КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

В тусклом, мерцающем свете (ЛП) [sunflowerseedsandscience] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1. Глава 1 ==========

От автора:

Я далека от мысли, что все читатели изучали историю Америки, так что изложу основные факты вкратце. Американская Гражданская война началась в апреле 1861 года после выхода одиннадцати южных штатов из Союза. Если бы кто-нибудь спросил их, почему они это сделали, ответ сильно варьировался бы в зависимости от политических взглядов отвечающего, но в данной истории я исхожу из предположения (щедро подтвержденного историческими документами), что первопричиной стало рабство. Так что если вас это каким-то образом не устраивает, советую не читать, потому что в споры я вступать не стану. Северные штаты были известны под названием Союз (также федералы или янки), и их солдаты носили синюю форму, тогда как южные штаты образовали Конфедерацию (их еще называли конфедератами или мятежниками), и их форма была серого цвета.

Большинство сражений произошло на двух театрах военных действий: Восточном и Западном. Эта история фокусируется на Восточном, где Северовирджинская армия (под командованием генерала Роберта Ли) сражалась с Потомакской армией Союза (под командованием вечно меняющегося состава, до тех пор пока Улисс Грант, до этого возглавляющий Тенессийскую армию на Западе, не взял на себя руководство всеми армиями Союза в мае 1864 года).

«В тусклом, мерцающем свете» начинается накануне битвы при Геттисберге. В июне 1863 года Ли, решивший сразиться с врагом после двух лет столкновений на южной земле, повел свою армию на север, в Пенсильванию. Потомакская армия под командованием недавно назначенного генерала Джорджа Мида также двинулась на север через Мэриленд, и две армии сошлись в маленьком городке Геттисберг в решающем сражении, продолжавшемся три дня. Оно остается одним из самых кровопролитных на американской земле, происходившем в месте, которое было (и остается) столь же прекрасным, сколь сама битва была ужасна, но в конце концов ее результат стал переломным для хода всей войны.

Полк Малдера и Скалли, 83-й Пенсильванский, существовал на самом деле и принимал участие в сражении под Геттисбергом на том самом месте, где это указано в данной истории, но сходство между историческим полком и моим на этом и заканчивается.

***

1 июля 1863 года

Западный Мэриленд, окрестности Вестминстера

Раннее июльское утро выдается жарким и сырым – плотная влажная дымка стелется по мэрилендским полям, скрывая из вида все, кроме ближайших палаток лагеря. Восходящее солнце, скорее всего, уже в ближайшие часы выжжет этот туман, но пока что кажется, будто не существует ничего за пределом круга палаток, расположенных вокруг оставшихся после вчерашнего ужина тлеющих угольков костра. Протирая заспанные глаза и оглядывая раскинувшийся вокруг белый мир, капитан Фокс Малдер надевает китель, рассеянно застегивает его и размышляет над тем, стоит ли приготовить кофе. Опустившись на корточки рядом с костром, он касается угольков и со вздохом решает подождать и вернуться, когда какой-нибудь другой офицер снова разожжет огонь.

Чего Малдеру действительно хочется в этот момент, так это побыть в хотя бы подобии одиночества. Он, конечно, наслаждается роскошью отдельной палатки, но холщовые стены не в силах сдержать храп спящих неподалеку мужчин, и в пределах лагеря он никогда по-настоящему не может остаться один. Полк вскоре тронется в путь – их передвижение на север через Мэриленд происходит в спешке – но сейчас Малдеру хочется выкроить всего пару минут для себя, прежде чем придется маршировать во главе его роты.

За пределом внешнего круга палаток раскидывается пшеничное поле, через двести метров упирающееся в ряд деревьев. Малдер знает об этом, но не потому, что может различить их в утреннем тумане: он заметил это еще при лунном свете, когда полк разбивал лагерь прошлой ночью. Он бредет через поле (изо всех сил стараясь не наступать на засеянные борозды: армия и так уже изрядно потоптала земли этого бедного фермера) к кромке леса.

Как любой хороший фермер этот тщательно расчистил поле от камней перед посевом, сложив их все под деревьями. Малдер взбирается на особенно крупный валун, который, должно быть, передвигали с помощью нескольких лошадей, и глубоко вздыхает.

Вдали от лагеря единственными доносящимися до него звуками становятся щебетание птиц в кронах деревьев у него над головой и шелест листьев, производимый белками и бурундуками, занимавшимися своими утренними делами. Он замечает жирного бурого кролика, который мчится по кромке поля прямо перед ним, совершенно не обращая внимания на присутствие человека, и скрывается в безопасном укрытии подлеска.

- Надо было его подстрелить.

Малдер испуганно подскакивает при звуке высокого звонкого голоса позади себя и поворачивается так быстро, что едва не падает со своего насеста на вершине камня. Узнав невысокую худощавую фигуру в темно-синей форме, материализовавшуюся из тумана подобно миражу, он вздыхает и расслабляется. Снова пристроившись поудобнее, он ощущает, как сердечный ритм постепенно возвращается к норме.

- Ты двигаешься неестественно тихо, - ворчит он.

- Если бы ты подстрелил его, у нас было бы рагу из кролика, - продолжает новоприбывший, не обращая внимания на замечание Малдера. – Куда как лучше, чем бекон и галеты.

- У нас, скорее всего, не хватило бы времени на то, чтобы как следует приготовить его перед возобновлением похода, - резонно замечает Малдер. – А мы не можем позволить себе отравившихся непрожаренным кроликом накануне сражения.

Молодой солдат останавливается рядом с валуном и, обдумав сказанное, пожимает плечами.

- Ну, держи хоть это, - говорит он, бросая что-то Малдеру, который почти рефлекторно ловит этот предмет. Им оказывается персик – сочный и только что сорванный; он ощущает мягкость его кожицы своими загрубевшими, покрытыми мозолями пальцами. Молодой солдат вскарабкивается на камень рядом с ним, также сжимая в руке персик.

- Где ты их взял? – спрашивает Малдер.

- По ту сторону этих деревьев сад, - отвечает солдат. – Для персиков немного рановато, но несколько спелых все же можно сорвать.

- Не следует воровать у фермеров. Тем более что мы и так причиняем им неудобства, расположившись на их полях, - журит его Малдер. Его собеседник спокойно встречает его взгляд, после чего вгрызается в персик, позволяя соку стекать по подбородку. Малдер вздыхает и смотрит на фрукт в своей руке. Он уже сорван, решает Малдер, так что ничего не остается, как только его съесть. Не оставлять же его гнить. Он тоже вонзает зубы в сочную мякоть и блаженно закрывает глаза, как только позабытая сладость наполняет его рот. Когда он вновь открывает их, то видит, что другой солдат дерзко усмехается ему. – Заткнись, - ворчит Малдер.

- А я ничего и не говорил, - отвечает тот.

- Я слышу, как ты думаешь, - возражает Малдер, и солдат разражается высоким беззаботным смехом.

Рядовому Дэниелу Скалли семнадцать лет от роду, и он преисполнен типичной для его возраста самоуверенности. Вот уже почти три месяца, как он поступил в полк и был назначен в роту Малдера. Учитывая его низкий рост, хрупкое телосложение и симпатичные, почти женственные, черты, он поначалу был объектом поддразнивания со стороны других мужчин – до тех пор, пока они не увидели, как он стреляет. Скалли один из лучших снайперов из всех, кого Малдер видел в своей жизни; он способен поразить движущуюся мишень при плохом освещении с абсолютно неправдоподобного расстояния.

Но что даже важнее, чем меткость, так это его поведение в бою. Самые лучшие снайперы бесполезны, если цепенеют под огнем противника, но Скалли невозмутим и непоколебим, словно у него иммунитет к страху. Поддразнивания со стороны его сослуживцев мгновенно прекратились, как только они стали свидетелями подобного хладнокровия в первом же его бою.

Малдер и Скалли сдружились вскоре после прибытия последнего, когда обнаружили, что разделяют любовь к чтению. В полку, где стоящая литература на вес золота, а с образованностью у солдат дела обстоят еще хуже, двое бывших школяров сошлись весьма быстро. Малдер учился в Гарварде, когда началась война, тогда как Скалли, обучавшийся на дому из-за того, что его отец счел качество образования в местных школах не соответствующим интеллекту его сына, также намеревался поступить в университет. Он разбил матери сердце, сбежав в армию, тем более что его отец и оба брата уже покинули дом, чтобы отправиться на флот.

Сидя на валуне и наслаждаясь персиком, Малдер внимательно рассматривает молодого солдата. Его форма, как всегда, аккуратная и чистая, создает разительный контраст с непокорной, неровно постриженной шевелюрой ярко-рыжего цвета, торчавшей из-под кепи. Его лицо совершенно гладкое, щеки покрывает мальчишеская россыпь веснушек, и, поглаживая свою трехдневную щетину, Малдер уже не в первый раз задается вопросом, а насколько моложе рядовой Скалли того возраста, который он указал при вступлении в армию. Время от времени Малдер подумывает о том, чтобы сдать его, – в музыкальном корпусе было бы куда безопаснее для того, кому еще, похоже, нет и шестнадцати – но всякий раз, рассматривая этот вариант, он напоминает себе, как одиноко ему будет без его молодого друга рядом. Самому Малдеру, в конце концов, всего девятнадцать, и раз уж на то пошло, такая ли уж большая разница между девятнадцатью и пятнадцатью годами? Вербовщики не особо привередничают, когда дело касается возраста добровольных новобранцев, и Скалли определенно не единственный подросток, чье ничем не подтвержденное заявление о подходящем для вступления в армию возрасте было принято без лишних вопросов.

И опять же, вновь напоминает себе Малдер, внушительные навыки Скалли в качестве снайпера пропадут даром, если его низведут до барабанщика, помогающего другим маршировать. Скалли уравновешенный, зрелый, хорошо подчиняется приказам, и можно быть уверенным в том, что он отлично выполнит свою работу в бою, несмотря ни на что. Это далеко не о каждом мужчине вдвое его старше можно сказать, и Малдер вовсе не намерен жертвовать солдатом уровня Скалли, каким бы там ни был его настоящий возраст.

- Как долго, по-твоему, мы сегодня будем идти? – спрашивает Скалли, и Малдер пожимает плечами.

- До заката, полагаю, - отвечает он. – Прошлой ночью я спрашивал полковника Скиннера, куда нас ведут, и он сказал, что я узнаю об этом на месте, так что не стоит забивать себе этим голову.

Скалли смеется.

- Полагаю, он и сам не знает, - замечает он. Выкинув оставшуюся от персика косточку, он отклоняется назад на локтях и устремляет взгляд на лагерь, который начинает выплывать из понемногу рассеивающегося тумана. – Сегодня снова будет жарко. – Малдер кивает. – Как думаешь, сколько человек упадет в обморок от теплового удара, прежде чем мы остановимся на ночь?

- Уверен, что немало. Кстати, об этом, - говорит Малдер, пронзая своего подчиненного грозным взглядом. – Постарайся пить как можно больше. Мне от тебя пользы не будет, если придется тащить тебя на носилках за полком.

- Там слишком пыльно, - соглашается Скалли. – Плюс я не смогу раздражать тебя оттуда, верно?

Малдер фыркает.

- Это точно, - соглашается он, и они погружаются в уютное молчание, наслаждаясь постепенно прогревающимся утренним воздухом.

- Получил новые письма из дома? – в конце концов спрашивает его Скалли, и он кивает.

- Пару дней назад, от Дианы, - отвечает Малдер. Краем глаза он видит, что Скалли морщит нос, но притворяется, что не замечает этого. Он не знает, что в его фактически невесте не нравится Скалли, помимо того, что она южанка из Вирджинии… но так как Малдер и сам оттуда (хотя он и оставил свой дом и семью, чтобы сражаться за Союз), он не понимает, почему это имеет значение. Пока что он решает никак не комментировать реакцию своего друга.

- А что насчет тебя? – спрашивает он Скалли. – Ты наконец одумался и написал своей семье?

Скалли снова морщится.

- Чтобы моя мать примчалась сюда и утащила меня домой? – Он качает головой. – Нет уж. Я написал сестре в НьюЙорк. Она даст остальным моим близким знать, что со мной все в порядке, не раскрывая мое местонахождение.

- Ты и вправду думаешь, что твоя мать приехала бы сюда за тобой? – спрашивает Малдер. – Не представляю, чтобы женщина в одиночку совершила подобное путешествие, да еще учитывая то, что мы будет в совершенно другом месте, когда она получит твое письмо.

- Ты не знаешь мою мать, - мрачно заявляет Скалли и погружается в угрюмое молчание. Они стараются избегать темы семей, в основном потому, что оба не согласны с тем, как другой обходится со своей. Скалли считает, что Малдеру не стоит раскрывать столько информации о передвижениях их полка в письмах к южанке (особенно той, что является приемной дочерью человека, вхожего в ближний круг Джефферсона Дэвиса (1)), несмотря на постоянные заверения Малдера в том, что Диана, которую он знает значительную часть своей жизни, совершенно аполитична и вряд ли передаст какие-то важные сведения отцу. Малдер, со своей стороны, не понимает, почему Скалли так уверен, что его семья приедет за ним, узнай они, где он находится. Многие юноши лгали о своем возрасте, чтобы им позволили сражаться, и он искренне сомневается, что раз семья Скалли – военные, то его родители или братья будут сильно против того, чтобы один сын пошел по стопам остальных двух.

С противоположной стороны поля доносится звук горна, означающий, что пора сворачивать лагерь и возобновлять путь. Скалли соскальзывает с камня, и Малдер неохотно следует за ним. Вместе они бредут на звук, чтобы поучаствовать в общих сборах, на неопределенный срок оставляя позади эту короткую передышку, продолжить которую они смогут, лишь когда вновь возникнет такая возможность.

Время для себя – почти непозволительная роскошь в полку, который постоянно либо занимается строевой, либо марширует, и Малдер должен был бы испытывать раздражение на Скалли за постоянные покушения на драгоценные минуты уединения, которые ему удается урвать… но, как ни странно, он ничего подобного не чувствует. Он не анализирует это, но каким-то образом общение с рядовым Скалли, наслаждение их тихой беседой успокаивает и придает ему сил так же, как и молчаливое сиденье в полном одиночестве.

По возвращении в лагерь Скалли вливается в поток людей в синем, а Малдер заходит в свою палатку, чтобы собрать вещи - вставленные в рамки фотографии Дианы и его сестры и письмо, которое он внимательно прочитал перед сном – и складывает их в свой ранец. Когда он выходит, закрепляя свою ношу на спине и убирая пистолет в кобуру, солдаты из его роты начинают собирать его палатку, оборачивая парусину вокруг колышков и закрепляя ее на месте ремнями, после чего забрасывают ее в следующие за полком телеги.

Рядовой Скалли вдруг снова материализуется справа от Малдера, как всегда, бесшумно, протягивая ему оловянную кружку с дымящимся кофе. Малдер с благодарностью принимает ее и делает глубокий глоток, сильно обжигая язык, но не обращая на это ни малейшего внимания. Стоящий рядом Скалли с его собственным ранцем, одеялом и мушкетом, закрепленными на спине, делает куда более мелкие глотки из своей чашки.

- Спасибо, - говорит Малдер, и Скалли молча кивает. Вместе они шагают к пыльной Ганновер-роуд, на которой солдаты собираются в строй, готовясь к продолжению марша на Пенсильванию. Они приближаются к полковнику Уолтеру Скиннеру, суровому и внушительному в своем молчании, который следит за процессией с высоты своего коня. Он сухо отвечает на приветствие, когда Малдер и Скалли отдают ему честь, и, поравнявшись с ним, двое мужчин заметно замедляются.

- Что-нибудь известно о том, сколько мы пройдем сегодня, сэр? – спрашивает Малдер, зная, что испытывает удачу, задавая тот же вопрос, что и накануне. Скиннер хмуро косится на него, но все же отвечает.

- Известно, что кавалерия Бьюфорда сражается с солдатами мятежников примерно в дне хода к западу отсюда, - говорит он, - в окрестностях городка Геттисберга. Основные силы Ли тоже недалеко, и генерал Мид хочет, чтобы большая часть Потомакской армии как можно быстрее прибыла туда. – Малдер и Скалли переглядываются, удивленно подняв брови. Вся Потомакская армия марширует на полном ходу, чтобы столкнуться с тем, что, вероятнее всего, представляет собой основные силы Северовирджинской армии. Что бы ни случилось потом, одной лишь перестрелкой из укрытий дело не ограничится.

20-й Мэнский уже выстроился перед их полком, 83-м Пенсильванским, занял передовые позиции и готов маршировать. Позади, дальше по Ганновер-роуд, 44-й Нью-Йоркский полк тоже уже почти готов. Малдер кивает Скалли.

- Пойдем, - говорит он. – Надо занять позиции. – Он переводит взгляд на пояс Скалли, за которым болтается его фляжка. – Сколько в ней воды, рядовой?

Скалли усмехается.

- Достаточно, - отвечает он.

- Я не шутил, Скалли, - замечает Малдер. – Меньше всего я хочу, чтобы тебе стало плохо из-за жары, особенно сейчас, когда нам предстоит крупное сражение. – Он окидывает другого мужчину строгим взглядом, изо всех сил пытаясь скрыть беспокойство, которое внезапно охватывает его. С тех пор, как его повысили до капитана, Малдер вел свою роту только в пару незначительных стычек. Это станет для него первой настоящей битвой во главе его людей.

Рядовой Скалли, разумеется, читает его, как открытую книгу.

- Малдер, - начинает он, опуская голос настолько, чтобы другие мужчины вокруг них не могли его услышать, - ты все сделаешь как надо. Перестань волноваться. – Скалли похлопывает его по плечу, подбадривающе сжимая его… и Малдер мгновенно чувствует себя лучше. Он понятия не имеет, что в уверенности Скалли в его силах помогает ему набраться храбрости, даже когда он не ощущает в себе достаточно мужества, но знает, что присутствие этого юноши значительно уменьшает его страх.

Последние отстающие заняли свои места, и впереди них ребята из Мэна уже готовы двигаться. Сквозь топот множества ног и тихие разговоры солдат Малдер слышит Чемберлена, полковника Мэнского полка, отдающего своим людям приказ маршировать. Вскоре Скиннер вторит ему, и позади них командир ньюйоркцев добавляет свой голос к этому зову. Музыкальный корпус заводит марш, и длинная вереница синих мундиров начинает синхронно шагать по дороге.

Малдер идет рядом со своей ротой, Скалли - по правую руку от него. Некоторое время назад он построил своих людей так, чтобы Скалли оказывался у дальнего левого края строя, что позволяло им проводить долгие часы в беседах. Остальные мужчины подкалывают их по этому поводу, а некоторые проявляют откровенную зависть к их дружбе, но по большей части никто не таит серьезных обид, не бросается обвинениями в фаворитизме. Время от времени марширующие рядом с ними мужчины присоединяются к их разговорам, когда затрагиваются темы религии, фермерства или военной стратегии, но при обсуждении более сложных, ученых тем, как частенько и происходит, остальные в основном перестают прислушиваться. Один из солдат шутливо заявил, что выучил больше из разговоров Малдера и Скалли, чем от своих учителей. Малдер не помнит, кто начал называть их Профессором и Доктором, но эти прозвища прижились.

Сегодня, однако, Скалли необычно тих – как, впрочем, и большинство мужчин. Слух о предстоящей битве распространился, и, внезапно столкнувшись лицом к лицу с весьма серьезной вероятностью гибели, мысли солдат обращаются к дому, к их семьям. Малдер и сам думает о своих родителях, о гневе отца и слезах матери, когда они узнали, что их сын решил сражаться на стороне Союза. Он думает о своей сестре Саманте, о том, как она гордилась им, признавшись, что ей хотелось бы родиться мужчиной, чтобы тоже иметь возможность пойти на войну.

И он думает о Диане.

Не было никакого официального объявления о помолвке, о ней не писали в газетах, и планов на предстоящую свадьбу пока не строили. Малдер даже не просил у приемного отца Дианы ее руки, хотя Чарльз Спендер явно одобряет союз между его подопечной и сыном его лучшего друга. Если уж о том зашла речь, то никаких произнесенных вслух признаний от Дианы он также не получал. Скорее, имело место соглашение, взаимное понимание между двумя семьями, что однажды их владения (и немалые состояния) будут объединены посредством их детей.

Малдер часто испытывает весьма противоречивые чувства по этому поводу.

Он знает Диану с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать, а ему – тринадцать. Ее дядя удочерил ее после того, как ее родители и старший брат погибли при пожаре в Вашингтоне. Диана ему нравится; он полагает, что, при необходимости, мог бы даже сказать, что любит ее, хотя это чувство напоминает скорее то, что он испытывает к своей младшей сестре. Определенно речь не идет о всепоглощающей страсти из шекспировских сонетов, но Малдер сомневается, что такие отношения вообще существуют за пределами воображения авторов. Ничего подобного он уж точно не наблюдает между своими родителями или любыми другими представителями высшего общества, в котором вырос.

Его чувства к Диане постоянные и нерушимые. Стабильные. Надежные. Она умная и привлекательная женщина, которая разделяет большинство его взглядов и которая родит ему детей, будет вести хозяйство и скрашивать его одиночество. Это далеко не любовь Ромео и Джульетты, но он постоянно напоминает себе, что в конце концов у этих героев все сложилось отнюдь не радужно.

А у них с Дианой все будет хорошо. Он понятия не имеет, почему рядовой Скалли относится к ней с таким неодобрением, тем более что они даже не знакомы.

Малдер краем глаза посматривает на Скалли. Лицо молодого солдата лишено каких бы то ни было эмоций - его выражение невозможно прочитать, и Малдер спрашивает себя, о чем тот думает. Его друг держит в строжайшем секрете некоторые аспекты своей жизни, и его семья как раз из таких. На данный момент Малдеру известно, что его отца зовут Уильям, и он строгий и требовательный, как и его старший сын Билл. Есть еще один брат Чарльз, который младше Скалли и чуть более легкомысленен, чем его близкие родственники, однако достаточно дисциплинирован, раз пошел служить на флот. Есть еще единственная дочь Мелисса - похоже, белая ворона в семействе, сбежавшая в НьюЙорк и живущая там с друзьями, вместо того чтобы выйти замуж и обзавестись своим домом.

Малдер практически ничего не знает о матери Скалли, за исключением того, что ее зовут Мэгги, и она не одобряет того, что ее сын Дэниел стал солдатом.

- Что это ты вдруг затих? – в конце концов спрашивает Малдер, и Скалли, потерянный в своих мыслях, слегка подпрыгивает от неожиданности.

- Просто думаю о том, что ждет нас завтра, - отвечает он, пожимая плечами, - когда мы доберемся до места.

- А кто об этом не думает? – фыркает идущий справа от Скалли солдат, кузнец по имени Хелси. – Либо Ли отзовет своих парней, и все будет кончено еще до нашего прибытия, либо это будет чертовски жаркая битва.

- Ли не уведет своих людей, - отзывается Малдер, - пока не почувствует в этом необходимость. И если пока что он сталкивался лишь с кавалерией, можно смело поставить на то, что он будет использовать их в полную силу.

- Значит, битва, - заключает Хелси, и Малдер кивает.

- Скорее всего, - соглашается он. Хелси косится на Скалли.

- Слушай, малыш Дэнни…

- Не называй меня так, - ворчит Скалли, ощетинившись на это насмешливое прозвище, которое пристало к нему, когда он только присоединился к полку.

- Ладно. Дэнни. Доктор Скалли. Я подумал, не мог бы ты помочь мне сегодня написать пару строк? Чтоб было что послать жене и сынишке? Просто на случай… - он замолкает, не договорив.

- Разумеется, - отвечает Скалли. – Найди меня перед отходом ко сну. Я помогу тебе составить для них хорошее письмо. – Он похлопывает Хелси по спине – в той же подбадривающей манере, что и Малдера чуть раньше. – Тебе оно не понадобится, Хелси, но я все равно помогу его написать.

Хелси благодарно кивает, но выражение его лица остается напряженным.

Становится невыносимо жарко, когда солнце оказывается в зените, так что мужчины потеют и чешутся в своей шерстяной форме. Малдер регулярно отпивает воды, которая остается освежающе прохладной благодаря влажному шерстяному рукаву, в который вставляется фляжка. Он приглядывается к Скалли (и к остальным своим людям), но они, кажется, серьезно отнеслись к его приказу пить как можно больше. Однако даже принятие этих превентивных мер не способно помочь всем: по мере их медленного продвижения вперед некоторые солдаты из их полка начинают падать в обмороки. Их поднимают и относят в сторону, чтобы оказать первую помощь и определить в повозки, тянущиеся за полком. Полковник Скиннер отдает приказ отнести пустые фляжки к пробегающему рядом с дорогой ручью, чтобы наполнить их по новой.

Они продолжают путь, и вскоре Малдер обнаруживает, что выпадает из реальности, практически погружаясь в полудрему, полностью сосредоточившись на монотонном переставлении ног и предельно концентрируясь на этом ритме, так что остальной мир и даже удушающая жара начинает отступать. Единственное, что он осознает, помимо уверенных шагов - это столь же уверенное присутствие рядового Скалли рядом с ним.

Когда солнце садится за горизонт, наконец раздается команда остановиться на привал. Скалли исчезает в вечерних сумерках - вероятно, в поисках Хелси, чтобы помочь тому перенести на бумагу послание семье. Малдер, чья палатка уже установлена, опускает свои пожитки на землю, кидает сверху китель, разворачивает спальный коврик и дожидается возвращения своего друга.

Ему не приходится ждать слишком долго: очевидно, что что бы ни хотел рядовой Хелси сказать своим жене и сыну, слов ему для этого много не понадобилось. Скалли приподнимает полог палатки и заходит внутрь, пригнувшись (совсем немного – он и вправду низкого роста), после чего со вздохом опускается на траву рядом с вещами Малдера.

- Он на самом деле уверен, что не переживет следующую битву, - говорит ему Скалли, качая головой. – Убежден, что сегодня его последняя ночь на этой земле.

Малдер кивает, но предпочитает промолчать. Это не такая уж редкость – у солдат случаются внезапные тревожные предчувствия, что у них остается мало времени, и они ощущают сильнейший порыв убедиться, что все их дела в порядке, что письмо готово к отправке их семьям, и товарищи по оружию знают, какие личные принадлежности передать их близким.

- А что насчет тебя? – спрашивает он, оглядывая молодого солдата, растянувшегося на земле рядом с ним. – У тебя сегодня не было каких-нибудь видений будущего?

Скалли закатывает глаза.

- Помимо сильнейшего подозрения, что моя палатка сегодня ночью наполнится руладами храпящего Роулинга и ароматами расстроенного желудка Йоргенсена, как это было последние пять ночей? Нет, больше ничего подобного.

Малдер издает смешок.

- О, конечно, смейся – у тебя-то целая палатка в единоличном распоряжении.

- Так оставайся сегодня здесь, - зевнув, предлагает Малдер. – Я не возражаю. – Его предложение встречено молчанием, и когда он снова переводит взгляд на Скалли, то видит странное выражение на лице у молодого солдата – такое, которому он затрудняется дать определение. – В чем дело?

- Ты уверен, что так можно? – колеблясь, спрашивает Скалли – почти застенчиво, подумал бы Малдер, не знай он своего друга так хорошо.

- Конечно, можно. А почему нет?

Скалли медлит с ответом.

- Мне не полагается здесь спать, - в конце концов возражает он. – Я прикреплен к другому месту.

Небрежным взмахом руки Малдер отметает его доводы.

- Я твой командир, и раз я говорю, что можно, значит, можно, - заявляет он.

- А остальные не будут жаловаться? – уточняет Скалли, закусив губу.

- Не больше, чем обычно, - отвечает Малдер. – Все нормально, Скалли. Снимай свой чертов китель и ложись спать.

Скалли, однако, не раздевается, предпочтя лечь полностью одетым, сняв только кепи и позволяя своим непокорным рыжим волосам рассыпаться по руке, которую он подкладывает под голову в качестве подушки.

- Спасибо, - все с тем же странным выражением на лице говорит Скалли, улыбаясь Малдеру.

- Не за что, - отзывается тот, и, закрыв глаза, Скалли практически сразу же засыпает.

У Малдера же на это уходит куда больше времени, и когда он наконец оказывается в царстве Морфея, его преследует самый странный сон из всех, что он может припомнить за весьма долгое время. В нем он снова оказывается в Вашингтоне, вальсирует с Дианой на светском балу в переполненном людьми зале, как делал сотни раз до этого. Но на этот раз там присутствует кто-то, кого он не видит, кто-то прячущийся из виду, кто-то знакомый ему каким-то образом, и это женщина – женщина, наблюдающая за ним с явным неодобрением. Когда бы он ни поворачивал голову, чтобы хотя бы мельком увидеть ее, она исчезает, отступая за других гостей, скрывающих ее от его взгляда.

После нескольких неверных движений, вызванных отсутствием сосредоточенности на танце, Диане наконец надоедает его невнимательность, и она устремляется прочь, обиженно надув губы и тряся копной блестящих черных волос. Когда ее поглощает толпа, ощущение, что за ним наблюдают, снова усиливается, и, быстро развернувшись, Малдер видит рядового Скалли, стоящего на краю бального зала и снова смотрящего прямо на него с нечитаемым выражением на лице.

Которое выглядит так, словно он ревнует.

Комментарий к Часть 1. Глава 1

(1) - первый и единственный президент Конфедеративных Штатов Америки во время Гражданской войны.

========== Глава 2 ==========

***

2 июля 1863 года

К югу от Геттисберга, Пенсильвания

Малдер просыпается задолго до рассвета, но, несмотря на столь ранний час, в палатке он уже один. Скалли он обнаруживает снаружи – тот стоит на коленях рядом с костром и разливает мутный темный кофе по двум оловянным кружкам. Он поднимает глаза и улыбается приближающемуся Малдеру, предлагая ему одну из дымящихся кружек, которую тот принимает с полусонным хмыканьем. Какое-то время они молча пьют кофе, и тишина еще спящего лагеря обволакивает их.

- Не спалось? – в итоге спрашивает Малдер, и Скалли вопросительно выгибает брови. – Ты, должно быть, проснулся в четыре утра, раз приготовил кофе до рассвета.

Скалли пожимает плечами.

- Похоже, я привык к храпу Роулинга сильнее, чем мне казалось, - отзывается он. – Возможно, я больше не смогу расслабиться в тишине.

- Если хочешь, в следующий раз я попробую захрапеть, - предлагает Малдер. – Может, даже начну говорить во сне. Это поможет?

Скалли качает головой, но улыбается.

- Ты и так что-то бормотал, - сообщает он ему. У Малдера это вызывает смутное беспокойство; Скалли не нравится, когда он упоминает Диану в разговоре, и, вероятно, он воспримет еще более холодно сообщение о том, что она ему снилась.

Из-за палатки доносятся шаги, и, развернувшись, они со Скалли видят приближающегося к ним полковника Скиннера. Они ставят кружки на землю и начинают подниматься, однако Скиннер взмахом руки велит им сесть обратно.

- Вольно, джентльмены, - говорит он, позволяя своим подчиненным продолжать завтракать, а сам приседает рядом с огнем, берет палку и шевелит угли. – Только что приезжал полковник Винсент. Он приказал мне поднимать всех, чтобы были готовы в течение часа двинуться дальше. Мы меньше чем в сорока милях от Геттисберга, и бригаде нужно прибыть туда как можно быстрее.

- Что известно о том, как обстояли дела вчера вечером? – спрашивает Малдер.

- Последнее, что я слышал, это то, что люди Ли вытеснили кавалерию Бьюфорда и Рейнольдса из города, но они смогли взять контроль над большей частью возвышенности. – Он бросает палку в огонь и свешивает голову, тяжело вздыхая. – Говорят… что генерал Рейнольдс мертв. – Малдер и Скалли обмениваются пораженными взглядами. – Убит выстрелом в голову. Умер еще до того, как упал с лошади, скорее всего.

- Вы… вы его знали, сэр? – нерешительно спрашивает Малдер, но Скиннер качает головой.

- Мы были в Уэст-Пойнте в разное время, - отвечает он. – Я знал его по слухам, разумеется. Хороший человек. Хороший командир. Его трудно будет заменить. – Снова вздохнув, Скиннер встает. – Поднимайте своих людей, капитан Малдер, - велит он. – Нам предстоит чертовски трудный день. – С этими словами он уходит. Малдер одним глотком поглощает остатки своего кофе, чуть не подавившись горечью, после чего поднимается и идет будить свою роту.

Их полк собран и готов к отходу еще до восхода солнца; 20-й Мэнский занимает свое место в авангарде, готовясь вести остальных за собой. Когда звучит приказ, они трогаются с места с несколько большей скоростью, чем вчера, и Малдер отчаянно надеется, что сегодня будет уже не так жарко. Большинство из тех, кто свалились вчера от теплового удара, этим утром пришли в себя достаточно, чтобы идти самостоятельно, однако они снова могут пасть жертвами погоды. Но пока что, по крайней мере, удача на их стороне, и хотя воздух уже прогрелся достаточно сильно, но все же не до палящего зноя, и никто из солдат пока не упал в обморок.

Несколько часов спустя до них начинают доноситься отдельные выстрелы из находящихся в отдалении пушек, и напряжение в воздухе от предвкушения того, что им предстоит, внезапно усиливается. Все легкомысленные разговоры смолкают, и большинство солдат хранит молчание – примерно так было и во время вчерашнего передвижения войска. В этой тишине, прислушиваясь к звукам артиллерии пока еще в нескольких милях от них, Малдер вновь начинает сомневаться в том, что он справится сегодня, столкнувшись лицом к лицу с необходимостью командовать людьми, основная масса которых старше (а многие еще и опытнее) его. Пока что у него все получалось, это правда… но у него возникает сильное подозрение в том, что то, чему они станут свидетелями сегодня, будет не похоже ни на что, с чем им доводилось иметь дело прежде. Малдеру хотелось бы думать, что ему удастся не уронить своего достоинства, стать примером для его людей, сплотить их и придать мужества вне зависимости от того, что случится дальше… но может ли человек действительно быть уверенным в этом до того, как настанет решающий момент?

Малдер чувствует легкий тычок локтем в левый бок и смотрит на Скалли. Голубые глаза молодого солдата пронзают его суровым взглядом, и, как обычно, у Малдера возникает стойкое ощущение того, что друг читает его мысли.

- Прекрати нервничать, - шипит на него Скалли. – Ты и меня заставляешь нервничать, а я не смогу стрелять так же метко, как обычно, если у меня руки трясутся.

Малдер фыркает.

- У тебя никогда не трясутся руки, Скалли, - возражает он, однако уже чувствует себя лучше. – Просто будь поблизости, хорошо? – Скалли вопросительно выгибает бровь. – Ну… у меня такое ощущение, что иногда мне может понадобиться твое напоминание о том, чтобы я перестал нервничать.

Скалли усмехается.

- Это я могу, - отвечает он. – Но поверь мне, тебе этого не потребуется. У тебя все получится.

Полк совершает короткую остановку около полудня, но двигается дальше меньше чем через полчаса, неутомимо направляясь на запад по пенсильванским просторам. Звуки канонады больше не смолкают, и нервная энергия охватывает уже весь полк, становясь настолько ощутимой, что даже лошади офицеров ее чувствуют. Они трясут головами, ржут, дергая за поводья, и беспокойно переступают с ноги на ногу при каждой остановке.

Когда до его слуха доносится приглушенное бормотание, Малдер переводит взгляд на Скалли и видит, как тот что-то тихо говорит Хелси, который, кажется, отчаянно пытается справиться со сбившимся дыханием. Малдер не слышит слов, но тон голоса Скалли успокаивающий, так что мало-помалу Хелси удается совладать с собой. Скалли берет его за руку, и оба мужчины синхронно опускают головы, продолжая идти. Губы Скалли быстро двигаются, и Малдер понимает, что солдаты молятся. Ему самому молитва никогда не помогала, но если она помогает его людям, он ничего не имеет против. И действительно, когда Хелси поднимает глаза и отпускает руку Скалли, то выглядит увереннее, готовый встретиться со всем, что ждет его впереди.

Скалли переводит взгляд на Малдера и приподнимает уголок рта в озорной усмешке.

- Я и за тебя замолвил пару словечек, - говорит он.

- Надеюсь, хороших, - отзывается Малдер, и Скалли ухмыляется еще шире.

- В основном, - говорит он, и Малдер смеется, внезапно ощущая себя гораздо расслабленнее, чем за весь этот день.

Звуки мушкетных выстрелов неподалеку добавляются к грохоту пушек, когда бригада резко останавливается. Полковник Винсент подъезжает к полковнику Скиннеру и быстро перекидывается с ним словами, после чего скачет вдоль строя 20-го Мэнского полка, чтобы сообщить последние новости и их командиру. Скиннер подзывает своих капитанов к краю строя, и они собираются вокруг него.

- Поблизости есть холм, имеющий стратегическое значение. Обе стороны оставили его незащищенным, - сообщает он им. – Полковник Винсент предложил отправить туда нашу бригаду, занять его раньше людей Ли и оборонять от всех атак. – Он обводит подчиненных взглядом одного за другим, чтобы убедиться, что они его поняли. – Я хочу, чтобы каждый из вас выяснил, насколько хорошо оснащены боеприпасами ваши роты, сколько у каждого солдата патронов. Все ясно? – Они кивают, и Скиннер позволяет им вернуться по своим ротам, чтобы произвести необходимые подсчеты, прежде чем полк двинется дальше.

Бригада ускоренно марширует вверх по невысокому каменистому холму; солдаты время от времени спотыкаются о ветки, склоненные к земле молодые побеги и камни, обходя деревья и поднимаясь все выше и выше. Когда им наконец приказано остановиться, почти каждый солдат запыхался. Малдер делает осторожный глоток из фляжки с водой, помня о том, что неизвестно, сколько еще ему придется довольствоваться этим запасом. Дневной зной, кажется, в разы усилился из-за пожаров, дыма и напряжения боя.

Скиннер и его лейтенанты ходят вдоль строя, расставляя роты, перемещая людей так, чтобы в ряду не возникало пропусков, которыми могли бы воспользоваться атакующие отряды мятежников. Они оказываются с правой стороны вместе с 44-м Нью-Йоркским полком; их левый фланг тесно прижат к 20-му Мэнскому. Когда солдаты из роты Малдера достают лопаты и начинают копать мелкие окопы и возводить из камней самодельную стену, из-за которой они станут стрелять, Скалли знаком просит его наклониться, чтобы он, при своем низком росте, мог говорить прямо Малдеру на ухо.

- Рядом с мэнскими ребятами никого нет, - сообщает он. – Ты заметил?

- Нет, - неохотно признает Малдер, но, присмотревшись, понимает, что так оно и есть: на некотором расстоянии от них, за полком Чемберлена, нет ничего, кроме леса и склона холма.

- Но ты ведь понимаешь, что это означает, да? – Малдер отрывисто кивает. – Остальная бригада – остальная чертова армия, по-моему, - справа от нас. А это означает…

- Что нам здорово достанется, - заканчивает Малдер за Скалли, который отвечает таким же отрывистым кивком. Люди Ли сосредоточат все свои усилия на этом холме, зная, что если они смогут обойти их по левому флангу и зайти армии Союза в тыл, то обретут контроль над всей возвышенностью.

Грядущая битва обещает быть жесткой.

У людей Малдера, как ему хорошо известно, имеется от тридцати пяти до пятидесяти патронов на человека – он доложил об этом Скиннеру, который, похоже, счел, что этого будет достаточно, чтобы продержаться. Он ходит вдоль оборонительного рубежа, помогая своим подчиненным со строительством заграждения, а потом берет складную лопату у занятого перетаскиванием камней солдата и принимает участие в рытье окопов.

Полковник Винсент со своей свитой проходит вдоль строя, останавливаясь, чтобы поговорить с полковником Скиннером, прежде чем двинуться дальше для разговора с полковником Чемберленом из 20-го Мэнского. Малдер не может расслышать сказанное, но, судя по серьезным, суровым лицам командиров, Винсент, скорее всего, повторяет сделанное ранее Скалли заключение: позиция бригады на передовой критическая, и эту землю нужно удержать любой ценой. Вероятнее всего, еще до окончания дня их ожидают тяжелые потери личного состава, и Малдеру приходит в голову мрачная мысль о том, что предчувствия Хелси вполне могут оправдаться.

Взор Малдера обращается к рядовому Скалли, деловито занимающему позицию на земле за каменным укреплением. Он ложится на живот и прилаживает дуло своей винтовки в дырку между двумя камнями, прицеливается, хмурится и перемещает оружие ниже. Он словно бы чувствует взгляд Малдера и, подняв глаза, награждает своего капитана самоуверенной беспечной улыбкой, на которую тому с трудом удается ответить.

На войне нет никаких гарантий, и Малдер это прекрасно знает. Он знает, что некоторые мужчины, потеряв друзей и даже братьев во время ранних сражений, решали ни с кем больше не сближаться. Какая-то часть него – та, что заставляет его внутренности сжиматься от боли при мысли о гибели Скалли - понимает, почему подобный подход кажется вполне разумным. Но когда он думает обо всех тех часах, что он провел со Скалли за едой, разговорами, обменом шутками и иногда просто уютными моментами тишины, то не может представить себе одиночество,которое выпало бы на его долю, если бы ничего этого не было. У него никогда не было такого друга, как Скалли, на которого он мог бы столь безоговорочно положиться, и он бы ни на что это не променял.

Скалли все еще наблюдает за Малдером, но уже не улыбается, и он понимает, как если бы услышал фактически произнесенные юношей слова, что тот думает примерно о том же. Малдер отрывисто кивает ему, и вместе они поворачиваются к склону холма в ожидании атаки противника.

Долго им ждать не приходится. Буквально через несколько минут их укреплений достигает жуткий, потусторонний звук – пронзительный вой, от которого у Малдера волосы встают дыбом. Он понятия не имеет, кому в армии Конфедерации пришло в голову издавать этот мятежный клич, но у него не возникает никаких сомнений в чрезвычайной эффективности его исполнения. Все солдаты вокруг Малдера нервно ерзают по земле, тяжело дыша, и напряженно вглядываются в даль.

- Прицеливайтесь как следует, - велит он им, к своему облегчению осознавая, что голос его не подводит. – Выстрелите слишком рано и зря потратите патрон. Закопайтесь поглубже, не высовывайтесь и используйте каждый патрон по назначению. Все понятно? Выполняйте. – Ответное «есть», несмотря на явно читающийся в их глазах страх, звучит громко и ясно.

У подножья холма сквозь промежутки между деревьями начинают проходить фигуры в сером, и Малдер чувствует, как весь полк делает коллективный глубокий вдох.

- Целься! – кричит он своим людям, и все, как один, опускают взгляды на свои мушкеты, выбирая цель среди солдат противника, которые как раз приближаются на дальность полета пули. – Орудие к бою! – Мушкетная пуля врезается в дерево в трех метрах от Малдера, и он понимает, что время пришло. – ПЛИ!

Его выкрику вторят другие капитаны полка, и по округе внезапно разносится оглушительный звук мушкетных выстрелов. Некоторые мужчины в сером падают, но новые тут же занимают их место. Сквозь пороховой дым Малдер видит, что солдаты впереди целятся, и прячется за деревом за мгновение до того, как мимо него пролетают пули. Раздается влажный мясистый звук от попадания пуль по живым мишеням, и несколько упавших человек вскрикивают от боли. Малдер спешит убедиться, что Скалли среди них нет, после чего его внимание снова возвращается к наступающему строю серых мундиров, и он отдает приказ перезаряжать.

По мере приближения мятежников, рассредоточившихся по склону, новые солдаты которых занимают место подстреленных товарищей, Малдер впадает в такое состояние полнейшей концентрации, что время вокруг него словно бы останавливается. Страх исчезает, вымещаясь притоком чистого адреналина, и мысль о том, что он может умереть в любой момент, улетучивается из его сознания. Инстинкт руководит каждым его решением, когда он пригибается вместе со своими людьми, сплачивая их и подбодряя, приказывая им перезаряжать и стрелять снова и снова, пока наконец солдаты в сером не подходят на расстояние в пятьдесят метров к стене, и он говорит им стрелять по своему усмотрению.

Неопределенное время спустя – Малдеру кажется, что целый час, хотя на самом деле он понимает, что счет шел всего лишь на минуты – конфедераты отступают за пределы досягаемости мушкетов солдат Союза. Хриплый восторженный крик разносится по полку, но Малдер знает – как и его люди – что их враг просто перегруппировывается и вскоре снова будет атаковать холм, поддерживаемый свежими силами. Генерал Ли, как отлично известно Малдеру, возлагает свои надежды на то, что удастся пробить фланг Союза, и поэтому он прикажет своим генералам не жалеть людей на холме.

И верно: снова раздается вопль конфедератов.

- А вот и они, парни! – кричит Малдер, и его люди опять припадают к земле за каменным укрытием. Он краем глаза замечает Скалли, лежащего на животе с вытянутой перед ним винтовкой с выражением убийственного спокойствия на лице. Внезапно он кажется гораздо старше своих лет, даже старше, чем он сам говорит, и Малдер, который никогда особо не обращался к Богу и не уделял времени молитве, обнаруживает, что молится за то, чтобы его друг пережил этот бой.

В этот раз мятежники сражаются с возросшей яростью, напирая сильнее и продвигаясь дальше. Малдер изо всех сил старается прицелиться как можно лучше, но в дыму и пылу боя трудно сказать, достигают ли его выстрелы своих целей. Он перезаряжает и начинает стрелять по новой, мысленно пересчитывая оставшиеся у него патроны и задаваясь вопросом, сколько их осталось у людей из его роты. Он корит себя за то, что не выяснил это во время передышки между атаками, и принимает решение сделать это при первой же возможности. Если им удастся вновь отбросить мятежников, ему, вероятнее всего, придется отдать жуткий приказ забрать коробки с патронами у мертвых и раненых… а это означает, что они установят наверняка, скольких потеряли.

При мысли об опознании погибших концентрация Малдера нарушается достаточно для того, чтобы бросить беглый взгляд на Скалли… и пока он высматривает своего друга, это и случается. Он слышит свист пролетающей мушкетной пули, резкий треск где-то позади него, и затем затылок внезапно пронзает острая боль. Мир вокруг него колеблется и сереет, и когда Малдер начинает падать, то слышит высокий голос Скалли, испуганно выкрикивающего его имя. «Не поднимайся, глупец», - успевает подумать Малдер, прежде чем его охватывает сильнейшее головокружение, и он проигрывает свою собственную битву с гравитацией.

Он не знает, терял ли вообще сознание; ему известно только то, что когда он снова полностью осознает, где находится, то видит над собой пару ярких голубых глаз, до краев наполненных тревогой. Затем его зрение проясняется настолько, что он различает бледную кожу лица, покрытый веснушками маленький заостренный нос, узкие плечи в синей униформе и выступающие из-под кепи рыжие волосы.

- Скалли, - бормочет он, и на лице его друга мгновенно возникает выражение облегчения.

- Не делай резких движений, - строго велит он Малдеру. – Куда тебя ранило?

- В затылок, - отвечает Малдер, и Скалли помогает ему сесть.

- Видимо, ничего серьезного, иначе ты был бы уже мертв, - замечает Скалли, однако эта притворная бравада не в силах скрыть звучащий в его голосе ужас. Даже несмотря на дезориентацию (которая, к счастью, быстро проходит), Малдер благодарен другу за эту явную заботу. Его пальцы аккуратно ощупывают затылок Малдера, и в следующее мгновение он ощущает мимолетную жалящую боль. Скалли вытаскивает из кармана платок и подносит его к затылку Малдера, после чего показывает ему крошечный зазубренный обломок камня.

- Просто шрапнель, - говорит Скалли. – Пуля, должно быть, попала в камень позади тебя. У тебя там порез, но не настолько сильный, чтобы нанести реальный вред. – Малдер берет обломок камня и осматривает его широко распахнутыми глазами. – Тебе повезло, - лаконично замечает Скалли, и Малдер кивает. Глянув вниз на склон холма, он видит, что мятежники снова скрылись за деревьями.

- Долго я был без сознания? – спрашивает он у Скалли.

- Не больше пары минут, - отвечает тот. – Мы загнали их обратно сразу после того, как ты упал. – Он нервно покусывает губу. – Хотя они скоро вернутся. И не знаю, как насчет остальных… но у меня почти не осталось патронов.

Малдер кладет ладонь на затылок, удерживая платок Скалли на месте пореза. Под внимательным взглядом друга он встает и, набравшись решимости, осматривает то, что осталось от его роты.

Все не так плохо, как ему могло показаться. Из семидесяти восьми человек под началом Малдера одиннадцать мертвы, шестнадцать ранены достаточно тяжело и не могут дальше сражаться и у двадцати одного человека менее серьезные повреждения – от легких ранений по касательной до простреленных рук или ног. Полевые врачи уже помогают некоторым пострадавшим.

- Пусть они сделают подсчет, - говорит Малдер Скалли, - и выяснят, сколько патронов осталось у каждого. Возьмите все, что можно, у… - он сглатывает, - у тех, кто больше не может сражаться.

Скалли понимающе кивает; Малдеру нет необходимости пояснять, что им придется обыскивать мертвецов.

К Малдеру подходит полковник Скиннер; его лицо измазано порохом, из-под накренившейся фуражки видна лысина. Он хмуро взирает на подчиненного.

- С вами все в порядке, капитан Малдер? – с грубоватым беспокойством в голосе спрашивает он.

- Более или менее, сэр, - отвечает Малдер. – Шрапнель попала мне в затылок, но рядовой Скалли говорит, что ничего серьезного.

Скиннер отрывисто кивает.

- А ваши люди?

- У нас заканчиваются патроны, сэр, - рапортует Малдер. – Мы соберем все, что сможем, у павших, но следующая атака врага может привести к полному истощению наших запасов.

Скиннер снова кивает и придвигается ближе к Малдеру, чтобы люди вокруг них не могли расслышать их разговор.

- Здесь только что был солдат из 20-го Мэнского, спрашивал, не могут ли наши люди поделиться боеприпасами, - признает Скиннер. – Мне пришлось отправить его назад со словами, что у нас и самих их почти не осталось. Другие капитаны докладывают, что у их подчиненных те же проблемы, что и у вас. – Скиннер оглядывается по сторонам и еще больше понижает голос. – С дальнего края линии фронта пришел слух, что полковник Винсент тяжело ранен. Возможно, смертельно. – От этой новости у Малдера сердце обрывается. Он незнаком с полковником Стронгом Винсентом лично, но его люди относятся к нему с огромным уважением как к сильному и решительному командиру, за которым бригада охотно следует. Генерал Рейнольдс вчера, полковник Винсент сегодня… сколько еще незаменимых командиров потеряет армия прежде, чем закончится эта битва?

- Какие будут приказания, сэр? – спрашивает Малдер.

- Пока делайте все то же самое, - отвечает Скиннер. – Соберите как можно больше патронов у погибших и раненых. Если пройдет достаточно времени до следующей атаки, можете послать людей за стену, чтобы взять коробки с патронами у павших мятежников. Но только у тех, кто лежит близко к нашему оборонительному рубежу и только под прикрытием ваших снайперов, вам ясно?

- Да, сэр, - отзывается Малдер, переводя взгляд на Скалли, который возвращается на свою выгодную позицию позади стены, устанавливая винтовку в ожидании следующей атаки.

Она не заставляет себя ждать. Едва только полковник Скиннер уходит, как снова раздается жуткий вопль мятежников, постепенно усиливаясь. Малдер ныряет под прикрытие стены рядом со Скалли, который не отрывает взгляда от винтовки.

- Как твоя голова? – спрашивает он.

- Нормально, - заверяет его Малдер. – Она даже больше не болит. Всего лишь царапина, как ты и говорил.

Скалли кивает.

- Давай постараемся, чтобы этим все и ограничилось, хорошо? – говорит он.

- Неплохая идея, как по мне, - соглашается Малдер, и оба замолкают в ожидании того, что серые мундиры подойдут на достаточное для стрельбы расстояние. Однако через пару секунд Скалли опускает винтовку и, глядя в землю, делает глубокий вдох.

- Малдер, - говорит он тихим и серьезным тоном, - я просто хочу убедиться, что ты знаешь… просто на случай…

- Скалли, нет. Со мной все будет в порядке и с тобой тоже, так что не надо…

- Нет, Малдер, послушай меня, - тихо, но решительно обрывает его Скалли. Он поднимает глаза и встречается взглядом с Малдером… тот вновь видит это странное выражение, которое он узнает, но не может толком дать ему определение, и которое заставляет его испытывать одновременно какое-то тревожное, но и странно согревающее чувство. – Просто хочу убедиться, что ты знаешь, что я никогда…

- Они приближаются! – выкрикивает какой-то солдат, указывая на склон холма. Неутомимая серая волна начинает просачиваться сквозь деревья. Скалли снова фокусируется на наступающих солдатах, выбирая первую цель и внимательно целясь, тогда как Малдер резко припадает к земле, одновременно доставая свой пистолет.

На этот раз атака конфедератов более массированная и яростная, чем предыдущие. Малдер уверен, что у врага хватит сил только на эту последнюю попытку, а значит, южане выложатся по полной. Если полк Малдера и остальные смогут выстоять чуть дольше, то сумеют удержать позицию – иными словами, победа на сегодня останется за ними.

Проблема в том, что Малдер сомневается в их способности этого добиться.

Он слышит громкое проклятье откуда-то слева, когда первый из его людей расстреливает все свои патроны. Малдер видит, как солдат отчаянно похлопывает себя по всем карманам и каждому мешочку на поясе в тщетных поисках патрона, который он мог пропустить в спешке, но ничего не находит. Дальше на передовой другой солдат забирает коробку с патронами у только что павшего товарища, и, судя по испуганному выражению его лица, обнаруживает, что та тоже пуста.

Скалли, как замечает Малдер, пока не исчерпал своих запасов, но это его и не удивляет. Скалли тщательно выверяет каждый свой выстрел, прицеливается не спеша, чтобы не потратить пулю зря и убедиться, что она достигнет своей цели. Но все остальные его люди постепенно оказываются с пустыми руками и в отчаянии хватают камни с земли, чтобы бросать их в близко подобравшихся врагов, а также достают ножи и штыки в предвкушении рукопашной, если мятежники прорвут их ряды.

Глянув вниз с холма, Малдер прикидывает расстояние от стены до ближайшего павшего конфедерата. Он лежит меньше чем в двадцати пяти метрах, но наступающие отряды поднимаются примерно в сорока метрах позади него. Велик шанс, что у некоторых, если не у всех этих людей, остались патроны… но Малдер не может сознательно послать кого-нибудь на эту ничейную землю за пределы слабой защиты самодельной каменной стены. Любой, кто рискнет отправиться туда, станет идеальной мишенью для наступающего врага.

Он предпочитает не задумываться о том, хорошая ли это идея – и так понятно, что нет. Он не спрашивает разрешения у полковника Скиннера. Он не приказывает и даже не просит кого-нибудь пойти с ним. Быстро вскочив, Малдер перемахивает через стену и мчится по склону к ближайшему телу в сером. Он слышит, как Скалли кричит ему вслед, веля ему возвращаться, бога ради, обзывая его идиотом. Он держится как можно ближе к земле, пока пули свистят вокруг него, изо всех сил пытаясь не отходить от прикрытия самых толстых деревьев между ним и его целью.

- Прекратите стрельбу! – слышит он крик Скалли. – Только снайперы, иначе попадете в капитана!

Малдер живо представляет себе, как где-то пятнадцать человек из его роты, которые продемонстрировали лучшие навыки стрельбы, выравнивают свои мушкеты и пытаются снять каждого мятежника, в которого целятся, прежде чем у него появляется возможность выстрелить. Малдер от души благодарит Скалли за то, что он взял на себя контроль над ситуацией. Если они выберутся из этой заварушки, он постарается, чтобы его друга повысили по меньшей мере до сержанта.

Каким-то чудом Малдер умудряется забрать коробки с патронами у одиннадцати павших… и, что еще удивительнее, каждая кажется многообещающе тяжелой на ощупь. Двенадцатый солдат, к которому он подходит, еще жив – хотя явно и ненадолго – и из последних сил держится за свой пояс. Малдер отчаянно пытается не встречаться взглядом с умирающим, когда вырывает боеприпасы у него из рук и быстро отступает. «Этого достаточно», - думает он и, развернувшись, взбегает вверх по склону и перескакивает через стену. Он тут же отдает свою добычу ближайшим к нему солдатам.

- Раздайте среди тех, у кого кончились патроны, - приказывает он и опускается на землю под прикрытием стены, стараясь восстановить сбившееся после бега дыхание.

- Ты что, совсем спятил? – вопрошает Скалли, отползая влево, чтобы оказаться ближе к Малдеру. – Полностью выжил из ума. Ты хоть представляешь, что тебя чуть было не подстрелили?

- Да, смутное представление имею, - ровным тоном отзывается Малдер. Заглянув за стену, он с внезапной остротой осознает, как близко от них наступающие ряды противника. Они, должно быть, были меньше чем в пятнадцати метрах от него, когда он принял решение отступить в относительную безопасность за стену. – По крайней мере, у нас теперь больше патронов, - замечает он. Скалли не удостаивает его ответом, вместо этого возобновляя стрельбу, но выражение его лица выдает обуревавший его гнев. Позже Малдеру предстоит услышать много чего в свой адрес - при условии, что они переживут этот день.

Мятежники неуклонно наступают, но полк Малдера заставляет их дорого заплатить за каждый дюйм отвоеванной ими земли. Как бы там ни было, ситуация такова: если выяснится, что у мятежников достаточно сил для еще одной атаки, захлебнись эта, защитники холма не смогут отбросить их назад. Малдер уже размышляет о том, сколько патронов осталось у его людей, когда внезапно раздается громкий хриплый крик с дальнего левого края передовой, где 20-й Мэнский удерживает Союзный фланг. Малдер поворачивается на звук с замиранием сердца, опасаясь, что их оборону наконец прорвали… и у него челюсть отваливается от неожиданности.

Солдаты 20-го Мэнского со штыками, прикрепленными к дулам их пустых мушкетов, как один перепрыгивают через стену, оглушающе крича, и несутся вниз по склону на приближающихся мятежников. Их офицеры бегут впереди с саблями наголо, сплачивая своих людей, когда те устремляются вниз и вправо, держа перед собой пустые винтовки в отчаянной, безнадежной попытке удержать землю, которую им поручили защищать.

Конфедераты останавливаются, медлят, разворачиваются в сторону атакующих… и затем быстрее, чем Малдеру казалось возможным, бегут, спотыкаясь, вниз по склону, прочь от наступающих на них отрядов. Малдер и его люди наблюдают с открытыми ртами, как все силы противника схлынывают, сметенные волной мужчин в синем, словно сплавной лес, унесенный в море бурной быстриной. Солдаты Союза кричат, подбадривая мэнских ребят, с облегчением осознавая, что мятежники ни за что не смогут после этого предпринять новую атаку.

Совсем близко от стены четверо или пятеро солдат, которые рискнули продвинуться дальше своих товарищей и подошли почти вплотную к передовой, так что мэнский полк устремился с холма позади них, бросают свое оружие и поднимают руки вверх… все, кроме одного. Малдер разворачивается как раз вовремя, чтобы увидеть, как офицер-конфедерат с яростью в глазах и пистолетом в руке поднимает свое оружие и прицеливается ему в голову с расстояния в бросок камня. Малдер бессильно опускает свой собственный лишенный патронов пистолет и затаивает дыхание, закрывая глаза в ожидании взрывающей его череп пули врага.

БАХ.

Малдер содрогается при звуке выстрела… но когда вновь открывает глаза, то видит, что офицер-конфедерат падает на землю, прижимая руки к груди.

Оглядевшись по сторонам, Малдер замечает Скалли; дуло его дымящегося мушкета направлено прямо на человека, который едва не оборвал Малдеру жизнь. Он опускает свое оружие и поворачивается, встречаясь взглядом со своим капитаном. Они не говорят ни слова… но выражение облегчения на лице молодого солдата столь красноречиво, что у Малдера чуть слезы на глаза не наворачиваются. Он медленно идет по окопу, пока они со Скалли не оказываются лицом к лицу. Тяжело вздохнув, Малдер опускает голову и, положив руку на узкое плечо Скалли, удерживает ее там, надеясь этим прикосновением донести до него все то, что не в силах выразить словами.

========== Глава 3 ==========

***

2 июля 1863 года

Геттисберг, Пенсильвания

Мало-помалу густой мушкетный дым начинает рассеиваться, и полк занимается подсчетом потерь. Малдер со своими людьми приступает к жуткому, болезненному процессу опознания погибших; каждый из них лелеет слабую надежду, осторожно дотрагиваясь до лежащих на земле тел и молясь про себя о том, что данный конкретный человек просто потерял сознание и в любой момент вскочит на ноги как новенький. Крайне редко так и случается… но в основном эти люди мертвы. Выжившие солдаты осторожно забирают у павших товарищей личные принадлежности – фотографии, письма и Библии – откладывая их, чтобы потом при первой возможности отослать эти вещи их семьям.

Скалли подходит к Малдеру; его веснушчатое лицо выглядит печальным и куда более бледным, чем обычно. В руках он сжимает сложенный окровавленный листок бумаги, который слегка дрожит.

- Что там у вас, рядовой? – спрашивает Малдер, когда Скалли останавливается перед ним. В ответ он расправляет бумагу, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся относительно коротким письмом, написанным аккуратным почерком Скалли.

Подпись внизу, однако, принадлежит рядовому Джеймсу Хелси.

- Мне придется переписать его перед отправкой, - подавленно говорит Скалли. – Не хочу, чтобы его жена и сын читали его последние слова на бумаге, запачканной его кровью.

Малдер отрывисто кивает.

- Это будет разумно, - говорит он срывающимся голосом. Скалли делает вид, что не замечает этого, складывая и убирая письмо, и вместе они продолжают заниматься мрачной и неприятной работой по опознанию павших, делая все от них зависящее, чтобы ни одна семья не осталась в неведении о судьбе их мужей, братьев, отцов и сыновей.

Позже роту Малдера навещает полковник Скиннер. Он выглядит измотанным, но мрачным и решительным. Малдер отдает ему честь.

- Капитан Малдер, каковы ваши потери? – спрашивает Скиннер, отвечая на приветствие.

- Девятнадцать погибших, двадцать один человек достаточно тяжело ранен, чтобы им потребовалась немедленная госпитализация, и еще у двадцати трех ранения средней тяжести, сэр, - рапортует Малдер. – Пропавших нет, мы всех так или иначе пересчитали. У большей части моих людей полностью закончились боеприпасы. У оставшихся едва ли по пять патронов на человека.

Скиннер отрывисто кивает.

- В остальных ротах дела обстоят схожим образом, - говорит он.

- Когда, по-вашему, нам ожидать пополнения запасов, сэр? – уточняет Малдер.

- Точно не знаю, капитан, - признает Скиннер. – Здесь только что побывал адъютант полковника Винсента – он сообщил, что нас уведут с этого холма в течение получаса или около того. Следующей атаки на эту позицию сегодня не ожидается; солнце село, и люди полковника Чемберлена отогнали мятежников достаточно далеко, так что у них не будет времени на организацию нового наступления. Вероятнее всего, у них не окажется и достаточного количества людей; наступавшие на холм полки понесли большие потери.

- Что слышно о состоянии полковника Винсента? – с опаской спрашивает Малдер, и выражение лица Скиннера без слов дает понять все, что ему нужно знать.

- Он вряд ли проживет больше пары дней, - тихо отвечает Скиннер, и облегчение Малдера от того, что дневное сражение окончилось, почти испаряется. – Пока неизвестно, кто займет его место во главе 3-й бригады. – Скиннер внезапно пронзает Малдера строгим взглядом. – И раз уж мы заговорили о раненых офицерах, капитан Малдер, не хотите ли вы объяснить мне, о чем, бога ради, вы думали, когда решили выскочить навстречу наступающим солдатам противника?

- Я делал только то, что вы мне сказали, сэр, - возражает Малдер. – Вы сказали собрать боеприпасы у ближайших павших мятежников, если это возможно.

- Я сказал, - раздраженно бросает Скиннер, - что если будет время перед их повторной атакой, вы прикажете своим людям собрать боеприпасы у павших мятежников. Я не говорил, что вы должны броситься туда сами, представляя собой легкую мишень для их оружия.

- У меня не было достаточно времени, чтобы отдать такой приказ перед их повторным наступлением, - возражает Малдер. – И я не собирался приказывать своим людям отправляться туда, если не был готов сам это сделать. Как бы там ни было, это дало нам достаточно боеприпасов, чтобы продержаться до вылазки 20-го Мэнского.

Полковник Скиннер продолжает сердито смотреть на него, но потом вздыхает и сменяет гнев на милость.

- Что ж, полагаю, что сделано, то сделано, - признает он. – В любую минуту нам прикажут возвращаться за расположение войск для ночевки. Не знаю, что ждет нас завтра, но рискну предположить, что нас снова бросят на передовую только в крайнемслучае. Но раз такая вероятность не исключена… отдохните и убедитесь, что все ваши люди последуют вашему примеру.

Когда Скиннер уходит, чтобы донести это послание до других капитанов, Малдер обессиленно опускается на камень и наблюдает за тем, как санитары медицинского корпуса осторожно лавируют с гружеными носилками между деревьями и камнями, относя раненых с холма в полевой госпиталь. «С похоронами скоро будет покончено, - думает Малдер, - и все павшие сегодня с обеих сторон упокоятся с миром».

Малдер скорее чувствует, чем видит, как рядовой Скалли вскоре садится рядом с ним. Никто из них не произносит ни слова; они просто молча смотрят, как раненых уносят прочь. Масштаб произошедшего здесь, количество погибших, как в роте Малдера, так и в полку в целом, только теперь начинает доходить до них, когда приток адреналина от осознания победы начинает выветриваться. Малдер опускает голову, вдруг почувствовав себя совершенно разбитым. Внезапная сухость во рту становится невыносимый, и он неуклюже шарит по поясу в поисках фляжки, которая оказывается давно уже пустой.

Заметив краем глаза какое-то движение, Малдер разворачивается к рядовому Скалли, который предлагает ему свою фляжку. Малдер благодарно принимает ее и делает глубокий глоток прохладной воды, после чего возвращает ее другу.

- Я держал ее наполненной, - говорит Скалли, – как ты мне и сказал.

Малдер улыбается и одобрительно кивает. Скалли убирает фляжку обратно за пояс, и они снова погружаются в молчание… но Малдер уже начинает чувствовать себя лучше, подбодренный неизменным присутствием своего друга.

Вскоре прибывает новый полк, чтобы взять на себя оборону холма, и Малдер приказывает остаткам своей роты построиться. Измотанные солдаты спускаются по склону, и большинство из них едва держится на ногах от усталости – Малдер, разумеется, тоже среди них. Он понятия не имеет, сколько и куда они маршируют; знает только, что в конце концов полк останавливается на покрытой травой земле под молодой порослью деревьев, которые с наступлением утра укроют их в своей благодатной тени. Палатки сегодня ставить не будут; повозки с запасами остались позади, и, в любом случае, невозможно предугадать, что может случиться утром. Даже притом, что завтра полку, вероятно, не придется участвовать в боевых действиях, им все равно надо быть готовыми быстро подняться и двинуться туда, куда их позовут, в любую минуту.

Как только раздается команда выйти из строя, Малдер тяжело опускается на землю рядом с ивой; рядовой Скалли ложится рядом с ним. Скалли кажется лишь слегка более бодрым, чем Малдер себя чувствует.

- Дай взглянуть на твою голову, Малдер, - говорит он, - пока ты еще не заснул. Рану надо по возможности очистить. – Малдер лишь стонет в ответ, но покорно перекатывается на бок, чтобы Скалли мог осмотреть его затылок в стремительно тускнеющем свете дня. Он ощущает, как осторожные пальцы скользят сквозь его волосы, и шипит от боли, когда они задевают порез. – Я полью немного воды на рану, хорошо? – спрашивает он, и Малдер согласно хмыкает. Затем он слышит слабый стук, когда Скалли снимает фляжку с пояса, и пару секунд спустя испытывает приятное ощущение от прикосновения прохладной воды к затылку.

- Хорошо, - сонно бормочет он.

- У меня остался один чистый платок, - говорит Скалли. – Я перевяжу тебе голову, ладно?

- Угу, - бормочет Малдер, уже практически засыпая, но все равно наслаждаясь ощущением прикосновения пальцев Скалли к своим волосам. Это странно успокаивает и при этом делает его еще более сонным. Скалли оборачивает платок вокруг его головы и завязывает узел спереди, рядом со лбом, чтобы он не беспокоил Малдера, если тот будет ворочаться во сне.

Последнее, что он помнит перед тем, как проваливается в сон, это как рядовой Скалли растягивается рядом с ним на земле; он ложится так близко, что их рукава слегка соприкасаются.

Когда они просыпаются несколько часов спустя, вокруг царит кромешный ад.

Грохот канонады настолько силен, что поначалу Малдер даже не может понять, какая армия его производит. Он рефлекторно перекатывается на живот, еще даже не до конца проснувшись, и обхватывает голову руками в защитном жесте - рядом с ним Скалли принимает такое же положение. Они оба ползут на животах, пока не оказываются ближе к деревьям, под которыми расположились на ночь, вслепую ища любую защиту, какую только могут получить.

Утро еще не наступило, однако слабое розовое сияние заливает горизонт на востоке, а значит, рассвет уже не за горами. Малдер наконец просыпается достаточно для того, чтобы понять, что, хотя артиллерийский огонь ведут обе стороны, целью является отнюдь не их конкретный полк. В данный момент они вне опасности.

Обстрел продолжается так долго, что у Малдера возникает серьезное подозрение, что этот оглушительный рев никогда не закончится. Люди вокруг него прячут головы между колен, плотно затыкая уши в тщетной попытке заглушить эту какофонию. Скалли вжимает голову в плечи, но пустое выражение его лица говорит о том, что молодой рядовой мысленно находится где-то в другом месте, скрываясь в каком-то тайнике своего разума, подальше от этого ада на земле, в котором они сейчас очутились.

Солнце восходит, но бомбардировка не стихает, и Малдер обнаруживает, что, несмотря ни на что, снова хочет спать. Он пытается держать глаза открытыми, но вскоре соскальзывает набок. Когда его голова соприкасается с плечом Скалли, он резко выпрямляется, но юный солдат криво улыбается ему и похлопывает себя по тому месту, которого только что касалась голова его капитана. Малдер практически слышит голос своего друга, хотя Скалли и не произносит этого вслух: все нормально, я не возражаю. Он благодарно, хотя и несколько застенчиво улыбается и снова роняет голову на плечо Скалли.

Он просыпается после легкой дремоты, когда их обходит солдат с мешком, наполненным галетами для всего полка. Какими бы неаппетитными Малдер (и остальные мужчины) ни находили эти жесткие и зачастую червивые сухари, больше рассчитывать им сейчас не на что. Желудок Малдера болезненно сжимается от голода, так что он смиренно начинает сосать кусок галеты, пока она не размягчается достаточно для того, чтобы ее можно было есть.

Где-то около часа дня уровень и сила звука внезапно меняются. Канонада звучит ближе, и всему полку одновременно становится понятно, что им лучше быть готовыми двигаться в любую минуту. Они со Скалли поднимаются и собирают свои побросанные вещи – остальные вокруг них заняты тем же самым. Полковник Скиннер приближается к ним, на ходу пристегивая саблю.

- Скоро начнется атака, - говорит он Малдеру. – Похоже, что конфедераты почему-то решили ударить по нашему центру. Без сомнения, они пытаются ослабить нашу оборону с помощью тяжелой артиллерии, а затем, когда решат, что уничтожили часть наших орудий, начнут наступление.

- По нашему центру? – недоверчиво переспрашивает Малдер. – Не похоже это на генерала Ли.

Скиннер пожимает плечами.

- Просто передаю вам то, что услышал, - поясняет он. – Вчера он пытался ударить по нам с обоих флангов, и наши ряды устояли, так что сегодня он собирается попробовать наступление на центр. Возможно, он думает, что там наша оборона слабее.

- А это так? – встревает Скалли.

- Отнюдь, - отвечает Скиннер. – Но даже если бы и так, то ненадолго. Я только что получил приказ, и как только пушки смолкнут, мы отправимся к центру оборонительного рубежа в качестве резервных сил на случай возможной атаки врага.

Малдер и Скалли обмениваются обеспокоенными взглядами.

- Мои люди истощены, сэр, - говорит Малдер. – И у нас почти не осталось боеприпасов. Какая от нас может быть помощь?

- Надеюсь, нас о ней и не попросят, - отвечает Скиннер. – И, в крайнем случае, если она все-таки понадобится, я полагаю, что нас снабдят боеприпасами.

Малдер собирает свою роту, так что когда обстрелы прекратятся и поступит приказ, у них уйдет меньше времени на формирование строя – трудная задача, учитывая оглушительный грохот непрекращающейся бомбардировки, не говоря уже о нервозности и усталости его людей. Большинство из них до сих пор не пришли в себя после вчерашней жестокой битвы, и никто не получил достаточно отдыха (и еды, если уж на то пошло), чтобы преодолеть усталость.

Меньше чем через полчаса, хотя обстрел все еще продолжается, полковник Скиннер снова появляется и отдает приказ остаткам полка собираться и следовать в их новое расположение. Они идут по дороге (Малдер замечает дорожный указатель с надписью «Танитаун-роуд») на север, в тыл Союзным войскам - по хребту, через лес на открытое поле. Маленький городок Геттисберг смутно различим сквозь плотный дым пушек Союза.

Полк почти достиг своего пункта назначения, когда пушки внезапно смолкают, и возникшая вслед за этим тишина кажется какой-то неестественной. Мужчины тревожно переглядываются, задаваясь вопросом о том, что это предвещает и чего им ожидать дальше.

Скиннер приказывает полку остановиться на обочине окаймленной деревьями дороги, примерно в двухстах метрах от центра Союзной линии обороны, где ожидающие войска скопились на длинном узком хребте. Хотя не поступает приказа выйти из строя, многие мужчины садятся в высокую траву, и, когда Скиннер не останавливает их, Малдер следует его примеру. «Есть смысл в том, - думает он, - чтобы поберечь силы, пока они ожидают, понадобятся ли сегодня или нет».

Вдруг среди ожидающих на гребне войск возникает переполох - капитаны спешно возвращаются к своим ротам, полковники и лейтенанты вскакивают на лошадей и мчатся прочь - все вокруг готовятся к угрозе, которую Малдер пока не видит.

Заметив краем глаза быстрое движение справа от себя, он поворачивается как раз вовремя, чтобы увидеть, как рядовой Скалли подтягивается на низко расположенных ветвях высокого дуба.

- Не вижу, что там происходит, с такого расстояния, - говорит он, глянув на Малдера, прежде чем снова начинает карабкаться вверх. Он останавливается, когда взбирается на высоту примерно шести метров. Какое-то время он ничего не говорит… а потом Малдер слышит, как он тихо ругается.

- В чем дело, рядовой? – зовет его Малдер. – Что вы видите? – Никакого ответа. – Скалли! Что ты там видишь?

- Словами не опишешь,- отвечает Скалли нечитаемым тоном. Малдер оглядывается, но полковника Скиннера поблизости нет. Он поворачивается к ближайшему к нему человеку, рядовому из его роты по фамилии Фитцсиммонс.

- Позови меня, если полковник вернется или если нам прикажут двигаться дальше, - говорит он солдату, который кивает в ответ. Малдер поворачивается к дубу и следует за своим другом – с несколько большим трудом, внимательнее выбирая ветки, на которые перенести свой вес. Он, в конце концов, по крайней мере на двадцать килограммов тяжелее Скалли. Малдер настолько сконцентрирован на том, чтобы безопасно взобраться на дерево, что не осматривает поле, пока не оказывается рядом со Скалли… но когда он это делает, у него перехватывает дыхание от увиденного.

Под хребтом, где ожидает армия Союза, земля переходит в широкое плоское поле, раскинувшееся по крайней мере на милю, за пределами которого снова начинается лес. Прямо под навесом крон деревьев, с ничем, кроме травы, разделяющей их и ожидающих солдат в синем, находится несчетное количество конфедеративных войск, чьи полковые знамена развеваются высоко в воздухе; офицеры ведут их вперед, некоторые даже на лошадях, делая себя легкими и очевидными мишенями.

И на другом краю этого открытого пространства их ожидают расположенные в несколько рядов пушки Союза.

- Их забьют, как скот, - очень тихо произносит Малдер. – Скосят, как траву, каждого из них.

Глянув на Скалли, он понимает, что молодой солдат пришел к тому же выводу.

- Что они надеются добиться этим? – спрашивает его Скалли. – Они и вправду думают, что наш центр настолько слаб, что мы не сможем отбросить их назад в случае атаки? Без прикрытия, с такого расстояния?

У Малдера нет на это ответа. Они со Скалли молча наблюдают за тем, как солдаты ряд за рядом медленно выходят на открытое пространство, все дальше и дальше от прикрытия деревьев. С их удачной позиции они видят вспышку активности перед их линией обороны, когда солдаты заряжают пушки, заталкивая ядра в дула, и отступают на безопасное расстояние за колеса. Малдер отчаянно хочет отвести взгляд, но обнаруживает, что не может этого сделать, когда фитили зажигаются, пушки стреляют, и в рядах конфедератов образуются кровавые провалы.

И все же люди в сером продолжают наступать.

Рядом с ним раздается тихий приглушенный звук, и, повернувшись, Малдер видит слезы в глазах Скалли. Он крепче хватается за ветку одной рукой, вторую успокаивающе положив на плечо друга. Скалли накрывает ее своей, и они наблюдают в полнейшем ужасе, как целая дивизия конфедератов безжалостно уничтожается. Они подходят к рядам Союза ближе, чем Малдер мог себе представить – так близко, что местами сражающиеся стороны переходят в рукопашный бой… но их поражение в итоге неизбежно, и когда окруженные ряды серых мундиров наконец бегут, количество тех, кто смог отступить назад через поле под прикрытие деревьев, удручающе мало.

- Это конец, - дрожащим, отчаянным голосом произносит Скалли. - Правда, Малдер? Не может быть, чтобы генерал Ли снова попробовал атаковать после такого. Ведь так?

Малдер не представляет, как это возможно… но с другой стороны, он не понимает, как командующий уровня Ли мог вообще приказать устроить такое наступление, которое они только что наблюдали.

- Пойдем, - с трудом говорит он Скалли. – Давай спустимся и выясним, что случится дальше.

========== Глава 4 ==========

***

4 июля 1863 года

Геттисберг, Пенсильвания

Когда Малдер просыпается утром 4-го июля, первое, что он видит, перевернувшись на бок – это рядового Скалли, свернувшегося на земле меньше чем в тридцати сантиметрах от него. Он на мгновение сбит с толку, ведь его не было в палатке, когда он засыпал прошлой ночью, но потом приходит смутное воспоминание о том, как Скалли пришел где-то посреди ночи с серым лицом и трясущимися руками и попросил у Малдера (который даже толком не проснулся) разрешения переночевать в его палатке. Тот с готовностью согласился и вновь заснул.

А теперь, наблюдая во сне за этим худощавым рыжеволосым юношей, свернувшимся в клубок словно бы в попытке защититься от окружающего мира, Малдер в очередной раз вспоминает, насколько его друг на самом деле молод. Ни у кого из них за последние три-четыре дня не было ни одной свободной минуты для бритья, и тем не менее лицо Скалли совершенно гладкое, на бледной веснушчатой коже нет ни тени щетины. Ему может быть, с внезапной ясностью осознает Малдер, всего тринадцать или четырнадцать лет. Обычно Малдер не особо задумывается над тем, чтобы выяснить истинный возраст Скалли, в основном потому, что тот всегда кажется таким взрослым и умелым – более того, частенько в этом с ним не могут сравниться большинство куда более старших мужчин под началом Малдера. Но после этих нескольких дней… после жестокой битвы на Литтл-Раунд-Топ, после кровавой бойни, которую они наблюдали с ветвей дуба над Кладбищенским хребтом, и особенно после часа, последовавшего за вчерашним ужином, который Скалли провел за переписыванием последнего письма покойного Хелси его семье на чистую от крови бумагу… Малдер всерьез задумывается над тем, что, возможно, лучшее, что он может сделать для своего друга – это выдать его, чтобы его отослали домой… или, по крайней мере, перевели в музыкальный корпус.

Он знает, что ему, вероятно, следует так и поступить… но, к своему стыду, не хочет этого по чисто эгоистичным причинам. И не только потому, что Скалли как стрелок очень полезен в бою. Все кажется куда более терпимым, когда у него есть возможность поговорить, посмеяться или даже просто насладиться уютной тишиной со Скалли, и Малдер, как бы ему не хотелось это признавать, меньше всего на свете хочет расставаться с этим единственным источником счастья и комфорта.

Он продолжает наблюдать за другом и видит, как Скалли в конце концов просыпается, потягивается и открывает свои голубые глаза, сонно моргая. Мягкая, томная улыбка озаряет его симпатичные черты… и, отвечая на улыбку Скалли, Малдер уже не в первый раз ощущает нечто не поддающееся определению, нечто приятное, но также слегка странное. Он загоняет эту мысль в дальний уголок сознания, не желая анализировать ее, и садится на спальном коврике, вытягивая затекшие руки и выгибая спину, пока позвонки не издают хруст. Он стонет и снова ложится.

- Думаю, я уже и забыл, каково это – спать на настоящей кровати, - замечает он, и Скалли посмеивается.

- Да, уже практически незнакомое ощущение, - сухо соглашается он. – Вот погоди, мы вернемся домой после войны и приведем наши бедные семьи в полнейшее замешательство тем, что будем выбираться из наших уютных, удобных постелей и спать на голом деревянном полу.

Малдер от души смеется.

- Моя семья привыкла к тому, что я брожу по дому в любое время ночи, - говорит он. – Полагаю, им не придется сильно перестраиваться, если япродолжу это делать и после войны.

- Из всех моих родных у меня всегда был самый крепкий сон, - сообщает Скалли. – Моя мать говорит, что даже когда я был еще совсем маленьким, то мог и фактически засыпал в любое время, в любом месте и любом положении.

- Сейчас это определенно сослужит тебе хорошую службу, - замечает Малдер. – Завидую этой способности. Мне довольно легко заснуть, если я такой уставший, как в последнее время… но подожди до зимы, когда нам нечем будет заняться, кроме строевой – я буду полночи бродить по лагерю.

- Тогда я стану дремать днем, чтобы составлять тебе компанию в этих твоих ночных брожениях, - говорит Скалли, и Малдер усмехается ему. Мысль о том, что им придется провести зиму в поле с почти полным отсутствием каких-то занятий и невозможностью куда-либо пойти, кажется менее унылой, если компанию ему составит Скалли.

Скалли с трудом выпрямляется, потирая заспанные глаза, и придвигается ближе к Малдеру.

- Дай взглянуть на твою голову, - говорит он и тянется к платку, все еще обернутому вокруг раны Малдера; тот покорно поворачивается. Скалли осторожно снимает импровизированную повязку, и Малдер вновь ощущает, как пальцы друга осторожно ощупывают рану, но на этот раз дискомфорт куда меньше, чем вчера. Скалли издает тихий удовлетворенный звук и убирает руки.

- Заживает хорошо, - сообщает он Малдеру, складывая запачканный платок и убирая его в карман. – Будет, вероятно, чесаться по мере заживления, но боли ты не почувствуешь.

- Спасибо, Скалли, - благодарит Малдер, но тот лишь отмахивается и начинает собирать свои вещи, небрежно брошенные прошлой ночью, когда он зашел в палатку и попросил разрешения остаться. Малдер делает то же самое. Когда он надевает китель, ему внезапно приходит на ум одна мысль. – Знаешь, Скалли, - замечает он, - по-моему, я никогда не видел, чтобы ты снимал свой китель перед сном. Разве тебе в нем удобно? Особенно в такую жару?

Скалли опускает глаза, не встречаясь с ним взглядом… и Малдер готов поклясться, что бледные щеки его друга слегка розовеют.

- Жара меня не слишком беспокоит, - пожимая плечами, говорит он и встает, чтобы застегнуть ремень. Тяжело вздохнув, Малдер поднимается на колени, сворачивает спальный коврик и ремнями закрепляет его на спине над ранцем. Они со Скалли подныривают под полог палатки и выходят навстречу влажному пасмурному июльскому утру.

В отсутствие приказа двигаться дальше солдаты полка либо слоняются по лагерю без дела, либо группами сидят у костра с готовящейся едой, пользуясь этим затишьем, чтобы восстановить силы после двух дней сражений, последовавших за днями непрерывных переходов по жаре. Малдер и Скалли усаживаются у костра вместе с остальными мужчинами из их роты, но вскоре начинает накрапывать дождь, и они вынуждены ретироваться под укрытие ближайших деревьев. Снова устроившись и наблюдая за дождем, никто из присутствующих, кажется, не испытывает потребности заполнить возникшую тишину разговорами.

- Я сегодня заходил в госпиталь, - какое-то время спустя объявляет один из собравшихся, рядовой Йоргенсен. – Видел некоторых наших. Ну, то, что от них осталось.

- Я и сам подумывал сходить туда прежде, чем мы двинемся дальше, - говорит Малдер, но Йоргенсен качает головой.

- Я бы на вашем месте этого не делал, - горячо возражает он. – Я уже здорово жалею, что ходил.

- Почему? – спрашивает Малдер.

- Там черти что творится. Снаружи палаток свалены в кучу отрезанные конечности, воняющие так, что хоть святых выноси, да еще облепленные мухами… люди внутри кричат и плачут перед смертью… - Он содрогается при этом воспоминании. – Этих людей с ножами называют хирургами, врачами, но правильнее было бы называть их коновалами – вот кто они на самом деле. Стоит только тебе получить ранение в руку или ногу, как они сразу говорят: отрезай ее. Это все, что они умеют.

- Ты и понятия не имеешь о том, каково это – быть полевым хирургом, Йоргенсен. Отрезать поврежденную конечность – это единственное, что они могут сделать в большинстве случаев, - гневно восклицает Скалли. Малдер резко поворачивает голову в его сторону, удивленный столь бурной реакцией– и не он один. Йоргенсен и сам озадачен; Скалли редко общается с ним, несмотря на то, что они делили палатку в течение нескольких месяцев.

- Да? А тебе-то откуда это знать, малыш Дэнни? – огрызается он, окидывая оппонента сердитым взглядом. Скалли выглядит так, словно вдруг осознал, что сказал лишнее, и медлит перед ответом.

- У моего отца был… был друг в Вест Честере, - запинаясь, начинает он. – Он был врачом и, когда разразилась война, вызвался работать полевым хирургом. Он рассказывал нам о том, что собой представляют полевые госпитали, когда однажды заезжал навестить отца. Он говорил, что при том количестве раненых, с которыми госпиталям приходится иметь дело, и недостатке квалифицированных докторов, чаще всего выбор стоит между отрезанием поврежденной конечности и медленной смертью пациента от заражения крови или инфекции.

Рядовой Йоргенсен, которому нечего на это ответить, погружается в угрюмое молчание, но Малдер с любопытством приглядывается к Скалли. Он чувствует, что за этой историей стоит больше, чем его друг открыл им – что он не договаривает чего-то важного об этом знакомом своего отца. Он делает себе мысленную заметку спросить Скалли об этом позже, если посчастливится, так, чтобы молодой солдат не спрятался в свою раковину в тот же момент и не замолк, как обычно происходит, когда в разговоре всплывает тема его семьи.

Утро плавно переходит в день, приносящий мало изменений в погоде, пока около двух часов не звучит звук горна, означающий, что полку пора сворачивать лагерь и собираться в поход. Малдер помогает сложить палатки и потушить костры, после чего выходит на дорогу вместе с остальными людьми.

Прискорбно видеть полк в сборе при свете дня, когда их потери кажутся особенно заметными из-за куда меньшего числа солдат в их ротах. Они сомкнули ряды, и в них нет пустот, но все равно наглядное доказательство сокращения их количества подобно болезненной пощечине.

- Я слышал, что в других полках дела обстоят даже хуже, - тихо делится с ним информацией Скалли, когда они занимают свои места. – Мне рассказывали, что 24-й Мичиганский потерял троих из четырех своих людей убитыми, ранеными или захваченными в плен.

Малдер пытается представить, нарисовать в уме картину полка, уменьшенного до четверти от своего первоначального состава всего за один день, когда из десяти рот остаются лишь три, и это причиняет ему боль. Он косится на Скалли, и чувство вины от того, что он осознанно ведет кого-то столь юного в бой, где людям приходится иметь дело с такими вот вероятностными исходами, охватывает его с новой силой.

- Скалли, - говорит он, понижая голос, чтобы его не услышали остальные, - я хотел кое-что с тобой обсудить.

Скалли вопросительно смотрит на него.

- Что именно? – спрашивает он. Рядовой рядом с ним, низенький коренастый мужчина по фамилии Эмерсон, переводит взгляд на молодого солдата, усмехается и толкает локтем своего соседа. Малдер ругается про себя; сейчас определенно не место и не время начинать личный разговор.

- Так, ерунда, - поспешно отвечает он. – Неважно.

Дана команда двигаться, что они и делают. Малдер рассеянно размышляет над тем, куда они направляются и что их ждет дальше. Полковник Скиннер, возглавляющий полк верхом на лошади, еще не поделился со своими капитанами планами на день. У Малдера возникает сильное подозрение, что даже Скиннер, вероятно, не знает, куда они идут. Насколько ему известно, никого еще официально не назначили командовать 3-й бригадой вместо полковника Винсента, и, вполне возможно, Скиннер просто следует за полком перед ними и надеется, что они откуда-нибудь получат приказы.

Всего через несколько минут после возобновления марша накрапывающий дождь внезапно превращается в ливень, и вскоре уже грунтовая дорога, по которой они идут, становится грязевым потоком. Продвижение замедляется: и без того уставшим людям приходится прилагать еще больше усилий к тому, чтобы переставлять ноги в пристающей к их ботинкам грязи, а когда жужжащие рои комаров находят их и начинают лакомиться любой незащищенной плотью, которую могут обнаружить, страдания полка достигают своего апогея.

- В такие времена, - говорит Скалли Малдеру, прихлопывая очередного комара на руке, - я почти соглашаюсь с тем, что, возможно, моя мать была права, когда говорила, что сбегать для вступления в армию – плохая идея.

- Еще не поздно, - отвечает Малдер. – Ты всегда можешь сигануть в лес, пока никто не видит. Роста ты небольшого, а эта грязь довольно глубока. Я могу сказать полковнику Скиннеру, что ты потерялся в ней. Не думаю, что он усомнится в моих словах. – Скалли разражается смехом, качая головой, а Малдер внутренне ликует: за сегодня Скалли уже дважды добровольно поднял в разговоре тему своей семьи. Малдер определенно воспользуется этим позже, если найдет время, и посмотрит, сколько еще сведений сможет вытянуть из своего друга.

Дождь идет на убыль перед заходом солнца, и когда тучи наконец начинают рассеиваться, люди издают хриплый крик радости. К их общему ужасу, однако, они вскоре обнаруживают, что нехватка осадков делает походные условия не лучше, а хуже. Дорога уже покрыта грязью в пятнадцать сантиметров глубиной, которая забрызгивает их с ног до головы, а без дождя, способного смыть ее прочь, она прилипает и засыхает.

Примерно через час после захода солнца звучит приказ сделать привал на ночь. Рядовые разносят слух, что меньше чем в полумиле от дороги есть озеро, и многие мужчины тут же отправляются в том направлении, чуть с ума не сойдя от перспективы освежиться после дневной маршировки, сбросить грязную униформу и смыть как можно больше засохшей грязи и пыли с их голов и тел.

- Что скажешь, Скалли? – усмехаясь, спрашивает Малдер. – Как насчет приятного освежающего купания при луне?

Молодой солдат качает головой со странным выражением на лице.

- Я так сильно хочу есть, что мне кажется, будто я в любой момент могу упасть в голодный обморок, - отвечает он. – Сначала найду что-нибудь перекусить, а потом искупаюсь.

Сказав это, он уходит, лавируя между куда более высокими мужчинами, пока не исчезает из вида. Сбитый с толку странным поведением Скалли Малдер со вздохом разворачивается и следует за солдатами своей роты к озеру.

Но он и метра не проходит, как его останавливает полковник Скиннер.

- Капитан Малдер, на пару слов, - говорит Скиннер с мрачным, суровым выражением лица. Малдер отрывисто кивает и идет за ним прочь от дороги, полка и направляющихся к озеру людей. Скиннер ничего больше не произносит до тех пор, пока они не оказываются вне зоны досягаемости для чьего-либо слуха, и только тогда разворачивается к своему подчиненному.

- Я бы предпочел повременить с этим разговором до тех пор, пока у нас не появится чуть больше приватности, капитан, - начинает он, - но мне сообщили, что мы не будем сегодня ставить палатки. Нам, возможно, придется сорваться с места в любую минуту.

- Вы выяснили что-нибудь конкретное насчет того места, куда мы направляемся, сэр? – спрашивает Малдер, и Скиннер кивает.

- Мы вблизи тыла нашей армии, так что вероятность вступления в какие-то бои первыми мала… но мы преследуем людей генерала Ли в их отступлении к Потомаку и попытке пересечь его.

Малдер нахмуривается.

- Если мы преследуем их, сэр, - рискует спросить он, - не следует ли нам двигаться чуточку быстрее?

- Следует? Определенно, - отвечает Скиннер. – Будем ли мы? Очевидно, нет. Я честно не имею понятия, почему генерал Мид столь осторожен. Силы Ли истощены и ослаблены; я легко поверю в то, что если бы мы нажали на него посильнее и как можно скорее, то смогли бы закончить войну прямо здесь, до конца этой недели. – Скиннер вздыхает и качает головой с видом крайнего отвращения. – В любом случае, это не то, что я хотел обсудить с вами прямо сейчас. – Он огляделся по сторонам, снова удостоверяясь, что их никто не слышит. – Вы знаете, конечно, что эта бригада осталась без командира, раз полковник Винсент находится на смертном одре.

- Да, сэр, - отвечает Малдер, уже понимая, к чему Скиннер ведет.

- Мне только что стало известно, что меня назначают ее командующим. Приказ уже вступил в силу.

Получив подтверждение своих подозрений, Малдер расплывается в широкой улыбке.

- Примите мои поздравления, сэр. Вы этого заслуживаете, как никто другой.

Малдер не лукавит; полковник Скиннер прекрасный лидер – уверенный тактик, хладнокровный в бою, нескорый на гнев и безоговорочно преданный своим людям.

- Спасибо, капитан, - благодарит его Скиннер. – Но дело не только в этом. – Малдер терпеливо ждет продолжения, хотя его любопытство задето. – Наш командир дивизии, генерал Сайкс, попросил меня порекомендовать ему офицера на мое место командира полка. Мой выбор еще должны будут одобрить по официальным каналам, разумеется, но меня заверили, что если только у моего кандидата в личном деле нет каких-то совсем уж вопиющих проступков – чего у него нет каким-то чудом – он гарантированно получит это назначение. – Малдер все еще недоумевает, к чему ведет этот разговор. – Я назвал генералу Сайксу ваше имя, капитан Малдер. Я, как бывший командир этого полка, отдаю свой голос за то, чтобы вы стали следующим.

Уши Малдера внезапно наполняются каким-то неопределенным гулом, и он замирает на месте, пока его мозг пытается настроиться на одну волну со слухом в попытке понять, что полковник Скиннер только что ему сказал.

- Извините, сэр… что вы сказали?

Скиннер усмехается.

- Я сказал, что хочу, чтобы вы приняли на себя командование 83-м Пенсильванским полком, когда мое повышение до главы 3-й бригады формально вступит в силу, капитан Малдер, - разъясняет он, однако информация все равно не полностью доходит до Малдера.

- Вы хотите, чтобы я… стал полковником? – запинаясь, спрашивает Малдер. – Нес ответственность за всех этих людей?

Скиннер выгибает брови при виде растерянности Малдера.

- Знаете, Малдер, ваш интеллект был одной из причин, по которым я принял это решение, но если у вас возникают такие трудности с пониманием сказанного, то я, возможно, переоценил вас. – Он качает головой, словно бы в раздражении, но при этом улыбается. – Да, Малдер, я хочу, чтобы вы взяли на себя ответственность за всех людей в полку. В этом, в общем, и состоят обязанности командира.

- Я просто… сэр… я… – Малдер с трудом сглатывает. – Не то чтобы я не польщен, сэр, но… почему я? Что я сделал такого, чтобы быть достойным этой чести?

- Помимо проявления очевидной храбрости на поле битвы два дня назад, когда, чтобы добыть больше боеприпасов, вы подвергли опасности себя, а не послали под огонь кого-нибудь из своих людей? – спрашивает Скиннер. – Вы умны, вы видите цельную картину там, где другие фокусируются только на том, что у них перед глазами, вы пробуждаете лояльность в своих людях, вы берете на себя риски, когда нужно, но не станете бесцельно жертвовать ни единым солдатом больше, чем это абсолютно необходимо, и вы не теряетесь под обстрелом противника.

- Но, сэр… - У него все это еще с трудом укладывается в голове. – Вы говорите о командовании ротой, в которой при полном укомплектовании не больше ста человек. Но поставить меня во главе целого полка?..

- Я уверен, что вы сможете справиться с этим без проблем, Малдер, - небрежным жестом отметая его возражения, заявляет Скиннер. – И, на самом деле, у меня для вас есть только один совет.

- Сэр?

- Держите вашего мистера Скалли при себе, - твердо заявляет Скиннер. – Я заметил, что он имеет на вас сильное влияние и сдерживает ваши импульсивные порывы. Каждому командиру нужен такой человек рядом, и для вас рядовой Скалли как раз таковым и является.

Малдер нахмуривается, несколько обеспокоенный услышанным.

- Я не спорю с тем, что рядовой Скалли оказывает на меня очень позитивное влияние, полковник, но… ну, честно говоря, я всегда считал, что из него самого получится потенциальный командир. А если совсем начистоту, то я всегда подозревал, что Скалли поднимется выше меня по карьерной лестнице и ему суждено стать кем-то куда более значимым, чем просто моим заместителем.

- Я полностью согласен с этим заключением, капитан Малдер… но как вы скоро убедитесь, когда назовете вашего собственного преемника в качестве командира роты, важно принимать в расчет желания ваших людей.

Малдер преисполняется негодованием после этих слов.

- Вы хотите сказать, что Скалли не стоит повышать, потому что люди под его началом этого не одобрят? – ощетинившись, гневно вопрошает он. – Почему? Из-за его возраста, потому что он такой молодой? Большинство моих людей старше меня, но это не мешает им подчиняться мне, когда я отдаю приказы.

Скиннер поднимает руку, пресекая дальнейшие протесты Малдера.

- Вы меня неправильно поняли, Малдер, - поясняет он. – Я не говорю о желаниях других людей. Я говорю о желаниях того человека, который может претендовать на повышение. И так уж вышло, что я из первых уст знаю, что рядовой Скалли не хочет быть командующим офицером.

Малдер поражен последним заявлением до глубины души; у них столь тесные дружеские отношения (по крайней мере, Малдер считает их таковыми), а Скалли никогда ему ничего подобного не говорил.

- Он и вправду вам об этом сказал, сэр?

Скиннер кивает.

- Да, Малдер, сказал, - подтверждает полковник. – Мне представилась возможность спросить его, когда стало ясно, что он куда способнее, чем можно было бы ожидать в его возрасте, не думал ли он о карьере офицера, и он горячо настаивал на том, что совсем к этому не стремится.

Малдер с минуту молча обдумывает эту информацию. Ему никогда и в голову не приходило задать Скалли этот вопрос, и сейчас внезапно это кажется ему чертовски недальновидным. Скиннер прав в том, что Скалли отличный солдат и самый логичный кандидат на повышение, и все же Малдер и не подумал обсудить такую возможность с ним самим. Разве хороший командир не должен выискивать новые таланты среди своих подчиненных?

«Но ведь, - замечает он про себя, - я никогда не задумывался и над своим повышением». Не меньшей неожиданностью, чем нынешние намерения Скиннера в отношении него, для Малдера стало и повышение до капитана.

- Полагаю, мне следует спросить, нет ли у вас аналогичных возражений против повышения, - вслух размышляет Скиннер, словно бы неожиданно вспомнив об этой детали. – Они есть? Вы бы предпочли остаться при своем нынешнем звании?

- Я ничего не имею против этого, сэр, - быстро отвечает Малдер. – Я просто… я удивлен, вот и все.

- Что ж, даю вам день на раздумья, - говорит ему Скиннер. – Я не сомневаюсь, что вы справитесь с управлением полком. И если вы действительно решите принять мое предложение – что, я искренне надеюсь, вы и сделаете – я также надеюсь, что вы последуете моему совету относительно рядового Скалли. Вам понадобится лейтенант, правая рука, и я не могу представить никого более подходящего для этой роли.

Полковник Скиннер уходит, больше ничего не добавив, оставляя Малдера обдумывать его неожиданное предложение в оглушительной тишине.

Целый полк. Сама мысль кажется почти ошеломляющей… но потом он напоминает себе, что командование своей собственной ротой когда-то представлялось ему чем-то, с чем он просто не в состоянии справиться, однако он чувствует, что в итоге принял этот вызов. Должен был, раз Скиннер верит в то, что он подходящий кандидат на звание полковника.

И все же, это важнейшее решение – такое, к которому нельзя отнестись легкомысленно. Так что Малдер решает сделать то же, что он делает при принятии почти всех решений в последнее время - найти рядового Скалли и узнать его мнение по данному вопросу.

Малдер все еще несколько обеспокоен тем, что Скиннер знает о Скалли то, что самому ему неизвестно, хотя и далеко не так, как отсутствием у Скалли интереса к собственному продвижению по карьерной лестнице. Армии нужны храбрые умные мужчины, хорошие управленцы, и Скалли обладает всеми этими качествами и даже больше… так почему он уклоняется от командной должности? «Это кажется совершенно для него не характерным», - размышляет Малдер, бродя по самодельному полковому лагерю в поисках знакомого лица своего друга и его рыжих волос.

Быстро обойдя лагерь, он, однако, понимает, что Скалли там нет. Предположив, что он, возможно, уже закончил есть и отправился к озеру, чтобы помыться, как и собирался, Малдер не слишком беспокоится из-за отсутствия друга и решает подождать его за ужином. Он разогревает свой рацион бекона на костре и съедает его, привалившись к стволу дерева, после чего выпивает чашку слишком горького кофе и сосет сухарь, наблюдая за лагерем в ожидании возвращения Скалли.

Когда час спустя тот все еще не появляется, Малдер начинает заметно нервничать и решает пойти поискать Скалли. Он останавливает рядового Йоргенсена, чья очищенная от грязи форма свидетельствует о том, что он уже побывал на озере.

- Видел рядового Скалли у озера? – спрашивает он, и Йоргенсен кивает.

- Видал, как он потопал на север, вдоль берега, - отвечает тот. – Не стал купаться с остальными. Сказал, что просто хочет пройтись. – Малдер благодарит его и идет в сторону озера, стараясь, чтобы на его лице не отражалась все возрастающая нервозность. Согласно полученным от полковника Скиннера сведениям, армия генерала Ли неподалеку; если Скалли забредет достаточно далеко, то рискует наткнуться на заставу, патруль или даже вражескую кавалерию. И всегда есть вероятность того, что в вечерних сумерках их собственные разведчики могут принять его за мятежника и застрелить. Такое уже не раз случалось в прошлом.

Несколько человек еще плещутся на мелководье у берега озера, когда он прибывает туда, но Скалли среди них нет. Лунный свет, пробивающийся сквозь зазор в облаках, достаточно яркий, чтобы Малдер мог разглядеть узкую тропинку, лавирующую между деревьями и густым подлеском на краю озера, без сомнения протоптанную фермером, владеющим этой землей, или местными рыбаками. Малдер решает пойти по ней в северном направлении, указанном Йоргенсенем. Голоса плавающих рядом с лагерем мужчин постепенно ослабевают и остаются лишь ночные звуки предположительно пустого леса. Малдер пытается идти как можно быстрее, памятуя о возможных вражеских патрулях, хотя и маловероятно, что бы они осмелились подойти так близко к лагерю Союза.

Тут и там тропинка разветвляется, ведя к берегу, и Малдер всякий раз сворачивает туда, выходя на пустое пространство вдоль воды, вероятнее всего, облюбованное местными рыбаками и купальщиками, но так и не встречает там Скалли.

Малдер проходит, наверное, с три четверти мили вдоль озера, когда какой-то новый звук заставляет его остановиться и прислушаться. Это тихое журчание воды и более отдаленные всплески, но они не прерываются – похоже на ручей или водопад. Он решает, что, вероятно, подходит к притоку реки Потомак, что питает это конкретное озеро, и уже собирается идти дальше, когда слышит еще один всплеск, на этот раз громче, отличный от других производимых бегущей водой звуков. Малдер молча и осторожно шагает дальше по тропинке. Это может быть Скалли… но просто на случай, если это не он, благоразумнее будет соблюдать полную тишину.

В десяти или пятнадцати метрах от края озера Малдер выходит на маленькую бухту, где, как он и подозревал, отвод озера сужается, прежде чем вновь расшириться в подобие пруда на лужайке в лесу. Вода из булькающего потока стекает по слегка скошенному водопаду на противоположном его краю. Посреди этого пруда, который, должно быть, относительно глубок, Малдер различает голову и плечи медленно, лениво плывущего к берегу человека; его мокрые волосы облепляют голову, черты лица сокрыты в тени. Когда пловец поворачивается так, что его профиль становится виден в лунном свете, Малдер мгновенно расслабляется. Это Скалли, он в порядке, просто решил по какой-то причине уйти как можно дальше от остальных мужчин, чтобы помыться. Малдер полагал, что понимает, что им двигало: приватности в армии добиться почти невозможно, так что он не может осуждать Скалли за желание побыть немного в тишине и покое.

Он делает шаг вперед, намереваясь объявить о своем присутствии, когда Скалли, откидывающий мокрые волосы с лица, начинает выходить на берег, все еще не замечая Малдера. Вода стекает с его подбородка… плеч… груди… и Малдер застывает на месте, издав достаточно громкий потрясенный вздох, чтобы Скалли его услышал и метнулся в укрытие темной воды быстрее, чем, по мнению Малдера, в принципе возможно.

Хотя и недостаточно быстро. Того, что Малдер увидел за этот короткий миг, хватает ему, чтобы понять один важный факт: отсутствие интереса к повышению, вероятно, меньший из скрываемых рядовым Скалли от него секретов.

========== Часть 2. Глава 1 ==========

***

4 июля 1863 гола

К северу от Фредерика, Мэриленд

Разумом, который почти всегда руководит всеми ее действиями, она понимает, понимала с самого начала их дружбы, что так не могло продолжаться вечно. Подсознательно она знала, что в конце концов Малдер все поймет – сложит кусочки головоломки вместе и разгадает ее секрет. Он слишком умен, чтобы у нее получилось долго его обманывать.

На что она не рассчитывала, так это на то, что ее собственная небрежность, а не ум Малдера, станет ее погибелью и приведет к разоблачению.

А она абсолютно точно разоблачена, в этом нет никаких сомнений. Она проклинает яркий свет луны; если бы сейчас было новолуние или, по крайней мере, неполная луна, едва видимая в ночном небе, или даже низкие тучи по-прежнему бы заволакивали небо, все было бы в порядке, в полном порядке, потому что она успела бы замотаться в свои повязки и надеть униформу прежде, чем Малдер подошел бы достаточно близко, чтобы разглядеть важные детали.

Но нет, луна почти полная и ярко светит прямо у нее над головой через просвет в облаках, который образовался в самый что ни на есть неподходящий момент. Становится так светло, что даже с такого расстояния она различает потрясенное выражение лица Малдера. С внутренним стоном она приходит к выводу, что если ей достаточно света, чтобы увидеть его ставшие похожими на блюдца глаза, то его явно достаточно и ему, чтобы успеть рассмотреть все самые пикантные подробности.

Они таращатся друг на друга – Малдер на берегу, Скалли по шею в холодной темной воде – где-то с полминуты, не зная, что сказать, пока Скалли первой не нарушает затянувшееся молчание. Она уж точно не намерена оставаться тут всю ночь.

- Не мог бы ты отвернуться? – просит она, презирая себя за умоляющие нотки в голосе. – Всего на минуту?

Малдер колеблется, но затем отрывисто кивает и разворачивается. Осмотрев лес вокруг них, чтобы убедиться, что больше никто там не шныряет, Скалли встает и выходит из пруда, слегка спотыкаясь о каменистое дно. Она тянется к постиранной в озере и разложенной на камне для просушки одежде и начинает надевать ее, морщась от ощущения прикосновения все еще влажной материи к коже. Она быстро натягивает брюки и как раз заканчивает застегивать рубашку после осуществления сложного ритуала обматывания нескольких слоев льняной ткани вокруг груди, когда Малдер, очевидно более неспособный сдерживать свое любопытство, разворачивается к ней лицом. Он осматривает ее с ног до головы, на мгновение задержавшись на ее искусственно стянутой груди под свободной рубашкой, и потом заглядывает ей в глаза.

- Надо полагать, - в конце концов хрипло говорит он с нечитаемой интонацией, - что тебя зовут не Дэниел.

Она качает головой и тихо отвечает:

- Дана. Дана Скалли.

- Так, значит, хотя бы фамилия не была ложью, да? – Она вздрагивает от явно различимой обиды в его голосе.

- Малдер, пожалуйста… даю слово, что никогда не собиралась лгать тебе, но я не могла рисковать разоблачением, просто не могла.

- И ты думала, что… что? Что я кому-нибудь расскажу? Что я предам твое доверие? – Он качает головой. – Если бы тебя разоблачили, то могли бы посадить в тюрьму. С чего бы я стал так рисковать?

- Скорее всего, меня бы просто отправили домой, а не в тюрьму, - возражает Скалли. – И ты знаешь – и не пытайся это отрицать – что уже не раз подумывал отослать меня домой еще до всего этого. В глубине души я опасалась, что ты воспользуешься этим как оправданием, чтобы уберечь меня от опасностей. Я знаю, ты считаешь, что мне тут не место.

- Я хотел отослать тебя домой, потому что думал, что ты мальчишка, Скалли. Я думал, что тебе может быть четырнадцать, пятнадцать лет, не больше. Я думал, что у тебя есть мать, которая уже проводила на войну мужа и двух сыновей, мать, которая беспокоится о том, что может потерять и самого младшего ребенка вдобавок ко всей остальной семье.– Скалли избегает его взгляда, натягивая свой китель и начиная застегивать его. – Она знает, Скалли? Твоя мать знает, что ты сделала, где ты? Или ты поэтому отказываешься писать ей, поэтому пишешь только сестре?

- Она знает, что я в армии, - отвечает Скалли, - но думает, что я покинула дом, чтобы стать медсестрой, а не солдатом. – Она безуспешно пытается выжать хоть немного воды с края своего кителя, но вскоре сдается и тянется за лежащим на земле ремнем. Однако вместо того чтобы надеть его, она опускается на валун, на котором сушились ее вещи. Она знает, что Малдер захочет услышать подробное объяснение, и лучше всего будет предоставить его здесь, где никто из лагеря не подслушает их. – И я была медсестрой – поначалу. – Малдер колеблется, и Скалли задерживает дыхание… но в следующее мгновение он садится на камень рядом с ней. Она тут же вспоминает о том туманном утре, которое они провели в схожей манере, всего три дня назад, и чувствует острую боль в груди. Она не хочет потерять их дружбу.

- Так почему ты передумала? – спрашивает он. – Что случилось?

- Работа медсестрой не помогла мне выпутаться из той ситуации, в которой я оказалась, - отвечает она. – Человек, от которого я пыталась сбежать, все еще мог меня найти.

Малдер резко разворачивается к ней с обеспокоенным выражением на лице.

- Какой человек? Твой отец? – Скалли качает головой. – Твой… твой муж? – Его голос срывает на последнем слове, и на мгновение Скалли спрашивает себя… но отбрасывает эту мысль так же быстро, как она зарождается. Сейчас не время для этих мелочей.

- Нет, не муж, - отвечает она. – Пока нет, во всяком случае. Но если бы я осталась, то он бы им вскоре стал. – Она вспоминает об отце, и ее охватывает чувство вины, как случается всякий раз при мысли о том, что он, должно быть, испытал, когда открыл письмо от жены и узнал, что сделала его любимая младшая дочь. – Ты помнишь того доктора, которого я упоминала в разговоре с рядовым Йоргенсенем этим утром, когда он повел себя, как болван? Друга моего отца? Военного хирурга, который рассказывал моей семье, каково состояние дел в полевых госпиталях? - Малдер кивает. – Год назад он попросил у отца моей руки. И отец ответил согласием.

- Даже не спросив твоего мнения? – Малдер кажется искренне озадаченным этим, и Скалли ощущает сильнейший прилив привязанности к нему.

- Ну… не то чтобы он при этом не обговорил ряда условий, - уточняет Скалли. – Отец дал Дэниелу – так его зовут, доктор Дэниел Уотерстон – разрешение ухаживать за мной в течение года, прежде чем начать строить какие-либо планы относительно нашей женитьбы. Если за это время я решила бы, что не хочу этого брака, то мне всего лишь надо было бы объявить об этом, и помолвка оказалась бы расторгнутой. – Скалли ставит ноги на камень и опускает подбородок на колени. – Но мне ясно дали понять – мать, мой старший брат Билл и особенно отец – что они рассматривают это соглашение как отличный союз, лучшее предложение из всех, что я могу получить, и что я нанесу оскорбление всей семье – не говоря уже о Дэниеле – если отвечу ему отказом.

- Но ты не хотела выходить за него, - приходит к выводу Малдер, и Скалли качает головой.

- Дэниел из тех людей, что надевают разные маски в зависимости от того, с кем они общаются в данный момент, - тихо разъясняет Скалли. – С моими родителями он вел себя определенным образом, со мной же, когда мы были наедине, он совсем другой. И он снова менял свое поведение при общении с людьми, которых считал ниже себя на социальной лестнице.

- И ты обнаружила, что он тебе не слишком нравится, когда твоего отца нет поблизости? – уточняет Малдер.

- Поначалу он не был так уж плох, - признает Скалли. – По правде сказать, на первых порах он был добр и обходителен. Просто пытался завоевать меня, полагаю. Но по прошествии месяцев, когда нам позволялось все больше и больше времени проводить вместе и разговаривать без присмотра, он начал вести себе совершенно по-другому. Он ясно дал мне понять, чего от меня ждет, когда я стану его женой, и подобная жизнь не показалась мне хотя бы чуточку притягательной.

- Почему?

- То, что я рассказывала тебе о своем образовании, об обучении на дому… это все правда, Малдер. Учеба всегда была для меня важнее всего на свете - я планировала продолжать ее как можно дольше, и мой отец всячески поддерживал это мое стремление. Дэниел же дал мне понять, что в качестве его жены у меня будут более важные обязанности.

Малдер морщится.

- Я так понимаю, что они не имели ничего общего с учебой, - замечает он, и она качает головой.

- Ни в малейшей степени. Дэниел относился ко мне, как к потенциальному украшению, а не полноценному человеку. Его жизненный план был ясен: он сделал успешную карьеру и добился желаемого положения в обществе, так что следующим логичным шагом становились поиски жены, которая родила бы ему детей, наследников, и тем самым завершила бы картину. Он хотел детей сразу же - он гораздо старше меня, видишь ли – и, родив их, я должна была бы посвятить все свое время их воспитанию и ведению хозяйства. – Она бросает быстрый взгляд на Малдера. – Пойми, я не против того, чтобы завести детей; просто я хочу немного подождать. Не вижу причин спешить с этим.

- А сколько тебе лет, Скалли? – спрашивает Малдер. – Если ты не возражаешь сказать, конечно.

- Нет, не возражаю, - отвечает она. – Мне семнадцать. – Она слегка улыбается. – Достаточно взрослая, чтобы быть солдатом, так что можешь перестать волноваться хотя бы из-за этого.

Малдер смеется.

- Признаю, что постоянно боролся с собой, решая, доносить на тебя как на несовершеннолетнего или нет, Скалли, - говорит он. – Порой это здорово давило на мою совесть.

Скалли, однако, даже не улыбается.

- А теперь, когда ты знаешь правду? – спрашивает она. – Некоторые бы сказали, что сейчас у тебя еще больше прав заявить на меня, что я еще меньше подхожу для участия в сражениях, чем ребенок.

Мгновенно посерьезнев, Малдер переводит на нее взгляд.

- Нет, Скалли, я не собираюсь заявлять на тебя, - обещает он. – Я уже знаю, что ты подходишь на роль солдата больше многих других. Но должен признать, что не вполне понимаю, почему это… - он указывает на униформу Скалли, - стало самым очевидным решением проблемы? Я допускаю, что твой отец мог быть разочарован твоим отказом, но почему бы просто не сказать ему, что, по твоему мнению, его друг тебе не подходит?

- Потому что хотя отец и представил все так, будто в этой договоренности последнее слово за мной, мне ясно дали понять, что на самом деле это не так. Если бы я ответила отказом на предложение Дэниела, отец подвергся бы унижению, а родители этого не хотели. Моя старшая сестра Мелисса уже устроила скандал в прошлом году, когда сбежала из дома и поселилась в Нью-Йорке, одна и незамужем. И мой брат Чарли втянул в неприятности девушку из нашего прихода – вот так он и оказался на флоте. Родители предоставили ему выбор между этим и изгнанием из семьи – это случилось вскоре после истории с Мелиссой. – Скалли сглатывает, вспоминая, с каким отчаянием мать умоляла ее подумать о семье, о своем будущем, прежде чем она сделает что-то столь необдуманное, как отказ от такого выгодного союза. – Мои родители и не предполагали, что после всего этого кто-то столь уважаемый, как Дэниел, захочет породниться с нами. Они видели в этом браке спасение для нашей семьи - то, что восстановило бы нашу репутацию. – Она наклоняет голову, когда испытываемый ею уже более полугода стыд становится особенно сильным, радуясь, что лунный свет не позволяет Малдеру увидеть, как она краснеет. – Но я просто не готова была принести эту жертву.

- Тебе и не следовало ее приносить, - твердо заявляет Малдер, и Скалли окидывает его удивленным взглядом. – Если твою семью действительно так заботила их репутация, тогда почему бы просто не переехать в другой город – даже в другой штат? Нечестно с их стороны было возлагать на одного из четырех детей задачу по спасению репутации всей семьи.

- Они не только из-за репутации переживали, Малдер, - отвечает Скалли. – Не совсем. С точки зрения моего отца Дэниел и вправду отличная, выгодная во всех отношениях партия для меня. Он довольно состоятельный мужчина с безукоризненной репутацией и хорошей, состоявшейся, уважаемой в обществе карьерой. Он умен, обходителен и в присутствии моего отца всегда вел себя как настоящий джентльмен.

Она замолкает и закусывает губу.

- Но когда он оставался наедине с тобой? – мягко побуждает ее продолжать Малдер. – Когда твоего отца не было поблизости?

Скалли опускает голову.

- Он не был… ужасен, ничего такого, - говорит она. – Но не был так же добр и терпелив… и определенно его не интересовало ничего из того, что я говорила. Отец всегда поощрял меня быть прямолинейной – в разумных пределах, конечно – и не пытаться скрывать тот факт, что у меня тоже есть мозги. Дэниел же… он бы предпочел, чтобы я молчала и слушала его. – Она поднимает глаза на Малдера. – Думаю, что к настоящему времени ты достаточно хорошо меня узнал, чтобы понять, как я себя при этом чувствовала.

- Не могу представить, чтобы тебя это устраивало, - посмеивается Малдер.

- Совсем не устраивало, - подтверждает она. – И когда я не соглашалась с каждой озвученной им мыслью, вместо того чтобы спорить со мной, он просто принижал мое мнение – иногда довольно жестоко. Ему, казалось, важнее было заставить меня замолчать, чем убедить взглянуть на вещи с его точки зрения.

- И ты не могла рассказать об этом отцу?

Скалли вздыхает.

- Однажды я попыталась, - отвечает она. – Он подумал, что я просто преувеличиваю, а даже если и нет, то Дэниел, скорее всего, просто не привык проводить время с женщинами, которых приучали думать за себя. Он сказал, что со временем Дэниел привыкнет прислушиваться к тому, что я говорю, и не будет пытаться навязать мне свои мысли… а потом, разумеется, отец ушел на войну и просто не увидел, как сильно ошибался.

- А что насчет твоей матери?

- Она даже больше отца настаивала на этом браке, так что никакой помощи от нее ждать не приходилось, - отвечает Скалли. – Я написала своей сестре Мелиссе в НьюЙорк и рассказала ей, что у меня, похоже, нет выхода – по крайней мере, такого, который бы не опозорил наших родителей – и она предложила мне сбежать и стать медсестрой в армии. Многие уважаемые молодые женщины так и поступали, сказала она, так что в этом не будет ничего скандального, и ко времени окончания войны Дэниел либо устанет ждать моего возвращения и найдет кого-то другого, либо наш отец вернется домой, и я смогу сама показать ему, как он ошибался в своем друге.

- Но он последовал за тобой, не так ли? Дэниел? – спрашивает Малдер, и Скалли кивает.

- Я оставила матери письмо, в котором объяснила, что сделала, чтобы она не беспокоилась, и попыталась уехать как можно дальше от дома, - рассказывает она. – Я поехала на поезде на юг, где разбила лагерь Тенессийская армия генерала Гранта, и стала там медсестрой во время осады Виксберга. Но у Дэниела, как у высокоавторитетного хирурга, имелось множество связей, так что ему не составило труда отыскать меня по одному лишь описанию. – Она с грустью проводит по своим неровно стриженным рыжим локонам. – У меня есть пара весьма заметных отличительных черт, как видишь.

Малдер усмехается.

- Волосы?

- Именно. Моя мать снабдила его моей фотографией, которую он переслал всем хирургам и старшим медсестрам, которым только смог, вместе с описанием моих волос, глаз и цвета кожи. Ему не составило никакого труда обнаружить меня в Миссисипи. Старшая медсестра, когда узнала, что я находилась там без согласия родителей, силой отвела меня на станцию и посадила на поезд обратно на север, но я сбежала оттуда, когда он остановился в западной Пенсильвании. Я украла одежду с бельевой веревки на заднем дворе какой-то фермы, обрезала волосы, нашла ближайший вербовочный пункт и записалась в Потомакскую армию.

- Так, значит, твоя семья не знает, что ты сделала? – спрашивает Малдер, нахмурившись, и Скалли качает головой. – И где ты, по их мнению, находишься?

- Они думают, что я все еще работаю медсестрой, просто лучше спряталась, чем раньше.

- Но что если что-то… - Голос Малдера слегка срывается. – Что если что-то случится с тобой? Твои родители могут никогда не узнать правду.Они всю оставшуюся жизнь проведут, задаваясь вопросами без ответов.

- Моя сестра Мелисса знает, где я, - заверяет его Скалли. – Она знает все, включая название моего полка и роты. Она даже о тебе знает.

- Обо мне? – переспрашивает Малдер, очевидно потрясенный услышанным. – Ты рассказала своей сестре обо мне?

- Разумеется, - говорит Скалли. – Если что-то и вправду со мной случится, если она не получит от меня известий в течение долгого периода времени, ты можешь ожидать от нее письма с вопросом обо мне. Она бы назвала меня Дэниелом Скалли, конечно. Ты не должен был выяснить мое настоящее имя.

Малдер снова выглядит обиженным.

- Я бы сохранил твой секрет, если бы ты мне доверилась, - говорит он. – Я уж точно не собираюсь выдавать тебя сейчас. Почему ты так долго скрывала это от меня?

- Я правда хотела рассказать тебе, Малдер, - заверяет она его. – Дело не в том, что я тебе не доверяла – я доверяю тебе собственную жизнь. Я просто… я беспокоилась, что ты можешь смотреть на меня иначе, обращаться со мной по-другому, возможно, станешь осторожнее с тем, что говорить в моем присутствии. Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя так, словно должен сдерживать себя из опасения обидеть меня… и больше всего я не хотела, чтобы ты считал меня слабее, или менее умелой, или что меня надо защищать и оберегать от опасности. – Малдер пристально всматривается в нее, а затем неожиданно разражается смехом. Скалли хмурится. – Что в этом смешного?

- Скалли, - говорит он, качая головой, - мысль о том, что ты менее умелая, возможно, самое смешное из всего, что я слышал за очень долгое время, и это включая тот анекдот Йоргенсена о двух проститутках и священнике. – Скалли усмехается. – Мне отлично известно, на что ты способна. Большего от солдата я и ожидать не могу. И да, я чувствую потребность защитить тебя, но лишь потому, что ты солдат под моим началом и мой друг, а не потому, что ты женщина. – Он снова качает головой, все еще посмеиваясь. – Это ничего не меняет, Скалли. Только если ты не захочешь, чтобы я называл тебя Даной?

- Лучше оставим все как есть, - советует она, улыбаясь с облегчением. – Мы же не хотим, чтобы ты оговорился и назвал меня Даной перед остальными. Это было бы трудно объяснить.

- Ты права, - соглашается Малдер. Он спрыгивает с камня и смотрит на луну, которая постепенно исчезает из просвета между кронами деревьев и скрывается за облаками. – Нам надо возвращаться. Я говорил с полковником Скиннером до того, как пошел тебя искать, и он сказал мне, что мы в любой момент можем получить приказ продолжать путь. Будет разумно попробовать хоть немного поспать, пока у нас есть такая возможность. – Он вдруг широко распахивает глаза. – О! Чуть не забыл!

- Что? – спрашивает Скалли, отрывая взгляд от застегивания ремня и раскладывания вещей по надлежащим местам.

- То, что Скиннер сказал мне сразу после того, как мы остановились на привал. Поэтому-то я и пошел тебя искать. – Он усмехается. – Он рекомендовал меня на повышение.

Скалли замирает на месте в процессе закрепления на поясе вновь наполненной фляжки.

- Вот как? – спрашивает она, отчаянно надеясь, что ее внезапно возникшая нервозность не слишком очевидна. Повышение, как ей отлично известно, может означать, что он покинет полк – покинет ее.

- На должность командующего 83-м Пенсильванским полком, - поясняет Малдер. – Скиннеру дают 3-ю бригаду после гибели полковника Винсента, и он назвал меня в качестве своего преемника.

Скалли мгновенно расслабляется и широко улыбается другу.

- Малдер, это замечательно! – восклицает она, нисколько не кривя душой. Малдер прирожденный лидер, за которым люди готовы следовать, и, разумеется, это также означает, что она не лишится его компании в ближайшем будущем.

- И пока мы тут разговаривали, у меня было время подумать, - продолжает он. – Скиннер дал мне один совет, когда сообщил о повышении. И он касается тебя.

Скалли недоумевающе хмурится… но ее недоумение быстро сменяется нервозностью. Скиннер заметил в ней что-то странное? Он подозревает? Или все дело в том, что он считает близкую дружбу между капитаном и одним из его людей неуместной?

- Скиннер сказал что-то обо мне? – обеспокоенно спрашивает Скалли, и Малдер кивает.

- Он посоветовал мне, если я приму предложение о повышении, взять тебя с собой. Как одного из своих лейтенантов, своего адъютанта.

У Скалли сердце обрывается.

- Малдер, - нерешительно начинает она, - не то чтобы мне не льстило это предложение, но…

- Я знаю, что ты не хочешь занимать командную должность, Скалли, Скиннер мне сказал, - быстро пресекает ее протесты Малдер. – Но это не совсем командный пост. Ты станешь посредником между мной и остальными офицерами - иногда, когда я занят – и время от времени тебе придется раздавать указания от моего имени, но в основном ты просто станешь мне помогать. – Скалли покусывает губу, размышляя над его словами. - Обдумай это, Скалли, хорошо? Так ты всегда будешь рядом, неважно, разбиваем ли мы лагерь, маршируем или сражаемся… и если так случится, что меня переведут в другой полк или дадут очередное повышение, я смогу взять тебя с собой, куда бы ни отправился. Нам не придется беспокоиться о возможном расставании.

Скалли внезапно чрезвычайно благодарна темноте, которая скрывает от Малдера румянец, разливающийся от ее шеи к щекам при его признании в том, что он настолько сильно хочет удержать ее при себе.

- Ты и вправду так сильно хочешь, чтобы я оставалась с тобой? – спрашивает она, чертовски надеясь, что это звучит так, словно она польщена, а не пытается кокетничать с ним.

- Разумеется, - отвечает он. – И, кроме того… Скиннер посоветовал мне обзавестись правой рукой, а в целой армии не найдется никого, кого я хотел бы видеть на этом месте, помимо тебя.

На этот раз Скалли не в силах скрыть улыбку, что озаряет ее лицо, когда ее с головы до ног окутывает теплая волна. Малдер и сам улыбается при виде ее реакции.

- Тогда ладно, - говорит она. – Я согласна, если ты и вправду так сильно хочешь, чтобы я была рядом.

Малдер хлопает ее по плечу.

- Значит, решено, - счастливо восклицает он. – А теперь нам точно пора возвращаться в лагерь.

Собрав остатки своих пожитков, Скалли следует за Малдером в почти полную темноту лесов вокруг озера. Однако не пройдя и десяти шагов по тропинке, Малдер останавливается и разворачивается к ней, всем своим видом выражая любопытство.

- Что? – спрашивает она.

- Я просто подумал, - начинает он, - о том, что сказал мне Скиннер… о твоем нежелании получить повышение до командной должности. – Скалли кивает. – И если позволишь спросить… почему ты против этого? Не вижу причин, по которым ты не можешь стать отличным командиром. Вообще-то, я сказал Скиннеру, что всегда считал, что в один прекрасный день ты окажешься выше меня по карьерной лестнице.

- Я польщена, - отзывается Скалли. – Но… командная должность, да и любое повышение будет привлекать ко мне внимание. Я окажусь у всех на виду. А внимание и публичность – это не то, чего ты станешь добиваться, если пытаешься сохранить столь большой секрет, как мой.

Малдер обдумывает ее слова.

- Полагаю, в этом есть смысл, - в итоге соглашается он. – Я хочу убедиться, что ты это понимаешь и не беспокоишься: я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь сохранить твою тайну, Скалли. Последнее, чего я хочу – это того, чтобы тебя отослали домой, прочь от меня, и заставили выйти за какого-то грубого идиота, который тебя не заслуживает. – И прежде, чем у Скалли появляется возможность ответить, он уже разворачивается обратно к тропинке. – Пойдем, - добавляет он. – Давай поспешим.

Он быстро исчезает в темноте, и Скалли ничего не остается, как только поспевать за ним и изо всех сил стараться не вкладывать в его слова слишком большой смысл.

========== Глава 2 ==========

***

6 июля 1863 года

К северу от Фредерика, Мэриленд

Миля пути до лагеря прошла в почти полной тишине, которая оказалась далеко не столь неловкой или неуютной, как Скалли опасалась.

Нет, дискомфорт возникает только два дня спустя, когда полк разбивает лагерь на ночь, впервые за много дней тратя время на установку палаток. Именно тогда Малдер предлагает – достаточно невинно – чтобы они со Скалли продолжили то, что начали несколько ночей назад, а именно разделили палатку.

- Поверь мне, никто не сочтет это подозрительным, особенно когда мое повышение будет официально подтверждено, - заверяет он ее, когда она пытается протестовать. – Не говоря уже о твоем собственном. Вполне логично, что полковник захочет, чтобы его адъютант постоянно был поблизости на случай, если ему что-то понадобится.

- Да, но… посреди ночи?

Малдер пожимает плечами.

- Все просто решат, что я слишком требователен. Я скорее предпочту, чтобы они так и считали, чем рискну твоим разоблачением из-за неудачного стечения обстоятельств, возникшего в результате твоего совместного проживания в палатке с каким-то солдатом, незнакомым с понятием приватности. Раз я теперь полковник, то можешь быть уверена, что никто не ворвется в мою палатку без доклада. Так твой секрет будет в куда большей сохранности.

Логически, разумеется, предложение Малдера вполне разумно. Каждый раз, когда Скалли подходила опасно близко к разоблачению, это происходило в результате ее проживания в палатке с другими мужчинами. Ночевка же в одной палатке с Малдером избавит ее от этой проблемы раз и навсегда. И не то чтобы, как указал Малдер, они не делали этого прежде.

На практике же… это не такая уж мелочь теперь, когда Малдер знает правду о ней. По крайней мере, для Скалли.

- Тебе не надо спать полностью одетой, - говорит он ей, когда она растягивается на спальном коврике, не снимая ни единого предмета одежды. Сам он уже скинул и китель, и жилетку и как раз заканчивает расстегивать рубашку. Он зевает и ложится на свой коврик в одним брюках и нательной рубашке; Скалли, расположившаяся всего в тридцати сантиметрах от него, старается даже не шевелиться, упорно упираясь взглядом в холщовый потолок палатки, чтобы только не смотреть на него. – Скалли? – Она по-прежнему смотрит вверх и не двигается. – Эй, Скалли? Ты не спишь? – Перекатываясь на бок, он настойчиво тыкает ее в руку, и от этого простого контакта, даже сквозь два слоя шерсти и хлопка, ее словно бы пронзает электрический разряд.

- Что? – Против воли она поворачивает голову и переводит на него взгляд, изо всех сил пытаясь смотреть только ему в глаза и не позволяя себе изучать обнаженную кожу его рук или рельефные мышцы груди, прекрасно различимые под подтяжками и тонкой нательной рубашкой.

- Ты в порядке? – обеспокоенно спрашивает Малдер, очевидно не понимая истинной природы ее дискомфорта.

- В полном, Малдер, - заверяет она его. – Я уже привыкла спать в одежде – с тех самых пор, как вступила в армию.

Малдер, кажется, удовлетворен ее объяснением; в любом случае, он перекатывается на спину, закрывает глаза и вскоре засыпает.

Скалли же, со своей стороны, сейчас труднее последовать его примеру, чем обычно. Сегодня полк не был особенно занят – они немного занимались строевой подготовкой, в основном чтобы не скучать от безделья, но не маршировали. Не поступало никаких сведений о том, когда им предстоит снова двинуться в путь или куда они в таком случае направятся. При таком непривычном отсутствии физической активности Скалли далеко не такая уставшая, чтобы без проблем отключить мозг и заснуть.

Эта обжигающая живительная энергия, словно бы наэлектризовывающая воздух, одновременно неуютная и невероятно будоражащая, и была причиной, по которой Скалли и не хотела открывать Малдеру свой секрет. Ей и раньше-то было достаточно трудно держать себя в руках – смотреть, а не пожирать глазами, наблюдать за ним с осторожностью, а не с вожделением, потому что он, без сомнения, счел бы подобные выражения на лице молодого мужчины по меньшей мере некомфортными, а в худшем случае и откровенно тревожащими. Но теперь, когда он знает правду и никогда больше не будет думать о ней, как об одном из парней, пытаться скрыть от него свои чувства станет еще труднее. Маловероятно, что, заметив ее недвусмысленный взгляд, он не догадается об ее интересе к нему.

Фокс Малдер не похож ни на кого из тех, кого Скалли знает, и это выражается во многом. Он умен, но не находится в постоянном и непомерном восторге от собственного интеллекта, как Дэниел Уотерстон. Он открыт к новым идеям и готов приложить усилие к тому, чтобы увидеть проблему с точки зрения другого человека, даже если она вступает в острое противоречие с его собственной. Узнав правду о ней, он принял ее, не устраивая конфликта, не выражая потрясения или удивления от того, что женщина может быть хорошим солдатом. Ей прекрасно известно, как мало мужчин согласилось бы с этим. Большинство, уверена она, настаивали бы, что настоящей леди нет места на поле битвы. Большинство сочли бы ее поступок скандалом невиданных масштабов и немедленно потребовали бы, чтобы она вернулась домой, к своей семье, иначе они были бы сильно разочарованы в ней.

Малдер ничего подобного не сделал. Он был удивлен, разумеется, и даже обижен тем, что она так долго скрывала от него правду, но ему, кажется, и в голову не пришло отсылать ее домой. Она уже доказала свою компетентность вне пределов разумного сомнения; ее истинный пол, открывшийся ему уже впоследствии, был для него неважен.

Она должна быть благодарна за это, конечно… но в этом дремотном состоянии на грани сна и бодрствования Скалли готова признаться самой себе, что на самом деле ей бы больше всего на свете хотелось, чтобы Малдер счет ее пол каким угодно, но только не неважным.

Утром ситуация ничуть не проясняется, особенно когда Скалли открывает глаза и видит Малдера, лежащего на боку и наблюдающего за ней с выражением, как ей кажется, неприкрытой нежности на лице, хотя оно тут же исчезает - она даже не уверена, что ей не привиделось. Вполне возможно, говорит себе Скалли, когда Малдер садится и начинает надевать сброшенные вчера предметы униформы, что она просто выдала желаемое за действительное.

Но тогда почему он покраснел?

Повышение Малдера до командира 83-го Пенсильванского полка официально объявлено в тот же день, сразу после объявления о том, что полковник Скиннер принимает командование всей 3-й бригадой вместо полковника Винсента. Оба назначения встречены бурными овациями солдат, хотя многие огорчены прощанием со Скиннером, которого всегда очень любили в полку. Повышение Скалли до лейтенанта, кажется, тоже принято большинством как нечто само собой разумеющееся, что не может не радовать. Тут и там слышны упреки в фаворитизме, куда уж без этого, но они в основном озвучиваются людьми, которые готовы жаловаться на все и вся, дай им только для этого повод.

День преподносит Скалли еще один сюрприз, хотя, если вдуматься, то ничего удивительного в этом нет; после их повышений им с Малдером предоставляют лошадей, что приводит ее в восторг. Дома осталось мало того, по чему она скучает, учитывая отсутствие там отца и сестры и упорное желание матери убедить ее выйти за Дэниела… но конюшни отца входят в этот краткий список. Они держали не много лошадей, но Скалли была чрезвычайно привязана к той четверке, что у них имелась. Поездки верхом с детства были одним из ее излюбленных способов побега от действительности, несмотря на настояния матери, что молодой леди не пристало галопом скакать по округе, сидя в седле по-мужски, вместо того чтобы чинно ехать рысью по городским дорогам в дамском седле. Ее отец, разумеется, отметал подобные замечания как старомодные. Если бы Скалли смогла тайком пробраться обратно домой и забрать одну из семейных лошадей перед вступлением в армию, то выбрала бы кавалерию, но подобная авантюра казалась тогда слишком рискованной.

Ей предоставляют бойкую молодую кобылку, полную энергии, легковозбудимую, но охотно следующую приказам Скалли, когда та вскочила в седло и дала понять, кто тут главный. Поездка верхом бодрит, даруя ощущение свободы, и Скалли делает несколько кругов по краю поля, на котором полк разбил лагерь, прежде чем неохотно слезает с лошади и позволяет полковым грумам увести животное. Она подходит к Малдеру, прислонившемуся к молодому деревцу и наблюдавшему за ее поездкой с широкой улыбкой на симпатичном лице.

- Думаю, я еще ни разу не видел тебя счастливее, чем сейчас, Скалли, - говорит он, лениво отвечая на ее формальное приветствие (он говорил, что ей необязательно постоянно приветствовать его подобным образом, но она настаивает, аргументируя это тем, что в противном случае у остальных солдат могут возникнуть подозрения, или, по крайней мере, это привлечет совсем не нужное ей внимание).

- Я уже очень давно не ездила верхом, - пожав плечами, отвечает она.

- Что ж, что-то мне подсказывает, что отныне мы с тобой будем передвигаться подобным образом, пока нам это до смерти не надоест, - со вздохом замечает он. – Мы продолжим путь завтра утром, но я не знаю точно, куда именно мы направимся.

- А где сейчас генерал Ли? – спрашивает Скалли. – Я думала, что генерал Мид все же решил не преследовать его.

- Именно, - отвечает Малдер. – Несмотря на то, что все его генералы побуждали его это сделать, и сам президент Линкольн настойчиво требовал продолжить преследование, как я слышал.

- В Вашингтоне, должно быть, не слишком рады подобному решению, - замечает Скалли.

- Да уж, не сомневаюсь, - соглашается Малдер. – Силы Ли были значительно ослаблены, когда его армии отступали из-под Геттисберга. Он бежал с поля боя. А учитывая дождь, начавшийся после сражения, можно поставить на то, что его люди повременили с переходом через реку и вернулись в Вирджинию. Если бы мы последовали за ними, то, скорее всего, закончили бы войну на восточном фронте. Тогда людям генерала Гранта оставалось бы только покончить с ней и на западе. – Он печально качает головой. – Но он упустил этот шанс, и кто знает, сколько она еще будет продолжаться?

- Так ты не имеешь представления о том, в каком направлении мы двинемся дальше? – уточняет Скалли.

- На юг – это все, что мне известно, - признает Малдер. – Возможно, мы направляемся в Вашингтон - по крайней мере, на время - раз армия Ли так близко от столицы. Или, может, в Фредериксберг. Не знаю. – Он устремляет взгляд на горизонт. – Знаешь, если окажется, что нас поведут к Фредриксбергу, то мы можем пройти рядом с домом моей семьи.

- Правда? – переспрашивает Скалли. Это сообщение вызывает у нее необъяснимое волнение. – И где он находится?

- Табачная плантация моего отца рядом с Калпепером, в Вирджинии, - отвечает Малдер. – Это в тридцати милях к западу от Фредриксберга. Вообще-то, у моей семьи есть также дом в Вашингтоне… мы проводили много времени в столице, когда я рос. Друг моего отца всегда принимал активное участие в вашингтонской политике, и отец тоже от него не отставал. – Малдер опускает взгляд, ковыряясь носком ботинка в земле. – Разумеется, они не могут пользоваться домом в Вашингтоне после выхода южных штатов из Союза.

Скалли хранит молчание. Их семьи всегда были щекотливой темой для обсуждения, хотя она полагает, что ее собственная больше таковой не является, раз Малдер теперь знает, почему она не контактирует ни с кем, кроме сестры. Она опрометчиво решает рискнуть вторжением на некогда запретную территорию и посмотреть, что из этого получится.

- Ты никогда не пишешь родителям, - колеблясь, начинает она. – Только… ну…

- Только Диане, - заканчивает за нее Малдер, и Скалли едва успевает совладать с собой и не поморщиться при звуке этого имени. – И иногда я пишу своей младшей сестре Саманте… но не знаю, доходят ли письма, потому что она никогда на них не отвечает. – Он убирает руки в карманы. – Вполне возможно, что родители запретили ей общаться со мной.

- Они так сильно на тебя злятся? – продолжает расспросы Скалли. – За то, что ты оставил дом и присоединился к войскам Союза?

Малдер кивает.

- Можно сказать, им казалось, что я… пошел наперекор интересам семьи, полагаю, - отвечает он. – Мое присоединение к Союзу означало, что я поддерживал курс, который мог стоить им целого состояния.

- Ты имеешь в виду, что они владеют рабами, - заключает Скалли.

- Они уж точно не обрабатывают землю сами, - насмешливо фыркает Малдер, - и не платят другим за это… если только не считать уход за хижинами, в которых живут рабы.

Он отворачивается от Скалли и направляется обратно к их палатке… но Скалли понимает, что это не намек на то, что ему хочется побыть одному, и она вольна пойти следом и возобновить разговор, если пожелает. Что она, разумеется, и делает.

- Ничто из этого не казалось мне правильным, - тихо продолжает Малдер. – Ни когда я был ребенком и уж точно ни тогда, когда вырос. Большинство моих знакомых сверстников, казалось, считали это естественным порядком вещей: эти люди, которые работают на наших полях и поддерживают в порядке наши дома – даже растят наших детей – не совсем «люди». Они собственность, они принадлежат нам, и мы вольны делать с ними все, что нам хочется. – Он содрогается. – Мы с сестрой смотрели на это иначе, но любая попытка поставить под вопрос этот статус-кво подавлялась нашими родителями, едва мы только озвучивали свои мысли. – Он не отрывает взгляда от земли, пока они идут. – Когда мне было шестнадцать, отец как-то отвел меня в сторону и спросил, понимаю ли я, как сильно позорю его, разделяя эти «нелепые радикальные взгляды», понимаю ли, какой сильный вред наношу сестре, может, даже делаю невозможным для нее найти себе мужа, раз она готова при любом удобном случае озвучивать подобные подрывные идеи.

- А твои брачные перспективы твоего отца не беспокоили? – интересуется Скалли.

- Предполагалось, что я женюсь на Диане, когда закончу обучение, - пожав плечами, отвечает Малдер, и Скалли снова морщится. – А Диана совершенно аполитична, так что ее никогда не волновали мои отличные от общепринятых в нашей среде взгляды.

- У нее не было своего мнения по данному вопросу? – спрашивает Скалли, нахмурившись. – Странно, что тебя это устраивает. – Малдер переводит на нее взгляд, вопросительно изогнув брови, и Скалли быстро отводит глаза. – Я просто имею в виду… твои убеждения важны для тебя настолько, что ради них ты пошел против семьи, отправился на войну на стороне людей, которых они считают врагами. Мне просто кажется странным, что ты не обеспокоен ее индифферентностью по отношению к тому, что, очевидно, столь много значит для тебя.

- Я не говорил, что меня это не беспокоит, - возражает Малдер. – Но для Дианы… она не считает, что это как-то повлияет на ее жизнь. Она знает, что я не собираюсь владеть рабами, кто бы ни победил в этой войне, так что ее исход неважен для ведения нашего совместного хозяйства в будущем.

- Для нее, возможно, - говорит Скалли, не в силах скрыть своего отвращения. – Но только не для мужчин, женщин и детей, которых сейчас расценивают всего лишь как собственность. Этого недостаточно, чтобы изменить ее мнение в какую-то сторону?

Малдер с любопытством смотрит на нее.

- Она тебе и вправду не нравится, да? – замечает он. – А ведь ты ее даже не встречала.

- А мне и не нужно, - огрызается Скалли. – Извини, Малдер, но подобное эгоцентричное поведение вызывает у меня отвращение. Не заботиться о чем-то столь важном, потому что это не затрагивает ее лично? Я нахожу это совершенно неприемлемым.

- Эй, - внезапно резко обрывает ее Малдер, – ты говоришь об очень важном для меня человеке. Я не ожидаю, что она тебе понравится, но ты ее совсем не знаешь, Скалли. Не так, как я. И я бы предпочел, чтобы ты не судила ее, даже не познакомившись сначала с ней. Если только ты уважаешь меня и ценишь мою дружбу.

Скалли погружается в угрюмое молчание, чувствуя, как внутри все кипит от гнева.

Ей не надо встречаться я с Дианой, чтобы знать, как она относится к этой женщине. Любой, кто может смотреть на страдания человеческого существа – миллионов человеческих существ – и отмахиваться от этого, как от чего-то несущественного, потому что, по ее мнению, это не окажет никакого влияния на ее предполагаемое будущее, не стоит того, чтобы с ним встречаться – все может закончиться произнесением слов, из-за которых Малдер, скорее всего, никогда снова с ней не заговорит.

- Скалли, - начинает Малдер, когда они приближаются к палатке, - извини, хорошо? – Он легонько касается ее руки. – Я просто… думаю, что я, вероятно, изображаю ее не в самом позитивном свете. Она хороший человек, правда, хороший. И я просто… мне не нравится слышать, как ее принижают. Обещаю, что если бы ты узнала ее лично, она бы тебе понравилась. – «Сомневаюсь», - думает Скалли, но предпочитает не озвучивать эту мысль. Ей отлично известно, что нет смысла слишком на него давить – уж точно не сейчас, когда им предстоит ехать верхом бок о бок изо дня в день, когда они продолжат разделять палатку каждую ночь, когда он будет полагаться на нее, как на своего ближайшего адъютанта, предположительно, до самого конца войны.

- Извини, - вздыхает она, изо всех сил стараясь, чтобы это прозвучало искренне. Она действительно сожалеет, в некотором роде; сожалеет, что обидела его, даже если нисколько не сожалеет о своих не слишком теплых чувствах по отношению к его невесте. – Полагаю, я просто чересчур беспокоюсь. Мысль об отправленных на юг письмах с подробным описанием передвижений нашего полка, которые могут быть перехвачены кем-то, кто использует эту информацию против нас… тревожит меня. – Малдер молчит, но принимает задумчивый вид. – Своей сестре я говорю о нашем местонахождении в общих чертах, и только если мы двигаемся дальше на следующий день, так что информация станет бесполезной в течение нескольких часов. И эти письма отправляются на север, а не на юг, в Вирджинию. – Малдер продолжает хранить молчание. – Ты хочешь, чтобы я была твоим лейтенантом, верно? Твоей правой рукой?

- Да, - соглашается Малдер.

- И будет ли с моей стороны правильным предположить, что в мои обязанности входит тактичное указание на решения, которые, теоретически, могут угрожать безопасности твоих людей?

- Будет, - осторожно признает Малдер.

- Что ж, тогда, сэр, со всем уважением указываю вам на то, что привычка описывать важную информацию о позициях, планах и передвижениях нашего полка может в будущем подвергнуть опасности как вас, так и людей под вашим началом – не говоря уже о людях из других полков, марширующих и сражающихся вместе с нами. Не потому, что благонадежность получателя не заслуживает доверия, а потому, что подобный способ коммуникации недостаточно надежен. – Малдер молчит. – Со всем уважением, сэр. – Скалли задерживает дыхание… и напряженную секунду спустя Малдер издает смешок и качает головой, печально улыбаясь.

- Ты еще заставишь меня пожалеть об этом, да, Скалли? – говорит он. – О том, что назначил тебя своим адъютантом?

- Нет, если ты хочешь, чтобы им был кто-то, кто всегда говорит тебе правду, даже если она может обидеть или разозлить тебя, - парирует она.

- Ладно, Скалли, твоя взяла, - отвечает Малдер, все еще улыбаясь. – Я принимаю твою точку зрения и признаю, что письма, посланные членами нашего полка – включая меня – должны содержать только личную информацию и самую общую идею о нашем местонахождении, особенно, если они отправляются на юг. – Он многозначительно смотрит на нее. – Тебя это устраивает?

- Полностью, - отвечает Скалли, усмехаясь. Малдер все еще выглядит настороженным, но гнев его явно остыл.

- Ты мне ничего не спустишь, да?

Усмешка Скалли становится только шире.

- Ничего, - обещает она. – Полковник Малдер.

========== Глава 3 ==========

***

30 июля 1863 года

В окрестностях Вашингтона

- Составишь мне компанию на следующей неделе? – неожиданно спрашивает Малдер у Скалли, когда они сидят вдвоем у затухающего костра перед их палаткой, попивая слишком горький кофе из оловянных кружек.

- Куда мы поедем? – недоуменно уточняет Скалли. Полк разбил лагерь в окрестностях Вашингтона три дня назад, и все свидетельствовало о том, что они здесь задержатся.

- Я попросил об увольнительной на неделю, - поясняет Малдер, - и мне ее предоставили. Я еду в Фредериксберг навестить семью. Они сейчас в городе, гостят в имении друга отца, приемного отца Дианы.

Скалли удивленно выгибает брови.

- И они согласились встретиться с тобой? – спрашивает она. Насколько ей известно, Малдер по-прежнему пишет только Диане, до сих пор не получал вестей от Саманты и уж точно ни слова от родителей.

- Да, - отвечает он. – Диана все устроила и уговорила их приехать. Хотя я подозреваю, они хотят только убедить меня бросить все и вернуться домой или хуже того – дезертировать и вступить в Северовирджинскую армию. – Он качает головой. – Меня это не волнует, раз я все равно не собираюсь прислушиваться к их словам.

- Тогда зачем вообще ехать? – недоумевает Скалли. – Не похоже, что визит окажется приятным.

- Не окажется, уж поверь мне, - соглашается Малдер. – Но… там будет и моя сестра. Диана пишет, что вокруг плантации в Калпепере было слишком много северян, что заставляло их нервничать, так что они переехали в Фредериксберг, пока армии не уйдут куда-то в другое место. Возможности увидеть Саманту достаточно, чтобы поехать, и неважно, сколько времени отец проведет, крича на меня, а мать – заливаясь слезами. – И после паузы добавляет: - Диана тоже там будет.

Скалли кажется, что ее внутренности скрутились в тугой узел.

- И зачем мне тогда там быть? – спрашивает она, ненавидя себя за прозвучавшие в ее голосе ревнивые, раздражительные нотки, однако ничего не может с собой поделать.

- Я хочу, чтобы ты познакомилась с ними обеими, разумеется, - отвечает Малдер, очевидно озадаченный ее вопросом. – Ты мой лучший друг, Скалли. И пусть убеждения и жизненная позиция моих родителей заставляют меня краснеть за них, я бы хотел познакомить тебя с сестрой и еще больше – с Дианой, чтобы ты, возможно, перестала думать о ней дурно.

- Я и не думаю о ней дурно, - лжет Скалли, но это звучит неубедительно даже для ее слуха, что уж говорить о Малдере.

- Ты перестанешь так думать, - обещает он, - проведя рядом с ней неделю.

- А твоя семья знает, что ты пригласил меня? – спрашивает она.

- Нет, но это не проблема, - беззаботно отметает ее беспокойство Малдер. – Дом огромен. Уверен, у них найдется для тебя комната.

Скалли задумчиво покусывает губу. Она польщена, без сомнения, что Малдер хочет познакомить ее с сестрой, хотя встреча с Дианой вызывает у нее куда меньше энтузиазма.

- Полагаю, что могу поехать, - в конце концов нерешительно соглашается она и оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что они одни; их палатка находится на некотором отдалении от остальных, но все равно лишняя осторожность не повредит. – Но… нельзя ли организовать наше пребывание в одной комнате? Думаю, так я буду чувствовать себя увереннее, меньше беспокоясь, что какая-нибудь чересчур ретивая горничная случайно зайдет в мою спальню, когда я неодета, и разоблачит меня.

- Я… полагаю, это можно устроить, - отвечает Малдер, и у Скалли сжимается сердце при виде его явной неохоты.

- Знаю, ты, вероятно, отчаянно стремишься избавиться от меня после всех этих месяцев совместного проживания, - с наигранной шутливостью продолжает она. – Все нормально, я могу просто…

- Нет, Скалли, дело не в этом, - заверяет ее Малдер. – Я не возражаю против того, чтобы разделить с тобой комнату… напротив, по правде говоря. Просто… это может оказаться неловким, если Диана узнает правду, понимаешь? Она неподозрительна, но что-то мне подсказывает, что ей вряд ли понравится то, что я делю комнату с другой женщиной.

Скалли выпрямляется, приходя в ужас от нарисованной им картины.

- Она не может узнать, Малдер, - настаивает она. – Она не может это выяснить. Ты должен пообещать мне… о боже, ты ведь не рассказал ей, нет?

Ее охватывает паника, и Малдер, обеспокоенный ее реакцией, быстро касается ее руки в успокаивающем жесте.

- Скалли, расслабься, все в порядке! – спешит он ее заверить. – Я ничего не говорил ей, честно. Она знает о тебе только твое имя, а также то, что ты отлично управляешься с винтовкой, и ты мой лучший друг. Если ты не хочешь, чтобы ей стало известно что-то большее, клянусь, так оно и будет. – Несмотря на эту внезапную вспышку страха, Скалли безмерно согревает заявление Малдера о том, что он считает ее своим лучшим другом. – Но, Скалли, я не думаю, что тебе надо так уж бояться того, что Диана выяснит правду. Я уже говорил тебе: она хороший человек и никогда не выдаст подобный секрет.

- Дело не в том, что я считаю ее на это способной, - отвечает Скалли, прекрасно осознавая, что лжет не моргнув глазом, - а в том, что я не хочу, чтобы кто-нибудь знал. Каждый новый человек, посвященный в эту тайну, делает мое положение чуть более шатким. – Она многозначительно смотрит на него. – Я доверяю тебе, Малдер, и все. На тебе пусть все и остановится.

Малдер тепло ей улыбается.

- Так оно и будет, Скалли, - заверяет он ее. – Обещаю.

- И, кроме того, - замечает Скалли, - если бы Диане не понравилось то, что ты делишь со мной комнату, пока мы находимся в доме, узнай она правду обо мне, то что бы она сказала о нас, каждую ночь разделяющих палатку здесь, в армейском лагере?

Малдер обдумывает сказанное.

- Это ей тоже вряд ли понравилось бы, - кивнув, признает он. – Так что, полагаю, ты права: лучше всего держать ее пока в неведении. – Он окидывает ее взглядом. – Я имею в виду… не то чтобы что-то происходило… но все же, зачем давать ей повод для беспокойства?

«И вправду, зачем», - думает Скалли, едва сдерживая вздох.

Скалли сама не знает, рада она тому, что ее запрос об увольнительной на неделю одобрили, или нет. Как бы там ни было, она ее получает и перед рассветом утром 3-го августа седлает свою лошадь и отправляется вместе с Малдером по дороге во Фредериксберг. Когда солнце встает, день становится мягко согревающим, делая поездку приятной, даже несмотря на то, что желудок Скалли выписывает кульбиты почти все время пути. Ей трудно сказать, что она находит более нервирующим: встречу с родителями Малдера, которые склонны невзлюбить ее просто потому, что она солдат Союза, или с предполагаемой невестой Малдера, которой она не может заставить себя дать хотя бы ничтожный шанс.

Малдер кажется столь же нервозным, хотя, очевидно, обрадован возможностью встретиться с Дианой и своей сестрой.

- Я не видел ее уже полгода, - говорит Малдер. – Интересно, насколько она выросла с нашей последней встречи. – Он косится на Скалли и игриво улыбается. – Могу поспорить, она будет по крайней мере на несколько сантиметров выше тебя.

- Кто, Диана? – спрашивает Скалли, морща нос, и Малдер смеется.

- Нет, я знаю наверняка, что Диана выше тебя, - отвечает он. – Она почти такая же высокая, как я. – «Отлично, - уныло думает Скалли. – Еще одно преимущество мисс Совершенство надо мной». – Нет, я говорю о Саманте, моей сестре.

- Сколько ей? – спрашивает Скалли. – Саманте, я имею в виду.

- В мае исполнилось пятнадцать, - отвечает Малдер, доставая из-за пояса фляжку и делая глубокий глоток. – Думаю, она тебе понравится, Скалли. Она похожа на меня, только куда веселее.

- Так, значит… как ты, но симпатичная и приятная в общении, - замечает Скалли, игриво усмехаясь, и Малдер, уже закупоривавший фляжку, прерывает свое занятие, чтобы плеснуть в нее водой. – Повтори, - подбивает она его. – Сегодня жарко. – В ответ Малдер выплескивает на нее половину содержимого фляжки, и она разражается высоким смехом, который никто бы не принял за мужской. Скалли тут же пугается своего промаха, но Малдер выглядит довольным.

- Надо будет снова заставить тебя как-нибудь это повторить, - замечает он.

- Лучше не стоит, - предупреждает его Скалли. – Только если ты не планируешь разоблачить меня и начать искать себе нового адъютанта.

Малдер мгновенно становится серьезным.

- Ты, вероятно, права, - соглашается он, оглядывая пустые передние дворы вдоль дороги, ведущей в город. – Полагаю, с этим придется повременить до окончания войны. – Он снова тепло улыбается Скалли, отчего ее сердце пускается вскачь, а в животе трепыхают бабочки, хотя поначалу она не может понять почему. Только час спустя, когда они въезжают в пределы города, и все ее тело переполняет нервная энергия, она наконец понимает, в чем тут дело: на какое-то мгновение, возможно, впервые с того момента, как он увидел ее с обнаженной грудью в лунном свете, Малдер посмотрел на нее как на женщину, а не на своего собрата-солдата. Ну… почти. Она не берет в расчет то, как он часто смотрит на нее по утрам, когда она постепенно просыпается. С тем же успехом она может воображать эти взгляды, еще не окончательно проснувшись – взгляды, которые порой выражают что-то сродни вожделению. С тем же успехом может статься, что Малдер выглядит так каждое утро, когда еще не осознает толком, что выражает его лицо.

Они проезжают довольно далеко по переполненным людьми улицам города, когда Малдер наконец останавливает коня перед неприлично огромным особняком, окруженным безупречно постриженным газоном и витиеватой железной изгородью. Высокая стройная девушка с длинными темными волосами, кудрями струящимися по ее спине, стоит на широком переднем крыльце, наблюдая за их прибытием. В тот же момент, как на лице девушки возникает широкая улыбка, поразительно похожая на улыбку Малдера (хотя у нее и не такой выдающийся нос), Скалли понимает, что это его младшая сестра Саманта.

С улыбкой до ушей Малдер спрыгивает с коня и стремительно несется через входные ворота по подъездной дорожке, пока не встречает свою сестру на полпути, отрывая ее от земли и кружа в медвежьем объятии. Саманта весело хихикает, когда брат ставит ее обратно.

- Дай посмотреть на тебя, - говорит Малдер, отступая на шаг и по-прежнему широко улыбаясь. – Я же предупреждал тебя, Сэм, что, если не прекратишь расти, то будешь выше всех парней, и тогда никто из них не захочет на тебе жениться!

Саманта добродушно хлопает его по руке.

- Очень смешно, Фокс, - упрекает она его. – Ты тут меньше пяти минут, а уже насмехаешься надо мной.

- Технически я вообще еще не тут, - возражает Малдер. – Я даже в дом не зашел.

- Ты почти там, - отвечает Саманта и смотрит поверх плеча Малдера на Скалли, которая неуверенно стоит у обочины, сжимая в руке поводья и наблюдая за воссоединением родственников. Малдер усмехается ей и взмахом руки предлагает подойти.

- Скалли, иди сюда, познакомься с моей сестрой, - зовет он. Непонятно откуда материализовавшийся грум берет за поводья их с Малдером лошадей и уводит их по боковой дорожке, которая, как полагает Скалли, ведет к конюшням. – Саманта, - говорит Малдер. – Я бы хотел представить тебе лейтенанта Дэниела Скалли, моего адъютанта. Скалли, этот переросший бобовый побег – моя сестра Саманта.

Саманта снова окидывает Малдера сердитым взглядом, а потом, приветливо улыбаясь Скалли, делает реверанс и протягивает тонкую руку для поцелуя, являя собой образчик отличных манер.

- Приятно познакомиться, лейтенант Скалли, - говорит Саманта. – Фокс много говорил о вас в своих письмах.

Малдер вопросительно поднимает брови.

- Так ты получала их? – спрашивает он. – Я не был уверен, не перехватывали ли их родители.

Саманта закатывает глаза.

- Да, я их получала, - заверяет его она. – Это мои ответы перехватывались, полагаю.

Малдер с отвращением качает головой.

- Похоже, мне стоит быть благодарным уже за то, что они вообще позволили тебе получать от меня сообщения, - говорит он. – Я бы не удивился, если бы они решили, что чтение моих писем будет слишком опасно для твоей хрупкой душевной организации.

Саманта награждает брата грозным взглядом.

- Если ты собираешься начать свой визит на подобной ноте, Фокс, то с тем же успехом можешь возвращаться обратно в свой полк прямо сейчас, - упрекает она его. – Неважно, как сильно родители гневаются на тебя, последние полгода они только и делали, что переживали за тебя денно и нощно. – Она берет Малдера под руку, потом поворачивается к Скалли и протягивает ей вторую руку. – Пойдемте внутрь. Нас уже заждались.

Саманта ведет их сквозь тяжелые деревянные двери в богато декорированный холл. Ожидающий слуга готов принять их верхнюю одежду и фуражки, но, передав ему свою фуражку, Скалли предпочитает не снимать китель. Они следуют за Самантой через холл в гостиную, где, несмотря на теплую погоду, горит огонь в камине. Стоящий рядом с ним мужчина, опирающийся рукой на каминную полку, представляет собой точную копию Малдера, если не считать обильную седину в его темных волосах и глубокие морщины на лице. Он медленно, осторожно пересекает комнату без тени улыбки на строгом лице и протягивает руку Малдеру, который нервно пожимает ее.

- Фокс, - произносит мужчина, - рад тебя видеть.

- Я тоже, отец, - отзывается тот, и Скалли успевает подумать, что никто из них не кажется особенно искренним, прежде чем Малдер поворачивается кней. – Позвольте представить вам моего адъютанта, лейтенанта Дэниела Скалли. – Скалли делает шаг вперед, оробев под бесстрастным взглядом отца Малдера. – Скалли, это мой отец Уильям Малдер.

- Счастлив познакомиться с вами, сэр, - говорит Скалли, едва удержавшись от того, чтобы сделать свой голос более низким и выглядеть внушительнее перед этим солидным пожилым человеком. – Большое спасибо за то, что позволили мне погостить у вас эту неделю.

Уильяму, кажется, только правила хорошего тона не позволяют нахмуриться.

- Ужасно молоды для звания лейтенанта, не так ли, мистер Скалли? – спрашивает он, и Малдер мрачнеет, однако прежде, чем у него появляется возможность вмешаться, из другого угла комнаты раздается голос.

- Хватит, Билл, уж ты-то должен знать, что возраст не является самым важным мерилом способностей человека. – Скалли поворачивается и видит, как величественная пожилая дама, изысканно одетая и горделивая, медленно поднимается с дивана у окна. Она двигается с большим достоинством, идя через всю комнату к сыну, и, сухо поцеловав его в щеку, протягивает руку Скалли. – Как поживаете, лейтенант Скалли? – спрашивает она, когда Скалли целует тыльную сторону ее ладони. Ей почти не приходится нагибаться для этого.

- Это моя мать Тина, - представляет ее Малдер. Покончив с формальностями, он с любопытством оглядывается по сторонам. – А где Диана?

- У Чарльза были дела в другом конце города, - сообщает Уильям. – Он взял Диану с собой, но они должны вернуться до обеда.

Малдер хмурится.

- Разве она не знала, что я прибуду к ланчу? – спрашивает он.

- Уверена, она просто забыла, Фокс, - отвечает Тина. – Она была очень занята с тех пор, как мы приехали на прошлой неделе, – отдавала визиты старым друзьям.

- О, она знала, - вставляет Саманта, усевшаяся в одно из кресел. – Она сказала, что утром у нее есть дела и что она увидится с тобой, когда сможет, Фокс.

- Помолчи, Саманта, - прикрикивает на нее Тина, но девушка совсем не выглядит раскаивающейся за свои слова. Встретившись взглядом со Скалли, она дерзко ей усмехается, и та понимает, что Саманта относится к Диане не лучше ее самой.

Тогда-то Скалли и решает, что ей очень нравится сестра Малдера.

- Лейтенант Скалли, могу я распорядиться, чтобы ваши вещи отнесли наверх? – спрашивает Тина.

- У меня с собой только это, - говорит Скалли, указывая на маленький ранец на спине. – Пожалуйста, не беспокойтесь, я справлюсь сам.

Тина выглядит удивленной.

- Вы определенно путешествуете налегке, - замечает она.

- Такова военная жизнь, матушка, - отвечает за нее Малдер. – Только генералы возят с собой больше, чем могут уместить на спинах.

- Что ж, тогда, Фокс, не мог бы ты показать лейтенанту Скалли его комнату, чтобы он мог положить там свои вещи и освежиться перед ланчем? – спрашивает Тина.

- Вообще-то, матушка, Скалли разместится в моей комнате, - говорит Малдер. – Иногда он немного пугается незнакомых мест, так что я сказал ему, что он может спать рядом со мной, как в лагере.

- Вы уверены, что вас это устраивает, лейтенант? – обеспокоенно уточняет Тина. – Вы не будете чувствовать себя стесненным?

- Вовсе нет, миссис Малдер, - заверяет ее Скалли. – Как видите, мне не нужно много места. – Это замечание вызывает легкую улыбку на губах Тины. – И, пожалуйста, называйте меня Дэниел.

- Хорошо, Дэниел, - говорит она. – Что ж, если вы уверены, то поднимайтесь наверх вместе с Фоксом. Ланч будет подан через полчаса. Не сомневаюсь, что вы оба голодны с дороги.

Скалли следует за Малдером по широкой лестнице и далее по коридору, пока он не останавливается у двери почти в самом его конце.

- Я обычно сплю в этой комнате, когда останавливаюсь в доме с Дианой и ее отцом, - говорит он ей и открывает дверь. Взгляду Скалли предстает симпатичная спальня с высокими потолками, узкими окнами во всю стену, темной ореховой мебелью и массивной кроватью под балдахином, занимающей почти всю стену по левую руку от входа. Также там имеется камин с каминной полкой из того же дерева, что и мебель, и темно-синим бархатным диваном напротив него. Книжный шкаф тянется вдоль всей другой стены, забитый до отказа потертыми, зачитанными книгами.

Малдер беспечно бросает свой ранец у ножки кровати и скидывает ботинки, после чего плюхается на матрас с громким стоном удовольствия.

- О-о, Скалли, - вздыхает он, - иди сюда и почувствуй это.

Скалли куда осторожнее опускает свой ранец на пол и наклоняется, чтобы развязать шнурки на ботинках, прежде чем расположиться рядом с Малдером. Она вскарабкивается на кровать, которая куда выше, чем она привыкла, и растягивается на спине, погрузившись в толстый перьевой матрас и мягкое пуховое одеяло.

- Ого, - выдыхает она, закрывая глаза. – Я практически забыла, каково это. – Она немного ерзает, глубже погружаясь в матрас. – Не то чтобы наши кровати дома хотя бы отдаленно столь же роскошные, как эта. – Закрыть глаза, как она тут же осознает, было ошибкой: для нее не составит никакого труда заснуть прямо сейчас. Чтобы этого избежать, Скалли поворачивает голову и смотрит на Малдера, который, как она обнаруживает, уже пристально наблюдает за ней. – Что?

- Я внезапно понял, - говорит он, – что мало что знаю о твоей семье, помимо их имен и того, за кого они хотят выдать тебя замуж.

- Полагаю, что так, - признает Скалли. – Мы не слишком-то интересные, если уж на то пошло. Что бы ты хотел узнать?

- Ну, для начала было бы неплохо узнать, чем твой отец зарабатывает на жизнь, - говорит Малдер, перекатываясь на бок. – Мать наверняка спросит, и мне неловко признавать, что я и сам не знаю.

- По правде говоря, Малдер, ты, вероятно, уже знаешь больше, чем тебе кажется, - говорит ему Скалли. – Мой отец кадровый офицер ВМФ, как и мой старший брат Билл. Мой младший брат Чарли никогда не интересовался карьерой военного – он вообще мало чем интересовался, помимо праздного времяпрепровождения, выпивки, азартных игр и флирта со всеми попадавшимися ему на пути женщинами – но когда он втянул в неприятности местную девушку, отец предоставил ему выбор: либо он идет на флот, либо его изгонят из семьи, и он вынужден будет сам себя содержать.

- Решение кажется простым, - посмеивается Малдер, но Скалли качает головой.

- Да, на первый взгляд, - говорит она. – Но Чарли склонен к бунтарству, а потому он всерьез подумывал уехать, просто чтобы досадить отцу. Мы с сестрой отговорилиего от этого шага. – Она тяжело вздыхает. – Может, я и не стала бы этого делать, если бы знала, что вскоре после его вступления в армию начнется война. Возможно, матери было бы легче, если бы хотя бы один мужчина в семье не пошел воевать.

- И тем не менее, - тихо замечает Малдер, - это не остановило тебя от добровольного вступления в армию.

- Моя мать предоставила мне еще меньше выбора, чем отец предоставил Чарли, - мрачно отвечает Скалли. – Чарли, по крайней мере, мог уйти из дома и найти себе работу, вместо того чтобы поступать на флот. Никто бы и глазом не моргнул, и, захоти он, то мог бы переехать в другой город, где никто бы не знал о девушке, носящей его ребенка. Или он мог бы жениться на ней и осесть в нашем городе, с помощью доброго имени моего отца найдя себе хорошую работу. – Она перекатывается на бок, повторяя его позу. – У меня же был выбор между браком с мужчиной, которого я не люблю и который ожидает от меня полного изменения аспектов моей личности, делающих меня той, кто я есть, а также потенциально жестокого… и жизнью, наполненной виной за то, что я обидела друга своего отца и нанесла вред репутации семьи, отвернув его предложение.

- Так что ты выбрала третий вариант, - улыбаясь, заключает Малдер.

- Два варианта, как ты помнишь, - поправляет его Скалли. – Я правда пыталась стать медсестрой поначалу. Я прибегла к вступлению в армию, когда стало ясно, что иначе мне не спрятаться от Дэниела и семьи. – Малдер кивает, и они погружаются в молчание, которое хотя и нельзя назвать уютным, все же не вызывает неловкости. Скалли никогда не была физически так близко к нему, без всех обычно окружающих их солдат – уж точно не с тех пор, как он узнал правду о ней.

Малдер, похоже, думает о чем-то похожем, потому что смущенно улыбается ей.

- Мы бы и сами устроили немалый скандал, узнай мои родители, кто ты на самом деле, - замечает он. – Это считается за нахождение в постели с женщиной? Потому что, по правде говоря, я никогда прежде не был в такой ситуации - для меня это в первый раз.

Скалли вспыхивает от его откровенного признания.

- Правда? – уточняет она. – Никогда не посещал дома с дурной репутацией в тех городах, через которые мы проходили?

- Нет, - пренебрежительно замечает он. – Это настоящие рассадники болезней, насколько я слышал.

Скалли закусывает губу, раздумывая, задавать ли вопрос, ответ на который ей может не понравиться.

- И вы с Дианой никогда… - Малдер качает головой, и Скалли ощущает необъяснимое облегчение.

- Мы пока еще даже не помолвлены официально, - поясняет он. – Думаю, она бы отвесила мне пощечину, предложи я нечто подобное. – Он с любопытством смотрит на нее. – Могу я предположить, что ты никогда…

Скалли энергично трясет головой, краснея.

- Дэниел предпринимал попытки соблазнения – чаще, чем мне бы хотелось признавать, - говорит Скалли. – Когда родители не могли услышать, разумеется… но ко времени моего побега он стал уже весьма настойчив.

- Вероятно, не слишком заманчивая перспектива, - замечает Малдер. – Если он хотя бы немного соответствует твоему описанию.

- Дело не только в этом, но и в том, что Дэниел из тех мужчин, которые будут давить на женщину, чтобы она позволила им вольности, а потом ее же и обвинят в том, что она поддалась своим низменным инстинктам.

Малдер морщит нос.

- Не думаю, что мне бы хотелось когда-нибудь встретиться с этим Дэниелом, - заявляет он. – Подозреваю, мы бы с ним вряд ли поладили.

Скалли улыбается.

- Нет, но ты бы мог научить его, как быть настоящим джентльменом, - соглашается она. Малдер, улыбнувшись в ответ на ее комплимент, перекатывается на спину и заставляет себя сесть.

- Нам лучше помыться и спуститься к ланчу, - говорит он Скалли через плечо. – Иначе моя мать, вероятно, поднимется сюда за нами. – Скалли тоже садится, и Малдер указывает на умывальник и керамический кувшин на зеркальном туалетном столике на противоположном краю комнаты. – Насколько я ее знаю, она позаботилась о том, чтобы там была вода. Можешь помыться первой, если хочешь.

- Спасибо, - благодарит его Скалли, соскальзывая с кровати и подходя к туалетному столику. Чувствуя себя крайне смущенной под внимательным взглядом Малдера, она снимает китель… и потом, забыв об осторожности (и не желая присутствовать за столом в мокрой рубашке), расстегивает ее и тоже снимает.

Резкий и внезапный вдох Малдера достаточно громок, что Скалли слышит его через всю комнату.

Она умывает лицо холодной чистой водой, обильно пользуясь куском мыла, лежащим рядом с умывальником, и наслаждается ощущением по-настоящему чистого лица и рук впервые за, кажется, бесконечно долгое время. Она вытирается заранее приготовленным сложенным полотенцем и поворачивается к Малдеру. Его лицо покраснело от смущения, но он все равно дерзко усмехается ей.

- Это объясняет, почему я не подозревал ничего прежде, - говорит он, кивая на длинный отрез ткани, опоясывающий туловище Скалли и сплющивающий ее груди. – Очень умно.

- Немаловажно еще и то, что мне мало что нужно скрывать, - замечает Скалли, встряхивая рубашку, прежде чем снова надевает ее, заправляет в брюки и застегивает. – У моей сестры Мелиссы возникло бы куда больше трудностей с воплощением подобного плана, даже притом, что она выше меня.

- Однажды я бы очень хотел увидеть, как ты выглядишь без этой униформы, - говорит Малдер, и у Скалли на мгновение возникает стойкое ощущение, что сердце остановилось у нее в груди. Она уверена, что он не хотел, чтобы это так прозвучало, но все же от этой мысли ее бросает в жар. Малдер мгновенно понимает, что сказал, и снова вспыхивает; краска на его щеках под стать ее собственному смущению. – Это не то, что я имел в виду! – восклицает он. – Я просто… я бы хотел увидеть, как ты выглядишь, когда ты… ну… это ты.

Скалли улыбается.

- Ты имеешь в виду, когда я одета в ленты и кружево? – Смеясь, она берет китель и надевает его. – Не хочу разрушать созданный твоим воображением образ, Малдер, но и до своего вступления в армию я не была образцом женственности. Я всегда была этакой девчонкой-сорванцом.

- В это мне легко поверить, - говорит Малдер, поднимаясь и снимая собственный китель, а затем и рубашку. – Но все же… мне трудно представить тебя в платье, с длинными волосами в высокой прическе, носящей одну из этих нелепо крохотных шляпок, которые леди в последнее время находят столь модными.

- Обещаю, что вероятность увидеть меня в одной из таких нелепо крохотных шляпок ничтожно мала, - заверяет его Скалли, когда он склоняется над раковиной и смывает грязь и пыль с загорелого лица и рук. – Но если это так для тебя важно… однажды, после окончания войны, когда мои волосы отрастут достаточно, чтобы заплести их и уложить в прическу, я навещу тебя. И я буду в платье.

Малдер останавливается в процессе застегивания рубашки и усмехается ей.

- Обещаешь?

- Да, - говорит Скалли. – Но пока что нам надо спускаться. Твоя мать упомянула ланч, а меня так воодушевляет возможность съесть что-то помимо бекона, бобов или галет, что я, вероятно, осрамлюсь, когда отодвину столовые принадлежности и зароюсь лицом в тарелку, словно лошадь в корыто.

========== Глава 4 ==========

***

Август 1863 года

Фредериксберг, Вирджиния

Внизу в холле их уже ждут двое новоприбывших. В дверях гостиной седой мужчина примерно одного возраста с Уильямом Малдером курит распространяющую вокруг зловонье сигару. Через холл от него, ближе к ступеням лестницы, стоит высокая пышногрудая молодая женщина с блестящими черными волосами, одетая в дорогое модное платье – на голове у нее красуется как раз такая нелепо крохотная шляпка, которую Малдер упоминал всего несколько минут назад. Скалли делает вывод, что это и есть Диана – ее догадка подтверждается, когда Малдер широко улыбнулся при виде ее.

- Диана! – восклицает он, почти бегом спускаясь по оставшимся ступеням. Брюнетка тепло улыбается ему.

- Фокс, дорогой, - произносит она, беря его за руку и позволяя поцеловать себя в щеку. – Как замечательно тебя видеть! Извини, что мы отсутствовали, когда ты прибыл, но у нас возникло неотложное дело.

- Все нормально, главное, что сейчас ты здесь, - отвечает Малдер, и Скалли приходится сдерживать рвотный позыв, тем более что он вдруг вспоминает о ней и, повернувшись, жестом просит ее приблизиться. – Диана, это мой хороший друг и адъютант, лейтенант Дэниел Скалли.

Диана смотрит на Скалли сверху вниз и вяло протягивает руку для поцелуя.

- Рад познакомиться, - говорит Скалли, надеясь, что это звучит хотя бы отдаленно искренне. – Малдер только и делал, что говорил о вас все эти месяцы.

Диана чуть заметно улыбается.

- Вот как? – спрашивает он. – Кажется, я помню, что он и вас упоминал в одном из своих писем.

Малдер издает нервный смешок.

- Скорее уж, во всех, - поправляет он, и Диана выгибает брови, смотря на него с нежным укором.

- Фокс, я и понятия не имела, что ты планировал привезти с собой еще кого-то, - упрекает она его. – Почему ты мне ничего не сказал?

- Решение было принято в последнюю минуту, - поясняет Малдер.

- Ну что ты, Диана, - вдруг говорит мужчина с сигарой, приближаясь к ним через холл. – У нас достаточно места для гостей. И, кроме того, ты не хуже всех нас знаешь, что Фокс предпочитает все делать экспромтом.

Этого человека Малдер приветствует с куда меньшим радушием, чем Диану, но тем не менее любезно пожимает ему руку.

- Скалли, это друг моего отца Чарльз Спендер, - представляет он его. – Это его дом.

Спендер обменивается рукопожатием и с ней, и Скалли с трудом удерживается от содрогания, ощутив прикосновение его липкой, потной ладони.

- Спасибо за ваше гостеприимство, мистер Спендер. Я очень сожалею о том, что явился без приглашения.

Спендер окидывает ее долгим оценивающим взглядом, отчего Скалли становится не по себе.

- Вы тоже вирджинский беглец, мистер Скалли? – спрашивает Спендер. – Мятежник против мятежников, так сказать, как наш Фокс?

- Папа, перестаньте, - встревает Диана, но ее голосу недостает убеждения. Скалли замечает, как Малдер стискивает зубы.

- Нет, моя семья из Пенсильвании, - отвечает Скалли. – Из Вест Честера.

- Рядом с Филадельфией, - замечает Спендер. - Я хорошо знаю эти места.

- Я как-то была там с вами, не так ли, папа? – вспоминает Диана, презрительно кривясь. – Ужасное, вонючее место – там так грязно по сравнению с Вашингтоном и особенно с Фредериксбергом.

Скалли стискивает зубы.

- Полагаю, в таком случае мне стоит порадоваться, что я не из Филадельфии, - говорит она, заставляя себя продолжать улыбаться.

- Почему бы нам не приступить к ланчу? – поспешно предлагает Малдер, беря Диану под руку и ведя ее через холл в гостиную. Скалли следует за ними, отчаянно надеясь, что ей не придется садиться рядом с Дианой. Она давно и с нетерпением ждала настоящей трапезы, но подозревает, что расслабиться рядом с этой женщиной достаточно, чтобы наслаждаться едой, будет проблематично и без нахождения в непосредственной близости от нее.

Однако она зря беспокоилась: ее усаживают рядом с Малдером за длинным обеденным столом. Саманта быстро занимает место с другой стороны от него, и Диане приходится сесть напротив. Ее это явно не радует, и, даже зная, что это мелочно, Скалли не может ничего с собой поделать, ощущая некоторое удовольствие при виде ее досады.

Как только все рассаживаются по своим местам, появляется целая вереница элегантно одетых темнокожих слуг, расставляющих различные блюда на столе. Скалли изо всех сил старается не таращиться на еду и удерживаться от слюноотделения, когда яства, вкус которых она уже и позабыла, ставятся перед ней. Тут есть и курица, хрустящая корочка которой покрыта ароматными специями, и изобилие овощей, и хлеб с толстой корочкой только что из печи, и даже масло, настоящее масло, которое не всегда было на столе в доме Скалли и до войны.

Каким бы ни был вызванный войной дефицит продовольствия в Вирджинии – а Скалли слышала, что был он довольно серьезным – Чарльз Спендер явно знал, как с ним справляться. Скалли накладывает полную тарелку, не отказываясь ни от чего их предложенного.

- Так расскажите же нам о себе, Дэниел, - просит миссис Малдер, протягивая бокал слуге в ожидании, что он его наполнит. – Вы учились в Уэст-Пойнте? Билл хотел, чтобы Фокс туда поступил, но он, разумеется, был решительно настроен в пользу Гарварда.

- Нет, мэм, - отвечает Скалли. – Я был слишком молод для колледжа, когда началась война. Я вступил в армию в качестве рядового пять месяцев назад.

- О боже, вы, должно быть, и вправду молоды, - замечает Тина.

- В феврале исполнится восемнадцать, мэм, - отвечает Скалли, и это правда; верными в ее бумагах о зачислении в армию были только возраст и дата рождения.

- А чем занимается ваш отец? – продолжает Тина.

- Он, скорее всего, обычный торговец, раз вы вступили в армию в качестве рядового, - встревает Диана. – Даже Фокс начинал с сержанта, не так ли, дорогой?

Малдер выглядит немного смущенным грубостью Дианы и спешит занять себя намазыванием толстого слоя масла на хлеб.

- Мой отец служит в ВМФ с пятнадцати лет, - отвечает Скалли, решительно настроенная не дать Диане удовлетворения при виде ее огорчения. – Сейчас он капитан.

- И он не мог устроить вам звание выше простого рядового? – спрашивает Диана. – Как странно. А я-то думала, что положение сына офицера с почтенной репутацией помогло бы вам заручиться местом получше.

- Диана, - с тихим предупреждением в голосе произносит Малдер. Она невинно хлопает глазами в ответ.

- Что, Фокс? – спрашивает у него она. – Мне просто любопытно. Насколько я знаю, в армии янки все делается иначе, чем у нас на юге. В нашей армии отец в звании офицера мог бы написать сыну рекомендательное письмо, чтобы помочь ему с продвижением по службе.

- Полагаю, я мог попросить своего отца о чем-то подобном, - отвечает Скалли, - но предпочел добиться всего самостоятельно. Так я буду уверен, что любое мое продвижение станет результатом тяжелой работы и упорства с моей стороны, а не репутации моего отца. Я предпочитаю заслужить его сам.

- И поверь мне, Скалли заслужил то, что недавно получил, - встревает Малдер, прежде чем у Дианы появляется возможность вставить свое слово. Горделивые нотки в его голосе заставляют Скалли улыбнуться. – Меня бы здесь сейчас не было, если бы не он.

- Вот как? – спрашивает Тина, широко распахивая глаза, и Малдер энергично кивает.

- Он не раз спасал мою шкуру в июле в Геттисберге, - отвечает он и рассказывает историю о том, как Скалли велела солдатам перестать стрелять, когда он выскочил за стену в поисках патронов, и как она застрелила офицера-конфедерата, целившегося ему в голову в самом конце битвы. К тому времени, когда он заканчивает, обращенные на Скалли взгляды всех присутствующих (за исключением Дианы и ее отца) меняются с подозрительных на признательные.

- Похоже, что мы все обязаны поблагодарить вас, лейтенант Скалли, - грубовато заявляет Билл Малдер, заговорив впервые с тех пор, как они приступили к ланчу. – Нам было достаточно тяжело терять нашего сына, когда он вступил в вашу армию. Было бы еще тяжелее потерять его вовсе.

- Фокс, ты никогда не упоминал в своих письмах, что там так опасно, - говорит Саманта, с упреком смотря на брата.

- Это война, Саманта, - пренебрежительно замечает Диана. – Разумеется, это опасно.

Саманта бросает на нее сердитый взгляд, но молчит, и Малдер одобряюще похлопывает сестренку по плечу.

- Не стоит так уж беспокоиться, Сэм, - заверяет он ее. – У Скалли отлично получается оберегать меня. Думаю, мимо него даже мышь не проскочит.

- И все же, Фокс, не следует тебе так рисковать, - упрекает она его.

- Иногда мне приходится, Сэм, - мягко поясняет Малдер. – Это входит в обязанности офицера, присматривающего за своими людьми.

- Но я обещаю вам, Саманта, - добавляет Скалли, - что чем больше он рискует, тем больше я держу его в узде. Я считаю своим долгом доставить вашего брата домой целым и невредимым, когда все это закончится.

Саманта тепло улыбается Скалли, и та краем глаза замечает, как Диана закатывает глаза, однако Малдер, к сожалению, смотрит на сестру, а потому этого не видит.

Когда с ланчем покончено, вновь появляются слуги, чтобы забрать пустую посуду и остатки еды. Скалли тяжело сдержаться и не вскочить с места, чтобы помочь им: дома уборка со стола входила в ее обязанности. Ее мать готовила каждое блюдо с помощью дочерей, и Скалли убирала со стола после еды, а затем, когда Мелисса заканчивала мыть посуду, вытирала ее и ставила в буфет. Сейчас же она осознает, что никто из сидящих за этим столом людей никогда в своей жизни не вымыл и тарелки.

- Думаю, - устало вздохнув, начинает Диана, - я пойду наверх и вздремну.

Малдер выглядит удивленным.

- Диана, я ведь только что приехал, - протестует он. – Я думал, что, может, мы проведем немного времени вместе.

- Ты же еще неделю с нами пробудешь, не так ли, Фокс? – спрашивает она. – У нас будет достаточно времени, чтобы пообщаться. Я надеялась, что пока ты здесь, мы пару раз съездим в театр. Папа никогда меня не сопровождает и не позволяет мне ездить одной.

- Еще бы, - замечает Тина. – Молодая незамужняя леди, гуляющая по городу без надлежащего присмотра? – Она содрогается. – Люди начнут перешептываться, а ты знаешь, как я ненавижу сплетни.

- Если только они не обо всех остальных – в таком случае ты ничего против них не имеешь, - ворчит Билл, и Малдер с Самантой хихикают. Тина делает вид, что не расслышала сказанного мужем.

- Билл, дорогой, думаю, я тоже прилягу. Уверена, что вам с Чарльзом есть чем заняться днем.

- Да, у меня есть кое-какие дела в городе, - соглашается Чарльз Спендер, который, как внезапно понимает Скалли, не произнес ни слова с тех пор, как занял свое место во главе стола, когда они приступили к ланчу. – Поедешь со мной, Уильям?

- Разумеется, - отзывается Билл, отодвигая стул и вставая. Малдер поднимается следом.

- Можем мы со Скалли пойти с вами? – с надеждой спрашивает он, и Билл со Спендером обмениваются взглядами, приподняв брови. Атмосфера в комнате стремительно меняется, внезапно становясь неуютной.

- Нет, Фокс, все в порядке, - отвечает Билл с вымученной праздностью. – Тебя это не заинтересует, и, в любом случае, уверен, что вы с лейтенантом Скалли устали после вашей поездки. Мы с Чарльзом вернемся к ужину.

- О, - говорит Малдер, заметно сникнув. – Тогда ладно.

Билл и Чарльз уходят после того, как последний достает свежую сигару из кармана пиджака и зажигает ее прямо в гостиной, оставляя после себя шлейф сигарного дыма.

- Пойдем, Диана, - говорит Тина, вставая и беря Диану за руку. – Сейчас идеальная погода для того, чтобы вздремнуть.

Они с Дианой следуют за мужчинами к двери. Достигнув ее, Тина останавливается и разворачивается.

- Саманта, дорогая, ты к нам не присоединишься?

Саманта Малдер, все еще демонстративно не встающая со своего стула, упрямо вздергивает подбородок.

- Я останусь с Фоксом и Дэниелом, - отзывается она. – Они проделали весь этот путь, чтобы увидеться с нами, и неправильно оставлять их здесь одних.

Тина предпочитает оставить это заявление без ответа, и в следующее мгновение их с Дианой уже и след простыл. Скалли слышит их шаги по лестнице в холле, и стоящий рядом с ней Малдер издает тяжелый вздох.

- Очевидно, они просто вне себя от счастья при виде меня, - качая головой, говорит он. – Почему они вообще согласились приехать и провести здесь неделю, если никто из них даже не может находиться со мной в одной комнате?

Саманта касается его руки.

- Забудь о них, Фокс, - говорит она. – Давай мы с тобой покажем твоему другу Дэниелу окрестности, идет?

Малдер улыбается ей, и Скалли возносит молчаливую благодарность Богу за то, что у ее друга в семье есть по крайней мере один хороший, добрый человек, к которому стоит возвращаться. Она и представить себе не может столь холодное приветствие в собственном доме, даже после неподчинения родителям и побега. Конечно, они будут рассержены, когда она наконец появится, и вдоволь покричат на нее, без сомнения, но Скалли знает, что ее также встретят слезами радости и объятиями, чего в этом холодном фредериксбергском особняке она пока не наблюдала.

Саманта поднимается в свою комнату, чтобы взять зонтик от солнца, а Малдер со Скалли ожидают ее у входной двери.

- Интересно, почему отец не захотел взять нас с собой? – вслух размышляет он. – Обычно ему нравится, когда я присутствую на его деловых сделках, чтобы у меня была возможность учиться управлению его владениями, когда мне придет время унаследовать их.

- Может, это дело никак не связано с плантацией твоей семьи, - предполагает Скалли. – Ты говорил, что мистер Спендер активно участвует в политике. Возможно, они посещают какое-то политическое собрание? Потому что в таком случае – если они направляются на встречу с группой политиков-южан – они вряд ли могут появиться на ней с двумя офицерами Союза, не так ли?

Малдер размышляет над ее словами.

- Полагаю, это возможно, - соглашается он. – Не говоря уже… - Он хмурится. – Отцу будет чертовски неловко представлять меня всем своим дружкам-конфедератам как своего сына – полковника в Потомакской армии.

- Ему же хуже, - заверяет его Саманта, спускаясь по ступеням и подходя к ним. – Тогда как ты только выигрываешь. Вместо того чтобы провести этот приятный день в какой-нибудь темной душной комнате, задыхаясь от отвратительного сигарного дыма мистера Спендера, вы с лейтенантом Скалли будете наслаждаться солнечным светом, сопровождая красивую молодую леди в прогулке по окрестностям.

Малдер усмехается сестре, когда она берет его под руку.

- Ты явно так и не научилась смирению за последние полгода, - замечает он, и нахальная улыбка Саманты становится только шире. Она тянет брата к входной двери, и Скалли следует за ними на крыльцо, по кирпичной подъездной дорожке и через ворота на тротуар. Там Саманта протягивает ей свободную руку, и Скалли охотно берет ее.

День выдается солнечным и теплым, но прохладный ветерок не позволяет ему стать по-настоящему жарким. Даже при этом Скалли не завидует корсету и тяжелому платью Саманты Малдер. Сама она носит шерстяной китель и несколько слоев плотно обернутой вокруг тела ткани, но готова держать пари, что ей сейчас куда удобнее, чем любой женщине, гуляющей сегодня по улицам Фредериксберга.

- Расскажи, как обстояли дела дома с тех пор, как я уехал, - просит Малдер, когда они достигают конца квартала и поворачивают направо. – Родители жаловались на меня все это время или только за воскресными обедами?

- Они по большей части вообще о тебе не говорят, - вздыхает Саманта. – Не знаю, потому ли это, что они все еще сердятся, или потому, что боятся за тебя и не хотят думать об этом больше, чем абсолютно необходимо.

- Ставлю на первый вариант, - ворчит Малдер. – Они только после трех писем согласились, чтобы я приехал и остановился здесь на неделю. Я все еще удивлен, что отец не отбыл на плантацию и не предоставил тебе и матери встречать меня самим.

- Он не кажется настолько сердитым, - нерешительно вставляет Скалли. Она не знает Уильяма Малдера, но он не погружался в холодное молчание и не кидался резкими словами, хотя именно этого она от него и ожидала.

- Еще рано судить, - отвечает Малдер. – И, кроме того, он только познакомился с тобой. Он не станет вести себя, как полный ублюдок, перед незнакомцем… по крайней мере, поначалу.

- Фокс, следи за своим языком, - упрекает его Саманта.

- «Ублюдок» - это не ругательство, Сэм, - возражает Малдер.

- Нет, но это и не слишком приличное слово. И потом, оно ему даже не подходит: наш отец знает, кем был его отец. Если хочешь обозвать отца, назови его треплом.

Скалли издает удивленный смешок, не сумев сдержаться, а у Малдера чуть глаза на лоб не вылезают.

- Саманта! – восклицает он. – Где ты слышала это слово?

- Подслушала у офицеров, которых отец приглашал на обед в доме на плантации, - отвечает его сестра. – И оно еще далеко не самое худшее, поверь мне.

- О, я верю, - отзывается Малдер, качая головой. – Отец запрет тебя в твоей комнате на ближайшие двадцать лет, если услышит, что ты используешь такие слова, так что будь осторожнее.

Какое-то время они идут в молчании.

- Вы предпочитаете этот дом в городе, Саманта, или в сельской местности, на плантации? – спрашивает Скалли, придумав новую тему для разговора.

- На плантации, конечно, - отвечает та. – Там куда спокойнее. Когда мы приезжаем во Фредериксберг, гости идут непрерывным потоком… и мистер Спендер вечно здесь со своими дурацкими сигарами. И Диана постоянно с ним.

- Это его дом, Саманта. И что плохого в присутствии Дианы? – спрашивает Малдер, явно обиженный подобным пренебрежением. Скалли, со своей стороны, внезапно хочется обнять Саманту за ее слова.

- Она ведет себя иначе, когда тебя нет, Фокс, - сообщает ему Саманта. – Она говорит со мной, словно мне восемь лет, словно я настолько глупа, что вообще ничего не в состоянии понять.

- Уверен, ты преувеличиваешь, Сэм, - небрежно отмахивается от ее слов Малдер, но Саманта качает головой.

- Вовсе нет, Фокс, уверяю тебя, - отвечает она. – Диана постоянно твердит, что я слишком мала, чтобы иметь собственные политические взгляды, что я только повторяю твои слова, а ты мой старший брат, так что я просто верю тебе на слово.

- Думаю, что в пятнадцать лет уже вполне можно сформировать свои собственные взгляды, - замечает Скалли. – Особенно, когда это касается такого вопроса, как рабство. Малдер, не ты ли говорил, что оно тебя не устраивало, даже когда ты был моложе, чем твоя сестра сейчас?

- Именно это я и пыталась донести до Дианы, - благодарно улыбнувшись Скалли, говорит Саманта. – Я сказала ей, что даже ребенок может отличить хорошее от плохого, и в пятнадцать лет я уже отчетливо представляю, что обо всем этом думать. Но она вечно отвечает, что я ее утомляю, что мне стоит найти себе какое-нибудь занятие и оставить ее в покое.

- Сэм, Диану не волнует политика и никогда не волновала - ты и сама это знаешь. Вероятно, ты и вправду утомляла ее, распространяясь о предмете, который ее не интересует, когда она просто хочет расслабиться и насладиться городской жизнью.

- Рабство – это не политический вопрос, Фокс! Это вопрос морали, и тебе это прекрасно известно! Как кто-то может не интересоваться тем, чтобы обращаться с другими людьми с достоинством и уважением? – Саманта гневно вырывает руку. – Не понимаю, как ты собираешься жениться на ком-то вроде нее – ком-то, кто способен смотреть на бичевание и безжалостную эксплуатацию человека и просто отмахиваться от этого, как ни в чем не бывало возвращаясь к своему вышиванию.

- Довольно, Сэм, - строго одергивает ее Малдер. – Никто не говорит, что она должна тебе нравиться, но тебе нужно уважать мой выбор… и если бы это не составило для тебя большого труда, было бы славно, если бы ты уважала и Диану тоже.

- О, я буду, - холодно отзывается Саманта, – когда она научится уважать меня в ответ. Я больше не ребенок, и мне бы хотелось, чтобы она это поняла. – Она окидывает брата сердитым взглядом. – И было бы славно, если бы ты хоть немного поддержал меня, Фокс. Тебя и вправду устраивает, что кто-то обращается со мной так, как она, или все дело в ней самой?

Малдер вздыхает и проводит рукой по волосам.

- Я поговорю с ней, ладно? – говорит он. – Я напомню ей, что и сам был таким же упрямым в своих убеждениях, как ты, когда мне было пятнадцать, и попрошу ее быть добрее.

- Ты можешь попросить ее, - вздыхает Саманта, - но сомневаюсь, что она послушает. Уж точно не после твоего отъезда.

Малдер стискивает зубы, но предпочитает промолчать. И хотя менее благородная сторона натуры Скалли наслаждается этим, она чувствует, что пора сменить тему.

- Послушайте, Саманта, - начинает она, - я надеялся, что вы сделаете мне небольшое одолжение. - Малдер удивленно приподнимает бровь, и Скалли хитро усмехается ему. – Может, вы снабдите меня парочкой смущающих историй о своем брате, когда он был моложе? Ну, знаете, чем-нибудь, что я смогу распространить в полку, чтобы убедиться, что наш новый полковник не воспринимает себя слишком уж серьезно.

Глаза Саманты мгновенно зажигаются озорством, и Малдер заметно бледнеет.

- Скалли, пожалуйста, помни, что когда мы вернемся обратно в лагерь, - предупреждает он ее, - я могу с легкостью назначить тебя на рубку деревьев, копание канав, вырезание кустарника,или еще на какое-нибудь неприятное и изнурительное занятие, которое только смогу придумать.

Скалли ухмыляется.

- Знаю, Малдер, - отвечает она. – И именно поэтому мне понадобятся боеприпасы под рукой – просто на случай.

Саманта, как типичная младшая сестра, более чем счастлива выполнить ее просьбу, и к тому времени, когда трио возвращается в дом, Скалли снабжена приличным запасом унизительных историй о юном и куда более импульсивном Малдере, чтобы гарантировать, что, захоти она, и сможет шантажом добиваться наиболее легких назначений до самого конца войны.

========== Глава 5 ==========

***

3 августа 1863 года

Фредериксберг, Вирджиния

В доме довольно тихо, когда они заходят, хотя Скалли слышит отдаленные звуки приготовления еды на кухне. Саманта сообщает, что хочет немного отдохнуть перед ужином, и Малдер уже собирается организовать Скалли экскурсию по той части дома, которую она еще не видела, когда открываются двери гостиной, и на пороге оказываются Диана и Чарльз Спендер. При виде Малдера лицо Дианы мгновенно озаряется улыбкой, и, поспешно пересекая холл, она берет его за руки, одновременно отодвигая Скалли в сторону.

- Фокс, у меня замечательные новости, - восторженно тараторит она. – В местном театре ставят твою любимую шекспировскую пьесу, и папа сумел достать нам с тобой билеты на сегодня!

- На «Двенадцатую ночь»? Правда?

Диана недоумевающе хмурится.

- Я думала… разве твоя любимая пьеса не «Макбет», дорогой?

Малдер качает головой.

- Нет, это всегда была «Двенадцатая ночь», - отвечает он, но Диана небрежно взмахивает рукой.

- Что ж, неважно, - заявляет она. – Это ведь тоже Шекспир, верно? В любом случае, я просто хотела посмотреть с тобой пьесу, а билеты раскуплены на недели вперед. И вдруг папа сказал мне по пути домой, что достал три билета на сегодняшний сеанс!

Малдер разворачивается к Скалли.

- Что скажешь, Скалли? Хочешь посмотреть на людей, которые притворяются умирающими ужасной, кровавой смертью? Ну, знаешь, для разнообразия?

Диана вдруг хмурится.

- Фокс… - нерешительно начинает она, бросив взгляд на Спендера. – Я подумала, что папа займет третье место. Ведь это он заплатил за билеты, в конце концов.

- Я не собираюсь оставлять Скалли одного в первый же наш вечер здесь, Диана, - протестует Малдер. – Это было бы неправильно. Почему бы тебе не взять с собой Саманту, если мест хватит только для троих?

Диана окидывает его сердитым взглядом.

- Это было бы просто пустой тратой билета, – заявляет она. – Ребенок уж точно не в состоянии по достоинству оценить Шекспира.

- О, я бы не был так в этом уверен, - мимоходом замечает Скалли. – Мой учитель давал мне изучать сонеты, когда мне было десять, и еще через год – читать пьесы. Не сомневаюсь, что у Саманты было схожее образование.

Диана свысока смотрит на Скалли, которая отвечает ей холодным взглядом.

- Диана, дорогая, - встревает Спендер, впервые заговорив своим странным пронзительным голосом, - почему бы вам не пойти втроем? По правде сказать, я чувствую себя немного сонным для похода в театр.

- Но, папа, - протестует Диана, - вы с таким трудом достали билеты. Если кто-то и должен пойти, так это вы.

- Я просто собирался сопровождать вас двоих, дорогая, - отзывается Спендер. – Уверен, что лейтенант Скалли благородный юноша, который не допустит ничего предосудительного.

- Кажется, это самое подходящее решение проблемы, разве нет? – спрашивает Малдер, и Диана корчит гримасу, явно недовольная тем, как все обернулось. Скалли почти что видит, как работает разум Дианы, когда она пытается найти способ отделаться от друга своего жениха и не выглядеть при этом слишком злой или капризной, но в конце концов у нее ничего не выходит. Так что через полчаса после обеда они втроем забираются в лучший экипаж Малдеров и направляются в театр.

Несмотря на то, что Малдер сидит между ней и Дианой, атмосфера во время поездки и по прибытии в театр неловкая и напряженная. Диана явно настроена исключать Скалли из всех разговоров, тогда как Малдер столь же решительно настроен на противоположное, в результате чего вторая половина поездки и время перед поднятием занавеса в театре проходят в ледяном молчании.

Исполнение пьесы вполне приличное, хотя и не лучшее из всех, что Скалли видела в своей жизни, и с учетом Малдера, игравшего роль буфера между ней и Дианой, она способна сосредоточиться на происходящем на сцене. К тому времени, когда загорается свет в зале во время антракта, несмотря на имевший место в пьесе хаос, Скалли чувствует себя гораздо спокойнее, чем когда они выехали из дома.

- О, Фокс, я только что увидела знакомую, которая шла в сторону вестибюля. Ты не возражаешь, если я пойду поздороваюсь с ней?

- Нет, не возражаю, - отвечает Малдер. – Скалли, хочешь пойти?

- Вообще-то, Фокс, я лучше пойду одна, - заявляет Диана прежде, чем Скалли успевает ответить. – Они с мужем урожденные вирджинцы, и… ну, не уверена, что им понравится твой теперешний вид. – И она жестом указывает на его униформу.

- О, - удивленно произносит он. – Тогда ладно. Мы со Скалли подождем тебя здесь.

Диана выходит из зала в вестибюль, и Скалли резко разворачивается лицом к Малдеру.

- Как ты можешь позволять ей так с собой обращаться, Малдер? – возмущается она, но он выглядит искренне недоумевающим.

- Как именно? – уточняет он.

- Так, словно она тебя стыдится. Заставляя тебя оставаться на своем месте, потому что твоя униформа может обидеть какую-то женщину, которую она, вероятно, встречала только на светскихраутах?

Малдер окидывает ее сердитым взглядом.

- Это сложный вопрос, Скалли. Она не стыдится меня, но ей придется иметь дело со сплетнями своих друзей обо мне после моего отъезда. Мне не трудно избавить ее от этого беспокойства.

- Да, боже упаси, чтобы она о чем-либо беспокоилась, - холодно отвечает Скалли. – Мы ведь не хотим, чтобы у нее выработались свои собственные принципы, и ей пришлось бы выбирать какую-то сторону, верно?

- Хватит, - резко бросает Малдер. – Не понимаю, чем тебе так не угодила Диана, но не намерен больше слушать, как ты ее оскорбляешь.

- О, нет, ты намерен только прикидываться глухим, когда она оскорбляет меня, - в тон ему отвечает Скалли.

- Когда это она тебя оскорбляла? – спрашивает Малдер, и Скалли недоверчиво качает головой. Он и вправду настолько слеп, когда дело касается этой женщины? Как бы там ни было, Скалли понимает, что ей пора прекратить этот разговор прежде, чем она скажет что-нибудь, из-за чего они оба будут ощущать неловкость по возвращении в полк.

- Мне нужно на воздух, - говорит она, вставая, и выходит за дверь до того, как Малдер успевает ее остановить.

В забитом до отказа вестибюле слишком душно, так что Скалли там почти не задерживается, расчищая себе путь через толпу, пока не достигает дверей и не выходит на слегка более прохладный воздух улицы.

На подъездной дорожке перед театром народу куда меньше, но все равно больше, чем хотелось бы Скалли, так что она шагает вниз по кварталу, отчаянно желая остаться одна хотя бы на несколько минут. Доходя до переулка между театром и соседним зданием, она останавливается и делает глубокий вдох.

В относительной тишине Скалли вдруг слышит приглушенные голоса, доносящиеся из темного переулка. Она уже собирается вернуться к входу в театр, не желая подслушивать чей-то личный разговор, но внезапно один из говоривших – женщина – на какое-то мгновение повышает голос.

- Нет, Алекс, я уже говорила тебе, это не сработает.

Скалли мгновенно узнает голос Дианы и с недоумением спрашивает себя, что это еще за Алекс? Сокращенно от Александры? Диана ведь говорила о подруге.

- Так попытайся убедить его по-другому, - отвечает определенно не женский голос. – Неужели так уж сложно женщине побудить разговорчивого парня продолжать говорить?

Скалли замирает на месте с бешено колотящимся сердцем. Прижавшись вплотную к стене здания, она внимательно вслушивается в разговор.

- Это тоже не сработает, - отзывается Диана. – Ты его не знаешь, Алекс. Ты не знаешь, насколько щепетильным джентльменом он может быть. – Возникает короткая пауза. – Наш лучший шанс, - продолжает она так тихо, что Скалли приходится напрячь слух, чтобы расслышать, - это делать все по-прежнему. Чарльз согласен со мной. Я не могу быть слишком напористой, иначе он начнет задавать вопросы. – Голос Дианы становится столь тихим, что теперь Скалли может различить лишь отдельные слова, - … многое изменилось… всегда рядом с ним… не могу сказать наверняка…

- Ты найдешь способ, - говорит мужчина, - но сейчас тебе надо возвращаться.

Скалли резко разворачивается и стремительно идет по тротуару к дверям театра, сумев влиться в поток возвращающихся на свои места людей до того, как Диана покидает переулок. Она специально замедляет шаг, приблизившись к Малдеру, изо всех сил стараясь скрыть, насколько запыхалась. Малдер кидает в ее сторону взгляд, когда она садится на свое место.

- Скалли, - тихо начинает он, - извини. Это я виноват в том, как Диана обращается с тобой. Я не предупредил ее, что привезу тебя с собой, а она, вероятно, ожидала, что будет безраздельно владеть моим вниманием. Уверен, что к концу недели ее отношение к тебе изменится к лучшему.

- Малдер, - столь же тихо отзывается Скалли, - нам надо поговорить. Я только что услышала… - Она замолкает, заметив, как Диана заходит обратно в зал. – Неважно, - быстро добавляет она.

- Скалли, что…

- Позже, - шипит она. Малдер явно сбит с толку, но покорно пожимает плечами и уступает.

- Снаружи гораздо прохладнее, - сообщает Диана, садясь на свое место. – Я уже и забыла, как жарко здесь летом.

Свет в зале становится тусклым, затем мерцает и снова тускнеет, когда остальные зрители занимают свои места. Когда свет потухает и снова поднимается занавес, Скалли больше не в силах сосредоточиться на пьесе… она думает об удивительном количестве пустых мест в зале позади них.

Разве Диана не говорила, что все билеты распроданы?

Обратная поездка кажется бесконечной. Оба Малдер и Диана выглядят усталыми, так что ведут ни к чему не обязывающий разговор, а Скалли большую часть времени смотрит в окно, размышляя над тем, как ей рассказать Малдеру о случившемся. Сейчас она даже не уверена в том, что услышала снаружи театра. Ни Диана, ни таинственный Алекс не произнесли имени Малдера, так что она не может утверждать наверняка, что речь шла именно о нем.

Однако бесспорно то, что Диана солгала о подруге, чтобы поговорить с каким-то неизвестным мужчиной. Кажется, она солгала и об аншлаге в театре, предположительно потому, что заранее организовала эту встречу во время антракта. В любом случае, это выглядит чрезвычайно подозрительным, и определенно стоит привлечь к этому внимание Малдера.

Когда они наконец останавливаются перед особняком, Малдер выходит первым и помогает Диане выйти из экипажа на тротуар. Он уже протягивает руку Скалли, но вовремя спохватывается и замирает, криво усмехаясь ей. Она окидывает его сердитым взглядом - что если бы Диана заметила этот жест, и у нее возникли бы подозрения – и самостоятельно выбирается из кареты, следуя за Малдером и Дианой по подъездной дорожке к входной двери. Уже внутри Диана медлит внизу лестницы и разворачивается к Малдеру с совершенно тошнотворным выражением на симпатичном лице - Скалли мгновенно скрывается в гостиной, даже не оглянувшись. Она уверена, что в обычных обстоятельствах самоконтроль ее не подводит, но видеть, как Малдер целует Диану, для нее сейчас было бы чересчур.

Не проходит и минуты, как Малдер - к счастью, один - присоединяется к ней, опустившись на диван и откинувшись на спинку с закрытыми глазами и удивительно умиротворенным выражением на лице. Скалли меньше всего хочется нарушать его покой, однако она понимает, что если будет тянуть с этим, то, возможно, струсит и вернется к тому, чтобы сохранить этот хрупкий мир.

- Малдер, - тихо начинает она, - ты не заметил ничего странного в театре?

Малдер переводит на нее взгляд и задумчиво хмурится.

- Нет, не припоминаю, - отвечает он. – А что? Ты что-то заметила?

- Вроде того, - говорит Скалли. – Ну… я кое-что услышала, если быть точной… но я также заметила… - Она смотрит на двери гостиной, а потом снова на Малдера. – Разве Диана не говорила, что на сегодняшнее представление все билеты проданы и что ее отец кое-как сумел достать три билета, даже притом, что это было практически невозможно?

- Да… - осторожно протягивает Малдер.

- Малдер, а ты заметил, как много пустых мест было в зале? Сомневаюсь, что хотя бы один ряд был заполнен. Каковы шансы, что так много людей купили билеты, а потом не явились на спектакль?

Малдер хмурится.

- Может, мистера Спендера неправильно проинформировали, - отвечает он. – Это все, Скалли? По мне так это не дотягивает до свидетельства глобального заговора.

- Нет, Малдер, дело не только в этом, - заверяет его Скалли. – Я кое-что слышала, когда выходила во время антракта.

- Что? Диану, разговаривающую со своей подругой, симпатизирующей южанам, которую, по ее мнению, могла оскорбить моя униформа?

Скалли качает головой.

- Кем бы ни был тот человек, с которым она пошла поговорить, Малдер, она солгала тебе о его личности.

Малдер снова хмурится.

- О чем ты?

- Для начала, это была даже не женщина, - тихо отвечает Скалли, и Малдер прищуривается.

- И кто же это был?

- Не знаю, - признает Скалли. – Я его не видела. Я вышла на короткую прогулку, чтобы подышать воздухом подальше от толпы, и услышала их голоса в переулке. С кем бы она ни говорила, его зовут Алекс, и он убеждал ее побудить кого-то – другого мужчину – поведать ей нечто важное.

Малдер не кажется слишком впечатленным услышанным.

- Так… ты услышала, как Диана говорила с кем-то, но не знаешь, с кем или о чем… и думаешь, что она могла ошибаться насчет аншлага на спектакль. – Он качает головой. – Прости меня, Скалли, но я не вижу, из-за чего здесь стоит переживать.

- Она лгала тебе, Малдер, - настаивает Скалли. – Она лгала об аншлаге, как мне кажется, потому что ей нужно было встретиться с тем мужчиной – кто бы он ни был – во время антракта. Что, должна напомнить, было очередной ложью, так как она, очевидно, попросила тебя остаться в театре не потому, что считала вид твоей униформы неприятным для своей подруги. Не было никакой подруги.

- Скалли, - вздыхает Малдер, выбирая терпеливый тон, словно объясняя что-то очень заторможенному или капризному ребенку, чем немало ее раздражает. – С тем же успехом это мог оказаться муж ее подруги. Она упоминала его, верно?

- И где тогда была ее подруга? – вопрошает Скалли. – И зачем встречаться в темном переулке вместо вестибюля театра или, по крайней мере, тротуара перед ним? Какая возможная – какая уважительная-причина у нее могла быть, чтобы прятаться от всех, если она просто болтала с мужем своей подруги о чем-то совершенно безобидном?

- Что ж, тогда о чем они говорили, по-твоему? – спрашивает Малдер, скрестив руки на груди. – Какое зловещее объяснение ты придумала по пути домой?

Скалли гневно смотрит на него.

- Я думаю, - отвечает она, - что Диане нужно было быть сегодня в театре, чтобы встретиться с этим Алексом, но она не могла поехать туда одна, чтобы не возбудить подозрения. И она знала, что ты вряд ли захочешь посмотреть спектакль в первый же вечер своего пребывания здесь, так как будешь уставшим и, вероятно, решишь просто отдохнуть и побыть с семьей. Так что она придумала историю об аншлаге на спектакль, чтобы тебе пришлось сопровождать ее туда. Вот почему она так неохотно согласилась с тем, чтобы я поехала с вами.

- Она неохотно согласилась с этим, потому что ее отец купил билеты, и она посчитала неправильным, что ему придется уступить свое место, - возражает Малдер.

- В дополнение ко всему этому, - продолжает Скалли, игнорируя его замечание, - Диана в разговоре с тем мужчиной упомянула кого-то по имени Чарльз. Так зовут ее отца, верно? Только он не родной ее отец, а приемный, так что она может называть его по имени вне дома. – Она окидывает Малдера пронзительным взглядом. – Она так и делает, да?

- Да, она называет его Чарльзом или мистером Спендером на публике, - неохотно признает Малдер. – Но я все еще не понимаю, что…

- Малдер, мне кажется, они говорили о тебе, - перебивает его Скалли. – Думаю, этот Алекс убеждал Диану лучше пытаться выведать у тебя информацию о нашей армии.

Малдер откидывает на спинку дивана с громким стоном.

- Только не снова, Скалли, - протестует он, но Скалли вновь игнорирует его.

- Диана сказала Алексу, что у тебя возникнут подозрения, если она будет слишком давить на тебя, и что им стоит довольствоваться тем, что они получают сейчас. – Она медлит, не будучи уверенной, делиться ли с ним остальными своими догадками, ведь они, скорее всего, лишь вызовут его гнев. – Она также сказала что-то насчет того, что ты щепетильный джентльмен… Малдер, думаю, этот Алекс хочет, чтобы она соблазнила тебя ради информации.

Реакция Малдера не заставляет себя ждать и оказывается именно такой бурной, как Скалли и предполагала. Он резко разворачивается с искаженным от гнева лицом и хватает ее за руку с такой силой, что это причиняет боль.

- Забери свои слова назад, Скалли, - велит он. – Ты слишком далеко зашла. Забери сейчас же.

Скалли выдергивает руку из его захвата, встает и отступает от него подальше.

- Нет, - упрямо заявляет она. – Я этого не сделаю, потому что почти уверена, что права, Малдер, и если это так, тогда тебе надо быть настороже.

Также поднявшись с дивана, Малдер стремительно приближается к ней, пока их не разделяют всего несколько сантиметров, и пригвождает ее к месту яростным взглядом.

- Диана была моим ближайшим другом многие годы, Скалли, - рычит он. – Я знаю ее, ты нет.

- Ты можешь думать, что знаешь ее, Малдер, но, возможно, знаешь гораздо хуже, чем тебе кажется… по крайней мере, теперь. Возможно, когда-то у нее не было ярко-выраженных политических предпочтений, но сейчас я почти уверена, что она использует тебя, чтобы передавать информацию своему отцу. И если он и вправду столь активный политик-конфедерат, как ты говоришь, тогда как ты можешь быть уверенным, что он не передает каждое твое слово Джефферсону Дэвису?

Малдер стискивает зубы и закрывает глаза, делая долгий, медленный вдох, словно бы в попытке успокоиться.

- Диана никогда бы не сделала ничего из того, в чем ты ее обвиняешь, Скалли, - решительно заявляет он. – Не понимаю почему, но ты делаешь это личным.

Скалли бросает в жар, когда ее терпению наконец приходит конец.

- И почему, бога ради, этому и не быть личным, Малдер? – требовательно вопрошает она. – Мы говорим о защите информации о передвижении войска, на стороне которого я сражаюсь! Мы говорим о моей жизни! Без сомнения, у меня есть личный интерес в том, чтобы убедиться, что секреты нашей армии остаются секретами, как и у любого другого солдата из этой армии – включая тебя!

- Я доверяю ей, Скалли, - говорит Малдер. – И пока мне не предоставят причину, по которой этого делать не стоит – настоящую причину, настоящее доказательство, а не неподтвержденные догадки о каком-то разговоре в подворотне – я продолжу доверять ей. Тебе придется это принять, одобряешь ты это или нет, если не хочешь испортить наши отношения.

Скалли поднимает на него гневный взгляд, отказываясь отступить и не давая себя запугать.

- Это приказ, сэр? – спрашивает она, и Малдер снова стискивает зубы.

- Да, думаю, что приказ, - тихо, но решительно заявляет он. Скалли закрывает глаза и кивает.

- В таком случае, я бы предпочла вернуться обратно в полк, с вашего разрешения, - отвечает она.

Малдер закатывает глаза.

- Скалли, не драматизируй. Тебе прекрасно известно, что нет никаких причин уезжать.

- Я больше не желаю проводить ни минуты своего времени в компании этой женщины. Даже если окажется, что ее рандеву в переулке было совершенно невинным, не думаю, что смогу вынести еще хотя бы день, терпя ее обращение со мной… особенно, если ты не хочешь ничего с этим сделать. – И, не дожидаясь ответа, она обходит его и направляется к выходу. – Я заберу свои вещи из твоей спальни и уеду. Полагаю, моя лошадь в конюшне позади дома? – Он не отвечает, но она не намерена дать его гневному молчанию поколебать ее решимость. – Увидимся в лагере по окончании недели. Пожалуйста, передай мои искренние извинения своим родителям. Уверена, ты придумаешь какое-нибудь оправдание. Может, не столь изобретательное как те, что ты приберегаешь для объяснения поведения Дианы, но все же ты справишься.

Он не идет за ней – ни когда она поднимается в его комнату за своим ранцем и прочими вещами, ни когда спускается вниз и, дойдя до конюшен, седлает свою лошадь. Проезжая мимо парадного входа, она видит его тень в окне гостиной… но не машет ему на прощание, и он тоже этого не делает.

Она сделала достаточно, чтобы побудить его проявить осторожность. Сейчас же ей остается только надеяться, что, если Диана и вправду попробует выудить из него больше информации, те мысли, что она пыталась донести до него, принесут свои плоды и вызовут у него подозрения.

========== Часть 3 Глава 1 ==========

***

Август 1863 года

Фредериксберг, Вирджиния

Ту ночь Малдер проводит, лежа без сна в своей постели. Он не может не оценить иронию происходящего: после месяцев, в течение которых он спал на земле на тоненьком спальном коврике вместо матраса, он беспокойно вертится на мягкой, удобной кровати. Скалли бы от души посмеялась над ним, будь она сейчас здесь.

Это если бы она не отключилась сразу же, как только ее голова коснулась бы подушки… что, зная ее, было бы маловероятно.

Он чувствует себя бесконечно одиноким в этой шикарной постели, так как привык, что Скалли спит рядом в их палатке, свернувшись калачиком в нескольких сантиметрах от него. По правде говоря, он в некотором роде предвкушал возможность разделить с ней комнату, лежать на кровати и разговаривать без опасения, что кто-нибудь из его людей может войти и услышать их разговор… перекатываться на бок и наблюдать за ней во сне в тусклом свете, льющемся из окна… наслаждаться создаваемым ими теплом под одеялом…

Малдер мысленно дает себе пинка. «Это верный путь к безумию», - напоминает он себе уже в который раз с момента обнаружения секрета Скалли. Все и так уже достаточно запутанно, чтобы он еще и мечтал о ней… но как же трудно держать подобные мысли в узде, когда она постоянно так чертовски близко. Может, в ее отъезде и возвращении в полк есть и свои плюсы. Он не уверен, что в уединении спальни, лежа рядом с ней на этой кровати без семи сотен мужчин, спящих всего в нескольких метрах от них, смог бы совладать с собой. В лучшем случае ситуация стала бы неловкой, в худшем – обернулась бы катастрофой. Они со Скалли создали хорошее, прочное товарищество, и ставить его под угрозу было бы чистым безумием.

Разумеется, оно и так уже, возможно, поставлено под угрозу после сегодняшнего столкновения. Он сожалеет о том, что Скалли решила уехать, но, может, оно и к лучшему. Может, после недели порознь она наконец откажется от своих нелепых подозрений в адрес Дианы.

«Нельзя сказать, - признает он, - что Диана изо всех сил способствовала тому, чтобы Скалли почувствовала себя здесь желанным гостем, но на самом деле, она всегда так себя вела, когда ее планы подвергались изменению в последнюю минуту». В своих письмах Диана говорила, с каким нетерпением ждет их встречи, и он без труда может представить, что внезапное и неожиданное появление какого-то незнакомца стало для нее неприятным сюрпризом. Ей действительно стоило быть более любезной, но, опять же, Диана такая, какая есть. Скалли просто не привыкла к такому ее поведению, в отличие от Малдера, а потому, разумеется, обиделась.

«К счастью, Диана не знает правду о Скалли, - думает он, улыбаясь. – Иначе она бы по-настоящему вышла из себя».

Утро он встречает уставшим, бледным от бессонницы, с темными кругами под глазами. Встретившись с ним за завтраком, его мать сразу же преисполняется тревоги за него.

- Фокс, дорогой, ты вообще спал? – спрашивает она.

- Боюсь, что недостаточно, - отвечает он, успокаивающе улыбаясь ей. – Думаю, мне просто нужно снова привыкнуть ко сну в настоящей кровати. Я слишком много времени провел на земле.

- Постарайся по возможности расслабиться сегодня, - советует ему мать. – Тебе не следовало никуда выходить вчера, в первый свой вечер дома, тем более после длительной поездки верхом.

- Со мной все будет в порядке, матушка, - обещает он ей. Билл Малдер, сидящий за столом слева от жены, оглядывает стол и недоумевающе хмурится.

- А где лейтенант Скалли? – спрашивает он. – Еще спит?

- Я могу позаботиться о том, чтобы повар приберег для него еды, если хочешь, - замечает Тина.

- Ну… - Единственным преимуществом бессонной ночи было то, что у Малдера оказалось достаточно времени для изобретения оправдания внезапного отъезда Скалли. – Вчера после того, как все, кроме нас, уже легли спать, прибыл посланник, - не моргнув глазом, лжет он. – В лагерь пришло письмо для лейтенанта Скалли. Должно быть, вскоре после нашего отъезда. Ему поступили какие-то срочные новости из дома, и кто-то прибыл в лагерь, чтобы поговорить с ним. Он оседлал коня и немедленно уехал.

Саманта поднимает взгляд от еды и смотрит на него с потрясенным выражением на лице.

- Он уже уехал? – переспрашивает она. – Даже не попрощавшись?

- К сожалению, да, - отвечает Малдер. – Он попросил меня передать, что очень сожалеет о столь внезапном отъезде, но не мог ждать до утра.

- О боже, - обеспокоенно произносит Тина. – Надеюсь, что все в порядке. Может, его мать заболела?

Малдер пожимает плечами.

- Полагаю, это возможно, - соглашается он. – Или его сестра. Я только надеюсь, что ничего не случилось с его отцом или братьями.

- Чьими братьями? – Диана вплывает в столовую, выглядя, как всегда, безукоризненно. Увидев, что стул рядом с Малдером пустует, она усаживается на него и жестом велит слугам наполнить свою тарелку.

- Лейтенанта Скалли, - отвечает Тина. – Фокс как раз рассказывал нам, что его юный друг посреди ночи получил срочное послание из дома и вынужден был уехать.

Диана широко улыбается.

- О, так он уже уехал? И не вернется? – Она даже не пытается скрыть свое удовольствие от этой новости, и Малдер ощущает укол раздражения.

- Нет, - отзывается он. – Не вернется. Я только надеюсь, что не случилось ничего серьезного.

- Уверена, что все в порядке, - небрежно замечает Диана. – Фокс, не хочешь ли после завтрака прокатиться в экипаже по городу? Только мы вдвоем?

- Не думаю, что это прилично, - угрюмо замечает Чарльз Спендер.

- О, все нормально, кучер будет с нами все время, - беззаботно отметает его довод Диана. – Так что скажешь, Фокс? Ты просто не поверишь, сколько тут всего изменилось с тех пор, как ты был в городе в последний раз!

Малдер пожимает плечами.

- Звучит неплохо, - отзывается он и разворачивается к сестре, которая уныло ковыряет вилкой яичницу с раздраженным выражением на лице. – Хочешь поехать с нами, Сэм?

Она отвечает сердитым взглядом.

- С вами двоими? Нет, спасибо. Я бы скорее предпочла провести утро, вычищая конюшни.

- Это можно организовать, - резко бросает Тина, хмурясь в ответ на грубость дочери. Малдер, однако, невольно улыбается. Очень жаль, что Скалли уехала, потому что у него такое чувство, что они с Самантой наслаждались бы компанией друг друга.

Закончив завтракать, они вызывают открытую карету и пятнадцать минут спустя садятся в нее, тогда как кучер занимает козлы. Они колесят по переполненным улицам города, и по пути Диана указывает Малдеру на каждый новый дом или открывшийся бизнес.

- Диана, - в конце концов говорит он, не в силах дольше откладывать этот разговор. – Мне надо задать тебе один важный вопрос.

Она тепло улыбается ему и хлопает ресницами.

- Да, Фокс?

На мгновение он едва не идет на попятную, ведь Диана явно ожидает, что он собирается задать ей отнюдь не тот вопрос, что его беспокоит.

- Прошлым вечером в театре ты вышла во время антракта, чтобы поздороваться со своей подругой и ее мужем, - говорит он, и выжидательная улыбка Дианы заметно увядает.

- Да, верно, - медленно произносит она. – И что?

- Ну… лейтенант Скалли тоже выходил, - говорит он, - и слышал, как ты с кем-то говорила.

Малдер не уверен, что ему не показалось, но готов поклясться, что на мгновение в глазах Дианы отражается паника. Однако прежде, чем он успевает убедиться в этом, выражение ее лица снова становится спокойным и безмятежным.

- О, вот как? – холодно переспрашивает она. – А я бы и не подумала, что он станет подслушивать чужие разговоры. Низкая, грубая привычка, если хочешь знать мое мнение.

- Не думаю, что он действительно хотел подслушивать, - осторожно отвечает Малдер. – Просто… ты говорила, что собиралась пообщаться со своей подругой, но Скалли услышал, как ты разговариваешь с мужчиной. С кем-то по имени Алекс. – На этот раз ему не почудилось: лицо Дианы заметно бледнеет. – Кто он, Диана?

После короткой паузы она вдруг начинает тараторить.

- Алекс тоже друг, Фокс. Не мой друг, пойми – это было бы неприлично, верно? Можешь себе представить слухи? Ну, - поправляет она себя, - судя по всему, слухи уже стали распространяться, но я и представить себе не могла, что твой друг будет представлять меня в таком неблагоприятном свете. Но как я и сказала, он кажется довольно грубым, типичным простолюдином. Не понимаю, почему ты вообще дружишь с таким, как он.

- Я не говорил, что он плохо о тебе отзывался, - замечает Малдер (хотя, конечно, Скалли именно так о ней и отзывалась, но Диане об этом знать необязательно). – Я просто упомянул, что он сообщил о твоем разговоре с мужчиной по имени Алекс.

- Как будто это его вообще касается, - продолжает Диана. – И тебя, в общем-то, тоже, если уж на то пошло, но, зная тебя, Фокс, я лучше расскажу, как все было. Алекс – друг моего отца, и он очень рассчитывает на то, что тот наймет его сына на работу в его офисе в Калпепере. Только Алекс не хочет, чтобы отец знал, что это его сын, видишь ли; они с отцом повздорили с год назад. Алекс беспокоится, что отец может отказать юноше, даже не проверив, подходит ли он для данной работы, если узнает, чей тот сын.

- Так чего этот Алекс ожидал от тебя? – спрашивает Малдер.

- Он хотел выяснить мое мнение по поводу того, наймет ли отец юношу или нет, разумеется, - отвечает Диана. – Я сказала ему, что ничего об этом не знаю: отец не делится со мной своими решениями в сфере бизнеса. – Она тепло улыбается Малдеру, вновь начиная вести себя игриво и кокетливо. – Он приберегает это для мужчины, за которого я выйду замуж, зачем ему нагружать меня этим?

Малдер не поддается на удочку, вместо этого обдумывая сказанное. Кажется, это может объяснить то, что слышала Скалли.

- Еще кое-что, - добавляет он, решив идти ва-банк. – Ты сказала, что на спектакль был полный аншлаг и что твой отец лишь по чистой случайности смог приобрести три последних билета. Верно?

- Да, верно, - кивает Диана.

- Ну… почему там тогда было так много пустых мест? – спрашивает он. – Если бы они все были распроданы, почему столько людей не пришло на спектакль?

Диана кажется совершенно сбитой с толку.

- Ну, вот этого я никак знать не могу, Фокс, - отвечает она, вздернув бровь. – Кто я такая, чтобы судить, почему люди поменяли свои планы в последний момент? Есть множество причин, по которым человек может купить билет на пьесу, а затем не присутствовать на ней. – Она наклоняется ближе к нему, берет за руку и подносит ее ближе к себе. – Зачем мы это обсуждаем, Фокс? – спрашивает она. – Мы же должны наслаждаться нашей совместной прогулкой после стольких месяцев разлуки. Разве мы не можем просто вместе покататься по городу?

- Ладно, - уступает Малдер. Пока что он готов признать, что Скалли просто неправильно поняла услышанное. Он должен запомнить объяснение Дианы, чтобы поделиться им с нею, когда вернется обратно в лагерь… если предположить, что Скалли вообще захочет обсуждать с ним что-то личное, не связанное с их должностными обязанностями.

Оставшееся время прогулки проходит почти в полной тишине. Диана делает несколько попыток начать разговор на темы, связанные с их общими друзьями, недавно объявившими о помолвке, или вступившими в брак, или родившими детей, ясно давая понять Малдеру, чего она от него ждет до конца этой недели. Малдер же твердо намерен делать вид, что не понимает ее намеков: он чувствует все меньше и меньше энтузиазма при мысли об их предполагаемой помолвке.

Он пытается убедить себя, когда коляска выезжает на их улицу, что эта внезапно возникшая нерешительность совершенно не связана с мыслями, которые у него возникают – хотя он и старается их подавлять – о Скалли. Просто в последнее время он все чаще и чаще всерьез задумывается о том, почему их с Дианой предназначали друг для друга, почему заранее было предрешено его родителями, что однажды они поженятся. Малдер никогда не признавался Диане в любви, и она тоже не произносила этих слов. Они обменивались поцелуями, когда неожиданно оказывались наедине, и он определенно что-то чувствовал, когда касался ее губ своими… но ему отлично известно, что влечение отнюдь не является гарантией счастливого брака.

Он, разумеется, не обманывает себя, думая, что его родителей или ее приемного отца хоть немного волнует, будет ли их брак счастливым. Его отца и Чарльза Спендера куда больше интересует объединение и сохранение своих богатств… но Малдер, по крайней мере, хотел бы, чтобы брак приносил ему удовольствие. А в последнее время он начинает сомневаться в том, что Диана может на самом деле ему это обеспечить.

Большую часть недели Малдер проводит, размышляя над этим и скучая по Скалли, спрашивая себя, куда она отправилась и что делала с тех пор, как покинула дом. Ее увольнительная была одобрена, так что ей не нужно было возвращаться в полк, но он не представляет, где еще она могла провести остаток этого свободного времени. Она, очевидно, не поедет к матери, а ее сестра живет в Нью-Йорке, а значит, слишком далеко, чтобы успеть навестить ее за время недельного отпуска.

Он надеется, лежа без сна в своей кровати в последнюю ночь пребывания во Фредериксберге, что где бы Скалли ни находилась, она больше не злится на него и найдет в себе силы простить и забыть об их размолвке, когда они оба вернутся в лагерь. Решив сегодня больше об этом не беспокоиться, он перекатывается на бок и закрывает глаза, надеясь вскоре заснуть.

Шум снаружи его спальни привлекает его внимание, и он перекатывается лицом к двери. На какое-то невероятное мгновение ему кажется, что это Скалли вернулась к нему поздно ночью, позабыв об их ссоре, чтобы утром они могли вернуться в полк вместе. Он задерживает дыхание, когда дверная ручка поворачивается… но медленно и осторожно ступившая за порог и закрывающая за собой дверь фигура слишком высокая для Скалли. Даже слишком высокая для Саманты. А значит, остается…

- Фокс, - хрипловато шепчет Диана, - ты не спишь?

- Нет, - отвечает он, садясь. – Диана, что ты тут делаешь? Если родители тебя увидят, или если твой отец нас застанет…

- Этого не случится, Фокс, - шепчет она, бесшумно приближаясь к его кровати. – Я слышу, как твои родители храпят через его спальню и мою.

- И твою?

Диана присаживается на край постели.

- Отец уехал на весь вечер.

- А если он вернется и увидит, что тебя нет в твоей комнате?

Тусклый свет позволяет ему разглядеть покорную улыбку на лице Дианы.

- Он не вернется, Фокс, - вздыхает она, - до утра. – Затем она качает головой. – Он по-прежнему говорит, что отправляется на «продолжающиеся всю ночь деловые встречи», когда чувствует потребность посетить одно из этих мест в менее престижных районах, о существовании которых мне, по его мнению, и знать не полагается.

- Сомневаюсь, что он настолько наивен и думает, что ты не в курсе существования таких вещей, - замечает Малдер. – Что случилось? Тебя расстраивает то, что он посещает подобные места?

Диана хмурится.

- Разумеется, нет, - говорит она. – Почему ты решил, что что-то случилось?

- Я просто удивился, что ты пришла в мою спальню посреди ночи, вот и все, - отвечает Малдер. Диана фыркает и качает головой.

- Ты и вправду настоящий джентльмен, Фокс, знаешь? – спрашивает она, беря его за руку. – Порой это просто выводит меня из себя, честно говоря.

Подтянув ноги, она забирается на кровать, устраивается на ней рядом с ним и, чуть помедлив, целует его.

Он оказывается застигнутым врасплох, но охотно отвечает на поцелуй, зарываясь пальцами в ее длинные темные волосы, высвобождая их из косы, которую она заплетает на ночь. Она тесно прижимается к нему и толкает обратно на кровать, не прерывая поцелуй.

Малдер и понятия не имеет, что с этим делать. Диана никогда не вела себя так напористо – да и ни одна другая женщина. Он одновременно возбужден и напуган, не зная, чего она от него ожидает. Это проверка? Следует ли ему осторожно оттолкнуть ее и сказать, что он не осмелится подвергнуть ее репутацию опасности? Или она ожидает, что он продолжит начатое ею? Она таким образом говорит ему, что готова к большему? Прежде чем он успевает прийти к какому-то решению, Диана отодвигается от него, обрывая поцелуй.

- Извини, Фокс, - с придыханием шепчет она. – Я просто лежала в постели, думая о завтрашнем утре, когда ты снова уедешь, и неизвестно, когда мы снова встретимся. Я так боюсь, что с тобой что-нибудь случится, и я никогда тебя больше не увижу. – Она утыкается носом ему в шею, щекоча его ухо своим дыханием. – Если бы ты мог рассказать мне в своих письмах что-нибудь – что угодно – о своем полку, Фокс, о том, что и где ты делаешь… - Она оставляет цепочку из поцелуев вдоль его шеи от уха до ключицы и запускает руку ему под рубашку.

У Малдера в голове начинают звучать тревожные колокольчики, когда он совершенно отчетливо вспоминает обвинения Скалли в адрес Дианы, сделанные неделю назад, прежде чем она уехала в их первую ночь пребывания здесь.

Она также сказала что-то насчет того, что ты щепетильный джентльмен… Малдер, думаю, этот Алекс хочет, чтобы она соблазнила тебя ради информации.

Это могло быть простым совпадением. Фактически, так оно и есть, скорее всего. Диана уже не в первый раз жалуется на то, что он недостаточно сообщает ей в письмах. И вполне понятно, что ее пугает вероятность того, что, уехав завтра, он может не вернуться домой. Но все же… просто на всякий случай… будет разумно проявить осторожность.

Он осторожно и мягко убирает шаловливую руку Дианы из-под своей ночной рубашки и выпутывается из ее объятий, после чего садится и прислоняется к спинке кровати. Диана хмурится, смотря на него с недоумением.

- Не понимаю, Фокс, - начинает она, и обида в ее голосе почти что побуждает его изменить свое решение, забыть об осторожности и просто надеяться на лучшее. – Ты… ты не хочешь? – Ее нижняя губа слегка дрожит. – Ты не хочешь меня?

- Разумеется, хочу, Диана, - заверяет он ее. – Но сейчас неподходящее время. Что если мы… что если у тебя возникнут из-за этого проблемы?

- Тогда мы поженимся, - отвечает она. – Разве не так?

- Конечно, поженимся, я бы не оставил тебя одну в таком положении, - быстро отвечает он. – Но, Диана… что если у меня не будет выбора? Что если ты забеременеешь, а меня убьют в бою? – Он сжимает ее ладонь. – Я не могу так рисковать твоей жизнью. – Она открывает рот, чтобы начать спорить с ним, но он не дает ей этого сделать. – Для этого будет достаточно времени, когда война окончится, - обещает он ей. – Оставь мне что-нибудь, чего я буду ждать с нетерпением, хорошо?

Это вызывает у нее легкую улыбку.

- Я знаю, что веду себя импульсивно, Фокс, - признает она. – Просто… когда ты уедешь, я буду так за тебя беспокоиться, задаваясь вопросом, грозит ли тебе реальная опасность. Каждый раз, когда мы получаем вести об очередной битве, я могу думать только о том, участвовал ли в ней твой полк. – Она умоляюще смотрит на него. – Было бы здорово, если бы ты рассказывал, куда твой полк направляется, когда пишешь мне, Фокс. Тогда я буду знать, участвуешь ли ты в сражении или нет.

Его снова охватывает тревога. На первый взгляд, это невинная просьба, и если бы Скалли не высказала свои обвинения в начале недели, он мог бы сдаться и согласиться. Но сейчас, когда эта мысль засела в его мозгу, кажется глупым полностью игнорировать ее.

- Не могу, Диана, - говорит он ей. – Ты знаешь, что я мало что могу рассказать в письме.

Она надувает губы, уже не пытаясь скрыть своего неудовольствия.

- Ты мне не доверяешь? – спрашивает она.

- Разумеется, доверяю, - заверяет он ее. – Я доверяю тебе, Диана, но что если кто-то перехватит мои письма? Наши командиры вечно предупреждают нас, что вокруг шпионы, причем в самых неожиданных и невероятных местах. Что если солдат, который собирает мои письма для отправки, шпион? Или кто-нибудь, работающий на почте? Или человек, управляющий почтовой повозкой, или даже тот, кто доставляет письма к тебе домой? – Он печально качает головой. – Мои письма проходят через слишком много рук, прежде чем достигают тебя, Диана. Я просто не могу так рисковать.

Малдеру на мгновение кажется, что она станет спорить, так что он делает первое, что ему приходит на ум: целует ее, только на этот раз осторожно и кратко, куда целомудреннее, чтобы она не могла ошибиться в его намерениях. Диана понимает его и встает с кровати.

- Тогда увидимся за завтраком? – с грустью спрашивает она, и он кивает.

- Думаю, так будет лучше, - отвечает он. – Для нас обоих.

Она кивает и медленно идет к двери. Открыв ее, она медлит на пороге, смотря на него с вожделением.

- Если передумаешь, Фокс, - замечает она с многообещающей улыбкой на губах, - то ты знаешь, где моя комната.

- Знаю, - отвечает он. – Но, пожалуйста, не отказывай себе во сне, ожидая меня.

Она кивает.

- Спокойной ночи, Фокс, - прощается она.

- Спокойной ночи, Диана, - отзывается он, и она уходит, осторожно и тихо закрывая за собой дверь спальни. Она ступает так неслышно, что он не может различить ее шаги по коридору в направлении ее собственной спальни.

Малдер долго лежит без сна, слишком озадаченный и взвинченный, чтобы спать. Он в состоянии думать только об услышанном Скалли, о том, о чем, по ее заявлению, Диана и тот таинственный мужчина – этот Алекс – говорили в том переулке в первую ночь их пребывания здесь. В то время выводы, к которым Скалли пришла на основании обрывков их разговора, казались ему просто нелепыми, настолько параноидальными, что представлялись откровенно смехотворными, и он чувствовал, что имеет полное право злиться на нее.

Теперь же, однако, он уже далеко не так в этом уверен.

========== Глава 2 ==========

***

Август 1863 года

Фредериксберг, Вирджиния

Немногие вещи, которые Малдер привез с собой в Фредериксберг, тем воскресным утром упакованы еще до завтрака. Несколько часов спустя после ухода Дианы, поняв, что уснуть так и не удастся, он употребил свободное время на сборы, и сейчас, через час после рассвета, аккуратно складывает и собирает одежду, которую носил в течение всей недели, надевая вместо нее мундир. На второй день он переоделся в гражданскую одежду, оставленную им в шкафу, и обнаружил, что брюки стали слишком свободными благодаря ужасному армейскому рациону, а рубашки, наоборот, - слишком тесными из-за мускулов, возникших на груди и руках вследствие физических нагрузок. Впрочем, Малдеру пришлось вытерпеть этот дискомфорт всего пару дней, пока его мать тщательно чистила его мундир, в результате чего тот стал выглядеть словно с иголочки. Застегивая китель, он с сожалением думает о том, что Скалли не задержалась достаточно долго для того, чтобы и ее мундир подвергся такому же обращению.

Хотя отдать ее мундир в чистку означало бы, что ей пришлось бы искать сменную одежду… а это могло привести к неловкой ситуации, ведь все живущие в этом доме мужчины по крайней мере сантиметров на тридцать выше Скалли… так что, пожалуй, оно и к лучшему.

Все уже сидят в столовой, когда Малдер спускается по лестнице и кладет свой ранец и прочие вещи у входной двери, чтобы подобрать их, когда будет уходить. Он занимает место рядом с Самантой, которая грустно улыбается ему, жуя тост. Стул Дианы напротив них пустует; не похоже, что она планирует спускаться к завтраку, что, учитывая произошедшее в спальне Малдера прошлой ночью, не слишком его удивляет. Возможно, он сильно обидел ее, отвергнув ее попытки соблазнения, и особенно тем, что в итоге не передумал и не пришел в ее спальню. Однако Малдер уверен, что поступил правильно, и не чувствует себя виноватым из-за этого решения.

Перед лицом скорого отъезда любимого старшего брата Саманта ведет себя нехарактерно тихо и подавленно, несмотря на попытки Малдера заставить ее улыбнуться или вызвать на разговор. Их родители также почти не говорят, хотя их молчание вызывает у Малдера дурное предчувствие, особенно учитывая многозначительные взгляды, которыми они обмениваются. В конце концов, когда пустая посуда убрана со стола ожидающими слугами, Билл Малдер, сидевший чуть поодаль от сына и дочери, рядом с женой, делает глубокий вдох.

- Сын, - начинает он своим типичным строгим голосом, давая понять, что разговор предстоит серьезный, - нам нужно поговорить.

Малдер не удивлен; по правде говоря, он ожидал этой конфронтации в течение всей недели и даже немного впечатлен выдержкой отца, так долго откладывающего разговор, тем более что Скалли уехала, а значит, ему не придется испытывать неловкость от того, что чужак увидит его неспособность контролировать собственного сына.

- Отец, мне кажется, я уже знаю, что вы собираетесь сказать, - тяжело вздохнув, отвечает Малдер, - так что, может, мне стоит избавить вас от труда…

- Это слишком уж затянулось, - продолжает Билл, словно сын и не пытался его прервать. – По правде говоря, даже чересчур. Когда ты в первый раз пошел против моей воли, когда сбежал и вступил в армию янки, я уже тогда должен был обозначить свою позицию. Я должен был всеми правдами и неправдами найти тебя и вернуть назад. Но я сглупил, не сделав этого. Полагаю, я решил, что ты и сам со временем образумишься.Теперь же… - Он переводит взгляд на жену, сидящую на противоположном краю стола. Она прочищает горло, приступая к своей партии в том, что явно представляет собой отлично отрепетированную речь, и Малдер задается вопросом, как долго они планировали эту сдвоенную атаку. Он с грустью думает о том, что при этом они, скорее всего, разговаривали небывало долго – и уж точно впервые за многие годы они в чем-то согласились друг с другом.

- Ты ставишь нас в неловкое положение, Фокс, - подхватывает Тина. – Твоего отца в особенности - как дома, так и здесь, среди его друзей. То, что люди говорят о тебе, когда думают, что мы не слышим – обо всех нас, на самом деле… что ж, это не назовешь лестным. И если все останется так, как сейчас, велика вероятность того, что бизнес твоего отца может от этого пострадать.

Разумеется, все сводится к бизнесу Билла, к его состоянию – никакого отношения к делам самого Малдера это не имеет.

- Пришло время тебе покончить с этой твоей нелепой «аболиционистской» стадией и вернуться домой, - твердо заявляет Билл. – Если захочешь продолжать играть в солдата, ладно, можешь вступить в Северовирджинскую армию, где тебе и место, как и прочим твоим согражданам. Я, возможно, смогу обеспечить тебе офицерский чин, если твое звание полковника так много для тебя значит. Но как бы там ни было, тебе пора вырасти, поставить интересы семьи выше собственных и в кои-то веки сделать так, как я тебе говорю.

Именно это Малдер и ожидал услышать от отца, хотя и гораздо раньше, в самом начале своей увольнительной, а не в утро отъезда, однако все же ожидал, и потому его ответ уже готов.

- Отец, - начинает он, стараясь говорить спокойно и по возможности избегать эскалации конфликта, - я было решил, что к настоящему времени вы уже поймете, что эта «аболиционистская» ерунда, как вы выразились, не просто стадия. Вы с матушкой всегда учили меня отличать правильное от неправильного, а рабство по природе своей противоречит всему правильному и справедливому. Оно аморально и отвратительно, и я отказываюсь быть частью армии, которая сражается за право его сохранить.

Сидящий рядом с Биллом Чарльз Спендер опускает чашку с кофе на стол и прочищает горло.

- А как насчет того, чтобы быть частью владеющей рабами семьи, Фокс? – спрашивает он. – Если ты находишь этот обычай столь отвратительным, как уверяешь нас, то, разумеется, не захочешь вступить в семью, которая его поддерживает.

Малдер, который отлично понимает, к чему клонит Спендер, прищуривается и вызывающе вздергивает подбородок. Он не даст так легко запугать себя или убедить изменить решение и не понимает, почему его родители или любой, кто знает его так давно, как Спендер, думают, что это сработает.

- Я считаю, что любая женщина, которая выйдет за меня замуж, поймет, что в моем доме рабов не будет, - отвечает он уже не столь уравновешенным тоном. – Я не могу контролировать то, что ее опекуны делают в своих собственных домах, но уж точно не потерплю, чтобы мне указывали мириться с рабством за моим порогом.

- А что если я скажу, - продолжает Спендер с холодным блеском в глазах, - что никогда не разрешу Диане выйти за любого мужчину, придерживающегося столь радикальных идей? Я должен думать о ее репутации, знаешь ли, а она с легкостью может оказаться запятнанной подобным союзом.

- Это ваше право, разумеется, как ее законного опекуна, - признает Малдер. – Но я бы хотел надеяться, что вы поставите счастье своей воспитанницы, о которой заботились почти десять лет, выше своих представлений о том, что неловко, а что нет.

Он удерживает взгляд Спендера, отказываясь моргнуть, отступить хотя бы в этой мелочи, и, к его удивлению, пожилой мужчина первым прерывает их зрительный контакт.

- Я просто хочу, чтобы ты рассмотрел такой вариант, - продолжает Спендер, - что в конце концов эта война может закончиться не так, как ты рассчитываешь. Брак с северянином мог бы нанести катастрофический удар по положению Дианы в обществе, и я бы порекомендовал вам обоим иметь это в виду.

- Фокс, дорогой, мы все хотим для тебя только самого лучшего, - взывает к нему Тина, пробуя более мягкий подход, когда угрозы явно не возымели нужного воздействия. – Ты разве этого не понимаешь? Мы беспокоимся о тебе.

Саманта, которая до сих пор сидела молча, не отрывая глаз от стола, громко и насмешливо фыркает. Мать окидывает ее недовольным взглядом.

- Вы не хотите лучшего для него, - гневно выплевывая слова, заявляет Саманта. – Вам плевать на то, что для него лучше, и ему это известно не хуже, чем мне.

- Замолчи, Саманта, - прикрикивает на нее Тина.

- Все, что вас волнует, все, о чем вы вообще говорите, это влияние, оказываемое на ваш бизнес, ваши доходы, ваши драгоценные деньги. Это все, что я от вас слышу: как вы прибыли в город, и такой-то такой-то спросил вас о Фоксе, о том, где он или вернется ли он домой, и как вы точно знаете, что при следующей вашей встрече они не захотят вести с вами дела, потому что считают вашего сына предателем. Вот что вас действительно волнует.

- Закрой свой неучтивый рот, дитя! – резко бросает ей Билл. – Тебя это не касается.

- О, еще как касается! – отзывается Саманта, ничуть не испуганная гневом отца. – Он мой брат в той же степени, что и ваш сын. Вы могли списать его со счетов, как позор семьи, но я горжусь им за то, что он отстаивает свое право делать то, что считает правильным, и если бы в ваших жадных маленьких сердцах осталось хоть немного искреннего чувства, вы бы последовали моему примеру.

- С меня ДОВОЛЬНО. – Билл Малдер вскакивает на ноги, гневно стиснув зубы. – Немедленно выйди из-за стола и отправляйся наверх, юная леди. Мы с твоей матерью позже с тобой разберемся.

Саманта невозмутимо скрещивает руки на груди и демонстративно остается сидеть.

- Нет, пока Фокс не уедет, - упрямо заявляет она. – Я не знаю, когда мы снова увидимся, и не собираюсь проводить оставшееся у него время наверху в ожидании порки, словно ребенок, которым вы до сих пор меня считаете.

Билл, кажется, всерьез готов схватить ее за ухо и силой уволочь наверх, так что Малдер спешит вмешаться.

- Не беспокойся, Сэм, - говорит он, вставая и нежно взъерошивая ей волосы. – Мне все равно уже пора.

- Ты вообще слышал, что я тебе сказал, мальчишка? – требует Билл. – Своей глупостью ты ставишь под удар нашу семейную честь и доброе имя. Тебя это совсем не волнует?

- Волнует, отец, - отвечает Малдер. - Еще как волнует… именно поэтому я это и делаю. Мне бы хотелось, чтобы наши потомки в десятом поколении смотрели на нашу семейную историю и понимали, что по крайней мере один из их предков сражался на правильной стороне в этой войне. – Он поворачивается к сестре. – Пойдем, Саманта, проводишь меня. – С этими словами он вместе со следующей за ним по пятам сестрой спешно покидает комнату, пока еще кто-то что-нибудь не сказал или не попытался как-то иначе остановить его.

Подхватив свои лежавшие у парадной двери вещи, Малдер идет в заднюю часть дома и выходит через кухонную дверь, направляясь через двор к конюшням; Саманта по-прежнему не отстает от брата. Он весь дрожит от гнева, едва сдерживаясь, чтобы не вернуться и не врезать отцу от души. Только начав седлать коня, он осознает, что может говорить спокойно.

- Ты действительно имела это в виду, Саманта? – спрашивает он куда менее твердым голосом, чем ему хотелось бы.

- Что именно? – уточняет она.

- То, что сказала, - поясняет он. – О… о том, что гордишься мной. За то, что я сражаюсь за Союз, а не за Юг.

Саманта награждает его взглядом, красноречиво свидетельствующим о том, что он полный идиот, раз вообще такое спрашивает.

- Разумеется, именно это я и имела в виду, Фокс, - подтверждает она. – Если бы я тоже могла сбежать и присоединиться к армии Союза, я бы так и сделала, как только достигла бы призывного возраста.

Малдер прячет улыбку; не стоит говорить Саманте, что он знаком с одной молодой леди, которая не позволила такой мелочи, как пол, помешать ее вступлению в армию. Последнее, чего ему хочется – это чтобы Саманта вбила себе в голову подобную идею. Он достаточно хорошо ее знает, чтобы понимать, что она именно так и поступит, впутавшись в этот конфликт так же глубоко, как и он сам.

- Спасибо, Сэм, - благодарит он, крепко прижимая ее к себе. Она отвечает столь же сильным объятием, и, когда он опускает руки, то видит слезы в ее глазах. Она вытирает их, шмыгая носом.

- Как бы я хотела, чтобы тебе не нужно было уезжать, - говорит она. – Я знаю, ты должен… но это так ужасно, когда тебя нет рядом. Я очень сильно скучаю по тебе.

- Я тоже по тебе скучаю, - заверяет он ее. – Я буду писать каждую неделю, хорошо? И неважно, где я или что происходит.

- А я обещаю, что придумаю способ, как передавать свои письма почтальону и не позволить родителям их перехватить, - обещает Саманта. – Даже если мне придется вставать на рассвете, встречать его у ворот каждое утро и подкупать, чтобы он прятал письма в своей куртке.

- Просто пригрози ему, - предлагает Малдер. – Должно сработать. Ты сейчас была довольно пугающей. – Он вздыхает с сожалением. – Я беспокоюсь, что втянул тебя в неприятности. Как они тебя накажут?

- Запретят выходить из комнаты, скорее всего, - равнодушно пожав плечами, отвечает Саманта. – Да я и не против. Я скорее предпочту сидеть наверху и читать, чем слушать уроки хороших манер от матушки.

- Можешь брать столько книг, сколько захочешь, - предлагает он. – У меня такое чувство, что в будущем тебя часто будут ссылать в твою комнату.

Она усмехается.

- Что тут скажешь? Кажется, у меня выработалась дурная привычка выбалтывать все, что приходит мне в голову, невзирая на последствия.

- Не представляю, где ты этого нахваталась, - вторит ей Малдер, выводя коня из конюшни, и они с Самантой идут в сторону улицы. Когда они останавливаются на обочине, Малдер обнимает сестру, отрывая ее от земли и стискивая так сильно, словно вовсе не хочет отпускать. – Береги себя, Саманта, - хрипло говорит он, осторожно ставя ее обратно на тротуар. Наклонившись, он целует ее в щеку, выпрямляется и неохотно отступает.

- Ты тоже, хорошо? – просит Сэм, по-прежнему держа его за руку, не желая отпускать ее. – Постарайся по возможности не рисковать. И слушайся своего лейтенанта Скалли. Похоже, он знает, как не давать тебе попадать в неприятности.

Малдер усмехается.

- У него это получается лучше, чем у кого бы то ни было… за исключением тебя. – Саманта улыбается, однако ее нижняя губа дрожит. Малдер видит, что она сдерживает слезы до его отъезда, чтобы ему было легче покинуть ее. – Люблю тебя, сестренка, - говорит он, взъерошив ей волосы напоследок.

- Люблю тебя, старший брат, - отвечает она, отступая назад, когда он садится на коня и, помахав на прощание, уезжает прочь.

========== Глава 3 ==========

***

Август 1863 года

К западу от Фредериксберга, Вирджиния

К счастью, за неделю, проведенную Малдером в Фредериксберге, Потомакская армия двинулась дальше на юг и разбила лагерь у реки Раппаханнок, в результате чего вместо полдня верхом – а именно столько они со Скалли ехали до дома Чарльза Спендера в начале недели – обратная дорога до лагеря займет у него чуть больше часа. Он, разумеется, не стал упоминать этого родителям: при мысли о том, что придется сидеть и слушать критику отца и мольбы матери дольше, чем это абсолютно необходимо, у него зубы сводит.

Утро выдается теплым, но не жарким, и Малдер почти никого не встречает по пути. При столь близком расположении армии путешествия гражданских лиц строго ограничены – зачастую необходимы специальные документы, чтобы переехать из одного города в другой, да и некоторые солдаты ведут себя не слишком дружелюбно и вежливо по отношению к гражданам Вирджинии.

Разумеется, и военнослужащему любой армии довольно небезопасно путешествовать в одиночку, учитывая количество беспринципных воров, наводнивших округу. Особой опасности в настоящее время подвергаются как раз солдаты Союза, ведь рейдеры Мосби (1), покинувшие армию мятежников, отправились в грабительские походы к северу от лагеря Ли. Малдер уже не в первый раз надеется, что Скалли сумела благополучно вернуться в лагерь.

Почти в самом конце своего путешествия, примерно в двадцати милях от Фредериксберга, Малдер минует кордон, отмечающий внешнюю границу лагеря армии Союза. Его пропускают довольно быстро – там оказываются люди из его собственной бригады, которые сразу же узнают его – и он проезжает через расположение трех других бригад, пока не замечает свою собственную.

Чуть дальше, вне зоны видимости кордона, располагается группа мужчин, которые, сложив свои мундиры в кучу позади основной базы, убивают время за игрой в бейсбол четыре на четыре. Малдер останавливается, чтобы понаблюдать за ними. Игроки обходятся питчером и тремя бейсменами; мужчины, ждущие возможности поиграть за другую команду, по очереди забирают пропущенные бэттером мячи. На мгновение Малдер задается вопросом, а предполагает ли звание полковника, что он должен быть выше игр со своими подчиненными, но тут же решает, что ему плевать на уместность или неуместность этого: он любит бейсбол, и на время долгих зимних месяцев в лагере, начиная с декабря, игра станет желанным отвлечением – не считая того, что это будет неплохим способом согреться.

Он задумывается над тем, а играла ли Скалли когда-нибудь в бейсбол. Велик шанс, что да, если она выросла с двумя братьями и была таким сорванцом, как рассказывала. А если она никогда не играла… что ж, ему просто придется научить ее.

Еще через несколько минут Малдер добирается непосредственно до самого лагеря. Он останавливается, чтобы спросить у командующего каждого полка, где в настоящее время располагается 3-я бригада, и вскоре замечает красный мальтийский крест, развевающийся над их штаб-квартирой. Малдер решает заглянуть туда и повидаться с полковником Скиннером, прежде чем продолжить путь к своему полку, твердо сказав себе, что делает это только чтобы убедиться, что командир знает о его возвращении, и проверить, нет ли каких-то важным новостей, каких-нибудь приказов, которые ему надо будет донести до своих людей.

И вовсе это не потому, что он оттягивает встречу со Скалли. Разумеется, нет.

Полковник Скиннер сидит под навесом своей палатки, склонившись над столом вместе с несколькими своими подчиненными. Когда Малдер приближается и спешивается, он поднимает на него глаза и встает, чтобы ответить на приветствие.

- Добро пожаловать назад, полковник Малдер, - говорит он. – Как дела у ваших родных?

- Все хорошо, сэр, - отвечает Малдер. – Я благодарен за возможность навестить их. Спасибо вам за это.

Скиннер отмахивается от его слов.

- Это не проблема. Сейчас здесь все равно ничего не происходит.

- Прежде чем вернуться в свой полк, могу я спросить, сэр, как обстоят дела? Как думаете, скоро мы снова двинемся в путь?

- Это маловероятно, - отвечает Скиннер, вновь усаживаясь за стол, и жестом указывает на юг, в направлении реки Раппаханнок, находящейся в паре-тройке миль оттуда. – Армия генерала Ли расположилась на южном берегу реки, а мы сидим здесь, на другой стороне… и не похоже, что кто-то из нас собирается что-то предпринимать. Сейчас мы просто ждем, устраивая ежедневные строевые, чтобы люди не скучали, и назначая наших снайперов по очереди следить за берегом, особенно по ночам. – Он разворачивается к Малдеру. – И, говоря о снайперах, где ваш лейтенант Скалли? Его мы тоже назначим в дозор, если у вас для него нет никаких срочных дел. Разве он не отправился в Фредериксберг вместе с вами?

- Да, но он уехал раньше меня, - встревоженно сообщает Малдер. – Вы не видели, когда он вернулся?

- Нет, - отвечает Скиннер, - но я все утро не отходил от своей палатки. Вполне может быть, что он ожидает вас вместе с остальными вашими людьми.

Малдер кивает.

- Если это все, сэр, то я отправлюсь в свой полк, - говорит он, и, отсалютовав в ответ на прощальный жест Малдера, Скиннер взмахом руки отпускает своего подчиненного. Малдер вновь садится на коня и продолжает путь, пока не замечает знамена 83-го Пенсильванского полка.

Солдаты издают громкие радостные крики, когда Малдер проезжает мимо, и он отвечает на них с немалым дискомфортом. Он пока не чувствует себя вправе принимать похвалы целого полка, так как еще не вел их в бой и не доказал, что способен командовать таким количеством людей. Однако он машет им, когда они отдают ему честь и выкрикивают приветствия, одновременно зорко высматривая характерные рыжие волосы Скалли в толпе.

К тому времени, когда он достигает палатки, которую солдаты установили для него, Скалли поблизости не оказывается, и Малдер начинает всерьез беспокоиться за нее. Она сказала, что вернется непосредственно в полк, как он помнит, но вполне вероятно, что она передумала и решила провести эту неделю где-то еще. Но куда бы она отправилась? Дороги небезопасны для всех одиноких всадников из-за банд, всегда готовых напасть на ничего не подозревающую жертву.

У него сердце уходит в пятки от страха, когда он осознает, что во время дорожного ограбления нападающие могли бы без труда обнаружить секрет Скалли, который она сумела скрывать от всей армии Союза. И если бы это произошло, опасность грозила бы не только любым ценностям и деньгам, которые могли оказаться в ее ранце. В итоге Малдер решает, что если Скалли не покажется в течение часа, он пошлет гонцов в другие полки, чтобы выяснить, не видел ли ее кто-нибудь. К счастью, ее волосы послужат хорошим ориентиром.

А если она не покажется к ночи, он сам отправится ее искать.

Малдер спешивается и передает коня грумам, чтобы его почистили и покормили. Зайдя в палатку, он, к немалому своему удивлению, обнаруживает, что ему установили походную кровать, но затем вспоминает, что видел такую в палатке Скиннера, когда тот был командующим полком, так что, вероятно, ее установили и для него. Какая бы ни была причина, он рад ее наличию и, бросив ранец на землю, со стоном опускается на койку. Она, конечно, не сравнится с тем, на чем он спал последнюю неделю, но в плане удобств на одну ступень спального коврика, расстеленного прямо на земле, так что его все устраивает.

Край палатки внезапно отодвигается в сторону, и Малдер резко садится. Снаружи стоит Скалли, заглядывая внутрь и щурясь в слабом свете. При виде ее тугой узел в его желудке мгновенно исчезает, и от наполнившего его облегчения у Малдера возникает головокружение.

- Разрешите войти, сэр? – сухо спрашивает Скалли. Малдер морщится про себя от формальности ее тона.

- Разумеется, входи, Скалли, - приглашает он. – Это и твоя палатка тоже.

- Неофициально, - возражает она, однако заходит, опустив холщовый край палатки, и вопросительно поднимает брови при виде койки. Малдер смущенно склоняет голову.

- Я ее не просил, клянусь, - заверяет он ее. – Ее установили до того, как я прибыл несколько минут назад. Я поговорю с полковником Скиннером и уточню, нельзя ли получить еще одну для тебя.

- Нет, ты этого не сделаешь, - заявляет она. – Это вызовет пересуды. Лейтенанты ведь обычно не спят на койках?

- Кажется, нет, - признает Малдер. – Что ж, тогда ты можешь занять ее. Я не против спать на земле.

- Это твоя койка, Малдер. Ты старший по званию офицер. С какой стати ты отдашь ее мне?

- Потому что я джентльмен и проявляю элементарную вежливость, - отвечает он. – Разве не так?

Скалли прищуривается.

- Нет, если человек, которому ты предлагаешь лучшие условия для сна, твой подчиненный, - отвечает она и, понизив голос, добавляет: - Вот об этом я и говорила, когда предполагала, что ты можешь начать обращаться со мной иначе.

- Но все же, - не сдается Малдер, - мне это кажется неправильным. По крайней мере, мы можем спать на ней по очереди.

Скалли вздыхает.

- Если я соглашусь, ты пообещаешь закрыть уже тему чертовой койки? – спрашивает она, закатывая глаза. – Я в лагере всего пять минут, а ты уже заставляешь меня пожалеть, что я не дезертировала.

Малдера охватывает уныние при ее словах… но потом он замечает озорной блеск в ее глазах и с облегчением усмехается ей.

- Ладно, будем спать по очереди, - соглашается он. Скалли кивает и, бросив свою поклажу рядом с малдеровской, тоже садится на койку. – Куда ты ездила, Скалли? – спрашивает ее Малдер. – Ты говорила, что вернешься в полк, но полковник Скиннер говорит, что не видел тебя.

Скалли наклоняет голову.

- Я не возвращалась, - признает она. – Я поехала было обратно, но… - Она вздыхает. – Мне нужно было время, чтобы остыть после отъезда из Фредериксберга, и я не готова была вернуться в полк, потому что совсем не хотела придумывать какое-нибудь объяснение тому, почему я не с тобой и твоей семьей. – Она поднимает на него глаза. – Что ты им рассказал, кстати?

- Что вечером прибыл гонец с посланием для тебя, - отвечает Малдер. – Им этого хватило. Саманта была разочарована, когда ты не спустилась к завтраку.

- Мне жаль, что у меня не получилось провести больше времени с ней, - отвечает Скалли. – Мне кажется, мы с ней начали неплохо ладить. – Она неловко теребит пальцы, лежащие у нее на коленях. – Малдер, я должна перед тобой извиниться, - продолжает она. – Я выдвинула ужасные обвинения, и мне не следовало этого делать без достаточно веских доказательств.

Малдер открывает рот, чтобы рассказать ей о случившемся прошлой ночью… но останавливает себя. Внезапно ему совсем не хочется делиться с ней произошедшим между ним и Дианой и только частично – совсем чуть-чуть – из-за нежелания признавать свою возможную неправоту.

Хотя Малдер и не хочет, чтобы Скалли прониклась еще большим предубеждением по отношению к Диане, если окажется, что разговор в переулке – как и события прошлой ночи – были невинными, ему представляется… неправильным рассказывать Скалли о том, что едва не произошло вчера в его спальне. И дело не в том, что Скалли женщина – в конце концов, они уже касались предмета интимной близости в разговоре после прибытия в Фредериксберг. Как бы то ни было, он пока не хочет сообщать ей о ночной эскападе Дианы, а потому идет по другому пути.

- Я тоже должен извиниться перед тобой, Скалли, - говорит он ей. – Ты была права в одном: Диана могла бы вести себя с тобой куда приветливее, и мне следовало вступиться за тебя и сказать ей что-нибудь по этому поводу.

- В таком случае твой визит мог оказаться куда менее приятным, - возражает Скалли. – В конце концов, я свалилась ей на голову совершенно неожиданно.

- Что ж, мой визит и так был менее приятным без тебя, - говорит Малдер, и Скалли опускает голову, заливаясь краской смущения. – И, может, если бы я только уделил время тому, чтобы рассказать тебе о ней чуть больше, ты бы так не расстроилась из-за ее поведения. Диана… она привыкла получать все, что хочет, привыкла, что все делается по ее желанию. Это не оправдывает ее, но она всегда легко выходила из себя, если ее планы менялись в последнюю минуту. Мне следовало написать и сообщить, что ты приедешь со мной, и я сожалею, что не сделал этого. – Он протягивает руку и осторожно накрывает ее лежащую на койке ладонь своей. – Как думаешь, ты найдешь в себе силы простить меня? – Она улыбается ему, все еще краснея, и он очарован тем, как веснушки проявляются на фоне ее вспыхнувших щек.

- Если ты простишь меня за то, что я сделала столь поспешные и оскорбительные выводы касательно твоей невесты, - отвечает она.

- Скалли, тут нечего прощать, - заверяет он ее и не кривит душой. – Ты просто оберегала меня так, как тебе и полагается делать в качестве моего лейтенанта и друга.

Они какое-то время сидят в тишине, и Малдер обнаруживает, что не хочет отпускать руку Скалли. Она тоже, кажется, не торопится отодвигаться, так что они просто молча сидят – не вполне держась за руки, а скорее, наслаждаясь ощущением единения от легкого соприкосновения пальцев.

- Ты так и не сказала, куда отправилась, когда покинула Фредериксберг, - напоминает Малдер.

- Да, собственно, никуда, - отвечает Скалли. – Где-то с полчаса после отъезда мною владела мысль повернуть на север, отправиться домой и покончить с этим, а там будь что будет. – Малдер обеспокоенно разворачивается к ней, и, перевернув ладонь, так что теперь они и вправду держатся за руки, она успокаивающе сжимает его пальцы. – Я отказалась от этой идеи довольно быстро. Если не считать того, что я не готова встретиться с матерью, я знала, что если оставлю полк, то мы можем больше никогда не увидеться.

- Не говоря уже о том, что очаровательный доктор Уотерстон будет поджидать тебя, чтобы надеть кольцо тебе на палец и потащить прямо под венец, - замечает Малдер, но Скалли всем своим видом выражает сомнение в подобном исходе.

- По правде говоря, Малдер, вряд ли Дэниел будет по-прежнему заинтересован в браке со мной, когда узнает, где я была последние шесть-семь месяцев, - признается она. – Он будет положительно шокирован тем, что я провела все это время в компании мужчин. Уверена, он решит, что моя добродетель не подлежит восстановлению. – Она усмехается. – И это еще не считая всех тех замечательных ругательств, что я выучила у костров для приготовления еды.

Малдер смеется.

- Так ты думаешь, что освободишься от него? – спрашивает он. – Когда в конце концов вернешься домой?

Она кивает.

- Думаю, да, - говорит Скалли. – Хотя не сомневаюсь, что моя мать тут же сообщит мне, что ни один холостой мужчина во всем Вест Честере – или во всей Филадельфии – не выберет себе в жены женщину, которая провела бог знает сколько времени в компании солдат.

- Тогда все эти мужчины из Вест Честера и Филадельфии просто дураки, и ни один из них тебя не заслуживает, - заявляет Малдер прежде, чем успевает себя остановить.

Яркая краска, что заливает ее щеки после его слов, не идет ни в какое сравнение с ее прежним румянцем. Она поднимает голову и встречается с ним взглядом; ее голубые глаза сияют, и медленно возникающая на ее губах милая улыбка превращает ее лицо в нечто по-настоящему прекрасное… и впервые Малдер отчетливо осознает один очень важный факт.

Дана Скалли красива.

Малдер буквально заставляет себя отпустить ее руку и встать, чтобы создать между ними некоторое расстояние прежде, чем он сделает что-то опрометчивое и либо получит пощечину, либо до крайности усложнит и без того непростую ситуацию. Скалли, как ему хочется думать, выглядит слегка разочарованной, но быстро скрывает это.

- Спасибо, Малдер, - благодарит она. – Твое мнение очень много для меня значит.

Он издает смешок.

- Напрасно, - печально отзывается он. – По крайней мере, с учетом того, что я позволяю своей семье думать, будто женюсь на той, кто так дурно обращается с моим лучшим другом.

Скалли хмурится.

- А почему бы им так не думать, если вы с Дианой помолвлены? – с недоумением уточняет она.

- Потому что это не так, по крайней мере официально, - поясняет Малдер, хотя мысленно пинает себя за это признание. Им со Скалли, как он начинает осознавать, понадобится весь их самоконтроль, чтобы до конца войны воздерживаться от того, что действительно может привести к скандалу, и позволять ей считать, что он помолвлен, было бы разумным. Он достаточно хорошо ее знает, чтобы понимать, что она никогда не позволит себе вступить в неуместные отношения с потенциальным мужем другой женщины. Но раз уж он сказал «а», то с тем же успехом может сказать и «б».

- Предполагается, что однажды мы с Дианой поженимся, - поясняет он. – Мы всегда были близкими друзьями – с тех пор, как она стала жить у Чарльза Спендера… и полагаю, что для моих родителей – для большинства людей, вероятно – очевидно, что если неженатый юноша и незамужняя девушка так близки, то они планируют пожениться, когда станут достаточно взрослыми для этого. Моим родителям и Чарльзу Спендеру эта идея по душе, ведь так они гарантированно объединят состояния наших семей. А Диана… - Он пожимает плечами. – Ну, я уверен, она надеялась, что я сделаю ей предложение до отъезда из Фредериксберга сегодня.

- Но ты этого не сделал? – уточняет Скалли, и он качает головой.

- По правде сказать… - «Не надо, - убеждает он себя, - ей не надо этого знать», однако рациональная часть его мозга, похоже, взяла выходной, потому что он беспечно продолжает: - Честно говоря, Скалли, я начинаю сомневаться, что мне стоит это делать.

- Вот как? – спрашивает Скалли куда более радостным тоном, чем предполагают обстоятельства, и, мгновенно осознав это, придает своему лицу приличествующее случаю серьезное выражение. – Надеюсь, не из-за того, как она обращалась со мной. Ты был прав: с моей стороны было нечестно ожидать, что она проявит гостеприимство по отношению ко мне, если она и понятия не имела о моем приезде.

- Нет, не из-за этого, - отвечает Малдер, - хотя частично и из-за этого тоже. – Он закусывает губу, размышляя. – Скалли, ты знаешь, что иногда я склонен… к импульсивности, не так ли?

Скалли смеется.

- Иногда, Малдер? – поддразнивает она, качая головой. –На мой взгляд, это еще очень мягко сказано, согласен?

Он смущенно усмехается.

- Ладно, большую часть времени, - признает он. – Я ничего не имею против того, что мои планы расстраиваются в последнюю минуту, и искренне люблю импровизировать, делая все под влиянием момента. И на этой неделе я задумался над тем… каково это будет для того, кто ненавидит сюрпризы и всегда предпочитает все знать заранее и в мельчайших деталях, выйти замуж за кого-то столь импульсивного, как я?

Скалли, по-видимому, всерьез задумывается над его словами.

- Это и вправду не похоже на идеальный рецепт семейного счастья, - признает она. – Но ты действительно считаешь, что у нее не возникают схожие сомнения? Если она так давно тебя знает, твоя склонность делать все под влиянием минуты не могла укрыться от ее внимания.

- Верно, - говорит Малдер, - но мне кажется, что Диана может руководствоваться извечным предположением, что брак изменит меня, сделает более рациональным и менее склонным к авантюрам.

Скалли окидывает его скептичным взглядом.

- Так ты говоришь, что она влюблена в мужчину, которым она хочет, чтобы ты стал, в противовес тому, кем ты являешься сейчас?

- Ну, честно говоря, она никогда не признавалась мне в любви, - сообщает Малдер. – Так что, возможно, вопрос любви в браке ее не слишком-то беспокоит.

- Не могу представить брак с кем-то, кого я не люблю, - говорит Скалли. – Я хочу сказать… я знаю, что это распространенная практика, и многие свадьбы устроены родителями или заключаются по расчету, но… я просто не в силах поставить свое будущее счастье на надежду, что брак изменит основополагающие черты характера моего мужа. – Она вздыхает и поднимается. – Слушай, - продолжает она, снова подбирая свои вещи. – Через полчаса мне надо быть на берегу реки.

Малдер хмурится.

- Зачем? – спрашивает он.

- Я в очереди на караул, - поясняет Скалли. – Полковник 44-го Нью-Йоркского полка распределил смены в начале недели, как мне сказали, и всем снайперам приказано принять участие в карауле у кордона.

- Надолго? – спрашивает Малдер.

- Меня сменят к ужину, полагаю, - отвечает Скалли, и Малдер кивает.

- Будь осторожна, ладно? – просит он. – Не засни. И никаких отвлечений.

Скалли закатывает глаза.

- Конечно, ведь это именно мне нужно напоминать об этом, - язвит она. – Как думаешь, сможешь не попадать в неприятности остаток дня, пока меня не будет?

Малдер сердито косится на нее, но при этом борется с улыбкой. С той ночи, когда Скалли в гневе уехала из Фредериксберга, его терзал страх, что из-за Дианы они потеряют это непринужденное согласие между ними, но теперь, обнаружив, что этого не случилось, он испытывает ни с чем не сравнимое облегчение.

- Слушай, я неплохо справлялся до того, как ты вступила в наш полк, чтобы мучить меня, - заявляет он, и она усмехается.

- Просто продолжай убеждать себя в этом, Малдер. Увидимся за ужином? – И, помахав ему на прощание, покидает палатку. Малдер вновь подходит к своей новой койке и со стоном плюхается на растянутую вощеную парусину.

Во что он ввязывается?

Комментарий к Глава 3

(1) - «Рейнджеры Мосби» или «Рейдеры Мосби» - 43-й батальон 1-го Вирджинского кавалерийского полка под предводительством Джона Синглтона Мосби, известного также как «Серый Призрак» (англ. Gray Ghost). Это было партизанское соединение, которому удавалось совершать стремительные рейды по тылам противника и безнаказанными уходить от преследования, растворяясь среди местного населения.

========== Глава 4 ==========

***

Сентябрь 1863 года

В окрестностях Фредериксберга, Вирджиния

Когда на смену августу приходит сентябрь, ночи и утра становятся прохладными, хотя после полудня все еще относительно тепло. Их дни строго распланированы в ожидании того, что командиры одной из сторон предпримут какие-либо шаги, и предсказуемость этого расписания помогает скоротать время лучше, чем если бы им приходилось просто сидеть, ничего не делая, от рассвета до заката.

Утро солдаты обычно начинают с завтрака, съедая столько, сколько в состоянии принять их желудки, и это количество еды варьируется день ото дня в зависимости от того, насколько старый бекон им достается и сколько долгоносиков они найдут в хлебе. Однажды за таким завтраком рядовой Йоргенсен делится со Скалли и Малдером одним трюком, которому он научился во время дежурства у кордона с солдатами из другого полка. Он бросает свой кусок галеты в чашку с кофе и ждет, пока он развалился на части, после чего вылавливает его, обжигая пальцы в процессе. Долгоносики вываливаются из распавшихся кусочков хлеба, которые размякли достаточно, чтобы их можно было легко разжевать. Затем он вынимает жуков из кофе и выпивает его.

В первый раз, наблюдая за манипуляциями Йоргенсена, Малдер воздерживается от повторения, хотя Скалли проделывает то же самое без колебания. Однако после недели на кишащем жуками хлебе он сдается и тоже пробует этот способ его очистки. К своему облегчению, он осознает, что Йоргенсен и Скалли правы: жуки не влияют на вкус кофе, хотя даже если и влияют, в этой концентрированной горькой жидкости этого совсем не чувствуется.

- Думаю, это расплата, - как-то замечает Йоргенсен, вылавливая обломок галеты из кофе.

- За что? – уточняет Скалли.

- За то, что я постоянно жаловался на стряпню жены, - отзывается тот. – Я бы не слишком удивился, если бы выяснилось, что она кому-нибудь заплатила, чтобы самый наводненный жуками хлеб посылали именно мне.

Малдер и Скалли смеются.

- Так это все твоя вина, значит, - замечает Малдер. – Мне следует назначить тебя готовить для всего полка до конца войны. Может, когда ты вернешься домой к жене, то по-новому взглянешь на процесс приготовления пищи.

На поле на краю лагеря мужчины из другого полка выбирают стороны для игры в бейсбол. Малдер с тоской наблюдает за ними, и, перехватив его взгляд, Йоргенсен ухмыляется.

- Надо бы нам свою игру организовать, - замечает он.

- У нас скоро строевая, - возражает Малдер.

- Тогда потом? – спрашивает Йоргенсен. – Или полковники слишком высоко вознеслись, чтобы играть в грязи с нами, простыми смертными?

Малдер невольно смеется.

- Я бы тебя сделал, Йоргенсен, - отвечает он.

- Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, - возражает тот. – В Гарварде что, учат игре в бейсбол, профессор?

- Полковник Профессор для вас, рядовой, - снисходительно заявляет Малдер. Йоргенсен издает смешок и поворачивается к Скалли.

- А что насчет тебя? – спрашивает он, и та пожимает плечами.

- Я никогда не играл в бейсбол, - отвечает она, отчего у Йоргенсена челюсть отвисает.

- Никогда? Даже в детстве? – уточняет он, и Скалли качает головой. – А что ж ты тогда делал, когда заканчивал с работой по дому?

- Читал в основном, - пожав плечами, отвечает Скалли. Йоргенсен выглядит откровенно шокированным услышанным.

- Что ж за детство у тебя такое было? – вопрошает он.

- То, по окончании которого я стал самым образованным человеком в истории нашей семьи, - бросив на него сердитый взгляд, отвечает Скалли, однако на Йоргенсена это заявление явно не производит впечатления. Выпив остатки своего кофе, он встает и, с отвращением тряся головой, уходит прочь. Малдер поворачивается к Скалли.

- Ты никогда не играла в бейсбол? – спрашивает он. – Правда?

Она и его награждает сердитым взглядом, после чего осматривается, чтобы убедиться, что поблизости никого нет.

- А в Калпепере или Фредериксберге было много девчонок, которые играли в бейсбол, Малдер? – голосом чуть громче шепота спрашивает она.

- Таких вообще не было, - признает Малдер столь же тихо. – Но ты не похожа на девчонок, с которыми я рос, Скалли. – Она прищуривается. – Это задумывалось как комплимент, Скалли, клянусь.– Она все еще выглядит не до конца убежденной, но потом вздыхает и делает глубокий глоток кофе.

- Я бы хотела поиграть, - продолжает она. – Я однажды попыталась, но мой брат Билл не позволил мне присоединиться к нему и его друзьям, хотя второй брат, Чарли, был за. Я обратилась за помощью к маме, но она, разумеется, встала на сторону Билла.

- А что насчет твоего отца? – спрашивает Малдер.

- Он был в море, - отвечает Скалли. – Как и большую часть моего детства.

Какое-то время они сидят в тишине, заканчивая завтрак и наблюдая за тем, как ранние пташки на поле начинают игру. Малдеру на ум приходит одна мысль, постепенно обретая форму, и он медленно расплывается в улыбке.

- Как насчет того, чтобы научиться играть, Скалли? – спрашивает он, надеясь, что голос не выдает его воодушевления. Скалли вопросительно выгибает бровь.

- Ты собираешься учить меня игре в бейсбол? – уточняет она.

- Ну, кое-каким элементам, - поясняет Малдер. – Я видел, как ты бросаешь камни, так что мне не нужно учить тебя подавать. И я видел, как ты ловишь свой ежедневный рацион галет, когда квартирмейстеру лень заниматься раздачей в очереди, и он просто разбрасывает его, так что это тоже не проблема. Значит… единственное, что тебе остается выучить – это как правильно махать битой.

Скалли хмурится.

- А я и не знала, что есть какой-то неправильный способ махания деревянной палкой, - замечает она, и Малдер изображает обиду.

- Скалли, ты даже себе не представляешь, какой это сложный процесс, - заверяет он ее. – Тут важна надлежащая форма, надлежащий выбор времени, завершение удара… в этом кроется гораздо больше, чем просто «махание деревянной палкой», как ты уничижительно выразилась.

- Так ты хочешь научить меня тому, как правильно махать битой? – спрашивает она.

- Верно, - отвечает Малдер. Скалли обдумывает его предложение, ополаскивая пустую чашку водой из фляжки.

- Ладно, - соглашается она, - но сейчас я не могу: я назначена в караул на берегу до самого ужина.

- Ничего страшного, - заверяет ее Малдер. – В любом случае, лучше подождать до темноты. – Скалли недоумевающе хмурится. – Ты поймешь, когда увидишь, обещаю.

Теперь, когда у него есть планы на вечер, день кажется Малдеру просто бесконечным. Он чувствует легкий укол вины из-за своего замысла, но убеждает себя, что все совершенно невинно. Он будет учить Скалли отбивать мяч битой так, как отец мог бы учить своего сына.

Ну… возможно, и не совсем так же.

Полк занимается строевой, затем прерывается в середине дня из-за жары (которая, впрочем, уже не такая удушающая, все-таки осень на дворе) и потом снова продолжает. На закате Малдер отдает приказ разойтись и видит, как дневные караульные, а вместе с ними и Скалли, возвращаются в лагерь. Вытаскивая остатки своего дневного рациона, она собирается приготовить бекон на одном из костров, а Малдер тем временем отправляется на поиски солдата из бывшей еще два месяца назад его роты, заканчивающего свой ужин у другого костра.

- Рядовой Пендрелл, - приветствует его Малдер, и худощавый юноша вскакивает на ноги, отсалютовав с таким энтузиазмом, что сбивает с головы свое кепи.

- Да, сэр, полковник! – выкрикивает он, и Малдер улыбается. Пендрелл, которому от силы восемнадцать, всегда был хорошим другом Скалли, прежде чем они с Малдером получили повышения. Он знает, что Скалли до сих пор по возможности ест вместе с ним.

- Вольно, рядовой, - говорит Малдер, но Пендрелл остается стоять, словно аршин проглотив. – Я хотел спросить… могу я одолжить вашу бейсбольную биту?

Пендрелл чрезмерно взбудоражен возможностью услужить.

- Разумеется, сэр! – отзывается он. – Она в моей палатке, я прямо сейчас ее вам принесу.

С этими словами он разворачивается и припускает прочь, лавируя между рядами палаток с такой скоростью, словно судьба всего Союза зависит от того, как быстро он принесет бейсбольною биту своему полковнику. Остальные мужчины, сидящие вокруг костра, весело посмеиваются, качая головами.

Считанные минутыспустя Пендрелл возвращается, запыхавшись и сжимая в руках грубо выструганную деревянную биту, которую он передает Малдеру и отступает назад, весь внимание. Малдер внимательно изучает биту. Она вырезана из необработанного дерева, незакончена и неотполирована, а ее ручка потемнела от соприкосновения со слишком большим количеством потных ладоней.

- Вы привезли ее из дома, рядовой? – спрашивает Малдер.

- Нет, сэр, - качает головой Пендрелл. – Я вырезал ее из упавшего дерева в июне. – И смущенно добавляет: - Она не идеально круглая, сэр. У меня не было инструментов, чтобы сделать ее гладкой. Извините за это.

- Не за что извиняться, Пендрелл, - заверяет его Малдер. – Я принесу ее до отбоя ко сну. Вам это подходит?

- Разумеется, сэр! – отзывается Пендрелл. – Можете пользоваться ей, сколько вам угодно.

С самопальной битой в руках Малдер возвращается к тому месту, где последний раз видел Скалли, и находит ее, когда она заканчивает ужинать. Отрывисто мотнув головой, Малдер дает понять, что ей надо следовать за ним, что она и делает, вприпрыжку догоняя его.

- Где ты ее достал? – спрашивает она, указывая подбородком на биту.

- Взял взаймы у рядового Пендрелла, - отвечает он. – Я собираюсь показать тебе, как играть в бейсбол, Скалли.

Она усмехается и охотно шагает рядом с ним в сгущающиеся вечерние сумерки.

- А нам не нужен для этого мяч? – уточняет она. – Мне казалось, он является важным элементом игры.

- Мы бы просто потеряли его в темноте, - поясняет Малдер. – Мы пока поработаем над твоим ударом.

Скалли кивает, и они продолжают путь, пока не оказываются под кронами деревьев на краю поля, на котором расположился их полк. Обернувшись на мерцающие огни костров, Малдер прикидывает расстояние между ними и остальными людьми и решает, что в почти непроглядной темноте так далеко от лагеря их никто не увидит. Он поворачивается к Скалли и улыбается.

– Иди сюда, Скалли, - говорит он, сам удивляясь тому, каким хриплым внезапно становится его голос. Скалли опасливо косится на него, но подчиняется, останавливаясь, когда оказывается так близко, что Малдер видит отражение лунного света в ее глазах. Он опускает ладони ей на плечи и разворачивает ее так, что они смотрят в одном направлении, а потом, сделав глубокий вдох, чтобы успокоить расшатавшиеся нервы, ступает еще ближе и помещает руки вдоль ее боков, держа биту перед ней.

Если Скалли и находит его близость чересчур самонадеянной с его стороны, то никак это не комментирует; вместо этого она берет биту, осторожно помещая ладони между его собственными.

- Не души ее, - говорит он ей. – Ты просто хочешь поздороваться с ней. «Привет, мистер Бита. Рада познакомиться. О, нет, нет, лейтенант Скалли. Это я рад». – Скалли хихикает – возможно, впервые с тех пор, как они с Малдером встретились – и ему кажется, будто его желудок ухает куда-то вниз.

- Если бы кто-нибудь нас сейчас увидел, пошли бы пересуды, - посмеивается она.

- А почему, по-твоему, я привел тебя именно сюда? – спрашивает Малдер. Он отводит биту назад, за плечо Скалли, и ее руки повторяют это движение. На мгновение он отпускает биту, чтобы приподнять ее правый локоть, а потом снова кладет ладони на биту. – Теперь мы… теперь мы двигаем сначала бедрами, потом руками, хорошо? – Скалли кивает. – Мы шагаем вперед и поворачиваемся. Это все, о чем мы думаем. Так что сначала бедра… потом руки, хорошо?

- Хорошо, - соглашается она. Он опускает левую руку и осторожно касается пальцами ее бедра сквозь мундир. Слегка прижимаясь к ней сзади и в любой момент ожидая того, что она развернется и врежет ему по зубам, он поворачивает бедра в сторону воображаемого удара, увлекая ее следом, и взмахивает битой в медленном ударе.

- Отлично, именно так, - одобряет он. – Повторим? Сначала бедра, потом руки. – Его прикосновение к ее бедру на этот раз более уверенное, и расстояние между их телами – и так минимальное – фактически исчезает. Находясь так близко к ней, он ощущает ее учащенное дыхание и подозревает, что, если бы лунный свет не смыл все краски дня, ее щеки были бы пунцовыми. Однако же она не отодвигается.

На самом деле, она еще плотнее прижимается к нему.

- Повторим, - отзывается она, и хрипотца в ее голосе разжигает внутри него что-то, что до этого момента лишь слабо тлело. Он сильнее сжимает ее бедро и опускает подбородок ей на плечо, почти касаясь губами уха.

- Вот так, - говорит он, удивляясь тому, что еще сохранил способность говорить. – Мы будем ожидать подачи и внимательно следить за мячом. Потом мы просто ударим по нему. Мы не будем думать – мы просто позволим ему лететь, Скалли, хорошо?

Она дрожит, когда его дыхание щекочет ее ухо.

- Угу.

Малдер смотрит влево, представляя, как питчер разогревается, готовясь к броску.

- Готова? – спрашивает он, и Скалли кивает. Они вместе шагают вперед, двигая бедрами в идеальной синхронности и не прерывая контакта, и взмахивают битой, ударяя по воображаемому мячу. Малдеру кажется, что он почти что слышит стук мяча, соприкоснувшегося с битой. Они со Скалли замирают в этом положении… а потом она отпускает биту и поворачивается к нему лицом. Его левая рука скользит по изгибу ее талии, пока не останавливается на правом бедре, и он слишком поздно осознает, что у него больше нет даже надуманной причины, чтобы продолжать прикасаться к ней.

И все же… он просто не в состоянии отпустить ее.

Скалли поднимает глаза, очаровательно закусывая губу, и Малдер действует бездумно. Перемещая ладонь с ее бедра на спину, он привлекает ее к себе, наклоняет голову и накрывает ее рот своим. Она резко втягивает воздух от удивления, но не отстраняется. Раздается приглушенный стук, когда бита падает на землю, и в следующее мгновение Скалли обвивает его руками за шею и прижимается к нему всем телом, как и он полностью отдаваясь поцелую.

Внезапно охватившая его страсть потрясает Малдера до глубины души. Он никогда не считал себя экспертом, но до этого момента не понимал, что поцелуй одной женщины может вызывать куда более сильные эмоции, чем поцелуй другой. За всю свою жизнь он даже близко не испытывал ничего подобного.

Скалли вдруг резко отстраняется; в лунном свете видно, как широко распахиваются ее глаза, когда она осознает, что они только что сделали.

- Малдер, мы не можем, - говорит она, пытаясь совладать со сбившимся дыханием. – Ты мой командир. И ты… ты уже обещан другой. Ты помолвлен, Малдер.

- Это предполагаемая помолвка, - слабо протестует он. – Неофициальная. Я даже не просил ее руки… черт, Скалли, я даже не просил разрешения у ее отца.

- Но все же, - настаивает Скалли, - ты ухаживаешь за другой. И даже если бы и нет… Малдер, разве сейчас время или место для этого? – Она жестом указывает через поле на легион солдат, устанавливающих палатки на ночь. – Никто из нас не может позволить себе подобное отвлечение – особенно ты. У тебя под командованием целый полк, и ты не можешь тратить время на мысли обо мне.

- Слишком поздно, Скалли, - отвечает Малдер, – я уже думаю о тебе.

Услышав это признание, она закрывает глаза.

- Малдер, я единственная женщина на двадцать миль вокруг, - продолжает она. – И это вряд ли изменится до окончания войны. Откуда ты знаешь, что чувствуешь это – или убеждаешь себя, что чувствуешь – не потому, что тебе просто не из кого выбирать?

- Дело не в этом, - возражает он. – Окажись я в городе, населенном одними женщинами, Скалли, и все равно испытывал бы к тебе эти чувства.

Скалли прячет лицо в ладонях.

- Я не могу… я не могу сейчас это слушать, - произносит она. – Малдер, пожалуйста, подумай о том, что ты говоришь. Мы на войне; я отчаянно пытаюсь не привлекать к себе внимания, чтобы избежать принудительного возвращения к жизни, которой не хочу, тогда как у тебя есть возлюбленная, ожидающая твоего возвращения домой. – Она печально качает головой. – Это может обернуться настоящей катастрофой, Малдер – это может разрушить наши жизни.

С этими словами она разворачивается и уходит от него.

- Куда ты? – спрашивает Малдер, досадуя на себя за дрожание собственного голоса.

- Обратно в лагерь, - не оборачиваясь, отвечает Скалли. – Спать. Я была в карауле целый день и очень устала.

И, не дожидаясь ответа, она продолжает шагать по полю, низко свесив голову.

Малдер ругается вполголоса.

«Как глупо, - гневно пеняет он себе. – Как невероятно глупо. Отлично, Малдер, ты, возможно, только что разрушил лучшее, что было в твоей жалкой жизни».

Он нагибается и поднимает биту рядового Пендрелла, сопротивляясь порыву запустить ею в ближайшее дерево. Вместо этого он тащится обратно в лагерь следом за Скалли, с каждым шагом все сильнее ненавидя себя.

Он находит палатку Пендрелла и, просунув голову внутрь, видит, что все четыре ее обитателя, включая Пендрелла, уже спят. Он кладет биту у порога и опускает полог, а затем бредет вдоль ряда палаток, иногда останавливаясь, чтобы ответить на приветствие или поговорить с одним из своих капитанов – в общем, делая все, что в его силах, чтобы отложить момент возвращения в свою палатку, в ужасе оттого, что Скалли там может не оказаться, что она переберется в какую-нибудь другую палатку с солдатами, не сделавшими ничего такого, чтобы она почувствовала себя чрезвычайно неловко.

В конце концов он больше не может тянуть время и, едва переставляя ноги, медленно приближается к своей палатке; полковые знамена, воткнутые в землю снаружи, лениво колышутся на ветру. Он делает глубокий вдох… и заходит внутрь, обнаруживая Скалли свернувшейся на спальном коврике. Малдер вздыхает с облегчением. Скалли слегка шевелится, но не поднимает голову. Он подавляет порыв настоять, чтобы она заняла койку – сейчас его очередь, но он бы с радостью уступил ее ей – потому что интуитивно знает, что подобный жест не будет воспринят с благодарностью после сцены в лесу. Вместо этого он успокаивает себя тем, что она, по крайней мере, не против восстановить статус-кво и вернуть все на свои места – так, как оно и было до его импульсивного и самонадеянного поступка.

Малдер снимает китель, жилет и рубашку и растягивается на койке, лежа на спине и прислушиваясь к колыханию знамен снаружи. Скалли дышит размеренно, и он почти уверен, что она не спит, но слишком нервничает, чтобы прервать царившее в палатке молчание. Но даже если бы он и преодолел себя, то и понятия не имеет, что ей сказать.

Он убежден, что ему не удастся заснуть, но постепенно тоже выравнивает дыхание, и в конце концов его веки тяжелеют. Он уже перекатывается на бок, почти засыпая, и его рука свешивается с края койки, ладонью касаясь земли рядом со спальным ковриком Скалли.

Уже практически задремав, Малдер вдруг ощущает, как маленькие теплые пальцы касаются его пальцев - это Скалли берет его ладонь в свою и подбадривающе сжимает. Чувствуя себя так, словно у него гора свалилась с плеч, Малдер стискивает ее руку в ответ и улыбается. Скалли уткнулась лицом в руку, так что он не видит его, но каким-то образом знает, что она тоже улыбается.

Он наконец засыпает, понимая, что в любом случае все у них будет в порядке.

========== Глава 5 ==========

***

Октябрь 1863 года

Рядом со станцией Бристо, Вирджиния

К концу сентября холодное дыхание осени становится вполне ощутимым, и уже в начале октября солдаты держатся поближе к кострам при любом удобном случае. По ночам температура постепенно падает, так что мужчинам приходится пользоваться шерстяными одеялами, сложенными в их спальных ковриках, вместо того чтобы сворачивать их и подкладывать под голову в качестве подушек. Немногие счастливцы принесли с собой из дома лоскутные одеяла или попросили свои семьи их прислать, и теперь остальные – те, кто все лето смеялись над ними за то, что они таскают на себе лишний груз – каждую ночь с завистью поглядывают на утеплившихся товарищей.

Дни по-прежнему заполнены строевой подготовкой вне зависимости от погоды, и когда к холоду добавляются еще и дожди, мучения солдат достигают своего апогея. В особо сырые дни Малдер вынужден сопротивляться порыву объявить отбой и позволить своим людям провести время в относительном укрытии их палаток, но, вспоминая о днях, когда Скиннер упорно заставлял их тренироваться, несмотря на погоду, он упрямо продолжает. Они гораздо лучше действуют как команда, когда каждый солдат может заряжать, целиться и стрелять из своего оружия быстро и эффективно, невзирая ни на что.

В подобном времяпрепровождении есть и свои плюсы, ведь практика позволяет держать роты в форме, а многократные пробежки по полям с удвоенной скоростью с винтовкой на плече помогают всем согреваться – по крайней мере, на время строевой.

В более сухие дни время между приемами пищи и муштрой зачастую посвящено картам, особенно покеру, и все чаще и чаще по мере остывания воздуха - бейсболу. Различные полки начинают организовывать больше формальных команд, чтобы соревноваться друг с другом, и неудивительно – особенно для Малдера – что Скалли быстро становится отличным игроком. После некоторых уговоров с ее стороны солдаты 83-го Пенсильванского полка позволяют своему полковнику присоединиться к команде. Когда он ворчит насчет необходимости ходатайства со стороны своего лейтенанта, она шутливо напоминает ему, что богатенькие мальчики из колледжей обычно не слишком-то спортивны.

- Как и женщины, должен заметить, - угрюмо ворчит он, когда они устраиваются на ночь. – И все же они позволяют тебе играть.

- Ну, - отвечает она, игриво ему улыбаясь, - мне повезло, что у меня был отличный учитель, не так ли?

Она зарывается в свое одеяло – сегодня его очередь спать на койке – и накрывается им с головой, так что только глаза видны. Ночь, вероятно, самая холодная за последнее время, и с небольшого расстояния между ними Малдер видит, что она дрожит. Ему и самому не слишком-то тепло.

- Скалли, - зовет он, не давая себе шанса занервничать и передумать, - почему бы тебе не лечь здесь?

Она пронзает его взглядом сквозь узкий зазор в одеяле.

- Сегодня твоя очередь, Малдер, - напоминает она.

- Знаю, - отвечает он. – Я и не предлагал спать на земле – я предложил, чтобы ты разделила койку со мной. – Скалли отодвигает одеяло в сторону, и он видит выражение сомнения на ее лице. – Обещаю, что никаких гнусных целей я не преследую, - заверяет он ее. – Я буду держать руки при себе и все такое. Я просто подумал, что так нам будет теплее, разве нет? – Она ничего на это не говорит. Он не пытался повторить их имевший место несколько недель назад поцелуй, и неловкость быстро прошла… но все же его предложение заставило бы ее поколебаться даже до того происшествия в лесу.

- Думаешь, это хорошая идея? – уточняет она, полностью убирая одеяло с лица.

- Остальные постоянно так делают, когда становится холодно, - аргументирует свою позицию Малдер. – Они спят вповалку посреди палаток, чтобы сохранить тепло. Разве нет? – Скалли кивает. – Это я и предлагаю.

Скалли все еще колеблется, но, когда резкий порыв ветра сотрясает стены палатки, уступает и медленно поднимается на ноги.

- Почему-то, - бормочет она, - мне кажется, что это не совсем то же самое.

Малдер отодвигается как можно дальше – койка очень узкая – и Скалли устраивается рядом с ним. Они накрываются теперь уже двумя одеялами и ложатся спиной друг к другу. Так им значительно теплее, но их колени свисают с деревянных краев койки, что довольно неудобно.

- Погоди-ка, - говорит Скалли. – Я кое-что попробую. - С этими словами она осторожно перекатывается на другой бок – на койке недостаточно места и для одного, а тем более для двух, даже притом, что один из них весьма хрупкой комплекции – и устраивается так, что теперь кончик ее носа упирается ему между лопаток. – Так нормально?

- Да, - хрипло произносит Малдер. – Да, Скалли, так хорошо.

Это, возможно, не самое разумное их решение, но с тех пор они так и спят: бок о бок на узкой койке Малдера, вплотную прижимаясь друг к другу и делясь теплом своих тел.

Во вторую неделю октября, 11-го числа, наконец поступает приказ сворачивать лагерь и выдвигаться на следующее утро. Никто не знает, куда они направляются и маячит ли на горизонте какое-нибудь сражение; как бы там ни было, на рассвете 12-го октября мужчины радуются возможности в кои-то веки двинуться в путь, прервав установившуюся с августа череду монотонных дней. Переполняемые едва сдерживаемой энергией в ожидании начала похода, они складывают палатки, закидывая их в повозки, и формируют роты. Малдер верхом на коне возглавляет колонну, и вскоре к нему присоединяется и Скалли.

- Так куда мы направляемся? – спрашивает она.

- На север, - отвечает Малдер. – Это все, что я знаю.

Скалли кивает.

- Звучит неплохо, - заявляет она, – но меня устраивает все, что позволяет покинуть берега этой проклятой реки и сменить, наконец, обстановку. Если я еще хотя бы одну ночь провела в кордоне, то дезертировала бы.

Малдер тихонько посмеивается.

- Ты бы не осмелилась, - возражает он, – ведь тебе известно, что я бы отправился на твои поиски. И неважно, как далеко ты бы успела уйти, я бы все равно тебя нашел.

Скалли мягко улыбается ему, слегка краснея, и, быстро вспомнив, что весь полк выстраивается позади них, Малдер поспешно отворачивается и глядит вперед. Скалли делает то же самое.

Растянувшись по дороге подобно длинной синей змее, армия марширует на север большую часть дня и ночью разбивает лагерь в поле, даже не потрудившись поставить палатки. Они продолжают путь ранним утром 13-го числа, минуя Билтон и Калвертон – хорошо знакомые Малдеру города. Плантация его семьи находится чуть дальше к югу от этих мест – он бы добрался туда за несколько часов верхом. Он много раз ездил по этим дорогам с отцом, сопровождая его в деловых поездках, и путешествовал в Вашингтон и обратно вместе с родителями.

Ближе к полудню, когда дорога меняет направление и идет вдоль железнодорожных путей, полковник Скиннер подъезжает к Малдеру. Скалли почтительно отстает, чтобы они могли поговорить наедине.

- Мне сказали, что мы здесь, чтобы защищать эти пути, - сообщает Скиннер Малдеру, указывая на железную дорогу справа от них. – Часть кавалерии генерала Стюарта перестреливалась с парой полков в авангарде наших сил, а это означает, что генерал Ли где-то неподалеку. Если они займут часть железнодорожного полотна между нами и Вашингтоном, наши пути снабжения нарушатся, и мы не сможем долго оставаться на территории врага, так как рискуем заморить солдат голодом и израсходовать все боеприпасы.

- Где это произошло, сэр? – спрашивает Малдер. – В Ноксвилле или дальше на север, ближе к Манассасу?

Скиннер окидывает его внимательным взглядом.

- Я постоянно забываю, что вы из этих мест, - говорит он. – Нет, не так далеко на севере. Мы собираемся у станции Катлет.

- Это близко, - замечает Малдер. – Мы прибудем туда меньше чем через час.

- Верно, - соглашается Скиннер и оглядывается назад, на четко сформированные роты, марширующие в почти безупречном строю. – Вы заставляли их усиленно тренироваться, как я слышал. Держали в форме в ожидании активных действий.

Малдер кивает.

- Я подумал, что буду командовать полком так же, как это делали вы, сэр, - сообщает он. – Люди привыкли к ежедневным усиленным тренировкам, когда вы были за главного, так что для них мало что изменилось.

- Вы будете рады подобному решению, если мы сегодня или завтра примем бой, - замечает Скиннер. – Солдаты теряют бдительность, валяясь на лугах и смотря на проплывающие в небе облака. Не все командиры были столь же деятельны, как вы, и у многих полков возникнут трудности после двух месяцев без малейшей перестрелки с врагом.

- Мы не окажемся в их числе, сэр, - обещает ему Малдер.

- Знаю, что не окажетесь, Малдер. Поэтому-то я и выбрал вас в качестве командира. – Скиннер переводит взгляд вправо, где Скалли едет верхом с двумя другими лейтенантами, ожидая, когда Малдер снова позовет ее к себе. – Как лейтенант Скалли справляется с ролью вашего адъютанта? – интересуется он. – Мне говорили, что вы постоянно держите его при себе.

- Только если он не на дежурстве, - спокойно отзывается Малдер, - но большую часть времени да, лейтенант Скалли у меня под рукой. Он незаменим, сэр. Спасибо за то, что порекомендовали его на эту должность.

- Уверен, что вы бы и самостоятельно пришли к тому же выводу, - отзывается Скиннер. – Я знаю, что… - Он внезапно замолкает, не договорив, когда до них доносятся звуки артиллерийского огня. – Меньше мили отсюда, - замечает он, и Малдер кивает. Скалли побуждает свою лошадь подойти ближе, пока не оказывается в паре метров позади Малдера и Скиннера. Малдер оглядывается на нее. Внезапный грохот артиллерии заставляет мужчин подпрыгнуть от неожиданности, и конь Малдера нервно перебирает ногами, тогда как Скалли умело удерживает контроль над своей лошадью. Малдер приказывает своим людям остановиться.

- Похоже, довольно близко, - замечает Скалли, вглядываясь в простирающуюся впереди пыльную дорогу. Между их бригадой и следующей перед ними довольно большое расстояние, так что Малдер не может рассмотреть, что ждет их впереди. В следующее мгновение, однако, звуки выстрелов раздаются еще ближе, и на этот раз кажется, что они исходят справа от них.

- Малдер, - обращается к нему Скиннер, - пусть ваши люди укроются вдоль железнодорожной полосы. Здешняя насыпь обеспечит им хоть какую-то защиту.

Малдер кивает и передает приказ через своих лейтенантов, которые доносят его до капитанов рот, и вскоре все солдаты полка либо лежат на земле вдоль находящихся на возвышении железнодорожных путей, либо поспешно выкапывают укрепления позади них. Малдер и его офицеры, включая Скалли, спешиваются и передают лошадей полковым грумам, которые уводят их прочь, к лесу. Они будут поблизости, если в них возникнет необходимость, но вне зоны поражения огнем противника.

В считанные минуты к звукам мушкетных выстрелов добавляется жуткий пронзительный клич мятежников, раздающийся неподалеку от них с северной стороны. Бригада, которая была в строю перед ними, должно быть, уже вступила в бой, и конфедераты, похоже, двигаются на юг вдоль железнодорожных путей, ища слабое место, где можно проскользнуть за линию обороны Союза и атаковать с фланга. Железная дорога критически необходима для удержания армией Союза контроля над Вирджинией, и если ее отобьют или взорвут, со снабжением армии возникнут серьезные проблемы. Малдер понимает это и без пояснений Скиннера и приказывает своим лейтенантам и капитанам окопаться и сражаться до последнего.

За исключением звуков приближающейся битвы, вокруг царит тишина. Весь полк хранит напряженное молчание, не считая тех мужчин, что используют свои штыковые лопаты для рытья одиночных окопов позади главной железнодорожной линии. Когда Малдер осматривает лес слева от путей, ему на ум внезапно приходит одна идея. Он поворачивается к Скалли.

- Лейтенант Скалли, - обращается он к ней, - я хочу, чтобы вы с ротой солдат заняли позицию на краю леса, позади нас. Вы будете держать их в резерве, и если противник прорвет нашу линию обороны, поведете их в бой. Стреляйте по врагу по возможности, но только если он окажется в зоне видимости, и держите ваших людей под прикрытием деревьев.

Скалли хмурится.

- Это ведь не уловка, чтобы обеспечить мне безопасность, сэр? – тихо уточняет она.

- Нет, лейтенант, - обещает Малдер, и по большей части так оно и есть. Скалли будет в чуть большей безопасности под укрытием деревьев, но если ей потребуется вести людей в бой, это быстро изменится. Впрочем, Скалли не ставит под сомнение его решение и спешит к их прежней роте, чтобы переговорить с ее капитаном. Рядовой Пендрелл покидает свою позицию, чтобы подойти ближе и послушать, о чем они говорят. В считанные минуты все семьдесят восемь человек (включая Скалли) отступают к кромке леса в двадцати метрах от них и быстро прячутся за деревьями и кустарниками.

Напряжение нарастает, когда звуки битвы приближаются, и Малдер, чувствующий себя несколько не в своей тарелке без уверенного присутствия Скалли рядом, нервничает все сильнее. Полковник Скиннер и его подручные решили окопаться рядом с 83-м Пенсильванским полком, и Малдер предпочитает расценивать это как комплимент безопасности, которую могут обеспечить его люди, вместо того чтобы предполагать, что Скиннер не доверяет ему вести полк в бой самостоятельно.

- Вот они! – раздается крик с дальнего конца линии обороны, и по полку проходит волна движения, когда мужчины в последний раз поудобнее перехватывают свои винтовки, устанавливая их на железнодорожных шпалах и кучках свежевыкопанной земли и наблюдая за лесополосой справа от путей в ожидании шанса выстрелить по противнику. Из-за деревьев по другую сторону рельсов из густого подлеска на открытую местность начинают выходить первые солдаты в сером. Люди Малдера готовы к их появлению и сразу стреляют, заставляя мятежников отступать обратно под укрытие буйной растительности – но только на мгновение. Уже в следующие секунды вопли врагов достигают крайней степени возбуждения, когда они все вместе устремляются через поляну к путям, подгоняемые своими офицерами.

От леса до путей рукой подать, и даже под шквальным огнем солдат Малдера мятежники пересекают поляну пугающе быстро. Малдер с неохотой отдает своим людям приказ выйти навстречу противнику, и вскоре перестрелка превращаются в рукопашную схватку, во время которой ножи и штыки сражают столько же людей, сколько и пули. В перерыве между выстрелами, Малдер оглядывается назад и замечает Скалли, выглядывающую из подлеска; ее выдают торчащие из-под фуражки рыжие волосы. Он знает, что она ожидает его команды, и как бы ему не хотелось ее отдавать, но, учитывая яростное и стремительное наступление мятежников, у него просто не будет шанса, если слишком затягивать с этим… так что, бормоча про себя отчаянное пожелание, чтобы со Скалли ничего не случилось, он поднимает саблю и, слегка повернувшись, чтобы убедиться, что Скалли его видит, взмахивает ею, тем самым приказывая затаившейся роте переходить в наступление.

Ему не нужно смотреть, чтобы знать, что они откликаются на его зов: от яростных криков его людей, спешащих на подмогу своим товарищам, у него чуть уши не закладывает. Среди этих гортанных выкриков Малдер отчетливо различает голос Скалли и даже посреди всего этого хаоса отчаянно надеется, что никто больше не замечает, что ее крики куда более высокие, чем у остальных.

Конфедераты продолжают напирать, занимая железнодорожную возвышенность и пути, и на некоторое время Малдер теряет Скалли в этой схватке, зато осознает присутствие полковника Скиннера, игнорирующего мольбы своих адъютантов спрятаться в укрытии и сражающегося так же яростно, как и остальные люди вокруг него. Малдер ощущает прилив гордости – как за то, что у него такой командир, так и за то, что хорошо зарекомендовал себя в глазах этого отличного солдата. 83-й Пенсильванский полк, вдохновленный мужеством своего бригадного командира (и, как сильно надеется Малдер, их собственного полковника), сражается отчаяннее, чем Малдеру доводилось видеть прежде, и мучительно медленно им удается оттеснить конфедератов назад, прочь от путей.

Как только люди Малдера отбрасывают мятежников на поляну между путями и кромкой леса, как только они начинают стрелять по противнику с возвышенности, все оказывается кончено. Вспышка активности между деревьями привлекает внимание Малдера, и на мгновение он опасается, что подоспело подкрепление и в любой момент его люди снова окажутся под шквальным огнем… но это просто командир вражеского полка отзывает своих солдат, приказывая их горнисту трубить отступление. Конфедераты, очевидно, атаковали в одиночку, без дополнительных отрядов в резерве. Либо их разведка снабдила их неверными сведениями о численности Союзных войск, либо эта атака просто стала результатом глупости какого-то генерала Конфедерации – Малдера это не волнует: сейчас они вне опасности.

Или, по крайней мере, почти вне опасности.

В последнюю секунду крайняя отступающая линия конфедератов разворачивается уже под самыми кронами деревьев и, прикрывая отступление своих товарищей и не давая людям Малдера возможности преследовать их, нацеливает свои мушкеты на солдат Союза, как раз ныряющих в укрытие позади железнодорожных путей. Солдаты в синем, которые еще не отступили за возвышенность, целятся в ответ, и с обеих сторон раздаются единичные выстрелы.

Справа от себя Малдер снова замечает Скалли, целящуюся из своей винтовки, когда солдаты ее роты ликуют, наблюдая за отступающими мятежниками. Она одной рукой машет им пригнуться, укрыться, показывая, что им все еще грозит опасность, но они в основном не слушают ее.

На противоположном краю поляны несколько солдат-мятежников выступают вперед из-под нависающих над ними веток, чтобы лучше прицелиться, и мир Малдера вдруг резко останавливается, когда двое из них берут на мушку Скалли. Она не видит их, но Пендрелл, стоящий слева от нее, видит и реагирует быстрее, чем Малдеру казалось возможным. Он толкает ее, когда мятежники стреляют, роняя их обоих на землю.

Даже со своего места в двадцати метрах от них Малдер видит, как пуля попадает в тело Пендрелла.

Позабыв об отступающих мятежниках, позабыв о необходимости командовать, позабыв обо всем, кроме Скалли, Малдер бежит вдоль путей, огибая солдат, которые все еще празднуют свою внезапную и решающую победу и не подозревают, что всему миру Малдера только что, возможно, наступил внезапный и кровавый конец. Вокруг Пендрелла и Скалли уже собралась толпа к тому моменту, когда он к ним приближается, и рядовой Йоргенсен перекатывает Пендрелла, который придавил Скалли к земле своим весом, на спину.

Малдер сразу же понимает, что Пендрелл не выживет. Пуля попала в правую часть груди, и, судя по тому, как он тщетно пытается вздохнуть, похоже, поразила легкое. Никто не в силах будет ему помочь.

Китель Скалли на груди залит кровью, и на мгновение Малдеру приходит в голову ужасающая мысль, что она погибла… но затем она открывает глаза, приподнимаясь на локтях, и он осознает, что кровь, должно быть, принадлежит Пендреллу. Она даже не замечает Малдера, подползая к Пендреллу.

- Пендрелл? Ты меня слышишь? – Его глаза, обезумевшие от боли и страха, сосредотачиваются на ней, и он открывает рот, пытаясь что-то сказать, но не может дышать, и слова просто клокочут у него в горле. – Нет, нет, не пытайся говорить, - хрипло продолжает она, и Малдер понимает, что она увидела то же, что и он, и пришла к тому же выводу: Пендрелл на волосок от гибели. Она берет его за руку и крепко сжимает, пока умирающий издает булькающие звуки и судорожно ловит ртом воздух, смотря на нее с мольбой, словно она может каким-то образом спасти его.

В следующее мгновение губы Пендрелла, покрытые кровью и грязью, синеют, а лицо становится смертельно бледным. Его и без того затрудненное дыхание превращается в предсмертный хрип, грудь конвульсивно содрогается раз, другой… и замирает. Его ладонь выскальзывает из захвата Скалли, взгляд стекленеет.

Скалли склоняет голову, тяжело дыша, и Малдер понимает, что она пытается держаться перед собравшимися вокруг людьми. Она осторожно кладет руку Пендрелла ему на грудь и закрывает ему глаза. Какое-то время она остается стоять на коленях рядом с ним, а потом поднимается, опираясь на винтовку.

И тут же падает обратно.

Малдер впервые видит, как красное пятно распространяется внизу ее кителя, и понимает, что Пендрелл, при всем своем героизме, смог поймать только одну из предназначавшихся Скалли пуль. Вторая попала ей прямо в живот.

Он падает на землю рядом с ней, одной рукой зажимая рану и отчаянно пытаясь остановить кровотечение. Не заботясь о том, что на них смотрят, он касается ее щеки свободной рукой, побуждая ее продолжать смотреть на него, продолжать дышать.

Однако глаза Скалли медленно закрываются.

========== Глава 6 ==========

***

Глава 6

Октябрь 1863 года

Рядом со станцией Бристо, Вирджиния

Находясь в состоянии шока, Малдер лишь смутно осознает, что полковник Скиннер опускается на землю рядом с ним. Он что-то быстро говорит ему на ухо, но из-за охватившего Малдера оцепенения слова командира не сразу доходят до него.

- Нам нужно доставить его в одиночную медицинскую палатку, - говорит Скиннер. – Ваш полковой хирург не может оперировать его здесь, сами знаете.

- У нас нет времени, сэр, - настаивает Малдер, но Скиннер не отступает и, грубо тряхнув его за плечо, наклоняется ближе.

- И что увидят врачи, когда снимут китель и рубашку лейтенанта Скалли, Малдер? – шипит Скиннер достаточно тихо, чтобы только Малдер мог его расслышать. У него уходит пара секунд на осознание сказанного, однако в конце концов он понимает, что полковник прав. Малдер не знает, как и когда Скиннер выяснил правду о Скалли, но он прав: они не могут снять со Скалли мундир здесь, в поле.

Не вставая и не убирая ладонь, все еще плотно прижатую к ране на животе Скалли, Малдер велит привести своего коня – Скиннер делает то же самое. Когда их лошадей приводят, Скиннер меняется с ним местами, зажимая рану Скалли вместо него, а Малдер садится в седло. Затем Скиннер быстро, но осторожно поднимает Скалли и сажает ее на коня перед Малдером.

- Бригада в авангарде вступила в бой раньше нас, - сообщает он, тоже садясь в седло. – Они уже установили медицинские палатки.

Они едут на север вдоль путей так быстро, как только осмеливаются, но как бы Малдер ни пытался удерживать Скалли в неподвижном состоянии, ее все равно трясет на ходу. Она внезапно стонет от боли, и Малдер теснее прижимает ее к себе.

- Держись, Скалли, - шепчет он ей. – Мы едем к хирургу. Он тебя подлатает, хорошо? – Однако вместо того чтобы успокоить Скалли, его заверения лишь усиливают ее беспокойство.

- Нет. – Она издает наполненный болью стон. – Никакого хирурга, Малдер. Он увидит… - Она не договаривает, судорожно втянув воздух.

- Позвольте мне об этом позаботиться, лейтенант, - твердо заявляет Скиннер. – Вы только держитесь и дайте нам позаботиться о вас. Никто вас не выдаст, обещаю.

Скалли обмякает в объятиях Малдера; насколько он может судить, она потеряла сознание.

Полковник Скиннер прав: бригада у них в авангарде уже установила медицинские палатки, и полевые врачи вовсю занимаются ранеными. Скиннер быстро подходит к хирургу, как раз выходящему из одной из палаток. Мужчина вытирает окровавленные руки о передник и отдает честь, однако Скиннер слишком спешит, чтобы отвечать на приветствие.

- Со мной раненый офицер, которому нужна экстренная помощь, - говорит он. – И я хочу, чтобы вы оказали ее в одиночку, без присутствия других солдат в палатке. Только с нами.

Хирург, понятное дело, сбит с толку таким требованием.

- При всем уважении, сэр, мне потребуется помощь, - протестует он.

- Мы вам поможем, - поясняет ему Скиннер. – Вы объясните, куда и когда надавливать. Мы сделаем все, как вы скажете. – Хирург все равно колеблется. – Да бросьте, у половины ваших ассистентов не больше медицинского опыта, чем у нас, верно?

- Полагаю, что так, - со вздохом признает врач. – Заносите его. – Он заходит обратно в палатку, и через пару секунд ее покидают несколько человек, смотря друг на друга – а также Малдера, Скалли и Скиннера – в полнейшем недоумении. Скиннер спешивается, и Малдер осторожно передает ему Скалли, после чего спрыгивает со своего коня и следует за ними в палатку.

Скиннер кладет до сих пор находящуюся без сознания Скалли на стол, а потом поворачивается к доктору со строгим выражением на лице.

- Как вас зовут, солдат? – спрашивает он.

- Капрал Цукерман, сэр, - рапортует тот, и Скиннер кивает.

- Капрал Цукерман, я хочу, чтобы вы дали мне слово, что ни при каких обстоятельствах никому не расскажете о том, что увидите в этой палатке.

Цукерман кивает.

- Даю слово, сэр, но… - Он перемещает взгляд на Скалли, лежащую на столе между ними. – Но, если позволите спросить: кто это?

- Это лейтенант Скалли из Пенсильванского полка – отличный солдат, много раз доказавший свою незаменимость и храбрость, - отвечает Скиннер. – Это все, что вам нужно знать.

Цукерман хмурится, но потом решительно кивает.

- Помогите мне снять с него мундир, - говорит он им, расстегивая китель Скалли, и Малдер подходит ближе, чтобы помочь осторожно снять его. Он приподнимает ее за плечи, доставая из-под нее китель, и Цукерман приступает к сниманию рубашки. Наткнувшись на обернутые вокруг тела Скалли слои ткани, он отодвигается и снова хмурится.

- Этот человек недавно перенес другое ранение? – спрашивает он, и Скиннер качает головой. – Тогда зачем… - Хирург замолкает, внимательнее присмотревшись к Скалли, и Малдер отлично понимает, что он видит: низкий рост, хрупкое телосложение, утонченные черты, полное отсутствие волос на лице. В конце концов он потрясенно отступает назад. – Я не могу оперировать женщину! – восклицает он.

- Почему нет? – требовательно вопрошает Малдер.

- Я никогда этого раньше не делал! Я занимался только мужчинами!

- Насколько я могу судить, базовая анатомия та же самая, - сухо замечает Скиннер. – Мы попусту теряем время. Это пулевое ранение, а не роды. Лечите ее так, как лечили бы любого другого солдата.

К его чести, капрал Цукерман приступает к делу со всей серьезностью. Без колебаний распоряжаясь Скиннером и Малдером, он велит им держать Скалли, пока он будет нащупывать пулю у нее в животе. Поначалу она остается без сознания, но вскоре приходит в себя и начинает метаться, поражая Малдера тем, что кто-то столь маленький обладает такой недюжинной силой.

- Лейтенант Скалли, пожалуйста, лежите как можно спокойнее, - говорит ей капрал Цукерман. – Мне нужно определить серьезность вашего ранения.

Скалли затихает, тяжело дыша.

- Малдер? – слабым голосом зовет она.

- Я здесь, Скалли, - отзывается он, наклоняясь ближе, чтобы она могла видеть его лицо. – Хирург тебя подлатает, хорошо? Просто держись. – Скалли закрывает глаза от боли, когда Цукерман ощупывает входное отверстие от пули. Через секунду он выпрямляется.

- Вам чрезвычайно повезло, - сообщает он Скалли.

- Сейчас мне так не кажется, - ворчит она, и, несмотря на всю серьезность ситуации, Малдер не может сдержать улыбку. Боже, как же он любит эту женщину.

- Всего пару сантиметров в сторону, и пуля попала бы в желудок, - продолжает Цукерман. – Немного вглубь, и задела бы внутренности. В данном же положении похоже на то, что пуля срикошетила от пуговицы вашего мундира и замедлилась достаточно для того, чтобы застрять в теле. Нам просто нужно вынуть ее и зашить рану. – Он поднимает глаза на Малдера и Скиннера. – Приятного в этом будет мало, - предупреждает он их. – Вы оба будете ее держать. Это тонкая работа, и нельзя позволять ей метаться.

Скиннер занимает место в ногах Скалли, налегая на них всем телом. Малдер переводит на нее взгляд, и она кивает.

- Все нормально, - говорит ему Скалли, после чего поднимает руки, хватает его за предплечья и тянет на себя, так что он почти что ложится поперек ее туловища; их лица оказываются практически на одном уровне.

- Вы держите? – спрашивает Цукерман.

- Я готов, - отзывается Скиннер, и Малдер смотрит на Скалли, которая закрывает глаза в ожидании неизбежного. Малдер делает глубокий вдох и всем своим весом налегает на Скалли.

- Давайте, - говорит он и хотя не следит за действиями врача, но мгновенно ощущает тот момент, когда его щипцы начинают нащупывать пулю, по реакции Скалли. Она так сильно вонзает ногти ему в руки, что наверняка расцарапала бы его до крови, не разделяй их два слоя одежды, и пытается дышать сквозь плотно стиснутые от боли зубы.

Кажется, это продолжается целую вечность… но на самом деле проходит всего около тридцати секунд, прежде чем Цукерман выпрямляется с триумфальным «АГА!» Он держит окровавленные щипцы так, чтобы Скалли могла видеть зажатый в них блестящий металлический шарик.

- Хотите сохранить ее? – спрашивает он Скалли. – Некоторые солдаты сохраняют.

Скалли криво усмехается, превозмогая боль.

- Конечно, почему нет? – Она кивает Малдеру, который берет мушкетную пулю и убирает ее в карман.

- Подержите ее, пока я буду зашивать рану, - говорит капрал Цукерман. – Я постараюсь побыстрее, но хочу убедиться, что она будет заживать правильно. Ей пока что очень везло, и я бы предпочел, чтобы так оно и оставалось впредь.

- Вынужден с вами согласиться, - бормочет Малдер, наклоняясь над Скалли и смотря на нее с сожалением, после чего снова налегает на нее всем своим весом.

- Не так я себе это представляла, Малдер, - шепчет она ему на ухо, и он усмехается.

Должно быть, накладывание швов причиняет далеко не такую сильную боль, как извлечение пули, потому что Скалли почти не приходится держать, пока Цукерман ее зашивает. Он выпрямляется, содобрительным кивком самому себе обозревая проделанную работу, и Малдер со Скиннером следуют его примеру. Скалли, изнуренная до такой степени, что едва способна говорить, смотрит на Цукермана с некоторой опаской.

- Вы выдадите меня? – спрашивает она. Он переводит взгляд на Малдера и Скиннера, который выглядит так, словно может выдернуть хирургу одна за другой все конечности, если понадобится, и вздыхает.

- Нет, не выдам, - отвечает он. – Я обещал этим джентльменам, что не сделаю этого, а я человек слова. Но это не значит, что мне это нравится.

Скалли кивает и закрывает глаза, с облегчением откидывая голову назад.

- Спасибо, - благодарит она.

- И хочу, чтобы вы тоже дали слово, - продолжает Цукерман, - что будете отдыхать и позволите себе полностью выздороветь, прежде чем вновь вернетесь в строй. Слишком раннее возвращение приведет к риску открытия раны и возможной инфекции.

Скалли, очевидно напрочь лишенная сил, едва кивает в ответ, а потом теряет сознание. Все трое мужчин одновременно вздыхают с облегчением.

- Куда нам ее определить? – вслух размышляет Скиннер. – Не в армейский госпиталь в Вашингтоне, конечно?

- Определенно нет, - соглашается Цукерман. – Даже если не считать большой вероятности того, что медсестры выяснят правду о ней на следующий же день после ее поступления, армейские госпитали – это рассадники болезней. У нее будет больше шансов выздороветь, если мы просто оставим ее лежать в поле.

- Можно ли убедить ее отправиться домой? По крайней мере, до ее полного выздоровления? – спрашивает Скиннер, но Малдер качает головой.

- Нам ни за что не удастся уговорить ее, - отвечает он. – Если она отправится домой, то никогда не сможет вернуться, а это для нее неприемлемо.

- У нее есть еще кто-нибудь из родственников, с кем она могла бы остаться? – спрашивает Скиннер.

- Сестра, - говорит Малдер, - но она живет в Нью-Йорке. – Внезапно на него нисходит озарение. – Хотя мы могли бы послать за ней, - продолжает он. – Если бы ее сестра могла приехать сюда и позаботиться о Скалли, пока она поправляется, то думаю, что знаю место, где им остановиться. Это близко отсюда.

- Где? – спрашивает Скиннер.

- На плантации моей семьи, в Калпепере, - сообщает Малдер. – Моих родителей и сестры там сейчас нет – они отправились погостить у друзей в Фредериксберге, когда поблизости расположилась наша армия. Там сейчас только слуги, которые приглядывают за домом в их отсутствие.

Скиннер кивком одобряет его план.

- Тогда мы немедленно пошлем письмо сестре Скалли, - объявляет он свое решение и поворачивается к капралу Цукерману. – Можно перевозить ее на лошади?

- Лучше этого по возможности избегать, - отзывается хирург, и Скиннер кивает.

- В таком случае, Малдер, мы организуем повозку для транспортировки Скалли. Я могу дать вам несколько дней увольнительной, чтобы доставить ее туда, устроить и дождаться ее сестру, но после этого вам нужно будет вернуться в полк.

- Спасибо, сэр, - отзывается Малдер. Наконец осознание того, что Скалли выжила, начинает медленно доходить до него, и испытываемое им облегчение настолько сильно, что у него кружится голова.

- Если все решено, сэр, то мне нужно очистить палатку для следующего пациента, - встревает капрал Цукерман. – Не хочу показаться бесцеремонным, но у нас много раненых, а вот места для их оперирования ограничены.

- Разумеется, - отзывается Скиннер. – Спасибо, капрал Цукерман, за вашу помощь. И за ваше понимание ситуации.

Пока они находились в полевом госпитале, наступила ночь, и заметно похолодало. Скиннер несет Скалли обратно в их полк, предпочитая не рисковать перевозкой ее на лошади. Малдер через какое-то время предлагает разделить с ним эту ношу, но Скиннер отказывается.

- Я крупнее вас, - отвечает он. – И, кроме того, она не так уж много весит.

Так что Малдер едет верхом, держа поводья коня Скиннера, и вскоре они достигают бивачных костров 83-го Пенсильванского полка. Учитывая, что враг до сих пор где-то поблизости, они не стали устанавливать палатки, так что Скиннер осторожно опускает Скалли (предварительно аккуратно застегнув ее рубашку и китель) на траву под деревьями и уходит, чтобы организовать повозку для Малдера.

Малдер, со своей стороны, поспешно пишет письмо сестре Скалли Мелиссе, пытаясь донести до нее срочность ситуации, но при этом не вызвать чрезмерного беспокойства. Он не хочет, чтобы Мелисса подумала, будто ее младшая сестра при смерти, и вызвала их мать для прощания со Скалли, но при этом старается объяснить, что ей надо не медля отправиться в Вирджинию.

Он выискивает рядового Йоргенсена, который приступил к сбору вещей Скалли, когда Скиннер принял решение о том, куда ее перевезти для извлечения пули. Йоргенсен беспокоится (к немалому удивлению Малдера, у которого никогда не возникало ощущения, что тот хоть немного привязан к Скалли – или вообще к кому-либо), и, забрав у него ранец и пожитки Скалли, Малдер указывает ему, куда Скиннер положил ее отдыхать. Из письма в ее ранце Малдер узнает адрес Мелиссы Скалли в Нью-Йорке и вскоре уже отправляет свое собственное послание с указанием доставить его как можно скорее.

Когда он заканчивает с этим, появляется Скиннер с повозкой. Ее пол выложен одеялами, и Малдер тут же добавляет к ним свое собственное, после чего Скиннер укладывает туда Скалли. Она все еще без сознания, и, учитывая, какая ухабистая дорога им предстоит, Малдер очень сильно рассчитывает на то, что она останется в этом состоянии и дальше.

Как только Малдер заканчивает запрягать коня, Скиннер передает ему фляжку.

- Виски, - поясняет он. – На случай, если лейтенант Скалли очнется по пути. – Малдер кивает в знак благодарности. – Возвращайтесь через четыре дня, хорошо? – продолжает он. – Я бы дал вам больше времени, если бы смог, но, учитывая близость армии Ли… - Он качает головой. – Мы можем вступить в бой в любой момент. Я могу командовать вашим полком несколько дней, но не дольше. У меня в подчинении целая бригада.

- Понимаю, сэр, - заверяет его Малдер. – И ценю все, что вы сделали. Я знаю, что лейтенант Скалли тоже это ценит.

Скиннер кивает.

- Тогда отправляйтесь, - говорит он напоследок. Малдер так и поступает.

Ночь темна, но это родные для Малдера места, так что ему практически не нужно видеть дорогу, чтобы знать, куда ехать. Он едет так быстро, как только осмеливается, высматривая возможные заставы обеих армий, а также воров и мародеров. Пару раз Скалли издает низкие стоны, но, оборачиваясь, чтобы проверить ее, Малдер видит, что она по-прежнему без сознания. Он надеется, что ей достаточно тепло, но не рискует останавливаться и проверять.

Уже почти на рассвете они наконец добираются до границ владений его отца. Поля пусты, ибо сбор урожая уже закончен, и Малдер никого не встречает, пока не добирается непосредственно до дома. Кто-то, должно быть, наблюдал за дорогой из окна, потому что передняя дверь особняка открывается, как только он въезжает на подъездную дорожку, и домашний слуга его семьи Джеймс бежит ему навстречу.

- Мастер Фокс! – кричит он. – Мы не знали, что вы приедете! Ваш отец не предупреждал нас об этом!

- Он не знает, что я здесь, Джеймс, - поясняет Малдер, выпрыгивая из седла. – И лучше пусть так оно и останется.

Джеймс окидывает его обеспокоенным взглядом.

- Мастер Фокс, вы знаете, что я вас люблю, мы все любим, но… я не могу пойти против воли вашего отца, сами понимаете.

- Понимаю, Джеймс, понимаю, - заверяет его Малдер и указывает на заднюю часть повозки. Джеймс следует за ним, заглядывая внутрь. – Это мой дорогой друг лейтенант Скалли. Он был вчера ранен, и ему нужно место, где он мог бы восстановить свои силы. Никаких заговоров, Джеймс, обещаю. Мне просто нужно, чтобы ему было где остановиться до полного излечения, прежде чем он будет готов вернуться в строй. – Джеймс все еще колеблется. – Тебе даже не придется заботиться о нем, обещаю, - продолжает Малдер. – Я послал за его сестрой в НьюЙорк. Она будет ухаживать за ним.

- Но ваш отец… ему не понравится, что в доме находится какой-то незнакомый солдат янки, Фокс, - замечает Джеймс.

- Скалли не незнакомец, - возражает Малдер. – Родители с ним встречались. Саманта тоже. Этим летом он останавливался с нами во Фредериксберге. – Он вздыхает. – Я просто не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что он здесь, вот и все, - продолжает он. – Не хочу, чтобы патруль конфедератов ворвался сюда и взял его в плен. Я не смогу остаться с ним дольше, чем на несколько дней, но мне нужно знать, что с ним все будет в порядке. – Он умоляюще смотрит на Джеймса. – Пожалуйста, Джеймс, - просит он. – Он мне очень дорог. Я просто хочу убедиться, что он в безопасности.

Тяжело вздохнув, Джеймс кивает.

- Хорошо, мастер Фокс. Мы не будем писать вашему отцу, а если он напишет нам, я отвечу, что все так, как и должно быть. – Он качает головой. – Полагаю, это не вполне ложь, если только ваш мистер Скалли не попытается спалить дом.

- Не попытается, Джеймс, обещаю. И, пожалуйста, я уже сотню раз просил, чтобы ты не называл меня «мастером». Просто «Малдер» или «Фокс», если настаиваешь.

Забравшись в повозку, Малдер осторожно выгружает Скалли из нее. Джеймс склоняется над ней и хмурится.

- А он ужасно юн, не так ли? – спрашивает Джеймс… и потом выпучивает глаза. – Фокс, не уверен, что вы заметили, но ваш лейтенант Скалли не «он».

Малдер усмехается.

- Ты понял, да? – смеется он. – Она умудрялась обманывать всю Союзную армию, включая меня, вплоть до июля, но не смогла обвести вокруг пальца тебя, Джеймс. – С этими словами он направляется к дому. – Можешь взять наши вещи? Я пока устрою ее в комнате Саманты – у меня такое чувство, что она бы не возражала.

========== Часть 4 Глава 1 ==========

***

Октябрь 1863 года

Калпепер, Вирджиния

Разрозненные, сбивающие с толку сны мешают Скалли в полной мере разобраться, спит она или нет. Непривычное окружение и незнакомые лица время от времени всплывают в ее сознании, и ей кажется, что она различает среди них обеспокоенное лицо Малдера, но не уверена в этом. Постоянно лишь ощущение боли в животе – резкой и сильной – пронзающей ее при малейшем движении.

Когда она наконец полностью просыпается, то обнаруживает, что и вправду находится в незнакомом месте – уютном, не поспоришь, но все же незнакомом. Кровать, на которой она спала, мягкая, покрытая роскошными голубыми одеялами, идеально подходящими по цвету к балдахину у нее над головой. Сама комната огромная, с окнами от пола до потолка, выходящими на холмистые поля, стоящие пустыми после осеннего сбора урожая. Все - мебель, земля, сама комната – свидетельствует о том, что она в доме состоятельной (и, вероятно, богатой) семьи, но Скалли понятия не имеет, как она тут оказалась.

- Скалли? – При звуке голоса Малдера она расслабляется: где бы она ни была, он тоже здесь, а значит, она точно в безопасности. Она пытается повернуться, чтобы увидеть его – он вне зоны видимости слева от нее – но при этом боль в животе усиливается, заставляя ее судорожно втянуть воздух. – Не двигайся, все в порядке, - продолжает Малдер, наконец появляясь у нее перед глазами и садясь на край кровати. Он без колебаний берет ее ладонь в свою, другой нежно поглаживая ее по щеке, и, несмотря на неотступную боль, ее окутывает тепло.

Справа от нее раздается звук открывающейся двери, и Малдер смотрит на кого-то в противоположном конце комнаты – кого-то, кого Скалли не видит.

- Она проснулась, - сообщает он, и Скалли слышит быстро приближающиеся легкие шаги… а затем с другой стороны от ее кровати появляется последний человек, которого она ожидала тут увидеть.

- Мелисса! – скрипучим от длительного молчания голосом выдыхает она. – Как ты… что… - Ее сестра берет ее свободную руку. – Что ты тут делаешь?

- Твой друг полковник Малдер послал за мной, - поясняет Мелисса. – Я получила срочное послание, в котором говорилось, что ты ранена, и нужно, чтобы кто-нибудь заботился о тебе, пока ты будешь выздоравливать.

Скалли переводит на Малдера недоуменный взгляд.

- «Заботился обо мне»? – требовательно вопрошает она. – Почему обо мне нужно будет заботиться, Малдер?

- Потому что ты не можешь сидеть, Скалли, - терпеливо поясняет он, смотря на нее с нежностью, и сжимает ее ладонь. – Знаю, ты от этого с ума станешь сходить, но тебе нужно будет оставаться в постели и как следует отдыхать, если хочешь, чтобы рана зажила.

- Но что насчет полка? – не отстает Скалли. – Кто командует им, если ты здесь, Малдер? – Она оглядывается по сторонам. – И где именно здесь, кстати?

- Мы на плантации моей семьи в Калпепере, - принимается рассказывать Малдер. – Я привез тебя сюда четыре дня назад, и с тех пор ты то приходила в сознание, то опять проваливалась в забытье. До моего возвращения солдатами командует полковник Скиннер. Твоя сестра прибыла этим утром… и это хорошо, потому что мне нужно сегодня уезжать.

- Я приехала так быстро, как только смогла, - вставляет Мелисса. – Я сначала добиралась на поезде, а остаток пути досюда преодолела в компании весьма интересных персонажей… определенно не таких попутчиков, которых бы одобрили наши родители.

- Матушка знает, что случилось? – спрашивает ее Скалли, поежившись при одной только мысли об этом.

- Пока нет, - отвечает Мелисса. – Но… думаю, что нам надо написать ей об этом. – Скалли издает стон. – Необязательно говорить ей, где ты. Мы могли бы просто сообщить, что ты в безопасном месте, и я за тобой присматриваю. Но она хотела бы знать, Дана. Ты и сама это прекрасно понимаешь.

Скалли вздыхает.

- Ладно, - сдается она. – Но не говори ей, где мы – ни название города, ни региона, ни даже штата. Я бы не удивилась, если бы она выследила меня и утащила домой, а сейчас у меня просто нет сил сопротивляться.

Мелисса улыбается.

- Тогда я пойду писать письмо, - вставая, объявляет она. – Это даст вам двоим возможность попрощаться наедине.

Она дерзко улыбается в ответ на сердитый взгляд сестры и выходит из комнаты. Скалли поворачивается к Малдеру, без слов прося у него прощения.

- Она никогда тактом не отличалась, - поясняет она, но Малдер лишь улыбается.

- За несколько часов своего пребывания здесь она задала мне множество вопросов, но я вел себя довольно скрытно, - говорит он. – Так что предупреждаю: она, вероятно, собирается устроить тебе допрос, как только я уеду.

- Потрясающе, - вздыхает Скалли. Мысль о том, чтобы объяснить ее странные, удивительные и постоянно меняющиеся отношения с Фоксом Малдером ее романтичной, беззаботной сестре, лежа прикованной к постели и не имеющей возможности сбежать, отнюдь не приводит ее в восторг. Мелисса захочет знать подробности их с Малдером отношений… не говоря уже о подробном рассказе о мужчинах в ее полку. Она спросит, каково это – постоянно находиться в компании мужчин, о чем они говорят, как выглядят, видела ли она кого-нибудь из них голыми, есть ли среди них симпатичные, кому можно бы было писать письма в надежде на зарождение романа по переписке… и, мысленно составляя список перспективных холостяков, Скалли вдруг вспоминает о Пендрелле.

- Что случилось с рядовым Пендреллом? – спрашивает она. Малдер ничего не говорит… но по расстроенному выражению его лица она догадывается об ответе. По правде сказать, она поняла это, еще когда увидела рану Пендрелла и услышала, как он судорожно пытается вздохнуть.

- Полагаю, ты не помнишь, - тихо начинает Малдер. – Он умер прямо перед тем, как мы поняли, что ты тоже ранена. – Он выглядит пристыженным. – Я ужасно себя чувствую… должен признать, я практически позабыл о нем, когда увидел, что у тебя открылось кровотечение. Но я написал письмо его родителям, пока ждал, когда ты очнешься, в котором рассказал, что он опрокинул тебя на землю в попытке спасти. Я отправил письмо полковнику Скиннеру, чтобы его переслали семье Пендрелла.

У Скалли на глаза наворачиваются слезы.

- Мне тоже стоит им написать, - говорит она. – Если бы он не заслонил меня собой… вполне вероятно, что я бы погибла. – Скалли качает головой, вспоминая свои отношения с Пендреллом. Они всегда были хорошими приятелями, но до лучших друзей им было далеко. И все же он поймал предназначавшуюся для нее пулю. У нее внезапно тесно в груди – так тесно, что дышать становится тяжело. Должно быть, это отражается на ее лице, потому что Малдер выглядит обеспокоенным.

- Скалли? – Он проводит пальцами по ее лбу. – Ты в порядке? – Она закусывает губу и кивает, пытаясь взять себя в руки.

- Просто… - Она делает глубокий судорожный вдох и едва сдерживается, чтобы не закричать от боли. – Зачем он это сделал? Зачем бросился под пули ради меня?

- Затем, что ты сделала бы то же самое для него, Скалли, - отвечает Малдер. – Ты хороший солдат, хороший лидер – человек, вдохновляющий других на совершение храбрых поступков, потому что сама постоянно их совершаешь. – Скалли хочет возразить, но Малдер прикладывает пальцы к ее губам. – Да, это правда, - твердо добавляет он. – И не думай, что я позволю тебе спорить со мной на этот счет.

- Ты слишком высокого мнения обо мне, Малдер, - слабым, усталым голосом бормочет Скалли. Он просто усмехается ей.

- Нонсенс, - возражает он, а потом переводит взгляд на окно, за которым солнце клонится все ближе к горизонту, и добавляет с тяжелым вздохом: – Мне пора. Как бы мне не хотелось уходить.

- Не могу поверить, что ты бросаешь меня на растерзание моей любопытной сестре, - жалуется Скалли, поеживаясь от одной только мысли о предстоящем разговоре.

- Не завидую тебе, - посмеивается Малдер… но потом выражение его лица становится нежным, и, слегка переместившись на кровати, он садится ближе к ней. – Хотя я рад, что ты проснулась до моего отъезда, - говорит он. – Потому что мне казалось неправильным делать это, пока ты спишь.

И прежде, чем у нее появляется возможность спросить, что он имеет в виду, Малдер наклоняется и нежно касается ее губ своими.

В глубине души она знает, что должна отодвинуться, остановить его… но в кои-то веки она игнорирует тоненький голосок своей совести, говорящий ей, что это ужасная затея. Здесь, наедине с ним в этой комнате, где никто не может их увидеть, она отвечает на поцелуй насколько это возможно в ее травмированном состоянии. Удовольствие накрывает ее с головой, как это было в лесу за пределами лагеря, когда ее потребность в нем подогревалась ощущением его плотно прижатого к ее спине тела.

Чувство вины, впрочем, вскоре дает о себе знать, и хотя все в ней кричит, требуя обнять Малдера и притянуть на кровать рядом с собой, она с сожалением прерывает поцелуй.

- Малдер, - произносит она, - как бы сильно мне этого ни хотелось, это все же неправильно.

Он качает головой.

- Я хочу тебя, а ты – меня, - возражает он, и от откровенности его признания по ее телу пробегает невольная дрожь. – Что может быть правильнее?

- Но что насчет Дианы? – не сдается Скалли, и Малдер снова качает головой.

- Скалли, зачем мне рисковать своим будущим с кем-то, кто, весьма вероятно, мне не подходит, когда я знаю без всяких сомнений, как счастлив буду, проведя всю свою жизнь с тобой?

На этот раз поцелуй инициирует Скалли, и Малдер охотно на него отвечает. Она отчаянно желает удержать его рядом с собой – притянуть в постель, зарыться с ним под одеяла и никогда его не отпускать. Когда он отодвигается – слишком быстро, по ее мнению, даже притом, что ее ускоренное сердцебиение и тяжелое дыхание причиняют ей сильную боль - глаза Малдера горят, а лицо пылает. Скалли кажется, что она выглядит так же, но вполне может статься, что она белая, как простыня, из-за большой кровопотери.

Хотя она понимает, что Малдер не может не видеть широкую улыбку, освещающую ее лицо. Его ответная улыбка такая же теплая, пусть и с легким оттенком грусти.

- Я не хотел уезжать прежде, - говорит он, - а сейчас не уверен, что вообще смогу заставить себя уйти.

Она поднимает руку и любовно поглаживает его по заросшей щетиной щеке.

- Ты должен, - произносит она, хотя сама мысль о его отъезде разрывает ей сердце. Ее до чертиков пугает перспектива того, что он окажется на передовой без нее. Она не питает иллюзий по поводу того, что может спасти его от всех опасностей, но всегда была уверена в своей способности по крайней мере сдерживать некоторые из его импульсивных порывов. – Пообещай мне, - продолжает она, сильнее прижимая ладонь к его щеке, чтобы он не мог отвести глаз, - что будешь осторожен. Пообещай, что дважды подумаешь, прежде чем с головой бросаться в опасную ситуацию. Пообещай, что сделаешь все от тебя зависящее, чтобы вернуться ко мне целым и невредимым.

- Я бы сказал, что сейчас самое неподходящее время для того, чтобы рисковать своей жизнью, - замечает Малдер, накрывая ее руку своей. Затем он поворачивает голову и касается губами ее ладони. – Сейчас я мотивирован выжить больше, чем когда-либо. Расслабься, отдыхай, оставайся в постели, слушайся сестру и дай себе время полностью оправиться от раны.

- Непременно, - обещает ему Скалли. Если он согласится быть осторожным, она, в свою очередь, согласится на что угодно. – Ты будешь мне писать? Давать знать, что ты в безопасности?

- Разумеется, - заверяет ее он. – Хотя мне, возможно, придется сделать так, чтобы это выглядело, будто я шлю письма здешним слугам, а твои буду прятать среди них. – Он нервно пожевывает губу. – Никто из моих родных не знает, что ты здесь. Я подумал, ты захочешь продолжать хранить свой секрет, если это возможно. – Он хмурится. – Что напомнило мне о том, как полковник Скиннер выяснил правду?

- Я знаю об этом не больше тебя, - честно признается Скалли. – Я понятия не имела, что он знал, пока не пришла в себя в палатке хирурга. – По правде говоря, Скалли вообще не задумывалась об этом с того момента, как очнулась. Поначалу ее сильно отвлекали боль от раны и хирург, вытаскивающий мушкетную пулю из ее живота. Она снова отключилась прежде, чем у нее появилось время подумать об этом, а после того, как она проснулась в доме семьи Малдера, ее внимание сосредотачивалось на… других вещах.

- Что ж, - говорит Малдер, - если он до сих пор не сдал тебя, то вряд ли это входит в его планы. Думаю, твой секрет в безопасности.

- Спроси его, как он узнал, хорошо? – просит Скалли. – Если я была неосторожна, то хотела бы знать, в чем, чтобы не повторить свою ошибку.

- Спрошу, - соглашается Малдер. – Мне и самому любопытно. – Он снова выглядывает в окно на постепенно темнеющий небосвод. – Но пока что, как бы сильно мне этого не хотелось, я должен уходить. Я обещал Скиннеру, что вернусь в лагерь сегодня вечером. – Он наклоняется и напоследок оставляет долгий поцелуй на ее губах. – Позволь сестре позаботиться о себе, хорошо?

- Сделаю все от меня зависящее, - обещает Скалли. – И позаботься о себе, слышишь?

Малдер ухмыляется.

- Я так привык, что ты рядом, предупреждаешь меня о последствиях, когда я собираюсь сделать какую-нибудь несусветную глупость, что, наверное, буду слышать твой голос у себя в голове, даже если ты не сможешь лично предостерегать меня.

- Значит, я хорошо выполняю свои обязанности, - смеясь, говорит она.

- Только в качестве моего лейтенанта, - низким голосом отзывается Малдер. – У меня на уме много других обязанностей для тебя… но мы вернемся к этому позже. – Скалли дрожит и закусывает губу, что, кажется, вызывает у Малдера какую-то глубоко примитивную реакцию. – Скалли, если я сейчас не уйду, то вообще не смогу этого сделать, - говорит он, и она мягко толкает его в плечо.

- Тогда тебе пора, - отвечает она. – Не волнуйся за меня. Сестра обо мне позаботится. – Медленно и неохотно Малдер встает. – Иди же, Малдер. Я буду чувствовать себя гораздо лучше, если тебе не придется ехать в полной темноте. – Он согласно кивает… но все равно не уходит. – Иди, Малдер, - настаивает она. – Увидимся, когда я буду готова вернуться в полк.

Он сглатывает.

- Я не солгал, когда говорил, что это одно из самых трудных решений за всю мою жизнь, - признается он, и она просто тает от его слов.

- Знаю, - мягко говорит она. – Но ты все же должен идти. Иди. – Бросив на нее последний наполненный тоской взгляд, он наконец подчиняется.

Когда дверь спальни закрывается за ним, Скалли испускает долгий медленный вздох, пытаясь игнорировать прокатившуюся по ее телу боль. Она скрывала ее, пока Малдер наблюдал за ней, потому что подсознательно понимала, что ему будет еще труднее оторваться от нее, знай он, как ей на самом деле больно. Она почти что испытывает облегчение от того, что ей больше не нужно притворяться… но все же оно не в силах побороть внезапное ощущение потери, вызванное его отсутствием.

Впрочем, она недолго остается одна. Не проходит и пяти минут после ухода Малдера, как дверь спальни снова открывается и на пороге возникает Мелисса.

- Ну, - без предисловий начинает она, усаживаясь на постель, - очевидно, что ты кое-что утаила от меня в своих письмах.

- Например? – спрашивает Скалли, смирившись с предстоящим допросом. Она не обманывает себя тем, что Мелисса отступится из-за испытываемой ее младшей сестрой боли, особенно когда стало известно что-то потенциально достойное обсуждения.

- Например, удалого полковника Фокса Малдера, - отвечает Мелисса.

- Я говорила тебе о нем, Мисси, - отвечает Скалли. – Я упоминала его почти в каждом письме. Именно с ним ты должна была связаться в случае, если бы от меня долго не поступало вестей, разве не так?

- Да, об этом ты мне говорила, - отмахивается от ее слов Мелисса. – Но ты никогда не упоминала, что он симпатичный… или что он в тебя влюблен.

- Последнее стало совсем недавним открытием, - поясняет Скалли. – И я уж точно не стала бы об этом писать.

Мелисса складывает руки на груди.

- Ты могла бы по крайней мере намекнуть на то, что между вами происходит, - жалуется она.

- Ничего не происходило, по правде говоря, - возражает Скалли. – По крайней мере, до настоящего времени.

- А в настоящее время? – не отступает Мелисса.

- В настоящее время? – Скалли мысленно возвращается к их разговору и тем многозначительным словам, которыми они сегодня обменялись. – В настоящее время… ну, если я правильно все понимаю, думаю, что мы, возможно, только что обручились.

У Мелиссы челюсть отвисает от удивления.

- Ты думаешь? – потрясенно переспрашивает она. – Как ты можешь всего лишь думать, что вы, возможно, только что обручились. Он просил твоей руки? Ты согласилась?

- Ну, нет, - признает Скалли, затрудняясь объяснить то ощущение важности происходящего, имевшее место в их разговоре, чувство, что они только что полностью и навсегда связали себя нерушимыми узами. Они с Малдером всегда обладали способностью понимать невысказанное так же хорошо, как и то, что произносилось вслух, но трудно объяснить это стороннему наблюдателю. – Он сказал мне, что хочет провести со мной всю оставшуюся жизнь и не намерен жениться на женщине, которую его семья предназначает ему в жены.

- Он был уже с кем-то помолвлен?

Скалли качает головой.

- Нет, не совсем, - отвечает она. – Его родители ожидают, что они поженятся, но он не делал предложения и не обещал той девушке, что вообще намерен его делать.

Мелисса явно испытывает некое извращенное удовольствие от этой новости.

- Это прямо как в романе, не находишь? – восклицает она. – Его родители хотят, чтобы он женился на девушке из своего круга, но вместо этого он влюбляется в дочь простого моряка, и теперь ему придется пойти против семьи, чтобы защитить свою любовь.

Скалли закатывает глаза.

- Все не настолько драматично, Мисси, - остужает она пыл сестры. – И не то чтобы кто-то из нас это планировал. Я никогда не собиралась раскрывать ему свою тайну… и определенно никогда не думала, что он в меня влюбится. Меня вполне устраивала наша дружба.

- И все же он безумно в тебя влюблен, - ничуть не смутившись, продолжает Мелисса. – Это явно было предначертано. Это судьба, Дана. Сами небеса вам благоволят.

- Я лежу в кровати после пулевого ранения в живот, - раздраженно ворчит Скалли. – И сейчас у меня имеются сильные сомнения в том, что небеса или еще что-нибудь мне благоволит.

- Ты ведь жива, разве нет? – замечает Мелисса. – И скоро ты вернешься к нему как новенькая. Я намерена об этом позаботиться.

Скалли разражается смехом, хотя это посылает очередную волну боли сквозь ее тело. Она просто не в силах сдержаться.

- Мисси, - говорит она, - ты самая брезгливая в нашей семье. Ты падала в обморок при виде разодранной коленки. Как ты намерена ухаживать за человеком с пулевым ранением?

- Я справлюсь, - настаивает Мисси, придавая себе вид оскорбленного достоинства. – Я видела, как полковник Малдер менял тебе повязки. Уверена, что смогу хотя бы это делать.

- А если рана загноится? – Мисси закусывает губу. – Она может весьма неприятно пахнуть, Мисси. Может образоваться… - Скалли понижает голос, не в силах сопротивляться порыву поддразнить сестру, - гной.

Мисси содрогается.

- Даже не произноси этого слова, Дана, - протестует она. – Ты просто пытаешься напугать меня. Это не сработает.

- А тогда тебе, возможно, придется вскрывать рану, чтобы очистить ее, - безжалостно продолжает Скалли. – Нагноение может стать опасным. И знаешь, среди некоторых врачей бытует такое соображение, что лучший способ избавиться от гниющей плоти…

- Я не слушаю. – Мелисса трясет головой и закрывает уши ладонями.

- … это положить личинок мух на пораженное место и позволить им съесть гниющие ткани, пока не останутся только здоровые.

Мелисса возмущенно взвизгивает.

- Предупреждаю тебя, Дана, - говорит она, напуская на себя вид авторитетной старшей сестры, - что если ты не позволишь мне заботиться о себе, если попытаешься усложнить мне задачу… - Она награждает младшую сестру строгим и угрожающим взглядом. – У меня не останется иного выбора, как только вызвать подкрепление.

Скалли заметно бледнеет.

- Ты не посмеешь, - говорит она.

- Еще как посмею, - уверяет ее Мисси. – Если ты не будешь подчиняться, то уверена, что матушка без колебаний приедет сюда и сменит меня. – Скалли нечего на это возразить. – Так как, думаешь, я справлюсь с ролью твоей сиделки? – Ее младшая сестра продолжает хранить упорное молчание, и Мелисса удовлетворенно улыбается. – Так я и думала, - заявляет она и встает. – А пока что я советую тебе поспать. Я вернусь позже с ужином.

Когда Мелисса быстро покидает спальню, закрывая за собой дверь, Скалли со вздохом откидывается на подушки, спрашивая себя, что ей нужно будет сделать, чтобы в рекордные сроки оправиться от пулевого ранения в живот. На ее взгляд, любой период времени покажется вечностью.

========== Глава 2 ==========

***

Ноябрь 1863

Калпепер, Вирджиния

Дана Скалли всегда плохо переносила безделье.

Ее родители вечно рассказывали – ее отец с нежностью, мать со сдержанным раздражением – о том, как даже в младенчестве маленькая Дана постоянно во что-то влипала, рано начав ползать, затем ходить и лазать, отчего ее родителям и старшим братьям с сестрой приходилось вечно за ней гоняться. Послушать Мэгги Скалли, так Дане вообще повезло, что она дожила до своего первого дня рождения.

В детстве у нее не хватало терпения для бесконечных уроков вышивания, преподаваемых ей матерью – вместо этого она предпочитала сбегать из дома, чтобы кататься на отцовских лошадях, увязываться в городские переулки за братьями, а позже, когда отец наконец сдался и согласился научить ее стрелять, ходить на охоту в лес. Мать никогда не одобряла эти походы, по крайней мере явно, но так как Дана оказалась лучшим стрелком, чем оба ее брата (и даже отец), Мэгги не возражала против дополнительной дичи, принесенной дочерью к обеденному столу. Кормить семью из шестерых человек было весьма накладно.

По мере взросления единственным, что удерживало Дану Скалли на месте хоть какое-то время, было ее обучение. Будучи увлеченной и добросовестной ученицей, она далеко опередила местную школьную программу, и ее отец, обеспокоенный тем, что ум его младшей дочери не будет достаточно простимулирован, нанял для нее частного учителя. Ее мать не приветствовала эту идею, переживая из-за того, что эти расходы окажутся для них чрезмерными (и, что вероятнее всего, бесполезно потраченными на девочку), но Уильям Скалли настоял. У него и самого в юности была склонность к наукам, и хотя его родители не имели средств для того, чтобы помочь ему использовать этот потенциал, он был решительно настроен убедиться, что его дочь использует свой.

Но все же, в перерывах между уроками у Скалли-подростка не хватало терпения для тихих и подходящих для леди занятий, запланированных для нее матерью. И в настоящее время, всего за год до совершеннолетия, ее отвращение к бездействию никуда не делось. Армия с ее муштрой и частыми долгими переходами идеально ей подходила… но сейчас, прикованная к постели в течение многих дней, она пребывает в плачевном состоянии.

За первые две недели Мелисса принесла ей практически все имеющиеся в доме книги, какие только смогла найти. Скалли в отчаянии осознает, что уже прочитала почти все книги с полок Саманты Малдер и по крайней мере половину книг ее брата. Библиотека Билла Малдера в основном укомплектована тяжеловесными религиозными томами, имеющими сомнительное отношение к современным реалиям, и учебниками по ведению фермерского хозяйства. Еще меньше толку от скудной коллекции книг Тины Малдер по этикету и старомодных руководств по воспитанию детей (хотя, к удивлению Скалли, у Тины есть довольно новые издания «Плодов философии» Чарльза Ноултона и «Нравственной физиологии» Роберта Дейла Оуэна, оба из которых она прочитала от корки до корки с более чем теоретическим интересом). К началу ноября Скалли прочитала все, что могла, и теперь выводит из себя Мелиссу непрерывными просьбами выпустить ее из постели, пока она не умерла от скуки.

- Чем больше ты отдыхаешь, тем быстрее сможешь вернуться в свой полк, - твердит ей Мисси, но даже осознание, что сестра права, не делает вынужденную пассивность более терпимой. Она пишет Малдеру письма одно за другим – часто так много, что почтальон забирает у нее по несколько штук в день. Он отвечает так часто, как только может, но так как полк продолжает перемещаться по Вирджинии, его письма приходят куда реже, чем ей бы того хотелось.

Однако же все они переполнены такой любовью к ней, что у нее остается мало сомнений в их отношениях. Она могла немного колебаться, когда говорила сестре, что, по ее мнению, они обручились, но Малдер раз и навсегда покончил со всеми возможными вопросами.

- Когда война закончится, - пишет он, - я хочу поехать с тобой в Гаррисберг для встречи с твоими родителями. И не только для того, чтобы рассказать им о твоей храбрости или о том, сколь незаменима ты была для меня в качестве моего лейтенанта, а еще и убедиться, что они – и любой другой потенциальный претендент на твою руку – знают, что наше совместное будущее решено. Что бы твои родители ни подумали о том, как мы встретились и полюбили друг друга, я хочу убедиться, что они понимают, насколько я горд, что рядом со мной есть такая женщина, как ты.

Скалли, со своей стороны, куда больше беспокоится о реакции не своих родителей, а его.

- Тебе не надо волноваться о моих родителях, Малдер, - пишет она в ответ. – Ты старший сын богатого землевладельца. Вне зависимости от того, как мы встретились, ты куда более выгодная партия, чем они могли ожидать для любой из своих дочерей. Уверена, ты внушишь им такое благоговение, что им и в голову не придет отказать тебе. Твоих родителей, с другой стороны, вероятнее всего, не слишком впечатлит дочь бедного моряка, которую ты встретил, когда она переодевалась мужчиной и сражалась во вражеской для них армии – тем более что они уже подобрали для тебя куда более подходящую невесту.

Малдер, как и следовало ожидать, отметает ее опасения.

- Неважно, одобрят они тебя или нет, - заявляет он. – Решать только мне, а я выбираю тебя. И ни мои, ни твои родители, ни Диана не смогут сказать ничего такого, что заставило бы меня передумать.

Большую часть корреспонденции, несмотря на все усилия Скалли, Мелисса читает через ее плечо, находя всю эту ситуацию безумно романтичной, о чем без колебаний и сообщает сестре.

- Это просто нечестно, Дана, - жалуется она, лежа на краю кровати и драматично прижимая ладонь ко лбу. – Я покинула дом и сбежала в НьюЙорк в поисках романтики и приключений, а результатом всех моих усилий стала лишь перенаселенная квартира, которую мне приходится делить с тремя девушками красивее меня. Ты же, со своей стороны, вступила в армию, чтобы в конечном итоге оказаться помолвленной с симпатичным и богатым наследником землевладельца.

- Давай не забывать о том, что я еще и заполучила пулевое ранение в живот, - ворчит Скалли. Сегодня она неважно себя чувствует, так как плохо спала и мучилась от непрекращающегося кашля, а потому не склонна проявлять обычное терпение к жалобам сестры.

- И все же, даже с учетом этого ты меня обскакала, - заявляет Мелисса. – А ты ведь младше меня, бога ради. Мало того, что ты задолго до меня получила предложение от этого врача, друга отца – как там его звали?

- Дэниел, - вздыхает Скалли.

- Да, от него. Мало того, что он просил у папы твоей руки, когда ты была еще практически ребенком, так теперь ты фактически собираешься выйти замуж прежде, чем хоть какой-то мужчина проявит ко мне хотя бы толику интереса.

- Необязательно, - замечает Скалли. – Ничего не произойдет до конца войны, а она с тем же успехом может продолжаться еще лет десять. – Она закусывает губу. – Или один из нас может даже не выжить. Я и так уже была на волосок от… - Но ее прерывает продолжительный приступ жесточайшего кашля, от которого натягиваются швы ее все еще заживающей раны. Мелисса садится и обеспокоенно смотрит на сестру, которая хватается за бок от пронзившей его резкой боли и пытается совладать с дыханием.

- Это уже в третий раз за час, Дана, - говорит Мисси, мгновенно переходя от капризного к более чем серьезному тону. – Ты становишься все бледнее и бледнее. – Она протягивает руку и трогает лоб Скалли. – И ты горячая.

- У меня, похоже, жар, - признает Скалли. Она весь день чувствовала себя вялой, но до сих пор списывала это на то, что в последние дни у нее не было аппетита, а Мисси, не желая устраивать сцены, не настаивала. Но сейчас, с трудом хватая ртом воздух, она приходит к выводу, что что-то не так.

- Что мне делать, Дана? – спрашивает Мелисса. – Матушка обычно прикладывала холодный компресс на лоб, когда мы болели. Мне тоже так сделать?

- Неплохо для начала, - соглашается Скалли.

- Может, мне стоит спросить Джеймса, - говорит Мелисса. – Если он не будет знать, что делать, может, какой-нибудь другой слуга поможет.

Скалли качает головой.

- Никто из них не войдет в дом даже в отсутствие отца Малдера, - напоминает она сестре. Те немногие слуги, что остались присматривать за плантацией после отъезда хозяев, работают в поле, и им всем запрещено входить в дом, кроме Джеймса, который, как пояснил Малдер, разгадал секрет Скалли, как только ее увидел. – Я не хочу… - Ее снова прерывает очередной приступ кашля, еще сильнее прежнего, и когда он заканчивается, Скалли оказывается совершенно обессиленной.

- Закрой глаза и отдыхай, Дана, - говорит Мелисса, вставая и убирая часть подушек, на которые Скалли облокачивалась, вынуждая ее лечь на плоский матрас. – Я сделаю холодный компресс и… и… - Она нервно заламывает руки, явно не зная, что делать дальше, - попрошу кого-нибудь приготовить тебе бульона. Это поможет, верно?

Скалли закрывает глаза, слишком уставшая, чтобы спорить.

- Звучит неплохо, - слабо отзывается она, хотя даже мысль о том, чтобы что-нибудь съесть, утомляет ее. Мисси что-то отвечает, но Скалли уже соскальзывает в сон.

Она не знает, сколько времени прошло, и не уверена, что вообще проснулась, когда слышит приглушенный разговор сестры с человеком, голос которого не узнает.

- Вы не понимаете, я никогда раньше не ухаживала за больными, - говорит Мисси. – Я понятия не имею, что с ней может быть не так и что мне делать.

- Мисс, поблизости нет никого, за кем мы могли бы послать, - отвечает мужской голос. – Доктор из Калпепера сейчас в армии Ли. Здесь только полевые рабочие и работники скотного двора, и никто из них и шага не ступит в дом, даже если мастер Фокс появится и попросит их об этом. Они слишком боятся его отца.

«Должно быть, - смутно осознает Скалли сквозь пелену окутывающего ее разум лихорадочного тумана, - это Джеймс, смотритель дома».

- Что насчет еще кого-нибудь из деревни? – спрашивает Мелисса. – Нет ли там кого-нибудь, кто может помочь?

- И как мы объясним, что она тут делает? – возражает Джеймс. – Все в Калпепере знают Малдеров и знают, что они во Фредериксберге. Если кто-то из деревни увидит вас двоих,то, вероятно, напишет мастеру Уильяму и спросит его о двух незнакомых женщинах, остановившихся в доме.

«Ни за кем не посылай, - пытается сказать Скалли, но губы ее не слушаются. – Я в порядке, буду в порядке, только не позволяй никому найти меня здесь…»

Голоса стихают, и Скалли засыпает… или, по крайней мере, ей так кажется – трудно сказать наверняка. Ей кажется, что она слышит голос матери, велящей ей вставать с постели и помочь приготовить ужин перед приходом отца и братьев. Мисси куда-то ушла, жалуется мать, и ей ни за что не успеть вовремя без помощи хотя бы одной из дочерей.

Скалли пытается сказать, что не может помочь, что она больна и слишком слаба, чтобы встать, но мать этого не замечает и начинает метаться по спальне Саманты Малдер так, словно знает, где что лежит, словно это комната в ее собственном доме. Попытка сосредоточиться на передвижениях Мэгги вызывает у Скалли головокружение, и она закрывает глаза.

Когда она снова их открывает, ее матери в комнате нет; в окнах видно ночное небо, а сама спальня тускло освещена огнем камина. Она поворачивает голову в другую сторону и видит своего отца, сидящего в кресле, которое недавно занимала Мелисса.

- Привет, дочка, - говорит он, тепло ей улыбаясь. – Похоже, у тебя крупные неприятности. – Скалли пытается ответить, но обнаруживает, что не может, но он все равно как будто бы ее понимает. – Скоро все будет в порядке, - обещает он. – Ты только держись и оставайся сильной, слышишь меня? Уже недолго. Помощь в пути. Но предупреждаю тебя, дочка: тебе станет гораздо хуже, прежде чем наступит улучшение.

Он снова улыбается, на этот раз с грустью, и Скалли осознает, что сквозь него видна спинка кресла.

Раздается кашель, и она ощущает запах сигаретного дыма, когда Чарльз Спендер склоняется над ней, смотря на нее с отстраненным любопытством. Она отодвигается от него, и он смеется… и вдруг его лицо меняется, превращаясь в лицо хирурга, который обрабатывал ее рану на станции Бристо. Его губы двигаются, но Скалли не может разобрать слов. Мелисса стоит позади него с бледным и обеспокоенным лицом. Огонь в камине кажется слишком ярким, и Скалли снова закрывает глаза… а когда опять открывает их, то видит вернувшегося Спендера, а рядом с ним Диану Фоули, злорадно улыбающуюся ей. Шон Пендрелл ожидает у изножья кровати, с тревогой наблюдая за ней, и Скалли спрашивает себя, а не пришел ли он, чтобы сопроводить ее на другую сторону – туда, куда отправляются все души, когда их время на Земле истекает. Она пытается сказать Пендреллу, что не готова, что не может пойти с ним, что Малдер все еще нуждается в ней, что сожалеет о его смерти, но неужели он не понимает, что его жертва будет напрасной, согласись она пойти с ним сейчас? Она должна остаться.

Спендер протягивает руку и внезапно дергает за повязку на ране Скалли, отрывая ее и обнажая кожу живота. Она видит, как он чуть ли не всю ладонь засовывает внутрь, и ее тут же охватывает всепоглощающая боль, заставляя извиваться и кричать в отчаянной попытке вырваться. Диана берет ее за плечо и удерживает на месте, и кто-то еще занимает место справа. Скалли поднимает глаза, чтобы разглядеть этого человека, и видит, что это Дэниел Уотерстон, который издевательски ухмыляется ей, словно бы наслаждаясь ее болью и беспомощностью.

Лица вокруг нее продолжают расплываться и смещаться, пока Скалли не перестает понимать, кто ее держит – Диана Фоули и Дэниел Уотерстон или Мелисса и Малдер. Она не знает, кто причиняет ей ужасную боль – полковой хирург или Чарльз Спендер – или почему они делают это с ней. Все, что ей известно, это то, что эта пытка не прекращается, и когда все же наступает передышка, Скалли погружается в бездонный колодец сна, который, к счастью, напрочь лишен сновидений.

Когда она в следующий раз просыпается, то видит смотрящего на нее Фокса Малдера.

- Малдер? – Она снова может говорить, хотя ее голос звучит пугающе хрупко, а горло ужасно саднит. Она тянется к нему, пытаясь прикоснуться и понять, настоящий он или еще одно видение, но слишком слаба и не в силах преодолеть разделяющее их расстояние. Он, кажется, понимает ее намерения и берет ее ладонь в свою, нежно прижимая к своей щеке.

- Я здесь, - говорит он. – Я прямо тут, Скалли. И на этот раз не покину тебя, пока ты полностью не поправишься.

- Что случилось? – спрашивает она, но отвечает ей не Малдер.

- У вас развилась инфекция, - доносится голос с изножья кровати, и, переведя туда взгляд, Скалли видит хирурга со станции Бристо. Значит, он ей не привиделся; он и вправду тут был. Мелисса стоит позади него. – Мне пришлось отрезать воспаленные ткани и обработать рану бромидом. Извините, что причинил вам боль – знаю, что ее было трудно вынести.

- Это капрал Цукерман, - поясняет Малдер. – Тот хирург, что обрабатывал твою рану, когда тебя подстрелили.

Скалли кивает.

- Я помню, - говорит она.

- Твоя сестра послала за мной, когда не смогла сбить тебе температуру, - поясняет Малдер.

- Я не знала, что еще предпринять, - извиняющимся тоном говорит Мелисса. – Я видела, что рана загноилась, но не знала, как ее обрабатывать.

- Я нашел капрала Цукермана и привез с собой, - продолжает Малдер. – У меня было такое ощущение, что ты предпочтешь хирурга, который уже знает, что у тебя под твоими повязками.

Он дразняще ухмыляется ей, и она слабо улыбается в ответ.

- Но разве тебя не хватятся? – спрашивает Скалли. – Вас обоих?

Малдер качает головой.

- Армия разместилась на зимних квартирах, - поясняет он. – Я сказал полковнику Скиннеру, что случилось, и он дал нам обоим разрешение ехать. Капралу Цукерману скоро нужно возвращаться, но мне разрешено остаться с тобой, пока ты не почувствуешь себя достаточно хорошо для того, чтобы вернуться в полк.

Скалли переводит взгляд между Малдером и Мелиссой.

- Это вы держали меня? – спрашивает она.

- Ты здорово сопротивлялась, - отзывается Малдер с ноткой гордости в голосе. – Какой бы больной ты ни была, нам стоило немалых трудов удерживать тебя достаточно долго, чтобы позволить Цукерману закончить с тобой.

- Ты смотрела на нас так, словно готова убить, если вырвешься, - вставляет Мелисса. – Никогда не видела, чтобы ты выглядела так устрашающе.

- Я думала, что ты была… - Она не договаривает, пристыженная тем, что в своих лихорадочных снах представляла Диану. – Неважно, - добавляет она. – Я, должно быть, была не в себе из-за жара.

- Должен согласиться с этой оценкой, - замечает Цукерман. – И опасность для вас пока не миновала окончательно. Я останусь еще на несколько дней, чтобы убедиться, что мы справились с инфекцией, и оставлю лекарства на случай возобновления лихорадки.

- Спасибо, капрал Цукерман, - благодарит Малдер. – Не хочу даже думать о том, что бы произошло без вашей помощи.

- Да, спасибо, - вставляет Мелисса. – От нас и нашей семьи. Если бы вас тут не было, случилось бы нечто ужасное.

Скалли, уже уставшая после этого короткого разговора, благодарно улыбается Цукерману, даже притом, что у нее перед глазами начинает все расплываться.

- А сейчас мы позволим вам отдыхать, - говорит Цукерман, и они с Мелиссой направляются к двери. Малдер задерживается рядом со Скалли.

- Я останусь, - говорит он остальным. – На случай, если ей что-нибудь понадобится.

- Малдер, - заплетающимся языком протестует она, почти уже засыпая, - со мной все будет в порядке. Я сейчас засну.

- Тогда я посторожу твой сон, - шепчет он, чтобы остальные, стоящие у двери, не могли их услышать. – Я скучал по этому со времени твоего отъезда.

Скалли сдается, кивая ему, и Мелисса с Цукерманом уходят, тихо закрывая за собой дверь.

Последнее, что Скалли осознает перед отходом ко сну, это как Малдер ложится рядом и нежно поглаживает ее по лицу.

========== Глава 3 ==========

А вот и обещанные потрахушки, народ!))) Не чересчур откровенно, но определенно НЦа)

***

Декабрь 1863 года

Калпепер, Вирджиния

Медленное выздоровление, как вскоре выясняет Скалли, куда легче переносить рядом с Малдером.

Не то чтобы Мелисса не пыталась занять ее чем-нибудь; напротив, старшая сестра изо всех сил старалась отвлечь Скалли от вынужденного бездействия. Но представления Мелиссы об интересном разговоре довольно сильно отличались от представлений самой Скалли, так что она частенько пропускала мимо ушей бесконечные перечисления самых незначительных событий из жизни ньюйоркцев, описания вечно меняющихся модных тенденций, а также весьма многочисленных собраний медиумов, которые посещала Мелисса.

Малдер, напротив, берет любимые философские трактаты из своей личной библиотеки и обсуждает все имеющиеся в них аспекты со Скалли; их добродушные споры часто достигают такой громкости, что Мелисса, убежденная, что сестра причинит себе еще больший вред, если позволить ей продолжать в том же духе, частенько вмешивается, чтобы утихомирить их.

Они играют в покер, чем Мелисса безмерно наслаждается, зная, что их мать не одобрила бы такое времяпрепровождение, и почти каждый раз в пух и прах разбивает Малдера и Скалли.

- В Нью-Йорке у меня есть много возможностей практиковаться, - поясняет она. – У нас с друзьями недостаточно денег, чтобы тратить их на городские развлечения, так что мы часто играем в карты.

По мере приближения Рождества становится ясно, что Скалли, которая теперь уже может проводить большую часть дня вне постели (хотя все еще заметно устает к ужину), уже не угрожает повторное заражение раны. Мелисса решает, что ей пора уезжать.

- Ты уверена, Мисси? – обеспокоенно уточняет Скалли, когда Мелисса объявляет о своих намерениях, пока Малдер обходит владения вместе с Джеймсом. – Почему бы тебе не остаться здесь на Рождество?

- Вообще-то, я подумала, что, может, съезжу домой, - признается Мелисса. – Папа в море, как и Билл с Чарли, ты здесь… так что матушка останется в полном одиночестве. Мне неприятна мысль о том, что она там совсем одна, тревожится за всех нас. По крайней мере, если я приеду, с ней будет хотя бы кто-то из ее детей.

Скалли вынуждена признать, что как бы она ни стала скучать по сестре, ее доводы вполне разумны.

- Ты, вероятно, права, - сдается она. – И я не буду одна, так что тебе не нужно обо мне беспокоиться.

Мелисса усмехается.

- Ну, мне точно не нужно беспокоиться о том, что ты почувствуешься себя одиноко, - говорит она. – Но могу назвать другие возможные поводы для беспокойства… или, по крайней мере, наши родители сочли бы их таковыми.

- Мелисса, - вздыхает Скалли, - ничего подобного не произойдет.

Ее сестра выглядит шокированной.

- Если это так, Дана, - заявляет она, - если ты останешься наедине с симпатичным и влюбленным в тебя мужчиной и не воспользуешься ситуацией… - она сокрушенно качает головой, – то ты просто безнадежна.

После ланча Малдер отвозит Мелиссу в фаэтоне на ближайшую железнодорожную станцию и возвращается на закате. Скалли, ожидавшая у окна комнаты Саманты, видит его приближение и ощущает внезапный приступ нервозности.

Они никогда по-настоящему не оставались наедине – ни в лагере, разумеется, и даже ни в доме Чарльза Спендера во Фредериксберге, ведь она уехала до того, как они могли провести хотя бы одну ночь в его спальне. Со времени своего приезда на плантацию он едва отходил от нее, это верно – впрочем, как и Мелисса. Сейчас, однако, им предстоят многие дни, возможно, недели, только вдвоем без возможности чем-нибудь себя занять или куда-нибудь пойти, без снующих вокруг солдат, родителей, сестер или предполагаемых невест, которые бы присматривали за ними, следя за тем, чтобы они оставались на приличном расстоянии друг от друга.

Скалли расхаживала по спальне Саманты все время, что Малдер отсутствовал, расстроенная тем, насколько это ее утомило. Она садится на край кровати, прислушиваясь к звукам шагов на лестничной площадке.

Ее руки дрожат. Почему они дрожат? Это ведь Малдер, бога ради.

Она делает глубокие вдохи, постепенно беря свои эмоции под контроль. Затягивающаяся рана на животе болит от напряжения в диафрагме, напоминая о том, что она, в конце концов, мало на что годна в ближайшем времени, особенно сегодня ночью, и тем более настолько уставшая.

Тихие шаги в коридоре привлекают ее внимание, и она разворачивается как раз в тот момент, когда Малдер открывает дверь и закрывает ее за собой, зайдя в комнату. Она неуверенно ему улыбается.

- Мелисса отбыла благополучно? – спрашивает она, и он кивает.

- Она просила напомнить, что любит тебя, - говорит Малдер. – И заставила меня пообещать, что я буду заботиться о тебе и не… - он замолкает и сильно краснеет, - не упущу возможность воспользоваться нашими условиями проживания.

Скалли молча встречает это заявление, но потом вдруг разражается смехом. Как это похоже на Мелиссу, сказать нечто подобное. Не «будь осторожна» или «отдыхай и лечись». Малдер застенчиво улыбается ей.

- Как я и говорила, - посмеивается Скалли, качая головой, - она никогда не отличалась тактом.

Малдер тоже смеется и, подойдя к кровати, садится на нее рядом со Скалли. Он берет ее за руку, все еще улыбаясь, и в то же мгновение нервозность Скалли исчезает без следа. Это все еще Малдер – мужчина, которому она доверяет и который, как ей отлично известно, не станет давить на нее, заставляя делать что-то, от чего ей может быть неловко или страшно.

- Джеймс готовит нам ужин, - продолжает Малдер. – Он принесет его наверх, когда закончит, и тогда… - Он снова бросает на нее смущенный взгляд. – Ну, если ты не против, я бы хотел отдохнуть. Дорога до станции и обратно была долгой.

Скалли кивает.

- Как бы мне не хотелось этого признавать, но я устала, пока тебя ждала, - признается она. – С нетерпением жду момента, когда смогу лечь спать.

Вскоре им приносят еду – курицу с овощами для Малдера и суп со свежим хлебом для Скалли, которая пока еще не употребляет в пищу ничего тяжелого. Они едят в креслах перед камином и когда заканчивают, Малдер относит подносы обратно на кухню. По возвращении он выглядит смущенным.

- Джеймс ясно дал мне понять, что в моей комнате дальше по коридору постелены свежие простыни, - говорит он, и Скалли заметно сникает. – Но я сказал ему, что лучше присмотрю за тобой и останусь рядом на случай, если тебе что-нибудь понадобится. Хотя я могу спать в своей комнате, если ты предпочитаешь остаться одна. Знаю, что мы с твоей сестрой, вероятно, прохода тебе не давали, - с обеспокоенным видом добавляет он, но Скалли качает головой.

- Твоя идея мне больше по душе, - тихо отвечает она, и его губы растягиваются в нежной улыбке. – Можешь готовиться ко сну – нам двоим тут предостаточно места.

Малдер улыбается еще шире.

- Точно? – переспрашивает он, и в ответ Скалли откидывает край одеяла и залезает в кровать, отодвигаясь к дальнему краю, чтобы оставить место для Малдера. Его улыбка превращается в ухмылку от уха до уха, когда он в мгновение ока встает, снимает сапоги, носки и китель… но потом медлит. – Я схожу, заберу ночную рубашку из своей спальни, - говорит он. – В ней будет куда удобнее спать, чем в мундире.

Скалли согласно кивает.

- Если не трудно, принеси и мне свежую рубашку, - просит Скалли. – Если у тебя есть запасные.

- Разумеется, - отзывается Малдер, скрываясь в коридоре. Он вскоре возвращается с двумя чистыми белыми накрахмаленными ночными рубашками, после чего спускает подтяжки и начинает раздеваться. Скалли наблюдает за ним с интересом по мере того, как все больше худощавого поджарого тела открывается ее взору – больше, чем она видела за все время их знакомства. Она внимательно изучает его сильные плечи, мускулистые руки, узкие бедра и подтянутый живот, почти бессознательно закусывая губу.

Словно бы почувствовав на себе ее взгляд, Малдер внезапно останавливается и поднимает глаза, смотря прямо на нее. Напряжение в комнате стремительно нарастает, и Скалли вдруг испытывает трудности со сбившимся дыханием. В следующую секунду Малдер лукаво ей улыбается.

- Нечестно, - замечает он. – Я бы сказал, что на мне куда меньше одежды, чем на тебе.

Скалли улыбается в ответ… и затем, не дав себе времени передумать, садится на постели и стягивает старую ночную рубашку через голову, оставаясь полностью обнаженной. На миг ее пронзает страх – она практически уверена, что никто не видел так много ее голого тела с тех пор, как она научилась сама одеваться в возрасте трех лет – но оно того стоит, если судить по исполненному благоговения взгляду Малдера. Он замирает в процессе снятия нижнего белья, совершенно позабыв о брошенных в кресло рядом с ним рубашках.

- Скалли, - с трепетом в голосе выдыхает он… и тут, кажется, дар речи ему отказывает. Он скользит взглядом по ее груди в такой манере, что она бы наверняка почувствовала себя не в своей тарелке, будь на его месте кто-то другой. – Ты прекрасна, Скалли, - тихо добавляет он, и ее лицо вспыхивает от удовольствия.

- Спасибо, - шепчет она. Его взгляд слишком интенсивный, и в конце концов она чувствует необходимость разорвать их зрительный контакт, что и делает, опуская глаза. Она смотрит на одеяло, пока он снимает нижнее белье и надевает рубашку, вновь переводя на него взгляд, только когда он садится на край кровати и застенчиво передает ей вторую рубашку. Она берет ее и надевает, пока он забирается в постель рядом с ней. Терпеливо подождав, пока она устроится поудобнее, он подвигается ближе и осторожно протягивает к ней руки.

- Если я перехожу черту, то просто не обращай на меня внимания, - говорит он, и неуверенность в его голосе трогает ее до глубины души. – Но я так долго мечтал о том, чтобы спать, обнимая тебя, что просто подумал… - Скалли прерывает его, охотно устроившись рядом и довольно вздохнув, когда кольцо его рук смыкается вокруг нее.

- Я тоже об этом мечтала, - честно признается она, наслаждаясь ощущением его крепкого теплого тела, прижимающегося к ней с головы до пят. – Так долго, Малдер. Но никогда не думала, что мне представится такая возможность.

- Что ж, теперь она у тебя есть, - бормочет Малдер, зарываясь лицом в ее волосы, так что его рот оказывается рядом с ее ухом. – И хорошая новость заключается в том, что нам не нужно будет прекращать это делать по возвращении в лагерь.

- М-м, - соглашается она, придвигаясь еще теснее к нему. От него пахнет чистым хлопком, потом и чуть-чуть мылом, которым он ранее умывался. Но помимо всего этого она ощущает насыщенный мужской запах, который, не будь она такой уставшей, скорее всего, побудил бы ее наброситься на него, хотя при других обстоятельствах она бы сочла подобное свое поведение ужасно смущающим.

Сейчас же все, на что она способна, это прижаться к нему, насколько позволяют законы физики, и погрузиться в сон.

Когда она просыпается, то первым делом чувствует невероятное тепло – от обычной утренней прохлады осталось только далекое воспоминание, хотя огонь в камине превратился в слабо тлеющие угольки. По правде сказать, ей даже жарко: первым ее побуждением при пробуждении стало желание сбросить тяжелые пуховые одеяла, чтобы обеспечить приток прохладного воздуха.

Ее останавливает незнакомое, но очень приятное ощущение в основании шеи.

Малдер целует обнаженную кожу на краю волосяной линии, покусывая ее, словно пробуя какое-то особенно изысканное блюдо, и бормочет при этом что-то одобрительное.

Скалли накрывает волна жара и возбуждения. Перекатившись к нему лицом, она обнимает его рукой за талию, притягивая ближе к себе, и их губы встречаются в поцелуе, который вскоре наполняется неведомой ей до этого момента страстью.

Они целовались и раньше, а потому ощущение и вкус его губ для нее не в новинку, но каким-то образом поцелуи в постели, когда они лежат, прижатые друг к другу всем телом, отличаются от поцелуев стоя. Перед ними словно бы открывается множество новых возможностей, и вместе с этим возникает стремление воспользоваться всем, что предлагают обстоятельства… и в кои-то веки Скалли совсем не стремится обдумывать свои решения, составляя список причин, делающих происходящее между ними не слишком удачной затеей.

Впервые в жизни ей наплевать на последствия.

Отрываясь от него на мгновение, необходимое, чтобы освободить руки, Скалли обхватывает край своей ночной рубашки, стягивает ее через голову и отбрасывает прочь. Малдер широко распахивает глаза, упиваясь видом ее обнаженного тела, и закусывает губу, когда его взгляд останавливается на ее груди. Он нерешительно тянет к ней руку, но затем убирает ее, смущенно смотря Скалли в глаза.

- Я хочу, чтобы ты коснулся меня, - шепчет она, довольная тем, что ее голос, по крайней мере, не дрожит, тогда как сердце готово выскочить из груди. Она берет его ладонь и кладет себе на грудь, после чего перекатывается на спину, давая ему полный доступ к своему телу. Он дотрагивается до нее нежно и поначалу нерешительно, что явно контрастирует с откровенным голодом в его взгляде.

- Малдер, - зовет она, снисходительно улыбаясь, - тебе не нужно быть таким осторожным. Ты меня не сломаешь.

Он поднимает голову и смотрит ей в глаза, смущенно улыбаясь.

- Ты не будешь хуже обо мне думать, если я скажу, что нервничаю? – спрашивает он, и Скалли тепло улыбается ему.

- Что заставляет тебя считать, что я нет? – отвечает она. – У меня в этом не больше опыта, чем у тебя.

- Тогда… - Он проводит кончиком пальца вдоль ее ребер, перемещаясь на грудь, и круговыми движениями продвигается по направлению к соску. – Раз ни ты, ни я раньше этого не делали… откуда мы узнаем, как действовать дальше?

- Думаю… - Скалли судорожно втягивает воздух от остроты ощущения, пронзающего ее, когда Малдер перекатывает ее набухший сосок между пальцами. – Думаю, мы просто… будем делать то, что покажется нам естественным, - предлагает она. – Что покажется правильным. – Обдумав ее слова, Малдер кивает и нежно ей улыбается, после чего наклоняет голову и берет ее сосок в рот. Скалли выгибает спину, целенаправленно игнорируя болезненно пульсирующую рану и усиливая контакт своей груди с губами Малдера. Он скользит ладонями вдоль ее боков, нежно, но уверенно удерживая ее на месте, пока пробует на вкус сначала одну, а потом вторую грудь. По телу Скалли прокатываются волны наслаждения - она закрывает глаза, зарываясь пальцами в волосы Малдера и тяжело дыша по мере того, как он исследует ее губами. Какое-то время спустя он отрывается от своего занятия и заглядывает ей в глаза.

- Я, м-м… хочу кое-что попробовать, - говорит он. – Ты можешь меня остановить, если тебе не понравится. Но я слышал рассказы мужчин в лагере… особенно после того, как они побывали в отпусках, дома с женами.

- Или после посещения специфических заведений, - иронично замечает Скалли, вызывая у Малдера смех.

- Без сомнения, - заявляет он и наклоняет голову, чтобы поцеловать кожу под ее грудями, проводя языком вдоль грудины вниз, к мягкой плоти ее живота. Он накрывает ее выпирающую тазовую кость одной рукой и приподнимается, опираясь на вторую. – Не уверен, что у меня получится, но хотелось бы попробовать. – С этими словами он продолжает спускаться дальше, вдоль ее пупка, низа живота, двигаясь, двигаясь…

Скалли судорожно вздыхает и пытается сесть, осознав, что Малдер делает, но ее рана не способствует столь резким движениям, вызывая у нее острую боль. Она вскрикивает, и встревоженный Малдер поднимает голову.

- Ложись обратно, Скалли, - говорит он ей. – Все нормально.

- Не похоже, что это будет очень приятно для тебя, Малдер, - замечает она, вновь осторожно устраиваясь на подушках.

- Ко мне мы еще вернемся, - отвечает он слегка приглушенным ее кожей и волосами голосом. – Но я джентльмен, а джентльмен всегда сначала заботится о своей леди.

- Я слышала совсем другое, если верить солдатам нашего полка, - ворчит Скалли. – По их словам, они… о! – Она забывает, о чем говорила, когда Малдер достигает своей цели, лаская ее губами и языком и вызывая ощущения, о существовании которых она даже не подозревала. Она рефлекторно стискивает пальцы, вцепляясь в простыни, и из ее горла начинают вырываться звуки, которые она точно никогда не издавала. Проходит несколько минут, прежде чем она расслабляется достаточно для того, чтобы различать то, как он прикасается к ней, и понять, что вызывает у нее наибольшее удовольствие.

Он задевает определенное место, отчего ее как будто опаляет огнем, а затем движется дальше.

- Погоди! – выкрикивает она, и он замирает. – То, что ты делал секунду назад… - Он перемещает язык обратно на ее клитор, и она дрожит от удовольствия. – Да, это, - стонет она. – Продолжай. – Малдер охотно подчиняется, и вскоре Скалли судорожно хватает ртом воздух и издает бессвязные звуки, когда все ее тело сотрясает оргазм почти пугающей интенсивности.

Едва ей удается восстановить дыхание, как Малдер приподнимается на локтях и смотрит на нее с явным самодовольством на симпатичном лице и влагой на подбородке.

- Доволен собой, да? – тяжело дыша, спрашивает Скалли, и он усмехается еще шире.

- А не должен? – невинно уточняет он. – Если судить по твоей реакции, то я хорошо справился с работой.

Она протягивает руку и, когда он берет ее ладонь в свою, привлекает его к себе, так что он нависает над ней, опираясь на локти.

- Определенно, - отвечает она, проводя пальцами сквозь его волосы. – Еще как справился. – Она целует его, ощущая собственный незнакомый специфический вкус на его губах. В нем нет ничего неприятного – напротив, ее возбуждает подтверждение того, что он сделал это для нее, что все это фактически происходит. Не в силах больше ни секунды ждать полного единения с ним Скалли начинает тянуть его рубашку вверх.

- Сними ее, - бормочет она в перерывах между поцелуями, и Малдер поспешно подчиняется, опираясь на колени, чтобы стянуть мешающий предмет одежды. Когда он сбрасывает рубашку на пол, Скалли окидывает взглядом его тело, впервые как следует рассмотрев его. Увидев его впечатляющую эрекцию, она нервно сглатывает, и Малдер мгновенно замечает ее реакцию.

- Ты в порядке? – спрашивает он. – Если у тебя есть сомнения, Скалли, то нам вовсе не обязательно это делать. Я знаю, что повел себя самонадеянно, и…

- Нет, Малдер, я хочу этого, - заверяет его Скалли. – Просто, м-м… - Она чувствует, что краснеет, снова посмотрев на его эрегированный пенис. Малдер следит за ее взглядом, а затем поднимает глаза на нее.

- Что? – спрашивает он. – Что-то не так? Это ненормально?

- Нет, дело не в этом! – заверяет его Скалли. – Я просто… то есть я хочу сказать… - Она встречается с ним взглядом, отчаянно надеясь, что не кажется такой же напуганной, как себя чувствует. – Малдер, как, бога ради, он вообще поместится?

Они с секунду молча смотрят друг на друга, а потом одновременно разражаются смехом. Малдер падает на нее, лишь в последний момент успев опереться на локти. Он касается ее лба своим, пока они пытаются успокоиться, и, чувствуя, как ее нервозность проходит, Скалли приподнимает голову и встречается со ждущими губами Малдера.

Какое-то время они просто целуются – медленно, нежно… пока наконец Малдер не опускает руку, обхватывает член и устраивается у нее между ног. Скалли тянется, чтобы помочь ему, и после недолгой неуклюжей возни и пары неудачных попыток проникновения чувствует легкое давление, немногоболезненный укол… а затем все увеличивающееся по мере его вхождения ощущение потрясающей наполненности, заставляющее ее закрыть глаза и застонать.

- О-о, Скалли, - выдыхает Малдер, замирая и нежно поглаживая ее по лицу. Она проводит ладонями по его бокам и кладет их ему на талию. Он начинает неспешно двигаться, входя и выходя из нее, пока Скалли вдруг не останавливает его, сжав его бедро.

- Погоди, Малдер, - говорит она. – Ты должен… в конце, когда ты… - Она мысленно благодарит Тину Малдер за то, что та, повинуясь какому-то прогрессивному порыву, сохранила «Нравственную физиологию». – Тебе нельзя кончить внутрь меня. – Она награждает его извиняющейся улыбкой. – Если мы хотим, чтобы я и дальше влезала в свой мундир до конца войны.

Его лицо озаряется пониманием, и Малдер наклоняет голову, чтобы поцеловать ее в лоб.

- Не беспокойся, - заверяет он ее. – Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, обещаю.

Скалли кладет руку ему на затылок и притягивает к себе для долгого поцелуя.

- Я тебе доверяю, - шепчет она, и Малдер снова начинает двигаться. Он все еще осторожен, хотя Скалли видит, каких усилий ему стоит держать себя в руках. Ей хочется сказать ему, чтобы он дал себе волю и двигался так быстро, как ему хочется, но, даже не учитывая того, что это ее первый раз, она все еще поправляется после ранения, и что-то подсказывает ей, что по-настоящему энергичное, активное занятие любовью вряд ли попало бы в список одобренных капралом Цукерманом действий для выздоравливающих после пулевого ранения в живот.

Им придется, рассуждает она, просто повременить с этим.

Задолго до того, как Скалли даже успевает привыкнуть к ощущению его члена внутри себя, Малдер отстраняется, чтобы полностью выйти из нее. Его глаза закатываются, тело напрягается, и внезапно Скалли ощущает влажное тепло на своем животе. Взгляд Малдера выражает раскаяние, а щеки пылают от смущения.

- Полагаю, мне надо быть благодарным за то, что у тебя не было предыдущего опыта, а значит, тебе не с кем сравнивать мое исполнение, - говорит он. – Извини, что так быстро, Скалли. Думаю, я могу с уверенностью заявить, что дальше будет лучше.

Скалли смеется, поглаживая его по вспотевшей спине.

- Я не рассчитывала на часы страстных занятий любовью, Малдер, - заверяет она его. – Да я и не в форме для этого. Пока нет. Кроме того, ты ведь поступил как джентльмен, помнишь? – Она целует его в лоб. – Ты сначала позаботился обо мне.

Это сразу улучшает Малдеру настроение.

- Верно, - соглашается он. Быстро поцеловав ее, он выбирается из постели, чтобы взять из кармана платок, которым вытирает живот Скалли, после чего забирается обратно и прижимает ее к себе. Она упивается ощущением прикосновения его кожи к своей и приятной усталостью после того, как они разделили нечто столь потрясающее. Ее мгновенно начинает одолевать сонливость, и, судя по глубокому дыханию Малдера, он тоже уже почти засыпает.

Прижавшись к нему, Скалли закрывает глаза и позволяет себе погрузиться в сон, находясь в безопасности объятий Малдера и окруженная его запахом.

Когда она просыпается несколько часов спустя, то видит перед собой потрясенное лицо Саманты Малдер.

========== Глава 4 ==========

***

Декабрь 1863 года

Калпепер, Вирджиния

Скалли практически мгновенно сбрасывает с себя остатки сонливости, тогда как Малдер, прижимающийся к ней со спины и обнимающий рукой за талию, по-прежнему безмятежно похрапывает, пребывая в блаженном неведении.

Однако возмущенный вопль его младшей сестры прерывает эту идиллию.

- Фокс, что это такое? – визжит Саманта, упирая сжатые в кулаки руки в бока. Малдер резко просыпается и садится так быстро, что чуть не скидывает Скалли с кровати. Она едва успевает ухватиться за простыни и прикрыть ими грудь. Саманта, однако, даже не смотрит на нее, с ужасом взирая на брата, который сидит на постели, собрав скомканные простыни вокруг талии, и беззвучно открывает и закрывает рот в попытке выдавить из себя что-то осмысленное.

- Сэм, - в конце концов начинает он. – Что ты тут делаешь?

Вопрос, кажется, еще сильнее расстраивает его сестру.

- Что я тут делаю? – Ее лицо багровеет. – Что ты тут делаешь, Фокс? Что ты делаешь дома, что ты делаешь в моей комнате… - Она переводит взгляд на Скалли, словно бы побуждая ту придать происходящему хоть какой-то смысл. – Что ты делаешь в моей постели… со своим лейтенантом?

- Саманта, все не так, как кажется, уверяю тебя, - отвечает Малдер, шаря по одеялу в поисках своей ночной рубашки (которая, как с ужасом вспоминает Скалли, вне зоны досягаемости на полу вместе сее собственной).

- Я пытаюсь представить, как это может быть не тем, чем кажется, Фокс, но у меня не получается, - отвечает Саманта. – Сейчас сюда поднимется папа и увидит тебя в постели с другим мужчиной, голым, так что, пожалуйста, объясни мне, как это может быть не тем, о чем я думаю.

- Скалли не… - Малдер резко замолкает, нервно покосившись на Скалли, и ее сердце переполняется любовью к нему, когда она понимает, о чем он думает: это не его секрет, так что он не может раскрыть его даже ради сохранения лица перед младшей сестрой. Вздохнув, она приходит к выводу, что не может оставить его в подвешенном состоянии.

- Вы принимаете меня за того, кем я не являюсь, Саманта, - с трудом признается она, и та переводит на нее недоумевающий взгляд.

- О чем вы? – спрашивает Саманта… и Скалли безошибочно замечает, в какой момент до девушки доходит смысл сказанного; она наконец обращает внимание на то, как Скалли прижимает простыни к груди, в отличие от Малдера, который не озаботился тем, чтобы прикрыться выше талии. – Вы… вы…

- Да, я женщина, - подтверждает Скалли. – И я была бы очень благодарна, если бы вы подали мне одну из ночных рубашек с пола у вас под ногами.

- Моя тоже где-то там, - бормочет Малдер, пряча лицо в ладонях. Саманта, кажется, внезапно понимает, что пялится на них обоих, так что она нагибается, подбирает ночные рубашки и кладет их на кровать, после чего отворачивается, чтобы дать им возможность одеться в неком подобии приватности.

- Так вы женщина, - продолжает Саманта, все еще стоя к ним спиной. – Но это все еще не объясняет, что вы делаете здесь.

- Думаю, довольно очевидно, что мы тут делали, - ворчит Малдер, натягивая рубашку через голову, и Скалли шлепает его по руке, тогда как Саманта фыркает от отвращения.

- В доме, Фокс, в доме, - поясняет она. – Мне любопытно, почему вы именно в моей комнате, но до этого мы дойдем позже. Почему вы оба здесь, а не в вашем полку?

- Скалли подстрелили, - поясняет Малдер. Саманта испуганно охает и начинает разворачиваться к ним лицом, однако передумывает и остается на месте. – Можешь повернуться, Сэм, мы оделись. – Она так и делает, и на этот раз выражение потрясения на ее лице сменяется искренним беспокойством.

- Вы в порядке? – спрашивает она Скалли. – Насколько серьезным было ранение?

- Довольно серьезным, - отвечает та, - но сейчас уже все хорошо. Скоро я окончательно поправлюсь.

- Битва, в которой Скалли была ранена, произошла недалеко отсюда, - снова пускается в объяснения Малдер. – Спасший ей жизнь хирург сказал, что ее не стоит отправлять на лечение в полевой госпиталь, так как там она либо заболеет, либо ее мгновенно разоблачат.

- И я не могла поехать домой, - вставляет Скалли. – Моя мать никогда не позволила бы мне снова вернуться в армию.

- Так что я привез ее сюда, - продолжает Малдер. – Я поместил ее в твоей комнате, потому что она самая удобная… ну, я не думал, что ты будешь возражать. Вы со Скалли, кажется, неплохо поладили во Фредериксберге.

- Я не против того, что лейтенант Скалли занимала мою комнату, - отвечает Саманта. – Я возражаю только против того, что вы двое делали… - Она снова краснеет. – Что бы вы там ни делали в моей постели, когда в доме есть и другие кровати.

- Вы абсолютно правы, - отзывается Скалли, мысленно пеняя себя за то, что не подумала об этом раньше. – Извините, Саманта. Что бы ни происходило между вашим братом и мной, этому не место в вашей спальне.

Малдер вопросительно выгибает бровь.

- «Что бы ни происходило?» - повторяет он за ней. – Ты имеешь в виду тот факт, что я намерен жениться на тебе, как только закончится война?

Саманта широко распахивает глаза от удивления.

- Ты собираешься на ней жениться? – уточняет она, и Скалли смотрит на Малдера, прищурившись.

- Не так я представляла себе объявление этой новости, - говорит она, - но да, таков конечный план.

- Но, Сэм, никто пока не должен об этом знать, - быстро добавляет Малдер. – Ни матушка, ни отец, ни Диана - никто. Если кто-нибудь выяснит правду, Скалли рискует оказаться в тюрьме, или, по меньшей мере, ее отошлют домой.

Саманта смотрит на брата, как на сумасшедшего.

- Ты и вправду думаешь, что я этого хочу? – спрашивает она. – Когда мне отлично известно, что она, вероятно, единственная, благодаря кому ты еще жив? – Они со Скалли обмениваются улыбкой, а Малдер закатывает глаза. – Просто… это означает, что ты не женишься на Диане!

- Не могла бы ты говорить потише, пожалуйста? – просит Малдер. – Последнее, что нам сейчас надо, это чтобы отец тебя услышал и начал задавать вопросы. – С этими словами он откидывает одеяло, встает, подходит к двери и, открыв ее, высовывается в коридор. Где-то в отдалении Скалли слышит разговаривающего на повышенных тонах Уильяма Малдера, хотя и не может разобрать слов. Малдер закрывает дверь и, подойдя к креслу, которое занимал в течение многих дней, опускается в него. – Что вы вообще тут делаете?

- Папа получил письмо, - принимается за рассказ Саманта, присев на край кровати, тогда как Скалли натягивает одеяла обратно на ноги. – От кого-то из города. Не знаю, от кого именно, но этот некто рассказал ему о незнакомой женщине и солдате Союза, ехавших в сторону нашей плантации.

- Это, наверное, была моя сестра, - поясняет Скалли. – Ваш брат написал ей с просьбой приехать, чтобы ухаживать за мной.

Малдер кивает.

- Я привез Скалли посреди ночи, и она была в мундире, лежа без сознания в повозке, - говорит он. – Так что маловероятно, что ее мог кто-нибудь увидеть. – Он откидывается назад, вздыхая. – Нам еще повезло, иначе бы сплетники этого городишки, вполне вероятно, написали бы отцу, что целая рота солдат Союза заняла его плантацию, и он примчался бы сюда со своим собственным полком. – Он переводит взгляд на Скалли. – Сожалею, что так вышло, - говорит он ей. – Я беспокоюсь, что ты не сможешь как следует отдыхать рядом с моими стоящими над душой родителями. – Он снова смотрит на Саманту. – Я так понимаю, что вы пробудете здесь все рождественские праздники?

Саманта кивает.

- Папа считает, что это безопасно, раз обе армии разместились на зимних квартирах, - отвечает она, - и говорит, что мы пробудем здесь до февраля, может, марта. – Малдер издает стон. – Но могло быть и хуже, знаешь ли, - продолжает она. – Мистер Спендер с Дианой не приехали с нами. Они остаются во Фредериксберге –на ближайшее время. – Кажется, она не в силах сдержать веселую улыбку, что расцветает на ее лице. – Так что тебе пока не придется говорить ей, что ты не намерен на ней жениться.

- Слишком уж тебя это радует, - строго замечает Малдер. – Этой новостью я могу разбить Диане сердце. Да, официальной помолвки не было, но все же… она строила планы на будущее, и мне не слишком-то хочется сообщать ей, что им не суждено воплотиться в жизнь.

- О, они воплотятся в жизнь, Фокс, - небрежно отметает его слова Саманта, - просто не с тобой, вот и все. Она приемная дочь видного политика и единственная наследница его довольно крупного состояния. Ей не составит проблемы найти себе мужа, даже если она невыносима, спесива и груба.

- Довольно, Саманта, - твердо заявляет Малдер, и она подчиняется, однако по-прежнему выглядит довольной собой. Скалли, со своей стороны, испытывает сильнейший порыв обнять свою будущую золовку, но вместо этого просто незаметно ухмыляется ей, на что Саманта с готовностью отвечает в том же духе.

- Полагаю, это Джеймса отец отчитывает внизу? – спрашивает Малдер у Саманты, и она кивает.

- Он был недоволен тем, что Джеймс не написал ему сразу же, как только ты привез сюда лейтенанта Скалли, - отвечает она. – И мне кажется, он раздражен тем, что столь поспешно примчался сюда, а оказалось, что никакой опасности или угрозы для плантации нет.

Малдер раздраженно фыркает.

- А он бы и вправду предпочел обнаружить по приезде наводнившие окрестности толпы солдат Союза? – Он качает головой. – А матушка?

Саманта равнодушно пожимает плечами.

- Вероятно, дает всем рабам знать, что она вернулась и снова готова взять на себя бразды правления армией домашних слуг, - отвечает она. Снова вздохнув, Малдер встает с кресла.

- Пойду оденусь, - говорит он, - во что-нибудь презентабельное для того, чтобы предстать перед отцом и выслушивать его упреки за то, что позволил себе приехать в дом своего детства без его на то разрешения.

Скалли закусывает губу, внезапно занервничав из-за того, что находится в доме мистера и миссис Малдер без их позволения.

- Может, мне стоит встать? – спрашивает она. – Понятия не имею, где мой мундир, да он, наверное, заляпан кровью и восстановлению не подлежит.

- Именно так, - подтверждает Малдер. – Тебе понадобится новый, когда мы вернемся в полк. – Он на мгновение задумывается. – Пока оставайся в постели, - объявляет он свое решение. – Знаю, тебе не понравится невозможность гулять по дому, но тут нет никакой подходящей для тебя одежды, а твоя уловка кудаболее убедительна, когда ты соответствующе одета.

- Я могу перешить какую-нибудь твою одежду для нее, - вызывается Саманта. – Я займусь этим здесь, чтобы родители не увидели и не начали задавать вопросы.

Скалли ощущает прилив благодарности и привязанности к этой девушке.

- Огромное вам спасибо, Саманта, - говорит она. Малдер подходит обратно к кровати и, наклонившись, целует Скалли. Он пытается продлить поцелуй, и, хотя это разбивает ей сердце, она останавливает его, стараясь как можно мягче отстранить.

- Лучше пока не привыкать к этому, - советует она ему. – Ты можешь объяснить мое присутствие здесь, но куда сложнее будет объяснить это, если кто-нибудь увидит.

Малдер вздыхает.

- Хорошо было, пока мы могли наслаждаться этим без опасений, согласна? – спрашивает он, и Скалли тепло ему улыбается.

- Лучше не бывает, - заверяет его она, и Саманта стонет.

- Можно напомнить вам, что я все еще здесь? – резко упрекает она их. – Фокс, иди одевайся. Я останусь с лейтенантом Скалли.

Проходя мимо, Малдер с нежностью взъерошивает волосы сестры, хотя она безуспешно пытается пригнуться. Он забирает сброшенный накануне вечером на кресло мундир и покидает спальню.

Как только за ним закрывается дверь, Саманта разворачивается к Скалли и застенчиво ей улыбается.

- Теперь мне кажется немного странным называть вас лейтенантом Скалли, - признается она, и Скалли смеется.

- Я уже говорила во Фредериксберге, чтобы вы называли меня Дэниелом, - отвечает она.

- Это ведь не настоящее ваше имя, разумеется, - замечает Саманта.

- Нет, не настоящее, - соглашается Скалли. – И когда война закончится, я более чем охотно разрешу вам называть себя Даной… но сейчас, как мне кажется, это вызовет у окружающих недоумение, верно?

- Полагаю, что так, - признает Саманта и вдруг широко и задорно улыбается. – Вы хоть понимаете, что спасли мне жизнь? – спрашивает она. – Или, по крайней мере, спасли от необходимости всю жизнь считаться с Дианой Фоули, как со своей невесткой?

Скалли понимает, что это мелочно и что Малдер бы не одобрил, однако не может удержаться от смеха.

- Уверяю вас, Саманта, - отвечает она, - что никогда ни на что подобное не рассчитывала. Я вступила в армию, абсолютно не намереваясь открывать кому-нибудь свой секрет – даже вашему брату. Он узнал его совершенно случайно.

- А как он это сделал? – спрашивает Саманта, и Скалли ощущает, как вспыхивают щеки. Странно, что она чувствует смущение из-за чего-то столь невинного, как та ночь, когда Саманта только что застала их в куда более щекотливом положении.

- Как-то вечером, когда большинство мужчин отправились мыться на озеро после дневного перехода по весьма грязной дороге, он пошел меня искать. Я выбрала место подальше от остальных, чтобы помыться и очистить одежду в одиночестве, и Малдер… ну, он увидел меня, когда я выходила из воды.

Глаза Саманты становятся похожими на блюдца.

- Как Давид, увидевший купание Вирсавии (1) с крыши, - со вздохом замечает она, и Скалли смеется.

- О боже, не позволяйте мне знакомить вас с сестрой, - говорит она. – Мелисса без умолку болтала о том, как все это романтично. – Она качает головой. – И, если я правильно помню, для царя Давида все обернулось не лучшим образом. Надеюсь, нам повезет больше.

Тут дверь открывается, и в спальню снова заходит Малдер, успевший облачиться в свой мундир. В руках он несет кипу одежды, которую бросает Саманте, и та ловко ее ловит.

- Спрячь это куда-нибудь, - говорит он ей. – Мы устроим Скалли примерку сегодня вечером, когда родители лягут спать, чтобы ты могла подогнать размеры.

Саманта кивает и убирает вещи в шкаф. Увидев внутри ряды с женской одеждой, Скалли в очередной раз вспоминает, что это комната Саманты, а не гостевая, и Сэм, само собой, захочет вернуть ее себе.

- Малдер, - обращается она к нему, - есть тут другая комната, в которой я могла бы спать? Думаю, мы уже и так достаточно злоупотребили гостеприимством твоей сестры.

Малдер согласно кивает.

- В доме хватает спален, - отвечает он. – Я распоряжусь, чтобы для тебя приготовили ту, что рядом с моей. – Он косится на сестру. – И, м-м… попрошу сменить простыни на твоей кровати.

Саманта закрывает лицо руками и стонет.

- Пожалуйста, Фокс, мне нравится моя спальня, и я вовсе не стремлюсь покидать ее. – Она качает головой. – Почему вы выбрали именно это место из всех остальных в доме, я просто не…

- Ш-ш, - прерывает Малдер, жестом веля ей замолчать. В наступившей тишине Скалли различает шаги на лестнице, и через пару секунд раздается резкий стук в дверь комнаты Саманты. Скалли наклоняется, чтобы под ночной рубашкой не было видно изгибов ее груди, мысленно укоряя себя за то, что не стянула ее, пока Малдер переодевался, и поднимает одеяла повыше. По крайней мере, размышляет Скалли, она потеряла вес во время восстановления после ранения, и прятать ей теперь приходится еще меньше, чем раньше.

- Войдите, - приглашает Саманта. Дверь открывается, и на пороге возникают оба родителя Малдера, который встает с кресла, как только они заходят в комнату.

- Матушка, отец, - приветствует он их, - рад вас видеть.

Билл Малдер переводит совершенно нечитаемый взгляд с Малдера на Скалли.

- Лейтенант Скалли, - в конце концов говорит он. – С прискорбием услышал, что вы были ранены.

- Я уже почти поправился, мистер Малдер, - отвечает Скалли. – И очень сожалею о том, что навязался вам подобным образом.

- Я так понимаю, - продолжает мистер Малдер, обращая строгий взгляд на своего сына, - что вы были не в том состоянии, чтобы диктовать, куда вас отвезти, так что я не виню вас в сложившейся ситуации.

- Билл, - робко вставляет Тина, - я правда не вижу в этом ничего ужасного. Это дом Фокса, и он может…

- Это был его дом, верно, - прерывает ее Билл. – Но когда он отправился играть в солдата вражеской армии, у меня сложилось такое впечатление, что он предпочел отвернуться от него – и от нас заодно. И это впечатление только усилилось этим летом, когда он спешно покинул дом Чарльза во Фредериксберге.

- Отец, мне некуда было отвезти его, - увещевает его Малдер. – Фронтовой хирург, который обрабатывал его рану, сказал, что он, скорее всего, падет жертвой болезни, если его отправить в один из армейских госпиталей. Мы были всего в десяти милях от Калпепера, когда это произошло, и я подумал…

- У него что, нет семьи? – перебивает мистер Малдер. – Его нельзя было отправить домой поездом? Вест Честер не так далеко отсюда, чтобы это было невозможно, разве нет?

Даже с противоположного края комнаты Скалли видит панику в глазах Малдера.

- Моя мать поправляется после серьезной болезни, мистер Малдер, - быстро лжет она, отчаянно надеясь, что Малдер не выкажет удивления, тем самым выдав ее с головой. – Вот почему мне пришлось столь срочно покинуть Фредериксберг летом. Я поехал домой, чтобы организовать уход за ней, раз мой отец и братья в море.

Выражение лица мистера Малдера немного смягчается.

- Жаль это слышать, - говорит он. – Но все же, Фокс, почему ты не написал мне? Почему не дал мне знать, что вы с лейтенантом Скалли будете здесь? Почему я должен был узнать об этом от кого-то из города, а не от тебя?

- Потому что письма легко перехватить, отец, и мне не хотелось, чтобы патрули конфедератов выяснили, что здесь находится раненый офицер Союза, и решили бы взять его в плен.

Биллу Малдеру, судя по всему, нечего на это возразить, так что он просто сердито смотрит на сына.

- Билл, - опять встревает Тина, касаясь руки мужа, - ничего ведь не случилось. И уж мы, конечно, можем проявить гостеприимство по отношению к лейтенанту Скалли, пока он выздоравливает? Это меньшее, что мы можем сделать для того, кто спас жизнь нашего сына этим летом.

Билл Малдер хмыкает, но, кажется, снова смягчается.

- Помести его в другой комнате, Фокс, - в конце концов заявляет он. – Нечего ему делать в спальне Саманты.

- Да, сэр, - отзывается Малдер, явно расслабившись.

Билл поворачивается обратно к Скалли.

- Лейтенант Скалли, - обращается он к ней, - вы можете оставаться здесь, пока не выздоровеете, но должен попросить вас вернуться в ваш полк сразу же, как только это будет возможно. Мы с семьей недолго тут задержимся, и мне бы не хотелось никого оставлять в доме после нашего отъезда.

Малдер недоумевающе хмурится.

- Зачем вам так быстро уезжать? – спрашивает он. – Обе армии разместились на зимние квартиры, и никаких битв в ближайшем будущем на здешних полях не предвидится.

Мистер Малдер на мгновение задерживает на нем взгляд, а потом берет жену под руку и разворачивается к выходу.

- Ланч вскоре будет готов, Фокс, - только и добавляет он. - Я прикажу принести еды наверх для лейтенанта Скалли, но ожидаю, что ты к нам присоединишься.

На этом они с Тиной уходят.

Малдер, Скалли и Саманта одновременно выдыхают, глядя друг на друга с облегчением.

- О чем это говорил отец? – спрашивает Малдер у Саманты. – Почему вы не остаетесь здесь на зиму? Почему возвращаетесь во Фредериксберг?

Саманта пожимает плечами.

- Понятия не имею, - отвечает она. – Впервые об этом слышу. Я думала, что мы пробудем тут по крайней мере до марта. – Она недовольно морщит нос. – Я надеюсь, что мы не поедем обратно во Фредериксберг. Последнее, чего мне хочется, так это проводить время в тесном соседстве с Дианой, когда на улице так холодно и сыро, что даже на прогулку не сбежать.

Малдер закатывает глаза.

- Ты просто мастер преувеличения, Сэм, - нежно замечает он, выпрямляясь и потягиваясь. – Пойду распоряжусь насчет твоей комнаты, Скалли, - говорит он ей. – И потом, очевидно, от меня потребуется пообедать в, я уверен, по-настоящему теплой и приветливой атмосфере, царящей внизу в столовой.

Скалли сочувственно ему улыбается.

- Ешь быстрее, - предлагает она, - и возвращайся, чтобы я могла в очередной раз побить тебя в карты.

Он косится на нее, прищурившись, однако улыбается.

- Идет, - отзывается он и переводит взгляд на сестру. – Как насчет тебя, Сэм? – Хочешь, мы научим тебя играть в покер?

Саманта обдумывает предложение.

- Ну… родителей шокировала бы сама мысль, так что… - Она озорно усмехается им. – Мне это определенно по душе.

Комментарий к Глава 4

(1) - жена библейского царя Давида и мать Соломона.

========== Глава 5 ==========

***

Глава 5

Январь 1864 года

Калпепер, Вирджиния

Поначалу Скалли испытывает нервозность от необходимости проводить время в компании Билла Малдера после выказанного им весьма прохладного отношения к ее пребыванию в доме, но оказывается, что ей не о чем беспокоиться. Когда Саманта заканчивает перешивать одежду брата, Скалли наконец покидает свою новую комнату, только чтобы узнать, что Билл почти каждый день проводит вне дома.

- У него много важных дел, требующих его внимания, - поясняет Тина Малдер тем утром, когда Скалли впервые присоединяется к ним за завтраком внизу. – Как здесь, так и во Фредериксберге.

- Совместные интриги со Спендером, скорее всего, - бормочет себе под нос Малдер, и мать окидывает его хмурым взглядом.

- У твоего отца много обязанностей, Фокс, - упрекает она его. – Некоторые из них связаны с тем, чтобы дом, поля и состояние процветали, когда тебе придет время их унаследовать. Тебе следует поблагодарить его, а не иронизировать.

Малдер погружается в задумчивое молчание до конца завтрака, который, к счастью, вскоре заканчивается, так что Малдер, Скалли и Саманта могут сбежать от угрюмого настроения Тины. По предложению Малдера, они отправляются в библиотеку, подальше от шума и суеты, царящих в остальном доме.

- Как думаешь, чем папа на самом деле занимается, проводя столько времени вне дома? – спрашивает Саманта, опустившись в плюшевое кресло, тогда как Скалли осторожно усаживается на диван напротив окна. Малдер располагается рядом с ней. Соблазн прислониться к нему, позволить ему обнять себя, невероятно силен, почти непреодолим, но ее останавливает опасение, что Тина (или любой из рабов, помимо Джеймса, который мог прочитать им лекцию о пристойном поведении, но не выдал бы Биллу или Тине) может войти без предупреждения.

- Честно говоря, понятия не имею, - отвечает Малдер. – Это ты жила с ним под одной крышей в течение последнего года. Я бы предположил, что к настоящему времени ты, вероятно, будешь иметь куда лучшее представление о том, что происходит, чем я.

- Не особо, - признает Сэм. – Он редко бывает дома, а когда все же возвращается, то запирается в библиотеке или в гостиной с мистером Спендером или еще с кем-нибудь из своих дружков. – Она кривится от отвращения. – Был там один странный мужчина, который приходил в дом мистера Спендера во Фредериксберге ужасно часто. И у меня от него мурашки.

- А от Спендера, значит, нет? – уточняет Малдер.

- Разумеется, от него тоже, но по-другому, - отвечает Саманта. – Мистер Спендер всегда такой… холодный. Судя по его виду, он считает, что мир вокруг может сгореть дотла, и ему на это было бы совершенно наплевать. Но тот другой мужчина… - Она содрогается. – Он смотрит на меня так, словно ему бы хотелось зажарить меня на ужин.

Малдер хмурится, мгновенно обеспокоенный этим заявлением.

- И отец ничего ему по этому поводу не сказал? – спрашивает он, и Саманта качает головой.

- Я встречала его только в доме во Фредериксберге – по крайней мере, пока что. Думаю, раз это дом мистера Спендера, папа вряд ли считает, что может возражать против выбора гостей. Так что я просто стараюсь оставаться наверху, подальше от них, или отправляюсь на прогулку или поездку в экипаже всякий раз, как Алекс составляет компанию остальным.

Как только Саманта называет это имя, Скалли резко вскидывает голову, а сидящий рядом с ней Малдер вздрагивает от неожиданности.

- Алекс? – переспрашивает он, и Саманта кивает.

- Да, Алекс Крайчек, так его зовут. Не знаю, приходится ли он сыном одному из друзей отца или мистера Спендера, но вероятнее всего, так оно и есть, потому что он гораздо моложе всех остальных в их маленькой компании.

Малдер переводит взгляд на Скалли, озадаченно хмурясь.

- Тот подслушанный тобой разговор в переулке во Фредериксберге прошлым летом, - говорит он. – Тем вечером, когда мы поехали в театр с Дианой. Разве ты не говорила, что…

- Да, того мужчину звали Алекс, - соглашается Скалли. – Думаешь, это может быть тот же человек?

- Полагаю, что это довольно удивительное совпадение, если это не он, - признает Малдер. Саманта недоумевающе переводит взгляд между ними.

- О чем вы? Какой разговор? – спрашивает она. Скалли прикусывает язык; каким бы сильным ни было ее предчувствие касательно участия Дианы в каких-то темных делишках, она не может утверждать этого наверняка и хотя и поделилась своими соображениями с Малдером, чтобы предупредить его о возможной угрозе, но не чувствует себя вправе рассказывать о своих подозрениях кому-то еще – особенно тому, кто, как ей кажется, испытывает еще более сильное, чем она, предубеждение против Дианы.

Малдер, однако, не склонен к проявлению подобной щепетильности.

- Вечером того дня, когда мы со Скалли прибыли во Фредериксберг в прошлом июле, - начинает он, - и отправились смотреть «Макбета» с Дианой, Скалли вышла в антракте подышать свежим воздухом и услышала, как Диана разговаривала в переулке с кем-то по имени Алекс.

Эта информация не производит на Саманту такого сильного впечатления, как ожидала Скалли.

- Да, Диана с ним знакома, - подтверждает она. – Я много раз видела, как они общались во Фредериксберге. Мне всегда казалось, что они друзья.

- Когда я спросил ее об этом, - нахмурившись, продолжает Малдер, - она сказала мне, что этот Алекс просто друг мистера Спендера, надеявшийся на то, что Спендер предоставит его сыну работу в одном из своих офисов в Калпепере. - Саманта недоверчиво фыркает. – Полагаю, это неправда?

- Я никогда не видела Алекса Крайчека в Калпепере, - отвечает она. – И на вид он примерно вашего с Дианой возраста, так что если только мистер Спендер не начал с недавнего времени нанимать на работу грудных детей, не представляю, как у него может быть достаточно взрослый ребенок, чтобы история Дианы обрела хоть какую-то правдоподобность.

Малдер встревоженно смотрит на Скалли.

- Есть вероятность, что это был другой Алекс, - приводит она слабый довод, но Малдер грустно качает головой. Скалли не чувствует никакого триумфа, который, как ей когда-то казалось, она испытает, если убедит Малдера в том, что Диана не та, за кого он ее принимает: вместо этого она ощущает сильнейшую скорбь, осознавав, каким преданным он, должно быть, себя сейчас считает.

- Я бы поверил этому, Скалли, если бы не последняя ночь перед моим отъездом из дома Спендера и возвращением в лагерь… - Он внезапно замолкает, неуверенно покосившись на Саманту, которая слушает их разговор затаив дыхание. – Ну… ты помнишь, как мы поругались, когда вернулись домой из театра, да? – Скалли кивает; как она может забыть? – Ты выдвинула… обвинение. Ты предположила, что Диана может попытаться кое-что сделать, и я разозлился и накричал на тебя. – Скалли с трудом сглатывает при воспоминании о его гневе, о том, каким холодным был его взгляд, когда она заявила, что Диана двулична, что она может попробовать соблазнить его ради информации, которую затем передаст своему отцу.

- Я помню, - только и говорит она. Малдер прикусывает губу и снова бросает нервный взгляд на Саманту.

- Ну… думаю, что, возможно, она пыталась сделать именно то, о чем ты меня предупреждала, - признает он, отчего у Скалли сердце обрывается, а внутренности словно скручиваются в тугой узел. Она вдруг осознает, что после его возвращения в полк из увольнительной так и не спросила о том, что еще произошло между ним и Дианой. Опасаясь снова вызвать его гнев, она решила оставить все как есть, предпочла довериться его суждению по данному вопросу. Он же, со своей стороны, тоже ничего не рассказывал… а после той ночи в лесу, когда он учил ее играть в бейсбол и потом поцеловал, о Диане они оба думали в последнюю очередь.

Скалли вспоминает о том, как Малдер сказал ей тем утром, когда они проснулись в постели, когда они занимались любовью, что никогда прежде этого не делал – так же, как и она. Мысль о том, что он мог солгать – или подразумевал некую техническую сторону вопроса – причиняет ей невыносимую боль.

Выражение ее лица, должно быть, выдает ее тревогу, потому что Малдер вдруг берет ее руку в свою, крепко сжимает и затем неохотно отпускает.

- Она пыталась, Скалли, пыталась! – горячо заверяет ее он. – Она не преуспела, в основном потому, что твои обвинения заставили меня проявить осторожность.

Скалли достаточно заглянуть ему в глаза, чтобы понять, что он говорит правду. Кивнув, она расслабляется и делает глубокий вдох, чувствуя, как болезненное напряжение в животе ослабевает.

- Ты мне об этом не рассказывал, - говорит она, стараясь, чтобы голос не звучал обвиняюще.

- Знаю, - отзывается Малдер. – И сожалею об этом. Полагаю, даже после этого я не хотел верить, что ты права, что некогда близкий мне человек мог использовать меня подобным образом. – Он робко улыбается ей. – Это научит меня впредь прислушиваться к тебе.

- Так что… - сильно нахмурившись, вставляет Саманта. – Ты говоришь, что я, возможно, была совершенно права, все это время не жалуя Диану? Что она и вправду руководствовалась отнюдь не твоими интересами?

Скалли не может удержаться от смеха, тогда как Малдер лишь закатывает глаза.

- Не притворяйся, что не жаловала ее, потому что она пыталась использовать меня, Саманта, - упрекает он сестру. – У тебя возникали с ней трения из-за того, что она обращается с тобой скорее как с младшей сестрой, чем с другом или равной себе.

Саманту явно обижают его слова.

- Нет, Фокс, это ты обращаешься со мной как с младшей сестрой, - возражает она. – Диана всегда относилась ко мне как к досадной помехе, словно она вынуждена иметь со мной дело. Словно я какой-то неприятный побочный эффект, неизбежное зло, с которым ей приходится мириться, чтобы быть с тобой. И этого более чем достаточно для меня, чтобы не жаловать ее, даже если ты не способен этого видеть.

Судя по выражению лица Малдера, он уже готов разразиться гневной отповедью, но Скалли предупреждает эту вспышку, нежно касаясь его руки своей.

- В ее словах есть смысл, - тихо замечает она. – Когда мы росли, вокруг постоянно бегали друзья моих братьев и сестры, которые вечно дразнили меня… - Она с сочувствием смотрит на Саманту. – Но делали это не со зла, а просто ради веселья. Никто из них никогда не разговаривал со мной так, как Диана говорила с твоей сестрой.

Малдер переводит взгляд со Скалли на Саманту.

- Мне… мне жаль, Сэм, - в конце концов извиняется он. – Полагаю, я просто не думал, что Диана хотела действительно оскорбить тебя… я всегда полагал, что…

- Что такова уж Диана, - кивнув, закончила за него Саманта. – Знаю. Держу пари, что ты и лейтенанту Скалли предложил то же самое оправдание того, почему Диана была столь холодна с ней…

- С ним, - шипит Малдер, мельком глянув на дверь библиотеки.

- С ним, - поправляет себя Саманта. – Во Фредериксберге.

- Именно так, - с трудом признает Малдер. – И прошу прощения у вас обеих. У тебя, Сэм, за то, что никогда не просил Диану быть к тебе добрее. И у тебя, Скалли, за то, что не отнесся к твоим словам серьезнее. Я был совершенно слеп.

- Но ты, должно быть, хоть немного внял моим предупреждениям, - утешает его Скалли. – Иначе ты бы… - Она замолкает и бросает быстрый взгляд на Саманту. – Иначе бы все могло закончиться совсем по-другому.

- Полагаю, что так, - признает Малдер и снова погружается в молчание, смотря в окно на замерзшую голую землю.

- Так что нам теперь делать? - спрашивает Саманта, и Малдер хмурит брови.

- По поводу чего? – уточняет он.

- По поводу Дианы, - поясняет Саманта. – Теперь, когда мы знаем, что они с мистером Спендером что-то затевают. И с нашим отцом.

- Мы ничего не станем делать, Сэм, - со вздохом отвечает Малдер. – Я буду осторожен и постараюсь, чтобы посылаемые мною домой письма не содержали никакой важной информации.

Саманта потрясена до глубины души.

- Но, Фокс, они, возможно, замышляют что-то против тебя! – протестует она.

- Они не замышляют ничего конкретно против меня, Сэм, - поясняет он. – Они замышляют против Союза. Что ожидаемо, ведь идет война, а отец всегда был фанатично предан Вирджинии. – Малдер принимает задумчивый вид. – А вот Спендер… думаю, его преданность принадлежит тем, кто может принести ему наибольшую прибыль. Он не из Вирджинии, он даже не южанин. – Он качает головой. – В любом случае, если я вызову отца на разговор и обвиню в шпионаже в пользу Конфедерации, он, вероятнее всего, рассмеется мне в лицо и спросит, чего еще я от него ожидал.

- Но если он участвует в заговоре против Союза, тогда он заодно вредит и тебе, - возражает Саманта.

- Он смотрит на это иначе, - отвечает Малдер.

- Вынуждена согласиться с вашим братом, Саманта, - тихо добавляет Скалли. – Если ваш отец и вправду занимается тем, в чем мы его подозреваем, тогда я действительно считаю, что вам лучше всего притвориться, что вы ничего об этом не знаете.

- И держаться как можно дальше от этого Алекса Крайчека, кто бы он ни был, - мрачно добавляет Малдер. – И не только от него. Любого, кто смотрит на тебя так, что ты чувствуешь себя неуютно или испытываешь ощущение опасности, обходи за милю, хорошо?

Саманта явно не готова с этим согласиться.

- Я не собираюсь просто сидеть сложа руки, когда ты можешь пострадать, Фокс, - протестует она, и Малдер разражается смехом, однако тут же вновь принимает серьезный вид, увидев обиженное выражение ее лица, и, наклонившись ближе, по-доброму ей улыбается.

- Сэм… я сражаюсь на войне, - мягко напоминает он ей. – И в буквальном смысле тысячи людей пытаются причинить мне вред.

- Но, разумеется, он сделает все, что в его силах, чтобы не дать им всем преуспеть, - быстро вставляет Скалли, заметив, что после его слов Саманта расстраивается еще сильнее. – И я хочу, чтобы вы знали, что я тоже сделаю все, что в моих силах. Я вам обещаю.

- Суть в том, Саманта, - продолжает Малдер, - что, с точки зрения отца, он исполняет свой долг патриота, тогда как именно я предаю свою семью. Думаю… - Он вздыхает, снова выглядывая в окно. – Думаю… что если отец не поставил на мне крест, не вычеркнул из семьи, когда я сбежал из дома, чтобы вступить в армию Союза… он определенно это сделал, когда я прошлым летом покинул дом Спендера. По правде сказать, я удивлен, что он еще не вызвал патруль конфедератов, чтобы отправить нас со Скалли в лагерь для военнопленных.

- Он бы никогда так не поступил, Фокс, - в ужасе восклицает Саманта, но Малдер лишь пожимает плечами.

- Может, поступил бы, может – нет, - отвечает он. – Я не знаю. И чем дольше мы со Скалли остаемся здесь, тем выше вероятность того, что он решит, что присутствие двух офицеров Союза под его крышей плохо на нем скажется. Вот почему я хочу, чтобы мы со Скалли вернулись в полк, как только ей… ему станет лучше.

Поняв по выражению лица Саманты, что та намерена продолжать спор, Скалли спешит вмешаться.

- Он прав, - мягко вставляет она. – Лучшее, что вы можете сделать, это сами оставаться в безопасности. – Она усмехается Малдеру. – А я тем временем сделаю все от меня зависящее, чтобы позаботиться вот о нем ради вас.

- Могу я, по крайней мере, рассказывать вам то, что сумею подслушать? – спрашивает Саманта. – В письмах, я имею в виду. Я стану формулировать их так, чтобы посторонние люди и понятия не имели, о чем я пишу, в отличие от вас, ведь вы будете знать, что искать.

Малдер с явным сомнением смотрит на Скалли.

- Для тебя это большой риск, Сэм, - говорит он. – И я мало что смогу сделать с этой информацией, даже если ты сумеешь выяснить, что задумали отец со Спендером. Я не хочу, чтобы тебя поймали подслушивающей под дверью.

- Я не буду этого делать, Фокс, обещаю, - увещевает его Саманта. – Я просто… не могу сидеть, занимаясь вышиванием, пока ты рискуешь своей жизнью ради дела, в правильность которого я верю ничуть не меньше тебя. Если бы я родилась мальчиком, то сбежала бы из дома, чтобы сражаться с тобой бок о бок – ты знаешь, я бы так и сделала… но я не могу. Так что, пожалуйста, просто позволь мне делать то, что в моих силах, хорошо?

Малдер вздыхает.

- Хорошо, Саманта, - сдается он. – Можешь писать мне о том, что случайно услышишь – а не подслушаешь специально – или о том, что увидишь и сочтешь подозрительным. Но никаких игр в шпионов, никаких пряток в шкафах или за диванами, никакого прикладывания пустых стаканов к стене библиотеки, когда отец разговаривает там с друзьями. – Скалли видит, как Саманта тщательно обдумывает сказанное, ища лазейки в списке запрещенных братом действий. От Малдера, похоже, это тоже не ускользает, потому что он неумолимо продолжает: - Никаких шагов, которые могут привлечь к тебе внимание. Пообещай мне, Саманта, хорошо?

- Хорошо, хорошо, обещаю, Фокс, - в конце концов соглашается она, явно не слишком довольная этим вынужденным согласием. – Но только если ты пообещаешь, что будешь осторожен и не станешь зря рисковать на поле боя.

Малдер улыбается.

- Обещаю, Сэм. По окончании войны мы со Скалли оба вернемся домой целыми и невредимыми. – Он усмехается Скалли. – И где бы мы ни были, ты всегда будешь для нас желанным гостем.

========== Часть 5 Глава 1 ==========

Февраль 1864 года

В окрестностях Вашингтона

Малдер внимательно присматривается к Скалли всю дорогу до зимнего лагеря Потомакской армии. Не похоже, что ей неудобно, да и когда они решили, что пора покидать Калпепер, она уже могла провести целый день на ногах, не испытывая при этом боли… но Малдеру также известно, что она вряд ли охотно признается, что поездка ее утомляет.

- Я в порядке, Малдер, - вздыхает она, в очередной раз заметив его обеспокоенный взгляд. – Я уже неделю чувствую себя достаточно хорошо для того, чтобы вернуться в лагерь. Ты же ведешь себя так, словно я все еще на пороге смерти.

- Только потому, что я до сих пор не могу забыть, как ты выглядела, когда действительно находилась на пороге смерти, причем совсем недавно, - возражает он. – Так что тебе придется простить меня за то, что я еще какое-то время буду чересчур внимателен к твоему здоровью.

- Придется, да? – ворчит она, поплотнее закутываясь в свисающее с ее узеньких плеч пальто. Она все еще носит одежду из гардероба Малдера, перешитую Самантой, чтобы подходила ей по размеру, однако у них не было времени ушить зимнее пальто, так что оно постоянно соскальзывает. Одной из их первых остановок по возвращении в лагерь станет визит к квартирмейстеру для получения нового мундира для Скалли.

Им также нужно заехать к полковнику Скиннеру, полагает Малдер. У Скалли имеется один чрезвычайно важный вопрос к их командиру, и она, скорее всего, не захочет ждать ответа на него дольше, чем это абсолютно необходимо.

Но потом… в конце дня… они окажутся в своей палатке, где их ждет совместная койка, и впервые с возвращения семейства Малдеров на плантацию в декабре у него появится возможность лежать в обнимку со Скалли. Он несколько раз пытался прокрасться в ее спальню по ночам, когда все уже спали, но она каждый раз отсылала его обратно, слишком боясь, что их обнаружат, чтобы позволить ему остаться.

Сегодня, однако, у них не будет причин не спать, обнявшись, тесно прижимаясь друг к другу в попытке сохранить тепло их тел под тонкими одеялами. От одной только мысли об этом Малдеру уже становится теплее.

Но поначалу ему надо доставить их обоих в лагерь, а Скалли, несмотря на все ее усилия скрыть это, уже выглядит уставшей. Она впервые села в седло после ранения, за исключением поездки к хирургу сразу же после того, как ее подстрелили, перенесенной ею в полубессознательном состоянии. Малдер ничего не говорит, но невольно побуждает своего коня идти быстрее, зная, что Скалли будет придерживаться установленного им темпа. Ему совсем не хочется встретить ночь в дороге и быть вынужденными спать под открытым небом.

Зимнее солнце уже клонится к горизонту, когда они пересекают заставы и въезжают в лагерь. В отличие от полевых условий, к которым привыкли Малдер и Скалли, это место носит безошибочные признаки более длительного поселения. Трава между палатками стоптана до земли, тут и там установлены временные деревянные постройки для приготовления и принятия пищи, а также оказания медицинской помощи. Нормальные отхожие места выкопаны на приличном расстоянии от лагеря - армейские инженеры, к счастью, выучили урок после вспышек тифа и дизентерии.

Установить местонахождение 3-й бригады и, соответственно, полковника Скиннера, совсем не трудно. Он располагается не в палатке, а в маленьком деревянном домике, как ему приличествует по рангу. Крохотное строение явно было возведено впопыхах, но тем не менее в нем куда теплее, чем в брезентовой палатке.

Адъютант Скиннера объявляет об их прибытии, и вскоре им позволяют войти. Их командир выглядит вполне бодрым и явно рад видеть их обоих.

- Вы полностью выздоровели, лейтенант Скалли, как я погляжу? – спрашивает он, отмахнувшись от их формальных приветствий, и Скалли кивает.

- Да, сэр, - отзывается она. – Я готова вернуться к несению службы.

Скиннер кивает.

- Нести-то в ближайшее время будет нечего, - отвечает он. – Однако приятно это слышать. Постарайтесь все же не перенапрягаться во время дневных тренировок. Не хотелось бы, чтобы вы опять выбыли из строя. – Он переводит взгляд на Малдера. – В особенности потому, что ваш полковник бесполезен, когда вас нет поблизости.

Малдер пристыженно склоняет голову, но не возражает Скиннеру: в конце концов, тот ведь прав.

- Сэр, - начинает Скалли, - если позволите, я бы хотела задать вам один вопрос. Я просто подумала, не могли бы вы рассказать…

- Вы хотите знать, как я открыл ваш маленький секрет, - прерывает ее Скиннер, и Скалли кивает.

- Да, сэр, - признает она. – Мне нужно знать… если вы не против рассказать… потому что если я неосознанно делаю что-то выдающее меня, тогда мне нужно это немедленно прекратить.

Отрывисто кивнув, Скиннер проходит мимо Скалли, открывает дверь и обращается к своему адъютанту.

- Томас, сынок, сбегай к квартирмейстеру, - говорит он. – Лейтенанту Скалли потребуется комплект новой формы, включая пальто. Принеси самый маленький из имеющихся размеров. – Лейтенант Томас кивает, отдает честь и исчезает среди окружающих барак палаток. Скиннер закрывает дверь и поворачивается обратно к Малдеру и Скалли. – Хотел избежать риска быть подслушанным, - поясняет он. – И уверен, что вам и вправду нужна новая форма. Я прав?

- Да, сэр, - соглашается Скалли. – Спасибо.

Скиннер садится на свою койку и окидывает Малдера и Скалли задумчивым взглядом.

- Прошлым летом, - приступает он к рассказу, - за несколько дней до Геттисберга и незадолго до того, как я передал вам, Малдер, управление 83-м Пенсильванским полком, в мою штаб-квартиру прибыл один человек – гражданский. Он искал солдата по имени Скалли и прибыл ко мне, так как до него дошли слухи, что в 3-й бригаде, а возможно, и в моем полку, есть один с такой фамилией.

Малдер видит, что Скалли заметно напрягается.

- Он назвался, сэр? – спрашивает она.

- Да, его звали Уотерстон, - отвечает Скиннер. – Доктор Дэниел Уотерстон. На тот момент гражданский, но в прошлом работал врачом в Теннессийской армии. Он объяснил мне, что если Скалли в моей бригаде был тем, кого он искал, то меня ждет сюрприз, приглядись я к нему повнимательнее.

Скалли закрывает глаза и делает глубокий вдох, после чего переводит взгляд на Малдера.

- Так прошлым летом он еще не прекратил поисков, - говорит она. – По правде говоря, меня это удивляет. Я думала, что когда он узнает, что я сделала, то полностью спишет меня со счетов. – Она оборачивается обратно к Скиннеру. – Мои родители хотели выдать меня замуж за доктора Уотерстона, - поясняет она. – Попытка сбежать от него стала основной причиной того, почему я… сделала то, что сделала.

- Я так и понял из разговора с ним, - отвечает Скиннер. – Он сказал мне, что мужчина, которого он ищет, на самом деле вовсе не мужчина, и что семья молодой женщины попросила его привести ее домой прежде, чем она могла бы угодить в еще большие неприятности. – Он приподнимает брови, глядя на Скалли. – Я же ответил, что единственный Скалли в моей бригаде под два метра ростом и носит настолько густую бороду, что в ней разместилось бы целое семейство воробьев на зимовку. – Малдер разражается удивленным смехом, и Скиннер наконец тоже улыбается. – Мне не понравился его вид. Я не доверял его намерениям и хотел избавиться от него как можно быстрее. Я никогда его потом не видел… но в следующий раз при встрече с вами, лейтенант Скалли, я присмотрелся повнимательнее и все понял.

Скалли немного расслабляется.

- Так дело не в том, что я выдала себя? – спрашивает она, и Скиннер качает головой.

- Большинство остальных мужчин, вероятно, пришли к тому же заключению, что и я до визита доктора Уотерстона, - отвечает он. – До этого я просто предполагал, что вы очень молоды - вероятно, на год или два моложе восемнадцати - но все же юноша. И никто не собирался выдавать вас, включая меня: для этого вы слишком умелый солдат. Ваше исключение из наших рядов стало бы большой потерей для полка.

- Я тоже так считал, - признает Малдер, усмехаясь при мысли обо всех тех внутренних диалогах с самим собой, когда он пытался решить, является ли безответственным капитаном, раз позволяет оставаться солдату, который явно слишком молод для того, чтобы сражаться. Скиннер кивает.

- Как я уже сказал, большинство мужчин наверняка пришли к тому же выводу, - говорит он. – Так что продолжайте делать все то же самое, что и раньше, Скалли, и проблем не возникнет. Со мной так уж точно.

Скалли благодарно ему улыбается.

- Спасибо, сэр, - говорит она. – Ваша вера в меня много для меня значит.

- Она вполне заслуженна, – отзывается Скиннер, и Скалли слегка краснеет.

Тут раздается стук в дверь. Скиннер встает, чтобы открыть, и на пороге оказывается лейтенант Томас, держащий охапку сложенной одежды с синей фуражкой наверху.

- Пожалуйста, сэр, - говорит он, передавая свою ношу Скиннеру, который немедленно вручает ее Скалли.

- Спасибо, лейтенант Томас, - говорит она. – И спасибо вам, полковник Скиннер. Не будем больше отнимать у вас время.

Скиннер кивает и возвращает их прощальный жест, после чего Малдер и Скалли выходят на прохладный воздух снаружи и начинают лавировать между палаток в поисках своего полка.

Прибытие обоих – полковника и его адъютанта – встречено радостными криками мужчин, сидящих вокруг костров в попытке согреться, и вскоре уже Малдер и Скалли окружены теми, кто хочет пожать руку Скалли и похлопать ее по спине. Малдеру приходится держать себя в руках, чтобы не заслонять ее от сослуживцев, слишком активных в своем желании поприветствовать ее возвращение.

- Ладно, ладно, хватит, - в конце концов не выдерживает он. – Мы ехали целый день и очень устали, а потому хотим лишь поужинать и лечь спать.

Мужчины неохотно расходятся, и Малдер со Скалли могут наконец беспрепятственно добраться до своей палатки. Оказавшись внутри, Скалли со стоном опускается на койку и закрывает глаза.

- Знаю, нам надо поесть, - вздыхает она, - но я могла бы уснуть прямо сейчас.

Малдер тихонько посмеивается.

- С каких пор ты не можешь просто так взять и заснуть в любую секунду? – спрашивает он, и Скалли лениво взмахивает рукой в его направлении, промахнувшись сантиметров на тридцать. – Хотя бы надень свой новый мундир – он шерстяной, и в нем куда теплее, чем в том, что на тебе сейчас.

- Признайся, что просто хочешь увидеть меня голой, - говорит Скалли, смотря на него чуть приоткрытым глазом.

- Готов признать, что частично это так, - отвечает он, - но также правда и то, что так тебе будет теплее, разве нет?

Снова издав тяжелый вздох, Скалли встает. Малдер тут же плюхается на освободившееся место и внимательно наблюдает за тем, как она снимает пальто, пиджак и брюки. Бросив на него застенчивый взгляд, она начинает расстегивать свое хлопковое нижнее белье, готовясь сменить его на шерстяное, и он подбадривающе ей улыбается.

- Слишком уж ты этим наслаждаешься, - обвиняюще заявляет она, и его улыбка превращается в дразнящую усмешку.

- О, не думаю, что это вообще возможно, - заверяет он ее. Она качает головой, вспыхивая багряным румянцем, что лишь усиливает возбуждение Малдера. Он скользит взглядом по каждому сантиметру ее кожи цвета слоновой кости и использует весь свой самоконтроль, чтобы не тянуться к ней. «Позже, - решительно заявляет он себе. – Ты будешь здесь с ней каждую ночь. А сейчас ей нужен горячий ужин, а не твои лапающие ее шаловливые ручонки».

К сожалению, она не снимает повязки вокруг груди, но взгляду Малдера открывается отличный вид всего остального ее тела с его приятными округлостями, образовавшимися за два месяца отдыха и употребления хорошей еды. Он грустно вздыхает, когда она снова мало-помалу облачается в новый чистый мундир, который, к счастью, только чуть-чуть ей велик, и надевает синюю фуражку поверх своих недавно остриженных рыжих кудрей; Джеймс подровнял их по просьбе Малдера перед их отъездом с плантации.

Когда она разворачивается к нему лицом, то снова являет собой умного, умелого солдата, которого Малдер встретил почти год назад, и его сердце внезапно переполняется такой любовью к ней, что он не в силах произнести ни слова. Он садится и тянется к ней, беря ее за руку и привлекая к себе, так что она встает у него между колен. Он кладет руки ей на бедра, и, мягко улыбнувшись ему, она берет его лицо в ладони, наклоняется и целует в лоб.

- Я есть хочу, Малдер, - говорит она. – Давай найдем что-нибудь перекусить.

От полковых поваров они получают порцию крепкого кофе, бекона, каких-то сомнительных на вид овощей и, разумеется, галеты. Когда они усаживаются у костра, Скалли поднимает свой кусок серого, неаппетитного на вид хлеба и тяжело вздыхает.

- Ну, вот мы и вернулись, - начинает она, макая галету в чашку с кофе, - к роскошной жизни, наполненной праздным времяпрепровождением и изысканной едой.

Малдер смеется.

- Да, куда уж без недостатков, - соглашается он. – Но в возвращении в лагерь есть и парочка позитивных аспектов, если знать, в чем они состоят.

Она смотрит на него, вопросительно подняв брови и не донеся кусок размоченного хлеба до рта.

- О? – спрашивает она. – И чтоже положительного ты нашел в жизни в лагере?

- Ничего такого, о чем бы я мог упомянуть здесь, - легкомысленно отзывается он, и, вспыхнув, Скалли с удвоенным усердием принимается за свой ужин.

Когда они уже заканчивают, к ним не спеша приближается рядовой Йоргенсен, прижимая к груди чашку с кофе.

- Слыхал, ты вернулся, - говорит он Скалли. – Снова здоров и полон сил, да?

Скалли кивает.

- Здоров, полон сил и готов вернуться в строй, - подтверждает она, и Йоргенсен усаживается рядом, похлопывая ее по спине свободной рукой.

- Молодец парень, - говорит он. – А вот он, - он подбородком указывает на Малдера, - не мог отличить задницу от головы, пока тебя не было.

Скалли смеется.

- Да, мне говорили, - отвечает она.

- Все было не настолько ужасно, - протестует Малдер. – Я был рассеянным, возможно, но не полностью потерял голову.

- Нет, только ту ее часть, что отвечает за принятие правильных решений, - подтрунивает Йоргенсен, впрочем, довольно добродушно. – Мы через несколько дней перестали играть с ним в покер, потому что нам было совестно каждую ночь обирать его.

- Совершеннейшее преувеличение, - бормочет Малдер, склоняя голову и концентрируя все свое внимание на беконе, тогда как Скалли снова задорно смеется. – Я предпочел больше не играть, потому что мне нужно было сосредоточиться на куда более важных вещах.

- Как скажете, полковник, - посмеивается Йоргенсен. – Как бы там ни было, Скалли, хорошо, что ты вернулся.

Когда с жалкой пародией на еду покончено, Малдер и Скалли наконец могут вернуться в свою палатку; длительная езда верхом служит удачным оправданием раннего отхода ко сну. По правде говоря, Малдер чувствует себя немного ошеломленным, внезапно будучи окруженным таким большим количеством людей после пары месяцев в компании только Саманты и Скалли, и потому рассматривает сон как способ побега ото всей этой суеты.

Малдер целый день напоминал себе, что Скалли, вероятно, утомлена, и, скорее всего, у нее все тело болит после долгого пребывания в седле, и решил, что, когда придет время ложиться спать, поведет себя как настоящий джентльмен. Он поклялся, что будет держать руки при себе и хотя и будет обнимать ее, чтобы согреть, но этим и ограничится.

Его решимость подвергается суровому испытанию в тот же момент, когда они ложатся бок о бок на койку, укрытые своими одеялами (плюс тем, что Малдер захватил из дома), тесно прижимаясь друг к другу. Все начинается с нежного поцелуя перед сном, но легчайшее прикосновение к ее губам зажигает внутри него огонь, и, несмотря на все благие намерения, его тело мгновенно реагирует.

Скалли чувствует это и, когда поцелуй заканчивается, опускает взгляд на его тесно прижатый к ней пах, после чего вновь смотрит ему в глаза и соблазнительно закусывает губу.

- Возможно, мы еще не вполне готовы отойти ко сну? – игриво предполагает она, поигрывая с волосами у него на затылке.

- Тебе надо спать, - протестует он, хотя и не слишком убедительно. – День был долгим, как и сама… поееееездка… оооо… - Его голос срывается, превращаясь во вздох, когда она опускает руку и берет его член в ладонь поверх нижнего белья. Она снова целует его, и тут остатки его решимости испаряются без следа.

Раздевание, замечает он, куда более чувственный опыт, нежели простое наблюдение за тем, как она стягивает свою ночную рубашку, даже если снимаемые им с нее предметы одежды определенно мужские. Его мысли обращаются к тем будущим дням, когда вместо них он станет избавлять ее от платьев, корсетов и сорочек, когда ее волосы отрастут достаточно для того, чтобы превратиться в длинную шикарную волну рыжего шелка, которую можно будет пропускать между пальцев.

Но и в своем нынешнем виде она кажется ему красивее всех на свете, особенно сейчас, когда ее щеки пылают от возбуждения и решимости поскорее раздеть и его. Когда последний предмет их одежды сброшен на землю, он с благоговением проводит ладонями по ее телу, помедлив, когда достигает грудей. Он целует их, зарываясь в них лицом и ощущая странно грубую кожу со следами, оставшимися от ее повязок. То, что нечто столь удивительное и прекрасное так долго приходится прятать, кажется ему преступным, и он решает, что в будущем будет поощрять ее демонстрировать свою фигуру столько, сколько ей захочется, и плевать на скромность. Если же она этого не захочет, он не станет ее принуждать, разумеется, но ее тело – настоящее произведение искусства, и чем дольше ей приходится его прятать, тем более очевидным это ему представляется.

- Ты уделяешь им слишком много времени, - запыхавшись, замечает она, улыбаясь ему, когда он втягивает сначала один, а потом второй сосок в рот.

- Я просто отдаю им должное – нечто столь изысканное вполне этого заслуживает, - отвечает он, вызывая у нее смех. Она тянет его на себя, пока они не оказываются лицом к лицу, и целует, закидывая ногу ему на бедро.

Как и в первый раз, все происходит довольно быстро, и, закончив, он прекрасно осознает, что оставил ее в подвешенном состоянии. Он пытается решить, осторожно вытирая ее живот платком, как довести ее до оргазма ртом, как раньше, но это довольно сложно осуществить на узкой койке, и он уж точно не собирается предлагать ей лечь на холодную влажную землю. Скалли, слава богу, кажется, отлично понимает его дилемму.

- Вот так, - говорит она, беря его за руку и перемещая ее себе между ног. Она направляет его ладонь к клитору и показывает, как прикасаться к ней, водя по нему двумя пальцами в деликатном круговом поглаживании. Когда он понимает, что от него требуется, когда прилагает нужное давление и работает пальцами с той скоростью, которую она от него ждет, она позволяет ему продолжать самостоятельно и, взяв его лицо в ладони, крепко целует.

Он внимательно следит за всем, от чего ее дыхание ускоряется, за всем, что заставляет ее судорожно вздыхать или выгибаться ему навстречу, и повторяет это раз за разом, держа глаза открытыми во время поцелуя и наблюдая за тем, как она стремительно приближается к развязке.

- Сильнее, - шепчет она ему на ухо минуту спустя, и он подчиняется. Вскоре она уже извивается всем телом, цепляясь за его плечи и плотно прижимаясь ртом к его рту, чтобы он поглотил ее восторженные крики.

Они лежат в объятиях друг друга достаточно долго, чтобы их тела успели остыть и холодный февральский воздух снова дал о себе знать. Вздохнув с сожалением, они снова натягивают на себя шерстяное нижнее белье, содрогаясь от того, каким холодным оно стало после пребывания на земле.

Полностью одевшись, они снова устраиваются в обнимку на койке и укрываются одеялами, защищающими их от холода окружающего мира. Скалли перекатывается на бок, спиной к Малдеру, который обвивает ее руками, идеально повторяя изгибы ее миниатюрного тела своим куда более крупным.

- Пообещай, - бормочет он ей на ухо, когда его начинает одолевать сонливость, - что даже когда мы поженимся и нам больше не придется спать в подобной тесноте, даже если наша супружеская постель будет размером со штат Мэриленд, мы с тобой все равно будем спать вот так.

В ответ она прижимается еще ближе к нему.

- Пожалуй, я ничего против этого не имею.

========== Глава 2 ==========

Март 1864 года

В окрестностях Вашингтона

Ежедневная рутина зимнего лагеря Потомакской армии поразительно однообразна. Каждое утро солдаты начинают с одного и того же завтрака, потом занимаются строевой подготовкой, едят ланч, состоящий из кофе и галет, и во второй половине дня им уже совершенно нечего делать. Ужин имеет место вскоре после захода солнца… и остается еще несколько бесцельных часов, которые нужно как-то убить до отхода ко сну. В отсутствие запланированных мероприятий мужчинам приходится самим придумывать, чем себя занять.

Те, кто принес с собой из дома музыкальные инструменты, образуют доморощенные ансамбли и дают концерты, а также устраивают хоровые пения, которыми Малдер от души наслаждается. Сам он не играет ни на каком музыкальном инструменте и не поет, но ему нравится сидеть у костра и слушать исполнение других, мечтая о послевоенных днях, когда им со Скалли больше не придется скрываться. Они будут танцевать на балах, уверен он, кружась в танце в объятиях друг друга, одетые в самые лучшие свои одежды. Эти манящие грезы наяву помогают ему коротать холодные и скучные зимние вечера, когда Скалли нет рядом.

По ее настоянию, они не проводят все время вместе. Скалли полагает, что если она будет буквально не отходить от него, это может привлечь к ним внимание. На поле боя совсем другое дело - это даже ожидаемо, что она тенью последует за ним. Но здесь, где ему редко требуются ее услуги, покажется странным, что они постоянно вместе. Скалли почти каждый день проводит с другими солдатами их полка, хотя по вечерам всегда возвращается в их совместную палатку.

Порой они составляют компанию полковнику Скиннеру – либо у костра, либо в относительной приватности его хижины, нахождение за хлипкими стенами которой приносит им некоторое облегчение, позволяя побыть в уединении, подальше ото всех остальных, без опасения, что какое-то неосторожное слово может нанести непоправимый вред Скалли. Они все еще чрезвычайно сдержанны в присутствии Скиннера – и, разумеется, не открыли ему истинную природу своих отношений – но само нахождение рядом с тем, кто знает правду, действует удивительно расслабляюще.

Помимо совместного времени со Скалли, больше всего Малдер ожидает регулярных писем Саманты. Она пишет ему по крайней мере раз в неделю и, как и обещала, наполняет свои письма странными, сбивающими с толку комментариями. Некоторые Малдер способен расшифровать, другие остаются для него полнейшей загадкой.

- Вокруг вьется слишком много старых ворчливых ворон, так что у меня нет ни минуты покоя, - пишет она в одном письме, что, по мнению Малдера, означает множественные собрания в доме. Но когда она сообщает ему, что снаружи слишком холодно, чтобы проветривать простыни, он и понятия не имеет, что она под этим подразумевает.

- А есть вероятность, что она и вправду говорит о простынях? – спрашивает Скалли, ломая голову над этим письмом в уединении их палатки. Они лежат под одеялами бок о бок, сохраняя тепло, но еще не будучи готовыми отойти ко сну.

- Сомневаюсь, - отвечает Малдер. – Не похоже, чтобы Сэм стала сама проветривать свои постельные принадлежности вне зависимости от погоды. – Он вздыхает и теснее прижимается к Скалли, уткнувшись носом ей в шею. – Уверен, что это послание, просто я даже не представляю, что она пытается до меня донести, и не могу попросить ее пояснить.

Время от времени Саманта пишет о том, что Малдер находит по-настоящему тревожным. Ее первое письмо в марте до такой степени переполнено странными фразами, что Малдер с трудом понимает его содержание.

- Я почти готов отправиться в Калпепер, чтобы убедиться, что она в порядке, - шепотом сообщает он Скалли и Скиннеру, когда они пьют кофе в хижине последнего.

- Я предоставлю вам отпуск на несколько дней, если вы и вправду беспокоитесь о ней, - предлагает Скиннер, и Малдер ощущает прилив признательности к своему командиру.

- Я это ценю, - отвечает он. – Единственное, что меня останавливает, это трудности с придумыванием причин моего визита, когда родители спросят, зачем я приехал.

- Ваши родители действительно станут спрашивать вас о причине вашего визита? – уточняет Скиннер. – Они что, совсем не будут рады вас видеть?

- Отец не вышвырнул нас со Скалли в декабре только потому, что она еще не полностью поправилась, и ему казалось, что, позволив ей остаться до полного выздоровления, он отплатит ей долг за спасение моей жизни в Геттисберге.

Скиннер выглядит еще более удивленным.

- Он благодарен Скалли за ваше спасение, но не хочет, чтобы вы приезжали домой. – Он качает головой. – В этом нет смысла, Малдер.

- О, поверьте мне, я знаю, - мрачно улыбаясь, отвечает тот.

- Думаю, вполне логично, что он не захочет, чтобы его единственный сын погиб, - резонно замечает Скалли. – Он зол, так как ему кажется, что ты отвернулся от семьи, но это вовсе не означает, что он желает тебе смерти.

- Верно, он просто не хочет больше меня видеть, - отзывается Малдер, смеясь лишенным юмора смехом. Скалли накрывает его ладонь своей и нежно сжимает, однако одергивает руку, когда Скиннер удивленно приподнимает брови.

- Мне кажется, однажды он передумает, Малдер, - продолжает она. – Я правда так думаю. Война не будет продолжаться вечно. Когда она закончится, когда мы победим, страна снова станет единой, только уже без рабства. Споры по поводу владения рабами станут бессмысленными, потому что их просто не будет. Что он сделает, когда придет время передать плантацию следующему поколению? Он и вправду поставит под удар все, что построил, из-за устаревшего спора?

- Он всегда сможет передать все будущему мужу Саманты, - возражает Малдер.

- Он действительно рискнет всем своим состоянием, доверившись человеку, которого знает недостаточно хорошо, тогда как ты сам мне говорил, что он готовил тебя к управлению бизнесом с детских лет?

Малдер пожимает плечами.

- Полагаю, мы узнаем ответ на этот вопрос после окончания войны, - вздыхает он.

Снаружи вдруг слышится какой-то шум, а затем раздается резкий стук в дверь.

- Входите, - приглашает Скиннер, и лейтенант Томас просовывает голову внутрь.

- Полковник Скиннер, сэр, дозорные с кордонов только что привели в лагерь двух гражданских, - рапортует он. – Мужчину и женщину. Они ищут полковника Малдера.

Малдер быстро поднимается на ноги, и Скалли со Скиннером следуют его примеру.

- Думаешь, это твои родители? – спрашивает у него Скалли. – Или твой отец и Саманта?

Малдер стискивает зубы, когда они втроем выходят из домика Скиннера.

- Сомневаюсь, - говорит он. – Моя мать ездит верхом только в случае крайней необходимости, а Саманту родители и на пушечный выстрел не подпустят к военному лагерю.

Скалли выглядит встревоженной его словами.

- Но тогда остается…

- Знаю, - отрывисто бросает он. – Хотя и понятия не имею, что она тут забыла.

Лейтенант Томас жестом просит их следовать за ним. Вскоре они достигают западного входа в лагерь… и обнаруживают ожидавших их Чарльза Спендера и Диану Фоули в окружении доставивших их туда солдат, которые с подозрением косятся на незваных гостей. Диана поворачивается, когда они приближаются, и сразу же замечает Малдера.

- Фокс! – восклицает она, растягивая губы в широкой улыбке. Малдер почти чувствует, как стоящая рядом Скалли напрягается. – Слава богу, ты здесь!

- Что ты тут делаешь, Диана? – спрашивает Малдер, подходя ближе. Она берет его за руку и сжимает ее обеими ладонями.

- Нам нужно немедленно поговорить с тобой, Фокс, - говорит она.

- О чем? – спрашивает он. – С моей семьей все в порядке? Что-то случилось с Самантой?

- О, ничего такого! – заверяет его Диана.

- Тогда в чем дело?

Стоявший позади Дианы Спендер обводит взглядом явно заинтересовавшихся всем происходящим солдат.

- Нет ли тут места, где мы могли бы поговорить наедине? – предлагает он. Малдер разворачивается к полковнику Скиннеру, который отрывисто ему кивает.

- Ребята, возвращайтесь на свои посты, - говорит он солдатам с кордона, которые отдают ему честь и уходят. – Остальные следуйте за мной. – Он резко разворачивается и вместе с идущим рядом с ним лейтенантом Томасом лавирует между палаток, предоставляя Малдеру, Скалли, Спендеру и Диане следовать за ними.

Скиннер останавливается перед большой палаткой, используемой для приготовления пищи, которая в это позднее время пустует.

- Пожалуйста, дайте знать, если вам потребуется моя помощь, - говорит он Малдеру. – Когда закончите, лейтенант Томас пошлет за дозорными с кордона, чтобы эскортировать их из лагеря.

- Спасибо, сэр, - благодарит его Малдер. Спендер с Дианой заходят в палатку, и они со Скалли ступают следом.

Уже внутри Диана недоверчиво хмурится при виде Скалли, и та отвечает ей невозмутимым взглядом.

- Фокс, мы с папой предпочли бы поговорить с тобой наедине, - говорит она. – Лейтенант Скалли может подождать снаружи, не так ли?

- Скалли может остаться здесь со мной, - твердо заявляет Малдер.

- Боюсь, мы вынуждены настаивать, - встревает Спендер, и, видя, что Малдер намерен и дальше спорить, Скалли мягко касается его руки.

- Все в порядке, - заверяет она его. – Я подожду снаружи с лейтенантом Томасом.

Малдер не хочет, чтобы Скалли уходила, но она покидает палатку прежде, чем он успевает возразить. Тогда он разворачивается обратно к Спендеру и Диане, решив, что чем быстрее выслушает их, тем быстрее сможет выставить их из лагеря.

- Что все это означает? – требовательно спрашивает он. – Что вы здесь делаете?

Спендер с Дианой обмениваются взглядами, после чего Диана выступает вперед, подходя к нему, и Малдеру приходится приложить почти нечеловеческое усилие, чтобы не отпрянуть от нее.

- Фокс, - начинает Диана, - случилось нечто ужасное, и нам нужна твоя помощь. – Малдер ничего на это не говорит, ожидая продолжения и спрашивая себя, что она хочет от него на этот раз. – Против меня выдвинули обвинения – совершенно абсурдные, ведь каждый, кто меня знает, сразу же поймет, что они не более чем отвратительная клевета – и тогда как ты, разумеется, не поверил бы ни единому слову, до папы дошли сведения о моем готовящемся аресте.

Малдер удивленно приподнимает брови.

- Кто хочет твоего ареста, Диана? – спрашивает он.

- Союзная армия, разумеется, - отвечает она. – Я уверена, что это просто коварный план, чтобы добраться до папы, дискредитировать его перед его деловыми партнерами и убедиться, что он навсегда исключен из политики, если война закончится не в нашу пользу.

Малдер складывает руки на груди и размышляет над тем, как ему разыграть свои карты. Он примерно представляет, чего она от него хочет. Следует ли ему прикинуться удивленным, или же это отличная возможность сказать ей то, что он уже знает, и навсегда избавиться от нее?

- Видишь ли, Фокс, - продолжает Диана, подступая еще ближе, - недавно нам стало известно о злопыхательских слухах, распространяемых обо мне. Я не знаю наверняка, кто их начал, но… - Она закусывает губу. – Что ж, я не уверена, как лучше тебе об этом сказать, Фокс, и именно поэтому мы хотели поговорить с тобой без лейтенанта Скалли… но у нас есть серьезные подозрения в том, что он дал начало этим слухам прошлым летом, когда подслушал мой разговор у театра.

Малдер лениво приподнимает брови, словно находя это лишь отдаленно интересным.

- Ты ничего не хочешь сказать? – требовательно вопрошает Спендер, окидывая его сердитым взглядом. – Или ты тоже подпал под влияние этого молодого человека с его пристрастием к клеветническим измышлениям?

- Что ж, - начинает Малдер, - я сомневаюсь, что лейтенант Скалли ответственен за что-либо, кроме исполнения своего долга путем привлечения моего внимания к тому, что он счел подозрительным. В его обязанности входит охрана моих интересов, но я не верю, что он стал бы делиться услышанным еще с кем-то.

Диана открывает рот, чтобы оспорить его заявление, но Спендер ее опережает.

- Вне зависимости от того, кто ответственен за распространение этих слухов, факт остается фактом: моей дочери грозит опасность ареста и заключения в тюрьму, - говорит он. – Ты, однако, находишься в идеальном положении, позволяющем не допустить этого.

- Чего же вы от меня ожидаете? – спрашивает Малдер. – Чтобы я отправился к тем, кто планируют ее арест, и сказал, что они все неправильно поняли? Свидетельствовал в ее пользу в суде? Обратился к генералу Гранту с требованием очистить ее имя? – Он качает головой. – Вы переоцениваете мое влияние, если дело в этом.

- Нет, ей не этого от тебя надо, - говорит Спендер. – Нам нужно, чтобы ты выполнил свое обещание. – «О, - думает Малдер. – Вот мы и подобрались к сути».

- О каком обещании идет речь? – спрашивает он, изображая вежливое недоумение. Он отлично понимает, что имеет в виду Спендер, но хочет, чтобы Диана произнесла это вслух.

- Не притворяйся тупым, мальчик, - рявкает Спендер. – Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

- Нет, боюсь, что не знаю, - сокрушается Малдер и, повернувшись к Диане, добавляет: - Не могла бы ты пояснить?

- Мне нужно, чтобы ты сделал то, что мы всегда планировали сделать, когда станем достаточно для этого взрослыми, Фокс, - говорит она. – Мне нужно, чтобы ты женился на мне, разумеется.

Малдеру на миг приходит в голову мысль о том, как сильно все изменилось за столь короткий промежуток времени. Год назад он бы охотно, даже с радостью согласился на предложение Дианы и глазом не моргнув. Сейчас же… он и представить себе не может что-нибудь, чего бы ему хотелось меньше.

- Ясно, - только и говорит он.

- Ты сделаешь публичное заявление, - продолжает Диана. – Ни один офицер Союза не женился бы на женщине, которая, предположительно, шпионит в пользу армии, с которой он сражается, верно?

- Нет, полагаю, что не женился бы, - соглашается Малдер, и Диана расслабляется, очевидно, решив, что он начинает смотреть на вещи с ее точки зрения.

- Если мы с тобой поженимся, я буду защищена, - настоятельно продолжает она. – Слухи, уверена, прекратятся – особенно, если ты отстранишь лейтенанта Скалли от должности своего адъютанта и публично назовешь его тем, кто все это начал.

Малдер с трудом подавляет вспышку ослепляющего гнева. Одно дело прибыть в его лагерь и потребовать от него расписаться в лояльности ей и совсем другое – также ожидать, что он отвернется от самого важного для него человека.

- У этого плана есть один существенный недостаток, Диана, - начинает он, сумев придать своему голосу спокойствие, которого отнюдь не ощущает. – Хотя нет, даже несколько недостатков, но мне сразу же приходит на ум, что я никогда даже не обещал жениться на тебе.

Оба Спендер и Диана замирают на месте, смотря на него с открытыми ртами. Диана первой справляется с потрясением.

- Но… конечно же, ты обещал, Фокс! – настаивает она. – Так было решено, еще когда мы были детьми!

- Ты можешь назвать точную дату, когда я попросил твоей руки? – спрашивает он. – Или же день, когда я попросил благословения у твоего отца? У тебя есть копия объявления о помолвке, отправленного в местные газеты?

- Ну, нет, разумеется, но… - Диана, кажется, не в силах подобрать нужные слова. Похоже, ей и в голову не приходило, что у него могут возникнуть возражения. – Это всегда подразумевалось, Фокс! Между обеими нашими семьями!

- Да, мне хорошо известны сделанные на этот счет предположения, - признает он. – Но я спрашиваю тебя о другом: когда я обещал жениться на тебе? Когда я вообще говорил, что намерен это сделать?

- Прекращай этот балаган, - гневно прерывает его Спендер. – Ты прекрасно знаешь, что мы с твоим отцом всегда планировали, что вы поженитесь и объедините наши состояния и деловые предприятия. Это был давний план, и твое внезапное желание изобразить удивление просто абсурдно.

- Я знаю, что вы с отцом планировали, - отвечает на это Малдер. – Но я также знаю, что со мной по этому поводу не советовались, и что я никогда не обещал осуществить этот план. Так что когда я говорю, Диана, что не намерен жениться на тебе, то не нарушаю никаких обещаний.

- Так твой драгоценный Скалли и до тебя добрался, да? – спрашивает Диана, довольно убедительно сумев выдавить из себя несколько слезинок. – Фокс, ты меня знаешь. Когда я вообще проявляла интерес к каким-то политическим темам? Что могло побудить меня подвергнуть мою честь – даже жизнь - опасности из-за того, до чего мне нет никакого дела?

- Ты никогда не интересовалась политикой, верно, - признает Малдер. – Но ты права: я действительно тебя знаю. И я знаю, как тебе ненавистна сама мысль об изменении твоего статус-кво. Тебе нравится, чтобы все в твоей жизни развивалось по определенному сценарию, и когда этому что-то угрожает, ты ни перед чем не остановишься, чтобы убедиться, что все останется именно так, как тебе этого хочется. Мое присоединение к армии Союза нанесло удар по твоему статус-кво. Вероятность того, что однажды тебе, возможно, придется платить слугам, которые делают все, чтобы тебе и пальцем не приходилось шевелить самой, еще больше повлияла бы на твою жизнь, верно? Так что прости, конечно, но у меня не возникает больших трудностей с тем, чтобы поверить, что ты могла заниматься легким шпионажем, чтобы сохранить существующий порядок вещей.

Спендер угрожающе наступает на Малдера.

- А теперь послушай меня, мальчик…

- Скажи мне, - не дав сбить себя с толку, продолжает Малдер, - сколько было твоему другу Алексу, когда родился его сын? – Спендер останавливается, тупо смотря на Малдера. – Его сын, Диана, тот, которого, как ты мне объяснила, он хочет пристроить в офис твоего отца в Калпепере. Сколько было Алексу, когда он стал отцом?

- Я не… что… я… - Диана опять не находит слов, и если бы Малдер не был так зол, то, вероятно, счел бы забавным то, как отчаянно она пытается придумать, что сказать. – Откуда мне знать, Фокс? И какое это имеет значение?

- Большое, - возражает Малдер, - потому что, как я понимаю, твой друг мистер Крайчек не старше меня. Так что я вижу тут только два объяснения: либо Алекс стал отцом этого ребенка, когда еще носил короткие штанишки и играл в «пни жестяную банку»… либо этот его сын вообще не существует, Диана, и ты лгала мне прямо в лицо о вашем разговоре у театра в тот вечер. – Он натянуто ей улыбается. – Ты без труда можешь понять, отчего я нахожу одно из этих объяснений немного более правдоподобным, чем другое.

- Что ты хочешь сказать, Фокс? – слезливо спрашивает Диана.

- Я хочу сказать, что какие бы слухи о тебе ни распространялись, Диана, я в них поверю без труда, - холодно отзывается Малдер. – Особенно, если люди говорят, что ты в течение года пыталась вытянуть из меня информацию о расположении и планах Союзной армии в надежде передать ее своему отцу.

Диана закрывает лицо руками, но это лишь притворство: у нее не получается изобразить фальшивые слезы, и ярость от разоблачения наверняка ее выдаст.

- Мальчик, если ты этого не сделаешь, - рычит Спендер, наступая на Малдера, - если не женишься на моей дочери, если откажешься защитить ее… я обещаю, что ты будешь жалеть об этом до конца своих дней. – Он жестоко усмехается. – Или того, что от них осталось, то есть, могу обещать, всего ничего.

- Я рискну, - холодно отвечает Малдер. – А сейчас, мне кажется, вам уже пора. Лейтенант Томас проводит вас до кордона, а дозорные отведут на безопасное расстояние от лагеря.

- Фокс, пожалуйста, - рыдает Диана. – Ты не можешь так со мной поступить. У меня нет шансов без твоей защиты.

Однако Малдер остается равнодушен к ее мольбам.

- Желаю удачи, Диана, - отвечает он. – Сомневаюсь, что мы еще встретимся.

Спендер выглядит так, словно готов придушить Малдера – его пальцы даже подергиваются, как будто ему отчаянно хочется достать револьвер, который наверняка спрятан у него под пальто – но в конце концов он предпочитает просто схватить Диану за руку и вытолкнуть из палатки. Малдер без сил опускается на раскладной стул и испускает тяжелый вздох.

Полог палатки шуршит, и он слышит тихие шаги, однако не поднимает голову. Нежная рука поглаживает его по голове, замирая на затылке, и, вслепую положив ладони на узкие бедра Скалли, Малдер привлекает ее к себе. Она обвивает его голову руками, прижимая ее к своему животу, и он обнимает ее за талию, делая глубокий вдох и наслаждаясь даруемым ею комфортом.

- Ты в порядке? – спрашивает она, поглаживая его по волосам. Он кивает в ответ.

- Думаю, да, - честно признает он. – Для меня стало облегчением разделаться со всем этим раз и навсегда. – Он чуть отстраняется и заглядывает ей в глаза. – Теперь я чувствую себя свободным. Я могу больше никогда о ней не вспоминать, если захочу.

Скалли не кажется убежденной.

- Ты не думаешь, что она попробует отомстить? – спрашивает она. – Или ее отец? Он выглядел весьма пугающе, когда уходил… и его угрозы были довольно серьезными.

Малдер выгибает бровь.

- Подслушивала, да? – спрашивает он, но явно не злится на нее за это.

- У меня было нехорошее предчувствие по поводу всей этой встречи, - отвечает она, пожимая плечами. – Если кто-то из них хотя бы попробовал напасть на тебя, я хотела быть рядом, чтобы не допустить этого.

Малдер усмехается ей.

- Ничто не помешает тебе броситься на мою защиту, да, Скалли? – спрашивает он, и она нежно ему улыбается.

- Разумеется, нет, - отвечает она и, оглянувшись, чтобы убедиться, что полог палатки опущен и их никто не увидит, наклоняется и целует его в лоб. – У меня личный интерес в том, чтобы сохранить вам жизнь до конца войны, полковник Малдер. И вне зависимости от того, как сильно вы можете пытаться помешать мне, я намерена любой ценой исполнить свой долг.

========== Глава 3 ==========

Март 1864 года

В окрестностях Вашингтона

День, когда в лагерь прибывает гонец, выдается первым по-весеннему теплым. Малдер как раз помогает Скалли и Йоргенсену организовать бейсбольный матч; они обсуждают, как разделить шестнадцать мужчин (ну, пятнадцать мужчин и одну женщину) на команды, когда Скалли внезапно хватает Малдера за руку и широко распахнутыми глазами смотрит на что-то поверх его плеча.

Малдер разворачивается и видит спешащего к ним полковника Скиннера… а позади него Джеймса с пугающе серьезным выражением на лице, выглядящего совершенно не в своей тарелке. Малдер готов поклясться, что его сердце на миг останавливается. Стоящие вокруг мужчины отдают честь Скиннеру, но Малдер едва удостаивает его взглядом, спеша навстречу Джеймсу.

- Что случилось? – спрашивает он у него. – Что происходит?

- Вам надо вернуться домой, мастер Фокс, - говорит Джеймс. – Вашей матери нужно, чтобы вы как можно скорее вернулись.

- Она в порядке? – допытывается Малдер. – Она больна?

Джеймс качает головой.

- Она в порядке – не больна и не ранена. Она просто… - Он замолкает, смотря на собравшихся позади Малдера солдат, которые внимательно прислушиваются к разговору. Скиннер следит за его взглядом и встает между Малдером и остальными своими людьми.

- Расходитесь, ребята, - приказывает он им, и все мгновенно подчиняются, за исключением Скалли, которая остается рядом с Малдером.

- Дело в вашем отце, Фокс, - продолжает Джеймс. – И вашей сестре.

Малдер внезапно ощущает стеснение в груди и не может совладать с дыханием; Скалли же издает пораженный вздох.

- Что… - Малдер сглатывает и обнаруживает, что не может говорить, не может заставить себя спросить, что случилось, в порядке ли Саманта. Он чувствует приступ головокружения и покачивается на нетвердых ногах; увидев это, Скалли ступает ближе и позволяет ему опереться на свое плечо.

- Начните с начала, - удивительно спокойным голосом просит Скалли Джеймса. – Расскажите, что случилось.

- Ваш отец и мистер Спендер поссорились два дня назад, - принимается за объяснение Джеймс. – Не знаю, из-за чего, но уверен, что точно никогда не слышал, чтобы они так друг на друга кричали. Никогда не слышал, чтобы ваш отец так кричал вообще на кого-либо, даже на вас. Мистер Спендер выскочил прочь, а ваш отец велел мне приказать слугам собрать их с миссис Малдер и мисс Самантой вещи, так как он хотел на некоторое время увезти их в другое место.

- Куда? – спрашивает Малдер, но Джеймс качает головой.

- Не знаю, он мне не сказал. Я сделал, как было велено, приготовил все сегодня к ланчу. Они хотели поесть и потом планировали отправиться в путь, так что я был в гостиной, следил за последними приготовлениями. В передней возникла какая-то суета, и я услышал, как мистер Спендер и ваш отец кричат друг на друга. Мистер Малдер кричал, что сделка отменяется, что он никогда не соглашался на… не знаю, я не вполне разобрал, о чем они орали, но это было как-то связано с мисс Дианой, с чем-то, что они с мистером Спендером делали за спиной вашего отца.

- Так, значит, твой отец не знал о планах Дианы, - тихо замечает Скалли, и, несмотря на всю серьезность ситуации, тугой узел в груди Малдера немного ослабевает. Его отец, по-видимому, не участвовал в плане по выманиванию информации из своего сына, за что тот весьма благодарен.

- Что случилось потом, Джеймс? – спрашивает он. – Спендер… причинил вред Саманте? Или отцу?

- Не он, - отвечает Джеймс. – С ним был еще один более молодой мужчина. Он и раньше посещал дом во время встреч и обедов, устраиваемых вашим отцом.

- Алекс? – уточняет Малдер. – Его звали Алекс?

Джеймс кивает.

- Верно, - соглашается он. – Алекс. Мистер Спендер сказал вашему отцу, что план уже составлен, и он согласился исполнить свою роль, а до всего остального ему не должно быть дела, и раз вашему отцу нужно напоминание, то он, мистер Спендер, будет более чем счастлив освежить ему память.

Скалли сильнее сжимает руку Малдера.

- Что он сделал, Джеймс? – спрашивает Малдер угрожающе низким голосом, про себя уже планируя соответствующее отмщение Спендеру, Алексу, Диане и всем тем, кто причинил зло его семье.

- Тот другой мужчина – этот Алекс – он схватил вашу сестру и потащил ее к выходу. Она здорово упиралась, но он намного сильнее, так что у нее просто не было шанса. Ваш отец обругал мистера Спендера последними словами и бросился на него, но мистер Спендер… - Джеймс на миг замолкает, с трудом сглатывая. – Мистер Спендер вытащил пистолет и выстрелил в вашего отца.

У Малдера снова ноги подкашиваются, и полковник Скиннер поспешно встает рядом с ним, чтобы помочь Скалли его поддерживать. Перед глазами у него все мутнеет, и он лишь смутно осознает, что Скалли продолжает расспросы.

- Джеймс, он… - Ее голос замирает.

- Нет, мисс… я имею в виду, мистер Скалли, он не мертв, по крайней мере, был жив, когда я покидал дом. Пуля попала в плечо. Не думаю, что мистер Спендер намеревался его убить, по крайней мере, не сразу. Он сказал вашим родителям, что надеется, это гарантирует их сотрудничество, и ушел вместе с Алексом и Самантой.

- Отцу вызвали врача? – спрашивает Малдер и чувствует, как его желудок ухает куда-то вниз, когда Джеймс качает головой.

- Я съездил в город, но мистер Спендер, должно быть, заплатил доктору в Калпепере или запугал его, потому что тот отказался ехать со мной. Так что я прибыл сюда, мастер Фокс. Я не знал, куда еще мне отправиться.

- Вы поступили правильно, - говорит Скиннер, беря на себя контроль над ситуацией. – Полковник Малдер, я предоставляю вам увольнительную. Берите столько времени, сколько нужно, чтобы навестить отца и выяснить, что можно сделать для помощи вашей сестре.

- Сэр, я… - Скалли даже не успевает договорить свою мысль, потому что Скиннер обрывает ее на полуслове, предвосхищая ее просьбу.

- Да, лейтенант Скалли, вы поедете с ним, - добавляет он. – Я также пошлю лейтенанта Томаса за капралом Цукерманом, после чего отправлю его и всех, кого он затребует, вместе с вами, чтобы по возможности помочь отцу Малдера. Можете не возвращаться в лагерь, пока дело не будет сделано, и если вам потребуется дальнейшая помощь, напрямую обращайтесь ко мне.

Малдер преисполняется благодарностью к своему командиру.

- Спасибо, сэр, - говорит он. – Я этого не забуду.

Скиннер отрывисто кивает.

- Я бы поехал с вами, если бы мог, - добавляет он. – Но исчезновение бригадного командира вызовет куда больше вопросов, чем отъезд полковника.

- Понимаю, сэр, - говорит Малдер, и, не добавив больше ни слова, они со Скалли на бегу велят подать их лошадей. Несколько минут спустя они уже скачут галопом прочь из лагеря вместе с Джеймсом и капралом Цукерманом, несясь в Калпепер с головокружительной скоростью.

Они въезжают на ведущую к дому подъездную дорожку уже ночью, едва не загнав лошадей. Свет горит почти в каждом окне, а на ступенях главного входа несет дозор молодой раб, нервно сжимавший в руках винтовку. Узнав новоприбывших, он явно расслабляется, особенно когда Джеймс спрыгивает с коня и приближается к парнишке, обнадеживающе похлопав его по плечу.

- Отличная работа, Дэниел, - говорит он ему. – Пойди позови грумов, чтобы забрали лошадей, ладно?

Парнишка кивает и уходит, исчезая в темноте позади дома. Малдер вне себя от беспокойства стремительно поднимается по ступеням и влетает в переднюю; Скалли следует за ним по пятам.

- Мы поместили вашего отца в его спальне, мастер Фокс, - сообщает ему Джеймс на ходу. Малдер кивает и направляется к лестнице, жестом велев капралу Цукерману следовать за ним. Они перескакивают через две ступени за раз и затем бегом устремляются по коридору к указанной комнате.

Двойные двери в хозяйскую спальню открыты, но в камине вовсю пылает огонь, так что в комнате по-настоящему тепло. У камина сидит служанка, время от времени помешивающая поленья. На кровати поверх одеял лежит голый по пояс Билл Малдер; его глаза закрыты, лицо бледно, а левое плечо забинтовано окровавленными бинтами. Над ним вовсю суетится Тина Малдер, и, когда Малдер заходит в комнату, она переводит на него взгляд. На ее изможденном лице застыло выражение отчаяния, но при виде следующего за Малдером капрала Цукермана она широко распахивает глаза от ужаса.

- Фокс! – восклицает она. – Что ты тут делаешь? Кто это?

- Он здесь, чтобы помочь, матушка, - заверяет ее Малдер, подходя к ней и, взяв ее за руку, отводит в сторону от кровати, чтобы дать Цукерману место для обследования его нового пациента. – Это капрал Цукерман – тот самый хирург, который спас жизнь Скалли прошлой осенью, когда она была ранена. – Он слишком поздно замечает свою оговорку, но, к счастью, Тина полностью сосредоточена на муже, а потому просто не замечает ничего другого. Веки Билла Малдера подрагивают при звуке голоса его сына.

- Фокс, - хрипит он, и Малдер осторожно садится на край постели, наклоняясь вперед и стараясь никак не задеть его.

- Я здесь, отец, - говорит он. – Я привез того, кто сможет помочь вам.

- Они забрали… - Билл замолкает, делает несколько мелких вдохов и снова продолжает: - Они забрали твою сестру, Фокс. Спендер… Алекс… они забрали ее. Тебе нужно…

- Знаю, отец, - отвечает Малдер. – Я намерен отправиться за ними и вернуть ее домой, но мне нужно знать: куда они ее увезли?

- Есть… есть дом к югу от Фредериксберга, - говорит Билл. – Он принадлежит Чарльзу. Он использует его для хранения товаров, которые привозит на юг, когда хочет избежать внимания. Когда у него есть что-то, чем ему не хочется делиться. – Билл шипит от боли, когда Цукерман осторожно снимает повязку с его плеча. – Остальные… они не одобрят… - Он замолкает и судорожно втягивает воздух, когда Цукерман аккуратно прощупывает рану. – Они не одобрят того, что Чарльз забрал Саманту. Он не отвезет ее туда, где ее кто-нибудь может увидеть.

Малдер разворачивается к Джеймсу.

- Найди карту местности вокруг Фредериксберга, - говорит он. Джеймс кивает и выходит за дверь, а Малдер разворачивается обратно к Цукерману. – Насколько все серьезно? Вы сумеете его вылечить?

- Он может потерять руку, - отвечает тот, - но я намерен сделать все от меня зависящее, чтобы этого не допустить. Но он по меньшей мере лишится возможности пользоваться ею. – Он переводит взгляд на Тину. – Мэм, есть тут еще сильные мужчины, которые могли бы помочь держать вашего мужа? Пуля все еще в ране. Нельзя позволять ему метаться, пока я буду извлекать ее, иначе есть риск причинения еще большего вреда.

Тина ломает руки, закусив губу.

- Есть полевые работники, - говорит она, - и грумы, но мой муж никогда не позволяет им входить в дом.

Малдер раздраженно стонет.

- Бога ради, матушка, - говорит он, - сейчас не время из-за этого беспокоиться! – Он разворачивается к горничной, склонившейся над камином. – Пойди найди троих или четверых мужчин, которые могут прийти и помочь, - говорит он ей. – Приведи их сюда немедленно. – Девушка выглядит испуганной, но покорно встает и выбегает прочь, не сказав ни слова. Джеймс минует ее в дверях, сжимая в руке карту, которую тут же передает Малдеру - тот сразу же ее разворачивает. Жестом здоровой руки Билл просит сына поднести карту ближе. Он изучает ее, прищурившись, и вскоре указывает на лесистую местность к югу от решетки линий, представляющих собой сам Фредериксберг.

- Это здесь, - хрипит он. – В самом центре этого леса. На этой дороге здесь… - Он закрывает глаза и делает глубокий вдох, после чего вновь их открывает и продолжает: - Есть необозначенное на карте ответвление. С дороги дом не видно… как и из дома дорогу.

Малдер кивает.

- Я прямо сейчас туда отправлюсь, - заверяет он отца и переводит взгляд на Скалли. – Ты…

- Разумеется, я поеду с тобой, - отвечает она, не дав емувозможности закончить, но Малдер качает головой. Он не станет рисковать ею, не в этот раз.

- Я не это собирался сказать, - продолжает он и, увидев, как в ее глазах мгновенно вспыхивает гнев, понимает, что без боя она не сдастся. – Я хочу, чтобы ты осталась здесь, с моей матерью, и по возможности помогла капралу Цукерману.

- Нет, Малдер, - отвечает она. – Ты не поедешь за Самантой один. Ты не можешь.

- Скалли, пожалуйста, - умоляет он. – Весьма вероятно, что это все плохо кончится. Я не могу рисковать еще и тобой.

Но взгляд Скалли ничуть не смягчается.

- И куда менее вероятно, что я потеряю тебя, если буду рядом, Малдер, - настаивает она. – Ты знаешь, что правда на моей стороне. Я тебе понадоблюсь.

- Ты понадобишься мне живой, Скалли, - заклинает он ее. – Не заставляй меня приказывать тебе остаться.

- Можешь попытаться, - отвечает она. – Этому приказу я не собираюсь подчиняться.

- Думаю, вам, возможно, следует прислушаться к ней, мастер Фокс, - встревает Джеймс. – Вы не знаете, сколько у мистера Спендера там людей. Вам может понадобиться кто-то, кто будет вас прикрывать. Или тот, кто заберет вашу сестру и сбежит с ней, пока вы будете держать их на мушке. Возможно, вам придется выносить мисс Саманту оттуда, а в таком случае вы не сможете защищаться.

- Прошу прощения, но она права, сэр, - вносит свою лепту капрал Цукерман. – Вы и понятия не имеете, что вас там ждет. Я бы на вашем месте взял ее с собой вместе с вызвавшим вас человеком, если он согласится.

Джеймс согласно кивает. Билл тем временем недоумевающе смотрит на них.

- «Она»? – спрашивает он. – Что за «она», о ком вы говорите, Фокс? – Малдер, Скалли, Джеймс и капрал Цукерман, кажется, одновременно задерживают дыхание. Тина переводит взгляд с мужа на сына, хмурясь. Малдер косится на Скалли, которая вздыхает и пожимает плечами, что, по его мнению, означает: давай, говори уже.

- Отец, матушка, - внутренне подобравшись, начинает он, - позвольте представить вам вашу будущую сноху, мисс Дану Скалли.

Стоящая рядом с ним Скалли натянуто улыбается и снимает фуражку, тогда как Малдер собственнически кладет руку ей на поясницу.

- Мы не так планировали вам все рассказать, - извиняющимся тоном добавляет она. Билл и Тина внимательно ее изучают, и, похоже, на них одновременно снисходит озарение. Они широко распахивают глаза и переводят взгляд на сына.

- Женщина, - говорит Билл, после чего кашляет и переводит дух. - Твой лейтенант женщина.

- Женщина, - подтверждает Малдер. - И когда война закончится, она станет моей женой.

Тина открывает рот, чтобы, вероятнее всего, задать совершенно неуместные сейчас вопросы о Диане, семье Скалли, ее приданом и репутации в ее родном городе, но потом, видимо, понимает, что на все это сейчас нет времени. И так как Малдер чувствует, что его жизнь подвергнется серьезной опасности, если он огорошит этой новостью родителей, а потом оставит Скалли разбираться с последствиями одной (особенно, когда до его матери дойдет, что эта самая женщина делила с ее сыном палатку в течение многих месяцев), ему ничего не остается, как только уступить требованию Скалли и взять ее с собой.

- Нам надо отправляться немедленно, если мы вообще намерены ехать, - говорит он. – Мы не знаем, сколько времени Спендер продержит Саманту в одном месте, или даже там ли она вообще. Нам нужно поторопиться.

Отец протягивает ему здоровую руку, и Малдер стискивает ее в своей.

- Возвращайтесь невредимыми, - просит Билл. – Вы все.

Он задерживает взгляд на Скалли, и Малдер видит, что у отца имеется к ним множество вопросов, однако, к счастью, он понимает, что сейчас неподходящее время, чтобы их задавать.

- Мы вернемся, как только сможем, отец, - обещает Малдер. – С Самантой. И если Чарльз Спендер думает, что способен остановить меня… - Он замолкает, осознав, что говорит о возможности убийства закадычного друга своего отца.

- Делай то, что должен, Фокс, - говорит Билл со стальным блеском в глазах и ледяным холодом в голосе. – Любой человек, угрожающий моим детям, мне не друг. Больше нет.

От внимания Малдера не ускользает, что отец употребил слово «дети», а не просто «ребенок». Он включил в их число и своего сына, ясно давая понять Малдеру, что что бы ни задумывали Чарльз Спендер и Диана, как бы они ни планировали использовать его, он, Уильям Малдер, в этом не участвовал.

Скалли будет твердить «я же тебе говорила» всю дорогу до Фредериксберга.

Кивнув отцу и поцеловав мать в щеку, Малдер разворачивается и стремительно покидает хозяйскую спальню вместе со следующими за ним по пятам Скалли и Джеймсом. Он заходит в свою собственную спальню, где достает из сундука одну из охотничьих винтовок, подаренных ему отцом в детстве, и уже было передает ствол Джеймсу… но внезапно останавливается.

Пока что Джеймсу никто слова не давал. Малдер не может и не станет приказывать ему отправляться с ними. Он нисколько не сомневается в том, что Спендер будет еще меньше колебаться перед выстрелом в раба, чем перед выстрелом в самого Малдера.

- Джеймс, тебе стоит остаться, - решительно заявляет он. – Я не хочу, чтобы ты тоже рисковал своей жизнью. Достаточно уже и того, что ты в одиночку отправился за мной в лагерь. Тебе следует остаться и помочь капралу Цукерману ухаживать за отцом.

Джеймс упрямо выпячивает челюсть и решительно забирает ружье у Малдера.

- Я хочу поехать, - заявляет он. – Не ради вашего отца, не ради вашей матери и даже не ради вас, Фокс. Я хочу поехать, потому что мисс Саманта милая, добрая душа – самая добрая из всех, кого я знаю, и я не сомневаюсь, что, окажись я в беде, она бы не колеблясь пришла мне на выручку. – Он перекидывает винтовку через плечо. – Нам пора заканчивать тратить время попусту и отправляться уже в путь.

Не дожидаясь ответа Малдера, он разворачивается и выходит из комнаты. Малдер и Скалли обмениваются взглядами.

- Как думаешь, можем мы нанять его, когда поженимся? – спрашивает его Скалли. – Для ведения нашего хозяйства? Если мы предложим ему хорошее жалованье?

Малдер усмехается ей.

- Я и сам собирался это предложить, - говорит он. Улыбнувшись в ответ, она берет его за руку, и они вместе покидают спальню, спеша догнать Джеймса.

========== Глава 4 ==========

***

Март 1864 года

В окрестностях Фредериксберга, Вирджиния

Вместо того чтобы оседлать лошадей, на которых они приехали и которых все еще чистили и поили, Малдер, Скалли и Джеймс берут трех свежих коней и галопом скачут на юг в сторону Фредериксберга. По дороге они не разговаривают, но Малдер время от времени замечает направленные на него обеспокоенные взгляды Скалли, все всякого сомнения боявшейся того, что он сделает что-нибудь необдуманное и глупое, и ей придется вмешаться.

«Не беспокойся, Скалли, - хочется ему сказать. – Я не заставлю тебя рисковать своей жизнью, чтобы устранить последствия моей глупости». Если бы она осталась в доме, все было бы по-другому, и он не стал бы вести себя столь осторожно; теперь же он твердо намерен сделать так, чтобы все они вышли из этой переделки живыми. Скалли не может вечно рисковать собой ради него, а Джеймс, которому семья Малдера уже должна больше, чем когда-либо сумеет отплатить, вовсе не обязан расплачиваться за доброту одной маленькой девочки своей жизнью.

Они по возможности держатся неосновных дорог, избегая встречи с другими путниками, делая большой крюк вокруг Фредериксберга и направляясь от него на запад. Когда они достигают Майн Роуд, то впервые поворачивают на восток, после того как Малдер сверяется с едва различимой в лунном свете картой.

- Нам туда, - говорит он им. – Сразу за перекрестком с Лансдаун Роуд, не доезжая до ручья. – Его спутники молча кивают и замедляются, проехав Лансдаун, осматривая подлесок с левой стороны в поисках съезда с дороги. Когда журчание ручья нарушает тишину весенней ночи, Малдера охватывает тревога. Они что, пропустили съезд? Или Спендер как-то умудрился его замаскировать?

- Вон там! – шепчет Скалли, указывая в нужном направлении, и они останавливают коней. И вправду, слева от них в кустарнике есть небольшой проход, недостаточно широкий для того, чтобы сквозь него прошла повозка. Через него и одному всаднику проехать-то можно не без труда. Если бы они специально не искали его, то никогда бы не нашли.

- Нельзя брать лошадей, - бормочет Джеймс. – Шум ручья скроет наши шаги, если мы будет ступать тихо, но не стук копыт.

- Мы можем привязать их через дорогу, под деревьями, - предлагает Скалли, спрыгивая с коня. – Сейчас достаточно темно, так что никакой случайный путник их не заметит.

Джеймс тоже спешивается и следует за ней.

- Мне это не нравится, - возражает Малдер. – Нам будет трудно быстро ускакать, если оставить лошадей здесь.

- Знаю, - соглашается Скалли, - но Джеймс прав. Лошади и так не слишком-то тихо ступают, а если их еще и что-то спугнет, они нас выдадут.

Они оба правы, и Малдеру это отлично известно, но симпатии эта идея у него все равно не вызывает. Он не знает, в каком состоянии Саманта, ранена ли она и сможет ли бежать, или же ему или Джеймсу придется ее нести, и любое расстояние между ними и их средством передвижения лишь еще больше все усложняет. Все же он спешивается и следует за Джеймсом и Скалли, и вскоре их лошади уже привязаны за поводья к низко свисающей ветке, вне зоны видимости с дороги.

По мере их медленного продвижения по тропе вдаль от главной дороги Малдер особо остро ощущает каждую ломавшуюся под его сапогами ветку. Скалли и Джеймс, следовавшие за ним по пятам, двигаются в почти полной тишине, тогда как сам он каким-то образом умудряется издавать максимум звука, несмотря на все свои усилия этого избежать. Видимо, удача все же на их стороне, потому что они никого не встречают по пути, а шум бегущего рядом с тропой ручья скрывает его шаги.

Через пару минут Малдер замечает проблеск света менее чем в пятидесяти метрах впереди. Он жестом показывает остальным пригнуться и осторожно уводит их с тропы в кусты, ближе к ручью. Еще через двадцать метров он различает сквозь деревья край поляны, а в десяти метрах позади – дом (скорее, хижину, в лучшем случае маленький коттедж, если уж проявить снисходительность). Малдер замирает на краю поляны, укрытый от тех, кто мог выглянуть в окна хижины, густыми кустами черники.

Они некоторое время хранят молчание, внимательно изучая объект. Между ним и краем поляны почти нет открытого пространства – от ближайшего к хижине дерева до стены меньше полутора метров голой лесной почвы – так что им не придется беспокоиться о долгой вылазке без всякого укрытия, за что Малдер невероятно благодарен случаю.

В выходящем на поляну окне мелькает чья-то тень. Малдер не узнает мужчину, на миг выглянувшего наружу и затем двинувшегося дальше, и поворачивается за разъяснениями к Джеймсу.

- Это был Алекс? – спрашивает он. – В окне, прямо сейчас?

Джеймс кивает, и Малдер достает пистолет, готовясь к атаке.

- Идем, - шепчет он… но прежде чем у него появляется возможность сорваться с места, Скалли и Джеймс останавливают его, хватая за обе руки.

- Ты спятил, Малдер? – шипит ему на ухо Скалли. – Мы понятия не имеем, сколько там людей, и там ли вообще твоя сестра!

- Она права, - соглашается с ней Джеймс. – Давайте повременим и сначала посмотрим, что удастся выяснить, а потом составим план, который не включает вас, врывающегося туда и размахивающего оружием, словно безумец.

Малдер вынужден признать, что в их словах есть смысл, так что как бы ему это ни претило, он остается на месте, наблюдая за любыми движениями внутри хижины.

Как оказывается, наблюдать-то особо и не за чем: несколько раз мимо окна прогуливается Алекс Крайчек, и однажды Малдер замечает Чарльза Спендера, курящего свою неизменную сигару и иногда жестикулирующего ею, зажатой кончиками пальцев, в споре с Крайчеком. Однако они слишком далеко, чтобы можно было различить слова.

- Надо подойти ближе, - бормочет он. – Нужно увидеть, что происходит внутри.

Скалли бесшумно подается вперед на коленях.

- Позволь мне, - шепчет она. – Я самая маленькая и легкая и могу передвигаться тише вас обоих. – Малдер уже открывает рот, чтобы возразить, но резко захлопывает его при виде ее взгляда. И опять же, она права. Осторожно доставая винтовку, она держит ее наизготовку и поднимается на корточки. – Я сделаю круг вокруг хижины, ближе к стене, - сообщает она им. – А вы оставайтесь здесь.

Как и обещала, Скалли быстро и бесшумно преодолевает расстояние между кромкой леса и хижиной, прижимаясь к обшитой досками стене прямо под окном. Малдер, который с замиранием сердца следит за ее передвижениями, вздыхает с облегчением. Пока она остается у стены, ни Крайчек, ни Спендер не увидят ее, если только не откроют окно и не высунутся наружу.

Скалли начинает обходить хижину, останавливаясь каждые пару метров и прижимаясь ухом к стене в попытке услышать разговоры внутри. Вскоре она исчезает за углом, вызывая у Малдера новый приступ беспокойства. Он начинает считать про себя, прикидывая, когда ему следует ожидать Скалли с другого края дома, если она избежит обнаружения и не напорется на охранников, которых Спендер мог там поставить.

Он доходит до семидесяти девяти, когда понимает, что больше не в силах ждать. Поднимаясь с колен на корточки, он достает пистолет и готовится броситься к хижине, чтобы обойти ее с другой стороны и встретиться со Скалли.

В последнюю секунду Джеймс разгадывает его намерения и снова удерживает его.

- Погодите, - шипит он. – Просто погодите. Дайте ей еще минуту. Мы бы что-нибудь услышали, если бы ее заметили и схватили.

Малдер неохотно подчиняется, но не опускает оружие.

Меньше тридцати секунд спустя Скалли показывается из-за угла. Она на мгновение замирает под окном, а потом несется прочь по поляне. Аккуратно вклинившись между Джеймсом и Малдером, она снова припадает к земле.

- На противоположной стене в досках есть зазор, - говорит она ему. – Недостаточно широкий, чтобы кто-нибудь увидел меня, но и мне не удалось рассмотреть всю хижину. Там только одна комната, никаких перегородок. – Она кивает на угол, который только что обошла. – Саманта там, Малдер. Саманта, Алекс, Спендер и все, если только кто-нибудь не стоял у стены с зазором, вне поля моего зрения.

- Саманта в порядке? – спрашивает Малдер.

- Я не смогла ее толком рассмотреть, но думаю, да, - отвечает Скалли. – Она лежит на койке в углу.

- Ты расслышала, о чем они говорили? – шепчет Малдер, но Скалли качает головой.

- Не особо, - столь же тихо отзывается она, - но похоже, что они спорили.

Малдер закусывает губу, обдумывая ситуацию. Если в хижине действительно только Спендер и Крайчек, то счет в их со Скалли и Джеймсом пользу. Но как им лучше туда проникнуть?

- С какой стороны дверь?– спрашивает он, и она подбородком указывает вправо, на ту стену, из-за которой только что вышла.

- Слегка приоткрыта, - говорит она.

- Так, значит, нас трое, а их двое, - подводит итог Малдер. Скалли мгновенно понимает, что он имеет в виду, и качает головой.

- Если мы ворвемся через дверь, и у одного из них будет время отреагировать на наше появление, они могут причинить вред Саманте, - замечает она.

- Что если нам выманить их наружу? – предлагает Джеймс.– И тогда попробовать обезвредить?

- Я могу спрятаться за деревьями со стороны двери, - вызывается Скалли, - и застрелить их, когда они будут выходить, чтобы не целиться по дому и не рисковать Самантой.

Малдер обдумывает ее слова; предложение Скалли не лишено смысла, к тому же так она будет находиться под прикрытием деревьев, по крайней мере поначалу. В итоге он согласно кивает.

- Хорошо. Я подберусь ближе к двери, но вне зоны видимости. Вы двое спрячетесь у угла хижины. Я создам какой-нибудь шум – буду хрустеть ветками или кустарником - а ты, Скалли, выстрелишь в них, как только они выйдут. Джеймс, ты выстрелишь следом. Если только один из них выйдет, поможешь мне прорваться через дверь.

- А что насчет меня? – спрашивает Скалли. Несмотря на слабый свет, выражение ее лица красноречиво свидетельствует о том, что она прекрасно понимает, почему ему так нравится план.

- Ты перезарядишь и последуешь за нами, - отвечает он. Скалли прищуривается, но согласно кивает. – Тогда выдвигаемся, - добавляет Малдер, и они тихо идут сквозь лес, держась под укрытием деревьев, пока не достигают угла хижины и слегка приоткрытой двери. Скалли высматривает подходящую ветку, на которую можно опустить ствол ружья для большей устойчивости, и внезапно у Малдера возникает такое ощущение, что они снова оказались в полку и готовятся к очередной битве с врагом, не будучи уверенными в успехе, но отчаянно надеющимися на благополучный исход.

Он импульсивно протягивает руку и дотрагивается до ее щеки. Она подпрыгивает от неожиданности и разворачивается к нему лицом. Они ничего не говорят, но в тусклом свете ламп, льющемся из окон хижины он видит, что она чувствует то же самое. Слегка наклонив голову набок, она на миг касается губами кончиков его пальцев и вновь сосредотачивается на стоящей перед ней задаче. Джеймс, внимательно наблюдавший за этой сценой, закатывает глаза, и Малдер застенчиво улыбается ему. Он разворачивается, чтобы отойти в сторону, так что когда – если – Спендер и Крайчек выйдут наружу, не оказаться на линии огня.

Но прежде чем он делает хотя бы один шаг, тишину ночи разрезает внезапный крик.

- Маленькая СТЕРВА! – орет незнакомый голос, принадлежащий, как Малдер понимает, Крайчеку.

- Хватай ее, идиот! – вторит ему Спендер. Мгновение спустя дверь хижины распахивается, и Саманта со связанными впереди руками выбегает наружу – несколько неуклюжая из-за невозможности пользоваться руками для баланса, но все же невредимая. Сердце Малдера радостно подпрыгивает, но тут следом за ней из хижины выскакивает Крайчек – очевидно прихрамывающий, но все равно легко ее нагоняющий. Малдер делает шаг в сторону поляны, намереваясь вырубить Крайчека прежде, чем тот нагонит Саманту, и как следует отделать его, когда вдруг…

БАХ.

Крайчек падает где-то в полуметре от Саманты, и стоящая рядом с Малдером Скалли начинает спешно перезаряжать ружье. Малдер подбегает к Саманте, которая замирает на месте и смотрит с полнейшим недоумением на упавшего Крайчека. Ее удивление лишь усиливается, когда она замечает бегущего к ней старшего брата. Он достигает ее как раз в тот момент, когда из хижины появляется Спендер.

Будь Спендер вооружен, они оказались бы в крайне незавидном положении… но, если не считать неизменной сигары, его руки пусты. Он оглядывает развернувшуюся перед ним сцену: задыхавшегося Крайчека, лежащего на земле и державшегося за грудь, и Малдера с поднятым пистолетом, стоявшего между ним и Самантой.

Еще одна пуля со свистом пролетает рядом с головой Спендера, и, резко развернувшись, он видит бегущих к нему с задней стороны дома Скалли и Джеймса. Похоже, прикинув количество направленного на него оружия, он разворачивается и ныряет в лес прежде, чем Малдер даже успевает прицелиться. Малдер стреляет ему вслед, но промахивается, и Спендер исчезает в темноте за деревьями. Несколько секунд спустя до них доносится стук копыт, постепенно замирающий вдали.

В наступившей тишине все четверо смотрят друг на друга в полнейшем потрясении. Саманта переводит взгляд с Малдера на Скалли, потом на Джеймса и снова останавливает его на брате.

- Фокс? – Она касается все еще связанными руками его груди, словно чтобы убедиться, что он и вправду здесь. – Что ты тут делаешь?

- Мы пришли за тобой, - отвечает он. – Хотя, судя по всему, ты неплохо справлялась и без нас. – Он стряхивает с себя вызванное потрясением оцепенение, вытаскивает из-за пояса нож и, перерезав веревки на запястьях Саманты, потирает покрасневшую раздраженную кожу под ними. – Как ты выбралась?

Она по какой-то причине усмехается Скалли.

- Так же, как Дана попала в армию, - отвечает она. – Некоторые мужчины вечно недооценивают женщин. Я притворилась, что нарыдалась и заснула после того, как они швырнули меня на ту койку. Я подождала, пока они отвлекутся на споры… и так как они оказались слишком тупыми, чтобы связать мне ноги, когда Алекс подошел достаточно близко, я сделала ему подножку и побежала.

При упоминании Крайчека они все переводят взгляды на теперь уже замершее тело на земле в нескольких метрах от них. Скалли осторожно приближается и склоняется над ним, поднося ладонь к его рту, чтобы проверить, дышит ли он, а потом прижимает два пальца к шее в поисках пульса. В следующее мгновение она выпрямляется и качает головой.

- Мертв, - сообщает она. – Что нам с ним делать?

Малдер разворачивается к Джеймсу и Саманте.

- У него есть семья? – спрашивает он. – Нам надо по крайней мере дать им знать. Кем бы он ни был, но у него могла остаться семья – жена и ребенок, зависящие от него.

- Я ничего о нем не знаю, - отвечает Саманта. – Папе, возможно, известно больше… то есть если он… - Она вдруг замолкает, очевидно вспомнив об обстоятельствах своего похищения, и по выражению ее лица Малдер понимает, что из-за стресса и волнения, вызванных побегом и его попыткой освободить ее, она на мгновение позабыла о том, что тогда произошло. – Фокс, - продолжает она дрожащим голосом, - папа…

- Он был в порядке, когда мы уезжали, - заверяет ее Малдер, обняв рукой ее дрожащие плечи. – Мы привезли ему хирурга из лагеря – того самого, что спас жизнь Скалли.

- Дважды, - вставляет та. – Он превосходный врач, Саманта, уверяю вас. Ваш отец в надежных руках.

Сэм делает глубокий вдох и кивает, после чего закрывает глаза и облокачивается на Малдера. Поняв, что она, должно быть, изнурена всем случившимся, он бросает последний взгляд на Крайчека и говорит:

- У нас нет времени его хоронить, и мы не можем взять его тело с собой – это привлечет нежелательное внимание, и я понятия не имею, что с ним делать, когда мы туда доберемся. Я пошлю в военный штаб конфедератов сообщение о том, что он пал в бою. Таким образом, если у него есть семья, они по крайней мере узнают, что он не вернется к ним.

Остальные согласно кивают, одобряя его план.

- Надо уходить, - замечает Скалли. – Мы не знаем, вернется ли Спендер с подкреплением.

- Сомневаюсь в этом, - лаконично отвечает Саманта. – Они с Алексом спорили из-за того, что делать со мной. Кроме Дианы почти никто в их маленьком кружке не одобрит того, что сегодня сделал мистер Спендер – выстрелил в папу и похитил меня. Остальные решат, что он слишком далеко зашел.

- Это может сделать его еще более отчаянным, - вслух принимается размышлять Джеймс. – В попытке вернуть вас, мисс Саманта, и использовать, как рычаг давления. Я не знаю наверняка, что ваш отец отказался делать, но Спендер, вероятно, думает, что если вновь заполучит вас, то сможет использовать в попытке заставить мистера Малдера подчиниться… или вас, мастер Фокс, если ваш отец заартачится.

Малдер обдумывает его слова.

- Тогда мы не можем отвезти тебя домой, - тихо замечает он и добавляет, увидев потрясенное выражение лица Саманты. – Пока Спендер на свободе, ты не можешь чувствовать себя в безопасности. Ситуация слишком рискованная, учитывая, что отец ранен и не в силах защитить тебя, а я вскоре уеду.

- Но куда я поеду? – спрашивает она.

- Что если нам отправить ее к моей семье? – осторожно предлагает Скалли. – В Пенсильванию? Она могла бы остаться с моей матерью до тех пор, пока не будет безопасно вернуться домой.

- Твоя мать не будет против? – уточняет Малдер.

- Уверена, что нет, - убежденно подтверждает Скалли. – И Мелисса все еще дома с ней. Она окажется в отличной компании. – Она разворачивается к Саманте. – Как вы на это смотрите, Сэм? На то, чтобы пожить с моей матерью и сестрой в Вест Честере? У нас далеко не столь роскошно, как в вашем доме в Вирджинии, но с ними вы будет в безопасности столько, сколько потребуется… и что-то подсказывает мне, что вы с моей сестрой легко найдете общий язык.

Сэм закусывает губу.

- Я… я согласна, - говорит она. – Если мне и вправду пока нельзя возвращаться домой.

- Думаю, лучше перестраховаться, - замечает Малдер. – Если Спендер достаточно решительно настроен, чтобы выстрелить в человека, с которым дружил десятилетия, то ничто не помешает ему снова попробовать похитить тебя.

- Но как мы переправим ее туда? – спрашивает Скалли. – Я не могу поехать домой по очевидным причинам и слабо верю в то, что Скиннер отпустит тебя на такой длительный срок – только не в конце марта, когда в любой момент могут снова начаться боевые действия.

- Думаю, - с нечитаемым выражением на лице встревает в разговор Джеймс, - что я мог бы помочь с этим. – Все трое поворачиваются к нему с удивлением на лицах. – Но вначале нам надо убраться отсюда. Давайте вернемся к лошадям, и я все объясню по дороге.

Как бы Малдеру ни хотелось вытянуть из него информацию на месте, он понимает, что Джеймс прав, и они все вместе направляются по узкой тропе к дороге. Их лошади, к счастью, стоят там же, где они их и оставили, и вскоре они уже скачут в направлении Калпепера. Саманта едет вместе с Малдером, сидя в седле впереди него.

Когда между ними и поворотом к хижине Спендера оказывается пять миль, они замедляют коней до легкой рыси, и Малдер поворачивается к Джеймсу.

- Ладно, объясни мне, как нам переправить Сэм в Вест Честер, - просит он. – И потом объясни, почему ты единственный, кто это знает.

- У меня есть… друзья, - нерешительно начинает Джеймс. – Друзья, которым я доверяю и которые могут переправить мисс Саманту в безопасное место. Я не уверен, как много я могу сказать, чтобы не подвергнуть их опасности.

- Да брось, Джеймс, ты же знаешь, что я бы освободил тебя или платил бы тебе приличную зарплату по твоему усмотрению уже много лет назад, если бы это было в моей власти. Я – не мой отец. Я не стану наказывать или выдавать тебя. Кто твои друзья, и откуда нам знать, что им можно доверять?

И все же Джеймс по-прежнему колеблется.

- Я защищаю не только собственную шкуру, мастер Фокс, - отвечает он. – Я должен думать и о других людях.

- И я обещаю, что что бы ты мне ни сказал, дальше меня и Скалли это не пойдет, - заверяет его Малдер. – Но я не могу оставить свою сестру в компании неизвестно с кем.

- Я… - Джеймс все еще не торопится продолжать, и Малдер понимает, что никакие уверения не развеют его страхи. Но чем больше он над этим думает, тем сильнее становятся его подозрениями насчет того, что скрывает Джеймс.

- Я всегда задавался вопросом, - тихо начинает Малдер, - почему ты никогда не пытался сбежать, Джеймс. Нас иногда месяцами не было на плантации. Отец всегда писал, предупреждая тебя, когда семья туда вернется. Если бы ты захотел пуститься в бега, то у тебя было бы огромное преимущество по времени. Ты бы мог оказаться в Канаде к тому моменту, когда мы обнаружили бы твое исчезновение.

- Я знаю, - отвечает Джеймс. – Но как я уже сказал… я беспокоюсь не только за себя.

Он некоторое время хранит молчание, задумчиво всматриваясь в темноту и простирающуюся перед ними дорогу.

- Джеймс, - вздыхает Малдер, - я обещаю, что если ты скажешь мне, что прятал сбежавших рабов на плантации, пока нас там не было, а наш дом был остановкой на подземной железной дороге Гарриет Табмен (1) и никто об этом не знал… - Он качает головой, усмехаясь. – Сложно представить, что обрадовало бы меня сильнее, Джеймс. Я серьезно.

Джеймс смущенно улыбается.

- Я примерно так и полагал, - признается он. – Но, как я уже сказал, мне приходится думать не только о себе. Излишняя осторожность не повредит.

Саманта, несмотря на ее изможденность, чрезвычайно обрадована услышанным.

- Это правда, Джеймс? – спрашивает она. – Ты и вправду помогал беглым рабам?

- Очень долгое время, мисс Саманта, - подтверждает он. – С тех пор, как вы только начали ходить. Если я скажу этим людям, куда вас доставить, они все для этого сделают.

- Поезжай с ней, Джеймс, - вдруг предлагает Малдер. – Ты сделал достаточно. Больше, чем достаточно. – Джеймс явно колеблется. – Пожалуйста, Джеймс. Спендер видел тебя там, у хижины. Он знает, что ты в него стрелял. Ты тоже можешь оказаться в опасности.

- Полагаю, что так, - со вздохом признает Джеймс. – Ладно, мисс Сэм, я поеду с вами, чтобы убедиться, что вы без проблем доберетесь до семьи мисс Скалли. – Он переводит взгляд на Малдера, вопросительно приподнимая бровь. – А потом что мне делать?

- Это уже тебе решать, Джеймс, - отвечает тот. Джеймс медленно обдумывает его слова, по-прежнему всматриваясь в дорогу, и Малдер спрашивает себя, каково это – чувствовать себя ответственным за то, какое направление примет твоя жизнь, когда тебе с самого рождения указывали, что нужно делать. Он помнит ощущение свободы, испытанное им в день отъезда с плантации, прочь от ожиданий отца. Скалли рассказывала, каково ей было сбежать от планов родителей касательно ее. Насколько более ошеломительным должно быть это внезапное ощущение свободы для Джеймса, который никогда ничего не мог за себя решать?

Малдер размышляет над тем, что Джеймс отказался от собственной свободы, чтобы помочь другим получить ее, сидя на этой пустой плантации так соблазнительно близко от границы, где его ждала долгожданная свобода… и не воспользовался представленными ему шансами, чтобы другие могли воспользоваться ими вместо него.

Он удивленно качает головой. Джеймс обладает храбростью, которую Малдеру никогда не постичь.

Они добираются до Калпепера, но в десяти милях от плантации Джеймс направляет их на запад. Через какое-то время они подъезжают к скромному домику в стороне от дороги в окружении фруктового сада, листья деревьев в котором только начинают распускаться от тепла ранней весны. Джеймс стучит, и когда многочисленные затворы оказываются отодвинутыми в сторону, дверь распахивается, и на пороге возникают трое мужчин, недоверчиво косящихся на незнакомцев.

- Джеймс, - говорит самый низенький из них темноволосый мужчина с очками на кончике носа, - в чем дело? Ты не сообщал, что приведешь с собой кого-то.

- Знаю, мистер Фрохики, и сожалею об этом, - отвечает Джеймс и выводит Саманту на передний план. – Это мисс Саманта Малдер. Нам нужно переправить ее на север как можно скорее. И меня заодно.

Трое мужчин выпучивают глаза на Сэм, в свою очередь нервно поглядывающую на них.

- Малдер? – спрашивает самый высокий из них с всколоченной копной светлых волос на голове. – Из Малдеров Калпепера? С плантации Малдеров? Самой могущественной семьи в пределах пятидесяти миль вокруг? И ты хочешь, чтобы мы доставили дочь плантатора на территорию Союза?

- Пожалуйста, ее жизнь в опасности, - ступая вперед, говорит Малдер. – Я ее брат. Я отсылаю ее туда ради ее же собственной безопасности. Чем быстрее она там окажется, тем лучше.

Троица награждает Малдера недоверчивыми взглядами.

- Вы Фокс Малдер? – спрашивает третий мужчина с бородой. – Сын Уильяма Малдера? Тот, что сбежал и присоединился к Союзу?

- А по моему мундиру этого не видно? – спрашивает Малдер. – Да, это я. Я заплачу сколько попросите, только доставьте их обоих в безопасное место. Как можно скорее.

Коротышка Фрохики выглядит оскорбленным его словами.

- Мы не берем плату, - фыркает он. - Нам только нужно быть уверенными в том, что нас не вернут в Калпепер и не бросят в тюрьму по выдвинутому вашим отцом обвинению в похищении его дочери.

- Вы хотите, чтобы все было оформлено в письменном виде? – спрашивает Малдер. – Хорошо, я готов. Принесите бумагу. Я подпишу все, что скажете, только увезите мою сестру. Пожалуйста.

Пятнадцать минут спустя чернила подсыхают на письменном заявлении Малдера, дающего свое разрешение мистеру Фрохики, мистеру Байерсу и мистеру Ленгли перевезти Саманту Малдер и Джеймса Ричардса через границу на территорию Союза. Они без промедления седлают коней для Фрохики и Байерса. Ленгли остается на случай, если другие беглецы нагрянут к ним в отсутствие остальных. Малдер в последнюю секунду выводит свою собственную лошадь и передает поводья Сэм.

- Возьми эту, - говорит он ей. – Джеймс, ты бери ту лошадь, на которой ехал к хижине Спендера. Так у каждого будет свой собственный конь, что позволит вам ехать быстрее. Мы со Скалли вернемся на плантацию на одной лошади.

Скалли передает Саманте свое собственное поспешно написанное письмо.

- Это для моих матери и сестры, - объясняет она. – В нем говорится, кто вы такая и почему мы отправили вас на север. Не беспокойтесь, - добавляет она, увидев встревоженное выражение на лице девушки, - они будут вам рады. Моя мать была так долго одна после стольких лет постоянного присутствия в доме множества людей. Она будет рада компании, и они с Мелиссой будут обе рады третьему человеку, с которым можно поговорить, когда им до смерти надоест компания лишь друг друга.

Прощание с Самантой оказывается одним из самых трудных поступков в жизни Малдера, особенно из-за его поспешности. Остальные по возможности предоставляют им приватность, ожидая на некотором расстоянии, пока брат с сестрой крепко обнимаются.

- Увидимся, когда все закончится, - говорит Малдер, не желая отпускать сестренку, хотя и знает, что должен это сделать.

- Обещаешь? – спрашивает она, и он кивает.

- Обещаю. Как только нас со Скалли отпустят, мы сразу же приедем в Вест Честер за тобой.

- Но что если с тобой что-нибудь случится? – с дрожью в голосе спрашивает Саманта.

- Эй, Скалли за мной присмотрит, разве нет? – шутит Малдер, отстраняясь и держа Саманту за плечи. – Ничего со мной не случится, пока она за мной приглядывает.

- Пока ты ее слушаешься и не делаешь глупостей, - возражает Саманта, на какой-то миг снова становясь собой, что вызывает у Малдера улыбку.

- Я оскорблен, - говорит он. – Мы тут вообще-то обо мне говорим.

- Вот именно, - отвечает она и снова обнимает его. – Люблю тебя, Фокс, - добавляет она.

- Тоже люблю тебя, сестренка, - отзывается он и, сжав ее в объятиях напоследок, неохотно отпускает. – Тебе пора. – Она кивает, едва сдерживая слезы, после чего подходит к Скалли, обнимает ее и забирается на свою лошадь. Малдер и Скалли стоят рядом, смотря, как маленькая группа скачет по залитой лунным светом сельской местности.

- Вам лучше убраться отсюда, - внезапно замечает Ленгли, нарушая тишину. – Двое солдат Союза привлекают к этому месту нежелательное внимание.

Больше ничего не добавив, он исчезает внутри фермерского дома и захлопывает за собой дверь. Малдер и Скалли обмениваются взглядами, выразительно приподнимая брови.

- Дружелюбно, - замечает она, и Малдер разражается смехом. Они взбираются на свою лошадь – Скалли садится спереди – и выезжают на дорогу, ведущую к Калпеперу. Выполнив стоящую перед ними задачу и не имея больше причин спешить, они едут не торопясь, давая уставшей лошади отдых. Малдер крепко обвивает талию Скалли руками и опускает подбородок ей на плечо.

- Ты в порядке? – спрашивает она, выпуская поводья из одной руки, чтобы погладить его по щеке.

- Как ни странно, но да, - говорит он. – С ней все будет в порядке. Они хорошо позаботятся о ней. Учитывая все случившееся, ей будет безопаснее с твоей семьей, чем было до этого. И куда веселее, уверен. – Он усмехается. – Думаю, ты права насчет нее и Мелиссы: они отлично поладят.

- Я просила Сэм не говорить моей матери о нашем обручении, - признается Скалли. – Лучше мне самой сообщить ей эту новость… особенно, если ты будешь рядом. Иначе она может подумать, что я все выдумала.

- Она тебе не доверяет? – спрашивает Малдер.

- О, доверяет, - отвечает Скалли. – Но даже ты должен признать, что это та еще история. Сын богатого южного землевладельца и женщина-северянка, переодевшаяся в мужчину, встречаются во время войны и влюбляются? – Она качает головой. – Я не смогла бы придумать более нелепую басню, даже если бы попыталась.

- Думаю, твоя сестра, возможно, была права, - размышляет Малдер. – Насчет судьбы и предначертанности. Полагаю, что некоторым людям – некоторым душам – предназначено найти друг друга, чтобы быть вместе в любом своем воплощении.

Скалли обдумывает сказанное.

- Приятная мысль, - соглашается она, теснее прижимаясь к нему. – Идея о том, что мы с тобой были вместе в прошлом и будем вместе в будущем… Не уверена, что я верю в это… но мне бы хотелось.

Она поворачивает голову набок, улыбаясь ему, и Малдер целует ее.

- И мне, Скалли, - говорит он. – И мне.

Комментарий к Глава 4

(1) - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B0%D0%B1%D0%BC%D0%B5%D0%BD,_%D0%93%D0%B0%D1%80%D1%80%D0%B8%D0%B5%D1%82#%D0%9F%D0%BE%D0%B4%D0%B7%D0%B5%D0%BC%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%B6%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%B7%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%B4%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B3%D0%B0

========== Эпилог ==========

***

Июль 1865 года

Вест Честер, Пенсильвания

По мере приближения к Филадельфии сельская местность, по которой едут Малдер и Скалли, мало-помалу становится все более густонаселенной, когда пустые поля уступают место фермерским хозяйствам, а потом и маленьким городкам, тесно жавшимся друг к другу.

- Долго еще? – спрашивает Малдер, и Скалли улыбается, различив нотки нервозности в его голосе, хотя на его лице этого и не отражается.

- Меньше часа, - отвечает она, и он отрывисто кивает. – Знаешь, Малдер, - замечает она, игриво улыбаясь, - если уж у кого-то и есть причина бояться, то это у меня.

- А кто говорит о страхе? – спрашивает он, посылая ей улыбку, которая, вероятно, должна была быть беззаботной, но в итоге превращается в гримасу. Скалли качает головой.

- Это я возвращаюсь домой после того, как бросила вызов семье и подвергла их возможному стыду и осмеянию, - замечает она.

- О, а разве я не сделал того же? – возражает он.

- Ты? – Скалли смеется. – Ты сделал именно то, чего ожидают от дееспособного молодого мужчины, когда разражается война: отправился сражаться.

- На стороне врагов, - не соглашается Малдер. – По крайней мере, по мнению моих родителей.

- Ну, они простили тебя в конечном итоге, разве нет? – говорит она. – А я и понятия не имею, как отреагируют мои, когда я возникну на пороге.

- По крайней мере ты возникнешь там не с пустыми руками, - дразнит ее Малдер. – Ты, может, и сбежала, чтобы вступить в армию, и провела три года бок о бок с сотнями незнакомых мужчин, но по крайней мере сумела заполучить одного из них в качестве мужа. – Он выпячивает грудь и дразняще ей улыбается. – И одного из богатейших, к тому же.

Скалли смеется.

- Ты говоришь это так, словно я отправилась на войну, только чтобы найти себе мужа, - качая головой, говорит она. – Хотя, по правде сказать, может, именно в таком свете и стоит представить всю эту историю моей матери.

- Особенно, учитывая, как хорошо это сработало, - замечает Малдер и перемещается в седле, привставая в стременах, чтобы размять ноги. – Уже почти что время ужина, - добавляет он. – Уверена, что не хочешь остановиться в гостинице? Отложить визит до завтрашнего утра?

- Ты и вправду так боишься моего отца, что готов подождать еще один день? И заплатить за еще один номер?

- Я просто говорю, Скалли, что это, вероятно, наша последняя на долгое время возможность провести ночь вместе, - поясняет он, многозначительно поводя бровями. – В любой гостинице без всяких задних мыслей предоставят номер двум солдатам, возвращающимся домой с войны. Солдат же и женщина, на которой он еще не женат, с другой стороны… - Он с сожалением качает головой. – В тех местах, где на это закроют глаза, сдают номера на час, и к ним уже прилагается женщина. Или две.

Скалли снимает фуражку, хлопает ею Малдера по руке и со вздохом надевает ее обратно. Он прав, разумеется: как только она ступит в дом родителей, то сразу же станет, в некотором роде, другим человеком. Вместо лейтенанта Дэниела Скалли, награжденного медалями снайпера и адъютанта полковника Фокса Малдера, она превратится в Дану Скалли – воинственного младшего ребенка капитана Уильяма Скалли, одну их двух дочерей, которые осмелились покинуть дом, не будучи при этом замужем. Она почти ощущает жесткий и удушающий костяк корсета, который ее мать наверняка наденет на нее, как только она перешагнет через порог.

- В чем дело? – спрашивает Малдер, и Скалли осознает, что этот ее страх перед возвращением к женской одежде, должно быть, отобразился на ее лице.

- Я просто думаю, - вздыхает она, - о том, как все изменится. Для меня, я имею в виду, когда я вновь стану женщиной.

- Скалли, ты ею и не переставала быть, - заявляет Малдер. – Мне это известно лучше многих других.

- Ты знаешь, о чем я, Малдер, - закатывая глаза, отвечает она. – Полагаю, я привыкла к тому, что меня воспринимают всерьез. К тому, что к моему мнению прислушиваются, не сбрасывая меня со счетов всякий раз, когда я открываю рот.

- Ты ведь не считаешь, что я тожетак поступаю, Скалли? – мягко спрашивает он.

- Нет, разумеется, нет, Малдер, - заверяет его она. – И я даже не представляю, чтобы ты потерпел подобное отношение ко мне в твоем присутствии. Я просто… буду скучать по свободе, вот и все.

- Что ж, - предупреждает он ее, - думаю, что по крайней мере некоторое время мы с тобой будем слишком заняты для визитов и прочих официальных мероприятий. – Он прав, разумеется: им много чего нужно сделать на плантации теперь, после окончания войны. И когда они поженятся (что, по настоянию Малдера, произойдет как можно скорее, хотя бы потому, что, по его заявлениям, он привык спать рядом с ней, так что просто не сможет снова спать один), Скалли станет помогать ему.

Два месяца назад Малдер получил письмо от Джеймса, сейчас находившегося в Бостоне. Он нашел своих мать и сестру, которых не видел с самого детства, и маловероятно, что он вернется в Вирджинию. Впрочем, Малдер бы и не стал его об этом просить. Билл Малдер, повинуясь строгим указаниям врача, официально передал управление плантацией своему сыну, и в отсутствие Джеймса Скалли вызвалась помочь Малдеру следить за тем, как на ней идут дела.

Малдер организовал продажу дома в Вашингтоне, и на доход от продажи они планируют снести хижины рабов и заменить их прочными домами для наемных рабочих. Бывшим рабам дали возможность при желании остаться за хорошее жалование. Малдер также продал участок земли к северу от Калпепера, некогда намеченный для размещения на нем фермерского хозяйства, и планирует разделить деньги среди бывших рабов вне зависимости от того, останутся они или уйдут («наша задолженность перед ними», - отрывисто бросил он в разговоре с отцом, когда Билл оспорил его решение).

- Ну же, Скалли, что еще тебя беспокоит? – спрашивает Малдер, вырывая ее из задумчивости.

Скалли опускает взгляд на руки, держащие поводья.

- Знаю, я отшучивалась на эту тему, Малдер, но я и вправду нервничаю из-за возвращения домой. Я понятия не имею, как родители отреагируют.

- По крайней мере, для них это не станет сюрпризом, - подбадривающе замечает Малдер. – Твое появление в солдатском мундире с коротко стрижеными волосами.

Скалли получила письмо от Мелиссы вскоре после отбытия Саманты в Вест Честер – Сэм с письмом, должно быть, разминулись на дороге – в котором та сообщала, что Дэниел Уотерстон нанес Маргарет Скалли визит и рассказал правду о том, где именно пряталась ее младшая дочь, объясняя этим то, что он больше не заинтересован в женитьбе на ней. Маргарет Скалли, как поведала Мелисса, не слишком-то хорошо восприняла эти новости.

К их облегчению, однако, Мэгги не прогнала Саманту, когда девушка прибыла в дом Скалли; напротив, они с Мелиссой сразу же отнеслись к ней с симпатией, как Скалли и ожидала. Когда Мелисса в конце концов вернулась в свою квартиру в Нью-Йорке, Саманта взяла на себя переписку со Скалли.

Хотя сегодня Мелисса должна быть в их доме в Вест Честере вместе с остальной семьей. Скалли написала ей из Вашингтона через неделю после капитуляции Конфедерации в Аппоматтоксе и попросила сестру приехать и присутствовать, когда Малдер будет представлен семье в качестве ее жениха.

Они в основном хранят молчание, потерянные в собственных мыслях, большую часть оставшейся поездки до Вест Честера. Малдер смотрит по сторонам, разглядывая незнакомый ему город, но Скалли фокусируется только на том, что перед ней, до жути напуганная возможностью встретить кого-нибудь знакомого до приезда домой. Но ее улица, когда они въезжают на нее, к счастью, совершенно пуста.

Ну… почти пуста, во всяком случае.

На какое-то мгновение Скалли охватывает ощущение дежа-вю при почти точном воспроизведении сцены двухгодовалой давности, когда они с Малдером прибыли в Фредериксберг, чтобы провести неделю с его семьей. Этот дом, однако, далеко не столь впечатляющий, как дом Чарльза Спендера, и ожидавшая у ворот девушка куда выше – сейчас она уже больше похожа на молодую женщину, чем на девочку. Но восторженный возглас, который она издает при виде брата, тот же самый, как и то, что Малдер спрыгивает с лошади и устремляется ей навстречу. Он отрывает ее от земли и кружит в воздухе, отчего они оба весело смеются.

Также спешившись, Скалли замечает еще одну фигуру на переднем крыльце, наблюдавшую за ними со слезами на глазах и зажимавшую рот ладонями. С сердцем, бьющимся где-то в районе горла и словно бы завязавшимся в узлы желудком, Скалли приближается к своей матери, готовясь к тому, что сейчас на нее будут кричать, схватят за плечи и станут трясти… но Маргарет Скалли ничего подобного не делает. Прежде чем Скалли произносит хотя бы слово, мать обвивает ее руками и стискивает так крепко, что ей становится трудно дышать.

Первое, что делает Мэгги, отпустив дочь, это снимает с ее головы фуражку и проводит пальцами по неровно стриженым рыжим волосам, грустно улыбаясь.

- Они отрастут, матушка, - говорит Скалли, опуская голову, так как все еще слишком нервничает, чтобы встречаться с матерью взглядом, опасаясь увидеть в ее глазах неодобрение. Мэгги берет ее за подбородок и приподнимает его, вынуждая Скалли посмотреть на нее, и, к ее огромному облегчению, лицо матери выражает лишь любовь.

Любовь с примесью легкого раздражения, куда уж без этого, но, по правде говоря, так она смотрела на дочь в течение многих лет.

- Мне неважно, что стало с твоими волосами, Дана, - говорит ей Мэгги. – Мне важно только то, что ты здесь. Мне важно, что ты в безопасности. – Она снова обнимает Скалли. – Это не значит, что я не злюсь на тебя, но я готова позабыть об этом на сегодня.

Скалли кивает, прекрасно ее понимая. Ее будут отчитывать, как ребенка, и ей ничего другого не останется, как только молча это проглотить… но произойдет это не сегодня.

Вздохнув с облегчением, Скалли разворачивается и протягивает руку Малдеру, который встает рядом с ней, тогда как Саманта остается чуть позади.

- Матушка, позвольте представить вам полковника Фокса Малдера, - начинает она. – Уверена, что Саманта рассказывала вам о нем.

Мэгги улыбается и протягивает руку Малдеру, который наклоняется и целует тыльную сторону ее ладони.

- Рассказывала, - подтверждает Мэгги.

– Рад наконец познакомиться с вами лично, миссис Скалли.

Дверь позади Мэгги открывается, и Скалли на мгновение задерживает дыхание при виде отца, все такого же внушительного, несмотря на то, что он одет не в мундир, вышедшего на крыльцо вместе с Мелиссой. Поначалу выражение его лица совершенно нечитаемо, но слезы в его голубых глазах выдают его. Скалли подбегает к нему, обвивает его руками за шею, и он начинает кружить ее в точности так, как это делал Малдер с Самантой несколько минут назад.

В конечном итоге капитан Скалли чуть отстраняется и изучает мундир своей дочери, проводя пальцами по орденам на ее груди.

- Лейтенант? – спрашивает он. – Не лейтенант-полковник? Или даже полковник? – он качает головой с притворным неодобрением. – Я ожидал от тебя большего, дочка.

- Боюсь, это моя вина, сэр, - встревает Малдер, вставая рядом с ней. Капитан Скалли поднимает на него глаза, вопросительно выгибая бровь.

- Вот как? – спрашивает он, и Малдер кивает.

- С сожалением вынужден признать, что я эгоистично держал лейтенанта Скалли при себе в течение последних двух лет, - сообщает он. Скалли с трудом сглатывает, кладя ладонь на руку Малдера. Когда она вновь заговаривает, то старается, чтобы голос звучал ровно, не выдавая испытываемого ею ужаса. Что если отец не одобрит? Что если он вбил себе в голову, что она все еще может выйти за Дэниела? Она не собирается, разумеется, порывать с Малдером, если отец не одобрит ее планы… но все же она бы предпочла, чтобы он был рад за нее, а не зол.

- Папа, - говорит она, - это полковник Фокс Малдер.

Капитан Скалли заинтересованно приподнимает брови, пожимая руку Малдеру.

- А! – восклицает он. – Давно потерянный брат мисс Саманты?

Малдер кивает.

- Вы не представляете, как я благодарен вам за то, что вы позволили ей остаться с вами, - говорит он обоим родителям Скалли. – Огромный груз был снят с моих плеч от осознания того, что она в безопасности.

Мэгги небрежным взмахом руки дает понять, что это ерунда.

- Я была рада компании, мистер Малдер, - говорит она ему.

- Я так понимаю, что вы вдвоем были в одном полку? – спрашивает капитан Скалли, и Малдер кивает.

- Я сначала был капитаном Скалли, потом полковником… - Он с трудом сглатывает, и Скалли внезапно понимает, что именно ее рыцарствующий глупец намерен сделать. – И с вашего разрешения, сэр, я бы очень хотел стать ее мужем.

Мэгги судорожно втягивает воздух от удивления, тогда как голубые глаза капитана Скалли чуть не вылезают из орбит. Мелисса дерзко усмехается младшей сестре.

- Видишь? Я могу хранить секреты, когда хочу, - гордо заявляет она, когда Скалли подозрительно щурится. Родители не обращают на ее слова ни малейшего внимания.

Они переглядываются, и в этом взгляде Скалли видит все, что ей нужно знать. Мэгги знает Малдера по рассказам Саманты и Мелиссы. К настоящему времени им с капитаном Скалли уже известно, что, помимо обладания богатством, он хороший, добрый человек, готовый на все, чтобы защитить своих близких.

Они не станут противиться. Узел в груди Скалли развязывается.

- Почему бы нам не обсудить это в доме? – предлагает Мэгги. – Вы двое, должно быть, устали с дороги и голодны. Входите и давайте поедим.

Скалли кивает.

- Мы только позаботимся о лошадях, а затем придем, - говорит она родителям, которые разворачиваются и заходят в дом вместе с идущими следом Мелиссой и Самантой, тогда как Малдер и Скалли отвязывают лошадей от передних ворот. Когда входная дверь закрывается, Малдер усмехается Скалли.

- Думаю, все прошло хорошо, - замечает он. – Они не вышвырнули меня вон.

- А что бы ты сделал, если бы они так поступили, Малдер? – спрашивает Скалли, когда они ведут коней по подъездной дорожке. – Ты не говорил, что собираешься просить благословения у моего отца. Что бы ты сделал, если бы он отказал тебе?

- Я бы ночью пробрался в твою спальню и похитил тебя, - пожав плечами, отвечает он. – Сэм бы помогла. Твоя сестра тоже, вероятно.

Скалли качает головой, но не может удержаться от смеха. Они отводят лошадей на конюшню, расседлывают их и вытирают, заодно проверяя, достаточно ли у них воды в корыте и сена с овсом.

Перед выходом из конюшни Малдер вдруг хватает Скалли за руку, и она вопросительно смотрит на него.

- Прежде чем мы снова предстанем перед твоей семьей, и мне придется стать идеальным джентльменом, держащим руки при себе… - Он улыбается ей, касаясь ее щеки ладонью. – Как насчет одного поцелуя, чтобы помочь мне это пережить?

Скалли улыбается в ответ, чувствуя, как стремительно бьется ее сердце, когда он наклоняется. «Надеюсь, что рядом с ним я всегда буду чувствовать себя именно так», - думает она, когда их губы встречаются, и она прижимается к нему всем телом, зарываясь пальцами в волосы у него на затылке, под полями его фуражки.

Она прерывает поцелуй гораздо раньше, чем ей самой бы этого хотелось, зная, что если они пробудут тут достаточно долго, кто-нибудь непременно отправится на их поиски.

- Пойдем, - говорит Скалли, беря Малдера за руку. – Скоро у нас будет предостаточно времени для этого.

И они вместе выходят навстречу яркому солнечному свету, рука в руке, ни от кого больше не таясь.

Конец