По ту сторону... [Елена Шаповалова] (fb2) читать онлайн

По ту сторону…

Часть I. Финн Глава первая. Строптивое Хранилище

Во время часовой перемены все ученики школы высыпали во внутренний дворик, оборудованный коваными с витиеватыми узорами лавочками и качелями. В центре двора располагался небольших размеров аккуратно стриженый газон для спортивного творчества. Здесь желающие и особо талантливые могли в свободной форме практиковать полученные на уроках навыки или играть во «Флайбол». В эту игру, как правило, играли опытные старшеклассники. И сейчас было время игры. Суть ее заключалась в умении быстро отправить шар в ворота соперников, вовремя и силой собственной мысли изменив траекторию его движения в воздухе и внешний вид, сохраняя главное условие — каким бы предметом не стал шар — он всегда должен иметь круглую форму и быть небольших размеров, как спортивный мячик. Вот и сейчас через весь газон, на котором расположились игроки, летел мяч, подозрительно напоминающий апельсин.

Финн сидел в стороне от общего веселья, расположившись на земле под сенью низкорослого дуба. Его ветви склонялись так низко, что защищали не только от солнца, но и любопытных глаз. Уже прошло три месяца, как Финн начал обучение в школе Хранителей, но друзей завести еще не успел, да и особо не стремился к этому.

Он знал, о чем шепчутся за его спиной одноклассники. Он — сын башмачника, хуже того, башмачника-джентри. Уважаемый род и такая неуважаемая работа. Это совсем не способствовало популярности Финна среди сверстников. Скорее это был нонсенс. Позор. Будь он из семьи лепреконов, никто бы так не осуждал и не презирал его отца и его самого. Испокон веков лепреконы занимались этой неблагодарной работой наряду с добыванием золота и строительством подземных лабиринтов. Более того, некоторые отпрыски из семей лепреконов и их ближайших родственников клуриканов учились в школе Хранителей наравне с другими сидами.

Сейчас другое время. И представители всех родов, не только джентри, могут учиться на Хранителей и в будущем стать учителями, магами или врачевателями.

Конечно, все семьи сидов берут свое начало от Великой Богини Дану, они Туата де Дананн — народ одной богини. Но долгое время именно джентри обладали большей властью, занимали высокие посты, были главными полководцами, учеными и руководителями. В войне, в миру и в прогрессе джентри вели за собой иные роды сидов — эльфов, гномов, гроганов, лепреконов, пуков.

Тем более унизительно быть сыном башмачника и одновременно джентри. О нем шептались, его дразнили, и никто открыто не хотел с ним дружить. Но Финна это вполне устраивало, его никто не трогал, и он мог побыть в одиночестве, к которому так привык с малых лет, с тех пор, как умерла его мама. И он мог часами предаваться фантазиям. Его воображение рисовало другие миры, о существовании которых никто не знает, диковинных существ и животных. И в этих фантазиях Финн был героем-первооткрывателем, магом и Хранителем Огня.

Отец был против его поступления в школу Хранителей, но Финн готов был пойти на что угодно, лишь бы не стать башмачником как он. А магия, научная и практическая, которую им преподавали в школе, открывала путь в непознанное и для большинства сидов невозможное. Конечно, была и другая сторона обучения — это врачевание. Многие Хранители после окончания школы выбирали для себя служение Королевству Даннов как врачеватели и занимали высокие государственные должности или участвовали в миссиях спасения и помощи другим родам сидов в самых отдалённых уголках королевства.

Финн поморщился от одной только мысли о такой перспективе. Нет, он определенно не желает стать врачевателем. Он будет магом, магом-хранителем и обязательно прославится. И тогда уже никто не сможет упрекнуть его в том, что он сын башмачника. Или…сможет? На худой конец, можно остаться школе и быть мессиром-преподавателем, как учитель Скандлан.

Финн отчаянно замотал головой, отгоняя мысли о «худом конце» и внезапно возникший образ учителя. Высокий, сухой как жердь, мессир Скандлан возник в его воображении так четко, что ему удалось даже разглядеть выпуклые вены на его длинной руке, которая тянулась к нему со скрюченными пальцами, и внезапно, больно ухватив за плечо, затрясла его…

— Осторожно!

Громкий окрик послышался в тот самый момент, когда Финн, очнувшись от боли в плече, резко выпрямился во весь рост. Перед глазами промелькнуло что-то ярко-красное и замерло перед его носом. Не шелохнувшись, Финн не отрывал глаз от повисшего в воздухе яблока. Каким-то образом шар-яблоко покинуло пределы игрового поля и чудом не попало ему в лицо.

— Отомри! — и яблоко упало в руки к подбежавшей девочке с рыжими косичками.

— Молодец, Уна!

— Вот эта реакция!

Отовсюду послышались восхищенные возгласы.

— Ты в порядке? — чуть склонив голову на бок и с интересом его разглядывая, спросила она.

Финн замотал головой, не в силах вымолвить ни слова и не смея поднять на нее глаза. Он не знал, что его больше напугало: неожиданное появление яблока или то, что Уна заговорила с ним.

— Ну ладно, — она слегка пожала плечами и, развернувшись, побежала обратно к игровому полю.

Невероятно, Уна заговорила с ним! На слабых ногах Финн опустился на свое место и посмотрел ей вслед.

Подбежав к самому высокому старшекласснику — кажется, его звали Туатл — Уна передала ему шар. Склонившись к ней очень низко и положив ей руку на плечо, Туатл что-то говорил ей на ухо. Потом, резко выпрямившись, Туатл сказал как можно громче:

— На правах капитана я предлагаю Уне стать частью нашей команды. И не смотря на то, что она первокурсница, думаю, нам пригодятся ее умения. Пора влить свежую кровь в нашу игру!

Началось оживление не только среди участников «Флайбол», но и других учеников. До этого момента старшеклассники никогда не допускали младших учеников к своей игре.

Финн видел, как некоторые участники игры подходили к Уне и поздравляли ее. Кто-то спорил с Туатлом. Большинство младших школьников с восхищением поглядывали на Уну.

А она стояла среди поднявшегося шума и благосклонно принимала поздравления.

Уна… Самая красивая девочка школы и одна из самых талантливых и способных. Финн вспомнил, что Уна пришла в их класс гораздо позже начала учебного курса и сумела за короткий срок догнать и даже перегнать своих сверстников. Мессир Скандлан любил отмечать успехи Уны на своих уроках. Она была последней, кого принял в свои ученики старый Хранитель.

Это случилось через девятнадцать дней после начала учебы, Хранитель ввел девочку в класс и представил как Уну Бирн. Класс отреагировал шумно и оживленно. Многие со своих мест выкрикивали приветствия и свои имена, кто-то даже предлагал занять свободный стул рядом с ним. Финн не мог оторвать глаз от новенькой. Тонкая как тростинка, с лучистыми светлыми глазами она стояла в центре класса, освещаемая солнечным светом, который мягко лился через большое окно класса. Ее волосы, словно медные проволоки, были заплетены в две длинные косички и спускались почти до пояса. Спокойная, с доброжелательной улыбкой она отвечала на приветствия и доносившиеся со всех сторон вопросы о том, откуда она родом, кто ее родители и где она живет. В ее голосе не было робости, она старалась ответить каждому.

Так Финн узнал, что она не знает своих родителей, что ее воспитывала тетушка из рода альбов (родственников эльфов), переехала она с севера, а сейчас вместе с тетей заняла дом, ранее принадлежащий губернатору города, дальнему родственнику тети. Класс одобрительно шумел, а вопросы все сыпались и сыпались.

— У тебя уже есть пара? — стараясь перекричать остальных, задал вопрос сосед Финна, рыжий гном Эоху. — Если нет, я могу ее составить!

Дружный смех одноклассников был ему поддержкой. Уна улыбнулась Эоху и ничего не ответила. Ее взгляд зеленых глаз встретился со взглядом Финна. На мгновение ее приветливая улыбка потускнела. Она очень быстро отвела свой взгляд и поспешила занять место в первом ряду, на которое ей указал Хранитель

— Принцессы не влюбляются в башмачников, — Эоху толкнул его локтем в бок и противно захихикал.

Финн остался сидеть, не поднимая головы, с подступившими чувствами стыда и разочарования.

А сейчас, когда она первая заговорила с ним, он не смог выдавить из себя ни звука. Финн покряхтел немного, прочищая горло. Вдруг, он, в самом деле, потерял голос и тогда, ему не было бы так стыдно сейчас.

— Привет…. Да… все нормально, — потренировался говорить Финн низким голосом, и тот, к сожалению, ему подчинился. Лучше бы он онемел навсегда.

— Ну все, ребята, пора закончить игру… победой! — Туатл хлопнул в ладони, и участники разбежались по полю, каждый на свое место.

Он коротко что-то объяснил Уне, указывая рукой на игровое поле. Кивнув, девочка побежала к противоположному краю. В этот момент Туатл повернулся к месту, где сидел Финн и прямо посмотрел на него. И не смотря на расстояние, Финн был готов поклясться, что ничего хорошего в этом взгляде не было. Он словно предупреждал его. Только вот о чем? Играть он не умеет, ментальными силами пока не владеет, возможно, дело в Уне. Может она нравится не только ему, Финну?

Финн не помнил, когда закончилась перемена и все учащиеся потянулись внутрь школы, каждый в свой класс.

Он очнулся от того, что кто-то настойчиво его тряс. Рука Хранителя Скандлана покоилась на его плече и была точь в точь как в его видении, вся испещренная глубокими морщинами и высохшими от времени венами. Встрепенувшись, Финн растерянно посмотрел по сторонам и увидел вокруг смеющиеся лица одноклассников. В классе стоял хохот. Сосед справа, Рыжий Эоху, казалось, покатывался со смеху громче остальных, держась обеими руками за живот.

Все смотрели на него, а кто-то даже тыкал пальцем. От стыда он готов был провалиться сквозь землю прямиком к гномам-рудокопам. Он заснул на уроке!

— Мистер Форк, на всех ли уроках Вы спите? Или только мои уроки кажутся Вам столь скучными? — мессир Скандлан пытливо заглянул Финну в глаза своими белесыми от старости глазами.

— Я… мне…, - начал Финн и запнулся.

Дети зашлись в истерическом хохоте.

Хранитель, отпустив, наконец, плечо Финна, поднял руку вверх, приглашая класс успокоится. И все затихли.

— Хорошо ли Вы спите по ночам? — продолжил свой допрос учитель.

Финн молчал. Да и что он мог ответить? Сообщить во всеуслышание, что до поздней ночи он помогает отцу в его башмачной мастерской? Чтобы его дразнили еще больше, обзывая башмачником? Или чего хуже указали ему, жалкому подмастерье, на дверь? Подмастерье башмачника, возомнившийся стать хранителем-магом! Удивительно, что ему вообще удалось пройти отбор и стать одним из учеников самого Скандлана!

— Действительно, удивительно! — рефреном его мыслям отозвался мессир, словно он их прочитал. — Возможно, тогда стоит определиться, что важнее и уже обеими руками ухватиться за предоставленный шанс обучаться у меня?

Глаза Финна в изумлении расширились. Хранитель читал его мысли. Более того, он на них отвечал.

— Ему здесь не место, — послышался шепот с дальних рядов и уже громче добавил, — соням и сыну башмачника не место среди учеников Хранителя.

Финн узнал этот голос. Он принадлежал Арту Харви — сыну влиятельных джентри. Умный и воспитанный как маленький господин, Арт на многих привык смотреть свысока.

Подбадриваемые ядовитыми фразами Арта одноклассники снова зашумели. Лепреконы по соседству начали дразнить Финна соней, Эоху над самым ухом жаловался, что тоже хочет спать, девочки-эльфийки, воспользовавшись моментом, перешептывались о своем.

Уткнувшись в книгу, Финн старался не обращать внимания на обидные шутки и ни на кого не смотреть, особенно в ту сторону, где сидела Уна. Он не смог бы в дополнение к имеющемуся позору пережить еще и ее насмешливый взгляд. Провалиться бы сквозь землю, прямиком к гномам!

Тем временем Хранитель, перестав буравить пристыженного Финна своим пытливым взглядом, усталой шаркающей походкой отправился на свое учительское место. Он никогда не ругал свой класс за отсутствие дисциплины и позволял каждому высказаться, проявить себя, возможно, даже пошалить. Но стоило ему поднять руку вверх, как все тут же замолкали, как по волшебству. Вот и сейчас, удобно устроившись в своем кресле возле окна, Хранитель одним жестом призвал детей к тишине.

— Нет ничего зазорного во сне, мистер Арт Харви, как и в труде башмачника, — назидательно сказал он. — Сон восстанавливает силы организма, тем самым продлевая жизнь физическому телу. А результаты работы башмачника позволяют Вам в данный момент, раскачивая ногой под столом, хвастаться новыми ботинками.

Все повернулись к Арту, чтобы посмотреть на его ноги. Покраснев до макушки, тот постарался задвинуть ноги поглубже под стул.

— Все, что мы делаем или не делаем, имеют свою первопричину и последствия. Для всего находиться время, и для сна, и для учебы и для хвастовства. Что касается Вас, мистер Финн, я настоятельно рекомендую Вам задержаться после занятий. Пожалуй, я знаю, как помочь Вам сосредоточиться на учебе.

«Заставит читать толстенные пыльные книги из истории сидов», — подумал Финн. А разве у него есть время на чтение? И что он скажет отцу, когда не вернется вовремя домой?

— Финн Форк! — повысил голос Хранитель и, схватив посох, который стоял в углу рядом с креслом, направил его в сторону Финна.

Сухая жердь чудесным образом удлинилась и принялась громко стучать по столу Финна. В классе стояла мертвая тишина, все знали, что Хранитель сердиться.

— Какое первое правило моих занятий? — спросил тот напуганного Финна.

— Никакого внутреннего монолога, — голос Финна почти перешел в шёпот.

— Верно. Но почему?

— Потому что наше сознание должно быть открыто новой информации, развиваться, без предрассудков, страхов, чужих мнений и иллюзий, — уже смелее ответил Финн.

— А когда наш ум находиться в диалоге с самим с собой, где при этом наше внимание?

— В прошлом или в будущем, мессир.

— Хорошо. А где ему и вместе с ним Финну Форку следует находиться вовремя моих занятий?

— Здесь и сейчас, — Финн виновато понурил голову. — Извините, мессир.

— Хорошо, — Хранитель был удовлетворен, и посох, перестав стучать по столу, отправился на свое место тем же путем, каким и прибыл. — Предлагаю продолжить наш урок. Мисс Уна Бирн, если Вы готовы продемонстрировать всему классу свои первые самостоятельные опыты, мы будем рады наблюдать это. Прошу.

Уна вышла в центр класса. Ее спокойный взгляд лишь на секунду задержался на Финне, и он заметил, как легкая ободряющая полуулыбка коснулась ее губ.

Она подняла руки вверх, и воздух возле нее стал закручиваться в воронку. Финн смотрел не отрываясь. Сейчас, в лучах заходящего солнца, ее волосы казались ему струями растопленного золота, добываемого в недрах земли гномами-старателями. Остаток урока он ничего не слышал и не замечал, внутри него звенела завораживающая тишина.

Когда все ученики, кроме провинившегося Финна, покинули класс и шум их шагов стих за дверью, мессир Скандлан тяжело поднялся со своего кресла и жестом поманил его следовать за ним.

Подсобное помещение примыкало к просторному классу через маленькую дверь в стене и считалось учительским кабинетом. В нем не было ни окон, не стульев, и царил полумрак. Имеющееся пространство все было завалено различными колбами, банками и прочими склянками необычных форм. Кое-где на столе и даже на полу лежали раскрытые книги, некоторые картинки Финн сумел разглядеть в полутьме. Но лучше бы он этого не делал. Картинки на страницах, как показалось юному джентри, изображали устрашающих размеров незнакомых существ, с выпученными глазами или с большим количеством конечностей. Назвать эти конечности руками и ногами у Финна не повернулся бы язык. Он почувствовал, как мурашки побежали по коже, ему стало не по себе, и он взглядом поискал белую фигуру Хранителя.

Хранитель подошел к самому темному месту в кабинете и, отдернув то, что оказалось портьерой, обнажил белую сплошную стену. Не оборачиваясь, он жестом пригласил Финна приблизиться. Вблизи ему удалось разглядеть, что стена выложенная камнем, была неровной и имела много небольших выступов, которые словно ступеньки поднимались вверх от самого пола. Правой рукой Хранитель стал водить по стене, ощупывая каждый попадавшийся выступ. Казалось, он это делает вслепую, то замирая, будто прислушиваясь к чему-то, то снова лихорадочно шаря по стене рукой. В какой-то момент раздался легкий щелчок, и часть стены со сварливым скрипом сдвинулась вглубь, обнаруживая лестницу, уходящую в еще большую темноту и неизвестность.

Хранитель вступил на первую ступень и повернулся к Финну.

— Смелее, — сказал он и заговорщицки подмигнул.

Финн вошел в темноту. Спускаясь практически на ощупь, он старался не упускать из виду белеющую в темноте спину учителя. От ступенек веяло холодом, это чувствовалось даже сквозь обувь. Несколько раз Финн ловил себя на том, что дрожит, то ли от холода, которым, казалось, был пронизан весь проход, то ли от волнения и странного предвкушения.

Хранитель неожиданно резко остановился и юный джентри практически налетел на его спину, уткнувшись в нее носом. Финн всем своим существом ощутил исходившую от, казалось бы, дряхлого тела старика силу и мощь. От столкновения тот даже не шелохнулся.

— Слишком темно, чтобы идти дальше, — сказал учитель. — Нам нужен свет.

«То есть до этого непроглядная тьма была ему … проглядна», — ошарашенно подумал Финн, потирая нос после его встречи с твердой спиной Хранителя.

— Хранители могут хорошо видеть в темноте, даже несмотря на преклонный возраст, — отозвался тот.

— Видеть в темноте и читать чужие мысли, — буркнул себе под нос Финн, недовольный тем, что учитель снова его «подслушал».

— И это еще не все! — хмыкнул Хранитель и громко хлопнул в ладоши.

В ту же секунду проход заполнился светом и странным слабым стрекочущим звуком.

От неожиданности Финн отступил на шаг и чуть было не потерял равновесие. Стены коридора были усеяны странными жучками, от частого трепетания крыльев которых исходил свет и … тепло.

Финн резко отдернул руку от жучка, которого он рассматривал так подробно, что решился потрогать, и почувствовал, как его пальцы обожгло что-то горячее.

— Что это? — спросил он.

— Лампириды, — ответил Хранитель, — Photinus Lantern, если быть точнее. Разновидность этих жучков предпочитает обитать в сырых темных местах, стоит их потревожить, они начинают излучать свет и тепло. Гномы-рудокопы очень часто пользуются услугами лампирид, работая под землей.

Идем, у нас не так много времени, а весь путь еще впереди.

Хранитель развернулся и поспешил вниз. Финн последовал за ним, стараясь не отставать и при этом любоваться работой маленьких чудо-жуков.

Спуск действительно оказался очень долгим. Лестница все время петляла среди каменных светящихся стен и, никак не хотела заканчиваться. В какой-то момент Финну стало казаться, что они ходят по кругу. Он боролся непреодолимым желанием сесть прямо здесь на холодные отполированные ступеньки и остановить усиливающееся головокружение и подступившую тошноту.

— Осталось немного. Не отставай!

За Хранителем будто кто-то гнался, так быстро он сворачивал в очередной виток лестницы, не замедляя свой ход ни на мгновение. Финн стал раздраженно подозревать, что Хранитель никакой и не старик вовсе, что седина и морщины лишь для отвода глаз, а на самом деле под белым саваном одежды скрывается тело молодого и выносливого сида. Других объяснений, при этом не унижающих самого юношу, просто не находилось.

— Мы на месте, — сказал учитель Скандлан и резко остановился.

«Наконец-то!», — с облегчением подумал Финн, снова не успев затормозить вовремя.

Потирая ушибленное место (на этот раз подбородку не поздоровилось встретиться со спиной Хранителя), Финн выглянул из-за его плеча. На его глазах очередной поворот крутого зигзага превращался в выдвижную стену, отрывавшую проход в зал огромных размеров. Им оставалось спуститься пару ступенек в виде громоздких каменных плит. Но даже отсюда открывался вид, захватывающий дух.

Словно огромная улитка, многочисленные ряды стеллажей закручивались вокруг каменного столба, расположенного посередине и имевшего такие размеры, что не хватило бы и сотни сидов, чтобы обхватить его. Ему не было ни начала, ни конца. Казалось, что он пронизывает все здание школы (вполне возможно он тянется до неба, но почему тогда его до сих пор никто не заметил там, снаружи?!) и уходит глубоко в недра земли.

Каждый стеллаж был точной копией следующего.

«Словно стоящие по стойки смирно солдаты», — пришло в голову Финна удачное сравнение.

На полках стеллажей такими же стройными рядами расположились книги. Много книг. На некоторых стеллажах были прикреплены надписи с названием того или иного школьного предмета или науки.

Легко перепрыгнув через последние ступени, Хранитель подошел к ближайшему ряду стеллажей и повернулся к Финну, как бы приглашая его сделать то же самое.

— Ну, что ты думаешь об этом? — спросил Хранитель и для пущего эффекта развел руки в сторону, предлагая вместе с ним восхититься этим местом.

— Думаю, Вы привели меня в библиотеку, — ответил Финн и добавил, — и, видимо, намерены заставить прочитать все имеющиеся здесь книги. В наказание.

Хранитель громко рассмеялся. Своды Хранилища, на редкость высокие, учитывая, что оно располагалось под землей, эхом подхватили и распространили этот смех.

— Да, это библиотека. А если быть точнее, Великое Хранилище Всех Книг, когда-либо написанных за всю историю сидов. Между прочим, все они написаны лучшими представителями твоего рода. И нет, у меня и в мыслях не было заставить тебя все это перечитать. Не смотря на то, что это было бы очень интересно и полезно, и, несомненно, забавно посмотреть, как бы ты это сделал, но никому до сих пор этого не удавалось. Хранилище бесконечно и информация в ней содержащаяся безгранична.

— То есть это все написали джентри?

— Да, лучшие из лучших. О каждом важном событии, о каждом народе Великой Богини Дану о каждой войне, праздновании, смене власти и тому подобное. Здесь хранятся все мысли, идеи, фантазии и другие плоды вдохновения сидов. Род джентри пошел от первого сида, решившего посвятить свою жизнь летописи народов. И пока гномы и лепреконы добывали руду и золото, охраняли сокровища, эльфы заботились о природе, а гроганы и пуки защищали леса и болота, джентри описывали все это. Среди них были известные полководцы, мудрые государственные мужи, Хранители огня и врачеватели, ученые-первооткрыватели, искусствоведы, писатели, художники и летописцы. И каждый оставил после себя тома наблюдений, открытий, впечатлений и биографий. Таковы твои предки. Умные, прогрессивные, смелые и любознательные. И у меня есть основание полагать, что и ты такой.

Старый учитель замолчал, давая возможность Финну переварить услышанное и увиденное.

Мысли юного джентри скакали, словно неукрощенные водяные кони. Сердце билось так громко, что Финн готов был поспорить, что его слышит даже Хранитель. Ему было лестно, что учитель был о нем высокого мнения и был уже готов возгордиться только от одного факта, что именно его он привел сюда, пока тот не произнес:

— Поэтому я хочу, чтобы ты здесь навел порядок. На стеллажах скопилась пыль, книги стоят неровно, многие надписи перекосились.

Грубая реальность ворвалась в мир Финна. Поэтому…?! Потому что он, как и его предки-джентри, умный, любознательный и смелый? Поэтому он должен здесь убраться? В этом Хранилище, у которого нет ни начала, ни конца? Да он до скончания веков не управиться! А что он скажет отцу? Он и так уже сегодня непростительно опоздал.

— Не обязательно сегодня это делать. У тебя есть время до Праздника Клевера.

Финн молчал. До праздника Клевера порядка четырех полных лунных циклов. А тут работы на столетия, если не больше.

— Если хоть что-нибудь скажешь, это избавит меня от необходимости напрягаться, чтобы услышать, о чем ты думаешь. Тем более, когда у тебя в голове такой шум.

Финн посмотрел в глаза учителя и увидел в них пляшущие смешинки.

И в тоже мгновение он решил, что все это — невыполнимое задание, подземное Хранилище, бесконечная лестница, жучки-светлячки, тонны книжных фолиантов, расположившиеся на деревянных стеллажах, полки которым заменяли толстые ветвистые стволы, и наконец, смеющиеся глаза мессира Скандлана — очередной сон, фантазия, в которую он снова провалился и не заметил.

А если он снова заснул на уроке? Нужно срочно пробуждаться.

Зажмурившись, Финн стал отчаянно щипать себя за правое запястье. Было больно, но он все щипал и щипал, для пущей уверенности, что когда он очнется — все это окажется лишь дурным сном. Но когда он, приоткрыв один глаз, решил осторожно осмотреться, единственное, что он увидел, это внимательно наблюдавшего за ним Хранителя.

— Ну как, — с неподдельной заботой в голосе осведомился Хранитель. — Не выходит? Ты так сильно хочешь, чтобы это было сном?

Финн виновато кивнул. Он был уверен, что не справится с заданием.

— Что будет, если я не управлюсь к назначенному сроку? — жалобно спросил он.

— Станешь башмачником, — равнодушно пожал плечами мессир Скандлан, — видимо, это то, что ты хочешь.

Из глаз Финна брызнули слезы. Больше всего в жизни он не хотел становиться башмачником, как его отец.

— Не наказывайте меня, мессир, прошу Вас… Клянусь Вам, больше всего на свете я мечтаю быть Хранителем, как Вы. Дайте мне другое наказание, клянусь, я его обязательно выполню… — слезы ручьем лились из его глаз, а он, всхлипывая, не переставал их вытирать оттянутым рукавом свитера. Ему было стыдно и страшно одновременно.

— Однако сколько клятв, юноша, — поморщился Хранитель. — И слово-то какое употребил… «наказание». С чего ты вообще взял, что я хочу наказать тебя, дав это задание?

Повернувшись к Финну, он пытливо посмотрел в его заплаканное лицо и спросил:

— Ответь мне вот на какой вопрос. Ты хочешь стать Хранителем, чтобы не быть башмачником, как твой отец?

Все еще всхлипывая, Финн отрицательно замотал головой.

— Когда я был маленький, мама рассказывала, что раньше существовали маги, способные ходить сквозь время и пространство, открывая новые миры. И что я, когда вырасту, могу стать таким магом или кем только захочу. А когда она умерла, я поклялся, что стану первооткрывателем миров и найду тот мир, в который ушла она.

— Но Хранители не такие маги, — уточнил учитель.

— Не важно. Они маги. И я хочу стать магом, — Финн подумал немного и добавил, — мой отец тоже мог стать магом, но предпочел стать … башмачником, и он не одобряет мой выбор.

— Как ты не одобряешь его, — понимающе кивнул Хранитель.

Финн запротестовал:

— Я не не одобряю… Я… — он запнулся.

— Презираешь, стыдишься… — подсказал Хранитель.

Юноша виновато склонил голову.

— Ничего, — Хранитель похлопал его по плечу, — Чтобы научиться уважать выбор другого сида, нужны не просто понимание, терпение и мудрость, но и умение уважать свой собственный выбор. Идти за ним, не сворачивая, не теряя веру в себя и в то, что стало твоей целью. Придет время, поймешь.

— Вы не исключите меня из школы? — с надеждой спросил Финн.

Хранитель расхохотался.

— Конечно, нет. Я поддерживаю тебя в твоем стремлении стать магом и не хочу, чтобы ты сворачивал с пути. Более того, — Хранитель положил руку ему на плечо и заговорщицки добавил: — я верю, что ты найдешь способ справиться с моим заданием. Не зря же я выбрал именно тебя из десятков твоих конкурентов. Я увидел в тебе настырного, смышлёного и любознательного джентри, с задатками хорошего фантазера. И ты единственный из учеников, кто теперь знает о Хранилище. Определенно, ты справишься, я не сомневаюсь.

— Но я не знаю… как… — голос Финна был растерян. Он обводил библиотеку взглядом раз за разом, но ему никак не удавалось охватить ее целиком. — Хранилище же бесконечное, Вы сами сказали…

— Примени смекалку. Вспомни все, что мы успели пройти на уроках. Включи воображение, наконец, тем более что тебе это всегда удавалось лучше других.

Ободряюще похлопав еще раз Финна по плечу, Хранитель усталой походкой направился к выходу.

— Вы уже уходите? — Финн еле сдерживался, чтобы в отчаянии не закричать.

— Угу, — отозвался учитель, не оборачиваясь. — И тебе не советую задерживаться, чтобы не волновать отца. Приступишь с завтрашнего дня. Только обязательно предупреди мистера Форка. Приходи сюда по вечерам после занятий. И я надеюсь, ты запомнил дорогу в Хранилище? Главное, внимательно прислушиваться, тогда сможешь легко открыть любую дверь.

Финн смотрел, как удаляется статная фигура Хранителя. На первых ступенях, тот неожиданно обернулся и произнес:

— Запомни, время здесь течет по иному, несколько часов в Хранилище равняются всего лишь коротким мгновениям на поверхности. Удобно, не правда, ли? — Хранитель подмигнул. — Бывает, копаешься в книгах всю ночь, а поднимаешься наверх, прошло всего- то ничего и еще целый день впереди. И еще кое-что, Хранилище — это сокровенное место, которое живет по своим законам. На случай если вдруг ты заблудишься или проход закроется, иногда так бывает, просто подумай о выходе — он и появится.

Хранитель скрылся в темноте прохода. Через какое-то время Финн услышал хлопок и проход осветился.

Финн повернулся к лабиринту стеллажей. Он остался один. Можно уже и поближе познакомиться с тем, что здесь хранилось.

Но как только он поднес руку к первой книги ближайшего стеллажа, неожиданно раздался голос Хранителя, что заставило джентри подпрыгнуть на месте:

— Да, чуть не забыл! Книги в руки не бери, они не любят праздного любопытства, — голос Хранителя глухо звучал из глубины коридора, но у Финна было четкое ощущение, что он совсем рядом и все видит. — Нужная книга сама выберет тебя, если уж на то пойдет.

Немного подождав, Финн скорее почувствовал, чем догадался, что остался совсем один. В Хранилище установилась священная тишина, даже лампириды перестали стрекотать и совершать свою работу. Скоро все здесь погрузиться в темноту.

Как сказал Хранитель, применить смекалку и воображение? Что ж, это он умеет. Улыбнувшись своим мыслям, Финн несколько раз похлопал в ладоши. Эхо тотчас подхватило звук и разнесло по книжному лабиринту. Потревоженные лампириды, расположившиеся на потолке и кое-где на стенах Хранилища, вновь принялись за свою «светлую» работу.

Финн принялся не спеша обходить Хранилище, читая надписи и запоминая расположение стеллажей.

Раздел 2.1. «История возникновения народа Туата де Дананн» — пять стеллажей. Интересно, что можно было написать о появлении народа сидов аж в таком количестве книг…. Раздел 3.5. «Математические науки» — двенадцать!!! Стеллажей, 4.1. «Химия», 5.5. «Природоведение» и т. д.

Причудливые конструкции книжных стеллажей, казалось, были сплетены из неизвестного дерева самой природой. Вместо полок книги каким-то чудесным образом располагались на толстых переплетённых между собой ветках, совсем не проваливаясь в образовавшиеся в них просветы. Все это дышало, жило и, казалось, было одним целым. Хранитель был прав, это настоящий живой организм. Финн не удивился бы, узнай он, что стеллажи сообщаются между собой посредством невидимых корней.

— Тринадцать точка два. История че-ло-ве-чест-ва, — прочитал по слогам незнакомое слово Финн.

Двадцать или больше стеллажей насчитал Финн, сказать точнее было нельзя, так как часть из них уже скрылась за очередным поворотом книжного лабиринта.

Что ж это за человечество такое, об истории которого потребовалось столько книг написать? А если они будут проходить это предмет на старших курсах? От одной только мысли ему стало страшно. Читать столько книг? Кто это осилит? Жаль, что он ни с кем не общается из старшеклассников, можно было бы поинтересоваться у них, изучают ли они такой предмет как «Человечество». Или спросить у мессира Скандлана?

Финн протянул руку к ближайшей книге. Он совсем не хотел брать ее в руки, он хотел лишь смахнуть пыль с ее корешка, чтобы подробнее разглядеть ее название. Возможно, оно прояснило бы смысл незнакомого слова.

Невообразимо, но книга с противным визгом вдруг отодвинулась вглубь шкафа подальше от его пальцев. Можно подумать, он совершил святотатство.

«Больно надо. Здесь и другие есть», — подумал Финн и потянулся к следующей книге. Но все они в священном ужасе прятались в глубине. Остались лишь несколько книг на верхней полке, но чтобы дотянуться до них, потребовалась бы лестница. Финн вспомнил, что видел передвижную лестницу возле раздела «Литература». Вдохновленный новым планом, он бегом отправился на поиски лестницы.

Он пробежал не один круг, прежде чем остановился, чтобы перевести дыхание. Он и не предполагал, что мог столько пройти пешком, этого не заметив. Финн поднял глаза на название раздела.

«20.5 «Спорт», — прочитал он. Но это невозможно! Он шел по порядку и не мог бы пропустить этот раздел. И как он может располагаться впереди раздела «30.2»?

Финн посмотрел на стеллажи на противоположной стороне прохода. Табличка гласила: «20.5 «Физические возможности, рекордные достижения сидов». Да, Хранилище издевается над ним!

Он предпринял новую попытку. Еще один круг и вконец вымотанный и запыхавшийся Финн вновь стоит на том же месте у спортивного раздела. Поиски тщетны. Хранилище не желало повиноваться прихотям гостя.

Обессиленный джентри повалился на прохладный пол в центре прохода подальше от стеллажей — а то чего доброго книги решат завалить его с ног до головы — и решил обдумать сложившуюся ситуацию.

Первое, он не знает, как выполнить задание учителя. Второе, Хранилище живое и своенравное. Третье, однако, он единственный из учеников, кого сюда привел Хранитель. Четвертое, он обязательно найдет способ укротить библиотеку и выполнит задание. Пятое, а за это он попросит учителя рассказать ему о предмете со странным названием «Человечество». А возможно и посвятить его в тайны магии, которые обычные ученики не проходят.

Размышляя, Финн и не заметил, как улетел в страну грез и уже диктовал условия Хранителю. Настроение его улучшилось, и он готов был выбираться отсюда. Как только он подумал о выходе, он почувствовал, как сдвинулся проход, в котором он лежал, и, наконец, показался выход из книжного лабиринта.

Шустро вскочив, Финн побежал к выходу, даже не обернувшись. Завтра. Он продолжит завтра. А сейчас ему пора домой к отцу.

Глава вторая. Сказка семьи Форк

К тому времени как он выбрался из Хранилища, город накрыли сумерки. То тут, то там, поочередно, загорались городские фонари, а в некоторых домах уже разжигали камин (в сентябре ночами заметно холодало) и из труб начинал струиться сизый дым.

Финн окинул взором открывшуюся ему картину вечернего города и вдохнул воздух полными легкими. Пахло гарью, сырость и … пирогами. Он повернул голову по направлению вкусного запаха. Видимо, в доме эльфов, ближайшем к школе, готовили вкусный ужин. На секунду ему вдруг стало грустно. В их доме давно не пахло пирогами, с тех пор как не стало мамы.

Ему стало одиноко, и даже захотелось вернуться обратно в Хранилище. Финн обернулся, чтобы посмотреть на школу. Укрытое сумеречным сиреневым дымком величественное здание школы возвышалось в центре площади Согласия и тоже казалось одиноким, без света в окнах и привычного крика и топота ног своих многочисленных учеников.

Раньше, много веков назад, это здание принадлежало первым потомкам Богини Дану. И все члены рода первых сидов по мужской линии становились впоследствии Хранителями Огня, то есть ведающими магами. Ходят слухи, что каждый такой Хранитель был с рождения отмечен Богиней в виде восьмилучивой огненной звезды — символа Солнца. Но никто ни разу не видел на теле Хранителей такого символа.

«Интересно, Хранитель Скандлан имеет такую отметину?», — подумал Финн, пробегая взглядом по темным окнам школы. Тогда это доказывало бы его принадлежность к избранным потомкам Богини? Но Финн об учителе знал тоже, что и остальные. Точнее ничего не знал. Никто даже не мог точно сказать, какого он возраста (обычно назывались цифры в 200, а то и в 300 лет, но Финн не верил в это), никто также не знал, в какой момент Хранитель появился и основал в этом здании школу. Но все сходились в одном — мессир Скандлан великий сид, чудотворец и врачеватель. И благодаря ему двери школы открыты для представителей всех семейств Королевства.

Во многом благодаря мессиру Скандлану, школа стала символом Объединенного Королевства. Сюда отправляли учиться самых способных и многообещающих отпрысков эльфов, гномов, лепреконов, гроганов, джентри, само собой, и даже пуков и баньши (хотя последних мало кто мог встретить).

Финн слышал, что в параллельном классе учиться пук по имени Клаус, но сам лично ни его, ни других пуков он ни разу не встречал.

Пуки — самый воинственный и злобный род сидов. Они до последнего не желали примыкать к Объединенному Королевству и подчиняться общим законам. Суеверные сиды считали, что они поклоняются фоморам, а не Богине Дану. И лишь полвека назад первые представители рода пуков, наконец, вступили в Общий Совет.

Но и сейчас большинство пуков отказывались селиться в городских кварталах, предпочитая проживать кланово, зачастую военными лагерями, где-нибудь на окраинах королевства.

Другие же народы Королевства с удовольствием обживали города, занимались хозяйством, строили дома, развивали науки, отправляли своих детей учиться. Объединенное Королевство давно не знало войн и потому процветало.

Оставив здания школы далеко позади, Финн вприпрыжку спускался по широкой улице вниз, которая носила одноименное название с площадью. Вдоль улицы Согласия по обеим сторонам расположились очаровательные домики с разноцветными крышами. Пробегая мимо них, Финн мог, не заглядывая в окна, безошибочно определить, кому принадлежат домики с тем или иным цветом крыш.

Синие крыши украшали дома, в которых проживали семьи эльфов. Умельцы и кудесники эльфы всегда предпочитали праздному отдыху продуктивный ручной труд. Благодаря им, на прилавках продуктовых магазинчиков, которые, как правило, сами эльфы и содержали, всегда были свежие овощи, спелые фрукты. Также у них можно было приобрести лучшую в городе древесину и сено для домашнего скота.

Предпочтение синему цвету крыш также отдавали и альбы, их ближайшие родственники. Их приусадебные участки считались самыми красивыми в городе. Тюльпаны, розы, герберы и многие другие потрясающей красоты цветы цвели у них до поздней осени. Секретами такого волшебства альбы не делились, но охотно продавали другим сидам букеты из своих садов.

Дома джентри выделялись красными крышами и, как правило, принадлежали семьям обеспеченным, образованным и влиятельным. Выходцы таких семей всегда занимали руководящие должности, высокие посты в государственных учреждениях, и прежде других сидов могли учиться на Хранителей или делать военную карьеру. Когда-то прадедушка Финна, Гутор Форк III, построил такой же дом с красной крышей. Он был талантливым полководцем и влиятельной фигурой в городе. Из уважения к его заслугам и заслугам его сына — деда Финна, в честь которого он был назван, их семье позволили сохранить дом с красной крышей. Хотя по мнению городского совета отец Финна занимался не подобающей джентри работой, и к ужасу большинства сородичей, устроил в пристрое дома башмачную мастерскую. Вспомнив об отце, Финн ускорил шаг.

Зеленые крыши принадлежали домам гномов и лепреконов и встречались гораздо реже прочих. Многие из них по-старинке предпочитали селиться поближе к холмам и горным массивам — и до «работы» рукой подать, как они сами любили шутить, и все же какое-никакое, а уединение. Как и пуки, они до сих пор жили кланово. Но несмотря на сохранившиеся традиции, некоторые гномы начинали обживать город и отправлять своих детей в школы наравне с другими сидами. Самые прогрессивные гномы и лепреконы занимали даже руководящие должности в городском совете и других комитетах.

В далеком прошлом многочисленные роды сидов предпочитали выделять себя еще и цветом своих колпаков. Но сейчас различие сохранились только в цвете крыш и редком употреблении таких выражениях, как «Он из синих колпаков», «Красноколпачник» и т. д.

Кое-где встречались дома с крышами серого невыразительного цвета. В них, как правило, обитали семьи других сидов, чья численность значительно уменьшилась в виду вырождения рода и внутренней вражды. К их числу относились кранды, чьи предки долгое время жили в лесах, обустраивая свои жилища прямо в дуплах древних дубов и тисов. Сейчас потомки этого славного рода Хранителей лесов потихоньку перебирались в город.

Еще были баньши. Но их уже много десятилетий никто не встречал. Поэтому род баньши постепенно стал считаться вымершим. Оно и к лучшему, потому что среди суеверных сидов встреча с баньши приравнивалась к несчастью. И Финн мог только догадываться почему.

От чего-то при мысли о баньши ему стало не по себе. Что-то смутно необъяснимое стало беспокоить его. Поэтому, Финн поторопился свернуть в переулок, где располагался его дом.

В сгустившейся темноте очертания дома едва различались. По тянувшейся через весь сад тусклой полоске света Финн догадался, что отец все еще работал в мастерской. Набрав в легкие побольше воздуха, он толкнул дверь в мастерскую и приготовился к неприятному разговору.

В мастерской никого не было. В камине горели поленья, освещая и согревая все помещение. Возле окна на рабочем столе отца стояла зажженная лампа, кое-где лежали остатки цветной материи, с воткнутыми в нее портняжными иглами. В центре, ближе к камину, на небольшом постаменте возвышался железный сапог или, как еще его называл отец, сапожья лапа, — металлическая конструкция, имитирующая форму ноги. На ней отец обычно подбивал обувь, прибивал подметку.

Финн решил пройти на кухню, а потом заглянуть в комнату отца на втором этаже. Убедившись, что того нигде нет и на ходу перехватив пару кусочков холодного ужина, оставленного на кухонном столе, Финн спустился обратно в мастерскую. Удобно устроившись в рабочем кресле отца, он решил дождаться его здесь. Слушая, как трещат догорающие поленья в камине, Финн не заметил, как задремал.

«В роду твоего отца бытует легенда, о которой он не любит вспоминать, но я тебе расскажу ее, мой цыпленок, потому что она волшебная».

Мама заговорщицки склонилась к нему ичмокнула его в макушку. Они сидели в обнимку на кресле, и от нее приятно пахло цветами. Она любила их выращивать в своей оранжерее. Поговаривали, что сами эльфы завидовали их красоте. А он любил маму и считал ее красивее всех цветов в мире. Больше всего ему нравилось, когда она рассказывала о чем-то волшебном. Как сейчас.

— Волшебная-преволшебная? — уточнил маленький Финн.

— Волшебнее не бывает, — кивнула мама.

— Элиаф, дорогая, не стоит на ночь пугать малыша. — В комнату заглянул отец и по его сдвинутым бровям Финн догадался, что тот крайне не доволен. — Тем более это выдумки, которыми не стоит подкреплять и без того буйную фантазию нашего сына. Вчера старший О’Кроли жаловался, что Финн сильно напугал их сына рассказами о двуногих чудовищах из другого мира. Подумать только, двуногие чудовища…. это же надо придумать такое.

— Ничего страшного в истории твоей семьи нет. Как и вымысла? — Элиаф пожала плечами и улыбнулась мужу. — И то, что у О’Кроли растет трусишка, совсем не значит, что мы должны наказывать нашего сына за хорошее воображение.

— Хочу страшную историю! — потребовал малыш. — Волшебную и страшную!

— Вот видишь, — она снова улыбнулась мужу, — твой сын не трусишка.

Отец махнул рукой.

— Ладно. Я не могу спорить с вами обоими.

Элиаф послала мужу воздушный поцелуй.

— Ты можешь сесть с нами и тоже послушать. Уверена, из меня рассказчик лучше, чем из твоего деда.

Форк старший рассмеялся и решил удобно устроиться на диване напротив них.

«Когда твой отец был в том же возрасте, что и ты, мой цыпленок, его дедушка Гутор Форк рассказал ему одну интересную историю, приключившуюся с ним в детстве»

— Гутор Форк III, — Финн перебил маму и гордо добавил, — герой Срединной войны, у него было много медалей за отвагу и доблесть. Папу назвали в честь него.

— Верно, сынок! — отец улыбнулся.

— Ох, мужчины, — притворно всплеснула руками мама, — только и разговоров о медалях да подвигах. Попрошу не перебивать меня.

Итак, однажды маленький Гутор, твой прадедушка, отправился гулять к Серому Озеру. Да-да, к тому, что находится на окраине города. Гулять там не разрешалось, и многие взрослые боялись отпускать туда своих детей и ходить к озеру самим. Сейчас там от озера и осталось что одно название да небольшое болотце.

Но тогда это было священное место, которое местные жители обходили стороной, так как считали, что там живут баньши. Много веков сиды избегали встречи с баньши, верили, что те приносят несчастье и забирают с собой в другой мир лучших из лучших».

— В какой другой мир? — голос малыша задрожал от предвкушения.

— Мир боли и слез. Страшный мир!

— Элиаф! — вскричал Гутор Форк.

— Что, разве ты не веришь, что существует мир, где все страдают?

— Не важно, во что я верю. Ребенку об этом мире знать зачем?

— Дорогой, — примирительно сказала она, — моя мама мне рассказывала такие истории, когда я была младше нашего сына. Я хочу, чтобы и Финн знал, что мир сидов не единственный. Богиня Дану родила и других детей.

— Даже если и так, — терпеливо начал Гутор, — и Великая Богиня дала начало не одному народу, ты никогда не задумывалась о том, почему наши миры не сообщаются. И почему большинство сидов не верят в существование иных? Возможно, таким образом, нас уберегают. Все новое и непознанное таит в себе опасность.

— Я начинаю думать, уж не ты ли отец трусишки О’Кроли… — раздраженно вспыхнула Элиаф. — Пусть наш сын сам выбирает, во что ему верить. Позволь мне рассказать ему то, что знаю я.

— Я не хочу спорить из-за пустяка. Но тебе не кажется странным, что историю моей семьи рассказываешь ты? Все-все, умолкаю, — сказал Гутор, заметив гневный взгляд жены. — Рассказывай свою волшебно-страшную историю, я тебе больше не помешаю.

— Хорошо, спасибо. Так, на чем я остановилась?

— На мире боли и слез, — хором ответили ей отец и сын.

— Да, именно! Считалось, что баньши знают проход в этот мир. Поэтому встреча с ними грозила опасностью оказаться там навсегда. А никто из жизнелюбивых и радостных сидов не желал попасть в мир страданий. Поэтому места рядом с Серым Озером избегали.

Твой прадед был не из робкого десятка. Он поспорил со сверстниками, что искупается в том озере и вернется домой целым и невредимым. Он не верил в россказни стариков о баньши и тайнах, спрятанных на дне Серого Озера. И он отправился туда совершенно один.

Сняв ботинки и одежду, Гутор нырнул в озеро с головой, проплыл несколько метров и повернул обратно к берегу. Вода была очень холодной, и он постепенно начал замерзать. И вдруг он почувствовал, как что-то невидимое стало сковывать его ноги. В какой-то момент он не смог больше плыть, его тело онемело от холода и ужаса. Он стал тонуть и попытался позвать кого-нибудь на помощь, но горло было словно схвачено чьей-то неумолимой хваткой. Погрузившись под воду, он не переставал бороться. Мысленно он взывал к Великой Богине и просил послать ему помощь. Его вера была так сильна, что вскоре он почувствовал, как кто-то схватил его за руки и потянул наверх. В себя он пришел уже на берегу. От холода он не чувствовал ни рук, ни ног. Его зубы стучали не переставая. А рядом с ним….»

Мама сделала паузу и обвела слушателей таинственным взглядом. Финн замер в кресле рядом с ней, с широко раскрытыми глазами, в которых смешалось и страх, и любопытство, и детский восторг. Старший Форк сидел на диване, закинув ногу на ногу и понимающе ей улыбался. Удовлетворенная произведенным эффектом, Элиаф продолжила:

— А рядом с ним сидела девочка. Такая хрупкая, с прозрачной нежной кожей, отливавшей слабым зеленым светом. Ее волосы струились по плечам, словно покрывало сотканное из ниток солнечного света. А глаза… Ее глаза были не похожи на глаза сидов, они переливались ярким зеленым цветом, а зрачок был узким, как у змеи.

— Ох, — послышался восхищенный вздох из глубины кресла.

— Да, мой цыпленок, она была необыкновенной. Твой прадед был заворожен и не мог поверить своим глазам. «Кто ты?», — спросил он у невиданного существа. «Та, что спасла тебя», — был ему ответ. И голос ее был подобен легкому ветерку, который даже рябь на воде не создаст, настолько он был тих и нежен.

— Ты баньши? — Гутор побаивался ее, но виду старался не показывать.

— Да. А ты джентри и зовут тебя Гутор.

— Откуда ты знаешь? — Его тело стало согреваться, но вот перестать стучать зубами он никак не мог.

— Я все о тебе знаю, — скромно сказала баньши и положила руку на его грудь. Он почувствовал как жар, который исходил из ее ладони, стал заполнять его изнутри, обволакивая теплом каждый мускул, каждую клеточку тела. Зубы перестали стучать, и Гутор почувствовал расслабление во всем теле и легкую усталость. Но вопросы не давали ему покоя.

— Но откуда ты все обо мне знаешь? — спросил он.

— Я прочитала твои мысли. Когда ты тонул, ты обо всем успел подумать. Например, ты не любишь тетушкины пироги, скучаешь по отцу, больше никогда не заключишь ни одного спора и что ты находишь меня красивой, но при этом очень боишься.

— Не боюсь, — меньше всего он хотел выглядеть трусом в глазах своей спасительницы. — И я очень благодарен тебе за спасение. Правда! Просто я немного сбит с толку. Все считают, что баньши не спасают, а наоборот …

— Губят? Похищают? — ее голос по-прежнему был тих, а лицо оставалось непроницаемым.

— Перестань, пожалуйста, читать мои мысли, — ответил Гутор. — Я могу сам ответить на все твои вопросы.

— Хорошо, тогда скажи, кто так считает?

— Сиды.

— Ты тоже так считаешь? — грустно спросила она. Ее кожа перестала светиться, волосы чуть потускнели, а зрачки приняли обычную для сидов форму. На глазах у изумленного Гутора она превратилась в обыкновенную девочку-сида.

— Нет… Теперь нет. Ты же спасла меня. Мне жаль, что я расстроил тебя.

— Я не расстроена из-за того, что ты сказал. Ведь это правда. Иногда мы вынуждены, — она запнулась, — делать то, что все о нас говорят. Такова наша природа.

— Тогда… тогда из-за чего? — осторожно спросил он, стараясь не подавать виду, что ее слова насторожили его.

— Баньши — сиды. Мы такие же, как вы, как гномы, эльфы, джентри и прочие. Но живем уединенно, так как другие нас бояться и не принимают. Мама говорит, что это даже хорошо. Так мы можем продолжать творить свою магию и выполнять предназначение. — Она задумчиво чертила пальчиком по земле, но вдруг спохватилась.

— Обещай, что никто не узнает, что я спасла тебя. Никто не должен знать. И о том, что ты меня видел. Пусть все продолжают по-прежнему бояться ходить сюда. Пообещай! — затараторила она.

Немного сбитый с толку жаркой речью девочки, Гутор дал обещание.

Воцарилось неловкое молчание, во время которого он никак не мог перестать разглядывать ее. Сейчас баньши не казалась пугающе необычной, скорее наоборот, обыкновенная девочка, такие же, как и те, что учатся с ним в школе, только более красивая. Она нравилась ему. От собственных мыслей Гутор густо покраснел, вспомнив, что она легко может их прочесть. Но взгляд ее зеленых глаз — она тоже, в свою очередь, разглядывала его — оставался совершенно спокойным.

— Тебе пора, — просто сказала она. И это стало сигналом.

Вскочив на ноги, Гутор стал лихорадочно натягивать одежду. Неловко справляясь с пуговицами на рубашке (после пребывания в ледяной воде пальцы еще не до конца приобрели былую гибкость), он боялся посмотреть или подумать о ней лишний раз.

— Можно я приду сюда завтра? — неожиданно для себя выпалил он. И немного подумав, добавил: — Я хочу дружить с тобой. Обещаю, об этом никто не узнает.

Теперь пришла очередь покраснеть баньши.

— Мне приятно слышать это. Спасибо тебе. Но, — она грустно покачала головой, — баньши не общаются с другими сидами. Мне не разрешат дружить с тобой.

— Почему? Я джентри, я из хорошей семьи. И не боюсь вас.

— И еще очень любопытный, — заулыбалась баньши.

— Пусть так, — согласился юноша, — Скажи хотя бы, как тебя зовут?

— Тея.

— Тея… — Повторил он. — Могу я задать тебе еще один вопрос, Тея?

Она заразительно рассмеялась. Ее смех колокольчиком зазвенел в воздухе.

— Ты только и делаешь, что задаешь вопросы, любопытный джентри, с тех пор как я вытащила тебя из воды. — И посерьезнев, добавила: — Не заставляй меня сожалеть о содеянном.

Гутор насупился и, нагнувшись, стал молча завязывать шнурки на ботинках.

— Не обижайся, — легким движением руки она тронула его спину. — Если хочешь знать, у меня тоже есть к тебе вопрос.

— Какой? — встрепенулся он.

— Скажи, что это такое — «школа»? И не обижайся, что я случайно подслушала, как ты думал об этом.

Радостный возможностью открыть для нее что-то новое, Гутор пустился в долгие и красочные описания места под названием «школа». Он рассказал, как замечательно в ней учиться и заводить друзей. Ему так хотелось поразить эту странную девочку своим миром, увлечь ее, что ему порой просто не хватало слов от переполнявших его эмоций.

Тея слушала не перебивая. Иногда в ее глазах вспыхивали ярко-зеленые огоньки.

— Спасибо тебе, джентри Гутор, — тихо сказала она, когда он закончил свой рассказ. — Мне понравилась твоя «школа». И ты мне тоже понравился. Я согласна ответить на твой последний вопрос, но после этого ты уйдешь и забудешь о том, что слышал и видел.

Гутор спросил то, о чем боялись думать другие:

— Какой тайной магией обладают баньши, которая заставляет их жить уединенно и сторониться других сидов.

И тогда он и узнал, что баньши прямые потомки Богини по женской линии, призванные жить на стыке миров и являться сидам и существам из другого мира «возвещая». Когда баньши возвещали — они представлялись «избранному» в виде прекрасных женщин или безобразных старух, в зависимости от того, каких поступков в жизни избранного было больше — хороших или плохих. И тогда «избранный» совершал переход из одного мира в иной.

— Вы называете этот переход — смертью. Мы же — магией Богини. И служат этой магии только женщины. Среди баньши нет мужчин.

— Как же вы тогда…, — Гутор запнулся и густо покраснел, — как же ваш род продолжается?

— Раз в десять лет баньши выходят к сидам в привычном для вас обличие, сходятся с лучшими из лучших и тем самым наш род продолжается. Бывает, что баньши может забрать с собой понравившегося мужчину, но тогда ему приходиться жить сразу в двух мирах, а это губительно сказывается на продолжительности его жизни.

— А ты забрала бы меня с собой, будь я взрослым и лучшим из лучших?

— А ты бы хотел этого? — смущенно спросила Тея.

— Да, хотел бы.

Девочка заулыбалась и закивала в ответ.

— Мне пока рано думать об этом. Мой возраст еще не достиг семидесяти полных лун.

— Семьдесят лун? Но это же старость! — поразился Гутор, который совсем недавно только достиг одиннадцатой полной луны.

— Мы живем дольше обычных сидов. Мы вечны как сама Богиня. И в праве сами выбирать время своего перехода в иной мир. И хватит задавать вопросы. Ты и так теперь знаешь больше, чем любой другой сид в этом мире. Но ты должен поклясться, что забудешь наш разговор и больше никогда о нем не вспомнишь. Иначе старшие из моего рода не успокоятся, пока не заберут тебя в другой мир. Забудь о нашей встрече и живи полной жизнью, джентри Гутор, лучший из лучших.

Тея отступила на шаг. Потом еще на шаг. Ее кожа вновь стала прозрачной и наполнилась зеленоватым светом, как в начале знакомства.

— Мы когда-нибудь встретимся еще?

Баньши грустно улыбнулась неугомонному джентри и покачала головой.

— А если я обещаю, что стану лучшим из лучших?! — его голос наполнился отчаянием, он не хотел ее терять.

Тея медленно отступала назад. Ее горящий взгляд уже ничего не выражал. Сделав еще один шаг, она оказалась у самой кромки воды, и тогда ее окутал густой туман, и она исчезла.

Гутор еще долго бегал по берегу, звал ее, заходил в холодную воду, не раздеваясь, пытался плыть, но ничего не происходило — он только еще больше замерз в промокшей насквозь одежде.

— Баньши по имени Тея ушла навсегда. Возможно, в другой мир, тайну о котором призвана хранить из века в век, — закончила свой рассказа Элиаф.

Маленький Финн тихо посапывал во сне курносым носиком, лишь реснички вздрагивали то и дело, словно он смотрел продолжение волшебной истории.

— У тебя получилась настоящая история любви, — сказал ее муж.

— Да, — прошептала она, укладывая ребенка удобнее в кресле и присаживаясь к мужу на диван. — Какая история может сравниться по волшебству с историей любви?

— Ни одна, — согласно кивнул муж.

— Мне лишь остается только надеяться, — тихо пропела Элиаф, — что мой муж, Гутор Форк IV, способен любить также пылко как его дед.

— Даже сильнее, потому что ты — настоящая, — улыбаясь, он прижал ее к груди. — Моя самая настоящая волшебница.

— Сын, просыпайся! — голос отца изменился до неузнаваемости. Он был суров и совсем не боялся потревожить его сон.

Чары рассеялись. Перед сонным взором Финна, в рабочем халате, который он одевал в мастерской — а в последнее время и вовсе перестал снимать — стоял отец. Его волосы были взъерошены, лицо казалось бледным, а глаза выражали усталость и грусть.

Этот Гутор Форк разительно отличался от своего образа во сне. Но именно таким Финн и привык его видеть: суровым, немногословным, неопрятно одетым и всегда в мастерской.

— Завтрак на кухне. Иди, умывайся и ешь. Я написал письмо тетушке Мейв. Завтра она приедет, чтобы заботиться о тебе. А сейчас вставай, мне нужно работать, — Форк старший говорил сдержанно и по делу, словно вел учет своим портняжным иглам, а не разговаривал с сыном.

— Но я не хочу, чтобы приезжала тетя Мейв! — вспылил Финн.

Конечно, он любил тетушку. Она приходилась родной сестрой его матери. И первые годы после ее смерти заботилась о нем. Но с тех пор, как ему исполнилось двенадцать полных лун, и он пошел в школу, он больше не хотел, чтобы над ним как наседка кудахтала тетя Мейв, закармливала своей стряпней и контролировала каждый его шаг. Он достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самому.

— Это не обсуждается, — сказал отец, поворачиваясь к рабочему столу и перебирая на нем свои изделия. — У меня совершенно нет времени выслушивать твои капризы, а также разыскивать тебя по ночам. Мейв присмотрит за тобой, а я буду избавлен от необходимости волноваться за тебя.

— Так не волнуйся. Я достаточно самостоятельный, — вспыхнул Финн и тут же пожалел, когда наткнулся на гневный взгляд отца.

В сердцах бросив кусок ткани, который он до этого рассматривал, Гутор Форк обернулся к сыну и вскричал:

— Не достаточно! И пока ты живешь в моем доме, будешь подчиняться моим правилам. И где, скажи на милость, тебя вчера носило весь вечер? Ты не вернулся к назначенному времени. Я вынужден был бросить свою работу и отправиться на твои поиски.

— Ты любишь только свою работу! — закричал Финн и, слезы предательски выступили на глазах. — А меня ты совсем не любишь.

Хлопнув дверью, он выскочил из мастерской. Но прежде чем дверь закрылась, он сумел расслышать последнюю фразу отца.

— Но при чем здесь любовь? — растерянно спросил он.

Зарывшись головой в подушку, Финн кричал в нее и бил кулаками по кровати. Отец ничего не понимает, он совсем далек от того, чем живет Финн. Он башмачник, и кроме башмаков и его больше ничего не интересует в жизни. Даже собственный сын. Ах, если бы мама была рядом!

Обиженный на весь мир, Финн еще долго всхлипывал и колотил кровать, пока не затих, снова провалившись в сон. А к вечеру у него поднялась температура.

Глава третья. Владеющий сном

Финн проснулся от того, что мамины руки заботливо гладили его по волосам. Он потянулся на встречу к нежным рукам, стараясь разлепить тяжелые веки.

— Мама, — простонал он.

Ответом ему был радостный смех:

— Ах, я хотела бы стать матерью такого чудесного мальчика как ты.

На его кровати сидела тетя Мейв. В огромном цветастом платье она была похожа пестрого жизнерадостного попугайчика.

— Я не чудесный, — буркнул Финн, освобождаясь из ее рук.

— Еще какой чудесный! — пропела тетя, чем напомнила ему маму. Точнее тот ее образ, что он видел во сне.

— Что ты здесь делаешь, тетушка Мейв?

— Забочусь о тебе. Что же еще, глупый цыпленок?

— Ну, хватит, — движением руки он отодвинул от себя уже готовые обнять его тетушкины руки и, приподнявшись на одном локте, постарался говорить как взрослый: — Во-первых, я не чудесный, а взрослый и совсем не нуждаюсь в вашей заботе. И, пожалуйста, не называйте меня цыпленком. Так… так называла меня мама. А я уже давно не цыпленок.

— Как скажешь, цыпленок, — ничуть не обидевшись, сказала тетя. — Я уважаю твою, — она на мгновение задумалась, подбирая слово, — «взрослость». Я приехала, потому что твой отец попросил. Дом пришел в запустение, впрочем, как и сам Гутор. Здесь требуется женская рука. А о тебе я заботилась, потому что ты был болен.

— Болен?

— Да, ты пролежал в бреду три дня. Хорошо, что мне удалось вырваться к вам в тот же день, как я получила письмо. Бедняжечка, ты был такой горячий, метался во сне, все говорил о каком-то Хранилище… — тетя понизила голос и, смешно выпучив глаза, добавила, — и о баньши.

Произнеся это вслух она разве что не стала осенять себя сохранным знаменем, как самый суеверный сид.

Но Финн в этой подробной тираде услышал только одно. Хранилище. Как он мог забыть об этом? А школа? А мессир Скандлан? Сколько он пролежал в горячке — три дня? Его уже наверняка исключили из школы.

Финн схватился за голову и почти в голос застонал. Тетушка продолжала тараторить:

— Как хорошо, что твой организм молод и крепок. И ты быстро справился с болезнью. Твой отец за это время осунулся еще больше. Он так переживал. Хорошо, что через день после болезни, к нему зашел какой-то Хранитель, по имени то ли Сандал, то ли Скандал, уже и не упомнишь. Знаешь, — доверительно прошептала тетушка Мейв, — когда тебе переваливает за полувековой лунный цикл, память начинает подводить. Да и слух, и зрение. Ах, и где мои пятнадцать лун… — тетушка замолкла, видимо замечтавшись.

Поднявшись на кровати, Финн не выдержал и резко спросил (в конце концов, его будущее висело на волоске):

— Что он сказал?

— Кто? — испуганно спросила тетушка, вырванная из мира грез. Видимо, это было у них семейное — уплывать в фантазии. Разумеется, кроме отца.

— Мессир Скандлан. Пожалуйста, тетушка, соберитесь, это очень важно.

— Ах, этот почтенный старец. Он долго разговаривал с твоим отцом. Кажется, все выспрашивал о твоих мечтах и желаниях, справлялся о здоровье, что-то упомянул о задании, которое ты сможешь выполнить, как только поправившись. Твой отец остался доволен разговором. Они еще долго пили чай. Представляешь, этот почтенный старец оказался сластеной. И что само интересное, зубы то у него все на месте, и это не смотря на то, что ему, наверное, сто сорок полных лун, и он, наверняка, каждый день уминает конфет двадцать не меньше.

Но нетерпеливый Финн совсем не находил интересным количество съеденных конфет, оставшихся зубов и преклонный возраст Хранителя.

— Но что он сказал моему отцу? Он был недоволен? Мне нужно с ним поговорить. Мне нужно отправиться в школу.

— Никаких разговоров и школ, пока ты совсем не окрепнешь. Сейчас я принесу тебе бульон и чай с ромашкой. А потом, если хочешь, я позову твоего отца, и ты сам все у него спросишь. Уверена, тебе не стоит волноваться, и ты продолжишь учебу сразу как сможешь.

Финн хотел уже одеваться, но сильное головокружение и слабость заставили его сдаться. Он улегся обратно на кровать и послушно кивнул тете Мейв.

— Вот и умница, цыпленок, — довольно заключила тетя, но заметив метнувший молнию взгляд племянника, тут же добавила, — помню-помню, никаких цыплят. Кроме тех, что в бульоне.

И засмеявшись собственной шутке, тетя выплыла из его комнаты в своем большом ярком платье, с кучей рюшечек и оборок. Так уже давно никто не одевался, Финн знал это наверняка, но ее, видимо, это совсем не заботило, как в прочем и чье либо мнение. Тетя хоть и была добродушной, но никогда не изменяла своим вкусам и правилам.

Вечером того же дня к порозовевшему от очередного тетушкиного чая с ромашкой Финну зашел отец. Его лицо было бледнее, чем обычно. Словно это он три дня провалялся в горячке. Присев на стул рядом с кроватью сына, Гутор сказал:

— Два дня назад к нам заходил Хранитель Скандлан. Он объяснил причину твоего опоздания домой, а также упомянул, что ты продолжишь помогать ему в одном важном деле, когда выздоровеешь.

Финн сразу догадался, что речь о Хранилище.

— Он считает тебя смышленым и способным учеником. Я должен признать, что был несправедлив к тебе, — он запнулся, но немного подумав, продолжил, — считая тебя, скажем так, слегка несерьезным. Но ведь ты еще ребенок и это нормально. Я хочу извиниться перед тобой. Последнее время я мало уделял тебе внимания … как отец.

— И был против моей учебы в школе Хранителей, — зло буркнул Финн. Слышать такие признания от отца было столь не привычно, что он не знал, куда себя деть. Как проще было с вечно хмурым суровым отцом.

Но Гутор лишь кивнул, соглашаясь с замечанием сына.

— Я хочу, чтобы ты послушал одну историю. Возможно, это поможет нам лучше понять друг друга.

Примерно в твоем возрасте я тоже учился в школе Хранителей — на этом настаивал мой отец. Думаю, он считал это престижным и хотел, чтобы я продолжил традицию, начатую твоим прадедом Гутором III. После военной карьеры, уже в преклонном возрасте, он пошел учиться на Хранителя. Правда, магом он так и не стал, он пропал вскорости после увольнения со службы. Мой отец, как ты знаешь, тоже был военным, но лелеял надежду, что в нашей семье появится первый Хранитель. Возможно, ты его помнишь, он долгое время жил с нами.

Финн прекрасно помнил дедушку, чье имя он носил, следуя семейной традиции. Так же как его отец носил имя своего деда. Финн Форк старший был суровым дедом. Он мало улыбался, был необщителен, вечно раздражен и всем недоволен. Единственный член семьи, к кому он благоволил, была его мама, Элиаф. И не было ни одного сида, который бы не отзывался о ней хорошо, настолько она была чудесной.

— Отец поставил меня перед выбором — магия или война, — тем временем продолжал Гутор Форк. — Я выбрал первое, совершенно не намереваясь исполнять волю отца. Я прогуливал уроки в школе, пренебрегая учебой. Вместо этого я почти все время проводил у лепрекона Калвага, старого башмачника. Он полысел на своей работе, но был предан делу, ежедневно создавая потрясающей красоты обувь. От клиентов у него не было отбоя. Однажды, отец послал меня забрать у него свой заказ, и я остался навеки заворожённый процессом. Своими маленькими скрюченными пальцами лысый лепрекон творил просто невообразимое. Он ловко сшивал между собой разные куски материй, мастерски орудуя иголкой, так, что казалось, будто она снует в воздухе самостоятельно. А когда он подходил к железному сапогу и поднимал свой маленький медный молоток — начинало твориться настоящее чудо.

Я стал учиться его мастерству. Калваг был хорошим учителем. Терпеливым, внимательным и справедливым. Он верил в меня. Я даже жалел, что не он мой отец, — Гутор замолчал. Детские воспоминания отразились у него на лице. Оно было задумчивым и грустным.

— И тогда ты стал башмачником? — помог ему Финн. Откровенный рассказ отца смущал его, но он хотел услышать продолжение.

— Нет. Нет, конечно, — грустно улыбнулся отец. — Когда мой отец обо всем узнал, то запер меня на неделю дома. Я не мог ни выбраться к Калвагу, ни пойти в школу. Я должен был оставаться под домашним арестом до тех пор, пока не изменю своего решения стать башмачником. Отец был неумолим. Я просил его, пытался объяснить, как это важно для меня, но он был глух ко всему, что касалось унизительной, по его словам, работы для джентри. Я чуть не опозорил его и семью — так он считал.

Голос отца стал глухим. Воспоминания его переживаний передались Финну. Он сочувствовал ему, хоть и продолжал считать ремесло башмачника не достойным славного имени Форков.

— Но хуже всего то, — продолжал отец, — что он приложил все усилия и все свое влияние, чтобы уничтожить добрую репутацию Калвага. Лепрекон больше не смог работать в нашем городе и, по слухам, был вынужден перебраться поближе к границам Королевства. И в этом был виноват я.

Вскоре я уступил натиску отца и продолжил учебу, только уже на кафедре военной методологии. Отец решил, что раз маг из меня не вышел, то военная дисциплина наверняка отвратит меня от недостойного увлечения. Под грузом чувства вины и долга я на долгие годы потерял интерес к ремеслу башмачника.

Форк старший замолчал, переводя дыхание. Финн тоже молчал, обдумывая слова отца. Ему даже казалось, что он понимает, что мог чувствовать юный Гутор, когда отец заставил его отказаться от мечты. Удивительно, но быть башмачником действительно то, о чем, видимо, мечтал его отец с тех пор, как был в его возрасте. Странное ощущение возникло у Финна. Он сопереживал отцу и уже не мог, как прежде презрительно относиться к тому, чем он занимается. Даже чувство стыда куда-то исчезло. «Мой отец башмачник» уже не звучало как-то несправедливо-обидно.

— Что произошло потом? — как можно мягче поинтересовался Финн. Он с волнением предчувствовал, что дальше, возможно, речь пойдет о матери.

— Повзрослев и закончив обучение, я стал читать лекции на кафедре военной методологии. С отцом отношения стали лучше, но напряжение сохранилось на всю жизнь. Я так и не смог простить ему то, что он сделал со старым башмачником, а он мне, говоря его словами, — попытки предать семью. Появление Элиаф в моей жизни немного примирило нас.

Я никогда раньше не говорил тебе о маме, — отец неожиданно приподнял голову и внимательно посмотрел в глаза сына. — Она была замечательной. Лучше ее я не встречал. По сравнению с ней меркли даже самые прекрасные цветы, которые она выращивала. А она была мастерица в этом деле. Возможно, ты помнишь, что раньше на месте мастерской, находилась ее оранжерея.

Финн был немного удивлен. Конечно, он помнил оранжерею, мама так часто проводила там время и брала его с собой. Они могли часами выкапывать лунки под новые клумбы цветов, проверять рост стебельков и заниматься поливом. Но он не догадывался, что она располагалась на месте мастерской отца. Да он и не вспоминал об оранжерее до этого момента.

— Я помню маму среди цветов. Она была похожа на истинную эльфийку, когда порхала между ними. И она всегда любила напевать… — Финн попробовал напрячь память. — Что-то вроде: «Ты расти-расти цветок. Будешь крепок и высок».

— «Красотою всех сразишь. Маме Финна угодишь», — подхватил отец и к огромной неожиданности Финна счастливо рассмеялся. — Да-да, я помню эту песню. Это был заговор для цветов. И они действительно вырастали потрясающе красивыми. Твоя мама делала прекрасным все, к чему прикасалась. Я скучаю по ней, — его голос стал грустным.

— Я тоже, — кивнул сын. — Очень.

— Знаешь, — отец вдруг оживился, — она всегда хотела, чтобы ты стал магом. Она так сильно верила в это, что заставила и меня поверить. Прости, сын, я совсем забыл об этом. Прости, что был против твоего желания стать Хранителем. Я ничем не лучше своего отца, — виновато заключил он.

На глазах Финна происходила серьезная метаморфоза в образе отца. И хотя сейчас он выглядел бледным и потерянным, сидя на стуле напротив его кровати, Финну он казался гораздо ближе, понятнее и роднее, чем каких-то три дня назад.

Смерть матери сделала отца замкнутым и суровым человеком. Таким, каким был, в свою очередь, его отец. Видимо в их семье мужчины так справлялись с потерями. Отец с потерей матери, дед с потерей контроля над обстоятельствами.

— Я ни в чем не виню тебя, отец. Да, я злился, когда ты был несправедлив или не обращал на меня внимания. Был зол на то, что ты…

— Башмачник, — закончил за него отец.

— Нет, не совсем. За то, что ты меня заставляешь им стать. И всегда своей работе уделяешь гораздо больше внимания, чем мне.

Финн почти гордился тем, что смог все так смело выложить отцу.

— Когда ты переделал мамину оранжерею в мастерскую и почему? — серьезно спросил он отца и сам поразился своей «взрослости» (словечко тети Мейв понравилось ему).

Форк старший улыбнулся сыну:

— Твоя мама, незадолго до… — он запнулся, но все же продолжил, — печального события, сказала, что хочет, чтобы я следовал за своей мечтой. И что она будет очень гордиться, если я, наконец, брошу нелюбимое занятие — читать лекции в школе, — и продолжу заниматься ремеслом башмачника. А в один из дней она привела меня в оранжерею — где уже не было ни клумб, ни горшков, ни цветов — и сказала, что отныне хочет, чтобы там располагалась моя мастерская. Моим первым клиентом стала твоя мама. Я сделал для нее желтые кожаныесапожки. Она их так полюбила, что предпочитала их любой другой обуви. Даже когда…

Отец замолк и казался ушедшим в воспоминания. Финн почувствовал себя неуютно и боялся его тревожить. Отец делился с ним личными и важными для него вещами. Таким грустным как сейчас он его никогда не видел.

— Иногда мне кажется, что и сейчас я творю только для нее, — сказал отец, прервав долгое молчание. — Вскоре от нас уехал мой отец, твой дед Финн Старший. Не хотел, так сказать, «марать себя родством с башмачником», — повторяя слова своего отца, Гутор скривил презрительно губы. — К тому времени Элиаф уже не было с нами, чтобы примирить.

— Вот и вся история, сын, — отец попытался улыбнуться, но улыбка вышла неловкой и виноватой. — Если у тебя есть вопросы, задавай. Я отвечу.

И если тебе не нравиться помогать мне в мастерской, то я не настаиваю. Твоя мама часто говорила, что ты будешь гораздо смелее и умнее нас, и обязательно найдешь свое признание. Возможно, даже совершишь великие открытия, — отец тихо засмеялся. — Элиаф верила в это. Так почему я не могу поверить? Я твой отец и хочу поддерживать тебя. И хотя я считаю, что навыки моего ремесла никогда не будут лишними, я не стану ставить тебя перед выбором. Ты должен сделать его сам.

Поднявшись со стула, отец подошел к сыну и неловко, по-мужски, чмокнул его в макушку. От волнения Финн не знал, куда деть глаза, чтобы, не дай Богиня, не выдать непрошенные слезы. Гутор почти дошел до двери, когда Финн неожиданно вспомнил кое-что.

— Скажи, пап, — он немного помешкал, но доверие, установившееся между ними, придало ему смелости. — Ты помнишь, как мама рассказывала историю детства прадедушки?

Отец коротко кивнул и с удивлением приподнял брови, ожидая продолжения.

— Она говорила о баньши, о другом мире и иных существах, — теперь брови отца сошлись на переносице, и он вновь стал напоминать себя прежнего — не любящего лишних и глупых вопросов. — Мне приснился сон, в котором мама снова мне рассказывает эту историю. И я подумал, может, ты знаешь, о каких иных существах могла идти речь?

Лицо отца окончательно приняло суровое выражение. Он ответил отрывисто и жестко:

— Никаких иных не существует. Баньши — давно стали предметом детских страшилок. Я никогда не верил во все эти волшебные выдумки, в отличие от твоей матери. Возможно, поэтому ее теперь нет с нами. — Не оборачиваясь, Гутор вышел из комнаты, оставив сына в полном недоумении.

Уходящее за горизонт солнце медленно заполняло класс теплым золотым светом сквозь огромные окна класса.

— Внимательно посмотрите на этот предмет. Сосредоточив на нем все свое внимание, — мессир Скандлан вертел в воздухе чернильным пером, от чего несколько капель чернил попали на белый рукав его длиннополого балахона, — удастся применить такой прием, который в пору моей молодости называли «мини-литл», а сейчас современная самонадеянная молодежь, если не ошибаюсь, называет это «схлопыванием», — последнее слово учитель произнес медленно, морщась, словно пробовал на вкус кусочек лимона.

В классе раздалось хихиканье, кто-то даже попробовал повторить новое название за мессиром, смешно копируя его манеру морщиться.

— Ох уж эти новомодные словечки, — театрально покачал головой Хранитель, вторя общему веселью. — В любом случает, как этот прием не назови, действие у него одно: уменьшение предмета в размерах до полного его исчезновения из видимости. Хотите, продемонстрирую?

Дети одобрительно загудели. Хранитель Скандлан замер, не отрывая взгляд от пера, которое продолжала непослушно крутиться в воздухе, словно играло с ним. И все ученики замерли вместе с ним, не желая пропустить ничего важного. Уроки мессира были самыми занимательными и полезными. После уроков многие уже смело могли практиковать большинство выученных приемов.

Финн внимательно следил за тем, что делает Хранитель. На какой-то момент ему даже показалось, что он смог проникнуть в тайну его мыслей и слышит, как тот «приказывает» чернильному перу уменьшиться.

Перо, перестав вертеться, задрожало и на глазах у восхищенной публики стало уменьшаться в размерах. Еще мгновение и оно стало не больше спичечной головки. Финну, даже пришлось немного сощуриться, чтобы суметь разглядеть его в воздухе.

Многие ученики, которые сидели на последнем ряду, подались вперед, перевесившись телом через парту. Всем хотелось ближе рассмотреть свершившееся чудо.

— Вот, пожалуйста. Применяя только одну силу мысли и немного личной энергии, вы можете «схлопнуть» любой предмет, — сделав ударение на модном слове, Хранитель заговорщицки подмигнул классу.

Дети оживились и наперебой стали тянуть руку, вызываясь повторить за мессиром волшебный прием.

— Желаете попробовать? Хорошо, тогда, пожалуй, я выберу… — учитель Скандлан медленно обвел взглядом класс.

Многие хотели попробовать свои силы. Эльфийки Монха и Мор, сестры-близняшки, которые все делали вместе, так старались привлечь внимание учителя, что аж легонько попискивали. Финн заметил, что от усердия за их спинами стали трепетать блестящие крылышки, готовые раскрыться прямо в классе. Эльфийки были гораздо меньше других сидов, но часто компенсировали это возможностями своих крыльев.

Его сосед Рыжий Эоху отчаянно тянул руку, практически сдвинув парту всем своим весом. Как и большинство гномов, Эоху был низкоросл и крепкого телосложения. В кулачных соревнованиях мог «побить» любого одноклассника. Даже Арт Харви, предпочитал не связываться с крепкими кулаками гнома. Сидя, на последнем ряду Арт не пытался, в отличие от многих, отчаянно привлечь внимание Хранителя. Всем своим важным видом выражая легкое презрение к тем, кто старательно тянул руки вверх (Финн поражался, как ему всегда удается выглядеть так, будто он хозяин, ни много ни мало, а всего мира, даже преподаватели почтительно раскланивались с ним при встрече, за исключением мессира Скандлана).

— Пожалуй, я выберу мистера Форка, — сказал Хранитель.

Оторвавшись от созерцания одноклассников, Финн выглядел немного растерянным. Но он быстро справился с собой и вышел в центр класса. Мельком взглянув на удивленных одноклассников — его обычно редко вызывали на практику — он заметил презрительно скривившийся рот Арта, легкое посмеивание лепреконов рядом с ним (Арт любил окружать себя друзьями, готовыми ежесекундно поддакивать его проказам и уступать ему в превосходстве) и приготовился экспериментировать.

Уна, которая сидела справа на первом ряду, ободряюще кивнула Финну. Тот, смутившись, поспешил отвести взгляд. Он все еще стеснялся смотреть на нее прямо.

— Прежде чем вы начнете, мистер Форк, — заметил Хранитель, — хочу обратить Ваше внимание и внимание всего класса на два правила, которыми не следует пренебрегать. Первое, не перестараться. Ментальное усилие стоит прикладывать медленно и осторожно. Нежно, словно играете на музыкальном инструменте. В противном случае, ваше воздействие даст обратный эффект, буквально уничтожив предмет. Он может взорваться, уменьшившись чересчур быстро и безвозвратно. Второе, — он высоко поднял указательный палец, привлекая особое внимание учеников, — чтобы вернуть предмету его первоначальный вид, просто подумайте об этом, как бы вскользь, без усилий. Вот так, — щелкнув пальцами, Хранитель с легкостью продемонстрировал быстрое возвращение пера в его исходные размеры.

Отступив на шаг в сторону, учитель сказал Финну:

— Прошу, мистер Форк. Удивите нас.

Финн подошел к замершему в воздухе перу так близко, что, когда он, собрался с силами и, не заметив, выдохнул воздух из легких, перо отлетело от него на почтительное расстояние. Сконфузившись, Финн не знал, что делать дальше. Одноклассники громко смеялись. Арт вместе с лепреконами Магу и Хугом стал дразнить его сыном башмачника, советуя продолжить заниматься тем, что у него лучше всего получалось — спать за партой.

— Замечательно, — сказал Хранитель, возвращая перо на место, и ободряюще улыбаясь неудачливому ученику. — А теперь еще раз, но уже по делу.

Финн сконцентрировался на предмете, стараясь не дышать слишком сильно. Через мгновение он уже не обращал внимания на смешки одноклассников, все его мысли занимало это давно утратившее белоснежность от частого использования перо орлана. Он видел все в мельчайших подробностях: направление каждого волоска, пожелтевшую прожилку, которая словно вена, тянулась во всю длину пера, замершую на остром кончике капельку чернил в форме горошинки. Казалось, что перо дышит и живёт своей жизнью не заметно для глаз сида.

«Стань меньше», — дал мысленное приказание предмету мальчик. Перо еле заметно задрожала, словно сопротивляясь воздействию новичка. Финн дышал в унисон с предметом и со всем миром. Посторонние звуки исчезли из его реальности. Он творил.

Перо, задрожав еще больше, стало сжиматься в размерах.

«Еще, еще», — про себя приказывал ему Финн. Войдя в азарт, он чувствовал, как неведомая сила разливается по его венам, наполняя его существо смелостью и восторгом. У него получилось! Он смог! Скукожившись до размера ногтя, перо затрепетало и, вдруг изменив цвет до лилово-красного, взорвалось лёгким хлопком на глазах у изумленного Финна, на прощанье, забрызгав его лицо чернилами.

Дружный хохот раздался со всех сторон. Даже Хранителю не удалось сдержать улыбку. Финн стоял среди класса и вытянутым рукавом свитера стирал следы позора с лица. Он взорвал предмет и провалился.

Когда общее веселье немного поутихло, вернее, Хранитель как обычно жестом призвал учеников к тишине, он обратился к поверженному неудачей Финну:

— Что ж, мистер Форк. На мой взгляд, Вы вполне справились с заданием. Но забыли о первом правиле. Не переусердствовать! Немного практики, и Вы сможете контролировать свою Силу, — похлопав мальчика по плечу, он отправил его обратно за парту. — Так, кто следующий?

Прошло больше месяца с тех пор, как Финн впервые спустился в Хранилище. Он приходил туда каждый день после занятий, проводя по два-три часа в попытках использовать полученные на уроках знания, чтобы подчинить себе строптивую тайную библиотеку. Какие-то приемы даже срабатывали. Например, подчинение легких предметов силе своих мыслей. Так ему удалось заставить разноцветную метелку для смахивания пыли работать самостоятельно там, где не дотягивался Финн (поскольку библиотечная лестница продолжала прятаться от него среди сотен книжных стеллажей, пришлось направить свою силу на более мелкие вспомогательные предметы). Правда, даже щетка проявляла своенравие, выбирая полки для очистки исключительно в понравившихся отделах. Ее «любимыми» зонами стали: «20 «Искусство. Виды искусств», «20.4 Музыка. Музыкальные инструменты», «20.5 Поэзия сидов со времен первых данов», «21.7 Ваяние и пластика. Появление первых скульптур» и прочее в том же духе. Из чего, Финн сделал заключение, что просвещённаяметла определённо тяготела к различным искусствам.

В любом случае работа в Хранилище понемногу двигалась, и освободившееся время Финн тратил на поиски заветного стеллажа с загадочным названием «Человечество». Со времени первых безуспешных попыток познакомится поближе с книжными фолиантами на эту тему, Финну больше не попадался на глаза тот отдел. Словно его и не существовало в природе. Но Финн был уверен, что где-то в недрах библиотеки сокрыты знания, вызвавшие его любопытство, и он продолжал свои поиски.

Несколько раз Хранитель присоединялся к Финну, чтобы посмотреть, как тот справляется, и убедиться, что печальная история с пером не повторилась ни с одним из стеллажей. Пару раз Финн видел, как Хранитель касался некоторых книг и те, словно поддавшись молчаливому приказу, раскрывали в воздухе ему свои светящиеся страницы. Учительуглублялся в чтение, и Финн старался не беспокоить его.

А бывали вечера, когда мессир Скандлан вел долгие беседы с юным джентри о былых временах, знаменательных событиях и исходах давних войн, свидетелем многих из которых он был лично.

Финну нравилось слушать рассказы Хранителя. Во время повествования Хранитель много жестикулировал, и широкие рукава его балахона то и дело взлетали перед лицом Финна, словно по мановению волшебной палочки, воссоздавая персонажей и события из прошлого. Длинная белая от многочисленных седин борода смирно покоилась на груди мага так, что даже его резкие движения не могли потревожить ее покой. Несмотря на преклонный возраст, в моменты погружения в прошлое, лицо и вся фигура Хранителя казались помолодевшими и одухотворенными. Его глаза, давно утратившие свой цвет и блеск, начинали источать мягкий струящийся свет.

И завороженный Финн вместе с ним погружался в прошлое. И ему начинало казаться, что он сам участник то Срединной войны, то Пестрого сражения, то первых встреч Совета Объединенного Королевства сидов. Вот он сидит на почетном месте уважаемого джентри и принимает важные государственные законы о том, как мирно сосуществовать вместе гроганам и гномам, эльфам и пукам, джентри и лепреконам.

А вот, он уже маг-Хранитель — первый потомок Богини Дану, и на его правом запястье горит знаменитый знак солнечной звезды. Он владеет большой силой. Он могущественен, но добр и справедлив. Он может ходить сквозь время и пространство или даже создать свое собственное.

В один из таких красочных экскурсов в прошлое Финн осмелился спросить у Хранителя, действительно ли тот является потомком первых Хранителей, имеется ли у него на запястье (не зря же он увидел в видениях, что у первого Хранителя знак располагался там же) та самая заветная звезда, отличающая его от прочих. И правда ли, что ему около двух сотен полных лун.

Услышав вопросы юного джентри, которые он проговорил скороговоркой, сильно смущаясь и боясь, что Хранителю не понравится его глупое детское любопытство, и он откажется слушать, а не то, что отвечать, мессир Скандлан расхохотался.

Его смех, удивительно сильный и задорный для такого почтенного старца, накрыл Хранилище долгим эхом.

Такой реакции Финн не ожидал и смутился еще больше. Ему даже стало немного обидно, что важные для него вопросы, Хранитель, видимо, нашел детскими и смешными. А он еще хотел спросить у него про «человечество», тогда он его точно высмеет и, вероятно, выставит вон из Хранилища. За глупость. Или за нарушение правил. Хотя технически, Финну так и не удалось взять в руки ни один фолиант.

— Знаешь, что мне всегда нравилось в сидах и поражало одновременно? — спросил его в свою очередь Хранитель, после того как немного успокоился. И поскольку Финн растерянно пожал плечами, продолжил: — Любопытство. Любопытство сидов, впрочем, как и их способность нафантазировать и приукрасить на пустом месте, неиссякаемы. Однако, когда это становится толчком для создания таких прекрасных творений как «Элегия Перта», «Сказы о даннах» и т. д., - Хранитель указал рукой в сторону книг в разделе «Литература», — то это прекрасно и восхитительно. Но когда это становится поводом для сплетен… Впрочем, в который раз я убеждаюсь, как сильно похожи меж собой мир сидов и …

Не закончив фразу, Хранитель резко развернулся и жестом позвал Финна следовать за ним.

— Не каждое знание может принести пользу, — сказал он, когда они с Финном заворачивали в очередной виток книжного лабиринта. — Иногда оно просто не своевременно, но бывает и вовсе во вред. С другой стороны, — продолжал рассуждать учитель, — Владеющие Сном Наяву встречаются не каждый день. Они способны проникнуть во многие тайны, познать непознанное и открыть несуществующее. И ты один из них.

Хранитель вдруг остановился и обернулся к Финну. Тот, памятуя странную манеру учителя тормозить в самый неожиданный момент, остановился на почтительном расстоянии от него.

— Некоторое время я сомневался. Не каждый день жизнь сталкивает тебя со Спящими. За все время я встречал только двоих. Но теперь я более чем уверен, — он внимательно всматривался в лицо окончательно сбитого с толку джентри. — Определенно, ты Спящий.

— Спящий? — в страхе переспросил Финн. Он впервые слышал этот термин и почему-то решил, что он должен обозначать нечто ужасное. Что-то вроде «Вечно Спящий Сид», «Сид, который никогда не проснется», «Соня из джентри». Его воображение начало стремительно рисовать страшные картины будущего, в котором он навеки прикован к своей кровати. Вот тетушка Мейв, заботливо убирающая волосы с его лица во время сна. Отец, сидящий на табурете возле кровати, и их странные беседы в те короткие моменты, когда Финн бодрствует.

Странная дрожь пробила все его тело. Он уже готовился убежать и от Хранителя и от его страшного предсказания, но тяжелая и в то же время приводящая в чувство рука учителя легла ему на плечо.

— Владеющий Сном Наяву никогда не убежит от знания, которое можно постичь, от тайны, в которую можно проникнуть. Так увидь же! — и он с силой встряхнул его.

Финн заморгал словно кукла, отчаянно хлопая ресницами, потом его зрачки неожиданно расширились и он увидел. Картинки. Яркие и не очень, они сменялись как в цветном калейдоскопе. Сначала образы были расплывчаты, но при приближении становились четче и выпуклее. Казалось, протяни руку и можно будет потрогать их. Пощупать зеленую траву. Дотянуться до неба. Он увидел высокого сида в белых одеяниях, стоящего посреди поля ясным летним днем, спиной стоящего к нему, тогда как лицо незнакомца было направлено к горе, возвышавшейся неподалеку. Поляна, раскинувшаяся у ее подножия, была усеяна темно-голубыми васильками. Сид совершал руками странные действия. Казалось, он закручивает ими воздух сначала в одну сторону, затем в другую.

«Хранитель», — подумал Финн, наблюдая за его плавными, почти скользящими движениями.

Постепенно воздух стал образовывать воронку, внутри которой вскоре можно было разглядеть что-то вроде зеркальной плоскости. Она была мутной. Незнакомец продолжал закручивать воронку, пока «зеркало» не приобрело четкость. И в нем Финн вдруг увидел дома, цепочкой расположившиеся возле точно такой же горы, что и та, возле которой сейчас находились он с Хранителем. Дома были сравнительно высокими, все одинакового цвета и имели овальные покрытые сеном крыши. Из труб домов шел дым. Неподалеку пасся домашний скот, очень сильно напоминавший их животных, только гораздо крупнее.

«Какими большими должны быть сиды, чтобы жить в таких домах и иметь таких огромных коров», — промелькнуло в голове Финна.

Прекратив движения руками, незнакомец внезапно согнулся и, переступив нижнюю границу воронки, вошел в зеркальное пространство.

От неожиданности Финн громко вскрикнул. К его ужасу, незнакомец услышал его и обернулся. С зеркальной поверхности на Финна посмотрело едва узнаваемое молодое лицо мессира Скандлана.

Финн моргнул, и картинка исчезла. На смену ему пришел образ уже не такого молодого Хранителя, сидящего верхом на черном коне в военном мундире со знаками отличия Объединенного Королевства. Рядом с ним на буром жеребце сидел грозный воин, высокий и широкоплечий, суровыми чертами лица очень напоминающий отца Финна. На его правой груди Финн заметил какую-то надпись. Вышитая красными нитками на мундире, она гласила: «Капитан Г. Форк».

«Мой прадед», — мысль, как яркая вспышка, промелькнула в сознании Финна.

Тем временем Хранитель, доверительно склонившись к воину, шепотом произнес:

— Именем Огненной Звезды, — и закатав рукав мундира, показал сверкнувший на его правом запястье восмилучный символ солнца. Финн невольно зажмурился, когда лучи огненной звезды ударили ему в глаза.

В следующий момент, когда он открыл глаза, перед ним сидела мать, уютно устроившись в кресле. Одной рукой она качала стоящую рядом люльку, а другой переворачивала страницы раскрытой на коленях книги. Финн моргнул, и картинка сменилась. Темное, покрытое изумрудно зеленой тиной, болото. Вокруг болота разросся лес. Тишина. Ни одно живой души. На земле неподалеку, у самой границы с болотом, лежат два наспех сброшенных желтых сапога. Неожиданно жгучая боль пронзила сердце Финна и он, застонав от боли, яростно замотал головой, отгоняя жуткое видение.

— Хватит! — резкий окрик Хранителя вернул его к действительности. — Есть вещи, к которым может быть не готов даже Спящий.

Чуть погодя, когда Финн окончательно пришел в себя, мессир Скандлан добродушно спросил:

— Ты получил ответы на заданные вопросы? Теперь ты понимаешь, что способен наяву видеть то, раньше было скрыто от твоих глаз?

Финн кивнул, продолжая растерянно моргать после увиденного. Пульс громко стучал в ушах, руки были влажными и холодными, а кожа покрылась мурашками. Ощущение, будто он в сакральный день зимы нырнул с головой в прорубь — настолько страшным и захватывающим дух все казалось — еще долгое время не покидало его. И в тоже время неизвестное до этого момента состояние радостного покоя постепенно разливалось по его мускулам. Теперь он был посвящен в скрытое и знал истинный возраст и происхождение Хранителя. Гордость от сопричастности к тайному переполняла его.

— Значит, я могу видеть сны, не засыпая? — спросил Финн.

— Угу, — согласно кивнул Хранитель, поглаживая свою бороду. — Тебе кажется, что ты видишь сон, фантазируешь или воображаешь что-либо, в то время как прошлое или будущее начинают приоткрывать тебе свои тайны.

— А как Вы узнали, что я… — Финн запнулся, словно называя вслух себя Спящим, он отныне изменит свое будущее.

— Когда стал приходить в твои видения. Вспомни.

И Финн вспомнил. Школьный двор. Он замечтался под деревом. Уна. Яблоко-шар, угрожающе зависшее перед его лицом. А за секунду до этого: Хранитель, резко встряхнувший его за плечо.

— Значит, те, кого я «вижу», могут видеть меня тоже?

— Совсем нет, — Хранитель отрицательно покачал головой, не переставая наглаживать бороду. — Я прожил на этом свете не один десяток полных лун, — «Не одну сотню», — мысленно поправил его Финн. — И могу отслеживать перемещение личной энергии. Тем более, что ты, по-прежнему, продолжаешь громко думать.

Хранитель загадочно улыбнулся и поманил Финна дальше вдоль последовательно расположенных рядов книжных шкафов.

— Но ведь не эти вопросы волнуют тебя сейчас больше всего. Ты можешь спросить меня и об этом.

Они остановились возле очередного книжного раздела, на первом стеллаже которого красовалось уже знакомое Финну название: «30.2 История человечества». Лицо Финна стало медленно покрываться красными пятнами. Знакомые чувство стыда и вины наполнили все его существо. Хранитель знал! Как вероятно знал и о тех настырных хоть и тщетных попытках Финна прочитать книги, тем самым нарушив запрет Хранителя.

— Помню, когда я был совсем юн, гораздо младше тебя, — начал учитель мечтательным голосом, — меня заинтересовала одна тема. Чтобы познать ее мне бы потребовалось несколько лет практики и не дюжей силы. Но старшие тогда еще не допускали меня к серьезным магическим действиям. Помню, как все ночи напролет я по крупицам собирал все, что меня интересовало или как-то могло помочь в моих поисках. Днем я, как прилежный ученик, выполнял все задания, но стоило сгуститься сумеркам, и я уже во всю прыть юного возраста мчался к горам и скалам, священным холмам и озерам. Я искал проход в тот мир, существование которого держалось старшими в строжайшем секрете.

— Иной мир, — прошептал завороженный джентри.

Хранитель кивнул и продолжил:

— Я предпринимал попытки раз за разом, год за годом. Я не хотел принимать правила Священного союза Хранителей, которые гласили, что нужное знание откроется в нужное время. Я продолжал упорствовать в своих поисках и совершал ошибки, пока одна из них не повлекла за собой ужасные последствия, — Хранитель грустно замолк.

Финн замер в трепетном волнении и, практически перестав дышать, ожидал продолжения.

— В результате этих последствий я стал Последним из Первых. В мире сидов не осталось больше Хранителей. И я был тому виной. К тому времени мир иных открыл мне свои тайные двери, но долгие годы я игнорировал это, мучимый виной и стыдом. Я странствовал по Королевству, участвовал в войнах и опасных сражения, в надежде исполнить свое наказание и вернуть священных братьев домой. Но все было тщетно. Пока однажды, мир иных не закрылся передо мной навсегда, успев при этом открыть мне мое истинное назначение. Я создал эту школу и стал учить ремеслу мага других сидов. Я знал, что однажды один из них сможет вновь открыть двери в тот мир. Но я перестал торопить время. Так как воистину понял: всему свое время. Так и тебе — нужное знание откроется в нужное время. Будь спокоен.

Спокоен?! Да Финн трепетал всем своим существом. Мир иных существует! И Хранитель недвусмысленно дал понять, что он, Финн, возможно, станет одним из тех, КТО ОТКРОЕТ ДВЕРИ. Ликование переполняло юного джентри. Ему хотелось приплясывать и хлопать в ладоши. А вдруг Хранитель разрешит ему прочитать все книги с заветного стеллажа? Тогда он станет обладателем огромных знаний и великий возможностей.

— Не так быстро, молодой человек, — Хранитель буквально притормозил его, положив свою ладонь ему на голову. — Я рад, что тебя так вдохновил мой рассказ. Но всему свое время, если на то будет Воля Богини. А пока не стоит забывать о том задании, которое я тебе дал. Помни, ты должен управиться к празднику Клевера.

Финн энергично закивал, хотя его мысли сейчас находились далеко от задания.

— Значит ли, что человечество — это и есть мир Иных? — спросил он у Хранителя, не в силах унять собственное ликование и любопытство.

— Они именуют себя «люди». Совокупность людей называется человечеством.

— Как мы называем себя сидами?

— Верно, — Хранитель одобрительно улыбнулся. — Наши миры во многом похожи. И это может стать ключом. Поскольку, иной мир осилит тот, кто постиг свой мир.

И загадочно подмигнув, Хранитель раскланялся с обескураженным джентри:

— На сегодня достаточно информации. Тебе есть над чем подумать. А я, пожалуй, пойду.

Оставшись один, Финн еще долго не мог унять волнение. Сегодня он стал Владеющим Сном Наяву (вернее, он был им, видимо, всегда, но именно сегодня Хранитель открыл ему значение его дара), узнал о Великом Скандлане много личного, и в постижении тайны человечества стали появляться первые ясные проблески. Казалось, что даже книги, стройными рядами заполнявшие стеллажи важного для Финна раздела, с большей снисходительностью стали смотреть на него своими одинаковыми коричневыми корешками.

Воодушевлённый новыми знаниями, Финн поднял руку и провел ее по первому ряду книг, практически их не касаясь. К его удивлению, ни одна книга не двинулась с места, обиженно задвигаясь поглубже, а скорее наоборот, мелко задрожав, словно ответили ему взаимностью. Брать в руки их он не осмелился. Следуя совету Хранителя, Финн решил не торопить «нужное время».

С тех самых пор заветный раздел «30.2 История человечества» встречал Финна каждый раз, когда тот приходил, легким переливающимся светом. Отныне он всегда находился в его поле зрения и не стремился от него скрыться.

Дома тоже дела шли лучше, чем до этого. Хозяйственная тетушка Мейв развила активную деятельность, и вскоре их дом сиял чистотой и свежестью. Финн не удивился бы, узнай он, что тетя решила освежить краску даже на стенах дома и заборе. Теперь их дом стал встречать его по вечерам запахами свежеиспеченных пирогов и любимого тетушкой бульона из цыпленка.

Как всегда яркая, в очередном цветастом платье, с кухонным передником спереди, розовощекая, больше от жара печей на кухне, чем от природы, добродушная тетя Мейв каждый раз усаживала Финна рядом с собой завтракать и ужинать за красиво сервированный стол. Даже Гутор Форк, предпочитающий семье уединение, а еде — работу, не избежал данной участи. Вскоре Форки смирились и даже стали привыкать к своеобразным семейным посиделкам. Глядя на них со стороны можно было подумать, что это обедает обыкновенная семья джентри.

Финн ценил труд тетушки и старался лишний раз ее не расстраивать, иногда помогая убрать со стола и всегда — теперь всегда — тщательно моя руки перед едой.

Под натиском просьб тети Мейв Форк старший начал следить за своим внешним видом и выглядеть опрятнее. Изредка он вежливо поддерживал беседу с ней за столом, но сразу после окончания обеда, стремительно скрывался за дверями мастерской и, как догадывался Финн, с огромным облегчением переодевался в свой рабочий засаленный годами халат.

С тех пор как они откровенно поговорили друг с другом, Финн с отцом стали придерживаться негласного перемирия. Отец не заставлял его больше помогать в мастерской, а Финн стал уважительно с ним здороваться при встрече, не задавая больше никаких вопрос и не стараясь каким либо способом продолжить тот их разговор. К теме выбора и к воспоминаниям о маме они больше не возвращались.

Часть II. Филип Глава первая. Школа Святого Мартина

Филип удобно расположился на подоконнике школьного коридора, поджав под себя длинные худощавые ноги. За это лето он вымахал больше обычного, и теперь казался себе нескладным и угловатым. Особенно, он стеснялся своих ног. Одним летним днем, когда он вместе с матерью отправился на машине на пляж Солтхилл, он к своему ужасу обнаружил на ногах первые темные завитки волос. По щиколотку в воде, длинноногий, в узких плавательных шортах, он был похож, по выражению самой мамы, на паучка-водомерку. С того момента, Фил решил больше не рисковать и не оголяться в общественных местах.

И хотя на его коленях была раскрыта одна из тех книг, которыми он зачитывался все лето, сейчас он сквозь блестящее стекло окна смотрел, как ученики средней школы Святого Мартина играют в гэльский футбол во внутреннем дворике. По правилам игры пятнадцать игроков с каждой стороны поочередно пытались забить мяч в ворота противника ногой, головой, или любой другой частью тела, только не рукой.

В Ирландии стояла теплая осень, и игроки команд были одеты в легкую летнюю форму: синие шорты, высокие гольфы и белый верх. Сегодня играла женская команда против мужской. Девочки с собранными на затылках высокими хвостами, прыгали по полю и, повизгивая, били по мячу, при этом по силе совершенно не уступая мальчишкам.

В школу Святого Мартина Филип перевелся этим летом. После смерти отца им с матерью пришлось продать их большой богатый дом в Англии и переехать в небольшой город Лохрей в Ирландию, где проживала дальняя родня его мамы. Лохрей давно стал считаться пригородом Голуэя, который превосходил его и по численности, и по площади. В Голуэе находился крупный порт, многочисленные исторические достопримечательности, и как теперь было известно Филипу, широко знаменитый пляж Солтхилл. Также там находилось отделение Ирландского национального университета, куда с радостью приняли работать его мать, бывшего преподавателя истории Лондонского университетского колледжа. Поэтому в начале июня их небольшая семья, состоящая из трех членов — он, мама и белый кот по кличке Мерлин — отправились на постоянное местожительство в Ирландию.

Лохрей не понравился Филипу. После шумного наполненного жизнью в элегантных серых тонах Лондона, этот маленький город казался ему тесным и вульгарно-простоватым. Здесь немногочисленные жители знали все и обо всех, по пятницам встречались во внутренних двориках на барбекю, а по воскресеньям целыми семействами посещали воскресные службы.

Друзей у него здесь не было. Только переехав, Филип вел активную переписку с бывшими одноклассниками из Лондона, всячески поддерживая прошлые дружеские отношения. Заводить новые он не стремился, предпочитая держаться обособленно и слегка высокомерно. В начале учебного года несколько ребят пытались завязать с ним общение. Они даже пригласили его на первую осеннюю вечеринку, а также сыграть с ними в футбол. Но после первых же неудач — на вечеринку он пришел в джинсах и выглядел как дурак среди элегантно одетых в стиле 20-х годов юношей и девушек (вечеринка оказалась тематической), а в игре в футбол он несколько раз нарушил правила, забивая мяч рукой — они перестали искать поводы для общения с ним, отнесся его к разряду заносчивых английских выскочек. Он в свою очередь предпочел гордо сохранять свое одиночество, не предпринимая больше попыток играть с ними в футбол. Поэтому сейчас он рассеяно наблюдал за игрой одноклассников через окно второго этажа школы.

Зато, как ни странно, он нравился одноклассницам. Девочки находили его даже по-своему красивым, некой мрачной и загадочной красотой, которая автоматически наделяла его качествами Эдварда из «Сумерек». Филип слышал однажды в столовой, как Ева Кларк, дочь владельца крупного свадебного салона в Галоэе и первая красавица в школе, громко хвасталась пред другими девочками, что ее бойфренд Томми Бойл ревнует ее к новенькому. Якобы тот во время занятий по английскому глаз с нее не сводит и все смотрит и смотрит своим таинственным темным взглядом. Слушая Еву, подружки ахали в ответ и начинали бросать томные взгляды на Филипа, сидящего через два стола от них, как обычно в полном одиночестве.

По иронии судьбы Филипп действительно очень часто на уроках английского смотрел в ту сторону, где обычно сидит Ева. Только взгляд его бывал обращен к окну, располагающемуся сразу за ее партой. Ему нравилось наблюдать, как вечернее солнце насквозь просвечивает багровые листья старого дуба, неизвестно откуда взявшегося на территории школы (растительности в Лохрее было мало), заливает окно кабинета учителя английского мистера Тимоти Келли теплыми медовыми бликами, стекая сначала на подоконник, а затем теряясь где-то под партами первых рядов.

Потеря отца, переезд, вечная занятость матери, одиночество и обособленность последних месяцев в незнакомой среде, обострили в Филипе тягу к наблюдению. Увлеченно рассматривая предметы или новые лица людей, окружающие его, он с удивлением отмечал, что они все больше напоминают ему вещи и персонажи из его любимых книг об эльфах.

— Привет. Что читаешь?

Филип вздрогнул и растерянно посмотрел на Бет. Маленькое круглое лицо, светлые кудряшки, теплая улыбка и удивительно взрослый взгляд синих глаз.

Бет Саливан была единственным человеком, с которым он поддерживал дружеское общение. Да и дружеским его можно было назвать с натяжкой, скорее общение по интересам. Они познакомились в школьной библиотеке, как правило, единственно пустующем помещении в школе. Филип желал там найти уединение, чтобы не выглядеть по-дурацки, когда его в очередной раз одноклассники не позовут играть в футбол. Среди груды книг, наваленных на последнем столе, который располагался в конце библиотеки ближе к окну, он не сразу заметил кудрявую светлую голову девочки. Она старательно водила пальчиком по строкам какой-то, даже по его меркам, огромной книге в тяжелом переплете с металлической застежкой. Сильное любопытство толкнула Филипа на знакомство с блондинкой, а если точнее, его больше заинтересовало то, что она читала. За долгие летние месяцы каникул в чужом городе, без знакомых и друзей, Филип особенно пристрастился к чтению книг. Он перечитал всю библиотеку в их доме — она, надо заметить, была совсем немаленькой, и сейчас по вечерам или вот в такие неловкие одинокие моменты на переменах в школе, компанию ему составляла книга о местном фольклоре, которую принесла с работы его мама.

Тогда у удивленно воззрившейся на него девочки (видимо, как и он, она не привыкла видеть в библиотеке еще кого-то) Филип задал ей тот же вопрос:

— Привет. Что читаешь?

— Привет, — просто ответила девочка и, перевернув тяжелый переплет книги, показала ему ее название.

— Ирландская мифология, — прочел он вслух и добавил, — у нас схожие интересы.

Он достал из школьного рюкзака книгу, которую принесла ему с работы мама.

— Народные ирландские сказки и легенды, — прочитала она и одобрительно кивнула.

Филипу сразу понравилась Бет. Она вела себя естественно и просто, не пыталась ему понравиться или завязать более близкое знакомство. Представившись, она предложила ему сесть рядом и, если возникнет желание, почитать то, что его заинтересует из ее книг. Больше часа они читали каждый свою книгу в полной тишине. И это сблизило их больше, чем если бы они часами болтали о чем-то интересном для них обоих. Когда время длинной перемены закончилось, и прозвенел первый звонок, Бет закрыла толстую книгу, поблагодарила Филипа за компанию и, встав со стула, неожиданно крикнула через весь зал библиотеки:

— Мистер О’Нелли, можно я пока оставлю книги на столе. Я хочу вернуться после уроков и продолжить чтение.

К огромному удивлению, в противоположном конце библиотеки из-за кафедры неожиданно выглянуло бородатое уже немолодое лицо библиотекаря.

— Конечно, Элизабет. Делайте, как Вам удобно, — был ей ответом хриплый, видимо от долгого молчания, голос мистера О’Нелли.

Но больше всего Филипа поразило не наличие незаметного библиотекаря, а сама Бет. Ее голова едва доходила до верхней книги книжной стопки на столе. И хотя все ее тело было вполне развитым и пропорциональным, ростом она была не выше восьмилетнего ребенка. Элизабет Саливан была карлицей.

Своими умными не по-детски серьезными глазами она снова посмотрела на Финна и тихо сказала:

— Надеюсь, что наша встреча не последняя, Филип. Я буду рада вновь тебя увидеть здесь.

Бет попрощалась и, взяв рюкзак, который был ей определенно велик, направилась к выходу. Филип так и не смог оправиться от изумления и хоть что-то сказать в ответ. В тот день он впервые опоздал на занятие и не мог сосредоточиться весь урок, мысленно все возвращаясь к моменту прощания с Бет. И тогда жгучая волна стыда вновь накрывала его, и появлялось непреодолимое желание разыскать девочку и извиниться за свое неловкое поведение.

На следующий день они снова встретились в библиотеке, но Филип так и не смог набраться смелости заговорить о том неловком моменте при прощании. Они стали регулярно встречаться и вместе читать в библиотеке. Иногда они энергично обсуждали некоторые понравившиеся моменты в книгах, с удивлением обнаруживая друг в друге интересных и внимательных собеседников. Их беседы всегда касались только книг. Личных тем они никогда не трогали.

Сейчас Бет снова смотрела на него своими взрослыми глазами, мило склонив голову набок, ожидая его ответ.

— Привет. Ирландские волшебные сказки, — сказал Филип. — А ты что здесь делаешь?

Ему было непривычно видеть Бет в школьном коридоре, до этого они виделись только в библиотеке. Он не знал и никогда ее не спрашивал, в каком классе она учится.

— Да вот, решила зайти к мистеру Келли до начала урока. У меня вопросы по домашнему заданию, — Бет говорила спокойно и продолжала ему улыбаться, словно совершенно не замечая, что подоконник, на котором сидел Филип, едва доходил ей до груди.

От чего-то ему снова стало неловко рядом с ней, и он сделал движение, чтобы спуститься.

— Нет-нет, не спускайся из-за меня. Я ненадолго. Просто увидела тебя, и захотелось поздороваться.

— Угу, — только и нашел, что сказать Филип, нерешительно замерев в неудобной позе. Подумав, он решил добавить, стараясь не замечать, как глупо звучит его вопрос: — Значит, у тебя тоже ведет мистер Келли? Английский?

Бет активно закивала и еще больше заулыбалась. Она хотела что-то сказать, но в этот момент дверь кабинета английского неожиданно открылась, и из-за нее появилось озабоченное лицо мистера Келли.

— Мисс Саливан, вы хотели о чем-то спросить меня? Прошу в мой кабинет.

Когда дверь закрылась за Бет, Филип снова остался в полном одиночестве. И чтобы не думать обо всех тех неловких моментах, которые, как казалось ему, возникли в момент общения, он углубился в чтение. Совсем скоро прозвенит звонок, перемена закончится, и коридор снова наполнится топотом детских ног, звонких голосов и счастливым смехом.

«Может ли он назвать себя счастливым? А Бет? Интересно, счастлива ли она? Может она чувствует себя среди обычных детей даже более одинокой, чем он, новичок?», — его мысли скакали со строчки на строчку, сосредоточиться не удавалось.

Придя после уроков домой, Филип как обычно написал матери короткое сообщение: «Я дома. Пообедал. Сажусь за уроки». Его ужасно раздражало регулярно отчитываться о своих действиях маме. Но он понимал, что после смерти отца, такой контроль дает ей, вечно пропадающей на работе, ощущение некоторого спокойствия.

Обедать он, конечно же, не стал, отдав почти всю тарелку макарон Мерлину, и закинув школьный рюкзак за кровать, с удовольствием растянулся на ней с книжкой. Первые недели пребывания в Ирландии его одиночество скрашивали книги Дж. Р. Р. Толкина. Мать, заметив его интерес к фантазийным существам из старых английских сказок, принесла ему толстенную книгу из библиотеки Университета.

— Думаю, тебе понравиться фольклор Ирландии. Здесь тоже немало волшебных существ. Многое перекликается с мифологией Старой Англии, — сказала она, протягивая ему внушительных размеров книгу в коричневом переплете.

Его мама, Элейн Мур, в девичестве О'Лири, и вне работы говорила внятно, с четкой артикуляцией. Долгие годы преподавания наложили на нее неизгладимый отпечаток, даже дома она оставалась немного преподавателем — с высоко собранными в пучок рыжими волосами и очками в изящной оправе. В одежде она старалась придерживаться серых благородных оттенков, предпочитая брюки и короткий пиджак элегантным платьям и прочим «женским штучкам», как шутил его отец. Траур никак не повлиял на ее предпочтения ни в одежде, ни в образе жизни. Скорее наоборот, она с удвоенной энергией занималась продажей вещей, которые они не могли взять с собой в Ирландию, затем активно обустраивала их на новом месте, а когда ее перевод в Ирландский национальный Университет был одобрен, с жадностью окунулась в преподавательскую жизнь. Если бы Филип не знал, как сильно родители любили друг друга, он бы заподозрил мать в скрытой радости от возможности вернуться на родину ее предков.

С внезапной потерей главы семьи и последовавшими изменениями в их жизни каждый из них справлялся самостоятельно. Филип окунулся в мир фэнтези, Элейн в работу и в восстановление старых родственных связей. Оказалось, что отец, Ричард Мур, был именно тем связующим элементом, который сплачивал вокруг себя всю семью. Даже старый Мерлин, белошерстный персидский кот, и тот оказался предоставленным самому себе, с потерей любимого хозяина, на тапочках которого он предпочитал дремать в зале возле камина долгими зимними вечерами.

Филип старался не думать об отце и не вспоминать о прошлом, но иногда по ночам к нему снова возвращалась его старая жизнь в Лондоне, и он отчетливо слышал низкий густой голос отца, который, как в детстве, зачитывал ему перед сном выдержки из газетных новостей, пока Элейн задерживалась на работе.

— Хм, странно, — задумчиво произнес отец, перелистывая страницу очередной газеты. (Филип даже закрытыми глазами по запаху свежей типографской краски мог определить, что скорее всего это «Дейли Телеграф»). — Газета лондонская, а новости из маленького ирландского городка. Лохрей. Интересное название. Если не ошибаюсь, переводиться как «Серое озеро». Твоей маме бы понравилось.

— Что за озеро, пап? — спросил Филип, удобнее устроившись в кровати. Больше всего на свете он обожал эти их ночные посиделки с отцом. Мама часто задерживалась на лекциях, и тогда отец приходил к нему в комнату, читал вслух новости, и они вместе ждали ее.

Правда, как правило, Филип засыпал раньше ее возвращения, но все равно он очень гордился тем, что отец ему как взрослому позволяет участвовать в их «мужских вечерах», как он их обычно называл.

— Не знаю, сынок. Может там находится какое-нибудь таинственное озеро. Надо спросить у мамы, она же у нас ирландка, — отец заговорщицки подмигнул сыну, словно в их семье только мама имела ирландские корни.

— А что еще там пишут?

— Здесь пишут о каком-то старом дереве. Оно вроде очень древнее. Да, точно, — радостно вскрикнул отец, найдя, наконец, глазами нужную строчку. — Речь о древнем дубе, который с незапамятных времен растет в Ирландии, в провинции Коннахт. Считается, что этот дуб рос еще задолго до появления самого городка Лохрей, где сейчас он находится. Городские власти решили срубить единственное дерево на территории местной школы. Интересно, чем он им помешал.

— Мама называет Ирландию Изумрудным Островом, — Филип любил мамины воспоминания о родине, но больше ему нравилось обсуждать их потом с папой.

— Верно, сынок, потому что трава там зеленая почти круглый год. Но если решат вырубать древние дубы, скоро от изумрудности острова ничего не останется.

— Я не хочу, чтобы дуб срубили. Мы можем что-нибудь сделать?

— Думаю, да. Если все учащиеся школы, а также жители городка письменно обратятся в Городской Совет. Возможно, решение будет пересмотрено.

— Я тоже могу написать, пап? — Филипп смотрел на отца своими темными по-детски доверчивыми глазами.

— Конечно, — Ричард Мур потрепал сына за волосы. — Если бы сейчас здесь была мама, она наверняка бы начала рассказывать о том, что предки ирландцев, кельты, верили, будто все деревья живые и являются своеобразным переходом в другие миры.

— В волшебные миры? — глаза ребенка загорелись.

— Волшебные, — кивнул отец и, заметив запрыгнувшего на кровать кота, воскликнул: — Смотри, Мерлин тоже решил присоединиться к нашему «мужскому вечеру».

Пушистый белый кот притаптывал мягкими лапами одеяло мальчика, намереваясь улечься ему прямо на грудь.

— Уйди, Мерлин. Ты очень тяжелый, — запротестовал Филип. — Пап, скажи ему.

Но отца уже не было рядом. В комнате было тихо и сумрачно. Мальчик пытался обеими руками спихнуть кота на пол, но Мерлин вцепившись когтями в одеяло ни в какую не хотел уходить. Филип стал практически задыхаться под его тяжестью.

— Уйди, — прохрипел мальчик, на что ушли последние силы.

Кот, буравя его своими жуткими зелеными глазищами, все давил и давил всем весом ему на грудь. Глаза Филипа стали закрываться против его воли. Он больше не мог вздохнуть полной грудью, и перестал предпринимать попытки. Последнее, что он увидел, прежде чем его веки окончательно закрылись, был непонятный зеленый свет.

Филип резко вскочил с кровати, уронив при этом на пол книгу, лежащую у него на груди. Видимо он заснул и ему приснился странный сон. Глубоко вздохнув, он присел обратно на кровать, приходя в себя.

Никто не пытался его задушить. Это просто сон. Мерлина даже в комнате нет.

— Мерлин, кис-кис, — позвал он кота. Но никто ему не ответил. — Фух, приснится же такое.

Филип нагнулся, чтобы подобрать упавшую книгу. Она лежала вверх переплетом, раскрывшись на середине. Он протянул к ней руку, и в этот момент из-под кровати что-то волосатое легонько ударило его. С криком отдернув руку, Филип с ногами забрался на кровать. Мысли метались в голове как стая вспугнутых ворон. Сердце колотилось. Но что-то внутри подсказывало ему не бояться.

Перегнувшись через край, Филип осторожно заглянул под кровать. Сверкая своими глазищами, из темноты на него смотрел Мерлин.

— Мерлин, — выдохнул Филипп. — Ты напугал меня. Что ты делаешь под кроватью?

Все это казалось странным Филипу. И сон, и кот, который не отозвался на свое имя. Но больше всего его поразило то, что он прочел на помявшихся страницах разворота книги, когда он поднял ее с пола.

«Под конец вечера усталому путнику удалось добраться до озера. Луна уже светила высоко в небе, хорошо освещая все вокруг. Вдалеке юноша сумел разглядеть тусклые огоньки начинающейся деревни. Но прежде он решил передохнуть и набраться сил на берегу озера.

Было тихо и тепло. Лунный свет серебрил спокойную гладь озера, убаюкивая взор юноши.

«Если я немного вздремну, а потом снова продолжу свой путь, ничего особенного не случиться», — подумал он, засыпая. Так он и заснул на берегу озера, положив обе ладони под голову.

Глубокая ночь опустилась на землю, принося с собой холод и мрак.

Путник проснулся от странного ощущения беспокойства. Его взору явилась прекрасная дева. Она плавно скользила по озеру, приближаясь к нему. От ее белых одежд исходило легкое свечение. Волосы были распущены и переливались золотистыми волнами в бликах лунного света. Лик ее был красив и изящен. А взор горел тысячами зеленых звезд.

Приблизившись к путнику, дева запела. Голос ее был так сладок и чудесен, что юноше захотелось, чтобы этот звук никогда не кончался. Песня лилась мягко, проникая глубоко и трогая его сердце.

Дева протянула руку и жестом позвала юношу следовать за ней. И он последовал. Они шли по водной глади, едва ее касаясь. Светящиеся одежды девы нежно переливались в лунном свете. Путник был очарован.

Они остановились на середине озера, и дева обратила к нему свой взор. Ее зеленые завораживающие глаза стали гореть сильнее, ослепляя юношу. Он попробовал прикрыть руками свои глаза, но свет проникал сквозь них.

Неожиданно волосы девы приобрели багряно-кровавый цвет и сотнями змей устремились к ослепленному юноше, сковывая его по рукам и ногам. Юноше пытался вырваться из смертельных объятий, но змеиные узлы становились все крепче и сильнее. Сквозь льющиеся из глаз слезы отчаяния он увидел, как дева превратилась в страшную старуху. Вместо зеленых глаз зияли черные пустые глазницы, а лицо было покрыто глубокими морщинами. Чудесная песня, так увлёкшая душу путника, сменилась жутким пронизывающим до костей воплем. И чем сильнее кричала старуха, тем слабее становился юноша. Пока жизнь совсем не покинула его.

Наутро две крестьянки из ближайшей деревни пришли на озеро постирать белье, и нашли тело утонувшего обескровленного юноши».

Мурашки поползли по телу Филипа, когда он закончил читать отрывок. По сравнению с ним, сон уже не казался ему таким пугающим. Но все же он уловил некую связь между ними — яркие зеленые глаза, неестественное свечение.

Чтобы хоть как-то разбавить сгустившуюся атмосферу страха, Филип громко вслух сказал:

— Мерлин, может в прошлой жизни ты был баньши? Что скажешь?

С легким мурлыканьем Мерлин вышел из-под кровати, медленно потягивая сначала передние лапы, затем спину. Легко запрыгнув к Филипу, он обнюхал книгу и поднял свои умные глаза на хозяина.

— Вот и я думаю, что все это сказки, — произнес Филип, рассеянно поглаживая кота. — Просто сон и сказки.

На следующий день в школе Филип неожиданно для себя зашел после уроков в библиотеку. И попросил у мистера О’Нелли все книги о баньши, которые есть в библиотеке.

— Если есть какие-нибудь современные сообщения об этих существах, или воспоминания очевидцев, тоже поищите, пожалуйста. Сгодиться все: газетные вырезки, слухи, любые упоминания.

Библиотекарь выглядел сбитым с толку:

— Все о баньши? Вам задали подготовить исследование на тему? Должен заметить, странное задание. А кто Вам его задал? Мистер Галлахер?

— А почему Вы спрашиваете? — Удивился Филип. — Разве я не могу в библиотеке взять книги, чтобы просто почитать? И кто такой мистер Галлахер?

— Мистер Галлахер очень уважаемый человек в школе и в нашем городе, — ответил библиотекарь, раздраженно поморщившись, словно один только факт незнания «кто такой мистер Галлахер» умаляло достоинства Филипа в глазах библиотекаря.

— Я недавно переехал в Лохрей, — зачем-то Филипу захотелось, чтобы недружелюбный мистер О’Нелли знал об этом.

— А, новенький, — библиотекарь снял очки, протер их тряпочкой, которую он предварительно достал из черного футляра, и, водрузив их обратно себе на нос, воззрился на юношу с пущей внимательностью. — Филип Мур, мальчик из Лондона, приятель Бет.

— Верно, — удивленно согласился Филипп, хотя выражение «приятель» немного покоробило его.

— Бет хорошая девочка, — зачем-то добавил мистер О‘Нелли, продолжая внимательно наблюдать за ним, словно следил за его реакцией.

— Согласен. Мы часто с ней вместе здесь читаем.

— Да-да, я вспомнил тебя. Не сразу, правда, но вспомнил. Ты сегодня какой-то взволнованный и говоришь много.

— Просто я немного тороплюсь. Хотел взять домой, что будет можно. Вы дадите мне книги о баньши?

— Книги домой брать нельзя, — отрезал библиотекарь и развернулся, собираясь скрыться обратно за кафедрой.

— Постойте. Но какие-то можно? Пожалуйста, мне очень надо, — желание Филипа было так велико, что он был готов умалять этого странного книжного Цербера в очках.

— Ты не сказал, зачем тебе они? Ты уже вырос из сказок.

— Моя мама, преподаватель истории в Университете в Галуэе, она любит периодически давать мне различные задания. Для общего развития. А сейчас она хочет, чтобы я ближе познакомился с историей Ирландии. В том числе с фольклором. Она сама ирландка и надеется, что я полюблю эту страну также как и она, — Филипп врал на ходу, облекая все в стройную и красивую форму. — Я хотел совершить небольшое журналистское расследование, верят ли современные люди в волшебных существ. Но уже не успеваю, поэтому пришел сюда. Вы поможете мне?

— Говоришь, твоя мама ирландка, — библиотекарь с сомнением глянул на него поверх очков. — Как ее имя?

— В девичестве Элейн О’Лири.

— Мммм, — мистер О’Нелли задумчиво приложил палец к подбородку, — знавал я каких-то О’Лири. Кажется, они теперь живут в Галуэе.

— Троюродная тетушка Пэм и ее муж дядя Патрик, — скороговоркой выпалил Фил, мысленно вознеся благодарность самому себе за то, что слушал мать, когда та перечисляла ближайших родственников в Ирландии.

— Ну, хорошо, Филип Мур. Я подберу тебе кое-какую литературу. Только обещай все вернуть к вечеру следующего дня.

— Обещаю.

Мистер О’Нелли ненадолго скрылся за дверью хранилища, оставив обрадованного победой Филипа ждать его возвращение в читальном зале.

Вернувшись поздно вечером домой, Элейн Мур зашла в комнату сына. Не сняв одежды, он лежал на кровати поверх одеяла и спал крепким сном. В его руках она нашла небольшой энциклопедический словарик волшебных существ. Там, где была заложена алая ленточка ляссе, она прочитала:

«Баньши, или «женщины холмов», могли являться в виде фантомов, светящихся зеленым люминесцентных светом. Но чаще всего появлялись в облике женщин с пронзительными зелеными глазами. Они могли быть молодыми и прекрасными, в развивающихся одеждах, с длинными серебряными или золотистымиволосами. Или же выглядели ка древние старухи, с всклокоченными седыми волосами, в лохмотьях старой одежды. Считалось, что каждый, кому не поздоровалось встретиться с баньши, падал замертво, обескровленный или оглушенный ее леденящим душу криком».

— Эй, лилипут, что ты забыла в коридоре для Гулливеров? — Томми Бойл громогласно рассмеялся собственной шутке. — Кто-то не читал произведение Свифта?

— Читала, — спокойно ответила Бет. — И прекрасно помню, что сделали лилипуты с Гулливером.

Сидя как обычно на подоконнике, Филип видел со своего места, как Томми и его приятели окружили девочку.

— Вижу, кто-то здесь больно умный, — не унимался Бойл, — да не по росту умный.

Приятели Томми прыснули со смеху. Их было четверо. Самые задиристые парни в школе. Их родители входили в городской и школьный советы, что давало им множество поблажек, в том числе, в поведении. Никто не мог найти на них управу. Сами учителя предпочитали не связываться с разбитной четверкой.

Один из парней выхватил рюкзак из рук девочки, сказав что-то про слишком большую корзинку для маленькой Красной Шапочки. Мальчишки стали перебрасывать рюкзак между собой, смеясь над тщетными попытками Бет перехватить его.

— Прыгай, пигалица. Прыгай! — издевался Томми. — Теперь ты уже не такая умная, как на уроках мистера Галлахера.

Одноклассники в страхе стояли, прижавшись, кто к стене коридора, кто возле окон. Никто не хотел связываться с этой четверкой.

Филип быстрым шагом преодолел расстояние до ребят, и спокойно перехватив подбрасываемый в воздухе рюкзак (благо, рост позволял), отдал его Бет. Большие светлые глаза посмотрели на него с благодарностью. К удивлению Филипа, в них не было ни намека на слезы.

«А, девчонка-то, стойкая», — с восхищением подумал он.

И в этот момент сильный удар в спину едва не свалил его с ног.

— Эй, англичанин, — Томми говорил тихо и с явной угрозой в голосе. — Ты здесь новенький, поэтому видимо не в курсе, что вмешиваться в дела «дьявольской четверки» подобно смерти. Так, что извинись сейчас, и на первый раз я, так и быть, тебя прощу.

Филип развернулся к нему и смерил его долгим взглядом, взвешивая, насколько стоит обострять ситуацию. Оценив все «за» и «против» он равнодушно пожал плечами и сказал:

— Извини.

Взяв Бет за руку, он вывел ее из круга опешивших ребят. Если им повезет, они успеют добраться до библиотеки, прежде чем, Томми Бойл соберётся с мыслями, и снова крикнет что-нибудь вызывающее. А ему так сейчас не хотелось драться. Конечно, он никогда не бежал от драк, но и сам старался их не провоцировать. В лондонской школе они все решали с помощью пари, и Филип привык считать, что это единственный способ, позволяющий достойно выходить из спорных ситуаций.

Но здесь были другие правила. Поэтому не успели они пройти и двух метров под заинтересованными взглядами перешептывающихся одноклассников, как Томми Бойл, наконец, нашел, что сказать:

— Эй, англичанин, и это все?

«И это все, что ты придумал?», — мысленно передразнил его Фил. Как он и опасался, Томми Бойл был из тех, кто решал спор кулаками. Быстро шепнув на ухо Бет, чтобы она спряталась в библиотеке, он повернулся к противнику.

— Что ты хочешь, Бойл?

— Хочу, чтобы ты отдал моим парням взамен рюкзака карлицы свой рюкзак, — издевательский тон и наглая ухмылка на лица Томми явно говорили о его готовности показать новичку, где его место.

— Я извинился. Все это слышали. О других условиях речи не было, — Филип старался, чтобы его голос не дрожал. (Поскольку расстояние между ними было немаленьким, приходилось говорить громко, а это могло выдать его чувства).

— Считай, это новые условия, англичанин.

В коридоре повисла мертвая тишина. Школьники замерли в ожидании продолжения неожиданно разворачивающегося конфликта. Было даже слышно, как сопит рыжий толстяк, стоящий за колонной возле кабинета химии. Филип колебался недолго. Он принял решение. Томми Бойл хотел драки, он ее получит.

— Тогда попробуй, забери.

Их взгляды скрестились через коридор. Филип увидел, как изменилось лицо Томми. Побледнев, он смотрел куда-то за его спину. В этот момент чужая тяжелая рука легла на плечо Филипа. Вздрогнув, он резко повернулся к незнакомцу, чуть не сбросив его руку. Им оказался высокий мужчина в сером костюме с короткой седовласой стрижкой, аккуратной рыжей бородкой и глубоким взглядом мудреца. И голос у него был под стать мудрецу.

— Никто ничего забирать ни у кого не будет, — он говорил размеренно и тихо. Но в полнейшей тишине слышались все нюансы его тона: ровные, проникающие, которым не смеешь не подчиниться. — Мистер Мур, прошу проследовать в мой кабинет. А Вам, мистер Бойл, я настоятельно рекомендую, извиниться перед мисс Саливан.

Только сейчас Филип увидел за высокой внушительной фигурой незнакомца маленькую Бет (видимо, это она его привела). Пока Томми Бойл, что-то мямля себе под нос, пытался извиниться перед Бет, Филип из-под тешка старался разглядеть по внимательнее незнакомца. Его рука все еще покоилась на его плече, от чего Филипу стало казаться, что все его тело будто парализовано ее тяжестью и силой. Он не мог себе объяснить, но явственно ощущал непередаваемую энергетику, исходившую от этого человека. Ему вдруг стало не по себе от мысли, что тот способен подчинить себе абсолютно все.

Высокий незнакомец, словно прочитав его мысли, обратил свой внимательный взор на взволнованного Филипа.

— Мистер Мур, — сказал он своим глубоким чарующим голосом, — я не представился. Мистер Галлахер.

Рука оторвалась от плеча Филипа и в туже секунду уже жала его холодную безвольную руку.

— Приятно познакомится лично. Элизабет много говорила о Вас.

— И мне приятно, — только и смог выдавить Филип, не сводя глаз с лица мистера Галлахера.

Оно уже не было молодым, но и старым назвать его было трудно. Легкая сетка морщин возле глаз, чуть бледная кожа, высокие заостренные скулы. И глаза: темно-коричневые, проникающие вовнутрь, казалось, они скрывали в себе всю мудрость возраста.

— Идемте, — коротко бросил он растерянному Филипу, когда Бет присоединилась к ним.

Все трое пошли по длинному школьному коридору. И Филип, не оборачиваясь, был уверен, что все, не отрываясь, смотрят вслед их странной троице: высокий властный мужчина, девочка-карлик и он, английский ирландец, чужак и одиночка.

Кабинет мистера Галлахера оказался просторным и светлым с единственным большим оком. Минимум мебели состоял из рабочего стола, настольной лампы, кресла, двух стульев, чайного столика, стоявшего в противоположном от стола углу, и небольшого диванчика для посетителей возле двери. У входа на стене видело овально зеркало. Мельком взглянув на свое отражение при входе, Филип невольно поразился, каким бледным и потерянным он сейчас выглядел. Словно за провинность его позвали к директору школы, и ему грозит отчисление. Последний раз настолько неуютно и отстраненно он ощущал себя на похоронах отца, когда в их доме собралось много незнакомых лиц, все время сочувствующих и о чем-то спрашивающих его, тогда как он хотел только одного — остаться наедине со своей потерей.

— Знаю, что Вы с матерью совсем недавно переехали в наш город, — сказал мистер Галлахер, расположившись в кресле, и, жестом указав на стулья, пригласил их с Бет последовать его примеру. — Нравится ли тебе в Лохрее?

— Немного, — осторожно ответил Филип, стараясь не обидеть и в тоже время говорить близко к правде, так как этот мистер производил впечатление человека, который сразу почувствует ложь. — Я пока привыкаю.

— Хорошо, — ответ Филипа заметно удовлетворил мистер Галлахера.

— Элизабет говорила, что Вы интересуетесь мифологией Ирландии? Читаете народные легенды и сказки?

Филип кинул быстрый взгляд на девочку, которая сидела справа от него с прямой спиной и положив руки на колени, словно примерная ученица. С того момента, как она появилась в коридоре вместе с мистером Галлахером, она не проронила ни слова.

— Да, — коротко ответил Филип.

— Похвальное увлечение, должен заметить, — мистер Галлахер, облокотившись на стол и соединив пальцы рук рамкой, задумчиво смотрел на мальчика. — Как впрочем, и Ваше поведение сегодня, достойное истинного джентльмена.

— Спасибо.

Неожиданно мистер Галлахер резко подался вперед, навалившись всей грудью на стол, и спросил опешившего Филипа:

— А хотели бы Вы, мистер Мур, присоединиться к нам с Бет в одном проекте? Если Вы любите читать, интересуетесь фольклором и достаточно терпеливы и скрупулёзны в поиске нужной информации, Вы могли бы реализовать свои несомненные таланты под моим руководством. Раньше я вел уроки в классах. Но с этого года решил работать индивидуально с одаренными учениками. Элизабет одна из них. Кстати, работа в моем проекте поможет Вам получить отличную характеристику при получении диплома. Кем бы Вы хотели стать в будущем, мистер Мур?

Учитель не сводил с него своих магнетических глаз. Филип заметно колебался с ответом:

— Я пока не знаю. Может, журналистом или писателем.

— Чтобы Вы не выбрали, уверен, Вы добьетесь успехов. Так Вас интересует участие в проекте?

— Да. Наверное, — неуверенно сказал Фил. В его голове как назло было совершенно пусто, и он никак не мог отделаться от ощущения, что все происходит не с ним. — Но у меня есть вопросы.

— Конечно, мистер Мур, я с радостью постараюсь ответить на них.

— Какой предмет Вы преподаете, мистер Галлахер?

— Хороший вопрос, мистер Галлахер. Вы внимательны к деталям, для будущего журналиста весьма важное качество. Я с удовольствием отвечу Вам. До этого года я вел курс «История Древней Ирландии: кельтское наследие».

Брови Филипа удивленно поползи вверх.

— Я не знал, что есть такой курс в школьной программе.

— Мой курс был факультативным, учащиеся могли выбрать его по желанию. И желающих, должен заметить, всегда было предостаточно.

«Не сомневаюсь», — подумал Финн. Мистер Галлахер производил неизгладимое впечатление. Многие, наверное, только из-за него и посещали этот курс.

— Расскажите о проекте, пожалуйста, — попросил Филип.

Он сознательно тянул время, хотя ничего не мешало ему сразу согласиться. В конце концов, рекомендация такого преподавателя (как назвал его мистер О’Нелли, библиотекарь, «уважаемый человек в школе и в городе»?) в конце учебы не будет лишней. Но было что-то, что не давало покоя Филипу. Что-то смутно-тревожащее. Он не мог понять, что именно. Но слушал мистера Галлахера очень внимательно, словно в его рассказе могло скрываться объяснение состояния Филипа.

— Проект носит пока рабочее название «Артефакты из мира сидов». Как Вы наверняка знаете, мир сидов это потусторонний мир, в который верили предки ирландцев. Некоторые из современников до сих пор склонны верить в существование волшебных существ, а также во многие вещи, которые, как считается, были созданы, самими сидами. Например, так называемые, «сгоревшие курганы» или древние каменные сооружения, типа Стоунхенджа, чье назначение до сих пор скрыто от ученых. Конечно, мы не ученые, а также, я не говорю, что мы разделяем току зрения некоторых о том, что создателями загадочных артефактов или реликтовых мест были непосредственно сиды. Но сама тема стала объектом нашего внимания. Я и моя малочисленная команда, в которую входит Элизабет, — мистер Галлахер тепло улыбнулся Бет, — и еще двое учеников из старших классов, выбрали древнеирландский фольклор полем своего изучения на предмет упоминания в нем о тех или иных артефактах.

Мы внимательно перечитываем самые распространенные сказки и легенды, а также ищем любые упоминания о сидах в различных энциклопедических изданиях, малоизвестных фольклорных произведениях и прочее. Должен сразу сказать, работа достаточно скрупулёзная, а порой и утомительная, требующая большой сосредоточенности и внимания. Терпение и выдержка очень Вам пригодятся, если решите работать с нами.

Мистер Галлахер замолчал, размышляя о своем. Поставив локти на стол, он устремил свой взор куда-то поверх сложенных в рамку длинных пальцев, периодически касаясь треугольником из указательных пальцев своих губ.

Молчание затянулось. Филип не смел его нарушить, сосредоточенно разглядывая свои колени, а точнее прилипшую к ним белую шерсть Мерлина (Филип давно понял, как бы чисто не было в доме, на многих вещах всегда можно было неожиданно обнаружить результат линьки кота). Бет сидела рядом, по-прежнему не шелохнувшись. В какой-то момент Филипу даже стало казаться, что она заснула с открытыми глазами.

Глухо прозвенел звонок в коридоре, возвещая о том, что большая перемена закончилась. Филипу пора было идти на урок истории, но почему-то совсем не хотелось двигаться. Мистер Галлахер по-прежнему не подавал признаков «присутствия».

Филип нехотя покашлял, привлекая внимание преподавателя. Мистер Галлахер обратил на него свой темный гипнотизирующий взор.

— Я сообщил Вашему преподавателю по истории, что Вы можете задержаться, — невозмутимо сказал он.

Сказать, что Филипп был удивлен, не сказать ничего. Ко всему прочему странное неприятное ощущение усилилось. Он, наконец, смог понять, что именно его смущало во всей этой ситуации. Впечатление заранее спланированного события не покидало его. Все это казалось очень странным и настораживающим. Бет привела Галлахера, который пригласил его к себе, при этом странным образом успев (более того словно предвидя это) предупредить мистера Коннолли, учителя по истории.

— Но если Вы не хотите пропустить урок, мы можем закончить нашу беседу в другой раз, — добавил мистер Галлахер, не спуская глаз с Филипа.

Тот заметно колебался. С одной стороны, возможность сбежать от странного ощущения, с другой стороны — перспектива заняться чем-то интересным и полезным, что возможно положительно отразиться на его будущем. Сказал же мистер Галлахер что-то там про индивидуальную работу с одаренными учениками. Может он станет одним из них? В этот момент Филип старался не думать о молчаливой мольбе, вспыхнувшей во взоре Бет, когда она, словно только что проснувшись, посмотрела на него своими большими светлыми глазами.

— Нет. Я останусь, — сказал Филип. — Мне интересно Ваше предложение.

Мистер Галлахер заметно обрадованный неожиданно поднялся из-за стола, жизнерадостно объявив, что в таком случае им стоит выпить чаю. Высокий с внушительной фигурой, даже для такого просторного кабинета, мистер Галлахер в два счета преодолел небольшое расстояние до маленького сервированного чайным набором столика.

Вскоре они втроем пили чай и разговаривали о связи народного творчества с вымыслом и реальными событиями, имеющими место быть в реалиях истории. Филип сам не заметил, как ушло то странное ощущение некоего заговора вокруг него. Увлеченный интересными аргументами учителя и взрослыми умными замечания Бет, он старался больше не думать о первом неприятном впечатлении, которое, как он догадывался, было скорее связано с практически осязаемой аурой влиятельности и авторитета мистера Галлахера.

— Каждое событие в обычной жизни народа нашло отражение в фольклоре в виде метафорических образов и действий. Особенно это связано с образом Смерти, — рассуждал мистер Галлахер. — В фольклорной ирландской традиции функции вестника смерти обычно прочно закреплены за определенным персонажем. И, как правило, действия такого персонажа связаны с целым рядом ритуальных обрядов. Будь то пророчество, песня или расчесывание волос — все это символизация сакрального перехода в другой мир.

— Баньши, — Филип не заметил, как сказал это вслух.

— Совершенно верно, молодой человек. Речь идет именно о баньши. Вы уже успели познакомиться с данным образом в творчестве Ирландии?

Две пары внимательных глаз уставились на Филипа, словно от его ответа что-то зависело.

— Да, немного, — осторожно ответил он. — На мой взгляд, достаточно кровожадный персонаж.

Мистер Галлахер и Бет обменялись понимающими улыбками.

— На самом деле все не так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Элизабет … — мистер Галлахер кивнул девочке.

— Баньши, принято считать пророчицей смерти, — с готовностью отличницы заговорила Бет. — И во многих легендах она предстает как монстр, питающийся жизненными силами человека, а иногда выпивающий всю его кровью. Смахивает на вампиров, не правда ли? — Бет очаровательно улыбнулась Филипу. — Истории о баньши передавались из уст в уста и рассказывались у очага на протяжении многих веков. Вера в баньши тесно связана с представлениями первых ирландцев о жизни и смерти в различной культурной и социальной среде. И по сей день баньши остается одним из наиболее распространенных и известных образов ирландского национального фольклора.

Но на наш взгляд, образ баньши гораздо шире принятых суеверий и глубже многих ее художественных изображений в литературе. Мы считаем, что она и есть тот дух, что в религии друидов отвечал за поддержания равновесия между мирами. Хранительница миров. Страж границы между ними. Характерно, что все встречи героев с этим персонажем в ирландском фольклоре происходят у источников воды, возле холмов или на границе леса. То есть, в тех местах, которые по поверьям наших предков считались своеобразным порогом в другой мир.

— И многие артефакты, упомянутые мистером Галлахером, были найдены учеными как раз в таких местах сакрального перехода, — догадался Филип.

— Верно, — хлопнул в ладоши мистер Галлахер. — Более того, мы думаем, что это вполне объясняет многочисленные свидетельства очевидцев, упоминавших странных существ или фантомов возле тех мест. Возможно, там действительно находиться дверь в потусторонний мир, который наши предки называли Сидом.

— Значит, Вы верите в существование другого мира? — прямо спросил Филип, от внимания которого не ускользнул легкий переход с темы научного исследования на тему сверхъестественного.

Бет и учитель переглянулись.

— Подобная вера всегда была для ирландцев сама собой разумеющейся, фактом, который не требовал комментариев, — ответил мистер Галлахер, слегка пожав плечами, словно вера в паранормальное была столь же естественной, как и умывание по утрам.

— Порой, чтобы продвинуться, в исследовательской работе, приходиться принимать не совсем стандартную точку зрения, — попыталась пояснить Элизабет. — В нашем случае, чтобы найти указания на артефакты и другие реликты, мы стали думать как древние кельты. Насколько это возможно.

— Должен заметить, нам это значительно помогло, — добавил мистер Галлахер и, резко сменив тему, спросил у Филипа. — Что скажете, мистер Мур, Вам будет интересна такая работа? Конечно, в основном придётся копаться в книгах и проводить много времени в библиотеке. Необязательно в школьной, я сделаю Вам допуск в библиотеку Университета в Галуэе.

— Да, с удовольствием, — охотно согласился Филип.

— Хорошо, тогда сейчас я Вас, пожалуй, отпущу. Увидимся с Вами завтра. Элизабет проводит Вас и объяснит, в какое время меня можно будет найти.

Филип и Бет не спеша шли по коридору. Солнце уже садилось, и его последние лучи заполняли причудливыми золотисто-бледными образами пол школьного коридора. Они шли молча, но это совсем не тяготило Филипа. Сейчас он себя чувствовал на редкость хорошо, словно впервые оказался на своем месте. За все время, проведенное в кабинете мистера Галлахера, он даже ни разу не вспомнил о своей прошлой жизни в Лондоне. Сегодня он не чувствовал себя одиноким, а наоборот душу наполняло ощущение чего-то важного, какой-то необратимой перемены к лучшему.

— Спасибо, что помог мне сегодня с Томом Бойлом, — сказала Бет, когда они остановились перед кабинетом истории. — Я привыкла к подобным шуточкам и приколам. Люди жестоки к не таким как они. Но у Тома ко мне особая неприязнь. Поэтому я благодарна тебе за то, что ты вмешался.

Филип быстро прикинул в уме, что до звонка на перемену осталось минут десять. Ему совсем не хотелось идти на историю, поэтому он предложил Бет присесть на подоконник и вместе дождаться звонка.

— В старой школе я насмотрелся на таких, как он, — сказал Филип, помогая Бет взобраться на подоконник. — Хотя признаюсь, очень удивлен его жестокостью. Почему он так с тобой?

— Из-за мистера Галлахера.

— Из-за мистера Галлахера? Того, у которого я сегодня был? Не понимаю…

— Да, в школе один мистер Галлахер, — улыбнулась Бет. — Кстати, его зовут Рейнольд. Конечно, я не называю его по имени. Никто не называет. Но не об этом… В прошлом году я училась в одном классе с Томми Бойлом, но потом перевелась на индивидуальное обучение и была последней, кого к себе взял в том числе и мистер Галлахер. Томми Бойл метил на это место. Точнее родители Томми, они у него достаточно влиятельные, хотели, чтобы их сын попал к такому преподавателю, как мистер Галлахер. Но он выбрал меня из всех кандидатов.

— Значит, не такие уж и влиятельные у него родители, — попытался пошутить Филип. Но понял, что шутка не зашла, когда Бет посмотрела на него сердитым взглядом своих недетских глаз.

— Мистер Галлахер очень справедливый и требовательный преподаватель. Он руководствуется только своим чутьем специалиста. К тому же Томми не прошел отбор. Возможно, ему даже сильно попало от родителей за это. Не знаю. Но с того момента он взъелся на меня, решив, что это я во всем виновата, что я заняла его место.

— Мистер Галлахер, конечно, производит впечатление очень интересного и эрудированного преподавателя, — сказал Филип, — но, надо признаться, меня он немного насторожил. Он такой… Как бы это сказать, слишком влиятельный, что ли. Властный, вот. Мне кажется, что он не из тех людей, кто потерпит неповиновение. А Томми Бойл совершенно не похож послушного ученика. Я бы на его месте подумал несколько раз, прежде чем записываться к нему на курс.

— Но ты же записался, — мягко улыбнулась ему Бет. — Ну, то есть, ты согласился работать с нами над его исследованием, а значит, он будет твоим руководителем.

— Ага. Думаю, это станет для меня полезным и необычным опытом. Опять же будет, что сказать матери.

— Что сказать?

— Что я взрослый и самостоятельный, и буду работать в команде умнейших людей. И я сейчас не только о мистере Галлахере.

Польщенная Элизабет заулыбалась еще шире:

— Я поняла. Приятно. Скажи, у тебя плохие отношения с мамой?

— Нет. Почему ты так решила? Просто она за меня все время переживает, что я плохо адаптируюсь в новом месте. У меня здесь нет друзей. А она все время работает. Думаю, она чувствует себя виноватой, что не может уделять мне больше времени. Когда был жив отец, было проще.

Бет сочувственно кивнула.

— А твои родители? Ты ладишь с ними? — решил спросить Филип.

— У меня их нет, — просто сказала девочка, но заметив, как удивленно расширились глаза Филипа, добавила: — Я жила в приюте. Два года назад меня удочерила одна приемная семья. Они милые. Я благодарна им за то, что они не относятся ко мне как…

— Как к уроду, — Филип не заметил, как закончил за ней фразу. Но поняв это, густо покраснел. — Извини, это было грубо с моей стороны.

— Грубо, — согласилась Бет. — Это не совсем, что хотела сказать я. Но ты прав, люди в основном ко мне так и относились.

— Я так не думаю, — быстро проговорил Филип, желая загладить свою прямолинейность. — То есть я не считаю тебя такой. Ты не…

С каждой фразой, Филипу казалось, что он делал только хуже. Пунцовый от собственной неловкости, он, наконец, выпалил:

— В общем, ты мне нравишься, вот.

— Ты мне тоже. Можешь теперь сказать своей маме, что у тебя появился первый друг.

Филип и Бет обменялись понимающими улыбками, и в тот момент прозвенел звонок на перемену. Почти одновременно двери всех кабинетов распахнулись, извергая в коридор шумные потоки учеников, словно только этого и ждали.

Глава вторая. Библиотека доктора Галлахера

Вечером, склонившись над книгой в свете настольной лампы, Филип с упоением читал кельтскую мифологию.

Предки ирландцев верили, что пуки, внешне чем-то напомнившие Филипу английских гоблинов, могли превращаться в говорящих коней с дьявольски светящимся желтым взглядом и длинной гривой. В таком обличие они являлись человеку, чтобы предупредить его о будущем, в лучшем случае, или в случае худшего исхода, напугать до смерти.

Также как и мелкие клуриканы, которые считались ближайшими родственниками лепреконов, по поверьям ирландцев, не только охраняли винные погреба, совершая невинные шалости, но и могли жестоко извести не угодившего им хозяина дома.

Филип заметил, что хотя многие образы ирландской мифологии схожи с героями народных английских легенд, все же верования предков ирландцев значительно выделялись более жестокой и грубой реальностью. Большинство их фольклорных существ только и делали, что норовили причинить серьезный вред людям, что совсем не было похоже на уморительные проделки английских гномов-добрячков.

Чем больше Филип читал, тем больше он погружался в жестокий и мрачный мир волшебства. Он стал даже находить особое очарование в суровом мире мифов, который иногда казалась более реальным, чем привычный мир людей.

Все больше углубляясь в свидетельства очевидцев, Филип отмечал, насколько была тонка грань, разделяющая два мира — мир волшебных существ и мир людей. Иногда эта грань вообще исчезала, и уже было не понятно, какой из этих миров настоящий.

Так, например, в большой книге рассказов Филип нашел свидетельствования одного из очевидцев — молодого школьного учителя, который жил в окрестностях Голуэя в городке под названием Баллипак (наткнувшись на знакомые названия, он почувствовал, как мурашки побежали по его коже).

Молодой учитель рассказывал о событиях, которые произошли в 1913 году. Однажды в сумерках он возвращался домой из пригорода на велосипеде и в какой-то момент заметил, что его сопровождает большой черный пес. Пес бежал рядом, вприпрыжку, и не отставал от хода велосипеда. В темноте учитель чувствовал, как пес смотрит на него, пару раз он даже видел, что глаза собаки светятся при этом жутким желтым светом.

Какое-то время пес преследовал его велосипед: он не отставал, даже когда учитель старался ехать на предельной скорости. Молодой человек сильно нервничал и чувствовал себя очень неуютно под пристальным вниманием пса, хоть и не мог сам себе объяснить, почему именно.

К невероятному облегчению молодого человека, пес вскоре прекратил свое преследование и пропал из виду. И хотя учитель был очень напуган, он все-таки не счел это событие чем-то сверхъестественным. Но когда он при случае рассказал знакомым о своей встрече с «большой черной собакой», ему помогли посмотреть на случившееся в несколько ином свете. И новое объяснение выглядело даже более убедительным.

Оказывается, этого «черного пса» в округе знали очень хорошо. Он являлся многим жителям и всего на мгновение. А потом пес скрывался с глаз, как и не было его вовсе. И большинство людей старались не ходить в тех местах в темноте в одиночку, потому что он часто являлся именно там. Правда, до сих пор этот пес никому не причинил вреда.

Закончив читать, Филип почувствовал себя дискомфортно. Волосы на руках все еще стояли дыбом, а ладони были влажными и холодными. И хотя в прочитанной им истории не было никаких жутких происшествий, Филипу все равно было крайне не по себе от той реалистичности, с которой было описано воспоминание учителя. Учитывая, что их разделяло меньше столетия (тогда как большинство рассказанных историй касалось либо какой-то древности, либо выглядели как выдумки, что так и было по большей части, по мнению Филипа), ему виделось в истории про собаку нечто угрожающее, словно и он в любую минуту мог стать таким очевидцем.

Тревожное ощущение, что потусторонний мир в какой-то степени претендует на мир людей, при этом сохраняя свой собственный в тайне, не покидало Филипа остаток вечера. Ведь какое бы повествование не возьми, во всех них только волшебные существа имели доступ к человеческому миру, в то время как не было ни одного свидетельства того, что человек попал в их мир и вернулся оттуда. (Не считая конечно мифов о различных героях, которые попадая в потусторонний мир, совершали подвиги и возвращались победителями).

Когда во входной двери раздался звук поворачивающегося ключа, Филип, таращась в пустоту комнаты, еще думал о вероятности существования неких проходов, по которым волшебные существа могли попасть в мир людей.

Элейн Мур, в неизменном сером брючном костюме, с переброшенным через руку плащом, появилась на пороге его комнаты.

— Думала, ты уже спишь, — сказала она сыну, улыбнувшись вымученной улыбкой. — Сегодняшний день никак не хотел заканчиваться. Я чуть было не опоздала на последнюю электричку.

— А что с машиной? — спросил Филип, подходя к матери и целуя ее в щеку.

— Отдала в ремонт. Подумала, если ее привести в порядок, то можно будет продать за хорошие деньги, — привычным жестом она разворошила волосы на голове Филипа. — Я даже рада, что ты не спишь. Составишь мне компанию за чаем?

Утвердительно кивнув, Филип как был в пижаме, так и потащился, словно долговязая тень, за матерью на кухню. Уютно устроившись на высоком стуле, он с внезапно начавшими слипаться глазами лениво наблюдал как она, точно рассчитанными движениями, бросив портфель и плащ на спинку дивана, поставила чайник на огонь, достала две чашки и принялась методично резать хлеб и сыр.

— Что нового в школе? Подружился с кем-нибудь? — Элейн задавала этот вопрос каждый раз, с тех пор как начался учебный год.

Ее деловой взгляд поверх очков быстро выхватил в облике сына непривычную бледность, и в тоже время довольный, как у кота после удачной мышиной охоты, и немного усталый вид. Да и обычная молчаливая угрюмость в его глазах сменилась более приветливым доверием миру.

— Да так, — неопределенно отозвался Филип, сонно потягивая чай. — Подружился с одной девочкой, а она познакомила меня с мистером Галлахером. И теперь я вроде как с ними работаю над одним литературным проектом.

— Постой, мистер Галлахер? Доктор культурологических наук Рейнольд Галлахер?

— Не знал, что он доктор, — с набитым ртом отозвался Филип, — мне он представился просто мистер Галлахер.

— Не может быть! — в голосе Элейн сквозил неподдельный восторг. — Тот самый Галлахер! И ты с ним будешь работать?

— А что ты так радуешься, — удивился Филип, — я же не ликую по поводу твоих новостей. Кстати, почему ты решила продать машину, нам нужны деньги? И что значит «тот самый Галлахер».

— Глупыш, — пожурила она сына, — мистер Рейнольд Галлахер — легендарная личность не только в научных кругах графства Голуэя, но и за пределами Ирландии.

— Понятно-понятно. А что с машиной-то?

— Решила продать, что ей стоять в гараже. Я все равно обычно езжу на электричках. Да и лишние деньги не помешают.

— А ты не думала оставить ее до моего совершеннолетия?

— О, дорогой, это будет так не скоро. К тому времени, возможно, мы купим тебе новую.

— Вот именно «возможно», — недовольно пробурчал Филип, прожевывая сыр.

— Кстати, о твоем руководителе, — продолжила Элейн, ловко возвращаясь к теме «мистера Галлахера», — в определенных кругах ходят слухи, что он был замешан в некоем скандале, связанным с черной магией и прочими мистериями.

— И что это значит?

Элейн небрежно передернула плечами.

— Я не знаю, как другие, но я думаю, что твой мистер Галлахер относится к категории тех специалистов, который не побрезгуетразличными способами, чтобы познать истину и добыть необходимые доказательства. Он в своем роде искатель. Должна признаться, это меня восхищает.

Несколько золотистых прядей, выбившихся из аккуратно собранных в высокий хвост волос, упали Элейн на лицо. Ее глаза оживленно горели, так случалось, когда она бывала чем-то очень увлечена. Филипу невольно припомнились те редкие моменты споров матери с отцом на тему исторических этимологий, когда она яростно доказывая что-то отцу, приводила кучу аргументов, а сдержанный Ричард Мур всегда отвечал неизменно спокойным голосом, что раздражало его мать еще больше.

— Рад, что тебе так понравился «мой мистер Галлахер», — чуть насмешливо передразнил мать Филип. — Но я, пожалуй, пойду спать, устал на сегодня. Столько информации…

Демонстративно зевнув, Филип поторопился ретироваться с кухни. Последняя фраза матери застигла его уже на пороге:

— Конечно, малыш. Иди, отдыхай. Расскажешь мне потом о той девочке?

Филип не сразу понял, что речь идет об Элизабет, но утвердительно кивнув, он поспешил оставить мать (чересчур взвинченную сообщениями о докторе Галлахере) допивать чай в одиночестве.

Они появились так неожиданно, будто материализовались из тени сводчатой арки школьного двора. Филип не сразу понял, что перед ним «дьявольская четверка», пока не услышал злобное приветствие Томми Бойла:

— Привет, англичанин. За тобой должок. Помнишь?

Филип быстрым взглядом окинул территорию двора, но, как назло, первый звонок к этому времени прозвенел, и большинство учеников уже разошлись по классам.

— Ты серьезно намерен драться из-за рюкзака? — Филип решил тянуть время.

— А что, ты избегаешь выяснения отношений по-мужски?

— Не знал, что у нас отношения, — подтрунил Филип. Он понимал, что это может еще больше разозлить оппонента, но ничего не мог с собой поделать.

— Ты понял, о чем я! — с нажимом произнес Том. — Гони рюкзак или познакомишься с моими кулаками.

Вся четверка угрожающе надвинулась на Филипа. Деваться было некуда. Бежать он не мог — позорнее ничего не придумаешь — оставалась открытая драка вместо урока истории.

— Хорошо, — согласился Филип. — Ты и я один на один. И пусть твои прихвостни стоят подальше. Так будет справедливее.

Том заржал в полный голос и, повернувшись к друзьям, сказал:

— Англичанин за справедливость, вы только послушайте, — и, обращаясь к Филипу, он добавил с большей угрозой в голосе: — Имей в виду, условия здесь ставим мы.

Филип снял с плеч рюкзак, и демонстративно не спуская глаз с Томми, начал медленно заворачивать рукава свитера. Том, кинув пиджак друзьям, встал в стойку боксера.

— Мистер Бойл! Мистер Мур! — коридорное окно на втором этаже школы неожиданно распахнулось, и оттуда послышался голос учителя истории, перечислявший фамилии всех участников спора. — Всем пройти к директору.

Филип и Томми, не шелохнувшись, продолжали стоять, не спуская друг с друга глаз.

— Немедленно! — заорал мистер Коннолли.

Разочарованная четверка, включая Тома, нехотя двинулась к входу.

— Идем, — на ходу бросил Бойл Филиппу, — познакомишься с директором.

Филип, подхватив с земли рюкзак, пошел за ребятами.

Кабинет директора оказался на удивление маленьким и темным. Единственное окно в помещении было занавешено непонятного серого цвета шторой. Глядя на неприметное убранство кабинета, можно было подумать, что его хозяин расположен к аллергии на чистоту и солнечный свет.

Из-за груды книг и различных бумаг на столе выглянула взлохмаченная голова с маленькими ушами и заостренными чертами лица, имеющая удивительное подобие с мышиной мордочкой. Круглые черные глаза и короткие усы лишь добавляли сходства.

Замахав руками на мальчишек, директор выскочил из-за стола:

— Мне нужны только Бойл и Мур. Остальные быстро на урок. Иначе мистер Коннолли поднимет на уши всю школу в негодовании, что уроку истории вы предпочли драку во дворе.

Филип с интересом рассматривал мистера Николаса О’Брайн, директора средней школы Святого Мартина. Он видел его однажды, в начале учебного года, кажется, он тогда произносил вступительную речь. Но сейчас в непосредственной близости, он поразился, какого невысокого роста был мистер О’Брайн. Он едва доходил до плеч Филипу и в помятом темном костюме, со следами еды на лацканах совсем не производил впечатления главы общеобразовательного учреждения.

Директор вернулся на свое рабочее место и указал Тому и Филипу на стулья возле его стола:

— Присаживайтесь. Итак, господа — нарушители… — он обвел провинившихся серьезным взглядом, что выглядело достаточно комично, учитывая, что его голова едва превосходила кучу книг на его столе. — Мистер Бойл — Вы у нас известный проказник. Но Вы, мистер Мур, никак не ожидал такого от новенького.

Не обратив на ехидное хмыканье Томми никакого внимания, Филип спокойно встретился со взглядом маленьких черных, словно пуговки, глаз директора.

— Что скажете в свое оправдание?

Боковым зрением Филип заметил, как равнодушно передернул плечами Бойл, было заметно, что в кабинете директора он чувствует себя более чем вальяжно.

— Мы хотели с мистером Бойлом устранить кое-какие разногласия, — ответил Филип.

— Вот как? Интересно-интересно… — директор задумчиво рассматривал Филипа. — Мистер Коннолли сказал, что вы хотели затеять драку прямо во дворе школы.

— Мистер Коннолли ошибся, — сказал Томми, развязано болтая ногой. — У него последнее время что-то со зрением. Мы с Муром лишь хотели переброситься парой слов.

— Во дворе? Во время начавшегося урока?

— Ну да.

«Ему только жвачки в рот не хватает, — подумал Филип, — тогда бы наглый образ Бойла был более законченным». А вслух сказал:

— Извините, мистер О’Брайн. Такого больше не повторится. Мы также готовы принести свои извинения мистеру Коннолли. Нам не следовало опаздывать на урок. Это было ошибкой с нашей стороны.

— Эй, англичанин, говори за себя. Я и мои друзья, может, только из-за тебя и опоздали.

— Томми, — директор раздраженно поморщился.

Может выходки Бойла и сходили ему с рук, но это совсем не значило, что он вызывал симпатию у педагогов.

— Лучше бы ты брал пример взрослого разговора с мистера Мура. Я не могу до бесконечности смотреть сквозь пальцы на твое дурачество.

— Можно подумать, у Вас есть выбор, — хмыкнул Томми.

Лицо мистера О’Брайн и без того имеющее мертвенную бледность, казалось, стало еще бледнее.

— Вы свободны, мистер Бойл, — холодным тоном произнес он, не глядя на Томми. — Передавайте привет родителям.

— Ага.

Томми Бойл развязанной походкой направился к выходу. У самой двери он вдруг повернулся и, обращаясь к спине Филипа, сказал:

— Увидимся, англичанин.

Филип промолчал, пропустив мимо ушей легкую угрозу, сквозившую в прощании.

— Не плохой парнишка, только управы на него никакой нет, — сказал директор извиняющимся тоном, когда дверь за Бойлом закрылась, и открыто улыбнувшись Филипу, продолжил: — Наслышан о Вас, мистер Мур. Говорят, сам Галлахер к Вам благоволит и взял, так сказать, Вас под свое крыло.

— Да, — кивнул Филип, — я помогаю мистеру Галлахеру в одном исследовании.

— Что за тема, если не секрет? Что-нибудь сакральное?

— Если коротко, то скорее мы изучаем влияние фольклорных образов на современное понимание волшебства.

— Да-да, Рейнольд любит все … «волшебное». И как Вам работается с ним?

— Я только начал. Нормально, вроде, — неуверенно ответил Филип, не понимая, к чему клонит мистер О’Брайн. На ум почему-то пришли мамины комментарии о каких-то мистериях и скандале, связанным с именем Галлахера.

— Похвально-похвально, — произнес директор, хотя казалось, что он думает о чем-то своём. — Мистер Галлахер работает не с каждым учеником. Можно сказать Вам повезло.

— Наверное.

— Слышал, Ваша мать тоже относится к преподавательским кругам…

— Да, она преподает в Университете в Галуэе.

— Какой предмет? — с оживлением спросил директор.

— Историю средних веков.

— Как интересно. Видимо, поэтому Вы находитесь в любимчиках мистера Коннолли.

— Э…не знаю.

Филип очень удивился, услышав, что учитель истории расположен к нему. Конечно, он не был последним учеником в классе и старался выполнять все задания, но какого-то особого отношения к себе со стороны мистера Коннолли он не заметил. Вряд ли тот, вообще мог знать, что его мама преподаватель истории.

— Мистер О’Брайн, — осмелился обратиться Филип, когда пауза в их диалоге стало слишком длинной. — Можно я пойду на урок, я уже и так пропустил половину?

— На урок? — директор выглядел удивленным и будто резко оторванным от своих размышлений. — Ах, да, конечно. Можете идти, мистер Мур. Беседа была приятная. Передавайте привет маме.

Закрыв дверь в кабинет директора, Филип невольно облокотился на нее спиной. Ощущение, что в этой школе все какие-то странные, начиная с библиотекаря мистера О’Нелли и заканчивая самим директором, не покидало его. Конечно, можно было подумать, что дело в особенностях ирландского менталитета и все такое прочее, но его мама, да и он сам наполовину, ирландцы, но ничего чудаковатого он не замечал ни в ее поведении (не считая необычайного упрямства и горячности в характере при споре), ни в своем собственном.

Может спросить у Бет, как она относится к странностям местных? Хотя именно она познакомила его с мистером Галлахером, а его очень трудно назвать обыкновенным человеком. Может все дело в самобытности маленького городка… или в том, что последнее время он словно живет на границе двух миров — мира вымысла и реальности — и это наложило свой отпечаток на восприятие окружающих. Впрочем…

Пожав плечами в ответ на свои мысли, Филип пошел на урок истории.

Следующие несколько дней ему удавалось не встречаться нос к носу с Томми Бойлом. Возможно потому, что большую часть времени на переменах и после уроков он проводил в школьной библиотеке вместе с Элизабет.

С каждым днем, Филип все больше отмечал для себя, что Бет не только умная, сообразительная собеседница, но и не по годам мудрая и рассудительная девушка. О таком партнере по проекту можно было только мечтать. Она охотно делилась знаниями, объясняла ему особенности энциклопедической литературы и как ориентироваться в ней, при этом Бет всегда готова была выслушать его точку зрения и ни разу не поправила его, даже когда Филип сам знал, что коверкает термины и ошибается в названиях ирландских местностей.

Работать вместе было легко и весело. Порой время пролетало так быстро в увлекательных беседах, что Филип несколько раз даже жалел, что его так мало у них бывает.

Мистер О’Нелли, библиотекарь, казалось, благоволил к Бет, словно так была ему родной дочерью. Он всегда охотно приходил на помощь в поисках нужной книги и с удовольствием помогал найти необходимую информацию в закрытых источниках библиотеки. А когда к ним однажды заглянул мистер Галлахер, чтобы передать небольшую рукопись Бет,Филип думал, что библиотекарь буквально рассыплется перед ним в любезностях и желании угодить.

— Мистер Галлахер, — суетился вокруг высокой внушительной фигуры преподавателя библиотекарь. — Присядьте в кресло, не стойте. Вот, мое кресло самое удобное. Хорошо? А хотите я воды Вам принесу? Может, книга какая нужна? Конечно, школьная библиотека не может похвастаться таким объемом знаний, как Ваша личная, но вдруг что-то Вас заинтересует…

Мистер О’Нелли, словно заведенная юла, волчком крутился на месте, хватаясь одновременно за спинку кресла, графин, стоящий на кафедре и книги, лежащие на журнальном столике.

— Должен сказать, что детки просто умнички. Столько знают, хорошо ориентируются в литературоведении. Того и гляди настоящими специалистами станут, — без умолку тараторил библиотекарь со съехавшими от волнения набок очками. — А я думаю, что по-другому и быть не может у такого-то преподавателя как Вы. Все-таки доктор наук. Какая честь для нашей маленькой школы иметь в своем педагогическом коллективе настоящего ученого.

Мистер Галлахер невозмутимо восседал в удобном кресле и, медленно попивая воду из предложенного библиотекарем стакана, бегло просматривал наработанный за день материал, который Филип и Бет передали ему сразу, как только он вошел в зал библиотеки. На все комплименты, нескончаемым потоком изливаемые на него мистером О’Нелли, он отвечал снисходительным кивком.

— Хорошо, — одобрительно сказал мистер Галлахер, возвращая тетрадь, в которой ребята вели свои записи. — Хорошо. Но не достаточно. Мистер О’Нелли прав. В моей домашней библиотеке гораздо больше различных энциклопедических изданий.

К сожалению, у меня нет времени на чтение. Ко всему прочему по четвергам я согласился читать лекции в Университете. Но думаю, что вы вдвоем могли бы раз в неделю посещать мою домашнюю библиотеку и работать там. Что скажете?

— Буду рада, — отозвалась Бет, тогда как Филип растерянно моргал, уставившись на мистера Галлахера.

— Тогда решено, — хлопнув в ладоши, он поднялся. — Адрес скажу завтра. По четвергам буду оставлять ключи у домоправителя. Библиотека на втором этаже, а на первом в столовой можете брать все, что захотите, когда проголодаетесь.

— Элизабет, адрес ты помнишь? И если не трудно, возьми на себя полив цветов, пожалуйста? А то с тех пор, как я лишился экономки, растения в моем доме погибают с огромной скоростью.

— Конечно, мистер Галлахер. С удовольствием. Вы же знаете, как я люблю цветы, — и повернувшись к Филипу Бет спросила: — Филип, ты со мной? Что-то ты молчишь…

— Да, конечно. Если надо, я — за.

Он пребывал в некотором недоумении, что мистер Галлахер так запросто пригласил заниматься в его доме. Скажи он об этом матери, она же просто с ума сойдет от восторга. И так, с тех пор как она узнала про мистера Галлахера, она не перестает по вечерам расспрашивать о нем, словно тот был какой-то голливудской знаменитостью, а не обыкновенным преподавателем с ученой степенью.

Но когда на следующей неделе, в четверг, после уроков он вместе с Элизабет остановился перед огромным домом в бежевых оттенках и традиционной красночерепичной крышей, Филип на мгновение подумал, что он вполне мог бы принадлежать какой-нибудь известности.

Дом поражал воображение. Широкое крыльцо с лепными перилами, огромные окна в золотистых рамах и изящный балкон с маленькими колонами, облепленными пожелтевшим сухим вьюном, на втором этаже наводили на мысли об английских колонизаторах. И в тоже время современная система сигнализации, автоматическое освещение и орошение приусадебного участка, на котором кроме кустарников роз ничего не росло, говорило об искусном сочетании старины и современности.

Элизабет по-хозяйски открыв большую дверь ключом, который они предварительно забрали у старого домоправителя, поживавшего по соседству, вошла в дом и быстрым движением пальцев отключила сигнализацию.

— У мистера Галлахера много ценных исторических экспонатов, которые он привез из разных стран, когда путешествовал по миру, — пояснила она, жестом приглашая застывшего в нерешительности на крыльце Филипа войти вовнутрь. — И хотя в нашем городе достаточно тихо, все равно некоторая безопасность не помешает. Тем более, что среди его коллег есть те, кто считает, что многое из приобретенного им должно быть отправлено в дублинский музей.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил Филип, невольно поразившись такой осведомленности простой ученицы.

— Я давно знакома с мистером Галлахером.

— Ты говорила, что переехала в город два года назад. Когда ты успела столько узнать о нем, если ты всего лишь одна из его учеников? Или он всех приглашает к себе в дом?

Бет заметно смутилась, но ответила:

— Мы были знакомы с мистером Галлахером задолго до переезда моей семьи сюда. Это он помог моим приемным родителям перебраться в Лохрей. Может, хочешь посмотреть дом, прежде чем поднимемся в библиотеку? — неожиданно перевела тему Бет.

Филип кивнул и послушно двинулся за Элизабет, размышляя о тома, что она сказала.

Внутреннее убранство дома превзошло даже самые смелые ожидания Филипа. Доктор Галлахер явно относился к обеспеченным кругам Ирландии. Начиная с коротковорсных выдержанных в бежевых оттенках ковров на полу («Персидские?», — в представлении Филипа, ковры в богатых домах могли быть только такими) и заканчивая многоуровневой, но не лишенной определенного изящества, инкрустированной хрусталем люстры в центре лепного потолка огромного зала — все говорило об эстетическом вкусе и высоком достатке обитателей дома.

Зал плавно перетекал в не уступавшую ему в размерах столовую, где они с Бет обнаружили еду — аппетитные сандвичи на тарелке — оставленную для них на столе и собранную невидимой заботливой рукой. К сандвичам прилагалась записка, в которой витиеватым размашистым почерком мистер Галлахер напоминал о гостеприимном приглашении пользоваться на кухне и в доме в целом всем, что понадобиться.

На втором этаже, как и предполагалось, находилась огромная библиотека, занимавшая почти весь этаж, не считая двух санузлов и небольшой комнаты, которая, как пояснила Элизабет, выполняла функцию рабочего кабинета мистера Галлахера.

Напротив входа в домашнюю библиотеку располагалось единственное окно, которое по ширине занимало практически все пространство противоположной стены. Стены по бокам были усеяны книжным полками вплоть до потолка. В центре комнаты располагался небольшой письменный стол с удобными креслами по бокам.

Подойдя к массивным покрытым темным лаком книжным полкам, Филип залюбовался золотистыми корешками многочисленных изданий по всемирной истории. Перед глазами Филипа мелькали незнакомые названия и фамилии авторов: «Всеобщая история» Георга Вебера (16-ть томов!), труды Фридриха Шлоссера на ту же тему, «История человечества» Ганса Гельмольта и многие другие фундаментальные произведения европейских историков.

Пробегая пальцами по книжным рядам, Филип уже не вчитывался в названия, с юношеским азартом он считал количество томов, написанные тем или иным автором.

— Томас Бабингтон Маколей «Полное собрание сочинений», — прочитал Филип, пробегая указательным пальцем по светло-коричневым корешкам с декоративным узоров, подобранным в одной цветовой гамме, — Раз, два, три … пятнадцать, шестнадцать… Это ж надо было всю жизнь писать!

— Так и есть, — отозвалась Элизабет с противоположной стены, — Маколей был не только историком, но и видным политическим деятелем, и в основном в собрании представлены его речи и публицистические статьи. Ну и конечно, самое известное — это его «Истории Англии».

— Откуда ты все это знаешь? — в восхищении присвистнул Филип. — Читала?

Элизабет скромно кивнула.

— Видимо, у тебя совсем не было детства, — качая головой, шутливо посочувствовал ей Филип.

— Можно сказать и так, — она залилась заразительным смехом. — Родилась сразу взрослой.

Спустя четверть часа они сидели за столом, склонив головы над книгой по истории мифологии. Более чем на сотни страниц шло рассуждение на тему мифологии как формы общественного сознания, ее связи с религией и типами исторического мировоззрения.

Устав от нудного и чересчур заумного стиля речи, Филип поднялся из-за стола, чтобы размяться, предоставив Бет в одиночестве ориентироваться в хитросплетениях развития мифологии.

Размахивая руками и попеременно дергая плечами (именно так в представлении Филипа означало «размяться»), он расхаживал по библиотеке и не спеша разглядывал книги. Вдруг его взгляд упал на небольшую брошюру, которая тонкой серой полоской нарушала стройный ряд темных корешков прочих книг.

На неприметной обложке значилось название «Белая Ши. Предвестница смерти». Филип покрутил брошюру в руках в поисках автора или издательства, но никаких указаний о выходных данных книги не было.

Текст был напечатан мелким шрифтом, а сама брошюра производила впечатление наспех склеенных листов в тонкой обложке из серой неплотной бумаги. Да и сам текст, казалось, был напечатан на старой пищащей машинке, такой, какой предпочитал пользоваться отец Филипа — любитель раритетных вещей и закоренелый консерватор в душе.

Филип пробежался глазами по первым страницам.

«Фольклорный образ предвестницы смерти… прекрасная дева в белом… горестный вопль… О, вот это интересно!» — отметил про себя Филип и углубился в текст.

Через пару минут он положил брошюру перед Элизабет поверх той, что она читала.

— Смотри, — он указал пальцем на абзац в конце страницы, — баньши считали не только предвестниками гибели, но и винили их в подмене человеческих детей. Подмененными детьми в основном были девочки, поскольку среди самих баньши могли быть существа преимущественно только женского пола. Ирландцы повсеместно обвиняли их в подмене своих детей, особенно это касалось детей с особенностями в развитии.

— Другими словами, — Бет подняла на него свои большие светлые глаза. — Если в семье рождался ребенок с физическими изъянами и отсталостью в развитии, их считали подменышами, детьми-уродцами из потустороннего мира. Да, к сожалению, это так.

— Но это же дикость какая-то! — возмутился Филип.

— Такое было время. Подобные сюжеты из кельтской мифологии послужили материалом для многих европейских легенд, не только ирландских.

— А сколько сейчас рождается таких детей, их ирландцы до сих пор считают подменышами?

— Не все, но некоторые да, — тихо ответила Элизабет, опустив ресницы.

Только сейчас до Филипа вдруг дошло, что Бет Саливан, могла быть как раз таким ребенком для кого-то. Она никогда ничего не говорила о своих настоящих родителях, а вдруг они оказались настолько «темными», что приняли ее за уродца-подменыша баньши и отказались от нее.

— Ты сталкивалась с этим? — осторожно спросил он у нее. — Если не хочешь вспоминать, не говори. Я не хочу обидеть или причинить тебе боль. И вообще извини, что подсунул тебе этот материал. Не знаю, о чем я думал.

Филип уже сожалел о том, что раскопал эту брошюру.

— Все нормально, — ответила Бет, грустно улыбнувшись. — Книжка между прочим интересная. Автор на редкость осведомлен, такой материал найдешь не в каждой книге.

— Странно, — добавила она, внимательно осмотрев обложку. — Никакого упоминания об авторе.

— Об издательстве, серии и годе выпуска тоже ничего, — охотно подхватил Филип, обрадованный, что Бет сменила неловкую тему. — Думаю, эта брошюрка была кем-то самостоятельно напечатана и, возможно, нигде не издавалась. Может, мистер Галлахер сам ее напечатал?

— Возможно, — задумчиво произнесла девочка, перелистав страницы до конца. — Вот здесь, например, говориться, что главной функцией баньши, все же было не просто известить человека о приближающейся смерти, а скорее подготовить и сопроводить его в другой мир. В тех редких случаях, когда человек был достоин этого. Другими словами, человек не умирал, а отправлялся в другой мир для новой жизни. Это очень похоже на мистера Галлахера. Он вполне мог такое написать.

— Дай, посмотрю, — Филип забрал книжку из рук Бет и быстро прочитал две последние страницы. — «Баньши — хранители границы миров. Они сопровождали людей в мир сидов и могли показывать дорогу в человеческий мир некоторым сидам. Это объясняет многочисленные свидетельства о встречи с клуриканами в винных погребах, лохматыми гроганами в лесах и умными беседами с маленькими человечками одетыми и воспитанными по-джентельменски, кого большинство ирландцев называли просто джентри». Джентри? — Филип оторвал глаза от текста и вопросительно посмотрел на Элизабет.

В ответ она молча закивала, часто-часто моргая, словно старалась сдержать непрошенные слезы.

— Бет? — обеспокоенный Филип присел рядом с ее креслом. — Ты чем-то расстроена?

Снова кивок. Только теперь слезы уже не сдерживались и по круглому кукольному личику девочки текли тонкие прозрачные струйки.

— Это я виноват, — сокрушенно сказал Филип. — Не нужно было мне трогать тему с подменой детей.

Он взял ее руки с детскими ладошками в свои и ощутил, что они уже все мокрые. Слезы, стекая по щеками, ненадолго задерживались на ее носу или подбородке, а затем стремительно падали вниз на сложенные на коленях руки.

— Прости… — его сердце сжималось в бессильной попытке разделить ее боль. — Виноват, прости меня.

Элизабет активно затрясла головой, от чего ее золотистые волосы разметались по лицу и прилипли, смешавшись с солью на ее щеках.

— Ты не виноват, — Филип едва расслышал ее сдавленный похожий на очередной всхлип голос. — Это не из-за тебя. Просто я устала…

Не закончив фразы, Элизабет резко потянулась к Филипу и, уткнувшись в его плечо, разразилась еще более сильными рыданиями.

Филип недоумевал. Устала? Но от чего? От учебы, от такой жизни? Успокаивающе гладя девочку по голове, он думал о том, что могло стать причиной для столь сильного переживания. Конечно, что он вообще мог знать о жизни карликов и о том, каково им приходитьсяв мире больших людей. Но он вполне мог понять чувство одиночества и оторванности от мира. И даже если в крохотном теле этой девочки и скрывалась не по годам мудрая, развитая душа, высокий интеллект и интересная личность, это все равно не могло оградить ее от жестокой реальности.

Филип знал это, как и то, что в мире случаются вещи, которые не в силах изменить ни он, ни кто-либо другой. Такие как смерть, например. И порой даже смирение не помогает справиться с ноющей болью от образовавшейся внутри пустоты.

И нет ничего удивительного в том, что люди испокон веков придумывали миры, куда человек мог отправиться после смерти, различных волшебных существ, которые предупреждали или сопровождали людей, ведь любые контакты с ними (пусть и в воображении) дарили надежду, что человек не одинок.

Все это было не более чем попытками проконтролировать процесс жизни и смерти, радости и горя, близости и одиночества, совершая которые людям казалось, что они уподобляются и приближаются к богу.

Вечером, когда Филип пошел провожать Элизабет, он спросил:

— Думаешь, мистер Галлахер мог написать ту брошюру?

— Да, вполне. Предположения, изложенные в ней, очень похожи на то, как он думает сам. Странно, что раньше он не говорил и не показывал эту книгу.

— Спросим у него об этом при случае?

Девочка кивнула.

— Еще я давно хотел тебя спросить? — неуверенно начал Филип.

— Спрашивай, — Бет улыбнулась, и на ее щеках обозначились две милые ямочки.

Странно, что до сих пор он не наблюдал этого. Как, впрочем, и того, что Элизабет была очень красивой, не смотря на свою физическую особенность. Скорее наоборот, маленькая и ладная, она напоминала чудесную куклу с золотистыми кудрями и большими голубыми глазами. Возможно из-за того, что Бет всегда вела себя с ним, как взрослый умный человек, до сегодняшняя дня он не замечал всю ее красоту и трогательную уязвимость.

— Ты не находишь, что многие преподаватели и сотрудники школы (я имею в виду сейчас мистера О’Нелли, нашего библиотекаря, директора О’Брайн, да и доктор Галлахер необычная личность) достаточно странными?

— Достаточно странными? — повторив за ним, весело рассмеялась Бет. — Что ты имеешь в виду?

— Ну не знаю, — немного смутился Филип. — Когда я был в кабинете директора, он вел себя как-то странно, задавал вопросы о маме, о Галлахере, хотя вызвали меня туда из-за конфликта с Томми Бойлом.

— Томми? Он угрожает тебе?

— Нет. То есть да. Но я сейчас не об этом.

— Тогда я не совсем понимаю.

— Ну, хорошо, — вздохнул Филип. — Скажу по-другому. Иногда мне кажется, что переехав сюда, в Ирландию, и переведясь в эту школу — я будто попал в другой мир. И я сейчас не о менталитете и обычаях, я о том, что взрослые здесь ведут себя странно. Мистер О’Нелли, например, не хотел выдавать на дом материал про баньши, все допытывался, зачем да для чего. Директор О’Брайн все говорил о чем-то волшебном и расспрашивал, как мне работается с мистером Галлахером. Вокруг атмосфера чего тайного, запретного. Даже тогда в кабинете мистера Галлахера было ощущение, что он что-то не договаривает. Я чувствовал себя так, будто мне предлагают подписать договор с дьяволом, знаешь, как в кино, когда герой подписывает контракт, но при этом не знает, что продает душу.

Когда Филип закончил говорить, они остановились возле высокого зеленого забора. Он ждал, что Бет поднимет его на смех, скажет что-то вроде «стоит меньше смотреть подобные фильмы» или «много читаешь, отсюда и воображение». Но она молчала и все смотрела на него своими взрослыми глазами, пока ему не стало казаться, что она смотрит куда-то сквозь него.

— Бет, — тихо позвал ее Филип, когда ее молчание затянулось. — Скажи что-нибудь. А то ты начинаешь меня пугать. Ведешь себя как все эти взрослые со своими секретами.

Элизабет, часто заморгав, вернулась в реальность:

— Извини, задумалась. Если мистер Галлахер пугает тебя, почему ты согласился работать над его проектом?

— Не то, что пугает… ну, может самую малость. Просто я думаю, что он не тот, кем кажется на самом деле. Никогда не встречал столь харизматичных людей. Хотя в Лондоне, моя семья (отец был известным режиссером) была вхожа в дома ко многим влиятельным лицам и знаменитостям.

Бет с серьезным видом кивнула, показывая, что понимает, о чем он.

— Мне нравится мистер Галлахер. Он интересный человек, и совместная работа с ним, уверен, станет для меня ценным опытом. Только вся это таинственность вокруг него и открытое почитание его со стороны библиотекаря, да и мистера О’Брайна тоже, словно он бог какой-то, а не …

— Обычный человек, — закончила за него Элизабет. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Мистер Галлахер производит неизгладимое впечатление на окружающих, даже незнакомых, уже одним фактом своего присутствия. Я видела это не раз. Стоит ему где-нибудь появиться, все сразу преображается, словно он обладает каким-то тайным магическим даром привлекать внимание и менять направление мыслей окружающих людей.

— Или читать эти мысли, — добавил Филип. — Прям Мерлин какой-то.

— Точно, — подхватила Бет. — Белую бороду и посох ему и вылитый Хранитель.

— Кто?

— То есть Волшебник. Хранитель тайн магических, — отшутилась она.

— Было бы прикольно. Мы бы тогда стали его юным подмастерьем. А директор О’Брайн — Сплинтером.

— Кем?

— Крысой-мутантом из «Черепашек-ниндзя», помнишь?

— Нет, — смеясь, замотала головой Бет. — Но почему именно крысой?

— Да он вылитый Мышь. Ты видела его уши?

— Ха-ха-ха, — заливистый смех Бет разносился по опустевшим темнеющим улицам.

— А глаза? — не унимался Филип. — Маленькие черненькие как пуговки. Ей, Богу, мышь.

— Хватит, — Бет обеими руками схватилась за живот, корчась от смеха. — Прекрати… ох, не могу… не смеши больше.

— Ладно. Не буду, — Филип довольно улыбался, глядя, как Бет вытирает проступившие на глазах слезы. — Мне больше нравиться, когда ты смеешься.

— Да, — согласилась она чуть грустнее. — И мне тоже. Спасибо. За сегодня. И за то, что проводил и рассмешил.

— Пожалуйста. Обращайся.

— Если хочешь знать, я тоже большинство взрослых, как в прочем и людей вообще, нахожу более чем странными. А что касается мистера Галлахера, я не прочь, чтобы он оказался волшебником. По отношению ко мне он всегда был добр и внимателен. И он действительно верит в то, чем занимается, будь то магия, наука, преподавание.

— Угу, — согласился Филип.

— Спокойной ночи. Спасибо тебе еще раз…за поддержку. Увидимся?

— Конечно, — он помахал ей, наблюдая, как она, ловко открыв калитку забора, скрылась в палисаднике дома.

На следующий день они встретились возле дверей кабинета мистера Галлахера. Дверь оказалась закрытой, а в шелку возле ручки был просунут вдвое сложенный тетрадный лист. Записка адресовалась Бет. Аккуратно поддев ее двумя пальцами, она развернула лист бумаги с ровно оторванными краями и зачитала вслух:

— Дорогая Элизабет, к сожалению, вынужден сообщить важную новость посредством данного письма, — говорилось в тексте записки. — Меня срочно вызвали в Дублин на неделю лекций о культурном наследии кельтов в Тринити-колледж. В связи с этим, рекомендую продолжить занятия в моей библиотеке в течение всего времени моего отсутствия. Можете также пока не возвращать ключи от дома домоправителю (мистер Морган предупрежден). До встречи через неделю, Ваш доктор Г.

Бет, сложив записку, убрала ее в карман клетчатой юбки и вопросительно посмотрела на Филипа:

— Если у тебя нет других планов на вечер, мы могли бы прямо сейчас отправиться в дом мистера Галлахера. Что скажешь?

— Можно, — неопределенно отозвался Филип, разглядывая как солнечные лучи, проникая через окно коридора, высвечивают затейливый танец пылинок в воздухе.

Заметив, что Бет внимательно на него смотрит, добавил:

— Ты не находишь примечательным тот факт, что в освещенном солнцем помещении можно различить малейшие частички, находящиеся в воздухе. Но стоит солнцу скрыться, как этот микроскопический мир перестает быть заметным человеческому глазу.

Девочка невольно проследила за взглядом Филипа, который задумчиво продолжил:

— Это наводит на мысль, что рядом с нами в нашем же мире может находиться, развиваться, жить своей жизнью целый невидимый мир.

— Ну конечно, — согласилась Бет. — Молекулы, атомы, микробы…

— Я не совсем об этом, я скорее о волшебном мире, точнее то, что для нас является волшебным, только потому, что мы не наблюдаем его регулярно в своей реальности.

— Ты обо всех этих сказочных существах?

— Да. Вдруг они не сказочные? И вдруг все это существует рядом с нами, а мы просто не видим.

— Ну, кто-то же видит. Иначе не было бы всех этих сказок и легенд, различных свидетельств очевидцев, сохраненных в истории народа.

— Ты веришь в это?

— В волшебный параллельный мир? — уточнила Бет.

Филип кивнул.

— Да. Верю, — ответила она, не отводя своих не по-детски серьезных глаз.

— Поэтому ты работаешь с мистером Галлахером?

— Не только. Он мой учитель и друг.

— Я тоже хочу верить, — вздохнул Филипп.

— Всему свое время, — загадочно улыбнулась Бет. — Так что, мы идем? Твоя мама не будет против того, что ты задерживаешься у мистера Галлахера.

— Скорее, наоборот, — со смехом отозвался он. — Выяснилось, моя мама ярая фанатка доктора. И если я ей скажу, что бываю в его доме, боюсь, в следующий раз она напроситься со мной.

— Что ж, я ее вполне понимаю, — рассмеялась Бет.

Они вышли из школы и не спеша направились на улицу Каштанов, где и располагался дом доктора Галлахера. По дороге они еще долго говорили о маме Филипа и ее работе в Университете и шутили по поводу ее внезапно обнаружившихся задатков страстной поклонницы.

Чуть позже, когда босоногая Бет ловко прыгала со стульев и обратно, поливая цветы в библиотеке доктора, Филип сосредоточенно листал энциклопедию волшебных существ, которую он обнаружил полке с книгами на валлийском языке.

— Что ты читаешь? — полюбопытствовала Бет.

Одной ногой оперившись о подоконник, а другой лавируя на неустойчивом стуле, она пыталась дотянуться до боковых полок, на верху которых расположились фиалки.

— Энциклопедию существ на валлийском языке, — отозвался Филип, не поднимая головы от страниц книги.

— Ты знаешь валлийский? — сильно удивилась она.

— Совсем немного. Мой отец был поклонником шотландской литературы и много читал на валлийском. Знаешь, здесь очень много схожего с мифическими существами Ирландии.

— Ты ищешь что-то конкретное? — уточнила Бет, слезая со стула, справившись, наконец, с недоступными фиалками.

— Угу, — мотнул головой Филип и добавил: — Хоть какое-нибудь упоминание о джентри. Кроме часто встречающегося обозначения этого понятия как мелкопоместного дворянства, большего я пока не нашел. Ни в ирландских сказках, ни в английских. Предположил, что можно найти здесь.

— Мне не совсем понятна логика твоих поисков, но я согласна, что «джентри» как обозначение отдельного рода существ встречается редко, либо используется в качестве обобщения для всех фей ирландской мифологии, так называемых сидов. Если тебе поможет то, что знаю я, то скажу, что некоторая связь между сословием и обозначением волшебного народа все же есть. Джентри, среди сидов, всегда считались привилегированным родом, который берет свое начало от первых даннов.

— Хочешь сказать, они такой же подвид как эльфы, гроганы и лепреконы? — Филип оторвал голову от книги и с интересом посмотрел на Бет.

— Можно сказать и так. Они все Народ одной Матери.

— Туата де Дананн, — осенило Филипа. — Первый народ, который заселил Ирландию,

— И который со временем скрылся в холмах и под землей, уступив место современному народу.

— Да, я что-то слышал такое. Их еще называют немытые дети Евы.

— Англичане, — Бет презрительно сморщила носик.

— А если предположить, что этот древний народ, как те частички видимые в воздухе только на солнце, перешел в мир невидимый человеческому глазу — параллельный.

— Мне нравиться ход твоих мыслей, — Бет подбодрила его улыбкой.

— Тогда это объясняет, — продолжил вдохновленный Филип, — существование кельтских праздников, таких как Бельтайн и Самайн, когда, словно освещенный лучами солнца, открывается проход в другой мир.

Держа лейку для полива цветов в руках, Бет подошла к столу, за которым сидел Филип.

— Между прочим скоро «Канун Дня Всех Святых», — как бы невзначай сказала она.

— «Праздник мертвых», Самайн, — понимающе закивал Филип, и понизив голос, чтобы обозначить в нем устрашающие нотки, шутливо добавил: — Поищем проход в другой мир?

— Конечно, — без тени улыбки отозвалась Бет. — Мистер Галлахер всегда отмечает сакральные праздники. И делает это самым интересным способом. Ты любишь жертвоприношение и сожжение костров в лесной чаще?

Бет заговорщицки подмигнула ему, и, заметив, как испуганно вытянулось лицо Филипа, неожиданно залилась радостным смехом.

— Я пошутила. Мы конечно отмечаем, но без кровопролития. Как все.

— Ага. Понял, — Филип улыбнулся, глядя как Бет, игриво встряхнув кудрями, поспешила к очередному цветку, что-то весело напевая себе под нос.

Филип поднялся со своего места и вернул книгу обратно на полку. Пробегая пальцами по рядам других книг, он поймал себя на мысли, что ищет что-нибудь об описании празднования кельтами сакральных праздников. Он долго водил по книжным рядам настойчивым взглядом, пока, наконец, его палец не наткнулся на толстое издание в красно-бордовом переплете под общим названием «Язычество. Религии древних».

Обрадованный, Филип удобно устроился в кресле у окна и начал перелистывать книгу.

— Ты расти-расти цветок, — чуть громче обычного напевала Бет, ловко орудуя лейкой среди высокого кустистого цветка в большом напольном горшке, который располагался прямо у входа в библиотеку. — Будешь крепок и высок.

Филип поднял голову и невольно прислушался к мелодичному нежному голосу Бет.

— Красотою всех сразишь, маме Финна угодишь.

Словно фея Бет порхала возле цветка, поглаживая его огромные зеленые листья и поправляя их направление. Все ее действие были проникнуты легкой сосредоточенностью и возвышенными чувствами.

Убаюканный плавными переливами в голосе, Филип как зачарованный любовался ее лицом. Тонкая кожа, немного вздернутый нос, что придавало Бет детское очарование, и глаза, большие, наполненные любовью и невыразимой грустью.

Словно маленькому ребенку, она рефреном напевала цветку:

— Ты расти-расти цветок,

Будешь крепок и высок.

Красотою всех сразишь,

Маме Финна угодишь.

На мгновение Филипу показалось, что он вновь стал маленьким и слышит, как мама поет ему колыбельную, с любовью укачивая его на руках. Внезапно вместо Бет, юной беззаботной девушки, он увидел взрослую, познавшую суть материнства женщину.

Ему стало не по себе. В страхе закрыв глаза, он сильно затряс головой, отчаянно пытаясь избавиться от неприятного наваждения.

В следующий момент, когда он открыл глаза, Бет уже стояла перед ним, перестав петь, и с любопытством разглядывала его.

— Что с тобой? — удивленно поинтересовалась она.

— Ничего. Так… показалось. Ты закончила?

— Поливать? Да, — кивнула она и радостно добавила: — Готова вернуться к работе.

Когда они, склонившись в тишине над книгами, сидели за столом, Филип с опаской предпринял попытку разглядеть ее тайком.

Все то же круглое личико, курносый нос, ямочки на щеках — привычно-знакомая милая девушка.

— Ты чего? — перехватив его взгляд, спросила Бет, слегка смутившись. — Все нормально.

— Да. Теперь да, — Филип мотнул головой. — Просто показалось, что ты..

— Что я что?

— Ты так пела…

— Аааа, это…

Они оба замолчали. Бет снова уставилась в книгу, Филип начал блуждать взглядом по библиотеке.

— Кто такой Финн? — неожиданно выпалил он, заставив ее вздрогнуть всем телом.

— Финн? — Бет испуганно воззрилась на него.

— Да, о котором в песне говорится: «Маме Финна угодишь».

— Ах, в песне…

— Да, ты пела ее с такой любовью … как мать, — Филип резко нахмурился. — Хотя вот сейчас произнес это вслух, и понял, как дико это звучит. Забудь.

— Все нормально. Я люблю эту песенку. Я не помню, где ее услышала, но она такая незатейливая, что сразу запала мне в душу. Вероятно, ее сочинила какая-нибудь мама, чьего сына зовут Финн.

— Ну да, может быть. Ирландский фольклор, — с пониманием произнес Филип.

— Ага, — беззаботным голосом согласилась с ним Бет, возвращаясь к чтению книги.

Часть III. Тайны Часть первая. Священная книга

В школе Финн стал чувствовать себя более уверенно и спокойно. Возможно, не последнюю роль в этом сыграло осознание своего особого дара — видеть наяву — и тайное знание, связывающее теперь его с Хранителем. Он чувствовал себя посвященным, почти избранным. Гордость переполняла его. И он собирался достойно оправдать оказанное ему доверие.

Многие ребята перестали его постоянно задирать, обзывая сыном башмачника или соней. Даже когда это случалось, они каждый раз натыкались на совершенно невозмутимый взгляд Финна, смотрящего скорее сквозь них, нежели на них. В нем было столько холодности и презрения, что большинство ребят предпочли оставить свои попытки задеть гордого джентри. Но были и те, кто не хотел мириться с новым положением Финна.

Однажды на перемене Арт Харви подошёл к Финну, сидящему на подоконнике школьного коридора.

— Слышал, что по вечерам ты остаешься на дополнительные занятия с мессиром Скандланом, — Финн с удивлением воззрился на Арта. С тех пор как они стали учиться в одном классе, это была самая длинная фраза, обращенная лично к нему.

— Даже если и так, тебе что с того? — поинтересовался Финн. Он не собирался посвящать его в их общие с Хранителем тайны.

— Да, так, — равнодушно пожал плечами Арт, — хотел узнать, может ты уже знаешь размер его старческих ног, и какую обувь он предпочитает.

— Что? — переспросил Финн, не понимая о чем речь.

Но услышав смешки прятавшихся позади Харви двух его неизменных «лакеев» Магу и Хуг, которые словно братья были похожи друг на друга одинаково глупым выражением лица, Финн догадался, что это, видимо, должно было быть обидной шуткой.

— Ну же, ты наверняка это знаешь, — не унимался Арт, — как и все знают, что по вечерам мессир Скандлан заказывает обувь твоему отцу, башмачнику.

Не удержавшись, Арт сам рассмеялся своей шутке, а лепреконы послушно поддержали его дружным хохотом. Проходившие мимо ученики стали останавливаться возле них, заинтересованные перепалкой двух джентри.

Закрыв книгу, которую он читал до этого, Финн выпрямился, продолжая сидеть на подоконнике, что позволяло смотреть ему на Харви сверху вниз. Ему нужно было дать отпор. Сейчас или никогда.

— Знаешь, — задумчиво произнес Финн, несмотря на продолжавшийся смех, — я все ждал, когда ты ляпнешь какую-нибудь глупость вроде этой. Видимо, тот факт, что мой отец башмачник не дает тебе спать по ночам. Если хочешь, я дам тебе адрес его мастерской. И ты лично сможешь заказать у него обувь, не прибегая к подобным глупым шуткам. Кстати, — добавил Финн, не обращая внимания на лицо соперника, неожиданно приобретшего пунцовый цвет, — обувь мой отец создает действительно прекрасную. Можешь спросить у Хранителя, заодно поинтересуешься и размером его ног, раз для тебя это так важно.

Теперь уже смеялись над Харви. Тот стоял, сжимая кулаки от злости, и впервые не мог найти, что ответить.

Довольный собой Финн положил книгу в портфель и спрыгнул с подоконника. Вежливо обойдя застывшего как изваяние Арта и посторонив растерянных лепреконов, Финн спокойно направился в класс. Совсем скоро должен был прозвенеть звонок. И Финн мечтал поскорее оказаться на уроке. Там вдали от всех этих взглядов одноклассников, пусть и одобрительных и удивленных, он мог бы, наконец, расслабиться и выдохнуть. Он сам был поражен невозмутимости и спокойствию своего тона. Видимо, недавно обретенная «взрослость» вкупе с открытым Даром и высокой целью придали ему небывалой смелости.

Огибая очередную группу учеников, продолжавших с удивлением рассматривать его, перешептываясь, Финн наткнулся на Уну. Она появилась так неожиданно, словно ждала такой возможности. По ее лицу Финн не смог определить, была ли она свидетелем его перепалки с Артом и слышала ли его смелый ответ. Взгляд ее спокойных зеленых глаз остановился на нем, словно она видела его впервые. Финну, почему-то, стало не по себе от этого внимательного разглядывания, и он поторопился обойти ее. Но когда, уже сворачивая в класс, он оглянулся, оказалось, что она смотрит в ему в след. Всего на секунду ему почудился яркий изумрудный огонек в ее глазах.

В ту ночь во сне его преследовали внимательные зеленые глаза. Они смотрели на него из темноты и никому не принадлежали, будто жили своей собственной жизнью. Зрачки этих глаз то расширялись, то сужались до кошачьих щелок, словно пульсируя. От их пронзительного света, Финна всю ночь бросало в холодный пот.

Он проснулся на рассвете и чувствовал себя разбитым. Дом еще спал, поэтому Финн мог полежать в тишине, обдумывая свой сон. Узнав, что он Владеющий Сном Наяву, Финн стал придавать повышенное значение всему, что ему снилось. Но эти глаза. Настойчивые и внимательные. С неопределенной формой зрачков и струящимся из них изумрудным светом, не укладывались ни в какую картину мира. Так как никому не принадлежали, существуя как будто в отдельности … от тела. Брр. Финн начал усиленно растирать покрывшиеся мурашками руки. Даже сейчас сон не терял свое магнетическое пугающее влияние.

Чтобы отвлечься, Финн начал напевать себе под нос первое, что пришло в голову. И этим оказалась мамина песня-заклинание: «Ты расти-расти цветок. Будешь крепок и высок…»

«Баньши!» — эта мысль так внезапно пронзила его, что он подскочил на кровати. Мурашки снова забегали по рукам, но в этот раз Финн даже не обратил на них внимания. Как он сразу не догадался? Это глаза баньши. Мама описывала одну из них при встрече с прадедом как светящееся создание. И глаза ее тоже источали свет. Зеленый. И зрачки были узкие как щелки. Все сходилось.

«Может, стоит спросить о баньши у Хранителя?», — чуть позже размышлял Финн, спускаясь на завтрак в столовую. Он ведь наверняка что-то о них знает. Он не раз был на границе миров, и не мог не встречать тех, кто ее охраняет. Решено, он спросит о баньши у Хранителя при первой же возможности. Мысли как пчелиный рой осаждали его, пока он ел. Несколько раз он не смог сразу попасть ложкой в рот, рассеянно роняя ее содержимое себе на колени. Это не могло укрыться от вездесущей тетушки Мейв и даже Форк старший бросил несколько озабоченных взглядов на сына.

Подавая чай, тетушка не удержалась от вопросов:

— Цыпленок, дорогой, у тебя все в порядке? Ты сегодня какой-то особенно молчаливый. Конечно, ты и так не особо балуешь своим общение меня и твоего отца, — добавила тетя Мейв, послав Гутору красноречивый взгляд, — но сегодня вообще пугаешь своей рассеянностью.

Но милое щебетание тетушки не достигло своей цели. Финн продолжал «кормить» свои колени, думая о чем-то другом. Тетя уже более выразительно посмотрела на Гутора. Тот, прочистив горло, обратился к сыну:

— Финн, — мальчик не слышал его, и он повторил чуть громче, — Финн!

Юный джентри оторвал голову от тарелки и воззрился на озабоченные лица старших.

— Твоя тетя спрашивает, — более спокойным тоном продолжил отец, — все ли у тебя в порядке, и почему ты этим утром столь рассеян и молчалив?

— Баньши, — произнес Финн, глядя остановившимся взглядом куда-то вдаль. — Надо искать баньши.

Тетя Мейв ахнула, и чайный сервиз, который она держала на подносе в руках, звонко соскользнул на пол. Отец резко вскочил из-за стола, шумно отодвинув стул. С перекошенным от гнева лицом он смотрел на ничего не понимающего сына, взгляд которого прояснился сразу, как только раздался звук разбитого сервиза.

— Никогда, — грозно прорычал отец, — никогда больше не произноси в моем доме это слово!

Опрокинув стул навзничь, он вышел из столовой. Тетя Мейв продолжала ахать и суетиться вокруг осколков на полу. Но как только раздался звук захлопнувшейся двери мастерской, тетушка, отложив все дела в сторону, незаметно присела на соседний стул рядом с племянником.

Финн чувствовал себя оглушенным и не мог понять, что в нем разозлило отца так сильно. Он еле сдерживал слезы обид, когда почувствовал, как теплая широкая ладонь тети накрыла его холодные руки.

— Финн, дорогой мой, — осторожно начала тетя, словно боялась его реакции.

Финну стало еще обиднее. Ведь это отец проявил сейчас несдержанность и совершенно несправедливо обратил на него свою злость. Он ведь ничего не сделал.

— Скажи мне, пожалуйста, — вкрадчивый голос тети медленно достигал его сознания, — кто тебе рассказал о баньши? Я уже не первый раз слышу от тебя это слово. Сначала ты был в бреду, когда болел, и я не придала этому большого значения. Сейчас, находясь в этом странном состоянии. Это немного пугает. Поделись с тетей Мейв, почему тебя так беспокоят баньши? И как ты узнал о них?

— Мама, — просто сказал Финн и пожал плечами, — ничего особенного, я просто вспомнил, как в детстве она любила рассказывать мне историю прадедушки Гутора Форка III. Его встречу с одной из баньши.

— Ох, Элиаф так любила всякие истории. — Грустно покачала головой тетя Мейв. — Она могла любую, даже самую скучную историю превратить в захватывающий рассказ. Жаль, что ее больше нет с нами. Возможно, твой отец был бы сейчас совершенно другим.

— Мой отец такой, какой есть, — раздраженно заметил Финн. — Вряд ли что-то способно изменить его скверный характер. Не зря же он сын своего отца.

— А ты сын своего, — парировала тетя. — И раз уж ты вспомнил про деда, в честь которого ты, между прочим, был назван, то с этим тираном мало кто может сравниться. Просто твой отец вспылил. Он никогда не верил в россказни про баньши, а после ухода твоей матери и подавно. Он ненавидит все, связанное с баньши.

— Но почему? — удивился Финн.

Тетя Мейв, поняв, что сболтнула лишнее, заморгала, словно испуганный филин.

— Почему, тетя Мейв? Отчего мой отец ненавидит даже упоминание о них? — настаивал Финн. Он нутром чувствовал, что здесь скрыта какая-то тайна. И она напрямую связана со странной реакцией отца. Ведь раньше он любил слушать мамины рассказы. Финн помнит это, он видел это во сне. Вспомнив о своих снах, он решил идти ва-банк.

— Я вижу сны, тетя Мейв. Не как обычный сид. Я ВИЖУ их, — сделал он ударение на слове «вижу», в надежде, что та поймет его и в ответ на его откровенность откроет ему тайну отца. — Я видел маму и папу, когда был совсем мал. Они спорили, можно ли мне рассказывать такие сказки, не разбудит ли это во мне слишком бурное воображение. Папа жаловался, что я до слез напугал тогда соседского сына О’Кроли своими фантазиями.

Глаза тети делались шире с каждой произнесенной им фразой. Она перестала часто моргать, но теперь хватала ртом воздух, и Финн опасался, что вскоре она упадет в обморок. Поэтому он поторопился все ей рассказать, заставляя ее глаза становиться размером практически с блюдце.

— А сегодня я увидел глаза баньши во сне. Да, я знаю, ты скажешь, что я их никогда не видел, как и большинство, и соответственно не могу знать, как они выглядят. Но я готов поклясться Богиней Дану, я знаю, что видел именно их. Вы должны рассказать мне, почему отец так ненавидит баньши. Чего я не знаю? Это как-то связано со смертью мамы?

Тетя Мейв изумленно воззрилась на него.

— Ты очень проницателен для цыпленка, — хрипло сказала она. И не добавив ни слова, встала и, подойдя к остаткам сервиза на полу, склонилась к ним. Мгновение спустя, тетя Мейв уже невозмутимо наливала себе остатки чая из разбитого чайничка в чашку, точнее, в то, что от нее осталось. Сделав пару глотков, она посмотрела на отчаявшегося получить ответ племянника.

— В детстве твоя мать любила рассказывать, что во время сна способна видеть прошлое. Она могла описать любое сражение или важное событие из истории сидов, и оно в точности совпадало с теми описания, которые потом нам рассказывали старшие. Мы были слишком малы и не могли прочитать об этом сами. Родители не верили в дар Элиаф. А я верила. Моя сестра была особенной. И самым светлым сидом. Если бы она не родилась джентри, то обязательно стала бы эльфом. Потому что эльфы самые прекрасные изсидов.

Со временем, Элиаф научилась скрывать свой дар, превращая его в чудесные рассказы, слушая которые многие поражались их красочности и правдоподобию, словно рассказчица пережила их лично. И никто даже не догадывался, что она их ВИДЕЛА. Свою маленькую тайну Элиаф унесла с собой, а я никогда и никому не рассказывала об этом. Я очень ее любила, — она замолчала, как будто перебирая в памяти грустные воспоминания. Поставив чашку на стол, тетя подошла к Финну и, протянув руку, потрепала его черные волосы.

— Удивительно, насколько ты внешне не похож на нее. Ты пошел в Форков. Но то, как и что ты говоришь, выдает в тебе сына Элиаф. Она бы гордилась своим цыпленком. Ах, — отвернувшись, тетя Мейв незаметно смахнула непрошеную слезу, — к сожалению, я не могу тебе рассказать больше того, что знаю. Но могу пообещать, что сохраню твой дар в секрете. Ведь это тайна, я правильно понимаю?

Форк утвердительно кивнул. Он был разочарован, но в тоже время благодарен тете за ее рассказ. Он почувствовал то, что не чувствовал до этого — связь с матерью. Их общий дар объединил их навсегда.

— А кто-нибудь еще знает об этом? — спросила тетя, внимательно посмотрев на Финна.

— Да. Хранитель.

— Ну конечно, мне следовала догадаться. Этот почтенный старец, что так тобой интересовался, пока ты болел, наверняка оказался проницательным, возможно, он-то и разглядел в тебе этот дар.

— Вы и сами достаточно проницательны, тетушка? — улыбнулся Финн. Встав из-за стола, он подошел и обнял ее. От неожиданности, тетя Мейв замерла на месте. Ее руки рассеянно болтались вдоль туловища. Финну даже показалось, что она всхлипывает.

— Я очень Вам благодарен, тетя Мейв, — сказал он, немного отодвинувшись. — Ваши воспоминания о маме очень дороги для меня. Конечно, жаль, что Вы не можете рассказать большего о баньши. Но не переживайте, я сам все узнаю.

— Ох-ох, цыпленок, — буквально закудахтала тетя, взволнованная обещанием племянника. — Не стоит тебе соваться в эти тайны. Но с другой стороны, если я не могу рассказать тебе, я знаю, кто может это сделать. Конечно, это будет трудно. Очень трудно, но…

Финн довольно улыбался. Его хитрость сработала. Он знал, что беспокойная тетя не сможет не проконтролировать весь процесс сама.

— Твой отец! — выпалила она, изрядно удивив Финна. — Это его тайна. Он должен сам в нее тебя посвятить. Я попробую поговорить с ним. Ты достаточно взрослый и имеешь право знать. А пока иди, займись своими делами. И, пожалуйста, не сердись на отца. Если он решиться рассказать, ты все поймешь сам.

— Спасибо, — искренне поблагодарил тетю Финн.

Занятий в школе сегодня не было, но он все равно решил пойти туда. Можно будет попробовать новые приемы в Хранилище. Например, схлопывание, или как еще его называет учитель «мини-литл». Если уменьшить стеллажи в размерах, то работа пойдет гораздо быстрее.

Любительница искусств, разноцветная щетка сегодня окружила заботой и вниманием стеллажи в разделе «22.2 Древняя архитектура». Привычным жестом, Финн заставил книжные ряды смениться, открывая его взору полюбившиеся полки с книгами, повествующими о человечестве. Книги как обычно стояли стройно, корешок к корешку. Попробовать прием схлопывания на данном стеллаже Финн опасался, слишком дорог он ему был, поэтому он просто с любовью протирал его от пыли, как и много раз до этого.

Если однажды ему, наконец, удастся прочесть хотя бы один из этих книжных фолиантов, рассуждал Финн, с заботой протирая полки и узкие пространства между книгами, то он обязательно почерпнет оттуда нечто важное, что позволит найти ему вход в другой мир. Или он узнает из книг о каком-либо важном событии, случившимся в мире иных, а потом проникнет туда с помощью сна. А вдруг ему сразу откроется карта с указанием границы перехода из одного мира в другой? Ведь должен же быть такой проход на территории их Королевства. Он даже готов отправиться в дальний путь, лишь бы найти его, потому что создавать воронки, как Хранитель, он не умеет. Или умеет? Надо попробовать.

Юный маг, размахивая тряпкой для протирки пыли, стал крутить руками в воздухе, подражая движениям закручивания, вроде тех, что он наблюдал в своем видении про молодого Хранителя. Ничего не происходило. Тряпка, словно заложница в руке Финна, моталась из стороны в стороны, распространяя вокруг себя еще больше пыли, чем собрала до этого. В сердцах, он бросил ее на пол. Кого он обманывает, никакой он не маг. Так, всего лишь протиральщик пыли. Обиженный на весь мир, Финн уселся на пол, облокотившись о книжный шкаф и скрестив руки, сердито уставился на несчастную тряпку, будто это она была виновницей всех его неудач.

«А если это никогда не произойдет?», — возмутившись, обратился он мысленно к невидимому собеседнику. — Если книга никогда не выберет меня? Если я никогда не узнаю, что за мир такой — «человечество»? Если мои сны так и останутся снами?».

Терпение явно не относилось к числу достоинств юного джентри. И весь бесконечный поток претензионных вопросов сводился только к одному: никаких открытий, никаких знаний и тайн. Просто унылая жизнь врачевателя. И то, если повезет закончить школу.

— Ай! — что-то тяжелое ударило его сверху по голове.

Потирая ушибленное место, Финн стал гневно озираться в поисках обидчика. Если это щетка решила пошутить, то он ей покажет — искусство боя! Но рядом никого не было, на полу кроме тряпки больше ничего не валялось. Финн кинул взгляд далеко вперед и увидел трудящуюся над полками щетку. Что же тогда могло его так сильно ударить по…

— Ай! Да что б тебя! — снова удар.

Финн быстро вскочил на ноги, готовый сиюминутно дать сдачу. Не успел он и глазом моргнуть, как что-то темное снова налетело на него. Испуганный джентри, толком не разобравшись, кто или что является нападающим, успел только нагнуться, прикрывая голову руками. Что-то пролетело прямо над ним, задев его руки. Потом еще и еще раз. Пока Финн, наконец, не догадался, растопырив пальцы, схватить это что-то на лету. Зажмурившись, он из-за всех сил старался удержать в руках вырывающийся внушительных размеров предмет. Нечто твердое и тяжелое билось в его руках, словно пойманная птица.

С опаской приоткрыв один глаз, Финн изумился увиденному. Яростно хлопая темным переплетом, будто ворон крыльями, его пленницей оказалась книга. Одна из тех, обладателем которой он мечтал стать с самой первой встречи в Хранилище. Тяжелый, с массивным богатым переплетом благородного коричневого цвета, заветный фолиант был в его руках. От неожиданности он чуть было не разжал пальцы, но вовремя спохватившись, сжал его еще крепче. Преодолевая немыслимое для книги сопротивление (Финн перестал уже чему-либо удивляться, настолько часто с ним стали случатся чудеса), он попытался прижать ее к себе. Осторожными медленными движениями, со стороны больше напоминающие убаюкивание, Финн стал притягивать книгу к себе, посильнее обхватывая ее обеими руками.

— Тиииише, тииише, — приговаривал он, растягивая слова, которые постепенно стали складываться в нечто похожее на колыбельную. — Я с тобой. Я тебя не трону. Не обижу, не порву. Слово джентри, я даю.

Постепенно книга стала затихать, и вскоре счастливый уже Финн прижимал ее к своей груди. Богиня Дану услышала его просьбы — ну или жалобы, не важно — и послала ему ответ. Снова устроившись на полу, Финн заботливо положил книгу себе на колени, осторожно придерживая одними пальцами. Он опасался пока полностью выпускать ее из рук.

Вот сейчас он проникнет в великие тайны. Внутри него все трепетало. Это был поистине волнительный момент. Но почему-то он продолжал оттягивать его. Ему все казалось, что он: то неудобно сидит, то света недостаточно (а хлопнуть лампиридам он боялся, это означало выпустить трофей из рук), то вдруг накатывал страх, что книга не откроется, или в ней окажется нечто ужасное. Какое-то время Финн просто сидел, стараясь глубоко дышать, чтобы унять волнение. Одной рукой он поглаживал переплет книги: он был внушительный и твердый, из неизвестного тонкого металла. Это движение вкупе с дыханием, наконец, помогли ему успокоиться. Набрав в легкие побольше воздуха, Финн решился и не дрогнувшей рукой перевернул обложку книги.

Хранилище заполнилось ярким золотистым свечением. На мгновение Финну показалось, что он ослеп, и ничего кроме этого света больше не может видеть. Но вскоре свет стал более приглушенным, и он смог различить на форзаце книги аккуратно нарисованный символ, имеющий большую схожесть с огненной звездой — символом, который он видел на запястье Хранителя и которым по легенде могли быть отмечены прямые потомки Великой Богини, посвящённые по мужской линии первых даннов.

Восемь золотых лучей расходились в разные стороны от небольшого круга в центре звезды. Отличие от увиденной у Хранителя отметки состояло в том, что эта звезда была вписана вкруг состоящий из сотни таких же звезд.

Казалось, что все они движутся в бесконечном круговороте самих себя. Теплое свечение, исходившее от них, завораживало и манило прикоснуться. Финн в восхищении дотронулся до золотого круга. Меленькие символы звезд, словно почувствовав прикосновение, окружили его пальцы и затеяли с ними игру, то перебегая на них, то возвращаясь обратно на страницу, не забывая при этом двигаться в только им известном потоке.

Какой бы забавной не казалась эта игра Финну, в которую он мог бы играть часами, но он все же перевернул страницу. Любопытство толкало его пойти дальше. Титульный лист оказался белым и невыразительным с длинным текстом посередине, выведенный скучными мелкими буквами. Почувствовав разочарование, Финн на секунду готов был поддаться соблазну вернуться к игривым символам. Но глаза уже сами читали мелкий текст. «Человеческие существа: внешний вид, среда обитания, особенности поведения, польза и вред», прочитал он длинное название.

— Человеческие существа, — задумчиво повторил он вслух. — Польза и вред.

Раз упоминается вред, значит, эти существа представляют собой опасность. А вдруг они выглядят как настоящие чудовища. Возможно, они похожи на тех, что он мельком видел в разбросанных на полу в кабинете Хранителя книгах, когда он впервые показывал ему путь в скрытую библиотеку. Возможно, они тоже с большим количеством конечностей, выпученными глазами, огромными клыками. «И пусть у них будет хвост», добавил мысленно Финн, предвкушая красочные картинки на следующих страницах.

— Эммм, — вслух протянул Финн, когда, перевернув титульный лист, он растерянно уставился на изображение человека.

Под витиеватой надписью гласившей «Внешний вид человека» на него смотрело бледное подобие сида мужского пола, точнее джентри. Никаких хвостов, клыков, даже крылья, как у эльфиек, и те отсутствовали. Одна голова, две руки, две ноги — все как у всех. Может это ошибка, может, он неправильно прочитал название, или, вообще, книга не о человеках, а о сидах? У Финна закралось сомнение, а вместе с ней и легкая надежда. Перелистнув обратно страницу, он еще раз прочитал название вслух:

— Человеческие существа: внешний вид, среда обитания и бла-бла-бла, — съязвил Финн, не удержавшись.

Никаких ошибок. Книга о человеках, и вот так вот скучно и обычно выглядит человек. Финн разочарованно вздохнул и вернулся к рисунку.

Анатомическое сходство с джентри было просто поразительное. Обычных размеров голова, русые слегка рыжеватые волосы, круглое лицо, узкий нос, прямое ровное туловище, пропорциональные руки и ноги. Поскольку из масштаба рисунка трудно было судить о росте человека, Финн предположил, что, скорее всего, они высоки, как и джентри, которые среди прочих сидов всегда выделялись прямой спиной и сравнительно высоким ростом. Конечно, гроганы тоже были обладателями немаленького роста, но вдобавок, они были лысые и имели большие уши. Нет, определенно, человек больше походил на джентри.

Финн перелистнул страницу. Дальше шло подробное описание внешности человека, с указанием среднестатистических данных, чаще встречаемых в природе. Помогая себе пальцем, он быстро пробежался глазами по описанию. Цвет волос. Цвет глаз, кожи.

«О, цвет кожи! Это интересно», — подумал Финн. Может они синие или желтые. Или зеленые как баньши. И ту его осенило: «Может они и есть баньши?! Только там они носят название «люди». Но тут же отогнал эту мысль, справедливо рассудив, зачем им тогда жить на два мира, охраняя границу миров. Ведь мир иных и так закрыт от сидов. А баньши, пусть и редко, но все же встречались среди них.

Тут его палец наткнулся на указание роста обычного человека. Глаза Финна чуть не вылезли из орбит. Великая Богиня Дану, почти семнадцать ладоней в высоту! По сравнению с сидами, самые высокие из которых имели десять ладоней в росте, люди были просто настоящими гигантами. От такого открытия по его коже предательски побежали мурашки. А он-то считал необычайно высоким Хранителя. Да человек перешагнул бы его и не заметил. Удивительно!

Финн с азартом продолжил читать дальше. И каждый раз его внимательный взгляд находил что-то, что с трудом укладывалось в голове. Так, например, помимо необычайно высокого роста, а, следовательно, и большого (да какой там, просто огромного) размера ладоней и стоп, человек имел также физическую мощь, выносливое тело и достаточно, по данным очевидцев, большой мозг (хотел бы он посмотреть, как эти очевидцы сумели для начала справиться с человеком, прежде чем заглянуть ему в голову). Впрочем, как он узнал из прочитанного дальше, эти странные существа абсолютно не обладали ни крыльями, ни хвостами, ни большими ушами, как лепреконы, которые благодаря им могли улавливать малейшие изменения в окружающей их среде. Что уж говорить о магии. Люди не обладали даром Хранителей, не умели читать мысли, левитировать и передвигать предметы силой мысли.

«По сути, совершенно бесполезные существа, — Финн разочарованно покачал головой. — И это при их-то физических возможностях».

Описание существ женского пола Финн тактично пропустил, стыдливо быстро перелистнув страницу, где анатомически подробно была изображена женская особь человека. Следующая глава, которая носила название «Среда обитания», оказалась полной новых открытий. Климат и географическое положение среды их обитания полностью соответствовал местам проживания самих сидов («Еще одно случайное совпадение?!»). Однако описание жилищ и развитие их технологий поразили воображение юного джентри.

С золотистых страниц книги на него смотрели изображения того, что авторы книги назвали «автомобиль», «крейсер», «подводная лодка-торпеда», «телевизор», «радио», «телефон» и прочее. Нескончаемым потоком шли подробные описания человеческого прогресса. Если бы не красочные картинки, которыми сопровождались эти описания, Финн даже отдаленно не смог бы представить, о чем шла речь. Вскоре его голова уже кружилась от немыслимых технических терминов и пестрых картинок. Неужели эти люди, без явных признаков волшебных способностей, сумели создать все эти занимательные и совершенно не понятные Финну вещи. Особенно его заинтересовали автомобили. Способность передвигаться на чем-то менее живом, чем лошадь, просто заворожила его. На одном из разворотов внутри книги он увидел автомобиль в действии. Картинка двигалась словно живая. Автомобиль ехал по широкой полосатой дороге с человеком внутри, тот держал в руках нечто под название «руль» и, казалось, управлял железной махиной, как наездник управляет лошадью. Только в более комфортных условиях. Глаза Финна от напряжения стали слезиться и сквозь пелену он будто в действительности увидел несущийся по дороге автомобиль, рев мотора, и большие руки человека, сжимающие руль.

Незнакомый раскатистый гул еще стоял в его ушах, когда Финн очнулся, поняв, что на какой-то момент задремал. В Хранилище было темно и тихо. Лампириды прекратили свою работу, поскольку давно не было никаких движений. На коленях Финна, тускло поблескивая страницами, лежала казавшаяся тоже задремавшей раскрытая книга. Он не знал, сколько сейчас было времени, но чувствовал себя очень уставшим и обессиленным. Внезапно захотелось домой, где благодаря заботам тетушки теперь тепло и уютно.

Домой он прибыл как раз к ужину. За столом ели молча. Отец с непроницаемым лицом поглощал картофельное пюре, не поднимая глаз от тарелки. Финн был погружен в свои мысли о том, что он узнал из книги. Тетушка Мейв, озабоченно поглядывая на хмурые лица мужчин, тоже помалкивала. Один раз она перехватила взгляд племянника и, показывая одними глазами на его отца, отрицательно покачала головой. Финн не сразу сообразил, что, скорее всего, это означало, что разговор с Форком старшим прошел не так как она планировала. Но сейчас его это волновало меньше всего. В мире как оказалось еще много чего интересного и не поддающегося обычному пониманию. Поэтому тайна его отца вполне могла подождать.

В эту ночь он спал крепко и видел яркие красочные сны. Проспав, утром он наспех собрался и, не став завтракать, поспешил в школу. Больше всего ему сейчас хотелось поделиться с Хранителем своим открытием.

Глава вторая. Уна

— Предположим, что вам понадобиться воссоздать в точности какой-либо предмет. Что для этого вам потребуется? — Хранитель обвел затихших учеников пытливым взором белесых от старости глаз. — Мистер Харви, Ваши предположения? Можете даже продемонстрировать.

Арт нехотя поднялся из-за парты. По его недовольному лицу Финн сразу догадался, что предположений у него никаких не было, и демонстрировать он ничего не собирался.

— Я не готов, — буркнул он.

— Простите? — густые седые брови мессира Скандлана удивленно взметнулись вверх к волосам и почти затерялись там.

— Я не сделал домашнее задание, мессир, — сказал Арт чуть громче. — Простите.

— Это Вы меня простите, мистер Харви, — Хранитель явно был недовольным, — Видимо, я многого от Вас хочу, ожидая выполнения заданий, которые я даю на дом. Если Вы не успеваете или не справляетесь, скажите. Уверен, среди Ваших одноклассников найдутся те, кто захочет Вам помочь догнать программу.

Арт молчал, и класс тоже. Финн знал наверняка, что мало кто по собственной воле захочет ему помочь, рискуя не быть лишний раз униженным его язвительными шутками и повелительным тоном. До Финна внезапно дошло, что Арт, со своими замашками юного повелителя и бездарными подхалимами, был не менее одинок, чем он. А может и более, ведь у Финна теперь была книга и Хранилище. А что есть у Мистера Язвы, если отнять у него его превосходство?

Затянувшееся молчание нарушил Арт, сказав нечто невообразимое, от чего у Финна похолодело внутри:

— Я виноват, мессир Скандлан, и готов понести наказание. Дайте мне тоже задание, что и Форку, — Арт бросил на Финна выразительный взгляд своих серых глаз. — Обещаю, что справлюсь с ним не хуже сына башмачника.

Сердце Финна сильно заколотилось, а кровь прилила к голове. Он со страхом вглядывался в спокойное и непроницаемое лицо Хранителя, ища в нем хоть малейший признак своей гибели. Потому что иначе как гибелью он не мог назвать эту перспективу (скорее угрозу!) совместной с Артом работы в Хранилище.

Мысленно Финн взмолился: «Пожалуйста, только не это. Не разрешайте ему попасть в Хранилище. Дайте ему другое задание. Он это специально все придумал». И тут его осенило. Действительно, вдруг Арт все это устроил только для того, чтобы узнать, чем они с Хранителем по вечерам занимаются. Харви достаточно проницателен и к тому же хитер и завистлив, чтобы догадаться, что именно задание учителя, помогло Финну стать более уверенным в себе. До такой степени, чтобы однажды дать отпор даже ему, Мистеру Язве. Ну почему, почему он тогда не спрятал как обычно свою голову в плечах и не ушел от столкновения с ним? Зачем нужно было дерзить и язвить в ответ? Если бы он знал, к чему это приведет, он бы лучше остался по-прежнему забитым подростком.

Хранитель так долго тянул с ответом на наглость Арта, что Финн успел за это время несколько раз мысленно умереть от страха. Одноклассники переводили неуверенные взоры с Арта на учителя, потом на Финна и снова на учителя.

— Вижу, мистера Харви сильно интересует задание, которое я дал мистеру Форку, — Хранитель говорил медленно, даже задумчиво. — Признаться, я даже немного удивлен Вашим желанием помочь ему в его выполнении. Я подумал и пришел к решению, назначить Вас в помощники Финну Форку. Во-первых, работа пойдет быстрее. Во-вторых, возможно, это пойдет на пользу вам обоим.

Оба побледнели после слов Хранителя. Финн от мыслей, что все пропало, так и не начавшись, а Арт видимо от перспективы исполнения роли помощника у сына башмачника.

— Что думаете по этому поводу, мистер Форк? — Хранитель повернулся к ввергнутому в тихое отчаяние Финну.

— Я против, — ответил он еле слышно.

— Что? Что ж сегодня все шепчут-то, — с досадой покачал головой Хранитель. — Говорите громче, мистер Форк. А еще лучше встаньте, когда разговариваете с учителем.

Финн тяжело поднялся на негнущихся ногах. Сердце продолжало бешено колотиться так, что приходилось напрягаться, чтобы услышать собственные мысли. И хотя он внутренне просто дрожал от страха и неуверенности, Финн все же решил высказать свое отношение к вопросу, ведь от этого зависело его будущее, он был уверен.

— Если позволите, мессир, — он говорил хрипло, но достаточно четко, — я категорически против. — В классе раздались потрясенные возгласы. — Я считаю, что достаточно хорошо справляюсь сам. И мне не нужны помощники. Тем более в лице мистера Харви. Мы с ним плохо ладим. Если вы не против, то я бы продолжил свою работу как прежде, самостоятельно.

Он замолчал и, наконец, осмелился поднять глаза на Хранителя, немного ошалевший от собственной смелости. Тот смотрел на него и улыбался, довольно поглаживая свою длинную седую бороду. Арт, который тоже продолжал стоять, бросал в сторону Финна злобные взгляды. Остальные ученики тихо перешёптывались, не меньше него ошеломленные тем, что Финн посмел перечить мессиру Скандлану.

— Ну что ж, — заметил учитель, — все высказались. Отдельное спасибо мистеру Форку за честность и, я бы даже сказал, некоторую храбрость. Но я против и своего решения не изменю. С сегодняшнего дня, мистер Харви, Вы во всем, что касается задания, помогаете Финну. — Жестом он усадил Арта на его место. И обратился к Форку, — Мистер Форк, Ваша задача показать мистеру Харви, так сказать, фронт работы, объяснить особые тонкости и нюансы и следить за их точным соблюдением. А теперь садитесь, мы продолжим урок.

Еле скрывая свои чувства, Финн в сердцах плюхнулся на место так, что даже его сосед по парте, Рыжий Эоху, гном-забияка, и тот предпочел промолчать и отодвинуться подальше от ставшего непредсказуемым джентри. Финн почувствовал на себе сочувствующий взгляд Уны, но решил не встречаться с ней взглядами. Она все еще сильно смущала его, а после недавнего непонятного сна, ему вообще становилось не по себе, когда она настойчиво буравила его своими зелеными глазищами. Сейчас ему откровенно расстроенному неудачей меньше всего хотелось ее внимания. Остаток урока показался ему мучительно долгим и неинтересным.

Солнце медленно садилось за горизонт, обнимая разноцветные крыши домов долгими золотистыми лучами-объятиями. Финн отстранено наблюдал, как природа неспешно и нехотя прощалась с очередным солнечным днем. Так и он сейчас, укрывшись в тени любимого старого дуба во дворе школы, прятался от неминуемо приближающегося момента, когда ему придется вести заносчивого Арта Харви в Святая Святых — в Хранилище. У него в голове не укладывалось, как Хранитель мог пойти на поводу у Мистера Забияки и разрешил ему работать вместе с ним. Словно Хранилище было обычным проходным местом, а не секретной библиотекой для посвященных. А вдруг мессир Скандлан решил, что и Арт достоин посвящения? Решил же он однажды так про Финна, далеко не первого ученика в классе, тем более все время спящего на занятиях. Тогда как Арт всегда отличался острым умом и хорошими способностями. Его тщеславие было так велико, что он стремился выделиться даже среди лучших учеников мессира, таких как Уна. Арт даже несколько раз пытался на глазах у всего класса задеть ее тем, что та сирота, и родословная ее совсем неизвестна. А однажды он и вовсе выдвинул жуткое предположение, что она подброшенный ребенок баньши. (Наверное, все дети-сиды выросли на страхах, которыми взрослые пугали непослушных детей, о том, что баньши их заберут и подкинут в другую семью). Финн помнил, как вспыхнуло тогда лицо Уны, а ее глаза от гнева сузились практически до щелок. Но она быстро взяла себя в руки и, равнодушно пожав плечами, сказала Арту что-то про его сомнительное для истинного джентри поведения. Тогда оба разошлись ни с чем, но Финн знал, что Арт затаил на нее злобу, тем более, что такая красивая девочка единственная, кто остался равнодушным к нему. И теперь Финну придется терпеть этого змееныша еще и в Хранилище.

Финн был крайне расстроен и все никак не мог придумать, как изменить сложившуюся ситуацию. А если самому отказаться от задания? Но тогда он утратит доверие учителя и возможность узнать больше о мире иных из книги. И да, как же теперь быть с книгой? Не будет же он читать ее при Арте? Если только забрать ее домой, но Финн совсем не был уверен, что Хранилище так просто расстанется с одним из своих сокровищ.

Стремительно вечерело. Голова Финна шла кругом, а ответов все не находилось.

— Если тебе понадобиться помощь с Харви, только скажи. Я помогу найти на него управу.

Финн вздрогнул и оторвал глаза от земли, где уже более получаса рассматривал, как надвигающаяся тень постепенно заглатывала каждую травинку, камешек, корешок. Уна серьезно смотрела на него (а это была именно она), словно предлагала ему заключить по меньшей мере вселенский договор.

— Интересно как? — спросил Финн и даже не заметил, как заговорил с той, чье присутствие всегда лишало его дара речи.

— Я знаю его слабые места.

— Не думаю, что у Арта Харви таковые имеются, — Финн безразлично пожал плечами и продолжил разглядывать землю под ногами.

Он надеялся, что если простоит так еще чуть дольше, то от него все отстанут. Уна со своей помощью, Арт со своим наглым планом разрушить жизнь Финна окончательно. Должно же быть хоть какое-то решение в этой ситуации. Может обратиться к Великой Богине? Финн был готов на крайние меры.

— Ты не думаешь, а я знаю. В этом и разница между нами, Финн Форк. И не только между нами, но и между тобой и другими. Ты слишком горд, чтобы принять помощь девчонки? — Уна говорила быстро и зло.

На его глазах из спокойной милой девочки она вдруг превратилась в грозную маленькую фурию. Ее глаза засветились жутким зеленоватым светом, и в этот раз Финн был готов поклясться, что все это ему не привиделось.

— Нет, причем здесь то, что ты девчонка? — попытался защищаться Финн. — Просто не знаю, чем ты сможешь мне помочь. Это только мое дело и Хранителя. Если он согласится передумать…

— Не согласится, и ты это знаешь, — жестко сказала Уна, но глаза уже перестали угрожающе светиться. — Но он может согласиться разрешить мне заниматься с вами.

Финн ушам своим не поверил. И она туда же. Ему стало казаться, что все вокруг сговорились лишить его единственного спокойного места, где он мог бы постигать науки для избранных, без риска быть замеченным.

— Нет, — голос его был тверд. — Это плохая идея. Задание Хранителя можно выполнить и одному. Двое это уже много.

— Почему же? Неужели ты думаешь, что я не знаю, чем ты там на самом деле занимаешься? И Арт тоже знает.

— Откуда? — испуганно спросил Финн. Его подозрения оправдывались с ужасающей точностью.

— Он проследил однажды за тобой и видел, как ты спускаешь в какой-то темный туннель, который уходит глубоко под землю. А все знают, что под землей скрыта библиотека сакральных знаний Хранителей.

— Нет, не все. Я не знал, — растерянно произнес Финн.

Уна изящно пожала плечами.

— Конечно, это по большей части легенда, но находятся те, кто в нее верит. Но Арт руководствуется не только верой или любопытством.

— А чем руководствуешься ты? — оборвал ее Финн. Вся эта история начинало его откровенно злить. — Откуда ты знаешь об этом?

Уна неожиданно смутилась.

— Если ты не будешь честна со мной, я не смогу тебе верить. И разговора у нас тогда не получится.

Финн был поражен своей жесткости, но чувствовал, что не может поступить иначе. Хранилище изменило его жизнь и его самого. Он понял, чего хочет и готов был бороться за это. Конечно, ему не хотелось бороться именно с Уной. Она ему нравилась. Но он ничего о ней не знал, как и не знал цели, которую она преследует. И это она подошла к нему.

Заметно поколебавшись, Уна все же ответила:

— Я следила за Артом Харви.

— Ты что? — Финн был так удивлен, что не сразу разобрался, как ему к этому относиться.

— Да, я следила за ним, когда он следил за тобой. А также я слышала, как он хвастался перед другими, что заставит тебя рассказать во всеуслышание, каким заданием ты занимаешься. Он спланировал все с самого начала. Конечно, он не ожидал, что ты дашь отпор, тем более прилюдно…

— Подожди-подожди, — у него стала кружиться голова. — Ты следила за Артом, который следил за мной… Ума не приложу, зачем вам двоим понадобилось это. Я ему ничего не сделал, да и тебе…

— Думаю, он хотел узнать, какое задание дал тебе Хранитель, чтобы при первой возможности рассказать всем об этом в самых унизительных красках. Он же не знал, что найдет … что-то таинственное.

— А зачем это все тебе? Зачем ты следила за ним? — спросил Финн, пропустив мима ушей «что-то таинственное», он пока не был готов говорить с Уной о Хранилище.

Уна в молчании склонила голову, словно размышляла, какой ответ больше устроит Финна. Ее золотистые косы, словно змейки, послушно спустились с плеч и устроились у нее на груди. Какое-то время она продолжала молчать.

— Ну, хорошо. Какое-то время я наблюдала за ним, потому что думала, что он тот, кто мне нужен. Только не спрашивай, что я имею в виду. Я все равно ошиблась.

Она подняла на него свои светлые глаза, в надежде, что он не станет расспрашивать ее дальше. Он и не стал. Ему вдруг было не по себе от одной только мысли, что Арт мог…мог нравиться ей. Что-то похожее на ревность неприятно кольнуло его в районе груди.

— Зато это наблюдение помогло мне узнать его слабые стороны. И что бы ты не говорил, Финн, они есть у всех, даже у таких, как Арт Харви, — Уна говорила мягко, убедительно. От того, как она произнесла его имя, ему вдруг захотелось петь.

— Я благодарен тебе за предложение, Уна, — ему хотелось произвести на нее не меньшее впечатление. — Я обещаю, что обдумаю его и возможно поговорю об этом с Хранителем. Но сейчас мне очень трудно что-то решить.

— Понимаю. Тебе нужно время и, возможно, несколько вечеров наедине с Мистером Язвой. Может это поможет тебе принять мое предложение, — она бесхитростно улыбнулась. Увидимся в школе. А сейчас иди, уверена, Харви рвет и мечет в поисках тебя.

Он улыбнулся в ответ, приятно удивленный тем, что она назвала Арта так же, как и он про себя его называет.

«Какая же она все-таки странная», — подумал он, наблюдая, как постепенно из поля зрения удаляется изящная фигурка девочки. — И красивая».

В Хранилище спускались молча, он и Арт. Лампириды чуткие к любым их движениям послушно выполняли свою работу. Лишь однажды бросив взгляд через плечо, чтобы проверить следует ли за ним Арт, Финн заметил, как тот в восхищении озирается по сторонам, разглядывая холодные мраморные ступени и стены с потолком, заполненные причудливыми жучками. Каждый их шаг утопал в звуках трепетания крыльев лампирид. Постепенно в туннеле становилось тепло.

Финн шел как на верную смерть. Все его существо восставало против принудительной жертвы. Он по праву считал себя единственным, кто имеет все основания спускаться сюда, после Хранителя, разумеется. Харви же здесь был чужаком, и Финн очень надеялся, что Хранилище не примет его.

Где-то уже ближе к концу их пути по длинному проходу, Арт, видимо, не выдержав, раздраженно спросил:

— Эй, а ты вообще правильно меня ведешь? Уж больно долго мы спускаемся…

Финн, полуобернувшись, резко остановился, от чего следовавший за ним невнимательный джентри налетел на него со всего размаху. Выбранившись, Арт уставился на Финна, потирая ушибленное место (видимо, острое худощавое плечо Форка пришлось тому как раз в грудную клетку).

— Ты чего, Форк?

— Хочу сразу прояснить, — Финн говорил медленно, отчеканивая каждое слово и глядя Арту прямо в глаза. Сейчас в тесном проходе наедине с ним, без своих друзей-прихвостней, Арт Харви был совсем для него не страшен. Тихая праведная ярость придавала ему сил. — Я тебе никакой ни «Эй», ни «Сын башмачника», ни другие обидные прозвища. У меня есть имя, и если возникнет желание обратиться ко мне, то ты знаешь, как меня зовут. Понятно?

Арт в ответ только хмыкнул. Финн продолжая буравить его потемневшим взором, добавил:

— Кроме Хранителя, я единственный кто знает дорогу. Если ты не доверяешь мне, зачем напросился в помощники?

— Меньше всего я хотел быть твоим помощником, — заносчиво ответил Арт, набычившись, как маленький теленок, готовый отстаивать свою лужайку. — Я просто хотел узнать, что такое секретное поручил тебе Хранитель. Моя хитрость удалась не совсем так, как я ожидал.

Финн смерил соперника долгим взглядом: дорогая ткань пиджака, всегда глаженые брюки и тщательно уложенные каштановые волосы. Арт даже в подземном туннеле умудрялся выглядеть, как маленький денди.

— Хорошо. — Сказал Финн и радостно улыбнулся, словно неожиданно придумав классную идею. — Твоя хитрость нам пригодиться. Там, куда мы идем, ее потребуется больше, чем обычно. Так что хватит ее тратить на меня. Мы почти пришли.

Отвернувшись, они молча, каждый в своих мыслях, наблюдали, как меняются стены туннеля, открывая широкий проход в Хранилище.

Быстро преодолев последние огромные ступени, Финн шустро спрыгнул на холодный пол Хранилища и с видом хозяина направился к первым стеллажам. Арт, завороженный открывшимся ему видом, какое-то время не двигался с места. Это дало возможность Финну проверить на месте ли заветный фолиант и незаметно поздороваться, слегка коснувшись пальцами его корешка. Книга ответила, засветившись и чуть сдвинувшись с места.

«Не сейчас, не сегодня, — мысленно обратился он то ли к себе, то ли к книге. — Но я обязательно что-то придумаю».

— Сколько здесь книг, вот это да! — к нему подошел Арт, ошарашенно крутя головой по сторонам. — Только не говори, что это все надо прочитать.

Финн безрадостно хмыкнул, услышав от Арта то же предположение, что и он когда-то выдвинул, оказавшись здесь впервые. Может они не такие уж и разные с ним. Финн внимательно наблюдал, когда Арт закончит первый осмотр библиотеки.

— Это Хранилище всех знаний, открытий и основных событий, произошедших со времен первых даннов, — стараясь подражать монотонной манере Хранителя, начал Финн, когда «помощник» готов был слушать. — Все эти книги написаны джентри, лучшими из лучших, — Финн сделал многозначительную паузу, давая возможность такому же джентри, как и он, осознать важность сказанного.

— Джентри? — удивился Арт. — Значит, это все написали мои предки?

— Наши, — поправил Финн. — Возможно, поэтому Хранитель и привлёк к работе именно нас.

А про себя раздраженно подумал: «Но если бы не твоя дурацкая затея, я бы сейчас был здесь единственным джентри».

— И что нам делать со всем этим добром? — Арт вальяжно прохаживался между стеллажей, засунув руки в карманы брюк.

Финн невольно поморщился от фамильярности новичка. Разве Хранилище место для таких как он, не способных по достоинству оценить всю важность посвящения? И о чем только думал Хранитель?

— Хранилище и ее содержимое веками создавалось умнейшими сидами. Это сакральное место. И тайное, — Финн сделал особое ударение на последнем слове, в надежде, что Арт поймет, что он хочет сказать. — Сюда не может быть допущен любой любопытствующий, не уважающий ни себя, ни труд наших предков.

Да-да, Финн знал, что Хранитель ничего подобного не говорил ему при первом знакомстве с библиотекой. Но, рассудив резонно, Финн решил, что он мог бы такое сказать, будь он сейчас здесь и видя поведение Арта.

— Я понял тебя, Форк. Не нужно моралей. Ты мне не учитель, — голова Арта выглянула из очередного книжного раздела. — Место тайное. Место сакральное и бла-бла-бла. Давай ближе к делу. Что нужно делать?

— Во-первых, не трогать книги, — Финн произнес это как раз в тот момент, когда рука Арта неожиданно потянулась к ближайшей книге, вызвавшей его любопытство.

Не успели его пальцы дотронуться книги, как внезапный невидимый удар заставил Арта отлететь к стеллажам напротив. Сильно ударившись о шкаф, он свалился прямо на пол. Стеллаж даже не шелохнулся, книги как стояли на полках, так и остались стоять, ни на мизинец не сдвинувшись со своих мест.

Оглушенный Арт еще долго вращал выпученными глазами, не способный произнести ни слова, только все сильнее пытался ухватить за рукав подбежавшего к нему Финна.

— Что … что это…такое? — речь понемногу возвращалась к нему. — Что это такое было?

Финн осторожно помог ему подняться на ноги, тщетно пытаясь высвободить рукав свитера из цепких пальцев Арта, который все еще судорожно продолжал хвататься за него.

— Это Хранилище, — сказал он сочувствующе. — Оно своенравно и не предсказуемо. И не любит когда трогают его книги. Поэтому повторю первое правило: книги трогать нельзя.

Финн умолчал о том, что книга может выбрать его сама. Он ему сочувствовал в случившемся, смутно понимая, что в этом есть и его вина тоже (предупреди он его сразу — ничего такого бы не случилось), но дружить и доверять тайны не был готов.

— Что ты, неженка, — Арт издалека зло погрозил кулаком отвергнувшей его книге, — трогать ее нельзя. При других обстоятельствах вырвал бы из тебя все страницы. А что? — вскричал он, заметив осуждающий взгляд Финна. — Я обижен и зол.

— Тем более не понимаю, что ты здесь делаешь, — ответил Финн, раздраженно дернув плечами. — Слышал бы тебя сейчас Хранитель.

Арт вскричал, еще больше разозлившись:

— А ты иди, доложи ему, ябеда. Можешь прямо сейчас бежать жаловаться.

— Уверен? — Финн насмешливо изогнул правую бровь. — Ты ведь останешься тогда здесь совершенно один. Кстати, правило второе: если захочешь выйти из лабиринта, только подумай.

И он театральным жестом показал на свою голову.

— Попробуй, и тебе понравиться … думать. Вот и займешься этим, пока будешь вытирать пыль со всех стеллажей.

— Что? Ты издеваешься? — Арт зарычал как раненное животное, готовый броситься на него с кулаками сию же минуту. — Сам и протирай, сын башмачника.

— Ты спрашивал, что нужно делать. Вот я и говорю. Ко дню Клевера нам нужно привести Хранилище в порядок, — спокойно сказал Финн.

Перестав обращать внимания на дрожащего в гневе Арта, Финн пошел за тряпками для уборки. Неприязнь неприязнью, а работу надо делать.

Спустя какое-то время оба в мрачном молчании терли полки и деревянные рамы стеллажей.

Домой возвращались так же, в полной тишине. Оказавшись снаружи, Финн даже почувствовал облегчение от того, что на сегодня работа в Хранилище закончена, и он скоро расстанется с Артом. И пусть всего лишь до завтра, но Финн старался не думать об этом.

Вместо прощания, Арт повернулся к нему и бросил сквозь зубы:

— Скажешь кому-нибудь о том, что случилось со мной, пожалеешь.

Финн опешил. Он не сразу понял, о чем толкует Арт. Может о том, что книга «отвергла» его? Судя по тому, как выжидательно смотрел на него сид, речь о происшествии с книгой.

— Даже не думал, — ответил Финн к заметному облегчению одноклассника и добавил, — сам знаю, что это такое.

— Ничего ты не знаешь.

Финн удивился, сколько горечи прозвучало в последних словах Арта. Какое-то время он еще смотрел ему в след. Тот твердым шагом и с прямой спиной очень быстро отдалялся от него. На ум почему-то пришли слова Уны о «слабых местах» гордого джентри. Финн раздраженно пожал плечами, отгоняя мысли о Харви, Уне, школе и даже Хранилище. Завтра он поговорит об этом с мессиром Скандланом. Но это будет завтра.

Ночь он провел беспокойно, все время ворочаясь с бока на бок. В голове была мешанина из событий дня, разговоров и новых впечатлений. Заснул он только под утро.

На следующий день, спускаясь по лестнице на первый этаж, Финн стал невольным свидетелем странного разговора между тетушкой и отцом.

— Нужно поговорить с ним, Гутор, — тетушка говорила взволновано, периодически повышая голос. — Он уже не маленький и о многом догадывается.

— Я не хочу грубить, но ты меня вынуждаешь, Мейв. Не вмешивайся! — Они стояли за дверью столовой, и сквозь мутновато бежевое стекло Финн мог отчетливо различить возвышавшуюся над тетей тень отца. — Я позвал тебя заботиться о Финне, а не забивать его голову еще большими сказками, чем это делала Элиаф.

— Ты так говоришь только потому, что тебе до сих пор больно. И мне тоже больно, Гутор. Но я не считаю право твоего сына на правду — прихотью или сказкой. Если ты не расскажешь, это сделаю я.

— Да уймись ты уже, наконец, Мейв. Нечего рассказывать. Не-че-го. Элиаф больше нет с нами. И ничего уже нельзя исправить.

— Не уймусь, Гутор Форк, — угрожающе взвизгнула тетя. — Ты знаешь, что я думаю обо всем этом. Я действительно верю, что…

— Нет! — громко вскричал Гутор, заставив Финна вздрогнуть от неожиданности. Он впервые слышал, чтобы отец так сильно повысил голос на тетю. — Никаких «верю». Она мертва, Мейв, смирись. И озеро, и сапоги, забери их проклятье, здесь не причем. Забудь!

Отец вышел из столовой так быстро, что даже не заметил замершего на лестнице случайного слушателя. Быстрым шагом он направился к выходу и вышел из дома. Тетя Мейв, оставшись за дверью судорожно всхлипывала. Финн не мог больше таиться.

Чуть позже, когда они вдвоем пили горячий чай, Финн к великому удивлению тети спросил ее, почему она в свое время не вышла замуж.

— У Вас так хорошо получается вести домашнее хозяйство и заботиться о нас, — сказал он, — думаю, Вы были бы счастливы, выйдя замуж за какого-нибудь достойного джентри.

— Возможно, — с загадочной улыбкой произнесла тетя. — Вы мужчины (даже такие юные) имеете странное свойство рассуждать о счастье женщины, словно наделены недоступным для нас знанием.

Финну стало неловко.

— Ну, моя мама же вышла замуж… — неуверенно начал он, жалея, что затеял этот «взрослый» разговор.

— Твоя мама былаудивительной. Веселой, беззаботной, порой вздорной. Когда мне казалось, что она никогда не повзрослеет, она удивляла меня тем, какой внимательной и мягкой она могла быть. Поразительно, но только она могла справиться с таким сложным характером, как у твоего деда. Твой отец боготворил ее.

— Я знаю, — Финн охотно кивнул, чувствую, какое приятное тепло разливается внутри, как всегда, когда разговор заходил о маме. Но, а что же Вы? Вы же тоже мягкая и заботливая. И так внимательны к нам.

К его удивлению тетя рассмеялась легким радостным смехом, словно беззаботная девчонка.

— Я была полной противоположностью Элиаф. Слишком взрослой и самостоятельной. Я не хотела замуж. Я хотела посвятить себя науке.

— Вы? Науке? — изумлению Финна не было предела. В его голове тетя Мейв, всегда в ярких, словно экзотическая птичка, нарядах, жизнерадостная и готовая в любой момент испечь пироги, никак не вязалась с образом научной дамы.

— Да, науке, что в этом такого? Твоя мама верила в волшебство, а я всегда стремилась найти ему научное объяснение. Я даже была зачислена на курс «Теория и научно-практические опыты магии». Я метила в магистры, — гордо сказала тетя Мейв. — Но случилось так, что наши родители отправились к Богине, раньше, чем я и Элиаф закончили учебу. Мне пришлось взять на себя хлопоты по дому и заботу о младшей сестре. Потом она встретила твоего отца и уехала из родительского дома.

— А Вы продолжили обучение?

— Нет, совсем нет. У меня неожиданно обнаружился талант пекаря. Я открыла собственную булочную и с головой ушла в работу. Да-да, — рассмеялась тетя, заметив изумление и растерянность на лице племянника. — От ученого до пекаря, мои личные амбиции претерпели значительные изменения. И я благодарю Богиню, за то, что мне удалось последовать за вдохновением, а не за ними.

Тетушка заботливо расправляла складочки на платье, задумавшись о своем.

— Но ко мне сватались, — неожиданно сказала она, — и многие. В конце концов, булочки в моей пекарне были самыми ароматными и вкусными.

Финн улыбнулся, представив круглолицую, раскрасневшуюся от печи тетю в окружении всевозможной выпечки. Что говорить, пироги ей действительно удавались.

— А потом не стало твоей мамы, — грустно продолжила тетя Мейв, — я закрыла пекарню и переехала на время к вам. Ты был совсем маленьким и таким потерянным. Помню, как впервые увидела твои черные любопытные глазенки, мое сердце было отдано им безвозвратно.

Тетя тяжело вздохнула, промокая уголки глаз носовым платком. Ее лицо было печальным и немного будто виноватым.

— Что же с ней все-таки произошло? — осмелился после некоторого молчания задать, наконец, свой главный вопрос Финн. — Из вашего разговора с отцом, я понял, вы что-то скрываете.

— Но, цыпленок… — растерянно начала тетя.

— Я хочу знать, — перебил ее племянник. — Вы сами сказали, я имею на это право.

— Хорошо. Я все тебе расскажу.

Шумно вздохнув, тетя снова поправила складочки на своем цветастом платье (Финн заметил, что она так делала, когда была или взволнованна, или находилась в размышлениях), а потом налила им по еще одной чашке чая и начала свой рассказ:

— Незадолго до … своего исчезновения (да, именно так я и считаю — твоя мама исчезла — дальше поймешь, о чем я) Элиаф прислала мне письмо. В нем она просила меня в ближайшее время приехать погостить у вас. Текст был коротким, но эмоциональным. Она словно предчувствовала будущие события. Скажу честно, я не придала большого значения ее просьбе, моя сестра имела склонность к некоторой экспрессии, даже когда дело касалось чего-то обычного. Я не стала торопиться и выехала, только когда закончила все дела в пекарне. Как оказалось, я опоздала, — тетя Мейв на мгновение замолчала, заметно пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. — В тот ужасный для всех нас день, Элиаф ушла из дома, никому ничего не сказав. Незадолго до этого они немного повздорили с Гутором, причину он не назвал, но я подозреваю, что именно из-за этого твой отец большую часть времени винит себя. Только знаю, что когда он отправился на ее поиски, все, что он нашел, это ее короткий плащ и желтые сапожки, которые она так любила.

— Да, — коротко кивнул Финн, — отец говорил, что сам сделал их для нее.

— Так и есть. Гутор нашел их в лесу на окраине города возле болота, когда-то это было озеро, и местные называли его…

— Серое озеро, — в ужасе выдохнул Финн, догадавшись.

Все поплыло перед его глазами: озабоченное лицо тети, чашки с остывшим чаем, стол, скатерть — уступая место видению, впервые увиденному в Хранилище, когда мессир Скандлан, сказал ему, что он Владеющий Сном Наяву.

Стояла давящая тишина. Даже звуки окружающего леса, казалось, не могли затронуть это забытое Богиней место. Некогда большое озеро с непрозрачной почти черной водой, от чего суеверные сиды нарекли озеро Серым, теперь высохло и превратилось в болото. Зеленый застывший слой торфа, словно мертвая кожа, сковал бывшее озеро, уменьшив его площадь в разы. Среди буйной растительности, там, где кончалась суша, и начинался торфяник, ярким желтым пятном выделялась женская обувь.

Голова Финна начала сильно кружиться, когда он попытался мысленным взором сосредоточиться на какой-либо детали увиденного пейзажа. Сквозь пелену он отчетливо различил чьи-то тихие всхлипывания.

— Финн, дорогой, пожалуйста, очнись, — тетя Мейв усиленно трясла его за плечи и наконец, увидев в его затуманенном взоре хоть какую-то осознанность, издала радостный вопль. — О, хвала Богине! Ты вернулся.

Некоторое время Финн сидел с закрытыми глазами, пытаясь унять колотящееся сердце и успокоить мысли, которые как потревоженный осиный рой заполняли голову нарастающим гудением.

— Ты напугал меня, цыпленок, — тетя кружилась вокруг него, словно наседка. — У тебя был такой взгляд… Он так напомнил мне Элиаф. Ох, дорогой, я склонна думать, что это семейное проклятье.

В данный момент Финн и сам склонен был так думать. Пока ни одно из видений не принесло ему ничего, кроме страха и щемящей боли в груди.

— Все в порядке, тетя, — соврал он, лишь бы она только прекратила кружиться вокруг него, от этого голова болела еще сильнее. — Я в норме.

Тетя Мейв перестала, наконец, шумно вздыхать и, усевшись рядом, спросила его серьезно:

— Ты что-то видел?

Финн кивнул. Ему сейчас совсем не хотелось говорить, он опасался, что пережитые чувства снова нахлынут, и он не сможет с ними справиться.

— Ты видел то место?

Снова кивок. Прочистив немного горло, Финн сказал:

— Я все видел. И слышал чьи-то всхлипы, но не смог различить, кто это.

— Это был ты.

— Что?

— Да, цыпленок, ты будто остекленел и только глухие всхлипывания вырывались из груди. Ты очень напугал меня.

— Я не хотел. Я вообще ничего этого не хотел, — неожиданно вспылил Финн. — Я побуду у себя, ладно?

И он скрылся так быстро, что тетя не успела вымолвить ни слова, расстроено прислушиваясь, как племянник, буквально перепрыгивая через ступени, побежал наверх.

Оставшись один, Финн дал волю чувствам. Слезы неровными струйками устремились вниз по его лицу. Всхлипывая, он прижимал к себе подушку, словно в ней было заключено последнее убежище для него.

Сейчас он не хотел ничего знать. И что случилось с мамой, утонула ли она в том болоте или заблудилась в лесу и умерла от голода. Или, что еще страшнее, просто ушла, оставив его. Покинула, как покидал его отец все эти годы, замыкаясь в себе и оставляя Финна один на один со своими страхами и чувствами. Может он не был любимым ребенком ни для кого?

Финн догадывался, что детская обида толкает его на такие мысли. Но ничего не мог с собой поделать, да и не хотел. И пусть, в этот момент он вел себя не как взрослый. Он будет плакать и обижаться, пока глухая ноющая боль в груди не отпустит его. А потом, он умоется и пойдет в школу. А вечером после занятий он попросит Хранителя освободить его от задания, а также от общества Арта, который кроме как презрительно к нему не мог относиться. Он ни слова не скажет про книгу и навсегда забудет о ее существовании. И пусть вместе с воспоминаниями о ней схлынут его мечты, надежды и его дар Спящего — ему все равно. Если для того, что бы в его жизни все снова стало просто и понятно, нужно отказаться от желания стать магом и превратиться в подмастерье башмачника, он сделает это.

После уроков Финн предпринял несколько попыток найти Хранителя, но тот будто сквозь землю провалился. И хотя Финн подозревал, что мистер Скандлан может сделать это в буквальном смысле, в Хранилище спускаться ему вовсе не хотелось. За ним везде хвостом увивался Арт, который никак не мог понять, почему этот сын башмачника мечется по школе, словно раненный зверь, вместо того, чтобы пойти сразу в тайную библиотеку. Пару раз он отпустил язвительные шуточки о поведении Финна, но тот только и сделал, что зло зыркнул на него и сквозь зубы предложил ему «катиться» в библиотеку одному.

Хранителя не было ни у себя в кабинете, ни в общей учительской, даже встретившийся им на втором этаже лепрекон Перт, который обычно знал все обо всех и выполнял своеобразную функцию завхоза (правда, он имел какую-то ученую степень, за что его прозвали ученым лепреконом, хоть тот и не вел уроки), не знал, где искать мессира Скандлана.

Финн готов был рвать и метать, справедливо полагая, что Хранитель, способный читать мысли, вполне мог предвидеть это, и заблаговременно предпочел скрыться. Неизвестно по какой причине, конечно, но Финн и не хотел ее знать. Все, что было нужно ему сейчас — это освободиться от всего, что последнее время заполняло его жизнь и в итоге доставило столько неприятных открытий.

Необычное поведение джентри не укрылось от вездесущего ока лепрекона.

— Что заставило Вас, юноша, бегать по школе и так настойчиво разыскивать учителя Скандлана? — спросил мистер Перт, поправляя свой короткий старомодный камзол после столкновения с Финном. — Может, я смогу помочь Вам в том, что стало причиной многих сшибленных с ног?

Мистера Перта можно было с уверенность отнести к той категории сидов, чей возраст трудно определить. Поскольку выглядел он как все лепреконы — достаточно моложаво, но при этом любил изъясняться устаревшими оборотами — словно хотел подчеркнуть свою принадлежность к образованным кругам, точнее к первым лепреконам, ставшими учеными (а это было много сотен лет назад) — и совсем несовременно одеваться.

Вот и сейчас, внимательно разглядывая лицо Финна, на котором против его воли отражались все эмоции, лепрекон чинным жестом поправил маленькое пенсне, которое все время заваливалось прямо в глаз, от того, что приходилось задирать голову, чтобы рассмотреть возвышавшегося на две головы Финна.

За Финна ответил подоспевший Арт:

— Да он уже битый час как сумасшедший носиться по школе в поисках Хранителя. Видимо припекло ему поговорить с ним. И я начинаю догадываться, о чем именно.

— И извините, мистер Перт, что сразу не поздоровался, — добавил он, резко выпрямившись и поправив выбившуюся из штанов при беге рубашку. — Я запыхался, пока догонял его. Эй, — он локтем толкнул Финна в бок, — сын башмачника, прояви вежливость и поздоровайся со старшими.

Ученый лепрекон невозмутимо переводил свой взгляд с одного джентри на другого. А потом, словно его озарила хорошая мысль, громко сказал:

— Насколько я знаю, вы оба сейчас должны быть в другом месте и выполнять задание мистера Скандлана.

— Если Вы знаете об этом, мистер Перт, — подал, наконец, свой охрипший голос Финн (сегодня он ни за что не хотел сдаваться), — значит, Вы знаете, где сейчас Хранитель. Скажите, где его можно найти? Мне нужно поговорить с ним. Это очень важно.

— Понимаю Ваши чувства, юноша. К сожалению, мистер Скандлан, поговорит с Вами, когда Вы будете к этому готовы.

— Но я уже готов! — Финн чуть не накричал на умничавшего лепрекона, но вовремя сдержался. Все-таки злость не лучший советник для разговоров со старшими.

— Я так не думаю, — невозмутимо сказал лепрекон, аккуратно протирая лоб маленьким платочком, будто на него только что попал плевок, когда Финн слишком бурно отреагировал на его сообщение. — И Ваша излишняя эмоциональность, тому доказательство.

— Извините, — буркнул Финн, хоть и не был до конца уверен в том, за что извиняется.

Стыдно, конечно, если он действительно случайно заплевал достопочтимого мистера Перта, но не настолько, чтобы прекратить свои поиски. Подумать только, Хранитель не хочет говорить с ним. Да ведь это именно он поставил его в такую ситуацию. Со своим дурацким заданием, он вмешался в его пусть и одинокую и скучную жизнь, но зато хорошо понятную и предсказуемую. А сейчас…. Сейчас Финн и сам не знал, чего именно он хочет. Но зато он четко знал, чего не хочет. Он не хотел сдаваться.

— Все же я вынужден настаивать на необходимости встречи с Хранителем. Если позволите, я продолжу свои поиски.

Он уже было приготовился обойти мистера Перта, хоть и маленького, но умудрившегося загородить собой весь проход в коридоре, как вдруг тот неожиданно сказал:

— Похвальна Ваша настойчивость. Ее бы да в нужное русло. Уверен, что мистер Скандлан оценит ее по достоинству. Как уверен и в том, что постараюсь повлиять на решение Хранителя. Если Вы сейчас успокоитесь и займетесь заданием, которое он Вам дал, я обещаю, что поговорю с ним.

— Значит, я смогу сегодня увидеться с ним? — облегченно вздохнув, спросил Финн.

Арт слушая разговор, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Его раздражение было заметно, поэтому, не удержавшись, он едко прокомментировал:

— Тебе же ответили, сын башмачника, пойдем уже. Иначе по твоей вине мы не успеем все сделать в срок.

Оба повернулись к вмешавшемуся Арту: Финн, в котором злость начала разгораться с новой силой, и лепрекон, обрушивший на Арта сердитый взгляд. Вместо Финна ответил мистер Перт:

— Я знал Ваших родителей, мистер Харви, — назидательно начал он, — когда те, еще были учениками этой школы. Но, должен отметить, что никто из них, ни Ваш отец, ни матушка, будучи детьми, никогда не были язвительны и так непростительно бестактны. Возможно, Вы забыли, что ремесло башмачника одно из достойнейших и дается только талантливым. Не говоря уже о том, что мои предки веками занимались эти. Так что я тоже, в своем роде, являюсь сыном башмачника.

Арт настолько опешил, что хотел что-то ответить, да так и остался стоять с открытым ртом, покрывшись при этом пунцовым цветом.

— Что же касается Вас, мистер Форк, — лепрекон перевел свой заметно смягчившийся взгляд на Финна, — я передам учителю Скандлану Ваше усердное желание увидеться с ним. Но, к сожалению, не могу гарантировать Вашу встречу уже сегодня. Однако, обещаю сделать все от меня возможное, если Вы, в свою очередь, мистер Форк, пообещаете заняться, наконец, делом.

Финн нехотя согласился и, попрощавшись с мистером Пертом, отправился вниз. Арт без слов устремился за ним, по-прежнему покрытый красными пятнами.

В Хранилище работали молча. Финн старался не смотреть на замкнувшегося в себе Арта. Он мог понять, какие чувства одолевают его «помощника», но не хотел ни думать, ни знать о них. Иначе это могло осложнить и без того неприятное совместное времяпрепровождение. Зато он отвлекся от мыслей о последнем разговоре с тетей, и уже чуть спокойнее мог думать о том, что она рассказала ему. Ему в голову даже пришла мысль самому поговорить с отцом, но он в необъяснимом страхе тут же отогнал ее от себя. В конце концов, какая разница и почему он вырос без матери. Когда он поговорит с Хранителем, все снова встанет на свои места. Сейчас ему не хотелось думать, что он обманывает сам себя. Лучше думать о том, что возможно, он снова станет неприметным подростком, будет помогать отцу в мастерской, и как прежде терпеть насмешки одноклассников и прятаться от них под сенью старого дуба во внутреннем дворе школы, где так много времени он провел в мечтах о будущих открытиях.

Неожиданное озарение заставило Финна вспотеть. Он Спящий! Он не мечтал, он видел наяву. Нужно спросить у Хранителя как избавиться от этого … дара. Но первая мысль, скрывающая в себе надежду, что все открытия, виденные им, вполне могут стать реальностью, все же незаметно поселилась в его голове, и остаток дня прошел в более приподнятом настроении.

Только выйдя из Хранилища, Финн догадался, что сегодня встречи с Хранителем не произойдет.

Встреча не произошла и в ближайшие несколько дней, в течение которых Финн исправно посещал школу, отвечал на уроках, а после во взаимном молчании спускался с Артом, который, казалось, разучился язвить и насмехаться, обратно вниз в Хранилище.

За это время их работа значительно продвинулась. И Финну неохотно пришлось согласиться с тем, что еще одна пара рук пришлась кстати. Как бы сильно ему не нравился Арт, он все же не зря был одним из способных учеников Хранителя и сумел применить больше волшебных приемов, чем помнил Финн.

Так, например, вдвоем им удалось справиться со строптивыми стеллажами в отделе № 44 «Юриспруденция». Используя технику уменьшения предметов, Финну удалось, под четким руководством Арта, который следил за тем, чтобы Финн не расплющил книжные шкафы силой своего внимания, сделать их на время гораздо компактнее. Они даже обменялись взаимными довольными улыбками, правда, тут же поспешно отвернулись друг от друга и продолжили работу. Но уже вскоре большая часть Хранилища сверкала чистотой. Пыль, накапливаемая веками, была практически побеждена.

«Интересно, — думал Финн, помогая Арту справиться с передвижной лестницей, — как раньше поддерживалась чистота в Хранилище?».

Приятно было иногда подумать, что до них никто толком не мог навести здесь порядок. О книге, которая иногда, когда Финн оказывался рядом, начинала призывно поблескивать, он старался не думать. И хотя его уверенность вернуться к старому образу жизни не была уже так тверда (мысли о видениях делали свое дело), все же он еще не был готов открыть ее вновь, тем более в присутствии Арта.

В один из вечеров, когда Финн и Арт, закончив уборку в очередном отделе Хранилища, поднялись наверх, увидели, что в кабинете учителя их поджидает Уна.

— Привет, — только и сказала она, приятно улыбнувшись Финну.

— Что ты забыла здесь, приемыш? — голос Арта снова обрел свою язвительность. — Как тебя только пустили сюда?

Проигнорировав вопрос Арта, Уна обратила свои прекрасные зеленые глаза к Финну:

— Мистер Перт проводил меня сюда, сказав, что в отсутствии Хранителя я могу подождать тебя здесь. Можно я провожу тебя домой?

Прежде чем ответить, Финн подождал, пока раздраженный Арт не оставит их одних. Он уходил, бурча себе под нос что-то о наглых лепреконах, которые хозяйничают в отсутствии Хранителя (о чем нужно будет незамедлительно доложить ему, как только тот вернется), о противных девчонках и Финне, который тоже, видимо, превратился в девочку, раз его собираются провожать до дома.

Хранитель действительно долго отсутствовал, вместо него уроки магии вел мистер Перт. Финн не хотел думать о причине отсутствия мессира Скандлана, боясь представить, что будет, если он навсегда их покинул.

— Удивлен, что ты меня ждала, — сказал Финн, когда они с Уной тихонько шли по проспекту Согласия. — Если ты по поводу нашего разговора, то с Хранителем мне до сих пор не удалось увидеться.

— Я знаю, — улыбнулась Уна, на мгновение, повернув к нему свое лицо, от чего маленькие, выбившиеся из прически, завитки на ее висках засверкали на солнце как медные спиральки.

Финн старался долго не смотреть на нее, дабы не выдать своего восхищения. Но его непослушные глаза, словно магнитом, постоянно притягивались то к ее лицу, то к волосам, то к смеющимся глазам. Пока они шли, он практически не смотрел себе под ноги, поэтому несколько раз спотыкался или подворачивал щиколотку, навернувшись на очередном булыжнике.

— Знаешь, почему Арт называет меня приемыш? — неожиданно откровенно спросила его Уна.

— Нет, — покачал головой Финн и попробовал предположить, — Может, потому что он на самом деле очень несчастлив и хочет, чтобы всем вокруг так было? Это объяснило бы его злость и жестокость по отношению к сверстникам.

— Ты очень умный и наблюдательный. Жаль, я не сразу это заметила. Мы могли бы уже давно подружиться.

Голова Финна пошла кругом от счастливых мыслей, что Уна хочет с ним дружить. Он даже осмелился ее спросить:

— А каким я тебе казался?

— Букой, — быстро ответила Уна и рассмеялась коротким заливистым смехом. — Надеюсь, ты не сердишься? Теперь я так не думаю.

— Нет, конечно, нет. Я ведь действительно был букой, — и Финн тоже рассмеялся.

— Так что же с тобой произошло? Почему ты вдруг из буки превратился в приятого собеседника?

Уна остановилась на первом перекресте, щурясь на солнце, от чего ее глаза стали похожи на зеленые кошачьи щелки, и серьезно посмотрела на него, слегка склонив голову на бок.

— Сам не знаю, — Финн пожал плечами, — наверное, повзрослел. А ты? Почему вдруг решила спросить про Арта.

— Не знаю. Последнее время ты так много времени проводишь с ним, вдруг ты стал думать так же, как он.

— А ты не хочешь, чтобы я так думал? — спросил Финн.

Уна, немного смутившись, отрицательно покачала головой.

— Почему? — допытывался джентри.

— Ты мне нравишься, — ответила Уна и залилась краской. — Я хочу дружить с тобой. Я думаю, что ты необычный.

Финн расплылся в широкой улыбке, и аккуратно взяв ее за руку, потянул за собой. Так они и шли, улыбаясь и держась за руки, пока его дом не оказался совсем близко.

— Хочешь зайти к нам на ужин? Тетя Мейв будет рада гостям.

— Спасибо, — смущенно сказала Уна, — но я не предупредила свою тетю, она будет беспокоиться. В другой раз…

— В другой раз, — рефреном отозвался Финн, зачарованный нотками в ее голосе, обещавшими возможное будущее.

Остаток пути до дома он проделал будто во сне. Перемахнув через лестницу, он не слышал, как тетя поприветствовала его, не заметил оказавшегося рядом отца, и их переглядывающихся в непонимании взглядов.

Внутри у Финна все пело, небывалая легкость ощущалась во всем теле, хотелось приплясывать и хлопать от радости в ладоши. Он впервые чувствовал себя таким воодушевлённым. Мыслями он без конца возвращался к прошедшей встрече, с трепетным вниманием и заботой, словно драгоценности в шкатулке, он перебирал в голове все подробности разговора с Уной, вспоминая малейшие нюансы: ее голос, наклон головы, улыбки, и незабываемые изумрудно зеленые глаза.

В тот вечер, абсолютно все, что не имело отношения к Уне, отошло на задний план. Если бы Финна спросили, что он чувствовал в тот момент, ответ его был бы прост — счастье.

Теперь в школе на каждой перемене Финн подходил к Уне, и они могли долго разговаривать обо всем: о том, как прошел день накануне, о новых прочитанных книгах, о смешных моментах на уроках магии. (Только сегодня, например, Рыжий Эоху несколько раз путал пробирки и, в результате, вместо белого дыма, получал то дождь, то грозовой ветер. Дети визжали, спасая себя и школьные принадлежности на рабочих столах от погодно-кабинетных условий, пока мистер Перт безуспешно пытался нейтрализовать последствия опытов неудачливого ученика). Финну было легко общаться с Уной. У них обнаружилось много общих интересов, они могли закончить друг за друга предложение, а потом долго радоваться этому.

Каждый день Финн просыпался воодушевлённый и торопился в школу. Иногда он заходил за Уной (она жила гораздо ближе к школе, поэтому скорее это она поджидала его приближение), а по вечерам после Хранилища они с Уной гуляли по площади. Даже к Арту Финн стал заметно терпимее. Стал разговаривать с ним и шутить, отчего тот начал бросать на него подозрительные взгляды.

А однажды вечером, в одиночестве возвращаясь из Хранилища (к тому времени Арт, буркнув что-то о срочных делах, ушел чуть раньше), Финн решил немного задержаться во внутреннем дворе школы.

Погода стояла безветренная и неожиданно теплая для этого времени года. Небо было ясное, без единого облачка и казалось, что можно сосчитать звезды, которые то тут, то там уже начинали вспыхивать.

Какое-то время Финн стоял, разглядывая небо и наслаждаясь тишиной в голове и приятной усталость в теле после очередного насыщенного дня, полного радостного общения с Уной, учебой и плодотворной работой в библиотеке.

Стояла тишина, нарушаемая только привычными ночными звуками. Неожиданно Финн едва уловил чей-то неясный диалог. Говорили где-то рядом с живой изгородью, внешней стороной выходившей на проспект Согласия.

Подойдя ближе, Финну удалось отчетливо различить сердитый мужской голос, который ругал кого-то невидимого глазу Финна.

— Если ты не приложишь достаточных усилий, ты никогда не сможешь добиться успехов. Я не знаю, что заставляет тебя по вечерам задерживаться в школе, но я очень надеюсь, что дело не в твоей неуспеваемости.

— Отец, у меня нет неуспеваемости, — Финн с удивление узнал голос Арта. — Скорее наоборот, я взял на себя дополнительную нагрузку.

— Надеюсь, что так, сын. Не забывай, ты — джентри. Но прежде всего ты Харви. Превыше всего для нас успех во всех делах. В твоем возрасте я отлично учился и помогал отцу в работе. Чем ты можешь похвастаться?

— Учебой, — немного с вызовом произнес Арт. — Хранитель хвалит меня, сам знаешь.

— Это только полдела, сын, — строго заметил Харви старший. — Ты уже определился, чем будешь заниматься в будущем? Я ведь до поры до времени смотрю сквозь пальцы на твои детские проделки и безответственное нежелание помогать мне в семейном бизнесе.

— Я знаю, пап. Я еще не определился. Учеба продлится еще четыре года. У меня есть время.

— Ошибаешься, сын!

Финн вздрогнул от того, как повысил голос отец Арта. Пытаясь разглядеть в темноте сквозь ветви изгороди хоть что-то, он невольно наступил на какой-то сучок и тот оглушительным треском разнесся в наступившей ночной тишине.

— Что это?

— Я не знаю.

— Ладно, пойдем домой. Разговор продолжим там.

Спустя мгновение, выйдя со двора, Финн смог вдалеке различить неясные фигуры удаляющихся отца и сына. Понурив голову, Арт, не спеша, плелся за внушительным в размерах Харви старшим.

Нечаянно подслушанный разговор произвел на Финна сильное впечатление. Он и подумать не мог, что у него может быть много общего с Артом. Видимо, проблемы подростков во многом схожи, особенно, что касается отношений с родителями.

Вскоре Финн забыл об этом случае, как и том, что стремился поговорить с Хранителем, а когда вспомнил, с облегчение нашел себе оправдание в долгом отсутствии последнего (правда, мистер Перт как-то обмолвился, что мессир Скандлан уехал по делам в соседний город и должен вернуться в течение ближайшей недели). О разговорах с тетей Финн и подавно не вспоминал. Все его внимание было поглощено мыслями об Уне и том, как хорошо проводить время вместе.

Несколько раз Уна ужинала с его семьей, что приводило тетю Мейв в полный восторг, от чего ее и без того повышенная активность увеличивалась в разы. Результатами тетиного гостеприимства, как правило, становились — ломящийся от многочисленных блюд обеденный стол, свежий и опрятный внешний вид Финна (после многих настойчивых просьб — «заботливых угроз» — тети, он уступил ей право выбирать ему одежду на время таких ужинов), и апофеоз тетиных возможностей — неизменно вежливая беседа отца за столом.

После таких ужинов Финн и Уна запирались наверху в его комнате, смеялись над чрезмерной щедростью тети Мейв (бедной Уне приходилось есть больше, чем она привыкла, так как заботливая рука тети так и норовила подложить новую порцию очередного блюда «тростиноподобной девочке»), жарко обсуждали новые волшебные приемы, спорили о компетентности мистера Перта как мага (на каждом занятии, которое проводил ученый лепрекон вместо Хранителя, случалось что-нибудь непредвиденное).

Дружба с Уной крепла день ото дня. Это не могло не укрыться от любопытных глаз одноклассников, которые вскоре стали поддразнивать Финна и Уна, называя их «сладкой парочкой».

Все шло прекрасно, каждый новый день радовал Финна и наполнял его жизнь новым незнакомым смыслом.

Глава третья. Искатель

Однажды, после уроков, Финн и Арт, как обычно должны были спуститься в Хранилище, но кабинет мистера Скандлана оказался закрыт и, соответственно, они не смогли сразу попасть в проход. Арт предложил поискать мистера Перта, у которого находились ключи от кабинета, и разделиться для экономии времени: он отправлялся на этаж выше, тогда как Финну было поручено осмотреть внутренний двор школы.

Во дворе оказалось много учеников, которые не спешили домой после уроков. Погода все еще стояла на редкость теплая, поэтому большинство учащихся задерживалось в школьном дворе: кто на поле для игры во «Флайбол», кто на качелях, а кто-то парочками прятался под старым дубом — излюбленном месте мечтателей и влюбленных.

Греясь под последними лучами солнца и бегло осматривая площадку в поисках мистера Перта, Финн мельком подумал о том, как давно он перестал «мечтать» под деревом. Казалось, что целая жизнь прошла с тех пор, как он, лузер-подросток, прятался под дубом от сверстников и фантазировал на тему своих будущих геройств. Как же наивен он был тогда, полагая, что все самое интересное происходит в его воображении, тогда как настоящая жизнь кипела у него под носом. Теперь и он чувствовал себя частью этой жизни, где происходят события, есть общение, веселье и Уна.

При мысли о золотоволосой подруге сердце Финна начинало биться быстрее, а на губах блуждала глуповатая счастливая улыбка. Даже сейчас, ему мерещились ее блестящие медовые на солнце косички.

Приглядевшись, Финн действительно увидел Уну. Он заметил ее тонкую фигурку, скрывшуюся за широким стволом дуба, одиноко стареющего посреди шумного школьного двора.

Шагая в сторону дерева, Финн размышлял о причине, задержавшей Уну у школы. Возможно, она снова решила дождаться его из Хранилища, как делала последнее время все чаще. Правда, сразу после уроков она, как правило, уходила к себе домой (дом ее тети, с синей крышей и небольшим садом вокруг располагался неподалёку от школы, также на площади Согласия), и там дожидалась назначенного часа, когда из библиотечного лабиринта возвращались бледные, но довольные выполненной работой Финн и Арт.

Подходя ближе, Финн услышал обрывки разговора:

— Слишком долго, — голос из-за дерева казался смутно знакомым. — Мы потеряли много времени. А там оно гораздо скоротечнее. Мы можем опоздать.

— Я знаю это и без тебя, — ответил раздраженный голос Уны. — Но не могу убыстрить развитие событий. Я не до конца уверена…

— Не важно. Если хочешь, я сам с ним поговорю.

Финн был уже достаточно близко, чтобы выдать себя, поэтому он едва откашлявшись неуверенно позвал:

— Уна…

Из-за дерева выглянуло испуганное лицо девочки.

— Финн…, я думала ты… Что ты здесь делаешь? — она вышла к нему, а следом за ней из-за дерева к неприятному удивлению Финна, показался Туатл, старшеклассник, капитан школьной команды по игре во «Флайбол».

— Ищу мистера Перта, — сказал Финн и, пытаясь побороть антипатию к Туатлу, протянул ему руку. — Привет, я Финн Форк. Мы с Уной учимся в одном классе.

Ему хотелось добавить, что они также близкие друзья, но что-то удержало его от откровенности перед малосимпатичным старшеклассником.

— Я знаю, кто ты, — недружелюбно отозвался Туатл, ответив сильным рукопожатием, но не представившись в свою очередь.

Какое-то время все трое стояли в неловком молчании. Первым тишину нарушил Туатл:

— Ладно, я пойду. Не забудь, Уна, завтра на перемене игра, — и сухо кивнув Финну, Туатл удалился.

Финн стоял, засунув руки в карманы и раскачиваясь на носках. Он старательно разглядывал тень, отбрасываемую ветками дерева на землю. Чувство ревности и подозрения боролись в нем с возникшей неловкостью.

— Я не знал, что ты дружишь с Туатлом, — наконец осмелился произнести Финн.

— Мы не друзья, — мягко ответила Уна.

Ее голос был ровным и спокойным и Финн чувствовал, что она смотрит на него. Но он не смог заставить себя посмотреть на нее, боясь увидеть в ее глазах подтверждение своим неприятным подозрениям.

— Тогда почему вы спрятались? — Финну было одновременно и стыдно и гадко расспрашивать Уну, но ничего не мог с собой поделать, он хотел все прояснить.

— Мы не спрятались. Он просто хотел поговорить.

— О чем? — вопрос прозвучал более ревниво, чем ему хотелось.

— Ладно, — Уна шумно вздохнула. — Я скажу тебе, только обещай, что никому не расскажешь.

Финн посмотрел на ее серьезное лицо и кивнул.

— Поклянись Богиней.

— Клянусь.

— Хорошо. Туатл мой брат, — заметив, как от изумления вытянулось лицо Финна, Уна пояснила: — Мы росли отдельно. Тетя Феншейв воспитала его как своего сына. Никто не знает, что он приемный. И я не знала. Пока меня тоже не отправили к тете.

— Кто отправил?

Уна ответила не сразу:

— Старшие в роду. Я не знаю своих родителей. И не могу ответить на все вопросы. Это… это очень личное. Только прошу тебя, — Уна с мольбой обратила к нему свое лицо, — не рассказывай никому. Мы держим наше родство в секрете. Ты ведь знаешь, как у нас к этому относятся.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — Финн все еще выглядел ошеломленным.

— Сироты, подкидыши, не знаем своих родителей, — Уна неопределенно пожала плечами. — Могли бы мы тогда учиться в школе Хранителей?

— Я не знаю… Я ведь тоже рос без матери.

— Это другое. Ты Форк, и ты джентри. Этого у тебя никто не отнимет.

— Так значит, вы с Туатлом, — Финн запнулся, подбирая правильное слово — не альбы?

— Я — нет. Туатла считают таковым. И прошу тебя, пусть это так и останется. Для всех он — сын тети Феншейв из рода альбов. А я, я всего лишь сирота — племянница.

— Ты, правда, не знаешь, кто твои родители? Но кто тебя воспитывал?

Уна молчала. По ее лицу Финн догадался, что ей тяжело делиться, как она сказала «личным», но ему действительно хотелось услышать ее ответ. Что-то, что именно он пока не понял, начинало тревожить его в этой истории.

— Смотри, — неожиданно сказала Уна, — к нам идет Арт. Может, поговорим в другой раз? Хотя я бы предпочла не возвращаться к этой теме.

Она повернула к нему свое лицо, в ее глазах читалась молчаливая просьба. Финн посмотрел на Уну, затем на Арта, который широким шагом шел через поле в их сторону.

— Финн, — Уна позвала его тихим голосом. — Пообещай, что никому не скажешь.

— Я поклялся, — сухо ответил он.

Арт быстро приближался, и настроение Финна становилось все мрачнее.

— Тогда я пойду? — неуверенно спросила Уна, перспектива встречи с Артом, видимо тоже ее не радовала. — Увидимся вечером, если захочешь…

Финн кивнул и повернулся к Арту, который с недовольным лицом, не успев подойти, объявил, что мистер Перт не найден, а значит, на сегодня они свободны.

— Пусть так, — равнодушно произнес Финн, опускаясь на землю возле дерева. Сейчас ему больше всего хотелось остаться одному и поразмышлять.

— Что такой кислый? Неужели подружка расстроила?

И поскольку Финн молчал, Арт, перестав ехидничать, присел рядом с ним и серьезным тоном вдруг произнес:

— Мой тебе совет: не доверяй ей.

— С чего мне вдруг слушать твои советы? — съязвил Финн.

— Твое право, — Арт, тут же потеряв интерес к нему, надменно передернул плечами, — Хочешь — верь, хочешь — не верь.

Финн не знал, сколько прошло времени. Арт ушел почти сразу. Шумные толпы школьников во дворе заметно поредели. Сумерки опускались на город, и многие потянулись к своим домам, где их ждали домашнее тепло и вкусный ужин. Финну же совсем не хотелось двигаться. Он сидел под густой кроной дуба и думал о том, сколько разных событий произошло за последнее время, сколько больших и маленьких открытий было им сделано. При мысли об открытии, он вспомнил о книге, которая заждалась его в Хранилище. Уже много дней он не притрагивался к ней. Да и есть ли смысл искать в ней ответы об ином мире, если он не до конца разобрался в том, что с ним происходит здесь. У всех свои секреты: отец с тетей скрывают от него что-то связанное со смертью матери, Хранитель вообще покинул его, Арт презрением и холодностью отталкивает других, словно боясь, что они узнают о нем что-то ужасное, а Уна… Уна нечестна с ним с самого начала.

Только сейчас Финн понял, что совершенно ничего о ней не знает. Да, она всегда ему нравилась, и последнее время они много общались. Казалось, что у них нет секретов. Да только это Финн мог рассказать ей обо всем. О чем же говорила она? Он даже не был в доме ее тети.

— Знал, что найду тебя здесь.

Хранитель так резко нарисовался на фоне темнеющего горизонта, что Финну показалось, будто он вырос из-под земли. От неожиданности, Финн не мог вымолвить ни слова и во все глаза разглядывал мессира Скандлана.

Тот как всегда был в неизменных белых одеждах. Его длинная борода шевелилась от легкого ветерка. Длинной сухой тростью Хранитель что-то задумчиво чертил возле ног сидящего Финна. В сумерках его лицо казалось бледным и еще более постаревшим.

— Пожалуй, я присяду рядом, если ты не против, — кряхтя, Хранитель расположился рядом с Финном, облокотившись о дерево и вытянув трость вдоль ног.

У Финна в голове вертелось столько вопросов, но он почему-то не мог заставить себя сказать хоть что-то, словно ждал, когда мессир Скандлан сам начнет свой рассказ. Спустя какое-то время, когда они вдвоем молча смотрели, как тухнет последняя зарница на горизонте, там, где крыши маленьких домов, казалось, достают до потемневшего неба, так и произошло. Прочистив горло, Хранитель начал говорить:

— На западной границе Королевства есть небольшое поселение пуков. Я побывал там недавно. Пуки до сих пор предпочитают жить вдали от цивилизации и других сидов. И хотя они больше не промышляют разбоем и грабежом, жители ближайших деревень до сих пор опасаются ходить в леса в ту сторону. Якобы пуки до сих пор якшаются с баньши, которых уже много лет никто и в глаза-то не видел.

Возможно, ты знаешь, что раньше многие роды сидов контактировали с баньши. Те, скажем так, служили Хранителями границ другого мира и могли сопровождать туда представителей самых высоких родов. Таких как джентри, например. Баньши сами выбирали, для какого рода быть покровительницей, но для других вполне могли стать и проклятьем. Поэтому со временем, многие сиды отреклись от общения с ними. И суеверно запрещали своим детям ходить на места их обитания, на болота или в холмы.

— Мой прадед видел баньши, — неожиданно сказал Финн и, заметив внимательный взгляд учителя, пояснил, — Мама рассказывала, что Гутор Форк III встретился с одной из них, когда был в моем возрасте.

— Полковник Гутор Форк, как же, знавали его, — закивал Хранитель, с довольным видом поглаживая свою бороду.

— Вы знали моего прадеда?

— Да. Я встретил его в последней битве с фоморами. Тогда он был просто капитаном.

Тут же Финну вспомнилось видение, которое он в числе других увидел в Хранилище. Его прадед на темно-коричневом жеребце возле Хранителя, который предъявляет ему знак Богини на своем запястье.

«Сколько же лет живет Хранитель, если он столько видел. Даже битвы с фоморами. Я ведь всегда считал их частью легенд», — подумал Финн.

— Предание о далеких исторических событиях и есть легенда, — задумчиво произнес Хранитель, вторя мыслям юноши. — Когда-то первые данны, предки сидов, и фоморы, дети хаоса, сражались за эти территории.

Мессир Скандлан, широко жестикулируя, провел рукой в воздухе, словно желая обхватить все земли Королевства, которые с незапамятных лет служили пристанищем для всех родов сидов. Финн проследил за движением его руки, и на мгновение в шлейфе его широкого белого рукава ему почудилось картина сражения. Уродливые существа, гигантской волной хлынули на стройные ряды вооруженных всадников, которые с криком «Именем Богини!» кинулись навстречу смерти.

— Твой прадед был замечательным сидом. Воин, ученый, полководец и искатель.

— Искатель? Что это значит?

— Что все мы чего-то ищем. Кто-то приключений и славы. Кто-то новых знаний. Ну а кто-то ищет дружбу или любовь.

— Любовь… — вслед за учителем повторил Финн. — Мой прадед искал любовь?

Хранитель развернулся к Финну всем туловищем и посмотрел на него долгим пронизывающим взглядом, словно приценивался, насколько тот достоин знать.

— Возможно, — наконец изрек Хранитель, — Но важнее то, что ищешь ты?

— Ну, уж точно не любовь, — фыркнул Финн.

Мессир Скандлан заметно повеселел, хитро сощурившись, он поинтересовался:

— Неужели в твоем голосе я слышу нотки презрения?

— Может быть, — равнодушно отозвался Финн. — Просто я не считают любовь или дружбу достойной целью Искателя.

— Вот как? Чем не угодили тебе любовь и дружба?

— Если уж искать что-то новое и открывать секреты, то лучше те, которые приведут к чему-то великому, а не те, что заставят разочароваться.

— Вижу, кто-то успел познать и разочароваться в том, ради чего многие живут.

— Лучше быть одному, — горько заключил Финн. — Тогда не придется открывать чужие тайны.

Хранитель вздохнул, и казалось, погрузился в размышления.

— Знаешь, когда я еще раз встретил твоего прадедушку? — спросил мессир Скандлан после некоторого молчания. — К тому времени он прожил много славных лет, стал героем и дал продолжение своему роду. Тогда он сказал мне, что нашел, что искал. Что он, наконец, счастлив, поскольку постиг тайну, которая мучила его на протяжении всей долгой жизни. У всех у нас есть тайны. Какие-то доступны нам, какие-то нет. Но бывает, что наши тайны переплетаются с тайнами других и чудесным образом становятся нам понятны. Вопрос не в том, что скрывают те, кто встречается тебе на пути, а в том, что из этого ты считаешь своим, и что поможет тебе постигнуть свою тайну жизни.

Когда Хранитель закончил говорить, лицо Финна прояснилось.

— Вы правы, — сказал он, оживившись. — У меня есть тайна. Просто на какое-то время я забыл, как она важна для меня. Я хотел бы показать Вам кое-что в Хранилище.

— Вечер обещает быть интересным, не правда ли? — Хранитель поднялся вслед за внезапно вскочившим Финном и лукаво подмигнул ему.

Тишина подземного лабиринта обволакивала и умиротворяла. В полном молчании Финн и мессир Скандлан спускались вниз. Финн обрати внимание, какой уставшей была походка у Хранителя. Он шел, тяжело опираясь на трость, немного прихрамывая на правую ногу.

«Видимо, путешествие к пукам далось ему непросто», — подумал Финн, спускаясьследом за учителем.

Хранилище встретило их чистотой и спокойствием. Такое обычно бывает в библиотеках или опустевших школьных классах, которые совсем недавно были полны учеников, а теперь, казалось, умиротворенно с чувством выполненного долга почивали в тишине.

Хранитель окинул взглядом книжный лабиринт и остался заметно довольным. Финн знал, что он оценит работу, которую они с Артом проделали.

— Вижу, ты поладил с Артом Харви, — сказал Хранитель, когда они подходили к стеллажам нужного отдела. — Это благотворно сказалось на вашей работе. Я рад.

— Мы не стали друзьями, — отозвался Финн, — но в работе, признаюсь, его умения мне очень пригодились.

— Что, по-твоему, значит «быть друзьями»? — Хранитель остановился и с интересом посмотрел на джентри.

Финн неопределенно пожал плечами. Ему хотелось поскорее показать книгу Хранителю, а не отвечать на всякие странные вопросы.

— Наверное, делать что-то совместно, помогать друг другу. Давать советы. Много времени проводить вместе.

— Насколько я знаю, — заключил Хранитель, — последнее время ты с Артом проводил много времени.

Финн недоуменно посмотрел на учителя. Он не понимал, к чему тот клонит. Он и Арт друзья? Да, они терпели друг друга только из-за его задания. Конечно, за это время они лучше стали понимать друг друга и их общение стало легче и более доверительным, но чтобы стать друзьями… Нет. Уну, вон, и ту подругой теперь нельзя назвать.

Финн встряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. Сейчас все свое внимание он хотел отдать книге и поделиться своим открытием с учителем.

— Вы однажды сказали, — осторожно начал Финн, приблизившись к заветному стеллажу, — что нужная книга выберет меня сама, когда придет время.

— Не помню, чтобы я говорил именно так, — слегка нахмурившись, сказал Хранитель, — но да ладно. Показывай, что у тебя там?

Финн аккуратно взял с полки книгу и, трепетно погладив переплет, протянул ее Хранителю.

— Вот! — торжественным шепотом произнес он. — Это моя тайна.

Мессир Скандлан, переместив трость в другую руку, поднес правую руку к переплету. Не касаясь ее пальцами, он водил по ней ладонью, словно на ощупь раскрывая ее содержимое. Книга поддалась легко, задрожав, с легким скрежетом откинув тяжелую крышку, она распахнула свои блестящие страницы перед взором Хранителя.

Свет, исходящий от страниц, заполнил небольшое пространство вокруг них, осветив такие разные лица: затаенно-восхищенное у Финна и серьезное сосредоточенное у мессира Скандлана.

Хранитель перелистывал книгу в глубоком молчании, и с каждым мгновением его брови все сильнее сходились на переносице. Финн начал проявлять заметное волнение. Вдруг Хранитель рассердится на него, за то, что тот взял книгу? Но ведь это книга сама его выбрала, причем достаточно болезненно сделав это. Финн бессознательно потер голову на месте прошлого ушиба. Возможно, он зря поделился своим открытием с Хранителем. Но дело сделано, назад дороги нет. Оставалось только дождаться, когда, наконец, Хранитель обратит на него свое внимание.

Хранитель, закончив чтение, одним движением пальцев закрыл тяжелый фолиант и вернул его на место. Финн, понурив голову, приготовился к худшему.

— Мир людей, — задумчиво растягивая каждое слово, произнес Хранитель, — Значит, ты теперь знаешь, как он устроен.

Финн кивнул головой, все еще не поднимая глаз на Хранителя.

— Мой мальчик, — учитель положил ему на плечо свою руку, — не показался ли тебе этот мир похожим на наш?

Финн поднял голову и увидел, что Хранитель улыбается.

— Да, очень, — с облегчением выдохнул он, — они выглядят в точности как мы. Только больше. И у них все больше: жилища, животные, машины.

— Ах, машины! Помню, как они меня напугали, когда я впервые их увидел. А я уже, нужно сказать, был в летах и многое, что повидал на своем веку.

— Вы были там, Вы видели их?

— Конечно, я один из Хранителей. Свои знания и умения мы храним в тайне. Но это вовсе не значит, что мы их не используем.

— Значит, Вы как баньши, можете ходить между мирами?

Хранитель улыбнулся и погладил Финна по голове.

— Ты задаешь правильные вопросы, сын Форка. Книга не ошиблась, открыв тебе свою тайну.

— А баньши Вы тоже видели? — не унимался юный джентри. — А вход в иной мир сохранился? Как туда можно попасть?

— Все откроется в нужное время. Если ты знаешь, зачем идешь — ты придешь туда, куда нужно, — Хранитель вздохнул и, повернувшись к Финну спиной, направился к выходу.

— Подождите, мессир Скандлан, куда Вы? Я еще не все спросил.

— Всему свое время, — отозвался тот. — Сейчас время отдыха.

Финн бросился догонять Хранителя, разочарованный, что тот начал говорить загадками.

— Я еще не все прочитал в книге, — тараторил на ходу Финн. — Я не хочу, чтобы Арт увидел. Но Вы наверняка знаете, там есть что-нибудь о том, как попасть в мир людей?

— Прочти и узнаешь.

— Но как мне читать книгу и одновременно держать это в тайне? Я не прихожу в Хранилище один. Все время с Артом, которого, между прочим, Вы навязали мне в помощники.

— Верно. Вот пусть и помогает, — расплывчато отозвался Хранитель, поднимаясь по мраморным ступеням лабиринта.

— Как? — вскричал Финн, чувствуя возмущение и некоторую ревность. — Вы хотите, что бы я посвятил его в тайну?

Хранитель резко остановился и громко хлопнул в ладоши. Лампириды заработали быстрее, ярче освещая проход. В свете их крыльев Финн увидел серьезные глаза Хранителя.

— Иногда, чтобы постичь тайну, ее приходиться открыть другому. Я открыл тебе тайну, приведя тебя в Хранилище. Я указал тебе на твой дар, которым отметила тебя Богиня — Владеть Сном Наяву. Теперь это твоя тайна и ты решаешь, как с ней быть дальше.

— Я рассказал тете Мейв о Даре, — вдруг сказал Финн и испугался.

— Что произошло, когда тетя узнала твою Тайну?

— Была откровенна со мной. Она рассказала, что моя мать владела этим даром.

— Вот видишь. Узнал бы ты об этом, если бы решил не делиться?

— Но ведь она любит меня и желает мне добра, — запротестовал Финн. — Тогда как Арт… Вы его не знаете, он подлый и гадкий. Он может обернуть все против меня. Он даже в Хранилище попал обманом.

— Я знаю, — кивнул Хранитель продолжая идти, тяжело опираясь на трость. — Все может быть иначе, и ты можешь оказаться в опасности, когда твоя тайна попадет не в те руки.

— Если Вы все понимаете, — не сдавался Финн, — почему тогда заставляете меня показать ему книгу?

— Я не заставляю. Если ты хочешь знать — ты читаешь. Если хочешь понять — делишься. Тебе решать, что делать.

— Но… Я все равно не понимаю.

— Поймешь. Дай себе время… время отдыха, Финн Форк.

Дома в кровати, Финн беспокойно ворочался с бока набок. Он никак не мог уснуть, без конца перебирая в голове разговор с Хранителем. Сегодня мессир Скандлан сказал ему о многом — о дружбе, о тайнах, о доверии и любви, но Финн все никак не мог не понять, как это можно связать с ним и книгой. Под утро ему удалось забыться сном. Но облегчения это не принесло.

Он видел неясные тени, которые носились по полю с вытоптанными цветами. Синие бутоны колокольчиков безжизненно лежали среди травы, похожие на чьи-то маленькие размозжённые головы. Бестелесная тень зависла в непосредственной близости от Финна. С замершим сердцем он наблюдал, как тень поворачивается к нему и вот он уже видит темные бездонные, будто зияющие чернотой дыры вместо глаз.

— Фооорк, — содрогающий до самого нутра вой смешался с ветром. — Фооорк, я вижу тебя.

— Я тебя не боюсь, — ответил чей-то голос прежде, чем Финн обрел дар речи.

Он увидел, как через все поле, разгоняя тени блестящим на солнце копьем, к ним едет воин на буром коне.

— Я Гутор Форк, — заговорил громко воин, остановившись в шаге от Финна. — И я не боюсь тебя. Яви мне свое лицо, фомора.

Ответом ему был жуткий смех, который прокатился волной по полю, уничтожая последнюю растительность.

Не в силах остановить дрожь, Финн цеплялся за уцелевшие на поле кусты репейника, стараясь устоять на ногах, которые от страха то и дело подгибались. Широко распахнутыми глазами он с ужасом наблюдал, как тень становилась все больше, буквально поглощая в себя другие тени, и вот уже она загородило собой солнце и небо. Финн беспомощно обернулся к всаднику и поразился его невозмутимости его лица. Его голову покрывал серебряный шлем, темные волосы, выбившиеся из-под него, спускались к плечам, которые были покрыты блестящими доспехами. Глаза храбреца были полны решительности, и ни один мускул на его лице не дрогнул под напором леденящего душу хохота. Подняв высоко копье, казалось, воин беззвучно призывает помощь Богини. Конь под ним нетерпеливо перебирал копытами, готовый в любой момент броситься вперед, навстречу смерти.

— Я не боюсь тебя, — вновь повторил воин. — Яви мне себя. Именем Великой Богини Дану, повелеваю тебе.

— Тыыы, — зашипела тень, опасно приблизившись к воину, — Как смеешь приказывать мне? Я не подчиняюсь вашим законам.

— Все едины перед ликом Великой, — недрогнувшим голосом ответил воин и направил свое копье в самую середину черного бесформенного облака. — Яви мне себя.

Тень закружилась волчком, вовлекая в свой яростный танец клочки земли, сорванные стебли цветов и ворох опавших лепестков.

Волосы на голове и руках Финна зашевелились то ли от страха, то ли от поднявшегося урагана. Воин и его конь оставались недвижимыми.

С каждым движением по спирали волчок становился все меньше и меньше, пока, наконец, тень не предстала перед воином и обескураженным Финном в виде прекрасной девы, с нежным гибким телом и приятной молочно-матовой кожей.

— Ты не фомора, — прошептал воин, невольно поддавшись всем телом вперед.

— Верно, воин, — сказала она мягким шелестящим голосом. — Но ты знаешь, кто я и зачем я пришла.

— Да, знаю, — Финн с удивлением заметил волнение, отразившееся на лице воина. Казалось, лик прекрасной девы имеет над ним власти больше чем демоническая тень.

— Скажи, — в голосе воина послышалась надежда, — Ты знаешь, где ее найти?

Дева кивнула и, обернувшись в ту сторону, где кончалось поле и начинались невысокие холмы, она молча указала рукой на них. Финн, который тихо наблюдал за ними, увидел, как при этом загорелся взор прекрасной девы — словно два изумруда в свете солнечных лучей.

— Она… — казалось, воин не решался задать свой главный вопрос, — она ждет меня?

Снова кивок.

— Тогда я еду к тебе, — прошептал он, не отрывая глаз от горизонта, прятавшегося за холмами.

Но дева, обратив к нему свой горящий взгляд, загородила рукой дорогу.

— Ты знаешь цену, воин? — спросила она.

— Я готов отдать что угодно, — ответил он, печально покачав головой. — Но у меня ничего нет.

— Ошибаешься, воин. У тебя есть то, что нам нужно. И в свое время баланс будет восстановлен.

Лицо воина изменилось, не отрываясь, он в страхе посмотрел на деву.

— Прошу вас, только не это. Заберите мою душу, мою жизнь, что угодно, только… — голос его дрогнул. — Только не их.

— Цена назначена. В свой срок все будет исполнено, — услышал Финн, когда неожиданно дева подошла к нему вплотную.

Ее горящий взгляд буравил его. Своими руками она словно крюками вцепилась в его плечи, причиняя нестерпимую боль. В отчаянии Финн попытался кричать и воззвать к помощи воина, но голос не подчинялся ему. Воин прямо на его глазах начал испаряться, превращаясь в прозрачную дымку, и его прощальный взгляд, обращенный к Финну, был полон невыносимой душевной муки.

— Цена назначена, — вторила дева, прижимаясь к Финну всем телом, словно хотела его поглотить. — В свой срок все будет исполнено.

— Цена назначена.

— Нет! — с криком Финну удалось, наконец, вырваться из цепких объятий девы и вместе с этим из своего сна.

Мокрый и взъерошенный, он еще долго сидел на кровати, не шелохнувшись и пытаясь прийти в себя. Прислушиваясь к сердцу, которое понемногу возвращалось в нормальный ритм, Финн думал о том, что то, что он видел во сне, в действительности не было сном, по крайней мере, для его прадеда Гутора. Воин в его видении заключил сделку с тенью и назначенная цена, была каким-то образом связана с ним, Финном.

— Цена назначена. В свой срок все будет исполнено, — шепотом повторил Финн.

В его ушах еще долго стоял жуткий шепот девы. А мозг работал как заведенный. И снова мерещились зеленые горящие глаза. Как почти в каждом видении. Этот взор…как у баньши. И тут Финна осенило: его прадедушка заключил сделку с баньши. Он что-то искал. Хранитель сказал, что Гутор Форк был Искателем. Но как это может быть связано с ним?

Сильная боль пронзила правый висок. Застонав, Финн схватился обеими руками за голову и почти не дыша ждал, когда боль отступит. Казалось, что от мыслей голова разрывается.

Баньши, прадедушка, Искатель, поле, холмы, сделка: все слилось в единый болевой поток, не давая ему здраво думать. Гутор искал. Искал у баньши. Но что?

И тут Финн все понял. Выпрямившись на кровати, он почувствовал, как боль стала проходить. В голове тихим колокольчиком звенела одна единственная мысль — на границе миров прадедушка Гутор Форк мог искать только одну из них, ту, что он встретил однажды в детстве, Тею, его любовь.

Часть IV. Легенды первых даннов Глава первая. Эо Росса

На уроке практической магии стояло оживление.

— Погодите, — нетерпеливо произнес Хранитель. Опираясь на трость, он шел между рядами парт. — Представьте, что Вам нужно заставить левитировать одновременно два предмета. Например, рюкзак с учебниками и чернильницу.

— Больше затраченных сил уйдет на рюкзак, — выкрикнул Эоху, не дождавшись, пока учитель задаст свой вопрос, что с новой силой вызывало спор среди одноклассников.

— Не согласен, — подал голос Арт. — Сила затраченная на два предмета будет абсолютна одинаковой.

Эльфийки-близняшки протестующе заверещали на задних рядах.

— Рюкзак тяжелее, чем чернильница. Включите логику, сиды, — воззвал к классу Рыжий Эоху.

— Я согласен с Артом, — вставил Магу, один из лепреконов.

«Не удивительно, — презрительно хмыкнул про себя Финн, — когда это ты был против?». Хотя на самом деле в данном вопросе он и сам полностью разделял взгляд Арта Харви.

Хранитель поднял вверх палец, призывая класс к вниманию.

— Практика, господа ученики, играет первейшую роль. Неприобретенный опыт — лишь голая теория и почва для пустого спора. И поскольку вы разделились на два противоборствующих лагеря, прошу выйти для эксперимента по одному представителю от каждой команды.

В классе поднялся еще больший шум. Задвигались парты и стулья. Дети объединялись в две команды и жарко обсуждали, кого выбрать в качестве представителя.

В первой команде определились сразу — гном Эоху (сегодня он был на редкость активен и жаждал ввязаться в «научный» спор). В команде, к которой примкнул Финн, выборы продолжались, поскольку достойных претендентов оказалось больше: Арт, Уна и кто-то даже предложил Финна.

Образовав небольшой круг, их команда, склонив головы, внимательно слушали Арта, который негласно взяв на себя главную роль, приводил аргументы в пользу их теории. Финн пару раз вставил свои замечания, стараясь не встречаться глазами с Уной. После последнего разговора было заметно, что он избегал общения с ней.

— Я не против, если нашу версию представит Форк, — неожиданно сказал Арт, чем несказанно удивил всю группу, и обратившись к Финну, утвердительно-вопросительно уточнил. — Ты ведь знаешь, что делать?

Финн кивнул. Они оба знали, о чем речь. Сколько раз им в Хранилище приходилось заставлять предметы различной тяжести левитировать одновременно, зачастую в стройном хороводе из тряпок, метел и передвижных лестниц. И Финн по опыту знал, что усилия, затраченные на предметы разной весовой категории, абсолютно одинаковые и равны силе ментального посыла.

— Если нужно, я могу ассистировать тебе, — обратившись в Финну, сказала Уна, мягко положив свою ладонь поверх его руки.

— Не нужно, — буркнул под нос Финн, упрямо избегая зрительного контакта с ней. — Сам справлюсь.

Он и сам не мог объяснить, что именно в ней вызывало у него желание интуитивно отдалиться. Она по-прежнему была милой и приветливой, той Уной, которая нравилась ему с первого мгновения, как он увидел ее. Но что-то все-таки изменилось. Он был очарован ею настолько, что не замечал раньше в ней некоторую скрытность, которая теперь, как невесомый флер, окружала ее в его глазах. Молчаливость, недоговоренность, эти странные взгляды, которые он порой ловил на себе, еще до того, как они стали тесно общаться. Словно она наблюдала за ним все это время.

Эоху и Финн вышли в центр класса. Перед ними на общем столе лежали два тяжелых учебника (предметы решили заменить на более компактные) и два небольших письменных пера. Эоху, мотнув рыжей шевелюрой, словно боевой конь, приступил к опытам. Поочерёдно он силой мысли воздействовал на оба предмета: сначала едва заметно задрожав, стала подниматься вверх книга, а вслед за ней и перо. Но в тот момент, когда лепрекон переводил внимание на перо, книга начинала значительно снижаться, и наоборот, сила внимания, обращенная на перо, при этом совершенно теряла свое действие на книгу.

Финн неподвижно стоял в стороне, наблюдая за попытками Эоху заставить левитировать оба предмета сразу. Он не приступал к своим опытам, терпеливо ожидая, когда гном сдастся. Один раз Финн обменялся понимающими взглядами с Артом. Тот молча одобряюще кивнул, поняв затею Финна. Эта неожиданная солидарность вне Хранилища даже немного вдохновила Финна, и он почувствовал, как напряжение последних дней отступает.

Когда Эоху, наконец, прекратил свои попытки и отошел немного в сторону, там, где находилась его команда, поддержавшая его аплодисментами, он выжидающе посмотрел на Финна.

— Сдаешься, Форк? — спросил он немного с вызовом.

— Только после того, как сделаю это, — отозвался тот и на мгновение прикрыл глаза.

В следующий момент все четыре предмета, что лежали на столе, уже кружили в воздухе. Со стороны команды Эоху послышался удивленный шепот. Финн повернулся к Арту, что стало молчаливым сигналом для следующего действия. Через секунду все письменные принадлежности и учебники, что лежали на столах учеников, левитировали затейливым хороводом под самым потолком класса. Тишина, установившаяся на момент экспериментов, взорвалась дружным восторженным воплем одноклассников.

Финн радостно улыбался. Внутри он испытывал гордость и ликование, на мгновение представив, как, наверное, чувствуют себя герои, оказавшиеся в центре внимания. Подойдя к Харви, он неожиданно протянул ему руку для пожатия.

— Спасибо, — Финн говорил с искренней благодарностью.

— Рад помочь, — ответил Арт, крепко сжав его ладонь.

«Из нас действительно вышла неплохая команда», — мысленно признал Финн.

В этот момент он почувствовал на себе понимающий взгляд Хранителя. Тот стоял немного в стороне от общего веселья (одноклассники шумно поздравляли команду Финна с победой, а некоторые ученики с радостными криками прыгали вверх, пытаясь дотянуться до «летающих» учебников) и задумчиво поглаживал свою бороду. Финн по опыту знал, что так бывало, когда Хранитель оставался крайне довольным чем-нибудь, как правило, самим собой. Невольно Финну на ум пришли недавние слова учителя о дружбе, тайне и доверии. Но он поспешно отогнал от себя мысли об этом, сейчас ему хотелось по праву насладиться ролью победителя.

Уна подсторожила его сразу после уроков. Возле дверей кабинета мессира Скандлана она стояла, склонив голову вниз и разглядывая носки своих туфель, в руках она теребила тонкий зеленый шарф. На улице заметно похолодало — дело шло к зиме — и Финн часто теперь видел ее в этом шарфе, который удивительным образом шел к ее невыразимо прекрасным глазам.

Финн немного пожалел, что решил дождаться Арта в коридоре, прежде чем спуститься в Хранилище, теперь ему было не избежать разговора с Уной. Когда он подошел, она резко вскинула на него свои изумрудные глаза и радостно заулыбалась.

— Знала, что найду тебя здесь, — сообщила она, словно немного извиняясь.

— Где же еще, — Финн неопределенно пожал плечами и достаточно грубо спросил: — Ты что-то хотела? Я тороплюсь.

Лицо Уны значительно помрачнело. Заметно дрожащим движением, она накинула шарф на шею, и уже хотела было уйти, но в последний момент отважилась сказать:

— Я поняла. Ты избегаешь меня. Если ты не хочешь общаться со мной, потому что я не знаю, кто мои родители…

— Твои родители здесь не причем, — ответ получился резче, чем хотел Финн. — Я не избегаю тебя, я просто…

— Просто что? — высоким голосом перебила его Уна. Ее глаза при этом приобрели темно-зеленый глубокий цвет, и где-то в глубине Финн заметил зарождающиеся маленькие молнии. — Стесняешься дружбы со мной? Боишься?

— Не доверяю.

— Не доверяешь? — Уна растерянно посмотрела на Финна, но тот, казалось, не собирался отвечать.

Отвернувшись от Уны, Финн как никогда с нетерпением вглядывался в конец коридора в ожидании Арта. Он готов был показаться ей грубым и невоспитанным, лишь бы не видеть ее, вот-вот готовую заплакать.

— Я понимаю, — тихо сказала Уна, после некоторого молчания. — Мой рассказ о брате, возможно, немного напугал тебя. Ты подумал, что совершенно ничего обо мне не знаешь. Но в свою защиту могу сказать, что мы никогда не говорили с тобой о своих семьях.

— Я рассказал тебе, что моя мама умерла, — буркнул Финн, все еще не желая поворачиваться к ней.

— Я знаю, — грустно сказала Уна. — Я благодарна, что ты поделился со мной. И мне жаль, что я не сделала также в ответ. Я боялась, что твое отношение ко мне измениться, что ты подумаешь. Тем более, что это не только моя тайна. Была ли у тебя когда-нибудь тайна, о которой ты никому не мог рассказать?

Финн молчал. Слова Уны постепенно доходили до его отстранённого сознания и приобретали уже совсем другой смысл. Ведь и у него были тайны, и не было друзей, с кем можно было их разделить.

— Если я могу что-то сделать, чтобы вернуть твое доверие, скажи, — продолжала тем временем Уна. — Я непременно сделаю это.

— Вообще-то у меня будет к тебе одна просьба, — неуверенно сказал Финн, повернувшись к Уне, он заметил слабый огонек радости в ее глазах.

— Какая? — с готовностью спросила она.

— Ты говорила, что знаешь слабые места Арта Харви.

— Помню. Но зачем тебе это? Я думала, вы подружились.

Финн раздраженно пожал плечами в ответ:

— У меня нет друзей.

— Да. Я вижу, — сказала Уна с плохо скрываемым разочарованием. — Но тогда и я не смогу им стать. Извини. Если тебе что-то нужно от Арта, спроси его сам. Тем более что он уже идет к нам.

Уна одним движением головы указала Финну в конец коридора, туда, где появилась фигура Харви. Связав концы шарфа, она бросила на Финна последний взгляд, но так ничего и не сказав, молча пошла навстречу Харви.

Финн смотрел, как Уна и Арт поравнялись, не поднимая головы Уна прошмыгнула мимо него, тогда как Арт недоумевающе пожав плечами пошел навстречу Финну.

— Похоже, кое-кто кое-кого довел до слез, — ехидно заметил Арт, приблизившись, но перехватив угрюмый взгляд Финна, тут же замолчал.

Финну совсем не хотелось заниматься делом. Он слонялся по Хранилищу, заворачивая в различные отделы и порой надолго зависал у очередного стеллажа. Казалось, он внимательно разглядывает корешки книг, но в это время он не переставал думать об Уне и разговоре с ней.

Арт нашел его в разделе «23.4 Мифы, легенды, сказки», когда тот, старательно ковыряя случайно найденную трещину в древесине полки, пребывал где-то в своих мыслях.

— Да что с тобой, Форк? — обратился к нему Арт, подойдя к нему, он вытащил палец Финна из трещины. — Ты какой-то не такой… И прекрати ковырять, делаешь только хуже.

Финн растерянно посмотрел на него:

— Кому хуже?

— Ну не мне же, — Арт раздраженно тыкнул в ставшую еще больше трещину на полке.

— Скажи, почему ты тогда предупреждал, чтобы я не доверял Уне? — неожиданно спросил Финн у Арта, чем несказанно удивил его.

— Ты о чем?

— Ты сказал «мой тебе совет: не доверяй ей». Я спрашиваю, почему ты тогда так сказал? Что ты знаешь?

— В смысле, что я знаю? Ничего. Просто она девчонка, а все девчонки, сам знаешь, хитрые и скрытные.

— Нет, не знаю. У меня и опыта в общении с ними никакого не было до … Уны. По-твоему всем девочкам нельзя доверять? — допытывался Финн.

— Я не знаю. Что ты ко мне пристал? Хочешь доверять, доверяй. Твоё дело. Я тут при чем?

Арт раздраженно пожал плечами и развернулся, чтобы уйти, но Финн вдруг удержал его, схватив за рукав пиджака.

— Ты что-то знаешь, я почти уверен. Почему ты недолюбливаешь Уну?

— А с чего я ее должен любить? — Арт попытался высвободить свой рукав из цепких пальцев Финна.

— Если не скажешь, — пригрозил Финн, — я всем расскажу, что произошло в Хранилище в первое твое появление здесь.

— Не расскажешь! — Арт с вызовом поднял подбородок выше. — Ты не хуже меня знаешь, что мы не можем налево и направо всем рассказывать о существовании подземной библиотеки.

— Я что-нибудь придумаю.

Финн, перестав удерживать Арта за рукав, принял его вызывающий взгляд. Первым наступившее молчание нарушил Арт:

— Я думал, ты не такой, — сказал он, и в его голосе можно было различить едва уловимые нотки грусти и разочарования.

— Ты прав, — Финн обреченно склонил голову. — Я не такой. Извини, сам не знаю, о чем я только думал.

— Видимо, эта девчонка совсем вскружила тебе голову, — Арт сочувственно похлопал его по плечу. — Впрочем, что еще можно было ожидать от приемыша, который притворяется не тем, кто есть на самом деле.

— Приемыш? Ты знаешь, что она приемная? — резко вскинув голову, Финн внимательно посмотрел на Арта.

— Само собой. Строит из себя эльфа-недотрогу, а у самой, небось, темное прошлое за спиной.

— Что ты еще знаешь? И откуда?

— Опять ты за свое, — Арт с досадой махнул рукой. — Почему я тебе все должен рассказывать?

— Чтобы я тебе доверял.

— Зачем? — удивился Арт. — Мы ведь даже не друзья.

— Вот именно. Может… — Финн немного запнулся, — может, я хочу, чтобы мы ими стали. Наверное. Я не знаю.

— Ты, правда, сегодня какой-то странный, Форк. Дружить вздумал. Мы с тобой птицы разного полета, забыл?

— Неужели? — иронично хмыкнул Финн — Разве ты не боишься быть разочарованием для родителей? И разве тебя не бесит то, что нужно соответствовать их ожиданиям? Ты предпочитаешь внутреннее одиночество и не сближаться с другими, чтобы они не узнали тебя настоящего. Поэтому гораздо проще «дружить» с теми, кто заглядывает тебе в рот и которыми можно легко помыкать. Все это, исключая разве что последнее, можно сказать и обо мне. Не такие уж мы и разные.

— Ошибаешься, — Арт, испуганно качая головой, отступил на шаг назад.

— Я видел тебя с отцом, Арт. И знаю, о чем говорю, — наступал Финн. — И если я в чем и ошибся, так это в том, что предположил, что мы можем стать друзьями. Извини.

Резко повернувшись, Финн выбежал из раздела с другой стороны и пробежав два пролета, усилием мысли заставил Хранилище открыть выход.

Оказавшись на поверхности, он, не отдавая себя отчета, побрел во внутренний дворик и укрылся под кроной дуба, одиноко темнеющего на фоне сиреневых сумерек на горизонте.

Он ругал себя за промахи и ошибки, жалел, что поднял тему дружбы с Артом. Но больше всего он жалел, что рассказал ему о том, что стал невольным свидетелем того унизительного диалога между Артом и его отцом. Вспомнив, какое лицо у Арта было при этом, ему стало еще хуже. А вслед за этим перед его мысленным взором встал другой образ — изумрудные полные сдерживаемых слез глаза Уны.

Может дело не в окружающих, а в нем самом? Может это он, привыкший все свое время проводить в воображаемом мире, не умеет общаться и строить дружеские отношения. Он так стремился сохранить свою тайну в безопасности, что не заметил, как стал жестоко разоблачать секреты других. Он требовал честности и высоких моральных качеств от других, тогда как сам не дотягивал до им же выставленного уровня.

За последние несколько минут его эмоции совершили такой стремительный прыжок от недоверия и обиды к злости на себя и чувству вины, что его грудь резко сдавило болезненное ощущение, и какое-то время ему было нечем дышать.

Он сидел под сенью дерева, облокотившись спиной о его широкий ребристый ствол, и прижав левую руку к груди, прислушался к своим ощущениям. Постепенно эмоции уходили, а вместе с ними отступала и боль.

Когда он поднялся, чтобы вернуться обратно в Хранилище, он увидел что к нему идет Арт. Они встретились где-то на середине поля.

В наступающих сумерках лицо Арта казалось бледнее, чем обычно, в его глаза не было и тени привычной насмешки.

— Я тут подумал, Форк, — начал он и его голос неожиданно сломался на середине фразы.

— Извини, — Финн прервал его. — Я был несправедлив к тебе. Я сожалею о том, что наговорил тебе. Ты сам вправе решать, как тебе жить и с кем дружить.

— Это не совсем так, — Арт с грустью покачал головой. — Мой отец решает, как мне жить. Ты был прав, меня это бесит. И иногда я веду себя… как веду. В общем, я тут подумал, что если ты все знал, но никому ничего не рассказал, то ты … лучше, чем я.

— Мне и в голову не приходило, чтобы…

— Подожди, не перебивай. Я … У меня нет друзей. По крайней мере, таких, о которых ты говорил. И я всегда презирал тебя.

— Знаю, потому что мой отец башмачник.

— Да, то есть, нет. Меня бесило, что ты всегда был уверен в себе и ни в ком не нуждался, хотя тебя обзывали и дразнили.

— Я совсем в себе не уверен. Скорее наоборот.

— Я просил не перебивать.

— Хорошо. Извини.

— И прекрати извиняться, а то выглядим как девчонки «извините-простите».

— По-моему, как двое взрослых и честных сида.

— Ладно, Форк. Я к тому, что решил, что могу тебе доверять. А значит, и ты можешь рассчитывать на это. Если ты все знаешь, способен понять меня, то я… — Арт смущенно запнулся, протягивая Финну руку.

— Да. Я тоже, — поспешно согласился Финн, отвечая крепким рукопожатием. — Мир?

— Дружба, — поправил его Арт. — Можешь спрашивать о чем угодно, я постараюсь ответить на все твои вопросы.

— Хорошо. Спасибо.

Когда они возвращались по быстро стемневшим улицам домой, Ар рассказал Финну, что познакомился с Уной еще до начала учебного года. Оказывается, его родители дружны с тетей Уны — Феншейв О’Кифф. И хотя она принадлежала к роду альбов, высокомерные джентри Харви водили с ней дружбу из-за ее родства с мэром города.

— Мой отец ничего не делает просто так, — рассказывал Арт. — У него каждый шаг рассчитан. Меня это всегда и восхищало и пугало. Не знаю, хотел бы я быть похожим на него.

Финн решил оставить при себе мысль, что Арт и сам не замечает, как похож на своего отца, судя по тому, что он уже успел ему рассказать о Харви старшем.

— В конце лета в семью О’Кифф приехала племянница леди Феншейв — Уна. Кстати, ты в курсе, что Туатл О’Кифф приходиться ей кузеном? Хотя я сильно сомневаюсь, что Уна вообще их родственница. В любом случае, я быстрее сдружился с ней, чем с этим высокомерным дылдой — Туатлом.

Финн неслышно хмыкнул. Он и сам недолюбливал Туатла, но слышать от Арта, который выказывал свое пренебрежение к большинству одноклассников, что брат Уны высокомерен, было довольно забавно.

— Мой отец был крайне доволен тем фактом, что племянница О’Кифф стала часто посещать наш дом. Мне нравилась Уна, но меня не покидало ощущение, что она что-то скрывает и все смотрит и смотрит. Или начинает расспрашивать моего отца или меня, в его отсутствие, о семейных легендах и прочей чепухе. А когда я в ответ стал донимать ее вопросами о ее семье, родителях и прошлом, она вдруг обозлилась и сказала, что это не моего ума дело и что я глупый выскочка, который ничего не понимает в дружбе и девочках и которым недоволен собственный отец.

Финн невольно присвистнул, представив себе такой поворот событий.

— Сказать, как сильно я тогда разозлился на нее — ничего не сказать. Я затаил на нее смертельную обиду. И стал присматриваться к ней. И мне кажется, что пару раз я слышал странный разговор между Уной и ее тетей. По-моему они спорили, и говорили что-то о дурной крови. Из чего я сделал вывод, что леди Феншейв никакая ей ни тетя и что они выдумали все это родство, чтобы скрыть какую-то ужасную тайны семьи Уны, возможно, позор. Так как это слово леди О’Кифф несколько раз упоминала в разговоре с Уной.

— Зачем? — Финн не верил своим ушам. — Зачем кому-то что-то скрывать, если это его не касается напрямую?

— Старик, ты что, не знаешь, что такое тайна?

Финн неопределенно пожал плечами. Он прекрасно знал, что такое тайна и как она может тяготить, когда не с кем поделиться. Но если тетя Уны покрывала тайну ее семьи, то какую цель она преследовала? Но вспомнив, что Туатла считали родным сыном леди Феншейв, Финну показалось, что он начал улавливать некую связь. О своих подозрениях он пока решил не говорить Арту, тем более Уна просила его сохранить в секрете факт реального родства с Туатлом.

— Когда я выложил Уне при первой возможности свои догадки о ее происхождении, она предложила мне тогда некий договор: я никому не рассказываю о своих предположениях, а она не станет компрометировать мой статус в школе.

— В смысле? Как? — не понял Финн.

— Ну, ты, правда, странный, Форк. Ты всего раз слышал мой разговор с отцом, а она регулярно была свидетелем того, как он …со мной обращается. И какой я после этого крутой? Моя репутация в школе могла быть загублена.

— Аааа. Ты об этом.

— Ну конечно. Я мог пострадать из-за какой-то девчонки.

— По-моему, ты не больно придерживался ваших договоренностей, — вставил Финн, кое-что вспомнив. — Я точно помню, как пару раз слышал, что ты ее обзываешь…

— Приемышем? — с довольным видом закончил за него фразу Арт. — Ага, было такое.

— А чему ты радуешься? Разве не боялся, что она тебя, как ты выразился, скомпрометирует.

— Без разницы, — Арт раздраженно передернул плечами. — Когда я зол, я себя не контролирую.

— Угу, — глухо согласился Финн, вспомнив пару неприятных моментов из их стычек.

— В общем, теперь ты в курсе, почему мы не ладим между собой.

— Ага. И вы встречались.

— Ты серьезно, Форк? Только это услышал из моего рассказа? — Арт смешно выпучил глаза. — И мы не встречались, просто общались. Она тебе так нравиться?

Финн коротко кивнул.

— Ладно, — вздохнул Арт. — Твое дело. У тебя еще остались ко мне вопросы?

— Да. Один. Вы все еще посещаете дом О’Кифф?

— Бывает. Сейчас, когда я занят после уроков в Хранилище, стало проще избегать этой неприятной обязанности.

— Кстати… О Хранилище. Должен сказать, что я был просто взбешен, когда ты имел наглость напроситься ко мне в помощники.

— Я знаю, дружище, — Арт неожиданно хлопнул Финна по спине и с детской радостью добавил, — на то и был расчет.

— Ясно, — наигранно хмуро ответил Финн, хотя ему сейчас совсем не хотелось сердиться.

На ближайшем перекрестке, там, где кончались зеленые крыши, и начинался стройный ряд домов с красными крышами, они попрощались до следующей встречи.

Всю недолгую дорогу до дома в одиночестве Финн размышлял о том, как завтра расскажет новоприобретенному другу о книге про людей. И тут же менял свое решение, уступая пред страхом, что это ведь Арт Харви, и прежде чем начать доверять ему полностью, возможно стоит выждать некоторое время. А может поговорить с Уной и выслушать ее версию их размолвки? Но какие бы мысли не крутились у него в голове в тот момент, так или иначе все сводилось к одному — желанию и готовности приобрести единомышленника в своем стремлении постигнуть тайну мира людей.

Неожиданно представившаяся возможность не заставила себя долго ждать. После уроков Финн немного задержался в классе Хранителя, не до конца отдавая отчет себе в том, зачем он это делает. Последней из класса выходила Уна, и Финн долго боролся с желанием окликнуть ее и поговорить. Она собирала письменные принадлежности в сумку, не отрывая глаз от процесса. Он тщетно силился привлечь ее внимание, надеясь, что она сама догадается или почувствует, что он готов с ней говорить. Но как назло, она даже головы не повернула в его сторону, словно в классе, кроме нее, никого больше не осталось.

Перекинув ручку сумки через плечо и поправив шарф на шее, болтавшийся несвязанными концами почти у самых колен, Уна молча вышла в коридор, ни разу не взглянув на него.

Какое-то время Финн, словно оглушенный, сидел за партой, крутя в руках ставший бесполезным листок: на нем была написана просьба встретиться с ним после Хранилища, но за все время он так и не осмелился ей его передать.

Понимая, что время идет и что нетерпеливый Арт наверняка его заждался, Финн заставил себя подняться с места и на время перестать думать об Уне и о своей провалившейся попытке наладить с ней контакт. Решив завтра попытаться снова, он с более-менее свободной головой отправился в подземную библиотеку.

Арта он нашел в разделе мифологии.

— Ты чего это снова тут? — удивился Финн.

— Да, вот, — отозвался тот, не поднимая головы о полки, по краю которой он водил тонкой кисточкой, — решил, что смогу заделать трещину, которую ты вчера тут расковырял.

— Это что, клей? — Финн настороженно принюхался. — Я не уверен, что нам можно производить косметический ремонт. Возможно, стоит сказать Хранителю. Стеллажи, сам видишь какие здесь — раритетные и из дерева, чье название я вряд ли угадаю.

— Это краска, точнее лак. А дерево тис — священное дерево первых даннов.

— Откуда ты знаешь? — подозрительно прищурился Финн, чтобы внимательнее приглядеться к действиям Арта.

Он осторожно водил кисточкой по трещине, наполняя ее непонятной, но подходящей по цвету полки жидкостью из маленького флакона, который держал в руке.

— Спросил у мистера Перта. В том числе и разрешение, как ты выразился, на «косметический ремонт».

— И он сказал, что это тис?

Финн задумчиво провел рукой по стеллажу, словно хотел убедиться в правоте ученого лепрекона. В свое время мама часто любила рассказывать ему легенду о пяти священных деревьев Королевства Дан. Это были первые живые ростки, которые коснулись земли сидов и посадил их Белый Старец, первый Хранитель. В числе знаменитых деревьев был и Эо Росса — священный тис — древо жизни и смерти.

— Эо Росса, — благоговейным шепотом произнес Финн, чувствуя, как полки буквально оживают под его рукой, вдыхая и выдыхая в унисон с ним.

— Точно. Легенда о священных деревьях. — Арт на мгновение оторвался от работы и с заметным уважением глянул на друга. — Биле Тортан, Эо Росса, Эо Мугна, Крэб Дейти и Биле Ушнег.

— Ты знаешь эту легенду?

— Да, мне в детстве ее рассказывала на ночь няня. И не смотри на меня так, да, у меня была няня и она была из эльфов. Между прочим, очень мудрая, она знала много сказок и легенд. Я любил ее слушать.

Финн не смог удержаться от легкой улыбки:

— У меня, конечно, не было няни, но я тоже на ночь слушал разные волшебные сказки, их рассказывала мне моя мама. Насколько я помню, по легенде именно Эо Росса почитался как священный тис?

- Да, — Арт охотно кивнул и продолжил мазать трещину, — Было пять первых деревьев, которые считались связанными с миром реальным и миром иным, служа в равной степени и ключами и вратами к ним, среди них дуб, два ясеня и тис.

— Что ты сказал? — Финн буквально замер, всем своим существом предчувствуя какое-то озарение.

— Дуб, два ясеня и тис.

— Нет, что-то про ключи и врата.

Арт поднял голову и внимательно всмотрелся в него:

— Первые данны считали эти деревья тайным проход в другой мир.

— Вот, — буквально выдохнул Финн, начиная нервно расхаживать между двумя стеллажами, даже не замечая как озабоченно при этом смотрит на него Арт. — Деревья — это вход и выход, граница миров. Как я сразу не подумал об этом.

На мгновение он остановился и поднес руку к голове, разворошив волосы, он начал лихорадочно их приглаживать, словно само действие помогала ему лучше думать.

— Ты о чем, Форк? Это просто легенда, — Арт подозрительно взирал на взбудораженного Финна.

— А если не просто? А если предположить, что все это правда и все здесь создано из древесины Эо Росса, то тогда получается, что Хранилище и есть та самая граница между мирами.

— Какая граница? Какие миры? — положив кисточку и флакон на свободное пространство на нижней полке стеллажа, Арт подошел к Финну и попытался схватить его за плечи. — Эй, ты начинаешь меня пугать. Может это пары краски так на тебя влияют? Хочешь, поднимемся на свежий воздух?

Финн ошалевшими глазами посмотрел на него:

— Мне не нужен воздух, мне нужна книга.

— Ну, точно, пары краски, — заключил Арт, тщетно пытаясь успокоить Финна, который как заведенный крутился на одном с ним пятачке среди книг и продолжал бормотать о книге. — Какая книга? Здесь ничего нельзя трогать. Забыл?!

— Эту можно. Мне. Потому что она выбрала меня. Пойдем со мной, я покажу, — Финн схватил Арта за руку и попытался потащить его за собой.

— Никуда я с тобой не пойду, — Арт осторожно освободился из цепкой хватки Финна. — Сначала объясни толком, что происходит. Потому что ты реально меня пугаешь.

— Хорошо, — Финн остановился, сделал глубокий вдох и спросил: — рассказывала ли тебе когда-нибудь няня об ином мире?

— Конечно. Туда попадают после смерти, если повезет, а если нет, то прямиком к фоморам. А что?

— Я имею в виду другой мир. Туда не может попасть каждый. Его существование держится в секрете, и лишь избранные могут попасть туда, где обитают другие существа. Люди.

— Люди? Брехня. Я скорее в фомор поверю.

— Кстати, они тоже существуют. Ну, или существовали, пока их всех не победили на Срединной войне. Хранитель с ними сражался. И мой прадед.

— Врешь? — не поверил Арт.

— Не вру, — обиделся Финн. — Мой прадед Гутор Форк III был участником многих войн и героем.

— Подожди, я что-то такое слышал. Это был твой родственник? Никогда бы не подумал.

— А фамилия Форк тебе ни о чем не сказала?

— Ну мало ли сколько этих Форков в Королевстве… А откуда ты про Хранителя знаешь?

— Он мне показал, — Финн неожиданно осекся — он чуть было не рассказал Арту о своем Даре. — То есть он рассказал, мы с ним часто беседовали здесь. Он знал моего прадеда.

Арт аж присвистнул.

— Сколько же ему лет?

— Больше чем мы можем подумать, — отозвался Финн, с облегчением поняв, что Арт не заметил ничего подозрительного в егофразе.

— Надо же! Так что там о фоморах и людях?

— Это не одно и тоже, — раздраженно заметил Финн, он уже начинал жалеть, что затеял эту беседу.

— Пусть так. Допустим, я помню какие-то рассказы об ином мире и других существах, который, кажется, должен существовать параллельно с нашим.

— Верно. Так и есть. Точнее я верю в это. Иной мир существуют и люди тоже. Кстати, у нас с ними много общего. Пойдем, докажу. Если ты готов, конечно, узнать это, потому что то, что я тебе покажу — знают только я и Хранитель. Это тайна.

— То есть ты и Хранителю рассказывал про … людей? И он поверил?

— Он и так о них знает, мне незачем, было заставлять его в это верить. Так что, пойдем?

— Погоди. Я не уверен. Дай переварить информацию. Мне кажется, я еще не все вопросы задал.

— Хорошо. Спрашивай.

Арт ненадолго задумался. Он смотрел то на Финна, то на книги, которые располагались совсем рядом, на уровне глаз. Финн даже предположил, что он начал читать название, обозначенное на корешках, возможно, в надежде, найти какое-то спасение: подтверждающее или напротив опровергающее его слова.

— Если я правильно тебя понял, то помимо нашего мира, существует еще один, похожий на наш, только…

— Параллельно.

— Ага. Понятно. И входом в этот мир, согласно легенде, может служить тис — священный Эо Росса. Так?

— Так.

— И ты нашел какую-то книгу, где говориться о мире людей и рассказал об этом Хранителю.

— Не совсем так. Книга сама нашла меня. Вначале я сам предпринял попытку взять одну из книг в руки. Догадываешься, что произошло?

— Видимо, пострадала твоя гордость? — добродушно усмехнулся Арт.

Финн поспешно кивнул и продолжил:

— Я с детства верил в существование других миров. Мама часто рассказывала мне легенды о них. Поэтому, когда я, наконец-то нашел, книгу, которая отвечала практически на все мои вопросы, я был безмерно счастлив и горд, что владею таким знанием. Я стал изучать книгу тайно. А потом, Хранитель разрешил тебе работать в Хранилище. И все изменилось. Я не мог больше подойти к книге, не рискуя быть уличенным тобой.

Я рассказал Хранителю о своей находке и показал ему книгу. Он рассказал мне о мире людей, то, что знал сам.

— Откуда? — перебил Арт у Финна с легким придыханием на слове.

— Он был там. В мире людей, — Финн сделал паузу и добавил: — Хранитель знает много тайн и хранит их. Это его задача как мага.

— Значит теперь и ты тоже маг? — осторожно поинтересовался Арт, словно боялся услышать ответ.

— Нет. Какой я маг? — удивился Финн, — Ты и то более успешен в волшебстве, чем я.

— Но книга же далась именно тебе, — пожал плечами Арт. — Я вряд ли могу таким похвастаться до сих пор. Впрочем, я готов, давай, показывай свою чудо-книгу.

Финн радостно заулыбался и жестом позвал Арта следовать за ним.

Несколько рядов они проходили молча, наблюдая, как очередной поворот превращается в бесконечный лабиринт. Арт начинал заметно нервничать, но вслух ничего не высказывал. Финн был безмятежен. Он знал, что книга прячется, так же как он знал, что это временно.

Устав бродить по Хранилищу, Финн предложил сделать паузу, остановившись, по иронии судьбы, снова напротив раздела мифологии.

— Что происходит? — озабоченно спросил Арт. — Мы заблудились?

— Можно и так сказать. Видимо, книга не желает быть найденной. Сегодня.

— А может дело в этом? — Арт показал куда-то вглубь стеллажей раздела.

Финн, неверно растолковав его жест, попытался оправдаться:

— Она действительно существует. Ты же знаешь, какой нрав у Хранилища…

Тут он внезапно осёкся, заметив, наконец, то, на что, отчаянно тряся рукой, показывал Арт.

В глубине раздела, на одном из стеллажей, светились все полки с книгами. Это могло означать одно: каждая из них теперь была доступна им.

Не веря своим глазам, Финн подошел вплотную и стал трогать корешки всех книг, одну за другой. И каждая из них трепетным дрожанием отзывалась на его прикосновения.

— Не может быть! — восхищенно прошептал Финн и, не оборачиваясь, бросил через плечо Арту: — Иди, попробуй.

Арт в молчаливом благоговении подошел ближе и немного поколебавшись повторил жест Финна. Книги оказались отзывчивы и по отношению к нему.

— Что это значит? — шепотом спросил Арт, не отводя зачарованного взгляда от светящихся книжных корешков.

— Значит, что они ждут, когда мы их прочитаем.

— Они выбрали нас?

Финн молча кивнул и взял в руки одну из книг. Перед его взором промелькнули страницы с изображениями и причудливым шрифтом. Когда книга закрылась — а сделала она это также быстро, как и пролистала страницы — Финн, подняв на Арта изумленно расширенные глаза, ответил на его немой вопрос:

— Фоморы. Книга о фоморах.

Арт в свою очередь схватил ближайшую книгу.

— Агишки, — еле слышно произнес он, когда книга, продемонстрировав ему свое содержание захлопнулась.

— Водяной конь? — потрясенно переспросил Финн.

Когда он был маленьким, он часто слышал, как его дед Финн старший рассказывал об удивительных морских создания — водяных конях. Считалось, что агишки лишь изредка выходили на сушу, и тот сид, которому хватит смелости и ловкости схватить и приручить коня, никогда не будет знать страха воды и сможет вместе с ним неуязвимо путешествовать по дну морскому. Много вековых лун никто не встречал агишек, и вскоре они перешли в разряд вымысла.

— Да. Представляешь? В этой книги они описываются так, будто существуют.

— Все когда-то имело свое место в реальности, пока не стало легендой или сказочной историей, — мудро заметил Финн.

— Думаешь, мы успеем сегодня все это прочитать? — спросил Арт, выразительным жестом указывая на книги.

Финн ответил, неопределенно пожав плечами:

— Сколько успеем. Завтра продолжим.

— А вдруг завтра они … не будут доступны?

— Все может быть. Не будем забегать вперед. Возьми на себя вот эти две полки, — Финн показал на самый верх. — Я начну снизу. Если найдешь что-то, что имеет отношение к границе миров или миру иных — дай знать.

Арт с готовностью кивнул, и на ближайшее время они углубились в активное чтение. Тишина в Хранилище лишь изредка нарушалась их восхищенными возгласами и шелестом бумаги. Книги, одна за другой, открывали им свои светящиеся страницы, а вместе с ними и хранившиеся в них тайны.

Перед зачарованным взором Финна мелькали удивительные рассказы о крандах, лесных духах, живших в дуплах священных деревьев и промышлявшим воровством и обманом среди первых сидов; о роанах — волшебном морском народе, проживавшем в синих глубинах и имеющем жабры и рыбьи хвосты (Финн впервые встречал описания таких существ).

Среди прочих описаний были и те, которые имели непосредственное отношение к народам, до сих пор проживающим в Королевстве. Так, например, ему где-то попалось одно из первых упоминаний о лепреконах, чьи мифические предки носили смешное название — лепрехуны.

Финн даже на мгновение задумался, не рассказать ли об этом забавном факте Арту, но вовремя спохватился, решив, что это может лишь стать основанием для передразнивания лереконов-одноклассников. И хотя они с Артом с некоторого времени стали друзьями, он все же не питал особых иллюзий относительно язвительной черты его характера.

В тот момент, когда Арт, демонстративно зевая, отправил очередную книгу на полку, в руки Финна попалась небольшая заметно отличающаяся по размеру и цвету книга о баньши.

У Финна аж дыхание перехватило, когда книга раскрылась на изображении пронзительного по-кошачьи светящегося зеленого взгляда. С разворота страниц на него смотрели только глаза.

— Все. На сегодня достаточно. Глаза закрываются, — сказал Арт, снова зевая и, заглянув через плечо Финна, устало поинтересовался: — А у тебя что?

От неожиданности Финн вздрогнул и чуть было не выронил книгу из рук. С того момента, как он ее открыл, окружающий мир перестал для него практически существовать и внезапное вмешательство Арт удручающее подействовало на него.

— Так, ничего особенного, — раздраженно заметил он, закрывая перед носом Арта книгу. — Дочитаю завтра.

— Подожди-ка, мне показалось или там действительно были изображены чьи-то глаза во всю страницу? — Арт потянулся вслед за рукой Финна, который уже убирал ее обратно на полку.

— Не показалось, — был вынужден признать Финн. — Но давай продолжим завтра.

— Ладно, как скажешь. Но ты хотя бы успел прочитать о ком эта книга или только картинку разглядывал?

— О баньши, — буркнул Финн, в слабой надежде, что Арт не расслышит или просто устанет задавать вопросы.

Ему почему-то сейчас меньше всего хотелось говорить о баньши, словно эта тема была глубоко личной, и он не был готов ею делиться.

Арт чуть слышно присвистнул.

— Надо же! Я столько о них слышал.

— Правда? — Финн тут же оживился и с интересом уставился на Арта.

— Конечно, а что ты так удивляешься?

— Просто в них мало кто верит. А еще больше суеверно боятся.

— Ну не знаю, — Арт пожал плечами, — моя няня в них верила. Более того, она считала, что многие из баньши уподобились обыкновенным сидам и давно живут среди нас, как альбы, джентри, эльфы. Поэтому баньши считались вымершими, их уже нельзя было отличить от нас.

— Как это возможно? — удивился Финн. — Их наверняка бы выдала прозрачность кожи, светящийся взгляд.

— Вижу, ты хорошо осведомлён, — хмыкнул Арт. — И книг читать не надо.

— Я… мне мама рассказывала. Она в них тоже верила.

— Ну ясно, — Арт с пониманием кивнул, — на самом деле я склонен считать как моя няня. Баньши считались природными магами и могли принимать любое обличие при желании.

Финн вдруг вспомнил свое последнее видение, в котором баньши, встреченная его прадедушкой, первоначально приняла вид Тени, подобно фоморам.

— Няня говорила, — тем временем продолжал Арт, — что отличить баньши от обычного сида можно было только одним способом.

— Каким? — еле слышно спросил Финн, неожиданно покрывшись мурашками.

— По взгляду. Думаю, поэтому в той книге, — Арт показал куда-то на полки, — был сделан такой акцент на глаза. Когда баньши сердились или пребывали в волнении, их глаза начинались светиться. Такое ни с чем, я думаю, не спутаешь. И это единственное, как говорила няня, что может их выдать.

Перед мысленным взором Финн одним мгновением промелькнули зеленые глаза из его видений, неожиданно приняв облик Уны.

«Переутомление», — подумал Финн и, слегка встряхнув головой, пошел за Артом, который уже устремился к выходу из Хранилища.

На улице они расстались, пожав друг другу руки с чувством выполненного дела. Финн заторопился домой.

Глава вторая. Время Безвременья

На большой перемене, когда большинство ребят отправились играть в гэльский футбол, Филип как обычно, сидя на подоконнике, ждал Бет, чтобы вместе пойти в школьную библиотеку.

Он как раз дочитывал книгу об особенностях празднования Самайна у древних кельтов, когда внезапно рядом с ним возникла Ева Кларк.

— Здравствуй, Филип, — Ева весело смотрела на него своими большими синими глазами.

Филип опешил. Раньше он никогда напрямую не общался с девочками из класса. Не считая Бет, все его общение с противоположным полом ограничивалось легким кивком в ответ на мимолетную улыбку или попыткой поскорее скрыть свое смущение от пристального женского внимания.

— Я к тебе по делу подошла, — беззаботно продолжила Ева, совершенно не обратив никакого внимания на внезапную немоту, напавшую на Филипа. — Мы тут с ребятами решили приготовить небольшое сценическое выступление в честь Дня Всех Святых. И я хотела тебя спросить…

Ева сделала выразительную паузу, красноречиво сверкая глазами, словно давая ему время хорошенько ее рассмотреть и успеть попасть под ее обаяние, в наличии которого она, видимо, нисколько не сомневалась. Но Филипу неожиданная пауза дала возможность собраться с мыслями и ответить Еве хоть что-то.

— Привет, Ева. Извини мою растерянность. Раньше ты никогда не обращалась ко мне напрямую, я не ожидал.

— Понимаю. Я умею производить нужный эффект, — Ева театрально повела плечами, — Моя мама говорит, что из меня может выйти талантливая актриса или модель. Собственно праздничная сценка — это моя идея. Я бы хотела воссоздать что-нибудь из жизни друидов. Например, как они водили хороводы и распевали священные гимны в праздничную ночь.

— Они жгли костры и приносили жертвы богам.

— Что? — казалось, ее глаза стали еще больше.

— Я хочу сказать, — уточнил Филип, — что кельтские друиды не водили хороводы, они жгли священные костры и устраивали жертвоприношения.

— Настоящие? — с наигранным ужасом в голосе переспросила Ева, манерно приложив ладонь к груди.

— Разумеется. Часть домашнего скота шла на убой, чтобы умаслить Волю Богов и просить их помощи и охраны в Дни перехода, когда Свет превращался в Тьму, а календарное светлое время года переходило в зимнее, темное.

— Ты такой умный, — восхищенно прошептала Ева, разглядывая его с двойным вниманием. — Я и не предполагала.

— Спасибо, — Филип заметно смутился. — Просто много читаю.

— Ага. Я вижу, — Ева одним движением подбородка указала на лежащую у него на коленях книгу. — Я давно заметила, что обществу людей ты предпочитаешь книги. И все же я подумала, возможно, ты захочешь нам помочь…

— В чем? — с готовностью спросил Филип, польщенный тем, что от ее внимания не ускользнули его книжные увлечения.

— По моему сценарию, — Ева как бы мимоходом сделала легкий акцент на слове «моему», — главный друид, эдакий старец с длинной бородой и посохом, должен произнести главную и заключительную речь. Что-нибудь о священном смысле праздника и все такое прочее. Сначала я выбрала тебя только из-за роста — ты самый высокий в классе и будешь хорошо выделяться на фоне других друидов. Но сейчас понимаю, что при твоих знаниях и глубоком понимании праздника, ты как нельзя лучше подходишь на эту роль во всех смыслах. Не только из-за роста.

Поскольку Филип молчал, Ева, немного смутившись, решила добавить:

— Должна заметить, мне нравятся высокие парни.

Филип молча кивнул, и казалось, о чем-то сосредоточенно размышлял.

Ева снова решилась привлечь его внимание:

— Если ты опасаешься выходок со стороны Томми… — осторожно начала она и, перехватив его недоуменный взгляд, продолжила, с театральным вздохом отводя глаза: — Наверное, ты знаешь, Томми Бойл мой парень и он бывает очень не сдержан, когда дело касается меня. Ах, он меня так ревнует! Но тебе не стоит бояться, — поспешно добавила она — Я с ним поговорю, объясню как мне важно, чтобы ты принял участие в моей постановке.

— Я и не боюсь, — буркнул Филип, неприятно уязвленный напоминанием о Томми.

— Вот и замечательно. Если ты согласишься мне помочь — это будет просто волшебно! Мне удастся воплотить в жизнь задуманные мной идеи. Так что скажешь? Ты поможешь мне?

Ева словно невзначай положила свою руку поверх его скрещенных рук и заглянула в его лицо своими синими чуть прикрытыми длинными ресницами глазами.

— Да. Я помогу, — поспешно согласился Филип, чувствуя себя крайне неловко от ее прикосновений.

— Вот и славно, — Ева тотчас убрала свою руку и довольно заулыбалась. — Тогда я чуть позже передам тебе слова твоей роли и сообщу расписание репетиций. Пока-пока.

Она изящно помахала ему, стремительно удаляясь в сторону, где небольшой группой ждали ее подруги, изнывая от нетерпения узнать последние новости. Филип видел, как Ева чуть не налетела на приближавшуюся Бет. Буквально споткнувшись об нее, Ева разразилась сердитыми замечаниями и рекомендациями «смотреть куда прешь», мгновенно растеряв весь свой шарм юной леди.

— На что ты подписался, благодаря стараниям мисс Кларк? — с понимающей улыбкой поинтересовалась Элизабет, когда они с Филипом разместились в библиотеке.

— Да так, — он слегка мотнул головой, желая подчеркнуть незначительность факта. — Согласился принять участие в ее праздничной постановке в роли главного друида.

— Да ладно? — Бет готова была расхохотаться.

— А что в этом такого? — спросил обиженным тоном Филип. — Она очень просила, сказала, что на эту роль подойду только я, благодаря своим знаниям и росту.

— Да нет, ничего. Но думаю, мистер Галлахер будет просто в восторге.

— С чего это вдруг? — вся эта затея со школьной постановкой начинала все меньше нравиться Филипу.

— Я тебе уже говорила, что мистер Галлахер не обходит стороной все праздники, берущие начало с языческих времен. Так вот «Самайн», пожалуй, один из его самых любимых. И он поощряет любой интерес учеников к подобным сакральным моментам в истории народа. Так что, если ты скажешь ему, что будешь играть друида, тем самым вызовешь массу положительных эмоций у него и еще, возможно, пару лекций о том, как правильно «быть кельтским друидом», — с улыбкой добавила Бет.

Филип и сам не удержался от невольной улыбки, представив, как мистер Галлахер разглагольствует о кельтах и их традициях.

— Боюсь, это вряд ли поможет. Ева и ее друзья представляют себе Самайн в виде хороводов с песнопениями.

— Ты серьезно?

— Ага. Так что моя роль, полагаю, будет чисто бутафорской.

— Как ты на это согласился? — со смехом спросила Бет.

— Не знаю.

— Видимо, мисс Кларк умеет убеждать.

Филип деланно равнодушно пожал плечами, стараясь не думать о том, что на самом деле скрывалось за этим откровенным намеком.

На следующий день Ева передала ему несколько листов со словами к его роли, сопроводив все это милыми улыбками и театральными ужимками. Филип заметил при этом, каким взглядом его одарил Томми Бойл, который издалека наблюдал за ними.

Но дальше предупреждающих взглядов дело не пошло. Возможно, потому что Ева действительно переговорила с ним, либо потому что Томми по неясной причине последнее время просто избегал Филипа. Ему даже пришла в голову неожиданная мысль, что мистер Галлахер, которого Томми, по всей видимости, очень боялся, был причастен к такому его поведению.

А в конце дня мистер Галлахер собственной персоной появился в школе. У них как раз заканчивался урок английского, когда дверь в класс внезапно открылась, и на пороге показалась высокая фигура доктора. Извинившись перед мистером Келли и учениками за беспокойство, мистер Галлахер в два шага преодолев расстояние до учителя английского, склонился над его ухом.

По лицу мистера Келли Филипу трудно было понять, о чем они говорят. Он лишь изредка начинал активно кивать, соглашаясь с тем, что ему говорил мистер Галлахер.

Закончив беседу, тот выпрямился во весь рост своей внушительной фигуры и бросил на притихших учеников внимательный взгляд. Встретившись глазами с Филипом, он еле заметно кивнул ему и, попрощавшись с классом, вышел в коридор.

Вскоре прозвенел звонок и дети, торопливо побросав вещи в рюкзаки, поспешили на перемену.

— Мистер Мур, — обратился учитель английского к Филипу, стараясь перекричать царивший в классе гомон. — Задержитесь на минуточку.

Филип приблизился к столу мистера Келли и терпеливо подождал, пока тот закончит рыться во внутреннем шкафчике рабочего стола и обратит на него свое внимание.

— Мистер Галлахер настоятельно просил передать Вам вот этот экземпляр книги, — сказал учитель, выудив, наконец, из невидимого ящичка некий фолиант в зеленой пыльной обложке. — А также просил Вас зайти к нему домой сразу же, как закончатся уроки.

— Что это? — спросил Филипп, недоуменно разглядывая книгу, которую протягивал ему мистер Келли.

— Берите, не бойтесь. Это экземпляр замечательный книги Рея Брэдбери «Зеленые тени, Белый Кит» на английском, точнее американском языке. Мистер Галлахер сказал, что Вам это будет интересно и полезно прочитать.

Филип повертел в руках небольшое издание, пролистал первые две страницы, успев заметить, что повествование книги ведется от первого лица, а действие происходит в Ирландии.

— Если Вы знакомы с Брэдбери-фантастом, думаю, для Вас станет некоторым открытием его таланта как писателя-мемуариста.

— К сожалению не знаком ни с одним его произведением, — сказал Филип, убирая книгу в рюкзак. — Мистер Галлахер рекомендовал ее лично мне?

— Да. Собственно и вся наша короткая беседа касалась только Вашей скромной персоны. Видимо, мистер Галлахер что-то разглядел в Вас, молодой человек, — учитель Тимоти Келли слегка прищурился, глядя на Филипа, словно хотел понять, что именно доктор культорогических наук нашел в рядовом ученике, к тому же не ирландце, — раз так заботится о Вашем кругозоре. В любом случае, книга об Ирландии, она будет полезной для впервые прибывшего в нее … человека.

Мистер Келли слегка запнулся, словно подбирая подходящее слово. Возможно, он хотел сказать «англичанина», но побоялся показаться нетолерантным. Удивительно, но учитель английского языка относился к одним из последних закоренелых ирландцев, кто, с молоком матери впитав пренебрежение к англичанам, до сих пор его выказывал.

— Хорошо. Спасибо, — только и сказал Филип, предпочтя поскорее убраться из кабинета учителя.

Вечером того же дня, как и передавал ему мистер Келли, сразу после занятий Филип отправился домой к доктору Галлахеру. На первом этаже, где, как он знал, располагалась гостиная, уже горел свет.

Филип позвонил в дверь и нисколько не удивился тому, что дверь ему открыла Элизабет. В короткой клетчатой юбке и светло-голубой блузке, она была похожа на ученицу начальной школы. Филип еще раз подивился, какой все-таки маленькой она была, любая одежда делала ее еще больше похожей на ребенка.

— Привет, — весело сказала Элизабет. — Проходи. Мистер Галлахер сейчас спустится из библиотеки.

Филип прошел в зал и присел на краешек дивана, стоявшего возле окна. Напротив него в огромном кресле, практически утонув в нем, забравшись вместе с ногами, уютно устроилась Бет.

— Что интересного в школе? — спросила она, не сводя с Филипа озорного любопытного взгляда.

Филип полез в рюкзак и после недолгих блужданий рукой вытащил оттуда книгу, которую ему передал мистер Келли.

— По рекомендации мистера Галлахера, — ответил Филип, протягивая книгу Бет. — На уроке английского мистер Келли передал.

— Рей Брэдбери «Зеленые тени. Белый Кит», — прочитала вслух Элизабет. — Я читала, мне понравилось.

— Вот так? А не рановато читать такую литературу?

— В смысле?

— В смысле в школьной программе ее нет, а подростки в нашем возрасте обычно не интересуются подобными книгами.

Элизабет рассмеялась, и на мгновение ему показалось, что он отчетливо слышит тонкий звук колокольчика.

— Подростки в нашем возрасте, как правило, вообще не любят читать. Почему ты вдруг спросил об этом?

— Не знаю. Мне показалось странным, что мистер Галлахер рекомендовал читать эту книгу. Творчество Брэдбери насколько я знаю, совсем не связано с фольклором Ирландии.

— Ты можешь сам спросить у него об этом сейчас. Но насколько я знаю, мистер Галлахер ничего не делает просто так. За то долгое время, что он прожил среди людей, он узнал их лучше, чем кто-либо другой.

— За то время, что он прожил среди людей? — переспросил Филип, изумившись ее обороту речи. — Что ты имеешь в виду?

Элизабет заметно побледнела и начала часто моргать, словно сломанная кукла. В этот момент в гостиную спустился мистер Галлахер и Филип поднялся, чтобы его поприветствовать.

— Рад Вас снова видеть, молодой человек, — сказал доктор Галлахер, пожимая руку Филипу. — Вижу, Вы уже расположились, так что можно смело приступать к тому, зачем я вас, собственно, и собрал сегодня здесь. Или может сначала чаю? После уроков, наверное, аппетит разгулялся, я могу Вас угостить бутербродами?

Мистер Галлахер наклонился к чайному столику, на котором красовался сервиз в восточных узорах.

— Элизабет, Вы не поможете мне? — обратился к ней доктор Галлахер. — На кухне на столе лежат готовые бутерброды и фрукты. Принесите их сюда, пожалуйста. А я пока чай разолью.

Филипу было очень непривычно видеть мистера Галлахера в домашней обстановке, суетящегося вокруг чайного столика. Но еще более непривычным казалась ему бледность лица Бет. Она так и не произнесла ни звука с тех пор, как появился мистер Галлахер.

— Я помогу, — выпалил неожиданно Филип и поспешил за Бет, которая, не отрывая глаз от пола, двинулась на кухню словно сомнамбула.

— Какой галантный юноша. Сейчас это такая редкость, — приговаривал мистер Галлахер, разливая в кружки чай.

Если бы не странное поведение Бет и их не законченный разговор, то Филип с удовольствием бы остался в гостиной, наблюдая, как мистер Галлахер, словно заботливая тетушка, качая головой в такт своим жалобам, колдовал над чайным сервизом.

— У тебя все нормально? — спросил Филип у Бет, когда они оказались на кухне. — Ты такая бледная, того и гляди в обморок упадешь, как девица из романа.

— Не знала, что ты читаешь женские романы, — Бет улыбнулась ему вымученной улыбкой. — Возможно, это все погода. У меня всегда начинает болеть голова перед грозой.

Филип аккуратно взял два блюда с едой из ее маленьких рук, и, продолжая внимательно вглядываться в ее лицо, он решился спросить:

— Ты не сказала, что значит твоя фраза о том, что мистер Галлахер слишком долго живет среди людей.

— Ничего особенного, — Бет скрестила руки на груди и встретилась, наконец, со взглядом Филипа. — Просто оборот речи. Так говорят о человеке, который много знает из психологии людей и хорошо в них разбирается.

— По-нят-но, — сказал Филип, растягивая слово по слогам.

Он не верил ей, но не мог понять почему. Но уходить с кухни, не получив удовлетворяющий его ответ, он не хотел.

— Если честно, — неуверенно начал он, — мне показалось, что ты говоришь о мистере Галлахере как… о не совсем человеке. Словно есть разница между людьми, среди которых он живет и им самим.

— Конечно, есть, — согласись Бет. — Для меня доктор Галлахер не человек, а в некотором роде Бог. Извини, что непонятно выразилась.

— Ничего, — Филип заметно вздохнул. — Возможно, мне просто везде мерещатся… тайны.

Элизабет понимающе улыбнулась и хотела что-то добавить, но тут появился мистер Галлахер, моментально заполнив своей мощной фигурой все небольшое пространство кухни.

— Мне жаль прерывать ваши секретные беседы, молодые люди, — сказал он спокойным ничего не выражающим тоном, — но я, если честно, сам проголодался.

— А мы держим бутерброды в заложниках, — отозвалась Бет, заметно повеселев. — Мы уже шли обратно в гостиную.

Кода подкрепившись чаем и закусками, Филип и Бет устроились по удобнее — он по-прежнему на диване, она в кресле напротив — мистер Галлахер поднялся и стал расхаживать по гостиной.

— Я хотел начать нашу беседу с одной очень старой легенды, — мистер Галлахер на мгновение остановился у чайного столика, словно залюбовавшись его зеркальной поверхностью, а потом вновь продолжил мерить помещение своими широкими шагами. — Так вот, легенда.

В древние времена, когда первые данны из рода Туата де Дананн — дети Светлой Богини Дану — прибыли на Изумрудный остров, их осаждали фоморы, духи зла, не пожелавшие делить с ними территорию. Было много сражений. Битвы славных воинов с фоморами шли одна за другой. Но ветреная Богиня Победы не хотела принимать только чью-то одну сторону, и война длилась веками.

Пока, однажды, в самую темную из ночей, перед очередным сражением с фоморами, один из смелых воинов по имени Дагда не совершил ужасное действо. Втайне от собратьев он пошел на сделку с Богиней Ночи — Морриган. Согласно их договору, Морриган обещала ему помочь одолеть короля фомор Индеха, а взамен Дагда должен был сойтись с ней как с женщиной и признать ее своей Богиней.

Морриган сдержала свое слово: король фомор быстро пал на поле брани от рук Дагды, поскольку кровь и почки его уже были иссушены Богиней Ночи. Племя Туата де Дананн одержало победу. И юный воин Дагда опьянённый успехом не пожелал выполнить свою часть договора. Отважный, но высокомерный сын Светлой Богини отверг Морриган.

И тогда разозленная Богиня Ночи, превратившись в огромного ворона, закрыла солнце от даннов одним только взмахов своих крыльев. Наступило Время-Вне-Времени, которое длилось семь дней и семь ночей, без солнца и луны, без неба и звезд. Бескрайняя Темнота.

Филип слушал как зачарованный, не отрывая взгляда от учителя. Высокий и широкоплечий мистер Галлахер стоял в центре гостиной и размахивал руками подобно вороне-Морриган. По рукам Филипа ползли мурашки.

— Испуганные и измученные темнотой данны обратились с молитвами к своей Богине. Они просили заступничества и справедливости. И сошелся Свет с Тьмой. Морриган согласилась уступить Богине Дану при одном условии, что она забирает в свои владения ровно половину года, начиная с того дня, когда Дагда предательски не сдержал свое слово.

С тех пор, потомки первых даннов отмечают этот день за три дня до и три дня после, называя его временем безвременья, Самхейном или Самайном.

Еще эту ночь называют «ночью мертвых», памятуя о том, что первый из даннов не сдержал слово, данное Богине, тем самым нарушив табу, и навлек страдания на свой народ. Предки ирландцев верили, что именно в ночь Самайна воин, нарушивший клятву, мог умереть, поэтому они совершали жертвоприношения и подносили Богине Ночи подати в уплату долгов.

— Они сжигали людей? — в суеверном страхе спросил Филип.

Мистер Галлахер неопределенно пожал плечами.

— Возможно. Долг и по сей день платежом красен.

— Но ведь это же была Богиня Ночи, — возмутился Филип, — если бы Дагда сдержал свое слово, он бы тогда предал Светлую Богиню. Разве лучше было бы согласиться?

Мистер Галлахер улыбнулся, посмотрев на возбужденного юношу теплым взглядом, и ничего не ответил. Расположившись на другом конце дивана, он одним легким движение притянул к себе чайный столик и с видимым удовольствием отпил из своей чашки.

— Это, действительно, было не честно, — не унимался Филип. — Получается, что бы Дагда ни выбрал — долг или предательство — он все равно был бы виноват. Любое его действие было чревато предательством той или иной Богини. Светлой или Темной. И уж если делать выбор, по-моему, он сделал его правильно. Он выбрал Свет.

— А по-моему дело не в выборе, — подала голос Бет, тонким пальчиком выводя на перилах кресла только ей понятный рисунок. — А в последствиях. Ты прав, что бы Дагда ни выбрал, он все равно бы… имел дело с последствиями.

— Возможно. Но ведь есть же принципы — долг, честь, вера. Разве можно, присягнув одной Богине, служить другой? — Филип, красноречиво жестикулируя, уже обращался к Бет. — Дагда служил Светлой Богине, и он пошел на хитрость и большой риск, чтобы выиграть войну. Да, обманывать нехорошо, но он сделал это ради благого дела.

— А тебя не смущает, что последствия его поступка при этом коснулись и других? — Бет, перестав рисовать на перилах, подняла на него свои спокойные светлые глаза.

— По-твоему, лучше если бы они проиграли войну? — Филип скрестил с ней взгляды как шпаги. — Может, он и ответил за свой поступок, мы же не знаем всю историю. Мистер Галлахер, что в итоге случилось с Дагдой?

— Он стал первым королем даннов, — ответил доктор, невозмутимо попивая чай на протяжении всего спора.

— Вот видишь! — Филип победно сверкнул глазами в сторону Бет. — Народ его ни в чем не обвинил, а, наоборот, наградил, сделав своим царем.

Элизабет демонстративно равнодушно повела плечами, давая понять, что далее продолжать спор не намерена. Но Филип все равно не ощущал окончательной победы, он нуждался в одобрении:

— Доктор Галлахер, скажите, разве я неправильно рассуждаю?

— Правильно — неправильно, выбор — последствия, свет — тьма, добро — зло… — со вздохом промолвил мистер Галлахер, не глядя на ребят. — Все это составляющие одной парадигмы, демонстрирующей дуальность нашего мышления. Разве тигр, добывая себе пропитание, задается вопросом, правильно ли убивать антилопу? Нет, он голоден и делает то, что делает. Так почему, как вы думаете, человек так зависим от оценочного мышления?

— Хочет быть хорошим? — робко предположил Филип, не понимая, к чему он клонит.

— Ну конечно, — всплеснув руками, воскликнул мистер Галлахер.

Поднявшись, он снова начал мерить комнату шагами, рассуждая вслух:

— Получается, что тигр хорош в своей природной красоте и грации. Он быстр, силен и без сомнений доверяет своим инстинктам. Но так ли он хорош, когда мы видим его жестокость и кровожадность, в моменте, когда его зубы и когти раздирают несчастную жертву?

Филип не нашелся, что ответить. Если честно, он уже не совсем понимал, о чем толкует доктор и, вообще, какое отношение может иметь тигр к легендам кельтов.

— Для себя, возможно, да, — послышался тихий голос из кресла.

— Верно, — мистер Галлахер на мгновение остановился возле Элизабет. — Тигр довольствуется тем, что есть. Он тигр и не более. Но! И не менее. Он не задумывается ни о чем. Потому что способность мыслить это дар богов человечеству. И одновременно наказание.

— Наказание? — удивился Филип. — Как способность мыслить, которая отличает нас от прочих живых существ, как Вы сами выразились, может быть наказанием?

— Очень просто. Когда Вы спросили меня, правильно ли Вы рассуждаете, Вам хотелось услышать что? — мистер Галлахер сцепил пальцы длинных рук и внимательно посмотрел на Филипа, остановившись напротив него.

— Если честно, — смущаясь, пробормотал Филип, стараясь не смотреть в глаза учителю. — Хотел, чтобы Вы одобрили то, что я говорю.

— Почему?

Филип растерянно разглядывал свою обувь, не понимая, что именно от него хотят.

— Думаю, он хотел быть хорошим, — ответила за него Бет.

— Кто же не хочет быть хорошим… — мистер Галлахер добродушно улыбнулся Филипу. — Мистер Мур, Вы согласны с предположением Элизабет?

Филип коротко кивнул. Он все еще не мог уловить скрытый смысл этих расспросов.

— И что бы произошло, не одобри я Ваши рассуждения, Филип?

— Я не знаю, — сдался Филип, жалобно посмотрев на мистера Галлахера. — И не понимаю к чему все эти вопросы. Вы же не спрашиваете об этом Бет.

— Я всего лишь отвечаю на Ваш вопрос, — удивился мистер Галлахер, — И сейчас Вы поймете, о чем я говорю. Смею предположить, что не одобри я Ваши рассуждения, Вы бы не чувствовали себя хорошим? Возможно, Вы бы даже посчитали себя недостаточно умным или же недооценённым. Ведь так?

— Возможно, — согласился Филип.

— Соответственно, Вы можете быть либо плохим, либо хорошим, в зависимости от оценки окружающих или же своего собственного отношения к ситуации и к себе.

— Допустим, — Филипу показалось, что он начинает понимать, к чему клонит мистер Галлахер. — Я не тигр. Я мыслю и оцениваю свои поступки, действия, слова.

— Как и все. А если вдруг предположить, что выбор лишь условен, что Ваш ум независим, и Вы свободны от оценки. Чем Вы будете руководствоваться в таком случае?

— Инстинктами? — предположил Филип, заметив, как в глазах Бет вспыхнуло что-то похожее на восхищение.

— Верно. Инстинктами. Как тигр, — крайне довольный собой и руслом, которое приняла их беседа, мистер Галлахер вновь удобно устроился на диване, взяв в руки чашку. — Думаю, мы друг друга поняли, молодой человек.

— Кажется, что так. Но я не совсем понимаю, какая связь с Дагдой и легендой о Самайне? Хотите сказать, что он руководствовался исключительно инстинктами и соответственно относить его выбор к категории «плохого-хорошего» было бы не этично?

— Мистер Галлахер, можно я отвечу на этот вопрос? — спросила Бет, поддавшись вперед всем телом.

— Разумеется, Элизабет, — доктор кивнул, с заметным удовольствием смакуя остывший чай.

— На самом деле, — начала Бет развернувшись к Филипу. — Мы не можем наверняка знать, чем именно руководствовался Дагда. Возможно только инстинктами, возможно голым расчетом или всем вместе. Думаю, я правильно поняла мысль мистера Галлахера. Пример с тигром был использован для того, чтобы мы поняли, что в отличие от него, мы можем пользоваться и инстинктами и умом, совершая выбор, даже если он условен. Думаю, используя все инструменты данные нам Природой, мы не можем сделать неправильный выбор. По одной простой причине, что это наш выбор, сделанный в согласии со своей природой.

— А как же с выбором убийц, воров и прочих «неправильных» элементов? — спросил Филип, одновременно обращаясь и к Бет и к мистеру Галлахеру.

— А что с их выбором? — уточнил доктор, оторвавшись от чашки. — Они его сделали и имеют последствия.

— Да, но ведь эти последствия могут касаться и других людей, жертв, например или их родственников.

— Как и в случае с Дагдой, — вставила Бет. — Последствия его выбора коснулись всех, что не помешало ему, однако, стать королем.

— По-моему, мы снова пришли к тому, от чего ушли, — вздохнул Филип.

— Жизнь — лучшая школа, молодой человек, — сказал мистер Галлахер, неожиданно сверкнув глазами.

Отставив чашку, он развернулся к Филипу и Бет и загадочно добавил:

— Лучшая из возможных школ, цель которой научить нас принимать и наш выбор и последствия его, все, что природой в нас заложено. И героя и антигероя в себе самом. Свет и Тень. Дагда как раз и воплощает в себе все это.

Он замолчал на какое-то время, наблюдая, как кивает Бет, молча соглашаясь с учителем, как хмурится Филип, не до конца понимая, к чему был весь этот разговор. А потом огорошил всех внезапным вопросом:

— Слышал, Филип, Вы будете друидом на празднике?

Филип, меньше всего ожидавший сейчас подобного вопроса, часто заморгал и чуть слышно пробормотал:

— Да… наверное… меня попросили.

— Должен заметить, что это очень похвально, особенно для новичка. Уверен, Вы справитесь с ролью. Вам уже дали слова? Кто занимается постановкой? Хотя не говорите, кажется, я догадался. Конечно, наша юная звезда, мисс Ева Кларк.

Филип продолжал растерянно моргать, слушая поток вопросов учителя. Бет поглубже втиснулась в кресло и постаралась скрыть улыбку, которая так и говорила: «я же предупреждала».

Какое-то время они говорили о школьной постановке. Мистер Галлахер ознакомился со словами будущего друида, даже внес несколько поправок, заверив Филипа, что лучшей возможности познать священный мир кельтов изнутри, а заодно влиться в школьный коллектив, вряд ли представится. Когда за окном совсем стемнело, он вышел на крыльцо, чтобы проводить их.

— На спектакле обязательно буду, — убедительно сказал мистер Галлахер на прощанье.

Филип чувствуя, что предстоящий спектакль раздражает его все больше и больше, решил сменить тему, задав вопрос, который беспокоил его весь остаток вечера.

— Мистер Галлахер, Вы через мистера Келли рекомендовали мне книгу… — Филип сделал небольшую паузу, позволяя доктору самому догадаться, о чем он, но поскольку мистер Галлахер молчал, вопросительно глядя на него, продолжил: — «Зеленые тени. Белый Кит», книга Рея Брэдбери.

— Ах, ведь точно. Я совсем забыл, — доктор, театрально взмахнув рукой, легонько стукнул себя по лбу. — Действительно, очень рекомендую к прочтению, молодой человек. Возможно, Вы даже найдете там ответы на свои вопросы о выборе и судьбе.

— По-вашему, ирландцы лучше других понимают, что значит познать в себе и свет и тьму?

— Такое утверждать я не буду. Но, на мой взгляд, они наиболее ближе к тому, что древние кельты называли «выбор без выбора». То есть жить полной жизнью. Конечно, в этом усматривается и некоторый фатализм, покорность судьбе или богам, если хотите. Но согласитесь, сколько свободы в таком отношении к жизни и сколько прекрасного.

Филип уже пожалел, что спросил про книгу. Манера мистера Галлахера отвечать еще большими загадками на и так не до конца осознаваемые вопросы сильно удручала его.

— По-вашему, Дагда был таким человеком? — решился спросить он, внезапно возвращаясь к теме легенды.

К его удивлению, мистер Галлахер неожиданно расхохотался.

— Я вообще не думаю, что Дагда был человеком.

— Потому что он вымышленный персонаж из легенды?

— Нет, мальчик мой, — мистер Галлахер положил свою тяжелую руку ему на плечо, словно пригвождая к месту. — Потому что он первый из сидов.

— Волшебное существо? — прошептал Филип, чувствуя, как по телу побежали мурашки от одной только мысли, что доктор всерьёз рассуждает о сидах как о реально существующих.

— В своё время узнаешь, — был его ответ.

Филип так и остался стоять с открытым ртом и испуганным взором, пока Бет — все это время молча стоявшая в сторонке — не взяла аккуратно его за руку и не потянула за собой.

— Доброй ночи, мистер Галлахер, — сказала она на прощанье, утаскивая за собой юношу, насколько позволяли ей силы.

— Доброй ночи, — откликнулся мистер Галлахер, провожая их долгим внимательным взглядом.

Филип еще долго шел, постоянно оборачиваясь, ему все мерещилась высокая фигура мистера Галлахера, продолжавшего стоять на крыльце. Когда они свернули на боковую улицу, дар речи и мысли, наконец, вернулись к нему.

— Как думаешь, что он имел в виду? — спросил он у Бет.

— Не знаю, — девочка беззаботно пожала плечами. — Разве ты не заметил, что говорить загадками любимая манера мистера Галлахера.

— С этим трудно не согласиться, — кивнул Филип, на ходу пригладив растрепавшиеся от сильного порыва ветра волосы. — И все же он меня немного напугал.

— Это заметно.

— Такое ощущение, что он всерьез верит в существование сидов.

— Почему бы и нет, — голос Бет был спокоен и даже немного равнодушен, казалось, она думает о чем-то своём. — Верят же миллионы людей в Бога, которого не видели ни разу.

— Ты права. Я ведь и сам недавно чуть было не поверил в нечто необъяснимое.

— А поподробнее? — Бет обратила на него свои взрослые задумчивые глаза, светящиеся неподдельным интересом.

— Вообще-то я никому не рассказывал об этом. Но думаю, в свете нашей последней беседы, я не буду выглядеть таким уж безумцем.

— Как мистер Галлахер? — подмигнула Бет, открыто его дразня.

— Ага. Как мистер Галлахер, — улыбнулся ей Филипп, благодарный за то, что удалось разрядить обстановку.

— Это был скорее сон, чем видение наяву. Но его реальности мог позавидовать сам Спилберг.

— Спилберг? — Бет удивленно вскинула брови.

— Стивен Спилберг, режиссер фильмов и автор рассказов-ужастиков, — поняв, что Бет не знакомо это имя, он махнул рукой: — Не важно.

Мне приснился мой отец. Словно я снова ребенок, а он читает мне новости из газеты, чтобы я поскорее заснул. А потомМерлин — это мой кот, он белый и старый — вылитый Мерлин, — с улыбкой пояснил Филип, перехватив изумленный взгляд Бет, — он запрыгнул мне на грудь и стал душить меня, всем своим весом. И глаза у него при этом были злющие и зеленые-зеленые, пронизывающие до нутра. Жуть, в общем.

Конечно, скорее всего, повлияли рассказы о баньши, которые я перед этим прочитал. Но все равно было очень страшно и непонятно. Проснувшись, я обнаружил, что Мерлин все это время, пока я спал, находился со мной в одной комнате.

— Ты очень скучаешь по отцу? — спросила Бет, глядя на него при этом каким-то покровительствующим взглядом.

— Что? Причем здесь это? — Филип даже немного разозлился, что из всего его рассказа она услышала только про отца. — Конечно, скучаю. Но речь не об этом.

— Я поняла. Просто спросила. А что-нибудь еще странное было в твоем сне?

— Странное? — Филип немного подумал. — Да нет. Ничего такого. Хотя… там было что-то о дереве.

— О дереве?

— Ну, знаешь тот дуб, что растет на территории нашей школы. Будто его собирались срубить и об этом напечатали в газете.

— Интересно, — Бет неожиданно остановилась и, улыбаясь, посмотрела на Филипа.

— Что интересного? — Филип непонимающе уставился на нее.

— Ну как же. Глаза как у баньши. Дерево как Эо Росса.

— Что все это значит?

— Возможно, ты и не знаешь, — разочарованно вздохнула Бет. — Мистер Галлахер обычно любит перед Днем Всех Святых сравнивать старый школьный дуб со священным деревом, одним из пяти первых деревьев Ирландии — Эо Росса.

— Если честно, впервые слышу это название.

— Почитай, это очень красивая легенда.

— И что же наш дуб и есть тот самый Эо Росса?

— Возможно, — Бет слегка пожала плечами и продолжила путь. — По крайней мере, теоретически становится им каждый год в сакральные праздники. Кельты верили, что священное дерево служит входом в другой мир. Через него можно попасть в мир сидов и вернуться обратно в дни Самайна.

— А баньши тут причем?

— Ну, уж это ты должен знать. Баньши стражи границы миров. И они же проводники в другой мир.

— Но они провожали в мир мертвых. Какая связь?

— Вот тебе как человеку, который знает только один мир, тот, что вокруг, — внезапно обратилась к нему Бет, огорошив его странной формулировкой, — разве не страшно будет от мысли о существовании другого мира? Вот и кельтам было страшно. Боялись как смерти. И естественно со временем, это отразилось в их мифах. Мир сидов они называли условно «иной мир». Для их потомков метафорический переход в другой мир стал подразумевать не что иное, как смерть.

— Ясно. Другими словами, баньши являлись проводниками и стражами потустороннего мира.

— И привратниками.

— В смысле?

— Какой вход в другой мир и без привратника, того, кто его откроет.

— Хочешь сказать, что чисто теоретически, если мы, люди, вдруг вознамеримся в сакральную ночь Самайна попасть в иной мир, мы не сможем этого сделать без привратника?

— К сожалению, нет, — Элизабет сказала это так грустно, что Филипу на какой-то момент показалось, что она подшучивает над ним.

— Я не хочу, конечно, сказать, что верю во все это… волшебство… но

— Конечно, — охотно согласилась с ним Бет, перебив его.

— Но все же, вход работает в обе стороны. А мы люди и среди нас нет баньши, не считаешь ли это несправедливым? Как нам попасть туда без них?

— Как тебе попасть туда, что, по-твоему, не существует, только потому, что ты не веришь? — неожиданно съязвила Бет, несказанно удивив тем самым Филипа.

— Ну да. То есть, нет, — растерялся он. — Допустим, я верю.

— Тогда ты веришь и в существование баньши.

— Значит, для чистоты эксперимента мне стоит искать баньши?

— Можешь попробовать, — равнодушно откликнулась Бет. — Я искала, у меня ничего не получилось.

Они остановились на перекрестке. Филип смотрел на ее серьезное лицо. И не мог понять, шутит она или нет.

— Здесь мы расстанемся, — просто сказала она. — Мне в другую сторону. Увидимся, пока!

Она помахала ему и ушла, прежде чем он успел что-либо спросить или добавить к их такому странному разговору.

Глава третья. Тень

В природе отчетливо чувствовалось приближение сакральной ночи — начинало раньше темнеть вечерами. Финну нравилось осеннее время. Оно вполне отвечало его несколько мрачным размышлениям и потребности в уединении.

Жизнерадостные сиды, привыкшими считать себя бессмертными — большинство из них могло доживать до двух вековых лун и оставаться неуязвимыми к болезням и старости, исключение составляла разве что насильственная смерть — очень боязливо относились к ночи Самхейна. Так как он знаменовал собой вечный переход света в тьму. И считалось, что именно в эту ночь сид, нарушивший запрет Богини, мог умереть во сне. Запреты могли касаться разных сфер — от тайного имени до традиций в роду — но они также помогали сохранить баланс в Природе, которой так трепетно поклонялись сиды.

Финн не был подвержен распространенному суеверному страху, но с уважением относился к основному запрету рода джентри — не вступать в смешанные браки. Джентри могли создавать семьи и продолжать свой род только в союзе с другим джентри. И насколько Финн знал, у других родов не было столь строгих табу на чистоту крови.

На следующий день Арт встретил его в школе с недовольным выражением лица.

— Что случилось? — спросил Финн сразу, как только они оказались вдвоем.

— Мой отец, — ответил Арт и поморщился, словно что-то вспомнив. — Я спросил у него, знает ли он что-нибудь о мире иных — людей, так он так взбеленился, что пригрозил забрать меня из школы. Сказал, что если вместо полезных знаний нам внушают вымышленную белиберду, то он более не намерен вносить членский взнос за мое обучение.

— Тебе удалось его успокоить?

— Думаю да. Хотя легче от этого не стало. Теперь он думает, что я связался с неблагополучной компанией, верящей в байки, и от этого может пострадать моя учеба, а, следовательно, и мое будущее, — Арт сделал рукой нетерпеливый жест, обозначающий степень его раздражения и то, что он на самом деле думает относительно угроз отца.

— Понимаю, — Финн сочувственно покачал головой. — Слышал бы ты, как мой отец отреагировал, когда я заговорил о баньши.

— Думаю, нам не стоит делиться своими интересами со взрослыми, — серьезно сказал Арт. — Мы вряд ли встретим у них понимание, не говоря уже о помощи.

— Согласен. Я не намерен больше никого посвящать в то, что мы делаем, кроме, разумеется, Хранителя.

— Говоришь, он верит в существование баньши и людей? Он нас поддержит?

— Абсолютно уверен. Более того… — Финн прервался на полуслове.

В коридоре возле колоны он заметил Уну, которая, не отрывая своего взгляда от них, казалось, внимательно слушала их разговор. И хотя они стояли поодаль и говорили вполголоса, он был готов поклясться Богиней Дану, что она все слышала. Это было заметно по тому, как изменилось выражение ее лица, когда Арт заговорил про людей и Хранителя. Такое выражение он видел у тети Мейв, каждый раз, когда она слышала слово «баньши» и начинала суеверно осенять себя охранительным знаменем. Ему даже показалось, что ее глаза на мгновение засветились. На ум пришел рассказ Арт о баньши и о том, как можно их вычислить среди обычных сидов.

Арт проследил за взглядом Финна и на полном серьезе спросил:

— Думаешь, она нас слышала?

— Не знаю. Не уверен. Слишком большое расстояние, — Финн смотрел, как Уна, будто внезапно потеряв к ним интерес, развернулась и пошла в класс. — Но такое ощущение, что да. Она так смотрела…

— Как баньши? — подхватил Арт.

Финну совсем стало не по себе. Он посмотрел в глаза друга, желая удостовериться, что тот шутит. Но Арт внимательно ждал его ответа.

— Да, наверное, — неуверенно отозвался Финн.

— Понимаю тебя, дружище. Я и сам не раз замечал, как жутко иногда она может смотреть. Брр… — Арт передернул плечами.

— Ты думаешь она… — Финн не закончил фразу, чувствуя как холодок пробежал по его спине.

— Нет, конечно, нет. Это невозможно, — Арт замотал головой, но в его взгляде при этом сквозил легкий испуг. — Просто она … ведьма. Да точно.

И поскольку Финн продолжал смотреть туда, где раньше стояла Уна, выразительно добавил:

— Я ж тебе говорил, не связывайся с девчонками, от них можно ожидать, что угодно.

Прозвенел звонок. Перемена закончилась, и Финн, кивнув на ходу Арту, пошел в класс.

— Как вы все знаете, — мессир Скандлан, стоял в потоке солнечного света в центре класса, и говорил, показывая куда-то у себя над головой: — близиться священная ночь, когда каждый сид должен честно воззвать к своей Душе и спросить, все ли правила он соблюдает, насколько он в ладу со своей Тенью и готов ли совершить очередной переход в Колесе Года.

Только сейчас Финн заметил, как над головой Хранителя, разверзлась черная дыра, размером с потолок. Из этой дыры вылетали и залетали обратно бестелесные тени. Они были маленькими и очень юркими, Финну совершенно не удавалось их рассмотреть. Кто-то из учеников даже попробовал поймать одну из них.

Тени метались у самого потолка, изредка опускаясь над головами учеников, словно дразня их. Финн заметил, что они еле различимы, но все же отличались между собой по цвету: от светло-серого до серого с темными пятнами или чисто серого. Он даже заприметил одну из них — серую с темными вкраплениями — казалось, что именно она дразнит его больше всех, опускаясь к его макушке и тут же отскакивая, стоило ему только поднять голову выше.

— Каждый из вас уже в том возрасте, когда готов узнать и принять свою Тень, — продолжал Хранитель, невозмутимо обводя взглядом учеников, больше занятых ловлей расшалившихся теней, чем вниманием к словам учителя. — Вам нужно только захотеть этого.

Внезапно выбросив руку вверх, учитель схватил одну из Теней за хвост. Тень усиленно заметалась, стараясь вырваться, но хватка мессира Скандлана была железной. В тот же момент он неожиданно раскрыл ладонь, но к общему удивлению учеников, Тень, так жаждущая свободы, осталась в его руке, покорно обвив его пальцы.

— Тень, это тоже, что и вы. Только незаметная, скрывающаяся до поры до времени в самых темных уголках вашей Души. Пока вы малы — мала ваша Тень. Чем вы старше, тем больше шансов у нее вырасти. Чем вы мудрее, тем больше вероятности сохранить ее в малых размерах. Решать вам.

Хранитель встряхнул рукой и Тень, извиваясь между пальцами словно змея, нехотя покинула его руку.

— Задание для каждого из вас: выбрать сейчас свою Тень и прожить с ней один день, до завтрашнего урока. По технике безопасности я расскажу сразу, как только каждый из вас определиться со своей Тенью. Приступайте.

В классе началось нечто невообразимое. Кто-то залез на стол в попытке поймать бестелесное, кто-то кричал с мест, призывая Тень. Дети шумели, визжали, сердились, кричали. Финн поддавшись в начале общей суматохе (он стоял на стуле, тщетно пытаясь схватить за хвост понравившуюся Тень), вдруг успокоился, посмотрев на невозмутимое лицо Хранителя. Отойдя немного в сторону, тот со спокойствием бога и безмятежной улыбкой взирал на детскую сутолоку.

Тогда Финн сел обратно на место и, закрыв глаза, попробовал сосредоточиться. Время шло, крики не смолкали, и ничего не происходило. Устав от попыток собраться с мыслями в таком шуме, Финн приоткрыл один глаз и осторожно осмотрелся. Его сосед по парте, Рыжий Эоху, балансируя одной ногой на спинке стула, а другой опираясь на стол, тянул свои пухлые короткие ручки к метавшимся под потолком Теням. Его лицо сильно покраснело от потуги. Устав тянуться, он глянул вниз в поисках более надежной почвы под ногами и разинув рот, уставился на Финна.

От этого взгляда ему стало не по себе.

— Ты чего? — сурово спросил он.

— Сам посмотри, — Эоху ткнул жирным пальцем куда-то в сторону от Финна.

Финн повернулся и замер на месте, не веря своему боковому зрению. На левом плече, уютно расположившись, сидела Тень. Та самая: серая в темную крапинку. Тень слегка пошевелилась, словно приветствуя своего хозяина.

Осторожно, боясь спугнуть ее, Финн протянул к ней руку с раскрытой ладонью. Тень, едва поколебавшись, послушно сползла ему на ладонь.

— Ну, здравствуй, — тихо поприветствовал ее Финн, когда опустил ее вместе с рукой на стол.

Он разглядывал ее внимательно, затаив дыхание, стараясь найти что-то общее, что-то, что говорило бы о том, почему именно она его Тень.

К концу урока почти все были со своими Тенями. Рыжий Эоху, наконец, смог ухватить за хвост свою бледную Тень. Он гордо водрузил себе ее на плечо и еще долго хвалился тем, как ловко он поймал Тень за хвост, перед другими менее успешными учениками. Арту Харви досталась, пожалуй, самая темная Тень, по мнению Финна, очень даже соответствующая непростому характеру его друга. Две сестренки-эльфийки получили одну Тень на двоих, более плотную, чем у других и с иногда вырисовывающимися крыльями.

Только одна Тень, оказавшаяся без хозяина, обездвижено левитировала под потолком класса.

— Чья Тень осталась? — спросил кто-то из класса.

Все посмотрели на своих соседей. У каждого на плече или в руках красовалась Тень, только Уна сидела в одиночестве, не поднимая глаз от стола.

— Мисс Бирн, — безмятежный голосом обратился к Уне Хранитель, — я полагаю, это Ваша забытая Тень?

— Да, мессир Скандлан, — тихо ответила Уна, настойчиво разглядывая поверхность парты. — Если позволите, я бы хотела отказаться от задания.

— Причина? — Хранитель с любопытством придвинулся ближе.

— Мне не нужна моя Тень.

Финн и Арт невольно переглянулись.

— Мисс Бирн, — терпеливо начал Хранитель, — Тень нужна каждому. И чем раньше произойдёт знакомство с ней, тем лучше Вы узнаете, кто Вы есть. Таково божественное предназначение каждого живого существа.

— А если я уже знаю, кто я есть? — Уна с вызовом посмотрела на учителя.

— Знать и принимать — разные вещи. Отвергая свою Тень, Вы отвергаете часть себя. Ту, от которой не убежишь и не скроешься. Мы те, кто мы есть, хочется нам этого или нет, — мессир Скандлан замолчал, задумчиво поглаживая бороду, а потом добавил: — И это касается каждого, кто решил стать магом. Единожды приняв себя вместе с Тенью, больше никогда не встанет вопрос о том, хочу я быть тем или иным, или нет. Это свобода, прежде всего, мисс Бирн, поверьте. Не наказание.

Все в классе выжидающе смотрели на Уну. Финн видел, как сузились ее плечи, и сгорбилась спина, словно она хотела уменьшиться в размерах, укрываясь от пристального внимания, а может и от всего мира в целом. Шумный вдох, такой же выдох. Наконец, ее спина распрямилась, и одним легким движением руки вверх, она притянула к себе свою Тень.

Довольный Хранитель улыбнулся, кто-то из класса даже зааплодировал.

Прозвенел звонок и все повскакивали со своих мест, каждый унося с собой свою Тень.

— Дети, не забудьте, — Хранитель попытался перекричать начавшийся шум, — легкое головокружение, яркие сны и небольшая забывчивость в ближайшие сутки — это нормально. Будьте внимательны к каким-либо проявлениям на физике. Доброго всем дня!

Из класса Финн уходил почти последним. Поэтому он видел, как Хранитель подошел к все еще сидящей на своем месте Уне и что-то сказал ей, ободряюще похлопывая по плечу. Уна кивнула и, поднявшись из-за стола, молча вышла вслед за всеми. Ее Тень, словно привязанная, бестелесным хвостом устремилась за ней.

Финн не удержавшись, решил обратиться к учителю:

— Что с ней? Почему она так боится Тени?

— Бояться это нормально, — сказал Хранитель, устало присаживаясь в кресло. — Разве ты не боишься?

— Я? — удивился Финн. — Нет. А чего бояться?

Хранитель загадочно улыбнулся и, откинувшись на спинку, с любопытством посмотрел на юного смельчака.

— Так вот прям и не боишься? Ведь Тень это непознанное в тебе, скрытое от посторонних глаз и даже твоего сознания.

— Все равно не понимаю. Тень как Тень. Вот я ее вижу, — Финн слегка подкинул свою Тень на ладони, наблюдая как она, послушно сворачиваясь, укладывается обратно, словно урчащий котенок. — Что в ней такого страшного, после того как я ее приручил?

— После того как приручишь, — поправил его мессир Скандлан, — страшного в ней может ничего уже и не быть. Но пока она для тебя как закрытый темный чулан. Заходил ли ты когда-нибудь в такой чулан без света? Опасался ли ты увидеть там нечто из своего пугающего воображения?

Финн вспомнил, как однажды, сразу после смерти матери, он спрятался в сарае рядом с домом и не выходил оттуда, пока не стемнело. Он долго плакал в одиночестве, боясь, что отец найдет его и снова отругает за слезы. А когда он решился все-таки выйти, ему было очень жутко идти в полной темноте, всюду мерещились странные звуки и подозрительные шумы. Его воображение рисовало различных чудовищ из маминых сказок. Остаток пути до дома он практически пробежал вприпрыжку, не оглядываясь.

— Я понял, что Вы хотите сказать, мессир Скандлан. Но мне кажется, что Уна не этого боится, то есть не своего воображения.

— Чего же, по-твоему, она боится?

— Не знаю. Я думал, Вы мне скажите.

— Вопросы, ответы. Вечный поиск, — Хранитель старательно наглаживал бороду, смотря куда-то поверх головы Финна. — Иди домой, Финн Форк и подумай над тем, что может быть пугать больше, чем знакомство со своей Тенью?

Озадаченный Финн не пошел домой после уроков. Он пошел в Хранилище, где, как он знал, его уже ждал Арт.

Как и ожидалось, он нашел его в разделе «Мифология», сидящего на полу и листавшего сразу несколько книг. Страницы тускло поблескивали, некоторые буквы танцевали свой незатейливый танец, превращаясь в слова.

— Что интересного? — спросил Финн, присаживаясь рядом.

— Интересно то, друг мой, — не поднимая головы ответил Арт, лихорадочно листая страницы очередной книги, — что я не нашел ни одного упоминания о людях. Все о пуках? Пожалуйста! О морских существах и древесных духов? Тоже, пожалуйста. Но о загадочных человеках ни слова.

— Может, они просто не успели превратиться в миф?

— Может, — разочарованно сказал Арт, откладывая книги в сторону. — А может, ты все-таки покажешь мне ту самую книгу, в которой говориться о них?

— Сейчас вернусь, — сказал Финн, поднявшись.

Вскоре он уже стоял возле раздела № 30.2 «История человечества». Его книга выделялась среди других умеренным свечением. Финн взял ее в руки и пролистал несколько первых страниц, убеждаясь, что все в ней на месте: и рисунки человека, и его описание.

— Сейчас, я тебя кое с кем познакомлю, — пробормотал он, обращаясь к книге и бережно прижимая ее к себе.

Глаза Арта заметно расширились, когда Финн возник перед ним вместе с книгой внушительных размеров.

— Вот это экземпляр, — восхищенно сказал он. — Скорее открой, я жажду все увидеть своими глазами.

Устроившись рядом, они склонили головы над священным фолиантом у них на коленях.

— Что это? — взволнованным шепотом спросил Арт, когда Хранилище заполнилось золотистым свечением исходившим от символа огненной звезды, изображенного на первой странице.

— Солнечная или огненная звезда — знак Хранителей, — пояснил Финн, тоже понизив голос. — Знак отличия первых прямых потомков Богини Дану.

— Да, точно, я что-то слышал об этом.

— Дай угадаю, от няни?

— Можешь смеяться сколько угодно, — Арт вызывающе вскинул голову, — она была очень образованной и мудрой для эльфа.

— Для эльфа? — Финн заулыбался еще шире. — По-твоему образованными и мудрыми могут быть только джентри?

— Конечно. Вспомни, кто все это создал и написал? — Арт покрутил пальцем в воздухе, описывая небольшие круги над головой. — Верно, джентри. Логика железная. Еще будут вопросы?

Финну ничего не оставалось, как согласиться, легкая улыбка еще долго вспыхивала на его губах, при воспоминании о «железной логики» своего друга, с невинным налетом непосредственного высокомерия.

— Не может быть! — уже в который раз своды Хранилища огласились громким возгласом Арта. — Этого не может быть.

Финн, прислонившись спиной к стеллажу, с довольным видом наблюдал за нескончаемым изумлением друга.

— Финн, ты только посмотри, они вылитые джентри. Только великаны. Ну и чудовища, само собой.

— Почему чудовища? Ты сам сказал, вылитые джентри. Тогда, по-твоему, и мы чудовища?

— Я о размерах. Тут написано, что размер стоп взрослой особи может достигать почти четырех с половиной ладоней в длину. Это представляешь, какая обувь им нужна?! — Арт скорчил смешную рожицу и, хихикнув, добавил: — У твоего отца отбоя бы от клиентов не было.

— Ага, хорошая шутка, — усмехнулся Финн

— Это не чтобы обидеть, — добавил Арт с легким беспокойством.

— Я понял. Как я про твою няню.

— Угу.

Арт вновь углубился в чтение. В этот момент его Тень, которая, видимо все это время, находилась у него в кармане, залезла на рукав рубашки Арта, а затем плавно, легким движением соскользнула на страницу.

— Ты взял Тень с собой? — удивился Финн.

— Конечно, — Арт попробовал смахнуть Тень в сторону, но та практически вцепилась в книгу. — А ты разве нет? Хранитель велел не расставаться с ней.

— Не помню такого. Я оставил свою наверху в рюкзаке.

— Ну ты суров.

— Это еще почему?

— Да она считай то же самое, что ты. То есть живая. Только невидимая сторона тебя. Да уйди ты, непослушная Тень, — Арт наматывал хвост бестелесной твари себе на руку, но казалось, что он не собирался заканчиваться.

Финн задумался, вспомнив разговор с Хранителем.

«Невидимая другим и недоступная для моего сознания, — размышлял он. — Тень как я. Часть меня. Теневая часть меня».

— Тогда получается что твоя теневая часть, хочет что-то тебе сказать, — догадался Финн, указывая Арту на его Тень. — Может, посмотрим, что она хочет?

Арт резко отпустил хвост Тени, послушавшись Финна. Довольная Тень снова приняла привычные размеры и невидимой рукой начала листать все страницы.

Арт и Финн переглянулись. Финн пожал плечами и молчаливым жестом призвал друга к наблюдению за странным поведением бестелесного создания.

Вскоре Тень прекратила лихорадочно листать книгу и, превратившись в один большой серый указательный палец, ткнула куда-то в середину страницы.

Они молча склонились над книгой. Выплясывая невидимый и незнакомый им танец, золотистые буквы складывались в читабельные строчки.

«Иной мир, считающийся Землей Обетованной, содержится в другом измерении, попасть в который можно за короткий промежуток времени, стоит только найти вход», — гласил текст.

Финн и Арт одновременно оторвали взгляды от книги и ошарашенно посмотрели друг на друга. После мгновения изумления, они заговорили в один голос:

— Земля Обетованная?

— Точка входа?

— Постой, — Финн потер лоб, собираясь с мыслями. — Скажи мне, о чем ты думал, когда читал описание человека?

— Ты о чем? Ты хоть понял, что речь идет о Земле Обетованной?

— Арт, пожалуйста, не кричи. Ответь на вопрос, о чем ты думал в тот момент, когда появилась твоя Тень?

— Да ни о чем. Я читал про размер ног, пошутил про обувь… А! — Арт на мгновение замер, а потом шумно выдохнув продолжил, — я подумал о том, как было бы здорово побывать там, чтобы увидеть этих великанов.

— Вот! — Финн вскрикнул почти в полный голос. — Тень показала твои бессознательные мысли. Более того, она нашла решение для них.

— Ты прав, — Арт обрадованно посмотрел на Тень. — Ах, ты моя умница.

— Давай читать дальше. Нам нужно найти описание точки входа, — Финн был заметно возбужден перспективой найти вход.

— Подожди, — Арт неожиданно удержал нетерпеливую руку Финна, готовой листать книгу дальше. — Если мы найдем описание и найдем сам вход, ты действительно намерен проверить… работает ли он?

Финн поколебался. В его голове металось сотни мыслей. Противоречивые и масштабные. Он сделал глубокий вдох и выдох, чтобы немного успокоиться, и только потом ответил другу:

— Да. Намерен. Я мечтал об этом с детства.

С минуту они молча смотрели друг на друга. Потом Арт неожиданно кивнул и отпустил его руку.

— Хорошо. Вперед, на поиски!

Финн долго водил палец по непослушным строчкам, не желающим собираться в единый текст. То тут, то там на странице встречались непонятные обрывки фраз, загадочные термины и ни слова о точках входа.

— Погоди. Дай я попробую, — потеряв терпение, Арт положил книгу целиком себе на колени. — Ну-ка, Тень, давай работай.

Вскоре они смогли разобрать получившийся благодаря стараниям Тени Арта короткий текст. Арт зачитал его вслух:

— Физические объекты природного пространства, такие как пещеры, холмы, озера могут служить точками входа в Мир Людей. И все же попасть туда без должных знаний и навыков не удастся даже самому могущественному магу. Потребуется проводник или кровь прямого потомка Богини Дану, — он поднял глаза на притихшего друга. — Проводник? Как ты думаешь, кто это может быть?

— Пока не понял, — задумчиво отозвался Финн. — Но есть небольшие догадки.

Но в голову ему кроме мысли о Хранителе, обладателе знака прямого потомка, пока ничего больше не приходило.

Переложив тяжелую книгу обратно Финну на колени Арт поднялся и, не проронив ни слова, стал искать что-то на полках по мифологии.

— Вдруг это поможет в твоих догадках, — сказал он через некоторое время, протягивая Финну небольшую брошюрку в тонкой обложке.

Финн взял в руки книжицу и, не успев открыть ее, сразу понял, что это та самая книга про баньши, которую в последний раз он так и не успел прочитать. Видимо, Арт все-таки заприметил ее.

— Да-да, я видел, какой у тебя был вид, когда ты ее нашел в прошлый раз, — сказал Арт, перехватив удивленный взгляд друга. — Сегодня, придя пораньше, я первым делом прочитал ее. Хотел узнать, что тебя в ней так взволновало.

— И что в ней?

— То, что, думаю, понравиться тебе, — загадочно улыбнулся Арт и, кивнув на брошюру в руках Финна добавил, — прочитай, там немного.

Финн стал листать. Казалось, что книга, скорее всего из-за своих непривычно маленьких размеров, практически невесомая. Читалась она легко и быстро. Большую часть сведений о баньши, упоминавшихся в ней, Финн знал и так. Из рассказов матери, из видений и того, о чем ему говорил сам Арт.

Не считая картинки на первой странице — огромные пронизывающие насквозь глаза — ничего особенно интересного он в ней не нашел. Собираясь ее закрыть и вернуть обратно Арту, Финн неожиданно краем глаза ухватился за знакомую фразу.

— Страж на границе миров, — прочитал он вслух и повторил: — Страж на границе миров.

И тут все сразу вставало на свои места. Бесконечная карусель мыслей в голове прекратилась и наступила ясная почти звенящая тишина. Пронзенный внезапным открытием, Финн вскочил с пола так резко, что книги с тяжелым звуком упали вниз, издав недовольное ворчание.

— Я понял! — воскликнул он, схватив Арта за плечи. — Баньши — страж границы с другим миром. Но она же и привратник у входа. А соответственно и проводник!

— Проводник! — почти одновременно с ним крикнул Арт.

Оба, приплясывая, и держа друг друга за плечи, стали кружиться в странном танце между разбросанных на полу книг. Серые каменные своды Хранилища дрожали от их криков, больше напоминавших боевые кличи.

— Стой! — Финн так резко остановился, что Арт споткнувшись о собственную ногу чуть не полетел носом вниз, если бы вовремя не задержался за рукава друга. — Где мы найдем баньши? Если информация о них в разделе мифология, не значит ли это, что их не существует?

Поправляя пиджак, перекосившийся в результате неудавшегося падения, Арт недовольно глянул на друга.

— Сам говорил, что все когда-то имело место в реальности, — буркнул он и нехотя добавил: — Раз это так важно, можно спросить у Хранителя. В конце концов, остается запасной вариант — найти носителя крови прямого потомка. Как думаешь, что будет легче отыскать?

— Делаю ставку на баньши, — весело отозвался Финн. — Ведь всегда можно отправиться на Серое Озеро и самому в этом убедиться.

— На Серое Озеро? С ума сошел? Там давно непроходимые болота. Еще не хватало завязнуть там, как последние… — Арт подумал прежде чем сказать, — герои, в общем.

— Так и есть. Мы станем героями, если нам удастся то, что я задумал, — Финн продолжал пританцовывать, раскладывая книги по полкам. — Кстати, на Озеро я могу и один сходить.

— Ну конечно, — насупился Арт, — как книжки читать, так со мной, а как искать вымерших баньши — то без меня. Не дождешься! Тоже пойду.

Финн радостно улыбнулся товарищу.

— Хорошо, решено. Завтра поговорим с Хранителем. Ну а если придется, пойдем на болота.

Домой Финн летел как на крыльях. Его Тень еле поспевала за ним, ухватившись за лямку рюкзака, она развевалась за его спиной как флаг на ветру. Финн предчувствовал какой-то новый период в своей жизни. Он был полон вдохновения и бесстрашия. Если такую силу ему давала Тень, он готов был не расставаться с ней всю жизнь.

В комнате было темно и тихо. Свет ночника просачивался сквозь сомкнутые глаза теплой светлой полоской. Он знал, что он не один. Рядом с его кроватью склонилась мама. От нее так приятно пахло цветами и свежестью. Финн повел носом принюхиваясь.

— Мамочка, — прошептал он, не успев открыть глаза.

— Да, мой цыпленок, это я, — она наклонилась к нему и коснулась теплыми губами его носа, щек и макушки. — Прежде чем, ты крепко заснешь, я хочу тебе кое-что сказать.

— Что, мамочка? — Финн сладко потянулся и зевнул.

— Во-первых, я тебя очень-очень сильно люблю, — зашептала она ему на ушко. — И все, что я делаю, делаю это во имя своей любви к тебе и папе.

— Я тоже тебя люблю, — пропел тонюсеньким голоском Финн и ухватился обеими руками за шею матери.

Аккуратно взяв его на руки, Элиаф слегка раскачиваясь, продолжила горячо шептать:

— Знаю-знаю, мой хороший. Я хочу, чтобы ты не плакал, когда я уйду, и во всем слушался папу.

— А куда ты уйдешь? — Финн с любопытством посмотрел на маму, приоткрыв один глаз.

— Я уйду туда, где время течет так быстро, что не успеваешь схватить его за хвост. Где живут существа, которые много думают и много делают.

— Волшебный мир?

— Да, сынок, волшебный мир.

— А зачем ты туда уйдешь?

— Затем, чтобы исполнить свой долг. Затем, чтобы ты смог вырасти и стать совсем взрослым.

— А можно мне с тобой?

— Нельзя, сынок. Твое место здесь. Пока здесь.

— А когда можно будет? — не унимался Финн.

— Когда ты станешь героем.

— Думаешь, я стану героем?

— Без сомнений.

— Как мой прадедушка Гутор Форк III?

Элиаф на мгновение задумалась, а потом сказала:

— Даже лучше. Ты станешь смелым, умным, ответственным. Ты найдешь вход в волшебный мир, и мы снова сможем быть вместе, цыпленок.

— А когда я стану таким?

— В свое время. А сейчас я хочу, чтобы ты поскорее закрыл глазки и заснул.

— А ты споешь мне песенку?

— Конечно, цыпленок, — и Элиаф запела.

Ее голос был нежен и печален, иногда он прерывался, и в такой момент она украдкой смахивала очередную слезу с подбородка. Когда убаюканный Финн крепко заснул, она осторожно переложила его с рук обратно на кровать и поднялась. Со спинки стула она взяла серый плащ и одним быстрым движением накинула его на плечи, на ее ногах ярким пятном в сумрачной комнате выделялись короткие желтые сапоги.

Бросив прощальный взгляд, на сладко посапливающего сына, Элиаф вышла из комнаты. Она не успела заметить, как маленькая серая тень, выбравшись из-под подушки Финна, уцепилась сзади за капюшон ее плаща и ушла вместе с ней.

На первом этаже, там, где коридор расходился на два коротких рукава — один вел к входной двери, другой в мастерскую мужа, она на мгновение заколебалась. Стоя в сонной тишине дома, она отчетливо расслышала легкий металлический звук башмачного молоточка (Гутор не спал, работая допоздна). На ее лице отразилось смятение, и тело сделало невольное движение в сторону мастерской. Но она тут же взяла себя в руки и поспешила на улицу.

Казалось дождь, начавшийся с самого утра, совсем не собирался заканчиваться. Спрятав голову поглубже в капюшоне, она уверенно направилась к тому месту, которое местные суеверно называли «Серое Озеро». Бестелесное создание, хватаясь своими ручками-лапками за края плаща, еле поспевало за быстрым шагом Элиаф.

Вскоре, после некоторых блужданий по разросшемуся лесу, Элиаф заметила в его глубине небольшое пространство, словно завесой отгороженное дождевой стеной. Нырнув под струящийся поток, она попала на болота. Было тихо и влажно. Даже звук дождя, казалось, не проникал сюда, оставаясь по ту сторону волшебного завеса.

С опаской оглядываясь по сторонам, Элиаф приблизилась к кромке самого большого болота и, сняв мокрый плащ и сапоги, полные дождевой воды, уселась на берегу, словно в ожидании чего-то.

Ждать пришлось недолго. Как по волшебству прямо перед ней, касаясь своими стопами поверхности зеленого болота, появились две женщины. Они были высоки ростом и обе одинаково прекрасны. Длинные белые волосы доходили практически до пят, а белые одеяния развивались от неощутимого ветра. Их кожа светилась легким электрическим светом, а глаза были полны зеленого огня.

— Рады приветствовать тебя Элиаф Форк, — хором сказали обе женщины.

В благоговейном страхе Элиаф поднялась с земли и склонила голову в знак приветствия.

— Мы рады, что ты нашла в себе смелость и силы исполнить запрет Форков. И мы проводим тебя для его исполнения.

Элиаф подняла голову и храбро взглянула в зеленые светящиеся глаза баньши.

— Прежде чем я уйду, — тихо произнесла она, — могу ли я быть уверенной, что мой муж и сын останутся в безопасности, и никого из них вы не потревожите более выполнением запрета.

— Цена назначена, — промолвила одна из баньши.

— Баланс должен быть восстановлен, — откликнулась тут же другая.

— Изменению не подлежит, — хором закончили обе.

Элиаф благодарно склонила голову.

— Тогда я готова, — уверенно сказала она.

Баньши одновременно протянули к ней свои руки, приглашая ее идти с ними. Элиаф, сделав глубокий вдох, осторожно ступила на поверхность болота. Когда ее нога ощутила необыкновенную твердость и надежность торфа, она увереннее пошла к баньши.

Маленькая серая тень, незамеченная никем, прячась в складках сброшенного плаща, казалось, зачарованно наблюдала, как Элиаф, с обеих сторон взятая под руку двумя баньши растворяется в сверкающем зеленоватом тумане.

— Мама! — этот крик, неизвестно откуда появившись, заполнил все сознание Финна.

С бешено колотящимся сердцем он резко сел на постели. В его сонном мозгу еще мелькали картины болот, зеленых глаз и желтых как весенние тюльпаны маминых сапог на одиноком заброшенном берегу.

Часть V. Иной мир Глава первая. Баньши

Когда первые солнечные лучи проникли в столовую сквозь плотные темные шторы, Финн уже сидел за обеденным столом. Бледный с расширенными зрачками он ждал в рассеивавшейся темноте, когда появятся взрослые.

Первой в столовую вошла тетя Мейв. С аккуратно уложенными волосами, в неизменно ярком наряде и повязанном поверх платья переднике, она бодро вплыла в комнату, неся поднос с чайником и чашками.

Поставив его на стол, она повернулась к окнам, чтобы раздвинуть шторы и впустить новый день в столовую и только заметила Финна.

— Ох, цыпленок, ты меня напугал, — сказала она, вздрогнув от неожиданности. — Ты чего так рано поднялся? Плохо спалось?

— Можно и как сказать, — еле слышно откликнулся Финн.

Раздвинув шторы, тетя подошла к племяннику и погладила его по голове.

— Что-то ты бледный совсем. Снились кошмары?

— Я видел маму, — жалобно произнес он и поднял на тетю полные слез глаза. — Я видел ее снова там на болотах.

— Что значит, ты видел маму на болотах? — резкий громовой голос отца заставил обоих подскочить на месте. — И что значит, снова?

Тетя Мейв, словно орлица кинулась вперед, загородив собой растерянного Финна.

— Гутор, ты должен знать, твой сын видит сны, — затараторила тетушка. — И ему снится Элиаф.

— Сны? О болотах? Ты ему все рассказала? — Гутор наступал на нее, с перекошенным от гнева лицом.

Финн невольно съежился всем телом от низкого угрожающего голоса отца. Но внезапно он вспомнил. Мама пришла к нему попрощаться, она знала, что делает, как, скорее всего, об этом знал и его отец. И он допустил свершиться этому факту. Злость и обида, внезапно вспыхнув в его сердце, росли как нежный ком.

Как же он устал от всех этих тайн и секретов взрослых. Он и сам взрослый уже и имеет право знать. Имеет право требовать ответы.

— Я знаю то, что видел, — громко сказал Финн, поднимаясь со стула. — Я сын своей матери. И я Владеющим Сном Наяву. Я вижу то, что скрыто.

Гутор замер в середине столовой, растерянно моргая.

— Спящий? — тихим полным ужаса голосом спросил он.

— Да. Как и мама. Ты ведь знал об этом, отец, не так ли?

Гутор молча кивнул. Его плечи поникли, ярость на лице сменилась скорбью и болью.

Наступившую мрачную тишину прервал взволнованный голос тети Мейв:

— Давайте все вместе сядем за стол и поговорим как взрослые. Я думаю, что пришло время, когда семейные секреты должны быть открыты, — засуетившись, она кинулась расставлять чашки на стол. — Хороший чай поможет расслабиться и довериться друг другу. Ну же, мальчики, давайте!

Тетя прикрикнула, что заметно подействовало на отца и сына. Рассевшись за столом — Гутор напротив сына, тетушка примостилась сбоку — они молча воззрились друг на дружку.

— Что ты хочешь знать, сын? — первым нарушил тишину Форк старший.

— Все, — хрипло произнес Финн, тяжело сглотнув. — Я хочу знать все, что произошло в тот день, когда исчезла мама. Я хочу знать причину, по которой она нас … покинула.

Гутор благодарно кивнул тете Мейв, принимая из ее рук горячую чашку чая, храбро сделал глоток и посмотрел на сына.

— Помнишь сказку, которую мама любила рассказывать тебе в детстве? — неожиданно спросил он.

— Она мне много что рассказывала. Какую именно? — растерялся Финн, не понимая, к чему клонит отец.

— Это скорее семейная легенда. О прадедушке Форке, — уточнил отец.

— О том, как он в детстве встретил баньши?

— Да, именно. Ты помнишь… — отец грустно вздохнул.

— Да, пап, я помню. Точнее вспомнил, во сне. Гутор Форк III встретил девочку-баньши по имени Тея. Она спасла его, когда он чуть не утонул в Сером озере.

— Да, вижу, ты все запомнил. Мама умела рассказывать сказки.

— К чему ты вспомнил эту легенду? — выражение лица Финна заметно выдавало его нетерпение и все еще нескрываемую злость на отца. — Какое отношение она имеет к исчезновению мамы?

— К сожалению, прямую. Ты знаешь, какой запрет лежит на джентри?

Финн кивнул.

— Не смешивать свой род, браки заключать только с джентри.

— Верно. Так вот, твой прадедушка так и не смог забыть Тею. Он мальчишкой продолжил ходить на озеро, и делал это в течение многих лет уже будучи взрослым. Но когда случилась война, его призвали. Как ты знаешь, на войне Гутор Старший отличился. Он слыл самым смелым и удачливым воином. Он храбро кидался вперед в каждом сражении, все глубже и глубже уходя к Горным Хребтам, к границе Королевства.

— Он искал, — догадался Финн.

— Да, он искал, — согласился отец и грустно покачал головой. — Его поиски баньши стали как наваждение. Над ним даже стали посмеиваться его товарищи. Поэтому вскоре его отец поставил ему условие, либо он женится и продолжает славный род Форков, либо он объявляет сына сумасшедшим и отрекается от него. Гутор Старший сделал, как хотел его родитель. Он женился и дал жизнь твоему деду, моему отцу. Нужно сказать, его отец был очень суров в том, что касалось репутации семьи, но благодаря ему, наш род продолжился.

На какое-то время твой прадедушка оставил поиски Теи. Он осел в нашем городке, построил этот дом, занялся наукой. К тому времени, когда родился я, он уже был очень почетным и уважаемым сидом.

В общем-то, он был хорошим дедом, внимательным и интересным. Любил рассказывать всякие истории про войну, про фомор. Но чем старше я становился, тем грустнее он мне казался. Он не любил свою жену, да и сыну, моему отцу, он тоже уделял мало времени. Думаю, его любовь досталась только мне и его воспоминаниям о ней, о баньши.

— Это он рассказал тебе о своей встрече с Теей?

— Да, — Гутор печально улыбнулся, — помню, это было осенним вечером, кажется незадолго до Самхейна, он посадил меня в кресло напротив своего рядом с камином и заговорщицким шепотом поведал мне сказку о первой любви. Бабушка не любила, когда он вспоминал эту историю, начинала сердиться на него. Поэтому, он взял с меня слово, что я никому не расскажу о том, что он собирается сделать.

— Что же?

Финн буквально затаил дыхание. Даже тетя Мейв перестала смачно прихлебывать чай и отставила чашку, всем своим существом превратившись во внимание.

— Гутор Старший сказал мне тогда, что в ночь Безвременья, когда Все Двери Откроются (хочу сразу сказать, что мой дед был чудаком и верил во многое, что давно стало мифом), он уйдет к той, что ждала его годами.

— Куда уйдет?

— В мир, где время течет…

— … очень быстро, — Финн одновременно с отцом произнес знакомую фразу.

Отец ошеломленно уставился на него:

— Ты и это знаешь?

— Знаю, — коротко кивнул Финн. — И верю.

— Прям как твоя мать, — отец одарил его теплой улыбкой. — Она много знала. И много предвидела. А я не верил, я даже не задумывался о возможных последствиях. Я вырос и забыл эту историю. В нашей семье не любили вспоминать последние годы жизни Гутора Форка. Считалось, что он отправился в лес и там погиб. Его исчезновение обходили суеверным молчанием. Пока однажды…

Гутор резко замолчал. Он нервно крутил в руках чашку и не мог решиться продолжить.

— Пап, — Финн тихо позвал отца.

Отец посмотрел на него. В его глазах Финн увидел столько невысказанной боли, вины и страха, что его сердце на мгновение остановилось, словно неожиданно сжатое невидимой рукой.

Глубоко вздохнув, отец продолжил:

— Однажды к нам в дом пришли две незнакомки. Они были, словно сестры, и внешне походили на джентри. Но в них чувствовалось что-то такое…. Они спросили, здесь ли живет Гутор Форк. И я сказал им, что это я. Тогда они уточнили, что ищут другого Форка, старшего, воина и искателя.

Элиаф сразу догадалась, кто они. Но я не поверил. Они сказали, что теперь видят, что баланс нарушен. Говорили о какой-то цене. И о том, что им придется забрать младшего из Форков. На тот момент у нас уже был ты.

Помню, я такразозлился. Я кричал и гнал их из дома. На самом деле, я тогда очень испугался. От них веяло какой-то тайной и неведомой мне силой и властью. Они ушли. Но эта фраза… Она все время крутилась у меня в голове. Как я жалею, что не послушал тогда твою маму. Мы поссорились с ней из-за того, что она вбила себе в голову, что это были баньши и что следует либо подчиниться, либо искать защиты у Богини. Я не поверил…

Отец горестно замолчал. Тетя Мейв подошла и заботливо положила руку ему на плечо.

— Ты не виноват, Гутор, — сочувствующе сказала она. — Никто не виноват.

Лицо Финна озарилось ужасной догадкой.

— Цена назначена. Баланс должен быть восстановлен, — прошептал он. — Гутор Старший нарушил баланс! А мама его восстановила.

— Да, — отец посмотрел на него взглядом полным боли. — Ценой своей жизни.

— Ты ошибаешься! — Финн взволновано поднялся с места и стукнул рукой по столу. — Она жива. Я знаю это. Она живет там, где время течет очень быстро, она среди людей. Я верю!

— Что ты такое говоришь? — Отец и тетя Мейв в ужасе отпрянули от него.

Финн быстрым шагом подошел к ним. Взяв всхлипывающую тетю за руку, и протянув другую отцу, он торжественно произнес:

— Верьте мне! Я знаю, что она где-то там. И я знаю, как попасть туда. Отец, — он выжидающе посмотрел на отца.

Тот, казалось, не слышал его. Он качал головой и бормотал, не переставая:

— Этого не может быть. Не может быть.

Протянув тете лежавшую на столе салфетку, Финн ободряюще ей улыбнулся. Кивнув, она начала утирать бесконечные ручьи слез.

— Ты говоришь такие вещи, цыпленок…. — жалобно прошептала она.

— Я знаю, тетя Мейв. Вы только поверьте мне.

Финн присел на корточках возле отца и попытался поймать его мечущийся взгляд.

— Отец. Я говорю правду. Я допущен Хранителем в старую библиотеку, где содержится информация обо всем. Так вот, все, что когда-то мама мне рассказывала, существует. Я точно знаю. То озеро… это переход, двери в иной мир. В моем сне мама сказала, что я смогу ее найти. Она ждет, понимаешь… Она сделала это, чтобы защитить нас. Но она точно знала, что однажды вернется. Потому что я найду ее!

— Нет, — отец, резко успокоившись, серьезно посмотрел на сына. — Мы ее найдем.

Он поднялся во весь рост и помог встать сыну.

— Я отправлюсь на Озеро, — сообщил он. — И если потребуется, я буду, как Гутор Старший, везде и всюду искать этих проклятых баньши.

— Нет, отец. Позволь я поговорю с Хранителем. Он многое знает. Он подскажет. И я могу сам сходить на озеро, вместе со своим другом.

— Так! — неожиданно истерично взвизгнула заплаканная тетушка Мейв. — Никто никуда не пойдет. Нам нужно успокоиться и все обдумать. Все немедленно сядьте обратно по местам.

Мужчины подчинились.

— Если… если все это возможно, о чем ты говоришь, — дрожащим голосом начала тетя, глядя на Финна, — то в какое-то специальное время..

— Самхейн! — вскрикнул отец и стукнул себя по лбу. — Как я сразу не догадался. Элиаф ушла за два дня до Самхейна. Гутор Старший исчез примерно в это же время. Это не миф. Портал существует.

— Так и есть, отец. Он существует. И Хранитель знает о нем многое. И я читал о другом мире и о людях.

— Святая Богиня! — ахнула тетя. — Я тебя не узнаю, цыпленок. Знаешь об ином мире, завел друзей, пользуешься покровительством Хранителя. Так ты и магом в скорости станешь.

— Стремлюсь к этому, — скромно улыбнулся Финн.

— Ты должен обо все рассказать нам.

— Только после того, как поговорю с Хранителем. Сегодня я не хочу опаздывать в школу. Мы с моим другом Артом почти нашли способ попасть в иной мир, — Финн поднялся из-за стола и посмотрел на отца. — Пап, пообещай, что не пойдешь на Озеро, пока я все не узнаю?

— Не могу обещать сын. Я… У меня столько мыслей сейчас. Мне нужно какое-то время, — отец поднялся вместе с ним и обойдя стол, крепко сжал его в объятиях. — Спасибо, сын. Я так… так горжусь тобой.

Гутор замолк и отвернулся от всех, скрывая слезы.

— Иди в школу. Встретимся вечером.

— Хорошо, пап. Я… — голос Финна тоже чуть не сорвался. — В общем, люблю вас всех…

Со всех ног он бросился наверх, второпях собирая вещи и пытаясь вытащить из-под кровати Тень, которая вцепившись в ножки кровати, не желала покидать помещение.

После первого урока Финн подошел к Хранителю. Мессир Скандлан сидел в рабочем кресле возле окна и задумчиво разглядывал открывавшийся в нем пейзаж.

— Красиво, не правда ли? — спросил он, не оборачиваясь, словно знал, что за спиной стоит Финн. — Осенью природа словно прощается с жизнью, чтобы умереть, а потом вновь возродиться. И этот переход бесконечен.

Финн подошел к окну и посмотрел туда, куда был направлен взгляд Хранителя. В центре школьного двора под лучами солнца, которое грело с каждым днем все меньше и меньше, стоял старый знакомый дуб. Его листва заметно поредела за последние несколько недель, оголив толстые крепкие ветви и мощный широкий ствол, испещренный многочисленными трещинами, извилистыми и морщинистыми.

— Сколько себя помню, — отрешенно продолжал Хранитель, — этот дуб всегда стоял здесь. Менялись времена, ландшафт, картина жизни, а он стоит, не тронутый временем, только чуть согнувшись к земле, словно прислушиваясь, что случится в этот раз. Какое событие придется пережить ему сегодня: очередной переход из состояния жизни в смерть или наоборот, а может, разыграется какая-нибудь любовная драма под сенью его кроны?

— Если дерево способно каждый сезон переживать очередной переход и возвращаться к жизни, способен ли сид, вернуться из мира, который мы называем мертвым? — спросил Финн, вторя размеренному задумчивому тону учителя. — Мне важно Ваше мнение, Хранитель.

— Мы сами до конца не знаем своих возможностей, пока не попробуем.

— А возможно ли вернуться из мира, где время течет быстрее, при этом… — Финн запнулся, он боялся задать вопрос о старости, которая могла постичь его мать, находящуюся в мире людей. — При этом… не изменившись?

От одной мысли, что мама, возможно, жива и ждет его в другом мире, он наполнялся решительностью и смелостью, но в тоже время, его страшила мысль, что возможно, время, которое в мире человечества существовало по другим законам, могла сыграть злую шутку с ней — превратив ее в смертную.

Хранитель внимательно посмотрел на Финна своими белесыми глазами:

— Я знаю, что тебя гложет, — сказал он, читая его мысли. — И могу ответить на твой вопрос так: тот сид, что попал в иной мир, выполняя долг или совершая свое предназначение — не подвержен течению времени людей. Он застывает. Но тот, кто, нарушив запрет Богини, проник к людям с неблаговидной целью — становится человеком, то есть смертным.

Финн задумался. Страх, который словно когтями сковывал его сердце, ослабил хватку. Он знал, что его мама пожертвовала собой для восстановления баланса.

— Баланс важен в природе вещей. В жизни.

— Тогда почему люди смертны? Они нарушили баланс? Быть человеком это наказание? — Финн присел на подоконник и обратил на Хранителя свой любопытствующий взор.

Хранитель улыбнулся:

— Кто-то зовет иной мир — «Землей Обетованной». А кто-то может назвать его мифом, пугающим настолько, что перестаешь верить в существование такого. Живым существам всегда чего-то не хватает. Любви, страха, времени, самой жизни. Пока не познаешь баланс. И мудрость Светлой Богини.

— Хранитель, — Финн, наконец, решился задать волнующий его вопрос: — Как я могу попасть в мир людей? Близиться Самхейн и я знаю, что в это время ворота миров откроются. Как мне совершить переход, тогда как у меня нет ни баньши, ни крови первых потомков Богини?

— Что же у тебя есть? — мессир Скандлан, казалось, смотрел в самую суть Финна.

— Желание, смелость и цель. Я хочу вернуть свою маму.

— Речь настоящего Искателя, — одобряюще кивнул Хранитель. — Но иногда даже самой достойной цели недостаточно.

— Да, — согласился Финн. — Мне нужно найти способ попасть туда.

Хранитель, понимающе крякнув, тяжело поднялся с кресла и подошел вплотную к окну, встав рядом с Финном.

— Давным-давно, я был на твоем месте, — сказал он, обращая сове морщинистое лицо к юному джентри. — Я был охвачен целью попасть в мир людей, чтобы учиться и учить их. Я жаждал последовать примеру своих братьев. И я надеялся только на свои силы. Я не нуждался ни в дружеской поддержке, ни в опыте и мудрости старших. Я горел одним желанием. И ничего не боялся. И я совершил ошибку, из-за которой все потомки первых даннов не живут больше в нашем мире. Я остался совершенно один. И никому больше такого не пожелаю.

— Но я не один! — запротестовал Финн, не совсем понимая, куда клонит учитель. — У меня есть друзья и их поддержка.

— Это я и хотел услышать, — благосклонно улыбнулся мессир Скандлан. — Ты способен на многое, когда ты одни. Но ты способен на все, когда с тобой есть друзья.

Кстати, что-то я сегодня на уроке не видел мисс Бирн. Случайно, не знаешь, почему она пропустила занятие?

Финн не сразу нашелся, что ответить. Он и сам пребывал в некоторой растерянности и беспокойстве, от того что не видел сегодня Уну. С тех пор, как он обидел ее, отвергнув ее дружбу, они практически не общались, и по очереди избегали друг друга.

— Если честно, не знаю, — виновато сказал он. — В последнее время мы не часто с ней общались. Точнее вообще перестали.

— А говоришь, что у тебя есть друзья, — хитро ухмыльнулся в седую бороду учитель.

— Не все так просто, — попробовал протестовать Финн, защищаясь. — Вам не понять.

— Не спорю. Но замечу, что, по-моему, нет ничего проще, как проведать вечером одноклассницу, чтобы убедиться, что у нее все в порядке. Считай это моей просьбой. Тем более что еще один друг не помещает тебе в том, что ты задумал.

— Вы считаете это возможным?

— Что именно, дружбу? — с невинным видом уточнил Хранитель.

— Да, нет. Переход в иной мир. Вы поможете?

— Все возможно во Время-Вне-Времени, — загадочно откликнулся Хранитель. — А теперь ступай. Сделай все от себя возможное. А завтра мы снова встретимся, и я помогу тебе, чем смогу.

— Благодарю, Хранитель, — Финн склонил голову в знак признательности.

Встретившись с Артом после уроков, Финн коротко пересказал ему беседу с Хранителем и его просьбу навестить Уну. После непродолжительной беседы, они договорились, что Арт пойдет в Хранилище и попробует найти еще какую-нибудь информацию о баньши и местах их обитания, а Финн тем временем отправится в дом тети Уны, а после присоединится к Арту.

Когда он приближался к дому с аккуратным красивым палисадником, принадлежащим миссис Феншейв О’Кифф, тети Уны, Финн неожиданно вспомнил, что совсем забыл, как договорился встретиться вечером за ужином с семьей. Понадеявшись, что отец дождется его и не станет ничего предпринимать без него, он заставил себя отвлечься от мыслей о маме, семье и мире людей и сосредоточиться на том, что волновало его не меньше, где-то в глубине его души.

Сделав глубокий вдох-выдох, он, наконец, осмелился позвонить в круглый маленький звонок в двери синего забора, которым был обнесен весь дом.

К его огромному удивлению, вместо Уны или вполне ожидаемой миссис О’Кифф, дверь ему открыл Туатл. Смерив Финна долгим недружелюбным взглядом, словно увидел нечто неприятное, после некоторого молчания он спросил:

— Зачем пожаловал, Форк? Тебе здесь не рады.

— Говоришь за себя? — тут же вспыхнул Финн. — Или Уна тоже не желает меня видеть?

— За обоих, — отрезал Туатл.

— Что ж… Тогда передай ей, что я выполняю просьбу мессира Скандлана.

— Я что нанимался тебе в услужение? — правая бровь старшеклассника презрительно приподнялась.

— Тогда позови ее. Я сам скажу.

— Вот еще. Никого я звать не буду. Уна не желает никого видеть. И тебя… — Туатл сделал выразительную паузу, еще раз с высоты своего роста смерив его взглядом. — В первую очередь.

— Она не пришла сегодня в школу… — не сдавался Финн. — Хранитель желает знать причину.

— Скажи, заболела, — Туатл равнодушно пожал плечами.

— Я хочу услышать это от нее.

— Ах, ты хочешь?! — вконец разозленный настойчивостью джентри Туатл повысил голос. — Тогда я тебе скажу, что все, время истекло. Упущена драгоценная возможность. И ты, Форк, нам больше не нужен!

— Нам? — Финн был сбит с толку. — Кому нам? Что значит, больше не нужен. А до этого был нужен?

Туатл выглядел так, словно взболтнул лишнего. Красный, с сжатыми в кулаки ладонями, он беспомощно хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

— Что здесь происходит? — раздался сердитый окрик где-то позади Туатла. — Из-за чего такой шум?

Рядом с испуганным долговязым братом Уны показалась массивная фигура миссис О’Кифф. Строгая прическа, круглые очки на короткой переносице и очень толстая талия — по сравнению с тонким станом Туатла, она казалось шире его в несколько раз. Глядя на нее трудно было поверить, что она принадлежала к роду эльфов. Если бы не ее достаточно высокий рост, Финн скорее поверил бы, что перед ним самый что ни на есть гном.

«Точно, — подумал Финн. — Вылитая мама Рыжего Эоху».

Поочерёдно смерив обоих виновников шума грозным взглядом, миссис О’Кифф остановила свой немигающий взор на Финне.

— Кто Вы, юноша? Представьтесь.

— Финн Форк, мэм, — с легким кивком отрапортовал Финн, мимоходом заметив, как внезапно побледнел Туатл.

— Форк? — она удивленно приподняла брови, внимательно разглядывая его. — Уж не тот ли Форк, чей дальний родственник прославился великими подвигами?

— Все верно. Вы говорите о моем прадеде, Гуторе Форке III.

— Наслышаны-наслышаны, — сказала она, и по ее тону Финну было непонятно, радует ее этот факт родства или же, напротив, удручает.

Ее отношение к нему прояснилось сразу, стоило ей только начать до боли знакомую фразу:

— А не тот ли род Форков, который сейчас превратился в башмачников?

Финн не нашелся, что ответить, презрение этой миссис к нему было столь ощутимо, что практически выбивало почву у него из-под ног. Понятно было одно, ни она, ни ее сын («Или племянник», — подумал он, вспомнив рассказ Уны) не питали к нему, и, видимо, по неизвестной причине, к его роду тоже особой симпатии. А значит, вряд ли ему удастся сегодня увидеться с Уной.

Погруженный в свои невеселые мысли Финн уже было повернулся, чтобы уйти, не прощаясь (тонкости этикета его сейчас волновали меньше всего), когда вдруг он услышал слабый голос Уны, глухо раздавшийся позади спин ее родственников:

— Тетя Феншейв, позвольте, я поговорю с ним?

Миссис О’Кифф так резко повернулась, что Финну даже показалось, что неожиданно зашатавшийся Туатл сейчас упадет, задетый ее многочисленными юбками.

— И говорить здесь не о чем, дорогая, — сказала она таким увещевательным голосом, словно разговаривала с безнадежно больным.

— Это решать мне, — Уна произнесла это тихо, но твердо. — Прошу Вас уступить моей просьбе.

Туатл и миссис О’Кифф расступились, пропуская ее вперед. Финна неприятно поразили ее бледность и беспомощная хрупкость ее тела.

— Уна… — сердито было начала миссис О’Кифф, но тут же осеклась под взглядом девочки.

Финн готов был поклясться, что отчетливо различил в ее взгляде предупреждающие зеленые всполохи.

Тетя, решив ретироваться обратно в дом, потянула за собой онемевшего Туатла и высокомерно бросила на ходу:

— Только не тащи его в дом, дорогая. Я не потреплю, чтобы нога любого из Форков переступила порог моей обители.

Финн отшатнулся, будто его ударили. Сколько желчи было в этой фразе, словно речь шла не о славном роде джентри, а мерзких пресмыкающихся.

— Прости за это, — Уна развела руки в извиняющемся жесте. — Меньше всего, я хотела, чтобы ты с ней познакомился.

— За что она так? — не удержался от обиды Финн. — Что мы ей сделали?

— Не совсем ей. Но ее это тоже коснулось.

— Все дело в моем прадеде, верно? — Финну стало не по себе от собственной догадки.

Сколько же запретов нарушил Гутор Старший в поисках своей баньши?

— Если ты действительно хочешь все узнать, то, пожалуйста, давай присядем.

Уна без сил опустилась на скамейку возле забора. Ее худенькое тело, едва прикрытое шалью, заметно дрожало.

— Что с тобой? — Финн бросился к ногам Уны, ругая себя за черствость и эгоизм.

Она сейчас имела столь несчастный беспомощный вид, что Финн в одно мгновение забыл все предыдущие распри и обиды, и готов был на все, чтобы заслужить ее внимание и дружбу обратно.

— Это из-за меня? Прости, прости мне мою глупость. Я был так напуган и обижен тем, что ты… ты не была до конца со мной откровенна. Скажи, что больше не сердишься?

Он тараторил без умолку, не обращая внимание на ее слабый протестующий жест рукой. Он готов был сидеть у ее ног как верный рыцарь, пока дама его грез, наконец, не простит его. И пока ее щеки вновь не озарятся румянцем.

— Скажи, что я могу сделать для тебя? Как мне все исправить?

— Финн, подожди. Пожалуйста, сядь рядом и послушай меня, — она указала на свободное место на скамье.

Финн послушно сел рядом и целиком превратился во внимание.

— Для начала, — строгим тоном произнесла она, и Финну невольно припомнился ее устрашающий взгляд, которым она одарила тетю, — ты тут не причем. Это все из-за…Тени.

— Из-за Тени? — нахмурился Финн.

Он-то свою Тень давно сдал обратно Хранителю. И при воспоминании о ней был полон благодарности, ведь это она проследила весь путь его матери о дома до Озера и помогла открыть завесу тайны ее исчезновения.

— Да, — тихо ответила Уна, опустив глаза. — Она поглощает меня. Я больше не чувствую, что принадлежу себе.

— Но почему ты не обратилась к Хранителю? Он сможет помочь, я уверен. Давай сейчас же сходим к нему!

Финн вскочил, готовый ко всему.

— Нет, — грустно покачала головой Уна. — Это моя суть. И я больше не хочу бежать от нее.

— Я не понимаю, Уна! — вскричал Финн. — Тебе плохо, но ты отказываешься от помощи. О чем ты говоришь? Какая суть? Нам дали Тени на время.

— Ты не понимаешь. Моя Тень это навсегда. Она гораздо сильнее ваших.

— Да, не понимаю. Чем ты отличаешься от других?

— Хорошо, — Уна тяжело вздохнула и приподнялась со скамьи. — Сейчас покажу.

Сняв шаль, она оголила худенькие плечи. Ее кожа, казалось, стала совсем прозрачной. Все ее тело затряслось мелкой дрожью.

— Во имя Богини, Уна оденься, ты вся дрожишь!

Финн готов был схватить шаль и сам укутать ее, но Уна, выбросив руку вперед, предупредила его чужим внезапно погрубевшим голосом:

— Не приближайся.

Расширенными от ужаса глазами Финн увидел, как загорелись зеленым огнем ее глаза, как все тело моментально вспыхнув ярким светящимся облаком, тут же погасло, сохранив лишь легкое сияние тела, ставшего совсем прозрачным.

Перед ним стояла незнакомка. Ее золотистые волосы стали кроваво-красными, кончики пальцев ее рук источали электрические токи, а от одного только ее взгляда бросало в холод.

— Баньши! — ошеломленно прошептал Финн, пронзенный ужасной догадкой.

Но самое ужасное в осознании этого было то, что смутно, где-то в темноте своего подсознания, он все это время догадывался, что такое возможно.

— Верно. Я баньши, — сказало светящееся создание, и ее неестественный голос вибрирующим эхом отозвался в голове Финна.

Баньши чуть качнулась в его сторону, левитируя в воздухе. Финн в страхе отскочил, качая головой.

— Нет, нет, так не должно быть, — шептал он, выставив руки вперед, словно для защиты.

Баньши отпрянуло в сторону как от удара.

— Не должно быть?! — в голосе баньши он отчетливо расслышал обиду.

И тут же завибрировав всем своим существом, баньши испуганно сжалась и вновь приняла знакомый бледный облик. Содрогаясь угловатыми плечами и спрятав лицо в руках, Уна беззвучно рыдала.

Какое-то время Финн молча наблюдал за ней, не веря своим глазам. Его сердце разрывалось от страха и сочувствия. Последнее победило. Решившись, он сделал шаг к плачущей Уне. Подняв брошенную шаль, он бережно укутал ее спину, а потом, внезапно развернув ее к себе, крепко прижал.

— Прошу, не плачь. И прости мне мой страх. Я больше не боюсь.

Она подняла к нему заплаканное лицо и неуверенно посмотрела.

— Правда? — с надеждой спросила она.

— Правда.

— Но в твоих глазах я видела ужас, — жалобно прошептала она.

— Знаю, — кивнув, ответил он и тут же парировал с хитрой улыбкой: — А я в твоих — опасность и смерть.

— Ты смеешься? — она пыталась обидеться, но ее дрожащие губы не удержались от улыбки.

— Немного. Шутливость придает мне смелости.

— Понимаю. Мне иногда тоже. Хотя с тех пор как я окончательно познакомилась со своей Тенью, мне совсем стало не до шуток. Я каждое мгновение боюсь выдать себя или навредить кому-нибудь.

— Ты знала… — он осекся, подбирая правильное слово.

— О том, кто я есть? — уточнила Уна, отстраняясь от Финна и присаживаясь на скамейку. — Конечно. С рождения. Но до момента встречи с Тенью, я могла это как-то контролировать. А сейчас… У меня столько сил, мое тело перевоплощается, когда ему вздумается, мои глаза начинают метать молнии в самый неожиданный момент… Я измотана и напугана. Я так устала, что почти… смирилась.

— Смирилась с чем?

— Что отныне не смогу жить как прежде, что буду вынуждена жить вдали от других сидов.

— Но почему? — чуть не вскричал Финн, принявшись взволнованно мерить шагами расстояние от скамьи до ближайшего дерева.

— Ты спрашиваешь «почему»? — ее глаза предупреждающе загорелись. — Ты же видел, кто я. Я — чудовище. Тот, кого все бояться и о ком складывают мифы, рассказывают страшилки. И я не смогу ничего с этим поделать. Такова моя суть. Ты ведь сам чуть не спасся бегством, увидев, кто я.

— Это не так! — оскорбленно запротестовал Финн. — На самом деле, я догадывался. Просто… все так неожиданно.

— Догадывался? — Уна удивленно воззрилась на него.

— Думаешь, ты первая баньши, кто встречается Форку? Как бы ни так! До тебя были и другие.

— С этим я, как раз, охотно соглашусь, — холодно заметила она.

— Что ты имеешь в виду?

— А ты?

Оба, словно соперники на ринге, уставились друг на друга.

— Ты первый, — сказала она, насупившись.

— Хорошо, — Финн не хотя кивнул, но продолжил: — Мой прадед, тот о ком, в числе других Форков, так нелестно отозвалась твоя тетя — Гутор Старший — встретил однажды баньши. Они оба были детьми, но между ними вспыхнула влюбленность. Насколько я знаю, он искал свою баньши много полных лун, долго и упорно. Пока, наконец, сам не исчез. Возможно, что он нашел ее и тем самым нарушил запрет нашего рода. И из-за этого…

Голос Финна горестно оборвался.

— Что из-за этого? — осторожно помогла ему Уна.

— Из-за этого моя мать была вынуждена восполнить баланс. Она ушла на Серое Озеро и не вернулась.

— Оооо, — Уна схватилась руками за скамейку, словно опасаясь упасть. — Я не знала этого, прости…

— За что? Это ведь не ты ее забрала.

— Нет, Финн, не я. Я прошу прощения за то, что все это время была сосредоточена только на своей боли и своих поисках. Я использовала тебя…точнее я так думала… что смогу… но ты… мы…

Уна стала заикаться, не решаясь закончить фразу.

Финну сразу вспомнились слова Туатла.

— Ты говоришь, как твой брат, что я мол больше вам не нужен.

— Он так сказал? — В ужасе спросила Уна.

— Да. Сказал. А что ты имеешь в виду, говоря, что использовала меня?

Уна, заметно собравшись с силами, вдохнула, сложила чуть подрагивающие руки на коленях и подняла на него зеленые глаза, казавшимися просто огромными на ее маленьком бледном лице.

— Я тебе все расскажу, Финн Форк. Та баньши, что искал твой прадед…, ведь ее звали Тея, верно?

Финн изумленно воззрился на девочку.

— Откуда ты знаешь? Или у баньши работает родовая память.

— Нет, конечно, нет, — отмахнулась она, улыбнувшись. — Хотя…, возможно, когда живешь в роду. Но я не живу. Я изгой. Потому что я дочь той баньши, что нарушила все законы природы и ушла вслед за своим сердцем, которое всегда принадлежало твоему прадеду. Я Уна, дочь Теи Бирн. И наши роды связаны… одним проклятьем.

Она горестно замолкла, давая ему переварить информацию. Финн не мог поверить своим ушам. Почувствовав головокружение, он беспомощно опустился на холодную землю рядом с ней. Ранняя осенняя ночь уже вступала в свои права. Мельком в голове пронесись мысли про Арта, который, скорее всего, заждался его в Хранилище, про обеспокоенных отца и тетю Мейв, про школу, про книгу, про Хранителя. Обо всем, только лишь бы не думать, что Уна дочь той баньши, из-за которой его мать пожертвовала собой. Следующая внезапная мысль буквально окатила его ледяной водой.

— То есть ты, — начал он вздрагивающим голосом, — возможно, дочь моего прадеда?

— Что? — вскричала Уна, чуть не вскочив с места. — Что ты такое говоришь? Моя мать совершила много преступлений, но она никогда, слышишь, никогда не сходилась с джентри!

— А кто, по-твоему, Гутор Форк Старший? — невесело усмехнулся Финн.

— Никогда до этого, — Жалобным голосом уточнила она.

Какое-то время Финн ходил кругами возле скамьи, не замечая обеспокоенных взглядов Уны. Он все думал и думал, и ему начинало казаться, что все происходящее просто дурной сон или чья-то несмешная шутка. Но каждый раз, когда он поднимал голову в надежде увидеть, что Уна исчезла, а он стоит перед входом в Хранилище — где сейчас он и должен был находиться — реальность болезненно возвращалась в его сознание.

Нет, ошибки быть не может. Все изменилось: его подруга теперь не просто одна из них, она — баньши, его прадед обрек их семью на жертвы и страдания, его мать в мире людей, а он стоит здесь и не знает, что предпринять и как жить дальше.

— Хорошо, — вздохнул он, смирившись, и присел рядом с Уной. — Рассказывай. Я хочу знать все.

Уна говорила долго и много. Вначале ее слабый голос постоянно прерывался из-за переживаемых эмоций, слез и опасений, что Финн не сможет понять и принять то, что он услышит. Но постепенно ее речь прояснялась, голос обретал былую силу, и слова сами складывались в красивый рассказ.

Тея Бирн, юная из баньши, однажды встретила джентри. Он тонул в Сером озере, скованный холодом и ужасом смерти. Она спасла его и открыла ему тайну своего происхождения, тем самым нарушив правила своего рода. Она обещала, что больше никогда не встретится с ним. Но каждый раз, когда он приходил к Озеру, чтобы найти ее, она наблюдала за ним, и сердце ее разрывалось от доселе незнакомой силы чувств. Юноша рос и вскоре превратился в воина, чья смелость и отвага принесли ему славу героя. Ни один враг не мог укрыться от его разящего меча. Но ему было мало успехов и почестей. Всюду — на поле боя или в тишине рабочего кабинета — он продолжал искать Тею. Он перечитал тонны книг, пытаясь найти описание мест, где можно было встретить баньши. Он шел на риск и каждый раз на шаг становился все ближе к ней.

Скованная запретом, наказанная за нарушение правил, Тея была не в силах помочь своему избранному найти ее. Что она только не делала, она обращалась к магии фомор, посылала знаки и вещие сны, и даже умоляла совет Старейшин разрешить ей соединить свою жизнь с жизнью джентри. Но все усилия были тщетны. Старейшины не могли согласиться на ее просьбы, это повлекло бы за собой невиданное нарушение баланса. Подумать только, джентри и баньши. В мире сидов не может быть места для такого союза.

Время шло, Гутор Форк создал семью, у него появилось потомство, он начинал медленно стареть. А нетронутая временем бессмертная Тея, страдала, молча наблюдая, как он сдается, постепенно отказываясь от своих поисков.

В последней попытке послать ему весточку о себе она сошлась с предводителем племени гроганов и в обмен на его магию, стала его временной женой. Гроган даровал ей неслыханную силу магии, а также сына — что не могло не стать причиной разрыва отношений между Теей и ее родом. Отныне она считалась оскверненной и потерянной для всех баньши.

Опасаясь, с одной стороны, что баньши нашлют проклятье и на ее сына, а с другой стороны, прячась от расправы кровожадных гроганов (им она тоже не пожелала отдать свое дитя), Тея смогла найти временный приют у семьи эльфов О’Кифф. Эльфы были бездетны и с радостью приютили беглянку с новорожденным.

Тогда-то Феншейв О’Кифф и надоумила несчастную Тею оставить им свое дитя, а самой отправиться на поиски своего возлюбленного.

Благодаря магии, полученной от союза с гроганом, Тея смогла наслать на Гутора видение, в котором сообщила, что готова пожертвовать своим дитя и своими силами во имя восстановления баланса и уйти вместе с возлюбленным в мир, где они смогут жить, не опасаясь быть найденными — в мир людей. Взамен, Гутор тоже должен был принести добровольную жертву: младшего из потомков.

Время шло. Но Гутор не предпринимал больше попыток найти ее. Измученная ожиданием, отчаявшись жить в ненависти своего рода, на грани потери последних своих сил, Тея решилась на безумный поступок. Чтобы вернуть обратно расположение баньши, она зачала дочь от человека, тем самым выполнив одно из главных своих предназначений — продолжила их род.

Первые свои шаги маленькая Уна сделала среди соплеменников. Баньши приняли в лоно семьи ее и ее мать. Маленький Туатл остался расти в семье О’Кифф.

Пока однажды…

— Я не знаю, — с тяжелым вздохом сказала Уна, — планировала ли она все это с самого начала, и просто так вышло, или моя мать лишь последовала зову своего сердца… но однажды она исчезла. Мне не исполнилось и трех полных лун, как я осталась сиротой.

— Исчезла? — переспросил Финн и тут же догадался. — Она ушла в иной мир вместе с Гутором?

Уна неопределенно передернула плечами.

— Как выяснилось много позже, да. Все это время я жила среди других баньши. Но меня не учили, как, например, других девочек как ею быть. Меня держали под строгим присмотром, ожидая, что однажды Тиа вернётся за мной и понесет заслуженное наказание.

— Ты была приманкой, — Финн сочувственно покачал головой.

— Изгоем, приманкой, сиротой, подкидышем… Называй как хочешь. Пока однажды тетя О’Кифф не забрала меня к себе. Она рассказала баньши о том, что во всем виноват Гутор Форк, и что они оба уже не вернутся. Но она может взять на себя заботу обо мне. Она умолчала о том, что так хотела Тея.

— Так значит, тебя вырастила миссис О’Кифф? — уточнил Финн.

— Не совсем так. Баньши не пожелали расстаться со мной. Не знаю, на что они надеялись. Возможно, боялись, что на них падет гнев Богини, если они потеряют еще одну баньши…

Уна говорила тяжело, ее речь прерывалась частыми всхлипываниями, руки, аккуратно сложенные на коленях, легонько вздрагивали вслед за худенькими плечиками. Финн взял ее холодные ладони в свои.

— Я с тобой, — тихо сказал он. — Я рядом.

— Спасибо, — сквозь слезы Уна улыбнулась ему вымученной улыбкой. — В конце концов, они поняли, что ждать возвращение Теи бесполезно, а я для них лишь обуза, кроме того вечное напоминание об общем позоре, который навлекла на них моя мать своими действиями.

— Я сочувствую, — он с силой сжал ее тонкие пальчики.

— Ты не должен, — она грустно покачала головой. — Ведь это коснулось и тебя…

— Не забывай, что мой прадед принял самое непосредственное участие во всем этом.

— Об этом я помню. С тех пор как я поселилась здесь, тетя О’Кифф не дает мне забыть, каждый раз напоминая о том, что совершила моя бедная мать из-за (цитата) «этого Форка»… Но думаю, что я не далеко ушла от своей матери…

— Что ты имеешь виду? — Финн слегка нахмурился, чувствую, как тревожно начинает сосать под ложечкой.

— Ради достижения своей цели я, как и она, готова была использовать других, — сказала она, храбро глядя в его глазах.

— Я не понимаю…

— Когда я поселилась здесь, мы с Туатлом решили найти того джентри, из-за которого наша мать бросила нас. Мы тогда еще не знали всей правды. Точнее, мы не знали, что это был Форк. Нас часто посещала семья Харви, и я сдружилась с Артом, в надежде, что возможно он что-нибудь знает, а может и его дед или прадед и есть тот самый Гутор. Ясность внесла тетя О’Кифф, заметив, что мы с Туатлом что-то планируем. Так я узнала всю тайну своей семьи и о… Гуторе Форке.

— Поэтому ты стала дружить со мной? — Финн был неприятно поражен ее расчету.

— И да, и нет, — спокойно ответила Уна. — Туатл настаивал, чтобы я втерлась к тебе в доверие и все разузнала, но… К тому времени, ты мне уже начал сильно нравиться, и я не хотела портить нашу дружбу. Если честно, я готова была оставить эту затею… Но мой брат, он до сих пор не теряет надежды найти нашу мать. Не важно, с тобой или без тебя.

— Но чем я-то мог вам помочь? — удивился Финн.

— Баланс, понимаешь, — Уна вскинула на него умоляющие глаза. — Мы думали, что отправив тебя в мир людей, мы сможем вернуть нашу мать и восстановить баланс.

— Чтобы в мире людей было не один, а целых два Форка? — усмехнулся Финн. — Опоздали. За вас это сделала моя мать. Твои родственнички об этом позаботились — баньши.

Уна буквально вся сжалась от желчных слов Финна.

— Ты вправе сердиться на меня. Но все, что я сказала, это правда. Ты мне нравишься. И я бы никогда не сделала тебе плохого. Пойми… — Уна тщетно пыталась поймать его взгляд, Финн сердито смотрел в сторону. — Разве тебе никогда не хотелось вернуть маму?

Финн помолчал какое-то время, размышляя, насколько может быть откровенным с Уной. Но тот факт, что она одна из баньши все менял коренным образом.

— Хотелось. Очень, — ответил он, глядя ей в глаза. — И я знаю, как это сделать. Более того, ты можешь мне в этом помочь, если захочешь.

— Все, что угодно. Если это поможет вернуть твою дружбу и твою маму.

— Возможно не ее одну… — загадочно улыбнулся Финн.

— Что ты имеешь в виду?

Склонившись к ее уху, Финн быстро поведал ей тайну о Хранилище и обнаруженную книгу. Он также рассказал ей о своих с Артом планах, а также о том, что Хранитель поможет в их осуществлении.

— Покажи мне, — тихо попросила она, поблескивая в темноте глазами.

Финн заколебался. События разворачивались так быстро, что он не успевал их осмыслить. Что-то внутри влекло вперед его настойчиво и сильно.

— Я могу тебе доверять?

— После всего, что я тебе рассказала? — Уна готова была обидеться. — Я показала тебе, кто я!

— Да, ты права. Извини. Ты готова сейчас пойти со мной в Хранилище?

— Ты не представляешь, как долго я мечтала об этом, — сказала она, поднимаясь.

От волнения на ее лицо вернулся румянец, ее тело перестало трепетать от каждого дуновения, а в голосе почувствовалась твердость и уверенность.

Финн терпеливо подождал пока Уна оденется потеплее, и, усыпив бдительность тети и брата, незаметно выскользнет из дома. Они шли быстро и молча. По дороге, Финн думал об одном, лишь бы успеть застать в Хранилище Арта и все ему рассказать. Иногда, когда Уна не успевала за его быстрым шагом, ее теплая маленькая рука касалась его ладони. Тогда он молчаливо сжимал ее, улыбаясь куда-то в ночь.

Возле входа в Хранилище они встретили хмурого Арта.

— Тебя как за смертью посылать, Форк, — крайне недовольным тоном проворчал он. — Я уже все закрыл и собираюсь идти домой.

— Погоди, Арт. Прости, что так долго. Но у меня чудесные новости.

— А ее-то ты зачем притащил! — Арт только сейчас заметил за спиной Финна хрупкую фигурку Уны, и его глаза возмущенно округлились.

— Прошу, Арт, давай спустимся в Хранилище, и я тебе все объясню.

— Никуда я не пойду с… этой. Объясни сейчас.

— Ну как пожелаешь, — Финн начинал сердиться из-за упрямства друга. — Уна та самая баньши, которая нам и нужна.

— Ага, ври больше. Так и скажи, втюрился в нее без памяти и решил ей открыть все наши тайны.

— Я вообще-то серьезно, — раздраженно отозвался Финн, втайне надеясь, что Уна пропустит мимо ушей колкость про влюблённость. — Уна…

Она послушно выступила вперед и вперила разгорающийся зеленый взгляд в Арта. Тот ошарашенно отшатнулся и ударился спиной о каменную стену входа.

— Арт, не бойся, все в порядке, — Финн поспешил успокоить друга. — Она наш друг.

— Поправка: я твой друг, — уточнила Уна, не сводя глаз с напуганного Арта. — Ему я совсем не подруга.

— Ууу, ведьма, — прошипел тот, все еще прижимаясь к стене. — Так и знал, что ты не такая как все. Прям, как чувствовал.

Уна угрожающе дернулась.

— Так, — сердито вмешался Финн, встав между ними. — Давайте все успокоимся. И продолжим нашу беседу внизу, в библиотеке. Без запугиваний и обзываний.

— Ты уверен, что ей следует идти с нами? — недружелюбно осведомился Арт, все еще с опаской поглядывая на Уну.

— Абсолютно. Возможно, она наш единственный шанс попасть в мир людей.

Как и следовало ожидать, вид Хранилища поразил Уну. В немом восхищении она вовсе глаза разглядывала высокие каменные своды, светящихся лампиридов на стенах и потолке, стеллажи с надписями и тонны древних фолиантов.

— В это трудно поверить, — благоговейно произнесла она, наконец, обретя дар речи. — И все это у нас под ногами практически ежедневно.

Арт и Финн понимающе хмыкнули. Не так давно и они сами были на ее месте: разинув рты, глазели на все это тайное богатство.

— Между прочим, авторы всех этих книг — джентри, — с некоторым вызовом заметил Арт.

— Не сомневаюсь, — Уна чуть заметно улыбнулась.

— Идемте, — скомандовал Финн, и все дружно отправились в раздел «30.2 История человечества».

— В это трудно поверить, — повторила Уна, в этот раз разглядывая уже книгу. — Оказывается, джентри много, что знали о людях. Возможно, больше, чем баньши.

Она с трепетным почтением водила тонким пальчиком по пляшущим буквам, лишь изредка останавливаясь на оживающих под ее рукой картинках.

— Как ты все это нашел? — она с восхищением посмотрела на Финна.

— Книга выбрала меня сама, — слегка пожав плечами, ответил он.

— Я знала, что ты особенный, — она одарила его загадочной улыбкой.

— Так, голубки, — раздраженно вмешался Арт, — не здесь и не сейчас, потом будете улыбаться друг другу. Я, между прочим, устал и спать хочу.

— Ты прав, — Финн охотно кивнул, отворачиваясь от смутившейся девочки. — Пока Уна знакомится с книгой, я введу тебя в курс дела.

Расположившись рядом на полу, Финн рассказал ему историю своей семьи, вскользь упомянув о причине, связывающей ее с семьей Уны. Опустив детали, он коротко рассказал, что Уна, как и он, ищет свою потерянную мать и возможно совместными усилиями у них есть шанс отыскать вход в другой мир.

— Так если она баньши, значит, она знает как туда попасть, — резонно заметил Арт. — Пусть взмахнет рукой, я не знаю, или что-нибудь типа того и перенесет нас туда.

— Уна не совсем баньши. Она не знает их магии, так как росла вдали и силу обрела совсем недавно.

— Тогда какая от нее польза?

— Арт, смирись, она никуда не уйдет и будет помогать нам. В конце концов, изначально вся эта идея моя. И мне важно найти мать, а не отвлекаться на ваши детские распри.

— Ладно, друг, не кипятись. Найти маму — это святое. Я готов помочь. Но думаю, что без Хранителя, нам вряд ли это удастся.

— Согласен. У нас есть цель, есть, возможно, магия баньши, но нет точки входа.

— А как же Эль Росса?

— Я не знаю, — признался Финн и, постучав по ближайшему стеллажу, добавил: — На вид дерево как дерево. Не похоже на портал.

Арт согласно кивнул, и они оба задумались.

— По-моему, это тупик, — сказал после продолжительной тишины Арт.

Финн устало вздохнул.

— Возможно, — в его городе слышалось разочарование.

— А по-моему, утро вечера мудренее, — сказала Уна.

Она неожиданно оказалась рядом, смотря на них сверху вниз.

— Я закончила читать. И нам пора возвращаться. Завтра мы придумаем, как быть, я это чувствую.

В доме было темно. Даже в мастерской не горел свет.

«Все уже спят», — подумал Финн, почувствовав облегчение.

Этот день, оказавшийся столь щедрым на события, пожалуй, стал для него самым долгим. Он валился с ног. Не хотелось думать ни о чем больше, кроме кровати и сна.

Но видимо, судьбе было угодно, чтобы события на этом не закончилась. Стоило ему только подняться наверх и, забросив поглубже под кровать школьный рюкзак, приготовиться свалиться на постель не раздеваясь, как в дверь его комнаты неожиданно постучали.

Стук был легкий, но настойчивый. Финн сразу догадался, что за дверью стоит отец.

— Пап, я очень устал. Поговорим завтра, — проговорил он сонным заплетающимся языком, нехотя пропуская в комнату отца.

Без слов войдя к сыну, Форк старший сразу же накинулся на него. Одним сильным движением он сгреб его в крепкие объятия и долго не отпускал.

— Пап, ты чего? — спросил Финн, сбитый с толку поведением отца.

— Ничего, — немного смущаясь, ответил отец спустя мгновение, выпустив сына из объятий. — Тебя не было очень долго. Я не знал, что и думать. Я опасался, что… и ты, что… я тебя…

— Со мной ничего не случится, поверь, — успокоил его Финн, легонько похлопав по спине. — Я знаю, что делаю. Я уже не маленький.

— Да. Это точно. Я и не заметил, как быстро ты повзрослел. Но я, пожалуй, пойду тогда. Отдыхай, — отец сделал шаг обратно к двери.

— Стоп, — Финн только сейчас заметил, что отец был одет в верхнюю одежду, а его обувь была все перепачкана в грязи. — В чем это ты? Ты куда-то ходил?

— Да. Но поговорим об этом завтра, а сейчас нам всем нужно отдохнуть.

Внезапно Финна осенило:

— Ты ходил на болота? Один?

— Да, — отец виновато склонил голову. — Я волновался за тебя. Я не мог сидеть сложа руки.

— Отец… — Финн устало присел на кровать.

— Сам посуди, что мне еще оставалось? После того, что ты рассказал, как можно сидеть и ждать, ничего не делая?

— А если бы с тобой что-нибудь случилось? Ты об этом не подумал?

— Подумал! Я подумал, что случилось с тобой, — отец взволнованно прошел рукой по волосам.

— А тетя Мейв?

— Она не знает, — Гутор Форк невесело ухмыльнулся. — Иначе не пустила бы меня никуда.

Финна не покидало ощущение, что события дня никак не собираются заканчиваться.

— Пап, сядь, я тебе кое-что скажу, — смиренно вздохнув, произнес он.

Гутор Форк послушно расположился на стуле.

— Я понимаю твои чувства. Я и сам не свой с тех пор, как понял, что есть возможность вернуть маму. Но я очень прошу тебя, ничего не предпринимай, доверься мне, пожалуйста. Я не один, со мной друзья и Хранитель. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

— Но если я могу чем-нибудь помочь… — начал отец.

— Я скажу об этом, — Финн кивнул с самым серьезным видом.

Отец поднялся со стула и подошел к нему. Положив руку на плечо Финна, он сказал:

— Знаешь, сынок, меня даженемного пугает твоя… — он попытался подобрать правильное слово, — взрослость. Да, именно. Я начинаю думать, а нет ли здесь моей вины в том, что тебе так скоро пришлось повзрослеть…

— Здесь нет виноватых, пап, — Финн положил свою руку поверх его и легонько похлопал, решив пошутить: — Но я обвиню тебя в моей бессоннице, если ты сейчас же не дашь мне возможность поспать.

— Отдыхай, сын, — ответил Гутор, тепло улыбнувшись.

У самой двери отец неожиданно остановился и загадочно произнес:

— И помни, что ночи Самхейна длинные…

— Угу.

«Длинная ночь — то, что нужно чтобы успеть восстановить силы после долгого дня», — подумал Финн, укладываясь.

Но через мгновение он уже вновь сел на кровати, вытянувшись как струна, пронзенной одной-единственной мыслью, что завтра та самая ночь Самхейна. А значит, времени, чтобы планировать что-то почти не осталось.

Сложив руки на груди, Финн в впервые жизни обратился с молитвой к Великой Богини:

«Богиня Дану, прошу тебя, если ты меня слышишь, дай мне силы и терпения осуществить то, что я задумал. Помоги мне найти мою маму и вернуть ее обратно. Я готов выполнить любой твой зарок, только дай мне знак!».

Спустя какое-то время, немного успокоенный Финн крепко заснул без сновидений.

Глава вторая. Самхейн

— В открытый круг может войти только один, — сказал Хранитель, глядя на детей.

Финн, Уна и Арт расположились напротив учителя за партами. Уроки давно закончились, все ученики разошлись. Кроме этой троицы. Для них сейчас начиналось самое важное.

— Что значит один? — тихо спросил Финн, чувствуя как внутри все неприятно холодеет.

— В круг силы войти и выйти может один сид или человек.

— Хотите сказать, что если мне удастся найти маму, вернуться сможет только кто-то один из нас?

— Боюсь, что так, — сочувственно кивнул головой мессир Скандлан.

— Но почему? — возмутился Финн

— Равновесие, дитя мое. Баланс.

Финн прикрыл глаза, справляясь с волной чувств. Все рушилось, как карточный домик. Уйти в мир людей, чтобы вернуть мать, но не вернуться самому? А как же Уна и Арт? Они ведь тоже хотят пойти.

— Значит, мы все вместе не сможем попасть в портал? — подал голос Арт, словно прочитал его мысли.

— Именно, — подтвердил Хранитель, задумчиво поглаживая бороду.

— Даже то, что мы нашли баньши, — Арт ткнул в сторону Уны пальцем, — ничего не меняет?

— Уна юна и неопытна, — заметил Хранитель. — Возможно, что ее сил хватит только, чтобы открыть круг, не более. При этом она очень рискует, помогая вам.

Он посмотрел на Уну, и та зарделась под его взглядом.

— Я хочу помочь, Хранитель, — тихо сказала она, опуская глаза. — Для меня это так же важно, как и для Финна.

— Понимаю, — мессир Скандлан слегка качнулся в кресле, с участием кивая. — Важно все, во что мы верим.

— Финн, — Арт неожиданно обратился к другу, — если честно, вся эта затея меня смущала с самого начала. Я, конечно, горю любопытством узнать людей поближе, но все же, не настолько, чтобы рисковать остаться там. Решай сам.

— Я не знаю. Все так не просто. Я не знаю, смогу ли найти маму. Я не знаю, как вернуться обоим. Мессир Скандлан, — Финн повернул к учителю свое озабоченное лицо, — неужели нельзя ничего придумать? Как мне быть? Вы же Хранитель, Вы наверняка можете чем-то помочь.

Хранитель задумался, поглаживая бороду.

— Может, есть другой выход? Или круг можно как-то расширить? Вы могли бы применить свои силы. Я же видел однажды… — Финн осекся, чуть не проговорившись о видении.

Он не знал, может ли открыть тайну Хранителя и раскрыть свой дар. Он чувствовал себя в тупике.

Мессир Скандлан ответил, даже глазом не моргнув:

— Каждый выполняет свой зарок. Мой состоит в том, чтобы передать знания вам. Я больше не владею магией Богини, той, что передавалась моему роду. Вам нужен другой Хранитель. Тот, кто не нарушил запретов и равновесие миров. Тот, кто, возможно, стал жертвой безответственности и самолюбия своего брата. К сожалению, моя помощь может заключаться только в совете.

Финн понял, о чем говорит Хранитель, и ему стало стыдно от того, что он, эгоистично преследуя личную цель, напомнил тому об ошибках его молодости.

— Простите, Хранитель, — он удрученно повесил голову.

— Не за что извиняться, юноша. И не теряйте веры.

— Хранитель? — Уна вопросительно посмотрела на мессира Скандлана.

Он одарил ее долгим и задумчивым взглядом, словно мысленно общаясь с ней.

— Возможно, это поможет, — наконец, произнес он в ответ на ее молчаливый вопрос. — Ведь род баньши ведет свое начало от Богини, как и Хранители.

Финн с Артом переглянулись. Видимо, Уна и учитель пребывали в ментальном диалоге. Финн посмотрел на подругу, все более удивляясь ее возможностям. Всегда ли она так умела или же, только соединившись со своей Тенью, раскрыла в себе таланты баньши.

Уна ответила ему радостным взглядом.

— Думаю, я смогу тебе помочь, — сказала она, загадочно сверкая глазами. — Только выбери место.

— Что значит «выбери место»? — удивился Финн. — Я думал, что место должно быть определенным. Как Серое озеро или священное дерево, например. И как ты мне поможешь, я хочу знать.

— Ты не знаешь? — Уна заулыбалась еще больше и, повернувшись к Арту, обратилась к нему: — Иты тоже?

— Не знаю чего? — недружелюбно бросил Арт.

Как показалось Финну, Уна и Хранитель обменялись заговорщицкими взглядами.

Ответил Хранитель.

— Недавно я обратил твое внимание на старый дуб, что растет во дворе школы. Я говорил о том, как меня поражает его вечное стоическая жизнь, потому что он…

— …Эо Росса, — хором закончили Финн и Арт.

— Священное дерево у нас под носом, дружище, — Арт весь сиял, словно это его озарила великолепная идея. — Пазл сложился. Богиня благоволит нам!

Хранитель благосклонно улыбнулся ребятам, довольно поглаживая бороду.

Они договорились встретиться вечером. К тому времени, решили, что Финн еще раз просмотрит книгу о людях, чтобы быть готовым к любым неожиданностям. Арт и Уна в нужный срок ускользнут от внимания взрослых. А Хранитель обещал приготовить снадобье, позволяющее лучше понять речь человека, на случай если придется общаться с одним из них.

И хотя Финн смутно представлял себе, что он станет делать, оказавшись по ту сторону их реальности, он не позволял сомнениям и страхам завладеть его сознанием. Он верил, раз дар Спящего вел его по следу матери, он сделает это — он отыщет ее и вернет обратно. Даже ценой своей жизни, если Богине будет угодно взять взамен с него этот зарок.

Смеркалось. Ночь Самхейна вступала полноправной хозяйкой в свои владения. Большинство жителей встречали это Время Безвременья по домам. С семьями. Но находились и те, кто не боялся идти в лес и разжигать священные огни, поднося Богине Ночи в виде подарков то, что вырастили или создали своими руками сиды.

Наступал период замкнутого цикла, в который успевают начаться и завершиться все события, это священное время — время, которое может длиться сутки, год или вечность. Соединяются две половины года, темная и светлая, а для посвященных соединяются два мира — мир людей и сидов. Священные дни не входят ни в год наступающий, ни в год уходящий, это Дни Безвременья. Это праздник верховного божества, Великой Госпожи Ворон.

Их троица собралась возле одинокого старого дуба: Финн, Уна, Арт. Все были взволнованы и с нетерпением ждали появления Хранителя.

— Может он забыл? — выдвинул предположение Арт, после того как они стали заметно подмерзать.

— Как он мог забыть?! — возмутилась Уна. — Он Хранитель. Он все знает и все помнит.

— Ты вообще в курсе, сколько ему полных лун? — подразнил ее Арт. — Он далеко не молод, и память соответственно у него уже не та.

— Ой, молчи лучше!

Финн не вмешивался. С тех пор как они собрались под деревом, он не проронил ни слова. Волнение, которое до этого буквально накрывало волной, вызывая мандраж и тошноту, уступило место невозмутимому спокойствию. Он был собран, решителен и готов.

Хранитель появился внезапно. Его лицо выражало торжественность и радость, глаза загадочно поблескивали и весь он выглядел заметно помолодевшим.

— Ученики мои, — произнес он церемонно. — Сегодня особый момент не только для вас и меня. Сегодня ночь Самхейна! Время, когда открываются границы и растворяются преграды. Время отдавать долги, и время совершать подвиги! Да услышит Богиня наши мольбы! — Он вскинул руки вверх, в темноту ночи. — Да откроются все Двери для Владеющего Сном Наяву!

Финн почувствовал как Арт и Уна обменялись удивленными взглядами, но прервать Хранителя никто не посмел.

Мессир Скандлан долго вызвал к Богине, патетично произнося надлежащие ритуальные фразы. Финн чувствовал, как его спина начинает затекать, а ноги больше не ощущают холода и не подчиняются ему. Он самому себе стал казаться древним, глубоко вросшим в землю деревом, на подобие того, возле которого сейчас кругами важно расхаживал учитель.

Арт начинал терять терпение, переминаясь с ноги на ногу. Уна пару раз, не стесняясь, зевнула. Сказывалось пережитое волнение и усталость последних дней.

Наконец, Хранитель замолк. Повисшую тишину никто не решился нарушить.

Финн ощутил, как волосы на его голове зашевелились — поднимался ветер. Усилился шорох опавших листьев. Сухая ветвистая крона дуба затрещала, поддаваясь напору неожиданного ветра. Скрежет старого дерева напоминал ворчание древнего разбуженного исполина. Подростки, словно внезапно очнувшиеся, насторожились, внимая силам Природы.

— Богиня услышала нас, — сказал Хранитель. — Пространство готово.

Он обратил свой торжествующий взор на Финна.

— Да поможет тебе Сила и Тень. Отныне ты вступаешь на территорию магии, и твой Дар обострится. Слушай Его, следуй Ему.

Финн оторопело куда-то за спину Хранителя. Там, позади учителя, казалось, дуб начал жить своей жизнью. Его морщинистая темная кора подсвечивалась изнутри, его мощный ствол увеличился в разы, значительно раздавшись в стороны.

Неожиданно Финна обуяли страх и сомнения. Его Дар, о котором упомянул Хранитель, не подчинялся ему и был практически неуловим. Как можно полагаться на то, что невозможно контролировать?

— Сын мой, — неожиданно Хранитель оказался совсем рядом, а его рука крепко сжимала плечо Финна. — Доверься себе!

Финн тяжело сглотнул и кивнул учителю.

Он попробует, он сможет. Он Искатель и Спящий. Он — джентри.

Прочитав его мысли и убедившись в решимости Финна, Хранитель отступил в тень, делая знак Уне приступать.

Уна повернула взволнованное лицо к Арту:

— Запомни, чтобы не произошло, будь рядом и ничего не бойся. Когда круг закроется, тебе нужно будет убедиться, что Финн вернулся. Один или с мамой — он должен вернуться. Запомнил?

Арт с готовностью кивнул и был так охвачен волнение, что даже не нашел, чем отшутиться или привычно съязвить.

— Хорошо. А теперь все отойдите чуть в сторону. Мне нужно больше пространства.

Финн и Арт отпрыгнули в стороны в тот самый момент, когда все ее существо задрожало и стало увеличиваться на глазах. Вскоре перед ними стояла прекрасная дева, ростом в пятнадцать ладоней. Ее ноги были скрыты длинным подолом белого платья и практически не касались земли. Вся она светилась: ее руки, одежда, лицо. Волосы спускались до земли и были подобны белым рекам, струящимся вдоль плавного тела.

— Больше над тобой шутить я не буду, — Арт, впечатленный превращением Уны, снова обрел дар речи. — Честное слово, друзья навек.

Баньши никак не отреагировала на его замечание, ее внимание было приковано к Финну.

— Следуй за мной, Финн Форк, — произнесла баньши певучим пленительным голосом, протягивая к нему руки. — И ничего не бойся.

Финн почувствовал, как его тело вдруг стало совсем невесомым и, словно подчиняясь приказу, оторвалось от земли и приблизилось к баньши.

— Будь спокоен, — шепнула она ему успокаивающе, от чего на мгновение снова стала похожа на Уну. — Ты вернешься обратно в свою оболочку.

Только сейчас, зачарованный ее превращением и новыми ощущениями, происходящими внутри, он заметил, что его руки стали почти прозрачными, а все тело было словно охвачено люминесцентным облаком.

Он невольно оглянулся назад и увидел себя самого бездыханного на руках Арта, который, видимо, вовремя подхватил его тело в момент его выхода из него.

— Я умер? — удивленно спросил он.

— Нет. Ты спишь, — баньши чарующе улыбнулась, отчего, будто тысячи маленьких иголочек кольнули его в самое сердце. — Следуй за мной, но не смотри на меня. Так ты сможешь уберечься от магии обольщения. В том мире я стану невидимой, но стоит позвать, и я появляюсь.

Филип вздохнул и, прикрыв на мгновение глаза, снова обрел здравомыслие.

— Идем, — сказал он. — Я готов.

Не оборачиваясь и не оглядываясь, они вошли в слепящий свет раскрывшегося нутра Эо Росса, держась за руки.

Глава третья. Друид

«Наступает время, когда соединяются две половины года, темная и светлая, соединяются два мира — Верхний мир людей и Сид, Иной мир. Священные дни не входят ни в год наступающий, ни в год уходящий, это Дни Безвременья. Это праздник верховного божества, Великой Госпожи Ворон».

Филип вновь и вновь перечитывал слова роли. С пометками мистера Галлахера они выглядели объемными и казались речью оратора.

— Да зажжется сегодня священный огонь! Да начнется пир! — сидя на кровати в своей комнате, Филип попробовал продекламировать вслух. — Бред, какой-то! Ничего у меня не выйдет. Зря я согласился.

Он в сердцах отбросил листок в сторону. И посмотрел на Мерлина, который как верный слушатель и почитатель, сидел рядом, уставившись на него своими загадочными зелеными глазами.

— Что смотришь? Тоже думаешь, что ничего не выйдет из этой затеи?

Взгляд кота не дрогнул.

— Вот и я об этом, — продолжил жаловаться Филип. — Лучше самому Галлахеру исполнить эту роль. Вот из него бы вышел настоящий друид.

Мерлин равнодушно зевнул и потянулся. Подойдя к брошенному на пол листку, обнюхал его со знанием дела.

— Думаешь, еще потренироваться? — Филип задумался, словно ожидая ответа кота, а потом резко наклонился и подобрал листок. — Как скажешь.

«Наступает Время, не принадлежащее ни будущему, ни прошедшему. Истончается граница между мирами, открываются Переходы, раскрываются холмы, и в мир людей проникают бессмертные, а герои могут пройти в Сид. В эту ночь на свободу вырываются силы хаоса».

— Да будем же мы такими героями! — воскликнул Филип, подражая словам друида. — Давай Мерлин, оденем маски и закружимся с тобой в ритуальном хороводе.

Филип вскочил на ноги и, подхватив сопротивляющегося кота, стал кружиться с ним в незатейливом танце. Такими их и застала мама.

— Намечается школьный бал? — шутливо осведомилась она, наблюдая, как ее сын вальсирует по комнате с котом.

— Типа того, — весело отозвался Филип, отпуская, наконец, вырывающегося из рук Мерлина. — Готовлюсь к спектаклю в честь Самайна. У меня роль друида.

— Аааа, так это тебя мне надо было назвать Мерлином.

— Не путай с британскими легендами. Сомневаюсь, что кельтских друидов могли звать Мерлин.

— Конечно, нет, — согласилась Элейн. — Скорее что-нибудь типа Ангдаман, Руадан, Скандлан.

Филип невольно улыбнулся, с какой охотой его мама ухватилась за любимую ей тему.

— Ты сегодня рано вернулась, — сказал он, привычно целуя ее в щеку.

— Да. Я почти дописала свою научную работу. Скоро не будет такой необходимости задерживаться допоздна. Так, идем ужинать, и ты мне все-все расскажешь об этом планирующемся событии.

— Да тут и рассказывать нечего, — возразил Филип, нехотя подчиняясь повелительному жесту матери, которая уже направилась на кухню. — Ева Кларк, одноклассница, попросила исполнить роль верховного друида, который произносит пылкую речь о сакральном значении праздника.

— Мммм, еще одна девочка. Ты пользуешься популярностью? — спросила Элейн, хитро улыбаясь и располагаясь за столом напротив сына.

— Мам! — возмутился Филип, чувствуя, как краска заливает его щеки. — Я не хочу говорить с тобой на эту тему.

— Как скажешь, — легко согласилась мать. — Так что там с ролью?

— Роль как роль. Мистер Галлахер посмотрел текст и внес свои правки, и теперь вместо одной страницы слов у меня их целых три.

— Доктор Галлахер принимает участие в постановке? — удивилась Элейн, в это время намазывая масло на хлеб тонким столовым ножом. — Бутерброд будешь?

— Нет, не хочу, спасибо. Я перекусил, как пришел. Он не то, чтобы принимает участие, но, скажем так, всячески поощряет интерес учеников к теме Самайна. Бет говорит, что эта тема священна для него. Мистер Галлахер ежегодно устраивает различные ритуалы, подражая предкам.

— Бет, Ева. Надо же! Кто бы мог подумать, что я услышу от тебя сразу два женских имени в одном разговоре?

— Мам, — Филип угрожающе насупился.

— Все-все, замолкаю. Ах, ты должен простить мне мое материнское любопытство.

— Ага, а еще ты женщина и все такое прочее. Любопытство у вас в крови. Слышал уже.

— Ничего не поделаешь, сынок, — мама легкомысленно пожала плечами и озорно улыбнулась, сразу помолодев на несколько лет.

— Как девчонка, ей-богу, — Филип наигранно сокрушенно покачал головой.

— Так что там с ритуалами? Костры будете жечь?

— Ага. И жертвы приносить, — пошутил Филип, вспомнив слова Бет.

— А вот это уже интересное, — сделав соответствующую гримасу, Элейн наклонилась к нему через стол и заговорщицки подмигнула ему: — Ты можешь мне все рассказать…

— Мам, ну давай уже серьезно. Мне дали роль, а слова никак не хотят запоминаться. Я опозорюсь и опозорю класс. Что мне делать?

— Ну, для начала научиться правильно вальсировать, а то ты, наверняка, бедному Мерлину отдавил половину лап. А во-вторых, — Элейн подняла руку, предупреждая демонстративный уход сына, уставшего от ее шуток, — можешь дать мне почитать свою роль, возможно, я что-нибудь придумаю.

— Таааак, — сказала Элейн, пробежавшись глазами по тексту, когда Филип принес ей слова своего героя. — Хочу заметить, что твой друид осведомлен о Самайне получше любого историка по кельтской культуре.

— Думаешь, что слишком замудренная речь для обычной школьной постановки?

— Не мне судить, — ответила мама, возвращая листок. — Но я бы с удовольствием посмотрела этот спектакль. — Кого играет Бет?

— Она не задействована в спектакле.

— Мистер Галлахер не дал ей роль?

— Мистер Галлахер тут не при чем. Постановкой заведует Ева Кларк. Нужно было слушать, когда я говорил.

— А я и слушала. Так роль только у тебя?

— Там еще ребята задействованы, но я не слишком с ними знаком.

— А почему роль друида дали именно тебе?

— Из-за роста. Я высок и худ, как типичный волшебник из сказок. Эдакая белая жердь в саване, — попробовал пошутить Филип.

— Уверена, тех, кто тебя выбрал, ты привлек другими своими качествами, — резонно заметила Элейн.

— Пусть так. Что мне делать со словами? Как их запомнить?

— Очень просто. Проникни в суть праздника и представь себя кельтским ритуальным служителем. Перевоплотись.

— Как актер?

— Как актер.

— А как проникнуть в суть?

— Смотри, — Элейн терпеливо вздохнула. — Представь, что ты кельт и грядет темное время года. Когда ближайшие несколько месяцев солнце будет меньше светить и меньше греть. Соответственно, нужно позаботиться о питании и тепле для себя и своего племени, подбодрить их.

— Так вот зачем пир? Наесться до отвала, как медведь перед спячкой?

— Конечно, не так буквально. Но похоже. Поедание пищи рассматривалось как способ защиты от нечистой силы. Пища так же приносилась в дар различным богам, духам, божествам, стихиям, умершим. Кельты пекли хлеб из овсяной муки с отверстием посередине. И такой хлеб пастухи разбрасывали по полям, чтобы оградить скот от хищников. И тем самым защититься от их набегов в голодное время.

— Сколько ты всего знаешь, — восхитился Филип.

— Друиды разводили ритуальный костер, священный огонь из которого потом с помощью факелов разносился по жилищам племени, дабы опять же защитить от злых духов. Только представь: ночь, костер, напряженные лица жителей племени в ожидании того, что скажет им верховный жрец. Успокоит ли он их, заверив, что Моргана приняла праздничное пожертвование, или же наоборот напугает и насторожит, что впереди тяжелое и голодное время и до весны доживут не все.

Я уже не говорю о том, что кельты верили, что в такую ночь из холмов и болот появлялись сиды. И могли забрать с собой в иной мир кого-нибудь из людей или домашний скот. От одних клуриканов, наверное, убытков было больше, чем страха, — рассмеялась она.

— А что они могли сделать?

— Как что? Разгромить винные погреба, оставив бедных предков без согревающих напитков на зиму.

Филип рассмеялся. Ирландцы, действительно, славились своей любовью проводить время во всяких барах. Так, что картинка, где коренастый клурикан в зеленой шапочке, забравшись в погреб, уничтожает все бутылки, очень позабавила его.

— Думаешь, у кельтов были бары? — пошутил он.

— Думаю, они знали толк в пиршествах, — подмигнула мама.

— Понятно. Ты меня рассмешила. Пойду учить роль, представляя, как я, будучи друидом, предупреждаю племя о вреде алкоголя и набегах клуриканов.

— Вот именно. Это игра. Играючи легче воспринимать информацию.

— Спасибо, мам, — поблагодарил Филип, собираясь вернуться обратно в свою комнату.

— Всегда, пожалуйста. Не забудь пригласить на спектакль, — добавила Элейн чуть громче, когда он скрылся за углом.

— Ну уж нет. Моего позора ты не увидишь, — крикнул он уже из коридора.

Наступил день спектакля. Сегодня весь день по школе бегали «бородатые» одноклассники в зеленых шляпах, изображающие лепреконов и других волшебных существ. Филип даже видел парочку фей с прозрачными крылышками, шушукающимися за дверью кабинета истории.

Он знал, что производил странное зрелище. Высокий, в белом импровизированном саване (роль савана исполняла простынка), с седыми паклями вместо волос и бороды, он был по выражение Бет, «жутко похож на жреца-хирурга». Почему хирурга он не совсем понял. Возможно, из-за цвета одеяния роль медицинского работника ему подходила тоже.

— Вот, это дополнит твой образ, — сказала она, протягивая ему невесть откуда взявшуюся длинную жердь.

— Что это?

— Посох, конечно. На волшебную палочку не тянет, но тоже кое-что может.

— Как ты ее только дотащила?

— Не совсем я. Мистер Галлахер.

— Понятно. А где он сам?

— Сказал, что проверяет последние приготовления.

— В смысле?

— Ева Кларк настояла, чтобы действие спектакля разворачивалось возле старого дуба, что во внутреннем дворике.

— Но вечером там будет холодно, — возмутился Филип. — Она хочет, чтобы все замерзли? А зрительные лавочки будут стоять там же, во дворе?

— Да. Будет очень красиво и необычно. Мистер Галлахер разрешил небольшую иллюминацию дерева. Его украсили огоньками. Так оно больше похоже на священный дуб Эо Росса.

— Круто.

— Согласна. Как ты сам? Готов?

— Можно сказать и так.

— Волнуешься?

— Очень

— Уверена, ты справишься, и все пройдет замечательно, — заверила Бет, едва коснувшись его руки.

Филип кивнул, напряженно вспоминая первые слова речи друида. Какое-то время Элизабет молча стояла рядом, слушая, как он повторяет заученные фразы.

— Истончается граница между мирами, — шептал Филип, прикрыв глаза для лучшего усвоения, — открываются Переходы, раскрываются холмы, и в мир людей проникают бессмертные…

— Я, пожалуй, пойду, — неожиданно произнесла Бет.

— Что? Почему? Разве ты не останешься на спектакль?

— Нет, — она грустно покачала головой. — Я не люблю массовые мероприятия, я лучше побуду в одиночестве.

— А как же поддержать меня и все такое? Я хочу видеть твое лицо в зрительном зале, когда… — Филип лихорадочно пытался подобрать слово, которое изменит ее решение. — Когда я опозорюсь.

— Не говори глупости, — Бет тихо рассмеялась. — Ты лучший Хранитель, которого они только могли найти.

— Хранитель? — переспросил Филип, смутно припомнив, что однажды она уже упоминала его.

— В смысле жрец, друид.

— Аааа… понятно. Ну, правда, я хочу, чтобы ты осталась. Ведь это же ночь Самайна… А как же «истончается граница…в мир людей проникают бессмертные»? Самое время проверить, так ли это… — попробовал он заманить ее.

— Давно уже не так, — печально вздохнула Бет. — Но мне приятно, что ты так стараешься уговорить меня. Если хочешь, можем встретиться после спектакля, когда все разойдутся, а Самайн только-только войдет в свою силу.

— Давай. Только сильно не задерживайся, а то я задубею в этом балахоне.

Бет заговорщицки прошептала:

— У мистера Галлахера в кабинете я видела накидку из шкуры козла… Хочешь я принесу?

— Это было бы здорово. И к образу подойдет.

— Договорились! Вернусь через мгновение.

Элизабет убежала, а Филип остался стоять один, чувствуя, как легкий мандраж постепенно начинает охватывать все его существо.

Он стоял на импровизированной сцене и смотрел в темноту опускающегося вечера поверх голов зрителей. Его голос зычно звучал в наступившей тишине:

— Это Время-Вне-Времени, когда истончается завеса между мирами, и потаенный народец — обитатели холмов и курганов — приходят в мир людей, когда духи мертвых стучат в дома к живым, когда эльфы как люди разгуливают по улицам, когда боги заключают браки со смертными, а Богиня Ночи принимает подати и прощает долги. Тьма и Свет соединились в едином танце. Время Самайна, — Филип торжественно продекларировал последнюю фразу и замолк.

Он замер под оголившейся кроной дерева в позе мудрого старца, обращающегося к своим соплеменникам. Его высокая статная фигура таинственно подсвечивалась мириадами искусственных огоньков, которыми был украшен дуб. Создавалось ощущение нереальности происходящего.

Еще мгновение тишины, и зрительный зал взорвался бурными овациями.

Под аплодисменты на сцену по очереди стали выходить другие актеры, задействованные в спектакле. Ева Кларк, исполнявшая роль Морриган, остановилась рядом с Филипом и изящно склонилась в поклоне. Несколько лепреконов — кто с молоточком в руках, кто с мешочком монет — выстроились рядом, все как один в остроконечных шляпах и смешных ботинках с большими импровизированными пряжками. Все были здесь: воины-кельты, эльфы, гроганы, даже мальчик, который изображал кровожадного водного коня — агишку.

Сердце Филипа стучало в висках, и за этим громким стуком он еле различал аплодисменты и выкрикиваемые комплименты. Улыбающиеся лица родителей, педагогов и учащихся, как в цветном калейдоскопе, смешались в затуманенном взоре Филипа. Многие зрители поднялись со своих мест, продолжая хлопать стоя. Вот он видит мышиную мордочку мистера О’Брайна, директора школы, вот мистер Келли что-то шепчет, склонившись над ухом молодой учительницы французского, а библиотекарь О’Нелли сложив руки трубочкой в этот момент кричит: «Браво!».

— Восхитительно, — прошептала Ева совсем рядом. — Ты был просто великолепен. Я не ошиблась в тебе.

Филип почувствовал, как краска заливает его лицо и шею. Вместе с другими актерами он склонился в глубоком поклоне, дружно прощаясь со зрителями.

— Молодец, чувак, — тычком в спину выразил свое восхищение после представления один из одноклассников, чье имя Филип даже не помнил. — Увидимся в школе.

Все давно разошлись, остались только запоздалые зеваки и кое-кто из актеров. Ева Кларк контролировала процесс разбора деревянного помоста, который весь спектакль служил им сценой.

— А ты что не уходишь? — спросила она, в пол-оборота повернувшись к нему, но не отрывая при этом взгляда от процесса.

— Да так, друга решил дождаться здесь.

— Ты про Элизабет Саливан? — осведомилась она, чуть приподняв красиво очерченные брови.

— Да, — Филип почему-то покраснел.

— У тебя с ней серьезно или вы так, просто общаетесь?

— Что значит серьезно? — вконец смутившись, спросил Филип. — Мы с ней друзья.

— Понятно. Я так, просто спросила, — она застенчиво-игриво пожала плечами. — Совсем скоро осенний бал, я подумала, что ты мог бы пригласить меня…

— Аааа… ну да…то есть, наверное… — Филип неловко мямлил.

Ему хотелось спросить про Томми Бойла, который числился ее парнем, но не решился. Больше не найдя, что сказать или добавить, он предпочел замолчать.

— Ладно, ребята. Остальное уберем в понедельник, — эта фраза относилась к двум одноклассникам, которые разбирали сцену. — Филип, ты не мог бы выключить иллюминацию перед уходом? — обратилась она к нему, изящно склонив голову и слегка прищурившись. — Я оставлю тебе освещение, чтобы ты совсем не сидел в темноте, но потом обязательно выключи. Не забудешь?

— Ага. Спасибо. Не забуду.

На прощанье она ему кокетливо помахала рукой и, изящным движением откинув белокурые локоны за спину, ушла.

Вскоре Филип остался совсем один. Кое-где в темноте виднелись разбросанные стаканчики из-под напитков, рядом с ним на скамейки остался кем-то забытый театральный бинокль.

«Надо же, — подумал он, улыбнувшись — кто-то серьезно подготовился». Ему почему-то подумалось, что такой аксессуар больше подошел бы мистеру Галлахеру — элегантному и невозмутимому, как английский денди. И тут он вспомнил, что не заметил доктора среди присутствующих на спектакле. Интересно, какое неотложное дело могло отвлечь любителя всего кельтского от праздника.

Становилось холоднее, и Филип заметно озябнув, стал сильнее кутаться в козлиную шкуру.

«Нужно, было договориться о встречи в школе», — подумал он и тут же вспомнил, что сегодня ночь Самайна и предоставляется удачная возможность, проверить дуб на его священность.

Псевдо-Эо Росса приглушённо сиял сотнями маленьких огоньков. Филипу подумалось, что будет лучше перебраться поближе к дереву, ведь от освещения должно стать заметно теплее.

Он поднялся и подошел к остаткам сцены. Присев на краешек деревянного помоста, он залюбовался огоньками. Так он просидел какое-то время, ожидая появления Бет.

Вскоре ему стало казаться, что прошла целая вечность с тех пор, как отшумело представление. Его ноги серьезно подмерзли, а пальцы, держащие концы накинутой на спину шкуры, не хотели больше подчиняться. А Бет все не появлялась.

Чтобы вконец не замерзнуть, он решил сделать несколько кругов и так увлекся, что почти покинул территорию школы. Поэтому когда ему показалось, что вспыхнуло что-то яркое и резко погасло там, где располагалась сцена, он поторопился вернуться.

Глава четвертая. По ту сторону

Резкая боль, потемнение в глазах, нечем дышать, снова яркий свет, поток воздуха и он вышел в тускло освещаемое пространство.

Глубоко дыша, Финн несколько раз сильно зажмурился, пока глаза не привыкли к новому месту.

На первый взгляд оно оказалось не таким уж и новым: внутренний двор, площадка, серое здание школы, выделяющееся в темноте и, наконец, Эо Росса.

Финн оглянулся назад, но ничего кроме причудливо украшенного старого дерева и странного сооружения в виде помоста он не обнаружил. Уны также не было рядом, или она просто она стала невидимой, как и обещала.

Он осмотрел себя: его тело снова стало видимым и твердым.

— Ну что ж, — сказал он сам себе, вздохнув, — веди меня мой Дар туда, где я найду свою маму.

Он снова зажмурился, словно ожидал, что тут же неведомым способом переместиться в другое место. Но ничего не произошло. Почти ничего…

Филипп издалека пытался приглядеться к тому, что происходило возле дуба. Он даже увидел Бет. То есть ему показалось, что он увидел ее. Приблизившись, Филип неожиданно понял, что перед ним совершенно другой человек.

«Еще один карлик?», — удивился он, подходя ближе.

Услышав шум под ногами Филипа, незнакомец вздрогнул и обернулся. Он чуть было не подскочил на месте от неожиданности, когда увидел молодого старца с длинной седой бородой, в шерстяной накидке и длинном белом наряде.

— Хранитель? — Финн едва обрел дар речи от испуга.

— Карлик? — от неожиданности Филип больше не нашел подходящих слов.

Оба уставились друг на друга. Филип сильно превосходил незнакомца в росте, но его вид — грозно сдвинуты брови, решительный взгляд и сжатые кулаки — внушали ему некоторое опасение.

— Ты знакомый Бет? Это она тебя послала? — спросил он у карлика после минуты напряженного молчания.

— Я Финн Форк из рода джентри, — церемонно представился маленький человек. — Я пришел найти мать. Если ты владеешь магией Хранителя, помоги мне найти ее.

«Ну, точно, — подумал Филип, — затея Бет и Мистера Галлахера. Видимо, решили подшутить надо мной, и подослали этого…псевдо-сида».

— Я не собираюсь играть в эту игру, — предупредил он, — Лучше скажи, где Бет, я замерз ждать ее здесь.

— Кто такая Бет? — удивился карлик. — И как зовут тебя, Хранитель?

— Ну хватит, это совсем не смешно, — Филипу становилось не по себе, этот новоиспеченный актер играл очень реалистично, словно и вправду верил в Хранителей. — Я Филип Мур, я тоже друг Бет. И я слишком устал, чтобы играть в шарады.

Может это такая инициация для новичков? Решили его посвятить в «ирландца» или чего доброго в «кельта»? Предупреждала же Бет, что мистер Галлахер просто помешан на всяких ритуалах, особенно в дни Самайна.

— Слушай, приятель. Я не знаю, кто ты и не расположен сейчас к общению и всяким загадкам. Я устал и если Бет не намерена приходить, я лучше отправлюсь домой.

— Я Финн Форк, — вновь повторил юноша. — Если ты не Хранитель, почему ты одет как он? У людей принято так одеваться?

— У людей? — Филип оторопело уставился на Финна.

Все быстро перестало быть забавным. Этот карлик откровенно пугал его. Возможно, кто-то из них двоих тронулся умом. Говорил же мистер Галлахер, что некоторые ирландцы настолько суеверны, что предпочитают в Самайн оставаться по домам, но, а те, кто все-таки покидает свой дом, надеются действительно встретить волшебных человечков.

— Хочешь сказать ты не человек? — на всякий случай уточнил Филип.

— Я сид из рода джентри, — не моргнув глазом заявил Финн.

— Ясно. Кажется, я схожу с ума, — Филип потер лоб.

— Филип Мур, почему на тебе одежда Хранителя? — подозрительно осведомился Финн.

— Да кто такие Хранители? — возмутился Филип.

Но тут он неожиданно вспомнил, как Бет пару раз упоминала это слово. В книгах и энциклопедиях он ни разу не сталкивался с таким термином, как впрочем, и с названием «джентри», тогда значение этого слова ему тоже объяснила Бет. Для обычного человека этот карлик очень осведомлен, может все-таки его подослала Элизабет.

— Я изображал друида в школьном спектакле, — чуть успокоившись, пояснил он, и кое-что быстро прикинув в уме, решил спросить: — Слушай, Финн или как там тебя, если ты сид, то должен обладать каким-нибудь волшебством, верно?

— Магией? В основном ею обладают Хранители и баньши, я же только учусь.

— То есть ты юный маг? Как же ты попал сюда?

— Мне помогли.

— Но что-то ты же наверняка умеешь? Просто хочу убедиться, что ты не обманываешь меня.

— Обманываю? — лицо Финна вытянулось от удивления. — Зачем мне тебя обманывать?

— Чтобы подшутить?

— Мы с тобой не друзья и не знакомы, зачем мне шутить над тобой?

— Так все-таки, — Филип начинал терять терпение и интерес к этому разговору. — Чем докажешь, что ты сид?

Финн пожал плечами и обратился куда-то в пространство:

— Уна, если ты меня слышишь, можешь явиться нам?

— Боюсь, я не смогу показаться человеку, не навредив ему, — отозвалось пространство женским певучим голосом.

У Филипа волосы на голове зашевелились. Он изо-всех сил таращился в темноту, чтобы различить обладательницу голоса, но тщетно. Казалось, ответила сама темнота.

— Стоит рискнуть. Мне нужна помощь этого человека, а он пока не поверит, не сможет помочь.

— Хорошо, Финн, как скажешь.

Филип ощутил легкое дуновение ветра. Казалось, воздух вокруг него едва ощутимо задрожал. Он невольно зажмурился, а когда открыл глаза, увидел рядом с карликом прекрасное святящееся создание, внешне напоминающее девушку. Она будто плыла в воздухе. Он поднял глаза вверх и встретился с горящим зеленым взглядом.

Ужас потряс его до глубины души. На нетвердых ногах он сделал шаг назад, но не удержался и упал на землю. Его руки тряслись и отказывались подчиняться, а глаза как прикованные не отрывались от лица девы.

— Баньши, — заплетающимся языком произнес он, испытывая суеверный страх, и впервые в жизни ему захотелось перекреститься.

— Я понимаю твои чувства, — неожиданно совсем рядом с ним раздался голос Финна, но он не обратил никакого внимания на него. — Когда я впервые узнал, что мир людей существует, я испытал нечто подобное. Страх и радость, неверие и любопытство. Поверь, мы не желаем тебе зла. Мы лишь хотим найти мою маму, Элиаф Форк.

Но видя, что Филип по-прежнему не отрывает взгляда от баньши, Финн попросил:

— Уна, пожалуйста, не навреди.

— Тогда я скрываюсь, — прошелестел ее голос и через мгновение баньши исчезла.

— Этого просто не может быть, — смог, наконец, выговорить потрясенный Филип, чувствуя, как контроль над телом постепенно возвращается к нему. — Я столько читал легенд о баньши, о сидах, но никогда не думал, что встречу вас. Конечно, я даже фантазировал на эту тему, но чтобы вот так… здесь … со мной. Это похоже на сон.

Для убедительности он несколько раз хорошенько потряс головой и даже ущипнул себя за запястье. Боль от щипка была реальная, как и этот карлик, что с любопытством сейчас разглядывал его.

— Если честно, — Филип доверительно посмотрел на Финна, — у меня столько вопросов к тебе.

— У меня тоже, — тот охотно кивнул головой. — Но самый главный, ты поможешь найти мою мать?

— Даже не знаю, — Филип поднялся с земли, с опаской поглядывая в темноту. — А как она выглядит?

— Она самая прекрасная и добрая. Ее зовут Элиаф.

— Но я никого не знаю с таким именем. А под твое описание могут попасть миллионы женщин. Ты уверен, что она здесь?

— Уверен, меня сюда привел мой Дар, я чувствую, что смогу найти ее.

И Финн коротко пересказал историю, из-за которой его мать попала в мир людей. Они сидели на лавочках и разглядывали друг друга с детским любопытством. Филип слушал внимательно, но иногда ему казалось, что все происходящее он видит во сне. Он совсем забыл про усталость и Бет.

— Элиаф Форк, — задумчиво повторил Филип. — Красивое имя. Наверное, твоя мама чудесная женщина?

— Самая чудесная, — подтвердил Финн. — Даже цветы завидовали ей. А она очень любила разводить цветы, даже песни им пела.

— Я тоже знаю одну чудесную девушку, которая любит петь цветам, — улыбнулся Филип, и тут его неожиданно осенило: — Постой. Как, ты сказал, тебя зовут?

— Финн Форк из рода джентри.

— Финн… Там в песне было какое-то упоминание… Сейчас постараюсь вспомнить, — Филип попробовал напеть, но нужные слова не шли на ум. — Всех сразишь… угодишь… Финн… маме…

— Красотою всех сразишь, маме Финна угодишь? — не веря собственным ушам, спросил Финн.

— Да, точно. Там еще о цветке что-то было.

— Где она? — Финн взволнованно вскочил с места и, схватив Филипа за рукава, затряс что есть силы. — Это она. Я уверен. Скажи, кто твоя знакомая, что поет такую песню?

От неожиданности Филип часто-часто заморгал. Мысли в голове проносились со скоростью урагана. Неужели все это происходит сейчас с ним?

— Похоже, я знаю, как найти твою маму, — сказал он и заметил, как засверкали глаза его нового знакомого. — Я помогу тебе.

У Финна все поплыло перед глазами. Резкая боль от удара в бок заставила его очнуться. Растерянно моргая от яркого солнечного света, он попытался сфокусировать свой взгляд на ближайших предметах: парта, книги, перо и тетрадь.

— Ну, ты и спать! — завопил прямо в ухо его сосед по парте Рыжий Эоху. — И ведь не дозовешься себя.

Только сейчас Финн увидел, что его окружают смеющиеся лица одноклассников. Солнце заливало класс золотистым светом, высвечивая на полу яркие причудливые тени.

Здесь были все: лепреконы Магу и Хуг, близняшки-эльфийки, Арт, который высокомерно приподняв бровь, сдерживал улыбку, прочие сиды и все они смеялись над ним.

— Мистер Форк, — неожиданно раздался строгий голос Хранителя, заставившего детей умолкнуть. — Уж не знаю, по какой причине Вы все время засыпаете на моих уроках, но я хотел бы, чтобы Вы задержались сегодня в моем кабинете, у меня к Вам пара вопросов.

Финн хорошенько протер глаза: Хранитель смотрел на него невозмутимым взглядом, видимо ожидая от него хотя бы кивка.

— Хранитель, — Финн решился задать вопрос вслух. — А сейчас я не сплю?

Дружный взрыв хохота. Даже мессир Скандлан не удержался от легкой улыбки.

— Вам виднее, мистер Форк.

Финн затравленно втянул голову в плечи, озираясь по сторонам. Радостные лица одноклассников лишь еще больше вносили сумятицу в его душу. Он не знал, что думать и во что верить. Создавалось жуткое впечатление, что последних недель поисков мира людей, будто вовсе и не существовало. Интуитивно он поискал глазами Уну, но даже ее не оказалось на своём обычном месте. Первая парта правого ряда была совершенно пуста.

После занятий он остался в классе. Мессир Скандлан расположился напротив него, пододвинув поближе свое рабочее кресло.

— Мистер Форк, Вы поделитесь со мной своими переживаниями? — Хранитель обратился к нему спокойным терпеливым голосом. — Что происходит, отчего Вы последнее время стали вдруг столь невнимательны и рассеяны? Вы буквально спите на ходу.

— Мессир Скандлан, — горячо зашептал Финн, всем телом припав к парте, — я не понимаю, что происходит. Может, это шутка какая? Мой Дар бесконтролен. Возможно, я и сейчас сплю, только не знаю, как это проверить. Вы ведь поможете мне, учитель?

— О каком Даре Вы говорите, юноша? — нахмурив брови Хранитель, пытался вникнуть в нервную речь ученика.

— Я — Спящий. Вы сами так меня назвали. Видящий Сны Наяву. Я могу предвидеть некоторые события или же то, что скрыто от большинства. Вы мне не верите? — Финн в отчаянии схватился обеими руками за голову. — Ну, давай же, Финн Форк, если ты спишь сейчас — то проснись немедленно!

— Подождите, — Хранитель попытался урезонить его, схватив его руки. — Не стоит рвать волосы на голове, они Вам еще пригодятся.

— Так Вы мне верите? — Финн с надеждойпосмотрел на учителя.

— Я верю Вам. Но, признаться честно, я впервые слышу о таком Даре.

— Но как же…

— Не перебивайте. У меня к Вам вот какой вопрос: значит, Вы все это видите или уже видели во сне? — Хранитель широким жестом руки обвел вокруг себя пространство.

— Нет. То есть да. Скорее да, чем нет. Из-за того, что я заснул на Вашем уроке, Вы дадите мне задание и отправите в Хранилище.

— В Хранилище?

— Да, тайная библиотека под школой, где хранятся все книги, когда-либо написанные сидами.

— Хранилище, значит, — Хранитель задумчиво приложил указательный палец к губам. — Признаюсь, я очень удивлен. Хранилище Вы тоже видели во сне?

— Да. Как сейчас Вас. Можете спросить у Арта и Уны, они тоже там были.

— Арт Харви? Один из учеников?

— Да.

— А Уна? О ком Вы говорите?

— Тоже Ваша ученица, сидит на первой парте справа от меня.

— Но у меня нет ученицы с таким именем! — искренне удивился Хранитель.

— Как нет? — голос Финна дрогнул и перешел на писк.

— Знаете, что я думаю, мистер Форк? — Хранитель принялся заботливо гладить свою бороду. — Думаю, что правильнее всего будет сейчас Вас отпустить домой. Отдохните, …отоспитесь в домашней обстановке. Вернетесь к занятиям, как только почувствуете себя готовым продолжить обучение. Уверен, Вы нагоните класс, как только немного придете в себя.

— Значит, Вы мне не поверили? — Финн сокрушенно покачал головой.

— Почему же? Верю, мистер Форк и, признаюсь, что нахожу нашу беседу и… — Хранитель немного замялся, — Ваш Дар, скажем так, очень интересным. Мы еще вернемся к этому разговору, а сейчас отправляйтесь домой, и передавайте привет родителям.

— Хорошо, — Финн понуро кивнул.

Когда он вышел из школы, до него вдруг дошел смысл последней фразы, произнесенной Хранителем. Он сказал «привет родителям». «Родителям» — во множественном числе. Разве он не знает, что его растит один отец?

Странностей становилось все больше…

Тут на площадке он вдруг заметил Арта, стоявшего в окружении своих верных «оруженосцев» — лепреконов Магу и Хуг.

— Эй, Арт, дружище! — Финн уверенным шагом направился к нему. Возможно, Арт знает, что за нелепость творится кругом.

Но как только он приблизился к другу, Арт одарил его холодным полным презрения взглядом.

— Сын башмачника берег перепутал? — высокомерно осведомился он, вызвав прыскающие смешки у своих товарищей. — Какой я тебе дружище?

Финн замер в двух шагах от него в полной нерешительности. Да что сегодня такое со всеми?! Казалось, мир рушится прямо на глазах. И нет возможности остановить это разрушение.

— Да так, ничего. Забудь, — Финн устало махнул рукой и, развернувшись кругом, пошел прочь от Харви и его приспешников.

— Вот и правильно, катись подальше, — крикнул ему вдогонку Арт, правда в его голосе уже не было прежней самоуверенности.

Финн уныло брел домой, волоча за собой рюкзак. Его окружали те же домики с разноцветными крышами, та же широкая дорога, по краям усыпанная мелким гравием. Солнце хоть и светило ярко, но уже совсем не припекало. Осень вступала в свои права. Жизнь продолжала свое мирное течение, но он этого не замечал. Ему казалось, что время остановилось или что еще хуже замкнулось в одном месте. Он больше не герой и не Искатель. Он даже сомневался, Спящий ли он или это тоже ему все приснилось. Хранитель ничего не помнит, Арт снова ему не друг, а Уна…

Вспомнив о подруге, Финн остановился в нерешительности посередине дороги. Может, стоит направиться сейчас прямиком к ней и узнать, помнит ли она последние события из их жизни? Но хорошенько подумав, он решил оставить это на потом, да и он сомневался, что она будет единственной, кто сохранил здравомыслие и память. Снова весь мир против него. А он всего лишь сын башмачника. Снова.

Финн безнадёжно побрел дальше.

Дома вкусно пахло выпечкой, и было удивительно светло и уютно.

«Тетя Мейв превзошла саму себя», — отстранено подумал он, устало взбираясь по лестнице на второй этаж.

Рюкзак с учебниками как никогда казался слишком тяжелым. Он раздраженно бросил его вниз. Потом подберет. Или никогда. Может он и в школу-то больше не вернется?

— Цыпленок, ты уже вернулся? — Элиаф выпорхнула из гостиной навстречу сыну.

— Мам… — Финн осекся на середине фразы, так и замерев с открытым ртом на лестнице.

— Кто же еще? — она беззаботно рассмеялась, откинув волнистые светлые волосы с лица. — Ты же знаешь, твой отец из мастерской не вылезает сутками, уже начинаю жалеть, что подбила его заняться этим делом.

Мама стояла перед ним точь в точь как в его видениях. Такая же реальная, как и брошенный им рюкзак с учебниками. Ее волосы, глаза, смех, — все невероятной радостной болью отдавалось внутри него. Его мама из плоти и крови. Совсем рядом. Здесь.

Он бросился к ней, перепрыгивая через ступеньки. Его глаза застилали слезы, и он уже почти ничего не видел кроме тысячи маминых отражений в блестящих капельках слез.

Она приняла его в свои объятия, теплые и нежные, как в детстве. Даже запах был до боли знакомым и успокаивающим.

— Тише-тише, цыпленок, я рядом, — шептала она ему, поглаживая его голову, спину и руки. — Что с тобой случилось? Ты поделишься со мной?

Финн кивнул, уткнувшись маме в плечо. Обязательно расскажет. Все-все. Как только поверит, что она настоящая и больше никуда не исчезнет. Он продолжал сжимать ее в объятиях, не желая расставаться.

— Ты меня пугаешь, цыпленок. Может ты заболел? — она, наконец, смогла высвободить руку и приложила ее ко лбу сына. — Великая Богиня, да ты весь горишь! А ну пойдем-ка в комнату. Сейчас я тебя уложу в постель, а потом принесу лечебный бульон. Мы тебя быстро на ноги поставим.

— А ты споешь песенку? — прошептал он, не выпуская ее из рук.

— Все что хочешь, сынок.

Уже на лестнице, глядя на маму блестящими от слез глазами он вдруг неожиданно серьезно ее спросил:

— Ты ведь настоящая, реальная?

Элиаф протянула руку и убирала прилипшие к его мокрому лицу темные локоны. Она ответила так же серьезно:

— Реальней не бывает, цыпленок.

Оглавление

Часть I. Финн Глава первая. Строптивое Хранилище

Глава вторая. Сказка семьи Форк

Глава третья. Владеющий сном

Часть II. Филип Глава первая. Школа Святого Мартина

Глава вторая. Библиотека доктора Галлахера

Часть III. Тайны Часть первая. Священная книга

Глава вторая. Уна

Глава третья. Искатель

Часть IV. Легенды первых даннов Глава первая. Эо Росса

Глава вторая. Время Безвременья

Глава третья. Тень

Часть V. Иной мир Глава первая. Баньши

Глава вторая. Самхейн

Глава третья. Друид

Глава четвертая. По ту сторону