КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Вопреки себе (СИ) [Malenn] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Пролог ==========


Россия, век XIX.


Два молодых дворянина — князь Андрей Алексеевич Вяземский и граф Павел Николаевич Бутурлин служат в одном полку и участвуют в войне с Бонапартом. Они не раз спасают друг другу жизнь в бою и становятся друзьями.

Получив ранения в битве под Бородино, они попадают в госпиталь, где вместе лечатся от ран. Друзья дают друг другу слово, что никогда не предадут своей дружбы и даже породнятся, когда у них появятся дети.

Правда, у графа Бутурлина уже подрастает маленький сын Александр, которому пока всего два года от роду, а вот юный князь Вяземский пока остаётся холостым. И тем не менее, князь охотно даёт слово другу, что, если в будущем у него появится дочь, он с радостью отдаст её за сына своего лучшего друга.


Наполеон разбит, война окончена. Друзья разъезжаются по своим поместьям, но продолжают переписываться и изредка встречаться.

Князь Вяземский попадает на службу в Российское посольство в Британии и женится на дочери английского герцога. В его семье рождаются сын Михаил, а спустя пять лет –дочь Аделина.

Княжеская чета Вяземских возвращается в Россию, где и поселяется в Петербурге, в родовом гнезде князя Андрея.

Идут годы. Друзья вновь встречаются при дворе и вспоминают о своем обещании, тем более, что у князя Андрея теперь растет малютка-дочь. Они заключают договор о помолвке своих детей по достижении ими брачного возраста. Жениху на тот момент двенадцать лет, а невесте — всего два.


Проходит ещё три года, и князь Андрей узнает, что его друг примкнул к «Северному обществу» — одному из сообществ будущих «декабристов», желающему установления в России республики и отмены крепостного права. Несмотря на уговоры друга, граф Бутурлин не собирается отказываться от своих убеждений, он твердо разделяет республиканские взгляды своих товарищей по тайному обществу.

Призывы князя Андрея о благоразумии графом игнорируются. Друзья ссорятся. На членов тайных обществ открывается охота полиции. Князь Андрей всё не оставляет попыток наставить друга на путь истинный, ему случайно становится известно место, где тайно встречаются члены сообщества, куда он и приезжает, желая убедить друга в опасности его деятельности для него самого и его семьи. Сам того не ведая, князь приводит за собой сыщиков.


Члены тайного общества арестованы. Князю Андрею едва удается убедить Императора, что он не имеет к Северному обществу никакого отношения, его спасает только высокое положение при дворе и сильные родственные связи. Однако, его связей оказывается недостаточно, чтобы спасти графа Бутурлина.


На престол восходит Николай Первый. Восстание на Сенатской площади жестоко подавлено.

Графа Бутурлина лишают титула и дворянства и ссылают вместе с семьёй в Сибирь без права возвращения в Петербург. Бывший граф винит своего друга в том, что он выдал его властям. Вместе с женой и тремя детьми: сыном Александром и двумя дочерями — Ольгой и Анной, Бутурлин отправляется в Березово, глухое село в Западной Сибири.

У его семьи начинается жизнь, полная горя, лишений и нищеты, в то время, как князь Андрей продолжает жизнь в блеске и роскоши двора императора Николая.


Князь Андрей Вяземский из друга превращается в кровного врага семьи Бутурлиных, эту мысль Павел Николаевич Бутурлин внушает своему единственному сыну — Александру.

Через полгода пребывания в Сибири, бывший граф Бутурлин умирает, а его шестнадцатилетний сын даёт клятву у гроба отца — вернуть своей семье положение в обществе и отомстить князю Вяземскому любой ценой.


========== Клятва ==========


Июнь1826 года, село Березово, Тобольская губерния, Российская Империя.


Деревенский погост был маленьким и поросшим скудной травой. Даже сейчас, летом, выдавшимся довольно холодным, трава выглядела пожелтевшей и пожухлой.

С утра моросил дождь, тяжелые свинцовые тучи висели так низко, будто хотели придавить к земле и так убитых горем родных усопшего. У свежей могилы стояли лишь старенький священник в черной рясе и семья покойного. Лишь шум ветра, пронзительное воронье карканье и перезвон церковных колоколов раздавался над их головами.

Сюда, в Березово, часто ссылали каторжников за самые разные преступления. Правда, справедливости ради стоит отметить, что ссылка потомственных дворян была редкостью, для этого нужно было совершить особо тяжкое преступление против царя и Отечества. Березово помнило ещё светлейшего князя Меншикова, князя Долгорукого, Остермана, а теперь вот здесь поселили опальных декабристов.

Покойный, Павел Николаевич Бутурлин, как раз и совершил такое преступление — попытку государственного переворота. Повезло ещё, что не повесили, как многих из его товарищей-декабристов, а лишь сослали в Сибирь, но смерть от оспы всё же исполнила свой безжалостный приговор, словно наказывая бывшего графа за нарушение присяги, данной Императору.

У могилы стояла, покачиваясь от горя, вдова, в черном платье и шляпке с вуалью, а рядом с нею трое детей — юноша лет шестнадцати и две маленькие девочки, восьми и шести лет.

Вдова и её дети выглядели не так, как остальные жители деревни, было заметно, что они родились в другом мире, принадлежали другому сословию. Дело было не только в одежде, отличавшейся от деревенской, но и в их внешности: их отличала какая-то, свойственная дворянскому сословию, изысканность, изящество, утонченность, врожденное достоинство в каждом движении. Даже тому, кто видел эту семью впервые, сразу становилось ясно – это ссыльные дворяне.

Семья покойного медленно побрела обратно домой. Маленький деревянный сруб на краю села теперь служил им домом. Это жилище так разительно отличалось от роскошного особняка графов Бутурлиных в Петербурге!

Сейчас, ступая по мокрой тропинке, ведущей к дому, Мария Александровна, вдова графа Бутурлина, словно во сне вспоминала о событиях последних недель перед смертью мужа и винила себя в том, что не сумела уберечь его не столько от болезни, сколько от нежелания жить.


Сруб, что выделили для семьи Бутурлиных, был довольно крепким, но убогим и жалким, мебели в нем практически не было, лишь несколько широких деревянных лавок, да большой стол с шестью табуретами. Слава Богу, что печь в доме была большая и исправно обогревала помещение, но всё равно обе маленькие дочери Бутурлиных тяжко болели этой зимой, когда им пришлось сменить климат Петербурга на суровые сибирские морозы.

Мария Александровна сутками выхаживала девочек, без сна и отдыха, неустанно молясь об их здравии. Эта тихая, немногословная женщина не привыкла жаловаться, считая это слабостью характера. К тому же, времени на причитания и слёзы у неё не оставалось — ей, как жене и матери, хранительнице семейного очага, нужно было думать о том, как сохранить этот самый очаг даже здесь, на краю Империи, в Богом забытом месте.

Единственный врач на всю округу находился за много верст от Березова, да и возможности послать за ним у семьи не было, не говоря уже о том, чтобы заплатить за его услуги. И потому девочек лечила сама Мария Александровна: травяными отварами, взятыми у местной знахарки, да жаркими молитвами Николаю Угоднику, которые бывшая графиня неустанно бормотала днем и ночью.

Когда девочки, наконец, пошли на поправку, у графини прибавилась новая беда: она стала замечать, как её муж постепенно впадает в отчаяние и опускает руки, теряя волю к жизни.

Павел Николаевич винил себя в том, что он довёл семью до такого падения. Ссылка представлялась ему концом жизни, после которого сам смысл существования был потерян. Он не мог смотреть в глаза жене и детям, вынужденным питаться черным хлебом и пустой кашей, не мог объяснить маленьким дочкам, почему у них теперь нет игрушек, шелковых платьев и любимых пирожных, и почему они никогда не вернутся в Петербург.

Потеря положения, привычного с рождения образа жизни, окружения, тяжело сказалась на Павле Николаевиче. Он стал быстро угасать и вскоре слег под внезапным натиском оспы.

Опасаясь заразить детей, Мария Александровна, на время болезни отца, поселила их в домике священника, а сама преданно ухаживала за любимым мужем, хотя и сама рисковала подхватить заразу. Графиня оставалась верна своему долгу и любви.

Он сгорел быстро, буквально за две недели, словно душа, измученная лишениями и муками совести, не желала задерживаться в теле. В последний день перед кончиной граф велел жене позвать к его ложу сына, Александра. Хоть Мария Александровна и опасалась, что юноша может заразиться опасной болезнью, однако отказать в последней просьбе умирающему супругу не посмела.

Вскоре высокий, темноволосый юноша, бледный от горя, перешагнул порог дома и с опаской приблизился к ложу отца. Александр едва узнал его: это землистое, испещренное глубокими морщинами лицо, покрытое язвами, впалые щёки, заострившийся нос никак не могли принадлежать его отцу! Граф Бутурлин всегда слыл красавцем и любимцем дам, его озорная улыбка и глубокий, волнующий голос покорили не одно женское сердце, а его супруге стоили многих ночей переживаний и мук ревности.

Но сейчас на постели лежал дряхлый старик со спутанными волосами, бывшими когда-то цвета воронова крыла, а теперь ставшими тускло-серыми, и помутневшими глазами, полуприкрытыми дрожащими веками. Как отец мог настолько измениться за каких-то две недели, что сын его не видел?!

Если у юноши и была в душе какая-то безумная надежда, что его отец сможет поправиться, она тут же испарилась при первом брошенном на больного взгляде. Это был конец…

Александр судорожно проглотил комок, подкативший к горлу и сжал кулаки в бессильной ярости на проклятую судьбу, что лишила его привычной жизни, а теперь лишает и отца — главной опоры их семьи.

Как он теперь останется один? Мать и маленькие сестры будут на его попечении, он, Александр, отныне станет главой семьи Бутурлиных. Но ему всего лишь пять месяцев назад исполнилось шестнадцать! Сможет ли он? Получится ли у него оберегать семью вместо отца?

Ведь граф оставляет его один на один с нищетой, без наследства, без средств к существованию, без всего того, что могло бы помочь ему встать на ноги! Ему придётся всего добиваться самому, с нуля… Никто не поможет ему, сейчас он обычный мещанин, без титула, без связей, нищий и никому не нужный…

Сейчас юноша чувствовал себя таким беспомощным, словно ему было столько же, сколько Оленьке, самой младшей сестре, хотелось просто по-детски расплакаться и уткнуться лицом в материнский подол, чтобы его жалели и гладили по голове, утешая.

Однако врожденная гордость не позволяла ему вести себя, как ребенок! Отчаянным усилием воли юный Александр всё-таки смог заставить себя успокоить бурю в своём сердце и сесть на край отцовской постели. Он должен выслушать последнюю волю отца, это его сыновний долг.


— Отец, — Александр осторожно тронул больного за плечо, памятуя о том, что матушка велела не прикасаться к открытым участкам тела графа, чтобы не заразиться. — Это я… Я пришёл!


Мутные глаза графа, бывшие когда-то сапфирово-синими, медленно приоткрылись. Он убедился, что перед ним действительно его сын и снова прикрыл веки, собираясь с силами для разговора.


— Саша… — раздался его тихий, слабый голос, — Ты должен пообещать мне…


— Да, отец, всё, что угодно! — силясь сдержать рвущееся наружу рыдание, ответил юноша.


— Позаботься о матери и сёстрах…ты теперь остался один у них… последний из рода Бутурлиных…


— Обещаю… — прошептал Александр, сжимая кулаки так, что побелели суставы.


— И ещё… — граф с трудом переводил дух, слова давались ему с большим трудом, — Обещай… вернуть нашей семье доброе имя… и положение…


— Я обещаю… — повторил юноша, в отчаянии наблюдая, как лицо отца постепенно бледнеет всё сильнее.


Сейчас он готов был пообещать отцу всё, что угодно, только бы отсрочить хоть немного неумолимый ход времени, отнимающий у него дорогое ему существо.


— Обещай… — еле слышно продолжил граф, — Обещай отомстить этому предателю… Вяземскому…он один виноват…поклянись…


Это были последние слова умирающего. Он силился сделать ещё один вздох, но уже не смог — тело графа судорожно дернулось и вытянулось на постели.


— Клянусь! — выкрикнул сын, словно пытаясь докричаться до умершего отца. — Я клянусь тебе, отец!


Несколько мгновений Александр вместе с матерью, которая являлась молчаливым свидетелем этого последнего разговора отца с сыном, не мигая смотрели на тело покойного, а потом юноша внезапно разрыдался, закрыв лицо руками.

Сейчас было можно. Можно хоть на миг перестать сдерживаться, предаться горю. А матушка не осудит его за это. Это его последние слёзы.

Мать и сын долго рыдали в объятиях друг друга, оплакивая того, кто был ещё совсем недавно оплотом их семьи, самым дорогим, самым надежным. Как они сообщат о его смерти девочкам?!

А потом всё произошло очень быстро: тело омыли, переодели в чистую одежду, затем отпевание и похороны.

Всё… Будто и не было на свете графа Павла Николаевича Бутурлина, потомственного дворянина, богатого, красивого, любимца женщин и души любой компании, когда-то бравого гусара…которому не было ещё и пятидесяти лет!


Вернувшись с кладбища и уложив напуганных слезами матери девочек в постель, Мария Александровна с сыном долго сидели за пустым столом, на котором стояла одна единственная свеча. Они молча глядели перед собой и пытались собраться с мыслями.

Александр чувствовал, что он постарел на много лет за один день. В одночасье ему пришлось повзрослеть и начать думать о том, как жить дальше. Жизнь заставляла шевелиться.

Юный граф, конечно, не успел получить полного домашнего образования, какое полагалось дворянскому отпрыску, но уже успел овладеть многими науками на достаточно приличном уровне: он безупречно владел английским и французским языками, хорошо разбирался в математике и физике, а химию так и вовсе почитал своей любимой наукой, имел познания в истории и географии, был достаточно хорошо начитан, неплохо разбирался в музыке и живописи, словом, мог поддержать разговор практически на любую тему в любом великосветском салоне, будь то в Петербурге или в Лондоне, например. Граф научил сына прекрасно стрелять и ездить верхом, передавая наследнику свои гусарские навыки, приобретенные в молодости.

А теперь Александру нужно придумать, как можно использовать те навыки, что он успел получить от своей пока еще недолгой жизни. И как обзавестись новыми.

Юноша понимал, что ему придётся выживать самостоятельно, одному. Ему придётся превратиться в волка, дикое животное, чтобы зубами и когтями цепляться за жизнь и вырваться из клетки нищеты и бесправия, в которую угодила его семья.


— Матушка, — тихо сказал он, поднимая на неё взгляд внезапно повзрослевшего мужчины. — Завтра я направлюсь в город и попробую поискать работу. Любую, лишь бы взяли. А когда устроюсь, перевезу Вас с девочками отсюда. Теперь… нам не обязательно оставаться здесь.


— Саша, но ты же никогда не работал, — сокрушенно пробормотала мать. — Куда ты пойдешь? Чем будешь заниматься?


— Это неважно, лишь бы найти заработок. Поверьте, я не страшусь любой работы, даже самой тяжелой, — Александр сжал руки матери в своих ладонях. — Я попрошу отца Федора пока присмотреть за Вами. Мне так будет спокойнее.


Графиня обреченно кивнула, мысленно прощаясь с единственным сыном. Кто знает, что ждёт его за порогом этого дома? Вернется ли он к ней снова?

Жизнь так жестока, особенно к разжалованным дворянам, а он ещё так молод! Его лицо такое юное и невинное, он совсем не знает жизни. Сколько глухих стен придется ему пробить в попытках найти свое место под солнцем? Материнское сердце обливалось кровью от страха за единственного сына.


А на утро юноша ушел, покинув мать и сестер, чтобы стать добытчиком семьи. Он шёл пешком, преодолевая немалые расстояния, но это было не так уж важно. Цель зажгла его душу огнем праведного гнева, и потому он не чувствовал усталости. А его главной целью было исполнить клятву.

Он еще не знал, как, но он, Александр Бутурлин, наследник старого графского рода, обязательно добьется возвращения к его семье и богатства, и титула, и положения в обществе. У них будет всё то, к чему они привыкли с рождения. Ради достижения этой цели Александр не остановится ни перед чем.


Если нужно будет трудиться, как раб — он готов, если нужно будет покарать врагов — тем более. Даже убийство его не остановит. Он дал клятву отомстить Вяземскому. И он её сдержит!


========== Старая добрая Англия ==========


Прошло двенадцать лет.

Май 1838 года, Лондон, Великобритания.


Адель проснулась на рассвете, несмотря на то, что они с братом прибыли в особняк поздно ночью. С ней всегда так: сколь долго не засиживалась бы она за очередной интересной книгой, просыпалась всегда неизменно рано утром.

Солнце ещё даже не поднялось над горизонтом, а только окрасило небо в розоватый цвет. Юная княжна выбралась из теплой постели и, ступая босыми ногами по полу, подошла к высокому окну. Отодвинув мешающую ей тяжелую бархатную гардину, она открыла створку окна и впустила в комнату прохладный утренний воздух.


Кожа сразу покрылась мурашками от ворвавшегося в комнату сквозняка и девушка зябко поежилась. Из сада донесся сладковатый запах цветущих кустов пионов, огромная клумба, засаженная этими цветами самых разных оттенков, находилась как раз под окном спальни Адель. Нужно будет обязательно приказать Насте собрать для неё большой букет и поставить в вазу у её постели.

Девушка с удовольствием вдохнула нежный аромат и, взобравшись на подоконник, мечтательно прислонилась головой к стене.

Итак, она снова в Лондоне. Интересно, изменилось ли здесь что-нибудь за те годы, что она жила в России? В последний раз она провела здесь лето два года назад, когда приезжала на юбилей дедушки, герцога Ратленда. Но, что она тогда видела?

Разумеется, магазины: это было лучшее место в Лондоне, по мнению Адель. Будь её воля, она бы целыми днями напролет не вылезала из них. В Лондоне были целые улицы, состоящие из одних только магазинов: одежда, обувь, шляпы, детские игрушки, продуктовые лавки, аптеки, книги, ювелирные изделия, меха, парфюмерия… перечислять можно было бесконечно! И бродить по ним тоже, ибо князь Вяземский ещё ни разу в жизни не отказал ни в чем своей единственной, обожаемой дочери.


Вместо того, чтобы попытаться урезонить очаровательную юную транжиру, он лишь с улыбкой оплачивал ворох счетов, которые появлялись в доме не следующий день после очередного визита Аделины на Оксфорд-Стрит. Князь был твердо убежден, что его девочка должна иметь доступ ко всему самому лучшему, что она пожелает. И неважно, что это было — сто сорок восьмая шляпка или чистокровный английский скакун.


Возможно, таким образом Андрей Алексеевич пытался как-то компенсировать дочери то, что она выросла без матери. Увы, его жена была весьма эксцентричной натурой, что и привело её к трагедии. Княгиня Вяземская, урожденная Элизабет Ратленд, погибла на охоте, неудачно упав с лошади и сломав себе шею. Она умерла мгновенно, без мучений, едва ли успев понять, что произошло. Их сыну, Мишелю, было десять лет, а Аделине шёл шестой год.


Князь тогда был настолько подавлен и шокирован нелепой смертью жены, что несколько недель просто пил в одиночестве, забыв обо всём на свете, в том числе и о детях. Когда же он опомнился, то попытался наверстать упущенное время и начал забрасывать сына и дочь подарками и развлечениями, а потом и вовсе увез их в длительное европейское турне, где они провели два года, переезжая из страны в страну, из города в город.

В итоге, с самого детства Аделина привыкла к постоянным путешествиям: Лондон, Париж, Венеция, Вена, Цюрих, где она только не побывала с отцом и братом!


Правда, к её вящему огорчению, когда ей исполнилось девять лет, papa вспомнил о том, что юной княжне необходимо лучшее образование, и запер её в самый известный пансион для благородных девиц в Петербурге — Смольный Институт.

Учеба давалась непоседливой и своенравной княжне непросто, но виной тому, в основном, была её собственная лень. Хотя, Адель относилась так не ко всем предметам: она, например, обожала музыку и танцы, а её чистым, хрустальным сопрано восхищались не только все барышни пансиона, но и преподаватели, включая даже чопорную директрису — княгиню Голицыну.


Игра на фортепиано тоже давалась ей легко, а способность к языкам помогла без труда освоить английский и французский. Все остальные предметы, такие как география, арифметика, история княжна изучала, конечно, но без особого рвения. Намного интереснее ей было тайком от классной дамы читать французские романы о любви, которые, кстати, были строго запрещены к прочтению смолянкам.

Но барышни, на то они и барышни, чтобы забивать свои юные, неискушенные головы всякими романтическими бреднями, а потом, ночами, таинственным шепотом обсуждать прочитанное с подругами, мечтая, что однажды к каждой из них явится такой же красавец-герой, как в романах, и увезет с собой на белом скакуне.

Так что, запрещенное чтиво осторожно передавалось из рук в руки, причем, в искусстве сокрытия улик молодым барышням могли позавидовать даже члены тайных политических обществ. Ни разу, на памяти Адель, они не были пойманы с поличным, то есть с романом в руках!


К моменту, когда юной княжне Вяземской вручили на руки свидетельство об окончании Смольного института, она получила довольно приличное образование и вполне могла быть представлена ко двору или даже претендовать на должность фрейлины, что вполне соответствовало её княжескому титулу.

Но у papa были свои планы на счет дочери. Шесть лет назад князь Вяземский получил должность первого помощника посла Российской Империи в Британии и перебрался в Лондон, а два года назад приобрел роскошный особняк в районе Ридженс Парк.


Михаил и Аделина все эти годы провели в России, находясь под присмотром старой тетушки, кузины их отца. Аделина грызла гранит науки в Смольном, а брат посещал мужскую гимназию, а после — императорский Царскосельский лицей.

Учился молодой князь блестяще и всей душой стремился к знаниям, чем вызывал немалую гордость отца. По праву рождения Михаил был зачислен в императорский гусарский полк и успел получить чин поручика. Форма шла ему бесподобно и молодой человек с гордостью носил гусарский мундир, вызывая восхищенные вздохи барышень и дам на балах и приёмах.


Теперь, когда образование княжны было завершено, отец незамедлительно вызвал обоих отпрысков к себе, в Британию. Для Михаила он готовил карьеру дипломата, а для Адель подумывал в будущем подыскать богатого и именитого супруга, может, даже из королевской семьи, кто знает? По мнению Андрея Алексеевича, его дочь была настоящей красавицей и вполне могла составить пару с каким-нибудь герцогом или даже принцем, благо их в Европе было пруд пруди.


Каким бы пристрастным ни было суждение любящего отца, он был недалек от истины: Адель действительно выросла красавицей. Она была похожа на мать, унаследовав от Элизабет Ратленд её густые пшеничные локоны и светлую, будто фарфоровую, кожу, но при этом взяла от отца темные, четко очерченные брови и огромные карие глаза под длинными, загнутыми, словно у дорогой французской куклы, ресницами. Это редкое сочетание карих глаз, темных бровей и ресниц со светлыми волосами невольно приковывало к девушке взгляды окружающих. А если прибавить к яркой внешности её природную грацию, стройную фигуру и очаровательную улыбку, становилось ясно — юная княжна Вяземская станет одной из самых популярных дебютанток в этом сезоне.


Обычно юных девушек из высшего общества вывозили в свет лет с шестнадцати, и Адель уже пропустила два сезона в Петербурге, но, во-первых, она не желала первый раз выходить в свет без сопровождения отца, а во-вторых, это было невозможно из-за учебы в Смольном.

В конце года ей должно исполниться восемнадцать лет, так что, её первое появление в обществе планируется именно здесь — в Лондоне. Сезон балов должен начаться совсем скоро, слава Богу, у неё достанет времени, чтобы сшить себе новый гардероб по самым модным парижским журналам для дам.

Прямо сегодня она и отправится по магазинам и узнает, кто самая модная модистка в Лондоне. Кстати, в этом вопросе её вполне смогут просветить тетушки и многочисленные кузины, которые абсолютно точно появятся здесь сегодня. Наверняка отец уже известил всех о приезде своих наследников.


Внезапно рассветную тишину нарушил осторожный скрип открывающейся двери, и в комнату вошла невысокая, темноволосая девушка с длинной косой, одетая в темно-синее платье и длинный белый передник. В руках она несла небольшой медный таз и высокий фарфоровый кувшин с водой для умывания. Это была Настя, крепостная девушка Вяземских и личная горничная Адель, а также главная поверенная всех тайн своей барышни и неизменная соучастница разных мелких пакостей юной княжны.

Увидев Настю, Адель быстро спрыгнула с подоконника, чем напугала девушку, явно не ожидавшую увидеть госпожу не в постели.


— Батюшки святы! — вскрикнула испуганно Настя. — Господь с Вами, барышня, кто ж так пугает? Что это Вы на окне-то сидите? Да ещё в неглиже? А ну, как увидит кто?


— Да там такой туман с утра, что я даже и улицу толком не разглядела, — отмахнулась Адель. — Давай уже умываться и одеваться скорее, я что-то замерзла. Никак не привыкну, что в Лондоне так сыро.


Настя, не тратя времени даром на разговоры, быстро закрыла окно, аккуратно вернула на место гардину и поставила перед Адель таз, в который приготовилась налить воду. Пока княжна умывалась, горничная без умолку трещала о том, как ей не нравится Англия, что здесь сыро и холодно (как будто в Петербурге в мае было теплее), что англичане выглядят так, словно выпили уксуса и, наконец, о том, что здесь её барышня точно будет постоянно болеть, потому что в Лондоне все время идут дожди.


— Настя, я умоляю тебя, замолчи хоть на секунду, — взмолилась Адель, беря из рук горничной большое полотенце. — От твоей трескотни у меня уже начинается мигрень, а мне сегодня ещё выслушивать уйму новостей из уст тетушек и кузин! Неси корсет и платье, а не то я и правда заболею, стоя тут почти нагишом.


Без болтовни Насти дело пошло быстрее, и уже через пятнадцать минут Адель, одетая в утреннее белое платье в мелкий цветочек и аккуратно причесанная, спустилась в гостиную. До подачи завтрака оставалось ещё немного времени, и княжна решила использовать его, чтобы немного осмотреть сад.

Накинув на плечи легкую ажурную шаль, Адель выскользнула через заднюю дверь и попала прямиком в большой и ухоженный сад. Газон и клумбы были подстрижены и ухожены с чисто английской аккуратностью, а вид цветущих пионов и тюльпанов радовал глаз, особенно после такой длительной и холодной российской зимы.


Адель прошлась по широкой центральной дорожке, не забыв остановиться у самой большой клумбы и сорвать несколько пионов. Она с наслаждением опустила лицо прямо в душистый букет, вдыхая любимый запах, и медленно прошла дальше по дорожке, пока не дошла до высокого кирпичного забора. В самом углу двора, прямо в заборе была небольшая калитка, которой, видимо пользовались слуги… или тайные поклонники горничных, служащих при особняке.

Странно, но калитка была приоткрыта. Девушка недоуменно нахмурилась.

Ведь так сюда, во двор, может проникнуть кто угодно, а это всё-таки частная собственность, к тому же, принадлежащая российскому дипломату.

Нужно будет не забыть сообщить об этом papa за завтраком, пусть устроит взбучку офицерам, отвечающим за охрану дома. Князь всегда отличался особыми требованиями к безопасности своих детей и имущества, а потому Адель не сомневалась, что охране достанется от него по первое число. Конечно, ябедничать было некрасиво, но иногда лучше перестраховаться.

Собравшись уходить, княжна повернулась в сторону дома, но вдруг её внимание привлек посторонний шум, раздавшийся в густом кустарнике, росшем у забора. Ей показалось, что там кто-то прячется.

Неужели посторонний человек забрался в сад? Что делать? Закричать? Её вряд ли услышат из дома — слишком далеко.

Кто же это может быть? А вдруг, это какой-нибудь беглый преступник или вор?


Сердце Адель вдруг сжалось от страха, и девушка бросилась бежать, в панике уронив цветы на дорожку. Она бежала достаточно быстро, но всё же услышала чьи-то торопливые шаги и короткий скрип закрывающейся калитки. Значит, она спугнула незваного гостя, и он поспешил убраться восвояси.

Добежав до парадной, девушка, наконец, остановилась и попыталась перевести дыхание, что было не так легко сделать, ибо Настя слишком добросовестно затянула на ней корсет. Внезапно дверь резко распахнулась и княжну, запыхавшуюся и взволнованную, обнаружил на пороге её брат, Мишель.


— Аделина? — глаза молодого князя удивленно раскрылись. — А ты как здесь оказалась? Я уже все комнаты обшарил, пытаясь тебя отыскать. Отец не любит опозданий к столу, ты же знаешь!


— Я просто… ходила в сад, хотела нарвать цветов, — переведя, наконец, дух ответила девушка.


— И так торопилась, что забыла сделать это? Где же, позволь узнать, твой букет? – недоверчиво прищурился Мишель.


Господи, она, кажется, и правда уронила букет в саду! Адель досадливо нахмурилась. Идти к таинственной калитке ещё раз у неё не было никакого желания.


— Что случилось, Адель? — уже серьезным тоном спросил её брат. — Ты выглядишь испуганной.


— Так и есть, — кивнула девушка, — Мне кажется, я только что видела в саду кого-то. Может быть, это был вор, я не разглядела его. Он прятался в кустах у забора, а потом убежал через калитку. Нужно велеть охране запереть её, Мишель. Может, ты скажешь офицерам сам? Если мы расскажем papa, он их просто растерзает, ты же знаешь.


Мишель с улыбкой взглянул на личико младшей сестры: может, конечно, Адель и самая избалованная девушка на свете, но при всём её эгоизме, у неё доброе сердце.


— Так и быть, я всё сделаю сам. А ты иди уже, наконец, за стол, иначе отец растерзает нас вместо своих офицеров, — проворчал молодой князь, подталкивая сестру к двери.


Пытаясь придать лицу максимально благодушное и спокойное выражение, Адель поспешила вслед за братом в большую, изысканно обставленную столовую, где во главе длинного стола ожидал их отец.

Князю Андрею Алексеевичу Вяземскому было на тот момент пятьдесят лет. Это был высокий, статный мужчина, довольно привлекательный внешне, он сохранил свою русую шевелюру практически не тронутой сединой, что делало его моложе своих лет, а карие глаза князя до сих пор отличались лукавым, мальчишеским блеском.

Словом, он пользовался абсолютным успехом у знатных дам Лондона, являясь желанным трофеем для охотниц за мужьями и веселых вдовушек. Да что там говорить, даже многие замужние леди были не против свести с ним … более близкое знакомство, но Андрей Алексеевич держал себя в руках и ни разу не запятнал себя порочащими связями.

Завидев любимую дочь, которую он толком не разглядел во время её ночного прибытия в особняк, князь встал из-за стола и протянул к ней обе руки.


— Bonjour, chérie. Ты прекрасно выглядишь, моя дорогая! Я так скучал по тебе!— сказал князь и нежно прижал Адель к себе.


— Merci, papa! Я тоже по тебе скучала! — улыбнулась княжна, принимая положенный поцелуй в щечку и отвечая отцу тем же.


— А по мне, значит, и не скучал никто, — притворно-обиженным тоном протянул Мишель.

В ответ князь добродушно потрепал сына по плечу и улыбнулся.


— Разумеется, Мишель, я всегда скучаю по вам обоим. Но ты же не хочешь, чтобы я и тебя расцеловал, словно пансионерку? — лукаво спросил он.


Завтрак прошёл в прекрасной, спокойной атмосфере. Князь Андрей делился с детьми ближайшими планами по их представлению ко двору, а также лондонскому высшему свету.

Множество приглашений на званые вечера, балы, пикники, домашние спектакли поступали в особняк князя почти каждый день с тех пор, как свет узнал о том, что из России в Англию скоро приедут дети самого загадочного и неприступного из русских дипломатов в Британии.

Всем было интересно посмотреть на них, к тому же, молодые князь и княжна Вяземские были наполовину англичанами по материнской линии и принадлежали к могущественному роду Ратлендов. Старый герцог Ратленд, недавно отметивший восьмидесятилетний юбилей, хоть и был еще достаточно бодрым, но уже прикидывал, кому из своих многочисленных родственников он оставит львиную долю своего огромного состояния.

Поскольку сын герцога погиб ещё совсем молодым и не оставил потомства, а единственная дочь умерла в России, то в качестве главных претендентов на наследство вполне могли рассматриваться именно родные внуки герцога — Михаил и Аделина. Это, конечно, не могло обрадовать многочисленных племянников и племянниц старого герцога, которые уже спали и видели себя обладателями герцогского титула.


Аделина старалась внимательно слушать отца, но периодически мысли её снова возвращались к таинственно открытой калитке в саду. Девушке казалось, что она чудом избежала опасности сегодня утром. С чем было связано такое предчувствие она не могла себе объяснить, но тревожное ощущение не проходило.

Кто-то наблюдал за ней, спрятавшись в кустах. Как же теперь выходить в сад? Неужели даже дома она не сможет чувствовать себя в безопасности?

Впрочем, Мишель ведь пообещал проследить за тем, чтобы калитку закрыли. А значит, с ней всё будет в порядке, так что нечего накручивать себя.


— Адель? — вдруг услышала девушка голос отца. — Что с тобой, дорогая? Где ты витаешь?


— Прости, papa, — поспешно отозвалась княжна, — Я, наверное, до сих пор не отошла от длинного путешествия.


— Ничего, ma chère, — похлопал её по руке отец, — Я хотел сказать, что в конце этой недели состоится первый в этом сезоне бал дебютанток, и я, разумеется, внёс твое имя в список молодых леди, которые будут впервые представлены обществу.


— Но, papa, я даже не подумала ещё о бальном платье! — расстроенно воскликнула Адель, мгновенно позабыв о таинственном посетителе сада. — А сшить новое мне точно не успеют!


— Не волнуйся, детка, я обо всем позаботился! — улыбнулся князь. — Завтра утром должны доставить платья, которые я заказал тебе в Париже месяц назад. Надеюсь, ты не имеешь ничего против парижских портных?


— О, разумеется нет! — радостно всплеснула руками девушка, — Merci beaucoup, papa!


В этом был весь отец — он мог, не моргнув глазом, заказать дочери самый дорогой гардероб в Париже, предвосхитив её желание и сделав тем самым приятный сюрприз, лишь бы увидеть улыбку на её лице! Если дело касалось подарков для Адель, князь никогда не скупился.

В предвкушении завтрашних модных обнов, юная княжна выбежала из столовой, радостно напевая, и помчалась к Насте, чтобы поведать ей о том, что в конце недели она будет впервые в жизни танцевать на настоящем балу — ежегодном, знаменитом лондонском балу дебютанток.

***

А тем временем, пока счастливое семейство князя Вяземского мирно завтракало у себя в особняке, по улицам Лондона неспешно катился наемный черный кэб. Изрядно попетляв по узким улочкам, кэб остановился у неприметного с виду трактира на окраине Лондона. Трактир был старый и потрепанный, с покосившейся вывеской — идеальное место для встреч тех, кто не желает быть узнанным.

Из экипажа вышел светловолосый молодой человек, с виду напоминающий обычного английского денди: он был одет в бежевый костюм из плотного сукна и темно-синий плащ, на голове у незнакомца красовался модный светлый цилиндр, а в руке он небрежно держал трость, на ручке которой была вырезана оскалившаяся медвежья голова. Мужчина брезгливо огляделся по сторонам, по всему было видно, что ему крайне редко приходилось заглядывать в такие трущобы.


Осторожно толкнув дверь рукой, затянутой в светлую кожаную перчатку, незнакомец вошел внутрь. Остановившись на пороге, он поискал глазами того, с кем должен был встретиться в трактире.

В самом темном углу сего питейного заведения сидел, укутавшись в черный плащ, темноволосый молодой человек. Перед ним на столе стояла лишь начатая бутылка виски и пустой стакан.

Он сидел, откинувшись на стул, надвинув шляпу почти на глаза и, казалось, спал, однако, увидев появившегося на пороге денди, тут же оживился и поднял руку вверх, подавая знак, где он находится.

Щеголь в светлом костюме осторожно прошел мимо столиков, стараясь не испачкаться, ибо чистота в этом трактире была явно лишь далеким воспоминанием, и приблизился к темноволосому мужчине.


— Тебе следовало бы заплатить мне за то, что я согласился встретиться с тобой в этом гадюшнике, дорогой кузен! — брезгливо скривился денди. — Если бы не срочные новости и твоя тошнотворная таинственность, я ни за что сюда не поехал бы! Я уже молчу о том, какие испуганные глаза сделал кучер, когда я назвал ему адрес! Похоже, что в этом районе обитают сплошь одни бандиты и проходимцы.


— Ты слишком много болтаешь, как всегда, — недовольно проворчал темноволосый, сердито сверкнув на блондина пронзительно-синими глазами. — И не называй меня кузеном, мы же договорились! Садись и рассказывай! Тебе удалось туда пробраться?


Блондин с явным сомнением оглядел неказистый стул, который подвинул ему кузен, совершенно справедливо сомневаясь в его чистоте. Но он отлично знал, что терпение явно не относится к числу достоинств его кузена, а потому всё-таки осторожно присел на краешек стула.


— Разумеется, мне удалось сделать это! — насмешливо осклабился он. — Разве ты сомневаешься в моих способностях подкупать верных слуг?


— Итак? — нетерпеливо перебил его кузен. — Ты видел её?


— Да, я её видел! — победно заключил денди. — А она чуть было не застукала меня! Видать, чутьё на опасность у неё от папеньки.


— Она тебя заметила? Но я же велел тебе не показываться ей на глаза, она не должна знать тебя в лицо, Алексей! — яростно зашептал темноволосый, оглядываясь по сторонам.


— Лица моего она не видела, не волнуйся! — успокоил кузена Алексей. — Я вовремя успел спрятаться, а она испугалась и убежала. Кстати, она хорошенькая. Очень даже.


— Это как раз не имеет никакого значения! — неожиданно свирепо отозвался тот. — Значит, Вяземский собирается вывести её в свет… Вот что — достань мне приглашения на все балы будущего сезона.


— И как я это успею сделать, когда уже в субботу состоится бал дебютанток? — испуганно округлил глаза Алексей.


— Придумай что-нибудь! И не говори, что это невозможно, — отрезал кузен. — Я не должен пропустить этот проклятый бал.


— Ладно, я попробую. Но как мне представить тебя обществу? На чье имя добывать приглашения?


Темноволосый мужчина ненадолго задумался.


— На имя Алекса Гордона, графа Хантли, — надменно вздернул он подбородок.


— Боже святый! — изумленно захлопал глазами Алексей. — Так тебе удалось-таки прибрать к рукам это старое шотландское поместье? И сколько тебе пришлось за него выложить?


— Тише! — прошипел Алекс. — Ей богу, Алешка, ты трещишь хуже любой девки! Здесь не время и не место обсуждать это. Лучше сделай вот что — найди мне небольшой съемный дом в престижном районе и забронируй его до конца сезона. Быстро купить особняк я не успею, но сейчас мне этого и не нужно. И чтобы всё было респектабельно: с прислугой и конюшней. Я не должен упасть в грязь лицом перед этими английскими снобами. Они и так будут смотреть на меня сквозь пальцы и игнорировать, словно наглого нувориша, за купленный титул.


— Так что же ты намерен делать на этом балу? Кстати, ты не мог бы избавить меня от необходимости туда идти? — с надеждой спросил Алексей. — Более мерзкого времяпровождения, чем унылые танцы с пустоголовыми пансионерками и представить себе невозможно!


— Ты должен будешь указать мне на княжну, или ты уже забыл наш уговор? — снова нахмурился Алекс.


— Зачем тебе она? — вдруг подозрительно прищурился Алексей. — Надеешься через юную леди добраться до её батюшки?


— Может быть, — отрезал Алекс. — В любом случае, я слишком долго ждал. Пора вступать в игру и выполнить то, что я обещал отцу. Я должен отомстить! Как именно, я ещё не решил, но я успею подумать над этим. А теперь, идём отсюда, пока мы насквозь не провонялись этим заведением!


С этимисловами Александр Бутурлин бросил пару монет на стол и, подхватив кузена под руку, потащил в сторону выхода.

Комментарий к Старая добрая Англия

Bonjour, chérie - здравствуй, дорогая (фр.)

Merci, papa - спасибо, папа (фр.)

Merci beaucoup, papa - большое спасибо, папа (фр.)


========== Воспоминания ==========


Дом действительно оказался вполне приличным, Алексей отлично справился со своей задачей. Да ещё так быстро!

Александр неспешно прошёлся по комнатам небольшого, но очень уютного дома, снятого для него кузеном. Дом находился в районе Кенсингтон-Парк, недалеко от нового ипподрома.

В нем имелось всё необходимое для комфортного проживания одного человека, но вполне могла бы разместиться и небольшая семья. Отделка комнат, мебель — всё соответствовало вкусу Александра, и было сдержанно-изысканным, он не любил кричащей безвкусицы и показной роскоши, как в одежде, так и в интерьерах. Светлые тона обоев в сочетании с тёмной мебелью радовали глаз. Да, он действительно был доволен усилиями Алексея, кузен очень хорошо знал его и выбрал именно то, что нужно.


Здесь Александр не привлечет повышенного внимания светской публики, ему нужно постараться быть менее заметным.

Именно поэтому матушка и Ольга не смогут остановиться здесь вместе с ним, для них он подобрал другой дом, побольше, совсем в другом районе. Им лучше поменьше знать о его планах и не видеть, как он готовится к их воплощению.


Пройдя в небольшой кабинет, Александр обнаружил там высокий дубовый шкаф, а в нем - запас вполне приличного виски. Откупорив бутылку, он опустился в большое кресло у камина.

Не спеша потягивая глоток янтарной жидкости, он задумчиво оглядывал помещение, которому предстояло стать его главным штабом на ближайшие месяцы. Именно здесь они с Алексеем будут обсуждать все свои дальнейшие действия. Нужно продумать всё, до самых мельчайших деталей, ошибок быть не должно. И второго шанса у него не будет.


Его враг здесь, в Лондоне, и сейчас уязвим, как никогда, потому что не один — к нему присоединились любимые дети. А это значит, что ему есть, что терять - есть, по крайней мере, два человека, за которых он отдаст всё на свете, даже свою жизнь.

Александр не выпускал князя Вяземского из виду с тех самых пор, когда тот стал дипломатом в Российском посольстве. Именно для этого он и отправил Алексея в Англию — чтобы кузен следил за передвижениями князя и снабжал сведениями Александра. Пронырливому Алексею удалось даже попасть на службу в посольство, пусть и простым клерком, но зато Вяземский был у него на глазах постоянно.


Александр ждал так долго… целых двенадцать лет! С того самого дня, когда душа его отца отлетела к Богу, а он, его сын, поклялся отомстить за его смерть князю Вяземскому. Он ответит кровью и слезами за то, что обрёк своего друга на смерть в безвестности и нищете!


Как же много дорог прошёл он за эти двенадцать лет! Горьких воспоминаний о его приключениях хватило бы на целую жизнь.

Наивному юноше понадобилось всего несколько месяцев, чтобы убедиться, что для лишённого титула и имущества дворянина в России все пути заказаны. Все добропорядочные пути.

Возможностей найти себе более или менее достойный заработок у него не было: во-первых, он был достаточно молод, если не сказать — юн, а во-вторых, тот факт, что он являлся сыном ссыльного декабриста, моментально отвращал от него любого потенциального нанимателя. Служба в действующей армии также была ему недоступна, опять же по причине родства с бунтовщиком. На его имени лежало клеймо государственной измены.

Оставалась либо тяжелая физическая работа — лесозаготовки, заводы, верфи, либо податься в преступный мир или к революционерам. Ни то, ни другое абсолютно не прельщало юного Александра.

Промучившись несколько месяцев, работая то тут, то там, за жалкие гроши, большую часть которых он посылал семье, юноша в отчаянии написал письмо дальним родственникам матери, в Тульскую губернию. Там жил его двоюродный дядя — Иван Михайлович Кубацкий, кузен Марии Александровны, довольно мрачный и нелюдимый. Он не общался даже с соседями, не говоря уж о каких-то дальних родственниках. Дядя был вдовцом и жил в своем маленьком имении вместе с единственным сыном, Алексеем.


Александр не особо надеялся на помощь дяди, но всё же попросил его взять к себе на время его матушку и малолетних сестер, а сам пока решил попытать счастья за границей. Россия отвернулась от бывшего графа Бутурлина, и он решил без сожаления разорвать все связи с Родиной. Во всяком случае, до тех пор, пока он снова не встанет на ноги.

В том, что он сделает это, Александр почему-то не сомневался, хотя был в то время не больше, чем обычным бедняком, за душой у которого была лишь его сумасшедшая дворянская гордость и горькие воспоминания о былом величии его рода.


Когда от дяди пришёл ответ и Александр перевёз свою семью под Тулу, он смог, наконец, осуществить своё желание и покинуть пределы империи. Взяв в займы у дяди немного денег на дорогу, он отправился в Европу, а точнее, в Англию. Его кузен Алексей, такой же авантюрист в душе, как и сам Александр, решил ехать вместе с ним, несмотря на гнев своего батюшки. Достигнув Бристоля, молодые люди завербовались простыми матросами на торговое судно и на нём отплыли в Америку.


Эта молодая страна, которая уже успела обрести независимость от Британии, стремительно развивалась и притягивала к своим берегам великое множество искателей приключений, либо охотников за быстрым обогащением, какими были и Александр с Алексеем. Америка не предъявляла никаких требований к таким вещам, как родословная, репутация, здесь разбогатеть мог любой ловкий человек с головой на плечах. По сравнению с просвещённой Европой и чопорной Россией, здесь всё было диким, первозданным, настоящим!

Но за кажущейся легкостью зарабатывания денег стояла ежедневная борьба за место под солнцем, иногда оборачивающаяся борьбой за жизнь.


Летом 1827 года кузены сошли на берег в Чарльстоне и направились на золотые прииски в Северной Каролине, где и провели два года своей жизни. Многое пережили они за это время: полуголодное существование, разочарования от долгих поисков заветного металла, яростные стычки с многочисленными конкурентами, нередко заканчивавшиеся поножовщиной. До сих пор тело Александра хранит память об этих приключениях в виде длинного шрама на спине.

Слава Богу, что их отчаянные усилия не пропали даром: однажды им повезло-таки найти настоящее сокровище — большой самородок, который они с большим трудом вывезли с приисков. Вспоминая о том, какую погоню и драку им с Алексеем пришлось пережить, спасаясь от преследовавших их бандитов, Александр до сих пор поражался, как они остались живы!

Итак, после того, как братьям удалось продать самородок, дела у них пошли лучше. Правда, тогда их пути с кузеном и разошлись.


Алексей решил вернуться в Россию и вложить заработанные деньги в какое-нибудь прибыльное предприятие, например, в строительство железных дорог, как раз набирающее обороты. Он не хотел больше рисковать жизнью.

А Александру в голову пришла очередная безумная идея — отправиться в Индию, он давно обдумывал её. Ещё во время плавания из Англии в Америку они познакомились на корабле с одним ирландцем, который однажды уже побывал в Индии и постоянно рассказывал об этой удивительной и очень богатой стране.


Если верить этому пройдохе, драгоценные камни там валялись просто под ногами, вместо гравия. По его словам, где-то в глубине индийских джунглей, скрытый от глаз чужеземцев, находился древний храм, в котором покоились несметные сокровища какого-то Махараджи. Правда, добраться туда без проводника было невозможно, поскольку непроходимые джунгли хранили в себе массу смертельных ловушек — от всяких ядовитых тварей, до проклятий индийских древних богов, против которых местные никогда не пойдут.

У ирландца была даже какая-то карта, нарисованная на клочке засаленной и пожелтевшей от времени бумаги, она была исписана непонятными иероглифами и цифрами. Глаза Александра загорелись жаждой наживы и приключений, и как-то вечером он выиграл эту карту у ирландца во время карточной игры.


Алексей отправился на Родину, и Александр передал через него довольно немаленькую сумму денег, вырученную с продажи слитка, для Марии Александровны и девочек. На эти деньги они могли купить себе приличный дом с выездом и не быть больше приживалками в доме Кубацкого.

Конечно, пока вернуть семье титул и дворянство Александр не мог, но теперь они хотя бы не будут испытывать нужды.

Взяв с кузена слово, что тот присмотрит за матушкой и сестрами Александра, бывший граф Бутурлин осуществил-таки свой замысел: он отплыл в Индию на судне Ост-Индийской компании.


Целый год он бродил по стране, разыскивая тот самый храм или город (черт его разберет), но удача всё никак не хотела улыбаться ему. Юноше приходилось постоянно скрываться от представителей Ост-Индийской компании: Индия являлась британской колонией, и Британия жестоко карала всех охотников поживиться индийскими богатствами без ведома английской короны. К тому же приходилось сталкиваться лицом к лицу с самого разного рода разбойниками — как англичанами, так и местными. В общем, шрамов от ножевых ранений у Александра прибавилось.


Однажды ему всё-таки удалось найти проводника, который согласился отвести его вглубь джунглей. Когда они туда добрались, Александр чуть не сошёл с ума от увиденного. Правда, вместо груды золотых монет и сундука с драгоценными камнями, как представлялось ему в мечтах, он обнаружил маленькую алмазную шахту.

За месяц пребывания в этой шахте он в одиночку добыл столько камней, что на них можно было купить даже большое поместье, хоть в России, хоть в Европе.


Днями и ночами он перебирал камни и старательно отбирал лучшие из них. Юноша был измучен физически и морально — еды с собой у него было немного, а голод подтачивал силы. Питаться приходилось лишь фруктами и мелкой дичью, когда её удавалось добыть. Он старался выходить из шахты реже, потому что спешил и опасался, что его могут обнаружить и убить. Увы, нанятый им проводник вскоре погиб от укуса змеи, и выбираться обратно из джунглей юноше предстояло самостоятельно.


Через два месяца пребывания в джунглях он добрался до Калькутты, откуда снова отплыл в Британию, без труда пройдя таможенный досмотр при помощи нескольких сверкающих камешков. Нелегальный ввоз алмазов его не беспокоил — чем дольше он жил на свете и крутился в кругах разбойников и авантюристов, тем больше убеждался в том, что купить в этой жизни можно абсолютно всё, вопрос лишь в цене.


А дальше всё было просто: Александр решил осесть в Англии, поселившись в предместьях Лондона. И тому было несколько весьма веских причин.

Во-первых, он хотел увезти мать и сестер из России, потому что в Англии ему было легче добиться высокого положения для своей семьи — здесь над ними не висело клеймо каторжников и предателей Отечества. Как только ему удалось купить большое поместье у одного английского землевладельца, погрязшего в карточных долгах, он сразу же вызвал семью в Англию. Довольно высокий доход, который обеспечивало поместье, позволял им жить, ни в чем себе не отказывая.


Во-вторых, его главный враг — князь Вяземский был женат на англичанке, а стало быть, имел здесь родственников со стороны супруги. Значит, князь мог подолгу бывать в Лондоне и добраться до него в Британии было гораздо проще, чем в России. Когда же князь стал первым помощником посла Российской империи, всё стало ещё проще.


Как именно он будет осуществлять свой план мести, Александр пока не определился. За годы скитаний по свету ему в голову приходило множество кровавых планов. Ему это даже снилось.

То он видел во сне, как убивает ненавистного князя на дуэли и мрачно наблюдает, как тот корчится на снегу в предсмертной агонии, то подстерегал предателя в его карете, нанося внезапный удар ножом прямо в сердце, то подкладывал яд ему в еду или виски… Словом, в своих сновидениях Александр всегда расправлялся с князем лично. И лишь недавно ему пришло в голову, что для мести можно использовать его детей.


Итак, у Вяземского есть сын и дочь.

Можно было вызвать молодого князя Михаила на дуэль и заставить отвечать за грехи отца, но в этом плане существовали свои минусы.

Во-первых, молодой офицер слыл отличным стрелком, и тогда Александр, хоть он и сам стрелял, как дьявол, получал шанс быть убитым на поединке, а это не входило в его планы.

А во-вторых, можно было отомстить и не проливая крови княжеского наследника. Вот для этого Александру и нужна была юная княжна.


Аделина… Или Адель, как ласково называл её любящий папенька. Надо же: именно с этой девушкой хотел обручить его отец, когда они с князем Вяземским были ещё друзьями. Правда, самой «невесте» на момент договоренности не было и трёх лет.


Александр слышал, что Андрей Алексеевич буквально носит дочь на руках: девушка страшно избалована, своенравна и упряма. К тому же, Алексей сказал, что она хороша собой, а значит, ещё и тщеславна без меры, как и все пустоголовые красотки. Так что, Александру вовсе не было жаль её.

Если ему удастся похитить княжну, это будет жестоким ударом для старого князя.


Что он станет делать с пленницей, Александр пока не решил: может быть, потребует выкуп, хотя деньги ему были совсем не нужны — сейчас его состояние было близко к состоянию самого Вяземского.

А может быть, потребует, чтобы князь подал прошение Императору о реабилитации семьи Бутурлиных, с его влиянием при дворе императора Николая, он вполне мог рассчитывать на успех, тем более, что столько лет прошло со дня восстания.


Но способ шантажа не столь важен, главное было — похитить девушку, причинить старому князю невыносимые страдания, заставить его кусать локти от страха за свою дочь. Вот чего добивался Александр — страха, униженной мольбы о прощении, слез.

Увидеть врага поверженным, ползающим перед ним на коленях, было самой заветной мечтой Александра Бутурлина.


Годы жестокой борьбы за существование не прошли даром для молодого человека — в его душе что-то умерло. Он даже сам не знал, что именно, возможно, способность любить?

Нет, он, разумеется, очень любил, буквально боготворил матушку и сестер, но ни о какой другой любви и не помышлял. Его душа очерствела, он стал законченным циником.


Любовь, и даже разговоры о ней, он почитал высшей степенью глупости. Это выглядело странно, поскольку, на его беду (а может, и счастье) Господь наделил его весьма привлекательной внешностью.

Это принесло ему в свое время немало неприятностей, ибо лицо его невольно привлекало всеобщее внимание. Остаться незамеченным в толпе у него не было ни единого шанса.


Александр был высоким и статным, совсем как его покойный отец. Он обладал густой, темной шевелюрой и практически безукоризненными чертами лица — прямым носом, твердым подбородком, четко очерченными черными бровями и длинными ресницами, но главное, что привлекало внимание на его лице — это глаза, сапфирово-синие, глубокие и ясные.

Женщины буквально падали ниц, сраженные одним лишь только его взглядом. И он легко этим пользовался - молодой человек давно перестал считать любовниц, а про случайные связи и говорить нечего. Правда, на его осторожности в плане опасности подхватить какую-нибудь постыдную болезнь это никак не отражалось. Александр был весьма избирателен в выборе женщин, но ни одна из них не продержалась дольше месяца.


Казалось бы, мужчина, обладающий такой безукоризненной, даже античной красотой должен уметь любить, как сам Аполлон. Но, увы, красота Александру досталась лишь снаружи. А глубоко внутри у него было выжженное поле, без единой чахлой травинки. Всё, что было в нём светлого и доброго, было похоронено в одной могиле с отцом.


— Господин граф, Вы позволите? — вдруг просунулась в дверной проём светловолосая голова Алексея Кубацкого.


Александр вздрогнул от неожиданности, вернувшись с небес на землю, и встал, чтобы поприветствовать кузена.


— Проходи, Алексей, — сказал он, указывая кузену на кресло, придвинутое к столу. — Присаживайся. Итак? Ты достал приглашения?


— Разумеется, милорд! — довольно улыбнулся Алексей, явно гордясь собой и своими связями. — Держи.


Алексей прошел в комнату и присел рядом с кузеном за стол, принимая из его рук стакан виски. Он с торжествующим видом выложил перед Александром несколько белых плотных конвертов, в которых лежали приглашения на самые значимые балы этого светского сезона.

Молодой граф не спеша перебирал конверты: так… премьера новой оперы, танцевальный вечер, домашний спектакль, театр, званый ужин… и вот, наконец — бал дебютанток!


— Отлично! — хищно улыбнулся он. — Значит, до бала осталось три дня? Нужно успеть кое-что сделать…


— И что же? Ты забыл приготовить мешок и кляп? — иронично выгнул светлые брови Алексей. — Кстати, как ты себе представляешь похищение девицы на глазах огромной толпы гостей?


— А с чего ты взял, что я собираюсь это сделать в первый же бал сезона? — усмехнулся Александр. — Нет, мой друг, вначале я должен взглянуть на неё, изучить, если хочешь, а уж потом подобрать время и место для похищения.


— Всё ясно — хочешь заманить её в ловушку, — понимающе кивнул Алексей. — Стало быть, будешь использовать своё самое мощное оружие — заставишь наивную дурочку в тебя влюбиться! И тогда прелестная, невинная бабочка сама опалит свои крылышки.


— Как получится, — равнодушно пожал плечами Александр и плеснул в стаканы щедрую порцию виски. — Главное — привлечь её внимание и втереться в доверие. Тогда всё станет намного проще. Девицы её возраста довольно беспечны и, как правило, непроходимо глупы и наивны.


— О, я очень сомневаюсь, что княжне удастся устоять перед тобой, братец! Тебе достаточно будет один раз прожечь её своим знаменитым пристальным взглядом, и юная дева будет готова…


— Да брось ты чушь молоть! — раздраженно перебил его Александр. — Ты прекрасно знаешь, что мне это нужно вовсе не для удовольствия. Так что оставь свои шуточки при себе и не мешай мне размышлять!


— А ты хоть понимаешь, чем рискуешь, Саша? — вдруг абсолютно серьезно спросил Алексей. — Похищение благородной девицы, дворянки — это тяжкое преступление. Здесь, в Англии, за такое вешают, вообще-то!


— Я не боюсь смерти! — пылко сверкнул глазами Александр. — И тебе это известно лучше, чем кому-либо. К тому же, нас не поймают. А князь не захочет огласки, иначе репутация его единственной дочери будет загублена навеки.


— На это ты и рассчитываешь? — задумчиво протянул Алексей, делая глоток виски. — А если он все же пожалуется послу? Если поднимется скандал?


— Я только обрадуюсь этому, — злорадно усмехнулся Александр. — Чем больше пострадает репутация его семьи, тем больше удовлетворения я получу!


— А тебе не жаль девушку? — вдруг спросил Алексей. — Знаешь… она ведь ещё совсем юная. Ей нелегко придётся, ты об этом не подумал? Что, если бы Ольгу кто-то вот так похитил?


— Моя сестра никогда не окажется на её месте! — вдруг разгневался Александр. — И вообще, что с тобой происходит? Ты передумал помогать мне? Если так, я более тебя не держу!


— Ладно, ладно, успокойся! — буркнул кузен, качая головой. — Ну и взрывоопасный же у тебя нрав, дорогой кузен! А всё горячая кровь Бутурлиных.


— Вот именно, — мрачно согласился молодой граф. — Именно за кровь графа Бутурлина, за его смерть и должны они все заплатить.


— Но разве дети должны отвечать за темные дела родителей? — всё не успокаивался Алексей. — Девушка ведь не причем, что у неё такой папенька.


— Для меня она — лишь средство достижения цели, — отрезал Александр. — Пойми ты: мне все равно, как она выглядит, молода она или нет, умна или полная дурочка, главное — что в её жилах течет кровь Вяземских, а это значит, что она должна сыграть ту роль, что я отвел ей в своем представлении. Это будет замечательная трагедия, Алексей… Только зритель будет всего один. Надеюсь, он оценит!


========== Охотник и жертва ==========


Вальс Шопена сегодня никак не желал поддаваться… Или, просто у Адель не было настроения для занятий? Весеннее солнышко так отвлекало её, и вместо нежной, чуть печальной мелодии, у неё выходило что-то корявое и спотыкающееся.

Девушка со вздохом закрыла крышку рояля. Нет уж, лучше отложить занятие, чем терзать свои уши жалкими попытками сосредоточиться.


— К Вам леди Маргарет, мисс! — доложила служанка, постучав в двери музыкального салона.


— Проси! — кивнула Адель и поднялась из-за инструмента.


И в тот же миг, едва не сбив с ног служанку, в комнату влетела её неугомонная кузина Маргарет.

Это была очаровательная юная леди миловидной наружности: рыжеволосая и зеленоглазая, несколько пухленькая, однако вовсе не считающая это недостатком, обладательница неунывающего нрава и прелестной улыбки, которой она постоянно пользовалась, когда флиртовала с молодыми людьми.


— Адель, дорогая моя, как я рада видеть тебя! — завопила Маргарет и буквально задушила кузину в приветственном объятии.


— Здравствуй, Мардж! — улыбнулась Адель, поправляя прическу, которую юная леди немного смяла в радостном порыве. — Я тоже скучала по тебе.


— Подай нам кофе в гостиную! — торопливо остановила Адель уже собиравшуюся уходить служанку.


- Нет-нет! — вдруг замахала руками Маргарет. — Я приехала, чтобы отвезти тебя на Оксфорд-Стрит и я не приму никаких возражений! Я целую зиму скучала и ждала, когда же ты, наконец, закончишь свой Смольный и вернешься в Лондон. А что до кофе, я покажу тебе отличную новую кофейню, там подают настоящий турецкий кофе и бесподобные восточные сладости, просто пальчики оближешь!


— Но я должна сначала предупредить papa или Мишеля, — растерялась Адель.


— Так чего же ты ждешь? — уперла руки в бока кузина и шутливо нахмурилась. — Собирайся скорее, дорогая, нас ждёт увлекательный поход по магазинам. Ты забыла, что через два дня первый бал? К тому же на улице сегодня прекрасная погода. Ну же, Адель, не разочаровывай меня!


Выбора у Аделины не было, ибо спорить с кузиной было себе дороже. К тому же она и сама мечтала отправиться по магазинам именно с Маргарет: остальные многочисленные кузины из числа её английской родни неизменно раздражали Адель своими картонными улыбками, скрывающими их истинные чувства по отношению к семье князя Вяземского. В их в глазах она без труда читала злобу и зависть из-за перспективы возможного принятия наследства старого герцога, которая светила его единственным родным внукам.

И лишь Маргарет, сама будучи дочерью английского пэра, а по совместительству — внучатой племянницей старого герцога, не интересовалась наследством Ратлендов и относилась к Адель и Мишелю с искренней привязанностью.


Через полчаса Адель, поспешно переодевшись в прогулочный костюм темно-голубого цвета, подобрав шляпку в тон, захватив зонтик от солнца и ридикюль, заняла место в открытом экипаже рядом с Маргарет. Погода и в самом деле была превосходной: солнце светило ярко, зелень деревьев, молодой травы, яркие краски цветущих клумб радовали глаз и поднимали настроение.

Экипаж медленно тронулся от дома в сторону Оксфорд-Стрит под неумолчную болтовню двух юных леди. Обе девушки громко щебетали о чем-то своем и то и дело прыскали со смеху.


Они даже не заметили, что с противоположной стороны улицы за ними пристально наблюдает высокий незнакомец в темно-коричневом костюме и плаще. Мужчина внимательно проводил глазами удаляющийся экипаж и огляделся в поисках наемного кэба. Не прошло и двух минут, как он уже ехал позади барышень, не упуская их из виду.


Александр Бутурлин старался не упустить из виду экипаж князя Вяземского, однако, сделать это было не так просто, ибо уличное движение в центре Лондона было довольно оживленным. Улицы сплошь были запружены каретами, экипажами, кэбами и просто гружеными повозками.

Молодой граф досадливо хмурился — ему так и не удалось как следует разглядеть княжну. Пока девицы садились в экипаж, он не смог достаточно хорошо рассмотреть их лица, ибо они закрылись зонтиками от солнца. Он даже не понял, какая из молодых леди дочь князя Вяземского. Нужно как-то разобраться в этом.


Александр решил, что ему нужно обязательно встретиться с княжной лицом к лицу до бала. Сначала он планировал, что княжну ему покажет Алексей, но потом вдруг передумал. Необходимо, чтобы она запомнила его лицо, и лучше сделать это не среди огромной толпы разряженных гостей, а именно в непринужденной обстановке, на улице или в магазине, как бы случайно. Главное, чтобы девушка не заметила, что он следит за ней.


Через два часа прогулок из одного магазина в другой Адель почувствовала, что её ноги становятся ватными от усталости и воззвала к чувству сострадания своей неутомимой кузины. Мардж сжалилась над ней, и девушки направились в ту самую кофейню, о которой кузина говорила утром.

Расположившись за столиком у окна, девушки заказали кофе и манный пирог, который настоятельно порекомендовал официант. Адель с удовольствием опустилась на удобный стул и вытянула ноги под столом, насколько приличия позволяли это сделать: подошвы у неё горели, точно в туфельки насыпали мелких камешков. Да, видимо она отвыкла от длительных походов по магазинам.


За соседним столиком Александр осторожно наблюдал за ней, пытаясь прислушаться к разговору двух девушек. Теперь он смог, наконец, разглядеть их.

Услышав, как юные леди обращаются друг к другу, он смог-таки разобраться, которая из них Аделина.


Что ж, его кузен Алексей, пожалуй, прав — девушка действительно хорошенькая. Блондинка, хрупкая, светлокожая, мило улыбается, голос приятный, глаза… да, вот глаза точно приковывают внимание — словно у любопытного олененка. Хотя… впрочем, ничего особенного. Встречал он женщин и более притягательных, хотя сравнивать было бы некорректно.

До сих пор в его жизни были именно женщины, а не молодые, наивные барышни, к категории которых относится молодая княжна. Да у неё на лице написано, что она только вчера выпорхнула изящным пируэтом из института благородных девиц!


Да, обольщать подобное создание было все равно, что искушать монашку! Скучно до дрожи в коленках … да к тому же дело может здорово затянуться. А время сейчас играет против него.

Послезавтра состоится самая большая ярмарка невест в Англии, и дочь российского дипломата явно станет желанным трофеем, едва только предстанет перед лондонским обществом.

Действовать было необходимо быстро, пока она не влюбилась в первого, кто пригласит её на вальс, и не выскочила замуж за какого-нибудь молодого повесу герцогского или графского рода. Девицы ведь любят ушами, а прожженные лондонские денди в совершенстве владеют такой наукой, как изысканные комплименты, нежные взгляды и пылкие признания в любви, на которые обычно клюют юные леди и их мамаши, чтоб прибрать к рукам богатое приданое.


Просидев под замком в пансионе девять лет, ничего не зная о реальной жизни, но, несомненно, подогревая своё воображение французскими романами, Аделина сейчас должна мечтать о вечной любви и идеальном браке, как и все эти пустоголовые, романтичные пансионерки. Значит, на первом балу она будет ждать встречи со своим «принцем». И этим принцем должен оказаться именно он — Александр.


Теперь нужно как-то осторожно приблизиться, чтобы Аделина его заметила. Пока он размышлял, как именно сделать это, барышни встали и направились к выходу.

Выйдя на улицу вслед за ними, Александр заметил, что рыженькая девушка садится в экипаж, в то время как княжна направляется в другую сторону — к книжной лавке. Это был тот самый момент — она осталась одна, не считая, разумеется, горничной, неотступно следующей по пятам за своей барышней.


Выждав пару минут, он прошёл в лавочку вслед за княжной. Бродя между высоких стеллажей и делая вид, что он рассматривает книги, молодой граф не выпускал свою жертву из виду. Аделина стояла у полки с нотами и перебирала толстую кипу нотных альбомов, отыскивая в ней что-нибудь новое.

Он неслышно обошёл девушку сзади и будто случайно зацепил несколько её свертков, которые княжна положила на полку рядом с собой. Покупки посыпались на пол, а девушка обернулась к Александру.


— О, прошу прощения, мисс! Я так неловок. Позвольте мне помочь Вам! — Александр поспешно наклонился, собирая свертки, и протянул их владелице, всё ещё стоя на одном колене перед девушкой.


Это был точно продуманный жест. Он смотрел на неё снизу вверх, и взгляд его выражал наивысшую степень раскаяния и смущения, на которую он был способен. Его знаменитый взгляд, под властью которого пали многие дамы, выражал «искреннее» восхищение, словно он внезапно встретил сказочную принцессу, о которой мечтал всю жизнь. Губы его тронула робкая улыбка.

Судя по её расширившимся глазам, юная леди проглотила наживку с первого взгляда. Александр с удовлетворением отметил, что его внешность произвела на неё именно то впечатление, на которое он и рассчитывал.

Легко поднявшись на ноги и протянув свертки горничной, молодой человек учтиво снял шляпу и поспешил назвать себя:


— Разрешите представиться, мисс — Алекс Гордон, граф Хантли, — поклонился он. – К Вашим услугам…мисс?


— Княжна Аделина Андреевна Вяземская, — смущенно ответила она.


Александр улыбнулся ей самой очаровательной своей улыбкой, запуская тяжелую артиллерию. Ему необходимо было, чтобы она точно его запомнила. Впрочем, он напрасно переживал.

Внешность графа Хантли просто ошеломила Адель. Она никогда не встречала более красивого и притягательного молодого человека. Впоследствии, анализируя их первую встречу, Аделина даже не могла припомнить, во что он был одет, какого цвета у него был плащ или перчатки… Она видела лишь его лицо, глаза… он был… просто идеален, и напоминал ей греческого бога…

В России они с Мишелем часто принимали в качестве гостей его друзей, которые служили в одном полку с молодым князем. Среди них было много достаточно привлекательных молодых людей. Но, во-первых, брат никогда не разрешал младшей сестре надолго задерживаться в гостиной, когда друзья наносили визит в княжеский особняк, храня её, словно Язон золотое руно, а, во-вторых, и сама Адель ни разу не впечатлилась ни одним из бравых гусар. Но сейчас, она явно была шокирована.


Смутившись оттого, что граф мог заметить, как беззастенчиво она разглядывает его лицо, Адель покраснела и опустила глаза. А Александр, заметив её реакцию, пошёл на дерзкий поступок — он взял руку девушки и поднёс её к губам, запечатлев на кисти легкий поцелуй.

Прекрасно зная, что целовать руки дамам на людях и среди бела дня не принято, он сделал это целенаправленно. Его хорошо продуманная дерзость должна была окончательно покорить девушку. Пусть думает, что он настолько пленился её неземной красотой, что не смог совладать с собой и забыл о правилах приличия.


— Вы позволите мне проводить Вас до экипажа, княжна? — кротко осведомился коварный соблазнитель, заглядывая в глаза жертве самым невинным взглядом.


— Да, прошу Вас, — пробормотала Адель, поспешно схватив первый попавшийся нотный альбом.


Граф вежливо пропустил её вперед и подождал, пока княжна расплачивалась с продавцом, стоявшим за высокой стойкой. Затем они вместе вышли на улицу и направились к экипажу.

Разглядывая Александра из-под полуопущенных ресниц, Адель с удовлетворением заметила, что при свете солнца он выглядел ещё прекраснее — его волосы отливали темным шелком, а глаза стали небесно-синими, с золотыми искорками, рожденными солнечными лучами. Это было похоже на сон.


Проводив девушку до экипажа, граф представился и её кузине, а после вежливо попрощался с юными леди, ещё раз извинившись за свою неловкость в магазине. Когда он исчез в толпе прохожих, Адель наконец-то выдохнула.

Экипаж медленно покатился по улице, а Маргарет заметила, что кузина явно всё ещё находится под впечатлением от прекрасного графа Хантли.


— Так-так… — хитро сощурилась она, толкая княжну локтем в бок. — Ты, кажется, забыла, что легким периодически нужен воздух? Приди в себя, дорогая! Нельзя же так реагировать на мужчину, даже если он и красавец!


— Это было так заметно? — смутилась Адель и виновато поглядела на кузину.


— У тебя всё это написано на лице огромными буквами. Даже с Тауэрского моста видно! — засмеялась Мардж, забавляясь заалевшими щеками кузины.


— Ты не встречала его прежде, Маргарет? — спросила Адель. — Ты всегда в курсе светских событий и знаешь всех и вся.


— Дай подумать… — наморщила лоб кузина. — Хантли…что-то знакомое. Кажется, это древний шотландский род. Но он не похож на шотландца. У него есть небольшой акцент, ты заметила? Может быть, он иностранец?


— Но у него английское имя! — удивилась Аделина.


— И что с того? Титул в нашей стране можно и купить! Тем более, список высокородных дворян, промотавших всё своё состояние до последнего пенни, с каждым годом пополняется. В прошлом сезоне я встречала парочку американцев, купивших патенты на графские титулы. Это выглядит довольно забавно, когда человек, выросший неизвестно где, пытается выдать себя за потомственного аристократа! Речь и манеры выдают их едва ли не с первого слова и жеста! Хотя этот твой Хантли держится довольно непринужденно, да и выглядит, как дворянин.


— Почему это он — мой? — недовольно нахмурилась Аделина.


— Да потому, что ты им явно заинтересовалась и даже не смей этого отрицать! — усмехнулась Мардж. — Кстати, раньше в свете я его не встречала, такую яркую внешность я точно запомнила бы. Хотя, подобные красавцы не в моём вкусе, я не люблю всё идеальное. Это слишком приторно.


— Звучит так, словно у тебя богатый опыт! — лукаво улыбнулась Адель.


— В отличие от тебя — бесспорно, — глубокомысленно изрекла кузина. — Просто ты ещё не сталкивалась с нашими английскими щеголями. Все их цветистые слова и сладкие обещания нужно делить, как минимум, надвое. Они пойдут на всё, чтобы заморочить голову молоденькой девушке, дабы потом прибрать к рукам её приданое. Но это ещё полбеды, есть и те, кто охотится вовсе не за деньгами и отнюдь не ищет брака.


— А чего же ещё? — спросила княжна.


— Острых ощущений! — хмуро заявила Мардж. — В высшем свете хватает стервятников, которые занимаются коллекционированием женских сердец. Им нужно лишь поддерживать своё непомерное эго, и для этого они занимаются лишь тем, что бессовестно соблазняют дам направо и налево. Правда, жертв они обычно ищут среди замужних леди или молодых, богатых вдов, но и незамужним девицам стоит их остерегаться. Что-то мне подсказывает, что этот Хантли, или кто там он на самом деле, именно из этого сорта мужчин.


— О, Маргарет! — засмеялась вдруг Адель, глядя на важное выражение лица своей кузины, которая, между прочим, была всего лишь годом старше её самой. — Почему ты не призналась мне, что тебя взяли в Палату Лордов? Ты сейчас выглядишь так, словно читаешь доклад в парламенте!


Маргарет бросила на Адель притворно-гневный взгляд, но тут же прыснула со смеху вслед за ней.

Однако, вдоволь насмеявшись, она тронула кузину за руку и предостерегающе изрекла:


— И всё же, будь осторожна. Адель! Вполне вероятно, что эта встреча с графом Хантли не будет последней. Если ты встретишь его послезавтра на балу, а я думаю, что так и будет, держись с ним похолоднее. Такие красавчики редко оказываются порядочными людьми, обычно они слишком любят себя.


— Обещаю! — улыбнулась Аделина. — Ты ведь будешь со мной и всегда успеешь помочь, не так ли?


— Куда ж ты от меня денешься! — с пророческим видом заявила Маргарет, и девушки снова заливисто засмеялись.


А граф Хантли, тем временем, отправился домой в наёмном экипаже. Он был очень доволен собой — пташка явно попала в его силки. Всё произошло, как нельзя лучше.

Он привлек внимание своей жертвы, и теперь она будет искать с ним встречи на балу. А там он сможет закрепить у неё ощущение, что он безумно влюблен. О, это он сможет, искусством соблазнителя он овладел в совершенстве!

Думая о предстоящем бале, Александр плотоядно улыбнулся. Приятно было включаться в игру. Он чувствовал себя опытным охотником, который играл ничего не подозревающей жертвой. Осознание, что он распоряжается чужой судьбой пьянило его, словно дорогой виски.

Совсем скоро он получит эту хорошенькую фарфоровую куклу на блюдечке. А потом… все будет ещё интереснее.


========== Бал ==========


С самого утра лил непрерывный дождь, и это чуть было не испортило Адель всё настроение перед балом. Она всё никак не могла привыкнуть к тому, что дождь в Англии мог хлынуть в любой момент, даже в те дни, когда его, казалось бы, ничто не предвещает. Слава Богу, что после обеда стихия утихомирилась, но воздух стал влажным, а на дорогах образовались большие лужи. К моменту, когда настало время ехать на бал, на небе не было ни облачка, лишь ярко светила полная луна и мерцали звезды.

Карета князя Вяземского, с гербом на дверцах, медленно катилась по вечерним улицам Лондона в сторону знаменитого клуба Олмэкс, где нынче вечером должен состояться бал дебютанток.


Чтобы как-то скоротать время в пути, князь Андрей Алексеевич поведал дочери об этом старинном лондонском сообществе. Членами клуба Олмэкс могли стать как джентльмены, так и леди, если, конечно они принадлежали к знати. Членство в этом клубе почиталось своеобразным мерилом положения в высшем обществе, ибо учредители тщательно следили за тем, чтобы в клуб не попадали случайные люди, имеющие не очень хорошую репутацию. За различные публичные скандалы, порочащие репутацию, членства вполне могли лишить, и это считалось страшным ударом для светского человека.

В начале очередного сезона Олмэкс распахивал свои двери специально для того, чтобы дать возможность английской знати вывести в свет своих юных дочерей, племянниц, подопечных. Это событие широко освещалось вездесущей «Таймс», о нём говорили задолго до его начала, и будут говорить много недель спустя.

Все остальные клубы в Лондоне, обычно, разделялись по гендерному признаку — у мужчин были свои клубы, а у дам — свои. Клубы считались чисто английским изобретением, не встречающимся больше нигде в Европе. Это были места сборищ родовитой знати по интересам. Здесь можно было нескучно провести вечер за спокойной беседой с единомышленниками, а предмет, который объединял людей, мог быть самым разным, иногда даже экстравагантным.


Джентльмены учреждали свои клубы - в Лондоне их было великое множество: книголюбы, любители живописи и театра, охотники, азартные игроки на скачках, поклонники поэзии, и даже сборище убежденных холостяков. Что же до женских клубов, здесь также царило разнообразие интересов: благотворительные кружки для сбора помощи бедным, клубы поклонников кошек, любительниц комнатных растений, крикетные клубы, клубы театралов и так далее. Леди, чьи мужья предпочитали вечером ездить в «свои» клубы, тоже любили провести время в беседах с подругами за чашечкой чая или бокалом красного вина, обсуждая светские сплетни, придворные скандалы, и перемывая косточки дамам из других клубов.

Олмэкс же был единственным клубом, в который допускались и мужчины, и женщины. И сегодня был вечер, когда в него стремился попасть весь светский Лондон.


Столпотворение карет у подъезда было настолько плотным, что экипажу князя Вяземского пришлось ждать целых полчаса, прежде чем его обладателям удалось попасть в большой особняк, принадлежащий клубу.

Адель крутилась в экипаже, словно на иголках: руки, затянутые в длинные перчатки, были холодны, а сердце взволнованно стучало, ей было душно от переживаний и предвкушения чего-то… она и сама не знала, чего именно. Княжна всё чаще обмахивалась веером, пока Маргарет не отобрала его, прошипев, что та испортит себе прическу, если будет продолжать в том же духе.


— Успокойся, дорогая, — шепнула спокойная, как скала, Маргарет на ухо взволнованной Адель, — И не терзай так веер, пока он не сломался. Мы уже почти прибыли, немного терпения, не стоит так переживать.


По мнению Маргарет, её кузина должна была стать открытием сезона — юная, богатая наследница сразу двух титулов — герцогского икняжеского, плюс более, чем внушительное приданое — только этого было довольно, чтобы все самые знатные женихи Британии атаковали Адель. А она, к тому же, была ещё и красива: её необычная внешность невольно притягивала взоры.


Нервничая перед представлением английскому высшему обществу, Адель уговорила кузину остаться ночевать в особняке князя Вяземского накануне бала дебютанток. Кузина, впрочем, была совсем не против этого, и ещё утром явилась, захватив с собой свой бальный туалет и личную горничную.

Ворох новых платьев Адель, заказанных отцом в Париже, лежал на её постели, и девушка целый день крутилась перед зеркалом, примеряя одно за другим. Маргарет помогала ей выбирать платье для бала, заодно болтая о предстоящем светском сезоне, об английском высшем обществе и ловушках, которые могут ожидать там юную русскую княжну.


— После бала эта комната будет заставлена букетами так, что в ней не останется свободного места! — пророчески изрекла Маргарет. — А тебе останется только выбирать, как королеве: кого казнить, а кого помиловать.


— Лучше я, пожалуй, всех отправлю на галеры! — со смехом отвечала Адель, прикладывая к себе нежно-розовое шелковое платье и оглядывая себя в зеркале. — А как было у тебя после первого бала?


— Ну… у меня, конечно, не было в доме цветочной оранжереи, но несколько предложений руки и сердца я получила в течение недели, — ответила Мардж. — Но я не настолько богата и красива, как ты, моя дорогая!


— Ну, что ты! — горячо возразила Адель, горячо обнимая кузину. — Ты совершенно очаровательна. Мне бы твои зеленые глаза!


— Вот уж глупости, — покачала головой Маргарет. — Я совершенно не питаю иллюзий относительно своей внешности. Я считаю себя хорошенькой, но не более. Кстати, этого больше, чем достаточно для счастья. Что же до красоты, — девушка пожала плечами, — я тебе уже говорила, душечка, что красота — это тяжкое бремя, ярлык, который заставляет тебя всё время соответствовать ему. Это утомляет. Я слишком свободолюбива.


— Я тоже, — соглашаясь, кивнула Адель. — Ненавижу, когда меня заставляют что-то делать против моей воли.


— О, мне это известно! — усмехнулась кузина. — Но мы отвлеклись от темы. Тебе придется в жизни не так просто, моя дорогая. Слишком велик шанс на то, что мужчины будут видеть в тебе лишь красивую куклу.


— Похоже, что ты совсем не веришь в любовь, Маргарет? — вопросительно подняла брови Адель.


— О нет, напротив, я в неё очень даже верю, — запротестовала кузина. — Я просто думаю, что встречается она довольно редко. И вообще, любят не за внешность, а за душу. Если душа уродлива, то и красивое лицо не поможет.


— Иногда мне кажется, что тебе не девятнадцать, а все сто девятнадцать лет, Мардж… — задумчиво поглядела на кузину Адель. — Ты так глубокомысленно изъясняешься.


— Не забывай, что у меня есть двое старших братьев, да ещё и сестра-вдова, — заметила Маргарет. — Я всегда любила слушать и умела хранить чужие тайны, а взамен получала мудрые советы и драгоценный жизненный опыт. Вот теперь делюсь им с тобой.


— Спасибо тебе, дорогая, — благодарно улыбнулась Адель, обнимая кузину. — И что бы я без тебя делала?


— Ладно, хватит разводить сырость! — бодро скомандовала Мардж. — Нужно выбрать, наконец, одно из платьев. Иначе мы ничего не успеем!


— Может, всё же, розовое? — спросила Адель. — Мне ведь идёт розовый цвет?


— Ни в коем случае! — решительно возразила кузина. — Для юной дебютантки — только белое. Я бы остановилась вот на этом, — и Маргарет указала на белое муслиновое платье с шелковой нижней юбкой. - Если ещё приколоть к волосам белые цветы, ты будешь просто очаровательна!


Приложив платье к себе, Адель подумала, что кузина, пожалуй, права. Ей действительно очень хотелось выглядеть прекрасной и сказочной принцессой на своем первом балу. Она чувствовала себя, словно Золушка, собирающаяся на встречу с принцем.

Интересно, будет ли «он» там? Пригласит ли её на танец? Разумеется, она думала об Алексе Гордоне. Он не выходил у Адель из головы с момента их случайной встречи.

Сладкое, томительное предчувствие сжимало её сердечко, заставляя всё глубже погружаться в такие естественные для неопытной девушки романтические мечтания… О первой любви, страстных признаниях, первом поцелуе…


— Адель, дорогая! — вдруг услышала княжна голос отца, возвращаясь из своих мечтаний в реальность.


Андрей Алексеевич стоял у дверцы кареты и протягивал ей руку, чтобы помочь выйти. Девушка поспешно приняла помощь отца и, осторожно придерживая край платья, грациозно ступила на выдвижную ступеньку.

На высоких ступенях, покрытых красной ковровой дорожкой, у входа в огромный особняк толпилось множество людей. Лакеи и кучера покрикивали друг на друга, перегоняя кареты своих господ на задний двор и сражаясь за лучшие места.

Под руку с отцом Аделина поднялась по широким ступеням и попала внутрь, в просторный холл, ярко освещенный тысячами свечей. Он был заполнен людьми в вечерних туалетах. Громкий гул голосов почти оглушил Адель, а в нос ударил запах пудры и духов, перемешанный с ароматом воска и цветов.


Адель и Маргарет остановились у огромного зеркала в холле, чтобы проверить, в порядке ли их прически и не помялись ли платья. Впрочем, опасения их не подтвердились — обе девушки были нынче очаровательны.

Маргарет надела шелковое платье бледно-зеленого оттенка, с множеством воланов и оборок, прекрасно гармонирующее с её рыжими волосами и подчеркивающее цвет глаз. Изящное изумрудное колье удачно дополняло её образ.

Что до Адель, она выбрала то самое белое муслиновое платье, которое советовала Маргарет, с открытыми плечами и широким розовым поясом, завязанным сзади изящным бантом. На шейку девушки легло простое и изящное ожерелье из мелкого жемчуга, на запястья — жемчужные браслеты, а в уши были вдеты серьги с тем же камнем каплевидной формы. Особый штрих, придуманный Маргарет, который выделял Адель из толпы — была прическа юной княжны.


Вопреки существующей моде собирать волосы в высокий шиньон на затылке и оставлять у висков несколько тугих локонов, пшеничные волосы Адель собрали в некое подобие конского хвоста, украшенного веточкой флердоранжа, с которого её блестящие локоны спускались на спину почти до талии. Выглядело это очень экзотично и невинно одновременно.


— Посмотрим, удастся ли тебе стать законодательницей моды на такую прическу, дорогая, — шепнула Маргарет, пока они оставляли свои шляпки в холле и переобувались в бальные туфельки.


Девушки поднялись на второй этаж по широкой мраморной лестнице, и лакеи распахнули перед ними большие двери, ведущие в огромный бальный зал.

Княжна Вяземская, разумеется, и раньше танцевала на балах, устраиваемых в Смольном. Но это были скромные праздники, или, скорее, музыкальные вечера, но которых смолянки устраивали небольшие концерты, пели романсы и танцевали с юнкерами. Институтские балы не шли ни в какое сравнение с тем грандиозным событием, на котором она сегодня оказалась.


В глазах у Адель зарябило от разнообразия ярких красок: она никогда ещё не видела столько разряженных в пух и прах дам и кавалеров.

Кругом мелькали самые затейливые ткани и фасоны: тяжелая парча, легкий, струящийся шелк, летящий муслин, шуршащая тафта, в сочетании с тончайшими кружевами, всё это самых разных оттенков — казалось, зал был полон диковинных разноцветных птиц. Плюс блеск и сияние драгоценностей на дамах, в которых отражался свет от громоздких люстр и многочисленных бра… Это зрелище захватывало дух!


Молодых дебютанток легко можно было отличить от остальных девушек и дам — они были все, как одна, в белых, либо светлых платьях, с цветочными венками или веточками роз в волосах, и держались вместе, вдоль длинной стены, специально, чтобы дать всем гостям (а особенно, молодым людям) возможность хорошенько разглядеть их.

Князь Вяземский подтолкнул дочь в сторону этой прелестной стайки юных леди, и Аделина послушно присоединилась к ним. Она осторожно огляделась вокруг, оценивая своих соперниц на этом вечере.


Да, действительно, в Англии было много красивых девушек, но Адель всё равно считала, что русские барышни не в пример красивее. Взять хоть её подруг из Смольного — многие из них дадут сто очков вперед этим английским аристократкам, стоящим рядом с ней с выражением плохо скрытой досады и ревности. Соперничество среди юных леди ощущалось буквально физически.

Адель вполне понимала это, ведь большинство из этих дебютанток вышли сегодня в свет для того, чтобы найти себе мужа по окончании сезона, и готовы были на всё, лишь бы очаровать лучших женихов в Лондоне. Маргарет рассказывала шокированной кузине, что иногда юные леди, а чаще их маменьки, шли даже на подлые ухищрения в попытке заставить того или иного джентльмена жениться.

Например, подстраивали тем или иным образом компрометирующие девушку ситуации, и тогда у мужчины не было выбора. Причем благородные дамы изобретали для этого настолько хитроумные планы и уловки, что легко могли дать фору в искусстве стратегии даже генералам королевской армии!


Хорошо, что перед Аделиной не стоит такая цель, как непременно выйти замуж или заключить помолвку в этом году! Отец обещал ей, что позволит дочери выйти замуж по любви, разумеется, если её избранником станет человек благородного имени. Кстати, ей вовсе не обязательно выбирать себе мужа в Британии, она вполне может сделать это в России.

Во всяком случае, брак с каким-нибудь престарелым аристократом ей точно не грозит, как одной из её подруг по Смольному — Катеньке Аракчеевой. Бедняжку выдали за шестидесятилетнего старика только потому, что он был баснословно богат, а у отца невесты имелось слишком много долгов. Как же тогда рыдала её бедная подруга! Сама Адель даже и мысли не могла допустить, что она может позволить чьим-то противным, морщинистым рукам коснуться её! Мерзкая тошнота мгновенно подкатывала к горлу.


Тем временем, молодые джентльмены в довольно большом количестве наводнили зал и внимательно разглядывали дебютанток. Взгляды их были, большей частью, надменными. Они явно считали, что хозяева положения — они, мужчины. А стоящие перед ними девушки — не более, чем дорогой товар.

В современном английском высшем обществе было не принято относиться к женам с особой нежностью и любовью, это даже считалось признаком безвкусицы и худородства. Жена нужна была лишь для того, чтобы родить наследников. Справившись с этой задачей, она, как правило, становилась лишь декоративным элементом в доме своего супруга, в то время, как он, с чувством выполненного долга, возвращался прямиком к своим мужским развлечениям: клубам, скачкам, карточным играм, гольфу и… молодым любовницам.


Всей этой ценной информацией снабдила Аделину, конечно же, её не по годам разумная кузина. Перед глазами Маргарет стоял красноречивый пример её старшей сестры, к которой её ныне покойный супруг относился не лучше, чем к комнатной болонке, порой забывая о её существовании на месяцы.

Так что, по святому убеждению Маргарет, в сказки о любви верили только юные дебютантки, каждая из которых считала, что именно ей повезет найти настоящую, бессмертную любовь. Как у Ромео и Джульетты… Увы, сама Адель была одной из них, и свято верила во всемогущую силу своего очарования…


Дожидаясь объявления первого полонеза, кавалеры переговаривались между собой и присматривали, кого бы пригласить на танец. Адель, стоя у длинной стены, словно на витрине, вдруг почувствовала себя, как кобыла на лошадиной ярмарке. Ощущения были не из приятных. Её недовольный взгляд скользнул по толпе потенциальных женихов.

Лондонские щеголи выглядели, словно напыщенные индюки: во фраках, большей частью черных или темно-синих, накрахмаленных белоснежных рубашках со стоячими воротничками, и шелковых шейных платках, заколотых бриллиантовыми булавками.

Аделина ловила на себе их взгляды и почему-то не испытывала того приятного волнения, которое легко читалось на лицах окружавших её девушек — они все были в предвкушении первого танца и знакомства с джентльменами. Щеки молодых леди покрылись лихорадочным румянцем, они смущенно хихикали, прячась за раскрытыми веерами и перешептываясь с подругами.


И лишь у одной княжны Вяземской было как-то неспокойно на душе. Возможно, эта тревога была связана с тем, что она не видела в толпе разодетых денди так хорошо запомнившихся ей синих глаз графа Хантли? Видимо, так и было.

Она старательно и осторожно высматривала нового знакомого, но пока её попытки не увенчались успехом. Возможно, он и не появится здесь сегодня. Адель вдруг почувствовала горькое разочарование.


Внезапно её мысли были прерваны объявлением первого танца. Заиграла приятная мелодия полонеза.

К Адель тут же подскочил какой-то высокий блондин в темно-синем фраке, надушенный так сильно, что девушке захотелось отвернуться от него. Своей напыщенной манерностью кавалер напомнил ей павлина.

Княжна присела в глубоком реверансе, принимая приглашение, и отправилась с ним в круг танцующих. Она послушно следовала правилам игры — скромно улыбалась партнеру в ответ на его заученные комплименты, отвечала на его вопросы приличествующими светскими фразами, но мысли её были где-то далеко. Правда, её партнер по танцу об этом вряд ли догадался.


В кругу танцующих Аделина заметила Маргарет: кузина танцевала в паре с симпатичным, невысоким брюнетом и, похоже было, что он ей нравился, поскольку личико девушки зарделось, а зеленые глаза то и дело обращались к лицу партнера. Нужно будет выпытать у Мардж, кто этот поклонник и почему она до сих пор не рассказала о нём Адель.

Мишель тоже танцевал, в паре с высокой шатенкой в бледно-голубом платье, с высокомерным взглядом и непомерно высокой прической. Его лицо ровным счетом ничего не выражало — лишь вежливую холодность. Должно быть, девица была дочерью одного из знакомых отца, и молодому князю пришлось пригласить её на танец.


Пары плавно двигались, сменялись фигуры танца, а в это время Александр, немного опоздавший к началу, внимательно оглядывал зал.

Он специально не торопился входить, хотел вначале осмотреться. Однако, его появление не прошло незамеченным: граф был нечастым гостем на светских мероприятиях, а любое новое лицо неизменно вызывало интерес у этих людей, знавших друг о друге всё и сильно друг другу надоевших. А когда речь шла о вновь прибывшем загадочном джентльмене, да ещё со столь запоминающейся внешностью!

Головы светских кумушек моментально склонились друг к другу, скрываясь за китайскими веерами, и раздался приглушённый шепот. Более молодые дамы, оценив внешность таинственного незнакомца, тут же принялись бросать на него долгие, многообещающие взгляды.

Но молодой человек не обращал никакого внимания на то впечатление, которое он произвел своим появлением. Он явился сюда с определенной целью.


Александр нашёл взглядом князя Вяземского и руки его непроизвольно сжались в кулаки, а зубы стиснулись в приступе внезапного гнева. Он стоял так близко… Его враг, главный виновник того, что его отец сейчас гнил в сибирской земле. Если бы сейчас достать дуэльный пистолет и прицелиться, он точно не промахнулся бы в сердце негодяя!

Стоп… Спокойно. Пока не время для расправы. Но оно скоро наступит, любезный князь Вяземский! Ждать осталось недолго.


Александр бегло пробежал глазами по толпе гостей, отыскивая княжну. Как раз в этот момент закончили играть полонез, и партнеры кланялись друг другу.

Вдруг граф Хантли почувствовал легкий толчок в бок и шёпот Алексея возле своего уха:


— Вот она, взгляни!


Обернувшись туда, куда указал взглядом его кузен, Александр, наконец, увидел Аделину. Девушка грациозно выпрямилась после реверанса партнеру, и тот повел её обратно к тому месту, где стояли остальные дебютантки. Итак, придворные щеголи уже атаковали её!

Слегка прищурив глаза, Александр оглядывал свою будущую жертву. Адель обмахивалась веером и шептала что-то на ухо той самой девушке, которая сопровождала её во время их с Александром первой встречи. Кажется, это её английская кузина.


Александр окинул Адель оценивающим взглядом. Красивая… этого не отнять.

Хрупкие белые плечи, тонкие, изящные запястья, узкая талия, высокая грудь, огромные глаза, чувственные розовые губы, пшеничные локоны… С неё можно легко написать греческую нимфу… Впрочем, нимфы не в его вкусе.

Он привык несколько иначе оценивать женщин. Ему нравились горячие, страстные, грешные в своих желаниях дамы, опасные хищницы, которые выжимали из него все соки за одну ночь. Именно поэтому он редко связывался со светскими леди, предпочитая им девиц из более простых сословий, не обремененных высокими моральными устоями, но и не требующих ничего взамен.

Александр не привык к нежности и чурался её. Он привык брать то, что хотел от жизни и от женщин, но не привык отдавать. Единственная форма «любви», которую он знал — это физическая страсть. И никаких сердечных привязанностей. В его сердце жила лишь любовь к родным и ненависть к врагу.

Тут заиграла нежная музыка вальса, и Александр решительно шагнул к Аделине и поклонился ей, предлагая свою руку в белоснежной перчатке:


— Разрешите пригласить Вас на вальс, княжна?


Адель уже не ожидала его увидеть - она решила, что граф не появится на балу. Девушка даже вздрогнула от неожиданности, но, смущенно зардевшись и опустив глаза, присела в глубоком реверансе и протянула руку Александру.

Сердечко её радостно забилось: он всё же здесь, неужели он пришёл только из-за неё?

Александр отвел её в танцевальный круг и обвил рукой тоненькую талию девушки. Следуя прекрасной, нежной мелодии, они закружились в вальсе.

Вальс Адель всегда любила больше других танцев: плавные, грациозные движения, волнующая музыка, партнеры находятся так близко друг к другу… Это невероятно романтично!

Внимательно глядя в прелестное личико девушки, граф первым нарушил молчание.


— Итак, первый выход в свет, — улыбнулся Александр. — Наверняка, это очень волнительно?


— Немного, — скромно опустив глаза, отвечала девушка. — Но ведь это естественно — волноваться на первом балу.


— Честно говоря, не знаю, — по-мальчишески улыбнулся Александр. — Никогда не мог себе представить, что чувствуют юные леди, впервые привезенные на самую большую ярмарку невест в Англии.


— Почему же сразу — ярмарка невест? — спросила княжна, снова почувствовав себя породистой кобылой на кругу.


— Потому, что каждая из присутствующих здесь девиц надеется завтра утром получить как минимум одно предложение руки и сердца. А лучше — несколько, чтобы иметь возможность выбора. Но, увы, повезет сегодня не всем.


Аделина готова была разочароваться в своем новом знакомом, услыхав такие речи, да ещё небрежным, скучающим тоном. Волна негодования медленно начала подниматься в её душе. Он рассуждал о девичьих мечтах так… надменно, отчужденно, словно насмехался. Девушка почувствовала себя оскорбленной, не только за себя, но за весь женский пол в целом. Неужели все красивые мужчины таковы?


— А Вы считаете, что девушка выходит в свет лишь для того, чтобы как можно скорее выйти замуж и запереться в доме мужа, окружив себя кучей сопливых отпрысков? — надменно вздернув носик, недовольно спросила Адель, позабыв о светских манерах.


Александр изумленно воззрился на неё, едва не расхохотавшись. «Куча сопливых отпрысков» - это точно были не те слова, которые он ожидал услышать от скромной пансионерки. А этой барышне, похоже, палец в рот не клади. Терпение явно не входит в число её добродетелей.


— А для чего же, по-вашему, пришли сюда Вы? — хитро сощурившись, спросил он княжну. — Разве удачное замужество не входит в планы Вашего батюшки?


— Мой отец не станет неволить меня, граф, — все также надменно отвечала она. — Я приехала на этот бал, чтобы заявить о себе в обществе, стать его частью, принимать участие в светских развлечениях. Что же до замужества, я думаю, что мне ещё рано об этом думать!


— То есть, Вы хотите сказать, что откажете тем претендентам, которые осмелятся сделать Вам предложение? — удивленно приподнял брови Александр.


— Именно так! — с достоинством и вполне осознанным высокомерием ответила девушка.


Святая наивность… Александр внутренне усмехнулся её словам. Аделина, видимо, привыкла, что всё в её жизни происходит только так, как решила она сама? Маленькая королева своего выдуманного королевства — обожающий отец, старший брат, сонм нянюшек и дворни, ловящей каждое слово маленькой хозяйки. Что ж, ей предстоит горько разочароваться, когда она поймет, что кто-то вполне может разрушить её розовый замок и перевернуть её жизнь с ног на голову.


— Вот как? Признаться, я удивлен, княжна! — Александр пристально посмотрел ей в глаза. — Мне искренне жаль тех джентльменов, которым Вы сегодня разобьете сердца. Правда, они об этом узнают чуть позднее.


Значит, себя он не причисляет к этим самым джентльменам? Неужели ей только почудился интерес со стороны графа? Разочарование Адель нарастало с каждой минутой.


— Надеюсь, благородные господа достойно переживут мой отказ! — уже более прохладным тоном ответила Адель.


Сколько высокомерия! А лошадка-то оказалась с норовом! Тем интереснее будет объезжать!

Александр внутренне наслаждался тем, что у него получилось разозлить юную леди. На фоне сыплющих дежурными комплиментами лондонских щеголей он будет гораздо более интересен ей. Не зря же говорят, что женщины предпочитают подонков.


— Надеюсь, Вы оставите мне последний вальс, леди Аделина? — снова обворожительно улыбнулся Александр, резко меняя тему разговора.


— Боюсь, что все мои танцы на сегодня уже обещаны, граф, — холодно улыбнулась княжна. — Прошу меня извинить!


Как раз в этот момент вальс закончился и Аделина, сделав реверанс, поспешила прочь от него, возвращаясь на своё место. Александр проводил её дерзкой улыбкой.

На самом деле Адель переживала, что может остаться подпирать стену и граф поймет, что она его обманула. Тогда она точно провалится сквозь землю от стыда!


К счастью для Адель, её опасения не оправдались: русская красавица-княжна произвела фурор в свете этим вечером. Кавалеры, жаждущие быть представленными дочери российского дипломата, окружили её плотным кольцом. У девушки буквально не было времени спокойно вздохнуть.

Молодые люди осыпали её комплиментами, восхищаясь её красотой, грацией, манерами, глазами… Но Адель словно не слышала их, хотя вежливо улыбалась и послушно изображала смущение. Она чувствовала их неискренность, как ни странно. Может потому, что Маргарет уже просветила кузину относительно того, что доверять словам кавалеров не стоит, а может, потому, что они не были ей интересны.


Время от времени она непроизвольно искала глазами Александра, а он, как назло, постоянно попадался ей на глаза под руку с очередной леди. Он даже танцевал несколько раз с дебютантками, что вызвало у Адель неприятное чувство, очень напоминающее ревность.

Хотя с чего бы ей ревновать графа Хантли? Они ведь едва знакомы, и она видит его второй раз в жизни. При более близком знакомстве этот красавец оказался заносчивым и высокомерным, априори считающим всех женщин непроходимо глупыми. Он даже не дал себе труда скрывать это!


Почему же ей так неприятно наблюдать, как Александр Гордон склоняет голову над рукой очередной покрасневшей от смущения юной леди? Почему её сердце начинает противно ныть, а дыхание заходится так, что слезы готовы навернуться на глаза?


Не подавая виду, что он наблюдает за ней, граф, тем не менее, не упускал княжну из виду весь вечер. Разумеется, он видел её успех у молодых людей, и это оказалось ему неприятно. Несмотря на заносчивые заверения Адель, что она не собирается замуж, у её отца могло быть на этот счет совсем другое мнение. В конце концов, последнее слово в таких делах, как замужество дочери, всегда остается за отцом, а не за взбалмошной девицей.

Александр прикидывал, насколько близко он к достижению своей цели. Сколько еще ему понадобится времени, чтобы Адель сама бросилась в его объятия? Судя по их первому не совсем удачному разговору, пока он далек от того, чтобы девушка благосклонно отнеслась к его ухаживаниям.


Это ведь не просто какая-то актриса придворного театра или танцовщица из варьете, так что совратить её будет не так просто. Она, несомненно, воспитана в строгих традициях, как и все девушки из высшего общества, а потому, вздумай он поцеловать её при следующей встрече, как она тут же страшно оскорбится в том, что её заподозрили в недостаточном целомудрии, и укажет ему на дверь. Нет, не совсем так — вначале она лишится чувств, как и положено благородной даме, а потом точно выставит его за порог.

Но, в силу своего немалого опыта в общении с женщинами, Александр свято верил в одну вещь: они сделаны из той же плоти и крови, что и мужчины. Несмотря на всю ту чушь, которой юным леди забивают головы их маменьки и нянюшки, рано или поздно они прозревают и начинают сами познавать жизнь. Им так же, как и мужчинам, не чужды желания… плотские желания. А значит, их можно соблазнить.


Значит, Аделина будет противиться своей женской природе просто в силу строгого воспитания. А его задача: открыть ей глаза, показать, что желать кого-то — это не так ужасно, как ей об этом говорили. Правда, если ему это удастся, девушка сама приведет себя к бесчестью, но… это будет уже не его проблема. Это будет проблемой её отца и брата.


Скользя взглядом по её личику и фигуре, он пытался себе представить, как это будет. В его постели побывало немало красивых и соблазнительных женщин, но девственниц среди них не было. Это обстоятельство потребует от него терпения, черты характера, не особо свойственной ему в постели.

Но он постарается справиться, в конце концов, это — его цель, его изощренная месть, такая долгожданная и сладкая.

Адель усиленно старалась не встречаться с ним глазами, словно чувствовала опасность.


Интересно, подозревает ли она, какие грешные желания вызывает в нём? Глядя на её чуть приоткрытые мягкие губы и пульсирующую голубую жилку на шее, на медленно поднимающуюся при каждом вздохе высокую грудь, он чувствовал, как его тело начинает реагировать соответственно, подогреваемое разыгравшимся воображением. Он легко мог представить её без одежды, абсолютно обнаженную, лежащую рядом с ним в постели, принимающую его поцелуи и шепчущую его имя в экстазе…


Наверное, столь бурная реакция была связана с тем, что у него уже неделю не было женщины. Похоже, настало время исправить это и навестить нынче же вечером обворожительную Жаклин.

Эта девушка служила в королевском театре и была актрисой. Скажем так, актрисой второго плана. Звезд с неба не хватала, а потому на звание примы рассчитывать не могла. Спасала её только смазливая мордашка да особая способность показывать свою безграничную преданность главной приме и директору театра.

Александр познакомился с ней полгода назад, и она неплохо справлялась с задачей удовлетворения ненасытных желаний молодого графа. Вот уже полтора месяца, как он посещал её будуар в театре. Он специально пока не доводил их отношения до разряда официальных, когда ему пришлось бы снять для Жаклин дом, и посещать её открыто. Сама девушка, похоже, стремилась к этому всей душой, Александру даже казалось, что она искренне любит его. Ему было жаль её: при всей своей распущенности, девушка, похоже, была ему предана.


А бал, тем временем, закончился. Последний танец Адель танцевала с братом. Слава Богу, с ним можно было не притворяться.

Было уже за полночь, и княжна почувствовала себя смертельно усталой. Ноги просто горели от постоянных танцев, а язык болел от пустых разговоров. Скорее бы оказаться в уютной постели, но сначала — в горячей ванне.

Бал, конечно, не разочаровал её, а бесспорный триумф очень польстил женскому самолюбию, но Адель всё равно была немного расстроена.


И дело было в том, что Александр Гордон, граф Хантли, оказался вовсе не тем, кем она его себе придумала. Она представила его прекрасным принцем, благородным, вежливым, пылким, а он оказался обычным напыщенным хлыщом, как и предупреждала её Маргарет.

Это чувство было похоже на то, когда разворачиваешь долгожданный подарок, а в роскошной коробке оказывается вовсе не то, что ожидала. Так обидно…

При следующей встрече она непременно станет его игнорировать, чтобы сполна отплатить графу за свое разочарование.


Когда музыка стихла, и многочисленные гости стали покидать бальную залу, Адель не заметила, каким пристальным взглядом проводил её граф Хантли. Взглядом ястреба, выслеживающего голубку.


========== Приоткрывая завесу из прошлого ==========


В маленькой комнатке, служившей спальней Жаклин Бонье, молодой актрисе, было немного прохладно, но, тем не менее, окна были открыты.

Александр курил сигару, лежа в постели, а Жаклин примостилась подле него, словно прекрасная одалиска у ложа своего султана. Девушка глядела на любовника обожающим взглядом: ещё бы, он больше недели не навещал её, а она каждый вечер ждала и надеялась на встречу.

Её нежные, длинные пальцы легко скользили по обнаженной груди молодого графа, а темноволосая кудрявая голова покоилась на его мужественном плече. Она так любила эти моменты, сразу после их бурной близости, когда Алекс расслаблялся, становился будто ещё ближе к ней, чем во время страстных объятий.


Иногда они подолгу беседовали, он рассказывал Жаклин о своих путешествиях. Правда, Алекс никогда не вдавался в излишние подробности; он просто ярко и красочно описывал места, где ему довелось побывать, характеры людей, с которыми сталкивала его судьба, и у него это получалось настолько живо и, иногда, смешно, что девушка всякий раз повторяла своему любовнику, что у него есть несомненный актерский талант.

Жаклин как раз настроилась на такую беседу, но сегодня молодой человек почему-то был молчалив. Разжав объятия, он сразу закурил сигару и глубоко задумался.

Алекс явился к ней глубоко за полночь и почти без лишних слов потащил в спальню. Жаклин, которая успела изрядно соскучиться по нему за неделю, и не противилась. Этой ночью он был просто самим дьяволом во плоти: она и раньше не жаловалась на его мужские способности, но сегодня превзошел самого себя и заставил Жаклин забыть обо всем на свете, кроме его тела и того острого, всеобъемлющего наслаждения, которое он дарил ей.


— О чем ты думаешь, дорогой? — тихо спросила его девушка. — Ты сегодня какой-то странный, молчишь всё время… Ты явился с какого-то приема? Что там произошло?


— Ты чем-то недовольна? — тут же отозвался Александр, затягиваясь сигарой и выпуская струйку дыма. — Разве я не доказал, как соскучился по твоему телу?


Тон, которым он ответил, окончательно убедил Жаклин в том, что что-то случилось: молодой человек был как бы и с ней, но, в то же время, где-то далеко. Жаклин показалось, что она слышит, как он напряженно о чем-то размышляет. Она решила попробовать разговорить любимого.


— О, дорогой, как я могу быть недовольна, когда ты рядом? — заманчиво промурлыкала девушка, прижимаясь теснее к его телу. — Просто я чувствую, как далеко ты сейчас. Ты думаешь о чем-то. Может, расскажешь своей petit oiseau?


— Не о чем рассказывать, Жаклин, — задумчиво пробормотал молодой человек. — Просто я задумался о делах, которые мне нужно будет решить в ближайшее время.


Это было не совсем правдой, но что он мог сказать? Что поставил себе целью совратить невинную дебютантку? Что именно раздразненный слишком откровенными мыслями об Адель он и примчался сегодня в будуар своей любовницы, чтобы сбросить напряжение и утолить физический голод? А уж в том, что он только что пытался представить себе юную княжну на месте страстной француженки в своих объятиях, нужно и вовсе молчать. Едва ли такие откровения обрадуют Жаклин.


Девушка разочарованно вздохнула и осторожно коснулась пальцами его щеки, нежно ведя вдоль линии скул до подбородка, а затем по чуть пухлым губам. Как она хотела бы делать это каждую ночь, вот так лежать в его объятиях, вдыхать запах сигары, ощущать тепло его тела. Это была постоянная тема её снов и самое заветное желание.

Конечно, Жаклин понимала, что её положение не позволит ей когда-нибудь выйти замуж за человека из высшего общества, а то и вовсе не позволит создать семью. Такие, как она, становились, как правило, содержанками состоятельных аристократов, да и то, если очень повезло.

Свою внешность Жаклин оценивала весьма высоко и совершенно оправданно: невысокая, хрупкая брюнетка, с кудрявыми волосами и глазами цвета летнего неба, обладающая изящной фигурой и прелестным лицом, на котором особо выделялись темно-красные пухлые губы.

Многие богатые, привлекательные мужчины пытались набиться к ней в любовники, но сердце красавицы-француженки уже полгода как принадлежало никому не известному в обществе, таинственному молодому красавцу.

По большому счету, даже сама Жаклин мало что знала о нем, кроме имени, но тем сильнее он заинтриговал её, а уж его неутомимая страсть и вовсе превратила девушку в преданную любовницу. Правда, Жаклин сомневалась, что Александру нужна её любовь.


— Знаешь, чего я хотела бы? — тихо спросила его Жаклин, продолжая нежно водить пальцем по щеке любовника. — Я хочу лишь на один день стать знатной леди, достойной парой тебе, и выйти вместе в свет, куда угодно - на какой-нибудь бал или приём. Разве я менее красива, чем все эти графини и герцогини?


— Вот как? — усмехнулся молодой человек, выпуская очередную струйку дыма. — Ты даже не представляешь, до чего же скучны бывают знатные дамы, а уж до чего глупы… К тому же, я не настолько принадлежу к элите лондонского общества, как тебе кажется. Ты куда более настоящая, chèrie, так что не мечтай обо всей этой мишуре. Или тебе нужны деньги? Тогда просто скажи.


— Ты и так более, чем щедр, — вздохнула девушка, положив голову ему на грудь. — Но я хочу быть рядом с тобой не только в этой комнате…


— Так вот в чем дело, — насмешливо сощурился Александр. — Тебе просто надоело скрываться! Чего же ты хочешь?


— Того, что есть у других! — Жаклин вдруг вскочила и нависла над его телом, заглядывая в лицо. — Почему мы прячемся, словно преступники? Разве ты женат, что скрываешь нашу любовь от всего мира?


— Я что-то не помню, когда это я говорил о любви, — спокойно заметил молодой граф, туша сигару в пепельнице, стоящей на прикроватном столике. — Я думал, что тебя всё устраивает, а ты вдруг предъявляешь мне претензии. Извини, chèrie, но я вовсе не люблю тебя. Я вообще не способен на любовь, увы.


— Но моей любви хватит на нас обоих! — пылко заверила его девушка. — Только позволь мне быть рядом и заботиться о тебе. Раз ты не принадлежишь к высшему обществу, ничто не помешает нам быть вместе. Разве тебе плохо со мной?


Александр вдруг почувствовал опасность, стоящую за этими словами. О, черт, ну почему все женщины одинаковы? Почему всем им нужно так настойчиво, уперто добиваться от мужчины обязательств? Почему нельзя просто наслаждаться близостью, но при этом не давать объявление в «Таймс» о том, как велика любовь, охватившая мужчину и женщину?

То, что Жаклин сегодня заговорила о любви, было плохим признаком. Уже не в первый раз Александру приходилось избавляться от любовниц, которые вдруг начинали преследовать его с маниакальной настойчивостью. Что бы там себе не напридумывала Жаклин, он не собирается жениться на ней. Странно, она казалась ему разумной девушкой. Откуда столько собственничества?

Если она и вправду влюбилась, то им придётся расстаться. Нет ничего опаснее, чем отвергнутая женщина, месть её бывает хуже и вероломнее, чем любая мужская.


Александр нахмурился и сел в постели, мягко, но настойчиво отстранив льнущую к нему девушку. Необходимо все разъяснить ей немедленно, пока не стало поздно.


— Жаклин, — твердо сказал он, — давай с тобой сразу договоримся: к теме любви и брака мы не возвращаемся. Иначе, я больше не переступлю порог этой комнаты. Я думал, что ты — разумная девушка и понимаешь, для чего ты нужна мне. Ты — красивая и страстная любовница, и большего мне от тебя не нужно. Ты понимаешь?


— Да, — тихо ответила она, не сводя с его лица влюбленных глаз. — Прости, Алекс, я просто… соскучилась, наверное, вот и наговорила тебе кучу глупостей. Меня всё устраивает, поверь!


— И ещё, — также строго продолжил Александр, — я хочу предупредить тебя, чтобы ты была осторожнее… ну, ты понимаешь? Если ты мне скажешь, что носишь ребенка, то можешь считать, что видела меня в последний раз. Ясно?


— Ясно, — поспешно кивнула девушка и взяла его ладонь в свои руки, прижимая её к своей груди. — Мне тоже не нужен ребенок, любовь моя, ты ведь знаешь — это станет концом моей карьеры. Директор театра заявил, что без сожаления выбросит меня на улицу, если я забеременею.


— Я рад, что наши мысли и цели совпадают! – кивнул молодой человек. — А сейчас мне уже пора уходить.


Несмотря на огорчение любовницы, он не собирался задерживаться у неё до утра. Быстро приведя себя в порядок, граф Хантли покинул будуар Жаклин и направился к себе.

Девушка задумчиво слушала, как постепенно удаляется шум его кареты. Она так и не смогла уснуть до утра. С первой проведенной вместе ночи, Жаклин мечтала приручить своего таинственного и прекрасного возлюбленного, но не знала, как. И тут он сам вдруг подсказал ей отличную идею!

Если она сумеет забеременеть, он никогда не оставит её. Не важно, что он только что сказал: он благородный человек, в этом девушка была уверена, так как неплохо разбиралась в мужчинах. Жаклин надеялась на то, что ради своего ребенка Алекс сделает исключение. Она чувствовала, что молодой человек одинок и обозлен на жизнь. Причин она не знала, но верила в то, что искренняя любовь, её и их ребенка, сумеет растопить его сердце.

Теперь нужно было только осуществить эту затею! А там — будь что будет.

***

На утро после бала дебютанток Александр проснулся с головной болью. Тот остаток ночи, что был в его распоряжении после возвращения от Жаклин, оказался слишком коротким, чтобы выспаться.

Но привычка вставать на заре при любых обстоятельствах (кроме, может, сильного похмелья) заставила его открыть глаза в семь часов утра. Верный камердинер Степан, отлично знакомый с привычками своего хозяина, уже приготовил ему ванну и чистый костюм.

Этот пожилой, но все ещё бодрый слуга, был привезен Александром из России, он с рождения был крепостным Бутурлиных и служил ещё отцу Александра — графу Павлу Николаевичу. Несколько особо преданных своим господам слуг бежали тогда от нового владельца и последовали за Бутурлиными в Англию. Только этим слугам и мог полностью доверять Александр.


После плотного завтрака его состояние заметно улучшилось, и молодой граф устроился в маленьком кабинете, просматривая утреннюю почту. Стопка конвертов была весьма внушительной.

Множество приглашений от совершенно незнакомых ему людей ясно давало понять, что на вчерашнем балу его заметили. Видимо, вездесущие мамаши решили подстраховаться и ещё раз устроить ему свидание со своими очаровательными дочерьми. Как будто, он их вчера недостаточно разглядел!

Впрочем, это могло быть делом рук Алексея. Кузен ведь добывал ему как-то приглашения на самые многолюдные балы сезона, а значит ему пришлось разрекламировать таинственного графа Хантли, как своего друга. Да, тот факт, что Алексей состоял на службе в российском посольстве, открывал перед ним множество дверей, что было весьма полезно и для Александра.


С того времени, как Александр выкупил поместье некоего проигравшегося в пух и прах Эндрю Стоуна, немолодого уже английского землевладельца, и перевез в Англию семью, он жил почти затворнической жизнью. Поместье он покидал редко, все силы употребив к тому, чтобы превратить его из убыточного в преуспевающее.

Изначально, для всех соседей он был таинственным незнакомцем, явившимся в Англию из Америки, к тому же, сказочно богатым. Что дало соседям повод так думать, оставалось загадкой, ибо семья Бутурлиных, назвавшаяся, как семья Гордон, старалась не показывать своего истинного благосостояния. Кстати, никто не догадывался, что Гордоны были на самом деле русскими, так как английский их был превосходен.

Александр уже тогда вел переговоры с почти полностью спившимся графом Хантли о приобретении его поместья в горах Шотландии, вкупе с графским титулом. Но, до тех пор, пока старый граф думал, стоит ли продавать родовое гнездо, Александр держал семью чуть ли не под замком, к вящему негодованию Ольги, его младшей сестры.


Несчастная девушка изнывала от скуки в деревне, мечтая блистать в Лондоне. Она не переставая изводила старшего брата просьбами о выходе в свет. В сотый раз Александр терпеливо объяснял сестре, что никакие деньги не заменят ей титула в лондонском высшем обществе. Чопорные и надменные англичане быстрее примут бесприданницу со знатной родословной, чем богатую наследницу, не имеющую титулованных предков.

Он обещал сестре, что, как только титул будет у них в кармане, он тут же вывезет её в свет, обеспечив самым дорогим и модным гардеробом в Лондоне. Увы, Оленька, как и большинство её сверстниц, думала в основном о шикарных нарядах, драгоценностях и толпе поклонников, молящих её хотя бы об улыбке.


В этом году, наконец, желание капризной и упрямой Ольги исполнилось — она вышла в свет. Правда, времени, чтобы внести её имя в список дебютанток, представленных в Олмэкс, не было, но туда попадали далеко не все юные леди, списки подавались за год до бала.

Ольга, разумеется, была раздосадована тем, что лучшие женихи Лондона не увидят её в Олмэкс, и Александру пришлось пообещать сестре поездку в Париж по окончании сезона. На все остальные балы сезона, впрочем, юная леди приглашения получила, стараниями того же Алексея.


Александр глубоко вздохнул, вспомнив в очередной раз о своем плане по похищению княжны Вяземской. Выход в свет Ольги смешал ему все планы: теперь ему придется подождать до конца сезона, а после срочно вывезти семью в Париж, от греха подальше. Если князь Вяземский не исполнит его требований и поднимет скандал, семьи Александра не должно быть в Лондоне, иначе они могут стать заложниками и пострадать.

Взгляд молодого человека упал на конверт, подписанный именем Мартина Стивенсона. Это его новый управляющий шотландского имения, на самом деле звавшийся Григорием Платоновым. Дерзкий малый, отчаянный и смелый, и тоже бывший крепостной. Беглый крепостной, которому Александр купил паспорт на новое имя.

Не далее, как две недели назад граф отправил своего помощника осмотреть имение Хантли и прислать ему подробный отчет.


Вскрыв конверт, Александр удовлетворенно улыбнулся: Гришка явно в точности понял его приказ, ибо отчет действительно был подробным. Если бы ещё этот сорвиголова также хорошо владел пером, как шпагой и пистолетом, было бы просто замечательно! Александр сам научил его грамоте, но ученик из Гришки был весьма посредственный: письмо изобиловало грубыми ошибками и прочесть его было непросто.

С трудом вникая в каракули своего помощника, Александр нахмурился. Поместье оказалось в ещё более плачевном состоянии, чем он предполагал.

Дом заброшен и нуждается в ремонте, в нем сыро и холодно, мебели почти не осталось. Учитывая, что зданию почти триста лет, остается только удивляться, как оно ещё не развалилось. Хотя, Григорий заверяет, что это скорее замок, чем дом, и простоит он ещё, как минимум, триста лет. Нужно только хорошенько отмыть и отремонтировать его, особенно протекающую крышу.


Александр взял чистый лист кремовой бумаги и начал бегло набрасывать смету на ремонт поместья Хантли. Он показал себя рачительным хозяином в Стоун-Хаус, справится и в Шотландии. Погруженный в мир подсчетов и смет, граф даже не услышал легкую поступь шагов в коридоре, сопровождавшуюся шорохом нижних юбок.


Внезапно дверь распахнулась и на пороге показались две дамы, одетые в нарядные прогулочные костюмы и улыбающиеся. Одна из них была дамой среднего возраста, иными словами, ей было около пятидесяти лет, другая же, напротив, оказалась юной девушкой, очаровательной, русоволосой и голубоглазой.

Александр встал и, улыбаясь, протянул руки навстречу матери и сестре.


— Доброе утро, мой дорогой! — Мария Александровна поцеловала сына в лоб, словно ему все ещё было пять лет. — Надеюсь, ты сегодня хорошо выспался? Ты выглядишь уставшим.


— Доброе утро, матушка, — ответил он, склоняясь над материнской рукой. — Благодарю, я спал отлично. Но слишком мало.


— Ольга, — улыбнулся граф, целуя сестру в щечку. — Как же рано ты нынче поднялась! Или случилось что-то, о чем я должен узнать безотлагательно?


— Доброе утро! — прощебетала довольная Оленька, — У нас для тебя сюрприз! Закрой глаза!


— О, только не сюрприз, — простонал Александр, — я вас умоляю, просто скажите мне, что вы задумали, без всяких там сюрпризов. Я до сих пор не могу забыть, как ты заставила меня искать подарок с завязанными глазами в мой прошлый день рождения! И твой издевательский смех, когда я запнулся о ковер и грохнулся посреди комнаты. И как я пошел у тебя на поводу, до сих пор не пойму?


— И не надейся понять это! — заявила сестрица, победоносно улыбнувшись. — Просто ты никогда не мог ни в чем мне отказать.


— Итак? — Александр, вздыхая, все же закрыл глаза. — Я жду сюрприз.


— Входите! — повысив голос, весело скомандовала Ольга, и Александр услышал шаги и шелест юбок.


— А теперь — открывай! — снова раздался голос младшей сестры.


Молодой граф открыл глаза и увидел, что в двери стоит улыбающаяся молодая пара — его сестра Анна и её муж, польский офицер Вацлав Златопольский. Александр изумленно и обрадованно глядел на нежданных гостей, от души радуясь их визиту. В последний раз он видел сестру два года назад, когда она вышла замуж в Кракове. С тех пор от неё периодически приходили письма, полные рассказов об их огромном счастье.


— Анна! — он протянул руки к сестре, заключая её в объятия. — Поверить не могу, вот это действительно сюрприз! Когда же вы приехали?


— Сегодня ночью, — ответила Анна, улыбаясь. — Ох, Саша, я так скучала по тебе! По всем вам… Жаль, что мы не успели на первый бал Ольги!


Дальше последовал гул голосов: все радостно что-то говорили, перебивая друг друга, эмоции били через край. Чтобы как-то утихомирить всех и спокойно побеседовать, Александр предложил всем выпить кофе в гостиной и проводил семью туда.

Через десять минут прислуга принесла кофе с пирожными, и разговор приобрел более спокойный оттенок. Анна и Вацлав рассказывали о своей жизни в Варшаве, а Ольга пыталась поделиться эмоциями о своем выходе в свет, надувая губки, когда её не слушали.


Александр внимательно глядел на Анну — сестра так изменилась за два года, что он едва узнавал её. Девичья непосредственность сменилась в ней рассудительностью и степенностью взрослой женщины, хотя ей не так давно минуло двадцать лет.

Анна всегда была более разумной и спокойной, нежели Ольга, и Александр не раз беседовал с ней на равных, почти как с мужчиной, хоть ей в то время было не так много лет. Сестре он, пожалуй, смог бы доверить любую тайну, даже ту, что никогда не решился бы открыть матери.

Чета Златопольских собиралась провести лето в Лондоне, вместе с Марией Александровной и Ольгой. Александр очень обрадовался этой новости, но главное — молодые муж и жена сообщили, что ожидают первенца.


Эта новость вызвала бурю эмоций: Мария Александровна расчувствовалась, прикладывая к глазам кружевной платочек, и бросилась обнимать старшую дочь, Ольга запрыгала от восторга, словно козочка, а Александр просто замер от неожиданности.

Ребенок… Первый внук его отца, внук, которого Павел Николаевич никогда не увидит, не подержит на руках. Никогда.


И снова черная злоба полоснула по сердцу, заставив скрипнуть зубы. Жажда мести вновь подкатила к горлу требовательным комком, заставляя вдохнуть поглубже.

Слава Богу, никто из родственников не заметил его странную реакцию. Опомнившись, Александр поспешил поздравить сестру и зятя с этим знаменательным событием.

Он был рад, что сестра нашла свою любовь и собирается родить ребенка. Возможно, скоро и Ольга последует её примеру. Это его долг, в конце концов, устроить будущее своих сестер.

Что касается его самого, Александр был уверен, что у него никогда не будет ни жены, ни детей. Он не сможет полюбить никого, проживи он хоть сто лет.


Лишения и борьба вытравили в нем сентиментальность и чувствительность, если они вообще когда-то были в его душе. А жениться просто ради продолжения рода и потом всю жизнь мучить другое существо, никак не виновное в том, что у него покалеченная душа, он не собирался.

Александр Бутурлин всегда отличался обостренным чувством справедливости, возможно, потому, что сам когда-то пострадал по чужой вине, он старался помочь отверженным и несправедливо обиженным.

В его поместье находили приют многие: беглые крепостные (и не только из бывшего поместья Бутурлиных), которых на родине едва не засекли насмерть за какую-то плевую провинность, моряки с английских галер, сосланные вовсе не за государственную измену, а просто за то, что осмелились перечить командирам, юные девицы, проданные своими пьющими и вороватыми матерями в публичные дома в четырнадцать лет и многие другие. Все эти люди, подобранные на задворках жизни молодым графом, были преданы ему до конца жизни. Они никогда не предадут.


Часом позже, проводив весело гомонящих родственников, Александр вновь затворился в кабинете и плеснул в свой стакан щедрую порцию виски.

Молодой человек думал об отце. Он думал о нем каждый день, вспоминал его улыбку, голос, который уже почти позабыл, их разговоры, уроки стрельбы из пистолета и шпажного боя, долгие верховые прогулки. Павел Николаевич гордился единственным сыном и постоянно повторял, что он — Александр - достойный представитель старинного рода Бутурлиных, непременно продолжит свой род, ибо в этом его основной долг.

Но дать жизнь новому человеку — это такая ответственность… А ещё для этого необходима любовь. Как-то давно, ещё в Америке он повстречал одну молодую девушку, работавшую в борделе. В то время юный Александр был частым гостем в подобных заведениях.


Её звали Одри, и она была очень даже разумной и образованной. Как она попала в подобное заведение, юноша не знал, да и не старался узнать. Странным образом он сблизился с ней, они подолгу вели беседы обо всем на свете, не забывая, конечно, и об основных обязанностях Одри. Молодой Александр по-своему привязался к девушке, а та в свою очередь, прикипела душой к нему.

А потом случилось страшное — Одри забеременела от Александра и решилась на аборт. При борделях всегда была особая повивальная бабка, избавлявшая нерадивых «девочек» от нежелательных последствий их работы. Аборт оказался неудачным и Одри умерла.

Александру удалось проститься с ней, так что умирала она у него на руках. Он, конечно, не любил её, но это не означало, что ему не было её жаль. О том, что она носит его ребенка, которого и пыталась убить, он узнал лишь при прощании с девушкой.


— Зачем ты сделала это? — спросил он её тогда. — Я мог бы забрать тебя отсюда.


Тогда Одри открыла глаза и тихо произнесла одну фразу, которая часто впоследствии будет часто преследовать юного графа во сне:


— Дети должны рождаться в любви, мой дорогой мальчик… А мы с тобой не любили.


Это были практически последние её слова. Так Александр похоронил своего нерождённого ребенка. Это так сильно подействовало на него, словно он второй раз пережил смерть отца. С тех пор даже мысли о том, чтобы завести ребенка, внушали ему страх, а отсутствие любви в его сердце привело к уверенности, что ему не стоит заводить детей.

Снова мысленно переживая те далекие, но тяжелые события, Александр вздрогнул и тяжело вздохнул, делая глоток виски. Неужели же на нём прервется род Бутурлиных? А ведь, не случись восстания на Сенатской площади, сейчас он готовился бы к женитьбе!

И не на ком-нибудь, а на той самой девушке, которую он сейчас планирует похитить у любящего батюшки — на княжне Аделине Вяземской.


Александр хорошо помнил, как отец сообщил ему эту новость, хоть в то время ему было не больше двенадцати. В тот день отец сказал, что вечером они едут на небольшой детский праздник — маленькой дочери его друга, князя Вяземского исполняется два года.

Александр очень не хотел присутствовать на дне рождения какого-то младенца и угрюмо насупился, чем вызвал у отца улыбку.


— Ну-ну, сударь мой! — рассмеялся граф и ласково потрепал темные кудри сына. — Ты обязательно должен сам преподнести подарок маленькой княжне. Открою тебе важную тайну, ты ведь уже почти мужчина и умеешь хранить секреты, не так ли?


— Конечно, papa, — заверил отца Александр, мгновенно загоревшись любопытством.


— Так вот, Саша, — ласково продолжил Павел Николаевич, — этой девочке в будущем предстоит стать твоей невестой, а потом и женой! Мы с князем Вяземским дали друг другу обещание поженить вас!


Александр тогда жутко разозлился, узнав, что он должен обручиться с какой-то малявкой, к тому же, не далее, как месяц назад он побывал на детском балу у графа Воронцова, где повстречал одну прелестную девочку по имени Елизавета Голицына. Она была столь очаровательна, напоминая ему белокурого, кудрявого ангелочка, что юный граф Бутурлин дал себе слово, что сделает ей предложение, как только ему исполнится восемнадцать лет. Он уже мысленно все распланировал — и признание в любви, и предложение руки и сердца, а тут отец предлагает ему в невесты младенца!


Но признаться отцу в том, что он всё уже для себя решил, юный Александр не посмел. И пришлось-таки ему тогда идти в дом Вяземских и собственноручно дарить имениннице огромную коробку с дорогой французской куклой. Замечательный подарок, ничего не скажешь! Впрочем, а что ещё можно было подарить двухлетнему ребенку?

Саму Аделину он тогда и не рассмотрел, его вовсе не интересовали маленькие дети — вполне хватало младших сестер, вечно ломавших его игрушки и разбрасывающих учебники в классной комнате. Помнил только, как восхищались маленькой княжной его родители, предрекая, что та непременно вырастет красавицей.


Что ж, похоже, что они не ошиблись. Княжна выросла красивой. И очень заносчивой, к тому же. Вспоминая о её прелестях, Александр почувствовал, как его тело снова реагирует также, как на балу дебютанток. Как бы снова не пришлось ехать к Жаклин, чтобы выпустить пар! Странно, раньше он ни за что не поверил бы, что способен так желать неопытную девушку. Неужели его вкусы меняются?


Интересно, думает ли сейчас о нем княжна? Какое впечатление он произвел на неё?

Совсем скоро водоворот балов, пикников, музыкальных вечеров и прочих развлечений захватит их, и он снова увидит Адель. На сей раз нужно продумать все до мелочей: каждый свой жест, взгляд, каждое слово, чтобы не допустить ни одной ошибки. Ему нужно втереться в доверие к ней и получить доступ в дом Вяземских, а после — и в сердце своей несостоявшейся невесты.


========== Опасная встреча ==========


Едва проснувшись на утро после бала, Адель поняла, что её кузина оказалась пророчицей, вроде греческой Кассандры: в её спальне уже стояли две внушительные корзины, полные роз и перевязанные атласными лентами. В одной из них благоухали на всю комнату нежно-розовые бутоны, а в другой — белоснежные, словно первый снег. Интересно, кто же эти таинственные поклонники, впечатленные ею настолько, что заставили цветочников открыть свои лавки на рассвете? Но более всего её интересовало — есть ли среди этих поклонников граф Хантли?


Сгорая от любопытства, Адель выбралась из постели и подошла к корзинам, заглядывая внутрь: так и есть, в цветы были вложены карточки. В одной из них было четверостишие из Шекспира, а в другой было просто и лаконично написано: «Прекрасной нимфе».

Надежды княжны не оправдались — имен джентльменов, что подписали карточки, Адель не знала. Впрочем, на вчерашнем балу их было так много, и представлялись они ей столь часто, что запомнить всех с первого раза едва ли было возможно!


Девушка улыбнулась, горделиво сверкнув глазами. Значит, она и вправду произвела впечатление на лондонское общество! Интересно, когда же успели прислать цветы? Неужели ночью?

Наверное, Настя принесла сюда эти корзины, чтобы княжна могла увидеть их сразу после пробуждения. Что ж, это было приятно и лестно. Отличное начало нового дня.


Негромко напевая какой-то веселый мотив, Адель дернула шнурок звонка, вызывая горничную. Нужно приказать Насте приготовить ванну, а потом одеваться. Сегодня Аделина с Мишелем собрались с визитом в дом старого герцога Ратленда. Ещё на днях от него пришло приглашение на семейный обед.

При мысли о том, что она увидит всю многочисленную английскую родню — тетушек, дядюшек, кузин и кузенов, двоюродных и троюродных племянников и племянниц… у Адель заранее начиналась мигрень. Выросшая в небольшой семье, княжна с трудом выносила такую огромную толпу, жужжащую, словно улей диких пчел. К тому же, родственники, наверняка, засыплют её и Мишеля кучей вопросов, порой, не давая возможности для ответа, ибо трещать они любят не меньше, чем сороки.


Но, увы, отказаться от этой семейной экзекуции не было ни малейшей возможности. К своему стыду, Адель даже не помнила имен некоторых родственников, особенно дальних. А в Англии каждый представитель знати просто обязан был знать наизусть свою родословную вплоть до седьмого колена, и ни разу ничего не перепутать.

Если Адель попадет впросак и спутает или забудет чье-то имя, родные немедленно предадут её анафеме! Как так можно, чтобы одна из потомков Ратлендов ничего не знала о своей семье! Они легко забывали о том, что Аделина и Михаил родились и выросли в России, и считали себя, в первую очередь, русскими, представителями рода князей Вяземских, а уж потом — внуками английского герцога.


В коридоре послышались торопливые шаги и дверь, наконец, распахнулась, впуская запыхавшуюся Настю.


— Доброго утра, Вам, барышня! — бодро и весело поздоровалась девушка. — Что это Вы в такую рань поднялись? Сами же ночью сказали, что туфельки стерли до дыр на балу и проспите до обеда!


— Приготовь мне ванну, и поторопись! — велела Адель. — Мне сегодня ехать к Ратлендам, так что долго спать некогда.


Настя тут же засуетилась, доставая из шкафа чистое полотенце, банную щетку и прочие принадлежности. Адель, ожидая, пока все будет готово, подошла к зеркалу и принялась расчесывать волосы, безнадежно спутавшиеся во время сна.


— Цветы уже видели? — спросила она, наклонившись к букетам и вдыхая их аромат. – Их ещё затемно прислали, а барин велел к Вам отнести. Ох, красота-то какая!


— Если верить Маргарет, к обеду букетов станет больше, — заметила Адель, наблюдая за горничной в зеркало. — Если их будет меньше десяти, значит, мой выход в свет обернулся полным провалом.


— Да будет Вам, барышня, глупости-то говорить! — замахала на неё Настя. — Каким ещё провалом, когда Вы вон какая хорошенькая? Да что же ещё им нужно, вашим английским… этим… господам?


— Джентльменам, Настя, — подсказала Адель, улыбнувшись. — Неплохо бы тебе выучить английский, неизвестно, как долго мы проживем в Лондоне.


— Ой, Господь с Вами, барышня! — Настя с сомнением покачала головой. — Да я ни в жизни этот ваш английский не одолею. Язык сломаешь, пока выучишь! Да и ни к чему мне это, я и без него понимаю, что там лопочет миссис экономка, а если она меня не понимает, пусть учит русский! Ой, — вдруг спохватилась Настя, — пойду, принесу горячей воды, пока не остыла.


Горничная выпорхнула за дверь, а Адель прыснула со смеху. Да уж, Насте точно палец в рот не клади! Она и в Петербурге умудрялась легко управляться со всей прислугой в доме, что же тут говорить об английской экономке!


Спустя полтора часа, понежившись в горячей ванной и нарядившись в легкое, голубое в клетку, платье из плотного шелка, Адель спустилась в столовую, к завтраку.

Дверь в гостиную располагалась прямо напротив входа в столовую, и княжна заметила, как две служанки расставляют в большие вазы охапки цветов.

О, значит, доставили ещё букеты? Адель тут же поменяла траекторию движения и свернула в гостиную. Горничные присели в реверансе и почти в один голос поприветствовали её:


— Доброе утро, мисс!


Коротко кивнув в ответ, Аделина с восторгом огляделась по сторонам. Гостиная походила на цветочный магазин! Чего здесь только не было: от скромных бутоньерок, до громадных охапок и корзин. Розы всех мыслимых и немыслимых оттенков, букеты пионов, тюльпанов, белоснежных камелий, и даже небольшой букетик ландышей, скромно перевязанный тонкой зеленой ленточкой! Аромат цветов кружил голову, а вид стольких букетов поднимал настроение.

Ей так не терпелось прочесть карточки, осторожно приколотые к каждому букету, но, увы, её уже звали к столу. Papa рассердится, если она променяет завтрак с ним и Мишелем на просмотр полученных цветов.


За столом отец и Мишель по-доброму подшучивали над ней, отмечая, что её вчерашний триумф превратил особняк в оранжерею, и скоро им самим не останется места в доме — все заполнят цветы от поклонников Адель. Княжна смеялась вместе с ними, их похвалы радовали её, но как же сильно она хотела, чтобы завтрак быстрее закончился, и она смогла, наконец, прочесть все карточки! Любопытство просто пожирало её.

Покончив с завтраком, Адель приступила, наконец, к разбору букетов. Мишель и отец отправились с нею.

Читая одну карточку за другой, Адель все больше разочаровывалась: букета от графа Хантли она не получила. Впрочем, ведь только утро, может быть, она получит его до конца дня?

Странно, неужели он не понял вчера, что тон его был просто оскорбителен? Любой воспитанный джентльмен посчитал бы нужным прислать цветы с извинениями. Что ж, подождем до вечера!


Ближе к обеду Аделина и Мишель сели в карету и отправились к Ратлендам. Их загородное поместье находилось совсем недалеко от города, так что долго ехать не пришлось. Солнышко так припекало, что Адель задремала в карете, положив голову на плечо брата.

Мишель бережно обнял сестру и сам закрыл глаза, нежась под солнечными лучами, бьющими в глаза из окна кареты. Они всегда были очень близки, ближе даже, чем с отцом, хоть в детстве часто дрались и ссорились. Но детские годы быстро пролетели, и сейчас Мишель готов был на всё ради сестры.


Когда карета въехала в обширный двор поместья Ратлендов, Михаил разбудил её. Адель поспешно протерла заспанные глаза и с глубоким вздохом приготовилась улыбаться.

Дверца кареты открылась, брат и сестра Вяземские вышли из неё, и тут же были атакованы целой армией возбужденных родственников.

Гвалт голосов, к которым примешались крики маленьких детей, оглушил их обоих, как только их ноги ступили на землю. Подъездная лестница мгновенно заполнилась людьми. Все охали и ахали, что-то весело выкрикивая, понять, кто, что говорит, было невозможно.

Подхватив под руки брата и сестру, родня буквально внесла их в просторный холл, а оттуда в громадную гостиную. Их обоих кружили во все стороны, разглядывая и восклицая, как выросли дети их обожаемой Лиззи (так в семье называли Элизабет Ратленд, мать Адель и Мишеля), а молодые люди только и успевали благодарить родню за комплименты.


Шум стих лишь тогда, когда в комнату медленно и торжественно постукивая тростью по полу, вошёл старый герцог. Все моментально замолкли, даже самые маленькие дети, ибо герцога боялись, как огня.

Джордж Меннерс, герцог Ратленд был высоким, седовласым джентльменом, в старомодном черном фраке, с длинными, почти до лопаток волосами, больше походившими на львиную гриву. Он, хоть и передвигался, опираясь на трость, держался прямо и гордо, даже надменно. Его голос редко повышался до крика, но и без этого внушал ужас всем окружающим — от членов его многочисленной семьи до последнего маленького грума в его обширной конюшне.

Абсолютно все обращались к нему не иначе, как «Ваша светлость». Именно об этом Мишель несколько раз повторил сестре во время поездки. Теперь главное — не назвать герцога дедушкой невзначай.


Сухо кивнув армии потомков, старик впился выцветшими голубыми глазами во вновь прибывших внуков. Последний раз он видел их два года назад, на своем восьмидесятилетии. Угадать, о чем он думал, глядя на них было невозможно, ибо лицо его решительно ничего не выражало, кроме холодной надменности.

Аделина и Михаил вежливо поздоровались с дедом, получив в ответ лишь короткий кивок, которым обычно приветствовали прислугу. Герцог молча повернулся ко всем спиной и медленно прошествовал в столовую.


За длинным столом все долго рассаживались и перешептываясь, кося глазами на старика, который занял своё законное место во главе стола. Герцог прикрыл глаза, словно спал, однако спина его была по-прежнему прямой, а выражение лица — непроницаемым. Адель он почему-то напоминал восковую фигуру, будто только что из музея мадам Тюссо.

Юная княжна с трудом подавила тяжелый вздох, представляя себе ближайший час за столом в столь замечательной компании. Как она всё это выдержит, если ей уже сейчас невыносимо хочется сбежать?


Она осторожно оглядывала сидевших рядом родственников, пытаясь правильно припомнить их имена. Некоторых из них она видела всего пару раз в детстве, когда посещала Англию с отцом, а других и вовсе лишь раз, два года назад. О, Господи, как же их много!

У старого герцога имелось целых пять единокровных сестер и один младший брат, из них в живых осталась лишь самая младшая — тетушка Энни. Сегодня она не присутствовала за столом, ибо год назад начисто лишилась рассудка и ныне пребывала в тиши своей комнаты, в компании сиделки. Остальные сестры и брат давно почили в бозе, оставив после себя кучу детей и внуков.


За столом присутствовало, по крайней мере, пятьдесят человек, не считая маленьких детей. Как их всех запомнить, а главное — не перепутать?! Слава Богу, что Маргарет тоже была здесь, Адель надеялась на её помощь в общении с особо назойливой родней.

Напротив Адель села троюродная тетушка Джейн, которую девушка относительно хорошо помнила, и тут же принялась разглядывать княжну через лорнет. Не прошло и двух минут, как несчастная девушка была засыпана вопросами о России, Петербурге, царе, придворных балах и многом другом.

Голова у княжны уже шла кругом, и Адель внутренне молилась, чтобы кто-то другой отвлек внимание тетушки, дабы она оставила свою племянницу в покое. Внезапно миловидный молодой человек, сидевший справа от тети Джейн, пришёл на помощь Адель.


— Матушка, Вы совсем заговорили бедную девушку! — улыбнулся он. — Дайте Адель немного прийти в себя. Я уверен, она ещё успеет многое поведать Вам о России. Не так ли, кузина?


Адель с благодарностью ответила на улыбку своего дальнего родственника и пробормотала что-то о том, как она будет счастлива удовлетворить тетушкино любопытство чуть позже.

Мишель сидел рядом, также попав под навязчивое внимание какой-то девицы, сидевшей справа от него. Адель решительно не могла вспомнить её имени. Наверное, это тоже кузина, но с чьей стороны… О, эта сложная сеть родственных связей доконает её сегодня!


Кузен, спасший её своим вмешательством, периодически бросал на Адель внимательные взгляды. Она не помнила, чтобы они встречались два года назад. Кстати, молодой человек был достаточно привлекателен: светлый блондин, голубоглазый, стройный, высокий, одетый по последней моде.

Под его чересчур пристальным взглядом Адель почему-то почувствовала себя неловко. Он глядел на неё вовсе не как родственник. Она знала, что в Англии троюродные кузены и кузины могли и пожениться, церковью это не возбранялось. Но для русской княжны троюродный кузен оставался братом, и совсем не братский интерес этого юноши её смущал.


Когда бесконечно долгий обед, наконец, закончился и все вышли из-за стола, Аделина с облегчением выдохнула. Она наклонилась к брату и умоляюще прошептала:


— Надеюсь, нас не заставят остаться на ночь? Скажи, что мы скоро уедем, прошу тебя!


Мишель не успел ничего ответить, как вдруг перед ними выросла фигура того самого кузена, что глазел на Адель на протяжении всего обеда.


— Я не уверен, что Вы помните меня, — улыбаясь, склонил голову молодой человек. — Я — Эдвард Картер, Ваш очень дальний родственник, троюродный кузен, если быть точнее.


— Мы рады, мистер Картер, — ответил Михаил за себя и сестру. — Простите, что мы не помним Вашего имени…


— О, что Вы, я вовсе не удивляюсь! — добродушно улыбнулся кузен. — Наша семья довольно многочисленна, неудивительно, что всех запомнить сложно.


Взгляды, которые он осторожно бросал на Адель, заметил и Михаил, и ему это тоже не понравилось. Поэтому он моментально спровадил сестру, сообщив, что её искала Маргарет. Адель, мысленно поблагодарив брата, поспешно исчезла, оставив мужчин беседовать вдвоем.


Княжна и в самом деле пошла искать Маргарет, и для этого вышла во двор, так как в столовой кузины не было. Родственники расположились, в основном, в гостиной, поскольку герцог решил выпить после обеда рюмку-другую шерри.

Парк, примыкающий к огромному дому, был прекрасен, он напомнил Аделине Версаль, который она обожала. Побродив немного по широким аллеям с аккуратно подстриженными газонами и цветущими клумбами, она так и не нашла кузину, зато неожиданно обнаружила прекрасный малинник в укромном уголке парка. Самое странное было в том, что на кустах было полно спелых ягод! Адель очень удивилась. Может быть, это был какой-то ранний сорт?


Оглядевшись по сторонам и не увидев никого, кто мог бы её остановить, девушка, приподняв немного юбки, осторожно шагнула в гущу малины.

Срывая красные ароматные ягоды, она отправляла их в рот одну за одной, наслаждаясь, словно ребенок. Она с детства не забиралась в малинник, с тех самых пор, когда в восемь лет безнадежно испортила белое платье, измазавшись в спелых ягодах и порвав его колючими ветками. Ох, и влетело же ей тогда от няни!

Но сейчас ей просто необходимо было доставить себе какое-нибудь, хоть маленькое, удовольствие после этого бесконечного обеда под ястребиным взором старого герцога. Тайное поглощение малины вполне подходило.


Княжна была настолько увлечена своим занятием, что даже не услышала, как сзади раздались почти бесшумные шаги Эдварда. Должно быть, он внимательно наблюдал за ней.


— Я тоже люблю прятаться здесь ото всех, — вдруг раздался позади голос кузена. — И так же, как и Вы, обожаю малину.


Адель даже подпрыгнула от испуга и резко обернулась к нему. А он что здесь делает?


— О, как Вы напугали меня, мистер Картер! — заметила она с плохо скрытым недовольством.


Кто его звал сюда? Только испортил ей удовольствие, да к тому же уличил в столь ребяческом поведении.


— Эдвард, — подсказал он, — Прошу Вас, зовите меня просто Эдвард, мы ведь не чужие друг другу люди. Вы ведь простите меня за то, что я напугал Вас… Адель?


Он произнес её имя уже приглушенным голосом, полным чуть ли не вожделения. Эдвард подошел ближе, не сводя глаз с растерянной девушки. Его взгляд переместился на её пухлые губы, красные от малины, на её порозовевшие от смущения щеки, и вдруг его глаза заблестели как-то странно.

Адель инстинктивно попробовала сделать шаг назад, но её юбка предательски зацепилась за колючую ветку малины, и девушка замешкалась, пытаясь отцепить ткань. Она покраснела ещё сильнее, донельзя смущенная его откровенными домогательствами.


— Позвольте помочь Вам, Адель… — пробормотал Эдвард и наклонился, освобождая край её юбки из тисков кустарника. Когда он выпрямился, то оказался настолько близко, что она почувствовала его дыхание на своей коже. Ощущение было неприятным.


Эдвард глядел на неё так, словно собирался поцеловать прямо в перепачканные малиной губы. Девушка испуганно замерла, не зная, как лучше поступить. Впервые мужчина вел себя с нею так дерзко, а осаживать подобных поклонников она ещё не научилась.


— Благодарю Вас, Эдвард… — растерянно пробормотала она, опуская глаза и пытаясь сделать шаг в сторону.


— Я слышал о том, что русские девушки прекрасны, но, чтобы настолько… — тихо сказал он, — Вы просто красавица, Адель!


Аделина никак не могла сообразить, что ответить ему, поскольку такие комплименты из уст, пусть дальнего, но всё же родственника, ставили её в тупик. И тут вдруг раздался спасительный возглас Маргарет, зовущий её:


— Адель, куда ты подевалась?


Эдвард моментально отступил и сделал настолько невинное лицо, что Адель на миг показалось, что его домогательства — лишь плод её воображения. Никогда она не видела, чтобы человек так быстро менялся, буквально на глазах, словно хороший актер в театре!

Вздох облегчения сорвался с её губ, и Эдвард заметил это. Глаза его недобро сузились, видимо он привык, что девушки падают к его ногам сами, достаточно поманить пальцем. Но с чего он взял, что его русская кузина окажется в их числе?


— О, дорогая, я вижу, ты не одна? — защебетала Маргарет. — Эдвард, я надеюсь, ты простишь меня за то, что я украду у тебя нашу Адель? Нам срочно нужно обсудить кое-что, не предназначенное для мужских ушей!


Кузен, сердито сверкнув глазами, пробормотал что-то, и нехотя исчез за поворотом длинной аллеи, решив не спорить.


— О, Мардж, ты просто спасла меня! — простонала Адель, — Спасибо тебе. Я так испугалась!


— Эдварда? — удивилась Маргарет. — Он чем-то испугал тебя? Он же совершенно безобидный. Что он мог тебе сказать?


— Он не сводил с меня глаз во время обеда, — встревоженно ответила Адель. — Если бы ты сейчас не пришла сюда, он бы меня поцеловал, клянусь тебе!


— Господи! — Маргарет явно была шокирована, — Что это нашло на нашего тихоню?! Он обычно ведет себя тише воды, ниже травы. Неужели и впрямь влюбился?


— Как можно, Маргарет? — возмущенно воскликнула Адель. — Ведь мы родственники!


— Ты судишь, как православная, и забываешь, что в Англии браки между кузенами и кузинами случаются довольно часто, — заметила Маргарет. — Так что, поздравляю Вас, княжна, с ещё одним разбитым сердцем. После вчерашнего бала, ты успела собрать неплохой урожай, не так ли? Сколько букетов ты уже получила?


— О, я с радостью обошлась бы без навязчивых поклонников в лице троюродных кузенов! — покачала головой Аделина. — А букетов действительно прислали много, ты оказалась права, — и княжна радостно улыбнулась.


Смех Маргарет несколько смягчил впечатление от поведения Эдварда Картера, но Адель всё-таки пугал этот молодой человек. Надо будет впредь держаться от него подальше.


— Ты так и не рассказала мне, о чем вы говорили с графом Хантли на балу! — вдруг резко сменила тему Маргарет. — Я заметила, что вы танцевали лишь один раз. Он оказался неинтересным собеседником?


Кузина явно сгорала от любопытства, и Адель даже расстроилась, что ей особо нечего рассказывать. А тут ещё вспомнила, что вышеупомянутый граф так и не прислал ей букета сегодня. Настроение её начинало портиться.


— Он оказался просто напыщенным хлыщом, как ты и предупреждала, — нахмурив брови, ответила Адель. – Я отказала ему в других танцах, хоть он и просил. Невоспитанный и заносчивый тип.


— Вот как! — лукаво улыбнулась Маргарет, приподнимая брови. — Значит, он разочаровал тебя? Жаль… Знаешь ли, вы так чудно смотрелись вместе, когда танцевали вальс… Прямо как Ромео и Джульетта!


— Глупости, — упрямо мотнула головой Адель. — Да я даже не хочу говорить с ним более. Представляешь, он заявил, что я приехала на бал, только для того, чтобы отхватить себе лучшего мужа! Словно кобыла на скачках в попытке забрать первый приз!


Маргарет даже согнулась от хохота, чем вызвала у своей, и без того рассерженной, кузины новый приступ гнева. Адель скрестила руки на груди и обиженно надула губы. Что же такого смешного она поведала кузине, что вызвала такой приступ безудержного веселья?


— О, дорогая…прости меня, — еле проговорила Маргарет, вытирая слезы, катившиеся у неё из глаз от смеха. — Просто ты так эффектно гневаешься, да ещё подбираешь настолько уморительные эпитеты! Уроки литературы в Смольном ты явно не пропускала.


— Маргарет! — в голосе Адель зазвучала досада. — Немедленно прекрати дразнить меня или мы поссоримся!


— Всё-всё! — заверила её кузина, примирительно беря княжну за руки. — Я молчу. Но, сказать по правде, разве твой кавалер оказался далек от истины? Пусть не в отношении тебя лично, но обо всех остальных дебютантках он выразился абсолютно точно. Все они вышли в свет, чтобы удачно выйти замуж. Что же тебя так раздражает в этом факте?


— Меня раздражает вовсе не этот факт, как таковой, — тряхнула головой Адель. — Я очень даже могу понять мечты девушек о любви и браке. Меня возмутил тон этого индюка, раздутого самомнением! Он говорил о девушках так, словно все они — лишь выводок глупых гусынь, ничего не смыслящих в жизни! Его тон был таким… презрительным. Это было чудовищно грубо и бестактно с его стороны!


Сравнения, почерпнутые Адель из мира пернатых, повергли Маргарет на новый приступ смеха, как бы она не старалась его подавить. На сей раз смех оказался настолько заразителен, что Адель невольно присоединилась к кузине. Выплеснув свою злость и досаду на графа Хантли, она почувствовала себя лучше. Спасибо Маргарет за её оптимизм и рассудительность, если бы не она, Адель просто умерла бы от скуки в Лондоне!

Взяв Адель под руку, кузина увлекла её на широкую аллею и девушки медленно направились в сторону дома.


— Что ж, я думаю, что недостатка в кавалерах у тебя в этом сезоне не будет, — сказала Маргарет. — Так что, об одном красавце можно и позабыть, коль скоро он оказался не так хорош. А что до Эдварда, — добавила она, — если он будет продолжать в том же духе, просто скажи ему в лоб, что пожалуешься брату, и он сразу отстанет. В любом случае, он для тебя не пара: личность он довольно скользкая, замкнутая и трусоватая. К тому же, он вовсе не богат, живет с матушкой вдвоем довольно скромно, лишь на доходы с маленького поместья, оставшегося после смерти его отца.


— Я и не думала рассматривать его в качестве поклонника, а тем более — претендента на мою руку, — презрительно фыркнула Адель. — Он с первого взгляда мне не понравился, есть в нем что-то такое… отталкивающее. Это становится какой-то странной закономерностью, — вздохнув, добавила она. — Неужели я так и не встречу в Лондоне нормального, вежливого и приятного джентльмена?


— Ты забываешь, что сезон только начался, моя дорогая! — ответила Маргарет. — Если я не ошибаюсь, на будущей неделе у тебя расписан каждый день, не так ли? У тебя будет масса шансов встретить своего Ромео. Кстати, — вдруг вспомнила она, — нужно будет подать идею кому-нибудь из знакомых устроить большой маскарадный бал! Тогда-то мы уж точно нарядим тебя Джульеттой. Или Прозерпиной! Тебе очень пойдет греческий хитон. Какая замечательная идея!


Весело смеющиеся и болтающие девушки даже не заметили, что за ними наблюдает пара внимательных глаз Эдварда Картера. Он спрятался за густыми зарослями кустарника и осторожно следил за передвижением кузин, прислушиваясь к разговору.


На самом деле, его интерес к Адель был вполне искренним и довольно просто объяснялся. Маргарет оказалась права — молодой человек был небогат, но очень честолюбив. Он с детства мечтал о достатке, легкой жизни аристократа, не считающего потраченных денег, а Адель была богатой наследницей.

Если бы Эдварду удалось жениться на ней, ему досталось бы не только её приданое, но и часть огромного состояния Ратлендов, на которое он давно обратил свой алчный взор. Увы, ему, как очень дальнему родственнику герцога, нечего было и рассчитывать на долю этого лакомого пирога, в отличие от Адель и Мишеля.


Родные внуки стояли ближе всех к наследству и герцогскому титулу. Михаил должен был унаследовать титул и львиную долю состояния, а Адель — получить свою долю наследства, и довольно весомую.

Да…жаль, что у княжны есть брат. Эдвард сокрушенно вздохнул. Если бы у герцога была лишь одна внучка, титул мог бы унаследовать её муж, особенно, если бы он тоже принадлежал к роду Ратлендов.

Мишель решительно мешал Эдварду в его честолюбивых замыслах. Неужели этому русскому князю мало его титула и наследства? Как было бы замечательно, если бы он вернулся в Россию! Или… вызвал бы кого-нибудь на дуэль и погиб напоединке! Говорят, что русские отличаются вспыльчивым нравом.

Мысль заполучить наследство прочно засела в голове у Эдварда Картера, оставалось только продумать, как её осуществить.


========== Раунд первый ==========


Следующие две недели пролетели очень быстро для Адель, ибо у неё не было ни одной свободной минуты. Каждый вечер, вернувшись с очередного приема, она буквально замертво падала на постель и засыпала сном без сновидений.

Гора карточек обрушилась на особняк князя Вяземского, как и не менее внушительная стопка различных приглашений. Этикет требовал посетить больше половины этих мероприятий, как минимум.


За несколько дней Аделина и Михаил успели побывать в королевском театре Ковент-Гарден и послушать оперу Россини «Севильский цирюльник», посетили ещё несколько балов, званый ужин и один музыкальный вечер, на котором княжне удалось блеснуть, помимо красоты, ещё и своим прекрасным, чистым голосом.


К вечеру пятницы второй недели, когда она переступила порог своей комнаты, Адель почувствовала, что хочет только одного — безмятежно проспать все выходные. Она так устала от бесконечных светских бесед, танцев, новых знакомств, бесчисленного количества имен и титулов, повторяющихся комплиментов и пристального внимания почтенных лондонских матрон, что готова была запереться в комнате на неделю!

Княжна едва не уснула в горячей ванной, которую быстро приготовила Настя, но улегшись, наконец, в постель, всё не могла уснуть и крутилась с боку на бок. Какое-то тягостное чувство мешало. Поскольку сон все равно не грозил ей, девушка принялась анализировать события прошедших дней, пытаясь разобраться в себе.


Странно, она так мечтала блистать в обществе, покорять сердца кавалеров, стать самой красивой, носить роскошные наряды и драгоценности, чтобы её имя было на устах у всего высшего света, а теперь, получив почти всё из вышеперечисленного, она вдруг устала! Многие девушки мечтали оказаться на её месте, но Адель была близка к тому, чтобы разочароваться и в светском сезоне, и в Англии в целом.

Когда она училась в институте благородных девиц, Адель только и мечтала о том, как она получит свободу после его окончания. И не она одна — все воспитанницы об этом мечтали. Все думали лишь о том, как выйдут в свет, будут представлены ко двору (те, чьё положение позволяло это), станут танцевать на балах с бравыми гусарами…

И лишь теперь, получив долгожданную свободу от строгих наставниц и учителей, надоевших учебников по арифметике и географии, бесконечных нотаций, Аделина вдруг осознала, какое же это было счастливое время!

Если бы у неё было чуть больше времени, она написала бы им всем, даже вредной и несносной Софье Куракиной, с которой у Адель были постоянный стычки! Впрочем, она сможет сделать это в субботу или в воскресенье. На следующей неделе она не собирается посещать все приемы, на которые пришли приглашения, так и заболеть недолго от постоянной усталости.


Она вдруг ощутила щемящую тоску по России, по их дому в Петербурге, подругам по Смольному, а особенно — по старой нянюшке Матрёне, которая по воскресеньям баловала княжну пирожками с повидлом и рассказывала старые сказки…

Если бы не служба отца в посольстве, Адель, наверное, уже упросила его отправиться обратно в Россию. Что-то чуждое ей было в этих чопорных англичанах, странное, непонятное. Может быть, всё дело было в том, что она русская? Это общество никогда не примет её, Адель это чувствовала, хотя прошли всего две недели светского сезона.

Конечно, здесь была Маргарет и её присутствие немного смягчало негативное впечатление от англичан, но кузина рано или поздно переключится на свою жизнь и ей станет не до Адель.

Буквально вчера Маргарет призналась Аделине, что она получила предложение руки и сердца от некоего Джорджа Бэртона, второго сына графа, того самого брюнета, с которым кузина танцевала на балу. Адель удивилась поначалу, вспоминая о том, как настороженно относится Маргарет к мужским обещаниям в принципе, но всё же искренне порадовалась за неё.

Судя по блестящим от избытка чувств глазам, Маргарет все-таки не обошла участь полюбить. И это просто чудесно! Каждый должен иметь шанс на любовь, даже такой законченный прагматик, как Маргарет.


Так что же так расстраивает Адель с каждым днем все сильнее? Или она просто завидует кузине, которая нашла свое счастье? Думать так вовсе не хотелось, княжна всегда презирала тех, кто подвержен зависти. Но почему тогда так хочется плакать, словно она - маленькая девочка, потерявшаяся где-то далеко от дома?

А может быть, у неё просто хандра? Слишком быстрые перемены в жизни, к которым нужно привыкнуть?


Впрочем, была ещё одна причина. И в ней княжна не хотела сознаваться даже себе самой. Слишком уж глупо и банально было расстраиваться из-за этого.

Она хотела любви! Той самой, настоящей. Как у Маргарет, например.

Справедливости ради, стоило вспомнить о том, что Адель получила предложение руки и сердца. Одно. От престарелого графа из Уэльса, семидесяти лет от роду. Какая высокая честь! Разумеется, предложение было ею вежливо отвергнуто и немало повеселило papa и Мишеля.

Каждый день «Таймс» публиковала новые брачные объявления, заключались все новые и новые помолвки. Нет, Адель вовсе не хотела замуж, ей всего семнадцать и с браком вполне можно подождать ещё пару лет. Но какое-то странное чувство досады не покидало её.


Итак, среди толпы новых поклонников так и не нашлось её «прекрасного принца», того самого героя, о встрече с которым она мечтала с детства. Вернее, один из них показался ей таковым, но увы…

Как глупо было наделить человека прекрасными душевными качествами только за то, что он красив внешне! Разумеется, думала Адель об Алексе Гордоне, загадочном графе Хантли — ей так и не удалось изгнать из памяти его улыбку и восторженный взгляд сапфирово-синих глаз, который он бросил на неё при их первой встрече.

Почему загадочном? Да потому, что после бала дебютанток она его так и не видела ни разу. Это было довольно странно, и досада Адель только возрастала.


Граф так и не удосужился прислать ей цветы, хотя именно его букета Адель ждала больше, чем других. Княжна чувствовала себя совсем как одна из её подружек в институте: девушка безнадежно влюбилась в друга своего брата и одолевала его любовными письмами и томными взглядами. Все девочки, во главе с Адель, уговаривали её тогда перестать себя позорить и оставить молодого человека в покое.

А теперь княжна сама была не далека от похожей ситуации. Каждый вечер она ждала, что увидит его снова, но увы…


Своими переживаниями она, в конце концов, поделилась с Маргарет и Настей, ибо других подруг у неё не было.

Маргарет вначале принялась поддразнивать кузину, но, увидев, как та искренне переживает, заявила, что Адель ведет себя, словно ребенок. По мнению Маргарет, было очень глупо со стороны кузины вот так расстраиваться из-за почти незнакомого человека, о котором ей вообще ничего не известно. К тому же, напомнила она Адель, привязываться к чересчур красивым мужчинам небезопасно. Так что, Адель следует как можно скорее выкинуть графа из головы, пока она не влюбилась.

Настя же, напротив, очень заинтересовалась рассказом своей госпожи, она всегда любила слушать истории о любви. Начиная с четырнадцати лет, а именно в этом возрасте в руки Адель впервые попала книга с французским романом, княжна неизменно ночами читала их вслух своей горничной. Застань их тогда князь Андрей Алексеевич за таким занятием, и обеих ждало бы суровое наказание, вплоть до домашнего ареста для княжны и отправки в имение для горничной.

Итак, Настя была более чем благодарным слушателем, столь же романтичным, как и её госпожа. Теперь каждый вечер они шептались в комнате Адель, обсуждая балы и кавалеров, но главной темой разговоров был прекрасный граф. С каждым днём Адель все меньше надеялась его увидеть, но подспудно чувствовала, что им суждено снова повстречаться.


Уснув, наконец, после долгих размышлений лишь глубоко за полночь, Аделина едва не проспала завтрак, вопреки обыкновению. Торопливо умывшись и приведя себя в порядок, она спустилась к завтраку, где её ждала новость — они с Мишелем приглашены на загородный прием и выезжают как можно скорее.

В дом князя Вяземского, среди прочих, пришло приглашение в поместье маркиза Тауншенда, на уикенд с большим пикником и балом. Адель была удивлена такой спешке, но отец объяснил ей, что побывать на этом приёме будет полезно как ей самой, так и её брату. Завести новые, полезные знакомства никогда не будет лишним, как и отдохнуть на природе.

На этом уикенде обещали собраться довольно достойные люди, ибо маркиз отличался строгим отбором тех, кто попадал в число его приглашенных. Поэтому Адель очень удивилась бы, узнав, сколько усилий пришлось приложить двум из гостей маркиза, чтобы попасть на этот прием.


Одним из них был, разумеется, Алекс Гордон, граф Хантли, которому понадобилась помощь вездесущего кузена Алексея, а вторым — Эдвард Картер, упрямый и наглый кузен Адель.

Александр был вынужден покинуть Лондон для визита в Шотландию, ему необходимо было лично посетить поместье и наметить работы, которые там должно было произвести. Он и так старался не задерживаться там надолго, но поездка оказалась длиннее, чем он думал, в основном из-за плохих дорог в Шотландии. Он очень опасался, что за время его отсутствия княжна Вяземская обзаведется какой-нибудь сердечной привязанностью, и тогда его план рухнет.

Что же до Эдварда, он использовал знакомства своей матери для того, чтобы получить приглашение на прием у маркиза. Поставив перед собой цель — завоевать богатую кузину - молодой человек готов был на всё, вплоть до крайних мер. В его голову пришла безумная идея скомпрометировать девушку, дабы заставить её выйти за него замуж. Если на многолюдном балу сделать такое было бы проблематично, то загородный пикник создавал массу возможностей. Эдвард даже потирал руки в нетерпении, сидя в экипаже по пути в поместье маркиза.


Брат и сестра Вяземские прибыли на праздник, когда за большим домом уже накрывали столы для пикника. Поздоровавшись с радушным хозяином, который оказался представительным и улыбчивым джентльменом пятидесяти лет, Михаил и Аделина отправили своих слуг разбирать вещи, а сами присоединились к уже прибывшим до них гостям.


Погода явно решила побаловать гостей почти летним теплом, да и ветра нынче не было, так что настроение у присутствующих было самое безмятежное. Повсюду слышался радостный смех и оживленные разговоры.

То тут, то там на длинных кушетках, специально вынесенных из дома, сидели дамы в окружении своих кавалеров. Прислуга разносила напитки и легкие закуски между гостями, слышался звон бокалов и тосты «за прекрасных дам».

Целый рой разноцветных зонтиков от солнца, которые благородные английские леди держали над головами, делал поляну похожей на огромную клумбу с цветами. Ничто так не пугало девушек и дам, как загар на лице, все они упорно старались сохранить аристократическую бледность.

Некоторые из них даже слишком усердствовали в этом стремлении, особенно те, кому не повезло родиться смуглыми от природы, ибо лица этих дам столь щедро были посыпаны белилами, что они напоминали призраков из фамильного склепа.


Слава Богу, что Адель не требовались подобные ухищрения: её светлая, будто прозрачная, от природы кожа вызывала зависть ещё у подруг в Смольном, как и очаровательный природный румянец.

Сегодня она надела очень легкое муслиновое платье нежно-сиреневого цвета, украшенное широкой вышитой каймой и кремовыми кружевами. На голове у княжны красовался легкий капор, украшенный лентами, тяжелый пучок волос был скрыт под ним, а у висков кокетливо выпущены тугие пшеничные локоны. Она была очаровательна, о чем красноречиво говорили восхищенные взгляды присутствующих молодых людей.

Помогая своей барышне надеть этот наряд, Настя сказала, что Адель в нём очень походила на свою любимую куклу, которую она захватила с собой из России.


Прошло не более пятнадцати минут с её прибытия на праздник, когда Адель заметила Александра. Молодой граф сидел на скамье в окружении двух юных леди и, улыбаясь, рассказывал им что-то интересное, ибо обе девушки чуть ли не заглядывали ему в рот.

У княжны это зрелище вызвало двоякое чувство: с одной стороны она явно была взволнована его появлением, и сердце Адель забилось быстрее, а с другой стороны, она почувствовала что-то очень похожее на ревность. Всё было так, как и на балу: Алекс был окружен вниманием дам и не обращал на Адель внимания. С последним утверждением можно было поспорить, ибо на самом деле он не спускал глаз с девушки, но делал это осторожно и незаметно для окружающих. Как истинный охотник, он следил за добычей, не обнаруживая себя.

Теперь ему оставалось как-нибудь постараться остаться с ней наедине. Правда, в такой толпе народу это может стать проблемой. Но впереди ещё весь день, а потом и вечерний бал, так что волноваться не о чем. Все получится.


Александр был не единственным, кто внимательно наблюдал за Адель. Эдвард, стоя в небольшой компании своих знакомых джентльменов, мастерски делал вид, что его очень интересуют результаты вчерашних скачек, а сам, тем временем, не сводил хищного взгляда с кузины.

А княжна, даже не подозревая, что стала объектом пристального наблюдения двух мужчин, у которых, будем так говорить, были далеко не самые благородные планы в отношении неё, неспешно бродила среди гостей.

Не имея большого количества знакомых, девушка не решилась присоединяться к какой-либо компании молодых людей и девиц, вместо этого она отправилась прогуляться по обширному саду, который тянулся до небольшой речки с очень живописными зелеными берегами.


Адель чувствовала себя немного скованно, оказавшись в столь многочисленной компании, где она практически никого не знала, а тут ещё Мишель подевался куда-то. Видимо, её брат легче находит общий язык с незнакомыми людьми, нежели она. Ну что ж, дело поправимо: ещё до вечера она успеет обзавестись если не парочкой новых подруг, то парочкой поклонников уж точно.


Дойдя до берега реки, Адель обнаружила веревочные качели, привязанные к толстому суку могучего дуба. Этому исполину было явно больше сотни лет, если судить по его высоте и толщине ствола и нижних ветвей.

Несказанно обрадовавшись такой находке, девушка присела на белое резное сидение и начала осторожно раскачиваться. Как здорово! Давно забытое ощущение из детства, когда ветер развевает волосы, а дух захватывает тем сильнее, чем выше раскачиваешься. Как жаль, что в саду их лондонского особняка не растут деревья, на которые можно повесить качели!

Осторожно оглянувшись и убедившись, что никто за ней не наблюдает, Аделина сложила свой зонтик и развязала ленту капора. Так гораздо лучше и дышится свободнее.

Княжна блаженно закрыла глаза, подставляя лицо и волосы свежему ветерку и солнцу, радуясь, что никто не посягает на её неожиданную находку и не портит ей удовольствие. Качели постепенно замедляли свой ход, а девушка всё сидела с закрытыми глазами и мечтала о чем-то.

Она даже не услышала, как сзади к ней приблизился, осторожно ступая, Александр.

Он заметил, как Адель исчезла с поляны, и решил последовать за ней, это был отличный повод поговорить наедине.

Подойдя достаточно близко, он поймал рукой веревку и качнул немного сильнее.

Адель вздрогнула от неожиданности и сразу открыла глаза.


— Простите, княжна, — поспешно извинился Александр. — Я вовсе не хотел испугать Вас. Хотел только раскачать немного сильнее.


Аделина смутилась его неожиданному вторжению и даже немного покраснела. Как он умудрился подойти так близко и настолько бесшумно? Она совсем не слышала его шагов.


— Вы всегда так подкрадываетесь, граф? — и она бросила в его сторону не самый благодушный взгляд. У неё сейчас было такое же чувство, как в детстве, когда гувернантка заставала свою воспитанницу за похищением конфет из буфета.


— Лишь тогда, когда испытываю непреодолимое желание понравиться леди, — ответил он со слабой улыбкой.


— Вот как? Странный у Вас способ добиваться расположения! — пожала плечами Адель. — А мне показалось, что на пикнике Вы уже определились с теми леди, которым решили непременно понравиться!


В его синих глазах зажглись искорки веселья и охотничий азарт. Значит, она все-таки ревнует. Отличная работа, Александр Бутурлин!


— Если Вы о тех двух девицах, с которыми я имел честь сидеть на скамейке, то смею Вас заверить — ни одной из них не удалось заинтриговать меня достаточно сильно, чтобы я потратил на них больше, чем пятнадцать минут своего времени, — ответил Александр.


— Чем же тогда мое скромное общество настолько привлекло Вас, граф, что Вы самолично явились сюда? — наигранно и преувеличенно удивилась Адель. — Чем я отличаюсь от этих девушек? Я ведь точно такая же наивная дебютантка, каких сейчас полон Лондон, а Вы, насколько я помню, не питаете нежных чувств к глупым пансионеркам? Или Ваши вкусы изменились? Только не говорите, что Вы явились на этот приём, чтобы обзавестись невестой!


Да, язык у неё… Точно зубы у голодной пираньи. Но Александра всегда больше радовали поединки с достойными соперниками. Азарт борьбы мгновенно воспламенил его кровь.


— Что Вы, княжна, я вовсе не так циничен, как Вам кажется, — сокрушенно покачал он головой, глядя ей в глаза с чувством оскорбленного достоинства. — Что же до причины, побудившей меня явиться сюда, она проста — я искал Вас.


— Для чего? — вопросительно приподняла одну бровь Адель.


— Для того, чтобы изменить Ваше, не очень удачное, первое впечатление от моей особы, — вновь улыбнулся молодой человек. — Увы, иногда я не в силах сдержать истинных эмоций, и тогда мои слова могут задеть кого-нибудь. Но я вовсе не собирался оскорблять Ваши нежные чувства, княжна. Напротив, я хотел сказать Вам то, что не успел на балу, а именно — Вы совершенно очаровательны. Именно этот факт и привел меня тогда на бал дебютанток, который я никогда не посещал прежде.


— Благодарю за комплимент, граф, — сдержанно склонила голову упрямица, никак не желая улыбаться и смущенно хихикать, как другие женщины, которым он говорил подобные вещи. — Но я склонна не поверить Вам.


— Отчего же? — он искренне разыграл удивление.


— Потому что, там, на балу, Вы говорили правду, а сейчас — нет, — заявила без обиняков Адель. — Мне больше по душе правда. Вот поэтому я и удивляюсь, что Вы сейчас находитесь здесь, вместо того, чтобы производить впечатление на дам, более подходящих для Вас… и Ваших намерений.


— И какие же у меня намерения, княжна? — заинтересованно спросил Александр, наклонившись ближе к девушке и с любопытством заглядывая в её глаза.


Почему она так злится? Странно, неужели он теряет хватку и его так легко раскусить? Да, теперь становилось ясно, что банальные комплименты с придыханием и томным взглядом вряд ли на неё подействуют. Нужно срочно что-то делать. Только вот — что?


— Как и у всех мужчин, подобных Вам, граф — провести вечер в обществе какой-нибудь… легкодоступной дамы! — выпалила Адель и тут же пожалела об этом.


Господи, как она могла произнести такое вслух? Она повторила слова Маргарет, которые так точно запали ей в память: все слишком красивые мужчины ищут лишь развлечений с дамами, не обремененными высокой моралью. Но говорить об этом мужчине всё же не стоило, это нескромно!

Адель мучительно покраснела, глядя, как губы Александра изогнулись в странной усмешке, при этом он склонился к ней ещё ближе.

Что он задумал? Адель попыталась немного отодвинуться, но качели предательски вернулись на свое место, а граф схватил веревки руками с двух сторон, не давая им раскачиваться. Теперь девушка сидела на качелях прямо перед ним и не имела возможности уйти.

Почему он так странно замолчал? Легкий холодок пробежал по спине Адель.

Александр смотрел на неё, лишившись дара речи. Откуда, черт возьми, у юной барышни такие познания о пристрастиях мужчин? Она же только что вышла из института благородных девиц! Или в России всё настолько изменилось, что девиц там обучают мужененавистничеству?


— Кто приучил Вас ждать от мужчин худшего, Адель? — наконец потрясенно спросил он. — Кто вбил в Вашу голову, что все мужчины так порочны? Вы не могли додуматься до этого сами.


Внезапно девушка вскочила, едва не наступив ему на ноги, и гневно сверкая глазами сердито выпалила:


— Я не давала Вам права обращаться ко мне по имени, граф! Извольте соблюдать приличия!


Поскольку он не двинулся с места, Адель оказалась очень близко к нему. Слишком близко.

Он был шокирован. Как он мог наивно полагать, что ему хватит одного вечера, чтобы влюбить в себя эту девушку?


— Простите мою дерзость, княжна, — поспешно пробормотал он, отпуская веревочные качели, и отчаянно пытаясь сообразить, как выйти из этой ситуации с пользой для себя.


Адель явно гневалась на него и не верила ни единому его слову. И совершенно справедливо, кстати. Она словно чувствовала опасность, исходившую от него.


Лишь в одном Александр сейчас не солгал: она действительно безумно привлекала его. Сейчас, стоя прямо напротив, девушка взирала на него сердитыми глазами, которые походили на огромные, влажные озера под ночным небом. Скользнув взглядом по её пухлым губам, он вдруг понял, что ему достаточно преодолеть совсем маленькое расстояние — и он поцелует её. Ему безумно хотелось почувствовать вкус её губ.

Александр никогда не отказывал себе в своих желаниях, а особенно, если хотел чего-то так сильно. Пользуясь тем, что Адель не ожидала этого, он резко обхватил её одной рукой за талию, притянув к себе, а другой рукой обвил хрупкие плечи, не давая сопротивляться. Он запрокинул её голову чуть назад, накрывая мягкие девичьи губы своими.


Она не успела издать ни звука, настолько быстро всё произошло. Пытаясь вдохнуть, она лишь разомкнула губы, облегчив ему задачу и впуская его язык. Он крепко сжимал её, не давая сопротивляться, а Адель и не делала попыток.

Несколько мгновений она была просто в шоке от неожиданности. Когда же к ней вернулась способность оценивать происходящее, девушка начала яростно сопротивляться и Александру пришлось с сожалением выпустить её из своей железной хватки.

Едва оказавшись снова в вертикальном положении и со свободными руками, Адель влепила ему звонкую пощечину.


— Как… Вы смеете прикасаться ко мне? — вскрикнула она, задыхаясь от переизбытка эмоций. — Я пожалуюсь брату, и он вызовет Вас на дуэль!


Александр удивленно потер щеку, на которой ещё чувствовался след от её ладони. Да… это была первая пощечина от девушки в его жизни.

Но зато… ему удалось сорвать её первый поцелуй! А значит, она точно запомнит его навсегда.

Игра началась, наконец!


========== Благородный рыцарь ==========


— Должен признаться, я немного разочарован, — протянул Александр, на всякий случай делая шаг назад, и всё ещё потирая щеку. — Правда, до сих пор мне не доводилось целовать молоденьких девиц, но ради Вашей красоты я готов простить Вам неопытность, княжна!


Адель моментально вспыхнула от его слов и даже задохнулась немного от подобной дерзости. Наверное, любая другая девушка уже упала бы в обморок от стыда, но только не она!

Да как он смеет, этот наглый тип, этот… словарный запас княжны, к сожалению, не изобиловал запасом колоритных ругательств, которыми она могла бы наградить этого, потерявшего стыд и совесть джентльмена. Как он осмеливается так обращаться с нею?

На лице девушки была написана такая ярость, что это не могло не вызвать у Александра приступ веселья. Она была так забавна в своей злости и оскорбленной добродетели, что ему невольно захотелось улыбнуться, что он и сделал.


— Прежде, чем Вы дадите мне вторую пощечину, княжна, — поспешно сказал он, на всякий случай, выставляя руку вперед для того, чтобы удержать Адель от нового нападения, — позвольте поинтересоваться: что именно сейчас вызвало у Вас ярость — сам факт поцелуя, как таковой, или то, что я был им разочарован?


Адель застыла с занесенной рукой, не доведя свой замысел до конца. Красный цвет её щек сменила бледность, её даже затрясло от гнева.


— Вы — просто беспринципный плебей, а вовсе не аристократ…граф… — процедила она сквозь зубы. — Настоящий дворянин никогда не позволил бы себе подобные вещи в отношении девушки своего круга! Ваше поведение отдает теми грязными задворками, из которых Вы восстали. Благодарите Бога, что я не стану жаловаться брату, иначе Вы сегодня же были бы вызваны на поединок и получили пулю точно между глаз!


Буквально на одном дыхании выпалив эти слова, Адель схватила свой зонтик и капор, и бросилась прочь от Александра. Он и не пытался остановить её, поскольку слова девчонки привели его в бешеную ярость. Он просто стоял, тяжело дыша и сжимал кулаки в бессильной злобе.

Она посмела унизить его достоинство, уравнять с низшим сословием, назвала его плебеем! Это было больное место Александра с тех самых пор, как его отца лишили титула, достаточно было кому-то только вскользь коснуться темы его происхождения и усомниться в нём, как молодой граф просто зверел на глазах.

Адель не могла знать об этом, однако неосторожно попала в точку, разбудив в нем зверя. Ей Богу, ей очень повезло, что она женщина! Многие незадачливые золотоискатели в Америке жестоко поплатились за свои слова, некоторые даже за более мягкие, чем сейчас произнесла княжна.


Александр слишком хорошо знал, как больно падать вниз, быть лишенным всего, что было дорого, помнил, как это, когда на тебя смотрят, как на существо низшего порядка. Именно так, как сейчас смотрела на него дочь князя Вяземского.

Как на грязного таракана — с презрением и отвращением. Ненависть к Вяземским, и так никуда не исчезавшая все эти годы, полыхнула с новой силой. Ярость так сильно овладела им, что Александр был готов прямо сейчас, без подготовки, похитить княжну с этого пикника и увезти, чтобы осуществить свою месть!

Хотя, как теперь её осуществить? Он же хотел, чтобы девчонка влюбилась в него, закружить ей голову, затащить в постель и бросить! Но после того, что только что произошло, это вряд ли возможно.

И вдруг, в его воспаленный злостью и горькими воспоминаниями мозг пришла новая идея. А зачем, собственно, ждать, когда она влюбится, когда можно похитить её и…принудить, если понадобится!

На малую долю секунды, где-то глубоко внутри, у него шевельнулся ужас от подобных мыслей. Принудить — значит… совершить насилие. Никогда в жизни он не опускался до подобных вещей. Сможет ли он сделать это? Достойна ли дворянина такая форма мести?

Нет, конечно, не сможет. Что за идиотская мысль?

Но и долго ждать у него нет времени. После подобной сцены, Адель теперь не подойдет к нему и на пушечный выстрел. Неужели он все испортил?

Но… тогда принуждение — единственный выход. В конце концов, не обязательно именно принуждать, вариантов ведь много, например, вначале накачать алкоголем, а наутро она может вообще ничего не вспомнить… Грязь подобных мыслей, казалось, замарала его душу уже только оттого, что он позволил себе предполагать такое. Принципы дворянской чести, воспитанные в нем отцом сейчас отчаянно сражались с ненавистью к врагу и необходимостью исполнить клятву.

Главное — выполнить своё обещание. Может быть, тогда его сердце, наконец, успокоится, если он увидит страдания своего врага? Только вот, как он потом заглянет в глаза этой девушке, если осмелится сотворить с ней такое? В смятении чувств Александр схватился за голову, словно хотел физически успокоить ту бурю мыслей, противоречащих одна другой, что сейчас бушевала в его душе.


Адель бежала прочь с берега настолько быстро, насколько ей позволяли длинные юбки и туго затянутый корсет. Отбежав на достаточное расстояние, она вдруг остановилась. Если она сейчас вернется обратно на поляну в таком состоянии, каждый заметит, что с нею что-то случилось.

Начнутся расспросы, все станут обращать на неё внимание и строить свои домыслы. И что она тогда скажет? Что повстречала на берегу фамильный призрак загородного поместья маркиза?

Нет, нужно отдышаться и привести себя в порядок, а уж потом являться перед гостями. Адель собиралась прямо сейчас идти к брату и заставить его под любым предлогом покинуть это место. Она и минуты не останется под одной крышей с этим…проходимцем.

Как она могла быть такой наивной? Столько времени думать о нём, ждать встречи? Дождалась, ничего не скажешь! Её прекрасный «принц» обошелся с ней, как с уличной девкой, да ещё и посмел заявить, что он «разочарован»! Какая поразительная наглость!

Адель была очень зла на него, но ещё сильнее — на саму себя. Вот предупреждала же её Маргарет, что красавцы, вроде графа Хантли любят лишь себя, а к женщинам относятся, как к вещам, которые можно купить.

Она снова надела капор, аккуратно завязав ленты под подбородком, а затем раскрыла зонтик от солнца немного дрожащими руками. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Адель, наконец, привела свое дыхание к нормальному и направилась на поиски брата. Однако, не прошла она и десяти шагов, как внезапно наткнулась на Эдварда Картера.

Кузен явно её разыскивал. Его глаза по-прежнему горели тем самым нехорошим огнем, что и на приеме у Ратлендов. Адель остановилась в нерешительности.

Она не жаждала общаться с ним, тем более, будучи в таком настроении, как сейчас. Как жаль, что здесь нет Маргарет, чтобы помочь ей избавиться от его назойливого общества.

Что ж, придется воспользоваться советом кузины и пригрозить Эдварду, что она пожалуется на него брату.


— Адель, что с Вами? Где Вы были? — голос Эдварда звучал тревожно и вполне искренне.


— Я…прогулялась до реки, — неуверенно ответила она, в душе гадая, как отправить кузена туда, откуда он явился.


— Я заметил, что Вы вдруг исчезли, и заволновался, — продолжал Эдвард, подходя к Адель ещё ближе. — С Вами всё в порядке? Вы выглядите испуганной!


Испуганной? Скорее, оскорбленной, взбешенной, разъяренной, но только не испуганной! Но объяснять кузену причину своего поведения она не собиралась.


— Эдвард, — стараясь сдерживать раздражение, начала Адель, — я признательна Вам за беспокойство, однако, я уже вышла из того возраста, когда за мной нужно непрерывно присматривать. Если уж мой брат не делает этого и предоставляет мне некоторую свободу передвижения, с чего Вы взяли, что я буду в восторге от Вашей опеки?


— Но… я лишь хотел убедиться… — заблеял что-то невразумительное Эдвард. — Я не думал, что это так рассердит Вас, Адель.


— Я вовсе не сержусь на Вас, Эдвард, — сдержанно ответила девушка, — Простите, мне нужно срочно поговорить с братом.


— Позвольте, я провожу Вас, — тут же нашелся настырный кузен, — я совсем недавно видел его, и вдвоем мы найдем князя Михаила быстрее.


Он как будто специально хочет, чтобы их видели вместе. Адель мысленно прокляла тот миг, когда согласилась на приглашение маркиза. Вместо мирного загородного отдыха, похоже, у неё намечается мигрень от назойливого кузена и нахального хлыща, именующего себя графом.

Разумеется, воспитание не позволило ей устроить истерику Эдварду, и Адель позволила сопроводить себя обратно на поляну, где уже начался банкет.

Столы были накрыты, и гости заполнили длинные скамейки, держа в руках тарелки с кусками барбекю. Заманчивый запах жареного мяса ничуть не пробудил в Адель аппетита, хотя с завтрака прошло уже довольно много времени. В моменты сильных переживаний у неё всегда напрочь отбивало тягу к пище.


Найдя брата, княжна заняла место за столом подле него. Эдвард, как назло, сел справа от неё. Теперь ей придется терпеть его назойливое внимание еще и во время банкета…

Уехать прямо сейчас было невозможно, Адель это понимала. Слишком невежливо. Придется придумать благовидный предлог для отъезда завтра утром.

Под неусыпным оком Эдварда ей даже не удавалось делать вид, что она что-то ест, кусок просто не лез в горло. Его взгляд, такой восторженный и смиренный, словно у преданного лабрадора, вызывал раздражение и смущение у Адель. К тому же, окружающие начали с любопытством поглядывать на неё и Эдварда. Только этого не хватало!

Александр сидел за соседним столом и отлично видел Адель. Он заметил и незнакомого ему молодого человека подле неё, видел, как тот пытается ухаживать за девушкой, не ускользнуло от него и то, что ей неприятно внимание этого человека. На выразительном личике девушки легко можно было прочесть досаду, сдерживаемую лишь светским воспитанием и большим количеством людей вокруг.

Интересно, что это за тип? Почему он так открыто навязывает княжне свое внимание? И почему её брат не вмешается? Странное дело — Александр вдруг почувствовал что-то очень напоминающее ревность! Такое открытие очень озадачило его.

С чего бы ему ревновать? Возможно, он просто опасался, что добыча уйдет из его рук? Ему нужно будет понаблюдать за этим денди и, по возможности, отвадить его от Адель. Никто не смеет мешать Александру в достижении его цели.


Когда пикник был окончен, Адель поднялась в отведенную ей комнату, где нашла Настю, которая безмятежно дремала, ожидая свою барышню. Поспешно протерев глаза, девушка вскочила, бормоча какие-то оправдания, хотя Адель и не собиралась её ругать. Напротив, княжне нужно было срочно рассказать своей наперснице, что приключилось с нею на берегу. Однако, слова почему-то застряли у неё в горле.

Адель устало прислонилась к стене и закрыла глаза. На душе было как-то гадко, даже плакать захотелось.


— Что это с Вами, барышня? — встревоженно спросила Настя, подойдя ближе.


— О, Настя, — простонала Адель, не открывая глаза, — Как же я хочу немедленно покинуть это место!


Настя быстро сообразила, что что-то стряслось с её госпожой. Что-то нехорошее. Она сразу засуетилась вокруг Адель и потянула её за руку к постели.


— Пойдёмте, барышня, присядем, пока Вы прямо у порога в обморок не упали, — успокаивающим тоном сказала она, и Адель послушно последовала за горничной.

— Вот так, хорошо! А теперь, давайте-ка, я помогу Вам переодеться, самое время отдохнуть немного перед балом. Что-то Вы бледны, никак я корсет слишком сильно затянула, сейчас я его мигом расшнурую!


И ловкие, умелые руки Насти в мгновение ока раздели юную княжну, освободив и от платья, и от корсета, сжимающего её легкие, словно клетка. Облегченный вздох вырвался из груди расстроенной девушки.

Забравшись под одеяло, она попросила Настю подать ей чашку горячего чая с мятой, поскольку почувствовала, как начинает болеть голова. Ей нужно успокоиться.

Пока Настя бегала за чаем, Адель просто тихо лежала в постели, стараясь не заплакать от разочарования. Это явно был самый ужасный пикник в её жизни. Сначала один… дерзкий дон жуан поцеловал её против воли, а потом ещё и высмеял, а потом другой — навязчивый, как репей, не давал ей свободно вздохнуть! Разве об этом она мечтала?

Точно не об этом! Адель хотела слушать изысканные (и желательно, искренние) комплименты вежливых и благородных молодых людей, чувствовать себя королевой в обществе… Перед ней должны падать на колени с огромными букетами цветов, вызывать друг друга на поединки… Впрочем, поединки не обязательны, от них только лишняя головная боль и скандалы. О, как же реальность мало походила на её мечты!

Вместо настоящих джентльменов, которыми должны были оказаться все английские молодые люди, ей «повезло» нарваться на испорченного красавца-графа и назойливого идиота-кузена! Ну как тут не заплакать от разочарования?

Как дожить до утра, чтобы покинуть этот особняк и никогда больше не вспоминать об этом злосчастном уикенде?

Горничная вернулась очень быстро, неся большую чашку горячего чая и несколько пирожных на серебряном подносе. Видимо, её терзало любопытство, раз она обернулась до кухни и обратно так быстро. Настя прекрасно понимала, что княжна непременно расскажет ей обо всем.

Благодарно взглянув на неё, Адель молча села в постели и взяла кружку в руки, осторожно отхлебывая горячий чай. Настя присела на край постели и тут же атаковала:


— Так что с Вами стряслось-то, барышня?


— Ох, Настя, это было так…омерзительно, что и рассказывать не хочется! — вздрогнула Адель от одних воспоминаний.


— Что было-то? — Настя уже начинала терять терпение.


— Он…поцеловал меня! Представь себе, он осмелился сделать это, хотя мы с ним виделись сегодня только третий раз в жизни! — брезгливая гримаса исказила лицо княжны.


Настя выглядела так, словно не совсем понимала, что же так расстроило её госпожу.


— Граф поцеловал? Так что ж тут плохого-то? — удивилась она. — Вы ж сами говорили, что он Вам снится даже?


— Ах, Настя, ты не понимаешь! — возмущенно воскликнула Адель. — Дело не в самом поцелуе, а в том, как он сделал это!


— И как же? — спросила Настя, в душе уже гадая, доберется ли её барышня к самой сути до полуночи.


— Он… не давал мне сопротивляться, — понизила голос Адель, словно боялась, что их разговор могут подслушать. — Ты представляешь, какая дерзость? Он посмел обойтись со мной, как с обычной… — и Адель запнулась, не зная, какой эпитет лучше употребить.


— Ну… значит, он в Вас влюбился, раз поцеловал! — попыталась рассуждать горничная. — Разве не так?


— О, Настя, ты ещё более наивна, чем я, — горько усмехнулась Адель. — Влюбился! Как же! Напротив, я думаю, что Маргарет сказала правду о нем: он из тех самых мужчин, что хотят от девушек лишь одного…


— Чего? — округлила глаза Настя.


— Ну…ты совсем не понимаешь? — нахмурилась Адель. Иногда Настя бывала немного… несообразительной. Видя, что девушка все ещё глядит на неё непонимающим взглядом, Адель вполголоса пояснила, — Обольстить!


— Ах вот Вы о чем, — разочарованно протянула горничная. — Так, а с чего же Вы взяли, что кавалер Ваш из…этих? Ну, поцеловал он Вас? Что ж за беда, когда Вы же сами этого и желали?


— Я? — возмущенно дернулась Адель, едва не расплескав на себя горячий чай.


— А то кто же? — нимало не смутилась Настя. — Сами же мне и рассказывали.


— Настя, но я желала совсем другого! — Адель обиженно надула губы. — Он должен сначала объясниться в любви, а уж потом…лезть с поцелуями! А он этого не сделал, понимаешь? Так почему я должна быть счастлива, когда ко мне отнеслись столь оскорбительно? А тут ещё этот Эдвард… — княжна воздела глаза к потолку. — О, я готова просто придушить его, до того он мне надоел!


— Так Вы Михаилу Андреевичу пожалуйтесь, барышня, — посоветовала Настя, забирая у госпожи пустую чашку и заботливо подтыкая одеяло, — а то и барину. Они-то уж быстро этому нахалу крылья подрежут.


— Так не хочется раздувать ссору в семье… — пробормотала Адель, удобнее сворачиваясь клубком под одеялом словно кошка. — Подумать только, он же приходится мне родственником!


— Вот уж безбожник проклятый, прости Господи! — покачала головой Настя. — А теперь, извольте поспать наконец. И хватит Вам голову себе ломать. Забудьте об этих кавалерах, мы Вам других найдем, ещё лучше!


Адель сонно улыбнулась, чувствуя, как постепенно проваливается в дрему…

Она проспала до самого вечера и едва не пропустила бал. Впрочем, это был не бал, а скорее, небольшой танцевальный вечер. Многие гости, особенно пожилого возраста, решили не принимать участия в вечерних танцах, предоставив молодежи развлекаться без них.

Княжна, наученная горьким дневным опытом, практически не отходила от брата. Эдварду это, разумеется, не помешало пригласить её на танец и ей пришлось согласиться.

Во время вальса ей пришлось уже «в лоб» объяснить своему непробиваемому кузену, как ей претит его назойливое внимание и убедительно попросить его прекратить её преследовать. Эдвард сделал вид, что он убит горем, по меньшей мере, а на самом деле затаил в душе злобу.

Он очень хотел очаровать кузину мирным, так сказать, путем, но теперь придется перейти к крайним мерам. Этой ночью он решил разыскать её комнату и нанести несговорчивой девушке неожиданный визит. Он понимал, что Адель поднимет крик, а ему только этого и было нужно.

Пусть кричит, и чем громче,тем лучше. Сбежится большое количество народу, и тогда он немедленно упадет на колени перед «опозоренной» им девушкой и попросит её руки. И Адель вынуждена будет выйти за него замуж, чтобы спасти свою репутацию, а там уж, как-нибудь всё утрясется. Зато её приданое будет у него в руках!

Единственное обстоятельство, которого очень опасался Эдвард Картер — гнева молодого князя Михаила и вызова на дуэль. Стрелял Эдвард скверно, и потому старался никогда не лезть на рожон и поменьше общаться с джентльменами, прослывшими заядлыми дуэлянтами.


Александр не рискнул приглашать княжну на танец, нужно было дать ей немного успокоиться. Но это не означало, что он отказал себе в удовольствии сверлить её взглядом весь вечер. Разумеется, делал он это не так навязчиво, как Эдвард, но Адель всё же заметила этот пронзающий взгляд и даже покраснела немного.

Интересно — от гнева или смущения? Страстная, несговорчивая, дерзкая, порою нелогичная и такая непохожая на других девиц её возраста, Адель притягивала его, словно обладала какой-то таинственной магией. Это было странное ощущение: кроме бесспорного физического желания было что-то ещё, доселе неведомое, но такое…волнующее. Как это объяснить, Александр не знал, но незнакомые чувства тревожили его.


Бал закончился не слишком поздно, так как на утро гостей ожидала охота. Танцуя с братом, Адель попросила его придумать причину для отъезда, но, увы, Мишель уже пообещал хозяину дома, что непременно будет на охоте. Адель нахмурилась в ответ, и брат принялся выпытывать у неё причины.


— Почему ты вдруг решила уехать? — спросил он, — Тебе докучает Эдвард? Я поговорю с ним.


— Я уже с ним поговорила, — ответила княжна. — Надеюсь, что до него дойдет с первого раза и тебе не придётся ему повторять. Но дело не только в нём.


— В ком же ещё? — поинтересовался Мишель.


— Ни в ком, просто я себя чувствую неважно, — пробормотала Адель. — Ладно уж, на охоте ты обещал побывать, но после неё мы сможем уехать?


Судя по тому, как недоверчиво Мишель сощурил глаза, он не поверил своей капризной младшей сестрице. Правда, удивляться её причудам он давно перестал. Внезапное желание уехать с праздника было ещё цветочками по сравнению с тем, что могла пожелать Адель. Впрочем, её переменчивое настроение вполне могло стать превосходным к утру.


— Давай дождемся утра, — предложил брат, — а там уже будем разбираться и строить планы, хорошо? И вообще, ты явно что-то не договариваешь! Словно боишься чего-то. Не хочешь рассказать?


Девушка решительно мотнула головой, рассказывать почему-то не хотелось. Адель поспешно улыбнулась и ушла от ответа, переведя разговор на другую тему.

Едва музыка стихла, как княжна тут же поспешила удалиться к себе. Она была раздосадована, ибо привыкла к немедленному исполнению своих желаний, а теперь ей придется ждать до завтрашнего вечера, чтобы покинуть поместье.

К тому же, она мало что знала об охоте в принципе. Наездницей Адель была неплохой, но в охоте никогда не участвовала, нужно будет, чтобы Мишель проинструктировал её утром. Хотя, это могло и не понадобиться, поскольку дамы на охоте выполняли чисто декоративную роль, самое главное для них было — не мешать мужчинам. Охота для леди была ещё одним способом продемонстрировать, как прекрасно на ней сидит амазонка, и как изящно она держится в седле. Амазонку Адель с собой захватила, да и верхом ездить она любила, так что волноваться было не о чем.


Ранним утром, после классического английского завтрака, охотники собрались на заднем дворе, собираясь выехать в близлежащий лес, в котором уже был выставлен олень.

Адель досталась немного пугливая серая кобыла, маленькая и изящная, она нервно прядала ушами и фыркала, но девушка успокаивающе потрепала её за шею, и животное успокоилось. Мишель объяснил, как будет проходить охота, куда ей ехать, что можно делать и чего нельзя.


— Запомни главное, Адель — не отставай от других леди, они постоянно ездят на охоту, так что точно не заблудятся. Держись их, и все будет в порядке, — успокоил княжну брат.


Адель кивнула брату и улыбнулась, как она и ожидала, в охоте не было ничего сложного, по крайней мере, для дамы. Мишель оглядел сестру и улыбнулся в ответ, гордясь её бесспорной красотой.

Амазонка шла ей бесподобно: короткий, черный бархатный жакет, переходящий в широкую юбку из плотного сукна малинового цвета, короткие кожаные ботинки, плотно зашнурованные, а на голове изящная черная шляпка с перьями. Девушка выглядела обворожительно!

Среди охотников, разумеется, были и оба «кавалера» Адель — Эдвард Картер и Александр Гордон.


Причем, Эдвард выглядел взбешенным, ибо его грандиозный план по поиску комнаты Адель полностью провалился. Нет, он ничуть не отказался от мысли о её совращении, и даже предпринял ночную вылазку… вот только наткнулся в комнате вовсе не на свою прелестную кузину. Вместо Адель он обнаружил мирно сопящую в постели Лили Гастингс, юную леди, прибывшую на этот уикенд с матушкой-вдовой, страстно мечтавшей выдать замуж свою обожаемую крошку.

Как так вышло? Достаточно просто — Адель попросила хозяина поместья переселить её под предлогом того, что в комнате ей не хватает солнца. Она так смущенно опустила свои глазки, взмахнув при этом длинными ресницами, что маркизу и в голову не пришло на неё обидеться. Он немедленно исполнил прихоть юной русской красавицы и даже был безмерно счастлив, что смог ей угодить. Таким образом, Адель переехала в другую комнату, о чем Эдвард, разумеется, не подозревал.

Итак, откинув одеяло со спящей девушки, незадачливый кавалер даже не заметил, что это вовсе не предмет его мечтаний, до тех пор, пока Лили истошно не завопила, немедленно пробудив ото сна свою матушку.

Эдвард страшно испугался, как и сама Лили. Вбежавшая на крики дочери почтенная матрона устроила скандал и немедленно потребовала от Эдварда сделать её дочери предложение. Сама юная леди в это время лежала на постели и усиленно делала вид, что лишилась чувств от волнения и страха.

Прибежали соседи из других комнат, все начали охать и ахать, скандал грозился разразиться нешуточный. Позвали хозяина поместья — маркиза, который посоветовал несчастному Эдварду сделать девушке предложение и закончить дело миром.

А Эдвард даже и не попытался спорить. Во-первых, он был просто трусом по своей природе, а во-вторых, выбора у него не было. К тому же, не мог же он признаться всей честной компании, что банально ошибся дверью? Если бы он только упомянул имя Аделины Вяземской, то уж точно получил бы пулю от князя Михаила, причем сегодня же.

Итак, Эдвард сделал предложение Лили Гастингс, которая тут же волшебным образом пришла в себя и счастливо ответила согласием. Вот так, быстро и без особых препирательств, Эдвард оказался обрученным с девушкой, на которой вовсе не собирался жениться.

Семья его избранницы была не богаче его собственной, да ещё к тому же не настолько знатной. В общем, его честолюбивым замыслам о богатом наследстве и безбедной жизни не суждено было исполниться. И виноватой в этом он считал именно Адель. При одной только мысли о том, какие огромные деньги уплыли из его рук благодаря её упрямству и несговорчивости, Эдвард буквально затрясся от ярости. Что ж, он сумеет непременно отомстить ей за пренебрежение…

Весть о ночном скандале, окончившемся нежданной помолвкой Эдварда и Лили донес до Адель брат. Услышав новость, она выдохнула с огромным облегчением, но, в то же время встревожилась. Мишель полагал, что Эдвард хотел забраться в комнату вовсе не к Лили Гастингс, он рассчитывал, что там расположилась Адель.


— Забудь о нём, — Мишель успокаивающе положил руку на запястье сестры. — Он сам себя наказал за свою навязчивость. Больше он не посмеет к тебе приблизиться, иначе будущая теща просто прикончит его!


Адель прыснула со смеху, осторожно наблюдая в этот момент за недовольным выражением лица кузена. Но Эдвард Картер заметил, как брат и сестра Вяземские шепчутся о чем-то, искоса поглядывая в его сторону. Догадаться, о чем именно, не составляло труда — в это утро все приглашенные гости обсуждали ночной скандал. Надменный и насмешливый взгляд Адель, брошенный на него, ещё пуще разозлил незадачливого Ромео, породив в его душе неуемную жажду мести…


Граф Хантли также принял участие в охоте, прослышав, что князь Михаил тоже там будет, а значит — и Адель. За ночь он сумел привести мысли в порядок и успокоился. Он решил улучить момент, отстать от остальных охотников и попытаться поговорить с девушкой. Он собирался посыпать голову пеплом и молить её о прощении. Нужно сделать так, чтобы она поверила в искренность его намерений, иначе дальнейшее осуществление его плана окажется под угрозой срыва.

Мужчины, взлетев в седла, ускакали вперед, а дамы неторопливо отправились вслед за ними.

Адель ехала в самом конце кавалькады, ибо все остальные леди оживленно беседовали между собой, и на неё никто не обращал внимания. Адель перекинулась лишь парой банальных фраз о погоде с миловидной блондинкой, едущей рядом с ней, больше с ней никто не заговаривал.

Княжне захотелось вообще покинуть это дамское общество и просто покататься верхом в лесу, тем более, что погода была поистине дивная. Солнце светило ярко, вокруг раздавались птичьи трели, легкий ветерок освежал — одно удовольствие было скакать верхом на лошади. Понемногу осадив свою кобылу, девушка незаметно отстала от группы болтающих дам и свернула на небольшую тропинку, ведущую в другую сторону. Опасность заблудиться ей вряд ли грозила, ибо лес был невелик, а потому Адель с радостью воспользовалась возможностью побыть одной. Раз уж англичане недолюбливают её (непонятно, за что), так и быть — она избавит их от своего присутствия.

Голоса болтающих леди стихли довольно быстро, и девушка спокойно и неспешно направила лошадь вдоль по тропинке. Она просто наслаждалась прогулкой, не подозревая, что за ней наблюдают, а точнее — следят.

Эдвард Картер, движимый черной злобой на княжну, осторожно проследовал за ней. Он выбирал момент, когда Адель отъедет достаточно далеко от остальных дам, чтобы никто не услышал её крика, если он будет, конечно. Эдвард задумал напасть на неё и похитить, а после потребовать с её отца выкуп. Самое главное, нужно постараться оглушить девушку, чтобы она не успела увидеть его лица. Если она не узнает, кто стоит за похищением, то не сможет его выдать, а он получит с князя Вяземского щедрый выкуп за единственную дочь. В общем, так или иначе, а он свои деньги получит.

Эдвард решил заехать вперед, чтобы найти подходящее место для нападения, а потому он свернул в сторону и поехал в объезд тропы, по которой двигалась лошадь Адель. Но его плану не суждено было так легко исполниться.


В это же время, Адель вдруг услышала топот копыт у себя за спиной. Обернувшись, она увидела, что за ней едет Александр Гордон. Девушка тревожно напряглась: что ему нужно от неё? Моментально пришпорив лошадь, она попыталась гордо избежать этой встречи, однако, всадник догнал её в два счета.

Княжна невольно залюбовалась им: граф выглядел превосходно — красивый, статный, от отлично держался в седле. Но встречаться с ним наедине было опасно и Адель уже успела в этом убедиться вчера. И тем не менее, девичья гордость боролась в ней с явной симпатией, которую Адель испытывала к нему.

Догнав княжну и поравнявшись с её лошадью, Александр для начала вежливо поздоровался.


— Доброе утро, леди Аделина! — улыбнулся он. — Простите моё вторжение, но я заметил, как Вы отстали от остальных и решил выяснить — почему?


— Вы только зря беспокоились, граф, — холодно ответила Адель, смерив его гордым взглядом. — Уверяю Вас, я давно уже не нуждаюсь в няньках.


— А в верных телохранителях? — осведомился Александр. — Всё же это лес, а Вы здесь совсем одна, разве я могу оставить беззащитное создание, вроде Вас, без мужской опеки?


Тон графа был, как всегда, немного ироничным и покровительственным, но не раздражающим, как вчера. Видимо, излишнюю самоуверенность он сегодня утром оставил в своей комнате.


— Благодарю, граф, я не нуждаюсь в Ваших услугах, — повторила Адель, но уже не так упрямо.


Повисла небольшая пауза, поскольку Александр, в свою очередь, откровенно любовался ею, а Адель гордость не давала ответить на его взгляд. И слава Богу, ибо этот взгляд он заготовил заранее, как одно из самых мощных своих орудий в этой волнующей войне между ним и юной княжной.

Итак, влюбленный взгляд пропал даром, пора было переходить к сладкоголосым речам. Не будем забывать, что девушки любят ушами.


— Я хотел попросить у Вас прощения, княжна… — смиренно пробормотал Александр и даже опустил глаза, словно сгорая от невыносимого стыда. Теперь Адель взглянула на него с любопытством.

Неужели же он действительно раскаивается или это — очередной трюк? Хотелось бы верить, но…


— Я в самом деле вёл себя, как дерзкий фат, и мне безумно жаль, поверьте! — и на Адель взглянули его чистые, честные синие глаза, в которых, ей показалось, отразилось искреннее сожаление. — Я очень хочу, чтобы мы с Вами стали друзьями, Адель.


— Вы снова обращаетесь ко мне по имени, — скорее констатировала, чем возмутилась девушка.


— О, простите, — поспешно извинился он. — Но ведь мы сейчас одни, этого никто не услышит, а мне так нравится звать Вас просто по имени, что я не могу от этого удержаться.


Пока Адель пыталась справиться с противоречиями в себе и размышляла, стоит ли верить такому внезапному превращению из волка в агнца, её кобыла внезапно споткнулась о корягу, и девушка, ослабившая поводья, едва не упала. Она испуганно вскрикнула, потеряв равновесие из-за того, что сидела в дамском седле, но Александр отреагировал мгновенно — его сильные руки удержали Адель и не дали ей упасть.


— Всё в порядке, я Вас держу, Адель, — успокаивающе сказал граф, — Не нужно было конюху давать Вам эту лошадь, она слишком нервная. Сильно испугались?


Девушка с трудом перевела дух. С самого детства она невольно боялась, что с нею может случиться то, что произошло с её матерью. Глупая смерть от падения с лошади. Поэтому страх, который увидел в её глазах Александр был ничуть не преувеличенным. Заметив, как сильно она побледнела, молодой человек взял поводья её лошади и остановил животное.


— Что с Вами, Адель? — встревоженно спросил он. — Вы же не собираетесь упасть в обморок? Всё обошлось, не волнуйтесь. Давайте, я помогу Вам спуститься.


Легко соскочив с коня, Александр протянул руки к бледной со страху девушке, и она доверчиво скользнула к нему, забыв, как ещё вчера буквально презирала этого человека.


— Вам лучше? — встревоженно заглянул он в лицо княжны. — Не объясните, чего Вы так испугались? Вы в любом случае не упали бы, — я находился рядом и успел бы Вас подстраховать.


Вдруг Адель, неожиданно для себя самой, тихо ответила:


— Так погибла моя мать… упала с лошади на охоте и сломала себе шею.


Она всё ещё была бледна и испугана, и выглядела крайне трогательно. Услышав её признание, Александр застыл от неожиданного приступа сострадания. Он слишком хорошо знал, что значит терять близкого человека, а особенно — родителя.

Он подошёл ближе к расстроенной девушке и взял её руки в свои. Адель вскинула на него изумленный взгляд, но не оттолкнула. Он выглядел таким понимающим, сочувствующим… ему так хотелось доверять!


— Я тоже потерял отца… — тихо сказал он. — Я понимаю, каково это. Давайте немного пройдемся пешком, пока Вы не успокоитесь, — предложил граф.


Адель согласно кивнула, и они медленно пошли по узкой лесной тропинке, ведя неспешную беседу. Лед между ними дал первую трещину, ибо Александр оказался интересным собеседником, когда не пытался насильно целовать её и не дерзил на каждом шагу.

Адель вдруг обнаружила, что он может быть вполне приличным, светским человеком. Он говорил с ней о разных вещах, лишь бы отвлечь от детского страха, и девушка постепенно успокоилась и даже начала робко улыбаться. Александр рассказал, как сам в детстве не раз вылетал из седла, а отец заставлял его снова и снова тренироваться, до тех пор, пока не получилось.

Видимо, они с отцом были очень близки, так показалось Адель, потому что о нём Александр говорил с особой теплотой. Поддавшись влиянию его откровенности и искренности, Адель и сама стала рассказывать о своем детстве, о совместных проделках с братом, о путешествиях с отцом по всей Европе, даже о шутках, которые она с подругами устраивала над классной дамой в Смольном, чем вызвала искренний смех у собеседника.

Разговор стал таким теплым, дружеским, словно они знали друг друга с детства. По сути, так оно и было, только Адель этого не помнила. Но помнил Александр, и увы, самое плохое…

Он видел, как она постепенно раскрывается, становясь самой собой, её красивые, выразительные глаза светились спокойствием, а улыбка была искренней и нежной. Значит, ему удалось-таки найти к ней подход.

Теперь им нужно стать друзьями, а потом он снова попробует обворожить Адель. Пройдя довольно приличное расстояние, молодые люди вспомнили, наконец, что они на охоте и пора бы присоединиться к остальным её участникам. Слишком долгое отсутствие могло броситься в глаза.

Подойдя к своей лошади, Адель приняла его руку, чтобы взобраться в седло. Но Александр вдруг поднес её ладонь к губам и поцеловал, не сводя при этом глаз с лица девушки. Одного этого жеста хватило, чтобы сердце Адель ушло в пятки от волнительного трепета. Девушка покраснела от удовольствия, когда почувствовала прикосновение его губ к своей руке. Вот почему он не повел себя так с самого начала?


— Вы не сердитесь на меня больше, Адель? — тихо спросил он.


— Не сержусь, — также тихо ответила она, попадая все-таки под магию его взгляда.


В этот момент Александр вдруг заметил, как в кустах напротив что-то шелохнулось. Машинально бросив взгляд в ту сторону, он заметил дуло пистолета, направленного на них, а точнее — прямо в спину Адель. Он сориентировался мгновенно — годы, проведенные на золотых рудниках Америки и в диких джунглях Индии, приучили его не медлить ни секунды, что он и сделал, резко оттолкнув девушку в сторону. Адель, не успев даже вскрикнуть, полетела в придорожную траву, а над ее головой грянул выстрел.

Если бы не хорошая реакция Александра, княжна была бы убита практически в упор, но в самый последний миг он закрыл её собою и пуля угодила ему в правое плечо.


========== Ещё на шаг ближе ==========


Всё произошло настолько быстро, что Адель даже не успела ничего понять. Александр вдруг изменился в лице и резко оттолкнул её в сторону, и в этот момент прогремел выстрел, прокатившись эхом по лесу. Стреляли из ближайших зарослей.

Дальнейшие несколько мгновений словно замедлились в её сознании. Упав на траву, девушка видела, как Александр бросился в сторону кустов, из которых раздался выстрел, затем послышался звук борьбы, приглушенные голоса, удары кулаков, а потом всё стихло. Поскольку все происходило у неё за спиной, Адель стало ещё страшнее. Испуганная княжна попыталась подняться на ноги, как вдруг услышала резкий приказ Александра:


— Не двигайтесь! Он мог быть не один!


И Адель вновь послушно прижалась к земле, в ужасе закрыв голову руками. Всё происходящее казалось дурным сном, кошмаром наяву. Сердце девушки готово было выпрыгнуть из груди от испуга. Липкий страх сковал её мышцы, руки и ноги словно одеревенели, а дышать стало нестерпимо тяжело. Никогда до сей поры Адель не испытывала такого ужаса.

Кто-то пытался убить её! Сама мысль об этом казалась столь дикой, что просто не укладывалась в голове. Кому она могла помешать? Если бы Александр не заметил в листве дуло револьвера, она сейчас была уже мертва. Он спас её в последний миг!


— Если ты ещё раз дернешься, мерзавец, я всажу в тебя пулю, клянусь! — пригрозил кому-то граф.


Адель осторожно убрала руки от лица и боязливо осмотрелась. От того, что она увидела, глаза её расширились в шоке: Александр бросил на траву человека, который стрелял в неё. Руки у преступника были связаны охотничьим ремнем, а лицо побагровело от яростных попыток освободиться, под глазом красовался огромный фиолетовый синяк, а губы были разбиты. Несостоявшимся убийцей оказался Эдвард Картер, её кузен! Девушка просто онемела от ужаса…

Как он мог решиться на такое? Неужели же его до такой степени разозлил её отказ? Может, он просто безумен?


Эдвард глядел на них обоих ненавидящими глазами. Его планам по похищению кузины увы, не суждено было исполниться. А всё благодаря этому выскочке-графу! Когда Эдвард понял, что к девушке присоединился Александр и весь его план придется снова отложить, он пришёл в дикую ярость. Сколько он ни пытается, деньги постоянно ускользают от него сквозь пальцы! Сколько можно?!

Наблюдая из-за кустов, как молодые люди смотрят друг на друга, Эдвард вдруг прозрел. Так вот почему эта строптивая девчонка дала ему от ворот поворот! Она уже успела влюбиться в этого, никому не известного хлыща! Чем он, Эдвард, хуже?

И тут в его воспаленном от ненависти мозгу появилась четкая мысль — отомстить! Эдвард даже не думал о том, что с ним будет потом, когда он выстрелит. Главное для него было — дать выход своей ярости, уничтожить эту проклятую девчонку…убить…

Он нажал на курок, да только вот ненавистный соперник опередил его и вовремя заметил пистолет. И снова Эдварду не повезло, опять судьба посмеялась над ним!

И вот, теперь он связан, обезоружен и судьба его в руках тех самых людей, которых он хотел лишить жизни. Эдвард ни минуты не сомневался, что его ждет либо виселица, либо пуля в лоб от князя Вяземского. Он едва не рыдал от страха за свою шкуру и выглядело это мерзко и жалко.

Александр с презрением взглянул на него, услышав сдавленные всхлипывания несостоявшегося убийцы.


— Поднимайтесь, Адель, этот негодяй надежно связан и, похоже, был здесь один, — сказал граф Хантли и вдруг как-то странно поморщился, словно от боли.


— Что с Вами? — к Адель, наконец, вернулся дар речи, когда она перевела испуганный взгляд с Эдварда на своего спасителя.


Александр немного побледнел, а на его синем охотничьем сюртуке, в районе правого плеча медленно расползалось бурое пятно крови.

Девушка поспешно поднялась на ноги, автоматически оправляя длинную юбку амазонки, и бросилась к нему, даже не глядя на связанного кузена.


— Вы ранены, граф! — встревоженно воскликнула она. — У Вас кровь!


— Ничего страшного, — он жестом остановил её. — Сейчас главное позвать на помощь людей. Скачите скорее к остальным, а я пока постерегу его. Не беспокойтесь обо мне.


— А вдруг Вы потеряете сознание, пока меня не будет? — спросила она испуганно.


— Не волнуйтесь, — повторил он, снова морщась от усиливающейся боли. — Я проходил и не через такое. Ранение не очень серьезное. Лучше не теряйте времени, а скачите за подмогой.


Но она не могла не волноваться за него, ведь Александр пострадал, защищая её. Девушка понимала, что он прав, но ей очень не хотелось уезжать и оставлять раненого графа с убийцей, пусть и связанным. Тем не менее, она понимала, что Александр прав: им нужна помощь. Адель огляделась в поисках лошади.

Её пугливая кобыла, как оказалось, убежала сразу же, как раздался выстрел, остался лишь конь графа. Значит, ей придется сесть в седло по-мужски. Выглядеть это, конечно, будет неприлично, но сейчас не стоит об этом беспокоиться. Она уже поставила одну ногу в стремя, как вдруг услышала топот копыт — кто-то быстро скакал по направлению к ним.

Девушка обрадованно обернулась в сторону шума и увидела, как приближаются несколько охотников, в числе которых был сам хозяин поместья, и князь Михаил. Видимо, они находились неподалеку и услышали выстрел. О, слава Богу! Теперь они позаботятся об Александре и помогут обезвредить преступника.

Всадники быстро спешились и подбежали к графу Хантли и связанному Эдварду, который затравленно озирался по сторонам, опасаясь, что его тут же пристрелят.

Аделина бросилась к брату и тут же спрятала лицо на его груди, дрожа, словно птица, пойманная в силок.


— Ты цела? — испуганно спросил побледневший Мишель, схватив сестру за плечи и заглядывая ей в лицо.


В ответ она судорожно кивнула, заливаясь слезами от пережитого ужаса. Никогда в жизни ей не угрожала опасность, никто не пытался причинить ей вред, она с колыбели чувствовала себя любимой и защищенной, и вдруг, так внезапно едва не лишилась жизни по воле какого-то безумца!


— О, слава Богу, — прошептал молодой князь, крепко прижимая к себе плачущую сестру. — Ну, полно, полно, Адель, всё закончилось!


— Что здесь произошло? — воскликнул маркиз. — Мы слышали выстрел!


— Этот подонок пытался убить нас, — Александр указал на пленника, держась за плечо. — Точнее, леди Аделину. Мне удалось его обезвредить.


— О, боже! — выдохнул хозяин дома. — В моем поместье! Этого только не хватало!


— Граф, Вы ранены! — вставил свое слово другой мужчина. — Нам нужен лекарь, милорд.


— При мне состоит семейный врач, я думаю, он сможет помочь, — кивнул маркиз. — Но нужно спешить, пока Вы не потеряли сознание от кровопотери. Вы сможете самостоятельно ехать верхом?


— Думаю, да, — отозвался Александр, чувствуя, как у него начинается легкое головокружение от потери крови.


Аделина и Михаил приблизились к нему, и молодой князь с жаром принялся благодарить графа Хантли.


— Отныне я навеки Ваш должник, граф! — Мишель положил руку на плечо Александра. — Мы с отцом никогда не сможем расплатиться с Вами за жизнь Адель! Прошу Вас, располагайте мною, как Вам угодно.


— Не стоит благодарности, князь, — покачал головой Александр. — На моем месте так поступил бы каждый уважающий себя мужчина. Я рад, что юная леди жива и невредима.


Взгляд молодого графа скользнул по заплаканному личику Адель и легкая улыбка тронула его губы. Девушка выглядела трогательно-беспомощной, её так хотелось защищать! Слава Богу, что ему это удалось.

И вдруг в его голову внезапно нагрянула мысль, что от него самого её будет защищать некому. Странный парадокс: сначала спасти княжну, чтобы после погубить самому. Точнее, не парадокс, а само провидение судьбы. Теперь Александр стал её спасителем, а значит — двери в дом Вяземских для него отныне открыты. Граф был готов поблагодарить Эдварда Картера за его внезапный и такой удачный приступ безумия!


— И всё же, позвольте предложить Вам мою дружбу, граф, — повторил Мишель.


— С радостью принимаю Ваше предложение, князь, — с благодарностью кивнул Александр. — Это честь для меня!


Адель с ужасом наблюдала, как по пальцам Александра, которыми он зажимал рану, потекли темные струйки крови. До сих пор ей не доводилось видеть огнестрельные ранения, и она даже не подозревала, что в мире существует такая вещь, как боязнь крови. Но видимо, на её беду, Адель страдала от этой боязни, ибо к её горлу вдруг подступила тошнота, голова сильно закружилась, и девушка побелела, как бумага. Боясь, что она вот-вот лишится чувств, княжна судорожно вцепилась в плечо брата, хватаясь за него, словно за спасательный круг.


— Адель, тебе дурно? — сразу переключился на неё Мишель, поддерживая сестру за талию. — Что с тобой? Вдохни глубже!


Вдохнуть глубже при туго затянутом корсете — как раз тот совет, который сейчас был нужен! Девушка послушно попыталась это сделать, но попытки не увенчались успехом, перед глазами все побелело, голоса мужчин доносились словно сквозь какую-то вату. Она ещё крепче вцепилась в Мишеля, боясь упасть.


— Юная леди, должно быть, боится крови, — заметил подошедший к ним маркиз. — Уведите её отсюда, князь, а мы пока доставим графа Хантли в поместье, где его осмотрит доктор.


Аделина позволила брату отвести себя в сторону, а Александр, тем временем, взобрался в седло с помощью других охотников. Маркиз со своим слугой остался охранять преступника, а Александр, в сопровождении двоих джентльменов из числа гостей, направился в поместье.

Убедившись, что Адель стало лучше, Михаил оставил её на несколько минут и подошел к Эдварду. Незадачливый кузен сидел на траве, больше не пытаясь вырваться, его лицо, со следами побоев, выражало лишь отрешенность.


— Если бы не присутствие лорда Тауншенда и моей сестры, я бы уже пристрелил тебя, — презрительно сказал молодой князь, окидывая Картера злобным взглядом. — Но я надеюсь, что суд приговорит тебя к смерти и быстро вздернет на виселице, такому чудовищу не место среди нормальных людей.


Ненавидящий взгляд Эдварда впился в лицо Михаила, и кузен, злобно прищурившись, дернулся в его сторону и прошипел:


— Будьте вы все прокляты, кучка высокородных выродков! Вы всегда презираете тех, кто беднее вас или стоит ниже по социальной лестнице! Ненавижу все ваше проклятое семейство! Очень жаль, что я не пристрелил эту высокомерную дрянь…


Не сдержавшись, Михаил прервал этот поток грязных оскорблений точным и резким ударом в челюсть Эдварда. Тот завалился набок, выплевывая зубы вперемешку с кровью, однако не осмелился больше произнести ни слова.


— Оставьте его, князь, не марайте руки, — презрительно взглянув на преступника, сказал маркиз и положил руку на плечо Михаила. — Скоро мы доставим его в поместье, а затем сдадим констеблю. Теперь это дело полиции и королевского правосудия. А от сурового наказания ему не уйти.


Мишель отвернулся от избитого кузена и проследовал за маркизом. Хозяин поместья прав — не хватало ещё ему ронять свое достоинство и опускаться до уровня мясника. Дворяне решают конфликты меж собой исключительно на честных поединках, а для мерзости, подобной Эдварду Картеру, слишком большая честь быть наказанным лично князем. Его место в королевской тюрьме, а затем — на виселице.

Молодой князь решил последовать совету маркиза и отвезти сестру в поместье, она все еще была растеряна и напугана, словно не осознала до конца случившееся с нею. Девушка по-прежнему стояла у дерева, где её оставил брат, опершись о толстый ствол спиной. Её большие глаза, казалось, стали просто огромными, выделяясь на бледном личике, а руки, прижатые к груди, мелко дрожали, сжимая батистовый платочек.

Отыскав лошадь, на которой приехала Адель, Михаил помог сестре взобраться в седло, и они вместе направились в поместье.

Некоторое время они ехали молча, приходя в себя после случившегося, но потом Мишель внезапно спросил:


— Кстати, а что ты делала в лесу наедине с двумя мужчинами?


Застигнутая врасплох его внезапным вопросом, Адель растерялась и виновато взглянула на брата. Дома, в Петербурге, Мишель всегда был её самой строгой дуэньей, буквально не давая и шагу ступить без его ведома. Он даже не позволял ей долго общаться со своими друзьями по гусарскому полку, считая, что кто-то из них может заморочить голову его неопытной, юной сестре.

Но дома Адель всегда вела себя примерно и слушала брата без возражений, по крайней мере в том, что касалось молодых людей, а в Лондоне, похоже, вдруг почувствовала себя взрослой и свободной! Судя по недовольному взгляду брата, он вдруг вспомнил о своём долге хранить честь фамилии и сейчас станет допрашивать её в духе полицейского констебля.


— Адель? — услышала она его строгий голос. — Почему ты молчишь?


И как она объяснит ему, зачем её понесло в лесную глушь, подальше от остальных леди? Как объяснит, что граф Хантли сам нашёл её, чтобы извиниться? Если Адель расскажет об этом, брат непременно поинтересуется, что же такого совершил граф, за что нужно было просить прощения?

А рассказать Мишелю, что Александр поцеловал её вчера на берегу реки, было чистым безумием. Граф немедленно превратится в глазах Михаила из благородного спасителя в коварного соблазнителя, и её брат потребует удовлетворения.

О, эти мужчины! Чуть что — они сразу же хватаются за дуэльные пистолеты в своем маниакальном стремлении смыть оскорбление кровью обидчика! И самое печальное, в моменты ярости они совсем не слышат голоса разума. Страшно подумать, что было бы, если бы и женщины решали свои конфликты подобным образом! Такая безрадостная перспектива грозила бы вымиранием дворянского сословия.

Однако, Мишель все ещё ждет, и ей нужно что-то отвечать!


— Я просто замешкалась и отстала от остальных дам, — пробормотала девушка, опуская длинные ресницы и смущенно краснея. — Я захотела покататься, Мишель, вместо того, чтобы участвовать в этой скучной охоте. Эти леди… они даже не пытались заговорить со мной, и я почувствовала себя так одиноко…


— А граф, стало быть, вызвался составить тебе компанию? — недоверчиво спросил Мишель. — Я признаю, что его присутствие спасло тебе жизнь, но все же скажи мне правду, Адель! Между вами точно нет романа? Слишком уж ваше уединение напоминает тайное свидание.


— Как ты мог предположить подобное? — искренне возмутилась девушка, сверкая глазами. — Неужели ты думаешь, что я способна поступить столь безрассудно? Встречаться с мужчиной наедине, даже без сопровождающей? Ведь это значило бы погубить свою репутацию! Или я так глупа, по-твоему?


Голос княжны даже задрожал от праведного негодования. На самом же деле она пыталась сделать всё, чтобы защитить Александра от подозрений брата. Адель уже забыла, как совсем недавно ей казалось, будто она презирает его за дерзкий поступок и разочаровалась в нем навсегда, но сейчас она отчаянно вставала на его защиту. Ведь он спас ей жизнь, и она навеки обязана ему. Мишель сам так сказал.

Где-то в глубине души, она обрадовалась, что Александр совершил такой благородный поступок, как спасение её от смерти. Тем самым он обелил себя в глазах Адель навсегда, превратившись в её паладина, рыцаря, героя её мечтаний. Она чувствовала себя героиней романа, принцессой из древней легенды, которую благородный рыцарь спас от дракона…. Это так романтично!

Однако, провести Михаила было не так легко, все же он был мужчиной, а значит на некоторые вещи смотрел гораздо более реалистично, чем его юная сестра. Он прекрасно видел, что Алекс Гордон очень красивый мужчина и знал, каким успехом у дам пользуются такие красавцы, а особенно — у юных и наивных дурочек. Глядя на то, как его сестра пытается прятать глаза, он встревожился, что она уже успела влюбиться. Подобно прозорливой не по годам кузине Маргарет, князь Михаил считал, что совершенство не всегда доводит до добра. Будучи сам очень привлекательным молодым человеком, он знал, как легко можно внушить наивной девушке чувство влюбленности и, если это сделает человек с недобрыми намерениями, все может окончиться очень печально. Именно для девушки. Внутренне Михаил поклялся самому себе быть начеку и внимательно присмотреться к отношениям сестры и графа Хантли.


— Я вовсе не считаю тебя глупой, Адель, — мягко возразил брат, оставляя менторский тон, — чересчур наивной — более точный эпитет. Так как же граф оказался с тобой? Ты так и не сказала.


— Ну… — замялась девушка, — Я не знаю, как он нашел меня… Он сказал, что совершенно случайно поехал не в ту сторону и наткнулся на меня. А потом предложил проводить меня до поместья.


— Быть этого не может! — решительно отрезал Мишель. — Дворяне обучаются охоте едва ли не с колыбели, особенно в Англии. Скорее всего, он специально следил за тобой. Как он вел себя с тобой? Не позволял себе лишнего?


— Нет-нет! — торопливо воскликнула девушка, мучительно стараясь не выдать себя брату. — Как он посмел бы? Я ведь сразу пожаловалась бы тебе.


— И не вздумай поступить иначе, если он совершит подобную попытку! — сурово напутствовал её Мишель. — Никто не имеет права вести себя фривольно с тобой!


— Разумеется, — послушно кивнула она. — Я и сама этого никогда не допущу, Мишель. Ты зря переживаешь.


— Надеюсь, — буркнул молодой князь и пришпорил коня. Впереди показалось поместье маркиза Тауншенда.


Судя по суматохе, царившей во дворе, некоторые из гостей уже узнали о случившемся в лесу, поскольку несколько карет стояло у подъезда: особо нервные мамаши спешили быстрее увезти своих чувствительных дочек из дома, где было совершено покушение на убийство. Служанки бегали туда-сюда, дамы ахали, театрально закатывая глаза и прикладывая к носу флакончик с нюхательной солью, а их мужья сосредоточенно молчали, терпеливо ожидая, когда жены соберутся в путь.

Мишель и Аделина едва успели переступить порог холла, как к ним бросилась, словно фурия, тетушка, Джейн Картер, мать Эдварда. Она была бледна, как привидение, с лицом, залитым слезами, волосы её выбились из строгого пучка, а руки сильно дрожали.


— Ты! Это ты виновата! — истерично завизжала леди Джейн, пытаясь вырваться из рук лакеев. — Это все из-за тебя! Мой бедный мальчик… Мой Эдвард! Это ты вскружила ему голову! Вертихвостка! Все вы, русские, обычные, грязные…


— Замолчите немедленно! — прогремел голос Михаила. Он схватил обезумевшую женщину за плечи и хорошенько встряхнул. — Не смейте оскорблять мою сестру! Ваш сын — безумец и убийца!


Эта безобразная сцена не могла не привлечь внимания слуг и остальных гостей. Пусть ещё не все вернулись с охоты, но свидетелей все же было предостаточно. Эти надменные леди и джентльмены стояли и молча взирали на неё, внутренне радуясь скандалу, разгорающемуся вокруг имени княжны Вяземской. Той, которую свет назвал «открытием» сезона. Теперь эта высокомерная и слишком красивая русская «кукла» больше не станет помехой для их дочерей в поисках подходящей партии. Вот пусть и возвращается обратно в Россию, к снегам и медведям!

Но самое яростное возмущение это происшествие вызывало у семейства Гастингс. Ещё бы! Ведь их дорогая Лили успела побыть невестой Эдварда Картера меньше суток. Какое оскорбление для нежных чувств несчастной, обманутой в своих ожиданиях девушки! Буквально лопаясь от негодования и призывая всевозможные неприятности на головы всего рода Эдварда, Гастингсы также поспешно отбыли в Лондон.

К пяти часам вечера загородный дом маркиза Тауншенда практически опустел. Весть о попытке убийства разогнала гостей подобно взорвавшейся гранате. Люди разбегались, словно крысы с тонущего корабля. В доме оставались только раненый Александр, да несколько особо близких друзей маркиза. Брат и сестра Вяземские покинули поместье этим же вечером, взяв со спасителя Адель клятвенное обещание нанести визит к ним в дом сразу после того, как он оправится от раны.

***

На следующий день Александр принимал визитеров в своем съемном доме с самого утра. Первыми были встревоженные родные — матушка и сестры. Они долго и обстоятельно расспрашивали его о подробностях нападения, весть о котором облетела Лондон с катастрофической быстротой.

Битых два часа Александр успокаивал их, клятвенно заверяя, что его жизни и здоровью ничего не угрожает, что его наблюдает отличный доктор, и гибель от заражения крови ему точно не грозит.

Молодой человек был все ещё немного слаб от кровопотери, и ничего так не желал, как хорошенько выспаться, однако, сегодня явно был не его день.

Посетители сыпались, как из рога изобилия, причем большинство из них он едва знал. В его маленькую резиденцию потянулись любопытствующие леди и джентльмены, которые не имели удовольствия быть приглашенными на тот злополучный загородный прием, но жаждали подробностей. Не каждый день человек из светского общества совершает попытку убийства!

Александр изо всех сил старался держаться вежливо с такими бесцеремонными визитерами, однако, после обеда терпению его настал предел: он велел слугам говорить, что он никого не принимает.

И только измученный граф прикрыл глаза и начал проваливаться в блаженную дрему, как в дверь его спальни постучали, и в дверной проем просунулась светловолосая голова его кузена Алексея.


— Как ты тут, болящий друг мой? — весело осведомился Алексей, — Посетителей принимаешь?


— Входи уже, — проворчал недовольно Александр, приподнимаясь на постели.


Алексей выглядел как всегда превосходно и находился в самом благодушном расположении духа, как и все оптимисты по жизни. Его улыбка была искренней и несколько самодовольной. Сейчас, как всегда, начнет допрашивать кузена и попутно отпускать язвительные комментарии, понял Александр.


— У тебя здесь темно, как в склепе! — скорчил недовольную мину кузен. — Доктора тебе не говорили, что больным необходим солнечный свет исвежий воздух? В твоей же берлоге нет ни того, ни другого! Здесь только помирать, а не выздоравливать.


И с этими словами он подошел к окну и раздвинул тяжелые гардины, впуская яркий солнечный свет, от которого Александр болезненно поморщился и закрыл глаза руками.


— Я просто хотел выспаться немного! — недовольно буркнул граф. — Но сердобольные посетители не дают мне такой возможности с самого утра.


Алексей подвинул небольшое кресло к постели кузена и уселся поближе. Он довольно улыбнулся во весь рот.


— Что ж, мой храбрый друг! Ты у нас знаменитость с полуслова! — заявил он. — Весь Лондон гудит о том, что ты спас от психопата и убийцы беззащитную юную леди, бросившись на вооруженного преступника с голыми руками, да к тому же изрядно проучив его парой хороших зуботычин. Отныне ты — герой, так что носи свою геройскую мантию с честью, только не слишком зазнавайся!


— Если честно, я даже благодарен этому несчастному дуралею за то, что в его голову пришла столь замечательная идея! — усмехнулся Александр. — Если бы не он, я еще долго добивался бы доступа в дом Вяземских, а он просто открыл мне двери настежь.


— О, я понимаю, — губы Алексея растянулись в довольной усмешке. — Теперь ты для них — самый дорогой друг, не так ли?


— Именно так, — согласно кивнул граф. — Молодой князь уже выразил мне уверения в вечной дружбе и благодарности, а также пригласил меня нанести им визит. Теперь дело за старым князем и я действительно стану их лучшим другом.


— И тогда, — продолжил за него кузен, — Адель станет твоей.


— Непременно! — глаза Александра загорелись азартом охотника. — И быстрее, чем ты думаешь.


— Может, ты наконец-то посвятишь меня в подробности своего грандиозного плана? — спросил Алексей. — Ей Богу, я чувствую себя, словно герой пиратского романа! Точнее, первый помощник героя. Если уж я собираюсь принимать в этом участие, помогая тебе, будь любезен немного просветить своего сообщника!


— А чего ты, собственно, не знаешь? — удивился Александр. — Я от тебя ничего не скрываю.


— Деталей, мой друг, я прямо-таки требую деталей! — всплеснул руками Алексей. — Ты уже определился с датой? Или ты передумал похищать её?


— Вовсе нет, разумеется, — ответил Александр. — Думаю сделать это в течение пары месяцев. Скорее всего, на каком-нибудь загородном пикнике, вроде того, где меня вчера так кстати подстрелили.


— И? — нетерпеливо наклонился к нему Алексей. — А дальше? Куда ты привезешь её? Только не говори, что сюда.


— Я отвезу её в Шотландию, — спокойно ответил Алекс.


— В свое новое поместье? — удивился Алексей, — А почему не в Индию?


— Чем тебе не нравится моя идея? — вопросительно поднял брови граф. — Шотландия — идеальное место. Поместье находится вдали от основных дорог, в горах, до него и верхом-то непросто добраться. Там её точно никто не станет искать.


— Но туда вначале нужно добраться! — возразил кузен. — Ты представляешь, сколько времени займет дорога? И ты думаешь, что на нас и нашу связанную пленницу никто не обратит внимания? Да нас сдадут констеблю на первом же постоялом дворе!


Алекс на мгновение задумался: в чем-то Алексей был прав, но отказываться от Шотландского поместья в качестве временного заточения княжны он не хотел. Это была отличная идея. Правда, до сих пор он видел ясно лишь свою идею с похищением и не задумывался очень подробно о деталях.


— Ну… — протянул он задумчиво. — Я подумаю над тем, как мы будем добираться. И вообще, нас ведь будет не двое, мои люди будут сопровождать нас. В крайнем случае, будем передвигаться только по ночам, и останавливаться на привал не на постоялых дворах, а просто в лесу.


Алексей воздел глаза к потолку, устало вздохнув.


— Я вот думаю, — качая головой, спросил он кузена, — кто из вас более наивен — ты или твоя будущая жертва? Ей Богу, Сашка, ты похож на юношу, начитавшегося романов о рыцарях и пиратах! От Лондона до Эдинбурга больше четырехсот миль! А затем ещё миль пятнадцать по горным дорогам. Дорога займет пару недель! И все это время ты собираешься ночевать в лесу? Да ещё и тащить с собою пленницу! Тебе не кажется, что у тебя несколько помутился рассудок?


— И что ты предлагаешь? — сухо поинтересовался Алекс.


У них с Алексеем часто бывали разногласия, но граф точно знал, что когда дело дойдет до осуществления его плана, кузен будет всячески помогать ему, хоть и критиковать каждый его шаг.


— А не проще ли будет просто влюбить девушку в себя, а после бросить? Или этого тебе недостаточно? — предложил кузен.


— Недостаточно! — отрезал граф, нахмурив брови. — Твой план закончится лишь поединком между мной и Михаилом. А они должны страдать, как страдала моя семья! Особенно старый князь! Я не успокоюсь, пока не увижу его растоптанным, убитым горем.


— А девушка? — осторожно спросил Алексей. — Прости, Сашка, но мне как-то не верится, что ты способен на… ну, словом, что ты доведешь свою игру до конца. Неужели ты умеешь так хладнокровно притворяться?


— Ты пришёл, чтобы обсудить мой моральный облик? — устало вздохнул Алекс. — Я вовсе не тот восторженный мальчик, каким был когда-то. Жизнь меня сурово закалила и ты знаешь об этом лучше кого бы то ни было. Так что, я способен и на худшее, чтобы выполнить свою клятву и наказать своего врага.


— И ты зайдешь настолько далеко, что сможешь… обесчестить её? — тихо спросил Алексей, пристально заглянув в синие глаза кузена.


— Я тебе больше скажу, было бы просто замечательно, если бы она забеременела! — ответил граф, спокойно отвечая на взгляд кузена. — Тогда позор семьи Вяземских был бы полным!


Алексей даже вскочил со своего места, услышав эту фразу. На его лице читались ужас и отвращение.


— Ты совсем рехнулся? — воскликнул он. — Как такие мысли вообще пришли в твою упрямую голову? Это бесчестно!


— Это — моя месть! — спокойно ответил граф, воинственно подняв подбородок.


— А если она не решится лечь с тобой в постель? — язвительно поинтересовался кузен. - Это ведь тебе не какая-то актриса, вроде твоей француженки, это настоящая княжна, дворянка, воспитанная в строгости!


— Я найду способ заставить! –самоуверенно заявил Александр.


— Ты… — Алексей даже задохнулся на мгновение. — Ты собираешься прибегнуть к насилию?


— Почему нет? — пожал плечами граф. — Если придется, конечно. Я не думаю, что до этого дойдет, скорее всего, она все сделает по доброй воле. А я буду усиленно изображать неземную страсть.


— Ты слышишь сам себя? — изумился кузен, всплескивая руками. — Я даже не хочу дальше выслушивать этот бред, тем более — участвовать в этом! Так и знай: я умываю руки!


— Ну, и скатертью дорога! — сердито выкрикнул Александр, теряя терпение и вскакивая с постели. — Обойдусь и без тебя!


Алексей гневно сжал кулаки, от всей души жалея, что нельзя выбить эту дурь из упрямой головы его кузена. Если бы он не был ранен, тогда, возможно…

Он очень надеялся на то, что Александр все же одумается и не станет доводить до такой низости, как насилие над невинной девушкой. При одной мысли об этом, Алексея начинало тошнить. Не мог, ну не мог его кузен быть таким подлецом!

Окинув разгневанного графа презрительным взглядом, Алексей направился к двери. Уже взявшись за дверную ручку, он вдруг обернулся и горько усмехнулся в лицо Александру.


— А знаешь, чего ты не учел, мой дорогой братец? — спросил он. — Если Адель забеременеет, это будет твой ребенок! Твоя плоть и кровь. Об этом ты подумал?


Александр в замешательстве молчал, не находя слов для ответа. Моральная сторона вопроса его до сих пор не сильно волновала. В конце концов, князь Вяземский не очень-то руководствовался моральными принципами, когда предавал уйму людей на казнь и лишения, так почему его, Александра, должна волновать мораль? Но мысль о том, что Адель может иметь от него ребенка…она вдруг прочно засела в голове.

С того черного дня, когда умерла забеременевшая от него девушка, Александр не хотел детей. Никогда. Он вздрогнул, представив, как Адель тоже отважится на то, чтобы избавиться от плода. Что, если она погибнет? Смерти ей молодой граф не желал, при всей ненависти к семье Вяземских. Тяжкие сомнения вдруг стали раздирать его душу.

А кузен, догадавшись, что его удар попал в цель, лишь удрученно покачал головой, глядя в растерянное лицо Александра, и молча удалился.


========== Дурные предчувствия ==========


Прошло едва ли полчаса после ухода Алексея и молодой граф только-только успел снова заснуть, как в его комнате уже оказалась новая непрошеная гостья, чьего появления он никак не ожидал.


— Что ты здесь делаешь? — изумленно уставился на неё Александр, сонно моргая после внезапного пробуждения.


Жаклин растерянно переминалась с ноги на ногу и смущенно смотрела на своего любовника. Она уже понимала, что её сумасбродная идея разыскать Алекса во что бы то ни стало, неминуемо приведет к вспышке его гнева, но отступать было поздно.


— Я… я хотела только… — несвязно пробормотала она и снова замолкла, наткнувшись на его гневный взгляд.


Александр, наконец, окончательно проснулся и осознал, что это вовсе не сон. Перед ним действительно стояла Жаклин Бонье. Но как она нашла его в огромном Лондоне? Он ведь никогда ей не называл своего адреса, да что там адреса, даже своей фамилии!


— Как ты нашла меня? — холодно осведомился он у растерянной девушки, поднимаясь с постели.


Гнев медленно, но верно завладевал им: Александр очень не любил, когда события выходили из-под его контроля, он привык всегда сам владеть ситуацией. Нет, он все-таки уволит сегодня всю прислугу, чтобы не повадно было впускать в дом посетителей, несмотря на его приказ!


— Я проследила за твоим другом! — наконец-то призналась Жаклин. — Вчера он был у нас в театре, на премьере нового спектакля, и я проследила за ним до этого дома… Я узнала у прислуги, что дом принадлежит Алексу Гордону и поняла, что это твое имя… А сегодня пришла сама.


Александру понадобилось некоторое время, чтобы понять, что она говорит об Алексее. Ну, конечно, именно с ним граф и был в театре в тот вечер, когда познакомился с хорошенькой актрисой! А она, видимо, запомнила Алексея в лицо. Но что заставило её разыскивать Александра по всему городу и даже следить за его кузеном для этого?


— Что произошло, Жаклин? Для чего я так внезапно понадобился тебе? — удивился он. — Ты же знаешь, я не люблю, когда мне начинают навязываться? Когда мне будет это нужно, я сам навещу тебя!


Тон молодого человека был суровым и Жаклин вдруг испугалась, что её приход может разрушить их дальнейшие отношения, за то время, что она знала Алекса, она успела не раз убедиться в его особом стремлении к секретности. Опасаясь, что граф сейчас выставит её за дверь, девушка умоляюще сложила руки и бросилась к нему, пытаясь обнять за плечи, но Алекс сердито отстранил её. В её глазах были мольба и раскаяние, вполне искренние.


— О, прости меня пожалуйста, Алекс! — виновато затараторила она. — Я так ждала тебя, меня мучили какие-то страшные предчувствия! Это было так ужасно! А ты не приходил очень долго, вот я и решилась на это… Твой друг пришел так вовремя, иначе я просто сошла бы с ума!


Жаклин снова повторила попытку повиснуть у него на шее и на сей раз ей это удалось. Девушка случайно задела повязку на плече графа, вызвав у него сдавленный стон. Она резко отшатнулась, испуганно глядя на молодого человека.


— Что это? Ты ранен? — воскликнула Жаклин, театрально прижимая руки к груди.


Александр невольно усмехнулся её реакции — даже вне сцены она продолжает играть, видимо, по привычке. Прирожденная актриса.


— Да, я ранен, но легко, — ответил он, — Доктор уже осмотрел меня, так что волноваться не о чем.


- О, боже мой! — прошептала она, осторожно касаясь его плеча. — Прости, дорогой, я не знала! Я могу чем-то помочь?


— Нет, благодарю тебя! — отозвался граф, — Мне нужен лишь сон и покой, по мнению доктора.


Это был явный намек на то, что Жаклин пора удалиться, но девушка была на редкость упряма. Она так долго терпела эту излишнюю таинственность, словно её любовник был агентом секретной службы, а теперь, наконец, узнала хотя бы его адрес! Так просто ему от неё не избавиться! К тому же, она очень хорошо знала о своей власти над его ненасытной чувственностью и собиралась сыграть именно на этом.


— Позволь мне остаться с тобою хотя бы сегодня, прошу тебя! — и Жаклин обратила на возлюбленного весь пыл своих чар, умоляюще глядя в его глаза. — Я так скучала по тебе! Я не помешаю тебе, обещаю! Ты ведь тоже соскучился, я знаю это… Чувствую…


И она была права. Глядя на то, как раскраснелось её хорошенькое личико, как блестят голубые глаза, а грудь призывно вздымается от участившегося дыхания, Алекс почувствовал, как его тело отзывается на присутствие Жаклин вполне однозначно. Хоть он и был ранен, но не настолько слаб, чтобы не суметь овладеть женщиной. Напротив, ему сейчас было просто необходимо снять напряжение и расслабиться.

А потому, он позволил Жаклин действовать на её усмотрение, и вскоре они уже лежали в постели и предавались жарким любовным утехам. Девушка ликовала и не скрывала этого. Впервые ей удалось сделать что-то по-своему, заставить Алекса принять её инициативу. С таким своенравным и скрытным мужчиной это было настоящей победой, пусть маленькой, но девушка надеялась, что это лишь начало. Она давно поняла, что влюбилась, и не собиралась так просто отступать. Жаклин решила бороться за свое счастье.


Александр так и не понял, каким образом ей удалось уговорить его, но Жаклин оставалась в его доме целую неделю, пока он восстанавливал силы после ранения. Она так искренне заботилась о нем, что у графа не хватило духу её прогнать. Каждое утро она лично подавала ему завтрак в постель, причем готовила его тоже сама, а готовить Жаклин умела и любила. Она заботливо поправляла ему подушку, меняла повязку на плече, развлекала его забавными историями из жизни театральных кулис, иногда просто пересказывала свежие сплетни, беспрекословно исчезала, когда появлялись очередные посетители, а ночью… ночью она отдавала ему всю свою страсть и любовь.

Последнее обстоятельство огорчало молодого графа сильнее, чем он ожидал. Он видел искреннюю привязанность этой девушки, но не мог ответить ей тем же. Ну, не был он способен на любовь! И дело было даже не в том, что Жаклин была всего лишь актрисой и до него у неё были и другие любовники, что их союз мог бы стать ужасным мезальянсом, а именно в том, что Александр не любил её. Хотел страстно, но не любил. А Жаклин хотела именно любви! Казалось бы, страстная, опытная, разбиравшаяся в мужчинах, она хотела чистой и искренней любви, совсем как юная, наивная девушка.

Когда в порыве страсти она шептала ему «я люблю тебя», он лишь молчал и скрипел зубами в бессильной ярости, чувствуя себя при этом каким-то неполноценным мужчиной. У него даже развилось что-то вроде комплекса, и в его возникновении он опять-таки обвинял своего главного врага — Вяземского. Князь отнял у него не только самого дорогого и значимого человека в его жизни - отца, - но и способность любить. Ну, ничего, скоро Вяземский почувствует, что значит страдать! Осталось недолго.


А Жаклин каждую ночь молила Бога, чтобы он дал ей возможность понести. Сейчас все её помыслы были заняты этой мечтой, которая позволит ей остаться с Алексом. Перед тем, как уснуть у него на плече, она мечтала, представляла себе, как будет выглядеть их малыш, на кого он будет похож, как они назовут его… Это были такие сладкие мечты, думать об этом было так приятно! Лишь бы только все получилось! А учитывая, как часто они занимались любовью в эту неделю, такие шансы у неё были, и весьма определенные.

Однако, неделя пролетела очень быстро и настал момент для того, чтобы отправить Жаклин обратно, домой. Теперь она знала о нем многое и Александр понимал, что их отношения вышли на тот уровень, до которого он изначально не собирался их доводить. Перед тем, как посадить девушку в наемный кэб, он пообещал ей, что снимет для неё дом, в котором они и будут отныне встречаться. Жаклин обрадовалась такой перспективе, но ей очень грустно было сейчас покидать любимого.


— Ты скоро навестишь меня? — спросила она, с надеждой заглядывая в его глаза.


— Мы целую неделю не расставались, а ты уже скучаешь? — ответил он вопросом на вопрос. — Скоро, я обещаю! У меня есть дела и ты должна понимать, что я не могу находиться с тобой постоянно.


Жаклин печально вздохнула и понуро склонила голову.


— О, я понимаю, твоя жизнь крутится вовсе не вокруг меня, — сказала она, — но я так тоскую, когда ты исчезаешь надолго! К тому же, ты ещё умудряешься влипать в такие переделки, где тебя могут подстрелить! — и она указала на его плечо, все ещё перевязанное после ранения. — Я так волнуюсь за тебя, Алекс…


Александру пришлось рассказать любовнице о своем приключении на загородном приеме, во время которого ему прострелили плечо. Разумеется, не всю правду, а лишь часть её, но девушка успела сделать свои выводы и долго и подробно расспрашивала любовника о той юной леди, ради спасения которой он полез под пулю. Ревность к незнакомке была столь неприкрытой, что Александр даже немного пожалел, что вообще рассказал Жаклин об этом, лучше было придумать какую-нибудь другую историю.

Он чувствовал нарастающую опасность в отношениях с Жаклин, они становились все более серьезными, а этого ему сейчас нужно было меньше всего. Однако, поддавшись то ли жалости, то ли собственной похоти, он не оттолкнул девушку. Впервые в жизни он пустил события на самотек и предоставил им развиваться по накатанной. В любом случае, он всегда сможет разорвать их отношения, когда пожелает.

Увы, молодой граф не знал тогда, как сильно он ошибается!

***

А в это время в особняке князя Вяземского Адель беседовала с кузиной Маргарет. Девушки пили кофе в гостиной и беззаботно болтали, точнее, болтала в основном Маргарет, а Адель слушала её.

В жизни Маргарет произошли значительные перемены — она готовилась к свадьбе и, конечно же, Адель была первой, кому она об этом сообщила. Кузина так светилась от счастья, её зеленые глаза блестели, она все рассказывала и рассказывала о своем избраннике, описывая его достоинства, что Адель просто поражалась: неужели это та самая Маргарет, которая предупреждала её о коварстве мужчин с видом всезнающего и опытного оракула? Куда же подевалось её предвзятое отношение к мужскому полу?

Пока Маргарет с воодушевлением описывала свой будущий свадебный наряд и список предполагаемых гостей, Адель, к своему стыду, несколько раз просто выпадала из разговора. Нет, она делала это не специально, просто думы её были сейчас далеки от предсвадебной лихорадки кузины. Княжна изо всех сил делала вид, что внимательно слушает, но мысли её с завидным постоянством улетали в совсем другие миры.


Вот уже неделя прошла с того злополучного дня, когда Эдвард пытался выстрелить в неё, а Алекс Гордон закрыл её собой и получил ранение. С тех пор она даже не видела своего героя и очень переживала по этому поводу.

В своем восторженном воображении Адель опрометчиво уравняла поступок графа с фактическим признанием в любви, и теперь ждала, когда он, наконец, выздоровеет и скажет ей о своих чувствах сам, лично.

Князь Андрей Алексеевич был просто взбешен новостью, что на его любимую дочь было совершено такое дерзкое покушение. Он рвал и метал, клялся, что больше не позволит Адель и шагу сделать из дома без его сопровождения и обещал добиться для преступника жестокой кары.

Узнав от своих детей подробности происшествия, князь сразу же вознамерился нанести визит спасителю Адель и принести ему свою горячую благодарность, но Мишель сообщил, что уже сделал это и пригласил графа Хантли с визитом сразу после его выздоровления.

И с тех пор Адель каждый день ждала этого самого визита своего спасителя, но пока так и не дождалась. Когда она вспоминала, как кровь текла темными струйками по его пальцам, впечатлительное сердечко княжны сжималось от страха. А вдруг у него какие-то осложнения после ранения? Вдруг он лежит сейчас в постели, в бреду или горячке, а она даже не может навестить его? Эти мысли не давала ей покоя, лишая девушку способности думать о чем-либо другом.

С каким удовольствием она превратилась бы в его добровольную сиделку, ведь что может быть романтичнее, чем преданно ухаживать за раненым возлюбленным, держа его руку в своей, слушая его дыхание… Жаль, что это невозможно!


— Дорогая, ты меня слушаешь? — вдруг услышала она слегка обиженный голос Маргарет. — Ты словно витаешь где-то!


Стыд за свое эгоистичное поведение мгновенно окрасил щеки Адель румянцем. Она поспешно схватила кузину за руки, глядя ей в глаза виноватым взглядом.


— О, прости меня, Мардж, дорогая! — простонала она. — Клянусь, я все слышу, просто… сегодня я немного рассеянная. Видимо, плохо выспалась.


— Похоже, что ты плохо высыпаешься уже неделю! — заметила Маргарет, внимательно вглядываясь в покрасневшие глаза Адель. — Неужели до сих пор не можешь успокоиться после нападения?


— Иногда мне снится всё это, — пробормотала княжна, невольно вздрагивая. — Не так-то просто забыть, что тебя пытались застрелить из пистолета!


— До сих пор не пойму, что за дьявол вселился в Эдварда… — задумчиво покачала головой Маргарет. — Я знаю его с пеленок и всегда считала, что он безобиднее, чем кто бы то ни был из нашего обширного семейства. Правду говорят, что в тихом омуте черти водятся!


— Что теперь будет с ним, как ты думаешь? — спросила Адель.


— Думаю, что его повесят, — вздохнула Маргарет. — Жаль только тетю Джейн, все же это её единственный сын, после его смерти ей будет тяжело.


— А всё из-за меня… — сокрушенно прошептала Адель, закрывая руками лицо.


— Перестань, моя дорогая! — кузина успокаивающе обняла её за плечи. — Ты не должна себя винить, в конце концов, Эдвард сам избрал свой путь, его ведь никто не заставлял преследовать тебя с таким маниакальным упорством, а тем более — пытаться убить! В том, что он лишился разума из-за своей алчности, виноват только он сам, но никак не ты!


— Вот, что значит быть богатой наследницей! — нахмурилась княжна. — Неизвестно, то ли я сама нужна мужчинам, то ли мое приданое. А хочется ведь вовсе не этого!


— Разумеется, — улыбнулась Маргарет. — Каждой девушке хочется искренней любви.


— Ты свою нашла, и я очень рада этому! — вернула ей улыбку Адель. — Наконец-то я увижу своими глазами настоящую английскую свадьбу с уймой приглашенных, да к тому же, с самой красивой невестой.


— О, ты мне льстишь, Адель! Как тебе не стыдно? — фыркнула Маргарет, однако покраснела от удовольствия, получив такой комплимент. — Я верю, что ты очень скоро отыщешь своего прекрасного рыцаря и тоже выйдешь замуж. У такой красавицы просто не может быть столь печальных глаз! Единственной твоей проблемой может стать слишком богатый выбор.


— О, нет! — покачала головой княжна. — Я боюсь, что Англия — не то место, где я буду искать себе мужа. Я чувствую себя чужой здесь, да и слухи после этого пикника наверняка уже поползли по Лондону. Знаешь, тетушка Джейн обвинила меня в том, что я сама завлекала Эдварда. Кто знает, что сейчас говорят обо мне в обществе? Иногда я думаю, что лучше мне будет вернуться в Петербург.


Маргарет задумалась на мгновение, прежде чем ответить на печальное заявление кузины. В чем-то Адель была права, Лондон действительно буквально взорвался слухами и домыслами после произошедшего с нею, даже род Ратлендов разделился на два лагеря — сторонников Адель и приверженцев Эдварда и его матери. Но Маргарет знала великосветское общество слишком хорошо, чтобы поверить в то, что эта новость продержится в десятке самых популярных дольше недели. Каждый день новые сплетни пополняли багаж лондонских кумушек, а потому, Адель немного преувеличила масштаб трагедии для себя и своей репутации.


— Не переживай так, моя дорогая! Свет очень скоро перестанет все это обсуждать и переключится на что-нибудь другое, — заверила кузина расстроенную княжну. — Однако, как мне кажется, ты расстраиваешься не только из-за сплетен, не так ли? Дело ведь в твоем храбром спасителе? Рассказывай! — потребовала Маргарет.


Адель вздохнула. О чем тут рассказывать, о том, что она влюбилась? Кажется, для её прозорливой кузины это уже не новость.


— Просто… — Адель не знала, как более доступно объяснить свою мысль. — Он такой… непонятный. Он спас меня, рискуя своей жизнью, а сам опять пропал. Доктор заверил Мишеля, что граф отделался легким ранением и через пару дней будет снова на ногах, однако, он до сих пор не нанес нам визита. Я не знаю, что и думать, Маргарет…


— Кажется, ты действительно влюбилась… — задумчиво протянула кузина. — Честно говоря, Адель, я и рада, и обеспокоена одновременно.


— Но почему? — осторожно поинтересовалась княжна.


— Я ведь уже говорила тебе, как опасны бывают подобные джентльмены для наивной юной девушки, — ответила кузина. — Судя по тому, что ты рассказываешь, он действительно ведет себя немного странно, а потому, постарайся быть сдержаннее с ним, не позволяй запудрить тебе мозги. Хотя, глядя на то, как ты изводишься, я думаю, не запоздал ли мой совет?


Видя, как Адель растерялась и погрузилась в тревожные сомнения, Маргарет даже мысленно отругала себя за излишнюю, может быть, подозрительность, ей вовсе не хотелось портить кузине настроение, напротив, она пришла, чтобы подбодрить её. Решив исправить свою ошибку, Маргарет поспешила перевести разговор на другую тему.


— Кстати, я совсем забыла тебе сказать! — словно вдруг вспомнила она. — Помнишь мою замечательную идею по поводу маскарада? Так вот, я убедила родителей организовать его в ближайший уикенд в загородном поместье Ратлендов! И самое удивительное — старый герцог согласился! Я едва не упала в обморок, когда узнала об этом!


— Невероятно! — изумилась Адель, сразу позабыв о своих переживаниях. — Твоя мама просто волшебница, если ей удалось уговорить его.


— Так что, пора подумать о маскарадном костюме! — лукаво подмигнула Маргарет. — Так кем же ты будешь — Джульеттой или Прозерпиной? Я лично ратую за Прозерпину, все просто упадут, когда увидят тебя в белоснежном хитоне!


Адель только собралась открыть рот, чтобы ответить кузине, как в дверь тихонько поскреблись, и тут же в комнату проскользнула раскрасневшаяся Настя. Судя по выражению её лица, горничная принесла своей барышне какую-то интересную весть, до такой степени важную, что она буквально лопалась от нетерпения.


— Что такое, Настя? — встревожилась княжна, глядя на взволнованную горничную. — Случилось что-то?


— Ой, барышня! — выдохнула Настя, — Я, как увидала, так сразу помчалась Вам доложить!


— О чем это она? — недоуменно спросила Маргарет, не понимавшая по-русски.


— Пока я и сама не поняла, — ответила Адель кузине и снова обратилась к горничной. — Так что там стряслось, наконец?


— Их сиятельство и молодой барин сейчас принимают у себя Вашего графа, ну этого, что Вас от злодея спас! — торжествующе выпалила наконец Настя. — В кабинете изволят сейчас сидеть!


Адель даже вскочила со своего места от неожиданности, а радостная улыбка мгновенно осветила её лицо. Выражение бесхитростного счастья в её глазах было так легко читаемо, что даже не понявшая ни слова Маргарет без труда догадалась, что граф Хантли нанес-таки визит в дом Вяземских.

Глядя на княжну, Маргарет пророчески покачала головой: как бы ей хотелось, чтобы её неприятные предчувствия относительно этого человека не оправдались! Иначе её несчастная кузина может горько разочароваться в своей первой любви.


========== За день до… ==========


Характерный для Лондона дождь, который мог начаться в любое время суток, вдруг перешёл в ливень, и по оконному стеклу хлынули длинные струи, а по крыше застучали торопливые, крупные капли. Небо местами почернело, словно уже наступил вечер, тяжелые грозовые тучи заволокли его буквально за несколько минут. Первый раскат грома прокатился по вмиг опустевшему городу, словно выстрел из множества пушек.

Алекс стоял у окна и молча глядел на бушующую за окном стихию, задумчиво перекатывая между пальцев так и не прикуренную сигару. Обычно курил он редко, но сегодня почему-то достал из стола пачку сигар и вскрыл её. На его рабочем столе в маленьком кабинете стояла открытая бутылка со старым шотландским виски и полупустой стакан. Сегодня он велел говорить всем визитерам, что его нет дома. Ни для кого.

Этот вечер он решил посвятить самому нелюбимому занятию — самокопанию. Неприятно, но необходимо, чтобы разобраться в себе.

Настроение у молодого человека было как раз под стать погоде — таким же мрачным. Так бывает, когда на человека одновременно сваливаются сразу несколько проблем, требующих решения. Ему необходимо было побыть одному и крепко поразмыслить. Слишком много всего произошло за этот месяц.

Месяц… Да, время летело быстро: уже больше месяца пролетело с того дня, как он получил пулю в поместье маркиза Тауншенда, спасая Адель от её сумасшедшего кузена. Кстати, совсем скоро суд должен был огласить приговор по делу Эдварда Картера, и Алекс не сомневался, что этого идиота повесят.

Сама мысль о том, что Адель могла сейчас лежать в сырой могиле, вызывала у Алекса дрожь. Он не желал ей гибели, никогда. Но и его мысли и планы в отношении неё нельзя было назвать благородными, да что там — даже приличными. Так что, в какой-то степени, они с Эдвардом были в чем-то похожи: каждый из них хотел отомстить, только у Эдварда это не получилось, а вот Алекс был уже почти у цели.

Да, события этого месяца развивались стремительно. Граф Хантли стал дорогим и желанным гостем в доме Вяземских и даже познакомился с главой семейства. Кстати, эта встреча едва не обернулась для Александра катастрофой, поскольку ему стоило просто невероятных усилий скрыть свои истинные чувства при виде того, кого он так страстно ненавидел уже двенадцать лет.

Внутри у него внезапно разгорелось пламя, и молодой человек искренне обрадовался, что у него не было при себе оружия, иначе он мог бы не сдержаться. Князь заговорил о благодарности, о вечной дружбе, а Алекс поражался тому, насколько коротка и избирательна человеческая память, а особенно — память Вяземского.

Неужели он уже забыл своего некогда лучшего друга — графа Бутурлина? Забыл, что из-за него тот канул в небытие, растворившись вместе с семьёй на задворках Империи? Вяземский даже не обратил внимание на то, что Александр был как две капли воды похож на своего отца, а значит, его совесть услужливо позволила ему всё забыть… Как удобно!

С великим трудом молодому графу удалось в тот день выдержать получасовую вежливую беседу в кабинете князя, прежде, чем сбежать, сославшись на срочные дела.

В тот день он лишь мельком увиделся с Адель, хотя изначально планировал задержаться в особняке Вяземских. Зато ещё раз услышал от Михаила заверения в дружбе и даже предложение отойти от рамок официоза и обращаться друг к другу по имени. Это был большой шаг вперёд для Алекса.

Через пару дней граф получил приглашение от Михаила совершить прогулку в Риджентс-парке, и там он снова встретился с Адель. Вспоминая ту непринужденную беседу, когда девушка то и дело смущённо улыбалась и робко отвечала на его искусный флирт, он чувствовал себя двуличным негодяем.

Эта постоянная внутренняя борьба измотала его, Алекс вечно сражался с собой. Он с каждым днём сближался с братом и сестрой Вяземскими, стал другом Михаила, а в том, что юная княжна увлеклась им, уже не сомневался. И похоже, что Михаил одобрял выбор своей сестры.

И всё было бы хорошо, но Александр с каждым днём чувствовал себя всё хуже и хуже. Он ведь так стремился к тому, чтобы найти способ сблизиться с Вяземскими, втереться в доверие, но необходимость постоянно лгать и притворяться становилась противнее день ото дня. Порою это чувство омерзения к самому себе достигало апогея. Может быть, он был слишком самонадеян и попросту не способен на такую расчетливую подлость?

Но, стоило Алексу усомниться в том, что его план мести стоит доводить до конца, как ночью к нему приходил один и тот же кошмар: смертное ложе отца, его бледное, исхудавшее лицо, наказ отомстить за него и семью, собственная клятва… Молодой человек вскакивал с постели в холодном поту и, сжав зубы, снова и снова повторял себе, что другого выхода у него нет. Он должен довести начатое до конца.

Так почему же тогда он так тянет время? Поместье в Шотландии уже приведено в порядок — там сделан необходимый ремонт, залатана крыша, даже меблировка обновлена, словом, всё готово к тому, чтобы спрятать в горах юную пленницу. Но, как раз в ней и была причина того, что граф медлил. Да… причина была в Адель.

Он читал в её бездонных глазах любовь, такую наивную, беззаветную. Первую… Она старалась скрывать это от него и от брата, но сияющие, как звёзды глаза выдавали её с головой. Алекс оказывал ей знаки внимания, однако они носили подчеркнуто вежливый и почтительный характер, что только подогревало чувства девушки. Адель не привыкла к тому, что её желания не выполняются немедленно и, само собой, ожидала от него признания в любви. Но он не мог сказать ей этого. Не мог потому, что сам не знал, что намешано у него в душе.

Он с каждым днём сильнее хотел видеть её, слышать переливчатый смех, наблюдать, как она мило краснеет от его комплиментов, невинно флиртует с ним. Особенно это желание чаще находиться с нею рядом усилилось, когда однажды он случайно застал её дома одну и услышал, как княжна поёт русский романс.

Молодой человек закрыл глаза, воскрешая в памяти тот день…


Это было… невероятно. Её чистый голос словно принадлежал не человеку, а ангелу. Адель пела романс о любви, так трогательно, нежно… Пока он слушал её, притаившись за дверью, молодой граф в очередной раз отчаянно захотел всё бросить, забыть о мести и просто жить дальше, войти в эту комнату, прижать её к себе и позволить себе любить это прелестное создание. И он был уверен, что она ответит на его чувство, они могли бы быть счастливы.

На один счастливейший миг он вообразил Адель своей женой, представил, как она будет вот так же петь для него одного вечерами, а он — любоваться ею до бесконечности, а потом… подхватит её на руки и отнесёт в постель, чтобы любить страстно и долго, до исступления…

Но любовь до сих пор была запретной темой для Александра Бутурлина. Он слишком уверовал в то, что сердце его умерло давно и никогда больше не воскреснет. Он отвергал даже саму возможность полюбить, предпочитая прятаться от самого себя за вожделением.

Вместо того, чтобы признать очевидное, а именно то, что Адель ему небезразлична, Алекс утешал себя тем, что его влечёт к ней только желание. Обычная похоть и больше ничего. Он повторял себе это, словно мантру. Именно это отрицание и бессмысленная борьба с самим собой и была для молодого графа сейчас самой большой проблемой.

Насколько сильно он увяз в этом самом «вожделении» граф окончательно осознал на маскараде. О, этот вечер он не забудет никогда, даже после того, как всё закончится, когда Адель станет ненавидеть его, он будет лелеять в памяти эти события. Ибо, это будет всё, что у него останется.

И вновь он закрыл глаза, вспоминая тёплый летний вечер в поместье у Ратлендов…


Он выбрал тогда костюм английского пирата: бархатный камзол, черная треуголка с золотым галуном, пара бутафорских пистолетов за широким шёлковым кушаком и высокие ботфорты. Образ подходил ему идеально, Алекс даже подумал, что ему бы следовало родиться в начале прошлого века.

Загородное поместье Ратлендов было полно гостей в маскарадных костюмах и карнавальных масках. Зрелище было захватывающим и красочным: леди и джентльмены примерили на себя образы разных сказочных персонажей и исторических личностей, и резвились, как дети. Арлекины в пёстрых костюмах, разбойники, монахи, пастушки, сказочные феи, нимфы, сатиры и гладиаторы — кого там только не было!

Само наличие масок на лицах гостей придавало событию некую легкую бесшабашность и легкомыслие, ведь под маской можно было позволить себе немного вжиться в роль своего персонажа и позволить себе чуть больше, чем позволяли правила светского общества.

Адель явилась на маскарад в костюме Прозерпины, послушав совета кузины Маргарет, в честь помолвки которой и устраивался этот праздник. Только княжна, с её нежной, фарфоровой кожей и изящной фигурой, могла позволить себе надеть довольно откровенный белоснежный хитон, не опасаясь показаться нескромной. Одеяние греческой богини самым откровенным образом подчеркнуло её стройный стан, обнажило хрупкие, точеные плечи и тонкие руки, а волосы, свободно струившиеся по плечам, укрывали её подобно длинной, шелковой мантии. Она была прекраснее всех на этом балу, по крайней мере, для Алекса.

Увидев Адель в этом наряде, граф окончательно потерял голову. Впрочем, не он один — весь вечер девушке не давали проходу настойчивые воздыхатели, вызывая у Алекса мучительное чувство ревности. Несмотря на то, что у него непроизвольно сжимались кулаки от ярости, стоило кому-то пригласить княжну на танец, молодой граф всё ещё отчаянно, упрямо повторял себе, что лишь желает её. И только…

Под конец бала, когда до полуночи оставалось не более четверти часа, он сумел-таки увлечь Адель в глубину сада и отыскать там укромный уголок, куда не заглядывал никто из слуг и гостей. Он не мог больше сдерживаться — ему отчаянно хотелось остаться ней наедине. Судя по тому, что девушка пошла за ним безропотно, она разделяла его желание, хоть и робела немного, замедляя шаг.

Едва переступив порог плотно увитой плющом беседки, Алекс буквально с ходу набросился на неё, уже не сдерживая свой порыв. Его губы властно завладели её нежным ртом, руки требовательно обвили тонкую талию, притягивая девушку к себе, действуя настолько порывисто и страстно, что Адель сначала испуганно замерла. Но, спустя несколько мгновений, её тонкие руки осторожно легли на плечи Алекса, а мягкие губы робко раскрылись ему навстречу.

Он опустился на длинную скамью, что стояла в беседке, и усадил княжну к себе на колени. Смущенная, она попыталась вырваться, но Алекс снова завладел её губами и девушка с тихим стоном сдалась.

Его губы обжигали её обнаженные шею и плечи, а руки блуждали по спине, прижимая девушку всё теснее и откровеннее. В порыве страсти он забыл, что в его объятиях оказалась юная княжна, а не одна из его подружек-актрис.

Когда его ладонь скользнула к её груди, Адель испуганно вздрогнула и схватила возлюбленного за руку, её голос взволнованно задрожал:


— Алекс… — растерянно прошептала она, словно только что осознав, насколько далеко зашли их отношения. — Что Вы делаете?


Он взглянул на неё затуманенными страстью глазами и огромным усилием попытался взять себя в руки. Смущенная девушка тут же вскочила с его колен, поспешно оправляя платье и отчаянно краснея. Она повернулась спиной к Алексу, не зная, куда деваться от стыда за своё поведение.

Он прекрасно понял, что Адель усомнилась в том, что он уважает её девичью скромность. Её нужно было срочно успокоить и попытаться переубедить.


— Адель… — нежно произнёс он имя девушки и мягко развернул её к себе. — Я вынужден просить Вашего прощения, я не должен был… но Вы так прекрасны, а я - лишь слабый мужчина, плененный Вашей красотой. Прошу, не думайте, будто я считаю Вас легкомысленной, это совсем не так!


— Я… — окончательно смутилась девушка, — я не должна была допускать этого! О, Алекс, мне так стыдно!


Её щеки порозовели от стыда, а губы стали алыми и чуть припухли от страстных поцелуев. Алекс снова не сдержался и заключил её в объятия.


— Не смущайтесь, Адель, — страстно прошептал он ей прямо в ухо, обдавая жаром своего дыхания, — то, что нас влечёт друг к другу, вовсе не повод для стыда. Мы молоды и нравимся друг другу, так что же плохого в том, что мы только что сделали? Это было так прекрасно!


— О, прошу Вас, замолчите! — испуганно пролепетала она, упираясь ладонями в его грудь. — Мы не должны были… это неправильно.


Её слабые протесты снова потонули в нежном поцелуе…


С того памятного для них обоих вечера, характер отношений между нимиизменился. Это стало волнующей игрой, полной полупрозрачных намёков, томных взглядов, брошенных украдкой, постоянного стремления остаться наедине, но самое главное — нежных поцелуев, становящихся всё смелее. Адель совсем потеряла осторожность, когда они оставались одни: она глядела на Алекса влюблёнными глазами, не скрывая своих чувств, разве что до сих пор не сказала о них вслух. Видимо, она ждала первого признания от него, но… Александр не собирался делать этого.


Следующей проблемой, усложнившей задачу Алексу стало знакомство его семьи с Михаилом и Адель. Изначально граф старался не появляться на официальных светских мероприятиях с матушкой и сестрой, не афишируя их родство. Он опасался нежелательных последствий для своей семьи, которые вполне могли возникнуть, если его участие в будущем похищении княжны станет известно в обществе.

Знакомство получилось чисто случайным, всё в том же Риджентс-парке, где молодой граф прогуливался вместе во своими друзьями. Алекс не был готов к этой встрече и даже не знал, что его родные сегодня отправятся на прогулку в парк. От неожиданности он даже растерялся, ибо пока не собирался раскрывать Вяземским подробности своих семейных отношений. Однако, отступать было некуда.

Представив родным своих друзей, граф буквально почувствовал, как его матушка на мгновение потеряла дар речи. Он уже представлял себе, какой допрос с пристрастием ждёт его сегодня и был не в восторге от такой перспективы.

Последовали вежливые приветствия, Михаил склонился над рукой каждой дамы, а Адель грациозно присела в реверансе. Ольга во все глаза разглядывала молодого красавца-князя, не веря, что повстречала русских в Лондоне. Слава Богу, что семейство Бутурлиных придерживалось своей легенды и Ольга об этом свято помнила. Она не должна и словом обмолвиться о том, что они тоже родом из России.


— У Вас русское имя, графиня, — заметил Мишель, улыбаясь Ольге, — так приятно услышать его вдали от родины! Любите Россию?


— Матушка обожает русскую поэзию и именно ей я обязана своим именем! — кокетливо улыбнулась Ольга, польщенная вниманием князя. — А вот у Вашей сестры, напротив, имя вовсе не характерное для России.


— Наша мать была англичанкой, — пояснила Адель, — и papa пошел ей на уступки после моего рождения, позволив самой выбрать мне имя.


В итоге, они продолжили прогулку все вместе, но Александр буквально кожей чувствовал, что он ходит по лезвию бритвы. Одно неосторожное слово, сказанное кем-нибудь из его родных, и они будут раскрыты. Нельзя, чтобы Вяземские догадались об истинном происхождении семейства Гордон.


— Вы не говорили, что у Вас есть сестры, граф, — вдруг услышал он голос Адель. — Почему же Вы скрывали их от общества?


— Моя семья совсем недавно приехала в Лондон из загородного поместья, — поспешно ответил он, — а Анна и вовсе останется в Англии только до конца сезона.


Впереди раздавалось радостное щебетание Ольги, которая, похоже решила построить глазки Михаилу. Впрочем, её интерес оказался взаимен, потому что молодой князь с интересом слушал её и охотно поддерживал беседу.

Лишь Анна и Мария Александровна держались немного настороженно и периодически о чем-то перешептывались.

Недаром Александр тогда опасался серьёзного разговора с матушкой: он последовал в тот же вечер, став третьей проблемой, требующей решения.


Едва оставшись наедине с сыном в его кабинете, Мария Александровна тут же бросилась в атаку.


— Саша, — строго сказала она, не сводя с него встревоженных глаз, — я хочу, чтобы ты сказал мне правду: как так вышло, что ты оказался другом Вяземских?


Александр вздохнул и отвел глаза: разумеется, он понимал, что долго скрывать от матери то, что он подбирается к дому Вяземского, не получится. Значит, ему придется раскрыть карты, даже, если ей это не понравится. Хотя, можно ведь и не говорить всей правды о своих планах?


— Что же Вас так удивляет, матушка? — ответил он вопросом на вопрос. — Я не вижу в этом ничего предосудительного. Князь Вяземский сейчас служит при Российском посольстве и, разумеется, мы не могли не встретиться.


— Они ведь не знают твоего настоящего имени? — осторожно спросила графиня.


— Для них я — Алекс Гордон, граф Хантли, американец, — ответил Александр. — Естественно, я не назвал своей настоящей фамилии, ведь род Бутурлиных до сих пор считается в России преступниками, предавшими императора.


Голос молодого человека предательски дрогнул: это была самая больная для него тема.


— Но зачем тебе общаться с ними, дорогой? — не отступала Мария Александровна. — Разве ты забыл, что сделал князь Вяземский? Или ты не помнишь, что обещал своему отцу? Ты должен держаться подальше от них!


— Матушка, не проходит и дня, чтобы я не помнил об отце и о том, что я обещал ему, — хмуро отозвался Александр. — И я исполню эту клятву во что бы то ни стало!


— О, господи… — испуганно прикрыла рот рукой графиня. — Именно этого я и опасалась!


— Опасались? — удивился молодой граф. — Я думал, что Вы обрадуетесь тому, насколько Ваш сын предан своей семье и заветам отца.


— Саша! — тихо сказала Мария Александровна, вцепляясь в его рукав. — Послушай меня, прошу тебя! Для нас всех будет лучше, если ты просто перестанешь общаться с этой семьёй, прекратишь с ними всякие контакты. Жажда мести только навредит тебе, она тебя раздавит и уничтожит! Ты должен забыть о прошлом и жить дальше.


— Жить дальше? — пораженно переспросил он. — И оставить смерть отца неотомщенной?


Он просто не верил своим ушам: мать пытается уговорить его простить Вяземского?!


— Твой отец скончался от оспы, — напомнила Мария Александровна.


— Что с того? — гневно спросил молодой человек. — Если бы мы не оказались в Сибири, эта проклятая хворь не забрала бы его жизнь!


— Откуда ты знаешь об этом? — спросила графиня. — Вдруг такова была его судьба?


— Матушка, я не понимаю Вас! — с жаром воскликнул Александр. — Я думал, когда Вы узнаете правду, то станете моим союзником, поддержите мою идею.


— Какую идею? — встревоженно спросила Мария Александровна. — Что ты задумал делать, Саша?


Молодой граф вдруг застыл на месте, сомневаясь, стоит ли рассказывать матери всё. Она ведь женщина и вряд ли одобрит его затею с похищением княжны. Сейчас она ужаснётся и станет его отговаривать, как это уже сделал Алексей… Но выбора у него уже не было. Разговор начат, и ему придется рассказать матери всё, в конце концов, эта идея уже измучила его самого, он чувствовал непреодолимое желание поделиться ею с родной душой, с тем, кто разделяет его ненависть к Вяземскому.


— Я хочу похитить его дочь, — тихо сказал он, отводя взгляд в сторону от матери.


На мгновение в комнате воцарилась тишина, а затем Мария Александровна шумно выдохнула, ужаснувшись тому, что услышала.


— Похитить? — прошептала она. — Для чего? Чтобы потребовать выкуп?


— Нет, — жестко отрезал Александр. — Для того, чтобы он страдал, не зная ничего о её судьбе, чтобы мучился, изводился день и ночь, без сна и покоя!


— Но… — в недоумении пробормотала графиня, — что же ты собираешься делать с ней? Отпустишь? Тогда она всё расскажет отцу, и он отомстит тебе!


— Я не собираюсь так просто отпускать её, — твердо заявил молодой человек. — У меня другие планы.


— Какие? — настаивала Мария Александровна. — Ты же не думал…


В глазах матери Алекс увидел страшную догадку. Она, кажется, догадалась, но тем лучше.


— Я хочу соблазнить её, а затем бросить и вернуть любящему батюшке. Опозоренную и никому не нужную. Только так я смогу в полной мере расплатиться с ним.


— Господи! — выдохнула графиня и вскочила со своего места. — Скажи, что ты это не всерьёз, Саша!


— Отчего же? — резко поднялся граф вслед за матерью. — Разве это не будет самой страшной карой для нашего врага?


— Я не верю в то, что мой сын способен на подобную низость! — воскликнула графиня.


— Это всего лишь заслуженное им возмездие! — повысил голос Алекс.


— А девушка? — вдруг тихо спросила графиня. — Саша, она ведь совсем ещё ребёнок… Неужели ты сможешь сотворить такое? Подумай, что ты почувствуешь, если кто-нибудь сделает подобное с Ольгой?


Это был словно голос его мятежной совести… Те же слова говорил ему и Алексей, теми же фразами его изводило врожденное благородство, мужские принципы… Молодой человек потупил взгляд, скрывая от матери, что он изводится сомнениями. Но обмануть графиню было сложно, она заметила тень сомнения в его глазах и отчаянно уцепилась за эту соломинку в попытке вытащить сына из трясины.


— Саша, сынок! — графиня подошла к нему и положила руки сыну на плечи. — Одумайся, прошу тебя! Я заметила сегодня, как княжна глядит на тебя, ты ведь уже успел внушить ей, что влюблён, не так ли? Прекрати это немедленно, умоляю!


— Что ж, я очень рад, что у меня действительно получилось! — холодно усмехнулся Алекс. — Значит, всё идет, как нельзя лучше.


— Нет, дорогой! — отчаянно покачала головой графиня. — Это ведь жестоко и цинично — обманывать наивную девочку, а уж о похищении и говорить нечего, как и о соблазнении. Я не верю, что княжна Вяземская окажется такой легкой добычей, она воспитана в строгости, как и все барышни её круга. Ты только разобьешь её сердце и не добьешься больше ничего.


— Отнюдь! — возразил он. — Когда я увезу её и надежно спрячу, у неё может и не остаться выбора!


— Ты собираешься… — графиня осеклась на полуслове, не решаясь продолжить.


— Я сделаю это лишь в крайнем случае, матушка, — нехотя ответил Александр. — Но я уверен, что княжна по доброй воле поддастся страсти. Неужели Вы не верите в силу моего природного обаяния?


Но Мария Александровна была не склонна разделять сарказм сына, она была просто шокирована. Видя, что сын уперся в своей безумной идее, которая, кстати, могла стоить ему жизни и свободы, графиня решила пока перестать спорить с ним, ибо это было бесполезно. Точно также она когда-то пыталась образумить его отца, когда он примкнул к декабристам. Увы, её слова тогда пропали даром, ибо муж был очень упрямым, а Александр унаследовал от него эту черту характера.

Вместо того, чтобы бросать слова на ветер, она собиралась подумать, как переубедить сына, образумить, и кого можно привлечь с этой целью на свою сторону.


— Я буду молиться, чтобы тебя оставили эти мысли… — пробормотала она, покидая его дом в тот вечер.


С того разговора прошло уже две недели, а матушка до сих пор разговаривает с ним холодно и бросает цепкие, пристальные взгляды, словно прикидывает в уме, не оставил ли её сын свои безумные планы.

Но он не оставил, более того: всё было окончательно готово к похищению. В шотландском поместье ждали его верные люди, здесь в Лондоне уже были наготове те, кто собственно и похитит девушку. Продумано было всё: лошади, карета, неприметная одежда для похитителей, маски, что скроют их лица.

Он сам ещё пару дней назад сообщил Вяземским о том, что ему нужно отлучиться из Лондона по срочным делам, так что для всех его не было в городе, что явилось ещё одной причиной, по которой он не высовывал носа из дома до наступления темноты.


Итак, завтра наступит день, которого он ждал целых двенадцать лет. Завтра его враг почувствует на собственной шкуре, что значит терять близких людей.

Александр не мог дождаться этого момента!


========== Сюрприз первый ==========


Тот же день в особняке Вяземских


Адель с грустью смотрела в окно, наблюдая, как ливень стеной обрушивается на сад, заставляя цветы склоняться под тяжестью крупных капель, а ветви деревьев раскачиваться от резких порывов ветра. Сразу же стало сыро и прохладно, и девушка вынуждена была закрыть окно и накинуть на плечи шаль. О, этот туманный Альбион с его часто меняющейся погодой!


— Ох, ливень разошёлся не на шутку! — услышала княжна голос Насти. — Если так и дальше пойдёт, завтра в сад будет не выйти.


Адель даже не слышала, как горничная вошла в комнату, настолько глубоко задумалась под монотонный стук капель по оконному стеклу. Дождь решительно нарушал её планы относительно завтрашнего дня, и это не могло не расстраивать.


— Барышня, а что это Вы притихли? — спросила Настя, видя, что Адель никак не реагирует на её присутствие. — Болит чего?


Горничная поставила на маленький столик серебряный поднос, переставляя с него чашку индийского чая в розовом фарфоре и вазочку со свежими булочками с корицей.


— Ничего не болит, просто я уже устала от сырости, — вздохнула Адель, захлопывая книгу, которую читала, и потянулась за тёплой булочкой. — На этой неделе не было ни одного дня без дождя. Если и завтра погода не изменится, прогулка на яхте может сорваться.


— Да, жалко будет… — согласилась Настя. — А я уже так настроилась сопровождать Вас, барышня!


На завтрашний день было запланировано грандиозное событие: лорд-канцлер решил устроить большую прогулку на своей личной прогулочной яхте с громким названием «Гордость Британии». Это судно только месяц назад сошло с верфей и являлось предметом особой гордости канцлера, а также способом для его супруги блеснуть под конец светского сезона, устроив приём с фейерверком прямо на яхте.

Конечно, много гостей яхта уместить не могла, а потому приглашения удостоились лишь около пятидесяти человек, в число которых вошёл и князь Вяземский, который был дружен со старым лордом-канцлером. Правда, приглашение пришло только на одну персону, ввиду того, что количество мест на яхте было ограничено.

Изначально сам князь собирался отправиться на приём, но в последний момент вдруг простудился и сейчас лежал в постели, потея под тремя одеялами и попивая горячие лекарственные отвары и клюквенный морс. Тогда Мишель любезно уступил сестре право посетить этот приём, хоть князю Андрею Алексеевичу и не хотелось отпускать Адель без брата. Отец до сих пор не мог забыть, как его единственную дочь едва не застрелили.

Княжна готова была буквально прыгать от радости, когда узнала, что поедет на приём, хотя прежде она не выезжала никуда без сопровождения отца и брата. Впрочем, как многие девицы её возраста, Адель мечтала о чуть большей свободе, чем у неё была, хотела почувствовать себя взрослой, и этот первый приём без опеки отца и брата волнительно щекотал ей нервы. В этот раз её должна была сопровождать Настя, которая изнемогала от нетерпения ничуть не меньше своей барышни. Крепостной девушке ещё ни разу не доводилось побывать на настоящем светском приёме, да ещё и с фейерверком. Будет потом чем похвастать перед другими крепостными, когда они вернутся обратно в Петербург!

И вот теперь, когда до волнующего события оставался один день, небо разразилось не просто летним дождиком, а самым настоящим ливнем! Ну, как тут не расстроиться?


— Будет Вам хмуриться, барышня! — ласково улыбнулась Настя. — Вот увидите, завтра с утра будет солнышко светить и ни облачка на небе, вот не сойти мне с этого места!


— А ты откуда знаешь? — усмехнулась княжна.


— Ну, не может же так быть, чтобы всё было плохо? — ответила горничная. — Вы и так расстроились, что граф Ваш уехал, а тут ещё и прогулка на… этой… лодке срывается.


— Яхте, — автоматически поправила её Адель, вздыхая при упоминании Александра.


Она действительно уже скучала по своему герою, поскольку успела привыкнуть видеться с ним почти каждый день. Жаль, что срочные дела вдруг заставили графа покинуть Лондон! Он сказал, что это связано с делами в поместье: возникли проблемы со старым управляющим, и Алексу срочно нужно было найти нового. И хоть граф заверил её, что его отсутствие не продлится дольше недели, Адель была опечалена этой непредвиденной разлукой.

Впрочем, что такое неделя? Всего семь дней, которые пролетят, как один миг, а потом он вернётся, и сердце Адель опять застучит в волнительном беге, как бывает всякий раз в его присутствии.

В последнее время девушка чувствовала себя так, словно ангелы вдруг подарили ей крылья. Она просыпалась каждое утро с улыбкой на устах, потому, что видела во сне его, а засыпая, мечтала о завтрашней встрече. Толстый альбом, обтянутый шёлком, с надушенными страницами, хранил строки стихов, переписанных рукою Адель, стихов о любви, каждая строчка которых прочно и навечно врезалась в её память. Альбом подарил ей Александр вместе с небольшой корзиной розовых роз, и сказал, что сюда она может записывать слова своих любимых романсов или полюбившиеся стихи, а то и просто собственные мысли. И девушка с радостью переписывала стихи любимых русских поэтов, чтобы потом перевести их на английский и прочитать своему любимому.

Единственное, что всё ещё омрачало их отношения, по крайней мере, для Адель, — ни один из них так и не произнёс заветные три слова. Княжна любила его и была уверена в том, что и Алекс отвечает ей взаимностью, особенно после маскарада…


Вспоминая их тайную встречу в беседке, девушка краснела до сих пор. Как она могла решиться на такое?

Впрочем, кого она пытается обмануть? Она ведь давно мечтала о его поцелуях, пусть и не таких откровенных. Но, несмотря на девичью робость, Адель так мучительно сладко было поддаваться власти его губ! Стоило ему коснуться её, как княжна таяла, словно воск свечи, а потому скоро перестала стыдиться своих порывов и полностью доверилась благоразумию Александра. Она свято верила в его благородство и рыцарское отношение к ней.

С того вечера на маскараде они стали видеться ещё чаще, особенно после знакомства с семьёй графа. Его младшая сестра, Ольга, оказалась милой, непосредственной болтушкой, с которой Адель очень нравилось проводить время. Девушки быстро подружились и даже успели пару раз вместе прогуляться по магазинам.

Кузина Маргарет теперь не могла уделять Адель столько времени, как раньше, ибо до её свадьбы оставался всего месяц, но её с успехом заменила Ольга Гордон. Княжна с особым трепетом общалась с сестрой своего возлюбленного, надеясь, что сможет узнать его немного лучше, хотя бы со слов сестры.

Алекс никогда не говорил о себе, своём детстве, семье, происхождении — он даже не пытался поддерживать подобные темы, а Адель не решалась задавать прямых вопросов. Ей было интересно всё, что связано с любимым человеком, но Алекс был таинственным и скрытным, совсем как агент тайной полиции. Иногда ей казалось, что в его прошлом произошло что-то страшное, о чём молодой человек не хочет вспоминать. Возможно, ей удастся разговорить Ольгу?

Однако, надежды Адель не оправдались и с ней. Несмотря на то, что милый ротик прелестной мисс Гордон почти не закрывался, на вопросы о прошлом своей семьи она также не отвечала. Точнее, мастерски уходила от ответа, заставляя тем самым, Адель всё сильнее терзаться любопытством.

Гораздо больше, чем о прошлом своей семьи, Ольга любила говорить о модных нарядах и поклонниках. Особенно о Мишеле, которого мечтала причислить к ним.

Буквально с их второй встречи Ольга с детской непосредственностью призналась Адель, что молодой князь занимает все её мысли. Похоже, что она тоже хотела узнать его ближе с помощью сестры. Здесь цели у девушек полностью совпали.

Ольге повезло больше, ибо Адель с радостью поведала ей о характере и привычках брата, в пределах разумного, конечно. Не утаила княжна и того, что в Петербурге по её брату сходили с ума почти все светские красавицы, что заставило Ольгу вмиг погрустнеть. В её глазах Михаил был идеальным кавалером: благородный, вежливый, наследник большого состояния и древнего имени, а самое главное — красавец. Каждый пункт соответствовал тому образу, который девушка составила в своём воображении и теперь пыталась отыскать среди лондонских аристократов. И, похоже, что она его отыскала, осталось только завоевать сердце молодого человека.

Тот факт, что её идеал оказался ещё и русским князем, вообще привело Ольгу в восторг, хотя Адель она в этом, разумеется, не призналась. Она с детских лет выучила строгое правило, которое ей ежедневно вдалбливал старший брат — никогда и никому не признаваться в том, что она, на самом деле представитель семьи ссыльных русских дворян, да ещё и лишённых титула.

Что касается чувств Адель к Алексу, Ольга догадалась о них сразу, как только княжна впервые начала осторожно расспрашивать о нём. А поскольку Ольга не привыкла таить свои мысли от друзей, к которым она уже причислила и Адель, он сразу же выпалила первое, что пришло в её хорошенькую головку:


— Значит, тебе нравится мой брат, не так ли? — хитро улыбнулась она, глядя, как щёки Адель покрываются румянцем. — Полно, не смущайся, Адель! — звонко рассмеялась Ольга. — Я заметила это ещё в парке, когда познакомилась с тобой. Кстати, ты ему тоже нравишься, тебе это известно?


Да, это было известно Адель, но дожидаться, когда сам граф соизволит признаться в этом и сделать ей предложение, становилось всё труднее.


— Откуда мне знать? — пролепетала смущённая княжна. — Граф не говорил мне об этом.


— О, скрытности Алекса могут позавидовать самые ценные английские шпионы! — театрально закатила голубые глаза мисс Гордон. — Только от меня ему скрыть ничего не удастся. Я заметила, как он смотрит на тебя, когда ты не видишь.


— Что ж… — пробормотала княжна. — Надеюсь, ему хватит смелости признаться в этом… когда-нибудь.


— Как ты думаешь, могу ли я понравиться князю Михаилу? — вдруг напрямую спросила Ольга, переводя разговор в нужное ей русло. — И вообще, каков его женский идеал?


Адель сразу вынырнула из собственных переживаний. Она не была уверена в том, что достаточно хорошо знала вкус брата, ведь он не был замечен ею в каких-либо серьёзных ухаживаниях, а о его тайных интрижках с замужними молодыми дамами княжна попросту не знала.


— Ну… — немного замялась она, — я думаю, что ты достаточно красива, чтобы вскружить голову любому мужчине. К тому же, Мишель охотно поддерживает беседы с тобой, а это значит, что ты интересна ему.


— А ты не могла бы спросить у него, что он думает обо мне? — сразу загорелась Ольга, которую ничуть не удовлетворил такой туманный ответ.


— Я попробую, — осторожно согласилась Адель. — Но он может и не признаться мне, мы не делимся друг с другом сердечными тайнами.


— Я тоже ничего не рассказываю, особенно Алексу, — понизив голос, ответила Ольга. — Иногда он бывает так строг, будто я только вчера покинула монастырь. Поэтому о моей тайне пока известно только тебе и Анне. Даже матушке я ничего не говорю. Ты же сохранишь мой секрет, правда, Адель?


— Не волнуйся, я никому не скажу! — улыбнулась княжна, тронутая откровенностью своей, как она надеялась, будущей родственницы.


Анна, ещё одна сестра Алекса, показалась Адель сдержанной и скрытной, то есть полной противоположностью весёлой и непосредственной Ольге. Правда, она видела её всего пару раз со дня знакомства. Княжна знала, что Анна замужем за польским офицером и живёт в Варшаве, а в Лондон приехала, чтобы навестить родню. Большую часть времени Анна проводила с мужем и матерью, борясь с плохим самочувствием, вызванным беременностью, о чём под большим секретом Адель сообщила Ольга.

Что же до леди Мэри Гордон, их матери, она почему-то была странно холодна с Адель и её братом. Она была подчёркнуто вежлива, но на этом всё и заканчивалось. Адель смутно догадывалась, что чем-то не понравилась графине, что очень задевало девушку.

Ей очень хотелось понравиться матери своего любимого, ведь, возможно, им предстоит скоро породниться. О дне своей свадьбы с Алексом княжна мечтала каждый день, продумывая каждую мелочь: от фасона свадебного платья до места, в котором они проведут свой медовый месяц.

Но пока, наблюдая странную отчуждённость матери Алекса, Адель лишь вздыхала, надеясь, что со временем она примет её. Иногда в голову девушки приходили тревожные мысли: а вдруг графиня уже подыскала для единственного сына какую-нибудь, более подходящую, по её мнению, партию?

Хотя, чем она, Адель, неподходящая партия? Урождённая княжна с огромным приданым, молодая, красивая — что ещё нужно, особенно семье, совсем недавно выбившейся в английские аристократы? Скорее, это Адель нужно было переживать, что её отец будет не в восторге от будущего зятя, учитывая его туманное происхождение. Но княжна помнила обещание, данное ей батюшкой — он клятвенно провозгласил, что его дочь выйдет замуж только по любви, состояние жениха значения не имело, а происхождение должно быть просто благородным.

Ей самой, ослеплённой первой любовью, было всё равно, окажись Александр даже обычным простолюдином, для неё он навсегда останется прекрасным, благородным рыцарем, героем, совсем как в любимых ею романах.

Едва ли знала тогда Адель, насколько они с Алексом далеки от алтаря, предаваясь своим трепетным девичьим мечтам! Ей было невдомёк, что завтрашний день перевернёт её жизнь с ног на голову и разделит её на «до» и «после».

***

Александр проснулся ещё до рассвета и теперь нетерпеливо ждал, когда подадут карету, в которой он должен был тайно, не привлекая внимания покинуть Лондон и направиться на постоялый двор за городом, где он будет ждать вестей от своих людей, которым поручено похищение.

Вещи были давно собраны в дорожный сундук, сам граф уже оделся и даже успел наскоро проглотить лёгкий завтрак. Оставалось дождаться, когда будет заложена карета и можно пускаться в путь, который приведёт его к полному торжеству над врагом. Сбудется его давняя мечта и смерть отца будет отомщена: его враг будет страдать, а Алекс получит, наконец, Адель в своё полное распоряжение. Его испепеляющая жажда мести, отягощённая жаждой обладания ею, будет наконец, утолена.

Ни мать, ни Алексей так и не смогли отговорить молодого человека от его безумной идеи. Он хорошо понимал, на что идёт, и готов был рискнуть всем ради достижения цели. Он с трудом заставил свою совесть замолчать и сосредоточился на мести, которая, как известно, является тем блюдом, что подают холодным.

Итак, всё продумано до мелочей. Сегодня вечером Адель будет присутствовать на прогулочной яхте, куда она приглашена на особый приём лорда-канцлера, который закончится шикарным фейерверком. Именно во время фейерверка, когда внимание других гостей будет сосредоточено на шуме и расцветающих в небе разноцветных огнях, трое его людей, переодетых лакеями, обслуживающими гостей, похитят девушку.

В своих слугах Алекс не сомневался, он специально отобрал самых преданных и ловких из бывших крепостных, что скрывались вместе со своим барином вдали от Родины. Они всё сделаю так, что комар носа не подточит, а надменные и чопорные англичане ничего не заметят. Единственная проблема была в Михаиле, который мог помешать похищению, но буквально в последний день Алексу удалось узнать, что князь Михаил не будет присутствовать на этом приёме, так как приглашение от лорда-канцлера пришло всего одно. Этой ценной информацией графа снабдил его шпион, внедрённый в дом Вяземских в качестве грума месяц назад.

Это выглядело, как знак, и, если бы Алекс был фаталистом, непременно поверил бы в это. Но он был реалистом и предпочёл радоваться, что пока всё складывается в его пользу. Пока молодой человек старался не думать о том, что станет делать с девушкой, когда она окажется в его власти, ибо от этих мыслей у него в горле вдруг застревал какой-то ком, мешающий спокойно дышать. Придётся действовать по обстоятельствам, ведь основная цель намечена, а детали не имеют значения.

Внезапно граф услышал, как тихо отворилась дверь позади него и быстро обернулся. Он ожидал увидеть своего камердинера, который должен был сообщить, что карета у крыльца, но вместо слуги увидел Алексея, стоящего в дверях и одетого в тёмно-коричневый дорожный костюм.


— Ты? — удивился Александр. — Что ты здесь делаешь?


С того дня, как они поссорились и кузен отказался принимать какое-либо участие в похищении Адель, прошло достаточно много времени, и ни разу Алексей не переступил порог этого дома до сегодняшнего утра. Что же изменилось сейчас? Неужели он решил предпринять последнюю попытку образумить Александра? Похоже, кузен держал его под бдительным наблюдением, иначе, откуда ему было знать, что похищение намечено именно на сегодня? Граф уже успел привыкнуть, что у его вездесущего кузена везде есть глаза и уши, почти как у знаменитого в прошлом кардинала Ришелье.


— Я пришёл, чтобы помочь тебе, как и обещал, — спокойно ответил Алексей.


— А как же твои благородные принципы? Неужели претерпели такие кардинальные изменения? — осведомился Алекс, в душе искренне радуясь, что кузен пришёл-таки к нему сегодня.


— Принципы остались при мне, — ответил Алексей. — Я здесь по просьбе твоей матушки. Именно Мария Александровна попросила меня не оставлять тебя одного и присмотреть за тобой.


— Я вышел из того возраста, когда за мной необходимо присматривать! — сразу же ощетинился Александр.


— Я давно похоронил надежду на то, что тебя можно отговорить от этого безумия, и здесь я вовсе не для того, чтобы попусту сотрясать воздух, — ответил кузен. — Я буду с тобой для того, чтобы помешать тебе погубить себя окончательно.


— То есть, ты не будешь мешать похищению? — недоверчиво спросил граф.


— Нет, — покачал головой Алексей. — Просто буду рядом, когда у тебя окончательно помутится разум и попробую образумить, если это окажется в моих силах. Так твоей матушке будет спокойнее.


Александр одновременно был и рад, и раздосадован. Он не привык, что в его дела вмешивается мать — он ведь давно не ребёнок, но в то же время был благодарен ей за то, что её стараниями Алексей снова с ним. Они с кузеном столько пережили вместе, и эту связь не так просто было разорвать. Теперь же, когда они снова заодно, они найдут общий язык, Александр не сомневался в этом.


— Что ж… честно говоря, я рад, что ты здесь, — вдруг широко улыбнулся Алекс и протянул руку кузену, причём сделал это открытым жестом — ладонью вверх.


Алексей медленно, словно до сих пор сомневаясь, ответил на жест Алекса и пожал его руку в ответ. Видно было, что ему приходилось идти против своих убеждений, но боязнь, что Алекс погубит себя излишней горячностью и неумением находить компромиссы, была в нём сильнее.


— Ты улыбаешься так невинно, словно собираешься бежать с ней и тайно обвенчаться! — с подозрением посмотрел на Алекса кузен. — Может, Господь послал тебе прозрение и ты передумал?


— Идём, — усмехнулся Алекс, хлопая его по плечу — карета, наверное, уже готова. Ты захватил свои вещи?


— Разумеется, — устало вздохнул Алексей. — Что-то мне подсказывает, что их окажется недостаточно, поскольку обратно мы вернёмся нескоро.


— Если всё пойдёт так, как я задумал, ты сможешь вернуться достаточно быстро, — возразил Алекс. — Для того, чтобы сторожить мою пленницу в замке, твоё присутствие не обязательно.


— Разберёмся, когда окажемся на месте… — пробурчал Алексей, следуя за кузеном по тёмному коридору практически на ощупь. — Чёрт, у тебя в доме закончились свечи? Не хотелось бы переломать себе ноги, так и не увидев твоего знаменитого шотландского замка, напичканного привидениями.


— Не ворчи, Алёшка, — послышался насмешливый и довольный голос Александра. — Кстати, поместье станет для тебя приятным сюрпризом. Ты думаешь, что это древняя груда камней, которая вот-вот завалится? Отнюдь, я привёл его в очень достойный вид.


— Не говори мне о сюрпризах, собираясь на такое сомнительное дело! — всё ещё недовольно пробурчал Алексей. — Ты знаешь, что сюрпризы я ненавижу.


— Постараюсь, чтобы их было поменьше! — улыбаясь, пообещал Александр, открывая входную дверь.


Как оказалось, сюрпризы начались прямо с порога. Точнее, от приоткрытой дверцы кареты.

Уже собираясь занять свои места в карете, молодые люди замерли на месте, увидев, что одно место уже занято. Смущенно хлопая длинными ресницами и нервно теребя в руках белый кружевной платочек, на них глядела перепуганная Жаклин Бонье.

Появление любовницы в его карете в столь неподходящее время было настолько несвоевременным, что Александр впервые засомневался, что судьба сегодня будет на его стороне!


========== Когда всё пошло не так ==========


В карете стало так тихо, что каждый из присутствующих слышал стук сердца остальных. По глазам мужчин было хорошо заметно, до какой степени они не ожидали увидеть в своей карете незваную гостью. Что до девушки, она выглядела напуганной и растерянной, готовой в любой момент разразиться слезами.


— Жаклин? Что… как ты здесь оказалась? — от неожиданности Алекс едва не забыл перейти на английский.


— Мне нужно поговорить с тобой… — тихо ответила француженка и театрально взмахнула накрашенными ресницами, словно заводная фарфоровая кукла.


— Как ты попала сюда? — всё ещё недоумевал Александр.


— Разве мы не опаздываем? — осторожно вмешался Алексей.


Чёрт, им ведь действительно нужно спешить, пока не встало солнце! С трудом подавив судорожный вздох и нарастающее раздражение, Александр обернулся к кузену.


— Ты не оставишь нас на несколько минут? Я недолго, обещаю.


Алексей согласно кивнул и покинул карету, оставляя Алекса и Жаклин наедине. Едва закрылась дверца кареты, как молодой граф обрушил на любовницу суровый взгляд синих глаз, сверкнувших в полумраке, словно два узких лезвия.


— У тебя есть пять минут! — холодно бросил он. — Но если это срочное дело вполне могло подождать пару недель, я буду очень недоволен! Тебе прекрасно известно, как я не люблю, когда за мной шпионят!


— Хорошо-хорошо, — торопливо закивала Жаклин, — Тогда я сразу перейду к цели своего визита. Надеюсь, это послужит мне оправданием. Алекс, я… беременна.


Александру показалось, что он внезапно получил удар под дых. В первый миг он даже подумал, что ослышался. Когда же смысл слов девушки окончательно дошёл до его сознания, красивое лицо графа побелело от ярости.


— Значит, беременна? — спокойно, даже слишком спокойно произнёс он. — А ты помнишь, что я предупреждал тебя о нежелательных последствиях?


— Ты называешь нашего ребёнка «нежелательным последствием»? — преувеличенно пылко воскликнула Жаклин. — Но ведь мы оба виноваты в этом!


— Хватит играть, Жаклин! Здесь не театр и публики нет! — холодно отрезал граф. — Мне казалось, что я выразился достаточно ясно, когда говорил, что сразу прерву наши отношения, если ты вздумаешь шантажировать меня ребёнком!


— Но я этого вовсе не планировала, дорогой! — в отчаянии заломила руки француженка, пытаясь оправдаться. — Это случилось в то время, когда я неделю жила в этом доме, после твоего ранения, ты помнишь? Мы оба тогда были немного не в себе, я признаю, что забыла об осторожности, но…


— Но — что? — саркастически усмехнулся Александр. — Только не нужно делать из меня идиота, и говорить, что ты не планировала забеременеть! Я давно вышел из того возраста, когда верят в подобные женские сказки. Ты сделала это намеренно, хотя и знала, чем всё закончится. Так что, не обессудь, но между нами всё кончено!


— Но… Алекс… — беспомощно пролепетала девушка, судорожно хватаясь за рукав его сюртука. — Я… что же мне теперь делать? Если о ребёнке узнает директор театра, я мигом окажусь на улице! Я думала, что мы сможем… Это ведь твоё дитя… наше…


Голос её сорвался и голубые глаза Жаклин вмиг наполнились слезами, которые тут же хлынули потоками по её щекам, оставляя черные следы от поплывшей краски. Жалобные всхлипывания, вид униженной и поруганной невинности, всё было направлено на то, чтобы разжалобить его, заставить действовать так, как нужно ей.

Но Алекс никогда не доверял женским слезам, а особенно — слезам актрисы, привыкшей выдавать любую эмоцию в течение минуты по приказу режиссёра. Слёзы любовницы не обманули его, он видел её насквозь: Жаклин спланировала беременность заранее, рассчитывая получить пожизненное содержание для себя и ребёнка. И хоть материальная сторона вопроса его не слишком волновала — уж одного бастарда он мог вырастить легко — его бесило то, что его ставили перед фактом. Он никогда не хотел иметь детей, и ему не нравилось, когда его пытались заманить в ловушку.

Однако, при виде беспомощно вздрагивающих плеч девушки, её мокрых щёк и слипшихся от слёз ресниц в нём всё же шевельнулась жалость. Он знал, что Жаклин действительно любит его… на свою голову. Было ясно, как день, что именно заставило её пойти на такой рискованный шаг — попытка оставить его при себе любой ценой. Но, на что она рассчитывала? Француженка знала, что Александр её не любит, так что её расчёт был не на любовь. Видимо, рассчитывала она на его жалость, и в этом не прогадала. Что ж, она знает его лучше, чем он думал!


— Хватит давить на моё чувство долга, Жаклин! — недовольно сказал граф. — Я не куплюсь на твои уловки. Я вовсе не так сентиментален, как тебе кажется.


— Неправда… — прошептала девушка, жалобно глядя на возлюбленного. — Ты — самый благородный, самый…


— Довольно! — оборвал её граф. — Послушай, сейчас я очень спешу, мне нужно покинуть город на некоторое время. Так что договорить нам придётся позже.


— Когда? — тут же встревоженно спросила Жаклин. — Я так боюсь, что директор вышвырнет меня из театра!


— Что это вдруг? — удивился Александр. — Ведь ему ещё ничего не известно, да и срок у тебя слишком маленький, чтобы заметить.


— Вчера утром я упала в обморок на репетиции… — снова опустила глаза Жаклин. — Ну… он и заподозрил.


— А ты, конечно, не смогла развеять его сомнения? — недоверчиво сощурился молодой человек. — Кому, как не тебе уметь виртуозно обманывать начальство?


— Но, я растерялась, Алекс! — виновато всхлипнула девушка. — Всё произошло так неожиданно! А директор разозлился и велел мне показаться доктору, который наблюдает наших ведущих актрис. Если я попаду к нему на приём, директор сразу же всё узнает. Я подумала, что лучше мне уйти самой, чем ждать, когда меня выкинут на улицу, как мусор.


Поскольку Александр молчал и пытался переварить услышанное, девушка сделала робкую попытку добиться от него главного, для чего она, собственно, и пришла сюда.


— Может… раз ты уезжаешь… ты позволишь мне дождаться тебя здесь, в твоём доме?


И снова этот взгляд, словно у загнанной лани. Жаклин из последних сил давила на жалость и пока у неё получалось. Алекс действительно очень спешил, и потому хорошенько подумать у него попросту не было времени. Он тяжело вздохнул, признавая временное поражение. Сейчас он действительно не мог решить эту проблему.


— Хорошо, я сейчас распоряжусь, чтобы для тебя подготовили комнату в моём доме, — торопливо сказал граф. — Но я запрещаю тебе и нос показывать на улицу. Пока никто из соседей не должен знать, что ты живёшь в этом доме. Ты поняла? Я обещаю, что подумаю над тем, как нам быть в сложившейся ситуации.


— Да, конечно, дорогой! — поспешно закивала Жаклин, внутренне ликуя, что выиграла первый раунд в борьбе за собственное будущее. После возвращения Александра она выиграет и второй, девушка была уверена в этом.


Александр уже взялся за ручку дверцы кареты, как вдруг пытливо заглянул в заплаканное лицо своей любовницы.


— Я надеюсь, что новость о беременности соответствует действительности? — спросил он. — А иначе, я безжалостно выставлю тебя за порог, chéri, можешь не сомневаться!


— Что ты, дорогой, я не посмела бы шутить такими вещами! — пробормотала почти искренне шокированная девушка.


— Надеюсь! — коротко кивнул Алекс и исчез в тёмном холле своего дома, чтобы оставить прислуге необходимые распоряжения.


Впрочем, подозрения Александра были напрасны: Жаклин Бонье действительно носила его ребёнка и уже видела себя в мечтах графиней Хантли. Она так долго молилась о милости Господа, и он исполнил её мечту, послав ей это дитя в качестве прочного связующего звена с мужчиной, который владел её душой и сердцем.


Через пять минут карета увозила Александра и Алексея со двора съёмного дома в сторону выезда из города.


— Что случилось? — спросил Алексей через пять минут, так и не дождавшись откузена каких-то объяснений. — Зачем она примчалась к тебе на рассвете и откуда узнала, что ты уезжаешь?


— Боюсь, в моём доме есть некто, снабжающий Жаклин информацией о моих делах и планах, — мрачно предположил граф. — Жаль, что дома сдаются в наём вместе с прислугой! Будь моя воля, я оставил бы при себе только проверенных слуг.


— И зачем она приходила? — снова спросил Алексей. — Чего хотела?


— Хотела захомутать меня, — ещё сильнее помрачнел Александр. — Сказала, что ждёт от меня ребёнка.


— Час от часу не легче! — закатил глаза кузен. — Как ты мог докатиться до того, чтобы сделать ребёнка своей содержанке? Вроде бы уже не двадцатилетний юнец, ты же должен был помнить об осторожности!


— Это произошло, пока я отлёживался после ранения у Тауншенда, — нехотя объяснил граф. — Жаклин тогда выяснила мой адрес, не без твоей помощи, между прочим!


— Моей?! — возмутился, подпрыгивая на кочке, Алексей. — Ты меня-то хоть сюда не приплетай!


— Именно! — заявил Александр. — Жаклин проследила за тобой из театра до моего дома.


— Ого, а ты уверен, что она действительно актриса, а не шпионка бонапартистов? — поразился Алексей. — Обычно я чую слежку за версту, а тут ничего не заметил! Если она не врёт, разумеется.


— Выходит, невнимательность, это у нас семейное! — едко заметил Александр. — Ладно, хватит говорить о Жаклин, я решу эту проблему, когда вернусь в Лондон.


— Но зачем ты поселил её у себя? — удивился Алексей. — Дал бы ей денег на съёмную квартиру.


— Она застала меня врасплох! — гневно сверкнул глазами граф. — Об этом я подумал позже.


— Только не говори, что женишься на ней! — с притворным ужасом сказал кузен.


— Разумеется, нет! — сразу же возразил Александр. — Максимум, на что она может рассчитывать, это содержание на неё и ребёнка. Никакого признания отцовства, а тем более, брака, не будет.


— Ладно, как знаешь, куда мы сейчас? — спросил Алексей, решив сменить пока тему разговора, уводя его в сторону их опасного предприятия.


— В десяти верстах от Лондона есть придорожная таверна, она принадлежит человеку, которого я в своё время выручил, — сказал Александр. — Там мы и будем ждать вестей от моих людей.


— А после? Куда они привезут княжну? — поинтересовался кузен. — Неужели в эту таверну?


— Да, пока туда, — ответил граф. — Там ждёт ещё одна карета, почтовая, чтобы не привлекать внимания констеблей по пути в Шотландию. Её повезут туда, а мы выдвинемся на пару дней позже, чтобы не вызывать подозрений.


— Да… твоя матушка сейчас, наверное, с ума сходит от волнения за своего неразумного отпрыска! — негромко заметил Алексей. — Не каждый день твой наследник рискует всем, чтобы осуществить кровную месть.


— Я постарался минимизировать риски, и ты это прекрасно знаешь! — тут же ощетинился граф. — Я отправил семью во Францию, а что касается моих капиталов, ты знаешь, что не все они сосредоточены в Англии.


— Да знаю я, знаю! — попытался успокоить его Алексей. — Я говорю не только о твоём состоянии, самое опасное то, что ты рискуешь своей жизнью и свободой.


— Нет, Алёшка, самое страшное не это… — еле слышно пробормотал Александр, воскрешая в памяти прелестное личико Адель, её большие тёмные глаза и пленительную улыбку, мягкость её податливых, нежных губ, их поцелуи на маскараде… Самым страшным для него была её ненависть к нему, которая придёт на смену любви. Но зов крови для него должен быть превыше сентиментальных глупостей. Так должно быть!


— Ты о чём? — тон Алексея сразу же поменялся, и кузен встревоженно взглянул на Александра, чувствуя, что тот что-то не договаривает.


— Ни о чём! — вдруг отчего-то разозлился граф. — Дай мне отдохнуть от вопросов и подремать немного, я и так почти не сомкнул глаз ночью!


Но обмануть прозорливого Алексея было не так-то просто. Он видел, как сомнения гложут его кузена и был рад этому. Возможно, эти сомнения спасут Александру жизнь и честь, не допустив перехода опасной черты, после которого он превратится в подлеца.

***

Адель, в сопровождении Насти, прибыла на яхту лорда-канцлера ровно в семь часов вечера. Михаил проводил сестру на палубу и пообещал, что карета будет ожидать её на пристани. Поздоровавшись с почтенными хозяевами вечера, которые клятвенно заверили молодого князя, что его сестра в полной безопасности и под их личным присмотром, Михаил отправился домой верхом.

Девушки восхищённо осматривались по сторонам, ведь им никогда не доводилось прежде бывать на подобных приёмах. Настя так и вообще впервые сопровождала свою барышню на выходе в свет, чем безмерно гордилась.

Для приёма Адель выбрала вечернее платье из тонкого панбархата пурпурного цвета на шёлковой основе. Высокая причёска, соответствующая моде, рубиновое колье на лебединой шейке, тонкие руки, затянутые в черные, ажурные перчатки — Адель выглядела, как всегда, прекрасной, утончённой леди.

Настя по случаю приёма оделась в своё лучшее платье, подаренное Адель: тёмно-синее, из плотного сатина, с белым воротником-стойкой и аккуратными белыми манжетами. Волосы горничной были заплетены в длинную, толстую косу, на зависть даже некоторым английским леди. Настя была довольно миловидной девушкой, что не преминули заметить некоторые лакеи из числа обслуживающих этот вечер. Проходя мимо княжны Вяземской и её горничной, они то и дело подмигивали Насте, чем вызывали её смущённое хихиканье.


— Похоже, что ты уже пользуешься популярностью на этом приёме, Настя, — Адель спрятала улыбку за раскрытым веером. — А ведь вечер только начался! Особенно вот этот лакей, с чёрными усами, так смотрит на тебя, что уже два раза едва не опрокинул поднос с шампанским.


— Ой, нет, барышня, он же старый! — возмутилась Настя. — Мне больше нравится вон тот, молоденький, который каждый раз краснеет, когда проходит мимо.


— Старайся хотя бы не хихикать так явно, иначе они услышат и станут вести себя неподобающе, — прошептала Адель, склоняясь к уху горничной.


— Пусть только попробуют! — самонадеянно хмыкнула Настя и Адель ни минуты не сомневалась, что она не хвастается.


«Бедовая девка» — так Настю называли все крепостные, служившие в господском доме Вяземских в Петербурге. Молодая, но умеющая при случае закрыть рот любому нахалу и сделать так, что последнее слово останется за ней, Настя без труда держала в страхе всех молодых людей из челяди, кто пытался вольничать с ней.

Увидев среди вновь прибывших гостей несколько девиц, с которыми она была знакома, Адель очень обрадовалась и поспешила навстречу, чтобы поздороваться и пообщаться. К её великому облегчению, княжна оказалась сегодня не единственной девушкой, которая прибыла на приём в сопровождении одной лишь горничной. Заметив это, Адель выдохнула с облегчением и непринуждённо завела разговор со знакомыми дамами.


Как только все приглашённые гости заняли места на палубе, яхта медленно отшвартовалась от причала и направилась вверх по течению Темзы, намереваясь сделать несколько ходок по реке, туда и обратно.

Приглашённый лордом-канцлером небольшой оркестр заиграл приятную музыку, под которую гости вели неспешные беседы друг с другом, восхищаясь прекрасной идеей хозяев яхты устроить приём на этом превосходном судне. Палуба была достаточно широкой, чтобы гости не чувствовали себя в тесноте, однако, будь их количество больше пятидесяти человек, неудобство бы уже ощущалось. Лакеи в бархатных ливреях сновали между гостей, предлагая прохладительные напитки и закуски.


Адель держала в руке тонкий бокал с французским шампанским и наслаждалась приятным вечером. Погода выдалась тёплой и безветренной, как и мечтала княжна. Прогноз Насти, воистину, сбылся — с утра на небе не было ни облачка. Небо, целую неделю щедро поливавшее Лондон дождевыми потоками, решило-таки сжалиться над приунывшими было гостями лорда-канцлера.

И теперь, все они искренне радовались, что попали на такой изысканный приём, первый в Лондоне вечер, устроенный прямо на судне, да ещё и с грядущими фейерверками!

Потом начались танцы, во время которых у Адель не получилось постоять на месте и минуты — едва заканчивался один танец, как её тут же приглашали на другой. Княжна любила танцевать и с радостью принимала приглашения кавалеров. Единственное, что огорчало её — это отсутствие Александра. Будь он здесь, она была бы абсолютно счастлива.

Впрочем, и сейчас ей не на что было жаловаться: она была окружена поклонниками, как всегда. Никто из молодых аристократов не позволял себе ничего лишнего или дерзкого по отношению к княжне, видимо, лорд-канцлер очень тщательно составлял списки своих гостей.


Когда солнце скрылось за горизонтом и небо окончательно утратило все отблески багрового заката, на палубе зажгли огни и лорд-канцлер объявил о том, что сейчас он покажет своим почтенным гостям настоящее чудо. Специально для этого приёма канцлер пригласил из Италии знаменитого мастера фейерверков — синьора Марио Гольдони, чьи предки уже пару веков занимались изготовлением фейерверков и давали красочные и дорогостоящие представления по всей Европе.

Вперёд вышел сам синьор Гольдони, который чинно раскланялся перед гостями под бурные аплодисменты. Заряды с фейерверками были заложены вдоль обоих бортов, а также на носу и на корме яхты. Их должны были поджигать по очереди.


— Многоуважаемые синьоры и синьориты! — на ломаном английском обратился к лондонской элите итальянец. — Я прошу вас всех занять место в середине палубы и не расходиться оттуда до конца представления. Это для вашей же безопасности. Итак, мы начинаем наше грандиозное представление и я обещаю, господа, что вы никогда не забудете представление синьора Гольдони!


Заинтригованные аристократы поспешно собрались в центре палубы и расселись на стулья, расставленные лакеями. Настя встала за спинкой стула своей барышни, как сделали другие сопровождающие: прислуга тоже не хотела пропустить красочное зрелище.

Зажегся первый фитиль и через несколько секунд в небо взлетели яркие разноцветные огни, вызвав всеобщий возглас восхищения у всех присутствующих. Римские свечи взлетали одна за другой: красные, синие, золотые, изумрудные. И каждый всплеск сияющих искр вызывал новые крики восхищения и аплодисменты.

Когда фейерверки на носу и корме прогремели, настала очередь мелких зарядов, заложенных вдоль бортов.

Они взлетали по очереди, рассыпаясь мириадами искр, от которых дамы поначалу боязливо прятали лица за веерами. Но, увидев, что искры не достают до них, гости расслабились и продолжили восхищённо восклицать при каждом новом всплеске разноцветных огней.


Внезапно один из зарядов взорвался прямо у борта, так и не взлетев в небо. Вместо того, чтобы взлететь в воздух, он полетел прямо в толпу гостей, угодив в тех, кто сидел в первом ряду, обжигая и превращая людей в горящие факелы. Раздались оглушительные крики, началась паника.

Искры от взорвавшегося заряда зацепили остальные шашки, они тоже загорелись и в беспорядке рассыпались по палубе, посылая смертоносные столпы искр прямо в мечущихся в панике людей.

Яхта загорелась практически сразу. Лакеи и матросы пытались тушить судно, но им мешали бегающие по палубе раненые и обожжённые люди, а горящие шашки смертельного фейерверка продолжали убивать и калечить всех подряд. Платья дам, большей частью муслиновые и шифоновые, вспыхивали, как лучины, почти не оставляя своим владелицам шанса на спасение. Крики людей слились в один вопль, от которого кровь стыла в жилах. Многие гости стали прыгать в воду, спасаясь от огня.


Адель и Настя, оказавшиеся в самом последнем ряду, оказались сбитыми с ног почти сразу. На них упал кто-то грузный, придавив своим весом к палубе, но тем самым, спасая им жизнь. Через несколько мгновений Насте удалось спихнуть мёртвое тело со своей госпожи и оттащить её подальше, спрятавшись за беспорядочной грудой стульев, скинутых в кучу мечущимися людьми.

Происходящее казалось ночным кошмаром: отчаянно кричавшие от ужаса и боли люди, в панике отталкивающие друг друга в попытке добраться до спасательных шлюпок, обгоревшие тела, валяющиеся прямо на палубе, кровь, вонь горелой плоти и волос… Это невозможно было осознать!

Обе девушки рыдали в голос, вцепившись друг в друга. От ужаса они не могли вспомнить ни одной молитвы, только повторяли, словно заведённые: «Господи, спаси нас!».


— Прыгайте в воду, леди, не то сгорите заживо! — крикнул им пробегающий мимо старый матрос.


Одни люди прыгали в воду, другие пытались отвязать шлюпки, чтобы уплыть на них с горящей яхты. На пылающем судне царил настоящий апокалипсис!


— Бежим, барышня, нужно спрыгнуть в воду! — и Настя потянула княжну за руку, поднимая с палубы.


Пригибаясь от мечущихся в разные стороны искр, девушки добежали до кормы, которую ещё не охватило пламя. Адель в ужасе смотрела на приближающийся огонь, а затем обернулась и взглянула на тёмные воды Темзы.


— Я не умею плавать! — в отчаянии вскрикнула она, хватая Настю за руку. — Я сразу же утону!


— А если не спрыгнете, тогда сгорите! — встряхнула её горничная. — Я умею плавать и не дам Вам утонуть! Ну же, барышня!


Вдруг над головами девушек раздался оглушительный треск обрушивающихся мачт и рей, которые посыпались прямо на них.

Последнее, что ощутила Аделина перед тем, как перед глазами у неё потемнело, был сильный удар по голове и ощущение полёта в глубокую, чёрную бездну забытья.


========== Нелёгкий выбор ==========


В маленькой комнатке на втором этаже старинной английской таверны было тихо. Алексей сладко дремал в кресле у окна, уронив голову на грудь, а Александр мерил комнату нервными шагами, заложив руки за спину и сверля дощатый пол отсутствующим взглядом.

На небольшом столе стояли тарелки с ужином, но жаркое из ягнёнка с зелёным горошком в тарелке Александра давно застыло, ибо он к нему почти не притронулся, в отличие от Алексея, который поужинал с удовольствием. Кузен Александра относился к тем людям, на аппетит которых не могли повлиять никакие неприятности, кроме катастрофы мирового масштаба. Александр же и думать забыл о еде — он волновался и переживал, чтобы всё прошло удачно.

Граф знал, что трое его самых верных и опытных людей, посланных на яхту лорда-канцлера, должны вернуться с похищенной княжной не раньше полуночи, поскольку им ещё предстояло преодолеть около десяти миль до таверны от Лондона. Сейчас было около восьми часов вечера, и летние сумерки понемногу начинали спускаться на землю.

За окном открывался очаровательный сельский пейзаж: изумрудно-зелёная равнина, перемежающаяся небольшими холмами, мирно щиплющие травку коровы и козы, золотистый стог сена, прислонившись к которому мирно дремал пастух… Хоть картину пиши под названием «Сельский вечер в Англии».

Несмотря на то, что времени впереди ещё было предостаточно, Александр нервничал, причём с каждым часом его нервозность усиливалась. Можно было заказать у хозяина таверны бутылку виски и успокоить сумасшедший бег сердца, распив её на двоих с кузеном, но Александр хотел сохранить голову ясной к возвращению своих посланцев. Возможно, ему придётся этой ночью беседовать с Адель, как-то доходчиво и внятно объяснить ей мотивы похищения. А это означало, что разговор будет тяжёлым и долгим, и чем он закончится — одному Господу Богу известно.

Именно неотвратимая близость этого разговора и страшила Александра сильнее всего. Он нисколько не боялся, что не найдёт подходящих слов, с этим проблем как раз не было — его боль и долго лелеемая ненависть скажут всё за него. Нет… он боялся её реакции.

Как она отреагирует? Упадёт в обморок? Разрыдается? Не поверит?

И, если поведать Адель грязную историю предательства её отцом своего лучшего друга Александр ещё сможет, то какие ему подобрать слова, чтобы сказать, что он собирается сделать с нею? Как это всё назвать?

«Мне очень жаль, сударыня, но мне придётся Вас обесчестить?» — так, что ли?! О, что за идиотские мысли лезут ему в голову?


— Да не маячь ты, Христа ради, — пробурчал вдруг Алексей, прикрывая зевок ладонью, — Что ты носишься туда-сюда, словно заведённый?


— Не могу я сидеть спокойно, — отмахнулся от него Александр. — Какое-то дурное предчувствие…


— Да ну? — саркастически хмыкнул Алексей, потягиваясь. — Поздновато, барин, волноваться изволили! Раньше нужно было думать, а теперь всё — колесо запущено.


— Да замолчи ты, Алёшка, и так тошно, — не удосужившись даже рассердиться, ответил граф. — Рассказал бы что-нибудь лучше, чтобы отвлечься.


— Это ты мне лучше объясни одну занятную вещь, — вдруг оживился кузен. — Я сам хотел спросить, да позабыл в суматохе с твоей актрисой. Матушка твоя сообщила мне интересную новость: оказывается, Ольга влюбилась в молодого князя Вяземского. Ты поэтому так спешно отослал сестру с матушкой в Париж? Чтобы уберечь от порочной связи?


Судя по тому, как округлились сапфировые глаза Александра, кузен понял, что эта новость стала сюрпризом и для него. Причём, ошеломляющим!


— Только не говори, что ты не знал об этом! — изумился Алексей. — Неужто Мария Александровна тебя не посвятила?


— В последнее время у меня с матушкой были небольшие разногласия, мы почти не виделись до их отъезда, — автоматически ответил Алекс, пытаясь переварить полученную информацию.


— Ну, тут ты явно скромничаешь, — съехидничал кузен. — Разногласия у вас с графиней вышли серьёзные, да настолько, что она решилась просить меня стать твоим ангелом-хранителем.


Сарказм Алексея пропал даром, ибо Алекс до сих пор не мог смириться с тем, что узнал об Ольге и Мишеле.

Нет, милосердный Господь точно решил наказать его за греховные мысли и преступные планы в отношении Адель! Алекс всегда знал, что Ольга была легкомысленной кокеткой и любительницей флирта с красивыми и бравыми кавалерами, но заинтересоваться Михаилом! Это уже ни в какие ворота!


— Только этого мне не хватало! — в сердцах хлопнул по столу Александр, отчего тарелки с остатками ужина на столе разом подпрыгнули. — Господи, ну почему именно Вяземский?! Из всех молодых людей в огромном Лондоне она выбрала именно сына нашего заклятого врага?!


Ненавистное имя сорвалось с его губ, словно матерное ругательство. Отчаяние и безысходность заставили кулаки графа беспомощно сжаться, а зубы заскрежетать.


— Думаю, что графиня разделяет твоё негодование по этому поводу, — заметил Алексей. — Интересно только, почему она мне поведала об увлечении Ольги, а тебе — нет? Неужели вы настолько сильно повздорили?


— Матушка не одобрила мой план похищения, — коротко пояснил граф, не желая вдаваться в подробности. — Но это не оправдывает её поступок. Она же прекрасно знает, как я волнуюсь за Ольгу, я никогда не позволю Михаилу на пушечный выстрел подойти к моей сестре!


— Вот видишь, стоило речи зайти о твоей сестре, как ты тут же встаёшь на дыбы, как арабский скакун, а теперь представь, что будет с Михаилом, когда он узнает, что ты и Адель… — начал было рассуждать Алексей, но внезапно рука графа резко опустилась на его плечо.


— Да ты хоть понимаешь, насколько эта новость может всё изменить?! — гневно воскликнул граф, склоняясь к сидящему в кресле Алексею. — Господи, должно быть, сегодня точно неподходящий день для похищения!


— Для подобных вещей не может быть благоприятных моментов! — сразу же вставил своё слово Алексей, которому, видимо ещё не окончательно надоело напоминать кузену о том, что его затея — сущий бред.


— Когда отец и сын Вяземские узнают, что случилось с Адель, они могут навредить Ольге, чтобы отомстить мне! — взволнованно сказал Александр, снова заметавшись взад-вперёд по комнате. — Я должен немедленно написать матушке и велеть ей ни за что не возвращаться в Лондон, а заодно запретить Ольге переписываться с Мишелем…


Граф уже рассуждал сам с собой, нервно потирая подбородок и блуждая возбуждённым взглядом по скудной обстановке комнаты, отыскивая письменные принадлежности. Но, увы, бюро здесь не оказалось, и ему пришлось вызвать прислугу и приказать принести бумагу, перо и чернильницу.

Как только требуемое доставили, Александр присел к столу и принялся быстро и размашисто писать, скрипя гусиным пером по листку плотной бумаги. Алексей какое-то время наблюдал, как из-под руки кузена выплывают аккуратные строчки с красивыми вензелями и завитками, а потом всё же решил вмешаться.


— И куда же ты их отправишь? Опять в Америку? — осторожно спросил он.


— Именно, — не отрываясь от написания письма, бросил Александр. — Только Америка настолько далека и огромна, что отыскать там мою семью для Вяземских окажется непосильной задачей.


— Если только Ольга не успела разболтать своему поклоннику о вашем доме в Америке, — заметил Алексей.


— Если она это сделала, я её придушу собственными руками! — прошипел граф. — С самого детства мне приходится бороться с её природной болтливостью.


— А если у них и впрямь любовь? — Алексей вдруг стал серьёзным. — Неужели ты положишь счастье сестры на алтарь своей кровожадной мести?


Александр вскинул на кузена свои синие глаза в которых мелькнули гнев и растерянность одновременно. Алексей в последнее время часто говорил с ним голосом его собственной совести… О такой постановке вопроса он как-то не подумал.

Разумеется, он желал Оленьке только счастья, а она всегда мечтала выйти замуж по любви, как в своё время вышла Анна, их сестра. Но… Вяземский! Будь это кто угодно другой, Алекс не сомневался бы ни мгновения, если бы удостоверился в том, что избранник сестры искренне любит её, но Мишель…

Нет, в его благородстве граф как раз не сомневался, а вот о чувствах к Ольге попросту не знал. Младший Вяземский был достаточно серьёзным человеком, который точно не станет морочить голову неопытной девушке, но Ольга вполне способна придумать чувства там, где ими и не пахло! Господи, ну сделай так, чтобы любовь его взбалмошной младшей сестры оказалась безответной, как бы жестоко это ни звучало! Если окажется, что у Михаила и Ольги настоящее, глубокое чувство, то все планы Алекса могут полететь к чёрту.

Если уже не полетели… Нетрудно догадаться, что почувствует Мишель, когда его обесчещенная сестра вернётся домой, а когда он узнает, что виной всему Александр Бутурлин, сделавший с ней такое из мести… Граф понимал, что Михаил сразу же разорвёт все отношения с Ольгой и, если она влюблена серьёзно, Александр своими руками разрушит счастье родной сестры. Той самой Оленьки, о которой обещал заботиться умирающему отцу!

И как теперь быть?! Каким образом ему выбирать между счастьем сестры и собственной жаждой мести?


— Похоже, мой вопрос окончательно выбил тебя из колеи, — довольно хмыкнул Алексей. — На твоём месте, братец, я крепко задумался бы, простит ли тебе Ольга разрушение её надежд на брак с любимым человеком.


— Да не каркай ты… — пробормотал Алекс, угрюмо уставившись в только что написанное письмо, которое нужно было отправить как можно скорее.


Передав запечатанное письмо через слугу, который должен был отправить его с первой же почтовой каретой, Александр снова напряжённо всмотрелся в уже потемневшее небо, наблюдая, как звёзды, одна за другой, зажигали свои поблёскивающие огни.

Неясная тревога, вызванная новостью об Ольге и Мишеле, а также гнетущим предчувствием беды, сковала горло, мешая спокойно дышать и говорить. Слава Богу, Алексей решил на время оставить в покое встревоженного кузена, и теперь тихо курил сигару у открытого окна. С улицы доносилось лишь мерное пение сверчков, да уханье сов, которые вылетели на ночную охоту.

Александр тоже чувствовал себя охотником, который выслеживает нежную, неопытную молодую лань, которой предстояло пасть к его ногам. Не раз и не два принимая участие в охоте на лань, Александр всякий раз избегал смотреть в прозрачные, полные слёз глаза обречённого животного, он не мог вынести этого взгляда. Как же ему вынести полный ужаса взгляд юной девушки, которую через пару часов привезут и отдадут в его полное распоряжение? Он должен это выдержать, чего бы это ни стоило. Должен… должен…должен.


Повторяя это слово, словно заклинание, Александр Бутурлин продолжал молча пересекать маленькую комнату туда-сюда, под красноречивое молчание Алексея, следящего за ним внимательным, сочувственным взглядом.

Когда небольшие настенные часы пробили одиннадцать раз, на лестнице внезапно раздались торопливые, спотыкающиеся шаги: идущий явно спешил, перепрыгивая через две ступени. Александр поднялся, непроизвольно сжимая кулаки, а Алексей тут же проснулся, сонно промаргиваясь.

Дверь резко распахнулась, едва не потушив свечи ворвавшимся сквозняком, и в комнату ввалился один из посланцев Александра, бывший крепостной Фёдор, мужчина лет пятидесяти, гладко выбритый, на манер английских лакеев, за исключением густых, рыжих бакенбард. Слуга запыхался от быстрого бега и, торопливо стянув шляпу, тяжело повалился на колени перед господами.


— Батюшка, Александр Павлович, барин… прости ты меня, дурня, Христа ради!


Молодые люди одновременно застыли, ошарашенно взирая на всклокоченного, испачканного чем-то чёрным, слугу. Он выглядел так испуганно, словно план похищения провалился по всем пунктам. Что-то точно произошло, что-то непредвиденное…

Алексей в душе отчаянно молился Богу, чтобы так и было, а Александр, которому в голову на краткий миг закралась такая же мысль, очнулся, наконец, от удивления и бросился к слуге, хватая его за лацканы ливреи.


— О чём это ты, Фёдор? — встревоженно воскликнул он. — Что стряслось? Где княжна?


— В карете они, барин, обе… — пролепетал Фёдор, по-щенячьи преданно заглядывая в глаза своего господина.


— Обе?! — в один голос вскрикнули Александр и Алексей.


— Так… с барышней девка была, крепостная… — виновато пробормотал слуга. — А как всё загорелось-то, их обеих реями и пришибло. Прости, батюшка, не успел я вовремя подоспеть, чтобы в лодку барышню спихнуть.


— Что загорелось?! — Александр побледнел, словно простыня, теряя голову от страха и ещё крепче хватая Фёдора за грудки. — Можешь ты внятно объяснить?!


И Фёдор, заикаясь, давясь словами, сбивчиво начал свой рассказ о трагедии, случившейся на яхте лорда-канцлера. Молодые люди слушали и каждое слово всё больше повергало их в шок.


— Что с барышней, она жива? — встряхнул Фёдора испуганный граф. Одна мысль о том, что Адель могла сгореть заживо на пылающей яхте напрочь лишала его способности мыслить хладнокровно.


— Жива, батюшка, да только… плоха совсем, — жалостливым голосом признался слуга. — А девка… того… отошла, пока мы сюда добирались. Прости, батюшка, недоглядел я, но там и помочь-то было нечем… Балка прямо на девку и свалилась.


— Замечательно! — сурово подал голос Алексей. — Кроме обвинения в похищении нам на голову свалился ещё и труп! Вас кто-нибудь заметил? — обратился он к Фёдору.


— Да какое там, барин, — отчаянно замотал головой слуга, — там такое творилось, ну точно Страшный суд! Все носятся, кричат, друг друга отпихивают… Народу столько перебило… Где там было заметить-то!


Молодой граф Бутурлин всё стоял в ступоре и глядел на униженно склонившегося перед ним Фёдора, отказываясь верить в то, что весь план, так тщательно продуманный им до последних мелочей, вдруг рухнул. Внезапно придя в себя, Александр бросился вниз по лестнице, также перепрыгивая через несколько ступеней сразу, как несколькими минутами ранее его слуга. Граф опрометью выскочил на задний двор, где стояла неприметная почтовая карета, дверцу которой он резко распахнул.

Прямо на полу, предусмотрительно устланном мягким покрывалом, лежали две девушки. В первый миг они обе показались графу покойницами, настолько бледны были их лица. Измазанные сажей, в порванных платьях, с растрёпанными волосами, они выглядели так, словно прошли адское пламя, что почти соответствовало действительности. Едва взглянув на вторую девушку, лицо которой было почти скрыто спутанными тёмными волосами, Александр бросился к Адель, поднимая её на руки и поспешно прикладывая ухо к её груди.

Услышав слабое сердцебиение, он мысленно восславил Господа, лихорадочно шепча:


— Слава богу, жива!


Подхватив девушку на руки, Александр в один миг взлетел обратно по лестнице и едва не лоб в лоб столкнулся с Алексеем, который спешил ему навстречу.


— Она жива? — встревоженно спросил Алексей, но граф проигнорировал вопрос, укладывая княжну на постель и испуганно вглядываясь в её мертвенно-бледное лицо.


Адель выглядела немногим лучше своей погибшей горничной: на лбу, ближе к виску, виднелась большая рана, успевшая покрыться коркой из запёкшейся крови и прилипших волос, именно она и была, без сомнения, причиной потери сознания девушки; одна рука была всё ещё затянута в тугую перчатку, а другая покрыта глубокими ссадинами и царапинами, под сломанными ногтями чернели кусочки дерева и грязи. Спутанные светлые волосы, испачканные кровью, наполовину скрывали её лицо, и Александр торопливо, но бережно отодвинул их дрожащими руками, что не укрылось от цепкого взгляда Алексея.

Прощупав пульс у раненой девушки, Александр, наконец, ответил кузену.


— Кажется, сердце бьётся. Но нам срочно нужен лекарь!


Граф порывисто бросился к дверям, намереваясь послать за лекарем, но рука кузена крепко схватила его за локоть.


— Опомнись, Сашка, лекарь может выдать нас властям! — заметил Алексей. — А нам не нужны лишние проблемы. Позовём лучше какую-нибудь деревенскую знахарку, которая не станет много болтать.


— Знахарку?! Ты предлагаешь мне дать ей умереть? — сразу ощетинился Александр, готовый сражаться за жизнь Адель любыми средствами. — Я не прощу себе, если она умрёт у меня на руках, Алёшка! И гори оно всё синим пламенем, если моя месть должна быть оплачена её жизнью! Неужели ты не понимаешь?!


— Понимаю, — внезапно понизив голос, кивнул Алексей, глядя на брата сочувственным взглядом. — Делай, как знаешь, я не вмешиваюсь. Даст Бог, она выживет.


Не сказав в ответ ни слова, граф поспешно спустился вниз, к хозяину таверны и попросил как можно скорее прислать доктора, который умеет держать язык за зубами. Хозяин пообещал помочь.


Ожидание лекаря показалось Александру вечностью. Он сидел на краю постели и держал в своей руке маленькую, горячую ладошку Адель. Её влажный лоб пылал, как костёр, а щёки вдруг заалели, покрывшись лихорадочным румянцем. Она была в глубоком беспамятстве и выглядела не очень обнадёживающее. Молодой граф пытался молиться про себя, но даже «Отче Наш» путалась в его голове, перескакивая через строчку, застревая в голове бессмысленным набором заученных с детства слов.

Сейчас им руководил животный страх. Страх потери. Такой же, как тогда, когда умирал отец. Если Адель умрёт, он не простит себе этого никогда, хоть виной всему несчастный случай. Возможно, не вмешайся люди Александра, княжна Вяземская была бы сейчас мертва, как и её несчастная горничная. Но это служило слабым оправданием тому, что он собирался сделать с ней. Если бы всё пошло так, как он запланировал, Адель сейчас рыдала бы, находясь в его руках. Но, видимо, Бог отвёл…


— Только выживи, душа моя, прошу тебя… — почти беззвучно прошептал Александр, уже не удивляясь собственной реакции на угрозу жизни княжны. — Я клянусь отказаться от мести, только выживи!


А за его спиной расплывался в печальной улыбке Алексей, радуясь, что любовь и страх потери отрезвили, наконец, Алекса и заставили отказаться от кровожадных планов мести.


========== Трагедия ==========


Пожилой, седовласый доктор осторожно осматривал лежавшую на постели Адель, а Александр и Алексей, затаив дыхание, ожидали его вердикта.

Пухлые, короткие пальцы доктора аккуратно ощупали голову девушки в том месте, где на лбу остался кровоподтёк от удара. Периодически эскулап что-то бормотал себе под нос и сосредоточенно цокал языком, отчего Алексу казалось, что его и без того оголённые нервы сейчас лопнут.

Прощупав пульс больной, приоткрыв её глаза, послушав сердце, доктор, наконец, вздохнул и обернулся.


— Что я могу сказать, господа, — он задумчиво потёр подбородок, — вы не могли бы сообщить мне, где юная леди получила такую травму?


— Мне кажется, что мы приглашали доктора, а не констебля, — быстро ответил Алексей, незаметно сжав руку кузена, который готов был спустить на медлительного врача всех собак. — Мы платим Вам за лечение, а не за вопросы.


— Прошу прощения, сэр, — эскулап тут же надулся, как индюк, — но мои вопросы не имеют ничего общего с праздным любопытством. От полученной информации иногда зависит постановка верного диагноза и дальнейшее лечение.


— Что ж… её ударили по голове, — холодно и нехотя ответил Алексей, — чем именно, мы не знаем.


Доктор подозрительно покосился на двоих молодых дворян, всем своим видом показывая, что не верит ни одному слову, однако спорить не рискнул. Снова глубоко вздохнув, он сложил свои короткие руки на пухлом животе и с важным видом заявил:


— В таком случае, господа, смею вас заверить, что тот, кто сделал это, обладал недюжинной силой. Ещё немного, и кости черепа не выдержали бы. К сожалению, у юной леди тяжёлая травма головы, и чем закончится её беспамятство — известно одному Господу Богу.


— Она скоро придёт в себя? — глухо спросил Алекс, бросая испуганный взгляд на девушку.


— Иногда пациенты с подобными травмами не приходили в себя неделю, а то и две, — развёл руками врач. — Надеюсь, что юный возраст будет на нашей стороне и девушка очнётся быстрее. Но… на вашем месте, господа, я готовился бы к тому, что она может и не узнать вас.


— То есть?! — в один голос спросили молодые люди.


— Очень часто удар по голове, особенно такой силы, сопровождается временной потерей памяти. А иногда и необратимой, — с сожалением ответил доктор. — Простите, юная леди… она ваша сестра? Или супруга?


— Сестра, — поспешно ответил Алексей прежде, чем вмешался Александр.


— Что ж, очень сочувствую вам, господа! — сокрушённо покачал головой врач. — Ей теперь необходим строгий постельный режим, обильное тёплое питьё и полный покой. Я оставлю вам порошки от боли и жара, но старайтесь не злоупотреблять болеутоляющим, поскольку оно вызывает привыкание.


— Благодарю вас, доктор, — протянул руку Алексей, — позвольте, я провожу Вас.


Алексей обернулся к бледному кузену, который не сводил глаз с лежавшей на постели княжны.


— Я расплачусь с доктором и вернусь, — шепнул он, но Алекс даже не пошевелился в ответ.


Как только дверь за Алексеем и врачом закрылась, он снова присел на край постели и взял хрупкую ладошку Адель в свою. Девичья рука была горячей, как и её пылающий лоб, на котором сейчас лежал холодный компресс с уксусом, наложенный эскулапом.

Осторожно поднеся руку девушки к губам, Александр прижал её к своей щеке, потерянно всматриваясь в лицо своей пленницы.

Пленница… Княжна Вяземская сейчас в его руках, но совсем не так, как он планировал.

Он хотел отомстить за смерть отца, за бесчестье семьи, лишение дворянства и, похоже, что Господь сделал это за него, милостиво избавив его от греха. Если Адель умрёт, её отец наверняка будет убит горем…

Внезапно Александр вздрогнул всем телом, когда мысль о возможной смерти Адель дошла до его сознания. Ему слишком чётко врезалось в память мертвенно-бледное лицо юной горничной, что была рядом с княжной. Адель ведь тоже могла погибнуть, как и её служанка, но Господь уберёг её. Для чего? Может, для того, чтобы у них обоих появился шанс на счастье?


«Прости меня, отец! Я не могу выполнить свою клятву!», — мысленно обратился молодой граф к умершему родителю, — я не смогу причинить ей вред, потому что люблю её. Я знаю, что должен был отомстить, но это выше моих сил. Прости, отец, я не хотел влюбляться, клянусь, не хотел!»


Позади тихо скрипнула дверь, впуская Алексея. Рука кузена опустилась на плечо Александра и осторожно сжала.


— Что будем делать? — спросил Алексей.


— Вернёмся в Лондон, — коротко ответил граф. — Здесь оставаться опасно.


— Значит, о Шотландии придётся забыть? — осторожно осведомился Алексей.


Александру казалось, что его планы по поводу Шотландии были задуманы не им самим и не в этом столетии, хотя не прошло и суток с того дня, как он сел в карету, отправляясь за своей пленницей. Горькая ухмылка скривила его красивое лицо, словно он смеялся над собственной непроходимой глупостью. Боже, как он мог думать, что месть может оказаться сильнее любви? Сильнее страха за её жизнь?


— Я забыл не только о Шотландии, Алешка… — пробормотал граф, оборачиваясь, чтобы взглянуть в глаза кузену. — Я понял, что не смогу причинить ей вред. Никогда. И пусть я окажусь клятвопреступником, но она не пострадает.


— Куда ж ей ещё страдать, хоть бы жива осталась, — вздохнул Алексей. — Но я рад, что ты опомнился вовремя, Сашка. Только вот… куда мы отвезём её? К отцу? Он там, наверное, с ума сходит.


— Нет, — тут же вырвалось у Алекса. — Мы едем ко мне.


— К тебе? — изумлённо вытаращил глаза Алексей. — Зачем?! К тому же, там тебя ждёт Жаклин, или ты забыл?


— Чёрт! — выругался Александр, абсолютно позабывший об оставленной в своём доме любовнице. — Жаклин… Я совершенно позабыл о ней!


— Почему ты не хочешь вернуть княжну отцу? — удивился Алексей. — Раз с планами мести покончено?


— И как я объясню, что Адель оказалась со мной? — спросил граф. — Скажем, что выловили её из Темзы? Мне плевать, что будет со мной, но есть ещё матушка и Ольга, я не хочу, чтобы они пострадали, если князь обвинит меня в похищении.


— Но… что будет, когда она очнётся? Как ты объяснишь ей всё? — не понимал Алексей.


— Пока не знаю… — прошептал граф, снова поворачиваясь к девушке. — Сейчас я должен сосредоточиться на том, чтобы помочь ей выжить. А после… будет видно.


— Сашка, не глупи! Её будет искать всё российское посольство вкупе с королевской полицией! — сердито воскликнул Алексей.


— Ты не понимаешь? — сапфировые глаза графа сверкнули гневом и болью одновременно. — Сейчас она моя, только моя! Её жизнь зависит от меня, и я должен помочь ей. Если я верну её отцу и покаюсь во всём, она никогда не простит меня, к тому же узнает правду не от меня. А я хочу всё рассказать ей сам, понимаешь?


— И ты действительно расскажешь ей всё? — осведомился кузен. — И про свои планы обесчестить её тоже?


— Да! — сурово отозвался граф. — Мне надоело лгать на каждом шагу. Пусть лучше узнает всё и поймёт, что я передумал, потому, что люблю её.


— Но чем дольше она будет находиться в твоём доме, тем сложнее будет потом объяснить всё её отцу и брату! — возразил кузен. — Неужели ты думаешь, что они смогут простить тебя? Андрей Алексеевич человек пожилой, вдруг его сердце не выдержит неизвестности о судьбе дочери? Если князь умрёт от горя, Адель никогда не простит тебя.


— Для начала вернёмся в Лондон, а затем примем окончательное решение! — с нажимом заявил Александр и кузен понял, что спорить бесполезно.


— А как же Жаклин? — напомнил Алексей. — Познакомишь её с Адель?


— Нет, конечно, — Александр напряжённо задумался. — Сделаем по-другому. Поедем в наше загородное поместье, до него отсюда столько же, сколько и до Лондона, только в другую сторону. Никто не узнает, что я прячу Адель там, а своим слугам я доверяю, как себе. А Жаклин я напишу и отправлю деньги с посыльным, чтобы она сняла для себя дом.


— А что будешь делать с ребёнком? Только содержать? — спросил Алексей.


— Как бы я не относился к Жаклин, но она любит меня и носит моего ребёнка, — хмуро отозвался Александр. — Свою плоть и кровь я не оставлю на произвол судьбы.


— А ты не боишься, что она узнает о том, что ты любишь Адель? — поинтересовался кузен. — На твоём месте я опасался бы за безопасность княжны, Жаклин всегда казалась мне непростойдевушкой.


— Сейчас я могу думать лишь о том, чтобы Адель выжила и вспомнила меня, — ответил Александр, снова присаживаясь на постель и беря любимую за руку.


— А может, лучше будет, чтобы она на время забыла? — вдруг озвучил бредовую идею Алексей. — Подумай сам, вы могли бы даже обвенчаться, пока она не вспомнила, кто она. Ты сможешь стать её памятью и внушить ей что угодно!


— А потом, когда она всё вспомнит, тут же возненавидит меня? — горько усмехнулся Александр. — Нет уж, благодарю покорно!


— Зря! — пророчески покачал головой Алексей. — Врач сказал, что иногда потеря памяти бывает необратимой.


— Как-то давно, ещё в Индии, я попал в одну переделку… — тихо сказал Алекс, погружаясь в воспоминания. — Выбравшись из джунглей, я нанял двоих индусов в качестве охраны. Мне нужно было без приключений добраться до Калькутты, но по пути мы нарвались на английских мародёров, которые грабили древние храмы. По сути, мы сделали почти тоже самое, и, как оказалось, вторглись на их территорию. Они преследовали нас и догнали, наконец. Хоть нам и удалось улизнуть, прилично сократив численность этих мерзавцев, но я был ранен в плечо, а один из моих подручных получил удар топориком по голове. Признаться, я думал, что он обречён, но второй мой помощник нашёл для нас какого-то старика-лекаря, который знал секреты древней индийской медицины. Так вот, я не помню точно, что за средства он применял, но когда парень очнулся, он не узнавал никого, не помнил своего имени, вообще ничего о себе! Я никогда прежде не видел, в каком ужасе находятся люди, потерявшие память. Это страшно, Алёшка… Такой удар может свести с ума! Если такое суждено Адель, я хочу быть рядом с ней, попробовать успокоить её.


— Мне трудно такое представить, — согласился Алексей. — Может, ты и прав, но я бы на твоём месте написал князю, хотя бы анонимно. Пусть у него останется маленькая надежда, что она жива, это лучше, чем неизвестность.


— Я подумаю, — пробормотал граф. — После того, как стемнеет, сразу выезжаем.


— А что делать с погибшей девушкой? — напомнил Алексей. — Здесь хоронить? У местных возникнут вопросы.


— Нет, не стоит делать это здесь, — ответил Александр. — Скажи Фёдору, чтобы гнал почтовую карету с телом в поместье. Там и похороним. А мы с тобой повезём Адель в нашей карете.


— Хорошо, — тихо согласился кузен и направился к двери. — Пойду, отдам распоряжение Фёдору. Но над запиской князю всё же подумай. Это может стать твоей индульгенцией, когда вся правда откроется.

***

Эта августовская ночь стала для Лондона самой страшной за последние годы. Особенно для тех, чьи близкие оказались на злополучной яхте.

Давно в городе не происходило подобных происшествий, повлекших за собой столько смертей, а тем более — смертей аристократов.

Пылающая, словно факел в ночи, яхта лорда-канцлера была видна издалека. Вскоре берег Темзы заполнился толпой зевак, сквозь которую с трудом пробились пожарные бригады Лондона. Вскоре прибыла полиция и войска, которые оттеснили с берега толпу горожан и вездесущей черни.

Гул голосов, крики, доносящиеся с яхты, до сих пор взрывающиеся римские свечи — всё это напоминало какой-то жуткий кошмар, настолько страшно и неестественно выглядело.

Шлюпки с несколькими спасшимися пассажирами яхты добрались до берега и обожжённые и напуганные люди объяснили полицейским, что произошло. Корреспонденты из «Таймс» и других изданий, не столь крупных, едва успевали записывать слова пострадавших в свои блокноты, гадая, удастся ли им первыми добраться до редакции для того, чтобы материал успели передать в утренний выпуск.

Вскоре на набережную прибыли многочисленные родственники пострадавших и погибших. Кареты и экипажи заполнили берег, отовсюду слышались рыдания и крики. Люди никак не могли поверить, что простая прогулка на яхте могла обернуться такой трагедией.

Яхта сгорела, словно лучина — быстро и бесславно, пожарные в любом случае не успели бы потушить её, для этого судно необходимо было отбуксировать к пристани, а приблизиться к пылающей яхте ни один корабль не смог бы. К утру стало ясно, что трагедия унесла жизни тридцати пяти пассажиров и пятнадцати человек прислуги и матросов.

Большая часть погибших аристократов пришлась на женщин, чьи вечерние наряды вспыхивали, как бумага. Несколько тел выловили из Темзы, куда люди прыгали, спасаясь от огня, но некоторые так и остались на яхте, превратившись в обугленные трупы, которые предстояло опознать безутешным родным.

Среди обезумевших от горя родственников, мечущихся по ночной набережной, были отец и сын Вяземские. Они чуть не сошли с ума, узнав о трагедии на яхте, и сразу же вскочили на лошадей, не желая тратить время на закладывание экипажа. Они пытались отыскать Адель и Настю, но ни среди спасшихся пассажиров, ни среди трупов, выловленных из реки, их не оказалось.

Оставалось лишь одно — девушки сгорели заживо на проклятой яхте. Когда Андрей Алексеевич понял, что дочь, скорее всего, погибла, ему стало плохо с сердцем. Мишель подхватил отца под руки и поспешил отвезти домой. От горя молодой князь будто впал в ступор и старался прежде всего спасти отца, а уж потом разыскивать тело сестры.

Лекарь, вызванный в дом Вяземских, констатировал сердечный приступ, оставил необходимые лекарства и вежливо выразил свои соболезнования по поводу гибели княжны. Андрей Алексеевич был очень слаб, и только сердечные капли, данные врачом, помогали ему, ибо они вызывали сонный эффект, но даже в тревожном сне он беспрестанно бормотал имя дочери. Глядя на отца, который вполне мог не пережить смерть Адель, Мишель горестно вздыхал и вынужден был признать, что его жизнь рушится, словно карточный домик.

Ещё вчера он был счастлив — у него были любящий отец и младшая сестра, а сейчас он в любой момент мог остаться один на белом свете, словно перст. Мишель смутно помнил смерть матери, ибо был тогда ребёнком, и теперь, столкнувшись впервые с таким горем, абсолютно растерялся. Не будь рядом с ним кузины Маргарет и её жениха, которые примчались к Вяземским, как только узнали о трагедии, молодой князь, наверное, пустил бы себе пулю в лоб.


— Нет, я не верю! — упрямо повторяла Маргарет, поминутно прикладывая к опухшим от слез глазам кружевной платочек. — И не поверю, пока не увижу её тело!


Мишель тоже не верил, сознание просто отказывалось признать, что его сестра погибла. Ему казалось, что он ещё долго не сможет это принять, даже если увидит её тело своими глазами.


Утром все газеты буквально взорвались жирными заголовками: «Трагедия на Темзе», «Первый и последний рейс яхты лорда-канцлера», «Смертельный фейерверк», и всё в том же духе. Обычный тираж газет был увеличен вдвое, но даже этого оказалось недостаточно. Едва мальчишки-разносчики вышли на улицы города, как свежие выпуски были тут же распроданы. Лондон жаждал подробностей трагедии. Люди, охочие до разного рода сенсаций, как всегда, живо интересовались такими новостями.

Королева, которой доложили обо всём ещё ночью, приказала оказать помощь всем пострадавшим: как материальную, так и моральную поддержку. Она велела держать её в курсе событий и составить подробные списки погибших и пострадавших.

Спустя сутки после пожара в дом Вяземских явился начальник Лондонской полиции, который лично сообщил, что завтра в городском морге начнётся процедура опознания тел погибших, которые доставлены со сгоревшего судна.

Проглотив комок, застрявший в горле при одной мысли, что тело его красавицы-сестры могло превратиться в кусок обугленной плоти, Мишель сдавленно поблагодарил начальника полиции и пообещал прибыть на опознание.

Старый князь всё ещё пребывал в состоянии полузабытья, и Мишель и не думал, чтобы заставить отца участвовать в процедуре опознания. Эту ношу ему придётся взять на себя.


— Хочешь, чтобы мы пошли с тобой, дорогой? — осторожно спросила Маргарет, беря кузена под руку.


— Нет, Мардж, это зрелище не для тебя, но спасибо за предложение, — пробормотал молодой князь.


— Тогда пойду я, — предложил Джордж Бэртон, жених Маргарет. — Вам будет тяжело, князь, и поддержка не помешает.


— Благодарю, — коротко кивнул Мишель, отгоняя жуткую картину, которую рисовало глазам его воображение. — Я не забуду этого, клянусь вам обоим.


Процедура опознания длилась несколько дней, но для семьи Вяземских она ничего не прояснила, зато заронила в души отца и сына слепую надежду. Среди тел погибших Мишель так и не обнаружил ни Адель, ни Настю. И это было очень странно.

Одно за другим, тела опознавали безутешные родственники и увозили из морга для погребения. Лондон погрузился в череду пышных (и не очень) траурных процессий. Королева выделила из казны средства на достойное погребение слуг и матросов, погибших на пожаре, а также не поскупилась на щедрое пособие их вдовам и сиротам, оставшимся без кормильцев. В королевстве был объявлен траур на несколько дней, вся страна, во главе с молодой королевой, скорбела о жертвах трагедии, среди которых оказался и сам лорд-канцлер с супругой, которые сидели в первом ряду и погибли сразу же.

Итак, тел Адель и Насти так и не нашли. Пропавших без вести оказалось всего шестеро, остальные были матросами с яхты. Полиция считала, что девушки могли утонуть, спрыгнув воду, как сделали многие другие.


— Иногда река не сразу отдаёт тела погибших, сэр, — сокрушённо вздыхал констебль, присланный начальником полиции. — Мы обыщем мелководье и заводи, иногда тела застревают под корягами и всплывают через несколько недель…


— Я понял, благодарю Вас, констебль, — поспешно прервал его Михаил. — Держите нас в курсе, пожалуйста.


— Разумеется, сэр! — заверил констебль, отдавая честь и прощаясь с князем. — Честь имею!


Когда доблестный страж порядка покинул особняк, Михаил направился в комнату отца. Старый князь выглядел немного лучше, но Мишель беспокоился о том, что его отец слишком сильно уверовал в то, что Адель жива. Едва узнав, что тело дочери так и не нашли, Андрей Алексеевич тут же велел сыну снарядить отряд из верных ему офицеров, чтобы тщательно обыскать все задворки Лондона. Мишель опасался, что крушение этой безумной надежды может загнать отца в могилу.

Разумеется, молодой князь тоже лелеял в душе веру в то, что сестра выжила, но, в таком случае, где же она? Почему не даёт о тебе знать? Если её нашли какие-то люди, то почему до сих пор не привезли домой? Может, она получила какие-то увечья и находится без сознания?

Судя по тому, как выглядели немногие спасшиеся пассажиры, это было вполне вероятно. Поэтому Мишель напряжённо ждал, и каждый день выезжал на поиски во главе отряда офицеров, отправленных отцом. Они осматривали квартал за кварталом, опрашивали владельцев лавочек, магазинов и трактиров, даже уличных мальчишек и девиц лёгкого поведения, но никто и слыхом не слыхивал о найденных раненых девушках.

Каждый раз, возвращаясь домой, так и не узнав ничего нового, Михаил боялся реакции отца, но Андрей Алексеевич считал, что отсутствие новостей тоже является хорошим признаком. Раз девушки не найдены мёртвыми, значит остаётся надежда найти их живыми.

Мишель же терял веру в чудо день ото дня, но поделиться своими мыслями с отцом не мог — карие глаза несчастного князя горели таким воодушевлением, что его сын почувствовал бы себя последним негодяем, отними он у старика последнюю надежду своими сомнениями.


========== Виски до добра не доводит! ==========


Провидение, похоже, решило смилостивиться над несостоявшимися похитителями и послало абсолютно безлунную ночь, хоть глаз выколи. К вечеру небо снова затянуло тучами, поднялся ветер, принеся с собой прохладу и отчётливый запах приближающейся грозы и дождя.

Как только ночная тьма укрыла землю, Александр осторожно взял на руки свою пленницу и отнёс её в карету, стоявшую на заднем дворе. Пока он спускался с Адель на руках, Алексей более чем щедро расплатился с трактирщиком, на всякий случай ещё раз напомнив ему о том, что тот должен молчать, если кто-либо станет искать или расспрашивать о них. Трактирщик торжественно пообещал забыть об их пребывании в его таверне, поспешно пряча увесистый мешочек с золотыми монетами в глубокий карман.

На всякий случай, пронзив трактирщика пристальным взглядом, Алексей присоединился к кузену и занял своё место в карете. Единственное, что его тревожило — лекарь, которого они вызывали для помощи княжне. Уж очень несговорчивым он показался Алексею, молодой человек чувствовал, что эскулап не станет молчать, если его будет допрашивать констебль.

Дорога в Стоун-Хаус прошла почти в полном молчании. Алекс держал девушку на руках, придерживая её перевязанную голову, когда карету бросало из стороны в сторону по раскисшей от недельных дождей дороге. Он сосредоточенно молчал, думая о своём и напряжённо вглядывался в бледное личико Адель, а Алексей решил пока не тревожить кузена разговорами.

До поместья было два-три часа пути верхом, но в карете получилось целых четыре, ибо два раза она завязла в грязи по самые ступицы, и лакеям пришлось вытаскивать её. Слава Богу, что они дали княжне болеутоляющее лекарство перед отъездом, и она находилась под его воздействием, иначе такая тряска точно отразилась бы на её ране не лучшим образом.


— Поскорее бы добраться, — раздражённо бросил Александр, когда карету вытащили из грязи во второй раз, — доктор предупреждал, что Адель нужен покой, а мы растрясли её, словно погремушку. Я боюсь, как бы ей не стало хуже.


— Надо бы показать её ещё одному доктору, — предложил кузен. — Меня беспокоит, что она до сих пор не приходит в себя, точно мёртвая.


— Типун тебе на язык! — яростно сверкнул на него Александр сапфировыми глазами. — В поместье ею займётся Пако.


— Пако?! Ты собираешься доверить лечение княжны этому старому индейцу, выжившему из ума? — поразился Алексей. — Да какой из него лекарь, он же обычный индейский шаман!


— Он не раз спасал мне жизнь и даже вылечил Ольгу, когда она подхватила тропическую лихорадку после того, как отведала фруктов, привезённых из Индии. Тогда все врачи в Чарльстоне от неё отказались! — запальчиво ответил Алекс. — Пако, хоть и странный, но он обладает такими знаниями в лечении болезней, какие и не снились учёнейшим докторам Британии.


— Тебе виднее, — отмахнулся Алексей, понимая, что спорить с упрямым кузеном бесполезно.


В поместье Александра было много странных людей, но старый краснокожий индеец, с которым Александр и Алексей познакомились ещё в Америке, был самым живописным из них. На фоне бывших крепостных, составлявших основную массу прислуги в Стоун-Хаус, он выделялся очень ярко, будто пятно краски на белоснежной скатерти.

Когда-то давно, ещё в Северной Каролине, Александр выкупил его у работорговцев, которые нашли раненого индейца в лесах и решили выгодно продать, поскольку тот умел врачевать раны. Выкупив Пако, Александр объявил ему, что тот свободен и может вернуться к своему племени, однако старик предложил ему службу в благодарность за спасение. С тех пор он сопровождал своего нового хозяина везде и всюду, разве что в Индию Алекс его с собой не взял, поскольку у индейца не было никаких документов.

Перебравшись в Британию, граф забрал Пако с собой, ибо безгранично доверял его лекарскому таланту, а к тому же, давно считал старика не просто слугой, но и верным другом.


Когда молодые люди добрались до загородного поместья, было уже далеко за полночь, и окна в господском доме были темны. Однако, узнав о приезде хозяина, слуги словно выросли из-под земли.

Они быстро и слаженно распрягли карету, занесли сундуки с одеждой, которая так и не понадобилась господам, и бросились готовить комнаты и накрывать стол к позднему ужину.

Александр сам отнёс Адель в комнату для гостей и осторожно уложил на постель. Коснувшись рукой лба девушки, граф обнаружил, что её пробивает холодный пот, а тело начинает мелко дрожать.


— Позовите Пако, немедленно! — не оборачиваясь, велел он, и старый камердинер сразу исчез, чтобы выполнить приказ барина.


Индеец долго осматривал девушку, разговаривая при этом сам с собой на непонятном наречии. Выглядел он очень экзотично для самого сердца старой, доброй Англии — длинные седые волосы были заплетены в косички, с вплетёнными в них цветными кожаными шнурками, а одежда представляла из себя классический костюм индейца: широкая полотняная рубаха и штаны, с широкой бахромой по краям, богато расшитые бисером и ракушками разных размеров, что позволяло определить приближение Пако задолго до того, как он показывался из-за поворота.


— Что скажешь, Пако? — тихо спросил Алекс.


— Она бродит в длинном коридоре меж нашим миром и страной забвения, — медленно отвечал индеец, немного растягивая слова, — Пако пока не видит, насколько она далеко ушла, но может позвать её душу обратно.


— Так сделай это! — Александр положил руку на плечо. — Эта девушка должна выжить, для меня это очень важно.


— Пако понимает, — кивнул старик, — но тебе придётся подождать. Воин должен быть терпелив. Пако сварит настой, которым ты будешь поить её, сила настоя поможет ей найти путь обратно. Знай — она будет много говорить и кричать от него. Ты не должен бояться, потом она ничего не вспомнит, это духи войдут в её тело, чтобы привести обратно из тумана забвения.


— Алекс, ты и правда веришь в это? — не выдержал Алексей, стоявший позади кузена. — Неужели ты не видишь: у неё начинается лихорадка, нам необходимы лекарства, а не ритуальные завывания у костра с барабаном и шарлатанские настойки!


— Тише! — коротко бросил граф кузену. — Делай, что нужно, Пако, я верю, что у тебя получится.


Индеец скользнул по Алексею полным превосходства взглядом и величественно выплыл из комнаты, чтобы заняться приготовлением настоя для больной.


— Сашка, ты сошёл с ума! — сердито выпалил Алексей, проводив индейца подозрительным взглядом. — Если княжна умрёт, пока твой ручной шаман колдует над ней, вместо того, чтобы лечить, ты сам себе этого никогда не простишь!


— Скорее её угробят учёные придворные лекари, чем Пако, — упрямо огрызнулся граф, осторожно присаживаясь на край постели Адель. — Ещё раз повторяю: я верю ему и надеюсь, что Адель скоро поправится благодаря его лечению.


Пока индеец колдовал над своим зельем, в спальню Адель вошли две горничные, которым граф приказал привести девушку в порядок — её лицо и руки до сих пор были в саже после пожара, а волосы спутались и выпачкались в крови. Порванное, грязное платье, местами прожжённое искрами римских свечей, нужно было выбросить, а девушку вымыть и переодеть в чистую сорочку.

К комнате для гостей примыкала просторная ванная комната, где уже поднимался в воздух пар от набранной горячей воды. Осторожно раздев княжну, горничные перенесли её в ванную, где вымыли мягкой мочалкой и душистым мылом, смыв следы жуткого пожара с её тела и длинных волос. Затем её осторожно обтёрли и переодели в чистое, уложив обратно в постель.

Александр и Алексей сразу же вышли, предоставляя Адель заботам прислуги, и направились в столовую, где уже ждал накрытый в спешке ужин.

Но, прежде, чем сесть за стол, Александр позвал своего камердинера, Степана, старшего над домовой прислугой в поместье.


— Послушай, Степан, — вздохнул Алекс, собираясь с мыслями. — Эта девица, которую я привёз в поместье, останется здесь, пока не выздоровеет. Так вот, донеси до всех, что её пребывание в моём доме должно остаться тайной для любых посторонних. Кто из дворни проговорится, того я лично вышвырну на улицу. Понял?


— Как не понять, батюшка, всё исполню в точности, не сомневайся! — поклонился Степан. — Ни одна живая душа не прознает про барышню, вот тебе крест!


Отпустив камердинера, Алекс устало присел за стол рядом с кузеном. Рассеянно приступив к творожной запеканке с ягодами и мёдом, которую спешно подали к ужину, за неимением ничего другого, он почувствовал себя опустошённым переживаниями, что свалились на него за последние сутки.

Алексей, поливая свою запеканку брусничным сиропом, вдруг осторожно осведомился:


— Может, всё же сообщим князю, что его дочь жива? Хотя бы анонимно.


— Не знаю… — вздохнул граф. — Боюсь, что полиция тогда станет рыть носом землю с двойным усердием, да и репутации Адель это может повредить. Представь, что за разговоры пойдут в свете, когда она вернётся домой.


— Отправим тайное послание! — настаивал кузен. — В дальнейшем, эта записка поможет тебе и сыграет в пользу искренности твоих чувств к Адель.


— Ты это уже говорил, — устало напомнил граф, делая глоток горячего медового сбитня.

— Я подумаю об этом чуть позже, хорошо? Сейчас у меня такое ощущение, что моя голова весит, как пушечное ядро.


— Тебе нужно поспать, хотя бы несколько часов, — заметил Алексей, — как и мне. После отдыха мысли должны проясниться.


Закончив с ужином и проведав Адель, которая уже выглядела намного лучше, благодаря заботе горничных, граф и его кузен отправились в свои комнаты.

А старый индеец просидел возле своей новой пациентки весь остаток ночи. Перед тем, как дать ей выпить тёплый настой из трав, он запалил в железной курильнице пучок какой-то сухой травы и окурил дымом всю комнату, бормоча непонятные фразы на своём наречии. Затем от налил настой в большую ложку и аккуратно влил его в рот девушки, чуть надавив ей на подбородок.

После этого старик присел на пол у её постели и стал ждать. Через четверть часа настой начал своё действие — девушка заметалась по кровати, стала бормотать что-то на русском и английском языке, потом выкрикивать имена отца и брата, её трясло, словно в лихорадке, а на лбу и висках выступили капельки пота. Такое состояние продлилось около получаса, после чего княжна затихла и уснула, дыша мерно и спокойно.

Индеец улыбнулся удовлетворённо — это был именно тот эффект, которого он ждал от своего снадобья. Теперь нужно было полагаться лишь на время и милость мудрого Отца мира, чтобы он исцелил эту маленькую скво, что так глубоко ранила сердце его хозяина.

Так началось пребывание Адель в поместье Александра, вскоре разделившее их жизни надвое…


На другой день Алексей собрался обратно в Лондон, чтобы разведать обстановку в доме Вяземских и узнать, что за разговоры ходят в светских салонах. К тому же, Александр передал через него немалую сумму денег для Жаклин и попросил, чтобы Алексей помог ей снять приличный дом. Кроме того, требовалось закрыть аренду дома, в котором сейчас ждала бывшая актриса, расплатившись с хозяином, да ещё отдать распоряжение, чтобы упаковали личные вещи Александра и отправили их в Стоун-Хаус.

Тщательно поразмыслив, Александр всё же решился написать анонимное письмо для отца и брата Адель. Он заставил написать текст письма своего личного секретаря, не рискуя писать своей рукой, ибо Мишель мог видеть его почерк раньше, когда Александр сделал пару записей в альбоме его сестры.

Письмо было немногословным, собственно, в нём была лишь одна фраза:


«Ваша дочь жива, князь, и скоро вернётся домой!»


Ни имени, ни адреса отправителя, разумеется, не было. Алексей должен был передать письмо Вяземскому лично, сказав, что мальчишка-посыльный принёс его в посольство. Шансы, что Алексея заподозрят в причастности к этому посланию, конечно, были, но искусством вранья и притворства Кубацкий обладал в совершенстве, а потому ни он сам, ни Александр не сомневались, что от него королевские констебли ничего не добьются.


После обеда Алексей покинул поместье в карете, которую уже успели очистить от грязи, а Александр занял свой бессменный пост у постели любимой девушки.

Когда граф впервые увидел, какой эффект оказывает снадобье Пако, он в ужасе вскочил и послал за индейцем, испугавшись, что у Адель начался какой-то страшный приступ боли или безумия.


— Успокойся! — невозмутимо сказал лекарь. — Пако говорил, что она будет много кричать, но это не страшно. Тьма не хочет так просто отдавать её, поэтому наберись терпения.


Увидев через некоторое время, как девушка успокоилась, Александр облегчённо вздохнул. По словам Пако, нужно было ждать, пока сознание вернётся к ней, а пока лекарь поил девушку настоем пять раз в день, и каждый раз лекарство вызывало кратковременные приступы, которые сопровождались криками и метанием по кровати.

Впервые она очнулась через четыре дня, рано утром. Александр так и не ушёл к себе и спал в большом кресле, укутавшись пледом. Услышав, как она застонала, молодой человек сразу же проснулся, привычка спать очень чутко выработалась у него ещё с юности, благодаря приключениям в Америке и Индии.

Поспешно протерев глаза, он увидел, что Адель села на постели и в панике огляделась по сторонам, явно не понимая, где она находится. Её дыхание, словно у загнанной лани, заставляло грудь отчаянно вздыматься, а пальцы судорожно сжимали края простыни, натянутой до подбородка.

Алекс поспешно вскочил с кресла и бросился к ней, готовый успокоить любимую, но она в ужасе отпрянула от него, уставившись безумными глазами, будто впервые увидела. Обескураженный её реакцией, он остановился в паре шагов от кровати и замер.


— К-кто ты такой? — хрипло выкрикнула девушка, трясясь, как в лихорадке, и Александр понял, что она не помнит его.


Взгляд её огромных глаз был полон не просто страха, а паники, животного ужаса, словно Адель очнулась в жутком подземелье в компании дракона.

К тому же, говорила она по-русски, а значит, не помнила, кто он и, вполне вероятно, ничего не помнила о себе. Молодой человек выставил руки вперёд, давая понять, что его не нужно бояться и постарался ответить, как можно спокойнее и тоже по-русски.


— Успокойся, Адель, всё хорошо! Я не причиню тебе вреда, не нужно меня бояться.


— Адель?! — повторила она, всё ещё трясясь от страха, — почему ты меня так называешь?


— Потому, что это твоё имя, милая, — ещё тише ответил граф, осторожно приближаясь к ней на шаг ближе. — Я — Александр, ты не помнишь?


— Нет… — прошептала она, облизывая пересохшие губы. — Я ничего не помню… Почему я ничего не помню?


— Успокойся, милая, ты всё вспомнишь, обязательно, — горячо пообещал граф, — просто ты сильно ударилась головой, это пройдёт, я обещаю!


— Кто ты? — снова повторила Адель. — Я тебя не знаю.


Слёзы отчаяния ручьём хлынули из её прекрасных глаз, снова делая их похожими на глаза испуганного оленёнка, и сердце Алекса болезненно сжалось. Он присел на край постели и мягко притянул плачущую девушку к себе, сжимая в кольце своих сильных, тёплых объятий.

А она даже не попыталась отстраниться, безудержно рыдая и прижимаясь головой к плечу Александра. Так они просидели несколько минут, пока рыдания Адель не перешли в короткие всхлипывания, а потом и вовсе не стихли. Когда она задышала ровно и спокойно, Александр понял, что девушка уснула на его плече, видимо, слишком мощное эмоциональное потрясение стоило ей многих сил.

Осторожно опустив её голову на подушку, Александр накрыл Адель одеялом и послал за Пако. Индеец выслушал о том, что девушка очнулась, но потеряла память и совершенно спокойно ответил:


— Ты должен помочь ей вспомнить. Духи сделали своё дело и вернули её тебе, но теперь только терпение и любовь помогут ей вспомнить тебя.


Но Александр был до сих пор в ужасе от того, что только что увидел. Как бы он не готовил себя заранее к такой реакции девушки, в итоге оказался не готов. Адель настолько сильно испугалась, что походила на умалишённую. А вдруг её рассудок не выдержит? Александр пытался представить себе, что должен чувствовать человек, лишённый каких-либо воспоминаний, но в голове подобное никак не укладывалось. Он очень боялся за любимую и готов был на всё, чтобы помочь ей, но не представлял, каким образом.

Напряжение последних дней, вкупе с бессонными ночами у её постели, привело к тому, что Александр решил снять напряжение с помощью алкоголя. Он расположился в своей спальне и молча пил, один, погружённый в свои мысли, обдумывая мрачные перспективы грядущего.

Мало-помалу, его разум затуманивался выпитым виски и настроение становилось всё мрачнее. Он метался, раздваивался надвое. С одной стороны, он ничего так не желал, как выздоровления Адель, он хотел, чтобы она пришла в себя окончательно, чтобы всё вспомнила и узнала его, но…

С другой стороны, в этом случае ему придётся вернуть её отцу и брату, да ещё и объяснить им вразумительно, каким образом девушка оказалась в его руках и главное — с какой целью. И тогда он должен будет всё рассказать им, с самого начала. А узнав эту самую правду, Адель может отвернуться от него и не поверить в его чувства. Подобная перспектива не могла радовать графа, поэтому он так старательно пытался заглушить тревогу с помощью старого шотландского виски.

Выплеснув остатки виски в стакан и захватив его с собой, он направился в её комнату. Ещё немного, и он доведёт себя до нервного срыва своими страхами потерять Адель навсегда.

Во хмелю граф всегда был крепок и даже сейчас, когда выпил он довольно много, походка его была тверда, почти как у трезвого человека. Войдя в комнату, он присел на край кровати и печально поглядел на спящую девушку. Она выглядела такой беспомощной, невинной, хрупкой…

Княжна бормотала что-то во сне, периодически мечась по подушке, причём бормотала опять по-русски. Слов разобрать Алекс не мог, он просто сидел рядом и смотрел на неё остекленелым от выпитого виски взглядом синих глаз. Адель опять была во власти своих демонов, мучивших её, а он ничем не мог помочь ей.

Видимо, Пако недавно дал ей новую порцию лекарства, и сейчас Адель переживала его побочное действие, находясь между сном и полузабытьем.


— Алекс… — раздался вдруг её приглушенный шёпот, заставивший графа вздрогнуть от неожиданности.


— Адель, милая, — тихо позвал он, но внезапно понял, что девушка всё ещё спит.


Лекарство вызывало у неё галлюцинации, это Александр уже понял, но то, что она назвала его имя, было хорошим знаком. Значит, где-то, в глубинах своего сознания, она начинала вспоминать его. Как же помочь ей вспомнить, как спровоцировать её вспоминать дальше?

Её голос, произнесший его имя, был таким… нежным. Она позвала его так, словно помнила, словно любила…

Алекс нежно коснулся пальцами её приоткрытых губ, от всей души желая поцеловать их. Это желание буквально сжигало его, а пьяное сознание так и подстёгивало к решительным действиям.

Дальнейшее Александр помнил урывками. Отставив стакан с недопитым виски в сторону, он быстро избавился от своей одежды и лёг в постель рядом с Адель. Ощутив рядом тепло её тела, он почувствовал, как остатки самообладания окончательно покидают его.

Торопливо, точно вор, он прильнул к её податливым губам, впиваясь в них требовательным поцелуем. Его руки быстро стянули с неё ночную рубашку, и девушка оказалась абсолютно нагой, как в день своего появления на свет.

Её кожа казалась нежнейшим шёлком, к ней так и хотелось прикасаться, целовать, ласкать… Руки и губы Алекса исследовали нежное девичье тело, а кровь в висках графа требовательно вскипала и пульсировала, отдаваясь в голове перезвоном тысяч колоколов.


— Милая, любимая моя… — бормотал он между поцелуями, которые становились всё жёстче, словно боялся, что Адель сейчас очнётся от грёзы и оттолкнёт его.


Таких нежных слов Александр Бутурлин не говорил ни одной женщине в своей жизни. Никогда.

Но прежде он и не чувствовал подобного! А сейчас произносить эти слова было так сладко, также сладко, как и покрывать поцелуями её упругую грудь с торчащими сосками, ласкать, гладить, сжимать нежную, тонкую кожу на бёдрах, тонуть в нежно приоткрытых губах…

Александр понимал, что Адель считает происходящее своим сном, но ему сейчас было все равно. Главное — это её волнующее юное тело в его руках. Он так долго желал её — и вот, она принадлежит ему, пусть и только во сне.

Заниматься любовью со спящей девушкой ему до сих пор не приходилось, но сейчас его разум, затуманенный алкоголем и желанием, не в силах был образумить графа.

Страсть и жажда обладания ею совершенно ослепили Александра, он уже не соображал, что делает.

Адель лишь коротко вздрогнула в его руках, непроизвольно подаваясь вперёд, и издала слабый стон боли, когда он взял её невинность. Её большие тёмные глаза на миг распахнулись и почти сразу же снова закрылись. Одинокая слезинка выкатилась из уголка её глаз, и Александр тут же собрал её губами.


— Любовь моя! — выдохнул Алекс, снова припадая к её губам. — Только моя… единственная!


Он старался двигаться медленнее, опасаясь, что Адель всё ещё чувствует боль, но страсть упорно не желала поддаваться контролю, заставляя всё чаще и резче врываться в её тело, забывая обо всём на свете, кроме волн нарастающего наслаждения. Он уже не сдерживался, погружаясь в неё всё быстрее, раз за разом, покрывая лихорадочными поцелуями грудь и плечи своей возлюбленной.

А глаза Адель до сих пор были закрыты… Она спала и ничего не понимала…

Достигнув пика наслаждения, Александр с долгим стоном излился в неё, совсем забыв об осторожности. Тяжело дыша, он сжал Адель в своих объятиях, стараясь прижаться всем телом, и жарко выдохнул:


— Я люблю тебя…


Чувствуя себя одновременно и самым счастливым на свете, и последним непроходимым идиотом, Александр блаженно опустил голову на подушку, и через несколько секунд провалился в сон, по-прежнему нежно прижимая к себе возлюбленную.

Так он совершил самую страшную ошибку, последствия которой будут ещё долго преследовать их обоих.


========== Краткий миг счастья ==========


Алексей Кубацкий с интересом и любопытством наблюдал за Жаклин, погружённой в чтение письма, которое он передал ей от Александра. Глядя на то, как недовольно хмурится её прелестное кукольное личико, а тонкие тёмные брови сходятся под острым углом, он всё гадал, как Алекс мог попасть в такую продуманную женскую ловушку, как беременность любовницы.

Его кузен славился своей осторожностью во всём, а особенно, в общении с женщинами, подобными красотке-француженке. Алексей обладал природным чутьём в отношении подлинной сущности людей, и буквально с первой-второй встречи с Жаклин увидел, что она обладает львиной хваткой и твёрдым характером, при всей её кажущейся, наигранной беспомощности. Понятное дело, она — актриса, ей не привыкать играть роль, но как Алекс мог не почувствовать, что она затеяла? Хорошо зная содержанок богатых мужчин, Алексей прекрасно понимал, что забеременеть случайно девушка никак не могла, а вот запланировать это заранее — запросто.

Но куда же подевался инстинкт самосохранения у его сверхподозрительного и обычно не в меру осторожного кузена? Чем Жаклин так окрутила Алекса, что он забыл об элементарной осторожности и простейших способах, к которым обычно прибегают мужчины для предотвращения подобных неприятностей?

О любви не могло быть и речи — Алексей с каждым днём всё сильнее убеждался, что Александр влюбился в Адель по самые уши — тогда что же? Да, Жаклин — красивая женщина, с кукольной мордашкой и точёной фигуркой, но при этом чересчур навязчива и прилипчива, чего Алекс терпеть не может. Похоже, что он собирался порвать с нею, и хитрая француженка почувствовала это, вот и подстраховалась весьма удачно. Интересно, а точно ли она беременна от Алекса? Вдруг это вовсе не его ребёнок? Если бы можно было проверить это…

Пока Алексей размышлял, Жаклин дочитала послание любовника до конца и досадливо надула пухлые алые губки. В письме Алекс сообщал, что передаёт через своего кузена деньги для неё, дабы она могла снять приличный дом и купить в него всё, что потребуется, включая мебель, лошадей и экипаж, а также, нанять прислугу. Он написал, что всё ещё слишком занят, чтобы вернуться в Лондон, но непременно навестит её позже, а пока связь они будут держать через Алексея.

Хоть с отъезда Александра прошло всего лишь около недели, Жаклин уже вся извелась в ожидании. Она так рассчитывала, что весть о будущем ребёнке выведет их отношения с Алексом на новый уровень, а вместо этого оказалась запертой в его съёмном доме, откуда ей и выходить-то запретили. Она чувствовала себя одинокой и обманутой в своих ожиданиях.

Сколько планов она придумала, пока готовилась сообщить любимому радостную весть, сколько трогательных эмоций и эффектных фраз заготовила! И всё напрасно — Александр укатил неизвестно куда, а перед этим ещё и обрушил на неё свой гнев, когда узнал о ребёнке! Это несправедливо, в конце концов!

Чувствуя, как в душе у неё закипает гнев, Жаклин сначала непроизвольно смяла письмо графа, но тут же опомнилась и аккуратно расправила. Неосторожное проявление её эмоций не укрылось от цепкого взгляда Алексея, не сводившего с актрисы внимательных глаз.


— Значит, Алекс не приедет? — разочарованно спросила девушка, кусая губы. — Но где же он сейчас?


— Граф вынужден был уехать по важному и безотлагательному делу, — непринуждённо улыбнулся Алексей. — Не волнуйтесь, Жаклин, я помогу Вам с поиском дома, экипажа, слуг и всего того, что понадобится. Александр уполномочил меня присматривать за Вами. Если Вам что-то понадобится, можете обращаться ко мне, я оставлю Вам свою карточку.


— Благодарю Вас, — вежливо поблагодарила девушка, стараясь скрыть своё разочарование ситуацией. — Так что же мне пока делать?


— Завтра я займусь поисками дома для Вас, — ответил Алексей. — Думаю, что это не займёт много времени. Можете сказать мне о своих вкусовых предпочтениях о размерах дома, районе, в котором Вы хотите поселиться, я постараюсь выбрать всё по Вашему вкусу.


— О, я так признательна Вам! — заулыбалась Жаклин. — Вы очень любезны.


— Я выполняю просьбу Александра, — напомнил Алексей. — Пока оставайтесь здесь, но приготовьтесь к переезду в ближайшие пару дней.


— Конечно, я буду готова, — кивнула девушка. — Не беспокойтесь!


— А теперь, прошу извинить меня, но мне нужно поговорить с дворецким и передать ему кое-какие распоряжения графа! — с этими словами Алексей вежливо раскланялся с Жаклин и покинул комнату.


Едва кузен Александра вышел, Жаклин быстро подбежала к двери и прислушалась к удаляющимся шагам. Убедившись, что Алексей прошёл в кабинет, где собирался говорить с дворецким, Жаклин осторожно подкралась к двери и попыталась подслушать разговор.

Сначала она мало что слышала, лишь обрывки ничего не проясняющих фраз, но внезапно дверь чуть приоткрылась от сквозняка, и до неё долетела фраза Алексея:


— Граф велел упаковать все его личные вещи, завтра он пришлёт за ними экипаж. Проследите, чтобы ничего не забыли.


— Значит, господин граф решил съехать досрочно? — спросил дворецкий. — Очень жаль.


— Планы господина графа изменились, и ему пришлось покинуть Лондон до конца сезона, — объяснил Алексей. — Даму, что живёт здесь сейчас, я завтра переселю, не беспокойтесь. Главное, проследите, чтобы ничего из вещей господина графа не забыли упаковать.


— Не волнуйтесь, сэр, я лично прослежу за этим! — заверил дворецкий.


Понимая, что Алексей собирается прощаться, Жаклин поспешно скользнула в дверь, что располагалась напротив двери в кабинет. Это была небольшая бильярдная, где они с Алексом проводили почти каждый вечер, пока она жила здесь, заботясь о возлюбленном после ранения.

Прижавшись к стене, Жаклин прислушалась: Алексей вышел из кабинета и, пройдя через просторный холл, вышел на улицу. Выдохнув с облегчением, Жаклин вышла из своего укрытия и направилась к себе.

Итак, всё пошло совершенно не так, как она планировала. Её надежды пленить Александра своей искренностью и преданной любовью, а затем привязать его к себе ребёнком пока не оправдались. А в свете некоторых последних событий, Жаклин сильно сомневалась в том, что сможет рассчитывать на что-то большее, чем просто материальное содержание на себя и малыша. И для сомнений у неё была весьма веская причина.

Маясь от одиночества в доме, запертая в четырёх стенах, Жаклин тщательно осмотрела все комнаты, заглядывая в каждый шкаф, каждый ящик и каждую дверь.

На второй день своего пребывания в доме Александра она узнала о трагедии, разыгравшейся на Темзе — о страшном пожаре, унесшем жизни многих знатных особ, что были приглашены на приём лорда-канцлера. Жаклин прочитала утреннюю газету и увидела вней список погибших, пострадавших и пропавших без вести. Она и не уделила бы этому событию больше внимания, чем обычным происшествиям, о которых говорилось в «Таймс», если бы прежде не обнаружила одну занятную находку в спальне Александра.

В ящике его рабочего стола она нашла толстую тетрадь в синей кожаной обложке. Открыв её, Жаклин поняла, что перед ней дневник её возлюбленного. Абсолютно не терзаясь муками совести, девушка открыла её и принялась читать.

На её счастье, многие записи были сделаны по-французски, особенно первые, ведь Александр начал вести дневник в возрасте около пятнадцати лет, а в России французский был едва ли не вторым государственным языком.

С огромным удивлением Жаклин узнала его настоящее имя и поняла, что её скрытный любовник — русский граф. До сих пор она искренне считала Александра просто богатым американцем, купившим себе графский титул, а он, оказывается, урождённый аристократ! Невероятно! Впрочем, его классическая красота, подтверждала аристократическое происхождение.

Дальше, к разочарованию Жаклин, следовало множество записей на русском, где она совершенно ничего не поняла бы, не вставляй Алекс периодически отдельные фразы на французском. Хоть девушка и не могла перевести всё дословно, но она сумела понять, что семью Алекса сослали в Сибирь, где умер его отец.

Чтение дневника настолько захватило её, что Жаклин просидела над ним весь следующий день. Многие записи последующих лет Александр делал на английском, так что прочесть их не составило никакого труда. Так Жаклин узнала о его страшной клятве у предсмертного ложа отца, многолетней ненависти к князю Вяземскому, всех злоключениях юного Александра в Америке и Индии и, наконец, о его циничных планах возмездия.

Граф Бутурлин доверял свои самые сокровенные мысли страницам дневника — вся боль, ненависть, жажда мести выплёскивались им именно здесь. Возможно, ему становилось немного легче справляться с внутренними переживаниями, перекладывая свои мысли и планы на бумагу.

Из дневника Жаклин узнала, что он хочет похитить и обесчестить юную дочь своего врага. И имя её — княжна Аделина Вяземская…

Жаклин задумалась: где она прежде слышала это имя? Театр, где служила француженка, являлся едва ли не лучшим банком сплетен в Лондоне. Актрисы, почти все имеющие богатых любовников, узнавали от болтливых аристократов многие подробности светской жизни, и в свободное от репетиций и спектаклей время постоянно перемывали косточки высшему свету. Жаклин готова была поклясться, что имя Аделины Вяземской однажды уже было темой для обсуждения её коллег-актрис, но не могла припомнить, что именно она слышала о ней.

А потом вспомнила. Ну конечно, это ведь та самая девушка, спасая которую Алекс и получил пулю в плечо! Значит, он оказался рядом с ней вовсе не случайно, как пытался убедить Жаклин. Он уже тогда следил за княжной!

Сам по себе, план мести Александра не показался Жаклин ни жестоким, ни циничным. Принципы морали вообще не особо волновали её, если дело не касалось её лично, но дальнейшие записи в дневнике очень настораживали.

Они пестрели мыслями об Адель, как называл её Александр. Читая, как он описывает их быстрое сближение, знакомство и дружбу со старшим братом княжны, Жаклин почувствовала нарастающую тревогу и ревность. А дойдя до описания маскарада у Ратлендов, француженка и вовсе едва не выбросила тетрадь в огонь от охватившей её ярости.

Алекс очень подробно описал, как целовался с юной княжной в беседке. Судя по его восторженным описаниям её прелестей, граф влюбился в дочь своего врага. Вместо того, чтобы хладнокровно обесчестить её и бросить, он всё сильнее привязывался к Адель, о чём красноречиво говорили записи в тетради.

Увидев имя Адель в списке пропавших без вести на сгоревшей яхте, Жаклин задумалась. Последняя запись, сделанная Алексом, гласила, что к похищению всё готово. В подобные совпадения француженка не верила. Немного поразмыслив, смышлёная актриса сложила кусочки мозаики, и пришла к определённым выводам.

Значит, в то утро, когда Жаклин сообщила ему, что ждёт ребёнка, граф торопился в какое-то тайное место, куда должны были привезти похищенную девушку. Выходит, если княжна пропала и не была найдена ни среди погибших, ни среди пострадавших, Алексу всё же удалось похищение?

Стало быть, сейчас он где-то прячет княжну, пока её родные и весь свет считают её погибшей или просто исчезнувшей. Так-так… Интересно, где же находится это тайное место?

Жаклин чувствовала, как ревность и злоба душат её, словно огромная змея. Она никогда не видела княжну Вяземскую, но ревновала к ней безумно. Записи Алекса говорили о том, что он влюблён в эту девушку, хоть именно этой фразы он ни разу не написал, но доказательств тому в тексте было предостаточно.

Француженка очень ждала, что Александр сам приедет за ней, чтобы поселить в новом доме, и тогда она точно заметила бы в нём перемены, она увидела бы, успел ли он охладеть к ней, но граф так и не приехал…

Значит, он всё ещё с ней, с этой русской… Неужели он передумал и не стал приводить в действие свой замысел? Как же ей проверить это? Она должна знать точно!

До приезда Алексея Жаклин не знала ответа на этот вопрос, но сейчас внезапно поняла. Вещи Александра завтра упакуют и отправят в присланном специально для этого экипаже. Всё, что ей нужно будет сделать, это незаметно сесть в тот экипаж или проследить, куда он отправится, и тогда он привезёт её туда, где скрывается Александр со своей новой пассией.

Жаклин очень хотела увидеть свою соперницу, и не только из-за праздного любопытства. Александр писал в дневнике, что княжна тоже увлечена им, и Жаклин стремилась убедиться воочию, какова истинная природа их отношений и как далеко успели зайти влюблённые. Если Александр и правда влюбился настолько, что отказался от планов мести, он едва ли рассказал Адель о своём прошлом.

Влюблённые мужчины всегда очень ревностно относятся к своему счастью и оберегают его от всего, что может нести угрозу, в том числе и от нелицеприятных тайн прошлого.

План действий созрел у Жаклин мгновенно, но на обдумывание деталей ушла вся ночь. Она взвешивала все «за» и «против», выбирая между счастливой, безбедной жизнью, воспитывая его ребёнка, и расставанием с любимым навсегда, но, будучи вначале сполна отомщённой за пренебрежение. Меркантильность боролась в ней с гордостью и чувством оскорблённого достоинства, и последнее победило. Жаклин приняла решение.

Она непременно отыщет, где скрывается от неё возлюбленный. Затем выяснит, что происходит между ним и княжной, и, если увидит, что влюблённые голубки собрались свить семейное гнёздышко, она преподнесёт невесте графа маленький подарок в виде этой тетради.

Почему-то француженка была уверена, что Адель не понравится то, что она узнает о прошлом своего благородного рыцаря в сверкающих доспехах! Особенно о его плане, как обесчестить её и опозорить в глазах всего света!

Жаклин прекрасно понимала, что такой поступок навсегда поставит крест на её отношениях с Алексом, но не могла позволить этой русской княжне так просто заполучить его. Пусть Алекс бросит её, но и вместе с Адель ему не бывать! У Жаклин есть козырь в рукаве — это её ребёнок, и ревнивая любовница очень надеялась, что возлюбленный рано или поздно простит её поступок ради их малыша.

Какой бы красавицей ни была эта княжна, вряд ли она окажется лучше Жаклин. Француженка всегда была высокого мнения о собственной внешности и безмерно гордилась своей властью над мужчинами, так неужели она не справится с девчонкой, всё достоинство которой заключается в знатном происхождении? Жаклин — страстная и опытная в постели любовница, а зная темперамент Алекса и его ненасытную чувственность, он скоро начнёт скучать по ней и ему наскучит эта пресная девственница, которой до неё ещё расти и расти. И тогда, посмотрим, кто победит!

***

На утро Адель проснулась первой. Алекс не сразу почувствовал, что девушка пошевелилась, однако его быстро разбудил её испуганный возглас. Он мгновенно открыл глаза и увидел ошарашенную и напуганную княжну, которая отпрянула от него, отчаянно кутаясь в одеяло. Её тёмные глаза были широко распахнуты, губы дрожали, а щёки пылали румянцем.


— Алекс! Что происходит?!


Александр моментально понял, что Адель всё вспомнила. Во-первых, она обратилась к нему по-английски, а во-вторых, в её глазах плескался ужас от того, что она проснулась в незнакомом месте, да ещё и в его объятиях, абсолютно обнажённая. Значит, Пако был прав — мощное эмоциональное потрясение спровоцировало восстановление её памяти, а события прошлой ночи вполне могли стать таким потрясением, хоть девушка и находилась в плену галлюцинаций от лекарства. Сердце графа радостно забилось, но перепуганное лицо девушки и стремительно увлажняющиеся большие глаза не предвещали ничего хорошего. Ещё пара мгновений — и разразится настоящая истерика.


— Адель… — тихо начал он, но вдруг осёкся, не зная, что сказать дальше.


— Где я? — жалобно прошептала Адель, сжимая край одеяла так крепко, что побелели суставы пальцев. — Что произошло?


— Разве ты не понимаешь? — осторожно спросил граф. — Мы провели эту ночь вместе. Ты стала моей, Адель!


Адель задохнулась и замерла от неожиданности, её большие тёмные глаза стали ещё огромнее, в них застыли недоверие и страх. Девушка отчаянно покачала головой, отказываясь верить в то, что услышала.


— О чём Вы говорите?! Я ничего не помню! — простонала она в отчаянии. — Почему?!


— Адель, что ты помнишь? Скажи мне! — попросил Алекс. Ему нужно было понять, на каком моменте оборвались её воспоминания.


— Помню яхту… и пожар… — пробормотала Адель, вздрагивая от ужасных воспоминаний. — Люди кричат, всё горит, все прыгают в воду… Мы с Настей… а что с Настей? — вдруг вспомнила о своей горничной девушка, и испуганно взглянула на Алекса.


— Она погибла, Адель, — тихо ответил он. — А тебе удалось выжить, слава богу.


— Погибла? — дрогнувшим голосом повторила девушка, и её глаза моментально наполнились слезами, которые хлынули по щекам. — Господи, какой ужас!


— Не плачь, милая, — сердце Алекса болезненно заныло, а руки потянулись к ней, чтобы обнять, но Адель вдруг резко отпрянула, едва не свалившись с кровати.


— Где мы? Почему я не дома? — испуганно вскрикнула она.


Вот она и задала вопрос, внятного ответа на который у графа не было. Что он может объяснить? Как оправдаться?


— Адель… — снова замялся он, — мне нужно будет многое тебе объяснить. Это трудно для меня, но необходимо. Не волнуйся, я всё тебе расскажу, только успокойся хоть немного.


Девушка недоверчиво бродила взглядом по его лицу, силясь понять хоть что-то. Мысли в её голове решительно перепутались, грудь вздымалась от срывающегося дыхания, а глаза по-прежнему были влажны от слёз. Она подозревала, что долго была без памяти и за это время многое произошло. Они с Алексом оказались в одной постели, и он сказал, что они… Это не укладывалось в голове!


— Но… почему я это сделала? — недоумённо пробормотала она, окидывая взглядом постель. — Я не понимаю.


— Разве ты больше не любишь меня? — тихо спросил граф. — На подобное люди обычно решаются по любви.


— Но… я не давала своего согласия! — воскликнула девушка. — И, для начала люди женятся, а уж потом делят ложе, разве не так?


Это уже было почти обвинение в насилии, и Александр вдруг почувствовал себя идиотом и мерзавцем. Адель совершенно права: он взял её невинность без её согласия, а значит — совершил насилие. Он обесчестил её, как и планировал, с той лишь разницей, что она не почувствовала боли и не испугалась во время самого процесса. Александр внезапно сам поразился этой мысли, понимая, наконец, что натворил в порыве страсти и под воздействием лишних алкогольных возлияний. Господи, почему эта мысль не пришла в его голову вчера вечером?! Это наверняка отрезвило бы его!

Теперь, осознав происшедшее с нею, Адель имеет полное право предъявлять ему претензии. Но, кроме возмущения в её глазах, в голосе девушки звенели боль и разочарование. Она никак не ожидала, что любимый так поступит с нею. Нужно было срочно как-то оправдаться, видеть её слёзы было слишком больно для Александра.


— Прости меня, любимая, — искренне сожалея, прошептал он. — Я знаю, что недостоин твоего прощения, но выслушай меня, умоляю! Я не имел права делать этого до венчания, но у меня есть оправдание.


— Какое же? — глухо спросила Адель сквозь слёзы.


— Во время пожара ты получила сильный удар по голове, после которого несколько дней была без сознания, — объяснил Александр. — А когда очнулась, то не узнала меня, ты даже не помнила своего имени! Лекари сказали, что тебе необходимо эмоциональное потрясение, чтобы вернуть память, и я…


— Решил воспользоваться этим, чтобы обесчестить меня… — горестно продолжила за него Адель, бледнея.


— Не говори так! — отчаянно воскликнул Алекс, хватая её за плечи и подтягивая ближе к себе. — Я хотел помочь тебе вспомнить, милая! И… безумно желал тебя… — вдруг честно сознался он.


— Но… ты же погубил меня! — губы Адель дрогнули, и девушка закрыла лицо руками, снова дав волю слезам, не заметив даже, как впервые обратилась к нему на «ты».


Её жалобные всхлипывания были невыносимы, они разрывали его сердце, и Алекс порывисто прижал любимую к себе, несмотря на сопротивление.


— Я люблю тебя, милая, — выдохнул он. — Прости меня, умоляю! Клянусь, я не хотел причинять тебе боль! Я мечтал лишь о том, что мы будем вместе навсегда, что мы обвенчаемся. Разве ты не мечтала о том же?


— Мечтала! — всхлипнула девушка. — Но я хотела, чтобы мы вначале обвенчались, а уж потом…


— Но, то, что произошло между нами прошлой ночью, и было по любви, Адель, — прошептал Алекс, целуя её в висок. — Какая разница — до венчания или после? Зато теперь ты всё вспомнила.


— Кроме того момента, который не должна была забывать всю жизнь… — сокрушённо пробормотала княжна.


— Я буду каждый день молить тебя о прощении за этот поступок, — пылко выдохнул Алекс, глядя на любимую виноватыми глазами.


— Ты хочешь, чтобы я стала твоей женой? — вдруг спросила Адель, поднимая на него заплаканные глаза.


— Конечно, любимая! — нежно ответил Александр, поднося её руки к губам. — Я ничего не желаю так сильно, как назвать тебя своей женой.


— Значит, ты любишь меня? — недоверчиво спросила она.


— Я не могу без тебя, Адель! — страстно выдохнул граф, наклонившись к ней, чтобы поцеловать мягкие розовые губы. — Ты — единственная женщина в моей жизни и в моём сердце! Так ты станешь моей женой?


— Да… — прошептала княжна, подставляя свои губы для поцелуя.


Руки Алекса нежно обняли её, они были такими сильными, крепкими и тёплыми, что девушка невольно снова расплакалась, на сей раз уже от радости.


— Тише, милая, — шепнул он, покрывая быстрыми поцелуями её лицо, — не плачь, прошу тебя. Всё хорошо!


Губы их осторожно встретились, сливаясь в нежном поцелуе, и Алекс вновь почувствовал нарастающее желание, которое вызвали прикосновения к обнажённому телу возлюбленной.

Долгий поцелуй успокоил Адель, во всяком случае, отвёл нарастающую истерику. Она всё ещё до конца не понимала, как произошло то, что она оказалась в одной постели с ним, но любовь сделала своё дело, и девушка раскрыла Алексу свои объятия. Целуя её шею и хрупкие плечи, он чувствовал, как в её теле просыпается трепет от наслаждения его прикосновениями, и это было сейчас, наяву, а не во сне, как прошлой ночью.

Если вчера он действовал торопливо, не в силах справиться со своей страстью, подогретой длительным томлением и алкоголем, то сейчас ему некуда было спешить. Он хотел наслаждаться каждым мигом их близости, единения тел и душ, но самое главное — доставить наслаждение любимой, заставив её забыть обиду, за которую он будет чувствовать вину всю оставшуюся жизнь.

Его губы скользили по шелковистой коже Адель медленно, оставляя после себя мурашки, лаская то нежно, словно невесомые прикосновения крыльев бабочки, то горячо и страстно, будто он хотел выпить всю её кровь, подобно вампиру из популярных романов Лорда Байрона.

Только Адель успевала расслабиться, задыхаясь от нежности его прикосновений, как он тут же менял тактику и неистово набрасывался на неё, подобно дикому зверю. Его ласки постепенно вытеснили девичий страх и стыд, приводя девушку в состояние сладкого, томительного возбуждения. Княжна чувствовала, как её кровь вскипает, подобно лаве, посылая горячие волны от пальцев ног до самой макушки.

Смелея понемногу, она сама касалась своего любовника, восхищаясь античной красотой его тела и безупречной гладкостью кожи. Она с наслаждением ощущала, как под её пальцами напрягаются мышцы на его спине и груди, с удивлением обнаруживая, что её прикосновения так магнетически действуют на Александра, что он со стоном закрывает глаза, стоит ей только коснуться его в определённых местах.

Александр с каждой минутой чувствовал, что ему всё труднее сдерживаться. Как бы он хотел сейчас неистово ворваться в неё, наслаждаясь ощущением обладания нежным телом любимой! Но ему надлежало быть терпеливым…

Проведя языком по её напрягшимся соскам, он вызвал у Адель рваный вздох, её руки вцепились в его плечи, а голова запрокинулась назад.

Неведомые прежде ощущения заставляли Адель буквально терять голову. Она с каждой минутой всё больше забывала о стеснении и страхе, отдаваясь его рукам и губам. Когда его тёплые пальцы коснулись её в самом интимном месте, девушка испуганно вздрогнула и напряглась, что сразу же почувствовал Александр.


— Тише, милая, не бойся, — шепнул он, целуя ей губы. — Доверься мне…


Его пальцы продолжали поглаживать и ласкать нежную кожу, пока не проникли внутрь её тела, сорвав ещё один судорожный вздох с розовых губ Адель. Он медленно скользил пальцами внутри неё, и девушка почувствовала, как в её теле рождается какое-то неведомое напряжение, отчаянно ищущее выхода. Прошла лишь пара минут, а она уже ничего не соображала — голова металась по подушке, длинные волосы опустились на лицо, губы приоткрылись, тихие стоны вырывались из груди, а напряжение всё возрастало, вызывая пульсацию в висках и где-то в самом низу живота…


— Алекс… — задыхаясь, всхлипнула Адель, вцепляясь обеими руками в простыни и выгибаясь под его руками. — Пожалуйста…


Она и сама не знала, о чём умоляет его — то ли убрать руку, то ли не останавливаться. Движения его пальцев становились всё быстрее, а стоны девушки — громче. Она кусала пересохшие губы и металась по постели, находясь под воздействием острых, сладко мучивших её ощущений.

Через несколько минут она достигла пика наслаждения и напряжение внизу живота вырвалось наружу коротким криком, приглушённым подушкой, которую Адель в последний момент прижала к лицу. Она мелко задрожала, выгибаясь навстречу Алексу всем телом, словно тугой лук в руках умелого лучника.

Он уже сдерживался из последних сил, но был счастлив, что она испытала наслаждение в его объятиях.


— Я люблю тебя, милая… — страстно выдохнул он, опускаясь меж её ног. — Иди ко мне!


Прежде, чем Адель успела ответить что-то, он ворвался в неё одним рывком, словно меч в ножны. Она гулко охнула и снова подалась ему навстречу, откидывая голову на подушки. Он двигался резко и быстро, тяжело дыша, крепко сжимая её бёдра, его сапфировые глаза впились в её лицо, подчиняя своей воле и страсти.

Стоны наслаждения теперь вырывались с губ обоих любовников. Адель чувствовала, что её тело ей больше не принадлежит — оно двигалось в унисон с телом Александра, подстраиваясь под ритм его движений. Откуда она знала, как вести себя, как прикасаться к нему, чтобы доставить удовольствие? Куда подевалась наивная, скромная девственница, которая прежде и не представляла, как выглядит обнажённый мужчина? Неужели это любовь смогла так быстро превратить её из наивной пансионерки в страстную женщину?

Она отдавалась любимому страстно и горячо, растворяясь в его крепких руках, тонула в нежных поцелуях, не сдерживая эмоций. Самой сладкой музыкой для неё были долгие стоны любимого и его хриплый шёпот, когда он, достигнув пика наслаждения, крепко стиснул её в объятиях:


— Любовь моя…


Когда волна страсти немного схлынула, и влюблённые восстановили сбившееся дыхание, Адель вдруг снова спросила:


— Ты так и не сказал, где мы находимся?


— Мы в моём загородном поместье, — ответил Алекс, улыбаясь и накручивая на палец её пшеничный локон.


— Но…как я сюда попала? — Адель наморщила и потёрла лоб, пытаясь вспомнить. — Абсолютно ничего не помню!


Глубоко вздохнув, Александр осторожно, тщательно выбирая слова, поведал ей историю с пожаром, искусно умолчав о том, каким образом Адель оказалась с ним. Он ограничился фразой, что смог спасти её с горящей яхты в последний момент, о дальнейшем лечении, о том, как переживал, что она не выживет. Слушая его, княжна лишь задумчиво качала головой и повторяла, что не помнит ничего из того, о чём он говорит.


— А отец и Мишель знают, что я с тобой? — вдруг вспомнила Адель.


— Нет, пока не знают, — нехотя признался граф, но, увидев, как изумлённо и обиженно распахнулись её глаза, поспешил объяснить. — Я не хотел давать им ложной надежды, милая, ведь ты была в тяжёлом состоянии. Если бы ты… умерла, они пережили бы двойной удар.


— Значит, они до сих пор считают меня мёртвой?! — потрясённо вскрикнула девушка.


— Я всё расскажу им лично, обещаю! — заверил её Александр, умолчав об анонимной записке, отправленной им в особняк Вяземских. — Завтра утром я отправлюсь в Лондон, чтобы всё им объяснить и попросить твоей руки. А ты пока будешь ждать меня здесь.


— Но, почему? — не понимала Адель. — Я хочу увидеть их! Почему бы нам не поехать вместе?


— Я опасаюсь за сердце твоего отца, милая, — мягко возразил он. — Лучше будет, если я всё расскажу сам. Когда твои родные узнают, что мы… уже были вместе, как муж и жена, они могут разгневаться. Я не хочу, чтобы их гнев пал на тебя. В конце концов, я — мужчина, и только я должен держать ответ перед твоим отцом. Как только он даст согласие на наш брак, я сразу вернусь за тобой, чтобы мы могли получить его благословение.


Адель сосредоточенно молчала, обдумывая слова Александра. Пожалуй, он был прав, лучше ей будет приехать немного позднее. Она была в ужасе от перспективы увидеть реакцию отца и Мишеля на её грехопадение.


— Может, и не стоит посвящать их в подробности наших отношений без крайней необходимости? — неуверенно предложила девушка. — Я не хотела бы, чтобы они думали обо мне плохо.


— Я сделаю так, как ты захочешь, — заверил её Алекс. — В таком случае, я просто скажу им, что мы любим друг друга и просим благословения на брак. Твоё долгое пребывание в моём доме и так станет достаточным основанием для того, чтобы поторопиться с венчанием.


— Я напишу отцу письмо! — решила Адель. — Расскажу ему о том, как сильно люблю тебя, и он простит нас, я уверена! К тому же, моё письмо послужит доказательством правдивости твоих слов.


— Хорошо, — улыбнулся Алекс, целуя её в лоб, — пиши своё письмо, душа моя, но не делай из него древнегреческую поэму. Пусть это будет короткое послание, договорились? И ещё… лучше будет, если ты сделаешь это немного позднее…


Почувствовав резкую перемену в его тоне, Адель с неосознанным кокетством и показной наивностью округлила глаза, хотя уже прекрасно поняла, к чему клонит возлюбленный:


— Почему же? — она пленительно взмахнула длинными ресницами.


— Потому, что сегодня ты принадлежишь только мне! — страстно прошептал Александр, опрокидывая Адель на подушки и зависая в миллиметре от её полураскрытых, нежных губ. — Этот день, вечер и вся грядущая ночь принадлежат только нам двоим, и я хочу, чтобы мы запомнили каждый миг нашего счастья!


========== Вдребезги ==========


Ранним утром Алекс покинул своё загородное поместье и, как и обещал Адель, направился в Лондон, чтобы принести её родным радостную весть о чудесном спасении княжны, а также, чтобы попросить руки своей возлюбленной.

Алекс решился ехать верхом, поскольку нетерпение подгоняло его. Адель ещё спала, когда он покидал поместье. Подойдя к кровати на цыпочках, он осторожно, стараясь не разбудить, нежно коснулся губами её щеки, а она лишь пробормотала что-то во сне, перевернувшись на другой бок. Волна невыразимого, острого счастья затопила его сердце, когда он глядел на спящую возлюбленную. Она выглядела совсем ещё ребёнком, но, в то же время, именно она прошлой ночью отдавала ему себя со страстью, достойной опытной любовницы. Определённо, она быстро училась у него получать удовольствие от плотских утех, хотя успела получить только несколько уроков!

Вскочив в седло, граф неспешно выехал за пределы поместья, а там уже пришпорил коня, давая ему волю. Это утро, пока ещё летнее, было уже по-сентябрьски прохладным, но всё равно самым лучшим в жизни Александра. Он любил и был любим! Что может быть прекраснее?

Вспоминая, как он держал Адель в своих объятиях, граф чувствовал, что его сердце начинает стучать взволнованно, как у робкого, восторженного юнца, впервые прикоснувшегося к женщине и познавшего любовь. Впрочем, до встречи с Адель он не влюблялся, и только сейчас понял, что значит держать в руках счастье.

Единственное, что немного омрачало его настроение, это то, что он так и не сознался любимой в своих бесчестных планах, что он строил в отношении неё в начале их знакомства. Никогда не боявшийся ни жестоких бандитов в Америке, ни отчаянных головорезов в Калькутте, Александр испугался разрушить своё счастье, заглянув в светящиеся любовью глаза Адель.

Несмотря на обещание, данное самому себе и Алексею —непременно признаться ей во всём — настырный внутренний голос нашёптывал Александру, что раз он передумал мстить, то Адель вовсе не обязательно знать об этой тёмной стороне его жизни. Стараясь сберечь свою любовь, он решил рассказать любимой и её близким лишь часть правды.

Он откроет возлюбленной своё настоящее имя, поведает о судьбе своего отца и семьи, но промолчит о страшной клятве и коварных планах мести. Александр опасался, что, если Адель узнает, что он собирался обесчестить её, она уже не сможет его простить, а он просто не вынесет такой потери. Он уже пережил однажды страшную, невосполнимую утрату, когда умер его отец, и возможную разлуку с Адель оценивал точно так же.

То же самое он расскажет и старому князю и его сыну. Прежней ненависти к отцу Адель он уже не испытывал, убеждаясь с каждым днём, что это чувство подогревалось специально им самим, и было нужно лишь для того, чтобы заставлять себя стойко переносить трудности жизни. Ему необходим был стержень, цель, чтобы двигаться дальше, не сдаваться, не смотря ни на что, и ненависть к князю стала именно таким стержнем.

А теперь, когда он повзрослел и стал настоящим мужчиной, крепко стоявшим на ногах, богатым, успешным в делах и любви, этот стержень стал ему не нужен, его место заняла любовь к Адель. Та самая любовь, в которую он совсем недавно не особенно и верил, во всяком случае, в отношении себя самого.

Чем ближе становился Лондон, тем чётче в голове у Александра выстраивался план разговора с Вяземскими. Он надеялся, что Мишель в гневе не вызовет его на дуэль за то, что он посмел скрывать незамужнюю девицу в своём доме, держа в неведении её родных.

Ещё одна деталь, которую он пообещал не открывать взволнованным отцу и брату, это то, что Адель уже потеряла невинность. Сам факт пребывания молодой девицы в доме неженатого мужчины, наедине с ним, уже предполагает скорый брак, иначе её репутации конец. Осталось выдержать негодование Вяземских, но ради Адель, граф готов был в одиночку выйти в рукопашную с сотней вооружённых бандитов.

***

Князь Андрей Алексеевич Вяземский, всё ещё не веря в своё счастье, вчитывался в письмо Адель, которое держал в подрагивающих от волнения руках. Сомневаться не приходилось — эти аккуратно выведенные строчки на листке бумаги принадлежали руке его дорогой девочки.

Адель писала по-русски, видимо, очень волнуясь и стараясь максимально сократить послание, чтобы отцу не пришлось читать его целый час. Князь почувствовал, как радостная улыбка растягивает его губы — Адель никогда не умела писать короткие записки или письма, превращая их в послания на нескольких листах.

Княжна писала, что с нею всё в порядке, чувствует она себя прекрасно и всё благодаря заботам графа Хантли. С детской открытостью она сообщила отцу, что влюблена в него и просит снисхождения для них обоих за то, что так долго не давали знать о том, что она жива.

О, слава Богу, его малышка выжила в этом жутком пожаре! Значит, в анонимке была правда… Внезапно князь вскинул удивлённый взгляд на стоявшего перед ним Александра, который, затаив дыхание, ждал, пока князь и Михаил закончат читать записку Адель.


— Так это Вы прислали то анонимное письмо, граф?


— Да, ваше сиятельство, это сделал я, — повинно склонил голову Алекс. — Но, верьте, я не хотел ничего дурного! Адель была в тяжёлом состоянии после травмы, полученной на яхте, доктора не давали никаких гарантий, что она выживет. Если бы, не дай Бог, случилось самое страшное, я не хотел заставлять Вас переживать эту весть дважды. Простите, но анонимное письмо было единственным, что пришло мне в голову в тот момент.


— Храни Вас Бог, молодой человек! — дрогнувшим голосом сказал князь, и глаза его слегка увлажнились. — Благодаря Вашей записке я выжил в эти дни, она дала мне надежду. Мишель был настроен пессимистичнее, хотя и мужественно старался это скрыть.


— Я всегда надеялся на лучшее, papa, и вовсе я не пессимист, как Вы считаете, — немного смущённо возразил Мишель, бросая виноватый взгляд на отца. — Благодарю Вас, Алекс! Весть, что Вы принесли в наш дом, заслуживает шампанского. Я сейчас распоряжусь.


— Постойте, Мишель, это не все новости, — торопливым жестом остановил его Александр. — Я не знаю, написала ли об этом Адель, но… я явился сюда не только с новостью о том, что она жива.


— Кажется, я догадываюсь, о чём идёт речь, — лукаво улыбнулся Андрей Алексеевич. — Я давно заметил, что между Вами, граф, и моей дочерью существует взаимное чувство, и терпеливо ждал, когда же Вы изволите решиться просить её руки. Вы же об этом хотите сообщить, не так ли?


— Вы весьма проницательны, князь, — смутился Алекс. — И Вы абсолютно правы. Я люблю Вашу дочь и прошу у Вас её руки.


Отец и сын Вяземские переглянулись, сияя одинаково счастливыми улыбками. Андрей Алексеевич намеренно пристально вгляделся в красивое (даже слишком, по его мнению) лицо претендента на руку Адель и шутливо обратился к сыну.


— Что же нам делать, Мишель? Неужели наша голубка так быстро подросла и теперь её придётся отдавать в чужие руки?


— Что поделать, papa, — усмехнулся молодой князь, забавляясь напряжением Александра, выглядевшего как преступник, ожидающий приговора, — такова жизнь! Думаю, что граф Хантли — достойная кандидатура на руку Адель, тем более, что это будет брак по любви, как она всегда и мечтала. К тому же, Вы дали ей слово, что она сама выберет себе мужа.


— Ты прав, — тяжело вздохнул Андрей Алексеевич и вдруг счастливо улыбаясь, обнял будущего зятя за плечи. — Разумеется, я даю своё согласие, граф. Я вижу, как велика ваша с Адель любовь, а это для меня самое главное. Привезите же поскорее мою девочку домой, и я с радостью благословлю вас!


— Благодарю Вас, князь! — буквально просиял Алекс, но тут же осёкся. Теперь ему предстояла самая сложная часть разговора, и он сделал короткий выдох, прежде чем продолжить.


— Это ещё не все новости, которые я хотел поведать Вам, — осторожно начал он, внезапно посерьёзнев. — Я должен открыть Вам некую тайну, касающуюся моего прошлого, и, если позволите, я сделаю это на родном языке.


— Родном языке? — не понял князь Вяземский, бросая недоумённый взгляд на Александра. — О чём Вы говорите, молодой человек?


— Моё настоящее имя по праву рождения — граф Александр Бутурлин, — негромко сказал Алекс на чистейшем русском, вызвав у обоих собеседников шок. — Я — сын Вашего старого друга, Павла Бутурлина.


Повисла пауза, прерываемая лишь напряжённым дыханием, которое Александр усиленно старался привести в норму. Что, если антипатия у Вяземского и его отца стала взаимной после восстания? Как князь отреагирует тогда на его признание?


— Боже мой, ну конечно же! — потрясённо выдохнул старый князь. — А я-то всё гадал, кого же Вы мне напоминаете! Как я мог не догадаться раньше, Вы же точная копия отца! Те же глаза, улыбка, Вы даже двигаетесь, как он… Подумать только, столько лет прошло! Но… как Вы оказались в Англии? Где Ваша матушка и сёстры? Ах, да, они тоже здесь, простите, я несу чушь, но это от неожиданности. Расскажите же мне свою историю!


— Бутурлин? — удивлённо переспросил Михаил, разглядывая Александра так, будто увидел его впервые. — Но, papa, разве не с сыном графа Бутурлина была сговорена Адель ещё в детстве? Или я что-то путаю?


— А ведь и верно! — с жаром подхватил князь, — у тебя отличная память, Мишель, хоть тебе тогда было лет семь, не больше. А Вы помните тот день, когда преподнесли в подарок будущей невесте огромную куклу, а, граф? Кстати, она до сих пор хранит её!


— Конечно, я помню, — улыбнулся Алекс, — мне было двенадцать, и я пришёл в отчаяние, что меня собираются обручить с младенцем. Знал бы я тогда, что моя невеста вырастет такой красавицей!


— В таком случае, это судьба, Вы не думаете? — улыбнулся князь и тут же погрустнел. — Я ведь разыскивал Вашу семью, Александр, долго разыскивал… — тяжело вздохнул Андрей Алексеевич. — Возможно, Вы не помните, но Павел обвинил меня в предательстве… Я изо всех сил пытался переубедить его, как до этого старался убедить не участвовать в заговоре, но он был таким упрямцем! Поверьте, юноша, я никоим образом не был причастен к аресту Вашего отца, напротив, я много раз подавал прошения императору о помиловании или хотя бы смягчении приговора для него, но увы, Николай тогда только взошёл на престол и страшно боялся заговоров, памятуя, как во время одного из них был когда-то убит его отец, император Павел… Он так ни разу и не выслушал меня, но, после третьего прошения мне и моей семье пригрозили той же участью, что и участникам заговора, и я вынужден был оставить попытки добиться снисхождения для Вашего отца. Тогда я начал разыскивать его, а потом узнал, что мой друг умер в Сибири, а семья его исчезла, словно растворилась…


— Я верю Вам, Андрей Алексеевич, — тихо ответил Александр, как ни странно, сам веря в свои слова. — К сожалению, отец так и не поменял своего мнения до самой смерти, но я и моя матушка не имеем к Вам никаких претензий.


— Расскажите же, как Вы жили всё это время? — нетерпеливо спросил Вяземский. — Куда Вы уехали из России?


И Александр начал долгий рассказ о своих приключениях, описывая ту их часть, которую можно было рассказать будущему тестю, не краснея. О том, что ему неоднократно приходилось убивать, чтобы отстоять свою жизнь и заработок, граф, разумеется, умолчал. Отец и сын Вяземские слушали его, затаив дыхание, словно он читал им вслух приключенческий роман. Они ни разу не перебили будущего родственника, поражаясь, какая яркая и насыщенная жизнь досталась ему и как отчаянно и смело он смог переломить свою судьбу.

Михаилу тоже было интересно и очень неожиданно узнать, что Ольга оказалась русской графиней. Вот не подвело его чутьё, что у неё присутствует лёгкий акцент! И русское имя нашло, наконец, своё логическое объяснение. Молодой князь уже успел отправить в Париж одно письмо для неё и теперь ждал ответа. С каждым днём Ольга нравилась ему всё больше.

Она подходила ему как нельзя лучше своей очаровательной непосредственностью и весёлостью, так резко контрастирующей с прохладной сдержанностью самого Михаила. Ему была необходима девушка, которая зажгла бы в нём огонь, растормошила его степенную натуру, и Ольге, похоже, это удалось прекрасно. Во всяком случае, её хрустальный смех и ярко-голубые очи занимали все мысли Мишеля, особенно с момента её отъезда в Париж.

Как же всё удачно складывается! С одной стороны — Адель и Александр влюблены и собираются пожениться, а с другой — они с Ольгой и их зарождающиеся отношения. Настолько хорошо, что становится немного страшно сглазить. И всё-таки Михаил был немного пессимистом, что не раз справедливо подмечал его отец…


— Простите, что я не признался в своём происхождении сразу, — сказал Александр, закончив свой рассказ, — я не привык открывать свою тайну кому бы то ни было, даже бывшим соотечественникам. К тому же, я опасался, что Вы будете не в восторге от того, что за Адель ухаживает человек, лишённый дворянства.


— Если бы речь шла о ком-то другом, я бы ещё подумал, — честно признался старый князь, — но для меня самое главное, что вы с Адель любите друг друга. Поверьте, я ценю искренние чувства намного выше, чем титулы и звания.


Именно эти слова князя чаще всего всплывали в голове Александра, пока он ехал на квартиру к Алексею, после того, как покинул дом Вяземских, захватив с собой коробку с платьем для Адель. Её наряд непоправимо пострадал от пожара, и теперь девушка вынуждена была пока воспользоваться гардеробом Ольги, с которой она были примерно одного роста.

Разговор с князем Вяземским занял больше времени, чем рассчитывал Александр и плавно перетёк в семейный обед. За столом князь рассказал множество занятных историй о дружбе с Павлом Бутурлиным, об их службе, войне с Бонапартом… Он оказался одарённым рассказчиком, умеющим очень интересно и захватывающе описывать события и людей, так, что слушателям казалось, что они видят всё воочию.

Покинув особняк князя только в пять часов вечера, Александр решил заночевать у Алексея, предположив, что тот уже аннулировал аренду его дома. А если пока и не успел, меньше всего Александр сейчас хотел бы видеть Жаклин. Ему и так предстоял неприятный разговор с ней — нужно ведь было сообщить, что он собирается жениться и, стало быть, их дальнейшие отношения станут невозможны. Разумеется, Александр собирался заботиться о своём ребёнке, но лишний раз видеться с его матерью был не намерен.

Алексей встретил его в гостиной с чашкой чая и утренней газетой, которую не успел прочесть. Выслушав хорошие новости об Адель и их будущей свадьбе, кузен искренне обрадовался, вознося благодарности Господу за то, что тот не допустил его кузена до греха.

Словом, ничего не подозревающий Александр безмятежно уснул в доме кузена, ощущая тоску по нежным объятиям возлюбленной, даже в страшном сне не предполагая, как бесповоротно изменится его жизнь уже на следующий день. Знал бы он, что, покидая Вяземских, он разминулся с Адель всего на час, когда бледная, как призрак, девушка внезапно вернулась в отцовский дом в наёмном экипаже!

***

Тот же день в Стоун-Хаус.


Ожидания возвращения Александра, Адель пришлось воспользоваться гардеробом уехавшей в Париж Ольги. Ей было непривычно надевать чужие платья, но не щеголять же перед прислугой в ночной сорочке, в самом деле? Она и так успела поймать на себе пару недовольных взглядов горничных и старого камердинера Степана, отчего тут же покраснела со стыда.

Нетрудно было догадаться, что подумали о ней верные слуги Александра, особенно если слышали страстные стоны, раздававшиеся из её комнаты всю ночь! Должно быть, её приняли за содержанку или девицу с сомнительной репутацией. Впрочем, скоро ситуация прояснится, как только Александр во всеуслышание объявит её своей невестой, так что нечего расстраиваться из-за пустяков.

Выбрав платье попроще (что оказалось непростой задачей, ибо Ольга в принципе не носила простых платьев), из тонкого муслина нежно-персикового цвета, Адель завязала свои волосы в пучок, заколола шпильками, и пошла в сад, где две недели назад похоронили Настю. Вчера днём Александр сам показал ей, где находится могила.

Подойдя к свежему холмику земли, княжна долго плакала на могиле своей верной горничной и самой близкой подруги. Ближе Насти у неё никого не было, они выросли вместе, их связывало столько воспоминаний… Как же глупо и трагично оборвалась жизнь такой молодой девушки, весёлой, жизнерадостной! Несправедливо это!

Нарыдавшись вволю, Адель вытерла мокрые, покрасневшие глаза и медленно побрела обратно к дому. Стараясь поднять себенастроение, она думала об Александре, о том, что он уже скоро вернётся с хорошими новостями и они снова будут вместе пить чай на террасе, а потом…

Внезапно её кто-то окликнул с боковой дорожки сада:


— Мадемуазель Вяземская?


Адель удивлённо обернулась и увидела, что к ней быстро идёт красивая молодая женщина, брюнетка с большими голубыми глазами, одетая, как обычная горожанка — в тёмно-коричневое платье из грубой ткани и белый чепчик. Женщина была удивительно хороша собой, её внешность никак не вязалась с одеждой простолюдинки, единственное, что смутило Адель — накрашенные ресницы и чуть тронутые краской губы и щёки. На девицу из борделя незнакомка точно не походила — княжна пару раз видела таких девушек из окна своей кареты во время поездок по городу — но было в ней что-то, что безоговорочно подсказывало Адель, что эта женщина не принадлежит и к простому сословию. Так, кто же она и откуда знает её имя?


— Простите? — приподняла бровь княжна. — Кто Вы и что здесь делаете?


— Меня зовут Жаклин Бонье, — слабо улыбнулась женщина, отвечая по-французски. — Я приехала сюда в надежде найти Вас, мадемуазель. У меня к Вам важный разговор, от которого зависит Ваше будущее.


— Вот как? — удивилась Адель, чувствуя какую-то угрозу и подвох в появлении этой женщины. — Но я даже не знаю Вас, мадам.


— Зато я Вас знаю, княжна! — ответила Жаклин, которая с трудом скрывала злость, разглядывая ту, которая посмела встать между ней и Алексом. — Поверьте, Вы будете мне благодарны за вмешательство. Так где мы могли бы побеседовать?


— Что же… — растерялась Адель на мгновение, — можно поговорить и здесь, в беседке, например. Прошу!


Княжна и сама не поняла, зачем согласилась на разговор с совершенно незнакомой женщиной. Возможно, потому, что внутренним чутьём поняла, что её визит окажется важным? Пройдя в маленькую ажурную беседку, увитую плетущимся кустарником, Адель и Жаклин присели на длинную скамью.


— Итак? Я слушаю Вас, мадам, — немного высокомерно сказала Адель, что заставило Жаклин преодолеть новый приступ ненависти к этим надутым аристократкам, считающим, что в их жилах течёт голубая кровь, а все прочие люди — второй сорт.


— Прежде всего, хочу уточнить одну немаловажную деталь, княжна, — начала разговор Жаклин. — Судя по тому, как Вы выглядите, Алекс передумал и не стал пока воплощать свой план в жизнь. Он ведь ничем не оскорбил Вас, не так ли? Во всяком случае, Вы не выглядите, как жертва похищения.


— Похищения? — удивилась Адель. — О чём Вы говорите? Какой план?


— О, значит Вы ничего не знаете! — злорадно усмехнулась Жаклин. — Я так и думала. В таком случае, Вас ждёт много интересного о прошлом и настоящем Алекса Гордона, графа Хантли. И самая первая новость заключается в том, что это ненастоящее имя.


— Если Вы намекаете на то, что он купил себе титул, то я давно об этом знаю, — спокойно ответила Адель. — Он рассказывал мне об этом сам.


— Разумеется, рассказывал, — согласилась Жаклин, — Наверняка, он сказал, что приехал в Британию из Америки, не так ли? Так вот, и это тоже ложь. Александр — русский.


— Русский?! — изумлённо воскликнула девушка, широко раскрыв глаза. — С чего Вы взяли?


— Я Вам больше скажу, дорогая моя, он принадлежит к древнему графскому роду, но его семья была лишена дворянства двенадцать лет назад, — выпалила Жаклин, радуясь впечатлению, которое произвели на Адель её слова.


— У Вас есть доказательства того, что Вы говорите правду? — недоверчиво спросила Адель, даже не зная, как относиться к такой новости. Если это правда, почему Алекс не рассказал ей об этом? Возможно, он стыдится своего прошлого?


— Есть, и неоспоримые! — самодовольно заявила Жаклин. — Я непременно покажу их Вам, но сначала расскажу маленькую предысторию.


— Какую же? — осведомилась княжна, чувствуя, как по спине бегут мурашки от неприятного предчувствия.


— Настоящее имя Вашего рыцаря — граф Александр Бутурлин, — сказала Жаклин. — Двенадцать лет назад его отец участвовал в восстании декабристов, после чего его сослали в Сибирь, лишив титула и состояния. Но, самое важное - Александр винит Вашего отца в том, что он открыл императорским ищейкам тайное место сбора восставших, где их и арестовали.


— Мой отец?! — вскочила на ноги Адель. — Это неправда, мой отец никогда не принимал участие в заговоре!


— Совершенно верно, — подтвердила Жаклин, — но он был ближайшим другом Павла Бутурлина и именно во время его визита на тайную квартиру нагрянули жандармы, которые арестовали всех, кроме Вашего батюшки. Вам этот факт ни о чём не говорит?


— Пока я не вижу ни одного факта, только Ваши домыслы! — резко ответила девушка.


— Терпение, княжна, скоро всё будет! — заверила её Жаклин, сгорая от нетерпения открыть самое страшное своей сопернице. — Граф Бутурлин-старший умер в Сибири через полгода, и его единственный сын поклялся у гроба отца, что он отомстит семейству Вяземских. Именно для этого он и приехал в Британию, где сблизился с Вами и Вашим братом.


— Неправда! — возмущённо выкрикнула Адель, сжимая кулаки от гнева. — Вы всё это выдумали!


— Разве? — ухмыльнулась Жаклин. — Неужели Вы ни разу не замечали, как он скрытен, как не любит говорить о себе, о своём прошлом? Кстати, Вы не хотите узнать, каким образом он хотел осуществить свою месть?


— Не хочу! — отрезала Адель, снова вставая на ноги. — Лучше я расспрошу обо всём Алекса, когда он вернётся в поместье, чем слушать Ваши измышления.


— Он решил похитить Вас, мадемуазель, а затем уложить в свою постель, если понадобится, даже силой! — с жестоким удовольствием выпалила Жаклин. — Так что, будьте бдительны и не слушайте его сказок о любви! Судя по тому, что Вы не выглядите жертвой насилия, я склонна полагать, что до постели дело ещё не дошло.


Жаклин впилась взглядом в бледное лицо княжны, ожидая, что та выдаст себя каким-либо проявлением эмоций, но девушка была оглушена свалившимися на неё известиями. Адель открыла было рот, но не смогла выдавить ни звука. Шок настолько сильно сковал её тело, что язык отказался ей служить. Видя, что соперница буквально раздавлена морально, Жаклин поспешила добить её окончательно.


— А в качестве доказательства я могу предоставить Вам это, — сказала она, протягивая толстую тетрадь в темно-синем кожаном переплёте. — Это дневник Алекса, он начал вести его ещё в России. Прочтите и убедитесь, что я не сказала ни слова неправды, мадемуазель.


Адель медленно протянула дрожащую руку и взяла тяжёлую тетрадь. На обложке был дворянский герб, выдавленный золотым тиснением, должно быть, герб графов Бутурлиных. Господи, неужели же всё, что сказала эта женщина — правда?!


— Но… кем Вы доводитесь Александру, что имеете доступ к его личному дневнику? — тихо спросила княжна, уже догадываясь об ответе.


— Я — его любовница, — гордо вскинула голову Жаклин. — Вот уже восемь месяцев, как мы вместе, два из которых я ношу его ребёнка!


Адель вздрогнула, словно в неё попала пуля. Ещё один удар! Любовница… Ребёнок… Она не могла поверить в это, никак не могла!

Неужели Александр лгал ей от первого до последнего слова?! Прикасался к ней, а думал об этой женщине?! Как теперь верить ему? Как вообще осознать, что это не сон?


— Что ж, мне остаётся пожелать Вам приятного чтения и удалиться, княжна, — дерзко улыбнулась Жаклин, полная ощущения превосходства над соперницей.


— Зачем Вам это, мадам? Хотите избавиться от меня? — сквозь слёзы спросила девушка. — Он же не простит Вам этого, неужели Вы не понимаете?


— Пусть так, — кивнула Жаклин, мстительно сверкнув голубыми глазами — но и с Вами ему теперь не бывать, мадемуазель! Как только Вы прочитаете дневник, сразу же сбежите от него, как от чумы. Ваше ранимое сердечко не вынесет его истинной натуры, а я люблю его и принимаю таким, какой он есть. К тому же, я никогда и не рассчитывала на брак с ним. Я всего лишь актриса, а такие джентльмены, как Алекс женятся только на девушках своего круга.


— В таком случае, я не понимаю Вас, — горько заметила Адель. — Пусть Вы разлучите нас с Алексом, но он всё равно не женится на Вас. Не я, так другая, не всё ли Вам равно?


— Главное, что не всё равно Вам, княжна! Теперь, когда Вам известно, что у нас с Алексом будет ребёнок, Вы едва ли согласитесь спокойно мириться с этим. Что же до причины, побудившей меня прийти сюда… он скрыл от меня свои планы в отношении Вас, и это — моя маленькая месть, — ответила Жаклин. — Можете рассказать ему, откуда у Вас его дневник, я уже не боюсь его гнева. В любом случае, нас с ним связывает ребёнок и любовь, которую мы питаем друг к другу.


Последняя фраза должна была окончательно деморализовать княжну и, судя по тому, как она вздрогнула, Жаклин добилась своей цели. Эти слова ранили Адель, словно острый нож, она почувствовала, как её сердце истекает кровью.

Она даже не услышала, как Жаклин тихо покинула беседку и скрылась в глубине сада, словно ядовитая змея, сделавшая своё грязное дело. Адель уже чувствовала, как яд соперницы отравляет её разум, душу и сердце. Медленно опустившись на скамью, она открыла дневник Александра.

Судя по первой записи, молодой граф Бутурлин начал вести его ещё в пятнадцатилетнем возрасте. Сначала записи были редкими, и в основном, на французском. Потом в них появился длительный перерыв в несколько месяцев, а продолжились они уже в Сибири, и по-русски.

Молодой человек описывал все свои страдания и боль очень подробно. Он выплёскивал на страницы тетради свой гнев, обвиняя отца Адель в предательстве и подлости. Господи, значит он и правда считает её отца предателем и негодяем!

А потом последовали страшные страницы, повествующие о болезни и смерти его отца…

Слёзы лились из глаз Адель, когда она читала эти строки, также залитые слезами горя шестнадцатилетнего юноши, по сути, ещё ребёнка, который в одночасье стал главой семьи. Ей было так бесконечно жаль юного Александра, несмотря на боль от измены! Но в участие в этом деле своего отца Адель всё равно решительно не верила. Не мог её отец оказаться подлецом, никогда!

Из дневника Адель узнала и о клятве Александра, которую взял с него умирающий отец, и о том, как молодому человеку пришлось выживать все эти годы, зубами хватаясь за жизнь. Она читала обо всех его злоключениях и понимала, что совершенно не знает его! Эта мысль пугала её.

Здесь, на страницах тетради перед ней представал настоящий Александр Бутурлин — твёрдый, как стальной клинок, бескомпромиссный и жёсткий, если нужно, готовый защищаться ножом и пистолетом, убивавший людей, когда этого требовала борьба за жизнь… И главное — абсолютно бесчувственный, словно деревянный истукан! Почти в каждой строчке — лишь гнев, боль, жажда мести, злорадство над поверженными врагами… Ни капли любви… ни к одному живому существу, кроме семьи!

Но самое страшное, что Александр тщательно и подробно расписал свой план, согласно которому он хотел похитить и обесчестить её, а затем вернуть отцу, опозоренную. Он писал, что готов прибегнуть к насилию, если соблазнение не принесёт плодов… Господи, эта женщина сказала правду! Он действительно всё это спланировал заранее! Не может быть…

Так вот как она оказалась здесь! Он похитил её во время пожара на яхте… Глаза Адель распахнулись в ужасе, а сердце застыло в груди. Неужели все его слова о любви и браке оказались ложью?! Значит, он умеет так безупречно притворяться? Господи, разве так бывает?

Но он же отправился к её отцу просить разрешения на брак! Зачем тогда ему это нужно? Адель совершенно запуталась и в отчаянии заломила руки. Внезапно новая, страшная мысль заползла в её сознание…

Боже, но… он же добился своего! Он украл её невинность, пока она была не в себе после травмы!

Девушка вскочила на ноги, выронив тетрадь из рук. Истерика нахлынула внезапно, и она громко разрыдалась, закрыв лицо руками. Сердце её рассыпалось на тысячи осколков, а душа в один миг постарела на столетия.

Значит, всё ложь… тщательно продуманное притворство! А она, наивная дурочка, просто загубила свою жизнь, поверив в его сказки. Он лишь сделал с ней то, что и планировал — обесчестил и опозорил. Каков же должен был быть следующий его шаг? Может, он собирался бросить её у алтаря, предав позору перед всем светом?

На миг Адель представила себя, одиноко стоящей посреди опустевшей церкви, в белоснежном свадебном уборе и фате… а Алекса рядом с ней нет… Он оставил её, отняв надежду на счастливое будущее и поставив жирный крест на её жизни…

Картина, представшая её глазам в воображении, была столь болезненна, что с губ Адель сорвался стон, словно от физической боли. Но внезапно на смену боли пришла ярость, помогая девушке не сойти с ума от горя.

Нет уж! Она не позволит ему так поступить и уничтожить её окончательно! Его план провалился!

Но, что же ей делать? Рассказать всё отцу и Мишелю? Брат сразу же вызовет Александра на дуэль, и неизвестно, чьей гибелью всё закончится! Стать причиной смерти одного из них княжна вовсе не хотела.

Как же ей сейчас поступить? Адель понимала, что после такой чудовищной лжи она не сможет верить ему, как прежде. Её доверие разбилось вдребезги, став лишь воспоминанием, причиняющим боль.

В первую очередь, нужно вернуться домой, и прямо сейчас. Бежать отсюда, немедленно! Она не выдержит разговора с Александром, просто физически не выдержит…

Девушка буквально опрометью бросилась в дом и велела заложить карету для срочной поездки в Лондон. Но слуги графа отказались выполнить её приказ, чем вызвали у Адель приступ неудержимого гнева. Понимая, что прислуга подчиняется только своему хозяину, княжна без колебаний решилась на побег.

Зайдя в комнату, где прошлой ночью она была так счастлива в его объятиях, Адель снова не сдержала слёз. Выплакавшись немного, она нашла листок бумаги и быстро набросала гневную прощальную записку для Алекса, чтобы у него не осталось ни малейших сомнений в том, что между ними всё кончено!

Затем, она сделала вид, что отправилась на прогулку в сад, а на самом деле бегом бросилась прочь из поместья. В деревушке, к которой примыкали обширные владения графа, была небольшая таверна, где Адель посчастливилось нанять кэб, хозяин которого проживал в Лондоне и сейчас привёз в деревню кого-то из клиентов.

Денег у девушки при себе не было, но она пообещала расплатиться, когда окажется дома. Кучер, внимательно оглядев явно благородную клиентку, решил, что она заслуживает доверия, и согласился отвезти её в Лондон, на всякий случай назвав двойную плату.

И вот, через полчаса после побега из поместья Аделина уже была на пути домой, подальше от бессовестной лжи и фарса, устроенного Александром Бутурлиным.

Обесчещенная, с разбитым сердцем, глотая горькие слёзы унижения, она в ужасе бежала прочь от своей первой, несчастной любви. Вырасти у неё сейчас крылья, она не задумываясь полетела бы в свой настоящий дом, в родной Петербург, который ей не следовало покидать никогда…


========== Маски сброшены ==========


Адель влетела в особняк отца, словно за ней по пятам гнались оборотни, которыми её в детстве пугала няня, когда она по ночам вылезала из своей кроватки.

В холле она наткнулась на экономку, которая вздрогнула от удивления, увидев девушку, но тут же поспешно расплылась в улыбке:


— О, леди Аделина! Добро пожа…


— Где мой отец? — перебила её княжна, не дослушав.


— В гостиной, миледи… — пробормотала растерянная экономка, наблюдая, как Адель промелькнула мимо неё, чуть ли не бегом устремляясь вглубь дома.


Распахнув массивные двери гостиной, она вбежала внутрь и на миг остановилась у порога. Её отец сидел в большом кресле, просматривая «Таймс», а Михаил расположился в кресле напротив и читал какое-то письмо.

Увидев в дверях Адель, они оба вначале застыли на месте, а потом торопливо вскочили, бросаясь к девушке. Лица обоих мужчин светились от счастья.


— Адель! — прозвучало два радостных возгласа одновременно.


И она шагнула в объятия отца, заливаясь слезами радости от долгожданной встречи. Спрятав лицо у него на груди, Адель закрыла лицо руками, изо всех сил стараясь не допустить истерики.


— Девочка моя, слава богу, живая… — бормотал князь, в глазах которого тоже блестели слёзы. — Мы столько пережили за эти дни, как волновались за тебя! Полно, дорогая, полно, всё в порядке. Не плачь!


И она старалась, очень старалась успокоиться. Господи, за последние три дня она выплакала столько слёз, что ими можно было затопить эту комнату! Хотя на самом деле Адель не любила плакать, как большинство девушек, и редко прибегала к слезам даже в детстве, но сейчас в её жизни произошло слишком много горя, и весь запас слёз, что копился годами, выплеснулся наружу, словно река, вышедшая из берегов.

Высвободившись из объятий отца, Адель также крепко обняла брата, чувствуя, как комок слёз снова подкатывает к горлу. Нужно держаться, чтобы истерика не вернулась, чтобы они не догадались…


— Ты так быстро приехала, Александр сказал, что привезёт тебя только завтра! — обрадованно улыбнулся Михаил, разглядывая сестру и тут же замечая, что она вздрогнула при упоминании имени графа Бутурлина. — В чём дело, Адель?


Тут уже и старый князь заметил, что дочь до сих пор не проронила ни слова, только молча льёт слёзы. Сначала он принял это за обыкновенное волнение, но теперь понял, что с ней действительно что-то случилось.


— Почему ты одна, детка? — обеспокоенно спросил князь. — Где Александр?


Адель набрала в лёгкие побольше воздуха и дрожащим голосом заявила:


— Я не желаю больше видеть его, papa! Никогда!


Два удивлённых, если не сказать шокированных, взгляда одновременно уставились на заплаканную девушку. Отец и сын Вяземские ничего не поняли. Буквально час назад Александр Бутурлин покинул их особняк, пообещав привезти Адель завтра, и выглядел при этом счастливейшим из смертных. Что же могло произойти между влюблёнными за такой короткий срок?


— Я ничего не понимаю, Адель! — сказал князь, взяв ладони дочери в свои и встревоженно заглядывая в её лицо. — Граф просил у меня твоей руки, и я дал согласие. Я читал твою записку, и ты написала, что вы любите друг друга… А сейчас говоришь, что не желаешь видеть его. Что же произошло?


— Я… узнала о нём нечто такое, что делает наш брак невозможным! — отрезала Адель, постепенно обретая твёрдость в голосе.


— И что же это за тайна? — спросил Мишель. — Ты о том, что Александр оказался русским графом, лишённым дворянства?


— Неужели ты настолько щепетильна, душа моя? — удивился отец.


— Так он рассказал вам? — Адель не верила своим ушам.


— Разумеется, — подтвердил Андрей Алексеевич. — Он признался в своём истинном происхождении, рассказал, как умер его отец, а он с матушкой и сёстрами покинул Россию.


— И всё? — осторожно спросила девушка. — Больше он ничего не рассказывал?


— Нет… ничего, — ответил князь, всё ещё не понимая, к чему клонит дочь. — Но о каком постыдном секрете ты говоришь?


Значит, он рассказал лишь часть правды… Неудивительно! Признаться отцу в том, что хотел изнасиловать его дочь, может только сумасшедший. Или самоубийца.

Адель запнулась на миг, внутренне молясь, чтобы не сболтнуть лишнего. Сказать родным всю правду, значит своими руками толкнуть брата на поединок с Александром, а этого допустить она не могла. Она тоже скажет лишь ту часть, которую они смогут понять. Главное — нужно убедить их в том, чтобы они не мешали ей осуществить свои планы и не подпускали к ней графа. В том, что он скоро примчится сюда, Адель не сомневалась, наверняка он придёт в ярость, узнав, что жертва ускользнула от него так просто.


— Я узнала, что у графа есть постоянная любовница, да к тому же, она ждёт от него ребёнка, — тихо ответила княжна.


В гостиной воцарилась тишина. Услышать такие слова из уст невинной девушки отец и брат не ожидали, а потому растерялись, не зная, как правильно отреагировать.

Адель ждала, когда они придут в себя и поддержат её, во всяком случае, она надеялась на это, но мужчины молчали. Мишель взглянул на отца, ожидая его реакции, и князь заговорил первым.


— Как ты вернулась домой, дитя моё? — вдруг спросил он.


— Я наняла кэб, который привёз меня сюда, — ответила девушка.


— А Александр? Он знает, что ты здесь? Или вы разминулись в пути? — уточнил отец.


— Думаю, мы могли разминуться, — неуверенно сказала княжна. — По пути в Лондон я его не повстречала.


Почему отец и Мишель никак не отреагировали на её слова? Адель была в недоумении. Неужели они считают, что в наличии у мужчины беременной любовницы нет ничего предосудительного?

Андрей Алексеевич глубоко вздохнул и подошёл ближе к дочери. Он мягко обнял её за плечи и увлёк с собой к большой мягкой софе, на которую и усадил, сам опустившись рядом.

Он видел, что Адель сейчас как никогда походит на свою мать. Лиза была такой же импульсивной и категоричной, когда что-то в жизни шло вразрез с её желаниями и предпочтениями. Находясь во власти своего упрямства, она не слушала никаких доводов, но потом часто убеждалась на горьком опыте, что гордыня не доводит до добра. Нужно попытаться немного охладить пыл дочери, если это ему удастся, иначе потом она может горько пожалеть о своём скоропалительном решении.


— Девочка моя, послушай своего отца, — князь похлопал её по руке. — Разумеется, я тоже считаю, что граф не должен был скрывать от тебя такую весть, как внебрачный ребёнок, но… Ты не думала, что эта женщина вошла в его жизнь ещё до встречи с тобой? Можешь ли ты, в таком случае, обвинять его?


— Papa, она носит дитя всего два месяца! — с жаром возразила княжна. — В это время мы уже были знакомы с ним!


— Пусть так, но тогда он ещё не признался тебе в своих чувствах, — заметил князь. — К тому же… как бы тебе это объяснить? Словом, эта связь никак не угрожает вашему будущему союзу. Я уверен, что Александр прекратил все отношения с этой женщиной, как только понял, что влюблён в тебя, и ты отвечаешь ему тем же. А ребёнок… не думаю, что граф признает его, максимум, он просто будет принимать материальное участие в его судьбе, но ни тебе, ни вашим будущим детям это ничем не грозит.


— Нет, papa, я не намерена терпеть наличие у моего мужа бастарда! — решительно заявила Адель. — Ты не видел эту женщину! Она очень красива и влюблена в него! И утверждает, что их любовь взаимна.


— Дорогая моя, она же просто ревнует! — заметил князь. — Кстати, кто она? Какая-нибудь молодая вдова или актриса?


— Актриса! — удивлённо подтвердила девушка. — Но… как Вы догадались?


— Женщины такого сорта очень часто становятся содержанками богатых мужчин, дитя моё, — снисходительно улыбнулся князь. — Послушай, дорогая, сейчас тебе необходимо успокоиться и выспаться хорошенько. Ты всё ещё не оправилась после травмы. А после вам с Александром нужно будет поговорить.


— Даже утром я не изменю своего решения! — упрямо вздёрнула подбородок девушка. — Я не желаю выходить за него, и точка!


— Я думал, ты любишь его? — осторожно предположил князь.


— Разочарование и ложь могут убить любовь в один миг, papa! — глухо отозвалась княжна, вставая на ноги. — Пожалуй, мне и правда нужно поспать, я слишком устала. Вы позволите мне удалиться?


— Конечно, милая! Отдыхай и подумай хорошенько над моими словами, — ответил князь, целуя дочь в лоб и отпуская от себя.


— Я провожу тебя до комнаты, — вдруг подал голос Мишель, до этого внимательно слушавший разговор отца и сестры, ни разу не вмешавшись.


Внутри Михаил кипел от гнева на будущего родственника. Как мужчина мужчину он вполне мог его понять: молодому, здоровому мужчине необходима женщина, но скрывать свои похождения Александр мог и получше! Переживая за Адель, Михаил пообещал себе, что непременно выскажет графу, что он думает о его недостойном поведении.

Внимательно наблюдая за сестрой, молодой князь заметил то, на что не обратил внимания отец. А именно то, что она с трудом сдерживается, чтобы не разрыдаться в голос. Последние годы князь Вяземский редко видел подрастающую дочь, поскольку она училась в Смольном, а он сам служил в Британии, но Мишель чаще видел сестру и знал её лучше. Он понял, что она пытается ввести их с отцом в заблуждение, её беда гораздо глубже, чем она пытается показать.

Новость, которую поведала Адель, раздосадовала Михаила, но всё же отец был прав — это не такая трагедия, из-за которой нужно разрывать отношения с любимым человеком. Адель что-то скрывает, это ясно, как Божий день.

Дойдя до дверей спальни сестры, князь вошёл внутрь вместе с ней и запер дверь. Адель в некотором замешательстве взглянула на него.


— В чём дело? — недоумённо спросила она.


— А теперь рассказывай всё, Адель! — потребовал Михаил. — Ты можешь обвести вокруг пальца отца, но не меня.


— Но… я всё рассказала! — растерянно возразила княжна.


— Нет, не всё, я уверен, — покачал головой брат. — Случилось что-то намного серьёзнее, чем внезапное появление на горизонте бывшей любовницы Александра. Я понимаю, что это неприятная новость, но отец прав: из-за такого не разрывают отношения, ибо содержанка — это не жена, и даже не невеста.


— Для меня это уже означает предательство! — хмуро заявила Адель, обиженно отворачиваясь.


Она раздражённо нахмурилась, пользуясь тем, что Мишель не видит её лица. Только допроса брата ей сейчас не хватало!


— Прекрати, Адель! — сурово потребовал Михаил. — Неужели ты не понимаешь, что я хочу помочь тебе?


Внезапно княжна почувствовала, что на её плечах лежит невыносимый груз тайны, которую она узнала, и он давит на неё так сильно, что грозит расплющить и уничтожить. Мишель прав, если кто и может помочь ей, то это он, её старший брат. Довериться ему будет самым лучшим решением, но вначале…

Она медленно обернулась и устало взглянула на брата, сбрасывая, наконец, маску притворства с лица. Мишель сразу же увидел, скольких усилий ей стоило держаться гордо и независимо в присутствии отца, даже плечи её удручённо поникли.


— Хорошо, я всё расскажу, но прежде ты должен кое-что сделать, Мишель, — тихо ответила Адель.


— Что же? — спросил князь.


— Поклянись перед святыми ликами, что сохранишь в тайне всё, что я расскажу тебе, и не станешь совершать никаких безумств, что бы ты ни узнал, — сказала девушка.


— Звучит как шантаж, — недовольно заметил князь.


— По-другому я не скажу тебе ничего, — вздохнула девушка. — Если ты действительно хочешь помочь, просто поклянись подчиниться моему решению, и тогда ты узнаешь всё.


Поколебавшись немного, Мишель подошёл к висевшей в углу иконе и прочитал короткую молитву, трижды осеняя себя крестом.


— Клянусь, что буду молчать и вести себя благоразумно, что бы ни узнал, — сказал он и обернулся к сестре, которая не сводила с него глаз.


— Итак? — тихо спросил князь, опускаясь в мягкое кресло. — Что стряслось на самом деле?


— Я читала его дневник, Мишель, — начала Адель, присаживаясь напротив брата. — Там описаны такие вещи из его жизни, что кровь до сих пор стынет в моих жилах. Он заработал своё состояние не совсем честным путём, сначала на золотых приисках в Америке, потом в диких джунглях Индии… Он взял себе выдуманное имя, потом купил титул…


Она намеренно начала не с самых страшных новостей. До сих пор ей больно было даже вспоминать о планах Александра в отношении её, не то что говорить о них.


— Но это не настолько страшно, Адель, — пожал плечами Михаил. — Подумай сама — что ему было делать? Дворянин, лишённый титула и состояния, ему приходилось как-то выживать.


— Это я понимаю, но как представлю себе кровь на его руках… Это пугает! — прошептала она. — К тому же, это ещё не самое страшное.


— О чём ты говоришь? — Михаил уже терял терпение. — Договаривай, Адель, я умоляю! Мне надоело вытаскивать из тебя информацию, словно клещами.


— В дневнике я прочла, что граф Бутурлин обвинял нашего отца в том, что он предал его, сообщил жандармам, где находится место тайного сборища декабристов. Он ненавидел нашего отца и передал эту ненависть Александру. Умирая, он взял с сына клятву отомстить нашей семье.


— Александр не говорил об этом… — задумчиво протянул князь. — Там точно было написано именно это? Может, ты что-то неверно истолковала?


— Этой клятве и жажде мести посвящено большинство страниц в его дневнике, — устало ответила Адель. — Он расписывал свои планы мщения очень подробно, настолько, что читать это невыносимо и страшно. Сначала он хотел лично убить нашего отца и раздумывал, как лучше к нему подобраться. Затем планировал вызвать на поединок тебя, чтобы убить единственного наследника рода Вяземских, но потом… нашёл куда лучший способ, порочащий честь нашего рода…


— Какой же? — Михаил почувствовал, как сердце его сжимается от дурного предчувствия.


— Он решил… обесчестить меня… — шепнула Адель, закрывая глаза и позволяя двум слезинкам скатиться вниз по щекам.


— Что?! — молодой князь вскочил на ноги. — Он мог решиться на такое?


— Он так подробно расписывал свои намерения, что я едва смогла дочитать до конца, до такой степени мне было противно, — горько усмехнулась княжна. — Сначала он хотел, чтобы я сама влюбилась в него, а потом… решил похитить меня и обесчестить, после чего вернул бы обратно отцу, опозоренную. Только тогда он посчитал бы смерть своего отца сполна отомщённой.


— Господи… — выдохнул Мишель, не веря своим ушам. — Так вот каким образом ты оказалась у него после пожара! Он похитил тебя!


— Да, похитил, — печально подтвердила Адель. — Только он не рассчитывал, что я попаду к нему в руки полумёртвая.


Какое-то время молодой князь молчал, глядя перед собой в пустоту, а потом резко вскочил на ноги и начал метаться по комнате, лихорадочно раздумывая над словами сестры. По природе своей спокойный и рассудительный, Михаил становился горяч и необуздан в гневе, когда затрагивалась честь семьи.


— Что было между вами? — вдруг спросил он, остановившись напротив Адель и впиваясь в её лицо пытливым взглядом.


— Почему ты спрашиваешь? — испуганно прошептала она, чувствуя, как щёки моментально предательски вспыхивают.


— Адель, скажи мне правду! — потребовал Михаил. — Он хотел обесчестить тебя… Скажи мне, ему удалось тебя соблазнить? Я должен знать!


Вместо ответа княжна закрыла руками лицо, в очередной раз заливаясь слезами от жгучего стыда. Мысль о том, что она стала лёгкой добычей опытного соблазнителя, который только и хотел, что обесчестить её, жгла её душу стыдом, словно пламя. Она чувствовала себя грязной, запачканной, осквернённой, будто подверглась насилию. Но… по большому счёту, так и есть!


— Проклятье! — выкрикнул Михаил, правильно истолковав реакцию сестры. — Я убью этого мерзавца!


— Нет! — вскочила на ноги Адель, вцепляясь в рукав сюртука брата. — Ты клялся на иконах, что не будешь делать глупостей!


— Глупостей?! — князь встряхнул сестру за плечи. — Ты что, ничего не понимаешь? Он же погубил тебя! Он запятнал твою честь, а твоя честь — это честь всего нашего рода! По-твоему, он не заслуживает кары?!


— На самом деле, и это ещё не всё, — пробормотала Адель, до последнего сомневаясь, стоит ли рассказывать брату такие подробности. — Он… сделал это без моего согласия…


— То есть… он… взял тебя силой? — губы Мишеля побелели от ужаса. — Но… тогда почему ты хотела выйти за него замуж? Чтобы избежать позора?


— Не совсем так… — прошептала княжна, снова устало опускаясь в кресло.


С трудом подбирая слова, она сбивчиво рассказала брату, как так случилось, что она проснулась позавчера в одной постели с Александром, и для чего он сделал её своей, пока она находилась под воздействием лекарств.

Михаил просто не верил своим ушам. Он слышал и видел в Петербурге многое, но такого… Подобный цинизм по отношению к девушке из высшего общества казался просто немыслим! Нет, Александр Бутурлин точно заслуживает получить от него пулю в своё чёрное сердце!


— Он сказал, что сделал это… чтобы помочь мне всё вспомнить… что мне необходимы были сильные эмоции, — смущённо пояснила Адель.


— И ты поверила ему, глупышка? — князь гневно сверкнул глазами. — Какое удобное оправдание, как раз для наивных дурочек, вроде тебя!


— Вначале поверила, — нехотя призналась Адель, — хоть и плакала долго. Но потом, понимаешь, он говорил так искренне, убеждал меня в том, что любит… И я…


— Ты доверилась ему, — с горечью продолжил за неё брат. — Что ж, я не удивлён, он умеет убеждать. Мы с отцом тоже поверили в его искренность. Постой… — Мишель вдруг растерянно взглянул на сестру, — но зачем тогда он просил твоей руки, если уже добился своего?


— Думаю, он хотел оставить меня у алтаря, это единственное объяснение, которое приходит мне в голову, — беспомощно вздохнула Адель.


— А может лучше заставить его жениться на тебе? — вдруг спросил Мишель. — Свадьба скроет ваш грех, и никто о нём не узнает.


— Никогда! — запальчиво воскликнула девушка. — После всей этой лжи я больше не смогу доверять ему! Сжалься надо мной, Мишель, только не это!


Сжав сестру в объятиях, князь с горечью понял, что она права. Пережив подобный удар, едва ли Адель сможет просто спокойно смотреть на графа Бутурлина, не то что стать его женой. Но, что же теперь делать?


— И что ты хочешь делать теперь? — осторожно осведомился он, успокаивающе поглаживая светлую головку сестры. — Нужно что-то решать.


— Я хочу уехать, завтра же на рассвете, — тут же отозвалась Адель, поднимая глаза на брата. — Ты поможешь мне?


— Куда уехать? — удивился князь.


— Домой, в Петербург, — твёрдо ответила она.


— В Россию? — глаза Мишеля округлились. — Но… как мы объясним такой скоропалительный отъезд отцу? Он не отпустит тебя без веской причины, а сказать ему правду…


— Он никогда не узнает о моём позоре, — решительно заявила Адель. — И ты сохранишь тайну, ты обещал!


— Что я должен сделать? — тихо спросил Мишель, устало сдаваясь перед лицом данной им клятвы и неумолимыми обстоятельствами.


— Поговори с отцом, — горячо попросила Адель. — Если ты поддержишь моё решение уехать, он позволит, я знаю! Скажи, что я раздавлена горькими воспоминаниями о пожаре, я ведь видела смерти стольких людей… а тут ещё ложь Александра. Скажи, что мне нужно сменить обстановку!


— Я понял, успокойся! — Мишель успокаивающе обнял её за плечи. — И попытаюсь, обещаю тебе.


— Тогда иди прямо сейчас, пожалуйста! — взмолилась Адель. — На рассвете я хочу покинуть Лондон.


— Боишься, что он примчится сюда? — тихо спросил брат. — Думаешь, он сможет переубедить тебя?


— Нет… — покачала головой Адель. — Боюсь новой боли, когда он сознается в том, что в его дневнике чистая правда.

***

Александр проспал почти до десяти часов утра, что случалось с ним крайне редко. Прошлой ночью они с Алексеем долго говорили, не считая количество выпитых бутылок шампанского. Им и правда было что праздновать — Александр избавился, наконец, от тяжкой ноши в виде своей клятвы, и обрёл счастье в любви.

Давно они так не веселились, только вот голова у Александра после такого количества шампанского немного гудела с похмелья. Странно, раньше такого не бывало! Одно из двух — или Клико был поддельным, или на Александре начинает сказываться возраст. Как никак, ему уже двадцать восемь!

Внезапно граф рассмеялся над собственными мыслями. Возраст! Он всё ещё молод и горяч, как в восемнадцать лет, причём во всех смыслах. Недаром ему удалось заполучить первую красавицу этого лондонского сезона, а может, и первую красавицу Петербурга, кто знает?

При одной только мысли, что Адель ждёт его в поместье, скучает по нему, тело Алекса отреагировало вполне однозначно. Стоило закрыть глаза, как он ясно представил себе, как она бежит ему навстречу, раскинув руки и смеясь, словно они расстались год назад. А потом, нацеловавшись вдоволь, они отправляются в спальню, где он снова будет обладать ею, её нежным, сводящим с ума телом, пока они оба не упадут, обессиленные, на подушки, и не уснут, не разжимая объятий…

Такие волнительные картины только подстёгивали графа, заставляя пришпоривать коня. Он мчался к любимой женщине, к той, что заставляла его сердце бешено стучать от любви и желания. Ощущение счастья было болезненно-острым и таким непривычным для него, что Алекс, подобно Мишелю, боялся сглазить его.

Где-то очень глубоко в душе, в самом потаённом её уголке, шевелился страх… Неясная тревога…

Впрочем, всё это глупости! Он скоро обвенчается со своей возлюбленной и эти необоснованные страхи исчезнут сами собой.

Через три часа Александр влетел на широкую подъездную аллею, усаженную высокими клёнами по обеим сторонам. У парадной уже ожидали слуги, издалека завидев барина.

Спешившись, граф не глядя бросил поводья конюху, который пришёл в ужас от того, в каком состоянии находился взмыленный быстрой скачкой конь. Внезапно на пороге возник изо всех сил спешащий навстречу барину Степан. Морщинистое лицо старого камердинера было перекошено страхом и волнением, и Александр сразу встревожился.


— Что случилось? — нервно спросил он, ища глазами Адель, но княжны на крыльце не было.


Вместо ответа старый слуга неловко повалился на колени и опустил голову.


— Беда, Александр Павлович, не доглядел я! Барышня-то Ваша сбежала!


— Сбежала? — не понял Александр, растерянно взирая на Степана сверху вниз. — Как сбежала? Почему?


— Так она велела карету запрячь, чтобы в город ехать, а я сказал, что без повеления барина никак нельзя, ну она и… — пытался объяснить Степан.


— Зачем ей понадобилось ехать в город? — недоумённо пробормотал Александр, всё ещё ничего не понимая. — Когда ты видел её в последний раз?


— Так вчера … когда она карету приказывала запрячь, тогда и видел, а после она в дом вернулась, в свою комнату, — виновато ответил старик. — А потом послал я девку к барышне, чтобы к обеду звать, а её уж и след простыл. Всё поместье перерыли, батюшка, да только не было её нигде. А потом уж в деревне узнали, что барышня в наёмном экипаже уехала.


Александр был буквально ошарашен и не понимал ровным счётом ничего. Зачем Адель уехала так внезапно, никого не предупредив? Это походило на бегство.

Они ведь расстались, полные надежд на счастливое будущее, у неё не было причин так поступать! Что за непонятная загадка?

Внезапно очнувшись, Александр быстрым шагом направился в комнату Адель. Может, она хотя бы оставила записку? Не может быть, чтобы она исчезла бесследно, ничего не объяснив!

Позади себя граф слышал торопливые, шаркающие шаги Степана, который, с трудом поднявшись на ноги, устремился вслед за ним.


— Постой, батюшка, погоди! — крикнул старик.


— Что ещё? — нетерпеливо обернулся Александр уже почти на пороге комнаты.


— Когда мы барышню искали, девки в беседке нашли вот это, — и запыхавшийся Степан протянул барину толстую тетрадь, которую Александр узнал с первого взгляда.


Это был его дневник… Но он же оставил его в Лондоне, как он оказался здесь, а тем более — в саду?


— Мои вещи уже доставили из Лондона? — тихо спросил граф, сжимая в руке тетрадь до побелевших суставов.


— Точно так, батюшка, доставили. Вчера поутру, — ответил Степан.


Неужели Адель нашла эту тетрадь и прочла её? Эта мысль была слишком страшной, чтобы поверить в неё. Нет, она не могла рыться в его вещах и читать чужие дневники, это было не похоже на Адель. Наверняка, есть другое объяснение.

Однако же, для бегства должна быть причина, а эта тетрадь могла статьтаковой. Неужели кто-то подсунул её Адель специально? Но кто? Если княжна и вправду прочитала его дневник, это может быть концом их отношений. В нём столько тайн, которые он не собирался открывать своей возлюбленной, и многие из них она могла трактовать по-своему! Особенно после того, что произошло между ними…

Господи, только не это! Александр в ужасе схватился за голову и, пошатываясь, вошёл в комнату. Он сразу заметил на туалетном столике белеющий листок бумаги, исписанный почерком любимой. Итак, вот и записка…

Дрожащими руками он схватил листок и жадно вчитался. То, что он прочёл, стало подтверждением самых страшных предположений.


«Я прочла Ваш дневник, граф, и очень рада, что он попал в мои руки до свадьбы. Значит, Богу всё-таки угодно было пощадить мою грешную душу и оградить от самой страшной ошибки в жизни — брака с подлецом и лицемером.

Не думайте, что я пала так низко, что отыскала Ваш дневник сама — нет, его мне привезла Жаклин, Ваша беременная возлюбленная. Да, именно она открыла мне глаза, за что я очень ей признательна. Я никогда не читала чужих писем или дневников, но сейчас совесть не мучает меня, ибо я спасаю свою жизнь от Вас.

Я знаю всё… Вы похитили меня с яхты с определённой целью — обесчестить и опозорить. Признаю, что осталась жива лишь благодаря Вашему вмешательству, но это всё, за что я Вам благодарна. К тому же, я уже заплатила по Вашим счетам сполна, не так ли? Вы ведь добились своей чудовищной цели — взяли мою невинность, когда я была беспомощна в Ваших руках. Поздравляю Вас с отмщением смерти Вашего батюшки. Браво, граф!

Позволить Вам довести мой позор до конца и бросить у алтаря я не могу, уж простите! Ведь именно это Вы и собирались сделать, не правда ли? А потому, я покидаю Ваше гостеприимное поместье и не желаю никогда больше видеть Вас. Не пытайтесь искать встреч со мной, это бесполезно.

Я никогда не прощу Вашей чудовищной лжи и двуличия! Вы растоптали моё сердце и выбросили вон, словно ненужный хлам, и я никогда не забуду этого!

Если Вы станете упорствовать, я пожалуюсь брату, и он вызовет Вас на дуэль. Кстати, я не собираюсь посвящать своего отца в подробности Вашей прошлой жизни, скажу лишь, что узнала о Жаклин и её ребёнке. Так что, если не желаете получить пулю, лучше забудьте моё имя и не приближайтесь ко мне никогда.»


Всё… Ни подписи, ни прощания… Она снова обращается к нему на «Вы», выстраивая дистанцию, словно они не делили ложе, словно стыдится и хочет забыть то, что было между ними. Адель обрубила их отношения и не желает больше видеть его. Значит, между ними всё кончено. Вот так просто и быстро… благодаря Жаклин… или жестокой судьбе в её лице? Господи, неужели это всё ему не снится?!

С протяжным стоном Александр повалился на кресло, закрывая руками лицо. Это конец… Он не мог поверить, но жестокая реальность неумолимо подтверждала это, дрожа в его руке белым листком бумаги, исписанным красивым почерком его несостоявшейся невесты.


========== Город любви ==========


Сколько прошло времени, прежде чем Алекс поднялся со стула в комнате Адель, он не смог бы сказать. Удар настиг его так внезапно и оказался настолько тяжёлым, что он впал в ступор.

Долго-долго он сидел, глядя перед собой невидящим взглядом. В голове — ни единой здравой мысли, кроме фразы из письма Адель, зацепившейся за его сознание: «Не ищите встреч со мной, это бесполезно!»

Постепенно разум его начал проясняться, а шок — понемногу проходить, уступая в душе место боли и гневу. Гневу на Жаклин и самого себя за собственную беспечность. Как он мог так легкомысленно оставить Жаклин в своём доме одну? Алексей был прав, она вовсе не такая простушка, не стоило доверять ей! Как назло, именно в тот момент, когда она появилась, он спешил, и времени на раздумья у него не было, а после он погрузился в заботы об Адель, а потом… потерял голову от любви.

Но, как Жаклин догадалась, где следует искать Адель? Вопросов к ней у Алекса было множество, но сейчас он не мог даже думать о мести своей бывшей любовнице, ему попросту было не до неё. Сейчас его мир был сосредоточен только на Адель, точнее, на желании вернуть её.

Что же до возлюбленной, он немного сердился на неё за побег. Почему, ну почему она просто не дождалась его возвращения?! Он мог бы всё объяснить! Хотя… разве смог бы? Неужели так легко нашёл бы нужные слова и веские оправдания?

Алекс, будь честен с собою хотя бы сейчас — оправдать такое весьма сложно! Ложь и скелеты в шкафу всегда убивают доверие, а доверие — самая хрупкая вещь в отношениях.

Вот если бы он сам, именно сам повинился перед ней и открыл любимой свою душу до самого укромного уголка, у них был бы шанс на счастье! А теперь… имеем то, что имеем — звенящую пустоту в комнате, где они совсем недавно любили друг друга, и зияющую дыру в сердце.

Александр хорошо представлял себе, в каком шоке была его возлюбленная, когда прочла о том, что он собирался её изнасиловать! Как назло, его записи иногда изобиловали скабрезными подробностями, особенно, когда он писал под воздействием виски! И что она должна была подумать, после того, как он взял её, спящую, не отвечающую на его ласки и поцелуи?

Господи, где была его голова, когда он решился на такое? По сути, это и было изнасилование… А он-то, наивный, думал, что Адель всё-таки простила его за то, что никогда не вспомнит свой первый опыт физической любви! Ан нет… она сопоставила его поступок с записями в дневнике и сделала свои выводы! Как теперь переубедить её? Возможно ли это? И вообще — что ему теперь делать?!

Внезапно ответ пришёл в голову сам собой, и Александр резко вскочил на ноги, обернувшись на большие напольные часы, монотонно тикающие у него за спиной. Часы показывали без четверти три пополудни. Неужели он просидел здесь так долго, вместо того, чтобы во весь опор скакать в Лондон? Он должен любой ценой оправдаться перед Адель, пусть даже ему придётся ползать перед ней на коленях! Без неё у него не останется никакого смысла в жизни.

Боже, значит, вчера, когда они с Алексеем безмятежно распивали шампанское, Адель уже была в доме отца… и плакала в подушку из-за него! А он и не подозревал об этом! Его глазам легко представилось её нежное, заплаканное личико, мокрые ресницы, боль, застывшая в тёмных глазах… Сердце в груди графа сделало резкий толчок, устремляясь куда-то вниз, сжимаясь и отчаянно стуча.


— Милая, любимая моя… — сокрушённо пробормотал Алекс, закрывая на миг глаза. — Я всё сделаю, чтобы ты простила меня, клянусь.


Выскочив на улицу, он крикнул конюху, чтобы ему немедленно приготовили свежую лошадь. Он немедленно возвращается в Лондон, ему нужно спешить!


— Куда ж ты, батюшка, на ночь глядя? — обеспокоенно спросил Степан, который принёс шляпу, перчатки и хлыст своего барина. — Не успел вернуться и опять в седло!


— После, Степан! — нетерпеливо бросил граф.


— Когда ждать-то тебя, Александр Павлович? — безнадёжно спросил Степан, наблюдая, как Александр направляется к осёдланному коню.


— Не знаю… — поначалу равнодушно отозвался граф, но, услышав печаль в голосе старого камердинера, обернулся.


Степан наверняка корил себя за то, что не уследил за Адель, и этот проступок так сильно расстроил его барина. Он всегда, всю жизнь неукоснительно выполнял приказы своих господ и ни разу не заслуживал ничего, кроме благодарности, а тут такой промах… Видать, стар он уже стал!

Подойдя ближе к старому слуге, который прислуживал ему с самого детства, Александр увидел в его выцветших глазах застывшие слёзы. Внезапно Алекс устыдился собственного эгоизма и ласково потрепал Степана по плечу, выдавив из себя слабую улыбку.


— Полно, Степан, я не виню тебя ни в чём! — сказал он. — Ты всё сделал правильно и не мог предположить, что барышня сбежит.


Глаза Степана тут же заблестели от радости и облегчения, даже спина его выпрямилась, а выражение глаз из обречённого стало преданно-возбуждённым.


— Ты бы хоть перекусил малость, батюшка, перед дорогой! Так и с голоду помереть недолго.


— Нет времени, мне срочно нужно в обратно Лондон, — покачал головой Александр. У него даже и мыслей не было о еде, он видел перед собой лишь одну цель — дом Вяземских, где укрылась от него его любимая.


Дорога промелькнула перед ним незаметно, поскольку Александр постоянно думал о предстоящем разговоре с Адель и её родными. Он не сомневался, что какую-то часть правды она им рассказала, хотя, лучше было бы, наверное, рассказать всё и сбросить с души груз всех этих тайн!

Он осадил коня перед домом Вяземских в семь часов вечера. Окна второго этажа особняка были странно темны, словно в доме никого не было, и сердце Александра дрогнуло в каком-то нехорошем предчувствии.


— Доложите обо мне князю Андрею Алексеевичу, — попросил Алекс дворецкого, который встретил его в просторном холле.


— Прошу прощения, сэр, однако Его Сиятельства нет дома! — вежливо поклонился дворецкий. — Он отбыл на приём в посольство.


— А молодой князь Михаил или княжна? — спросил граф.


— Их тоже нет, сэр. Сегодня рано утром они уехали, — ответил невозмутимый дворецкий.


— Уехали? Куда? — Александр очень удивился такой новости.


— Мне это неизвестно, сэр! — ответил слуга. — Господа не извещают меня о своих планах, однако… судя по количеству сундуков, они уехали надолго.


Александр застыл, растерявшись от неожиданности. Он уже мысленно объяснялся с любимой, но никак не мог предположить, что она покинет отцовский дом! Неужели она сделала это, чтобы избежать встречи с ним?


— Могу я подождать князя? — бесцветным голосом поинтересовался Алекс. — Мне крайне важно поговорить с ним.


— В таком случае, прошу в гостиную, сэр! — дворецкий указал рукой в белой перчатке на дверь, ведущую в гостиную.


Расположившись в комнате, где он не раз беседовал с Адель и Михаилом, граф терпеливо дожидался хозяина дома. Воспоминания об этих беседах, сопровождавшимися волнующими взглядами, брошенными украдкой друг на друга, вызвали горький осадок в его душе… До сих пор в его ушах звенел голос Адель, поющей романсы, её смех, нежный шёпот и учащённое дыхание, когда они целовались здесь, оставаясь наедине. Как он мог так глупо упустить своё счастье? Он должен выяснить, куда уехали Михаил и Аделина, должен прояснить ситуацию, во что бы то ни стало!

Князь Вяземский вернулся домой в начале одиннадцатого ночи и очень удивился, когда дворецкий доложил ему, что в гостиной его ожидает граф Хантли. Войдя в комнату, он обнаружил в ней Александра, одиноко стоявшего у окна. Услышав шаги, граф обернулся, и смело встретился взглядом с отцом Адель.


— Доброй ночи, Андрей Алексеевич, — тихо сказал Алекс. — Простите за вторжение, но я должен…


— Доброй ночи, Александр! Вы хотите узнать, куда уехала моя дочь? — спросил князь, сразу переходя к делу.


— Да… — ответил молодой человек, радуясь, что можно обойтись без долгих предисловий. — Поймите, я должен поговорить с ней!


— Присядьте, молодой человек, — Андрей Алексеевич указал на кресло у камина. — Признаться, в посольстве не так много стульев, и мои ноги гудят от усталости.


Александр покорно проследовал за князем и опустился в предложенное кресло. Видимо, разговор будет долгим.


— Александр, моя дочь рассказала мне о причине вашей ссоры, — негромко начал Вяземский. — Честно говоря, я расстроился, узнав, что Адель стало известно о наличии у Вас любовницы, да ещё и беременной, но я до сих пор искренне не понимаю, почему Адель решила покинуть Лондон. Моя девочка ещё молода и импульсивна, но даже она не должна была принять так близко к сердцу Вашу актрису. Я подозреваю, что мои дети что-то скрыли от своего старого отца, что-то важное… Может, Вы просветите меня об истинной причине бегства моей дочери?


— Думаю, что я просто обязан был всё рассказать Вам с самого начала, Андрей Алексеевич, — печально отозвался Александр. — Поверьте, я уже тысячу раз проклял себя за малодушие… Вы правы, причина куда глубже, и Адель не открыла Вам всей правды. Что ж, тогда это сделаю я, и можете вызвать меня на поединок, если сочтёте нужным, я не стану возражать.


— Я слушаю Вас! — кивнул князь и внимательно взглянул в синие глаза Александра, как две капли воды похожие на глаза Павла, его отца.


Вяземский глядел на него, а видел Павла. Таким же упрямцем и гордецом и он был когда-то. Вот уже двенадцать лет, как князя мучило чувство вины перед другом. Он постоянно думал, что недостаточно сделал для его спасения: недостаточно упорно обивал пороги тайной канцелярии, императорского кабинета, недостаточно искал семью графа, чтобы взять на себя заботы о его вдове и детях… Князю нравился молодой человек, сидевший напротив него, и он желал бы видеть его своим зятем, как когда-то они и планировали с Павлом… или Пашкой, как он называл друга в юности, когда они оба были ещё бравыми гусарами, лихо закручивающими усы и охмуряющими юных барышень и легкомысленных дам постарше. О, молодость, как ты скоротечна!

Тихим, полным горечи голосом Александр ещё раз поведал князю свою историю, но на сей раз, не скрывая ничего. Молодой человек честно признался в своей ненависти к нему, в том, как его сердце пылало жаждой мести, затмевающей разум. Особенно тяжело ему далось признание в том, что он хотел сделать с Адель… Наблюдая за реакцией её отца, он увидел, как желваки на его скулах нервно заходили, когда с губ Алекса слетело слово «насилие».


— Поверьте, князь, я не смог бы сделать этого! Клянусь Вам! — пылко воскликнул Александр, видя, как мрачнеет лицо его собеседника. — Я думаю, что не смог бы сделать такое ни с одной девушкой, а с Адель — тем более. А особенно после того, как понял, что люблю её!


— Значит, вся причина в том, что в руки Адель попал дневник, который ей подсунула Ваша любовница? — задумчиво подытожил князь, потирая подбородок.


— Увы, Адель не верит в мои чувства после того, что прочитала, и я не виню её, — угрюмо сказал Алекс. — Но поймите, тогда я был другим! Я думал, что похоронил своё сердце рядом с отцом, что никогда не смогу полюбить, до тех пор, пока не увидел её… Вы дали нам своё благословение, не зная всех подробностей, князь, и имеете полное право взять своё слово назад…


— На Вашем месте я больше беспокоился бы о том, чтобы вернуть расположение Адель, юноша, — заметил Вяземский. — Чтобы сделать это, Вам придётся приложить немалые усилия.


— Значит… Вы не хотите изменить своё решение? — тихо спросил Александр, в душе гадая, почему князь не задал ему самого главного вопроса: что конкретно было у них с его дочерью.


Внезапно он понял, что признаться в том, что он лишил Адель невинности, у него не хватит духу… Какого чёрта, он же никогда не был трусом! Если князь спросит напрямик, он скажет ему правду, даже если тут же получит пулю в лоб!


— Я мог бы запретить Вам даже приближаться к Адель, но не стану. Хотите знать почему? — спросил князь.


— Был бы Вам признателен, — кивнул Александр.


— Вы и без того убиты горем, Александр, и я не хочу добивать Вас окончательно. Я понимаю боль Адель, и моё сердце переживает за неё, но я вижу, что и Ваши чувства к ней искренни. Признаюсь, мне трудно не гневаться на Вас за то горе, что Вы ей причинили, за все эти Ваши планы похищения… но Вы уже наказали себя сами, так что, моё вмешательство будет излишним.


— Благодарю за искренность, князь, — глухо пробормотал Алекс. — И за понимание.


— Что ж… Адель и Михаил направились в Европу, — сказал Вяземский. — Точно не знаю, куда именно они направятся вначале, но подозреваю, что в Париж. Мишель наверняка решил повидать Вашу сестру перед отъездом в Россию.


— В Россию?! — ошеломлённо повторил граф.


— Я не сказал? — удивился Вяземский. — Простите старика, моя память становится всё слабее. Да, Адель решила вернуться в Россию, а Мишель сопровождает её. Да и я вскоре покину туманный Альбион, моё прошение об отставке подано и ждёт одобрения посла и Императора. Как только придёт ответ, я присоединюсь к своим детям.


— Значит, она больше не вернётся в Лондон? — тихо спросил Александр, хотя уже знал ответ.


— Нет, не вернётся. Для того, чтобы попытаться вернуть её, Вам придётся отправиться следом, граф, — ответил князь. — Адель — девушка упрямая и несговорчивая, она не привыкла к страданиям и не умеет ждать и терпеть. Поэтому я и сказал, что Вам придётся непросто.


— Я сделаю всё, чтобы вернуть её, — пообещал Александр, поднимаясь на ноги. — Благодарю Вас, Андрей Алексеевич, что выслушали меня и не пристрелили сразу же.


— Поверьте, мне было нелегко спокойно выслушать Ваши тайны, но я рад, что Вы открылись мне, это лишний раз доказывает серьёзность Ваших намерений, — князь тоже поднялся и пожал руку сыну своего друга. — Я всегда на стороне настоящей любви, а в ваших отношениях с Адель она угадывается сразу же. Кстати, — вдруг вспомнил князь, — Вы в курсе, что мой сын переписывается с Вашей сестрой? Что Вы думаете об этом?


— Я очень рад, что Мишель и Ольга нравятся друг другу, — искренне улыбнулся Алекс. — Ольга, правда, ещё очень молода и наивна, но мне по душе её выбор.


— Отлично, тогда посмотрим, как будут развиваться их отношения, — вернул ему улыбку Вяземский. — А вдруг у них зарождается такое же большое, светлое чувство, как и у вас с Адель?


— Буду только рад! Спокойной ночи, князь! — и Александр откланялся.


На дворе уже стояла глубокая ночь, и Александр снова направился к Алексею, чтобы поведать ему о самом ужасном дне в своей жизни… И о нежданной поддержке, которую только что оказал ему Вяземский.

***

Карета тряслась по ухабистой дороге из стороны в сторону, периодически снижая скорость перед большими лужами, оставленными бесконечными дождями. Адель неимоверно хотела спать, но, стоило ей начать проваливаться в дрёму, как новый толчок кареты на очередной кочке или яме подбрасывал её и тут же будил. Всю ночь она провела в сборах в дорогу, а потому почти не сомкнула глаз. Да и настроение у княжны было подавленным, что тоже не способствовало полноценному сну. Теперь же девушку неожиданно сморило и, если бы не тряска, она давно уже спала бы.

Они с Мишелем были в пути уже почти целый день, остановившись только на двух постоялых дворах, чтобы перекусить и дать отдых лошадям и своим собственным костям, уставшим от тряски.

Эти остановки ужасно нервировали Адель: будь её воля, они неслись бы через поля и холмы, не останавливаясь, до самого Дувра, где переправятся через Ла-Манш и направятся во Францию. Княжна хотела как можно скорее покинуть пределы Британии, чтобы только никогда больше не видеть Александра Бутурлина.

С каждым часом Адель чувствовала, как её душа стремительно обрастает коркой, которая предохраняет её от боли и не даёт сойти с ума. Она больше не рыдала, после откровенного разговора с братом не пролила ни слезинки, словно запас слёз, наконец, иссяк. Она не сомневалась, что слёзы ещё будут, но не теперь, сейчас ей нужно сосредоточиться на том, чтобы добраться до Петербурга, а там…

Честно говоря, Адель пока смутно представляла себе, как сложится её жизнь в России. Возможность составить хорошую партию теперь для неё потеряна: нецеломудренная девушка никогда не сможет выйти замуж за достойного человека, а женить кого-то на себе обманом… нет, на такую подлость она точно не пойдёт. Что же тогда остаётся? Монастырь?

Стены обители всегда готовы были принять женщин, подобных ей — оступившихся, легкомысленных, наивных дурочек, поверивших в мужские сказки. Только к такой судьбе Адель тоже не была готова. Заточить себя в монастыре в восемнадцать лет? Нет, это точно не для неё. Для того, чтобы стать хорошей монахиней необходимо научиться смирению, а этого качества ей всегда недоставало.

Итак, что же тогда? Вот тут и наступал тупик. Пока Адель не знала, как ей поступить. Возможно, она поживёт год-два в России, а затем отправится в большое турне по Европе (минуя Британию, разумеется), а может и вовсе направится в Америку. Там, на другой стороне света, уже несколько лет жила её двоюродная тетушка со стороны отца, вышедшая замуж за богатого землевладельца с юга, кажется, из Северной Каролины. Кто знает, а вдруг она найдёт свою судьбу именно в Америке?

Покидая Лондон, они с братом поначалу планировали сразу отправиться в Россию, но Мишель предложил задержаться в Париже хотя бы на неделю. Конец лета в Париже всегда был изумителен, вообще, это был любимый город Адель, она любила его в любое время года.

Нотр-Дам-де-Пари, Сен-Сюльпис, Гранд Опера*, Монмартр, сады Тюильри, многочисленные бульвары, парки, дворцы… Какое место может сравниться с Парижем, разве что Петербург? Поэтому Адель почти без колебаний уступила желанию брата, подозревая, что он решил повидаться с Ольгой перед поездкой в Россию.

Она не отважилась спросить Мишеля о развитии их отношений, но хорошо помнила, как настойчиво её подруга интересовалась им. Значит, смешливой и непосредственной Ольге удалось-таки зацепить её брата, раз он так стремится к этой встрече! Что ж, хоть у них с Александром всё и закончилось, это не означает, что Мишель и Ольга не смогут быть вместе. Пусть хоть у них всё будет хорошо.

Правда, если её брат женится на Ольге, они с Александром вынуждены будут увидеться, хотя бы на венчании. При одной мысли о том, что ей придётся снова взглянуть в его лживые глаза, которые раньше так легко приводили её в трепет, Адель приходила в ужас.

В Париже они остановились в «Отеле де Крийон», любимом месте семьи Вяземских. Этот отель считался одним из лучших в столице Франции: величественный дворец, с изумительными интерьерами и безупречным обслуживанием. Русские аристократы часто предпочитали именно «Крийон», из-за его роскоши и близости к Тюильри, гулять в котором было сплошным удовольствием.

Забронировав два номера на пять дней (Адель всё же попросила брата сократить время пребывания в Париже), брат и сестра Вяземские направились на прогулку, ожидая, пока прислуга разберёт вещи.

Прогуливаясь по дорожкам Тюильри, Адель с удовольствием вдохнула такой знакомый воздух, наслаждаясь им, словно дорогими духами. Воздух Парижа… его не спутать ни с чем!

Аромат свежей выпечки перемешивался с нежным запахом цветов, буйно цветущих повсюду, и вызывал моментальные ассоциации именно с Парижем. Лондон, например, всегда пах прибитой пылью и дождём, а Петербург … просто домом, Родиной.

В первый же вечер Мишель направился навестить Ольгу и её матушку, которые снимали небольшой домик неподалёку от площади Согласия. Адель, сославшись на усталость от путешествия и головную боль, осталась у себя в номере. На самом деле, она просто не хотела встречаться лицом к лицу с матерью Александра, памятуя о том, что графиня была с нею странно холодна и сдержана. К тому же, она просто не выдержит расспросов Ольги об Александре и развитии их отношений.

Мишелю придётся всё объяснить самому, хотя бы в двух словах. Адель верила, что брат не нарушит клятву и не станет посвящать Ольгу в подробности их разрыва. Ольга так любит своего брата, считая его непогрешимым, что немедленно примется разубеждать Адель и Мишеля, доказывая чистоту его помыслов и благородство души, а Адель чувствовала, что её с трудом взращиваемое мужество не выдержит такого испытания.

Весь вечер она пыталась вчитаться в томик Лермонтова, однако глаза постоянно перескакивали со строчки на строчку. После пятой попытки прочитать одну и ту же страницу, Адель захлопнула книгу и отложила её на столик. Одиночество внезапно навалилось на неё, вызвав желание расплакаться от обиды, что все её бросили, словно капризное дитя.

Сама же виновата — нужно было идти с визитом вместе с Мишелем. Она так боялась встречи с графиней и Ольгой, боялась, что расплачется при напоминании об Александре, а в итоге, сидит одна в отеле, готовая разрыдаться от одиночества и безысходности. В итоге, Адель ничего не оставалось, как пораньше улечься в постель и забыться тревожным сном.


А в это же время Мишель пил чай в доме семейства Гордон. Мария Александровна и Ольга приняли его весьма тепло, беседа протекала ровно и непринуждённо, и у Мишеля немного отлегло от сердца. Он ожидал, что ему будет очень непросто сдержать свои истинные чувства по отношению к Александру и не выдать их, однако, мать и сестра были не виноваты в том, что творилось в голове у их сына и брата.

Мария Александровна очень обстоятельно расспрашивала князя о подробностях пожара на яхте, о котором долго трубили все французские газеты. Михаил, невольно поёжившись от ужасных воспоминаний, рассказал всё, что знал.


— Какая ужасная трагедия! — сокрушалась графиня. — Я так рада, что Вашей сестре удалось избежать гибели, князь!


— Благодарю Вас, — кивнул Мишель, — мы тогда многое пережили, особенно я переживал за сердце отца. Но, слава Богу, всё обошлось.


— Как же ей удалось спастись? — спросила любопытная Ольга. — Мы видели имя Адель в списке пропавших без вести и очень переживали.


Мишель замялся на мгновение, раздумывая, стоит ли рассказать о том, что Адель спас Александр, но решил, что они и так узнают, рано или поздно. Молодой князь решил рассказать то, что поведал им с отцом сам Александр, когда приезжал просить руки его сестры.

По мере его рассказа лица дам вытягивались от удивления, а глаза изумлённо распахивались. Александр явно не успел известить их о своих планах. Интересно, что он напишет семье о том, как потерял свою несостоявшуюся невесту?

Когда Мишель закончил, дамы какое-то время молчали, даже Ольга не нашлась, что сказать и только растерянно взирала на мать. Графиня же в волнении кусала губы и комкала в руках платок. Было хорошо заметно её волнение.


— Я рада, что Александр решился открыть вам тайну своего происхождения, князь, — тихо сказала она по-русски. — Груз постоянного притворства иногда бывает слишком тяжёл. Что же до этой некрасивой ситуации с моим сыном и княжной… Право, не знаю, что и думать. Мне очень жаль, что Вашей сестре пришлось столько пережить, но Александр достаточно взрослый мужчина, чтобы я решилась вмешиваться в его личные дела.


— Разумеется, сударыня, я и сам так считаю, — отозвался Мишель. — Думаю, что эту проблему Ваш сын должен решать самостоятельно, но пока моя сестра не хочет видеть его, увы.


— Надеюсь, они разберутся сами в своих отношениях, — пробормотала Мария Александровна, как и князь Андрей Алексеевич, терзаемая страшными подозрениями, что ей рассказали далеко не всё.


— О, я так хотела бы, чтобы это недоразумение между Александром и Адель быстрее разрешилось! — пылко воскликнула Ольга. — Они такая красивая пара, не правда ли, maman?


— Мы оставим эту тему, дорогая, — улыбнулась графиня, смущаясь излишней эмоциональности дочери, — надолго ли вы приехали в Париж, князь?


— На пять дней, к сожалению, — ответил Мишель, следуя плану, заранее обговорённому с сестрой, — нас ждёт поездка в Рим, а затем — в Венецию. Адель решила устроить небольшое турне, а я всегда рад попутешествовать, пока не наступили холода.


— О, Италия прекрасна, я понимаю Вас! — кивнула Мария Александровна, изо всех сил стараясь придать лицу светское выражение, ибо тревога прочно поселилась в её сердце. Мысленно она уже писала письмо сыну, требуя подробностей о его отношениях с Аделиной Вяземской.


Графиня была слишком мудра, чтобы поверить, что влюблённая девушка могла разорвать отношения с мужчиной из-за беременной содержанки. Она вполне могла ожидать, что избалованная и гордая княжна Вяземская могла разозлиться на Александра, не принимать его у себя неделю, не отвечать на записки, но бежать из Лондона в такой спешке, будто ей что-то угрожало… Это было странно и могло означать только одно — репутация княжны висит на волоске и она спасается от сплетен.

Что же могло произойти? В свете узнали, что Аделина провела в Стоун-Хаус несколько дней? Это могло стать причиной сплетен… Тогда почему князь Вяземский не потребовал немедленного обручения Аделины и Александра, а вместо этого позволил своим детям покинуть Лондон?

Эти вопросы, требующие ответов, раздирали душу графини и заставляли нервничать. Он едва дождалась, когда Мишель решил откланяться, и торопливо попрощалась с ним, предоставляя Ольге право проводить его до двери.


На заднем дворе дома находился небольшой садик, полный плетущихся роз, которые особенно нежно пахли вечером, и Ольга предложила Мишелю несколько минут посидеть в беседке, прежде чем уходить. Она явно стремилась хоть немного побыть наедине с красавцем-князем, и Мишель с радостью согласился.

В лёгком васильковом платье из своего любимого муслина, Ольга напоминала ему фею, настолько сапфирово-синими казались её глаза, которыми она часто стреляла, кокетливо взмахивая длинными, тёмными ресницами.

Вначале разговор шёл на отвлечённые темы: они обсуждали приёмы в Лондоне и Париже, сравнивая столицы между собой, затем Ольга спросила о Петербурге, который совершенно не помнила, покинув Россию ещё будучи маленькой девочкой. Мишель откровенно наслаждался её обществом, слушая нежный голосок и украдкой разглядывая её точёный профиль.

Он очень хотел поцеловать Ольгу, но сделать первый шаг почему-то робел. Молодой князь не раз бывал в такого рода ситуациях, и ни разу не стушевался, однако, сейчас всё было как-то… по-другому. Что такого было в этой девушке, что она так притягивала его и одновременно заставляла робеть и бояться оскорбить её какой-нибудь вольностью?

Возможно, Мишель ещё долго рассуждал бы сам с собой на эту тему, копаясь в собственной душе, однако терпение Ольги внезапно иссякло. Беседуя с Мишелем, она незаметно, дюйм за дюймом, придвигалась ближе к нему, надеясь, что он хотя бы рискнёт взять её за руку, однако благородный русский князь не посмел позволить себе этого.

Ольга поняла, что, если она не возьмёт инициативу в свои руки, предложения руки и сердца она дождётся от Мишеля как раз к своему тридцатилетию, не раньше. Почему он так робок с нею? Никто не требует от него, чтобы он бросался на неё, как дикарь, однако, от невинного поцелуя в щёчку она точно не упала в обморок!

Внезапно юная графиня, будто случайно, уронила веер, который с прицельной точностью упал под ноги Мишелю. Одновременно наклонившись за ним, Ольга и Михаил поневоле соприкоснулись щеками и замерли на мгновение, пристально глядя в глаза друг другу.

Внезапно поддавшись одновременному порыву, они встретились губами, вначале робко, а затем всё смелее и смелее. В душе Ольги звенели хрустальные колокольчики, а Мишель чувствовал, что разволновался, как юнец, в первый раз целующийся с девушкой.

«Наконец-то!» — торжествуя, думала Ольга, обвивая руками плечи князя и запутываясь пальцами в его пшенично-русых кудрях.

«Кажется, Вы пропали, любезный князь!» — нашёптывал внутренний голос Мишелю, который, впрочем, был вовсе не против сдаться на милость победителя.

Комментарий к Город любви

* На самом деле название “Гранд-Опера” театр получил лишь в 1871 году.


========== О том, как трудно хранить тайну ==========


За окном уже почти светало. На столе, накрытом на две персоны, стояли пустые бутылки из-под Божоле и тарелки с остатками ужина. Когда Александр внезапно появился в доме кузена накануне поздно вечером, бледный и потерянный, Алексей сразу же понял: случилось что-то серьёзное, поэтому он распорядился, чтобы их не тревожили, и слуги, накрыв поздний ужин, бесшумно растворились где-то в глубине дома.

Алексей был уверен, что Александр и Адель сейчас в Стоун-Хаус, празднуют одобрение князем Вяземским их будущего союза, а оказалось всё вовсе не так. Сразу сообразив, что кузену нужно выговориться, Алексей велел подать к ужину три бутылки вина, вместо одной. Александр рассказывал долго, отрешённо глядя в середину стола, будто исповедовался или говорил сам с собой. Алексей не перебивал, давая ему выплеснуть свою боль, гнев и досаду. Прошло довольно много времени, прежде, чем Алекс закончил свой печальный рассказ.


— Итак, твоя цель — Париж, я правильно понял? — спросил Алексей, дослушав исповедь кузена до конца. — Когда выезжаешь?


— Как можно скорее, — негромко ответил Алекс. — Сегодня съезжу в поместье, соберу вещи и сразу же отправлюсь в путь. Время играет против меня, поэтому лучше не задерживаться, да и терпение моё уже на исходе.


— А я думаю, что время как раз твой союзник, — заметил Алексей. — За несколько дней княжна немного поостынет, успокоится, да и затосковать по тебе тоже успеет. А тут как раз ты и появишься, с кольцом и корзиной роз. Ну, как тебе идея?


— Если бы мы поссорились из-за какой-нибудь ерунды, я согласился бы с тобой, мой друг, но я боюсь, что для Адель — это не просто ссора, а окончательный разрыв, — огорчённо вздохнув, ответил Александр. — Даже старый князь говорит, что его дочь упряма и своенравна, а уж он-то знает её куда лучше меня.


— Тогда делай, как знаешь, — пожал плечами Алексей. — Кстати, — вдруг вспомнил он, — что ты собираешься делать с Жаклин? Так и покинешь Лондон, не разобравшись с нею?


— Придётся встретиться с ней до отъезда, — поморщился граф, понимая, что эта встреча задержит его ещё на несколько часов.


— Ты же не собираешься прощать ей то, что она разрушила ваши отношения с Адель? — поинтересовался кузен. — На твоём месте я просто придушил бы её!


— Сказать по правде, я её хорошо понимаю, — горестно усмехнулся Алекс. — Только обретя любовь, я понял, как страшно терять её, а Жаклин поняла, что теряет меня, когда узнала о моих чувствах к Адель. Если бы у меня появился соперник, ей богу, я вызвал бы его на поединок, но я — мужчина, а Жаклин предпочла действовать доступными ей методами.


— Ты что, пытаешься её оправдать? — изумился Алексей. — Да если бы не она, ты сейчас надел бы на палец Адель обручальное кольцо!


— Возможно и так, — помрачнел граф, — а может и нет. Неизвестно, как отреагировала бы Адель, когда я сам рассказал бы ей обо всём.


— О чём ты собираешься говорить с Жаклин? — снова спросил Алексей.


— Честно говоря, пока не знаю, — ответил Александр. — Буду действовать по обстоятельствам. Она поступила ужасно, непростительно, но ведь и я причинил ей боль, так что, в какой-то степени, мы квиты. К тому же, я не могу так просто забыть о ребёнке, которого она ждёт.


— Что ж, это очень благородно с твоей стороны, хотя я так не смог бы, — задумчиво покачал головой Алексей. — Кстати, я совсем забыл сказать тебе, что тоже собираюсь вскоре вернуться в Россию.


— Вот как? — удивился Алекс. — Я полагал, что твоя карьера в посольстве идёт в гору и полностью тебя устраивает.


— На днях я получил письмо от отца, старик жалуется на здоровье и просит меня приехать, чтобы приглядывать за поместьем, — объяснил кузен. — Да и вообще, пора уже мне подумать о женитьбе, всё-таки годы мои приближаются к тридцати, а отец с каждым годом всё сильнее жаждет увидеть внуков.


— Мне несколько сложно представить тебя добропорядочным отцом большого семейства, — улыбнулся Алекс, — но твой отец прав. Ты — его единственный сын и должен продолжить фамилию и взять на себя управление делами. Всё правильно. Правда, я думал, что ты изберёшь себе в жёны какую-нибудь очаровательную английскую леди.


— Мой отец наверняка уже и невесту для меня присмотрел! — засмеялся Алексей. — И вообще, разве сравнятся все эти чопорные мисс с нашими девицами? Да никогда!


— Ты прав, — кивнул Александр. — Русские женщины отличаются своей, особенной красотой. Я рад, что полюбил именно Адель, а не какую-нибудь англичанку.


— А что… если она не простит тебя? — осторожно поинтересовался Алексей, тут же пожалев о своём вопросе, поскольку лицо Алекса исказила короткая гримаса боли. Видимо, его самого глодала та же мысль.


— Я буду добиваться её прощения и понимания столько, сколько понадобится, — ответил он.


— Но для этого тебе придётся отправиться в Россию, — напомнил кузен. — Ты не боишься горьких воспоминаний? И вообще, ты не думал, что это может быть опасно для тебя?


— В настоящее время, я — подданный английской короны, — ответил Алекс. — Почему я не могу посетить Россию?


— Ты просто не представляешь себе, каковы там сейчас порядки, — заметил Алексей. — Император страшно подозрителен и не терпит инакомыслия в принципе. О каком-либо выражении собственного мнения о власти, порядках и законах можно забыть — тут же окажешься в застенках третьего отделения*, на личной аудиенции графа Бенкендорфа, а оттуда — прямиком направишься в гостеприимную камеру Петропавловской крепости. О восстании декабристов если и вспоминают в салонах, то исключительно шепотом, и только с проверенными друзьями. Николай до сих пор боится повторения бунта.


— Я буду осторожен, не волнуйся, — ответил Александр. — Мне нужно убедить Адель вернуться в Англию, поэтому выбора у меня нет.


— Тебя могут узнать, ты не подумал об этом? Кто-нибудь из знакомых твоего отца, например? Тебе ведь было уже шестнадцать, когда начался судебный процесс, — предположил Алексей. — Сейчас в Петербурге все кругом строчат доносы друг на друга, есть даже специальные люди, которых тайная полиция внедряет в общество и армию, чтобы они подслушивали крамольные беседы и указывали неблагонадёжных граждан. Что, если тебя узнают, и ты попадёшь в лапы Бенкендорфа?


— В конце концов, весь мой грех состоит в том, что я — сын декабриста. Но в восстании участвовал не я, а мой отец, — возразил Александр. — Они не смогут предъявить мне какие-либо обвинения.


— Ещё как смогут, если захотят, — возразил Алексей. — Послушай, Сашка, а может тебе лучше пока просто написать княжне письмо, а с поездкой на родину немного повременить? Подожди пару месяцев, пока я выйду в отставку и поеду в Петербург. Тогда я смогу поговорить с Адель сам и попытаюсь обелить тебя в её глазах.


— Нет, я не могу ждать так долго, — покачал головой Александр. — Я боюсь, что за это время она может натворить глупостей.


— Это каких же? — спросил Алексей.


— Например, выскочит замуж! — угрюмо ответил Алекс. — Или решит запереться в монастыре, чтобы замолить свой грех.


— Ну… с удачным замужеством у княжны могут возникнуть проблемы, сам понимаешь, — осторожно заметил кузен. — А монастырь… возможно, конечно, но далеко не каждая девица решится заживо похоронить себя в обители, отмаливая грехи. По мне, так уж лучше замуж выйти.


— Это мой самый страшный кошмар — увидеть её чужой женой, — глухо пробормотал Александр. — Именно поэтому я отправлюсь в Петербург, даже рискуя при этом свободой.


— Будь осторожен, по крайней мере! — обеспокоенно сказал Алексей, предчувствуя очередные неприятности, готовые свалиться на голову его кузена. — На всякий случай подумай, кто из старых друзей твоего отца мог сохранить верность былой дружбе.


— Дай подумать… — Александр наморщил лоб. — Кажется, я знаю такого человека. Князь Оболенский был близким другом отца, к тому же, он — мой крёстный отец.


— Ну, вот и славно! — улыбнулся Алексей. — К нему и обратишься за помощью в Петербурге. И всё-таки мой совет остаётся прежним — будь осторожен в России!

***

Жаклин Бонье нервно ходила по комнате туда-сюда, не в силах усидеть на одном месте. Она ожидала приезда Александра каждую минуту, и это ожидание сводило её с ума.

Буквально вчера она переехала в новый дом, купленный на её имя с помощью Алексея. Это был небольшой, но вполне приличный домик, с маленьким садом, светлый и уютный, но Жаклин не была уверена в том, что она задержится в нём надолго. Наверняка Александр уже узнал, что она передала его личный дневник княжне Вяземской, и его реакция была предсказуема — скорее всего, он в ярости.

Жаклин вполне могла ожидать, что граф вот-вот явится сюда, чтобы выставить её вон, и куда же ей тогда идти? Директор театра без обиняков заявил, что предупреждал её заранее, и беременные актрисы ему не нужны, так что о возвращении на подмостки и речи быть не может.

Что ещё? Устроиться куда-нибудь в другое место, будучи в положении, вряд ли удастся. Можно, конечно, вернуться во Францию и попытаться отыскать дальних родственников матери, но этот вариант был самым крайним. За то время, пока Жаклин была любовницей Александра, она сумела скопить приличную сумму денег, поскольку граф всегда был щедр с нею, но даже этих денег ей хватит от силы на три месяца проживания в Лондоне. А что потом?

Конечно, ей следовалоподумать об этом прежде, чем отдавать дневник княжне, но тогда эмоции оказались сильнее её. Беременность сделала Жаклин излишне эмоциональной и импульсивной. Она теперь чаще плакала, а если злилась — то неистово, до истерики, любая мелочь могла вывести её из себя. Она настолько доконала истериками свою горничную Бесс, что та ушла со скандалом два дня назад, и теперь Жаклин срочно нужно было искать себе новую помощницу, ибо она совершенно забыла, как это — стирать бельё или готовить обед.

Где же сейчас Александр? Он ведь наверняка знает её новый адрес, кузен должен был сообщить ему. Почему его до сих пор нет? Неужели княжна простила его?

Вспоминая, как оцепенела Адель, когда она рассказала ей о том, что граф похитил её с яхты, чтобы обесчестить, Жаклин убеждала себя, что так просто простить подобное княжна не могла. Скорее всего, влюблённые голубки поссорились, а может и расстались. Но в этом случае разъярённый граф уже должен был стоять на пороге и пытаться придушить её своими руками. Уж лучше бы он приехал и накричал на неё, чем сидеть вот так и ждать его неотвратимого возмездия!

В этой ситуации Жаклин рассчитывала только на ребёнка, которого носила под сердцем. Это был её единственный козырь. Поначалу она надеялась и на свою искреннюю любовь, но увидев своими глазами Адель, она поняла, что любовь простой актрисы Александру не нужна. Княжна оказалась красивой… даже слишком красивой, чтобы Жаклин могла спать спокойно.

Прочитав дневник своего любовника, Жаклин поняла, что он влюблён в Адель, но тогда она ещё на что-то надеялась. А когда встретилась с княжной лицом к лицу, поняла, что в борьбе за сердце Александра она уже проиграла. Его мыслями владела лишь она — эта русская кукла: юная, красивая, богатая наследница, потомственная аристократка… Что могла всему этому противопоставить Жаклин — только своё хорошенькое личико? Маловато для перевеса чаши весов на свою сторону!

Что же станет делать с нею Александр? Какое решение примет? Нервозность Жаклин усиливалась с каждым часом.

Александр явился к ней незадолго до полудня, застав бывшую любовницу в саду, где она пыталась хоть немного успокоиться. Жаклин сидела на скамейке с книгой в руках, но никак не могла сосредоточиться на чтении.


— Что-то интересное? — внезапно раздался позади неё голос Александра, заставив француженку испуганно вздрогнуть. — Любовный роман? Или чьи-нибудь мемуары? Как я заметил, ты имеешь слабость к подобной литературе!


Его голос звучал надменно и презрительно, и был голосом чужого, незнакомого человека. Жаклин поспешно вскочила на ноги, роняя томик Лорда Байрона, и оторопело уставилась на своего любовника, испуганно хлопая ресницами. Он выглядел всё так же безупречно, как и всегда, но глаза его потухли и смотрели холодно. Такого Александра — презрительно-гордого, высокомерного аристократа, держащего дистанцию, она ещё не видела.


— Алекс… — растерянно пробормотала она, пытаясь взять себя в руки.


Граф внимательно оглядел её, пытаясь понять, как он мог настолько ошибиться в человеке и оказаться таким наивным. Неужели он когда-то мог считать это прелестное создание верной и преданной ему до гроба любовницей? Почему он не учёл, что у неё могут быть свои планы и амбиции? Только потому, что Жаклин — обыкновенная актриса, содержанка, привыкшая к тому, что её дело — лишь удовлетворять прихоти своего любовника?

Почему он не признал за ней права на собственные мысли, чувства и желания? Потому, что не считал ровней себе? А вот это уже грех, называемый гордыней, граф Бутурлин! Недаром он зовётся самым страшным, вот за него теперь Вам и расплачиваться, сударь! Извольте получить то, что заказывали!


— Ты пришёл, чтобы выгнать меня? — тихо спросила Жаклин, настороженно заглядывая ему в глаза.


— Я пришёл, чтобы посмотреть тебе в глаза и спросить, не мучает ли тебя совесть, — ответил Алекс.


— Нет, нисколько, — спокойно и уверенно ответила она, понемногу обретая твёрдость в голосе. — Я боролась за тебя, а для этого все средства хороши.


— Я никогда не был твоим, Жаклин, — возразил граф. — Я не обещал тебе, что мы поженимся, никогда не любил тебя, и ты об этом прекрасно знала. Я не раз предупреждал, что любовь — не для меня, и ты соглашалась со мной, тебя всё устраивало. Так почему же ты сделала это? Зачем так вероломно вмешалась в мою жизнь?


— Я говорила тебе то, что ты хотел слышать, дорогой, — мягко возразила она. — Я любила тебя и старалась угодить, казаться послушной. Я готова была на всё ради тебя… кроме того, чтобы делить тебя с другой.


— Рано или поздно я всё равно женился бы, это долг каждого дворянина, — заявил Александр. — Так что не делай вид, что ты не знала об этом.


— Разумеется, мне нечего было и рассчитывать на то, что ты женишься на мне! — горько усмехнулась Жаклин. — Конечно, кто я такая? Жалкая актриса не смеет мечтать стать графиней! Твоя семья никогда не одобрила бы такой мезальянс. Но, знаешь… я бы легко поняла, если бы ты выбрал себе в жёны любую глупую гусыню с титулом и приданым, только для того, чтобы она родила тебе сына.


— Вот как? Неужели? — недобро усмехнулся Алекс. — Мне кажется, ты преувеличиваешь предел своего терпения и эгоизма. Ты точно также изводила бы меня своей ревностью.


— О, нет! Если бы ты женился по расчёту, но оставался по-прежнему со мной, я смогла бы смириться с этим! — пылко возразила она. — Но ты вдруг решил влюбиться! А мне постоянно твердил, что любовь не для тебя! Ты влюбился в эту русскую, а от меня собирался избавиться! Не будь я беременна, разве был бы ты сейчас здесь?


— Нет, не был, — согласился граф. — Я просто забыл бы твоё имя и лицо.


— Ты сделал бы это в любом случае, просто потому, что не захотел бы причинять боль своей жене! — презрительно усмехнулась Жаклин. — Вот поэтому я и благодарю Бога за этого ребёнка, он свяжет нас с тобой навсегда.


— Вовсе нет, Жаклин, — спокойно ответил Алекс. — Как только ты родишь, я заберу у тебя ребёнка, чтобы вырастить из него или из неё приличного человека. Доверить тебе воспитание своего ребёнка я не могу.


— Что значит… заберешь? — испуганно округлила глаза Жаклин. — А как же я? Что мне прикажешь делать?


— Ты даже не возмущаешься и не пытаешься отстоять своё право растить дитя! — презрительно скривился граф. — Значит, я не ошибся, и ребёнок для тебя — лишь способ заработать содержание до конца жизни, не так ли?


— Нет! Я не отдам тебе моего ребёнка! — опомнилась вдруг Жаклин, поспешно напуская на себя оскорблённую невинность. — Я лучше покину этот дом!


— Ты останешься здесь, я уверен, — покачал головой Алекс. — А теперь послушай. Я решил предложить тебе сделку, поскольку ты — девушка расчётливая и неглупая. Я предлагаю тебе оставаться в этом доме столько, сколько ты захочешь, дом твой и твоим он и останется. Считай это моей платой за твои… услуги, оказанные в постели. Когда родится ребёнок, я заберу его и выплачу тебе достойную компенсацию, достаточную для того, чтобы начать жизнь заново. Ты сможешь открыть свой магазин или лавку — на твоё усмотрение. Ты начнёшь зарабатывать деньги или сможешь покинуть страну и обосноваться где-нибудь… в Париже или Венеции, например.


— Ты с ума сошёл? Предлагаешь мне продать своего ребёнка? — театрально вскрикнула Жаклин, чуть перегнув палку в проявлении эмоций.


Алекс усмехнулся её показному возмущению, представляя, как она лихорадочно прикидывает в уме, какую сумму потребовать с него. Как бы Жаклин ни твердила о своей неземной любви к нему, желание прожить жизнь в достатке должно перевесить чашу весов.


— Я мыслю вполне прагматически, — спокойно ответил он. — Просто назови свою цену.


— Я не торгую детьми, благодарю покорно, — гордо вздёрнула подбородок девушка.


— Надеешься получить сразу всё? — тут же раскусил её Алекс, обнажая белые зубы в усмешке. — Не глупи, Жаклин. Я всё равно верну Адель и женюсь на ней, так что титул графини тебе точно не светит. Подумай хорошенько, я даже дам тебе время на это. Завтра я уезжаю, возможно, на пару месяцев или больше, а ты пока поразмысли и назови свою цену.


Когда шаги Александра стихли в маленьком саду, Жаклин внезапно разрыдалась, закрыв лицо руками. Она плакала горько и отчаянно, размазывая по щекам краску с мокрых ресниц. Итак, её усилия оказались напрасными — Алекс наверняка едет вслед за своей возлюбленной, чтобы вернуть её обратно. И хоть княжна разгневалась настолько, что решилась бежать из Лондона, он готов на всё, чтобы вымолить её прощение.

Неужели она проиграла? Она поставила на карту всё… и осталась ни с чем. Впрочем, она ещё может наладить свою жизнь, приняв предложение Александра. Вот только… продать собственного ребёнка?! Жаклин глубоко задумалась…

***

День в Париже выдался очень ветреным, пыль стояла в воздухе, оседая на листьях деревьев, перилах лестниц, окнах и резных балконах. Таня, новая горничная, выбранная вместо погибшей Насти, поспешила плотнее закрыть окна, чтобы не допустить попадания пыли в номер.

Гулять в такую погоду было невозможно, и Адель сидела в номере и писала письмо Маргарет. Ей было безумно стыдно за своё поспешное бегство из Лондона, ведь она даже не успела сообщить кузине, что выжила в пожаре и вернулась домой! Это было ужасно грубо с её стороны: ведь у Маргарет совсем скоро свадьба, а Адель и Михаил не смогут на ней присутствовать. Словом, поводов для обид у Маргарет имелось множество, и Адель должна была хоть немного оправдаться перед ней.

Конечно, доверять бумаге такой важный секрет, как потеря невинности до брака, княжна не стала. Она ограничилась тем, что сообщила о необратимых переменах в её жизни, которые заставляют их с Мишелем вернуться в Россию в срочном порядке, а также пообещала, что рано или поздно расскажет кузине все подробности. Если, конечно, сможет хотя бы спокойно говорить об этом когда-нибудь, не то чтобы писать.

Письмо уже перевалило на третью страницу, как вдруг отворилась дверь, и горничная сообщила о визите мадемуазель Гордон. Адель сразу встала из-за бюро, убрала неоконченное письмо в ящик и велела проводить гостью в номер. Через пару минут в приёмной послышались лёгкие, торопливые шаги и в комнату вошла Ольга, такая же весёлая и улыбающаяся, как всегда.


— Адель, дорогая! — Ольга чуть не задушила подругу в объятиях. — Как же я рада, что ты в Париже!


Адель сразу отметила, что Ольга говорит с ней по-русски, значит, Мишель рассказал ей о том, что им известна настоящая фамилия семейства Гордон. Что ж, тем лучше. Но всё остальное для Ольги так и останется тайной, во всяком случае от Адель она ничего не узнает. Пусть терзает любимого брата, чтобы удовлетворить своё любопытство.


— Здравствуй, Оля! — улыбнулась княжна. — Ты превосходно выглядишь, воздух Парижа явно тебе на пользу.


— А вот ты стала бледнее, чем была в Лондоне, — заметила Ольга, вглядываясь в лицо Адель. — Может, это из-за пережитого на яхте? Или… после ссоры с моим братом?


Адель вздрогнула от такой быстрой атаки. Но Ольга никогда не отличалась особым терпением, а потому сразу же перешла к цели своего визита. Видимо, после разговора с Мишелем для неё осталось слишком много белых пятен в загадочной истории с пожаром на яхте, расставанием с Александром и внезапным отъездом Адель из Лондона.


— Расскажи мне, что там у вас стряслось на самом деле! — настойчиво попросила Ольга, беря Адель за руки и усаживая на диван. — Мы читали в газетах о пожаре и знаем, каково тебе пришлось, дорогая! Слава Богу, что всё обошлось.


— Да, я выжила… благодаря твоему брату, — отводя глаза ответила Адель. — Он спас меня и вылечил с помощью своего лекаря-индейца.


— Пако! — улыбнулась Ольга. — Он странный, но очень умный старик. Знаешь, несколько лет назад, ещё в Чарльстоне, он спас мне жизнь, когда все лекари города сказали, что жить мне осталось день-два. Это была какая-то тропическая лихорадка, я уже не помню название.


— Мне он тоже понравился, — заметила Адель, от всей души желая, чтобы они сменили тему разговора, но отвертеться от Ольги было поистине сложно, особенно, если она решила высказаться.


— Адель… князь Михаил рассказал мне, что вы с моим братом хотели обручиться, а потом… — Ольга немного замялась.


— А потом я узнала, что у него есть любовница, — продолжила за неё княжна, поджимая губы.


— Я никогда не поверю, что ты оставила моего брата из-за какой-то там актрисы! — пылко воскликнула Ольга. — Разве она соперница тебе?


— Она не просто актриса, она — его любовница, и ждёт от него ребёнка, — возразила Адель, напуская на себя гордый и оскорблённый вид. — Неужели этого мало?


— Но Саша любит только тебя, я уверена! — наивно округлила глаза Ольга. — Разве этого недостаточно? Он наверняка уже порвал с этой женщиной. Она специально появилась, чтобы отомстить и разлучить вас, как ты не понимаешь!


— Дело не только в ней! Александр обманул меня, скрыл, что у него скоро родится незаконный ребёнок! — продолжала гнуть свою линию княжна, опасаясь, что Ольга заметит, что она что-то скрывает. — Я не прощаю такой вопиющей лжи.


Адель сделала всё, чтобы Ольга приняла её за высокомерную, самовлюблённую куклу, не имеющую сердца и сосредоточенную только лишь на своих принципах. Пусть сестра Алекса думает о ней именно так, Господи, ну пожалуйста! Такое поведение проще объяснить. Лучше пусть разочаруется в ней, как в подруге, как в человеке, чем признаваться в своём позоре!

Выражение глаз Ольги красноречиво отражало все чувства, которые сейчас сменялись в её душе. Она пришла сюда к подруге, которую наивно хотела переубедить и образумить, а вместо неё нашла совсем другого человека — кичливую и бездушную, лопающуюся от раздутого самомнения девицу. Адель словно подменили, и такая разительная перемена показалась Ольге странной. Очевидно, что княжна что-то недоговаривает, нужно попытаться вывести её на откровенный разговор. И Ольга решила надавить на самое слабое место подруги.


— Значит, ты никогда не любила его! — вдруг посерьёзнела графиня, и её хорошенькое личико помрачнело. — Скажи, почему ты так внезапно решила покинуть Лондон? Неужели настолько опасалась преследований моего брата? Уверяю тебя, он вовсе не глупец, ему хватило бы одного раза, чтобы понять, что ты не хочешь его больше видеть.


В голосе Ольги звенела обида за брата, и Адель сильно расстроилась, поскольку вовсе не хотела ссориться с ней. Ольга импонировала ей своей детской непосредственностью, весёлостью и оптимизмом, к тому же, Мишелю она тоже нравилась, а вставать между братом и Ольгой княжне вовсе не хотелось.


— Оля, я… не вмешивайся, прошу тебя! — попросила Адель. –Я не хотела бы, чтобы между нами возникли разногласия.


— Может это и не моё дело, — гордо вздёрнула носик Ольга, вставая с дивана, — но Саша — мой брат, и я люблю его. А ещё, я знаю, какой он на самом деле — добрый, честный и справедливый. Можешь злиться на меня сколько угодно, Адель, но я не вижу серьёзной причины для вашего расставания. А это значит, что, либо ты что-то скрываешь, либо просто решила избавиться от него и нашла удачный повод!


Это была игра ва-банк, последний аргумент, после которого Адель должна была сломаться, но надежды Ольги так и не оправдались. Княжна выстояла, хоть слова подруги буквально резали её по живому.

Адель с огромным трудом удалось сдержать свои эмоции. Когда Ольга принялась перечислять достоинства Александра, княжна буквально стиснула зубы и закусила губу, чтобы не расплакаться. Как же мало эта наивная глупышка знала о своём любимом старшем брате! Посмотрела бы на неё Адель, если бы Ольга прочла то, что ей довелось!

Что бы она почувствовала на месте Адель, узнав, что её так долго и методично обманывали, соблазняя пылкими взглядами и нежными поцелуями, а после просто похитили, словно военный трофей, чтобы хладнокровно обесчестить! И самое ужасное, что почувствовала бы Ольга, если бы её любимый украл её невинность без её согласия?! Неужели смогла бы простить? Неужели позволила бы бросить себя у алтаря и предать вечному позору?

Адель буквально задыхалась от подступающих слёз и желания выплеснуть всю правду прямо в лицо Ольге, разрушить её иллюзии относительно брата, но всё же сумела остановиться вовремя. Что толку, если она всё расскажет? Разве Ольга поверит ей? Она всё равно будет защищать брата… Разве она сама не защищала бы Мишеля в такой ситуации?

Видя, что Адель напряжённо молчит, Ольга, окончательно разочарованная и раздосадованная, решила с гордостью удалиться. Что ж, Адель оказалась крепким орешком, значит, придётся вытащить правду из Мишеля!

Юная графиня подошла к столику, на котором оставила свои вещи, неторопливо надела шляпку и перчатки, и только тогда обернулась к застывшей, словно статуя, подруге.


— Знаешь, Адель, я даже рада, что смогла высказать тебе всё, что думаю, — сказала она. — Ты сделала свой выбор и это твоё право. Что ж, значит, не судьба! Надеюсь, в России ты встретишь своего принца, а Саша… я думаю, что в одиночестве он не останется, в Англии полно богатых, титулованных красавиц. Прощай, Адель, мне уже пора. И удачи тебе!


Отправив очередной укол в сердце Адель, Ольга выплыла из номера с видом оскорблённой королевы, оставляя княжну в состоянии, близком к истерике. Едва за девушкой закрылась дверь, как Адель беспомощно осела на пол, заливаясь слезами.

Она и предположить не могла, что разговор с Ольгой дастся ей так тяжело! А чего, собственно, она ждала? Что Ольга встанет на её сторону, особенно имея так мало информации? Слава Богу, что вместе с дочерью сюда не явилась вдовствующая графиня! Тогда Адель точно не смогла бы сдержать рыданий!


— Что ты наговорила Ольге? — спросил сестру Мишель вечером, когда подали чай после ужина.


— Ничего особенного, — пожала плечами княжна. — Я озвучила нашу версию о том, как мне претит наличие у будущего мужа незаконного ребёнка. А почему ты спрашиваешь?


— Ольга сказала мне, что ты сильно её разочаровала, и она непременно посоветует брату поскорее забыть о тебе навсегда, — ответил Михаил. — Ты не представляешь, как тяжело мне было сдержаться, чтобы не высказать, по какой причине я непреодолимо хочу пустить пулю в лоб её замечательному братцу!


— Прости меня, Мишель, — прошептала княжна, опуская ресницы. — Я знаю, каково тебе приходится. С одной стороны, я и наша семейная честь, а с другой — Ольга, которая нравится тебе, но принадлежит к семье Бутурлиных, с которой ты не хочешь иметь ничего общего. Это ужасно, должно быть — разрываться надвое.


— Приятного мало, ты права, — вздохнул молодой князь. — Но я всегда выберу твои интересы.


— Если у тебя с Ольгой всё всерьёз, лучше не идти против своих чувств, — заметила Адель. — Я не хочу стать причиной твоего несчастья в любви. Ольга — хорошая девушка, благородного имени, к тому же, неравнодушна к тебе. Вы можете оставить прекрасную пару.


— И стать родственником Александра? Ну, уж нет! — вырвалось у Мишеля. — Ты же понимаешь, я не сдержусь и вызову его на поединок, мне лучше не встречаться с ним вообще!


— Ты клялся на иконе, целовал крест, — напомнила Адель. — Моя разбитая жизнь не должна повлечь за собой разрушение твоей. Я желаю тебе счастья, Мишель.


— Спасибо, Адель, но я разберусь в своих делах сам, — немного смущённо ответил Михаил.


— Мишель… — вдруг попросила сестра. — Мы можем уехать прямо завтра? У меня какое-то дурное предчувствие.


— Чего ты боишься? Что он приедет сюда? — спросил князь. — Я не дам ему и приблизиться к тебе, да и дорога до Парижа занимает не пару дней. У нас есть ещё время, не волнуйся.


— Я не сомневаюсь, что он сделает это, и не хочу видеть его… пока я не в состоянии… — ответила Адель, печально вздыхая и опуская глаза в чашку с жасминовым чаем.


— Значит, уезжаем, как и планировали? — уточнил Михаил, которому хотелось всё же разобраться в самом себе и отношениях с Ольгой.


— Да, уезжаем через три дня, — сдаваясь, кивнула Адель.


Она очень надеялась, что ей удастся избежать разговора с матерью Александра, ибо солгать ей будет намного сложнее, чем её дочери.

Комментарий к О том, как трудно хранить тайну

*Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии — высший орган политической полиции Российской империи в правление Николая I и Александра II, основанный после роспуска Тайной канцелярии.


========== Новые разочарования ==========


В последнее время Александра не оставляло ощущение, что сама судьба препятствует его желанию объясниться с любимой.

Иначе, как вмешательством провидения, все эти, мелкие и крупные, досадные задержки не назовёшь! Началось всё ещё в поместье.

Наскоро собравшись, Александр уже собирался покидать дом. Карета стояла у парадной, а слуги деловито загружали в неё дорожные сундуки, как вдруг графу сообщили, что Степан, его старый камердинер, внезапно захворал.

Алексу не нужно было разбираться в медицине, чтобы при первом же взгляде на старика понять, что осталось ему недолго. Пако, осмотрев Степана, подтвердил его опасения.


— Одной ногой он уже во тьме, — сказал индеец. — Ты должен отпустить его и прекратить мучения.


Александр не удивился, ибо индейцы часто так поступали, избавляя от мук безнадёжно больных или смертельно раненых собратьев, они считали это актом милосердия, однако он сам не мог так поступить.


— Пако может дать ему отвар, после которого он просто не проснётся, — предложил индеец, но граф, заглянув в жалобные глаза старика, тут же покачал головой.


Речь у старого слуги отнялась, он не мог сам двигаться, только частые слёзы текли по сморщенному лицу. Он знал, что умирает…

Александр понял, что поездку придётся немного отложить. Этот человек был для него не просто камердинером — он практически вырастил его, назначенный графом Павлом Николаевичем «ходить» за его первенцем, когда тому исполнилось три года. Не мог он сейчас оставить Степана умирать в одиночестве, это было бы страшной неблагодарностью. Там, в далёкой России, многие дворяне и помещики считали своих крепостных не более, чем имуществом, но Александр, сам однажды опустившись на дно жизни, высоко ценил тех, кто рискнул всем, сбежав вслед за ним на чужбину. Они стали прежде всего друзьями, а уж потом — верными слугами.

Степан прожил неделю, прежде чем его глаза закрылись навсегда, и всё это время молодой барин часто просиживал у его постели часами. Он не мог ничем помочь старику, просто держал за руку или читал что-то вслух, и тогда выражение выцветших глаз слуги становилось не таким обречённым. Александр чувствовал себя беспомощным, видя, как на его глазах умирает близкий человек, один из тех, кто связывает его с прошлым. Он уже жалел, что сразу не послушал Пако и не позволил дать старику умереть без мучений.

На другой день после похорон, граф покинул поместье и во весь опор помчался в Дувр, где намеревался сесть на корабль и пересечь Ла-Манш.

Проведя в дороге пять дней, он добрался до побережья, но и тут судьба преподнесла ему досадный сюрприз: на море уже два дня бушевал шторм. И снова Алекс вынужден был ждать, поселившись в приморской гостинице, каждый день бессильно взирая на посеревшее небо и такое же грязно-серое море, катившее к берегу свои волны с пенными гребнями, резко и шумно обрушивая их о прибрежные камни.

Вынужденный временно бездействовать, Александр проводил вечера за написанием писем Адель. Послания получались длинными, переполненными эмоциями, раскаянием, жаркими признаниями и клятвами. Однако каждое из них ждала одна и та же участь — после прочтения Александр неизменно отправлял их в камин, наблюдая, как строчки мгновенно пожирает пламя. Нет, он не станет трусливо забрасывать её письмами, он всё скажет сам, глядя ей прямо в глаза. Она должна понять и простить его, ведь такая любовь, как у них, не может вот так просто оборваться. Несправедливо будет, если подлый замысел Жаклин полностью удастся!

Шторм задержал Александра в Дувре ещё на три дня. Пересекая пролив, он уже считал часы и минуты, изнемогая от нетерпения. Он был уверен, что Адель сейчас в Париже, ибо Михаил не мог не воспользоваться случаем, чтобы повидать Ольгу. О, скорее бы добраться до французского берега, сойти на твёрдую землю и тут же пуститься в дальнейший путь!

До Парижа Александр добирался ещё неделю, ибо несколько раз его задерживали в пути досадные мелочи, вроде внезапно разразившегося ливня, который успел за пару часов превратить дороги в сплошное месиво, или лошади, захромавшей так некстати, из-за чего пришлось сворачивать в ближайшую деревню и срочно искать кузнеца, потеряв при этом ещё полдня.

Словом, в Париже граф оказался через несколько дней после того, как город покинули Вяземские. Узнав, что он всё-таки опоздал, Алекс едва не впал в отчаяние.

Он так спешил навстречу Адель, сгорая от нетерпения, а она снова ускользнула от него, будто нарочно! Разочарование остро полоснуло по натянутым нервам, порождая в душе угрюмую злобу на весь мир: на эту проклятую погоду, что так задержала его в пути, на захромавшую кобылу, на саму судьбу, которая безжалостно играла его чувствами…

Только встреча с семьёй немного смягчила очередной удар судьбы. Откровенного разговора с матерью Александру избежать не удалось, и беседа эта состоялась в день его приезда, сразу после ужина.

И опять откровенность не принесла с собой облегчения, и Александр знал, что так будет до тех пор, пока он не покается перед любимой. Только её прощение снимет эту невыносимую ношу с его души, только её улыбка и поцелуй исцелят сердце.

Мария Александровна слушала сына, не перебивая, как до неё князь Вяземский и Алексей. Она отмечала про себя, каким печальным стал голос сына, какая боль и сожаление застыли в его синих глазах, очевидно было, что он влюбился и страдает. Итак, Мария Александровна не ошиблась в своих подозрениях — её сын и дочь Вяземского были близки… Ах, молодость, молодость!

Теперь графиня многое поняла: и бегство Адель из Лондона, и её нежелание что-то объяснять Ольге, и выдуманную причину расставания с Александром, якобы из-за Жаклин и её ребёнка.

Картина событий в глазах графини была такова: Аделина бежала от сплетен, пытаясь спасти своё доброе имя, и надеялась заново наладить жизнь на родине. А это означало, что прощать Александра она не собирается. Логическая цепочка, которая выстроилась в голове у обиженной девушки, была проста: Александр обесчестил её, как и собирался, значит, он чётко следовал своему плану и все его клятвы о любви — неправда. Именно это и заставило княжну спасаться бегством: она опасалась, что Александр окончательно уничтожит её репутацию, возможно, думала, что он оставит её перед самой свадьбой или расторгнет помолвку.

Удастся ли сыну образумить разочарованную возлюбленную? Мария Александровна очень надеялась на это.


— Что ты собираешься делать дальше, Саша? — осторожно спросила графиня, мягко приподнимая подбородок сына и заставляя его посмотреть на неё.


— То, что задумал — буду добиваться её прощения любыми путями, — глухо ответил он. — Если не успею нагнать их в пути, отправлюсь в Петербург.


Александр был немного удивлён тем, что мать не стала читать ему нотаций и повторять излюбленную фразу всех женщин — «А я тебя предупреждала!», нет, она, похоже, сочувствовала ему и решила не добивать окончательно. Слава богу, упрёков и нравоучений он сейчас не вынес бы!


— Но в России может быть опасно, — встревоженно заметила Мария Александровна. — Может, просто напишешь ей письмо? Иногда проще высказаться в письме, нежели лицом к лицу.


— Вы с Алексеем мыслите одинаково, матушка, — мрачно усмехнулся Алекс. — Он сказал мне то же самое, слово в слово.


— Так прислушайся к нам, дорогой! — мать нежно провела своей рукой по щеке Александра, а он тут же взял её ладонь и поднёс к губам.


— Нет, матушка, простите, но я не могу оставаться здесь и ждать, как трус, — сказал он, вздыхая. — Даже если не опираться только на одни эмоции, я обязан жениться на Адель после того, что сделал с нею. Это мой долг чести.


— Ты преследуешь её вовсе не ради долга, — горько заметила графиня. — Ты любишь её!


— Люблю… — тихо подтвердил Александр. — И с каждым днём всё сильнее и крепче.


— О, ну почему именно она?! — всплеснула руками Мария Александровна. — В мире столько прекрасных, благородных девиц! Почему именно дочь Вяземского?


— Знаете, матушка, я многое переосмыслил после разговора со старым князем, — сказал Алекс. — Пожалуй, не всё в этой истории с арестом отца было так однозначно, как казалось нам. Впервые я задумался о том, что отец мог заблуждаться.


— Возможно… — кивнула графиня, — а возможно и нет, теперь нам этого уже не узнать наверняка. Твой отец давно умер и единственное, о чём я жалею, так это о том, что он ушёл, обвиняя весь свет, и Вяземского в том числе, в своём провале. А ещё, я не могу простить ему того, что он передал эту слепую ненависть тебе, я всегда знала, что эта клятва не доведёт тебя до добра!


— А вот здесь я не совсем согласен с Вами, матушка, — возразил граф. — Эта ненависть помогла мне пережить невзгоды и не сломаться. У меня была цель — выбраться со дна и отомстить, и я шёл к ней. Только я и предположить не мог, что встречу Адель, полюблю её, и всё желание отомстить рассыплется, словно карточный домик. Поверьте, матушка, во время моего разговора с Вяземским, я очень остро почувствовал, как устал от кровожадных мыслей, как они измучили меня! Вы были правы, нельзя жить прошлым…


— Я рада, что мы пришли к согласию в этом вопросе, сынок, — улыбнулась Мария Александровна. — Сказать по правде, мне нравится эта девушка, но поначалу мне трудно было избавиться от предрассудков, которые у меня были по отношению к семье Вяземских. Мне даже жаль её теперь, когда я всё узнала, я ведь не забыла, как восторженно она глядела на тебя.


— Прошу Вас, матушка, не будем об этом, — Александр болезненно поморщился, его самого постоянно преследовали болезненные воспоминания о возлюбленной, а когда об этом ещё и напоминали другие, сердце и вовсе начинало рваться из груди.


— Прости, дорогой, больше не буду, — Мария Александровна нежно взяла лицо сына в ладони и, чуть наклонив к себе, поцеловала в лоб, как часто делала, когда он был маленьким мальчиком. — Значит, ты уезжаешь? Когда?


— Не знаю, матушка, но, видимо, очень скоро, — ответил Алекс. — Я непременно должен настичь их в пути.


— Они направились в Рим, — сказала графиня. — Нам об этом сообщил молодой князь. Кстати, твоя сестра переписывается с ним.


— Я знаю, — улыбнулся Александр. — И я не против этого, Мишель мне нравится.


— Но тебе не известно, что на днях они целовались в саду, — заметила Мария Александровна. — Я сама видела из окна.


— Надеюсь, Вы пристыдили Ольгу? — сурово нахмурился Алекс. — Она не должна позволять вольности по отношению к себе, иначе Мишель решит, что она ветрена и легкомысленна.


— Не думаю, что князь думает так о твоей сестре, мне кажется, что их симпатия взаимна, — вздохнула графиня. — Похоже, что семейство Вяземских — это наша судьба. Сначала — ты и Аделина, а теперь — Ольга и Михаил.


— Словно во французском романе, — усмехнулся молодой граф. — Жаль, что счастливый конец у любовных историй в реальной жизни бывает не всегда.


— Я верю, что у тебя получится вернуть её, дорогой, — подбодрила графиня сына. — Если она на самом деле любит тебя, то непременно простит. Я бы, например, простила твоему отцу всё, окажись мы в такой ситуации. Кстати… хочу открыть тебе маленькую тайну — ты был зачат незадолго до нашего венчания с твоим отцом.


Александр изумлённо воззрился на мать, решив, что он ослышался. Его мать всегда была для него живым воплощением щепетильности и строгой нравственности, а тут такие шокирующие откровения! Заметив смущение на его лице, графиня и сама немного покраснела и поспешила объясниться.


— Не смотри на меня так, дорогой! Я не всегда была чопорной старой леди с лорнетом в руках! Когда-то и мы с твоим отцом были молоды и влюблены до умопомрачения, а молодость часто совершает безумства из-за любви. К тому же, дело уже и так шло к свадьбе, просто я не устояла перед знаменитым обаянием Павла, которое, кстати, ты унаследовал в полной мере. Так что, я понимаю княжну, как никто другой. А рассказала я тебе это для того, чтобы ты перестал так сильно терзаться муками совести. Твоими действиями руководила любовь, а не корысть или ненависть, поэтому я верю в счастливый конец для вас обоих.


— Спасибо, матушка, за то, что не позволяете мне упасть духом, — с жаром сказал Алекс, целуя руки матери. — Без Вашей поддержки мне пришлось бы куда сложнее!


— Ольга будет отговаривать тебя от примирения с Адель, — предупредила графиня. — Она пыталась разговорить княжну, но Адель так ничего и не рассказала, и теперь твоя сестра считает её высокомерной куклой, строящей из себя невесть что. Надеюсь, ты не собираешься посвящать сестру в подробности ваших отношений с Адель?


— Разумеется, нет, — поспешил он успокоить мать. — Я поговорю с ней и попробую объяснить всё… иносказательно.


Разговор с Ольгой оказался предсказуем. Сестра полностью приняла сторону Александра, отказываясь понять Адель. Несмотря на то, что и от брата она так и не услышала правды, девушка сделала вид, что поверила в «облегчённую» версию событий, которую поведал Александр, дабы не смущать подробностями невинную сестру.

На самом деле, вчера вечером Ольга, без малейшего зазрения совести, подслушала разговор матери и брата. Полученные сведения не так уж и шокировали юную графиню, как предполагали любящие родственники. Ольга с самого детства была любознательной и бойкой натурой, она любила узнавать что-нибудь новое.

Как и Адель, она просвещалась в делах любви с помощью французских романов, которые попадали к ней в руки через гувернантку — скромную девушку девятнадцати лет — у которой и был обнаружен первый томик. Сияя очаровательной улыбкой, юная шантажистка потребовала, чтобы мисс Салли приносила ей новые книги, иначе она может забыться и ненароком сболтнуть матушке или брату о том, какие книги читает её дуэнья. Горничная, конечно, повозмущалась немного для приличия, ибо её подопечной в то время едва сравнялось четырнадцать, однако потом они читали запрещённые книги вместе, с упоением воображая себя на месте романтических героинь.

Словом, Ольга знала о физической стороне любви несколько больше, чем предполагала её матушка. Разумеется, знания её были лишь теоретическими, но тот факт, что Александр и Адель поддались страсти, ничуть её не шокировал. Для неё их отношения были сами по себе очередным красивым романом. Жаль только, что они так глупо поссорились из-за этой змеи Жаклин!


Думая, что Адель направилась в Италию, Александр через пару дней выехал в Рим. Он не подозревал, что княжна специально передала ложные сведения через брата, чтобы запутать Александра. В итоге, потратив на путешествие по Италии ещё несколько недель, Александр так и не нашёл Адель и понял, наконец, что его обвели вокруг пальца.

Значит, княжна Вяземская решила поиграть с ним, словно со своей болонкой? Отправила его по ложному следу, заставляя разыскивать её по всей Европе? Оскорблённая гордость заставила Александра снова вернуться в Париж. Возможно, его мать и Алексей были правы, и ему следовало немного подождать, вместо того, чтобы бросаться опрометью за княжной?

Он оставался в Париже ещё пару недель, зализывая раны и врачуя своё мужское самолюбие. Но, чем больше проходило времени, тем сильнее он тосковал по ней, мучимый тревожными снами и дурными предчувствиями.

В конце концов, любовь и чувство вины перед любимой заставило упрямую гордость замолчать, и Александр Бутурлин покинул Францию и отправился в далёкую Россию, навстречу судьбе. Он понимал, что рискует головой или, в лучшем случае, свободой, но отказываться от любимой девушки не собирался. Что-то подсказывало ему, что она его ждёт, несмотря ни на что.

***

Поздним вечером, в конце октября, Аделина переступила, наконец, порог родного дома в Петербурге.

Мишель заранее отправил письмо экономке, и прислуга приготовила дом к приезду господ. Каждый уголок сиял чистотой: навощенные полы слепили глаза своим блеском, на мебели и семейных портретах не было ни пылинки, свечи в начищенных канделябрах ярко освещали комнаты, а в каминах уютно потрескивали дрова.

Осень уже вовсю хозяйничала в Петербурге, затянув небо свинцовыми тучами, но непостоянный и капризный октябрь до сих пор иногда баловал горожан солнышком, не желая без боя уступать место промозглому ноябрю. По ночам уже бывали заморозки, но печи и камины разожгли заранее, чтобы особняк успел хорошенько прогреться.

Адель прислонилась к дверному косяку в большой гостиной, с удовольствием вдыхая запах родного дома, знакомый с детства. Только сейчас она поняла, как соскучилась по родине. Как же хорошо вернуться домой! Даже беды и невзгоды казались не такими страшными в этих стенах.

Подумать только: она покинула Россию всего пять месяцев назад, полная предвкушения приключений, которые ожидали её в Лондоне, сладких предчувствий, ожидания своего первого выхода в свет. Она мечтала блистать в лондонском обществе, покорять мужчин одним взглядом, встретить своего принца… а вернулась обратно с разбитым сердцем, униженная и обманутая, без надежды на счастливое будущее.

Вспоминая, какой наивной и восторженной девочкой она покидала Петербург, Адель поражалась тем переменам, что произошли с ней в такой короткий срок. Словно уезжала она ребёнком, а вернулась древней, умудрённой опытом старухой, уставшей от жизни. Как же ей хотелось сейчас повернуть время вспять, тогда она ни за что не покинула бы родину!


— Барышня, я Ваши вещи уже в комнату отнесла, — услышала Адель голос Тани, своей новой горничной. — Изволите чего-нибудь с дороги? Может, чаю?


— Нет, благодарю, — покачала головой княжна. — Приготовь мне лучше ванну.


— Сию минуту, — отозвалась Таня и поспешно исчезла в коридоре.


Адель всё ещё не привыкла к ней и до сих пор скучала по Насте. Таня была тихой, как мышка, послушной и неприметной, но всегда следовавшей за барышней, как тень. Она оказалась идеальной горничной, но Адель очень не хватало смешливой и бойкой Насти, которой она могла доверить все свои мысли и девичьи тайны. Княжне сейчас очень не хватало именно подруги, которой можно было рассказать всё, как на духу, признаться в самой страшной ошибке, которую она совершила, и спросить совета. Но, увы, в Петербурге таких близких подруг у неё не было.

Среди бывших смолянок у Адель осталось много хороших приятельниц, но настоящими подругами их назвать было нельзя. Да и насколько должна быть близкой подруга, чтобы доверить ей столь сокровенные тайны? Внезапно в голову княжны пришла мысль, настолько очевидная, что она поразилась, как не додумалась до этого раньше.

Ну, конечно же — она должна пойти в церковь и исповедаться! Она поведает Богу о своих ошибках и попросит прощения, может после этого ей станет легче. Адель стало совестно, когда она вспомнила, как давно не посещала храм. В Лондоне она каждое воскресенье отправлялась на службу в маленькую православную церковь, но после пожара не была в храме ни разу, если не считать посещения домашней часовни в Стоун-Хаус, где она ставила свечку за упокой души Насти и молилась за неё.

Воспитанная с малых лет в страхе Божием, Адель вдруг остро почувствовала, как ей недоставало в Англии величественной красоты и торжественности православных соборов Петербурга, их гулкой тишины, умиротворения, которое они даровали истерзанному сердцу православного человека!

Итак, решено: завтра же она направится в церковь, причастится и исповедается. При одной мысли об этом настроение у княжны сразу улучшилось, а от сердца немного отлегло.

Побродив какое-то время по особняку, медленно переходя из комнаты в комнату, Адель направилась наверх по широкой мраморной лестнице — в свою спальню. Поднимаясь по ступеням, она слышала где-то внизу приглушённые голоса: Мишель разговаривал с дворецким, отдавая какие-то распоряжения.

Таня уже вовсю хлопотала в спальне госпожи: расстелила постель, сунула под одеяла несколько грелок, налила в большую ванну горячей воды, приготовила все банные принадлежности и извлекла из багажа шёлковый белый пеньюар, утопающий в пене изящных кружев и лент.

Адель на несколько мгновений задержалась на пороге, оглядывая свою спальню. Всё было по-прежнему, вещи стояли на своих местах, будто она и не покидала дом.

В этой комнате она выросла, в ней до сих пор стояли её куклы и детские книжки с картинками, подаренные отцом, и Адель с нежностью взяла самую маленькую из кукол в руки, разглядывая фарфоровое личико. Как же быстро пролетело детство, такое беззаботное и счастливое! И вообще, как чудесно быть невинным ребёнком, для которого каждый день — праздник, полный новых открытий и захватывающих приключений! У взрослых, увы, жизнь порою наталкивается на множество проблем, решать которые иногда очень и очень тяжело. Совсем, как ей сейчас.

У княжны возникло такое ощущение, что в следующем месяце ей должно исполниться не меньше ста лет, но никак не восемнадцать. Почему в её судьбе всё так перепуталось, как такое могло произойти?


— Барышня, ванна готова, — тихо позвала Таня, прерывая печальные размышления княжны. — Позвольте, я помогу Вам раздеться.


Безропотно и молча Адель отдала себя в умелые руки горничной. Таня помогла ей избавиться от плаща и платья, быстро и ловко расстёгивая крючки и пуговицы, а затем — спуститься в ванну.

Адель мечтала о том, чтобы понежиться в горячей воде после стольких часов сидения в карете. Но, то ли княжна простудилась немного в дороге, то ли слишком устала, но, едва погрузившись в горячую воду и вдохнув сладковатый аромат розового масла, Адель вдруг почувствовала резкое головокружение. Она испуганно вцепилась руками в края ванной и стремительно побледнела.


— Что с Вами, барышня? — Таня немедленно подскочила к ней, придержав за плечи. — Может, лекаря позвать?


— Нет-нет, я, должно быть, просто устала… — пробормотала княжна, чувствуя, как головокружение медленно отступает. — Мне нужно выспаться и всё пройдёт.


Таня встревоженно посмотрела на неё и принялась растирать госпожу мочалкой. Понемногу недомогание отступило, и Адель смогла насладиться ванной, как и мечтала.

Второй приступ головокружения, гораздо слабее первого, настиг её, когда княжна выходила из ванной, но Адель лишь поморщилась немного и, надев ночную сорочку, отправилась в постель, где и уснула почти мгновенно.

Организм юной княжны, измученный долгим путешествием, бесконечной скачкой и тряской, наконец-то наслаждался полноценным отдыхом. Но это был сон без сновидений, больше похожий на беспамятство.


========== Перст судьбы ==========


Раннее утро последнего дня октября ещё хранило морозную свежесть ночи, на желтых листьях и пожухлой траве блестел иней, а изо рта шёл пар. Адель зябко поёжилась, устраиваясь в карете, и, стянув тугие перчатки, подышала за свои холодные ладони.

Следуя своему вчерашнему желанию, княжна велела заложить карету и отвезти её в церковь. Она намеренно не стала выбирать огромные, пышные соборы, где можно было легко столкнуться с кем-то из знакомых, вместо этого кучер отвез её на окраину города, в маленькую деревянную церквушку.

Карета едва не увязла в узкой улочке, где находилась церковь, и Адель пришлось воспользоваться помощью кучера, чтобы выйти из неё, не испачкавшись в жидкой грязи.

Отстояв утреннюю службу, княжна причастилась и попросила старенького священника исповедать её наедине. Батюшка попросил её обождать немного, пока прихожане не разойдутся.

Священник внимательно оглядел эту печальную молодую барышню, богато одетую, явно аристократку, которая почему-то явилась на исповедь в неприметную церковь на окраину города, словно скрываясь от кого-то. Знатные господа здесь бывали крайне редко, роскошных особняков в этом районе не было, так, если кто случайно забредёт, а потому визит девушки из высшего общества привлёк внимание не только батюшки, но и постоянных прихожан. Проходя мимо Адель в сторону выхода, они бросали на неё любопытные взгляды и перешёптывались.

На миг в голове у княжны мелькнула мысль — что должны подумать о ней люди? Наверное, они решили, что она совершила какой-то тяжких грех, в котором нужно покаяться, или пришла просить о тайном венчании. Впрочем, прихожане были не так уж далеки от истины — она действительно согрешила и ей есть в чём каяться перед Богом.

Через четверть часа церковь полностью опустела, и батюшка подошёл к Адель, которая настолько глубоко ушла в свои мысли, что не услышала его тихих шагов.


— Что же, я готов выслушать тебя, дитя моё! — негромко обратился к ней священник и Адель вздрогнула, словно только что очнулась ото сна.


Поглядев в старческие, но всё ещё удивительно ясные серые глаза священника, она грациозно опустилась на колени и схватила его морщинистую руку, прошептав:


— Исповедайте меня, батюшка, ибо я совершила тяжкий грех…


— Господь милостив к кающимся, — перекрестил он её склонённую голову, — поведай, дитя моё, что тревожит твою душу.


— Я согрешила с мужчиной до венчания, — тихо отвечала княжна, не смея поднять глаз.


— Если этот мужчина — честный человек, приведи его ко мне, дитя, и я обвенчаю вас, тогда и грех ваш простится в глазах Господа, — ответил батюшка.


— Я не могу сделать этого, — прошептала княжна, сглатывая слёзы, — он сейчас очень далеко и вместе нам уже не бывать. Он причинил мне много боли и обманул меня, а я оказалась столь наивна, что поверила… Что мне делать теперь, батюшка? Я запятнала свою честь и, если об этом узнает мой отец, я умру от стыда и отчаяния!


— Тогда… — священник на миг задумался, — тебе нужно выйти замуж за другого, дитя. Но прежде ты должна во всём сознаться этому человеку, ибо нет страшнее греха между супругами, чем ложь и прелюбодеяние.


— Но как мне найти того, кто захочет жениться на опозоренной девушке? — Адель смотрела на батюшку полными отчаяния глазами. — И как признаться во всём?


— Крепись, дитя моё, молись Богу и он подаст тебе сил. Боюсь, тебе придётся выбрать кого-то из мужчин намного старше тебя, — сокрушённо покачал головой священник, — ко мне иногда приходят девицы, совершившие то же, что и ты… Обычно они выходят за старых вдовцов, которым не столь важно их целомудрие, как приданое. Хоть брак по расчёту и не является благом в глазах Господа, но это лучшее для тебя решение, дитя.


— Благодарю за совет, батюшка… — прошептала княжна, пытаясь обдумать слова священника. — Благословите меня!


— Храни тебя Господь, дитя моё! — снова перекрестил её батюшка, протягивая руку для целования. — Не изводи своё сердце понапрасну, молись Богу, он милостив и простит твой грех!


По дороге домой Адель всё думала над советом старенького священника. Выйти замуж за вдовца… Господи, неужели это единственный выход для неё? Ей и самой уже не раз приходила в голову мысль о браке по расчёту, но она никак не могла решиться хорошенько обдумать её.

Если постараться рассуждать хладнокровно, то у неё есть два варианта — либо брак со стариком, либо монастырь, где она похоронит себя до конца дней. Тяги к монашеству, и даже к послушничеству, у княжны никогда не было, она не сможет стать хорошей Христовой невестой, в этом Адель была уверена. Значит, остаётся только брак. Но с кем?!

Да и как найти мужчину, которому будет безразлично, что она уже не девственна? А если даже и найти такого человека, как смириться с тем, что она каждую ночь будет ложиться в постель со стариком, позволять ему касаться себя, целовать… Адель вдруг почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота, а тело бросает в холодный пот, при одной только мысли об этом.

Весь день она ломала голову над этим вопросом, отвечая невпопад на фразы, брошенные братом. Мишель понимал, что сестра страдает от всего пережитого ею, и он бессилен ей помочь, но от этого бессилия становилось только горше. Он так надеялся, что на родине ей станет легче, а она, напротив, ещё глубже ушла в себя и свои переживания.


— Где ты была сегодня утром? — спросил он за обедом, наблюдая, как Адель рассеянно гоняет по тарелке кусок фаршированной телятины, сама не замечая этого.


— Я ездила к исповеди, — ответила княжна, поднимая глаза на брата. — Хотела посоветоваться с батюшкой.


— Почему бы тебе не посоветоваться со мной? — осторожно спросил Мишель, стараясь особо не напирать, чтобы сестра окончательно не замкнулась в себе. — Я понимаю, что тебе необходимо было исповедаться перед священником, но совета могла бы попросить у родного брата.


— Прости, Мишель, но мне трудно говорить с тобою о таких вещах, — Адель почувствовала, как её щёки заливает румянцем. — Со священником как-то проще.


— И что же он посоветовал тебе? Или ты мне не расскажешь? — спросил Мишель.


— Он сказал, что мне лучше выйти замуж за какого-нибудь вдовца, желательно намного старше меня, которому будет всё равно, что я уже… — тут Адель осеклась, не решаясь продолжить.


— Замуж за старика? — переспросил Мишель. — И ты решишься на такое?


— Сейчас вопрос не в том, решусь ли я, а в том, найдётся ли такой человек, — тихо, но твёрдо заметила Адель, ещё ожесточённее терзая телятину на своей тарелке. — Уж лучше быть женой старика, чем замуровать себя в стенах монастыря и ежедневно и еженощно замаливать грехи.


Мишель взглянул в её бледное лицо, на котором выделялись усталые, потухшие глаза, которые прежде светились радостью, словно драгоценные камни. Ему вдруг стало бесконечно жаль её красоту и молодость, которая должна быть отдана какому-нибудь старцу, опирающемуся на трость и разглядывающему мир через лорнет. Но увы, молодой князь тоже понимал, что замужество является единственным выходом для его сестры. Осталось только найти подходящего жениха, который примет их условия и никогда не раскроет никому тайны Адель.

Волею судьбы, потенциальный жених сам явился в дом Вяземских через пару дней. Это был князь Владимир Кириллович Оболенский, пятидесяти двух лет отроду, давний и близкий друг князя Андрея Алексеевича.

Они познакомились ещё в юности и также вместе воевали, как и с графом Бутурлиным, разве что поначалу дружили не столь близко. После ссылки Бутурлина, князь Оболенский занял место лучшего друга Вяземского.

Даже судьбы у друзей оказались похожи — Владимир Кириллович тоже рано овдовел, и друзья часто проводили вечера вместе, коротая их за партией в бридж с бутылочкой старого французского вина или бренди. Они вместе ездили на охоту или скачки, к которым имели одинаковое пристрастие, вместе посещали двор, бывая на обязательных придворных балах и приёмах. Михаил и Аделина знали князя Оболенского с раннего детства, он их обоих качал на коленях, а Мишель, бывало, даже поверял ему свои первые юношеские тайны.

Узнав, что Вяземские вернулись в Петербург, Владимир Кириллович решил нанести им визит, не предупредив заранее: статус близкого друга семьи вполне позволял ему это сделать. Брат и сестра были искренне рады ему и тут же пригласили отобедать с ними.

За обедом они поведали князю о той трагедии, что случилась в Лондоне, и которая стала причиной их внезапного возвращения в Россию. Владимир Кириллович расстроился, когда узнал, что его друг не может пока вернуться на родину, однако просил Мишеля и Адель располагать им всецело, как всегда.


— Если буду нужен вам, мои дорогие, я весь к вашим услугам, — расцвёл князь довольной улыбкой. — Я очень рад, что вы вернулись в Петербург и теперь станете навещать меня! Ей Богу, я иногда чувствую себя в своём особняке, словно египетская мумия, запертая в древней гробнице. А теперь моё одиночество закончилось!


— Благодарю Вас, Владимир Кириллович! — вежливо улыбнулся Михаил. — Мы с Адель будем счастливы скрашивать иногда Ваше одиночество.


— А ты, душенька, не переживай так, — князь наклонился ближе к Адель и ласково похлопал её по руке, — совсем скоро ты и думать забудешь о том пожаре! Я слышал, при дворе планируется устроить большой маскарад. Узнав, что вы вернулись в Россию, Император не преминет прислать вам приглашения! А для молодой барышни нет ничего лучше, как залечивать душевные раны с помощью светских развлечений.


Адель нервно закусила нижнюю губу, боясь расплакаться в любой момент. Князь Оболенский даже не представлял, насколько его слова были недалеки от истины, когда говорил о «душевных ранах»! Знал бы он, что это за раны и как сильно они изуродовали её душу и сердце! А тут ещё упоминание о маскараде, которое вызвало в памяти Адель такие сладкие, но болезненные воспоминания! Именно на маскараде у Ратлендов изменились их отношения с Александром, именно там, в укромной беседке, они впервые целовались так нежно и страстно…

Стоп, хватит! Если она продолжит думать о нём, это непременно закончится слезами, а она обещала самой себе, что вернулась в Россию, дабы изменить свою жизнь!

Поспешно пробормотав слова благодарности князю, девушка поспешила перевести тему разговора и спросила об их общих знакомых. Владимир Кириллович, будучи человеком одиноким, обладал прекрасной памятью и был ценным источником информации, знающим доподлинно обо всех делах, творящихся при императорском дворе и вообще, в столице. Часто князь Вяземский добродушно подсмеивался над другом, называя его «первой салонной сплетницей», на что, впрочем, Оболенский не обижался.

Сев на своего любимого конька, Владимир Кириллович принялся подробно описывать события последних месяцев, старательно опуская некоторые моменты, которые не были предназначены для дамских ушей, и это дало Адель возможность перевести дух и сдержать слёзы, чуть было не хлынувшие из глаз.

Она слушала князя невнимательно, но не забывая при этом улыбаться собеседнику и кивать головой, показывая мнимую заинтересованность. В то же время она внимательно разглядывала старинного приятеля своего отца, словно видела его впервые.

Высокий и подтянутый, сохранивший даже в пятьдесят свою гусарскую выправку, князь Оболенский выглядел вполне благопристойно и даже миловидно, если можно так сказать о мужчине его лет. Волосы его почти наполовину поседели, кое-где сохраняя следы былого русого оттенка, но голубые глаза по-прежнему сияли молодым задором, словно он оставался бравым гусаром и по сей день. Короткая бородка и аккуратные усы очень ему шли, подчёркивая благородство черт лица, в целом, он выглядел именно на свои года, но, в то же время, не казался совсем уж стариком, как некоторые его ровесники.

А что если… открыться князю? Эта мысль пришла в голову Михаила и Аделины одновременно, и они заговорщически переглянулись. В любом случае, эту идею нужно было хорошо обдумать, но кандидатура Владимира Кирилловича показалась им вполне достойной.

После ухода гостя, брат и сестра поделились друг с другом своими мыслями на его счёт.


— Владимир Кириллович тот, кто нам нужен, — решительно заявил Мишель. — Думаю, мы можем довериться ему без опаски. Несмотря на его любовь к придворным сплетням, он — настоящий дворянин, предан нашему отцу и никогда не выдаст твоей тайны.


— Но… как мы предложим ему это? — растерялась Адель. — Ведь мужчина первым должен просить руки девушки… И вообще, мне так стыдно, Мишель! Я знаю его с детства!


Она изо всех сил старалась не думать о том, насколько неприличен и ужасен по своей сути этот разговор. Подумать только — она выбирает себе мужа, точно товар в лавке! Да ещё и примеряет на эту роль лучшего друга своего отца, который качал её в детстве на коленях!


— Предоставь это мне, — успокоил её брат. — Я сам поговорю с ним, только подберу подходящий момент. Кстати, мне кажется, что ты могла бы и не торопиться так с замужеством! Для начала нужно сблизиться с князем, чаще появляться с ним в обществе, при дворе, чтобы потом не возникло лишних разговоров.


— Хорошо, я сделаю, как ты скажешь, — покорно кивнула Адель, — но всё же, я хотела бы выйти замуж как можно скорее.


— Ты словно стараешься безвозвратно сжечь все мосты, — грустно усмехнулся Мишель и вдруг осёкся на полуслове, — или ты… может, у тебя есть веская причина для такой спешки со свадьбой?


— Причина? — княжна непонимающе уставилась на брата. — О чём ты?


— Ты… носишь ребёнка? — тихо спросил Михаил.


— Что?! — большие глаза Адель распахнулись ещё шире, когда она услышала предположение брата. — Но… я не знаю…


Внезапно до княжны дошло, что она действительно не знает ответа на этот вопрос! Погружённая с головой в пучину своих душевных терзаний, она совсем забыла, что у альковных радостей с несостоявшимся женихом могут быть последствия. В панике Адель пыталась припомнить свой лунный календарь и… не смогла!

Заметив панику в глазах сестры, Михаил внутренне выругался последними бранными словами в адрес графа Бутурлина. Адель ещё совсем ребёнок, как можно было так поступить с ней?!


— Может, стоит показать тебя доктору или… прислать из имения повитуху? — осторожно предложил он.


— Только не доктора! — тут же вскрикнула девушка. — Уж лучше повитуху…


— Я завтра же пошлю в имение за повитухой, — хмуро пообещал князь. — Не волнуйся раньше времени.


Но Адель уже успела не просто разволноваться, она пришла в ужас… Как она могла оказаться столь глупа, что не подумала об этом раньше? Почему мысль о возможной беременности ни разу не пришла ей в голову? Всю ночь она не могла уснуть, подозревая, что осмотр повитухи не принесёт ей ничего хорошего.

Приложив немалые усилия, она вспомнила, что последнее женское недомогание у неё случилось дней за десять до пожара на яхте! То есть… два с половиной месяца назад! Как она могла не вспомнить об этом раньше, как не заметила?! Неужели от сильных переживаний она совсем лишилась разума?

Боже правый, неужели же она ждёт ребёнка? Ребёнка от него… Адель почти до рассвета плакала в подушку, пока не уснула, обессиленная, под утро.

Проснувшись, она отчаянно пыталась отыскать в своём самочувствии какие-либо симптомы «интересного положения», как именовали беременность девочки в Смольном. Тошноты она не чувствовала, как и головокружения (не считая того, единственного раза в ванной комнате), а именно эти два симптома должны были непременно присутствовать у каждой женщины, ожидающей ребёнка. Может, у неё просто нервное истощение? О, как отчаянно Адель надеялась на это!

Через пару дней из поместья привезли угрюмую, смуглую крестьянку необъятных размеров, которую именовали Матрёной. Именно она принимала всех детей в округе барского поместья и считалась хорошей повитухой. Матрёна была крепостной Вяземских, а значит, лишнего болтать не будет.

Зайдя в комнату к перепуганной княжне, она молча поклонилась и невозмутимо направилась в туалетную комнату, чтобы вымыть руки с мылом.

Адель так и застыла посреди комнаты, трясясь, как осиновый лист. Никогда в жизни она не испытывала подобного стыда и страха!


— Что ж Вы стоите-то, барышня? — удивилась Матрёна, возвращаясь в комнату и застав княжну на прежнем месте. — Ложитесь-ка на кроватку. И не бойтесь Вы так, не съем я Вас!


Отчаянно краснея, Адель повиновалась и легла на постель, приподняв подол сорочки до колен. Осмотр был просто пыткой для неё, но закончился он довольно быстро, правда, оказался немного болезненным.

Закончив, Матрёна молча направилась снова мыть руки, а Адель села на постели, подтягивая колени к груди и трясясь ещё сильнее. Она чувствовала, как зубы у неё стучат, словно от невыносимого озноба, и она не в силах контролировать это. Наконец, Матрёна снова показалась из туалетной комнаты и со вздохом приблизилась к побелевшей княжне.


— Ну что ж, барышня… — немного замялась она, — в положении Вы. Срок мал пока, и если хотите, можно плод того… вытравить. У меня и травка специальная есть, правда, больно будет…


— Что? — посеревшими губами переспросила Адель, в голове которой сразу же прочно засело ужасное слово «вытравить». — Нет-нет… я не хочу!


— Это как угодно, барышня, не всякий готов грех на душу брать, — согласилась, вздыхая, Матрёна. — Только… тогда под венец Вам нужно, и поскорее, пока не прознал никто. Я-то уж молчать буду, как молодой барин и велел.


Адель почти не слушала её, она пыталась осознать, что внутри неё зародилась маленькая жизнь, плоть от плоти её и Александра. Значит, отдавшись ему, она понесла…

Внезапно она почувствовала себя такой счастливой и несчастной одновременно! У неё теперь снова появится смысл в жизни! Этот ребёнок будет принадлежать только ей, ибо Александр никогда не узнает о нём. У него скоро будет ребёнок от Жаклин, вот пускай и растит его, а её малыш будет носить другую фамилию и никогда не узнает, каким расчётливым подлецом был его отец!

Его отец… Беспристрастная, жестокая память внезапно вернула Адель в такие сладкие и волнующие воспоминания о том событии, что привело к зачатию этого ребёнка… Она вспомнила, как была счастлива в его объятиях, закрыв глаза, она явственно ощутила вкус его губ, нежность прикосновений, будоражащую музыку страстных стонов… Это было невыносимо больно!

С трудом стряхивая с себя магию этих воспоминаний, девушка вынуждена была вернуться к мыслям более приземлённым. Ей ещё предстояло признаться брату в том, что она беременна. Но не это пугало её сильнее всего, а то, что будущий ребёнок теперь диктовал свои условия, отсчитывая время не в её пользу.

Итак, срок её беременности — около двух месяцев. Всё верно, именно столько прошло с той ночи, проведённой ими вместе…

Самое ужасное, что ситуация с возможным замужеством Адель теперь сильно усложнилась. Как Мишель признается князю Оболенскому, что его опозоренная сестра нуждается в срочном замужестве, потому что ждёт ребёнка от коварного соблазнителя? О, большего стыда и унижения им с братом ещё не доводилось испытывать!

Адель стало безумно страшно от предполагаемой реакции Владимира Кирилловича. А вдруг он откажется помочь ей? И что тогда делать? Срочно уезжать в Америку и уже там, за океаном рожать незаконного ребёнка? Впрочем, незамужняя девица, родившая ребёнка вне брака станет изгоем и в Америке, так что путешествие через океан ничего не изменит…

Михаила целый день не было дома: его вызвали в полк, узнав о возвращении князя в Петербург. Встретившись с друзьями, он засиделся с ними в трактире допоздна, позабыв о времени.

А Адель, тем временем, нервно мерила шагами свою комнату, размышляя, не лучше ли передумать и ничего не говорить Оболенскому о её позоре.

Чисто теоретически, существовал ещё один выход. Её отец и брат могли заставить Александра Бутурлина жениться на ней и ответить за свой поступок. Но, как она будет жить с человеком, которому больше не доверяет? Каждый день ждать от него подвоха, сомневаться в каждом слове и взгляде? Осознавать, что их брак основан только на принуждении? Нет… это ещё хуже, чем делить брачное ложе со стариком!

Так и не дождавшись брата, чтобы сообщить ему новость, Адель легла спать. Дни напряжённого ожидания повитухи и сам осмотр вымотали её, и княжна чувствовала страшную усталость и нервное напряжение.

Пытаясь уснуть, она всё думала о будущем ребёнке, пыталась представить его внешность… А когда ей удалось, наконец, провалиться в сон, ей приснилось, что она с радостной улыбкой сообщила счастливую новость возлюбленному.

Во сне Александр стоял к ней спиной, а когда услышал, что она ждёт ребёнка, резко обернулся. Увидев его лицо, Адель вскрикнула от неожиданности — это оказался вовсе не отец её ребёнка, а князь Оболенский…


========== Маскарад ==========


— Бутурлин? — переспросил Владимир Кириллович и брови его удивлённо поползли вверх. — Сын Павла? Не может быть!


— Да, именно он, — подтвердил Мишель, сдержанно вздыхая.


Откровенный разговор Михаила с князем Оболенским состоялся через пару дней после того, как брат и сестра Вяземские решили, что старинный друг их отца — лучшая кандидатура на роль фиктивного мужа для Адель. Михаилу потребовалось много мужества, чтобы решиться на эту беседу, но Владимир Кириллович, слава Богу, отреагировал спокойно. Оказывается, он сам заподозрил, что с Адель что-то не так: уж больно кардинально переменилась девушка с момента отъезда из России.


— А ведь Александр — мой крестник, — задумчиво пробормотал князь Оболенский. — Подумать только, неужели тяжёлая жизнь настолько изменила его характер, что он мог решиться на подобный способ мщения? Мы с твоим отцом разыскивали Бутурлиных после смерти Павла, но они как в воду канули.


— Он Ваш крестник? — удивился Мишель. — Неужели мир так тесен?


— Представь себе! — ответил князь. — А если ещё вспомнить, что Александр и Адель должны были обручиться по воле родителей, то поневоле поверишь в судьбу.


— Дело вовсе не в превратностях судьбы, а в подлом замысле этого человека без чести, который, к сожалению, удался! — голос Михаила зазвенел от гнева. — Не дай я клятву на иконе, давно бы уже всадил в него пулю!


— Ну, полно-полно, мой мальчик, — успокаивающе похлопал его по плечу Владимир Кириллович. — Дуэль не пошла бы тебе на пользу, а только раздула скандал. А нам сейчас нужно думать, прежде всего, о том, чтобы спасти доброе имя твоей сестры. Она точно не желает выходить за Александра?


— Даже слышать о нём не хочет, — вздохнул Мишель. — Говорит, что строки из его дневника будут стоять у неё перед глазами до могилы.


— Это немудрено, особенно, если он и правда распланировал всё заранее и хотел оставить её у алтаря, — задумчиво потёр подбородок Оболенский. — Признаться, мне трудно поверить в это, зная Павла и его сына. Саша был очень чутким мальчиком в детстве, даже ранимым, я бы сказал.


— Думаю, что необходимость выживать в тяжёлых условиях вполне могла озлобить его, — сказал Михаил. — К тому же, притворяться Бутурлин умеет, как никто другой. Мы с отцом тоже поверили в его басни поначалу, а отец, наверное, верит до сих пор.


— Значит, Андрей не знает всей правды до конца? — уточнил Владимир Кириллович. — Как он отреагирует, если его дочь внезапно выйдет замуж, да ещё без родительского благословения?


— Право, не знаю, но у нас сейчас нет времени на то, чтобы писать ему и ожидать ответа, — ответил Мишель. — Я возьму на себя право благословить её, как старший брат.


— Да, ответ мы будем ждать не меньше месяца, — согласился князь Оболенский. — Что ж, придётся измыслить какую-нибудь легенду для общества …


— Значит… Вы согласитесь помочь Адель? — осторожно спросил молодой князь Вяземский.


— Как я могу отказать семье моего друга? – улыбнулся Оболенский. — Очень жаль, что с Адель приключилось подобное. Бедная девочка… первая любовь — и сразу же такое разочарование!


— Но… я хотел бы убедиться, что Вы понимаете, на что идёте, Владимир Кириллович, — смутился Михаил, опуская глаза. — Адель ждёт ребёнка, и Вам придётся дать ему свою фамилию. Вас не оскорбляет такая перспектива?


— Миша, ты знаешь, что я — старый вдовец, — спокойно ответил князь. — Господь не дал мне счастья стать отцом, я давно живу один и уже начал подумывать, кому из племянников передать титул, однако, никто из них не достоин этого, к моему глубокому сожалению. Я с гораздо большим удовольствием оставлю свой титул и состояние ребёнку твоей сестры, которого сам воспитаю, чем бездарям-племянникам, которые только и горазды, что делать карточные долги, да проигрывать глупые пари. Так что, если Адель нужен фиктивный брак, я — самая подходящая кандидатура.


— Благодарю Вас, Владимир Кириллович, — чуть дрогнувшим голосом сказал Мишель, пожимая руку друга своего отца. — В таком случае, я сообщу отцу и всё объясню ему.


— Я тоже намереваюсь отписать ему, — сказал князь. — Думаю, к моим аргументам он должен прислушаться. К тому же, я должен официально попросить руки твоей сестры. Самое главное, чтобы Адель не пожалела потом о своём решении. Что, если Александр вернётся в Россию, а она уже будет замужем?


— Мы с сестрой покинули Лондон два месяца назад, — нахмурился Михаил, — если бы Бутурлин так хотел вернуть расположение Адель, он давно был бы здесь. Значит, наши подозрения на его счёт подтвердились — он действительно планировал бросить её у алтаря.


— В таком случае, я рад, что княжна избежала этой ужасной участи, — сказал князь Оболенский. — А теперь, друг мой, послушай мои скромные измышления по поводу того, что мы станем делать. Во-первых, нам с Адель нужно срочно оповестить свет о нашей помолвке, причём мы скажем, что дело слажено ещё пару лет назад, когда Адель была институткой. Сделать подобное заявление лучше всего на каком-нибудь большом приёме или балу. Скоро маскарад в Зимнем, там я и объявлю Адель своей невестой.


— Думаете, в свете поверят в это? Слишком уж неожиданно, — засомневался молодой князь.


— Кривотолков нам не избежать в любом случае, — заметил Оболенский. — Особенно, когда после внезапной помолвки последует скорое венчание. Но время работает против нас, ведь положение Адель через два-три месяца станет заметным. Я буду говорить всем любопытствующим, что спешу оттого, что боюсь приближающейся старости и хочу успеть насладиться жизнью с молодой женой. Свет прекрасно знает, что я бездетен, поэтому все решат, что я спешу обзавестись потомством. Думаю, такая версия устроит наших салонных сплетниц. Они, конечно будут перемывать косточки твоей сестре, но постепенно разговоры стихнут сами по себе.


— Надеюсь, — тяжело вздохнул Мишель, потирая пальцами виски в попытке прогнать подступающую головную боль. — Никогда прежде наше имя не порочили грязными слухами. Как подумаю об этом, так и вижу, как пускаю пулю в лоб Бутурлину!


— Забудь о нём, Миша, — посоветовал Оболенский. — Есть ещё одна вещь, о которой я не успел сказать тебе. После свадьбы нам с Адель придётся покинуть Россию и отправиться в длительное свадебное путешествие по Европе. Думаю, ты понимаешь, для чего это нужно?


— Разумеется, — кивнул молодой князь. — Лучше будет, если Адель родит не в России, поскольку людям несложно будет сопоставить время между венчанием и родами.


— Вот именно, наши салонные сплетники ничего не любят так сильно, как заниматься подобными подсчётами, особенно, когда обстоятельства брака так непрозрачны, как в нашем случае, — заметил Владимир Кириллович. — Так что пусть Адель выберет страну, в которой она желает прожить пару ближайших лет.


— Хорошо, я передам ей, — сказал Мишель. — До сих пор не верю, что мы нашли выход… Я навеки Ваш должник, Владимир Кириллович!


— Полно, мой друг, мы и так уж давно стали семьёй, — улыбнулся князь. — Передай княжне, чтобы она готовилась к маскараду и не волновалась ни о чём, ей это вредно сейчас. Если у неё нет времени позаботиться о маскарадном костюме, я пришлю к ней своего портного, он способен сотворить чудо в кратчайшие сроки, даже в одну ночь, если понадобится. Но предупреди Адель, что ей придётся сыграть роль счастливой невесты, или, хотя бы, послушной дочери и сестры, покорившейся воле семьи. Справится ли она?


— Справится, я уверен, — твёрдо сказал Михаил. — Она на всё готова ради спасения своего доброго имени.


— Тогда, с Богом, мой мальчик, — согласно кивнул Оболенский. — Я заеду к вам завтра вечером и сам поговорю с Адель о наших планах.

***

Будь её воля, Адель, наверное, выбрала бы костюм невидимки, если бы такой существовал. Благодаря помощи маленького портного князя Оболенского ей были предоставлены на выбор несколько готовых маскарадных костюмов: пастушки, мадам Помпадур, ночной феи и русской царевны времён Ивана Грозного. Именно последний костюм и выбрала княжна.

Кстати, сам портной представлял собой весьма забавного человечка, ростом едва по плечо княжне, с очень уж нелепыми чертами лица: острым, длинным носом крючком, большими ушами и маленькими глазками-бусинками. Но, при всей своей комичной внешности, мастером он был поистине непревзойдённым. Недаром перед каждым маскарадом его заваливали заказами так, что Тимофей (так его звали) не спал несколько ночей к ряду.

По правде, костюм царевны был самым красивым: из тяжёлой золотой парчи, расшитый стеклярусом и затейливым золотым шитьём, в дополнение к нему шло широкое очелье, сплошь усыпанное жемчугом. Свой образ Адель дополнила, надев длинное жемчужное ожерелье, несколько раз обвив его вокруг лебединой шейки. Волосы её были заплетены Таней в длинную, толстую косу, перевитую жемчужной нитью и украшенную старинным накосником, отыскавшимся в шкатулках с фамильными драгоценностями. Эта вещица, также усыпанная мелким жемчугом, принадлежала семье Вяземских с очень давних времён и хранилась, как фамильная ценность.

Когда Адель, с помощью горничной, завершила свой туалет, Таня восхищённо всплеснула руками:


— Ох, барышня, до чего же вам идёт этот наряд! Вы в нём такая красавица!


Княжна внимательно взглянула на себя в зеркало. Таня была права: образ удивительно подходил ей, словно она всю жизнь носила сарафаны шестнадцатого века и заплетала волосы в длинную девичью косу.


— Может, немного румян добавим? — спросила Таня, озабоченно вглядываясь в лицо Адель. — Уж больно Вы бледная, барышня, точно привидение!


— Пожалуй, — нехотя согласилась Адель, которая никогда не пользовалась краской для лица, гордясь своим природным румянцем.


Однако, беременность и нервозность последних недель сделали своё дело — девушка чувствовала тошноту по утрам и стала привередлива в еде, не вынося на дух некоторые блюда. В итоге, она выглядела немного бледнее обычного, и эта бледность могла вызвать подозрения у зорких придворных дам, которые будут разглядывать её с двойным усердием, как предупреждал князь Оболенский.

После откровенного разговора с Владимиром Кирилловичем (во время которого Адель опасалась, что она умрёт от неловкости и стыда) ей стало немного легче. Она ощущала поддержку со стороны князя, словно он был её близким родственником, но в качестве жениха ей пока сложно было его представить. Сегодня, на маскараде в Зимнем дворце, князь объявит об их помолвке и скором венчании. Очень важная страница в её жизни будет перевёрнута, давая начало новой…

Адель хорошо запомнила легенду, придуманную князем: отец Адель пообещал свою единственную дочь в жёны лучшему другу, когда ей было пятнадцать лет, и теперь, когда княжна окончила пансион, настало время и для свадьбы. Князь Оболенский предупредил, что играть свои роли перед высшим светом им придётся со всем старанием, если они хотят, чтобы версия показалась правдоподобной.

Княжна отчаянно молилась, чтобы у неё достало сил изображать из себя счастливую невесту, несмотря на разбитое сердце и незаконного ребёнка, которого она носит под сердцем. Такая чудовищная ложь не могла даться ей легко, но от сегодняшнего вечера многое зависело — в частности, распознает ли высший свет обман или примет всё за чистую монету.

Усевшись в карету напротив брата, Адель нервно сжала руки в замок, пытаясь унять бешеный ритм сердца. Чем ближе становился дворец, тем сильнее нервничала девушка.


— Успокойся, Адель, всё будет хорошо, — тихо сказал Мишель, пожимая её руку. — Я буду рядом с тобой, да и Владимир Кириллович тоже.


— Это сложнее сделать, чем я думала, — ответила девушка, — но я постараюсь. Не волнуйся, когда мы войдём во дворец, я буду выглядеть самой счастливой невестой на свете.


И действительно, выходя из кареты, княжна уже светилась мягкой улыбкой, а глаза её с восхищением оглядывали дворец.

Зимний горел тысячами огней и переливался, как огромный бриллиант. Вспоминая Букингемский дворец, куда отец пару раз брал её с собой на королевские приёмы, Адель с гордостью подумала, что роскошнее дворца, чем Зимний она не встречала. Даже красоты Лувра и Версаля меркли в её глазах перед роскошью главной резиденции Романовых.

Широкая парадная лестница была заполнена людьми в маскарадных костюмах и масках. Многие из молодых офицеров не надели костюмов, ограничившись лишь масками (Мишель вошёл в их число), а вот дамы не отказали себе в удовольствии перевоплотиться в наряды старых эпох или сказочных персонажей.

В глазах у Адель зарябило от ярких расцветок, которые использовали приглашённые для своих нарядов. Ей живо вспомнился маскарад у Ратлендов, где тоже было шумно и многолюдно. Воспоминания эти привычно заставили сердечко княжны болезненно сжаться, а клубок слёз уже подкрадывался к глазам. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Она ведь на маскараде, а здесь принято веселиться и дурачиться, как все остальные гости.

Особая прелесть маскарадов заключается именно в том, что люди, примерив на себя фантастические образы, словно опять превращаются в маленьких детей и с удовольствием играют свои роли, сколько бы лет им ни было. Неуловимая магия ушедшего детства, загадочность и легкая бесшабашность сопровождала подобные мероприятия, недаром именно маскарадные балы были любимым развлечением дам.

Поднявшись по мраморной парадной лестнице под руку с братом, Адель оказалась в огромном Николаевском зале, где едва не зажмурилась от яркого света сотен свечей, зажжённых на больших, переливающихся хрустальных люстрах и множестве настенных бра. Зал был полон ряженых гостей в причудливых масках, оркестр играл мелодию вальса, а пары упоённо кружились в танце.

Эйфория праздника не просто витала в воздухе — она правила этим балом, здесь не было ни одного кислого лица. Даже почтенные матроны и старички, опирающиеся на свои трости, и те смеялись и шутили, словно снова были молоды. Повсюду слышался смех и шутки, сыпались разноцветные конфетти и летал серпантин.

Обстановка маскарада благотворно подействовала на Адель, она даже ощутила радостное волнение, свойственное любой молодой девице, когда её нога ступает в бальную залу, полную прекрасных дам и бравых офицеров, чьи золотые эполеты соперничали по блеску с роскошным убранством дворца. Княжна теперь улыбалась вполне искренне, не притворяясь.

Внезапно позади неё раздался изумлённый и обрадованный возглас:


— Аделина Вяземская! Не верю своим глазам!


К Адель бросилась молодая миловидная девушка с копной медно-рыжих локонов, большими карими глазами и личиком, щедро обсыпанным веснушками. На ней был костюм Коломбины — пёстрое платье из лоскутков разноцветного шёлка и шляпка, обтянутая теми же лоскутками, украшенная разноцветными перьями, ярко-синяя маска дополняла образ. Девушка едва сдержалась, чтобы не задушить Адель в объятиях.


— Мари! — изумлённо пробормотала княжна, обрадованно разглядывая свою подружку по Смольному — юную графиню Марию Ланскую. Девушки не виделись с самого выпускного бала, лишь написали друг другу пару писем, пока Адель находилась в Англии.


— О, какой сюрприз! А я и не знала, что ты вернулась в Петербург! — Мария едва не подпрыгивала на месте от восторга. — Как же я рада видеть тебя, душечка! Я так соскучилась!


— Я вернулась домой совсем недавно, не успела даже никого известить, — пыталась оправдаться Адель, душу которой согрело такое пылкое выражение приязни. Откровенная радость Мари помогла княжне почувствовать себя не такой одинокой и отвлечься от печальных мыслей.


— Князь Михаил, простите, что не заметила Вас сразу, — и Мари присела в безупречном реверансе, характерном для всех смолянок, вышколенных в хороших манерах мегерой француженкой, которую весь Смольный боялся больше, чем самого графа Бенкендорфа.


— Добрый вечер, сударыня, — вежливо склонился над её рукой Мишель. — Вы прелестны в этом наряде!


— Благодарю! Вы позволите мне похитить Вашу сестру на время? Обещаю вернуть её в целости! — Мари умоляюще взглянула на Мишеля, видимо, сгорая от желания поболтать с Адель наедине, без мужских ушей.


— Разумеется, веселитесь, дамы, я оставляю вас, — снисходительно улыбнулся князь, покорно склоняя голову и отправляясь вглубь зала, на поиски своих знакомых.


Мари тараторила без умолку, практически не давая Адель вставить ни слова, но княжна была даже благодарна ей за это. Буквально за десять минут она узнала, что юная графиня Ланская теперь состоит в штате фрейлин императрицы Александры Фёдоровны, и даже успела стать одной из её любимиц, чем безмерно гордилась. Проведя при дворе пять месяцев, Мари возомнила себя знатоком придворной жизни и жаждала поделиться своими знаниями с подругой.

Александра Фёдоровна восседала в большом кресле, беседуя о чём-то с молодой, светловолосой девушкой, сидевшей подле неё. За креслом девушки стоял высокий молодой человек в военной форме.

Выражение лица у императрицы было добрым иблагодушным, её глаза светились радостью. Мари шепнула Адель, что Александра Фёдоровна — чистое золото, придворные её просто обожают. Девушка, сидевшая рядом с императрицей, оказалась её старшей дочерью, великой княжной Марией Николаевной, а молодой человек позади её кресла –герцогом Максимилианом Лейхтенбергским, её женихом.

Болтая, Мари периодически указывала подруге то на одну юную фрейлину, то на другую, попутно характеризуя своих новых подруг, а Адель только успевала поворачиваться в нужную сторону и кивать.

Мари осторожно указала на стоящего неподалёку императора, и Адель смогла внимательно разглядеть его. Она не сталкивалась с императором с самого своего детства, когда она пару раз была приглашена на детские балы в Петергоф, но тогда она видела его издалека и почти не запомнила.

Рассматривая полновластного властителя России, Адель вдруг подумала, что он слишком угрюм для императора. В её понимании, император должен излучать величие и благородство, во всяком случае, на балу, а Николай походил, скорее, на подозрительного, апатичного жандарма.

По сути своей, Николай Павлович был человеком настроения, а настроение у него было, как правило, дурным. Подозрительный и замкнутый, он не давал себе труда скрывать эти качества, и ближайшие императорские сановники были вынуждены постоянно лавировать и изгаляться, чтобы не попасть под его горячую руку. Он не привык, чтобы его мнение кто-то оспаривал, любого вольнодумства не терпел, в каждом видел скрытого врага и мало кому доверял, даже членам собственной семьи. Всему двору было известно о его постоянных разногласиях с цесаревичем.

Александр Николаевич, напротив, выглядел именно так, как и должно было наследнику престола. Высокий, статный, с отменной выправкой и безупречными манерами, русоволосый и голубоглазый, он походил на принца из сказки, по крайней мере, в глазах восторженно взирающего на него выводка юных фрейлин императрицы.

Указывая на него глазами, Мари тоже пару раз печально вздохнула, не скрывая, что и она не устояла перед обаянием наследника. Адель он показался действительно очень приятным молодым человеком: красивым, держащимся гордо, но не надменно, весьма открыто и обаятельно улыбающимся. Александру куда больше шёл императорский титул, чем его отцу, но высказывать подобные мысли вслух Адель не решилась.


— Красивый, правда? — мечтательно шепнула Мари прямо в ухо княжне, заметив, как внимательно Адель разглядывает цесаревича. — При дворе все дамы от него просто без ума!


— Неудивительно, он ведь наследник престола, — шепнула в ответ княжна, по-прежнему не отводя взгляда от Александра Николаевича.


— Кстати, одной из фрейлин повезло привлечь его внимание надолго, — так же шепотом продолжила Мари. — Смотри, вон та шатенка, в бледно-зелёном платье.


Адель проследила взглядом за Мари и увидела красивую девушку с надменным взглядом, танцующую вальс в паре с каким-то бравым офицером. Она действительно была весьма привлекательной и вполне достойной звания любовницы цесаревича.


— Это Ольга Калиновская, полячка, — прошептала Мари. — Она настолько прочно завладела мыслями Александра, что пришлось вмешаться самому императору! С тех пор они старательно скрываются от его всевидящего взора. Это так романтично…


Адель были не особенно интересны скандалы в монаршем семействе, но болтовня Мари успешно отвлекала её от личных переживаний и волнения перед объявлением собственной помолвки, потому она усиленно делала вид, что разделяет мнение подруги.

В толпе гостей княжна внезапно разглядела князя Оболенского, подле которого стоял Мишель. Они переговаривались о чём-то, периодически поглядывая на неё. Князь предупреждал, что сделает официальное объявление во второй половине праздника, когда наступит время гостям снимать маски. Значит, у неё будет время немного потанцевать, а заодно, успеть заготовить приличествующую случаю смущённую улыбку счастливой невесты.

Внезапно Мари легонько подтолкнула Адель в бок и быстро шепнула:


— Осторожно, к нам идёт наследник!


Адель ничего толком не успела сообразить, как перед ними вдруг выросла высокая фигура Александра Николаевича.


— Ваше высочество! — пропела своим нежным голоском Мари, приседая в глубоком реверансе. Адель поспешно последовала её примеру, как по команде опуская глаза долу.


— Мари, Вы не представите мне Вашу подругу? — осведомился цесаревич.


— Конечно, ваше высочество! — улыбнулась графиня Ланская, выпрямляясь. — Позвольте представить — княжна Аделина Вяземская, моя подруга по Смольному институту.


Адель снова присела в реверансе, а Александр вежливо склонил голову в приветствии. Как раз в этот момент объявили очередной вальс, и цесаревич подал руку Адель.


— Вы позволите, сударыня?


Как можно было отказать наследнику престола? Разумеется, Адель приняла руку цесаревича и направилась с ним в центр зала. Заиграла нежная музыка и пары закружились в танце.


— Держу пари, что Вы впервые при дворе, княжна! — сказал цесаревич, со светской улыбкой разглядывая свою партнёршу. — Отчего я раньше Вас не видел?


— Вы ошибаетесь, Ваше Высочество, мы с Вами уже встречались, но было это семь лет назад, на детском празднике в Петергофе, — ответила Адель.


— Вот как? — удивился он. — А куда же Вы пропали после этого детского праздника?


— Сначала я училась в Смольном, а затем покинула Россию и уехала в Англию, — ответила княжна.


— Ах, да… кажется, Ваш отец служит первым помощником посла в Британии? — спросил цесаревич. — Я помню его.


— Совершенно верно, Ваше Высочество, у Вас прекрасная память, — Адель скромно опустила глаза, заметив, как мимо них с наследником промелькнула фрейлина Калиновская в паре с очередным красавцем-гусаром.


Мимолётный взгляд, брошенный на Адель фавориткой цесаревича, был сравним с острым лезвием: бесспорно, ей не понравилось внимание, уделяемое Александром никому не известной девушке.

Помимо Калиновской, на них поглядывали и другие придворные, да и непроницаемый взгляд императора несколько раз останавливался на старшем сыне и его партнёрше по танцу. Новые лица при дворе сразу же бросались в глаза, и Адель уже ощущала, как в неё впиваются сотни любопытных взглядов. Ощущение было не из приятных, и княжна сразу вспомнила бал дебютанток в Олмэкс, когда она стояла среди других девиц, точно товар на витрине дорогого магазина.


— Надеюсь, теперь Вы часто станете посещать двор, княжна? — поинтересовался Александр Николаевич, с непринуждённой улыбкой глядя на девушку. — Думаю, из Вас получится прекрасная фрейлина.


— Благодарю за честь, Ваше Высочество, но я ещё не думала о том, чтобы стать фрейлиной, — пробормотала девушка, смущаясь под немигающим взглядом императора, на который только что наткнулась.


— В любом случае, я буду рад видеть Вас при дворе, — снова вежливо улыбнулся цесаревич.


Когда танец закончился и Адель, присев в реверансе, вернулась на своё место, Мари уже нетерпеливо поджидала её.


— Жаль тебя разочаровывать, душечка, но не обольщайся вниманием наследника, — тихо сказала Мари, склоняясь ближе к уху подруги. — Император требует от него держаться подальше от Калиновской, и цесаревич старается на людях уделять внимание другим дамам, чтобы отвести подозрения от своей возлюбленной. А новенькая при дворе - отличная кандидатура.


— О, я вовсе не жажду лавров вашей Калиновской, можешь мне поверить, — поспешно ответила Адель, понизив голос.


Продолжить разговор на эту увлекательную тему девушкам не позволили подошедшие Мишель и князь Оболенский. Поздоровавшись с Мари, они вежливо, но настойчиво увлекли Адель с собою, дабы представить императорской семье.

Оказавшись внезапно лицом к лицу с императором и императрицей, Адель разволновалась и покраснела, смущаясь. Представляя княжну монаршей чете, Владимир Кириллович во всеуслышание объявил её своей будущей женой. На пальчике княжны блестело колечко с большим сапфиром, окружённым мелкими бриллиантами, ознаменовавшее их фальшивую помолвку с князем Оболенским, и Адель вдруг охватила паника: ей казалось, что это кольцо раскалилось докрасна и жжёт ей палец, указывая всему свету, что надето оно было вовсе не в церкви, как положено, а в гостиной особняка Вяземских.

По толпе гостей, стоявших близко к императору и его супруге, прокатилась волна перешёптываний. Принимая поздравления монаршей четы, князь Оболенский и его невеста попали прямо-таки под перекрёстный огонь из сотен взглядов. Придворные внезапно получили богатую пищу для размышлений, узнав о помолвке и скором венчании закоренелого холостяка, точнее вдовца, с юной, красивой девушкой.

Весть передавалась из уст в уста, подобно пожару в степи. Нельзя сказать, что неравные по возрасту браки были редкостью в аристократической среде, но именно этот союз вызывал множество вопросов.

Как правило, если юную красавицу и выдавали за старика, то тому имелись веские причины. Это могли быть долги отца девушки, которые он мог погасить, выдав дочь за богатого старика. Или девица, не имеющая титула, выходила за обнищавшего князя или графа, принося ему своё приданое в обмен на титул.

В этом же, конкретном случае всё выглядело более, чем странно: две богатые, титулованные фамилии — Вяземские и Оболенские, не имеющие острых финансовых проблем, вдруг решили породниться. Какой смысл был Оболенскому выбирать в жёны молоденькую дочь своего друга, которая была младше его на тридцать два года, когда он мог жениться на какой-нибудь богатой, молодой вдове благородного происхождения?

Но самым необъяснимым было поведение князя Вяземского. Как он мог так хладнокровно пожертвовать юностью и красотой единственной дочери в угоду желаниям своего немолодого друга? К чему было губить девушку неравным браком?

Вот тут-то и начиналось самое интересное для придворных сплетников. Они немедленно начали измышлять всевозможные тайные мотивы, которые могли привести к этому браку, один хуже другого…


========== Здравствуй и прощай… ==========


Уже битый час Александр сидел в своей карете, нетерпеливо ожидая, пока появится дежурный офицер. Его задержали на въезде в Петербург: караульному чем-то не понравились его документы и он послал за поручиком.

Медленно, но верно, Александр приходил в ярость. Мало ему было того, что при пересечении границы с Россией его целых три часа продержали на таможне, проверяя подлинность бумаг и задавая идиотские вопросы о причинах визита, так теперь ещё и эта задержка! А на улице, тем временем, уже стемнело и заметно похолодало.

Если бы не досадные заминки, ничто не помешало бы графу радоваться возвращению на родину. Он родился и вырос в Петербурге, и до сих пор хорошо помнил родной город, хотя не был здесь с того дня, как прошла конфискация особняка Бутурлиных и их прочего недвижимого имущества.

Александр вдруг отчётливо вспомнил тот хмурый январский день, когда в их дом явились жандармы, чтобы выдворить семейство Бутурлиных на улицу. Вспомнил, как они с матушкой быстро собирались, впопыхах заталкивая вещи в дорожные сундуки, как плакала дворня, прощаясь со своими господами, как рыдали маленькие Анна и Ольга, цепляясь за юбку матери… Полицейские крысы вели себя вызывающе с бывшими дворянами, и юный Александр тогда не выдержал и отвесил крепкую оплеуху одному из них. Если бы не своевременное вмешательство князя Оболенского, для юноши могла весьма плачевно закончиться эта выходка, поскольку его чуть не арестовали за сопротивление жандармам.

Но, несмотря на эти болезненные воспоминания, Александр был рад оказаться в родном городе. Даже воздух здесь был родным, легко узнаваемым, хоть и спустя много лет. Очень приятно было отовсюду слышать русскую речь: громкие выкрики уличных торговцев пирогами и баранками, разговоры прохожих на улицах и даже отборную ругань ямщиков.

Из караульной будки появился, наконец, поручик, сопровождаемый тем самым солдатом, которому чем-то не понравились бумаги Александра. Странно, но этот солдат, раздувшийся от важности, словно индюк, показался графу смутно знакомым. Где он мог его видеть прежде?

Молодой поручик ещё раз внимательно изучил бумаги Александра, задал пару дежурных вопросов и готов был уже отдать приказ пропустить карету иностранца, как вдруг караульный что-то шепнул на ухо своему начальнику. Поручик бегло взглянул на своего подчинённого и замешкался.


— Простите, господин граф, но я вынужден задержать Вас ещё на некоторое время, — учтиво сказал он.


— В чём дело? — недовольно осведомился Александр. — Я уже больше часа не могу попасть в город, и даже не знаю, по какой причине. Вы ко всем иностранцам так гостеприимны, поручик?


— Я приношу свои извинения, сэр, но это моя служба, я лишь исполняю свои обязанности. Вы не могли бы сказать, как долго намерены задержаться в столице? Или назвать имя лица, к которому прибыли?


— Разве я обязан отвечать на Ваши вопросы? — Александр всё больше терял самообладание.


— Боюсь, что да, сэр, — ответил поручик, в то время, как его подчинённый караульный не сводил с иностранца хмурого, подозрительного взгляда. — Если Вы прибыли к кому-либо конкретно, я просто запишу адрес, где Вас можно будет найти в дальнейшем, и пропущу Вас в город.


— Найти? — удивился Александр. — Для чего?


— Дело в том, что в последнее время проверка иностранных подданных, въезжающих в столицу, ужесточена высочайшим повелением, — объяснил поручик. — Вас могут вызвать в жандармерию в случае необходимости.


Александр чувствовал, что здесь есть какой-то подвох, но разбираться в ситуации сейчас у него не было ни малейшего желания, ибо он очень устал. Уже стемнело, с неба начал срываться снег с дождём, да и ветер усиливался. Всё, чего сейчас хотел молодой граф — оказаться в тёплой гостинице, принять горячую ванну, поужинать и лечь спать, а начни он сейчас спорить с поручиком, пожалуй, простоит здесь всю ночь.

Единственный адрес, который он помнил наизусть (кроме своего бывшего особняка), был адрес князя Оболенского, который Александр без колебания и назвал. Между прочим, он сказал офицеру правду (ну, почти), ибо завтра же намеревался нанести визит своему крестному отцу, дабы попросить у него совета и помощи. Насколько помнил Александр, князь Оболенский был также дружен и с Вяземским, а значит, мог оказать содействие его примирению с Адель.

Записав адрес, поручик приказал пропустить карету Александра, и молодой граф оказался, наконец, в городе своего детства. Уличные фонари рассеивали свой тусклый свет в темноте, выделяясь жёлтыми, покачивающимися пятнами, а потому рассмотреть что-либо было сложно, да и погода не способствовала этому. Александр приказал кучеру ехать в центр города и найти лучшую гостиницу. Наконец-то этот бесконечный день подошёл к концу! Усталость наваливалась с каждой минутой всё сильнее, вызывая непреодолимое желание выспаться на нормальной кровати, а не сидя в карете.

А тут ещё, помимо телесной усталости, добавилось чувство смутного беспокойства, которое не поддавалось логическому объяснению и не оставляло Александра до самой гостиницы. Ему всё казалось странно знакомым неприятное лицо караульного солдата. Где же он мог раньше встретить его?

***

Первая декада ноября подходила к концу и в Петербурге выпал, наконец, снег. Не тот мелкий снежок, что шёл вперемешку с дождём и часто таял уже к полудню, а самый настоящий снег — пушистый и глубокий, весело скрипящий под ногами прохожих, покрывающий мостовые и крыши огромными искрящимися шапками, делающий каждое дерево и захудалый кустик сказочно-красивыми. На улицах столицы вместо карет появились роскошные сани петербургской знати, а простые ребятишки, весело смеясь, бегали по мостовым и катали друг друга на самодельных санках. Прохожие на улицах сегодня улыбались просто так, приветливо здороваясь со знакомыми и радуясь погожему деньку. Подумать только, как может обычный ясный, морозный день и первый снег поднять настроение!

В особняке Вяземских спешно готовились к свадьбе, но настроение юной невесты было далеко от приятного предсвадебного волнения. Портной князя Оболенского не спал три ночи подряд, чтобы успеть сшить невесте своего барина самый красивый свадебный убор, а две его помощницы, не покладая рук, трудились над длинной белоснежной фатой.

Уже больше недели, как высший свет Петербурга не говорил ни о чём другом, как о подозрительно спешной помолвке и свадьбе князя Оболенского и княжны Вяземской. Дамы ахали от ужаса, поражаясь чёрствости отца несчастной девушки, которую выдавали за старика. Поговаривали, что сама Императрица сочувствовала Аделине, а цесаревич будто подробно расспрашивал молодого князя Михаила Вяземского, точно ли его сестра идёт под венец добровольно. Внимание, оказанное наследником юной княжне на балу в Зимнем дворце, не осталось незамеченным придворными, некоторые фрейлины уверяли, что Ольга Калиновская даже устроила цесаревичу сцену ревности.

Самой Аделине вся эта суматоха была уже не столь важна: главное, что она пережила этот бал при дворе и выстояла, когда Владимир Кириллович назвал её своей невестой. Скоро она станет честной замужней женщиной, и это главное, а слухи постепенно стихнут, как обещал ей жених. Жених… Как странно! Совсем не так Адель представляла себе будущего жениха, когда мечтала о дне своей свадьбы.

Будущий муж всегда представлялся ей прекрасным юношей — высоким, красивым, как древнегреческий бог, благородным и преданным ей всем сердцем. Что касается князя Оболенского, в его преданности семейству Вяземских Адель не сомневалась, а вот во всём остальном он вовсе не походил на того, о ком она мечтала. Наверное, в молодости князь и был бравым гусаром, красавцем и покорителем дамских сердец, но… сейчас ему уже исполнилось пятьдесят два года! Впрочем, их брак всё равно будет фиктивным, а значит, неважно, как выглядит её жених.

При мысли о том, что она должна была выйти за Александра, на глаза Адель немедленно наворачивались слёзы. Это он должен сейчас готовиться к свадьбе вместе с нею, должен надеть ей на палец обручальное кольцо. Он — отец её будущего ребёнка, тот, кого она любила…

Любила или любит до сих пор? Сможет ли она когда-нибудь забыть его?

На эту тему лучше было не раздумывать, ибо воспоминания о её короткой первой любви и горьком разочаровании грозили вызвать настоящий поток слёз. Адель изо всех сил старалась сдерживать желание разрыдаться при мысли об Александре. Она старательно внушала себе, что поступает правильно, что её репутация стоит той жертвы, на которую она идёт. Самое главное, ради чего она выходит замуж — это её малыш, на нём не должно быть клейма незаконнорожденного. Пусть он никогда не узнает своего настоящего отца, зато для света будет законным ребёнком, а не бастардом.

Чувство вины перед князем Оболенским тоже не давало покоя: девушка так и не могла спокойно глядеть на него, стыдясь своего морального падения в его глазах. Хотя князь и уверил свою смущённую невесту, что он будет только счастлив воспитать её ребёнка и дать ему свою фамилию, Адель всё равно было стыдно. Как она — девушка благородного происхождения — могла пасть так низко, что отдалась мужчине, не являвшемуся её женихом? Пусть в первый раз она и сделала это не по своей воле, но потом… она добровольно делила с ним ложе и даже зачала ребёнка! О, Господи, неужели все влюблённые девушки так легковерны, как она?

Но… как она могла не влюбиться в Александра Бутурлина? Он был самым красивым и обаятельным мужчиной, которого встречала Адель в своей жизни, к тому же, он спас ей жизнь! Думала ли она тогда, что он может так виртуозно притворяться? Едва ли… Недаром кузина Маргарет предупреждала её, что такие идеальные красавцы помешаны лишь на себе и меняют женщин, как перчатки. Жаклин ведь тоже красива, ничуть не хуже её самой, так что неудивительно, что Александр так и не появился в Петербурге, вымаливая прощение у соблазнённой им девушки. Значит, Жаклин сказала правду: Александр выбрал свою актрису и её будущего ребёнка, потому что влюблён. А она, Адель, была лишь целью, которой он добился и тут же забыл!

Лишь самой себе Адель могла признаться, как отчаянно она всё это время ждала его появления, хотя сама же поначалу отправила графа по ложному следу, в Италию.

Чем больше проходило дней, тем сильнее таяла её надежда на то, что Александр примчится в Петербург и падёт к её ногам. Что ж… значит, она сделала правильные выводы о нём, и жалеть о своём бегстве ей не стоит. Напротив, нужно благодарить Бога, что ей удалось избежать позора и повезло найти понимание и помощь у Владимира Кирилловича!

И Адель, не переставая благодарила Бога за своё спасение и молилась за здоровье будущего мужа. Лишь молитвы могли хоть немного успокоить голос её неумолимой совести.

Накануне венчания ей пришлось принять успокоительные капли, чтобы уснуть, ибо её трясло, как в лихорадке. Утром княжна выглядела бледной, словно привидение, чем напугала свою горничную.

Пришлось воспользоваться румянами, иначе невеста выглядела бы, как на смертном одре. Как пробормотала себе под нос Таня: «В гроб и то краше кладут». Тошнота и слабость не добавляли бодрости, и Адель пришлось сделать над собой усилие и проглотить в это утро кусочек вишнёвого пирога и чашу чая, чтобы появились силы двигаться. Ей предстоял тяжёлый день: она должна была играть роль счастливой новобрачной, улыбаться гостям, принимать поздравления и ни разу не показать при этом, что сердце её безнадёжно разбито. Зато венчание станет последним испытанием, после которого она сможет выдохнуть с облегчением и спрятаться от всех где-нибудь в деревне или уехать в Италию, как предлагал Владимир Кириллович.

Словно со стороны Адель наблюдала, как девушки её обрядили в роскошное свадебное платье и длинную фату. Княжна посмотрела на себя в зеркало и увидела там растерянное, испуганное создание, с трудом сдерживающее подступающие слёзы.

Нет, так не годится! Ни одна живая душа не должна заподозрить, что её брак с князем Оболенским фиктивный! Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Адель решительно промокнула глаза и изобразила на лице безмятежную улыбку, хотя уголки губ предательски устремлялись вниз. Хоть и не с первого раза, у неё получилось казаться, по крайней мере, не настолько убитой.

В церкви она выглядела странно-спокойной, держалась скромно, как и положено невесте. На протяжении всей церемонии княжна отчаянно молилась Богу, прося прощения за свой грех и этот брачный союз, очень надеясь, что не совершает ошибку. Как бы там ни было, даже заключая фиктивный брак, она давала себе и Богу клятву ничем и никогда не огорчить человека, который ради неё жертвовал своим именем, прикрывая её грех.

Адель очнулась от грёзы, когда тяжёлые двери Казанского собора отворились, впуская свежий воздух и яркий солнечный свет. Выйдя на порог, новобрачные остановились, принимая поздравления своих гостей.

Она зажмурилась от солнечного света и глубоко вдохнула, обжигая лёгкие колючим морозным воздухом. На плечи новоявленной княгини Оболенской поспешно накинули шубу, подбитую песцами, хотя она чувствовала себя так, словно черти уже поджаривают её на сковородке за все грехи, и в первую очередь, за фальшивый брак, неугодный Богу. Увы, молитвы не принесли ей успокоения на этот раз, и чувство вины лишь усилилось. Адель чувствовала себя презренной клятвопреступницей.

Со всех сторон раздавались радостные приветствия, летели поздравления, и новобрачные счастливо улыбались, играя свои роли. Большие сани князя Оболенского ждали у собора, готовые отвезти господ обратно домой, где должно было состояться свадебное застолье и бал.

Принимая поздравления, Адель изо всех сил стараясь показаться радостной и смущённой новобрачной. У собора обычно собиралась немалая толпа зевак из народа, которая любила поглазеть на роскошные свадьбы высшего света. Глаза Адель рассеянно скользнули по разношерстной толпе, и вдруг девушка поражённо застыла, словно превратилась в соляной столп. Её большие, тёмные глаза широко распахнулись, а маленькая ручка с массивным золотым кольцом на пальце, отчаянно вцепилась в ладонь мужа, ища поддержки.

Из толпы народа она вдруг выхватила до боли знакомый сапфировый взгляд…

Не может быть! Это не мог быть он! Ей, должно быть, пригрезилось! Он ведь до сих пор снился ей каждую ночь…

Но это и вправду был Александр Бутурлин, накануне приехавший в Петербург. Он не сводил с Адель недоверчивого, немигающего взгляда, отказываясь верить в происходящее.

Всего час назад он покинул свой гостиничный номер и направился в особняк князя Оболенского. Заметив, что во дворе копошится прислуга, явно готовясь к какому-то празднику, он попросил доложить князю о его приходе, но дворецкий сообщил, что у князя сегодня свадьба и он в данный момент венчается в церкви.

Александр крайне удивился, что его крёстный отец, который овдовел много лет назад, вдруг решил жениться. Впрочем, новость была хорошей, и молодой граф решил, что должен поздравить Владимира Кирилловича с таким знаменательным событием. Узнав у дворецкого, в каком соборе идёт венчание, он направился прямо туда, надеясь успеть поздравить молодых.

У Казанского собора было столпотворение карет и саней приглашённых, а толпа зевак, как всегда окружила вход в собор, надеясь посмотреть на жениха и невесту. Александр смешался с толпой, ему и самому стало интересно, на ком же женился его крёстный отец.

Но, когда распахнулись тяжёлые двери, выпуская из собора новобрачных, Александр вдруг почувствовал, что его грешная душа отделяется от тела.

Невестой, а точнее уже женой, его крёстного отца стала княжна Аделина Вяземская… любимая девушка Александра, та, ради которой он преодолел тысячи миль пути, на любовь и прощение которой надеялся до этой самой минуты.

Это и правда была она — прекрасная, юная невеста в белоснежном платье и длинной фате, улыбающаяся, счастливая новобрачная. Её сиятельство княгиня Оболенская… Чужая жена…

Мозг Александра отчаянно не желал признавать очевидное, а глаза пожирали хрупкую фигурку в белом, стоящую под руку с гордым князем Оболенским. Не может этого быть! Она не могла выйти за нелюбимого! Не могла променять его на старика!

Внезапно Адель встретилась глазами с Александром и испуганно замерла. Он сразу понял, что она узнала его в толпе — девушка побледнела, как полотно.

И солнце в небе вдруг погасло, из мира исчезли все краски, звуки и запахи, вся прелесть этого ясного, снежного дня померкла, осталась только боль… Тупая, животная боль в сердцах у них обоих.

Два взгляда протянули между собой ниточку, разорвать которую ни Александр, ни Адель были не в силах. Они — предназначенные друг другу самой судьбой, влюблённые до умопомрачения, — потеряли друг друга окончательно.

Александр даже забыл, как дышать, он просто смотрел на неё и не мог осознать, что всё кончено и надежды больше нет. Сбылся его самый страшный сон — Адель стала чужой женой.

Он видел, как князь заботливо обнял её за талию, прошептав что-то на ухо, и Адель очнулась и отвела глаза от Александра, поворачиваясь к мужу. Александр тоже смог, наконец, оторвать от неё взгляд и зажмурился, пытаясь справиться с собой.

Снова открыв глаза, он увидел, как князь ведёт молодую жену к саням, намереваясь отправиться домой, а гости поспешно рассаживаются по каретам. Их ждёт свадебный пир и бал в честь новобрачных. А что ждёт его, Александра?

В тот миг он думал, что его жизнь кончена и ничего хорошего уже в ней не будет. Опомнившись, он медленно направился к своей карете и приказал отвезти его обратно в гостиницу. Ему нужно как можно быстрее покинуть Петербург, пока он не сошёл с ума от боли или не натворил каких-нибудь глупостей.

Погружённый в свои мысли, шокированный и сбитый с толку, Александр не заметил, что не только Адель узнала его в толпе. За его каретой незаметно следовал человек, отправленный князем Михаилом, чтобы проследить, куда направится граф Бутурлин.


========== Истина, как всегда, посередине ==========


Пока роскошные крытые сани, больше похожие на карету на полозьях, легко катились по заснеженным улицам к особняку князя Оболенского, в голове молодой княгини билась одна и та же мысль: «Господи, за что?!»

Почему Александр Бутурлин снова появился в её жизни именно сегодня, в день её венчания? Почему не раньше? Хотя бы на месяц…

А впрочем… появись он раньше, разве смогла бы она простить его, разве поверила его неуклюжим оправданиям? Едва ли… Слишком сильно Александр ранил её гордость, чтобы она смогла легко поверить его словам.

Для чего же он прибыл в Петербург — неужели из-за неё? Этот вопрос не давал покоя Адель, заставляя её нервно комкать в руках батистовый платочек и неосознанно закусывать нижнюю губу.


— Что с тобой, душенька? Тебе дурно? — встревоженно спросил её муж, кладя свою горячую, сухую ладонь на её маленькую ручку, на которой поблёскивало массивное золотое кольцо.


Адель тут же очнулась и пришла в ужас от того, что она уже добрых пять минут молчит, погружённая в свои мысли, вместо того, чтобы обратить внимание на мужа. Мужа… да, к новому статусу князя Оболенского ей придётся привыкать долго, как и к тому, что она теперь замужняя дама, а не беззаботная юная княжна.


— Мне немного нехорошо, наверное, это из-за ладана, — поспешно пробормотала девушка, смущаясь под внимательным, добрым взглядом князя.


Не могло и речи идти о том, чтобы рассказать ему, что она только что видела в толпе народа отца своего будущего ребёнка. Отныне она должна забыть о существовании Александра Бутурлина, и никогда не напоминать мужу о нём, чтобы не вызвать неодобрения Владимира Кирилловича. Она сделала свой выбор — вышла замуж — и должна блюсти честь своей новой фамилии.

Именно эти слова Адель мысленно твердила себе на протяжении всего свадебного приёма, на который собралось множество именитых гостей. Дав себе обещание стать князю хорошей женой, Адель послушно играла свою роль: когда принимала гостей, стоя под руку с мужем, когда сидела рядом с ним за длинным столом, отвечала счастливыми улыбками на поздравления многочисленных друзей князя, когда танцевала с ним первый супружеский танец. Кстати, поздравление прислала и монаршая семья, прислав специально для этого личного адъютанта Императора.

Гости (особенно дамы), впившиеся пытливыми взглядами в личико новобрачной, так и не нашли на нём следов безутешных рыданий, чем были немало обескуражены. В конце концов, вдоволь нашептавшись, они пришли к выводу, что Адель — просто ангел кротости и послушания: нынешние девицы стали просто неприлично дерзки и упрямы, они позволяют себе перечить воле родителей на каждом шагу, тем приятнее видеть столь юную девушку, так безропотно послушную своему отцу. Вот бы всем молодым девицам брать пример с молодой княгини Оболенской!

Адель до сих пор не могла привыкнуть, когда к ней обращались «княгиня» или «Ваше Сиятельство», это было так непривычно, чуждо для её слуха, что казалось сном. Чем больше проходило времени, тем сильнее новобрачной хотелось подняться наверх, в свою новую спальню, и остаться наедине со своими горестными мыслями. Нервозность этого дня, ставшего одним из самых непростых за последние недели, уже начинала сказываться: девушка чувствовала себя уставшей и слабой, на висках и лбу выступили мелкие капельки пота, холодные руки немного дрожали, а сердце тревожно сжималось, всякий раз, когда беспощадная память воскрешала перед глазами до боли знакомый сапфирово-синий взгляд, полный недоверия и боли.

О, момент сегодняшней встречи с Александром будет преследовать её до могилы: он выглядел так, словно ему в сердце внезапно попала пуля, и он ещё не осознаёт до конца, что убит…

Владимир Кириллович с тревогой наблюдал за своей юной супругой. В отличие от гостей, он прекрасно видел, что Адель играет свою роль, находясь на грани срыва. Разумеется, он понимал, что любая девушка волнуется в день свадьбы, но её нервозность связывал, прежде всего, с беременностью. Его покойная первая жена, к сожалению, так и не подарила ему наследников, но князь слышал, что порой беременные женщины выкидывают множество странных вещей: становятся излишне эмоциональны и плаксивы, например, или вдруг начинают категорически не выносить некоторые запахи, могут начать отказываться от своих самых любимых блюд, их тянет то на солёное, то на сладкое, а иногда и вовсе начинают устраивать мужу истерики и скандалы на ровном месте.

Князь очень надеялся на то, что беременность Адель не будет сопровождаться столь сильными эмоциональными всплесками, пока она вела себя безукоризненно, разве что выглядела немного бледнее, чем обычно. Слава Богу, гости тоже не заметили в молодой княгине ничего странного.

Один князь Михаил не строил иллюзий относительно истинного состояния сестры: он прекрасно видел, как Адель и Александр встретились взглядом у церкви, и поначалу сильно переживал, что сестра не сможет справиться с эмоциями. Однако его опасения не подтвердились — новоиспечённая княгиня Оболенская вела себя образцово, несмотря на то, что сердце её, наверняка, изнывало от боли и тревоги.

Да и сам Мишель стремился поговорить с обидчиком сестры. Нет, он не собирался мстить ему, помня о своей клятве, он просто хотел взглянуть на графа, чтобы кое-что проверить. Дело в том, что уж больно странной князю показалась реакция Бутурлина на свадьбу Адель. Михаил готов был поклясться, что молодой граф был буквально убит тем, что увидел. Человек, собиравшийся хладнокровно бросить девушку у алтаря, не испытывающий к ней никаких чувств, кроме вожделения, не смог бы отреагировать так болезненно, а глаза Бутурлина были переполнены болью.

Как ни странно, Мишелю пришло в голову то же сравнение, что и Адель: ровно такой же взгляд он наблюдал пару лет назад, во время дуэли, когда один из противников был убит прямым попаданием пули в сердце. Это был взгляд, полный удивления и обречённости… взгляд за миг до конца.

Мишель с нетерпением ждал возвращения своего камердинера, которого послал проследить за Александром, чтобы выяснить его адрес. Получив заветный клочок бумаги с адресом гостиницы на Невском, Мишель едва смог дождаться удобного момента, чтобы незаметно ускользнуть. Много времени на разговор с Александром у него не было, так как нужно было непременно вернуться, чтобы отсутствие брата невесты не бросилось в глаза гостям.

Верхом Мишель добрался до нужного дома довольно быстро. Не прошло и четверти часа, как он уже стоял у двери, ведущей в комнату, что снимал английский граф Хантли, как представился хозяину гостиницы Александр.

Постучав, но не дождавшись ответа, Мишель осторожно толкнул дверь, и та почти бесшумно поддалась, медленно открываясь. В комнате царил полумрак, все свечи были погашены, кроме единственной, что одиноко стояла на столе, слабо освещая помещение и бледное лицо Александра, сидевшего за пустым столом, и смотревшего перед собой невидящим взглядом.

Граф напоминал призрак, настолько отсутствующий вид у него был: он даже не заметил появления Мишеля, пока тот не обошёл вокруг стола и не встал прямо перед ним.

Вскинув глаза на посетителя, он, казалось, абсолютно не удивился его визиту. Или ему просто было всё равно.


— Ты пришёл, чтобы вызвать меня на поединок? — почти безразличным голосом спросил Александр.


— Не вижу смысла, — коротко ответил князь. — Твоя смерть уже ничего не изменит.


— Да, ты прав… уже слишком поздно, — горько усмехнулся Бутурлин. — Но ты всё ещё можешь отомстить мне и смыть пятно позора с рода Вяземских. Я даже не стану стрелять в ответ, обещаю.


— Решил трусливо покончить с собой и использовать для этого меня? — презрительно усмехнулся Михаил. — Не ожидал от тебя такого малодушия.


На мгновение в сапфировых глазах блеснул гнев, но тут же погас. Александр закрыл лицо ладонями и глухо, мрачно рассмеялся.


— Так зачем же тогда ты пришёл, Мишель? — вдруг спросил он, резко подняв голову. — Решил позлорадствовать?


— Хотел взглянуть тебе в глаза и спросить, хорошо ли тебе спится после того, как ты погубил доверчивую, влюблённую в тебя невинную девушку, — холодно ответил князь, поджимая губы от гнева.


— Я вовсе не хотел, чтобы всё произошло именно так… — пробормотал граф. — Я мечтал совсем о другом.


— Неужели? — саркастически усмехнулся Михаил. — Ах, да, я совсем позабыл: ты же хотел довести своё гнусное дело до конца и бросить мою сестру у алтаря! Слава богу, тебе это не удалось!


— Что? — тихо переспросил Алекс, потрясённо глядя на Михаила. — Ты действительно думаешь, что я собирался так поступить? И Адель тоже так считает?


— После всего, что Адель узнала из твоего дневника, трудно было предположить другое, — холодно ответил Михаил. — Разве ты не планировал обесчестить её и бросить?


— Но я же сам пришёл к твоему отцу просить её руки! — попытался возразить Алекс. — Неужели ты думаешь, что я отказался бы от своего слова?


— Как показывают факты, твои обещания часто расходятся с замыслами, — едко заметил князь. — Свой подлый план ты всё-таки осуществил — воспользовался беспомощностью моей сестры, чтобы изнасиловать её! О, ты не представляешь, как бы я хотел пристрелить тебя собственными руками!


На скулах Мишеля заходили желваки от охватившего его гнева, а рука непроизвольно легла на эфес шпаги, однако, его руки были связаны обещанием, будь оно проклято!


— Да, это мой грех, моя самая большая ошибка в жизни! — пылко выкрикнул Александр, вскакивая на ноги и хватая друга за плечи. — Но я сделал это не из мести, клянусь тебе, Мишель! Неужели ты не понимаешь?


— Я никогда не пойму мотива, побудившего мужчину воспользоваться беспомощностью девицы, каким бы веским этот мотив ни был! — отрезал князь, брезгливо сбрасывая со своих плеч руки Александра.


— Я люблю её, Мишель! — с отчаянием в голосе выкрикнул Алекс. — Клянусь тебе памятью моего отца, что оставил планы мести, как только увидел Адель после пожара!


Князь ответил красноречивым молчанием и полным подозрительной холодности взглядом карих глаз. Он не верил соблазнителю своей сестры, Александр ясно видел это. Внезапно Александру остро захотелось оправдаться, открыть Мишелю всю истину, чтобы он хотя бы попытался понять его.


— Ты любил когда-нибудь? — тихо спросил он, тяжело опускаясь обратно на стул. — До встречи с Адель я был уверен, что мне-то уж точно не грозит такая участь. Я прошёл через такое количество грязи, что моя душа зачерствела, как камень… я считал любовь глупой слабостью для идиотов и пустоголовых женщин. Я жил только ненавистью и местью, понимаешь? Это сильные эмоции, они заставляют постоянно быть настороже, вынуждают собраться. Благодаря этим двум чувствам я выжил и поднялся со дна, о котором ты — благородный князь — не имеешь ни малейшего понятия!


Голос Александра звенел от ярости и боли, видно было, что вспоминать своё прошлое для него до сих пор непросто.


— До встречи с Адель я воспринимал женщин, как способ снятия напряжения, как бокал вина или сигару… Да, я действительно строил планы, хотел соблазнить её, в то время я не задумывался о том, что будет с ней потом, о том, что планирую подлость, недостойную мужчины, я был поглощён лишь своей болью, обидами и унижениями, через которые пришлось пройти моей семье. Тебе не понять этого, Мишель! Ты никогда не был вынужден сражаться за жизнь в буквальном смысле слова! Тебя не унижали, смешивая с грязью, у тебя не выбивали почву из-под ног, когда весь привычный мир в одну секунду исчезает, когда на твоих глазах гибнет дорогой тебе человек!


Он говорил быстро, хрипло, жарко, спотыкаясь, потому что мысли опережали слова, сердце заходилось в стремительном беге, а в синих глазах вскипали непрошеные, скупые слёзы. Те самые слёзы, которые в последний раз он проливал над телом отца. Он поклялся себе тогда, что это были последние слёзы в его жизни, но потеря единственной женщины, которая внушила ему любовь, вызвала в его сердце такое же горе.


— Когда я впервые увидел Адель… — он вдруг запнулся и закрыл глаза, — она запала мне в душу с первого взгляда. Да, я всё ещё строил свои грязные планы на неё, но именно тогда начал сомневаться в том, что способен на такую подлость, — Александр понуро опустил голову, замолкая на какое-то время.


Мишель слушал эту исповедь, стараясь не сильно поддаваться эмоциям, выхватывая только факты. Он выслушал версию происшедшего, представленную Адель, и теперь хотел попытаться поставить себя на место Александра. Конечно, факты были против Бутурлина, но истина, как учил Мишеля опыт, всегданаходилась где-то посередине.


— Когда я увидел её после пожара… — продолжил Алекс, вздрогнув от жутких воспоминаний, — она была бледна, как покойница, а доктора твердили, что шансов почти нет: либо она умрёт, так и не придя в себя, либо очнётся и будет до конца жизни не в себе. В лучшем случае, потеряет память… И тогда я плюнул на врачей, и доверил её своему старому лекарю-индейцу. Он и вылечил её, в конечном итоге. Но… когда Адель впервые пришла в себя, она ничего не помнила, Мишель! Понимаешь? Совсем ничего, даже собственное имя!


— Этим ты и воспользовался, не так ли? — Мишель снова сжал кулаки от гнева.


— Да нет же! — пылко воскликнул Александр. — Пако давал ей какое-то снадобье, оно вызывало галлюцинации… он сказал, что ей необходимо эмоциональное потрясение, тогда появится шанс восстановить память. Я сходил с ума от страха за неё… я так хотел, чтобы она меня вспомнила! Адель бредила под воздействием лекарства, кричала, словно сражалась с демонами… я хотел лишь успокоить её, понимаешь? В ту ночь… я совершенно потерял голову от того, что она была рядом…


— Избавь меня от подробностей! — гневно сверкнул глазами Мишель. — То, что ты рассказываешь, никак не оправдывает тот факт, что ты обесчестил мою сестру, воспользовавшись её бессознательным состоянием. Это называется насилием!


— Это не было насилием! В моих действиях не было злого умысла! — отчаянно крикнул граф. — Я мечтал, что мы обвенчаемся! Я любил её! И люблю до сих пор…


— В таком случае, где же ты был эти два месяца? — теряя терпение, спросил князь. — Если бы я так оскорбил девушку, я готов был мчаться за ней на край света!


— А разве не вы сами намеренно направили меня по ложному следу? — вдруг возмутился Александр. — Из-за этого бесполезного путешествия по Италии, я потерял уйму времени! Зачем вы это сделали, скажи мне ради бога?!


— Моя сестра не желала видеть тебя, — глухо пробормотал князь, отводя глаза и до сих пор стыдясь той лжи, что он сказал Ольге по настойчивой просьбе Адель.


— Когда я понял, что зря объехал пол-Европы, во мне взыграла гордость, — горько усмехнулся Алекс. — Я вернулся в Париж… я был оскорблён, обижен на Адель за то, что она даже не дала мне шанса объясниться, вместо чего сбежала от меня, словно от прокажённого. Но… через пару недель я не выдержал. Я затосковал по ней так сильно, что собрался в дорогу буквально за час, и бросился в Россию. И всё-таки, опоздал…


— Да, ты опоздал, — тихо сказал Мишель. — Моя сестра замужем. Тебе будет лучше вернуться в Англию и забыть о ней.


— Забыть? — Александр вскинул на князя свои синие глаза, до сих пор поблёскивающие в свете свечи от непролитых слёз. — Я никогда не смогу забыть о ней. Ради бога, скажи мне, зачем она это сделала? Зачем так поспешила? Почему именно Оболенский?


— Ты задаёшь слишком много вопросов, — пробормотал Мишель, снова отводя глаза.


Он не собирался сообщать Бутурлину настоящую причину, по которой Адель так скоро вышла замуж за друга семьи. Нет, Александр не должен узнать о ребёнке.


— Это ты заставил её, не так ли? — допытывался Александр. — Ты хотел, чтобы о её бесчестии никто не узнал? Неужели Оболенский согласился на брак с такими условиями?


— Владимир Кириллович — самый благородный человек из всех, кого я знаю! — гневно ответил Мишель. — Он спас мою сестру от позора и одиночества, и Адель сама его выбрала! Не каждый мужчина способен принять…


Тут Мишель запнулся, с опозданием сообразив, что сказал лишнее. Но, Александр, который, видимо, отчаянно пытался отыскать причину внезапного замужества возлюбленной, впился в его лицо цепким взглядом. Повисла неловкая тишина, показавшаяся князю вечностью. Он по-прежнему не глядел на Александра, всей кожей ощущая его подозрения.


— О, Господи… — тихо прошептал Александр, закрывая глаза. — Скажи мне правду, Мишель… она… ждёт ребёнка?


Михаил вдруг почувствовал, что он больше не в силах лгать и скрывать что-то от Александра. Видит Бог, он не собирался говорить ему о том, что Адель беременна, но слова сами сорвались с губ. Поскольку Александр уже догадался, скрывать дальше уже не было смысла. Михаил только коротко кивнул, поднимая на графа мрачный взгляд.

Александр на ощупь схватился за спинку стула, ища опоры, поскольку обрушившийся на него удар грозил сбить с ног в буквальном смысле слова.

Ребёнок… Адель носит его ребёнка. Его плоть и кровь. Он должен был догадаться раньше! Так вот почему она так поспешно бросилась в объятия Оболенского? Неужели князь знает о ребёнке и согласен воспитать его, как своего? Мысль, что его ребёнок будет носить другую фамилию и никогда не узнает, кто его настоящий отец, была просто невыносима! Ещё пару часов назад Александр думал, что больнее, чем ему есть, не может быть. Оказывается, может…

Как принять это? Как осознать, что из-за глупой гордости и собственной трусости он потерял не только любимую женщину, но и своё дитя?!


Внезапно раздался громкий стук в дверь, прервав затянувшееся молчание в комнате. Поскольку Александр даже не пошевелился, Михаил сам открыл дверь. На пороге стояло несколько человек: встревоженный хозяин гостиницы, сопровождаемый двумя солдатами и одним субъектом в штатском, что не помешало князю моментально угадать в нём одного из особых агентов третьего отделения.*


— Добрый день, сударь! — вкрадчиво произнёс штатский. — Могу я видеть графа Хантли?


— С кем имею честь? — холодно осведомился князь, смерив незваных гостей высокомерным взглядом.


- Простите, сударь, но я всё же настаиваю на беседе с графом Хантли, — на лице агента образовалась картонная полуулыбка, он и хотел бы поставить осадить Михаила, но опасался его острой шпаги.


Позади князя вдруг выросла высокая фигура побледневшего, но успевшего совладать с собою Александра. Ему в глаза сразу бросился тот самый караульный солдат, задержавший его на целый час на въезде в Петербург, и показавшийся ему странно знакомым: только теперь он был без формы.


— Я — граф Хантли. Чем обязан, господа? — спросил он.


— Вам надлежит пройти с нами, господин граф, — субъект в штатском напыщенно вытянулся в попытке придать себе важности, но маленький рост напрочь лишил его возможности выглядеть внушительнее рядом с Александром и Михаилом, которым он проигрывал в росте почти на голову.


— Куда? — осведомился Александр. — И для чего?


— В жандармерию, сударь, — злорадно ответил агент, — у нас появилась информация, что Вы пересекли границу Российской Империи с подложными документами.


========== Жестокая гримаса судьбы… или фатальное стечение обстоятельств? ==========


Александр даже не стал спорить по поводу законности своего задержания: сейчас ему было в какой-то степени всё равно — настолько сильное он испытал потрясение, узнав, что Адель носит его ребёнка. Рядом с такой новостью меркло всё, даже его возможный арест.

Граф знал, что с его документами всё в порядке, так что, обвинение в подделке документов скоро рассыплется, словно пепел.

Мишель же, напротив, был вовсе не так уверен, что Александру удастся так легко вырваться из когтей третьего отделения, а особенно — из лап Бенкендорфа. Когда Бутурлин был уже в дверях, князь внезапно тронул его за плечо:


— Я попробую помочь, — тихо сказал он, глядя бывшему другу прямо в глаза, но тот лишь скользнул по князю пустым, немного растерянным взглядом.


Отчуждённость и безразличие в глазах Бутурлина совсем не понравились Мишелю: он выглядел так, словно ему была безразличная собственная участь. Видимо, весть о беременности Адель настолько убила его морально, что всё остальное казалось уже несущественным. Весь его вид говорил о неподдельной боли и шоке, и Мишель лишь утвердился в своей решимости попытаться вырвать Александра из застенков третьего отделения.

Александр, в сопровождении конвоя жандармов и секретного агента, скрылся в неприметной чёрной карете, которая медленно покатила в сторону набережной Фонтанки, где располагалось здание, подходить к которому боялись все жители столицы, вне зависимости от их социального положения. Даже окна длинного, серого особняка, казалось, пристально следили за каждым прохожим, что проходил мимо, отыскивая подозрительных и неблагонадёжных.

Мишель, проводив карету встревоженным взглядом, сразу же бросился обратно в особняк князя Оболенского. Как бы ни хотелось ему не вмешивать в дела Александра своего нового родственника, граф Бутурлин всё-таки является крестником Оболенского. А самое главное, что Владимир Кириллович когда-то воевал вместе с графом Бенкендорфом, и был с ним дружен; возможно, эта давняя дружба сыграет на пользу Александру. Теперь Мишелю необходимо было осторожно рассказать обо всём князю Оболенскому, чтобы Адель ни о чём не догадалась, она и без того наверняка в смятении после внезапной встречи с бывшим возлюбленным.

Случай побеседовать с Владимиром Кирилловичем приватно представился лишь через полчаса, с момента возвращения Мишеля на бал. Воспользовавшись тем, что князь Оболенский на время оставил свою молодую супругу в обществе нескольких дам, Мишель тут же подошёл к нему с просьбой о срочной беседе наедине.

Выслушав молодого князя, Владимир Кириллович нахмурился: его опасения подтвердились, и Александр Бутурлин объявился в Петербурге, только вот, слишком поздно… да ещё и в беду умудрился угодить почти сразу же! Да уж, всевидящее око Бенкендорфа не дремлет!


— Адель известно об этом? — тихо спросил Оболенский.


— Нет, я решил не говорить ей, — покачал головой Мишель.


— Ты прав, ни к чему волновать её, — вздохнул Владимир Кириллович.


— Вы… сможете чем-то помочь ему? — осторожно спросил молодой князь.


— Я постараюсь, но, боюсь, что смогу сделать это лишь завтра с утра, — виновато развёл руками Оболенский. — Так что, Александру придётся провести эту ночь в жандармерии.


— Думаю, это не так страшно для него, после того, что он узнал, — пробормотал Мишель.


— Вы поговорили… и ты поверил его словам? — спросил Владимир Кириллович.


— Да… я ему поверил, — сокрушённо кивнул Мишель. — Но это уже не имеет никакого значения: он сам виноват, что опоздал и потерял мою сестру.


— Не пожалеет ли она… — еле слышно пробормотал князь Оболенский, задумчиво глядя в окно, за которым медленно падали крупные снежинки, укрывая землю новым покрывалом.


Видимо, эта мысль настойчиво преследовала князя, не давая ему покоя.


Мишель промолчал, не найдя подходящего ответа, ибо сам сомневался, что сестра не пожалеет о своём скоропалительном решении выйти замуж. Но священный обряд уже совершён, и Адель будет верна клятве, данной у алтаря, в этом Мишель был убеждён.


— Адель ничем не оскорбит Ваше имя, Владимир Кириллович, я уверен, — тихо сказал Мишель, глядя в спину князя, который по-прежнему смотрел в окно.


Оболенский немного помолчал, словно слова Мишеля не сразу дошли до его сознания, а затем медленно обернулся. Его лучистые серые глаза были печальны, но он тут же взял себя в руки и ободряюще улыбнулся молодому человеку.


— Знаю, мой мальчик… знаю, — вздохнул он, положив руку на плечо Мишеля. — Завтра же утром я отправлюсь прямо к Бенкендорфу, обещаю. И сделаю всё, что смогу.


Адель, от внимания которой не ускользнуло внезапное и загадочное исчезновение Мишеля, зорко следила за мужем и братом, которые зачем-то закрылись в кабинете. Она могла только гадать, о чём они говорили, и ждала, когда брат снова появится в бальной зале. Обеспокоенная девушка догадывалась, что Мишель не зря отлучался со свадьбы. Наверняка, он виделся с Александром… Ей нужно обязательно узнать, о чём они говорили!

Едва Мишель показался в дверях, принуждённо улыбаясь, молодая княгиня сразу же направилась к нему и взяла брата под руку.


— Где ты был? — тихо спросила она, изображая на лице безмятежное выражение и автоматически улыбаясь проходящим мимо дамам.


— Поговорим позже, — так же тихо ответил князь, наклоняясь ниже к уху сестры.


— Ты… видел его? — не удержавшись, шепнула Адель, и волнение, целый день терзающее её, отразилось в её выразительных, тёмных глазах.


— Да, — коротко ответил Мишель, — но я всё расскажу тебе позже. Обещаю.


До конца приёма Адель вынуждена была мучиться от нетерпения и ожидания новостей от брата. С головой погрузившись в тягостные воспоминания, молодая княгиня совсем позабыла, что сегодня у неё первая брачная ночь. Когда последний из гостей покинул особняк, Адель сразу вернулась с небес на землю и вспомнила, что ей предстоит, задрожав от нового приступа волнения. Ей предстояло отыграть второй акт спектакля под названием «свадьба». О, когда же закончится это испытание?!

Хоть их брак с Владимиром Кирилловичем был фиктивным, но они договорились, что его дворне знать об этом совсем не обязательно, а это значит, что этой ночью им с мужем придётся ночевать в одной спальне, в одной постели, ибо ни одна душа из числа прислуги Оболенского не должна усомниться в том, что их обожаемый барин женился на чистой и целомудренной девушке.

Пока горничные подготавливали горячую ванну для княгини, она улучила минутку, чтобы побеседовать с братом, который уже собирался уезжать. Они направились в кабинет, где Адель тут же снова атаковала брата дрожащим от нетерпения голосом:


— Так ты видел его? О чём вы говорили? Вы не… Мишель…что произошло между вами?


— Успокойся, Адель, — недовольно нахмурился Михаил, смущаясь отчаянного натиска сестры. — Да, я действительно видел Бутурлина, но говорили мы мало.


— О чём же? — допытывалась она, вздрогнув при упоминании настоящего имени своего бывшего возлюбленного. — Ты обещал рассказать мне!


— Я посоветовал ему вернуться обратно в Англию и забыть о тебе, — ответил Мишель, изо всех сил стараясь на сей раз не сболтнуть лишнего, как это получилось с Александром.


Адель думает, что Бутурлин не знает о ребёнке, вот пускай и продолжает оставаться в счастливом неведении.


— Зачем он приехал? — не унималась Адель, вцепившись с рукав сюртука брата.


Её большие глаза светились надеждой, словно звёзды. Она надеялась, что Александр признается её брату в том, что он признал свои ошибки и всё-таки любит её, страдает, мучается, как и она сама… Зачем ей это нужно было знать теперь, молодая княгиня и сама не знала, возможно, так ей было бы легче осознавать, что страдания выпали не только на её долю.


— Адель… какая разница, для чего он приехал? — укоризненно спросил Михаил. — Ты замужем, и Алекс опоздал. Негоже тебе так настойчиво интересоваться им теперь, не забывай о своём новом статусе.


Адель недоуменно поглядела в лицо брата и вдруг смущённо потупилась. Мишель прав: она ведёт себя просто неприлично. В самом деле, какая теперь разница для чего Александр Бутурлин появился в Петербурге, отныне она не может позволить себе думать о нём, несмотря на то, что ждёт от него ребёнка. Господи, как ей привыкнуть к этой мысли?!


— Спасибо тебе… — тихо пробормотала девушка, подозрительно шмыгнув носом, что красноречиво свидетельствовало о том, что она готова вот-вот расплакаться. — Ты… расставил все точки над «i», объяснил ему всё. Надеюсь, теперь он оставит нас в покое.


Сердце молодого князя снова болезненно сжалось, как недавно во время разговора с Александром. Адель сказала не то, что думала на самом деле. Душа её рвалась к любимому человеку, и плевать ей было на то, что он глубоко ранил и оскорбил её своей ложью. Любовь часто поступает вопреки логике.

Сейчас, выслушав Бутурлина, Мишель смог нарисовать себе истинную картину всего, что произошло между Адель и Александром, и с огорчением понял, что зря пошёл тогда на поводу у сбитой с толку, обиженной сестры. Он должен был настоять на её разговоре с Александром, должен был выслушать и его, а уж потом принимать решение. Он, старший брат, позволил ей совершить ужасную ошибку, да ещё и вовлечь в это дело лучшего друга отца, который из благородства спас её репутацию! Господи, чем он думал?!

Глядя на побелевшего от горя, растерянного Александра, он увидел ту же боль, что сейчас отражалась в печальных глазах его сестры мужественно удерживаемыми слезами. Эти двое любят друг друга, любят сильно, по-настоящему. Что бы там ни было написано в том проклятом дневнике, Мишель поверил, наконец, что Александр ни за что не оставил бы его сестру у алтаря. Эту бы уверенность, да пораньше…

А теперь уже поздно… Неужели это жестокая судьба? Или всего лишь глупое стечение обстоятельств, оказавшееся фатальным? Два любящих сердца отныне разлучены навсегда… их ребёнок никогда не узнает своего настоящего отца… а князь Оболенский вынужден будет всю жизнь прикрывать позор рода Вяземских, дав ребёнку Адель свою фамилию.

Мишель с огорчением и чувством полного бессилия посмотрел вслед сестре, которая медленно и обречённо побрела к широкой мраморной лестнице, ведущей на второй этаж, в супружескую спальню, навстречу новой жизни … и первой брачной ночи.

***

Александра доставили на Фонтанку, когда день уже клонился к вечеру, его сразу же препроводили в какой-то тесный кабинет, в котором едва хватало места для стола, пары жёстких стульев и большого шкафа, плотно забитого пухлыми папками с бумагами. Через окно проникали остатки солнечного света, освещая седой слой пыли на мебели и паркете, словно кабинетом редко пользовались.

Присев на один из стульев, молодой граф остался ждать дежурного дознавателя. Ждать ему пришлось не менее часа, но это было и к лучшему — Александр хоть немного успел собраться с мыслями. Уходящий день был так перенасыщен тяжёлыми событиями, что графу казалось, будто он прибыл в Петербург неделю назад, а никак не вчера.

Когда первый шок немного отступил, молодой человек решил бороться с произволом властей всеми средствами. В конце концов, он не преступник, чтобы вот так беспардонно задерживать его и бездоказательно обвинять в чём-то, да, к тому же, подданный Британской короны. И, если негостеприимная Родина решила сломить его, как когда-то сломила графа Павла Бутурлина, ей придётся сильно постараться, ибо так просто он этого не допустит.

Не в первый раз за свою жизнь Александр попадал в ситуации, казавшиеся на первый взгляд безвыходными, но выход, так или иначе, всегда находился. Значит, справится и сейчас.

Через час в кабинет медленной поступью вошёл дородный, пожилой дознаватель. Он выглядел так, словно не спал несколько суток к ряду, бесконечно вздыхая и часто промокая белым платком вспотевшую лысину. Начался долгий и нудный опрос, состоящий из бессмысленных и периодически повторяющихся вопросов, весь смысл которых сводился к двум основным — каким образом сын бывшего графа Бутурлина превратился в английского графа Хантли, и с каким таким тайным умыслом он вернулся на Родину.

Когда Александр по пятому кругу принялся объяснять чиновнику, что все его бумаги подлинные и никаких неблагонадёжных помыслов он не имеет, его терпение внезапно лопнуло.


— Соблаговолите либо предъявить мне доказательства Ваших обвинений, сударь, либо верните мне мои бумаги и свободу! — с трудом сдерживаясь, заявил граф. — Я — иностранный подданный, и Вы попросту не имеете права держать меня здесь без веских оснований.


— Сожалею, милостивый государь, но основания у меня есть, — бесцветным голосом ответил следователь, в очередной раз промокая свою лысину. — Поступило сообщение, что Вы прибыли в Петербург по подложным документам, а это тяжкое преступление. Так что, я имею все основания не только задерживать Вас и задавать вопросы, но и посадить Вас под замок, если понадобится.


Сообщение! Александр уже не сомневался, от кого оно поступило. Тот самый караульный с подозрительно знакомым лицом, граф всё-таки вспомнил его. Он оказался тем самым дерзким жандармом, с которым сцепился юный Александр двенадцать лет назад, во время выселения семьи Бутурлиных из родного дома. Неудивительно, что этот мерзавец не забыл, что какой-то желторотый мальчишка разбил ему нос и выбил пару зубов!


— Так проверьте мои документы на подлинность, в конце концов! — вышел из себя граф. — Я уже битых два часа сижу здесь, повторяя одно и то же по двадцать раз!


— Завтра с утра Вашими бумагами займутся, — сухо ответил невозмутимый чиновник, на которого раздражительность задержанного не произвела ровным счётом никакого впечатления.


— То есть, мне придётся оставаться здесь до утра? — возмутился Александр, вскакивая со стула и угрожающе нависая над следователем.


— Не здесь, милостивый государь, а в жандармерии, в камере для предварительно задержанных, — спокойно уточнил тот. — Дежурный! — этот возглас уже относился к рядовому жандарму, стоявшему за дверью.


— Просто так я этого не оставлю, — гневно пообещал Александр, с презрением глядя на дознавателя. — Я непременно сообщу в своё посольство!


— Если Вам удастся завтра доказать подлинность своих бумаг, Вас немедленно отпустят, сударь, — а пока я всего лишь исполняю свой долг, так что прошу понять меня правильно, — проговорил чиновник давно заученную наизусть, дежурную фразу, даже не подняв глаз от лежавшего перед ним протокола допроса задержанного. — Извольте ознакомиться и поставить свою подпись.


Александр понял, что спорить с этим человеком решительно бесполезно, ибо он — мелкая сошка, от которой, к сожалению, ничего не зависит. Завтра его, должно быть, будут снова допрашивать, и вполне возможно, ему окажет честь сам граф Бенкендорф, удостоив личной аудиенции. Молча пробежав глазами по корявым строчкам, накарябанным чиновником, он поставил внизу свою размашистую подпись и вышел вслед за дежурным жандармом. Ему предстояла ночь в тюремной камере.

Да уж… лучшего места, чтобы подумать о том, как ему жить дальше, и не придумаешь!

***

Князю Оболенскому плохо спалось этой ночью. День свадьбы выдался тяжёлым во всех смыслах, особенно для его юной супруги.

Он видел, как Адель старалась выглядеть счастливой, как боялась, что кто-то посторонний заметит, что её сердечко давно разбито и эта свадьба — её последняя надежда избежать позора. А тут ещё и внезапное появление Бутурлина! Бедняжка… как она выдержала?

Однако, венчание, свадебный приём и бал, были не самым тяжким испытанием для четы новобрачных. Брачная ночь стала заключительным актом их спектакля, и этот акт тоже потребовал немалой доли терпения и выдержки. Князь хорошо знал о склонности прислуги к сплетням, а значит, никто не должен был догадаться, что первой брачной ночи, как таковой, не было, иначе, рано или поздно, этот слух покинет пределы особняка и об этом станет известно в обществе. Этого допустить князь никак не мог.

Они всё продумали заранее: Таня, горничная молодой княгини, подготовила свою госпожу и уложила в постель, куда потом явился Владимир Кириллович. Под кроватью горничная оставила маленький пузырёк со свежей куриной кровью, которой они должны будут капнуть на белоснежные простыни супружеского ложа, дабы ни у кого не осталось сомнений в целомудрии невесты.

Князя и самого немало смущала необходимость соблюсти все меры предосторожности в первую брачную ночь. Перед тем, как войти в спальню к новобрачной, он медлил, как мог, оставаясь в своём кабинете и медленно потягивая красное вино. Он тоже не мог сразу свыкнуться с мыслью, что снова стал женатым человеком. Она, эта девочка, которую он помнил ещё маленьким златокудрым ангелочком, которую качал на коленях, дарил ей игрушки на Рождество, теперь ждала его на супружеском ложе… Какая странная гримаса судьбы! Если он и думал когда-нибудь, что снова женится, то точно не представлял её своей женой!

Но… отказаться помочь этому невинному и наивному созданию, попавшему в беду по жестокому стечению обстоятельств, князь не мог. Владимир Кириллович вовсе не чувствовал, что приносит себя в жертву: напротив, его даже мучила совесть из-за того, что Адель теперь как бы попадает в его власть. Он — одинокий, отчаявшийся обрести семью, старик — получал юную жену и ребёнка, а она… лишь утешение в том, что её имя очищено от позора. Эта мысль удручала князя, и он мысленно поклялся себе сделать всё, чтобы Адель чаще улыбалась.

Он станет баловать её, словно дитя: будет исполнять любые её прихоти, лишь бы она была счастлива. А о ребёнке и говорить нечего — это был предел мечтаний Владимира Кирилловича. Это дитя будет обладать всем, чего только может пожелать ребёнок и пусть все окружающие идут к чёрту со своими нравоучениями и советами! Он даст ребёнку лучшее воспитание, образование, даст свою любовь, которой накопилось так много в душе князя, что она грозила перелиться через край, словно искрящееся шампанское.

Жаль, что Адель разочаровалась в любви, будучи совсем юной. Что ж… он любит её, как отец, и будет любить и беречь столько лет, сколько ему отмерено в этой жизни. Лишь бы она была счастлива и не жалела о том, что сбежала от Александра Бутурлина…

Переступив порог спальни, князь в нерешительности остановился на пороге. Почти все свечи слуги уже потушили, и в комнате царил полумрак, призванный придать интимность атмосфере.

На широкой постели, стоявшей на небольшом возвышении и покрытой тёмно-зелёным бархатным балдахином, лежала молодая княгиня, личико которой сразу вспыхнуло при появлении мужа. Пусть она понимала, что им всего лишь нужно переночевать в одной постели и изобразить для всех видимость первой брачной ночи, но в её большие, тёмные глаза против воли закрались смущение и страх.

Князь медленно приблизился к постели, наблюдая, как Адель инстинктивно поднимает одеяло ещё выше к подбородку, затем наклонился и достал пузырёк с куриной кровью. Откинув одеяло, он осторожно вылил кровь на простыни, после чего спрятал пузырёк в карман своего длинного парчового халата. Адель заворожённо наблюдала за каждым движением мужа широко распахнутыми глазами.

В тот момент, когда на простыне появились ярко-алые пятна, она вдруг вспомнила, как видела такие же… там, в поместье Александра, где он лишил её невинности, не спрашивая согласия. Воспоминания снова вызвали боль… Как же ужасно, что она одна вынуждена расхлёбывать то, в чём виноват он один! О, зачем он снова появился, когда же он оставит её в покое и перестанет напоминать о себе?!

Князь, тем временем, погасил оставшиеся свечи и осторожно лёг в постель рядом с женой. Кровать была достаточно широкой, но княгиня всё равно отодвинулась на самый край, невольно вздрагивая. И тут, внезапно её настигла та самая истерика, что преследовала целый день, с самого утра, подкатывая к горлу нервным комком, перехватывая дыхание и заставляя ладони холодеть, а щёки заливаться румянцем.

Жалобно всхлипнув, Адель спрятала лицо в подушку и беспомощно, по-детски расплакалась. Стоило ей дать волю слезам, как напряжение, наконец, прорвалось наружу, и робкий плач быстро перешёл в сдавленные бурные рыдания, разрывающие сердце Владимира Кирилловича.

Он всегда был излишне чувствителен к женским слезам, хоть и знал, что это излюбленный способ у дам легко добиваться желаемого. Но сейчас князь видел слёзы горя, отчаяния, безысходности… и вместе с тем — облегчения от того, что самое страшное уже позади.

Князь не в силах был безмолвно наблюдать за рыдающей девушкой: он осторожно подвинулся ближе к ней и робко, по-отечески погладил золотоволосую головку и отчаянно вздрагивающие плечи жены.


— Тише… тише, душенька, — пробормотал он, — успокойся, не нужно плакать! Всё уже закончилось…


Странно, но эти слова прозвучали, словно неотвратимый приговор для Адель, от чего она зарыдала ещё отчаяннее. Да, князь прав… всё закончилось: закончилась беззаботная и счастливая жизнь, закончилось детство, осталась позади её первая любовь, пусть короткая, несчастная, обманная, но… настоящая, глубокая, страстная, оставившая неизгладимый след в сердце. Крошечный плод этой любви она сейчас носит под сердцем, как живое напоминание о том, что и она когда-то любила…

Больше она никогда не позволит себе такой роскоши, как любовь! Никогда в жизни!


========== Вот и попрощались… ==========


В тесной, мрачной тюремной камере было тихо, словно в могильном склепе. Сырость, пыль и затхлый воздух ударили в нос сразу же, как только Александр переступил порог своего временного пристанища. Хотя… насколько может затянуться его пребывание здесь, известно одному Господу Богу, а он что-то в последнее время немилосерден к нему: удары судьбы сыплются на его голову один за другим.

Маленькое, зарешеченное окошко располагалось где-то под потолком и днём хотя бы слабо, но освещало помещение, но когда Александра проводили в камеру, уже стемнело, и на стене чадила лишь маленькая масляная лампа, отбрасывая по сторонам слабый, желтоватый свет.

Бутурлин устало опустился на узкую кушетку, покрытую настолько тонким подобием матраца, что она казалась жёсткой, как гробовая доска. Сейчас его мало волновало отсутствие комфорта: перед молодым человеком стояла куда более сложная и важная задача — собрать по кусочкам своё разбитое сердце и жизнь. А для серьёзного анализа сложившейся ситуации тюремная камера была вполне подходящим местом.

Александр рассеянно распустил завязки плаща, повесил его на стоящий рядом стул, и лёг на кушетку, заложив руки за голову. Он потерянно уставился в облупившийся потолок, прислушиваясь к собственному дыханию и биению сердца. Как странно… он всё ещё жив: дышит, думает, его сердце бьётся, а душа, кажется, застыла от горя, словно ледяная глыба.

Он уже испытывал подобные ощущения — бессилия и безысходности — в день смерти отца. Сейчас судьба снова выбила у него почву из-под ног, и Александр чувствовал себя словно висельник, потерявший последнюю опору под ногами и задыхающийся от смертоносной удавки, смыкающейся на шее.

Итак… всё кончено между ним и Адель, можно проститься с надеждами на счастье, любовь, их совместное будущее. Он потерял её, а заодно лишился и будущего ребёнка. Думать об этом было невыносимо больно, но Александр знал, что ему необходимо принять этот факт, охватить его сознанием, иначе горе начнёт высасывать его понемногу, пока он не сломается. Он проходил всё это после похорон отца. Необходимо срочно найти смысл, ради которого нужно жить дальше.

Конечно, молодой граф не собирался падать так низко, чтобы с горя пустить себе пулю в лоб или малодушно запереться в доме, чтобы целыми днями опустошать бутылки с виски и жалеть себя: бегство от жизни — это удел слабых. У него есть матушка и сёстры, которые любят и ждут его, ради них он должен взять себя в руки.

Но, помимо близких, у него есть ещё один… маленький смысл, ради которого ему нужно собраться — его будущий ребёнок от Жаклин. Это дитя не виновато в том, что было зачато случайно и не по любви, и он сделает для своего ребёнка всё возможное.

До тех пор, пока Александр надеялся вернуть Адель и жениться на ней, он планировал забрать ребёнка у Жаклин и самому воспитывать его, пусть и не признав официально, но теперь ему в голову пришла другая мысль.

Если уж ему не суждено растить ребёнка от любимой женщины, он признает ребёнка Жаклин. Он сделает всё, чтобы над его наследником не висело всю жизнь клеймо бастарда, словно дамоклов меч. Если только ему удастся вырваться из лап Российской тайной полиции и вернуться обратно в Англию, он женится на Жаклин.

Да, он не любит её и никогда не простит того, что ревнивая любовница разлучила его с единственной девушкой, которая смогла зажечь его сердце, но он сделает это ради своего ребёнка. Матушка, разумеется, будет категорически против подобного мезальянса, но Александр принял окончательное решение и не отступит. Только этот ребёнок сможет залечить его сердечную рану, ему он отдаст всю любовь, которая осталась в его сердце. Он непременно должен стать хорошим отцом и воспитать своё дитя в любви и достатке, сделать из него приличного человека. Это его отцовский долг, и он его выполнит!

На мгновение Александр представил себе выражение лица Жаклин, когда он объявит ей о своём решении, и криво усмехнулся. Наверняка, она упадёт в обморок от счастья, ведь её подлый план полностью сработал, и он сам, увы, помог ей в этом. Если бы только он поторопился, не задержался так долго в Париже, поддавшись гордыне и пустым обидам, они с Адель могли бы…

Так, стоп! Хватит этих «а если бы»! Постоянно сожалеть об упущенных возможностях и совершённых ошибках — это путь в никуда. Сожалея о прошлом, он не изменит настоящего, а лишь увязнет в горьких воспоминаниях, словно в трясине.

Да, он любит Адель, любит безумно, до дрожи, при одном воспоминании о ней у него мучительно заходится сердце, он никогда не сможет забыть о ней, но… она осталась в его прошлом, а думать нужно о будущем. Нужно отпустить её из своей жизни, храня любимый образ глубоко в сердце. Их пути разошлись… и похоже, что не только их. Мишель и Ольга теперь едва ли смогут развивать свои отношения.

Что же теперь будет с Ольгой? Александр печально вздохнул, от всей души сожалея, что его сестра так неосторожно влюбилась в Михаила. Князь вернулся в Россию, и они с Ольгой могут лишь переписываться, не более. Вряд ли Вяземский станет завязывать серьёзные отношения с сестрой человека, сломавшего жизнь Адель, а именно так видит ситуацию Мишель. Жаль, они с Ольгой могли бы составить прекрасную пару. И именно он, Александр, виноват в этом…

Господи, с какой невероятной быстротой он умудрился сломать столько судеб сразу, включая свою собственную! Адель, Ольга, Михаил, Оболенский… Не слишком ли много жертв оказалось у его слепой жажды мести? Как теперь ему жить с этим?

Он ведь искренне хотел забыть о клятве и просто быть счастливым! Хотел очиститься от ненависти, отпустить душу на свободу и позволить себе любить, мечтал быть рядом с любимой, засыпать и просыпаться вместе с нею, растить детей… Именно так и должно было всё случиться! Они ведь недаром полюбили друг друга! Их встреча с Адель была предопределена свыше, в этом Александр не сомневался, как и в том, что никогда не сможет больше полюбить. Так почему, Господи?! Почему они потеряли друг друга?

Внезапно Александр снова сердито одёрнул себя: опять он начинает ныть, словно истеричная девица! Нет, этого не будет! Он не сдастся на милость судьбы, каким бы жестоким не стал её приговор!

Как ни старался граф Бутурлин думать только о предстоящей беседе с Бенкендорфом, прикидывая его возможные вопросы и свои объяснения, мысли его упрямо возвращались к одному и тому же: сейчас, в этот самый момент, Адель и князь Оболенский находятся в супружеской спальне, у них первая брачная ночь…

Богатое воображение рисовало Александру безжалостные по своей яркости и откровенности картины: обнажённая новобрачная в объятиях своего мужа, он целует её мягкие, податливые губы, перебирает длинные, шёлковые пряди волос, касается нежной кожи… Ревность жгла, словно адское пламя, пожирая его изнутри, причиняя почти физическую боль и оставляя после себя пепел горьких воспоминаний. Его губы так отчётливо помнили вкус её губ и шелковистость кожи, а в ушах до сих пор звучал её нежный голос, когда Адель шептала его имя в порыве страсти или вскрикивала от наслаждения в его объятиях. Это было так недавно… а теперь всё это принадлежит её мужу. Он, Александр, отныне не имеет никаких прав на ту, для которой стал первым мужчиной, а она для него — первой настоящей любовью.

О, как же много ему понадобится времени, чтобы смириться с тем, что его любимая теперь отдана другому! Но выбора нет.

Как бы ему хотелось увидеть её ещё хоть раз! Хоть на пару минут… Если ему суждено выбраться из тюрьмы и покинуть Петербург, он хотел бы ещё раз заглянуть в любимые тёмные глаза и попросить прощения, прежде чем расстаться с Адель навсегда…

***

Было без четверти десять утра. Граф Бенкендорф уже опаздывал в Зимний: у него была назначена аудиенция у Государя на одиннадцать часов, а ему необходимо было ещё раз перечитать доклад, который граф специально подготовил к этому дню.

Но, когда ему сообщили, что задержан некий иностранец, в котором опознали сына бывшего декабриста, граф решил допросить его сам, особенно, когда услышал фамилию Бутурлин.

Он знал Павла Бутурлина лично — они вместе воевали с Бонапартом и были знакомы достаточно близко. Бенкендорф считал Бутурлина отчаянным сорвиголовой, чересчур порывистым и прямолинейным, но ни разу открыто не конфликтовал с ним. Хотя… повод был.

Они с Бутурлиным познакомились за три-четыре года до войны, и одно время соперничали за внимание одной и той же девушки. Машенька… или Мария Горина, дочь отставного полковника.

Она была очаровательна, и Бенкендорф даже подумывал о том, чтобы просить её руки, настолько сильно озорной нрав и хрустальный смех этой девушки покорили его, но, увы, его опередил граф Бутурлин. Отец Машеньки посчитал, что молодой, родовитый граф самая удачная для неё партия, да и сама девушка сразу же влюбилась в красавца-Павла. Они обручились буквально через неделю после первой встречи, а через полгода Машенька стала графиней Бутурлиной, и разочарованный, отвергнутый Бенкендорф вынужден был смириться.

Позднее, когда он снова встретился с Павлом в армии, они с Марией уже растили маленького сына. Бутурлин постоянно рвался в атаку, словно нарочно лез под пули, проявляя недюжинную отвагу, которую Бенкендорф считал неоправданным риском и глупостью. Каждый раз, когда Бутурлин получал какую-нибудь очередную царапину или лёгкое ранение, Александр Христофорович задумывался о том, как тяжело будет Мари, если её неугомонный муж погибнет в бою. Но уговорить Павла не рисковать собою понапрасну было поистине невозможно, ибо более упрямого человека Бенкендорф не знал. Потому и не удивился, когда выяснилось, что Бутурлин примкнул к декабристам.

Никто не знал о том, что изначально имя графа Бутурлина было в списке тех бунтовщиков, кого должны были повесить, но буквально перед самой казнью Император смягчил приговор и существенно сократил этот список. И просили за Бутурлина не только его ближайшие друзья — Вяземский и Оболенский, но и Бенкендорф. Опять-таки, из-за Мари и её детей. Таким образом, Бутурлин остался жив, но лишился дворянства и отправился в Сибирь. О его смерти Бенкендорф узнал уже позднее.

Итак, неужели в Петербурге вдруг объявился его сын? Через столько лет… Для чего? Да ещё и под чужим именем! Уж не мстить ли за батюшку? Вдруг в столице зреет новый заговор против Императора? Нужно допросить этого мальчишку и вытрясти из него правду любой ценой.

Когда порог кабинета шефа жандармов переступил высокий, темноволосый молодой человек, Бенкендорф едва сдержал удивлённый возглас: Александр Бутурлин был точной копией своего отца.

Граф Бенкендорф обладал очень хорошей памятью на лица, что было весьма полезно для его должности, и с удивлением разглядывал Александра, сравнивая его с покойным родителем: те же ярко-синие глаза, упрямый подбородок, густые, тёмные волосы, высокий рост, телосложение — перед Бенкендорфом словно стоял сам Павел Бутурлин, тот, молодой и горячий не в меру.

Александр, в свою очередь, молча и настороженно глядел на человека, который держал в страхе всю Россию. Бенкендорф оказался именно таким, каким он его и представлял: высокий, подтянутый, с отменной военной выправкой и цепким взглядом истинного полицейского. Его волосы, хоть и с заметной проседью, всё ещё хранили следы былого пшеничного оттенка, хоть большую их часть граф уже успел растерять, зато аккуратные усы и бакенбарды оставались такими же, как в молодости. Граф был в парадном голубом мундире, видимо, готовился отправиться на очередной военный смотр вместе с Императором. Значит, приговор Александру либо уже вынесен, либо решение шеф жандармов решил отложить на потом.


— Так-с… — задумчиво протянул Бенкендорф, негромко постукивая костяшками пальцев по лакированной поверхности своего рабочего стола, — значит, Вы — молодой граф Бутурлин, не так ли?


— В настоящее время, моё имя — Алекс Гордон, граф Хантли, подданный Её Величества Королевы Виктории, — холодно ответил Александр, воинственно вздёргивая подбородок.


— Если бы я не знавал Вашего батюшку лично, юноша, я, возможно, и поверил бы в это, но Вы настолько сильно похожи с Павлом, что отрицать родство бессмысленно, — насмешливо возразил Бенкендорф.


— Я и не думал отрекаться от своего отца, граф, — спокойно возразил молодой человек. — Я всего лишь сменил имя, использовав для этого вполне законный способ — покупку графского титула. Любой желающий может сделать это.


— Разумеется, — кисло улыбнулся Бенкендорф, — если у любого желающего имеются средства для этого.Интересно, откуда у человека, лишённого титула и состояния, взялись настолько огромные деньги?


— Прошло двенадцать лет, граф, — парировал Александр. — Как видите, я сумел неплохо преуспеть и обеспечить своей семье достойное существование.


— Что ж… допустим, — хмыкнул шеф жандармов, — но отчего Вы вдруг решили навестить Родину, молодой человек? Внезапно проснулась тоска по российским берёзкам? Или… были более веские причины?


— Разве мне запрещён въезд в Россию, граф? — удивлённо приподнял бровь Александр, нимало не смущаясь издевательского тона Бенкендорфа. — Меня безосновательно обвинили в подделке документов и заставили провести ночь в камере. Могу я узнать, что не так с моими бумагами?


— Мы получили сообщение из Британского посольства нынче утром, — сухо ответил Александр Христофорович. — Бумаги в порядке, здесь Вы не солгали… но дело не только в них.


— Тогда в чём же состоит моя вина, граф? За что я задержан, словно преступник? — голос Александра дрогнул от с трудом сдерживаемого гнева, чем ещё пуще напомнил Бенкендорфу голос Павла Бутурлина.


— Меня интересует истинная причина Вашего пребывания в Петербурге! — Бенкендорф вдруг нахмурился и сменил притворно-вежливый тон на жесткий и холодный — тон истинного полицейского.


Александр не успел даже открыть рот, чтобы ответить, как внезапно раздался стук в дверь, которая тут же распахнулась, впуская бодрого и улыбающегося князя Оболенского и семенящего вслед за ним личного адъютанта шефа жандармов, видимо, пытавшегося безуспешно остановить назойливого посетителя.


— Александр Христофорович, батюшка, да к тебе нынче не пробиться! — весело воскликнул Оболенский, не обращая никакого внимания на щуплого адъютанта, всё ещё пытавшегося преградить ему дорогу.


— Простите, ваше сиятельство, — взволнованно проблеял адъютант, испуганно глядя на своего шефа, — я пытался объяснить князю Оболенскому, что Вы заняты, но…


Вместо ответа Бенкендорф нетерпеливо поднял руку, прерывая своего незадачливого секретаря, и тут же сделал ему знак выйти из кабинета. Он сердито поглядел на Оболенского, который явился так некстати и помешал такому важному делу, как допрос потенциально опасного подозреваемого.


— В чём дело, князь? — сухо поинтересовался Бенкендорф, — Я сейчас действительно не могу принять Вас: у меня беседа с задержанным.


— Так по его душу я тут и штурмую твою крепость, дорогой Александр Христофорович! — Оболенский улыбнулся своей самой открытой и благодушной улыбкой. — Ты же знаешь, что я вчера женился, да только вот одного из самых долгожданных приглашённых гостей потерял. Сначала думал, что он заблудился, а потом узнаю, что это ты, оказывается, его пригласил на беседу! Вот и примчался с утра, чтобы мой крестник хоть на второй день свадьбы успел.


Во время этой задушевной речи, высказанной с самым искренним и простодушным видом, Владимир Кириллович тепло взглянул на застывшего от неожиданности Бутурлина и по-отечески положил ему руки на плечи. Со стороны казалось, что Оболенский постоянно поддерживал дружескую связь с семейством своего покойного друга, поэтому и пригласил своего крестника на свадьбу. Этот спектакль был предназначен исключительно для Бенкендорфа, и Александр сразу сообразил в чём дело и подыграл князю, виновато улыбаясь и пожимая плечами: что я, мол, могу поделать?

Бенкендорф не сводил Оболенского и молодого Бутурлина внимательного взгляда, ища следы предварительного сговора, но ничего подозрительного так и не смог разглядеть. Похоже, они давно не виделись и искренне были рады друг другу. Что ж… переписываться с семейством Бутурлиных не было запрещено приговором трибунала, да и въезд в Россию им не воспрещён… но что-то здесь не так, Бенкендорф чувствовал это. У него появилось стойкое ощущение, что его пытаются одурачить.


— Молодой человек, подождите в приёмной несколько минут, — сухо кивнул он Александру, указывая взглядом на дверь. — Скоро мы продолжим нашу беседу.


Александр вышел в приёмную и опустился на один из двенадцати стульев, предназначенных для посетителей. Он пытался прислушаться к беседе своего нежданного спасителя с шефом тайной полиции, но до него доносился лишь неясный гул голосов, из которого невозможно было разобрать ни единого слова.

Внезапное появление князя Оболенского взволновало и удивило Александра: он не ожидал его помощи. Видимо, Мишель, который пообещал помочь ему, решил подключить к этому делу своего новоиспеченного родственника. Александр внезапно вздрогнул, представив, что Владимир Кириллович совсем недавно покинул супружеское ложе, которое делил с молодой женой… Сколько же времени прошло с того момента, как разжались объятия юной княгини Оболенской? Недаром князь светился от счастья, словно двадцатилетний юнец после бурной ночи любви!

Александра и так всю ночь преследовали жестокие видения, в которых Адель лежала в объятиях своего мужа, а тут он внезапно получил доказательство своих подозрений. Обжигающая ревность накрыла новой волной, и Бутурлин лихорадочно сжал ладонями виски, пытаясь избавиться от мучительной картины, застывшей перед глазами. При одной только мысли, что князь прикасался к Адель, сердце Александра начинало рваться из груди, а мысли об убийстве соперника непрошено лезли в голову.

Разумеется, никакого убийства не будет… Оболенский ни в чём не виноват, напротив: он спас Адель от позора и бесчестия, поступил очень благородно, да ещё и Александра примчался выручать. Господи, будь её мужем кто-нибудь другой, Александр не задумываясь вызвал бы его на поединок, но Владимир Кириллович… против него молодой граф Бутурлин был бессилен. Этот человек был одним из друзей его покойного отца, к тому же, являлся его крёстным отцом. Нет, было бы черной неблагодарностью обвинять его в своих несчастьях.

Ещё около пятнадцати минут Александр сходил с ума в неведении и ёрзал на стуле в приёмной, затем двери распахнулись и на пороге показался граф Бенкендорф. Шеф жандармов имел недовольный вид, словно его заставили сделать что-то против его воли. За ним следовал улыбающийся, как всегда, Оболенский.

Александр встал и непонимающе взглянул на Бенкендорфа, который протянул ему пакет с его бумагами, изъятыми жандармами.


— Вы свободны, молодой человек, — холодно сказал граф. — Условия освобождения Вам пояснит князь Оболенский. Впредь советую Вам не пересекать границы России без крайней необходимости, учитывая прошлое Вашего батюшки. Честь имею, господа!


Александр даже не успел ничего понять, как шеф жандармов, сдержанно кивнув Владимиру Кирилловичу и смерив мрачным взглядом Бутурлина, развернулся и торопливо направился прочь из приёмной, автоматически чеканя шаг, словно на военном параде. Недоумённо провожая его взглядом, Александр до сих пор не мог поверить, что он свободен. Как Оболенскому удалось уговорить самого Бенкендорфа?! Невероятно!


— Думаю, нам пора покинуть это гостеприимное учреждение, — спокойно заметил Оболенский, положив руку на плечо крестника.


Александр очнулся от удивления и обернулся к нему, собираясь поблагодарить князя за своё спасение, но Владимир Кириллович едва заметно подал ему знак молчать: в стенах третьего отделения откровенничать было опасно. Заговорили они только в карете, что ждала князя у ворот.


— Ну, вот и встретились мы, Саша… — тяжело вздохнул князь. — Жаль, что при таких обстоятельствах.


— Да… жаль, — пробормотал Александр, смущённо глядя на своего крестного отца. — Благодарю Вас за помощь, Владимир Кириллович. Я до сих пор не могу поверить, что отделался так легко. Как Вам удалось убедить Бенкендорфа в моей невиновности?


— Я в долгу перед тобой и твоей матерью, — тихо ответил Оболенский, — за то, что не смог помочь Павлу… и за то, что не сумел отыскать вас после его смерти, хоть и пытался, видит Бог. Так что, тебе не за что благодарить меня. А что до шефа жандармов… есть у меня к нему определённый подход, но это уже не так важно.


— И всё же я очень благодарен Вам, — повторил Александр. — Вы всегда были добры ко мне и искренне любили моего отца.


— Всё так… я искренне любил Павла и дорожил его дружбой, — печально вздохнул князь. — Но сейчас, к сожалению… я невольно отнял у тебя любимую девушку. Надеюсь, ты понимаешь, Саша, что это вышло не намеренно?


— Понимаю… — едва слышно ответил Александр, напряжённо глядя в окно кареты.


— Где же тебя носило два месяца?! — внезапно взорвался Оболенский. — Она ведь ждала тебя!


Александр закрыл глаза на мгновение, ибо слова князя причиняли боль, столь острую, что хотелось закричать… Он понял, что Владимир Кириллович никогда не женился бы на Адель, если бы знал, что его крестник вернётся в Петербург, чтобы вернуть её.


— Я спешил, как мог… но теперь это уже не имеет никакого значения, — ответил молодой человек. — Прошу Вас, Владимир Кириллович, не говорите Адель, что я попал в жандармерию. Пусть она думает, что я просто уехал.


— Тебе действительно придётся уехать, и скорее, чем ты думаешь, — виноватым тоном ответил князь, — Бенкендорф согласился отпустить тебя только в обмен на обещание, что ты покинешь Петербург не позднее завтрашнего утра. Я обещал проследить за твоим отъездом. Лучше тебе пока не ездить в Россию, Саша, Император до сих пор относится к декабристам и их семьям с подозрением.


— Я бы и не приехал, если бы не Адель, — нехотя пояснил Бутурлин.


Несмотря на то, что Оболенский спас Александра и молодой человек был ему искренне признателен, между ними остро чувствовалось напряжение, причина которого была ясна, как день — Аделина…


— Ты не хочешь проститься с нею? — осторожно спросил князь, внимательно вглядываясь в угрюмое лицо Александра.


Владимир Кириллович с грустью понял, что Мишель оказался прав: Александр действительно не походил на расчётливого и коварного соблазнителя. По его лицу, на котором молодой граф тщетно пытался сохранить спокойное выражение, периодически пробегала гримаса боли, словно у тяжело больного человека. Сложно скрыть душевную рану, даже если ты мужчина и привык прятать боль от чужих глаз.


— Не стоит делать этого, — хрипло пробормотал Александр, невольно вздрагивая при мысли о том, чтобы встретиться с Адель лицом к лицу. — Она только напрасно разволнуется, а ей… это вредно.


— Ты знаешь о ребёнке? — тихо уточнил князь.


Александр лишь коротко кивнул, невольно скрипнув зубами, чтобы сдержать эмоции.


— Мне жаль, мой мальчик… искренне жаль, — тяжело вздохнул Владимир Кириллович. — И всё же… поговори с ней. Думаю, ты хотел бы извиниться, ты ведь для этого проделал такой длинный путь?


— Я не хочу причинять ей лишнюю боль, — упрямо мотнул головой Александр. — Да, я хотел умолять её о прощении, но все разговоры теперь бессмысленны. Если она поверит в мою искренность, ей станет ещё больнее.


— Может, ты и прав, — задумчиво протянул князь. — Тогда едем к Вяземским.


— К Вяземским? — вздрогнул Александр, удивлённо вскидывая глаза на собеседника. — Но… зачем?


— Ах, да, я забыл сказать: Мишель перевёз твои вещи из гостиницы к себе в особняк, поскольку хозяин не захотел портить репутацию своего заведения и сдавать комнаты неблагонадёжным постояльцам, — пояснил Оболенский. — Стало быть, сегодня ты будешь ночевать у Мишеля.


— А Андрей Алексеевич разве ещё не вернулся в Петербург? — спросил Александр.


— Мы ждём его со дня на день, — ответил князь. — А затем сразу уезжаем. В Италию.


Александр промолчал, услышав эту новость. Он прекрасно понял, для чего князь увозит Адель из России: чтобы ребёнок родился в Европе, тогда никто не сможет заподозрить, что молодая княгиня вышла замуж, будучи уже в положении. Значит, их дитя появится на свет в Италии… Алекс вспомнил, как Адель рассказывала ему о том, что мечтает какое-то время пожить на берегу моря: значит, муж решил исполнить её мечту. Сердце молодого графа в очередной раз болезненно сжалось при мысли о том, как много он потерял за последние сутки…

Пока молодой человек молчал, предаваясь своему горю, карета въехала во двор огромного особняка Вяземских, и встала у парадной. Выглянув наружу, князь Оболенский с удивлением обнаружил стоящую рядом карету с княжеским гербом Вяземских.


— Неужели Андрей уже вернулся? — удивился Владимир Кириллович.


Александр невольно содрогнулся при мысли о том, что может ему высказать отец Адель при встрече. Как ни крути, но он сломал жизнь его единственной, горячо любимой дочери. Из-за его бредовых планов мести и банальной трусости Адель вынуждена была заключить брак с человеком, которого не любит, который годится ей в отцы. На месте князя Вяземского, Александр вызвал бы обидчика на поединок и пустил пулю точно промеж глаз.


— Побудь в карете несколько минут, — внезапно попросил князь, удержав крестника, который собирался выйти во двор. — Я сперва хочу немного подготовить своего друга. Он ещё не знает о свадьбе… о ребёнке. Словом, жди меня здесь, я позову тебя.


Князь торопливо вошёл в дом, а Александр устало откинулся на мягкое сиденье и закрыл глаза. Он чувствовал себя опустошённым, словно высохший колодец: лишь тьма в сердце, да душа в глубоких трещинах. Ему очень не хотелось навязывать Вяземским своё общество после всего, что он сделал с Адель, и он не собирался делать этого. Ему нужно только забрать свой багаж и сразу же уехать.

Бежать, куда глаза глядят, лишь бы побыстрее и подальше. Плевать, что ночью он совсем не сомкнул глаз: ещё успеется отдохнуть на ближайшем постоялом дворе.

Внезапно его мысли были прерваны цокотом лошадиных копыт — во двор въехала ещё одна карета, на сей раз с гербом Оболенского. Затаив дыхание, Александр наблюдал, как кучер открывает дверцу кареты и подаёт руку молодой княгине, закутанной в широкий бархатный плащ, подбитый мехом. Адель… у Александра перехватило дыхание. Её прелестное личико показалось ему бледным, а большие глаза — печальными и уставшими, словно после бессонной ночи. Неужели судьба решила всё же подарить им последнюю встречу?

Поддавшись внезапному порыву, граф быстро вышел из кареты и буквально за пару мгновений оказался рядом с Адель. Увидев его, девушка испуганно вскрикнула и едва не упала, оступившись на снегу, но рука Александра поддержала её за талию, возвращая в вертикальное положение.

Они стояли рядом и молча глядели друг на друга: она — растерянно и поражённо, он — с болью и немой мольбой. О чём говорить? Как объясниться? Да и стоит ли?


— Как… ты здесь оказался? — наконец прошептала Адель.


— Нам нужно поговорить, всего пару минут, — тихо ответил он. — Идём.


С этими словами он взял девушку за руку и отвёл к карете, в которой князь Оболенский привёз его сюда. Ошарашенная княгиня даже не сопротивлялась и покорно позволила усадить себя на мягкое сидение, напротив Александра. Дверца кареты закрылась, отрезая их от внешнего мира, оставляя наедине в последний раз. Несколько мгновений они всё ещё просто смотрели друг на друга, пожирая глазами, впитывая каждую мельчайшую деталь, стараясь запомнить, наглядеться впрок…


— Я покидаю Петербург… — неуверенно начал граф, — и хотел попрощаться. И ещё…


— Что ещё? — растерянно пробормотала девушка, глядя в его печальные, сапфировые глаза. Она словно не осознавала до конца, что сидит напротив него.


— Прости меня, Адель… — тихо попросил Александр и осторожно взял её за руку. — Я во многом виноват перед тобой. Мне очень жаль, что я приехал так поздно, но поверь: я спешил, как мог. Но… раз так случилось, я желаю тебе счастья с Владимиром Кирилловичем. Он хороший, честный человек… и заслуживает тебя больше, чем я.


Адель вздрогнула, услышав его слова, и словно очнулась от наваждения и шока, вызванных его появлением. Перед ней сидел тот, кто был виновен во всех её несчастьях, её обидчик, предавший её доверие, воспользовавшийся её беспомощностью… а она снова млеет от любви к нему, словно он не обесчестил её?! Тёмные глаза девушки сверкнули от гнева, и она резко вырвала свою ладонь из его руки.


— Я не нуждаюсь в твоих лживых сожалениях! — поспешно воскликнула она. — Оставь меня в покое, наконец! Зачем ты приехал? У тебя ведь есть Жаклин, которая скоро родит тебе ребёнка! Неужели ты так и не смог смириться с тем, что я разрушила твой грандиозный план и не позволила довести его до конца?


— Хватит! — против воли вырвалось у Александра.


Он слегка встряхнул девушку за плечи, словно хотел таким образом достучаться до неё. Его глаза сверкнули обидой. Поражённая его реакцией, Адель изумлённо застыла с широко распахнутыми глазами.


— Неужели ты и правда веришь, что я хладнокровно хотел бросить тебя у алтаря? — горько спросил Александр, сбавляя тон.


— А что я должна была ещё подумать, прочитав твой дневник? — в голосе Адель появилась предательская дрожь, которая предвещала подступающие слёзы.


— Да, в начале нашего знакомства я действительно планировал обесчестить и бросить тебя… но вовремя понял, что не способен причинить тебе боль, — честно признался Александр, глядя на неё полным раскаяния взглядом. — Почему ты поверила лишь записям в дневнике, а не моим словам? Я не лгал тебе, когда говорил о своей любви, Адель…. Разве мои объятия и поцелуи были лживы? Вспомни, любовь моя… мы были так счастливы вместе, когда принадлежали друг другу… Вспомни нашу ночь…


— Замолчи, прошу тебя! — задыхаясь, выкрикнула Адель, закрывая руками лицо и заливаясь потоком слёз.


Каждое его слово, сказанное тихим, печальным голосом, буквально разрывало ей сердце в клочья. Александр не мог вынести её слёз: он мгновенно заключил рыдающую девушку в объятия и прижал к себе, покрывая её залитое слезами лицо быстрыми поцелуями и страстно шепча:


— Любовь моя… Адель… любимая… не плачь, пожалуйста!


Но девушка лишь сильнее разрыдалась, когда он обнял её, разрывая этим сердце бывшего возлюбленного. Прижимая её к себе, ощущая, как её плечи беспомощно вздрагивают, слушая горестные всхлипывания, Александр был готов на что угодно, только бы любимая перестала плакать. Худшей карой были её слёзы, в которых был виноват он сам.

Внезапно Адель отняла руки от лица и посмотрела на него так жалобно, испуганно, её губы стали алыми, как спелые вишни, и влажными от слёз… Александр не смог вынести такой пытки — внезапно он порывисто припал к её губам, жарко целуя, погружаясь в её нежный рот языком, крепко прижимая к себе. Все доводы разума моментально испарились и вместо них требовательно заговорила страсть, заставляя вскипать кровь в жилах и задыхаться от неподдающихся контролю эмоций.

Адель растерянно застыла в его руках, но уже через мгновение ответила на поцелуй, отчаянно вцепляясь в его плечи и прижимаясь крепче. Сердце её, казалось, готово разорваться в груди, оно стучало так громко, почти болезненно, а воздуха в лёгких вдруг стало так мало, что Адель вынужденно разорвала поцелуй, вся дрожа и судорожно пытаясь вдохнуть глубже.

Внезапно до неё дошло, что она только что сделала… Она, замужняя женщина, позволила Александру поцеловать себя, и сама желала этого поцелуя. Боже, какой позор… после клятвы, данной в церкви…

Александр снова попытался обнять её, но Адель уже успела стряхнуть с себя магию его влюблённого взгляда и сразу же упёрлась ладонями ему в грудь.


— Нет! — сдавленно вскрикнула она, отчаянно качая головой. — Не надо! Я… не могу… я замужем…


Эта фраза, вкупе с её дрожащим голосом, подействовала на графа, как ведро ледяной воды. Замужем… Адель замужем, и он только что позволил себе прикоснуться к замужней женщине… мужу которой он обязан своим спасением из тюрьмы. Он повёл себя, как подлец…

На несколько мгновений повисла тишина, пока каждый из них пытался восстановить сбившееся дыхание и унять сердце. Они беспомощно глядели в глаза друг другу, мысленно прощаясь.

Адель первой взялась за дверную ручку кареты, не сводя при этом взгляда с Александра. Он обреченно наблюдал, как она медленно открывает дверцу и выходит из кареты.

В самый последний момент, прежде, чем Адель успела закрыть дверь, он вдруг схватил её за руку и заставил обернуться.


— Я люблю тебя… — глухо пробормотал он, вкладывая в прощальный взгляд всю свою любовь и боль от предстоящей разлуки.


Адель тихо вскрикнула, выдергивая свою ладонь и, подобрав длинные юбки, поспешно бросилась к своей карете, на ходу крикнув кучеру, чтобы он отвёз её обратно в особняк князя Оболенского. Снова раздался глухой топот лошадиных копыт, увозя от Александра любимую женщину. Он растерянно смотрел вслед удаляющейся карете и медленно коснулся пальцами своих губ, на которых до сих пор ощущал вкус её поцелуя.

Вот и попрощались…


========== Жизнь продолжается ==========


— Я написал тебе письмо месяц назад, отец, — смущённо потупился Михаил, — и Владимир Кириллович тоже. Видимо, письма дошли в Лондон, когда ты уже покинул Англию.


— Как можно было принимать такое важное решение, не посоветовавшись со мной?! — голос князя Вяземского дрожал от негодования, а брови грозно сдвинулись.


Под его взглядом сын внутренне сжался, словно до сих пор был непослушным мальчишкой, которого часто распекали за шалости. Только на сей раз «шалость» оказалась слишком уж шокирующей для Андрея Алексеевича — она просто не укладывалась в голове! Он и подумать не мог, что, вернувшись в Петербург, застанет свою дочь замужней дамой, ожидающей ребёнка, да ещё и не от мужа! При одной только мысли о том, что его дети сотворили такое, не поставив его в известность, князь вскипал от гнева.


— Постой, дорогой друг, не спеши рубить с плеча, — раздался в дверях голос Оболенского.


— Вольдемар? — удивлённо воззрился на старого друга Вяземский. — А ты как здесь… ах, да! Никак не могу осознать…


Лицо Андрея Алексеевича выражало смесь самых разных эмоций — удивление, растерянность, гнев. Оболенский вполне ожидал такой реакции от него, но хорошо знал отходчивое сердце друга.


— Давай-ка спокойно побеседуем, Андрей, — спокойно предложил Владимир Кириллович. — Но, для начала — здравствуй, друг мой! Я искренне рад тебя видеть!


— Здравствуй! — по-прежнему растерянно поздоровался Вяземский. — Итак, может, вы оба объясните мне, наконец, что произошло?


— Непременно, — пообещал Оболенский, — но постарайся успокоиться хоть немного. И не спеши обвинять сына во всех смертных грехах. Выслушай нас спокойно, по возможности.


Хоть это было и сложно для Андрея Алексеевича, он всё-таки, не перебивая, выслушал краткую версию последних событий, которую ему последовательно изложил лучший друг, странным образом вдруг превратившийся в его зятя.


— Как видишь, времени на то, чтобы ожидать твоего ответа или возвращения в Петербург, у нас не было, — подытожил Владимир Кириллович. — Нам пришлось действовать решительно и быстро, иначе доброе имя Адель оказалось бы опорочено.


— Но почему вы не рассказали мне всей правды в Лондоне, Мишель? — в отчаянии простонал Вяземский. — Я могу понять нервозное состояние твоей сестры — она ещё ребёнок, но ты! Ты уже взрослый мужчина, и не должен был идти у неё на поводу и скрывать что-то от меня! Если бы я знал, что они с Александром… я ни за что не допустил бы вашего отъезда, а просто быстро обвенчал их, без лишних разговоров!


— Но… Адель узнала о ребёнке уже здесь, в Петербурге, — Мишель отчаянно покраснел, понимая, что отец совершенно прав. Молодой князь и сам терзался такими же мыслями с тех пор, как лично поговорил с Александром.


— Господи, что за молодёжь пошла! — Андрей Алексеевич устало вздохнул и сжал руками виски, пытаясь сдержать приступ головной боли. — Совсем не ведают, что творят! Никакой ответственности за свои поступки…


— Ну, полно, друг мой, вспомни себя в их возрасте, — Оболенский добродушно похлопал друга по плечу. — Влюблённые часто совершают опрометчивые поступки, поддавшись своей страсти. Печально, конечно, что всё закончилось именно так.


— И как мне теперь смотреть тебе в глаза, Вольдемар? — вдруг снова вскипел Вяземский. — Ты-то ради чего пожертвовал своим именем? Чтобы прикрыть позор моей дочери? Господи, какой стыд!


— Меня никто ни к чему не принуждал, мой друг, не волнуйся, — горячо возразил Владимир Кириллович. — Я только рад помочь Адель и дать ребёнку свою фамилию. Мишель! — Оболенский обернулся к молодому князю, — ты не оставишь нас на несколько минут? Мне необходимо побеседовать с твоим отцом приватно.


— Разумеется, — поспешно кивнул молодой человек и поднялся на ноги, готовясь покинуть комнату.


— На улице я оставил Александра, он ждёт в карете, — сказал Оболенский. — Поговори с ним, Мишель, будь добр!


Молодой князь кивнул и поспешно покинул кабинет отца. Андрей Алексеевич сразу сурово нахмурился, когда услышал имя Александра Бутурлина.


— Значит, ты привёз этого мальчишку сюда? — холодно спросил он. — Для чего?


— Андрей, послушай меня, — тихо начал Оболенский. — Я понимаю твои чувства, ведь я тоже люблю Адель, как дочь, но и Александр мне не чужой, несмотря на то, что я не видел его двенадцать лет. Мишель ведь рассказал тебе всё, не так ли? Значит, ты знаешь, при каких обстоятельствах твоя дочь и Александр зачали ребёнка. Понимаешь… я верю, что он действительно не хотел причинить зло Адель. Просто события вдруг приняли какой-то фатальный оборот, начиная с того момента, как эта актриса вмешалась и всё испортила. Адель поступила опрометчиво и сбежала, ты отпустил её, ничего не подозревая, Мишель поддержал, вместо того, чтобы образумить… так что, все виноваты понемногу. Александр бросился за ней вдогонку, но твои дети умышленно направили его по ложному следу, из-за чего он и опоздал, в конечном итоге.


— И что ты предлагаешь мне сделать? Простить его? — сердито осведомился Андрей Алексеевич.


— Как ни парадоксально это звучит, но у него в Петербурге никого нет, кроме нас, — вздохнул Оболенский, разводя руками. — Можем ли мы бросить сына Павла — нашего старого друга — на произвол судьбы? Я говорил с ним, Андрей, смотрел в его глаза: он просто убит, совершенно раздавлен, как и Адель. Они по-настоящему любят друг друга, но судьбе было угодно жестоко разделить их. Честно говоря, глядя на них, я испытываю муки совести за то, что невольно встал между ними, хотя винить себя мне вроде бы и не в чем.


— Винить?! Да моя дочь должна молиться на тебя! — взволнованно выкрикнул Вяземский, в сердцах хлопнув ладонью по столу. — Я никогда не смогу прийти в себя после такого позора, а ты предлагаешь мне пожалеть несчастных влюблённых?


— Когда ты немного успокоишься, мой друг, ты согласишься со мной, — заверил его Оболенский. — Вспомни, как сильно ты сам любил Лизу, как страдал после её смерти… я хорошо помню, как ты сходил с ума после похорон, и едва не спился, если бы вовремя не опомнился ради детей. Слава Богу, у тебя были дети, ради которых ты и выжил, а у Александра не осталось ничего — он потерял и любимую девушку, и своего ребёнка. Он будет жить дальше, обвиняя себя в том, что не смог вернуть её. Должны ли мы, имеем ли право окончательно добивать его?


Андрей Алексеевич глубоко задумался, потирая подбородок и глядя перед собой пространным взглядом. Оболенский внимательно наблюдал за ним и ждал.


— Я знаю, что он искренне любит Адель… — наконец глухо пробормотал он, — и ещё в Лондоне я подозревал, что они уже были близки… Его, конечно, стоило бы проучить хорошенько, но ты прав — я не стану делать этого, тем более, что уже поздно. Он наказал себя сам, связавшись с такой женщиной, как эта актриса. Единственное, чего я не понимаю: в чём вина Адель? За что пострадала она?


— Любовь не всегда бывает счастливой, к сожалению, — вздохнул Оболенский. — Твоя дочь больно обожглась, но зато её сердце познало, что такое настоящая любовь, страсть… Этого уже немало, чтобы хранить воспоминания всю жизнь! Я буду заботиться о ней, как это сделал бы ты сам, так что не переживай. Может быть, ребёнок залечит её сердечную рану. Во всяком случае, я очень надеюсь на это.


— Но ты мог бы жениться на какой-нибудь приличной женщине и завести собственных детей! — яростно возразил Вяземский. — Ты пожертвовал собой — вот что не даёт мне покоя!


— Перестань, друг мой, я не жалею ни о чём, кроме разбитых сердец этих двоих, — мягко возразил Владимир Кириллович. — К тому же, уже поздно возмущаться и сожалеть. Адель — моя жена, и я буду заботиться о ней и ребёнке. Я постараюсь сделать так, чтобы она поскорее снова начала улыбаться.

***

Александр позже вспоминал этот день и ночь в доме Вяземских словно в тумане. Прощание с Адель, казалось, отняло у него последние силы, и Мишель нашёл его в карете, глубоко спящим. Когда друг разбудил его, Александр выглядел так, словно не понимает, где находится.

Немного придя в себя, он решил немедленно забрать свои вещи и уехать, однако Мишель настоял, что прежде его отец хотел бы побеседовать с ним. Меньше всего Александру сейчас хотелось показываться на глаза князю Вяземскому, но и прятать голову в песок он не захотел: он потерял Адель именно потому, что малодушно испугался рассказать ей правду о себе и своём прошлом до конца. Сделай он это, и вероломный поступок Жаклин оказался бы напрасной тратой времени. К тому же, после прощания с любимой, Бутурлину уже ничего не было страшно. Даже если князь вызовет его на дуэль, чтобы отомстить за дочь, он примет это безропотно.

Но… разговор оказался вовсе не таким, каким его представлял Александр. Отец Адель казался искренне расстроенным, но вовсе не жаждущим крови обидчика дочери, хотя Бутурлину было бы легче, если бы он накричал на него или обвинил во всём. Сочувствие Вяземских и его крёстного отца как бы обличало его ничтожность в собственных глазах.

Самому себе Александр казался слабаком и неудачником, оказавшимся неспособным вернуть любимую девушку, а сочувствие родных Адель приравнивал к жалости. Да, он был поистине жалок в сложившейся ситуации, и потому ему хотелось только одного — покинуть Петербург и никогда больше сюда не возвращаться.

Ночь, проведённая в доме Вяземских, оказалась ещё тяжелее, чем та, что он провёл в тюремной камере. Эти стены, где выросла Адель, казалось, хранили аромат её духов, хрустальный смех и чистый, нежный голос. Несколько раз за ночь Александр вскакивал на постели, когда ему казалось, что он слышит её лёгкие шаги и шелест шёлковых юбок.

С ужина и до полуночи они с Мишелем говорили, сидя у камина, в спальне молодого князя. Разговор был весьма откровенным, и касался множества тем, в том числе и отношений Ольги и Михаила. Александр напрямик спросил князя, что тот чувствует к его сестре, и Мишель честно признался, что Ольга ему очень дорога, но ему теперь предстоит служба в Императорской армии, и как ему быть, он не знает. Семейству Бутурлиных опасно приезжать в Россию — Александр убедился в этом на личном опыте, так что отношениям Ольги и Михаила пока не суждено было развиться.


— Я понимаю, что Ольга — красивая, молодая девушка, и вокруг неё, наверняка, вьётся множество воздыхателей, — понуро вздохнул молодой князь, отводя глаза. — Если она решит обручиться с одним из них… я пойму такое решение. Я не имею права требовать от неё ждать меня…


— Думаю, что помолвка с дочерью бывшего декабриста будет не лучшим вариантом для тебя, Мишель, — осторожно заметил Александр, отмечая, как друг приуныл ещё сильнее. — Но… ты не переживай, я всё понимаю. Ты не можешь наплевать на свою карьеру и репутацию. Да и Андрей Алексеевич наверняка будет не в восторге от вашего союза, особенно после того, что случилось между мной и Адель.


— Я очень хочу найти выход, — признался Мишель, — и я постараюсь сделать это. Я буду продолжать писать ей, ты не возражаешь?


— Нет, разумеется, — покачал головой Александр. — Мишель… у меня будет к тебе просьба.


— Какая? — настороженно спросил князь.


— Напиши мне, пожалуйста, когда… родится ребёнок, — тихо попросил Бутурлин, печально глядя на друга. — Я не надеюсь когда-нибудь увидеть его, но хотя бы знать, кто родился, я имею право.


— Обещаю, — коротко кивнул Михаил, тяжело вздыхая. — Мне очень жаль, Александр… правда.


— Видимо, это судьба… — глухо пробормотал Александр в ответ.


Рано утром Александр простился с Вяземскими и покинул Петербург в наёмной карете. День обещал быть ненастным: ещё с ночи поднялась метель, ветер уныло завывал в трубах каминов, стучался в окна, хлопал дверьми и нещадно гнул голые деревья, которые стонали и скрипели под его порывами.

Словно сама природа стенала вместе с Александром и Адель, оплакивая их разбитое счастье. Александр вспомнил, что таким же ненастным днём он уже покидал когда-то Петербург вместе с родителями и маленькими сёстрами, направляясь в Сибирь. Сейчас он снова ощущал ту же безысходность, что и двенадцать лет назад.

Адель едва сумела успокоиться после прощального разговора с возлюбленным. О, как она хотела бы назвать его бывшим возлюбленным… но внезапно остро осознала, что он никогда не станет бывшим. Для неё он останется единственным, кому удалось внушить ей любовь, единственным, кому она отдала своё тело и душу. Она никогда не перестанет любить его…

Как же она проклинала себя за глупость и спешку! Если бы она дождалась его и выслушала, ничего этого не было бы! У неё был шанс стать самой счастливой на свете, а вместо этого она сделала несчастными столько людей! Из-за неё Мишель и Ольга расстались, едва начав сближаться, а ведь могли бы обручиться. Отец наверняка будет в шоке и разочаруется в своей единственной дочери, в которой он души не чаял. Александр… он страдает также глубоко, как и она сама… И во всём этом Адель винила себя.

Но, самое ужасное, что она вынудила Владимира Кирилловича жениться на ней! Она клялась самой себе, что ничем не огорчит его, а сама… как ей смотреть в глаза мужу, после того, как она целовалась с Александром?! Она нарушила брачную клятву на следующий день после свадьбы!

Разговор с вернувшимся домой отцом тоже дался девушке нелегко. Князь не опустился до упрёков, особенно, когда увидел красные от постоянных слёз глаза дочери. Он только крепко сжал её в объятиях, молча и терпеливо дожидаясь, пока она выплачется, бормоча периодически «Простите, papa». Выплакав своё горе, открыв, наконец, душу полностью, Адель почувствовала небольшое облегчение и поняла, что самая ужасная страница в её жизни перевёрнута, и нужно просто жить дальше, как и посоветовал ей отец.

Та же мысль билась и в голове Александра, который удалялся всё дальше от неё, навстречу новой жизни, новому долгу, новым целям. Но… чем дальше оставался Петербург, тем сильнее Александр ощущал, что его сердце осталось там, в нежных руках Адель. Он никогда не перестанет любить её!

***

Декабрь принёс в столицу Британии и её предместья почти столько же снега, сколько было в Петербурге, и ребятишки радостно носились по улицам, катаясь на самодельных санках и коньках. С белой завистью наблюдая за ними из окна кареты, молодой граф Бутурлин отчаянно желал повернуть время вспять и снова оказаться таким же десятилетним сорванцом — беззаботным и беспечным. Как же всё было просто тогда, в детстве, и как невыносимо сложно сейчас!

За то время, пока он добирался до Англии, Александр успел немного успокоиться и смириться со своей участью: по крайней мере, не стал впадать в отчаяние. Чёткий план действий был выработан, и молодой человек собирался неукоснительно следовать ему, несмотря на то, что матушка будет категорически против брака с Жаклин. И здесь Алекс решил пойти ва-банк, чтобы всё получилось наверняка.

Прежде, чем направиться в Стоун-Хаус, он заехал в дом Жаклин, в Лондон. Как он и предполагал, его любовница никуда не сбежала, хотя и бросалась громкими фразами во время их последнего разговора.

Жаклин встретила его покорной и смирившейся со своей судьбой, она готова была на все его условия. Ей даже не нужно было говорить об этом вслух: Александр без труда прочёл это на её лице.


— Алекс… — ошеломлённо пробормотала Жаклин, и её голубые глаза заблестели от радости. — Я уже и не надеялась, что ты навестишь меня…


Александр молча приблизился к ней и осторожно положил руку на живот бывшей любовницы, который уже невозможно было скрыть под шёлковым пеньюаром. Жаклин застыла, не дыша, лихорадочно размышляя о причинах такого нелогичного поведения. Она искренне полагала, что Александр появится только тогда, когда она родит, чтобы забрать у неё ребёнка, а он вдруг повёл себя так, словно передумал избавляться от неё.


— Что случилось? — прошептала она, встревоженно вглядываясь в красивое, усталое лицо возлюбленного.


Александр по-прежнему молчал, прислушиваясь к своим ощущениям. Внезапно на него накатило ощущение острой нежности к своему неродившемуся ребёнку, вызвав слабую улыбку на губах. Наконец, он негромко нарушил молчание.


— Завтра утром мы с тобой венчаемся. Надеюсь, ты не против?


Жаклин показалось, что она сходит с ума: такого поворота событий она уж точно не ждала. Неужели Алекс решил жениться на ней?! Но… почему? А как же его русская княжна?


— В-венчаемся? — заикаясь, пробормотала она, до сих пор опасаясь, что стала жертвой разыгравшегося воображения.


— Я так решил, — спокойно ответил Алекс. — Ради ребёнка. Так ты согласна?


— Да, конечно… — несмело кивнула француженка, во все глаза глядя на него.


— В таком случае, вели приготовить мне комнату для гостей, я чертовски устал с дороги, — негромко сказал граф и опустился в кресло, с безразличным видом наблюдая за ней.


Пока Жаклин суетилась, отдавая соответствующие распоряжения и пытаясь осознать, что утром станет графиней Хантли, Александр почти сразу уснул, откинувшись на высокую спинку кресла.

Через несколько минут Жаклин вернулась в гостиную и застала своего возлюбленного мирно дремлющим. Она бесшумно приблизилась к нему, вглядываясь в его расслабленное лицо, такое прекрасное и жёсткое одновременно, и осторожно опустилась на пол рядом с ним, бережно обнимая его и кладя голову ему на колени, словно покорная одалиска. Она тихо задыхалась от счастья: ведь её самые несбыточные мечты осуществились, а точнее, осуществятся уже завтра. А она уже и не надеялась! Значит, княжна отвергла Александра, и он сразу же прибежал к ней, своей Жаклин… он не смог отказаться от неё.

И пусть он говорит, что женится на ней только ради ребёнка, у неё будет время, чтобы убедить его в своей любви. Она готова рожать ему детей каждый год, ловить каждое его слово, стать самой кроткой и послушной, только бы Алекс был с нею!

Следующим утром Алекс Гордон обвенчался с Жаклин Бонье в маленькой церкви на окраине Лондона. Это была странная свадьба: на церемонии не было свидетелей, лицо жениха не выражало ровным счётом никаких эмоций и напоминало застывшую маску, и лишь невеста трепетала от счастья, периодически бросая на возлюбленного восторженные взгляды. Священник, который согласился так поспешно обвенчать эту пару (особенно после щедрого пожертвования на нужды храма, сделанного накануне женихом), решил, что молодого графа вынудили жениться на этой женщине, настолько красноречиво говорил об этом его отсутствующий взгляд. Впрочем, священник не особенно удивился: такие вещи происходили достаточно часто.

Итак, в Стоун-Хаус Александр отправился уже не один, а с молодой женой. Он мало говорил с Жаклин, пока она собирала свои вещи, но, когда они сели в карету, чтобы отправиться в поместье, решил сразу расставить все точки над «i».


— Послушай, Жаклин, — спокойно начал он, — вчера я сказал, что решил заключить этот брак только ради ребёнка. Я хочу, чтобы ты помнила об этом и не рассчитывала на то, что у нас с тобой будет счастливый супружеский союз. Мы будем спать в отдельных комнатах, ты не станешь вмешиваться в мою жизнь, а сосредоточишься на том, чтобы растить нашего ребёнка. На людях мы будем вести себя, как обычная супружеская пара, поскольку мне не нужны сплетни.


Жаклин сразу же насупилась, услышав такие жёсткие требования. Она-то надеялась окружить Алекса своей нежностью и любовью, но это может оказаться затруднительно, если они будут жить в отдельных комнатах.


— Но… что скажут твои родные? — с тревогой спросила она.


— Это не должнотебя волновать, — отрезал Алекс. — Матушка будет против, но ведь для тебя это не новость? Наш брак представляет собой мезальянс, и тебе это прекрасно известно. Так что, придётся тебе смириться с холодным приёмом. Ты ведь мечтала стать графиней? Наслаждайся!


Вот и первый камень в её огород — Алекс напомнил ей, на что она пошла, чтобы стать его женой. Что, если он постоянно будет попрекать её? Жаклин молча проглотила эту отповедь и внутренне сжалась, представляя себе, какая жизнь её ждёт, и как их сейчас встретит мать Александра. Похоже, непросто ей придётся в доме мужа… До конца путешествия, молодая графиня Хантли молчала, предаваясь тревожным мыслям.

Мария Александровна, узнав о том, что её единственный сын женился на обычной актрисе, пришла в неописуемый ужас. Она то бледнела, то краснела, будучи не в силах выдавить из себя ни слова в ответ на смущённый реверанс новоиспеченной невестки. Так и не сказав ничего молодым, графиня повернулась к ним спиной и поспешно вышла из гостиной. Ольга, очнувшись от шока, бросилась за матерью, опасаясь, что той станет дурно. Жаклин стояла, молча глотая злые слёзы, а Александр лишь глубоко вздохнул: что ж, реакция матери и сестры была вполне предсказуема.

Он решил дать родным время немного успокоиться, но вечером собирался серьёзно поговорить с ними обеими, дабы не осталось никаких недомолвок. Да, им не понравилось его решение, но другого выхода, кроме как смириться, у них не было.

Ужин прошёл в напряжённой обстановке и практически в полном молчании. Едва он завершился, как Жаклин поспешно извинилась и, сославшись на неважное самочувствие, поднялась в свою комнату: она была больше не в силах выносить ледяное молчание свекрови и надменные, сверкающие презрением взгляды Ольги. Мать и сестра её мужа так красноречиво дали ей понять, что не принимают её в качестве жены Александра, что Жаклин ещё долго рыдала в подушку, прежде чем уснуть. Боже, они ведь только что обвенчались, а она уже рыдает, хотя должна быть счастлива, ведь сегодня её первая брачная ночь! Только вот мужа она едва ли дождётся на супружеском ложе…

Проводив жену безразличным взглядом, Александр, наконец, поведал матери и сестре обо всём, что случилось между ним и Адель в Петербурге. Он объяснил, что побудило его жениться на Жаклин, и объявил о своих дальнейших планах: как только родится ребёнок, они с женой отправятся в Шотландию и поселятся там. Александр решил сконцентрироваться на том, чтобы поднять уровень доходности шотландского поместья: он станет разводить овец и займётся сбытом шерсти, как делают многие землевладельцы в тех краях.


— Но… как ты мог жениться на актрисе? — горестно всхлипнула Мария Александровна. — Она ведь обычная… простолюдинка, а ты принадлежишь к старинному графскому роду! Это же страшный мезальянс, Саша! Ты подумал о своей репутации? Её ведь никогда не примет общество! Да и на Ольге твой брак может отразиться неблагоприятно!


— Я сделал это, чтобы мой ребёнок не родился незаконнорожденным, — твёрдо ответил Александр. — А на мнение общества мне наплевать — рано или поздно о происхождении Жаклин забудут. Что же до шансов Ольги составить хорошую партию, я думаю, что Вы преувеличиваете масштаб трагедии, матушка. Ольга — красавица, к тому же, с большим приданым и графским титулом, пусть и купленным. Этого более, чем достаточно для того, чтобы найти ей приличного жениха.


— Хорошо, у Ольги ещё есть время, чтобы подыскать достойную партию, но вернёмся к тебе, дорогой! Саша… ты же не любишь её, — тихо возразила графиня. — Неужели ты сможешь забыть, что она сделала? Если бы не она, вы с Адель…


— Прошу Вас, матушка, не говорите со мной об Адель… никогда более, — попросил Александр, и голос его предательски дрогнул, выдавая, что его спокойствие и безразличие, не более, чем маска. — Всё, что случилось, осталось в прошлом, а наш с Жаклин ребёнок — это моё будущее. И я собираюсь отныне думать лишь о будущем, а не ковыряться в прошлом, потому что это бессмысленно. Жизнь продолжается… как бы банально это не звучало.


Графиня промолчала в ответ, молча соглашаясь с его доводами, но обмануть материнское сердце было невозможно. Она видела, что её единственный сын пережил страшную боль потери, которая разбила его сердце, и именно отчаяние толкнуло его к Жаклин, которую он на самом деле презирает. Сама выйдя замуж по большой и взаимной любви, графиня желала того же и своим детям. Анна, слава Богу, повторила судьбу матери, найдя взаимное чувство, но Александр и Ольга… им обоим не повезло влюбиться в детей князя Вяземского. И если у Михаила и Ольги оставался, хоть маленький и призрачный, но, всё же шанс на совместное будущее, то Александр и Адель, увы, расстались навсегда, заключив союзы с теми, кого не любят. И это ужасно…


— Я знаю, что вы обе думаете о Жаклин, — сказал Александр, переводя печальный взгляд с матери на сестру, — но всё же прошу проявить если не снисхождение к ней, то хотя бы элементарную вежливость. Она беременна, и лишнее волнение может навредить ребёнку. Жаклин прекрасно знает, на каких условиях я женился на ней: по сути, наш брак фиктивный, но она точно попытается превратить его в настоящий. Как только родится ребёнок, я поставлю её на место, но пока… буду терпеть её попытки, и прошу вас сделать то же самое. Сделайте над собой усилие ради меня и моего будущего ребёнка, прошу вас!


Как ни претило Марии Александровне и Ольге общение с женщиной, которая разрушила счастье Александра, но она носила их будущего внука и племянника. Ради счастья Александра они были готовы вытерпеть и сделать что угодно, даже натянуто улыбаться этой ядовитой змее Жаклин!


========== Радость с привкусом горя ==========


Княжеская чета Оболенских отправилась в свадебное путешествие через неделю после дня рождения молодой княгини — в самом конце ноября. Восемнадцатилетие Адель отметили скромно, в кругу семьи, но для самой девушки праздник был вовсе не радостным, хотя раньше она обожала дни своего рождения.

Адель стремилась уехать как можно скорее: срок её беременности уже перевалил за три месяца и, хотя её талия была по-прежнему тонкой, скоро её положение станет заметно. Путешествие в зимнее время оказалось непростым испытанием для молодой княгини, но она стойко переносила все тяготы пути.

Владимир Кириллович изо всех сил пытался подбодрить юную супругу, развлекая её забавными историями из своей молодости, и Адель приходилось волей-неволей прислушиваться к мужу и слабо улыбаться ему, поддерживая беседу. Общение с ним становилось легче день ото дня, чувство неловкости и скованности постепенно уходило, и вскоре Адель стала говорить с мужем почти так же откровенно и легко, как со своим отцом.

Князь был поистине интереснейшим собеседником, ибо годы одиночества после смерти первой жены он тратил на путешествия и чтение книг. Он мог поддержать практически любую тему разговора, разбираясь в музыке, искусстве, живописи, оружии, интересовался многими науками и выписывал из Европы различные научные журналы, дабы быть в курсе того, что нового открывают учёные умы современности.

Они с Адель обсуждали современную поэзию и музыку, и, как оказалось, их вкусы совпадают. Князь весьма красочно описал жене Неаполь — город, в котором они собирались поселиться на ближайшие пару лет.


— Это чудное место на побережье Тирренского моря, — мечтательно улыбаясь, сказал он. — Зима там удивительно мягкая и тёплая, снега и морозов не бывает вовсе, и каждый день ярко светит солнце. Деревья остаются зелёными круглый год, а весной всё вокруг расцветает, и город окутывает нежный аромат магнолий и роз. Наша вилла стоит на скале, и с балконов открывается потрясающий вид на море. Сам город очень древний, с узкими улочками, усеянными маленькими, уютными тавернами, где подают потрясающие национальные блюда. Тебе понравится местная кухня, я уверен, особенно устрицы.


Адель лишь смущённо улыбнулась, понимая, что муж намекает на её плохой аппетит в последнее время. Душевные страдания настолько захватили её, что девушка практически перестала принимать пищу, несмотря на беспокойство родных и супруга. Аппетита не было совершенно, и ей приходилось буквально заставлять себя есть ради своего ребёнка. Князь надеялся, что морской климат окажет своё благотворное воздействие на Адель, и она воспрянет духом.

Путешествие заняло несколько больше времени, чем обычно, и в Неаполь они прибыли за пару дней до Рождества. Адель уже бывала прежде в Риме и Венеции, но в Неаполе — никогда. Этот город очаровал её с первого взгляда, как и белоснежная вилла, в которой они с мужем поселились.

Комнаты, с громадными окнами и высокими потолками, были светлыми и просторными, во дворике и прилегающем саду повсюду плелись вьющиеся зелёные кустарники, росли пальмы и магнолии: всё это выглядело очень экзотично, особенно для Адель, выросшей среди снегов и морозов Петербурга. Выйдя на балкон своей спальни, молодая княгиня убедилась в том, что муж был прав: вид, открывающийся её широко распахнутым глазам, восхищал своей красотой. До самой линии горизонта её взору предстало бескрайнее море, тёмно-синее, с белоснежными шапками пены на гребнях волн, сверкающее и переливающееся под солнцем, постепенно сливающееся с лазурью небес. На это можно было любоваться бесконечно… А воздух! Даже сейчас, зимой, он был полон весенних запахов, а солёный бриз, казалось, оставлял едва заметный солоноватый привкус на губах.

Впервые Адель встречала Рождество без привычного снега и мороза. Князь исхитрился быстро раздобыть рождественскую ёлку, и они вдвоём с Адель украшали её разноцветными игрушками, золочёными орехами, яблоками и маленькими свечками.

Адель всегда обожала Рождество — время, когда веришь в чудо, получаешь самые волшебные подарки и объедаешься конфетами, пока не заболит живот. В это Рождество она была далеко от отца и брата, однако, с нею рядом был человек, которому отныне она принадлежала перед Богом и людьми, и он с готовностью заменил ей родных, проявляя заботу о жене и засыпав её подарками, словно маленькую девочку. До сих пор Адель не могла привыкнуть к тому, что князь Оболенский — её муж, гораздо привычнее было думать, что она просто приехала в Неаполь вместе с близким другом отца, который окружил её такой же любовью и теплом.

Прислуга, которая служила в доме, состояла из коренных жителей города — жизнерадостных и темпераментных неаполитанцев, привыкших бурно выражать любые эмоции и не скрывать их. Увидев Владимира Кирилловича и Адель, слуги вначале приняли их за отца и дочь, а узнав, что перед ними супружеская пара, да ещё и ожидающая ребёнка, были очень удивлены. Союз пожилого, хоть и достаточно бодрого ещё, господина и совсем юной сеньориты, показался итальянцам возмутительным и бесчеловечным по отношению к бедной девушке. Но, когда они увидели, с какой заботой князь относится к жене, их мнение о нём переменилось в лучшую сторону.

Общение с прислугой стало ещё одной проблемой поначалу, ибо кроме князя итальянского не знал никто — ни Адель, ни, тем паче, прислуга, которую они захватили с собой из России. Словом, молодой княгине пришлось в срочном порядке взяться за изучение итальянского языка, чем она и занялась с большим рвением. Не прошло и пары месяцев, как она уже могла следить за простым диалогом и самостоятельно отдавать распоряжения прислуге.

Жизнь в Неаполе понравилась Адель: каждое утро она начинала с плотного завтрака и длительной прогулки у моря в сопровождении мужа, затем она читала или музицировала, после обеда отправлялась отдыхать, а вечером они с князем посещали театр, либо просто катались в открытом экипаже по городским улицам. Русских эмигрантов в Неаполе почти не было, в основном здесь любили проводить зиму французы или немцы, но Адель была даже рада этому — так у них с мужем было меньше шансов встретить знакомых.

Дни протекали спокойно и размеренно, складываясь в недели, Адель постепенно немного успокоилась и даже действительно начала улыбаться искренне, а не только для того, чтобы угодить мужу. Конечно, она не забыла об Александре, но её боль всё же немного притупилась. Она по-прежнему думала о нём каждый день, особенно, когда чувствовала, как у неё в животе нежно толкается его ребёнок, но её мысли и воспоминания уже не наполняли обида и гнев — лишь тоска по потерянной любви.

Адель часто вспоминала их самые счастливые мгновения — совместные прогулки в Ридженс-парке, маскарад у Ратлендов, его визиты в особняк её отца в Лондоне, сопровождавшиеся пылкими, нежными взглядами украдкой и мимолётными поцелуями, и, конечно, их единственную ночь любви, когда они зачали ребёнка. На глаза уже не наворачивались слёзы всякий раз, когда она думала о нём, но желание увидеть любимого снова не оставляло Адель ни на день.

Довольно много времени княгиня уделяла написанию писем. Она писала отцу и брату в Петербург, а также кузине Маргарет — в Лондон. Письма шли довольно долго, но, получая ответы на свои послания, Адель всегда радовалась, ведь так она хотя бы была в курсе дел своих родных. Не имея возможности общаться с кем-то, кроме мужа и прислуги, она скучала, и каждое полученное письмо сразу же поднимало ей настроение.

Маргарет любила писать длинные письма ничуть не меньше самой Адель, так что, получив очередной пухлый конверт, княгиня могла с точностью определить отправителя. Кузина, которая не так давно стала счастливой супругой, теперь тоже готовилась к появлению на свет своего первенца. Она писала о своей счастливой семейной жизни, о том, как муж любит её и балует, об их свадебном путешествии в Париж, о делах своих многочисленных братьев, сестёр, кузенов и кузин, а также подробно останавливалась на свежих лондонских сплетнях.

Читать письма кузины для Адель всегда было сродни прочтению очередного приключенческого романа или газеты. Однако, каждый раз вскрывая очередное письмо из Лондона, сердце молодой княгини замирало то ли от страха, то ли от волнения: она боялась прочесть какую-нибудь новость об Александре. Часто Адель задумывалась о том, как он живёт, чем занимается, думает ли о ней или уже успел полюбить другую?

Новость, которой так боялась Адель, сообщил ей брат, а вовсе не Маргарет, прислав письмо в конце февраля. Мишель переписывался с Ольгой, и все новости о семье Бутурлиных получал из первых рук. Молодые люди часто писали друг другу нежные письма, полные заверений в своих чувствах и надежд на счастливое совместное будущее. Разумеется, Мишель был первым, кому Ольга написала о том, что её старший брат вдруг, не поставив в известность даже матушку, женился на этой подлой интриганке Жаклин.

Мишель долго сомневался, прежде чем написать Адель о женитьбе Александра, но потом рассудил, что сестра может узнать об этом не только от него, но и от Маргарет, поэтому решил, что лучше уж он сам сообщит ей. Узнав об этом браке, Адель получила новый жестокий удар, который стоил ей очередной бессонной ночи, проведённой в слезах.

Она почему-то верила в глубине души, что Александр никогда не женится и всю жизнь будет любить только её, предаваясь мукам самобичевания за то, что они расстались. Адель понимала, что требовать от бывшего возлюбленного вечной верности после того, как она сама вышла замуж, было жестоко и глупо, но ничего не могла с собой поделать. Обиднее всего было то, что несмотря на свои пылкие клятвы, он женился буквально сразу же, по возвращении в Лондон! Да ещё и на той самой женщине, что разлучила их! Выходит, Жаклин не без оснований утверждала, что их с Александром связывает не только будущий ребёнок, но и взаимные нежные чувства?

Но… как же тогда все его признания в бессмертной любви, полные муки глаза, тот страстный последний поцелуй в карете… Сердце Адель снова разрывалось от ревности и очередного, по её мнению, предательства любимого. Как он мог клясться ей в любви и при этом жениться на Жаклин?! Мишель написал, что Александр сделал это только ради своего ребёнка, но от этой мысли Адель стало ещё обиднее.

Да, она прекрасно понимала, что сама сделала свой выбор и стала княгиней Оболенской, а значит, её ребёнок будет носить эту фамилию и считать своим отцом Владимира Кирилловича, но в своих самых сокровенных мечтах она надеялась на то, что Александр когда-нибудь увидит их ребёнка. А теперь… он будет воспитывать ребёнка от Жаклин: будет носить его на руках, любить, играть, дарить подарки… А вдруг, он полюбит свою жену и ребёнка настолько сильно, что забудет о былой страсти к ней?

Думать об этом было невыносимо горько, но не ревновать Александра к его жене и ребёнку Адель была не в состоянии, даже прекрасно осознавая, что любимый навсегда потерян для неё. На несколько дней она погрузилась в уныние и слёзы: по утрам ей даже не хотелось вставать с постели. Владимир Кириллович сразу же забеспокоился и вызвал на дом доктора, однако тот не обнаружил у пациентки ничего опасного для здоровья, кроме излишней плаксивости. Эскулап посоветовал немедленно выйти на свежий воздух, и князь, несмотря на упрямое сопротивление жены, тут же бросился выполнять назначение врача.

Князь попытался мягко и ненавязчиво выяснить у супруги, что повергло её в такое горе, но Адель упрямо отмалчивалась или уходила от ответа. Владимир Кириллович догадывался, что Адель получила какие-то новости об Александре, но окончательно утвердился в своей догадке только через месяц, когда получил письмо от князя Вяземского, где тот сообщил о женитьбе Бутурлина на его беременной любовнице. Теперь всё стало ясно, как Божий день: и внезапные слёзы Адель по ночам, и нежелание выходить на улицу, и потеря аппетита. Князь от всей души жалел, что ничем не может помочь ей, оставалось лишь ждать, пока она немного успокоится и смирится.

Зима прошла, уступив место тёплой весне, уже в конце марта в Неаполе было довольно жарко, а апрель показался Адель больше похожим на российское лето. Теперь на прогулки она могла выходить лишь рано утром или после заката — в другое время солнце нещадно палило, и находиться на улице, а особенно в её положении, было невыносимо.

В конце мая, в одну из самых жарких ночей, Адель почувствовала, что пришло её время. Эта ночь казалась ей бесконечной, сотню раз она думала, что умирает или вот-вот сойдёт с ума от боли и страха. Она боялась не только умереть сама, но и потерять ребёнка, ведь такие случаи бывали часто, особенно во время первых родов. Но, слава богу всё обошлось благополучно. После перенесённых родовых мук, Адель мысленно пообещала себе, что никогда больше не разделит ложе с мужчиной, чтобы только не проходить снова через такой кошмар, как роды. Впрочем… у неё, так или иначе, не будет такой возможности, учитывая, что их брак с Владимиром Кирилловичем фиктивный.

К утру, обессиленная жестокими схватками, Адель родила дочь — прелестную девочку, похожую на ангелочка. Малышка совсем не выглядела красной и сморщенной, напротив — её кожа была нежной и светлой, а глазки — ярко-синими, в обрамлении длинных, пушистых ресничек.

Увидев дочь впервые, Адель поняла, что глаза она несомненно унаследовала от своего отца — тот же сапфирово-синий взгляд, характерный для представителя семейства Бутурлиных. Заметил это сходство и её муж, но он был так счастлив, что закончилась эта жуткая ночь напряжённого ожидания, когда он нервно ходил по своей комнате, прислушиваясь к крикам своей молодой жены! Князь первым взял на руки эту крошку, которая отныне станет ему дочерью и будет носить титул княжны Оболенской. Он думал, что сойдёт с ума от беспокойства, но, когда утром он услышал крик младенца, сразу же выдохнул с облегчением. В комнату вошла пожилая повитуха, неся на руках девочку, завернутую в белоснежные пелёнки и торжественно протянула её князю со словами:


— Это Ваша дочь, синьор! Мои поздравления!


— Как моя жена себя чувствует? — спросил обеспокоенный князь.


— Всё хорошо, синьор, она отлично справилась, но сейчас ей нужно поспать и восстановить силы, — улыбнулась довольная повитуха.


Никогда не имевший своих детей, князь преисполнился нежности, вглядываясь в прелестное личико ребёнка, и поклялся любить и защищать это дитя до последнего своего вздоха. Адель решила назвать дочку Софьей, и муж согласился с её решением, не споря, тем более, что это имя ему нравилось. Так, через неделю после рождения, православный священник окрестил юную княжну Софью Владимировну Оболенскую.

С каждым днём Адель всё острее ощущала себя матерью, несмотря на юный возраст. Всю свою любовь, что прежде принадлежала лишь Александру, она направила на ребёнка. Их ребёнка… так сильно напоминающего ей своего отца.

Князь Оболенский воистину обрёл вторую молодость с появлением в его жизни маленькой Софи. Он подолгу не отходил от колыбельки, наблюдая, как безмятежно спит его юная наследница. Для девочки нашли молодую, здоровую кормилицу, несмотря на возмущение Адель, которая сама хотела кормить дочку. Однако, строгая экономка, донья Мария, заправляющая всем в доме, безапелляционным тоном заявила молодой матери:


— Даже не думайте, синьора, мы нашли для девочки отличную кормилицу, а Вам следует подумать о своей фигуре и не портить грудь!


Адель прекрасно понимала, что в аристократическом обществе так принято, что мать никогда сама не выкармливает своих детей, но её женская природа противилась этому. Лишь пару раз ей удалось самостоятельно покормить дочь, и это удивительное ощущение единения со своим ребёнком просто захватило её. Наблюдая, как кормилица подносит Софи к груди, а малышка сосредоточенно причмокивает, Адель невольно чувствовала себя лишней и ревновала дочь к этой чужой женщине. А что до груди, то для кого ей теперь беречь фигуру? Она уже никогда больше не предстанет обнажённой перед мужчиной…

Впрочем, беспокоиться о фигуре княгине Оболенской не стоило: беременность и роды никак не отразились на её теле. Талия Адель осталась такой же тонкой, как и прежде, да и грудь ничуть не потеряла своей формы, разве что стала чуть более пышной. Материнство словно окончательно стёрло девичью угловатость и сделало изгибы её фигуры более женственными и соблазнительными, способными свести с ума любого мужчину. Но Адель не думала больше о мужчинах, решив полностью посвятить себя роли матери. Наивная, она искренне полагала, что её женская природа и потребность в любви, заложенная в каждой женщине, больше никогда не дадут о себе знать…

Буквально через неделю после родов Адель получила новое письмо от брата, в котором он сообщил, что в конце марта граф и графиня Хантли стали родителями прелестной, здоровой девочки, которую окрестили Екатериной. В порыве внезапно нахлынувшей жгучей ревности, Адель яростно разорвала письмо на мелкие кусочки и выбросила с балкона, со слезами на глазах наблюдая, как ветер подхватывает их и уносит прочь, словно обрывки её запретной любви и несбыточной надежды.

***

В начале лета Александр и Жаклин покинули Стоун-Хаус и отправились в Шотландию, чтобы окончательно обосноваться там. Для Жаклин отъезд был долгожданным праздником, о котором она молилась день и ночь.

Жизнь в одном доме со свекровью и золовкой оказалась тяжким испытанием, которое усугублялось прохладной вежливостью мужа. Да, он заботился о ней, следил за тем, чтобы она нормально питалась, больше отдыхала, не грубил ей, каждый день осведомлялся о её самочувствии и даже делал подарки на праздники, но Жаклин не оставляло чувство, что всё это Александр делает исключительно ради будущего ребёнка. Мария Александровна и Ольга стали относиться к Жаклин не так враждебно, как поначалу, но она по-прежнему остро чувствовала фальшь в их улыбках и понимала, что они с трудом её выносят. Ну, разумеется: кто она такая, чтобы аристократы по рождению признали её ровней себе?

Как только у них родилась дочь, графиня сразу же почувствовала, насколько была права: муж весь буквально растворился в девочке, совершенно забыв, что это именно она, Жаклин, её родила. Лишь во время родов он находился рядом с Жаклин, держал за руку, пытаясь успокоить её и помочь, ей даже почудилась нежность в его голосе, но увы… после рождения ребёнка всё его внимание к ней сразу улетучилось. Подумать только, она ревновала мужа к собственному ребёнку!

Но, как было не ревновать, когда Александр просиживал в детской часами, а на жену не обращал ни малейшего внимания?! Жаклин оправилась от родов довольно быстро, и уже через месяц начала строить планы, как вернуть расположение своего супруга.

Она попробовала окружить мужа вниманием и заботой: самостоятельно готовила ему завтрак, чтобы потом самой отнести прямо в постель, однако Александр сразу же пресёк её попытку проникнуть в его спальню, жёстко напомнив о договоре в день свадьбы. Однако, сникшая было Жаклин, через неделю повторила свою попытку, отправившись в Лондон, чтобы обновить гардероб.

Вернувшись обратно с большим запасом новых платьев и соблазнительных неглиже, она снова ринулась в бой, пытаясь сыграть на том, что у её мужа уже давно не было близости с женщиной, а его ненасытная чувственность ей была известна лучше, чем кому бы то ни было. В этом, кстати, Жаклин очень заблуждалась: Александр давно нашёл в деревне хорошенькую дочь мельника, не обременённую высокими моральными принципами, с которой и удовлетворял свои мужские потребности. На сей раз, правда, граф подстраховывался от нежелательной беременности: не хватало ему ещё повторения истории с Жаклин!

В очередной раз выставив настойчивую жену из своей спальни, Александр понял, что так просто она от него не отстанет. Он хорошо знал характер Жаклин и её твердолобое упрямство, и даже начал подумывать о том, что всё может сложиться именно так, как она хочет… когда-нибудь. Пока же он не мог даже просто смотреть на жену: слишком свежи были воспоминания о её вероломстве.

Всё чаще он думал о том, что их с Адель ребёнок, должно быть, уже родился. Мальчик это или девочка? Он очень хотел узнать, кого произвела на свет его возлюбленная.

Князь Михаил Вяземский, верный своему обещанию, прислал Александру письмо, в котором сообщил, что Адель родила дочь, которую назвала Софьей. Получив эту новость, Александр одновременно обрадовался и снова ощутил, насколько ему мучительно не хватает Адель. Там, где-то очень далеко, она подарила ему дочь, которая носит чужое имя и никогда не узнает своего родного отца… Эти мысли буквально убивали его, вызывая отчаянную злость от осознания собственной беспомощности. Он женат, Адель замужем, и им никогда не быть вместе. Никогда… как смириться с этим?

На следующий день, проведя ночь за бутылкой виски и так и не найдя ответа на этот вопрос, Александр объявил жене, что через неделю они уезжают в Шотландию. Он стремился уединиться в старинном графском замке, среди суровых гор и вересковых лугов, словно древние стены могли спрятать его от внешнего мира и залечить боль от разлуки с любимой женщиной и ребёнком, которого ему не суждено признать своим.

Что ж, он отдаст всю свою нерастраченную любовь Катрин — своему маленькому голубоглазому ангелу. Она — самое дорогое, что у него есть, кроме матушки и сестёр, и ей, своей любимой дочери, он посвятит всего себя без остатка.


========== Превратности любви ==========


Горы Шотландии встретили семейство графа Хантли ветреной погодой, которая была частой гостьей в этих местах. Старинный замок, недавно переживший капитальный ремонт, выглядел величественно и респектабельно.

Первое, что сделал Александр по приезде — обошёл замок и прилегающие к нему постройки и всё внимательно изучил, отмечая новые изменения. Он уже приезжал в поместье, сразу после заключения сделки с предыдущим хозяином, и тогда замок находился в жалком виде. Теперь же, с новой черепицей, сверкающими новизной оконными рамами и дверями, после полной реставрации внутренней отделки и смены меблировки, старинный замок шотландских лэрдов вполне годился для проживания.

Двор, конюшни, амбары — всё было тщательно вычищено от сорняков и мусора, выкрашено и выглядело добротно и ухоженно. Старый парк, раньше полностью заросший молодой порослью и травой, превратился в райский уголок с многоярусными клумбами, подстриженным изумрудным газоном и аккуратно обрезанными деревьями. Даже старый, позеленевший фонтан новый управляющий умудрился воскресить, и теперь мраморные ангелочки и дельфины радостно выпускали вверх струи чистой, прохладной воды, сверкающие под солнцем.

Заглянув в каждый уголок имения, Александр остался очень доволен той работой, которую без него провел управляющий. Он с удовольствием предвкушал долгие годы спокойной, размеренной деревенской жизни в стенах этого обширного имения, полные простых семейных радостей и долгожданного покоя. Здесь будет подрастать его малютка-дочь, постепенно превращаясь из ребёнка в красивую девушку, а он — наблюдать за её взрослением с ревностной отцовской любовью и нежностью.

До рождения Катрин Александр даже не представлял, что такое отцовская любовь. Подумать только, не так давно он был таким глупцом, что не хотел иметь детей! Теперь же это маленькое существо занимало почти все его мысли: он не мог начать свой день, не зайдя предварительно в детскую, чтобы взглянуть на дочку, вечерами наблюдал, как она засыпает на руках кормилицы, сам обожал носить её на руках и вглядываться в прелестное личико, отыскивая сходные с собою черты.

Правда, дочь Александра больше походила на свою мать — у неё были светло-голубые прозрачные, словно лёд, глаза, и смолянисто-чёрные кудри Жаклин, но из-за этого отец, конечно, не любил её меньше. И всё же, как сказала его матушка, впервые увидев внучку, Катрин пошла в мать: у Александра волосы были тоже тёмными, но не настолько, как у его жены, и знаменитый сапфировый оттенок глаз рода Бутурлиных девочка тоже не унаследовала. Более или менее успокоилась графиня лишь тогда, когда через какое-то время разглядела, что губки и носик у малютки точно повторяли её собственные. Видимо, в душе Мария Александровна сомневалась в отцовстве своего сына.

Сам Александр не сомневался в этом — если бы у Жаклин был кто-то ещё, кроме него, он непременно узнал бы об этом и сразу разорвал отношения, несмотря ни на что. Жаклин всегда знала это, и не стала бы так рисковать, да и та неделя, когда она жила у него в доме в Лондоне, действительно прошла в очень бурных и безрассудных плотских утехах. Он сам допустил тогда неосторожность, а Жаклин воспользовалась этим — невольно или с умыслом.

Материнский инстинкт у молодой графини всё же проявился, и теперь она больше занималась своей дочерью, но до конца так и не осознавала, что это её ребёнок. Она скрывала свои истинные чувства от мужа и свекрови — при них она была самой лучшей, любящей молодой матерью на свете, но на самом деле её мысли занимал лишь Александр и его непробиваемое безразличие к ней. Она отчаянно искала выход из ситуации, пыталась найти подход к нему, но граф был с нею вежлив, и не более. О, если бы можно было прочесть его мысли!

Каждый вечер, наблюдая за спящей дочкой, Александр думал об одном: в далёкой Италии сейчас точно так же засыпает ещё один маленький ангел — Софи… его дочь, ребёнок от его прекрасной, нежной возлюбленной. Какая она, эта малышка? Похожа ли на него или унаследовала прелесть своей красавицы-матери?

Наблюдая за мучительными схватками Жаклин, Александр не мог не думать, что и Адель вскоре предстоит пережить те же муки, чтобы произвести на свет их ребёнка. Он очень боялся за неё: Адель ещё такая юная, хрупкая… выдержит ли она? Только бы с ней и ребёнком ничего не случилось! И лишь узнав из письма Михаила, что у них с Адель родилась дочь, и всё обошлось благополучно, он смог избавиться от гнетущей тревоги за любимую.

Чем больше проходило времени, тем мучительнее проявлялась тоска Александра по потерянной любви. Вопреки тому, что время должно лечить любые раны, его боль и не думала утихать. Каждый день он занимал себя делами поместья, изучал хозяйственные книги, объезжал свои владения с управляющим, подписывал счета, и эта занятость помогала ему. Возвращаясь в поместье, он отводил душу, занимаясь дочкой, но потом… неизменно наступала ночь, а вместе с ней возвращалась боль.

Ночами ему часто было не до сна: он сидел в своём кабинете и вспоминал…вспоминал…вспоминал. Именно тогда он начал писать тайные письма Адель, обнажая в них свою истерзанную душу, признаваясь ей в нежной любви, жгучей ревности и муках сожаления. Он надёжно прятал эти письма, но иногда, когда страдания, казалось, достигали апогея, в порыве бессильной ярости сжигал их, чтобы следующей ночью начать писать заново.

Жаклин, которая не могла не замечать, как муж периодически отгораживается от внешнего мира, погружаясь глубоко в себя, стремится к уединению, увлечённо пишет что-то по ночам, вместо того, чтобы прийти к ней в спальню, буквально сходила с ума от беспокойства. Она постоянно тревожилась за крепость своего брака, так как помнила, на каких условиях и по какой причине Александр женился на ней. В моменты, когда он в очередной раз глубоко задумывался, глядя печальными синими глазами сквозь неё, Жаклин ощущала жестокий приступ обжигающей ревности, ибо точно знала: её муж думает о ней… своей русской красавице.

Графиня Хантли ненавидела свою соперницу ещё сильнее, чем прежде, потому что вытеснить княжну из сердца Александра оказалось ей не под силу. Через месяц после свадьбы Жаклин узнала от Ольги, что Аделина вышла замуж за какого-то старика и покинула Россию, поселившись в Италии. Эта новость больно уколола её — вот, значит, по какой ещё причине Александр взял её в жёны. Любимая бросила его ради старого князя, поэтому он и решил поиграть в благородство и признать своего ребёнка, а заодно и наказать Жаклин за предательство своим пренебрежением. Как жестоко и цинично!

Впрочем, Жаклин предпочитала не сокрушаться без толку, а довольствоваться тем, что имела сейчас и попытаться извлечь выгоду из своего положения. Она возлагала большие надежды на переезд в Шотландию, где они с мужем и ребёнком, наконец, поселятся в собственном доме, совьют своё гнёздышко, чаще будут оставаться вдвоём и, кто знает, может у неё получится достучаться, если не до сердца Александра, так хотя бы сыграть на его мужских потребностях. И вот, они здесь, в замке, может быть, Господь сжалится над ней и между ними что-то, наконец, изменится в лучшую сторону?


— Дорогой? — за спиной задумавшегося графа раздался робкий голос жены. — Я уже выбрала комнату, в которой будет располагаться детская. Не хочешь взглянуть?


Александр медленно обернулся и всмотрелся в хорошенькое личико супруги. Её взгляд выражал смесь показной робости и острого желания, словно она была ребёнком, который с восторгом замер у огромного именинного торта, но не смеет тронуть его, пока не получит разрешения взрослых. Но позволения перекраивать рамки их отношений он ей не давал… пока. И Жаклин это прекрасно понимает, потому и смотрит таким молящим взглядом, от которого ему становится не по себе.


— Иду, — коротко ответил он и прошёл мимо жены в сторону замка, проигнорировав её попытку взять его за руку. Гримаса недовольства и разочарования вновь появилась на лице графини, которой ничего не оставалось, как проследовать за супругом.


Александр выбрал себе спальню в противоположном крыле от того, где поселилась жена. Комната была уютной, обставленной новой мебелью, а из окон открывался вид на горное ущелье.

В первый же вечер, после ужина, новый хозяин поместья Хантли поднялся к себе, принял горячую ванну и приготовился ко сну. Прежде, чем лечь в постель, он подошёл к окну и взглянул в чёрное небо, как всегда позволяя своим мыслям отправиться в прошлое.

Здесь, в этом замке он изначально планировал спрятать свою прекрасную пленницу, похитив её у отца и брата. В этих стенах он собирался сделать её своей, даже силой, если понадобится. Сейчас Александру казалось, что эти бредовые идеи принадлежали не ему, а кому-то другому, совершенно незнакомому человеку. Как он мог когда-то допускать мысль, что сможет изнасиловать её?!

Он рассеянно обернулся на большую, широкую кровать из красного дерева, покоившуюся на массивных резных ножках и покрытую белоснежным покрывалом: как чудесно смотрелась бы Адель на этих шёлковых простынях! Закрыв глаза, он ясно представил её себе: обнажённую, раскинувшуюся на постели… её длинные пшеничные локоны разметались по подушкам, молочно-белая кожа, кажется, светится изнутри, а огромные глаза смотрят на него с любовью и нежной страстью. Каким наслаждением было бы снова припасть к её розовым губкам, которые потом станут алыми и припухшими от его поцелуев, ощутить под собой её нежное тело, сжать её в объятиях и покрыть голодными поцелуями каждый дюйм шелковистой кожи!

Эротичная картина, мысленно представшая его глазам, была настолько реальна, что Александр мгновенно почувствовал, как средоточие его мучительного желания твердеет, наливаясь кровью. Несмотря на то, что у него была женщина после того, как он окончательно потерял Адель, Александр так и не смог освободиться от мечтаний о ней — такой соблазнительной, страстной и невинной одновременно. Только её тонкие пальчики доставляли ему неземное наслаждение своими прикосновениями, лишь с её губ слетали такие нежные стоны, которые будили в нём дикий ураган страсти, сметающий на своём пути всё, оставляя лишь безумное желание обладать ею, врываться в юное, податливое тело, наслаждаясь сам и даря наслаждение возлюбленной.

Александр глубоко вздохнул от разочарования, осознав, что он, к сожалению, не волшебник, и не может вернуть любимую, взмахнув волшебной палочкой. А засыпать неудовлетворённым ему не впервой, особенно в последнее время.

Внезапно дверь в его комнату тихо отворилась, пропуская Жаклин, осторожно ступающую со свечой в руке. Она, должно быть, рассчитывала, что муж уже спит, так как, увидев его стоящим у окна, вздрогнула от неожиданности и беспомощно замерла на пороге, едва прикрыв за собой дверь. Её намерения были более чем очевидны — очередная попытка соблазнить его. Все предыдущие ее поползновения оканчивались тем, что Александр без лишних разговоров выставлял жену вон, но сегодня… то ли желание, вызванное мыслями об Адель, настолько сильно охватило его, то ли ему стало жаль Жаклин, но Александр медленно подошёл к жене и дыханием потушил свечу в её руке.

Лицо Жаклин скрыл полумрак в комнате, немного рассеянный мягким лунным светом, падающим из окна. Она тоже не могла разглядеть выражение его лица, но чувствовала, как напряжён Александр: его дыхание потяжелело, а Жаклин хорошо помнила, что это значит, хоть они уже очень долго не делили ложе.

Не произнеся ни слова, она шагнула к мужу и обвила его плечи руками, в темноте находя твёрдые мужские губы и целуя со всей страстью, на которую была способна. На несколько мгновений он замер, словно сомневаясь, нужно ли отвечать на поцелуй или лучше всё-таки оттолкнуть жену и выпроводить вон, но внезапно отпустил свою сдержанность: его руки стиснули её талию так, что хрустнули рёбра, а горячий язык требовательно ворвался в рот, скорее не лаская, а наказывая. Жаклин чуть не задохнулась от счастья, увидев ответную реакцию мужа — ведь она так долго мечтала об этом!

Его руки сжимали её тело, двигаясь быстро, грубо, но Жаклин лишь упивалась этим, с готовностью подчиняясь его желаниям. Она так безумно истосковалась по мужу, что готова была на всё, лишь бы снова быть с ним.

Она медленно целовала его плечи, постепенно спускаясь на мускулистую грудь, обводя шаловливым язычком твёрдые маленькие соски, а тонкие пальчики тем временем опустились по плоскому животу ниже, обхватив его затвердевшее мужское достоинство. Александр слабо выдохнул, когда жена опустилась перед ним на колени, лаская губами и языком налившийся кровью орган.

Он запрокинул голову и закрыл глаза, позволяя Жаклин действовать по своему усмотрению. Что ни говори, а любовницей она всегда была опытной и страстной, ей всегда удавалось доставить ему немало наслаждения, но сейчас он отчётливо ощутил, насколько всё изменилось между ними.

Если раньше, находясь в постели с Жаклин, он не думал ни о чём, кроме физического удовлетворения, то сейчас чётко осознавал, что к нему прикасается не просто женщина, но та, кого он не любит. И не полюбит никогда. И ему вдруг стало мало только телесного удовольствия, он хотел снова испытать тот таинственный трепет в сердце, который ощутил лишь однажды — когда держал в своих объятиях Адель…

Странное дело, когда он изменял жене в Стоун-Хаус, кувыркаясь в постели с деревенскими девками, такие мысли в голову не приходили: он воспринимал их теми, кем они были, и понимал, что, кроме удовлетворения, ему ничего не нужно от них. А теперь, допустив в свою постель законную жену, он вдруг остро осознал, что она абсолютно безразлична ему, что он не только не любит её, но и презирает, как человека.

Да, её подлый поступок до сих пор стоял между ними. Александр вполне мог понять, зачем Жаклин сделала то, что она сделала, но простить — никогда. Невольно вспомнив огромные глаза Адель, переполненные слезами, когда они прощались навсегда, Александр ощутил новый всплеск злости на жену.

Резко прервав её ласки, он схватил удивлённую жену за плечи, поднимая на ноги, и подтолкнул к кровати. Жаклин не успела даже понять, что случилось, как муж опрокинул её на кровать, перевернул на живот и резко вошёл, заставив её охнуть от неожиданности. Он двигался резко, быстро, даже грубо, словно стремился поскорее покончить свыполнением супружеского долга, совершенно не заботясь о том, получит ли она удовольствие. Но Жаклин, которую уже несколько месяцев буквально ломало от неутолённого желания, совсем не возражала против такого обращения. Напротив, её дико возбуждало то, что он ведёт себя, словно её хозяин. Собственно, так оно и есть: он хозяин её сердца, ему принадлежит её тело, мысли, желания.

Не прошло и минуты, как комната Александра наполнилась громкими, страстными стонами его жены и его собственным частым дыханием. Получив удовлетворение, сбросив, наконец, напряжение в теле, Александр, весь покрытый мелкими капельками пота, устало откинулся на подушки. Жаклин, которая ещё не получила свою долю наслаждения, покорно прильнула к нему, ожидая, когда новый страстный порыв снова сплетёт их тела, но муж внезапно твёрдо отстранил её, не давая больше прикасаться к себе.


— Иди в свою комнату, — не глядя на жену, коротко бросил он. — Я устал сегодня и хочу выспаться.


Жаклин мгновенно вспыхнула от злости и разочарования, но спорить не посмела. То, что Александр всё же превратил их брак в настоящий, вопреки тем условиям, который сам же ей поставил в день свадьбы, говорило о многом. Значит, его всё же тянет к ней, он не может долго обходиться без неё, и пусть пока она нужна ему лишь в качестве любовницы — всему своё время. Рано или поздно, она найдёт способ пробиться к его сердцу, Жаклин не сомневалась в этом.

Бесшумно соскользнув с широкой постели, она быстро накинула свой пеньюар, который сегодня оправдал ожидания своей хозяйки, и покорно удалилась, тихо прикрыв массивную дверь. Александр уже забыл о ней: глядя в потолок пустыми глазами, он задавался одним и тем же вопросом, который жестоко мучил его, особенно по ночам — а вдруг брак князя и княгини Оболенских вовсе не фиктивный? Вдруг Адель уже подарила мужу своё тело?

***

Начало сентября в Неаполе мало чем отличалось от лета — та же изнуряющая жара и назойливые мошки, разве что ночи стали немного прохладнее. Днём было решительно невозможно выйти на улицу, ибо солнце нещадно жгло землю, словно адское пламя.

Прислуга старательно и часто поливала водой мраморные плиты, которыми был выложен двор, стараясь прибить пыль и хоть немного смягчить жару, однако, этот способ помогал ровно на десять минут.

Адель изнывала от духоты, спасаясь от неё прохладными ваннами, которые она принимала несколько раз в день. Малышка Софи тоже тяжело переносила жару — она плохо спала и часто капризничала.

Лишь после захода солнца Адель выходила во двор с дочкой на руках, чтобы немного погулять. Владимир Кириллович не так остро реагировал на жару, но глядя на то, как мучается жена и маленькая дочка, он понял, что из Италии им придётся уехать раньше, чем они думали. Следующей весной нужно будет снова переезжать куда-нибудь, где лето не такое изнурительно жаркое. Возможно, на юг Франции.

В одну из особо душных ночей Адель никак не могла уснуть: она ощущала, что ей не хватает воздуха. Она давно уже сбросила с себя ночную сорочку и лежала на постели нагишом, но это мало чем помогало. Проворочавшись с боку на бок до полуночи, Адель не выдержала и встала, натягивая сорочку и длинный халат. Она решила, что спустится к морю и искупается, иначе ей просто не уснуть. Вилла имела свой собственный пляж, огороженный высоким забором от чужих глаз, поэтому вряд ли ей грозит опасность встретить кого-нибудь. Адель дёрнула шнурок звонка, вызывая Таню.

Когда сонная горничная прибежала на зов госпожи, она не сразу поняла, что от неё хотят. А когда осознала, что Адель решила купаться в море ночью, испуганно замахала на неё руками:


— Господь с Вами, барышня! Что это Вы надумали? Ночь на дворе!


— И что же с того? — упрямилась Адель. — Таня, в этой комнате я себя чувствую, как в печке. А вода сейчас такая прохладная! Никто не увидит нас — ты будешь караулить меня с полотенцем, а для охраны можно взять с собой старого Алонсо, чтобы он ждал где-нибудь неподалёку!


— А ну, как барин прознает? — сомневалась Таня. — Да он же с меня шкуру живо спустит за то, что я Вас не отговорила.


— Когда это Владимир Кириллович на тебя хотя бы голос повышал? — усмехнулась Адель последней наивной попытке горничной остановить её. — Да он и мухи не обидит, и ты это прекрасно знаешь, трусиха! Ну же, идём, Таня, не упрямься!


И бедная Таня, сдержанно вздыхая, покорно взяла большое банное полотенце, отправляясь вслед за Адель на ночной пляж.

В ночном небе низко висела огромная луна — абсолютно круглая, желтая, как блин, и яркий лунный свет освещал дорогу почти как днём. Старый Алонсо, сонно промаргиваясь, медленно ковылял позади неугомонной юной синьоры, которой приспичило купаться ночью, когда добрые люди должны мирно спать в своих постелях, но обсуждать приказы хозяев ему и в голову не пришло.

Сбежав вниз по каменным ступенькам, Адель радостно выбежала на пляж, поспешно скинула халат и, оставшись в короткой ночной сорочке, осторожно вошла в море. Вода оказалась чудесной — прохладной, освежающей, она дарила долгожданное облегчение после удушающего пекла.

Море в ночной час было гладким и спокойным, словно зеркало. Лишь еле слышный шёпот прибоя нарушал тишину, да всплеск воды, создаваемый Адель, которая резвилась, как дитя. Она всегда любила море и мечтала жить на побережье, но оказалась неготовой к жаркому лету в Италии.

Владимир Кириллович тоже не спал в эту ночь. Он засиделся за книгой допоздна, а когда лёг в постель, так и не смог уснуть. Выйдя на балкон, он привычно вдохнул солёный, морской воздух и посмотрел в сторону моря, на котором ночное светило оставило широкую лунную дорожку.

Внезапно до его слуха донёсся приглушённый смех, доносящийся со стороны пляжа. Странно, кто мог находиться там ночью? Может, кто-то из слуг? Князю показалось, что голос, который он услышал, был похож на голос Адель. Поскольку спать всё равно он не собирался, Владимир Кириллович решил проверить свою догадку.

Для начала он зашёл в спальню жены, но она оказалась пуста, и он понял, что слух не обманул его — Адель действительно была на пляже. Усмехнувшись её ребячеству, он направился к морю, чтобы лично пожурить её за беспечность.

Бесшумно спустившись по ступенькам, ведущим к морю, князь наткнулся на задремавшего Алонсо, который прикорнул у перевёрнутых лодок, прислонившись к ним спиной. Услышав шаги, старый слуга проснулся, но подать голос не успел, поскольку узнал хозяина, а князь жестом велел ему молчать. Старик-неаполитанец лишь понимающе улыбнулся, снова закрывая глаза и возвращаясь на прежнее место. Видимо, он подумал, что князь решил присоединиться к молодой жене. Что ж, вполне обычное дело для мужа и жены…

Дойдя до ближайшей пальмы, князь спрятался за толстым стволом: он не хотел напугать ни Адель, которая продолжала резвиться в море, ни Таню, стоящую на берегу с полотенцем в руках и преданно ожидавшую свою госпожу. Он собирался подождать, пока жена выйдет из воды, а уж потом выйти из своего укрытия и попенять ей за опрометчивое поведение, ведь пляж, даже огороженный, был опасным местом для ночных прогулок. Мало ли кто может причалить к берегу ночью?

Адель продолжала плавать и плескаться в воде, периодически специально обрызгивая свою горничную, словно шаловливое дитя. Её чистый, кристальный смех был хорошо слышен в прозрачном ночном воздухе, и звенел, как хрустальный колокольчик. Слушая его, словно нежную музыку, князь почувствовал, как его желание журить жену тает, словно мороженое, которое сегодня за обедом превратилось в сладкое молоко буквально за пять минут.

Лунный свет не мешал ему отчётливо видеть её, к тому же, стоял он совсем недалеко. Через пять минут он услышал голос Тани:


— Ну, полно, барышня, выходите уже, а не то дома хватятся, да и барин проснуться могут. А ну, как его сиятельство не найдёт Вас в спальне?


При упоминании имени мужа, Адель внезапно застыла. Она так радовалась сейчас, словно снова стала маленькой девочкой, а Таня так жестоко спустила её с небес на землю. Увы, она уже не ребёнок, она — жена и мать, и детство давно осталось позади. Пора возвращаться к реальности…

Вздохнув, Адель медленно вышла на берег и принялась отжимать свои длинные волосы, потяжелевшие от воды. Таня расправила полотенце, готовясь укутать молодую княгиню.

Владимир Кириллович внезапно застыл, словно прирос к месту, стоило жене выйти из моря. Мокрая сорочка, ставшая прозрачной от воды, едва доходила ей до колен, и бесстыдно прилипла к телу, позволяя видеть все прелести Адель. Её высокая, упругая грудь с остро торчащими сосками, тоненькая талия, плоский живот, словно она и не родила ребёнка, плавный, соблазнительный изгиб бёдер, длинные стройные ноги, округлые лодыжки — она была идеальна во всём, настолько идеальна, что у её немолодого супруга, повидавшего немало красавиц на своём веку, невольно перехватило дыхание.

С того самого дня, когда он произнёс в церкви «да» и назвал её своей женой перед Богом и людьми, Владимир Кириллович ни разу не посмотрел на неё, как на женщину. Для него она была всё ещё ребёнком, хотя и носила под сердцем дитя. Может, дело было в том, что Адель была дочерью его лучшего друга, он помнил её совсем малышкой, и относился соответственно — как к дочери. Он прекрасно понимал, для чего женится на ней и осознавал все последствия своего поступка, но сейчас…

Сейчас он впервые увидел в ней женщину — прекрасную и соблазнительную, словно Афродита, вышедшая на берег из морской пены, чтобы стать богиней любви для смертных.

Князя ошеломила собственная реакция — увидев полуобнажённую жену, он внезапно почувствовал, как в нём пробуждаются давно позабытые ощущения. Он, став вдовцом больше пятнадцати лет назад, похоронил своё сердце и все страстные желания в одной могиле со своей любимой Аннушкой, и наивно полагал, что воскреснуть им не суждено.

У него почти не было женщин с тех пор, ну разве что несколько крепостных девок, да и то, очень редко и после обильных алкогольных возлияний, после чего его жестоко мучила совесть за измену жене, хоть и ныне покойной. Напрасно друзья и родственники убеждали князя, что он обязан жениться снова, ведь он был последним мужчиной в своём роду и обязан оставить после себя наследника. Нет, он не хотел никого видеть подле себя, кроме той, которая уже никогда не придёт и не обнимет его. Аннушка была для него всем миром, он не представлял, как променяет её на другую.

Естественные для мужчины желания и порывы он постепенно загнал глубоко внутрь себя, подчинив тело воле разума, и с годами ему стало легче. Именно поэтому он сейчас был просто ошеломлён тем, какой отклик вызвал в нём вид обнажённой молодой жены. Тело князя, которому, видимо, было наплевать на возраст своего обладателя, отреагировало неожиданно бурно, настолько, что ему пришлось срочно ретироваться, пока Адель не заметила, что за ней наблюдают исподтишка. Если она застанет мужа за таким занятием, он до конца жизни не сможет спокойно взглянуть ей в глаза со стыда!

Слава Богу, ему удалось исчезнуть никем не замеченным. Владимир Кириллович торопливо поднялся по ступенькам и, быстрыми шагами пройдя через спящий двор, вошёл в дом и сразу направился к себе. Его дыхание всё ещё было неровным: то ли от быстрого шага, то ли от волнения, которое охватило всё его существо.

Он чувствовал себя ужасно, словно сделал что-то до жути постыдное. Как он мог так бесстыдно смотреть на неё? Она ещё совсем дитя, юная, нежная, наивная, он должен защищать её и заботиться, но никак не… Он всё ещё не осмеливался даже мысленно озвучить самому себе, что Адель вызвала в нём желание… Острое, страстное желание, совсем как в годы бурной молодости. Подобные чувства он испытывал только к своей первой жене — единственной женщине, которую искренне любил.

Что же с ним произошло, во имя Господа? Неужели и его не минуло то, что люди со злой иронией называют «седина в бороду, бес в ребро»?! Как он может пылать такой необузданной страстью к этой девочке, которая годится ему в дочери?!

Коварный, тихий голос разума тут же не преминул отозваться вкрадчивым шёпотом: но она ведь его жена, не так ли? У него есть все права на неё!

Не успел князь осознать, что за мысли приходят в его голову, как внезапно опомнился и в отчаянии схватился за голову, словно стараясь запереть эти крамольные мысли обратно, в подсознание. Нет, он не должен так думать о ней, не должен испытывать к ней такие чувства! Это неправильно, ведь у них фиктивный брак!

С балкона Владимиру Кирилловичу было хорошо видно, как Адель возвращается в дом, тихо переговариваясь с Таней и радуясь своей тайной ночной вылазке, как ребёнок. Он с грустью смотрел на неё, мучаясь от разлада в душе. Остаток ночи князь провёл в глубоких раздумьях, растерянный, сбитый с толку внезапно вспыхнувшими чувствами, даже думать о которых он давно забыл.


========== Неожиданность - это не всегда плохо ==========


Княгиня Оболенская стояла у зеркала в своей спальне и, рассеянно глядя на собственное отражение, медленно снимала с себя драгоценности: бриллиантовые серьги гулко звякнули о мраморную крышку туалетного столика, за ними последовало мерцающее в свете горящих свечей колье, а после — изящные браслеты. Затем княгиня присела на мягкий пуф и позволила Тане разобрать её причёску и расчесать длинные волосы. Пока горничная ловко вытаскивала шпильки и заколки из высокой причёски своей госпожи, Адель глубоко задумалась.

Они с мужем только что вернулись из театра, но сам спектакль совершенно не заинтересовал Адель, хотя римская труппа играла превосходно. Сидя в губернаторской ложе, куда они получили приглашение с Владимиром Кирилловичем, молодая княгиня лишь делала вид, что увлечена происходящим на сцене, на самом деле, ничего не видя и не слыша. Она напряжённо размышляла.

Вот уже две недели, как её не покидало навязчивое ощущение, что с её мужем что-то происходит. Он стал немного отстранённым, меньше говорил с нею, предпочитая её компанию книгам, хотя совсем недавно проводил с нею и Софи большую часть дня. Теперь же князь часто куда-то уезжал днём, объясняя это тем, что его пригласил на аудиенцию губернатор или ссылаясь на другие дела.

Поначалу Адель не обратила внимания на эти отлучки, но постепенно она почувствовала какое-то странное напряжение в общении с мужем. Она начала присматриваться к нему и ясно увидела, что с Владимиром Кирилловичем точно что-то не так. Никогда не имевший раньше проблем с подбором предмета для беседы, теперь князь большей частью рассеянно отмалчивался, если супруги и говорили о чём-то за столом, то эти разговоры быстро замирали и касались каких-нибудь банальных тем, вроде погоды, хозяйственных вопросов или планов на ближайшие выходные.

Адель строила самые разные предположения на счёт того, что могло послужить причиной такой внезапной перемены в поведении мужа. Может, он получил какие-нибудь дурные известия из Петербурга? Вдруг, с её отцом или Мишелем что-то произошло? Впрочем, эту версию Адель вскоре отвергла, немного поразмыслив: случись что-то плохое с её близкими, Владимир Кириллович ни за что не стал бы это скрывать от неё.

Что же происходит с ним, в таком случае? Может быть, он плохо себя чувствует? Эта беспокойная мысль прочно засела в голове Адель, но спросить князя напрямик она не осмеливалась, опасаясь обидеть его намёком на возраст. Но выносить неизвестность ей становилось с каждым днём всё тяжелее. Эта загадка мучила её неизвестностью, заставляя тревожиться всё сильнее.

В театре она украдкой наблюдала за мужем боковым зрением. Поначалу Адель не заметила ничего особенного: Владимир Кириллович тихо перебрасывался фразами с губернатором, давая ей возможность спокойно посмотреть спектакль, но потом… она внезапно заметила, что князь тоже не глядит на сцену. Вместо этого он внимательно наблюдает за ней, когда думает, что она не замечает этого. Поймав его взгляд, она внезапно поняла… и прозрение обрушилось на неё, словно снежная лавина, заставив ладони похолодеть, а тело покрыться дрожью, несмотря на то, что в театре было довольно душно.

Прежде муж никогда не смотрел на неё так… она даже не сразу смогла подобрать точное определение этому взгляду. Думая, что жена полностью поглощена спектаклем, Владимир Кириллович бросил на неё пылкий влюблённый взгляд, любуясь её красотой и безупречной, горделивой осанкой. В полумраке театральной ложи её точёный профиль был похож на старинный портрет, вырезанный на камее. В своём тёмно-синем вечернем платье из мягко переливающейся тафты, с золотистыми волосами, собранными в высокую причёску, напоминающую корону, со сверкающими в ушах и на тонкой шейке бриллиантами, она казалась ему сказочной феей, настолько прекрасен был её облик. Гордясь тем, как восхищённо любуются ею присутствующие мужчины, он, вместе с тем, ощутил и приступ мучительной ревности.

В Неаполе было полным-полно молодых, привлекательных итальянских аристократов, каждый из которых был бы счастлив приударить за прекрасной русской княгиней, особенно зная, что её муж уже далеко не молод. Слишком часто князь ловил на себе недоумевающие взгляды местной знати, когда выходил в свет вместе с молодой женой. Нетрудно было догадаться, о чём они думали и что говорили за его спиной: как же повезло этому старикашке обладать такой красавицей!

О, если бы эти любопытные итальянцы только знали, как безнадёжно он сам мечтает обладать ею! Своей законной женой…

Но, увы, Адель так же далека от него, как и луна в ночном неапольском небе: он не смеет и намекнуть ей, что сходит с ума от страсти и желания с тех пор, как ему случайно открылась её волнующая красота. С той самой ночи на пляже, князь не находил себе места, изо всех сил пытаясь вернуть своё прежнее отношение к жене, но уже на другое утро, за завтраком, понял, что это уже невозможно. В его слишком долго пустующее сердце ураганом ворвались любовь и страсть, и что ему теперь делать со всем этим, князь не знал.

Адель пребывала в то утро в прекрасном расположении духа: она отлично выспалась после ночной вылазки на пляж, и с аппетитом поглощала завтрак, радостно щебеча, словно маленькая канарейка. Наблюдая, как её большие тёмные глаза сверкают воодушевлением, как звенит её нежный голосок, словно журчание ручейка, он понял, что пропал, окончательно и бесповоротно. Привычные прежде жесты юной супруги, которые он наблюдал каждый день, теперь казались ему до умопомрачения чарующими и эротичными: её обворожительная улыбка, нежный смех… даже то, как она неторопливо отправляет в рот крупную, сочную клубнику, макнув её в сливки, а затем слегка облизывает свои пухлые губки маленьким розовым язычком, приводило князя в какой-то лихорадочный трепет, от которого его сердце болезненно сжималось и билось чаще обычного, а кровь начинала бешено пульсировать в висках, отдаваясь ноющим напряжением в паху.

Эта реакция жутко смутила его, но сильнее всего он боялся, что Адель заметит, с какой безнадёжной страстью он на неё смотрит. Если она обо всём догадается, их тёплым, доверительным отношениям придёт конец. Князь слишком хорошо представлял себе, как она смутится и испугается: ведь Адель воспринимает его не как мужа, а скорее, как второго отца, ну, или дядю. Для неё эта неожиданная страсть станет чем-то ужасным и диким, и юная супруга станет избегать своего немолодого мужа, тем самым разбив его сердце окончательно. Князь с тоской ощущал себя в тупике, из которого нет выхода. Он попытался обмануть судьбу, женившись на ней ради того, чтобы спасти её доброе имя, а заодно приобрести семью на склоне лет, но судьба оказалась хитрее. Он не предусмотрел прелести и очарования своей фиктивной жены, и слишком рано похоронил своё сердце, решив, что время любви для него прошло.

Осознав, какие желания она в нём вызывает, Адель ужаснулась. Владимир Кириллович оказался прав: сердечко её сразу же взволнованно застучало, она почувствовала себя мучительно неловко, словно совершила какой-то дурной поступок. До сих пор она была совершенно уверена в том, что их семейная жизнь с мужем не выйдет за рамки тех договорённостей, которые они заключили перед свадьбой. Она даже в страшном сне не предполагала, что муж может изменить своё отношение к ней и захотеть превратить их брак в настоящий! Она всей кожей чувствовала его горящий взгляд: князь глядел на неё так, будто вот-вот схватит за руку и потащит домой, прямо на супружеское ложе, где и осуществит свои законные права на неё.

Адель решительно не представляла, что ей делать в сложившейся ситуации. От неожиданности она полностью растерялась. С неосознанным эгоизмом, свойственным молодости, она никак не могла понять и принять, что у ровесников её отца всё ещё могут возникать страстные желания и физическое влечение. Конечно, будучи восемнадцатилетней девушкой, она считала своего мужа старым, ну, во всяком случае, старым для того, чтобы желать её. При одной мысли, что он может потребовать от неё исполнения супружеского долга, Адель чувствовала, как у неё подкашиваются ноги от страха и отчаянного стыда. Отдаться князю было для неё равносильно тому, что отдаться близкому родственнику. Для неё это стало бы чем-то до крайности постыдным, пугающим, почти что кровосмешением! Неужели Владимир Кириллович не понимает этого?!

Но… и как же ей теперь общаться с мужем? Как объяснить ему, что она чувствует, и не обидеть при этом? Увы, Адель не знала ответов на эти вопросы и ощущала себя всё в том же тупике, что и её несчастный супруг.

С того вечера в театре князь и княгиня Оболенские вынужденно сократили своё общение до необходимого минимума. Владимир Кириллович, будучи проницательным от природы, сразу заметил, как жена смущённо заливается краской, стоит ему войти в комнату, как она отчаянно старается казаться непринуждённой, но полуопущенные глаза и дрожащие ресницы выдают её с головой. Видимо, он, всё же, оказался никудышным актёром, и Адель догадалась о буре, что бушевала в его сердце. Странные вещи порою творит любовь: она явилась к нему снова, в тот момент, когда он совсем не ждал её появления, когда искренне считал, что любить и желать женщину ему уже не пристало в силу возраста. Но жизнь, словно издеваясь, поставила перед ним новое испытание на прочность.

Он должен всеми силами сдерживать в себе страстные порывы, и не только потому, что они договорились о фиктивном браке. Самым главным было то, что ему прекрасно известно, что юное сердечко его жены занято другим. Она всё ещё любит Александра Бутурлина, и его крестник отвечает ей взаимностью. Владимир Кириллович обожал малютку Софи, но как же он смертельно боялся, что когда-нибудь она узнает, кто её настоящий отец!

Ревность, жестокая и ранящая, своими острыми когтями вцепилась в сердце князя Оболенского, лишний раз напоминая, что даже ревновать он не имеет права, как и надеяться на взаимность Адель.

***

Жизнь Александра Бутурлина продолжала идти своим чередом: он растил дочь в сердце шотландских гор и отдавал много сил для того, чтобы сделать своё имение прибыльным. Объездив всю Шотландию и посмотрев, как ведут дела другие землевладельцы, он вложил немалые средства в овчарню, планируя заниматься производством и сбытом шерсти. Шотландская шерсть высоко ценилась во всей Европе, и потому граф приобрёл ещё и собственную крепкую баржу, на которой можно было вывозить шерсть за границу и продавать по более выгодной цене, чем скупали лондонские шерстопрядильные фабрики.

Это новое дело стало для Александра долгожданной отдушиной от слишком затянувшихся страданий: он не любил долго сидеть без дела, а потому с энтузиазмом погрузился в работу. Теперь ему часто приходилось уезжать из поместья по делам, оставляя маленькую дочь на попечение жены, и это всегда становилось поводом для тревоги.

Отношения между супругами стали чуть менее напряжёнными, чем были до того момента, когда Александр всё же превратил их брак из фиктивного в настоящий. Но, заняв своё законное место в супружеской постели, дальше Жаклин не продвинулась ни на йоту. Да, они делили ложе, пусть и не так часто, как того хотела графиня, но в остальном общались, как соседи. Их интересы объединяла лишь дочь, а Жаклин мечтала о том, чтобы говорить с мужем, как раньше, когда они подолгу беседовали после того, как размыкали страстные объятия.

Но, увы, граф выставлял жену из своей спальни сразу же после того, как удовлетворял свои потребности, да к тому же, старался сделать всё, чтобы она не забеременела вновь. Жаклин и сама не жаждала снова иметь детей, но такое явное нежелание Александра заводить с ней второго ребёнка, унижало её достоинство. Впрочем, рано или поздно, но Александр придёт к тому, что ему необходимо обзавестись сыном, наследником его рода и фамилии, и тогда ей придётся снова родить. Но это будет потом…а пока её вполне устраивало то, что муж снова занимается с ней любовью, почти как раньше. Правда, почти не целует в губы… но это ведь мелочи, правда?

Сам Александр до сих пор испытывал к жене не самые тёплые чувства. Живя с ней под одной крышей, он лучше узнал Жаклин, и понял, что горестно ошибся, когда решил жениться на ней.

Он и раньше знал, что она не так проста, как кажется на первый взгляд, и теперь окончательно утвердился в своём мнении. Её многолетняя актёрская привычка постоянно притворяться, играть роль, проявлялась буквально во всём. Жаклин оказалась довольно поверхностной, ничем не интересующейся, до крайности эгоистичной натурой, она думала, прежде всего, о своём собственном благополучии. Даже дочь мало занимала её мысли, и графиня преспокойно перепоручила малышку нянькам.

Её неизменно раздражал детский плач, капризы, необходимость постоянно следить за девочкой, привычка Катрин тянуть в рот всё, что попадало в пределы досягаемости её маленьких ручек, а также мертвая хватка её цепких пальчиков, которыми дочка вцеплялась в волосы матери, словно дикий индеец, пытающийся снять скальп с бледнолицего. Именно поэтому Жаклин нечасто брала дочь на руки — в основном, лишь в присутствии мужа.

Обмануть Александра своими наигранными приступами материнской любви у неё, разумеется, не получилось: он очень быстро раскусил её бездарное притворство и разочаровался в ней и как в матери. Господи, о чём он думал, когда женился на ней?! Ведь мог же просто признать ребёнка и заплатить ей, чтобы она исчезла из его жизни, как и собирался с самого начала! Такая мать, как Жаклин, ничего не сможет дать его дочери, а значит, без неё малышка абсолютно не страдала бы.

Лишь как любовница графиня не имела себе равных: она старалась, как могла, вытворяя в постели такие вещи, о которых многие благородные леди и понятия не имеют. Она была неутомима и готова предаваться любви ночи напролёт, однако муж быстро остужал её пыл, терпя присутствие супруги в своей постели от силы час или два.

Каждый раз отправляясь к себе, так и не удовлетворив свою ненасытную чувственность, Жаклин буквально пылала обидой и злостью на весь мир: на мужа, на свою незавидную судьбу, но главное, на ту, что до сих пор заполняла собой все мысли Александра, а он и не пытался особо этого скрывать. Чёрная злоба отравляла душу графини Хантли всё сильнее, она копилась и крепла, периодически выплёскиваясь неожиданными приступами гнева на безвинных служанок, стоило графу снова покинуть замок.

Неизвестно, во что бы вылилось напряжение между графской четой Хантли, если бы судьба не сделала очередной неожиданный поворот, снова ставя их жизнь с ног на голову. А началось всё с очередной поездки в Лондон…


Погрузившись в дела, Александр совсем не заметил, как его малышке Катрин исполнился год. Матушка давно молила его в письмах о приезде в Стоун-Хаус, так как безумно соскучилась по внучке. Подвернувшееся в столице дело удачно решило этот вопрос: Александр отправился в гости к матушке и сестре, захватив с собой семью.

Был конец апреля, когда они прибыли в Стоун-Хаус, к огромной радости Марии Александровны, которая тут же набросилась с поцелуями на любимую внучку. Однако, графиня просила сына приехать ещё по одной важной причине — он должен был помочь ей с Ольгой.

Глядя на сестру, с которой не виделся полгода, Александр был поражён. Ольга выглядела бледной и осунувшейся, была молчалива, совсем не улыбалась, в то время, как он помнил её совершенно другой: живой, яркой, весёлой, смеющейся девушкой. Нетрудно было догадаться, кто явился причиной отсутствия аппетита и болезненной худобы его сестры — князь Михаил Вяземский.

Он по-прежнему писал Ольге, а она отвечала на его письма, но никаких решительных шагов к сближению Мишель не предпринимал. А в последние месяцы и вовсе стал мягко советовать Ольге найти для себя подходящую пару, а не тратить время на него. Князь теперь служил при дворе, он получил должность личного адъютанта самого цесаревича Александра Николаевича, а потому не мог сделать предложение девушке из семьи бывшего декабриста.

Получив письмо, в котором Мишель честно изложил ей всю ситуацию, Ольга совсем потеряла сон и покой. Он писал, что любит её, но вместе быть им не суждено… это звучало, как приговор. А тут ещё маменька настаивала, чтобы её дочь посещала балы и пикники, где ей приходилось через силу улыбаться назойливым поклонникам, которые в действительности не говорили ни одного слова правды и даже в подмётки не годились её Мишелю.

Словом, Ольга по уши увязла в своей любви, которая приносила ей одни страдания и не имела никаких шансов на то, чтобы завершиться браком. Мария Александровна очень рассчитывала, что Александр поговорит с сестрой и поможет ей. Любящей матери было невыносимо наблюдать, как Оленька губит свою красоту и молодость, любя человека, который никогда не женится на ней. А что будет, когда она узнает, что Михаил женился на какой-нибудь русской княжне или графине? Графиня всерьёз опасалась за душевное равновесие младшей дочери.

Александр попробовал было поговорить с сестрой, убедить её забыть о Мишеле и найти достойного жениха, однако сразу же наткнулся на резкое непонимание и уйму возражений. Оля и думать не хотела ни о ком другом, кроме Мишеля. Да ещё и пригрозила, что уйдёт в монастырь, если мать и брат станут настаивать на её замужестве с кем-то ещё.

Все резонные аргументы, приведённые Александром, она решительно отвергла: Ольгу не обошло знаменитое бутурлинское упрямство. Она довольно быстро вспылила, и, не задумываясь, выпалила брату:


— Значит, ты хочешь, чтобы я вышла замуж за нелюбимого и уподобилась тебе?


Александр поперхнулся от такого выпада, однако тут же нашёлся с ответом.


— Но почему же сразу за нелюбимого? — мягко спросил он. — Ты ведь можешь выбрать молодого, привлекательного джентльмена, который будет приятен тебе, а чувства иногда приходят уже в браке.


— Жаклин тоже привлекательна, даже более чем, но что-то я не наблюдаю счастья в твоих глазах, дорогой брат! — едко парировала Ольга, словно опытный дуэлянт. — Что же у тебя самого до сих пор так и не проснулись чувства в законном браке?


— Я и Жаклин — совсем другое дело, и ты это прекрасно знаешь, — болезненно поморщился Александр. — Я женился не по любви, а лишь ради ребёнка. Но ты можешь сделать более осмысленный выбор и отдать свою руку действительно достойному человеку.


— Я люблю Мишеля и буду ждать его столько, сколько понадобится, — упрямо повторила Ольга, — уж лучше ждать любимого человека всю жизнь, чем каждую ночь ложиться в постель с тем, кто тебе безразличен.


Это был удар ниже пояса, но Ольга сейчас была слишком расстроена, чтобы считаться с чувствами брата. В конце концов, он сам виноват: нечего было донимать её бессмысленными уговорами, ей сполна хватает нотаций маменьки!


Итак, любовь Ольги и Михаила имела все шансы так и остаться лишь сладостными воспоминаниями, если бы сама судьба не смилостивилась над ними обоими. Впоследствии, вспоминая эти события, Александр пришёл к выводу, что чудеса всё-таки случаются.

Наследник российского престола решил отправиться в большое турне по Европе. Собственно, он был отправлен туда самим императором для того, чтобы подыскать себе подходящую невесту. Объездив много стран и пообщавшись с дюжиной принцесс, цесаревич сделал для себя кое-какие выводы, о чём не преминул сообщить нервно ожидающим вестей родителям.

Визит в Англию наследник приберёг напоследок, после чего должен был вернуться домой. Разумеется, великого князя сопровождала внушительная свита, в число которой вошёл и его личный адъютант — князь Михаил Вяземский.

Получив эту высокую должность, Мишель поначалу очень волновался: цесаревич показался ему высокомерным и не совсем приятным человеком, однако, при более близком знакомстве, оказался намного проще, чем на первый взгляд. Наследник очень быстро подружился с новым адъютантом, который вскоре стал поверенным всех его тайн.

Александр Николаевич оказался очень искренним, ценящим дружбу человеком, его весёлый нрав и некоторая бесшабашность, свойственная молодости, стремление к независимости и упрямство, подкупающая непосредственность и доброта не могли не расположить к нему тех людей, кого он подпускал к себе достаточно близко. И Мишель как раз и являлся таким человеком.

Цесаревич поселился в лондонской королевской резиденции, где много времени проводил с молодой королевой Викторией, которая сразу же очаровала его. Впрочем, это чувство было в полной мере взаимно: королева была в восторге от очаровательного, весёлого и остроумного великого князя. Эти двое могли беседовать несколько часов кряду и совершенно не устать друг от друга.

Мишель же, пока довольный великий князь наслаждался обществом юной королевы Британии, изнывал от чувства вины днём и ночью: он постоянно думал об Ольге и мучился сомнениями. Он никак не мог решиться навестить её, опасаясь, что после этого визита им обоим станет ещё тяжелее. Цесаревич скоро заметил потухшие глаза своего адъютанта и тут же потребовал от него назвать причину столь бездонного горя. Мишель какое-то время отнекивался, но потом вынужден был признаться наследнику во всём, даже в том, что Ольга — дочь бывшего декабриста.

Александр Николаевич, сам будучи романтичной натурой, немедленно принялся убеждать друга в том, что ему непременно нужно повидать предмет своей страсти, но Мишель всё колебался. И тогда цесаревич решил пойти на хитрость. Неожиданно меняя тему разговора, он заявил, что решил совершить прогулку по городу, причём, инкогнито, то есть, без сопровождения охраны.

Князь Вяземский, который тут же забыл о собственных бедах, принялся настойчиво отговаривать его, но наследник был упрям: он сменит свой мундир на простой прогулочный костюм и непременно направится в город — с Мишелем или без него. В итоге, как бы ни был против князь, ему пришлось смириться с очередной причудой цесаревича.

Итак, сменив мундиры на неприметную штатскую одежду, Александр Николаевич и Михаил направились в Лондон. И, пока цесаревич с любопытством разглядывал лондонские улицы, Михаил встревоженно озирался по сторонам, опасаясь каких-нибудь непредвиденных ситуаций. Голос разума буквально кричал князю, что отправиться в город вот так, без сопровождения, было чистым безумием, и, случись что-то, он будет отвечать своей головой, однако, переубедить упрямого наследника было ему не под силу. Поэтому Михаил лихорадочно бормотал про себя все известные ему молитвы, умоляя милосердного Господа избавить их от неприятностей.

Цесаревич попросил Мишеля показать дом, в котором живёт та самая девушка, о которой вздыхал его адъютант, и узнав, что её сейчас нет в Лондоне, очень расстроился. Раз его задумка устроить встречу влюблённым не удалась, Александр Николаевич изъявил желание прогуляться в Ридженс-парке, о котором слышал множество восторженных отзывов. Ему не терпелось проверить, сможет ли знаменитый лондонский парк сравниться с Петергофом и Царским селом.

Почти у входа в парк Михаил вдруг остановился, изумлённо глядя перед собой: им навстречу шёл не кто иной, как Александр Бутурлин. Алекс тоже удивился, заметив Мишеля, да ещё в штатском, и в компании какого-то незнакомца. Однако, приглядевшись внимательнее и вспомнив, какую должность друг занимает при дворе, граф понял, рядом с Мишелем стоит сам наследник русского престола.

Когда-то давно он уже встречался с цесаревичем в Петербурге, хотя тот и был младше Александра на восемь лет, но узнать его не составляло труда — слишком сильно он напоминал своего царственного отца, да и держался неосознанно величественно, по-придворному, что сразу же бросилось в глаза наблюдательному Бутурлину.


— Добрый день, Мишель! — негромко поздоровался Бутурлин, учтиво поклонившись, и внимательно взглянул на цесаревича, снова склоняя голову в знак приветствия. — Неожиданная встреча!


— Добрый день, Алекс, — растерянно пробормотал князь, с лихорадочной быстротой раздумывая, как представить цесаревича, дабы не вызвать подозрений.


Александр Николаевич уже сам собирался назваться первым пришедшим в голову именем и титулом, однако граф Бутурлин вдруг лукаво улыбнулся и едва заметно покачал головой.


— Не трудись придумывать что-то, Мишель, — тихо сказал он и снова перевёл взгляд на цесаревича. — Здравствуйте, ваше высочество!


— Мы знакомы? — от неожиданности наследник и не подумал опровергать догадку незнакомца, которого прежде никогда не видел.


— Если так можно выразиться, — ответил Алекс. — Мы встречались в Петербурге, очень давно, Вам в ту пору было лет восемь или девять. Граф Александр Бутурлин, — отрекомендовал он себя, снова склонив голову.


— Бутурлин? — изумился цесаревич, вскидывая глаза на своего смертельно бледного от волнения адъютанта. — Так… мадемуазель Ольга… она Ваша сестра, граф?


— Ольга? — не понял Алекс. — При чём здесь она?


— Мы собирались… то есть, я поведал его высочеству историю моего знакомства с Ольгой и… — беспомощно и сбивчиво начал объяснять Мишель.


— И я захотел непременно познакомиться с той девушкой, что похитила сердце моего самого преданного адъютанта и друга, — закончил за него цесаревич, улыбаясь. — Я рад, что мы встретили Вас, граф, Вы ведь поможете мне организовать встречу влюблённым?


Алекс замешкался на мгновение, ибо решительно не знал, что сказать. Только вчера он усиленно уговаривал сестру не думать о Мишеле, а сегодня вдруг встречает его посреди Лондона, да ещё и в компании цесаревича, который решил поиграть в купидона и свести вместе несчастных влюблённых! Возможно, для цесаревича вся эта история не более, чем захватывающее романтическое приключение, но он-то должен думать прежде всего об интересах своей сестры! И как же быть? Как объяснить цесаревичу, что Мишелю и Ольге действительно лучше не встречаться? В замешательстве взглянув на князя, Александр понял, что тот полностью разделяет его мнение, но попросту не знает, как остановить настырного и романтически настроенного наследника.

Внезапно граф Бутурлин заметил, как к ним быстро и решительно приближается какой-то незнакомец, держа руку за пазухой. В глазах этого человека горела злоба, даже ненависть, столь неприкрытая, что сомневаться в его намерениях не приходилось. Словно во сне Алекс увидел, как незнакомец выхватывает пистолет и целится в спину цесаревича.

Времени на то, чтобы предупредить собеседников у Бутурлина просто не было: одним резким движением он оттолкнул великого князя в сторону, одновременно бросаясь на нападающего и пытаясь выбить оружие у него из рук.

Грянул громкий выстрел. Буквально в последний миг Алексу удалось ударить террориста по руке и сбить с ног, отчего пуля изменила траекторию полёта и улетела в неизвестном направлении, к счастью, не задев никого из прохожих. Со всех сторон тут же раздались крики — мужские и женские, кто-то звал констебля, кто-то спешил убраться поскорее из опасного места, вокруг начала быстро собираться толпа.

Когда дым от выстрела рассеялся, Алекс обнаружил, что неудачливый террорист лежит на мостовой, придавленный тяжестью его тела, отчаянно пытаясь вырваться. Тут же подскочили Мишель и цесаревич, помогая Бутурлину связать руки нападавшему. Всё произошло настолько быстро, что никто толком не успел ничего понять, и лишь Алексу, Мишелю и великому князю было ясно — это нападение не было случайностью, скорее всего, за наследником русского престола тщательно следили. Следовательно, это было покушение на его жизнь…

Когда подоспели полицейские констебли, Мишель тут же отвёл их в сторону и потребовал как можно скорее подать карету и охрану. Он вынужден был назвать цесаревича стражам порядка, ради его же безопасности, однако, поднимать шум и привлекать внимание толпы было рискованно: террорист мог быть не один. Перепуганные констебли исчезли с максимальной скоростью, на какую были способны, и вскоре подъехала тюремная карета, в которую затолкали нападающего, и неприметный экипаж, в сопровождении конного караула, для наследника и его сопровождающих.

Только тогда, когда преступник был передан властям, Алекс смог облегчённо выдохнуть. Слава Богу, что всё обошлось, иначе, страшно подумать, во что вылилось бы убийство русского цесаревича в столице Британии. Дело пахло международным скандалом, а то и войной… а Мишель точно заплатил бы за это жизнью!

ГрафБутурлин неохотно, но всё же согласился сопровождать своего друга и наследника престола в королевскую резиденцию. Александр Николаевич был просто поражён его храбрым поступком и не скрывал этого.


— Вы поступили, как настоящий герой, граф, — волнуясь, сказал он, крепко пожимая руку своему спасителю. — Если бы не Вы…


— Не стоит благодарности, ваше высочество, — смутился Бутурлин. — У меня просто хорошая реакция, да и стоял я лицом к нему, так что, это не более, чем счастливая случайность.


— Я не верю в случайности, граф, — покачал головой цесаревич. — Думаю, что судьба не просто так поставила Вас сегодня на моём пути, а именно для того, чтобы Вы спасли мне жизнь. Я искренне признателен Вам за это, отныне я — Ваш должник, однако, долго быть в долгу не намерен.


— Полно, ваше высочество, Вы ничего мне не должны, слава богу, что Вы невредимы, а остальное не так важно, — слабо улыбнулся Алекс. — Если я и правда заслужил Вашу благодарность, позвольте моему другу — князю Вяземскому — завтра навестить меня.


— Разумеется, это даже не обсуждается, — вернул ему улыбку цесаревич. — Князь, — он повернулся к Мишелю, — завтра Вы вольны распоряжаться собой по собственному усмотрению.


Возвращаясь из дворца, Александр думал о том, что это уже второй раз в его жизни, когда его острое зрение и мгновенная реакция спасают чью-то жизнь. Однажды он уже спас точно также свою любимую, не дав сумасшедшему кузену застрелить её из пистолета, а теперь… надо же — сумел спасти самого наследника российского престола!

Что за странное чувство юмора порой бывает у судьбы: он — сын ссыльного декабриста — спас сына императора, против самодержавия которого боролся его отец. Цесаревич сказал, что непременно вернёт долг за своё спасение… интересно, что он задумал?

Александр был совсем не против, если бы наследнику и впрямь удалось поспособствовать воссоединению Ольги и Михаила. Что ни говори, а лучшей доли, чем брак с любимым человеком, не придумаешь! Может, хоть их сказка закончится счастливо?


========== Не было бы счастья, да несчастье помогло ==========


Апрельское солнце едва поднялось над горизонтом, а конь Михаила Вяземского уже мчал своего всадника в сторону поместья Стоун-Хаус.

Вчерашнее происшествие у Ридженс-парка внезапно открыло князю глаза и встряхнуло его, словно крепкая оплеуха: он, как последний идиот, тратит время, поддавшись предрассудкам, вместо того, чтобы плюнуть на всё и быть рядом с любимой девушкой. Мишель вдруг взглянул на себя со стороны и ощутил прилив презрения из-за собственного малодушия. Он ведь никогда не был трусом, так что же случилось с ним?

Неужели же он обозлился на всё семейство Бутурлиных после того, что произошло с Адель? Но это же глупо — взваливать на Ольгу вину за поступок её старшего брата! Господи, почему он оказался таким самовлюблённым болваном и заставил страдать ни в чём не повинную девушку? Он ведь совсем недалеко ушёл от Александра Бутурлина, который строил планы о мщении Вяземским через Адель…

Вчера они с цесаревичем вполне могли погибнуть на месте, и тогда он уже никогда не сказал бы Ольге того, о чём мечтал больше года — как он любит её и желает сделать своей женой. Сейчас Мишелю было уже всё равно, получится ли у цесаревича поспособствовать реабилитации Бутурлиных перед императором или нет — он хочет быть рядом с любимой, и гори оно всё синим пламенем: и карьера, и косые взгляды российской аристократии, и предупреждения Бенкендорфа!

В конце концов, если его жену не примут в России, он вполне может вернуться в Англию и поселиться в Лондоне, а его дед по материнской линии — старый герцог Ратленд будет только рад передать титул и огромное состояние единственному родному внуку. Отец одобрит его решение, Мишель был уверен в этом. Какого же чёрта он не решился сделать Ольге предложение раньше?! Жизнь так коротка, она может оборваться в любой момент, да и молодость проходит быстро, и больше он не намерен терять попусту ни одного дня!

Когда на холме показался Стоун-Хаус, в сердце князя вдруг закрались тревожные сомнения: он тут размечтался, как самонадеянный болван, а вдруг Ольга откажет ему? Может, она уже полюбила другого, устав ждать предложения от него? Что ж, если так, он вполне заслужил это!

Но, отступать было уже некуда, и Мишель направил коня прямо к подъездной аллее. Пока князь передавал поводья конюху и осматривался по сторонам, из дома показался Александр. Он, должно быть, заметил друга из окна, и вышел ему навстречу. Молодые люди поприветствовали друг друга и пожали руки.


— Я не сомневался, что ты будешь здесь с самого утра, — улыбнулся Алекс.


— Да… я не мог дождаться рассвета, чтобы поскорее выехать, — честно признался Мишель, немного смущаясь своего запоздалого порыва. — Ольга… она здесь?


— Разумеется, — смеясь, ответил Алекс, похлопав друга по плечу, — но, прежде чем позвать её, я хочу поговорить с тобой, Мишель. Прогуляемся до пруда? — и Александр указал рукой на широкую садовую дорожку, ведущую к большому пруду.


Князь скользнул тревожным взглядом по окнам второго этажа, гадая, услышала ли Ольга его голос или, может, увидела из окна? Он сгорал от нетерпения и желания увидеть её снова, но понимал, что старший брат Ольги вполне имеет право выяснить серьёзность его намерений. Кивнув Александру, он направился вслед за хозяином поместья вглубь обширного сада.


— Итак, ты приехал, чтобы просить руки Ольги, не так ли? — спросил Алекс, внимательно вглядываясь в лицо князя.


— Да… если она, конечно, захочет этого, — ответил Мишель.


— Но, ты же помнишь, во что вылился мой визит в Петербург? — заметил Бутурлин. — Граф Бенкендорф предупредил меня тогда, что мне и представителям моей семьи нежелательно посещать Россию. Пойми Мишель, я не против вашего союза с Ольгой, но я не могу не беспокоиться о её безопасности. Даже если Бенкендорф не станет преследовать её, ты подумал о том, как её примет свет? Дочь разжалованного дворянина в глазах аристократии окажется ничем не лучше обычной мещанки.


— Алекс, я уже думал об этом и решил: если Ольгу не примут в свете, я подам в отставку, покину двор, и мы с ней вернёмся в Лондон. Наследство деда я ещё не принял, но могу сделать это в любой момент, так что твоя сестра не будет ни в чём нуждаться, — ответил князь.


— А что скажет на это твой отец? — осторожно поинтересовался Алекс. — Ты — его единственный сын и наследник, и вдруг совершишь такой мезальянс.


— Думаю, он примет во внимание мои доводы и согласится, — ответил Мишель. — Он ценит любовь выше титулов и денег, ты же знаешь.


Всё верно, Алекс уже слышал эти же слова от самого Андрея Алексеевича, когда приезжал к Вяземским, чтобы просить руки Адель… Горькие воспоминания снова вызвали в нём печаль, и Мишель сразу заметил, как нахмурился Бутурлин. Да, вся эта печальная история любви между Александром и Аделиной до сих пор причиняла боль всем членам семьи.


— Что ж… раз ты настроен так решительно, мне ничего не остаётся, как позвать Ольгу, и пусть она решает твою судьбу, — улыбнулся Александр, стараясь отбросить ранящие воспоминания.


Пока они с Мишелем возвращались обратно к дому, на языке Александра крутился незаданный вопрос, но он никак не мог решиться задать его. Мишель, от острого взгляда которого не ускользнуло замешательство друга, вдруг сам нарушил молчание.


— Адель сейчас живёт в Ницце, они переехали туда из Италии месяц назад, — тихо сказал он. — Думаю, если мы Ольгой обвенчаемся, они с Владимиром Кирилловичем вернутся в Петербург.


— Как Софи? — тихо спросил Александр, сосредоточенно глядя перед собой.


— Всё в порядке, — слабо улыбнулся Мишель. — Она… блондинка, как Адель, но глаза у неё твои — такие же синие.


Александр замер на мгновение, и на его лице появилась робкая, но счастливая улыбка. Он так мечтал увидеть свою дочь! И теперь у него такой шанс появится, если, конечно, упрямая и гордая Ольга не решит взбрыкнуть и помучить своего нерешительного возлюбленного отказом.

Оставив Мишеля ждать в беседке, Александр отправился за сестрой. Ольга, как оказалось, уже увидела гостя в окно, и нервно комкая в руках платок, ждала в гостиной, меряя шагами комнату. Её сердечко билось, словно пойманная в клетку птичка. Она не знала, что и думать: зачем приехал её возлюбленный, если совсем недавно сам предлагал ей выйти замуж за другого? Что могло измениться?

Когда Александр сообщил ей, что князь Вяземский просит её принять его и ждёт в саду, Ольга на мгновение замерла в нерешительности.


— Чего он хочет? — взволнованно спросила она брата. — Он говорил с тобой, я видела вас из окна. Скажи мне правду, Саша, зачем он приехал?


— Почему бы не выйти в сад и не узнать самой? — заговорщически улыбнулся Алекс, пожимая дрожащие руки сестры. — Он ждёт в беседке.


Больше не задавая вопросов, Ольга поторопилась в сад, навстречу своей судьбе. Александр поднялся в комнату матери, где они вместе, словно дети, осторожно подглядывали за влюблённой парочкой в окно. Беседка находилась недалеко, и молодых людей было видно превосходно.

Поначалу было заметно, как Ольга хмурится и напускает на себя суровую холодность, чтобы наказать князя за долгую нерешительность, но, когда Мишель галантно опустился на одно колено, осторожно взяв её руку в свою и глядя на неё влюблёнными глазами, сердце девушки не выдержало. Она перестала притворяться и счастливо заулыбалась, кивая головой в знак согласия. Едва князь успел встать с колен, как Ольга бросилась в его объятия, смеясь и плача одновременно. Они целовались, уже не задумываясь, что за ними могут наблюдать: теперь они дали друг другу слово, и скоро станут мужем и женой!

Наблюдающая за счастливым воссоединением влюблённых, Мария Александровна тоже не удержалась от слёз, радуясь за дочь. Наконец-то Оленька станет прежней — весёлой и непосредственной, какой она всегда и была.

Александр же, наблюдая за Мишелем и Ольгой, помимо радости, ощутил и беспокойство, смешанное со сладким предвкушением. Он не мог не думать о том, что им с Адель суждено снова встретиться, и будет это на свадьбе Мишеля и Ольги.

Как пройдёт эта встреча? Александр каждую ночь мечтал о том, чтобы снова увидеть её, заглянуть в огромные глаза, хотя бы мимолётно коснуться руки, но главное — увидеть в глазах возлюбленной то же чувство, которое связывало их сердца на момент расставания. А вдруг она успела забыть о нём? Адель ведь ещё совсем юная, а женское сердце часто бывает непостоянным. Александр понял, что не сможет вынести подобной новости, просто не сможет… Но и не видеться с княгиней Оболенской он тоже не сможет — скоро они все станут одной семьёй. Снова судьба ставит перед ним очередное непреодолимое препятствие, связывая ему руки при этом. Как ему преодолеть себя и поступить единственно верно?

Что ж, пусть ему снова будет больно, пусть его сердце станет изнывать от ревности и страсти, зато он сможет хотя бы видеть её, наблюдать за ней, и, взглянет, наконец, на Софи! Желание увидеть дочь и взять её на руки стало буквально навязчивой идеей для Александра в последнее время.

Впрочем, если Мишель и Ольга решат поселиться в Лондоне, чета Оболенских лишь приедет на свадьбу, а затем снова покинет Англию. Тогда ему станет ещё тяжелее: увидеть любимую и снова потерять. Если, конечно, цесаревич не совершит какое-нибудь чудо, реабилитировав семейство Бутурлиных перед императором.

Цесаревич действительно сдержал слово и подал императору прошение о помиловании графа Бутурлина и его семьи, без утайки поведав о происшествии в Лондоне и геройском поступке Александра Бутурлина и князя Вяземского, которые спасли жизнь наследнику престола, рискуя собственными. Разве это не доказательство верности российской короне?

Николай Павлович поначалу разразился бурей негодования по отношению к безрассудному старшему сыну и его бестолковому адъютанту, но после, успокоившись немного, обещал цесаревичу подумать над его прошением. Александра Фёдоровна встала на сторону сына и поддержала его инициативу. Представив на мгновение, что он мог лишиться старшего сына, а империя — будущего государя, Николай Павлович невольно содрогнулся и мысленно восславил Господа, так вовремя поставившего на пути цесаревича отважных и решительных друзей. В итоге, через месяц император подписал указ о полной реабилитации семьи Бутурлиных, вернув им графский титул, всё конфискованное имущество и крепостных. Высочайшим соизволением Бутурлиным было дозволено вернуться на родину и снова поселиться в своём фамильном особняке. Светский Петербург буквально взорвался этим известием!

***

Письмо от отца, в котором он сообщал дочери и зятю ошеломляющие новости о помолвке Михаила и Ольги, застало Адель и её мужа в Париже, куда они отправились в начале июля. Молодая княгиня была не в силах поверить, что император действительно вернул Бутурлиным все титулы и звания, и позволил вернуться в Россию. Это было просто невероятно! Неужели на свете всё же существует императорская благодарность?

Адель очень обрадовалась, когда узнала, что в начале сентября её любимый брат обвенчается с Ольгой Бутурлиной. Она всегда желала Мишелю счастья, да и Ольгу считала достойной партией для него. Правда, они с подругой расстались весьма натянуто во время последней встречи, и Адель до сих пор помнила, как отчаянно Ольга защищала своего брата и обвиняла её в жестокости и притворстве, но теперь у них появился шанс снова наладить дружеские отношения. Княгиня надеялась, что Ольга не держит на неё зла.

Единственное, что очень портило впечатление от хороших новостей, это то, что отныне Александр становится её дальним родственником. Ей предстоит увидеть его на свадьбе, снова встретиться лицом к лицу, и не только с ним, но и с его женой! Брак Александра и его подлой любовницы до сих пор зиял кровоточащей раной в сердце Адель, и она ничего не могла с собой поделать. Это решение Александра противоречило его словам о нежной, бессмертной любви, которую он, якобы, питал к Адель.

Княгиня ещё могла бы смириться с его женитьбой на другой девушке — ведь она сама вышла замуж за Владимира Кирилловича — но брак с Жаклин, которая целенаправленно и жестоко разрушила их счастье, Адель считала циничным предательством и ярким примером двуличия её бывшего возлюбленного. Всё-таки она была права, когда не доверяла словам Александра Бутурлина! Видимо, понятие о любви у них двоих слишком разное.

Однако же, ей придётся приложить титанические усилия, чтобы не выдать своей боли и разочарования при встрече с ним! Получится ли у неё? Адель очень надеялась, что получится…

Князь Оболенский, прочитав письмо друга, понял, что настало время им с женой возвращаться в Петербург. И эта новость его вовсе не обрадовала. Закончился их медовый месяц, растянувшийся на полтора года, завершилось время, когда Адель принадлежала только ему — он ведь не может вечно держать её вдали от родных, тем более, когда в семье готовятся к такому знаменательному событию, как свадьба.

При мысли о том, что Александр и Адель снова встретятся, сердце Оболенского сразу предательски заныло. Да, Александр женат и имеет в браке дочь, но князь знал, что свою жену его крестник не любит… зато до сих пор страстно любит Адель. Ему известно, что Адель произвела на свет Софи… их дитя.

Эта неотвратимая встреча грозила возможными большими проблемами и глубокими переживаниями как лично для князя Оболенского, так и для молодой жены графа Бутурлина, ведь, если влюблённые не смогут обуздать свою страсть и станут тайно встречаться, может разразиться грандиозный скандал. Князь знал, что душа у его жены чистая и благородная, и она постарается не замарать своё и его имя, но… долго ли она сможет сопротивляться своей любви и напору Александра? Крестника князь тоже считал честным человеком, но страсть порой заглушает доводы разума и чести, заставляя идти на многое, даже на адюльтер. Увы, воссоединение Александра и Адель в качестве любовников может стать лишь вопросом времени…

Владимир Кириллович, мучимый безнадёжной страстью к собственной жене, не без оснований опасался, что её измены он попросту не переживёт.


— Что же… раз так случилось, не лучше ли нам отправиться теперь в Петербург? — осторожно спросила Адель, когда закончила читать вслух письмо отца. — До свадьбы Мишеля и Ольги осталось всего полтора месяца, а нам ещё нужно добраться до России…


— Ты права, душа моя, — снисходительно улыбнулся князь, глядя на порозовевшее от волнения личико молодой жены. — Мы отправимся в путь в ближайшее время.


Если бы она знала, как ясно он уловил в её голосе скрытое волнение от предстоящей встречи с Александром Бутурлиным! Боль, родившаяся в сердце немолодого мужа, медленно разливалась по всему телу, словно яд, отравляя душу сомнениями, и князь понял, что так отныне будет всегда… пока он жив.


========== Запретный плод ==========


За день до венчания в особняке Бутурлиных состоялась самая последняя примерка подвенечного платья. Ольга в десятый раз повернулась перед зеркалом, придирчиво оглядывая своё отражение, проверяя, как сидит на ней белоснежное платье из тяжёлого, переливающегося атласа. Это был поистине сказочный наряд, утопающий в пене нежнейших кружев и лент, с глубоким декольте, открытыми плечами и длинным шлейфом. Простой и целомудренный венок из белых роз, поддерживающий длинную, тонкую, как паутина, фату, венчал темноволосую головку невесты, делая её похожей на настоящего ангела, не хватало только крыльев за спиной.

У ног невесты присели две молоденькие модистки с булавками в руках — помощницы портнихи, которая создала этот шедевр, в котором уже завтра утром молодая графиня Ольга Бутурлина станет княгиней Вяземской. Девушка выглядела поистине очаровательно, в этом мнении сошлись все присутствующие в комнате: ярко-голубые глаза её сияли, подобно звёздам, а безмятежная улыбка не сходила с лица.

Она была сейчас абсолютно, совершенно счастлива, так счастлива, что ей хотелось прыгать и смеяться, как ребёнок, хотелось обнять весь мир и щедро поделиться с ним своей радостью. Почти два года она ждала своего счастья, иногда почти теряя надежду, и вот, наконец-то дождалась! Уже завтра они с Мишелем будут принадлежать только друг другу, до самой гробовой доски.


— Я уверена, что его сиятельство будет просто очарован своей невестой! — расплылась в довольной улыбке портниха, с удовлетворением оглядывая результат своего труда.


— Не сомневаюсь, что именно так и будет! — улыбаясь, кивнула Мария Александровна, горделиво оглядывая свою младшую дочь.


Ольга обернулась к матери и вдруг порывисто бросилась в её объятия, сияя от радости. О, как бы она хотела, чтобы время бежало быстрее, и Мишель поскорее увидел её в подвенечном наряде! Восхищения в глазах родных ей явно было недостаточно. Старший брат был пока единственным мужчиной, который оценил свадебное платье Ольги, и он тоже не скрывал своего восхищения:


— Говорят, что все невесты прекрасны в день свадьбы, но ты станешь самой красивой новобрачной этого сезона. Мишелю очень повезло, надеюсь, он понимает это?


Ольга щедро отблагодарила брата за комплимент, звонко расцеловав его в обе щеки. О, как замечательно, что вся семья, наконец-то, в сборе! Матушка и старшая сестра Анна были рядом с нею во время поспешной подготовки к свадьбе, и теперь тоже не сдерживали улыбок, глядя на светящееся личико Ольги.

Анна вместе с мужем и маленьким сынишкой перебрались в Петербург всего две недели назад и пока поселились в родовом особняке графов Бутурлиных, который снова стал собственностью законных владельцев. Муж Анны получил перевод по службе в Петербург, и теперь служил в Преображенском полку, чему несказанно обрадовалась Мария Александровна, давно скучавшая по старшей дочери и внуку.

Пока чета Златопольских подыскивала себе подходящий дом, графиня с радостью приняла дочь и зятя в родовом гнезде, про себя молясь, чтобы их поиски продолжались подольше. Занимаясь сразу двумя внуками, которых она баловала сверх меры, Мария Александровна чувствовала себя поистине счастливой. А скоро, даст Бог, она возьмёт на руки и детей Оленьки и Михаила.

За последние два месяца столько всего произошло, что у всех членов семьи Бутурлиных до сих пор не улеглись в душе эмоции: слишком уж быстро развивались события. Как только пришло письмо из Петербурга с приказом императора о реабилитации их семьи, Мария Александровна сразу же вознамерилась вернуться на родину. Много лет она тосковала по России и ни одна страна, где они жили за все эти годы, так и не стала ей домом по-настоящему.

Её не остановило даже то, что фамильный особняк графов Бутурлиных в Петербурге был закрыт последние несколько лет, и ему требовался хотя бы небольшой ремонт.

Графиня готова была жить в любых условиях, лишь бы в родном доме: там, где она была когда-то так счастлива со своим любимым мужем, куда он привёл её в качестве своей супруги, где появились на свет их дети. Воспоминаний, что хранили эти старинные стены, хватало с лихвой, чтобы наполнить каждый день Марии Александровны светлой грустью и, вместе с тем, неописуемой радостью. Она и её дети вернулись домой, к своим корням, и это — самое главное.

Ольга и Михаил, которые уже были помолвлены, решили назначить свадьбу на середину сентября. Времени, чтобы всё подготовить к торжественному приёму, было очень мало, и семейство Бутурлиных спешно собралось в дальнюю дорогу. Лишь Александр остался в Англии подольше, чтобы решить некоторые финансовые вопросы, отправив жену и дочь вместе с матушкой и сестрой в Россию.

Стоун-Хаус и шотландское имение необходимо было оставить в руках надёжных управляющих, которым граф мог полностью довериться. В дальнейшем оба поместья, так или иначе, придётся продать, поскольку управлять недвижимостью, находясь в другой стране, довольно проблематично. Переезжать из страны в страну для Александра стало делом привычным, но сейчас всё было по-другому. Он хотел верить, что это последний переезд и нового не будет.

Россия была связана с болезненными воспоминаниями, которые будут с ними до самого конца. Дом, в котором Бутурлины жили до восстания, казалось, сохранил где-то в глубине своих коридоров бархатистый голос графа Павла Николаевича, звуки его чётких, быстрых шагов, смех, всегда такой искренний и заразительный… К этим ощущениям его незримого присутствия новым хозяевам фамильного особняка нужно было ещё привыкнуть.

Окончательно разобраться с делами Александру удалось лишь через месяц, и он прибыл в Петербург буквально за несколько дней до свадьбы младшей сестры, радуясь, что не опоздал. Первое, что он увидел, войдя в просторную обновлённую гостиную — большой портрет отца в новой позолоченной раме. Молодой граф застыл на месте, не веря своим глазам. Он и подумать не мог, что в доме сохранились какие-то вещи из их прошлой жизни!

Как позже узнал Александр, портрет был чисто случайно найден Марией Александровной на чердаке особняка, когда слуги выносили оттуда всякий старый хлам. По приказу графини картину привели в порядок, заказали новую раму и повесили в гостиной — на самом видном месте, и теперь казалось, что и сам хозяин вернулся в родной дом вместе с семьёй.

С холста на Александра смотрел бравый молодой офицер с лукавой мальчишеской улыбкой и сияющими синими глазами, одетый в парадный мундир с золотыми эполетами, и гордо державший руку на золотом эфесе шпаги. В ту пору, когда писался портрет, Павлу Николаевичу было не больше двадцати лет, и его необычайное сходство с единственным сыном бросалось в глаза каждому, кто смотрел на картину. Внезапно острая тоска по отцу снова пронзила его сердце кинжальным ударом. Жизнь была бы абсолютно другой, будь он сейчас жив!


— Господи, как же вы всё-таки поразительно похожи с Павлом… пробормотала Мария Александровна, переводя взгляд с портрета мужа на побелевшее лицо их единственного сына. — Он тоже был таким же красавцем, как и ты.


Да…эта почти классическая мужская красота, которая моментально пленяла слабые женские сердца, была в полной мере унаследована Александром от отца, но так и не принесла ему счастья и взаимной любви… напротив, она стала его проклятием. Особенно остро он ощущал это в те моменты, когда ловил на себе многообещающие томные взгляды дам или даже собственной жены, сам при этом мечтая лишь об одном таком взгляде — ласковом и нежном взгляде огромных тёмных глаз своей единственной, любимой и мучительно желанной Адель…

Сердце Александра привычно дрогнуло при мысли о скорой и неминуемой встрече с ней. Он уже изнемогал от нетерпения и считал дни до свадьбы Ольги и Мишеля. Ещё немного и… его мысли прервало внезапное появление истосковавшейся по нему супруги, которая вихрем слетела с лестницы и бросилась в его объятия.

Жаклин, как всегда переборщила с эмоциями, вызвав у Александра привычный прилив негодования, который он подавил, не желая отчитывать жену на глазах своей матери. Её постоянное актёрство безумно раздражало его, но ещё сильнее раздражало полное отсутствие каких-либо тёплых чувств к ней. И чем сильнее Жаклин стремилась выказать ему свою любовь, тем сильнее это бесило Александра. Он рассеянно и прохладно чмокнул жену в щёку, отвечая на приветствие, а затем, извинившись перед Марией Александровной, отправился к себе.

Жаклин, которая столько дней преданно ждала возвращения мужа, осталось лишь проводить его разочарованным, обиженным взглядом. Что она опять сделала не так? Её порыв недостоин титула графини? Станет ли она когда-нибудь своей в этой семье, городе, стране?

Едва узнав о том, что им предстоит переезд в Россию, Жаклин не находила себе места от беспокойства, для которого у неё имелись все основания.

Во-первых, Жаклин мало что знала о России и, подобно многим европейцам, представляла себе эту страну дикой, нецивилизованной и своеобразной, с суровым климатом и медведями, разгуливающими прямо по улицам.

Во-вторых, она опасалась, что высший свет не примет её и сразу же распознает в ней обычную актрису — без роду, без племени. Правда, свекровь пообещала Жаклин, что лично проинструктирует её в том, как вести себя в светском обществе и при дворе, но молодую графиню это совсем не успокоило. Весьма тревожным обстоятельством для Жаклин было и то, что она совершенно не знала русского языка.

Она попробовала было учить русский, но он оказался настолько сложен, что графиня быстро растеряла весь свой энтузиазм. Хоть российское дворянство большей частью говорило по-французски, и не только в обществе, но и в кругу семьи, однако полное незнание русского иностранцами воспринималось местной знатью всё же неодобрительно.

Но, все эти трудности, которые предстояло преодолеть Жаклин, меркли по сравнению с тем, что отныне они с Александром навсегда поселятся в Петербурге, где живёт и княгиня Оболенская. Значит, им придётся постоянно сталкиваться друг с другом и волей-неволей общаться, особенно после грядущей свадьбы Ольги и Михаила.

Подобно князю Оболенскому, Жаклин очень страшилась встречи своего мужа с Адель. Она буквально сгорала от ревности и тягостного предчувствия, что Александр непременно станет изменять ей, как только увидит свою бывшую возлюбленную снова. При мысли о том, что ей придётся делать вид, будто она ничего не замечает, Жаклин буквально задыхалась от ярости. Она предприняла столько усилий для того, чтобы стать женой Александра, так почему же должна терпеть его измены? Достаточно ей и того, что муж не любит её и не стесняется говорить ей это прямо в лицо!

Жаклин всей душой завидовала Ольге, которая собиралась замуж по взаимной любви. Она всегда мечтала о том же, но Алекс по-прежнему лишь презирал её, с тех самых пор, как она передала его дневник княжне Вяземской. Он не раз повторял, что никогда не простит ей этого поступка. Иногда Жаклин думала, что мужа гораздо больше устроило, если бы она умерла во время родов, поскольку ему нужна была только дочь.

В очередной раз проглотив свою гордость, графиня покорно поднялась наверх, в спальню Александра. Пусть он считает её навязчивой, пусть раздражается от её присутствия, но она — его жена, и имеет полное право ночевать в постели мужа, особенно после того, как они месяц не виделись. К её удивлению, Александр не стал возражать против её прихода, и даже снизошёл до исполнения супружеского долга! Однако, как только порыв страсти схлынул, граф не преминул дать жене некоторые важные наставления.


— Запомни, Жаклин, если ты хотя бы раз заставишь меня или мою матушку краснеть за твоё поведение, я немедленно отправлю тебя в деревню, где ты и проведёшь остаток своих дней, без меня и дочери, — холодно сказал он. — Надеюсь, я доходчиво объясняю?


— Разумеется, более чем, — обиженно надула губы Жаклин. — Твоя матушка уже пообещала лично заняться мною и научить вести себя в обществе и при дворе. Но… что мне делать на свадьбе? Я ведь не знакома ни с кем из приглашённых, да и мой русский…


— Просто старайся больше помалкивать и чаще улыбаться, — посоветовал Алекс. — Гостей будет немного, но ожидается визит цесаревича, которому я представлю всю свою семью. Просто веди себя скромно, держи лицо и помни свой статус, а я… постараюсь держаться рядом и помочь, если ты окажешься в затруднительном положении.


Услышав, как смягчился голос мужа, графиня сразу бросила на него полный надежды взгляд: как же много прошло времени с тех пор, как он обращался к ней с подобной интонацией!


— Спасибо, дорогой, — прошептала она, осторожно прижимаясь к нему в постели. — Я уже думала, что совершенно безразлична тебе…


— Сейчас речь идёт не о моём отношении к тебе, а о соблюдении приличий, и я не допущу, чтобы ты опозорила нас всех каким-то неосторожным словом или необдуманным поступком, — ответил Алекс, испытывая нечто вроде угрызений совести по отношению к жене.


— Я счастлива уже от того, что ты не прогоняешь меня из своей постели, — улыбнулась Жаклин, осторожно целуя его горячую ладонь и прижимая её к своей щеке. — Если бы между нами всё могло стать как прежде… я так жажду этого!


— Давай не будем развивать эту тему, — у Александра окончательно испортилось настроение. — Спи, уже поздняя ночь, и я устал с дороги!


Этот разговор с мужем подарил Жаклин маленькую, но всё же надежду: ведь Алекс не сказал, что ей не на что рассчитывать, и не отослал спать в другую комнату. Вдруг он решил наладить отношения с нею? Может, она рано отчаялась и не всё ещё потеряно?

Хорошенькое личико Жаклин осветилось загадочной полуулыбкой: в конце концов, она тоже молода и красива, а значит, вполне способна побороться со своей опасной соперницей за любовь Александра. Осталось подобрать для свадебного приёма шикарное платье, которое подчеркнёт её неоспоримые достоинства, и тогда она сможет соперничать с надменными русскими аристократками за внимание присутствующих кавалеров. В Англии её внешность всегда вызывала восхищение большинства мужчин, и едва ли русские сделаны из другого теста!

Может, если Александр увидит, каким успехом пользуется его жена у других мужчин, в нём проснутся какие-нибудь чувства? Главное — не переборщить с флиртом и вести себя скромнее, иначе вместо того, чтобы приревновать, Алекс разозлится и действительно запрёт её в деревне. Было бы крайне глупо так легко сойти с дороги княгини Оболенской и отдать ей Александра прямо в руки! Нет уж, без боя Жаклин не сдастся!

***

День свадьбы выдался великолепным — тёплым, безветренным и солнечным. Открытые экипажи гостей, украшенные лентами и цветами, гулким цокотом копыт по мостовой возвестили о прибытии свадебной кавалькады к Казанскому собору.

Гостей действительно было немного — всего около сотни, что было ничтожно мало по сравнению с другими свадьбами представителей русской аристократии. Со стороны Бутурлиных гостей вообще не было, ибо старые связи Павла Николаевича были давно растеряны, а приобрести новые они пока не успели. Вяземские разослали приглашения своим многочисленным родственникам и друзьям, но самым долгожданным и почётным гостем, несомненно, был цесаревич, который, хоть и не присутствовал в церкви, но обещал прибыть к началу свадебного банкета.

Вскоре собор заполнился гостями и таинство венчания началось. Жених и невеста просто светились от счастья, а за их спинами вытирали слёзы умиления растроганные родственники. Однако то, что вызывало в сердцах влюблённых восторг и радость, у некоторых других лишь воскресило в памяти горестные воспоминания.

Адель держала в руке свечу и изо всех сил старалась сделать так, чтобы её рука не дрожала. Она честно пыталась вслушаться в слова священника, сосредоточиться на происходящем, проникнуться торжественностью момента, но её мысли и чувства пришли в полное смятение. Полчаса назад она встретилась с Александром Бутурлиным, и до сих пор никак не могла успокоиться.

Они не виделись почти два года, и иногда Адель казалось, что боль немного притупилась, а любовь в её сердце превратилась в неприязнь, но, увы — первый же взгляд, который она бросила на него, безжалостно опроверг все её обманные надежды. Сердце в груди встрепенулось и забилось так заполошно, что ей сразу же стало трудно дышать, щёки вспыхнули румянцем, а ладони, наоборот, похолодели и стали влажными. И пусть их взгляды встретились лишь на несколько мгновений, Адель этого вполне хватило, чтобы отчаянно задрожать от волнения. Как бы ни готовилась она к этой встрече, в итоге всё равно оказалась не готова.

Граф Бутурлин был по-прежнему очень красив… так красив, что все присутствующие женщины и девицы сверлили его изучающими, цепкими взглядами. Но граф будто и не замечал той реакции, которую вызывал у дам: он был абсолютно спокоен и лишь иногда снисходительно улыбался, периодически склоняясь к супруге, которую бережно держал под руку.

Она, эта красивая молодая женщина, которой посчастливилось стать его избранницей, горделиво поглядывала на гостей и не без удовольствия ловила на себе сердитые взгляды потенциальных соперниц. Графиня явно наслаждалась тем, что ей завидовали, ведь рядом с ней стоял один из самых красивых мужчин в Петербурге, и принадлежал он только ей.

Князь и княгиня Оболенские не успели толком поприветствовать Бутурлиных до начала церемонии, и Адель с облегчением подумала, что так даже лучше: во время венчания она успеет унять отчаянный бег сердца и собраться с мыслями. Однако минуты летели, а волнение не только не отступало, а напротив, усиливалось.

Войдя в церковь, она постаралась встать как можно дальше от Александра и Жаклин. Она не ожидала, что ревность будет так жестоко мучить её. С того места, где она стояла, Адель хорошо было видно семейство Бутурлиных: графиня Мария Александровна, её старшая дочь с мужем и Александр, спокойно стоящий рядом с супругой.

Адель очень хотела бы не обращать внимания на эту пару, но никак не могла себя заставить. Они выглядели, как счастливые молодые супруги: Жаклин периодически что-то шептала на ухо мужу, а он отвечал тёплым, ласковым взглядом и таким же шёпотом, склоняясь ближе к ней. Наблюдать это безмятежное семейное счастье было настолько болезненно для Адель, что ей вдруг нестерпимо захотелось выскользнуть из собора и бежать прочь, куда глаза глядят.

Как она могла быть столь наивной и полагать, что её любовь к Александру стала угасать? Будь оно действительно так, разве в груди ныло бы так сильно, что стало больно дышать? Острое желание выплакаться и смыть боль слезами навязчиво подкатывало к горлу, заставляя Адель часто и глубоко вздыхать, чтобы заглушить рыдания глубоко в груди.

Ну зачем судьба снова свела их вместе? Да, граф Бутурлин разбил ей жизнь, сделал своей, даже не спросив согласия, вложил ей в сердце эту нелепую любовь, которая сделала из неё слабовольную марионетку, не способную отличить мужские сказки от правды, но он же подарил ей и единственную в её жизни ночь неземного счастья и блаженства, в результате чего родилась её красавица Софи. И забыть об этом она не сможет — их судьбы навсегда связаны общим ребёнком.

С каждым днём дочь всё сильнее напоминала Адель бывшего возлюбленного, которого она так старательно пыталась забыть. Несмотря на то, что волосы Софи были белокурыми, словно у ангелочка с картины Боттичелли, её глаза, обрамлённые пушистыми тёмными ресницами, сияли чистой сапфировой синевой, точно повторяя оттенок глаз её настоящего отца. Девочка являла собой такое же редкое сочетание белокурых волос с тёмными ресницами и бровями, как и её мать — натуральная блондинка с карими глазами.

Поневоле взгляд Адель обращался к Александру снова и снова. Она с тревогой представляла себе, что ей предстоит провести сегодняшний день и вечер под одной крышей с ним: наблюдать, как он тепло общается с женой, как вежливо и по-светски отпускает комплименты присутствующим дамам, улыбается, танцует… и при этом она не может себе позволить переброситься с ним даже парой слов. Адель понимала, что говорить с Александром ей ни в коем случае нельзя, ведь за ними неотрывно следят не только их супруги, но и все остальные родственники.

С тоской во взоре она поглядела на раззолочённый иконостас и счастливых новобрачных, и вновь попыталась сосредоточиться на молитве, лихорадочно припоминая строки, заученные с детства. Владимир Кириллович, стоящий рядом, был, казалось, полностью погружён в молитвы, однако сам внимательно наблюдал за выражением лица молодой жены.

От него не укрылось её смятение и дрожащие руки, князь видел, как она взволнована, и с грустью понял, что его подозрения начинают оправдываться. Он успел хорошо изучить Адель, и легко читал её полные смятения мысли, всё более погружаясь в отчаяние.

Она начала нервничать с того дня, как они вернулись в Петербург, хоть и старалась вести себя, как обычно. А накануне венчания и вовсе стала раздражительной и никак не могла определиться, какой наряд надеть на свадьбу, совершенно загоняв горничных и перемеряв весь арсенал бальных платьев. Видимо, она хотела сразить Александра своей красотой и тем самым напомнить о себе.

А чего, собственно, он ждал? Что Адель успела за полтора года забыть отца своего ребёнка? Стыдно быть столь наивным в таком возрасте, князь! И Владимир Кириллович снова с трудом подавил тяжёлый вздох.

Александр Бутурлин, хоть и успешно казался спокойным, как скала, не мог устоять перед соблазном украдкой наблюдать за Адель во время церемонии. Едва увидев её у церкви, он с трудом удерживался от того, чтобы не пожирать её глазами непрерывно.

Как же она всё-таки прекрасна!

Нежная, очаровательная девочка превратилась в прекрасную молодую женщину — само воплощение грации, красоты и женственности. Её точёный профиль в свете горящих восковых свечей казался ещё пленительнее. Обладай он талантом живописца, Александр написал бы с неё Мадонну…

Её тонкие пальчики так изящно держали свечу, дрожащие золотые огоньки плясали в огромных глазах, длинные ресницы бросали тень на нежные щёки, когда она опускала глаза, а пухлые, розовые губы беззвучно шептали слова молитвы… О, как он желал снова ощутить мягкость этих губ, их податливость и сладость! При одном воспоминании об их жарких поцелуях тело графа сразу же отреагировало нарастающим томлением в груди (и не только), и ему пришлось срочно направить свои мысли в другое русло, пока ситуация не стала откровенно неприличной.

То, что Адель стояла так близко, было чудом для него, сбывшейся мечтой, которую он почти похоронил в своём сердце.

Мысленно Александр поклялся, что сумеет найти способ встретиться с нею наедине и поговорить. Ему нужно столько сказать ей! Она должна узнать, как невыносимо тяжело ему жить без неё и Софи, как он тоскует, сходя с ума от любви, как безжалостны к нему ночи, когда сны возвращают ему её, чтобы утром снова отобрать…

На свадебном приёме обстановка накалилась буквально до предела, хотя все новоиспечённые родственники старались вести себя непринуждённо, чтобы гости ни о чём не догадались. Только молодые не обращали внимания ни на что вокруг, утопая в собственном счастье, зато старшее поколение часто бросало острые, настороженные взгляды в сторону Александра и Адель.

За столом, по какому-то нелепому стечению обстоятельств, их посадили точно напротив друг друга, и во время праздничного застолья Адель понадобилась вся её выдержка, чтобы не выдать себя. Княгиня Оболенская пыталась радостно улыбаться и мило беседовать с мужем и другими гостями, стараясь не встречаться глазами с Александром, чей сапфировый взгляд часто обращался к её лицу. Ещё меньше княгине хотелось смотреть на Жаклин, которая буквально впилась холодными, змеиными глазами в лицо соперницы, ловя каждый случайный взгляд, брошенный Адель на Александра. Графиня Бутурлина напоминала опасную тигрицу, готовящуюся к броску, причём бороться она явно собиралась всеми способами и до конца. Под её взглядом Адель ощущала себя беспомощной и виноватой непонятно в чём.

Красноречивоемолчание сидевшего рядом с нею Владимира Кирилловича не добавляло Адель уверенности в себе. К середине обеда ей казалось, что нервы вот-вот звонко лопнут, словно гитарная струна, и она просто закричит в голос. Ну не умеет она вот так хладнокровно притворяться и носить маску невозмутимости! Неужели она так и не повзрослела после рождения ребёнка?

Когда наступил вечер и начался бал, Адель, наконец, выдохнула с облегчением. Теперь-то она скроется от цепкого взгляда графа Бутурлина и его супруги. Княгиня решила ненадолго покинуть бал: ей нужно хотя бы пять минут побыть одной, иначе она не выдержит этого испытания ни минутой дольше!

Пока все родственники и гости наблюдали первый вальс молодожёнов, княгиня Оболенская незаметно выскользнула из ярко освещённой бальной залы и быстро поднялась на второй этаж, где скрылась в первой же комнате, оказавшейся библиотекой. Закрыв за собой массивную резную дверь, она в бессилии прислонилась к ней спиной, чувствуя, как дрожь всё сильнее охватывает тело. Теперь она может сбросить маску светского равнодушия с лица и дать волю эмоциям, хоть ненадолго, пока они не хлынули через край.

Боже правый, как же больно! Мужественно сдерживаемые слёзы против воли снова выступили на глазах и медленно покатились вниз по щекам. Нет-нет-нет, только бы не разрыдаться! Адель вовсе не жаждала оправдываться перед мужем за свои покрасневшие глаза и придумывать лживые оправдания, как будто князь не знает, что она чувствует!

И всё же она не ожидала, что её сердце отреагирует на появление Александра так остро. Он находился так близко, что стоило ей протянуть руку — и она дотронулась бы до него, но сделать этого она не имела никакого права! И именно это обстоятельство угнетало и ранило больнее всего. Они оба несвободны, и должны забыть о своей любви. Но, как это сделать, когда ей так и не удалось за полтора года погасить в сердце запретное чувство к нему?! И удастся ли вообще, если они будут постоянно находиться на глазах друг у друга?

Княгиня вдруг чётко представила себе, в каком аду ей отныне предстоит жить. Она уже сейчас не может спокойно смотреть на самодовольное лицо Жаклин, не может находиться в одном помещении с Александром, ибо ревность буквально испепеляет её сердце, а что же будет дальше? Неужели она превратится в дёрганую, плаксивую истеричку, которой ничего другого не останется, как запереться в четырёх стенах и не высовывать оттуда носа?

Адель закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, стараясь успокоиться, однако, сделать это оказалось не так просто. Корсет немилосердно сжимал рёбра, будто стальная клетка, дыхание стало частым, словно она долго бежала без остановки, а кровь стучала в виски, вызывая головокружение и слабость.

Поспешно подойдя к высокому окну, Адель отодвинула тяжёлую гардину и открыла узкую створку, впуская в комнату свежий воздух. За окном уже стемнело, и со стороны Невы потянуло спасительной прохладой. Обнажённые плечи княгини тут же покрылись мурашками, однако она не обратила на это ни малейшего внимания и жадно вдохнула ночной воздух, держась за открытую створку дрожащими руками.

Мало-помалу ощущение близкого обморока стало уходить, а сознание — снова обретать ясность. Адель вдруг испугалась, что выдала себя этим ребяческим бегством и тайным уединением. А что, если муж заметил её отсутствие? Что он мог подумать? Или — ещё хуже — кто-то из гостей? О, как она неосторожна, как несдержанна в проявлении своих эмоций! Нужно немедленно возвращаться, пока её отсутствие не бросилось всем в глаза.

На крайний случай, она может сказать мужу, что поднималась проведать Софи, которая спала сегодня в доме Вяземских, в детской спальне своей матери. Да, повод вполне подходящий и не должен вызвать ни у кого подозрений… Адель глубоко вздохнула, готовясь снова предстать перед гостями и превратиться в гордую и прекрасную княгиню Оболенскую, которая должна улыбаться, танцевать и веселиться на свадьбе старшего брата.

Машинально поправив причёску, промокнув платочком глаза и расправив хрупкие плечи, княгиня направилась к двери, однако, не успела она взяться за дверную ручку, как дверь открылась ей навстречу, впуская в полумрак библиотеки Александра Бутурлина.

Адель успела лишь прикрыть рот рукой, чтобы приглушить испуганный крик, невольно сорвавшийся с её губ, как он быстро закрыл дверь, преграждая ей путь.

Она растерянно отступила на пару шагов назад, не в силах выдавить из себя ни слова: у неё в голове не укладывалось, что Александр настолько обезумел, что стал открыто преследовать её на свадьбе собственной сестры. Это было верхом безрассудства и неприличия! Он же погубит её репутацию своими домогательствами!

Они оба застыли на месте и молча, жадно глядели друг на друга, вкладывая всю свою любовь во взгляды, утопая в ней, без всякой надежды выбраться. С первого мига сегодняшней встречи они поняли, что это запретное, грешное чувство станет их проклятием и приговором, если об их прошлом романе станет известно в обществе. Но запретить себе любить, люди, увы, не властны…

Александр очнулся первым. Он буквально в один шаг оказался подле Адель, одной рукой обвивая её тоненькую талию, прижимая к себе, а другой мягко коснулся бархатистой щеки, проведя линию от скулы до подбородка, задержавшись большим пальцем на её влажных губах.


— Любимая… — страстно выдохнул он, всё теснее сжимая ошеломлённую княгиню, которая будто оцепенела от неожиданности. — Я всё ещё не могу поверить, что снова вижу тебя.


Она так и не успела ничего ответить или возразить: в следующее мгновение Адель ощутила, как Александр властно накрыл её губы своими, и почувствовала, как её душа отрывается от грешной земли и летит куда-то в бездну.


========== Любовь на грани ненависти ==========


Адель показалось, что её окунули в воду с головой: в ушах звенела гулкая тишина, воздуха стало вдруг катастрофически мало, и единственная твёрдая опора, за которую она могла удержаться — это плечи Александра, его тёплые руки, надёжно и бережно обвивающие её талию, поддерживающие, не дающие упасть.

Она уже стала забывать, какое блаженство могут подарить его губы и жаркие объятия, но её тело «вспомнило» сразу, и тут же отказалось повиноваться голосу разума, который буквально вопил о том, что она поступает подло, предавая своего мужа. Но руки Адель всё-таки невольно поднялись по его плечам и обвили Алекса за шею, прижимая ближе, теснее, буквально до боли. Сейчас, в этот миг, он принадлежал лишь ей, и никому больше! Она так тосковала по нему, хоть и ненавидела порою!

На несколько волшебных мгновений они оба забыли о том, где находятся, чем рискуют и что вообще творят: в них говорили лишь любовь и страсть. Александр всё теснее прижимал к себе Адель, жадно терзая её мягкие губы, переключаясь периодически на шею и открытые плечи, обжигая нежную кожу горячим дыханием и оставляя влажные следы от жарких поцелуев, а она лишь блаженно закрыла глаза и часто дышала, чуть откинув голову назад и тихо тая в его объятиях. Они не думали ни о ком и ни о чём сейчас: ни о своих супругах, ни о благоразумии и чести, ни о возможных последствиях для репутации своих семей… важно было лишь то, что они отчаянно и горячо любят друг друга, и этому запретному чувству сопротивляться не могут…

Однако подобные приступы безумия обычно не длятся долго. Внезапно Адель померещилось, что лица со старинных портретов, развешанных на стенах библиотеки, одновременно взглянули на неё с осуждением и презрением. Княгиня сразу же вернулась из мира грёз к реальности и упёрлась дрожащими руками в грудь Александра, пытаясь отстраниться. Он взглянул на неё потемневшими от страсти глазами и вынужденно разорвал поцелуй.


— Довольно… — севшим от волнения голосом пробормотала Адель. — Мы не должны… это невозможно!


Граф увидел, как страсть в её глазах уступает место стыду и раскаянию, и вынужден был с сожалением выпустить возлюбленную из своих объятий. Адель тут же отступила на безопасное расстояние, всё ещё тяжело дыша, и в замешательстве прижала прохладные ладони к своим пылающим щекам.

Боже, что же такое творится с нею?! Она ведёт себя просто недопустимо — как последняя… падшая женщина, без совести и чести! Нужно было не допускать этого поцелуя, ни за что не допускать!

Сердце Александра болезненно дрогнуло при виде её реакции — Адель явно стыдилась своего порыва и обвиняла себя чуть ли не в адюльтере, хотя он всего лишь целовал её. Но элементарная честность вынуждала графа признаться самому себе, что этот поцелуй едва не свёл его с ума. Ещё немного, и он окончательно забыл бы об осторожности и увлёк Адель на небольшое канапе, стоящее у стены — настолько сильным было его мучительное желание. Эта неуёмная жажда, иссушившая его за время их разлуки, никуда не делась, напротив — она лишь усилилась при виде объекта его страсти.


— Прости меня, — глухо пробормотал он, понуро опуская голову. — Я забылся и потерял голову… но мне просто невыносимо смотреть на тебя издали и не сметь даже пригласить на танец, чтобы не поставить в неловкое положение.


— А если наше исчезновение уже успели заметить? — испуганно вздрогнула Адель, и румянец на её щеках сменился бледностью. — Вдруг нас уже разыскивают? Как мы объясним всё?


— Полно, мы отсутствуем не дольше пяти минут, — попытался успокоить её Александр, снова приближаясь. — Не волнуйся, милая… никто не обратит на это внимания.


Он снова хотел взять её ладони в свои, но Адель резко отшатнулась назад и убрала руки за спину, не позволяя касаться себя. Её глаза вдруг вспыхнули обидой и гневом.


— Я вовсе не «милая» для Вас, граф! — холодно отрезала она, воинственно вздёрнув подбородок. — Вы снова забываете, что я замужем, и подобное обращение к чужой жене, по крайней мере, некорректно, если не сказать — неприлично! То, что мы стали дальними родственниками, не даёт Вам права забываться!


Александр даже опешил от такой внезапной отповеди и изумлённо остановился, ощущая себя так, словно пропустил удар в жестокой рукопашной. Почему она так резко переменилась? Что за игру затеяла? Может, решила его помучить? Он решительно ничего не понимал.

Минуту назад Адель таяла в его руках, добровольно покоряясь его страсти, сама обнимала, раскрывая ему объятия, прижималась к его груди, а теперь смотрит так, словно он её к этому принудил! Если он настолько противен ей, могла бы и сразу оттолкнуть или влепить пощёчину, всё лучше, чем вот так окатывать презрением.


— Прошу прощения, княгиня! — голос графа звучал оскорблённо, но горечь от того, что его так жёстко поставили на место, ему скрыть не удалось. — Но… мне показалось, что Вы вовсе не были против моих объятий всего минуту назад. К чему тогда этот внезапный приступ добродетели?


Адель вспыхнула до корней волос, однако возразить на это было нечего: она действительно ничего не сделала, чтобы предотвратить этот поцелуй. Истина крылась не только в том, что ей стало стыдно за своё поведение, но и в том, что давняя обида, нанесённая его женитьбой, буквально рвалась из её сердца, готовая разразиться заслуженными горькими упрёками. В чувственном порыве Адель забыла, что он снова предал её, женившись на той женщине, что стала причиной их разрыва.


— Мне кажется, Вам пора присоединиться к супруге, граф, — колко заметила Адель, делая акцент на слове «супруга». — Она наверняка уже заждалась Вас в бальной зале. В отношении неё и поупражняетесь в любовной лексике.


— Что с тобой, Адель? — горько спросил Алекс, понизив голос. — Я думал, что наша любовь всё ещё жива и взаимна.


— Вот как? — она презрительно поджала губы. — А разве я обязана хранить любовь к тебе, в то время как ты женился на Жаклин? Или тебе мало её одной? Решил проверить, сумела ли я забыть тебя?


— Но я женился на ней только из-за ребёнка! — горячо возразил Александр. — Пойми же, Адель! Что мне было делать? Я потерял тебя и последнюю надежду на счастье, причём потерял по своей вине… пойми, я не хотел, чтобы мой безвинный ребёнок рос с клеймом незаконнорожденного!


— Ты мог просто признать ребёнка, без заключения брака, — упрямо заявила Адель, мотнув головой. — Но ты предпочёл отомстить мне и жениться на женщине, которая являлась твоей бывшей любовницей, которая разлучила нас, стала причиной того, что я чуть с ума не сошла от горя! Ты уже забыл, как клялся мне в любви и верности здесь, в Петербурге? Как ты мог после этого жениться на ней?! Как мне верить тебе после этого?


— Адель, успокойся, прошу тебя! — Александр схватил её за плечи, сжимая и слегка встряхивая, чтобы остановить поток обвинений. — Я не люблю её, и Жаклин об этом знает, мы обговорили это с ней ещё до свадьбы. Это было просто соглашение.


— Только не говори, что ваш брак — фиктивный! — запальчиво выкрикнула Адель, стараясь вырваться из его рук.


Она, видимо, ожидала, что Александр подтвердит её слова и как-то успокоит, но он внезапно застыл, опуская глаза в пол и выпуская княгиню из своих рук. Адель замерла, глядя на него, и, абсолютно верно истолковав его молчание, почувствовала, как непрошеные слёзы наворачиваются на глаза.


— Нет, этого я не скажу, — тихо ответил он, снова поднимая глаза и с болью натыкаясь на её обречённый взгляд. — Поначалу так оно и было, но…


— О, разумеется… она ведь довольно привлекательна… и так преданно любит тебя, — пробормотала Адель, поспешно поворачиваясь к нему спиной и стирая слезинки дрожащими руками.


— Но я не люблю её! — в отчаянии повторил Александр, снова разворачивая её к себе. — Понимаешь? Для меня она ничего не значит, я никогда не любил её и не смогу простить то, что она лишила меня счастья. Я люблю только тебя, Адель, и так будет всегда! Верь мне, прошу тебя!


Легко обмануть того, кто рад быть обманутым: одна часть её души отчаянно хотела верить любимому, а другая настойчиво нашёптывала о том, что его поступок говорит об истинном положении вещей гораздо красноречивее слов. Он женат на Жаклин Бонье, она — его жена, избранница, носит его фамилию и делит с ним супружеское ложе… так о чём ещё можно говорить? К чему все эти оправдания, если ничего изменить уже нельзя?


— Ты женат на молодой красавице, у вас растёт дочь, которую ты обожаешь, а я должна поверить в то, что твоя любовь ко мне всё ещё жива? — недоверчиво спросила Адель, чувствуя, как она буквально разрывается надвое между желанием поверить ему и страхом снова обмануться.


— Да, я очень люблю свою дочь, — твёрдо ответил он. — Но…


— Никаких «но», — решительно оборвала его Адель. — Мы оба несвободны, у нас растут дети, и эта наша встреча наедине — последняя.


— Нет, не последняя! — Александр снова схватил её за плечи и настойчиво притянул к себе, несмотря на сопротивление. — Я не смогу просто наблюдать за тобой со стороны и ничего не делать! Неужели ты не понимаешь, какая это жестокая пытка?


— Ты предлагаешь мне тайно встречаться? Стать твоей любовницей?! — глаза Адель недоверчиво распахнулись. — Я замужем, Алекс, или ты забыл? У меня есть муж, и я не стану предавать его доверие!


— Он знал, что мы любим друг друга, когда женился на тебе, — тихо напомнил Александр, в глубине души понимая, что она абсолютно права. — К тому же, Владимир Кириллович тебе не настоящий муж, и мне прекрасно известно об этом.


Адель даже задохнулась от негодования: за кого он её принимает, в конце концов?! Если её брак — фиктивный, значит, она должна наплевать на свою честь, и преспокойно изменять мужу? Неужели Александр Бутурлин считает её способной на такую низость, как супружеская измена? Причинив ей столько боли, разбив сердце, женившись на другой, он самонадеянно предполагает, что стоит ему поманить её пальцем, и она сразу же с восторгом упадёт в его объятия?! Да что он о себе возомнил? Острое желание причинить ему боль в ответ и отомстить за себя хоть немного, ярко вспыхнуло в сердце княгини Оболенской.


— Ты так уверен в этом? — гордо вскинув голову, спросила она.


Настала очередь Александра ошеломлённо замереть и недоверчиво заглянуть в любимые тёмные глаза, в которых плескались обида и уязвлённая гордость. Его мужское эго отчаянно отвергало даже саму мысль, что Адель могла отдаться своему мужу.


— Не может быть… — глухо пробормотал он, растерянно вглядываясь в её лицо. — Это неправда!


— Отчего же? — повела плечом Адель. — Владимир Кириллович был очень добр ко мне, внимателен, нежен. Он оберегал меня, баловал, как ребёнка, и я по достоинству оценила его отношение! Поэтому я стала его женой не только на словах… и родила ему дочь.


— Прекрати! — вдруг сдавленно выкрикнул Алекс, резко встряхивая Адель. Его руки сжали её плечи так сильно, что она почувствовала, как хрустнули кости. — Не лги мне, Адель! Я знаю, что Софи — моя дочь! Я догадался ещё тогда, в день твоей свадьбы, и Мишель подтвердил мою догадку.


Адель только и могла, что испуганно вскрикнуть, поднеся руки ко рту. Она ведь давно опасалась, что Мишель рассказал или расскажет Александру о ребёнке, но упорно и трусливо отгоняла от себя эти мысли. Итак, он всё знает… Боже правый!


— Софи — только моя дочь… моя и моего мужа, — тихо возразила она, проклиная себя за слабость в голосе. — Она — княжна Оболенская, и так будет всегда.


Эти слова заставляли сердце Александра обливаться кровью: ведь он страстно желал поведать всему миру, что Софи — его дочь, но не мог сделать этого, не уничтожив тем самым репутацию любимой женщины. Но почему она так упорно не желает признаваться ему в том, что вышла за Оболенского, нося под сердцем дитя? Неужели ей настолько невыносима мысль о том, что в жилах её дочери течёт кровь Бутурлиных?


— Это наше дитя, Адель, — со всей нежностью, на которую он был способен, прошептал он, осторожно касаясь рукой щеки любимой. — Мы с тобой зачали этого ребёнка, наша любовь нашла своё живое воплощение в ней. Я так мечтаю увидеть нашу малышку! Прошу тебя, любовь моя, не отказывай мне в этом!


— Твоя…семья знает о том, что Софи… твоя дочь? — еле слышно спросила Адель, всё ещё пытаясь осознать, что её тайна может быть известна всей семье Бутурлиных, включая законную жену Александра.


— Да, я рассказал им, — коротко кивнул он, — всем, кроме… Жаклин.


«Если она не полная идиотка, то догадается сама, едва взглянет на Софи!» — с горечью и страхом подумала Адель.

Злобный взгляд, которым не раз одаривала её сегодня законная жена Александра, не оставлял сомнений в том, что Адель она ненавидит со всей мощью, на которую способна. А в том, что Жаклин способна на многое, Адель уже имела несчастье убедиться в прошлом. А вдруг эта женщина решит отомстить ненавистной сопернице через ребёнка? При одной мысли о том, что её дитя может оказаться в опасности, княгиня побледнела и испуганно вскинула глаза на Александра.

Как ни странно, он прочёл её мысли и успокаивающе пожал маленькие холодные ладошки.


— Не волнуйся, любовь моя, я сумею защитить тебя и нашу дочь от ревности Жаклин, — заверил он, — она не посмеет ослушаться меня.


— О, я не уверена в этом, совсем не уверена, ты снова недооцениваешь её… — сокрушенно покачала головой Адель. — Для всех нас будет лучше, если мы с тобою станем держаться подальше друг от друга. Не стоит испытывать судьбу и дразнить твою супругу, да и Владимир Кириллович не заслужил такого бесчестья. Мне пора вернуться! — она осторожно высвободила свои руки из ладоней Александра.


— Постой! — он преградил ей путь у самой двери, не давая покинуть библиотеку.


— Я должна вернуться к мужу! — с нажимом повторила она, начиная сердиться. — Нас могут застать в любую минуту, неужели ты не понимаешь?


— Скажи мне правду, Адель… ты действительно… была близка со своим мужем? — тихо спросил Алекс. — Я должен это знать!


Щёки Адель тут же вспыхнули от того, что она солгала ему, но признаться в этом означало для неё своего рода поражение. Если она сейчас скажет Алексу правду, то так и останется в его глазах униженной, оскорблённой и обманутой дурочкой, жизнь которой он разбил вдребезги, а этого Адель допустить не могла. Раз уж Александр Бутурлин утверждает, что любит её, пусть и ему будет так же больно, как было ей!


— Да, это правда! — с вызовом ответила она. — Он сделал меня по-настоящему счастливой и любимой, и я очень благодарна ему за это!


В сапфирово-синих глазах, направленных на неё, вспыхнули боль и гнев, недоверие и ревность… Александр медленно опустил руку, не делая больше попыток удержать Адель, и она поспешно выскользнула за дверь.

Казалось бы, она должна была радоваться, увидев, что её удар достиг цели, но вместо радости княгиня вдруг почувствовала, как ей стало ещё больнее. Лгать, чтобы причинить боль — это так низко! Тем более — лгать любимому человеку, ведь она по-прежнему любит его, несмотря ни на что…

Господи, на какие ещё необдуманные и неблаговидные поступки толкнёт её Александр Бутурлин одним своим появлением в её жизни?


========== Хуже любовного треугольника может быть только квадрат ==========


Адель снова почувствовала, что выпадает из реальности. Нет, так не годится, она должна собраться с мыслями: не хватает ещё, чтобы кто-нибудь заметил её смятение.

Свадебный приём завершился ещё час назад, и Адель находилась в спальне новобрачной, где, кроме неё, собрались Мария Александровна, её дочь Анна и жена Александра — Жаклин. Они, как ближайшие родственницы молодой княгини Вяземской, должны были помочь ей приготовиться к первой брачной ночи.

Пока Ольга принимала ванну, они ждали её, тихо переговариваясь между собой. Говорили, в основном, Мария Александровна и её дочь, радостно обсуждая прошедший приём, а Адель и Жаклин, разойдясь по разным углам спальни, лишь односложно поддакивали, украдкой бросая друг на друга осторожные, подозрительные взгляды. Обстановка была весьма напряжённой.

Горничные деловито сновали туда-сюда, подготавливая брачное ложе, расставляя букеты свежих цветов по обе стороны от широкой кровати, придавая комнате уютный и романтичный вид. Неподалёку от брачного ложа молодых поставили небольшой столик, на котором стояло большое блюдо с разнообразными фруктами, тарелка с пирожными, два высоких хрустальных бокала и серебряное ведёрко со льдом, из которого выглядывала запотевшая бутылка шампанского.

Пока суета в спальне была в самом разгаре, Адель отчаянно пыталась вслушаться в разговор графини Бутурлиной и Анны, но нить беседы то и дело ускользала от неё, и виной этому был тяжёлый, пылающий злобой взгляд Жаклин, которым она буквально сверлила свою соперницу. Этот взгляд почти физически давил на неё, заставляя чувствовать себя презренной разлучницей и блудницей. Умей Жаклин испепелять взглядом — и от княгини Оболенской уже осталась бы лишь горстка пепла.

Когда Адель вернулась в бальную залу, оставив Александра в библиотеке, первое, что бросилось ей в глаза — острый, ненавидящий взгляд его жены, которым она одарила её прямо у входа. Адель даже вздрогнула от неожиданности и страха.

Ей и впрямь было чего бояться и за что презирать себя: она ведь только что самозабвенно целовалась с женатым мужчиной, презрев все законы морали и чести. Судя по тому, с каким гневом глядела на неё Жаклин, она точно заметила одновременное отсутствие своего мужа и его бывшей возлюбленной, и сделала совершенно правильные выводы. А натолкнувшись на внимательный взгляд Владимира Кирилловича, которым он окинул её, словно отыскивая на лице жены следы поцелуев Александра, княгиня Оболенская поняла, что и её муж пришёл к тем же выводам, что и взбешённая Жаклин.

О, Боже, только этого не хватало! Именно такой реакции и опасалась Адель, и муки совести обрушились на неё подобно неудержимой снежной лавине. Ей казалось, что каждый из гостей уже догадался, что она тайно встречалась с графом Бутурлиным, и вовсе не для того, чтобы показать богатую библиотеку отца! Непроизвольным жестом она коснулась своих припухших, искусанных от волнения губ, словно пытаясь стереть следы поцелуев бывшего возлюбленного, не подозревая, что тем самым ещё сильнее выдаёт себя мужу. Адель не подозревала, что выглядит сейчас, как преступник, пойманный с поличным.

Князь Оболенский читал её, словно раскрытую книгу, безошибочно угадывая гнетущие его супругу мысли. О том, что они с Александром только что виделись наедине, он уже догадался, ибо не спускал глаз с обоих, с самого начала приёма. Сейчас его глодала лишь одна мысль: насколько далеко они успели зайти? Судя по тому, что вдвоём влюблённые провели слишком мало времени, дальше поцелуев дело едва ли продвинулось, но это только пока… Что будет дальше, когда у них появится больше времени? Неужели ему придётся смириться с ролью старого, ничего не замечающего мужа-рогоносца? Как ему унять жгучую ревность, жидким огнём разливающуюся по венам?

Князь не смог до конца скрыть боль, затаившуюся в глазах, когда он смотрел на свою молодую жену, и Адель заметила это. О, одного беглого взгляда мужа, переполненного тоской и горечью, было достаточно, чтобы вызвать у неё мучительный приступ стыда и раскаяния! Как она могла быть столь легкомысленна? Князь не заслужил такого обращения, ничем не заслужил! Он только и делал, что заботился о ней, жил одними её желаниями и капризами, обожал Софи, и ни разу не намекнул на свои чувства… Как же ей теперь исправить то зло, что она причинила ему? Адель не покидала эта навязчивая мысль весь остаток вечера.

Жаклин, украдкой наблюдая за погружённой в себя соперницей, чувствовала, как все её внутренности просто плавятся от испепеляющей ревности. Она знала, что так будет, но не предполагала силу своих эмоций. Она не спускала глаз с мужа и видела, каким обожающим взглядом он провожает княгиню Оболенскую, как та осторожно отвечает на его взгляд, стараясь казаться равнодушной. Смотреть на это спокойно было поистине невыносимо!

Да как они смеют вести себя настолько непристойно, будто здесь, на приёме, нет ни её, ни князя Оболенского?! А Александр ещё смел напоминать ей о правилах приличия на балу, в то время как сам беззастенчиво переглядывается со своей бывшей любовницей! Что за двойные стандарты? Почему ему можно всё, а ей — ничего?

Не желая показывать свою боль, Жаклин весь вечер танцевала, мило и приветливо улыбаясь партнёрам. Слава Богу, что кавалеры говорили по-французски и проблем у графини Бутурлиной не возникло. Она услышала массу комплиментов за этот вечер, которые хоть немного согрели её душу, мучимую жестокой ревностью. Однако Александр не проявил ни малейших признаков ревности по отношению к законной супруге: какое-то время он провёл подле матери и сестры, а затем присоединился к другим мужчинам, задумчиво потягивая шампанское и периодически бросая осторожные взгляды на Адель. Идея Жаклин — расшевелить его с помощью безобидного флирта с другими мужчинами — потерпела решительное фиаско, только усугубляя её ненависть к сопернице.

Сейчас, сидя в небольшом кресле в спальне новобрачной, Жаклин разглядывала молодую княгиню Оболенскую из-под полуопущенных ресниц. Что такого нашёл в ней Александр, чего нет у неё, Жаклин?

Да, Аделина красива, этого не отнимешь, но разве Жаклин чем-то хуже? Спорить о том, кто притягательнее для мужчин — брюнетки или блондинки, дело бессмысленное, ибо всё зависит от вкуса.

Необычная внешность Адель, её редкое сочетание карих глаз и пшенично-золотистых волос, несомненно, играло ей на руку, привлекая внимание окружающих, но Жаклин считала, что дело было не только в этом. Адель родилась в той же среде, что и Александр: они получили одинаковое воспитание, принадлежали к одному сословию, считали себя представителями аристократии, избранными, людьми благородного происхождения…

А что Жаклин? Обычная простолюдинка, за спиной которой не стояла череда именитых предков, никогда не имевшая надёжного тыла в лице обожающих родителей, привыкшая всего добиваться сама, порою идя напролом, переступая через многое. Если бы она не отыскала тогда дневник Александра, она никогда не стала бы графиней Бутурлиной. Тот факт, что она совершила подлость, чтобы добиться своей цели, ничуть не смущал Жаклин: она привыкла вырывать у жизни всё, что получится, любыми средствами.

Да, муж презирает её, но продолжает делить с ней ложе, и именно она носит его имя и титул, а это уже много значит! Однако, появление Адель в их жизни грозило всё испортить и разрушить, и Жаклин лихорадочно прикидывала в уме различные варианты развития событий и свои возможные действия. Она была готова на всё, чтобы сохранить то, что имела и не отдать своего мужа опасной сопернице.

Появление в спальне Ольги, смущённой немного, но светящейся от счастья, прервало поток кровожадных мыслей Жаклин и вернуло Адель из заоблачных сфер на грешную землю. По очереди обняв и поздравив молодую княгиню Вяземскую, родственницы покинули спальню, оставив Ольгу наедине с матерью, которая должна была дать дочери последнее напутствие и благословить перед первой ночью.

Адель быстро шла по коридору, спиной ощущая прожигающий взгляд Жаклин. Княгиня поняла, что обрела опасного врага сегодня, и липкое ощущение тревоги прочно осело в её душе.

***

Поскольку было уже довольно поздно, родственники молодых остались на ночь в особняке князя Вяземского, что стало ещё одним поводом для тяжких переживаний Адель.

Где-то там, в противоположном крыле второго этажа, выделили спальню для Александра и Жаклин. Значит, они сейчас…

Богатое воображение, подогретое ревностью и болью, рисовало красочные картины, которые заставляли сердечко княгини Оболенской обливаться кровью, словно раненая птица, попавшая в силок. От её внимания не ускользнуло то, как отчаянно Жаклин пыталась привлечь внимание своего мужа во время приёма и на балу, как она наигранно улыбалась и стреляла глазами во всех привлекательных мужчин, надеясь, что Александр станет ревновать. Но, увы, граф Бутурлин не обратил на жену ни малейшего внимания, лишь станцевал с ней пару раз за весь вечер, остальное время проведя в мужской компании. Значит, Жаклин непременно попытается взять реванш этой ночью, буквально под носом у неё, и от осознания этого факта Адель становилось ещё больнее. Он ведь должен был принадлежать ей, ей одной, он любил её, а не эту змею Жаклин, но так вышло, что именно она сейчас нежится в его объятиях, в то время, как Адель вынуждена ложиться в постель с нелюбимым человеком.

Адель стояла у высокого окна в спальне, которую должна была делить этой ночью с мужем, ведь отец и Мишель не могли предоставить им отдельные комнаты, дабы не давать Бутурлиным лишнюю пищу для размышлений. Княгиня уже приготовилась ко сну, приняв горячую ванну и надев ночную сорочку и длинный шёлковый пеньюар. Она нервничала, непроизвольно переплетая тонкие пальцы рук и, то и дело, кусая губы. Мало ей ревности, снова сдавившей горло своей мёртвой хваткой, так ещё и эта вынужденная совместная спальня с мужем!

С некоторых пор они с Владимиром Кирилловичем заметно отдалились друг от друга, и Адель чувствовала себя как никогда одинокой. Она понимала, почему муж держит дистанцию в общении с ней, и была даже рада этому. Князь воспылал к ней страстью на свою беду, и это безумно смущало Адель, ведь она не могла предложить мужу ничего в ответ на его чувства.

О, ну почему судьбе нужно так издеваться над ней, словно она совершила какое-то страшное преступление, за которое нужно жестоко расплачиваться? Ведь всё было так спокойно и ровно, пока Владимир Кириллович относился к ней как к дочери! Адель любила беседовать с ним, отвлекаясь от своей печали и тревог, он всегда находился в прекрасном настроении, поневоле заражая её своим весельем и оптимизмом. Да и рассказчик из князя был отменный: от него Адель узнала уйму интересных вещей об Италии, да и вообще, с ним можно было беседовать на любую тему.

Когда родилась Софи, он так радовался, с таким воодушевлением и удовольствием заботился о малышке, словно она и впрямь была ему родной! К дочери князь по-прежнему был внимателен, ежедневно проводя с ней время, а вот с Адель… Их общение теперь ограничивалось лишь встречами за обеденным столом и в детской. Фразы, которыми они обменивались, были столь банальны, словно супруги стали абсолютно чужими людьми, и Адель винила во всём происходящем только себя. Она хотела бы что-то изменить, наладить с мужем былое общение, но не знала, как это сделать, именно поэтому она так и нервничала, ожидая его прихода.

Как он поведёт себя, ведь его чувства к ней не исчезли? Адель безошибочно распознала ревность в его глазах на сегодняшнем балу, она не могла ошибиться. Как же ей себя вести? Вдруг князь учинит ей допрос о тайной встрече с Александром? Она ведь не сможет солгать ему, это выше её сил!

Внезапно дверь в спальню тихонько отворилась, и вошёл Владимир Кириллович со свечой в руке. Он бросил на жену внимательный взгляд и молча прошёл в гардеробную, а затем — в ванную комнату.

Адель слышала, как муж переодевается, принимает ванну и готовится ко сну. Не в силах справиться с волнением, она поспешно скользнула в постель и накрылась одеялом до самого подбородка. Со дня свадьбы они с мужем ни разу не спали в одной постели. Адель боялась, что князь может сегодня предъявить права на неё, эта мысль пугала княгиню и заставляла дрожать, словно она до сих пор была девственницей. Ни один мужчина, кроме Александра, не касался её, и Адель не могла представить, как вести себя, если Владимир Кириллович проявит настойчивость.

Дверь, ведущая в ванную комнату, приоткрылась, впуская в тёмную спальню полоску света, и Адель почувствовала непреодолимое желание спрятаться под одеяло с головой. Её мучили стыд и страх перед мужем, ведь она сегодня целовалась с Александром, а это уже можно расценить, как адюльтер. Господи, что же ей теперь делать?

Внезапно мысль о том, что граф и графиня Бутурлины сейчас довольно бурно проводят время, заставила Адель задуматься. Она в сердцах бросила в лицо бывшего любовника откровенную ложь о том, что разделила брачное ложе с мужем… а что, если сделать эту ложь правдой? Она сполна отплатит Александру за боль, что он причинил ей, а заодно, хотя бы частично возместит мужу его страдания. Однако… как ей пересилить себя? Как сделать так, чтобы ей не стало противно в объятиях нелюбимого супруга? Если он заметит её холодность, ему станет ещё больнее!

Владимир Кириллович между тем приблизился к постели и осторожно прилёг рядом со сжавшейся в комок женой. Злясь на себя за ребяческое поведение и трусливое желание спрятаться, Адель дрожащей рукой откинула одеяло от лица, закрыв глаза и отдавая себя в руки судьбы. Князь подвинулся ближе к ней и заглянул в раскрасневшееся лицо, проверяя, уснула ли она. Адель замерла, раздумывая, не лучше ли притвориться спящей и избежать трудного разговора.

Внезапно тёплая, сухая рука князя легко коснулась её щеки, поглаживая и лаская. Адель моментально открыла глаза, вздрагивая от неожиданного прикосновения, и растерянно уставилась на мужа, широко распахнув глаза. Он никогда раньше не позволял себе касаться её, разве что целовал руку при приветствии и прощании. Неужели она оказалась права, и князь решился изменить суть их брака? Вся дрожа, Адель отчаянно пыталась придумать, что ей делать.

Князь медленно провёл большим пальцем по её мягким губам, не сводя с них глаз, мучительно желая поцеловать жену, прижать её к себе, хоть на миг ощутить близость юного, упругого тела… Дыхание его стало чаще и тяжелее, и Адель снова в испуге закрыла глаза, покорно ожидая следующего шага мужа.

Владимир Кириллович осторожно отодвинул край одеяла, медленно, дюйм за дюймом, открывая тело жены своему взору. Наконец, он раскрыл её полностью, сбросив одеяло в сторону, и его воспалённый взгляд задержался на манящих округлостях её груди и торчащих сквозь тонкую сорочку твёрдых сосках, затем скользнул ниже, к тонкой талии и соблазнительному изгибу бёдер, к стройным ногам, которые Адель инстинктивно свела вместе. Боже, как она прекрасна! Словно небесный ангел — невинный и грешный одновременно. И она здесь, рядом, такая тёплая, живая, покорная…

Стоит протянуть руку, и он прикоснётся к её шелковистой, гладкой коже, сожмёт в своей ладони упругую грудь, накроет губами твёрдые горошинки сосков, ощутит её нежное тело под своим и… но страх быть отвергнутым заставлял князя медлить и страдать от неутолённой страсти вот уже много месяцев. Однако сейчас, распалённое ревностью к графу Бутурлину, его желание взяло верх над разумом, и князь нерешительно, внутренне замирая от страха, коснулся губ Адель своими губами, целуя осторожно, едва касаясь.

Она тут же вздрогнула и немедленно выставила руки вперёд, словно защищаясь. Этот жест вышел непроизвольным, но на Владимира Кирилловича он подействовал совсем не так, как ожидала его испуганная супруга. Вместо того чтобы отстраниться, он лишь крепче прижал её к кровати и снова завладел мягкими, розовыми губами, углубляя поцелуй.

Возможно, долго сдерживаемые ярость и ревность толкнули его на это, но внутренний демон, который давно уже нашёптывал князю о том, что он имеет все права на жену, завладел его разумом, заставляя проявлять нетипичную для него настойчивость. Страсть забурлила в его крови, быстро разливаясь по телу, высвобождая из узды острое желание обладать ею, сделать её своей, наконец. И пусть она не любит его, пусть не испытывает к нему ничего, кроме благодарности, но она дала клятву у алтаря принадлежать ему телом и душой!

Адель чувствовала, как её сердце стучит так быстро, что вот-вот вырвется из груди от страха и стыда. Ей казалось, что она совершает что-то в высшей степени непристойное и противоестественное, словно делит ложе с близким родственником. Она хотела было что-то возразить, но руки мужа крепко прижали её к постели, а губы закрыли рот требовательным поцелуем. Она и не предполагала в своём сдержанном, безобидном, всегда улыбающемся супруге, такую бешеную страсть и напор.

Княгиня понимала, что по закону божьему она не имеет права отвергать мужа, с которым обвенчана в церкви, не может отказать ему, но её сердце отчаянно сопротивлялось этому, а тело, крепко прижатое к нему, покрывалось противными мурашками. Когда муж навис над ней, вдавливая её в кровать, она ощутила всю полноту его желания и внезапно поняла, что зря считала его таким уж старым. Нет, князь, похоже, ещё вполне способен овладеть женщиной, и Адель вдруг ощутила приступ острой паники.

Она всем сердцем не желала этого, не хотела его прикосновений и поцелуев, и ничего не могла с собой поделать. Её тело слишком хорошо помнило нежные, будоражащие кровь прикосновения Александра, которые вызывали у неё томительную дрожь и возбуждали огонь в крови. Ощущая руки мужа, сжимающие её бёдра и грудь, Адель хотела лишь одного — чтобы он прекратил, чтобы отпустил её, оставил в покое…

Когда князь торопливо спустил бретельки её сорочки и жадно припал губами к обнажённой груди, Адель не выдержала и сдавленно вскрикнула, снова упираясь ладошками ему в грудь:


— Нет! Прошу Вас… не надо!


Владимир Кириллович внезапно застыл, словно отчаянный возглас жены сразил его сердце, как свинцовая пуля. Он выглядел так, будто его внезапно разбудили после глубокого сна, и растерянно посмотрел ей в лицо. Под ним лежала напуганная, тяжело дышащая супруга, в огромных глазах которой застыли слёзы. Она была испугана, смущена, растеряна… Осознав, насколько он потерял голову, князь пришёл в ужас. Его сердце снова пронзила боль разочарования, ведь реакция Адель на его объятия красноречиво показала, что она никогда не будет принадлежать ему.

Он медленно отодвинулся от неё, лихорадочно пытаясь привести дыхание в норму, а Адель тут же спрыгнула с кровати и подбежала к окну, закрыв руками пылающее лицо. Её хрупкие плечи слегка вздрагивали, выдавая, что она плачет.

Ей было так стыдно, мучительно стыдно, она ощущала себя так, словно её вываляли в грязи. И именно за это ощущение презирала себя сильнее всего. Об этом она должна была подумать прежде, чем выходить замуж за Владимира Кирилловича, но она повела себя, как обыкновенная эгоистка. Она беспокоилась лишь о своей репутации, а о возможных последствиях этого брака и не задумалась. О, ну почему он вдруг возжелал её?! Зачем Господь так мучает их обоих? Что они плохого сделали?

До сознания князя вдруг дошли тихие всхлипывания, которые его жена изо всех сил старалась приглушить. Он выбрался из постели и медленно приблизился к ней, не зная, как теперь смотреть ей в глаза. Может, стоит просто признаться ей во всём, а не избегать трусливо, словно желторотый юнец, который боится объясниться в любви своей избраннице?

Рука Владимира Кирилловича осторожно легла на плечо всхлипывающей жены. Она вздрогнула и обернулась, растерянно глядя на него огромными глазами, сверкающими от слёз. Не в силах выдержать это испытание, князь порывисто обнял её, привлекая к себе, и Адель заплакала ещё сильнее, смывая слезами все волнения этого бесконечного дня. Она спрятала голову на груди мужа, закрыв лицо руками, и рыдала горько, безудержно, асердце князя сжималось от обуревающих его эмоций.


— Ну, полно, душа моя, полно… — прошептал он, поглаживая её по спине, сам ощущая болезненное покалывание в глазах. — Не плачь больше. Что же ты делаешь со мной, девочка?


Эта фраза была произнесена так тихо, обречённо, но Адель услышала её и сразу изумлённо подняла голову, всматриваясь в лицо мужа. Она не знала, что сказать и просто растерянно застыла, не мигая. А князь, вдруг ощутив острое желание выговориться, шагнул к ней, обхватив ладонями заплаканное прелестное личико, и заговорил негромко, страстно, словно боясь, что мужество снова оставит его.


— Адель, ангел мой… я совсем лишился разума из-за тебя! Знаю, я не должен был скрывать, но я так боялся испугать тебя, смутить… я так люблю тебя, душа моя, люблю безумно! Я мечтаю, что ты когда-нибудь ответишь на моё чувство! Прости, что я так внезапно набросился на тебя, видит бог, я очень долго сдерживался, но сегодня… вы с Александром так нежно смотрели друг на друга, что мне казалось, будто я схожу с ума! Умоляю, скажи мне, неужели я до такой степени безразличен тебе, неужели мои поцелуи так противны, а моя любовь — противоестественна? Скажи мне, могу ли я надеяться, любовь моя?


Она буквально оцепенела, услышав такие слова из уст супруга — настолько это было ему несвойственно. Господи… и что же ей ответить на этот страстный призыв? Как объяснить, что надеяться ему не на что?

Внезапно Адель бросилась к мужу, схватила его за руки и умоляюще заглянула в его лицо.


— Простите меня… умоляю Вас… Владимир Кириллович! Я так виновата перед Вами! Я не должна была заставлять Вас жениться на мне… но я никогда не думала, что Вы… мне так стыдно сейчас! Я не могу… не могу дать Вам того, чего Вы хотите… Простите, прошу Вас…


Она шептала эти бессвязные слова, сжимая руки мужа, судорожно всхлипывая, не обращая внимания на крупные слёзы, которые снова потекли по щекам. По мере того, как она произносила такие сложные для неё фразы, князь будто застывал, снова закрываясь в своём панцире, защищающем его сердце от последней несчастной любви.


— Ты всё ещё любишь его? — внезапно спросил он бесцветным голосом.


— Да… — шепнула она, не смея лгать.


— Вы виделись сегодня наедине, не так ли? — скорее уточнил, чем спросил князь.


— Да… — снова шепнула она, на этот раз опуская ресницы и пряча глаза. — Но…


— Не надо, не лги мне, Адель, — тихо покачал головой князь. — Я чувствую, что между вами что-то было, это так ясно читалось по вашим лицам! Я не могу заставить твоё сердце разлюбить его, но прошу помнить о том, что ты — замужняя женщина. Надеюсь, ты не переступишь черту? Не опозоришь своё и моё имя?


— Никогда! — пылко выдохнула Адель, захлёбываясь слезами и обессиленно падая к ногам мужа. Она вцепилась в полы его длинного домашнего халата и всё повторяла одну и ту же фразу: — Никогда я не смогу предать Вас!


========== Раз слово дал - держи ==========


Уступив, наконец, мягким, но настойчивым просьбам супруга, княгиня Оболенская вышла в свет после двухмесячного затворничества. Почти не покидая особняка за эти два месяца, она выглядела словно тихая послушница монастыря, занимаясь лишь домашними делами и маленькой дочкой, и не отвечая на многочисленные приглашения, которые постоянно приходили от друзей и знакомых Владимира Кирилловича. Казалось, она полностью ушла в себя, и выражение её прекрасных глаз почти всегда оставалось тревожным и печальным, даже тогда, когда лицо озаряла слабая улыбка.

Адель категорически не желала никуда выезжать — балы и приёмы не привлекали её больше, и князь хорошо знал причину, по которой его молодая жена вдруг сделалась убеждённой домоседкой. Со дня свадьбы её брата Михаила с Ольгой Бутурлиной, Адель боялась снова встречаться с Александром. Что именно произошло между нею и графом Бутурлиным, Владимир Кириллович не знал, так как не решился спросить у жены напрямик, но что-то точно случилось, иначе Адель не стала бы так упорствовать в своём затворничестве. Однако, будучи запертой в четырёх стенах, она становилась всё более замкнутой, молчаливой и печальной, что очень беспокоило её немолодого супруга. Да что там князь, даже прислуга уже шепталась по углам, что с молодой барыней точно что-то неладно.

Иногда князь слышал сдавленные рыдания в подушку, раздававшиеся из спальни молодой княгини. Что она так горько оплакивала: свою запретную любовь, впустую проходящую молодость или, может быть, обещание не переступать черту, данное нелюбимому мужу? Ему оставалось лишь сокрушённо вздыхать, ведь помочь жене князь был бессилен. Словом, супруги Оболенские оба страдали и, если бы не Софи, их жизнь стала бы походить на ад.

Лишь при виде белокурой, синеглазой малышки на время отступало тяжёлое, липкое ощущение безысходности, охватывающее их сердца. Наблюдая, как Софи забавно топает своими пухленькими ножками по дому, как лопочет первые слова, понять которые были в состоянии только няньки и сама Адель, князь неустанно благодарил Бога и свою любимую жену за то, что у него появился смысл в жизни. Дом, раньше напоминавший князю пустой, зловещий мавзолей, наполнился детским смехом и топотом маленьких ножек. Как он раньше жил без этого?

С одной стороны, князь был рад, что Адель не выезжает в свет, а находится рядом с ним каждый день, полностью посвящая себя дочери, но с другой стороны, не мог хладнокровно наблюдать, как она чахнет в одиночестве, словно узник в темнице. Княгиня ещё слишком молода, чтобы забыть о том, что она — красивая женщина, которой должно блистать в свете, покоряя мужские сердца и услаждая взоры. Ведь юность и красота так скоротечны, нужно пользоваться ими, пока есть возможность.

Как бы не ревновал Владимир Кириллович своё самое драгоценное сокровище, но эгоизм никогда не был ему свойственен, а потому он, не говоря ни слова супруге, заказал ложу в Каменном театре, где как раз шёл балет «Руслан и Людмила». Адель хотела было отказаться, как всегда, но не посмела обидеть супруга и испортить его сюрприз.

И вот, они оказались в театральной ложе, наблюдая прекрасную постановку сказки Пушкина. Адель нравился балет: она с восторгом глядела на хрупких танцовщиц, походивших на сказочных мотыльков, которые невесомо порхали по сцене, выделывая ногами невероятные па. Оперу и театр она тоже любила, но не настолько сильно. Может, всё дело было в том, что театральные актёры и певцы передавали свои эмоции и замысел автора с помощью слов, а балет… это особое искусство. Рассказать зрителю историю с помощью движений намного сложнее, причём рассказать её так, чтобы всё было понятно без слов. Это походило на некое таинство, волшебство, которое захватывало с первых минут и не отпускало до самого конца представления.

Княгиня Оболенская глядела на сцену, не отрываясь. Когда-то давно, в детстве, она впервые попала на балет в Париже. Это была постановка «Золушки», кажется… и увиденное так глубоко подействовало на неё, что Адель целый месяц изводила отца требованиями пошить ей такой же наряд, как у исполнительницы главной партии, и немедленно найти учителя для занятий балетом. Никаких увещеваний о том, что ей не пристало мечтать о сцене, упрямая маленькая княжна слушать не желала. Кстати, балетное платье ей всё же сшили, и Адель неделю упоенно кружилась в нём перед большим зеркалом в гостиной, воображая себя известной балериной. Впрочем, в то время мечты её часто менялись, едва появлялся новый интерес.

Но сейчас, сидя в театральной ложе, она вдруг вспомнила о своей детской мечте и снова мысленно представила себя на сцене, в воздушном белоснежном платье, порхающей, как мотылёк. Как забавно, что давняя детская прихоть снова дала о себе знать спустя столько лет!

Адель украдкой бросила на мужа осторожный взгляд: князь глядел на сцену с таким же восторгом, что и она. Как же она благодарна ему за то, что он всё-таки вытащил её из дому, несмотря на все препирательства. Его искренняя забота о ней не могла оставить Адель равнодушной.

Снова находясь в обществе, среди нарядных дам в роскошных вечерних туалетах, блистающих бриллиантами и жемчугами, она почувствовала, как ей на самом деле не хватало общения, этих острых, восхищённых взглядов, которыми её осыпали окружающие, ощущения того, что она всё ещё жива и может высоко держать голову в обществе.

Единственное, что могло испортить ей прекрасный вечер в театре, это возможная встреча с графом Бутурлиным и его супругой. Пересекаться с ними у Адель не было ни малейшего желания. Хоть Бутурлины и стали ей теперь дальними родственниками, но со дня свадьбы Ольги и Мишеля, они ни разу не виделись.

Хоть она и скучала по брату, который сейчас проводил медовый месяц с молодой женой в Европе, но Адель в тайне хотела, чтобы это путешествие длилось как можно дольше. Пока Михаил и Ольга не вернулись домой, ей не обязательно видеться с Бутурлиными, но когда молодые вернутся в Петербург, им снова придётся встретиться. Адель очень волновала эта неотвратимая встреча, ибо она страшилась своей собственной слабости. Теперь она нервничала гораздо сильнее, чем, когда возвращалась из Европы в Петербург, зная, что встретит его снова…

Она пообещала мужу, что никогда не предаст его доверия, не обесчестит своё имя. И всё бы хорошо, но уверенность княгини в твёрдости своего духа зиждилась лишь на словах, на деле же её сердце уходило в пятки, стоило только Александру пристально посмотреть ей в глаза, не говоря уже о прикосновениях. Если он опять попытается тайно встретиться с нею, это может закончиться бесславной капитуляцией её бастионов и окончательной потерей самоуважения. А этого допускать нельзя!

Напрасно Адель днями и ночами внушала самой себе, что Александр Бутурлин — не тот мужчина, в кого стоило влюбляться. Он и сам не знает, чего хочет. Клянётся в страстной любви к ней, а сам в это же время делит ложе с молодой женой, которая родила ему дочь. Жаклин была слишком привлекательна, по мнению Адель, чтобы он смог устоять перед её прелестями.

Когда наступала ночь и Адель укладывалась в постель, она неизменно думала о том, что сейчас руки Александра обнимают Жаклин, его губы блуждают по её телу, и в этот миг он точно не думает ни о ком другом, кроме своей жены, несмотря на свои лживые клятвы. Как мужчины могут так легко разделять любовь и плотские утехи? Как Александр может без зазрения совести дарить ласки нелюбимой женщине, больше того — презираемой им! Это было выше понимания Адель. Она с грустью пришла к выводу, что предмет её грёз — двуличный и лживый человек, верить словам которого не стоит.

А верить так хотелось! Душа, без веры в светлое и прекрасное, начинает чахнуть. Молодая, красивая, женственная и чувственная, Адель всем своим исстрадавшимся сердцем жаждала любви во всех её проявлениях. Но любовь хороша лишь тогда, когда она взаимна и не постыдна, а княгине Оболенской было отказано и в том, и в другом…

Ответить на чувства мужа она была не в состоянии, а наблюдать за его молчаливыми страданиями с каждым днём было всё тяжелее. Адель старалась быть с ним рядом чаще, улыбаться ему, уделять внимание, беседовать, но Владимир Кириллович неосознанно использовал её чувство вины против неё самой. Он всякий раз пользовался моментом, чтобы лишний раз коснуться руки супруги, подольше задержав её в своей ладони, бросал на неё восторженные взгляды, под которыми княгиня лишь смущенно опускала ресницы и беспомощно краснела, догадываясь, о чём муж думает сейчас. Эта своеобразная игра не приносила радости ни одному из супругов.

В конце антракта к князю Оболенскому подошёл адъютант генерал-губернатора и передал просьбу графа Эссена о приватной беседе в губернаторской ложе. Владимир Кириллович извинился перед женой и, пообещав вскоре вернуться к ней, последовал за молодым офицером, который не преминул украдкой бросить на красавицу-княгиню восхищённый взгляд.

Адель вернулась на своё место в ложе и переключила всё внимание на сцену. Прошло не менее четверти часа, прежде чем она явственно ощутила, что ей стало некомфортно, словно на плечи опустилась неведомая тяжесть и вдавливает её в кресло. Оглядевшись украдкой по сторонам, она внезапно вздрогнула всем телом: из соседней ложи на неё неотрывно смотрел Александр Бутурлин.

Княгиня растерялась. Неужели он сверлил её взглядом весь первый акт, а она так этого и не заметила? Или он опоздал на балет и появился лишь ко второму акту?

Господи, ну что за бестактная манера разглядывать её так беззастенчиво, словно они оба свободны, и она может легко принять его ухаживания? Неужели он не понимает, что ставит её в неловкое положение? Если кто-нибудь заметит, репутация Адель может пострадать, причём даже не по её вине!

Она нервно обмахивалась веером, стараясь не смотреть на Александра, но всей кожей ощущала его пылкие взгляды, которые обжигали подобно пламени свечи, пробуждая в её теле глубокий, таинственный трепет. Спорить с самой собой, со своей любовью, с естественными для молодой женщины желаниями, в конце концов, было так тяжело!

Как она желала просто отдать себя во власть его сильных, но таких нежных рук, и ни о чём не думать, не сожалеть, не страдать! Её душа и тело отчаянно тянулись к нему, хоть трезвый рассудок и призывал образумиться и вспомнить о том, что Александр уже два раза предал её любовь и доверие.

С тех пор, как их судьбы снова пересеклись, граф Бутурлин повёл себя легкомысленно и эгоистично, наплевав на нормы морали и приличия. Ему было всё равно, что будет с ней, с её мужем, какой скандал может разразиться в свете, если кто-то узнает… и такое поведение ещё раз доказывало, что он вовсе не любит её, а лишь желает, словно своенравный мальчишка, жаждущий обладать вожделенной игрушкой, которую через день сломает и забудет. Неужели у него совсем нет хотя бы чувства признательности к князю Оболенскому за всё, что тот сделал для них обоих?

Впрочем, раздосадованная Адель была не совсем права: Александр меньше всего хотел причинить ей вред своими домогательствами. Он и так доставил любимой достаточно страданий, чтобы ещё и усугублять их.

Но… он не видел её так долго, почти два месяца! Он безумно тосковал по ней, иногда сомневаясь, действительно ли целовал и обнимал её в полумраке библиотеки князя Вяземского. Стоило закрыть глаза, и он остро ощущал вкус её поцелуя, но суровая реальность обступала со всех сторон: он желает обладать замужней женщиной, женой своего крёстного отца, которому обязан своей свободой. Это желание было не просто запретным и неприличным, оно было бесчестным и подлым. Вот так — ощущая себя низким подлецом — и жил Александр Бутурлин эти два месяца, и это было ужасно.

Наблюдая за Адель, которая казалась ему просто сказочной феей в своём бархатном вечернем платье цвета красного вина, он безмолвно сходил с ума от любви, проклиная жестокую судьбу и собственную глупость, по вине которых он потерял её.

Во внутреннем кармане его сюртука уже неделю лежало письмо, которое Александр написал любимой без особой надежды, что ему удастся передать его. И вот сейчас, когда Адель на время осталась одна, у него появился шанс сделать это.

До конца спектакля они оба просидели, как на иголках, стараясь сосредоточиться на происходящем на сцене. Едва представление окончилось, и отгремели последние бурные аплодисменты, Адель поднялась и направилась к выходу из ложи. В узком коридоре партера возник небольшой затор, и ей пришлось идти медленно, находясь в гуще людей, эмоционально обсуждающих просмотренный спектакль.

Внезапно она почувствовала, как в её ладонь кто-то вложил сложенную в несколько раз записку. Адель вздрогнула и поспешно огляделась, успев заметить только спину Александра, мелькнувшую где-то впереди. В том, что это сделал он, сомнений не оставалось. Щёки княгини моментально зарделись от волнения, а желание прочесть тайное послание сразу же, стало нестерпимым, но прежде нужно было добраться до дому и остаться одной. Никогда ещё дорога домой не казалась ей такой бесконечно долгой!

Едва дождавшись, пока Таня поможет ей раздеться и подготовиться ко сну, Адель поспешно заперла дверь на ключ и дрожащими руками развернула записку Александра. Сразу узнав знакомый аккуратный почерк, которым Александр делал записи в её девичьем альбоме, она прочла следующее:


Здравствуй, душа моя!

Прости меня за то, что я решился на столь отчаянный поступок, как тайное послание, но, видит Бог, у меня нет другого способа поговорить с тобою. Ты упорно избегаешь встреч со мной, и я понимаю отчего: ты боишься, что я снова начну тебя преследовать.

Я не могу с уверенностью обещать тебе, что никогда более не сделаю этого, ибо при виде тебя я просто безнадёжно теряю голову, однако, я постараюсь отныне держать себя в руках. Да, я знаю, что мне запрещено даже мечтать о тебе, что ты замужем за очень хорошим, благородным человеком, которого я всем сердцем уважаю, но от этого мне не становится легче.

Ты сказала, что надеяться мне не на что, но я, увы, не могу вырвать собственное сердце из груди и приказать ему разлюбить тебя. Я долго думал, любовь моя, и решил более не досаждать тебе своими чувствами. Ты совершенно права: мы оба несвободны и не имеем права причинять боль другим. Пусть наша любовь остаётся в прошлом, я буду жить прекрасными воспоминаниями о ней, и навсегда сохраню их, как самое лучшее, что было в моей жизни. Мне остаётся лишь надеяться, что ты сможешь когда-нибудь простить мне всю ту боль, что я причинил тебе. Клянусь, я не хотел этого и страдал всё это время не меньше.

Об одном лишь болит моя душа — я всё ещё безумно хочу увидеть свою дочь. Пойми, Адель, я не могу не думать о ней, не мечтать посмотреть на своё дитя хотя бы издали. Софи — живое воплощение нашей любви, подтверждение того, что она всё-таки была, что наша единственная ночь была не просто волшебным сном, слишком прекрасным, чтобы быть правдой.

Умоляю тебя, позволь мне увидеть нашего ребёнка, иначе я просто сойду с ума! Понимаю, что едва ли имею право претендовать на что-либо, но неужели я не могу хотя бы взглянуть на Софи? Или ты собираешься прятать её от меня всю жизнь? Как бы там ни было, я — её отец, а она — моя плоть и кровь. Моя матушка тоже жаждет увидеть свою внучку, я обещаю тебе, что от нас никто не узнает о том, что Владимир Кириллович — не родной отец Софи. Кстати, князь знает, что мне известно всё о Софи, так что, для него моё желание увидеть её не станет новостью.

Прошу тебя, подумай об этом, Адель!

Я не стану больше преследовать тебя и навязывать свою любовь, ни словом, ни взглядом не покажу этого, но не требуй от меня забыть, что у нас есть дочь! Она связала наши жизни навсегда, Адель, и ты не сможешь изменить этого, даже если захочешь. Как бы ты ни презирала меня сейчас, прошлое невозможно перечеркнуть и стереть из памяти.

Я хотел бы нанести визит в ваш дом вместе с матушкой, и увидеть Софи. Если ты не желаешь встречаться в доме Владимира Кирилловича, это можно сделать в доме твоего отца. Сделай это, будь милосердна, если не ко мне, то к моей матери!

Прошу тебя, дай мне знать любым способом о решении, которое примешь. Я буду ждать.

Александр.


Руки Адель нервно скомкали письмо, в то время как к горлу подкатил такой знакомый комок, грозящий скорыми слезами. Против всякой логики, её сердце сжалось от обиды и разочарования. Да, она сама хотела, чтобы граф Бутурлин оставил её в покое, так почему ей так больно от того, что он решил внять её словам и отступиться? Почему её не оставляло гадкое чувство, что Жаклин снова выиграла? Почему существует такая бездонная пропасть между тем, что она чувствует и тем, что должна чувствовать?

Значит, теперь им снова можно безбоязненно встречаться на балах и приёмах — Александр обещал вести себя пристойно и не преследовать её, но взамен он хочет увидеть Софи. У Адель сложилось впечатление, что её мягко, но всё же, шантажируют. Впрочем, она ведь не сможет постоянно прятать дочь от семейства Бутурлиных, так ведь? Главное, чтобы в будущем никто не рассказал девочке, кто её настоящий отец.

Следующим утром Адель отправила Таню с поручением отнести письмо в особняк Бутурлиных и передать его лично в руки самому графу. В своём коротком послании она сообщила, что завтра планирует навестить своего отца, и возьмёт с собой Софи.

Владимир Кириллович не смог сопровождать жену и дочь во время визита к отцу, ибо за день до этого получил письмо от своего управляющего, в котором сообщалось о крупной ссоре с соседом, чьи земли граничили с землями Оболенского. На князя была подана жалоба самому губернатору о самовольном захвате охотничьих угодий, якобы принадлежащих соседу — весьма неприятному и мрачному помещику, который славился своим дурным нравом и склочностью. Владимиру Кирилловичу необходимо было срочно съездить в свое имение и разрешить конфликт с соседом на месте.

Андрей Алексеевич очень обрадовался визиту любимой дочери и единственной внучки. Софи тут же заняла своё законное место на коленях деда и снисходительно сносила его поцелуи и объятия. Видимо, сегодня она была в хорошем настроении.

Вообще-то, юная княжна Оболенская была спокойным, улыбчивым ребёнком, но ровно до того момента, пока её прихоти беспрекословно выполнялись. Стоило воспрепятствовать исполнению какого-нибудь желания, как маленький ангел немедленно превращался в нечто прямо противоположное. Визг, достойный боевого клича диких индейцев, был слышен на весь дом, маленькие ножки гневно топали, а слёзы градом лились из ярко-синих глаз, заставляя даже самое чёрствое сердце дрогнуть и немедленно отдать рыдающей хитрюге всё, чего она желает. Адель пыталась пресекать такое поведение дочери, но все её усилия бесславно разбивались о неуёмную, безграничную отцовскую любовь Владимира Кирилловича.


— Слава Богу, что ты решила навестить меня, дорогая! Я так соскучился, что хотел уже сам нанести вам визит, — широко улыбнулся Андрей Алексеевич. — После отъезда Мишеля и Ольги этот дом стал до неприличия тихим и пустым.


— Но они скоро вернутся, и Ваша жизнь снова станет прежней, papa, — ответила Адель. — Я тоже уже скучаю по ним.


— Надеюсь, они привезут с собой хорошие новости, — сказал князь, — очень хочется дождаться наследника и продолжателя рода Вяземских, и подержать его на руках.


— Но они же только поженились! — усмехнулась Адель. — Не слишком ли Вы торопитесь, papa?


— Ба! Но ведь первенец, как правило, и бывает зачат именно во время медового месяца, когда страсть полностью затмевает разум молодых супругов! — счастливо рассмеялся Андрей Алексеевич. — По крайней мере, у нас с вашей матерью вышло именно так — из Европы она вернулась, нося под сердцем Мишеля.


Улыбка вдруг померкла на лице Адель, уступив место огорчению, а в душе прочно обосновалось такое неприятное чувство, как жалость к самой себе.

Ведь ей не суждено было выйти замуж за любимого и родить Софи, будучи законной женой Александра. Видя безграничное счастье брата и Ольги, слушая радостные воспоминания отца о том, как они были счастливы с её матерью, Адель ещё острее ощущала, чего она лишена.

Князь слишком поздно осознал свою оплошность, заметив, как потухли глаза дочери. Ну, какой же он старый дурак, не нужно было говорить о своих чаяниях с Адель, и тем более — пускаться в воспоминания о прошлом. Бедная девочка пережила такое горькое разочарование и до сих пор страдает.

Отец хотел было извиниться перед Адель, как вдруг дверь в гостиную отворилась и лакей сообщил о визите графини Бутурлиной с сыном. Андрей Алексеевич сначала удивлённо приподнял брови, но затем велел проводить родственников в гостиную.

Когда на пороге показались Мария Александровна и Алекс, сердце Адель забилось так громко и быстро, что она опасалась, что его услышат все. Князь поднялся навстречу гостям и склонился над рукой графини, по-прежнему держа внучку на руках. С Александром они обменялись дружескими рукопожатиями. Адель вежливо поздоровалась с графом и его матушкой, пытаясь за светской полуулыбкой скрыть возрастающее волнение.

Покончив с официальными приветствиями, мать и сын невольно застыли в замешательстве, глядя на кудрявую малышку, прижавшуюся к плечу князя Вяземского. В глазах Марии Александровны блеснули скупые слёзы — ведь эта девочка приходится ей родной внучкой, дочерью единственного сына, но, увы, … она носит другое имя и никогда не узнает, что у неё есть родной отец и любящая бабушка.


— Боже, какое чудо! — негромко произнесла графиня, сквозь слёзы улыбаясь малышке. — Это, видимо, Софи? Пойдёшь ко мне на руки, солнышко? — эта фраза уже была обращена к девочке, которая настороженно разглядывала незнакомых людей своими большими синими глазками.


Поразмыслив пару мгновений, Софи доверчиво протянула ручки к Марии Александровне, и та с готовностью взяла её на руки. Сердце графини восторженно ликовало и одновременно замирало от нежности, когда она глядела на это чудесное дитя, глазами точь-в-точь напоминающее Александра.

Сам же Александр чувствовал себя так, словно ему неожиданно преподнесли самый дорогой в жизни подарок. К своему стыду, даже в день рождения Катюши он не ощущал такого безбрежного счастья, как в этот миг, когда увидел Софи. Этот прелестный ангелочек внезапно стал безумно дорог ему, ведь в жилах Софи его кровь соединилась с кровью Адель, их взаимная любовь дала жизнь этому маленькому человечку, связав их воедино навсегда. Разве это не чудо?

Когда Александр, в свою очередь, немного нерешительно протянул руки к дочери, Адель перестала дышать. Она ждала, что последует дальше.

И Софи, словно ощущая зов родной души, потянулась к своему отцу, улыбаясь во весь рот. Осторожно прижав дочь к себе, он на миг закрыл глаза, стараясь справиться с эмоциями, а когда снова открыл их, встретился с взволнованным взглядом Адель.

Для неё стало тяжким испытанием увидеть дочь на руках Александра. Это было так трогательно и больно одновременно! В этот миг она как никогда остро ощутила, что они оба потеряли. А ведь могли бы стать счастливой семьёй и вместе растить их обожаемую малышку…

Когда их с Александром взгляды пересеклись, время снова остановилось, оставляя их одних в целом мире. Они даже не обратили внимания на то, как их родители смущённо потупили взоры, заметив, как дети восторженно и обречённо смотрят друг на друга.

Александру сейчас хотелось лишь одного: подойти к Адель и крепко обнять её, не выпускать из своих объятий ни её, ни Софи, и тихо таять от счастья, осознавая, что они обе принадлежат только ему одному.

Судя по тому, что большие тёмные глаза Адель медленно наполнялись слезами, она хотела того же, что и он… но она достаточно ясно дала понять, что не станет изменять мужу, а Александр обещал не ставить её более в неловкое положение и не навязывать свою любовь. Это обещание отныне связывало ему руки, и Александр мысленно поклялся себе держать его. Больше он не станет искать с ней тайных встреч, не будет стараться приблизиться, коснуться украдкой её руки, терзать её пылкими взглядами.

Он любит и вожделеет её безумно, до дрожи, но больше ни разу не прикоснётся к ней… до тех пор, пока Адель сама его об этом не попросит.


========== Главное - найти виноватого ==========


Жаклин нервно расхаживала по своей спальне, комкая в руках батистовый платочек. Она никак не могла успокоиться и справиться с охватывающими её гневом и отчаянием.

Александр и его матушка уехали с визитом к князю Вяземскому, а её с собой даже не позвали! Не сболтни ей случайно горничная, Жаклин так и не узнала бы об этом. Эта странная таинственность наводила на определённые мысли, а именно — Александр и его бывшая любовница решили уединиться в доме Вяземских, а старая графиня, стало быть, в курсе их тайных замыслов, да ещё и прикрывает это безобразие, как и князь Вяземский!

От такой вопиющей наглости Жаклин буквально оторопела. С того самого дня, когда Аделина снова вошла в жизнь Александра, его жена окончательно потеряла покой. Если поначалу она ещё надеялась на что-то, успокаивая себя тем, что превратила-таки их фиктивный брак в настоящий, то теперь остро чувствовала, как муж стремительно отдаляется от неё. И в первую очередь, он резко ограничил доступ Жаклин в свою опочивальню, что было особенно унизительно для молодой женщины.

Жаклин попыталась было снова найти подход к нему, но Александр то и дело избегал её, причём делал это так искусно, что обвинить его в чём-либо было трудно. Да и имела ли она право предъявлять ему претензии?

Молодая графиня ещё раз попыталась использовать дочь в качестве своего главного козыря и оружия. Она внезапно стала намного больше времени проводить с Катрин, изо всех сил показывая себя хорошей матерью перед мужем и свекровью. Но девочка, словно чувствуя, что мать притворяется, начинала капризничать у неё на руках, по-прежнему предпочитая ей отца. Лишь при виде Александра она сразу начинала улыбаться и вести себя спокойно.

Последние два месяца Жаклин жила, будто в аду. Собственно, она не жила, а лишь существовала, находясь в постоянном тревожном ожидании чего-то плохого. Она внимательно наблюдала за мужем и отметила, что он внезапно стал завсегдатаем светских развлечений, которые раньше не очень-то жаловал. Граф Бутурлин почти каждый вечер уезжал из дому на очередной званый ужин или бал, в театр или клуб, оставляя свою жену коротать время в одиночестве. Мария Александровна упорно делала вид, что ничего особенного не происходит, и её сын ведёт себя вполне обыденно.

Жаклин безумно бесило такое равнодушие графини к поведению Александра. Интересно, как бы Мария Александровна отнеслась к его разгульной жизни, если бы её сын женился не на жалкой актрисе, а на своей обожаемой Адель? Вряд ли она молчала бы! Впрочем… со своей русской красавицей Александр никогда не стал бы обходиться подобным образом.

Как ни горько было признавать это, но Александр никогда не любил Жаклин, а теперь ещё и презирал, не утруждая себя скрывать это. Мария Александровна, хоть и держалась внешне вежливо, относилась к навязанной ей невестке не лучше. Она так и не приняла Жаклин, не признала её частью семьи Бутурлиных, по-прежнему считая брак сына страшной ошибкой и мезальянсом. Не имея ни одного друга в доме мужа, молодая графиня чувствовала себя ужасно одинокой и озлоблялась на весь мир всё сильнее.

Вечера стали пыткой для Жаклин: она каждый раз представляла, что её муж тайно встречается с любовницей, бесцеремонно пренебрегая законной женой и даже своими хвалёными принципами дворянской чести, над которыми так трясутся представители российской аристократии. Как ловко эта смазливая княгиня смогла окрутить чужого мужа, стоило ей только пару раз показаться ему на глаза! А ещё строит из себя святую невинность! Какие же они все лживые, прогнившие до мозга костей, эти надменные аристократы!

Одно непонятно — как князь Оболенский мирится с тем, что жена так открыто наставляет ему рога? Он человек пожилой, с безупречной репутацией, неужели же ему безразлично, что скажут о нём люди? Или он до сих пор ничего не знает, как обычно и бывает? Недаром говорят, что обманутый муж узнаёт обо всём последним.

А может… стоит открыть ему глаза? Жаклин внезапно остановилась, прекратив свои метания по комнате, поражаясь, как эта мысль не пришла ей в голову раньше. Если в этой войне у неё и есть возможный союзник, то это князь Оболенский. Они с ним находятся в одинаковом положении, а значит, смогут помочь друг другу, если объединят усилия.

Только обманутый муж сможет урезонить свою любвеобильную жену. В отличие от Жаклин, у которой связаны руки, князь — мужчина, и имеет полное право ставить жене ультиматумы или даже наказать её, заперев дома или отослав в деревню. В конце концов, у Оболенских есть маленький ребёнок, так почему бы непутёвой матери не растить свою наследницу вместо того, чтобы крутить хвостом перед чужими мужьями!

Вдруг новая мысль или, скорее, страшная догадка посетила разгневанную графиню. Ребёнок Оболенских… Жаклин начала лихорадочно вспоминать то, что узнала из разговоров Ольги и Марии Александровны: дочь Оболенских родилась двумя месяцами позднее Катрин, кажется, в мае, а это значит… что её отцом может быть вовсе не престарелый князь Оболенский, а Александр! Боже правый, неужели так и есть?! Значит, у ненавистной соперницы тоже есть ребёнок от него! Если это так, то положение Жаклин становится ещё более шатким.

Так вот почему князь сквозь пальцы смотрит на измены жены — он всего лишь ширма, которую Вяземские используют, чтобы скрыть грех Адель и Александра! Значит… княжна Вяземская была беременна от Алекса, когда венчалась с Оболенским! Но почему она это сделала? Почему не вышла за отца своего ребёнка?

Выходит, Адель так и не смогла поверить в искренность Алекса после того, как прочла дневник, и потому предпочла брак со стариком союзу с лжецом, который её обесчестил. Жаклин злорадно улыбнулась, радуясь, что всё-таки смогла отомстить ненавистной сопернице, которая посмела встать между нею и Алексом.

И, однако же, даже разрушив союз Аделины и Александра, чего она добилась в итоге? Разве не она сама осталась в дураках? Влюблённые голубки по-прежнему вместе, хоть и вынуждены встречаться тайно, а она — вечно одна, изводит себя мучительными подозрениями и ревностью. Да, она стала графиней и вошла в высшее общество, но с титулом не будешь делить холодную постель, он не утешит в горе, не обнимет, не поддержит… Жаклин вдруг горестно всхлипнула от жалости к себе, но буквально тут же снова злобно сощурилась, смахивая слёзы.

Нет уж, чёрта с два они её сломят! Эта русская шлюха не дождётся её капитуляции! Александр Бутурлин — её муж, он произнёс в церкви «пока смерть не разлучит нас», и так оно и будет, видит Бог! Иначе… она не остановится ни перед чем, чтобы устранить со своего пути княгиню Оболенскую! Она опорочит её имя так, что та не сможет и глаз поднять до конца жизни, а если придётся… сможет зайти и дальше!

Нервозность графини достигла апогея — её жгли обида, ревность, унижение, зависть к тем, кому повезло родиться в среде аристократов, куда ей никогда не пробиться, несмотря на титул графини. Чтобы успокоиться хоть немного, Жаклин незаметно проскользнула в кабинет мужа и плеснула в хрустальный стакан щедрую порцию французского коньяку. Трясущимися руками она поднесла стакан к губам и залпом выпила его. Крепкий напиток огненным шаром прокатился по горлу, вызвав у неё кашель и слезы на глазах. В отчаянии спрятав лицо в ладонях, Жаклин горько и безудержно разрыдалась, уже не заботясь, что прислуга застанет её в кабинете Александра, возле шкафчика, где хранился крепкий алкоголь.

Сколько она рыдала, графиня не ведала, однако вскоре коньяк оказал своё успокаивающее действие, и в животе разлилось благодатное тепло, обволакивая, заставляя дышать ровнее и легче. Слёзы постепенно высохли, но гнев никуда не делся: гнев униженной законной жены, на глазах которой любимый мужчина встречается с другой женщиной.

Через пару часов, когда за окном послышался шум въезжающей во двор кареты, Жаклин уже едва сдерживалась от нетерпения. Коньяк придал ей ложной храбрости и графиня готова была добровольно шагнуть в пасть льва, заранее зная, что Александр не оставит скандал безнаказанным. Она не могла больше молчать ни одной минуты! Если она сейчас не выяснит отношения с мужем, то никогда больше не сможет себя уважать.

Прислушиваясь к шагам в коридоре, она поняла, что Александр направился в детскую. Послышался звук открывающейся двери, восторженный детский голосок, лопочущий что-то на своём, младенческом языке, и ласковый голос Александра. Недолго думая, Жаклин вышла в коридор и буквально влетела в спальню дочери вслед за мужем.

Александр стоял посреди комнаты, держа на руках улыбающуюся Катрин. Он удивлённо приподнял бровь, холодно разглядывая бледную, взволнованную жену, по красным глазам которой можно было легко догадаться о том, что она совсем недавно плакала. Лихорадочный блеск в голубых глазах, упрямо сжатые, искусанные губы, дрожащие руки и бурно вздымающаяся грудь служили явным подтверждением приближающейся истерики.


— Пошла вон! — коротко бросила Жаклин испуганной няньке, находящейся в детской, и та моментально и бесшумно исчезла, присев в торопливом реверансе.


— В чём дело? — холодно и нарочито спокойно поинтересовался Алекс.


— А дело в том, мой дорогой, что я хочу знать, где ты был! — на одном дыхании выпалила Жаклин и сердито скрестила руки на груди, вздёргивая подбородок.


— Я не должен перед тобой отчитываться, или ты забыла? — в ответ он равнодушно пожал плечами. — Что-то ещё?


О, этот невозмутимый, надменный тон! Тон жестокого хозяина, но не мужа! Как же ей надоело, что никто в этом доме не принимает её за ровню, даже прислуга шепчется за спиной, считая пустым местом! Ярость захлестнула разум Жаклин, высвобождая её истинную натуру, которую она так долго и удачно скрывала под маской нежной, любящей, безобидной одалиски, преданной душой и телом своему возлюбленному.


— О, да! И очень многое! — прошипела она, словно ядовитая змея. — Я многое хочу сказать тебе, ибо мне осточертело молча сносить унижения от тебя и твоей высокородной семейки!


Жаклин подошла на несколько шагов ближе, и до него вдруг явственно донёсся запах алкоголя. Такого поворота он не ожидал, и стерпеть уж точно не мог.


— Ты пьяна? — голос Александра стал подозрительно тихим, но, в то же время, угрожающим.


Он намеренно не стал кричать на неё, боясь испугать ребёнка. Эта истерика не стала для него таким уж сюрпризом — напряжение между ними ощутимо возросло в последнее время, угрожая неминуемым взрывом. Чего уж греха таить — он и сам виноват в том, что у его жены сдали нервы, ведь он усиленно избегал её уже два месяца. Однако, это не давало ей права заливать свои горести коньяком и опускаться до уровня уличной пьянчужки.


— Да, представь себе! А что мне ещё остаётся?! — истерически взвизгнула она. — Думаешь, я не знаю, что ты сейчас приехал от Вяземских? Неужели тебе и твоей любовнице уже наскучило прятаться по углам в чужих домах? Решили устроить себе любовное гнёздышко прямо в доме её дорогого папочки? Где же ваша хвалёная честь?! Или прелюбодеяние для вас — пустой звук?


Услышав визгливый голос матери, Катрин испуганно вздрогнула и крепче прижалась к отцу, пытаясь спрятаться от злобной фурии, которую считала кем угодно, только не своей матерью. Александр автоматически прижал к себе ребёнка, стараясь успокоить и защитить. В его синих глазах сверкнула холодная сталь, когда он услышал несправедливое обвинение в измене.

Если бы он действительно изменил Жаклин и её претензии имели под собой почву, Александр чувствовал бы себя не так удручённо — ведь, по сути, он и не обещал хранить ей верность — но голословные обвинения жены вызвали у него гнев и досаду. Ведь Адель совсем недавно окончательно отвергла его любовь, теперь ему не на что надеяться, и болезненная рана на сердце так свежа, а тут ещё Жаклин со своей болезненной ревностью! Лицо графа Бутурлина потемнело от гнева, а взгляд, который он бросил на жену, был способен убить на месте. Раздосадованный, удручённый, он готов был спустить на жену всех собак, отыгрываясь на ней за свою неудачу в любви.


— Хватит! Немедленно замолчи! — негромко, но отчётливо приказал он, поднимая правую руку вверх и тем самым прерывая поток грязных обвинений.


Граф резко дёрнул за шнурок звонка, вызывая прислугу, пригвождая супругу к месту пылающим взглядом, но при этом нежно обнимая дочку и целуя её круглый лобик. Когда нянька вернулась в детскую, он передал ей ребёнка, а сам, бесцеремонно схватив жену за локоть, потащил за собой и буквально втолкнул в её комнату, входя следом и запирая дверь.


— Решил запереть меня, словно преступницу, любимый? — запальчиво выкрикнула Жаклин. — Тогда уж лучше посади меня в подвал, к крысам, чтобы больше не видеть и не слышать! С глаз долой — отличный выход!


— Заманчивая идея, я подумаю над твоим предложением, — холодно парировал он. — Если ты немедленно не прекратишь эту истерику, я так и сделаю!


— А мне давно пора было устроить тебе скандал, ты не находишь? — не унималась она, сварливо упирая руки в бока. — Ты думал, что я — всего лишь твоя вещь, которая не имеет права на чувства, не может возражать или иметь собственное мнение? Ты… и твои драгоценные родственники всегда считали меня лишь пылью под ногами! Но я готова была мириться с вашим высокомерием, я глотала обиды, плакала в подушку, только бы ты был рядом со мной! Я всем пожертвовала: гордостью, уважением к самой себе…


— Совестью! — подсказал вдруг Александр. — Или ты уже забыла о том, что сделала для того, чтобы избавиться от соперницы? Какая же у тебя удобная и гибкая память!


— Я любила тебя! — взвизгнула Жаклин, всплёскивая руками, как будто этим всё можно было оправдать. — Я боролась за свою любовь!


— Ты прекрасно знала, что я не любил тебя! — отрезал он. — Я никогда ничего тебе не обещал, но ты решила всё повернуть по-своему. Ещё тогда ты потеряла человеческий облик, Жаклин, когда решила построить своё будущее на лжи и подлых интригах, атакой фундамент слишком зыбок для крепких отношений. Так что, винить тебе некого, кроме самой себя. А главная твоя беда в том, что ты даже не понимаешь, насколько подло и мерзко поступила!


— Нет! Это она… она одна во всём виновата! Это она отобрала тебя у меня! — графиня снова захлебнулась злыми слезами. — Будь она проклята! Если бы не она, мы могли быть счастливы.


— Неужели ты думаешь, что я женился бы на тебе, даже не будь Адель в моей жизни? — Александр лишь презрительно усмехнулся. — Я просто спал с тобой, ты неплохо удовлетворяла мои мужские потребности, и не более того! Ты слышишь?! Не более!


— Ты… просто двуличный мерзавец! — прошипела Жаклин и вдруг изо всех сил ударила мужа по лицу.


Звук пощёчины показался ей самой ужасно громким, оглушительным, словно пушечный выстрел. Красный след от её ладони сразу же проступил на его щеке, а Жаклин испуганно застыла, ожидая неминуемой расправы. Александр побледнел от гнева, однако ничего не сказал и не сделал, просто повернулся спиной к жене и молча направился к двери. Говорить с женщиной в таком состоянии — дело бессмысленное. Ему нужно уйти, пока он окончательно не вышел из себя. Но Жаклин не дала ему этого сделать: она вдруг мёртвой хваткой вцепилась в рукав его сюртука и тяжело рухнула на колени, ещё отчаяннее и громче рыдая.


— Нет… ты не можешь уйти сейчас… любовь моя… — всхлипывала она, — что бы ты ни говорил, я никогда не поверю в то, что полностью тебе безразлична! Я так люблю тебя, Алекс! Почему ты так жесток со мной? Я родила тебе дочь, неужели я не заслуживаю уважения, хотя бы как мать твоего ребёнка? Если хочешь, я рожу тебе сына… наследника, только скажи, и я буду рожать тебе детей хоть каждый год!


Александр глубоко вздохнул и на миг закрыл глаза. Как бы ни презирал он Жаклин, но бесчувственно взирать на рыдающую у своих ног женщину, не мог. В конце концов, она — его законная жена, от этого никуда не денешься. И он действительно жесток с ней. На душе у него стало ещё паршивее…

Он бережно помог жене подняться с колен, усадил в кресло, а затем налил в стакан воды и молча протянул ей. Она безропотно подчинилась и выпила воду, судорожно всхлипывая и стуча зубами о край стакана. Через какое-то время всхлипывания стали реже, а дыхание — ровнее.


— Успокойся, — глухо сказал Александр, — ты не должна так вести себя, Жаклин, особенно в присутствии нашей дочери. Неужели ты не понимаешь, что наши скандалы могут отразиться на ней?


— Нашей дочери… — пространно повторила Жаклин, глядя куда-то перед собой, сквозь мужа. — Почему ты не сказал, что у тебя, оказывается, есть ещё одна дочь? Та, которую родила твоя распрекрасная княжна.


Александр и виду не подал, что удивлён. Как она узнала об этом? Матушка и сёстры точно не могли проговориться, тогда кто же?


— Как ты узнала? — только и спросил он, внимательно глядя на жену.


— Ты даже не отрицаешь! — горестно пробормотала графиня. — Никто мне не говорил, я сама догадалась. Да, представь себе, я тоже не лишена интуиции! Только беременность могла заставить её выйти за старика, навязав ему своего бастарда.


— Не смей так говорить о моей дочери! — сурово предупредил Александр. — Если бы не ты, Софи сейчас росла бы в законном браке и носила имя графини Бутурлиной!


— Значит, она тебе дороже, чем Катрин? — Жаклин со страхом и злостью заглянула в лицо мужа. — Я так и знала! Моя дочь всегда останется для тебя ребёнком простой актрисы, не то, что дочь этой высокородной… потаскухи!


Грязное оскорбление, сорвавшееся с губ Жаклин, было прервано звонкой пощёчиной, которую ей в сердцах отвесил Александр. Никогда до сей поры он не поднимал руку на женщин, но столь мерзкий эпитет, который выбрала Жаклин в адрес женщины, которую он любил, полностью вывел его из равновесия. Жаклин явно обладала талантом доводить его до белого каления!


— Никогда не смей оскорблять её! — угрожающе приказал он, хватая испуганную жену за запястье и сжимая его до хруста костей. — Ты не стоишь даже её мизинца! Сколько любовников ты сменила прежде, чем встретила меня?!


— Ну и женился бы тогда на ней, ты же был уверен, что вернёшь её любой ценой? — злорадно выкрикнула Жаклин, пытаясь вырвать свою руку из железной хватки мужа. — Только не нужен ты ей! Твоя неземная любовь не поверила тебе и выбросила из своей жизни! А сейчас просто использует в своей постели, как жеребца! Ещё бы — ложиться под старика, наверное, не особенно приятно!


— Заткнись! — угрожающе прорычал Александр, белея от ярости. Он резко встряхнул её, словно тряпичную куклу, изо всех сил сдерживая порыв отвесить ещё одну пощёчину. — Меня тошнит от тебя! О чём я только думал, когда женился на тебе?! Права была матушка — вульгарная девка с подмостков никогда не станет приличной женщиной.


— Да, я вульгарна! — дерзко рассмеялась Жаклин, радуясь, что причинила ему боль. — А ещё, у меня есть гордость! И я не позволю тебе открыто изменять мне. Если ты не прекратишь встречаться с ней, я всё расскажу князю Оболенскому, а затем и всем своим новым знакомым. Я буду плакаться в жилетку каждому, кто согласится выслушать и поддержать меня, а таких найдётся немало! Не пройдёт и дня, как с репутацией твоей Адель будет покончено, и она не сможет и носа высунуть на улицу от стыда! Я разрушу её жизнь так же, как она разрушила мою, клянусь!


— Только посмей открыть рот, и я сразу же избавлюсь от тебя! — дрожа от гнева, предупредил Александр.


— Не посмеешь! Я — твоя законная жена, а семья Бутурлиных не допустит скандала, — самоуверенно заявила Жаклин. — Лучше тебе принять мои условия и позволить сделать тебя счастливым. Что бы ты ни говорил, дорогой, но в постели со мной тебе очень хорошо. Я никогда не поверю, что эта неживая фарфоровая кукла могла доставлять тебе такое же наслаждение, как я!


— О, как ты, оказывается, глупа, Жаклин! — Александр внезапно усмехнулся, качая головой. Затем он снова грубо схватил жену за руку и заговорил тихо и угрожающе. — Ты думаешь, что твои таланты в постели для меня важнее любви Адель? Ты влезла в наши отношения, вероломно заняла её место, и ещё смеешь ставить мне условия? Запомни раз и навсегда: я люблю только Адель, лишь её одну, и так будет всегда. Один её поцелуй — даже самый невинный — стоит для меня в сто раз больше, чем целая ночь, проведённая с тобой! Ты знала об этом, когда выходила за меня, так что не смей сейчас делать из меня негодяя, который предал твоё доверие и любовь. Если бы не Катрин, тебя бы здесь не было. Никогда! Предупреждаю в последний раз: ещё одна такая выходка, и ты сразу же окажешься очень далеко от Петербурга, без всякой надежды когда-нибудь увидеть меня и дочь! Не искушай судьбу и моё терпение, Жаклин, я тебе не советую!


С этими словами граф Бутурлин встал и направился к двери. Прежде чем выйти в коридор, он обернулся и медленно смерил жену презрительным взглядом, словно ещё раз напоминая о её декоративной роли в его жизни.


— Я запрещаю тебе покидать эту комнату без моего позволения. Прислугу я предупрежу. Отныне я буду следить за каждым твоим шагом, и упаси тебя Бог вызвать мой гнев ещё раз! До сих пор я был лоялен к тебе, но ты вполне можешь на себе ощутить, что значит быть моим врагом. Поразмысли над своим поведением и пересмотри приоритеты, пока не поздно.


Дверь за ним громко захлопнулась, и тут же раздался звук проворачиваемого в замочной скважине ключа. Жаклин, которая мелко дрожала всем телом, свернувшись калачиком в кресле, казалось, что перед ней только что закрылась дверь последней надежды на благополучное будущее. В душе у неё поселилась твёрдая уверенность, что она только что сама сломала себе жизнь…

В приступе бессильной ярости графиня Бутурлина так сильно сжала кулаки, что почувствовала, как ногти впиваются в ладони, оставляя кровавые вмятины. Она без труда воскресила в памяти лицо княгини Оболенской и злобно прошептала, словно соперница могла её слышать:


— Ты…мерзкая дрянь… только ты виновата… Ты ещё поплатишься за это, клянусь! Ты будешь лить кровавые слёзы и проклинать тот день, когда легла в постель с моим мужем! Будь ты проклята! Ненавижу… как же я тебя ненавижу!


========== Хорошая стратегия - основа будущей победы ==========


Три дня Жаклин провела в своей комнате, взаперти. Александр вовсе не шутил, когда обещал строго наказать жену за безобразный скандал, который она учинила.

Поначалу она продолжила упрямо бунтовать, и даже отказывалась от еды, таким образом протестуя против домашнего ареста, но тем самым вызвала лишь ещё больший гнев мужа. Поразмыслив немного, графиня Бутурлина решила сменить тактику и самым тщательным образом всё обдумать.

Хватит уже истерик и слёз, они ни к чему не приведут, а давить на жалость мужа, значит унижаться перед ним ещё сильнее. Она и без того потратила два года своей жизни, постоянно заискивая и подстраиваясь под него, стараясь быть ему самой лучшей женой, ни в чём не противоречить… И к чему это привело? Нет, пришла пора действовать, как умная, взрослая женщина, а не как плаксивая девчонка.

Ей предстояло решить, что делать дальше, и Жаклин понимала, что от её дальнейших шагов зависит будущее их брака с Александром. Она попыталась отбросить на время чувства и эмоции, которые сейчас ей только мешали, и рассуждать здраво. Перед лицом серьёзных неприятностей, что свалились на неё, Жаклин максимально собралась и приготовилась сражаться до последнего: с жестокой судьбой, с неверным мужем, с ненавистной соперницей… да со всем миром, если понадобится! Она собрала в кулак всю свою волю, чтобы тщательно просчитать каждый шаг, предусмотреть все возможные ходы противников, лишь бы только победить в этой войне и не дать княгине Оболенской полностью завладеть Александром. Он — её муж, и без боя она его не отдаст!

Конечно, ей придётся трудно — она здесь одна, в чужой стране, в семье, которая её презирает, среди этих непонятных и чуждых ей русских. Но трудности никогда не останавливали Жаклин, ибо она привыкла рассчитывать только на себя и своё везение. Логика подсказывала француженке, что в одиночку с ситуацией ей не справиться. Ей нужен помощник — верный сообщник или единомышленник. Осталось только найти его.

Графиня свято верила в то, что ещё может сохранить свой брак. Пусть её попытка воздействовать на мужа любовью и лаской с треском провалилась, но узы, связывающие их, не так-то просто отбросить.

На её стороне, как законной жены Александра, стоит дворянская честь всей семьи Бутурлиных, доброе имя старинного графского рода, положение в обществе, которое они недавно снова обрели, а эти понятия ценятся русскими куда выше, чем какие-то там нежные чувства.

Честь превыше всего — вот жизненный принцип русского дворянина. А это значит, что её муж не решится подать прошение о разводе, иначе его семью постигнет страшный скандал, который отразится на всех её членах, в независимости от их причастности. К тому же, княгиня Оболенская тоже замужем, а клеймить позором её имя Александр точно не станет, какой бы бешеной страстью он ни пылал.

Против неё… против неё в этом доме все — и свекровь, периодически бросающая колкие, надменные взгляды на неугодную невестку, и Ольга с Анной, считающие ниже своего достоинства общаться с женой брата на равных, и даже дворня Бутурлиных, презрительно поджимающая губы при виде «девки с подмостков», которая обманом заставила их обожаемого барина жениться на ней.

Но позволить Александру и дальше тайно встречаться с этой мерзавкой-княгиней она больше не может! Вывод напрашивался сам собой — нужно всё-таки обо всём рассказать князю Оболенскому. Только он один полностью разделит её мнение и сможет как-то повлиять на ситуацию. Но одних голословных обвинений в адюльтере мало: ей нужны веские доказательства. Поймать любовников с поличным едва ли удастся, для этого нужно долго их выслеживать, а Александр умеет быть очень осторожным, если захочет. Значит, нужно найти другие доказательства их романа с княгиней — записки или любовные послания, например, чтобы у обманутого князя не осталось никаких сомнений.

Зная склонность своего мужа к ведению дневника, Жаклин трезво рассудила, что он должен также свято хранить и письма своей любовницы. Его самоуверенность и сентиментальность вполне должны были позволить ему совершить такую глупость. Ещё в Шотландии Жаклин подозревала, что Алекс тайно переписывается с Адель — уж очень часто он закрывался в своём рабочем кабинете и подолгу писал что-то. Значит, эти письма где-то хранятся… нужно только хорошенько поискать. Вариантов их местонахождения было множество: спальня Алекса, кабинет, библиотека, а может и какой-нибудь неожиданный тайник…

И снова Жаклин пришла к неутешительному выводу, что в одиночку она будет разыскивать тайник мужа целую вечность. Нет, ей определённо нужно склонить на свою сторону кого-то из слуг, и как можно скорее. Как правило, слугам известно о секретах господ намного больше, чем те предполагают. Кто станет обращать внимание на незаметную горничную, молча собирающую посуду со стола или лакея, который открывает дверцу кареты? Господа смотрят на своих крепостных как на вещи, предметы интерьера, опрометчиво забывая, что перед ними тоже люди, которые вполне могут стать грозным оружием в руках умелого и хитрого врага, поскольку очень много знают.

Долго графиня перебирала в уме всех слуг, что работали в доме, но дворовые люди Бутурлиных были слепо преданы своим господам — все, как один. Не стоило и думать о том, чтобы склонить кого-то из них на свою сторону: для них всех она — лишь блудница, которая силой окольцевала Александра, да ещё и «лютеранка», как они называли всех, не принадлежащих к православию.

Наконец ей в голову пришла хорошая идея. Оставался лишь один человек, на которого можно было попытаться оказать влияние, но сделать это было тоже непросто.

Единственной нерусской служанкой, которая приехала с Алексом и Жаклин из Шотландии, была нянька маленькой Катрин — Бэтси Уоллес. Это была милая семнадцатилетняя девушка, чистая и добрая, очень набожная и преданная своей маленькой госпоже. Бэтси нянчила Катрин со дня её рождения, и буквально обожала девочку. Когда господа собрались навсегда покинуть Шотландию, Бэтси буквально впала в отчаяние, что не укрылось от внимательного взгляда графа. Он, не задумываясь, предложил девушке поехать с ними в Россию и продолжать смотреть за маленькой графиней, а для Бэтси большего счастья было и не придумать.

В чём-то Жаклин даже находила определённое сходство между Бэтси и собой. В этой хрупкой, покладистой девушке она чувствовала твёрдое желание перевернуть свою судьбу, выпавшую ей при рождении. Точно также когда-то сама Жаклин бежала из Парижа в Лондон, подальше от жестоких родственников покойной матери, бежала, чтобы переломить свою судьбу и стать кем-то в этой жизни. Правда, Жаклин переступала через многое, чтобы достигнуть своих целей, а Бэтси готова была бороться лишь своим упорным трудом и молитвами.

Ещё в Шотландии Бэтси была обучена сельским священником грамоте и основам арифметики, но этого девушке было мало, поэтому она постоянно старалась пополнить багаж своих знаний. Каждую свободную минутку она что-то читала, чем вызвала уважение даже у графской семьи. Александр позволил Бэтси брать книги из своей личной библиотеки, а Мария Александровна иногда давала ей уроки русского языка и хороших манер, разглядев в Бэтси доброе сердце и неутомимую жажду знаний. Девушка мечтала когда-нибудь стать гувернанткой, а для этого необходимо было получить образование, вот она и черпала знания, как могла, впитывая каждое слово старой графини, как губка.

Жаклин давно поняла, что Бэтси по своей натуре была честной и сострадательной. Она фанатично придерживалась всех заповедей Божьих, не пропуская ни одной воскресной службы, а значит, на этом и можно будет сыграть.

Мозг Жаклин лихорадочно работал: если она хорошо сыграет перед наивной девушкой роль униженной и раздавленной жены, любимого мужа которой пытается увести коварная соперница, Бэтси, скорее всего, будет в ужасе и встанет на её сторону. Только нужно сыграть максимально правдоподобно, чтобы вызвать у девушки сострадание и гнев по отношению к прелюбодеям. Ну, это-то Жаклин сумеет, недаром она столько лет провела на сцене.

Она без труда сможет эффектно разрыдаться, а потом излить душу Бэтси, обнажая своё истерзанное сердце, рассказать о том, как она преданно любит мужа, как боится потерять его, не мыслит без него своей жизни… Словом, душещипательных фраз в её арсенале предостаточно, так что всё должно получиться. Робкая, впечатлительная девушка, наверняка будет польщена тем, что госпожа доверила ей настолько личную тайну своего сердца. Итак, благодарность за доверие, сочувствие, женская солидарность и желание помочь тому, кого так несправедливо унижают, должны сделать Бэтси её послушным орудием мести.

Едва дождавшись утра, Жаклин велела позвать к себе Бэтси — якобы, чтобы справиться о дочери. Прикинувшись, что её мучает совесть за то, что она напугала свою крошку истерическими криками, Жаклин вызвала у девушки первый прилив сострадания к себе. А дальше, всё пошло, как по маслу: опытной актрисе хватило буквально пары часов, чтобы склонить наивную служанку на свою сторону.

В ход пошло всё: слёзы градом, печальный взгляд, дрожащий голос, внезапное глубокое доверие со стороны госпожи, которое немало польстило молодой служанке, и вскоре Бэтси уже заглядывала в рот Жаклин и ловила каждое её слово. Девушка искренне негодовала, что какая-то беспутная женщина посмела встать между её господами. В её глазах граф и графиня Бутурлины были идеальной парой, и она не могла смириться с тем, что их пытаются разлучить.

Жаклин мастерски обрисовала ситуацию так, чтобы выставить себя невинной жертвой, а Александра — ослеплённым, сбившимся с истинного пути, мужчиной. Главной злодейкой, разумеется, стала Адель, которую Бэтси возненавидела с полуслова, хотя пока и не видела ни разу. Она готова была выполнить любой приказ своей несчастной, обманутой госпожи, лишь бы вырвать запутавшегося графа из сетей коварной обольстительницы.


— Что я должна сделать, миледи? — с готовностью спросила Бэтси, обратив на заплаканную графиню доверчивый взгляд своих чистых, карих глаз.


— Я хочу, чтобы муж этой женщины узнал о недостойном поведении своей жены, — коротко всхлипнула Жаклин, вытирая глаза платочком. — Конечно, это жестоко по отношению к нему, он ведь уже немолод… но мысль о том, что она так вероломно обманывает хорошего, доброго человека, просто не даёт мне покоя!


— Господи, как можно знатной даме вести себя так непристойно? — потрясённо прошептала Бэтси. — Ведь прелюбодеяние — тяжкий смертный грех! Неужели она совсем не боится божьей кары?


— Не все так свято чтят заповеди, дитя… — удручённо вздохнула Жаклин, и тут же с жаром продолжила, — ты должна помочь мне найти любовные письма, которые граф прячет где-то в особняке, — графиня испытующе глядела на девушку. — Без твоей помощи мне не справиться, а тебе прислуга вполне доверяет.


— Но… я даже не представляю, где они могут быть, миледи! — Бэтси явно растерялась и испугалась того, что ей предлагала сделать госпожа. Рыться в личных вещах графа — такое даже представить себе было страшно!


— Ты просто присмотрись пока, а там уже и я выйду из этой комнаты, тогда и решим, где искать его тайник, — успокоила её Жаклин, горячо сжимая ладони девушки. — Ты же поможешь мне, Бэтси? Здесь у меня нет ни одного друга, все недолюбливают меня… только ты одна понимаешь, что я чувствую!


Голос графини снова горестно дрогнул, а голубые глаза наполнились слезами, которые незамедлительно покатились по щекам. Она выглядела такой беспомощной и одинокой, что Бэтси отбросила последние сомнения. Она поможет своей госпоже вернуть мир и покой в семью, если, конечно, это в её силах. В конце концов, разве это не её христианский долг — помочь ближнему?


— Я всё сделаю, миледи, всё, что Вы прикажете! — твёрдо ответила девушка и кивнула головой.


Жаклин едва сдержалась, чтобы открыто не показать своё ликование Бэтси. Ну вот, первую партию она уже выиграла — заполучила слепо преданного сообщника. А теперь… нужно набраться терпения. Впереди самая сложная партия.

Когда Жаклин покинула пределы своей временной тюрьмы, ей пришлось полностью вжиться в новую роль, и играть уже не только для наивной служанки. Она выглядела искренне раскаявшейся, спокойной и печальной. Будто смирилась, будто приняла свою судьбу.

Александру она не только не сказала ни одного грубого слова, но и перестала так откровенно навязываться, как раньше. Сжимая руки в кулаки, она держалась сдержанно и с мужем, и с его матушкой. Пересекаясь с ними, она большей частью молчала, стараясь не мешать своим присутствием, но печальное личико, полуопущенные глаза, дрожащие ресницы и уныло поникшие плечи поневоле вызывали чувство вины, если не у самого Александра, то у его матери. Как бы Мария Александровна не относилась к невестке, но элементарная жалость была ей не чужда.

Сам Александр держался с женой настороженно, не доверяя её внезапному превращению в ангела. Он прекрасно помнил их недавний разговор и понимал, что именно тогда видел настоящую Жаклин, такую, которой прежде не знал. В глубине души граф вынужден был признаться самому себе, что он боится этой женщины.

Внутреннее чутьё подсказывало ему, что Жаклин способна на всё, даже на самое худшее — это очень хорошо читалось в её глазах, пылающих неистребимой ненавистью. Даже поклянись он ей на иконах, что между ним и Адель ничего нет — она бы ему не поверила. При мысли о том, что Адель или Софи могут пострадать от руки его мстительной жены, Александр ощущал самую настоящую панику. Нужно не спускать глаз с Жаклин, чтобы предотвратить беду любыми средствами.

Он начал подозревать, что душевное состояние жены пошатнулось в последнее время. Она слишком часто менялась, то впадая в неописуемую ярость, то становясь тихой и уступчивой, словно монашка. Такое поведение точно нельзя было назвать нормальным, да и эта странная холодность к дочери — Александр всё больше укреплялся во мнении, что Жаклин следует показать какому-нибудь квалифицированному доктору, который сможет установить, является ли она сумасшедшей или нет. Вот уже несколько дней граф раздумывал, где найти такого доктора, которому можно доверять.

***

Тем временем Бэтси удалось незаметно обыскать кабинет графа, незаметно умыкнув ключи от ящиков его рабочего стола. Девушка тряслась от страха в любую минуту быть застигнутой на месте преступления, однако, никаких писем она так и не обнаружила.

Затем настала очередь спальни Александра, но туда уже отправилась сама Жаклин. Она долго и методично, словно заправский воришка, обыскивала каждый шкаф и тумбочку, подняла даже тяжёлую перину на кровати, но тоже ничего не нашла. Уже почти отчаявшись, она решила напоследок заглянуть в гардеробную и … о, чудо! В обувной картонке она нашла пачку писем, перевязанных атласной ленточкой.

Жаклин даже подпрыгнула от радости: она нашла доказательства, слава Богу! Значит, небо на её стороне. Теперь нужно как можно быстрее найти письма княгини и вернуть остальные на место, пока Алекс не обнаружил пропажу.

Бросившись в свою комнату, Жаклин заперлась на ключ и жадно принялась читать. Однако, чем больше она читала, тем сильнее хмурилось её лицо: в стопке не было писем Адель, это были послания Александра к своей любимой… письма, которые так и не были отправлены.

Ярость и боль снова всколыхнулись в душе Жаклин — строчки из любовных посланий её мужа другой женщине жгли её пальцы, испепеляли сердце, оставляя на нём болезненные неизгладимые шрамы.


«Ангел мой, как же я невыносимо тоскую по тебе! Жизнь вдали от тебя подобна вечной муке…»


«Стоит мне закрыть глаза, как я отчётливо припоминаю каждую твою родную чёрточку. Я обожаю твои огромные глаза, такие глубокие и тёмные, словно колдовские омуты, люблю каждый взмах твоих густых ресниц… твои нежные губы сводят меня с ума, они так и манят целовать их, заставляют забыть обо всём на свете… родная моя, любимая, единственная… моя Адель… ты только моя!»


«Если бы ты знала, как я истосковался по твоему нежному телу, любовь моя… как я страстно желаю сжать тебя в объятиях и не отпускать долго-долго…любить тебя страстно, до умопомрачения, как тогда, в нашу ночь… и слышать, как ты выкрикиваешь моё имя в порыве страсти…»


«Сегодня ночью я видел тебя во сне, душа моя! Ты пришла ко мне сама, и мы снова были вместе, снова ты позволила мне любить тебя… мне кажется, что я до сих пор ещё чувствую твою гладкую кожу под своими губами, слышу биение сердца, твой страстный шёпот и тихие стоны, становящиеся всё громче… Это пытка, любимая — просыпаться после таких снов и понимать, что снова один… без тебя…»


«Я никогда не смогу разлюбить тебя, Адель! Как ужасно жить, осознавая, что ты принадлежишь другому. При мысли о том, что ты ложишься с ним в постель и добровольно отдаёшь своё тело, я чувствую, как хочу убить твоего мужа! Боже, как это ужасно, ведь я уважаю его всем сердцем, но одновременно и ненавижу из ревности! Что ты делаешь со мной, любовь моя?!»


«Я так счастлив был узнать, что ты подарила мне дочь, радость моя! Теперь бы увидеть наше дитя хотя бы раз, и можно смело умирать…»


«Я так хочу целовать тебя всю — каждый дюйм твоего прекрасного лица и тела, которые свели меня с ума…»


«Я не верю, что ты забыла обо мне, Адель, не верю! Ты не могла! Мы так безумно любили друг друга, и эти чувства не могли исчезнуть просто так. Я понимаю — ты хотела причинить мне боль своими словами, отомстить за то, что я женился на Жаклин… ты добилась своего, Адель: в моём сердце сейчас сплошная дыра…»


Жаклин нервно сбросила с колен пачку писем, не в силах заставить себя читать дальше. Она даже затряслась от ненависти к Александру и Адель. Да, именно так — сейчас она люто ненавидела их обоих. Между ними была любовь, та самая любовь, о которой она мечтала всю жизнь, которую так хотела обрести с Алексом, но, увы, так и не обрела. Ей он никогда не говорил таких нежных слов, не писал любовных писем, он просто пользовался ею, как вещью, а сам в это время думал о ней… своей Адель.

Почему всё так несправедливо? Где записано, что она должна всю жизнь быть несчастной? С самого своего рождения Жаклин чувствовала себя никому не нужной и всеми покинутой.

Она не любила вспоминать своё прошлое, но сейчас оно снова напомнило о себе этим жгучим чувством несправедливости жизни. Её мать была проституткой, и родила свою единственную дочь прямо там — в одном из самых дорогих борделей Парижа. Она даже не знала, кто отец девочки, видимо им был один из её высокопоставленных клиентов.

Жаклин росла в борделе и хорошо помнила, как его обитательницы в шутку называли её «маленькая герцогиня» — из-за особой любви аристократов к её матери. Мать она помнила смутно, но помнила, что та была очень красивой и жутко испорченной. Когда девочке исполнилось семь, мать умерла, а малышку забрали к себе дальние родственники.

В доме двоюродной тётки над Жаклин издевались. Её били, унижали, редко кормили, одевали в обноски своих детей и заставляли много работать. Муж тётки держал маленький кабачок на окраине Парижа, и Жаклин вынуждена была мыть там посуду и вытирать столы. Иногда сердобольные клиенты подкармливали голодного ребёнка, но она дичилась посторонних. Уже тогда девочка ненавидела всех вокруг и считала людей своими потенциальными врагами. Всех, без исключения.

Когда ей исполнилось тринадцать и хрупкая детская фигурка начала приобретать девичьи округлости, ей пришлось часто отбиваться от пьяных клиентов, которые не особо разбирались — ребёнок перед ними или нет, да и выглядела Жаклин старше своих лет. Рано оформившаяся грудь, тонкая талия и округлые бёдра делали её похожей на шестнадцатилетнюю девушку. Но пьяные клиенты стали не самой большой проблемой для неё — внезапно дядя стал проявлять к племяннице жены недвусмысленный интерес.

Сначала Жаклин пыталась игнорировать знаки его внимания, но это становилось сложнее день ото дня. Он специально подлавливал её в чулане или на кухне, где не упускал случая хлопнуть по упругому заду или ущипнуть за грудь, осыпая сомнительными комплиментами. Жаклин вся сжималась от отвращения и старалась уйти как можно скорее. Мысли о том, чтобы пожаловаться тётке, ей в голову даже не приходили — ей всё равно никто не поверит.

И вот однажды, когда тётка уехала из города на несколько дней, дядя ввалился в комнату Жаклин, когда девочка уже спала. Она так устала за день работы в кабаке, что даже не услышала скрип открывающейся двери. Очнулась же лишь тогда, когда почувствовала, как чьи-то противные влажные руки ощупывают её грудь и задирают ночную рубашку.

Она испуганно вскрикнула, но большая, грубая ручища дяди тут же плотно запечатала ей рот. Она пыталась вырваться, кричала, но после пары крепких пощёчин сдалась, понимая, что всё бесполезно и помочь ей некому.

Резкая боль пронзила её тело, когда он грубо взял её, похрюкивая и урча при этом от удовольствия. Жаклин только тихо плакала, закрыв глаза, чтобы не видеть красного, потного лица насильника.

Он измывался над ней почти всю ночь, заставляя проделывать разные унизительные вещи, сопровождая свои грубые толчки грязными комментариями, обзывая девочку маленькой шлюхой, которую ему давно уже следовало поиметь. Жаклин казалось, что она умрёт этой ночью, настолько больно и противно ей было, но внезапно в её душе зажглась жажда мести… такая огромная, испепеляющая… Нет, она не умрёт, она выстоит… умрёт этот подонок, который посмел изнасиловать её!

Когда извращенец, наконец, уснул, Жаклин осторожно выбралась из-под него, натянула первое попавшееся платье, и бесшумно спустилась вниз. В кухне она выбрала самый острый нож — тот, которым повар разделывал мясные туши, которые привозили в кабачок.

Сжав в маленькой руке грубую рукоятку ножа, Жаклин поднялась обратно. Дядя лежал на её кровати и громко храпел, раскинув руки и ноги в разные стороны. Он даже не потрудился одеться, и напоминал Жаклин огромного жирного хряка, вызывающего отвращение и гадливость. На смятой простыне девочка заметила следы её крови, смешанной с его ненавистным семенем. Она брезгливо скривилась, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

Медленно подойдя ближе, она занесла руку над ним… Несколько мгновений она вглядывалась в его лицо, опасаясь, что у неё не получится с первого раза, а потом резко взмахнула ножом, полоснув острым лезвием по горлу мерзавца. Раздался жуткий хрип, смешанный с противным булькающим звуком, и алая кровь брызнула в разные стороны, забрызгав лицо и платье Жаклин. Дядя схватился за горло, безуспешно пытаясь подняться, но закричать уже не смог. Его глаза вылезли из орбит от боли и предсмертного ужаса, а бледная, как смерть, девочка стояла рядом и хладнокровно наблюдала как умирает её мучитель.

Через пару минут он затих на кровати, и лишь густая кровь продолжала вытекать из жуткой раны на горле. Жаклин ещё раз медленно обвела взглядом его безобразное тело, остановившись глазами на вялом половом органе, всё ещё хранившем следы её крови. Вспыхнув от нового приступа ненависти, она схватила мертвеца за член, и одним резким движением отсекла его, словно срезала кабачок с грядки. Бросив отсечённый орган на грудь насильнику, она больше не глядела на него.

Этот урод получил своё, а ей нужно как можно скорее убираться отсюда, пока не проснулась старая Полетт — нянька детей в доме дяди. Если старая карга поднимет крик — Жаклин точно пропала. Лихорадочно засовывая свои жалкие пожитки в узелок, девочка, за несколько часов вынужденная повзрослеть на целую жизнь, думала о том, куда ей теперь идти. Впрочем, это было неважно, лишь бы подальше отсюда, от этого проклятого дома, от ужасных воспоминаний…

Перед тем, как навсегда покинуть ненавистный дом, где из неё сделали монстра, уничтожили всё доброе, что в ней было, растоптали её, словно грязную шлюху, Жаклин прихватила с собой увесистый мешочек с золотом, который дядя прятал под половицей в своей комнате. Слава Богу, она чисто случайно узнала, где он прячет от жены эти деньги, ей они очень пригодятся. Совесть за совершённое убийство никогда не мучила её — душа зачерствела и стала неспособной на сопереживание, зато обострились другие чувства. В ней проснулись алчность и амбициозность, желание любыми путями добиться лучшей жизни. С тех пор Жаклин поклялась себе всегда добиваться того, чего ей хочется.

А встретив на своём пути Александра, она поняла, что хочет его. Хочет, чтобы он принадлежал ей полностью, чтобы ни на кого другого не смотрел, чтобы полюбил её. Да, обиженная, никому не нужная девочка отчаянно искала любви. Она ведь не знала, как это бывает: мужчины всегда только брали её тело, не задумываясь, что у неё тоже есть душа. Влюбившись в прекрасного графа, Жаклин мечтала, что и он полюбит её в ответ. Но он не полюбил…

Сейчас, читая строки его нежных признаний в любви к Адель, Жаклин вдруг возненавидела мужа почти также, как того подонка, который изнасиловал и сломал её когда-то. Алекс ведь тоже использовал её, как шлюху, а ей так отчаянно была нужна его любовь! Что ж… если у неё не получится избавиться от Адель, если Александр не успокоится… он заплатит за это!

Внезапно на глаза Жаклин попалась короткая записка, написанная аккуратным женским почерком. Это точно было написано рукой княгини Оболенской.


«Я согласна. Завтра я собираюсь навестить отца. Приезжай туда, я покажу тебе нашу дочь. Но помни своё обещание…»


Значит, она не ошиблась, эта дрянь родила ребёнка вовсе не от князя Оболенского, а от Александра! О каком же обещании идёт речь? Жаклин вдруг мстительно сверкнула глазами, глядя на коротенькую записку соперницы в своей руке. План, ещё лучше прежнего, мгновенно созрел у неё в голове.

Как хорошо, что она когда-то пересеклась с одним странным художником по имени Джек на грязных задворках Лондона. Это было в тот год, когда она только приехала в Лондон. На улице она познакомилась с оборванным молодым человеком и он поселил её в своей жалкой лачуге.

Она спала с ним, а он кормил её и рисовал с неё обнажённую натуру. Но зарабатывал Джек не написанием картин. У него было много разных талантов, одним из которых являлась способность виртуозно подделывать чужой почерк — да так, что сам обладатель оного не смог бы отличить подделку.

Любовник научил и Жаклин этой премудрости, и через некоторое время у неё стало получаться. Самое время сейчас вспомнить о своих умениях!

Жаклин присела за своё бюро, открыла его, достала письменные принадлежности и белый лист бумаги. Обмакнув перо в чернила, она медленно и старательно принялась копировать каждую букву из записки Адель, каждый завиток и чёрточку, обращая внимание на наклон, размеры букв и расстояние между словами. Если былой навык не утерян, уже очень скоро она сможет написать прекрасное любовное письмо от Адель к Александру.

Графиня подняла голову от письма и задумалась на несколько мгновений, затем её голубые глаза злорадно сверкнули, а губы медленно растянулись в плотоядной усмешке. Скоро, очень скоро княгиня Оболенская окажется у неё в руках и ответит горючими слезами за каждую слезинку Жаклин! Око за око, зуб за зуб — именно так сказано в Ветхом Завете!


========== “Горькая правда” и её цена ==========


В просторной голубой гостиной роскошного особняка Оболенских пахло свежими цветами, охапки которых горничные старательно расставили повсюду в больших вазах и корзинах. Несмотря на конец ноября, цветочное многообразие просто поражало воображение. Тут были и огромные букеты, заказанные лично князем Оболенским ко дню рождения любимой супруги, а также те, что с самого утра присылали родственники и знакомые. Благоухающие розы всех существующих оттенков, белоснежные шапки хризантем, лилии, фиалки, камелии, гладиолусы, и даже особо любимые именинницей пионы, чей нежный аромат упорно пытался бороться со сладковатым запахом роз — казалось, весна и лето вернулись в особняк, чтобы разбавить осеннюю хандру и порадовать молодую княгиню.

Войдя в гостиную, Адель замерла на мгновение, широко распахнув глаза, а затем радостно улыбнулась. Как же приятно, что о дне её рождения помнит столько людей! Гости должны были собраться в особняке Оболенских только через час, а это значит, что у неё есть время спокойно просмотреть карточки, вложенные в букеты. Несмотря на то, что Адель уже стала женой и матерью, в ней до сих пор многое осталось от той доверчивой, любопытной и непосредственной девочки, которой она была два года назад.

Переходя от букета к букету, она торопливо извлекала плотные карточки и с улыбкой пробегала глазами присланные поздравления, многие из которых были написаны в стихах. Отец, Мишель с Ольгой, чета Златопольских, графиня Мария Александровна Бутурлина, графиня Ланская… здесь была даже большая корзина нежно-розовых роз из Зимнего, с личным поздравлением от цесаревича! Внутренне трепеща от волнения, когда она раскрывала очередной конверт, Адель смущённо гадала: решился ли Александр Бутурлин прислать ей букет. Найдя, наконец, карточку, в которой таким знакомым размашистым почерком было написано: «Наилучшие пожелания в день Вашего рождения от четы Бутурлиных», она сразу же сникла, не сумев сдержать вздох разочарования.

Ну что ж, всё правильно — он подписал карточку от себя и своей супруги, как того и требует этикет, но Адель покоробила фальшь этого слишком официального поздравления. В искренности графа Бутурлина она не сомневалась, но в подлинном отношении к ней его жены была уверена совершенно точно: едва ли Жаклин желает ей чего-либо другого, кроме как поскорее почить в бозе! Лишь эта новость могла бы успокоить болезненно ревнивую графиню. Впрочем… на её месте Адель чувствовала бы то же самое: одна только мысль о том, что Александр занимается любовью с женой, выворачивала её наизнанку от ослепляющей ревности.

Вспомнив том, что совсем скоро ей придётся принимать в своём доме женщину, которая так яростно ненавидит её, княгиня испуганно вздрогнула. Она отчётливо ощущала опасность, исходящую от Жаклин, словно это был дурной запах. Как Александр может так самоуверенно утверждать, что в его силах полностью контролировать свою супругу? Адель не доверяла француженке ни на йоту, и даже приказала нянькам в оба глаза следить за Софи этим вечером, ни на миг не оставляя малышку одну, даже во время сна. Смутная тревога за дочь в последнее время стала постоянной спутницей молодой княгини.

Софи настолько сильно напоминала ей своего настоящего отца, что Адель вполне небезосновательно боялась, что графиня Бутурлина тоже легко догадается о тайне происхождения её дочери. Недаром она так пристально наблюдает за Адель и Александром, стоит им оказаться в одной комнате, наблюдает почти не мигая, словно ядовитая змея, в любой момент готовая к смертоносному броску.

О, как жаль, что нельзя было пригласить на семейный ужин всю семью Бутурлиных, исключая Жаклин! Но отныне они стали родственниками, хотели того или нет, так что, придётся терпеть и соблюдать приличия.

За спиной княгини послышались неторопливые шаги, и в комнату вошёл Владимир Кириллович, уже успевший переодеться в строгий фрак и белоснежную сорочку. Взглянув на жену, по случаю праздника надевшую новое вечернее платье, он горделиво улыбнулся, с восхищением разглядывая её. Роскошный наряд из плотного атласа насыщенно-зелёного цвета, очень шёл Аделине, а подарок князя ко дню рождения — изумрудно-бриллиантовый гарнитур, состоящий из изящного колье и пары таких же серёг, весьма удачно гармонировал с платьем, подчёркивая утончённую красоту молодой княгини.


— Ты, как всегда, неотразима, душенька! — ласково сказал Владимир Кириллович, склоняясь над рукой жены, затянутой в длинную перчатку. — Гости будут просто сражены.


— Я старалась не только для них, — немного вымученно улыбнулась Адель. — Мне хотелось сделать Вам приятное, в первую очередь. Благодарю за цветы, Владимир Кириллович, они просто восхитительны… Вы, наверное, скупили все розы в Петербурге?


— Я рад бы бросить к твоим ногам весь мир, душа моя, а цветы — лишь дань твоей красоте, — галантно отвечал князь, нежно пожимая тонкие пальчики молодой супруги и поднося её руку к губам. — Ну-с, всё готово к семейному торжеству?


— Да, я только что проверила, на кухне почти всё готово, а горничные вот-вот закончат сервировать стол, — ответила она, как всегда, немного смущаясь тактильного контакта с мужем.


Наблюдая за тем, как Адель поспешно опустила глаза, словно стыдясь его прикосновения, как дрогнули её длинные ресницы, внезапно заалели щёки, князь Оболенский в очередной раз пытался справиться с гнетущими его сомнениями. Вот уже десять дней, как Владимир Кириллович начал получать странные анонимные письма, в которых некто неизвестный предупреждал князя о том, что жена ему не верна.

Послания всегда были краткими, таинственный автор обещал вскоре предоставить обманутому мужунеопровержимые доказательства вины княгини, но до сих пор Владимир Кириллович так и не получил таковых. Он подозревал, что автором анонимок была молодая графиня Бутурлина — порывистая, крайне ревнивая и подозрительная особа, которая с первого взгляда показалась ему загнанным в силок зверьком, готовым в любой момент выпустить когти для защиты.

Видимо, эта женщина также сходила с ума от беспокойства и ревности, как и сам князь Оболенский. В её авторстве князь почти не сомневался. Волновало его то, с чего вдруг Жаклин начала забрасывать его этими письмами. Что такого сделал граф Бутурлин, чтобы заставить свою жену действовать подобным образом? Может, он не скрывает от неё своей страсти к другой женщине? Александр женился на бывшей актрисе только ради общего ребёнка, и Владимиру Кирилловичу было это известно.

Видимо, несмотря на то, что эта француженка была достаточно красива, его крестник так и не смог забыть Аделину. Кстати, факта женитьбы потомственного графа на своей содержанке, да ещё и способной на подлые интриги, князь Оболенский решительно не одобрял. Он был уверен, что только отчаяние толкнуло Александра к этой женщине — он слишком хорошо помнил, каким подавленным был его крестник, когда узнал, что любимая девушка потеряна для него. Однако жениться, да ещё и на столь нечистоплотной в своих поступках и помыслах особе — это просто верх безрассудства и недальновидности!

Ещё на свадьбе в доме Вяземских князь заметил, как Жаклин безуспешно пыталась привлечь к себе внимание мужа, кокетничая с партнёрами по танцам, обворожительно улыбаясь и многообещающе стреляя глазами. Что греха таить, она весьма обольстительна, но от неё за версту несёт развязностью, свойственной миру театральных подмостков. Даже Мария Александровна тайком поведала Владимиру Кирилловичу, что уже и не надеется искоренить в невестке повадки куртизанки, хотя неоднократно пыталась научить её держаться как аристократка. Дворняжку не превратить в породистую борзую, как ни старайся. Каждый раз глядя на Жаклин, мать Александра содрогалась от того, что натворил её единственный сын, взяв в жёны обыкновенную профурсетку, пусть и красивую. Эта женщина опасна, князь чувствовал это, и она яростно ненавидит Адель.

Князь Оболенский очень хотел верить в то, что Адель не нарушит данного ею слова и не отважится на тайный роман с Александром, но эти злосчастные анонимки всё же подтачивали его веру, растравляя сомнения в душе. Адель и Александр всё ещё любят друг друга, и надо быть слепым или глупцом, чтобы не замечать этого. Неужели у Жаклин есть серьёзные основания полагать, что они тайно встречаются? В своей слепой ревности она вполне способна старательно выслеживать любовников…

В голову князя каждый раз приходили подобные мысли, стоило его молодой жене отправиться куда-нибудь без него — будь то визит в дом отца или очередной поход по магазинам. Он изо всех сил старался не накручивать себя, как мантру повторяя, что его жена не способна на циничное предательство, но трезвый рассудок и подогретое ревностью воображение отрезвляли его мыслями о том, что она ещё очень молода и неопытна. Молода, ангельски хороша собой, да ещё и влюблена… и предмет её мечтаний отвечает ей взаимностью.

Вспоминая о том, каким непреодолимым магнетизмом для противоположного пола обладал отец Александра, князь поневоле чувствовал себя проигравшим в борьбе за сердце жены, ведь крестник напоминал ему Павла словно отражение в зеркале. Александр Бутурлин ещё молод, красив и полон сил, в то время, как он сам уже потерял счёт седым волоскам в своей густой шевелюре. Да, душа его по-прежнему молода, а в груди бьётся пылкое сердце молодого гусара, каким он был тридцать лет назад, но для Адель он всего лишь старик, и ничего тут не попишешь…

О, как безжалостно время! Оно летит так стремительно, неотвратимо складывая дни и месяцы в года, меняя внешний облик человека, но жестоко оставляя душу такой же пылкой и юной, как и прежде.

Терзаемый своими подозрениями, Владимир Кириллович решил переключить своё внимание на что-нибудь приятное и устроить для любимой жены прекрасный праздник, сделать так, чтобы она была действительно счастлива. Если она будет улыбаться, будет счастлив и он. Князь начал воплощать свой план ещё с раннего утра, когда явился к ней в комнату с большой коробкой, обтянутой синим бархатом, на которой гордо красовалось золотое клеймо известной ювелирной мастерской «Болин и Ян». В коробке лежал тот самый гарнитур, что сейчас красовался на Адель, изготовленный по индивидуальному заказу. Этот заказ князь сделал ещё в первую неделю после их возвращения из Италии, чтобы к двадцатилетию его молодой жены сюрприз был готов.

Изумруды и бриллианты для него были тщательно отобраны, и обладали поистине потрясающей чистотой, мягко рассеивая вокруг свет от многочисленных свечей, что освещали сейчас голубую гостиную. За этот гарнитур была заплачена баснословная сумма, поскольку камни для него прибыли специально из далёкой Индии, но Адель была достойна подобной роскоши.

Князь застал жену ещё мирно дремлющей, поскольку часы едва пробили шесть утра. Он бесшумно отодвинул занавески балдахина и замер у её постели, любуясь красотой юной супруги. Она сбросила одеяло во сне, и глазам восхищённого князя предстало очаровательное зрелище соблазнительного женского тела, которое было прикрыто лишь тонкой, полупрозрачной ночной сорочкой. Владимиру Кирилловичу невольно вспомнилось, как он случайно увидел её на ночном пляже — такую же пленительно-прекрасную, совершенную… словно богиня, которая никогда не снизойдёт до несчастного, безнадёжно влюблённого в неё смертного.

Тонкая бретелька ночной сорочки предательски сползла с её правого плеча, открыв взору князя упругую грудь с торчащим розовым соском, который так и манил припасть к нему изголодавшимися, пересохшими от страсти губами. Став свидетелем столь эротичного зрелища, князь вновь ощутил прилив дикого, безудержного желания, которое не преминуло тут же отозваться мучительной тяжестью в районе паха.

Господи, как страстно он желает взять её немедленно, прямо сейчас! Вот же она — совсем рядом, такая сладкая, манящая, нежная, и она принадлежит ему по закону! Лишь один раз за два года совместной жизни он прикоснулся к ней, почувствовал вкус этих мягких губ, прижал к себе её нежное тело, насладился бархатистостью кожи… но Адель испугалась, чего и следовало ожидать. В ту ночь сердце несчастного князя окончательно утратило надежду и разбилось, но мучительное желание обладать ею, он контролировать не мог.

С трудом заставив себя не делать новых попыток сближения с женой, он осторожно прикрыл её одеялом, и нежно тронул за плечо, чтобы разбудить. Спросонок Адель не сразу поняла, что ему нужно, и в её выразительных глазах отразился страх и привычное смущение. Получив от мужа такой дорогой подарок ко дню рождения, она залилась краской стыда, коря себя за малодушие, чёрствость и несправедливость к нему. В конце концов, он заслуживает хотя бы немного нежности с её стороны. Набравшись смелости, Адель решилась поцеловать мужа в щёку, чтобы выразить свою благодарность за роскошный подарок. Если бы она знала, как отчаянно бьётся его сердце, запутавшееся в своих сомнениях!

Занимаясь вместе с женой приготовлениями к семейному ужину, князь решил непременно поговорить с Жаклин с глазу на глаз. Он должен убедиться в том, что эти письма писала она, и выяснить всё до конца. Если вдруг графиня действительно располагает доказательствами связи его жены с графом Бутурлиным… Владимир Кириллович даже не знал, что он станет делать в этом случае. Он понимал, что Жаклин ищет в нём союзника, товарища по несчастью, ведь они с ней находятся по одну сторону баррикад, но ему так отчаянно не хотелось верить в предательство любимой женщины и сына своего близкого друга! Впрочем, лучше уж горькая правда, чем красивая ложь, и, каким бы тяжёлым ударом не оказалась истина — он должен узнать всё. Эти сомнения… они убивают в прямом смысле слова, недаром в последнее время князь частенько ощущал тяжесть в груди и нехватку воздуха, хотя прежде никогда не жаловался на сердечные боли.

***

Через час дом наполнился гостями, их шумными приветствиями, пышными комплиментами и тёплыми поздравлениями. Адель стояла подле мужа и, сияя улыбкой, принимала поздравления и подарки. Она по очереди утопала в объятиях родственников — любящего отца, брата, бойкой и разговорчивой невестки, которая буквально засыпала Адель восхищёнными возгласами и поцелуями.

Когда на пороге появилось семейство Бутурлиных, явившееся в полном составе, вместе с четой Златопольских, князь (и не он один) почувствовал, как обстановка сразу же накалилась. Адель вздрогнула и невольно напряглась, увидев, каким тяжёлым, подозрительным взглядом окинула её Жаклин.

Этот взгляд, хоть и был мимолётным, был способен убить на месте, но Жаклин помнила, что за ней зорко следит Александр, ожидая, когда она ошибётся и чем-то выдаст свою ненависть к сопернице. Но она не собиралась так легко давать мужу повод для новых репрессий, а потому поспешно нацепила маску светской вежливости, приветствуя радушных хозяевами и семью Вяземских.

Адель приняла искренние поздравления Марии Александровны, её дочери Анны и зятя Вацлава, но, когда к ней приблизился Александр, на руке которого буквально повисла его супруга, её сердечко предательски пустилось в галоп, и не только из-за близости любимого человека. Выслушивая приличествующие случаю поздравления, княгиня едва нашла в себе силы, чтобы учтиво ответить на них и улыбнуться.

Если бы не своевременная помощь Владимира Кирилловича, который сгладил ощущение неловкости, спокойно пожав руку своему крестнику и поцеловав ручку Жаклин, Адель могла бы попасть в двусмысленную ситуацию. Апогеем её замешательства стал тот момент, когда Александр склонился над её рукой, легко коснувшись губами тонкого запястья. Прикосновение его горячих губ (ощутимое даже сквозь кружево перчатки) подействовало на Адель, как молния, попавшая прямо в кровь, мгновенно воспламеняя её.

Господи, это всего лишь привычный жест вежливости, так почему же она разволновалась так, словно Александр поцеловал её в губы прямо на глазах у всех гостей?! Что за глупое ребячество? Адель жутко разозлилась на саму себя, однако в глубине души у неё мелькнула догадка, объясняющая причину такой бурной реакции.

Как бы банально и неприлично это не звучало — у неё слишком долго не было мужчины. Разумеется, благородной даме не пристало думать о подобных вещах, ведь её воспитывали в нравственной строгости, но её молодое, здоровое тело, изголодавшееся по страстным мужским объятиям и поцелуям, вполне тривиально давало понять своей хозяйке, что бороться против природы бессмысленно и глупо, как и не признавать за собой естественных желаний.

Стараясь отвлечься от шокирующих мыслей, от которых предательски раскраснелись щёки, Адель с головой окунулась в атмосферу праздника, который так старательно подготовил для неё муж. Подарки, которые принесли с собой гости — красиво упакованные и перевязанные лентами — горничные сложили на небольшой столик в гостиной. Гости расположились среди расставленных повсюду благоухающих букетов, восхищаясь их количеством и многообразием. Помимо родственников на ужин прибыли несколько близких друзей князя Оболенского, с жёнами и незамужними дочерьми.

Во время ужина напряжение несколько ослабло: все мирно беседовали между собою, отдавая должное мастерству итальянского повара, совсем недавно нанятого Владимиром Кирилловичем. Преданный поклонник итальянской кухни, князь так и не смог расстаться со своими привычками, приобретёнными во время пребывания в Неаполе, потому и отыскал искусного повара-итальянца — синьора Витторио, который слыл мастером своего дела.

Внешне все присутствующие за столом выглядели вполне умиротворёнными и спокойными, однако в головах четверых из них, поневоле вовлечённых в любовный многоугольник, роились одинаково тревожные мысли. Это напоминало какую-то странную игру… или охоту, когда двое влюблённых изо всех сил пытаются не глядеть в глаза друг другу (хотя внутренне сгорают от своей запретной страсти), а двое их несчастных супругов пристально следят за ними, словно ждут повода поймать предателей с поличным и расставить, наконец, все точки над «i». При этом все четверо чувствовали себя безмерно уставшими от того бесконечного напряжения, в котором они вынуждены были жить, и желали разрубить, наконец, этот гордиев узел, чтобы воцарился мир и покой в семьях. Но, если бы можно было так легко разрушить любовный многоугольник!

Когда с ужином было покончено, Владимир Кириллович пригласил гостей полюбоваться зимним садом, который он недавно разбил на четвёртом этаже своего особняка. Разнообразные редкие растения для него князь заказывал чуть ли не по всему свету — от Индии до Африки. Растения были ещё одним увлечением Владимира Кирилловича, и это занятие неплохо отвлекало его от печальных мыслей и несбыточных желаний, связанных с молодой женой.

Поднимаясь по широкой лестнице, он будто бы случайно поравнялся с Жаклин и приветливо заговорил с ней. Александр в это время живо обсуждал с Мишелем покупку нового скакуна орловской породы, и не обратил никакого внимания на странное сближение князя Оболенского с его женой. Во время непринуждённой беседы князь успел шепнуть графине, что им необходимо поговорить приватно.

Если Жаклин и удивила такая просьба, то она и бровью не повела, хотя, скорее, обрадовалась, чем удивилась. Всё складывалось как нельзя лучше: князь, похоже, догадался, что анонимные письма ему писала она, и засомневался в том, что его красавица-жена — такой уж невинный ангелочек. Что ж, это чудесно, поскольку у неё в ридикюле лежит несколько весьма откровенных любовных писем, написанных якобы рукой княгини, и адресованных Алексу.

О, как ей хотелось бы взглянуть на лицо князя, когда он их прочтёт! Не зря же она потратила целых десять дней на то, чтобы выучиться безукоризненно подделывать почерк Адель. Когда результат стал безупречным, Жаклин написала несколько коротких посланий, наполненных пылкими признаниями и нежными словечками, которые непременно должны заставить князя Оболенского поверить в измену жены.

Возможность того, что Владимир Кириллович вызовет обидчика на дуэль, была ничтожно мала — Жаклин верно рассчитала, что князь никогда не решится предать это деликатное дело огласке, к тому же Александр — его крестник. Лучше бы он попросту увёз из Петербурга свою слишком любвеобильную жену, которая так нежно и призывно смотрит на чужого мужа, что у Жаклин постоянно возникает непреодолимое желание вцепиться в её бесцветные волосы и выдергивать их целыми пригоршнями.

Зимний сад князя занимал весь четвёртый этаж и действительно был достоин внимания гостей. Приглашённые быстро рассредоточились по территории сада, восторженно разглядывая и бурно обсуждая огромные кадки с диковинными цветами и кустарниками. Буйство разнообразной зелени просто поразило воображение гостей: со всех сторон раздавались возбуждённые восклицания.

Разговор между князем Оболенским и Жаклин получился очень кратким, но зато никто из присутствующих не заметил ничего странного в этой беседе. Жаклин весьма правдоподобно сделала вид, что её очень заинтересовала огромная банановая пальма с широкими листьями, а князь охотно поведал ей о том, с каким трудом удалось привезти это растение из непроходимых индийских джунглей.


— Это ведь Вы посылали мне анонимные письма, сударыня, не так ли? — внезапно понизил голос князь, при этом продолжая по-прежнему улыбаться.


— Я не сомневалась, что Вы весьма догадливы, ваше сиятельство, — также тихо ответила Жаклин, делая вид, что с интересом внимает собеседнику.


— И… у Вас есть доказательства того, в чём Вы обвиняете своего мужа и мою жену? — чуть дрогнувшим голосом спросил князь.


— Не имея веских оснований, я никогда не стала бы привлекать к этому делу Вас, ваше сиятельство, — шепнула графиня и незаметно протянула князю несколько писем, перевязанных розовой атласной ленточкой.


Владимир Кириллович быстро спрятал их за обшлаг рукава, продолжая громко и непринуждённо рассказывать Жаклин о великолепной природе Индии. Однако, сердце его болезненно сжалось, а затем бросилось в такой лихорадочный галоп, что перед глазами даже пошли разноцветные круги. На краткое мгновение князь схватился за ствол пальмы, боясь, что может упасть прямо посреди зимнего сада. Он старался как можно скорее и незаметнее справиться с подступившим недомоганием, но Жаклин цепко впилась в него взглядом, сразу же заметив, как стремительно побледнел хозяин дома.


— С Вами всё в порядке, ваше сиятельство? — обеспокоенно спросила она, заглядывая ему в лицо. — Может, позвать кого-нибудь?


— Нет-нет, не стоит, — поспешно прошептал князь, дрожащими руками вытирая вспотевший лоб. — Просто здесь немного душно, а повышенная влажность, необходимая тропическим растениям, вполне может привести к лёгкому недомоганию. Не волнуйтесь, сударыня, мне уже намного лучше, то была просто минутная слабость.


— Право, здесь просто великолепно, дорогой князь, но как-то слишком уж душно, — раздался вдруг чересчур громкий голос княгини Голицыной, будто подтверждая слова Владимира Кирилловича. — Это необходимо для теплолюбивых растений, не так ли? Думаю, нам пора вернуться в гостиную, тем более, что Вы сегодня обещали увлекательную карточную игру!


— Разумеется, любезная Анна Васильевна, и не отказываюсь от своего обещания! — улыбнулся князь, который уже успел полностью овладеть собой, и галантно предложил руку княгине Голицыной. — Прошу, дамы и господа, в карточном салоне сейчас подадут кофе, нас ждёт продолжение этого чудесного вечера.


Взгляд князя скользнул по гостям, отыскивая Адель, но она, видимо, задержалась где-то в глубине зимнего сада. Не было видно и Александра, и сердце князя сразу заныло от ревности и боли. Неужели они уединились где-то в особняке, ничуть не смущаясь других гостей?

Адель вдруг показалась в конце сада, но подозрения князя не подтвердились: его жена беседовала о чём-то с Ольгой, правда, выглядела при этом взволнованной, будто не особо желала поддерживать предмет разговора. Князь выдохнул с облегчением, но смущение супруги бросилось ему в глаза, подпитывая тот огонь, что разгорался в груди от осознания того, что ему только что передали из рук в руки тайные любовные послания его законной жены, адресованные её любовнику.

Проходя мимо лестничного пролёта третьего этажа, гости внезапно столкнулись с няней, которая несла малышку Софи в ванную комнату, для принятия ежевечерних водных процедур. Увидев прелестного кудрявого ангелочка, гости тут же обступили малышку, громко выражая своё восхищение. Девочка сначала испугалась и тихонько захныкала, но, завидев мать, потянулась к ней, и Адель вынуждена была взять ребёнка на руки.

На руках матери Софи уже ничего не было страшно, и она даже снисходительно улыбнулась кудахчущим вокруг неё дамам.


— Ах, Боже мой, князь, до чего же прелестная у вас крошка! — восхищённо пролепетала графиня Ланская, мать Мари — однокурсницы Адель по Смольному. — Она непременно вырастет необыкновенной красавицей, это видно уже сейчас.


Остальные дамы, перебивая друг друга, принялись подтверждать мнение графини, и по очереди пытались потрепать малышку за круглые щёчки. Пользуясь моментом, к ребёнку подошла и Жаклин, пристально вглядываясь в личико девочки, но не забывая при этом умильно улыбаться.

Да, если у графини Бутурлиной и были какие-то сомнения по поводу Софи, они тут же улетучились. Девочка доверчиво смотрела на француженку своими большими, поразительно-синими глазками — глазами Александра, своего настоящего отца. От внимательного взгляда Жаклин не ускользнуло, с какой нежностью на Софи посмотрел сам Александр и его матушка с сёстрами. Значит, им тоже известно, что у него есть дочь от княгини Оболенской.

Лицемеры… подлые лицемеры — вот они кто! Вся семейка Бутурлиных! Жаклин едва смогла совладать со своей яростью. Впервые ей стало жаль собственную дочь, к которой до сих пор она не чувствовала особой материнской любви. Как бы они не утверждали, что любят Катрин, она навсегда останется для них дочерью падшей женщины, то есть, человеком второго сорта… не то, что эта маленькая белокурая принцесса, в чьих жилах течёт благородная кровь Вяземских и Бутурлиных! Никогда обе дочери не будут равны в глазах Александра… Её дочь ждёт та же горькая доля, что постигла её саму: она никому не будет нужна.

Адель даже перестала дышать от страха, когда к ней и Софи приблизилась жена Александра. Хоть графиня и образцово играла вежливый интерес, и даже легонько провела рукой по белокурым кудряшкам малышки, всё её существо буквально источало злобу… самую чёрную злобу, на которую способна обманутая жена. Княгиня неосознанно прижала к себе дочь, словно хотела заслонить, защитить её от этой ужасной женщины. Взгляд Адель мельком коснулся лица Александра, и граф едва заметно прикрыл глаза на мгновение, пытаясь успокоить любимую, дать понять, что он рядом и готов защитить её и их обожаемую малышку. Однако страх Адель ничуть не уменьшился, а напротив, усугубился ещё сильнее — она предчувствовала беду.

***

Когда праздничный вечер подошёл к концу и гости разъехались по домам, княгиня направилась в свои покои, ещё раз поблагодарив мужа за чудное торжество. Владимир Кириллович показался ей немного бледным и уставшим, но она не придала этому особого значения, списав всё на его возрастные недомогания. За последний месяц князь несколько раз чувствовал себя неважно, хоть и мужественно старался скрыть это от жены. Встревоженная Адель даже вызывала к нему доктора, однако тот не обнаружил у пациента ничего серьёзного, прописал успокоительное на всякий случай, и рекомендовал больше бывать на свежем воздухе и не слишком злоупотреблять коньяком.

Приняв горячую ванну, Адель надела шёлковую ночную сорочку и длинный пеньюар, тщательно разобрала и расчесала свои длинные волосы, и решила перед сном проведать дочь. Пусть малышка уже давно спит — она лишь полюбуется на неё и сразу отправится в постель. Лишь убедившись, что с ребёнком всё в порядке, она сможет спокойно уснуть.

Войдя в детскую, Адель испуганно вздрогнула, заметив у детской кроватки чью-то фигуру, но тут же с облегчением выдохнула, узнав мужа. Князь пространно глядел на Софи, сладко посапывающую во сне, но будто её не видел. Его рука нежно провела по бархатистой щёчке ребёнка, затем по золотистым кудряшкам и маленьким ладошкам, сжатым в кулачки.


— Радость моя… — едва слышно прошептал князь, будто возвращаясь мыслями к реальности, — увы, ты даже не запомнишь, как сильно я тебя любил. Девочка моя, родная…


Адель бесшумно подошла и встала рядом с мужем, обеспокоенно глядя на него. С ним определённо что-то случилось: ещё сегодня утром князь был совсем другим — довольным и весёлым, теперь же выглядел крайне подавленным. Муж даже не отреагировал на её тихое вторжение, он будто не замечал её присутствия, что испугало молодую княгиню ещё пуще.


— Владимир Кириллович… что с Вами? Вы плохо себя чувствуете? — прошептала она и осторожно положила свою руку на его горячую ладонь.


Он вздрогнул, словно от испуга, и резко обернулся, как-то странно глядя на жену. В его взгляде было что-то такое, что не только встревожило Адель, но и порядком напугало. Его серые глаза излучали такую невыносимую печаль, тоску и безнадёжность, что у неё перехватило дыхание.


— Что случилось? — дрожащим, тихим голосом спросила она, ожидая услышать какую-нибудь ужасную новость.


Но вдруг князь резко обхватил жену обеими руками за талию и крепко притянул к себе. Он сделал это настолько быстро, что Адель даже ахнуть не успела, как оказалась в его объятиях. Её глаза ошеломлённо распахнулись, а с губ успело только сорваться изумлённое восклицание:


— Ч-что Вы… делаете?!


В следующий миг муж накрыл её губы своими и властно поцеловал, одной рукой тесно прижимая к себе за талию, а другой зарываясь в её густые волосы, удерживая горячими пальцами затылок, не давая вырваться. Адель не посмела оттолкнуть его, она лишь беспомощно взмахнула руками, упираясь ладошками в грудь мужа. С той самой ночи, когда она отвергла его притязания, Владимир Кириллович ни разу не попытался предъявить их снова, хотя и бросал порой достаточно пылкие взгляды на жену, думая, что Адель не замечает этого. О, какой же она была идиоткой, когда наивно полагала, что муж откажется от своих прав на неё раз и навсегда?

Да, она не любит его, но разве это имеет такое уж большое значение для исполнения супружеского долга? Адель почувствовала, что начинает дрожать от страха и волнения: вот… сейчас он отведёт её в свою спальню, и ей придётся разделить с ним ложе. Господи, дай ей сил, чтобы глупо не расплакаться, совладать с неловкостью и стыдом! Он ведь её муж, и она не имеет право отвергать его…

Словно прочитав мысли жены, князь отпустил её также внезапно, как и обнял. Он тяжело дышал, лоб покрылся испариной, а глаза лихорадочно блестели. Адель и сама выглядела не лучше — испуганная и растерянная, словно маленький, нахохлившийся воробышек.


— Прости, душа моя… — с усилием выдохнул князь, словно ему не хватало воздуха. — Я забылся…


— Но… я не имею права сердиться… — глухо пробормотала она, опуская голову и заливаясь краской смущения. — Я ведь Ваша жена, и… если Вам так угодно… я не стану больше противиться…


Князь застыл, не веря своим ушам. Неужели она сказала именно это? Она… согласна принадлежать ему? Немыслимое счастье на мгновение разлилось по всему телу князя, но также быстро сменилось разочарованием. НЕТ… он не может сделать Адель своей против её воли, ибо никогда не смирится с тем, что она лишь следует долгу, а не чувствам. Она любит Александра… а обладать ею и знать, что она представляет на его месте своего любовника — нет, он попросту не вынесет такой муки!


— Ступай к себе, мой ангел, сегодня мы оба слишком устали, — Владимир Кириллович вымученно улыбнулся ей, нежно приподнимая пальцами маленький подбородок жены, и мягко принуждая взглянуть на него. — Спокойной тебе ночи… и прости меня за всё ещё раз.


И Адель беспрекословно послушалась мужа, внутренне радуясь ещё одной отсрочке, и одновременно стыдясь этого ощущения. С недавнего времени она поняла, что ей придётся рано или поздно выполнить свой супружеский долг и подарить мужу своё тело. Как бы ей это не претило, но наблюдать, как он молча страдает от любви к ней, было невыносимо. Он самый добрый, благородный, заботливый… так неужели он должен продолжать мучиться от неразделённой любви? После того, как он спас её честь, скрыл от общества её грех и дал своё имя Софи?

Нет, она должна сделать это… и она сделает! Хватит изводить несчастного князя отказами. В конце концов, он ещё вовсе не стар, а в молодости наверняка был весьма привлекателен. Может быть ей даже удастся преодолеть своё смущение и робость и полюбить его… конечно не так, как Александра, но всё-таки… Утешая и настраивая себя такими мыслями, Адель легла в постель и почти сразу же провалившись в глубокий, но беспокойный сон.

А удручённый князь тем временем отправился в свой кабинет, где устало опустился в большое кресло и медленно, словно сомневаясь, достал письма, переданные ему Жаклин. Дрожащими от волнения руками он развернул первое из них и, пересиливая себя, начал читать.

Аккуратный почерк Адель он узнал сразу же — это действительно писала она. Последняя надежда на то, что Жаклин всё выдумала, рухнула: строчки пылких любовных признаний плыли у него перед глазами, а боль разрывала внутренности, сжигая душу и сердце дотла. Письма безжалостно подтверждали горькую правду, от которой он так лицемерно и трусливо прятался — его любимая жена изменяет ему с графом Бутурлиным, они — любовники…


«Единственный, любимый мой… лишь ты один способен вызвать тот глубокий трепет в моём сердце, который я не могу унять, как ни стараюсь…»


«После нашего последнего свидания я долго не могла уснуть: всё чувствовала твои руки, ласкающие меня, жаркие поцелуи, тепло твоего тела… Это невыносимо — встречаться тайком, скрывать нашу любовь ото всех, а потом ещё и смотреть в глаза мужу и лгать!»


«Ну и пусть, что я всего лишь твоя любовница, но зато мы снова вместе, любовь моя! Для меня достаточно знать, что ты любишь только меня, жаждешь лишь моих объятий… хоть наше счастье краденое, но оно у нас есть!»


«Как несправедливо, что я ещё целых два дня не увижу тебя! Прошу тебя, любимый, будь осторожнее, когда передаёшь мне записки. Ты же знаешь, если узнает мой муж, я просто сгорю от стыда! Он не заслуживает моего предательства, знаю, но я так безумно люблю тебя, что просто не в силах остановиться и разорвать наши отношения…!»


«Вчера я была в церкви, ходила к исповеди… Знаешь, это так ужасно — исповедоваться в своём грехе перед Богом, а самой в это время мечтать согрешить с тобой снова…»


Князь задыхался всё сильнее, выхватывая слезящимися глазами больно ранящие фразы, написанные рукой жены. Она нарушила своё слово… предала его… стала любовницей Александра. Значит, всё кончено… он проиграл. Он лишний в этом любовном треугольнике, а точнее, квадрате.

Господи, как ему пережить это?! Почему любовь в его жизни появилась так поздно? Почему он полюбил юную девушку, влюблённую в другого мужчину — молодого и красивого? Почему ему так больно…

В груди князя всё горело, словно лютый огонь нещадно пожирал его изнутри. Воздуха в лёгких становилось всё меньше и меньше, а сердце вдруг сдавило настолько сильно, что потемнело в глазах. В последней попытке судорожно вздохнуть полной грудью, Владимир Кириллович резко рванул ворот рубашки и вдруг неловко завалился на бок и обмяк, выпуская из ослабевших пальцев злополучные письма, веером рассыпавшиеся у его ног.


========== Ах, если бы время можно было повернуть вспять! Или… первая жертва. ==========


— Барыня… Аделина Андреевна, проснитесь же! Беда! — дрожащий, взволнованный голос Тани раздавался откуда-то издалека, пока Адель не поняла, что это вовсе не сон.


Она открыла, наконец, заспанные глаза и непонимающе взглянула на побелевшую, как бумага горничную, которая трясла её за плечо дрожащими руками.


— Таня? Что стряслось? — недоумённо пробормотала княгиня, силясь стряхнуть остатки сна. Бросив взгляд в окно, Адель поняла, что на дворе ещё ночь. — Который час?


— Беда, барыня… — начала было объяснять девушка, но вдруг захлебнулась горькими слезами, закрыв лицо белым передником.


Страх вдруг полоснул по нервам Адель острой бритвой, мигом заставляя окончательно проснуться и вскочить с постели. Она резко встряхнула громко рыдающую горничную, лихорадочно допытываясь:


— Что, Таня? Что-то с Софи?! Ну, говори же, ради Бога!


Таня отчаянно замотала головой, опровергая предположение княгини, но так и не смогла вымолвить ни слова, всё сильнее поддаваясь истерике. Адель пока не понимала, что произошло, и её захлёстывал ужас неизвестности. Никогда раньше она не видела, чтобы степенная и рассудительная Таня так отчаянно рыдала. Господи, что же могло случиться? И с кем?


— Таня! — строго воззвала она к девушке, снова встряхивая её. — Ты должна сказать мне что случилось! Ты слышишь меня? Почему ты плачешь? Что за беда приключилась?


— Б-барин… Владимир Кирилыч… помер… — еле вымолвила горничная, закусывая нижнюю губу, чтобы не разрыдаться ещё пуще, — в кабинете…


Адель не помнила, как ноги донесли её до нужной двери. Она только машинально набросила на плечи пеньюар и, как была, босиком бросилась в тёмный коридор, а оттуда — вниз по лестнице, к двери маленького рабочего кабинета князя. В голове у неё отчаянно билась только одна мысль: этого не может быть! Не может быть! Не может…

Дверь была распахнута настежь, а из кабинета раздавались приглушённые мужские голоса и сдавленные женские рыдания. Адель сразу узнала голоса дворецкого, камердинера мужа — Григория, и старой служанки князя — Матрёны. Старуха была уже очень дряхлой, но до сих пор жила в особняке: когда-то она служила при первой жене Владимира Кирилловича — была её нянькой, вырастила её. Князь любил часто беседовать с Матрёной о своей покойной жене, их роднили общие воспоминания, и потому он держал её при себе. Кстати, мрачная старуха так и не приняла Адель в качестве новой жены Владимира Кирилловича — для неё единственной княгиней Оболенской осталась обожаемая ею Аннушка.

Вбежав в открытую дверь, Адель испуганно замерла на пороге, не решаясь идти дальше — её останавливал страх увидеть воочию подтверждение слов Тани. Пока княгиня бежала вниз по лестнице, она ещё могла надеяться на какое-нибудь чудо, на то, что весь этот кошмар окажется ошибкой. Однако, увидев заплаканных слуг, она поняла, что чуда не случится…

Заметив застывшую в дверях молодую хозяйку, слуги сразу расступились, и Адель увидела, наконец, Владимира Кирилловича, полулежащего в большом кожаном кресле. Он до сих пор был одет во фрак, как на вчерашнем приёме, и казалось, просто уснул в кабинете… если бы не его лицо.

Оно было как никогда расслабленным, даже умиротворённым… но мертвенно-бледным, желтоватым, будто восковым. Глаза запали в глазницы, нос неестественно заострился, а рот был приоткрыт, словно князь задыхался перед смертью. С первого взгляда было ясно, что перед ней мёртвое, безжизненное тело.

Молодая княгиня вздрогнула от страха, затем медленно и нерешительно приблизилась, так и не веря до конца в происходящее. Всё это напоминало кошмарный сон, от которого хотелось немедленно пробудиться. Господи, как это произошло? Почему??? Ведь всего несколько часов назад они с мужем виделись в комнате Софи, и с ним всё было в порядке. Ну, может быть, он выглядел немного уставшим и бледным, но уж точно не умирающим!


— Ч-что с ним… случилось? — с трудом выговорила Адель, обращая испуганный взгляд на притихших слуг.


— Одному Богу известно, барыня, — тихо отвечал дворецкий, который выглядел самым спокойным из троих. — Михей зашёл в кабинет, чтобы почистить камин, и нашёл Их Сиятельство. Они-с вот так и сидели, в кресле. Михей сразу смекнул, что что-то неладно, и побежал за мной и Матрёной. Я сначала думал — сердечный удар у Их Сиятельства… за доктором хотел послать, а они-с уже… того… преставились. Простите, Ваше Сиятельство, ежели пожелаете, я немедля за доктором пошлю.


— Да, пошлите тотчас же… в доме Бутурлиных живёт хороший лекарь, может быть он сможет объяснить, что произошло, — быстро ответила Адель, которую начало мелко трясти. — Сообщите моему отцу и брату. Но больше пока никому не слова! Передайте это остальным.


— Слушаю-с, ваше сиятельство! Всё исполню в точности, не извольте беспокоиться, — тут же с почтением и облегчением отозвался дворецкий.


Слуги поспешно поклонились и вышли — все, кроме старой Матрёны, которая тяжело опустилась на колени возле кресла с телом князя, покачиваясь из стороны в сторону, горестно всхлипывая и причитая. Княгиня растерянно наблюдала за старухой широко распахнутыми глазами, трясясь, как осиновый лист. Наверное, она тоже должна бы зарыдать, закричать, биться в истерике, так внезапно потеряв мужа, но Адель чувствовала себя как-будто оглушённой.

То ли монотонные причитания старой служанки прорвали пелену непонимания и отрицания действительности, но осознание того, что она стоит у мёртвого тела своего супруга, наконец начало охватывать Адель, усиливаясь с каждой секундой. Первоначальный шок, вызванный страшной новостью, прошёл, уступая место принятию случившегося. Комок слёз подкатил к горлу так внезапно, что Адель испуганно зажала рот обеими руками, боясь, что с губ сорвётся громкий, отчаянный крик. Но организм княгини решил пощадить её разум, смягчив жестокий удар. Вместо того, чтобы разрыдаться в голос, Адель вдруг почувствовала, что земля ускользает у неё из-под ног, и она летит куда-то вниз, в бесконечную чёрную бездну…

***

Потерявшую сознание княгиню отнесли обратно в опочивальню, где ею занялась напуганная Таня. Резкий запах нюхательной соли вскоре привёл Адель в чувство, но она ощущала себя слабой и очень несчастной. Уткнувшись лицом в подушку, она безутешно рыдала, предаваясь своему горю и мукам совести.

Неужели она была настолько слепа, что даже не заметила вчера, что муж плохо себя чувствовал? Ну, конечно, где уж ей было заметить, когда она с головой погрязла в мыслях об Александре? Бесстыдница, эгоистка… вот к чему привело её невнимание к мужу!

Несчастный князь — он так горячо любил её и до последнего надеялся, что она ответит на его чувства взаимностью. И вот, когда она решилась, наконец, исполнить свой супружеский долг, он вдруг оставил её одну! Точнее, оставил их с Софи. Господи, как она оправдается перед дочерью, когда та подрастёт? Как ей признаться в том, что своим безразличием и жестокосердием она довела прекрасного, добрейшего человека до преждевременной гибели?!

Таня сидела у постели своей госпожи, беспомощно слушая сдавленные рыдания, и тоже тихо плакала. Чем тут поможешь, когда жена оплакивает покойного мужа? Верной горничной, разумеется, было всё известно о любви Адель к графу Бутурлину, о тайне рождения Софи, она искренне сочувствовала своей госпоже, но девушка успела всем сердцем привязаться к немолодому мужу своей барышни. Князь был так добр ко всем, кто его окружал, никогда не повышал голос на слуг, а если и журил, то делал это без грубости, не в пример многим другим господам, которые не считали своих крепостных за людей.

Как ни странно, при всей мягкости князя, дворня вовсе не села ему на шею, напротив — его негромкому голосу повиновались сразу же, беспрекословно. Именно поэтому сейчас, по всему огромному дому — то тут, то там, — раздавались горькие рыдания. Владимира Кирилловича оплакивала не только безутешная молодая вдова, но и вся прислуга, для которой смерть любимого барина стала страшным ударом.

Помимо горя утраты, крепостных Оболенского терзал страх за своё будущее. Князь умер, теперь всем его имуществом будет заправлять молодая княгиня. Кто знает, как она решит распорядиться наследством мужа? Вдруг она вскоре выскочит замуж во второй раз — она ведь так молода — и тогда все они окажутся во власти совершенно чужого человека, не имеющего никакого отношения к роду Оболенских. То, что князь не оставил после себя сына, который мог бы продолжить их род, было ещё одним страшным ударом для всех, кто ему преданно служил. Слава Богу, есть хотя бы малышка-княжна, но она когда-нибудь вырастет, выйдет замуж, и род Оболенских по мужской линии прервётся… Подобные мысли сейчас приходили в голову каждого, кто оплакивал своего барина в старинном княжеском особняке.


Через четверть часа в комнату княгини робко постучали. Адель сразу же подняла со взмокшей подушки своё красное, заплаканное лицо, с тревогой глядя на дверь, а Таня поспешила открыть. На пороге стоял Григорий — камердинер покойного князя, убитый горем, с опухшими от слёз глазами, он робко перетаптывался на месте.


— Что там? — спросила Таня.


— Вот, держи, отдай барыне, — тихо сказал он, протягивая девушке какие-то бумаги, скомканные впопыхах. — Это подле барина лежало, он, видно, читал их перед тем, как… Я грамоты не знаю, так что пусть уж лучше барыня разбирается. Может, что важное там…


Таня кивнула, забирая у него бумаги, затем закрыла дверь и тут же бросилась к госпоже, протягивая смятые листки ей.


— Что это? — недоумённо спросила Адель. — Кто принёс?


— Григорий отдал, говорит, что нашёл эти бумаги подле князя, — ответила девушка.


Адель разгладила листки и тщательно потёрла глаза, чтобы стереть мешавшие читать слёзы. С первых же прочитанных строчек, она ошеломлённо замерла, переводя ничего не понимающий взгляд с записки на Таню и обратно.


— Что там, барыня? — испуганно спросила девушка.


— Н-не знаю… как это может быть? — пробормотала княгиня. — Я не писала этого!


Адель недоверчиво смотрела на аккуратные строчки, написанные её рукой, и чувствовала себя так, словно повредилась умом. Это были любовные послания, и весьма откровенные и пылкие.

Но кому они были адресованы? Имени адресата нигде указано не было. Нет, это какая-то глупость — она никогда не писала никому таких писем! Но… тогда кто их написал и зачем подсунул князю Оболенскому эту фальшивку?


— Господи! — вдруг в отчаянии вскрикнула Адель, роняя письмо на постель. — Владимир Кириллович прочёл эти письма перед смертью! Он подумал, что я… что у меня тайный роман с кем-то! Неужели именно поэтому его хватил удар?!


— Батюшки святы! — испуганно охнула Таня, прикрывая рот руками. — Да кто ж на такую подлость-то отважился?


— Не понимаю… кто так точно смог подделать мой почерк? Кому это нужно? — Адель становилась всё бледнее, понимая, что её мужу помогли отправиться на тот свет. Она испугаласьи окончательно растерялась, не зная, что ей делать и к кому обратиться за помощью.


— Нужно сообщить немедленно Мишелю, — скорее про себя сказала она, резко вскакивая с постели. — Поди и узнай, сообщили ли моему отцу и брату о… смерти Владимира Кирилловича.


— Сию минуту, барыня, — кивнула Таня, сразу намереваясь отправиться выполнять приказ, но в дверях столкнулась с только что прибывшим на зов сестры князем Михаилом, за спиной которого стоял Александр Бутурлин. Оба бледные, взволнованные — по их лицам было видно, что они уже в курсе беды, что пришла в этот дом.


Таня поспешно поклонилась, пропуская господ в опочивальню своей хозяйки, оставляя её наедине с ними. Теперь, когда рядом с княгиней брат, она может не волноваться за свою госпожу. Но, на всякий случай, стоит приготовить успокаивающий отвар, чем она немедленно и займётся.


Княгиня с облегчением посмотрела на двоих мужчин, переступивших её порог. Их помощь была сейчас так необходима! Если бы не чрезвычайные обстоятельства, Адель никогда не впустила бы в свою комнату постороннего мужчину, особенно Александра Бутурлина, но сегодня она решила опустить условности, тем более, что они с графом являлись родственниками, хоть и не кровными.


— Мишель! — коротко всхлипнула Адель, бросаясь на шею брата и заливаясь новым потоком слёз.


— Полно-полно, дорогая, я с тобою… я рядом, — брат с нежностью обнял её и прижал к себе, поглаживая по голове. — Я от всей души соболезную тебе, Адель… мы все просто в шоке. Не верится, что Владимир Кириллович… Отец уже знает, но приедет к тебе позже, я попросил его не оставлять Ольгу одну до рассвета.


— Прими и мои соболезнования, Адель, если нужна моя помощь — располагай мною всецело, — немного скованно, но от этого не менее искренне пробормотал Александр, чувствуя себя неловко в присутствии Михаила.


Если бы его друга здесь сейчас не было, он мог бы не сдерживаться и обнять заплаканную любимую, утешить её, утереть горькие слёзы. Но… хочет ли этого сама Адель? Да, сейчас она, скорее всего, не оттолкнёт его, находясь под влиянием своего горя, но что будет потом? А потом… она снова отдалится, окатывая его официозом и холодностью. Нет, лучше держать себя в руках, пока она сама не позовёт его, не протянет руки, ища в его объятиях утешения и поддержки.

Подождав несколько минут, пока сестра немного успокоится, Мишель усадил её на стул, сам опускаясь на колени рядом. Он нежно пожал её руки и вынул свой платок, которым аккуратно вытер мокрое личико Адель. Она с благодарностью посмотрела на брата и вдруг бросила робкий взгляд за его спину, на Александра, которого до этого момента почти не замечала. Он здесь… в её комнате, и Адель внезапно остро почувствовала, как отчаянно любимый жаждет помочь ей, обнять, утешить, как его тянет к ней. Это желание она легко прочла в таких родных синих глазах, наполненных искренней скорбью. Но ответить на этот молчаливый призыв Адель пока не решилась.


— Как хорошо, что вы оба здесь, — вздохнула она, пытаясь выровнять дыхание и перестать всхлипывать. — Я хотела поговорить с вами… это важно и касается смерти Владимира Кирилловича.


— Мы тебя слушаем, дорогая, — успокаивающе кивнул Мишель. — Рассказывай, что у вас здесь произошло.


— Вот, взгляни, эти письма нашли возле тела князя, — и Адель протянула смятые листки брату.


Мишель поднялся на ноги и принялся читать. Он почти сразу нахмурился и вскинул на сестру удивлённые глаза, даже не дочитав до конца. В глазах князя застыл немой вопрос — неужели она и граф Бутурлин были любовниками, а Владимир Кириллович обо всём узнал, найдя эти письма? Мишель никак не мог поверить в то, что такое возможно, но доказательства адюльтера были, как говорится, налицо.

Александр тихо подошёл и встал рядом с другом, заглядывая в листок через его плечо. То, что он увидел, повергло графа в шок — он сразу узнал почерк любимой.

Это было страстное любовное послание, написанное рукой Адель, и адресованное какому-то её тайному возлюбленному, имени которого в тексте не упоминалось. В голову Александра тут же ударила ревность, даже прежде, чем туда закралась мысль о том, что Адель в принципе не способна на такое. Впрочем… она ведь могла писать эти письма ему, так же, как делал он сам, когда писал ей любовные послания и не отправлял их. Но как они попали в руки князя Оболенского? Неужели он не доверял жене и следил за ней?


— Это ты писала эти письма? — сдавленно спросил Михаил, недоверчиво глядя на сестру сверху вниз.


— Нет, не я, хотя сначала сама приняла эту руку за свою, — отрицательно покачала головой княгиня. — Я до сих пор до конца не понимаю, откуда взялись эти записки, но кто подсунул их моему мужу. И это явно было сделано с умыслом, чтобы он поверил в моё мнимое предательство.


Михаил и Александр замолчали и одновременно встревоженно переглянулись. Брат мысленно выдохнул с облегчением, радуясь, что его сестра не совершала никаких низких поступков, а бывший возлюбленный — что его любимая не хранит в своём сердце нежных чувств ни к кому другому, кроме него одного. Однако… откуда же всё-таки взялись эти фальшивые письма, если не Адель их писала?

Александр подошёл ближе к серебряному канделябру, на котором горели три свечи, и ещё раз поднёс одно из посланий ближе к глазам, внимательно всматриваясь в почерк.


— Очень хорошая подделка… — задумчиво пробормотал он, — выполнено профессионально.


— Осталось выяснить кем и для чего, — вставил своё слово Михаил.


— Для чего, как раз понятно — чтобы Владимир Кириллович поверил в измену супруги, — ответил Александр, оборачиваясь к другу. — Главный вопрос — кому это выгодно.


— Твоей жене, — вдруг негромко подала голос Адель, впиваясь взглядом в лицо графа Бутурлина.


Мужчины одновременно повернулись к ней и застыли. В комнате воцарилось молчание. Предположение Адель прозвучало, словно мрачное пророчество, но с его обоснованностью трудно было поспорить.


— Я допускаю, что Жаклин хотела посеять в душе князя сомнения в твоей супружеской верности, но в этой версии есть несколько тёмных пятен, — немного подумав, возразил Александр. — Во-первых, я не представляю, кто изготовил для неё такие качественные подделки и откуда у неё образец твоего почерка. А во-вторых, едва ли она желала смерти князю, ведь в этом случае… — он смущённо запнулся, не решаясь продолжить свою мысль.


— Ты становишься свободной, Адель, и больше не будешь связана брачными узами, то есть, станешь ещё ближе к Александру, — спокойно закончил за него Михаил. — И всё же, я согласен с сестрой, Алекс, — добавил он, снова обращаясь к другу, — Жаклин пока единственный наш подозреваемый. Пусть она и не желала смерти князя, но вполне могла подбросить ему эти фальшивки. Возможно, она просто не рассчитала силу удара, который получил Владимир Кириллович, узнав о вашем предполагаемом романе.


Услышав эту фразу, Адель внезапно снова разрыдалась, поддавшись мукам совести. И всё-таки это она во всём виновата, как если бы действительно писала эти проклятые записки. Князь подумал, что они были адресованы именно Александру, в этом она не сомневалась. Страшно и представить, какую боль он пережил, как страдал от её несуществующей измены! Если бы она не отталкивала его, не отвергала его любовь, а ответила на неё раньше, или хотя бы допустила мужа в свою постель… он был бы сейчас жив. Адель чувствовала себя соучастницей преступника, погубившего её несчастного мужа.


— Не плачь, пожалуйста, — Александр вдруг опустился на колени у стула, на котором так горько плакала его любимая. — Твоей вины в этом нет… а настоящего виновного мы с Мишелем непременно отыщем, я тебе обещаю, Адель… только не плачь, милая… Прошу тебя! — его тёплые пальцы робко коснулись её бледных щёк, нежно стирая сбегающие по ним слёзы.


Она уже почти поддалась внезапному порыву броситься на грудь Александру и прижаться к нему крепко-крепко, чтобы ощутить его тепло и защиту, так необходимые ей, но вдруг осеклась и замерла, беспомощно глядя на любимого глазами потерявшегося ребёнка. Этот жалобный взгляд её прекрасных глаз, мокрые ресницы, влажные, искусанные почти до крови губы, внезапно заставили Алекса поддаться чувствам. Забыв о том, что они не одни в комнате, да и обо всём остальном на свете, он порывисто обнял её, бережно прижимая к себе.

Адель безвольно сползла со стула прямо в его объятия, словно тряпичная кукла, повинующаяся желаниям кукловода. Её потребность в нём сейчас была выше всех приличий, правил, и всего остального: она страдала, и ей необходимо было сильное плечо любимого мужчины. Она судорожно вдохнула волнующий запах его кожи и волос, обхватила дрожащими руками за шею и прижалась к широкой мужской груди, а он в ответ крепко обвил рукой её талию, нежно поглаживая по золотоволосой головке, наслаждаясь её близостью, теплом тела и мягкостью длинных шелковистых волос.

Михаил, глядя на это отчаянное проявление запретных чувств сестры и друга, лишь подавил недовольный вздох и поспешил отвернуться. Он не стал сразу же одёргивать влюблённых, давая им хотя бы миг для того, чтобы поддержать друг друга в горе. Адель и Александр любят друг друга, и ничего с этим не поделаешь. Такова, видно, их судьба…

Князь наблюдал за ними боковым зрением, видел, как нежно они обнимают друг друга, слышал их громкое, частое дыхание, ставшее одним на двоих, едва слышный шёпот Александра и тихие всхлипывания Адель. Ещё немного, и они, забыв, что он находится с ними в одной комнате, начнут целоваться… и что ему тогда делать? Выйти? Оставить их наедине? Или не дать сестре поддаться горю и совершить непоправимую ошибку?

Князь Вяземский тяжело вздохнул, понимая, что он — единственный из присутствующих, у кого осталась голова на плечах, и его долг — остановить этих двоих, пока их печальная история не усугубилась новыми необдуманными поступками. Хотя… куда же ей ещё усугубляться, когда у этой запутанной истории появилась первая невинная жертва?


========== Место дикой волчицы - в клетке ==========


Вердикт, который вынес индеец Пако после недолгого осмотра тела князя Оболенского, гласил — разрыв сердца. Когда слуги раздели покойного, чтобы омыть тело и подготовить для погребения, они в ужасе увидели, что вся левая половина его груди почернела от внутреннего кровоизлияния.


— Он умер почти мгновенно, — тихо сказал Александр Аделине, желая хоть немного успокоить её муки совести, ведь молодая вдова продолжала винить себя в преждевременной кончине немолодого супруга.


— Но перед смертью ему было невыносимо больно, и всё по моей вине, — горько возразила она, сглатывая слёзы.


— Вовсе не по твоей вине, дорогая, не стоит брать чужой грех на свою душу, — с мягким укором заметил Мишель.


— Мне вполне хватает и своих, — упрямо стояла на своём Адель, — и за смерть Владимира Кирилловича я несу такую же ответственность, как и тот… или та, кто непосредственно ускорил его конец. Вы же не знаете всего… я была к нему недостаточно внимательна, я должна была…


— Полно, Адель, твой брат прав — ты слишком строга к себе, — Александр подошёл к ней и нежно взял холодные ладошки в свои тёплые руки. — Но это пройдёт, я знаю по себе, просто сейчас ты пытаешься найти виноватых, и предпочитаешь винить себя. У меня было также, когда умер мой отец: я пытался взвалить вину на себя, думал, что недостаточно сделал для его спасения от болезни. Пойми, милая, Владимир Кириллович, видимо, давно страдал от болезни сердца, причём, он сам мог и не подозревать о её серьёзности, а тебя просто не хотел волновать попусту.


— Верно, мужчины часто поступают подобным образом, не желая признавать свой возраст и то, что пора заботиться о своём здоровье, — сказал Мишель, вставая рядом с сестрой и тем самым ненавязчиво, но всё же оттесняя их с Александром друг от друга. Ну, что всё-таки в голове у этих влюблённых? Говори с ними, не говори — всё без толку!


За окном уже светало и они втроём находились в голубой гостиной, где до сих пор благоухали букеты цветов, которые всего лишь сутки назад доставили в особняк ко дню рождения Адель.

Князь Михаил был зол на своего друга, и вполне обоснованно. Гостиная — это не опочивальня княгини, куда никто не мог войти без стука, двери в неё были открыты настежь, и слуги в любой момент могли увидеть неподобающее поведение своей молодой хозяйки. А ошалевший от любви граф, похоже, до сих пор не мог заставить себя вернуться в рамки приличий: он видел лишь Адель, её страдания, и жаждал облегчить их и защитить любимую от всех бед мира, тем самым подвергая опасности её репутацию.

Мишель уже жалел, что малодушно позволил своей сестре и Александру обниматься в её комнате. Князь прекрасно понимал, как тяжела запретная любовь, как любящим людям невыносимо жить, не имея права выразить свои чувства, потому и дал им возможность хотя бы недолго побыть в объятиях друг друга. Он напомнил влюблённым о своём присутствии лишь тогда, когда губы графа неосторожно коснулись губ его сестры. Не стоило ему позволять им заходить так далеко, поскольку Адель теперь то и дело вскидывала растерянные глаза на Александра, ища его поддержки, а граф не отходил от неё ни на шаг, словно верный страж. Это сближение между ними необходимо остановить, пока не заметили слуги или, не дай Бог, родственники. Скандал на похоронах — последнее, что было сейчас нужно их семьям.

Свои претензии и опасения Михаил высказал другу часом раньше, когда в комнату Адель поднялась Таня с большой кружкой горячего травяного отвара. Молодой вдове пора было привести себя в порядок и переодеться, ведь скоро в дом пожалует её отец, Ольга и другие родственники, друзья и знакомые. Мужчины решили спуститься в гостиную, чтобы дождаться её там, и Мишель пошёл в атаку, ещё спускаясь по широкой мраморной лестнице.


— Саша! Извини, что говорю тебе это напрямую, но… ты не должен проявлять свои чувства к моей сестре так открыто, — холодно заметил Михаил. — Я всё понимаю, помню, что вы оба пережили, но… подумай о её репутации. Молодая вдова легко может стать добычей сплетников, а я не желаю Аделине такой участи и не допущу скандала.


— И я тоже, можешь не сомневаться в этом, — печально вздохнул граф, виновато опуская глаза, — при посторонних я буду помнить о приличиях, обещаю, Мишель. Но отказать ей в утешении я не мог.


— Не забывай, что ты женат, друг мой, — напомнил князь, — и именно твою супругу мы подозреваем в причастности к смерти Владимира Кирилловича. То, что Адель овдовела ещё не значит, что она снова твоя… Кстати, ты уже подумал о том, каким образом будешь добиваться от жены правды?


— Подумал, — ответил Александр, сразу мрачнея. — Признаюсь тебе честно, Мишель, я давно начал подозревать, что Жаклин немного не в себе, ещё в Шотландии, но до последнего надеялся, что она всего лишь чересчур эмоциональна и ревнива, и не посмеет перейти границ дозволенного.


— Что значит — не в себе? — насторожился Михаил. — Ты и раньше замечал у неё какие-то признаки душевной болезни и ничего не сделал? Но… почему?


— А что я должен был сделать? Всё-таки, она — мать моей дочери! К тому же, она вовсе не производит впечатление душевнобольного человека, — попытался объяснить Алекс. — В том-то и проблема! Она рассуждает вполне здраво, выглядит и поступает, как разумный человек, но… она очень хитра и умеет виртуозно притворяться. Понимаешь, она слишком сильно зациклилась на своих чувствах ко мне и жаждет, чтобы я всегда принадлежал лишь ей одной.


— Но это естественно для горячо любящей женщины, — возразил князь. — Ольга ведёт себя также, к твоему сведению. Влюблённые всегда эгоистичны и ревнивы. С чего ты взял, что твоя жена не в себе?


— Она и раньше пыталась разными способами вернуть моё расположение, но её поведение не вызывало у меня никаких подозрений. Я знал, что она дико ревнует к Адель и ненавидит её, но не думал, что настолько, к тому же, тогда мы жили в Англии, и я не надеялся встретить Адель когда-нибудь снова. Ещё в день свадьбы я честно предупредил Жаклин, что не люблю её, что всегда буду любить другую… но она предпочитает игнорировать мои слова — словно не слышит. А с того дня, как мы вернулись в Россию, да ещё и породнились с вашим семейством, всё стало много хуже. Жаклин как с цепи сорвалась со своей ревностью: не так давно она устроила мне безобразную сцену, обвиняя в том, что я изменяю ей с Адель, вот тогда я и увидел её истинное лицо и оценил всю мощь ненависти, на которую она способна. Она выглядела, словно бешеная тигрица… или ядовитая змея. С её губ слетали такие оскорбления и угрозы, что у меня кровь стыла в жилах.


— Ты в своём уме, Сашка? — вдруг вышел из себя князь. — Бросить в лицо законной жене, что всегда будешь любить другую, это всё равно, что борзой скомандовать апорт! Тем более, когда жена так помешана на своей ревности, как Жаклин! Ты подумал о том, что тем самым подвергаешь Адель опасности?! Или тебе наплевать на неё, лишь бы две женщины сражались за твою любовь, теша твоё мужское самолюбие?!


— Я знаю, что поступил легкомысленно, недооценивая её злобу, но я никогда в жизни не желал, чтобы Адель стала жертвой мести Жаклин! Мне на всю жизнь хватило того, что она так подло разлучила нас! — яростно возразил Бутурлин. — Моя беда в том, что я плохо разбираюсь в женщинах, раз допустил связь с такой хитрой мерзавкой, как Жаклин. Но я лучше придушу её собственными руками, чем позволю, чтобы с головы Адель или Софи упал хоть один волос!


— И почему же ты ничего не сделал? — чуть сбавив тон, спросил Михаил. — Ты должен был как-то усмирить её, убедить в том, что между тобой и Адель нет никакого романа. Посадить под замок, в конце концов!


— После той ссоры я запер Жаклин в её комнате на несколько дней, чтобы ей дать время успокоиться, а самому пока всё обдумать, — ответил граф. — Тогда я не придумал ничего другого и пригрозил, что сошлю её в самое дальнее имение до конца дней. Она, как мне показалось, вняла моим угрозам и успокоилась, во всяком случае, стала вести себя почти безупречно.


— Значит, она хорошо умеет притворяться, только и всего, — с досадой отмахнулся Михаил. — Неужели ты подумал, что твоя жена так легко сдастся? Она, не смущаясь, рылась в твоих личных вещах, прочитала твой дневник, читать который любому приличному человеку не позволило бы воспитание, да ещё и передала его твоей возлюбленной, выдавая твои самые сокровенные тайны! И после всего этого ты всё ещё считал, что Жаклин поверила тебе и смирилась? Она и не думала выходить из игры, просто всё правильно рассчитала и затаилась на время, а потом нанесла удар по Владимиру Кирилловичу.


— Да, ты совершенно прав… я и сам считаю себя самоуверенным идиотом, и постараюсь как можно скорее обезвредить её, обещаю! — Александр искренне переживал свою вину, но Мишелю всё равно сложно было не злиться на него за недальновидность.


— Ужасно то, что она перестаралась и князь умер, боюсь, Жаклин обозлится ещё сильнее, узнав о его смерти. Она, видимо, рассчитывала на его помощь, а вышло так, что сама вырыла себе яму и оказала сопернице большую услугу, освободив от старого мужа. Главное для меня сейчас — не опоздать и найти её сообщника: одна она точно не смогла бы провернуть это дело с фальшивыми записками, — встревоженно сказал Александр.


— Ты думаешь, она действительно способна убить человека? — Мишель вдруг побледнел. — Так поезжай домой и запри её в комнате снова, пока не случилось ещё какой-нибудь беды! Если пострадает Адель или моя племянница, я сам пристрелю твою супругу, клянусь!


— Я сделаю лучше — запру её в доллгаузе, — ответил Александр, — если она действительно имеет непосредственное отношение к этим фальшивкам, то она куда опаснее и хитрее, чем я думал. Ей не место среди нормальных людей, как ни печально говорить такое о матери моей дочери. Но сначала… я вытрясу из неё правду об этих записках и её отношении к смерти князя.


— Что ж… может так и лучше для неё — милосерднее, во всяком случае. Но будь осторожен, Саша, она способна выместить свою злобу и разочарование даже на тебе, особенно, когда поймёт, что её игра проиграна, — встревоженно предупредил друга Михаил. — Что же касается твоей дочери, уж лучше ей расти без такой матери, чем перенять её привычки и унаследовать ненависть, которой живёт Жаклин.


— Да, ты прав… она слишком сильно увязла в своей злобе, и считает, что только после устранения всех препятствий на её пути, я безраздельно буду принадлежать ей одной, — упавшим голосом заметил Александр.


— Я приставлю к сестре личную охрану — так нам с отцом будет спокойнее, ведь теперь её и Софи некому защищать, кроме нас, — сказал Михаил.


— Поверь, Мишель, я не задумываясь отдам свою жизнь за них, — глаза Александра были переполнены болью и тревогой. — Ты же знаешь, как я люблю их обеих.


— Тогда действуй, мой друг, и поторопись, но будь осторожен, — ещё раз предупредил князь. — Вместе мы, даст Бог, сможем защитить их.


Откровенный разговор друзей прервало появление Адель, аккуратно причёсанной и одетой в строгое чёрное платье из плотного атласа, со стоячим воротничком и длинными, узкими рукавами. Траурный наряд только подчеркнул её бледность и сделал похожей на смиренную послушницу обители, такую юную, но уже познавшую горечь утраты.

Едва княгиня появилась в гостиной, как вслед за ней бесшумно, как всегда, вошёл старый лекарь-индеец. Он недолго пошептался о чём-то со своим хозяином и также тихо исчез, направляясь обратно, в дом Бутурлиных.

Разрыв сердца — эти слова имели для Адель и другое значение, помимо чисто медицинского диагноза. Любящее и страдающее сердце князя, измученное её холодностью, попросту не выдержало. И она уже никогда не может попросить у него прощения за свою жестокость, она так и не успела дать мужу то, чего он хотел. Какая горькая ирония судьбы — только она согласилась стать ему настоящей женой, как он умер…

Поневоле на ум приходила та ночь, когда Владимир Кириллович потерял голову и набросился на неё в спальне. Она тогда так испугалась и смутилась, а он не посмел настаивать… Уж лучше бы он проявил настойчивость тогда и взял её, несмотря на возражения! А вдруг они могли быть счастливы?

Но… честность вынуждала Адель признаться самой себе, что она не смогла бы отдаться мужу. Как ни печально, но она до сих пор так сильно любит Александра Бутурлина, что никогда не сможет принадлежать никакому другому мужчине — это сущность её натуры, данность, с которой нужно смириться и научиться жить.

Чувство вины повисло на душе Адель огромным тяжёлым камнем, грозящим раздавить её, уничтожить окончательно. У неё перед глазами стояло лицо мужа, его глаза, полные любви и надежды, смех и шутки, которыми он отвлекал её от печальных мыслей, его нежность к Софи, которую князь обожал… Эти воспоминания причиняли острую боль, вызывая на глазах слёзы, которые иссушили её за несколько часов.


— Мы с отцом сами займёмся организацией похорон, не волнуйся, — тихо сказал Михаил, обнимая сестру за плечи. — А ты отдохни пока, силы тебе ещё понадобятся. Побудь с Софи, ей тоже нужно твоё внимание.


Адель устало кивнула, соглашаясь с братом, но услышав о похоронах вдруг испуганно вздрогнула всем телом. Она ни разу не присутствовала ни на одних похоронах в своей жизни. В детстве отец не брал её на подобные мероприятия, а смерть и похороны своей матери она помнила столь смутно, что сомневалась, действительно ли это её воспоминания, а не плод детского воображения.

Единственный раз, когда она видела множество смертей, был тот ужасный вечер на яхте лорда-канцлера, когда так трагично погибла Настя, а сама Адель уцелела лишь благодаря вмешательству людей Александра. До сих пор пылающая, словно факел яхта, громогласные разрывы смертоносных фейерверков, жуткие вопли обожжённых мужчин и женщин, зловоние от горящей плоти и волос, являлись к ней в ночных кошмарах, заставляя снова и снова переживать этот ужас.

Но похороны Владимира Кирилловича… это испытание обещало оказаться куда тяжелее. Впервые ей предстояло хоронить близкого и родного человека. Адель жутко боялась увидеть его лежащим в гробу. Боялась услышать плач родных и друзей, их соболезнования. Но больше всего она страшилась увидеть, как над его лицом закроется тяжёлая крышка гроба, а затем услышать звук забиваемых в неё гвоздей. После этого она окончательно потеряет его, а Адель отчаянно, упрямо этого не желала, хоть и понимала, что ничего уже не изменить. Без его любви и защиты она чувствовала себя слабой и уязвимой.

В семь часов утра приехали Андрей Алексеевич и Ольга, а ещё через час — Мария Александровна, все в глубоком трауре. Они тут же окружили молодую вдову, обнимая её и выражая соболезнования. Все очень искренне сочувствовали Адель, и ей стало чуть легче от поддержки близких, их присутствия рядом с нею.

Теперь княгине было уже не так страшно наблюдать, как слуги, одетые в чёрное, завешивают все зеркала в доме, как в просторном холле появляются траурные корзины с цветами, перевитые чёрными лентами, как в гостиную вносят большой гроб с омытым и переодетым телом Владимира Кирилловича, устанавливают гроб на длинную лавку, чтобы все могли попрощаться с покойным, как гасят камин, чтобы в комнате стало холодно… Домашний священник уже начал читать молитвы над усопшим, и негромкие звуки его голоса, как и леденящий душу запах ладана, снова неотвратимо напомнили Адель, что случившееся этой ночью вовсе не страшный сон, а жестокая реальность.

Повторяя про себя слова священника, Адель никак не могла решиться подойти к гробу. Она сидела в кресле поодаль, стараясь не смотреть на покойного мужа, и отчаянно вцепившись в рукав платья Ольги, которая тихонько поглаживала её по плечу, шепча что-то в утешение. Ей казалось, что она уже выплакала все слёзы ночью, но, увидев гроб с телом князя, почувствовала, что они опять душат её с новой силой.

Андрей Алексеевич тихо беседовал с графиней Бутурлиной, которая то и дело вытирала набегающие на глаза слёзы. Смерть близкого друга, ровесника, ещё вчера такого бодрого и весёлого, повергла их обоих в шок. Князь Вяземский обеспокоенно поглядывал на убитую горем дочь, раздумывая, стоит ли ей оставаться в одном доме с покойным или лучше забрать её и Софи к себе до дня похорон. Поделившись своими сомнениями с графиней, он получил её безоговорочное одобрение.


— Конечно же, заберите Адель к себе, Андрей Алексеевич! Бедняжка совсем упала духом — такая бледная, напуганная. Ей сейчас лучше не оставаться в одиночестве, а находиться ночью в одном доме с покойником — это же просто ужас! Да и малышка может испугаться.


— Благодарю за поддержку, Мари… Вы же позволите мне обращаться к Вам, как раньше? — князь робко и печально улыбнулся уголками губ.


— Ну, разумеется… Андрей, мы ведь теперь родственники, — Мария Александровна вернула ему слабую улыбку. — Подумать только… наши дети всё-таки воплотили вашу с Павлом мечту породниться. Кто бы мог подумать?


— Да… только вот не те дети, которых мы обручили когда-то… — задумчиво пробормотал князь, бросая осторожный взгляд на дочь, а затем — на Александра. — Но я не менее счастлив за Ольгу и Мишу, поверьте.


— Да, они счастливы, слава Богу, за них я спокойна, — вздохнула графиня, — но… у меня сердце обливается кровью всякий раз, когда я наблюдаю за тем, как Саша и Аделина смотрят друг на друга. А когда вижу Софи… она так похожа на моего сына в том же возрасте… — слезы мгновенно выступили на глазах графини, но она тут же промокнула их платочком.


— Судьба порой бывает жестока, Мари, нам ли этого не знать? — голос князя звучал горестно и обречённо. — Они подарили нам Софи, и это уже прекрасно.


— Простите, что прерываю, — раздался за спиной у князя и графини голос Александра. — Матушка, я хотел предупредить, что мне необходимо отлучиться по важному делу, и это может занять весь день. Прошу Вас, извинитесь за меня перед Адель, Андрей Алексеевич! Мне неловко навязывать ей сейчас своё общество.


— Разумеется, я всё передам ей, — пообещал князь.


Александр пожал руку князя, склонился над рукой матери и, кивнув Мишелю, направился к двери. Перед тем как уйти, он бросил ещё один печальный взгляд на любимую, но она не глядела на него, слушая мягкие увещевания Ольги. Вздохнув, Александр вышел из гостиной, велел слугам подать его карету, и вскоре покинул особняк Оболенских. Ему предстояло непростое дело, и он должен сделать всё правильно и ни в чём не ошибиться. Его самоуверенность и глупость уже стоили жизни хорошему человеку, и этот грех ему никогда не отмолить.

***

Путь графа Бутурлина лежал в дом для душевнобольных людей или доллгауз, который находился на дальней окраине Петербурга, среди лесов и болот. Затерянный в гуще высоких клёнов, этот большой двухэтажный дом, безмолвный и мрачный, был открыт ещё во времена короткого правления Петра Третьего, который почерпнул этот опыт у просвещённой Европы. Душевнобольных людей там не сдавали под опеку монахов, а держали в специально отведённых лечебницах, где за ними присматривали лекари и обслуживающий персонал.

Дом был окружён высоким забором, но тяжёлые ворота привратники открыли графу беспрепятственно, завидев карету с гербом. Единственная подъездная аллея, обсаженная с двух сторон густым кустарником, вела к центральному входу, у которого кучер и остановился.

Александр вышел из кареты и внимательно оглядел фасад дома, выложенного из серого камня. Все окна были занавешены плотными тёмными шторами, едва ли пропускающими достаточно солнечного света, на каждом окне стояли толстые решётки, словно в тюремных казематах. Дом казался вымершим — ни одна штора в окне не шевельнулась, выдавая чьё-нибудь присутствие, ни одна дверь не скрипнула. Это было странно.

Граф подошёл к тяжёлой входной двери и дёрнул за ручку — дверь оказалась заперта. Он громко постучал в неё дверным молоточком и прислушался. Сначала ничего не было слышно, но через пару минут раздался шаркающий звук шагов и скрежет отпираемого засова.

В дверях показался щуплый и низенький пожилой человек, одетый в мещанское платье.


— Чем могу служить, сударь? — услужливо осведомился он у посетителя, неуклюже поклонившись.


— Мне необходимо поговорить с управителем сего заведения, милейший, — ответил Александр. — Это срочно. Передайте, что я не расположен долго ждать.


— Сию минуту доложу, извольте обождать немного, сударь, — пожилой привратник снова поклонился и со всей подвластной его возрасту скоростью направился куда-то вглубь холла, оставляя Александра ожидать у двери.


Через несколько минут к графу вышел седой врач, отвечающий за порядок в доллгаузе и лечение пациентов — доктор Фридрих Майер, немец по происхождению.


— Доброе утро, сударь, я — доктор Майер, — учтиво поклонился он Александру, — позвольте полюбопытствовать, с кем имею честь?


— Доброе утро, господин Майер, я — граф Бутурлин, — ответил Алекс, протягивая руку эскулапу. — Я хотел бы обсудить с Вами одно деликатное дело. Приватно, разумеется.


— Рад служить, ваше сиятельство, прошу за мной, — и доктор Майер, сделав пригласительный жест рукой, повёл посетителя в конец длинного коридора, где располагался его просторный кабинет.


Ему не впервой было принимать в своей лечебнице титулованных дворян, и почти у всех к нему были одни и те же вопросы. Чаще приезжали мужчины, реже — молодые жёны дряхлых аристократов. Кто-то из них хотел избавиться от выживших из ума старых родственников, после кончины которых наследникам должно было достаться большое состояние; кто-то — от надоевшей жены или немощного мужа, чтобы поскорее упасть в объятия любовницы или любовника. И предприимчивый доктор всегда рад был оказать услугу богатым и именитым гостям, иногда принимая в ряды пациентов абсолютно здоровых людей, тем более, что за молчание ему всегда щедро платили.

Ведя по коридору очередного богатого «клиента», доктор Майер гадал: от кого же нужно избавиться этому статному молодому красавцу? Наверное, от престарелого дядюшки или тётушки, а может, и задержавшегося на этом свете родителя. Предвкушение очередного крупного вознаграждения приятно взволновало эскулапа, внутренне он уже потирал свои короткие, пухлые руки от нетерпения.

Войдя в дверь, которую открыл перед ним эскулап, Александр бегло огляделся по сторонам. Кабинет доктора был уютно обставлен новой дорогой мебелью красного дерева, в нём даже до сих пор пахло свежей краской — видимо, совсем недавно здесь сделали ремонт. Едва ли прижимистый император так щедро спонсировал нужды простого доктора-немца, приставленного приглядывать за душевнобольными. Да… видимо, доктор Майер явно не бедствует. То ли у него настолько большое жалование, то ли…


— Прошу Вас, присаживайтесь, ваше сиятельство, — доктор подвинул гостю удобный стул, обитый малиновым бархатом, прерывая этим размышления графа. — Позволите предложить Вам что-нибудь? Может, чаю или кофе? Или… чего-нибудь покрепче?


— Не стоит беспокоиться, доктор, я хотел бы сразу перейти к делу, — ответил Александр, опускаясь на предложенный стул.


— Ну что ж, в таком случае, я весь внимание, — ответил Майер, присаживаясь за свой рабочий стол.


— Я хотел бы поместить в Вашу лечебницу свою супругу, — Александр решил сразу начать с главного. — Но о её пребывании здесь никто не должен знать, по крайней мере, пока. Разумеется, я щедро оплачу все Ваши неудобства.


— О конфиденциальности можете не беспокоиться, ваше сиятельство, но прежде… позвольте полюбопытствовать, каковы симптомы у Вашей супруги? — спросил доктор. — Почему Вы решили, что она повредилась рассудком? Или… Вам угодно поместить её сюда под видом больной?


— То есть… как это? — не понял Александр. — Разве сюда попадают здоровые люди?


— Ну… не вполне здоровые, но такое иногда случается, в… исключительных случаях, так сказать, — замялся немец, покрываясь румянцем от смущения. — Видите ли, сударь, иногда знатные господа отправляют сюда своих жён или мужей, чтобы те… немного поправили своё здоровье… на время, не навсегда… и мы всегда готовы помочь таким людям. У нас есть отдельные комнаты, уютные и комфортные, где знатные дамы и господа не пересекаются с другими больными и живут в тех условиях, к которым привыкли.


Александр пронзительно глядел на доктора, догадавшись, наконец, о чём тот говорит. В Англии он не раз слышал о подобной практике: знатные аристократы, бывало, избавлялись от опостылевших жён таким недостойным образом — жестоко и банально запирая их в стенах психиатрической лечебницы, откуда те никогда не могли уже выйти. Как это цинично и удобно, и вполне в духе современной прогнившей системы, с её показной набожностью и двойными стандартами: раздражает старая жена, так и долой её с глаз, только раньше несчастных женщин запирали в монастырях, а теперь появились доллгаузы.


— Нет, боюсь, что Вы меня неправильно поняли, господин Майер, моя супруга действительно проявляет признаки расстройства психики, — ответил Александр, стараясь сохранять спокойствие. — Она в последнее время стала агрессивной, выдумывает какие-то несуществующие опасности, врагов, якобы преследующих её… Я думаю, что опасно оставлять её среди нормальных людей. Возможно, ей ещё можно помочь и вылечить. У нас маленький ребёнок, и я хотел бы, чтобы его мать снова стала нормальным человеком, если это возможно, разумеется. Что же до конфиденциальности… я не хотел бы, чтобы в свете стало известно о столь деликатной проблеме моей семьи.


— Поверьте, я понимаю, что Вы чувствуете, ваше сиятельство, — кивнул врач, — но… если у человека появились какие-либо признаки расстройства душевного равновесия, последствия, как правило, необратимы. Даже если нам и удаётся на время улучшить состояние пациента, расстройство может вернуться в любой момент, и быть спровоцировано любыми сильными переживаниями — как негативными, так и позитивными. Болезнь, как дамоклов меч, до конца жизни висит над головой больного. Увы, такова суровая действительность, сударь.


— Скажите… а какова вероятность того, что наша дочь может унаследовать от своей матери склонность к такого рода расстройствам? — с тревогой спросил Александр.


— Здесь всё зависит от того, каким образом свою болезнь приобрела Ваша супруга, — ответил доктор. — Иногда люди лишаются рассудка, пережив нечто ужасное — их психика просто не выдерживает удара. Но бывает, что вполне нормальные люди сходят с ума от чрезмерной тяги к знаниям, например… или от неразделённой любви, и как следствие — патологической ревности… Причин помешательства может быть множество - детские травмы, пережитое сексуальное насилие у женщин, опять же… Так что, к сожалению, нельзя полностью исключить возможность наследственной патологии у детей, рождённых от душевнобольных матерей, сударь.


— Патологическая ревность — это как раз о моей жене, — тяжело вздохнув, признался Александр, страшась думать о том, что его дочь могла унаследовать безумие своей матери. — Она… вбила себе в голову, что я неверен ей, и начала вести себя странно, угрожать, закатывать истерики… — он остановился, не собираясь посвящать доктора Майера во все подробности.


— Вполне распространённые симптомы душевного расстройства у дам, господин граф, — кивнул эскулап. — Итак, когда Вы желаете поместить к нам свою супругу? Мне нужно будет узнать её имя, возраст, рост, вес и некоторые другие медицинские показатели — для того, чтобы заполнить необходимые бумаги. А от Вас, ваше сиятельство, мне потребуется письменное согласие на помещение госпожи графини в нашу клинику.


— Она… не сможет по своему желанию покинуть это место? — спросил Александр.


— Это совершенно исключено, уверяю Вас, — ответил Майер. — Пациентам строго запрещается покидать территорию, за этим мы следим очень тщательно. В доме много надзирателей, и все они — довольно крепкие мужчины, так что хрупкой даме с ними никак не справиться. Сбежать у неё не получится, не волнуйтесь.


— Хорошо, — вздохнул Александр. — Я напишу согласие, о котором Вы говорите и сообщу всю необходимую информацию. Жену я привезу сюда сам, сегодня же вечером, сразу после того, как стемнеет. Но… она будет яростно сопротивляться, я уверен.


— О, не беспокойтесь, ваше сиятельство, это обычное поведение для женщин, впервые попадающих в эти стены, — спокойно заверил его доктор Майер. — Послушайте моего совета, сударь — не терзайтесь муками совести. Вы делаете то, что должны, и ради её же блага.


Именно эту фразу и повторял про себя Александр, пока писал бумагу о своём согласии на лечение жены в клинике для душевнобольных.


========== Вокруг одни враги ==========


Вернувшись домой после разговора с доктором Майером, Александр сразу же выяснил у дворецкого где находится его жена. Узнав, что графиня завтракает, он направился в столовую.

Жаклин, одетая в голубое утреннее платье с белым кружевным воротничком, сидела за длинным обеденным столом в полном одиночестве, перед ней стояла чашка севрского фарфора с нетронутым, дымящимся кофе, а она рассеянно помешивала ложечкой в серебряной креманке с клубничным мороженым. На её кукольном личике застыло выражение тревоги, словно она что-то напряжённо обдумывала.

Александр даже замер на мгновение в дверях. Любому человеку, видевшему её впервые, это создание могло показаться сущим ангелом: светлые, прозрачные голубые глаза, чувственные алые губки, пленительная улыбка, которая может казаться такой искренней, женственная хрупкость и грация — какой мужчина устоит перед ней? И только ему доподлинно известно, какая зловонная гниль таится за этой обманчиво-милой маской беззащитной маленькой леди. Она — словно демон-искуситель, посланный на землю, чтобы наказать за грехи и погубить его душу, и он должен сам справиться с ней, задушив свою жалость и мужские принципы.

Да, ему претило то, что он собирался сделать, хоть речь шла и о Жаклин, презирать которую у него была масса причин. Ни разу в жизни ему не приходилось сражаться с женщинами тем или иным способом — он считал это ниже своего достоинства. Однако речь сейчас шла не просто о беззащитной женщине, а о коварной, психически неуравновешенной особе, способной даже на убийство. И он должен упрятать её туда, где ей самое место — в лечебницу. Ради её же блага и для того, чтобы защитить от неё дорогих ему людей.


Увидев мужа, молодая графиня сразу вскочила со стула и радостно бросилась ему навстречу.


— Алекс, дорогой, что случилось? Где ты был?


Он остановил её в последний момент, чтобы не дать повиснуть у него на шее. Тяжело опустив руки на плечи Жаклин, он устало заглянул в её лицо, пристально изучая каждую черту, словно увидел жену впервые. Было что-то неподдающееся пониманию вкрасоте её телесного облика и уродстве души. Наверное, так и выглядели суккубы, посланные на землю для искушения. Как… как его угораздило связаться с ней, Господи?! Где были его глаза и разум? Под его странным, обречённым взглядом Жаклин почувствовала себя, как преступник на скамье подсудимых. Она сразу ощутила перемену в муже и мгновенно насторожилась. Тёмное прошлое француженки выработало у неё обострённое чутьё на опасность, словно у хорошей гончей.


— Что с тобой, любимый? Где Мария Александровна? — взволнованно спросила она, поспешно примеряя ангельски-невинное выражение лица, но уже не делая попытки дотронуться до мужа. — Я проснулась, спустилась к завтраку, а здесь никого нет… и никто из прислуги не знает куда вы подевались так рано. Я испугалась…


— Этой ночью скоропостижно скончался князь Оболенский, — ровным, спокойным голосом ответил Александр, по-прежнему не сводя глаз с жены. Он ждал её первой реакции на свои слова.


— С-скончался? — изумлённо повторила она, не сумев скрыть разочарование в голосе.


Одного этого Александру было достаточно, чтобы окончательно удостовериться в её виновности. Наблюдая за тем, как разочарование и досада в её глазах поспешно сменяются невинным удивлением и притворным ужасом, он понял, что именно в этот миг она осознаёт, какую яму вырыла сама себе. Должно быть, она ужасно разочарована!


— Увы, к сожалению, у него случился сердечный приступ, — подтвердил он. — Мы с матушкой провели полночи в особняке Оболенских.


И снова Жаклин неосторожно выдала себя проявлением истинных чувств. При упоминании фамилии Оболенских она дёрнулась, словно в неё попала пуля. Голубые глаза полыхнули злобой, а губы скривились в горькой усмешке. Всё чаще её ненависть брала верх над осторожностью.


— О, я понимаю…это ведь убитая горем княгиня послала за тобою? А ты, как её верный рыцарь, немедля поспешил поддержать безутешную молодую вдову! — сжав зубы, процедила Жаклин, непроизвольно сжимая кулаки.


— Разумеется, а как же иначе? В нашем кругу принято поддерживать родных и друзей в их горе, как и у всех цивилизованных людей, — ответил граф. — Князь был моим крёстным отцом, близким другом моего отца, да и матушка знала его много лет. Что тебя так удивляет?


— Твоё двуличие! — холодно бросила она. — Раз Оболенские такие близкие друзья нашей семьи, тогда почему же ты не взял меня с собой? Или я не являюсь её частью? Ах, да… о чём это я? Я ведь всего лишь картонный манекен, а не жена! Ты снова унизил меня в глазах своей родни, подчеркнул, что мне не место рядом с тобой! — Жаклин вся напряглась и задрожала, как натянутая тетива, изо всех сил стараясь не сорваться на крик.


— Не думаю, что тебе было уместно ехать с нами, — равнодушно отозвался граф, намеренно не повышая голос в ответ. — К тому же, твои соболезнования выглядели бы неискренними… разве не так? Или тебе не терпелось полюбоваться на дело рук своих?


— О чём это ты? — испуганно пробормотала она, сразу сникнув и побледнев. — Какое дело? Причём тут я?!


Александр по-прежнему не отпускал её, всё крепче сжимая плечи жены, его взгляд потяжелел и стал холоднее льда и острее лезвия бритвы. Таким давящим взглядом обычно смотрят полицейские ищейки, с которыми Жаклин имела несчастье несколько раз столкнуться в ранней юности, когда обитала в самых грязных трущобах Лондона, периодически попадая в различные переделки.


— При чём тут ты? — тихо, вкрадчиво переспросил Алекс. — О, не скромничай, дорогая! Я думаю, что именно ты подбросила князю фальшивые любовные письма, которые якобы Адель писала мне.Ты — самое заинтересованное лицо в ссоре Владимира Кирилловича и его супруги. И ты сейчас мне всё расскажешь об этом! Сама. Или… всё равно расскажешь, но в другом месте и уже не мне. Выбирай.


— Но мне нечего рассказывать! — очень искренне возмутилась Жаклин, стараясь вырваться из рук мужа. — Я понятия не имела о том, что ты переписываешься с этой… бесстыжей потаскухой! Для меня это тоже шокирующая новость!


Безжалостные мужские пальцы на хрупких плечах Жаклин сомкнулись ещё крепче, и она невольно застонала от боли, судорожно пытаясь разжать их своими слабыми руками. Жестокая, звериная решимость появилась во взгляде Александра, и графиня, вспомнив, как он уже однажды дал ей увесистую пощёчину, засомневалась в том, что муж не осмелится причинить ей физический вред. Он внезапно превратился в хладнокровного монстра, готового на всё, чтобы вытрясти из неё правду, даже на крайние меры.


— Посмей ещё хоть раз повторить это, и я переломаю тебе кости, — медленно, разделяя слова, произнёс Алекс, притягивая перепуганную Жаклин ближе к себе.


Внезапно он отшвырнул её на ближайший стул, и тут же крепко пригвоздил к нему, снова опустив руки на плечи, на которых точно останутся синяки от его пальцев. Она попыталась было встать, но Алекс сжал её так сильно, что послышался хруст суставов, а Жаклин тут же вскрикнула от острой боли.


— А сейчас ты расскажешь мне всё… или мои пальцы сомкнутся уже на твоей белоснежной шейке! — пригрозил он не терпящим возражений тоном. — И не вздумай врать — мне многое уже известно. В частности: я нашёл эти злосчастные записки, они находятся у меня, и только от твоей откровенности зависит, передам ли я их графу Бенкендорфу или брошу в камин. Поверь, в его ведомстве найдутся отличные мастера своего дела, которые быстро разберутся, что Адель их не писала. А когда они начнут искать того, кому было выгодно так подло опорочить княгиню, ты станешь первой подозреваемой! А потому, договоримся так: я задаю вопросы, ты — честно отвечаешь. Поверь, если тебя будут допрашивать в жандармерии, ты очень быстро им всё расскажешь, даже то, в чём неповинна.


Сказать, что Жаклин испугалась — не сказать ничего, она просто задыхалась от ужаса, буквально физически ощущая, как на её шее медленно затягивается грубая, шершавая верёвка.


— Я ничего такого не делала… — тонко и жалобно всхлипнула Жаклин, немедленно призвав на помощь слёзы, которые раньше всегда безотказно действовали на мужчин. Заплакать сейчас ничего не стоило, а страх лишь облегчил эту задачу — из очаровательных голубых глаз француженки хлынули настоящие потоки слёз.


Но Алекс, проигнорировав её излюбленный приём, грубо схватил жену за запястье и заломил одну руку за спину так, что Жаклин показалось, что у неё сломана кисть, а перед глазами поплыли цветные круги от боли. Она снова издала короткий, пронзительный крик и закусила губу, опасаясь ещё сильнее разбудить в муже зверя.


— Тише, моя дорогая, это пока лишь растяжение, — тихо сказал граф, склоняясь к её уху, — ещё одна опрометчивая ложь — и будет уже небольшой перелом. Итак, начнём. Первый вопрос: кто написал поддельные записки? Ты?


— Д-да… — заикаясь, выдохнула Жаклин, давясь теперь уже вполне искренними слезами.


— Где ты взяла образец почерка Адель? — продолжил свой жёсткий допрос Александр.


— Нашла у тебя в гардеробной коробку с письмами… там была её записка, — упавшим голосом ответила она, окончательно сдаваясь.


— Ах вот оно что — ты снова вернулась к своей излюбленной привычке рыться в моих вещах! — презрительно усмехнулся граф. — Кто бы сомневался! Где ты научилась так виртуозно подделывать почерк?


— Какая разница? — не сдержавшись, грубо огрызнулась Жаклин, которую слепила ярость от своего поражения. — Я прошла хорошую школу жизни на «дне» Лондона, к твоему сведению. Там я научилась выживать, как дикое животное, живущее в стае, и делать многие полезные вещи, в том числе и подделывать любой почерк. Всегда подозревала, что этот навык мне очень пригодится рано или поздно!


— А я полагал, что мне известно, где дно твоей души, Жаклин… — с горечью и презрением заметил Александр. — Было время, когда я считал, что смогу со временем привыкнуть к тебе, и мы сможем попробовать стать семьёй ради дочери. Но ты… ты — настоящее исчадие ада. Ты хоть понимаешь, что своей грязной клеветой загнала честного и благородного человека в могилу?


— Я — исчадие ада?! — яростно взвизгнула Жаклин, выплёвывая слова ему в лицо, словно яд. — Как легко обвинять меня во всех смертных делах, мой благородный граф, но не замечать черноты в собственной душе! Ты можешь переломать мне все кости, можешь передать жандармам и бросить в тюрьму, но этот поступок не сделает из тебя праведника, любезный муженёк! На твоих руках тоже немало крови, или я ошибаюсь? Разве это тревожит твою совесть?


Александр вдруг ослабил хватку и медленно убрал руки с её плеч, отступая на несколько шагов. Он сложил руки на груди и выжидающе посмотрел на жену. Кажется, она решила высказаться откровенно: что ж, это даже к лучшему. Давно им пора расставить все точки над «i». Может быть, он узнает ещё что-нибудь полезное о грязных делишках супруги.

Едва оказавшись свободной от стальной хватки его пальцев, француженка тут же вскочила и на всякий случай отступила, встав с другой стороны стола, чтобы успеть выскочить в дверь, если понадобится бежать. Хорошенькое личико Жаклин изменилось до неузнаваемости: оно буквально посерело от гнева, пунцовые губы сжались в тонкую линию, голубые глаза потемнели и сузились в щёлки, а взгляд стал поистине хищным. Ни дать, ни взять — дикая кошка, готовая к броску. Сейчас он для неё стал врагом, серьёзным противником, но никак не мужчиной, за любовь которого она совсем недавно была готова на всё.

Александр снова ощутил ту будоражащую смесь азарта и опасности, которая всегда вскипала в его крови во время жестоких схваток с бандами головорезов на золотых приисках Северной Каролины. Если уж он выжил в тех кровавых поножовщинах с крепкими мужчинами, то с Жаклин точно справится, даже если она отважится вцепиться ему в горло или попытается выцарапать глаза.


— Да, я убивал, и не раз, — спокойно согласился он. — Но я никогда не отнимал жизнь у невинного человека, а ты сделала именно это. Мои поступки всегда были продиктованы самозащитой, а ты совершила хладнокровное, тщательно спланированное убийство. Князь не сделал тебе ничего дурного, а ты убила его этими проклятыми фальшивками и клеветой, как если бы сама спустила курок пистолета. Впрочем… для тебя самой такой исход стал неприятной неожиданностью, не так ли? Ты-то рассчитывала совсем на другое!


Последнюю фразу Александр бросил столь издевательским тоном, что услышал, как Жаклин скрипнула зубами от гнева. Она действительно меньше всего желала смерти князя Оболенского. Она очень хотела, чтобы он увёз свою потаскушку-жену куда-нибудь подальше от Петербурга — обратно в Италию, например, или в Париж, да хоть к чёртовой матери, лишь бы подальше от Алекса! Ну кто же мог ожидать, что этот крепкий на вид старичок окажется настолько хилым?! А теперь получается, что ненавистная соперница освободилась от своего старого мужа, и отныне ей ничто не помешает практически открыто принимать Александра в своём доме! И благодарить за своё избавление княгиня Оболенская должна именно Жаклин!

О, ну почему она такая везучая, эта проклятая княжна?! Что бы Жаклин ни придумывала, всё оборачивается против неё самой, а эта надменная кукла постоянно остаётся в выигрыше! Это несправедливо, в конце концов! У неё с самого рождения было всё, о чём можно только мечтать, она не знала тех трудностей, что познала Жаклин, она росла любимым ребёнком, её ласкали, одаривали дорогими подарками, холили и лелеяли… Так почему же княжне Вяземской понадобился именно тот мужчина, которого полюбила она — Жаклин? Урождённая аристократка, Адель имела огромный выбор — самые богатые и родовитые молодые красавцы могли пасть к её ногам, стоило только поманить пальцем! Но нет же, она, как назло, мёртвой хваткой вцепилась именно в Александра Бутурлина! И даже свою байстрючку, прижитую от него, родить не побоялась, да ещё и подкинула её Оболенскому!

Нет… не получит она Алекса! Не будет этого, даже если Жаклин придётся убить её! Ненависть к Адель в этот момент была так сильна в её сердце, что француженка не сомневалась в том, что она лишит соперницу жизни при первой возможности, остаётся только выбрать самый изощрённый способ, чтобы та мучилась дольше.


— Да, я и не думала убивать князя! — злобно процедила она, понимая, что отрицать очевидное уже бессмысленно. — Напротив, я хотела попросить его о помощи. И он поверил мне, я знаю! Я думала, что он устроит скандал жене, и они просто уедут из Петербурга. А ты постепенно забудешь о ней. Я сумела бы помочь тебе забыть…


— Какая чушь, Боже мой! — трагически рассмеялся Алекс, закатывая глаза. — Ты просто беспросветно глупа, Жаклин! Ты зациклилась на своём бреду. Между мной и Адель нет и никогда не было никакой тайной связи. Она была моей лишь один единственный раз, в ту ночь, когда мы зачали Софи, а это случилось ещё до её свадьбы с князем Оболенским.


— Ты врёшь! Я знаю, что ты спишь с ней с того дня, как она возвратилась в Петербург! — прошипела Жаклин, сжимая кулаки. — Вы постоянно пялитесь друг на друга, словно дикие звери в брачный период! Даже на вчерашнем приёме вы ничуть не смущались ни присутствия князя Оболенского, ни моего! Она едва из платья не выпрыгнула, стараясь тебя соблазнить!


— Ты судишь Адель по себе, и в этом твоя главная ошибка, — презрительно смерил её взглядом граф. — Но она — не ты, она никогда не позволит себе нарушить брачные обеты. А князь… ты целенаправленно использовала его ревность, заставив сомневаться в верности Адель. Это подло и грязно, Жаклин. Хотя, кому я говорю о подлости? Разве тебе знакомы какие-то понятия о чести? Ты никогда не гнушалась пользоваться самыми грязными способами для достижения своих целей. Читать чужие письма, дневники, рыться в личных вещах, шантажировать — для тебя это вполне приемлемо.


— И не думай, что я когда-нибудь устыжусь того, что сделала! Я отвоёвывала своё право быть с тобой, а для этого все средства хороши! И всегда буду вести себя так, отстаивая свою любовь! — выкрикнула графиня. — Не нужно ей было вставать между нами, тогда бы ничего этого не случилось!


— Любовь? — по красивому лицу графа Бутурлина пробежала гримаса брезгливости. — Ты не имеешь понятия, что это такое! Любовь — это самопожертвование, а тебе знакома лишь одна голая похоть, которую ты в своём больном, воспалённом воображении возвеличила до уровня любви.


— Вот, значит, как?! Что-то я не припомню, чтобы ты жаловался, когда не вылезал из моей постели ночами напролёт! — истерически расхохоталась в ответ Жаклин, запрокидывая голову. — Лицемер и притворщик — вот кто ты такой! Разве не ты называл меня своим чудом, самой горячей, желанной и страстной из всех женщин, что были у тебя до меня? Или у тебя хватит духу утверждать, что я выдумала это? Я ни за что не поверю в то, что эта полудохлая кукла с рыбьей кровью доводила тебя до такого экстаза, какой вызывала я!


— Что и требовалось доказать, — спокойно ответил Алекс. — Кроме похоти, тебе апеллировать нечем. Но, что бы ты ни делала, я никогда не перестану любить её, понимаешь? Я много раз говорил тебе: я люблю её не только за то, что она прекрасна и желанна, но за то, что душа её чиста и благородна, в ней есть милосердие, сострадание, она думает не только о себе… в отличие от тебя! Она способна жертвовать собой ради других, а ты — лишь расчетливая эгоистка, хищница, знающая только один способ добиться своего — избавиться от всех препятствий на пути. Даже если препятствия окажутся невинными людьми!


— О, но в таком случае, если она — такой чистый, невинный ангелочек, то скажи мне одну вещь, дорогой: зачем ей нужен мерзавец вроде тебя? — издевательский смех Жаклин прозвучал громко, резко и вульгарно. — Она, может, и не собиралась изменять мужу, ну, а ты? Я даже не заикаюсь о том, что ты клялся у алтаря хранить мне верность, ибо уверена, что ты не колебался бы и мгновения, согласись она стать твоей любовницей, ведь так? И плевал бы ты на то, что она — жена твоего крёстного отца! А всё потому, что ты давно уже растерял всю свою хвалёную дворянскую честь, жизнь приучила тебя ставить свои желания выше принципов, потому что на дне иначе не выжить! Мы с тобой похожи, любимый, мы прошли через грязь, запачкавшись в ней по самую макушку, и отмыть её с наших душ уже не получится. Со мной ты будешь намного счастливее, чем со своей идеальной Адель, ведь когда она узнает тебя до конца, то ужаснётся и снова сбежит на край света. Её так называемая любовь мигом улетучится, так что, ты должен быть благодарен мне за то, что я расстроила ваш брак!


— Ты выдаёшь желаемое за действительное, Жаклин, ты просто больна! Как бы тебе ни хотелось обратного, Адель любит меня, любит несмотря ни на что, даже узнав грязные тайны моего прошлого, — спокойно заметил Алекс. — Довольно философствовать, Жаклин, речь сейчас идёт о доведении человека до смерти, которое ты совершила. Ты — убийца, и это невозможно чем-либо оправдать.


— Что ты собираешься делать? — вдруг сжалась Жаклин, глядя на мужа испуганным, умоляющим взглядом. — Неужели ты сможешь отправить меня на виселицу?


Он замешкался с ответом лишь на мгновение, но Жаклин тут же ухватилась за это, усмотрев в поведении мужа терзающие его сомнения. Решившись на последний, отчаянный шаг, она вдруг бросилась перед ним на колени, отчаянно цепляясь за полы его сюртука. Её глаза были такими молящими, а искусанные до крови губы дрожали, как у испуганного ребёнка.


— Любимый, прошу тебя… не отдавай меня жандармам! Мне так страшно… поверь, я раскаиваюсь в том, что сделала, но… я же не думала, что князь умрёт! Я клянусь тебе, что больше никогда и близко не подойду к твоей княгине! И пальцем её не трону! Я так люблю тебя, Алекс, безумно люблю, неужели ты не понимаешь? С самого первого дня, когда мы познакомились, я уже это знала. С первой нашей ночи я поняла, что ты — мой идеал мужчины… и должен быть моим, и только моим… что я никому тебя не отдам! Ну, почему… почему я не заслуживаю твоей любви? Посмотри на меня — я ведь тоже красива и желанна… чем я хуже её? Я готова ради тебя на всё, любовь моя! Только скажи, чего ты хочешь? Какой я должна стать, чтобы ты любил меня?


Её истерические рыдания, казалось, могли бы разжалобить и камень, не то что мужчину. На мгновение сердце Александра сжалось, глядя на заплаканную женщину, униженно распластавшуюся у его ног. Правильно ли он поступает с ней? Не слишком ли жестоко? Всё же, она родила ему ребёнка, она — его жена, он делил с нею ложе.

Однако, вспомнив испуганную Адель, которая несколько часов назад также отчаянно всхлипывала в его объятиях, он поспешно одёрнул себя. Жаклин больна, не нужно забывать об этом! Возможно, в этом нет её вины… как и его вины нет тоже. Ей нужно квалифицированное лечение под присмотром докторов, иначе может случиться новая беда, а он поклялся себе не допустить этого. Он не может рисковать жизнями других людей, оставляя всё как есть.


— Успокойся, я не собираюсь выдавать тебя полиции, — сухо ответил он, но всё-таки подал жене руку, помогая подняться на ноги. — Ты — моя жена, носишь мою фамилию, а нашей семье не нужен такой скандал. К тому же… князь умер от сердечного приступа, а о записках никто не знает… я обнаружил их случайно. Но это не значит, что я забуду о твоём поступке! Ты не можешь больше оставаться здесь после случившегося.


— Я клянусь… — начала было Жаклин, но тут же осеклась. — Ч-что ты задумал? Отправишь меня в деревню?


— Нет… — он запнулся, собираясь с духом. — Я отвезу тебя в другое место, где о тебе будут заботиться. Не волнуйся, никто не узнает о том, что ты ускорила конец князя Оболенского. Я обещаю молчать о твоём преступлении, но и ты должна мне пообещать, что будешь вести себя тихо и спокойно. Тогда… я попытаюсь помочь тебе.


— Я не понимаю… куда ты отвезёшь меня? — прошептала Жаклин, начиная подозревать что-то очень плохое. Печаль и вина в глазах мужа заставили её испугаться ещё сильнее.


— Я покажу тебя доктору, Жаклин. Ты должна понять, что больна, — как можно спокойнее ответил граф, обеспокоенно наблюдая за тем, как Жаклин постепенно начинает догадываться о чём он говорит. — Доктор сможет помочь тебе, если, конечно, ты сама захочешь, чтобы тебе помогли. Пойми, твоя болезненная ревность и ненависть — это ненормально.


— Ты решил упечь меня в доллгауз?! — недоверчиво вскрикнула она. — Ты… ты думаешь, что я чокнутая?!


— Я этого не сказал, — с нажимом ответил он. — Ты немного не в себе, но этой беде можно помочь. Главное, желать выздоровления, так говорит доктор, и я ему верю. Подумай о Катрин: ты же хочешь, чтобы она видела тебя здоровой и спокойной? Ты хочешь, чтобы мы растили её вместе?


— Хочу… — пространно пробормотала Жаклин, в то время, как её мозг лихорадочно работал.


— Вот и замечательно! — обрадовался Александр, облегчённо выдыхая. — А сейчас ступай к себе и собери вещи. Доктор уже ждёт нас, я говорил с ним сегодня. Я буду навещать тебя очень часто, обещаю, и буду привозить к тебе Катрин. Я вовсе не хочу, чтобы наша девочка забыла свою маму.


Александр безбожно кривил душой, и про себя просил прощения у Бога за эту ложь. В действительности, он совсем не желал, чтобы его дочь растила эта опасная женщина. При мысли о том, что девочка может когда-нибудь стать копией своей сумасшедшей матери, граф приходил в ужас. Он совсем не хотел разделять любовь к своим дочерям, хотел любить обеих совершенно одинаково, но страхи о возможной плохой наследственности Катрин сводили его с ума.

Если Жаклин официально признают сумасшедшей, и доктор выдаст письменное свидетельство об этом, Александр будет иметь право подать в Синод прошение о расторжение брака, и он желал этого всем сердцем. Жаклин, как колода, повисшая на его шее, тянула его на дно. Он не верил, что её можно вылечить и снова сделать нормальным человеком. Скорее всего, скрытое безумие уже давно таилось в ней и вырвалось наружу, приняв вид болезненной любви к нему, любви, отягощённой маниакальной ревностью.

Жаклин прекрасно понимала, что сбежать муж ей ни за что не позволит. Скорее всего, за дверью стоят лакеи, которые тут же схватят её, стоит лишь сделать попытку к бегству. Неужели она угодила в ловушку? Как же ей поступить?

Стараясь не паниковать и дать себе время обдумать ситуацию, графиня прикинулась покорной овечкой и направилась к себе, сопровождаемая мужем. Он вызвал её камеристку и велел собрать в сундук минимум необходимой одежды и белья. Дав жене время на сборы, он покинул её комнату, обещая ждать в гостиной.

Через два часа карета с гербом графа Бутурлина снова въехала во двор психиатрической лечебницы. Хоть граф и обещал, что привезёт жену после захода солнца, он был рад, что ему не пришлось ждать до вечера, а Жаклин не устроила очередной безобразный скандал. Он всерьёз опасался, что ему даже придётся связать её, чтобы запихнуть в карету, и её неожиданная покорность внушала беспокойство. Неужели она что-то задумала или выкинет очередной фокус в самый неподходящий момент? А может, подгадывает момент, чтобы выскочить из кареты и сбежать?

Несмотря на опасения супруга, всю дорогу Жаклин молчала, будто её оглушили. Она надела тёмное-коричневое строгое платье и шляпку в тон, и сидела напротив мужа, скромно сложив свои маленькие ручки на коленях и уставившись отсутствующим взглядом в окно. Каждый жест, взгляд, едва слышный вздох были направлены на то, чтобы вызвать у супруга, и без того расстроенного, новые муки совести. И, судя по тому, как часто он украдкой поглядывал на неё, это действовало.

Жаклин вышла из кареты и медленно направилась к входной двери с видом королевы, покорно, но гордо поднимающейся на ступени эшафота. Она спиной ощущала скорбный взгляд мужа, кожей чувствовала раздирающие его сомнения и жалость к ней. Отлично, это именно то, чего она и желает! Пусть он мучается своей виной, пусть страдает от собственной жестокости!

В том, что она рано или поздно выберется из доллгауза, Жаклин не сомневалась ни минуты. Если бы её наивный муженёк знал, через какие переделки ей пришлось пройти за свои двадцать четыре года жизни, он бы понял, что лечебница для душевнобольных — это просто ерунда для неё.

Так или иначе, но она выйдет отсюда, и гораздо быстрее, чем думает Александр Бутурлин. Способ она отыщет.

Доктор Майер оказался сама любезность. Он учтиво приветствовал новую пациентку и её супруга, поцеловал Жаклин ручку и пригласил в свой кабинет.

Так он велел подать гостям чаю и рассказал Жаклин о лечебнице, в которой ей предстояло провести неопределённое время. Судя по его словам, здесь был просто рай для отчаявшейся, заблудшей души. Он говорил мягко, вежливо, умильно улыбался, а Жаклин про себя поражалась его наивности и тупости.

Вот идиот! Она прекрасно знает, что в доллгаузы попадают не для того, чтобы возвращаться. Неугодных людей сюда сдают, словно барахло старьёвщику. Вот и её супруг от неё избавляется, как от ненужного, надоевшего хлама.

Но он ещё пожалеет об этом, не будь она Жаклин Бонье! Графиней Бутурлиной она себя больше не считает, ибо своим поступком граф окончательно подвёл черту под тем фарсом, который именовался их браком.

За такой поступок Алекс непременно заплатит. Они все заплатят: и эта высокородная сучка — княгиня Оболенская, и её отродье, которое она родила от Александра, и старая карга — вдовствующая графиня Бутурлина, так презирающая свою навязанную невестку, и, возможно, их обожаемая Оленька, которая пуще остальных ненавидит Жаклин… Да, все они заплатят!

Кротко прощаясь с тем, кого ещё час назад она обожала, Жаклин даже не подняла глаз — лишь подставила щёку для короткого, смазанного, фальшивого поцелуя. Граф, несомненно, держит лицо перед доктором, а сам с удовольствием удавил бы её, чтобы завтра же сделать предложение своей любовнице! Жаклин вдруг ощутила желание воткнуть нож в его чёрное сердце прямо сейчас, сию минуту…

Но… нет, ещё рано! Медленно ступая по серому коридору доллгауза в комнату, где её сейчас запрут, отсекая от внешнего мира, Жаклин уже знала, что она будет делать. План в её голове созрел быстро, как и всегда в моменты опасности: оставалось лишь обмозговать детали. И тогда, когда она хорошо подготовится… — посмотрим, кто будет смеяться последним, благородные дамы и господа!


========== О том, как полезно мужчине иногда противостоять соблазну. И о последствиях обратного. ==========


В день похорон князя Оболенского небо вдруг разразилось дождём, несмотря на то, что на дворе трещал мороз. Дома, мостовые, лавки, голые деревья и кусты — всё моментально покрывалось толстым слоем льда. Лошади, запряжённые в кареты и сани, скользили и спотыкались на льду, что ещё больше замедляло траурную процессию.

Народу на отпевании было столько, что Казанский собор едва вместил всех, кто пришёл проводить Владимира Кирилловича в последний путь. Казалось, весь высший свет был здесь, тем более, что в соборе присутствовали император и цесаревич. Не только дамы прикладывали платочки к покрасневшим глазам — множество ветеранов Отечественной войны, которые воевали когда-то вместе с князем, искренне плакали, сожалея о скоропостижной кончине такого светлого, доброго и благородного человека. Все друзья и знакомые любили Владимира Кирилловича и скорбели о его смерти.

Молодая вдова, с головы до ног облачённая в чёрное, стояла у гроба мужа, бледная и исхудавшая, словно призрак. Казалось, что она держится на ногах из последних сил. С одной стороны её бережно поддерживал под локоть отец, а с другой — брат. Княгиня Оболенская недаром опасалась, что похороны мужа станут для неё жестоким испытанием.

С той ужасной ночи, когда он так внезапно скончался, Адель никак не могла заставить себя уснуть, даже после того, как отец забрал их с малышкой Софи в свой особняк. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней с пугающей ясностью вставал образ мужа, и Адель тут же вскакивала с постели, дрожа от страха. После нескольких неудачных попыток уснуть, она накинула халат и тёплую шаль, взяла в руки свечу, и до утра медленно бродила по отцовскому дому, бесцельно переходя из комнаты в комнату, чем до смерти перепугала Таню, которая проснулась посреди ночи и не обнаружила свою барыню в постели. До самых похорон, которые состоялись на четвёртый день после смерти князя, его молодая вдова не сомкнула глаз и на минуту.

С питанием дела обстояли не лучше, чем со сном: Адель не могла заставить себя проглотить ни кусочка, только пила воду и травяной отвар, который готовила Таня. Она исхудала за эти дни, побледнела и осунулась, вызывая у близких тревогу своим бездонным горем. Отец, Мишель, Ольга, Таня — все пытались уговорить её немного поесть и вздремнуть хоть часок, но Адель была не в состоянии сделать ни то, ни другое. Чувство вины пожирало её, подобно пламени, не давая и минуты покоя. И только время, проведённое с дочерью, становилось небольшой отдушиной, хотя малышка теперь чаще капризничала, чувствуя душевную рану своей матери.

Воспоминания о совместной жизни с мужем мучили Адель и днём, и ночью. Их свадьба, поездка в Италию, рождение Софи, жизнь в Неаполе, потом в Париже и Ницце… и повсюду Владимир Кириллович был рядом с нею, поддерживал, шутил, отвлекал разговорами. Пока ещё она легко могла припомнить его голос, смех, добрые серые глаза, но острота этих воспоминаний неизбежно померкнет со временем, как будто и не было на свете этого великодушного человека, которому она принесла столько несчастий. Когда князь был жив, она и подумать не могла, что так привязана к нему, хоть это чувство было далеко от того, что жена должна бы испытывать к мужу.

Ах, если бы только она смогла сделать над собой усилие и хотя бы попытаться полюбить его! Ну, что ей стоило, в конце концов? Стать женой Александра Бутурлина ей всё равно не суждено, так для чего тогда было так глупо хранить ему верность? Адель мучилась, вспоминая, как отталкивала мужа, вынуждала его страдать от неразделённой любви. Как она могла быть такой жестокой?

Она молилась за его душу ночами, пытаясь с помощью молитвы заглушить голос совести, но тщетно. Молитвы не помогали облегчить её терзания, а святой лик Богородицы глядел на неё с иконы строго и печально. К утру она с трудом поднималась с колен, чувствуя, что даже Бог не верит в её искреннее раскаяние.

А верила ли она сама? Адель было страшно забираться настолько глубоко в собственную душу, но не сделав этого, она никогда не обретёт покой снова.

Голая, неприкрытая правда была такова, что она хладнокровно использовала Владимира Кирилловича в своих целях, и никогда всерьёз не задумывалась о его чувствах и желаниях. Избалованная и эгоистичная, привыкшая к тому, что о ней всегда заботились, она просто позволила мужу занять место своего отца и продолжать опекать себя, словно он был обязан делать это. А ведь должна была ноги ему целовать за то, что помог ей в трудную минуту, не дал скандалу погубить её репутацию, принял чужого ребёнка, как своего… и в довершение всего ещё и полюбил её… такую упрямую гордячку!

Свою жестокость по отношению к мужу ей не оправдать никогда. И даже прими она постриг в монастыре, этот грех не отмолить, ибо он первый из семи смертных, и самый страшный — гордыня. За три дня Адель умудрилась довести себя почти до полного морального и физического истощения, несмотря на мольбы родных взять себя в руки и перестать винить в смерти князя.

Стоя в холодном соборе и зябко кутаясь в меховую накидку, молодая княгиня чувствовала себя такой слабой и несчастной, что казалось, будто и она сейчас отойдёт вслед за покойным мужем. Позади неё стояла Таня, держащая наготове пузырёк с нашатырём, на случай обморока своей госпожи.

Бутурлины стояли по другую сторону от гроба, и Александр беспомощно взирал на Адель, каждый раз сдерживая порыв подхватить её на руки и вынести на улицу. Он бросал сердитые взгляды на её отца и брата: неужели они не замечают, что она на грани обморока? Адель нужно вывести на свежий воздух, здесь, где всё пропахло ладаном, ей точно не станет лучше. Но, как ни переживал граф за любимую, он понимал, что она не может покинуть собор до конца отпевания. Она — вдова, и обязана отдать супругу последний долг.

После того, как князь Оболенский был с почестями похоронен на Новодевичьем кладбище и прошли пышные поминки, самые близкие родственники собрались в особняке Вяземских. Адель с дочкой пока решила остаться здесь — при одной мысли о том, чтобы вернуться в дом, где умер муж, у неё начиналась паника. Такой поступок княгини вызвал у дворни князя недовольный ропот — верные слуги считали, что место вдовы барина, как и его наследницы, в родовом особняке Оболенских.

За окном уже давно стемнело. Убитые горем родственники сидели в хорошо протопленной гостиной, куда подали горячий чай с пирогами. Переговаривались они негромко, но разговор то и дело затихал, постоянно возвращаясь к пережитому несчастью.

Адель опустилась в кресло у большой изразцовой печи и держала чашку чая, не замечая, как дрожат руки, до сих пор ледяные, будто она только что явилась с мороза. Она не прислушивалась к беседе, полностью уйдя в себя.


— Адель, дорогая, может быть тебе лучше прилечь? — раздался обеспокоенный голос Марии Александровны.


— Да, милая, ты слишком бледна, — тут же подхватила Ольга. — Так и потерять сознание не долго. Ты ничего не ешь и совсем не спишь, и так уже три дня. Нельзя же так!


— Я не могу оставаться одна, — тихо ответила Адель, окидывая родных виноватым взглядом.


Ей было стыдно за свою слабость, ведь настоящая княгиня должна оставаться стойкой и держать лицо при любых обстоятельствах; она никому не может показывать своё горе, свидетелями её слёз должны быть лишь стены будуара. Но Адель не могла заставить себя держаться, пока не могла… ей было очень страшно.


— Хочешь, я побуду с тобой, пока ты не уснешь? — Ольга нежно коснулась руки золовки и слегка пожала холодную ладошку. — Господи, а руки-то у тебя, словно ледышки! Ты не простудилась?


Все одновременно заволновались и окружили Адель. Отец коснулся рукой лба дочери, но, слава богу, жара не было. Мишель предложил всё-таки пригласить доктора, упирая на то, что отказываться от сна и пищи — это ненормально. Ольга по-прежнему держала Адель за руку, а её матушка присела рядом, сочувственно поглаживая по плечу. И лишь Александр остался позади всех, не решаясь подойти ближе.

Он опасался, что не сможет сдержаться, если приблизится к ней. Он знал, что нужен ей сейчас, как никто другой, но разве они имеют право хотя бы обняться — вот так запросто — на глазах родных? Адель только что похоронила мужа, она — молодая вдова, находящаяся в глубоком трауре, а он — женат. Этих двух обстоятельств довольно, чтобы разделить их каменной стеной долга, по крайней мере, ещё на целый год. И всё же его сердце рвалось к любимой, борясь с голосом разума.

Лишь через год княгиня Оболенская сможет принять его ухаживания, и даже по окончанию этого срока их помолвка вызовет бурю сплетен в свете. Сам же Александр с нетерпением ждал заключения доктора Майера, в лечебнице которого сейчас находилась его жена. Как только доктор составит нужную бумагу, он собирался немедленно обратиться в священный Синод с прошением о разводе. Он не обязан оставаться мужем помешанной женщины, и не станет.

Беда заключалась в том, что в России проще было порешить неугодного супруга или супругу, нежели получить разрешение на развод, как бы ужасно это ни звучало. Однако Александр не собирался отступать, он готов был бороться за то, чтобы снова стать счастливым.


— Я попробую поспать, — устало кивнула молодая княгиня, уступая уговорам родни, — но… Оля, ты же посидишь со мной?


— Конечно, моя милая, я побуду с тобой, только переоденусь, — пообещала Ольга, обнимая Адель за плечи. — Да и тебе пора переодеться и принять ванну, ты холодна, как лёд. Идём же!


Адель, смущённо извинившись перед остальными родственниками, поднялась и, взяв Ольгу под руку, вышла из комнаты, не замечая, каким тоскливым взглядом проводил её Александр. Ну вот, они даже попрощаться по-человечески не могут… проклятые правила и условности, какой идиот их придумал!

Бутурлины собрались было ехать домой, но Андрей Алексеевич попытался уговорить их остаться на ночь.


— Сегодня в этом доме так тоскливо, — вздохнул он. — Не хочется оставаться одному. А наши молодожёны всё стремятся к уединению, оставляя несчастного старика в одиночестве. Если бы не внучка, я точно сошёл бы с ума.


— О, я понимаю Вас, Андрей Алексеевич! — поддержала его графиня. — Но… наша малышка Катрин осталась дома с няней, и я волнуюсь. Думаю, мне лучше всё же вернуться домой, а Александр может составить компанию Вам и Мишелю, пока Ольга побудет с Адель.


— Я отвезу Вас, матушка, — вызвался Александр, но Мария Александровна мягко отказалась.


— Не стоит, Саша, я в состоянии добраться сама, к тому же, со мной слуги, — она ласково улыбнулась сыну. — Поддержи родных, а о Катрин я позабочусь. Не волнуйся!


После того, как графиня уехала, мужчины перешли в карточный салон и попытались отвлечься партией в покер. Александр то и дело выпадал из реальности и отвлекался, проигрывая раз за разом, хотя был опытным игроком. Его глаза часто останавливались на двери, ожидая, что сестра вернётся и расскажет о том, как себя чувствует Адель.

Около девяти часов вечера нянюшка принесла малышку Софи, чтобы князь поцеловал её на ночь. Увидев дочь, Александр сразу растаял и улыбнулся, не в силах оторвать от неё взгляд. Он наблюдал за тем, как девочка трёт глазки и недовольно хнычет, пока дед целует её пухлые щёчки. Затем настала очередь Мишеля, который проделал с племянницей ту же процедуру. А родной отец забыл, как дышать, не смея и надеяться на то, что ему позволят взять дочь на руки.


— Хочешь подержать её? — вдруг раздался голос Мишеля.


Александр вскинул на друга удивлённые и обрадованные глаза, и протянул к ребёнку подрагивающие от волнения руки. Софи настороженно взглянула на него, и медленно потянулась к лицу, внезапно вцепляясь пальчиками в густые волосы отца. Это было её любимым занятием — таскать за волосы любого, кто брал её на руки.


— Софи! — няня попыталась разжать крохотные цепкие пальчики, но Алекс только негромко рассмеялся, нежно прижимая дочку к своей груди.


— Ах, ты моя проказница! — улыбнулся он, целуя круглый лобик. — Ты у меня цепкая, как маленькая обезьянка, правда?


Отец и сын Вяземские сразу обратили внимание на это «моя», и едва сдержали вздохи. Что ж… Александр прав — Софи его дочь, а против уз крови трудно что-то возразить. Да и надо ли это делать? К тому же, они уже знали то, о чём Адель пока не догадывалась, а именно — что Жаклин находилась в доллгаузе. Теперь, после смерти князя Оболенского и возможного развода Бутурлиных, воссоединение Александра и Адель становилось лишь вопросом времени.

Девочка довольно улыбнулась в ответ отцу, по собственной воле разжав руку, а потом и вовсе прижалась головкой к его широкой груди, блаженно зевая и закрывая сонные глазки. Няня попробовала было протянуть руки, чтобы забрать ребёнка, но Александр покачал головой и прошептал:


— Не нужно, она уже засыпает. Я сам отнесу её в постель, если позволите, — последние слова предназначались Андрею Алексеевичу, который тот час же кивнул, соглашаясь.


Александр, замирая от счастья, осторожно следовал за нянькой, неся на руках своё маленькое сокровище, чтобы самому уложить в кроватку. О таком счастье он не смел и мечтать!

Каждый день проделывая подобные вещи с Катрин, он часто представлял себе, как было бы чудесно укладывать спать обеих своих дочерей. Но… возможно ли это? Как Адель отнесётся к его дочери от Жаклин? Не перенесёт ли она свою неприязнь к Жаклин на её ребёнка?

Да, Адель добра и милосердна, но Жаклин причинила ей много горя. Не мог Алекс не задумываться и о том, найдут ли общий язык его дочери, смогут ли подружиться? Это волновало его сильнее, чем он предполагал раньше. Разумеется, мечтать о браке с любимой ему ещё рано, но всё же…

Осторожно уложив малютку в кроватку, он долго стоял, наблюдая за её спокойным, безмятежным сном. Вдруг в комнату проскользнула Ольга, одетая в длинный домашний халат и белый чепец.


— Саша? — удивилась она. — А ты что здесь делаешь? Я слышала, как карета выезжала со двора, думала, что вы с матушкой уехали.


— Князь попросил меня остаться на ночь, а матушка не захотела оставлять Катрин одну, — шёпотом ответил он. — Как Адель?


— Уснула всё-таки… но спит она очень неспокойно, — нахмурилась Ольга. — Может, ты посидишь с ней?


— Я? Ты с ума сошла? — Алекс не поверил своим ушам. — Что скажет твой свекор… и муж?


— Ничего не скажут, если не узнают, — невозмутимо шепнула Ольга. — Я сейчас спущусь к ним и скажу, что ты отправился спать. Они даже не удивятся, не волнуйся, да и на часах уже половина десятого. После такого ужасного дня нам всем давно пора в постель.


Александр замолчал, сомневаясь в том, что авантюра его сестры останется незамеченной. Но соблазн побытьнаедине с любимой хотя бы немного, был слишком велик. Он поспешно кивнул и отправился в комнату Адель, сопровождаемый Ольгой, которая коварно улыбалась про себя, словно заправский заговорщик.

Да, Адель только что овдовела, а Алекс до сих пор женат, но, чёрт возьми, они нужны друг другу именно сейчас, Ольга не сомневалась в этом. А если посторонние не узнают о том, что они были наедине, то репутации Адель ничего не будет грозить. В любом случае, любовь куда важнее всех глупых условностей!

Александр неуверенно переступил порог заветной комнаты, чувствуя, как его сердце выпрыгивает из груди. Когда он замер на пороге, Ольга легонько подтолкнула оробевшего старшего брата в спину и тут же бесшумно закрыла за ним дверь. Алекс усмехнулся — вот ведь прирождённая авантюристка! В комнате царил полумрак и Александру пришлось какое-то время привыкать к темноте. Адель лежала на постели, свернувшись калачиком, как ребёнок, словно хотела спрятаться от внешнего мира. Одинокая свеча в серебряном подсвечнике горела на маленьком столике у её ложа.

Она действительно спала неспокойно, часто вздрагивая и ворочаясь, бормоча что-то непонятное, комкая шёлковые простыни. Александр очень осторожно, стараясь не разбудить, присел на пол у её постели, с нежностью и тоской наблюдая за любимой. Накопившиеся чувства буквально разрывали ему грудь, но он знал, что не имеет никаких прав на неё. Пока не имеет. Он здесь для того, чтобы поддержать её, и только.

Робко протянув руку, он отвёл прядь волос с её лица, а затем едва ощутимо коснулся влажной от слёз щеки, проведя кончиками пальцев по подбородку и чуть приоткрытым губам. Желание поцеловать эти влажные, манящие губы было сродни невыносимой жажде, но Алекс, судорожно сглотнув, закрыл глаза, пытаясь успокоить бурю внутри себя, не дать ей разыграться.

Он долго сидел так, тихо наслаждаясь этой тайной близостью с любимой женщиной, впитывая в себя её запах, от которого кружилась голова, нежно целуя маленькую ладонь, лежащую на подушке. Он просто таял от любви, растворялся в ней, изнывал от желания сжать её в объятиях, но, раз за разом останавливал себя, душа страстные порывы. Это было мучительно и сладко одновременно.

Внезапно Адель вздрогнула всем телом, громко вскрикнула и села на постели, тяжело дыша. Видимо, ей приснился кошмар, поскольку в глазах её застыл ужас, она вся дрожала, пытаясь отдышаться и осознать, что это был лишь сон, хоть и жуткий. И вдруг её взгляд упал на Александра, сидящего у её постели.


— Ты?! — испуганно вскрикнула она. — Что… как ты здесь оказался?


— Охраняю твой сон, — поспешно ответил он. — Ольга сказала, что ты стонешь во сне, и я хотел…


— Но… ты не должен находиться в моей комнате! — испуганно пробормотала она, поднося ладони к пылающим щекам. — Если отец или Мишель узнают… да и слуги…


— Ты права, мне не стоило делать этого, — смущённо согласился он, сразу поднимаясь на ноги. — Я пойду… прости, пожалуйста, что я снова не подумал о правилах приличия. Не думай ничего дурного — я просто волновался и хотел помочь. Отдыхай!


Он уже сделал шаг в сторону двери, когда она внезапно судорожно вцепилась в его рукав. Александр вздрогнул от неожиданности и ошеломлённо обернулся. Адель глядела на него перепуганными глазами, стоя на коленях в своей постели. Её грудь по-прежнему часто вздымалась от пережитого во сне страха, но взгляд светился горячечной решимостью.


— Не уходи, Саша… прошу тебя… — умоляюще прошептала она. — Мне так страшно!


Он не поверил своим глазам и ушам… но лишь на пару мгновений. В следующий миг он уже сжимал Адель в объятиях, крепко прижимая к своей груди, бегло целуя её лицо, мокрое от слёз, а она обнимала его обеими руками, возвращая ему такие же торопливые поцелуи.


— Саша… не оставляй меня больше, умоляю… — жалобно лепетала она, теснее прижимаясь к нему, — я не выдержу этого одна, не выдержу… любимый, прошу тебя!


Эти слова чуть было окончательно не лишили Алекса остатков здравого смысла. В последний раз она называла его любимым больше двух лет назад, когда лежала в его объятиях и жарко отвечала на ласки и поцелуи.


— Милая, родная моя! Не плачь, не надо! Я не уйду никуда, обещаю… я люблю тебя, Адель… Господи, как же я безумно люблю тебя! — его голос дрожал и срывался от переизбытка эмоций, а счастье снова сжимать её в своих объятиях просто сводило с ума.


Своими легкими поцелуями он собрал слезинки с её щёк, одной рукой обвивая её талию, а другой зарываясь в мягкие локоны, осторожно обхватывая затылок, привлекая к себе ближе. Его губы жадно накрыли нежный рот Адель, вызвав шквал ощущений, от которых она едва не лишилась чувств. Боже, как ей не хватало его губ, поцелуев и ласк! Как она истосковалась по нему, буквально до боли!

Алекс не предполагал, что поцелуй может доставить ему такое наслаждение, но от одного прикосновения к её губам, его сердце совершило какой-то невообразимый скачок и бросилось в галоп, как необъезженная лошадь. Он дрожал от волнения и страсти, как мальчишка, впервые целующий женщину. Адель обвила руками его шею, и он почувствовал, как её тонкие пальчики погрузились в его волосы, вызвав у него волну мурашек по всему телу. Она раскрыла губы ему навстречу, впуская его язык и позволяя ему делать с её губами всё, что он хочет. Адель обмякла в руках любимого, почти безвольно повиснув на его шее, и такая реакция внезапно отрезвила Александра.

Его любимая напоминала испуганную голубку, а не полную желания любовницу. Да и о какой любви может идти речь, когда её мужа едва засыпали землёй!

Александр понял, что Адель к нему толкнули прежде всего отчаяние и страх, но не любовь. Если сейчас он поддастся страсти и возьмёт её, на утро она осознает, что натворила под воздействием своего горя, и тогда… она не только горько пожалеет об этом, но и отдалится от него ещё сильнее, возненавидев и себя, и его. А такого его сердце не вынесет.


— Адель… подожди, послушай меня, — с трудом оторвавшись от её губ, выдохнул он. — Любимая, ты измучена усталостью, тебе нужно отдохнуть, поспать. Ложись, а я побуду здесь, рядом с тобой, хорошо?


Она взглянула на него непонимающим, разочарованным взглядом, будто всё ещё не до конца сознавая, что любимый реален. Он почему-то отталкивает её… неужели он её разлюбил? От многодневной усталости и успокоительного Адель с трудом отличала свои сны от реальности, а поцелуи с любимым и раньше снились ей очень часто.


— Я… не засну больше… — ответила она, тяжело дыша. — Мне снова приснится что-нибудь ужасное.


— Я с тобой, милая, — он нежно взял её руки и поднёс их к губам. — Я буду рядом, буду держать тебя за руку, пока ты не уснёшь. Если хочешь, я просижу у твоей постели до самого утра.


Адель неуверенно взглянула на него, но всё же послушно опустилась обратно на подушки, закрывая глаза. Александр бережно накрыл её одеялом, а затем снова занял свой пост у её ложа. Адель выпростала руку из-под подушки и наощупь нашла его ладонь, а он в ответ поцеловал её, переплетая их пальцы. Она так и не открыла глаз, но едва заметно улыбнулась от удовольствия и ощущения покоя, которое ей дарило присутствие любимого мужчины.


— Саша… — едва слышно шепнула она.


— Да, мой ангел, — отозвался он.


— Ты меня любишь?


— Люблю… люблю тебя, душа моя… люблю… — он снова прижался горячими губами к её руке. — Засыпай, родная. Я не уйду, обещаю тебе.


И Адель мгновенно провалилась в долгожданный сон, на сей раз — спокойный и крепкий. А Александр, с трудом укротивший дикого зверя в своём изголодавшемся по любви теле, вскоре уснул на полу, рядом с ложем любимой, так и не отпустив её тёплую ладошку.

***

Жаклин старательно отмечала в маленьком календаре каждый день, проведённый ею в лечебнице. Она накапливала ненависть в душе, собираясь с силами для справедливого возмездия.

Александр навещал её раз в неделю, как и обещал. Их свидания длились от силы десять — пятнадцать минут, и были до тошноты похожи одно на другое. Он дежурно спрашивал о её самочувствии, передавал лживые приветы от матушки и сестёр, а она делала вид, что верит ему, и также фальшиво интересовалась здоровьем дочери. Отдав должное приличиям, они снова расставались, и Александр, плохо скрывая облегчение, опять исчезал на неделю.

Его поведение вызывало у Жаклин лишь новую порцию злобы: уж лучше бы он забыл о ней окончательно, раз уж совесть позволила ему так поступить с законной женой, чем приезжать сюда, растравливая её раны. Любовь к мужу превратилась в лютую ненависть, и теперь именно Александр стал главным виновником всех её несчастий. Она даже не знала, кого ненавидит сильнее — предателя-мужа или его прекрасную возлюбленную. В любом случае, её личный приговор для них обоих будет одинаковым — смерть.

Но, для того, чтобы сделать это, ей нужно будет для начала покинуть стены лечебницы. С самого первого дня Жаклин выработала чёткий план действий, который должен был помочь ей в этом, и постепенно начала воплощать его в жизнь.

С доктором Майером она была особо осторожна: вела себя примерно, спокойно, изо всех сил сдерживая негативные эмоции, что порой бывало весьма нелегко. Немец прилип к новой пациентке, как назойливая пиявка. Он каждый день изводил её долгими беседами в своём кабинете, подробно расспрашивая о детстве, родителях и прочих родственниках, вкусовых предпочтениях, периодически перефразируя ранее заданные вопросы, словно пытался поймать её на лжи, как шпионку. Разумеется, она не рассказала ему правду о своём детстве, о том, как была изнасилована в тринадцать лет, как сама перерезала насильнику горло и отрезала половой орган, да и о времени, проведённом в лондонских трущобах, тоже предусмотрительно умолчала. Вместо правды Жаклин сказала, что выросла в приюте для бездомных на окраине Парижа, а своих родителей никогда не знала.

Все эти нудные расспросы невыносимо бесили Жаклин, но она твёрдо решила играть роль кроткой, спокойной и набожной женщины, которую бессердечный муж решил сгноить в доме для душевнобольных. Беспокоило её то, что она не понимала, верит ей доктор или нет, но его явный врачебный интерес к её персоне был очевиден. Тетрадь с её историей болезни пухла день ото дня, но толку для её лечения в этом не было никакого - пока доктор лишь изучал её, как подопытную крысу. Жаль только, что интерес доктора Майера к ней оставался исключительно врачебным.

Поначалу Жаклин надумала соблазнить пожилого эскулапа и с его помощью выбраться из доллгауза, но скоро убедилась, что её прелести оставляют немца совершенно равнодушным. Как ни старалась она пробудить в нём рыцаря, используя образ несчастной жертвы, как ни вздыхала печально и беззащитно, проклятый доктор этого не замечал. Зато на её удочку ретиво клюнул его молодой помощник, а по совместительству племянник, — Вильгельм, или Вилли, только два месяца назад вернувшийся с учёбы в Дрездене. Увидев прекрасную графиню и узнав её печальную историю, молодой человек сразу же воспылал к ней страстью, затмившей его разум.

Вилли был стеснительным молодым человеком двадцати двух лет, высоким, худощавым, рыжим, и отчаянно неуверенным в себе. А ещё он был девственником, что Жаклин заметила сразу же. Он никогда не пользовался успехом у дам, и жутко переживал из-за этого. Не имея никакого опыта в общении с такими коварными соблазнительницами, как красотка-француженка, он очень скоро пал к её ногам и готов был сделать для любимой всё, что угодно. А она, мгновенно поняв свою выгоду, начала использовать его влюблённость в своих целях. Она жаловалась Вилли на то, что беззащитна и одинока в этом жестоком мире, что любимый предал её ради другой, разлучил её с любимой дочерью и запер в лечебнице, чтобы никогда больше не видеть.

Она так жалобно плакала, что сердце Вилли разрывалось от участия. Он бросился неуклюже утешать её, и Жаклин немедленно этим воспользовалась, поцеловав его в губы в знак благодарности. Молодой человек сначала оторопел, не веря своему счастью, но очень быстро освоился, тем более, что Жаклин поощряла его всеми возможными способами. Очень скоро они оказались в постели, где Жаклин наглядно продемонстрировала неопытному юноше, что он — просто герой-любовник.

Осознание себя, как настоящего мужчины, самца, да ещё и заполучившего такую соблазнительную красотку в любовницы, пьянило Вилли с каждым днём всё сильнее. Здравый смысл молодого человека стал лишь далёким воспоминанием, и «влюблённые» начали планировать побег из лечебницы, чтобы навсегда покинуть Россию и устроить своё совместное будущее. Так думал только Вилли, разумеется, а Жаклин нужно было лишь с его помощью выбраться из доллгауза.

Она прекрасно понимала, что времени на месть у неё будет мало, ведь доктор Майер знает, где искать её, а поэтому она должна будет расправиться со своими врагами быстро. Для этого ей нужна была информация о всех их планах на ближайшее время, и получить такие сведения она могла лишь через Бэтси — няню своей дочери.

Она начала с того, что написала Бэтси жалобное письмо, поручив Вилли лично передать его девушке. Расплакавшись, она сказала любовнику, что очень скучает по своему ребёнку, и хочет попробовать тайно переписываться с няней, чтобы та посылала ей весточки о дочери. Вилли, не задумываясь, выполнил просьбу возлюбленной, а Бэтси снова проглотила её беззастенчивую ложь, и вскоре Жаклин начала получать еженедельный письменный отчёт служанки обо всём, что происходило в доме Бутурлиных, а также и о том, о чём шептались между собой слуги. Таким образом она и узнала, что на рождество Бутурлины приглашены в загородное поместье Вяземских, чтобы отметить святой праздник в узком кругу семьи. Значит, обе семейки соберутся под одной крышей… вдали от столицы и жандармов.

Узнав об этом, Жаклин буквально запрыгала от радости — это было именно то, что ей нужно! Теперь она знала точную дату, когда её месть, наконец, свершится. Это рождество Бутурлины и Вяземские запомнят надолго!


========== Ночь перед Рождеством ==========


Весь православный мир готовился к приходу Рождества Христова. Тихая морозная и снежная погода способствовала праздничному настроению, а обилие ярких огней на улицах и в витринах магазинов настраивало людей на покупку рождественских подарков. Владельцы магазинов уже радостно потирали руки, предвкушая самую крупную выручку за год.

Светский Петербург полностью погрузился в предпраздничную суету, готовясь к череде рождественских балов — детских и взрослых, званых ужинов, благотворительных базаров, но особенно, к приближающейся свадьбе цесаревича Александра Николаевича с принцессой Марией Гессен-Дармштадтской.*

Лучшие портные, модистки и белошвейки столицы день и ночь трудились не покладая рук, дабы все знатные дамы и кавалеры Петербурга смогли не ударить в грязь лицом на балах святочной декады и императорской свадьбе. Бракосочетание, как и торжественный приём в Зимнем дворце обещали стать невероятно зрелищными: не каждый день женится наследник Российской Империи!

Бутурлины и Вяземские, в числе других известных дворянских фамилий, тоже получили приглашения на предстоящее императорское бракосочетание, хотя и не горели желанием выходить в свет.

Причиной обоюдного затворничества обеих семей стали внезапно вспыхнувшие в свете слухи, обличающие графа Бутурлина и княгиню Оболенскую в тайном романе.

Что конкретно послужило основой для этих сплетен, так и осталось загадкой. Может, проболтался кто-то из дворни Бутурлиных или Вяземских, а может, кто-нибудь излишне наблюдательный обратил внимание на слишком уж частые взгляды, которыми обменивались граф и молодая вдова на отпевании и поминках, но факт оставался фактом — после похорон князя Оболенского на голову несчастной княгини полились целые потоки грязи.

Чего только не говорили о ней! Адель обвиняли в цинизме и наигранной скорби, приписывали ей вину в смерти мужа, который узнал о вероломстве молодой жены; поговаривали, что связь с Бутурлиным у неё началась ещё до свадьбы, а некоторые не стеснялись ставить под сомнение и отцовство покойного Владимира Кирилловича, припоминая, что с первой супругой у них детей не было. Словоохотливые кумушки не могли обойти своим вниманием подозрительно скорый брак юной княжны Вяземской со зрелым другом её отца. Те же люди, что два года назад восхищались кротостью и послушанием княжны, которая добровольно вышла за человека много старше себя, теперь с не меньшим рвением строили мерзкие догадки об истинных причинах этого брака.

Мишель, Александр и князь Андрей только и могли, что сжимать кулаки в бессильной ярости. Как не хотелось им что-нибудь предпринять, но каждому клеветнику рот не заткнёшь, так уж лучше уж посидеть дома и подождать, пока слухи стихнут, чем опасаться, что они могут не сдержаться и вызвать какого-нибудь наглеца на поединок и заставить отвечать за двусмысленные намёки.

Что же до самой Адель, родные ей попросту ни о чём не рассказывали, она и без того сложно переживала смерть мужа. Она всегда так стремилась сохранить свою репутацию кристально-чистой, что вся эта грязь, в которой вываляли её имя, просто добила бы её. Разумеется, были и те, кто решительно заявлял, что не верит в сплетни о молодой княгине Оболенской, но они оставались в меньшинстве. И зависть к богатой и знатной фамилии Вяземских играла не последнюю роль в распространении слухов.

Семейству Бутурлиных тоже досталось от салонных сплетников. Свет вдруг живо заинтересовало, куда же подевалась молодая графиня Бутурлина. Граф уже давно, ещё до смерти князя Оболенского, частенько появлялся в обществе один, и, в принципе, ничего ужасного в этом не было, если бы он внезапно не оказался в самом центре пикантного скандала. Теперь Александра обвиняли в том, что он жесток к собственной жене, не выпускает её из дома, а сам в это время развлекается с любовницей.

Отсутствие графини повлекло и множество других предположений: одни утверждали, что она понесла и очень тяжело переносит беременность, другие — что графиню поразил какой-то страшный недуг, и жить ей осталось недолго, третьи — что красотка-француженка сама наставила рога мужу, за что он отправил её в деревню на веки вечные. Словом, свет с упоением перемывал косточки двум знаменитым семействам, совершенно не замечая громадных брёвен в собственном глазу.

Именно по этой причине обе семьи приняли решение не принимать участия в рождественских балах в этом году, и не устраивать их у себя. Вместо этого, Андрей Алексеевич пригласил Бутурлиных в своё загородное имение, чтобы отметить праздники в кругу семьи. Да и пристало ли им разъезжать по балам, когда они ещё даже не справили сороковины со дня смерти Владимира Кирилловича?

Для Адель эти полтора месяца тянулись особенно долго. Каждый день был похож на предыдущий, а её скорбь и не думала ослабевать, как и чувство вины. Хорошо хоть, что к ней вернулся относительно спокойный сон и способность принимать пищу, иначе родные извелись бы от тревоги за неё. Вдобавок Адель чувствовала себя виноватой в том, что никак не может заставить себя вернуться в дом покойного мужа, и лишь здесь, в родительском гнезде, действительно чувствует себя дома. Адель понимала, что такое поведение непременно вызовет недовольство прислуги и кривотолки в обществе, но до поры не представляла, какова ситуация в действительности.

Когда её навестила графиня Мария Ланская, чтобы проведать, Адель узнала, наконец, что стало с её репутацией. Она была настолько шокирована, что просто лишилась дара речи. А Мари всё продолжала болтать, уверяя шокированную подругу в том, что она и её семья не верят сплетням и не забывают оповещать об этом всех клеветников. Едва дождавшись, когда графиня откланяется, Адель опрометью бросилась в кабинет отца.


— Papa! — воскликнула она, влетая в кабинет без стука. — Как Вы могли скрыть, что в свете моё имя смешали с грязью? Что меня считают падшей женщиной и убийцей собственного мужа?! Почему я узнаю об этом от посторонних людей?


Князь вздрогнул от неожиданности, отрываясь от чтения утренней газеты, и тут же поднялся навстречу дрожащей от волнения дочери. Внезапная атака застала его врасплох, и он виновато посмотрел на Адель, не зная, как лучше оправдаться.


— Детка, успокойся, прошу тебя! — он попробовал обнять её, но Адель упрямо вывернулась из его объятий.


Тёмные глаза княгини смотрели на отца строго и обиженно. Она никак не могла понять, как самые близкие люди могли скрывать от неё настолько важные вещи, как крах её репутации в обществе.


— Мы не хотели усугублять твоё горе и лишний раз расстраивать, — виновато объяснил князь. — Ты едва начала спать спокойно, и эти домыслы…


— Домыслы?! Это самая сокровенная моя тайна, и она вдруг выплыла наружу! — в отчаянии вскрикнула Адель. — Как мне теперь показываться в свете, papa? Что будет с Софи, ведь её фактически объявили незаконнорожденной, плодом греховной связи?!


— Детка, это лишь сплетни, грязные сплетни, — Андрей Алексеевич всё-таки сумел обнять дочь за плечи, и она тут же сникла и спрятала лицо на груди отца. — Как бы горько и обидно тебе ни было сейчас, разговоры стихнут рано или поздно. Официально Софи — законная дочь Владимира Кирилловича, урождённая княжна Оболенская, этого оспорить никто и никогда не сможет.


— Но я никогда не совершала того, в чём меня обвиняют! — возмутилась Адель. — Да, я не любила мужа так, как он того желал, но…


— Вольдемар пытался добиться твоей благосклонности? — удивлённо осведомился Андрей Алексеевич. — Но… я считал, что у вас фиктивный брак.


Адель внезапно запнулась и вспыхнула до корней волос, осознав, что неосторожно открыла отцу подлинную причину, по которой она винила себя в том, что сделала мужа несчастным в браке. По её смущённому личику и стыдливо опущенным глазам князь понял, что его лучшего друга постигло несчастье воспылать страстью к молодой жене, ответить на которую взаимностью она, увы, не смогла. О записках, найденных у тела князя Оболенского, Андрею Алексеевичу никто так и не поведал. Не знали ничего и Ольга с Марией Александровной. Михаил, Александр и Аделина договорились пока молчать об этом.


— Так вот почему ты винишь себя в его смерти? — печально вздохнул князь. — Бедное дитя, ты думаешь, что страдания от неразделённой любви ускорили его кончину?


— Да, — нехотя призналась она. — Это произошло так неожиданно для меня… ещё в Неаполе. Я повела себя, как эгоистка, и не ответила на его чувства. Вы же знаете, papa… я… — она снова растерянно замолчала.


— Всё ещё любишь Александра, — тихо закончил за неё отец, тяжело вздыхая.


— Да, люблю, — ещё тише ответила она, отводя взгляд. — И, кстати, я догадываюсь, кто распространил в обществе эти грязные слухи о нас!


— О ком ты? — не понял князь.


— О Жаклин, разумеется, этой ядовитой змее! — на личике княгини появилась смесь гнева и презрения. — Она уже давно изводит Александра своими подозрениями!


— От ревнивой супруги можно ожидать такой реакции, но… так ли уж она не права, дитя моё? — осторожно заметил Андрей Алексеевич. — Разве Александр не сделал ничего, что могло вызвать её ревность? Прости, но порой он так откровенно смотрит на тебя, что даже у меня внутри всё переворачивается. Между прочим, я вполне допускаю мысль, что даже посторонние люди могли обратить внимание на его пылкие взгляды. Я давно хотел поговорить с Александром об этом, но Мишель опередил меня, насколько мне известно.


— Но мы с Александром вовсе не любовники, papa! — возмутилась Адель. — Мы просто стараемся поддерживать дружеские, внутрисемейные отношения! Неужели и Вы считаете, что мы могли…


Её голос дрожал от горячего желания оправдаться, но щёки предательски пылали, выдавая, что она не совсем искренна, и прежде всего — перед самой собой.


— Нет, милая, я так не считаю, — князь успокаивающе взял руки дочери в свои, — но не забывай, что мне хорошо известно всё, что происходит под крышей этого дома. Я знаю, что в день похорон Александр провёл ночь в твоей комнате.


— Но… он же просто… — Адель покраснела ещё сильнее, задыхаясь от стыда и волнения.


— Знаю, родная, знаю, — князь поцеловал обе её горячие ладошки, снисходительно улыбаясь. — Таня застала твоего пылкого Ромео мирно дремлющим на полу у твоей постели.


— И она сразу же помчалась докладывать Вам?! — Адель не поверила своим ушам. Нет, Таня не могла раскрыть её секрет!


— Нет, — князь снова лукаво улыбнулся. — Просто ей не повезло войти к тебе вместе со старой Матрёной, а уж она такого безобразия никак не смогла стерпеть. А поскольку я не стал поднимать шум, то приказал Тане ничего тебе не рассказывать, дабы не смущать.


Не смущать… легко сказать! Адель успела не просто смутиться — ей хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Отец, конечно, отреагировал совсем не так, как она опасалась, но это не означает, что она не должна объяснить своё поведение. Адель мучительно старалась подобрать какие-нибудь слова, но ничего вразумительного не приходило на ум. Да и как объяснить, что за блажь ударила ей в голову в тот вечер? Ей было так страшно и одиноко после похорон, вот она и вцепилась в Александра, хотя… это слабо тянуло на оправдание. К тому же, она минуту назад доказывала отцу, что между ними нет ничего предосудительного, что было неправдой. Стоило вспомнить, как жадно целовал её Александр, как Адель чувствовала себя законченной лгуньей, ведь она не возражала против его объятий.


— Мне необходимо поговорить с Александром о поведении его жены, — досадливо нахмурилась Адель, так и не найдя подходящих оправданий для себя. — Он должен остановить её! Пусть разъяснит ей, что мы…


— Дорогая, ты не всё знаешь, — мягко перебил её отец. — Чтобы ты больше не обвиняла меня в скрытности, хочу рассказать тебе одну важную вещь. Но это семейная тайна.


— Что случилось? — сразу же напряглась Адель.


— Речь идёт о Жаклин, — осторожно начал князь. — Она действительно… нездорова.


— Она в самом деле ждёт ребёнка? — воскликнула Адель, вспомнив сплетни, пересказанные Мари. Сердце будто пронзило стрелой при одной мысли о том, что Александр и Жаклин…


— Нет, детка, я не о том, — возразил отец. — Александр отправил жену в доллгауз.


— Что это? — не поняла Адель, настороженно глядя на отца.


— Это лечебница для душевнобольных, — пояснил князь. — Жаклин в последнее время вела себя не совсем адекватно, и её пришлось поместить в специальную клинику.


— Боже мой! И как давно она там?


— Насколько мне известно, со дня смерти твоего мужа.


— Но… почему я не знаю об этом?


— Недавно Александр получил официальное медицинское заключение о её состоянии здоровья, и подал прошение о разводе в священный Синод. А тебе он не сказал, чтобы не обнадёживать заранее.


— Он собирается развестись с ней?! — глаза Адель изумлённо расширились. — Но у них ведь маленький ребёнок! Когда об этом станет известно, в свете поднимется новый скандал, а в их разрыве снова обвинят меня.


— Он не желает продолжать жить с умалишённой женщиной, к тому же, она может представлять угрозу для окружающих, — возразил Андрей Алексеевич. — А девочку он в состоянии и сам вырастить, так даже будет лучше для неё. Что же до скандала… думаю, ты права, но я могу понять его решение. Если Александру удастся получить развод, он сразу сделает предложение тебе, душа моя, для этого он и решился отправить Жаклин в лечебницу. Что ты ответишь ему?


— Как я могу думать о повторном браке, когда ещё и года не прошло со смерти моего мужа? Это совершенно невозможно! — вздохнула Адель, и плечи её сразу же устало опустились. — К тому же, наш брак станет ещё одним лишним подтверждением сплетен. Боюсь, нам не суждено быть вместе.


— Либо… вам придётся побыстрее обвенчаться, чтобы закрыть рты всем любителям посудачить! — резонно заметил князь.


На слове «придётся» Адель сразу вспыхнула, как лучина. Неужто ей не суждено когда-нибудь заключить брак по собственной воле? Почему она снова «должна», «обязана»?


— Нет, papa, я больше никогда не выйду замуж по какой-либо другой причине, кроме взаимной любви! — запальчиво возразила она.


— Но вы же любите друг друга, милая, к чему тогда упрямиться? Или ты сомневаешься в чувствах Александра? — сердце князя сжалось при виде её расстроенного личика. — Ну же, не хмурься, Адель! Ты ведь знаешь, мой ангел, как я хочу видеть тебя счастливой! Не могу спокойно наблюдать, как ты страдаешь, особенно на фоне безграничного счастья твоего брата.


— Прошу Вас, papa, не будем об этом сейчас… всё не так просто, — совсем тихо пробормотала Адель, ощущая знакомый комок, подступающий к горлу. — Пока не истёк срок траура, я не хочу задумываться о браке.


— Как скажешь, милая, — покорно кивнул князь, целуя дочь в лоб. — Не тревожься так из-за сплетен, всё скоро утихнет, вот увидишь.


Но Адель почему-то сомневалась в словах отца. Её сердце тоскливо сжималось, предчувствуя неведомую беду.

***

В преддверии святого праздника во всех больницах и приютах столицы появлялись представители благотворительных фондов, возглавляемых титулованными особами. Страждущим и обездоленным привозили подарки и сладости, устраивали чаепития и маленькие театральные представления. Все любили Рождество — время чудес и торжества милосердия.

Не стал исключением и петербургский доллгауз. Каждый год в канун праздника в лечебницу приезжала большая повозка, нагруженная свёртками с отрезами ткани, ящиками с яблоками, орехами, конфетами и пряниками. В большом зале на первом этаже наряжали небольшую ёлку, и это был единственный вечер, когда пациенты первого и второго этажей видели друг друга. Обычно, на первом этаже содержались особо буйные пациенты, а на втором — безобидные и те, кто содержался в лечебнице под видом больных. К последним себя причисляла и Жаклин. Вилли, потерявший остатки разума от любви, полностью разделял её мнение.

План побега был тщательно продуман, причём Вилли искренне считал, что это его собственная идея. Он горел мечтой сделать свою возлюбленную счастливой и свободной, хотел увезти её из страны, познакомить с матушкой, жениться, завести детей. Он был не так богат, как граф Бутурлин, но его семья принадлежала к твёрдо стоявшему на ногах среднему классу. Почтенные бюргеры в нескольких поколениях вполне могли позволить себе обеспечить достойное будущее единственному сыну и его избраннице, да и сам он рассчитывал на собственную врачебную практику в Саксонии. Не зря же он учился в университете!

Жаклин подробно объяснила любовнику, что именно от него потребуется, и тот с повышенным рвением начал действовать. В Петербурге у Вилли был старый приятель-земляк, служащий при католическом соборе — Базилике Св. Екатерины; после долгих уговоров он согласился найти для друга две монашеские рясы. Жаклин уверяла, что лучше прикрытия не придумать, ведь монахов редко тщательно досматривают жандармы и таможенники, да и подозрений они ни у кого не вызывают.

Втайне от Вилли Жаклин стянула в кухне небольшой, но достаточно острый нож, и тщательно его припрятала. Она хорошо умела обращаться с ножом, хоть и давно не практиковалась в применении холодного оружия. Конечно, из пистолета ей было бы проще убить мужа и его любовницу, но он создаёт много шума, да и где его раздобыть? А нож — хоть и грязно, зато наверняка, если знаешь, как и что правильно перерезать. И тут уж она не ошибётся.

В день, когда в доллгауз привезли подарки от Императорского Человеколюбивого общества, она вела себя согласно своей роли — была спокойна и приветлива, дабы не вызвать ни у кого подозрений, а особенно — у доктора Майера.

Немец по-прежнему часто подвергал её длительным допросам, и даже обрадовался тому, что его племянник так живо интересуется его работой. Майер не подумал о том, что интерес Вилли может быть отнюдь не врачебным, напротив, он возомнил себя великим наставником и предоставил племяннику возможность самому беседовать с пациенткой. А «влюблённым» только и нужно было, что отвести от себя подозрения.

Пациентов собрали в украшенном к празднику зале, где стояла наряженная ёлка, переливаясь разноцветной канителью и огоньками маленьких свечей. Больные радовались, как дети, когда получали подарки, обёрнутые в плотную бумагу. Жаклин тоже сделала вид, что тронута монаршей заботой, и даже терпеливо дождалась окончания маленького представления, устроенного гимназистами младших классов специально для больных доллгауза. Это была маленькая сценка по рождественскому сюжету.

Жаклин вместе со всеми дружно хлопала маленьким артистам, а сама думала лишь о том, что уже ночью покинет это проклятое место, чтобы отомстить своим врагам. Всё было готово, осталось лишь дождаться темноты. Решимости ей не занимать, так что все предатели ответят за её страдания. Поначалу Вилли даже испугался, когда Жаклин изложила ему подробности плана побега, но потом согласился с её доводами.

В его комнате уже лежали собранные заранее вещи, монашеские рясы, несколько бутылей с маслом, а в конюшне ждали запряжённые лошади. На заднем дворе лечебницы имелась небольшая тайная калитка, для которой Вилли сделал дубликат ключа.

После полуночи, когда лечебница давно погрузилась в сон, Вилли переоделся, забрал свои вещи и зашёл за Жаклин — ключ от её комнаты он незаметно стащил ещё днём. Он одолжил возлюбленной мужское платье, поверх которого она надела монашескую рясу. Гладко зачесав свои кудрявые волосы и собрав их в тугой узел на затылке, в грубом плаще с капюшоном, полностью скрывающем её женственные формы, она в самом деле походила на молодого монаха, юного и невинного.

Затем беглецы перешли к выполнению того, что поначалу так напугало Вилли. Прежде, чем покинуть доллгауз, они решили поджечь его, облив маслом двери и шторы на окнах в коридоре и помещениях общего пользования. Сам дом был сложен из камня, но деревянные перекрытия должны были вспыхнуть, как солома. О том, что это жестоко, Вилли старался не думать, а Жаклин не задумывалась и подавно.


— Большинство успеет выбраться из огня, не волнуйся, — мягко убеждала она его. — А для нас с тобой, пожар — лучшее прикрытие. Сам подумай: пожарная бригада находится в городе, пока все будут заняты тушением огня, мы успеем беспрепятственно скрыться, о нас и не вспомнят до тех пор, пока всё не будет потушено. А потом… они могут подумать, что мы погибли в огне. У нас появится шанс исчезнуть и добраться до границы, понимаешь?


— Но… жертвы всё равно будут… — неуверенно попытался спорить Вилли, — и этот грех останется на нашей совести.


— Мы ведь открыли все двери в подсобные помещения, разве не так? — не унималась Жаклин. — Все успеют спастись, не сомневайся.


— А дядя? Думаешь, он не хватится нас?


— Хватится, но к тому времени мы будем уже далеко отсюда. Ты же по-прежнему хочешь, чтобы я стала твоей женой? Я тоже хочу этого… всем сердцем… — свои слова француженка подкрепила жаркими поцелуями, заставляя любовника забыть о совести и сомнениях.


Двигаясь бесшумно, как тени, они выливали масло на ковры, шторы, мебель, двери и подоконники, пока ничего не подозревающие люди мирно спали в своих постелях. Затем Жаклин тихо проскользнула в конюшню, чтобы вывести лошадей, а Вилли начал поджигать дом. Он двигался достаточно быстро, но крики из дома раздались уже через несколько минут.

Когда беглецы поспешно выбрались через потайную калитку, дом уже полыхал с разных сторон. Дым валил в ночное небо, были слышны крики и топот множества ног. Жаклин и Вилли обернулись на мгновение, чтобы посмотреть на дело рук своих. В ночи зарево пожара выглядело особенно зловещим.

Вилли испуганно перекрестился, бормоча про себя молитву, а Жаклин лишь презрительно скривилась, бросив косой взгляд на впечатлительного любовника.

Наивный! Он даже не предполагает, что сам скоро присоединится к жертвам этой ночи. Может, он и не заслужил смерти, но он может выдать её, значит, выбора нет. Живым из этого леса Вилли не выйдет.

Комментарий к Ночь перед Рождеством

* если опираться на историческую достоверность, то речь должна идти не о свадьбе, а лишь о помолвке, на самом деле венчание Александра Николаевича с принцессой Марией состоялось чуть позже - в апреле 1842 года.


========== О том, что инициатива, как правило, наказуема. ==========


Жаклин немного растерянно посмотрела на мёртвое тело Вилли, лежащее у её ног. Она поднесла окровавленный нож ближе к глазам, пристально разглядывая его, словно сомневалась, что только что хладнокровно перерезала горло своему любовнику и сообщнику.

Это оказалось несложно — её руки сами вспомнили, как это делается, движения были точными и быстрыми, так что нож вошёл в тело, как по маслу. Лишь немного покоробили противный булькающий звук в горле жертвы, да густой, металлический запах крови. Вилли даже не успел что-нибудь понять и вскрикнуть, только надрывно захрипел, схватился за горло и повалился лицом в снег, захлёбываясь кровью. А она застыла на несколько мгновений, покачиваясь, как с похмелья, и прислушиваясь к его агонии и собственному сердцу, колотящемуся в груди. Прошло много времени с тех пор, как Жаклин в последний раз убивала. Кажется, это был какой-то чересчур дотошный полицейский, который задержал её на улице, а после пытался залезть под юбку. Это случилось почти шесть лет назад, но навык обращения с ножом она не утратила.

Опомнившись, Жаклин поспешно склонилась над трупом и быстро обшарила его карманы, наощупь отыскав туго набитый монетами кошелёк, а затем тщательно вытерла лезвие своего ножа о края плаща Вилли. Поднимаясь на ноги, она бросила на убитого последний презрительный взгляд.


— Прощай, малыш Вилли, — горькая усмешка искривила её губы, — ты оказался слишком глуп и доверчив. К тому же, ты — только второстепенный герой в моей пьесе, и твоя мизансцена окончена. А я — главная героиня, и моя кульминация и главный выход ещё впереди. Прости, дорогой, но твоё участие мне больше не требуется. Увидимся в аду!


Полный сожаления тон из уст хладнокровной убийцы звучал особенно страшно. В действительности Жаклин не испытывала жалости к молодому человеку, который рискнул ради неё всем, пошёл на преступление и предательство, лишь бы быть рядом с нею. Она вообще не испытывала сейчас никаких эмоций, кроме неутолимой жажды крови своих врагов. Это было её постоянным наваждением, больше месяца она жила и дышала только местью.

Только в тот миг, когда у её ног точно также будут лежать холодные, окровавленные трупы княгини Оболенской и Александра Бутурлина, её сердце успокоится. Однажды она уже испытывала подобное чувство, когда поднималась с ножом в худенькой руке в комнату, где громко храпел жирный боров, который её изнасиловал. Она знала, что должна убить его, иначе ей никогда не обрести покоя. Он должен был заплатить за её боль и унижение, и он заплатил сполна. Теперь также заплатят они — её лживый, вероломный муж и его шлюха. И только тогда Жаклин снова успокоится.

Вскочив в седло, она рысью направилась в сторону Царского села, неподалёку от которого находилось то самое имение Вяземских, где её жертвы ждали своей участи. Они и не подозревают ни о чём, самонадеянные идиоты! Они думают, что очень удачно избавились от неё, как от надоевшей вещи. Но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним!

Жаклин всё хорошо продумала. Сегодня рождественская ночь, а это значит, что в храмах скоро начнётся всенощная, которую будут стоять все — и господа, и их холопы. Стало быть, дом практически опустеет, за исключением пары лакеев да Бэтси, которая останется с детьми.

Начать Жаклин планировала именно с неё. Девушка должна будет показать и рассказать ей расположение комнат в доме, объяснить, кто в какой комнате спит, сколько в доме дворни, и ещё некоторые важные мелочи. А когда Бэтси всё расскажет и покажет, её тоже придётся устранить — свидетелей Жаклин оставлять нельзя. Жаль, конечно, ведь девчонка ни в чём не виновата и была ей полезна, но Жаклин была уверена, что нянька поднимет крик, когда поймёт, для чего её госпожа явилась в имение ночью, сбежав из лечебницы. А вот этого допускать было нельзя. Никто и ничто не должно помешать её плану.

Она пока не представляла, что станет делать после того, как убьёт Алекса и Адель. Получится ли у неё расквитаться с остальными? Удастся ли скрыться или её поймают и отправят в тюрьму? Пока она была маниакально сосредоточена только на своей цели, не думая о возможных последствиях.

Дорогу она нашла довольно легко — лишь раз уточнила у ямщика, где находится имение князя Вяземского. Через полтора часа скачки она уже стояла у конюшни позади большого белого особняка, прикидывая, как лучше попасть внутрь незамеченной.

Задняя дверь почти никогда не запиралась, этим и воспользовалась Жаклин,как только увидела, что обитатели дома направились в большую домовую церковь, обновлённую по приказу Андрея Алексеевича Вяземского несколько лет назад. Как и предполагала Жаклин, вместе с господами на рождественскую службу отправилась и большая часть дворни. В окнах погасли почти все огни, только на втором этаже в одном окне виднелся свет, да ещё внизу, в просторном холле.

Выждав несколько минут, Жаклин проскользнула в заднюю дверь, затем постояла какое-то время, давая глазам привыкнуть к полумраку, и тихо, на цыпочках прошла по длинному коридору, где располагались комнаты прислуги, в сторону холла. Она кралась, как кошка, прислушиваясь к каждому шороху, стараясь не создавать шума, на всякий случай, держа нож наготове.

К счастью для неё, Жаклин никого не встретила на первом этаже и беспрепятственно поднялась вверх по широкой дубовой лестнице. Перед ней открылся длинный коридор, по обе стороны которого располагались двери, ведущие в спальни господ. Так… нужно определить, в какой комнате горела свеча. Осторожно ступая, Жаклин пошла по коридору, отыскивая нужную дверь, и вскоре обнаружила ту самую, из-под которой выбивался слабый свет горящей свечи. Жаклин приложила ухо к двери и прислушалась. В комнате было тихо, но там определённо кто-то не спал. Жаклин была почти уверена в том, что это комната Бэтси. Она тихо повернула ручку двери — та оказалась не заперта и бесшумно приоткрылась, впуская нежданную гостью.

Бэтси стояла у небольшого зеркала, одетая в длинную ночную сорочку, и расчёсывала волосы. Жаклин едва успела сдержать вздох облегчения и поспешно спрятать нож в рукав, как девушка обернулась на шум.


— Госпожа графиня?! — глаза девушки изумлённо округлились. — Как Вы попали сюда? Если Александр Павлович узнает… он…


— Тише, Бэтси, ты перебудишь весь дом! — сердито прошипела Жаклин, встревоженно прислушиваясь к звукам в коридоре.


— В доме никого нет, кроме меня и Фёдора, дворника, но он у себя, внизу, — растерянно прошептала Бэтси, — а остальные в церкви, на службе.


— А тебя оставили присматривать за Катрин? — уточнила графиня. — Кстати, где она?


— Да, миледи, моё дело — следить за детьми, — смущённо кивнула девушка. — Они спят тут, рядом.


— Детьми? — переспросила Жаклин, но тут же вспомнила. — Ах, да, девчонка Оболенских тоже здесь! На тебя и её повесили? Где же её нянька? Я не желаю, чтобы ты нянчилась с дочкой женщины, которая увела у меня мужа, тебе ясно?


— Но… миледи, разве я могла отказать господину графу? — испуганно пролепетала Бэтси. — К тому же, малышка ведь не виновата ни в чём, её нянька внезапно слегла с простудой, вот мне её и поручили. Кстати, девочки сегодня так мило играли целый день, даже ни разу не поссорились.


— Заткнись! — вдруг грубо оборвала её Жаклин, побелев от злости. — Где дети? Я хочу взглянуть на дочь.


— Там… в соседней комнате… — пробормотала дрожащая от страха девушка, кивком головы указывая направление.


Она знала, что её хозяйка заперта мужем в доллгаузе, и без труда догадалась, что та каким-то образом сбежала из клиники. Как же ей это удалось? Говорят, там охрана не хуже, чем в императорском дворце. Бэтси была ошарашена. Глядя на искажённое злобой лицо госпожи, она уже не была так уверена, что графиня полностью вменяема.


— Бэтси, ты должна сейчас указать мне, где находятся спальни княгини Оболенской и моего мужа, а после покажешь кабинет старого князя, — решительно заявила она.


— Зачем Вам это, миледи? — в голосе девушки звучало сомнение, будто она начала подозревать что-то неладное. — Вы хотите дождаться их из церкви?


— Я хочу уговорить мужа отпустить меня с миром, — ответила Жаклин. — Хочу покинуть Россию и вернуться в Англию. Я специально хотела дождаться Рождества, чтобы попросить его об этом.


— А как же Катрин? Вы оставите её здесь, в России?


— Граф никогда не отдаст мне дочь, — графиня довольно убедительно изобразила горечь и даже судорожно всхлипнула, будто бы с трудом удерживаясь от слёз. — Надеюсь, что он расскажет Кэти о том, как я её любила…


— А если он не согласится отпустить Вас? Что Вы тогда станете делать?


Бэтси смотрела на госпожу с возрастающим недоверием и опаской, и Жаклин это чувствовала, внутренне начиная вскипать от гнева.


— Придётся вернуться в клинику, — понуро опустила голову Жаклин, про себя костеря напуганную няньку на чём свет стоит. Пока эта безмозглая курица засыпает её своими дурацкими вопросами, время уходит. Не хватает ещё кому-нибудь из дворни вернуться в дом невзначай.


— Так ты покажешь мне комнату княгини? — уже едва сдерживаясь, повторила свой вопрос Жаклин.


— Но зачем Вам комната её сиятельства, миледи, если Вы хотите только поговорить с мужем? — совсем тихо спросила Бэтси, глядя на бывшую хозяйку испуганными круглыми глазами.


— Не твоё дело! — не выдержав, резко выкрикнула Жаклин и крепко схватила девушку за руку.


Она окончательно сбросила свою маску и предстала перед служанкой такой, какая есть — злобной, свихнувшейся фурией. Бэтси испуганно вскрикнула, но Жаклин мгновенно закрыла её рот ладонью, приглушая крик.


— А ну, заткнись, идиотка! — глухо приказала она. — Не хватало ещё перебудить этот курятник раньше времени. Ну же, шевелись! Ты немедленно покажешь мне комнату этой шлюхи и кабинет её папаши, если хочешь выжить!


Говоря это, Жаклин грубо заломила девушке руку и приставила к горлу нож. Бэтси беззвучно заплакала, трясясь от ужаса, и судорожно кивнула в знак согласия. Боже, эта женщина действительно безумна! И как она могла быть столь глупа, чтобы поверить в её искренность, да ещё и помогать ей?! Неужели все её слова — ложь от начала и до конца? Может быть, господин граф вообще ни в чём не виноват перед своей женой? Девушка горько сожалела о собственной наивности, молясь про себя богу, чтобы эта сумасшедшая не убила её.

«Нужно предупредить господина графа, позвать на помощь! Эта помешанная точно задумала что-то ужасное!» — эта мысль крутилась в голове у Бэтси постоянно, пока графиня тащила её по коридору, с острым холодным лезвием, прижатым к горлу.

Они медленно, осторожно спустились на первый этаж, где Бэтси показала дверь в кабинет князя Вяземского. Жаклин втолкнула свою жертву внутрь и тихо прошипела:


— Пикнешь — умрёшь!


И выражение её безумных глаз не позволяло сомневаться в том, что угрозу графиня выполнит, поэтому Бэтси, давясь слезами и трясясь, тихо сползла по двери и осела на пол, поджав под себя босые ноги. Она с ужасом наблюдала, как Жаклин легко вскрывала ножом ящики рабочего стола князя, торопливо вытаскивая их содержимое и бросая на пол. Наконец, в самом нижнем ящике нашлось то, ради чего она пришла — большой резной ларец черного дерева, в котором на пурпурном бархате лежала пара роскошных дуэльных пистолетов с рукоятями, отделанными слоновой костью.

Жаклин тут же расцвела довольной улыбкой и снова пошарила в ящике, отыскивая пули и порох. Быстрыми, отточенными движениями, словно она была заядлым дуэлянтом, графиня прочистила дуло пистолета и зарядила его.

Отлично! Теперь, кроме ножа, у неё есть и пистолет. Вооружённая таким образом, она почувствовала себя намного увереннее. Бэтси продолжала, задыхаясь от ужаса, наблюдать за ней, теперь уже абсолютно уверенная в том, что графиня пришла в этот дом, чтобы пролить чью-то кровь.


— Боишься? — усмехнулась Жаклин, подходя ближе к девушке. — Тебя я убивать не собираюсь, ведь ты мне помогала, помнишь? Сейчас мы поднимемся обратно наверх, и ты покажешь мне дверь этой шлюхи и моего блудливого муженька.


— П-прошу Вас, миледи… не надо, не делайте этого… — пробормотала девушка, не сводя расширившихся глаз с чёрного дула пистолета.


— Хватит причитать! — прошипела графиня, рывком поднимая няньку на ноги. — Лучше не дури, девочка, мне уже терять нечего, а у тебя вся жизнь впереди. Ну же, идём! И веди себя тихо.


На обратном пути в спину Бэтси плотно упиралось холодное дуло пистолета, заставляя девушку молчать и идти вперёд с поднятыми вверх руками, как велела графиня. Проходя мимо крыла прислуги, Бэтси с тоской бросила туда взгляд: комната Фёдора была так близко! Крикни она хоть раз, и он точно услышал бы и пришёл ей на помощь! Но холодный металл, упирающийся ей между лопаток, вызывал у неё такой ужас, что девушка решила не рисковать. Пусть господь простит ей этот страх, ведь графиня пообещала её не убивать, а Бэтси сейчас очень хотела только одного — выжить.

Нянька молча, трясущейся рукой указала на дверь в комнату княгини, а затем на другую — напротив, — что была отведена для графа Бутурлина. Жаклин скрипнула зубами от ярости: ну, надо же — даже комнаты выбрали друг напротив друга — чтобы далеко не ходить! Что ж, в одной из этих комнат они и сдохнут — вместе, в один день, как и мечтают. Графиня кровожадно ухмыльнулась, убедившись, что обе двери не заперты, а затем поволокла свою спотыкающуюся жертву обратно в её спальню.

Втолкнув девушку в комнату, она отпустила её и, угрожая пистолетом, скомандовала.


— Дай мне веревку или какой-нибудь пояс, живо! И не вздумай кричать, или я сразу же тебя прикончу!


Бэтси попятилась назад, к постели, на которой лежал её домашний халат. Наощупь отыскав пояс от него, девушка протянула его Жаклин.


— Повернись! — приказала графиня. — И заложи руки за спину. Ну же, поторапливайся!


Бэтси покорно повернулась к ней спиной, выполняя приказ, но Жаклин, вместо того, чтобы связать ей руки, внезапно схватила девушку за волосы и резко полоснула ножом по горлу. Кровь брызнула фонтаном, а Бэтси беспомощно захрипела и задёргалась, совсем как Вилли недавно. Она повалилась бы на пол плашмя, но Жаклин вовремя подхватила её под руки и почти бесшумно опустила на цветастый коврик, на котором тут же начало расползаться багровое пятно, распространяя в натопленной комнате тошнотворный запах крови. С минуту девушка судорожно билась в конвульсиях, а потом затихла.

Жаклин злобно взглянула на неё. Вот идиотка, чуть не испортила ей всё дело! Снова вытерев нож о рубашку своей жертвы, Жаклин взялась за края коврика и оттащила тело в сторону, спрятав его под кроватью. Затем она прошла в гардеробную и вытащила кое-какую верхнюю одежду Бэтси, которую уложила под одеяло, стараясь придать форму человеческого тела. Затем она отошла к двери и посмотрела, как это смотрится со стороны. Всё получилось очень даже правдоподобно: если смотреть с порога, казалось, что девушка крепко спит в своей постели. При свете дня этот маскарад, конечно, никого не обманет, а в ночном полумраке вполне сгодится. Значит, до утра девчонку никто не обнаружит. Взяв в руки свечу из комнаты Бэтси, Жаклин бесшумно выскользнула в коридор, даже не взглянув на свою вторую за эту ночь жертву.

Она остановилась на мгновение. Может, сначала зайти в детскую? Зарезать дитя, это, конечно, жестоко… но ведь можно и просто натянуть подушку на лицо, а после слегка надавить… Много ли нужно ребёнку? А смерть дочки станет страшным ударом для её родителей, будь они прокляты!

Войдя в комнату, где спали девочки, Жаклин аккуратно поставила свечу на высокий комод и подошла к двум одинаковым кроваткам. Сначала она склонилась над Кэти и неуверенно коснулась тёмных кудряшек дочери. Она так давно не видела свою дочь! Что-то встрепенулось на миг в душе помешанной женщины, болезненно сдавливая внутренности, перехватывая дыхание и заставляя сомневаться в правильности своих поступков. Кэти мирно сопела, лёжа на спине и мило приоткрыв свой алый ротик.

Жаклин глядела на неё и не верила, что именно она произвела на свет этого ребёнка. Странно, почему у неё напрочь отсутствует материнский инстинкт? Может потому, что её саму никогда не любила мать? Она осторожно коснулась пальцем пухлой детской щёчки, стараясь не разбудить, а Кэти в ответ вдруг улыбнулась во сне, вызвав у матери внезапное, щемящее чувство тоски, остро полоснувшее по сердцу. Жаклин поспешно отошла от дочери, вытирая набежавшие вдруг слёзы. Нельзя допустить, чтобы глупая сентиментальность подточила её решимость!

Склонившись над второй кроваткой, она внимательно всмотрелась в личико Софи. Итак, вот и ещё одна её жертва. Плод «неземной» любви её мужа и его любовницы.

Жаклин взяла в руки диванную подушку и наклонилась над девочкой. Это дитя не имеет права жить, оно вообще не должно было родиться! Никто из них троих не должен выжить… осталось только набрать в лёгкие побольше воздуха и… Но руки Жаклин вдруг отчаянно задрожали — то ли от страха, то ли от волнения. Что с ней? Неужели она не может задушить ребёнка? До сих пор ей никогда не приходилось убивать детей — видимо, дело в этом. Поколебавшись ещё несколько мгновений, она медленно отступила назад, тяжело дыша.

Чертыхнувшись про себя, она вернула подушку на место и поспешно выскочила в коридор, пытаясь унять крупную дрожь, до сих пор сотрясающую её тело. Что с ней происходит, чёрт побери?! Почему она вдруг так раскисла? Ей нельзя сейчас выказывать слабость, ведь нужно ещё разобраться с самыми главными врагами! И руки у неё дрожать не должны. Нет… нужно успокоиться, непременно нужно успокоиться! Малявку она ещё успеет придушить, а пока начнёт с её матушки. Вот для проклятой соперницы ей точно понадобится вся её ярость, так что не стоит разбазаривать это чувство на маленькую байстрючку. Жаклин провела дрожащей рукой по своему пылающему лбу, стирая с него выступившую испарину, и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Простояв так несколько минут, она почувствовала, как дрожь в ногах и руках понемногу проходит, а сознание проясняется.

Ощутив, что снова может себя контролировать, Жаклин решительно направилась в комнату Адель, осторожно прикрыв за собой дверь.

Войдя, она внимательно оглядела роскошную спальню соперницы, обитую китайским шёлком нежно-персикового цвета. Плотные бархатные гардины были наглухо задёрнуты, так что одинокую свечу, которую держала в руках Жаклин, никто не заметил бы с улицы. Тщательно исследовав спальню и прилегающие к ней гардеробную и ванную комнаты, Жаклин решила спрятаться под кровать и подождать возвращения княгини из церкви. Сначала она сняла свой длинный плащ и монашескую рясу, свернув их в большой свёрток, а затем подложила его под голову, забравшись в своё временное убежище. Графиня положила нож и пистолет рядом с собой и приготовилась к длительному ожиданию.

Она знала, что служба закончится нескоро, но это было такой ерундой по сравнению с двумя годами испепеляющей ревности и жаждой мести!


— Что ж, княгиня Оболенская, я жду тебя! Нам есть о чём поговорить, не так ли? — глухо пробормотала Жаклин, устраиваясь поудобнее на жёстком полу. — Не заставляй меня ждать слишком долго!


========== Кровь за кровь ==========


Рождественская служба принесла Адель долгожданное умиротворение, впервые со дня смерти мужа она почувствовала, как душа её успокаивается и перестаёт метаться и стенать от горя и чувства вины. Сочельник она провела в кругу семьи, наслаждаясь тем праздничным настроением, которое царило в доме. Вместе с Ольгой, Анной и детьми она наряжала большую ёлку, раскладывала под неё подарки, а после обеда с удовольствием они пекли пироги на кухне. Адель вспомнила детство, когда старая кухарка учила её своим секретам выпечки. Давно она не чувствовала себя такой счастливой.

Теперь же она стояла в небольшой домашней церкви, в окружении родных и близких, держа в руках свечу, и тихонько повторяла слова молитв за стареньким священником. Торжество святого праздника снизошло на каждого, кто стоял рядом с нею, слушая церковных певчих.

Помимо родных, рядом с Адель находился и тот, кто полностью и навсегда завладел её душой и сердцем. Его присутствие стало главной причиной того, что она снова начала улыбаться и радоваться жизни. Он был так близок и далёк одновременно, её безумно влекло к нему, и Адель приходилось часто напоминать себе о том, что она не должна идти на поводу у собственной греховной страсти. Но отказать себе в удовольствии бросать в сторону Александра осторожные взгляды, она не могла.

Как же он всё-таки красив! Идеален, как сказала когда-то её английская кузина Маргарет. А совершенство редко сулит безоговорочное счастье, такова правда жизни. В свете свечей он казался ей похожим то ли на прекрасного архангела, которому не хватало только пары больших белых крыльев для полноты образа, то ли опасного демона-искусителя, порочного и чувственного, который хочет совратить её и подчинить себе.

Да, Александр, конечно, далеко не ангел, но и не жестокий, циничный эгоист, которым она его считала когда-то. Он просто мужчина: красивый, мужественный, притягательный, способный совратить даже монашку одним своим пристальным взглядом и обезоруживающей, мальчишеской улыбкой. Адель слишком хорошо помнила, как она сама утонула в его сапфировых глазах с первой их встречи. С тех пор её сердце уже не принадлежало ей — им завладел он, точно так же, как вскоре овладел и телом, за одну ночь успев стать её первым мужчиной и отцом их маленькой дочки.

Сколько же они пережили в разлуке, когда оба изнывали от любви и тоски друг по другу, но судьбе было угодно вновь соединить их пути. И вот, он снова рядом с ней, стоит лишь протянуть руку — и она может коснуться его, он также нежно любит её, но между ними стоит преграда — его брак и её траур. И если траур рано или поздно закончится, то надежда Александра получить разрешение на расторжение брака весьма призрачна. А вдруг из Синода придёт отказ? Церковь крайне неодобрительно относится к разводам, иногда даже запрещает повторно венчаться. Что им делать тогда? Неужели их ждёт участь вечных любовников, жизнь во грехе? Это так жестоко…

Александр догадывался, о чём думает Адель: она никогда не умела убедительно притворяться и скрывать свои мысли. Вначале службы её личико светилось одухотворением, покоем и радостью, но потом она постепенно ушла в себя, пространно глядя на пламя свечи, которую держала в руке. Их совместное будущее выглядит для неё неопределённым и пугающим, из-за этого она так и тревожится, глупышка. Александр незаметно придвинулся к ней чуть ближе и наощупь отыскал её маленькую ладонь, нежно пожимая тонкие пальчики. Длинные, загнутые ресницы Адель тут же взлетели вверх, подобно невесомым крылышкам бабочки, а глаза взглянули на него со смущением и укоризной, но горячая ладошка всё же дрогнула в его руке, робко сжимая пальцы в ответ. Губы Александра тронула едва заметная улыбка.

Сейчас они стояли рядом, в церкви, невинно держась за руки, и скоро точно также предстанут перед алтарём, чтобы стать мужем и женой. Александр всем сердцем жаждал этого. Это нежное, прекрасное создание было предназначено ему небом, без всякого сомнения. Находиться подле неё и всякий раз сдерживаться, чтобы не стиснуть в объятиях, было просто невыносимо. Никогда прежде страсть так не сводила его с ума, как за последние три месяца, а особенно сейчас, когда Адель овдовела. Да, это неправильно, он ведь и сам ещё несвободен, но контролировать свои мысли и желания Александр был не в силах. Оставалось лишь мужественно скрываться ото всех, и терпеливо ждать.

Он снова чуть сжал её пальцы, побуждая Адель посмотреть ему в глаза. Когда она повернулась, Александр нежно поглядел на неё и одними губами прошептал: «я люблю тебя», с удовольствием отмечая, как вспыхнули в ответ её щёки, а в глазах снова отразились смущение и радость. И пусть она ничего не ответила, но маленькая ручка в его ладони слегка задрожала, выдавая волнение. Да, она любит его так же страстно, как и он её. Господи, как же он счастлив сейчас!

Под утро служба завершилась, и они вышли из церкви рука об руку. Дворня поспешила вперёд, чтобы не мешать господам, а Адель и Александр чуть замедлили шаг, оставшись позади остальных родственников. Андрей Алексеевич с Марией Александровной шли впереди, за ними парами следовали Мишель с Ольгой и Анна с Вацлавом.

Когда до дома оставалось совсем немного, Александр вдруг остановился, удерживая Адель подле себя. Он мягко развернул любимую к себе и взял её руки в свои. Она не могла хорошенько разглядеть выражение его лица, но это было излишне — достаточно было нежных прикосновений и потяжелевшего дыхания, чтобы догадаться, что он задумал.


— Совсем скоро ты станешь моей, любимая… — пообещал он. — Я клянусь тебе! Осталось лишь подождать немного, и никто уже не сможет разлучить нас. Нам не придётся больше скрывать свою любовь от людей.


— А если не получится? — тихо спросила она. — Вдруг…


— Получится, милая, всё непременно получится, — пылко выдохнул он, привлекая её к себе. — Нам нужно немного потерпеть. Если бы ты знала, как это сложно, дорогая, если бы только знала…


— Саша… — она смущённо потупилась, неуверенно отворачиваясь от его настойчивых губ. — Идём в дом, нас могут увидеть. Негоже это.


— Сначала скажи, что любишь меня! — приподняв её маленький подбородок, мягко потребовал Александр.


— Зачем говорить о том, что ты и так знаешь?


— Адель! — он притянул её ещё ближе к себе. — Пожалуйста… скажи мне.


Она устало вздохнула, но всё же приподнялась на цыпочки, потянувшись к его губам.


— Люблю…- коротко шепнула она, внезапно ловко вывернувшись из его объятий.


Александр замер на мгновение, и тут же разочарованно застонал, осознавая, что его ловко и бессовестно провели.


— Обманщица! — выдохнул он, бросаясь вслед за нею, но Адель уже вбегала в дом с лукавой улыбкой на губах.


На ходу сбросив верхнюю одежду на руки прислуги, она подхватила юбки обеими руками и быстро взлетела вверх по лестнице, словно опасаясь преследований Александра. Да, она повела себя как шаловливый ребёнок, но зато впервые за долгое время искренне улыбалась при этом. Да и поддразнивать любимого было так забавно!

Вслед за княгиней в комнату вошла Таня, чтобы помочь ей раздеться и приготовиться ко сну. Спать, конечно, оставалось не так долго, но Адель была рада и этому. Её глаза уже буквально закрывались сами собой, а руки и ноги гудели от усталости.

Избавившись с помощью Тани от платья, туго зашнурованного корсета и исподнего, Адель со вздохом облегчения ступила в тёплую ванну, наскоро вымылась и надела батистовую ночную сорочку. Пока Таня расчёсывала её длинные волосы, она уже почти спала, слегка покачиваясь на мягком пуфе.


— Доброй ночи, ваше сиятельство! Ступайте в постель, я погашу свечи, — Таня осторожно тронула госпожу за плечо, чем и разбудила.


— Доброй ночи… — сладко потягиваясь, пробормотала Адель и направилась к расстеленной кровати.


Горничная заботливо подоткнула ей одеяло, погасила свечи, перекрестила хозяйку и тихо вышла. Едва за ней закрылась дверь, как Адель провалилась в сон, блаженно улыбаясь. Она даже не слышала, как через пару минут под её кроватью раздался тихий шорох.


Жаклин выждала некоторое время, чтобы дать служанке отойти подальше, а княгине — уснуть. Затем она осторожно выбралась из-под кровати и на цыпочках подошла к двери, запирая её на засов. Вернувшись обратно к спящей сопернице, она зажгла свечу от огня в камине и встала у постели, окидывая Адель ненавидящим взглядом.

Сейчас было так просто убить её, спящую — достаточно лишь раз полоснуть по горлу. Но Жаклин так долго вынашивала свою месть, что считала такую смерть слишком лёгкой для той, что разрушила все её мечты о счастье. Нет, Адель должна долго мучиться, дрожать от ужаса, рыдать, умолять оставить её в живых! Она должна униженно ползать на коленях перед Жаклин, вымаливая пощады.

Представив себе столь желанную картину, Жаклин судорожно сглотнула от радостного предвкушения своего триумфа. Она осторожно влезла на постель с ногами, оседлав свою жертву верхом, и резко закрыла её рот своей ладонью, одновременно приставляя к горлу лезвие ножа.

Адель сразу же проснулась и приглушённо вскрикнула, пытаясь высвободиться и не сразу осознавая, что происходит. Она никак не могла понять — сон это или явь, а когда разглядела прямо перед собою искажённое злобой лицо Жаклин, испуганно замычала и забилась с удвоенной силой, пытаясь сбросить с себя обезумевшую женщину.


— Нет-нет, дорогая, не так быстро! — злорадно прошипела француженка, преодолевая сопротивление испуганной княгини. — Не дёргайся, или я перережу тебе глотку! Ну же!


В доказательство своих слов Жаклин чуть сильнее надавила на лезвие ножа, отчего оно слегка оцарапало нежную шейку Адель. На месте царапины выступило несколько капель крови, и жертва сдавленно застонала, но дёргаться сразу перестала. Она беспомощно застыла, глядя на графиню круглыми от страха глазами, на которых уже выступили слёзы, медленно скатываясь к вискам.


— Вот так, умница! — удовлетворённо хмыкнула Жаклин. — А теперь поднимайся, живо! И не вздумай кричать, если хочешь жить.


Адель уже не пыталась кричать и сопротивляться. Её колотило от ужаса, а ранка на шее противно саднила, напоминая о том, что у безумной француженки самые серьёзные намерения. Происходящее казалось воплощением наяву её кошмаров, но на сей раз это был уже не сон. Жаклин сбежала из лечебницы, чтобы убить её… Адель не сомневалась в этом. Именно этого она и опасалась — мести этой злобной фурии.

Вытащив княгиню из постели, Жаклин подтащила её к висящему на стене большому зеркалу, по-прежнему удерживая нож у горла. Довольно улыбаясь, француженка смотрела на свою жертву в зеркало, наслаждаясь её ужасом. Чтобы лишить пленницу возможности сопротивляться, Жаклин намотала на руку её длинные волосы, оттянув голову Адель назад и обнажив тонкую шею, на которой быстро-быстро билась голубая жилка.


— Страшно, да? — шепнула она прямо в ухо Адель, медленно проведя лезвием ножа по мокрой от слёз щеке соперницы. — Ах, бедняжка, ты так напугана! Такая красивая, нежная, утончённая… как дорогая фарфоровая куколка. Бархатистая кожа, чувственные губки, большие глаза… — есть чем привлечь мужчину, так ведь? А что, если я немного подправлю твоё идеальное личико вот этим ножом? Как думаешь, понравишься ты Александру после этого? Будешь ему нужна без своей ангельской красоты? Что молчишь?


Адель судорожно всхлипнула, закрывая глаза. Она была не в силах выдержать безумный взгляд соперницы, пылающий яростью. Она могла лишь молиться, чтобы кто-нибудь решил войти в её комнату и тем самым спас от этой умалишённой. Она интуитивно поняла, что нужно тянуть время столько, сколько получится. Если бы Жаклин хотела просто убить её, она давно уже лежала бы в постели с перерезанным горлом. Значит, француженка хочет растянуть удовольствие, поиздеваться, унизить соперницу, чтобы сполна отомстить за своё разочарование в любви. Нужно втянуть её в длительный разговор и положиться на милость Господа.


— Что тебе нужно от меня? — прошептала Адель, глядя на француженку в зеркало.


— Разве не понятно? — губы Жаклин растянулись в довольной усмешке. — Я хочу отомстить тебе за всё, что ты мне сделала. Ты должна ответить за то, что увела моего мужа. Неужели папенька не научил тебя в детстве, что нельзя брать чужое?


— Но я ничего не сделала, — тихо возразила Адель. — Напротив, это ты отняла у меня Александра. Ты стала его законной женой, а не я.


— Женой? — горько повторила графиня. — Он женился на мне лишь из-за ребёнка, а сам только и делал, что мечтал о тебе! Даже в нашей постели, когда он брал меня, постоянно представлял тебя на моём месте! И ты ещё утверждаешь, что ничего не сделала?!


— Разве я виновата в его чувствах? Я ничем не поощряла его, клянусь! Я вышла замуж и не собиралась вмешиваться в вашу жизнь.


— Но он хочет только тебя! — злобно взвизгнула Жаклин, больно дёрнув Адель за волосы. — Ты виновата в том, что вообще появилась в его жизни. В том, что он влюбился в тебя, а меня с лёгкостью послал к дьяволу! А ведь мы с ним были счастливы, пока не появилась ты!


— Он не простил того, что ты передала мне его дневник, — осторожно заметила Адель. — Но, разве я не сделала того, чего ты от меня добивалась? Я уехала, оставила его и вышла замуж за другого, уступив Алекса тебе.


— Но ты родила от него ребёнка! — рассвирепела вдруг графиня. — Зачем ты это сделала?! Или ты не знаешь, что от плода можно было избавиться? Твоя дочь вообще не должна была родиться! Из-за неё Алекс так и прикипел к тебе!


— Как ты можешь такое говорить? Я никогда не взяла бы на душу такой грех! — возмущённо воскликнула Адель, забывая, что находится в руках вооружённой ножом психопатки.


— Ну, разумеется, ты же у нас такая чистая и непорочная — сама невинность! — насмешливо протянула Жаклин. — Но ноги перед ним раздвинула быстро, и про девичью стыдливость даже и не вспомнила! Так чем ты оказалась лучше любой из девок, которых он имел до тебя? Значит, избавиться от нагулянного ублюдка ты побоялась, а подкинуть его своему старому мужу — нет? Лживая, двуличная тварь!


— Не тебе судить меня! — Адель вспыхнула от гнева, снова игнорируя опасность.


— Вот как? — хрипло рассмеялась Жаклин и облизнула свои потрескавшиеся на морозе губы. — Ошибаешься! Я пришла как раз для этого! Сегодня я буду судить тебя за всё, что ты сделала, и мне не нужно ничьего позволения. А грехов я не страшусь, и не надейся.Так что вспоминай уже какую-нибудь молитву…


— Нет! — против воли вырвалось у Адель, когда холодное лезвие ножа медленно заскользило по её щеке, словно выписывая диковинные узоры.


— О, да! Я ждала этого, так долго ждала, целых два года! — голос Жаклин дрожал от лихорадочного возбуждения, словно у гончей, почуявшей кровь. — Я знала, что когда-нибудь ты будешь умолять меня сжалиться над тобой. Будешь рыдать и валяться у меня в ногах, а я буду упиваться этим… Ну же, что ж ты замолчала? Давай, умоляй меня, спасай своё прелестное личико и драгоценную шкуру! Или ты хочешь обзавестись ещё и парочкой уродливых отметин перед смертью?


Адель снова закрыла глаза и задрожала, сжавшись в комок от страха, предчувствуя жгучую боль от ножа на своей коже. По её лицу заструились горячие слёзы, капая с подбородка, но с искусанных губ не сорвалось ни звука. То ли ужас настолько сильно сковал её горло, то ли гордость не позволяла доставлять радость мучительнице своими мольбами, но Адель молчала, сдавленно всхлипывая. А Жаклин распалялась всё сильнее, видя, что её ожидания не оправдались.


— Что, храбришься? Как глупо! — прорычала она прямо в ухо Адель, крепче наматывая её волосы на свой кулак. — Думаешь, что я шучу? А как тебе это?


Одним резким движением она разрезала рукав ночной сорочки Адель, задев ножом кожу на руке. Адель снова вскрикнула и закусила губы, стараясь сдержать рыдания, рвущиеся из груди. Боль от пореза была не настолько сильной, как ужас, который захлёстывал всё её существо. Она почувствовала, как тёплые струйки крови медленно стекают от её плеча вдоль руки.

Господи, что эта безумная женщина сделает с ней дальше? В любой момент Адель ждала удара острого лезвия ножа по своему горлу. Ей было страшно, страшно до тошноты. Ноги и руки начали слабеть и наливаться свинцовой тяжестью, а перед глазами поплыли цветные круги. Жуткое чувство абсолютной беспомощности, безнадёжности охватило её.

Неужели никто не придёт ей на помощь? Неужели ей суждено вот так глупо погибнуть от руки сумасшедшей, в двух шагах от родных и любимого? Адель вспомнила лица отца, брата, своей малышки и Александра. Не может быть, что она их никогда больше не увидит! Не может бог так равнодушно оставить её в час опасности! Только не в эту святую ночь! Пожалуйста, только не это!

Словно в ответ на её горячую мольбу, внезапно раздался тихий стук в дверь. От неожиданности Жаклин вздрогнула и немного ослабила хватку. Адель тут же воспользовалась этим и вырвалась из рук француженки, извернувшись ужом. Не ожидавшая такой прыти от своей жертвы, та не успела среагировать и выронила из рук нож, отлетевший куда-то в угол.

Грязно выругавшись, Жаклин метнулась к отскочившей в сторону двери княгине, оттаскивая её назад, скручивая руки и закрывая рот ладонью, не позволяя закричать. Внезапно в её руках появился длинный дуэльный пистолет, дуло которого она приставила к голове брыкающейся жертвы.

Возня, которую они устроили, пока боролись, стала причиной падения маленького столика, что стоял у кровати. Сердце Адель встрепенулось от радости, когда она поняла, что таинственный посетитель тоже услышал подозрительные звуки из её комнаты, потому что стук в дверь повторился снова, но уже гораздо громче и настойчивее.

Жаклин снова грязно выругалась. Она оказалась перед сложным выбором: или пристрелить соперницу немедленно, и тем самым обречь себя на неизбежную гибель, или впустить этого проклятого посетителя и прикончить вместе с княгиней. Во втором варианте у неё ещё оставался маленький шанс улизнуть незамеченной. Но справится ли она с двоими? Чем больше проходило времени, тем меньше у неё оставалось шансов. Скоро обнаружат труп Бэтси, и тогда дом сразу превратится в растревоженный улей. Нужно успеть унести ноги до того. Даже если ей не удастся прикончить Алекса, смерть его шлюхи заставит этого мерзавца страдать до конца жизни, что тоже неплохо.


Склонившись ко второму варианту, Жаклин подтолкнула Адель к двери и прошипела:


— Открой дверь, но без глупостей! Только пикни, и вместо мозгов у тебя в голове будет кисель!


Трясущимися руками Адель отодвинула дверной засов и Жаклин сразу же дёрнула её на себя, продолжая заламывать её руку, а пистолет удерживая прямо у виска. В дверь ворвался взволнованный Александр.

Адель молилась, чтобы это оказался именно он. И сейчас, увидев любимого, она поневоле потянулась к нему, всхлипывая и дрожа, но резкая боль в вывернутой руке сразу охладила её порыв.

Александр застыл, не веря своим глазам. В полумраке спальни он увидел Адель в окровавленной сорочке, с лицом, залитым слезами, дрожащую и испуганную, как загнанная лань… и Жаклин, свою свихнувшуюся законную жену, которая держала пистолет у виска его возлюбленной. Это кошмарное зрелище на мгновение лишило графа дара речи.

Но замешательство оказалось недолгим. Он оценил всю опасность ситуации мгновенно. Жаклин сбежала из доллгауза и явилась, чтобы отомстить за себя и избавиться от соперницы. А может, и от него тоже. Похоже, он явился как раз вовремя, чтобы попытаться спасти любимую. Слава тебе, Господи, что он успел!

Зная, что с умалишёнными можно попробовать договориться или отвлечь, он не стал пренебрегать этим шансом. Нужно разговорить жену, сказать ей то, что она хочет услышать, обмануть. И он сделает это, он всё сделает, чтобы спасти Адель.


— Жаклин, — как можно спокойнее позвал он. — Что ты делаешь?


— Запри дверь и заткнись, — грубо отвечала она, отступая на несколько шагов назад и таща за собой свою заложницу. — И не делай глупостей, дорогой, не то я пристрелю твою шлюху!


Александр безропотно сделал то, что она приказала, а затем осторожно попытался приблизиться.


— Стой, где стоишь! — остановил его резкий окрик супруги.


— Успокойся, Жаклин, — как можно мягче сказал он. — Я не собираюсь навредить тебе. Просто хочу понять, что ты задумала. Возможно, я смогу помочь тебе.


— Помочь? Ты? — презрительно скривилась она. — Ты уже «помог», сдав меня в заведение для сирых и убогих! Нет уж, теперь я не поверю в твою помощь. Я пришла, чтобы прикончить вас обоих, и сделаю это!


— Но ты ведь хочешь остаться в живых, не так ли? — вкрадчиво поинтересовался он. - Подумай сама: на грохот выстрела сбегутся люди. Тебя схватят и отправят в тюремную камеру, а после осудят и повесят за убийство. Я уверен, что ты не хочешь этого! Ты ведь ещё так молода, красива, ты ещё можешь быть счастлива. Лучше одумайся и отдай мне оружие, пока не стало поздно.


— Красива? — Жаклин вдруг уцепилась за эти слова мужа. — Ты действительно считаешь меня красивой? Ты на самом деле так думаешь?


— Конечно, дорогая, — мягко ответил Алекс, делая маленький шаг в её сторону. — Я всегда так считал, с нашей первой встречи. Разве я не говорил тебе об этом?


Он, кажется, нащупал её слабое место и решил действовать в этом направлении. Алекс видел, как в глазах жены заблестели слёзы и промелькнули следы былой страсти, с которой она смотрела на него прежде. Однако Жаклин оказалась не так проста.


— А ты помнишь нашу первую ночь, любимый? — страстно выдохнула она. — Помнишь, как это было прекрасно?


— Да, я помню, Жаклин, конечно помню, — ответил он, подыгрывая жене. — Нам было очень хорошо тогда.


— Помнишь, как ты называл меня? — спросила она. — Скажи мне… повтори это!


— Жаклин… — Алекс смешался, не сообразив с ходу, что ответить, и тут же заметил злобное торжество в её глазах.


Она собиралась развивать эту тему, выуживать из него подробности их интимной жизни, чтобы побольнее ранить Адель. А если он откажется говорить, она её убьёт. Глупец! Она снова обхитрила его.


— Ну же, дорогой! Поведай своей благовоспитанной возлюбленной о том, как жарко можно этим заниматься! Расскажи, как ты стискивал мою грудь и покусывал соски, как целовал меня между ног, как имел во всех мыслимых позах, как сладко стонал, когда я брала в рот твой член… Расскажи ей, пусть узнает, какой бывает настоящая страсть. Давай, говори! Или я прострелю её прелестную головку!


Адель зажмурилась, задыхаясь и давясь слезами, от всей души жалея, что невозможно приказать себе ничего не слышать. Скабрезные подробности, слетавшие с языка Жаклин, причиняли такие мучительные страдания, что даже порезы на её теле стали казаться лишь булавочными уколами. Воображение жестоко рисовало перед глазами яркие картинки того, что так похабно описывала Жаклин. Адель будто воочию видела их двоих в постели, предающихся грязному непотребству. Её сердце обливалось кровью от ревности и боли. А Жаклин лишь противно смеялась, чувствуя отчаяние своей заложницы и бессильную ярость Александра.


— Я не обладаю такой хорошей памятью, как ты, — уклонился он от ответа, — но помню, что был в восторге от тебя… и твоей красоты.


— Что ты говорил о моём теле? Моих глазах? Губах? Как ты называл меня? — продолжала давить Жаклин.


— Я… был восхищён твоей фигурой… — тихо пробормотал Алекс, стараясь не глядеть на заплаканное лицо Адель. — Твоим хорошеньким личиком…


— Ещё! — потребовала она, грубо встряхивая пленницу, чтобы заставить ту открыть глаза.


— Мне очень нравилась твоя грудь… длинные ноги, твои мягкие, пухлые губы… тонкая талия… — он проклинал себя за то, что беспомощно мямлит, как баран, вместо того, чтобы одним движением отшвырнуть эту змею от Адель.


Но страх, что Жаклин успеет нажать на курок, заставлял его мышцы буквально деревенеть. Нет, нельзя рисковать жизнью Адель. Нельзя. Если она пострадает, он никогда не простит себя.


— А что тебе нравилось больше всего? — вдруг спросила Жаклин. — Как тебе нравилось брать меня? Расскажи нам!


— Жаклин, стоит ли сейчас…


— Заткнись! — визгливо крикнула она. — Не смей указывать мне! Рассказывай, или я пристрелю её!


— Хорошо-хорошо, успокойся! — Алекс поспешно поднял руки вверх, подчиняясь. — Я… мне нравилась твоя жгучая страсть в постели… твоя неуёмная энергия и ненасытность, под стать моей. Ты была неутомима и умела доставить мне наслаждение.


— Конкретнее, любовь моя, — насмешливо бросила Жаклин. — Не думай, что ты отделаешься дешёвыми поэтическими фразами. Поведай своей холодной рыбе о том, что ты любил больше всего, о том, с чего мы всегда начинали. Ты ведь не забыл? Ну же, смелее!


— Ты… ты ласкала меня языком… мне всегда это нравилось… — пробормотал он, закрывая на миг глаза, буквально физически ощущая страдания Адель, вынужденной выслушивать всё это.


— Да, ты стонал от наслаждения, побуждая меня делать это как можно глубже, — хрипло продолжила француженка. — Ты говорил, что ни одна женщина не удовлетворяла тебя так, как я. Это же правда, любимый? Я ничего не путаю?


— Правда… — прошептал он, невольно отводя взгляд, вызвав у жены торжествующий смех.


Злорадно взглянув на раздавленную ревностью, плачущую соперницу, она с энтузиазмом продолжила свою пытку.


— Не думаю, что ты хотя бы раз держала в руках мужской член, не говоря уже о твоём невинном ротике, так ведь, милая? — усмехнулась Жаклин. — А ведь он любит заниматься всем этим развратом, хоть это и шокирует тебя. А сможешь ли ты когда-нибудь опуститься так низко, чтобы доставить ему удовольствие таком способом, а? Чёрта с два! Никогда ты не станешь настолько распущенной, чтобы удовлетворять его так, какон того желает! Да, сегодня он клянётся, что любит тебя, он даже женится на тебе, чтобы настрогать кучу чистокровных графских выродков, но что дальше? А дальше, дорогая, ему захочется именно этого — грязи, пошлости, разврата, да такого, чтобы кровь вскипала в жилах! Его похоть возьмёт верх над нежными чувствами к тебе, и он снова найдёт себе какую-нибудь шлюху, которую будет иметь со всей страстью ночами, пока ты растишь дома его детей. Вот такая печальная судьба тебя ждёт, глупая наседка, так что не считай себя победительницей! А теперь скажи мне — стоит оно того?


Адель мелко вздрагивала от ужаса и отвращения, чувствуя, как тошнота поднимается у неё в желудке. Слушать эти мерзкие речи было невыносимо, но, самое чудовищное, что она усмотрела в словах соперницы крупицу истины.

То, о чём так отвратительно рассказывала Жаклин, не имело ничего общего с её представлением о любви. Та ночь, что она провела с Алексом, не была грязной и пошлой, хоть ей и было стыдно, когда он проделывал с ней некоторые вещи. Она была скованной и напуганной тогда, но он сумел её успокоить и доставить наслаждение своими ласками и поцелуями.

А вдруг Жаклин права, и скоро ему станет этого мало? Мало её одной? Или он посчитает её чересчур холодной и разочаруется? Если он действительно будет посещать бордели или заведёт себе постоянную содержанку, вроде Жаклин? Многие мужчины их круга живут именно так, и их жёны вынуждены делать вид, что ни о чём не подозревают. Но она так не сможет, не сумеет притворяться, и никогда не станет столь же порочной, как Жаклин, чтобы подстроиться под низменные вкусы Александра. Так стоит ли им быть вместе, в таком случае?


— Я вижу, как ты медленно, но верно прозреваешь, моя дорогая, — насмешливо прошептала Жаклин прямо в ухо своей жертвы. — А ведь я предупреждала тебя, что вы с ним совсем не пара друг другу! Он слишком порочен, циничен и жесток для тебя, не правда ли, любимый? — она перевела взгляд на мужа. — Тебя ведь привлекает именно её чистота, но скоро она тебе наскучит, и ты снова окунёшься в привычный мир разврата, карточных игр и доступных девок. А я могла бы всю жизнь поддерживать страсть в наших отношениях, не давая тебе заскучать. Потому, что я знаю тебя, и меня не шокируют твои самые низменные наклонности и привычки. Я любила тебя всего, целиком… Но ты меня вышвырнул…как мусор.


— Жаклин, я вовсе не вышвырнул тебя, я хочу помочь тебе выздороветь, — тут же отозвался Алекс, радуясь, что она закончила свою длинную тираду. — Послушай меня, дорогая, оставь эти кровожадные мысли. Брось пистолет и иди ко мне, прошу тебя! Вместе мы что-нибудь придумаем, я тебе обещаю. Ты ведь не способна на убийство, я знаю!


— Не способна?! — Жаклин внезапно истерически расхохоталась. — Откуда тебе знать, на что способна ревнивая женщина? Ты никогда не видел ничего дальше своего носа, а меня ты не знаешь и подавно. К твоему сведению, любимый, только за эту ночь я успела лично перерезать горло двоим! Да ещё и подожгла эту чёртову лечебницу, в которой ты меня запер.


— Я не верю, что ты хотела этого, — возразил Алекс, стараясь не подавать виду, что шокирован. — Тебя вынудили обстоятельства, я уверен. Я попробую помочь тебе, обещаю…


— Обстоятельства? Что ж, я расскажу тебе, что за обстоятельства вынудили меня впервые убить человека! — с жаром ответила Жаклин. — Только случилось это не сегодня, а много лет назад. Мне было только тринадцать, когда муж моей тётки ввалился ко мне в комнату и отымел меня, как заправскую шлюху. Он выглядел, как огромный жирный боров, а я была всего лишь маленькой девчонкой, у которой только-только выросла грудь. Я плакала, пыталась вырваться, а он только смеялся и продолжал вгонять в меня свой толстый член! А потом он уснул в моей постели, и я перерезала ему глотку… и отрезала его причиндалы. Вот так — одним лёгким движением. Нож был очень острым… а мне уже не было страшно. С той ночи я научилась убивать, мой дорогой, и я не раз использовала этот навык, пока два года скиталась по вонючим задворкам Парижа и Лондона. Меня ещё не раз насиловали, били, заставляли воровать, я научилась мастерски подделывать любой почерк и чужие подписи, скрываться от полиции, виртуозно лгать и притворяться… поэтому я с такой лёгкостью стала актрисой. А ты и не подозревал, что мои маленькие, нежные ручки умеют обращаться с ножом и пистолетом, не правда ли? Бедный, наивный Алекс!


— Боже… — выдохнул он, с ужасом глядя на жену. — Но… почему ты никогда не рассказывала мне об этом?


Он сразу вспомнил свой разговор с доктором Майером: вот она, истинная причина помешательства Жаклин. Жестокое изнасилование, которому она подверглась в детстве, и стало толчком к началу болезни. Господи, и как он не разглядел в ней раньше никаких странностей? Неужели он мог быть настолько слеп? Скольких жертв можно было избежать, вмешайся он раньше!


— Я так хотела стать достойной тебя, хоть немного подняться до твоего уровня, стать тебе хорошей женой, — вдруг жалобно пробормотала Жаклин. — Ты стал моей мечтой, надеждой на счастье и лучшую жизнь. Ради тебя я готова была измениться, забыть обо всём, что случилось со мной в прошлом. Разве ты женился бы на мне, если бы узнал, что моя мать была дорогой парижской шлюхой, а я сама родилась в борделе? Я была не нужна ей с рождения, клиенты имели её прямо при мне, а я наблюдала, как она стонет и извивается под ними. Я считала это нормальным. Если бы ты узнал такое, ни за что не связался бы со мной. А я хотела тебя для себя, с самого первого взгляда.


— Жаклин, ты не виновата в том, что с тобой сделали, — он сделал ещё один шаг к ней, чувствуя, что жена готова расплакаться от жутких воспоминаний. — Если бы ты всё объяснила мне раньше, я попытался бы помочь тебе. Всё то, о чём ты рассказала, было в прошлом. Сейчас ты другая, ты стала моей женой, стала матерью. Теперь я понимаю, почему ты не знала, как обращаться с Кэти. Но ещё можно всё исправить.


— Исправить? — прошептала она, с надеждой глядя на мужа. — Как?


— Опусти пистолет и иди ко мне, дорогая, — тихо сказал он, осторожно протягивая ей руку. — Мы можем вернуться обратно в Шотландию — ты, я и наша дочь. Помнишь, как хорошо и спокойно нам было в нашем уединённом замке в горах? Там никто не потревожит нас, и ты постепенно забудешь обо всех бедах, что приключились с тобою. Ты родишь мне сына, и мы снова будем счастливы.


— И ты будешь любить меня? Ты меня не бросишь? — глаза Жаклин наполнились слезами, а рука с пистолетом медленно опустилась вниз. Она выглядела жалкой, напуганной девочкой.


— Нет, милая, я не оставлю тебя, я буду тебя любить, защищать… Мы попробуем начать всё сначала, я обещаю тебе. Ну же, иди ко мне! — и он протянул жене обе руки, раскрывая объятия.


Жаклин, словно под гипнозом, медленно отпустила Адель, и двинулась навстречу мужу, бросившись ему на шею. Она бурно разрыдалась, отчаянно прижимаясь к его широкой груди, а он бережно поглаживал её по спине и спутанным волосам, шепча успокаивающие слова.

Оказавшись свободной, Адель в бессилии опустилась на пол, беззвучно заливаясь слезами. Она понимала, что Александр лгал Жаклин, говорил ей то, что она хотела услышать, лишь бы вырвать её из рук этой сумасшедшей, но его полный нежности и сочувствия взгляд, направленный на жену, причинял ей боль.

Внезапно она заметила, что Алекс взглядом указывает ей на дверь, и Адель поняла, что ей нужно отпереть её и позвать на помощь Мишеля. Она осторожно поднялась на ноги и на цыпочках прокралась к двери, отодвигая засов. Услышав звук открывающейся двери, Жаклин сразу же вздрогнула и открыла глаза. Поняв, что Адель выскользнула из комнаты, чтобы привести помощь, она пришла в ярость.


— Ты снова обманул меня! — выкрикнула она, отскочив от Алекса и направляя пистолет прямо ему в грудь. — Подлец, негодяй… ты ответишь мне за это!


— Успокойся, дорогая, прошу тебя! — он старался говорить спокойнее, а сам наступал на неё, выгадывая момент, чтобы выхватить оружие. — Отдай мне пистолет, и мы уедем отсюда, я обещаю.


— Можешь засунуть себе в зад свои лживые обещания! — лицо Жаклин скривилось от ненависти. — Надо было сразу прикончить тебя и твою шлюху! Стой, где стоишь! Не подходи ко мне!


Внезапно Александр бросился на неё, хватая за руку. Между ними завязалась борьба. Хоть граф и был сильнее хрупкой женщины, но она оказалась очень гибкой и увёртливой. Несколько секунд они боролись, а в коридоре уже раздавался торопливый топот сапог Мишеля, голоса Вацлава, князя Андрея и истерические рыдания Адель. Жаклин поняла, что она пропала. Теперь её точно ждёт виселица… так пусть хоть будет за что!

Из последних сил вывернув руку, она сумела развернуть дуло пистолета в сторону мужа и нажала на курок. Выстрел прогремел громко, отдаваясь набатом в голове остолбеневшей, покачнувшейся Жаклин. Она испуганно уставилась на мужа, по белой сорочке которого быстро расползалось алое пятно.

В этот момент в комнату ворвались Мишель и Вацлав. К своему ужасу они увидели Александра, державшегося рукой за простреленную грудь, и Жаклин, в дрожащей руке которой до сих пор дымился пистолет.

Мишель не стал долго раздумывать и ждать, пока Жаклин причинит вред ещё кому-то, с него хватило окровавленной сестры и раненого Алекса. Молниеносно взметнув руку с пистолетом, он выстрелил в затылок обезумевшей графини, убив её наповал. Жаклин пошатнулась, выронила пистолет из ослабевших рук и упала на спину, уставившись в потолок широко раскрытыми, остекленелыми глазами.

Через мгновение и Александр рухнул на пол рядом с женой, и последнее, что он услышал, был полный отчаяния крик Аделины.


========== Тучи рассеиваются ==========


Почти пять месяцев минуло с той страшной рождественской ночи. Александр Бутурлин чудом выжил после тяжёлого ранения. Пуля прошла немного выше сердца, не задев крупных артерий, что и спасло его, в конечном итоге. Непревзойдённое лекарское мастерство Пако, извлекшего пулю из груди хозяина, конечно, не позволило ему умереть, но обширная кровопотеря стала причиной того, что Александр целый месяц провёл в постели, причём, первую неделю — без сознания. И эта неделя стала самой страшной для всех, кто любил его.

Адель не отходила от любимого ни на шаг. Несмотря на то, что сама пережила серьёзный шок после нападения Жаклин, она не могла покинуть любимого, тем более когда его жизнь висела на волоске.

При виде бледного, беспомощного Александра, распростёртого на постели, любящее сердце княгини Оболенской сжималось от тревоги и страха. Лицо его казалось восковым, губы — бескровными, кожа стала полупрозрачной, а руки — ледяными. От покойника его отличал лишь едва заметный шелест дыхания и медленно поднимающаяся и опускающаяся грудь. Адель сидела на краешке его постели, согревая холодные руки своим дыханием, покрывая их нежными поцелуями и окропляя горючими слезами. Когда большая мужская ладонь постепенно теплела в её руках, это приносило княгине небольшое утешение и надежду, что любимый выживет.

Матушка и сёстры Александра разделяли с Адель её ночные бдения и молитвы, пока на вторые сутки Ольга не упала в обморок, проведя у постели брата всю ночь. К ней сразу же позвали семейного доктора, но весть оказалась доброй: Ольга и Мишель ждали первенца.

Для всех членов их большой семьи, убитых горем и измученных тревогой, эта прекрасная новость стала первым лучиком солнца, который неожиданно, но так своевременно блеснул сквозь плотные чёрные тучи. Новая жизнь зародилась в роду Вяземских — плод нежной любви Ольги и Мишеля, залог их семейного счастья. Все бросились поздравлять будущих родителей, а Мишель просто сиял от счастья, хоть ему было и неловко выражать радость слишком бурно, когда старший брат Ольги находится при смерти.

Когда кризис миновал и Александр очнулся, его крепкий организм начал быстро восстанавливаться. Начав более или менее уверенно ходить, граф сразу отправился в церковь, где исповедовался и причастился. После долгой исповеди он вернулся обратно с покрасневшими глазами, зато чувствуя некоторое облегчение на душе. Он покаялся перед Богом за то, что погубил душу своей жены, не смог помочь ей и стал причиной смерти всех её невинных жертв. До конца избавиться от чувства вины ему не удастся никогда — придётся научиться жить с этим.

Жаклин похоронили в родовом поместье Бутурлиных. Официальной версией её смерти стало воспаление лёгких, которое привело к тяжёлой горячке и скоропостижной смерти. Дворня, служившая в имении Вяземских, поклялась своему барину до гробовой доски молчать о том, что на самом деле произошло в ту рождественскую ночь в господском доме.

Уже после того, как опасность для Александра миновала, семья узнала, что Жаклин не солгала о своей причастности к пожару в доллгаузе. Вести из Петербурга привёз Мишель, отлучившийся из поместья по делам. Эта трагедия унесла двенадцать жизней, включая доктора Майера, который перед сном имел неосторожность выпить снотворного и задохнулся в дыму, так и не сумев выбраться из своей комнаты.

Вместо трупа Вилли жандармы обнаружили в лесу лишь окровавленные обрывки одежды и большое кровавое пятно на снегу — видно, постарались голодные волки. Поскольку его осёдланная лошадь вернулась в лечебницу без всадника, полиция приписала пропавшему без вести племяннику доктора Майера вину в поджоге. Пребывание Жаклин в клинике так и осталось тайной для общества, ибо все документы, что хранились в кабинете доктора Майера, сгорели в пожаре.

Хоть и грешно было так думать, но и Вяземские, и Бутурлины не могли скрыть своего облегчения в день похорон Жаклин. Мишель в глубине души переживал, что ему пришлось застрелить её, но времени на размышления у него тогда не было. Поняв, что близкие не осуждают его, князь немного успокоился, но на исповедь отправился сразу же после похорон.

Адель долго мучили кошмары после той ночи, но тревога за Александра не давала ей времени на то, чтобы предаваться собственным страхам. Ей было по-человечески даже жаль Жаклин, а особенно — её маленькую дочь, оставшуюся без матери.

Лишь Александр так и не смог избавиться от чувства вины перед покойной женой. Подобно Адель, до сих пор страдающей от угрызений совести после смерти Владимира Кирилловича, он винил себя в том, что не отпустил Жаклин из своей жизни, когда у него была такая возможность. Сделай он это, и Жаклин была бы жива, как и все её жертвы. Он рассказал родственникам страшную историю её детства и юности, прошедших среди проституток, воров и убийц, и попросил помолиться за неё. Какой бы ужасной женщиной она ни была, Жаклин была больна, и судьба обошлась с ней очень жестоко. Слушая об изнасиловании тринадцатилетней Жаклин, Мария Александровна и Ольга не смогли сдержать слёз, а мужчины потрясённо замолчали, опустив глаза и непроизвольно сжимая кулаки. Это многое объясняло, хоть и не могло оправдать её способность хладнокровно убивать.

С присущим истинным христианам смирением, Бутурлины и Вяземские попытались простить Жаклин всё зло, которое она им причинила, и отпустили с миром её грешную душу.

***

Александр с трудом разлепил опухшие веки, щурясь от яркого дневного света, слишком резко ворвавшегося в мягкий полумрак его спальни. Такое внезапное пробуждение явно пришлось не по вкусу графу, и он, не глядя, запустил подушкой в сторону окна, откуда доносилось чьё-то сосредоточенное пыхтение. Его камердинер Иван видимо решил, что барину давно пришла пора вставать, и резко распахнул тяжёлые гардины, в то время как сам граф был совсем не прочь проспать до вечера.

Резь в глазах стала сущей ерундой по сравнению с ноющей болью в голове, которая вдруг показалась Александру невероятно тяжёлой, словно весила с пушечное ядро. Он тихо и жалобно застонал, сжимая пальцами виски, в надежде, что так станет немного легче. В горле пересохло, словно в заброшенном колодце, а если ещё добавить к этому подступающую тошноту, то вырисовывалась нерадужная картина классического похмелья. Александр чувствовал себя разбитым, словно старое, дырявое корыто. Это сколько же он выпил вчера? Давно он не позволял себе такого!


— Доброго утра, Александр Павлович! — раздражающе-бодрым голосом поприветствовал его Иван.


— И тебе того же, инквизитор доморощенный… — севшим голосом прохрипел граф, всё ещё прикрывая глаза рукой от яркого света. — Рассолу подай…


— Извольте, — тут же отозвался слуга, протягивая барину увесистый кувшин. — А кто это такой… инквизитор? — спросил Иван, подозрительно косясь на барина.


— Кровожадный мучитель ни в чём не повинных людей, — мрачно отозвался Александр, жадно осушая содержимое кувшина.


— И это вот мне за то, что я на собственном горбу Вас ночью тащил на второй этаж, да ещё и умудрился никого не разбудить? — обиженно насупился верный слуга. — Если бы не я, не сносить бы Вам головы, это уж точно. Барыня бы Вам уже с утра выговаривала, она ведь страсть как не жалует, когда Вы так напиваетесь.


— Полегче, прохвост, — вяло огрызнулся граф, пытаясь придать своему голосу суровости, которой на самом деле не испытывал. — И вовсе я не напился.


— А что ж Вы тогда не помните, как до кровати-то добрались? — язвительно поинтересовался ничуть не испугавшийся барского гнева Иван. — И от чего лицо у Вас, будто пчёлы покусали? И ещё…


— Довольно! — предостерегающе повысил голос Александр, сумев, наконец полностью открыть опухшие глаза. — Подай-ка лучше умываться, пока я не отрезал твой длинный язык.


— Так извольте, давно уж всё приготовил, — Иван и не думал верить угрозам барина, и окинул его снисходительно-укоризненным взглядом, словно тот до сих пор был неразумным дитятей.


К слову, барин и слуга были ровесниками, только Иван к тридцати годам успел уже обзавестись женой и пятью ребятишками, и потому чувствовал себя вполне солидным мужиком, к тому же на хорошем счету в господском доме. Эту высокую должность он занял после того, как Бутурлины вернулись в Россию, Александр сам выбрал смышлёного Ивана среди других крепостных. Обязанности свои он исполнял исправно, содержал одежду барина в идеальном порядке, да и вообще оказался преданным слугой. Но, пользуясь хозяйской добротой, он не упускал случая иногда пожурить графа, прекрасно зная, что ему за это ничего не будет.


Совершив все утренние процедуры, Александр позволил Ивану побрить себя, затем принял ванну и переоделся. Настроение у графа было прескверным, и потому он сносил заботы камердинера молча, сосредоточенно уставившись куда-то сквозь Ивана немигающим взглядом.


— Барин, — вдруг услышал он настойчивый голос слуги, который уже тряс его за плечо, пытаясь привлечь внимание к себе.


— Что ещё? — недовольно буркнул граф, с трудом фокусируясь взглядом на лице камердинера.


— Вот, вчера-с в кабинете нашёл, когда пустые бутылки убирал, — Иван протянул руку, и Александр увидел на его раскрытой ладони золотое обручальное кольцо с крупным и очень редким розовым сапфиром.


Взяв кольцо в руки, граф Бутурлин не смог сдержать тяжёлого вздоха. Всего лишь позавчера в церкви он надел это кольцо на палец Адель, а уже вчера вечером она вернула его, со слезами на глазах заявив, что скорее окончит свои дни в монастыре, чем станет его женой. Именно эта нелепая ссора и стала причиной того, что Александр полночи топил своё горе в виски.


Господи, как же это вышло? Как они могли так глупо рассориться сразу после помолвки? Ведь они оба с таким нетерпением ждали дня, когда смогут официально считаться женихом и невестой. Или ждал только он, а Адель просто не знала, как от него избавиться?

Боль и разочарование снова глубоко резанули по сердцу, обнажая не успевшую затянуться рану. Александру даже показалось, что снова заныл шрам на груди, напоминающий о пуле, выпущенной в него Жаклин пять месяцев назад. Или так болит его душа, равнодушно растоптанная любимой женщиной?


Он давно подозревал, что с ней что-то происходит. Адель часто была задумчива, словно её мучила какая-то тайна, поделиться которой она не могла. Или не хотела. Александр пытался выведать у неё причины, но Адель уверяла, что с ней всё в порядке. Нужно ему было всё-таки настоять на том чтобы она сказала правду!


Рассеянно приказав камердинеру подать ему завтрак прямо в спальню, граф отпустил слугу и медленно подошёл к окну, с грустью разглядывая изящное кольцо, которое изготовили по его собственному эскизу на заказ, специально к помолвке. Оно так прелестно смотрелось на её тонком пальчике… обидно только, что недолго.


Как Адель могла с такой лёгкостью вернуть ему слово? Неужели в её сердце совсем не осталось нежных чувств к нему? Что с ней случилось за эти пять месяцев? Не хотелось верить в то, что все его мечты о счастье вдруг развеялись, как утренний туман, но реальность оказалась жестока. А ведь он, наивный, думал, что все их главные беды остались в прошлом!

Александр был счастлив, как дитя, пока возлюбленная преданно выхаживала его после болезни, не оставляя и на день. Когда её прекрасные глаза светились безграничной любовью и преданностью, маленькие ладошки ласково гладили его руки, а нежные губы робко касались щеки, Александру казалось, что у него за спиной вырастают крылья. Ночью, думая, что он крепко спит и не слышит её, Адель тихонько шептала ему разные нежные словечки, осторожно прижимая его ладонь к своей прохладной щеке.

Его сердце трепетало от радости, когда они обручились, Алекс был уверен, что ему теперь будет позволено немного больше, чем просто невинно целовать руку возлюбленной, приветствуя и прощаясь. Александр, хоть и сходил с ума от нетерпения, смиренно ждал дня помолвки, чтобы приобрести наконец право жениха оставаться с ней наедине, прикасаться, целовать, сжимать в объятиях, а может даже и обладать ею снова. В конце концов, у них растёт дочь, им вовсе не обязательно ждать дня свадьбы! Но у Адель, как выяснилось вчера, было совершенно иное мнение на этот счёт…


Оставшись наедине с невестой, Александр дал, наконец, волю своим чувствам. Он долго и страстно целовал её мягкие губы, усадив Адель к себе на колени, несмотря на то, что она поначалу пыталась слабо возражать.

Он был нежен и терпелив, вкладывая в жаркие поцелуи всю ту любовь, которой пылало его сердце, и вскоре она расслабилась, робко отвечая ему. Она хотела принадлежать ему снова, Алекс был уверен в этом. Об этом свидетельствовали её затвердевшие соски, которые он ощущал под своими ладонями даже сквозь шёлк лифа платья, её рваное дыхание, бешено колотящееся сердце, мелкая дрожь во всём теле… От сладостного предвкушения у него закружилась голова, но, как оказалось, преждевременно.


Стоило его пальцам нетерпеливо скользнуть под длинную юбку и коснуться внутренней стороны её бедра, как Адель внезапно оттолкнула его и вскочила, будто ошпаренная, изумив его такой странной реакцией. Он тут же вскочил вслед за нею, но Адель брезгливо отшатнулась от него, как от чумного, не позволяя больше прикасаться к себе.

Встревоженно поинтересовавшись у невесты о причинах её странного поведения, Александр совсем не ожидал услышать то, что в итоге услышал. Кажется, её слова будут преследовать его до могилы…


Оказывается, он — гадкий развратник, насквозь порочный и безнравственный. Им и всеми его помыслами движет лишь похоть, и в постели его способны удовлетворить только падшие женщины, столь же развратные, как он сам. И вообще, на самом деле он вовсе не любит Адель, а всего лишь желает снова овладеть ею, поскольку ему недоступно само понятие о настоящей, чистой любви, без примеси порока.


Сказать, что Александр был шокирован, это не сказать ничего… Его глубокие, искренние чувства, самые сокровенные душевные порывы, такие естественные и настоящие, были внезапно втоптаны в грязь, как нечто непристойное, да вдобавок, ещё и лживое. Адель ясно дала ему понять, что его любовь для неё ничего не значит, более того — его низменные желания оскорбляют её утончённую натуру!

Его мир в очередной раз рассыпался на миллиарды острых осколков и рухнул к ногам. Та единственная, что завладела его душой и сердцем, бездумно растоптала его любовь, словно ничего не значащую безделушку. Это было больно…


Униженный, уязвлённый в самое сердце, он вскипел от обиды и обвинил её в лицемерии и глупости. Слово за слово, они начали кричать друг на друга и наговорили много лишнего. Адель заявила, что он никогда не интересовался её желаниями, стремясь всё делать по-своему, тем самым намекая, что Александр взял её невинность, не спрашивая согласия. Она снова напомнила жениху о том, что он хотел её обесчестить и бросить, что обманывал её, не рассказывая правды о своём прошлом, скрывая своё подлинное имя. Словом, она припомнила ему все свои старые обиды, до последней. А ведь он считал, что за прошлое Адель уже давно простила его… Как оказалось, нет.

Не оставаясь в долгу, он обвинил её в эгоизме и гордыне, которые помешали Адель элементарно объясниться с ним, прежде чем сломя голову бежать из Англии. Нормальные люди решают все свои разногласия в диалоге, а не сбегают трусливо от проблем, будто страус, который прячет голову в песок. Сгоряча Александр заявил, что в своих бедах она прежде всего виновата сама: не сбеги она от него, не было бы ни её свадьбы с Оболенским, ни его брака с Жаклин. Они бы выяснили всё между собой, обвенчались в Англии и мирно растили бы Софи, а не трепали друг другу нервы.

Услышав эти слова, Адель вдруг смертельно побледнела и резко сдёрнула с пальца обручальное кольцо, выкрикнув, что никогда не станет его женой, после чего бросилась прочь, заливаясь слезами…


Александр, отчаянно хватая ртом воздух, лихорадочно пытался понять, что только что произошло с ними. Гордость не позволила ему унижаться и обивать порог её спальни, вместо этого граф спешно покинул особняк Вяземских, никого не предупредив, что уезжает. А вернувшись домой, заперся в кабинете и напился вдрызг, пытаясь хоть немного заглушить боль в разбитом сердце.


Внезапно боль и обида сменились гневом, заставляя Александра крепко зажать кольцо в кулаке. Нет, так просто ей от него не отделаться! Он давно уже не наивный мальчик, чтобы отмахиваться от него такой смехотворной ложью, которую она выдумала! Нужно привести в порядок мысли и внешний вид, а затем… а что затем? Спровоцировать очередной бессмысленный скандал? Александр спрятал лицо в ладонях, обречённо вздыхая. Нет, нужно немного обождать, дать Адель время успокоиться, а себе — обдумать дальнейшие действия.


Размышления графа прервало появление Ивана, который принёс ему завтрак на тяжёлом подносе. Хоть один вид еды вызывал у него новый приступ тошноты, Александр знал, что ему нужно поесть, иначе симптомы похмелья только усилятся.


После завтрака к нему в спальню зашла матушка. Она мягко пожурила его за вчерашнее и ненавязчиво пыталась выяснить, что же так расстроило любимого сына. Александр, не вдаваясь в подробности, ответил, что он серьёзно поссорился с невестой. Как ни старалась графиня выведать подробности, он остался твёрд.


После обеда в дом неожиданно нанесла визит Ольга, причём приехала одна. Александр сразу понял, что этот внезапный визит сестры по его душу, и не ошибся. Поговорив с матерью буквально десять минут, Ольга постучала в дверь спальни старшего брата. Значит, предстоит длительный разговор, коли уж сестра явилась сама, а не прислала слугу с запиской.


Получив разрешение войти, Ольга ворвалась в комнату, как ураган. Взглянув на осунувшегося брата, она лишь усмехнулась и, даже не поздоровавшись, бросила:


— Я так и знала! Ты не придумал ничего лучше, чем залить горе виски!


— И тебе доброго дня, сестрёнка, — устало ответил Александр. — Как Мишель отпустил тебя из дома одну?


— Я приехала с горничной и лакеем, а Мишель… он сейчас немного занят, — нетерпеливо отмахнулась Ольга, располагаясь на мягкой кушетке. — К тому же, я ненадолго. Хотела узнать, что ты собираешься предпринять.


— Тебя Адель прислала?


— Вовсе нет. Но я с ней говорила.


— Что она сказала тебе? — осторожно поинтересовался Алекс.


— Всё, — просто ответила Ольга. — Должна признаться, мне понадобилось полночи, чтобы её разговорить, но оно того стоило. У меня есть отличная идея, как помирить вас.


— Стоп, Оля, подожди! — Александр предостерегающе поднял вверх руки. — С чего ты взяла, что должна в это вмешиваться?


— Да потому, что сам ты способен только всё испортить, — сердито отвечала она. — Будто я не знаю тебя: запрёшься в своей комнате, будешь пить и жалеть себя, вместо того, чтобы идти к ней и…


— И что?! — внезапно взорвался Александр. — Спровоцировать ещё одну ссору? Снова услышать какой я подлец и развратник? Она уничтожила меня, Оля, ты понимаешь? Я готов был вырвать из груди своё сердце и положить к её ногам, а она смешала мою любовь с грязью! И я должен снова выслушать всё это? Нет, благодарю покорно! Пускай ищет себе благонравного и чистого помыслами семинариста!


— Успокойся! — строго оборвала его сестра, сверкнув синими глазами. — Ты ведёшь себя, как брошенная поклонником истеричная девица. Повторяю, я поговорила с Адель, и мне удалось немного смягчить и успокоить её. Не до конца, конечно, но всё-таки. А к тебе приехала, чтобы кое-что разъяснить, пока ты дров не наломал сгоряча.


— Каких ещё дров? Я не собирался ничего такого делать.


— Вот именно, — укоризненно кивнула Ольга. — Так и будешь сидеть тут неделю, пока не взвоешь от тоски. А теперь слушай меня внимательно, дорогой мой старший брат. Знаешь, кого тебе нужно благодарить за вашу испорченную помолвку?


— Неужто самого себя? — саркастически усмехнулся Александр. — Я уже начинаю привыкать, что постоянно оказываюсь виноват во всех смертных грехах.


— Не юродствуй, пожалуйста, — сестра снова нахмурилась. — А благодарить тебе следует свою первую жену (надеюсь, черти в аду приготовили для неё достаточно большой котёл).


— При чём здесь Жаклин? — удивился Александр.


— О, мужчины, как же вы порой бываете слепы! — Ольга устало закатила глаза. — А ты вспомни ночь нападения, дорогой мой. Вспомни, о чём Жаклин заставила тебя рассказать Адель. Припоминаешь или после ранения у тебя отшибло память?


— Она заставила меня рассказывать о том, как мы с ней… — и он осёкся, не решаясь обсуждать такие откровенные темы с младшей сестрой.


— Кувыркались в постели, — нимало не смущаясь, продолжила Ольга. — Так вот, вся причина холодности к тебе Адель именно в этом. Она до сих пор не может забыть твои откровения.


— Но говорила в основном сама Жаклин, я лишь вынужден был подтверждать её слова! — возмутился Алекс. — Я прекрасно понимаю, как больно было Адель всё это выслушивать, но выбора у меня не было. Жаклин держала её на мушке пистолета!


— Я и не обвиняю тебя ни в чём, — терпеливо объяснила Ольга. — Мне с большим трудом удалось вытянуть всё это из Адель, зато я теперь знаю, как помочь вам. Жаклин слишком прямолинейно описала вашу интимную жизнь, намеренно опошлив всё, так ведь?


— Так, — согласился он, — и к чему ты ведёшь?


— Её слова перевернули представление Адель о… плотской любви, понимаешь? Она до сих пор неопытна, как девица, и Жаклин хорошо знала, на что надавить. Даже перед смертью она успела оставить вам с Адель «подарок». Теперь Адель боится, что у вас с ней абсолютно разные понятия о любви и нормальных супружеских отношениях. Она считает, что слишком холодна и неопытна для тебя, что ты скоро заскучаешь и непременно начнёшь изменять ей. Она вбила себе в голову, что тебе нравятся только страстные, доступные женщины, вроде Жаклин.


— Она действительно назвала меня порочным и распутным, сказала, что я предпочитаю шлюх, — тихо подтвердил он, закрывая руками лицо. — Господи, какой бред!


— Для Адель это не бред, — мягко возразила Ольга. — Она мечется между своей любовью к тебе и тем, другим твоим образом, который нарисовала в её сознании Жаклин. Она боится, что совсем тебя не знает.


— И что же мне делать? — устало спросил Алекс, с тоской поднимая глаза на сестру. — Она заявила, что никогда не опустится до тех «мерзостей», которые описывала Жаклин, и скорее закончит свои дни в монастыре, чем выйдет за меня.


— Тебе придётся набраться ангельского терпения и на деле доказать своей невесте, что если в постели находятся любящие мужчина и женщина, там не может быть места стыду и разврату, — выпалила Ольга.


— Ого, весьма прогрессивные взгляды для девушки твоего возраста! — округлил глаза Александр. — А как же все те «добрые советы», которыми вас пичкают гувернантки и маменьки чуть ли не с пелёнок?


— Я уже полгода как женщина, братец, замужняя женщина, страстно любящая своего мужа! — торжествующе заявила Ольга, самодовольно поглаживая свой округлившийся живот. — Но я тоже вышла замуж, будучи неопытной девочкой, ничего не знающей об истинной природе любви. И мой муж сумел научить меня всему, что положено знать о любви настоящей женщине. Тебе просто нужно сделать то же самое с Адель.


— Едва ли она позволит мне даже коснуться её руки, — обречённо пробормотал он. — Адель вернула мне кольцо, она не желает видеть меня.


— Она всю ночь плакала, — тихо сказала Ольга. — Я уверена, она уже жалеет о том, что наговорила тебе. Адель совсем запуталась, Саша, она напугана и сбита с толку. И помочь ей некому, кроме тебя. Я даже не особо старалась переубедить её, поскольку по себе знаю, что это бесполезно. Грязь, которой Жаклин облила тебя, способен смыть лишь ты сам.


— Что же ты придумала? — неуверенно спросил он, до сих пор сомневаясь.


— Слушай внимательно, дорогой братец! — Ольга расплылась в победоносной улыбке. — Мы с Мишелем всё продумали до мелочей. Сделаешь всё, как я тебе скажу, и Адель очень скоро станет твоей снова.


========== Не бойтесь совершать маленькие безумства, господа! ==========


— Нет… Оля, я, пожалуй, останусь сегодня дома, — опуская глаза пробормотала Адель, запахивая полы бархатного домашнего халата. — Извини, дорогая, но я не смогу составить тебе компанию. Мне… немного нездоровится.


Фиолетовые тени, залегшие под глазами, вполне могли сойти за подтверждение её слов, но Ольга прекрасно знала, что послужило причиной тому. Видимо, Адель снова рыдала в подушку прошлой ночью, переживая из-за ссоры с Александром. Эту затянувшуюся междоусобную войну между ними пора было заканчивать, и Ольга как раз сегодня собиралась принять живейшее участие в этом.


— Полно, Адель, не упрямься! — начала она ласково уговаривать золовку. — Взгляни, какое сегодня чудное утро. На небе ни облачка, солнце светит, тепло, как в мае! Ну же, грех не воспользоваться таким шансом. К тому же, мне нужна твоя помощь: я сегодня должна забрать заказ у своей портнихи, а Мишель занят и не может меня сопровождать.


— Так отправь за своим заказом горничную или лакея, — пыталась сопротивляться Адель, наперёд зная, что так просто отделаться от Ольги у неё не выйдет.


— Ах, нет, только не это! Я не могу доверить свой заказ прислуге, он слишком важен для меня. Ну же, Адель, не будь такой эгоисткой! Я уже битый час пытаюсь тебя уговорить.


Невестка всегда была настойчивой, иногда даже не в меру, а сейчас, будучи в положении, и вовсе привыкла, что все её прихоти немедленно исполняются. Значит, придётся всё же уступить… да и погода нынче действительно прекрасная. Апрельское солнышко ласково пригревало уставшую от холода и слякоти землю, а воздух пах просто чудесно — весной, молодой травкой, первыми цветами. Что толку сидеть в четырёх стенах, оплакивая свои горести, когда можно отвлечься и проехаться по магазинам? Два-три часа не думать об Александре — это то, что ей сейчас нужно.


— Хорошо, ты меня уговорила, — покорно вздохнула Адель. — Сейчас вызову Таню и начну одеваться. Дай мне час на сборы, хорошо?


— О, ты просто душка, моя дорогая! Спасибо! Я жду тебя в гостиной.


Через полтора часа они уже были на Невском, где располагалась длинная вереница разнообразных магазинов. Ольга забрала свой таинственный заказ у портнихи, а потом потащила Адель в Гостиный Двор, за покупками. Они бродили из магазина в магазин, останавливаясь у разукрашенных витрин, болтая и смеясь. Адель сама не заметила, как её плохое настроение улетучилось, будто его и не было. Наверное, это весна так действовала на неё.

Внезапно захотелось обновить гардероб, выбрать новую шляпку, посмотреть последний выпуск парижского модного журнала для дам, посетить театр или принять приглашение на чей-нибудь очередной званый ужин или бал. Адель вдруг показалась самой себе усталой престарелой дамой с тростью и лорнетом в руках, спрятавшейся от общества и полумраке пустого дома, в окружении семейных призраков. Пожалуй, период её затворничества сильно затянулся.


— А не съездить ли нам в театр? — вдруг спросила она Ольгу. — У меня такое ощущение, что я сто лет не была в свете.


— Тогда тебе стоит взять с собой Александра или отца, мы с Мишелем вряд ли сможем сопровождать тебя, — усмехнулась Ольга, взглядом указывая на свой живот.


— Сегодня же попрошу papa заказать ложу на субботнюю премьеру, — Адель на мгновение нахмурилась, услышав имя жениха, — что же до твоего брата… извини, дорогая, но я не желаю видеть его. Пока не желаю…


Последнюю фразу Адель произнесла уже не так уверенно, и намного тише, но Ольга услышала. По её губам скользнула лукавая улыбка заговорщика, который лопается от нетерпения и желания рассказать всему миру о своей гениальной задумке, да вот нельзя… Слава богу, Адель не заметила этого, склонившись над витриной с дамскими перчатками.


После пары часов хождения по магазинам Ольга предложила заглянуть в популярную французскую кондитерскую, чтобы отдохнуть немого, а заодно выпить чаю с пирожными. Адель с радостью приняла её предложение, чувствуя, что её ноги, затянутые в узкие ботинки со шнуровкой, гудят от усталости.

В кондитерской было светло и уютно, и наши дамы расположились за столиком у окна, наслаждаясь ароматным китайским чаем и шоколадным бисквитом со взбитыми сливками.


В это самое время, черная карета без герба подъехала и встала позади кареты с гербом князя Вяземского. Из кареты никто не спешил выходить, словно возница ждал кого-то.

Адель не обратила никакого внимания на этот странный экипаж, когда они с Ольгой вышли из кондитерской. И, как оказалось, напрасно.


— О, я же забыла свой заказ! — вдруг вспомнила Ольга. — Сейчас заберу.


И, прежде чем Адель успела возразить, она исчезла за дверью, кликнув с собой горничную. Ольга сделала кондитеру — мсье Лорьо — заказ на свой любимый торт-безе, а также на большой набор самых разных пирожных, чтобы побаловать любимого мужа. Мишель до сих пор оставался сластёной, не взирая на возраст.


Адель направилась к своей карете, чтобы поскорее спрятаться от людских глаз, откинуться на мягкие сидения и развязать ленты капора. Время уже близилось к полудню, и она почувствовала, что утомилась за это долгое утро. Впрочем, усталость была приятной, а настроение — просто отличным. Спасибо Ольге, не прояви она настойчивость, и Адель так и сидела бы сейчас в своей спальне, предаваясь меланхолии.


Когда княгиня Оболенская проходила мимо незнакомого чёрного экипажа с плотно задёрнутыми шторками, дверца его внезапно резко распахнулась, чьи-то сильные руки схватили её и грубо затащили внутрь. Всё случилось настолько быстро, что она не успела даже ничего понять, как оказалась похищенной неизвестным преступником посреди белого дня. Она отчаянно вырывалась и брыкалась, но похититель крепко держал свою жертву, обхватив её сзади и заломив руки за спину. Адель не видела его лица, лишь мельком успела разглядеть, что мужчина с ног до головы был облачён в чёрное, а лицо его скрывала белая театральная маска, с грустной гримасой Пьеро.

Экипаж тут же тронулся с места, быстро набирая скорость, а Адель, снова обретя дар речи, завизжала как можно громче, чтобы привлечь внимание прохожих. Ну, или оглушить похитителя, на крайний случай.


Большая мужская ладонь в чёрной перчатке плотно запечатала ей рот, а заодно и нос, заглушая крик и практически полностью перекрывая доступ воздуха. Страх, охвативший Адель, когда её так нагло и бесцеремонно похитили, внезапно сменился безудержным гневом. У неё сегодня было такое прекрасное настроение, впервые за долгое время, и вдруг какой-то наглый любитель лёгких денег решил заработать на ней! Ну уж нет, так просто похитить себя она не позволит! Он ещё пожалеет о своём опрометчивом выборе жертвы! И княгиня, изловчившись, изо всей силы впилась зубами в палец преступника.

К полному удовлетворению Адель, её месть полностью удалась. Мужчина коротко вскрикнул от боли и тут же выругался сквозь зубы, тряся пострадавшейрукой и ослабляя захват, что позволило ей снова завизжать во всю мощь своих лёгких.


— Тише, ради бога, пока нас действительно не задержали жандармы! — раздался вдруг до боли знакомый сердитый голос.


Поражённая княгиня резко обернулась и сдёрнула с похитителя маску. Напротив неё сидел Александр Бутурлин, на красивом лице которого застыла гримаса боли и досады. Сняв с руки перчатку, он осматривал свой распухший палец, на котором остались следы её острых зубов.


— Ты?! — Адель буквально задохнулась от негодования. — Как ты посмел сделать это?! Я… я…


— Ты едва не отхватила мне палец, — обиженно прервал её Алекс. — Не знал, дорогая, что зубы у тебя, словно у голодной акулы.


— Жаль, что не отхватила, — холодно ответила она, не поддаваясь жалости при виде его обиженных глаз. — В другой раз подумаешь, прежде чем похищать меня в самом центре города, среди белого дня. Не хочешь ничего мне объяснить?


— А что здесь объяснять? — буркнул граф, опасливо косясь на неё, словно прикидывая опасность нового нападения своей пленницы. — Ты сама сказала: я тебя похитил.


— Зачем?! — воскликнула Адель, теряя терпение.


— Не кричи так громко, умоляю тебя, у меня до сих пор в ушах стоит твой истошный визг, — простонал Александр, делая умоляющие глаза.


— Если ты немедленно не отвезёшь меня домой, я покажу тебе, на что действительно способны мои связки. Поверь, то, что ты слышал, далеко не предел моих возможностей! — предупредила княгиня.


— Увы, ты не понимаешь правил игры, моя прелесть, — насмешливо улыбнулся граф, всё ещё дуя на пострадавший палец. — Условия ставит похититель, а не жертва. Так что кричи сколько угодно, только не охрипни.


— Ах так? — угрожающе сощурилась Адель. — Ну, в таком случае похититель останется немножко глухим!


Она уже открыла рот, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха и оглушить горе-похитителя очередной порцией пронзительного визга, как вдруг Александр сделал резкий бросок и схватил её в охапку, затащив к себе на колени. Княгиня не успела издать и звука, как он грубо закрыл ей рот поцелуем.

Адель брыкалась, как молодая необъезженная кобылица, беспомощно мыча что-то ему в губы, но Александр надёжно зафиксировал её затылок своей рукой, не давая отвернуться, а другой крепко прижал прекрасную пленницу к своей груди. Она только и могла, что бить его своими маленькими кулачками по плечам и пытаться оттолкнуть, но граф стоически терпел её попытки высвободиться, и только теснее прижимал к себе. Капор давно уже валялся где-то на соседнем сидении, половина шпилек высыпались из её волос, позволяя тяжёлой золотистой волне волос рассыпаться по плечам и окутать влюблённых струящейся шёлковой мантией.

Её строптивость возбудила в Александре азарт охотника, который должен непременно заставить добычу покориться. Он терзал податливые губы Адель, вторгаясь языком глубоко в нежный рот, сплетаясь с её языком, почти лишая возможности дышать.

Она была так притягательна в своём гневе: огромные глаза сверкали от возмущения, щёки порозовели, грудь соблазнительно вздымалась, ну, просто разъярённая тигрица! И это безумно возбуждало его, заставляя желать её ещё сильнее и мучительнее. Продолжая впиваться в её губы, страстью пытаясь сломить упрямство, Александр почувствовал, как кровь в висках начинает требовательно стучать, а острое, непреодолимое желание отдаётся ноющей болью в паху. Он хотел овладеть ею прямо сейчас, не медля ни минуты, и сдерживаться становилось всё труднее и труднее. Через несколько минут его неистовый порыв всё же принёс свои плоды: гнев пленницы начал сменяться возбуждением, которое передалось ей от похитителя. Её кулачки разжались, и тонкие руки неуверенно легли на его плечи.

Оторвавшись, наконец, от её губ, он, как голодный вампир набросился на нежную шейку, где быстро билась тонкая голубая жилка, оставляя красные следы на нежной белой коже. Адель рвано всхлипнула, вцепляясь в его плечи, ощущая, как по телу пробежали крупные мурашки. Сердце стучало как заполошное, воздуха не хватало, а кровь, кажется, превратилась в горячую лаву, грозя расплавить её тело.


— П-перестань… Саша… — заикаясь, выдохнула она. — Я… не стану больше кричать, обещаю…


— Нет, моя любовь, я как раз и хочу, чтобы ты кричала в моих объятиях, — он посмотрел на неё безумными, потемневшими глазами, горящими от страсти. — Я тебе обещаю… скоро ты снова будешь кричать, но на сей раз от наслаждения! Я изгоню из твоей головы всех демонов, заставлю думать только обо мне…


— Но не здесь же… — только и успела возразить Адель, как её губы, уже изрядно покрасневшие и припухшие, снова оказались в его власти.


А дальше началось подлинное безумие. Адель казалось, что её разум попросту отключился, а тело полностью подчинено воле её любовника. Она не заметила, как Александр неуклюжими, торопливыми рывками развязал (или, скорее, разорвал) шнуровку платья на её спине, как стянул его сначала с плеч, которые тут же покрылись следами жарких поцелуев, а затем и вовсе избавился от него, отшвырнув куда-то в сторону. Затем настала очередь корсета, но тут со шнуровкой графу пришлось повозиться. После пары неудачных попыток, он просто разрезал проклятые шнурки, чудом не задев при этом кожу Адель.

Она опомнилась лишь тогда, когда её обнажённой спины коснулся прохладный воздух. Обнаружив себя в одних чулках и панталонах, сидящей на коленях жениха, который поспешно избавлялся от своей одежды, она ахнула и попыталась прикрыться руками. Но горячие ладони Александра тут же схватили её за руки, отводя ладошки в сторону.


— Нет, не закрывайся от меня, милая, — пробормотал он, — я хочу видеть тебя всю, ты так прекрасна…


В подтверждение своих слов он снова обрушил на неё шквал поцелуев и ласк, заставляя возлюбленную терять голову от наслаждения.

Адель уже почти ничего не соображала, поддавшись его и собственной страсти. Ей казалось, что руки и губы её любовника были везде — грудь, шея, ключицы, бёдра, губы, снова грудь… она стала его послушной куклой, марионеткой, точно выполняющей прихоти хозяина. И она с готовностью подчинялась, забыв обо всём на свете. Она вдруг остро осознала, как ей мучительно не хватало близости с ним.


— Саша… я люблю тебя… люблю… — не помня себя, шептала она, запуская пальцы в его тёмные волосы.


Она с готовностью отвечала на его поцелуи, ласкала и гладила сильные плечи, спину и грудь, наслаждаясь гладкой кожей под своими пальцами, запахом мыла и горьковатого одеколона, исходящего от него, чувствуя себя маленькой и хрупкой в крепких объятиях любимого мужчины. Его пальцы добрались до её самого чувствительного места, медленно поглаживая и лаская, доводя её до желанной разрядки, и вскоре Адель выгнулась дугой в руках жениха, мелко задрожав и издав короткий крик наслаждения.


— Я обещал, что ты будешь кричать, любимая… — выдохнул Алекс, — что ты забудешь обо всём в моих руках…


Адель не успела толком расслабиться, как вдруг он приподнял её за талию, разворачивая лицом к себе. Она и не заметила, когда Александр успел полностью раздеться, как вдруг он плавно опустил её на свои бёдра, заполняя собою до отказа. Адель вскрикнула от неожиданной боли: её тело отвыкло принимать в себя мужчину. Её ногти непроизвольно впились в плечи любовника.


— Прости… — прошептал он, сжимая её за талию. — Я буду осторожен, обещаю…


Сначала он двигал бёдрами медленно, давая ей привыкнуть к ощущениям, но потом, чувствуя, как Адель понемногу расслабляется, он опустил поводья своей страсти. Удерживая её за талию одной рукой, он задвигался быстрее, лаская другой ладонью её упругую грудь, ловя губами торчащие розовые соски. Их рваные вздохи и стоны становились короче и громче, приближая обоих к скорой кульминации.

Первой вскрикнула Адель, откидываясь назад, и уже не задумываясь, что кучер слышит каждый её крик и стон. Александр, сделав ещё несколько резких толчков, присоединился к ней с долгим стоном.

Некоторое время любовники приходили в себя, тяжело дыша. Не размыкая объятий, они нежно поглаживали друг друга, наслаждаясь чувством единения и покоя.


— Я же говорил, что снова заставлю тебя кричать, — нежно улыбнулся Алекс, перебирая локоны её волос. — Твои стоны просто сводят меня с ума, между прочим…


— Ты сумасшедший, — улыбнулась Адель, проведя большим пальцем по его губам. — Меня же будут искать.


— Не будут, — лукаво усмехнулся он. — Твоя семья в курсе, что я похитил тебя, чтобы нагло совратить.


— Что?! — взвилась Адель, притворно гневаясь. — Так вы все сговорились за моей спиной?


— А что мне ещё было делать, чтобы заставить тебя выбросить все глупости из твоей хорошенькой головки? — виновато пожал плечами Алекс. — Я решил испробовать последнее средство — на практике доказать тебе, что в нашей страсти нет ничего постыдного. А заодно напомнить, как хорошо нам было вместе когда-то. Как видишь, всё получилось. Ты снова моя, обнимаешь меня, принимаешь мои ласки без отвращения и стыда… стонешь моё имя в экстазе… Я счастлив! Надеюсь, ты тоже?


— И всё-таки ты авантюрист с явной склонностью к нарушению закона, — сердито нахмурила брови Адель. — Почему было не поступить, как все нормальные люди: прийти и поговорить со мной?


— Мы уже пытались поговорить, и всё закончилось тем, что ты вернула мне кольцо, — напомнил Александр. — Я понял, что только с помощью какого-нибудь безумства смогу переубедить тебя и заставить снова поверить в мою любовь. И получилось ведь! Разве нет?


— Да уж… — вздохнула Адель, опуская глаза. — До чего я дошла: занимаюсь этим в карете, словно какая-то…


— Это называется любовью, милая, — тихо поправил её Александр. — Ты только что занималась со мной любовью. И пока мы молоды, ею нужно заниматься там, где страсть застигнет нас. Когда мы состаримся, хотя бы будет, что вспомнить, ты не находишь?


— Чего я не нахожу, так это своей одежды, — обеспокоенно огляделась вокруг княгиня. — Платье и корсет ты безнадёжно испортил, и как я теперь выйду из кареты, скажи на милость? Ты хочешь, чтобы я появилась перед отцом, братом и прислугой нагишом?


— До завтра ты их не увидишь, не волнуйся, — на лице Александра застыла озорная мальчишеская улыбка. — Сейчас мы едем в моё поместье, а когда мы доберёмся туда… я заверну тебя в свой плащ и на руках отнесу в спальню.


— В поместье? Но почему именно туда? — удивилась она.


— Там мы будем одни, и никто не помешает мне безраздельно владеть тобой, — ответил он, снова настойчиво притягивая любимую к себе, чтобы поцеловать. — Ты ещё взмолишься о пощаде, клянусь!


— Постой, что ты делаешь? — Адель упёрлась ладошками в его грудь. — Ты ведь сам сказал, что мы пробудем в поместье до завтра. Ты не в состоянии потерпеть? Мы же только что…


— Ты снова моя, Адель, но мне до сих пор страшно, что это лишь мой сон. Не противься, дорогая, сегодня я буду любить тебя так долго и часто, как захочу, — страстно прошептал он, начиная нежно целовать её шею. — Ты сводишь меня с ума, и за моё безумие должна будешь платить своей любовью…


— А… если ты разлюбишь меня? — вдруг тихо спросила она, останавливая его. — Саша, я ведь не переживу этого. Ты понимаешь?


Её голос задрожал от страха, который снова закрался в сердце. Ещё немного, и её глаза опять наполнятся слезами. Александр взял её лицо в ладони и внимательно взглянул на свою испуганную невесту.


— До встречи с тобой я не знал, что такое любовь, — тихо ответил он. — Ты научила меня любить, Адель. Тебе принадлежат и моя первая в жизни ревность, и слёзы от потери, когда ты стала женой другого, и боль от разлуки с тобой, когда я вспоминал и мечтал о твоих поцелуях ночами… всё это я испытал только благодаря тебе. Я не просто люблю тебя, родная, я живу тобой! Я не верю, что моя любовь к тебе может умереть. Это случится только тогда, когда моё сердце перестанет биться.


— Но ведь так бывает, — всхлипнула она, жалобно глядя ему в глаза, — мужчины заводят себе любовниц, забывая о надоевших жёнах и своих пылких клятвах. Вдруг и ты так поступишь со мной?


— Ты сейчас говоришь словами Жаклин, — мягко перебил он её. — Забудь о ней, душа моя, забудь всё, что она тебе сказала. Ей не повезло в жизни, она ни разу не была любима, так стоит ли доверять её суждениям? И вовсе не каждый мужчина находит любовь на стороне, поверь мне. Я очень хорошо помню, какие пылкие чувства связывали моих родителей. Не думаю, что отец смог бы предать мою мать. Взгляни на Мишеля и Ольгу, неужели ты веришь, что твой брат способен изменить ей?


— Нет, не верю, — покачала головой Адель, вся обратившись в слух. Ей безумно хотелось верить словам Александра, а там, дальше… как Бог пошлёт.


— Тогда поверь и в мою преданность, любовь моя! Скоро мы с тобой предстанем перед алтарём и поклянёмся хранить нашу верность и любовь до гробовой доски. Вот, что важно… вот, чему ты должна верить, Адель. Понимаешь?


— Скоро… — закусив нижнюю губу, пробормотала Адель. — Что-то мне подсказывает, что свадьбу нам придётся перенести на лето, вместо зимы.


— Ты решила сжалиться и не изводить меня долгим ожиданием? — просиял Александр.


— Нет, дело не в том, — притворно вздохнула она, опуская длинные ресницы. — Просто мне кажется, что последствия того безумия, что ты сегодня устроил, заставят нас обвенчаться гораздо раньше.


— Ах, вот ты о чём! — улыбнулся Алекс, делая вид, что раздумывает над её словами. — Что ж, аргумент весомый… Только зачем нам ждать целых полтора месяца до лета? Как честный человек, я обязан жениться на соблазнённой мною даме, а неподалёку, как раз на пути, есть небольшая церквушка… Согласна прямо сегодня стать графиней Бутурлиной, любимая?