КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Она растворилась в воздухе [Этель Лина Уайт] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Этель Лина Уайт Она растворилась в воздухе

От редакции

Спасибо всем, кто помог нам выпустить эту книжку. Это уже девятая наша книжка (еще чуть-чуть, и будет круглое число!). Но помимо тех книжек, что мы уже перевели, есть и другие, не менее интересные, но пока еще не переведенные детективы. Так что работы предстоит много, и на одном лишь энтузиазме ее не переделать. Так что спасибо за поддержку.

Аудитория читателей электронных книг огромна, и мы рассчитываем, что среди них найдутся читатели, которым не жалко поддержать переводческое дело. Очевидно, что толпы читателей не кинутся нам на помощь, но миллионы нам и не нужны — чтобы подстегнуть нас, хватит и нескольких десятков благодарных читателей, которые поддержат нас рублем, а заодно и помогут определиться с тем, над какими книжками работать в первую очередь.

Если кто желает в этом поучаствовать, загляните в блог нашей серии deductionseries.blogspot.ru и нашу группу Вконтакте vk.com/deductionseries.

Глава I. Согласно показаниям

История исчезновения Эвелин Кросс слишком невероятна, чтобы в нее поверить. Согласно имеющимся свидетельствам, туманным днем в конце октября вскоре после четырех часов пополудни она растворилась в воздухе. Минутой раньше она была здесь, собственной персоной — следящая за модой девятнадцатилетняя блондинка весом в восемь с половиной стоунов[1].

А минуту спустя она пропала.

Местом, где произошло это невероятное исчезновение, стал особняк восемнадцатого века в Мейфэре[2]. Ранее этот квартал был воплощением моды и достоинства. Хотя он избежал страшной участи кардинальной перестройки, некоторые здания были отведены под престижные офисы и многоквартирные дома.

Упомянутый дом его владелец, майор Померой, переименовал в «Померанию Хаус». Он занимался строительством недвижимости, и в здании располагались как его агентство недвижимости, так и его частная квартира.

Этого отставного служаку можно было описать как порядочного делового человека. Помимо официального оформления (Винчестер, Оксфорд) и членства в основных клубах он мог похвастаться тем, что не запятнал свою честь ни в финансовом, ни в моральном отношении. Его внешний вид соответствовал наружности военного — осанистый, худощавый, хорошо одетый человек с черными торчащими усиками. Его голос был бодрым, а глаз — зорким; он расхаживал с невозмутимым видом; у него были две вычурные принадлежности — монокль и каждый день свежий цветок в петлице.

Вскоре после четырех часов пополудни в день предполагаемого исчезновения Эвелин Кросс майор находился в холле Померания Хаус. Он стоял, прислонившись к двери своей квартиры, когда на дороге у дома остановился большой автомобиль. Швейцар узнал в нем машину потенциального клиента, который уже заходил в офис, интересуясь служебным помещением. Вспомнив о полученных от него щедрых чаевых, он поспешил выйти и открыть ему дверь автомобиля.

Но прежде чем он смог это сделать, Рафаэль Кросс уже вышел из машины и встал на тротуаре. У него была внушительная фигура с развитой мускулатурой кулачного бойца, а его лицо говорило о нем, как о сильной личности. Его безжалостная мощь в сочетании с очень светлыми вьющимися волосами и льдисто-голубыми глазами делала его похожим на воплощение какого-то древнего скандинавского божества. Впрочем, такое сравнение было преувеличенно лестным в виду наличия у него также тяжелого подбородка и бычьей шеи.

Он тут же вошел в холл, а его дочь, Эвелин, задержалась, вынимая сигарету из портсигара. Она была очень юной девушкой с изящной фигурой, светлыми волосами до плеч и круглым лицом с изящными чертами. Совершенно пренебрегая условностями, она непринужденно заговорила со швейцаром, который поднес спичку к ее сигарете.

— По правде говоря, нам не стоило брать с собой нашего болвана-шофера из Америки. Из-за него мы попали в неловкое положение с этим дорожным инспектором.

— Вероятно, он не смог привыкнуть к нашим правилам дорожного движения, — предположил швейцар, инстинктивно вставший на сторону рабочего класса.

— Все это нелепое левостороннее движение, — признала Эвелин. — Мы попали в ужасное столкновение в пробке. Я точно слышала, как затрещал наш номерной знак. Вы могли бы осмотреть повреждения.

Чтобы позабавить ее, швейцар подошел к задней части машины и притворился, будто изучает повреждения, прежде чем призвал на помощь шофера. Когда он вернулся в холл, майор уже встретил гостей и провожал их наверх.

Швейцар задумчиво проводил их взглядом, рассматривая распространяющийся от сигареты девушки дымок и золотисто-серебристый отблеск ее волос в сумерках. Юбка обтягивающего костюма девушки была довольно короткой, и ему открывался неограниченный обзор на ее красивые ноги в туфлях с чересчур высокими каблуками.

Пока он стоял так, к нему присоединилась привлекательная молодая леди с рыжими волосами и проницательным взглядом. Официально ее звали «мисс Симпсон», но в этом доме она была известна всем просто по имени — Марлен. Условно она числилась личным секретарем учредителя компании, офис которого располагался на третьем этаже; но поскольку эта должность была просто синекурой, то большую часть времени она проводила, прихорашиваясь в дамской комнате на первом этаже, чтобы завоевывать расположение окружающих.

— Любуешься красивыми ножками? — спросила она, успев смерить взглядом шелковые чулки девушки, прежде чем та со своим сопровождением исчезла за поворотом лестницы.

— У нее нет ничего такого, чего не было бы у тебя, Марлен, — заявил швейцар.

У него была дочь, студентка коммерческой школы, и он был особо расположен к машинисткам.

— Разве что ее чулки, папочка. И где только босс их отыскал?

— Я сам хотел бы это знать. После работы намечается вечеринка, просто небольшое развлечение, прямо наверху, это не в его стиле.

— Может быть, девушка пойдет к Гойе, чтобы та ей погадала? — предположила декоративная машинистка, подавляя зевоту.

Около десяти минут она простояла у основания лестницы, болтая со швейцаром и высматривая других мужчин, с которыми можно бы было поболтать. Но посетителей в здании почти не было, и пока что она поднялась на этаж выше на обратном пути в свой офис. На лестничной площадке второго этажа она остановилась у ряда трех дверей красного дерева, каждая из которых была снабжена хромированным номером.

У средней двери — номера 16 — стояли, беседуя, майор и Рафаэль Кросс. Марлен, приятно пораженная неожиданным появлением белокурого незнакомца, взбила свои рыжие волосы и задержалась в надежде на новое знакомство.

В результате она стала свидетелем начала удивительной драмы, впоследствии зафиксированной в записях Алана Фома как «Исчезновение Эвелин Кросс».

Хотя она и была дружелюбна с майором, но на этот раз он был довольно равнодушен и только машинально улыбнулся ей в ответ. Лишь внимательный наблюдатель смог бы заметить проблеск удовлетворения в его ястребиных глазах — как будто он поджидал ее.

Затем он начал представление, прямо как Белый Кролик из «Алисы в Стране чудес» — вытащив свои часы.

— Ваша дочь заставляет нас чертовски долго ждать, — заметил он, обращаясь к Кроссу. — Мне казалось, будто она сказала, что вернется через минуту. Вы терпеливый человек.

— Я привык к этому, — Кросс поморщился в свойственном американцам стиле. — Я позвоню ей.

И он с силой нажал указательным пальцем на кнопку электрического звонка квартиры номер 16. Вскоре дверь открыла мадам Гойя, арендатор этой квартиры.

Она была полной невысокой женщиной средних лет. Ее тщательно завитые седые волосы с синеватым отливом совсем не сочетались с темным макияжем и оранжевой помадой. Ее глаза навыкате были темными и слащавыми, несмотря на мешки под ними. На ней было дорогое черное платье, которое подчеркивало достоинства ее фигуры, и прекрасное кольцо с изумрудом.

— Скажите моей дочери, что я готов, — попросил Кросс.

— Что, простите? Вашей дочери? — вызывающе переспросила женщина.

Когда Кросс пояснил свою просьбу, она покачала головой.

— Мисс Кросс заходила ко мне, только чтобы назначить встречу. Она недавно ушла.

— Ушла? — повторил Кросс. — Но как?

— Через эту дверь, разумеется.

Кросс в изумлении уставился на дверь.

— Но мы с майором все это время стояли снаружи, и я клянусь, что она не выходила оттуда.

— Определенно нет, — подтвердил майор Померой. — Вы уверены, что она не осталась внутри, мадам?

— Если вы не верите мне, войдите и посмотрите сами, — пригласила мадам Гойя.

Когда мужчины вошли внутрь, декоративная секретарша, дрожа от любопытства, подкралась к закрывшейся за ними двери номера 16. Она услышала повышенные от гнева и волнения голоса и звуки передвигаемой мебели. Затем из комнаты вышел только майор. На его лице было написано изумление; он схватил секретаршу за локоть.

— Вы только что поднялись наверх, красотка, не так ли? Полагаю, вы не замечали спускавшуюся вниз блондинку в черном?

— Нет, и розовый слон мне тоже не повстречался. Сегодня не такой день, чтобы я бредила. Что, черт возьми, тут такое творится?

— Провалиться мне, если я знаю, — беспомощно ответил майор. — Босса тут нет, верно? Будьте хорошей девочкой и загляните в каждую квартиру и каждый офис в этом здании. Поспрашивайте, не видел ли кто ее. Конечно, они ее не видели, я это знаю. Но я должен рассеять сомнения ее отца.

Декоративная секретарша на удивление не стала возражать против того, чтобы оказаться полезной. Она обошла с этим вопросом всем обитателей Померания Хаус. Как и предполагал майор, блондинку без сопровождения никто не видел — с таким докладом Марлен вернулась на второй этаж.

Рафаэль Кросс, тот самый светловолосый незнакомец, который привлек ее внимание, вышел из квартиры номер 16 и направился к лестнице, будучи, очевидно, на грани отчаяния. Одного взгляда на него ей хватило, чтобы понять, что сейчас не время для знакомства. Черты его лица стали жесткими, а в его глазах одновременно отражались и ярость, и замешательство. Он проследил за швейцаром, когда тот вернулся на свое место в холле. Майор заговорил с ним, понизив голос.

— Вы слышали, что сказал этот парень. Я знал его задолго до того, как нанял его на работу. Ему определенно можно верить.

— Черт бы его побрал, — прорычал Кросс. — Кто-то ведь лжет. Где моя девочка?

— О, мы найдем ее. Признаю, случай исключительный, практически необыкновенный. Я и сам в полном недоумении. Но будьте уверены — здесь есть какое-то простое объяснение.

— Знаю. Все это подстроено; за всем этим кто-то стоит. Это чертов заговор.

Майор Померой ощутимо напрягся, и сочувствие в его глазах угасло.

— Кого вы подозреваете? — холодно спросил он.

— Я скажу вам это, когда получу свою девочку обратно! Я не покину это чертово место без нее! Прикажите швейцару проследить за тем, чтобы никто не покидал это здание, пока оно не будет полностью обыскано.

— Разумеется… Мне следует вызвать полицию?

Этот вопрос сдержал истерику Кросса подобно брошенному в лицо снежку. Он заколебался и прикусил губу на несколько секунд, прежде чем принял решение.

— Нет, Померой, — тихо ответил он. — Это может быть похищение. Если это так, то лучше не вмешивать полицию.

Враждебность майора сразу же испарилась.

— Понимаю, — сочувствующе произнес он. — Пройдемте в мой офис — я позвоню в надежное частное детективное агентство.

Пройдя половину пути по лестнице, он вернулся, чтобы предупредить Марлен:

— Смотрите в оба и держите язык за зубами, будьте хорошей девочкой.

— Обещаю.

Через две минуты после того, как мужчины вошли в офис майора, Марлен рассказывала всю историю арендатору квартиры номер 15. Судя по визитной карточке на двери, эту леди звали Виола Грин, а по профессии она, предположительно, была манекенщицей.

Виола медленно вышла на площадку, держа руки в карманах и с сигаретой в зубах. Тем не менее, несмотря на равнодушную позу, на ее лице не было и намека на шаблонную скуку. Она с вызовом и живым ожиданием смотрела в будущее, как бы заявляя, что хочет взять от жизни все возможное и отказывается признавать компромиссы.

Она определенно была привлекательна, хоть ее лицо было немного чересчур тонким, а фигура — слишком худощавой. Ее короткие черные волосы отливали каштановым, ее глаза были каре-зелеными. Она носила черные брюки, фиолетовый пуловер и изношенные серебряные сандалии.

Хотя большинство мужчин в Померании Хаус были в хороших отношениях с Марлен Симпсон, женщины старались не разговаривать с ней. Виола Грин была исключением — она была не только свободна от снобизма или нравоучений, но и чувствовала духовную связь между ними.

Обе девушки остались верны притягательности своей профессии. Виола раньше обучалась в академии сценического искусства, в то время как Марлен гастролировала по провинции, будучи красоткой-рекламщицей в дешевом ревю. Полное отсутствие успеха вынудило их выполнять неподходящую им работу, но пересекающиеся интересы сблизили их: вместе они с живым интересом обсуждали звезд театра и кино.

По этой причине Виоле так хотелось услышать о драматичном развитии событий на площадке второго этажа.

— И что? — в привычной для Марлен лаконичной манере спросила она.

Виола выслушала ее историю с удивленно распахнутыми глазами и открытым ртом, но по ее окончания она выдала следующий грубоватый комментарий:

— Ну, я слыхала о людях, желающих быстро похудеть, но не до такой же степени, чтобы исчезнуть… Что же, ее похитили?

— Как по мне, похоже на то, — ответила декоративная секретарша. — Я сама видела, как она поднималась по лестнице, а потом я все время крутилась в холле. Она точно не спускалась, если только она не человек-невидимка.

— И что, по-твоему, произошло?

— Я думаю, что Гойя оглушила ее и засунула ей в рот кляп. На все про все у нее было минут десять. Затем она спрятала ее в комнатку за панелями. А может, за зеркалом или за задней стенкой в шкафу. Но отец блондинки клянется, что шагу отсюда не сделает, пока не найдет ее, так что скоро он ее отыщет… О, кстати, ты должна увидеть ее отца — стопроцентный ариец, сногсшибательный мужчина. У него взгляд человека, у которого на все готов ответ!

Заскучавшая Виола сменила тему:

— Твой телефон звонит уже целую вечность.

— Да, я слышала, — отозвалась Марлен. — Звучит довольно неприятно. Кажется, я слышу голос начальника. Наверное, мне лучше пойти и послушать о его неприятностях. Увидимся, пока-пока.

И она неторопливо стала подниматься по лестнице, а Виола тем временем стояла и смотрела вниз, на холл. В это время суток, когда сумерки скрывали все его современные новшества, этот дом завораживал ее. Она не думала о старых пыльных призраках Беркли-Сквера — только о недавно схлынувшем флере прошлого века и о семьях, ранее ведших в этих стенах уединенную жизнь.

В те дни жизни на широкую ногу помещения, ныне превращенные в офисы были просторными гостиными и в них проходили великосветские приемы. Девушки в туалетах из белого тюля сидели на лестницах, флиртуя со своими поклонниками и прикрываясь веерами из перьев. Дети с завистью подглядывали за происходящим внизу через проемы перил.

Но сейчас часы остановились, а музыка умолкла. Вздохнув при этой мысли, Виола медленно прошла к высоким окнам на лестничной площадке. Сквер по ту сторону окна выглядел призрачным: смутные тени, шелест изорванной, облетающей листвы платанов… Вдали послышался сигнал спортивного автомобиля.

За его рулем был Алан Фом, направлявшийся в Померанию Хаус, чтобы расследовать дело об исчезновении Эвелин Кросс.

Виолу по-прежнему занимала эта история, хоть, повинуясь здравому смыслу, она и отвергала ее как бессмыслицу. Но в это время она все еще тосковала по своим старым богам и изнывала, изголодавшись по театру. Не в силах устоять перед возможностью разыграть сцену, она протянула руки вперед и стала шарить ими в воздухе.

— Пропавшая девушка, — шептала она, — где же ты?

Пока она ждала ответа, во всем здании зажгли свет. Она услышала доносящее откуда-то приглушенное щелканье пишущих машинок и отдаленные звонки телефонов. Померанию Хаус вновь заполнила привычная атмосфера коммерции и финансов.

Ничто не подало ей предостережения о том, что это была прелюдия к страшному моменту, когда она в муке будет взывать к тому, кого там не было, и не получит из этой пустоты никакого ответа.

Глава II. Номер шестнадцать

Когда Алана Фома спрашивали, почему он стал частным детективом, он объяснял, что ему нравится разгадывать загадки и что ему не хотелось работать в замкнутом пространстве. Его первоначальной целью была работа в секретной службе, но обстоятельства вынудили его пойти на компромисс и взять долю в фирме «Гердлстон энд Гриббл».

В целом, эта работа его разочаровала. Вместо увлекательных приключений его главными занятиями стали защита людей от шантажа и помощь в бракоразводных процессах. В течение нескольких лет он стал жестким и циничным человеком, не питавшим иллюзий насчет ароматов в гостиничных номерах и убежденным в том, что человечество превратилось в какой-то смертоносный вид кровососов.

Временами, когда его рассудок отказывался сохранять в памяти грубые реалии бытия, он начинал подумывать о предложенном его матерью противоядии.

— Алан, почему бы тебе не жениться? — спрашивала она.

— Жду подходящую девушку, — отвечал он. — Я провел слишком много дел об измене.

— Что ж, найди такую поскорее. Раньше ты был таким милым мальчиком, — не к месту добавляла она.

Однако порой он с интересом погружался в свою работу, особенно когда его деятельность одобрялась начальством. После одного из таких редких случаев он подошел к телефону и попытался разобраться в докладе секретарши майора Помероя.

Это дело казалось столь непохожим на обычные случаи исчезновения, что он даже подумал: оно слишком хорошо для того, чтобы оказаться правдой.

— Вы говорите, что она ушла, но при этом не выходила из здания? — допытывался он.

— Ну, было похоже на то, когда они оба кричали на меня, — с сомнением ответила девушка. — Но это ведь полная бессмыслица. Должно быть, я неправильно их поняла.

— Неважно. Я скоро буду.

Мчась по скрытой мрачными тенями площади, Фом поразился ее заброшенности. Казалось, она омрачена патиной древности и упадка. Старые строения походили на корпусы обветшавших кораблей, обросших ракушками и выброшенных на сушу с отливом вышедшего из моды стиля.

Когда он подъехал к Померании Хаус, ее окна внезапно осветились. У дома был припаркован большой, мощный автомобиль; швейцар стоял на тротуаре, панибратски изучая колонку последних новостей в газете, принадлежавшей шоферу этого автомобиля.

По своему обыкновению Фом внимательно изучил обоих мужчин. Водитель был этаким неуклюжим Геркулесом, его не закрытая очками часть лица была типично угрюмой. Швейцар скорее показался Фому типичным рабочим: пожилой, рассудительный человек с квадратным лицом и внимательными голубыми глазами.

Тот, однако, не разделял одобрения Фома и недовольно взглянул на него. Детектив понимал причину его инстинктивной неприязни: он знал, что его считают недополицейским полуфабрикатом и, следовательно, избегают, как легкой формы чумы.

Швейцар застыл и заговорил с шофером официальным тоном.

— Твой босс говорит не ждать его. Он может задержаться здесь до полуночи.

— Должен ли я вернуться и забрать мисс Эвелин? — спросил шофер с нотками любопытства в голосе, но на швейцара это не подействовало.

— Я передал тебе сообщение, — ответил тот.

Когда автомобиль подъехал ближе, он обратился к Фому:

— Из агентства? Вас ждут. Сюда, пожалуйста.

Фом прошел за ним в холл Померании Хаус. Осмотревшись, он отчасти ощутил себя так, будто находился в музее. У здания были прекрасные пропорции, хоть часть его и была отведена под офисы. Большая часть панелей на стенах сохранилась, как и большой овальный портрет в потускневшей позолоченной раме над оригинальной резной каминной полкой. На нем был изображен бывший владелец этого дома — сэр Джошуа Рейнольдс в образе георгианского денди с румяными щеками и в напудренном парике.

Старая, давно не используемая хрустальная люстра по-прежнему свисала с потолка. Со своего пьедестала статуя нимфы укоризненно смотрела на каждого посетителя телефонной будки, как если бы это была кабинка для переодевания, в которой она оставила свою одежду, а теперь ей не дают туда вернуться.

Среди этих реликтов восемнадцатого века он отметил, что выложенный мраморными плитами пол и неглубокие ступени изгибающейся лестницы красного дерева были покрыты современным резиновым офисным ковриком. Батареи отопления никак не были замаскированы, а осветительные приборы были современными, под стать выкрашенным дверям, ведущим в перестроенную часть здания. Швейцар указал большим пальцем в сторону лестницы.

— Это там, на втором этаже. Я не могу сопровождать вас, мне приказано следить за входом.

— У вас нет лифта? — поинтересовался Фом.

— Нет. Босс старался производить как можно меньше изменений… Никогда нельзя знать заранее…

Фом кивнул, показывая, что понимает: над старым особняком нависла мрачная угроза сноса, и владелец не спешил вкладывать в него средства. Он быстро пересек холл и взбежал вверх по лестнице, каждым шагом покрывая сразу три ступеньки.

Три человека — двое мужчин и полная женщина — стояли на лестничной площадке второго этажа, а рыжеволосая девушка вертелась на лестничном пролете, ведущем на следующий этаж. Фом знал майора Помероя в лицо, да и в любом случае было нетрудно определить, кто отец пропавшей девушки. Кросс был охвачен бурными эмоциями, его руки были сжаты в кулаки, а зубы были стиснуты в попытке контролировать мышцы лица.

Майор вышел вперед, чтобы поприветствовать Фома и представить его клиенту, но сыщик пресек все формальности. Игнорируя остальных, он обратился к Кроссу, кратко изложив те невнятные объяснения, которые он получил по телефону:

— Ваша дочь исчезла, и нам нельзя терять время. Предоставьте мне факты.

Услышав его сдержанный голос, Кросс взял себя в руки.

— Мы прибыли сюда вместе около четырех часов. Моя дочь прошла в эту комнату, — он указал на дверь шестнадцатого номера. — Однако обратно оттуда она не вышла.

— Значит, она должна все еще оставаться внутри.

— Нет. Она исчезла.

Фом уставился на него, размышляя о том, обманщик перед ним или обманутый. Кросс сам мог быть пособником в каком-нибудь пока неустановленном хитроумном трюке, но мог быть и жертвой мошенничества.

— Кто арендует комнату номер шестнадцать? — спросил сыщик.

— Я, — подавшись вперед, заявила полная женщина. — Я Гойя. Мадам приходила ко мне с заказом на перчатки ручной работы.

Хоть Фом и был не в восторге от огромного накрашенного лягушиного рта, как и от всего показного образа Гойи, он вежливо обратился к ней:

— Пожалуйста, расскажите вашу историю.

— С удовольствием, — с важностью согласилась Гойя. — Мадам стояла здесь, в дверях. Я посмотрела на нее и спросила: «У вас назначена встреча?» Вы должны понять, мое время слишком ценно, чтобы тратить его на случайных посетителей. Она покачала головой, и я сказала: «Будьте добры, запишитесь. Доброго дня». И она сразу ушла. Фактически она заглянула ко мне и тут же вышла, еще не успев закрыть за собой дверь.

Фом обернулся к Кроссу.

— Как я понимаю, пока вы ждали ее, вы разговаривали с майором. Вы можете вспомнить, о чем вы говорили?

Кросс в замешательстве взглянул на майора, и тот ответил за него:

— Мы начали обсуждать дела — я пытался сдать мистеру Кроссу офисное помещение, но он не мог принять решение немедленно. Потом у нас возник спор насчет Данцига[3].

— В таком случае я могу предположить, что вы слишком увлеклись разговором и не заметили, как ваша дочь прошла мимо вас. Тем более, вы не ожидали, что она выйдет так скоро.

— Нет, это вовсе не так, — заявил Кросс. — Мы с майором стояли здесь, лицом к двери. Она была закрыта. Мы оба можем поклясться в том, что моя дочь не выходила оттуда.

— Боюсь, все не так просто, — подтвердил майор. — В холле был швейцар, и он с уверенностью заявил, что она не спускалась по лестнице и не покидала здания. Одна из машинисток была с ним в холле, и она рассказывает то же самое… Мисс Симпсон, вы не спуститесь на минутку?

Рыжеволосая девушка с уверенной походкой бывшей красотки спустилась к ним. Она улыбнулась Фому, одновременно строя глазки Кроссу.

— Майор ошибся только в одном: я — личный секретарь, а не машинистка. Но под всем остальным я готова подписаться.

— Что возвращает нас к шестнадцатому номеру, — заключил Фом. — Оттуда есть какой-то другой выход? Между ним и соседними помещениями нет дверей?

— Определенно нет, — отрезал майор.

Сыщик посмотрел на двери справа и слева от шестнадцатого номера.

— Кто их арендует?

— Две самостоятельные девушки. Мисс Пауэр — номер семнадцать, а мисс Грин — пятнадцатый номер. Никто из них не видел мисс Кросс. Мы также спрашивали о ней во всех квартирах и офисах здания. Были приложены все усилия, чтобы разыскать пропавшую девушку.

Фом все еще задумчиво смотрел на двери соседних комнат.

— Полагаю, у ваших жильцов есть рекомендации? — осведомился он, размышляя о сомнительной личности мадам Гойи.

— Нет. Я считаю, что такой подход ставит путешественников в невыгодное положение. Я предпочитаю джентльменское соглашение и доверяю своим способностям судить о людях. Кроме того, плохой жилец сразу получает предупреждение.

Тут он рассмеялся и добавил:

— Я обнаружил, что рекомендации не так уж надежны. Например, о мисс Пауэр я не знаю ничего, кроме того, что она студентка. Но она идеальный жилец — тихая и платит регулярно. С другой стороны, мисс Грин — внучка епископа, но она маленькая негодяйка.

— Понятно. Я осмотрю шестнадцатый номер. Но сперва я хочу поговорить со швейцаром.

Чувствуя необходимость прояснить ситуацию, Фом сбежал вниз по лестнице. Он не был удовлетворен тем, что услышал. Хотя три человека и дали ему одинаковые показания, он не мог игнорировать вероятность массового внушения. Однако швейцару он инстинктивно доверял — тот напоминал ему садовника, которого он знал еще мальчишкой.

Когда он дошел до холла, то обнаружил, что швейцар стоит на своем посту, наблюдая за дверью.

— Как вас зовут? — поинтересовался Фом.

— Хиггинс, — ответил тот.

— Хорошо, Хиггинс, вы уверены, что наверх поднялась именно дочь мистера Кросса? Ведь освещение еще не было включено.

— Я видел ее лицо, когда давал ей прикурить, — уверенно ответил швейцар. — Она однажды уже приходила сюда с отцом, и я знал ее в лицо.

— И вы видели, как она зашла в шестнадцатый номер?

— Нет, из холла нельзя увидеть лестничную площадку — мешает изгиб лестницы. Но я видел, как они втроем поднялись наверх, и Марлен Симпсон тоже это видела.

— В Померании Хаус есть задний вход?

— Да, вот эта дверь. Но чтобы попасть туда, ей пришлось бы спуститься по лестнице и пересечь холл, а она этого не делала. Для меня произошедшее — это тайна, покрытая мраком.

Фом хотел было вернуться на второй этаж, но неожиданно решил задать еще один вопрос.

— Хиггинс, вы на своем веку повидали много людей. Между нами, как вы можете охарактеризовать мистера Кросса?

— Я бы сказал, что он джентльмен. Не такой нерешительный, как босс, а немного колониальный.

— А мисс Кросс?

— Ну, тут вы меня застали врасплох. Я знаю леди, знаю и бесстыдниц, но вот когда они начинают подражать друг другу, я не знаю, что и сказать.

— Вы имеете в виду… мисс Кросс была бойкой?

— Да, верно.

— Спасибо, Хиггинс. Это все.

Фом хотел было подняться на второй этаж, но остановился и заглянул в открытую дверь кабинета — на матовом стекле этой двери было указано имя майора Помероя. Невысокая девушка с бледным, интеллигентным лицом и в больших очках с роговой оправой перестала печатать и вопросительно посмотрела на него.

— Я из агентства, — пояснил сыщик. — Вы случайно не знаете личный телефонный номер мистера Кросса?

Про себя он благословил ее за то, что она сразу же поняла его вопрос.

— Об этом уже позаботились. Майор велел мне позвонить в многоквартирный отель, где остановился мистер Кросс, прежде чем я позвоню вам. У них нет никаких известий от нее, но майор сказал, что еще слишком рано.

— Хорошая работа, — одобрил Фом. — Звоните туда время о времени.

Взбежав на лестничную площадку, где майор и Кросс все еще ждали его, сыщик открыл дверь шестнадцатого номера.

Комната представляла собой типичный образец архитектуры того времени — просторная, с высоким расписным потолком и гипсовыми украшениями на карнизе в виде птиц, цветов и фруктов. Стены были покрыты расписными деревянными панелями кремового цвета, впрочем, большая их часть была скрыта за мебелью — шкафом, высокими книжными полками и зеркалом в полный рост в потускневшей позолоченной раме. Много места занимала и огромная картина маслом на классическую тему — богиня, восседающая на облаках в окружении стайки амуров.

Мебель была современной — обычный комплект, состоявший из дивана и двух больших кресел, какие можно увидеть в витрине любого мебельного магазина. Тон обивки был нейтрален и сочетался с аксминстерским ковром цвета буйволовой кожи. Личный вкус мадам Гойи отражался в алых и переливчато-синих подушках и паре пледов из овчины, выкрашенных в своеобразные оттенки желто-зеленого и оранжевого. Открытый камин также был модернизован — выложен плиткой и превращен в электрокамин.

Вот что представляла из себя комната номер шестнадцать — место, где, согласно выводам, сделанным на основе показаний, девушка растворилась в воздухе.

Глава III. Защита имущества

Фому не требовалась помощь Эвклида, чтобы отвергнуть теорию об исчезновении как абсурдную. Если девушка действительно пропала где-то внутри Померании Хаус, то было логично полагать, что она все еще находится здесь, во плоти. Ему казалось, что у этой загадки есть два решения.

Первое: Эвелин Кросс добровольно выскользнула из здания. К несчастью, шансы на это были очень малы, ведь ей пришлось бы отыскать такой исключительный момент, чтобы ее ухода не заметили четверо свидетелей, не страдающих слепотой или чем-то подобным.

Второе: она была похищена, и в этом случае Гойя, должно быть, и была похитителем. Но и эта теория не являлась неопровержимой. Помимо того, что ей требовался сообщник (или сообщники) в Померании Хаус, Гойе пришлось бы отыскать оригинальный и надежный тайник для своей жертвы — ведь она понимала, что ее комнату неизбежно будут обыскивать.

Фом считал, что такое преступление было бы слишком рискованным, но у него не было выбора: ему нужно было либо найти девушку — живой или мертвой, либо опровергнуть подозрения отца. Кросс был не в том состоянии, чтобы спокойно ждать, когда будут найдены доказательства того, что Эвелин просто ускользнула. Кроме того, задержка была опасна из-за того, что в худшем случае девушке могли заткнуть кляпом рот и оставить связанной в каком-то ограниченном пространстве, где ей может не хватать воздуха.

Мадам Гойя сидела за маленьким столом у батареи в дальнем конце комнаты и шила перчатки. Регулируемая лампа бросала свет на ее работу, но ее лицо при этом оставалось в тени. Окно позади нее было закрыто плотно сдвинутыми шторами из коричневого бархата с подкладкой.

Фом осмотрелся вокруг в поисках какой-нибудь постели, помимо неудобного дивана, а затем задал вопрос:

— Вы спите здесь, мадам?

— Я? — иронично переспросила Гойя. — Что за ужасная мысль! У меня есть квартира на Сент-Джонс-Вуд. Это всего лишь место для работы, а не жилье.

Судя по подозрительному взгляду Фома, он не считал, что здесь может быть мастерская по пошиву перчаток: слишком чисто, нет обрезков ткани и обрывков ниток. Поэтому он предположил, что изготовление перчаток служит прикрытием для какого-то более сомнительного занятия. Также он вспомнил слова майора о нежелательных жильцах и пришел к выводу, что ее род деятельности может быть не слишком явным.

Фом обернулся к майору и спросил:

— Разумеется, вы тщательно обыскали комнату? Что насчет окна?

— Оно было закрыто и заперто на задвижку, — ответил Померой. — Эта комната почти герметично запечатана — мадам предпочитает работать при искусственном освещении.

Обоняние Фома подтвердило это заявление: жара здесь стояла как в теплице, а в воздухе пахло жжеными пастилками, гнилыми яблоками и сыростью. Он взглянул на открытую дверь гардероба, в котором висела меховая шуба, а затем перевел взгляд на высокое зеркало.

— Конечно, за ним нет никакой двери? — поинтересовался он, попытавшись дернуть раму.

— Посмотрите сами, — разрешил майор. — Все плотно подогнано, как в тисках, и никаких признаков вскрытия. Уж можете мне поверить — я лично осмотрел и проверил все крепления.

— Этого недостаточно. Все это нужно снять.

Он был удивлен, заметив облегчение в глазах Кросса.

— Надо отдать вам должное, — сказал тот Фому, а затем повернулся к Померою: — Майор, вы ведь знаете, как это снять. Этот парень, кажется, понимает, — Кросс крепко схватил руку Фома, как бы выказывая тому свою симпатию, и продолжил: — Вы понимаете, не так ли? Я чужак в этом странном городе, и моя дочь пропала в этом странном доме. Никого из друзей рядом. Никого, кому можно было бы довериться, на кого можно было бы положиться. Это как стучать в запертую дверь — я не могу войти.

— Работа ведется, — успокаивающе сказал майор. — Я уже позвонил своему подрядчику и попросил его заглянуть. Он скоро будет здесь.

— Скоро? — со злой насмешкой переспросил Кросс. — Прекратите кормить меня обещаниями, здесь все делается в час по чайной ложке. Мы тут теряем время, а что происходит с ней? Вам легко оставаться спокойным, ведь это моя дочь исчезла. Я разнесу этот дом на кирпичики, если мне придется заняться этим лично!

Говоря это, разгневанный отец вцепился в зеркало и попытался оторвать его от стены.

Несмотря на его дерзость и укоренившееся подозрение по поводу его эмоций Фом почувствовал некоторую симпатию к своему клиенту. Недавно на прогулке в одном из парков он потерял любимого пса. Правда, вскоре он смог вернуть его, ведь его профессия позволяла ему бороться с похитителями собак. Но он до сих пор помнил, как болезненно и глухо забилось его сердце, когда кокер-спаниель не ответил на его свист, а вокруг был лишь пугающе пустой газон.

Чтобы дать Кроссу возможность перевести дух, сыщик обратился к майору:

— Кто тот подрядчик, за которым вы послали?

— Человек, который все здесь перестраивал. У него лишь небольшая строительная фирма, зато он честный и способный. Его зовут Морган. Чтобы сэкономить время, — Померой сделал ударение на этих словах, чтобы успокоить Кросса, — я велел ему на всякий случай прихватить с собой еще пару рабочих с кирками.

— Хорошо. Я посмотрю, приехал ли он.

Радуясь появившемуся предлогу покинуть душную комнату, Фом вышел на лестничную площадку и посмотрел вниз, в холл. Ожидая прибытия подрядчика, он осмотрелся. Очевидно, верхние этажи здания недавно были отремонтированы — грубые пергаментные обои были чистыми. Однако на покрашенной эмалевой краской стене у лестницы было несколько царапин, видимо, оставленных при переносе мебели.

Повреждения заставляли прийти к выводу, что, несмотря на систему майора, его жильцы надолго не задерживались. Сыщик начал размышлять об этом, когда майор подтвердил его соображения. Тот вышел из шестнадцатого номера и встал рядом с Фомом.

— Было бы справедливо предостеречь вас, — быстро зашептал он, — я не могу ручаться за Кросса — я его совсем не знаю. В ваших интересах будет заранее попросить у него чек.

— Спасибо. Это…

Фом умолк при виде Кросса. Жуя сигарету и выпуская уйму дыма, тот стал мерить шагами лестничную площадку, будто был не в силах оставаться на месте. Когда он проходил мимо пятнадцатого номера, его дверь открылась и оттуда медленно вышла брюнетка в слаксах.

С ее появлением в жизни Фома наступил новый период. Он был одним из тех мужчин, которые почитают прошлое волшебным и вспоминают о детстве, как о самой счастливой поре жизни. Хотя он все еще жил в том же самом доме (что ему нравилось), дом этот как-то сжался и изменился в худшую сторону. Еда была уже не так вкусна, как раньше, родители, увы, состарились, а прочие родственники превратились в чуждых ему взрослых и завели собственные семьи. Даже погода, которая раньше казалась ему вечным летом, стала совсем ни к черту.

Среди друзей его детства был садовник — тот самый, на которого походил швейцар Померании Хаус. Но самым драгоценным воспоминанием Фома оставалась темноволосая школьница, которая однажды проводила каникулы в доме по соседству. Она приехала из деревни и приобщила его к новым приключениям, которые придумывала сама.

Он никогда не забывал то волшебное лето и ту девочку, которая научила его разным играм. Он никогда больше ее не видел, но, увидев девушку из пятнадцатого номера, он почувствовал прилив радости, будто вновь встретил подругу детства. Даже зная, что леди в слаксах — это мисс Грин, «маленькая негодяйка», по описанию майора, сыщик все равно был очарован ею.

Определенно, мисс Грин была не из застенчивых, ибо на лестничную площадку она вышла, как на сцену. Ее взгляд прошелся по собравшимся мужчинам, как луч прожектора. Когда он неосознанно встретился со взглядом Фома, тот подумал, что еще никогда не видел столь приковывавшего к себе внимание лица. Даже когда она выработанным на сцене голосом заговорила с Рафаэлем Кроссом, сыщик не стал обвинять ее в дерзости. Он инстинктивно чувствовал, что она воспользовалась редкой возможностью испытать свои способности и завладеть вниманием публики.

— Вы уже нашли свою дочь? — спросила она.

Кросс молча покачал головой. Поскольку девушка выглядела сочувствующей ему, Фом вдруг ощутил нелепую зависть к прекрасному телосложению и светлым вьющимся волосам своего клиента.

— Разумеется, нет, — продолжила девушка. — Вы идете совсем неверным путем. Почему вы не сказали этому парню, — она указала взглядом на Фома, — что потеряли эксклюзивное платье? О девушке, на которой оно было надето, можно вовсе не упоминать. Она только мешает делу… Неужели вы не понимаете, что никто не заботится о самом человеке? Ведь все законы направлены на защиту имущества.

— Разве это не беспочвенное обвинение? — возмутился майор.

— Я называю это сдержанным высказыванием, — невозмутимо заявила девушка. — По закону воровство карается тюремным заключением, а жестокость — всего лишь штрафом. Если бы я вас убила, пресса сделала бы из меня народную героиню. Меня бы назвали красивой молодой брюнеткой. Но если я стащу у вас печать, меня посадят в тюрьму, а газеты опишут меня как «юную особу». Ведь печати являются собственностью, а собственность священна.

— При чем тут я? — снисходительно спросил майор. — Кстати, это мистер Фом. Вероятно, он захочет расспросить вас о… — домовладелец не окончил фразы из уважения к чувствам Кросса и вместо этого представил девушку.

— Это мисс Грин, арендатор номера пятнадцать.

— Виола Грин, — добавила девушка. — На съемках меня называют «Грини». Прекрасное короткое имя; оно не наводит вас на мысли о нежном молодом салате?

— Нет, — ответил Фом. — Скорее о незрелых яблоках.

Он был исполнен решимости сохранять беспристрастность несмотря на шарм Виолы. Желая уйти, он обернулся к майору с предложением:

— Пока мы ждем подрядчика, быть может, я немного поговорю с мисс Пауэр? Ничего особенного, обычная рутина.

— Вы найдете ее у себя, — заметила несгибаемая Виола. — Пауэр — леди. Она только выглядывает из-за шторы, в то время как я выбегаю на улицу, чтобы посмотреть на аварию. И она невероятно богата. У нее есть все эти необходимые кастрюльки и сковородки. Я знаю, потому что я брала их у нее на время.

Когда мисс Пауэр открыла дверь семнадцатого номера в ответ на звонок майора, Фом с первого взгляда составил свое мнение о ней — дочь деревенского священника.

Ей было примерно двадцать семь, возможно, меньше. Грубоватые черты ее лица и его решительное выражение говорили о сильном характере. Насколько было заметно, она не пудрилась и не пользовалась губной помадой. Ее густые светлые волосы были зачесаны назад и собраны в небольшой узел на затылке. На ней был строгий твидовый костюм в сине-зеленую крапинку с юбкой по щиколотку, спортивные чулки и прочные ботинки.

— Войдете? — официально спросила она после того, как майор представил ей сыщика.

Осмотревшись, Фом заметил, что ее комната меньше, чем у мадам Гойи и имеет признаки жилого помещения. Очевидно, комната была перестроена в жилую квартиру — часть комнаты была отделена и скрыта за расписной деревянной перегородкой.

Здесь была та же стандартная обстановка, что и в комнате Гойи, в том числе аксминстерский ковер, а также дешевый шкаф и дубовый комод. Стол в центре комнаты был завален книгами и газетами, кроме того, на нем стояла переносная пишущая машинка и две фотографии в рамках. Одна из них представляла собой кабинетный портрет священника, а на второй была запечатлена хоккейная команда школьниц в туниках и длинных черных чулках.

Лица на фотографии были слишком маленькими, чтобы их можно было разглядеть на расстоянии, но Фом был уверен, что среди девушек была и мисс Пауэр — возможно, в качестве капитана. Тем временем она извинилась за беспорядок.

— Здесь полный хаос из-за того, что я усердно занимаюсь — готовлюсь к особенно трудному экзамену. Я занималась здесь весь день. Я уже сказала майору Померою, что не видела никакую незнакомую девушку, да и вообще, я никого не видела.

— Вы слышали ее голос? — поинтересовался Фом.

— Нет.

— Эти стены толстые?

Мисс Пауэр вопросительно посмотрела на майора, и тот ответил:

— По сути, стена междушестнадцатым и семнадцатым номером состоит только из фанеры и штукатурки. Настоящую стену снесли при перестройке. Для этой квартирки пришлось отщипнуть немного пространства от апартаментов мадам Гойи.

— Довольно рискованно — это мешало бы, если бы появился шумный квартирант, — заметил Фом.

— Я совсем не слышу арендатора из соседней квартиры, — холодно вставила мисс Пауэр.

Фом подумал, что для ее типа людей характерно демонстрировать незнание даже имени соседки, хотя она, должно быть, ежедневно видела имя Гойи на двери. Также он пришел к выводу, что таинственная деятельность этой изготовительницы перчаток была достаточно неприметной, иначе мисс Пауэр не преминула бы пожаловаться на нее.

— Вторая дверь ведет в вашу спальню? — осведомился сыщик, рассматривая перегородку.

— Нет, я сплю здесь, на диване. С той стороны находятся кухня, ванная и все остальное. Не лучшие условия, но приходится платить за расположение… Вы можете заглянуть туда.

Фом в одиночку осмотрел помещение, а майор воспользовался возможностью выйти. Как Фом и предполагал, он обнаружил нагромождение бытовых приборов, но никаких признаков еще одного выхода. Соответственно, соседние квартирки были свободны от подозрений, по крайней мере, если строитель не объявит о наличии секретных ходов из номера шестнадцать.

— Спасибо, — поблагодарил Фом. — Надеюсь, что мне не придется снова прерывать ваши занятия. Если вы узнаете что-нибудь необычное об этом здании или его жильцах, дайте мне знать. Вот мой номер.

Ее быстрый взгляд на фотографию хоккейной команды заставил его осознать, что он допустил грубую ошибку, нарушив ее правила игры. Не обращая внимания на его карточку, девушка открыла дверь.

— Я слишком занята, чтобы замечать что-либо или кого-либо, — холодно ответила она.

Для сыщика было облегчением вернуться на лестничную площадку, в более дружелюбную атмосферу. Его сердце нелепо быстро забилось, когда Виола шагнула навстречу, встречая его, будто этим она признавала некую связь между ними. Она вполне могла оказаться той самой девочкой, в детстве приглашавшей его поиграть; так ему казалось, когда она шепнула ему уголком рта:

— Майор в холле, рассказывает обо всем подрядчику… Разве это не увлекает? Или вам это не нравится?

— Хотелось бы думать, — ответил Фом. — Мне за это платят.

— О, конечно. Я и забыла, что вы сыщик. Просто вы выглядите как приятный молодой человек, не слишком умный и довольно жесткий… Ну, с криминальной точки зрения, что вы думаете о Пауэр? Мне она напоминает недоразвитую тихоню. Слишком уж правильный типаж… Вы подозреваете ее… или еще кого-нибудь?

Почувствовав редкое желание рассмешить ее, Фом пошел на компромисс:

— Лучше я скажу вам, кому я доверяю. Хиггинсу.

— Кто такой Хиггинс?

— Разумеется, швейцар, который стоит в холле.

— Ну вы и олух! — бессердечно рассмеялась Виола. — Разве вы не знаете первого правила общения с полицейскими? Никогда не называй своего настоящего имени! Его зовут Пирс. Он вас провел.

После этих слов настроение Виолы сменилось, и она заговорила по-другому, быстро и ласково — точно также, посмеявшись над ним, смягчалась в детстве его подруга по играм.

— Вы победили, — сказала она. — Пирс и правда честный. Совсем не может врать по телефону. Сколько времени я потратила, пытаясь подкупить его… Не для мошенничества, чисто из профессионального интереса. Смотрите, а вот и подрядчик!

Девушка умолкла и с явным интересом посмотрела на подрядчика. Он был этаким крепким Исавом с лохматой копной волос и кустистыми бровями.[4] Его лицо было испещрено продолговатыми оспинами, следами от прежних язвочек, а карие глаза сверкали, бросая вызов обману. Он создавал впечатление грубоватой честности, а также обладал интеллектом, но у него отсутствовало чувство щепетильности по отношению к чувствам других.

Фому он понравился с первого взгляда, от котелка до ботинок с тупыми носами. К тому же он был благодарен подрядчику за то, как бодро он перешел к сути дела.

Глава IV. Подарок от Золушки

Заявив протест, подрядчик официально принялся за работу. Вызвав своих людей из холла, он, тяжело ступая, вошел в номер шестнадцать и быстро осмотрелся вокруг.

— Пожалуйста, все выйдите, — приказал он.

Мадам Гойя, как единственная обитательница комнаты, восприняла эти слова как личное замечание. Она ринулась вперед, широко раскинув свои полные руки, подобно ангелу-хранителю, расправившему крылья и изгоняющему скверну из своих владений.

— Пардон, — возмутилась она, — я останусь здесь. Это моя квартира, и я имею законное право посмотреть, что вы будете здесь делать.

Подрядчик, будучи женатым человеком, понял, что находится не в выигрышном положении, и инстинктивно обернулся, ища защиты у майора.

— Шеф, мы можем вынести мебель? — спросил он.

— Боюсь, что нет, — спокойно ответил тот. — Она ведь загромоздит всю лестничную площадку.

— Хорошо, вы здесь босс. Но предупреждаю вас — я не стану тратить время на возню со всем этим барахлом… Мадам, уверен, вы предпочтете сами перенести свои ценные вещи?

Рабочие обменялись улыбками, когда мадам Гойя медленно и размеренно принялась снимать с полок необычную коллекцию из китайского фарфора, увядшие цветы, сигареты, колоды карт, косметику, хрусталь, кактусы, чайный прибор, а также несколько дешевых романов, взятых по абонементу в библиотеке. Она не слишком успешно взвалила все это на стулья и на мраморную каминную полку, сохранившуюся после модернизации самого камина.

— Ну а теперь приступим к перестановке! — нетерпеливо приказал подрядчик. — Начинайте с зеркала.

Следуя его инструкциям, рабочие сняли со стены высокое зеркало и прислонили его к креслу. Впрочем, за ним не оказалось никакой потайной двери, через которую могла бы исчезнуть Эвелин Кросс. За ним вообще не нашлось ничего более обличающего, чем длинные нити паутины, свисающие со стены. Следующим со своего места был сдвинут шкаф, и при этом обошлось не без ущерба для стенных панелей. Затем на землю спустилась картина с огромной богиней, с шумом снятая с гвоздей, которые удерживали ее на стене.

Вскоре комната была загромождена различными предметами, но Гойя упрямо оставалась в ней, хоть строители и заставляли ее переходить с одного свободного места на другое, осматривая и прослушивая деревянные панели. Майор также оставался в комнате, очевидно, для того, чтобы защищать свои интересы. Фом и Виола могли видеть происходящее лишь частично — в дверном проеме стоял Рафаэль Кросс, заслоняя им обзор.

Поначалу он исключительно внимательно наблюдал за каждым действием, но за отсутствием результатов его внимательность притупилась, и он уже не мог сдерживать свое нетерпение. Когда Кросс в очередной раз вышел на площадку, Виола обратила внимание Фома на то, что он раз за разом зажигает сигарету лишь для того, чтобы выбросить ее после пары затяжек.

— Он ходит по кругу, как планета, — прошептала она. — Не может успокоиться. Это выводит меня из себя. Вы видите — он как в аду, а майор беспокоится лишь о том, что его бесценное имущество может быть повреждено… О, пройдемте вперед — я хочу быть в первом ряду.

Она схватила Фома за руку и потащила к дверному проему. Сыщик заметил, что девушка казалась действительно взволнованной — ее щеки пылали все сильнее. Хоть Фом и чувствовал своеобразное удовольствие в том, чтобы делиться опытом с другими, но он посчитал своим долгом предупредить девушку о возможном потрясении:

— Я собираюсь сказать кое-что, что может вам не понравиться.

— Звучит как заигрывание. Но я современная девушка — я это выдержу.

— Да, но отец девушки чуть ли не сходит с ума. Теперь я думаю, что у него есть основания для подозрений, каковы бы они не были. Поэтому я хочу, чтобы вы вернулись в вашу квартиру, пока все хорошо.

— Почему?

— Потому что они могут найти ее, а мертвое тело — не самое приятное зрелище.

Несмотря на промелькнувший в ее глазах ужас Виола не послушалась.

— Все в порядке, — заверила она Фома. — Меня не стошнит за счет моего скудного питания.

В этот момент, будто бы читая мысли Фома, подрядчик обратился к майору Померою:

— Шеф, с панелями все в порядке. Теперь мы примемся за половицы.

Он отдал указания рабочим:

— Сверните ковер. Передвигайте барахло по мере продвижения.

Мадам Гойя, зажатая в угол сдвинутым диваном, яростно возмутилась:

— Разве я тоже считаюсь «барахлом»? Выпустите меня, идиоты! — Затем она насмешливо обратилась к подрядчику: — Я не знаю, что вы задумали. Даже если в полу есть люк, то девушка упала бы в комнату этажом ниже. Очень умно с вашей стороны.

Однако строитель просто огорошил ее своим бесцеремонным объяснением:

— Тело могло застрять между полом и потолком.

— Тело? — повторила Гойя с истерическими нотками в голосе. — А, теперь я начинаю понимать. Я была так глупа — до меня только сейчас дошло, что я нахожусь под подозрением.

Ее напор вынудил подрядчика отступить, а майор Померой попытался успокоить мадам:

— Никто не находится под подозрением. Сама эта идея абсурдна. Мы просто делаем все возможное, чтобы убедить мистера Кросса в том, что его дочери нет в этом здании.

— В самом деле? Меня этим не проведешь. Теперь мой черед отдавать распоряжения. Я настаиваю на том, чтобы эту комнату разобрали на кусочки и очистили меня от подозрений.

— В этом нет необходимости, — пояснил подрядчик. — Я простучал каждый дюйм этих стен, и звук везде одинаковый, значит, никаких пустот нет.

— Почему вы остановили работу? — рявкнул Кросс, входя в комнату. — Его льдисто-голубые глаза сверкали от ярости в ожидании объяснения майора. — Разве я непонятно выразился? Обдерите эти стены — и плевать мне на то, сколько это будет стоить!

— Сначала закончим с полом, — возразил подрядчик.

Осмотр пола занял много времени по причине обилия мебели. С постоянными задержками и проволочками строители фут за футом сворачивали ковер, обнажая грязный дощатый пол. Фом было заскучал, когда его внимание привлекла уже знакомая ему секретарша майора. Она тихо вошла в комнату и передала своему работодателю какую-то бумагу, напечатанную на машинке. Тот взглянул на нее, а затем направился к Кроссу.

— Может, подпишите это? — небрежно поинтересовался он. — Здесь всего лишь говорится о возмещении причиненного мне ущерба. Но лучше сначала прочитайте.

Проигнорировав его совет, Кросс нацарапал свою подпись, чуть ли не прорывая бумагу ручкой. Майор лишь пожал плечами, пряча бумагу в папку.

— Не так уж хорошо для меня, — шепотом пояснил он Фому. — Всего лишь ничего не дающее джентльменское соглашение, не слишком подробное — ведь не обременять же беднягу подробностями.

Пока он говорил, появился первый признак того, что счет будет немаленьким — высокое зеркало с грохотом и звоном бьющегося стекла упало вперед, прямо на каминную полку.

Мадам Гойя завопила, словно сирена, а затем принялась обвинять в случившемся стоявшего ближе всех к зеркалу рабочего.

— Но это не я, мэм, — уверенно заявил тот. — Это вы сдвинули кресло, к которому оно было прислонено.

— Но оно вовсе не должно было стоять на полу. На стене оно было в безопасности. Кто купит мне новое зеркало?

— Мы позаботимся об этом, — быстро пообещал майор, в то время как подрядчик поднимался с колен.

— Пол не трогали, — объявил он. — Окно привинчено, как и решетка. Остается только обшивка на стенах.

Строители сперва с осторожностью принялись за панели. Перед тем как аккуратно снять их, они сначала ослабляли крепления. Но Кросс совсем не оценил их осторожности — напротив, их медлительность только снова привела его в ярость.

— Разнесите их! — приказал он.

Подрядчик поймал взгляд майора и кивнул.

— Это дешевая древесина, а не подлинная старина, — сказал он.

Казалось, рабочим пришлась по вкусу эта работа, когда они получили разрешение все разгромить. Они грубо срывали обшивку неровными кусками, а Виола тем временем ахала от восторга.

— Великолепно! Я могу заценить такой разгром!

— Почему? — удивился Фом.

— Потому что собственность не может чувствовать — никаких нервов.

— Вы связаны с И.Р.А.[5]?

— Нет, никаких инициалов по требованию.

— Тогда отчего вы так ненавидите собственность?

— Потому что я одна из безработных, — ответила Виола. — Вчера я была манекенщицей. Я демонстрировала платье, но поскользнулась на начищенном полу и упала. Я потеряла сознание, но никто не побеспокоился по такому незначительному поводу. Всех волновала судьба модельного платья. Я порвала его при падении, оно было испорчено — поэтому меня уволили.

Девушка прервала свой рассказ и схватила сыщика за руку.

— Мне нужно на кого-то опереться, — пояснила она. — Я боролась с этим, но теперь на меня напал страх. Осталась только одна панель. Тело будет за ней, за последним кусочком обшивки.

Она заразила Фома своими опасениями. Несмотря на свою рассудительность, наблюдая за тем, как рабочие орудуют молотками, он ощущал, словно электрический импульс, исходящее от Виолы беспокойство ожидания и дрожь в ее пальцах. Он слышал тяжелое дыхание Рафаэля Кросса, а мадам Гойя застыла на месте как истукан.

Наконец последняя часть обшивки была снята — и за ней обнаружилась только сплошная оштукатуренная стена.

Фом почувствовал глубокое облегчение, а вместе с ним и смутный укол подспудного разочарования. Это дело обещало стать чем-то необычным. Несмотря на необходимость вульгарного подслушивания и постоянных дежурств в сыщике еще оставалось чувство романтики. Секретная служба оставалась чем-то вроде афиши захватывающего фильма, скрытой за объявлениями туристических агентств и продырявленной пулевыми отверстиями.

Но сейчас предполагаемый способ исчезновения Эвелин Кросс оказался лишь дикой истеричной догадкой. Человек потерял голову и свалял дурака. Вероятно, выпил слишком много.

Еще не настало то время, когда он будет представлять себе это дело как заголовок о преступлении в газете с окровавленными уголками, с хлопающими на ветру под зимним дождем страницами… ужасающий отчет с шокирующими подробностями хладнокровного убийства…

Сначала никто не смел взглянуть на Рафаэля Кросса. Рабочие начали было ухмыляться, но, признав неловкость ситуации, быстро придали своим лицам невозмутимое выражение. Затем подрядчик обратился к майору Померою:

— Отсюда есть лишь один выход — через дверь. Уже почти шесть часов. Увидимся утром, шеф.

Он поспешил прочь, будто опасаясь начала дальнейших пререканий. Все остальные побрели за ним. Когда они вышли на площадку, декоративная секретарша, Марлен, стала спускаться с третьего этажа. Она была в верхней одежде — шубе и нелепой шляпке — и, видимо, собиралась домой, но задержалась в ожидании возможности снова увидеть таинственную Эвелин Кросс.

Часы на церковной башне на площади пробили шесть. Это заставило подрядчика взглянуть на высокие старинные часы, стоявшие у стены в углу лестничной площадки.

— Остановились, — заметил он. — Это самое неприятное в этих старых вещах.

— Ну, этот старичок еще вполне может поработать, — возразила Виола. — В его возрасте любят время от времени отдохнуть, но сегодня днем он как следует отсчитывал время.

Ее слова заставили Фома взглянуть на часы, и он заметил, что стрелки остановились на семи минутах пятого. Это было примерно то время, когда Эвелин Кросс вошла в Померанию Хаус.

Он так и не смог объяснить, что побудило его вдруг открыть корпус часов, но когда он пошарил внутри него, то обнаружил два инородных предмета, которые мешали работе часов. Он вытащил их и осмотрел.

Это была пара модных женских туфель на очень высоком каблуке.

Глава V. Краткие характеристики

У Фома не было никаких сомнений относительно владелицы туфель. Он инстинктивно обернулся к Рафаэлю Кроссу, ошеломленно смотревшему на туфли.

— Это туфли вашей дочери? — спросил сыщик.

— Да, — глухо ответил тот.

— Вы точно в этом уверены?

Кросс с сомнением прикусил губу и покачал светловолосой головой.

— Конечно, я не уверен. Но она всегда носит подобные туфли.

— Вы уверены, что на них нет никаких отличительных меток? — допытывался Фом, протягивая ему туфли.

— Черт, да откуда мне знать? Как по мне, все ее туфли выглядят одинаково.

Фома раздосадовала эта недостаточная осведомленность отца девушки, хотя он и сам едва ли разбирался в обуви. Прежде чем наверняка связать эти туфли с пропавшей девушкой, ему нужно было установить их принадлежность банальным методом исключения.

К счастью, Виола пришла ему на помощь.

— Увы, они не мои, — сказала она. — И не Пауэр — она всегда носит удобную обувь на низком каблуке. Возможно, они принадлежат мадам Гойе…

— Пардон, — прервал ее уверенный голос. — Это мои туфли.

Фом не нуждался в пояснениях Виолы, чтобы понять — эта претензия на туфли была смелой авантюрой, а претендовала на них Марлен, декоративная секретарша. Она шагнула вперед и выхватила туфли из безвольных рук Кросса.

— Я купила их на прошлой неделе во время обеденного перерыва в «Долсис»[6] на Шафтсбери-авеню, — бойко затараторила девушка. — Там была распродажа. Можете взглянуть на подошвы — на них нет потертостей, ведь я их толком еще не надевала.

— На прошлой неделе? — переспросил Фом. — Почему же вы не забрали их домой?

— Потому что я каждый вечер хожу ужинать и в кино. Ну не носить же с собой коробку.

— Но как же они оказались в корпусе часов?

— Ах, даже не представляю, — беспечно ответила Марлен. — Полагаю, это чья-то шалость… Ну, большое спасибо за то, что нашли их. Пока-пока.

— Поди попробуй проверить этот рассказ, — с иронией пробормотала Виола, наблюдая за тем, как Марлен триумфально удаляется. — Распродажа, да еще во время обеденного наплыва покупателей. Неплохое сочетаньице… Ну, как бы то ни было, она навсегда ими завладела, так что удачи ей.

— Я правильно понял, что это удачный прием этой юной леди? — спросил Фом.

— Исключительно впечатляющий, — отозвалась Виола. — Она питается за счет заведения. Ее все приглашают — от начальника до посыльного. Впрочем, она играет честно, и ко всем им относится одинаково… Вот я бы к посыльному отнеслась хорошо, а директора бы отшила. Такой вот снобизм.

Она умолкла, когда на площадку вышла мадам Гойя — ее задрапированная фигура смотрелась массивно и величественно, совсем как Статуя Свободы.

— Не отпускайте рабочих, — приказала она майору. — Они сейчас же должны вернуть мои вещи на место. А вам нужно найти для меня приличное временное помещение в этом доме… Повлияйте на вашего подрядчика, чтобы он побыстрее привел в порядок шестнадцатый номер. Я не могу рисковать потерей клиентов.

— Ваши требования непременно будут учтены, — заверил ее Померой, исполнившись мрачного терпения. — Если вы спуститесь в мой офис, я присоединюсь к вам, как только смогу.

Он с беспокойством взглянул на Кросса, который все еще стоял с невидящим взглядом, а затем поступил подло, переложив ответственность на плечи Фома.

— Вы захотите обсудить это дело с мистером Кроссом, — заявил он. — Для этого подойдет моя квартира, она находится возле моего офиса. Там вы найдете и что-нибудь выпить.

— Мне это не нужно, — вмешался Кросс. — Мне нужно лишь узнать: где Эвелин? Где моя девочка?

Он слегка пошатнулся и беспомощно оглянулся вокруг в поисках стула, на который он мог присесть.

Виола тут же протянула к нему свою тонкую руку и провела в квартиру номер пятнадцать. Она усадила его на диван, а сама скрылась за перегородкой в другом конце комнаты. Вскоре она вернулась оттуда с небольшим стаканом для вина в руках.

— Выпейте это, дружок, и вы почувствуете себя лучше, — предложила она.

Но Кросс даже не попытался взять стакан, а лишь сидел и тер глаза; тогда Виола сменила тактику и залепила ему пощечину.

— Возьмите себя в руки! — приказала она.

На это Кросс незамедлительно отреагировал: апатия в его взгляде исчезла, а лицевые мышцы перестали дергаться. Какое-то мгновение он смотрел на нее так, будто собирался дать сдачи, а затем его злость уступила место удивлению, и он сделал глоток бренди.

— Спасибо, — сказал он. — Вы понимаете.

Вернув самообладание, Кросс повернулся к Фому.

— А теперь, молодой человек, — бодро начал он, — я хочу услышать ваше мнение.

— Рассмотрим факты, — предложил сыщик. — Вы признаете, что ваша дочь не могла быть похищена в этом доме? Все это выглядит, как сложный трюк иллюзиониста — «Иллюзия исчезновения леди» или вроде того… Причем подрядчик подтвердил, что с комнатой все в порядке. Согласны ли вы с его отчетом — и тем, что видели собственными глазами?

— Приходится согласиться, — признал Кросс.

— Хорошо. Альтернативная теория состоит в том, что она растворилась в воздухе… Вы верите в сверхъестественное?

— Черт возьми, нет.

— Тогда здесь есть только одно объяснение. Ваша дочь проскользнула мимо вас, когда вы были слишком увлечены и не заметили ее. Нечто подобное случалось и раньше. Известные картины были украдены из галерей в то время, когда те были переполнены туристами. Вор умудрялся выбрать психологический момент, когда его сообщник отвлекал внимание посетителей… Конечно, в случае с вашей дочерью это произошло неумышленно, ненамеренно. Я уверен, что скоро она вернется в ваш отель.

Фом говорил с нажимом, так как пытался убедить не только своего клиента, но и себя самого. Здравый смысл заставлял его поверить в это объяснение, хоть он и понимал, что в хитросплетении этой загадки остаются нераспутанные нити. Правда заключалась в следующем: пятеро человек заявили, что Эвелин Кросс поднялась по лестнице, но обратно не спускалась. Однако четверо из этих свидетелей были не вполне надежными: Кросс был невротичен, майор руководствовался своими собственными интересами, в то время как ни мадам Гойя, ни Марлен не внушали полного доверия.

Оставался швейцар. Фом верил, что его показания были честными и правдивыми, но и здесь нельзя было поручиться в том, что он не стал жертвой естественного заблуждения. Сыщик был уверен, что Пирс не оставался на своем посту с той же непоколебимостью, как погребенный под лавой часовой города Геркуланума[7] — ведь, когда Фом прибыл в Померанию Хаус, швейцар находился снаружи и братался с шофером Рафаэля Кросса.

До сих пор Фом исходил из того, что исчезновение Эвелин Кросс было добровольным — такой вывод был логичен. К несчастью, его полная убежденность в этом была подорвана после находки туфель. Ведь, несмотря на претензии секретарши, было ясно, что эта обувь принадлежит пропавшей девушке, а это вносило в дело элемент загадочности.

Фом не мог понять, зачем Эвелин было нужно снимать туфли перед выходом на мокрый от тумана тротуар, а ее выбор места для их хранения приводил еще в большее недоумение. Само по себе открывание и закрывание корпуса часов возвестило бы об ее присутствии на лестничной площадке, что разрушало другую версию — что она захотела разуться, чтобы ускользнуть бесшумно, в одних чулках.

Он почувствовал облегчение, когда Кросс с новыми силами вскочил со своего места:

— Я уверен, вы правы, — заявил он Фому. — Нет необходимости волноваться.

Осмотревшись вокруг, он сразу заметил бедность обстановки в квартире Виолы. Знакомый набор мебели и аксминстерский ковер говорили о том, что майор Померой частично меблировал эти три комнаты, чтобы увеличить арендную плату на них. Помимо этой обстановки в комнате практически ничего не было. Кретоновая занавеска — с попугаями на черном фоне — скрывала ряд крючков на стене, служивших заменой гардеробу.

Вместо зеркала над каминной полкой висела большая афиша о сценическом представлении Лондонского репертуарного театра. Кросс разобрал на ней имя Виолы Грин, напечатанное мелким шрифтом.

— Вы профессионалка? — спросил он, с новым интересом взглянув на нее.

— Пытаюсь стать ею, — призналась девушка. — Это забавно. Пауэр выглядит как дочь викария, хотя, возможно, она прибыла сюда из борделя. А я выгляжу шалопайкой, тогда как на самом деле дочь священника. Мы трагичная семья — все мы служим в церкви, но нас тянет на сцену.

— Что же произошло? — поинтересовался Кросс.

— Нам нужно оставаться в церкви. Трагедия в том, что у нас нет талантов. А настоящая ирония судьбы вот в чем: мой дедушка действительно был прирожденным комиком, но захотел стать епископом. Никаких амбиций.

— Не волнуйтесь. Возможно, я смогу помочь вам. Я могу повлиять на одну кинокомпанию… Не отказывайтесь от этого предложения, душенька. Вы были добры ко мне, и я этого не забуду. У меня ведь тоже есть дочь.

Свет заблестел на его светлых, вьющихся волосах, когда он расправил широкие плечи и вытянулся во весь рост. Голову он запрокинул так, что его массивный подбородок слился с мощными мышцами шеи. В этот момент он выглядел настолько великолепным образчиком уверенного в себе мужчины, что Фом ощутил приступ зависти, хоть его и вполне устраивала жизнь обычного человека.

— Вот моя визитка, — сказал Кросс Фому. — Пришлите мне счет, и я выпишу чек. Ваше присутствие помогло мне… Доброй ночи.

— Я спущусь с вами, — предложила Виола.

Фом не попытался составить им компанию, так как он хотел воспользоваться шансом и сделать несколько заметок. Всякий раз, принимаясь за новое дело, он имел привычку записывать свое первое впечатление о каждом действующем лице. Было важно записать эти краткие характеристики, не задумываясь, до того, как у него сложится обоснованное мнение, и потому это было скорее инстинктивное впечатление о личности.

Затем он прятал эти записи в ящик стола и на какое-то время забывал о них, пока не приходило время сравнить их с новыми сведениями о фигурантах дела.

В этом случае Фом опасался, что ему не удастся записать непредвзятое впечатление о Виоле. Пытаясь очистить сознание, он принялся быстро заполнять небольшие страницы записной книжки так, будто его пальцы писали сами собой.

Он захлопнул блокнот, когда Виола вернулась обратно в комнату.

— Присядьте, — пригласила она. — У меня еще остались стулья. Приди вы на прошлой неделе, вы застали бы меня во всем великолепии, за роскошным набором из орехового дерева. Все эти зловредные люди так им любовались. Но старьевщик увез его на обычном фургоне… Боюсь, у меня не осталось выпивки — ваш клиент выпил последнее.

— Что вы думаете о нем? — поинтересовался Фом.

— Для этой ситуации он неплохо выглядит, — небрежно заметила Виола. — Но, черт возьми, его эмоций хватило бы на два десятка отцов. У меня такое чувство, что он из разряда богатых покровителей. Он был так взволнован, будто от него сбежала его девушка, и теперь он не может вернуть ее законным родителям.

Фом повидал слишком много ложных родственных связей, чтобы отвергнуть эту теорию Виолы. Поскольку он не заботился о моральной стороне дела, ему даже нравилась эта версия, поскольку она помогала ему объяснить собственное инстинктивное недоверие к Кроссу. Раньше он списывал это на необоснованное предубеждение, основанное на неприязни к его весьма импозантной внешности. Но теперь сыщик осознал, что в основе его подозрений лежала неспособность поверить в естественность отцовских чувств Кросса. Он не мог представить себе, как тот подбрасывает младенца в воздух или везет свою дочурку в школу. С другой стороны, он вполне мог представить его на скачках — с сигарой, зажатой в углу рта, в шляпе, сдвинутой на один глаз, и в сопровождении привлекательной девушки.

Фом заметил, что Виола свернулась в большом кресле и пытливо смотрела на него.

— Было неприятно, когда он сказал вам выставить ему счет к оплате, — заметила она.

— Должен же я получить плату за потраченное время, — пояснил сыщик.

— Расскажите о вашей работе.

Он подавил желание приукрасить свое занятие.

— Я выполняю заурядные поручения для людей, которые не хотят привлекать к делу полицию. Это грязная работа. Моя мать считает, что она сделала меня грубым человеком и мещанином.

— Она сделала вас настоящим. Я терпеть не могу фальшивок… Устаете от этой работы?

Прикуривая ее сигарету, он ответил ей вопросом:

— У вас есть идеи насчет того, чем на самом деле занимается мадам Гойя?

— Я бы сказала — гаданием на хрустальном шаре и шантажом. Толпы народу ходят проконсультироваться с ней. Мне кажется, что она связана с аферистами и получает сведения из сомнительных источников. Я имею в виду то, что она ставит на стопроцентно вероятные события, хотя иногда и обманывает своих клиентов. Она знает, какая лошадь придет первой или когда тяжеловес будет бездействовать.

— Вы не слышали о ее проблемах с полицией?

— Нет, для этого она слишком осторожна. Видели бы вы, каким взглядом она меня одарила, когда я попросила ее предсказать мне судьбу.

Хоть Фом и считал дело оконченным, он продолжал испытывать ее женскую интуицию, так как ему нравилось наблюдать за каждой переменой выражения на оживленном лице Виолы.

— Возможно, какие-то зацепки насчет мисс Пауэр?

— Нет. Если она и впрямь та, кем выглядит, то вы знаете о ней не меньше меня.

— А что же майор?

— О, это джентльмен — даже в тех случаях, когда я запаздываю с оплатой. Но что касается денег, то их он видит издалека и устремляется к ним, как чайка к добыче.

— Спасибо. Спасибо за все. Я должен вернуться в офис.

Когда сыщик подошел к двери, Виола задумчиво смотрела на него.

— Не правда ли, это было забавно? Заходите снова и расскажите мне, чем закончится история.

— Так и сделаю… Но она уже закончилась, — с уверенностью произнес Фом.

* * *
По возвращению в офис Фом отчитался перед начальником, мистером Грибблом, изложив ему дело. Тот согласился, что Кросс был обманут не столько своей дочерью, сколько собственным сознанием. Его неистовые подозрения и страх указывали на темное прошлое, раз он был уверен в том, что это происки врагов.

— Это его личное дело, — таков был циничный вердикт начальника. — Проверьте его чек на платежеспособность.

Другое расследование было запутанным, поэтому Фом задержался допоздна. Собираясь уходить, он позвонил в отель Кросса — просто чтобы подтвердить свои предположения.

— Бюро? Скажите, мисс Эвелин Кросс у себя?

— Нет, — ответил ему клерк. — Она ушла в полдень и еще не возвращалась.

Фом уже переживал подобный момент. На какое-то мгновение он вновь испытал то чувство отчаяния и потери, как будто он опять смотрел на пустынный газон и подзывал свистом собаку, которая была уже далеко от этого места…

Он вздрогнул, избавляясь от этого ощущения. Открыв блокнот, сыщик внимательно перечитал свои короткие записи о фигурантах дела, нацарапанные им в пятнадцатом номере Померании Хаус.

Рафаэль Кросс. Раздражительный. Слишком привлекательный. Не отцовский типаж, темная лошадка.

Майор Померой — худощавый, длиннолицый, хорошо одет. Галстук старой школы, достойный. Боже храни короля.

Мадам Гойя. Седые волосы, темное лицо. Подозрительные делишки. В карты с ней играть не стал бы.

Мисс Пауэр. Блондинка, плотного телосложения, носит твид, с твердым голосом. Училась в хорошей школе.

Виола Грин. Брюнетка. Слишком худая. Носит брюки. Настроена против частной собственности. Вдохновляет.

Все это показалось ему жалким набором бессмысленных слов. Такое краткое описание фигурантов дела не стоило даже той бумаги, на которой оно было записано.

И все же здесь, у него перед глазами, находились два отдельных ключа, которые позднее должны были помочь ему разгадать эту загадку.

Глава VI. Меры и весы

Фому повезло — у него было прекрасное домашнее окружение. Его родители жили в большом доме в Хайгейте, который, несмотря на процветание семьи, не претерпевал никаких перемен и, хоть и несколько поблекший, оставался по-старомодному уютным. Мебель и ковры превратились в старых друзей семьи, так что вопрос об их замене даже не стоял. Домашних любимцев обычно приходилось изгонять с лучших стульев, когда они оставляли на их свою шерсть, таким образом, помечая их как свою собственность.

Несмотря на эти недостатки, атмосфера в доме была дружелюбной, а жизнь в нем — безбедной. Зимой высокие языки пламени танцевали в камине, устремляясь в широкие дымоходы и нередко разгораясь там. В то время как Фом-старший заведовал своим винным погребом, его жена вела хозяйство на широкую ногу.

Отец сыщика был ушедшим на покой врачом, который оставил несколько самых близких пациентов, чтобы не сидеть совсем без дела. Вместо чтения бульварных романов он предпочитал живо интересоваться работой сына и вникать в мрачные дела агентства. Алан потакал его слабости, зная, что может доверять ему в силу его профессиональной репутации хранителя секретов.

Тем вечером, после того как Алан отчитался о проделанной за день работе, отец сурово посмотрел на него поверх очков.

— И ты удовлетворен полученным результатом? Если бы у меня был подобный случай, я захотел бы провести вскрытие… Взять хотя бы один факт — как ты объяснишь непонятный момент с оставленными туфлями?

— Почему я должен это объяснять? Нет никаких конкретных доказательств, что она принадлежит дочери Кросса, а не секретарше. Мои собственные догадки не идут в счет.

— Тогда попомни мои слова, мой мальчик, тебе нужна еще одна догадка.

Миссис Фом, не допускавшаяся до «служебных секретов», случайно услышала последнюю фразу и возразила:

— Алан не строит догадок, он делает выводы — так же, как ты ставишь диагнозы.

— Чепуха, — усмехнулся врач. — Я могу задавать своим пациентам вопросы, наблюдать за симптомами, но мне приходится строить догадки насчет того, что происходит с ними. Все мы строим догадки, даже ты — например, ты догадываешься о том, что пора накрывать на стол.

Он подмигнул Алану, приглашая того вместе посмеяться над возмущением своей жены. Многолетний опыт готовки сделал ее экспертом в непрерывной борьбе семейства доктора с кухаркой. В остальном же она была добродушной, толковой женщиной, следящей за хозяйством и знающей о дренажной системе не меньше водопроводчика.

— Накрываю! — возмущенно заявила миссис Фом.

Упоминание об ужине напомнило Алану о девушке, которая заявила, что от тошноты ее удержит очевидная причина — недостаточное питание. Он задумался о том, голодна ли она. Конечно, она была безработной совсем недолго; однако он мог представить, как она отказывается от конверта с последним гонораром, чтобы благородным жестом возместить ущерб в виде порванного платья.

— Что предпринимает девушка, когда ее увольняют? — спросил он у матери.

— Она отправляется в центр занятости и просит о выплате пособия на то время, пока она остается безработной.

— Но эта девушка такая неорганизованная. Слишком бестолкова и без ума от кино, чтобы удержаться на хорошем месте.

— Она может играть на сцене?

— Она считает, что нет, но вне сцены может устроить замечательное представление.

— Тогда я должна как можно чаще приглашать ее на ужин.

Глаза миссис Фом довольно заблестели за стеклами очков, но в остальном она сохраняла бесстрастное выражение лица. Это был первый раз, когда Алан проявил интерес к девушке.

* * *
Прибыв в офис следующим утром, Фом сразу позвонил в отель Кросса. Он попросил соединить его с клиентом и, когда тот ответил, поначалу не узнал его голоса. Он больше не был грубым от переполнявших Кросса эмоций — он был уверенным и даже беспечным.

— Полагаю, ваша дочь вернулась? — подчеркнуто сердечно осведомился сыщик.

— Нет, — небрежно ответил Кросс. — Но этим утром я получил весточку от нее.

Хотя это была не та новость, которую Фом предполагал услышать, у него вырвался глубокий вздох облегчения.

— Хорошо. Я был уверен, что так и будет. Откуда она прислала письмо?

— Из Оксфорда. Это была открытка из какого-то колледжа, проштемпелеванная вчерашним вечером, в десять тридцать.

— Она разъяснила загадку?

— Практически. Подождите минутку, я вам ее зачитаю.

После короткой паузы в трубке снова загремел голос Кросса.

— Я нашел ее. Тут говорится: «Извини, что ушла от тебя, но у меня была назначена встреча на выходных в деревне. Я до сих пор остаюсь деревенщиной, а мой друг — шикарен. И я одурачила тебя! Сам во всем виноват, лезешь не в свое дело. Вернусь в понедельник».

— Письмо написано ее рукой? — спросил Фом.

— Я бы сказал, что да.

— Она забрала вашу машину?

— Нет. Пишет, что она с другом… Ну, тогда он обо всем позаботится. Вышлите мне счет. Я хочу покончить со всем этим.

— Спасибо, — рассеянно ответил Фом, все еще обдумывавший непоследовательный текст открытки. — Что она имела в виду, написав, что вы сами виноваты в том, что ей пришлось вас одурачить?

— Думаю, я знаю, — хмыкнул Кросс. — Когда она выходит прогуляться, она всегда едет в машине вместе со мной, и я высаживаю ее в том или ином месте. Она попросила меня высадить ее у Померании Хаус, но на самом деле собиралась встретиться с этим ее другом на Площади. А я разрушил ее планы, сказав, что пойду туда вместе с ней и повидаюсь с майором Помероем. Ее встреча с мадам Гойей была всего лишь уловкой… Во всяком случае, я так считаю.

— Звучит правдоподобно, — признал сыщик. Он уже собирался было повесить трубку, когда Кросс продолжил:

— Вы скоро увидитесь с малышкой Грини?

Когда Фом услышал, как запросто он называет мисс Грин, его уши начали гореть. Он ощутил бессильную ярость по отношению к превосходящему его сопернику, воскресив в памяти свое последнее яркое впечатление о Рафаэле Кроссе, сильном и поражающем воображение — его светлые волосы, блестевшие под электрическим светом. Всего за несколько минут он ворвался в жизнь Виолы, завоевав ее доверие.

— Я встречусь с ней сегодня вечером, — быстро ответил он.

— Хорошо. Скажете ей, что, возможно, я смогу найти для нее хорошую работу? Кое-что в ее духе… Эта девушка никогда не будет стоять за прилавком или сидеть за пишущей машинкой. Ей нужна яркая, насыщенная жизнь. Мне-то кое-что известно о девушках, ведь у меня самого есть дочь.

— А какого рода эта работа?

— Компаньонка дочери Уильяма Стерлинга.

— Я повстречал их на «Куин Мэри»[8].

— Вы имеете в виду того Стерлинга? Миллионера?

— Миллионера, как бы не так! Этот малый — мультимиллионер! Он подарил жене бриллианты стоимостью в четверть миллиона фунтов и сделал это запросто — как мы дарим нашим женам бриллиантовый браслет.

Фом начал понимать, что привычка Кросса использовать множественное число типична для таких экстравагантных людей. Вероятно, этому человеку приходилось преувеличивать не только эмоции, но и ценность.

— Но как вы могли порекомендовать ему мисс Грин? Вы ведь ничего о ней не знаете.

— О, миссис Стерлинг возьмет у нее рекомендации. Но она хочет положиться и на мое мнение — я умею судить о людях. Я вижу, что это девушка с сильным характером. Я почти потерял контроль над собой, когда она дала мне в глаз!

— Она всего лишь дала вам пощечину, — поправил его Фом.

— Неважно, она спасла меня… Я увижусь с миссис Стерлинг сегодня днем. Скажите Грини, пусть позвонит ей вечером и назовет мое имя. Миссис Стерлинг не станет звонить ей сама. Грини лучше сделать это, пока не поздно: уже завтра на это место выстроится очередь в целую милю.

— Я постараюсь донести до нее, что это важно, — пообещал Фом, начиная понимать, что заявления Кросса не стоит воспринимать слишком серьезно. Чтобы доказать самому себе, что не испытывает зависти к этому фигляру, он небрежно добавил: — Но почему бы вам самому не увидеться с ней?

Ненадолго в трубке воцарилась тишина. Наконец нарушив молчание, Кросс взвыл как олень в брачный сезон:

— Я не могу заставить себя снова войти в тот дом, — ревел он хриплым голосом. — Это только разбередит мои раны. Я должен об этом забыть.

— Понимаю.

— Это мне не по силам. Не могу понять, приличное ли это место. Майор показался мне джентльменом. Когда Грини вернулась наверх, он сказал мне, что она часто недоплачивает за аренду, но он не хочет выгонять ее. Люди такого типа не должны заниматься бизнесом — он слишком мягкосердечный… А теперь просто запишите номер миссис Стерлинг и проследите, чтобы Грини позвонила ей.

Повесив трубку, Фом дал бухгалтеру задание выписать счет от «Гердлстон энд Гриббл». В силу того, что дело было официально закрыто, он попытался забыть его, однако оно снова и снова всплывало в его памяти, заставляя ощущать смутное беспокойство. Вероятно, это было признаком неудовлетворенного любопытства.

Ему хотелось увидеть исчезнувшую Эвелин Кросс во плоти и услышать все подробности того, как ей удалось ускользнуть из Померании Хаус. Помимо этого, он хотел развеять то смутное недоверие, испытываемое им по отношению к Рафаэлю Кроссу, которое сохранилось у него, несмотря на то, что новый покровитель Виолы доверил Фому приятное задание.

Он переключился на новое дело, в котором его клиенткой была удалившаяся на пенсию учительница, подвергшаяся шантажу из-за болтливости говорящего попугая. Фом работал над этим делом с усиленной энергией, во многом из-за того, что вымогателем был юноша со светлыми вьющимися волосами.

Освободившись довольно поздно, он отправился в Померанию Хаус. Сыщик вошел прямиком в холл и почувствовал резкий запах клеевой краски. Помимо этого, было и другое свидетельство работы маляра — красный резиновый ковер на лестнице носил на себе его грязные следы.

— Работы в шестнадцатом номере уже начались? — спросил Фом у Пирса.

— Не только начались, но и закончились. Они быстро выполнили работу — мадам сходила с ума из-за того, что была выдворена из своей комнаты. Подрядчику пришлось прислать всех своих рабочих. Нужно было только поклеить обои, нопокраска заняла порядочно времени. Вы хотите увидеть майора?

— Нет, мисс Грин.

— Она у себя. Идите прямо наверх.

Поднимаясь по лестнице, Фом пропустил рабочего, несшего рулон обоев, а когда он достиг лестничной площадки, из шестнадцатой комнаты выглянул подрядчик. Он узнал детектива и остановился поболтать.

— Мы справились вовремя, — сказал он, удовлетворенно взглянув на часы. — Ребята постарались на славу. Хотите взглянуть на комнату до того, как мы расставим все по местам?

Фом с первого взгляда на комнату понял, что расходов тут не пожалели, хотя результат на его вкус получился слишком вычурным. Позолоченная лепнина разделяла белые стены на панели, украшенные золотыми геральдическими лилиями, а обои переливались на свету словно парча.

— Старушка выбрала лучшие обои в каталоге, — сообщил Фому подрядчик. — Майор предупредил ее, что теперь она должна продлить аренду. Джентльмену, что был здесь вчера, придется сполна заплатить за свою нервозность. Я, конечно, пытался договориться с ним, но всем заправлял майор. Не знаю, какая муха его укусила. Конечно, он не был пьян.

— Что ж, давайте надеяться, что обои приклеены надолго, — заключил Фом.

— За такую цену они должны быть приклеены на всю жизнь, — отозвался подрядчик.

Когда Фом постучал в дверь пятнадцатой квартиры, сердитый голос пригласил его войти. Он удивился, увидев, как Виола пнула табурет так, что он отлетел в другую часть комнаты. Впрочем, одета она была не для игры в футбол — на ней был весьма аккуратный костюм и забавная маленькая шляпка, опасно сдвинутая набекрень.

Когда она узнала посетителя, досада в ее взгляде сменилась приветливостью.

— О, это вы! Я думала, что это майор. Я так зла на него, что готова взорваться.

— В чем дело?

— Не могу смотреть, как докучают людям, особенно если им не везет. А эти скунсы только наживаются на неприятности бедного Рафа, выжимают из него деньги. Гойя привела свою комнату в порядок, не думая о расходах, а майор подначивал ее. Я никогда больше не стану с ним разговаривать. Я бы съехала отсюда сегодня же, если бы не задолжала ему… Что в этом смешного?

— Кросс думает, будто майор — слишком мягкий человек для бизнеса.

— Бедный ягненочек, он его еще узнает. Ведь майор борется до последнего, если жилец хочет поставить новый вентиль на кран… Ну так что же, Эвелин вернулась?

— Она вернется. Я получил сообщение от Кросса.

Пересказывая его, Фом снова наблюдал за сменой выражений на лице Виолы. Сперва ее живой интерес перешел в надежду, а затем угас, оставив после себя недоверие. Когда он закончил свой рассказ, она скептически рассмеялась:

— Он снова преувеличивает. Миллионер, не меньше? Как по мне, звучит фальшиво. Думаете, это торговля «белыми рабынями»? Раньше я не была им нужна. Допустим, я недостаточно белая… Жаль. Кто знает, что бы я могла сделать с этой работой.

Она бессильно плюхнулась в кресло и, скинув туфлю на высоком каблуке, принялась осторожно массировать стопу.

— Сегодня я обошла все магазины женской одежды в Уэст-Энде. Не повезло.

— Почему же вы не уедете домой? — спросил Фом.

— Потому, что я хочу жить. Вы не знаете, на что похож мой дом. Четыре сытных приема пищи в день — да ходи по грязным улочкам и разноси церковные бюллетени до отупения. Я лучше буду голодать, не ведая, что ждет меня впереди — лишь бы иметь возможность чувствовать.

— Будь я Кроссом, я сказал бы, что слышал это миллион раз. Ваш отец не выдает вам небольшое пособие?

— Нет. Он говорит, что меня с нетерпением ждут дома. Это мятеж.

— Что ж, как насчет того, чтобы поужинать? Нам лучше обсудить предложение Кросса за едой.

Они поужинали в старомодном ресторане — одном из тех, где наличие вкусной еды компенсирует отсутствие зрелищ. Столы, расставленные в отгороженных альковах, багровые отблески света и никакого оркестра. Сидя в теплоте и уединении в самом укромном уголке Фом рассказал Виоле о сообщении, полученном от Эвелин Кросс.

— Я бы хотела увидеть ее, — сказала Виола. — Для меня она — что-то вроде призрака.

— Вы обязательно увидите ее, если получите работу у Стерлинга. Как я понимаю, эти две семьи сдружились во время путешествия.

— Значит, вы думаете, я должна позвонить им?

— Почему бы нет? Миллионер по имени Уильям Стерлинг на самом деле существует. Я проведу для вас частное расследование и не позволю устроиться на фиктивную работу.

— Тогда я позвоню, как только вернусь. Это может повеселить меня. Что за жизнь без юмора?

Фом проводил Виолу обратно в Померанию Хаус под предлогом того, что он хочет узнать о результате телефонного разговора. Когда они вошли в холл, Фом заметил, что Пирса нет на месте, и его замещает сам майор. Он привык подмечать детали, и ему показалось, что майор не так уж рад их видеть, хотя тот держался обходительно, когда вышел встретить их.

— Фом, не хотите для разнообразия потрудиться в поте лица? — спросил майор, не обращая внимания на сердитый взгляд Виолы. — Мне нужен любой взрослый мужчина. Мадам Гойя только что поставила меня в затруднительное положение: она настаивает на том, чтобы вернуться в свою комнату уже завтра утром, даже если для этого нам придется работать всю ночь. Подрядчик говорит, что устал и что я должен найти пару человек, чтобы вернуть мебель на место.

Не обращая внимания на нелепые потуги майора, Виола протянула ему пару медных монет.

— Мои два пенса, — с презрительной холодностью произнесла она. — Мне нужно позвонить.

Майор проследил за тем, как она закрыла за собой дверь телефонной кабинки. Мраморная статуя купающейся нимфы также смотрела на нее сквозь стекло, вероятно, завидуя ее костюму.

— Мисс Грин — хорошая девушка, — заметил Майор. — Не станет жаловаться на шум. Другое дело мисс Пауэр — она, вдобавок, еще и занимается допоздна. О, а вот и новое зеркало.

В отсутствие швейцара он сам вышел встречать пришедшего.

Фом осмотрел новый предмет обстановки с определенным интересом — ведь он знал, что Кроссу придется заплатить за него. Это зеркало выглядело неудачной заменой прежнему, антикварному зеркалу, так как и рама, и стекло были современными и вычурными. В качестве компенсации оно было очень массивным — его тяжесть заставила совсем согнуться рабочего, который нес его на спине, хотя этот человек выглядел крепким и мускулистым.

Очевидно, счет на имя Рафаэля Кросса все рос. Виола высказалась насчет этого, выйдя из телефонной будки:

— Там же разбилось только зеркало! Почему нельзя было использовать старую раму? Ведь она так хорошо, так мило выглядела и, наверное, стоила целое состояние. Интересно, не продал ли ее майор? Держу пари, что дело тут нечисто.

— Боюсь, это тот случай, когда глупцу приходится расплачиваться за свое сумасбродство, — ответил Фом, поднимаясь по лестнице, чтобы выкурить последнюю сигарету.

Он ненадолго задержался и выслушал ее отчет о телефонном разговоре. Хотя Виоле удалось поговорить только с секретаршей миссис Стерлинг, от которой она получила уклончивое разрешение позвонить завтра утром, девушка уже выстроила пирамиды планов на будущее по поводу приглашения.

— Черт побери, представь только — дочь деревенского священника, живущая с миллионерами! — воскликнула Виола. — Но я ненавижу богатых девушек. Я всегда ссорилась с ними, когда работала в студии. Они надеялись на удачу, и им всегда везло, ведь они не нуждались в средствах… Я вела с ними борьбу, как только могла — наступала им на пальцы на ногах и толкала под локоть, когда они красили ресницы. Но это были лишь увертюры к битве… Доброй ночи и спасибо вам за то, что передали мне сообщение.

Закрыв дверь ее комнаты, Фом на минуту задержался на лестничной площадке, будто бы неосознанно впитывая атмосферу старого дома. Он был слабо освещен и почти абсолютно безмолвен. Гул коммерческих и крупных финансовых офисов стих; не было слышно и оживленных звуков, издаваемых жильцами дома.

Работы в шестнадцатом номере еще не начались, и Фом мог заглянуть туда через приоткрытую дверь. Очевидно, рабочие ушли за мебелью, так как комната была еще пуста, если не считать книжных полок и приставленного к стене зеркала.

Поддавшись порыву, сыщик шагнул внутрь и обхватил раму зеркала, чтобы прикинуть его вес. Он ожидал, что ему придется немало потрудиться, чтобы сдвинуть зеркало, и потому приложил все свои силы.

К его удивлению, поднять зеркало было до смешного просто. Рама оказалась позолоченной пустышкой — легкой и полой, как черенок глиняной трубки.

Это показалось сыщику ярким примером алчности и хитрости майора. Он купил эту дешевку для того, чтобы грубо обчистить Кросса. А чтобы Фом не обнаружил его обмана, майор вышел навстречу рабочему и велел тому идти с согнутой спиной, будто он несет тяжелый груз.

Что касается деталей, то догадка Фома была верной. Однако в силу отсутствия специализированных познаний он упустил из виду истинное значение этого происшествия.

Глава VII. Деньги решают все

Когда на следующее утро Виола в назначенное время явилась в гостиницу, где остановились Стерлинги, она находилась в состоянии крайнего нервного напряжения, которое тщетно пыталась превозмочь. Чтобы подготовиться к этому тяжелому испытанию, она надела свой самый официальный наряд и самую изысканную шляпку с вуалью; однако, несмотря на ее невозмутимый вид, сердце Виолы билось, пока мальчик-слуга провожал ее наверх. Они поднялись на лифте и прошли по коридорам, застеленным коврами.

Ее оставили ждать в гостиной номера, в котором, как правило, останавливались при посещении члены королевской семьи. Впрочем, к удивлению Виолы, ее не оставили без внимания на неопределенный срок. Миссис Стерлинг, очевидно, осознавала ценность времени, и с точностью до минуты в назначенное время слуга вернулся, чтобы проводить Виолу в будуар.

Сначала она посчитала, что невысокая темноволосая женщина, сидевшая за бюро, должно быть, личный секретарь. Она по глупости ожидала, что миссис Стерлинг окажется классической женой миллионера с экрана — с перманентной завивкой, широким напудренным лицом и нитями жемчуга на шее. По правде говоря, ее облик хранил приземленные свидетельства ее стремительного возвышения до высокого положения в обществе за счет богатства — резкий акцент и грубоватые манеры указывали на ее низкое происхождение.

В прямом противоречии с нарисованным Виолой образом миссис Стерлинг создавала впечатление незначительной особы — блеклые тона простого платья, отсутствие украшений и низкий голос — однако это было обманчивое впечатление. Серьезно поприветствовав Виолу, она заговорила с ней, видимо, чтобы та почувствовала себя свободно.

Виола лишь постепенно разглядела красоту ее тонких пальцев, деликатный подъем ее ног и изящество ее платья бледного серо-зеленого цвета, цвета выветренной каменной стены. Скоро она поняла, что миссис Стерлинг была сильной личностью и что ее вопросы не были бесцельными, а исподволь заставляли ее бессознательно раскрывать свой характер. После того как Виола была подвергнута не мучительным, но пытливым расспросам, жена миллионера стала объяснять сложившуюся ситуацию. Она говорила так откровенно и просто, что даже описанное ею необычное положение дел казалось вполне реальным.

— Это покажется вам странным, — сказала миссис Стерлинг, — потому что в Великобритании похищения людей случаются нечасто. Вы не знаете, какая опасность вас минует. У нас это постоянная боязнь осьминога.

Она умолкла, и ее невольная дрожь продемонстрировала, что она глубоко затронута этим, но когда она снова заговорила, ее голос был спокойным.

— Дома Беатрис всегда охраняют детективы. Они присутствуют на любом важном общественном мероприятии и когда она выходит в свет; но когда она в частном порядке посещает своих друзей — тут ситуация более деликатная. Поэтому у нее есть личная компаньонка, которая никогда не оставляет ее одну.

— Значит, она действительно никогда не остается одна? — необдуманно воскликнула Виола. — Но это возмутительно!

— Беатрис хотела бы услышать, как вы это говорите, — миссис Стерлинг слабо улыбнулась. — Иногда ей нравится считать себя жертвой судьбы, хотя она и думать не хочет о том, чтобы поменяться местами с какой-то другой девушкой. К тому же, она так привыкла к постоянному сопровождению — если бы она осталась одна, то пришла бы в ужас, как ребенок в темноте… Чтобы понять ситуацию, вы должны понимать, что она необычная девушка, и к ней не могут применяться обычные стандарты. Она будет управлять большим состоянием и должна взять на себя очень большую ответственность. Если бы вы извлекли ее из этой особой атмосферы богатства, она бы стала задыхаться, как рыба, выброшенная на берег.

— Я понимаю, — отозвалась Виола. — Я никогда не была богатой, но я одарена воображением, и могу представить это. Но ведь вы сказали, что у Беатрис уже есть компаньонка. Она здесь, в Лондоне?

— Нет, нам пришлось оставить ее дома. Это настоящая потеря, Кассандра Томас — просто прекрасный человек. Конечно, она собиралась ехать вместе с нами, но в ночь перед отплытием она попала в аварию и сломала три ребра. Когда мы навестили ее в больнице, она настаивала на том, что кто-то подставил ей ногу. Врач сказал, что она не в себе, но мы посчитали, что будет разумнее не рисковать. У нас не было времени искать замену в Нью-Йорке, поэтому мы взяли с собой двух детективов. Видите ли, до этого мы решили отправиться в отпуск только с Касс — ведь все наши друзья заверили нас, что здесь мы будем в полной безопасности.

Виола вернулась к прежней теме:

— Каковы обязанности компаньонки?

— Не столько обязанности, сколько качества, — ответила миссис Стерлинг. — Вам нужно повсюду ходить вместе с Беатрис — по магазинам, в театры, на общественные мероприятия. Тот, кто берет на себя такую ответственность, должен быть волевым, смелым, преданным человеком и никогда не терять бдительности. И прежде всего — компаньонка должна быть тактичной.

Виола осмотрела роскошную комнату с мебелью из белой березы, толстым светло-серым ковром и шторами из льдисто-синей парчи. Недолгое время она могла бы пожить в такой роскошной обстановке — ездить в автомобилях класса люкс и сидеть в ложе в опере и театре. Хотя соблазн плыть по течению был силен, она находила странное удовольствие в возможности отклонить это предложение. Виола убеждала себя, что слишком много девушек остаются без работы, чтобы она могла посочувствовать такой девушке, как Беатрис Стерлинг или ей подобным.

— Что-то еще? — любезно поинтересовалась она.

— Вы должны поддерживать в ней интерес. В некотором смысле она живая девушка, но в то же время она вдумчива, и в ней просыпается жажда общественных экспериментов. Это специализация Кассандры, и она в состоянии сдерживать ее. Но даже в этом есть определенная опасность. Иногда Беатрис угрожает сбежать и жить в трущобах, чтобы узнать, каково это — быть бедным.

— Она никогда этого не узнает, — пренебрежительно отозвалась Виола. — Она просто будет богатой девочкой, которая играет в беднячку.

— Тогда, думаю, вы могли бы чему-нибудь ее научить, если такова ваша точка зрения.

Виола покачала головой и вскочила со стула.

— Сожалею, что зря потратила ваше время, — сказала она, — но я не осмеливаюсь принять это предложение. На мой взгляд, ваша дочь слишком важна, чтобы я взяла на себя ответственность за нее. Если бы с ней что-нибудь случилось, я никогда не смогла бы простить себя за это. Я бы захотела утопиться в Темзе.

— Это показывает, что вы действительно преданный человек, — сказала миссис Стерлинг. — Пожалуйста, сядьте обратно. Я думаю, что вы именно тот человек, которого мы надеемся найти.

Вспоминая произошедшее тем же вечером в своей комнате, Виола не могла ни понять, ни объяснить, почему она позволила уговорить себя остаться. Тихая маленькая миссис Стерлинг, казалось, в силу своего богатства обладала некой гипнотической силой, как если бы все миллионы Стерлинга были при ней, оказывая давление на Виолу.

И все же Виола попыталась вырваться из щупалец осьминога, который — по словам миссис Стерлинг — неизменно угрожал их семье и который мог бы сжать ее в своих щупальцах, продвигаясь к своей добыче.

— Я не думаю, что вы понимаете реальное положение дел, — произнесла она. — Как мистер Кросс мог порекомендовать меня компаньонкой для вашей дочери, ведь он впервые встретил меня всего лишь два дня назад? Он совсем ничего обо мне не знает; кроме того, вы сами познакомились только во время путешествия.

— Вы думаете, что я стала бы так рисковать? — спокойно поинтересовалась миссис Стерлинг. — Это правда, Рафаэль Кросс — только случайный знакомый, но он настоятельно просил об этом моего мужа и меня. Мы разбираемся в людях и можем доверять своей интуиции… Он сказал нам, что был очень впечатлен тем, как вы повели себя, когда он… когда он сходил с ума от беспокойства за свою дочь. Но я и не подумала бы рассматривать вашу кандидатуру без безукоризненных рекомендаций. Я предупреждаю вас — они будут проверены самым тщательным образом посредством личных бесед с вашими поручителями. Это правда, что ваш дедушка епископ?

— О, да. Но что Рэйф Кросс рассказал вам обо мне?

— Он сказал, что был на грани нервного срыва, когда вы ударили его.

— Поверьте, он преувеличивает, — заявила Виола. — Я…

— Вы сделали правильную вещь в нужный момент, — отрезала миссис Стерлинг. — Вот что имеет для меня значение. Меня не волнует, что это было. Конечно, вы нам понадобитесь только на две-три недели, но я надеюсь, что условия компенсируют такой короткий срок найма.

Когда миссис Стерлинг назвала срок, Виола испытала трепет сродни потрясению шахтера, который нашел золотой самородок. С этого момента она отчаянно хотела получить это место. Девушка подсчитала, что могла бы скопить достаточно денег, чтобы содержать себя, пока она снова будет ходить по студиям в погоне за своей личной призрачной мечтой.

— Мне не нужно постоянное место, — быстро сказала она. — Я путешествую автостопом до луны.

Миссис Стерлинг задумалась.

— Ах да, — сказала она. — Я помню, Рэйф Кросс говорил мне, что вы были киноактрисой. Вы должны пообещать не сбегать, если в Голливуде захотят, чтобы вы снялись в фильме.

Виола, как должно, пообещала, что Беатрис будет иметь преимущественное право на ее услуги, хотя и ощутила с чувством вины тайное стремление к предательству, задумавшись о притягательной силе такого соблазнительного предложения.

«Молитесь, чтобы этого не произошло», — подумала она.

— А теперь, — продолжила миссис Стерлинг, протягивая руку к записной книжке, — напишите для меня по крайней мере шесть имен и адресов, чтобы мой секретарь смог незамедлительно проверить ваши рекомендации.

Виола выпалила список названий контор, а затем сделала эффективную паузу, как фокусник с припрятанным козырем в запасе.

— Это все рекомендации в моральном плане, — заметила она. — Вам нужны и общественные?

— О боже, — запротестовала миссис Стерлинг, — я надеюсь, вы не будете учить мою дочь американскому английскому.

— Возможно, она будет учить меня британскому английскому, — ответила Виола, слегка покраснев от этого замечания.

Миссис Стерлинг засмеялась и нажала на кнопку звонка.

— Я надеюсь, — заявила она. — Пока я не буду проводить интервью с другими претендентами. Полагаю, вы подождете, чтобы увидеться с Беатрис? Она отправилась за покупками с Маком. Это один из детективов, которые у нас здесь есть. Он с нами уже так долго, что она привыкла к нему, как к диктору радио. Другой охранник, Дон, не профессионал, он прибыл сюда на время каникул. Он студент, молодой гигант. Его отец — смотритель на одном из наших заводов. Мой муж настаивает на личных взаимоотношениях между работодателем и служащим, а Дон боготворит Беатрис. Она для него своего рода сказочная принцесса… Кстати, что бы вы хотели выпить?

Чтобы подтвердить свой образ идеальной компаньонки, Виола отказалась от алкоголя. Наконец, за чашкой кофе и сигаретой миссис Стерлинг начала сплетничать и спросила Виолу о подробностях происшествия в Померании Хаус.

— Вам это покажется странным, — сказала она по окончании полного драматизма рассказа девушки, — но для меня это душераздирающий случай. Если бы оказалось, что Беатрис исчезла подобным образом, когда мы были бы в каком-нибудь магазине, я бы обезумела… Единственное, что я подвергаю критике — то, что Кросс не воспринял это достаточно серьезно. Он пошел на риск, не обратившись сразу в полицию.

— Какова из себя его дочь? — с любопытством спросила Виола. — Она хорошенькая?

— Она определенно привлекала мужчин на борту, — ответила миссис Стерлинг после паузы. — Мы ее совсем не видели. Она отказалась от всех моих приглашений — очевидно, вечера в каюте казались ей скучными. Конечно, у нее и Беатрис нет ничего общего… Но ее отец был самым популярным человеком на корабле. Во время путешествия мы почти постоянно были партнерами по бриджу, он прекрасный игрок.

Тут она умолкла — дверь в комнату распахнулась и к ним ворвалась какая-то девушка.

— Вот и Беатрис, — с любовью и гордостью объявила миссис Стерлинг.

Внезапно снова ощутив неприязнь к мисс Дайвз, Виола осмотрела девушку критическим взглядом. Она сразу решила, что Беатрис не обладает ни красотой, ни эффектностью. Она была высокой и крепко сложенной, с круглым лицом; избежать ярлыка «глупышки» ей позволяли только совершенный цвет лица и его смышленое выражение. Ее волосы были темными, густыми и настолько прямыми, что им просто немного придали форму.

Эта девушка была безупречным образцом цветущего здоровья и юности, и ей на самом деле удалось придать себе некоторые признаки царственного величия. На тот момент Виола приписала это впечатление тому, как та была одета. В то туманное утро, когда тротуары были покрыты грязью, свободное белое пальто с широким воротником и оторочкой из лисьего меха, белая меховая шапочка и объемный пучок ландышей, который Беатрис приколола к своей муфте, делали ее существом слишком необычным и шикарно одетым, чтобы она оказалась простолюдинкой.

Это было прихотью ее отца — она не должна была носить цветную одежду, пока ей не исполнится двадцать один год. Не зная причины такого роскошного наряда, Виола выдала лучшую реакцию светской девушки в ответ на представление миссис Стерлинг. Беатрис, слишком застенчивая, чтобы просто быть самой собой, попыталась подражать ее манерам.

— Собираетесь присоединиться к веселой старой группе каторжников? — спросила она. — Определенно нездоровая идея, не так ли?

Миссис Стерлинг улыбнулась, перехватив взгляд Виолы.

— Скоро вы перейдете на «ты», — предсказала она. — Кстати, Беатрис, мисс Грин снимается в кино.

— О, это правда? — воскликнула Беатрис, позабыв про свою позу. — Это действительно правда? Как воодушевляюще! У вас есть контракты, дублеры и всякое такое?

— Да, всякое такое, — заверила ее Виола. — А вы ходили по магазинам?

— Да, я успела изучить Селфриджес — совсем одна. Это было чудесно. Никаких камер. Никто не узнавал меня. Я чувствовала себя свободной, как птица. Я позволила бедному старому слону Маку ускользнуть.

Виола заметила панику, которая промелькнула в глазах миссис Стерлинг, но лицо и голос у той остались спокойными.

— Мак вернулся с тобой? — спросила она Беатрис.

— Да. Я снова подобрала его на улице, на машине.

— Пришли его ко мне, хорошо? А теперь ты можешь попрощаться с мисс Грин.

Виола надеялась ускользнуть, прежде чем она будет вынуждена наблюдать за неприятной сценой, но детектив вошел в будуар почти сразу после того, как Беатрис вышла оттуда. Он был плотным шотландцем с высокими скулами и копной рыжеватых волос.

— Что случилось, Мак? — спросила миссис Стерлинг.

— Два охранника из магазина все время следовали за ней по пятам, — ответил тот. — Я предупредил их, чтобы они обращались с девочкой осторожно.

Миссис Стерлинг улыбнулась, а затем протянула Виоле руку на прощание.

— Если вы примете меня, я позабочусь, чтобы ваша дочь меняла свои характеристики дважды в неделю, — пообещала девушка.

Как только Виола вышла из отеля, она поспешила к ближайшей телефонной будке и набрала номер Фома. В состоянии охватившего ее ликования и радостного возбуждения она чувствовала, что должна поделиться новостями о своих блестящих перспективах. Однако, к ее разочарованию, клерк офиса «Гердлстон энд Гриббл» сообщил ей, что Алан отправился на север по делам.

К тому времени, как она вернулась к себе в номер 15, она снова стала размышлять трезво и была подавлена. Когда она огляделась вокруг, то, несмотря на скудность и убогость обстановки, представила свою комнату, как островок безопасности. Ее стали одолевать сомнения, правильно ли она поступила, согласившись на работу у Стерлингов и приняв на себя соответствующую ответственность. Инцидент в Селфриджес, казалось, указывал на два факта: во-первых, вопреки мнению ее матери, Беатрис возмущал постоянный надзор и, во-вторых, Виола была уверена, что она попытается повторить эту выходку.

«Если ее похитят, — думала она, — меня впоследствии могут посчитать соучастницей. В такой ситуации дела могут принять дурной оборот и для невиновных людей».

В течение нескольких последующих дней события развивались слишком быстро для того, чтобы она могла воспротивиться этому. Ее друзья и родственники с таким энтузиазмом сплотились, чтобы дать ей соответствующие рекомендации, что Виола обнаружила себя официально принятой на работу и водворенной в отель в качестве члена семьи Стерлингов. Позвонив Фому по его возвращении в Лондон, она смогла предоставить ему последние новости об Эвелин Кросс:

— Она не вернулась. Рафаэль Кросс заходил к нам вчера вечером, чтобы сообщить об этом. Мы так превратно судили о нем. Только представьте себе: его волосы поседели от потрясения.

Глава VIII. «До востребования»

На следующее утро Фом получил телефонное сообщение от Рафаэля Кросса, в котором тот просил его немедленно зайти в его гостиницу.

Это было большое современное здание с рядом квартир с гостиничным обслуживанием в дополнение к обычным спальням. Самые дорогие квартиры располагались на верхнем этаже здания, откуда с крытой веранды открывался прекрасный вид на Лондон. В одной из этих квартир временно устроился Кросс.

Фом хорошо знал этот отель — это было место, где он проводил свое первое расследование, чтобы получить материал для развода. В то время он терпеть не мог такие грязные делишки; но с юношеских лет он обзавелся дополнительным защитным панцирем. И все же, по-видимому, первое впечатление сохранилось, потому как, когда он поднимался на лифте, у него было тяжело на сердце, и эта тяжесть ощущалась почти как предчувствие беды.

Горничная открыла входную дверь квартиры и проводила его в гостиную. Кросс использовал ее в качестве офиса — он сидел за бюро, заваленным бумагами, разговаривая по телефону. Когда вошел Фом, он записывал цифры в блокноте, но при виде посетителя внезапно оборвал свое занятие и повесил трубку.

— Садитесь, Фом, — пригласил он. — Рад, что вы пришли сразу.

Хотя сообщение Виолы предупредило его о перемене в Рафаэле Кроссе, Фом все же был поражен тем, насколько тот изменился. За эту напряженную неделю он изменился так сильно, что его невозможно было сравнить со светловолосым и неотразимым незнакомцем. На нем были роговые очки, через которые взгляд его льдисто-голубых глаз казался исключительно острым и деловитым. Седые волосы добавили ему несколько лет, в то время как его мощные плечи сильно сгорбились, а лицо от носа до губ прорезали морщины, будто лучи заходящего солнца.

Взглянув на Кросса, Фом понял, что у него больше нет причин для ревности. Этот раздавленным горем отец никак не мог бросить вызов молодому человеку. Ощутив резкую перемену отношения к нему, Фом был шокирован очевидной силой эмоций, приведшей к столь резким изменениям во внешности Кросса.

— Вы были больны? — спросил он.

— Вы имеете в виду это? — Кросс коснулся своих волос. — Это произошло за одну ночь. Я как обычно лежал без сна и размышлял, а утром, когда посмотрел в зеркало, то с трудом мог поверить своим глазам. Я слышал о том, что такое случается, но никогда в это не верил. И вот — это случилось со мной.

Он невесело рассмеялся, прежде чем сменил тему.

— Когда вы приходили в Померанию Хаус, чтобы передать Грини мое сообщение, — начал он, — вы слышали о косметическом ремонте в квартире мадам Гойи?

— Я видел это, — многозначительно заметил Фом.

— Тогда вы все знаете об этом… Что ж, я получил счет за этот ремонт — и устроил скандал. Этот застройщик — славный малый. Я не жаловался насчет оплаты за демонтажные работы. Но, черт возьми, все остальное… Я мог бы купить новое зеркало втрое дешевле, а счет за восстановление комнаты — это грабеж, иначе не скажешь… Меня не волнуют деньги, но я не потерплю, чтобы меня использовали, понимаете?

— Прекрасно понимаю. Что же вы сделали?

— Отправил ему свой чек и сказал, чтобы он подал на меня в суд за недоплату. В ответ я получил полный вариант расписки вместе со смиренными причитаниями о том, что я был не в состоянии понять «джентльменское соглашение». И это офицер и джентльмен… Но вы здесь не для того, чтобы говорить об этом.

Кросс снял очки и потер глаза.

— Моя дочь не вернулась, Фом, — сказал он. — Я не получил от нее больше ни строчки. Я начинаю думать, что та открытка была подделкой, предназначенной, чтобы увести меня по ложному следу. Любой мог подделать ее почерк.

— Официально говоря, я покончил с этим делом, — напомнил ему Фом. — Вы что-то предпринимали?

— Нет. Вы были так уверены в том, что это обычная выходка. Но я полагаю, что восьмидневное отсутствие официально считается исчезновением?

Не обращая внимания на язвительность Кросса, Фом спросил:

— Кто-нибудь требовал у вас выкуп?

— Нет.

— Хорошо. То, что прошло столько времени, говорит против похищения. Как правило, вы недолго остаетесь в неведении, когда речь идет о деньгах. Но, конечно, я никак не могу составить свое мнение, когда я ничего не знаю о достоверных фактах… И все же, я думаю, что вы предоставили ей достаточно свободы. Причиной исчезновения может быть несчастный случай или потеря памяти. Вы должны проконсультироваться со Скотленд-Ярдом.

Вернувшись к своей прежней беспокойной манере, Кросс поднялся со стула и начал мерить шагами комнату.

— Я не хочу вмешивать полицию в свои дела, — признался он. — Это звучит не слишком хорошо, но у меня есть на то свои причины. Я хочу, чтобы вы нашли мою дочь без огласки.

Если исключить вопрос о будущих платежах фирме, Фом одобрил этот запрос. Дело было не только в том, что он чувствовал досаду из-за любой незавершенной работы — дело предполагаемого исчезновения Эвелин Кросс казалось ему связанным с Виолой.

— Я буду рад сделать все от меня зависящее, — пообещал он. — Но будет справедливо предупредить вас, что наше агентство не может быть столь же эффективным, как Скотленд-Ярд. У них есть специализированная организация для розыска пропавших без вести.

— Как они работают?

— Они ведут учет всех блондинок, которые фигурируют в авариях, слушаниях полицейского суда, судебных расследованиях, и тех, у которых наблюдается потеря памяти. Во все аэропорты и морские порты, на железнодорожные и автобусные станции поступят уведомления. Также они обеспечат широкую огласку в прессе, по телевидению, через объявления и так далее.

— Как я и предполагал, — Кросс ударил по бюро. — Я скорее отрежу свою правую руку, чем дам опубликовать ее фотографию.

— Но нам понадобится фотография, чтобы послать ее нашим агентам, — предупредил его Фом. — Я обещаю вам, что она не появится в прессе — я гарантирую вам секретность.

— Нет. К тому же у меня нет ее фотографии.

— Фотография есть в ее паспорте.

— Но паспорт у нее. Она всегда носит паспорт в своей сумочке.

Хотя Фом не поверил ему, он напомнил себе, что упрямство его клиента берет истоки в инстинктивном желании защитить свою дочь.

— Если мы хотим найти ее, нам понадобится ваше сотрудничество, — заметил он.

— Я это знаю, — сказал Кросс. — Я не собираюсь что-то утаивать на вас. Закурите?

Он дал Фому сигарку и закурил сам.

— Вот вам полная информация, — объявил он. — Я британец, но большую часть своей жизни я провел в Австралии, Канаде и США. До недавнего времени я был сравнительно беден. Потом я получил концессию на добычу в шахтах, и это обещало сделать меня миллионером. Я не мог ждать, пока они будут разработаны, и продал их, а сразу после этого добыча руды заглохла. Клянусь вам, что в этом не было никакого мошенничества — лишь интуиция, чутье, — но я получил множество писем с угрозами. Люди считали, что я схитрил, подложив в шахты хорошие образцы, чтобы выгодно их продать, — а трое из них посчитали, что самое время поехать в Европу.

Фом был более-менее уверен в том, что услышит нечто подобное, но никак это не прокомментировал. Для его клиента не имело значения, верит он ему или нет. Важно было работать над делом без предрассудков. Он заметил:

— И это сводится к следующему: вы не хотите огласки, ведь так вы наведете на свой след кого-то из этих разочарованных людей?

Кросс энергично закивал, а потом добавил:

— Понимаете, если один из этих глупцов захватил Эвелин, то он делает это скорее из мести, чем ради выкупа. Вот почему я не могу исключить возможность похищения.

— В таком случае ее, должно быть, схватили после того, как она покинула Померанию Хаус. Вы ведь знаете, она не могла быть похищена в здании, прямо на ваших глазах. Почему ваш шофер не заметил ее, когда она выходила?

— Потому что большую часть времени он ездил на машине вокруг дома. Когда мы приезжали туда до этого, полицейский отчитал его за то, что он слишком надолго припарковался на площади.

— Ваша дочь оставила свою шляпку в машине. Что-нибудь еще?

— Да, свое меховое пальто. Сумочка была при ней.

— Понимаю… Опишите ее?

— Ей девятнадцать лет. Скажем, когда она на каблуках, в ней пять футов семь дюймов.[9] Я не знаю ее веса, но она стройная. Белокурые волосы. Она носит длинное каре и завитые локоны спереди. Голубые глаза, круглое лицо. Хороший макияж. Ей приходится скрывать небольшое красное пятно у левого глаза, родимое пятно.

— Это пятно — удачная примета, — прямо сказал Фом. — Это позволит не возить вас по всей стране, чтобы опознать жертв несчастных случаев. На ней была какая-то выделяющаяся одежда?

— Нет, это был обычный парадно-выходной наряд: черный костюм, очень короткая юбка, бежевые чулки, нитка жемчуга и белая камелия.

Пока Кросс набрасывал этот подробный портрет, Фом проклинал современную стандартизацию. Он понимал, что у него было бы больше шансов, если бы у пропавшей девушки были черные волосы, зеленые глаза и запоминающееся лицо с тонкими чертами.

— У нее была какая-то любовная связь? — спросил он.

— Я не знаю, — ответил Кросс. — Вокруг нее всегда была толпа поклонников. Я слишком привык к ним, чтобы обращать на это особое внимание.

— Вы знаете, как она проводила здесь свое время?

— Нет, я весь день отсутствовал по делам. Она выезжает в машине вместе со мной, и я обычно высаживаю ее где-нибудь. Дальнейшее на усмотрение ее фантазии — она строит планы, а потом говорит мне, на какое представление мы собираемся этим вечером.

— Она подвозит незнакомцев?

Фом ожидал, что за его вопросом последует взрыв негодования, но, к его облегчению, Кросс воспринял это как само собой разумеющееся.

— Конечно, подвозит, — ответил он. — Она унаследовала это от меня — я всегда разговариваю со всеми людьми. Там, где мы жили, это вполне нормально, но кажется, здесь это совсем не так. Миссис Стерлинг обвиняет меня в том, что я предоставлял Эвелин слишком много свободы. Но по мне лучше предоставить ей возможность побыть свободной, чем поместить ее в клетку, как это сделали Стерлинги со своей бедной дочерью. Для нее это и унизительно, и опасно. Любая машина со временем ломается. Она неглупа, но ее суждения и восприятие, должно быть, весьма неопределенны. Что она могла бы сделать, если бы оказалась где-то совсем одна? Я считаю преступлением отнимать у кого-то его свободу.

Эта тирада заставила Фома понять, что его клиент по своей натуре скорее человек сильных страстей, а не снедаемый тревогой отец. Так, когда он громко произносил эту речь, его глаза сверкали, будто он сам был обеспокоен любой угрозой, нависшей над Беатрис Стерлинг.

— И все же я считаю, что это девичья шалость, — сказал Фом. — Вы будете удивлены тем, сколько добровольных исчезновений расследует Скотленд-Ярд. Молодые люди не доверяют своим родителям.

— Мне не нужно доверие Эвелин, — возразил Кросс. — Но я не могу понять, с чего бы ей захотелось сбежать от меня.

Оглянувшись вокруг, Фом подумал, что, возможно, понимает причину этого. В этой квартире не было ничего, кроме набора дорогих материалов — лишь зеркальное стекло, хром, ковровое покрытие и обивка. Тут не было никаких признаков индивидуальности — ничего, что могло бы удержать девушку дома, ничего, что согревало бы душу по возвращении. Правда, детектив принимал во внимание то, что это была съемная квартира; но с другой стороны, он помнил квартиры на берегу моря, в которых он побывал в отрочестве, где его мать оставляла признаки своего пребывания уже через час после заселения.

— Она скоро вернется, — предсказал он. — Мы приложим все возможные усилия, но я должен заметить, что у нас нет практически никакой информации. Если вы сомневаетесь в подлинности почерка на открытке, мы не можем быть уверены в том, ваша дочь отправилась в Оксфорд. Даже если предположить, что это так, мы не знаем, поехала ли она туда на поезде или машине или же полетела на самолете. Мы не знаем, была ли она одна или со спутником. Мы не знаем, был ли этот спутник мужчиной или женщиной. Но, разумеется, мы наведем справки во всех гостиницах в Оксфорде и узнаем, останавливалась или обедала ли у них какая-нибудь белокурая девушка.

— Давайте мне знать каждый день, есть ли новости или нет, — попросил Кросс. — Я слишком нетерпелив, чтобы сидеть и коротать время в ожидании… Выпейте, прежде чем вы уйдете.

За виски с содовой он сменил тему и заговорил о Виоле Грин.

— Я слышал, малышка Грини получила работу у Стерлингов.

— Я думал, что вы собираетесь посодействовать ей в съемках, — заметил Фом.

— Ни в коем случае. Как, черт возьми, я узнаю, что она умеет играть? Эту девушку должен кто-то поддержать, но не я. Я не проявляю никакого интереса к девушкам. Если я обходителен с женщиной, это только потому, что я хочу подружиться с ее мужем.

— Точно. Никогда не стоит смешивать дружбу с финансовыми делами. Пока мы говорим на эту тему, скажите: есть ли кто-то, кому выгодна смерть вашей дочери? Я имею в виду… быть может, страховка?

Кросса, казалось, разозлил этот вопрос, но он ответил спокойно:

— Нет. У меня самого неплохая страховка, но я никогда не страховал Эвелин ни на цент. Кроме того, чтобы получить эти деньги, нужно предоставить свой труп.

* * *
Вернувшись домой тем вечером, Фом рассказал своему отцу об этом случае.

— Ты был прав насчет «догадки», — сказал он. — У меня нет ни одного факта, из которого можно исходить.

— А как насчет обуви? — спросил его доктор.

— Всего лишь еще одна сложность. Но нам нельзя пренебрегать ни одной возможностью. Мы наведем справки во всех обувных магазинах в Оксфорде, а также в городах по пути, чтобы узнать, помнит ли кто-то блондинку, которая купила пару туфель… Но, по-моему, эти туфли вообще ей не принадлежат. Нет ни малейшей причины, по которой она должна была снять их и не забрать с собой.

Он бы пришел в еще большее недоумение, если бы знал о некой посылке, которая лежала в почтовом отделении Сандерленда. На ней был штемпель Лондона, район WC2[10], и она была адресована несуществующему жителю, который должен был затребовать ее.

По-видимому, туфли были не единственным предметом гардероба, который таинственная Эвелин потеряла в день своего исчезновения — в этой посылке находился точно такой же черный костюм, какой видел швейцар, наблюдавший за тем, как блондинка поднималась по лестнице Померании Хаус.

Глава IX. Леди по имени Нелл

В течение нескольких дней Виола приспосабливалась к своему новому окружению и присматривалась к семейству Стерлингов. Ей отвели апартаменты рядом с их квартирой, которые показались ей, привыкшей к неудобствам номера 15 в Померании Хаус, исключительно роскошными. Всякий раз, когда Виола включала лампы с мягким, приглушенным светом или купалась в ванной комнате, отделанной зеленым стеклом, она чувствовала себя быстро приспосабливающимся морским коньком, поднимающимся на гребне волны.

Наряду с позитивными переменами были и подводные камни, и недостатки, в особенности, когда Беатрис проверяла свою новую спутницу с беспощадной строгостью молодой девушки. Сама она была не только прирожденной спортсменкой, но и в каждом виде спорта проходила тренировку у профессионалов, в то время как уровень спортивной подготовки Виолы был ниже среднего. Однако когда они играли в гольф, Виоле удалось продержаться на весьма свежем ветру; к тому же, хотя она не могла плыть так быстро, как Беатрис, Виола оставалась в воде столько же времени, сколько и она.

Сначала Беатрис была склонна критиковать Виолу и сравнивать ее с непревзойденной Кэсси. Ее американская спутница была старше, к тому же исключительно эрудированной и непоколебимой как скала. Она могла бы рассуждать об экономике и социальных условиях, в то время как Виола — в соответствии со стандартами Беатрис — была необразованной. Она читала только сенсационные детективные романы и предпочитала британские и американские фильмы европейским.

Вскоре, однако, Беатрис стала признавать, что Виола обладает потрясающим качеством, которое подталкивало ее к соперничеству, хотя она тщетно пыталась дать ему определение. Казалось, Виола обладала сердечной и душевнойлегкостью, которая не зависела от обстоятельств и на которую не влиял контроль других людей. Это качество вызывало в ней не только восхищение, но и тайную зависть.

— Что ты берешь от жизни, Грини? — спрашивала Беатрис.

— Моменты, — отвечала Виола.

— Что конкретно ты имеешь в виду?

— Я не могу описать это «конкретно». Дорогая, ты из людей с таким складом ума, которые распяли бы бабочку. Разумеется, это комплимент. Сама-то я не обладаю таким умом.

— Но что это за особенные моменты? — настаивала Беатрис.

Поскольку Виола была обучена ораторскому искусству, но вместе с тем лишена возможности демонстрировать свои умения, она любила звучание своего голоса.

— Момент трепета и ослепления, — ответила она. — Будто пена, летящая вам в глаза, когда вы плывете в море. Вот он был — и вот прошел. Что-то значимое разочаровывает. Ты ожидаешь от этого слишком многого или слишком нервничаешь и волнуешься, чтобы осознать это. Ты можешь насладиться этим лишь впоследствии. Не думаю, что кто-то может быть счастливым, пока не сможет запечатлеть такой момент.

— И что тогда происходит?

— Ничего. Абсолютно ничего… Просто ты жив… и осознаешь это.

В свою очередь, Виола обнаружила в Беатрис любопытную смесь качеств. Помимо того, что она много читала, она также путешествовала и помнила места, которые повидала. В некотором отношении она была умным и добрым взрослым человеком, искренне сочувствующим беднякам, но в прочих областях она оставалась неразвитой, как ребенок. К сожалению, она унаследовала толику хитрости от своего отца и радовалась, демонстрируя свою тонкость на фоне уступающих ей по уму остряков.

В целом, однако, она помогла оправдать в глазах Виолы поросль богатых девиц. Ситуация часто бывала деликатной, особенно когда Виоле приходилось быть тенью, маячащей на заднем плане всякий раз, когда наследница принимала молодых людей. Но если один из них осмеливался возмутиться насчет ее присутствия, Беатрис яростно цыкала на него, будто крокодил с больными зубами.

Виола редко видела миллионера. Он был невысоким, худощавым, неприметным человеком, преданным своим женщинам, но в остальном столь незначительным, что она — совсем не осознавая, какой властью он обладает в финансовом мире, — про себя называла его «простофиля Билли» и имела абсолютно неверное представление, что он находится под контролем собственного богатства. В своем воображении она представляла его марионеткой, которая бредет по рынку по пятам за своими неуправляемыми миллионами посреди хаоса, устроенного убегающими в панике быками и медведями. Скоро она потеряла и свое благоговение перед миссис Стерлинг, которой ставила в заслугу лишь преданность идеалам. Эта важная маленькая леди была истинным филантропом и одновременно простой и доброй женщиной. Она была совершенно свободна от снобизма, что отчасти было связано с тем, что семья Стерлингов считала себя выше того, чтобы утруждать себя признанием общественных ценностей.

Добравшись до сути, Виола выяснила, что настоящей страстью в жизни миссис Стерлинг был бридж. Хотя из уважения к остальным она настаивала на низких ставках, ей всегда хотелось выигрывать, а достойно проигрывать она не умела. Главным образом из-за ее пристрастия к бриджу Рафаэль Кросс был столь частым гостем в их отеле.

Несмотря на отсутствие новостей о его дочери, он всегда составлял им отличную компанию. Кросс обладал запасом забавных рассказов о приобретенном им опыте, и большинство из них несли на себе печать богатого воображения. Но он был и хорошим слушателем, даже если не мог удержаться от соблазна в ответ на чужую историю рассказать свою.

Только когда его заставали врасплох, его друзья могли обнаружить признаки напряжения во внезапно обвисших лицевых мышцах и пустом взгляде, будто он искал кого-то, кого здесь не было.

— Всякий раз, когда он застывает, как манекен, он далеко отсюда, — доверительно сказала миссис Стерлинг Виоле. — А вы заметили, как он смотрит на Беатрис?

— Да, — согласилась Виола, которая всегда могла должным образом оценить эмоции. — В его глазах тоскливая жажда. Это трагично.

Помимо естественного сочувствия, которое Виола испытывала к нему, Кросс предоставил ей еще одну причину быть ему благодарной. Когда они в первый раз встретились в холле отеля, он отвел ее в сторону и тихо заговорил:

— Вы еще снимаете вашу прежнюю квартиру?

— Я хотела бы, — ответила она. — Звонок майору стоил денег, я хотела спросить, не снизит ли он арендную плату на то время, пока я отсутствую, но его телефон вдруг вышел из строя… Думаю, он использует телефоны вместо печатей.

— Предоставьте это мне. Я улажу это для вас.

Позже, когда они ужинали, Кросс спросил Виолу:

— Грини, кто платит за аренду вашей квартиры, чтобы сохранить ее для вас?

— Я, — ответил миллионер. — Спасибо, что обратили на это мое внимание, Кросс.

Виола разделила между ними благодарную улыбку, потому как хотела избежать хлопот, связанных с переездом из Померании Хаус.

Никому не хотелось спрашивать Кросса насчет новостей об Эвелин, ведь он и сам избегал этой темы. Впрочем, однажды Виола услышала, как Уильям Стерлинг тихо спросил:

— Прислали вексель с оплатой по предъявлению, Кросс?

— Нет, слава богу, — ответил тот. — Это еще не самое худшее. Это все, что меня поддерживает.

Тут он повысил голос:

— Что это я слышу о молодом Остине, Беатрис? На этот раз это серьезно?

— Весьма серьезно для него, — ответил за нее Стерлинг. — Он будет расстрелян — это мой последний намек.

Виола увидела, как наморщился лоб Беатрис, и порывисто сжала руку девушки. Хотя она знала, что этот молодой Остин во всех отношениях был далек от стандартов Беатрис, она догадывалась и о странной тайной страсти, которую наследница питала к этому молодому пройдохе.

— Тогда мне не стоит приглашать его завтра на обед, — продолжил Кросс.

Хотя Стерлинги предпочитали принимать его в своей гостинице, иногда он организовывал их времяпрепровождение по вечерам. Это был первый случай, когда ему удалось пригласить их на обед, и Виола также была приглашена.

Она не могла с энтузиазмом ответить на приглашение, потому что у нее начинало возникать желание реального, настоящего общения. Здесь ей приходилось развлекать Беатрис или выступать в качестве слушателя Кросса, в то время как от мистера и миссис Стерлинг ее отделяла пропасть. Ее собственная острая тоска, пронзившая ее при мысли о Фоме, побудила ее проявить сочувствие по отношению к Беатрис.

Задавая Кроссу вопрос, Виола с надеждой упомянула в разговоре его имя:

— Вы в последнее время видели Алана Фома?

— Нет, — ответил тот. — Разумеется, он каждый день звонит мне.

— Я бы хотела снова встретиться с ним. Он купил мне обед, когда я была голодна.

— Грини! — в ужасе воскликнула Беатрис. — Ты же говоришь это не всерьез?

— Не всерьез? Тогда взгляни на мою фигуру… Разве тебе не хочется тоже быть бедной?

— Кто такой этот Алан Фом? — спросила миссис Стерлинг.

— Это парень, который пытается найти Эвелин, — объяснил Кросс. — На самом деле, я бы хотел узнать мнение кого-то другого о нем. Вы знаете, насколько я ценю ваше мнение. Мне чужды условности… Быть может, я приглашу его на наш обед?

— Пожалуйста, — великодушно согласилась миссис Стерлинг. — После я поделюсь с вами своим впечатлением о нем.

* * *
Получив приглашение, Фом не был впечатлен неким покровительством со стороны своего клиента. Он повидал слишком много богатых людей, корчившихся, словно на горячих углях, чтобы питать уважение к богатству. Он пообещал быть на обеде только по той причине, что надеялся снова увидеть Виолу.

И вот прекрасным морозным и ветреным утром под ясным зимним небом он шел по набережной вдоль реки. Поднявшись на холм до Стрэнда, он ощутил приподнятое настроение, и оно стало еще лучше, когда у входа в отель «Савойя» он увидел Виолу.

— Я думала, вы никогда не придете, — сказала она ему. — Я ждала тут, чтобы поговорить с вами наедине. Скажу по секрету, у богатых уединенная жизнь. И теперь мы с вами принадлежим к одной профессии — я тоже детектив.

— Расскажите мне все об этой работе, — потребовал Фом.

— Не сейчас. Позже. Кросс уже здесь.

Подлетев к ним, словно торпеда, Кросс схватил его и проводил к семье Стерлингов. Пока Фом пил херес, он понятия не имел о том, что миссис Стерлинг изучает его реакцию на свои замечания. В свою очередь он сделал для себя вывод, что это приятная, спокойная маленькая женщина без каких-либо особенностей.

За обедом Фома посадили между девушками, и он сначала обратился к Беатрис, чтобы выполнить свой долг и покончить с этим. Как раз когда он тщетно пытался вспомнить название новой картины Роберта Тейлора, она спасла ситуацию, заговорив о политике. Когда вскоре Беатрис потребовала от него обосновать свои утверждения, Фом обнаружил, что она знает об этом предмете больше него самого и что он не может отделаться общими фразами.

Он почувствовал облегчение, когда Рафаэль Кросс вдруг решил напомнить о себе. Обрушившись на своих гостей, он управлял беседой так, что она постоянно крутилась вокруг него. Так как он устроил этот обед, Кросс был центральной фигурой и будто заставил их вращаться вокруг своей оси. Он был в прекрасной форме и отлично изображал беззаботного человека, рассыпая свои лучшие остроты и заставляя их смеяться.

Внезапно он умолк, не окончив фразы, отвлеченный тем, что чей-то высокий голос произнес его имя:

— Ну и ну! Да это же Рэйф Кросс!

Все его гости обернулись и посмотрели в том же направлении, что и он. Высокая худая женщина, среднего возраста и с проседью, приближалась к их столу. Она была одета как обычный опытный американский турист. Ее костюм был хорошо скроен, а ее шляпка была модной и располагалась на тщательно завитых волосах под правильным углом. Ее вуаль определенно была новой, туфли и сумочка сочетались по цвету с ее одеждой. Ее утонченность, однако, накладывалась на простую основу — кожа была загорелой, а глаза окружали морщинки, появившиеся под влиянием солнца и ветра прерий.

Лицо Кросса осветилось приветственным выражением. Вскочив со стула, он обнял женщину за широкие плечи и порывисто расцеловал ее, словно мальчик.

— Нелл, — воскликнул он, — Нелл Гейнор! Ни на день не постарела. Ты совсем не изменилась.

— Как и ты, — просияла женщина. — Ей-богу, приятно снова тебя увидеть.

— Он шедеврален, — прошептала Виола. — Это жизнь. Увидев такое на сцене, вы сказали бы, что он переигрывает.

С чувством вины вспомнив о том, как он уклонялся от собственной незамужней тетки, Фом наблюдал за этим воссоединением. Не было сомнений в искренней теплоте приветствия Кросса. Казалось, он позабыл о том, что развлекал мультимиллионера, и нетерпеливо спросил:

— Как ты здесь оказалась, Нелл? Прилетела?

— Нет, приплыла на корабле — тот же самый класс. Я приехала, чтобы устроить тур по Европе. У нас потрясающий маршрут: Франция, Италия, Германия, Нидерланды, Скандинавия — и потом домой. В Лондоне я только на три дня.

— Со мной. Я покажу тебе достопримечательности.

— Знаю я это, Рэйф Кросс — походы по пивнушкам. Нет, спасибо, я буду придерживаться своего графика… А теперь я хотела бы познакомиться с твоими друзьями.

Вспомнив о присутствии своих гостей, Кросс представил ее:

— Это мисс Нелл Гейнор — одна из моих старейших друзей и самая важная дама в США. Когда мы были детьми, мы вместе ловили рыбу и ходили в походы.

— Не верьте ему, — заявила Нелл, приветливо улыбаясь миссис Стерлинг. — Да, мы друзья, но не друзья детства. Он на добрых десять лет старше меня — а ведь и я уже не девочка. И все такой же старый лжец, несмотря на его английскую одежду. Для меня вся она выглядит как-то странно.

Кросс расхохотался:

— Как здорово снова слышать воинственно настроенную Нелл, — сказал он. — Она всегда выдаст вам правду.

— Где вы остановились? — осведомилась миссис Стерлинг.

— В Англоязычном союзе, — ответила мисс Гейнор.

— Как интересно! Моя бывшая секретарша сейчас остановилась там. Ее зовут мисс Херефорд. Я надеюсь скоро увидеть ее. Вы должны связаться с ней — я уверена, она вам понравится, и, вероятно, она могла бы быть полезной для вас. Она знает лучшие способы, чтобы добраться до разных мест. Я позвоню и скажу ей, что все, что она может сделать для вас, будет одолжением лично мне.

— Спасибо за рекомендацию. Я обязательно ее найду. Да, кстати… У меня есть последние новости о ваших людях, Рэйф.

Пока Нелл произносила это, румянец вдруг разом сошел с лица Кросса, будто захлопнули затвор над огнем.

— Не здесь, — быстро сказал он. — Минутку, Нелл. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Остальные наблюдали, как он взял ее за руку и немного отошел с ней от стола. Когда он что-то прошептал ей, ее приятное лицо стало серьезным, и она несколько раз кивнула, очевидно, в знак согласия на его просьбу. Затем он снова повысил голос.

— Ты не присоединишься к нам, Нелл? — пригласил он.

— Не могу, — ответила она. — Я зашла сюда только чтобы забрать австралийку, которая здесь обедает. Мы собираемся вместе пойти на шоу, а потом она вернется в Англоязычный союз, чтобы выпить со мной чаю.

— Тогда я провожу тебя.

Вернувшись к столу через несколько минут, Кросс извинился перед своими гостями:

— Я договорился с Нелл о новой встрече, — пояснил он. — Она прекрасная женщина.

К тому времени Фом потерял надежду на личный разговор с Виолой. Теперь она определенно была частью компании Стерлингов, и по окончании обеда ему пришлось стоять и смотреть, как она уезжает с ними.

Он собрался уходить, когда Кросс обратился к нему:

— Я беспокоюсь, Фом. Мне следовало заставить Нелл остаться. Но то, что я устроил вечеринку, а она встречалась с подругой, все испортило. К тому же мне нужно закончить одно дело сегодня днем. И все же, у меня такое чувство, что я оплошал… Когда она разговаривала со мной, вокруг сидели незнакомцы и слушали. Этого было вполне достаточно, чтобы связать ее со мной.

— Она знает, что ваша дочь исчезла? — спросил Фом.

— Пока нет. Я боялся, что она спросит об Эвелин, и не мог заставить себя спокойно объяснить ей это перед другими людьми. Когда я шептался с ней, я предупредил ее, что у меня плохие новости, и попросил ее не упоминать о моей семье и моих делах, пока мы снова не увидимся.

— Когда это случится?

— Сегодня вечером. Она придет к ужину. Я хочу, чтобы вы кое-что сделали на этот счет… Подождите минутку. Сначала мне нужно договориться об одной вещи.

— Верно, — сказал Фом. — Я тоже хочу позвонить в офис, чтобы отложить встречу. Я опоздаю на нее.

Видимо, всем в это время пришла в голову идея позвонить, и Фому пришлось ждать своей очереди, чтобы занять телефонную будку. По случайности первой освободилась будка, примыкавшая к той, в которой громко с кем-то беседовал Рафаэль Кросс. Хотя между ними было стекло, Фом мог слышать его повышенный голос, хотя и не мог разобрать слов. Видимо, у его клиента возникли проблемы — на том конце его не поняли, ибо внезапно он в гневе закричал:

— Я сказал «Херефорд», дурак!

Пока его соединяли, Фом рассеянно задавался вопросом, где он слышал эту фамилию раньше. Он вспомнил об этом, только вернувшись в офис: мисс Херефорд была бывшей секретаршей миссис Стерлинг.

На тот момент это было просто незначительным совпадением. Его важность он осознал только в конце этого кровавого дела.

Глава X. Женская привилегия

Когда Фом вышел из телефонной будки, Кросс ждал его.

— Рад, что смог встретиться с вами в неформальной обстановке, Фом, — сказал он. — Теперь встреча окончена, у меня есть поручение для вас. Это не входит в ваши профессиональные обязанности, но вы должны занять наше время обычным способом.

— О чем вы? — спросил Фом.

— Я говорю о Нелл… Я сказал вам, что сегодня вечером она придет пообедать со мной. Я предложил отправить за ней машину, но она заставила меня отказаться от этого. Она хочет ходить пешком и увидеть в Лондоне все, что только сможет. Мне было бы спокойнее, если бы у нее была компания, ведь она здесь никого не знает. У меня есть одно важное неоконченное дело, и я весь день должен оставаться рядом с телефоном. Так что я был бы рад, если бы вы зашли за ней в Англоязычный союз и доставили ее в мой отель.

Фом собирался порекомендовать ему услуги районного посыльного, но передумал, взглянув на изборожденный морщинами лоб Кросса. Он напомнил себе, что этот человек недавно был гостеприимным хозяином и что важнее сохранить его душевное спокойствие, чем свою собственную мелочную профессиональную гордость.

— Когда? — поинтересовался он.

— Она сказала, что не сможет выйти до шести часов. Нелл всегда точно следует графику и является в назначенное время, даже если ей стоило бы заставить вас подождать. Вы же знаете, это дамская привилегия.

Фом сверился со своей записной книжкой.

— До шести, — заметил он. — Да, я могу это сделать.

Он вернулся в офис раздраженным и был резок с новой машинисткой, которая заверяла его, что причиной грамматических ошибок в его письмах была его диктовка. Фом был сыт и в то же время голоден, так как плотно пообедал, но едва обменялся десятком фраз с Виолой. Тогда ему было достаточно просто сидеть рядом с ней, но теперь, когда было слишком поздно, он проклинал себя за упущенную возможность.

Для него было облегчением покинуть офис и отправиться в клуб Нелл. Фом понимал, что хорошая прогулка успокоит его нервы, а также предоставит ему шанс узнать кое-что о прежней жизни Кросса. Хотя тот предупредил Нелл не распространяться о его личных делах, эта женщина была настолько откровенной и простой, что, вероятно, сама бы все рассказала, когда стала бы сплетничать о старых временах.

Фом добрался до Англоязычного союза без пяти шесть, но только чтобы узнать, что мисс Гейнор ушла примерно десять минут назад. С таким отрывом во времени и к тому же не зная, куда она отправилась, он понимал, что любая попытка догнать ее будет безнадежной затеей, поэтому вернулся в офис. За день он толком ничего не успел сделать, но теперь, когда его начальники и коллеги ушли, он какое-то время бесцельно возился, собирая нити прерванного дела.

Наконец Фом почувствовал, что имеет полное право отправиться домой. Однако, выйдя из здания, он обнаружил, что его разум объят тревогой. Рафаэль Кросс настаивал на том, что мисс Гейнор нужно сопровождать. Несмотря на то, что он разминулся с ней не по своей вине, Фом решил, что, если он убедится в ее благополучном прибытии, впечатление не будет так испорчено.

Фом не хотел возвращаться в офис, чтобы позвонить, а телефонная будка, мимо которой он проходил, была занята, поэтому он решил немного отклониться от своего маршрута и позвонить из гостиницы Кросса. Детектив снова неуверенно повернул и, когда он проходил по тускло освещенным улицам Мейфэра, казалось, что он возвращался к вневременной атмосфере площади Беркли[11]. Воздух был насыщен влажными парами, а мокрые мостовые перемежались с абсолютно сухими участками, отмечавшими те места, где раньше лежали гладкие опавшие листья. Попадая в освещенный круг под каждым уличным фонарем, они выглядели причудливо обесцвеченными и хрупкими, как мертвые бабочки, отпечатавшиеся на камне.

Призрачные пешеходы, однако, врезались в него с реальной силой. Мимо проезжали автобусы, из окон которых шел пар от дыхания их пассажиров. Для Фома было облегчением добраться до отеля Кросса и выбраться из этой холодной сырости.

Холл отеля с толстым бледно-розовым ковром и блестящими дневными лампами приятно контрастировал с туманом снаружи; но, несмотря на чувство тепла и комфорта, Фом снова смутно осознал, что ему не нравится это место. Это впечатление сохранялось, пока он поднимался на лифте на верхний этаж и оставалось с ним, пока он не достиг квартиры Кросса, поэтому он с неохотой позвонил в дверь.

Кросс сразу же открыл. Под его голубыми глазами отчетливо виднелись круги, будто кожу вокруг глазных впадин искусственно затемнили — эффект, который в сочетании с его бархатным смокингом придавал ему театральный вид.

— Где Нелл? — резко спросил он.

— Я считал, что она здесь, — ответил Фом. — Она покинула свой клуб без четверти шести, так что я разминулся с ней. Сожалею.

Кросс начал кусать губу.

— Странно. Не в духе Нелл подводить меня.

— Она в пути, — напомнил ему Фом. — Помните: опаздывать — это женская привилегия.

— Да, может быть. Я позвоню в ее клуб. Может быть, она вернулась, а затем осталась поговорить с кем-то. Нелл стала бы болтать и с трупом… Не уходите, Фом. Просто побудьте здесь, пока я позвоню.

Кивнув, Фом взял вечернюю газету, которая лежала на столе. Он сам был не прочь поужинать и не мог понять такого беспокойства по поводу безопасности взрослой женщины. Ожидая хороших новостей, он едва поднял взгляд, когда Кросс вернулся в зал.

— Ее там нет, — сказал тот, тяжело дыша. — Что могло ее задержать?

— Она заблудилась, — предположил Фом.

— Но она говорит по-английски. Кроме того, она могла бы взять такси.

— Возможно, она устала и по пути зашла в кинотеатр.

— Это уже вероятнее, — с большей уверенностью произнес Кросс. — Не уходите, Фом.

— Но мне нужно поужинать.

— Вы можете поесть здесь. Я пошлю наверх закуску для Нелл, когда она придет. Но если она не придет, мне может понадобиться совет или помощь.

Они спустились в ресторан на самую неловкую трапезу. Кросс много пил, но практически ничего не ел, хоть и безжалостно гонял официантов за блюдами. На протяжении всего обеда он говорил исключительно о Нелл Гейнор.

— Это было так странно для меня — увидеть ее всю разряженную, — сказал он. — У себя дома на ферме Нелл носит дешевую одежду и старую дырявую шляпу. Она работает за двоих, а взамен получает только морщины да зарабатывает себе на пропитание.

— Но тогда как она смогла позволить себе отправиться в такой дорогостоящий отпуск? — скептично осведомился Фом.

— Я расскажу вам… С тех пор как она была еще подростком, Нелл копила на поездку в Европу. После того, как ее работа была сделана — а она работала и с утра, и допоздна, — Нелл впрягалась в любую работу, которую, доверившись ей, могли поручить соседи. Она проходила пешком много километров, чтобы собрать ягоды, а затем варила их, делала желе и продавала. Она собирала семена и продавала их — десять центов за пакет. Она и лечила, и готовила, и шила. Никто не рождался и не одевался без участия Нелл. Ей понадобились многие годы, чтобы скопить эти деньги… Но она смогла это сделать. Когда я увидел, как она входит в этой красивой новой одежде, мне захотелось встать и зааплодировать ей.

Тут он поспешно добавил:

— Вы не хотите сыру, верно? Тогда вернемся в мою квартиру. Этот кофе отвратителен.

Фом смирился с судьбой и позволил провести себя по направлению к лифту. Когда они добрались до зала, Кросс обратился к нему:

— Я не стал бы портить вам ужин, Фом, но я не стану скрывать это от вас: я ужасно беспокоюсь о Нелл. Погода туманная, а она не привыкла к движению по другой стороне дороги. Прежде чем мы спустились в ресторан, я видел, как мимо проехали три машины скорой помощи.

— Но ведь у нее нет двух близнецов, — беспечно напомнил ему Фом. — По крайней мере, двое из пострадавших были кем-то другим — так почему бы и третьему не быть кем-то еще?

— Но я чувствую, что что-то пошло не так. Этот звонок так и не был получен.

— Какой звонок?

Кросс вздрогнул, услышав этот вопрос. Затем внезапно вспыхнувшая в его глазах тревога погасла, и он сжал губы, будто волнение подталкивало его сделать какое-то неосмотрительное признание.

— Звонок из Международного клуба, — ответил он после паузы. — Я оставил там сообщение для Нелл на случай, если она вернется со своей подругой-австралийкой. Я позвоню туда еще раз… Выпейте, Фом. Угощайтесь.

Фом хотел бы иметь возможность вырваться отсюда, но ему не хотелось оставлять своего клиента. Он смешал и налил себе виски и включил радио, оставив звук приглушенным. Несмотря на то, что он был не из слабонервных, Фом почувствовал, что и его нервы на пределе — его охватило дурное предчувствие, когда Кросс вернулся после звонка.

— Новостей нет, — глухо сказал он. — Именно это ожидание угнетает меня. Но я уверен, что с ней что-то случилось. Мы должны обзвонить больницы и полицейские участки.

Фом заметил, что на его лбу выступили крупные капли пота. Он казался настолько потрясенным, что детектив предложил свою помощь в поиске необходимой информации.

— Попробуйте сначала этот район, — сказал Кросс.

Ожидая ответа, Фом смотрел на окружающую его обстановку с беспричинным отвращением. Эта комната не была отталкивающей, скорее стандартной, лишенной индивидуальности. Ковер, шторы и обивка были сплошь бледно-коричневых и бежевых оттенков, с размытыми полосами и пятнами, которые сливались в основной узор, как тигр, прячущийся в джунглях. Современное искусство было представлено бледно-зеленой статуэткой женщины, которая по форме напоминала искривленный и обрубленный ствол дерева. Из цветов здесь были только стеклянные орхидеи в чеканной медной чаше.

Фом не мог понять своего инстинктивного отвращения, потому что позже его разум был потревожен воздействием последующих жутких событий — когда в этой квартире он при исключительно ужасных обстоятельствах встретил даму, но он вспомнил это неприятное чувство и задался вопросом, почувствовал ли он это первое содрогание в воздухе.

Но даже тогда его ожидало потрясение: вопреки ожиданиям Фома на первый же свой запрос он получил мрачный ответ. Справившись с дрожью в голосе, он сказал Кроссу:

— Будьте готовы к плохим новостям.

Задав еще несколько вопросов и уточнив детали, Фом повесил трубку.

— Местный полицейский участок сообщает, что женщина средних лет была сбита автомобилем на Площади этим вечером, около половины седьмого; ее паспорт был в ее сумке… Боюсь, нет никаких сомнений, что это ваша подруга.

— В какой она больнице? — спросил Кросс.

— Она в полицейском морге.

— Вы имеете в виду… она ​​мертва?

— Да.

— Я отправлюсь туда прямо сейчас. Ждите здесь.

Фом почувствовал облегчение в силу того, что ему не пришлось разделить с Кроссом тяжкое испытание опознания. Он смешал себе еще виски и стал ходить по комнате. Наконец он понял, что продолжает закуривать все новые и новые сигареты, но делает лишь пару затяжек. Вспомнив, что Кросс делал то же самое, ожидая результатов погрома, устроенного в квартире Гойи, Фом отчасти осознал то состояние тревожного ожидания, в котором пребывал его клиент. «Несомненно, он прошел через это», — размышлял он.

Тут Фом услышал, как хлопнула наружная дверь, оповещая о возвращении Кросса. Когда тот вошел в комнату, он направился прямо к столу, плеснул бренди в стакан и залпом его выпил. Потом он рухнул на стул, будто у него порвались все мышцы.

— Это Нелл, — сказал он, закрывая лицо руками. Неожиданно, к удивлению Фома, сквозь его пальцы потекли слезы, а его плечи стали сотрясаться от рыданий.

— Я никогда не думал, что смогу почувствовать что-то подобное, — выговорил он. — Я бывалый человек… Но это происшествие с Нелл сломило меня… Бедняжка, ее лицо… Все в крови, машина переехала ее.

Фом попытался успокоить его, задав прозаический, существенный вопрос:

— У аварии были свидетели?

— Нет.

— Полиция восстановила ход событий?

— Да, на дороге были следы. Их нельзя было пропустить. Эта сволочь так и не остановилась. Это было убийство. Подлое, преднамеренное убийство.

Фом не обратил особого внимания на это обвинение. Кросс пил в течение всего вечера, был доведен до состояния на грани истерики, и его восприятие было искажено.

— Можете идти, Фом, — приказал его клиент. — Принесите мне бренди. Я пьян… но мне нужно напиться еще больше. Я должен забыть ее лицо.

Убежденный в том, что он больше ничем не может помочь, Фом был только рад вернуться в свой дом в Хайгейте. Войдя в гостиную, он ощутил необыкновенную признательность за его старомодный комфорт. В камине потрескивал огонь, на коврике храпела собака, и тут были его родители, здравомыслящие и бодрые. За окном висела гирлянда из лавра, а внутри были плотные травянисто-зеленые шторы, исключающие возникновение сквозняка. Миссис Фом, которая любила теплую обстановку, всегда виновато говорила о них, как о своем «преступлении против гигиены».

Когда Алан рассказал им историю о несчастье с Нелл, она была обеспокоена главным образом тем, что ее любимый сын почти не ужинал.

— Упокой господь ее душу, — поспешно произнесла она. — Что ты ел на обед, Алан?

После того, как миссис Фом вытащила из него полное меню, она, казалось, с возмущением восприняла это как вызов своему собственному домашнему хозяйству.

— Ничего такого, чего я сама не могла бы тебе подать, — фыркнула она. — Слава богу, кухарка спит, так что я могу совершить набег на кладовую и найти там для тебя какую-нибудь настоящую еду.

После того, как она ушла, ее муж проявил свой обычный интерес к делу своего сына. Его проницательные глаза сузились до серых щелочек на красном лице, когда он озвучил следующую мысль:

— Я ценю то, что ты можешь рассказать только мне фрагменты, Алан. Я рискую показаться мальчишкой, но мне кажется, что эта бедная женщина знала что-то, что нужно было сохранить в тайне.

— Нет, Док, — сказал Фом. — Это был несчастный случай… Но в этом есть кое-что странное. Кажется, мой клиент считал, что она была обречена, потому что он не получил телефонного звонка.

* * *
Когда на следующее утро Кросс позвонил в офис Фома, чтобы узнать новости об Эвелин, его голос звучал нормально. В нем звучало привычное нетерпение, которое сменилось унылым невнятным бормотанием, когда он услышал, что Фому нечего ему сообщить.

Позже на этой неделе Кросс зашел в «Гердлстон энд Гриббл» и попросил встречи с Фомом. Объясняя причину, он был абсолютно спокоен:

— Я был занят, улаживал эти неприятные дела со смертью бедняжки Нелл, — сказал он. — У нее есть только женатый брат без семьи, и он прохвост. Нелл вела все дела на ферме. И все же мне пришлось узнавать, как он хочет поступить с телом. И, конечно же, мне пришлось присутствовать на дознании. Это удача для полиции, что я смог опознать ее тело.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Фом.

— Я должен кремировать ее. Потому-то я и здесь. Я хочу, чтобы вы присутствовали на похоронах… Бедная Нелл всегда хотела, чтобы у нее были шикарные похороны. Она шутила на этот счет: «Никаких дешевых пирушек на моих похоронах. Уж похороните меня как следует»… Я не хочу быть единственным, кто придет на ее похороны. Я заплачу за ваше время и принесу за вас цветы. Нелл любила, чтобы на похоронах было много цветов.

Фом подавил появившееся у него желание отказаться.

— Я приду, — пообещал он, — но только из чувства уважения. Забудьте об оплате.

Затем он небрежно добавил:

— Каков был вердикт на дознании?

— Смерть в результате несчастного случая, — ответил Кросс.

— И вы приняли его?

— Конечно. На что, черт возьми, вы намекаете?

Так как Фом продолжал многозначительно молчать, Кросс горько рассмеялся.

— Вы имеете в виду то, что я говорил об убийстве, когда был пьян. Но лучше оставить все как есть. Я не могу позволить себе вмешиваться в какую-то грязь, пока моей девочки нет. К тому же, какой в этом смысл? Я ничего не могу доказать. Это только бы причинило ее брату лишнюю боль.

Фом застрочил в своем блокноте, упомянув еще одну возможность:

— Я знаю, что вы предостерегали мисс Гейнор, чтобы она не сплетничала о нашем деле, — заметил он. — Но она произвела на меня впечатление откровенной, открытой натуры. Как вы думаете: во второй половине дня в разговоре со своей подругой-австралийкой она упомянула что-то о вашей дочери или о вас самом?

— Нет, — ответил Кросс. — Я подумал о том же, поэтому позвонил в Международный клуб и — как бы глупо это ни было — попросил эту женщину повторить все, что Нелл говорила обо мне. Я был слишком осторожен. Если бы только Нелл рассказала об этом, прежде чем она умерла.

* * *
Когда Фом пообещал присутствовать на похоронах Нелл, он понятия не имел о длине путешествия, которое ему придется проделать. Он подавил неприличное чувство сожаления о потраченном времени, когда катафалк свернул у таверны Хорнс в Кеннингтоне, чтобы продолжить долгий путь по Брикстон Хилл, мимо новых домов в Стретэме, вниз и в обход общественного парка до Норбери.

Они были не единственными, кто пришел на церемонию в церкви. Австралийка присутствовала там из сочувствия к путешествовавшей с ней туристке, которая была обманом лишена своего отпуска. Ее сопровождала американка, которая хоть и была совершенно незнакома с Нелл, но хотела почтить память своей соотечественницы, а также понаблюдать за английской церемонией.

Фом ощутил необычайно сильную реакцию на это печальное событие. Когда короткая, драматичная служба подошла к концу, и гроб с телом скрылся из поля его зрения, он внезапно ясно увидел Нелл — ее сияющее лицо.

Когда он думал об их недолгой встрече в отеле Савой, ему не давало покоя неясное воспоминание, которое досаждало ему, как прикосновение волос к щеке. В отличие от идеального свидетеля по делу об убийстве, он не мог отчетливо вспомнить все, что было сказано. И все же он смутно осознавал некое несоответствие — само по себе незначительное, — которое могло стать значимым, будучи связанным с другой позабытой мелочью.

У него было чувство, будто Нелл пыталась рассказать ему о том, что она сказала перед своей смертью, и что ее слова были бы последним звеном в решении тайны исчезновения Эвелин Кросс.

Глава XI. Утечка информации

В то время как агенты Фома преследовали неуловимых блондинок в западной части страны, трагические события медленно надвигались на квартиру Рафаэля Кросса…

Очевидно, интуиция не предостерегла его об их приближении. Казалось, он полностью отошел от шока, вызванного смертью Нелл Гейнор, а также стоически смирился с длительным отсутствием своей дочери. Впрочем, хотя создавалось впечатление, что он пребывает в отличном расположении духа, это не ввело в заблуждение проницательную Беатрис.

— В сердце у него уныние и страдание… и вокруг себя он распространяет уныние и страдание, — поделилась она с Виолой. — Я чувствую это всякий раз, когда он находится рядом. Вы заметили, что он смеется, но смех не отражается в его глазах? Не думаю, что он хоть на минуту забывает об этом.

— Значит, он умело притворяется, — признала Виола.

Будто бы в оправдание ее комплимента Кросс снова доказал свою отстраненность, решив устроить небольшую вечеринку в своей квартире, оставшейся без хозяйки. Впрочем, его гостеприимство было не совсем добровольным и было вызвано тем, что миссис Стерлинг выразила желание увидеть его отель.

— Мне интересна обстановка вокруг тех людей, которые мне нравятся, — сказала она.

— Моя квартира очень простая по сравнению с вашей, — предупредил ее Кросс. — Всего лишь комнаты с обслуживанием. Я хотел просто какое-нибудь спокойное место, где я мог бы расслабиться, и куда Эвелин могла бы пригласить своих друзей выпить.

— Но я хотела бы увидеть вашу квартиру.

— Сочту за честь. Скажем, завтра вечером?

Виола была сильно раздосадована необходимостью участвовать в этой встрече. В подобных случаях выхода в общество — когда Беатрис сопровождали родители — девушке ​​не требовалась официальная защита, поэтому и Виола, и детективы освобождались от своих обязанностей.

Когда Стерлинги добрались до отеля, Кросс проводил их непосредственно в ресторан. Он придирчиво выбрал блюда и добавил в меню вина, в то время как менеджер взял на себя ответственность за приготовления. По окончании ужина миллионер и его жена настояли на его представлении, чтобы он мог принять от них поздравления, а дамы могли принять от него букетики орхидей.

Виола, которая осталась в стороне от этих цветочных подношений, наблюдала за этой маленькой церемонией с несколько натянутой улыбкой. Однако атмосфера в обществе оставалась сердечной, и, поднимаясь на верхний этаж здания для осмотра квартиры Кросса, Стерлинги пребывали в благосклонном настроении.

По своему обыкновению миллионер не высказал никаких замечаний, однако принял сигару от хозяина квартиры в знак своего одобрения. Пока он курил, Стерлинг со скрытой полуулыбкой наблюдал за женой и дочерью. Миссис Стерлинг была на редкость несдержанной и настаивала на том, что всем очарована. Ее можно было принять за невесту, осматривающую свой будущий дом, когда она порхала по квартире, привлекая внимание дочери к деталям, которые не отличались новизной, и с интересом задавая вопросы об обстановке квартиры.

— Я очарована, — объявила она. — Она идеальна.

— Не идеальна. Здесь нет хозяйки. Не я должен делать это, — возразил Кросс, прекратив разливать кофе.

— О, бедный вы, бедный… Позвольте мне…

— Нет, я сохраню для нее ее местечко, чтобы она делала это снова.

Затем, чтобы вознаградить энтузиазм миссис Стерлинг, он ответил на ее невысказанный вопрос и назвал то единственное, что она хотела знать, — стоимость арендной платы за квартиру. Та была возмущена, услышав сумму.

— И только-то? Уильям, ты слышал? Подумай, сколько нам приходится платить ни за что.

— Это называется «королевский люкс», — напомнил ей муж.

— Не имеет значения, как это называется. Отвратительно, что на нас всегда наживаются. Я часто задаюсь вопросом — за что мы платим?

— За свою нескромность, — усмехнулся Стерлинг и добавил: — Когда женщина признается прессе, что она выбила из своего отца целое состояние в одних только бриллиантах, вполне очевидно, что она не мелочится.

— К тому же, дорогой, — вмешалась Беатрис, — ты в самом деле ненавидишь это. Ты бы вычеркнул все дополнительные услуги из своего счета. Тебе нравится думать, что ты простой, но все мы знаем, что ты ужасно сложный.

Увидев, что нежное лицо миссис Стерлинг стало приобретать страдальческое выражение, которое у нее заменяло мрачность, Кросс спас положение.

— Простой или сложный, — заявил он, — в одном все женщины похожи друг на друга — они суеверны… Как и большинство деловых людей.

— И вы? — спросила Беатрис.

— Да… Иногда я чувствую соблазн пойти к ясновидящей, чтобы спросить об Эвелин. Но единственная из них, в ком я уверен, это Гойя. А теперь, после того, какую боль я испытал в ее комнате, я никогда не смог бы прийти к ней. И все же кажется, что она экстрасенс. Один парень в городе сказал мне, что она назвала ему выигрышную комбинацию в лотерее.

Глаза Беатрис зажглись волнением.

— Я непременно должна обратиться к ней за советом, — заявила она. — Грини, мы сделаем это завтра.

— Нет, — резко возразил Кросс. — Не позволяйте ей ходить в это место, Стерлинг.

— Ей нет необходимости идти туда, — с мрачным юмором заметил миллионер. — Я тоже экстрасенс, и мой дух-наставник говорит мне, что у меня никогда не будет зятя по имени Остин.

— Нет, — согласился Кросс. — Беатрис должна иметь титул. Ничто, кроме самого лучшего, недостаточно хорошо для нее.

Беатрис рассмеялась и тряхнула головой, словно отказываясь от комплимента, которым ее одарили по праву. Как обычно, она была в белом, и ее шелковое платье с цветочным узором подчеркивало ее молодость. В этот вечер, в качестве привилегии, ей было разрешено надеть нитку кораллов, которая гармонировала с цветом ее губ. Однако, хотя она являла собой очаровательную картину, ей недоставало той красоты, которая единственно могла бы оправдать идолопоклонническое восхищение ее родителей.

Наблюдая за ними, Виола вдруг почувствовала раздражение из-за условий своей новой жизни и презрение к своим спутникам. Миссис Стерлинг выглядела утонченной и дорого одетой, как фарфор на персиковой парче, в то время как оба мужчины казались более выразительными в своих смокингах. Они заставили ее подумать о молодом человеке, который часто круглые сутки носил один и тот же костюм — человеке с решительным взглядом, который называл себя «грубоватым и заурядным».

Фом относился к тому, что было реальным: перестановки в ее квартирке, наскребание на жизнь и уловки, мучительная погоня за блеском. В этот момент Виола одновременно почувствовала тоску по дому и крайнее одиночество. Она вздрогнула при звуке громкого двойного стука.

— Думаю, это моя почта, — заметил Кросс. — Мне ни разу не представилось шанса забрать ее в бюро, ее постоянно приносят наверх. Эти молодые негодяи знают, что я не скуплюсь на чаевые.

Он прошел в холл и открыл входную дверь.

— Только одно, сэр, — с надеждой объявил мальчишеский дискант, — но «срочное»… Спасибо, сэр.

Кросс вернулся, насвистывая тему из «Оперы нищего». Он собирался бросить письмо на бюро, когда взглянул на него. Насвистываемый мотив прервался на середине такта.

— Адрес напечатан, — произнес он.

— Откройте его, — резко приказал миллионер.

— Да… конечно.

Но так как Кросс не предпринял никаких попыток разорвать конверт, а стоял и смотрел на него, словно загипнотизированный, миссис Стерлинг забрала его из его безвольных пальцев. Разрезав и открыв конверт, она негромко зачитала вслух:

— «Вы можете получить свою дочь обратно, заплатив пять тысяч долларов однофунтовыми казначейскими билетами. Принесите пакет на станцию вокзала Виктория в пятницу вечером в 11.30 и оставьте его в телефонной будке с крестом, поставленным мелом. После сразу убирайтесь, не оглядываясь. Помните, что вы будете под наблюдением. Если вы будете играть честно, ваша дочь вернется тем же вечером; не обращайтесь в полицию. Если вы это сделаете, то это очень плохо для нее закончится».

Кросс не выказал никаких эмоций, пока слушал содержание письма.

— Я ожидал этого, — ровно произнес он. — Я знал, что они удерживают ее.

Виоле было стыдно за охватившее ее волнение, вызванное невольным вмешательством в эту драму. Унылая атмосфера комнаты с паровым отоплением внезапно оказалась оживлена бурными эмоциями —страхом, жалостью, подозрением, гневом. Она заметила, что лицо миллионера посерело, в то время как его жена, казалось, сжалась, когда они оба со страхом посмотрели на Беатрис.

«Они думают только о своей драгоценной Беатрис, — подумала Виола. — Она достаточно защищена с этой кучей детективов, специально отобранных для нее. Та, другая бедная девушка может подвергаться страшной опасности. Но что им до того».

Молчание нарушил миллионер.

— Вы знаете, что вам нужно сделать, Кросс, — резко сказал он. — Вы должны немедленно позвонить в полицию.

— Нет, — возразил тот. — Я не смею подвергать ее риску.

— Вы должны. Это сложно, но вы должны пойти на это. Это ваш единственный шанс. Если вы позволите им себя обмануть, эти подонки тут же воспользуются этим. Для начала — названная цена слишком низка, и это уже выдает обман. Это означает, что они будут продолжать повышать цену. Опять же, у вас нет никаких гарантий, что они выполнят свою часть сделки.

— Вам легко говорить, — напомнил ему Кросс, — ведь это не ваша дочь. Сами бы вы не стали так рисковать.

— Стал бы.

Стерлинг упрямо выпятил нижнюю губу, а Виола заметила, как его жена встала перед своей дочерью, инстинктивно защищая ее. Хотя ее маленькое лицо оставалось спокойным, пока она слушала своего мужа, ее глаза выражали страх и протест.

— Если бы это была Беатрис, я бы сразу сообщил в полицию. Похищение человека — это самое подлое преступление трусов, которые проворачивают свои делишки в темноте. Но моя стратегия всегда состоит в том, чтобы выйти из подполья и начать борьбу. Попомните мои слова — эти сволочи заберут ваши деньги и оставят вашу дочь у себя.

Внезапно Виоле захотелось услышать хладнокровное профессиональное мнение, чтобы очистить воздух от противоречивых эмоций. Хотя она признавала, что была пристрастна, высказавшись в интересах Алана Фома, в то же время для Кросса было бы логично прибегнуть к помощи платных услуг, и она осмелилась предложить:

— Ваш детектив должен иметь возможность заработать деньги. Не мог бы он выследить этого человека по этому письму?

— Никакой надежды, — заявил миллионер. — Почтовая марка — EC4[12]. Это доказывает, что письмо было написано в другом месте. Бумага стандартная, и на ней не будет обличительных отпечатков пальцев. Даже полиция ничего не смогла бы извлечь из этого.

— Письмо написано правильно, — заметила Беатрис. — Возможно, это блеф.

Стерлинг с гордостью улыбнулся.

— Я думаю, что тут Беатрис права, — объявил он. — Это может быть попытка достать вас, попытка человека, у которого нет вашей дочери. Одно из затруднений любого похищения — это толпа прохвостов, которые вымогают деньги, стремясь к наживе.

— Значит, вы до сих пор не считаете, что она похищена? — спросил Кросс. — Даже после этого письма?

— Нет. Я думаю, что письмо так нас ошеломило, что мы забыли о фактах. Ваш собственный детектив придерживается мнения, что это случай добровольного исчезновения. Но главный аргумент против похищения — это время, которое прошло до требования выкупа. В этом нет смысла.

— Кто знает об исчезновении Эвелин, кроме нас? — спросила миссис Стерлинг.

— Довольно многие, — ответил Кросс. — Конечно, я сказал в нашем отеле, что она уехала в гости. Но в Померании Хаус в тот день было много людей: майор Померой, девушка, готовившаяся к экзаменам, Гойя, толпа машинисток и Грини.

Все посмотрели на Виолу при упоминании ее имени, и она ощутила неприятное ощущение смутной вины. Хотя ее совесть была чиста, испытывающий взгляд миллионера заставил ее осознать не только свою ответственность по отношению к его дочери, но и ощутить себя под подозрением.

— Вы можете исключить девушек, — объявил Кросс. — Майор — всего лишь простофиля, он не способен совершить преступление… Тем не менее, любой из них мог проболтаться. Эта информация могла дойти до какого-нибудь беспринципного человека.

— Я уверена в том, что это утечка информации, — сказала миссис Стерлинг. — Рафаэль Кросс, вы действительно должны позвонить в полицию.

— Что они могут сделать? — поинтересовался тот.

— Предоставьте это им. Они знают свое дело. Эти негодяи, которые пытаются нажиться на чьей-то беде, заслуживают того, чтобы быть наказанными.

— Вы правы. Я думаю, что это письмо — фальшивка. Позвоню в Скотленд-Ярд.

Кросс подошел к телефону. Его решимость сохранилась до конца официального разговора, а затем он произнес:

— Если мы не правы, я только что убил свою девочку.

Глава XII. Благодаря вмешательству полиции

На следующее утро Кросс зашел в офис «Гердлстон энд Гриббл», чтобы рассказать Фому об анонимном письме. Разъясняя сложившуюся ситуацию, он казался подавленным и убежденным в том, что совершил ошибку.

— Эти Стерлинги накинулись на меня, — заявил он. — Отец, мать и дочь все говорили и говорили, пока я не уступил, пойдя против собственного суждения. Теперь это от меня не зависит. Сегодня вечером будут действовать полицейские.

Если Фом и считал, что с ним не слишком хорошо обошлись, не спросив его мнения, он никак не выказал этого.

— Если письмо подлинное, — начал он, — то это случай похищения, и я предпочел бы, чтобы с этим разбиралась полиция. Если это фальшивка, ваша дочь все равно до сих пор не вернулась, и я должен продолжать свою работу, пока не найду ее… Кстати, полиция знает о ваших делах?

— Нет, я сказал им, что моя дочь ушла от меня, и что я послал по ее следу ищейку. Как и вы, они считают, что это ее выходка. По их мнению, кто-то распустил сплетни об этом деле, и теперь какой-то самоуверенный наглец пытается нажиться на этом.

— Вы знаете, как они будут действовать сегодня вечером?

— Да. Они организовали засаду и фиктивный выкуп, — объяснил Кросс. — В записке сказано, что я должен доставить его лично. Но я сказал полиции, что непременно приду в ярость и врежу кому-нибудь. Так что один из полицейских моего роста и сложения отправится туда вместо меня.

— Как я понимаю, они сразу же позвонят вам, чтобы дать знать о случившемся?

— Разумеется. — Кросс вытер лоб и добавил: — Это ожидание угнетает меня. Это письмо было непосредственной угрозой для Эвелин.

— Я думаю, вам не следует воспринимать это слишком серьезно, — сказал Фом. — Согласно вашим рассказам этот ваш неизвестный враг — один из ваших простофиль. Это само по себе доказывает, что он не настолько умен, как вы. Почему вы должны признавать за ним больше хитрости и изобретательности? Прежде всего, у него нет наличных, раз вы обчистили его.

Как и ожидал Фом, Кросс, со свойственным ему быстро меняющимся настроением, зацепился за это напоминание.

— Это разумно, — заметил он. — Знаете, Фом, вы единственный достойный парень, которого я встретил в этом деле. Все остальные, кажется, только вредят… Вот почему я дал полиции номер вашего офиса и сказал им позвонить мне сюда сегодня вечером. Но если я пересек черту, то могу отменить заказ.

— Но почему сюда? — поинтересовался Фом.

— Потому что больше некуда. Я не хочу напрашиваться к Стерлингам и не хочу, чтобы сообщение поступило в мой отель. Ночной портье скучает на своем посту, и когда он услышит, что звонок из Скотланд-Ярда, он станет подслушивать, совать нос в мои личные дела. Прежде мне пришлось покинуть отель из-за того, что руководство не желало иметь никаких дел с полицией. Они чувствительны по этому поводу, а мне не хочется переезжать.

— Понимаю, — заверил его Фом. — Конечно, вы можете прийти сюда и принять звонок. Я улажу это со своим руководством.

— Спасибо… Но есть кое-что еще. Я хочу, чтобы вы остались здесь со мной. Возможно, мне потребуется совет или помощь. Разумеется, я заплачу вам за потраченное время.

Фом слишком привык к ночной работе, чтобы возражать, поэтому он пообещал вернуться в офис в одиннадцать часов. Однако, к своему неудовольствию, он не мог забыть о назначенной встрече. Воспоминание об этом преследовало его весь день, как смутно неприятное испытание. Он удивил свою мать, вовремя вернувшись к ужину домой в Хайгейт, но следствием его пунктуальности стал беспокойный вечер, который Фом провел, бродя по комнатам.

Для него было настоящим облегчением пожелать своим родителям спокойной ночи и покинуть теплый уютный дом, выйдя на улицу, в холод и мрак. Так как у него оставалось время, он немного прошелся от станции метро и был удивлен, обнаружив, что Рафаэль Кросс уже ждет его у офиса.

На том был плащ, надетый поверх смокинга, и шляпа, сдвинутая на одну сторону, а под мышкой он держал бутылку виски. Стоя в тени дверного проема, Кросс напомнил Фому захмелевшего донжуана из девятнадцатого века — такую иллюзию создавали темные хогартовские здания[13] и серповидная луна, которая плыла низко, прямо над крышами этих зданий.

— Одолжил полицейскому, играющему мою роль, свои пальто и шляпу, — пояснил Кросс, а затем указал на бутылку виски: — Надо приободриться.

— Хорошая идея, — согласился Фом.

Он проводил своего клиента в личную комнату мистера Гердлстона, которая безо всяких на то причин называлась залом заседаний совета директоров. Это была огромная викторианская комната, обставленная массивными креслами, расположенными вокруг центрального стола. Обои были коричневыми и покрытыми золотистыми папоротниками, а новый аксминстерский ковер сочетал в себе аляповатые цветы — красный и зеленый — и сложный витиеватый узор.

Над мраморной каминной полкой висел портрет отца Гердлстона, написанный маслом, предположительно, как основателя фирмы; на самом же деле, портрет был написан, чтобы отметить продвижение франкмасонов. Там также был портрет в красивой рамке, портрет миссис Гриббл, которая хорошо фотографировала. Раньше на стене висел и портрет миссис Гердлстон, но его куда-то подевала уборщица. К счастью, мужчины слишком привыкли к нему, чтобы заметить его потерю, и оба беспристрастно называли оставшийся портрет своей «половиной».

Кросс сразу заметил его.

— Красивая женщина, — отметил он. — Времен Эдуарда[14]. Теперь она уже не та. Это ее собственные зубы?

— Откуда мне знать, — ответил Фом.

— Разве это не ваша жена?

— Помилуйте, нет. По возрасту она годится мне в матери.

— Конечно… Здесь есть содовая?

— Нет, нужно будет пойти в бар.

Фом знал, что Кросс говорит, чтобы не потерять контроль над своими нервами. Он пригласил его занять глубокое кожаное кресло мистера Гердлстона, а сам отправился за штопором и стаканами.

— Осталось немного времени, — заметил он.

Кросс взглянул на часы и застонал:

— Вечность. Фом, я в аду. Я обречен провести свою жизнь в ожидании. Помните Нелл? Она так и не пришла. И все это время она лежала там на дороге. И теперь это. Ожидание…

— Вы правильно поступили, обратившись в полицию, — заверил его Фом.

— Но если я ошибся, то расплачиваться за это придется Эвелин.

Двое мужчин пили и курили в тишине, нарушаемой только гудками машин. Они неотрывно смотрели на пристань и время от времени сверялись со своими часами. Было ясно, что Кросс мучится от тревожного ожидания, которое теперь проняло и бывалого Фома.

Его мысли были сосредоточены на драме, которая разыгрывалась на станции Виктория. Детектив задавался вопросом, все ли идет по плану или же возникли неожиданные осложнения, вызванные представителями общественности. Выпитый им виски замутнил его воображение; станция Виктория больше не казалась знакомой конечной остановкой, где Фом часто выслеживал преследуемых. Теперь она была темной и заполненной тенями, и наблюдатели ожидали там прихода шантажиста. Телефонная будка, помеченная крестом, приобрела зловещее значение. Даже в этот самый момент кто-то незаметный мог затаиться внутри.

Вдруг пронзительно зазвонил телефон. Фом подскочил к нему, чтобы ответить, но прежде, чем он добрался до него, Кросс сорвал трубку. Когда он услышал сообщение, то в его взгляде появились недоверчивая радость и удивление.

— Да, — пробормотал он. — Я сейчас приеду.

Когда Кросс положил трубку, его рука дрожала.

— Она вернулась, — хрипло произнес он. — Я не могу в это поверить. Эв вернулась.

Эта новость была настолько неожиданной, что Фом не мог в нее поверить и спросил:

— Откуда вы знаете?

— Они только что позвонили из отеля. Я оставил этот номер на столе на случай, если что-нибудь случится. Я и не мечтал об этом. Мы должны сейчас же отправиться туда.

Фому было любопытно увидеть девушку, о которой он столько слышал. Даже сейчас трудно было поверить в то, что она на самом деле находится в квартире, где он увидит ее во плоти. Однако чувство долга оказалось сильнее желания увидеть Эвелин, и Фом напомнил Кроссу об ожидаемом сообщении от полиции.

— Сейчас это не имеет значения, — заявил тот. — Кроме того, я не хочу, чтобы линия была занята. Мне нужно позвонить Эвелин. Я должен снова услышать ее голос.

Это было естественное желание, но Фом ощущал нетерпение в связи с этой задержкой. После того, как вызов поступил в отель, Кроссу пришлось ждать, пока портье соединит его с квартирой. И вот, наконец, его лицо расплылось в глупой улыбке.

— Это ты, милая? — воскликнул он. — Где ты была?.. Плохая девочка… Будь уверена, я все об этом узнаю… Послушай, здесь со мной молодой парень, который выслеживал тебя по моей просьбе. Просто скажи ему что-нибудь.

Фом взял трубку, которая была влажной от тяжелого дыхания Кросса. В следующее мгновение он услышал слабые металлические нотки тихого сопрано.

— Привет. Вы сыщик?

— Да, — ответил Фом. — Вы были действительно неуловимы. Полагаю, я говорю с мисс Кросс?

— Для вас Эвелин. Вы искали меня в неправильных местах. Я открою вам секрет: правильное место здесь. Приходите и проверьте… Пока-пока.

Звонко рассмеявшись, она повесила трубку, и тут же воцарилась мертвая тишина. У Фома появилось странное ощущение, что он говорил с призраком. С нетерпением желая встретиться с Эвелин, он чувствовал раздражение и досаду, как при просмотре фильма, в котором героиня медлит на грани спасения. Пока они тут теряют время, Эвелин может снова исчезнуть. Казалось, ее также невозможно застигнуть, как и пригвоздить солнечный зайчик к месту острием ножа.

— Может, отправимся? — предложил он.

Кросс кивнул, но остановился, чтобы снова наполнить свой стакан.

— Она была со своим парнем, — объяснил он. — Ну, это молодость. Допустим, мне следует отшлепать ее… Пойдемте.

Когда они вышли из офиса, Фом тщетно огляделся в поисках такси. Несмотря на то, что отель был неподалеку, он понимал, что у них не получится быстро добраться до него, так как оказалось, что Кросса пошатывает при ходьбе. Он и сам не совсем твердо держался на ногах, а силуэты старых зданий зловеще ходили ходуном в свете расплывающейся луны.

Фому казалось, что он застрял в кошмаре, в котором невозможно продвинуться вперед. В то же время его мучило осознание срочности действий, и в уме он безжалостно перебирал различные ужасные возможности. Детектив рассудил, что, если Кросса действительно преследует некий враг, этот человек будет следить за его отелем. Значит, отсутствие девушки не осталось для него секретом. Естественно, тот будет считать, что она была в гостях, но при этом он будет ждать ее возвращения.

До этого момента Эвелин находилась под мужской защитой. И вот наступил тот психологический момент, когда она находилась в уязвимом положении — она уже покинула возлюбленного, но пока еще не встретилась со своим отцом.

К большому облегчению Фома в нескольких ярдах от них остановилось такси, чтобы высадить пассажиров. Он взял его, хоть отель и находился всего лишь на другой стороне Пикадилли. После того, как он дал водителю адрес и забрался внутрь, Кросс добавил:

— Останови у ближайшей аптеки.

Вместо того чтобы просто пересечь освещенную магистраль, они медленно начали продвигаться вдоль нее, а Кросс объяснил причину задержки:

— Я пьян, Фом. Я не могу встретиться с Эвелин в таком состоянии.

Однако когда они остановились у аптеки, Кросс оказался достаточно трезвым, чтобы продемонстрировать экспертные знания по вопросу дозировки. Фом был раздражен этой задержкой, хотя она была оправдана результатом. Вскоре они вернулись в такси и свернули от несущегося потока огней на темную боковую улицу. Когда в поле зрения появился освещенный фасад отеля, Кросс схватил Фома за руку.

— Эвелин там наверху, — произнес он. — Или мне это приснилось?

— Мы разговаривали с ней по телефону, — напомнил ему Фом.

Они прошли через вращающуюся дверь и встретили сонного швейцара в бордовой форме.

— Моя дочь поднялась в нашу квартиру? — спросил Кросс.

— Да, сэр, — беспечно ответил мужчина. — Она забрала ключ. Сказала, что впустит вас.

Сонный мальчик-слуга, который еще бодрствовал в надежде получить чаевые, бросился к ним, чтобы поднять их на лифте. Когда они поднимались, Фом вспомнил то чувство брезгливости, которое он испытал, когда в последний раз поднимался туда. Эта мрачная и стандартная комната была сценой бдения для мертвой женщины. Приятно было подумать, что хотя бы теперь она преображена атмосферой присутствия беззаботной девушки. Возможно, Эвелин разбросала вокруг себя свои вещи: ее шляпка лежит на стуле, помада — на столе, окурки сигарет — на полу.

Фом одновременно ощущал волнение и предвкушение, следуя по коридорам к квартире вслед за Кроссом. В холле был включен свет, также он проникал и через открытую дверь гостиной. С ликующим возгласом «Ау»[15] Кросс ворвался внутрь…

Фом остался ждать в прихожей, чтобы не вмешиваться в их встречу. Однако наступившая за этим возгласом тишина подсказала ему, что что-то пошло не так. Он не услышал восторженного крика девушки, не последовало и шума, указывающего, что она с нетерпением бросилась к отцу.

Вместо этого детектив услышал глухой стук, как будто кто-то упал на пол. Ворвавшись в комнату, он застыл в дверях, а его сердце, казалось, оборвалось.

Сперва он не мог поверить в то, что увидел. Молодая блондинка сидела в одном из больших кресел. Она была одета в тесный черный костюм, юбка которого пошла складками выше колен, открывая стройные ноги в бежевых шелковых чулках. Все опознавательные признаки были на месте, в том числе нитка жемчуга и крошечный красный шрам в форме треугольника. Ее волосы были привлекательного светлого оттенка, а глаза — круглыми и голубыми.

Но вместе с тем их взгляд был мертвым и застывшим; ее лицо было темно-синюшным, а вокруг ее горла была повязана веревка.

Фом наконец встретил Эвелин Кросс во плоти — ведь от нее и осталась одна только плоть. Ее руки были сложены на колене и удерживали карточку, на которой значилось грубо напечатанное сообщение:

«ВЫ ПОЛУЧИЛИ ЭТО БЛАГОДАРЯ ВМЕШАТЕЛЬСТВУ ПОЛИЦИИ».

Глава XIII. Поддержка

Стерлинги не слышали о трагической смерти Эвелин до следующего утра. Миссис Стерлинг наслаждалась привилегией зачитывать новости, поэтому Беатрис потворствовала ее слабости и никогда не просматривала газеты, пока они не были, скажем так, «официально объявлены открытыми». Так как этот запрет не касался финансовой прессы, миллионер также придерживался этого негласного семейного соглашения.

Для всех них было шоком, когда, зачитав заголовки о событиях государственной важности, миссис Стерлинг издала слабый возглас:

— Эвелин Кросс была убита!

Хотя ее чувствительная натура не выносила трагических событий, она добросовестно передала им детали преступления, зачитав их тихим сдержанным голосом. Слушая ее, Виола дрожала от того же страшного волнения, которое овладело ею, когда Кроссу пришло требование выкупа. Каждый нерв в ее теле покалывало, будто провод высокого напряжения высвободил свой ток.

Оглядевшись, Виола едва могла поверить в то, что остальные слушатели продолжали завтракать. В то время как она содрогнулась, представив себе молодую блондинку, измученную агонией борьбы, со стройными связанными ногами в разорванных чулках, Беатрис ела овсянку, а ее отец расправлялся с грейпфрутом.

Виола вновь обвинила их в отсутствии сочувствия и ощутила острое возмущение, так как она была неспособна понять, что эта семья была эгоистична в том, что касалось темы похищения людей. Это было тенью, которая угрожала их жизням и представляла для них живой интерес. Из-за существования этой угрозы они храбрились, дабы опровергнуть ее реальность; родители делали это, чтобы успокоить Беатрис, а она — ради них — также играла свою роль в этом представлении с опровержением.

«Посмотрите на нас, — казалось, говорили они. — Наша бесстрастность доказывает: мы знаем, что мы неуязвимы для этого».

Правда заключалась в том, что они были сильно потрясены этой трагедией. Было невозможно игнорировать существование осьминога, когда его щупальца только что сомкнулись над жертвой — и было бесполезно рассуждать, что Рафаэль Кросс и его дочь привлекли к себе излишнее внимание и Эвелин не получила никакой защиты.

Как будто вдруг вспомнив, что Виола — еще один человек, стоящий на страже ее дочери, миссис Стерлинг посмотрела на нее с бессознательной мольбой.

Но девушка не заметила этого — она была поглощена размышлениями о том, как Эвелин Кросс в последний раз пришла домой. Ее живое воображение так точно восстановило каждую деталь, что она почти ощутила себя на месте жертвы. Она точно знала, в каком волнении была Эвелин (об этом свидетельствовал ночной портье в отеле), когда она ​​ весело пожелала спокойной ночи своему неизвестному сопровождающему.

Портье только слышал, как отъехала машина, прежде чем Эвелин вошла через вращающуюся дверь. Виола была уверена, что это было триумфальное появление — вызывающее вплоть до развязности. Девушка получила удовольствие от этого приключения — спасибо, никаких сожалений — и теперь была готова к старой доброй родительской трепке.

Виола прошла с Эвелин каждый шаг ее пути, страстно желая вернуть ее назад, но не в силах этого сделать. Она поднялась с ней в лифте, который постепенно, метр за метром подводил девушку все ближе к тому, что ожидало ее в квартире. Она сопровождала Эвелин по застеленным коврами коридорам, открыла входную дверь… и затем вошла в холл.

Там кто-то стоял. Ждал ее…

Черный туман застлал глаза Виолы, шум в ушах заглушил звук тихих, быстрых слов миссис Стерлинг. В следующую секунду она стряхнула с себя болезненное наваждение. Наконец вернувшись в реальный мир, она разглядела на столе для завтрака фарфоровые бархатцы с ручной росписью, а за окном — медно-красное солнце, пробивающееся сквозь туман.

С брезгливым содроганием миссис Стерлинг отбросила газету в сторону.

— Это слишком отвратительно… слишком ужасно, — заявила она. — Я не могу читать дальше.

Ощутив приступ нездорового любопытства, Виола взяла газету, чтобы узнать, какой ужасный факт сокрушил стоицизм миссис Стерлинг. Он заключался в одной-единственной строке в конце отчета, где указывалась дата проведения следствия.

Никто и никогда не смеялся над миссис Стерлинг, так как, несмотря на свой приятный характер, она имела острое чувство собственного достоинства. Оправдывая свое отсутствующее чувство юмора, она безоговорочно откликалась на призыв оказать поддержку. Несмотря на то, что отвращение в ее темных глазах показало, каково ей было осознавать этот неприятный долг, миссис Стерлинг твердо сказала своему мужу:

— Уилл, мы должны немедленно отправиться к этому бедняге.

Миллионер пожевал губу и невнятно запротестовал:

— Не уверен, что нам там будут рады. Кросс может быть обижен на нас.

— Почему?

— Мой дорогая, мы посоветовали его позвонить в полицию. Возможно, это печальное последствие этого поступка.

— Тогда я пойду одна.

— Нет-нет, конечно, я поддержу беднягу.

Выходя из комнаты, миссис Стерлинг обернулась, чтобы сказать Виоле:

— Мы все едем в «Ритц» на обед с очень старыми бостонскими друзьями. На это время вы будете свободны, мисс Грин, на случай, если вы хотите провести какие-то личные встречи.

Не догадываясь, что Беатрис следит за ней, Виола не стала скрывать своего облегчения. Этим утром она не чувствовала абсолютно никакого расположения к Стерлингам, потому что они, казалось, требовали к себе более привилегированного отношения, чем к людям с меньшими доходами. Сразу после того, как миллионер и его жена отправились в отель Рафаэля Кросса, Виола бросилась в свою комнату и позвонила Алану Фому.

К ее разочарованию его секретарь сообщил ей, что Фом еще не явился в офис. Виола чувствовала такое нетерпение, что не захотела оставить сообщение, и вместо этого вызнала его домашний адрес. Она не осознавала степень своей дерзости, пока мало обнадеживающий женский голос с неохотой не признал, что ее соединили с Хайгейтом.

— Могу ли я поговорить с мистером Аланом Фомом? — спросила она.

— Нет, не можете, — отрезал голос. — Вы снова из офиса? Я ведь уже сказала вам: мой сын спит, и я не собираюсь его будить. Он всю ночь отсутствовал по делу фирмы.

— Я не из офиса, — возразила Виола. — Это просто… друг. Вы попросите его позвонить мне?

— Позвонить кому?

— Грини.

Когда было уже поздно поправляться, Виола пожалела, что не сказала «мисс Грин» вместо того, чтобы выпалить свое шутливое прозвище. Поскольку обладательница сурового голоса была определена как мать Алана, она почти ожидала услышать, как та кусает провод от недоуменной ярости. Поэтому она была тем более удивлена, когда миссис Фом заговорила с ней по-дружески.

— Я передам ему ваше сообщение при условии, что вы сделаете кое-что для меня. Сделайте так, чтобы он пригласил вас на обед и проследите за тем, чтобы он хорошо поел. Алан не такой стойкий, как он думает. Он остался с тем беднягой, чья дочь была убита, и вернулся домой только под утро. Об этом деле написано в газетах, так что я не раскрываю тайны.

— Я накормлю его, — пообещала Виола, а затем высказала свое мнение о том, что больше всего заинтересовало ее в объяснении миссис Фом. — У него слишком хорошее воображение, чтобы быть стойким.

— Я удивлена, что слышу это от вас. Вы единственная, кроме меня, кто это заметил. Вы знаете, его сердце отдано секретной разведывательной службе, но он так и не смог разобраться с трудностями немецких конструкций. Если ничего не изменится, договоренность об обеде остается в силе. Скажем, пусть это будет плотный обед, ведь он только выпьет чашку кофе на завтрак, раз встанет так поздно. Какое место встречи мне сообщить ему?

Виола назвала скромный ресторан, в котором они с Фомом обедали в прошлый раз, и миссис Фом повесила трубку с довольной улыбкой.

«Не охотница за деньгами», — заключила она.

Когда Виола вошла в гостиную Беатрис, та встретила ее с напряженной улыбкой. Она знала, что ее компаньонка воспользуется кратким периодом свободы, чтобы возобновить свою личную жизнь, о которой она упоминала лишь изредка в волнующих коротких фразах. Хотя Виола ничего не сказала ей о своей встрече, выражение ее лица позволяло предположить, что таинственное мероприятие было назначено на ближайшее время.

— Обедаешь вне дома? — небрежно поинтересовалась Беатрис.

— Да, — ответила Виола. — А что запланировано у вас?

— Ты имеешь в виду бостонских друзей? О, близкие нам по духу. Они, вероятно, наскучили бы тебе.

Виола не заметила ноток обиды в голосе Беатрис, так как ее собственные мысли вернулись к преступлению.

— Я не могу выбросить из головы бедняжку Эвелин, — сказала она. — Я продолжаю думать о ней. Какой именно она была?

— Спроси кого-нибудь еще. Существует договоренность не говорить дурно о мертвых.

— Ой, не будь ханжой. Я всегда могу принять правду.

— Но это жестокая правда. Честно говоря, она уступала во всех отношениях. Ее голос был вульгарным, у нее не была поставлена речь, и у нее не было никаких идей. Конечно, это была не ее вина, что она была необразованной. Она привлекала толпы мужчин и была совсем неразборчива.

Зная, что стандарты Беатрис были жесткими, Виола не приняла в расчет большую часть критики. Она решила для себя, что Эвелин была обычной беззаботной, легкомысленной девушкой, каких она встречала во время работы в массовке на съемках. Если у нее были разносторонние интересы, и она так же охотно поцеловала бы мальчишку-пекаря, как и пэра, то удачи ей. Возможно, мальчишку-пекаря целовать было приятнее.

— Я рада, что у нее была интрижка, — тихо произнесла Виола. — Все должны жить.

— Все, кроме дочери миллионера, — поправила ее Беатрис.

Боясь опоздать на свою встречу, Виола оделась и ждала возвращения Стерлингов, чтобы выполнить свои обязанности по отношению к Беатрис. Они вернулись только тогда, когда ее уже охватило нетерпеливое желание уйти. Не имея возможности сделать это немедленно, она поинтересовалась новостями о Рафаэле Кроссе.

— Он куда спокойнее, чем я, — ответил миллионер с ноткой возмущения в голосе. — Можно подумать, что он не прочувствовал случившегося.

— Так и есть, — мягко объяснила его жена. — Его нервы парализованы шоком, поэтому, боюсь, впоследствии он будет страдать еще больше.

Несмотря на свою беспокойную миссию, она утратила прежний поникший вид, а в ее глаза вернулся блеск. Миссис Стерлинг горячо начала говорить, и Виоле показалось, что она поняла причину ее облегчения.

— Полицейские уверены, что это не было похищением, — сказала она. — То, как выглядит ее тело, исключает всякую мысль о том, что она была похищена, когда исчезла.

— Каким образом? — спросила Беатрис.

Хотя миссис Стерлинг нахмурилась в знак того, что ей неприятна эта тема, она не уклонилась от объяснения.

— Тело похищенного человека имеет признаки голодания, дурного обращения или пренебрежения внешним видом, — заявила она своей дочери. — Жертвы теряют интерес к своему внешнему виду и отказываются от еды, даже если их кормят. К тому же у них, как правило, нет никаких возможностей заботиться о себе. Но Эвелин была в отличном состоянии. Она выглядела так, как будто вернулась домой прямо из туалетной комнаты. У нее недавно был сделан педикюр — эмалевые сердечки на ногтях на пальцах ее ног, — и на ней было свадебное белье.

— По словам Грини, она была бойкой девушкой, — заметила Беатрис.

— Кажется, так считает и полиция, — согласилась миссис Стерлинг. — Они думают, что она сбежала с молодым человеком.

Виола не стала дожидаться жестоких подробностей преступления. Взяв такси, она скоро добралась до небольшого ресторана, где ждал ее Фом. Он выглядел измотанным, но его лицо просветлело при виде нее, а ее собственные глаза приветственно засветились.

— Это убогая дыра по сравнению с тем великолепием, в котором вы сейчас живете, — заметил он. — Но вы выбрали это место.

Сев напротив Фома на скамью из красного дерева и вдохнув пропитанный теплым соусом воздух, Виола одобрительно осмотрелась вокруг себя. Все здесь было точно так же, как ей вспоминалось в моменты подавленности: та же грубая белая скатерть, темная французская горчица, толстые темно-красные и зеленые стаканы и цветочные украшения — искусственные нарциссы с адиантумом[16].

— Это место воодушевляет, — сказала Виола, — все это. Вы вписываетесь сюда, вы выглядите таким восхитительно грубым. Меня тошнит от подбитых крахмальных рубашек. Боже, у вас красные глаза.

— Я всю ночь был на работе, — пояснил Фом. — Бедный старый Кросс был не в состоянии справиться с полицейской процедурой.

— Неужели они действительно фотографировали, делали измерения, снимали отпечатки пальцев, проводили допрос и…

— И все, что они могли сделать? — закончил Фом. — Да, они это делали.

Виола отметила вялость его тона и вспомнила обещание, данное его матери.

— Я не хочу слышать от вас больше ни слова, пока вы не пообедаете, — заявила она.

Когда Фом покончил с едой, он рассказал Виоле об основных фактах убийства. Она была рада услышать, что в соответствии с медицинским заключением Эвелин не мучилась, так как ее оглушили, прежде чем задушить. Нападавший пробрался в комнату по пожарной лестнице через открытое окно, но его никто не заметил, и он не оставил никаких улик, указывающих на его личность.

— Кросс ничего не рассказал полиции о своих личных делах, — закончил Фом. — Под давлением он признался, что его дочь подвозила незнакомцев и что она ушла из отеля, предположительно, жила с молодым человеком. При таких обстоятельствах они пришли к выводу, что это преступление на почве ревности. Требование выкупа оказалось фальшивкой. Никто не появился на станции Виктория, так что эта записка выглядит как средство выманить отца Эвелин из квартиры. Кросс сохранил возможную месть в отношении него в тайне. Но это не имеет значения. У полиции больше шансов разрабатывать эту линию, чем было у меня, когда Кросс запутал дело этими рассказами о таинственных врагах.

— Вы имеете в виду, что он просто дурачил вас насчет этого?

— Я знаю не больше вас. Он держал меня в неведении. Я должен чувствовать себя уязвленным, но я чувствую только жалость к этому бедолаге. По моей догадке — в силу особых обстоятельств — он оказался втянутым в щекотливую и сложную ситуацию и попытался отвертеться, думая, что его действия будут к лучшему. Конечно, он прирожденный лжец. Он назвал полиции свое имя, данное при крещении — Ричард. Он признался, что взял имя «Рафаэль», как более подходящее для деловых целей.

— Это здравый смысл, — высказала свое мнение Виола. — Мне придется взять себе другое имя, если я окажусь на афишах, как другие кинозвезды.

С мечтательным взглядом она наблюдала за растворяющимся дымком своей сигареты.

— Помните первый раз, когда мы встретились? — спросила она. — Все это тревожное ожидание и волнение, как под веткой омелы.[17] Мы ожидали что-то обнаружить. И Рафаэль Кросс был великолепен. Я и сейчас могу его видеть — с его отведенными назад огромными плечами и блестящими светлыми волосами. Он был сама сила и страсть — как Тор, сносящий дверь.

— Сносом занимались работники подрядчика, — напомнил ей Фом. — Все, что делал Тор — жевал сигареты и сыпал ругательствами.

Было странно, что старая ревность могла сохраниться даже после того, как Кросс уступил место сопернику. Наблюдая за его угрюмым выражением лица, Виола спросила:

— Волнуетесь из-за этого дела?

— Нет, — ответил Фом. — Это не моя головная боль. Полиция работает над этим, а я занимаюсь своей работой. Меня вызвали, чтобы найти пропавшую девушку. Я не нашел ее, и она уже нашлась. Моя фирма отправит счет, так что так или иначе я выиграл. Такие дела.

— Что же тогда?

Фом провел рукой по своим взъерошенным волосам и признался:

— Проблема в том, что во мне есть немного от моего отца. Мой старик — врач, и когда его пациент умирает, если он недоволен и думает, что сам виноват в его смерти, он производит вскрытие, чтобы узнать причину смерти… Я тоже хочу знать. Я точно хочу знать, как и когда Эвелин Кросс вышла из Померании Хаус, не привлекая к себе ничьего внимания, и что случилось с ней потом. Я ненавижу незавершенные дела — всю эту неопределенность.

Виола промолчала, и Фом сменил тему, задав вопрос:

— Сколько сыщиков следит за Беатрис Стерлинг?

— Двое, — ответила Виола. — Один всегда при исполнении служебных обязанностей, другой свободен.

— Значит, если детектива отвлекут, останетесь только вы. Эта девушка может одурачить вас?

— Нет, хотя нет никаких правил, она их соблюдает.

— И все же будьте осторожны. В особенности берегите себя.

Фом попытался убедить себя, что его внезапное предчувствие можно объяснить недостатком сна: в этот момент его скрытое предубеждение против Рафаэля Кросса превратилось в ощущение угрозы для Виолы. Именно благодаря содействию Кросса она оказалась связана с семьей Стерлингов. Дочь мультимиллионера была столь привлекательной приманкой для похитителя, что он вздрогнул при мысли о возможности масштабного повторения недавней трагедии.

Когда детектив подумал о бедной мертвой Нелл Гейнор, а затем об убитой молодой блондинке, ему показалось, что Рафаэля Кросса преследуют неудачи, которые обрушиваются на других. И он повторил свое предостережение:

— Берегите себя.

Глава XIV. Фотографии

На следующий день Рафаэль Кросс появился в отеле Стерлингов. Он казался столь же трогательно утратившим цель, как потерявшаяся собака, но отказался говорить о трагедии.

— Это все позади, — сказал он. — Ничто не может вернуть ее. Сыграем в бридж сегодня днем?

Хотя миссис Стерлинг и девушки были поражены его стойкостью, миллионера он восстановил против себя отсутствием эмоций.

— Никакого бриджа для меня, — сказал тот. — Не в настроении. Я хочу пойти в какое-нибудь тихое место с Беатрис.

Он посмотрел на свою дочь с рабской преданностью, и Кросс с горечью произнес:

— Вы правы, Стерлинг. Наслаждайтесь ее обществом, пока можете. Я позволял Эвелин приходить и уходить. Теперь кажется, что я был неправ, но я хотел, чтобы у нее была свобода… Я никогда не хожу в зоопарк — терпеть не могу видеть животных в клетках.

— Интересно, на какое животное в клетке похожу я? — поинтересовалась Беатрис.

Тишина, воцарившаяся за ее выражением соображений, была столь напряженной, что Виола попыталась свести это к шутке.

— Дорогая, — сказала она, — вы, как и я, идеальный обезьяний тип. Мы должны пойти в обезьянник и отыскать своих двойников.

Искра бунта погасла в умных карих глазах Беатрис, которые из-за ее юношеской полноты казались меньше, чем были на самом деле.

— Слишком рискованно, Грини, — весело сказала она. — Доподлинно известно, что, впервые увидев обезьяну, я сказала: «Здравствуй, папочка».

Наклонившись, она без малейшего смущения поцеловала Рафаэля Кросса в макушку.

— На самом деле мы не забываем, — прошептала она, как будто извиняясь за свое легкомыслие.

Ее отец, который не отличался присущей ей щепетильностью, начал задавать вопросы, касающиеся продвижения полиции в поисках преступника.

— Ничего нового, — объяснил Кросс. — На радио транслировалось сообщение полиции с просьбой предоставить информацию от любого человека или о любом человеке, в чьей компании она недавно находилась.

— Я слышал об этом, — сказал Стерлинг. — Никто не объявился?

— Напротив. Множество людей видело ее в разных машинах, с разными людьми, в разных местах — и все в одно и то же время.

— А как насчет того парня, с которым она сбежала? Он тоже затаился?

— Естественно. Она была убита, когда ушла от него. Только дурак по собственной воле стал бы впутываться в неприятности.

Губы миллионера сжались в тонкую линию.

— Я не понимаю вас, Кросс, — холодно сказал он. — Можно подумать, что вы не заинтересованы в том, чтобы отомстить за смерть вашей дочери.

Голубые глаза Рафаэля Кросса внезапно зажглись страстью. На мгновение он, казалось, вернул себе свои прежние волнующие качества, и Виола — несмотря на насмешку Фома — вновь подумала о Торе.

— Вы правы, — воскликнул он. — Так или иначе, мне это безразлично. Только одна вещь имеет значение: Эвелин мертва. Я должен забыть. Я могу пустить себе пулю в лоб или могу продолжать играть в бридж и заниматься бизнесом, как обычно. Я могу опробовать оба пути, прежде чем я покончу с этим.

— И все же я не могу понять этого. — Стерлинг продолжил высказывать свою точку зрения: — Если бы это был мой ребенок, я бы поймал ее убийцу, даже если на это ушли бы мои последние деньги и последний день моей жизни. Но я бы нашел его — и тогда разорвал бы его на кусочки.

На этот раз Беатрис поцеловала своего отца, потеревшись своей идеально гладкой щекой о его пергаментную кожу.

— В тебе говорит комплекс линчевателя, дорогой мой, — сказала она ему, — и ты не можешь ожидать, что цивилизованные люди согласятся с вами. Чтобы наказать тебя, я собираюсь позвонить Билли Остину и спросить его, хотел бы он иметь тебя в качестве тестя. Идем, Грини?

Девушки ушли рука об руку, а Стерлинг с признательностью произнес:

— Мы благодарны вам, Кросс, за то, что вы нашли для нас эту девушку. С ней Беатрис никогда не скучает. И все же я рад, что они ушли. Я хочу говорить с вами откровенно.

Он повернулся к своей жене с вопросительным взглядом, но та покачала головой в знак того, что собирается остаться.

— В газетах говорится, — прямо заявил Стерлинг, — что убийство Эвелин — бытовое убийство или убийство на почве ревности. В таком случае это выставляет вашу дочь не в слишком хорошем свете. Конечно, я не знаю, что произошло на самом деле, и не спрашиваю об этом — это не мое дело.

— Я буду с вами откровенен, — заговорил Кросс с явным усилием. — Это была проделка, побег. Уже бывали выходные, когда я не мог проверить, где она находится, хотя раньше Эвелин никогда не отсутствовала так долго, как на этот раз. Я вынуждал себя смотреть на это, как молодежь — как на нечто естественное, смотреть широко. Я надеюсь, что вы тоже сможете это сделать.

— Но эта история попала в газеты, — настаивал Стерлинг. — На вашем месте я бы лгал до последнего, чтобы защитить честь своей дочери. Почему вы не рассказали полиции свою теорию о мести людей со старательских шахт?

— Рассказать им о моих личных делах? — насмешливо спросил Кросс. — Последнее, что я хотел бы сделать — давать им перерыв. Но они не произведут ареста, рассматривая это с позиции «страсти». Все, что они получили от меня, — это пожелание удачи.

— Вы кажетесь очень предвзятым, — заметила миссис Стерлинг. — Почему?

— Потому что если бы я не позвонил в полицию, Эвелин была бы жива.

Опасливый взгляд, которым обменялись миссис Стерлинг и ее муж, выдал, что они ожидали этого упрека. Миссис Стерлинг отпрянула в угол серовато-синего дивана, и, казалось, ее маленькая фигурка усохла, а на худощавом лице миллионера проступило больше морщин. В этот момент самые богатые гости отеля выглядели жалкими и поникшими — живой пример неустойчивой власти богатства для любого самодовольного моралиста с невзыскательными вкусами.

— Я не винювас, — продолжил Кросс. — Вы дали мне совет, но я не обязан был принимать его. Я действую по своему усмотрению и отправился в Ярд по собственному решению. Вне всяких сомнений, за мной следили… Они знали, что я пойду туда.

— Что вы сами думаете о произошедшем? — с тревогой спросила миссис Стерлинг. — Молчи, Уилл, не перебивай.

— Я могу сказать вам это более или менее точно, — ответил Кросс, — и не думаю, что я сильно ошибусь. Кое-кто хотел свести со мной счеты по деловым вопросам. Их идея заключалась в том, чтобы похитить Эвелин и потребовать у меня выкуп. Заставить меня как следует понервничать. Но когда они перешли к действиям, то выяснили, что убийство — хорошее простое решение по сравнению с похищением.

Глаза миссис Стерлинг расширились, а ее рот раскрылся, пока она слушала Кросса с увлеченным интересом.

— Я понял это, — продолжил говорить Кросс. — Похищение человека предполагает похищение жертвы точно на запланированном месте точно в запланированное время. Для этого требуется идеальная приманка, а также идеальное планирование… Сейчас это почти невозможно проделать. Это могло бы сработать при особом стечении обстоятельств, например, когда девушка предпринимает одинокую прогулку по сельской местности. Но в нашем случае, когда вокруг всегда люди, вы можете сразу забыть о такой возможности. Нельзя завернуть сильную энергичную девушку в оберточную бумагу и уйти с ней так, чтобы это не вызвало вопросов.

Почувствовав облегчение, миссис Стерлинг забыла о том, что сама запретила перебивать Кросса.

— Я понимаю вашу точку зрения, — воскликнула она. — Это правда — общество само по себе является защитой против антисоциального преступления. Конечно, Беатрис никогда не остается одна. А ваша Эвелин была так популярна. Это было ее защитой.

— Да, я понимал, что она была в безопасности, находясь в толпе поклонников. К тому же, похищение имеет равные шансы на успех и на провал. Вы платите выкуп, но не можете быть уверены, что получите вашу дочь обратно. С другой стороны, похититель может заполучить вашу дочь, но он не может быть уверенным, что ее отец заплатит выкуп. И, конечно же, если полиция уведомлена, то у него не остается абсолютно никакой надежды.

— Именно поэтому я посоветовал обратиться в полицию, — вмешался Стерлинг, желая пояснить свое мнение.

Кросс смотрел на него холодным, враждебным взглядом и, не обращая внимания на прерывание, снова заговорил.

— Эти люди обнаружили, что взялись за сложную работу. Конечно, они наблюдали за моим отелем и следили за нашими передвижениями. Должно быть, они видели, как Эвелин встретилась со своим парнем у Померании Хаус, и знали, куда они отправились, но все же они не могли похитить ее, потому что он всегда был рядом. Поэтому они потеряли терпение и отправили это письмо с требованием выкупа, чтобы узнать, как обстоят дела… Когда я отправился в Ярд, они поняли, что я не собираюсь играть с ними.

Речь Кросса замедлилась и прервалась. Помолчав, он продолжил:

— Вместо этого они отомстили мне. Это был просто низкий подлый поступок… Благодаря посланному ими фальшивому письму они одним выстрелом убили двух зайцев. Оно показало им, как обстоят дела с выкупом, и выманило меня из квартиры.

— Но как они могли узнать, что она возвращается тем вечером? — спросила миссис Стерлинг.

— Вероятно, они послали ей фальшивое сообщение от меня. Я никогда не узнаю всего — о многих вещах я не имею понятия. Это была банда кровопийц, так что я не знаю, кто из них вонзил мне нож в спину… Но я уверен только в одном и вот в чем: никогда не привлекайте к делу полицию в случае похищения. Держите их подальше, и у вас все еще останется шанс.

Миссис Стерлинг порывисто поднялась и, взяв большую руку Кросса, с молчаливым сочувствием пожала ее. Ее муж сначала судорожно сглотнул, а затем откашлялся.

— Есть еще кое-что, о чем нужно сказать, Кросс, — начал мистер Стерлинг, но жена остановила его.

— Нет, позволь мне сказать об этом. Это самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать, и это причина, по которой я должна это сделать. Рафаэль Кросс знает, как я ему сочувствую и что я не стала бы причинять ему еще большую боль, если бы только могла этого избежать.

Кросс посмотрел на нее сверху вниз и печально улыбнулся.

— Я понял, что вы имеете в виду, — сказал он. — Сказать это вместо вас? Вы хотите, чтобы я больше не выходил вместе с Беатрис. Верно?

Миссис Стерлинг кивнула; ее глаза были полны беспокойства за его раненные чувства.

— Не на людях, — пояснила она. — Конечно, мы не боимся, что ее похитят здесь. Это не британское преступление. Но ваша беда доказывает, что вы в некотором роде выделяетесь, а мы не хотим, чтобы к Беатрис привлекалось внимание, или чтобы она каким-либо образом была связана с этим.

— Меня это устраивает.

— Значит, вы понимаете? Вы не вините нас? Спасибо, Рафаэль Кросс. Но помните, мы хотим чаще видеть вас у себя в отеле — или Беатрис поднимет бунт. Приходите сюда всякий раз, когда сможете. А теперь как насчет бриджа? Я могу организовать игру.

Миссис Стерлинг направилась к телефону, когда Кросс позвал ее обратно.

— Я думаю, сперва вы хотели бы кое-что увидеть, — сказал он. — У меня есть несколько фотографий Эвелин. Она здесь выглядит такой спокойной.

Вытащив из своего кармана небольшую стопку блестящих не монтированных фотографий, он передал их миссис Стерлинг.

На глаза женщины навернулись слезы, когда она взглянула на верхний снимок. На нем была девушка, по-видимому, спящая в постели. Была видна только небольшая часть ее лица — остальное было скрыто отчасти простыней, отчасти ее густыми вьющимися волосами, разметавшимися по подушке.

— Красивая, — пробормотала миссис Стерлинг. — Уилл, разве она не милая? Никто бы не подумал…

Ее фраза оборвалась криком; лицо женщины исказилось в ужасе, а рука напряженно вытянулась. Передавая первую фотографию своему мужу, она тем самым открыла взгляду и увидела следующий снимок.

На нем уже не было ничего красивого или мирного — там была запечатлена светловолосая девушка в неестественной позе и с застывшими глазами.

Кросс подскочил к ней и выхватил у нее фотографию.

— Как, черт возьми, это здесь оказалось? — пробормотал он. — Это один из снимков полицейских. Мне жаль, что вы увидели это.

— Вы должны быть осторожнее, Кросс, — заметил миллионер. — Это не такая вещь, которую можно показывать женщинам. Предположим, Беатрис…

— Придержи свой язык, — в гневе деликатная миссис Стерлинг осадила его так яростно, как какая-нибудь торговка рыбой. — Мне противно и стыдно от той чепухи, что ты говоришь о моих чувствах. Конечно, я могу всего лишь взглянуть на эту фотографию, тогда как ее отец…

Ее голос прервался, и она разрыдалась.

— Мы не должны позволить Беатрис услышать об этом, — заключил ее муж.

В то время как родители оберегали ее спокойствие, Беатрис вела телефонный разговор с молодым Остином. В таких случаях ее превосходство над другими девушками сходило на нет, так как она утрачивала свои возвышенные взрослые особенности характера и опускалась до глупых сентиментальностей, характерных для школьниц.

Виола стояла рядом с ней, чтобы составить ей компанию и послужить в качестве вдохновителя. Заскучав от подготовки словесных снарядов, которыми пользовалась другая девушка, она лениво обводила взглядом комнату, когда вид чаши с синими искусственными гиацинтами заставил ее кое о чем вспомнить.

— Я должна сейчас же кое-кому позвонить, — заявила она Беатрис. — Это мой единственный шанс предотвратить трагедию.

— Все твои слова звучат драматично, Грини, — с завистью заметила Беатрис. — Используй эту линию. Я закончила.

Хотя она ушла в свою спальню, откуда слов Виолы нельзя было разобрать, Беатрис могла слышать заливистые звуки ее приглушенного смеха. Это предполагало что-то волнительное, интригу, и заставило ее помрачнеть от возмущения теми особыми обстоятельствами, которые отнимали у нее ее свободу.

Миллионер поторопился с выражением признательности Рафаэлю Кроссу. Идеальная компаньонка создавала опасность краха системы Стерлингов, вводя туда личный элемент, значимости которого не могла пересилить даже вся привязанность родителей и предупредительность прислуги.

Глава XV. Первый ключ к разгадке

Чаша гиацинтов в комнате Беатрис напомнила Виоле о ее собственных луковицах. Она оставила их дома, на нижней полке кухонного шкафа своей квартирки в Померании Хаус — оранжевая чашка с фиолетовыми крокусами. Они только-только начали давать первые побеги, когда она переехала в отель ради своей новой работы, не подумав о том, что с ними будет. Если сейчас же не попросить кого-нибудь полить их, то к ее возвращению они уже безнадежно увянут.

Сначала она не знала, к кому обратиться. Майор Померой пообещал бы, но намеренно забыл бы попросить своего секретаря или швейцара выполнить это поручение. Не в его правилах было разрешать персоналу оказывать услуги жильцам и тем самым тратить время, за которое он заплатил. Согласно тому же принципу он не одобрял входящих вызовов на телефон-автомат в холле.

Оставались мадам Гойя и мисс Пауэр. В квартире мадам был установлен телефон, и Виола могла без проблем связаться с ней. Однако, вспомнив ее глаза навыкате и пытливый взгляд, Виола вздрогнула при мысли о том, чтобы дать ей возможность разузнать свои секреты. В трудные периоды ей часто случалось посещать всеобщего «дядюшку» — ростовщика, о чем бестактно свидетельствовали соответствующие пустоты в ее квартире.

Мисс Пауэр была идеальным кандидатом для этого поручения. Хотя ее манере поведения были присущи холодность и недовольство, она никогда не отказывалась одолжить свои вещи. Более того, она не просто была добросовестной, ее принципы также не позволили бы ей подметить отсутствие вещей или их временную замену.

К сожалению, у нее не было телефона, и Виола знала, что безнадежно рассчитывать на передачу сообщения, которое она оставила бы в офисе. В то же время она не решалась сделать посредницей мадам Гойю — тогда та могла бы предложить свои собственные услуги. Внезапно она поняла, что это ее шанс связаться с Аланом Фомом и попросить его выступить в качестве ее посланника.

— Передайте сообщение, когда будете идти домой, — сказала она ему по телефону. — Это лишь небольшой крюк в сторону от вашего пути. Вы застанете Пауэр дома, потому что она всегда зубрит целыми днями. Она унылая девица, но это единственный человек, на которого я могу положиться.

Для Фома возобновление общения с Померанией Хаус было странным опытом. Когда он впервые прибыл сюда, его вызвали, чтобы расследовать ставящую в тупик загадку, и это кончилось ничем; чтобы искупить это разочарование, он извлек из пустоты неуловимый дух романтики. Его молодость вернулась к нему при встрече с черноволосой девушкой, и остатки этого очарования все еще сохранились.

Швейцар, который напомнил ему старого садовника, прервал чтение своей вечерней газеты, чтобы впустить его.

— Помните меня, Пирс? — спросил Фом.

— Я помню ваше дело, — мрачно ответил тот. — Босс сказал мне, что убитая девушка — дочь того джентльмена. Это объясняет, почему он так себя вел. Он знал, что ее собираются убить. Мы оказались в довольно опасном положении, когда вы не нашли того, что искали.

Так как Фом не ответил, Пирс добавил, сменив тон:

— Босс в своем офисе.

Только войдя в холл, Фом понял, что без драматических и эмоциональных обстоятельств, сопровождавших его первый визит, тот потерял свое очарование. Атмосфера восемнадцатого века отступила в прошлое, оставив за собой лишь несколько позабытых музейных экспонатов…

Из офиса доносились звуки быстрого печатания на машинке, а в его дверях стоял майор Померой. Увидев Фома, он инстинктивно сделал шаг назад, будто бы отступая. Передумав, он остановился, чтобы закурить сигарету (при этом вид у него был нарочито задумчивый), и только потом вышел вперед.

— Хотите кого-то увидеть? — невозмутимо спросил он. Майор выглядел как обычно — стройный, разочарованный и безукоризненный, но Фому показалось, что он здесь нежеланный гость.

— Мисс Пауэр, — ответил он.

В глазах Помероя зажегся живой интерес, но он ничего не сказал. Когда Фом объяснил, что пришел передать сообщение от Виолы, майор смягчился и стал намного доброжелательней.

— Очаровательная девушка. Слишком непосредственна, чтобы быть идеальным арендатором, но, по крайней мере, она верный жилец. Я оставляю ее квартиру свободной для нее — пришлось отклонить привлекательное предложение. Кстати, убийство дочери Кросса мне только навредило, из-за этого я теряю жильца — мисс Пауэр.

— Как это могло повлиять на нее? — поинтересовался Фом.

— Вы сами же это и сделали. Как? Вы ведь задали ей несколько вопросов в тот день, когда пропала мисс Кросс, и этого хватило, чтобы напугать нашу мисс Пауэр. Возможно, она считает, что Померания Хаус косвенно связана с преступлением, раз отец девушки с таким подозрением относился к этому зданию. Вы видели Кросса в последнее время?

— Иногда, — неопределенно ответил Фом. — А вы?

— Нет. Откровенно говоря, я и не хочу этого после того, как он переложил на меня ответственность. Его паника доставила мне неудобства и стоила затрат, и я до сих пор расхлебываю ее последствия. Мисс Пауэр — хороший арендатор. Но, конечно, это убийство показывает, что он действительно был в сложной ситуации. На самом деле, если позабыть о деловой стороне, мне жаль этого беднягу.

Пока они стояли и разговаривали, мимо них, выходя на улицу, прошло несколько человек. Фом узнал Марлен, рыжеволосую машинистку, прекрасно выглядящую в пальто из белого искусственного меха, а затем он увидел, что по лестнице спускается мадам Гойя.

На ней были соболиная накидка и крошечная шляпка с облаком развевающейся вуали. Меха придавали ее необычайно объемный вид, но, несмотря на избыточный вес, она отлично держалась на высоких испанских каблуках. Когда она узнала Фома, ее темные глаза с мешками под ними выпучились, а накрашенный лягушиный рот широко раскрылся.

— Снова вы? — пронзительно воскликнула она. — Бесполезно задавать мне вопросы, я ничего не знаю. Ничего!

Майор вдруг схватил Гойю за руку, но, когда он поспешно разъяснял мадам поручение Фома, его голос был вкрадчивым. Та немедленно успокоилась и издала виноватый смешок.

— Глупо с моей стороны. Но ваш прошлый визит был катастрофой. Вы страшно меня расстроили — вытурили меня из моей квартиры и не дали мне принимать клиентов. Неудивительно, что, увидев вас, я сразу сказала себе: «Снова неприятности».

— Это своего рода ваша репутация в этом доме, Фом, — заметил майор. — Я посмотрю, у себя ли мисс Пауэр.

Хотя обычно ему были свойственны неторопливые движения, на этот раз он взбежал по лестнице. Его поспешность и само его предложение передать сообщение поразило Фома как нехарактерное для майора, и ему стало любопытно.

«Кажется, я нагоняю страх на обитателей этого дома, — подумал он. — Почему? Он хочет подготовить мисс Пауэр к шоку от моего появления?»

Детектив уже собирался отправиться вслед за майором, чтобы иметь возможность наблюдать реакцию девушки, когда его остановила мадам Гойя.

— Вы действовали от лица мистера Кросса, не так ли? Какой была его дочь? В моей газете не было ни одной фотографии, но говорят, что она была блондинкой. Она была светловолосой, как ее отец? У нее были голубые глаза?

— Я видел ее только один раз, — ответил Фом. — Это было… уже после того. Ее лицо было багровым, а глаза выпучены как у рыбы на разделочной доске у торговца. Я не хотел смотреть на них снова, поэтому не могу сказать вам, какого они были цвета.

Детектив намеренно хотел испугать Гойю, так как она не нравилась ему, и он ей не доверял. Но теперь она была настороже и, казалось, вздрогнула от ужаса, потому что такая реакция была ожидаема. Тем не менее, Фом заметил у нее признаки шока — испуганные глаза и затрясшийся подбородок.

«Может быть, это возраст, или последствия несчастного случая, а может быть, джин, — решил он. — Ведь против старушки нет никаких улик. Ее квартира выглядела как стены Иерихона[18] после того, как те люди выполнили свою работу».

Непричастность Гойи к делу Кросса была доказана слишком убедительно, чтобы подвергать ее сомнению. Тем не менее, у Фома создалось неприятное впечатление, что она удерживает его от того, чтобы он последовал за майором. Все то время, что женщина расспрашивала его, ее глаза были обращены на площадку лестницы, а когда на верху лестницы показалась мисс Пауэр, Гойя поспешила прочь.

У Фома осталось довольно смутное воспоминание о мисс Пауэр, за исключением того факта, что у нее были светлые волосы, и она носила одежду из твида. Взглянув на нее более внимательно, он понял, что она могла бы, скажем так, считаться привлекательной, хотя его она не заинтересовала. Она была стройной блондинкой с отличным цветом лица и хорошими зубами, но ее лицо было немного узковатым, а ее взгляд — жестким.

Про себя Фом отметил, что она выглядела как типичная старшая дочь викария. На ней был тот же сине-зеленый костюм в крапинку и такие же плотные чулки и прочные ботинки. И все же у детектива было ощущение, что в ее внешности что-то изменилось.

Пока он внимательно смотрел на мисс Пауэр, тщетно пытаясь понять, в чем заключается эта перемена, она намекнула ему, что не стоит тратить ее время.

— Как я понимаю, у вас есть для меня сообщение от мисс Грин.

Фом объяснил ей просьбу Виолы и получил закономерный ответ.

— Я съезжаю отсюда, — сказала мисс Пауэр. — Но вы можете сказать мисс Грин, что я полью ее луковицы, прежде чем уеду. Они должны остаться влажными до тех пор, пока она не вернется. Конечно, мне придется попросить у майора Помероя ключ от ее квартиры. Прежде чем он даст мне его, мисс Грин должна дать ему разрешение на это. В противном случае я могу поставить себя в неловкое положение.

— Я передам майору Померою ее телефонный номер, — пообещал Фом.

Пока он ехал на метро домой в Хайгейт, он мысленно вернулся к своему недавнему визиту.

«Дело пропавшей девушки завершено. Теперь это не имеет никакого значения, и чем скорее я выброшу это из головы, тем лучше».

Вдруг детектив вспомнил о блокноте, в который он записывал свои первые впечатления о людях, фигурировавших в каждом новом деле. В некоторых подобных случаях этот блокнот доказывал свою ценность: он констатировал значительную потерю веса, которая указывала на беспокойство, а также выявлял изменение характера — признак преднамеренной попытки создать ложное впечатление.

Только чтобы удовлетворить свое любопытство, Фом порылся в карманах. Обнаружив, что оставил свои записи в офисе, он выбросил эту мелочь из головы.

Рассматривая это дело позднее, он нашел оправдание своему поведению — пропавшая девушка была найдена, а искать какие-то улики теперь было делом полиции.

Тем не менее, факт оставался фактом: если бы тогда он смог освежить в памяти эти детали, это могло бы возбудить ряд подозрений и таким образом предотвратить второе преступление.

Глава XVI. Перчатки ручной работы

События быстро двигались к катастрофе. Подобно процессии теней, перекатывающихся через освещенную стену, фраза или контакт были прогнозом будущих событий. Обуреваемый вихрем увлечения, разум Виолы не был достаточно ясным, чтобы отмечать эмоции или заметить, что Беатрис лишила ее доверия.

Ясный взгляд карих глаз девушки потерял свою искренность и сузился от ревности, когда, войдя в номер Виолы тем вечером, Беатрис, к своему удивлению, обнаружила ту у телефона. Ее компаньонка была поглощена своим разговором, уже сумев создать особую волнительную атмосферу.

— Нет, — сказала она, — я ничего не слышала, но я знаю этого человека. Он ждет, пока я перееду. Для него ничего не значит то, что он тратит драгоценное время… Да, я свяжусь с ним и разрешу передать мой ключ.

Чувствуя себя исключенной из некой тайны, Беатрис вернулась в свою комнату и стала ждать там свою компаньонку. Не зная о том, что способствует усилению эмоционального кризиса своей подопечной, Виола растягивала время своего звонка. На самом деле, то, что звучало мелодраматично в Мейфэре, превращалось в обычное дело, когда эти слова доходили на другой конец провода, в Хайгейт. Узнав, что майор Померой еще не связался с Виолой, чтобы организовать передачу ключа, Фом просто позвонил ей, чтобы передать сообщение от мисс Пауэр.

В звуках голоса Алана слышалось волнение, и Виола не осознавала, как быстро пробежало время, пока не взглянула на часы. Сделав короткий звонок майору Померою, она поспешила в комнату Беатрис.

— Я просто звонила в Померанию Хаус, — пояснила она.

Беатрис пришлось приложить усилия, чтобы ответить, как ни в чем не бывало, ибо ее разум обвинил ее в брюзжании. Так как ее растили как сказочную принцессу, и она в равной степени привыкла к уважению и ограничениям, ее подростковые инстинкты были подавлены. Теперь она была охвачена первой юношеской страстью и, вместо того чтобы, как водится, растратить ее на свою юность, пережив ряд увлечений, она ​​идеализировала Виолу с силой своей ласковой и щедрой натуры.

— Померания Хаус, — повторила она, будто бы припоминая. — Разве это не адрес твоей квартиры?

— Квартирки, — поправила ее Виола, начиная фыркать, словно один из ее неисправных кранов. — Я хотела бы показать ее тебе. Особенно ванную комнату.

— Твой душ очень старомоден?

Виола ухмыльнулась, вспомнив о деревянной перегородке, которая отгораживала объединенные кухню, буфет, кладовую и ванную.

— О, ты должна это увидеть, — заявила она. — Это покажет тебе, как живут бедные. Послушай, принцесса, на ванной есть крышка, и я держу сверху свои тарелки.

Никак это не прокомментировав, Беатрис отвернулась и закурила сигарету. Так как она редко курила или пила, Виола посмотрела на нее с некоторым удивлением. Ее удивление сменилось беспокойством, когда она заметила, что руки девушки дрожат.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Ничего, — напряженно ответила Беатрис. — Просто мне совсем не нравится, как некоторые люди — интересные люди, вроде тебя — презирают людей, у которых есть деньги. Ты, кажется, не понимаешь: чтобы сделать большое состояние, требуется ум, и проницательность, и твердость. Ты знаешь только о личной жизни папы. Я знаю, что он невыразителен и что ты смеешься над ним, потому что все, о чем он думает или говорит, все, что он делает, основано на его любви к маме и ко мне… Но в финансовом мире он является авторитетом.

— Конечно, это так. Как будто бы я не знала об этом, не глупи.

— Вот как? Но меня нельзя назвать необразованной. Помимо своего образования я также много читала и изучала социальные проблемы. Я намереваюсь сделать со своим богатством кое-что безусловно значимое… Так что меня не забавляет то, что Рафаэль Кросс — и ты тоже — относитесь ко мне, как к породистому пекинесу, которого нужно держать на поводке.

Беатрис говорила со сжатыми губами, жестко контролируя лицевые мышцы, но, несмотря на отсутствие эмоций, Виола поддалась драматичности ситуации.

— Довольно, — скомандовала она, инстинктивно имитируя речь режиссера. — Ты все неправильно поняла. Абсолютно неправильно. Ведь ты единственная девушка, которую я когда-либо возводила на пьедестал. Я о тебе очень высокого мнения. Если бы ты была в опасности, я бы рискнула собственной жизнью, чтобы спасти тебя.

Беатрис издала не девичий смешок.

— Действительно, — сказала она. — Думаю, я должна поаплодировать. Но я хочу, чтобы ты могла вырваться из этого защитного комплекса. Я — свободный человек. Возможно, я еще докажу всем вам, что я не пустое место.

— О, если ты хочешь побыть заносчивой, я ничего не могу с этим поделать.

Беатрис ждала только того, чтобы Виола высмеяла ее дурное настроение, но та пренебрегла шансом примирения. Она чувствовала, что сделала жест доброй воли, и тот явно был оценен с пренебрежением. Поэтому, пока они с Беатрис шли в гостиную, она поддерживала разговор в лучшей светской манере.

Миллионер и его жена перед обедом пили коктейли и ждали Рафаэля Кросса. Он присоединился к ним через несколько минут, и его появление было впечатляющим. На его лице было написано сдержанное ликование, а в его голосе слышалось отчетливое волнение, наводящее на мысль о школьнике, который сумел спастись от поражения в игре в крикет. Он переоделся в смокинг, но, очевидно, одевался не перед зеркалом, так как его галстук был повязан криво.

— Что случилось? — импульсивно воскликнула миссис Стерлинг. — Они…

Она умолкла, ожидая услышать известия об аресте убийцы Эвелин.

— Великолепные новости, — вскричал Кросс. — Я знаю свое будущее.

Его заявление заставило присутствующих застыть в изумлении.

— Предсказание? — недоверчиво спросил миллионер.

— Да. Удивительно. Я до сих пор потрясен. На самом деле, всю мою жизнь у меня было тайное стремление занять определенное высокое место. Все это настолько нереально, настолько невероятно, что я никогда не рассказал бы об этом ни одной душе. Единственный шанс осуществления этого может выпасть при наличии ряда потрясающих событий. Впрочем, каждое из них уже само по себе было бы чудом. Если каждое из них выгорит, вместо того, чтобы окончиться ничем, то оно должно оказать воздействие на другое, и таким образом приводит в движение следующую последовательность.

— Этого просто не могло бы произойти, — заявил Стерлинг. — У вас может случиться ряд удачных совпадений, но это не может продолжаться бесконечно.

— Именно такова моя собственная точка зрения. Но Гойя не только сказала мне, что я добьюсь этого положения — она еще и знала о первом звене в этой цепочке событий. Она заглянула в кристалл. Все это было похоже на колдовство.

— Вам лучше выпить, — предложила миссис Стерлинг.

— Спасибо, Кристина. И вы тоже выпейте за мое будущее.

Виола заметила, что Кросс называл миссис Стерлинг по имени. Она знала, что это разрешалось, поскольку никто не стал бы пытаться позволить себе вольности в общении с великой маленькой леди.

«Все они — одна большая семья, — подумала она. — А я здесь посторонняя».

Она не заметила заинтересованного огонька в глазах Беатрис, который выдавал ее желание также заглянуть в будущее. Не в силах перенести перспективу расставания с Виолой, она надеялась заманить ее в Америку. Однако на этом пути стояла ее верная компаньонка, Кэсси, и Беатрис не могла помышлять о перспективе предательства.

Разрываясь между двумя желаниями, она хотела получить указание. Эта замечательная ясновидящая могла бы предупредить ее, если ее действия могут привести к беде, или успокоить ее, если она слишком щепетильна. Интерес Кэсси к их семье может быть главным образом финансовым, а в этом случае дела могли быть улажены.

Во время обеда Беатрис была непривычно молчалива, а в конце трапезы завладела вниманием Рафаэля Кросса.

— Пойдемте в уголок, — пригласила она. — Я хочу, чтобы вы рассказали мне о трудных положениях и о том, как из них выйти.

— Ты никогда не попадешь в трудное положение, — заверил ее отец. — Если бы я не считал, что Мак и Дон справляются со своей работой, я бы их уволил.

— Но я могу оказаться без охраны, когда все будет зависеть только от меня самой. Я хочу быть готовой к этому.

Рафаэль Кросс снисходительно рассмеялся.

— Боюсь, она помнит мои гангстерские байки, — сказал он. — Что ж, Беатрис, самое важное — никогда не выдавать себя. Независимо от того, что происходит, не выказывайте никакого удивления. Это даст вам жизненно необходимое время, чтобы подумать над следующим шагом — и озадачит вашего противника, потому что это неожиданно.

— Как именно? — поинтересовалась Беатрис с характерной для нее скрупулезностью.

— Как? Я приведу вам пример. Предположим, что когда мы были вместе, я направил на вас револьвер. Если вы закричите или пуститесь бежать, мне придется вас застрелить — инстинктивное действие, знаете ли. Но если вы останетесь на месте и улыбнетесь мне, вы заставите меня теряться в догадках.

— О чем?

— Ну, я мог бы подумать: «Она не испугана. Почему? Она знает о чем-то, чего не знаю я?» И в то время, пока я пытался бы выяснить, что это может быть, у вас был бы шанс спланировать свой следующий шаг… Все сводится к этому: никогда не позволяйте застигнуть себя врасплох.

— Я смогла бы это сделать, — заявила Беатрис. — У меня непроницаемое лицо, как раз для игры в покер, не так ли, мама?

— Да, — с сожалением признала Кристина. — Варварская игра, но Беатрис отлично в нее играет.

— Я должен преподнести вам сюрприз и посмотреть, как вы отреагируете, — сказал Кросс.

— Ловлю вас на слове.

Желание Беатрис показать себя с лучшей стороны было основано на скромности, так как она считала, что ей требуется какое-то особое качество, чтобы приобрести интерес в глазах Виолы. Она нетерпеливо взглянула на свою компаньонку, чтобы увидеть эффект, произведенный ее бахвальством, но Виола, в отличие от остальных, не выказала восхищения.

— Надеюсь, что мой опыт не заставит Беатрис пойти туда, — сказал Кросс. — Кристина, не позволяйте ей приближаться к этой свалке. От меня до сих пор несет рыбой.

— Она не пойдет туда, — безмятежно пообещала миссис Стерлинг. — Мисс Грин будет помнить, что это запрещено.

Беатрис не стала протестовать и, взяв под руку Кросса, провела его к двери.

— Пойдемте в фойе, — сказала она.

Виола приветствовала это решение, поскольку в фойе было больше возможностей для развлечения, чем в уединенных королевских апартаментах. Сидя в углу, где она была доступна на случай, если Беатрис потребуются ее услуги, она имела возможность наблюдать за течением общественной жизни вокруг себя. Рафаэль Кросс и Беатрис сидели в нише, которую заволокло смутной дымкой, так как Кросс, жестикулируя, размахивал сигарой, чтобы пояснить свою точку зрения.

Дон, студент колледжа, тоже имел возможность наблюдать за наследницей. Он был молодым гигантом, с низко растущими вьющимися волосами и решительным подбородком.

Когда миллионер и его жена вошли в фойе, они остановились поговорить с Виолой.

— Беа устраивает шоу, чтобы отвлечь бедного старого Кросса, — с гордостью объяснил ей отец. — Должно быть, она унаследовала бескорыстие от своей матери.

— Мы собираемся выйти, но я знаю, что она будет в безопасности с вами и Доном, — заметила Кристина Стерлинг, не обратив внимания на его комплимент.

Когда она улыбнулась Виоле, та была пленена изысканной простотой ее красоты. Привыкнув рассматривать людей в качестве фотоматериала, она подмечала небольшие впадины и острые углы ее лица. На Кристине была накидка из шиншиллы, надетая поверх платья светло-голубого и лилового оттенков и мягкий воротник; они обрамляли идеальный овал ее лица и казались символом обволакивающего тепла и защиты, обеспечиваемых привилегированными обстоятельствами. Никакой сквозняк не мог навредить матери, пока она шла до своей машины, в то время как ее дочь была под охраной сразу двоих, словно карточная дама.

— Ничто не может навредить им, — подумала Виола с некоторой обидой.

Она сопровождала чету Стерлингов, когда они пересекли комнату, чтобы пожелать своей дочери спокойной ночи.

— Какие-то хорошие рыночные советы, Беа? — спросил ее отец.

— Не слишком практичные, — ответила она. — Взрывающаяся сигара — это хорошо и эффектно, но нельзя просто так предложить незнакомцу сигару. И я не смогла бы бросить перец… кому-то в глаза.

— Я бы смогла, — безжалостно заявила Виола. — Если кто-то стал бы приставать к тебе, я бы это сделала.

— Пока мы говорим на эту тему советов, — вмешалась Кристина, — я надеюсь, что Уилл был полезен для вас, Рафаэль. Этот намек ничего ему не стоит, но вы можете оценить его.

Кросс покачал головой.

— Нет, — решительно сказал он. — Я ценю эту мысль, но надеюсь, что Уильям не будет делать ничего подобного. Признаю, когда я играю с мальчиками при деньгах, я обычно абстрагируюсь… Но это другое. Я должен был узнать Кристину и Беатрис. Я слишком ценю эту дружбу, чтобы позволить деньгам все испортить.

Бледная щека Кристины окрасилась румянцем более ярким, чем нанесенные на ее румяна.

— Это самый милый комплимент, который я когда-либо получала, — сказала она.

Когда они ушли, Беатрис решила рано отправиться спать. Виола послушно последовала за ней до двери собственной комнаты, и тут Беатрис заговорила таинственным шепотом:

— Я хочу сделать очень личный звонок. Я должна быть уверена, что меня никто не подслушает. Я не осмеливаюсь использовать свою линию из-за Дона… Ты не возражаешь, если я воспользуюсь твоим телефоном?

— К чему спрашивать? — ответила Виола. — Я ведь пользовалась твоим.

Не заботясь о жалком подражании собственной методике, она закурила и прислонилась к стене коридора.

В надежде пробудить любопытство, Беатрис подождала, прежде чем пролистать страницы телефонного справочника. В конце концов, она набрала номер в Сент-Джонс Вуд. Она сделала этот вызов на удачу, основываясь на необычном имени. Однако риск оправдался, когда в трубке зазвучал глубокий голос, похожий на жужжание пойманного в ловушку шмеля:

— Говорит мадам Гойя.

— Вы продолжаете вести дела в Померании Хаус? — спросила Беатрис.

— Да, — признала Гойя.

— Тогда, пожалуйста, слушайте внимательно. Мне нужно посоветоваться с вами по очень важному делу. Я хочу, чтобы вы заглянули в кристалл для меня. Завтра…

— Вы должны записаться на встречу.

— Я не могу. Вы должны держать для меня свободной вторую половину дня. Не беспокойтесь о том, что потеряете деньги — я заплачу за все визиты, которые вам придется отменить.

Наступила небольшая пауза, но затем Гойя проглотила наживку:

— Имейте в виду, что вы придете, чтобы заказать перчатки ручной работы, — оговорила она.

— Столько, сколько их сможет изготовить машина, — заявила Беатрис, воспользовавшись возможностью проявить отцовскую смекалку.

— Тогда я назначу визит, — сказала Гойя. — Ваше имя?

— Я не могу вам его сказать. Вы можете называть меня мадам Икс.

— Но вы можете дать мне рекомендацию, чтобы доказать, что вы не из полиции?

— Да. Мисс Виола Грин.

— Хорошо, я знаю это имя. Я буду ждать вас всю вторую половину дня. Вам нужно только открыть дверь и войти…

Глава XVII. Происшествие

На следующее утро, после того, как девушки закончили завтракать, Виола сделала веселое замечание по поводу их расставания:

— Боже, как летит время. На следующей неделе в это время вы будете плыть на «Королеве Мэри», а над Померанией Хаус взлетит флаг, чтобы показать, что я снова живу там.

Беатрис закусила губу при этом напоминании. Подумав о серых гребнях волн с брызгами пены, которые будут проноситься мимо окна ее каюты, она непреклонно стиснула зубы, твердо решив пойти на встречу с Гойей. Хотя она знала, что на пути к этому у нее будут серьезные препятствия, она отчаянно хотела выяснить, появится ли Виола в кристалле, который покажет ее будущее.

— Сегодня днем я хочу увидеть твою квартиру, Грини, — сказала она.

— Твоя мать должна будет дать на это согласие, — заметила Виола, не желая рисковать.

— Предоставь это мне и будь готова.

Несмотря на ее особые способности, у Беатрис было довольно примитивное мышление в том, что касалось правдивости. Она смотрела на это как на нечто компромиссное, как контракт у ловкого адвоката, который удовлетворяется следованием тексту соглашения. Ворвавшись в будуар своей матери, девушка оторвала Кристину от изучения игры в бридж.

— Мы собираемся посетить Театральную академию, где Грини обучалась ораторскому искусству, — объявила она, а затем, повысив голос, добавила: — Грини, я только что сказала маме, что мы собираемся посетить твою старую свалку.

— Возражения? — поинтересовалась Виола, появляясь в дверях.

— Конечно, нет, — пробормотала Кристина. — Но это довольно скучно. Надеюсь, вы получите удовольствие.

— Пойдем, Грини, — скомандовала Беатрис. Опасаясь, что ее пока успешная стратегия может быть испорчена роковым случайным замечанием, она почти выволокла Виолу из комнаты…

Позднее, оглядываясь назад, Кристина вспомнила, что Беатрис забыла по обыкновению поцеловать ее на прощание.

Когда девушки вернулись в комнату Беатрис, наследница спросила:

— Ты хочешь отправиться в Америку, Грини?

— Мои крылья всегда трепещут. Когда меня позовут в Голливуд, я вмиг долечу туда на скоростном самолете.

— И тогда ты забудешь меня? Я знаю, что ты хочешь вернуться в свою собственную квартиру. Я видела, как ты смотришь на эту комнату — как будто это изолятор в больнице.

Виола невольно взглянула на персиковые парчовые шторы, глубокие, мягкие кресла — где она потеряла свои перчатки — и на белоснежные пледы из овчины, попутно проклиная свое слишком выразительное лицо.

— Не будь глупой, — сказала она. — Это был замечательный опыт. Конечно, все это несколько… чересчур. Но это потому, что мне нравится иметь много места для передвижения.

— Как и мне. Как ни странно, это правда.

Взглянув на Беатрис, Виола вдруг почувствовала себя виновной в эгоизме. У наследницы были тяжелые круги под глазами, наводящие на мысль о тайно проливаемых слезах.

«Она плакала в подушку из-за молодого Остина, — подумала Виола. — Это варварство — держать ее взаперти… Интересно, могла бы я позволить ей сбросить оковы. Я попробую это сделать».

Несмотря на то, что у отеля их ждал автомобиль, она бросилась обратно в будуар. Аккуратно подрисованные брови миссис Стерлинг наморщились из-за прерывания.

— В чем дело? — нетерпеливо спросила она.

— У меня есть догадка, что Беатрис взволнована и раздражена, — объяснил Виола. — Этот отпуск должен был стать настоящим перерывом для нее, но дело Кросса и все эти подозрения перевернули все с ног на голову. О, разве вы не помните, как она была счастлива в тот день в Селфридж? Не могли бы мы оставить детектива дома сегодня днем? Только на этот раз. Я прекрасно позабочусь о ней.

Лицо Кристины приняло застывшее выражение, которое показывало, что она глубоко тронута.

— Мак при исполнении своих обязанностей, — сказала она после паузы. — Он наблюдал за Беатрис с тех пор, как она была ребенком, и он откажется. Вы не можете поколебать его верность.

— Но мы могли бы сделать вид, что мы отделались от него?

— Посмотрим, что он об этом скажет.

Когда шотландец появился, он выслушал это предложение с мрачным лицом, но его проницательные глаза сверкнули.

— Я буду следовать за ними на такси, — сказал он.

— Хорошее шоу, — одобрила Виола. — Теперь начинается моя работа.

Выбежав из комнаты, она сжала руку Беатрис и бросилась с ней в сторону лифта.

— Давай уедем, прежде чем появится Мак, — предложила она, хватая ртом воздух.

Когда девушки, задыхаясь от смеха, опустились на сиденье машины, Виола почувствовала, что ее хитрость оправдалась. Румянец окрасил щеки Беатрис не только из-за их поспешного бегства — казалось, ее оживила эта выходка.

— Надеюсь, что он станет преследовать нас, — сказала она. — Это как Чикаго.

День был исключительно мрачным, а туман настолько густым, что, казалось, они ехали сквозь мутные воды старой пристани. Крошечные желтые плафоны едва виднелись в зданиях со смутными очертаниями словно в потустороннем мире. Застланные туманом окна были наполовину освещены, наполовину скрыты тенью и казались настолько призрачными, что Виола почти ожидала увидеть нити морских водорослей, колеблющихся за стеклом, или зияющий рыбий рот.

Окруженная комфортом, она хотела, чтобы они могли продолжать плыть, не останавливаясь ни в каком порту. В автомобиле было тепло, и она плотно позавтракала, ибо, предчувствуя перспективу голодных времен, она следовала примеру верблюда и наедалась наперед.

Тут раздался голос Беатрис, доносившийся словно через трубу; она сказала шоферу остановиться у ювелирного магазина на Бонд-стрит.

— Я хочу, чтобы ты выбрала сувенир, Грини, — сказала она.

Виола запротестовала, но без энтузиазма, потому что ей понравилась эта идея.

— Если ты действительно хочешь, чтобы я тебя помнила, — предложила она, — как насчет нитки культивированного жемчуга? Всякий раз, когда я носила бы его, я бы думала: «Если она и не была настоящей принцессой, то была чертовски хорошей имитацией». Господи помилуй, это первое мое ругательство за целую вечность. Но я не думаю, что теперь я могу сильно тебе навредить. Осталось слишком мало времени.

Однако когда они зашли в магазин, и Виола обнаружила, что Беатрис намеревается купить ей настоящие драгоценности, она решительно запротестовала:

— Мило с твоей стороны, принцесса, но нет, нет. Я определенно не попрошайка.

— Но я только хочу, чтобы ты помнила меня, — расплакалась Беатрис.

Так как она отказалась рассмотреть какую-либо замену, в то время как Виола отвергла драгоценности с презрением матери Гракхов[19], к разочарованию Беатрис, они ушли, ничего не купив.

— Предположим, теперь мы просто подрожим от холода, а затем вернемся домой, — предложила Виола, когда они вернулись в машину.

— Нет, я должна увидеть академию, — возразила Беатрис.

Когда они прибыли к смутно видимому в тумане викторианскому зданию, Виола попыталась отвлечь Беатрис, предложив одну затею:

— Пойдем в контору и сделаем вид, что хотим записаться как студентки. Я хочу посмотреть, помнит ли меня кто-то. Когда я была там, я постоянно меняла цвет волос — так я готовила себя к славе.

К сожалению, Беатрис посчитала, что ее обязательства, необходимые, чтобы оправдать сказанное ею, ограничиваются осмотром академии только снаружи.

— Все, я ее увидела, — заметила она. — А теперь мы отправимся посмотреть твою квартиру.

Виола не могла понять собственного нежелания посещать Померанию Хаус. Она будто предчувствовала надвигающуюся катастрофу. Она даже подумала, что ей не хватает широкой спины детектива, сидящего рядом с шофером. Хотятакси с детективом упорно следовало за ними, как идущая по следу гончая, у Виолы не было привычного чувства безопасности.

Это заставило ее осознать, что шок от убийства Эвелин Кросс вкупе с ответственностью ее работы начал истощать ее силы. Фом предупредил, чтобы она была очень осторожна ввиду того факта, что она сможет полагаться только на саму себя, если не сработает человеческий фактор. Но несмотря на это она намеренно отодвинула детектива в сторону в то самое время, когда Беатрис выказывала признаки неповиновения.

По мере того как их автомобиль добрался до темной и сравнительно уединенной площади Померания, туман стал еще более плотным и густым. Он плавал между сбросивших листья деревьев в виде спиралевидных испарений и сливался в двигающиеся столпы. В приглушенном ламповом свете центральный сад напоминал погост, а двигающиеся по нему фигуры — компанию блуждающих призраков, которые забыли точное местонахождение своих могил. Виола начала дрожать от мрачного предчувствия.

Она была не единственной, кто страдал от нервов. Для мадам Гойи вторая половина дня тянулась мучительно медленно. Она оставалась в состоянии напряженности, так как не знала, когда к ней придет Беатрис Стерлинг, но должна была быть готова к этому визиту. Она также ощущала острое оживление, связанное с перспективой заработка, так как личность наследницы не была для нее секретом.

— Моя ладонь чешется,[20] — пробормотала она. — Хороший знак.

Она мерила шагами длинную комнату, и ее высокие каблуки стучали по ворсу ковра, пока она непрерывно курила. Время от времени она подходила к двери, чтобы послушать происходящее снаружи. Было много ложных тревог — шаги на лестнице и девичий смех, когда машинистки спускались в уборную, чтобы освежиться. Каждый звук заставлял ее вперевалку спешить обратно к своему столу, чтобы принять соответствующую позу. Сидя под голубым абажуром, она сложила вместе толстые кончики пальцев и уставилась в кристалл.

Наконец Гойя занервничала, ощущая напряжение продолжительного бездействия. Ее ладони были липкими, а сердце билось от беспокойства. С тех самых пор, как она заглянула в свою утреннюю газету и прочитала об убийстве молодой блондинки, женщина находилась в состоянии сдерживаемого страха. Несмотря на то, что она была лишена финансовой честности, ее принципы не допускали преступления. На работе она обманывала дам, но не убивала их.

Так как Гойя страдала от лишнего веса и имела слабое сердце, полученный шок, казалось, замедлил ее кровообращение. Все это грязное дело было загадкой, которая пугала ее тем сильнее, что она не могла это обсуждать. Всякий раз, когда она упоминала об этом, ответом ей служил только непонимающий взгляд или покачивание головой.

Сердце женщины предательски забилось при звуке громкого удара по другую сторону от тонкой разделительной стены. В поисках компании она поспешила выйти на площадку лестницы, где мисс Пауэр как раз вытаскивала коробку с книгами через открытую дверь своей квартиры. На ней был зеленовато-синий твидовый костюм, поверх пальто в тон ему и твидовая же стеганая шляпа, надвинутая на глаза.

Когда появилась Гойя, мисс Пауэр посмотрела на нее так, будто ее оскорбляло присутствие женщины.

— Приехал фургон? — спросила Гойя.

— Нет, — отрезала мисс Пауэр, возвращаясь обратно в свою комнату.

— Но вы одеты.

— Я предпочитаю быть наготове.

— Кому вы это говорите. Я весь день продолжаю слоняться без дела. И я не вещь. Это убийство…

Мисс Пауэр оборвала Гойю, захлопнув за собой дверь номера 17. Не имея возможности отвести душу, посплетничав, женщина пересекла широкую площадку лестницы и взглянула поверх балюстрады. Однако ей открылся вид только на белый отблеск от купающейся нимфы в холле, и, тяжело вздохнув, она вернулась в номер 16.

Тут она решила, что горячее питье согреет и приободрит ее. Когда она обедала и пила чай здесь же, то всегда приносила с собой термос, и сегодня он, до сих пор закрытый, стоял на одной из книжных полок.

Неловко откупорив его, она с нервной поспешностью налила себе кофе, при этом часть его выплеснулась на блюдце. Затем она опустилась на диван и жадно, большими глотками стала пить.

Внезапно она фыркнула от досады, осознав, что держит чашку с блюдцем неровно. Струйка жидкости стекла на одну из ручек дивана, где расползлась пятном размером с бесформенный виноградный лист.

Гойя уставилась на него, и ее промашка разрослась до масштабов катастрофы. Ее особое значение медленно дошло до сознания мадам, и ее черты исказились в гримасе ужаса. Бросившись вон из комнаты и вниз по лестнице, она распахнула дверь офиса майора Помероя.

Там Гойя стояла в дверях, хватая ртом воздух, пока, отдышавшись, не выговорила:

— У меня случилось неприятное происшествие. Я пролила кофе на диван.

Глава XVIII. «Где ты?»

К удивлению своей секретарши, майор прервался на середине фразы.

— Я закончу позже, — сказал он ей.

Хотя дело касалось всего лишь хорошо известного ему неосмотрительного жильца, он, очевидно, хотел оценить ущерб, нанесенный его имуществу.

— Если вы поднимитесь наверх, — сказал Померой Гойе, — я присоединюсь к вам через минуту.

С опасной поспешностью мадам поспешила вверх по лестнице. Майор последовал за ней присущим ему неторопливым шагом, но, когда он закрыл за собой дверь номера 16, выражение его лица перестало быть равнодушным.

— Взгляните! — воскликнула Гойя, указывая на пятно. — Это бросается в глаза.

— Чертовски верно, — согласился Померой. — Вы дура.

— Это была случайность. Помогите мне передвинуть диван к другой стене.

— Нет. У нас нет времени на то, чтобы все передвигать. Она может появиться здесь с минуты на минуту. Найдите что-нибудь, чтобы скрыть это.

— Что? — выдавила мадам, хватая воздух накрашенным лягушачьим ртом.

— Шарф… или большой платок. Быстро.

Побужденная к движению, Гойя бросилась к шкафу-гардеробу и покопалась в глубоких карманах в подкладке своей меховой шубы. Вытащив большой квадратный шелковый шарф, сочетавший оттенки пурпурного и фуксии, она небрежно набросила его на пятно.

— Вот, — сказала она. — Все снова в порядке.

Майор посмотрел на нее с холодным презрением. Взяв ее самую большую пару ножниц, он решительно разрезал шарф пополам.

— Как вы смеете? — запротестовала Гойя. — Вы испортили его!

— А вы могли испортить все остальное, — напомнил ей майор.

Положив половину шарфа в карман, он уложил вторую половину поверх пятна, а затем встал и осмотрел ее, будто бы изучая полученный эффект.

— Не прикасайтесь к нему, — приказал он. — Держитесь подальше от этого дивана. Вам будет безопаснее сидеть за вашим столом.

Мадам Гойя безропотно повиновалась. С трудом втиснувшись в узкое пространство, она прижала одну руку к сердцу.

— Это было действительно рискованно, — сказала она. — Я рада, что позвала вас. Я никогда бы не заметила, что оплошала, пока не стало бы слишком поздно.

— Забывать опасно. Впоследствии будет опасно помнить.

— Но вы не можете винить меня в том, что я нервничаю. Я женщина, майор, и я пережила ужасный шок. Я постоянно спрашиваю себя: кто убил ту девушку? И почему?

Майор Померой облизал губы.

— Нет толку меня расспрашивать, — сказал он. — Все, что я знаю, это то, что мы должны довести это до конца.

— Предположим… что, если бы я отказалась? — спросила мадам, понизив голос.

— Я не думаю, что вы смогли бы отказаться… теперь.

В голосе майора прозвучала явственная угроза. Затем, отбросив мрачность, он взглянул на наручные часы и быстро зашагал к двери.

— Я должен поспешить, — сказал он, — или у меня не останется времени для последних приготовлений.

Майор был прав, когда упомянул фактор времени, так как клиентка Гойи как раз достигла Померании Хаус. Когда машина остановилась перед красивыми и знакомыми дверьми дома, Виола ощутила смутное чувство вины. Хотя этот визит был согласован с миссис Стерлинг, она знала, что это ее приукрашенное описание пробудило у Беатрис нетерпеливое желание увидеть ее комнату.

Швейцар поприветствовал Виолу как старого друга:

— Боже мой, я рад снова вас видеть!

— Боже мой, а я рада видеть вас, — ответила Виола. — Дайте мне мой ключ, пожалуйста, я собираюсь подняться в свою квартиру.

Ожидая возвращения Пирса из офиса, Виола начала указывать Беатрис на особенные украшения холла.

— Я очарована, — заверила ее девушка. — Какой великолепный пролет лестницы… Все эти вещи с историей, сохранившиеся здесь, должно быть, заставляют чувствовать приподнятое настроение. Неудивительно, что ты презираешь роскошные отели.

Вдруг ее лицо быстро сменило выражение, а губы изогнулись в улыбке самодовольного удовольствия. В этот момент она казалась старше, чем ее мать.

— Ты собираешься держать бедного старого Мака снаружи в тумане? — спросила она. — Все в порядке, он знает, что я узнала про него. Когда мы в последний раз вышли из машины, я помахала его такси, и он помахал в ответ.

— Что ж, — выдохнула Виола, выдавливая смешок, — ты заставляешь меня чувствовать себя неприятной особой.

— Я тренировала бесстрастное выражение лица, чтобы быть готовой к испытанию Рафаэля Кросса… Но, быть может, ты сходишь за Маком?

Когда Виола вышла из холла, Беатрис перехватила швейцара и забрала у него ключ от номера 15.

— Где находится номер 16? — небрежно спросила она.

— Рядом с пятнадцатым, — ответил Пирс. — Это средняя дверь.

Виола встретила Мака, когда тот поднимался по ступеням Померании Хаус, не дожидаясь приглашения. Он улыбнулся ей, тем самым выражая высокую оценку проницательности ума семьи Стерлингов.

— Вы не можете одурачить эту девочку, — с гордостью сказал он.

— Я подозревала что-то в этом роде, — заметила Виола. — Для вашего сведения: мы поднимаемся в мою квартирку. Первая площадка, номер 15.

— Номер 15, — откликнулся шотландец. — Под наблюдением. Хорошо.

Беатрис стояла у подножия лестницы, все еще оглядываясь вокруг. Ее лицо раскраснелось, а голос был низким и хрипловатым, когда она импульсивно положила свою руку на руку Виолы.

— Я хочу кое-что тебе сказать. Мне нравится этот день, и я скажу тебе почему — потому, что ты пыталась подарить мне острые ощущения. Это очень много значит… потому что это показывает мне, что ты думала обо мне. Ты была как Браунинг… полный выход из-под контроля… О, Грини, разве не было бы замечательно, если бы ты и я могли вместе отправиться навстречу настоящему приключению! Только мы двое, и обе свободны.

Этот неожиданный взрыв заставил Виолу почувствовать замешательство и смутную вину. Ее ошеломило осознание того, что Беатрис ускользала из-под ее ментального контроля, в то время как сверкание ее глаз говорило о неугасимом огне привязанности, которому требовалось лишь небольшое поощрение, чтобы разрастись в яркое пламя.

Несмотря на свое инстинктивное стремление постоянно разыгрывать драматическую ситуацию, Виола подумала, что сейчас будет правильнее поддерживать имидж невозмутимой и умелой компаньонки.

— Для тебя будет приключением подняться наверх, — заметила она. — Здесь нет лифта.

Чтобы отвлечь Беатрис, Виола обратилась к Пирсу:

— Там снаружи стоит мебельный фургон. Кто сбегает, не заплатив?

— Мисс Пауэр, — ответил швейцар.

— Пауэр? Тогда я ошиблась, это никакой не побег… Беатрис, быстро поднимайся. Сейчас ты увидишь реальный типаж — идеальную леди.

Когда они поднимались по невысоким ступенькам, оклик сверху предупредил их держаться подальше от поворота лестницы. Какой-то человек катил вниз по лестнице упакованный сверток, в то время как мисс Пауэр стояла на лестничной площадке, направляя его.

Она кивнула Виоле, возвращаясь обратно в номер 17.

— Я полила ваши луковицы, — сказала она.

— Спасибо, — отозвалась Виола. — И спасибо за все одолжения.

— А что ты занимала? — с любопытством спросила Беатрис.

— Мужей. У нее их трое, как и всего остального. А теперь номер 15. Старый добрый номер 15.

Сначала прижав ключ к губам, Виола вставила его в замок. Он был жестким от долгого неупотребления, и ей пришлось приложить некоторое усилие, чтобы повернуть его. Пока она боролась с ним, Мак взбирался по лестнице. С обманчивой медлительностью он занял позицию у номера 17, откуда ему открывался обзор на всю площадку.

Однако мисс Пауэр недолго позволила ему оставаться на своем посту.

— Не будете ли вы любезны отойти в сторону? — раздался ее холодный голос за спиной детектива. — Вы загораживаете проход. Эти люди выносят гардероб.

Мак заглянул в отчасти лишившуюся обстановки комнату, а затем отошел в сторону, чтобы избежать столкновения с устремившимся к выходу предметом мебели, который, казалось, действовал сообща с перевозчиками. Шкаф поспешно продвинулся вперед, но, по-видимому, мужчины неверно оценили ширину дверного проема, так как он полностью заполнил его, словно стена.

— Так вы его не вынесете. Попробуйте пронести его боком, — посоветовал Мак.

Все еще борясь с ключом, Виола обернулась, увидев, что майор Померой не спеша поднимается по лестнице. Он держал в руках листок бумаги, при виде которого она ощутила некое предчувствие. Она была уверена, что он принес ей какие-то важные новости, и молилась о том, чтобы ее преданность не подверглась испытанию. Затем Виола заметила, что Беатрис открыла дверь номера 16, так что квартира мадам Гойи стала видна с площадки. По сравнению с прежней ее обстановкой, когда эта комната находилась под подозрением, как место сокрытия девушки, теперь она ​​выглядела сравнительно пустой. Белые стены с позолотой представляли собой просто ровную поверхность вместо деревянных панелей. Бархатные оконные шторы были сняты, открывая вид на закрытые белые жалюзи. Даже гардероб был оставлен открытым, и в нем висела лишь меховая шуба на вешалке.

Комната слабо освещалась единственной лампой на столе в дальнем конце комнаты. За ним сидела Гойя, сгорбившись над своим кристаллом, словно уродливый идол. Лампа освещала палевый ковер, обычный мебельный гарнитур и огромную картину, которая висела на одной стене. С другой стороны висело зеркало в новой позолоченной раме, которое отражало оранжевый и нефритовый плед и часть дивана с яркими подушками. Пятно на его ручке было прикрыто пурпурным шелковым шарфом, наброшенным поверх с явной небрежностью.

Виола уже видела эту комнату с момента ее косметического ремонта, поэтому для нее не была открытием ее поменявшаяся обстановка. В то же время она ощутила, что что-то неуловимо изменилось. Это изменение не заключалось в появлении какого-то нового предмета обстановки; напротив, по ее впечатлению, что-то было скрыто или исчезло.

В то время как в голове Виолы промелькнула эта мысль, она с ужасом увидела, что Беатрис вошла в номер 16.

— У меня назначена встреча с Гойей, — властно произнесла она. — Естественно, я хочу, чтобы она прошла наедине. Пожалуйста, оставайся снаружи, Грини, или подожди в своей квартире. Я присоединюсь к тебе там.

Виола закусила губу, осознав, что столкнулась со сложностью, которая, она надеялась, никогда не возникнет. Ситуация была деликатной, потому что у нее не было власти, чтобы принуждать девушку. Ей приходилось прибегнуть к помощи личностного элемента — если же это не сработает, тут она была бессильна.

— Я получу хорошую взбучку, если твои родители узнают об этом, — взмолилась она. — Будь милосердна и прекрати это.

— Но я должна пойти, — пояснила Беатрис. — Я должна знать свое будущее, потому что это связано с тобой.

— Со мной? Если сейчас ты подведешь меня, то у меня не будет никакого будущего. Я уже никогда не найду другую работу!

Преодолев половину пути к столу, Беатрис развернулась, чтобы посмотреть на Виолу. Она торжествующе рассмеялась, потому что их положение поменялось, и теперь она была главной. Несмотря на свою досаду, Виола не могла не восхититься ею. В этот момент Беатрис выглядела красавицей, идеальным примером юношеского очарования: ее темные глаза выдавали ее озорное настроение, а щеки пылали от волнения. В своих белоснежных горностаевых пальто и шапке она напоминала принцессу, сошедшую со страниц сказки Ганса Кристиана Андерсена.

— Дорогая, — сказала она, — тебе великолепно удаются слезливые реплики. Но я невосприимчива к этому. Пришло время тебе понять, что я свободный человек, а не породистый пекинес.

— Мисс Грин.

Виола обернулась на звук голоса майора Помероя. Тот стоял у открытой двери номера 16 и все еще вертел в руках листок бумаги.

— Сегодня утром звонили из какой-то студии, — произнес он, растягивая слова. — Они хотели узнать ваш номер. Я сказал им, что мне нужно уточнить его и что мы перезвоним им позже. Боюсь, моя секретарша была слишком занята, чтобы заняться этим… Возможно, вы захотите поговорить с ними сами. Это было бы более приемлемым решением. Телефонная будка в холле свободна.

Слушая его, Виола почти задохнулась от волнения. Случилось чудо — студия на самом деле вспомнила о ней. Вероятно, они подбирали актеров для нового фильма, и им требовались девушки ее типажа. У нее даже был шанс получить маленькую роль, а если этого и не произойдет, она все равно снова попробует сниматься в кино.

Передав свое послание, майор обратил свое внимание на застрявший в дверном проеме шкаф мисс Пауэр. Взволнованная и окрыленная, Виола уже собиралась ринуться вниз по лестнице в холл, когда вспомнила о Беатрис.

Она взяла на себя ответственность. Невозможно было оставить Беатрис одну в чужом для нее доме. Даже если оставить Мака на страже, это не станет оправданием ее отсутствия, ведь условия соглашения предусматривали ее личное присутствие рядом с наследницей.

— Спасибо, майор, — сказала она вслед Померою через открытую дверь. — Я позвоню им из вашего офиса, когда буду уходить. Раз им уже пришлось ждать ответа, они могут подождать еще несколько минут.

Произнося эти слова, Виола с горечью подумала, что ее шанс потерян… На мгновение она почувствовала горечь и внутренний бунт; затем ее чувства внезапно изменились, и сожаление уступило место радости от того, что она не поддалась своему предательскому порыву. Это была внутренняя победа, которую она должна была закрепить, предприняв более решительную попытку повлиять на непокорную наследницу.

— Беатрис, — позвала она.

Повернув голову, Виола осмотрелась вокруг в полном неверии. Нигде в комнате Гойи не было никаких признаков присутствия Беатрис.

В течение несколько секунд она бесследно исчезла — будто растворилась в воздухе.

Глава XIX. Открытое окно

Сначала Виола подумала, что стала жертвой чудовищной злой шутки.

— Беатрис, — позвала она, — где ты?

Никакого ответа не последовало, и она позвала снова. Виола ждала ответа, и тишина привела ее в ужас. Звук ее собственного голоса, резкий и тонкий, как натянутая проволока, также вызывал в ней тревогу. Он был напоминанием о том, что часть ее имела представление о некоем ужасном несчастье, которое, к счастью, обрушилось на кого-то другого.

Виола огляделась, смутно осознавая, что эта ситуация ей знакома. Такое уже было однажды при догорающем свете такого же туманного вечера. Она вспомнила, как Марлен, декоративная машинистка, поведала ей нелепую историю о девушке, которая растворилась в воздухе… и как потом сама она протягивала руки в пустоту, пытаясь дотронуться до кого-то, кого там не было.

Тогда это было нелепой игрой, но настоящее также казалось нереальным. Внезапно у нее перед глазами возник яркий образ Беатрис, раскрасневшейся и смеющейся, в ее горностаевом пальто — сочетание красного и белого, как роза на снегу. Беатрис была цветущим, живым, реальным человеком. Невозможно, чтобы ее уничтожили и заточили в воздухе.

Она стояла и смотрела на лестничную площадку, а ее разум, казалось, с каждым моментом затуманивался все больше. Она услышала неровное тиканье старинных часов, похожее на биение сердца, которое вот-вот остановится, когда гардероб мисс Пауэр вытолкнули из дверного проема. Она видела, как его подняли и понесли вниз по лестнице, в то время как майор шел впереди и предупреждал носильщиков, чтобы те не повредили окрашенные стены.

Затем, в перчатках и с чемоданом в руках, из номера 17 вышла мисс Пауэр, и Мак, усвоивший свой урок, отошел подальше от двери…

Виола наблюдала за ними, чувствуя себя зрителем драмы. Хотя для нее все будто бы происходило в замедленном движении, она подсознательно определяла длительность событий, машинально отмечая тиканье часов. В течение пары минут что-то произошло — что-то такое, чего она, будучи еще слишком ошеломленной, не могла осознать.

На тот момент ощущения Виолы были главным образом физическими. Они пугали ее, потому что заключали в себе угрозу. Она почувствовала головокружение от прилившей к голове крови и ее бешеной пульсации в висках и растущее давление в голове, будто мозг оказался покрыт слоем только что наложенной штукатурки.

«У меня сейчас будет удар», — подумала она.

Ужас от этой мысли вернул ее обратно к реальности, и Виола выбежала на лестничную площадку.

— Мак, Мак! — позвала она детектива.

Шотландец, который прислонился к стене, поспешил к ней навстречу.

— В чем дело? — спросил он.

— Она ушла, — выдохнула Виола.

— Ушла? Беатрис?

— Да… исчезла. Она где-то здесь. Мы должны найти ее…

Мак, с глазами, похожими на осколки битого стекла, заглянул через открытую дверь в квартиру Гойи, а затем стремглав бросился в сторону номера 15.

— Не там, — закричала Виола, следуя за ним и цепляясь за его руку в тщетной попытке заставить его вернуться.

— Убирайся, лгунья.

Мак так сильно ее оттолкнул, что девушка отшатнулась назад, а детектив тем временем распахнул дверь.

Когда Виола заглянула в свою квартирку, она ощутила себя будто во сне. Это была довольно темная комната — ее окно выходило на узкую боковую улицу, — и потому к ней прилагался существенный счет за электричество. Собрав вещи, чтобы перебраться в отель к Стерлингам, Виола, разумеется, закрыла и ​​заперла окно. По этой причине она ожидала увидеть свою комнатку погруженной в темноту. Однако… она увидела, что свет включен, а окно широко распахнуто.

Снаружи располагалась железная лестница, которую майор установил в качестве меры предосторожности в случае пожара. Она была шире и свободнее других, и поэтому сотрудники офисов иногда пользовались ею, чтобы спуститься и выйти на улицу. Мак собирался вылезти на узкий балкон за окном, когда Виола предприняла еще одну попытку остановить его.

— Мак, вернитесь, — закричала она. — Вы должны поверить мне. Это ее единственный шанс. Она находится в квартире Гойи. Это какой-то ужасный розыгрыш.

— Позвони Стерлингам, — отрезал Мак, одной ногой уже стоя на первой ступеньке лестницы.

Никогда раньше Виола не видела ни на одном лице такой холодной ярости, и она отпрянула назад, хотя ее совесть была чиста. Ощущение того, что она заключена в оковы дурного сна, было настолько сильным, что девушка огляделась, ожидая увидеть Беатрис, смеющуюся над ее замешательством. Затем в ее голове внезапно, подобно взрыву бомбы, появилось объяснение этой загадки. Беатрис похитили.

Она попыталась выбросить из головы эту ужасную мысль в силу ее невероятности. Ведь в комнате Гойи не могло быть тайного места, где можно было спрятать девушку — номер 16 был недавно отремонтирован подрядчиком с репутацией честного человека. Но даже если предположить, что какое-то место сокрытия существовало, все равно оставалось проблематичным силой затолкать туда сильную и активную девушку, не привлекая при этом внимания.

Пока Виола разговаривала с майором Помероем, она не слышала ни единого крика или звуков борьбы, и рядом не было никого, кроме мадам Гойи. Гадалка — которая была дородной женщиной — была плотно втиснута в свое кресло, к тому же перед ней преградой стоял стол. Ей бы потребовались навыки одновременно акробата, силача и гимнаста, что выпрыгнуть из кресла к своей жертве, одолеть ее и вернуться на свое место в полной тишине.

«Гойя, — подумала Виола, ощутив проблеск надежды. — Она была там. Она должна была видеть, что случилось!»

Когда она ворвалась в номер 16, Гойя все еще сидела за столом перед своим кристаллом. Виола подошла к ней, и ее сердце упало: глаза женщины были закрыты, а ее подбородок покоился на груди.

— Мадам.

В ответ на оклик Виолы Гойя яростно закивала, как китайский болванчик, и, моргнув, открыла глаза.

— Я не спала, — пробормотала она, инстинктивно оправдываясь, как это свойственно задремавшему человеку, пойманному на этом. — Я просто дала отдых своим глазам, пока ждала клиента. Гадание по кристаллу дает на них сильную нагрузку. Не думаю, что я погрешу против правды, если скажу, что ожидаю вашу мисс Стерлинг. Вы наверняка знаете… Но где же она? Разве она не пришла с вами? Я ее не видела.

Виола получила ответ на свой невысказанный вопрос и на словах, и по взгляду Гойи, который казался пустым и ошеломленным. Было неважно, сморил ли ее сон, или она пыталась запутать Виолу. Оставалось фактом то, что гадалка держала язык за зубами.

— Вы что-то хотели от меня? — спросила Гойя.

Этот вопрос вернул Виолу из ее путающихся размышлений к реальности.

— Мне нужен ваш телефон, — ответила она.

— Пользуйтесь им как вам угодно.

Схватив трубку, Виола услышала голос оператора:

— Номер, пожалуйста?

Он повторил свой вопрос, пока Виола отчаянно пыталась размышлять ясно. Но ее разум оставался пустым, и к своему смятению она была вынуждена положить трубку.

— Вы не можете вспомнить номер? — поинтересовалась мадам Гойя.

— Нет, — ответила Виола. — Кажется, мой мозг заклинило.

Она говорила глухо, а ее глаза были устремлены на корпус дивана. Он был больше и роскошнее, чем ее собственный, следовательно, пространство под ним — где сама Виола держала свое постельное белье — было просторнее. Слишком расстроенная, чтобы осознать, что делает, она кинулась к нему, отбросила подушки и подняла крышку. Внутри была сложена коллекция пузатых пустых бутылок.

— Только бутылки из-под вина, — пробормотала Виола. Осознав, что Гойя смотрит на нее выпученными глазами, она попыталась объяснить: — Я прошу прощения. Но я знаю, что она здесь.

Казалось, что в голове у нее жужжит рой пчел, но сквозь сводящие с ума гул и трепетание множества крыльев Виола услышала, как Гойя заговорила, медленно и четко, будто пытаясь вразумить психически больного:

— Моя дорогая, вы пришли сюда, чтобы позвонить, но не смогли вспомнить номер. Быть может, теперь вы отправитесь в офис? Майор сможет помочь вам.

При напоминании о том, что бесценное время ускользает из-за непростительного непонимания и растерянности, Виола выбежала из комнаты и бросилась вниз по лестнице. Ее лодыжка все еще не полностью восстановилась после травмы, и когда до нижнего этажа оставалось уже немного, она не выдержала, и на последних ступеньках лестницы Виола упала. Услышав звук падения, Пирс поспешил ей на помощь. Однако девушка, не ощущая никаких повреждений, прохромала через холл в офис майора.

— Позвоните Стерлингам, — выдохнула она там. — Я забыла их номер. Скажите им, что их дочь исчезла.

Невозмутимость майора Помероя оказалась сильнее его шока. Не выказывая никакого удивления, он обратился к своей секретарше:

— Соедините с отелем «Колизей», пожалуйста. Спросите мистера или миссис Уильям Стерлинг.

Мисс Тейлор прекратила печатать на своей бесшумной печатной машинке и взяла трубку. При взгляде на нее Виолу стало угнетать чувство вины. Ее верность подверглась испытанию, ибо звонок из студии не заставил ее покинуть свой пост. Тем не менее, ожидая разговора с миссис Стерлинг, она ощущала себя под давлением всеобщего осуждения.

Офис был ей знаком — красно-синий турецкий ковер, глубокие удобные кресла и красивый стол. Он был связан с квартирой майора, которая была несколько тесновата, и потому тот часто пользовался им по вечерам после конца рабочего дня. Виола много раз заходила сюда, небрежно засунув руки в карманы брюк, чтобы подать жалобу или предоставить какое-нибудь банальное оправдание по поводу неуплаты за квартиру.

В таких случаях ею всегда занималась мисс Тейлор, дабы не допустить, чтобы майора беспокоили его жильцы. Мисс Тейлор была компетентным секретарем и оставалась холодно безличной, даже когда Виола пыталась привнести в их общение человеческий фактор. Виола знала, что мисс Тейлор не любила ее, и объясняла этот факт завистью к ее более привлекательной профессии, потому игнорировала враждебность секретарши с презрительной жалостью.

Теперь ситуация изменилась с точностью до наоборот; это был первый раз, когда Виоле захотелось услышать одобрение от мисс Тейлор. Она занервничала, когда секретарша подняла взгляд и сказала ей:

— Номер соединен. Вы поговорите с ними?

— Нет, — отчаянно заявила Виола. — Нет, я не могу сказать им.

После небольшой паузы трубку взял майор.

— Говорит миссис Стерлинг? — Его почтительный голос контрастировал с сигаретой, зажатой в углу рта. — Это майор Померой из Померании Хаус. Не сможете ли вы немедленно приехать сюда? Боюсь, у меня плохие новости о вашей дочери… Спасибо.

Он положил трубку и обратился к своей секретарше:

— Снова неприятности для бедной старой Гойи.

— И для нас, — с гримасой напомнила ему мисс Тейлор.

Казалось, что они забыли о присутствии Виолы. Она покачнулась на месте, где стояла, внезапно запоздало ощутив последствия своего падения с лестницы. Затем стены комнаты завращались вокруг нее, и она рухнула на пол в полнейшем беспамятстве…

Спустя некоторое время Виола стала понемногу приходить в сознание. Она чувствовала себя так, будто находилась в долгом путешествии, шаря в темноте. Девушка изо всех сил старалась прийти в себя и обрадовалась смутным знакомым звукам — телефонному звонку, слышавшемуся вдалеке, и гулу голосов. Наконец, приложив усилие, она смогла открыть глаза.

Виоле показалось, что комната заполнена людьми, так как она была окружена кольцом пристально смотрящих на нее лиц. Инстинктивно пытаясь укрыться от них, она снова закрыла глаза.

— Она притворяется, — произнес голос, вибрирующий от холодной ярости.

— Нет, — заявил более доброжелательный тон. — У нее действительно было ужасное падение. Возможно, легкое сотрясение мозга. Если бы это был просто обморок, она бы быстрее пришла в себя.

Виола молча размышляла о том, кто является бедной жертвой этого несчастного случая, прежде чем поняла, что говорят о ней. В ее голове отдавалась весьма болезненная пульсация, и ей было трудно удерживать взгляд, но постепенно Виола узнала Стерлингов. Кожа миллионера выглядела серой, как будто он был свинцовой статуей с застывших лицом и безжалостной складкой губ. Мягкий взгляд карих глаз Кристины был подернут страданием, но, когда она заговорила с Виолой, ее голос был сдержанным и даже нежным.

— Мисс Грин, вы можете сделать усилие? Постарайтесь рассказать нам, где Беатрис. Пожалуйста.

Беатрис. Виола вспомнила, что случилось, и была потрясена ужасом этого момента. Крайне эмоциональная и чувствительная к впечатлениям, она всегда быстро все воспринимала и ощущала упоение от звуков или запахов. Сейчас ее сложная нервная система была парализована из-за испытанного шока, и это привело к расстройству нервов.

В то время как Виола отчаянно пыталась ответить на призыв в глазах миссис Стерлинг, она почувствовала, что снова теряет сознание. Было мучительно осознавать, что жизненно важное время уходит. Беатрис была где-то в номере 16, и они должны были найти ее, прежде чем станет слишком поздно. Виола попыталась заговорить, но почувствовала тяжесть во рту, будто бы ее язык был свинцовым. Ей не удавалось сосредоточиться, и сознание покидало ее… а затем на нее навалилась темнота…

Когда она снова очнулась, оказалось, что под ее голову поместили атласную подушку. На ее лбу лежал носовой платок, смоченный одеколоном, а ноздри жег едкий запах. Мадам Гойя, склонившись над ней, держала у ее носа нюхательные соли. Однако, вместо того, чтобы почувствовать отвращение к уродливому лягушачьему лицу, которое находилось так близко к ее собственному, что казалось расписной маской, Виола почувствовала благодарность за ее доброту.

Комната больше не расплывалась в дрожащем мареве. Виола отчетливо видела каждое лицо, а ее сознание прояснилось. Отсутствие мисс Тейлор и сравнительная тишина в холле стали для нее признаком еще большей потери драгоценного времени, которое могло спасти Беатрис. Стерлинги, майор Померой и Гойя были здесь, а в тот момент, когда она осматривалась, открылась дверь, и в комнату вошел Рафаэль Кросс.

— Я только что получил ваше сообщение, — произнес он.

При виде него Виола почувствовала прилив смелости и надежды. Его живость и личное обаяние были настолько сильны, что он создавал вокруг себя атмосферу уверенности. Подойдя прямо к Кристине, он сжал ее руки.

— Вы знаете, что я чувствую, — сказал Кросс.

Губы миссис Стерлинг дрожали, но когда она заговорила с ним, ее голос был спокойным.

— Да, я знаю, Рафаэль. О, какое утешение, чтобы вы здесь. Но вы не должны быть слишком милым, или я могу расчувствоваться. Я должна сосредоточиться на Беатрис, — и она добавила, понизив голос, — и я должна быть сильной за двоих.

Невольно взглянув на потрясенного миллионера, Кросс понимающе кивнул.

— Я здесь, чтобы помочь вам, — сказал он миссис Стерлинг.

Направившись к дивану, на который уложили Виолу, он дружески поцеловал ее.

— Бедная маленькая Грини, — его голос был добрым, но твердым. — Вы выглядите так, как будто получили хорошую взбучку. Но не думайте о себе. Подумайте о ней… Что произошло?

Ободренная его настойчивым взглядом, Виола выпалила свою историю. Она звучала настолько фантастической, что Виола безнадежно взглянула на недоверчивые лица.

— Беатрис вошла в номер 16, чтобы ей предсказали ее судьбу. Я последовала за ней. Затем я отвернулась, чтобы поговорить с майором, и в ту же минуту она исчезла.

Оглушенная молчанием, она обратилась к Рафаэлю Кроссу.

— Это правда. Вы должны мне поверить. Ведь это случилось и с вами. В той же самой комнате. В этом есть какой-то ужасный обман. Вы должны обыскать тут все. Разберите все по кирпичикам.

Кросс пожал плечами, отказываясь брать на себя ответственность.

— История повторяется, — заметил он. — Боюсь, у этой молодой леди, видимо, слишком хорошая память. Что ж, майор, может быть, в этом и найдется какая-то выгода для вас… снова. Не послать ли нам за бригадой монтеров?

Майор Померой проигнорировал этот выпад.

— Я, конечно, не стану разрешать повторно портить свое имущество из-за бессмысленных обвинений, — холодно заявил он.

— Это касается и меня тоже, — заявила мадам Гойя. — Как говорят: обжегшись на молоке, дуешь и на воду. Никто не станет портить мою новую красивую обстановку.

— Этот вопрос и не поднимается, — вмешался Стерлинг. — Эта девушка лжет. Она помогла моей дочери бежать.

— Что бы ни произошло, — сказал Кросс, — Беатрис нет, и мы должны ее вернуть. Вы знаете, что вы должны сделать, Стерлинг. Позвоните в полицию.

Мистер Стерлинг и его жена посмотрели друг на друга, и на их лицах был написан страх. Затем Кристина сказала:

— Нет. Эта ужасная фотография… Я не могу забыть ее глаза.

— Но вы посоветовали это мне, — напомнил им Рафаэль Кросс.

— И вы хотите, чтобы я сам воспользовался собственным советом? — спросил Стерлинг.

Огонек в глазах Кросса угас.

— Нет. Я никому не желаю перенести такие страшные страдания, какие перенес я, и меньше всего вам. Именно из-за моего отношения к вам я хочу направить вас в правильном направлении. У нас разные случаи. Я с самого начала опасался худшего из-за того, что знал мотивы похищения. Но если это обычное похищение и не побег, то все ваши аргументы остаются в силе. Вы должны позвонить в полицию.

Глава XX. Личная доставка

Возмущенная несправедливым обвинением в произошедшем несчастье, Виола предприняла еще одну попытку протеста. Она попробовала подняться и сесть, когда чьи-то мясистые руки снова уложили ее голову на подушку.

— Лежите тихо, — прошептала ей Гойя. — Что толку? Они вам не поверят.

Виола признала справедливость ее совета. Если она отдохнет, то у нее будет больше шансов оправиться, а если она усугубит свое состояние, то не сможет защитить себя. Несмотря на то, что Виола никогда не доверяла Гойе, сейчас она чувствовала признательность, потому что эта женщина была единственной, кто выказывал признаки дружеского отношения к ней.

Несмотря на свою невиновность Виола все же ощущала вину, и это чувство стало почти невыносимым, когда она взглянула на потрясенных родителей Беатрис. Хотя они пытались надеяться на то, что исчезновение Беатрис окажется ее выходкой, девушка была уверена — они ощущали угрозу со стороны ужасного спрута. Миллионер казался сокрушенным этим ударом, но его страдания причиняли Виоле меньше боли, нежели мужество, проявляемое его женой.

«Я не смогла бы держаться как она, — подумала девушка. — Я чуть не сошла с ума, когда потеряла Питера, а это была всего лишь собака. Но она пытается улыбаться своему мужу. Я недооценила ее. Жизнь в ней поддерживают не только меховые шубы, орхидеи и бридж. У нее есть настоящий характер… Я смеялась над всеми ними только потому, что у них слишком много денег. О, как бедные жестоки к богатым!»

Виола пыталась проглотить комок, который стоял в ее горле, когда дверь распахнулась, и внутрь вошел Мак. Лицо детектива было влажным и посеревшим, а движения — тяжелыми и медленными, выдающими побежденного человека. Кристина бросилась к нему, но он ответил на ее невысказанный вопрос, покачав головой.

— Я потерял след, — признался он, запуская палец за воротник, будто не в силах вынести его давление. — На улице ее нигде нет. Автомобили постоянно проезжали через площадь, однако полицейские ничего не заметили… Но она спустилась по пожарной лестнице. Я узнал об этом в одном из офисов в доме напротив. Служащий подошел к окну, чтобы опустить шторы, и увидел девушку в белом пальто, которая спускалась по лестнице. Было почти темно, и он не стал ждать, чтобы посмотреть, куда она пойдет.

Виола слушала в полной растерянности. Она задавалась вопросом, с помощью какой чудесной силы левитации Беатрис смогла переместиться через прочные стены к наружной лестнице, в то время как детектив продолжил свой отчет.

— Я сразу позвонил Дону, чтобы тот напрямую связался с Остином. Кажется, что он наш самый верный вариант. Без толку звонить ему, чтобы в ответ на наш вопрос услышать ложь. Если она с ним, Дон найдет ее. Он рвется в бой.

— Он позвонит в отель? — спросил Стерлинг.

— Нет, я дал ему этот номер, рассчитывая, что вы будете здесь… Он должен позвонить с минуты на минуту.

Все машинально повернулись к телефону, будто умоляя его зазвонить.

— Что произошло, Мак? — спросил миллионер.

— Разве она не рассказала вам? — спросил детектив, указывая пальцем в сторону Виолы.

— От нее я слышал только вранье. Я хочу услышать ваш отчет.

— Что ж, когда мы добрались сюда, мы сразу поднялись по лестнице. Грин сказала мне, что они собираются зайти в ее квартиру. Я встал у двери номера, из которого съезжает арендатор, так что я мог следить на номером 15. Грин стала открывать дверь, а Беатрис стояла рядом с ней, дожидаясь, когда можно будет войти внутрь. Тут мое внимание отвлек гардероб, который застрял в дверях, когда его выносили, и я помог вытащить его. Я видел Беатрис как раз перед тем, как отвернулся, а уже через минуту Грин закричала, что ее нет. Я бросился прямо в номер 15 и обнаружил там зажженный свет и открытое окно. Я отправился вслед за Беатрис, но мне пришлось выбраться на балкон, чтобы попасть на лестницу. Все это время Грин пыталась затащить меня обратно и утверждала, что Беатрис где-то в другом месте. Она разыгрывала эту комедию, чтобы помочь Беатрис сбежать.

Виола слушала, осознавая личную враждебность детектива по отношению к ней. Когда девушка только перебралась в отель, она была удивлена, что Мак называл Беатрис по имени. Вскоре она обнаружила, что он пользовался привилегией в силу долгих лет верной службы, а семья Стерлингов была слишком простой по своей натуре, чтобы ожидать, что он станет официально называть ту, кого до сих пор считал ребенком. Зная об этом, Виола была польщена, когда Мак начал называть ее «Ви». Теперь же она была «Грин», а это свидетельствовало о том, что она перестала пользоваться расположением детектива.

Вдруг зазвонил телефон. Мак первым ответил на звонок и знаком попросил отойти вплотную подошедших к нему родителей Беатрис. Его глаза сверкали от волнения, но, пока он слушал, его возбуждение угасло, а уголки его рта разочарованно опустились.

— Нет, — сказал он, вешая трубку, — она не встречалась с Остином. Дон отследил его до турецких баней, где тот пробыл всю вторую половину дня. Парень ничего не знает. Дон уверен, что он не покрывает Беатрис. Он зашел в квартиру Остина, чтобы выяснить, была ли она там, но швейцар говорит, что не видел ее.

— Откуда звонил Дон? — спросил Стерлинг.

— Из отеля. Он проверял телефонные звонки. Девушка-телефонистка сказала ему, что Грин назначила встречу сегодня после обеда, чтобы мадам Гойя погадала ей. На самом деле она не подслушивала, но услышала кое-что, и этот звонок поступил с линии Грин.

— Это выглядит не слишком хорошо для меня, — серьезно сказал Рафаэль Кросс. — Я предупреждал вас насчет Гойи, потому что знаю, что девушки могут забить себе голову ее намеками.

— Но я не договаривалась ни о какой встрече, — заявила Виола.

— Это верно, — отозвалась Гойя. — Это был не ее голос. Я бы непременно узнала его, если бы это была она.

— Она актриса, — напомнил ей миллионер. — Разумеется, она могла подделать любой голос.

— Но я не делала этого, — возразила Виола. — Кроме того, миссис Стерлинг дала нам разрешение приехать сюда.

— Я дала разрешение посетить вашу драматическую школу, —устало произнесла Кристина. — Но что толку говорить об этом? Не имеет значения, были ли мы обмануты и подвели ли нас. Единственное, что важно — найти Беатрис.

Потрясенная своим падением и запутанная множеством косвенных доказательств, которые свидетельствовали против нее, Виола стала задаваться вопросом, что на самом деле произошло, когда в кабинет вошел швейцар. Он нес в руках конверт, который передал Уильяму Стерлингу.

— Я только что увидел это в почтовом ящике, — пояснил он. — Похоже, кто-то доставил его лично, потому что я сам забирал почту у почтальона. На нем стоит пометка «Срочно», так что, должно быть, его принес посыльный.

— Это верно, Пирс, — быстро сказал майор Померой. — Мистер Стерлинг ожидает этого письма.

Едва за швейцаром закрылась дверь, Кросс выхватил письмо.

— Адрес напечатан, — сказал он. — Помните мое?

Лицо миллионера было парализовано ужасом, а его губы — слишком сильно сжаты, чтобы он смог заговорить. Несмотря на то, что Виолу тоже пробил озноб от дурного предчувствия, она живо вспомнила тот вечер, когда Кросс получил анонимную угрозу. Стерлинги были действительно шокированы и сочувствовали ему, но тогда они рассматривали ситуацию со сторонней позиции.

Виола подумала, вспомнил ли об этом Кросс, когда он разрезал конверт.

— «Дорогие мои, — прочитал он. — Скажите Грини, что со мной случилось приключение. Я похищена. Скоро вам сообщат мою стоимость. Пожалуйста, заплатите, если вы считаете, что я стою этого, и даже если вы так не считаете. Я в порядке и в хорошем расположении духа, не беспокойтесь. Скоро вернусь».

Воцарившуюся тишину нарушил Кросс.

— Вы узнаете ее почерк? — спросил он Кристину.

— Да, почерк ее, — ответила она с усилием.

— Это похоже на то, что она бы написала?

— Нет. Беатрис всегда говорила нам, чтобы мы не давали ни цента в качестве выкупа за нее… Мы терпеть не могли, когда она говорила об этом, даже в шутку. Но она заявляла, что глупо игнорировать какую-либо тему, и всегда говорила, что похититель редко выполняет свою часть сделки.

— Боюсь, — мягко сказал Кросс, — она была вынуждена написать то, что они сказали ей написать… Вот только им нужно было додуматься дать ей написать это по-своему, чтобы это выглядело правдоподобно.

Внезапно Кристина утратила спокойствие и прижала письмо к губам.

— Ее рука касалась его, — произнесла она. — Это своего рода связь с моим любимым ребенком.

Муж обнял ее.

— Нет смысла оставаться здесь теперь, — заметил он. — Лучше вернуться в отель и ждать.

В его голосе была такая ​​безнадежная печаль, что Виола почувствовала почти благодарность к мадам Гойе, когда та вмешалась:

— Подождите минуточку, пожалуйста, все вы. Я сказала, что не допустила бы, чтобы мою комнату снова разгромили… Я передумала. Если с Померанией Хаус будет связан случай похищения, то чем раньше я уеду отсюда, тем лучше. Мое дело не потерпит такого пятна… Майор, я официально уведомляю вас, что завтра съезжаю отсюда.

Майор Померой приподнял брови и устало пожал плечами.

— Мне нет нужды напоминать деловой женщине, что таким образом вы разрываете договор аренды. Быть может, мы спокойно обсудим это завтра утром?

— Безусловно, обсудим, но я не передумаю.

Миссис Стерлинг направилась к двери, но повернулась, чтобы сказать майору Померою:

— Мы ужасно обеспокоили вас. Очень жаль. Спасибо… за все.

В то время как Виола удивлялась принципам, в которых личные соображения обуславливались уважительным отношением к другим, Кристина спросила ее:

— Вы вернетесь с нами в отель, мисс Грин? Или предпочтете остаться здесь?

Ее голос — хотя и бесцветный — был добрым, хотя Виола вновь ощутила чувство вины, увидев боль в ее глазах.

— Остаться, пожалуйста, — прошептала она.

— Вы вернетесь в отель, — приказал миллионер. — Откуда нам знать, что вы не были в сговоре с похитителями?

— О нет! — воскликнула его жена. — Я никогда не поверю в это. Она знает, что Беатрис была к ней привязана.

— Она не очищена от подозрений. Почему она пыталась остановить Мака, не давая ему последовать за Беатрис? Почему она не сказала нам ни слова правды?

Виола не чувствовала себя способной на новую попытку очистить себя. Она спросила себя, поверит ли хоть кто-нибудь в ее нелепую историю, и вдруг подумала о молодом человеке с решительным взглядом и упрямым подбородком. Алан Фом был бойцом, не из тех, кого могут запугать миллионеры. Сама идея о том, чтобы связаться с ним, вернула ей мужество. Если бы он и не смог помочь ей делом, он мог бы дать ей совет.

Однако Виола сомневалась в том, что сейчас ей позволят сделать частный телефонный звонок. Кто-то непременно будет подслушивать, и на фоне общего подозрения ее обращение к детективу может быть истолковано как свидетельство его косвенной причастности к произошедшему. Девушка беспомощно осмотрелась вокруг, размышляя, смогла бы она незаметно пробраться в телефонную будку, но тут увидела мадам Гойю и остановилась на другом варианте.

Гадалка стояла у подножия лестницы, машинально поправляя макияж без помощи зеркала. Она перестала накладывать свою темную пудру, когда Виола прошептала, обращаясь к ней:

— Мадам, я хочу сделать частный звонок.

Гойя открыла свою сумку и передала девушке ключ.

— Воспользуйтесь моим телефоном, — пробормотала она, нанося на губы оранжевую помаду, чтобы скрыть их движение. — Не забудьте запереть за собой дверь.

— Спасибо. Вы хороший человек, и мне жаль, что вы уезжаете. Если мы больше не увидимся — прощайте.

Украдкой взглянув на группу, стоящую в холле, Гойя протянула Виоле руку. Ее крупные накрашенные губы дрожали, а в глазах плескался страх. Она походила на женщину, которая ожидает удара, но не знает, кто его нанесет.

— Мы соседи, — глухо сказала она. — Мы обе попали в переделку. И я надеюсь, что мы обе благополучно из нее выберемся. Прощайте.

Завернувшись в свои меха и опустив вуаль, Гойя направилась к двери на улицу. Движимая чувством, которого она не могла понять, Виола стояла и наблюдала за женщиной, пока та не пропала из виду…

Стерлинги все еще разговаривали с майором Помероем, когда Виола приблизилась к ним. Ее красноречие было отточено под ее надобности, и она оформила свою просьбу следующим образом:

— Могу ли я пройти в свою квартиру? Я хочу найти важное письмо.

Девушка заметила, что детектив поймал взгляд Стерлинга и почти незаметно кивнул.

— Хорошо, — сказал тот. — Вы не дадите мне прикурить?

Когда Виола передала Маку свои спички, он положил коробок в свой карман.

— Я выкурю сигарету внизу у пожарной лестницы, — сказал он ей. — Мне тоже требуется немного свежего воздуха.

Пряча ликование за гримасой досады, Виола поднялась наверх, шагая медленно, будто побежденная. Однако достигнув поворота лестницы, девушка поспешила наверх так быстро, как только ей позволяла травмированная лодыжка, пока не достигла номера 16. Виола надеялась, что Мак полагает ее намерением сжечь компрометирующее письмо, а затем сбежать от них. Обманутая его стратегией, теперь девушка просто пыталась сохранить лицо. Зайдя в темную комнату, Виола наощупь нашла выключатель и смогла зажечь один маленький светильник в центре потолка. Тот давал лишь слабенькое освещение в этой длинной комнате и делал ее жуткой и незнакомой на вид.

Нервно оглядевшись, Виола вспомнила, что стоит на том самом месте, где стояла Беатрис прямо перед тем, как исчезла. Рой вопросов крутился в голове девушки. Куда ушла Беатрис? Каким образом? Письмо, написанное ее рукой, казалось доказательством того, что она придумала некий чудесный способ перемещения.

При мысли о темных смеющихся глазах Беатрис в горле Виолы снова встал комок.

— Быть может, она была испорченной и несносной, — напомнила она себе, — но она была милой, бескорыстной и щедрой. Я была такой занудой, когда отказалась взять то кольцо. Я причинила ей боль… О, моя дорогая, я бы отдала жизнь, чтобы вернуть тебя.

Направляясь к рабочему столу мадам Гойи, Виола горько плакала. Вытерев слезы, она припомнила номер Алана и только потом сняла трубку.

Оператор не обратил никакого внимания на ее повторный звонок. Девушка слушала прерывистые гудки и щелчки, пока ее нетерпение не переросло в лихорадочный жар. Причиной этому было не только то, что она заставляла Стерлингов ждать (при мысли об этом она нетерпеливо постукивала пальцами) — еще больше, нежели их неудовольствия, Виола страшилась того, что ее застанут тут прежде, чем она успеет связаться с Аланом.

Когда она взглянула в другой конец большой комнаты, та снова показалась ей темной и странной на вид. Только ее центр освещался слабым свечением светильника, голубоватым, словно дневной свет, пробивающийся сквозь отверстие в потолке. Стены и пол были скрыты во мраке и, казалось, были заселены двигающимися тенями, которые будто следовали одна за другой.

Неожиданно Виола обнаружила, что ее пугает эта комната. Этот страх все усиливался, пока она не поняла, что не отваживается оставаться здесь в одиночестве. Это место было пристанищем чего-то ужасного. Несколько часов назад здесь бесследно исчезла девушка.

Виола боялась того, что здесь произошло — боялась того, что могло произойти снова. Бросив трубку, девушка бросилась к двери, а затем остановилась, уставившись перед собой с неверием и ужасом. В эту секунду она посчитала, что ее воображение сыграло с ней злую шутку.

Когда Виола взглянула на будто подернутую пеленой поверхность темного зеркала, ей показалось, что вместо своего собственного отражения она увидела лицо и фигуру Рафаэля Кросса.

Несмотря на то, что Виола узнала его, она припомнила, что не слышала звуков открывающейся двери или шагов. Обернувшись, она увидела за собой лишь пустую комнату. Если Кросс когда-то и стоял там, он растворился в воздухе.

Виола заставила себя еще раз взглянуть в зеркало… Старое стекло с сероватым налетом отражало только ее бледное лицо с испуганными глазами. В них отражался такой ужас, что девушку напугало их выражение. Ее нервы окончательно сдали, и она, словно безумная, бросилась прочь из комнаты.

Глава XXI. Мадам съезжает

Пробуждение на следующее утро было ужасным для Виолы. После нескольких часов крепкого сна она с трудом разлепила глаза и уставилась на знакомую роскошь своей комнаты. В голове у нее стучало, горло пересохло, а привкус во рту напомнил ей о последствиях случайной гулянки.

«Я напилась?» — тут, задав себе этот вопрос, девушка вдруг вспомнила, что Беатрис пропала.

Когда шок от этого осознания притупился, память Виолы начала возвращаться к событиям вчерашнего дня. Хотя она не смогла вспомнить дорогу из Померании Хаус в отель, она была уверена, что находилась на грани обморока, когда добралась сюда. Какой-то добрый опытный человек настоял на том, что она выпила напиток, который ее оглушил. После этого ей удалось остаться в сознании достаточно долго лишь для того, чтобы успеть добраться до своей постели.

Ее память продолжала извлекать фрагменты, и Виола смутно вспомнила о том, что была в квартире мадам Гойи, чтобы тайно позвонить Алану. Тогда что-то в этой комнате испугало ее, но причина этой тревоги смешалась в ее памяти с той невероятной зеркальной иллюзией, которая, должно быть, ей пригрезилась.

Утомившись от напряженного припоминания, Виола мысленно обратилась к вопросу, произошли ли какие-то новые события и связались ли похитители с родителями своей жертвы. Хотя девушка сжалась при мысли об испытании, которым станет для нее встреча со Стерлингами, все же она встала с кровати и начала одеваться. Вместо того чтобы приободрить ее, душ только вновь пробудил в ней крайне дурное предчувствие, и она страшилась любых новостей. Виола некоторое время простояла за дверью королевского люкса Стерлингов, прислушиваясь к приглушенному звуку голосов и пытаясь набраться смелости, чтобы войти. Наконец горничная, прибиравшая их комнаты, услужливо открыла перед ней дверь будуара, прежде чем девушка успела возразить.

С первого взгляда на Стерлингов у Виолы возникло впечатление, что они лишились всего того, что делало их личностями, и от них не осталось ничего, кроме пустых оболочек. Миллионер, опустившийся в свое кресло, выглядел высохшим, будто мумия; только глаза на его лице были живыми и сверкали озлобленностью и страданием.

На Кристине был великолепный халат из жесткой парчи оттенка голубой гортензии. На ее лицо вернулся румянец, ее прическа была приведена в порядок, и все же она чем-то напомнила Виоле то старье, что выбрасывают на мусорную кучу.

Для девушки было облегчением повернуться к Рафаэлю Кроссу, который нанес им ранний визит. Хотя его ярко-голубые глаза выдавали некоторое напряжение, его живость и энергичность делали его вдвойне реальным и бодрым по сравнению с остальными.

Виола облизала губы и попыталась заговорить, но слова так и застряли у нее в горле. Кросс приветственно кивнул ей, а миллионер пристально посмотрел на нее. Кристина была первой, кто ответил на вопрос, читавшийся в глазах девушки.

— Нет, — сказала она. — Ничего… Мы до сих пор ждем.

Кросс в ярости перекусил свою сигару.

— Часть системы, чтобы заставить вас плясать под их дудку, — сказал он. — Вам следует об этом знать. Вы должны оставаться здесь. Требование выкупа придет так же, как оно пришло ко мне.

Миллионер сжимал и разжимал руки.

— Если бы я только мог связаться с ними, — пробормотал он. — Я дал бы им знать, что нет никаких ограничений. Никаких. Мы просто хотим вернуть ее.

Виола заметила стальной отблеск в глазах Кросса и подумала о том, терзает ли его еще память об Эвелин.

— Отсутствие ограничений могло бы удовлетворить заинтересованные стороны, — резко произнес Кросс. — Но вы должны примириться с этим. Беатрис могла знать слишком много, чтобы ее теперь просто отпустили. Она не ребенок, который не может рассказать свою историю прессе. И она слишком умна, чтобы быть одураченной.

— Но она может и не знать, куда ее привезли, — произнесла Кристина, и ее глаза смотрели жалобно, будто она умоляла Кросса дать ей надежду. — Они могли завязать ей глаза, и тогда она могла вовсе не видеть их лиц. Они могли изменить свои голоса. Помните, что они для нее незнакомцы.

— Если это незнакомцы, то есть шанс, — ответил Кросс. — Но мы не можем исключать возможность того, что она их знает — или, по крайней мере, одного из них. Это было проделано слишком легко… Я подозреваю, что это кто-то, кому она вполне доверяла, но едва ли замечала — как слуга, к примеру. Или это может быть кто-то, кого она знала и кому слишком доверяла, чтобы подозревать.

Когда Кристина беспомощно посмотрела на него, Кросс взял ее за руку.

— Моя дорогая, — сказал он, — вы должны позвонить в полицию. Они могли бы получить какие-то сведения о ней. Наверняка кто-то кроме того клерка видел девушку в горностаевом пальто. Это могло бы дать некоторое представление о месте, куда ее отвезли похитители.

Кристина вздрогнула.

— Нет, — объявила она, — я не смею этого сделать.

Внезапно Стерлинг поднял голову и посмотрел на Виолу.

— Кто-то, кому она доверяла, — повторил он.

Это подразумеваемое обвинение вынудило Виолу взорваться.

— Если вы имеете в виду меня, — воскликнула она, — то это чудовищная ложь. Я любила Беатрис. Но что толку говорить вам об этом! Я требую справедливого отношения. Я должна рассказать обо всем этом кому-то еще, просто чтобы очистить свой разум. Я рассказываю историю, в которую сама не могу поверить. И, тем не менее, это правда… Я хочу видеть Алана Фома.

— Вы встречались с ним, — пояснил Кросс, чтобы освежить память Стерлингов. — Частный детектив, которого я нанял, чтобы найти Эвелин. Никуда не годится.

— Но я должна увидеть его, — настаивала Виола.

— Вы можете увидеться с ним здесь, — уступил Стирлинг. — Дон устроит вам встречу.

Когда Виола повернулась, чтобы уйти, Кристина мягко спросила у нее:

— Вы позавтракали, мисс Грин?

— Нет, — ответила Виола.

— Тогда сейчас же спускайтесь в ресторан.

— Я не могла есть.

— Она завтракала, — Кросс кивнул в сторону Кристины. Его отрывистое замечание подавило подступающую истерику Виолы.

— Простите, — пробормотала она. — Я не хотела разыгрывать из этого трагедию. Конечно же, я пойду.

Немного позднее, когда девушка пыталась съесть грейпфрут, Дон доставил ей сообщение от Фома. Глаза молодого человека запали от недостатка сна, а голос был мрачным.

— Твой парень может уделить тебе десять минут. Он придет прямо сейчас. Предупреждаю, не стоит обсуждать секреты. Я могу оказаться поблизости.

Эта перемена в отношении к ней дружелюбного студента колледжа обеспокоила Виолу мыслью о том, не отнесется ли Фом к ней с тем же подозрением, что и остальные. Не в силах закончить свой завтрак, девушка прошла в свою гостиную. Когда она услышала шаги Фома за дверью, то попыталась принять позу беспечного равнодушия, но в этом ей помешало то, что в ее брюках не было карманов. Девушка вставляла сигарету в мундштук, когда Фом вошел в комнату.

Виола сложила губы, чтобы засвистеть, но мгновенно позабыла об этом, как только встретила его взгляд — он укрепил ее надежду на то, что Фом будет на ее стороне, доверяя ей и заботясь о ней. К разочарованию Виолы, ее демонстративное равнодушие дало сбой, и, обвив руками шею детектива, она разрыдалась на его плече. Но затем, как раз тогда, когда Фом ликовал при мысли о том, что держит Виолу в своих объятиях, девушка оттолкнула его.

— Ну и дура, — сказала она. — Я никогда не думала, что стану плющом, обвивающимся вокруг дуба. Я ненавижу плющ. Это ужасное цепляние… О, дорогой мой, я оказалась в такой ужасной ситуации. Но ты ни за что не поверишь в мой рассказ.

— Выкладывай.

— Так может сказать стоматолог… и честный человек. Что ж, начнем.

Приступив к своей истории, Виола внимательно наблюдала за лицом Фома. Его глаза вспыхнули внезапным волнением, когда он услышал об исчезновении Беатрис, но в остальном он оставался отчужденным и задумчивым. Прервавшись, она с отчаянием спросила у него:

— Ты веришь мне?

— Приходится, — ответил Фом. — Все это слишком тонко и запутанно, чтобы быть твоей выдумкой. Ты могла бы придумать что-нибудь получше… Честно говоря, я ужасно расстроен из-за Беатрис. Милое дитя. Никакого высокомерия.

Вспоминая обед в Савойе, Фом позабыл о поражении, которое потерпел в споре о политике, однако он помнил юношескую свежесть наследницы, искреннюю высокую оценку поданного торта-мороженого и ее робкое благоговение перед Виолой.

— Есть ли какая-то надежда вернуть ее? — спросила Виола.

— Зависит от обстоятельств, — сказал Фом. — Если ее похитили настоящие преступники, это не слишком хорошо, тем более, если ее родители не станут звонить в полицию. Это глупая игра, в которой нельзя выиграть. Но это естественно, ведь случай Кросса потряс их… С другой стороны, если существует какой-то заговор, связанный с Померанией Хаус, где все это началось, то заинтересованные стороны будут вынуждены оставаться на месте и вести себя, как ни в чем не бывало. Если они не профессионалы, то они выдадут себя. В таком случае ее можно бы было вернуть.

— Как?

— Если бы они могли доказать чье-то подозрительное поведение, то этому человеку пришлось бы связаться с остальными. Это не может быть делом рук одного человека, и все они должны держаться вместе. На самом деле, я так и не был вполне удовлетворен окончанием этого первого дела.

— Ты имеешь в виду туфли в часах?

— Умная девочка… Да, это и некоторые другие вещи. Подожди, пока я доведу это до ума.

Тут Фом задумчиво нахмурился и принялся строчить в своем блокноте. Когда список имеющихся сведений был составлен, он зачитал его Виоле.

— Во-первых, Эвелин Кросс попросила Пирса зажечь ее сигарету. Старая уловка, чтобы обеспечить узнавание. Почему?

Во-вторых, ковер и мебельный гарнитур в номере 16 и номере 17 были совершенно одинаковыми. Те, что в твоей квартире, более низкого качества. Почему?

В-третьих, ты сказала мне, что заметила какую-то перемену в номере 16, и ты думаешь, что дело было в недостатке яркости. Это может означать, что тебе подсознательно не хватало в этой комнате наличия ярких пледов и подушек Гойи. Почему?

В-четвертых, девушку в белом пальто заметили спускавшейся по пожарной лестнице. Это неубедительное доказательство, потому что у одной из машинисток, Марлен, есть белое пальто.

Фом прервался, чтобы задать вопрос:

— Конечно, ты ни о чем не умолчала?

— Только об одном, — призналась Виола. — Прошлым вечером я страшно перепугалась, когда пошла в номер 16, чтобы позвонить тебе. На одну ужасную секунду мне показалось, что я видела в зеркале Рафаэля Кросса.

К удивлению Виолы, Фом не стал насмехаться над ней.

— Зеркало, — пробормотал он, — Это скорее наводит на размышления. Две комнаты, которые в некоторых отношениях абсолютно одинаковы. Это наводит на мысль об имитации… Я хотел бы, чтобы это было мое дело. Это может быть интересным. Но я должен идти.

Взглянув на часы, он повернулся к Виоле и приподнял ее подбородок.

— Вот как надо переносить это, — сказал детектив, — И передай от меня Кроссу, чтобы он убедил Стерлингов не платить никакого выкупа. Это решение оказалось бы роковым для Беатрис.

Однако Виола сжала руку Фома мертвой хваткой, прежде чем он добрался до двери.

— Ты не собираешься помочь нам? — требовательно спросила она.

— Но что я могу сделать? — спросил он. — Я исключен из этого дела.

— Зато я увязла в нем по уши. Беатрис была на моем попечении, когда она исчезла. Я никогда не смогу снова быть счастливой… никогда. Что ж, мне придется расследовать это в одиночку. Говорят, опасность притягательна.

Как и ожидала Виола, Фом сдался после этой угрозы.

— Ты победила, — сказал он. — Раз ты наняла меня, я отправлюсь в Померанию Хаус и постараюсь разузнать о любых тамошних переменах.

— Прямо сейчас, мой дорогой?

— Нет, бесценная моя. Я занят важным делом, и интересы фирмы должны быть на первом месте. Я нанесу этот визит, когда у меня будет обед.

— Но тогда может быть слишком поздно.

Несмотря на ярое стремление Виолы ускорить его участие в расследовании Фому пришлось вырваться из обвивающих его объятий побегов плюща. Когда он вернулся в офис, его основная работа заняла его внимание почти до двух часов дня. Тогда детектив надел шляпу, готовясь уйти, но тут вспомнил про свой блокнот с памятками, в котором записал свои первые впечатления о людях, которые были связаны с предполагаемым исчезновением Эвелин Кросс.

Когда Фом взглянул на эти записи, он поморщился и пробормотал «никчемно». Они выглядели бесполезными, пока детектив не отметил, что комментарий, который он вынес в отношении Виолы, может иметь косвенное отношение к психологическому аспекту этой загадки. Затем детектив сверил свое последнее воспоминание о мисс Пауэр с письменным описанием и обнаружил несовпадение — он писал о ней как о девушке «плотного телосложения».

Призвав из памяти ее внешность в их первую встречу, Фом снова увидел ее абсолютно облегающий твидовый костюм с округлыми бедрами и подложенными плечами. Однако когда он в последний раз встретил Пауэр в Померании Хаус, линии ее костюма были свободными, и он не облегал ее фигуру.

«Диета? — размышлял он. — Беспокойство? Болезнь? Или…?»

Повинуясь порыву, он позвонил Виоле.

— Пауэр похудела за последнее время? — спросил Фом.

— Нет, — голос Виолы звучал озадаченно. — Она всегда была такой же комплекции, одна из тощих коров фараона[21].

— А ты бы сказала, что ее твидовый костюм идеально на ней сидит?

— О, не глупи. Он висит на ней мешком. Очевидно, был скроен так, чтобы потом можно было его ушить.

Внезапно Фому показалось значительным то, что Пауэр оставалась в своем номере во время переполоха на лестничной площадке, и тогда Виола ее не видела.

— Послушай, — сказал он. — Когда я в первый раз встретил мисс Пауэр, ее костюм сидел на ней как влитой. О чем это говорит?

— Это тест на сообразительность? Она надела один костюм поверх другого?

— Умница. А что из этого следует?

— Тут я поставлена в тупик. Что же?

— Возможно, она выдавала себя за другую.

Фом почти ощутил через телефонный провод дрожь волнения, исходящего от Виолы.

— Ты говоришь мне, что идеальная святоша Пауэр — мошенница? — воскликнула она.

— Нет, мы не должны торопиться с выводами. Быть может, она просто чувствительна к холоду. Как бы то ни было я собираюсь в Померанию Хаус перед обедом. Я подозреваю, что что-то там обнаружу — и если так и будет, это станет ключом к разгадке. Кто-то их них из своих личных интересов будет вынужден оговорить другого, и мы можем узнать правду о Беатрис.

— О, поспеши… поспеши.

Просьба Виолы была настолько пылкой, что и Фому передалось ее ощущение, что в этом деле требуется срочность. Взяв такси, он поехал в Померанию Хаус и сразу вошел в холл, где заметил признаки переезда — следы, отпечатавшиеся на резиновом ковровом покрытии и обрывки упаковочной бумаги на лестнице. Пирс как раз занимался уборкой, поэтому навстречу Фому вышел майор, по обыкновению безупречный.

— Я могу что-то для вас сделать? — невозмутимо поинтересовался он.

— Я хотел узнать, можно ли мне взглянуть на номер 16, — ответил Фом. — Конечно, если мадам Гойя не возражает.

— Мадам не станет возражать, потому что она съехала. Разорвала договор об аренде и вывезла свои вещи сегодня утром. Счастливый случай для меня. В последнее время меня завалили запросами о наличии служебных помещений. Теперь я намерен очистить эти три квартиры и превратить их в служебное помещение. Две квартиры пустуют, и я могу переселить маленькую мисс Грин.

Его уверенный вид в сочетании со словом «очистить» заставил Фома спросить:

— Могу я посмотреть, что вы предлагаете? Я всегда пытался уговорить свою фирму на переезд в более удобный офис.

— С удовольствием, мой дорогой. Я всегда готов объяснить свои планы потенциальным клиентам. Перестройка — это мое хобби, а также мой бизнес. Морган уже наверху, составляет первое приблизительное представление о предстоящей работе.

Когда они дошли до лестничной площадки, строитель, топая, вышел им навстречу. Его котелок был сдвинут назад, открывая густую челку, которая побелела от хлопьев известки. Его пальто также было покрыто пылью, однако, несмотря на свой неопрятный внешний вид, он сиял от удовлетворения.

— Я думаю, этот дом будет моим основным источником пенсии по старости, — сказал он. — Ей-богу, тут постоянно обваливается штукатурка. Я предупреждал вас, что разделяющая стена слишком тонкая, чтобы выдержать такой вес.

— Какая стена? — спросил Фом, предчувствуя поражение.

— Та, что между номерами 16 и 17, — ответил строитель. — Идите и посмотрите.

Они последовали за ним в номер 16, где в разделительной стене зияло неровное продолговатое отверстие. Груда обломков на полу подсказала Фому, что здесь была проделана основательная работа.

— Как это произошло? — спросил детектив.

— Мы сняли зеркало, — пояснил майор. — Я предупреждал мадам не вешать его сюда. Оно весило в два раза больше прежнего.

Фом кисло улыбнулся, вспомнив, с какой легкостью он поднял эту позолоченную подделку. Майор не мог знать, что они оба знали об этом секрете, но эта победа была бессмысленной в силу отсутствия доказательств.

— Зеркало тоже разбилось? — задал новый вопрос детектив.

— Нет, к счастью, тут обошлось без повреждений.

Фом уставился на отверстие; постигшее его разочарование было тяжелым. Он думал, что вот-вот разоблачит злодеяние, но явился сюда слишком поздно.

Из-за уничтожения улики теперь невозможно было подтвердить его подозрение, что Беатрис, словно Алиса, прошла сквозь зеркало.

Глава XXII. В безопасное место

Мадам Гойя боялась.

Это было странно само по себе, ведь она была не из пугливых. Еще более странным было то, что она боялась человека. Самым же странным была причина ее страха — то, что ее назвали «старушкой».

За ее сомнительную карьеру, состоящую из шантажа и незаконной деятельности, жизнь Гойи несколько раз ставилась под угрозу, но она никогда не оказывалась в ситуации, которую не могла контролировать. Она гордилась своим мужским умом и экспертными знаниями в области незаконных доходов, с помощью которых она могла поставить в тупик возмущенных вкладчиков. Вдобавок к сознанию этого своего преимущества ей были чужды угрызения совести и при этом свойственно крайнее презрение к алчным простофилям. Теперь же она впервые боялась своего собственного делового партнера, которого раньше презирала. Убийство Эвелин Кросс раскрыло его жестокий и безжалостный замысел, и с тех пор Гойя чувствовала все усиливающийся ужас при виде его мускулистых рук.

Мадам с некоторым опасением приняла участие в этом плане. Похищение человека не относилось к ее методам, ведь это было весьма авантюрным предприятием, а кроме того, нельзя было быть уверенным в получении выкупа. Однако ей было обещано столь щедрое возмещение ее вложений, что, в конце концов, алчность взяла верх.

Эта авантюра финансировалась из ее кармана, и потому Гойя была высокомерна и самоуверенна. Она смотрела на это, как на еще одну сомнительную сделку, пока эта сделка неожиданно не переросла в преступление. Первоначальный план не включал в себя убийство, и произошедшее заставило ее задуматься о том, не рассматривают ли ее как «подопытного кролика», который сам оплачивает свои взносы.

Случайно услышав презрительное упоминание о себе, Гойя заключила, что ее предчувствие оправдалось. Вместо того чтобы занимать свое привычное руководящее место, она была всего лишь одной из простофиль — «старушка», которая нашла требующиеся деньги. Ее функция была выполнена.

В тот вечер, когда Беатрис исчезла из Померании Хаус, Гойя была слишком взволнована, чтобы дождаться вызванной машины, которая должна была вернуть ее в квартиру в Сент-Джонс-Вуд. Сидя в такси, мадам дрожала и не сводила глаз со счетчика, отмечая, как растет цена за проезд, рассматривая это как очередной этап отдаления от опасности. Войдя в светлый холл многоэтажного здания, в котором располагалась ее квартира, мадам ощутила, что достигла безопасной гавани.

Когда она добралась до своей квартиры, ее верная служанка прислушивалась к ее шагам, дожидаясь того, чтобы открыть ей дверь. Моди была пожилой сухощавой блондинкой с острым, испытующим взглядом и треугольными пятнами румян на скулах. Несмотря на свой возраст, она носила форму горничной с короткой юбкой, какую можно встретить во французском комедийном представлении.

Моди взяла на себя заботу о состоянии своей взволнованной хозяйки, суетясь над огромной женщиной как кошка-мать, хлопочущая над едва не утонувшим котенком. Она дала ей бренди и выслушала словесный поток подозрений и страхов, тем временем освобождая мадам от верхней одежды. Вскоре Гойя лежала, растянувшись на диване, в пернатых тапочках и с сигарой, зажатой между губ.

— Я хотела бы остаться здесь, Моди, — заметила она, оглядывая роскошную обстановку своей душной квартиры. — Здесь я в безопасности.

Моди уселась на стол и скрестила свои костлявые колени, зажигая сигарету.

— Ты понимаешь, — сказала Гойя, — это правильно, Моди. Нет доводов против того, чтобы покончить с этой работой. Если все будет в порядке, если я не окажусь втянутой в это, я уйду на пенсию, и мы станем жить в Париже.

— Посмотрите, как я танцую канкан, — воскликнула Моди. Она продемонстрировала свое нижнее белье в танце, рассчитанном на то, чтобы приободрить хозяйку, и мадам визгливо рассмеялась. Гойя переоделась в красивое вечернее платье и заказала дорогой ужин в ресторане. Затем она устроилась в вестибюле, где слушала радио и смотрела телевизор.

Вернувшись в свою квартиру, Гойя была такой же, как всегда. Она рассмеялась, когда Моди стала настаивать на том, чтобы обыскать квартиру перед тем, как запереть окна и двери.

— Лучше быть настороже, — посоветовала служанка, закутывая Гойю в одеяло в ее постели. — Ваш сон будет приятнее, если вы будете знать, что ваш маленький помощник прямо у вас под подушкой.

— Ты дуреха.

Моди засунула под большую подушку с оборками не пистолет, а бутылку. Зрение мадам было недостаточно хорошим, чтобы использовать оружие, в то время как Моди выросла в опасном районе, где бывали случаи поножовщины. Пойдя на уступку в плане общественных ценностей, служанка снабдила свою хозяйку утонченным оружием — кислотой.

Однако, несмотря на меры предосторожности, мадам провела ужасную ночь. Пока она лежала без сна, ей казалось, что кто-то пытается залезть в окно, а когда она заснула, ей снилось, что этот кто-то проник внутрь. Потом ей снились различные последствия, из-за чего она просыпалась в поту от ужаса, а ее сердце билось и сжималось, как привязанный воздушный шар.

Когда Моди принесла ей на завтрак шоколад, Гойя находилась в состоянии, граничащим с нервной прострацией.

— Моди, — прошептала она, — в этой квартире небезопасно.

— Безопасно как в тюремной камере, — объявила та. — Здесь повсюду люди.

— И повсюду веранды — они соединяются. Любой может забраться сюда.

— Что ж, можно переехать, если дело дойдет до этого. Мы переедем в отель сегодня.

— Нет. Отели небезопасны. Там люди постоянно сменяют друг друга.

— Может, вам понравится в деревне? — терпеливо спросила Моди.

— В деревне? — тихо воскликнула мадам. — Поля и деревья. Меня бросает в дрожь от этого… Нет, я должна оставаться здесь.

Однако постепенно Гойя восстановила контроль над нервами, занявшись повседневными делами. Когда в обычное время за ней приехал заказанный автомобиль, она приободрилась при виде шофера, Кромера, которому было поручено возить ее. Он был плотным мужчиной, и его широкая спина всегда вселяла в мадам уверенность, ведь она была так широка, что его форма едва не расходилась по швам.

— Заберите меня через час, — сказала Кромеру Гойя, когда автомобиль добрался до Померании Хаус.

Несмотря на колотящееся сердце, она вошла в холл в своей обычной величественной манере, но вместо того, чтобы подняться по лестнице, направилась в офис. Маленькая секретарша, которая просматривала почту, подняла глаза, ожидая неприятностей.

— Будьте добры, скажите майору Померою, что я съезжаю этим утром, — объявила мадам.

— Вы не измените своего решения? — спросила секретарша. — В газетах нет ничего о том… о том, что произошло вчера. Даже Пирс ничего не знает об этом. Я уверена, что никакой огласки не будет.

— Благодарю, я уже обо всем договорилась. Фургон для перевозки должен забрать мою мебель. Где Пирс?

Майор, который слушал их разговор, стоя снаружи, медленно вошел в офис и объяснил, что швейцар находится в подвале, разбираясь с неисправной электроосветительной установкой, а затем выразил сожаление по поводу потери хорошего арендатора.

Через полчаса этот фарс был завершен. Фургон прибыл вовремя, и майор проводил грузчиков в номер 16. После того как мебель в рекордно короткие сроки была вынесена на улицу, а ее грохот был должным образом отмечен любопытными обитателями дома, Гойя вошла в офис и оставила там свой ключ.

Сделав это, она почувствовала облегчение.

— Вы оставите адрес для пересылки? — спросила секретарша.

— Он у вас есть. Сент-Джонс-Вуд.

Гойя дожидалась своей машины у дома, ощущая облегчение. Предвкушая свою свободу, она надменно взглянула на майора, когда тот присоединился к ней.

— Дайте мне знать, если ваш адрес изменится, — прошептал он.

— Если это произойдет, вас уведомят об этом, — ответила Гойя. — Если вы думаете, что я пропаду из виду как раз тогда, когда ожидаю свои дивиденды, то вы настроены чересчур оптимистично.

Однако ее хорошее расположение духа скоро было испорчено. Когда она вошла в холл своего многоквартирного дома, его жильцы обсуждали недавнюю трагедию. По какой-то причине, которая до сих пор оставалась неясной, лифт сорвался с высоты третьего этажа и упал на дно шахты, при этом погибла пожилая дама.

Когда мадам услышала об этом происшествии, она прежде всего ощутила любопытство, желая узнать какие-нибудь ужасные подробности. Ее сочувствие к жертве выразилось в обычном закатывании глаз и поджатии губ. Однако когда дневной свет угас, этот случай вдруг приобрел зловещий смысл.

Секретарша майора Помероя позвонила мадам. Моди ответила на звонок и повернулась к Гойе, хихикая от волнения.

— Вы слышали последнюю шутку? — спросила она. — Вы — покойница, вот тебе раз!

Служанка объяснила, что новости о происшествии с лифтом достигли Померании Хаус через швейцара, который знал Пирса, и там подумали, что жертвой несчастного случая стала мадам — из-за ее возраста и иностранного имени. Сказав это, Моди заметила, что нижняя челюсть ее хозяйки трясется.

— Моди, — хрипло сказала Гойя, — они подумали, что это я, потому что этот лифт предназначался для меня. Это было подстроено.

— Не глупите, — возразила Моди. — Они не могут пойти на всякие хитрости, когда я рядом с вами наготове с острым ножом. Он все еще при мне.

— Ты дура. Я не смею оставаться здесь. Ту девушку убили в квартире. Она слишком много знала. Я знаю больше.

— Если вы не будете хорошей девочкой, я задам вам трепку. Ложитесь и поспите немного.

После того, как преданная тщедушная Моди затащила и водрузила свою грузную хозяйку на роскошную кровать, мадам начала постепенно расслабляться под воздействием окружающего ее тепла и комфорта. Освободившись от тесной одежды, она надела халат, а ее ноги в чулках покоились на грелке. Ее окружала надежность привычной роскошной обстановки — толстый ковер и парчовые портьеры.

Гойя начала дремать, когда ее разбудил звук у окна. Подскочив, она успела увидеть, как голова какого-то мужчины резко опустилась ниже уровня подоконника. Ее вопль заставил Моди опрометью броситься к ее постели.

— Боже ты мой, что теперь случилось? У вас началась лихорадка?

— Человек там снаружи, — задыхаясь, произнесла Гойя. — На веранде.

— Это всего лишь мойщик стекол.

— О… вот как. Я подумала, что это какой-то мужчина.

Будто это потрясение привело в порядок ее мысли, Гойя вдруг драматично тряхнула головой:

— Моди, я только что придумала, где мне укрыться. Коттедж «Жимолость». Я позвоню Эйбу и Эльзе. Набери их номер.

Проведя довольно оживленный телефонный разговор, мадам приказала Моди паковать чемодан. Она уже предвкушала чувство безопасности. Коттедж «Жимолость» был не загородным коттеджем, а сверхсовременным жилым домом. За время своей блестящей карьеры хозяин этого дома приобрел слишком много врагов, чтобы спокойно спать по ночам без защиты всяческих устройств, защищающих от взлома. В сочетании с окружающими дом высокими стенами, электропроводкой и злыми собаками это делало его дом неприступным как крепость.

— Добрый старина Эйб сказал: «Приезжай немедленно», — просияла Гойя. — Он знает, что это такое — быть очевидцем. Там нет места для тебя, потому что у Эльзы много гостей.

Однако Моди не разделяла ее энтузиазма.

— Мне это не нравится, — мрачно намекнула она. — Вы в безопасности, пока вы остаетесь в своей берлоге. Они знают, что вы в безопасности, и поэтому пугают вас, чтобы вы думали, что попали в их ловушку. Они только и ждут, что вы сбежите, чтобы добраться до вас.

Мадам лишь рассмеялась в ответ на ее философские рассуждения об угрозе и приказала Моди позвонить в гараж.

— Скажи им, что это должен быть мой обычный водитель.

Пока Гойя ждала свою машину, она позвонила в Померанию Хаус и оставила в офисе информацию об изменении адреса. Она вложила в это дело слишком много денег, чтобы не поддерживать связь со своими сообщниками, и в то же время мадам знала, что будет неуязвима для атаки, как только окажется за воротами коттеджа «Жимолость».

Гойя пустилась в путь, когда уже стемнело. Когда машина отъезжала, мадам оглянулась. Маленькие жалкие глазки Моди провожали ее взглядом, а по сморщенным, нарумяненным щекам служанки текли слезы. Это оставило у Гойи неприятное впечатление плохого начала.

Теперь, будучи на пути к безопасному месту, мадам ощущала лихорадочное нетерпение. Несмотря на то, что она страдала от дромофобии, боязни путешествовать на высокой скорости, Гойя ​​хотела быстрее пронестись через ближайшие районы и перекрестки со светофорами. Она закрыла глаза и сидела неподвижно, держась прямо, только иногда выглядывая в окно, чтобы проверить продвижение машины.

Кенсингтон остался позади, Хаммерсмит постепенно перешел в Чизвик, и машина резко свернула на Грейт-Вест-роуд. Цветные иллюминации современных фабрик резали ей глаза сквозь сомкнутые веки всякий раз, когда она моргала, но проспекты с электрическими светильниками перемежались с темными аллеями. Это чередование бликов и теней являлось приятным признаком того, что они постепенно продвигались к открытой местности, где можно было увеличить скорость.

Тут шофер остановил машину перед гаражом.

— Я задержу вас на минутку, мэм, — сказал он.

Пока мадам ждала, она стала погружаться в дрему после бессонной ночи. Она подтянула плед повыше и расслабила одеревеневшие конечности. Впервые за последнее время чувствуя себя в безопасности, Гойя попыталась заснуть, и, когда автомобиль снова начал двигаться, ее голова опустилась, а ее мысли затуманились. Каким-то краешком сознания Гойя смутно осознала, что они ускорились, и порадовалась тому, что приближается к своей крепости.

Они проезжали через Слау[22], когда мадам открыла глаза, реагируя на мерцание ярких огней на улице. Освеженная коротким сном, она стала проявлять интерес к витринам и людям, идущим по улице. Но потом, взглянув на шофера, она вдруг почувствовала озноб.

Это была не та знакомая спина, позади которой она так часто сидела. Ливрея была того же зеленого бутылочного цвета, но куртка не обтягивала спину. Она идеально сидела на шофере и казалась новой.

Гойя вспомнила остановку у гаража, и ее разум мгновенно объяло ужасом. Она неоткрыла глаз, когда шофер вернулся, и поэтому не видела его лица. Возможно, ее верный водитель был задержан обманным путем, в то время как кто-то другой занял его место… Мощная спина, бычья шея и широкие плечи впереди нее напомнили мадам о ее сообщнике, от которого она бежала. При мысли о нем в ее воображении вспыхнуло воспоминание о предчувствии Моди, что ее выманивают из ее безопасной берлоги.

Гойя инстинктивно открыла рот — только чтобы понять, что она слишком ошеломлена и шокирована, чтобы кричать. Необходимо было издать крик, громкий как паровая сирена, чтобы он был слышен посреди шума дорожного движения, в то время как она могла только невнятно бормотать и, задыхаясь, ловить воздух. Автомобиль ехал слишком быстро, чтобы она могла выскочить из него, не получив травму, и она не осмеливалась привлечь внимание загадочного водителя, постучав по оконному стеклу.

«Сохраняй спокойствие, простофиля, — сказала она себе. — Это Кромер в новой куртке. Я должна вспомнить… вспомнить, в чем он был, когда приехал за мной».

Но как Гойя ни напрягала память, все, что она могла вспомнить, это образ плачущей Моди.

«Старушка знала. Никогда не видела ее расклеившейся раньше… Что ж, лучше покончить с этим. Заговори с ним. Заставь его повернуться».

Но что тогда? Если бы Гойя увидела то лицо, которого она боялась, то этот человек мог быть здесь только для одной цели. Подмена — доказательство умышленных действий. Заставив его открыться, она бы только приблизила свой собственный конец.

Огни стали попадаться реже, когда они начали удаляться от города. Потребность действовать напомнила ей о том, что она должна использовать свое лучшее оружие — женскую хитрость. Привыкший находить выход из опасных ситуаций, ее коварный мозг быстро предложил уловку.

Гойя открыла сумку и вытащила художественную открытку, которую она получила, когда уезжала. Она сохранила ее ради адреса. Полагая, что темнота скроет тот факт, что открытка уже доставлена по почте, мадам собралась с силами и наклонилась вперед.

— Кромер, — сказала она, бросив открытку на сиденье рядом с водителем, — просто опусти это в следующий почтовый ящик.

— Да, мэм.

Гудок проезжающего грузовика почти заглушил его голос, но Гойя ожидала, что он будет изменен. Она снова уставилась на аккуратно причесанные седые волосы, виднеющиеся из-под фуражки, и на мощную шею. Они ничего не говорили о личности водителя. Кромер — или тот, другой? Это мог быть любой из них.

Когда их фары высветили алый отблеск от почтового ящика у загородной дороги, Гойя почувствовала напряжение от тревожной неизвестности, хотя она ожидала, что водитель остановится, чтобы не вызвать ее подозрения. Эта дорога не подходила для его целей. Ему требовалось более тихое место, в стороне от главной дороги, чтобы успешно выполнить задуманное.

Открыв дверь, водитель выбрался из машины и направился к почтовому ящику. Гойя мгновенно перебралась на его освободившееся место — так быстро ее дряблые мышцы ожили под воздействием движущей силой страха. Схватившись за руль, она разогнала машину до шестидесяти миль в час.

Гойя позабыла о тормозах, чувство власти наполняло ее, когда изгороди пролетали мимо. К счастью, дорога была прямой и свободной от движения, так как ее близорукость не позволяла ей иметь водительские права, и она вела машину, полагаясь исключительно на везение. Мадам знала, что была недалеко от поворота вниз к реке, где через нее был перекинут частный деревянный мост, который и вел к воротам коттеджа «Жимолость».

Уже ощущая себя внутри крепости, Гойя узнала белый указательный столб, указывающий вниз на узкую дорогу. Погрузившись в темноту, она увидела огни на мосту, светящие сквозь сезонный туман. Их отражения дрожали на поверхности реки и указывали ей путь на последних ярдах ее спуска.

Внезапно Гойя почувствовала сильнейший толчок, как будто машина была бронированным баком, который врезался в препятствие. Она подалась вперед… а потом резко обрушилась вниз. В момент неверия и ужаса мадам увидела слой воды, растекающийся поверх стекла. В свете фар она показалась ей цвета прозрачного эля, но пока мадам смотрела на нее, она быстро потемнела, став сероватой, бурой и наконец черной…

Перед тем как автомобиль полностью погрузился, автомобилист, который уже промчался по этому маршруту раньше этим вечером, убрал фальшивые фонари и выбросил балки в реку, прежде чем зажечь настоящие фонари на мосту — дюжиной ярдов дальше.

В это же время Кромер, одетый в свою новую форму, пытался автостопом добраться обратно в город, будучи оставленным в затруднительном положении из-за выходки эксцентричной женщины.

Глава XXIII. Выкуп

О трагедии сообщалось во вторых изданиях утренних газет под заголовком «СМЕРТЬ В РЕКЕ ОТ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ». Так как личность потерпевшей была установлена по ее машине, Фом зацепился взглядом за эту заметку. Читая ее, он размышлял о ее значении.

«Гойя устранена. Кажется, это предполагает методическую организацию. Система потребляет свой собственный дым во время работы и не нуждается в запасных деталях».

У него не было времени для дальнейших размышлений. Его фирма собирала материал для бракоразводного процесса, который в силу осложнений — и высокого положения их клиента — требовал исключительной деликатности подхода. Кроме того, не имея никакого официального статуса, он считал обещание, данное Виоле, скорее сентиментальной уступкой, а не реальным предложением помощи.

В это же время Виола прочла отчет о происшествии, охваченная приступом ужаса. Она пыталась ощутить сочувствие к утопленнице, но ее честность не позволяла сентиментальности затуманить ее окончательное решение.

«Хотела бы я знать, что заставило ее ехать ночью, — подумала девушка. — Она всегда пользовалась услугами шофера. Возможно, это был тайный визит, связанный с шантажом. Что ж, она мило поступила со мной, но это было только один раз. Ни к чему закрывать глаза на то, что она устраивала отвратительные розыгрыши».

Интерес Виолы был притуплен чувством неизвестности, так как шли часы, а новых сообщений от Беатрис не поступало. У Виолы было ощущение, будто она, с кляпом во рту и затычками в ушах, плывет в непроглядном тумане среди айсбергов. Все, за исключением Кристины, смотрели на нее с холодной враждебностью и избегали разговоров с ней. Несмотря на то, что она отчаянно старалась присоединиться к их обсуждению, ее оставляли за пределами круга Стерлингов.

Виола немного задержалась возле королевских апартаментов после трех часов, когда Дон быстро прошел по коридору. Девушка мельком увидела что-то белое в его руке и бросилась в комнату вслед за ним. Когда она остановилась в дверном проеме, то увидела, что миллионер набросился на письмо, словно голодная чайка.

— Это ее почерк, — сказал он высоким, надтреснутым голосом.

Нервным рваным движением Стерлинг вскрыл конверт, но даже в этот напряженный момент он вспомнил о том, что объявление официальных новостей было прерогативой его жены, и машинально передал письмо ей.

Она прочла его вслух, тихо и быстро.

Дорогие мои, они хотят мамины алмазы. Всю коллекцию. Вытащите их из футляров и положите в сумку. Сегодня в пять часов закажите случайное такси. Ваш посыльный должен велеть шоферу ехать по Грейт-Вест-Роуд и свернуть на первую проселочную дорогу после Стейнса[23]. Затем он должен ехать очень медленно, пока не увидит приближающийся к нему автомобиль. Если тот дважды переключит фары на ближний свет, в качестве сигнала, то он должен остановиться. Посланник должен выйти и передать сумку через окно автомобиля, который сбавит скорость.

Следующая часть очень важна. Такси должно подождать десять минут, прежде чем вернуться в Лондон. Не записывайте номер автомобиля — его номерной знак сразу будет изменен. Посыльный не должен быть связан с полицией или детективным агентством. Это не должен быть ни Дон, ни Мак. Не предпринимайте попытки устроить засаду или следовать за автомобилем — такси будет находиться под постоянным наблюдением. Банда крупная и влиятельная, и проследит за любым действием, которое вы предпримите. Такси должно быть выбрано случайно, не должно быть никакого сговора между посланником и водителем.

Дорогие, не теряйте головы и безоговорочно следуйте этим указаниям. Это крайне важно для меня. Я так хочу вернуться к вам. Не совершайте ошибок — эти люди настроены решительно. Они хотят эти алмазы. Они говорят мне написать это. Помните об Эвелин Кросс.

До встречи. Со всей любовью,

БЕАТРИС.
В наступившей тишине Стерлинг взял письмо.

— Ее почерк по-прежнему уверенный, — с гордостью сказал он. — Они не сломили ее мужества.

Взглянув на уверенные, характерные для Беатрис росчерки, Виола внезапно вспомнила о словах миссис Стерлинг — о том, что похищенные люди часто выглядят похудевшими и неухоженными. Было предательством смешивать образ сказочной принцессы с обычными последствиями похищения; но она видела перед собой ужасную картину — Беатрис, какой она могла быть в этот момент… сидящая в отвратительном окружении, ее белый мех запачкан, руки грязны, а пряди волос спадают на непривычно бледные щеки.

— Позвоните Рафаэлю, — вдруг сказала Кристина. — Он скажет нам, что делать.

Игнорируемая в кризисной ситуации, Виола вернулась в свою комнату, набрала номер Фома, и ей повезло обнаружить, что он до сих пор был в своем офисе. Он перестал проверять отчеты и отвлекся от своего дела, пока девушка рассказала ему о содержании письма Беатрис.

— Есть какая-то надежда? — спросила она, нервно облизывая сухие губы, когда он ничего не ответил.

Фом снова ответил не сразу, будто бы раздумывая, способна ли Виола выдержать удар. В конце концов, он сказал ей правду.

— Это не слишком хорошо. Это кажется кражей драгоценностей, а не делом с похищением. Поскольку девушка является средством получения ценностей, я подозреваю, что ее убьют сразу же после того, как получат алмазы. Они хотят, чтобы она писала письма, пока они еще ведут переговоры. До тех пор, пока ее семья узнает ее почерк, они знают, что она жива, и будут участвовать в сделке.

— Не могли ли они подделать ее почерк?

— Да, но подделку могут заметить.

— Они могли заставить ее написать несколько писем, а затем убить ее.

— Эта девушка отказалась бы писать много писем даже с пистолетом у ее груди. Она слишком умна, чтобы не догадаться о последствиях, и она поняла бы, что если она хочет так или иначе спастись, то будет обречена, когда они получат драгоценности.

— Ты кое-что забыли. Они могли угрожать ей пытками.

— Прекрати, — посоветовал Фом. — Послушай. Плохое обращение сделало бы ее почерк нетвердым и выдало бы цель похитителей. Они должны поддерживать впечатление, что ее вернут невредимой и ни единого волоса не упадет с ее головы сразу после того, как они получат выкуп.

— Но это не так?

— Нет.

— Но это ужасно, — голос Виолы перешел в рыдание. — Ты можешь предложить что-то? Ты должен, Алан. Ты должен.

— Дитя мое, это не мое дело… Если бы мне пришлось продолжать действовать сейчас, я бы ввел их в заблуждение, а в это время занялся бы майором Помероем и вырвал бы из него правду о махинациях в Померании Хаус. Я взял бы его оборот сейчас, пока он все еще потрясен смертью Гойи. Если существует сговор насчет этого исчезновения, то он, должно быть, сотрудничал с ней… Ты могла бы убедить в этом родителей Беатрис?

Собравшись с духом, Виола бросилась в гостиную люкса Стерлингов. Рафаэль Кросс вполголоса разговаривал с Кристиной. Она заметила, что его лицо было бледным и вытянутым, и сделала глубокий вдох, чтобы успокоить нервы прежде, чем начать просить заменить драгоценности подделкой.

Будто ошеломленные ее смелостью, они не пытались заставить ее замолчать. Когда Виола умолкла, Кристина бросила вопросительный взгляд на Рафаэля Кросса. Тот покачал головой и поморщился.

— Это театральщина, — ​​сказал он. — Этим вы ничего не добьетесь. Банда проверит драгоценности, прежде чем они отпустят Беатрис.

— Но это только уловка, чтобы дать вам время допросить майора, — пояснила Виола.

— Я сомневаюсь, что он станет на кого-то доносить. Мой опыт общения с Помероем говорит мне, что он непростой и сомнительный тип. Я не забуду, какую боль он мне причинил… Кстати, Уильям, у тебя есть поддельные копии алмазов?

Миллионер только поджал губы, намекая на то, что он не раскрывает секретов. Его прищуренные глаза уставились на Виолу, и он вдруг накинулся на нее.

— Кто дал вам этот совет? — спросил он. — Вы проболтались тому детективу?

— Да, — призналась девушка, — но он не…

— Убирайтесь. И держитесь подальше! Разве вы недостаточно навредили? Вам не пришло в голову, что если хоть какой-то слух просочится сейчас, в этот критический момент, эта банда подумает, что мы пытаемся провести их? А…

Он прервался, когда открылась дверь, и в комнату вошли детективы. Дон нес большую шкатулку, которую поставил на прочный ломберный стол. Миллионер вытащил ключ, который держал на цепочке, и отпер ее, открыв взгляду несколько небольших футляров, плотно уложенных внутри.

Они с Маком открыли их и вытряхнули все их сверкающее содержимое на зеленое сукно — кольцо, брошь, браслет, ожерелье, тиару. Когда они свалили драгоценности в кучу и отбросили в сторону пустые футляры, это выглядело как лущение гороха, великолепных образчиков большого размера.

Виола зачарованно смотрела на разноцветные отблески от алмазов, но Кристина пренебрежительно зачерпнула горсть, будто это была галька.

— Просто минеральная руда, — с горечью сказала она, пропуская их сквозь пальцы. — Подумать только, моя Беатрис стоит как всего несколько камешков.

Миллионер щелкнул челюстью словно щука.

— Нам еще предстоит назначить нашего посланника, — сказал он. — То, что я сказал о Кристине, остается в силе. Я отказываюсь рисковать ею…

— А я не отпущу тебя, Уилл, — заявила миссис Стерлинг. — Я не могу потерять еще и мужа.

Ее слова заставили Виолу взглянуть на миллионера с удивлением. Со времени исчезновения Беатрис она рассматривала его как что-то вроде сморщенной оболочки или набитого узла с одеждой. Теперь необходимость принять скорейшее решение снова сделала его лидером. Как подзаряженный индуктор, это оживило его нервную систему, превращая его из пустого места в доминирующую личность.

— Она права, Уилл, — согласился Кросс. — Вы слишком крупный приз. Я рад этому, потому что тогда остаюсь я… они примут меня… у меня нет официального статуса.

Он не стал скрывать своего разочарования, когда миллионер покачал головой.

— Вы не безопасный посредник, Рафаэль. Вы придете в ярость; помните, что вы не доверяли себе… раньше.

— Это было другое. Эвелин была моей собственной дочерью.

Кросс продолжал отстаивать свою точку зрения, но Стерлинг не сдавался. Когда мужчины, казалось, зашли в тупик, Кросс выдвинул предложение.

— Мой шофер, Бергман. Он тупоголовый болван, лишенный всякого любопытства. Он выполнит приказы, как машина.

— Позовите его, — приказал миллионер.

Виола, спотыкаясь, вышла из комнаты, погруженная в лабиринт страданий. Ее вера в Фома заставляла ее думать, что жизнь Беатрис вот-вот должна быть принесена в жертву предубеждению, основанному на страхе. Ужасная гибель Эвелин Кросс бросила тень на ситуацию, затуманив рассудок родителей Беатрис. Они были загипнотизированы ужасом от фотографии — снимка блондинки с потемневшим лицом и выпученными глазами.

Когда Виола позвонила Фому и рассказала ему о своей неудаче, она несправедливо рассердилась на него, потому что он не стал с ней разговаривать.

— Мне нечего сказать, — произнес он. — Они отклонили мое предложение.

Стрелки часов, казалось, остановились между четырьмя и пятью. Когда дневной свет угас, Виола ощутила растущее отчаяние, предчувствуя медленно надвигающуюся, неизбежную катастрофу.

«Ожидание, — сказала она себе, — всегда ожидание. Если бы это был фильм, там была бы динамика. Это будет течь своим чередом ровно до решающего момента. Даже Алан оставил меня, чтобы следить за какой-то таинственной дамой».

Она была несправедлива к Фому, потому что он пренебрегал своей собственной работой, пытаясь воссоздать в памяти свои прежние впечатления. Во время передышки и выкроенного обеда он мысленно отслеживал скрытый подтекст в деле предполагаемого исчезновения Эвелин Кросс.

Фом исходил из теории о том, что на Маделин Пауэр было два костюма. Но увидев проблеск в том, что касалось заговора, детектив все еще был сбит с толку, потому что его теория требовала сотрудничества со стороны человека, которого он не мог логически включить в состав преступников. И тут его заключения рушились не только из-за отсутствия мотива, но из-за огромного количества опровергающих доказательств. Фом чувствовал себя так, будто достиг указанного места, только чтобы обнаружить дорожный столб, указывающий в противоположную сторону.

— Змеи кусают друг друга за хвост[24], — пробормотал детектив. — Только в этом случае пожираются слабейшие участники. Рано или поздно, методом исключения, я узнаю, кто стоит во главе всего этого… но тогда будет уже слишком поздно.

Когда Фом вспомнил свою встречу с Нелл Гейнор, он особенно остро осознал некое несоответствие. Эта женщина была совершенно естественной и искренней, тем не менее, она умудрилась вызвать странное впечатление. Дело было в том, что она сказала что-то … или не сказала…

* * *
Когда стрелки приблизились к пяти часам, Виола чувствовала, что не может больше оставаться в отеле. Хотя испытанный в номере 16 испуг заставлял ее сжиматься от одной мысли о возвращении в Померанию Хаус, она решила вернуться в свою собственную квартиру. Стерлинги не имели права удерживать девушку против ее воли. «Они могут отправить мой багаж или оставить его себе», — легкомысленно решила она, надела пальто и шляпку и схватила сумочку.

Когда Виола добралась до прихожей, мальчик-слуга бросился вперед, чтобы помочь ей пройти через вращающиеся двери. Это был не по годам развитой юноша, который питал к ней тайную страсть из-за ее сходства с его любимой кинозвездой.

Виола улыбнулась ему, заставив юношу замереть в восторге, и вышла навстречу слепящим огням Пикадилли. Тут она увидела такси, отделившееся от потока движения и подъехавшее к входу в отель. Затем появился Бергман, огромный флегматичный мужчина, небрежно держащий в руке черную сумку.

— Он несет в руках жизнь Беатрис, — сказала себе Виола.

В течение нескольких минут в ее покинутом номере отеля звонил телефон. Через некоторое время телефонистка заговорила с Фомом, который тщетно пытался связаться с Виолой.

— Ее нет в комнате. Быть может, нужно что-то ей передать?

— Да, — ответил Фом. — Немедленно, пожалуйста. Это слишком срочно, чтобы тратить время и звать ее к телефону. Запишите это сообщение и проследите за тем, чтобы она получила его как можно скорее.

Персонал отеля был особенно заинтересован в приближенных к миллионеру. Девушка записала сообщение под диктовку Фома, быстро перечитала его и вызвала слугу. Из нескольких претендентов на передачу сообщения нужной информацией обладал не по годам развитой юноша.

— Восемь-один-восемь, — повторил он. — Она только что вышла. Я догоню ее.

Ему не пришлось далеко идти, так как Виола все еще стояла и смотрела на такси. Когда оно тронулось с места, юноша в полосатой коричневой ливрее передал ей листок бумаги.

— Это только что полученное сообщение, — сказал он, затаив дыхание. — Очень срочно.

Виола в секунду прочла написанное:

«Это Фом. Р.К. — Икс. Не позволяйте ему или его шоферу что-либо передавать».

Глава XXIV. Благородство все еще существует

Виола смотрела вслед удаляющемуся такси с чувством полнейшей беспомощности. Ситуация вышла за пределы ее контроля. Попытка остановить ход событий была похожа на попытку остановить гигантский механизм, который был ей неподвластен; ее колени ослабели, а огни Пикадилли стали расплываться перед ее глазами.

Было слишком поздно… И все же, даже когда Виола примирилась со своим поражением, ее основное побуждение вспыхнуло с новой силой. Борьба за распознавание в ее спутанном сознании создавала ощущение знакомства с ситуацией, ощущение, что такое случалось с ней раньше. Внезапно Виола поняла, что знает, как действовать в этом критическом положении — ведь это было шаблонным сценарием драмы.

Придя к такому предположению, ее ум прояснился, а напряженные нервы успокоились. В то время как мимо нее со свистом проносились машины, Виола будто бы находилась в звукоизолированной комнате, работая над сценарием — размышляя над своим вопросом.

Первый шаг был элементарным — ей нужно было последовать за Бергманом. Острое зрение девушки позволило ей прочитать номер удаляющегося такси, прежде чем оно скрылось за грузовиком. Будто ведьма, бормочущая заклинание, Виола повторяла его, пока не смогла нацарапать номер в своем ежедневнике. Бросившись в сторону стоянки такси, она сунула лист под нос первому же водителю.

— Следуйте за этой машиной, — воскликнула она. — Не дайте им заметить, что мы преследуем их. Это крайне срочно.

Суровое лицо мужчины осталось бесстрастным.

— Каков ваш предел? — спросил он.

— Его нет. Не тратьте время впустую. О, поторопитесь же!

Единственным признаком того, что он услышал девушку, был флажок, опущенный неторопливым движением. Раздраженная его безразличием, Виола вытащила фунтовую банкноту из сумки.

— Это заставит вас тронуться, — сказала она.

Оплата по счету оказалась лучшим стимулом, нежели эмоции — через минуту Виола сидела в такси и неслась по следу.

Водитель проехал мимо магазинов, отелей и клубов Пикадилли до угла Гайд-парка. Тут, вместо того чтобы продолжать ехать прямо, направляясь по Грейт-Вест-роуд, он повернул в южном направлении.

Сердце Виолы быстро забилось от волнения, когда она поняла, что подозрение Алана подтверждает ее собственную версию. Он сделал вывод, что указания, данные в письме Беатрис, были уловкой, призванной скрыть реальную цель. А этой целью было позволить члену банды выступить в качестве посланника и, таким образом, завладеть алмазами.

Их уловка оказалась успешной, и теперь Бергман вез драгоценности в безопасное укрытие, где — согласно преступным правилам — Беатрис держали в плену. Сердце Виолы торжествующе забилось, когда она напомнила себе, что она героиня, и в первый раз играет ведущую роль в настоящей жизненной драме.

Пребывая в сказочном состоянии эйфории, девушка, казалось, оставалась неподвижной, пока машина продвигалась по незнакомому ей городу. Несмотря на то, что она знала каждый этап своего пути, это было не тот Лондон, который она видела, прежде чем села в такси. Она находилась в другой среде, где все окружающее было всего лишь разрисованной гипсовой оболочкой, точно воспроизведенной искусным художником.

Мимо величественных, мрачных городских особняков, между ярко освещенными магазинами и офисами, через реку, через район, застроенный фабриками, газовыми станциями и пабами, до огромных многоквартирных домов и кинотеатров в пригородах. И еще дальше, оставляя позади общественные территории — вслед за светящимся хвостом трамвайных путей, на территорию Зеленого пояса, где на протяжении миль лентой тянулись небольшие дома и сады. Затем их длинные ряды сменились двухквартирными особняками, которые, в свою очередь, уступили место более просторным и далеко расположенным друг от друга усадьбам на внушительных земельных участках.

Смотря в окно, Виола решительно поддерживала свои нервы в напряжении, но под ее ликованием скрывалось подспудное дурное предчувствие. Предостерегающий голос шептал ей, что она не может вечно оставаться в безопасных рамках кинофильма. Лишь стекло отделяло ее от реальной опасности.

Девушка пыталась зацепиться за свою иллюзию безопасности, когда водитель сокрушил ее уверенность:

— Мы хорошо продвигаемся, — предупредил он ее. — Скоро они непременно заметят, что мы следуем за ними. Что мне делать, если они сделают знак, чтобы я обгонял их?

Ощутив тошнотворный страх перед поражением, Виола признала, что этот человек озвучил ее потаенные страхи, и осознала слабое место своего плана. Она была антиподом героини, который усложняет спасение тем, что забирается в квартиру вымогателя в его отсутствие — и зрители без слов понимают, что она попадет в ловушку.

«Идиотка, — подумала Виола. — Когда он заметит такси, то станет водить меня за нос, чтобы просто отделаться от меня. Он не приведет меня к Беатрис. А если и приведет, что я могу сделать — одна? Что я могу сделать?»

Ее глодала мысль о потере драгоценного времени. За исключением Фома она была единственной, то знал о том, что Бергман — связующее звено между Беатрис и ее семьей. Пока он вез с собой ее смертный приговор, заключенный в алмазах, Рафаэль Кросс также был на свободе — необузданная смертоносная сила. Даже если Алан смог бы доказать существование заговора, какой был бы смысл в мести после того, как Беатрис умрет?

Пока она колебалась, водитель снова заговорил:

— Дорога пойдет по прямой, когда мы проедем Фоксли, — сказал он. — За вами гонятся?

— Нет. Подождите. Мне нужно подумать.

Виола отказалась от идеи открытой погони как от гибельной тактики, и интуиция предложила ей отчаянный шаг.

Она должна прекратить следовать за такси и дать ему уехать — она же в это время будет ждать на дороге его сомнительного возвращения.

Придуманная ею уловка была смелой и хитрой, но риск был велик. Виола планировала подкупить водителя такси Бергмана, чтобы тот назвал ей адрес укрытия. Но он может отказаться сообщить информацию — или может солгать. Бергман может выйти из такси, прежде чем доберется до места назначения. В худшем случае она вообще может упустить такси, если оно будет возвращаться в Лондон по другому маршруту.

— Как далеко отсюда до Фоксли? — спросила Виола.

— Это прямо за поворотом, — ответил шофер.

— Пожалуйста, остановитесь. Я выйду здесь.

Он взглянул на счетчик.

— Вы израсходовали еще не всю оплату за проезд. Я мог бы отвезти вас обратно к конечной остановке трамвая.

Но Виола покачала головой, водитель потерял интерес и уехал, оставив ее беспомощной в темноте.

Когда девушка направилась к Фоксли, гладкая полоса магистрали черной рекой вилась между деревенскими насыпями, увенчанными голыми колючими изгородями. Это служило доказательством того, что она почти покинула мир кирпичных домов. Подумав о раскинувшейся перед ней открытой местности, Виола сказала себе, что если у Бергмана и были какие-то сомнения, теперь, когда его машина преодолевала милю за милей без упорно следующего за ней с грохотом такси, они должны исчезнуть.

Она полагала, что у Бергмана не было особых причин подозревать, что его преследуют, так как он не мог знать о телефонном сообщении Фома. Кроме того, план развития событий зиждился на безопасном фундаменте: благодаря своему личному обаянию и тому факту, что он сам был жертвой, Рафаэль Кросс получил привилегированное положение как для себя самого, так и для своих сообщников.

Несмотря на то, что Виола действовала согласно информации Фома, она напоминала леди из истории, которая не верила в призраков, но боялась их. Она боялась Кросса из-за чудовищного воспоминания (теперь оно казалось смутным, будто все произошло в тумане), когда ей показалось, что его отражение смотрело на нее из потемневшего зеркала. Тем не менее, ей было слишком трудно поверить в то, что он способен на преступление.

Виола вспомнила, как разочарован был Кросс, когда Стерлинг отказался назначить его посланником. Это, казалось, указывало на то, что он рассчитывал быть избранным в качестве посредника в передаче алмазов. И это объясняло его решение взять первое попавшееся такси: Кросс был слишком хитер, чтобы пойти даже на бесконечно малый риск того, что его собственный автомобиль может быть узнан, когда будет находиться далеко за пределами Грейт-Вест-роуд.

Недалеко от Фоксли Виола остановилась под железнодорожной аркой, чтобы написать записку при свете фонаря. Положив лист, вырванный из ежедневника, на шершавую серую каменную стену, она облизала карандаш и стала водить им по бумаге. Девушка выводила отчетливые печатные знаки и оставила одну строку пустой.

«Беатрис держат в…

Рассчитываю на ваши немедленные действия.

Слишком поздно, чтобы задержать товар.

Грини».
Добавив имя Фома и его домашний номер телефона, Виола продолжила брести вдоль грязного откоса дороги, чтобы остерегаться проезжающих автомобилистов. Влажный воздух превратил дорогу в опасную поверхность для ее высоких каблуков, но она упорно шла, пока не достигла развилки. Девушка позабыла об этой объездной дороге, которая расстраивала ее планы. Так как она не была уверена в направлении, откуда могло появиться такси, ей пришлось остановиться и следить за прерывистым потоком машин.

Через некоторое время напряжение от бездействия стало подтачивать ее стойкость. Виола не могла удержаться от того, чтобы снова и снова представлять себе ужасные сцены или мучиться от потери драгоценного времени. Сомнения усиливались — она стала думать о том, сможет ли увидеть такси, если поток движения увеличится в решающий момент.

«Возможно, он откажется остановиться, — подумала она. — Или я могу забыть номер. Это случилось в тот ужасный момент, когда я пыталась позвонить Алану. Все начало расплываться, и я позабыла его номер».

Виола беспрестанно повторяла номер машины, когда он вдруг появился перед ней во мраке в виде освещенных цифр. Это было настолько неожиданным, что сначала она лишь уставилась на него с ошеломленным удивлением. Девушка чувствовала себя так, будто материализовала свое собственное желание силой нетерпеливых мыслей… Такси уже почти проехало мимо, когда она осознала опасность упустить его и замахала водителю, чтобы тот остановился.

К ее большому облегчению, водитель увидел ее, нажал на тормоза и съехал на обочину с ее стороны дороги.

Виола изучила его лицо с крайним беспокойством. Водитель был молодым человеком с бледными впалыми щеками, плохими зубами и глубоко посаженными глазами. При взгляде на него создавалось смутное впечатление, что он из тех, кто постоянно остается в меньшинстве, человек, которого преследуют неудачи. Зыбким подтверждением этого было его мечтательное выражение лица и красный галстук.

Виола твердо решила вызвать ответную реакцию, надеясь на скрытое благородство.

— Я попала в страшную беду, — начала она. — Я хочу, чтобы кто-то помог мне… кто-то смелый и умный. Прошу, вы сделаете это? Мне нужно только, чтобы вы добрались до ближайшего телефона и позвонили по этому номеру. Спросите Алана Фома и скажите ему именно то, что здесь написано. Если его не будет, попросите того, кто ответит на звонок, записать это сообщение. Вы должны настаивать на том, что нужно сделать все возможное, чтобы найти его… Скажите, что это вопрос жизни и смерти, понимаете?

— Да, мисс, — ответил молодой человек так, будто читал газету. Затем он указал на пропуск: — Вы не указали адреса, — заметил он.

— Я знаю.

Почувствовав, что пришло время прибегнуть к денежным чарам, Виола извлекла свою последнюю фунтовую банкноту.

— Я ждала вас здесь, чтобы вы назвали мне его. Мне холодно и страшно… Куда вы отвезли человека, которого забрали у отеля «Колизей»? Я знаю, что могу доверять вам, и вы скажете мне правду. Вы — последняя надежда, которая у меня осталась.

Он заколебался, переводя взгляд с денег на симпатичное лицо Виолы. Но деньги взяли вверх, и он с улыбкой сунул банкноту в карман.

— Я твой, подружка, — сказал он ей. — Тот парень вышел на Старфиш-авеню, Астервуд. Это новый жилой комплекс, который они строят для вонючих миллионеров прямо у магистрали в четырех-пяти милях отсюда. Он заставил меня заехать туда по объездной дороге, а затем возвращаться через чертову кучу лужаек. Но я привык возить чудаков.

— Какой дом? — спросила Виола.

— Я не стал дожидаться, чтобы посмотреть. Но большинство из них еще пусты.

— О, спасибо, приятель, — Виола пожала руку водителя. — Ты никогда не узнаешь, что это значит для меня.

— Может, я съезжу по этому адресу для тебя вместо этого другого парня?

— Нет, это слишком щекотливое и опасное дело, им должен заняться опытный человек. Но было благородно с твоей стороны предложить это. Пожалуйста, поезжай быстрее.

Вдохновленный ее умоляющим голосом, водитель укатил в темноту.

Виола проводила уезжающую машину сияющими глазами, потому что молодой водитель связывал ее с Аланом. В этой кризисной ситуации она осознавала потребность в его практическом опыте; но он был слишком далеко, а время слишком поджимало, чтобы полагаться на его помощь. Пока он будет добираться до Астервуда, Беатрис могут убить. Она должна была рассчитывать на его помощь как на запасной вариант в случае своей собственной неудачи, но ее надежда на успех была высока. Она находилась поблизости от полицейского участка Фоксли, где могла прибегнуть к помощи силы закона. Виола пустилась бежать, ликуя от мысли, что через несколько минут полицейский автомобиль будет мчаться на помощь.

Фоксли был тянувшейся вдаль, опасно расположенной деревушкой — две линии захудалых кирпичных домов на вершинах высоких насыпей. Опасный ряд ступенек привел Виолу к деревне. Увидев синюю лампу полицейского участка, она буквально ворвалась внутрь. Розовощекий молодой констебль попытался задержать ее, прибегнув к авторитету закона, но был сражен наповал ее шоковой тактикой.

Оказавшись в главном офисе, Виола почувствовала себя еще спокойнее благодаря знакомой обстановке. Она много раз видела такие пустые служебные комнаты. За низким столиком сидел мужчина средних лет в форме; его раздвоенный подбородок, усы и очки напомнили ей фотографию Редьярда Киплинга. Из-за любви, которую она питала в детстве к его историям об обитателях джунглей, а также окрыленная своим недавним успехом, Виола ​​начала рассказывать свою историю.

— Похищена девушка. Она…

Ее прервали вопросом:

— Имя и адрес ее отца?

— Уильям Стерлинг. Он известный миллионер. Остановился в отеле «Колизей», Пикадилли.

— А ваши собственные имя и адрес?

Когда она предоставила ему эти сведения, ее немного охладило то, что офицер кивнул молодому констеблю, и тот вышел в приемную.

— И что вы собираетесь рассказать мне теперь? — продолжил полицейский.

Желая убедить его, Виола начала драматический монолог об опасности, в которой находилась Беатрис. Пользуясь ее собственным лексиконом, она «выложила ему все, что могла». Она приближалась к концу своего рассказа, когда молодой констебль вернулся.

— Вы на связи, сэр, — сказал он.

Подняв руку в качестве призыва к молчанию, офицер снял трубку с телефона у него на столе:

— Говорит сержант Баркер из полицейского участка Фоксли. Я только что получил сообщение, что ваша дочь пропала… Что вы сказали? Она дома?… Да… Да… Молодая женщина по фамилии Грин… Да, я поговорю с ним. Передайте ему трубку.

Глава XXV. Старфиш-авеню

Надежды Виолы рухнули, и она слушала щелканье и треск в трубке. Казалось, воздух вибрировал, будто она все еще стояла под железнодорожной аркой, в то время как над ее головой грохотал поезд. Она точно определила момент, когда Рафаэль Кросс взял трубку у миллионера по той улыбке умудренного опытом человека, которая расползлась по лицу сержанта.

— Это и мое собственное впечатление, — заметил он. — Ха-ха. Да, мы знаем, как подвести итог… Неужели? Я спрошу ее… Большое спасибо.

Он повесил трубку и спросил у Виолы:

— Играли на сцене?

— Да, — ответила она, — но я…

— Послушайте, девушка. Меня только что известили о том, что это не первый раз, когда вы стали источником неудобства для окружающих. Послушайте моего совета: держите себя в руках и держитесь в тени… или вы можете оказаться впутанной в большие неприятности.

Взглянув на него, Виола поразилась тому, как она могла подумать, что он выглядит добрым.

— Клянусь, что я сказала вам правду, — заявила она.

— Вы не сказали мне ни слова правды, — возразил офицер. — Отец девушки отрицает, что она пропала.

— Это потому, что он не смеет признаться в этом. Похитители пригрозили ему, что если…

— Да, я все об этом знаю… Вот выход.

Но Виола продолжала умолять, и сержант кивнул молодому констеблю, который попытался проводить ее до двери. Выйдя из себя, она была обвинена в сопротивлении полиции и была вынуждена ответить за свои действия. После короткой потасовки девушка оказалась на дороге, и ее лицо пылало от унижения.

— Вышвырнута с позором, — в гневе пробормотала она.

В этот решающий момент она жаждала ощутить двойную поддержку — практического склада ума Фома в качестве стимула для собственных размышлений и физическую тяжесть его руки. Ее разочарование было тем более тяжким потому, что она верила, что выработала простой и разумный план спасения вместо того чтобы пытаться обойтись исключительно своими силами.

— Хотела бы я сейчас прибегнуть к старому доброму трюку плюща, — подумала она.

Поражение пробудило ней желание связаться с Фомом в том случае, если водителю такси не удалось доставить ее сообщение. Если детектив немедленно направится на Старфиш-авеню, то он еще может успеть вовремя. Был шанс на то, что Бергман будет ждать прибытия Кросса, прежде чем проверят алмазы.

С трудом двигаясь по дороге, Виола напрасно искала взглядом телефон-автомат. Наконец она достигла ворот современного оштукатуренного дома, построенного в стиле эпохи Тюдоров — крыша с крутыми скатами и окрашенные в черный балки. Преодолев величественный сад камней по неровной садовой дорожке, грубо вырезанным ступеням и выгнутому мосту, которые к тому же были скользкими от влажности, девушка ​​столкнулась с разочарованием.

Пожилая безупречная горничная едва выслушала ее просьбу, прежде чем захлопнуть дверь у нее перед носом.

— Сожалею, у нас нет телефона, — отрезала она, хотя Виола видела провод, поблескивающий в свете фонаря у крыльца.

Очевидно, жители уединенного района были очень осторожны в общении с незнакомцами. Когда Виола кое-как добралась до парадного входа следующего дома, который также был построен на возвышении, ее звонки и стук в дверь были проигнорированы, хотя в окнах виднелся свет.

Казалось, было бессмысленно подниматься к другим домам на возвышениях, пока бесценное время тратилось впустую. Охваченная внезапной истерикой, Виола пустилась бежать со всех ног, не разбирая направления и не имея представления о своих дальнейших действиях. Она знала только, что Беатрис в опасности, и что она должна добраться до нее, пока не станет слишком поздно.

Виола потеряла всякий страх перед опасностями дорожного движения, хотя машины мчались по направлению к ней в блеске фар и проносились мимо, отчаянно сигналя. Иногда она оставалась одна в прохладной, абсолютной темноте, которая ощущалась как ключевая вода, и видела вокруг лишь звезды и деревья, но не успела девушка почувствовать облегчение, как покой снова был нарушен рычанием, подобным взрыву.

Бросившись бежать вниз по склону, Виола основывалась на том, что тоже была частью механизма, запрограммированного на непрерывное движение; ее конечности, казалось, контролировались пружинами, а ее ноги касались земли, двигаясь размеренно, словно поршни. Она не чувствовала ни напряжения, ни затраченных усилий, будто обладая безграничным запасом энергии.

Охваченная ликованием, Виола еще ускорила темп и двигалась большими размашистыми шагами. Она приспособилась к максимальной скорости, бессознательно доведя свои нервы до яростной борьбы, слишком яростной, чтобы ее вынести — и это буквально привело ее к катастрофе. Секунду назад она была неутомимой машиной, a в следующий момент эта машина была выведена из строя человеческим фактором.

Падение было внезапным, как и само столкновение. Виола перестала бороться за вдох, и звезды потускнели перед ее глазами. Сначала она была охвачена ужасом, но после усилия легкие снова заработали, а биение сердца снизилось до более спокойного ритма.

— Просто запыхалась, — пренебрежительно пробормотала Виола. — Просто выдохлась. Надо идти, если я не смогу поймать попутную машину. Нет, это глупо.

Начав брести по дороге, Виола поняла, что находится в неподходящей форме, чтобы и дальше прилагать длительные усилия. Ее ноги ослабели, лодыжки болели, а сдавленность в груди не проходила. И, тем не менее, когда она была вынуждена снизить скорость, каждый нерв и каждая клетка в ее теле запротестовали против задержки. «Поспеши, поспеши, или ты опоздаешь», — грозили они.

Виола не смела взглянуть на часы, чтобы совсем не пасть духом, но она не могла удержаться от того, чтобы вспомнить расстояние, названное водителем такси.

«Пять миль. Даже если я пробежала одну, значит, я в часе ходьбы, если двигаюсь со скоростью четыре мили в час. Но сейчас моя скорость около двух миль в час. О, прекрасная надежда…»

Казалось, удача совсем отвернулась от Виолы. Случайные автомобилисты, которые проносились мимо и двигались в том же направлении, оставались слепы к ее сигналам. Либо ее было не видно в темноте, либо они пользовались ровным участком дороги, чтобы разогнаться.

Спустя некоторое время ее путь стал испытанием на выносливость, и Виола ковыляла, находясь в полубессознательном состоянии. Она не имела представления о том, сколько мильных столбов преодолела или как долго идет. Перед ней простиралась бесконечная черная дорога, поделенная белой разделительной линией. Всякий раз, когда у нее в голове прояснялось, она думала об опасностях и трудностях, которые ейпредстояли. Она размышляла о том, что ожидает ее на Старфиш-авеню и как она может помочь Беатрис, если найдет ее. Но девушка не могла сосредоточиться на этом вопросе — спустя несколько секунд ее разум снова занимала путаница бессвязных фраз.

«Продолжай идти. Вспомни черепаху. Старая добрая черепаха, старый добрый Уолт Дисней… Беатрис… Снято. Не падай духом. Выше ножки, мама Браун[25]… Беатрис, Беатрис… Спляши ламбет-уок»[26].

Ее нетвердая походка перешла в совсем медленный шаг, и Виола вдруг остановилась, пробормотав что-то невнятное при виде вереницы огней, которые растянулись в темноте, подобно созвездию Геркулеса[27]. Табличка сообщала, что это земельный участок «Старфиш-авеню» и рекламировала его как строительное общество. Позабыв о своей усталости, девушка свернула с дороги и вышла на лужайку через глубокий проем в изгороди. С трудом двигаясь, Виола исследовала окрестности и поняла, что очевидная путаница с этими домами была результатом отсутствия дороги, которая соединила бы их в какой-то последовательности. Тем не менее, там, где она осторожно пробиралась через грязь и опасные груды не уложенных кирпичей, были признаки тротуара.

Все дома были одного типа — небольшие, компактные и хорошо построенные, с двумя гостиными и кухней на первом этаже и тремя спальнями и ванной на втором. Они были предназначены для молодых людей, которые начинали семейную жизнь, и для стариков, которые доживали свой век на пенсии. Некоторые дома до сих пор строились — Виола различила на фоне звездного неба возвышающиеся строительные леса. Другие были закончены, но либо не сдавались в аренду, либо не были заняты.

Арендованы были лишь несколько домов, и Виола сосредоточила свое внимание на них. Она полагала, что окна убежища преступников будут занавешены, чтобы не дать никому увидеть Беатрис снаружи, и, следовательно, она не сможет увидеть в них свет. Поэтому, чтобы не пропустить такой дом в темноте, ей пришлось с трудом продвигаться по мокрому полю от дома к дому.

Направляя свой фонарик на незакрытые окна, Виола обнаруживала либо голые оштукатуренные стены незанятых домов, либо готовую отделку, выбранную будущими владельцами. Среди этих незанятых «раковин» освещенные окна счастливых семей светились подобно оазисам. Так как жильцы были избавлены от беспокойства, что за ними станут подглядывать, шторы не были опущены, и Виола могла составить четкое представление об интерьере каждого дома.

В «Моем приюте» молодая пара в сентиментальной позе сидела у камина. В «Локарно» пожилая пара слушала радио. Играющие дети превратили «Мирную гавань» в сущий беспорядок.

Виола почувствовала дурноту от очередного разочарования. Горечь неудачи подтачивала ее смелость, и она потеряла всякую веру в обещание водителя такси. Она уже повернула назад к дороге, когда заметила темные очертания дома, построенного на самой высокой части луговины. Он был расположен в дальнем углу, и ей пришлось пересечь часть пустыря, чтобы добраться до него.

Кусты чертополоха кололи ее лодыжки, и Виоле пришлось пробираться по похрустывающим под ногами черепкам и пустым жестянкам мусорной свалки; но с каждым пройденным шагом в ней росла уверенность в том, что это тот дом, который она ищет. Поравнявшись с его окнами, она увидела зловещее доказательство, что дом использовался в качестве временной тюрьмы — их стекла были полностью покрыты сеткой, а темные шторы были опущены.

В этот момент Виолу охватил ужас. Она находилась снаружи, не имея плана или ресурсов, беспомощная, словно пугливый лесной зверек, который случайно наткнулся на тигриное логово. Тем не менее, пока она ждала, опасность, грозящую ей, затмил не столь явный страх — угроза уничтожения; ей показалось, что пустота из этого дома протянула руку и прикоснулась к ней холодными мертвыми пальцами.

Охваченная предчувствием, Виола обошла вокруг здания в поисках пробивающейся полоски света или шепота, доносящегося изнутри, но ничто не нарушало ни тишины, ни темноты. Когда девушка подошла к задней двери, ее отчаяние достигло предела, и она действовала, не задумываясь о последствиях. Наклонившись над гаревой дорожкой, она подобрала кирпич и разбила стекло.

После того как Виола просунула руку в зазубренное отверстие, ей пришлось опасно поднапрячься, чтобы достать до задвижки, но сумела отодвинуть ее и войти в дом. В течение нескольких секунд она стояла в темноте, не смея пошевелиться или выдать свое присутствие. Осмелев, она стала на ощупь искать выключатель на стене.

Электрический свет выявил, что дом занимал муниципалитет, а, следовательно, он был занят формально. Виола осмотрела выложенную белой плиткой кухню, оснащенную шкафом с ящиками и холодильником, предоставленными вместе с домом. Здесь присутствовали следы недавнего использования и небрежности: использованная заварка, яичная скорлупа и окурки, затушенные в раковине. Чайник на газовой плите стоял криво, из бледно-желтого фарфорового крана капала вода.

Виола вытянула шею и напрягла слух, вслушиваясь.

— Пусто, — прошептала она. — Они ушли.

Теперь Виола боялась уже не внезапного нападения, а запустения. С тяжелым сердцем она проделала тщательный обыск дома, принуждая себя обследовать каждый шкаф или укромный уголок, куда можно было спрятать тело.

Верхний этаж был таким же голым, каким его оставили строители, за исключением ванной. Скомканные полотенца и мыло, лежащее в воде, говорили о том, что ванную использовали по назначению. Но именно комнаты на первом этаже были наиболее изобличающими. Кто-то жил в одной из них — в ней была кровать с измятым бельем и дешевый гарнитур. Другая была заполнена разномастной мебелью. Книги были неряшливо свалены в кучи на полу рядом с разбитым микроскопом и пишущей машинкой.

Тщательно занавешенные окна явно были уловкой, чтобы рассеять подозрения прохожих, так как почти все полы оставались голыми, было всего несколько ковров. У Виолы застучало в висках, когда она узнала эту нефритовую и оранжевую расцветку. Здесь были также яркие подушки из квартиры Гойи, а ее зеркало было прислонено к стене, разделенное на две части — стекло отдельно от рамы.

Фотография священнослужителя, стоящая перевернутой на каминной полке, подсказала ей обладателя студенческой библиотеки и разномастных стола и стульев. Все они принадлежали мисс Пауэр… связывая, таким образом, этих двух женщин в зловещем партнерстве.

Но здесь не было никаких следов Беатрис — не осталось никаких личных принадлежностей, даже слабого аромата ее особых тонких духов — яблоневого цвета. Виола не нашла ничего, пока ее каблук не поскользнулся на чем-то, что лежало на проходе, когда она уже выходила из дома.

Девушка подняла это — и этим оказалась увядшая орхидея, которая когда-то была белой.

Осторожно положив ее в сумку, Виола снова принялась раздумывать. Было мучением знать, что Беатрис на самом деле была здесь совсем недавно, и что она, вероятно, разминулась с ней на считанные минуты. Девушка чувствовала бесцельность и беспомощность, будто дрейфующая рулевая лодка перед бурей. Последней ее целью оставалось безрассудное побуждение — вернуться в Лондон.

Пошатываясь от усталости, Виола шла по главной дороге, у нее кружилась голова, а ее ноги были тяжелыми, будто налитые свинцом. Она знала, что физически не сможет дойти даже до Фоксли, но это не тревожило ее. Она могла идти, пока не упадет. После этого уже ничего нельзя было сделать.

Внезапно фары мощного автомобиля осветили ее шатающуюся фигуру. Проехав мимо нее, машина остановилась, и из нее вышел водитель, направившийся к ней.

— Моя хозяйка хочет узнать, не надо ли вас подбросить.

Виола была слишком измучена и смогла только прошептать пожилой паре, которая ехала в этой машине, слова благодарности и название места, куда она направлялась. Она мельком заметила, что это были пожилые люди с крупными румяными лицами, седыми волосами и в очках в роговой оправе. Они казались состоятельными и любезными людьми. После того как жена твердо пресекла любопытство своего мужа, он перестал расспрашивать девушку, и Виоле дали откинуться на спинку сиденья с закрытыми глазами и ощутить исцеляющее спокойствие.

Убаюканная теплом и быстрым движением, Виола спала, пока ее не разбудили мигающие фары и гудение машин. Когда она смутно осознала, что вернулась на Пикадилли, шофер остановил машину.

— Отель «Колизей», — объявил он.

Тот же мальчик-слуга, который принес Виоле телефонограмму от Фома, кинулся вперед, чтобы помочь ей пройти через вращающиеся двери. Она взглянула на него с легким удивлением, не обнаружив в нем никаких перемен. Ей казалось, что прошло очень много времени с тех пор, как она видела его в последний раз.

Ноги Виолы волочились на пути к лифту, будто отягощенные грузом у нее на сердце; но, хотя она сжималась при мысли о тяжелом испытании — сообщить о судьбе Беатрис, ее обуревал неистовый гнев на миллионера.

«Если бы он не подвел меня, Беатрис вернулась бы, — напомнила она себе. — Он услышит от меня правду».

Добравшись до квартиры Стерлингов, Виола распахнула дверь, прежде чем ее мужество угасло… И остановилась, взирая на открывшуюся картину с недоверчивой радостью, будто неспособная поверить в то, что видит.

Здесь горели огни, звучали громкий смех и крики счастливого волнения, и все говорили одновременно. Комната казалась наполненной людьми: кроме Стерлингов и Фома здесь были Мак и Дон. Все они преклонялись перед главным действующим лицом. Сияющая, словно сказочная принцесса, Беатрис была в безукоризненно белой одежде, ее щеки пылали румянцем, а волосы блестели — как будто в насмешку над кошмарным видением Виолы.

Виола уже собиралась броситься вперед и обнять Беатрис в отчаянном приветствии, когда инстинкт удержал ее от этого.

— Снова здесь? — небрежно спросила она. — Хорошее шоу.

— Неплохое, — согласилась Беатрис с такой же непринужденностью. — Слонялась без дела?

Но в ее глазах, обращенных к Виоле, была признательность, благодарность за понимание. Она жила под большим давлением, пресыщенная волнением и постоянной угрозой исчезновения. Она просто хотела забыть о своем ужасном опыте, а этот затянувшийся восторг от воссоединения был слишком горьким напоминанием.

В реальный мир ее вернуло благодатное утешение в виде английской сдержанности. Но не в силах отказать себе в легкой нотке драматизма, Виола вытащила из своей сумки увядшую орхидею.

— Это твое? Я подняла это на Старфиш-авеню. — И тут она вдруг отбросила притворство, воскликнув: — Что случилось? Кто-нибудь объяснит мне?

Прежде чем кто-то успел что-то сказать, Фом вкратце обрисовал для нее события. В то время как остальные были сосредоточены на Беатрис, для него центральной фигурой была Виола. Он заметил усталость и напряжение на ее бледном, живом лице и знал, что ее поддерживает только ее неугасимый дух.

— После того, как водитель такси позвонил мне, я связался с мистером Стерлингом, а он — с полицейскими в Фоксли, так как это ближайший участок. В кратчайшие возможные сроки они забрали Беатрис и арестовали Бергмана и Пауэр. Вскоре после этого мы задержали Помероя и Кросса… На самом деле, единственной задержкой стали мои трудности с тем, чтобы убедить мистера Стерлинга в истинном положении дел.

Резкость в его голосе была подчеркнута осуждающим взглядом, которым Виола посмотрела на миллионера.

— Вы должны простить меня, — пробормотал тот. — Я чуть было не совершил самую ужасную ошибку в своей жизни. Сама мысль об этом заставляет меня похолодеть… Я никогда не смогу отблагодарить вас. Конечно, вам полагается награда за Беатрис.

Когда Стерлинг достал свою чековую книжку, Фом не стал отговаривать его. Практичный молодой человек знал, что нет более благоприятного времени для оплаты услуг, чем наивысший момент благодарности. Он положил чек в карман, поблагодарил миллионера и обнял Виолу.

— Я забираю ее, чтобы она переночевала у меня дома, — объявил он. — Мы собираемся пожениться.

Глава XXVI. Зеркальный заговор

Следующим вечером в своем доме в Хайгейте Фом объяснил Виоле суть преступного заговора. Они сидели друг напротив друга в креслах, у камина в гостиной. Девушка кормила собаку, а детектив терпел присутствие предприимчивой кошки у себя на коленях — скорее, чтобы сохранить домашнюю атмосферу. Как миссис Фом сообщила доктору, расположившемуся в библиотеке: «Они устроились».

Вот вся рассказанная Фомом история, за исключением вопросов и комментариев Виолы.

— Начнем с того, что англо-американская шайка мошенников объединилась, чтобы украсть бриллианты миссис Стерлинг. Это были Рафаэль Кросс, Бергман и его жена, которую вы знаете как «мисс Пауэр». Я буду продолжать называть ее так. Кстати, «Рафаэль» — это настоящее имя Кросса. Он взял себе имя «Ричард» к моменту убийства Эвелин, на случай, если газеты привлекут к нему внимание по ту сторону Атлантического океана.

Когда они потерпели неудачу, то перешли к плану похитить дочь миллионера и потребовать алмазы в качестве выкупа, чтобы избежать риска получить меченые купюры. Они планировали попытать счастья во время пребывания Стерлингов в Лондоне, рассчитывая на ослабленную бдительность. Но преступники немного перемудрили с организацией несчастного случая для компаньонки Беатрис, и Стерлинги привезли с собой вместо нее двух сыщиков.

Их планом было заманить Беатрис в комнату с потайным выходом. Чтобы осуществить это, они объединились в небольшой коллектив, в котором Гойя финансировала их план, а майор Померой предоставлял необходимое помещение. Гойя была настоящей акулой бизнеса, но майора они застали врасплох. Бедняга гордился своей финансовой историей, хотя играл на бирже и находился под угрозой банкротства.

Эти двое не имели ни малейшего представления о том, что их вовлекут не просто в грязное дельце. Убийство Эвелин неприятно потрясло их. На самом деле, от них планировали избавиться впоследствии, чтобы избежать риска утечки информации и, главным образом, чтобы позволить банде не делиться своей добычей. Часть стоимости алмазов должна была пойти на их распил и перепродажу; но, если разделить оставшееся на троих, это все же был богатый улов.

Для успешного проведения дела им были необходимы две вещи. Одна из них — втереться в доверие. Кросс идеально подходил для этого задания — у него было достаточно обаяния, чтобы приманить к себе птицу с дерева. Он также был отличным карточным игроком, что объединило его с миссис Стерлинг во время плавания, а также был достаточно умен, чтобы переигрывать, рассказывая невероятные истории и будучи чересчур эмоциональным. Толика комедиантства использовалась, чтобы не дать другим увидеть зловещие черты в его характере.

Теперь я приду к их плану. Предполагалось, что у Кросса есть дочь, Эвелин. На самом деле он не женат. Та блондинка была девушкой, которую он подобрал на улице в Нью-Йорке. Он пообещал ей долю в выкупе, зная, что все, что она получит — это печальный конец… Чтобы не почувствовать к ней жалость, мне приходится напоминать себе, что, бессердечно согласившись присоединиться к банде, она точно знала, что похищение будет значить для Беатрис.

Итак, Эвелин Кросс должна была исчезнуть из номера 16 в Померании Хаус. Майор приурочил это событие к тому времени, когда он мог рассчитывать на свидетеля. Это была легкомысленная машинистка — «Марлен» — и она по обыкновению находилась в поисках мужчин. Они подождали, пока она не появилась на сцене, а затем Кросс поднял шум и настоял, чтобы комнату полностью обыскали, не обнаружив в ней никакого тайника. Гойя выполнила свою роль, а честного подрядчика пригласили, чтобы получить необходимое подтверждение.

Номер 16 был очищен от всех подозрений. Это и была цель всего этого действа. Однако, чтобы не оставить ни тени таинственности в этом деле, Кросс сказал, что его дочь написала ему — чтобы доказать, что она не задержалась в Померании Хаус в состоянии химического растворения.

Следующим шагом был ремонт номера 16, когда Кросс и майор изобразили ссору из-за его стоимости. Это должно было рассеять подозрения насчет какого-либо сотрудничества между ними. Подрядчик наклеил новые обои, но тем же вечером, под предлогом возвращения мебели, Кросс и Бергман проделали настоящую реконструкцию.

Майор убрал с дороги швейцара и распознал их в маскировке рабочих. Между прочим, мы появились в неподходящий момент: Кросс просто вносил зеркало, но сделал вид, что сгибается под его весом, чтобы я не мог увидеть его лица.

Тем же вечером эти двое проделали дверной проем в разделительной стене между номерами 16 и 17. Майор изначально разделил свои помещения так, чтобы это подходило для похищения; поэтому он приказал строителю установить тонкую перегородку на том основании, что она будет лишь временной. Конечно, это была уловка, чтобы упростить им работу.

В этот дверной проем затем была установлена зеркальная рама, которая была крепко привинчена к стене номера 16; но стекло в ней не было закреплено, а открывалось подобно двери и могло уходить внутрь при нажатии. Оно было закреплено сзади, в комнате Пауэр, а задвижка была скрыта за занавеской. Со стороны Гойи оно выглядело как обычное зеркало в полный рост.

Но полицейские обнаружили бы их уловку, так как провели бы тщательный осмотр помещений, если бы их вызвали после исчезновения Беатрис. И это подводит меня ко второму необходимому для успеха пункту — полицию нужно было держать подальше.

Для этого была убита бедная Эвелин — чтобы послужить ужасным предупреждением для Стерлингов. Конечно, Кросс объяснял это своим собственным обращением в полицию. Это не вязалось с его изначальным мотивом мести, но его целью было представить себя отцом, который слишком обезумел от горя и ярости, чтобы быть логичным.

Убийство было совершено одним из Бергманов, проникшим в квартиру Кросса по пожарной лестнице. Кросс условился появиться в моем офисе, чтобы обеспечить себе алиби в том случае, если его заподозрят в том, что он убил свою дочь. Мне до сих пор претит то, как он тянул время, чтобы быть уверенным в том, что Эвелин будет уже мертва, когда он вернется в свою квартиру.

Между тем, в заговор вовлекли тебя. Кросс не мог ввести в качестве компаньонки Беатрис женщину из их шайки, поэтому он попытал счастья, оценив тебя, выяснил, что ты можешь предоставить соответствующие рекомендации, и положился на свои личностные особенности, чтобы контролировать ситуацию. Должно быть, тебя, с твоим воображением и драматичностью, он посчитал волшебным подарком.

Вскоре вы обе оказались там, где он того хотел. Он подтолкнул Беатрис к непокорности, и она решительно отстаивала свою независимость во время визита к гадалке. И это подводит меня к настоящему похищению.

Его успех зависел от идеального временного планирования. Шайка работала по графику и следила за согласованностью — ведь минутная задержка разрушила бы всю задумку. Зеркальная дверь была открыта с 16 до 17 часов, а мебель в комнатах расставлена так, что одна комната казалась отражением другой. В соответствии с планом майор меблировал все три квартирки одинаково, хотя мебель в твоей была более низкого качества, так как это было лишь очковтирательство. Для полноты иллюзии мадам Гойя разделила свои яркие коврики и подушки между своей комнатой и комнатой Пауэр.

Когда ты стояла и осматривалась в номере 16, то на самом деле видела часть номера 17 — кусочек дивана и коврика на полу. Копия была настолько совершенной, что ты посчитала это просто отражением.

Так думала и Беатрис, пока не подошла достаточно близко и не поняла, что не отражается в зеркале. В эту минуту, согласно расписанию, майор отвлек твое внимание рассказом о звонке из студии. Беатрис рассказала нам, что произошло дальше. В отверстии рамы внезапно появился Кросс, улыбнулся ей и приложил палец к губам — и она поняла, что он устроил для нее сюрприз, чтобы испытать ее самообладание.

Как сказала Беатрис, все после этого произошло так быстро, что она не смогла отчетливо запомнить. По ее словам, «на нее упала гора», и она потеряла сознание. Первый опыт — ее оглушили мешком с песком.

Остальное было слаженной коллективной работой шайки. Все трое находились в номере 17. Кросс прятался за кухонной перегородкой, а передняя дверь была оставлена ​​открытой для обзора Мака. Затем дверной проем заблокировал шкаф, так что Беатрис и изобличающие ковер и подушки были заперты внутри него, а зеркало возвращено в исходное положение.

Так как девушку оглушили, она была избавлена ​​от мучения знать, что только задняя стенка шкафа отделяла ее от верного Мака, и что на самом деле он помогал выталкивать шкаф. Кросс и Бергман вместе спустили его по лестнице и загрузили в грузовик. Они отвезли его на Старфиш-авеню, а там уже Пауэр взяла на себя ответственность за их пленницу.

Они избежали незначительного риска быть опознанными как подставные рабочие, так как майор отослал швейцара с поручением. Основное освещение в здании не было включено, и обе лестницы и их площадки оставались в темноте. Кросс уперся в шкаф головой, когда толкал его, пряча свое лицо. Эта уловка не дала Маку никаких шансов узнать его, а когда ты вышла из номера 16, то была слишком взволнована из-за исчезновения Беатрис, чтобы что-то заметить. Что касается Бергмана, вы все знали его как шофера и понятия не имели, как он выглядит без темных очков и форменной фуражки.

Теперь ты понимаешь, почему у тебя не было шансов кого-то убедить, когда ты озвучила свою версию того, что произошло в номере 16. Кросс рассказывал эту невероятную историю, и она оказалась фальшивкой. Имея свидетельство подрядчика, майор обыграл это с естественным нежеланием быть обворованным дважды.

Был еще один фактор — предубеждение против разрушения новой дорогостоящей отделки. К тому же, в довершение всего, кто-то видел девушку в белом пальто, спускавшуюся по пожарной лестнице.

Когда Стерлинги прибыли на место происшествия, они попали в ловушку Кросса и отказались звонить в полицию. Их нервы были полностью расшатаны убийством Эвелин. Кросс сделал так, что миссис Стерлинг увидела исключительно жуткий снимок мертвой девушки. Естественно, ни одна мать не допустит риска повторения такой судьбы для своего ребенка.

Шайка находилась в выгодном положении, но был один неприятный момент. Непосредственно перед тем, как Беатрис приехала в Померанию Хаус, Гойя пролила кофе на ручку своего дивана, таким образом, испортив «отражение». У них не было времени, чтобы делать перестановку, так как нужно было изучить углы и визуальные эффекты, и поэтому Гойя разрезала пополам шарф, чтобы накрыть ручку дивана в своем номере и комнате напротив.

Поэтому, когда шоу было окончено, Кросс задался вопросом, вспомнила ли Пауэр о том, чтобы убрать свою половинку шарфа. Если бы кто-то нашел этот шарф, мог бы возникнуть первый неудобный вопрос. Он прокрался в номер 17 и услышал, что в номере 16 кто-то есть. Он открыл зеркальную дверь, чтобы убедиться, что это Гойя — и увидел тебя.

Слава Богу, ты убежала… Если бы ты проявила любопытство… Нет, я не стану углубляться в это… Кросс дал тебе выпить что-то, чтобы ты отключилась и после думала про себя, что тебе все это просто померещилось.

Им оставалось преодолеть трудное препятствие — получить выкуп, и Кросс надеялся, что его выберут в качестве посредника. Тогда шайка могла бы присвоить алмазы и организовать их переправку через океан. Они могли не торопиться и реализовывать драгоценности постепенно, так как у них до сих пор оставались средства, полученные от Гойи.

С этого момента им главным образом приходилось избегать подозрений. Майор признался в своей роли в этом заговоре, так что нам известны связующие звенья. На самом деле, его нервы были расстроены, и он собирался выйти из дела. Он отделается тюремным сроком, но остальные трое будут повешены.

А теперь разложу по полочкам их план. Гойю устранили посредством перемещения фонаря на мосту — и ее шоферу повезло не разделить ее судьбу. Беатрис должна была присоединиться к легиону «исчезнувших девушек». Они изобрели ловкий способ, чтобы убрать ее, в то время как ее родители продолжали бы надеяться. К тому времени, как они обратились бы в полицию, все следы бы уже затерялись.

Майор должен был уничтожить свидетельства наличия двери в стене между номерами 16 и 17. Он сделал это той ночью, образовав зазубрины по прямому контуру, чтобы сымитировать неровное отверстие в штукатурке. Ее куски, которые они выломали из стены, были тщательно спрятаны, и, будучи сложенными на полу, подтверждали его историю о слишком тяжелом зеркале.

Сразу после этого строитель должен был преобразовать эти три комнаты в служебное помещение и, таким образом, уничтожить последние ничтожные доказательства.

Теперь нужно объяснить, как они осуществили первое «исчезновение», от которого зависел успех похищения. Пирс поклялся, что видел, как Эвелин поднималась наверх, и заявил, что вниз она так и не спустилась. Почему?

Причина была вот в чем — она никогда не входила в дом. И так как мне нужно убедить тебя в том, что ты выходишь замуж за умного детектива, это был первый момент, который я попытался обосновать. У меня возникло подозрение из-за того, что Эвелин попросила зажечь ей сигарету, но Пирс был настолько убежден, что наблюдал, как она поднималась по лестнице, что мне пришлось принять на веру его историю.

Майор рассказал мне об одном моменте, который вылетел из головы швейцара. После того, как Пирс зажег сигарету, Эвелин попросила его осмотреть заднюю часть машины. Это был сигнал — она снова села в машину и спряталась под сиденьем. В то же самое время Пауэр выскользнула из квартиры майора в вестибюль. Пирс мог видеть ее спину через стеклянную панель в двери, так как она разговаривала с двумя мужчинами — Кроссом и майором. Его окончательно обмануло то, что на ней был такой же черный костюм, как и на Эвелин. Ее светлые волосы теперь были распущены по спине, и она курила сигарету.

Добравшись до лестничной площадки, она оказалась вне его поля зрения. Поэтому она смогла проскользнуть в собственную квартиру, надеть твидовый костюм поверх черного и плотные чулки поверх шелковых, завязать волосы в узел и обуть прочные ботинки. Ее красивые туфли на высоком каблуке были единственным, что могло бы связать ее с происшествием — в том случае, если вызванный детектив настоял бы на том, чтобы обыскать ее квартиру. Вот почему она положила их внутрь корпуса часов, где, даже будучи обнаруженными, они не могли привести след к ней.

Майор сказал мне, что он послал этот черный костюм по вымышленному адресу тем вечером. Потом Эвелин затаилась на Старфиш-авеню. Должно быть, она была взволнована, когда они позвонили ей и сказали вернуться в квартиру Кросса в ночь ее убийства… Что ж, она хорошо провела время в плавании…

Теперь что касается меня… С самого начала я почувствовал что-то неладное. Однако, хотя история об исчезнувшей девушке была нелепа, я не мог увидеть в ней скрытого мотива. К счастью, я кратко записал свои первые впечатления о людях, связанных с этим делом.

Эти памятные записи первыми навели меня на след. Я написал, что Пауэр была «плотного телосложения», в то время как она была стройной. Ты предположила, что она надела один костюм поверх другого, подтвердив мою собственную догадку. Моим вторым замечанием было то, что у тебя имелось предубеждение в отношении собственности. И потому, с учетом признанного национального уважения к собственности, мне пришло в голову, что номер 16, возможно, намеренно был так роскошно отделан — чтобы спасти его от повторного разрушения.

К этому времени начали выявляться и другие вещи, но я уже рассказал тебе об этом. Пауэр заставила меня подозревать в деле обычный заговор. Я объединил в группу майора, Гойю, Пауэр, Пирса и машинистку — «Марлен». Если бы я не влюбился в тебя, я бы включил в этот список и Виолу Грин.

Конечно, Пирс ничего не знал, и Марлен была всего лишь марионеткой майора. Он дал ей белое пальто и пригласил ее на чай после обеда в тот день, когда исчезла Беатрис. Так как он был боссом, они должны были быть осторожными и не афишировать свой роман, и он велел ей спуститься по запасной лестнице и ждать его в вестибюле на первом этаже. Напротив было несколько многолюдных офисов, и он надеялся, что кто-то заметит белое пальто.

Что ж, мои общие подозрения никуда не привели. Кросс должен был участвовать в заговоре, но я не мог понять, как он мог в него вписаться. Я столкнулся с тем фактом, что его собственная дочь была убита. Я также помнил, что шок от ее исчезновения заставил его волосы поседеть. Для меня было логичным поверить в то, что его горе искренне, потому что я был с ним, когда была убита его подруга, Нелл Гейнор. Он совершенно потерял самообладание и пролил настоящие слезы.

В конце концов, Нелл открыла мне глаза. Когда она обмолвилась о заговоре, она тем самым помогла прикрыть его. Ты могла видеть ее подлинную привязанность к нему, которую он разделял… Преступники часто мягкосердечны по отношению к своим матерям или бывшим пассиям, в то время как благоразумные женщины имеют слабость к преступникам. Я думаю, что, будучи девушкой, Нелл вкладывала деньги в плохого и притягательного взрослого мальчика.

Кросс беспокоился, как бы она не насплетничала о нем и его личных делах бывшей секретарше миссис Стерлинг в Американском клубе. Чтобы устранить опасность утечки информации, он позвонил Бергману, чтобы устроить «несчастный случай» для секретарши. Но Бергман решил устранить сам источник сплетен — Нелл. Он, вероятно, опознал ее, доставив ей фиктивное сообщение от Кросса.

Но справедливость восторжествовала — Нелл отомстила за свое убийство. Если ты помнишь, она была невосприимчива к грубости. Когда они встретились, Кросс заметил, что она не изменилась, что, как я подозреваю, было мужской лестью. Но каким было ее собственное замечание? Она не сказала: «Зато ты изменился. Что случилось с твоими волосами?» или что-то вроде того. Такого рода замечание было бы логичным. Вместо этого она сказала: «Как и ты». А потом продолжила критиковать его одежду и напоминать о его возрасте.

Я понял, что, когда она в последний раз видела его, его волосы были седыми, и он покрасил их для своего лондонского визита. Это не могло быть сделано для приобретения эффектности — в таком случае, он не стал бы смывать краску. Это не имело смысла.

Нет, это было преднамеренно спланировано, чтобы его притворное горе из-за потери дочери было убедительным и характеризовало его как поистине обезумевшего родителя. Но то, на что он рассчитывал как на мастерский стратегический ход, оказалось нитью, которая непосредственно связала его с этим заговором.

Это Нелл расстроила его планы, когда фактически сказала мне, что его волосы поседели не от шока. Такая расчетливость и хитрость в демонстрации эмоций внезапно показали его в новом свете — я увидел его не как прекрасного человека с сердечными и великодушными порывами, а как хладнокровного преступника. Тот Рафаэль Кросс, которого я знал, растворился в воздухе.

Примечания

1

В привычной читателю мере измерения — 54 килограмма.

(обратно)

2

Район Лондона.

(обратно)

3

Немецкое название Гданьска.

(обратно)

4

Библия описывает Исава как человека «будто в волосяной одежде» (Бытие 25:24).

(обратно)

5

Ирландская республиканская армия — повстанческая группировка, созданная в 1916 году и имеющая целью борьбу за отделение Северной Ирландии от Великобритании.

(обратно)

6

Название сети фирменных магазинов обуви.

(обратно)

7

Геркула́нум — древнеримский город. Прекратил существование во время извержения Везувия 24 августа 79 года н. э.

(обратно)

8

«Куин Мэри» («Королева Мэри») — трансатлантический лайнер, спущенный на воду в Глазго 26 сентября 1934 года.

(обратно)

9

В привычной читателю мере измерения — 170 см.

(обратно)

10

Сокращение от Western Central 2 — почтовый индекс западной части центрального района Лондона.

(обратно)

11

Мейфэр — район в центре Лондона; площадь Беркли — городская площадь в этом районе.

(обратно)

12

Eastern Central 4 — почтовый индекс района Лондона, ограниченного Чипсайдом на севере, Лондонским мостом на востоке, Темзой на юге и Ченсери Лейн на западе.

(обратно)

13

Уильям Хогарт (10.11.1697–26.10.1764) — английский художник, основатель и крупный представитель национальной школы живописи, иллюстратор, автор сатирических гравюр, открыватель новых жанров в живописи и графике.

(обратно)

14

Эдуард VII (9.11.1841–6.05.1910) — король Британской империи (1901–1910).

(обратно)

15

Австр. «cooee» — возглас австралийских аборигенов, перенятый остальными жителями Австралии; используется, чтобы окликнуть человека, находящегося поблизости, в пределе слышимости.

(обратно)

16

Адиантум, курчавый папоротник или адиант, подвид венерин волос — род некрупных наземных папоротников, многолетнее травянистое растение, наиболее известный декоративный папоротник.

(обратно)

17

Омела служила основным рождественским украшением в Англии до распространения рождественской ели во второй половине XIX в. Вероятно, обычай целоваться на Рождество под веткой омелы пошел от древнеримских сатурналий в день зимнего солнцестояния, когда разрешалось целовать даже незнакомых людей.

(обратно)

18

Согласно Библии, укрепленные и неприступные стены Иерихона рухнули от звуков священных труб (кн. Иис. Нав., гл. 6:14–16), город был взят и полностью разрушен.

(обратно)

19

Корнелия — одна из благороднейших римлянок, жена Тиберия Семпрония Гракха, мать Тиберия и Гая Гракхов, славилась своей редкой образованностью. После смерти мужа посвятила себя воспитанию детей, отказавшись от руки Птолемея Египетского. Когда однажды ее спросили, где ее украшения, она ответила, указывая на своих сыновей: «Вот мое украшение».

(обратно)

20

Считается, что левая ладонь имеет отношение к деньгам, и по примете, когда она чешется, это говорит о грядущем получении прибыли.

(обратно)

21

Отсылка к Библии: однажды фараону приснилось, что из реки вышли семь тучных коров; затем вышли семь тощих коров и съели тучных (Бытие 41:1-36). Тощие коровы описаны как «худые, дурные видом и тощие плотью».

(обратно)

22

Слау — город в Беркшире, церемониальном графстве в долине реки Темзы, в 20 милях (32 км) к западу от центрального Лондона.

(обратно)

23

Стейнс (на Темзе) — пригородный город в боро Спелторн в северной части графства Суррей, в 27 км к юго-западу от Чаринг-Кросс в Лондоне.

(обратно)

24

Две змеи, кусающие друг друга за хвост — знак уробороса, который является символом вечности, бесконечности, циклической природы жизни. Здесь это, вероятно, просто обозначает, что детектив ходит по замкнутому кругу.

(обратно)

25

Песня распевалась в английских пабах с 1918 г., ассоциируется с культурой кокни.

(обратно)

26

Простонародный парный лондонский танец 1930-х гг., основой для которого послужил коустер-уок («прибрежный ход»), популярный в 1910 гг. в лондонском пригороде Кокни. Сочетает в себе прогулочный шаг в самодовольной манере с фигурами, исполняющимися в кадрили.

(обратно)

27

Крупное созвездие в северном небе. По размерам созвездие занимает 5-е место, но не располагает звездами первой величины.

(обратно)

Оглавление

  • От редакции
  • Глава I. Согласно показаниям
  • Глава II. Номер шестнадцать
  • Глава III. Защита имущества
  • Глава IV. Подарок от Золушки
  • Глава V. Краткие характеристики
  • Глава VI. Меры и весы
  • Глава VII. Деньги решают все
  • Глава VIII. «До востребования»
  • Глава IX. Леди по имени Нелл
  • Глава X. Женская привилегия
  • Глава XI. Утечка информации
  • Глава XII. Благодаря вмешательству полиции
  • Глава XIII. Поддержка
  • Глава XIV. Фотографии
  • Глава XV. Первый ключ к разгадке
  • Глава XVI. Перчатки ручной работы
  • Глава XVII. Происшествие
  • Глава XVIII. «Где ты?»
  • Глава XIX. Открытое окно
  • Глава XX. Личная доставка
  • Глава XXI. Мадам съезжает
  • Глава XXII. В безопасное место
  • Глава XXIII. Выкуп
  • Глава XXIV. Благородство все еще существует
  • Глава XXV. Старфиш-авеню
  • Глава XXVI. Зеркальный заговор
  • *** Примечания ***