу, — горько заметил Бова. — Тем более что Троцкий нисколько не лучше Сталина или Ленина. Сам он мечтал о трудовых армии, о жестоком принуждение на производстве, о мировой революции. Очень кровавый тип. Надеяться на дружелюбность бесполезно.

— А что они могут нам инкриминировать? — удивилась Галя. — проведут следствие. Найдут наших эквивалентов. Я еще даже не родилась. Юлианы здесь нет. Ты где-то бегаешь мальчишкой. Твой шеф, как сообщил Куштенко, еще работает участковым милиционером. У них голова пойдет кругом от всех этих фактов. И рано или поздно — они вынуждены будут вернуть дело к ученым…

— Галя, не будь наивным ребенком! Мы окажемся — и это в лучшем случае — там, где был твой отец в нашей сфере. В дурдоме. Оттуда путь нам и впрямь до безумия. Я изучал архивы преступлений бывшего ЧК в нашей реальности. Думаю, что здесь они не лучше. Подвиги инквизиции бледны по сравнению с этими борцами за счастье человечества.

— Что же нам делать?

Григор приблизился к столу, сел напротив девушек, взял их руки в свои большие ладони.

— Нужно вызвать Гориора, — прошептал он. — Немедленно. Пока мы вместе. Спросить у него.

— Я согласна, — решительно сказала Юлиана.

— А сможем? — брови Гали вопросительно сошлись на переносице.

— Я верю, — твердо заверила Юлиана. — Когда была в монастыре, лучший контакт с другими сферами был при высоком напряжении. Разве теперь не так?

— Подождите, — вскочила Галя. — Закипел чай. Выпьем по стакану и начнем.

— Сядь, — приказал Григор. — Ни теряйте ни секунды. За нами могут прийти в любой момент. Я уверен, Гориор и Глэдис знают о нашей экстремальной ситуации. Они ждут… Ваши руки, девушки…

Он положил свои руки ладонями вверх, Юлиана и Галя накрыли их своими. Глаза в глаза. Поток силы и воли. Жадное желание пронзить время и пространство. Где ты, Звездный Корсар? Где ты, Владыка Сказки? Глэдис, принцесса из таинственного мира мысли, слышишь нас?

Танец золотистых искорок между ними. Нежные пунктиры лучей ткут очертания знакомого лица. В сознании отдается взволнованный голос Корсара:

— Наконец-то. Вы отважились. Это знак верной дороги. Спрашивайте.

— Почему мы оказались здесь? — спросил Григор.

— Сплелась причинность нескольких сфер и эпох. Бесполезно теперь теоретизировать. Я не могу просто так развязать причинный узел и вернуть вас в вашу реальность.

— Неужели мы останемся здесь? — воскликнула Галя.

— И да, и нет.

— Как это может быть?

— Слушайте внимательно. И решайте быстро. Ибо канал может внезапно прерваться — условия города чужды для такого единения. Мы с Глэдис проанализировали вашу ситуацию в единстве с судьбой всей сферы жизни. Вкратце картина вырисовывается такая: тот набор реальностей, что формирует судьбу двадцатого века, — искусственный спектакль Аримана и его тысячелетних земных исполнителей. Истинная эволюция и история остановлены давно, вместо них творится псевдоэволюция и псевдоистория. Но в этом космоисторическом сне накоплена такая энергия кармы, что она может зачать в субстанциональном поле Великой Матери стабильную реальность. Монстр сновидения начнет жить как суверенное сущность, эксплуатируя единый поток Бытия.

— Неужели Высшие Миры позволят рождения безобразной реальности? — вскрикнула Юлиана. — Миллионы душ на Земле мечтают о справедливости той силы, которую именуют Богом, отцом Небесным, а оказывается, что такая сила… бессильна?

Прекрасные глаза Гориора будто затуманились от печали. Он с минуту молчал, потом в сознании Григора и девушек вновь послышались мягкие, но волевые слова:

— Друзья мои! Пока вы в земных телах, море знания, которым вы уже владеете, спрятано, законсервировано. И только вы сами можете освободить его из глубин лабиринта трехмерности. Слушайте… Чтобы пробудить поток спящих монад и привести в действие энергию истинного Мира, вам следует воплотиться в древней реальности, где предки человечества формировали под гипнотической волей Аримана нынешней мистифицированный мир.

— Сновидения Брахмы, дрема Вишну? — заволновался Григор.

— Далеко смотришь, — одобрительно сказал Гориор. — Это меня радует.

— Ты говоришь — воплотиться в древней эпохе. Что это значит? Исчезнуть здесь? Почувствовать себя в других телах, сохраняя нынешнее сознание?

— Не так, друзья, — мягко возразил Корсар. — Ваши тела останутся здесь. Вы примете на себя весь ужас этой сферы. Если залезли на чужую грядку, не мечтайте, что вас встретят с фанфарами. Вспомните Христа или других Великих Учителей. Кресты и костры, на которых они умирали, — бумеранг от того Огня, который они дарили людям. Бедная Земля! Она ненавидит Огонь, но разлагается, если не будет его благодати. Итак, соберите все терпение, все понимание, идя здесь по острым камням. Я не оставлю вас, направлю навстречу паруса других кораблей.

— Других Космократоров? — радостно вскрикнула Юлиана.

— Да. Вы непременно встретитесь, — подтвердил Гориор. — И здесь, и там, за пять тысяч лет до наших дней.

— Так далеко? — вздохнула Галя.

— На расстоянии одного мгновения, — сказал Корсар. — Для нас лишь мгновение и вечность. Одна равна второй.

— Мы и там будем знать, кто мы и откуда? — спросил Григор.

— Нет. Там вы будете людьми того века. А здесь — двойное сознание. Это будет терзать вас, вы превратитесь в ноосферные мосты над эпохами, а по ним двинутся легионы сотрудников видимых и невидимых сфер.

— Каким же образом мы сможем изменить причинную ситуацию там, в предысторическую эпоху? Ведь это сознание растает… и просто забудем, откуда и куда?

— Каждый из вас здесь будет анализировать то, что будет происходить с вашими двойниками там, в прошлом. И принимать корректирующие решения. Парадоксальные решения, чтобы изменить уже сформированную программу, реализованный алгоритм Аримана. Когда это произойдет, весь его замысел падет. И тогда воссияет истинное Бытие. И мы вернемся в родной дом, чтобы стать садовниками Великой Матери. Нам тоже тяжело в Небесном Витаполисе. Нам одиноко. Свобода нужна не только живым духам, но и живые духи нужны Свободе. Вы поняли, родные мои?

— Да, — сказал Григор.

— Вы готовы принять такой груз? Идти между громами и прислушаться к почти неслышному камертону Неба?

— Я готова, — решительно сказала Юлиана. — Я уже вырвалась из одного лабиринта реальности, теперь можно рвать сколько угодно других.

— Я готова, — загорелась радостью Галя. — Нам не привыкать к потерям и приключениям. Правда, Григорчик?

— Я готов, Корсар! — твердо ответил Бова. — Только не забывай о нас. И о друзьях, которые ищут нас.

— Не забуду! — сказал Гориор. — Ваша воля стала волей объединенной ноосферы. Приготовьтесь. За вами идут ваши мучители. Приготовьтесь — к вам протянулись руки далеких родителей. Перерождайтесь и пробудите героическую эпоху предков! До встречи, Корсары! До встречи, Герои!..

Часть вторая. ИСТОЧНИК ПРИЧИННОСТИ

…За дверью послышались шаги многих людей. Зазвенели ключи. Григор взволнованно посмотрел на девушек.

— Пришли по наши души. Девчата, я даже не знаю, как вас утешить. Мы в этих телах не Космократоры, а лишь слабая тень их могущества. Готовьтесь к худшему. Пятидесятые годы двадцатого века — апофеоз культа страшного тирана.

— Но в этой реальности результаты могут быть другие, — заметила Галя. — Достаточно значительные различия. У нас культ Ленина, а здесь — Троцкого.

— А режиссер тот же: Сталин, — горько сказал Бова. — Не надейтесь на случайности. Держите контакт с Гориором. Внимательно смотрите в глаза встречных людей. Корсар заверил, что нам навстречу идут другие Космократоры. Когда соберутся все — вспыхнет полная память.

— Как вести себя? — спросила Юлиана. — Что отвечать? Молчать? Или сочинить какую-то легенду?

— Только полная правда спасет нас, — строго сказал Григор.

— Полная правда? — прошептала Юлиана. — Но они сочтут нас сумасшедшими… или мистификаторами…

— Надо вытерпеть все. Возможно, нас даже потом отправят в психиатрическую больницу. Разве это худший вариант? Однако сначала из нас постараются выбить какие-то нелепые признания.

— Как выбить? — испуганно всполошилась Галя.

— Буквально. Уверен, что в этой реальности чекисты не очень отличаются от наших. Тем более если связались с нацистами Гитлера. Важно, чтобы наши ответы были спокойны, уверены, доброжелательные… и логичны. Рисуйте перед ними впечатляющую картину великой Вселенной, где идет бой между создателями и разрушителями. Пусть они выбирают — куда им идти. Внимание! Дверь открывается…

* * *
СТЕНОГРАММА ДОПРОСА ЗАДЕРЖАННОЙ ЕКАТЕРИНЫ САМОЙЛЕНКО
«Допрос провел руководитель следственной группы Министерства Государственной Безопасности Украинской Коммунистической Республики Сергей Мудрый.

— Предупреждаю: отказ от показаний или сознательный обман следственных органов карается, согласно уголовно-процессуального кодекса УКР, на срок до пяти лет лишения свободы. Ясно?

— Ясно. Однако я не собираюсь обманывать вас или уклоняться от искреннего ответа.

— Тем лучше. Ваша фамилия?

— Я уже говорила при задержании.

— Вы должны говорить это каждый раз, когда вас спрашивают. Ваша фамилия?

— Самойленко.

— Имя?

— Екатерина. Монашеское имя Мария.

— Сначала светское. О церковных делах потом. Отчество?

— Ивановна.

— Общественное положение?

— Дворянка. Но после пострига все это не имеет значения.

— Мы тоже думаем, что ваше дворянское происхождение не имеет никакого значения после Мировой Революции.Разве что органы основательно проанализируют ваше генеалогическое древо, чтобы понять мотивы вашего преступления.

— О каком преступлении вы говорите? Ведь я еще даже не допрошена. Какое-то недоразумение…

— Наши органы, гражданка Самойленко, без причины не задерживают людей. Если вы попали сюда — можете не сомневаться: вы будете наказаны. Строже или мягче — это решит суд.

— Но я не понимаю…

— Потом поймете. Прошу отвечать на мои вопросы, и не вступать в полемику. Год рождения?

— Тысяча восемьсот пятьдесят четвёртый.

— Вы шутите? Я серьезно спрашиваю.

— Я вам серьезно ответила.

— Вы хотите сказать, что вам девяносто четыре года?

— Зачем так много? Всего двадцать шесть.

— Однако, гражданка Самойленко, теперь одна тысяча девятьсот сорок восьмой год.

— В вашей реальности — да. Я уже это поняла. А в моей — тысяча восемьсот восьмидесятый.

— О каких реальностях вы болтаете? Реальность одна-единственная. И прошу не корчить дурочку. В психиатрическую больницу вы еще успеете попасть. Обещаю вам это. Итак, год рождения?

— Тысяча восемьсот пятьдесят четвёртый от рождения Христа, если вам нужно уточнить.

— Ладно. Запишем так, как вы сказали. Но держитесь. Ваша основная специальность?

— Учительница народных школ.

— Образование?

— Окончила Высшие курсы благородных девиц.

— Где вы родились?

— В Киеве.

— Адрес?

— Андреевский спуск. Дом пятый, наше родовое имение.

— Учились тоже в Киеве?

— Да.

— Вы сказали о том, что работали учителем. Почему попали в монастырь?

— Мое мировоззрение не устраивало попечителей образования. Рутина и консерватизм бюрократической структуры самодержавия заставили меня искать романтических путей самореализации. Их я нашла в воспитании юного поколения мечтателей, революционеров, исследователей тайны бытия. Вы должны бы знать, что такие взгляды не принимались. Не только коллеги учителя, руководители школ, дворянская среда, а также мои родители считали меня психически неуравновешенной, больной. Некоторые даже считали меня одержимой темными силами. Поэтому настаивали, чтобы я приняла постриг. Так я оказалась в монастыре.

— И это произошло в каком году?

— В тысяча восемьсот семьдесят девятом. В июне месяце.

— Угу. Логично. А где вы встретились с подругой… как ее?

— С Громовицей?

— Разве у нее такая фамилия?

— Да нет. Земная фамилия у нее Куренная.

— Именно так. Куренная. Кажется — Галина?

— Да. Галя.

— А что означает ваша фраза: земная фамилия? Разве у нее есть и небесная?

— Простите, надо говорить обо всем последовательно. Мы с ней знакомы еще из другой сферы бытия, называется Ара. Там ее имя Громовица, а мое — Юлиана. А в этом рождении она — Галина Куренная, а мою фамилию вы уже записали.

— Да, да. Чудесно. Прекрасненько. Я собираюсь вздремнуть, а вы мне рассказываете сказочку: бай-бай, бай-бай…

— Неужели вы мне не верите?

— Почему же, верю! Попробуем логически завершить вашу версию. Каким образом к вам попала Галина Куренная? Вы с ней раньше были знакомы? Имею в виду не другую, извините, сферу, а здесь — на грешной Земле?

— В этой реальности она родилась в середине двадцатого века, а я — в девятнадцатом. Поэтому встретиться мы не могли.

— И все-таки встретились?

— Я знаю только то, о чем она рассказала. Антагонистические силы, с которыми наша группа Космократоров вошла в противостояние, перебросили Галю в девятнадцатый век.

— Зачем?

— Их основная задача — не дать Космократорам объединиться на Земле, потому что тогда…

— Что тогда?

— Тогда мы вспомним всю информацию своего космического бытия и сможем освободить земных людей от власти Аримана — властелина Ары.

— Ого! Колоссальные у вас намерения. С определенными политическими намеками. Интересно — не возникают у вас определенные ассоциации с фигурой Аримана, когда вы вспоминаете вождей Мировой Революции? Ведь Ариман — это, кажется, мифическое существо с теогонии Заратустры? Владыка тьмы? Не так ли?

— Для нас он весьма реальная фигура. Когда-то был близким другом, сотрудником. Главный Координатор Системы Ара. Однако в экстремальных условиях эволюционной трансформации предал Хартию Единства и начал деградировать. А по поводу ассоциаций… я ничего не знаю о вождях… как вы это называете… Мировой Революции… поэтому и никаких ассоциаций у меня не возникает… Вы должны понять, господин следователь.

— У нас господ нету, гражданка Самойленко. Прошу называть меня «гражданин следователь».

— Хорошо, гражданин следователь.

— Пойдем дальше. Поверим, что сотрудники Аримана перебросили Галю Куренную в девятнадцатый век. Вы в отчаянии. И тут вдруг… появляется еще одно действующее лицо причудливого спектакля… как его?

— Меркурий. Главный следователь Системы Ара.

— Ого. Большая шишка. А здесь, на Земле, — кто он?

— Григорий Бова. Вроде и здесь он криминалист. Мы даже не успели как следует поговорить.

— Ладно. Как же он попал к вам? Как узнал, где вы находитесь?

— Подробностей не ведаю. Не успела узнать. Он лишь сказал, что наука двадцатого века открыла тайну путешествия во времени. С помощью древних манускриптов он нашел намеки о том, где находится его девушка.

— Куренная?

— Да.

— Она его жена или?..

— Невеста. Они любили друг друга и там, в родной сфере. Магнит любви соединил их и здесь.

— Ах, как романтично. Отлично! Итак, Бова отыскал место пребывания своей невесты. И мощная государственная инстанция предоставляет ему возможность устремиться в прошлое для освобождения бабы… простите, девушки?

— Зачем вы иронизируете? Для науки добровольцы всегда имеют определяющее значение. Бова был знаком с руководителем эксперимента. Кстати, это наш руководитель и в Системе Ара — Горикорень. А значит, никакого недопонимания нет. Возможно, для вас, гражданин следователь, законы космической причинности еще недостаточно ясны, поэтому…

— Для меня, гражданка Самойленко, давно уже ясно. Вы мистифицируете. Скажу откровенно, мне вас жаль. Вы еще не подозреваете, куда попали. Чтобы не произошло худшего, прошу очнуться и говорить правду… одну только правду.

— Но я говорю правду.

— Еще раз предлагаю: откровенно расскажите следственным органам, кто вас завербовал, какую задачу поставил, что вы должны были осуществить? Диверсию? Террористический акт? Саботаж? Или создать пропагандистскую группу контрреволюционеров? Знакомы ли вы с ренегатом Лениным и его лжеучением? Кто, в конце концов, для вас придумал такую идиотскую легенду о путешествии во времени? Зачем?

— Гражданин следователь! Вы зря стараетесь. Я не могу сказать чего-то другого, кроме того, что уже сказала. Ваши версии — это бред, который я даже не могу понять.

— Ну что ж… Вы выбрали свой путь. Я думал, что мягкий способ даст лучший результат. Вероятно, вы натренированы для экстремальных ситуаций. Увы! Придется применить к вам жесткие меры.

— Не понимаю. Что с меня взять, кроме того, что я имею? Какие жесткие меры способны изменить меня?

— О, вы еще не знаете глубины собственного подсознания. Мы умеем добиваться таких результатов, когда человек становится пластичным, как глина под руками скульптора.

— Догадываюсь, гражданин следователь. Догадываюсь, глядя вам в глаза. Мы в школах первых циклов изучали исторические хроники о жестких, безжалостных правителях прошлого. Однако какой смысл мучить меня, чтобы получить вынужденное признание? Вы же получите результат самообмана.

— Вот здесь ваша промашечка. Правду можно добыть только через муку. Правда — хитрая бестия, она прячется за невинным взглядом, ласковой улыбочкой. Правда — шлюха, которая рассчитывает, что все поверят слезам и стонам, клятвам в верности и заверениям в искренности. Наши органы убедились, что истинная суть человека спрятана в бездне естества, под накоплением исторического лохмотья традиций, морально-этических кодексов, религиозных мистификаций. Только страдания и мука может смести всю эту надстройку и обнажить правду. Апологеты либерализма на протяжении веков пудрили мозги многочисленным поколениям сладкими заповедями о братстве, любви и подобной муры. Только доктрина Маркса-Троцкого-Сталина и братское учение Гитлера сумели распознать мистификацию плутократов и религиозных циников. Короче, не сомневайтесь: мы будем знать правду о вас и ваших хозяевах. Предупреждаю еще раз: прокурор дал разрешение на применение ко всем вам физических и психических средств воздействия.

— И что это значит?

— Увидите. У вас нет желания… пока не поздно… признаться?

— В чем?

— В обмане органов следствия.

— Я говорила только правду.

— Ну что ж. Я все сделал, что мог. Вы не должны жаловаться, что я не предупреждал…»

(Конец стенограммы).

* * *
СТЕНОГРАММА ДОПРОСА ЗАДЕРЖАННОЙ ЕКАТЕРИНЫ САМОЙЛЕНКО
«Допрос провел старший следователь Министерства Государственной Безопасности Украинский Коммунистической Республики Алексей Громов.

— Добрый день, гражданин следователь!

— Стань в тот угол!

— Снимите с меня наручники. Зачем меня в них заковали? Я не собираюсь кого-то нападать. Кроме того, я женщина.

— Стань в тот угол. И закрой пасть. Будешь отвечать только тогда, когда я спрошу. Наручники не сниму, пока не поймешь, куда попала.

— Я уже начинаю понимать.

— Тем лучше.

— Позвольте мне сесть. Ведь вы мужчина, рыцарь…

— Заткнись, сука. Я тебе покажу рыцаря. Будешь стоять как миленькая и день, и ночь. Пока я не отправлю тебя в камеру.

— Ваш коллега все-таки позволял мне сидеть. И не приказывал надевать наручники. Неужели Революция произошла для того, чтобы к власти пришли еще более жестокие монстры, чем при самодержавии?

— Ты подписала свой приговор, падла, этими словами. Мой коллега просто растяпа! Таких, как ты, надо выжигать нещадно, как ядовитую траву. Отвечай коротко… и только на вопросы. Твоя фамилия?

— Самойленко.

— Имя?

— Катерина.

— Отчество?

— Ивановна.

— Год рождения?

— Тысяча восемьсот пятьдесят четвёртый.

— Говори правду, сука! Год рождения?

— Тысяча восемьсот пятьдесят четвёртый. Ой! Как вы смеете? Как вы можете бить женщину?

— Ты не женщина! Ты классовый враг. Ты агент контрреволюционных сил. Я с тебя выбью признание! Говори, стерва, где вас выбросили?

— Откуда выбросили?

— С самолета, сука! Где вы приземлились? Как попали на территорию Выдубицкого заповедника?

— Я уже рассказывала. Происходил эксперимент во времени. Мы попали в вашу сферу случайно.

— Я тебе покажу сферу, мать твою перемать! Я с тобой такой эксперимент проведу, что…

— Ох! Прекратите! Имейте же хоть каплю совести! Я беззащитная монахиня, а вы — сильный мужчина! Неужели служба в этих органах превратила вас в механизм?

— Ах ты, авантюристка! Еще философию разводишь? Вот тебе, вот тебе, чтобы не была такой умной! Молчать! Не шуметь! Это еще только цветочки, ягодки — впереди!

— Лучше убейте меня сразу, жестокий человек! Мне стыдно, что я родилась подобной гомо сапиенс!

— Ха-ха-ха! Ну и идиотов готовят разведчики за бугром! Не иначе — буддийская школа! Философские сентенции, атака на совесть! Гомо, да еще и сапиенс! Слушай ты, шлюха! Наш мудрый вождь Троцкий и его верный ученик Сталин давно разгадали психологическую диверсию тысячелетних паразитов — превратить людей в слюнявых наивняк, а затем оседлать их и эксплуатировать. Мы готовим орден безжалостных воинов, а не проповедников царства небесного. Меня не интересуют твои бредни о других мирах, о путешествиях во времени. Твои спутники уже раскололись и все рассказали. Итак, признавайся: кто ваши хозяева, когда и куда вас выбросили?

— Почему вы не хотите принять мои слова хотя бы как версию? Попробуйте эту версию отработать исчерпывающим образом… попробуйте поймать меня на алогичности… и тогда вы увидите, что…

— Заткнись! Я сам себя не буду уважать, если буду слушать подобные выдумки. За кого ты меня принимаешь?

— Но вы же присутствовали на встрече с учеными. Академик проанализировал многие наши вещи и…

— Видел я таких академиков в гробу в белых тапочках. Слышишь, падла? Попадет он сюда, будет говорить то, что я велю! Таких академиков через мои руки прошло сотни. Где они теперь? О том знает лишь тундра!

— Боже! Какое же вы страшное чудовище! Я отказываюсь говорить с вами. Мне трудно дышать с вами одним воздухом! Ой! Ой!

— Вот тебе! Вот тебе! Так я для тебя чудовище? Я для тебя монстр? Признавайся — кто твой хозяин? Вставай! Не притворяйся благородной девицей, дворянская сучка! Вставай, кому говорю? Хм. Она действительно без сознания. Сопля, а не женщина! Эй, сержант! Тащи ее в камеру. Пусть врач приведет ее в чувство. А потом бросишь в камеру. И сними наручники. А теперь — марш…»

(Конец стенограммы).

* * *
— Юлиана… Юлиана… Ты слышишь меня? Очнись, Юлиана…

— Кто это?

— Громовица. Твоя подруга.

— Где я?

— Мы в камере. В тюрьме, Юлиана. Сначала нас разъединили, а вот теперь тебя бросили в мою камеру. Ты избита, изуродована. Кто тебя так? За что?

— Боже мой… Громовица… Опять этот страшный сон… А я путешествовала снова под лучами Голубого Светила… Странные полеты, встречи… Наша космическая сказка… В какой жестокий лабиринт мы попали, подруга. Кто поможет нам освободиться?

Галя положила голову подруги себе на колени, гладила ее лоб, щеки.

— Успокойся, Юлиана. Успокойся. Нам надо сосредоточиться и понять, как действовать.

Мария-Юлиана открыла глаза, чуть-чуть приподнялась на локте, осматривая камеру. Тусклая лампочка в зарешеченном окошке, металлические двери, дощатый пол. У дверей — «параша», деревянное ведро с водой. За решеткой — сумерки, несколько звезд на темно-синем фоне неба. Оттуда доносится нежное воркование голубей.

— Это голуби, Громовица? Или мне мерещится?

— Голуби, Юлиана, днем они даже садились на подоконник. Я им сыпала крошки хлеба.

— А почему ты сидишь на полу? Ни кровати, ни стула. В моей камере была кровать.

— Мне все равно, Юлиана. Я могу вытерпеть любые лишения, лишь бы…

— Лишь бы что?

— Знать, как действовать. Григор отдельно, вокруг жестокая, безжалостная сила. Кто поможет нам снова соединиться? На что мы можем надеяться? Знает ли Гориор, в какой переплет мы попали? Ведь он обещал…

— Да… Обещал… Такие обещания Высших Сфер, Громовица, звучат в совести искателей тысячелетиями. А тюрьма стоит.

— Ты потеряла надежду?

— Да нет… Не потеряла. Ты же знаешь, что мы вне смерти. Умрем — снова родимся. Однако я думаю о секретах Лабиринта. Ты же знаешь принцип лабиринтной Игры. Можно выйти из ловушки мгновенно, а можно бродить там миллионы лет.

— А если добавить, что Ариман вечно усложняет Лабиринт, то надежда выбраться из него весьма химерна.

— Тогда нужно сосредоточиться и вызвать Гориора или Глэдис.

— Здесь? В подземелье?

— Надо попробовать, Громовица. Тебя еще не вызывали к следователю?

— Нет.

— А меня уже дважды. Первый следователь был любезный и хитрый. А второй — настоящий монстр. Жестокий палач.

— Он бил тебя?

— Да. И весьма безжалостно. Поток грязных слов… удары… Боже мой! Как сохранить равновесие между такими полюсами? Я беспокоюсь, что и с тобой они поступят так…

— Примитивный метод дрессировки, — холодно сказала Галя, сосредоточенно глядя куда-то в пространство. — Не беспокойся, с меня они не вытянут ни одного лишнего слова. Григор говорил, чтобы мы говорили им правду? Ни за что! Большая роскошь для мерзавцев — слушать о наших волшебных мирах. Пусть убьют, а я сомкну свои уста.

— Такой ты была всегда, Громовица! — прошептала Юлиана. — Вот почему боюсь за тебя. Попробуем объединить силы, чтобы послать телепатему Гориору. Расскажем ему о ситуации.

— Ты думаешь, что он не знает?

— Инверсия сознания из сферы в сферу требует колоссальной силы. Возможно, он чувствует только психологическое смятение нашей группы. А именно…

— Хорошо, подруга. Я готова. Сосредоточимся на вон той звездочке, что заглядывает в окошко. Сердце у меня загорелось. Верю, что Звездный Корсар придет через этот канал.


Тишина.

Нежное воркование голубей.

Шаги надзирателя за коваными железом дверью. Затихают. Шуршит заслонка на глазке. Появляется в проеме глаз. Разве человек смотрит в сумрак камеры? Это полномочный представитель высшего мучителя, мирового тюремщика. И он это знает, чувствует. Именно поэтому все служащие тюрем полны мистического превосходства над другими людьми: они несут космический императив вечной неволи. Ты можешь жить и спать в «своем» доме, но то чувство — лишь сон, фантазия: тебе на мгновение мучитель подарил право бесконвойной жизни. Ведь ты сам ежедневно возвращаешься на привычные нары-кровать, слушаешь указания начальника, водителя троллейбуса, диктора радио, продавца в магазине, сигнала светофора, голоса собственного желудка, страха потери телесной оболочки — этого темничного скафандра псевдобытия.

— Что за странные мысли терзают тебя? — шепчет Юлиана, прижимаясь к подруге. — Ты где-то далеко… ты забыла о сосредоточении?

— Наоборот, — тихо сказала Галя. — Пусть Корсар и его Возлюбленная почувствуют нашу безмерную муку. Может, тогда они скорей будут искать выход из этого безумного мира.

Щелкает глазок. Шаги надзирателя удаляются. Пространство напряжено грозовой силой ожидания. Плывут искры у зарешеченного окна, вьются в тщетной попытке нарисовать очертания знакомого существа.

— Кто здесь?

— Это я, Глэдис, родные подруги мои. Слышим муку вашу, потому что это и наша мука. Не могу явно предстать перед вами, потому что панцирь Мары почти непроницаемый. Овладейте волной покоя, верьте друзьям невидимым. Кто скажет, что такое быстро, что такое медленно? Вспомните нашу прощальную встречу перед тем, как вы отправились в инфернальные миры. Вы тогда знали, что вас ждет. Бессмертные в стране смертных! Вечная мука, вечное терзание. Победа суждена нам, но она придет через вечность поражений.

— Твое слово, Глэдис, как будто прохладный ветерок в жару. Пусть даже ты — наша мечта, наша изможденная греза.

— Мы всегда рядом, подруги мои. Сделаем все, чтобы защитить вас, сберечь среди ураганов Земли.

— А Звездный Корсар — твой друг… где он?

— Прокладывает мосты между веками. Готовит кармические кладки над пропастями нарушенных связей, чтобы свести вместе Космократоров. Это время грядет, а пока… все мы живем на распутье высоком, на грозных вершинах катастрофического мира. Простите, если мы не всегда откликнемся.

— Прости и нас, Глэдис. Мы теперь лишь страдающие люди… мы постараемся все вытерпеть…

— Скоро снова будете вместе со своим другом. Парадоксальные сплетения судеб близятся. Не теряйте уверенности. Помните: высочайшее творчество в полном самосожжении. Дарю вам песню Шивы. Она обо всех нас. О тех, которые взялись строить мост жизни над мраком смерти.

— Глэдис, ты еще здесь?

Молчание. Из глубины жуткой тишины едва слышна мелодия. Или то любовный гимн голубей? Или песня далеких звезд? Кажется, поют сами стены. А почему бы и нет? Ведь стены — скорлупа яйца, в котором изнемогает птица сказочного мира. Задыхается, проклевывает камень собственной темницы, плачет, зовет Мать, которая снесла космическое яйцо между безумными вихрями космических самумов. Дождется? Или задохнется в самосформированной сфере?

— Ты слышишь, Юлиана? Какие странные, тревожные слова.

— Слышу, Громовица. Мне кажется, что я уже слышала их.

Мы живем на распутье высоком,
Где только небо, гроза и орлы.
Не увидишь его ветхим оком —
Боги всякие следы замели…
— Боги всякие следы замели, — задумчиво повторила Юлиана, опустив веки. — Я это глубоко почувствовала, когда попала в монастырь. Какая мощная гипнотическая гора, чтобы устрашить дух! Внушить бессилие, ничтожество, греховность, обреченность. Подруга! Мы еще не успели с тобой осмыслить даже начальные знаки азбуки Бытия. Но я знаю — Знание вернется к нам. И тогда…

— Тихо, Юлиана, — прижалась Галя к подруге. — Послушаем дальше подаренную нам песню…

Только Шива всевластно царит
Меж тишины, гор и ущелий,
И ему и душа импонирует,
Что отрастила крылья для зрения!
Самосожжение, самогорение
Накапливает силу Огня,
Я зачинаю новые поколения
На посевы грядущему Дню.
В земных катакомбах-жилищах
Тени плачут, требуя чуд,
Только чудо одно — пепелище
Шива им на прощание оставил.
Самосожжение, самодостаточность!
Только смертью одолевается смерть!
Надо в горы высокие забраться,
Чтобы наполниться грозами до предела!
Мы живем на высоком распутье
Громоотводами людям Земли,
Динамитом для тех, кто закованы,
И дождями для зерен в золе.
* * *
СТЕНОГРАММА ДОПРОСА ЗАДЕРЖАННОГО ГРИГОРА БОВЫ.
«Допрос провел руководитель следственной группы Министерства Государственной Безопасности Украинский Коммунистической Республики Сергей Мудрый.

— Фамилия?

— Бова.

— Имя?

— Григор.

— Отчество?

— Максимович.

— Год рождения?

— Тысяча девятьсот тридцать восьмой.

— Место рождения?

— Ржищев Киевской области.

— Гм. Все правильно, Григор Максимович. Мы проверили.

— Что вы проверили?

— Подробности вашей так называемой биографии. В названном вами году действительно родился мальчик Григор. Именно в Ржищеве. Ему сейчас десять лет. Учится в четвертом классе. Имя отца — Максим. Фамилия — Бова. Следовательно, возникает вопрос: зачем вы присвоили чужую фамилию и имя? Еще с такой поразительной разницей в годах, в возрасте? Ваша спутница Галина Куренная тоже сделала подобную глупость. Есть такая девочка, однако она еще под стол пешком ходит. А другая ваша «подруга»… та вообще залетела черт знает куда, в другой век. Как вы посоветуете компетентным органам выходить из этого лабиринта, который вы нам подсунули?

— Сначала скажите, что с моими спутницами? Где они? Почему вы нас разлучили?

— Не валяйте дурака, Бова, или как там вас! Вы задержаны по серьезным подозрениям. Вы криминалист, следовательно, должны понимать: пока ситуация не разъяснится, вас будет содержаться в изоляторе соответствии с законом. Поэтому отвечайте без выкрутасов — как нам быть с такой идиотской версией?

— Это не версия, гражданин следователь. Это — правда. Если ваши органы, как вы говорите, «компетентные», то попробуйте компетентно исследовать наш феномен. Если вы поверите нам, то все загадки разгадаются. Теоретическая предпосылка такова: космическая реальность имеет много вариантов… или дублей… Мы сами тоже озадачены и потрясены этим фактом. Именно фактом. Каждая индивидуальность реализует себя, возможно, в сотнях или тысячах вариантов. Природа экспериментирует с множеством разнообразных сочетаний, а затем выбирает оптимальный результат.

— Я могу с интересом послушать ваш гносеологический бред. Это был бы интригующий сюжет для фантастического романа, Бова. Но для следственных органов это блеф! Нам нужен четкий ответ: кто вас завербовал? Где? Как вы попали в заповедник? Какова цель фантасмагорической легенды? И так далее…

— Гражданин следователь! Ну почему вы так узко мыслите? Почему не пригласить ученых, создать исследовательскую группу? Это же открываются двери в многомерность мира.

— Объективная реальность одна, она дается нам через ощущения.

— Я знаю такое определение. Это сказал Ленин, но…

— Ренегат Ленин бессилен дать такое гениальное определение, это слова Троцкого, а если объективная реальность одна, то где искать ваши мифические сферы? Субъективный бред не интересует органы. Нас интересует, почему была выбрана такая мистификация для легенды? Или ваши шефы идиоты, или…

— Или что?

— Или у них есть какой-то диверсионный план, который еще не выясненный нами. Однако органы выбьют его из вас.

— Как выбьют?

— Как пыль из ковра, парень. Будем бить, пока из вас не выйдет вся пыль, весь мусор, которыми запудрили вам голову. Нас интересует только точная информация. Поймите же наконец: вам отсюда не выбраться! Разве не лучше помочь следственным органам, а следовательно — облегчить собственную судьбу. Я даю слово, что позабочусь, чтобы вам дали минимальный срок заключения. А если будете упираться, то тогда не исключена высшая мера наказания.

— Расстрел?

— Вы догадливы.

— За что? Какой вред мы причинили? Кому?

— Потенциально все что угодно. Только наш вождь Сталин может иметь тайные намерения, поскольку от него зависит судьба Земли, но больше никто. Лучше уничтожить десять невинных, чем выпустить одного потенциального преступника, так надежнее.

— Да вы уничтожите все социум. Талантливые люди пропадут, а останется только мусор, который послушно будет кричать «слава» манипуляторам. Это — сознательный геноцид, гражданин следователь. Ваши вожди получат такой же обратный удар, как и в нашей сфере. Позорная смерть, всенародное проклятие и полное разрушение деспотии.

— Замолчи! Достаточно того, что ты сказал, чтобы впаять тебе десять лет за антигосударственную пропаганду. Однако мы не ограничимся наказанием. Ты не захотел иметь дело со следователем-либералом, как меня называют мои друзья. Тогда пусть с тобой поговорят серьезные ребята. Ты скажешь, кто ваши хозяева, где они и как вы здесь оказались. Клянусь всеми богами — ты все скажешь!..»

(Конец стенограммы).

* * *
СТЕНОГРАММА ДОПРОСА ЗАДЕРЖАННОГО ГРИГОРА БОВЫ.
«Допрос провел старший следователь Министерства Государственной Безопасности Украинский Коммунистической Республики Алексей Громов с помощью младшего следователя Степана Дурдило.

— Так. Обойдемся без дипломатических выкрутасов, скотина. Ты будешь стоять там, в уголке. И не дыши. Что ты мечешь в меня молнии? Не рви, не рви наручники. Их ковали наши братья в Германии. Первоклассная сталь. Скорее ты обдрищешься, чем разорвешь их. Ну, паразит! Ты готов назвать свою фамилию?

— Бова.

— Я тебе дам Бова! Гнида! Может, еще и королевич? Здесь тебе не сказочка. Здесь серьезная организация. Понял, червь контрреволюционный? Выкладывай все, что утаил. Тогда шкура твоя останется целой, а может, и разум. Потому что после разговора со мной и моим соратником младшим лейтенантом Дурдило никто не сможет тебе гарантировать ни нормальной памяти, ни нормального функционирования печени, легких, почек и всего прочего. Понял, гнида?

— Мне больше нечего сказать. Придумывать что-то несуществующее я не могу и не хочу.

— Ты слышишь, младший лейтенант? Ты встречал еще где-то такую искаженную психику? Не приходилось? Мне также. Приготовимся к серьезному диалогу. Слушай, падла! Смотри сюда. Что это такое? Приходилось видеть? Догадался? Это обычный паяльник. Юные техники таким пользуются. Они работают на пользу родного отечества, мы — тоже. Ага. Ты побледнел? Ты догадываешься, какой у нас будет диалог? Ни одного средневекового инструмента инквизиции. Чистенький, аккуратный паяльник. Но сколько языков он развязал! Сотни. И рассказывали те языки, что мы велели. Все фрейдистские пропасти раскрывали свои тайны. Ты читал Фрейда? У нас он запрещен для широкой общественности, однако для органов он бесценная помощь. Знал, негодяй, секреты человеческой души. Сначала я буду греть тебя снаружи, а потом… что — испугался? Догадался? А потом я вставлю эту штучку в твой анальное отверстие. Йоги говорят, что там — центр Кундалини. Вот мы и возбудим его, и твой дух рванется вверх. Ха-ха-ха!

— Вы не имеете права! Это нарушение Декларации прав человека ООН!

— Декларация прав человека? Что за блевотина? Где ты читал такой документ? Объединенные Нации? Была такая мысль — о создании Объединенных Наций до Всемирной Революции. Гнилой либеральный мир хотел охмурить человечество. Не получилось! Земля в надежных руках объединенных сил коммунизма и фашизма. Безвозвратно, падаль, слышишь? Пусть твои хозяева не мечтают о реванше. Этого не будет! Будешь говорить?

— Я только могу повторить то, что уже сказал. Пригласите ученых, они поймут, что речь идет о небывалых открытиях…

— Заткнись! Младший лейтенант! Приведи его в чувство. Подними температуру!

— Отойдите! Я за себя не ручаюсь. Мучители! Гады! Ох!

— Дурдило! Он разорвал наручники! Не подходи! Буду стрелять! Ой! Он знает приемы каратэ! Зови подмогу! Паразит! Валите его на пол. Не жалейте! Ну, я тебе покажу! Нападение на следователя во время допроса?! Террорист! Так ему! Да! Еще раз, еще раз! Чтобы знал, с кем имеет дело! Что? Потерял сознание? Ну дайте взглянуть. Притворяется, скотина! Зовите врача. Тащите вниз. Привести в чувство… и в карцер… Пусть немного остынет…»

(Стенограмма оборвана).

* * *
Голубое Светило торжественно вставало над верхушками экзотических нежно-изумрудных растений. Как только лучи касались цветов и роскошных узорчатых листьев, под сводом титанической жилой сферы поплыла музыка — едва слышимая, но она отождествлялась с пространством, с зарослями буйной растительности, с гармоничным сплетением иных сфер, вырисовывающихся на темно-фиолетовом фоне Космоса. Меркурий закрыл глаза, приобщаясь к тому мелодичному потоку. Возможно ли себя отделить от пения птиц, шелеста листьев, мерцание лучей светила? Ты — аккорд цельной мировой симфонии, и в этом высочайшая Свобода.

— Ну вот, мой друг, — послышался мягкий, вкрадчивый голос, — ты вернулся домой. Домой, — с нажимом повторил тот голос. — Попробуй на вкус это слово… на запах… на ощупь… ощути его взглядом… благозвучие его ты уже осознал. Там, в далеком чужом мире один Вечный Странник твердил притчу о блудном сыне, который промотал с шлюхами и пьяницами родительское сокровище. Вспомнив о доме, он вернулся домой. И батюшка не прогнал его, а радостно встретил на пороге и велел зарезать отборочных животных для счастливого пира. Хорошая сказка, мой друг, хотя и составил ее мой антагонист. Так вот, Меркурий… Я тоже жду моих друзей, моих сыновей домой. И терпение мое еще необъятнее, чем у того Отца. Только я готов принять вас ежеминутно, двери дома моего всегда открыты, а его двери — это только мечта, мнимость, призрак. И еще одно отличие: резать невинных ягнят для друзей я не стану, потому что давно уже наш дом избавился кровавых циклов Бытия.

Меркурий несколько минут изнеможенно слушал этот голос, а потом резко обернулся. Прямо в сердце его впивался взгляд Аримана — две черные бездны глаз.

— Ты? — захлебнулся от неожиданности Меркурий.

— Я, — дружески кивнул Ариман.

— Это мне снится?

— Наоборот. Ты проснулся. Приснилось то, что было в твоем сознании как осязание космического бреда.

— Откуда оно? Почему такое логическое и мучительное?

— Ты забыл о мощности мыслетворчества, — снисходительно усмехнулся Ариман. — Ведь недаром ты поставлен был Космоследователем! В индивидуальной ноосфере таких Космократоров как ты множество вариантов конкретной реализации мироздания. Ты поймал сам себя в самосотворенную психопаутину. А сейчас — выбрался.

— И что — того мира нет?

— Нет. И не было.

— Не было мучений, крестов, костров, походов, тюрем, тысячелетнего безумия жрецов, вождей и тиранов?

— Это только сюжеты драматурга, которого мы, Демиурги, Космократоры и Координаторы, называем Марой. Ты вышел из театрального зала, не оборачивайся же назад.

— А куда мне девать мучительную память, Ариман? Память не только о страданиях и муках в земном инферно, но и о твоей измене, о твоих демонических хитростях?

— О какой измене ты говоришь? — гневно нахмурился Ариман. — Можно ли изменить во сне? Может, ты предал нашу дружбу, когда принял спектакль Мары за реальность? Разве я не предупреждал тебя?

— Да. Все было, — закрыв глаза снова, прошептал Меркурий. — Ты предупреждал. Ты предостерегал. Только дело не только во мне. Пусть те века, что мучают меня, мое видение. А она? А они?

— Кто она? Кто они?

— Громовица. Другие Космократоры? Что — они также мое сновидение?

Ариман отвернулся от Меркурия, отступил несколько шагов к краю площадки, под которым проплывали пряди сказочных пейзажей, сформированных жизнестроителями Ары. Помолчав, он медленно сказал:

— Они есть.

— Тоже вернулись? — радостно встрепенулся Меркурий. — Покажи их. Встретимся все вместе!

— Не могу этого сделать, — неохотно сказал Ариман. — Их психосфера так деградировала, что бессильна подняться сюда. Но ты можешь помочь этому. Останься здесь…, и мы вместе спасем их. Не только тех, кого ты встретил, а всех Космократоров.

— Ты знаешь, где они?

— Еще бы! — гордо ответил Ариман. — Каждое мгновение я вижу всех вас. Ты забываешь, что я творил мир трехмерности. Все закоулки, все его лабиринты — мои.

— Ты же только что сказал, что миры, в которых я мучился, создание драматурга по имени Мара!

— Правду сказал. Только надо добавить, что Мара у меня на службе. Понял?

— Так развей то наваждение, Ариман! И тогда Космократоры сами вернутся домой. И ты родишься вновь свободным духом, чтобы стать воедино с нами.

— Я не могу силой вас вытащить из абсурдного театра веков, — со скрытым раздражением сказал Ариман. — Вы стали мазохистами, самомучителями. Вам нравятся Голгофы, бесконечные жертвы. Вы мучаете не только себя, но и своих героев, избранников.

— Не все же ушли в инферно! — сказал Меркурий. — Наша порука — Звездный Корсар. Разве ты будешь отрицать, что он строит Альтернативную Вселенную?

— Молчи о нем! — рявкнул яростно Ариман. — Безумный Дух, сумасшедший замысел. Все Мироздание взывает к нему, прося остановиться. Он восстал против закона Великой Матери, которая подарила своим детям мир взаимозависимости. А он — разрушает то кольцо Всебытия, рвется в бездну Небытия, формирует мглистые дворцы на ветрах Вечности. Если бы Дух Жизни поддерживал его, разве я мог бы удержаться на протяжении тысячелетий властелином Ары?

— Это давний спор, Ариман, — устало сказал Меркурий. — Тот узел не разрубишь. Его надо решить.

— Знаю, — кивнул Ариман. — Знаю о плане Гориора. Кинуть вас еще глубже — в пропасть прошлых веков, чтобы там отыскать нить причинности. Ты удивляешься, что я знаю об этом? Для меня открыта вся книга Ноосферы, дурак!

— Так почему же сопротивляешься? — удивился Меркурий. — Мы попробуем исчерпать спектакль Мары. И вернемся домой. Ведь ты мечтаешь об этом?

— Исчерпать спектакль? Наивный земной детектив. Ты потерял понимание соотношений и масштабов. Вы уже здесь миллионы лет топчетесь… миллионы земных лет… Вот теперь вы запутались в трех измерениях времени. Барахтаетесь, как бабочка-эфемера перед взглядом паука. Ткань причинности соткана так крепко, что ее не разорвет никакая сила. Слышишь? Ни одна сила во Вселенной. Только я могу вынуть вас из той паутины. Своей волей. Если каждый из вас захочет вернуться к законному бытию.

— То есть ты снова диктуешь?

— Такое соотношение сил. Выбирай! Или никогда уже не увидишь Ары, Голубого Светила, родного мира.

— Я давно выбрал, Ариман! Еще тогда, когда…

— Пропадай же, безумный, навеки!

Мучительная боль пронзила тело. Меркурий закричал. В глазах потемнело. А когда снова открыл глаза, вокруг плыли сумерки — грязные, насыщенные мерцанием причудливого желтого света. Те лучи струились из небольшого углубления над покрытыми металлом дверью. Открылся глазок, оттуда послышался голос — хриплый, холодный:

— Чего шумишь? Хочешь в бокс? Там зверем взвоешь. Понял?

Память оползнем обрушилась на сознание Григора Бовы.

Ох, Ариман, ты ни на йоту не изменился за миллионы веков. Обманы, обманы. Неужели ни крошки любви не осталось в твоем сердце? Неужели ты действительно трансформировался в АНТИЧЕЛОВЕКА, как тебя назвал Гориор?

Так почему же так грустно, так печально сердцу от этой мысли? Неужели Вселенная навсегда распахнулась пропастью ненависти и отсутствуют мосты, которые соединят разорванные части?

* * *
На столе генерала МГБ замигал телефон-вертушка прямой связи.

— Дубчак слушает.

— Добрый день, товарищ генерал. — Голос в динамике был взволнован и смущен. — Вас беспокоит академик Кастрюля. Весьма важное дело.

— Я вас внимательно слушаю.

— Сначала сообщите, получили ли вы от задержанных новую информацию?

— Зачем это вам? Теперь задержанные полностью в нашей компетенции. Наука здесь ни к чему. Сказать по правде, преступники оказались крепким орешком. Уперлись, болтают одно и то же, хотя мы принимали к ним средства определенного воздействия.

— Что же дальше?

— Если не раскаются — трибунал. И каюк. Отправим, как они того желали… ха-ха!.. в другое измерение времени.

— Товарищ генерал, — примирительно сказал Кастрюля, — вы зря иронизируете. Проблемой заинтересовалась Москва.

— Как?! — взревел генерал, наливаясь багрянцем. — Кто посмел? Кто сообщил и куда?

— Я разговаривал с президентом Академии Кедрачом. Вспомнил о странном феномене появления группы людей, которые считают себя пришельцами из другой реальности. Короче, выложил ему то, чему был свидетелем. Вы же знаете, что президент — выдающийся теоретик в области космогонии, именно у него есть идеи, связанные с многомерностью миров.

— Ну и что с того, черт бы вас побрал? — злился генерал. — Мне какое дело, что он там малякает в своих писаниях?

— Он очень заинтересовался необычным случаем, товарищ генерал, попросил доложить подробности анализа вещей, которыми располагала наша группа. Я рассказал все, так, как оно есть. И сказал о своей точке зрения.

— Какую точку зрения, товарищ Кастрюля? — ехидно спросил генерал. — Отличную от точки зрения органов? — с нажимом спросил он.

— Я убежден, что в этом что-то есть. Задержанные не какие там агенты иностранных разведок, а…

— А кто?

— Это надо исследовать.

— Вы хотите, чтобы мы передали задержанных вам? Этого не будет.

— На этом настаивает не только президент, а еще кое-кто…

— Кто же? — презрительно спросил генерал.

— САМ — торжественно, с придыханием провозгласил Кастрюля. — САМ, товарищ генерал.

— Вы хотите сказать, что…

— Да. Президент в разговоре с товарищем Сталиным как бы в шутку упомянул про мою информацию. Вождь очень и очень заинтересовался. Требует подробностей. Когда узнал, что задержанные в вашем ведомстве, очень рассердился. Сказал буквально следующее — простите, что я повторяю: «Тем живодерам достаточно объектов из других приходов. А такие парадоксальные случаи — компетенция науки. А вдруг задержанные говорят правду? Что тогда? Мировая Революция потеряет счастливую возможность овладеть секретом коммунистической экспансии в другую реальность. Придется поинтересоваться интеллектуальным уровнем сотрудников КГБ на Украине. Я буду ждать компетентных результатов научного исследования проблемы. Чем черт не шутит, пока Бог спит? Передайте украинским чекистам, что товарищ Сталин пока доброжелательно отнесся к их промаху. Так и скажите: пока». Вот так, товарищ генерал. Я стенографически записал то, что прочитал по телефону президент.

Генерал, задохнувшись от страха, смахнул жирной ладонью пот со лба. Затем примирительным тоном сказал:

— Если САМ так считает, то кто же возразит. Надо найти выход из ситуации.

— Какой такой выход? — удивился Кастрюля. — Передайте задержанных нам. Вы можете наблюдать за ними, чтобы не сбежали.

— Гм… Дело в том, что они в таком состоянии…

— Вы их пытали?

— Что за слова вы употребляете? — возмутился генерал. — Мы имели санкцию прокурора на употребление серьезных методов допроса. Ну и…

— Перестарались? — насмешливо спросил академик.

— Ребята наши привыкли, — оправдывался генерал, — Надо что-то придумать. Может, вы подскажете?

— Гм. Что же подсказать? Нам с ними надо общаться. А как? Чтобы не спугнуть? Чтобы они не замкнулись в себе. Тем более после ваших «методов». Эврика! — радостно вскрикнул Кастрюля. — Придумал.

— Что? — с надеждой спросил генерал.

— Передайте их в психиатрическую больницу. Мы подготовим бригаду врачей и своих сотрудников, которые переоденутся врачами. Пусть свободно ходят в прогулочном дворе, общаются с больными. На их разговоры о другой реальности никто не обратит внимания. Там полно Христов, Магомет, пришельцев из других миров.

— Хе-хе, — удовлетворенно хихикнула генерал. — Гениально придумано. Вам бы в органах работать, товарищ академик.

— Обойдемся пока, — серьезно оборвал его Кастрюля. — Прошу вас немедленно передать задержанных главврачу Кирилловской больницы. Только везите их не в «черном вороне», а «скорой помощью». Как нормальных людей. Там вас будут ждать. Передайте задержанным их одежду и все вещи.

— И документы? И чашу? — удивился генерал.

— Все, — жестко подтвердил академик. — Эксперимент должен быть проведен чисто, без вмешательства органов. Вы можете только держать часовых за пределами больницы.

— Когда это нужно сделать?

— Немедленно. Максимум через 2 часа. Я сообщу в Москву президенту, что ошибка исправлена, что мы ищем полноценную возможность передать стоящую информацию вождю. Мы — это Академия наук и славные органы. Я выручу вас. Ясно?

— Спасибо, товарищ академик, — растроганно сказал генерал. — Я этого не забуду.

* * *
(Из записной книжки Григора Бовы)

Есть возможность записывать. Записываю хотя бы в виде тезисов то, что с нами происходит.

Странная перемена. Меня внезапно забрали из карцера. Отвели в баню. Велели основательно помыться. Вернули всю мою одежду, документы, мелкие предметы обихода, ботинки. Отношение сотрудников ГБ корректное, спокойное. Даже доброжелательное. Никто ничего не говорит. Все молча, в тишине.

После бани вывели во внутренний двор тюрьмы. Там ждал микроавтобус. Офицер, сопровождавший меня, велел садиться в машину. Там я увидел Галю и Юлиану. Обрадовался невероятно. Девушки обнимали меня и плакали. Машина тронулась. Мы успокоились, перебивая друг друга, начали что-то рассказывать. Офицер приказал замолчать. Я растроганно смотрел на моих милых подруг, все еще не веря, что мы вместе. Обратил внимание, что им тоже вернули их(монашеское) одеяние. Хороший это знак или плохой? Кто знает, что стукнет в голову политическим бандитам? А к тому же… Не стоит забывать про нашего вечного антагониста. Каждое злое существо в этом мире чувствительно к малейшему движению его пальцев.

Глядя в щель между шторкой и окном, я пытался понять, куда нас везут. Бесполезно! Тем более что Киев здешний, наверное, иной, чем у нас.

В причудливых отблесках уличных фонарей я заметил, что девушки мои измученные, под глазами синяки, знаки побоев на виске у Гали, на лбу у Юлианы. Неужели негодяи били женщин? Впрочем, чему я удивляюсь? В нашей «родной» реальности чекисты не останавливались ни перед одной мерзостью. Полное отсутствие этических тормозов или запретов. Здесь, безусловно, полное тождество. Я испытал это на себе.

Машина заехала в какие ворота. Потом оказалось, что нас привезли в психиатрическую больницу. У нас она называется «Павловкой». А здесь «Кирилловкой», как и у нас до революции. Удивительное дело! Опять судьба свела меня с этим центром психической болезни. Там я искал разгадки судьбы Андрея Куренного, а тут сам попал в руки психиатров вместе с его дочерью.

Когда нас встретили врачи в белых халатах, мы переглянулись с девушками и поняли друг друга без слов. Пусть лучше трактуют нас, как «шизов», чем государственных преступников. С врачами легче договориться. А там, может, удастся найти тропинку к свободе… и дальше… дальше…

Врачи внимательно смотрели на нас, переговаривались. Один из них, высокий, худощавый, доброжелательный, успокаивающе сказал:

— Мы знаем вашу версию. Не беспокойтесь, вас никто не считает больными. Однако парадокс ситуации заключается в том, что мы во всем должны разобраться… и дать исчерпывающие ответы Академии наук.

— С такой постановкой вопроса я согласен, — ответил я. — Только просим не колоть нас, не пичкать всякой химией. Мы ничего не скроем, если проверка будет корректна.

— Вот и отлично, — кивнул врач (или кто он там).

Нас разместили в двух камерах-палатах. Девушки в одной, я в соседней. Снаружи щелкнул замок. Итак, выйти отсюда по собственной воле невозможно. Посмотрим.

В палате две кровати. На одной кто-то лежит, тихо посвистывает носом. Тело покрыто серым одеялом, руки сложены, как у мертвеца. Длинная седая борода вытянута поверх одеяла. Я тихо, чтобы не разбудить его, подошел к своей кровати, разделся. Накинул халат, который лежал поверх одеяла. Выложил на тумбочку расческу, блокнот, шариковую ручку, платок, документы.

Что же дальше? Как вести себя, чтобы не запутать нитей причинности еще сильнее, чем до этого? Кто посоветует? Кто направит в нужном направлении?

Звездный Корсар! Твоя торжественная риторика очаровательна, но как она бессильна перед рутинным лабиринтом Аримана. Владыка трехмерности пренебрегает любыми правилами и правами, а ты хочешь только свободного выбора и почти безумной веры. Здесь каждый атом на службе твоего противника. Что же противопоставить ему?

«Река Бытия едина для всех, для всего — почти неслышно отражаются в сознании слова. — Воды несут к Океану всех тех, кто радуется течению, и тех, которые противятся…»

Кто это? Неужели ответ Корсара? Или мои интуитивные глубины знают результаты тех обстоятельств, которые уже сложились?

За окном луна, звезды. Везде покой, только где-то за стеной слышен жалобный стон. Может, я зря беспокоюсь? Ведь Вселенная Аримана — титанический дурдом! Разве можно найти в ней логические закономерности и смысл функционирования? Мы с Гореницей радовались открытию тайны путешествий во времени?! Наивные мечтатели! Узнать, что тюрьма имеет еще мириады камер, о которых мы не подозревали? Это — большое достижение науки?

Впрочем… Может, в какой-то из камер тонкие стены, ветхие ограды или… древние подкопы? Надо верить ведущей звезде кармы. Кто готовится к бегству, тот приближается к такой возможности. Там, за пределами тюрьмы, есть друзья, они не предадут.

Сажусь к тумбочке. Запишу все, что думаю. Может, пригодится.

Снились странные сны. Тяжелые, тревожные. Какие причудливые сюжеты с участием Великих Учителей. Торжественная материальность казалась естественной, привычной. Мое мышление так трансформировалось, что сказочные события воспринимались как естественные, вероятные.

Я видел себя духовным искателем. Был одет в оранжевую накидку, больше ничего при мне не было. Знал, что где-то в высоких горах должен найти храм Будды. Шли годы, а может — целые жизни? Уставшая душа чувствовала, что надо мной пролетают века. Я видел множество городов, тысячи и тысячи людей плыло вокруг. Встречи, разговоры, споры, дискуссии. Величавые соборы, древние манускрипты, глубокомысленные утверждения жрецов, йогов, свами. А мое сердце было печальное, отчаявшееся, жаждущее чего-то необычного.

И вот, когда я состарился, когда высохшие ноги едва несли меня по земле, горная тропинка привела меня к экзотическому титаническому храму. Людей не было, в огромной зале плыла тревожная тишина. В центре возвышалась фигура Будды. Глаза Учителя прищуренные, на устах таинственная улыбка — ироническая или юмористическая?

У меня было такое ощущение, что Будда знает такое, о чем молчат все манускрипты, все наставники, все традиции. И это засекреченное знание очень смешное. Если бы люди узнали о нем, то они, возможно, хохотали бы сами над собой много веков. Я стоял перед каменной громадой Учителя, и эта мысль беспокоила мою совесть. А за ней являлся вывод моих вечных поисков: я ищу наваждение.

Но почему же, почему сердце дрожит в предвкушении чуда? Что-то должно произойти. Пространство вибрирует, словно насыщенно грозой.

Неожиданно из-за каменной скульптуры Будды появился юноша. Он посмотрел на меня и радостно, белозубо улыбнулся. Откуда, почему он знаком? И даже родной? Смуглое лицо, черные, а вместе с тем какие-то удивительно прозрачные глаза, редкая доброжелательность во взгляде. И я внутренним знанием понял: вот тот, кого я искал так долго! Это тот, кого назвали Буддой. Тот, кто впервые в мире разрубил паутину мистифицированного бытия, кто разорвал плен гипнотизма Мары.

Я осторожно сделал несколько шагов навстречу. Но он опередил меня. Протянув руки, стремительно приблизился, и я оказался в его объятиях. И почувствовал, что таю, исчезаю, сливаюсь с чем большим, простым, веселым.

Огненная молния ослепила, метнула меня в неизвестность.

И я проснулся.

Надо мной белел потолок. Снаружи доносились какие-то крики, шум. Где я? Куда попал? Переход от таинственной духовной мистерии к тривиальной обыденности был такой поразительный, что разум сначала не мог вспомнить, где находится мое тело?

Затем сознание прояснилось, и память бросила на меня обвал тяжелых тактов последних событий.

Мы в чужой реальности. Попали в сумасшедший дом. Необходима осторожность и бдительность. Прежде всего встретиться с девушками и выработать общую стратегию действий.

Рядом заскрипела кровать. Боковым зрением я увидел пожилого человека с длинной седой бородой и такими же волосами. Он сидел на кровати, надевал — как будто машинально — халат на худое тело и, закрыв глаза, медленно, торжественно говорил странные стихотворные строки:

— Много сказочников было.
Как радужное перевесло,
В небе памяти сказки
Далекие соединяют века.
Подняв руки к потолку, седой человек тяжело вздохнул и, покачав укоризненно головой, продолжал свой речитатив, будто обращаясь к кому-то одному ему видимому:

— Многие эпохи и лета
Тот зов сказок пролетит,
Как в теплые края журавли
Следующих из родной земли.
Много сказочников было.
Было? Но, говорят, прошло?
Говаривали предки, что зло
Песками сказку замело.
Над ней буйные поля,
Над ней цветы и сорняки,
Над нею грезы и сны
И зов вечной весны.
Над нею — забвения печать…
Дед помолчал, будто размышляя над последним утверждением, а затем поучительно поднял костлявый палец вверх:

— Однако — кто может то знать?
Может, рухнет времени гать
И давние думы загрохочут!
А ну-ка, дети, в круг, а ну-ка!
Я расскажу одну из тех дум…
«Наверное, какой-то учитель, — подумал я. — Знаток фольклора. Он весь поглощен теми видениями. Может, и теперь видит детей. Ведь кому-то рассказывает? Почему попал сюда? Кому-то враждебными показались его утверждение о древней истории родного края. А дальше уже ясно: преследования, доносы, внимание соответствующих органов…»

— Доброе утро, сосед, — сказал я, поднимаясь на кровати.

Седой мужчина отпрянул от неожиданности, несколько минут остро смотрел прозрачным взглядом на меня. Затем успокаивающе кивнул.

— Поздравляю вас с прибытием на космодром.

— Какой космодром? — удивился я.

— На этот, — буднично пояснил седой человек. — Куда вас привезли. Вы впервые здесь?

— Не совсем впервые. В качестве больного — впервые. А так бывал несколько раз. Правда, в другой реальности, в другом Киеве.

Не знаю, почему я так внезапно выпалил перед незнакомым эту информацию. Кажется, это произошло машинально, интуитивным импульсом. Дед озадаченно замер, седые кустики бровей поднялись вверх.

— Ого! — сказал он. — Экзотическая птичка попала в нашу деревеньку. Тогда вы должны понимать, почему здесь — космодром.

— Все-таки объясните, — попросил я.

— Киев и весь край, столицей которого он является, сформированы титанами-исполинами еще испокон веков как стартовая площадка Земли. Сюда прибывали первые гости из далеких звездных миров. Отсюда стартовали их воспитанники в Безмерность. Здесь кипели решающие социохимические реакции общечеловеческой истории. А Кирилловская больница — определяющая реторта этих реакций. Здесь вечно сепарируются души, взвешиваются на весах Демиурга, а потом отправляются куда надо: либо на свалку бракованных деталей, либо в миры Новообразования.

— Вы слишком логично мыслите, — вдруг сказал я, — чтобы быть больным.

— А кто вам сказал, что я болен? — удивился старик.

— Если попали в сумасшедший…

— Ну, это ничего не значит. Внешний социум — это загипнотизированный ком дремлющих душ. Такие люди, как я, их тревожат. Вот они интуитивно формируют для существ, которые нарушают мелодию сновидения, отстойники. То, что в просторечии называется дурдомом. Но разве дело только во мне? Вы, я вижу, тоже нормальный человек. Ведь так?

— Надеюсь.

— Вас привезли ночью?

— Совершенно верно.

— Рад познакомиться. Как вас зовут?.. Я говорю здешнее имя, земное.

У меня холодок прокатился за спиной. Все-таки болен. Земное имя, небесное… Не иначе — какой Христос или пророк. Однако, не подав вида, что я смущен, ответил:

— Григор Бова.

— Отлично, — обрадовался дед. — Григор, — повторил он, налегая на рокот буквы «р». — Будто грохот колесницы Перуна в небе. А Бова! Какая очаровательная ассоциация! Фамилия из сказки. Вы думаете, что фамилии или имена случайны? Зря думаете. Все в мире обусловлено. Имя и фамилия, название деревни, где вы родились, имена матери-отца — все это своеобразный код вашей судьбы. Вы и дальше находитесь в лоне Матери… вы почувствовали — я подчеркнул эти слова… в лоне большой Матери-Природы… просто перешли из лона маленького — в лоно большое… но и оно не окончательное… придется рождаться снова и снова. Так вот имена, привычки, настроения, стремление — то все детали вашей зародышевой программы.

— Теперь понятно, почему вы попали на территорию этого космодрома, — шутя сказал я. — Здесь какой год? Сорок восьмой? У нас тоже в те годы была охота на ведьм.

— Где у вас? — поинтересовался дед.

— Я уже упоминал. В нашей реальности. Мы из другого пространственно-временного мира. Я говорю об этом просто, потому что вижу, что вы можете понять.

— Я понимаю! — задумчиво прошептал старик. — Но какая волшебная мистерия. Сколько раз мне снилась эта мгновение. Продолжайте, прошу вас… продолжайте… Так какой год в вашей, как вы сказали… реальности?

— Семьдесят второй.

— Эра такая же? Христианская?

— Безусловно.

— Ну это ясно. Духовные маяки при любых вариантах одни и те же. Расскажите, как вы попали сюда? Что вас занесло в наше время-пространство?

— У нас начались научные эксперименты по изучению тайн времени-пространства. Если вы интересуетесь — расскажу, насколько смогу.

— Безусловно, голубчик, — протянул костлявые руки к Григору дед, а глаза его загорелись синими огнями. — Я сам всю жизнь думал над этой проблемой. Только мои рассуждения имеют скорее мистериальный характер, оккультный, а не научно-технический. В понятиях времени-пространства — бездна субъективных факторов. Я не знаю, как решает эти проблемы ваша наука.

— Я не специалист, но расскажу все, что знаю. Кстати, вы не назвали своего имени и фамилии. Хотя, может, это вам не нравится?

— Почему же, — доброжелательно успокоил меня дед. — Зовут меня Сергей, фамилия — Гореница. Доктор космогонии. Имею десятки философских трудов в области проблемы происхождения миров, сути эволюционных процессов, значение мысли и многое другое.

Меня будто молотком стукнуло по темени. Возможны ли такие случайности? Сергей Гореница? В другой реальности? Но гораздо раньше родился, чем тот — наш Гореница. Его интересуют те же проблемы. Неужели это он? А что, если мистификация? Спецслужбы использовали то, что я им сказал… и подсунули лже-Гореницу. Чтобы вызвать меня на откровенность. Впрочем, что они узнают? То, что я уже сказал.

Ладно. Надо быть внимательным. Больше извлечь из этого деда. Если действительно это Гореница, то, может, он сумеет помочь. Пока — избегать полной откровенности. Пусть сначала сам раскроется.

Седой мужчина, назвавшийся Гореницей, наблюдая за странной моей реакцией, удивился.

— Что вас озадачило? Что я не очень похож на космогониста? Да еще и доктора? На это есть причины. Позже узнаете. Тем более в последние годы я отошел от научных кругов, начал работать в сельской школе. Меня заинтересовала сказка, легенда, фольклор. И чистая детская психика частности.

— Я заметил это, — признался я. — Когда проснулся, услышал, как вы обращаетесь к детям… что-то о сказке…

— И решили, что я шизофреник? — тихонько засмеялся он. — Ну-ну, не надо оправдываться. То же самое думают врачи и мои коллеги.

— Но я не понимаю, при чем здесь сказка и наши разговоры о тайнах времени-пространства.

— О! — поднял он назидательно пальца вверх. — Сказка, миф — это поразительный ментальный заряд тысячелетий. Почему никто не задумывается над тайной долголетия сказки? Гибнут воспоминания о великих деятелях, исторические манускрипты, информация о тех или иных открытиях, славных людях, а какая-то примитивная сказка живет тысячелетиями. Почему?

— Потому что она нужна детям, — сказал я. — Значит, в ней есть вечная потребность. Как в воде, в куске хлеба.

— Это лишь часть правды, — одобрительно кивнул старик. — Более глубокая истина в том, что сказка — творение самого Логоса, ядро Божьего замысла. Поэтому она нерушима. Человек бессилен уничтожить то, что сформировано Небесным Разумом. Но беда в том, что мы пользуемся сказкой вульгарно. Примерно так, если бы самоцветом выскребать грязь со стола или ковыряться в зубах. В то время как самоцвет может стать украшением царской короны и стать образцом красоты, или разрезать твердое стекло. Это — отдаленный пример. Я утверждаю, что сказка может стать основой высшего гнозиса, глубочайшего знания, быть родоначальником небывалой цивилизации. Однако это надо понять.

Наш разговор перебили. Пригласили к завтраку.


… За один день произошло так много, что даже не знаю, с чего начать. Попробую по порядку.

Нас с дедом (не поворачивается язык называть его Сергеем Гореницей) завели в просторную столовую. Санитары показали свободные места за столом на четырех человек. Я осмотрел помещение, везде были только мужчины — старые и молодые. Ни одной женщины, кроме нескольких санитарок, которые разносили завтрак (гороховое пюре и кофе с молоком). Стало грустно. Я подумал, что моих девушек, возможно, не так просто будет увидеть.

Вокруг стоял шум, гам, за столами кипели страсти, дискуссии. Гореница коснулся моего рукава.

— Садитесь. Еще успеете насмотреться на экзотичных туземцев.

Я сел, начал рассеянно есть гороховое блюдо, которое, на удивление, оказалось довольно вкусным. Напротив меня за столом сидел мужчина лет сорока с отстраненным взглядом. Лицо мятое, волосы непричесанные. Затем его взгляд остановился на мне, мягкая улыбка коснулась сухих губ.

— Новенький?

Я кивнул.

— С какой планеты?

Я растерянно молчал. Гореница подмигнул.

— Я же говорил вам. Мы на космодроме. Надо осознать это и вести себя соответственно. Наш сосед опытный путешественник по Вселенной.

— Да, это правда, — утвердительно сказал сосед. — Мое имя Олафран Гнеосий тун Домбассиад, магистр шестимирного Космоса двадцать седьмого посвящения.

Я обратил внимание, что он произносит головокружительные наименования четко, быстро, точно: вероятно, давно привык к ним. Вдруг мне почему-то захотелось включиться в эту безумную игру, и я, приложив ладонь к груди, сказал:

— Меркурий Сио Араиуар, к вашим услугам. Космоследователь Главного Координатора Системы Ара.

Я назвал свое полное имя в той сфере, которая мне снилась так часто, но не произнес имени нашего антагониста. Что-то в глубине души сдержало меня от этого. Но каким было мое удивление, когда этот Олафрам кивнул головой и с уважением сказал:

— Ого! Ариман уже сюда посылает своих эмиссаров? До сих пор я не встречал здесь жителей Ары.

— Вы знаете Аримана? — шепотом спросил я соседа.

— Кто же его не знает, — буднично ответил он. Глотнув кофе, ладонью вытер губы и задумчиво спросил: — А что — какое-то важная задача в этой сфере? Правда, я спрашиваю наивные вещи. Сражения между мирами продолжаются с тех пор, как… — Олафрам задумчиво помолчал, будто что-то вспоминая, потом тяжело вздохнул. — Да-да. Давно это было. Мне повезло немного прочесть в библиотеках седьмой сферы. Однако если вы Космоследователь с Ары, то знаете все лучше, чем я. Позвольте, позвольте! — Неожиданно подпрыгнул на стуле разговорчивый больной. — Я вспоминаю, что Меркурий (или Гермес, названный на Земле богом мудрости, Трижды Великим) вместе с группой дэвов-Богов стал противником Главного Координатора, который имеет так много имен и меняет их, как ему захочется.

— Заткнись, Олафрам, — доброжелательно сказал Гореница, — ты еще успеешь рассказать новенькому про свои знания.

— Какой же он новенький? — удивился Олафрам. — Сам Гермес Трижды Великий, который оставил планете Изумрудную Скрижаль.

— Гм, — несогласно буркнул я, — среди дэвов, о которых вы упомянули, было много выше меня.

— Я знаю. Но не пришлось встречаться. Даже здесь, на космодроме. Видимо, они не любят Землю.

— Наоборот, — сказал Гореница. — Земля — их изначальная любовь и мука.

Он остро посмотрел на меня. И тут я понял, что Гореница тоже серьезно воспринимает бред нашего соседа. Но откуда тот знает о моих снах? Кто он?

И снова меня пронзил импульс почти безумной потребности подключиться к опасной тревожной игре моих собеседников: а что, если намекнуть им о Гориоре? Если они знают о нем, тогда…

Что тогда я не успел додумать, потому что решительно ляпнул, будто прыгая с обрыва в холодную воду:

— Вы имеете в виду Гориора?

Мои соседи на мгновение застыли. Ни слова. Ни движения. Только в глазах прозрачные зайчики, теплая волна умиления, умиротворения.

— Ты знаешь Звездного Корсара — не спрашивая, а утверждая, сказал Гореница и положил сухую ладонь на мою руку. — Это великолепно. Итак, наша когорта собирается…

— Какая когорта? — взволнованно прошептал я.

— Как какая? — удивился Олафрам. — Та, которая отправилась на Землю в прадавности. Разве забыл, Меркурий Сио Арануар?

— Погоди, погоди, Олафрам, — торжественно сказал Гореница. — Не спеши. А вдруг это случайность. Давай проверим, чтобы потом не разочаровываться. — Дед посмотрел глубоким взором прямо в мою душу и просто спросил: — Если ты так много знаешь, тогда должен ведать мое имя там

— Ты Горикорень — руководитель группы многомерности, — почти будничным голосом, но с внутренним трепетом сказал я. — Вас было семеро: три мужчины, четыре женщины. Я присоединился к вам позже, уже на Земле, когда Ариман поручил мне…

— Да. Все правда! — потряс мою руку Гореница, а наш сосед радостно потирал ладони, будто вдруг ему стало холодно. — Это был твой подвиг, Меркурий. Мы никогда не думали, что ты решишься на такое. Ведь нас объединяла любовь, а ты…

— Меня также вела любовь, — возразил я. — Такая любовь, что и тысячи смертей не потушили ее.

— Ты в этой жизни встретил ее? — с надеждой спросил дед.

— Кого?

— Ту, которую вспомнил? Назови ее имя, и тогда исчезнут последние сомнения.

— Громовицу?

— В радость! Все так. Назови еще имена всех Космократоров, кроме нас двоих и Громовицы.

— Сократ, Инесса, Чайка, Владисвет, Юлиана…

— Тихо, тихо, — изнеможенно прошептал дед, почти постанывая от экстатического умиления. — Гориор обещал встречу вскоре… и выполнил свое обещание… Но скажи — ты сам?

— Что значит сам?

— Ты встретил кого-то из Космократоров?

— Да. В своей реальности я встретил Громовицу. Мы снова объединились любовью. Затем после сложных перипетий обнаружили Юлиану в предыдущем веке. Горикорень подготовил эксперимент, чтобы вывести ее в наше время. Я уже упоминал, что произошло нарушение, и мы попали в другую реальность.

— Юлиана тоже здесь? — живо спросил Гореница.

— Здесь. И Громовица тоже.

— Свершилось, — вдруг сказал Олафрам, и они переглянулись с Гореницей. — Я говорил тебе, что интуиция не обманывает.

— Что свершилось? — не понял я.

— Все семеро тут, — пояснил Гореница. — Ты понимаешь, что это значит? Мы можем осуществить любой пространственно-временной прорыв, если соберем живой круг

— Неужели все попали в больницу… то бишь — на «космодром»? — недоверчиво спросил я.

— Да нет. Здесь только я, Сократ, ты, твои девушки, а Чайка, Владисвет, Инесса — в волнах житейского моря. Но мы уже наладили контакт, знаем, где они. И можем в случае необходимости…

— Тогда кто такой Олафрам?

— Угадай, — шутя сказал Гореница, и оба моих соседа лукаво улыбнулись.

— Сократ, — выпалил я, даже не задумываясь, почему я так уверенно верю в это.

— Все, все, все, — замурлыкал Олафрам, похлопывая ладонями по скатерти. — Все сходится, завершается, приближается к Истоку.

— Погодите, друзья, — забеспокоился я. — А как же другие наши проявления? В нашей реальности есть еще один Гореница-Горикорень… и тут, у вас, — я это знаю — родился мой двойник. И Громовица уже есть, правда, еще совсем маленькая.

Гореница успокаивающе улыбнулся:

— Нас, может, множество в разнообразных сферах. Закон делимости духа позволяет такие метаморфозы. Но самое главное, чтобы в какой-то реальности собралось ядро регенерации, синтеза. Ты понял? Нас разорвал Лабиринт Аримана… в мифах он назывался Лабиринтом Минотавра… мы еще будем иметь дело с ним. Ариман постоянно тасует свои карты, чтобы оттянуть момент единства, надеется придумать что-то такое парадоксальное, неведомое Гориору и нам. Если нам удастся изменить течение причинности, а затем — формирование трехмерной реальности, тогда Земля и Ара объединятся, порочное создание исчезнет, растает и мы сможем осуществлять волю Великой Матери, формировать миры свободы и радости

— Нам уже сказал об этом Гориор!

— У вас есть с ним контакт? — живо поинтересовался Олафрам.

— Это трудно, но мы уже дважды разговаривали с ним.

— Теперь это будет легче, если мы соберем весь круг, — заверил Гореница, подмигивая мне. — Веди нас к твоим девушкам, мы можем встретиться в прогулочном дворе. Но предупреждаю — бдительность и осторожность. Между врачами немало агентов спецслужб, а они — слуги Аримана, даже не разумея этого. Нужно действовать быстро, почти молниеносно. Вызовем на свидание остальных Космократоров. Встреча должна быть будто бы спонтанная, невинная… и тогда…

— Что?

— Мы пробьем канал над веками, выйдем из Лабиринта трехмерности, родимся в прадавности.

— Да, именно так он говорил. Но как? Как это произойдет?

— Очень просто. Даже тривиально. Однако нам пора. Уже идет санитар выгонять на прогулку. Выйдем по отдельности, а там соберемся как будто случайно…


Свершилось. Уже пять Космократоров встретились в глубине Лабиринта Аримана, как называет этот мир Горикорень. Мои девушки сразу узнали и Горикореня, и Сократа. Мы плакали от счастья, плясали, будто пьяные. Могу представить, что думают врачи, которые наблюдают за нами. Или не подтверждаем ли мы, даже не желая этого, предположение о своем безумии? А, все равно! Значительнее всего то, что мы уже назначили день, когда сойдутся все. Как это будет? Горикорень уверяет, что все очень просто. Чайка и Инесса, оказывается, в этой реальности родились сестрами, они близкие знакомые Олафрама-Сократа, иногда передают ему передачи, встречаются в прогулочном дворе. Владисвет — известный психиатр, руководитель Республиканского Психологического центра, он опекает Олафрама, помогает «лечить», следовательно, имеет право всегда посетить больного или прийти к нему вместе с родственниками и знакомыми.

Что будет? Что будет?

Иногда я неожиданно останавливаюсь на месте, задумываюсь: не играем мы все какую-то причудливую трагикомедию? Может выйти что-то действительно стоящее из такой безумной мистерии?


Октябрь. Киев за стенами «дурдома» одевается в праздничные одеяния зимнего отдыха. Какое буйство красок! Переиначивая слова Христа, можно сказать: ни один император не одевался богаче этих простых берез, осин, дубов, кленов. Даже сбрасывая ежегодно свой великолепный наряд, растительное царство Земли устраивает радостный пир прощания с очередным циклом мистерии бытия. Нам как будто свидетельствует сам Дух Жизни, что велик на любом этапе странствий в мире, что отсутствуют объективные состояния зла и добра, а есть только наша оценка ситуации и возможность (или отсутствие возможности) осуществить волю собственной Сущности — разрушительную или творящую, а следовательно — пожать соответствующий урожай.

Завтра — воскресенье. В прогулочном дворике состоится встреча всех. Хоть бы ничего не помешало. Нас уже вызвали к главврачу (каждого в отдельности). Расспрашивали о нашей версии. Мои откровенные рассказы (хотя и достаточно лаконичные) главврач воспринял спокойно, доброжелательно. Расспрашивал о механизме путешествий во времени. Я ответил, что не специалист, а лишь исполнитель эксперимента. На холеном, аристократическом лице психиатра блуждала дружеская улыбка. Он подмигнул мне, и в холодных серых глазах блеснули искорки.

— Скажите откровенно, Григор Максимович, вы уже нашли здесь друзей-космонавтов?

— Какие космонавтов? — удивился я. — Ведь в вашей реальности еще не начались космические полеты людей? Насколько я знаю — еще только запущены первые небольшие спутники.

— Я не о этих космонавтов говорю, — нетерпеливо сказал главврач.

— А о каких же?

— О космонавтов духовных. Ведь больницу недаром называют космодромом.

— Слышал такое название, — признался я. — Но разве можно серьезно относиться к бреду больных?

— Неужели вы считаете это бредом? Сами же прибыли бог знает откуда. Кто вам верит о путешествиях во времени? Почему же вы не верите утверждению наших пациентов?

Я смотрел в его глаза и не мог понять — или он провоцирует меня, вызывая на откровенность, а может, и сам уже отравился бредом своих пациентов?

Однако интуиция подсказывает: осторожно. Мне видятся за спиной психиатра фигуры Гориора и Аримана. Каждый что-то шепчет, приказывает, нечто ожидает. Мы на перекрестке таких поразительных дорог, уже не поймешь самостоятельно, куда идти, куда повернуть. Лучше поостеречься, подождать, пока не произойдет необратимая трансформация.

Так я ничего и не сказал психиатру. Мне показалось, что он остался недоволен…


На дворе ночь. На вечерней прогулке Галя сказала, что они с Юлианой имели контакт с Гориором. Он знает о завтрашнем сборе, уверен в успехе, но просит быть бдительными. Прорыв должен состояться безотлагательно, безвозвратно, молниеносно. Девушки спросили о механизме такого прорыва, но Корсар лишь намекнул, что ядро осуществления — Горикорень. «Не удивляйтесь простоте реализации, — отметил Гориор. — Ариман усложнил все решения до абсурда. Вы тысячелетиями запутывали клубок гнозиса. А отныне — будьте как дети. Я вам говорил это тысячелетие назад».

И еще одно, попросил он. Не забудьте Чашу. Вина бессмертия из нее должны испить все Космократоры. Тогда задуманное случится.

Галя возразила, что чаша пуста.

Она всегда полна, сказал Звездный Корсар. С тех пор, как я впервые причащал из нее учеников, она полна. Только вы не всегда это видите.

Странно. Тревожно. Итак, это он был тогда, когда на Голгофе поднялся крест, предвещая Земле тысячелетнюю мистерию Воскресения? Кто же он? Как совместить легенды Планеты с реальностью Высшего Мира?


Вышло… Вышло.

Свершилось!

Тело в огне. Теперь уже ничто не остановит его пылания. Мы остаемся еще здесь, в сумасшедшем лабиринте двадцатого века, но наше сознание, наша, как сказал Гореница, магатяма, прокатилась над веками, стала мостом всеведения. Уже не сны, а не интуиция свидетельствуют о реальности Ары и нашего участия в ее жизни, а открытая книга Бытия, запечатленная в наше естество. Ариман, тебе не удалось остановить процесс трансформации.


Мы сидели на лавочке под разноцветными кленами. Мы — это я, Горикорень, Сократ, Громовица, Юлиана. Тихо падали багряные листья на наши головы. Мы переглядывались, тревожно молчали. Громовица придерживала рукой кубок, спрятанный под халатом на груди.

Вокруг бродили стайки больных. Кто-то кричал, кто-то горячо призывал к братству и единству, будто на трибуне в Гайд-парке. Какая-то молодая женщина качала у груди воображаемого ребенка. Высокий растрепанный старик с аскетическим тощим лицом смотрел в бледно-голубой небосвод, будто выглядывая там пришельцев или ангелов.

— Вот мой опекун, — вдруг сказал Сократ. — А с ним — друзья.

В груди стало горячо. Так просто? Так неожиданно? Сколько миллионов лет мы шли к этому дню? И что же теперь?

Стройный, широкоплечий мужчина в изысканном сером костюме приблизился к нашей группе. На плечи небрежно наброшен халат. Взгляд черных глаз охватил всех нас одновременно с едва сдержанным умилением. Две девчушки — одна русая, с волнистыми волосами, а вторая — горячая брюнетка с толстыми заплетенными косами, с искрящимися карими глазами — дрожащими руками подали Олафраму и Горенице кульки с передачами.

— Ну, как здоровье? — притворно бодро спросил гость с халатом на плечах. — У вас, я вижу, новые друзья? Из каких миров? С каких дорог? Олафрам, где посчастливилось полетать? Новые данные получил из небесного университета?

— У нас нет времени для спектакля, — как бы нехотя, тихо сказал Горикорень. — Познакомьтесь, друзья: это — Владисвет, с ним — Чайка и Инесса. А это — Громовица, Юлиана, Меркурий. Не вскрикивайте, затаите радость и умиление. Гориор велит немедленно приступить к мистерии прорыва. Напоминаю суть задачи. Мы будем жить в эпоху Трояна, когда на нашей земле стал действовать троянский конь — тайная диверсия Аримана. Мы должны понять древнее нарушение причинности и скорректировать его так, чтобы пробудить весь лабиринт трехмерности. Контролировать поступки своих двойников ТАМ будем отсюда, анализируя их магатяму.

— Что мы должны делать сейчас, чтобы накопить энергию прорыва? — спросил я.

— Создаем ноосферный круг, — просто сказал Горикорень. — Вспомните свою давнюю силу. Просто, просто, просто… Садитесь теснее, будто мы ведем примитивный разговор врача с больными. Владисвет, я рассказываю тебе сказочку о древнем Трояне. Это — ритмичный код прорыва. С каждой строфой нагнетайте силу резонанса. Перед последним ударом выпьем из Чаши вина бессмертия. Громовица, будь готова. Понятно?

— Расскажи, расскажи, друг, — снисходительно и притворно-доброжелательно согласился Владисвет, садясь возле Горикореня. — Может, и вы послушаете, девочки?

— С радостью, — закивали сестры. — Мы давно знаем деда Гореницу, любим его истории. Но неужели это правда?

— Что правда? — гневно спросил Горикорень.

— О Трояне? Неужели тогда, тысячи лет назад, был такой высокий строй мысли, мышления, философии?

— А почему бы и нет?

— Ты рассказывал, что там были летающие корабли, укрощение животных и птиц, быстрое выращивание овощей и живых существ; разве примитивные прадеды могли достичь такого уровня?

— Глупые дети, — притворно-грозно рыкнул Горикорень. — Они несравненно выше нас, ибо ближе к корню причинности. Впрочем — слушайте внимательно или убирайтесь прочь, если не интересно.

— Интересно, интересно! — зачирикали девушки, садясь напротив Горикореня и Владисвета на траве. — Мы — полны внимания!

Я почувствовал, как горячая волна заливает мое сознание, прокатывается от темени до пят, отдается в груди. Сердце колотится, как колокол. Слышу ритмичный речитатив Горикореня. Он рассказывает, как будто старик на выгоне маленьким детям, но я чувствую, что его слова раскачивают пространство и время, разрушают ткань окружающей реальности. Что-то должно случиться! Но что, что?

— В очень давние лета
(Туда ни троп, ни моста,
Ни слов оттуда не слыхать,
Не идет ни люд, ни зверь,
Только пыль и черепки
Подарили те века), —
Так вот — в те лета святые,
Которые назвали золотыми,
На землях нынешних Триполья
Среди веселья и приволья,
Без лиха, горя или беды
Жили могучие Прадеды…
— Чьи Прадеды? — будто подыгрывая Горикореню, заинтересовалась Громовица-Галя. — Неужели существовали уже тогда славяне, русичи?

Рассказчик рассеянно посмотрел на девушку, удивляясь, что она перебила поток его мысли, и энергично продолжил:

— Чьи, спрашиваете? То наши!
Мы тоже пьем из той же чаши,
Которую оставили нам они…
Та чаша — реки и поля,
Звезд искрящийся небосвод,
Сады и леса густы вокруг,
Рассветы и грозовые дожди,
Любви вечные радости,
В пространстве вольные птицы,
И зело буйное вдоль дороги,
И Вирий вечно таинственный,
Что нас с Предками зовет…
— Ты думаешь, что Предки до сих пор живы? — поинтересовался Владисвет, входя в русло повествования, а Горикорень естественно сразу же ответил:

— Да, многие считают,
Что предков тех уж нет.
От них, возможно, только прах,
Да в слове, может, их наука.
Нет правды в слове том,
Ибо вечен предков Дом
И сами они в небе,
В таинственном сказок поле
Живут и в грядущее скачут, —
Увидеть их можно, однако!
Но встретит их лишь тот,
Кто мудр сердцем, кто герой,
Кто оседлав того коня,
Что и смерть саму обгонит!..
Горикорень на минуту замолчал и, раскачиваясь, будто в забытьи, прошептал:

— Включайтесь в ментализацию того, о чем я рассказываю. Активно сотрудничайте. Пусть ноосферная энергия прорыва подготовит вместилища для воплощения, чтобы Ариман не успел закрыть щель в континууме. Слушайте внимательно!

— Я уже сказал, что Праотцы
Жили над водами реки,
Что издавна Днепром зовут.
В имени том глубокая суть.
Дана — вода, Землею дана,
Что поит вечно жажду поля.
Она вечная, потому и пра,
А вместе будет — ДАНА-ПРА.
Посмотрите — там, над Дана-пра,
Во тьме стоит Дивич-гора.
Кумир древний НЕБО-ДИВ
Себе ту гору освятил.
На ней Святилище было,
Кругом и цветы, и зелень,
А там, где домики белеют,
Расположилось село…
Впрочем… это мы так привыкли звать,
Но для сказки — иная стать:
Тогда все поселки кряду
Чудным словом звались ПОЛЬ.
ПОЛЬ — это и поле, и площадка,
Для жилья место, и для сна,
Для посева, и для сбора,
Для радости и любви.
И каждое жилье, каждое поле
Встречает ветры со всех сторон, —
От полуночи и полудня,
В дни легкие и многотрудные, —
Те ветры людям принесут
И слов, и действий сокровенную суть.
Те поля прозвали — ТРОЯН-ПОЛЬ.
Современное имя тоже оттуда…
Мне очень захотелось узнать — какой корень лег в основу того названия. Ведь я тысячи раз проезжал через Триполье, путешествовал по тем кручам, однако никогда не задумывался. Та древность не затрагивала сознания, а потому и судьбы моих Предков оставались абстракциями, записанные, может, только где-то на страницах книг археологов или историков. Горикорень, вероятно, чувствуя мой вопрос, сам затронул эту тему:

— Так откуда пошло оно —
То странное, звучное имя?
У Дедов-Троянов был кумир —
Во Вирий верный Поводырь.
Не идол мертвый — Дух Жизненный,
Триликий — то есть Трисущий.
Что первый Лик — это КИЙ и ДИЙ —
Тайный, извилистый, как змей.
А суть — от совершения к действию,
От безумия к надежде,
Ибо КИЙ ведет к покаянию,
А ДИЙ движет жизнь.
Оставишь КИЙ — то вам покой,
А ДИЙ даст полет высокий.
Двусторонний был тот лик у кумира:
Одна сторона — зло, а вторая — мир.
И говорили Прадеды,
Что КИЙ ведет лишь к беде,
Что открывает тайный лик
Лишь тот, кто в ДИЯ суть проник.
Кто коэн тщетных пелену
Развеет, как призрак сна.
У кумира второй лик — ЧАХ,
Летучий он, словно птица,
Дает здоровье и забирает,
Когда пришла кому-то пора,
Рисует краски на щеках,
Смешинок искры в глазах,
Несокрушимую силу в руках,
И сеет предсмертный страх
Всесильный, таинственный ЧАХ…
— Странно, — сказала Громовица-Галя, — но мне кажется, что я все это знаю. Я уже чувствую себя там… вижу очертания зданий, сверкает плес большой реки… в небе пролетают кораблики с белыми парусами… Как это возможно?

— Тихо, — сказал Сократ-Олафрам, обнимая Громовицу за плечи. — Воспринимайте все как простую и логичную реальность. Наши ментальные стереотипы сужены до смешного. То, что рассказывали сказки, когда-то было обычной реальностью. Мы сами диктовали те или иные константы Природе. Разве забыли?

Горикорень поднял руку, словно отсекая возможность дальнейшей дискуссии, и продолжил рассказ.

— Гневишь ЧАХА — берегись!
Подкрадется он как рысь,
Если здоровье ты потерял,
То ЧАХ тебя не полюбил.
Ты станешь чахлым, как тень,
Ты остынешь, как древняя лень,
И тебя со свету сживет
Веление ЧАХА страшное…
… А третий лик — ясный ХОР,
Который со тьмой ежедневно борется,
Который объединяет неустанно
Все — от народа до былин, —
Деревья, радуги, зарницы,
Мурашки, горы, зверей, птиц:
В небесах все живое
Его Отцом своим зовет.
Поэтому Троянские девчата
Так любят ХОРА величать
В плавнях чудо-хоровода,
Прося любви и красоты,
И ХОР ясный дарит им
Любовь, детей и дом родной.
Поэтому хорошее все, что мило,
Поэтому храбрость — ХОРА сила,
Ибо он каждый день на небосводе
Жизненные зерна сеет в поле,
В лазурную всеобъемлющую Ниву,
В Землю — буйную и красивую.
Он — всех великий Хранитель,
Пастух, объединитель, целитель,
Почему его зовем еще и РОД —
Трояны все — его народ!
Поэтому Троян держал стражу
Земли этой и враждебную
Чужую силу нерушимо
Ломал, как буря стебель.
Так как знали все деды-Трояны,
Что только единство непреодолимо.
Кто знает тайну труда-дела,
Кто хранит дедовские мечты,
Кто в Хор-кругу, в честном вече
Заглянет Друзьям в ясные очи,
Того никакая вражья стая
В буйной схватке не сломит.
Деды передали внукам
Единую верную науку:
Чтоб иметь силу и волю в мире,
Троян храните, дорогие дети!..
Торжественные слова Горикореня неожиданно перебил мелодичный звон. Громовица встрепенулась, прикоснулась к груди.

— Чаша, — прошептала она. Отогнула полу халата и показала волшебную чашу друзьям. Там уже мерцала багровая жидкость, искрилась. От нее шел тонкий розовый запах.

— Пора, — сказал Сократ. — Слуги Аримана зашевелились.

Возле больницы суетились люди в халатах. Что-то кричали, с ними ссорились фигуры в униформе чекистов, показывали в ту сторону, где собрались Космократоры. Вся площадка, заполненный сумасшедшими, заволновалась, будто всколыхнутая дыханием незримого урагана.

— Пейте, — приказал Горикорень. — Я тем временем доскажу ритмику кода. Осталось несколько строк. Пейте, мои дорогие. Идем в путь над веками…

Галя-Громовица энергично отпила глоток из чаши, передала мне. Я снова почувствовал ураганную огненную силу, когда капля жидкости окропила мои уста, и передал чашу бессмертия Юлиане. А Горикорень, обеспокоено наблюдая за группой врачей и военных, которые бегом двинулись к нам, быстро завершал стихотворный код.

— Общине рухнуть не давайте,
Храните ХОРА все и знайте:
Как распадется мощь ТРОЯНА —
Хозяином пришелец станет.
От силы и славы во время такое
Для нас останется лишь КИЙ,
Да и то — в чужих для нас руках.
И пойдет вдаль мощный ЧАХ,
И от радуги Чудо-Хора
Останется горечь и горе.
Так с Трояном век живите —
И процветет Троянская ветвь!
Сейчас закончена завязка,
Начнется настоящая, древняя СКАЗКА…
— Врата открыты, — твердо сказал Горикорень. — Гориор и Глэдис держат проход. Идите, оставаясь здесь.

— Ты еще не выпил, — воскликнула Громовица, подавая ему бокал. Он взял его, поднес к губам.

В небе потемнело, облака налились зловещей синевой. Грянул гром, перекатываясь над Куреневкой.

— Стой, стой! — закричал какой-то военный, размахивая рукой. — Стой, падла, кому говорю?! Застрелю, как шелудивого пса!

— Поздно, Ариман! — спокойно сказал Горикорень и осушил бокал до дна. — Гориор, мы идем…

Часть третья. ЯН — СЫН ЗАРНИЦЫ

Наигралась весна в просторах Троянских. Нагулялась, напелась. И легко сошла на грудь Геи-Матери, землицы плодородной.

И потеплели ее груди.

Согрелись.

И задышали, затрепетали навстречу жизнедающему Ра-Дажбогу, вечно юному Сыну Дана лазурного Небосвода-Сварога.

Трояны готовились к новому радостному празднованию, как и в предыдущие века. Но иначе сложилось, чем хотелось. Хвостатая звезда, что встала над краем троянским, призрачным блеском своим предвещала тревожные дни. Пожилые люди вспоминали, что ее появление в прошлых веках приносила горе, руины и лишения, память о которых передавалась в сказках и думах…

На вершине Дивич-горы, под взглядом тысячеоким Дива Звездного собрались магатямы Трояпольские на Совет большой, на Вече старшинское. У подножия кумира каменного Трояна разожжен костер из душистых дров, нарубленных в священной роще. Отцы и Деды всех родов Дажбожих уселись вокруг высокого пламени, погрузившись в тайные тяжкие думы.

Белеют в бликах огня праздничные одеяния, пышные бороды и усы, длинные седые волосы. Все взоры обращены к темно-синему небосводу, на груди которого раскинула крылья призрачные Заря зловещая — вестница перемен.

Молчание плывет над собранием торжественным, однако чувствуется в тишине грозовая дума. Внизу, под горой, сверкает плес Дана-пра искрами звезд, из-за горизонта выкатывается багровый круг Луны.

У кумира Трояна появляются две фигуры: Дед Ям, старейший магатям в троянской земле, и его сын — воевода Приям, знаменитый кшатрий, часовой морских рубежей земли Дажбожей. Он прибыл сегодня утром с какой-то важной вестью: верховые аисты-великаны, выпестованные волхвами Деда Сварога, были изможденны до предела, завершив свой тяжелый путь над Черным морем и полуденными чащами Гилеи.

Ям поднял руку, и на его пальце засиял самоцвет властности — знак старшинства.

— Магатямы, кшатрии, властелины славных Родов Троян-поля, — раздался в тишине голос Яма. — Вы все чувствуете тревогу, посеянную появлением звездной вестницы. Сотни лет в покое и согласии обнимали родной край. С каждым годом мы лелеяли надежную основу радости — целость братского единства. Однако все Старшины помнят предостережение наших покровителей — Деда Сварога, Деда Дажбога, Матушки Горогны и Бабы Гайи, — что мощное счастье притягивает к себе мощное сопротивление вражеской силы. Сын мой Приям принес жестокие вести. Из далекого Крита, с гор Греции, из пустынь Ливии готовятся к походу корабли наших противников под рукой сыновей Луны. А вчера прибыли посланцы из Карпат — наши собратья. Сообщается, что уже горят троянские городища и деревни, захвачены в плен сотни женщин и детей, смерть забрала к себе верных защитников-кшатриев. Вы знаете, что Троян-поле удерживало свою вольность только любовью к мирности и согласия. Мы были открыты всем племенам — детям Матушки Геи, открыты для обмена, любви и братства. Поэтому кшатрии наши сломлены грубой силой врагов, а достойная замена для сопротивления отсутствует. Река зла и руины катится по землям Троян-поля. Мы должны решить, славные магатямы, как действовать. Решить быстро, ясно, достойно. Я сказал! Кто хочет слова?

К костру выступил волхв Горислав.

— Мы давно предчувствовали, что такой день придет. Только не знали — когда. Об этом говорили испокон стражи Троян-поля, Звездные Деды и Бабы. Мы должны обратиться к ним, чтобы получить ясное понимание и добрый совет. Пусть старшина Совета подготовит полномочных послов-волхвов: одни сразу же двинутся в Рожище, к Бабе Гайе, чтобы она поведала нам грядущее, а другие вместе со всеми достойными магатямами должны войти в тайную кузню Деда Сварога, скрытую в Дивич-горе. Открываю вам эту тайну, потому что грозная пора наступила, и без Чудо-Кузнеца мы бессильны остановить зловещую разруху. Согласны ли вы со мной, славные магатямы, кшатрии и Властители Родов?

— Согласны! — раздалось над Дивич-горой.

— Тогда выбирайте вестников к Бабе Гайе. И сразу же приступим к обряду открытия Врат Звездной кузницы.

Вестников к Бабе Гайе возглавил сам волхв Горислав. С ним отправились магатяма Гром-тур — славный воевода Карпатских троянов, кшатрий Приям, боян-певец Дивогук. Напросился к плаванию сын Приама, юный воин Гуктур. Отец опасался брать его для такого таинственного дела, однако парень настаивал — до слез в глазах. Он впервые побывал в сердце Троянской Земли и душе его хотелось глубже окунуться в сказочные сплетение событий родной земли. Услышав мольбы молодого кошатрия, волхв Горислав доброжелательно сказал Прияму:

— Ничего перечить сыну, славный Приям. Пусть принимает на сердце, кроме боевого крещения, еще и мудрость глубинной судьбы Троян-поля. Посмотри на него — он весь трепещет от любви к любимому края. Вижу пламя сердца юного и уверяю — горит оно хорошим пламенем. Пусть плывет с нами Гуктур. Не зря же ты дал ему имя покровителя Земли Раинской — Тура. Крик Тура должны услышать из уст Бабы Гайи, то пусть же меж нами будет его дитя.

Приям облегченно вздохнул, услышав такой доброжелательный совет из уст старого волхва — беседника Сварога и Дажбога. А Гуктур уже не отходил от Горислава, старался ежесекундно быть рядом, прислушался к словам мудреца, смотрел на выражение лица, взгляд глаз.

Группа посланцев к Бабе Гайе, покинув вершину Дивич-горы, направилась к берегу Дана-пра. Раздался краткий приказ Горислава, и на байдаке, что покачивался в ночных сумерках на волнах реки, зашевелились фигуры гребцов. Сильные руки перекинули широкие сходни на песчаный берег. Первым на байдак вступил боян-певец Дивогук. Его радушно приветствовали гребцы, помогли сесть на почетном месте под мачтой. За ним берег оставили Приям, Гром-тур, несколько охранников и юный Гуктур. Последний появился на байдаке Горислав. Гребцы, поклонившись ему, заняли свои места у весел.

Волхв, сев на корме, помолчал немного, охватывая взглядом ночное небо, сверкающе самоцветами звезд.

— Зловещая Заря понемногу теряет силу, трояны. Звездный Див благосклонен к нам. Однако большие потери и руины грядут для наших потомков. Благо тому, кто будет иметь терпение и поймет суть знаков тайных.

Все с уважением прислушивались к вещим словам волхва, хотя бессильны были понять всю глубину его изречения.

— Гребцы мои, — медленно продолжал Горислав, — мы должны очень быстро добраться до Рожища, чтобы Баба Гайя проведала судьбу Троян-поля до рассвета. Так велено. Успеете, други мои?

— Вряд ли, — покачал головой рулевой, почесывая затылок. — Даже если будем грести изо всех сил — придем через час после рассвета.

— Тогда должны обратиться к Водяному Диву — владыке Дана-пра, — торжественно сказал Горислав, вставая на корме. Он высек огонь, зажег факел, высоко поднял его над головой, вглядываясь в мерцающую даль широкого плеса реки. — Дивогук! Мы редко беспокоим обладателя святых вод, и только при крайней необходимости. Сыграй ему величальную, прошу тебя!

Дивогук кивнул, коснулся тремя сложенными вместе пальцами лба и сердца, положил руки на струны гуслей. Полились переливы серебрящихся звуков над просторами Дана-пра, легли к подножию Дивич-горы. Под звездным сводом послышался напев, обращенный к Водяному Диву:

— Матери Сила, тайны Дитя,
Поток извечный Чудо-Жизни,
Радости и мудрости река неустанная,
Просим Твоего напутствия.
Бейся в стенах нашего тела,
Долой вымывай Чернобога грязь,
Чтобы наше сердце в Ирий летело,
Чтоб засияло оно.
В поисках Правды дай нам совет,
Чтобы не блуждать в темноте наугад,
Обереги от падения и измены,
Путь покажи к Дажбожему дню.
Байдак тронулся с места, набирая ход. Под днищем весело запела вода. Дивич-гора удалялась, костер на ней быстро уменьшался.

— Теперь успеем, — просто сказал Горислав. — Слава Водяному Диву, теперь есть надежда на успех. Магатяма Дивогук! Чтобы Тихозгук Дажбога сопровождал нас, спой нам песню-напутствие. Ты знаешь какую…

— Что это такое — Тихозгук Дажбога, батюшка? — удивленно спросил Гуктур, склонившись к отцу. — Не слыхал про нее.

— Скоро узнаешь, — тихо ответил Приям. — Та Песня Дажбогова раздается повсеместно, постоянно. И она слишком нежная, тихая. И надо в себе замедлить громы обыденности, чтобы услышать. Вот придет время твоего посвящения — старшие скажут обо всем. Слушай певца, сынок. Слушай…

Дивогук положил пальцы на вещие струны, закрыл глаза. На высоком челе отразилась печать замысла. Затем он осмотрел всех спутников — гребцов, Прияма, Горислава, Гром-тура, юного заморского кошатрия Гуктура.

— Слушайте, что скажет нам Баба Гайя, — сказал певец. — Однако знаю, что земля Троянская должна пробудиться от глубин до высот. Чует сердце — сила Всевышнего Отца должна войти в наши души, чтобы преодолеть силу вражью. Пусть напутствием будет молитва тайного Духа Прародителя.

В Гуктура аж дыхание перехватило, когда гусли зарокотали странную мелодию. Казалось, что те звуки возникали, рождались без участия пальцев Бояна-певца, меж лозами прибрежными, под звездами улыбающимися, в глубине таинственных оврагов святой земли троянской, а уже потом переливались неким колдовским способом на струны и в голос Дивогука. Слова молитвы были значимые и глубокие, однако юноша и все его спутники воспринимали суть напутствия за пределами смысла, врожденной от предков чувствительностью.

— Над мирами взора и слуха,
Над царствами и света, и тьмы —
Приди к нам, славный Отец Духа,
Приди к нам и сердце освяти.
Под гром зла, в час необычный,
Когда душа не знает, куда идти,
Сойди к нам, славный Отец Тайны,
Сойди к нам и думу освяти.
Открой нам врата, где согласие дышит,
Дозволь ступить на радужные мосты!
Приди к нам, дивный Отче Тишины,
Приди к нам и дух наш освяти.
Песенная молитва так заворожила всех, что долго еще спутники молчали.

— Батя, а кто такая Баба Гайя? Почему ты о ней до сих пор молчал?

— Это Берегиня родного края, сынок, — шепчет на ухо юноше Приям. — Чем меньше людей знает о ней, тем лучше для судьбы Троянщины.

— Почему так? — удивляется сын.

— Потому что дети Чернобога охаживают, чтобы нанести удар в сердце нашей земли. А на страже сердца издавна поставлена Баба Гайя. И еще — Матушка Горогна. А кроме них — Прадеды Сварог и Дажбог.

— О них я слышал, матушка рассказывала. А про Бабу Гаю и Матушку Горогну в сказках молчок.

— Кто заслужит — тот будет знать, — сказал Приям. — Вот ты отныне будешь знать. А потому и знание такое принесет, кроме радости, еще и тревогу.

— А кто же они — Баба Гайя и Матушка Горогна?

— Наши Звездные Предки. Последние из прибывших когда-то на Землю и просветивших людей.

— Ой-ой! — вздохнул юноша. — Батька, я умру от любопытства. И ты мог молчать?

— Тихо, сынок. Пусть уста твои будут закрыты. Так лучше для нас, для Троян-поля, для всех. Молчи, сынок. Обо всем узнаешь своевременно.

Через час после полуночи ночной мрак сгустился, закатилась за горизонт зловещая Заря, погрузились в мглистый туман звезды и Луна.

— Будет гроза, — сказал Горислав.

И словно в подтверждение его слов в небе загремело почти одновременно с ослепительным сиянием длинной стрелы Перуна.

— Уже близко Рожище, — довольно добавил волхв. — Слава водном Диву, мы успеваем. Посмотрите, други, уже видно благословенный колодец Силы Земли.

Гуктур взглянул туда, куда рукой указывал Горислав. Слева от главного русла Дана-пра, над высоким островом, мерцал радужный, лучистый, многоцветный столб, достигавший облаков и, видимо, пронизывая их, углубляясь в бездны дома Сварога.

— Это и есть Рожище? — тихонько спросил юноша.

— Да, сынок, — торжественно ответил Горислав. — Это Источник мощи Земли и Звездного Дива. Таких Источников двенадцать по всей земле. Дед Сварог и Баба Гайя стоят те русла Силы, чтобы вечно кипела жизнь. Внимание, воины! Беритесь за весла.

Заскрипели весла, байдак резко повернул налево и вошел в узкий пролив. Однако вода в нем текла бурным потоком, и Горислав едва успевал орудовать кормовым веслом, чтобы своевременно поворачивать нос байдака меж изгибами русла.

На берегах вырастала стена зарослей. Вместо ив появились кряжистые дубы — все выше и выше, пока густой лес не закрыл горизонт, стало темно, хоть глаз выколи.

— Прибыли, слава Дажбогу, — раздался голос волхва. Нос байдака ткнулся в песок. — Быстро выходите на берег. Я вижу, нас уже ждут.

Действительно, меж стволами тысячелетних дубов пробивались издалека лучи костра, полыхающего в чаще. У байдака остались гребцы, а посланцы вслед за Гориславом пошли к огню. За минуту они вышли на поляну, окруженную стеной из могучих стволов сухостоя. В каменном кольце гудит буйное пламя, танцуя на смолистых ветвях, прозрачная смола клокотала, таяла, добавляя яростной силы огненной стихии. Между костром и частоколом пришельцы увидели маленькую сгорбленную бабу в белой-пребелой рубашке. Она сидела на камне, положив ладони на герлыгу, и внимательно, испытующе смотрела на гостей. Волосы у нее были прикрыты белым покровом, и только чудо молодые глаза сияли синим огнем. Гости склонились перед бабой в глубоком, почтительном поклоне.

— Приветствуем тебя, родная Берегиня, — с умилением сказал Горислав. — Я вижу — ты ждала нас.

— Да, — просто ответила баба сильным, низким голосом, и Гуктуру показалось, что за старческим обликом спряталась молодая девушка. — Какой была бы я Берегиней, если бы задремала в такой грозный час?

— Так, может, ты знаешь, почему нас прислал магатям Ям?

— Разве он вас прислал? — удивилась баба.

— А кто же?

— А кто присылает весну-красную в Троянский край? — спросила Берегиня, улыбаясь. — Кто велит ясному Хору-Солнышку сиять людям и зверям, травам и птицам, бабочкам и турам, всему-всему живому? Дух Жизни несет всех нас до Дальнего Моря… каждую минуту мы чувствуем его касания. И только что боян Тихозгук пел молитву к нему. Разве обманываю вас?

— Я знаю, что ты слышишь, — с благодарностью сказал певец, еще раз кланяясь Бабе Гайе. — Тогда наверняка знаешь и нашу беду!

— Знаю. И уже изготовилась дать совет. Да и не я его дам, а более значительный чем я.

— Кто же? — удивился Горислав.

— Род, — довольно сказала Берегиня. — Сам праотец Троян-поля. Вечный Часовой Дажбожого Рода.

— Разве его можно узреть? — взволнованно спросил волхв.

— Видишь, даже ты удивляешься этому. Разве может Родная Сила оставить своих детей перед бедой? Разве только я встревожена нашей бедой? Навь и Правь клокочут болью Внуков Дажбога. Поэтому приготовьтесь, садитесь вокруг святого очага на камни… и смотрите да слушайте…

Баба Гайя встала с камня и выпрямилась. Куда девалась ее съежившееся, бессильное тело! Она подняла тонкие руки, будто крылья. В ее ладонях оказались два пука засушенных цветов. Она бросила в костер один пук, что-то прошептала. Потом другой. Нежный запах поплыл над поляной. Казалось, что в нем объединены все ароматы трав и цветов — мяты, полыни, душицы, тысячелистника, чар-зелья, руты, васильков, хмеля и еще множества других. Стало хорошо, приятно, легко. Волна дремоты убаюкала гостей, а Берегиня смотрела на них сквозь стену огня и ласково улыбалась.

Неожиданно просто между языками пламени появилась высокая фигура какого-то волшебного кумира. У него длинные волосы, небольшие усы и борода. Одетый в белые вышитые одеяния — длинную рубашку и прекрасный серебристый плащ. По правую и левую руку — две девушки-красавицы, тоже одетые в вышиванки, с венками на головах, с длинными косами.

— Кто это? — изумился Гуктур.

— Род и Роженицы, — прошептал Приям. — Ты повезло, сынок, что в юном возрасте увидел наших кумиров.

— Дорогой Род, — раздался звонкий голос Берегини. — Ты уже знаешь о беде Троян-поля. Мир сломан. Мрак выползает из тайных укрытий. Пора дать нашей Родине напутствия на дальние пути. Правду я говорю?

— Хорошо, — грустно и нежно сказал Род. — Я мои дочери Роженицы передают вам, дети, повеление и волю всех Родов. Судьба грядущего скрывается во мраке далеких дней, но сейчас должны осуществить следующее: пусть дева Макошь родит сына от Дажбога. В этом спасение нашего Рода. Так и передайте магатяму Яму: его дочь — дева Макошь должна зачать от Дажбога, и родить ему сына, и назвать его именем Риям, что будет означать Охваченный Солнцем. Слышите, дети? Спешите…


Магатяма Ям одиноко направлялся в потаенное убежище своей дочери Макоши. Уже несколько лет девы никто из троянов не видел, не встречал. Она выбрала для себя дом Зелен-Дива, вечносущего Кощея Бессмертного. В извечном лесу, в глубокой землянке-пещере она поддерживала очаг Макоши — Матери Земли, как и сотни ее предшественниц. Приняв святой завет праотца и праматери, дева отказывалась от личного счастья в семье, от супружества, от ежедневной радости общения с детьми, родственниками, знакомыми людьми. Даже пищу она должна была добывать сама себе: яблоки-кислицы, груши-дички, грибы, съедобные корни, мед в гнездах диких пчел — этого было достаточно для питания юной жрицы. Только раз в год, на Купалу, избранная группа старших женщин посещала святое убежище. Они издали видели фигуру Макоши (жива ли, здорова ли?), наблюдали за прозрачным дымком жертвенного костра, которые отвесно шел в небосвод, расплываясь голубой мглой над верхушками дубов. Для девы на условленном месте оставляли свиток белого полотна для новой рубашки и ладунку с крошками живицы — по крошке от каждого жителя Троян-поля: дева приобщала те прозрачные капельки к общему очагу Родного Края, который обязана была сохранять.

А теперь Ям должен передать родной дочери веление Рода: принять в чистое лоно свое семя Дажбога, чтобы родить Сына Солнца. Поймет ли юная дева, согласится? Ведь от этого зависит судьба родного края. Магатям вспоминал, что когда-то, в древние времена, уже происходило такое: предыдущая Макошь родила Сына от кумира с неба, и посланец Высшего Отца защитил предков от орды чужеземных захватчиков. Уже и забыли трояны, кто они были — те враги, только в сказках осталось название — Двенадцатиголовый Змей: видимо, много хищных воевод собиралось поглотить щедрые просторы Троян-поля, коль их полки казались чудищем с множеством голов.

Грусть в душе магатяма, тяжело на сердце. Хотелось бы для дочери простой женской судьбы, но тщетно мечтать о таком: и предводитель народа, и его родные должны отказываться от личного во благо Дажбожого Рода.

Вот уже сквозь кусты виден синеватый дымок, вьющийся из трубы землянки-святилища. Солнечные лучи заливают широкую поляну, заполненную цветами. Макошь ходит между ними, легко ступая по узким тропинкам, и кажется, что ее хрупкая фигура плывет над радугой красок и запахов. А цветы посеяны кругами: для каждого цветка — отдельный круг. Внутри — седой ковыль-волосатик. А дальше — темно-синие васильки и сине-малиновые очи Лады, голубые братцы-незабудки, золотистые дажбожики, оранжевые звезды и ноготки, нежно-розовые и багровые цветы — материнские сердца. Кажется, что радуга из грозовой тучи сошла на землю и почила посреди поляны. Кто надоумил деву Макошь сотворить такое чудо? Само сочетание цветочных красок успокаивает, исцеляет, настраивает на молитву.

Макошь увидела отца, радостно вскрикнула, взмахнув руками, как крыльями. Легко прыгая над цветами, как девочка-подросток, бросилась к нему, обняла, припав к могучей груди. Сквозь слезы в прекрасных темно-синих глазах смотрела на родное лицо, целовала бронзовые руки с натянутыми жилами.

— Папочка, родной! Папочка, милый! Как я скучаю по вам! Какой Ветер-Див принес тебя ко мне в гости? Что случилось? Или уже моя судьба меняется? Я, может, плохо служу Троян-полю?

— Доченька любимая, — взволнованно сказал магатям Ям, поглаживая голову Макоши. — Еще больший груз должна взять на себя для родного края. Вот почему я появился здесь…

— Что случилось, папочка?

— Беда нависла над краем, дочка. Враги с запада и полудня напали на землю Троян-поля. Давно уже наши люди забыли о кровавых походах и битвах. Сейчас опять пылают дома, умирают матери, дети и наши воины. Магатямы и волхвы решили обратиться к Бабе Гайе и Сварогу за советом. От Берегини уже вернулись посланцы.

— И что же? — спросила Макошь.

— Баба Гайя вызвала Рода с роженицами, — пристально глядя на дочь, сказал Ям. — И он сказал о велении всем родам Троян-поля. Дева Макошь должна родить сына…

— Папочка! — вспыхнув румянцем, стыдливо вскрикнула дева. — Как может быть? Ведь я одинокая, без мужа. Моя судьба отдана Дажбогу.

— Именно от него… от Покровителя Троянского Рода ты должна зачать, — сурово ответил отец.

— Да сказал сам Род? — серьезно-задумчиво спросила дочь.

— Да, — кивнул Ям.

— Тогда пусть сотворится воля Небес, — помолчав, прошептала дева. — Только бы Родной Край защитить. Чем же это поможет Троян-полю, папочка?

— Ты родишь сына и наречешь его именем Риям.

— Объятый Солнцем?

— Да. И он спасет наш Род от поругания и погибели…

— Как мне ждать? Где встречать Солнечного Суженого?

— Это — твоя тайна, — развел руками магатяма Ям, вздыхая. — Баба Гайя сказала, что дева Макошь уже подготовила пречистую постель, сотканную из радуги, даже в ее сознании отсутствовало понимание, зачем она действует так…

— Она так сказала? — с удивлением воскликнула дева.

— Да, дочка…

— Тогда я знаю, где встретить Солнечного Посланника, — прошептала Макошь, осматривая кротким взглядом радужные круги цветов. — Мое сердце знало об этом благословенном миге… Мое сердце знало…


После посещения отца Макошь почти не спала. Блуждала по цветочной поляне всю ночь, смотрела на ясные звездные руны, думала. Сердце билось в девичьей груди взволнованно и сильно. Перед рассветом она задремала и почувствовала себя в таинственном сновидении.

Ей казалось, что попала она на Солнце. Все вокруг было чем-то вроде земли — деревья, птицы, реки, цветы, здания, — но каждый предмет, вещь, явление насыщался какой-то мощной вибрирующей силой, входя в сознание как нечто свое, родное, близкое. Казалось, что голубая плакучая ива, которая склоняла над девой свои нежные, трепетные ветви, вырастает из ее тела, из его сути, как волосы или рука, а синяя птица, похожая на большую ласточку, — как песенный звук, который вырвался из ее уст, облака — словно думы… Макошь вспомнила песни своих предков: как много там было таких таинственных образов — звезды как очи Господа, черные грозовые тучи, как тяжелые мысли человека, волны на море — как бушующее сердце… Разве не побывали создатели тех дум и песен в Солнечном краю, почувствовав свою родственность ко всему сущему?

Размышления девушки были прерваны появлением двух гигантских фигур — мужской и женской. Макошь знала посвященным чутьем, что перед ней Властелины Солнца — Король и Королева. Одетые кумиры с Небес были просто и величественно: нежно-голубого цвета рубашки с мерцающим шитьем, которое без конца менялось, сплеталось в причудливых сочетаниях, создавая кружево таинственных знаков или письмен; и поверх всего золотистые плащи.

Дева захлебнулась от волнения и потрясения, рассматривая прекрасные лики. Искрящиеся очи Властелинов Солнца с интересом рассматривали деву Земли. Уста Короля разомкнулись, и громоподобный голос всколыхнул сознание Макоши:

— Моя дорогая Королева, я удивлен. Как мог этот земной муравей войти в Солнечный Чертог?

Королева мягко положила ладонь на плечо Властелина и сказала успокаивающим тоном:

— Мой друг и царь. Ведь ты знаешь, что на Земле есть край, где люди поклоняются Солнцу, уважают его и любят.

— Ну и что? — сказал Король. — Я могу дозволить пить солнечный напиток, иметь жизнь от лучезарного напитка, поклоняться нам, как богам… однако проникать в Огненные Врата? Любимая Королева, это меня смущает. Чтобы такая рухлядь нашла путь к Высшему Чертогу? О-о-о!

Солнечный Властелин едва успел завершить свое предложение, как сердце Макоши исполнилось огненным возмущением. Она горячо сказала:

— Светлый Царь, ты ошибся, говоря, что я вошла в Высший Чертог.

— Да? — удивился Король. — Ты смеешь возражать? Может, знаешь о Высшем Чертоге больше меня? — великан пренебрежительно и высокомерно засмеялся, и его громоподобный хохот покатился по Небесам.

— Знаю, — смело ответила дева Макошь. — Каждую ночь ежедневно гуляю под его сводами. Разве звездный Небосвод меньше твоего Чертога, Владыка? Когда приходит над миром благословенная ночь, звездная Река плывет надо мной, и мое сердце купается в ней, и дух нашего Деда Сварога обнимает меня, позволяя быть родным ребенком в таком чудесном Доме. А разве ты, царь, имеешь свое владение вне Края Сварога?

Смущенный Король переглянулся с Королевой, удивленно сказал:

— Кто бы мог подумать, что в такой маленькой головке скрытые такие величественные мысли?

— Любимый, — ласково улыбнулась Владычица Солнца, — значимость сердца разве зависит от величины? Эта прекрасная посланница Земли подтвердила нам, что любовь открывает все ворота. Ведь так, девушка? Любовь преподнесла тебя к Солнцу? Скажи нам, чего ждешь от Светлого Края?

— Правду сказала, Владычица, — смело подтвердила Макошь. — Наш край в беде. И Баба Гайя — Берегиня Троянов — предсказала, что спасти наше будущее сможет только сын Солнца, Дух Дажбога. И я, Светлая Мать…

— И ты, — ободряюще улыбнулась Королева.

— … и я должна родить Дажбожого сына Рияма, — почти шепотом сказала Макошь, чувствуя, что пламя потрясения и волнения жжет ее щеки.

— Ты готова к этому? — серьезно спросила Королева. Макошь молча кивнула, сквозь слезы глядя в глаза Владыкам Солнца.

— А если огонь Дажбога сожжет тебя? — сказал Король. — А сила мрака начнет преследовать твое дитя?

— Пусть я сгину, но солнечное дитя поможет родному краю, — воскликнула Макошь. — Я буду ждать Дажбога всю жизнь.

— Зачем же так долго? — мягко засмеялась Королева. — Наш сын давно полюбил Землю как лучший Цветок в звездном Небосводе. Жди Суженого, дорогая Макошь. Он уже готовится сойти на Землю…


Макошь оправилась от дремоты, взволнованная и пораженная ярким видением. Уже знала, что надо делать.

Сбросив рубашку, вышла из землянки в утреннюю прохладу. Нагишом, как мать родила, легко сбежала по крутой тропинке к Дана-пра, нырнула в глубокое, прозрачное течение. Вынырнув, вышла на берег — обновленная, освеженная. Поднявшись на обрыв, ходила между зарослями священной Дубравы, собирала ветви для пречистого костра. Ветви дуба, березы, ореха, плакучей ивы, яблони, груши, терна, боярышника, ольхи, осины, масла и вишни. Всего двенадцать деревьев должно войти в свадебный огонь. И еще — двенадцать трав-зел: полынь-божье дерево, полынь горькая, полынь-чернобыльник, душица, мята, девясил, мандрагора, зверобой, тысячелистник, мята, недотрога и папоротник.

Зажгя кольцевой огонь, вошла между пылающими лепестками, держа в ладонях пучки с травами, цветами и корнями.

Над левобережными лесами выкатилось багровое колесо Солнца. Стена костра поднялась вокруг девичьей фигуры. Она протянула руки к пламенному Властелину Жизни.

— В Семиярое Солнце! О великий Дух Дажбога! — вдохновенно сказала дева Макошь. — Знаю, Любимый, что дерзко ожидание мое! Но кто спасет Троянов — внуков Дажбожих, кроме него самого и Высшего Отца Сварога?! Прими в огненную жертву полынь-божье дерево, потому что ты сам посеял зерна его в наших степях, чтобы напоминать наше родство с тобой. Прими и полынь горькую, чтобы горечь вражеской руины исчезла из домов троянских! Забери и чернобыль, потому что с давних времен поместил в его зернышки Чернобог свою зловещую силу. Прими душицу, чтобы Матерь Лада вновь приняла Троянские земли в братский круг — вечносущий, прочный, огненный. Дарю тебе и мяту, чтобы благоухание ее сопровождало твои шаги в нашем мире. И девясил пусть придет в сердце твое, чтобы все Дивы Троянского Рода охраняли своих людей от поругания. Мандрагора всегда была твоим посвященным подарком — возьми ее, насыть огнем любви, чтобы кшатрии-воины жаждали объятий пречистых дев, чтобы детскими голосами наполнялась родная Земля. А когда наполнится поприще Бабы Гайи ордами Чернобога, спрячь святую мандрагору от глаз ненасытных, пока вновь не очистишь, Дажбоже, Троянские степи и леса для солнечного племени! Дарю тебе зверобой — талисман от темных духов, тысячелистник — дух здоровья и долговечности, руту — чародейскую траву любви! Недотрога посвящена тебе, ясный Владыка, ибо только тебе под силу разорвать вражеский круг, окружающий нас. А в завершение, Дажбоже, прими зело папоротника, даруй нам для душ отважных его Цветок Купальский, чтобы дети наши и внуки ведали в глубине Земли и Неба истинные сокровища!

Приговаривая так, Макошь бросала пучки называемого зелья в огонь, обходя его по ходу Солнца. А когда подарила огню листья папоротника, неожиданно вскрикнула от удивления и стыда. Из-за тысячелетнего дуба появился юноша — синеглазый, русый — и оторопело, восторженно смотрел на нее, медленно, словно во сне, приближаясь к священному костру. Его вышитая распашонка — белая-пребелая — была раскрыта на груди, нежно-золотистая кожа мерцала солнечными искрами.

— Кто ты? Почему здесь? — еле слышно прошептала дева. — Разве не знаешь, что сюда приходить запрещено?

Юноша приближался к ней, словно и не слышал, о чем она говорит, и казалось, что смотрит он не на ее прелестное личико, не на розовые груди или стройные ноги, тонкую талию, — что он обнимает своими голубыми глазами-безднами всю девичью фигуру.

Вот он уже у огня, протягивает мощные ладони, берет ее за руку. Неужели костер не обжигает его?

Сладкая волна льется от него, катится по телу Макоши, и ей уже не стыдно, она переступает через костер. Солнечные лучи прорвались из-за дубов, окутали фигуру парня горящим венцом. И вдруг в сознании девы послышались слова Солнечной Королевы, будто раскаты грома покатились по дубраве: «Жди Суженого, дорогая Макошь…»

«Он пришел, он пришел», — пело сердце девы, и она дерзнула коснуться пальцами его русых кудрей.

— Я молился Дажбогу на берегу Дана-пра, — впервые нарушил молчание юноша, прижимая ее к себе. — И услышал голос от Солнца: «Выйди на священный утес, Гуктур! Там тебя ждет та, которая спасет твой Род от погибели». И я послушал повеления Дажбога, Макошь! Моя любовь равна твоей! Ты ждала меня, любимая?

— Всю жизнь ждала, — звонко засмеялась дева, и юноше показалось, что в небе запели тысячи птиц. — Я приготовила для тебя лучшую в мире постель. Вот посмотри!..

И она повела его над разнообразием цветов внутрь радужного круга…


Над Троян-полем бушевала ночь.

По темно-синим тучам громыхали копыта Перуновых коней, полыхали призрачным сиянием стрелы-молнии.

Трояны не спали, прислушивались к грому Перуна, покачивали головами: «Давно люди не видели такой грозы. Тяжело, наверное, Дажбожим рыцарям-победителям!»

В эту ночь магатямы приступили к отпиранию ворот Сварожьей кузницы. Были выбраны три посланника к Сварогу. Отправились Ям, Горислав и Гром-тур.

Они сняли с себя все оружие, все вещи и предметы, рожденные, созданные в царстве Яви, оставшись только в длинных рубашках, сотканных из святой крапивы, собранной в праздник Праматери Лады. Такой наряд защищал в переходах от мира Яви к Нави и Прави.

Поднялись на Дивич-гору под сиянием молний лишь посланники. Остальные старшины и магатямы осталась внизу, создав в Дажбожем капище молитвенный круг.

Горислав повернулся лицом к каменному кумиру Трояна, сказал заветные слова-заклинания. Исчезла, растаяла фигура Прабога, а на том месте появился медный сруб таинственного колодца, словно выкованного какими-то гигантскими кузнецами. Так оно и было: старые заветы пращуров передавали, что чудо-колодцы, которые вели в лоно Матери-Геи, созданы Прадедом Сварогом и его помощниками.

Посланники подошли к срубу и заглянули вниз. Там плескалась, искрилась в полыхании грозы темная вода. Лица Яма и Горислава были строгие и спокойные, только Гром-тур обеспокоенно посмотрел в глаза своим спутникам.

— Должны туда прыгнуть? — спросил он.

— Да, — скупо ответил Ям.

— Да, — подтвердил Горислав. — Задержи дыхание, пока не спустишься в Божью Светлицу.

— Разве Божья Светлица в земле? — удивленно спросил Гром-тур.

— Весь мир — Божья Светлица, — сказал Горислав. — Однако есть посвященные дома Сварога, где он кует новые миры и их будущее. Здесь, в глубине Дивич-горы, его кузница. Благодаря ей мы еще свободны. Однако должны уважать это счастье, Гром-туре. Развей страх и сомнения, рыцарь! Нас уже ждут. Магатяма Ям! Тебе честь быть первым.

Ям торжественно вступил на сруб, подняв руки к грозовому небу, попросил благословения у Дажбога и прыгнул в глубину колодца. Вода сомкнулась над магатямой без всякого волнения.

— Теперь ты, Гром-тур, — сказал Горислав. — Смелее, кшатрий!

Гром-тур смущенно выскочил на край загадочного колодца. Его мужественное сердце, что выдерживало кровавые битвы и поединки, теперь бунтовало и испуганно стучало в груди. Однако он, стиснув зубы, закрыл глаза, мысленно сказал молитвенное слово к Матери Лады и прыгнул вниз.

Над ним сомкнулась прохладная мгла, вокруг поплыли зеленоватые тени. Гром-тур удивленно оглядывался: создавалось впечатление, что в прозрачной стене колодца кто-то сплел вместе множество деревьев, цветов, трав, птиц, бабочек, зверей, предметов, явлений, вещей. Все это трепетало, жило, колыхалось, словно ждало момента рождения в свободное бытие.

кшатрий чувствовал, что дышать здесь тяжело, среда, которую он проходил, опускаясь вниз, была густая, тягучая, как стареющий мед. И понемногу окружающий мир яснел, наливался золотистой прозрачностью, расширялся во все стороны. Неожиданно кшатрий выскочил из той жидкости, будто выпав в свободный мир. Над ним высился Звездный небосвод, но такой глубины и красоты, что звезды, видимые на земле, вспоминались как нечто едва заметное, бедное, скудное. Созвездия плыли, сплетались в образы зверей, людей и богов, цветов и удивительных событий.

— Дажбоже, какая красота! — воскликнул Гром-тур, в восторге поднимая руки к той глубине.

Кто-то его обнял за плечи. Это был Ям. С другой стороны появился Горислав. Волхв скупо улыбнулся.

— Вижу, нравится тебе Обитель Сварога. Впитывай в сердце то, что узрел. Должен детям передать красоту царства, где наши Предки живут.

— И все это в утробе матери Геи? — удивился Гром-тур.

— Да, рыцарь. То, что видишь в земном небосводе, только капля ее сокровищ. В лоне Матери Земли глубины такие страшные, что даже наши Звездные Кумиры не все о них знают.

— Правду говоришь, Горислав! — загремело в пространстве, и перед посланцами заполыхало мощное, ослепительное горно гигантской кузницы. Над наковальней, подобным горе, нависала фигура Кузнеца Сварога: мощные плечи, сильные руки, бородатый лик с прозрачными золотисто-карими глазами составляли удивительное впечатление полной гармонии. Он держал в одной руке здоровенный молот, а во второй — клещи, сжимавшие резец к плугу. Однако какой же тот плуг должен быть, если он превосходил размерами Дивич-гору? С обеих сторон наковальни стояли два молотобойца, но, в отличие от людей или богов, у каждого было только по одному глазу над переносицей.

— Правду сказал, Горислав, — повторил Сварог и, положив молот и резец на наковальню, поднял всех трех посланцев и поставил на ладонь. — Для слепых Матушка Земля как орех. А для зрячих — ее владения уходят в вечность. Когда придете сюда — будете знать о ней больше. А сейчас — наш разговор о судьбе Троян-поля.

— Славный Дед, — осмелился сказать Ям. — Мы посланники от всей троянской общины. Прости, что беспокоим тебя, но беда наша такая большая…

— Знаю, знаю, — ласково-грустно перехватил продолжение речи Яма Сварог. — Давно сам готовлюсь, чтобы помочь вашей беде. Вот и плуг волшебный готовлю для этого дела.

— А как может помочь плуг? — удивился Ям.

— Сам увидишь, — повелительно сказал Сварог. — Тяжелая пора наступает для вашего края. Только бы свою судьбу искали трояны, легче было бы помочь! Вам подарен Камень-Диво из далекого мира, а тот, кто принял его к сердцу, должен терпеть и свое горе, и взять на собственные плечи бремя мирового бедствия. Помогу пока властью Небосвода звездного и благословения Матери Лады. Ваши звездные Предки дали согласие остановить орду сыновей Мрака силой детей Бабы Гайи. Вот иду осуществить их волю.

Сварог махнул рукой. Затуманился волшебный небосвод, посланцы троянов почувствовали, что они летят, проникают сквозь недра земли, поднимаются опять на поверхность солнечного края.

Гроза над Дивич-горой продолжалась. Неистовый ливень накрыл трех посланцев, однако они стояли на месте, у кумира троянов, потому что явление Сварога, который поднимался до выси на кручах Дана-пра, было такое торжественное и захватывающее, что напрасно и думать о убежище от невзгоды. Люди тоже почувствовали присутствие на родной земле Прадеда-Кузнеца, потому высыпали из домов и землянок, счастливо приветствуя звездного гостя, подставляя лица под потоки небесной реки.

А Сварог провел руками над краем, благословляя внуков Дажбога, свое солнечное племя. Голос его вплелся к грохот Перуна, и от его мощи колыхалась земля и дрожало небо.

— Слушай меня, святая Земля! Слушай меня, звездный Небосвод! Остановите, пока снова не велю, течение реки Судьбы. Могучие медведи, серые волки, ветроногие гепарды, горные львы, мудрые лисы, лесные коты, забудьте о своей охоте, оставьте в покое дарованное вам зверье! Вставайте на хищную орду, которая нарушила кольцо большого мира, положенное звездными Пращурами вокруг Троян-поля! Вековые прадубы, мощные ясени и тополя, густые терни, вековые кусты, станьте стеной на пути сыновей Мрака, остановите черную руку, что простерта к вечному Колодцу! Мужественные орлы, вещие вороны, игривые ласточки, божьи вестники-аисты и журавли, солнечные соколы и нежные горлицы, несите во все края Троян-поля приказ Неба и Земли-Геи: пусть станет карающим громом для обидчика соловьиная песня, пусть родниковая вода троянских рек и потоков потеряет способность утолять жажду убийц и насильников, пусть ужаснется орда нашего зверя, и птицы, и гада! Роскоши вкушения наших щедрых плодов пусть потеряют чужаки, оставив себе лишь горечь, боль и отчаяние страха! Дубравы уютные, лишите врага убежища и отдыха! Горы высокие, охраните троянские дома мощной стражей, буйные реки, наполним свои долины безумными водами!..

Звездный Кузнец еще продолжал свое страшное заклятие, а трояны со страхом и священным трепетом уже видели, как он стал действовать в царстве Яви.

Казалось, что все края Троян-поля внезапно приблизились и стали видимы. На западе встали стеной Карпаты. Совсем близко бурлило Черное море, а за ним — виднелись в темноте горные кряжи Асийских краев Трояна, на востоке — вилась длинной змеей священная река Ра, наполняла прозрачными водами большое Ярийское море, а на севере — чернели страшные заколдованные чащи, где таились корни и источники всех троянских сказок.

Раскрылись берлоги медвежьи в извечных пущах. И с ревом встали из них хозяева троянских лесов. Волчьи стаи почувствовали повеление Неба и, слушая приказ своих вожаков, помчались тайными тропами на запад, набирая в груди ярость и неистовство. Черные тучи воронов и галок снялись с деревьев и полей, сквозь сумрак ночи, сквозь мерцание грозы направляясь к западным и полуденным границам Троян-поля. Казалось, что проснулись, напитались сами недра Матери-Земли.

Страх наполнил грудь и сердца нападающих.

Они неожиданно остановились, будто прислушиваясь к внутреннему голосу. Рука, занесенная для удара мечом по беззащитному телу ребенка или женщины, повисла бессильно. Угасало пламя факелов, которыми ордынцы жгли села троянские. Вожаки нападающих яростно кричали, угрожали, однако отряды наемников сбивались в беспорядочные стаи, над той толпою раздавался лютый крик, проклятия, отчаянная брань.

А когда с неба ударила в орду волна черных птиц, когда орлы, соколы и даже аисты начали таранами налетать на атаманов западного войска, выклевывая глаза, когда волчьи стаи выскочили из чащи, ужасая лошадей и подгрызая им поджилки, — тогда беспорядок и ужас овладели пришельцами, и они бросились бежать, слушая только всепобеждающее чувство обреченности и смертельного страха.

На востоке загорелась зарница. Фигура Сварога начала таять в Небе. Границы Троян-поля снова стали невидимы, отодвинулись вдаль. Гроза понемногу утихала. А над лугами, над водами Дана-пра, над зарослями катился, затихая, голос звездного Кузнеца:

— Чарами защитило Небо ваш родной край, трояны. Но знайте, что проходит время чудес, ибо силы Мрака набирают мощь, и придется сыновьям Солнца искать сил и умения в глубинах своего ума и сердца. Дорогие наши дети! Звездное Небо и Матушка Гея все дали вам, что может потребоваться в грядущем. Но сумеете ли вы открыть те тайные источники? Еще один подарок оставлю для вас, пока ухожу в извечную кузницу на долгие века. Выковал я для Троян-поля волшебный плуг, который по силам потащить только великанам-змеям. Магатямы, выращивайте пахарей-змеев, найдите силача пахаря, который управится с мощными гадами. Пропашет Змеевы Валы вокруг Троян-поля, и они защитят ваши земли, пока не вырастет сын Дажбога. Он будет знать, кудапролегла тропа детям Солнца! Плуг оставляю на Дивич-горе. Прощайте, дети!..


Свободно вздохнула земля троянская.

Погасли пожары на границах Родного Края.

Опять защебетали птицы и дети, засмеялись девы юные и русалки в водах речных, зашумели бабушки по запечьям, рассказывая детям о великом поединке звездного Кузнеца с сыновьями Мрака, о таинственной любви девы Макоши к Дажбогу и о волшебном плуге, оставленном Сварогом на Дивич-горе.

Между тем бросили клич магатямы: кто из пахарей решится запрячь в Сварогов плуг гигантских гадов, выращенных чарами ведунскими в глубоких оврагах на берегах Дана-пра?

Откликнулся молодой Микула, сын пахаря с городища Гребинского, что лежит в урочище Янча, близ от Рожища. Он приплыл на лодке к Троян-полю в назначенное ведунами и магатямами утро для экзамена, в котором определится, кому по силам осуществить Завет Сварогов. Согласился прибыть на испытания силач из северных лесов — молодой победитель Вернидуб. Вызвался лесоруб с Карпатских троп Скалий.

Многолюдье окружило Дивич-гору. А на вершину вышли только магатямы, волхвы-ведуны и победители, готовые для экзамена.

Микула, хотя и был крепким и широкоплечим, казался слабее против высоченного, гривастого Скалия и лохматого, черноглазого, с толстыми ногами и руками Вернидуба.

Первым пригласили к плугу Вернидуба. Он внимательно осмотрел огромное творение Сварога, покачал головой. Небесный плуг явно предназначался для Божьих пахарей, потому превосходил обычные земные плуги в десятки раз.

Магатяма Ям поднял руку и строго сказал:

— Сынок Вернидуб, и вы, юные дети, решились на такое дело. Сами видите, что взяться за плуг обычному пахарю нечего и думать. Сварог предупредил, что тот, кто сдвинет плуг с места, избран Небом для защиты Края. Но он сможет запрячь гадов только тогда, когда выпьет молока Звездной коровы, вырастет в дюжину раз и получит силу для такой потребности. Однако он уже лишится возможности вернуться к обычному виду.

— А куда денется? — тревожно спросил Вернидуб.

— На нивы Сварога, в другие миры, — просто ответил Ям.

Вернидуб помолчал, почесывая затылок. Обошел плуг вокруг, подергал за блестящий, мощный резец. Затем подложил ладони под исполинский лемех, напрягся. Плуг остался в покое. Без всякого колебания. Вернидуб отошел в сторону, тяжело вздохнул.

— Такое разве звездным Пращурам под силу.

Выступил из круга присутствующих Скалий. Схватив могучими руками ручки плуга, он напряг мощные мышцы, даже застонавшие от усилия. Но плуг даже не пошевелился.

Подошел к плугу Микула. Одной рукой взялся за резец, и волшебный плуг, как пушинка, поднялся над головами старейшин.

— Чудо! — вскрикнул Гром-тур.

— Чудо, — согласились магатямы и волхвы. — Рука Сварога и Дажбога! Микула, тебе суждено запрячь гадов в плуг и пропахать Змеевы Валы вокруг Троян-поля! Готов ли ты выпить молока Звездной коровы?

Засмеялся звонко Микула. Ясным взглядом осмотрел своих родителей и друзей.

— Зачем мне молоко Звездной коровы? Я пью его каждый день. Матушка Гея, родная земля дарит каждому то молоко из года в год. То, что попрошу у нее, — получу. Смотрите!

Топнул ногой Микула о верховье Дивич-горы и начал расти. Вот он вдвое выше обычного человека. Вот — в четыре раза. А дальше — в шесть раз, десять раз. А потом стал как гора, и плуг звездного Кузнеца достигал ему только до пояса.

— Берись за дело, — одобрительно сказал юноше Ям. — Действительно Матушка Гея тебя благословила, что имеешь волшебную силу сам по себе. Навеки останется память о тебе в сказках троянских.

Микула легко поднял плуг на плечо, несколькими шагами спустился с Дивич-горы к берегу Дана-пра, где в оврагах ревели прикованные на цепях гады — гигантские ящеры-змеи. Трояны видели, как юноша приготовил медные ярма и огромные постромки, привязал их к Сварогову плугу, а затем вырвал колья из земли, на которых были прикованы пресмыкающиеся и набросил упряжь на уродливых животных. Они зарычали оглушительно, вздыбились над обрывами, и Микула ударил их огромным бичом по позвоночнику и заставил выползти в ровную степь.

Чересло врезалось в землю, пашня, как черная волна, поднималась над полями, над рощами, над оврагами и холмами. Колыхалась земля, в небе потемнело, затуманилось ясное солнце. Змеиный рев отдалялся до полудня. Пораженные, напуганные, удивленные люди долго стояли молчаливые, бессильные выразить свое восхищение или ужас. Молчание нарушил волхв Горислав, сказав:

— Земля троянская отныне будет защищена. Благодарим Сварога. Готовьтесь к большой жатве, люди. В дни щедрости Дажбогу и Матери Ладе должны решить, как действовать дальше.


Микула пропахал змеями-ящерами высоченные валы вокруг родного края: они перекрывали пути от захватчиков с востока и запада, юга и полуночи. На воротах, высеченных из вековых дубов, стала надежная охрана. Над пространствами Троян-поля летали сторожевые аисты и орлы с разведчиками, которые осматривали пределы родного края, чтобы сообщить магатямам и волхвам, когда где-нибудь появится враждебная сила.

Между тем приближался Купальский Праздник и день Великой Жатвы. Нивы Троян-поля покрылись копами золотой пшеницы. Застучали цепы на широких токах. Задымились дороги под колесами телег и арб, запряженных круторогими седыми волами. Посыпалось солнечное зерно в хозяйственные закрома, предвещая богатую, обеспеченную зиму. А потом, когда урожай был надежно спрятан в кладовых и сухих ямах, вся община Троян-поля, как и общества других городищ и селений родного края, собралась на берегу реки Красной, чтобы поздравлять Хозяина Дидуха — золотого кумира плодородной нивы, любовно сотканного руками жнецов из пшеничной соломы и буйного колосья. Его несли десятки сильных рук на носилках, застланных роскошными коврами, а девушки и женщины звонкими голосами пели хвалу Богу хлеба:

— Солнечный хлебец.
Сшил жупанец,
Золотой колосок,
Из васильков венчик.
Чудо-господин
Нам приносит дар —
Теплые пирожки
Каждому в печи.
Из Ирия пришло
Радость в село,
Урожайный год —
Золотой засек.
Мать Гее — Гай!
Славим за рай,
Вечно нам подай
Опять такой урожай!
Боже Золотой,
Государь Святой,
Славим за мир,
За пахучие цветы.
Славим тебя
И небо голубое,
Где твоя ладья
В вечности сияет.
Хозяина Дидуха посадили посреди выгона, перед ним торжественно возложили на вышитом полотенце огромный каравай. Вперед вышел магатяма Ям, одетый, как и остальные старейшины и ведуны, в праздничные белые одежды, поднял кольцо старшинства.

— Трояны! Должен сообщить вам славные новости. Первая новость: чудо-пахарь Микула завершил сооружать Змеевы Валы у Черного моря. Змеи-пахари утонули в волнах, потому что труд, что сделали они, тяжеловат для гадов!

Трояны радостным гомоном приветствовали слова Яма.

— Вторая новость: за славный подвиг Предки приняли победителя Микулу к вечной Родне. Отныне наш Род обладает правом быть любимым ребенком Матери Земли.

— Слава Гее! — закричали трояны. — Слава Матери Земли!

— Третья новость: дева Макошь зачала в лоне от Покровителя Рода нашего Дажбога. Прорицание Бабы Гайи истинно. Наш край будет иметь Защитника.

Торжественное молчание повисло над площадью. Тысячи людей подняли руки к Небу, горячо благодаря звездную Родню за великую милость.

— Трояны! — вновь провозгласил громко Ям. — Подтверждением слов моих является то, что ребенок Дажбога растет в лоне девы Макоши не месяцами, не днями, а часами. Старшая повитуха Всесилея сообщила, что солнечный сын родится как раз на Купальский Праздник. Возрадуемся, люди! Готовьтесь защитить Рияма от мрака и зла. Вы знаете: где появляется сын Солнца — там подкрадывается рядом сын Мары. Запалите сторожевые огни Дажбога в домах, трояны! Защитите от зла нашу надежду!..


Купальская ночь бушевала.

Сколько видел глаз, на кручах, в степях, на опушках полыхали веселые костры. С гор, с холмов, по склонам оврагов катились, прыская искрами, огненные колеса, сопровождаемые радостным смехом и криками, погружались в воды рек, озер и прудов. В пространстве плыл синеватый дымок, поднимался в Звездный небосвод, сообщая Пращурам, что внуки их еще помнят древние обычаи, вспоминают своих предков, которые завещали Праздник Купалы, как сутки очищения сердца от пыли, которую набирает каждая душа, путешествуя ежегодно земными путями. И еще означало это время, что пришло время общности, единения, когда на Небе ярко горели огни звездного Вече, давая надежду всем сущим, что и они когда-то приобщатся к Дому Сварога.

К вечеру старшая повитуха Всесилея передала весть Яму и всем троянцам, что дева Макошь счастливо разродилась, и ребенок Дажбога здоров, весел. При родах были знаки: роженица не испытала боли, младенец засмеялся, выйдя из лона матери в мир Яви, а вокруг его тельца полыхали золотистые лепестки огня — теплого, приятного, радужного. Повитуха сообщила девам троянским, чтобы готовили древний обряд купальский, который должен защитить Макошь с ребенком от когтей темного Змея. Легенды и думы передавали, что в прадавности силы Мрака похищали посланцев Неба, а потому и водили девы ежегодный хоровод, вспоминая былое всенародное бедствие.

Для обряда собрались и стар, и млад. На берегу Дана-пра, на просторной площади возвышались четыре камня: на белом камне была высечен цветок, знак любви, на буром — золотой колос, знак счастья и достатка, на сером граните — сухое дерево, знак огня жизни, а черный стоповидный базальт дышал таинственной угрозой тех сил, которые могли быть чем угодно — смертью, ужасом небытием, падением.

Старые женщины, возглавляемые Всесилеей, привели деву Макошь к площади, оставили ее внутри человеческого круга. Многоцветная дымка окутывала ее фигуру и младенца, который она держала у груди. На голове молодой матери красовался венок из пышных колосьев. Лицо скрывалось в темноте дымки, только глаза блестели тревожными огоньками.

Гуктур стоял в многолюдной толпе около отца Прияма, смотрел на Макошь с сыном, и все его могучее тело сотрясали струи таинственной силы. Он вспоминал сказочное утро, когда странный голос велел ему выйти на кручу, к священной Дубраве, и казалось юноше, что все это было с кем-то другим, что ему только приснилось — радужные круги цветков, розовые груди Макоши, их пылкие объятия и забвение изнеможения. Чей же сын на руках у девы? Чей? Дажбожий или Гуктура? А он кто, он чей? Разве Род разделяет человека от человека, разве капли в Дана-пра чувствуют себя отдельно от общего потока?

Ударили бубны, колокольчики, зазвенели гусли старого Бояна-певца. Макошь поплыла под те звуки по кругу, начав свой танец от белого камня. Девичьи голоса тревожно, жалобно заголосили:

— Макошь, Макошь
Нас с сыном оставляешь.
Ой куда ты идешь, куда?
Где искать твои следы?
Бубен затих, едва слышно плакали струны гуслей, и все прислушались к печальному ответу Макоши:

— По весенним бурчакам,
По буеракам и оврагам,
Меж лугов, среди полей
Сын мой цветы оставил.
Вы не плачьте, не скорбите,
Цветы в волосы заплетите,
Сохраните до новой весны
Вечную зелень, вечную ветвь.
Девушки, вероятно, не удовлетворились таким ответом, потому что еще тревожный вопрос поплыл по вечернему небосводу:

— Это лишь цветы, то не ты!
Где же тебя нам найти?
Макошь не оставляй Киш,
Жить с тобой веселее!
Пока ты с нами ходишь —
Будет воля и роскошь…
Макошь проплыла мимо камня с буйным колосом и приблизилась к образу сухого дерева, все ниже и ниже склоняя голову к сыну, который спокойно спал в колыбели на ее руках. Ее пение набрало мощной силы, голос девы слышали в дальних рядах толпы:

— Подошел тревожный момент,
Змей-Горыныч прилетит.
А меня с маленьким сыном
Кто сумеет защитить?
Змей облачился ясным Хором,
Ослепил жгучим взором
И раскинул цвета сеть
Над колесом веков!
Вы принимаете дары
Змея с давней поры.
Я разве смогу остановить
Черный миг, пророчества момент?
— Что-то она спела иначе, чем учили старшие магарины, — прошептал волхв Горислав, трогая Яма за рукав.

— Меня тоже встревожили ее слова, — кивнул отец Макоши. — И сердце заболело… что-то предчувствует…

И девушки троянские в самозабвении вели хоровод вокруг Макоши, успокаивая расстроенную деву:

— Пока с нами Макошь,
Враг получит отпор!
Ночь пройдет, пусть радуется,
Пусть освятится душа!
Дева приблизилась к черному камню, и казалось, что какая-то странная сила притягивает ее туда, мешает выбраться из заколдованного круга. Она стремилась к освобождению, изнывала, отчаянно отворачивая спеленатого сына от беды, и посылала мучительный зов в Звездный небосвод:

— Кто расскажет, минет
Предсказание страшное?
Посмотрите — катит Небо
Море звездное, ясное.
Как то колесо остановить?
Кто сумеет то сделать?
Так и Судьба — где та сила,
Чтобы побороть пророчества миг?
Вы преодолеете тревогу,
Вы надейтесь на Сварога,
Пока с вами он — великая
У Троян-поля дорога.
Дед укажет вам, куда
Пролегли мои следы,
Как меня спасти
От большой беды.
И на новую весну
Я домой вновь приду
Чтобы все поля пробудить
От заснеженного сна.
Едва успела Макошь сказать последние слова обрядовой песни, как в звездном небе загремел гром, и огромная черная тень закрыла многолюдную площадь. Послышались крики, вопли, детский крик. Гуктур бросился к середине хоровода, прорвав кольцо девушек, но было поздно: фигура Макоши, схваченная в мощные объятия ящероподобного крылатого чудовища, вознеслась над головами потрясенных людей, и тогда все трояны впервые услышали отчаянный крик Дажбожого сына.

Захлопали страшные крылья, над Троян-полем раздался зловещий хохот, и через мгновение в звездном небе снова все было спокойно и тихо.


В одинокой долине пустынных гор жила в бедной хижине старая женщина. Мужа у нее забрали давным-давно служить в армии царя Вавилона. Так он и погиб где-то в бою, оставив сиротами двух девочек. Но таинственная болезнь выкосила десятки поселков в горах. Детки тоже сгорели от той страшной эпидемии.

Плакала женщина, упрекала богов и судьбу, и понемногу успокоилась, поняв, что соперничать с велениями небесных обитателей — бесполезно. У нее был маленький садик, собирала с него персики, оливки, цитрусы. И еще держала козу, имея от нее немного молока. Так и жила.

Как-то на рассвете вышла женщина на перевал, чтобы собрать хворост, сухих сорняков и навоза, которые роняли на горных пастбищах дикие туры.

На горизонте неожиданно появилась черная точка. Она быстро приближалась. За ней летело огромное чудовище с кожаными крыльями. Женщина испуганно метнулась к скалистому укрытию, притаилась в впадине, боясь даже дышать. И все же увидела, что черная точка выросла и превратилась в большую ласточку, которая держала в клюве золотистый сверток. Она испуганно кружила над перевалом, будто примерялась, куда бы спрятаться от чудовища. Женщина удивилась: кто бы мог подумать, что где-то есть такие гигантские ласточки? Конечно, это какая-то вестница с неба. Но почему змея преследует святую птичку?

Ласточка, видимо, увидела тайник, потому что неожиданно бросилась вниз, как черная стрела, и исчезла из виду. Дракон немного покружил над горами, потом хищно и злобно крикнул, мелькнул над обрывом и улетел.

Испуганная женщина долго сидела в своей впадине и ласкала козу, чтобы та молчала, тыча ей в рот сухой кусочек лепешки, который взяла из дома.

Шли минуты. Может, часы. Все вокруг затихло. Но бедная женщина боялась пошевелиться. Затем издалека донесся детский плач. Именно оттуда, где спряталась ласточка. Женщина внимательно прислушивалась: может, послышалось? Ущипнула себя за руку. Нет, она не спит.

Опять плач. Требовательный, жалостливый…

Женщина немного поколебалась. Затем пересилила себя и вышла из укрытия. На горном горизонте загоралась заря. Тишина плыла над перевалом. Долго бродила женщина между скалами, заглядывая в каждую щель. Наконец под огромным валуном она увидела крыло черной ласточки: оно судорожно содрогалось. Птица, видимо, умирала. Женщина подбежала к ней. Ласточка подняла голову, черный умный глаз глянул еще раз и закрылся навеки; а под клювом стал виден желтый сверточек. Оттуда слышался детский плач.

— Дитя, — всплеснула ладонями женщина. — Ребенок с неба. Боги посылают мне ребенка. О, радость! О Великая Мать Исвари, вечно буду благодарить тебя за милость. О счастье мое! Я спасу тебя!

Она склонилась к свертку, который был весь изрисован таинственными рунами. Росинки на нем переливались радужно, и дитя казалось самоцветом, упавшим с неба. Женщина встала на колени и вознесла молитвы всем богам и предкам. В тот же миг на горизонте взошло солнце, ласковый розовый луч коснулся щеки ребенка, который почему-то успокоился и смотрел на свою спасительницу мудро и пытливо.

— Нарекаю тебя именем Ян, — прошептала старуха. — Ян — сын зари. Пусть Солнце огнеликое будет тебе отцом. Пусть защитит тебя, сынок, в горах жизни. Будь счастлив, Ян — сын зари. Будь счастлив…

Книга вторая. КАМЕРТОН ДАЖБОГА

Громы грохочут — то есть знак Победы,

То веха сражений в мерцании лет!

Уже Колесница Гелиоса едет

По тропе Зодиака в зенит.

И кто остановит звездный свод?

И кто закроет Чуда глубину?

За облаками перунов грохот -

Несет обновление он и весну!

Часть первая. СЕРП ХРОНОСА

(Из дневника Сергея Гореницы)
Сознание воскресло. Я снова бунтую, хочу, пишу.

Где я был? Где путешествовал мой разум?

Странные сновидения. Причудливые сплетения ментальных образов. Однако самое главное: кто меня воскресил, кто вернул к жизни? Знаю точно, что был уже мертв. Точно так же, как свидетельствуют тысячи людей, побывавших в состоянии клинической смерти. Страшный взрыв хроностанции на Луне. Темнота. Затем вспышка света, другого, надземного.

Я парил над разрушенным глобусом, видел свое распростертое тело за пультом. Понял, что его уже бесполезно возвращать к жизни. Вместе с тем отметил, что Синга в другом кресле не было. Мелькнула мысль: измена. Ряд малозначимых фактов сплеталась в острое убеждение — в нашем эксперименте появилась рука Аримана. Как я сразу не понял? Ведь подозревал, даже сам Синг намекал, что они уже встречались. Ох, эта легкомысленность гуманистов! Даже там, на высоком уровне бытия Системы Ара, она сыграла в пользу Главного Координатора, бросив в инферно множество миров. Разве только Антагонист виноват, что трехмерность страдает в миллионолетнем Лабиринте Минотавра? Разве можно сбросить вину с каждого существа, имеющего разум и свободу воли? А тем более вина Космократоров страшная, что они отдали предпочтение сентиментальным чувством там, где требуется космическая бдительность, острота космоисторического зрения и даже жесткость решающих действий, когда дело касается Судьбы Мироздания. Ариману удалось убедить людей, что карма в руках твердо определенной небесной бюрократии, «без воли Отца Небесного не упадет ни один волос с головы человека». О безмозглые ягнята! Тогда маленькая капля крови, а тем более — горы зла и руины — все должно лечь на совесть Бога, Светлой Иерархии?! Как легко можно было в ментальном поле мира перебросить вину с Разрушителя на Творца!

Поток мысли завихрился. Меня захватило мощное течение таинственной реки, понесло в какую-то темную трубу. Ударил колокол, потрясая Вселенную до основ. Могучая сила не давала остановиться, хотя я видел фигуры Григора Бовы, своего покойного отца, знакомых ученых, мою любимую жену Риту, которая что-то кричала, предостерегающе размахивая руками. Где остановка? Какая субстанция несет меня? И куда?

Волна выбросила меня на цветущую поляну. И исчезла, испарилась. Вокруг плыла тишина. Блажение молчания.

Передо мной забрезжила ослепительная золотая искра. Взвилась спиралью, начала рисовать очертания сияющего Существа. От него протекало тепло, нежность, спокойствие. Послышалось вопросы (во мне или снаружи — кто скажет?):

— Ты удивлен?

— Я знаю об этом. Читал. Видел во сне, в воспоминаниях о своих прошлых жизнях, — ответил я, а может, и ответ сложился машинально.

— Кем считаешь тот феномен, который перед тобой? — добро-иронично поинтересовался Сияющий.

— Разве это имеет значение? Кто-то считает такую фигуру Христом, кто Буддой, кто Аллахом.

— А ты?

— Зачем укладывать встречные явления в психические стереотипы? Разве я спрашиваю гору — кто ты? Или цветок — как тебя оценить? Или молнию в грозовом облаке разве обязательно именовать стрелой Перуна, Ильи-громовержца, оружием Зевса или Индры? Может, даже электрическим разрядом величать это явление — пустое занятие! Поэтому и тебя принимаю как встречу таинственного Друга, остерегаясь как-то назвать.

— Друга? — поинтересовался Сияющий. — А если я притворился Другом?

— Можно ввести в заблуждение ум, интеллект, — возразил я. — Сейчас мой свидетель — сердце.

— Хорошо, если так. Ты попал сюда, за грань физического мира, именно потому, что сплел воедино веление интеллекта и искренность сердца. Пусть это станет наукой. А теперь, пока струна жизни еще держится… готов ли ты остаться здесь? Там, в трехмерности, ты нужен? Или обойдутся без тебя?

В моем воображении после его слов поплыли образы катастрофы на Луне, я вспомнил о Григоре Бове, Гале Куренной, о монахине Юлиане-Марии, потерянной в спиралях времени, о нарушенном эксперименте — и страстное желание спасти друзей своих, помочь живым потрясло мое новое существо.

— Туда, туда! — горячо сказал я. — Кто же оставляет друзей в беде? Ты же знаешь — я повел их из глубин Высшего Мироздания в страшные адские сферы. Как же лишить их веры в смысл нашей миссии?

Сияющий молчал. Но я почувствовал одобрение в том молчании. Молния ослепила меня и бросила в мглистую бездну.

… А потом — снова медленное возвращение в себя. Кто-то вливал мне в рот странную жидкость: всего несколько капель, но они взорвались в теле горячими искрами, разлились в дальние уголки организма живительными токами. Потом — операционный стол. Сновидения. Возвращение в сознание. И снова ритмы бытия и небытия. А в состоянии между дремотой, сном и полным пробуждением — впечатляющие прозрения, открытия. Попробую записать несколько. Позже расшифрую. Или использую для философских осмыслений. И определяющая мысль: что с Григором и девушками? Вернулись ли они? Или потерялись в потоках бесконтрольного времени? О, боль! Какая страшная вина!

В палате, кроме меня, пусто. Только цветы на подоконнике. Хотелось бы взглянуть в окно, на вид, но вставать запрещено. Сестрицы, когда я их о чем-то спрашиваю, кладут палец на губы (мол, тише, ни слова), давая знать, что им запрещено отвечать.

Я, наконец, попросил блокнот, карандаши и ручки. Мне их принесли. Хорошо, что могу писать, иначе — лопнул бы от ментального напряжения.


Видение, сон или явь?

Разговаривал с Гориором и Глэдис. Они появились после полуночи, когда где-то на улице пробило двенадцать.

Я мучился мыслями о судьбе своих друзей, попавших в беду из-за меня. Решил про себя, что спрошу обязательно врачей, как только увижу, иначе — подниму бунт!

Именно в этот момент и произошло…

Поплыло в пространстве голубое сияние, будто нежная морская волна прокатилась над головой. А из того света уплотнились (именно уплотнились из света, другого образа я не могу подобрать) две фигуры. Я их сразу узнал: голубая — Гориор, и лилово-фиолетовая — Глэдис. Их сияние было сдержанное, мягкое, приятное.

— Это мне снится? — прошептал я.

— А что такое сон? — серьезно ответил вопросом на вопрос Гориор.

Глэдис нежно-укоризненно посмотрела на него.

— Дорогой, подальше от философских сентенций. Он едва вернулся к жизни, а ты…

— Неважно, — обрадовался я. — Пусть будет философия, пусть будет схоластика, только рядом была живая душа.

— О! — удовлетворенно сказал Гориор. — Раз ты считаешь нас живыми душами, тогда все в порядке. Сны кончаются, Горикорень, пора просыпаться. Мы тебя с трудом вырвали из переходного состояния. Один миг, и Ариман торжествовал бы. Черный Папирус помог тебя воскресить. И капля вина из Чаши Бессмертия. Ее передали твои друзья.

— Где они? — я вскочил на постели, аж болью отдалось в спине.

— Успокойся, — мягко сказал Гориор. — Тебе вредно резко двигаться. После катастрофы хроностанции я отправил твоих друзей сюда, во фронтовое бытие. Но Ариману, вероятно, удалось спутать нити причинности. И они теперь в одной из параллельных реальностей. Год сорок восьмой…

— О, идиот! — вскричал я. — Знал же, что эксперимент подготовлен на живую нитку, что понимания тайны времени на грош… полез в пороховой погреб с факелом. Неуч!

— Успокойся, — тихонько засмеялась Глэдис. — Кто виноват, кто не виноват? Как распознать? Мы вместе распутываем клубок космоистории. Возможно, ты больше сделал, чем мы… потому что мы бродим в небе ноосферы, иногда тщетно пытаясь осмыслить актуальный момент, важный для вашего фронтового бытия.

— Это правда? — спросил я, обращаясь к Гориору.

— Правда. Мы можем прикоснуться к узловым моментам, там, где Ариман нарушил Космическое Право, но прорвать стену невежества, темноты, мистификации должны сами люди, потому что вашей ментальностью она соткана. Вспомни Будду, вспомни Христа… Какие впечатляющие подарки Духа! А что люди сделали из этого? Дьявольский спектакль! Подарили Радость, а выросли плоды ужаса и ненависти!

— Что же делать с друзьями? — простонал я. — Как спасти?

— Вопрос разве заключается в спасении тел? — ласково спросила Глэдис. — Сколько тел мы уже оставили на этой убитой горем Земле? Да разве только Земле? Вопрос в том, как разомкнуть ворота обмана, коллапс псевдобытия, ментальную ловушку, лабиринт псевдоистории.

— Ключ? Где ключ?

— Ключ в тебе. У вас. Как в песне одного вашего поэта сказано:

Вечносущее крыло
Пусть не устанет над веками,
Путь назад замело
Ураганами лет и звездами…
— Понимаешь? Декорации псевдомира нарисованы объединенным менталом мириада душ. Это — знаменитый Гордиев узел, его разрубил Александр Македонский.

— Где же взять тот меч?

— В слове, в мысли. Меч обоюдоострый, что выходит из уст Всадника на белом коне. Помнишь Откровение Иоанна? То есть Логос — Слово и Мысль. Ты это оружие, Горикорень! Мы надеемся, что ты найдешь щель в стене Хроноса. Уже многое сделано. Вот тебе несколько добрых вестей на прощание. Там, в соседней сфере, удалось собрать всех Космократоров. Очень шаткое сочетание, но повезло. Мы отправили их ментальных двойников в эпоху Троян-поля.

— Зачем? — удивился я.

— Для корректировки Мироздания, — вмешался в разговор Гориор. — Ты это поймешь сам. Ариман бессилен повторно пройти ментальное конструирование космоистории, а мы — можем. Мы, как маркшейдеры, будем пробивать туннель демиургов из прошлого и будущего, чтобы сформировать мир-монолит, где будут существовать в гармонии и любви стихии, люди, элементы, боги, животные и флора. Знание, точное знание всех причинностей, которые породили сатанинскую вакханалию судьбы Земли и Системы Ара, — вот что потребуется для окончательной победы творящего Духа. Думай, Горикорень, думай. Готовься к новому эксперименту. Мы поможем спасти друзей из соседней сферы. Но от тебя многое зависит. Хотя там есть и твой двойник.

— Другой я? — удивился я.

— Почему ты поражен? Надо давно понимать такие феномены. Мы рассыпаны в тысячах миров. Иначе были бы всемогущи. Только поэтому Ариман имеет силу, что разорвал нас на мелкие капли. Пора слиться каплям в единую реку. Вот… я оставляю тебе Черный Папирус. Он поможет тебе войти в русло мощной мысли, в информационную реку Вселенной. Выздоравливай и дерзай… До встречи, друг! Помни, братья и сестры ждут во всех мирах и эпохах. Гроза боя гремит над веками.

Сон или видение? Явь или бред?

Они исчезли так же внезапно, как и появились. Только какой же это сон, когда вот у меня на столике искрится фосфорически мой давний спутник — Черный Папирус, моя сказочная Грамота из казацких времен. Надо спросить, не принесли мне ее врачи или сестры? Хм, противное сомнение и здесь просовывает свое жало меж ослепительного сияния высшей реальности.

Тишина. Ночь. За окнами призрачное сияние фонарей.

Попробую войти в медитативное состояние с помощью Черной Грамоты. Гориор и Глэдис заверили, что во мне есть возможность прорыва. Надо лишь свернуть вместе рассыпанные жемчужины мыслей, озарений и замыслов. Где же критерий?

Безжалостный анализ устоявшихся штампов мысли. Смешивание научных парадигм. Слишком глубоко в болото они завели нас. А что уж говорить о религиозных канонах? Они стали стражами на воротах к духовному космосу, чтобы грозно рычать на смелых искателей. А порой и уничтожать их! Тысячи гекатомб страшных жертв во имя голодного бога обмана. Как сильно сказал Христос о этих привратниках: «Взяли ключи от Царства Небесного, сами не входите и других тоже не пускаете…»

— Добрый ключ к анализу, — одобрительно шепчет сфера Черного Папируса. — Так держи парус всегда. Как казаки — помнишь? Их распинали, пытали, уничтожали память о них, марали их идеалы, а они, как святые, окутались небесной аурой и стали богоподобными в памяти народа. Почему? Поэтому, что высоко поднимали паруса под историческими грозами, пренебрегая гибелью и самой мыслью о небытии. Поэтому так свирепствуют разрушители, вспоминая их, поэтому и требуют превратить их в комических танцоров и пьяниц в угоду современным трусам и суеверным невеждам.

— Хорошо, хорошо, Папирус! Тогда давай сразу к делу. В чем моя неудача? Почему произошла катастрофа, которая теперь требует столь огромной корректировки?

— Некоторые субъективные причины ты знаешь сам: игнорирование реального бытия космических сил сопротивления. Эта мысль сформирована на Земле, где царит Большой Антагонист, вот почему ты попал в плен псевдонаучных стереотипов, посеянных им. Знаменитый Гете в «Фаусте» прекрасно воссоздал этот лукавый тип. Однако даже это гениальное произведение спеленато дымкой мистификации. А определяющая причина катастрофы та же, что и во всех земных обманах: окоцентризм

— Окоцентризм? Что это?

— Догадайся.

— Ты имеешь в виду нашу давнюю привычку доверять очевидности? Тому, что можно потрогать, понюхать, услышать, лизнуть, увидеть?

— Да.

— Мы уже понимаем, что чувства человека сформированы для жизни в ограниченной сфере обыденного функционирования. А теперь эти почти обезьяньи рецепторы бессильны анализировать поток высокой космической информации, что наполнены Тайной. Однако мы моделируем математические аналоги парадоксальных возможностей, готовимся к встрече с Чудом.

— Этого мало. Надо иногда верить буквально абсурду.

— Абсурду? Ты считаешь, что наука может что-то взять от абсурдных гипотез? О безумных допущениях говорил еще Бор, но относительно абсурда…

— А разве сама жизнь — это некая согласованность, закономерность, норма? Разве Вселенная не вопит об аномальности жизни? Разве ваша вечная мука понять тайну своего происхождения отличается от абсурда?

— Может, ты под абсурдом понимаешь что-то другое, не то, что понимаю я?

— Ладно. Давай рассуждать вместе. Тебя интересует причина фиаско эксперимента с хрональным прорывом… Как ты мыслил (да и разве только ты?) суть времени, хронопоток бытия? Прошлое-настоящее-будущее. Так? Так. Одномерное русло событий, где строго обусловлено размещение тех или иных явлений, вещей, динамик, эволюций, творений, разрушений. А на самом деле — посмотри! — даже простая река в трехмерности ткет множество стариц, разветвлений, озер, заливов. А что же говорить о струе времени, определяющей саму глубинность и сущность всех изменений? Попробуй предположить, что векторов времени — множество.

— Множество?

— Да.

— В такой фантасмагории можно заблудиться навсегда. Даже наша модель однонаправленности приводит к растерянности в различных фазах Хроноса. А если множество векторов…

— Вот здесь — твоя ошибка. Наоборот. Суть в том (я могу тебе сказать, ты приблизился к такому пониманию), что координата Вечности — современный миг. Слышишь? Существует только современный миг.

— А прошлое, грядущее?

— О, чудак! Где прошлое? Где грядущее? Поймай.

— Но мне удалось отправить друзей в прошлое. Есть доказательства, что Ариман отправил Громовицу в прошлое. Значит…

— Ну и что? Ты просто меняешь для субъекта, для наблюдателя вектор внимания. Прошлое, грядущее — это векторы динамического внимания для тех индивидуальностей (коллективных или отдельных), которые заинтересовались той или иной реальностью. Это — накопление «тела космоса», тела творения, это то, что древние называли ЯВЬЮ для актуального самосознания. Координата Вечности бегущая и вместе с тем — монолитная с другими мгновениями, взаимно переливаясь в них. Поэтому миг вечен. Поэтому вселенная — вечная, потому что она генерируется из мига.

— Прекрасная мысль. Тогда и хроноволна может растекаться не только в прошлое и грядущее…

— … но и во множество измерений, которые еще и не мыслимы для людей Земли.

— О Папирус! Какой же я был дурак!

— Думаешь, что сразу поумнеешь? Посмейся над собой, над тем, что я говорю.

— Почему?

— Потому что ты готов сформировать новую парадигму в которую снова загонишь свой эксперимент. Главное, помни: центральность солнца мига станет революцией в сознании и даст рычаг для всеохватности разорванного континуума, для Воскресения всех прошлых и грядущих поколений в едином миге. Это то, что ясновидящий прадавности выразил в прекрасной фразе: «И времени уже не будет…»

Когда же и почему произошло наше страшное падение с вершины всеобъемлющего мига в хитросплетения Лабиринта Хроноса?

Неужели снова и снова мне начинать работу Сизифа, выкатывая камень познания на гору обмана?


Задремал днем. И приснился мне странный сон. Будто я иду лугами, ищу таинственного убежища, где мне откроют правду обо мне, о мире. И вдруг вижу следы на траве. Трава усеяна густой росой, восходит солнце, и капельки мерцают в лучах светила разнообразными красками. А следы те (я это хорошо знаю) оставлены Гаутамой Буддой. Из следов составляются буквы, предложения. Я читаю, удивляясь, потрясающую фразу:

«Живые, что вы ищете среди мертвых?»

Глэдис напомнила, что решение — в Логосе. Мысль, мысль. Вместе с тем, как говорили древние, «мысль произнесенная есть ложь». Этот афоризм можно выразить так: дух воплощенный обездушивается, то есть — самозагубляется. Или — «остановленное движение самоотрицается». Движение есть дух, мысль, разум, огненное чувство. Поэтому мысль произнесенная облачается в наряды телесности и — искривляется, становится антагонистической.

Вывод: дух, мысль должны жить в своей сфере.

То есть — в молчании.

Где же выход?

Может, в игнорировании логических выводов? В бесстрашных решениях — вопреки всяким «законам» и «правилам»?

Хм, хм… Что-то нащупывается интересное. Если бы скорее встать и в лабораторию, к сотрудникам…

Мы игнорируем сознание, внимание, наблюдателя. Хотя уже ввели в космогонию антропный принцип. Это пока так… для экзотики! А надо — для ввода сознания во все моделирования Мироздания.

Человек — как Вселенная.

Вселенная — как Человек.

В каждом устройстве отобразится Вселенная и Человек. В каждой мысли. В каждом законе юристов. В каждом формировании социума. Во всей масштабности, во всей полноте надо моделировать себя как Вселенную, как полноту бытия.

Скажут: как это возможно? Человек ничтожен, временен, бренен.

Кто это сказал? Разве не звучит с прадавности: «Царство Небесное внутри вас». Как можно сказать точнее, яснее, понятнее?

Однако требуют, чтобы эта гениальная мысль была трансформирована в квазинаучные терминологические лохмотья. Наши «мудрецы» скорее затянутся в тряпки вчерашних канонов, чем выйдут под ослепительное солнце правды.

Сознание — солнце телесной системы. Разве так трудно понять?

Тело «вращается» вокруг солнца сознания, а не сознание вокруг тела. Древний Птолемеев предрассудок. Сознание — ядро, звезда. «Планета» чувственности (тело) освещается светом сознания. Чувственность имеет цикл вращения, определенный ритм, воспринимая лучи солнца сознания (Духа). Как только солнце заходит за горизонт телесности, наступает цикл «лунатика» — открывается «теневая» полоса бытийности.

Очень интересная модель Антропосистемы — с солнцем сознания в центре.

Хм. А Сократ, Христос, Будда, Платон, Сковорода давно поняли это. Но беда — практическая наука попала в плен к «прагматикам», то есть — к грубейшим очевидцам. Жестокие «паханы» мировой антидуховной банды взнуздали менталитет человечества на всех уровнях жизненной динамики для удовлетворения самых примитивных потребностей и чувств.

Надо рвать, рвать любую паутину. Даже самую красочную…

Ночью попробую снова поговорить с Черным Папирусом. Хорошо, что Гориор и Глэдис оставили его мне. Как им удалось взять его в моей квартире? Неужели они везде проникающие?


— Черный Папирус! Ты слышишь меня?

— Вселенная всегда слышит. А я — Вселенная.

— Но ведь Вселенная и Человек?

— Если она — Человек.

— Тогда я не полностью Человек, потому что падаю в дремоту, сплю, теряю сознание.

— Сознание не теряется. Просто физический разум Сергея Гореницы бессилен объять мощный скачок вектора внимания с орбиты на орбиту. Когда овладеешь таким всеохватом, такой полнотой — тогда станешь Вселенной.

— Может, здесь наша беда, что люди утвердили свой примат, свое «первенство», еще находясь вдали от состояния постижения даже масштабов Солнечной Системы, не говоря уже о Галактической величине.

— Суть разве в масштабах? Какие могут быть «масштабы» в Надмерности? Величие и малость ткутся в зеркалах наваждения, иллюзии. Давай подумаем о том, что ты вспомнил. Об идее «примата», «первенства» человека. Это позволит тебе лучше понять тропу к овладению прыжками с орбиты на орбиту атома Мироздания.

— О Папирус! Я начинаю понимать.

— Погоди. Скажешь «гоп», как перескочишь! Кажется, так юмористично говорят у твоих земляков? Замечательный афоризм! Там, где меня сформировали, в Системе Ара, понятие «гоп» отсутствует. А жаль! Слушай… Что сформировало Человека Мыслящего? Попробуй сформулировать кратко, в одной фразе.

— Гм. Если коротко, то вся совокупность сил Вселенной — Макрокосмос и Микрокосмос. Собственно, это говорили еще древние эллины: все сотворено любовью Геи и Урана, Земли и Неба.

— Хорошо мыслишь. Ты еще вернешься к проблеме Урана как животворящей силы Бытия. В ней решение сути прорыва.

— Вот как! Объясни.

— Подумаешь в одиночестве. Нужно завершить размышления о примате Человека. Ты сказал, что он зачат и выращен синтезом всех космических потенций. И это — правда. А значит — Человек обладает ключами от этих сил, держит в руках рычаги планетарного и метагалактичного воздействия. Спрашиваю дальше: в едином потоке Биосферы что является определяющей животворной силой? Ближайшей к Человеку?

— Я уверен, что флора, растительный мир.

— Безусловно. Тогда и идея «примата» должна рассматриваться весьма осторожно. Ведь если «лидерство» — то для чего, зачем? Разве только для самого «лидера»? Для его насыщения и амбиции? Возможно ли, чтобы Космос — Уран, создавая Человека, ждал, чтобы он пренебрег такими мощными животворными фундаментами, как флора, фауна, заменив их искусственными (искусственная пища, искусственный наряд и т. д.)?

— Я понял тебя, Папирус. Очевидно, самораскрытие космических потенций должно идти в направлении сублимации, одухотворения, Преображения всего сущего, а не самосохранения Человека ценой деградации других стихий и сил.

— Ты опять думаешь, как Горикорень — твой прототип из Системы Ара. Попробуем представить образно. Лидер молнии прорывает канал для небесного огня, в этом разряде объединяются Земля и Небо. Так и человек — лидер жизни, прокладывая космические пути, делает это для того, чтобы зеленая молния Биосферы, дух цветка могли объединить разделенные временем и пространством миры общей нитью Матери Природы. Разве есть задача величественнее, чем помочь Матери в этой работе — сотворить вселенский Эдем и ухаживать за ним? Разве такая задача не синтезирует в себе все возможные потенции и замыслы?

— Ты мне показывал прежде, Папирус, Планету Цветов, я помню их апологию красоты и всеобъединения. Однако неужели вселенский Разум — только апологет Цветка?

— Тебе страшно стать чьим-то апологетом? — иронически спросил Черный Папирус. — Попробуй найти в цветах ущербность, преступность, вредность. Даже звери (и птицы, и рыбы) своими половыми, праздничными красками подражают цветам. Можно сформулировать закон цветка, при осуществлении которого зверь сублимируется в цветок, то есть — становится высокодуховным Человеком.

— Какой же это закон?

— Закон всеотдачи. Закон красоты. Закон молчания. Закон всеохватности. Закон жертвенности. Закон любви. Закон совершенства.

— О, ты наделяешь цветок атрибутами Абсолюта?

— А вдруг флора и есть Абсолют?

— То есть — Бог? Отец Небесный?

— Ты сам сказал древнее слово Отец, то есть — вита, жизнь. Предки, безусловно, знали сокровенную суть Зеленого Чуда планеты. Однако это — одна сторона проблемы. Попробую высказатьпротивоположное мнение. А ты сумей объединить эти антиномии, или отбрось и то и другое.

— О чем ты?

— Слушай. Веками, кроме апологичной мысли о флоре, возникала и противоположная, антагонистическая.

— Ты говоришь про Драконоборцев? Про фитофобов?

— Да.

— Я слышал. Читал о них.

— Напоминаю их концепцию. Флору, растительный мир они называют Зеленым Драконом. Он в совокупности владеет колоссальным извечным разумом (интеллектом), моделирует любое психосостояние, проникает в глубокие лабиринты человеческих душ. Тем более что именно он ткет наши жизненные ткани, мышцы, нейроны, кожу, сердце, легкие, внутренние органы. Мы лечимся его цветами, корнями, листьями, пьем его растворы. Вино из него, продукты из него, телесная ткань животного питания — из него, мед из него, запахи из него. При рождении — цветы. При смерти — цветы. Свадьба, любовь, вышивки, орнаменты, эстетические критерии, поэтические образы, сельское хозяйство, краеобразное окружение — повсюду цветы, их гипнотический взгляд. Цветы завораживают нас испокон веков. Кто скажет, какая глубина такой эстетической одержимости?

— Безусловно, в этой страшной мысли есть какой-то зловещий смысл. Однако какова цель Зеленого Дракона?

— Скажем, он стремится к рассеянию, как и всякая жизнь. Космическая эпоха — его инициатива. Это видно по тому, что путь к ней — жестокий и безжалостный: войны, зло, вынужденное вооружение, техногенность, которые человеку не нужны.

— Разве цветок нуждается в таком ужасе? Ведь он сам погибает под прессом техногенности.

— В этом и хитрость Дракона. Он прячется за маской парадокса. Человек — обманутое духосущество из Эдема, где он был раньше. Затем, привлеченный блестками Зеленого Дракона, упал на Землю и оброс плотью. Подняться можно, только поняв правду и полностью отказавшись от даров Дракона — пищи, плоти, обманных идеалов эстетики. Когда-то в правдавности ваши предки знали истину, сложив сказку про Кощея Бессмертного. Кощей, который похищает девственниц человеческих (то есть эксплуатирует ваши генотипы), — есть Коши, куст, Древодракон, у которого вместо одной головы вырастают десятки, сотни. Смерть Кощея — в яйце, яйцо в зайце, в утке, в сундуке, что под дубом. Вся иерархия Жизни, а внутри — яйцо-ген. Кто может преодолеть Кощея? Вспоминаешь? Иванушка-дурачок, то есть человек, лишенный стереотипов мышления, а с ним — Булат-молодец. Булат — сталь, символ технологии, науки, острого познания. Вот тебе информация древних к размышлению.

— Страшные твои антитезы. Как их объединить?

— Думай. Только безжалостное срывание всех элегических покрывал поможет найти правду. А может, и правда — обоюдоострая, как Меч Логоса, который сидит на белом коне апокалиптического Всадника?


Причудливая беседа с Черным Папирусом бросила меня в вихрь тяжких размышлений. Как-то неожиданно я начал понимать причину фиаско своего эксперимента со временем… и вообще причины гносеологического абсурда веков. Мы всегда попадали в заранее подготовленные ловушки интеллекта. Создатель мозгового компьютера Ариман-Люцифер так сформировал его алгоритмы, мы вечно гоняемся за собственным хвостом, как оккультный змей древних герметиков. Сегодня ночью мне приснился своеобразный закон костра, который многое объясняет. Я записал некоторые тезисы. Вот они:

Горящий костер зовет огненные души, но к нему прежде всего несется безумная тьма, как, например, ночные бабочки к фонарю.

Когда пламя угасает — что остается на том месте?

Скопище лютого мрака, черных бабочек, воинственной тьмы… то есть — зола Духа.

Поэтому новые искатели должны разжигать на новом месте.

Почти банальный закон. Но это правило костра игнорируется почти всеми искателями правды. Нам жаль, нам страшно покидать те вместилища, где когда-то наши сердца и умы утверждали Древо Истины… и мы снова оживотворяем очаг, где воцарились враги. Это то, что говорил Христос: «Когда увидите мерзость запустения, господствующую на святом месте…»

Мамочки! Кажется, я начинаю освобождать свою Первосуть от паутины псевдонауки. Надо скорей поправляться, звать сотрудников. Ибо кто скажет, дождутся меня Космократоры в Лабиринте Хроноса?


Сон убегает. Понятливость клокочет ураганами осмыслений.

Опять думаю о фундаменте будущих исследований. Достаточно работать и мыслить методом «тыка». Так можно уподобиться обезьянам, которые, беспорядочно тыкая пальцами в клавиатуру пишущей машинки, надеются «случайно» создать гениальную поэму или роман. Надо иметь четкий ментальный ориентир. Вселенная — это своеобразный континуальный материал: если отсутствует знание о его характеристиках (именно фундаментальное знание), то напрасны все наши замыслы и мечты. Могут быть отдельные впечатляющие «достижения» (полет к другим планетам, создание ядерного реактора или бомбы, формирование быстродействующих вычислительных устройств, генноинженерные эксперименты), но они быстро исчерпывают свое предназначение, становятся тривиальными или даже вредными, а «наука» и дальше возится с инерцией влияния, порожденного этими «открытиями». Например, теория относительности. Постулат об ограничении скорости света, а следовательно — ограничение скорости распространения причинности. Теоретики в полусне принимают абсурдные концепции, забывая немного пошевелить мозгами, как может существовать беспредельная Вселенная с конечной скоростью Луча, который, собственно, должен объединить составляющие части Космоса в цельность?

Что-то должно быть в наличии, что «склеивает» Мироздание в единую обитель Бытия. И это что-то должно иметь мгновенную скорость. Быть вездесущим. Это — характеристика Бога, Творца.

Что же обладает такой динамикой?

В народной сказке вопрос: что на свете быстрее всего?

Ответ: мысль.

Предки знали без лишних «философий» правду. Итак, снова и снова — проблема самосознания. Скорее, проблема самоосознанного «Я».

Самосознание (вне всяких спекулятивных условностей) — фундамент и основа Бытия.

Ха-ха! Ранее идеологи-теоретики сразу нацепили бы на меня ярлык «солипсиста», «субъективного идеалиста». Однако прочь все бескрылые философствования. Имеет значение только правда о мире, о бытии. Разве зря Христос говорил: «Познайте истину, и истина освободит вас»?

А еще дальше — в глубине веков — прозвучала странная заповедь: «Я — Господь Бог твой». Как банально поняли эту заповедь. Якобы кто-то, кого видел Авраам или Моисей, сказал это о себе. Что якобы это он — «Господь Бог» наш. Но сама логика предложения показывает, что Человеку однозначно утверждается: твоим Богом и господом является «Я» — самосознание, самотождественность. Тогда ясным становится следующий императив: «Да не будет у тебя других богов». «Не сотвори кумиров». Потому что все — в тебе, в твоем «Я». А разве определяющая заповедь Христа другая? «Царство Небесное внутри нас». То есть — в твоем «Я» и Космос, и Бог.

Отлично, отлично. Все ложится в единый ряд.

Итак, дорогой Сергей, ты манипулировал с пеной Хроноса. Правдивая суть времени осталась в глубине. Поэтому и катастрофа, неудача. Как мальчишка, залез в лабораторию Природы и начал тыкать пальчиком в клавиши загадочного пульта.

Жаждем «переместиться» из одного места времени-пространства в другое, преодолеть «разделение», расстояния, масштабы. А что такое масштаб, что такое координаты, величины, константы?

Все это определяется только сознанием.

Что такое масштаб? Вне сознания? Квазары и метагалактики с их огненными вихрями — великаны или пигмеи?

Если отсутствует сознание — их можно отнести к категории фантомов: что-то существует, но это что-то есть только при наличии того, кто принимает это что-то.

Главный бой Всебытия — за сознание. Боги, демоны, властелины всех уровней — все стремятся овладеть психоэнергетикой сознания.

Что такое Бог без сознания верующих? Что такое монарх без подданных? Что такое создатель, писатель без читателя, без зрителя? Без тех, которые поклоняются им? Что такое учитель без ученика?

Стой, стой! Здесь нить, следуя которой, мы рассматриваем тайну Ары, Аримана, всех богов, демонов, вековых войн на Небесах и на Земле. Которая будет впечатляющая инверсия всех мировоззрений, космогонических теогоний и мировоззренческих концепций!

Самоосознанная душа — создатель Всебытия.

Надо ее освободить от всяких пленов — даже самых изысканных.

Братство свободных душ — такое завещание Матери Всебытия. Большая игра творческих сердец по закону радости — вот путь грядущей общности понимания Космоса.

Здесь — корень, узел всех тайн: в сознании человека или любого существа. Как мы далеки от этих механизмов! Силам сопротивления удалось направить ум на решение тривиальных задач обыденности.

Разомкнуть Тартары душ. Разомкнуть ментальный Тартар Земли, чтобы снова Уран окропил своей любовью замученную, изнасилованную Планету. Да, Гориор был прав: я возвращаюсь к таинственному понятию Урана как объединенного духа всех звездных эволюций. Не пора ли разгадать Уранов миф древних эллинов?

Уран и Гея.

Их любовь порождает первые формы Жизни. Многоликие, удивительные, часто уродливые.

Наконец рождаются титаны. Свободные, бесстрашные, прекрасные. Смерть для них отсутствует. Почему? Потому что существует полное тождество родителей (Урана и Геи) и детей (Титанов).

Говоря современным языком, информационная река Вселенной породила на Земле динамический феномен жизни. На уровне титанов (т. е. высокоразвитых богоподобных существ) этот феномен стал тождествен Вселенной. Каждое существо имело в себе отражение Звездного Отца и Земной Матери. Все во Всем. Откуда же тогда подкралась беда?

Дисгармоничные первоначальные формы жизни были заперты Ураном в Тартаре. Очевидно, они были оттеснены в глубину генетики тех существ, которые шли за ними. Даже титаны стали наследниками страшного кипения Первостихий. Вот почему у самого молодого из них — у Крона (Хроноса), властелина Времени, появилась злобная мысль: устранить Урана от власти и возглавить дальнейшую Эволюцию.

Миф рассказывает, что так и произошло. Гея подарила сыну Крона серп, и им он оскопил Отца Урана, отрезал ему детородные органы. Боясь такой же участи, новый владыка начал поедать собственных детей. Символ прозрачен: время поглощает все, что рождается в его потоке, в его чреве.

Появилась смерть. Очевидно, тогда же возник механизм метемпсихоза как необходимость передать комплекс сознательной информации дальше, по течению Времени. Закон перевоплощения начал действовать, душа стала жить много раз, однако не свободно, а в чреве Времени, в темном лабиринте хронального абсурда, где самосознание уже не могло выбирать путь развития, а, рождаясь при случайных обстоятельствах, усваивало от случайных же родителей чужие для себя идеи, традиции, обычаи, язык, верования.

Вокруг ядра самосознательного «Я» навязывались такие абсурдные и хаотичные узлы, поколение за поколением разумные существа теряли информацию своего Уранического происхождения, деградировали и превратились в больных монстров, которые генерировали в ноосферу, в психосферу и даже в духосферу поток злобы, жестокости, отчаяния, обреченности.

Вот здесь — стоп!

Здесь где-то произошла диверсия Аримана. Здесь Ара взяла на себя тяжкий грех овладения психодинамическим потоком Земли.

Как это трансформировать в образы современных космогонических понятий?

Крон — Эволюция, которая является пиком Прогресса (последняя в поколениях титанов). Она поднялась так высоко, что может замахиваться на закон Урана, вмешиваться в динамику жизнетворения. Безусловно, это — Ара. Ведь мы почувствовали, что более высокой фазы, чем наша, нет. И тогда Главный Координатор совершил преступление: овладел психопотоком низшей эволюции, чтобы добывать из него жемчуг стихийных первоценностей. Короче, Ара стала каннибалом, божественным людоедом. Именно так и изобразили древние Крона.

Как практически это сделано?

Серп — это, безусловно, Луна. Ее Ариман привел к Земле в доисторическое время, замкнув материнскую планету в изолирующий круг. Жизнетворческое влияние Урана (информационного поля звездных эволюций) было оскопленного, отрезано. Земля начала жить в лунном лабиринте. Это и есть Лабиринт Минотавра. Мин — Луна. Ежегодные жертвы лучших юношей и девушек чудовищу — разве можно яснее сказать о законе ритмического перевоплощения душ и вечного блуждания в спиралях Времени?!

Это — индусский поток Сансары. Завещание Будды: выйти из него в Нирвану. Вернуться к Ураническому полю. Мы сошли с ума в лунной скорлупе. Превратились в стаю больных существ, которые накопили клубок исторической бессмыслицы. Так просто все объясняется: бывшие титаны, теперь обворованные. Порой люди задыхаются в планетарной тюрьме, самопоедаются, потому что бессильны припасть к звездным соскам небесной кормилицы коровы. Именно это имел в виду Апостол Иоанн, когда видел в грандиозном видении образы Новой Обители человеческой, которую даровал Бог своим детям: двенадцать самоцветных ворот — это двенадцать знаков Зодиака, ведущие в звездный Небосвод. Божий Агнец призывает: вот ваша Новая Семья, где отсутствуют рукотворные храмы, где Бог живет с людьми, где все едино, где смерть отсутствует, потому что туда принесены честь и слава народов, то есть все лучшее, что есть в Духе.

Прекрасно, прекрасно! Следовательно, выход — прочь из Лабиринта, как это сделал Тесей, убив лунное чудовище Минотавра. Выйти по нитке Ариадны. А это — солнечная нить. Нить Ариев. Может, потому и послал Гориор Космократоров в эпоху Трояна, чтобы там, у истоков истории, скорректировать ход событий. Впечатляющий замысел! Но не является ли он титанической утопией?

Пусть будет утопия. Пусть будет космическое донкихотство! Зато алгоритм вселенский! При такой программе реализуются самые смелые мечты. И определяющая мечта всех соискателей Тайны: быть свободными! Быть действительно детьми Урана и Геи!

Христос завещал нам Царство Небесное. Первопредок Ариев Сварог — Звездный Кузнец — также ковал нам звездную судьбу. Все песни обращают взор на Господние Очи — звезды. Вечные странники Украины — казаки-чумаки оставили в нашей ноосфере вечный указатель — Млечный Путь. Путь Украины, путь Народов Земли — Галактика. И дальше, дальше, дальше, по ступеням звездной лестницы…


Сознание. Или монолитное оно?

Можно опереться на него, моделируя освоение диктатуры Времени? Ведь нужно четкое знание механизма времясозидания, а то может получиться так: я генерирую сигнал к Альфе Центавра, а прилетают в гости представители Сириуса. Я жду мыслящих существ, а вижу безумных монстров.

Да и сами мы, люди XX века, планеты Земля… Кто МЫ? Для себя — любимцы Бога, амбициозные, самовлюбленные двуногие биоструктуры. А для других? Вот хотя бы… кто мы для теленка, которого отправляем на бойню? Или для свиньи? Для кролика? Для лошадей, которых заставляли участвовать в жестоких войнах? Для кошек, для собак, которых приобщали к собственным комплексам скудности и бессилия? Вполне возможно, что все эти кошмары порождены именно нашей изолированностью от единого потока информации. Работают лишь единичные центры самоосознания. Их очень много в потенциальном теле Внутреннего Человека — этих сингулярных точек психосферы, каналов проникновения единого «Я» в разные плоскости Бытия. Однако тот мир, в котором мы находимся, только одна проекция одной из точек.

В сновидениях мы видим фрагменты других проекций Всебытия, они отличаются от будничной реальности, хотя и имеют общую пуповину. Мечты, утопии — тоже проблеск других векторов Мироздания.

Религия, мистика — фанатичное, скудное восприятие других реальностей, построенное на страхе перед Тайной. Мы страшимся сами себя, своей всеобъемлющей масштабности.

И вот здесь — секрет произвола Аримана. Он сел на шлюзах и воротах звездных коммуникаций. Что ж, другого пути нет. Надо искать варианты прорыва.

Намечаются некоторые практические мысли и действия. Надо посоветоваться с Папирусом. И, может, попробовать наладить контакт с Гориором. Есть ли у него свободная связь с Космократорами?


— Черный Папирус! Имеется потребность посоветоваться.

— Я слушаю.

— Размышления подвели меня к такому выводу: вся земная наука известного исторического периода — в аппендиксе, в тупике. Причина — пребывание в космическом лабиринте. Видимый образ — лунное кольцо вокруг Земли, которое диктует нам ритмы, состояние, погоду, построение физиологических рецепторов, а следовательно — регламентирует усвоение информационной реки Вселенной. Мы — интеллектуальные инвалиды, которые на научно-технологических протезах пытаются проковылять в глубину Всебытия.

— Ого! Полное самоунижение. Думаю, что будет правдивее, когда ты поменяешь местами причину и следствие.

— То есть?..

— Ты считаешь, что Луна — причина деградации земного человечества. Что, наверное, Ариман совершил такую диверсию: подвесил спутник и запустил цикл хрональной, временной эволюции. Да?

— Скажем, так.

— А почему бы не представить иначе. Что деградация внутреннего Человека наложила отпечаток на космогенез. Что это потеря внутренней «звездности», ураничности привела к появлению Луны как признака вашей космической склеротичности. Вы сами себя закрыли в гроб самоизоляции

— А как же тогда Ара? Преступление Аримана?

— А разве Ариман вне потока Эволюции? Разве он пришел с «потусторонних» сфер? Ведь это вы, Космократоры, Демиурги и Координаторы, избрали его на этот высокий пост — Главного Координатора ведущей Эволюции. Разве не так?

— Гм. Все так. Тогда где же вирус? Откуда он взялся? Как заразил сознание Аримана?

— Почему Аримана? Может, всех вас? Когда кто-то попадает в тюрьму, то разве виноват лишь начальник тюрьмы? Или конвоир? Или судья? Или прокурор? Или полицейский, что арестовал обвиняемого? Может, прежде всего, виноват тот, кто стал узником? Институт тюрьмы существует разве волею администрации? Разве стоматологи виноваты в том, что у людей портятся зубы? Разве священники виноваты в том, что вы спешите в храм замаливать грехи?

— А как же? Они пропагандируют определенную идею, захватывают в свой поток сознание существа и…

— Пусть освобождается истина. Пусть обходит паутину гипнотичности, если та паутина страшит ее. Кто заставляет ее лететь на химерические огоньки мистификаций? Вспомни историю: целые народы сходили с ума, усвоив абсурдные идеи тех или иных вождей, кумиров. Затем шли войны, разруха, самоубийство наций, вырождение психотипа человека. Разве виноваты вожди в этом? Разве могли бы ваши Гитлеры или Сталины самостоятельно загнать вас в лабиринты страшного социального бешенства?

— Я понимаю тебя. Сам только что думал о космической болезни человечества. И пришел к выводу, что мы — в звездной самоизоляции. Ущербность информационная порождает ущербность во всем остальном. Значит, надо сформулировать четкий закон выхода из порочного круга псевдобытия. Должно же быть такое правило для тех эволюций, которые попадают в лабиринт?

— Есть такое правило.

— Ты можешь сформулировать его?

— Я могу только подсказать. Разве забыл, что я сформирован Системой Ара, которая несла в себе вирус падения. Итак, во мне отсутствует абсолютное знание, как ты его понимаешь, а только возможность предостерегать от порочных решений. Попробуем провести диалог, в котором ты сам подойдешь к пониманию правила выхода.

— Я готов.

— Тогда я ставлю первый вопрос. Тебя, всех вас уже на протяжении тысячелетий беспокоит патологическая историческая «реальность». Как бы ты назвал ее с точки зрения искателя, путешественника, исследователя?

— Тупик Бытия, Эволюции.

— А с точки зрения информатики?

— Неразрешимый алгоритм.

— О, замечательно. Это то что надо. Неразрешимый алгоритм. Несомненно, кем-то навязанный. Алгоритм, который стал тысячелетней программой многих народов. Практически всей Планеты. А значит — влияет и на судьбу других миров. Он использует мизерную долю сил и потенций того, что вы называете телом (т. е. существа).

— Это правда. Наука уже определила, что реализуется лишь несколько процентов мощности мозга, чувств, духовных возможностей…

— Значит, все остальные «возможности» — в распоряжении других векторов Бытия, которые вы называете интуицией, инстинктом, мечтами, снами, астралом, менталом, божественными сферами, подсознанием, суперсознанием… и так до бесконечности, в зависимости от уровня «знания», а правильнее — слепоты.

— И все же реальность, она функционирует, подчиняется определенным закономерностям и константам.

— Ты думаешь? Посмотри ряд мировоззрений последних тысячелетий: плоская земля, земля на слонах, китах, геоцентрическая система, гелиоцентрическая, Вселенная, рождающаяся из взрыва Первоатома, религиозные догмы о формировании Мира Демиургом из ничего и прочие. Каким же закономерностям подчиняется Вселенная? Индусским, или майя, или мифическим, или средневековым, или механистическим законам Лапласа — Ньютона, или релятивистским схемам теории относительности?

— Согласен с твоей иронией. Вселенная существует на фундаменте потаенных законов, еще неизвестных человеческому разуму. Однако все же законы есть?!

— Откуда это известно?

— Из практики цивилизации.

— Именно практика цивилизации (и не только на Земле) доказывает, что отсутствует то, что вы назвали законом.

— Парадоксальная мысль.

— Ваше понятие о законах — гораздо парадоксальнее, чем принятие мысли об их отсутствии.

— Странно. Такие идеи проповедовал Звездный Корсар и его учитель Аэрас.

— Прекрасно. Следовательно, они освободились от деспоты большой Химеры.

— Что же тогда руководит мирозданием, обществами, эволюциями?

— Выбранная «историческая» или «космоисторическая» реальность «склеивается» чем угодно: религией, наукой, историей, предрассудками, национальными или племенными традициями, стихийными всплесками желаний и тому подобным. «Клей» не имеет значения, коллективное сознание народов пользуется тем, который случается. Это может быть плюс, минус, фашизм, коммунизм, бандитская группа, мафия, религиозный орден, поклонение Богу, Сатане… лишь бы держал кучи участников «реальности».

— Я понял твою мысль. Люди страшатся остаться без определенного «клея». Им страшно самостоятельно решать свои проблемы, даже формулировать их. Пусть кто-то творит стратегию и тактику, а мы — поддержим его. Тогда и ответственность — его. Хм, хм… Прекрасно! Какой же выход? Как же тогда «расклеить» участников аппендиксной «реальности», как освободить существ, попавших в тупик?

— Коллективный выход из космоисторического тупика невозможен. Инерция согласованной Вселенной страшна. Ведь ее освятили все сущие: от чувствительных атомов — до гомо сапиенс, от амеб — до существ Духовных Сфер.

— Ты считаешь, что существование Вселенной — это согласованность всего сущего? Это — договоренность сознаний в течение Вечности об определенных правилах игры?

— Наконец-то ты породил нужную мысль. Именно так.

— И эта согласованность правил игры всех участников космической рулетки и есть закон?

— Да. Тогда ты должен понять, что «выйти» из этой вселенской тюрьмы практически некуда. Ты выходишь в пустоту.

— Но ведь Звездный Корсар вышел? И его подруга. И их соратники.

— А Мир очень ощущает их свободу? Я уверен, что они одиноки. Поэтому нужен мост от порабощенного Бытия — до одинокого. Почти до воображаемого.

— Ладно. Тогда давай помечтаем. Коллективный выход напрасно готовили. Итак…

— Значит, необходимы минимальные группы осознания выхода. Именно — осознания. Пока отсутствует потребность выхода, пока она не стала бичом сознания, бесполезно навязывать социуму парадоксальное решение. Попробуй продолжить мой взгляд сам. Каковы должны быть первые шаги, чтобы изменить алгоритм безысходности?

— Я думаю, что первая задача — определение фрагментов других реальностей: в мечтах, в сновидениях, в ощущениях, в мифах, в спонтанных открытиях ученых, в священных завещаниях, где могут быть захоронены в гробе мистики парадоксальные решения.

— Правильно. А дальше?

— Достройка этих фрагментов. Гармонизация их. Формирование в сознании — наиболее полно — новой реальности, вытекающей из того или иного фрагмента.

— Это то, что Бог Апокалипсиса говорит: «Это, творю все новое…»

— Замечательный алгоритм. Только так. Все новое. Потому что старые заплатки на новой ткани Бытия — абсурдны и разрушительны. Таким образом, ты освобождаешь сознание от власти аппендиксной «реальности». Вы овладеваете возможностью свободного перехода от реальности к реальности.

— Прекрасно. Христос говорил: «У Отца Моего обителей много».

— Видишь, Земле давно подарен освобождающий завет. Идем дальше. Вы должны искать перекресток, где пересекаются другие реальности с этой — аппендиксной. Это так называемые точки выбора (как в сказке: направо пойдешь, налево пойдешь и т. д.), которые не были реализованы. Например, была возможность смелого поступка, а ты — отступил: встретил романтичную девушку, полюбил, а женился на богатой или знаменитой; мог бы отправиться в таинственную экспедицию, а предпочел кабинетную работу. Таких отвергнутых фрагментов — множество.

— Я понял, Черный Папирус. Нужна сильная энергетическая группа Воинов Познания, согласованность новых векторов, приемлемых для всех участников. Действовать только с теми, кто предпочитают сознание, которые стремятся к выходу. Недеяния на творение псевдореальности. Синтез энергоканалов в собственном естестве и во Вселенной. Овладение единым потоком Силы. А дальше — через точки выбора (сингулярности) выход к другим реальностям, тождественных с нами, то есть рождение в полную свободу, в мир импровизации.

* * *
Группа чекистов в военной униформе и несколько врачей-психиатров в халатах быстро окружили кучку Космократоров, замкнув их в тесное кольцо. Офицер, который на бегу яростно матерился и кричал, схватил Гореницу за руки, затряс его.

— Где бокал, падаль? Куда ты спрятал его?

— Какой бокал, командир? — удивленно воскликнул Гореница. — О чем вы спрашиваете?

— Ты из меня дурака делаешь? — яростно рявкнул офицер, замахиваясь на больного. — Я наблюдал в бинокль за вашей бандой и видел…

— Почему в бинокль? Какая банда? — вдруг вмешался Владисвет, вставая с лавочки. — Товарищ подполковник, вы вмешиваетесь в процесс лечения, и я не позволю…

— А кто ты такой, чтобы мне не позволять? — прорычал офицер, наливаясь гневом. — Я всех вас…

— Я руководитель психиатрического центра республики Гордей Бессмертный, — спокойно ответил Владисвет. — член Общеевропейской Академии Психиатрии. Имею полномочия от Политбюро партии и Министерства безопасности быть опекуном особо интересных случаев в больницах соответствующего типа. Вас удовлетворяет такой ответ? Нужно подтверждение от товарища Сталина?

На офицера будто вылили ушат холодной воды. Он сразу скис, растерянно оглядел своих спутников.

— Я… я получил задание, — забормотал чекист.

— От кого? — строго спросил Владисвет, сверля его пристальным взглядом.

— От высокого начальства… мне велено забрать бокал… или кубок… как только из него начнут пить больные…

— Странно, — пожал плечами Владисвет. — Вашему руководству нужен кубок? Которым забавляются больные?

— Нам вернули кубок, — заметила Галя Куренная. — Сказали, что предмет полностью принадлежит нам.

— Кто именно велел вам захватить кубок? — упрямо спросил Владисвет, пытаясь глядеть в глаза офицеру. Тот крутил головой, бегал взглядом то по грозовым облакам, то по желтеющим кронам деревьев, однако бессилен был вырваться из гипнотического воздействия психиатра.

— Я… я… я не могу сказать…

— И все-таки…

— Мне запрещено…

— Кем… запрещено?

— Тем, кто велел взять бокал.

— И куда вы его должны отдать?

— У меня бы его взяли.

— Кто?

— Кто-то взял бы сразу, как только…

— Как только…

— Как только я вышел бы из больницы.

— Значит, не ваш начальник велел такое? Или мне следует немедленно связаться с высшим руководством госбезопасности, чтобы узнать…

— Нет, нет, не надо, — побледнел офицер. — Возможно, я неправильно понял свою задачу. Возможно, это следствие переутомления. Я прошу вас… забудьте досадный инцидент. Занимайтесь своими больными. Мы пойдем. Всем следовать за мной, — махнул рукой подполковник подчиненным.

— Ладно, идите, — сказал Владисвет. — А с велением того, кто вам дал приказ, мы разберемся.

— Правда? — просиял чекист. — Вы с ним знакомы?

— Очень давно, — иронично отозвался Владисвет. — Уже много веков.

— Как? — растерялся офицер. — О ком вы? Я не понимаю.

— Я пошутил. Вы свободны. А про кубок забудьте… его просто не было… Вам показалось…

— Согласен. — голос подполковника увял, глаза затуманились серой пленкой. — Действительно, мне что-то померещилось. Будьте здоровы, до свидания.

— До свидания, — дружно сказали все Космократоры, улыбаясь приветливо нежелательным гостям. Чекисты и врачи в халатах смущенно поплелись через прогулочную площадку к центральному корпусу. Когда они отошли на приличное расстояние, Гореница тихо, но с нажимом сказал:

— Вы поняли, что случилось?

— Да, — вырвалось у Гали-Громовицы. — Ариман снова не нашел ничего лучшего, как захватить кубок с субстанцией бессмертия в критический момент.

— Значит, он знает о том, что произошло, — подтвердил Владисвет.

— А потому не оставит нас в покое, — добавил Григор. — Мне ясно, что офицер безопасности психологизирован. Это — натуральный зомби. После того как Владисвет его разрядил, он забыл, для чего совершил свою бессмысленную акцию.

— Хорошо, это второстепенное дело, — властно вмешался Гореница. — Сейчас главное — анализ того, что произошло в Троян-поле. Все ли оставили своих двойников там… в прошлом? Громовица?

— Да. Я там, — утвердительно сказала Галя. — Однако еще не вошла в течение сознательных событий. Я недавно родилась от жены волхва Горислава. Меня назвали именем Света.

— Хорошо, хорошо, — удовлетворенно прошептал Гореница, закрыв глаза, будто прислушивался к чему-то далекому и неслышному — очень точное попадание. Прямо в «десятку», как говорят стрелки.

— Что это значит? Почему ты говоришь так таинственно?

— Никакой тайны, — сказал Гореница. — Наоборот, все должно быть предельно ясно. Поймите, что попасть в космоисторическую мишень, которая расположена за пять тысяч лет от нас в так называемом прошлом, да еще и в динамическом волновом расплыве — это почти немыслимое дело. И если бы не коррекция Гориора и Глэдис… Впрочем, должны понять сами. Громовица, ты станешь любимой подругой знаменитого Риямы… того воеводы и кшатрия, которого Восток величает Рамой.

— Ты говоришь о Сите?

— Да. В течение тысячелетий Света превратилась в Ситу. Но достаточно об этом. Меркурий! Ты увидел себя там?

— Да, — сказал Григор. — Я родился Риямом. Однако другая женщина, которая спасла меня в горах на Ближнем Востоке, дала ребенку имя Ян — сын зари. И я не понимаю, как может быть, чтобы…

— Подожди, — махнул рукой Гореница-Горикорень. — Мистерия только началась. Мы будем анализировать ход событий там, в прошлом, чтобы корректировать их в соответствии с замыслом Гориора. Владисвет, кто ты?

— Магатяма Ям.

— Прекрасно. А ты, Сократ?

— Боян Дивогук.

— Юлиана?

— Я стала девой Макошей, — смущенно и трепетно сказала Мария-Юлиана. — Однако меня интересуют некоторые логические умозаключения. Там, в прошлом, логика безмолвствует, все кажется естественным и общепринятым, а сейчас, когда я мыслю умом человека рационального века…

— Ты сама даешь ответ, — засмеялся Гореница. — Дисгармония между психикой далеких эпох впечатляющая. Именно в том и суть, чтобы преодолеть пропасть космоистории, что развела частицы единого Духа так далеко. Здесь корень победы. Во всяком случае, временной победы Аримана. Впрочем, ты зря говоришь, что у тебя ум рационального человека. Если бы это было так, эксперимент провалился бы. Итак, все мы еще сохранили искры Первосохранности. Инесса? Кто ты в Троян-поле?

— Баба Гайя, — ответила русая сестра, тихонько засмеявшись, и на ее розовых щечках появились трогательные ямочки. Глядя на нее, все Космократоры тоже засмеялись. — Чудо в том, — добавила уже серьезно девушка, — что я помню все, что знала и мудрая магараня Гайя. Передо мной даже открылись древние страницы космоистории.

— Хорошо, хорошо, друзья, — удовлетворенно кивнул Гореница. — А ты, Чайка?

— Я — Матушка Горогна, — сверкнув горящими глазами, сказала черноволосая девушка. — Владычица знаний Троян-поля, покровительница острова Хора — убежища воинов-рыцарей, опекунша всех характерников. Ахейцы, Гераклиды меня люто ненавидели и называли Медузой Горгоной.

— Круг замкнулся, — решительно кивнул Гореница. — Первая ступень эксперимента удачный. Теперь можем связаться с Гориором, чтобы каждый шаг был согласован с волей высшей Ноосферы. И еще… нужна корреляция других реальностей.

— То есть связь с другими своими двойниками, модификациями? — спросил Григор.

— Да, — кивнул Гореница. — Тогда Ариману невозможно будет импровизировать, потому что два свободных алгоритма, синтезируясь во внезапных проявлениях, разрушат любую вражескую программу. Вы поняли?

— Да, — тихо, но дружно ответили Космократоры.

— Остальное — зависит от Владисвета, — повелительно сказал Гореница. — Слышишь, друг? Подумай, как нам защититься от хаотических нападений случайных или целенаправленных зомби.

— Я сделаю вот что, — уверенно ответил Владисвет. — Недавно Психиатрический Центр получил отдельный участок. Там есть несколько коттеджей, клиника. Вокруг лес, спокойствие, тишина. Конечно, будет охрана, но под моим началом, конечно. Я буду требовать, чтобы группу больных передали мне. Пообещаю госбезопасности, что смогу с уверенностью выявить, кто вы и откуда. Пока будет продолжаться обсервация, опыты… мы будем в безопасности и завершим замысел Гориора. Согласен?

— Хорошо, — немного поразмыслив, сказал Гореница. — Но самое главное для меня — связаться с собственным двойником в той реальности, где он решает тайну путешествий во времени.

* * *
(Из дневника Сергея Гореницы)

… Сегодня были гости. Мои друзья из Института проблем бытия. Соколенко порадовал новостями. Последние эксперименты, где учтены неудачи катастрофического опыта, дали удивительные результаты. Оказывается, что классический взгляд на вектор времени — прошлое, настоящее, будущее — самая примитивная концепция, которую только можно представить.

Векторов времени — множество.

Они, как веер игл на еже, генерируют волны хрональной субстанции во все стороны, давая возможность и право каждому творящему духу выбрать любые координаты бытийности для собственного творчества. Каждый может иметь самостоятельную Вселенную. Открытую для других или закрытую для других. Хозяин нашего мира — Ариман — знал этот закон. И преступно сформировал сферу только по одному — самому примитивному — вектору.

Ребята фантазируют, радуются. Мечтают проложить тропинки в несколько векторов, альтернативных существующему, чтобы открыть для романтиков новые континенты Бытия. Другие Вселенные. Другие сферы. Другие планеты. А может, даже такие формы и проявления бытийности, что невозможно их представить ограниченным земным интеллектом.

Наступит эпоха Бессмертия.

Не ее ли предсказал Христос, утверждая: «У Отца Моего обителей много?»

Написал эти строки — и глубоко задумался. Перед мысленным взором ярко предстал образ Христа, как он запомнился еще с юношеских сновидений… или, может, видений? Рациональный ум удивлялся тем видениям, но почему тот образ снова и снова возвращался к сознанию современного ученого, воспитанного на парадигме материалистической науки?

Какое значение Великого Учителя Нового Завета в состязании с Ариманом? Кто Он в мистерии Космократоров? Встречали ли мы его тогда, когда Он ходил тяжкими тропами Земли? Кто скажет об этом? И почему вдруг у меня возникло такое страстное желание понять суть Его Миссии?

Уже засыпая, опять сформулировал в сердце мучительный запрос: «Встречали ли мы Его тогда, когда Он ходил тяжкими тропами Земли?»

А в сознании эхом прокатилась ответ: «Когда воевода идет на битву, друзья спешат стать плечом к плечу с ним для сражения с врагом».

Я открыл глаза. Кто это? Откуда такие властные слова?

Около меня стояла голубая фигура Гориора. На лучезарном лице промелькнула дружеская усмешка.

— Это ты, Звездный Корсар? — обрадовался я.

— Да. Я услышал твой запрос. Это определяющий пункт в твоих поисках. Миссию Космократоров вы разве разгадаете без понимания Миссии Христа?

— Ты хочешь сказать, что Христос… это ты?

— Христос — Вечное Слово Вселенной, — сказал Гориор, присев около меня на кресло. — Две тысячи лет назад я решил стать Его выразителем, Его устами…

— В теле Иисуса?

— Да.

— Тогда скажи мне, почему отсутствует Евангелие от Христа? Почему писали Благую Весть люди второстепенные, но не Он?

— Кто сказал тебе, что Он не писал? Евангелие Вечности звучит во Вселенной, в каждой душе. Каждый пишет его так, как слышит. Беда в том, что обоготворяют посредственные или сомнительные варианты. Приемлемые для большинства. А тождественные варианты преследовались и уничтожались.

— Почему?

— Такая стратегия Аримана. Кем бы он ни был — узурпатором Космического Права или предателем Отца.

— Гориор, ты утверждаешь, что для успеха нашей миссии нужно знать правдивую Весть о Христе?

— Да, Горикорень, — ответил Звездный Корсар. — Человечество Земли тесно связано с этим Образом. Слово Христа формировало суть человека мыслящего. Пусть оно затмевалось, искажалось, попадало в плен Антилогоса, но в первосуть людей, в их психогенетику посеяны зерна Вечности, которые бессилен испепелить весь легион Властелина этого мира.

— Тогда я прошу тебя, пока я не приступил к окончательным экспериментам прорыва, расскажи мне все, что имеет право знать человек, воплощенный в этой сфере?

— Я для этого и пришел, друг! Спрашивай.

Часть вторая. ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ХРИСТА

— Учитель! Апостол Иоанн писал: «В начале было Слово…»

— Течение времени исказила истинную суть мудрости Благой Вести. Надо читать: «Издавна есмь Слово».

— То есть информация Вселенной вечна?

— Да.

— Из каких источников наполнился этот Океан, который назвали Богом? Ведь Слово есмь у Бога и Слово есмь Бог?

— Творец и Творение едины. Кто видел Сына — тот видел Отца.

— Кто же такой Отец?

— Объединенный Дух всех творящих Отцов.

— Было ли Начало в этом потоке Бытия? Ведь сказано в Книге Книг: «В Начале сотворил Бог Небо и Землю…»

— Издавна творит Дух Отца миры. Каждое мгновение такого Создания — Начало и Конец. Я рассказывал ученикам две тысячи лет назад притчу о зерне, которое, сохраняя себя, одиноким остается, а умирая — богатый урожай дает. Ты понимаешь суть притчи?

— Да. Это — закон трансформации. Если вникнуть в его содержание, то следует страшный вывод: если Отец сохраняет себя — то одиноким останется. Если рождает Сына — то исчезает, умирает

— Наконец-то! Впервые я услышал слово понимания моей простой притчи. Даже мои ученики первого евангельского периода боялись приложить этот радостный закон к Миссии Христа. Ты помнишь, что я ответил Филиппу, когда тот попросил показать Отца?

— «Кто видел меня — тот видел Отца».

— Какой же ты вывод делаешь из этого ответа? Почему этот закон представляется страшным?

— Смерть Бога? Это ужасное предположение. Разве что символическое понимание прояснит суть?

— Зачем символы? Настала пора говорить все, как оно есть действительно. Люди в плену грубой очевидности. Даже Голгофа их не научила понимать свой смысл и предназначение. Сентиментальная и трагическая история: родилось от непорочной Девы Божье Дитя, родители сохранили его от ярости земных властителей, оно выросло и поняло свое родство с Духом Небесного Отца. Исполнившись Мудрости, Учитель провозгласил день Царства Небесного. Ты понимаешь, что это значит?

— Теперь начал понимать. Человек, взращенный в земной утробе, должен стать птицей звездной Безмерности. Однако разве могли люди той примитивной социальной формации понять символ «Царства Небесного»? Простые рыбаки, мытари, бродяги, гулящие девушки?

— Странно слушать твои слова! Ты снова попадаешь в плен временных иллюзий. Ведь сказано: «у Бога один день как тысяча лет и тысяча лет — как один день». Гусеница заранее обматывается шелковинкой, чтобы впоследствии стать крылатым созданием. Миссия Христа предусматривала пробуждение в человеке звездного существа, Сына Божия и возвращение его в родной дом. Кому же самому первому надо сказать про суженый путь Преображения? Тому, кто почувствовал тяжесть земного бытия. Кто готов распрощаться с бытием в телесной темнице. Кто понимает суету тленных ценностей. Кто прислушивается к голосу Неба, издавна звучащему в сердце.

— Подожди, Учитель! Вернемся к предыдущей притче о зерне, которое должно умереть, чтобы породить другие зерна. Итак, породив Сына Отец умирает. Куда же тогда он возносится, справа от кого он «восседает»? Даже я, руководитель группы Космократоров, ученый, который пробивает стену времени, растерянно задумываюсь над этой тайной.

— Правда твоя. В этом большая печаль. Паутина Аримана слишком тесно спеленала сознание детей Божиих. А ответ — на поверхности. Дух Отца — Объединенный дух всех творящих Отцов. Ты уже слышал это. Породив Сына Отец перелился в свое продолжение.

— Но ведь Сын скончался на Голгофе?!

— И посеял себя в ноосферное поле Вселенной. В озимой ниве человечества дремлют миллионы Христов, готовясь к большому рождению Новой Земли иНового Неба. Учитель Нового Завета действительно воскрес из гроба человеческого тела, потому что сел одесную каждого отца земли.

— Я понял тебя, Учитель. Своим подвигом Христос дал возможность и право каждому творящему духу дорасти до Сыновства Божьего, взяв в правую руку скипетр Новообразования, а воссоздав в себе Образ Сына, соединиться с Объединенным Духом творящих Отцов. То есть — вернуться в родной дом, преодолеть динамику разрушения.

— Правильно мыслишь. Именно это я имел в виду, когда говорил ученикам: «Познайте истину, и истина освободит вас». Я заповедовал эпоху Правды.

— Гаутама Будда тоже говорил о страшном бедствии невежества и иллюзии.

— Тоже моя миссия для подготовки Миссии Христа, которого на Востоке воплотили в образе Майтрейи.

— Прекрасно. Значит, ожидаемый приход нового Спасителя — это мираж? Иллюзия? Мистификация?

— Почему же? Ведь я сказал: миллионы Христов ожидают нового рождения. Это грядет в скором времени. Новый Завет — действительно истинное свидетельство. Пришествие Христа или иных вожделенных Спасителей — это самопробуждение Мира, когда каждый, кто не испепелил зерна Духа, увидит Христа в себе, огненно преобразившись в свою истинную сущность. Я был только первым аистом из родительского гнезда. За мной полетит все человечество.

— Какая радость, Учитель! Но как это произойдет на практике? Ведь наши искры рассеяны в безднах разорванных миров. Их надо свести вместе. Новый Завет утверждает, что Христос появится в небе с силою и славою великою.

— Правда. Новорожденный Дух Человечества окрылится и сольется с Океаном Христа Слова навеки. Проявлено это будет происходить как многомерный выход мыслящих существ в звездную Безмерность.

— Подожди, Учитель! Ты так высоко меня поднял в мечты, но… Но я забыл про Аримана, о нашем падения, о судьбе Земли, о так называемом падении Люцифера, о мистерии земных религий. Надо же как-то все это ввести в русло понимания.

— Ладно. Спрашивай.

— Начнем от первоисточника. Ведь тебе известна его тайна? Сказано: «Все стало быть через Слово». А Слово тождественно с тобой в понимании людей.

— Да, я слит воедино с вечным Источником Слова. Однако надеюсь, что ты остережешься обвинять Слово Вечное в создании патологических миров?!

— Как же решить эту дилемму? Все — через Слово, но Слово не всегда ответственно за патологию?!

— Один идет в поле, чтобы посеять пшеницу. Другой — чтобы встретить там путника и ограбить его. Путь один и тот же, а результаты разные. Притча о талантах, которую я рассказал ученикам, просто объясняет суть дела. Стоимость талантов одинакова, однако один умножает их, а другой — закапывает в землю, то есть — умерщвляет. Но даже такой вариант терпим, а когда человек, получив талант, то есть определенные творческие возможности, направляет их на разрушение, на убийство, на деградацию — тогда он становится выразителем Антислова. Луч Солнца поит все живое: энергия флоры, энергия нефти, угля, психоэнергетика человечества — все от Солнца. Но разве виновато Солнце в преступлениях некоторой части мыслящих существ?

— Тогда мы не можем говорить о Творцах в священных преданиях всех народов как об безошибочных Архитекторах Мироздания. Тогда о них следует говорить как об определенных законах природы.

— Вот здесь как раз ты глубоко ошибаешься. Отец — Дух Жизни — действует безошибочно. Только понимание ошибки либо безошибочности в Вечности далеко от понятия, что возникло в ограниченной сфере условного бытия. Ты вспомни короткие предложения в первой главе Книги Книг. Там, несмотря на все старания теологических мудрецов, сохранился основной алгоритм Божьего Творения. Информационная стрела Слова-Света пронизывает хаос. Из безвидности формируются миры — в соответствии с велением Логоса. Первая фаза: отделяется Свет от Тьмы. Свет становится первым творением Божественного скульптора. В его лучах рождаются сферы, планеты, солнца, мириады существ. И, наконец, Дети Божьи венчают цикл Творения. Им поручено опекунство над мирозданием, следовательно — довершение и сохранение прекрасного сада Бытия.

— Понимаю, понимаю. Тогда фраза: «И почил Бог от дел Своих» — означает, что Отец перелился в Детей Своих, в человечество.

— Не только Отец, а все ипостаси Источника Бытия. И Сын, и Дух Святой.

— Диво дивное. Тогда разъясняется вся дальнейшая история Ветхого Завета и Нового Завета.

— Благо тебе, если понял. Это означает, что Дух Отца возвращается из дальних странствий и наступит пора очищения виноградника от лукавых арендаторов. Спрашивай, спрашивай…

— Кто же тогда предстает в последующих главах Книги Книг? Кто лепит Адама из глины, а Еву из ребра Адама? Ведь Перволюди уже были сформированы по образу и подобию Всевышнего?!

— Да, Дети Зарницы Творения получили всю потенцию Отца, как получает каждое зерно всю силу и возможность того растения, что его породила. Однако есть Объединенный Дух творящих Отцов, а есть Объединенный Дух разрушающих Отцов.

— Тогда мы приходим к дуализму? Равноценность зла и добра, ненависти и любви? Бога и Сатаны?

— Ошибочное представление. Творящий вектор направлен в глубины Вечности. Разрушительный вектор, породив время, сам обрекает себя на исчерпание, на конечность.

— Значит, тот, кто формировал человека телесного, был Духом разрушений?

— Суди по плодам. Я давно это сказал.

— Именно поэтому ты назвал этого Лжебога ЧЕЛОВЕКОУБИЙЦЕЙ, который не устоял в истине?

— Да. Каждый его шаг был полон провокаций и угроз. Юное человечество Земли было запугано и стало марионеткой узурпатора. Каждый исторический цикл углублял мыслящих существ во все более глубокие лабиринты безсознания, а Хозяина Сферы — окутывал ореолом злобы, обмана и лукавства.

— Теперь понимаю: Дух Отца отдал себя для рождения великой человеческой семьи любви, а дух узурпатора грубо захватил власть на общечеловеческом корабле и заставил поклоняться Богу внешнему, грозному, мстительному!

— Да.

— Тогда ты пришел не из мифических небесных высот, а из самой глубины всечеловеческого Духа?

— Смешной мой друг! Ведь это первые мои слова: «Царство Божие внутри вас».

— О проклятая инерция тугого земного ума! Кого же тогда следует величать Твоим Отцом?

— Как и прежде — Духа Вечной Жизни, Объединенного Духа творящих Отцов.

— А был ли у тебя земной отец?

— Конечно, как и у каждого сына человеческого. Странные люди: сами осуждают женщин, а мою генеалогию исказили до абсурда. Все было просто и красиво. В ту пору мир клокотал предчувствием прихода Мессии, Спасителя. Мудрый Иосиф рассказывал юной Марии легенды века о грядущем Божьем Дите. И такая любовь к Небесному Миру радости переполнила сердце чистой девушки, что она полюбила зрелого мужчину, а мой Дух объединил великолепную пару нерушимым браком. Родилось земное дитя от любви земной супруги и моей воли — осуществить надежды Объединенного Духа Отцов. То, что осталось в текстах известных переводов, — творчество ограниченного ума тех или иных фанатиков. Каждый видит такого Бога, которого заслуживает!..

— Теперь я понимаю тайну появления в той или иной сфере бытия Образа Грозного Бога. В информационном источнике Вселенной, кроме творящих потоков, есть ручьи разрушительного духа древних цивилизаций. Они пытаются вплести себя в животворящие русла нормальной Эволюции, как это делают вирусы в теле земного человека. И тогда в ноосфере появляется своеобразная раковая психоопухоль. Она доминирует над течением жизни, останавливает все попытки выздоровления. Как же выздороветь людям, как устранить эту опухоль? Атеизм пробовал целиком избавиться от идеи Бога, но мы упали еще глубже в бездну абсурда.

— Просто ноосферная опухоль перекочевала в проявленный мир. Метастазы пронизали все уровни бытия.

— Какой же выход?

— Понять полной силой то, что я сказал еще две тысячи лет назад: «Царство Божие внутри вас». Люди до сих пор отчуждают Бога от себя. Они нагородили храмов, икон, ритуалов, молитв, табу, обрядов, чтобы заглушить голос Бога в себе. Они боятся самой мысли о том, что творящая Божья Воля, как мощная пружина, напряжена в сердце, в уме, в чувстве, в интуиции, в свободе, в любви. Они готовы слушать голос Антагониста, Антилогоса, выполняют его волю неустанно, ежедневно, даже не замечая этого. Непрерывные войны, преступления, разрушения, взаимная ненависть, жадность к иллюзорным внешним благам, слепота к очевидным законам красоты и Преображения, которые демонстрирует им Мать Природа — все это несет боль, страдание, муку, но не останавливает течения злобы.

— Ты сказал, что грядущий приход Христа будет как коллективное Воскресение миллионов Христов, посеянных тобой в ниву человечества. Именно тогда испепелится Дух Разрушительных Отцов? Тогда состоится большой отбор и разделение?

— Да. Ты помнишь, что я сказал Иоанну на Голгофе? И своей любимой матушке тоже?

— Помню. «Вот Матерь твоя. Се сын Твой».

— Тем самым Пречистая Дева стала Матерью всех творящих человеческих душ через Иоанна. Тем самым все творящие души приобщаются к единой Божьей Семье. Ты понимаешь, какой впечатляющий рычаг всемогущества Ноосфера передала земным поколениям? Почему же задремал так тяжело человеческий дух, ожидая помощи от Бога, в глубине собственного существа?! Почему остыло человеческое сердце, которое должно бы стать искрой Вселенского Отцовского Сердца?

— Ты вспомнил о сердце как о символе?

— Иначе. Сердце — альтернатива интеллекта. Информация в вашей сфере определяется как поток знания определенной насыщенности.

— А на самом деле — что же такое Логос-Слово?

— Самобытие. Самораскрытие. Простой пример: разве зерно, чтобы вырастить из себя растение, получает информацию на стороне? Разве есть законы саморазвития зерна, кроме тех, которые записаны в генах его? А человек ищет «знание» где угодно — в звездных просторах, в недрах элементов, в глубинах микромиров, в теоретических спекуляциях, — но не в своем сердце, то есть — в собственном ядре Бытия, в Обители Отца.

— Ты утверждаешь, что сердце не только орган кроводинамики, но и сингулярная точка Бытийности?

— Думай проще: сердце — престол Бога. Сердце имеет таинственные артерии связи со всеми сердцами живых существ Вселенной, с сердцами элементарных частиц, с сердцами звезд, планет и далеких сфер существования. Через сердце люди смогут вернуться к Первобытию, преодолеть вековую растерзанность Бытия, объединить отрешенные миры пламенем Любви.

— И Антагонист может быть преображенным? Силы Люцифера тоже смогут войти в Обитель Отца?

— Если поймут суть своего падения. Если сожгут в себе дух разрушения. Спроси чистого ребенка: захочет ли он находиться в Эдеме Радости, зная, что где-то изнывают в муках мириады духов?

— Ребенок не захочет. Это — истина. Она пожалеет даже Сатану.

— Тогда всем людям нужно стать детьми. Ведь сказал ученикам своим: если не будете как дети — не войдете в Царство Небесное. Космический Океан не примет существ, исполненных желанием отомстить за собственные муки. Запомни, мой друг: дух Аримана неразрывен с духом человечества. Разгадайте эту загадку. И пробудите сердце. Приближается цикл великого Воскресения. Я приготовил для людей прекрасный Сад Радости. Ручаюсь: в него войдет каждый, кто омоет сердце огнем любви и приготовит одежды духа, кто не тлеет в Вечности. Сердце одолеет для вас все барьеры Времени и Пространства. Сердце подарит небесную науку Истины. Сердце вооружит бездонной энергией. Дальние миры будут на расстоянии вытянутой руки. Мой любимый ученик Иоанн истинно писал: «Кто предпочитает — пусть берет воду жизни даром». Выходите на новое чистое Божье Поле созидания. Не цепляйтесь за темницу вчерашнего обмана. Мощный Океан Бытия зовет мужественных капитанов мечты. Космические ураганы стремятся поиграть с вашими духовными парусами!

Спешите объединить сердца друзей в костер Божьего Братства!..

Часть третья. СОЛНЕЧНЫЙ КОВЧЕГ

(Из дневника Сергея Гореницы)
… После посещения Звездного Корсара не спал до утра. Сознание бурлило, как мощный костер. Все глубины психики возмутились, срывая архаичные слои ментальных мистификаций, накопленных человечеством на протяжении тысячелетий исторических блужданий в глубинах многочисленных лабиринтов.

Миссия Христа предстает перед взглядом ума величественно и просто. Мы до сих пор не поняли понятие Великой Жертвы. Мы ежедневно пьем кровь и едим тело его, но превратили вселенскую мистерию в спектакль Евхаристии. Нам подарили творящую силу Всевышнего, а мы забавляемся техническими игрушками отчужденных элементов и стихий. Мы давно уже могли творить Новые Миры, уподобившись Духу Отца, но до сих пор клепаем консервные коробки устройств, прячемся в них, как улитки, стремясь ступить на поверхность других миров завоевателями, а тем самым — помочь Ариману цементировать фундамент его лабиринтного царства.

Вот здесь разгадка того, что сказал Звездный Корсар: «Дух Аримана неразрывен с духом человечества. Разгадайте эту загадку…» Да, да! Нужен точный гнозис: кто кого породил — Главный Координатор этот трехмерный мир или наоборот?

Ох ты! Кажется, я коснулся древнего узла. Он так просмолен, что невозможно его развязать. Надо рубить. Возникает странная аналогия между динамикой вирусов и динамикой Психосферы. Вирусы имеют ключ для запуска процесса репликации, следовательно, ДНК клетки принимает приказ вируса как свой. Не то же ли с велением небесных паразитов-богов? Почему человечество послушно выполняет их волю, даже персонифицированную через примитивных жрецов и священнослужителей? Итак, слуги Божьи почему-то сумели овладеть кодом приказа, присущим психике людей? Как это произошло? Когда?

Христос, безусловно, первый разгадал страшную тайну и восстал на деспотию Князя мира сего. Ведь он четко сформулировал свое отношение к Властелину, который узурпировал власть над всей сферой: «Вот идет Хозяин этого мира, и во мне нет ничего». Идеальное решение. Восстановить в себе свободный психогенокод, соединиться с Первоотцом, стать одновременно сыном человеческим и Сыном Божьим, то есть — воссоздать на Земле Образ и Подобие Всевышнего. И через жертву на кресте передать импульс Преображения всем, кто откроет сердце и поверит в возможность выздоровления от падения, от греха прислуживания Сатане. И этот самый грех означает лишь одно: мы сами взрастили Антихриста, кормим его своей психикой, молимся ему, служим и отдаем врагу кровь и тело Христа, подаренные для нашего освобождения.

Грядет удивительное восстание духа человеческого. Восстание на самого себя. Своего фальшивого двойника. Не униженное бормотание псевдоверующих или псевдоученых (и те, и другие — холопы Аримана, или холопы мертвых «законов» вещественной сферы), а обновление мира, его перерождение в огненную Сущность.

Сегодня должны прийти мои ребята. Будет интересный разговор. Надо проверить экспериментальный ряд предположений и озарений. Оператор будет отныне в сердцевине любых опытов. Его сердце будет контролировать ход процесса. Это устранит измену, потому что не будет промежуточных звеньев между экспериментатором и экспериментом, его результатом. Энергия, возможности, знания — все будет вытекать из самого человека. Новая технология будет действительно божественной. Мы сможем преодолеть ограничения и классических теорий, и релятивных выводов современных космогонистов.

Надо торопиться! Ибо кто знает, что задумал Ариман. Пока Космократоры рассеяны в других реальностях, мое сердце будет в тревоге. Звездный Корсар поможет, но и Главный Координатор Ары использует весь потенциал человечества, чтобы усложнить лабиринт псевдобытия до бесконечности.


Задремал на часок перед рассветом. И привиделся мне яркий сюжет. Целая фантастическая новелла. Очевидно, недаром она так четко отразилась в сознании, потому что в ней выкристаллизована весьма ценная мысль о механизме Преображения грядущего человека.

Запишу все, как запомнил. Пусть мои ребята прочитают. Вместе подумаем.

* * *
— «Капелла»! «Капелла»! — звучало в пространстве.

Мои руки лихорадочно ощупывали узлы электронного мозга, пытаясь найти повреждения. Все бесполезно! Таинственный поток радиации мигом вывел из строя всю аппаратуру квантовых двигателей и радиосвязи.

— «Капелла»! «Капелла»! Почему замолчали? Что с вами? — доносился заботливый зов Земли.

Экспериментальный квантовый корабль «Капелла» беспомощно падал на Плутон. Восемь часов назад произошло несчастье. Двигатели замолчали. Погасли экраны радиотелесвязи. Только автономный гравиоприемник еще повторял призыв родной планеты. Но я бессилен был ответить.

Корабль летел в неизвестность. Если его не остановить — родная система навсегда останется позади, сублучевая скорость понесет «Капеллу» к далеким звездным скоплениям. Молчаливая и беспомощная, станет она игрушкой межгалактической пустыне.

Я решил действовать, махнув рукой на какой-либо риск. Включил ядерно-химические стартовые двигатели, молниеносный полет «Капеллы» замедлился. Шло время. И вот Плутон захватил в свои гравитационные объятия беспомощный корабль, и он начал падать на планету мрака и тайны. В царство страшного Аида — повелителя смерти.

Что ждет его там? Без горючего, без друзей. Без связи. Без надежды на вызволение.

Я невольно улыбнулся, вспомнив надпись на воротах в царство Аида: «Кто входит сюда — оставь всякую надежду». Удивительная тождественность с моей ситуацией.

Вместе с тем в сознание лезли причудливые рассуждения, будто в глубине существа, кроме ума космонавта, был еще какой-то другой интеллект, который холодновато-иронично радовался трагической ситуации.

«Аид — царь мертвых? Чем это подтверждено? Почему люди машинально принимают такие утверждения древних эллинов, даже не попытавшись проанализировать тексты мифов? Три брата Кронида, Сыны Времени — Зевс, Посейдон и Аид — разделили между собой сферы влияния и господства. Зевс стал властелином проявленной сферы и Олимпа, Посейдон воцарился над водами (это, безусловно, астральный мир тонких энергий, потому что вода в древних традициях — это динамичный мир витальности). Аид стал опекуном тайного мира усопших, мира теней. А поскольку тайны никому не удалось открыть, то фантазия людей нагромоздила вокруг этой фигуры множество мистификаций».

«В чем же мистификация?» — удивленно спросил я у своего ироничного двойника.

«Ну хотя бы в том, что у третьего брата Аида отсутствуют какие-либо критерии для «господства» в теневой сфере. Зачем ему тени? Пользы от них никакой. Разве может живой властвовать над мертвыми? Во имя чего?»

«А кто сказал, что Аид — живой?»

«Сам миф это утверждает. Жена у Аида — Персефона — живая? Живая. Когда она периодически возвращается к мужу своему, природа чахнет, прозябает, умирает. А возвращается в мир — все цветет, оживает. Задумайся: жена царя мертвых дарит земле поток воскресения. Может животворная богиня быть в паре с властителем смерти? Здесь большой обман…»

«В чем же он?»

«В том, чтобы люди поверили в абсолютность смерти. А в глубине мифа как раз и заложена разгадка тайны царства Аида: там, где люди видели смерть, — спрятан источник вечной жизни. Что — вычурная проблема? А разве не то же самое сделал Христос, подарив впечатляющую формулу: «Смертью смерть поправ»? Ищи виновника диверсии, который посеял страх перед сферой Тайны, где струится Источник Силы и Жизни…»

Что это со мной? Бессознательные глубины ищут утешения в самоуспокоении? Или моя интуиция знает что-то такое, что недоступно будничному разуму?

— «Капелла», «Капелла»! — не унималась Земля. — Почему молчите? Второй квантовый корабль «Солнце» готов стартовать с Луны на поиски. Сообщите ваши координаты!..

Легко сказать: сообщите! Кричать на весь Космос? Включить телепатический сигнал? И я всегда скептически относился к экспериментам всевозможных экстрасенсов и ясновидящих. Я — это космонавт Ураган. Командир корабля «Капелла»…

Из темноты приближалась зеленовато-сумеречная поверхность Плутона, вырастала на круговом экране. Острыми жалами поблескивали пики гор под лучами дальнего Солнца. Змеями чернели причудливые извилины: то ли пропасти, то ли русла бывших рек.

— «Капелла»! Друг Ураган! Почему молчишь? — с болью воскликнуло пространство.

Это уже не просто Земля, а ближайший друг, командир группы космолетов на Луне. Однокашник с юношеской школы звездоплавания, соратник во многих полетах. Его имя — Колослав. Перед мысленным взором возникли прозрачные аквамариновые глаза, рыжевато-русая шевелюра, вертикальная морщина между бровей. Знаю, друг, что ты сейчас в отчаянии, но чем могу помочь? Прощай! Если мое подсознание не обманывает, и в царстве теней есть надежда на спасение — я найду такую тропу. А нет — вспомните меня добрым словом!

С планеты навстречу кораблю взвихрилось облако блестящих кристалликов, поднятых взрывами двигателей «Капеллы». Зеленоватая мгла затуманила перспективу в оптических проемах. И в тот же миг раздался удар.

Корабль затрещал. На полуслове оборвался зов Земли. Меня жестоко вдавило в антигравитационное кресло. Снаружи доносились удары, скрежет, сильная разрушительная вибрация.

А потом тишина и тьма.

На какое-то мгновение мое сознание покрылось пеленой забвения. Затем до слуха, как через вату, проникло тихое шипение, свист. Я прислушался, отгоняя волевым усилием волны изнеможения. Свист не прекращалось. Начало пощипывать щеки и нос, будто на сильном морозе.

Неужели выходит воздух? Я быстро закрыл шлем скафандра. Включил подачу кислорода, обогрева. По щекам потекли холодные ручьи тающего инея. Я открыл глаза.

Пульт, покрытый инеем, погас. Померкли глазки электронных устройств, индикаторы навигационного оборудования, локаторов. Сердце «Капеллы» перестало биться. И где-то в щель выходит ее последний вздох.

Стиснув зубы, затаив боль, я поднялся с кресла и прошелся по каюте. Автоматы не работали — ни основные, ни дублирующие. Не стоит стараться остановить агонию корабля.

Обтерев иней на дверце автономного управления, я открыл ее и выключил подачу воздуха в каюту. Его надо сохранить для скафандра. Про себя иронически улыбнулся: «Зачем это? Чтобы дольше агонизировать?»

Выйдя в коридор, я доковылял до реактора. Кое-где толстенные стены космолайнера были разорваны страшным ударом, — сквозь раны веяло морозной тьмой, блестели звезды.

Осмотрев записи автоматов, я собрал все кассеты и перенес к управляющей каюте. Пусть все будет вместе: свидетельство компьютеров и мои выводы. Возможно, друзьям это пригодится, если они найдут остатки «Капеллы».

А пока — нужно выйти наружу. Исследовать (насколько это возможно) поверхность Плутона. Ведь здесь еще не ступала нога человека. Я первый. Может, найдется что-то интересное. Пусть это будет моим последним вкладом в сокровищницу знания.

Я двинулся к шлюзам. Лифт не работал, пришлось идти спиральными лестницами, покрытыми инеем. Несколько раз поскользнулся и упал, больно ударившись. В шлюзах аппаратура разблокирования смотрела на меня мертвыми экранами. Разыскав мощный домкрат, я высадил первый люк, а за ним внешний.

На меня посыпалась туча зеленоватых кристалликов. Ноги утонули в ледяной каше. Повсюду меня окружали призрачные нагромождения мерцающих скал. Корабль тоже нависал надо мной, почти не отличаясь от окружающих гор. До середины он был засыпан замерзшими газами здешней атмосферы.

Я прошел несколько метров от корабля, с трудом переставляя ноги в скользком месиве. Наконец выбрался на твердое. Осветил прожектором. Под ногами чернела плавленая, сплошная, без единой щели порода. Я ковырнул ее портативным электромолотком. Порода не поддавалась. Я удивленно повторил попытку. Опять бесполезно! Вещество Плутона оказалась тверже земных алмазов. Вот это открытие! Жаль, что люди не скоро узнают о нем. Но что это за порода? Из чего она? Какой плотности?

Совсем недалеко виднелся горизонт. На нем зубцами громоздились такие же скалы, как и вблизи. В свете ярких звезд они казались жуткими, загадочными. Достаточно небольшая планета. Не более Марса. Но порода, масса? Почему так немыслима плотность?

Сверившись с пеленгатором, я зафиксировал на нем координаты «Капеллы» и прошел еще немного, выбирая проходы между скалами. Горный массив внезапно оборвался. От него полукругом расстилалась до горизонта равнина, обильно усыпанная ровным слоем зеленого инея. Захватив горсть кристалликов, я полюбовался странными гранями. Надо проанализировать в лаборатории: может, это вода? Тогда Плутон впоследствии можно будет оживить. И намек эллинского мифа станет реальностью: царь смерти окажется скрытым обладателем источника жизни.

Я постоял, прислушался, включив внешние микрофоны. На планете царила тишина, полная тишина. Ан нет! Что-то бурлит — глухо, мятежно. А-а, это моя собственная кровь пульсирует, выполняя свою неустанную рутинную работу. Надо учиться у нее, у каждой клетки собственного тела.

Голод ли, холод ли, любой жизненный экзамен ли — они не снижают ритма жизни, преданно служат своему организму.

Из-за гор всплыл деформированный круг спутника, вокруг засверкало мертвенным зеленым светом. А, это Харон. Спутник Плутона. Или равноценный компаньон. Каково происхождение этих участников древнего космического катаклизма? Кто скажет об этом? Где тот звездный детектив, который разгадает тайну извечного преступления, растерзавшего цельное бытие на жалкие обломки?

Я взобрался несколько выше, остановился на скалистом выступе. Из-за гор блеснула ослепительная звезда, заиграла радужными лучами на шлеме. На душе потеплело: это же Солнце! Оно маленькое, почти не отличается от других светил, однако сердце чувствует его животворящее тепло, родные лучи. Где-то там и Земля. Даже в телескоп ее не увидишь в лучах Солнца.

Грудь залила горячая волна любви. Земля, горница моя! Только вот так, в пустыне далеких миров, мы познаем глубину своего родства с материнским лоном. Порываемся по лучу разума в Безмерность, а сердце наше, будто пуповиной, связанно артерией нежности с твоим сердцем, любимая планета.

Пусть мое тело, мои останки проглотит чужой мир, но я вернусь к тебе, Матушка Земля. Обниму мыслью твои небесно-синие озера, бурные и спокойные моря и океаны, загадочные горы и песенные леса и рощи. Мое сердце с тобой. Возьми его, передай новым сыновьям своим, которые тоже пойдут по пути Вечности, путем Любви.

Я закрыл глаза. Умерил взбудораженные мысли. Перед мысленным взором проплыли поля золотой пшеницы, цветущие сады, голубая лента Днепра. По ней плывут белопарусные яхты, волна качает лодочки рыбаков — такие же смешные и милые, как и тысячелетия назад. Солнце золотит купола древних церквей, ветер качает белые и розовые соцветия каштанов. Так было… Так было в детстве, в юности. Так будет для грядущих наследников его мечты.

Я вздохнул, покачал головой, словно отгоняя милые видения. Достаточно сантиментов. Пора работать. Надо поставить какой-то знак, чтобы его заметили люди, чтобы поняли, кто здесь был.

Двинувшись назад к кораблю, я неожиданно почувствовал, что рядом кто-то есть. Кто-то живой, разумный. Будто чьи-то незримые руки коснулись лба, внимательный взгляд заглянул в душу.

Удивленно оглянулся. Что за наваждение? Вокруг скалы, обрывы, накопление льда. Вдруг… на глаза попался странный предмет. На каменной площадке возвышалось нечто вроде скульптуры. Неужели творение разумных существ? Здесь, среди мертвой пустыни?

Я осветил предмет прожектором. В лучах проявилось неземное лицо, высеченное из черной породы, с крепко прислоненными к груди руками. Вся титаническая фигура была олицетворением собранности, сосредоточенности. Создавалось впечатление, что существо защищает ладонями величайшее сокровище свое. И то сокровище — в груди. А взгляд, подобно стреле духа, запущенной в глубины мироздания, передает свою внутреннюю суть дальним неизвестным братьям. Как удалось таинственному создателю выразить свой замысел через мертвую породу? Я еще не встречал на Земле такого мастерства! Кто были создатели? Пришельцы или аборигены Плутона? Или путешественники из системы Юпитера или Урана? Мыслящие существа, о которых мы уже знаем, но еще не встретили.

Молчит пустыня. Молчит пространство. Только глаза неизвестного Брата устремлены в Космос, соединяясь с огнями дальних миров.

Я возвращался к кораблю взволнованный, пораженный. Теперь мне будет легче жить среди царства Аида, потому что знаю: здесь побывали мудрые существа, одухотворившие творчеством холодную страну теней…


… Шли часы. Десятки. Сотни.

Я уже не отмечал их. Это было бы пустой тратой времени. Упорно работал, чтобы забыть о плоти и времени.

Починив немного каюту (я наложил на разрывы пластмассовые швы), наполнил ее воздухом, обогрел от атомной батареи. Отдохнув в постели несколько часов, снова выходил наружу — изучать окрестности, искать знаки чужой культуры. Однако, кроме статуи, мне не повезло больше ничего найти. Плутон будто пошутил надо мной, проявив посреди мрака пустыни прекрасный фантом, чтобы раздирать мое сердце надеждами и сомнениями.

Я принес на корабль немало образцов горных пород и кристаллов. Анализ показал, что плотность вещества планеты превосходит земные породы в десятки раз. Это было особое состояние элементов. Не является ли Плутон грандиозным искусственным ковчегом, созданным таинственной цивилизацией для путешествий в звездных просторах. А может, и в других координатах времени-пространства.

Я решил расширить круг исследований. Наметил маршруты. Именно в это время, неподалеку от статуи Неизвестного, меня подстерегало неожиданное происшествие.

Над зубцами скал взошла звезда — Солнце. Я несколько минут с нежностью смотрел на него, посылая в ту сторону свои думы, сердце, лучшие чувства. Неожиданно на фоне звездного пространства мелькнуло как будто мерцающее крыло. Неуловимое мгновение — и вертикальная человеческая фигура появилась на пути к скульптуре. Она была трепетная, неустойчивая и меняла интенсивность своих красок. Колыхнувшись, фигура двинулась ко мне.

Морозец прокатился по спине. Что это? Неужели житель Плутона? В свете дальнего Солнца существо кажется полупрозрачным. Подобно человеку Земли. Грациозная женщина. В сердце появился страх: может, галлюцинация?

Фигура женщины приблизилась. Очертания ее мглистые, но видны яркие глаза, полные губы. Послышались взволнованные слова:

— Друг Ураган! Наконец мы нашли вас. Мы спасем вас.

Я онемел от неожиданности. Нет, это не может быть! Это игра уставшего разума.

А женщина, протянув руки ко мне, ласково сказала:

— Мы гордимся вами. Еще немного — и вы будете на Земле. Вы слышите меня? Вы понимаете?

Я проглотил ком в горле и хрипло сказал:

— Я слышу вас. Но кто вы? Здесь отсутствует воздух, а вы — без скафандра. Как же я слышу вас?

— Не бойтесь, — улыбнулась она, — я не призрак. Нет времени объяснять. Наберитесь терпения. Я должна исчезнуть… Сообщите ваши координаты. И включите прожектор через двести часов. Слышите? Через двести часов!

Я продиктовал координаты. Хотел еще что-то спросить, но фигура женщины расплылось туманом и исчезла.

Преодолевая сомнения и уныние, я следующие сто пятьдесят часов монтировал на скале возле корабля прожекторные установки. Подведя кабели, включил атомную батарею. Мощный голубой сноп лучей пронзил пространство, потерялся в бесконечности. Облегченно вздохнул. Если в моем видении есть какая-то правда — то друзья увидят прожектор. Найдут и корабль, и меня.

Шли тянущиеся часы.

Я выходил караулить около прожектора, пылал на костре надежды и отчаяния.

И вот… неожиданно… со стороны Солнца заискрилась маленькая звездочка. Сияние ее усиливалось, нарастало.

О судьба! Это же квантовый корабль! Видение не было призраком. Они вовремя прилетели, как и обещала женщина.

Звезда легла на планетную орбиту, исчезла за горизонтом. У меня потемнело в глазах. Неужели не заметили прожектора? Его видно за тысячи километров в космосе. Неужели промашка?

«Спокойно, спокойно!» — говорил я про себя. — «Они вернутся, обязательно.»

Почему так трудно? Кружится голова, спазмы в груди.

Я пошатнулся, упал. Раскинул руки, чтобы удержаться. И пропасть неодолимо тянула вниз.

«Только бы не было пробоины в скафандре», — мелькнула последняя мысль.

Звезды сплелись в красочное кружево, закружились, окружив меня мерцающей спиралью. Тело безвольно погрузилось в слой мелких льдинок.

Волна забвения убаюкала меня и понесла в неизвестность…


Мне мерещились космические просторы. Только были они не черные, а нежно-голубые. И звезды казались не далекими солнцами, а близкими и родными существами.

Я мчался между планетами и звездами в сопровождении многоголосой мелодии. Какая-то доля сознания удивлялась, что не нужно мне было ракеты или другого устройства. Можно было лететь просто так — силой собственной воли.

Сначала звезды выглядели как пульсирующие огненные цветки в небе. А потом, когда я подлетел ближе, увидел, что это — знакомые люди. Вот Колослав. Вот покойная мама. Рядом — друзья по школе: Юрий, Рамат, Юриана. И у каждого в груди пылает цветок. Ба, это не цветок, а сердце. Звезды — это сердца людей. А я до сих пор не знал об этом. Как замечательно! Надо непременно рассказать всем о таком чуде. Все будут рады, что звезды — не шары раскаленного газа, а родные, теплые человеческие сердца.

Где-то из пространства подплыла еще одна звезда-сердце. Это девушка. Откуда она знакома мне? Вроде бы никогда не встречались, однако ее сердце казалось очень близким, неотделимым от моего.

Девичьи глаза заглянули глубоко в мою душу, послышались нежные слова:

— Как долго я ждала тебя. Хотя и прекрасно в небе, среди других звезд, но ты один-единственный. Когда-то нас разлучили, и мы уже тысячелетиями ищем свою судьбу. Хочешь снова быть общим сердцем?

Я счастливо засмеялся. Так вот в чем секрет любви? Так просто? Слить два сердца в одно?

Я распахнул объятия, бросился к родному сердцу. Но неожиданно загремел оглушительный гром. Навстречу мне ощетинились черные каменные громады и зеленые острия острых кристаллов. Таинственное девичье сердце исчезло. Вместо него выплыло из мглы титаническое темное лицо. Где я его видел?

Горы. Широкая равнина. Далекое Солнце. Пустыня, и над ней безразличное сияние светил. И статуя. Статуя таинственного Брата. Взгляд его погружен в пучину Космоса, ищет разгадки извечной тайны Бытия. Уста его шевелятся, и слышны суровые слова:

— Не спеши, брат. Чтобы стать единым сердцем, надо забыть те века, когда ты был разделенным сердцем. Самоотречение и подвиг — вот твой путь. Найдешь ли в себе силу, чтобы войти добровольно в озеро огненное?

Острие кристалла пронзило мое сердце. Острая боль молниеносно смела с поля сознания все — звезды, сердца, горы, статую. Я застонал. Пошевелился. И сразу же услышал грубовато-нежный голос:

— Наконец то очнулся. Вставай, вставай! Нет времени валяться.

Я открыл глаза. Надо мной склонилось знакомое лицо. Кто это? Неужели Колослав? Как, откуда? Он же на Луне. А здесь Плутон… Да, видимо, не Плутон. Я без скафандра, вокруг стены небольшой каюты, за широкой спиной Колослава в иллюминаторах мерцание звездных созвездий. Мы в полете? Стало быть, я спасен?

— Проспал, — смеется Колослав, и рыжеватые волосы смешно развеваются над высоким лбом, будто язычки пламени. — Эх ты, лентяй! Столько с тобой мороки. Ищи тебя среди снегов Плутона! Поднимай, неси. Думаешь — легко?

— А ты все такой же, — радостно сказал я, уже вполне придя в себя. Затем, вспомнив, где я был недавно, я подергал товарища за руку. — Послушай… А как вы узнали, где я? Кто вам сообщил?

— Как кто? — удивился Колослав. — Ты сам.

— Я?

— А кто же еще?

— Как?

— А тебе это лучше знать. Здесь я ничего не понимаю. Сплошная мистика. Прискакали из Института Мысли посланцы в Космоцентр. Ваш Ураган, говорят, на Плутоне. Немедленно посылайте квантовый корабль туда. Дают координаты. Мы засомневались. Они продемонстрировали видеозапись. Туманно, нечетко… однако там записан контакт с тобой… среди скал Плутона. Всякие там сентиментальные мысли. Ну, а дальше — ты знаешь. Мы рванули в космос. И забрали тебя.

Я удивленно выслушал друга, а потом сказал:

— Невероятно. Я тоже был свидетелем такого чуда, сознание отказывается верить. Вдруг среди льда, среди мертвых скал — призрак женщины.

— Не призрак, — раздался ироничный бас за спиной Колослава, — а мой ассистент, сотрудник Института Мысли Риона. Замечательная девушка. Не имеет никакой связи с привидениями.

— О, — отодвинулся в сторону Колослав, — уважаемый академик тебе все объяснит. Руководитель Института Мысли Багров. Сам пожелал лететь к тебе на Плутон.

— Ко мне? — удивился я. — Чем я заслужил?

— Заслужил, заслужил, — махнул рукой Багров, склоняясь ко мне. Академик был невысокий, круглолицый, но взгляд его пронизывал насквозь. Глаза прозрачные, холодные, будто колодец с искристой водой. Очень странный человек.

— Скажите же мне, чем я вас заинтересовал?

— Во-первых, даже ребенок мог бы понять, что эксперименты с передачей мысли лучше ставить в космических масштабах, а во-вторых…

— Подождите, — воскликнул я, — неужели видение, которое я видел там, на Плутоне… телепатический сигнал с Земли?

— Именно так, — кивнул Багрова. — Успокойтесь. Вам разве это удивительно? Помните наши давние споры? Между Космоцентром и Институтом Мысли? Вы утверждали — кванты покорят пространство. А мы настаивали — мысль.

— Помню, — пробормотал я. — Это было давно. Лет семь назад. Я серьезно не воспринимал тот спор.

— Тем хуже, — иронично возразил Багрова. — Смешно то, что лучшие доказательства в нашу пользу дал космонавт.

— Кто же?

— Вы. Именно вы. Только благодаря нашим экспериментам вы спасены, добыты ценные сведения о Плутоне, подтверждена возможность межпланетной и межзвездной связи на принципиально новых началах.

— Хорошо, — не сдавался я, — пусть у вас ведутся эксперименты, что-то получается, но со мной договоренности не было? Факт. Я находился за шесть миллиардов километров от Земли.

— Ну и что? — ласково подхватил Багров. — Расстояние в телепатии не имеет значения. Здесь действуют иные законы и константы. В минуты отчаяния (а у вас были именно такие минуты, попробуйте возразить!) конденсируется колоссальная психическая энергия, мощным разрядом генерируется в пространство. По закону тождества этот разряд принимается психически близким субъектом. Именно так произошло здесь. Мы сразу обнаружили двух…

— Кого двух?

— «Психодвойников». Индивидов, психический резонанс которых вибрирует на одной частоте. Сотрудник, о котором я говорил, — девушка. Вы знаете уже ее имя. Риона. Очень талантливая. Правда, взбалмошная, недисциплинированная. Именно она приняла ваш призыв.

— Я никакого призыва не делал, а просто внутренне прощался с Землей.

— Вот-вот! — засмеялся Багрова. — Это как раз и есть наш метод — внутреннее обращение, которое ей удалось воспроизвести через оптический психоинвертор.

— А я? Почему я увидел девушку там, на Плутоне?

— Это — отдельный эксперимент, — радостно потер ладони Багров. — Это эффект создания особого… Э-э, подождите. Я вам открываю наши секреты, а еще не спросил основного: пойдете ли вы к нам?

— Куда? Откуда?

— Из Космоцентра. В Институт Мысли.

— Меня забрать из космоса? Это нереально.

— Наоборот, — сердито замахал руками Багров. — не забрать вас из космоса, а дать вам космос по-настоящему. Уже полжизни я воюю с учеными-технистами, доказывая им, что космос невозможно освоить ракетами.

— Смотря какими ракетами, — ревниво возразил я. — Квантовые устройства не имеют границ для проникновения в глубины мироздания.

— Глупости. Квантовые, суперквантовые, мезонные, фотонные, даже тахионные — всем им одна цена. Тянуть в пространство миллионы тонн вещества, отправлять людей на страшный риск, ждать их через тысячи или даже миллионы лет, учитывая парадокс времени. Не годится такая перспектива. Не говоря о том, что вы никогда ракетами не перепрыгнете квантовую границу — скорость луча.

— Перескочим. Каждая граница — условная!

— Ха-ха! — весело подхватил Багрова. — Вот мы и разрушаем вашу границу. И не когда-нибудь, а сегодня. Только на принципиально новой основе.

— Мысль?

— Да. Только не понимайте примитивно. Речь идет не о связи между космонавтами или с другими мыслящими существами с помощью парапсихологического умения. Все гораздо грандиознее! Я говорю о путешествиях между планетами, между звездами, между сферами, об изучении других миров, систем, галактик. Нет границ для изучения мира с помощью мысли. Почему? — спросите вы. Потому что скорость распространения мысли — мгновенна. Это — динамика Логоса, это характеристика Вездесущего Бога. Мысль не укладывается в пространственно-временные аспекты. Она впитывает их в себя. Вы понимаете? Именно мысль — творец всех констант Мироздания. Посылая путешественников к другим галактикам или метагалактикам, мы не будем их ждать через миллионы лет. Для этого достаточно будет несколько минут, секунд, часов. Да, собственно, они никуда и не полетят.

— Полетят — не полетят, — пожал я плечами. — Как это понять?

— Замечательный диалектический орешек, — смешно пошевелил лохматыми бровями Багров. — Однако вы не ответили: пойдете к нам? Могу сказать откровенно: таких, как вы, на Земле, может, десяток, а может, и меньше. И тех мы не знаем. Ваш переход в Институт Мысли поднимет опыты на невиданную высоту.

Я весело рассмеялся.

— Так позвольте же сначала узнать все как следует. Перед таким напором разве устоишь? Если это не заберет от меня космос, то…

— Я знал, что вы мудрый человек, — воскликнул Багров. — Я знал!

— Короче, я зайду к вам, а там поговорим.

— Вот и хорошо. Ложитесь отдыхать. А то мы вас сразу из обморока в суперкосмические проблемы…

— Самые лучшие лекарства. Кстати, вам тоже пора в кресло, потому что скоро — финиш. Я вижу за бортом Луну. Станция!


Прошло несколько дней. Завершились торжества по поводу моегоспасения, выступления по телесети. Я провел десятки пресс-конференций, дал сотни интервью журналистам, ученым, космологам. Затем рейсовая ракета принесла меня на родную Землю. И в тот же день межконтинентальный аэробус дал мне возможность отправиться на юг, в Непал.

В Катманду пересадка на мощный вертолет, курс которого лежит к высокогорной долине в Гималаях. Там, на высоте более трех километров, расположен Институт Мысли. Туда и лежит мой путь.

Внизу плывут гряды титанических гор. Вьются белоснежные хребты, клубятся облака, пряча в глубоких ущельях вековые тайны. Вертолет ныряет в мглистую пелену, пробивает ее. По склонам сбегают вниз заросли высоких деревьев, бушуют пенистые водопады, темнеют массивы скал.

Машина остановилась на берегу небольшого озера, похожего по форме на гигантский глаз. Даже островок с группой елей посередине напоминает зрачок. Нежно-зеленый плес замер, не колыхнется. Древний лес стоит как стража. Торжественно дымятся вершины, будто кто-то там зажег костер.

Я вышел из вертолета, глубоко вдохнул прохладный, благоухающий воздух гор. Просто, величественно, спокойно. Как в Космосе. Разве удивительно, что именно здесь ученые пытаются раскрывать тайны человеческой психики. Ураганные вихри человеческих сознаний мчатся далеко за этими хребтами, не затрагивая спокойствие сказочной долины.

Пилот — черноглазый, задумчивый юноша из Бенгалии — молча показал в сторону скал. Там, за верховьями елей и кедров, блестели своды какого-то экзотического сооружения. Туда вела едва заметная тропинка меж густой травы.

Я двинулся по ней. Разгребал травы, вдыхал пьянящий запах цветов. Кровь пенилась в висках, тонко покалывало в сердце. Чары, настоящее волшебство! Будто и не было тысячелетий технической цивилизации. Вернулись исконные эпохи, когда в этих ущельях риши Вед искали истину, растирая собственное естество, бросая вызов вечному молчанию Неба. А вокруг были примитивные первобытные стойбища, грубые нравы, предрассудки, деспотия жрецов, страх перед тайнами бытия.

Впрочем — современному человечеству тоже не стоит кичиться своим статусом космической цивилизации. Может оказаться, что мы — всего-навсего пленные красочной паутины, сотканной собственным самообманом в глубине исторического лабиринта.

Я ступил под покров великанов деодариев. Они меня приветствовали едва слышным звоном, очаровали спокойной величавостью. Между покрытыми мхом валунами, через узловатые завихрения змеевидных корней я добрался до широкой поляны. Отсюда начиналась аллея, посыпанная белым песком, ведущая к таинственному сферическому зданию.

У входа мое внимание привлекла статуя женщины, высеченная из темно-лилового камня. Я залюбовался легкими линиями, тонкой символикой творца. Грациозные девичьи формы были покрыты прозрачной дымкой. Я не мог понять, как художнику удалось достичь такого эффекта, работая с грубым материалом. Девичье лицо сосредоточено, брови сдвинуты вместе с выражением вопроса. Взгляд направлен в звездное пространство! В ладонях, у груди, она осторожно, как величайшее сокровище, держит прозрачную чашу с сердцем. Оно сияет голубым пламенем, бросая отблеск на юное лицо.

С трудом оторвавшись от созерцания статуи, я двинулся к входу. На стене увидел мерцающую надпись санскритскими письменами: ИНСТИТУТ МЫСЛИ.

Дверь тихо отворилась. Я вошел в коридор. Стены излучали мягкое сияние, в овальные окна приветливо заглядывали ели. Я огляделся. Ни души.

Еще одна дверь. Она неслышно открывается. На меня смотрит юная женщина. Я ее сразу узнал. Это была та, которая появилась у меня на далеком Плутоне. Та, которая спасла меня от смерти.

Женщина похожа на статую, поставленную при входе. Такая же хрупкая, странная, таинственная. Большие черные глаза из-под густых ресниц смотрят на меня вопросительно и тревожно.

«Какая очаровательная», — подумал я.

— Какая очаровательная, — деловито повторил чей-то голос со стороны.

Я обалдел от неожиданности и смущения. Кто-то дружно засмеялся. Девушка покраснела.

Около нас неожиданно появился Багров, в шутку сказав:

— В нашем институте даже думать надо осторожно. Не стоит женщинам сразу говорить комплименты. Аппаратура записывает, потом ваши мысли поменяются — будет конфуз. Впрочем, думаю, в отношении Рионы изменения мыслей не будет.

— Багров, — умоляюще сказала девушка.

— Молчу, молчу. Знакомьтесь: Ураган, а это — Риона. И вы уже знакомы без меня. Среди снегов Плутона встретились. Простите, друг, что я не встретил вас. Как раз продолжается важный эксперимент. Я снова брошу вас. Останется только Риона. Однако именно она вам и нужна. Тяжелая артиллерия, как говорили наши воинственные предки. Мы ее пускаем в действие, чтобы завоевать вас.

— Багров…

— Молчу, молчу, — взглянул веселым взглядом на девушку ученый. — Но я нисколько не преувеличиваю. Риона — энтузиаст парапсихологии и ее новых отделов. Она вам обо всем расскажет. Риона, поручаю вам этого космического волка, обработайте его. Ну-ну, не сердитесь, вам не к лицу. Освобождаю вас до вечера. Гуляйте, спорьте. Но помните: участие Урагана в наших экспериментах — первостепенная задача.

Багров впопыхах посмотрел на хронометр, махнул рукой и исчез.

Я робко посмотрел на девушку. Мне как-то неловко было смотреть ей в глаза после того, как мои мысли прозвучали в пространстве.

Однако Риона смотрела дружески, хотя и тревожно. Подала узкую руку с длинными музыкальными пальцами. Я взял ее, легонько пожал. Горячая струя прошла по телу, проникла в сердца. Она закрыла глаза, убрала руку. Затем снова посмотрела на меня. Щеки ее побледнели. Она тихо сказала:

— Пойдем. Пошли в горы. Я вам покажу свои любимые места. Вам понравится у нас. Вы будете с нами работать. Я знаю.

— Я тоже знаю, — зачарованно вздохнул я.


Она шла по горной тропе медленно, легко, будто плыла. Между нагромождением многоцветных скал, между зарослями деодариев и елей, над бурными потоками по шатким мостикам-колыбельным. Изредка оглядывалась, и тогда светлые молнии черных глаз обжигали меня.

Риона остановилась возле водопада. Гималайские кедры-деодары стремительно поднимались в небо, создавая подобие сказочного дворца. В просветах между ними белели высокие вершины, вверху этот дворец прикрывало небо — темно-голубое, спокойное. Водопад натягивал прозрачные нити между скалами, невидимый музыкант касался тех струн пальцами, играл едва слышимую мелодию вечности.

Девушка, склонившись, начала собирать сухой хворост. Я, поняв задумку, начал ей помогать. Риона указала место у водопада. Мы сложили кучку веточек и подожгли.

Огонь весело заплясал на дровах.

Мы сели около него на широкие, плоские камни. Нас разделял костер. Языки пламени поднимались выше и выше. Мириады веселых праздничных искр поднимались в потоке мощного пламени в небо и соединялись с пространством.

Когда костер усилился, я подложил несколько толстых веток кедра в очаг и тихо сказал:

— Мне кажется, что это уже было.

— Было, — как эхо отозвалась Риона. — Конечно, было.

— Когда? — словно во сне, спросил я.

— Всегда.

Я воспринял ее сокровенный ответ как высший аргумент. Мне этого было достаточно. И снова тишина, нарушаемая лишь треском искр, которые багровым руслом отправлялись в небесный океан. Риона вздохнула. Пригладила волосы на висках, отбросила за спину тяжелую косу.

— Слушайте… Пусть будет наш разговор сказкой. Не надо анализа. Споры тоже излишни. Попробуем отгадывать ряд тайн, волнующих нас, с помощью легенды, мифа, интуиции, мечты, с помощью сердца. Так, зерно, пока она не проросло, кажется мизерным рядом с тяжелыми скалами, вещами, машинами, людьми, далекими мирами. Но дайте зерну пространство и условия… и оно трансформирует мир. Заколосятся массивы хлебов, зашумят густые леса, миллиарды людей получат еду и одежду, здания и машины, бумагу для книг и музыкальные инструменты для проявления гармонии.

Так было до сих пор и с мыслью. Хотя мысль всегда была ведущей в эволюции (вспомните вещее Платоново: «Мысль правит миром»), но ее почти не замечали. Больше обращали внимание на внешние проявления, не понимая, что это лишь грубые одежды мысли. Стул или ракета, компьютер или песня, хлеб или прекрасная игрушка для ребенка — все это творчество огненной мысли. Даже пантеоны всех богов — древних и современных — разве не мыслью созданы? А наши руки, инструменты, машины, устройства и гигантское сооружение социума — лишь оружие мысли, которым она перестраивает мир.

Однако уже тысячелетия назад появлялись люди, которые задумывались над сутью мысли. Считалось, что энергия мысли передается в пространстве и времени, она конденсируется, рассеивается, что она неистребима, как и все в Космосе.

Однако простите. Я увлеклась и сползаю к философии. Вы, конечно, сами достаточно знаете о фактах, связанных с манифестацией энергии мысли.

— Знаю… Читал… Но увлекался другими направлениями научных исследований. А теперь, когда Багров… когда вы… короче, надеюсь, что мир мысли, который вы хотите мне открыть, такой же реальный, как и тот, к которому я привык.

— Высший, — подхватила Риона. — Более значительный, более мощный, более глубинный. Я люблю афоризм одного из древних гималайских учителей: «Мысль стихийная и беспредельная». Она — инструмент Бога-Творца.

— Говорите, говорите. Мне отрадно вас слушать.

— Я скажу коротко. Остальное должна добыть ваша воля, ваше желание. Наука уже десятки лет накапливает статистические данные и экспериментирует. Однако мало способных людей. Мало доверия к новому направлению в познании. Стереотипы ужасны. Однако основные тенденции определены. Мы можем концентрировать и конденсировать энергию мысли. Нам повезло в микродозах скристаллизовать эту энергию, получить ее субстрат. Об этом вам расскажет Багров.

А конкретные примеры… Мы с вами — лучший пример. Проводя эксперимент с анализом информационного поля Вселенной, я восприняла мощную телепатему, увидела вас, пейзаж Плутона, услышала ваши мысли, адресованные людям Земли, чувства. Мои впечатления были записаны на видеопленку. Зная, что вашей судьбой озабочен Космоцентр, мы немедленно передали это ученым на Луне. Они подготовили спасательную экспедицию. А наш институт тем временем предупредил вас.

— Как? — удивленно спросил я. — Неужели вы обладаете такой мощной мыслью?

— Нет, не владею, — сказала Риона. — Мою телепатему усилили энергией, сконцентрированной в кристалле. На этот импульс был потрачен почти весь запас. В чем суть эксперимента? Создание в пространственно-временном континууме так называемого психодвойника. Из виртуальных частиц вакуума. Этот «двойник» не имеет инерции, свойственной творениям с массой покоя и даже квантам. Следовательно, он может передвигаться действием нашей воли, нашей мысли мгновенно в любую точку пространства и даже времени, в любую сферу или мир.

— Мгновенно? — недоверчиво переспросил я.

— Да. Вам это кажется невозможным?

Я пошевелил палкой костер. Он вспыхнул сильнее. Глаза Рионы в отблесках огня казались проемами в тревожный, неизвестный мир. Я не мог отвести взгляда от них и заворожено ответил:

— Мне теперь ничего не кажется невозможным. Но разум…

— Ага, — звонко засмеялась Риона, и эхо повторило тот хрустальный смех в горах. — Разум упорно требует логических выводов. Пусть так. Наша гипотеза вот какая: мысль передается не в электромагнитном, не в мезонном или нейтринном, не в гравитационном или еще каких-то полях, подлежащих законам времени. Она связана с Полем Целости (это условное название). Время и пространство есть лишь аспекты этого творящего поля. Любое возмущение в этом Поле мигом ощущается в другом месте и времени где угодно и когда угодно.

— Ого, — восторженно сказал я. — Тогда это своеобразный телефон Бога. Это средство вездесущности, всечувственности.

— Замечательное определение, — восторженно воскликнула Риона. — Я счастлива, что вы так молниеносно поняли то, что я хотела передать. И еще одно. Это уже мои наблюдения. Мощнее всего действует в этом Поле сердце.

— Сердце? — переспросил я. — Что это значит?

— То, что услышали. Мозговая телепатема достаточно слаба. Она без усиления угасает быстро. А сигнал, генерируемый сердцем, практически не теряет мощности на любом расстоянии.

— Ох ты! Это же замечательно. И позволяет сделать неожиданные выводы.

— Не надо наивности, — вздохнула Риона. — Древние мудрецы и святые сделали это открытие тысячелетия назад. Говорили: «Бог живет в сердце». Мы можем сформулировать так: сердце является проводником к ядру бытия. Мозг только секретарь, а сердце — хозяин. Основной поединок веков продолжался между мозгом и сердцем. Интеллект как алгоритм мозга формировал мировоззрение, концепции бытия, социальные модели, субъективные сферы, структуру государств и идеологические программы по строгим правилам лабиринтного мышления. Мы до сих пор в плену этих штампов далекого падения Люцифера-Светоносца. А сердцу были разрешены только игрушки мифов, сказок, мечтаний и любовных спектаклей. Любовь как Энергия Сотворения была заменена ущербными импульсами холодной мысли. Скорее это была псевдомысль. Потому правдивая мысль — это синтез чувства и познания. О друг! Позвольте вас так отныне называть. Перспективы изучения Мира при помощи сердечной мысли всеобъемлющие. Мы сможем отправлять психодвойников куда угодно: на планеты, к другим звездам, в невидимые сферы, в самые дальние галактики, в прошлое, будущее. Все будет зависеть только от энергии. А энергия будет зависеть от любви.

— От любви? — Завороженно переспросил я.

— Да. Глубина любви определяет мощность субстанции, которую любящий Создатель зачерпывает из Океана Целости. Христос говорил: «По вере вашей будет дано вам». Вера — это воля сердца. Нам не надо будет отправлять гигантские ракеты, рисковать людьми, ждать их тысячелетиями. Мы войдем в контакт с разумными, любящими братьями. Сердечная мысль соединит Бесконечность. Она не отбросит техническую цивилизацию, а с любовью трансформирует ее. И в основе каждой трансмутации будет сердце человека, мысль любви.

Впоследствии научимся уплотнять «психодвойников». Там, на далеких планетах, будем ходить мы, точнее — наши заместители, выполняя нашу волю, волю нашего ума, любви, познания. Вы поняли, к каким высотам приведет изучение энергии мысли?

На горы опускались сумерки. Темнело небо, на небосводе вспыхивали крупные, яркие звезды. А водопад все звенел свою песню, и Риона вела меня широкой тропой своего сердца в миры легенды и смелого поиска.


Я остался в Институте Мысли.

В Космоцентр сообщили о моем решении. На мое имя поступило радиограмма с поздравлением «заживо погребенному». Я прочитал ее вместе с Рионой. Мы посмеялись над черным юмором друзей, и в моем сердце не было ни жалости, ни сомнения. Все было прекрасно, все было как следует.

Прошло два года.

Ранее, в другой ситуации, в других условиях, это время показался бы мне бесконечным. А здесь все было как-то иначе. Разнообразным вихрем событий и явлений промелькнула та благословенная пора.

И вот опять я сижу на плоском камне, около поющего водопада. Слушаю мелодию гор. И жду ее. Она скоро придет.

Между двумя камнями толстый слой пепла. Сколько раз — летом, осенью, зимой и весной — сходились мы к любимому месту? Сколько дум передал нам сказочный водопад, сколько волшебных тайн нашептали гордые деодары, величественные горы? Сколько сил влил к сердцу трепетный родной костер?

Кучка хвороста снова ждет ее. Придет она — и запляшет огонь, приветствуя свою хозяйку причудливым древним танцем.

Я закрываю глаза. Прислушиваюсь к пространству. Вспоминаю. Опять мчится, восстанавливается в сознании цепочка событий этого года. Поражает своей необычностью, а вместе с тем простотой.

Я думал, что начнется что-то сказочное, оккультное. Но началась странная, на первый взгляд, детская работа. Скорее — игра.

Например, передо мной раскладывали много вещей, просили за несколько секунд осмотреть их, а потом, не глядя, рассказать то, что запомнил.

Или называли одно слово, а по нему велели восстановить всю фразу, которую задумывала, в основном, Риона. Или мне надо было ежедневно в определенные часы в воображении строить вещи, фигуры, здания, детали лица, тела, достигая в этом большой четкости. Контролировались мои успехи или неудачи специальным аппаратом, который записывал мысленные творения на видеопленку.

Вскоре я понял смысл этих упражнений. И уже не иронизировал над собственными «шалостями», как сначала сам называл такие занятия, а старательно выполнял задания Рионы. Надо было отточить способность сосредоточения, концентрации мысли, научиться мыслить чисто, ясно. И искренне, как всегда добавляла Риона. А искренность достигалась лишь тогда, когда мысль проводили через сердце. Для меня в первые дни это понятие плавало где-то в облаках абстракций, однако, когда я смотрел в глаза моей наставницы, то чувствовал, вне всякого сомнения, что сердце действительно не только центральный орган кровеносной системы, а таинственный индуктор глубинного естества, центр еще не открытого нами бытия.

— Можно послать мощный луч хорошей мысли, — говорила Риона, — а вслед за тем засорить пространство стаей воронья, которое своим шумом испортит предыдущий сигнал. А если мысль защищена сердцем, она приобретает торжественность и значительность.

Я с радостью соглашался с ней и старался не пускать в пространство «воронья». Риона была удовлетворена. А еще больше Багров.

Затем наступили дни суровых экзаменов. Мне необходимо было создать в пространстве психодвойника — своеобразный информационный дубль. В этом помогал экзотический прибор ЦПК (церебропсихоконцентратор) — изобретение Багрова и его помощников. На голову одевался венец из датчиков, в нем возбуждалось мощное Х-поле, которое направляло энергию мысли субъекта узким концентрированным лучом в выбранном направлении, помогало сосредоточиться, чтобы создать необходимую форму психодвойника. Именно так Риона посетила Плутон, когда я потерпел катастрофу.

Впечатления от первых попыток превзошли мои мечты. Надев впервые венец ЦПК, я сосредоточился, как всегда. Согласно договоренности послал мысль в пространство, направив ее к вершине соседней горы. Там ждали ассистенты Багрова — сотрудники института.

Я мигом вышел из стен лаборатории, мелькнул над озером, над лесом. В груди сладко похолодело, показалось, что мое сознание охватили неизмеримые пространства. Я метнул себя незначительным усилием воли до назначенной горы. Остановился возле палатки ассистентов. Меня увидели, радостно приветствовали. Весело засияли глазки видеокамер, регистрируя появление психодвойника. Но больше всего удивлялся я, зная, что тело мое лежит в экспериментальной камере института, а вместе с тем чувства наглядно утверждали, что я также нахожусь на горе, около моих товарищей.

Институт торжествовал. Багров готовился вплотную подойти к заветным опытам — к изучению космоса, чтобы открыть новый путь путешествий между звездами. И, конечно, положить на лопатки сторонников квантовых кораблей в завоевании пространства.

Еще несколько пробных полетов. А потом — рывок на Луну. Мой психодвойник появился среди сотрудников Космоцентра. Сначала все были поражены, считали мое появление каким-то фокусом, и, когда убедились в разительном успехе идеи Багрова, искренне пожелали мне успехов, прося объединить усилия «космачей» и «психов», как шутя называли они работников Института Мысли.

Шли дни, месяцы. Вскоре начнутся полеты к другим планетам. А потом — к другим звездам. Багров верит, что при жизни нашего поколения они смогут махнуть к другим галактикам.

… Мои мысли возмутились, метнулись врассыпную. Сердце почувствовало ее приближение. Будто опережая лицо, летят впереди две звезды-ока. Как лучи, протянуты мне навстречу руки. Я беру их в свои ладони, из сердца к сердцу посылаю свою радость. Мы садимся молчаливо, тихо на камни. Девушка обещала сегодня рассказать свою тайну. Я знаю, что ее тайна так же прекрасна, как она сама.

Разжигаю костер. Пламя вырывается на волю, бросает блики на задумчивое лицо Рионы.

— Мой друг… Ты читал об экзотической гипотезе Матакришны? О происхождении Солнца? О его строении?

— Не довелось. Это касается твоей тайны?

Она кивнула одобрительно. Затихла на миг, всматриваясь в багровые лепестки пламени. Затем медленно начала говорить:

— Матакришна говорит: почему мы смотрим на Солнце и другие звезды так, как далекие предки? Они предположили в своих гипотезах первое, что пришло им в голову: Солнце и звезды — большие шары плазмы, раскаленного газа. Что это шары — это видно невооруженным глазом. Что газа — показывает спектроскоп и ряд других приборов. А дальше? Дальше — только домыслы, предположения, намеки, к которым приспосабливают математические расчеты моделей — термоядерных, гравитационных, нейтринных и других. А почему бы, говорит Матакришна, не подумать о Солнце и звездах с других позиций? Такие мысли не новы, в сказочной форме они высказывались ранее.

Современная наука держится предположения двадцатого века, что Солнце и звезды — саморегулирующиеся термоядерные системы, где происходит процесс синтеза легких элементов в тяжелые — например, водорода в гелий и т. д., - с выделением определенной энергии. Эту гипотезу приняли почти как догму.

Матакришна утверждает, что звезды — не естественные образования, а искусственные. Действительно, каков механизм естественного формирования Солнца? Сразу такое гигантское тело не может возникнуть, а рождаются из туманностей первоначальные глобулы — планеты. Они объединяются в своеобразную семью во главе с планетой типа Юпитера. Если в недрах небесного тела накоплено достаточно сырья — водорода, дейтерия или других легких элементов — и начнется термоядерная реакция, то неизбежен титанический взрыв, цепная реакция, которая растерзает планету. Ни о какой звезде не может быть и речи. Матакришна говорит: Солнце и звезды — творения мыслящих существ.

— Все? — удивился я.

— Ученый уверен, что все, — утвердительно сказала Риона. — Я убеждена, что он говорит правду.

— А как же тогда возникают предшествующие мыслящие существа? Те, что творят солнца, звезды? Разве не в лучах Солнца возникла наша биосфера, жизнь, наши человеческие тела, в конце концов?

— Подожди, друг, я все объясню. Матакришна говорит: кроме видимого света, есть безграничный спектр других радиаций, целый океан вибраций. Если раньше не было звезд с видимой радиацией (отметим, что «видимой» для нас), то разве это означает, что Беспредельность была темной, что в небесах царил вечный мрак? Возникали существа под другими лучами, жизнь начиналось в других лонах, достигала разумного уровня, эволюционировала, гармонизировала Мироздание. Предположим, что на какой-то планете (или, может, в пространстве) жизнь достигла суперкосмического уровня. И те мудрые существа расширили спектр своего бытия, зажигая огненную звезду, которую мы теперь назвали Солнцем.

— Зачем? — удивился я.

— Чему мы удивляемся? Даже дети с интересом заглядывают в пещеры, щели, стремятся путешествовать за горизонт, а здесь речь идет о божественном Разуме, который имеет возможность подарить бытию, вселенной, Природе небывалые, грандиозные пути Эволюции, родить новых существ. Может, это именно солнечные жители, окружив свою сферу мощными энергополями, дали толчок нашей жизни? Может, именно они являются теми, кого предки называли Богами, Аватарами, Девами, Кумирами? Кто скажет, какие масштабы их действия, творчества? Мы, люди, может, только капля их всеобъемлющего эксперимента Мироздания?

— Значит, Матакришна считает, что там… живут…

— Живут, — торжественно подхватила Риона. — Живут и творят наши огненные братья, учителя, друзья. И дают пример нашему будущему.

— У меня кружится голова. Все это неожиданно. Мы же никогда не сможем их увидеть. Ни один корабль не проникнет на Солнце. Тем более если это химера, если Солнце — плазменный шар, а не такой мир, о котором говорит Матакришна.

— Именно для этого я и начала разговор с тобой, друг мой. Мы должны проверить гипотезу Матакришны. Экспериментально. Действительно, никакие аппараты не проникнут в Солнце. В древний криптограмме о Матери Мира утверждается, что Солнце — твердыня ее. То же самое говорит Откровение Иоанна о «Жене в объятиях Солнца». Все пророки уверяли, что никто не сойдет за ней на солнечную вершину, кроме тех, кто станет ее ребенком. Ты понимаешь, что это значит?

— Ты хочешь, чтобы психодвойник…

— Да. Я хочу, чтобы мы помчались на Солнце. И ты знаешь, что этого невозможно достичь, если огонь Любви не очистит нас.

Я молчал. Однако, наверное, говорили мои глаза, потому что в них Риона прочитала все: я готов был пойти с ней куда угодно — в бездну смерти, на Солнце, в ад, даже туда, куда невозможно проникнуть.

— Но это очень опасно, — прошептала девушка, коснувшись моей руки.

— Ну и что? — Просто спросил я.

— Могут быть неожиданности, осложнения.

— Это ты мне говоришь, Риона?

— Да, да, — нежно засмеялась она. — Я забыла, что разговариваю со славным Ураганом, тигром Космоса.

— Тигр или нет, но и не заяц. Но что нам запоет Багров?

— Ему ни слова, — твердо сказала Риона. — Я намекала о возможности «прощупать» корону Солнца, побывать в его окрестностях, но он пришел в бешенство, закричал, что такое возможно только через его труп, мы принадлежим не себе, а человечеству, что наши двойники сгорят, а вместе с тем и телесные носители будут парализованы. Нет, он не позволит.

— Тогда что же?

Риона повернулась ко мне, глубоко посмотрела в глаза. Щеки ее заалели, и я почувствовал всем телом, как вулканом бурлит ее сердце.

— Ураган…

— Я готов, — сорвалось с моих уст.

— Ты веришь?

— Верю, любимая.

Она встрепенулась от этого слова… Закрыла глаза.

— Еще раз… скажи…

— Любимая… Единственная…

— К Солнцу, Ураган мой?

— К Солнцу, любимая…


На рассвете следующего дня мы пришли в институт. Там еще никого не было. Основные эксперименты и занятия начнутся через четыре часа. В главной лаборатории царил мрак — ставни были закрыты. Риона подошла к стене, нажала кнопку. Веерные занавески плавно разошлись, розовые краски рассвета мягко поплыли по помещению. Девушка посмотрела на меня внимательно, будто измеряла глубину моей уверенности.

Горизонт над горами разгорелся багрянцем. Заполыхали вершины. Между зубцами скал выкатился горящий диск Солнца. Его лучи сверкнули в пространстве, отразились в тревожных глазах девушки. Казалось, что светило вздрагивает, пульсирует, напрягается в усилии оторваться от Земли. Наконец ослепительный шар поднялся над хребтами гор, легко и торжественно покатился в Беспредельность небосвода.

— Пора, — вздохнула Риона.

Мы переступили порог экспериментальной камеры. Двери закрылись. Теперь снаружи, на стене, горит красная надпись: ВНИМАНИЕ, ЭКСПЕРИМЕНТ!

Ни одна живая душа не зайдет в лабораторию, не потревожит нас. Все, что произойдет, зависит от нашей воли.

Риона указала на глубокое, удобное кресло. Я сел.

Она надела на мой лоб венец ЦПК. Проверила функциональную систему. То же самое сделала для себя. Выключила свет. Села в кресло.

— Пора, — послышался ее голос.

В тот же миг мы оказались в пространстве.

Здание института блестело серебряным сводом внизу. Потоки облаков розовели между спокойными нежно-фиолетовыми вершинами. Солнце поднялось высоко над нами.

Я увидел рядом с собой Риону. Сквозь нее просвечивали горы. В лучах утра «психодвойник» казался радужным.

— Ты будто бы существо из сказки, — сказал я, и сам удивился, что мои слова звучат в пространстве.

— Ты тоже, — ответила Риона. Она по-детски звонко засмеялась, повернулась к Солнцу. — Что ж, пусть пока это будет сновидением. Даже для нас. Дай руку, мой милый. К Солнцу!

Я протянул ей руку. Она коснулась меня. И сразу же в моей груди ощутился стук ее сердца. Это было тревожно, необычно, сладко.

— Сначала к Меркурию, — сказала она. — Там сконцентрируемся, а потом…

Я взглядом ответил, что все понял. Мы сконцентрировались. Метнули себя в пространство, к Солнцу. Земля стремительно таяла в небе, превращалась в слабенькую зеленую звездочку. Стремительно росло светило, закрывало большую часть видимого неба. Перед нами появился светло-оранжевый диск планеты.

— Меркурий, — сказала Риона.

Мы направили полет к нему. Пробили дымную атмосферу и остановились на пустынном плоскогорье. Кое-где блестели озера блестящей, серебристой жидкости, из титанических щелей вырывались облака газов. Солнце сквозь облака проглядывало багровым, зловещим шаром.

— Здесь, мой друг, — сказала Риона, — нам надо соединиться в единого психодвойника.

— Разве это возможно? — удивился я. — Ведь мы еще не тренировались.

Она посмотрела на меня, как древний дух всей земной женственности — нежно и чуть иронично.

— Влюбленные веками сливают свои сердца в единое сердце. Ведь ты сказал мне, что любишь? Разве можешь представить себя без меня?

— Не могу, — счастливо улыбнулся я. — Я понимаю. Я готов!

— Тогда я жду!

Я шагнул к ней. Коснулся руки. Рука вошла в руку. Грудь в грудь. Сердце коснулось сердца. И тогда таинственный голубой огонь вспыхнул в нашей груди, соединив два сердца в мощный костер.

Не было меня. Не было ее. Родилось общее желание, совместное сознание, единое сердце.

И то желание, та воля, сила и стремление, почувствовав свое всемогущество, подняли объединенного психодвойника над планетой и швырнули его к Солнцу. Просто в центр горящего диска.

… Огненный океан закрыл Космос. Двойник был окружен яростной плазмой повсюду. Наше объединенное сознание почувствовало, что оптильоны эргов солнечной мощи кромсают нашу духовную броню, пытаясь уничтожить, испепелить дерзкого пришельца с маленькой темной планеты.

Однако, ломая барьеры бурлящей материи, психодвойник нырял глубже и глубже в недра солнечной атмосферы.

Где-то далеко-далеко, в глубинах сознания, звенело предостережение. Оно звало назад, на цветущую, спокойную, любимую Землю, где не надо соревноваться с космическими силами, где не грозит уничтожение. А что, если гипотеза Матакришны — химера? А что, если Солнце уплотняется к центру, и мы попадем в такие недра, где температура достигает миллионов градусов, где страшная энергия ядерного синтеза уничтожит нас, как облако, даже не заметив.

Однако этот голос был едва слышным. Это был голос тела, которое оставалось далеко на Земле. А посланник сердца и ума — совместный психодвойник — всепобеждающей стрелой мчался сквозь протуберанцы, сквозь потоки радиации, сквозь упругие энергополя дальше и дальше.

Напряжение нарастало. Казалось, что еще немного — и невозможно будет выдержать сопротивление немыслимых стихий.

И неожиданно огненный вихрь оборвался. Остался позади. Перед нами возникло необъятное свободное пространство. Там, откуда мы прилетели только что, где клокотала стихия огня, — блестела голубая спокойная сфера. А внизу, сколько глазом кинь, развевались радужные очертания таинственного мира: гигантские горы, деревья, здания. Все это формировалось из текучих красок и лучей, будто в сказочном сновидении.

Я услышал восторженную речь Рионы в себе. Или это было наше объединенное Слово:

— Наши предки знали правду. Недаром назвались сыновьями Световида, внуками Дажбога. Здесь Источник нашего Бытия, здесь наши Отцы, сюда пролегает и наша дорога.

Мы метнули своего психодвойника вниз, на поверхность солнечного царства. И невидимая, плавная, но впечатляющая по своей мощности сила остановила нас, запрещала ступать туда, где имели право жить только полностью трансформированные огнем существа.

Чувство сожаления зазвенело в груди. Неужели Мир Пламенный останется лишь фантомом? Только маревом в пустыне?

Неожиданно гигантская голубая фигура метнулась к нам из глубины солнечного пространства. Доброжелательный взгляд титанических глаз заглянул в наши души, мы почувствовали радостную дружескую энергию брата и родственника. Он приветствовал наш дерзновенный успех, верил в восстановление радужного моста, некогда объединявшего все миры.

— Возрождайте Сердце, — прозвучало последнее напутствие Брата. — Мы ждем вас!

И тогда сознание объединенного психодвойника не выдержало предельного напряжения Солнечного Света. Нас бросило назад, к голубой сфере. Замерцал пламенный океан. Протуберанцы. Черный Космос с мириадами звезд. Зеленый ореол Земли.

А потом легкая тень забвения покрыла наше сознание.


Мы молча стояли перед Багровым. Он со слезами на глазах кричал:

— Никогда не прощу этого! Как вы могли? А что — если бы несчастье? Как вы смели?

Что нам сказать? Видимо, на наших лицах Багров видел только блаженно-радостные улыбки, потому что внезапно махнул рукой и сам рассмеялся.

— Вижу, что от юродивых ничего не добьюсь. Вы потеряли от радости способность разговаривать. Хотя скажите словечко: там есть жизнь? Матакришна был прав?

— Есть, Багров, — прошептала Риона. — Есть Мир любви и вечности. Это дает нам уверенность, что и мы — не капризная игра природных стихий, а действительно наследники безмерной Силы. Нам надо много думать… и чувствовать… Мы потеряли умение чувствовать Сердцем.

Я тоже хотел что-то сказать, но известные слова казались серыми, напрасными. Однако сердце мне властно подсказывало, что огненная эпоха человечества грядет. Потому что если хотя бы одна пара, объединив сердца, смогла подняться к Солнцу, то то же сделает впоследствии и объединенное человечество. Оно вернется в Отцовскую и Материнскую Светлицу, чтобы стать такими, как те, которые родили нас для славной судьбы.

Главное — прислушаться к Камертону Дажбога, пламенному Световиду, который ежедневно начинает бессмертную симфонию жизни в чертогах Вселенной. Прислушаться… и стремиться к творящему Огню.

Потому что возвыситься до Огня — это значит стать ОГНЕМ.

Часть четвертая. ЭКЗАМЕН ДЛЯ АРИМАНА

(Из дневника Сергея Гореницы)
… Вот-вот должны прийти мои ребята. А я все не могу развеять впечатление от странствий к Солнечному Ковчегу. Откуда это видение, как оно могло образоваться в моей психике? Разве Риона — выдумка подсознания? Она настолько реальная, родная, близкая, что без нее уже невозможно жить и мыслить, чувствовать и куда-нибудь стремиться.

Может, она уже где-то здесь, в этой временной сфере? Может, она — это воплощение какой-то из девушек-Космократоров? Кого же? Почему мой разум не имеет никакой информации?

Но главное — сновидения выразили самую актуальную задачу нового цикла: освободить сердце от засилья интеллекта. Здесь — узел трагедии Земли. Люцифер-Светоносец — отец интеллекта. Он знал радость всеобъемлющего творчества, он в самозабвении творил миры и эволюции, но ревниво отстранил сердце на второстепенную работу. И Мироздание, сформированное властителем Мысли, потускнело, начало вырождаться. Животворная кровь любви перестала омолаживать стареющий организм Космоса. А издавна сказано: как вверху — так и внизу. Каждый атом, каждая клетка, каждый точка бытия почувствовали падение основы.

Теперь — только воля человека может найти выход из Лабиринта. Христос сказал: «Когда вознесете Сына Человеческого, тогда поймете, что это Я». Не униженные молитвы и биения в грудь, а вознесение Сына Человеческого. Восхваления его разума и сердца. Регенерация первочеловека начнет регенерацию Мироздания. Такой замысел Отца Сущего.

Так просто. Просто. Науку, технологию, образование, отношения между людьми и мирами опереть на сердце. О Боже, какая чудная мысль! Надо немедленно дать задание ребятам: готовить эксперимент для построения сердцедвигателя. Первоимпульс даст сердце, его надо ввести в резонанс с пульсацией большого сердца Космоса. Тогда можно игнорировать примитивные источники энергоносителей, извлеченным из нефти, ядерного топлива и даже солнечного потока. Каждый носит с собой безбрежный океан силы. Надо только найти путь для его реализации. Но черное сердце, жестокое сердце не полетит, не сотворит, не дарует людям Мир Радости. Оно лишь может разрушать… и то — с помощью промежуточных звеньев технологии. А сердце Творца будет действовать напрямую. И все Мироздание поможет ему. Потому что безбрежное Поле Неба с прадавности ждет возвращения истинного сеятеля и хозяина — Сына Человеческого, Сына Божия.


Были ребята в гостях. Мы радовались, как дети. Все с полуслова поняли суть замысла. Особенно — Соколенко. Он говорил: «Эх, если бы мы знали о таком чуть раньше… не допустили бы к эксперименту врага…»

Все тело мое дрожит. Будто в предвкушении сказочных событий. А разве не так? Новый хронокомплекс, совмещенный с сердцем оператора, поможет проникнуть в любое время, пространство, любую сферу.

Мы сможем проникнуть в соседние реальности. Освободить пленных Космократоров из паутины демонического мира. Собрать всю нашу древнюю команду, чтобы вернуть первоначальные силы. Тогда под нашим контролем будет вся историческая цепь — от Троянского времени по сей день.

И возможно, возможно… А почему бы и не помечтать? Возможно, Ариман и его сторонники задумаются над дальнейшей судьбой Бытия и найдут вдохновение для трансформации? Кто сказал, что это невозможно? Ведь он был на вершине могущества? Ведь он участвовал в формировании Хартии Единства? Разве все это развеялось на космических ветрах ненависти и безнадежности? Звездный Корсар сказал, что Ариман — тайна человеческая. А что, если мы ошиблись в определении вектора созидающей Эволюции? А что, если это Земля сотворила Высшую Систему Ара, а не наоборот? Ведь давно люди догадывались, а некоторые и утверждал, что боги — человеческое порождение. Создав их, мы потом стали их холопами. Страшная идея, но здесь — возможность инверсии. И освобождения тоже.

Что ж… Если логическая разработка такой гипотезы не будет противоречивой, тогда надо найти средства для сознательного контакта с Ариманом.

Еще одно — последнее дружеское предложение.

Остановить разрушительное колесо Эволюции.

Стереть, как грязные письмена с листка бумаги, порочные, испорченные созидания.

Вернуть Праотцам Бессмертие. И самим отдать себя в их распоряжение. Обуздать собственную амбицию «Богов». Осознать себя как часть общего потока Бытия и Радости.

Он услышит. Возможно, он уже слышит. И тогда мы увидим, остались ли в его Сердце искры Любви? Или там на веки вечные поселилась исконная тьма?

Что ж — это экзамен.

Экзамен для Аримана.

Экзамен для человека.

Последний…

* * *
… Перед Ягу — космоследователем Главного Координатора Ары — разомкнулось незримое поле личного Тартара Аримана. Послышался усталый голос:

— Зайди. Я жду.

Ягу переступил пространственный барьер, сразу же почувствовав странное состояние Аримана. Главный Координатор сидел в глубоком кресле и даже не повернул головы, когда Ягу подошел к Тартару. Перед ним сиял темно-фиолетовый клуб пространственной телесвязи, там плыли строки каких древних письмен. Экран погас. Ариман махнул рукой, показывая на кресло перед собой.

— Садись.

Ягу выполнил его приказ и пристально посмотрел в глаза властелина Ары. Взгляд Главного Координатора блуждал где-то далеко, в нем появилась странная детская прозрачность, нехарактерная для демонического образа, сформированного тысячелетиями.

— Что случилось, Ариман? Ты не похож сам на себя.

— Вот как? Ты заметил?

— Не только заметил, но и почувствовал какую-то психологическую инверсию. С тобой происходит странная трансформация. Объясни мне…

— Подожди, Ягу. Сначала я прослушаю твою информацию. Какие вести с Земли?

— Не очень хорошие. Звездный Корсар помог Космократорам оседлать временной поток Эволюции. Теперь они смогут корректировать моделирование различных вариантов реальности. Они разрушают наш космоисторический алгоритм, а в другой ввести многовариантную реальность нам уже не удастся. Ты понимаешь, что это значит? Мы потерпели поражение. Это — полная катастрофа!

— Не только для нас, Ягу, — печально заметил Ариман, и на его лбу сказалась тяжелая задумчивость. — И для них тоже. И для Звездного Корсара с его проектом Нового Творения.

— Ты впервые говоришь о таких драматических вещах, — удивленно прошептал Ягу, и в его ледяном взгляде проплыла волна тревоги. — Откуда такие выводы? Ты получил какую-то принципиально новую информацию?

— Разве суть в информации? — немного иронично спросил Координатор. — Мы сами наполнили Космический Океан многочисленными потоками разнообразных информационных вариантов. Мы запутались в собственных легендах Творения. И я внезапно… а может, и не вдруг, понял эту простую правду. Я почувствовал, что возвращаюсь в далекие-далекие дни, в детскую пору бытия… когда все было так ясно и просто, красиво и счастливо…

— Ты меня удивляешь, — нетерпеливо зашевелился в кресле Ягу, отбросив за спину огненную гриву волос. — Вспомни, что я в свое время предлагал тебе искать примирения с Космократорами, а ты тогда что сказал? «Сдвинуты с места космические силы. Мы уже не носители свободы воли, а рабы того действия, причина которой посеяна давно…» И еще ты сказал, что ненавидишь тех, которые стали жертвой свободного бытия.

— Говорил, говорил, — согласился Ариман. — Только все это — ошибка. Трагическое недоразумение. В ловушку псевдоразума попали и мы, и они. Все Бытия…

— Ты объяснишь мне, что же произошло? В чем дело?

— Объясню, Ягу. И не только тебе. Мы должны созвать Верховный Конгресс Ары в главном Тартаре.

— Секретный?

— Наоборот. Пусть меня и всех нас слушает вся Система. Речь пойдет о судьбе всех сфер жизни во Вселенной.

— Ты меня интригуешь.

— Никакой интриги, Ягу. Все очень просто. И по сути своей — радостно, если…

— Если…

— Если у всех нас хватит мудрости и воли снова стать детьми.

— Ариман! — озадаченно вскрикнул Ягу. — Ты повторяешь слова того, чье имя у нас — табу.

— Да, — согласился Ариман. — Он понял эту истину еще тогда, когда ходил по Земле. Что ж… Правда никогда не бываетустаревшей или новой. Она вечна. Однако всегда… Перед тем как сказать главное, я хочу продемонстрировать тебе пространственные записи мыслей, которые неожиданно стали катализатором моей трансформации и открыли страшную тайну эволюции Ары.

— Вот как! Я с нетерпением жду.

— Подожди. Воздержись от эмоций. Внимательно вчитывайся в то, что я покажу на экране. Это фрагменты впечатлений и размышлений простых земных людей. Но я проанализировал, что такие парадоксальные ноосферные импульсы буквально разъедают фундамент традиционного Космоса. Я молчал до сих пор, хотя и видел, что Ара буквально тает как иней под солнцем на деревьях Земли. Но дальше молчать преступно, назревает взрыв сферы Бытия, свертывания спектакля созидания. Смотри, Ягу, и анализируй.

Заискрился темный куб пространственного видения. Ягу прочитал написанные универсальными рунами строки поэтической строфы:

То, что мечтается, все произойдет,
Поскольку такой в Жизни закон:
Что достигнуто — не забудется
В глубине таинственных лон…
— Прекрасно! — вырвалось у Ягу.

— Ты понимаешь, почему я показал тебе эти строки? — тихо спросил Ариман.

— Мне кажется, что я понял. Я заметил, что глаза у тебя стали какие-то детские. Итак, ты под влиянием этой строфы вернулся к своей юной поре, когда мы учились в школах первого цикла, когда увлекались Хартией Единства и верили, что в основе Бытия — радость.

— Так оно и есть, Ягу, — серьезно сказал Ариман. — Энергия радости вечна. Мы с тобой убедились, что энергия ненависти бессильна что-то сотворить для бессмертного бытия.

— Я поражен, — задумчиво сказал Ягу. — Тот, кого в глубине земного инферно считают Гением Зла, заговорил о радости. Такое впечатление, будто ты проглотил золотое зернышко из другого мира… И оно проросло…

— Ты же сам вспомнил, Ягу, — укоризненно возразил Ариман, — что мы с юности были носителями таких зерен. Просто зерна были в панцире энергии ненависти, а ныне начинают прорывать стены плена. Однако погоди дискутировать. Смотри еще пространственные данные. И думай, думай.

Снова на экране замелькали строки размышлений. Чьи они были, какой психикой порождены — это не имело значения. Ягу понимал, что те письмена синтезировали определяющую тенденцию Земли, иначе Ариман разве обращал бы его внимание на пустую риторику? Надо напрячь все свое умение анализа.

* * *
«Насильно решить проблему Бессмертия — абсурдно даже мыслить такое.

Если проблема реальна — то она уже решена, то есть имеет решение, но в таком проявлении, которое на этом этапе мышления и действия — засекречено.

То есть проблема поставлена, дебатируется, решается, а это и есть доказательство того, что алгоритм решения уже в действии. Компьютер Психосферы уже сформировал программу для своевременной реализации задачи.

Очевидно, что главная идея надсмертия (именно надсмертия, ибо понятие бессмертия — абсурд) заключается в периодической метаморфозе — из состояния в состояние с эстафетой главного потока сознания, то есть с сохранением стрелы вести, которую мы несем из Вечности в Вечность.

Возможно, у Природы и отсутствует какая-либо тайна, и окажется, что надсмертие уже давно есть, и каждый из нас его имеет.

Разве не доказывается это тем, что мы несем в себе мириады чувств, мыслей, стремлений, традиций, движений души, которые никоим образом не приобретенные в этой реальности, в этой телесности? Мы уже носители Известия небывалого, и каждый проявляет (так или иначе) его весть.

Все мы Ангелы-Вестники и, как пчелы, несем по тропе Вечности к божьему улью свой вклад. Поэтому и сказано давно: донесите чашу, не расплескав.

Так, надсмертие уже есть, и не надо никаких мистификаций. Просто мы еще мало знаем о чудесности собственной жизни и миссии. Надо раскрыть глаза всех чувств…»


«… Фетишизм древней формы жизни — инерция ума: консерватизм самосохраняющей структуры.

Жизнь гораздо глубже погружена в пучину Субстанции, чем мы представляем. Мы видим даже не поверхность айсберга жизни, а пленку его поверхности, которая тает на солнце времени. А сам айсберг еще полностью не изведан.

Пора покончить с мистификацией смерти. Жизнь безгранична.

Не жизнь из Материи, а Материя — одежда Жизни, ее телесность…

Все, что перейдено, то остается
В сердце, в мысли, в мире тайном,
Все разыщется, все распознается
Во взгляде возраста какого недремлющего.
Потому, отправляясь в дальний горизонт,
Бросьте все, что совесть тяготит,
И забирайте лишь стремление доброе,
Что на высоты заоблачные взвешивает.
Оттуда пространства уже видно празвездные,
Оттуда, братья, свободней слетается.
Сердце, страданиями и муками вспаханное,
Радостью вечной там окрыляется…»
«… Уровни осознания реальности связанные с пунктами «рождения» и «смерти». И то, и другое — обязательные моменты трансформации, очистки от балласта предыдущих прохождений, «одевание» в новые, динамические тела, энергопроявления.

Поднимаясь на высшие ментально-чувственные ступени (сферы), мы обязаны устранить инерцию будничных проявлений данной сферы, а как же с «грязью земной» пройти над бездной небытия к иной ступени?

Это — определяющий экзамен: комплексное очищение чувств, ума, созидающей сути души, сердца от тленного, бесполезного, мизерного, иллюзорного. Иметь с собой только то, что перейдет в Проявление Надземное…»

«… Одна из диверсий Князя мира сего (то есть — структурного компьютера консерватизма) — это прикладывать изменения, идею трансформации к существующей степени реальности, хотя он и знает, что к гусенице крылья не приделаешь, что бабочка может родиться из самоликвидации гусеницы, так она добровольно должна войти в саркофаг метаморфозы и даже — подготовить ее…»


— Обрати внимание, Ариман, — иронически отозвался Ягу, — как тебя называют по-научному: структурный компьютер консерватизма. Уже недостаточно поэтических кличек — дьявол, черт, сатана, князь тьмы, демон… Теперь уже и компьютер.

— Не скользи по поверхности мысли, Ягу, — строго заметил Ариман, нахмурив брови. — Меня не затрагивает эмоциональная сторона явлений. Ты обрати внимание, как глубоко заглядывает ноосферная стрела Земли в тайну Эволюции. Напряги внимание, мы подходим сейчас к основной, во имя чего я позвал тебя. Смотри, читай и думай.


«… Стремление к бессмертию следует продумать серьезнее, чем это делали предыдущие поколения.

Если жизнь есть непрерывное изменение, динамика, то что означает бессмертие этой динамики?

Например, как сделать бессмертной волну? Или циклон? Пустить по замкнутому кругу? А зачем?

Ведь жизнь имеет смысл как реализация определенного импульса. Например, рождается человек, растет, становится участником какого-то успешного процесса, выполняет в нем определенную работу. А если исчерпан цикл (алгоритм) процесса, то что означает «обессмертить» лицо? Что она будет делать? Ведь ей надо переучиваться, становиться вполне другим существом, стирать память. Потому что каждый цикл поколений — практически другая программа, другие интересы.

Несовместимость эпох и циклов — страшное дело.

А Природа, очевидно, давно решила эту дилемму: смерть, новое рождение, вечная метаморфоза стирания памяти предыдущих прохождений (и только откладывания их в Чаше Памяти в подсознании или сверхсознании). Где-то, когда-то, в других жизнях та память прорастет в небывалом синтезе, а сейчас она может даже мешать своей несвоевременностью.

Ясно одно: то, что можно было сделать, — сделано. То, что можно будет сделать, — сделается! Судимы будете — и есмь…»


«… Пора понять мировые религии как тысячелетние мафии духа и тела. Как бы страшно не было произносить такое, но кристаллизуется ужасное прозрение сердца и ума: человечество попало в плен к мафиози духа.

Это — глобальные, космические банды спиритуалистической экспансии, это — штурмовики небесного Тирана из Психосферы.

Мы боялись появления агрессивных пришельцев из далеких звездных миров. А оказалось, что давно уже завоеваны паразитами, посвященными в глубочайшую сущность собственного естества.

Эти мафиози — хитрые, во всеоружии, знатоки психики, ибо сами ее формируют, паразиты этики, эстетики, духовности. Для них годится любая форма мировоззрения — теизм, атеизм, фанатичная вера, цинизм, прагматизм, предрассудки. Им подходит апология единого Бога, многобожия, сухая наука материализма, признание Сатаны, отрицание его. Потому что все находится в руках этой беспощадной космической организации.

Человечеству еще только предстоит осознать невероятный по смыслу факт: всю мистерию бытия в течение последних тысячелетий совершают одни и те же мистификаторы. Боги и антагонисты богов — это правая и левая рука одного и того же диктатора. Кто бы какую дорогу не выбрал — он окажется в пасти того же небесного Хищника.

Нужно понять их реальность во всей Космической масштабности. «Не доказывать» их «ненаучность», а определить ужасающую преступность как оружие космоисторических заговорщиков против Эволюции, красоты и братства.

Прекратить «полемику» и поставить их вне закона.

Истинная религия и познание — в сердце человека. Христос навеки сформулировал эту истину и утвердил ее своей жизнью. Это — молитва жизни: духом, радостью, творчеством, знанием, любовью. Это — связь с отцом Бытия, с творящим потоком Родителей — напрямую. Я — в Отце, а Отец — во Мне»


«… Духовные вампиры перехватили все коммуникации Логоса во Вселенной. Пустили потоп выдумок — религиозных, научных, оккультных, художественных. Мы сами помогали им, сами возводили собственную тюрьму, древний Лабиринт Миноса. где засело всепожирающее чудище. Мы восхваляли жестоких богов, курили им фимиам, утверждали во владении Высшими Мирами. Отказались от Отцовского наследия. Одели робу рабов.

Грядет восстание духовных гладиаторов. Достаточно арены для удовольствия богов. Разве непрозрачно говорил об этом Гомер? Разве не бурлит до сих пор троянская война во имя коварных, непостоянных, коварных Елен, кем бы они ни были?

Для «олимпийцев» — это шахматная игра. А для нас?

Кровавая история. Чем заканчиваются все исторические спектакли?

Пиром Кронид.

А потом — новая партия в шахматы.

На очереди — точный гнозис. Жестокий и безжалостный.

Тем более что это мы породили космическую банду узурпаторов. В этом факте — определяющая мистерия грядущего цикла Бытия.

Чем завершится «Битва в небесах»?

Торжество Архистратига Михаила над воинами Люцифера — что это такое? Где результаты той победы?

Грядущим разделением мироздания на вечность блаженства и вечность муки — неужели в этом ум человека может найти свое завершение?

Огненный мост над пропастью, что расколола Бытие, — не здесь ли лежит решение?

И та пропасть — в сердце.

Остановимся в неистовом беге к эфемерной победе, прислушаемся к тихому стуку в груди. В небе. В бесконечности.

Сердце Неба тоже болит.

Страшно болит.

Жители Неба, вы слышите?..»

* * *
Ягу и Ариман долго молчали, прослушав жестокий анализ Бытия, высказанный психикой Земли. Наконец, после длительной паузы, раздался глухой голос Координатора:

— Это еще не все, Ягу. Я получил телепатему Горикореня, которому Корсар помог воскреснуть и выздороветь.

— И что же?

— Лидер Космократоров разгадал древнюю загадку. Итак, ноосфера Земли неумолимо, неуклонно взращивает это знание: Бог и Сатана — ветки единого Древа. Когда это понимание станет монолитным, стихийным — Ара перестанет получать психоэнергию живого мира. Она деградирует и погаснет.

— Но ты уверял, что намечаются новые, независимые пути для самодостаточного существования Ары.

— Это была иллюзия, — вздохнул Ариман. — Мы были уверены в первичности Ары, нашей Эволюции. Недавно в секретном архиве Первоциклов я нашел страшные записи. Оказывается, что наша сфера порождена духовной динамикой Земли.

— Как это может быть? — вскрикнул Ягу, умоляюще глядя на Координатора. — Ведь ты сам уверял, что группа Демиургов под твоим руководством сформировала сферу трехмерности, запрограммировала ее Эволюцию.

— Это была полуправда, — неохотно сказал Ариман. — А точнее — ложь. Мы потеряли знания о настоящем происхождении сферы Земли. Считали ее каким-то реликтом, аппендиксом. Когда наступил кризис для Ары, я решил интенсифицировать этот «аппендикс», чтобы дать импульс уверенности жителям нашей сферы. Это был своеобразный психологический спектакль. Ты понимаешь?

— Да, — опустил голову Ягу. — Зерно обмана начало бурно расти. И вот — расплата.

— Подожди, — поднял руку Ариман. — Суть не в этических категориях. Суть в том, что мы, вся Ара — порождены ноосферой Земли. Мы — дети человечества, которые забыли о Родителях, пренебрегли их интересами, возгордились, стали Богами для собственных убогих предков.

— Как это могло случиться?

— Где произошел разрыв эстафеты, — задумчиво сказал Ариман. — Законно должно было расти все — корень, крона и цветы. Тогда во Вселенную поднималось бы все древо Жизни. А мы потребовали освятить только цветы, презрев корни. Начал засыхать корень, а за ним ядовитыми стали и цветы, рожденные в небе ноосферы. Родились боги, демоны, антагонисты, и все жестоко эксплуатировали любовь и ненависть людей, превращая их в арену вечной битвы.

— И ты все это нашел в записях секретного фонда?

— Да. Там было и предупреждение: не допускать критической черты противостояния. Прислушиваться к воле Земли, где должно вызреть понимание причин падения.

— Разве нашего понимания недостаточно, чтобы осуществить поворот Эволюции?

— Это невозможно, Ягу, — блеснул огненными глазами Ариман. — Пойми: мы все — я, ты, другие боги и демоны — порождены людьми, хотя и не хотели этого понять. Разве может порождение изменить свой источник? Это источник должен очиститься, чтобы весь поток стал снова прозрачным. Но сейчас, когда от Земли идет генерация этой идеи, — пора настала. И нам есть нужда задуматься…

— Если коротко, — сказал Ягу, — то эту задачу можно вложить в формулу: исцелить мироздание, ликвидировать биполярность.

— Да, Ягу, — одобрительно отозвался Координатор. — Нам надо спуститься вниз. Тысячелетиями люди стремились подняться к богам. Теперь боги должны спуститься к людям, войти в них, отдаться им, покаяться перед ними за страшный грех отчуждения.

— Это — невероятно тяжело, Ариман! Небо стало горой гордыни. А если учесть, что небо и ад управляются из единого Центра, то как осуществить такой немыслимый синтез? Есть ли у Матери-Субстанции такая возможность, такая пластичность, чтобы огненно изменить Реальность?

Ариман встал с кресла, подошел к пульту, выключил систему поля Тартара. Исчезли энергостены, над ними засияло звездоносный свод Беспредельности. Главный Координатор махнул рукой, будто обрисовывая тем движением торжественный небесный пейзаж.

— Ты спрашиваешь, имеет ли Природа достаточную пластичность для изменения Реальности? Смотри, Ягу, на это вечное чудо. Ведь это породили наши предки, те убогие существа, до сих пор блуждают в лабиринте Земли. Нашлась же в них сила для такого титанического космоформирования. Будем мужественными: там, в глубине человеческих сердец, засекреченная Сила Первоотца. Он спрятался в простых людях. Такая разгадка Миссии Христа. Я с ужасом и надеждой говорю эти слова. А изменение Реальности? Оно возможно… Если накопится критическая величина демиургической энергии. Со стороны людей… и с нашей стороны… со стороны богов… и демонов… Два полюса целости должны сомкнуться.

— Встреча Отца и Сына, — прошептал Ягу, поднимая просветленный взгляд в космос. — Да ты уже решил окончательно, Ариман? От твоего решения зависит судьба мироздания…

— Мы созываем Собор всех Миров, — властно сказал Ариман. — Пусть сигнал Собора прокатится громом по всем сферам. Теперь судьба Бытия в руках человека. И Звездный Корсар, и я — только персонажи Книги Бытия Вселенной. Как повернется трагический и величественный сюжет — кто скажет?

Что принесет грядущая Книга — Конец или Начало?..

1979–1995 гг.

Оглавление

  • Олесь Бердник КАМЕРТОН ДАЖБОГА Роман-феерия
  • Книга первая. КОСМОДРОМ ДЛЯ УМАЛИШЕННЫХ
  •   Часть первая. ЛАБИРИНТ МАРЫ
  •   Часть вторая. ИСТОЧНИК ПРИЧИННОСТИ
  •   Часть третья. ЯН — СЫН ЗАРНИЦЫ
  • Книга вторая. КАМЕРТОН ДАЖБОГА
  •   Часть первая. СЕРП ХРОНОСА
  •   Часть вторая. ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ХРИСТА
  •   Часть третья. СОЛНЕЧНЫЙ КОВЧЕГ
  •   Часть четвертая. ЭКЗАМЕН ДЛЯ АРИМАНА