КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Этот дурак [Яна Мелевич] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Этот дурак — Яна Мелевич

Акт 1 — Вступительный

— Степанова, какой позор! Как ты с такими знаниями вообще в университет попала.

Говорила мне маменька: учеба познается через место с кодовым названием «Ж». Не сидела бы сейчас, голову обхватив, в попытке понять, зачем я на химию учиться пошла.

Ну, говорят: куда взяли, там пригодишься. Вот, пригождаюсь. Завалила тестовое задание, сейчас меня перед группой Наталья Семеновна распекает, тыкая пальцем в лабораторную работу. Минут пять назад Женька Сорокин удостоился подобной чести, теперь я, следующий видимо будет Ведюков. Побелел аж весь, готовится, небось.

— Не знать строение сложных эфиров — позорище! Школьная программа…

— Вы все тупые! — передразнил нашу преподавательницу Аркаша, стоило покинуть пропахшие нашими химическими экспериментами кабинет. Практическая работа, призванная реабилитировать нас пред ликом носатым злобным ликом Семеновны, наоборот еще больше убедила в безнадежности работы с нами подобными. В который раз задаюсь вопросом: зачем потащилась на преподавателя химии учиться?

Бесплатное место, Златка. Стипендия, довольная мама, оплаченная аренда студии поближе к родному вузу. В конце концов, никто же не заставляет идти в школу после получения диплома. Верно?

— Мы действительно облажались, — вздыхаю, глядя на эту парочку Шалтай-Болтаев — Сорокина и Ведюкова. Оба рыжие, конопатые, высокие, жилистые — с виду не друзья, а братья какие-то. Как вместе приехали из разных городов, в одной комнате в общаге поселившись, так ходят парочкой. Им даже один типаж девушек нравится — высокие стройные брюнетки. Подавай им Адрианну Лиму, Ю а если такой нет, то Ольга Иванцова сойдет. Она у нас первая красавица на потоке, все парни за ней табуном бегают и эти не исключение.

Вот прямо сейчас, замерли точно суслики в поле. Оля мерно по коридору вышагивает под стук собственных каблуков. Рядом свита из пары подружек, будто кадр из американского фильма. Ну, знаете, где королева школы своим видом в нокаут половину учащихся отправляет. Эффект тот же, особенно, стоит присоединиться к ней мечте всех девушек — Глебу Свиридову. Тут каюсь, обтекаю я напару с друзьями, хватая Женьку за руку в тихом трепетном шепоте произнося:

— Глебушка подстригся? Мне не кажется?

— Не кажется, — хором отвечают, продолжая пялиться на шагающую мимо парочку. Точно два ангела спустившихся с небес: высокие, красивые, умные. Он блондин, она брюнетка. Он спортсмен, она танцовщица бальных танцев. Идут на красный диплом, активное участие в жизни университетской светской жизни принимают, но что важнее — недосягаемы, как гора Баннтха-Бракк. Смотреть можно, трогать нельзя. Оно и понятно: короли с королевами на холопах женятся только в сказках.

— Привет, ребят, — кивает нам приветливо парочка, проходя мимо, пока мы втроем превращаемся в огромную кучу ванильного желе. Стоим, улыбаемся точно немного неадекватно, рукой им вслед махая.

— Привет, — выдыхаем втроем, очнувшись лишь тогда, когда парочка скрывается за поворотом вместе со своей свитой. Делаю тяжелый вздох, вновь поворачиваясь к рыжей парочке, бурча:

— Ладно, Тинки с Винки, хватит пускать слюни на государственный пол. История через двадцать минут, — напомнила, пытаясь совладать с собственными эмоциями. В толпе студентов, снующих между парами по коридорам здания Института биологии и химии С.К. Пятунина можно попросту затеряться. Кто-то один, кто-то группами, а вот и парочки. На них противнее всего смотреть, особенно, если сама одинока, как Гришка Печорин только без депрессии.

Бросаю невольно взгляд на собственное отражение в стеллаже неподалеку, где грамоты с кубками расставлены, морщась от собственного вида. Учится на потоке, где всего пара-тройка зубрил-девчонок да я среди кучи парней — вселенская неудача. И врут все, мол, это же будущие преподаватели химии! Будто охота девушкам грызть гранит науки ради рабской повинности в школах с детишками.

Так и вышло. Подруги мои все юристы, экономисты, психологи, социологи, одна я химик с двумя рыжими приятелями из маленького города среди кучи ботанов.

— Что, Степанова, опять ушла в астрал по Глебушке страдая? — усмехнулся Аркаша, щелкнув пальцами перед моим лицом, прерывая невеселые мысли. Ей-богу, иногда пацаны хуже баб в своих подколах и сплетнях.

— А кто пару минут назад нижний ряд зубов едва по полу не рассыпал, пытаясь просчитать длину ног Оленьки? — интересуюсь, как бы невзначай, пока Жека ржет точно конь, хлопая дружка по плечу. То-то же, рыжие, нечего тут над несчастной любовью Златушки смеяться.

— Фу на тебя, Степашка, — дуется Аркадий, на груди ручки складывая. — Никакой в тебе женственности. Девочка нежнее должна быть, мягче, — хмыкает, сверкая голубым взором. Я будто по инерции провожу рукой по спутанной копне каштановых волос. Еще раз, бросаю взгляд на себя любимую. Кеды, сумка через плечо, джинсы да огромные карие глаза на лице лишенном косметики. На лбу зреет прыщ, а мешки напоминают о бессонной ночи, проведенной в обнимку с очередным молодежным романом.

Ух, красотка.

— Это все из-за вас. С кем поведешься, — бурчу, одергивая свою овер-сайз рубашку в клетку. Ну и что большая, зато теплая, из флиса. На улице не месяц май, октябрь нынче выдался холодным с самого начала. Вздыхаю, вспоминая кашемировый свитерок Иванцовой с короткой юбкой. Вот уж кто действительно в любое время года точно на выход в клуб ходит. С мечтой моей, к слову говоря.

Мне бы росту побольше, да волосы темнее, возможно золотую безлимитную карточку, дабы тоже из салонов не вылезать, как Ольга. Тогда я бы точно его покорила, да я бы… я…

Уношусь вновь в мечты сладко-ватные, ничего вокруг не замечая. Не слышу ни чьих-то испуганных голосов, ни того, как друзья мои нежданно замолкают, делая в сторону пару шагов назад, прижимаясь к стене.

— Златка!

— Степашка!

Епрст, чего шипеть так.

Едва до потолка не подпрыгнула от рычания их мне в лицо, хмуря брови и не понимая причины того, что они, как болванчики дергаются. Руками машут, за спину куда-то показывают, на глазах меняя с нормального человеческого цвета лица на бледно-зеленый. Веснушки и те пропали. Стоят, трясутся, пытаются мне сказать нечто очень важное. И стоило бы прислушаться, потому что ровно за секунду ощущаю эту демоническую ауру, от которой мурашки табуном по коже бегут. Раздумывать не надо, медленно оборачиваюсь, делая без того большие глаза в два раза больше. Ни дать, ни взять аниме-мультяшка, ибо впереди вышагивает человек, от взгляда которого студенты предпочитают слиться с окружающей действительностью, изображая мебель по углам.

Сглатываю, в панике ища место, куда можно спрятаться подальше. Парочка первокурсников с кафедры «Биологии и Экологии», случайно оказывается на пути Яна Кришевского. О, бедные, одним движением рук расталкивает их, отбрасывая в разные стороны. Мне бы тоже отморозится, да к парням за кадку с фикусом спрятаться, вот только не могу. Глаза демонические к месту приковали, будто проклял, заставляя ждать, пока свое величие до меня дотащит.

— Семенова, — нараспев произносит, подходя ближе. Честное слово, я от этого голоса впадаю в ступор. Леденящий ужас сковывает, пока язык от неба оторвать пытаюсь, лишь спустя пару минут заминки отвечая:

— Ааа… Ян… Привет, — икаю, стоит ему глаза тигриные прищурить. Все мама, нет у тебя больше надежды, продолжить род учителей в нашей семье. Сейчас сожрут, одни косточки останутся. Знать бы стоило, что Ян в универ по собственному расписанию таскается. Да в угол сразу забиваться, стоит ему в поле зрения появиться. И почему на таких парней никто сигналку предупреждающую не вещает? Вот будто атака военная, раз, и все в бункер!

— Степанова… я, — вежливо поправляю. Мне тут помирать скоро, а я честь фамилии отстоять решила. В первый раз, что ли Кришевский чьи-то имена да фамилии путает? Пфф, он преподавательский состав то исключительно зовет: «эй, ты».

Взглядом, скользя по лицу мужскому, пытаюсь прикинуть: какое у из 135 плохих настроений сегодня у Яна. Все что меньше сотни, считай он сегодня само радушие!

— Да пофиг, — фыркает Кришевский, поправляя лямку своей сумки, небрежно стряхивая невидимую пылинку с рукава кожаной куртки. — Свалила!

Миг и нет Златушки на пути, фикус обнимаю, опасливым взором провожая наше местное чудовище. Небрежной походкой с руками в карманах джинсов с дырками новомодными, топает в сторону столовой, чтобы последней паре потом появится.

Дважды перекрестила воздух вслед, а он возьми да обернись! Чуть на растение с ногами не запрыгнула, улыбаясь будто дурочка, мысленно всем богам, каких со школьной программы помню, молитву читая. Снова глаза щурит, небрежно поправляя прядь волос русых, убирая со лба.

— Хорошее растение, не надо Златой земельку в нем удобрять, — бормочу, пальцы, скрестив, пока демон взглядом сверлит. Зловещая ухмылка, затем вновь поворачивается спиной, шикая на группку худеньких испуганных парней. От ужаса те едва очки свои не потеряли, уронив все учебники с методичками, сбившись в кучку, провожая его взором.

— Ой, мать, думал, убьет тебя и тут прям под линолеумом похоронит, — выдыхает Женька, подходя ближе. С трудом расцепляю руки, отпуская несчастный фикус, делая лицо кирпича перед сочувствующими и опасливыми взорами студентов. Еще бы, все же знают, кого Ян запомнил — тому крышка. Но я надеюсь, мой образ выветрится из его мозгов также быстро, как вылетают должники после первой сессии. Не надо меня помнить, лучше вообще пусть сюда дорогу забудет.

— Уже в похоронное бюро звонить начали, плиту надгробную заказать хотели, — вторит Аркаша, потрясая своим Хуавеем перед моим носом. — Даже речь сочинили: «Умерла, как герой, погибнув в борьбе с демонической активностью».

— Козлы, — только и могу бросить, не в силах огрызнуться. Дышать нечем, словно весь воздух выкачали. Постепенно коридор пустеет, а звон оповещает нас о начале пары, на которую мы спешно собираем свои бренные останки. На всякий случай жмусь к стеночке, оглядываясь.

— Расслабься, Злат, чудовище уползло поедать университетские харчи. Есть шанс, что на физике он будет сыт, доволен и оставит в живых Елисея Сергеевича, — хмыкает Сорокин, закидывая свою лапищу мне на плечи, пока двигаемся в направлении нужной аудитории, около которой уже толпится народ.

— Надеюсь, этот муд… дурак вообще больше нам на глаза не попадется. Постараюсь впредь избегать с ним любых контактов, — открестилась под смех приятелей, смело расправляя вплечи.

Ох, если бы я тогда знала, как сильно ошибалась.

Самолично похоронилась под тем самым фикусом.

Акт 2 — Где наша героиня попадает в «попадос»

Елисей Сергеевич Сурков — человек, считающий, что его предмет оплот всего земного. Мир — это физика, еда, страна, здания, мировая история, да что уж греха таить — Бог и тот физика! Пока он нам путь равномерно и прямолинейного движения с формулами в головы вкладывал, тихо страдала на первой парте. Аркаша с Женей вовсю покоряли мир Инстаграма на задворках, пуская слюни на фото Оленьки в бикини. Мне же приходилось сдерживать зевающий эффект, дабы суровый старичок не решил, будто предмет его скука смертная.

— Зная скорость в каждый момент времени, можно найти путь пройденный… — сонно оглядываюсь, продолжая на автомате выписывать нечитаемые каракули египетский клинописью в тетради. Почему-то отметила, что Кришевский до пары так и не добрался. Чего я вспомнила вообще о нем? Забыть, как сон страшный.

Вздыхаю, снова поворачиваюсь к доске, когда рядом раздается тихое покашливание.

Начинается-а-а.

— Снежков, — делая самое деловое лицо, поворачиваюсь к местному мэтру, светилу российской науки — Николаю Снежкову, в народе просто Коля. Сам ученый поджимает губы, поправляя застегнутый на все пуговицы ворот рубашки в горошек, глядит сквозь стекла очков, проводя ладошкой по прилизанным волосам.

— Степанова, — начинает заунывно, пока я мысленно готовлюсь к очередному потоку лекций, — мне кажется, ты несерьезно относишься к обучению в этой группе.

Едва удерживаюсь, дабы глаза в районе затылка не потерять. Стоит сесть на первую парту, из-за того, что дома очки забыла, как вечно случается подобный казус. Чего ему не иметься-то.

— И в чем же выражается моя несерьезность? — невзначай интересуюсь, разглядывая свою ручку. На Коленьку не смотрю, иначе можно навечно превратится в зубрилку по типу Тоньки Соболевой. Елисей Сергеевич хоть бы замечание ему сделал. Дважды Сорокина с Ведюковым окликал, пригрозив выгнать с лекции. Зато неприкосновенность Снежка безоговорочная.

— Разве можно столь халатно писать лекции? — заглядывает нагло в мою тетрадь, нарушая всякие границы личного пространства, тыкая в иероглифы, отдаленно буквы напоминающие алфавита. — Вот, посмотри. Это невозможно читать. Как ты собираешься по ним готовиться к экзаменам?

Не пойму, ему-то дело, какое, как буду к сессии готовиться? Методичку возьму, Тоньку попрошу свои конспекты одолжить, в конце концов, учебный материал из библиотеки выгребу. Подумаешь, нашел проблему.

Да только вместо этого отвечаю вежливо-нейтральным тоном:

— Спасибо Коля, без твоей помощи никак не обошлась бы!

Глядя, сколь сильно задирает нос Снежков. Мысленно пинаю себя. Почему не могу попросту огрызнуться, послав подальше. Вежливость покоряет города, однако еще заставляет некоторых личностей брать на себя чрезмерную ответственность за судьбы других.

— Ты должна понимать, первые курсы самые важные в жизни студента, — начинает заунывную речь Снежок, спуская очки на переносицу. Сурков даже ухом не ведет, сам уникум одной рукой почти не глядя писать, продолжает, а я вот не могу. Сижу, вслушиваюсь, считая, сколько до конца мучений моих осталось.

— Я тебя поняла, — уже настойчивее произношу, пытаясь избавиться от назойливой заботы о моем успешном учебном процессе. Мамы хватает, не только этого интеллектом обиженного.

— Нет, ты все же послушай, — перебивает Снежков, сцепляя пальцы в замок, с важным видом точно на приеме президента. — Учеба — как прямолинейное движение. Без какого-либо воздействия со стороны, материальная точка движется вдоль прямой с постоянной по величине направлению скорость.

Помогите-е-е, кто-нибудь! Я не хочу слушать в два уха лекцию по физике! Хочется ответить, даже рот открываю, однако видимо нечто свыше мой зов истеричный услышало. Где-то на пояснении графика зависимости пути равномерного прямолинейного движения с грохотом открывается тяжелая дверь. Явно с пинка, потому что в момент триумфа Коленьки в аудиторию вваливается Ян так, словно только его тут все ждали.

Сурков замирает на месте, будто зверек настороженный, испугано дергая в руке эбонитовой палочкой, которой показывал на доске написанные формулы. Рука подрагивает, будто решает: отбиться ей от Кришевского или себя пристукнуть, дабы не мучится.

— Ян, — севшим голосом выпаливает имя Дьявола, решительно шагающего к центральному ряду, ленивым взором окидывая полусонные лица студентов. Тихий шум — половина сразу же убралась с первых пяти парт поближе к Камчатке, косясь опасливо. — Ты снова опоздал, — отмечает преподаватель, сглатывая шумно. Его темно-серый вязаный жилет, кажется, мешает, уж очень сильно пуговицы на нем дергать начинает.

— И? — вскидывает темные брови чудище университетское, подходя ближе. На задворках сознания слышу песню из Крестного отца.

— Нет-нет, ничего. Проходите, Кришевский, садитесь… — забормотал Елисей Сергеевич, дергая галстук. — Куда-нибудь.

Знаете, с момента моего поступления на первый курс мы виделись Кришевским от силы пару раз. За полтора месяца, смекаете? В этот день его как-то слишком много для моей бедной измученной нервной системы. Потому стоило двинуться в нашу сторону, я мысленно отодвигаюсь дальше, пока Снежков непонимающе головой крутит. До него вообще доходит долго, прям жираф. Беги, Форест, беги.

— Это мое место.

А нет, поздно уже. Пока Снежков, было приятно получить от тебя наставления в последний раз. Буду хранить светлую память.

Пока Ян, вцепившись в спинку стула, позади резко побелевшего Снежка медленно к нему склоняется, собираю свои пожитки, дабы переехать подальше. Плевать на то, что ничерта не увижу, валить надо. Вон, Аркаша с Жекой руками отчаянно машут, лица кривя. По губам читаю их отчаянно: «беги!».

— Но… но… мест достаточно, — пискнул Коля, в надежде взглянув на преподавателя, однако Сурков предпочел сделать вид, что он тут место мебели занимает. Ладонь со всего маху впечаталась в затылок Снежка, отчего очки покосились, а сам ошарашено замер, в ужасе сжимаясь. И вот подскакивает, хватая вещи, пока я бочком пытаюсь мимикрировать под окружающую действительность. Делаю первый шаг, как слышу вкрадчивый голос:

— Не туда, там лежит моя сумка.

Оборачиваюсь, понимая, что обращался Ян к Снежкову, попытавшегося сесть позади. Сглатывает, кивает, нервно улыбаясь, а сам двигается к третьему ряду, на что тут же слышит окрик:

— Там лежит моя куртка!

Сваливаю, к черту такие мучения. Уже встала, но чувствую леденящее дыхание самой смерти в затылок.

— Ну-ка села живо. Ты мне мешаешь!

Падаю на стул обратно, в панике глядя на друзей. А они только плечами жмут, будто говоря: «ничем помочь не можем, помирай в одиночку». Сдвигаюсь на самый краешек, стараясь, лишний раз не скрипеть, даже дыхание задержала. Кришевский как ни в чем не бывало, бросает сумку позади, а куртку на первый стол третьего ряда, разваливаясь на стуле будто бы один. Двигаюсь еще на край, почти падая со своего места, издавая тихий скрип.

— Что ж, продолжим, — выдыхает Елисей Сергеевич, нарушая гробовую тишину.

Чую, будет это веселая лекция.


Целый час, у меня все затекло сидеть в позе статуи. Зато Кришевскому хорошо, а я популярная девица. Столько сочувствующих взоров и все мне одной. Едва дождалась звонка, выдыхая облегченно. Хочу быстрее свалить, но не получается, ибо как назло заедает замок на сумке. Народ спешно покидает аудиторию, первым, к слову, выскочил наш физик — вот же заяц трусливый! Пока мучилась, поняла, что осталась совершенно одна в пустом помещении. Даже Сорокин с Ведюковым сбежали, наверняка быстрее от демонического взора. Ну, попадитесь мне, предатели.

Перекидываю ремень через плечо, поднявшись, как замечаю сложенный вдвое тетрадный листок прямо на полу между стульями. Неужели Снежков уронил, убегая от Яна на другое место? Наклоняюсь, давая себе зарок не смотреть. Может там заклинание для лучшего усвоения информации, а я тут своим любопытством всю систему собью.

Вот не зря мама мне говорила пословицу про Варвару. Возьми и глянь одним глазком, пробежавшись по каллиграфическому подчерку. Каждая закорючка отдельный вид искусства, не то, что я левой куриной пяткой лекции штампую.

Ах, ты ж ежкины бабайки, любовное письмо! Ну, Снежок, ну дал.

Кто в наш век высоких технологий письма строчит? Хотя признаюсь, романтично. Прямо сердечко сладко заныло, мне бы Глебушка написал, не отказалась бы почитать на досуге. В рамку повесила с гордостью на стену.

«Милая Ольга!»

Ох, начало, какое. Бросила сумку с плеча, взглядом по идеальным буквам скользя. Нет, реально, в такую письменность влюбится не грех, если не знать его хозяина.

«Я случайно наткнулся на тебя и это был самый прекраснейший момент в моей жизни. Кажется, будто именно ради него я жил все эти годы.

Ты словно цветок, распустившийся при лучах утреннего солнца.

На твоих лепестках сияет утренняя роса, точно драгоценные бриллианты. Будто надежда на светлый миг, каждый вдох рядом с тобой делает меня лучше. Сердце давно и прочно принадлежит тебе, стоит лишь твоему чудесному взору обратить свое внимание туда, где я всегда тебя жду…»

В эту секунду, словно слышала мягкий бархатный голос, совсем не ассоциировавшийся у меня со Снежком. Он шептал эти слова, позволяя почувствовать аромат весеннего сада. Там между деревьями, распустившими первые зеленые листочки, видела образ человека, зовущего к себе. Тянул руку, озаряя мир самой нежной на свете улыбкой. И мне совсем не хотелось уходить из этой фантазии.

Вздохнула, прижимая к груди листок. Господи, так ведь и правда не грез влюбится. Снова подношу листок к глазам, читая приписку с именем внизу.

Моргаю.

Дважды моргаю

Чего?

Кого?

Кто-кто?

— Как-как? — выдыхаю в ужасе, подскакивая от неожиданно распахнувшейся с грохотом двери аудитории. Поднимаю взгляд, встречаясь с желтым тигриным яростным взором, с ужасом осознавая, что сейчас настал мой конец.

Ой, мама. И почему твоя дочь такая глупая, а?

— Чур, хорони меня под тем фикусом в коридоре, — выдала какую-то идиотскую мысль, первой пришедшей в голову, стоит Яну сделать шаг в аудиторию. Его взор падает на письмо в моих руках, словно подписывая мое заблаговременное завещание, заверяя то у нотариуса. Решено, коллекцию мягких медвежат завещаю своей младшей сестре. Она давно на них зубы точит.

— Это хорошо, что место похорон заранее выбрала. Тащить далеко не придется.

Интересно, я еще успею выпрыгнуть в окно?

Акт 3 — О действиях, ведущих к противодействию

«Ты — покойница»

— Алло, отряд Дельта вызывает Злату на связь. Прием! — заорали мне в ухо два идиота, именуемые по недоразумению друзьями. Где-то в районе трахеи застряла чёрствая буква с маком. Пока откашливалась, чуть легкие не выплюнула, чувствуя мерное постукивание по спине, больше напоминающее попытку выбить из меня остатки духа. Ну, того, который еще Кришевский вчера не вытряс.

«Скажешь кому-нибудь, я тебя, Семенова, на этом фикусе по частям развешаю. В качестве игрушек»

Ей-богу, точно демон. Кто расправой человеку средь бела дня угрожает пусть и посреди пустой аудитории? Ой, мамочка моя, как вспомню глаза эти желтющие, да тушу этого кабана нависшую — темнеет в глазах.

— Что с тобой? Ты с вчера странная какая-то, — поинтересовался Женя, падая на стул, напротив, ногой отодвигая другой для Аркашки так, чтобы он едва мимо не промахнулся. Оболтусы, вот как есть оболтусы.

— И бледная аки погань лесная, — хмыкнул рыжий номер два, замахиваясь, дабы врезать дружку подзатыльник. Закатываю глаза, оглядывая столовую на всякий случай. Да мне после тех пяти минут наедине с чудовище всю ночь кошмары снились. Будто бы самолично могилу себе где-то под большим фикусом копала, пока над моим бренным тельцем Кришевский с учебником по химии стоял, зачитывая второй закон термодинамики.

— Если в замкнутой происходит процесс, то энтропия этой системы не убывает, — бормочу под изумленные взоры, рассеяно косясь в сторону сидящего неподалеку Глеба. Там в компании таких же популярных ребят, отстаивающих честь университета за зачеты он словно ангел, сошедший на грешную землю. Глаза голубые, словно летнее небо. Золотисто-русые волосы, широкие плечи, обтянутые рубашкой, отглаженные брюки и самая милая улыбка на свете. Никаких драных джинсов с дурацкими нашивками в любое время года, странных футболок с надписями, кожаных байкерских курток — никто н6е ходит точно растрепанный и злобный тролль из подземелья. И девушкам не угрожает.

— Ай, Степанова, у тебя от сидения с Колясиком совсем разум помутился. Поумнела что ли? — стучит мне по лбу костяшками пальцев Жека, пока я уворачиваюсь, отмахивая от лапищ его загребущих.

— Если бы кое-кто не кинул меня, не пришлось бы остаток лекции статую Венеры Милосской изображать на краешке! — сурово напоминаю позорное бегство моих друзей от ответственности за меня маленькую. — Почти час из-за вас страдала!

— Так бежать надо было, а не ждать пока его демоничество взор свой с Колясочки на тебя обратит, — пожал плечами Аркадий, с шумом отпивая приторно-сладкий чай, кривясь от отвращения. Еда в нашей столовой — отдельный вид наказания для грешников, не имеющих денег на нормальное кафе. Все кто побогаче обычно на соседней улице в «Бистро» зависают. Даже отдаленного понятия не имею, почему Глеб со своей ненаглядной Ольгой зависают. Насколько я знаю, оба на повышенной стипендии, плюс городские с родителями, имеющими достаток выше среднего. Ладно, мои люди простые, и так на аренду квартиры поближе к университету мне тратятся. А рыжая банда и вовсе приезжие. Что с нас взять.

— Кстати о демоне, — Женя хмурится, отчего лицо сразу суровым получается и губы поджимает, поманив нас пальцем. — Ты бы Златка подальше от него держалась. Я тут слышал от некоторых первокурсников, кто с ним в школе учился, мол, хулиган каких поискать. Людей, преподавателей бить не чурался. Едва из гимназии в выпускном классе не вылетел за то, что учителя по физкультуре избил.

— Да-да, черный пояс по каратэ, — кивал Аркаша. — Папка ректор видимо подсобил.

Вздыхаю, стараясь не соотносить то романтическое письмо с тем, что бесконечно тут и там слышу о нашем местном чудовище. Сама лично видела, как Коленьке подзатыльник за место влупил, чему удивляться? Хотя с другой стороны, разве может парень способный писать столь проникновенные строчки быть таким муд…муд… дураком?

Хотя может он и не сам писал. Скатал с интернета да радуется. Надеюсь, Оленька ему взаимностью не ответит. Не то, чтобы я очень люблю эту шпалу длинноногую, но газель Иванцова мне же ничего плохого не сделала.

Взрыв звонкого смеха прерывает мои размышления, а братцы кролики, они же Сорокин с Ведюковым буквально по стульям расползаются точно растаявшее мороженное. Нет, серьезно, у меня вид не такой со стороны глупый, как у этой парочки.

— Ты посмотри на нее…

— Ангел просто, — вздыхает в тон своему дружку Аркаша, хлопая глазами лемура под наркотическим опьянением. Большие такие глаза, на пол лица.

— Хватит пялиться на нее, не стыдно вообще? — возмущаюсь, сдерживая порыв, чтоб не обернутся. Знаю, что Глеб там обнимает свою ненаглядную. Удивительно, как демон его с дороги не снес еще в борьбе за сердце нашей принцессы «ноги от ушей».

— Ой, отстань, Степашка. Завидуй молча, может однажды Олечка прозреет и поймет, сколь глупо тратить свое время на жалкого спортсмена, — фыркает Женя. А вот это обидно, не только за Глеба, но за себя лично. Оля значит не дурочка, хотя на парах реже Свиридова объявляется, чаще просто в коридорах да столовой красуясь. Или на конкурсах каких.

Так и хочется насолить, потому прежде, чем язык свой проглатываю, отвечаю:

— Если прозреет, то точно не в вашу сторону, — ехидно отвечаю, пока меня подсознание по голове моей дурной дубиной бьет. — Там на нее Кришевский рога точит. Нет у вас шансов, одним ударом в нокаут с разворота в корпус и прощай братцы Телепузики.

Кажется, это было слишком громко.

Столовая за какие-то секунды погружается в гробовую тишину. Никто не смеется, даже поварихи стучать ложками перестали. Десятки взглядов, все в мою сторону, пока до меня степень катастрофы доходит. Рыжие белеют прямо на глазах, выдыхая синхронно:

— Ооо, мать, ты попала…

Знаете, такое чувство, когда тебя прошибает током. Вздрагиваешь, чувствуя озноб по всему телу. Словно слыша демонический хохот, медленно-медленно поворачиваясь в сторону выхода, к которому спиной сидела, сглатывая.

Я вижу его. Этот темный дух с рогами и красными сверкающими глазами, он смотрит на меня, зависнув над головой Кришевского, в очередной раз не вовремя посетившего нашу славную научную обитель гранитную. Цитируя моего любимого писателя-фантаста и романиста, Кирилла Ливанского: «И в этот момент увидел Млечный путь, ставший моей последней дорогой пред небытием».

— Ян? — мелодичный голос врывается в мои последние минуты жизни, пока Кришевский делает шаг в столовую. С шумом двигаются стулья, столы, вон поварихи срочно нашли занятия на кухне, сбегая в сторону царства кастрюль и сковородок. Спаси меня, газель Ольга, пусть твои длинные ноги послужат решением мирового кризиса.

Пока желтоглазый Дьявол отвлекся, хватаю сумку, стараясь максимально незаметно исчезнуть с поля зрения. В конце концов, никаких имен не названо, мало ли кому там рога притулить свои хочет сынок ректорский? Бочком-бочком, по стеночке, авось выберусь. Кстати, Ян отчего-то застыл, услышав зазнобу свою. Может его на ней дрессировать?

Нет, ну серьезно, встал — проходу нет!

— Эй, метр в прыжке от плинтуса, — это не ко мне. Не ко мне, нет, нет и нет.

— К тебе обращаюсь, кактус-переросток. Как там тебя… Селезнева?

Вжимаюсь в стену почти у самого прохода, пока парни делают знаки бежать, как можно быстрее. Да толку, каланча эта меня догонит, потом в линолеум впечатает и снова догонит. Потому что повернулся корпусом всем, забыв о любви всей жизни. Мужики, а такие речи ей сочинял!

— Степанова, — в очередной раз поправляю. Мог бы запомнить вообще, третий раз за два дня встречаемся. — Злата, — добавляю зачем-то, пока Кришевский морщит нос, бросив взгляд через плечо на удивленную Олю. Она только глазами своими, точно у Бэмби хлопает. Рядом Глеб, любовь моя, хмурится, посматривая на меня странно. Если бы не обстоятельства, до потолка бы уже скакала.

— Неважно, — пальцем манит к себе. Сглатываю, повернув голову к выходу. Еще немного я в домике, за опасной зоной. Шаг делаю, еще два — свобода.

— Бессмертная что ли?

Резко разворачиваюсь, быстро оказываясь подле Кришевского в ворохе лесного аромата. Не зря мне сон снился, как в лесном массиве среди фикусов диких яму себе любимой рою, ой не зря.

— Ян, — снова голос нимфа наша местная подает, отчего рогатый вздрагивает. Мне кажется или это румянец на щечках?

— Пошли отсюда, — рычит сквозь зубы, меня выталкивая из столовой. Нет, вот сразу нельзя было дать мне это сделать? С тоской оборачиваюсь на Глебушку в последний раз взглянув. На друзей своих, что ручками мне машут, в последний путь провожая. Оленька вон и та какая-то странная, будто сказать что-то хочет, да не решается.

Уууу, не хочу умирать, я еще так молода. Еще не сдала первую сессию, не сходила на писательскую встречу с Ливанским, не была на концерте Скриптонита, да и вообще. Только от родителей съехала, ни одной студенческой вечеринки приличной не посетила.

Правду говорят: на грани смерти все инстинкты самосохранения отключаются. Если в обычное время никогда на подобное не решилась, то сейчас времени раздумывать нет. Бросила сумку в сторону и запрыгнула на этого рослого гигантомамонта, будто с места в карьер, руками-ногами тушу обхватила, завопив на весь коридор ему в ухо:

— Не убивай меня, чудище! Не бери грех на душу. Я — ценное млекопитающее достойное записи в Красной книге. Помни — статья за убийство карается законом. Что ты глазами сверкаешь? Мамочка, звоните 9-1-1, скорую, полицию, ФБР, ФСБ, Министерство здравоохран… — замолкла. Понизив тональность голосовых децибелов, пробормотав спокойно:

— Хотя туда, наверное, не надо.

Вроде не громко кричала, чего столько народу-то повыглядывало из-за углов. Да и Кришевский стоит пришибленный, оглох что ли? Осторожно освободиться пытается, дергаясь, но я лишь крепче обхватываю крепкую шею, забираясь ногами выше по шпале этой. Ничего не выйдет, демонище, Златочка в школе была чемпионкой подъема по канату. Надо будет, на шею сяду, дабы добраться до меня ручонками загребущими не смог.

— Слезь с меня, коала припадочная! — ладонью ему глаза закрываю, вцепляясь второй рукой сильнее. Стоит перебраться на спину. Ощущаю, как сбросить хочет, вот только крепче сжимаю ткань футболки, слыша тихий треск рвущихся ниток. Пфф, какой ширпотреб. Веса в 60 килограмм не выдерживает.

— Ни за что. Я встану, потом лягу. Нетушки, требую мирных переговоров, — заявляю, ощущаю на себе уже с десяток любопытно-испуганных взоров. Завтра знаменитостью стану. Златка Степанова — укротительница Дьявола.

Видать мысли мои на лице отразились, потому, как Ян повернул голову, позволяя в мельчайших подробностях лицо, свое рассмотреть. Кстати, если не считать дурной нрав, можно симпатичным парнем назвать. Не Глеб с его уточненной красой, скорее нечто более мужественное, грубое. Нос с горбинкой, губы не такие пухлые, твердые очертания подбородка. Шаловливая родинка над губой только добавляет мягкости да пушистые ресницы, точно взмах крыльев бабочки, за которым скрыты желтые, кошачьи глаза.

А? Что сказал? Зачем сопеть, как носорог, не понимаю.

— Слезай!! — заорал, заставляя всех зевак мигом попрятаться, кто куда. Спрыгнула с видом, будто меня вовсе не волнует крик бешенный, отряхиваюсь. У самой ногти не гнутся от ужаса, до кончиков ногтей пробрало.

— И нечего так орать, — заявляю, вздергивая подбородок. Не страшно, не-а, ни капельки. Ручки чуть-чуть трясутся, так это перенапряжение.

— Ты просто… — шипит точно змея, склоняясь надо мной. Схватила сумку с грязного пола. Выставляя перед собой точно щит.

— Яша, что тут за шум?

Не могу сказать, чьи глаза по размерам могли бы переплюнуть. Поскольку от вкрадчивого тона нашего ректора, стоило ему произнести свои слова, как-то оба разом просели на месте. Медленно, точно заведенные поворачиваем головы, уставившись на высокого седовласого мужчину в сером костюме, смотрящего на нас с живейшим интересом.

Как он сказал? Яша?

— Здрасте, Иван Федорович, — выдыхаю на автомате, на всякий случай, отодвигаясь осторожно от Кришевского. Еще не хватало с отцом связываться его. Сходу не поверить, что этот добродушный мужчина, шутящий с нами на посвящении, такое чудовище вырастил. Видимо сам Сатана дитя свое подкинул в люльку или в роддоме подменил, пока все спали. Не иначе.

— Мы это… — начинаем синхронно, как губы мужчины растягиваются в улыбке и он, смотря на меня с какой-то отдаленной надеждой, произносит:

— О, так это и есть твоя девушка? А я думаю, кому ты позавчера полночи послание любовное писал!

Резко оборачиваюсь, чувствуя на себе пристальный взгляд. Иванцова стоит чуть поодаль в компании других любопытных студентов, уже не таких пугливых. Ее выражение лица меняется с ошарашенного на печальное. Вот и какого черта? И почему Глеб пытается увести отсюда, дергая за руку?

Понять не успеваю, меня дергают к себе, обхватывая своей конечностью, зажимая шею так. Чтобы точно сбежать не смогла, рыча в самое ухо:

— Дернешься, точно прибью, — и громко на весь коридор произносит, почему-то все же пытаясь повернуть голову назад. — Да пап, она, коалочка моя метр в прыжке от плинтусов, — по щеке меня похлопывает, к себе поворачивая. Вот прямо перед половиной универа, за щечки, словно дитя тиская, пока в ступоре перевариваю информацию с заядлым запозданием.

Чего-о-о?!

Похлопал по щекам, сдавливая так, что губы в трубочку собрались, улыбаясь зловеще и прямо глядя на меня. По макушке похлопал, разворачивая мое безвольное тело лицом к родителю, снова придушив в объятиях. Клянусь, у меня язык отнялся, ни слова против сказать не могу. Воздух в легкие не поступает.

— Отлично! Тогда пойдемте в мой кабинет, — обрадовался Иван Федорович, собственноручно подписывая мне путевку в Ад. — Расходимся ребят, — махает руками, разгоняя толпу. Успеваю бросить молящий взор назад, ища взглядом парочку рыжих, что с открытым ртом колону подпирают, прежде, чем меня на закланье уводят.

Наверное, в прошлой жизни я переехала тысячу-другую монашек. Причем два раза.

Акт 4 — О козлах, которые совсем не принцы

Кабинет ректора за закрытыми дверьми представлял собой приемную, с компьютерным столом, на котором стоял монитор, кактус и несколько папок. Большой раскидистый цветок неизвестного названия, удобный диванчик для гостей кресла и секретарши Вареньки. Молодой, утонченной девы с томиком «Твой кошмар из библиотеки» от Кирилла Ливанского. По яркой обложке узнала, потому что это новинка, которую едва успела ухватить на сайте под заказ. Хлопая большими голубыми глазами, Тургеневский прообраз улыбнулась нам, пряча книжку под стол, чуть откатываясь к тумбочке рядом.

— Иван Федорович, кофе? — стрельнула глазками в сторону начальника, затем Яна, заставив меня глаза закатить. С виду — мышь мышью. Юбка по колено, кофточка на все пуговицы, пучок аккуратный, только что взгляд романтичный, да макияж из серии «я сегодня натурэль» профессионально намазан. Ох уж мне эти хорошие девочки, мечтающие о большой и чистой.

— Да, Варенька. Будьте добры. И конфетки, — кивнул улыбчивый ректор, оглядываясь на нашу резко помрачневшую пару. — Златочка, тебе может чаю?

— Кофе со сливками, — бурчу, чувствуя, как хватка на запястье усиливается, а Кришевский зыркает в сторону Вари. Бедняжка чуть пакетик кофе не уронила, чего ж так пугать. Похоже, наш местный демон не любит повышенного к себе внимания со стороны дам. Ишь какой, привереда.

— Отлично, — кивает Иван Федорович, пришла в свой просторный кабинет. А там и шкаф, и санузел отдельно, и длинный прямоугольный стол для совещаний. Даже портрет президента на стене с флажком рядом с грамотами. Окна пластиковые скрыты за занавесками, чуть шевелящимися от порывов ветра сквозь приоткрытое пространство. Переглянулись, замечаю, как немного побледнел Кришевский. Резко похорошело — ни мне одной тут паршивенько.

— Присаживайтесь, в ногах правды нет, — усмехается мужчина, заметив нашу заминку, сам падая в большое директорское кресло, утопая в нем. И только сейчас замечаю, сколь сильно сын не похож на отца. В отличие от Яна глаза у него обычные карие, разве что темные волосы серебрятся, кое-где проскальзывая прядями родного каштанового оттенка. Может челюсть эта, да скулы похожи. Но в целом — ничего общего. У нашего ректора черты лица грубее в разы, видимо Яша в мамку.

Вспомнила, как сына назвал, невольно давя смешок.

— Не понимаю, нафига сюда притащились, у нас занятия вообще-то, — недовольно нарушил тишину Ян, падая на стул рядом со мной. — Впереди химия, а эта и без того бестолочь, — небрежно в мою сторону рукой машет. От возмущения подпрыгиваю на месте, забыв о страхах. Это кто тут бестолочь, вообще? Да я ЕГЭ по химии на 88 баллов сдала без шпор! Да, не блещу знаниями в ней, но базу прекрасно знала!

«И также прекрасно забыла напрочь», — ехидно вторит мне мозг. Умолкни Серенький, тебя никто не спрашивал.

— Чего бестолочь-то, сам там не появляешься, не знаешь даже, — огрызаюсь невольно, проседая на месте. Голову повернул, зыркая глазищами своими желтыми.

— Мне и знать не нужно. В отличие от тебя всю сессию экстерном сдал, — ехидно бросил, но вот лапу свою с моего запястья не убрал. Сжал покрепче, словно намекая: дернешься — убью.

— Мне нравится, — разулыбался Иван Федорович, заставляя меня засомневаться в его адекватности. Даже в ладоши хлопнул. — Вы такая милая пара, Яша.

Наверное, на наших лицах одновременно отразилось такое недоумение, смешанное с отвращением, что ректор притих. Осторожно постучалась Варенька, заглядывая в кабинет. Дождавшись кивка, внесла поднос с тремя чашками. Поставила на стол, не переминув пододвинуть вазочку с конфетками к Кришевскому-младшему, проворковав:

— Вот, Ян, твои любимые с печеньем и орехами.

Очередной взгляд наивной дурочки Наташи Ростовой, затем улыбка ректору и походкой от бедра из кабинета под мой ошарашенный взор.

— Чеее? — выдыхаю, поворачиваясь, а этот господин рогатый уже вторую конфету разворачивает, заставляя челюсть упасть на пол.

— Яшка у меня сладкоежка, — хмыкает Иван Федорович на мое недоумение. — Не знала?

— Да я вообще много чего не знала. На первых порах оно вообще незаметно, — шиплю, пытаясь дотянуться до злосчастной вазочки. Ага, как же. Демонище рогатое на край отодвинул, фыркая:

— Ты и так толстая, тебе нельзя.

Это ты кого жирухой назвал, Яша Люциферович?

— Сын, — строгий взор из-под бровей, правда все портит улыбка. — Что за манеры. Весь в мать, — вздыхает тяжело, потирая висок, и на меня с извинением смотрит. — Представляешь как с ними двумя тяжело? Гости — плохо, праздники — это гости, а гости это плохо. Всем недовольны, даже солнышком на небе.

— Вот в кого такой арбуз кислющий сорта Яшка, — хмыкаю, слыша рядом рычание. Помирать, так с музыкой. Тем более ничего он мне в кабинете отца не сделает, да и вне тоже.

Иван Федорович запрокидывает голову, расхохотавшись громко. Где-то за стенкой прекратила шуршать Варенька, по скрипу половиц слышно, как подкралась к двери. Эх, по носу бы ей сейчас.

— Разве не прелесть? — скалится ректор, хлопая по столу. — Решено, на следующей неделе у бабушки Яна юбилей, приходите вместе! Кстати, зови меня дядя Ваня. Наедине, разумеется, — добавляет, пока грудь от важности надуваю. Щедрость какая, ректора университета дядей звать.

Слышите стук? Это челюсть моя нижняя второй раз под стол закатилась, а демон рядом дернулся, конфеткой подавившись. Пришлось по спине хлопать, дабы дай Бог раньше времени обратно в родной девятый круг не попал.

— Папа, ты сбрендил? Какой к чертям юбилей?! — зарычал, отодвигаясь от меня. Что сильно хлопала? Ну, прости, ты умирал.

— Бабули, — невозмутимо ответил Иван Федорович, потирая подбородок, — Зоя Семеновна будет рада. А не придешь, она тебя в огороде закопает. И меня заодно, что внучка любимого не привез.

В этой семье адекватные женщины водятся или только нам с дядечкой Ваней так не повезло? Эй, сатанище, давай, скажи свое веское мужское слово!

— Не хочу я на юбилей, — ворчит, куксится. Резче, где рога? Где хвост с виллами? Я не готова умереть ради твоего прикрытия.

— Вы знаете, я, наверное, не смогу, — бормочу, пытаясь спасти ситуацию. Заодно себя. — К маменьке съездить надо, опять же учеба.

— Ерунда! — отмахивается дядя Ваня, — Яша тебе поможет. Ему все равно стоит чаще на занятиях появляться, — снова строгое лицо. В этот раз конечно по-настоящему. Хочешь, не хочешь, а сахарный демон вынужденно застонал, словно смиряясь со своей участью. Господи, во что я вляпалась?

Делаю последнюю попытку спастись, выдыхая:

— Может не надо?

— Надо, — кивает Иван Федорович. Поворачиваюсь к Яну, сверля взором. Если сейчас не скажет слова против — сдам его отцу. Мол, мы никакая не пара, обманывает он вас, благороднейшего человека. На чувствах отцовских играет.

— Ладно, пап, — отвечает. Открываю рот, а меня за шею резко хватают, притягивая ближе, едва не перевернув стул, шипя в ухо, обжигая дыханием. Вот гад, сбил весь настрой.

— Дернешься — убью.

Не знаю, наверное, со стороны, это словно ласковое шептание, может поцелуй, а меня передернуло. Да только не от страха, а от прикосновения. Словно током пробило, по телу приятное тепло разлилось. Размякла вся, тая прямо на месте. Что за ерунда, Злата, прекрати, фу!

У него туалетная вода с феромонами что ли?

Затемподскакивает, хватая меня за руку. Иван Федорович сказать ничего не успел, бросая на ходу, на буксире таща мое бренное тельце.

— Мы пошли.

— Ян, не забудь про учебу, — крикнул нам вслед ректор, добавляя. — Златочка было приятно познакомиться. Растопи сердечко сына моего!

А? Что? Какое сердечко? У чудовища сердце есть?

Вылетели из приемной, так что Вареньку едва не убили дверьми. Лишь в коридоре подальше от злосчастного места обитания главы университета только тогда его величество соизволил убрать ласту от моей конечности, брезгливо обтирая ее о свою куртку.

— На людях ко мне не приближаться, бамбуковый медведь, — тут же озвучил условия. Изумленно глазами хлопаю, силясь понять. Он дурак или у меня лыжи не едут? Смотрю, думаю все же дурак. Или муд…муд… ну, вы поняли.

— Не могу не приближаться, мы же пара, — возмущаюсь. Нет, вы посмотрите какая цаца. Не подходи, сюда иди. Определись уже!

— Завтра возле библиотеки в 14:00. Опоздаешь — прикончу, — снова игнорирует меня, оглядывая пустое помещение, поворачиваясь ко мне всем корпусом.

— Обязательно вечно угрожать? Яш-ка, — усмехаюсь, правда тут же отодвигаюсь, потому рогатая тень мелькает за спиной.

— Еще раз меня так назовешь, точно частью плинтусов станешь, — рычит Ян. Недовольно глядя на время. — Не вздумай завтра опоздать. Отец попросил присмотреть за тобой на парах, так что с этого дня сидишь со мной. — Опять зыркнул, для верности еще кулаком погрозив. Нет, серьезно, кажется либо у меня чувство страха атрофировалось, либо после кабинета ректора со мной коллапс какой случился. Угрозы страшные, лицо такое, будто сейчас правда меня лопатой детской совковой забьет насмерть. Но не страшно, совсем. В какой-то момент подумалось, что это у Кришевского просто манера общения такая, возможно механизм защиты. Уж не знаю.

Или это я себя убеждаю.

А насчет «присмотреть» обидно, мне ж не пять лет

— Не маленькая, нечего за мной хвостиком ходить, — огрызаюсь в ответ. Ян молчит, меня пристально разглядывает с ног до головы, даже как-то неуютно стало. Волосы торчат? Может на одежде что? На всякий случай лицо дружелюбнее делаю, улыбаясь во все 32 зуба, как в рекламе зубной пасты.

— Слышь, метр в прыжке от ядра земли. У тебя мозг такой крошечный сам по себе или в виду низкорослости не достиг нужного размера? — интересуется, ногти свои разглядывая. Улыбка резко сползает с лица.

Нет, вот что за муд… дурак, а?

— Мой рост — средний по всем правилам. 165 сантиметров, — рычу, забывая о всяком самосохранении. — Еще слово, покажу тебе стиль панды: залезу, и побеги твои сожру, эвкалипт ты переросший!

В стойку боевую встала, перед собой подняв руки. Брови насупила, губы поджала. Стою, жду. Он молчит, я молчу, за окном ворона каркает, в коридоре тишина.

— Эвкалипт коалы едят, бестолочь, — делает замечание Кришевский, иронично брови приподняв. Фыркаю, невозмутимо одергивая рубашку, приглаживая. Будто не я сейчас себя идиоткой выставила, а другая какая-то Злата.

— Не важно, — перевожу тему, вскидывая подбородок по-королевски. — Короче, не надо меня нянчить. Без тебя справлюсь с химией.

— И физикой? — очередной язвительный выпад.

Вот при упоминании физики плечи прямо опускаются.

— И ею, — я все еще гордая. Меня не сломить.

— В чем же заключается процесс Бетло-Томсена? — как-то больно слащаво произносит, улыбаясь хищно. Дергаюсь, в панике сглатывая, перебирая в голове знания. Будто назло мозг отказывается вспоминать хоть что-то полезное, кроме мелодии из Крестного отца. Да что ж такое!

— Эээ…

— Цикл Карно?

— Нуу…

— Принцип относительности Галилея?

— Это…

— Электромагнетизм? — навис надо мной коршуном, заставляя отчаянно отклоняться. Еще немного, рухну прямо на пол под давлением собственной глупости. Ох, боже, зачем я пошла сюда? Надо было рисковать, идти на журналистику. Или на филолога. Русский у меня всегда лучше шел!

— Ладно, не знаю! — взвизгнула, понимая, что падаю. Сильная рука резко вернула в вертикальное положение, а желтые глаза насмешливо блеснули.

— То-то же, — усмехается злорадно. — Так что: ты учишься, тупица, заодно мне помогаешь. Имей в виду, учиться будешь, как положено. Не собираюсь твою дурью голову тащить до самой сессии.

— Да будто кто-то просит, — вяло огрызаюсь, понимая, что его помощь мне и правда пригодится. Обалдеть, сдать экстерном то, что для меня стало смерти подобно. А в школе мне все таким кошмаром не казалось.

— Завтра в 14:00 у библиотеки университета, — снова напоминает, поворачиваясь, шагая в сторону лестницы. — Опоздаешь…

— Да помню я: грохнешь, — передразниваю, вытянув руки перед собой, словно из пистолета стреляю в спину Кришевского, представляя, как продырявливаю голову его рогатую. Не оборачиваясь, отвечает:

— Я все вижу!

Ай, глазастый какой. На затылке что ли третий глаз?

Акт 5 — О том, как пройти в библиотеку

— Степашка, колись, у тебя компромат на Кришевского? Ты видела, как он закапывает труп человека? Пытает щенят? Топит котят? Зарезал курицу для демонического ритуала при вызове своих слуг из Преисподней?

Рыжая парочка не отставала, вышагивая вместе со мной след в след по коридорам университета. Жутко хотелось спать, вчера промучилась почти до середины ночи, в попытке осознать происходящее.

Я и Ян.

Здесь где-то должен бегать работник приемного покоя психбольницы с транспарантом: «Степанова Злата Алексеевна. Палата номер 666». Мы не можем быть вместе. Произошло некое досадное недоразумение, то письмо не должно было попасть в мои руки.

Кстати, оно дошло до Ольги? Прямо интересно стало. Судя по настрою, наш местный демон по уши влюблен в Иванцову и сий факт как-то неприятно в отдалении скреб мне душу. Видимо быть на вторых ролях, пусть для виду, все равно обидно. Наверное, какая-то девичья логика: мне не надо, но пусть моим будет. Или зависть к Иванцовой, почему все парни вокруг нее? Будто Глеба ей мало!

— Так, Винтик со Шпунтиком, — уперла руки в бока, останавливаясь посреди лестничного пролета между вторым и третьим этажом, недовольно хмуря брови. Женя с Аркадием вытянлись по струнке, синхронно хлопая глазами, застыв в ожидании моих следующих слов. Тщательно обдумав мысль, все же выдала, наконец:

— Никто никого не резал.

Выдохнули, словно, правда, так думали. Нет, вот что за люди такие? Сразу худшее предполагать,

— Всего лишь застала его за жертвоприношением человека во имя церкви Дьявола, — добавила, делая вид, что разглядываю свой отсутствующий маникюр.

— Злата, блин!

— Степашка, ну ты ваще!

Тихонько посмеиваюсь, разворачиваясь обратно, поднимаясь выше на пару ступеней, невольно повернув голову к парням, хмыкая.

— У нас просто любовь и хватит портить мои первые прекрасные отношения своими подозрениями, — строго выговариваю, сама себе не веря. Первым приподнимает бровь Аркаша, в ответ иронично интересуясь:

— И когда у нас несравненного Глеба сместил Кришевский с его аурой чудовищной?

Эээ, что за вопросы такие?

«Адекватные, но ты же у меня не совсем в этом состоянии», — заявляет мне мозг. Лучше бы тебе, серенький, помолчать. Никакого толку с тебя в нужный момент. Мог бы вчера выудить из пыльных чуланов памяти ответы на вопросы Яна. Тогда я хотя бы дуррой не выглядела бы. А то вспомни уже придя домой!

— Пути любви непостижимы, — поднимаю палец вверх, едва протискиваясь в коридоре, между двумя ребята с параллельного курса, бурно обсуждающими какую-то лабораторную. Хорошо, что у нас четыре окна перед кристаллохимией. Домой смысла идти нет, мне еще с Яном встречаться сегодня. Причем так, чтобы этих двоих в помине рядом не виднелось. Вряд ли Кришевский обрадуется лишним свидетелям, да и мало мы напоминаем влюбленную парочку.

— На тебя что ли одна из тех дурацких книжек, что ты читаешь, упала или как? — поинтересовался Жека, подбегая, касаясь ладонью моего лба. Пришлось отдернуть голову, шикнув на парней, прикидывая в голове план действий. Сейчас вот отделаюсь от них и в путь. У меня в запасе есть минут сорок точно перед нашей встречей с рогатым чудищем.

— Сами вы дурацкие, — бурчу, резко оборачиваясь, встав напротив них, складывая на груди руки. — Прекратите уже эти шуточки. Неужто сложно поверить, что во мне можно найти что-то хорошее?

Ей Богу, даже обидно. В меня, что ли влюбиться нельзя?

Парни замялись, переглядываясь, как-то опасливо, пихая друг друга локтями. Словно решая, кто первым выдаст суровую правду матку. Закатила глаза, топнув ногой в кедах, ожидая их приговора. Самой неприятно на самом деле, однако же, хочу знать. Вот такие мы девочки. И правду хотим, и не хотим одновременно.

— Понимаешь, дело не в тебе, Злат… — начинает с самого идиотского штампа в мире литературы и жизни Женя, но прерывается, когда Аркадией пихает его вновь, кивая куда-то мне за спину.

— Ну? — агрессивно рычу, пытаясь добиться хоть, сколько связного ответа, но замираю на месте, стоит самому долгожданному человеку в мире позвать меня по имени:

— Злата?

Мои глаза ставятся больше раза в два, а вот Сорокин с Ведюковым отчаянно указывают мне за спину, кивая туда, откуда доносится божественный голос Глеба Свиридова. Не могу пошевелится, пока Аркадией не схватил за плечи, разворачивая к мечте всей моей недолгой студенческой жизни. Смотрю в глаза его голубые, лужицей растекаясь от дружелюбной улыбки, растягивая губы в ответ. Наверняка похожа на влюбленную идиотку, но поделать с собой ничего не могу.

— Привет Глеб, — хором говорят мои друзья за меня, незаметно щипая за бок, отчего я вздрагиваю, выдохнув на автомате:

— Привет… гм… Я — Злата.

Тяжелый вздох позади, ощущаю себя еще большей дуррой. Судя по недоумению, исказившему прекрасные тонкие черты лица Глебушки, он тоже прикола не понял.

— В смысле, — бормочу, посмеиваясь, — шутка. Это шутка.

— Ааа, — кивает парень. Золотистый локон падает ему на лоб. Так и хочется протянуть руку, дабы убрать с глаз, но останавливаю себя, продолжая стоять, глупо улыбаясь. — Слушай, Злат, мы можем поговорить? — он как-то неуверенно косится на парней, отчего я мигом оборачиваюсь на сладкую парочку, развесившую уши, рявкая:

— А ну кыш!

Затем снова возвращаюсь к состоянию желе, опять смотря в самое прекрасное на свете лицо, отмечая ровный нос, гладко выбритый подбородок и скользя по широким плечам. На нем сегодня белое худи с джинсами в обтяжку, хотя по мне запакуйся он в строительный мешок, остался бы таким же великолепным.

— Начинается, — хмыкает Ведюков словно с намеком, но я отмахиваюсь от них. Стоит им исчезнуть с поля зрения, как я чувствую нервозность. Зачем Глебу понадобилось разговаривать со мной? Мы толком и не знакомы, даже учимся в разных группах. Невольно верчу головой, понимая, что коридор снова пусть, словно по волшебству, никто не увидит и не доложить Иванцовой.

Хотя мы же не остросюжетном романе, чтобы за нами чьи-то подружки следили, верно?

«Тебе точно надо меньше читать», — фыркает мозг, заставляя немного качнуться, спрашивая:

— Ты что-то хотел?

Он морщит лоб. Даже морщины выглядят прекрасно, утонченно, элегантно. Не знаю, как обозвать еще. Просто влюбляюсь, кидая лишь один взгляд на этого парня. И плевать на высокий голос, порой раздражающий уши. Сравниваю с перезвоном колокольчиков, становится гораздо приятнее слушать.

— Хотел поговорить с тобой насчет Кришевского, — произносит как-то чуть брезгливо фамилию нашего университетского чудовища, а я вздрагиваю, от удивления открывая рот. Причем тут Ян вообще?

«Вы типо встречаетесь», — напоминает серенький. Типо — не считается никаким боком.

— Ты можешь мне верить, а можешь, нет. Но я обязан предупредить, — начинает издалека, чуть дергая ремень сумки, покусывая полную губу. Засмотрелась прямо, едва не пропустив следующую тираду. — Видишь ли, мы все втроем: я, Оля и Ян учились в школе. Некоторое время он подбивал клинья к Олечке, но после последней выходки с тренером, это окончательно разрушило общение между ними.

Стоп-стоп-стоп. Кришевский и Иванцова одноклассники? Вместе с Глебом? Это что за Санта-Барбара уровень Педунивер?

— … совершенно неуправляемый. Все время бегал за Олей, доставая своим вниманием, а та из жалости позволяла. С ним же никто в школе не общался. Странный, вечно злобный, огрызался с учителями и директором! Не шел бы на золотую медаль, давно поперли бы. Может и стоило, не случилось бы той драки, — продолжал Глеб, пока я брови хмурила.

Не знаю, что сказать, вот, правда. Жалость? Мне кажется, это не про Кришевского. Да тот взгляд Ольги на Яна в момент, когда мы встретили Ивана Федоровича, мало напоминал взор девушки, которая лишь жалела странного одноклассника. Скорее уж сожаление, некое раскаяние. Не знаю что.

Впрочем, могу ли я судить? По-сути мы с Кришевским общались то пару дней. Причем восемьдесят процентов бесед наших состоялось из его угроз и моих неумелых шуток. И сам Глеб искренне верил в свои слова, пытаясь мне помочь, отчего на душе стало приятно. Он такой добрый! Настоящий принц из сказок. Только жаль не мой.

— Просто хочу, чтобы ты была осторожна, — схватил мою руку, сжимая в своей большой теплой ладони. Пока я таяла, будто фруктовый лед на палочке.

— Злата, ты хорошая девушка. Знаю, он может выглядеть и казаться милым…

Милым? Кришевский? Да три «ха-ха» он милым бывает! Разве что, когда спит зубами в подушку, а то вовсе ее жует в процессе.

Но мне плевать. Лишь чувствую, как Глеб притягивает меня ближе на шаг. Тело прошибает молнию, приятные мурашки бегут стадом по коже, я взлетаю ввысь над полом, пытаясь продлить самый счастливый момент в своей жизни. Свиридов задает вопрос, а я лишь могу смотреть на него, выдав короткое:

— А?

— Говорю: пообещай, что больше вы не будете общаться? — снова задает вопрос терпеливо, дождавшись моего кивка.

— Обещаю…

«Я снова в дверях, руки врозь, прости, что валюсь с ног.

Я снова пообещал, все, что смог, ведь это любовь.

Еще одной темной ночью, и каждый твой вдох.

И каждый твой выдох, кричит об одном.

Еще одним холодным утром, руки без слов.

Кричат об одном — это любовь»

Скриптонит со своей песней «Это любовь» заорал так неожиданно, что я не сразу поняла, что это телефон. В своих мыслях, шагала по красной ковровой дорожке, усыпанной лепестками белых роз, улыбаясь стоящей мечте возле алтаря. Папа держит меня под руку, вот Женя с Аркашей приветливо машут бутоньерками, а моя школьная подруга Ника снова шепчет: «Не забудь кинуть мне букет».

Вытаскиваю смартфон на автомате, не желая отпускать ладони Свиридова. Улыбаюсь, а он терпеливо ждет, пока отвечу на звонок. Не глядя на номер абонента, не смотря имя, провожу пальцем свободной руки по экрану, мягко мурлыча в трубку на волнах гормонов:

— Алло-о?

— Докуда дошла?

Голос такой, словно кот в ухо мурлычет. Приятный, с тихими, чуть прорывающимися низкими хриплыми нотами. Такой идеально подошел бы Глебу. Но незнакомец на том конце невольно выбил меня из колеи, заставив примерить свои голосовые связки на стоящего передо мной парня, совершенно не давая вникнуть в суть вопроса.

Да в него влюбиться можно было бы за один только баритон!

— Что значит докуда? — задаю вопрос, все еще пребывая в прострации, пока Свиридов озадаченно смотрит на меня.

— Не прикидывайся дурой, коала мелкорослая! У тебя осталось 15 минут. Можешь не спешить, если жизнь не дорога! — заорали на том конце, мигом спуская с теплых мягких облачков пинком на твердую землю. Улыбка сползает с лица, а до моего разума доходит осознание, с кем я только что говорила. Видимо медленно опускаю руку со смартфоном в руке, слыша вдалеке похоронную мелодию.

— О нет, — выдыхаю в ужасе, стоит лишь дойти до кондиции нужной. Черт, библиотека. Я и забыла совсем с этой встречей!

— Совсем забыла, — мечусь в панике, пытаясь прикинуть самый короткий маршрут до нужного корпуса, находящегося, черт возьми, где-то в само конце огромного студгородка! За пятнадцать минут надо успеть туда, попасть, пока демон не вздумал меня прикончить.

— Что случилось? — искренне интересуется Глею, наклоняя голову. — Нужна помощь?

— Просто Криш… — начинаю, осекаясь на полуслове, натягивая улыбку кривую на лицо снова, пытаясь придумать отмазку. — В общем, обещала одному другу помочь. Дырявая голова, — стучу себя по лбу, словно в подтверждение, срываясь с места. — Ну, пока!

Ох, почему именно сегодня Яну вздумалось учить меня химии! Такой хороший день испорчен всего одним звонком. В следу лишь слышу собственное имя из уст самого прекрасного парня в мире. Хоть голос его немного раздражает. Выжимаю пятую скорость, в момент, пролетая два лестничных пролета, спеша скорее на первый этаж к выходу.

13 минут — да он мне голову оторвет!

Вокруг образовалась настоящая пустая площадка. Стоя рядом с серым отцовским джипом Ниссан на парковке, Ян ощущал постепенно нарастающее раздражение, перетекающее по венам в ярость. Будто само зло из темных недр выбралось наружу, пугая проходящих мимо студентов, преподавателей да простых работников, старающихся избегать разъяренного темноволосого парня в дырявых черных джинсах, смотрящего бесконечно на часы. Стрелка на циферблате приближалась к критичной точке, как и терпение самого Кришевского.

— 1 минута, — прорычал так, что от него еще на пару метров шарахнулось два профессора. — Если это будущее цветочное удобрение опоздает, может считать себя покойницей!

Снова взор на стрелку, сгустившиеся тучи за спиной, вновь пугающая окружающих тень. Будто из недр земли демонический смех с горящим взором. Так и жаждет утащить в Ад, на вечные муки обрекая.

— Пять… четыре… три… два… — пошипел, готовясь взорваться на месте, но в этот момент спины коснулась маленькая ладошка, а после тяжелый вдох, стоило Злате достигнуть финишной черты своего олимпийского забега.

— Ох, фух, — выдохнула я, проведя рукой, мысленно благодаря всех богов на свете за то, что вовремя сумела добраться до центрального корпуса, где находилась библиотека.

— Господи, спасибо, успела, — наплевав на мочалку вместо волос, чувствуя твердую напряженную спину, радостно хохотнув. Убрала руку, пытаясь, справится с прической, превращенной забегом в мочалку, затем вновь хотела опереться на Яна, но Кришевский уже сделал шаг к зданию, молча, ничего не говоря, отчего едва не упала.

— Эй! — возмутилась, спеша за ним. И откуда такие манеры, а?

Шагали мимо немногочисленных учащихся, сидящих за древними артефактами, что по недоразумению назывались компьютерами. Каждый приличный студент с первой зарплаты или стипендии откладывал на средненький ноутбук, дабы не приходилось по полчаса ждать загрузки сначала системы, затем страницы в Экспловер для выхода в интернет. Вообще в век высоких технологий мое понимание в нужде библиотеки опускалось к черте «да нафиг оно надо». Нет, серьезно, все ведь можно скачать с сайта, для чего сюда тащится? Могла бы еще несколько потрясающих минут провести с Глебом. Или хотя бы с парнями, а не торчать посреди полупустого помещения с жесткими стульями, злобной грымзой библиотекаршей, зыркнувшей на нас с лютой неприязнью. Будто мы ей денег должны вместе с парочкой томиков Толстого. Из-за очков таким волчьим взглядом окинула, даже страшно стало. Вдруг между стойками с полками, наполненными пыльными фолиантами времен дедушки Ленина, загрызет.

Ян сам набирал нужные книги, тщательно скользя пальцами по корешкам, вчитываясь в названия и имена авторов, откладывая то, что не считал полезным. А я не мешала, просто наблюдала со стороны, в который раз убеждаясь — так ли нужна такому парню жалость со стороны девушки? Хоть убейте, не могу представить себе его бегающим за кем-то. Возможно, было что-то, но для меня человек написавший письмо и тот, кто сейчас стоял передо мной, сосредоточенно хмурясь, разглядывая прописанные химические реакции на страницах — разные люди. Или может, я чего-то не замечаю?

— На, тащи к тому столу, — на автомате протягиваю руки, на которые тут же опускается ноша из восьми сложенных толстых томов, едва не проседая.

— Не можешь сам донести? — пыхчу, сгибаясь под тяжестью фолиантов, нисколько не заботясь о своей безопасности. Плевать, я сейчас тут умру под печатной продукцией благодаря этому гаду! Сделала несколько шагов до нужного места, сгружая на него книги, недовольно оборачиваясь к парню, преспокойно подходящему с пустыми руками.

— А сам?! — шиплю, чувствуя, как подрагивают кисти рук. В ответ получаю ехидную ухмылку, на пару с издевательским смешком.

— Тяжесть гранита науки для твоего крошечного наномозга оказалась велика? — интересуется, а я ощущаю желание врезать по этой довольной рогатой роже. Вот мне ничего не страшно. Забью его сейчас трудами Богийя по кристаллохимии, что первым лежит на столе. Уже рукой потянулась, как краем глаза замечаю знакомую фигуру, ощущая ужас от происходящего. Стоит Свиридову повернуться в нашу сторону или его цапле Иванцовой, как мы будем пойманы с поличным. А мне отчего-то не хочется, чтобы мечта всех моих грез сомневался во мне. Обещала же не общаться с Кришевским!

Кто думаете мастер спорта по самым дурацким поступкам в момент паники? Правильно, дети, Златочка!

Толкаю еще не успевшего присесть Кришевского в сторону полок, утягивая за собой в узкое пространство, прижимая к одной из них, в панике шипя:

— Дернешься, а я сама тебя убью! И себя заодно! Там Глеб и он не должен видеть нас вместе!

Мне кажется, у него взгляд потемнел. Дергается, дабы вырваться, куда там. Сейчас, правда, коала, вцепившаяся в свои побеги эвкалипта.

— Убери руки, панда психованная! — рычит так, что до пяток пробирает. Вот как получается так пугать? Но ничего, я смелая, сильная, да, в конце концов, Свиридов мне важнее!

— Ни за что. Там Глеб, он не должен нас видеть! — отчаянно повисла на нем, выглядывая наружу. Как назло парочка к нам идет. Чувствую приближение катастрофы. Мозг лихорадочно соображает, а вот Кришевский вырывается.

— Мне плевать! Убери лапы свои. Не хочу бешенством от тебя заразиться, — огрызается, когда я предпринимаю отчаянную попытку спасти себя. Запрыгиваю на него сходу, обхватывая ногами, шикнув в ухо:

— Там твоя Оля!

Замирает, слышу, как стучит его сердце, сама вдыхаю травянистый аромат одеколона, слыша приближающиеся голоса.

— Думаешь, стоит приглашать такое количество гостей на вечеринку в честь встречи одноклассников? — кажется, это Иванцова. Неужели устраивают сходку? Наверняка злобного демона за бортом оставят, дабы настроение своей кислой миной не портил. И судя по выровнявшемуся дыханию чудища, он тоже прислушивается.

— Оль, решай, как хочешь. Это твой праздник, — ох, Глебушка, ты такой милый. Позволяешь своей девушке править балом.

— Тухло ниочемное, — бормочет Кришевский, обжигая мою кожу горячим дыханием. Возмущенно смотрю на него сверху вниз, забираясь выше по этой шпале. Господи, он что, бесконечный?

— Сам ты злыдень эвкалиптовый! Глебушка романтик, он оставляет за женщиной право решать! — возмущаюсь тихо, пора пара неподалеку обговаривает детали вечеринки.

— Да он тупо сказать ничего не может, коврик у порога, — отбривает в ответ Ян. Пока мы ругаемся, парочка голубков вновь продолжает путь. Еще немного, нас заметят. Бежать некуда, дальше стена, по другую сторону проход, по которому шагают Ольга с Глебом. Все, Злата. Сейчас он в тебе разочаруется. Представляю себе печаль в любимых глазах, красивое лицо, искаженное грустью.

— Эй, коала не инициированная, — зовет меня Кришевский, отрывая от момента самоуничижения, заставляя вновь взглянуть в желтый тигриный взор. Не нравится мне выражение лица. Какое-то больно сосредоточенное, словно обдумывает что-то.

— Чего тебе, чудовище, не видишь, я страдаю?

— Меня после этого будет долго тошнить, — бормочет, словно сам себе, отвечая на вопрос, пока я пытаюсь сообразить, что к чему. Ладони обхватывают ягодицы, подбрасывая выше для удобства. Открываю рот, чтобы возмутится, на что Дьяволина этот закрывает мне рот поцелуем, не дав произнести ни звука.

Забыв о проходящей мимо парочке, стоило только закрыть глаза, вся утонула в сахарной вате, позволяя той поглотить меня с головой. И кажется, не только меня.

Акт 6 — О химической реакции и ее последствиях

Химическая реакция — это превращение одного или нескольких веществ в другие. То, что сейчас происходило со мной, я могла назвать по-разному. Мне казалось, что я одновременно распадаюсь на сотни атомов, затем соединяюсь в нечто совершенно иное. Какую-то странную, незнакомую мне личность с тем же именем и фамилией. Вроде бы Злата Степашкина, а начинка уже иная.

Правду говорят, наши чувства и эмоции — химия. Не могла ведь я всего за один, пусть крышесносный сладкий поцелуй забыть, что передо мной главное чудовище всего университета? Где-то на задворках кричал разум, пытаясь достучаться до уплывшего на розовых волнах мозга, напоминая, кто сейчас поглаживает меня по щеке большим пальцем, продолжая изучать мою ротовую полость. Все предупреждения Глеба насчет Яна сейчас не имели никакого значения.

Я больше скажу, человек, умеющий так целоваться, просто не может быть истинным Дьяволом в душе. Или снова самообман работает.

— Кхм! Молодые люди! — возмущенный писк рядом, будто противный комар, ворвался в нашу сферу, прерывая реакцию. Едва смогла отстраниться, по-прежнему глядя в потемневшие желтые глаза, прежде чем дошло, наконец.

Я обнимаю Кришевского за шею, более того, пытаюсь вновь дотянуться до его губ!

— Ангелина Потаповна, я не могу найти первую часть «Химия твердого тела» А. Веста, — голос Колясика, как ушат воды на горячие головы. Библиотекарша так не действовала, как Коленька со своим вечно длинным носом, который куда-то норовил сунуть.

Отскочили в разные стороны друг от друга именно в тот момент, когда юное дарование приблизилось к нашему месту обитания. Пока Ангелина Потаповна цыкала, качая головой, что-то ворча про обнаглевшую молодежь, хватая у Снежкова бумажку с названиями нужных материалов к будущей контрольной работе, мы пытались отдышаться. Сам Коля недоуменно переводил взоры с одного на другого, поправляя очки пальцем.

— Злата, — произнес тоном таким, будто мы на встрече у президента. Дернулась, поворачивая голову. — Чем это вы заняты в храме науки?

Алтарь знаний еще скажи. Ишь выдал че.

— Мы это… заниматься пришли, — неловко бормочу, теряя всякую способность к конструктивной речи. Дурацкий поцелуй, он совершенно из колеи меня выбил. Какие-то голуби белые перед глазами витают, марш Мендельсона, отбивая крыльями. Тьфу.

— Сурок, — вкрадчивый голос Яна, а до Колясика доходит, наконец, с кем я тут стою. И ого, Ян знает, как звать его одногруппников? Или это он только мою фамилию вечно коверкает?

— У тебя глаза лишние, смотрю? Так я сейчас помогу это дело исправить, — скучающе произнес своим бархатистым, обманчиво мягким голосом прежде, чем рявкнуть так, что с полок упало парочка томиков. — Вон отсюда!

Низкий старт на огромной скорости и нет Колясика. Только я наедине с раздраженным чудищем, чья аура темности опять заполоняет пространство. Смотрю на него зачарованно, пытаясь отогнать противных птиц, уркающих мне в ухо. Еще минута, запою точно Белоснежка, призывая мышей да белочек, пыль со шкафов смести.

Стоит Яну рот открыть, как Белоснежка затыкается, а голубочки на юг летят. Подальше.

— Тьфу, теперь придется рот с мылом дважды мыть! — и взгляд отводит, недовольно направляясь к нашему столу, пока я, открыв рот, возмущенно гляжу ему в широкую спину. На всякий случай даже на ладонь дыхнула, ничего. Пахнет мятной жвачкой по-прежнему.

— Да это мне теперь придется в церкви святой воды нахлебаться, вдруг завтра клыки вырастут да рога. Мало, может инфекция она слюнями передается, — шагаю следом, бурча под нос. Какой, рот ему теперь промыть надо. Дур… мудак короче!

Стул со скрипом отодвигаю, усаживаясь за стол, слыша рядом сверху недоуменный вопрос. Мне показалось или это была неуверенность голосе?

— Какая еще инфекция?

Оборачиваюсь, глядя в бесстыжие желтые глаза, смело отвечая, но на всякий случай, выставив перед собой учебник по кристаллохимии.

— Демоническая! Не хочу после полуночи превратиться в демона, — Ян обиженно сопит, обходя стол, устраиваясь напротив. Молчит, а я облегченно позволяю себе на минуту погрузиться в многообразие формул, непонятных графиков и систем Германа-Могена.

Пока этот дурак не выдает:

— Это мне надо съездить в клинику, прививку от бешенства сделать. Мало ли, чем вы сумчатые болеете. Набросилась на меня, как ненормальная. Точно в адеквате или мне таки позвонить в службу отлова диких животных?

— Сам ты дикий, чудище рогатое! Не нравится, не подходи. Нечего на коал наезжать, если губы свои на месте удержать не можешь!

— Кто бы говорил, что за привычка вообще на людей прыгать.

— А чего вырос такой, как секвойя переросшая.

— Все не разговаривай со мной, бесишь.

— Ну и хорошо.

— Ладно!

— Ладно!

Ой, все. Ну, что за козел, а?

Следующие сорок минут до пары посвящаем предмету, который я искренне, люто ненавижу. В свое время в школе мне казалось, что химия это весело. Знаете, опыты, всякие реакции, формулы, но на деле скучная, нудная ерунда, наполненная по большей части писаниной и кучей зубодробительных формул.

Мама говорила, что если не найду себя, идти нужно туда же, куда в свое она обратила свой взор — наука, учительская деятельность. Десять лет работы в школе, остальные двадцать в научном центре. В моей семье технарей, одна я уродилась какой-то ущербной. Мне точные науки с трудом, скрипом и зубрежкой давались, а уж учителей по ним я всю жизнь ненавидела, ведь училась в той же школе, что мама моя. Химичка, еще помнившая любимую ученицу, вечно носом тыкала.

«Вот Мария гордость школы была, а ты Злата? Не знаю, что с тобой делать. Ладно, поставлю пять по старым заслугам твоей матери», — говорила почти после каждой контрольной, распекая за ошибки, отбивая всяческое желание учить без того не особо интересный материал. Я — не моя мама. Почему никто не может этого понять?

Да только ошибку сделала, уговорам родителей поддавшись, сама шагнула в пропасть, не осознавая, как тяжело будет учиться тому, что и так никогда не нравилось. Вот первые недели в университете, казалась самой себе полной тупицей, несмотря на высокий балл по экзамену да достаточно хорошо заложенную мамой базу.

Ровно до тех пор, пока Ян не показал мне, что даже самый нудный предмет можно превратить в нечто захватывающее. Даже не поняла, как прошли эти злосчастные сорок минут, до сего момента кажущиеся будущей пыткой.

— В гомодесмические структуре все атомы связаны друг с другом близкими по типу химическими связями и их координационные числа одинаковы или близки. При этом химическая связь необязательно проявляется в чистом виде, например связь в кристалле сульфиде цинка ковалентная со значительной долей ионности связи. Понимание структуры кристаллов позволяет оценить их физические свойства: спайность, твердость, плотность, показатель преломления, — перечислял Кришевский, загибая пальцы, пока я вслушивалась в его слова, хлопая глазами точно дурочка. Мягкий, приятный на слух баритон будто проникал в сознание, раскладывая по полочкам бесконечный поток информации, оставляя на виду все самое необходимое.

— Нечто вроде того, как ювелиры оценивают драгоценные камни по качеству? — задаю вопрос, мне он кажется глупым, потому ожидаю, что Ян сейчас на меня как на идиотку взглянет. Но нет, Кришевский кивает, отвечая:

— Именно.

Впервые за все время нашего знакомства мы провели почти час, не переругиваясь, разговаривая на равных, словно действительно достигли какого-то понимания. Он настолько хорошо разъяснял, что забыла обо всех наших разногласиях. Буду честной, даже о парочке Ольге с Глебом не вспомнила за все время рядом ним. Мое понимание точных предметов ранее сводилось лишь зазубренному параграфу да выученной формуле, по которой я могла провести реакцию. Все что сложнее — считалось настоящей пыткой ума, потому что я в упор не видела, что должно произойти с веществом, пока я тут непонятные символы с цифрами выписываю.

Не знаю, заслуга ли это его отца или сам Ян имел какие-то волшебные способности из полного дерева сделать гения. Определенно к паре, четко понимала, что сегодня впервые смогу ответить на парочку поставленных вопросов по теме, нисколько не боясь облажаться. Потому аудиторию входила с видом ученого, соизволившего явить свой лик пред очами серой глупой массы. В руках учебник, на лице торжество гения, а позади демон тащится, рыком своим мою барскую особу подгоняя.

— Живее давай, панда. Чего плетешься, к полу родному, что ли приросла?

Вот почему он не может быть милым парнем двадцать пять на восемь, как тогда в библиотеке? Стоило на люди выйти, у него мигом настроение до 126 уровня опустилось. Напугал парочку бедолаг, разогнав часть студентов по стенкам. Никакого воспитания, вообще.

— Между прочим, панды крайне расторопные животные. Нечего тут наговаривать на нас, — огрызаюсь в ответ, не глядя на него. Надо было ожидать, что наше фееричное появление вызовет когнитивный диссонанс в группе. Парочка ботанов чуть со стульев не упала, а Люся с Дусей, две подружки, мигом цепенеют. И знаете что? Их взгляды не на меня направлены. Они из-за очков своих толстых на Яна смотрят, густой краснотой на прыщавых лицах покрываясь, стоит Кришевскому шагнуть к первой парте, где уже Аркаша с Жекой нам ручками машут.

Да только плевать хотел Ян, что почему-то меня невероятно радует. Наверное, злорадствую втихомолку, только неясно над кем.

— Ян, садись к нам, — решается Люся подать голос, двигая свой стокиллограмовый зад со скамейки, освобождая место Кришевскому, теребя кончик длинной русой косы. Сидят, кстати, прямо позади нас. Смотрю на нее и думаю. Это та самая теория. Когда отличница, ака мышь серая, влюбляется в плохого парня?

— Живее, коала, и так придется с твоими тупыми дружками сидеть! — вместо ответа им, рычит мне в ухо Ян, пока стою, раздумывая о сущности тлена бытия земного. Сорокин приподнимает брови, переглядываясь в Ведюковым, затем двигаются, уступая нам больше места. Что, уже не боятся? Вот же рыжая братия оболтусов.

— Винтик, — с важным видом здороваюсь второй раз за сегодня, царственно кивая каждому, усаживая свои мощи на свободное пространство. — Шпунтик.

— Степашка, — хором отвечают, переводя взгляд на мрачного Яна, упавшего рядом. — Ян, привет, — приветствуют, словно друзья давние.

— Недалекие, — махает им рукой, а я закатываю глаза. И вот надо же, рыжие ни капли не обижаются, расплываясь в довольных улыбках. Это что, магия бед боя какая-то? Она так странно на людей работает, что им важно внимание, пусть в такой форме?

Пока соображаю, входит Наталья Семеновна. Один удивленный взгляд на наш стол при виде Кришевского, но женщина ничего не говорит, привычно кивая в знак приветствия, хмуро заявляя:

— Надеюсь, вы хорошо усвоили прошедший материал, потому что я собираюсь протестировать вас перед началом новой лекции. Имейте в виду, каждый "неуд" по такому тесту в будущем, будет отражаться на вашей сдаче будущего экзамена!

Ох, е-мое. Кажется, не зря меня сегодня Ян по теме прогонял-то. Теперь хоть не страшно ручку в руки брать.

— Кришевский, — взгляд Натальи Семеновны обращается к парню, который лениво отрывает взор от экрана смартфона, вскидывая бровь. — Тебе, как уже сдавшему экзамен, можно сегодня просто поприсутствовать, освежить знания, так сказать.

Чувствую тычок в бок от Сорокина, а затем слышу его чрезмерно радостный голос, заставивший меня едва не рухнуть на пол.

— Степашка! — такой воодушевленный, будто рядом не Кришевский сидит, а кандидат наук химических. — Давайте вы до конца четвертого курса расставаться не будете, а? Мы тогда все трое универ с красным дипломом закончим!

Нет, определенно, дурость — это заразно.

СПОЙЛЕР!

— Она врезала мне с ноги, отправив в нокаут. С тех пор, я понял: эта женщина, моя истинная любовь!

Опасливо кошусь на широкоплечую рослую даму под метр восемьдесят, одним ударом отправившую Яна на маты отдыхать, сглатывая в ужасе. Господи, они действительно странные. Кришевский стонет, руками в боксерских перчатках голову обхватывая.

— Ай, Яша! Мама тебя чему учила?! Мужик должен стойко удары выдерживать! Говорила папе твоему — на бокс! Нет, потащил на каратэ, это ж девчачий вид спорта, — возмущалась Эльвира Карловна, утирая пот со лба, сдувая прядь темных волос, точно таких же, как у сына.

— Ну, мам, ты сама говорила, девочек бить нельзя!

— Правильно, поросеночек. Девочек нельзя, а мама у тебя тренер. Давай поднимайся, пиздюк, я из тебя сейчас выбью того мужика, что 9 месяцев под сердцем носила.

Икаю от ужаса, когда в очередной борьбе эта женщина заваливает здорового парня, с диким кличем падая на него, ударяя локтем в солнечное сплетение. Не представляю, как там Ян, а мне вот скривиться самой захотелось. Это ж адски больно.

Хватаю за руку довольного Ивана Федоровича, с ужасом разлепляя губы:

— Дядь Вань, она ж убьет его!

А он лыбится так радостно, влюбленным взглядом на свою жену смотря, гордо мне заявляя:

— Нормально все. Сейчас бока помнут, и пойдем за стол!

Затем отцепляет мою руку, подпрыгивая на месте, крикнув во всю глотку:

— Давай, мой носорожек! Втащи ему, как следует!

Спасите. Они все точно ненормальные!

Акт 7 — О нежданных сюрпризах и удачных встречах

— Ни за что, — хором произнесли эти братцы кролики, лишая меня последней надежды.

Повторный сеанс фильма «Королев лев» с субтитрами на языке оригинала! Я просто не могу это простить, итак летом не успела посмотреть, проведя последние месяцы лета перед первым курсом на даче у бабушки. Хорошо было, хоть немного скучно. А главное никакой цивилизации, так и не успела в кино.

Нет уж, в этот раз я просто обязана сходить на тебя, Симба.

— Мы на этот бабский фильм не пойдем, — скривился Жека, дергая плечом с шумом отпивая чая из кружки. В студенческой столовой стоял привычный гам. Сегодня у нас было всего три пары, и нынешняя будет последней. Потому я и планировала уговорить кого-то из ребят, ведь никто из бывших подруг со мной не хочет идти.

«Ты опять все там слезами затопишь!», — заявила мне вчера Ника по телефону Коза, как есть коза.

— Я на это соплежуйство со своей прошлой девушкой ходил, — скривился Аркаша, отмахиваясь, не отрывая взгляда от телефона. — Половина кинотеатра ревело, вокруг одни бабы да мамаши с детишками. Нет уж.

— Ну, парни, — заскулила, складывая руки в умоляющем жесте, делая глаза побольше. Нет, вдруг проканает?

Ничего подобного. Две наглые рыжие морды только головами одновременно помотали, хором отвечая:

— Неа, не пойдем!

— Больше никакой вам помощи, суслики-предатели, — бурчу, падая обратно на стул.

Не люблю одна ходить в кино. Сразу чувствуешь себя какой-то ущербной, будто бы никого у тебя нет, одиночка такая по городу бродит, людей добрых пугает. С детства не выношу одинокого времяпрепровождения в кинотеатре, с тех пор как мама меня одну посреди сеанса на мультике оставила, уехав по внезапно возникшим делам. Тогда казалось, будто бы я одна посреди громадного темного помещения, несмотря на кучу народа. Думала, заблужусь по дороге домой, хоть шагать было всего лишь через пару домов, да и сама не прям уж маленькая — 12 лет.

Но отчего-то, так и не смогла заставить себя хоть раз самой сходить на очередной киношедевр, который мои друзья игнорировали.

— В чем проблема? Возьми своего парня, — заявляет Сорокин, пока в думах думаю о судьбе своей горестной, жуя плюшку.

— Чего?! — подавилась, судорожно кашляя, пока рыжие плечами пожимают.

— Яна возьми. Вы ж пара, типо, — Аркаша кавычки в воздухе изобразил, улыбаясь. Пришлось им поведать таки историю нашей «большой и чистой», иначе задолбали бы вопросами. Естественно опуская деталь про поцелуй в библиотеке. О нем я старалась не думать, не считая редких моментов вечерами, сидя одна в квартире, невольно касалась губ, прокручивая каждую секунду. Можно было догадаться, что просмеявшись, эта пара умников, начнут шутить про любовь. Да и в целом, кажется, совершенно потеряли страх перед Яном.

«Будто сама так боишься», — ехидно отозвался мозг, заставляя меня мрачно вздохнуть.

Не думать о поцелуе. Прекрати Злата. Тебе не нравятся плохие парни.

«Особенно влюбленные в других?», — снова голос из подсознания. Он сегодня говорливый какой-то.

— Он не пойдет, — прерываю свои измышления, дабы не погружаться опять в эти мысли. В конце концов, Кришевский похоже действительно любит нашу красу длинноногую. Чай не зря ее фотография, кажется еще школьная, у него на экране смартфона имеется.

Видела случайно во время лекции. Пара секунд, а столько неприятных ощущений. Поддавшись порыву, загрузила одну из фоток Глеба с Инстаграм на заставку. По-детски, зато теперь хоть любоваться им могу двадцать четыре на семь.

— А ты спроси, — кивает мне за спину Жека и я резко оборачиваюсь, словно затылком чувствуя вошедшего в столовую Кришевского. Вот что называется вспомнишь, зло само придет. Стоит в дверях, оглядывается, хмурится, пока студенты привычно по стеночкам шарахаются от него, опасливо косясь в сторону. Наблюдаю, как к нему едва не вприпрыжку наши отличницы бегут. Да уж, Ян — повелитель ботаничек. Ничего не скажешь.

— Мне кажется, он за тобой, — шепчет Аркаша, наклоняясь. Удивленно вскидываю брови, замечая, как Дуся виснет на руке Яна. Ей-богу. В нем роста под два метра, да она на его фоне даже со своими габаритами выглядит, точно морская свинка-переросток.

«Ревнивая какая», — хихикает серенький.

— Умолкни, — цыкая сама себе, поймав озадаченные взгляды парней, отмахиваясь, мол, все нормально, я не вам. В этот момент наши глаза встречаются, привычно тигриный взор превращается в недовольные щелочки и пальцем манит, сбрасывая с руки всяких грызунов женского пола, а я вздыхаю. Что опять натворила? Не виделись же пару дней.

— Иди, — кивает Женя, на всякий случай, осеняя меня крестом, держа в руках недоеденную сосиску в тесте. — Мы типо за тебя молимся.

С видом великомученицы поднимаюсь, хватая сумку, шагая прямо жертвой на закланье. Плечи расправлены, голова гордо приподнята, грудь вперед, походка чеканная — королева Франции на эшафот движется. С достоинством.

— Злата, — шипит Люся, замечая меня, но не оставляя попытоксхватить Яна за руку. Честно слово, ну нельзя так унижаться!

— Девочки, — с притворно-скорбным видом вздыхаю, прежде чем Ян успевает что-то ляпнуть, потому что по его сжатым челюстям вижу — сейчас гаркнет. Приятно сразу так стало. — Совсем забыла. Вот вас увидела и вспомнила: Сурков вашу парочку искал. Что-то насчет предстоящего теста… — договорить не успела, как сдуло ветром двух морских свинок. Проводила взглядом, ощущая радость от сделанной гадости. И что, что физик наш про тест этот три дня назад сказал? У меня память девичья, я забыла!

— На!

Не успела торжеством насладиться, как мне в руки упала стопка толстых тетрадей. С изумленный уставилась на раздраженного Яна, переводя взор с него на тяжелую кучу, с трудом обхватывая, дабы не уронить.

— Там что, антидемонические заклятия и кровавые ритуалы для вызова Сатаны из Преисподней?

Язык мне прикусить, прежде, чем болтать. Недовольное лицо, вкупе с рычанием утробным. Ой-ой, сейчас Златоньке голову откусят.

— Там лекции, глупое сумчатое! — рявкнул, заставляя вздрогнуть. Господи, чего вечно орать? Нельзя спокойно уточнить. Отклонила голову, аккуратно одной рукой удерживая стопку, другой пальцем подцепляя обложку. Так и есть. Каллиграфическим подчерком, который даже пятилетка разберет все «от и до» расписано. Схемы вижу, графики, формулы с пояснением. То, что я обычно не успеваю записать на паре. Не удивлюсь, если там весь курс расписан словами для чайников.


На секунду приятно так стало. Поблагодарить захотелось от души. Глаза подняла на фырчащее чудовище, улыбаясь.

— Спасибо большое.

— Имей в виду, коала бестолковая, — проворчал, складывая руки на груди. — Если по ним не сделаешь практическую работу к выходным, я тебя в ближайшей клумбе похороню. Хотя ты ж глупая, конечно все запорешь.

Что это убежало? Мое хорошее расположение к этому муд… дураку! Только-только допущу мысль, что не козлоподобный демон он, а вполне приличный, даже приятный (иногда) человек, как берет и рот свой открывает!

— Тю, демонище. Сейчас свистну обратно той парочке свинок морских, пусть в тебе плотину любви прогрызают. Будет он мне тут обзываться, — губу для наглядности выпятила, обиженно надувшись. Ян непонимающе вскинул брови, касаясь моего лба горячей ладонью, а второй своего, озадаченно подняв глаза к потолку, будто что-то проверяя.

Кыш отсюда, мурашки радости.

— Нет, точно с ума сошла, — вздыхает притворно скорбно, по голове как ребенка поглаживая. — Окончено сдурела вне среды своего обитания. Тебя может в зоопарк? Там есть условия жизни для диких коал, я видел. Толстенькие такие, довольные, эвкалипт жуют, — расслабленно произносит. Мне кажется порой, ему просто в прикол меня стебать. Потому ворча, голову отдергиваю, покрепче прижимая к груди лекции родненькие, стягивая с плеча сумку, дабы туда запихать.

— Точно найму экзорциста, пусть тебя обратно на девятый круг в родной котел выгоняет из мира земного, — фыркаю, замирая от неожиданности слыша тихий, невероятно приятный бархатистый смех. Глаза поднимаю, видя, как сотрясаются широкие плечи и грудная клетка Кришевского от хохота, а сам головой трясет, будто не понимая, чего ржет.

И знаете. Его смех, настолько же прекрасен, как и голос. Жаль, правда, что козел невоспитанный.

Неожиданная мысль приходит в голову. Совершенно сумасшедшая, ненормальная, дикая. Сама себя еще пару недель назад стукнула по лбу за подобное. Но все-таки озвучиваю ее вслух, разглядывая Яна.

— Я знаю, ты просто не сможешь отказать в маленькой милости небольшому сумчатому млекопитающему. — И пока не успел все испортить или отказаться, тараторю на ходу, окончательно сбиваю с толку:

— ПошлисомнойнаКороляЛьва!

Акт 8 — О воде и ее волшебных свойствах

Что там девушки в кино одевают, когда с парнем идут? Юбки? Платья? Шорты? Нет, для шорт холодно. Да и для предыдущих двух вариантов льет дождь, а небо уныло-серое. Туда-сюда мотает макушки деревьев

Останавливаю свой выбор на разложенных на кровати темно-синих джинсах да симпатичном тонком свитерке розовом с кокетливым вырезом, сзади, скрепленным атласным бантом. Не сказать, чтоб практично, зато мило. Затем оглядываю хаос своей единственной комнаты-спальни, вздыхая. Брать шапку или не брать? Два часа волосы накручивала, справляясь со своей копной, а эта дурацкая деталь гардероба все только испортит.

В общем, из подъезда вылетаю в одной кожанке, мигом прочувствовав, что значит выражение «пробирает до костей». Не зря мама вечно меня ругает, что никогда по погоде одеться не могу. В лицо ветрищем бросает капли мокрые, будто жаждя стереть с глаз идеально прорисованные стрелки да помаду бледно-розовую.

Если Ян сейчас не появится, окочурюсь цуциком раньше, чем увижу, как Симба становится вожаком стаи львов и послушаю ОСТы в исполнении Бейонсы. Прищуриваюсь, кутаясь в кожанку. Можно было шапку взять, все равно волосы мгновенно намокли — ради чего выпендривалась вообще.

Знакомая серая машина, вот уже через две минуты дрожа, забираюсь в теплый салон, под недовольным взглядом капая на кожаные кресла.

— Ну и куда ты вырядилась, бамбуковый медведь?! — привычный рык в ухо, я б глаза закатила, если бы не дрожала. Зубы клацают, хочу ответить, да только возможности нет. Внезапно Ян под мой изумленный взор с себя стягивает куртку, укрывая, делая температуру в салоне теплее. Молчу, зарываясь в его одежду, продолжая хлопать ресницами, с которых к моему счастью не потекла тушь, вдыхая аромат леса.

— Одни проблемы от тебя, — бурчит, сам пристегивая ремень, склонившись.

Не хочу нарушать этот момент. В какие-то секунды пусть между нами не будет привычных склок, потому что вот такая забота пусть и в грубой форме невероятно приятна. Позволяю себе молчать до самого кинотеатра. С неохотой на парковке отдавая куртку Кришевскому, слыша бешеный стук собственного сердца, невольно покосившись на себя в зеркале заднего вида — вдруг, где что смазалось?

— Живее, коала, пока слезешь, ей-богу, весь попкорн раскупят с билетами, — подгоняет Ян, выбираясь наружу. Кажется, небо даже немного рассеялось, правда, теплее от этого не стало.

— Да это уже прошедший сеанс, — возмущаюсь, вышагивая к зданию, ощущаю витающий аромат уже отсюда из открытых дверей. — Никого не будет!

Вот зря это сказала. Стоит ступить в холл, как натыкаемся на десятки голов стоящих в очереди или ожидающих выкупки своей брони. Со стоном поворачиваюсь к Кришевскому, наблюдая падение его настроение по лицу сразу в несколько десятков пунктов.

— Никого не будет, говоришь?! — да, нам определенно будет весело.

Спустя сорок минут в очереди на кассу, двадцать в кафе и еще пятнадцать перед дверьми зала в огромной толпе людей — мы таки добираемся до наших мест. Ян, взбешенный до крайности столь длительным пребыванием в обще не глядя взял билеты аж на самые дальние диванчики по бешенной стоимости. В принципе не плохо. Линзы, как вариант спасения для тех, кто хочет быть красивым в кино и видеть картинку, не размытый квадрат. То, что это места для влюбленных нисколько не напрягает. Просто падаю на мягкое сиденье, наслаждаясь удобством. Да уж, не жесткие кресла, от которых потом задница плоская. В руки мне суют ведро попкорна, а сам Кришевский разобиженный на мир втягивает длинные ласты, хорохорясь рядом, будто недовольный воробей.

— Сиди и молчи, — приказывает, сам прикрывая глаза. Еретик — кто спит во время просмотра Короля льва? Ну и ладно. Улыбаюсь, стоит свету погаснуть, людям рассесться с шумом шурша упаковками да хрустя зернами попкорна. Сунула руку, беря горсть, пока мелькает яркая реклама очередных новинок. Третья часть новых «Звездных войн», какой-то блокбастер, очередные мультики, предупреждение о запрете на съемку, реклама радио Энерджи — все стандартно, ровно до тех пор, пока не слышится знакомая музыка, а я замираю, крепко сжав ведерко.

Мелькают кадры африканской саванны, привычный пейзаж, знакомые герои. Настолько близко, будто снова возвращаешься в детство. Мультфильм в виде фильма — мечта. Раньше могла пересматривать его сотни раз по дню, пока не надоедала родителям. Но терпели ведь. Мама знала. Как любила я эту историю, потому если по телевизору показывали, тут же звала, позволяя на полтора часа выпасть из реальности.

На глаза наворачиваются слезы, знакомый кадр — шаман-обезьяна поднимает Симбу, вытягивая на руках перед всеми жителями животного мира. Призванных встречать будущего царя зверей.

— Ты что, ноешь? — подозрительный голос Яна, поворачиваюсь, сидит в той же позе, не открывая глаз. Незаметно стираю пальцем соленую каплю.

— Не ною, — бурчу, вновь возвращаясь к экрану, ощущаю трепет. — Симба родился.

— Господи, — фырканье рядом. Ничего не отвечаю. Муфаса наставляет сына, эти славные отношения большого грозного льва и львенка. Новый всхлип, я ведь знаю, что будет дальше.

— Прекрати, — опять недовольное ворчание.

— Отстань, там Муфаса! — чувствую, как текут первые дорожки. Уже не пытаюсь их стереть, просто сжимаю ведерко, будто пытаюсь пожалеть того львёночка, утешить. Гиены, злобный лев. Драка Муфасы со Шрамом, сердце сжимается, когда этот благородный вожак просит о помощи, но бесполезно. Падает на глазах Симбы.

Все, не могу больше сдерживаться.

— Да епрст! — раздается рядом.

Начинаю реветь в полный голос.

— Хватит ныть!

— Муфаса-а-а-а, — всхлипываю.

— Это, блин, мультик!

— Жалка-а-а, — завываю в голос, сморкаясь в невесть откуда взявшийся платок. Ыыы, не могу перестать реветь, это невероятно трагичный момент. Как вижу его, всегда плачу крокодильими слезами. Симба просит отца встать, но тот не поднимается. Новый поток и Ян не выдерживает, сейчас точно сбежит, одну меня зареванную бросит, однако не могу прекратить.

— Все, завязывай, — бурчит, неожиданно для меня, а может и себя, хватая поперек туловища, таща прямо на колени.

Икаю от изумления, даже плакать прекратила. Сижу, ресницами хлопаю, судорожно сжимая влажный платок пальцами.

— Все?

Тихий шепот, напряженное лицо. Вижу лишь обеспокоенный взгляд, скользящий по моему лицу, отчетливо понимая, что он беспокоится. Вновь шмыгаю носом, приходя к столь странному для себя выводу, ощущая, как ладонь давит на затылок, заставляя уткнуться носом в мягкую ткань его джемпера.

— Сейчас соплей тебе напускаю, — на всякий случай предупреждаю, греясь в руках этого странного парня, слыша тихую усмешку над головой.

— Реви уже, сумчатое, пока я добрый, — улыбаюсь, позволяя себе расслабиться, поддавшись своим слезливым каналам, выпуская на волю все пережитые эмоции.


— Не могу, весь джемпер обслюнявила, наномедведь. Никогда больше с тобой никуда не пойду, думал все, трындец, придется сантехников звать, утонем щас!

— Чего начал-то, сам предложил тряпку свою мне в качестве подушки, — опять выпячиваю губу, останавливаясь посреди парковки, недовольно разглядывая Яна, все еще пытающегося оттереть черное пятно от моей туши с белой ткани. Пфф, подумаешь. Вот мне пришлось заново глаза красить, чтоб он понимал в страданиях!

— Ты весь фильм ревела!

— Конечно, это же «Король лев», — искренне негодую, пиная камешек. Неудачно, потому что носком ботильновом попадаю в выемку на асфальте, подворачивая каблук. Только я могу навернуться на ровном месте, испачкавшись в грязи. Потому готовлюсь к неудачному падению, но меня вовремя ловят сильные руки, не давая пропахать носом пары метров.

— Знаешь, панда, — задумчивый голос Яна над головой, пока в себя прихожу. — Мне иногда кажется, что за тобой несчастья по пятам ходят.

— Вот я и говорю, — бурчу, оказываясь в вертикальном положении, но все еще оставаясь в его объятиях, смотря в желтые глаза. — Ходит за мной одно чудовище. Проклял кто что ли, все думаю, к какой гадалке сходить, чтоб обратно в Ад отправить.

— Кто из нас двоих еще проклятие, — обижается. Хочу ответить, но не могу. Замолкаем одновременно, будто кто-то поставил на паузу работу речевого аппарата. Первые холодные капли падают на щеку, заставляя вздрогнуть. Хотела бы отвести взгляд, но не могу. Есть только желтый тигриный взор вокруг и ничего больше, особенно, когда ближе становится, невольно заставляя приподняться на цыпочки. Объятия крепче, одна рука в волосах, а на губах привычный вкус жвачки Баблл Гам с сахарной ватой. Возможно у сладкоежек какой-то свой особенной вкус, который невероятно манит, заставляя наслаждаться каждой секундой, пока с неба льется осенний ледяной дождь, который мы не чувствуем. Или не хотим, оставаясь где-то в вакууме своих ощущений.

Ровно до той минуты, пока точно гром среди ясного неба не слышится голос Ольги Иванцовой, в одно мгновение своим ликом разрушившей всю магию момента.

— Ян?

Отскакиваю, едва не рухнув вновь на землю. Однако в этот раз мне никто не помогает, потому что Кришевский всем своим существом сейчас не подле меня, хоть физически рядом. Он рядом с той, чье печальное идеально слепленное природой красивое лицо заставляет его побледнеть.

Делаю еще шаг назад, чувствую, как сжимается внутри все уже от настоящей горечи.

— Пошла я, — выдыхаю, ожидая ответа. Бесполезно. Нет меня больше, есть только они вдвоем и что-то такое между ними, что по сей день не забыто никем из них. И всегда я буду третьей лишней на этой встрече двух влюбленных.

Разворачиваюсь, собираясь покинуть парковку, но у судьбы сегодня какое-то настроение лирическое. Потому что прямо напротив Глеб застыл, сжимающий в ярости кулаки, смотрящий в ту сторону, где застыла парочка.

«Трында, хозяйка, ща будет мясо», — слышу голос собственного мозга в голове.

Антракт — Боевые коалы на сверхзвуковой

— Глеб, ты все не так понял.

Вот эта фраза любого мужика из стадии «раздраженный баран» вводит в стадию «бешеный носорог». Так и Свиридов взревел, пролетая мимо ошарашенной меня, грозясь, вот-вот смести с пути все еще молчавшего Яна. Клянусь, только глазом успела моргнуть. С грацией кошки для такого роста Кришевский делает шаг назад, перехватывая взбешенного блондина, ловко перебрасывая через себя прямо в лужу. Брызги разлетаются во все стороны, несколько капель даже до меня долетело.

Итит. У него реально черный пояс!

— Ян! — возмущается царевна-несмеяна, кидаясь к своему трясущему головой парню. Оттряхивает испачканную куртку, помогая подняться, — не обязательно было его бить!

— Оля пусти, — рыкает этот осел, пытаясь вырваться из рук Иванцовой, зло, окидывая взглядом Кришевского, пока еще стоящего смирно. Не знаю, надолго ли. Судя по сжатым кулакам, да напряженным плечам не слишком. А этот будто с ума сошел, глазами сверкает, красивое лицо злостью искаженно. С такой ненавистью на Яна смотрит, даже мне страшно стало. Хочу сдвинуться с места, дабы головы горячие разнять, но не успеваю.

— Глеб, — пищит брюнетка, умоляю глядя на Яна. — Ян уходи, видишь, он не в себе.

— Ты же поговорить хотела, — тем не менее, отвечает наш мастер боевых искусств, с отвращением махая в сторону дернувшегося Глеба, язвительно добавляя. — Или будешь дальше этого маменькиного сынка на поводке держать? Что Свиридов, хозяйка «фу» сказала и ты у ног ее сел?!

Походу я одна ни во что не въезжаю, поскольку Глеб, вырвавшись, снова бросается на Кришевского, с явным намерением ему если не голову откусить, то хоть фонарь поставить. Вот только бесполезно это все. Новый удар, опять собой асфальт подметает. Правда, успел все же по касательной задеть Яна, разбивая ему губу.

Сплывает кровь, с шипением глядя на барахтающегося Свиридова.

— Поднимайся, соплежуй или расплачешься тут? Может мамке позвонить хочешь, а стукач?! — рявкнул Кришевский и они снова сцепляются, падая вместе. Нет, ни за что. Никаких убийств в мою смену. Я крови боюсь!

— Да сделай ты что-нибудь, чего встала?! Из-за тебя же бьются! — бросаюсь к этой цапле отмороженной, глядящей на парней широко распахнутыми глазами. Либо она в глубоком шоке, либо мозги отказали. Склоняюсь к последнему, потому как Оля не собирается мешать парням, выбивать друг из друга дух. Пока Ян поднимается, точно огромный дикий зверь, хватая за грудки Глеба и встряхивая со всей силы.

— Урод!

— Резче, утырок. Дерешься, как девчонка!

Ай, все, пора спасать ситуацию. Понимаю, что толку от принцессы нашей никакого. Она в обычные то дни, будто рыба мороженная, сейчас особенно. Искренне не понимаю, что все в ней находят. Или красота так действует?

С разбега уже отработанным движением запрыгиваю на спину Яна, не давая устроить встречу его кулака с побитым лицом Глеба, заорав на всю парковку:

— Шерхан, не ешь Маугли!

Замирают парни, Глеб до сей минуты находящийся в прострации резко очухивается, с трудом отталкивая обалдевшего Яна. Люди оглядываются, голубы улетают, а я чувствую напряженные мышцы Кришевского под своими руками. Вижу, как желваки дергаются от нервного перенапряжения. Но ничего. Не двигается. Стоит на месте, тяжело дыша, все еще занеся кулак с разбитыми костяшками.

— Слезай, — рычит сквозь зубы. Страшно, ей богу, аж до печенки пробрало, но я упрямо прижимаюсь, не давая сдвинутся, фыркая чуть дрожащим голосом:

— Щас, ага. Ты его грохнешь, как Шрам Симбу, а я потом полгорода затоплю. Не шучу, серьезно затоплю. Мировой потоп устрою, виноват ты будешь, — бред несу, но вижу, как он вслушивается. Возможно, помогает пауза, а может до него достучался мой голос, пробиваясь через пелену ярости. Вижу, как Глеб в себя приходит. С вскриком Ольга бросается к нему, осторожно касаясь лица, пока Ян морщится, будто от боли. И это не физические увечья, не, нечто иное.

— Идите, — в моем тоне слышится приказ. Впервые позволяю себе так разговаривать с людьми, но ничего не могу поделать. На Олю и смотреть не хочется, особенно, когда «спасибо», бросая последний взгляд на Кришевского, уводя шипящего, ругающегося Глеба.

И только после того, как они скрываются, позволяю себе сползти по спине парня, вставая на дрожащие ноги, чувствуя, как проходит первый шок и страх сдавливает горло.

— Панда? — слышу хриплый голос, едва могу пошевелиться, не то, что ответить.

— Ась? — пищу, от ужаса совсем голос потеряла. Разглядываю асфальт, чувствуя внезапно опустившуюся ладонь на мою макушку, вздрагивая и поднимая голову, глядя в бесконечную желтизну, заполняющую все вокруг.

— Лучше бы ты никогда мне не встречалась.

Обратно молча едем. Дождь хлещет по стеклам, дворники едва справляются, стирая бесконечно падающие капли. Настроение — отстой полный. Не хочу разговаривать, думать, привычно переругиваться. Сегодняшний случай на парковке ясно показал две простые истины, от которых я отмахивалась.

Мне давным-давно не безразличен Ян Кришевский.

Он никогда не будет моим.

Хорошая девочка влюбилась в плохого мальчика. Зовите санитаров, Злате срочно нужна отдельная палата в дурике. Никаких шансов на выздоровление. Даже саму себя жалко стало, слезы обожгли глаза, не сразу поняла, что мы остановились у моего подъезда. А когда осознала, дошло, что уже минут пять стоим, молчим. Точнее я реву тихо, а Ян просто ничего не говорит, сжимая пальцами руль.

— Ну, — выдыхаю с трудом, понимая, что пора и честь знать. Вообще стоит завязывать с этой историей про парочку. Скажу завтра Ивану Федоровичу, что мы характерами не сошлись. Иначе не выпутаюсь никогда. — Пошла я.

Только за ручку взялась, как тихий бархатистый голос заставляет замереть.

— Мы встречались три года.

Ох, ты ж мать твою размать. Откровения, которые мне сейчас точно не нужны. Но послушно жду, откидываясь обратно на сидение, все еще держа руку на ручке. Будто за спасительный плот хватаюсь в попытке оставить себе возможность единственного выхода.

Жду продолжения. Вопреки ноющему бабострадальному чувству испытываю любопытство, тихонько шмыгая носом.

— Мечтали поступить в один университет. Я изучать химию, она — стать учителем литературы и русского языка, — продолжает Кришевский, рассеянно глядя перед собой, словно забыв, где он и с кем. — А затем в выпускном классе к нам пришел новый физрук.

Вздрагиваю, понимая, что сейчас, наконец, узнаю причину, по которой многие так боятся Яна. Зачем избил учителя, почему расстался с девушкой, отчего Глеб так ненавидит его. Выжидающе замираю, убрав руку, положив на колени.

— Он мне сразу не понравился, — кривится, будто от зубной боли. — Больно скользкий, но других устраивало. Всем улыбался. Парни от него в восторге были. Столько игр, идей, спортивных соревнований. Свиридова натаскал, помог получить стипендию здесь благодаря удачно выигранному матчу.

Жду, не знаю, чего жду. И то, что слышу, хотела бы никогда не знать.

— Вот только одна у него была плохая привычка, — Ян сжимает пальцы на руле, от злости, словно опять вспоминает те минуты. — Любил девочек помоложе. Особенно школьниц. Слухи ходили, что за это с прошлого места работы поперли, да только никто ничего не подтвердил. У девочек как раз учительница заболела, а у Ольги много пропусков из-за соревнований. Он сказал — нужно наверстать. Сдать нормативы после уроков.

Меня тошнит. Я знаю, что дальше, пусть даже он ничего не говорит, замолк, продолжая смотреть в никуда. Такие вещи кажутся нереальными, пока ты с ними не столкнешься напрямую. Или кто-то из твоих близких.

И за попытку защитить родного человека не могу осуждать Кришевского.

— Почему расстались? — тихо спрашиваю, разглядывая собственные пальцы. Едва слышимая усмешка слышится рядом.

— Она и так боялась афишировать наши отношения, потому что ее родители не хотели, чтобы их дочь встречалась с «этим хулиганом». А после произошедшего вовсе не пожелала вспоминать ничего. Предпочла сделать вид, что ничего не было.

— То есть никто не знает? — изумляюсь, поворачиваясь к нему всем корпусом, встречаясь взглядом с желтыми глазами наполненными злостью. И чем? Обидой, наверное.

— Знает. Узкий круг, — равнодушно ответил Кришевский, отворачиваясь. — Мама моя чуть дух из директора не выбила, когда он пытался все замять. Да если бы знали, ничего не изменилось бы. Для всех и всюду — Ян Кришевский неулыбчивый злобный парень, не желающий участвовать в школьной жизни. Это нормально, меня устраивало. Даже сейчас вполне хорошо.

Я не могу понять Ольгу, возможно, потому что никогда не была на ее месте. Точнее была, понимаю, какого жить под давлением. В каком-то смысле у нас есть что-то общее, пусть во многом наши жизни различны. Поступила бы я также с парнем, который рискнул всем, встав на мою защиту?

Не знаю. И надеюсь, никогда не узнать. Хочется верить, что не позволила бы встать между нами плохим воспоминаниям.

Снова разглядываю унылый серый пейзаж, задумчиво вдыхая аромат хвои от ароматизатора для машин. Теперь понятно, почему от Яна всегда пахнет хвойными лесами. В голову приходит неожиданная мысль, которую я, как та мартышка из мультика «думаю». Снова поворачиваюсь к Яну, произнеся нечто неожиданное, для нас двоих:

— Слышь, а дай покататься на машине?

Спустя пару часов выжимаю до пола педаль газа, лета по пустой трассе. В салоне долбит Скриптонит, ору, как ненормальная, выкручивая баранку. Ей-Богу, зря вот папа отказался финансировать мое обучение на права. Я ж прирожденный водитель. От Бога прям. Автомобиль почти над землей летит, никаких выемок да колдобин на скорости под двести не чувствуется. И чего папка мой верещал так каждый раз, когда мы с ним выезжали учиться? Нормально же все.

— Не забирай меня с пати, не забирай меня спать, нет, не запирай меня в хате. Все кричат: МЫ ЗАЕ… да и, как на вокзале, грязь… да, мы как-то раз зареклись, что я хочу все послать, Не забирай меня спать.

Яху-у, никаких ограниченный, только полная свобода. Поворачиваю голову к Яну, улыбаясь широко, дабы радостью с ним поделится, а на меня зеленое чудище большими глазами смотрит, в ужасе в ремень безопасности вцепившись. Нервный какой, вы поглядите. Уже не такой крутой и смелый.

— У-у-убери ногу с газа! — истошно орет так, словно у него жизнь перед глазами проносится. Хочу ответить, как он возопил так, что сама чуть не оглохла:

— Камаз!!!

Выкручиваю руль, обгоняя махину. Кажется, ошарашенный водила проводил нас взглядом. Но на такой скорости, я уже ни в чем не уверена. Не могу остановиться, в крови играет музыка, в голове пустота. Только вперед, только дорога впереди!

— О Господи, меня тошнит. Коала, если останемся живы, вручу тебе грамоту. Господи, где я так согрешил?! Остановись, я знаю, ты не хочешь нас убивать, — умоляюще стонет, вжимаясь в кресло пассажира, краем глаза замечая, как я скорости переключаю.

— Не ссы, демон, — радостно кричу, хохоча, — Усе норм, в крайнем случае, нас размажет, так ты ж ничего не почувствуешь!

Паркуюсь с разворота прямо у бензоколонки Роснефть под вытянувшиеся лица дремлющих работников. Один едва кепку форменную не уронил, другой что-то крикнув, бросился в помещение здания с небольшим магазинчиком, странно прикрывая штаны своего комбинезона сзади. Минута на то, чтобы выдохнуть, прокручивая в голове пережитые ощущения. Скриптонит продолжает орать, а вот демон вываливается наружу, стоит только очнуться, поняв, что мы тормознулись.

— Эй, правда, круто? — радостно интересуюсь у него, делая музыку тише, поворачивая голову. — Рогатый, алё, ты жив?

— Земля-а-а-а-а, — падает на колени этот идиот, воздевая руки к небесам. — Спасибо Господи!

Пфф, нет, ну что за дурак?

Акт 9 — О бэд боях, мамах и морковных маффинах

Ходить с Марией Игнатовной в магазин, будто стать героиней книг Софи Кинселы «Шопоголик». Мама моя, а именно она у нас Мария Игнатовна, женщина обожающая тратить. Туфли, платья, шарфики, очки, сумочки — все, что пылится по шкафам или раздается бедным родственникам. Чаще всего, оседает у меня сто двадцатой кофточкой, которую ни в жизнь не надену.

— Дочь моя, — отрываю взор от смартфона, разглядывая маму в летнем сарафане. На дворе минуса, близится ноябрь, а она на себя шифоновое недоразумение натянула, перед зеркалом крутясь.

— Мамуль, — оглядываю свой джинсовый комбинезон, а в расстегнутом пуховике розовый свитер с котятами виднеется. На ногах демисезонные ботинки и перчатки на резинке. — Мы точно родственники?

Задумчивый взгляд темно-карих глаз, сморщенный носик на миловидном моложавом личике. Нет, я даже забеспокоилась! Вдруг, правда, не родня?

- Моя, точно говорю. Как сейчас помню: принесли тебя страшненькую, крикливую, тощую и лысую, — вздыхает, глаза закатывая, складывая ладони вместе и поднося к щеке. — Вот по крику тебя узнавала.

Возмущенно фыркаю в ответ, задирая нос.

— Разве можно так про своего ребенка?!

— Конечно, тем более в эволюционировавшей версии взрослого человека ты мне больше по душе, — хмыкает, с ног до головы оглядывая, хмуря идеальный брови. — Опять вырядилась как пацанка. Сколько раз говорила: девушка должна быть женственной!

— Мам, я учусь с ботанами, которые девушек видели исключительно в 2D формате на экране монитора. А Женя с Аркашей вообще не считаются. Для кого выряжаться-то? — отвечаю независимо, в очередной раз, поглядывая на смартфон. Ничего поделать не могу, там сейчас полжизни у всех, кто младше тридцати пяти. А порой и старше. Вероничка шлет приколы, Женька жалуется на очередную лабораторную, Аркашка стикерами чат засоряет группы нашей. Кто-то у кого-то спрашивает свой вариант работы, некоторые уточняют расписание. Жизнь кипит, тут мама с нравоучениями своими.

— Для себя любимой!

«Я нашел твое идеальное фото. На заставку поставлю, как звонить будешь», — краем глаза замечаю присланное фото, выпучив глаза. Моргаю раз, другой. Еще смайлик этот дурацкий ржущий, в количестве пяти штук.

Ну, Кришевский. Вот муд… вы поняли.

— Вот что за молодёжь пошла? Вечно носами в телефонах, — ворчит мама, пытаясь мне за плечо заглянуть. — Дочь моя, почему у тебя на экране попа коалы?

Скрипя зубами, лезу в поисковик, недовольно отвечая:

— Это, мама, один рогатый берега попутал! Думает, раз в Аду родился, то бессмертный… — бурчу, лазая в Гугле, ножкой по полу стуча. На нас уже консультанты в магазине косятся, пока набираю в строчке «демонические бесы варятся в котле».

— Не этот ли, который сейчас тебя на телефон снимает и ржет? — задумчиво интересуется родительница, куда-то за спину мне глядя. Замираю, застыв пальцем над нужной картинкой на экране, затем резко оборачиваюсь, слыша уже не тихий, чуть слышимый смех, который приняла за посторонний шум. А настоящий, громкий хохот.

— Ой, не могу. Панда, ты, когда ворчишь, еще смешнее, чем обычно, — скулит от смеха этот болван, нисколько не напрягаюсь наличию мамы моей, с интересом разглядывающую высоченного парня. Ей пяти минут достаточно, чтоб выводы свои родительские сделать. Затем ручку мне на плечо положила, гордо заявив:

— Хороший парень. Мама одобряет, дети высокие будут.

Так, подожди-и-и. Какие дети, ма?

Демон замолкает в секунду, снимать меня перестает, замирая удивленно. Зато вот женщина эта, совершенно не напрягаясь, подходит ближе, разглядывая предполагаемого отца моих будущих детей. Щурится. Словно вспоминает.

— Я тебя где-то видела.

— Кришевский, это мама моя, Мария Игнатовна, — ехидно вставляю, наблюдая за сменой выражения лица чудища. Вот минуту назад удивлялся, теперь бледнеет на глазах. Че, съел? Так-то. Все спасают перед матерями. Особенно чудища рогатые.

— Кришевский, точно! Сын ректора вашего университета, да? — мама оборачивается, а я киваю. Зато вот она радостная, снова к Яну обернулась, заявляя:

— Помню тебя, на научной ярмарке в нашем центре в глаз одному из участников дал за то, что тот твою работу своровал!

Занавес. Господа, несите приз. Не знаю, кому из нас сейчас стремнее. Мне, наверное, потому что Кришевский в репертуаре своем. Недовольно скривился, молча отведя взгляд.

— Молодец, — продолжая маменька, кивая, — свое отстаивать надо. А что папа-ректор, вдвойне хорошо. Ты мне вот что скажи, Златка моя с тобой учится?

Ой, нет, сейчас начнет про учебу выспрашивать, глупостей этот упырь наговорит.

— Ма! — возмущаюсь, но от меня лишь отмахиваются, настойчиво хватая парня за руку. От такой наглости даже возразить нечего было. Кажется, он реально не подумал в момент, когда смеялся, что я тут не одна.

— Да, — отвечает этот гаденыш и как-то хитро косится, тяня слова голосом своим мурлыкающим:

— Вы знаете, Мария Игнатовна. Я вас, когда увидел, сестра подумал или подруга. Стыдно так, мать панды моей не признал. Честное слово, не специально. А учеба у нее тяжело идет, все время следить приходится, чтоб не завалилась.

Притворно вздыхает гад, глаза закатывая, в уши моей крови родной лапшу запихивая. Плевать, что сердце радостно в грудной клетке забилось, крича «дааа» от этого «панда моя». Вы посмотрите говорливый, какой стал, прям попугаем чушь заливает, уже на термины зубодробительные перешел, ловя восхищенные взоры.

В универе пяти слов приличных не скажет, тут же прям соловей!

— Это кто тут тяжко учится?!

Меня оба не слушают. У них своя атмосфера бешеных ученых, обсуждающих новейшие исследования. Твистрон — новое волокно, разработанное исследователями из Южной Кореи и США. Им уже ничего не нужно. Мама даже передумала скупать магазин, теперь гордо вышагивая с моим «бойфрендом», делясь последними новостями из мира науки.

— Подумать только: диаметр полых цилиндров нанотрубок в 10000 меньше человеческого волоса. Погружаешь в ванную с электролитами и не нужно никаких батареек! Энергия завтрашнего дня!

— А вы слышали о получении металлического водорода? В случае удачных опытов вещество превысит эффект существующего ракетного топлива в 4 раза. Это позволит вывозить более тяжелый груз на орбиту. А проходимость электрического тока? Потери при прохождении снизятся почти до нуля процентов!

Закатываю глаза, понимая, что сейчас бесполезно отрывать эту парочку друг от друга. Мама моя дома всех доканала своими новостями из среды ученых. Даже папа, будучи главным метрологом, стал прятаться от нее спальне или на работе под предлогом большой загруженности. Тут же тебе и свободные уши, и отличный собеседник. Потому спокойно утыкаюсь носом в телефон, не забыв, правда отослать рогатому чудищу картинку с купающимся демоном в ванной с шапочкой на голове и бокалом вина.

— Злата!

Торможу, едва не падая, но вовремя успеваю замереть, от удивления подняв глаза на недовольные лица. Мама стоит, губы поджав, Кришевский насупившись, руки на груди сложил и смотрит пристально. Ой, вот, правда. Ни дать, ни взять с одного котла выпускались с разницей в тройку десятков лет. Кто-кто, а уж меня не проведет мама видом своим невинным.

— Что я опять натворила?

— Ян сказал, что ты плохо тянешь университетскую программу, но он тебе помогает. Дочь моя, почему ты не говорила, что у тебя проблемы?

А-аа-х, ты ж, самый радиоактивный элемент в таблице Менделеева. В глаза бесстыжие желтые смотрю, только теперь замечая искры смеха. Прикидываю, как выпутаться, но нюх мой улавливает запахи из ближайшего веганского кафе с супер полезными сладостями. Хмыкаю, вспоминая, как кое-кто уплетал конфеты шоколадные, щуря глаза.

— Мамуль, чего в ногах правду затаивать? Давай хоть зайдем в кафе, посидим, как люди. Ян наверняка голодный, вот взглядом, каким морковный торт пожирает. Мне аж страшно, в глазах вижу жажду кролика, изголодавшегося по любимому овощу.

Я вам не говорила? Мама моя нынче веганством увлеклась. Дома исключительно экологически чистые продукты без ГМО. Никакого шоколада, привычных карамелек, мяса и прочего. Строгий запрет на подобное. Судя по тому, как вытягивается лицо у Кришевского, морковь он любит не особо, а уж жевать морковный торт и вовсе не жаждет. Только рот свой открывает возразить. Подлетаю на сверхскоростной, вцепляясь ему в руку точно коала в ветку эвкалиптового дерева.

— Кришевский, давай сознавайся, при маме можно. Все мы знаем, что ты убежденный веган! — хлопаю по спине, пока он кашляет. А в глазах матери моей еще большая любовь к этому рогатому расцветает. Его я так не боюсь, как выражения этой женщины. Сама приподнимаюсь, шепча:

— Вздумаешь маму расстроить, я тебя снова на тачке твоей до универа прокачу.

Знаете, демонами можно отлично рулить. Главное знать, на какую часть хвоста с кисточкой давить.

— Янчик! — выдыхает радостно, пока Ян морщится от коверканья своего имени, обжигая меня взглядом, — это же великолепно. Нас так мало тех, кто заботится о природе. Пойдемте скорее, вы оба голодные…

Я бы такого энтузиазма не разделяла, тем более стоит нам войти, как мы видим морковку буквально ВЕЗДЕ. Баннеры с морковкой, постеры с морковкой, официанты в костюме морковки, а прямо над кассой висит досками, где жирными буквами черным по белому написано: МОРКОВНЫЙ ДЕНЬ.

— Я тебя, — Ян наклоняется, щекоча своим горячим дыханием мне ухо, рыча чуть слышно. — Убью. Ненавижу морковь!

Вопреки привычному страху в теле рождается какое-то новое чувство. Мне совсем не страшно находится подле него, даже когда он угрожает таким разъярённым голосом. С ума сошла, а может, подсознательно знаю, что огромный опасный злобный саблезубый тигр становится мирным тигренком в правильных руках. И пока моя мама на радостях занимает столик (слава Богу, не в виде морковки), растягиваю губы в улыбке, мурлыча в ответ:

— Сегодня твой звездный день, Яшка. Пора возлюбить оранжевый овощ во благо природы, погоды и последующего глобального потепления.

Шагаем к выбранным местам на зов матушки, оглядываясь опасливо по сторонам. Парочка неподалеку громко хрустит морковкой сырой, запивая это дело соком. Худой бледный, немного напоминающий вампира, мужчина доедает кусок того самого торта. А позади него саму себя фотографирует гламурная девица, выпячивая губы и позируя с морковью. Хорошо отношусь к веганам, но, как и в любом движении существуют люди с перекосами. Вот некоторые посетители прямо самая отбитая группа фанатиков.

Кстати, как и официант, с горящим взором подбегающий к нам с блокнотом (снова морковь), радостно улыбаясь, точно сотрудник кредитного отдела банка.

— Добро пожаловать в кафе «Зеленичка»! — бодро отрапортовал работник общепита, улыбаясь лучезарно. Правда, стоило ему взглянуть на Яна, он чуть дернулся, отшатнувшись. Но на лице приветливое выражение сохранил. — Что желаете?

Мама моя, не теряя времени, заглянула в меню, задумчиво пожевывая губу, затем резко захлопнула папку, не обращая внимания на наши унылые скривившиеся лица, спросила:

— Расскажите мне, молодой человек, что сегодня морковный дня?

Мне кажется, она его одним вопросом осчастливила лет на пять вперед. Будто дала добро на беседу, словно десять лет молчать заставляли. Потому как радостно выпалил следующие слова, было ясно, что никому особо не интересно было до сего момента.

— Ооо, вы очень наблюдательны!

Ян рядом фыркнул, тихо буркнув:

— Да тут все в моркови, только идиот проглядит.

— У нас сегодня: морковный суп-пюре, пельмени с морковкой, морковка с морковкой в кляре, морковь в сухарях, торт «Наполеон» морковный, морс морковный, сок морковный и наш главный десерт — маффины морковные по особому рецепту с чаем с ботвой моркови!

В который раз задаюсь вопросом. Чем думала моя голова, когда речевому аппарату позволила нас сюда затащить!

— Чудесно, — улыбается мама, оглядывая нас хитрым взглядом. Будто бы давно догадалась, что мы ее надуть пытаемся. От того в следующий момент произносит, будто вынося приговор:

— Несите нам маффины и чай!

Чувствую всем телом, как Ян на меня наваливается, едва касаясь губами уха. Привычка у него появилась мерзкая — без спроса в пространство личное вторгаться. И от этого, забываю напрочь о дурацких маффинах, маминой хитрой улыбке и сосредотачиваюсь лишь на бархатистом голосе, произносящем:

— Панда, есть последнее желание перед долгой и мучительной смертью?

Поворачиваю голову, встречаясь с прищуренным взором. Из головы уже давно вылетели все мысли о родительнице, с интересом наблюдающей за нами из-за экрана своего смартфона, и даже воспоминания о той роковой встрече на парковке у кинотеатра. Более того, в последние дни я так ни разу не заглянула в и Инстаграм Глеба, как обычно делала перед сном. Если заглядывала в приложение, то лишь для того, чтобы найти там Кришевского.

Зачем?

Да чтоб я знала.

— Хочу… — выдыхаю, наблюдая, как расширяются зрачки Яна, заполняя яркую радужку глаза. Понял все без слов, склоняясь медленно, опуская ресницы.

— Ваши морковные маффины!

Орет над нашими головами Господин Морковка, ставя тарелку с чем-то коричнево-оранжевым, посыпанным кокосовой стружкой. Ян бледнеет, прямо, как тогда в машине, категорично заявляя:

— Давай коала. Ты пробуешь, я проверяю. Если умрешь, помни, ты мне даже нравилась!

Вот как после такого его называть?

Акт 10 — О десяти первых поцелуях

— Степашка!

— Хр-р…

Огромный бамбуковый лес, на стволах которого сверкают совсем недавно рассыпавшиеся с неба капли, точно драгоценные бриллианты. Вдыхаю после дождевой аромат, наслаждаясь приятной летней прохладой. Где-то вдали слышится журчание ручейка, чуть дальше цветущая роща. Мои черные лапки хватают сочный зеленый побег, в который я вгрызаюсь. Чувствую чье-то присутствие, но ничто не может оторвать меня от еды. Даже возмущенное бархатное рычание другой панды, пытающейся мне объяснить, что это чужая территория.

Отстань медведь, лес большой, пастись места хватит всем.

— Пс, Степашка!

— Хр-р…

— Степашкина! — в сладкую негу сна воплем врывается голос нашего физика, и я подскакиваю, точно ужаленная, с криком:

— Не ела я твой бамбук!

Минутная тишина в огромной лекторской аудитории, затем громогласный хохот одногруппников. Мое лицо горит, а сама прикладываю ладонь к лицу, слыша улюлюканье Жени и Аркадия, которые судя по всему, до сего момента пытались меня разбудить.

— Ой, не могу, — ржет Ведюков, по коленке себя хлопая. — Не мой бамбук, ахаххаха!

— Степашка. Ну, ты ваще, — в тон ему хохочет Женя. Краем глаза замечаю Елисея Сергеевича, пытающегося нахмурится. Ничего не выходит. Старичок только с трудом улыбку сдерживает, головой качая, а я падаю обратно на свое место, прикрываясь тетрадкой с лекцией Ян. Позорище.

— Капец, — вздыхаю, уже в столовой. После физики у нас очередной перерыв до психологии, можно спокойно поесть, неспешно жуя целую пары. Сегодня только ленивый не припомнил мне раз десять прикол со сном. Люся с Дусей только носики наморщили, фыркая что-то насчет глупеньких дурочек. И иногда да, я таки чувствую себя дурочкой. Потому что не спала, прокручивая каждый момент нашего «свидания» в компании моей мамы в том жутком кафе.

«Мои страдания должны быть записаны в летопись небесную. По прибытию в Рай зачтется, лучшее облачко дадут», — сказал тогда Ян, так и не позволив мне коснуться странного маффина. Первым откусил, морщась. Все же он ненавидит морковь, но как отчаянно пытался изобразить удовольствие. Жаль все закончилось слишком быстро — Кришевскому позвонил отец, попросив приехать домой. Это спасло его от переедания витамином А.

«Он действительно отличный парень. Пусть немного грубый», — сказала мама напоследок. Я знаю, мам. Да только влюблен он не в меня, хоть его слова о симпатии дали призрачную надежду.

— Хватит вздыхать, Степашка, ничего ж не случилось, — хмыкнул Женя, прерывая мои измышления на тему тленности бытия. В последние дни они все меньше времени обсуждают длину ног Ольги Иванцовой и все больше проводят в чатах, глупо улыбаясь. Прямо, как сейчас.

— Чего вы все в мировой сети запутались, — возмущаюсь от невнимания друзей, увлекшихся виртуальным общением. Перегибаюсь через стол, заглядывая в телефон Аркаши прежде, чем он успевает его спрятать, хищно растянув губы в улыбке.

— Ага, девушки! — падаю обратно на жесткий стул, хватая бутерброд с колбасой.

— Не только же тебе личную жизнь заводить! — возмущается Ведюков, убирая смартфон в сумку, сдув рыжую прядь волос с глаз.

— Была бы она эта личная, — бурчу, вновь подпирая подбородок рукой, с тоской рассматривая полупустую столовую. Невольно бросаю взгляд туда, где обычно обитают Глеб с Ольгой в компании друзей. В университете их не видно несколько дней, вроде как снова куда-то поехали честь университета отстаивать. Вот и хорошо, вот и ладно.

— Мне казалось, вы типо уже на одной волне, — удивляется Сорокин, с шумом отхлебывая чай, чуть морщась от сладости. — Хотя подобные разговоры тебе лучше с девчонками вести.

— С кем? С ними что ли? — киваю нашагающих мимо Люсю с Дусей. Аркаша дергает плечом, в ужасе отодвигаясь.

— Окстись, Степашка, они тебя занудными речами о пользе и вреде сексуальных связей запытают., - перекрестился, плюнув три раза через плечо, суеверно оглядевшись. Закатываю глаза, рассматривая потолок. Не то, чтобы мне не с кем поговорить было, просто иногда хочется поделиться горестями вот прямо сейчас. А не потом. Однако парни такие парни, куда им тонкую девичью организацию понять.

— Кстати, — встрепенулся вдруг Женя, привлекая внимание, переворачивая экран смартфона так, чтобы мы видели все. На картинке из Инстаграма нашего университета объявление о праздновании Дня Хэллоуина в последний октябрьский день пред наступающими морозами. В субботу на этой неделе. Задумчиво разглядываю скалящуюся ведьму, мысленно с тоской понимая. Что идти то мне туда не с кем.

— Пойдете? — спрашиваю и рыжие синхронно кивают.

— Естественно! Университетская вечеринка: пиво, девочки в нарядах развратных ведьм… — мечтательно вздохнул Ведюков, опуская ресницы.

— Какие девочки с пивом, Аркаш. Вечеринка в универе будет, да нам ректор в жизнь не позволит устроить разврат под крышей его священной обители! — горячо произношу, глядя на поникшие лица. Уверена, Иван Федорович, каким бы приближенным к студентом человеком не был, подобное не разрешит. В конце концов, там ведут весь педсостав. Представляю себе Елисея Сергеевича в наряде психованного ученого или Наталью Семеновну в костюме супергероини из комиксов Марвел. Ага, как же.

Скорее небеса падут.

— …в любом случае наша Степашка пойдет в наряде коалы! — ржет Жека, пока я выныриваю из своих мыслей, возмущенно засопев.

— Чего?! Да я буду самой красивой ведьмой на этом празднике, вот увидишь!

— Вампиршей, — хмыкнул Аркадий, двигая бровями, — как Кэтрин из «Дневников вампира».

— Господи, прекрати смотреть всякую муть, — буркнул Женя, отворачиваясь.

— Эй, она сексуальная!

Знать бы мне еще тогда, что крутые вампирши да сексуальные ведьмы не моя тема, купила бы костюмчиков на Ибее на три года вперед!

На психологии скучно, нудные речи о перипетиях личностного роста человека, очередные рамочные тесты, в которые тебя пытаются загнать. Никогда не понимала эту науку. Собственно, я ее и наукой-то не считаю. Даже химия с физикой не вызываю у меня такой зевоты, однако всем будущим учителям она попросту необходима. А после пары буду свободна как ветер, смогу выспаться и поддаться самокопанию в собственной квартире, познавая силу девичьих страданий.

Мечты о кровати с подушкой тормознула все та же преподавательница по психологии, она же в народе — психичка Анька Понедельник. Фамилия у нее такая — Понедельник.

— Злата, будьте добры сходить в подсобку и принести тряпку новую. — Голос Анны Александровны не терпящий возражений, с брезгливостью королевы выбрасывающую старую. Помыть что ли в туалете не судьба? Так и хочется послать подальше, заявив, что мое время истекло после окончания пары, но глядя в эти круглые линзы очков. За которыми глаза темные, вечно понимающие прячущиеся, молча, киваю, с надеждой глядя на Винтика со Шпунтиком.

Рыжие только руками разводят.

— Прости, у нас двойное свидание, — заявляют, а я горестно вздохнув, плетусь из кабинета в сторону лестницы, дабы спустится вниз и зайти в подсобку. По дороге вспоминаю, что нужно за ключом зайти к вахтеру, снова вздыхаю.

— Ключ вернешь на место! — рыкает Попов, нетрезвым взором оглядывая меня, будто сканирую.

— Я з-записивал! — пошатнулся, погрозив пальцем, да скрылся в своей коморке.

— Ага, главное сам вспомни, чего записал, — бурчу, вышагиваю в нужное место. В университете тихо вечером, занятия почти закончились. Редкие студенты, будущие магистры сейчас либо на консультациях, либо на пересдачах. Спускаюсь под лестницу, открывая замок со скрипом, оставляя ключ в двери, и вхожу внутрь помещения, пропахшего сыростью с пылью, рассматривая сваленные в кучу ведра, швабры, тряпки, старые парты да прочий хлам.

— Где-то в углу, тебя ждет старый лысый маньяк, — напеваю под нос, выискивая нужную вещь в куче сваленного мусора. С торжественным криком выуживаю кусок материала, когда дверь за моей спиной с грохотом закрывается, ключ в замке поворачивается, и я остаюсь один на один с тряпкой в подсобке под тусклым светом одинокой лампочки Ильича.

— Эй! — возмущенно оборачиваюсь, глядя на металлическую преграду к свободе. — Кто там? Что за шутки такие?!

Если бы не глупое девичье приглушенное хихиканье, наверное, испугалась бы. Но судя по глумливому хохочу каких-то девиц, всего лишь глупая шутка.

— А ну откройте! — придаю голосу грозности, слыша в ответ фырканье.

— Не будешь лезть к Яну, Степанова! Поняла? — вопит Люська, а рядом ей вторит Дуська:

— Ясно, да?!

Вот что я понять должна? Что вы две чучундры? Так и без того ясно.

— Эй, кикиморы, выпустите отсюда! — стучу, но в ответ лишь издевательский смех получаю, осознавая, что меня тут походу на всю ночь закрыли. Вряд ли Попов в своем нетрезвом состоянии обо мне до утра вспомнит. Да утром тоже не факт.

— Вот блин, козы, — шиплю, роняя сумку на одну из старых парт, поднимая столп пыли, чихая.

— Тьфу, развели бардак, — ворчу, вытирая чистой тряпкой, будущее спальное место. Звонить куда-то бесполезно, в этом бункере космическая станция ловить не будет, что говорить про сеть. На меня грустно Е-шка интернетная смотрит, а фраза «нет сигнала», как бы намекает.

«Только экстренные вызовы»

Не звонить же в службу спасения из-за двух куриц, правда.

Усаживаюсь на парту, обнимая рюкзак, с грустью разглядывая унылый интерьер.

— Никому ты не нужна, панда, — произношу в пустоту, ощущая давление в груди да влагу на глазах. Обидно за себя, жуть просто. — Все бросили, одну-одинешеньку оставили. Никто Златоньку не спасет, умру тут в окружении тряпок с ведрами. Только через тысячу лет антропологи откопают мои бренные останки. Изучат, вывалят на всеобщее обозрение, со словами: «Сия особь человека разумного умерла вследствие стороннего вмешательства и обстоятельств, помешавших ей выбраться наружу из закрытой подсобки».

Идеально.

Уже почти воодушевилась тем, что однажды стану достоянием какого-нибудь крутого музея, как замок с той стороны снова лязгнул, заставляя вздрогнуть. На пороге показался ни кто иной, как Кришевский, мотающий связку ключей на указательном пальце, продев его в колечко.

Стоим, друг на друга пялимся. И я не понимаю, у меня уже бред пошел от обезвоживания или Ян действительно тут.

— Что, коала, — интересуется, вскидывая брови, — заперли, дабы никого не покусала?

Вот что за человек такой. Вся благодарность, любовь да голубы сдохли раньше, чем успела словами выразить свои чувства. Оставалось только надуть щеки, ворчливо отвечая на столь неоправданные обвинения в моей неадекватности.

— Глупости, я тут учет тряпок с ведрами провожу, а ты мешаешь, — огрызаюсь привычно. Демон на это хмыкает, делая вид, будто собрался снова закрыть дверь, говоря по ходу:

— Значит, оставлю тебя тут проводить инвентаризацию. Смотрю подход-то у тебя серьезный!

— Стой! — ору, спрыгивая с парты, в два счета преодолевая расстояние, хватая Кришевского за расстегнутые полы кожаной куртки, из-под которой виднеется рубашка, повиснув на нем. — Не оставляй меня, любимый! — цитирую строчку из старой песни группы ВИАГРА, делая большие круглые глаза в надежды создать ореол жертвенности. И что-то, судя по смешинкам в желтом взгляде, мне ни на йоту не верят.

— Как ты тут оказалась вообще, — спрашивает, но вот ручонки мои не отцепляет, обводя взглядом подсобку. — Эвкалипта тут нет, бамбука тоже. Надо было в столовку за пирожками хоть пробираться.

— Очень смешно, ха-ха, десять баллов по шкале Рихтера, — бурчу, пытаясь убрать свои руки, но их накрывают большие ладони, переплетая наши пальцы и не позволяя далеко отойти. Приятно, чертовски приятно. До дрожи в ногах под плавание мозгов на розовых водах любви. — Тряпку искала для Понедельник, новую. А тут две клуши, Майкова с Симонян решили твою честь отстоять. Заперли, аки деву в ожидании дракона ему на растерзанье, — печально головой качая, будто с судьбой смирилась. Почему-то мы шагаем внутрь, прямо обратно к партам. Медленно так, неосознанно.

— Кстати, откуда у тебя ключи? — нервно облизываю пересохшие внезапно губы, рассматривая довольное выражение лица. Чему он радуется вообще? Уже кого-то в жертву принес или съел пару ботаников на завтрак?

— Я — сын ректора, у меня ключи от всех помещений есть, — отвечает, помогая мне устроить зад обратно на облюбованной парте, хмуря темные брови. — И что за Симонян с Майковой, Степанова?

— О, ты мою фамилию выучил, — умиляюсь, забывая о двух чучундрах в миг. — И года не прошло! Еще немного, так глядишь, имя выучишь.

— Я знаю, как тебя зовут, Злата, — произносит четко, ставя обе руки по обеим сторонам от меня, наклоняясь ближе. Дыхание перехватывает от нехватки кислорода в воздухе. Спасите, пожар. Потому что от того с каким рокочущим звуком он мое имя произносит, хочется самой невольно в ответ мурлыкнуть. Во всех любовных романах описывают всякие там «томления», «ёкающие сердца» и прочие эпитеты с метафорами. Я же просто пытаюсь осознать реакцию своего организма на приближение губ этого парня. Знаю точно, на вкус они невероятно сладкие. Виноваты в этом пирожные или тортики, а может три ложки сахара, которые он кладет в чай. Определенно, ни одна шоколадная фабрика в мире еще не изобрела подобный вкус в своих конфетах.

Опускаю ресницы, рассматривая каждый изгиб губ, тяжело дыша, однако попыток коснуться, не делаю, жду чего-то. Сама не понимая.

— Так что за Симонян с Майковой? — повторяет вопрос, становясь ближе. Касаясь своим лбом моего, кладя ладонь на макушку.

— Собираешься их анафеме предать, демонище? — выдыхаю практически ему в губы, жаждя их почувствовать, но пока безрезультатно.

— В жертву принесу, что ты, — улыбается, заставляя в глаза себе посмотреть, пока наши лбы друг к другу прижаты. — Мы, демоны, вообще существа кровожадные.

— Вот я и говорю, — бормочу, уже не зная, что мы делаем. Потому что он все ближе, а я теперь точно панда — обнимаю ногами, руками и вообще всем, что придется.

— Кстати говоря, коала, — щурит глаза, кладя вторую руку мне на спину. — Где моя награда за твое спасение? Каждому рыцарю положен поцелуй. Ты, конечно, у меня не принцесса. Но вполне себе симпатичный дракончик.

— Кришевский, вот ты дурак?

Нет, я совершенно искренне спрашиваю. Устала прямо задаваться этим вопросом про себя, пусть отвечает.

— Возможно, немного сбрендил, после встречи с тобой. Честное слово, наверное, бешенством заразился через поцелуи.

— Сам полез, я не навязывалась! — возмущаюсь, сама же чуть краснею от воспоминаний. Нет, ну блин, кто девушки такие вещи напоминает.

— И раз речь о наградах завел, так и быть, подарю тебе первый от себя лично. Один. — Будь в здравом уме, никогда на подобное не решилась бы. Губы касаются щеки, улавливая аромат дурманящей туалетной воды, ударившей в нос. Вдыхаю полной грудью, ощущаю, как обе руки крепче сжали в объятиях, окутывая со всех сторон. Немного отодвигаюсь, заглядывая в потемневшие глаза, затем поддаваясь очередному порыву, целуя в нос.

— Это уже два, — напоминает мне Кришевский хриплым низким голосом в тишине подсобки. Не могу остановиться, не хочу. Слишком манящий запах, хочется ощущать его постоянно. Потому вновь целую, в подбородок, ниже, на скулу, выдыхая каждый раз:

— Три… четыре… пять…

И когда остается либо двигаться ниже, либо коснутся губ, Ян шепчет мне в губы, не позволяя больше своевольничать:

— Десять, панда. В случае моего полного сумасшествия, теперь точно не отмажешься.

Мне не нужны больше сладости. Потому что моя личная шоколадная фабрика с самыми вкусными лакричными конфетами, леденцами, пирожными и сахарной ватой уже подле меня, жарко целует, прижимая к себе. Завтра обязательно скажу кикиморам спасибо.

Или не скажу.

Акт 11 — Об амазонках с краев немецких

— Ты мне скажи, как можно ключи в двери оставлять и спокойно в помещения темные входить? А если маньяк?

— Дык среди нас только один маньячина, он сейчас рогами своими потолок подсобки чешет да сопит недовольно. Кстати, о рогатых. Ты меня как нашел? Небось, на волну любовную настроился, верно? Все, Кришевский, ты теперь, как побег бамбука, вот туточки у меня, — кулак показываю сжатый, потрясая им в воздухе на взгляд ироничный. Мне кажется, вопрос о том кто из нас двоих больше дурак, волнует в эту секунду именно Яна. Лицо такое понимающее стало, как у санитара в психбольничке. Того гляди мне рубашку смирительную предложит, да комнату с мягкими стенами выделит по блату.

— Вообще, меня отец послал за ключом от подсобки. Послезавтра проверка приезжает, хотели тут хлам разобрать. Я к Попову, а ключа нет. Мне на жестах объяснили, куда сходить, — потянул Ян. Обидно вообще, соврать мог, что на крыльях любви меня спасать мчался. Вот что за демон нехороший?

— Иду значит, слышу голос приглушенный. Грешным делом подумал местное привидение, а это ты тут об антропологах рассуждаешь, — хмыкнул Ян, пристально разглядывая недовольно нахмурившуюся меня, явно получая истинный кайф от собственного стеба. — Прям заслушался. Вот у тебя фантазия, панда.

— Чтоб ты понимал, я могла стать достоянием страны в музее! — гордо ткнула пальцем себе в грудь, попытавшись спрыгнуть с парты, но мне не дали, вновь обхватив бедра, придвигая ближе. Горячее дыхание уха коснулось, вновь вызывая щекочущее чувства от сближения наших тел.

— Последняя коала на планете, — урчит, потираясь носом о мои волосы, втягивая шумно запах, заставляя задержать дыхание на несколько секунд, прикрыв глаза от удовольствия. — Тогда надо было тебя под фикусом хоронить, ты к нему неровно дышишь.

— Фикус — это не актуально, — отвечаю в самые губы, вновь поддаваясь искушению. Поцелуи неспешные, дразнящие с легкой улыбкой на губах и конфетной сладостью на языке. Раньше считала, что подобный слюнообмен всего лишь не самая приятная прелюдия к чему-то большему. Но сейчас уверенна, от одних только касаний этих губ можно улететь куда-то за стратосферу звезды покорять, точно Гагарин. Не знаю, какие сейчас у нас отношения. Мы — пара? Или просто приятели с привилегиями? Может вынужденные партнеры на приятных бонусах? То сейчас разберет. В такие моменты совсем не хочется вспоминать о тени прошлых отношений Яна, нависшей над нами. Как и поднимать эту тему, дабы не разрушить всю магию от этой встречи.

— Злат? — тихо шепчет мое имя в рот, честное слово, еще никогда оно не казалось мне таким красивым, как с его этими мурчащими интонациями.

— Оу?

— Давай попытаемся, — выдыхает, а мне не нужно пояснять, в чем именно. С колотящимся сердцем да затуманенным мозгом все вмиг осознаю, с трудом кивая, слыша тяжелый вздох, пошевеливший мои волосы. Я знаю, где-то там, в большой груди бьется сердце, спрятанное за коваными воротами. Оно все еще надеется на любовь, возможно даже с Ольгой. Она всегда будет, ведь отношения в несколько лет не проходят бесследно. Но в моих силах, сделать так, чтобы мне нашлось место там в его уютном дворике, который он прячет за большим забором с колючей проволокой.

— Ой, Кришевский, — обвиваю его шею, чуть отодвигаясь и заглядывая в желтые глаза. — Теперь обязанность твоя мне машину свою поводить давать. Так все бойфренды делают, я в американских фильмах смотрела.

Закатывает глазенки свои, фыркая в ответ.

— Вот сдашь на права, а я уверен, что не сдашь — тогда поговорим.

Еще пара поцелуев, ну может пять и мы, наконец, выбираемся на свет Божий. Вовремя причем, к нам спускается Иван Федорович, проницательным взглядом осматривая. В глазах бесенята скачут, а на губах улыбка хитрая, будто курицу из курятника утащил да радуется.

— Я-то думаю, сын мой там уже сам все разобрал, папке помочь решил, — при этих словах демон фыркает, сжимая мою ладонь. — Оказывается, девушку по дороге свою нашел.

Я только рот открыть, как рогатый перебивает, независимо заявляя:

— Да ты что глупости предполагаешь. Я ее спас, она там уже помирать собралась, в саван из тряпок закуталась, молитву себе зачитала. Пап, ты б слышал, как она себя в музее антропологии описывала, — возмущенно пихаю в плечо эту махину, пока меня не зажимаю одной рукой, не позволяя сдвинуться. Ректор наш хохочет, зато я слышу знакомые бархатистые нотки. Вот откуда у Яна такой голос, от отца. Почему раньше не замечала?

— Поехали, надо маму из спорткомплекса забрать, — улыбается дядя Ваня, мне хитро подмигивая, пока я в прострации пытаюсь сообразить, что бы ответить. — Заодно с Эльвирочкой познакомитесь!

А? Чего? Мама Яна?

Ногами в пол упираюсь, зубами застучав от страха. Это ж почти, как со свекровью знакомиться. Страшно, вдруг не понравлюсь ей.

— Погодите, как знакомиться? — выдыхаю, пока меня настойчиво вперед тянут. — Это ж надо прическу сделать, голову помыть, накрасится. Я так не могу. Кто к мамам знакомиться с немытой головой ходит?

Икаю от ужаса, а эти двое только хихикают злорадно, рогатый особенно веселится. Под мой вскрик подмышки хватает, таща вперед.

— Не волнуйся, Злата, — улыбается Иван Петрович, — Эльвирочка у меня чудесная, душевная женщина. Мухи не обидит. Ты ей обязательно понравишся.

— Ага, — хрюкает рядом этот муд… в общем нехороший человек, отпуская лишь тогда, когда мы оказываемся на улице. Прохлада вечера холодил кожу, забираясь под расстегнутую куртку, но у меня явно не от этого дрожь во всем теле. — Особенно, когда правой жмет 50 кг, а левой — 80.

Наверное, на моем лице появилось выражение истинного ужаса, потому что Иван Федорович остановился, строго на сына покосился, а затем мне, как дурочке мягко проговорил, ласково поглаживая по руке.

— Все будет хорошо, Злата. Эльвире уже нетерпится тебя увидеть!

Большой спортивный комплекс располагался едва ли не в центре нашего славного города. Огромный, четырехэтажный, с бассейном, сауной и всеми видами массажа после тяжелых, изнурительных тренировок. И как оказалось, вся эта махина принадлежала матери Яна — бывшей чемпионке мира по кикбоксингу. Последний факт меня уже тогда изрядно напряг, когда его между делом упомянул Иван Федорович. Да еще эти хитрые глазенки Яна. Мне б тогда заподозрить, да бежать быстрее. Но не успела из машины выпрыгнуть. Заехали, на огромную пустую парковку, хорошо освещенную фонарями. Словно из ниоткуда появилась пара рослых охранников, басом произнеся, стоило нам выйти из машины ректора:

— Иван Федорович, Ян Иванович. Эльвира Карловна вас ждет на ринге.

Эльвира Карловна — прости Господи, она хоть русская?

И что значит на ринге?

— Моя Элечка из рода эмигрировавших в Россию немцев, — вдохновенно вещал Иван Федорович, пока мы шагали через холл, двигаясь к лифтам. — Ян на нее очень похож.

— Ага, очень, — снова хмыкнул рогатый. Чет мне страшно. В лифт сели, стою тихо, как мышка, пока поднимаемся на третий этаж. Створки раскрываются, будто ворота в Ад. Впереди длинный коридор, ведущий к раздевалкам и оттуда сразу на ринг. Стоило нам попасть в нужное помещение, как….

О Господи.

Фикус мне пухом будет.

Вы видели сериал «Зена — королева воинов»? Это такой нашумевший хит 90х, я как-то в детстве нарвалась на его повтор по СТС будучи в гостях у маминой подруги. Они посчитали своим долгом усадить меня перед зомбоящиком, дабы не мешалась под ногами и во взрослые разговоры не лезла. Помнится тогда, меня абсолютно не впечатлила графика, но зато женщина, ловко махающая двуручным мечом — да.

Так вот.

Передо мной сейчас в коротких спортивных шортах и топе стояла вот такая Зена! Ее длинные волосы были завязаны в хвост, а на увитыми мышцами руках боксерские перчатки, пока она рабивала кулаками воздух, ловко прыгая с ноги на ногу.

— Элечка! — обрадовался маме Яна наш ректор, бросившись к жене с распростертыми объятиями, и тут же ловко отпрыгнул, едва не получив по лицу, перелезая через веревку, которой был огорожен ринг.

— Масик! — рявкнула грудным голосом дама, заставив меня едва не подпрыгнуть до потолка. Теперь понятно от кого Ян свой рык получил по наследству. — Сто раз говорила, не лезь под руку!

— Но носорожечек, — ласково позвал жену наш суровым дядя Ваня, пока я пыталась отодрать челюсть от пола. Почувствовала тяжелую руку на плечах, к уху склонился Ян, щекоча дыханием кожу:

— Знакомься, коала, это мои родители.

Ах-х, ты ж… Она что, дядю Ваню на плечо и в пещеру унесла?

Женщина стянула перчатку, позволяя мужу поцеловать себя. То, с каким трепетом это сделал отец Кришевского, уже показывало, что не так уж он и против был, если его действительно варварски утащили. Зачем Эльвира Карловна повернулась ко мне, смерив суровым взором, сканируя тщательно.

— Отомри, панда, — шепчет этот гад, пока я под ее пристальным взором к полу проседаю.

— Эээ… здрасте, Эльвира Карловна, — пищу аки мышь. Нет, серьезно, это женщина в меня вселяет ужас. Что значит отомри? Да я сейчас чувств лишусь! Это не дама, это Терминатор в мини-шортах!

Внезапно, что-то произошло. Где-то вдали запели ангелы, мир окрасился в яркие тона. Она так ласково и нежно мне улыбнулась, становясь самой прекрасной женщиной на свете, ловко перескакивая через веревку. Я заворожено следила за тем, как Эльвира Карловна подходит ближе, по-матерински нежно касаясь моих волос.

— Хорошенькая. — Ой, я прям, улетела от ее слов. — Такое счастье моему оболтусу!

— Ма, — тут же подал голос недовольный Кришевский совсем рядом, врываясь в нашу женскую идиллию. — Я вообще-то рядом стою!

Отстань рогатый, не видишь, мы с твоей мамой язык общий нашли. Не только тебе чужих мам под свое влияние подводить!

— А ну ша! — гаркнула Эльвира Карловна, мигом разрушая дымку, — ты, - ткнула пальцем в сына, заставив меня покоситься на вжавшего голову в плечи Яна. Нет, я вам серьезно говорю. Этот Шэрхан под суровым маминым взором сразу стал примерным котеночком. — Живо переодеваться и на ринг! Ща мама тебе покажет, как надо с девочками обращаться! Мне папа твой все рассказал!

— Ну, ма!

— Эльвирочка, только не выбей ему зубы, в прошлый раз чуть резцов не лишился, — кричит Иван Федорович. Да не, не может мама своего сына так ударить. Не может же?

— А он меня еще под фикусом похоронить обещал, — ябедничаю, пока Кришевский меня взглядом сжигает. Кучка пепла бы сейчас валялась, если бы взор мог убивать.

— Яша!

Стартанул в раздевалку так, что только хвост полосатый мелькнул да рога едва унес. С интересом проводила взором, поворачиваясь к Эльвире Карловне, интересуясь давно мучившим меня вопросом:

— А почему Яшка-то?

Она хмыкнула, озорно сверкая желтым взглядом, как у сына, мечтательно закатив глаза.

— Я мечтала назвать его Яков, — вздохнула, а затем так процедила, что мне поплохело. Особенно, когда кулак сжала. Будто чью-то шею.

— А затем одна дурра глухоухая неправильно записала его в свидетельство!

— Она хоть жива? — пискнула осторожно, с опаской косясь на кровожадное выражение лица.

— Я тебе больше скажу, деточка. Она теперь прекрасно слышит шепотом за три километра!

Бедная женщина…

— Она врезала мне с ноги, отправив в нокаут. С тех пор, я понял: эта женщина, моя истинная любовь!

Опасливо кошусь на широкоплечую рослую даму под метр восемьдесят, одним ударом отправившую Яна на маты отдыхать, сглатывая в ужасе. Господи, они действительно странные. Кришевский стонет, руками в боксерских перчатках голову обхватывая. Пока дядя Ваня мне тут историю своей любви рассказывают, его сына единственного там по рингу размазывают. Причем собственная кровь и плоть.

— Ай, Яша! Мама тебя чему учила?! Мужик должен стойко удары выдерживать! Говорила папе твоему — на бокс! Нет, потащил на каратэ, это ж девчачий вид спорта, — возмущалась Эльвира Карловна, утирая пот со лба, сдувая прядь темных волос, точно таких же, как у сына.

— Ну, мам, ты сама говорила, девочек бить нельзя!

— Правильно, поросеночек. Девочек нельзя, а мама у тебя тренер. Давай поднимайся, пиздюк, я из тебя сейчас выбью того мужика, что 9 месяцев под сердцем носила.

Икаю от ужаса, когда в очередной борьбе эта женщина заваливает здорового парня, с диким кличем падая на него, ударяя локтем в солнечное сплетение. Не представляю, как там Ян, а мне вот скривиться самой захотелось. Это ж адски больно. Ян стонет, сгибаясь, а в это время удар приходится ему под подбородок, подбрасывая. Новый удар, снова Кришевский собой пол вытирает. Нет, она определенно немецкая амазонка. Ей бы вместо Галь Гадот в фильме про Чудо-женщину сниматься. Уверена, она одним мизинцем половину врагов в капусту покрошит и супер щита не надо будет.

Голыми руками головы поотрывает.

Хватаю за руку довольного Ивана Федоровича, с ужасом разлепляя губы:

— Дядь Вань, она ж убьет его!

А он лыбится так радостно, влюбленным взглядом на свою жену смотря, гордо мне заявляя:

— Нормально все. Сейчас бока помнут, и пойдем за стол!

Затем отцепляет мою руку, подпрыгивая на месте, крикнув во всю глотку:

— Давай, мой носорожек! Втащи ему как следует!

Спасите. Они все точно ненормальные!

Ян с трудом поднимается, вставая в стойку. Хочу сказать, это конечно захватывает, но когда тетя Эля отправляет собственного сына в глубокий нокаут с одного удара, понимаю. Все же, от родителей стоит держаться подальше.

От моих и его.

— Яша, — зовет Эльвира Карловна сына, ногой трогая бесчувственно лежащее тело. — Ай, майн либм, принеси нашатырь. Ребенка надо спасать.

Нет, точно если продержимся до свадьбы в отношениях, уедем жить в Китай. Будем жить в бамбуковом лесу, жевать побеги и медитировать. Нафиг-нафиг.

Акт 12 — О том, как демонов укрощать на Хэллоуин

— Да вы шутите…

На меня смотрит извиняющимся взглядом мой последний шанс на звездный час. Из десятков магазинов с карнавальными костюмами, на этот у меня была вся надежда и ничего! Ни одного приличного за два дня беготни по городу!

— Знаешь, подруга, — скептически произносит Вероничка, разглядывая немногочисленные наряды, висящие одиноко на вешалках. — Может, все же зайдем в секс-шоп и купим развратную медсестричку?

— Там ректор будет, Ника, — огрызаюсь, с тоской переводя взор с костюма страшного зомби, причем страшного не потому, что натурально, а потому что сделано криво да убого. Подруга моя ничем не помогает, только усмехается, тыкая пальцем в серое нечто, улыбаясь, хитро поглядывая через плечо. Определенно, эта коза сейчас забавляется моей заминкой, прекрасно зная причину тоски в глазах.

Никогда не рассказывайте вашим лучшим подругам о своей внезапно проснувшейся любви. До конца дней стебать будут.

Честное слово: большой город, куча торговых центров и ни одного приличного костюма, ни в одном из магазинов! Заговор, не иначе. Брать в аренду тоже не вариант, еще найти нужно, а я и так с поисками затянула до последнего дня, понадеявшись на непопулярность этого праздника. Зря надеялась, когда не надо, у нас народ решает отметить все с шиком.

— Я это не надену!

— Ну, тогда только медсестра или полицейская, — она вытягивает руки наподобие пистолета, делая вид, что целится в испуганного продавца. — Вы арестованы, у вас есть право снять штаны! Все что вы скажете, будет использовано против вас! Или: милок, хочешь я тебе укольчик витамина Р сделаю?

Закатываю очи горе, тяжело вздыхая, рассматривая огромный поролоновый зад костюма коалы. Нет, серьезно. Это совершенно не смешно. Вся вселенная будто сговорилась против меня. И это после чудесной недели наполненной романтикой и…

Да нет, конечно. Это ж Кришевский, какая романтика? Максимум в семь утра звонок. Даже если на пару к девяти с рыком в трубку: «Живее давай собирайся, я уже еду. Попробуй на минуту опоздать, прикончу и в ближайшем лесопарке закопаю!». Несмотря на явное расположение ко мне Эльвиры Карловны, вдруг решившей взяться за мое здоровье и питание, ничего особо не изменилось. Разве что поцелуев стало на пару десятков больше. И в университет больше по лужам да холоду добираться самой не нужно.

Но вернемся к вопросу празднования Хэллоуина.

— Отлично, буду, единственная толстая серая коала с огромной задницей, — язвительно произношу, хватая будущую шкурку, уныло шагая к раздевалкам. Нет и речи о том, чтобы нарядится в секс-шопе. Тем более напяливать костюм зомби или мертвяка из Игры Престолов. Даже вшивенького костюмчика Дайнерис нет, ну что за напасть.

— Ладно тебе, уверена, твой «романтичный» бойфренд оценит, — продолжает стебаться Вероника, хитро подмигивая зардевшемуся консультанты. Да она его сейчас заставит пеплом от собственного смущения обратиться.

— Его вообще на вечеринке не будет, — фыркаю за шторкой, пыхтя и натягивая злостный тяжеленный костюм. Кошмар, кажется, одна голова килограмм пять весит. Вообще не представляю, как в этом наряде веселиться буду. Упарюсь же. Может все же зомби купить? Лучше приличные лохмотья, чем полуголое тело в костюме полицейской, где из приличного только фуражка с наручниками.

— Давай застегнуть помогу, — хмыкает моя лучшая подруга, тихонько посмеиваясь. — Ой, не могу, Златка с тебя. То все за супер красавцем бегала, кричала, мне только хороших парней подавай. Сама в итоге первого хулигана на селе нашла.

— Как пишет Ливанский: любовь не знает границ. И понятий тоже, — выдыхаю, слыша, как застегивается молния с трудом. Ника чертыхается, судя по всему, собачка за мех цепляется. Вот реально не представляю, как можно в этом кошмаре весь вечер провести.

Зачем я его вообще натянула?

Ах да, женское любопытство, чтоб его.

Постояла, покрутилась, едва не снеся вешалку задней частью костюма. Вероничка поржала, сделала пару селфи. С головой, без головы, с телефоном в мягких лапках. В общем, время бы снять, а то седьмым потом обливаюсь, как в турецкой парной, но тут сюрприз — молния застряла.

— Эээ…, Степашка, у нас тут курьез, — выдала спустя пару минут пыхтения моя лучшая подруга, заставив вздрогнуть. Нет-нет-нет. Только не это. Мне через полчаса надо быть на парковке быть с карнавальным костюмом, черт подери. Ян обещался отвезти прямо на вечеринку. А я тут парюсь стою, как дура в огромном наряде коалы со стоном хватаясь мягкими лапками за голову.

— Давайте помогу, — подает, наконец, признаки жизни продавец, отодвигая Веронику в сторону. Не до смущения, у меня тут катастрофа. Не хочу умереть в этом кошмаре от лап демона разъярённого. Дергает, бесполезно. Намертво застрял замок в ворсинках искусственного меха. Еще один рывок, слышу подозрительное щелканье.

— Ой…

— Чего «ой»?! — от страха сводит скулы. — Какое еще «ой»?! Эй, что там?!

— Замок… — сипло выдыхает парнишка, глядя на меня круглыми от ужаса глазами в зеркале напротив. — Того.

— Мементо морэ, — комментирует Вероничка мрачно, слыша мое предвещающее бурю сопение. Сейчас у меня будет истерика, я прямо чувствую накал, накрывает волной эмоций. Открываю рот для истеричной паники, но тут кабинка для примерки разрывается последней песней Скриптонита из нового альбома. Мы втроем вздрагивает, кидая взгляд на тумбочку, где уютно устроился мой смартфон. На экране черным по белому написано: «Сатана».

— Степашка, — задумчиво тянет Ника, пока парнишка отчаянно пытается справиться с молнией. — Какова вероятность, что это названивает не тот, о ком я думаю?

Ее глаза блестят в свете лампы, я вижу в них скачущих чертиков из ближайшего болота. На лице улыбка нехорошая, ручка тянется прямо к моему аппарату для связи с общественностью.

— Не смей! — ору, вырываясь из рук перепуганного в усмерть консультанта, но Вероника оказывается быстрее пыхтящей меня, не помещающейся толком в маленькой кабинке. Вот что за дискриминация для больших… животных.

— Алло, центральный зоопарк слушает, — отвечает быстрее, чем я успеваю перехватить ее. Выскакивает наружу, жестами дразня, пока Ян что-то в ответ говорит. Представляю сейчас лицо его. Наверняка уже кучу кар божьих мне придумал!

— Панда говоришь? Не, панд у нас нет, они все в Китае. Тут только коала, — продолжает издеваться бывшая, теперь почти мертвая подруга, дай только добраться до тебя. Пыхчу, выбираясь наружу, виляя поролоновым задом и голову коалы, в сторону отбрасывая, пытаюсь догнать будущую смертницу, пока та бодрой козой между стойками с нарядами феечек Винкс и принцесс для девочек до 12 скачет, продолжая себе список прегрешений перед мучительной казнью увеличивать.

— Так ты заходи, а то она совсем разбушевалась. Чего? Дак подруга я, смотритель питомника с этой эвкалиптоедкой. Да, приятно познакомится, весьма наслышана…

— Иди сюда, Керчина пока не загрызла насмерть и плевать, что мы коалы травоядные! — рявкаю на весь магазин. У бедняги продавца, имя которого, как выяснилось Денис, глаза закатываются. Нервный какой, пока пытаюсь отловить подружку, он в обморок падает.

— Ай, не психуй, зверек дикий. Щас рыцарь твой прирулит, спасти тебя из плена мехового, — гогочет Керчина, вытирая слезы с глаз, правда подходить опасается. Ибо вооружившись пластиковой палкой со звездой на конце, шлепаю ею по руке. Она тут же оживает, заискрившись яркими пестрыми огнями разных цветов, сопровождаемых полифонией, больше смахивая на какофонию невнятных звуков. Словно маленький ребенок стучит по клавишам клавесина со всего маху.

— В этом наряде с волшебной палочкой, ты выглядишь очень странно, — изрекает Вероничка, прячась за костюм Мальвины.

— Ууу, коза! — шикаю на нее, замахиваясь для грозности. В этом жутком наряде жарко, кажется, будто сейчас растаю. Потому не сразу за своими малоприятными ощущениями слышу голос Кришевского, громко хлопающего в ладоши.

— Теперь ты хотя бы на себя истинную похожа, коала. — хмыкает он, когда я замираю в ужасе.

Стыдобища-то какая. Медленно оборачиваюсь под смешок Ники. Ей обязательно припомню все хорошее.

— Привет Ян, — расплываюсь в улыбке, будто это не я тут как дура с палкой поющей стою, а какая-то другая Злата. Шоркаю ножкой неслышно, благодаря лапкам звука почти не слышно принимая самый, что ни на есть скорбный вид. — А мы тут это. Костюм, выбираем.

Кришевский взглядом меня смерил задумчивым, вскинув бровь. Чувствую, как сзади Ника пристроилась, за тушку необъятную обнимая.

— Ты зачем на себя это убожество напялила? — интересуется, а мне обидно. Чего убожество, нормальный костюм же. Во всяком случае, лучше мертвяка.

— Она не захотела развратную полицейскую, — фыркает Ник, охнув от тычка в живот. — И медсестру тоже!

Брови темные поднимаются выше, пока я тяжело вздыхая, мрачно отвечаю на немой вопрос:

— Молния сломалась. Не могу выбраться.

— Что, коала, обратно из шкурки никак? — хмыкает Ян, разглядывая мое насупленное лицо, кивая неопределенно Нике. То ли поздоровались, то ли телепатически мыслями своими демоническими обменялись. Послышался тихий смех позади Яна из дальнего угла. Оказалось, это наш несчастный продавец, находящийся еще пять минут назад в глубоком обмороке, очнулся и сейчас зубоскалил на мой счет, видимо услышав про шкурку. Этого хватило, чтобы Кришевский, отчего-то считающий, что только ему позволено меня стебать, резко обернулся, обдавая замолкнувшего парня в фирменной футболке с эмблемой магазина тонной презрения во взгляде.

— А ты чего хихикаешь, мальчик-с пальчик? Зубы передние лишние? — вкрадчиво поинтересовался Ян, поворачиваясь всем корпусом. Бедняга так перепугался, побелев, практически сливаясь цветом с побеленной стеной, что было сил только выдохнуть:

— Н-н-нет! Это я так. Нервное!

— А в девятнадцатом веке психически больных шокотерапией лечили, — ласково так произнес Ян, еще больше заставляя дрожать несчастного парня.

— Мне кажется, он уже вылечился, — иронично заметила Вероничка, незаметно пихая меня в сторону Кришевского, шепча:

— Иди, давай, твой парень. Ты его укрощай, а то сейчас пацан помрет, потом думать придется, куда труп прятать. Я еще слишком молода, чтобы отправляться в тюрьму за непредумышленное!

— Чего я-то сразу, меня вот не жалко совсем? — возмущаюсь, глядя на эту бесчестную женщину, пока Ян продавца нашего за грудки приподнимает, аккуратно над полом, встряхивая. Мне кажется, он сейчас испустит дух. Кашляю, привлекая внимание рогатого, тот медленно оборачивается, уже кулак занеся.

— Поставь мальчика, — пытаюсь строгий вид сделать, упираясь лапками в бока. Представляю, как комично это со стороны выглядит. Во всяком случае, моя подруга едва способна хохот сдержать. — Лучше помоги из костюма вылезти!

— Там молния сломалась, — подает голос будущий труп, трепыхаясь в руках Кришевского. — А рвать нельзя, придется выкупать!

— Рвать нельзя, будем резать, — спокойно отмечает Ян, поворачиваясь к парню, вновь его, встряхивая так, что зубы клацнули. — И ты, чахлая версия мужика в колготках нам в этом поможешь, — очередной презрительный на обтягивающие тонкие ножки черные стрейчевые штанишки.

Спустя час пыхтения, сопения, ругани, ссор и визгов парня, над которым драконом нависала тень мрачного Яна, меня извлекли на свет Божий. Будто заново родилась из поролонового зада огромной коалы. Костюм, конечно, немного жаль, но он мне такие мучения принес, что уже на вечеринку не хочется. Тем более я на нее уже отчаянно опаздывала, будучи потрепанной, пропотевшей и жутко уставшей.

Нафиг эти танцы, веселье и Винтика со Шпунтиком с их идеей с шиком отметить праздник в университете. За четыре года будет еще сотни таких. Сейчас же хотелось просто принять душ, отдохнуть да расслабится.

— Покеда подружка, — махнула мне рукой напоследок Вероника, прежде чем я слово вставить успела, выскакивая из машины Яна во дворе собственного дома. За все время езды от магазина до нужной улицы рыбкой молчала, хотя обычно не найдешь кнопку «выкл». Вздыхаю, чувствуя, как мы трогаемся, прикрывая глаза.

— Ты вроде на вечеринку хотела? — слышу бархатистый голос, приоткрывая один глаз от любопытства. Честное слово, если даже отбросить всю остальную мишуру, за этот голос можно родину продать, все подводное царство и Урсуле щупальца оторвать при попытке его украсть. Настолько красивый, что буквально уши ласкает, призывая ластиться к его источнику. Переворачиваюсь боком, вскидывая брови на заинтересованный взор Кришевского, не понимая к чему вопрос.

— Просто, зачем я тогда костюмы брал, — снова намекает, кивая назад. От удивления рот открываю, затем поворачиваюсь, разглядывая какие-то сваленные в кучу пакеты. Из одного огромного торчит нечто зеленое, напоминающее хвост и часть лапы. Прищуриваюсь, перебираясь между сидениями, шурша тихонечко, разглядываю эту зеленую кучу ближе, с удивлением присвистнув.

— Е-мое, Ян, это что, костюм Годзиллы? Ты где его достал вообще?

— Там еще есть платье Дейенерис Таргариен, — похвастался парень, пока я разглядывала будущие наряды на Хэллоуин. — Ты будешь матерь драконов, а я — Дрогоном. Поскольку нормального костюма драконов у нашей группы анимешников, любителей косплея с третьего курса факультета иностранных языков, нет. Пришлось одолжить Годзиллу.

— И что, прям вот взяли и одолжили? — спросила, возвращаясь на место, рассматривая невозмутимое лицо Кришевского. Ой, чует моя печень, где-то меня накалывают.

— Конечно, — кивнул невозмутимо, даже немного обидевшись на подозрения. — Ты на что намекаешь? Я вежливо попросил!

— И все остались живы с костями?

— Безусловно, — снова кивнул. Затем немного подумав, добавил:

— Сейчас как раз подсобку разгребают. Но это исключительно из желания помочь родному университету, я не просил! — пафосным голос ответил, складывая руки на руле. Я же пыталась справиться с приступом хохота. Представляю себе наш кружок любителей японщины с языкового в попытке защитить свое добро, с которым они каждую весну маршем ходят на различные праздники в честь улучшения международных отношений двух стран. Об этих шествиях каждый новичок уже знает при поступлении. И чего я сразу не подумала к ним обратиться.

— Не могу, — хохочу, выступающие слезы, вытирая рукавом кофты. — Кхал Дрого ты, а не дракон, демонище. С твоими рогами, ни одна могила не исправит.

— Предлагаешь натянуть набедренную повязку, напялить парик и идти сверкать телесами?

— Чтоб Люся с Дусей потом меня с потрохами сожрали, что я тебя у них из-под носа увела?

— Боюсь, им нынче не того, — задумчиво брякнул Ян, укладываясь на руле, сладко причмокивая, — спортзал сам себя не помоет, бордюр не покрасит. И до конца года надо провести полный учет всего архива, а там с 90-х годов конь не валялся. Так что, им теперь не до любви. Не помереть бы от рвения людям помогать!

— Кришевский, — мурчу, наклоняясь, тяня его за ворот куртки на себя, касаясь улыбающихся губ. — Ты самое настоящее чудовище.

— Я знаю.

Акт 13 — Я — Жозефина!

— А я тебе говорю, что любовное и боевое фэнтези — это разные вещи! — Жека закатил глаза, пока задумчиво пинала желтый осенний листик, фыркая на слова Аркаши.

— Да блин, сейчас одно от другого не отличить. Хотел давеча книжку почитать, а там сопли какие-то про любовь, — ответил Аркадий, пожимая плечами. — Ведь название многообещающее «Король всея Тьмы». Такую ерунду только девчонки любить могут.

— Могут, — кивнула, рассеяно проведя пальцем по крышечке стаканчика из Старбакс. — Но это не отменяет факта, что любовь у таких персонажей и не любовь вовсе, а болезненная привязанность или психологическое давление на объект страсти. Вряд ли злобный темный властелин превратился бы в сопливого розового мишку просто от того, что встретил «истинную пару». Вот «Млечный путь» Ливанского вспомни, там герой в буквальном смысле навязывает себя героине. Ломает ее, пытается подменить понятие заботы на «да я ради тебя»…

Пока парни кивали, прихлебывала остывший кофе. Хорошо, тепло, впервые за долгое время солнечный денек, пусть в ноябре. Последствия вечеринки в честь Хэллоуина (до которого мы, кстати, не доехали) валяются в виде конфетти, порванных гирлянд да плакатов, бережно собираемых дворниками. Определенно зря Ян анимешников гонял, хватило ради смеха натянуть костюмы у него дома на семейном ужине и сфотографироваться в этом безобразии. Сейчас фото украшало заставку экрана, хоть не обидно. А то у него задница коалы по-прежнему на заставке, но хотя бы не Ольга.

Не хочу признавать, но все еще ревную его, хотя за тот вечер, как и за все эти дни, ее имя ни разу не мелькнулов разговоре. Я даже забывать начала, что Иванцова вообще существует в этой вселенной.

Один мудрый человек сказал: хуже истеричной женщины, только непроходимая дура, уверенная в своей правоте. Вот стояла я на крыльце перед университетом, с парнями, никого не трогала, а болтали о том, сем. И тут, откуда не возьмись — она.

— Вы говорите о книгах? Почему такая уверенность, что темные не могут любить. К примеру, персонаж моей новой книги — не скованная моралью убийца. Она была влюблена в мужчину и все делала ради него!

Мы дружно повернулись на взвизгливый голосок, с удивлением уставившись на тощую бледную девицу с растрепанными рыжими волосами, больше напоминавшими перевернутый горшок. Сжимая объёмную сумку, невольная свидетельница разговора поднялась по ступенькам, остановившись напротив нас, поправляя на носу круглые очки в черепаховой оправе. Я бы ее за мышь обыкновенную приняла в этой сером блеклом пуховике. Такая, девчонка из тех, с которых романы пишут, если бы не маниакальный блеск в темных глазах да судорожно сжатые ручки.

Катенька Сагальская, третьекурсница, с филологического факультета — знаменитая на весь университет личность, искренне считающая, что все вокруг просто не догоняют ее великого гения. Бесконечно обивала пороги издательств, именно по этой причине став такой знаменитостью — сюда уже приезжали редакторы, умоляя преподавателей избавить их от подобного «таланта». У нее даже ник странный в среде сетевых авторов — Жозефина Галиматье. И похоже сегодня она решила доставать других студентов.

— Я просто слабо верю в подобную любовь, — заметила осторожно, на всякий случай отодвигаясь. Ребята, видели когда-нибудь хомячка, страдающего тяжелой формой бешенства? Или может обезьянок в зоопарке, требующих внимания? Когда она подпрыгнула на месте от злости, мы едва не отшатнулись, с опаской косясь на покрывшуюся пятнами Катюшу. Аркадий принялся искать в телефоне номер неотложки, а Женя поморщился, стоило Сагальской заорать как резанной.

— Девушка! Если вы ограниченны в понимании тонкой душевной организации людей. То это лишь ваши проблемы. Господи Боже, чтобы судить о книге, ее нужно для начала прочитать! Хотя нет, вам я бы не доверила читать мои труды, явно же на лицо абсолютное не понимание! Если вы не способны написать подобное, утверждая, что это не существует — то говорит лишь о вашей глупости! Так легко расписаться в своей не начитанности — поистине нынешние люди меня пугают своей умственной несостоятельностью.

Где вот Ян, когда он нужен? Достаю смартфон, набирая лишь одно единственное слово: ХЕЛП! Меня сейчас психованная Жозефина из ближайшей клиники для душевнобольных загрызет, поддавшись своим тлетворным фантазиям, а он шастает черте где.

— Катенька, простите, но до ваших трудов, боюсь не дойду, — спокойно отвечаю, нервно поглядывая на смартфон. — Опасаюсь задеть без того оголенные нервные окончания.

— Да не читайте! Я вас и не приглашала! Может вы тоже из непопулярных авторов? — с легким чувством небрежности поинтересовалась, поправляя очки, презрительно выпячивая губу. — Определенно вы завидуете, иначе не несли бы такую чушь. Как большинство подобных, не способны оценить чье-то творчества, опираясь лишь на собственные книги в виду скудоумности ума. И где вы видите оголенные нервы? Это физически невозможно, ведь на мне не царапины.

Не знаю, возможно, мои глаза увидевшие затылок или Аркаша слишком громко ляпнувший насчет «обезьянок, на которых лучше смотреть по ту сторону клетки», но Жозефину-Катерину вновь подбросило едва не до небес. Честно, еще чуть-чуть и она проломит ступени.

— Хамство — признак неадекватности, — брезгливо фыркнула, — сразу видно, недалекие люди. Даже жалею, что это на людях не пишут, иначе обошла бы вас десятой дорогой!

Затем повернулась к Аркадию, ткнув в него дрожащим пальцем.

— А вы, молодой человек, вовсе не мужчина. Не смейте влезать в женский разговор без причины. Не удивительно, что дамы так любят читать романы, ведь в реальности с такими мужчинами не столкнешься, только подобные вам.

Спасите. Меня сейчас вынесет в стратосферу. Где-то должна быть резервация для подобных личностей, дабы нормальным людям не досаждали. Аркадий открыл рот, а Женя возмущенно ответил:

— Катя, ты дура или прикидываешься? Ты сама к нам подошла!

— Еще и на «ты», невоспитанное быдло!

— Да успокойся ты уже, — бурчу, дергая за рукав Ведюкова, показывая головой на здание. Мол, давай, валим в окопы, пока припадочная еще себя в руках держит. Кто знает, этих сумасшедших грызунов, вдруг сожрет и не подавится. Или томиком своих трудов забьет до смерти, вон смотрю, пухлая папочка из сумки торчит.

— Хватит меня успокаивать, возможно, это ВАМ, надо успокоиться! Могли бы уйти уже, но все продолжаете, — возмущалась, пока мы дружно походкой от бедра двигались к дверям. Думаете, отстала? Не-е-е.

— … подобные люди и могут, что оскорблять…

— Реально, у тебя проблемы какие-то? Пацан кинул? ПМС накрыло? В отделении для душевнобольных забыли выдать транквилизатор? — возмутился Женя, оборачиваясь на крыльце. Ай, лучше бы ты молчал. Она вновь покрылась пятнами, я грешным делом решила, что у нее сейчас случится сердечный приступ. Однако быстро себя в руки взяла, заводясь по пятому кругу.

— Ага! Проецируете свои проблемы на меня! Возможно, вам самим нужна справочка или врач, мм? Что такое? Куда вы побежали? Вы сами ко мне пристаете, поговорить хотели?!

Двери захлопнулись, а мы выдохнули, переглянувшись и начиная истерично хохотать. Ян так и не ответил, но скажу честно, не до него совсем. Сползли по двери втроем, пытаясь отдышаться.

— Никогда бы не подумал, что такие неадекватные люди существуют в реальности. Бедные ее читатели, — хмыкнул Женя. — Хотя чему удивляться, если она своими нетленками весь студгородок достала.

— Кто-то ее читает, хотя может, не сталкивались с ее приступами неадекватности. И ты про издательства забыл. Плохой пиар — тоже пиар, — хмыкнула я. Вспомнилась разгромная статья Кирилла Ливанского на один из ее «шедевров». Тогда наша местная Жозефина поливала грязью знаменитого автора даже на форуме вуза, за что схлопотала выговор от ректора, едва не выгнавшего ее взашей из учебного заведения. И зря не выгнал, спокойнее было бы. Собственно, так я и узнала об этой девице.

— Ладно, парни, поржали и хватит. Пойдемте, у нас скоро история, — нервно закусила губу, поглядывая на смартфон. Знаю-знаю, веду себя глупо, просто привыкла, что он всегда на связи. Может у него телефон сел? Или случилось чего?

Парни двинулись в сторону лестницы, оставляя меня на развилке, напряженно сверлящую экран.

— Степашка, ты идешь? — позвал Женя. Глянула на время, отвечая:

— Подойду через 15 минут!

Они ушли, оставляя меня в одиночестве с ворохом мыслей. Палец застыл над значком с трубкой. Звонить или нет? Почти решила, как меня вновь окликнули, заставляя обернуться.

Та-а-ак. День Дурака что ли перенесли или просто кто-то в психбольнице объявил выходной?

Напротив меня Люся с Дусей. На лице выражение лица, будто Александр Македонский торжественно ворвавшийся в Тиру. Подняла брови, в ожидании застыв, делая вид, что скучаю и доска с объявлениями мне интереснее, чем эти две чучундры.

— Злата, — потянули одновременно. Что за привычка разговаривать хором? Выжидающе встала, складывая руки на груди.

— Что? Имя свое я и так прекрасно знаю. Давайте по существу, пара через 15 минут, — раздраженно говорю, ощущая растущий гнев. Сегодня весь день наперекосяк, да и тишина от Яна покоя не дает. Что могло случиться? Утром все было хорошо, встретились, отвез, поцеловались, а тут трубку не берет.

«Снова врубаешь истерику», — изрек мозг, заставляя сосредоточиться на двух клушах, с вытянувшимися от удовольствия лицами. Они переглянулись, а затем Дуся с самым честным видом святой невинности произнесла:

— А ты знаешь, где сейчас Ян?

Меня сложно удивить подобными схемами, но клянусь в момент, когда я услышала его имя, дернулась невольно, заставляя Люсю коварно улыбнуться подруге. Морду тяпкой изобразила, разворачиваясь спиной, краем глаза уловив недоумение. Так-то курочки, меня ерундой не пронять.

— Он же МОЙ, — сделала акцент на этом слове, шагнув к лестнице, стараясь выкинуть из головы посторонние мысли. — Парень, так что конечно, знаю. Теперь, пожалуй, пойду, в отличие от вас, мне есть чем заняться. Бывайте, надеюсь, архив вы уже разобрали и покрасили все бордюры?

Красноречивое шипение за спиной хоть какая-то отдушина. Пока поднималась, мрачные мысли витали в голове, заставляя тормознуть. Не хочу на пару, посижу тихонько на подоконнике где-нибудь подле знакомого до боли фикуса. Под его раскидистыми листьями, хотя бы видно не будет.

Бросаю сумку на подоконник, глядя в окно и замираю, не успев развернутся спиной, дабы сесть.

Сегодня точно какой-то странный день. Может магнитные бури или биополе барахлит в работе. День дурака все-таки перенесли, а я первый кандидат на подарки. Потому что прямо под окнами «мой парень» обнимает свою первую любовь, да так крепко, словно боится, что она растает в воздухе.

— Кто дурак? — мрачно изрекаю, отворачиваясь. — Я — дурак. Похороните меня под фикусом.

И только грустно трепыхнувшиеся листья растения были мне ответом.

Акт 14 — О том, кто твой злейший враг

Если хочешь испортить любые отношения — закати истерику.

Так всегда говорила моя мама. И я внимала, кивала, соглашалась, потому что да: решать проблемы в отношениях надо на свежую голову. Вот только, когда дело доходит до разрешения конфликтной ситуации, мозг отключается, а советы уплывают в молоко.

Я решительная? Решительная.

Именно поэтому минут пять рассматриваю, как эта парочка голубков никого, не стесняясь, разговаривает чрезвычайно близко друг к другу. Будто Штирлиц выведывающий планы Гитлера, отодвигаю лист фикуса, сузив глаза, вижу, как Ян кладет руку на плечо Оли, поглаживая, а та кивает. О чем они там болтают, черт возьми?

Как там говорят? Поговорить надо? Сейчас поговорим.

Прижимаю трубку к уху, слушая гудки. Вижу, Ян рассеяно убирает ласту от тельца нашей местной королевы, вытаскивая смартфон из кармана. Напряженно смотрит на экран. Не дай бог ты сбросишь. Не знаю что сделаю, но сделаю.

«Панда, ты малясь не вовремя», — слышу его голос на том конце проводка, пока он кивает Ольге, отходя на пару метров. Боишься, что услышит? Или может, опасаешься сорвать наметившиеся отношения с бывшей возлюбленной? Интересно, Глеб вообще в курсе, чем вы там вдвоем на заднем дворе здания заняты. Вообще знаешь, как себя чувствую сейчас, наблюдая втихомолку за тем, как ты к ней прижимался?

Рой вопросов, но задаю лишь один беспечным тоном, будто ничего не случилось:

— Как дела? Я тебе писала. Помощь нужна была, но ты не отвечал. Уже разрулила.

Давай, хочу знать, что мне все кажется. А там стоит не Ольга, лишь трансвестит какой-то, которому ты дорогу до библиотеки показываешь.

«Ты только ради этого звонишь? Ты почему вообще не паре, у тебя сейчас история должна быть!», — пошли знакомые недовольные нотки. Сглатывая ком в горле, отвечать мне видимо не собираются.

«И во что вляпалась опять?»

Претензия словно я только и делаю, что неприятности доставляю. Может это и не так, но сейчас в том состоянии мне кажется, будто меня во всех грехах обвиняют. Потому выдавливаю с трудом, дабы не скатится в окончательную истерику:

— Просто пристала одна ненормальная. Ничего существенного. Аналогично мне, я же тоже несущественная, — вот это уже психоз начался. Пора разговор заканчивать, чувствую, потряхивает, слезы глаза обжигают. Не хватало еще закатить скандал посреди коридора, дабы все вокруг узнали о моих проблемах.

«Ты там с эвкалипта навернулась?», — удивление в его голосе бесит сильнее, чем когда Ольга подходит ближе, указывая на золотые часики на своем запястье. Мажорка, будто красоты мало, нужно похвалиться подарками от Глеба. Одного парня недостаточно надо двух? Он кивает ей, будто понимает о чем речь.

— С фикуса, — сарказм так сочится будто яд, распространяющийся по венам, отравляющий сознание, не давая никаких попыток воззвать к благоразумию. Но либо Ян не слышит, либо всерьез не воспринимает.

«Злат, я сейчас реально очень занят. Обязательно поговорим, когда приеду. Меня не будет всего пару дней. Не скучай», — сбрасывает, оставляя меня в полном раздрае, убирая на моих глазах телефон. Иванцова снова светится, хватает под руку, вышагивая модельной походкой с ним в сторону парковки. Слежу, пока оба не скрываются за стеной здания, вцепившись в подоконник пальцами до побелевшей кожи. Не знаю, чего ждала, может того, что Кришевский обернется, заметит меня, затем разрешит всю ситуацию одним махом. Так, как умеет. Все эмоции разом накрывают, никакой учебы не нужно. Сейчас не продержусь даже пару, дабы белугой не заревет. Потому просто отправляю парням смс, будто приболела. Вот взяла, пока шагала, грипп подхватила. Погладила ставшее почти родным растение, двинувшись на выход. Мне надо побыть одной, зарыться дома в подушку, проревется, позвонить маме, Веронике, собрать вокруг себя тех, кто поймет мои переживания. Вряд ли Женя с Аркадием смогут оценить весь масштаб катастрофы случившейся на моих глазах. Лишь посмеются и попросят дождаться Яна.

Иван Федорович как раз выходил из машины, когда я спустилась вниз погруженная в свои мысли. Хотела незаметно проскочить, но меня заметили.

— Златочка! — обрадовался, словно дочери родной, раскидывая руки. Интересно, знает ли о шашнях сына с бывшей девушкой или делает вид, будто все нормально. Жалеет убогую? Осознание этой мысли никак не облегчает задачу, но покорно принимаю отеческие похлопывания по спине, чуть-чуть. — Ты почему здесь? Разве у тебя нет пары, история же вроде, — удивился, рассматривая внимательным взглядом, будто пытаясь прочитать что-то на моем лице. И почему мое расписание все знают лучше меня?

— Да вот, приболела, — для показнушности кашлянула в кулак, изобразив страдания на лице. С последним вышло вообще отлично. Без того бледная, растрепанная с глазами красноватыми от первых слез — идеальная гриппозница.

— Отлежаться денек хочу, или два. Плохо что-то.

— Ох, милая, давай тебя подброшу до дома, — выдохнул совершенно искренне, озаботившись моим состоянием. — Сейчас заедем в аптеку, все купим…

— Все нормально, я уже позвонила маме, она скоро приедет, — вру, стараясь оставаться максимально честной. Ректор обеспокоенно оглядывается, хмуря темные брови. Все-таки не знает, вряд ли стал бы так беспокоиться об очередной кинутой дурочке своего сынка. Видимо разрывается от необходимости помочь и собственной работой, потому решительно убираю его руку с плеча, кивая на университет.

— Идите, все будет хорошо. Полечусь да с новыми силами на учебу, — беспечно отвечаю, не забывая покашливать. Кстати в горле действительно запершило, вряд ли конечно от гриппа, но вполне удачно.

— Я все же позвоню Эльвире, мы заедем вечером. Сейчас пока ее нет, но как вернется, обязательно. Она приготовит свой фирменный куриный бульон, мигом на ноги встанешь! — заявил безапелляционно, погрозив пальцем. — И лекарства купим.

— Да все хорошо, — вздыхаю устало. — Со мной мама побудет, подруга придет. Спасибо Иван Федорович, не нужно.

Не хочу вас видеть. Никого, вообще.

«Где, черт возьми, Ян. Почему он не приедет?!», — хочу заорать, но молчу, пока мужчина судорожно дергает забавный синий галстук с медведями. Снова хмурится, словно пытаясь договориться с собственной совестью, потому облегчаю задачу.

— Обещаю звонить, рассказать как я. Завтра. Мне просто выспаться надо, сон лучшее лекарство, — намекаю непрозрачно, отчего Иван Федорович закивал, словно соглашаясь. Он что-то хотел сказать еще, возможно про Кришевского, однако слушать не стала. Бросилась с парковки быстрее ветра. Проигнорировав оклик в свою сторону.

Уже в автобусе набрала номер мамы, держась из последних сил, стоя позади толпы людей и понимая, что ничерта не вижу из-за потока нахлынувших слез.

— Мам, ты можешь ко мне приехать?

Самое лучшее в моих родителях — они не задают вопросы, когда они не нужны. Поддерживают, покупают вкусняшки, гладят по голове, молча выслушивая мои бредни на тему собственной ревности. Я даже могу крушить всю квартиру, а мама лишь станет молча подавать подушки, которые раздеру до последнего перышка. Так что к приходу Вероники с огромным тортом и бутылкой вина, я уже часа три, как была спокойна аки сфинкс.

— Ну, — с порога заявила моя добросердечная подруга, захлопывая двери ногой, протягивая тяжелые пакеты с грохотом бутылок внутри. Она что, ограбила винный магазин? — Ружье или яду в кофе ему подсыплем? Если что, я знаю одного отличного юриста с потока, отмажем влет.

— Ладно, девочки, — Марина Игнатовна обмотала вокруг шеи шёлковый шарф, грозя нам пальцем. — Не вздумайте чего учудить. А ты, — ткнула в меня пальцем, пока я глаза свои краснючие утирала рукавом домашнего кенгуруми. — Дождись его приезда. Если отец не в курсе, может действительно дела у них какие.

— Ага, — киваю, закрывая за мамой двери. Напоследок получила крепкие объятия с легким заверением в любви, ощущая небывалое спокойствие. Ненадолго, однако, помогло. Пока Вероника присвистнув, оглядывала масштабы катастрофы после моей затяжной истерики, сходила, умылась, вернувшись в зал, где Ника ногой сгребая остатки изорванного в клочья синтепона да перьев, ставила бутылку вина на стол, потянувшись к коробкам с китайской едой.

— Это ты знатно психанула, панда, — хмыкнула, поднимая вверх большой палец. — Не думала, что у меня такая боевая. Прям как тот медведь из мультика «Кунг-фу Панда». Небось, Олечкины волосы представляла?

— Не зови меня так, — с тоской села на диван, заворачиваясь в теплый плед с котятами точно в кокон, натягивая на голову капюшон с медвежьими ушами. — И не Олечкины, а Яна.

— Бедный парень, — хохотнула, падая рядом со мной на диван, протягивая палочки. — Ему точно капец. Даже моя помощь не понадобится. Но если нужно спрятать труп, я всегда за. Только парни твои тоже пригодятся. Вдвоем такого лося не утащим, если только по частям.

Промолчала, забирая одну из коробок с рисом, открывая пластиковую крышку. На смену гневу пришла грусть и осознание собственной никчемности. Примерно также себя ощущала. Когда впервые увидела, как смотрит Ян на Ольгу — восхищение и трепет. Мне-то только насмешливые взгляды да шутки на тему: «Эй, глупая, опять забыла формулу». Никогда не было на его лице выражения такого же раболепного счастья, стоило повернуться в мою сторону. Хоть нравилась ему или так, поигрался, точно мягкой игрушкой?

Почувствовала тычок в бок, рассеяно перебирая палочками рис, повернувшись к подруге.

— Что делать-то будешь теперь?

Открыла рот, дабы ответить, как услышала оповещение смартфона. На время истерики выключала, пришлось включить после, ведь Вероника должна была позвонить перед приходом. Вовремя, дало время найти ответ в голове, правда смс от Эльвиры Карловны поставила в тупик.

«Солнышко, привет. Мы задержимся в прокуратуре, не теряй. Ян просил передать, чтобы ты больше не забиралась на бамбук, потому что голова у тебя и так дурная. Не знаю, что это значит, но за подобные шутки дам по голове. Выздоравливай, как освободимся от всего, обязательно тебя навестим!»

А? Прокуратура? Яна посадили? Или я чего-то не понимаю?

— Хм, подруга, — задумчиво потянула за моей спиной Вероничка, припадая к бутылке вина, критично осматривая запасы алкоголя. — Кажется, нам понадобится больше вина, дабы разобраться в этом сложном деле.

Вот чует моя душа травоядного, что есть доля правды в ее словах.

— Наливай, у нас во дворе круглосуточный магаз есть. Там выпивку даже после 11 вечера продают своим.

Акт 15 — О том, что пить вредно

— Ха-а-ай.

— Ох, мать моя женщина, отец мой мужчина, — Жека приложил ладонь к груди, с ужасом взирая на мое опухшее белое, точно мел лицо и темные круги под глазами. Не стала даже краситься — у меня официально с сегодняшнего дня осенняя хандра. Страдания, плачь и еще раз страдания. Тем более, что утро началось бурно, весело и задорно. Мы с Вероникой подскочили под трезвон ее будильника на смартфоне. Я, конечно, собиралась доспать второй выторгованный день у ректора, однако кто бы мне дал.

И вот стою, красивая, после двух таблеток антипохмелина и полтора литра воды, покачиваясь из стороны в сторону прямо пред очами своих одногруппников.

— Что, Степанова, ночка тяжелая была? — подала голос одна из чучундр, Люся, оглядывая меня недовольным взором. Вот правда. Заприте уже кто-нибудь их в архиве, больше пользы будет.

— Кикиморы, вам в архив-то бумажки перебирать не пора? — подал голос Аркадий. Курицы синхронно поджали губы, поправляя очки и отвернулись, не забыв окинуть меня презрительным взором. Не успела ответить, подкатил Колясик. Всего день не было, а столько внимания и все мне одной.

— Златочка, — манерно потянул, — имей в виду, женский алкоголизм не излечим.

Поворачиваюсь, мрачно окидывая взглядом.

— Коля, — тяну так, что у парня чуть навечно лицо не перекосило. Еще бы. Я ж с утра голос свой девичий так и не вернула. Матрос Иваныч, курящий пять папирос в один присесть, а не миленькая маленькая коала. — Пшел вон, пока между глаз не дала учебником по физике.

Наблюдая, как исчезает с глаз моих первый отличник потока после Яна, поворачиваюсь, натыкаясь на любопытных друзей.

— Златон, — с восхищением тянет Аркаша, положив руку мне на плечо. — Да прям Терминатор. Это ты у Кришевского практические уроки брала или в тебе всегда этот четкий пацан с района сидел?

Я знаю, кто у нас в универе главный дурак. И это далеко не Ян Кришевский. Потому кладу руки на плечи парней, торжественно для своего вида, заявляя прямо посреди коридора:

— Пацаны, приглашаю вас официально на собственные похороны. Фиикус, если что, берите с собой. Я с ним сроднилась, — киваю на кадку с уже почти дорогим сердцу растением, двинувшись в аудиторию за очередной порцией зубодробительного гранита.

— Эээ?!

На паре пришли воспоминания о прошедшем накануне трауре моих не состоявшихся любовных отношений. Пока нам там формулы, законы и уравнения втирали, с ужасом представляла, что со мной сделает Ян, когда эпос прочтет. Хотя может ничего не будет, в конце концов, кто из нас больше виноват? Точно не я. Всего лишь маленькая ревнивая пьяная коала. Сидела себе на эвкалипте, с подружкой винцо распивала. И телефон сам буквы набирал, у меня же лапки.

«Можешь засануть свои разговоры в дупло, поганый сказочник, твоя апша мне не интересна. Курица твоя, Олешка которая, теперь вся тебе принадлежит. Можешь не гасказывать ничего, фсе виддллда! Кзел, лень и демавшощ! Ашгупвпнп мудхйувненавижу тебя гад Прищепский! Мы гаоларцщгур рассстадгшур расстаемся во! Все-все-все!!111111111111»

Интересно, сколько дают за употребления тяжелых наркотических веществ, под которыми я писала эту чушь? Половина слов — неразборчивая белиберда. Хотя «Прищепский» — это сильно. Именно после этого слова пошли непечатные знаки препинания, утерянные пробелы на полстроки и снова набор букв, цифр и символов. Но самым главным в этом бреде лаконичный ответ Яна ниже по ветке чата, заставивший меня утром мгновенно очнутся от похмелья быстрее любой таблетки.

«Тебе пи***ц»

Меня походу и за Олю, и за Прищепского, и за все хорошее на кучу маленьких травоядных коал порвут. Сколько там стоит билет до Ямайки? Еще успею сбежать до приезда? Потому что Эльвира Карловна написала, что с прокуратурой они разобрались, и обещала меня навестить вечером. Значит Ян дома, а мне нужно срочно менять внешность, паспорт заодно язык местного населения какого-нибудь маленького уютного острова в Микронезии. Пока эти два идиота в истерике бьются от смеха, узнав о причине моей вчерашней попойки, прочитав сообщение, мысленно прикидываю, куда лучше эвакуировать свое бренное тельце.

— Злат, ты капец, — утер слезы Сорокин, качая головой. Сурков сегодня на редкость добродушен, включил нам фильм, сам предпочитая подремать за столом, пока остальные погружены в изучение материала лекции. — Как додумалась только.

— Что я должна думать, Жень? Он ее любил и любит, судя по всему, — огрызаюсь, чувствуя накатывающую тоску, злость и обиду вновь. — По-моему их объятия выглядели вполне красноречиво!

На нас оборачивается парочка ботаников с характерным шиканьем. Пришлось снизить тональность, наклоняясь к парням.

— Степашка, иногда обнимают не потому что любят, — фыркнул Ведюков, закатывая глаза. — Мало ли зачем он тискать ее принялся.

Вот как знала. Мужская солидарность, Сто отмаз собрату надо найти, лишь бы оправдать.

— Вы, парни, вечно друг за друга горой стоите, — обиженно отворачиваюсь, принявшись искать билеты на ближайший до Куала-Лумпур.

— А вы, девчонки, вечно глупости надумаете, потом плачете, — в тон мне ответил Сорокин. — Спросила бы уже у его матери или самого Демона прямо, а не фигней страдала!

Ой, вот тут я совершенно не подумала. Замираю, переваривая слова Жени, медленно оборачиваясь с круглыми глазами.

— Мы так и знали, — хором ответили парни иронично.

— Сорокин, Ведюков, Степанова, что за беседа?! Или моя лекция вам так не интересна, хотите сами провести занятие?! — рявкнул физик, грозя пальцем со своего места. Надо же, проснулся. Затихаем точно мыши, пока мысленно прикидываю: писать завещание или не писать? Вот в чем вопрос. Свои книжки оставлю маме, уверена, она оценит литературу Ливанского, хоть плюется на современное творчество. Будет ей нежное воспоминание о безвинно погибшей дочери…

Из аудитории убегала, воровато озираясь. Не то чтобы я чувствую себя ни правой, но инстинкт самосохранения трубит во все инструменты, напоминая о той глупой пьяной выходке. Вероника даже предложила свечку поставить в церкви — за упокой. Привычный пустой коридор с фикусом — сейчас все на парах, а я снова прогуливаю. Не хочу столкнуться с Яном, когда он будет в ярости. Лучше переждать бурю, забаррикадировавшись до приезда Эльвиры Карловны. Она меня отобьет, точно знаю.

Голова вновь запульсировала от боли, но остановило меня не это. Скорее сидящий на знакомом мне подоконнике Глеб Свиридов, рассеяно смотрящий перед собой. Сегодня на нем синяя толстовка, подчеркивающая все его достоинства. Раньше, наверное, лужей растеклась по полу, сейчас просто отмечаю красоту блондина, некогда бывшего моей пламенной мечтой номер один.

Акт 16 — Заключительный

— Глеб? — тихо зову, чувствую во рту горечь. Нет, не отравление парами спирта, скорее осознание собственного совершенного глупого поступка. А еще страха, что возможно я самолично все разрушила с примесью боли от того, что может не так уж не права. Короче, такой коктейль Молотова. Хоть прямо сейчас ложись и умирай. — Ты чего тут?

— Жду, — отвечает, будто в прострации, переводя на меня взгляд голубых глаз, мягко, по-доброму улыбаясь. Сердце защемило. Неужели его могли бросить? Если да — то Ольга Иванцова настоящая дура.

— Присаживайся, — кивает, отодвигаясь к стене с рюкзаком спортивным, помогая забраться. Рядом со Свиридовым хорошо — будто у тебя есть брат. Видимо до сего момента не понимала. Что так привлекало меня в этом парне. Ведь никогда не рассматривала его как сексуальный объект.

— Слышал, ты поссорилась с Яном?

— Как дела у вас с Ольгой?

Задали друг другу вопросы одновременно, уставившись в удивлении. Парень хлопнул ресницами, наклоняя голову набок.

— Хорошо, — расслабляется на глазах, внимательно меня разглядывая. Опускаю взор на сложенные на коленях руки, мягко касаясь их пальцами. По телу пробегает ток — нет, не страсти. Скорее какого-то чувства радости от заботы. — Все настолько плохо? Мне ему врезать?

Пожимаю плечами, качая головой, невольно вспоминая драку на парковке.

— Кого ждешь? — решаю перевести тему, на что Глеб понимающе улыбается, тактично не задавая никаких вопросов, снова уставившись на стену.

— Олю. Должна прийти скоро, — проводит рукой, задирая рукав толстовки, оголяя одну из многочисленных татуировок. Молчу, ничего не отвечая, словно жду продолжения, и Свиридов созревает дальше, добавляя:

— Должна вот-вот вернуться после дачи показаний в суде.

А? Чего?

— В суде?! — резко разворачиваюсь, уставившись на ошарашенного моей реакцией Глеба, хватая его за толстовку. — Каких еще показаний? И почему мать Яна написала про прокуратуру?! Ты что подал на него в суд?!

Честное слово, был любимцем моим, но грохну на месте. Плевать, в каких мы сейчас с Кришевским отношениях. Я знаю, что у него найдется причина рассказать мне насчет тех объятий и своего отсутствия, ведь он такой. Рыцарь, что решает чужие проблемы. И никогда не врет, не в его стиле обманывать девушку.

И когда меня накрывает осознание от собственных мыслей, моргаю, чувствуя, как Глеб осторожно освобождается, пока я стою перед ним с самым грозным видом, все еще удерживая в руках плотную ткань.

— Ты и правда забавная, — тихо смеется, отводя мои руки в стороны, ловя непонимающий взор. — Он так сказал Оле. Успокойся, они оба в суде дают показания, как свидетели по делу нашего бывшего учителя физкультуры. Вчера прокурор провела с ними беседу перед заседанием, — он отвел взор, а я чувствую, как под ногами разверзлась бездна. Читай на Книгоед.нет

Все видели в мультиках падения кирпича на голову несчастного персонажа? Так вот на меня свалился целый дом. Глупость моя границ не знает. Нет, конечно, не знала, не понимала. Но вряд ли это будет мне оправданием, тем более что сейчас только понимаю, что не было в тех объятиях ничего интимного. Скорее дружеская поддержка.

— …она мне все рассказала совсем недавно, после нашей ссоры на парковке, — слышу голос Свиридова словно издали, выныривая из потока многочисленных предположений, самобичевания и эмоций. Удивленно моргнула, открыв рот. Но Глеб, словно не видит, продолжая говорить в пространство, будто сам с собой.

— Я думаю — это Ян причинил ей вред. Оберегал от него, опасался, что она так напугана. Что не может сказать, в чем причина, — сдавленно ответил, а я возмущенно перебиваю, сжав кулаки.

— Свиридов, у тебя голова на плечах есть?! Ян даже мухи не обидит, грозится больше! — возмущаюсь. Ладно, может муху обидит, парочку анимешников запугает, но уж точно вред бы любимой девушке не причинил. Не такой он.

— Да знаю я, — морщится, нервно проведя пальцами по светлым волосам, ероша идеальную укладку. — Теперь знаю. Тогда же мне Василий Сергеевич говорил, что Ян на него напал, потому тот его от Оли оттащил. И я верил, потому что не мог не верить человеку, который однажды поверил в меня!

В голосе столько злости, ненависти и боли, забываю собственные чувства, слыша в каждом слове проскальзывающие эмоции парня. Ведь, правда, если ты всю жизнь считал кого-то примером для подражания, нет же причин ему не доверять?

«Сказала та, которая всех собак на своего парня спустила!», — фыркнул мозг, вызывая возмущение. Молчи, серый, не до тебя сейчас груда извилин, вовремя не сработавших. Нечего путать отношения пары и практически родительские. Хотя если честно, мой мозг прав. Жаль, не послушалась его вчера.

Ничего, я все обязательно исправлю. Если меня, конечно, раньше не похоронят.

Я бы еще что-то добавила вслух, но нас прервало появление самой королевы. Сейчас глядя на нее, не испытывала тех чувств, что вчера. Иванцова же напротив, приветливо улыбнулась, подходя к нам, переплетая свои пальцы с пальцами Глеба с любовью глядя на своего парня.

Где были глаза твои, Златонька. Хотя погодите. Письмо ведь.

— Злат, — мягко произносит первая красавица университета, ослепляя улыбкой. — Рада тебя видеть. Тебя Ян искал, — взгляд такой хитрый, красноречивый. Почему мне кажется, что она обо всем знает, а?

Пфф, искал. Кто надо, найдет, сам. Буду еще самолично на плаху ходить. Не барское дело самостоятельно к палачу на чашку чая напрашиваться. Уже разворачиваюсь, кивая, как снова поворачиваюсь, ведомая собственными бредовыми мыслями и паранойей.

— Оль, — брюнетка приподнимает бровь, стоя в обнимку с Глебом. Прокашливаюсь, не зная как спросить, но все же решаю пинка подсознания. — Ты не знаешь про письмо?

Нет, вдруг он его не подарил?

— Письме? — озадаченно хлопает глазами, переглядываясь со Свиридовым. Блондин удивлен не меньше, а мне все больше хочется себя стукнуть. Ну, раз начала — иди до конца.

— Любовном, — вновь добавляю, видя еще больше удивления на лицах пары. Затем во взгляде Иванцовой мелькает узнавание, а у меня все внутри замирает в ожидании ее ответа. Пухлые губы растягиваются в улыбке, да только не доброй, скорее хитрющей. Сама же девушка начинает посмеиваться, причем не только она — Глеб тоже хохочет, явно сообразив о причине веселья своей зазнобы.

— Так ты из-за письма этого дурацкого так, — хохочет уже в голос Оля, утирая слезы. Обидно, даже макияж не смазала. Мне немного обидно, но еще больше ступор накрыл. Она кстати и смеется красиво. Вся такая идеальная.

— Это где: Милая Ольга и прочее, прочее? — посмеиваясь, спрашивает Свиридов. Сглатываю, нервно кивая, буквально умирая от любопытства и непонимания. Чего смешного-то? — Ой, не могу. Ты реально такая смешная, — снова загибается под мой возмущенный взгляд.

— Чего хохочете, скажите уже! — притопываю ногой, ожидая, когда парочке надоест потешаться надо мной.

— Степанова, — хмыкает весело Иванцова, прекратив смеяться, отбрасывая за спину темную прядь волос. — Ты же поклонница Кирилла Ливанского. Неужели сразу не поняла, или не дочитала? Там внизу приписка есть.

Соображаю туго, сквозь дремучесть обрывков продирается каверзная идея, что я таки опять где-то косякнула. Ладно, я помню только строчки «чудесный взор» да прочие сопли. Больно красиво звучало, даже немного завидно, ведь мне такое никогда не напишут. Была приписка, нет? Не помню в упор, может было что-то такое, Ян же тогда прервал мой повышенный интерес к своему шедевру, не вовремя явившись. Не до чтения совсем, жизнь бы свою спасти.

— Для конкурса письмо. У Ливанского на сайте висит. Победитель получает билеты на официальную встречу с писателем и подарки, — рука Оли падает на мое плечо, пока до меня доходит смысл ее слов. Ох, ты ж, ежкины иголки.

«Написавшие лучшее любовное послание моей новой героине, получит приз. Оно будет опубликовано в эксклюзивном издании новой книги «Твой кошмар из библиотеки». Выпуск ограниченным тиражом в новой обложке с личным автографом автора»

Капец. Ян ведь тоже его читает! Мы с ним как-то спорили, удаются ли Кириллу романы лучше, чем боевая фантастика! Он же фанат, почему до меня сразу не дошло? А ведь если бы дочитала, поняла бы все сразу. И героиня нового романа — Ольга Гоголевская.

Прав все-таки Кришевский, иногда мне реально не хватает

— Ну, мы пошли, — как-то поспешно говорит Глеб, уводя за собой мечту всей мужской половины университета, оставляя меня в прострации подле злосчастного фикуса, переваривать накопившейся.

Я же ничего не испортила?

Не почувствовала, не услышала. Как подкрались сзади. Чьи-то ладони закрыли обзор, не позволяя сдвинутся с места, особенно, когда в нос ударил знакомый запах туалетной воды. Замираю в ожидании, слыша мягкие бархатистые нотки над самым ухом, не знаю то ли повернуться и бросится в объятия, то ли стоять в ожидании, прислушиваясь к любимым, немного рычащим звукам баритона.

— Одна маленькая, но очень глупая коала, однажды свалилась прямо на мою голову с дерева. Вцепилась лапами, не желая отпускать. Думал все, задушит насмерть.

Затаив дыхание чувствую, как щекочет горячее дыхание шею, затем Ян убирает руку, обнимая своими руками, зарываясь носом в макушку. Облегчение накрывает с такой силой, что вновь тянет плакать. Хватаюсь за его руки, всхлипывая громко.

— Панда! — ворчит, куда-то в волосы, но не отпускает. Наоборот, держит крепче, — чего ты опять сырость развела?

— Думала, бросишь, — выдыхаю с трудом, ничего не видя из-за слез. Поворачиваюсь, утыкаясь носом в грудь, сжимая ткань тонкого тёмного свитера. Мягкий кашемир ласкает пальцы, точно так же, как и прикосновения Яна. Сердце стучит, словно взбесившийся маленький зверек, колотящийся в прутья клетки. Это же не сон и не бред с похмелья, верно?

— Злата?

— Ась?

— Надеюсь, ты выбрала себе местечко на кладбище, потому что этот фикус я посажу на твою могилу, — рокочет голос надо мной, заставляя затрястись от смеха. — Прищепский! Да ты бессмертная, смотрю. — Столько возмущения, но мне плевать. Смеюсь громко, не обращая внимания на взгляды студентов, выходящих с пар, удивленных лиц Жени с Аркадием, одногруппников. Люси с Дусей пыхтящих от злости, Коленьки советующего набрать неотложку и даже родителей Яна, появившихся будто из ниоткуда. Хохочу, не могу остановиться, вытирая слезы счастья с глаз, пока рядом пыхтит Ян, сопящий разъярённым носорогом.

— Ой, Кришевский, — выдыхаю с трудом, все еще посмеиваясь, глядя на парня, обнимая его за шею, заглядывая в любимые тигриные глаза и приподнимаясь на цыпочки. Коснулась губ, мурлыча довольно, ощущая соленую влагу между нами от моих собственных слез.

— Какой же ты… дурак.

Финал

— Мы не будем покупать тебе эту огромную мягкую плюшевую панду!

— Но…

— И коалу тоже не будем! И надувной эвкалипт из Детского мира, дабы ты могла на нем плескаться в море!

Выпячиваю обиженно губу, поправляя ушастую черно-белую шапку в виде мордочки панды. Эту прелесть на Новый год мне презентовала будущая свекровь в прошлом году, умиленно обозвав «пандёнком», а за шутки надо мной, дала подзатыльник Яну. Жаль уехали в Крым, так бы хоть втолковала своему сыну, как нужно со своей девушкой обращаться.

Я что сделаю, если в польском магазине игрушек у меня глаза разбегаются? И плевать, что наша квартира превратилась в мини филиал фабрики по пошиву мягких зверей. Мне мало, я люблю эти «пылесборники», фе.

— Всего одна маленькая панда, — поднимаю за уши игрушку, умоляюще смотря на своего мрачного бойфренда, застывшего неприступной скалой. — Да ты посмотри на нее, она даже песенки петь умеет!

Для верности жму в район живота, а игрушка со скрипом, писком и кряком издает «Джингл Беллз». Улыбаюсь шире, косясь на Яна, но фиг мне с маслом, а не новая панда в коллекцию. Под суровым надзором, опустив голову, кладу обратно на полку черно-белого медведя, с грустью поглаживая между ушей.

— Прости друг, злой дядька Яшка не желает брать тебя.

Ян закатывает глаза, фыркая громко.

— Да у тебя уже и так три чемодана всякой фигни!

Из гигантского торгового центра выходим в темноту украшенных к Рождеству улиц, вдыхая морозный воздух, наслаждаясь видом готовящейся к праздникам Европы. Ради них пришлось постараться, закрыв сессию почти на месяц раньше, устроив зимние каникулы. Смотрю на огромную сияющую разноцветными огоньками ель на главной площади, мысленно прикидывая, сколько у нас времени до встречи с четой Ливанских.

— Сорок минут еще, — усмехается Кришевский. Словно читая мои мысли, крепко обнимая и притягивая в свои объятия. Обжигающий поцелуй на холоде именно то, что может согреть даже в самый лютый мороз. Обхватываю его лицо, чувствуя, как меня приподнимают над землей, а шапка съезжает с головы, падая в рыхлый белый снег.

— Блин, — хочет поставить, но привычно хватаюсь всеми конечностями, не давая наклонится.

— Не вздумай! Мы не закончили, я тебе еще панду не простила! — не хочу, чтобы отпускал, пусть немного холодно, но все равно. Ощущение снежинок падающих на тебя бесценно, как и нежные поцелуи под темным зимним небом.

— Глупая, — урчит между делом, зарываясь в волосах. — Опять опоздаем на писательскую сходку, будешь ныть, что не взяла автограф. В этот раз скорой помощи не будет.

Да уж, в ту встречу я знатно налажала, опоздав на целых два часа из-за дурацкого зачета по химии. Яну уже успели вручить его заслуженную награду, с приглашением посетить такую же встречу только в Варшаве в родной стране жены Ливанского. Когда приехала все уже расходились, а Кришевский ждал меня на улице, естественно недовольный. Правда, увидев мое расстроенное лицо, сменил гнев на милость, вручив книгу в эксклюзивной обложке, тыкая в размашистую подпись на первой странице.

— Вот, — погладил по макушке. Оно конечно хорошо, но мне же интересно было поговорить с автором, задать вопросы, в конце концов, получить свой собственный автограф Кирилла Ливанского!

— Дурацкая химия, — буркнула, убирая книжку в сумку, словно самую большую драгоценность. Ничего, дома потискаю на нашем новом диване, купленном недавно. Хотя бы сессию я смогла частично закрыть досрочно, разгрузив свой график на январь. С Яном разве в учебе бывает иначе?

Мы уже собрались уходить, как из здания вышла маленькая, даже ниже меня ростом брюнетка, показавшаяся подозрительно знакомой. В своем полушубке смотрелась забавно, как настоящий меховой шарик на ножках, благодаря большому животу. За который, она, кстати, схватилась, громко ахнув.

— Чееерт!

Мы переглянулись, бросившись к ней. Судя по бледному лицу, закушенной губе, она, кажется, собралась рожать. По мне, так предпочтительнее просто «кажется».

— Вам помочь? — выдыхает Ян, а у самого руки трясутся, хоть пытается поддержать ее. Она распахнула глаза, оглядывая нас затуманенным взором, отвечая:

— Я… вроде как… рожаю…

Ох, е-мое. Судорожно ищу телефон, дабы вызвать скорую помощь. Видя мои манипуляции, брюнетка с неожиданной силой перехватывает руку, решительно рыча:

— Никакой скорой!

— Вы же рожаете! — в отчаянии пытается переубедить ее Ян, бегая глаза от меня к телефону и обратно на даму.

— Там мой муж, — шипит, держась за живот, — за сумочкой отправился. Меня Марина зовут.

— Это Ян, а я — Злата. Потерпите, сейчас скорая будет, — отвечаю, набирая номер. Мало ли что женщине в голову ударит на почве разыгравшихся гормонов да боли. От ее крика мы чуть сами не поседели, еле адрес выпалила шевеля губами, когда Марина так злобно прорычала:

— Кирилл херов говнюк!

Мы вздрогнули одновременно, а из здания выскочил мужчина в одном дорогом костюме. Глаза его забели, волосы растрепались от соприкосновения с рукой, а сам он подхватил у Яна Марину, ахнув:

— Маринка!

— Гриша, черт, я рожаю!

— Она рожает, — подтвердили на автомате. — Скорую помощь вызвали, — добавил Ян, когда мужчина потянулся к смартфону.

— Фу, спасибо, — кивнул, набирая чей-то номер,тихо матерясь от того, что на том конце трубку не берут. Интересная песня, муж вообще собирается везти жену? Или это не муж.

— А вы отец? — любопытствую, нервно поглядывая на время. Круглые глаза мне ответом и судорожное качание головой.

— Нет! Я друг семьи, — решительно отнекивается, а Марина кивает.

— Он — друг семьи. И где Кирилл, где его черти носят, пока я тут рожаю! — рявкнула снова Марина, заставив нас отодвинуться еще немного.

— Ааа, — отвечаем синхронно с Яном, переглядываясь. Вот где скорая, когда она так нужна? Понимаю, вечер, пробки, до здания центрального гипермаркета черт доберешься, однако можно же поторопиться. Вдруг она родит раньше, чем приедет машина? Красноречиво указываю взглядом на автомобиль этому Грише, ведь всяко же на своих колесах, судя по дорогим нарядам.

— Марина не выражайся, ты же из шляхты, — буркнул Гриша, вновь набирая номер загадочного Кирилла, пока мы напрядено вглядывались вдаль, надеясь увидеть знакомые огоньки. Трубку никто не брал, а когда в двери снова распахнулись, и из здания вышел новый персонаж. Опять мужского пола. На этот раз седовласый, суровый и обеспокоенно бросившийся к охнувшей Марине, держащейся за руку Гриши.

— Принцесса? — удивленно вскинул он брови, подхватывая маленькую брюнетку с другой стороны. Окидывая нас суровым взором.

— Отец? — вскинул брови Ян, наклоняя голову.

— Нет! — одновременно ответили мужчины, а сам новоявленный персонаж трагикомедии добавил, кивая на охнувшую девушку:

— Я ее отец!

— Папа! — выдохнула Марина, сжимая подданную ладонь. Гриша нервно подпрыгивал на месте, мы же судорожно соображали, что делать. Скорая изрядно опаздывала, потому не став больше слушать дочь, Марьян Бенедиктович, как назвал его в порыве нервного напряжения Гриша, рявкнул:

— Все в машину! Мой внук не родится на улице!

— Нет, в скорую! — заартачилась Марина Марьяновна, упирая ногами в асфальт, не давая мужчинам оттащить себя к огромному Лексусу. — Я дождусь мужа!

— А ребенок нет! — взвизгнули мы вновь синхронно с Яном.

— Народ вы чего? — новое действующее лицо оказалось худощавым мужчиной в очках, удивленно рассматривающего всю честную компанию, обратившую на него внимание. Мы снова в замешательстве пожали плечами, а я рискнула спросить:

— Не муж?

— Друг семьи, — ответили все четверо, а я лишний раз подивилась количеству друзей в одном месте. А вот Марина решила уточнить, будто это важно:

— Детства моего. Веня.

— Марина, тебя там Кирилл ищет, — опять мужчина, снова седой, не такой статный, красивый и подтянутый, как Марьян Бенедиктович, зато с озорным огоньком в глазах, показавшийся смутно знакомым. Уже от безнадежности Ян наклонился к стоящему рядом Грише, поинтересовавшись:

— А это кто, кузен, брат, сват или таки муж?

— Отец мужа, — махнул рукой, а я лишь глаза закатила

— Папа! — обратилась к мужчине невеста, удерживаемая толпой мужиков на месте. Вот это я понимаю, женщина она одна, а рядом такой гарем, — ведите сюда этого кретина, я рожаю!

Надо ли говорить о том, какого же было удивление врача, медбрата и водителя скорой помощи, которые застали беременную женщину в окружении четырех мужчин и парочки студентов? Нас сурово оглядели, пока медбрат помогал Марине загрузиться в машину, поинтересовавшись:

— И кто отец?

— Не мы! — открестились дружно друзья и родственники Марины Марьяновны. Врач вскинул брови, покосившись на моего парня, но только в меня вцепился, пока я судорожно пыталась сообразить, почему все никак не дает покоя отчество этой дамы. Не самый подходящий момент, но скорая помощь прибыла, а мозг отчаянно пытался откопать информацию, находясь в состоянии пережитого стресса.

— Сначала детей делают, потом в кусты?

— Нет, это родственники! — крикнула из машины Марина, заставляя работников медицины удивленно присвистнуть.

— Что все?! — поразился врач.

— А семья у нас большая, — буркнул Вениамин. Наконец, точно по волшебству, из здания вылетел тот, кого все так с упоением ждали — Кирилл Ливанский собственной персоной, бросившийся к машине на ходу застегивая зимнее пальто, поскальзываясь на замершей дорожке.

— Мужчина вы кто?!

— Отец! — взвился, пока я с открытым ртом провожала любимого писателя

— Кирилл козел! — зашипела Марина, — сумку мою взял?! Мне ее Машка с Милана привезла…

— Я тебя тоже люблю, дорогая. Я все взял, — радостно крикнул в ответ, забираясь следом за врачом. В суматохе многочисленные друзья-родственники вышеупомянутой пары принялись суетиться, ища свои автомобили, а нас оглянулся Марьян Бенедиктович, сурово кивая на Лексус.

— Поехали, пригодитесь. Потом по домам развезу.

Почему в тот момент никто из нас не сообразил, кто такая Марина, и кто Кирилл, до сих пор загадка. Может стресс, а может что-то другое. Но ведь некогда было разгадывать ребусы, тем более, что на кону стояла жизнь рожающей женщины. Зато свой автограф я получила уже в больнице, когда все успокоилось. Заодно Ливанский радостно сообщил, что в честь рождения сына назовет его Яша.

И скажу вам по секрету: все согласились на имя Яков без нареканий.

В тот сумасшедший вечер я не только столкнулась кумиром, но и услышала пару заветных слов, сказанных тихо на ушко, когда мы остались только вдвоем в темноте совместной квартиры, которую стали снимать с конца ноября. Осторожно обнимая, Ян шепнул на ушко:

— Люблю тебя.

Не знаю, видимо тоже испугался. Однако какая разница, если после этого захотелось по-настоящему взлететь на небеса?

Сейчас я смотрела в желтые глаза, улыбаясь, пока Ян не поставил меня на ноги, торжественно одевая обратно ушастую шапку на мою многострадальную голову. Затем наклонился к надувшей щеки мне, интересуясь:

— Все еще дуешься за панду?

Хорошо, что напомнил, конечно, дуюсь!

— Пфф, — фыркаю, складывая на груди руки. — Одна несчастная игрушка и ту зажал!

— Хорошо, — вдруг беспечно согласился, вызывая у меня подозрения. С чего такие щедрости. — При одном условии.

Навострила ушки, прислушиваясь, пытаясь не поддаваться искушению, пока Кришевский тянул время, с улыбкой глядя на меня. Минуты две стояла неприступной статуей, пока не выдержала, цыкнув:

— Ну?!

— Наденешь еще раз костюм коалы на Хэллоуин!

Застонала, слыша его хохот, шипя от досады. Честное слово, его прах ссыплю в горшок нашего домашнего фикуса, подаренного Женей с Аркашей в знак любви. Так его и прозвали — растение, дарующее любовь. Тьфу.

— Кришевский, — терпеливо бурчу, мрачно глядя на него. — И все-таки, ты дурак!

Конец


Оглавление

  • Акт 1 — Вступительный
  • Акт 2 — Где наша героиня попадает в «попадос»
  • Акт 3 — О действиях, ведущих к противодействию
  • Акт 4 — О козлах, которые совсем не принцы
  • Акт 5 — О том, как пройти в библиотеку
  • Акт 6 — О химической реакции и ее последствиях
  • Акт 7 — О нежданных сюрпризах и удачных встречах
  • Акт 8 — О воде и ее волшебных свойствах
  • Антракт — Боевые коалы на сверхзвуковой
  • Акт 9 — О бэд боях, мамах и морковных маффинах
  • Акт 10 — О десяти первых поцелуях
  • Акт 11 — Об амазонках с краев немецких
  • Акт 12 — О том, как демонов укрощать на Хэллоуин
  • Акт 13 — Я — Жозефина!
  • Акт 14 — О том, кто твой злейший враг
  • Акт 15 — О том, что пить вредно
  • Акт 16 — Заключительный
  • Финал