Еще секунда, и белоснежный пони лег бы на дно корзины, но Мэри Маргарет ощутила на себе чей-то взгляд. Нервно сжимая в руках игрушку, она обернулась и встретила пристальный взгляд мистера Голда. Мэри Маргарет попробовала представить, что ей все равно, что может же она в конце концов купить игрушку для одного из своих учеников, или, например, в качестве поощрительного приза для первоклашек, да мало ли для кого и чего. Мэри Маргарет продолжала убеждать себя, что заберет игрушку, даже когда пони вернулся на полку, а сама она, опустив глаза, проскользнула мимо Голда.
Только на кассе, когда Мэри Маргарет, ощущая, как колотится сердце, выкладывала на ленту конвейера хлеб, пасту и замороженные овощи, она вспомнила, что наткнулась на ростовщика в отделе игрушек.
Он смотрел на нее без интереса, и Мэри Маргарет уже не знала, отчего так испугалась. Он же не мог — никто не мог — знать об Em`s Mum.
***
Мэри Маргарет не помнила, когда впервые, открыв вечером ноутбук, ввела в поисковой строчке не «тематические недели для первоклассников» или «методические пособия по развитию речи», а «мой малыш». Зато хорошо помнила, как несколько секунд не могла заставить себя щелкнуть на первой строчке.
Она зарегистрировалась на форуме молодых матерей под ником Em`s Mum.
Она не выбирала ник, не выбирала форум, Мэри Маргарет вообще ничего в тот вечер не выбирала и не решала. После первого щелчка — ничего. Все остальные решения принимала Em`s Mum.
Сначала Мэри Маргарет верила, что Em`s Mum придумана просто, чтобы скоротать вечер. Один вечер.
***
Em`s Mum спрашивала, как бороться с лактостазом. Рассказывала о первых словечках дочки. Жаловалась на детские капризы, едва сдерживая умиленную улыбку. Советовала неопытным матерям, какие игрушки больше всего нравятся трехлетним девочкам-непоседам. Описывала первые уроки чтения.
Em`s Mum поначалу скромно жила в ноутбуке, но постепенно ее жизнь начала выплескиваться из монитора, оседая в квартире Мэри Маргарет мягкими игрушками, прорезывателями, розовыми кофточками, музыкальными книжками и детским печеньем. Еще немного — и Em`s Mum начала оставаться с Мэри Маргарет после того, как закрывалась крышка ноутбука.
«Игра в дочки-матери»,— шептала иногда Мэри Маргарет, тоскливо оглядывая комнату, робко встречаясь глазами с отражением в зеркале, с отважным, бесстрашно-задорным взглядом Em`s Mum. А потом приободрялась. Игра и есть игра. И Мэри Маргарет поиграет еще немного, еще совсем немного.
В продрогшем на осеннем ветре Сторибруке Мэри Маргарет нужны эти крупицы тепла, эти фальшивые, иллюзорные, согревающие лучи. Ей нужна жизнь Em`s Mum.
Em`s Mum легко и быстро скрывалась, когда Мэри Маргарет была на людях.
Но полностью оставляла ее, только когда Мэри Маргарет шла на кладбище.
Сторибрукское кладбище, где у школьной учительницы никого не было.
***
Мэри Маргарет не заговорила бы с Голдом. А он точно не заговорил бы с ней. На кладбище или возле так просто не заговаривают. Тем более не задают вопросов. Тем более вот таких:
— Почему вы сюда приходите? У вас здесь никого нет.
А может и задают. Мэри Маргарет же только что это сделала.
Она это сделала и теперь ждет ответа. С уверенностью, что ответ последует.
С беззастенчивым интересом, с затаенным желанием отвлечься от своих мыслей, с вызванным усталостью от своей печали безразличием.
Голд смотрит на Мэри Маргарет с сухим любопытством. Словно ее вопрос самый обычный. Словно на этот вопрос легко ответить.
Он размеренно отвечает, но сознание Мэри Маргарет выхватывает лишь слова «сын» и «не в Сторибруке».
Она не знает, ждала этого или нет, и что она вообще ждала?
Она забывает следующие слова, едва выговаривая их. Всегда забывает.
«Потеряла ребенка… На пятом месяце», — очень простые слова. Она произносит их в третий раз за последние пять лет. И впервые — неожиданно для себя.
Голд коротко выдыхает и тростью сбивает головку с засохшего стебля чертополоха.
Мэри Маргарет сухими глазами следит за Голдом; с необыкновенной отчетливостью видит, как на рукаве дорогого, чернильно-черного пальто приземляется полусвернувшийся листок осины. Мэри Маргарет ничего не чувствует.
— Как ее имя?
Мэри Маргарет поднимает глаза к его лицу.
— Как вы узнали, что я успе… — она замолкает и изменившимся, ставшим звучнее, тверже голосом отвечает: — Эмили.
Голд медленно кивает. Мэри Маргарет кажется, что он произносит это имя про себя, запоминая его, или просто представляя девочку, которой оно было дано.
Он молчит, и вдруг Мэри Маргарет узнает в нем то, что так долго носит в себе.
Импульсивно делая шаг вперед, она спрашивает едва слышно, но твердо, жестко, неумолимо:
— В чем вы вините себя? Вы же тоже обвиняете себя в чем-то?
Голд смотрит на нее нетяжелым, выжидающим взглядом, и вдруг Мэри Маргарет понимает, что сейчас она заговорит. Он… он же словно сделку ей предлагает, мелькает у нее откуда-то издалека в сознании. Ответ за ответ, да? Она уже знает, что ответит. Это нужно ей.
— Я не должна была садиться за руль, — не отводя взгляда, не понижая голоса, не подбирая слов, говорит Мэри Маргарет. — Не в тот вечер, не когда я знала… — она осекается. Слов все равно слишком много. И они все лишние. — Я подвела ее. И потеряла.
— Я не удержал сына.
У Голда — сейчас она впервые замечает это — шотландский акцент, и Мэри Маргарет кажется, будто она видит все, что случилось. Где-то далеко в горах другого континента: поход, скользкий подъем, высокий детский крик.
В приглушенном голосе, в стиснувших набалдашник трости руках, в сбившемся дыхании, в полуопущенном лице Мэри Маргарет читает ту же пустоту, что она носит в себе, пустоту, которую только привычка делает выносимой. Едва выносимой.
Голд не говорит Мэри Маргарет «простите» и, похоже, не хочет слышать это от нее. Вместо слов между ними проносится влажный, отдающий лиственным дымом ветер. Вместо слов кружатся, опадая между ними, сухие листья.
Мэри Маргарет вдыхает горчащий воздух, втягивает, закрыв глаза. Порой ей кажется, что в Сторибруке всегда осень; поздняя, безрадостная, прозябшая. И нет смысла ждать зиму. Нет воспоминаний о весне. Не будет лета.
Некому сказать тебе, что когда-нибудь что-нибудь изменится. Что все еще будет хорошо. Остается только помолчать рядом с тем, кто, как и ты, знает — не будет.
Они расходятся без слов.
***
Они никогда не встречаются. Мэри Маргарет еще ни разу не пришла в кафе в то время, когда туда приходит Голд.
Их встречи очень редки: просто иногда кафе оказывается переполненным, а они — за одним столиком.
Их встречи настолько редки, что в любом другом городке и при иной репутации Голда о них и не заговорили бы, но сейчас Мэри Маргарет все же ловит на себе удивленные, а порой и встревоженные взгляды.
В такие мгновения Мэри Маргарет почти уверена, что вот-вот вспыхнет и начнет смущенно рыться в сумочке, точь-в-точь как при встречах с мэром Миллс. Но одновременно Мэри Маргарет уже знает, что что-то глубоко-глубоко в ней отзывается на эти взгляды так несвойственным Мэри Маргарет движением: вскинутым подбородком, упрямым прищуром.
Если находиться рядом с Голдом и опасно, Мэри Маргарет почти уверена — с такой опасностью ей под силу справиться.
Это ощущение смелого задора гасло, едва успев вспыхнуть. И тогда Мэри Маргарет недоумевала, зачем и о чем разговаривает с этим непонятным, совершенно чужим, неприятным и опасным человеком.
И уж совсем непонятно, как она могла рассказать ему про Em`s Mum.
***
Она рассказывает Голду об Еm`s Мum. Он долго молчит.
— Боль утихает, если не подпитывать ее, — говорит он наконец. — Вы поступаете неразумно.
— Я счастлива, пока верю, что… что это все правда, что… — Мэри Маргарет уже не размешивает густо-коричневый с шапкой пены напиток, — что Эм действительно где-то рядом.
— Нет. Отпустите ее.
Мэри Маргарет резко откидывает в сторону чайную ложечку. Поднимает глаза.
— Вы смогли?
Голд смотрит на нее.
— А ведь вашему горю намного больше лет, чем моему, — едва слышно, почти невольно добавляет Мэри Маргарет.
Голд наконец отводит взгляд. Тянется к прислоненной у столика трости.
— Намного.
Мэри Маргарет неделей раньше замолчала бы. Но она только что рассказала Голду об Em`s Mum. И она продолжает:
— Но вы не только не смогли отпустить боль, вы и не пытались. Все ваше имущество, эти сделки, арендная плата — это попытки заполнить пустоту.
Голд молчит.
Он поднимается, кладет на стол купюру, на мгновение задерживает руку. Звякает колокольчик.
***
Мэри Маргарет не пытается понять, что связывает ее с Голдом. Еще меньше она понимает, что связывает Голда с ней. Но иногда ей кажется, что Em`s Mum знает о ростовщике больше, чем известно Мэри Маргарет.
— Лерой?
Голд окидывает Мэри Маргарет откровенно забавляющимся взглядом.
— Да, он…
— Дело не в Лерое, а в условиях договора, — все с той же деланной мягкостью перебивает Голд. – Вы начинаете не с того.
— Значит, вы выселите Лероя? — Мэри Маргарет слышит, как звенит негодованием ее голос.
— Если он не погасит долг, — Голд разводит руками, демонстрируя беззлобие, — согласно договору, да.
— Вы этого не сделаете, — решительно заявляет Мэри Маргарет.
Голд выразительно оставляет ее слова без ответа, и вдруг Мэри-Маргарет разглядывает в его взгляде, в его позе больше, чем холодную расчетливость — тонкое наслаждение пополам с жестокостью. И эта жестокость не имеет отношения к шахтеру Лерою, которому грозит остаться без крыши над головой в конце месяца. В глазах стоящего перед ней человека Мэри Маргарет читает готовность на гораздо более темные поступки и память о них.
Мэри Маргарет невольно группируется, словно повеяло холодом. Кто знает, что у него за прошлое?
Голд неспешно улыбается.
— Похоже, вы передумали разыгрывать Красавицу и Чудовище?
Мэри Маргарет несколько секунд зачарованно смотрит на него, склонив голову набок. На несколько секунд важнее, чем интересы Лероя, становится предлагаемая ростовщиком параллель.
Ей почти смешно. Нет, Голд и правда чудовище, соглашается она и мысленно, и своим молчанием. Но с Красавицей сложнее. Мэри Маргарет роется в памяти, пытаясь восстановить детали сказочной истории. Нет, она не Красавица из сказки. Она вовсе не пытается разглядеть в чудовище добро, как это делала та героиня.
Мэри Маргарет, наверное, вообще неинтересно, что Голд за человек.
«И человек ли», — назойливо продолжает стучаться в мысли сказочный мотив. Ей достаточно того, что она слышит в Голде со встречи на кладбище ту же гулкую пустоту, что и в себе.
И уж совсем смешно подумать, что она, Мэри Маргарет, может кому-то помочь. Кого-то от чего-то спасти.
Мэри Маргарет наконец качает головой.
— Да. Это не моя сказка, — с грустной улыбкой говорит она.
— Нет, — почти беззвучно роняет Голд.
Плотно сжав губы, сложив руки на набалдашнике трости, он дожидается, когда Мэри Маргарет уйдет.
– И все же, — оборачивается Мэри Маргарет у двери, — дайте Лерою отсрочку.
Она не добавляет: “Прошу”.
Она уже знает — не даст.
И эта уверенность отчего-то дарит облегчение. И дело не в том, что Мэри Маргарет не хочет оказаться должна Голду.
***
Мама Генри Миллса — биологическая мама — появилась в Сторибруке очередным ненастным осенним вечером.
Мэри Маргарет сразу подружилась с Эммой, славной девушкой, излучающей силу и уверенность, воинственной и в то же время потерянной. Затаенно хрупкой.
Мэри Маргарет подружилась с Эммой, и ноутбук начала покрывать тонкая пленка пыли.
А потом пошел снег.
***
Волна фиолетового дыма настигла Мэри Маргарет в лесу, в нескольких шагах от старого, заброшенного колодца. Настигла, окутала, вползла в горло, наполнила легкие. Затемнила сознание, оглушила, ослепила, отнимая воспоминания, отматывая назад десятилетия, разрушая, уничтожая все, что составляло жизнь Мэри Маргарет — саму Мэри Маргарет.
Кровь на белоснежной сорочке, губы, помнящие прикосновение к крошечному личику. Опустевшие руки. Посеревшее лицо мужа.
«Рождение?» — шепчет, зажмурившись, Мэри Маргарет.
«Возвращение», — отвечает, устало открывая глаза, Белоснежка.
***
Заросли ежевики. Поваленное дерево. Очертания колодца.
Белоснежка останавливается в трех шагах от стоящего к ней спиной невысокого человека с тростью в руке. Он оборачивается. На его губах довольная, торжествующая усмешка. Он окидывает Мэри Маргарет цепким взглядом, и усмешка холодеет. Через мгновение его лицо уже ничего не выражает, а Белоснежке нужно гораздо больше времени, чем эти несколько секунд, чтобы понять, как Темный маг смог укрыться в мистере Голде.
Белоснежка отбрасывает ненужные сейчас мысли и делает шаг вперед. Она надеется, что голос не дрогнет.
— Румпельштильцхен.
— Ваше величество, — слегка склоняет голову Румпельштильцхен.
Мэри Маргарет хочется нервно рассмеяться и облизнуть пересохшие губы, но ведь ее больше нет?
— Вы были правы. Насчет всего. Она… она сделала это.
Он снова легко кланяется. Выжидающе и в то же время изучающе смотрит на Белоснежку.
Em`s Мum делает глубокий вдох. Но ведь ее тоже больше нет? Зачем она теперь.
— Эми… Эмма. Она здесь? Она разбудила нас? — спрашивает Белоснежка, слыша, как в такт словам постукивают в висках серебряные молоточки.
— Разумеется, — усмехается маг, сопровождая свои слова широким взмахом руки.
— А… Дэвид?
Маг молчит. Темные глаза непроницаемы, непроницаема тишина.
Белоснежка отступает. Отворачивается. Несколько секунд не сводит глаз с кругами летающей над поляной стрекозы, вдыхает запах нагретой солнцем листвы.
Белоснежка уже знает, что в этом мире Дэвида нет. Но верит, что найдет его в другом, в каком угодно. Она всегда находит его. И пусть невраждебное, сожалеющее, неумолимое молчание Румпельштильцхена — Голда — за спиной говорит об ином. Пусть.
Белоснежка стискивает руки и оборачивается. Глаза сухи, голос ровен.
— Если бы тогда мы не заточили вас в темницу, вы помогли нам? Одолели Реджину?
Румпельштильцхен слегка пожимает плечами, словно он предвидел этот вопрос.
— Я всегда сражался только на своей стороне.
— Вы бы помогли нам? — повышает Белоснежка голос.
Она не знает, зачем спрашивает мага. Его ответ ничего не изменит. Уже ничего не изменит.
Слабый ветерок шевелит листву клена, бросая на неподвижную фигуру Румпельштильцхена солнечные пятна; лучи скользят по темным глазам, и может показаться, что взгляд мага непривычно, неправильно тепел. Может показаться, что от этого на мгновение Белоснежке становится легче.
— Идемте, — наконец роняет Румпельштильцхен. — Вам пора встретиться с дочерью.
Мэри Маргарет прикладывает ладонь к губам и отворачивается. Эмма и ее дочь, Эмма и Эмили — Белоснежке еще понадобится время, чтобы понять это. Но чтобы полюбить дочь времени не нужно.
Уже сделав шаг к тропинке, Белоснежка останавливается и, не оборачиваясь, тихо спрашивает:
— А с кем ждете встречи вы?
Негромко и так спокойно, будто не ждал он этой встречи многие годы, не ждал дольше, чем Em`s Mum может представить, Румпельштильцхен отвечает:
— Вы знаете. С сыном.
