Улугбек - великий астроном XV века [Николай Иванович Леонов Географ] (fb2) читать онлайн

Н. Леонов Улугбек — великий астроном XV века

УЛУГБЕК

(1394–1449)

ВЕЛИКИЙ АСТРОНОМ ПЯТНАДЦАТОГО ВЕКА

Пятьсот лет назад в небольшом кишлаке по дороге из Самарканда в Термез был злодейски убит Улугбек — один из тех выдающихся узбекских учёных, имена которых вошли в историю мировой науки. Память об Улугбеке сохранилась в истории науки не потому, что он был прямым наследником воинственного Тимура, а потому, что он был замечательным учёным своего времени.

Наследовав управление государством, Улугбек вынужден был вести почти беспрерывную борьбу то с беспокойными родичами, боровшимися за власть, то с кочевниками, которые нападали на окраины его обширных и богатых владений. Тем не менее заботы по управлению государством не могли отвлечь его от занятий науками. Особенно любил он астрономию, и в этой области он сделал так много, что его имя с полным правом вошло в историю мировой науки.

Имя Улугбека прославлено в веках его звёздными таблицами, в которых он определил положение 1018 неподвижных звёзд. Наблюдения Улугбека отличаются такой точностью, что у некоторых учёных даже возникло сомнение в подлинности этих таблиц и в самом существовании Улугбека.

Трудами русских археологов были обнаружены близ Самарканда остатки грандиозной астрономической обсерватории. Это явилось неоспоримым доказательством существования в Самарканде в первой половине XV века знаменитой улугбековой обсерватории.

Во всём мире не было астрономических приборов, которые по своим размерам могли бы соперничать с грандиозными инструментами улугбековой обсерватории. Остатки этой обсерватории были впервые обнаружены ещё до революции, но только при советской власти этот замечательный памятник мировой культуры был взят под охрану и подвергся серьёзному изучению.

Царское правительство отпустило когда-то на раскопки этого величайшего памятника культуры всего лишь восемьсот рублей.

Иной размах приняли работы по изучению самаркандской обсерватории и научных трудов Улугбека в наше время. Советские археологи произвели на холме обсерватории вторичные раскопки. Эти работы были начаты в 1941 году. Они были прерваны Великой Отечественной войной и возобновились в 1948 году.

Результаты последних раскопок полностью ещё не опубликованы, однако предварительные сведения, сообщаемые участником раскопок В. А. Шишкиным, свидетельствуют, что план замечательного сооружения Улугбека — его астрономической обсерватории, будет полностью восстановлен советскими учёными. Старательно изучаются труды Улугбека — его знаменитые звёздные таблицы и научные комментарии к таблицам, которые рассказывают о методах и способах наблюдений, применявшихся самаркандскими астрономами пятнадцатого века, не утративших и до нашего времени своего научного значения.

Наследие великих астрономов древности Гиппарха и Птолемея, воспринятое астрономами восточных стран, развивалось ими в направлении усовершенствования инструментов и методов астрономических наблюдений. С полным правом можно сказать, что эти работы были блестяще завершены Улугбеком и его сотрудниками.

1. О ЧЕМ РАССКАЗЫВАЕТ СТАРИННАЯ ГРАВЮРА?

На пожелтевшей от времени гравюре изображено подобие дома. На кровле нагромождены астрономические инструменты. Два наблюдателя следят за движением какого-то небесного светила.

Передней стены у дома нет. Перед нами раскрыта большая комната со сводчатым потолком. На потолке — карта звёздного неба. У дальней стены стоит круглый стол. За столом, под председательством музы астрономии Урании, происходит собрание крупнейших астрономов мира.

Каждый учёный занимает заранее отведённое ему место. Об этом мы узнаём потому, что над головою каждого из собравшихся здесь астрономов на стене висит доска, на которой начертано имя астронома и кратко перечислены его заслуги перед наукой.

Среди собравшихся — поляк Николай Коперник, датчанин Тихо Браге и прославленный учёный древности Клавдий Птолемей.

Кто же занимает самое почётное место, по правую руку от Урании? На самом почётном месте сидит Улугбек, учёный из далёкого среднеазиатского города Самарканда.

Поистине велика должна была быть слава самаркандского звездочёта, если на гравюре XVII века, через двести лет после его смерти, ему отвели такое почётное место.

Это тем более замечательно, что в те времена — в XVI и особенно в XVII веке астрономическая наука в Европе достигла значительного развития. В 1543 году была отпечатана книга Коперника о движении небесных тел, которая заставила людей новыми глазами взглянуть на Вселенную.

В 1600 году за проповедь идей Коперника погиб на костре Джордано Бруно, но вскоре после его гибели благодаря трудам Галилея и Кеплера учение Коперника восторжествовало.

Тем не менее и в эту эпоху блестящих научных открытий имена Коперника и Галилея не смогли затмить имени узбекского учёного Улугбека.

В октябре 1949 года исполнилось пятьсот лет с того дня, как убийцы оборвали жизнь этого замечательного астронома.

Отложим в сторону старинную гравюру и обратимся к текстам пожелтевших рукописей. С их помощью попытаемся восстановить время и важнейшие эпизоды жизни великого учёного.

Заглянем на холм Кухак под Самаркандом, где стараниями русского археолога В. Л. Вяткина из-под толщи обломков была откопана подземная часть грандиозной астрономической обсерватории Улугбека.

Нам предстоит совершить далёкое, но увлекательное путешествие — путешествие в XV век.

2. В САМАРКАНДЕ ПЯТНАДЦАТОГО ВЕКА

Что мы можем видеть в Самарканде?

Самарканд — один из древнейших городов нашей страны. Он возник в цветущей долине, орошаемой водами Зеравшана. В древности реку Зеравшан называли Согдом, а страну, орошаемую Зеравшаном, — Согдианой. Воинам Александра Македонского (уже в IV веке до нашей эры) пришлось брать штурмом крепостные стены Мараканды (так греческие авторы называли Самарканд). Согдийцы оказали македонцам упорное сопротивление. Через тысячу лет после македонцев на Согдиану обрушились арабы (VII век нашей эры), в XIII веке — монголы, до основания разрушившие древний город.

Самарканд вновь возник после монгольского нашествия к югу от развалин древнего городища. Властный, коварный и жестокий воитель Тимур приказал обнести новый город крепостной стеной.

За тридцать пять лет своих походов Тимур создал огромную империю, ядром которой была страна между Аму-Дарьёй и Сыр-Дарьёй, называемая Маверранахром, а столицей огромной империи Тимур сделал город Самарканд, существующий и доныне.

Эта империя возникла в результате разбойничьих, грабительских военных походов, которые не носили характера продуманного последовательного плана присоединения новых территорий к Маверранахру. Та или другая область, или страна, как правило, опустошалась войсками Тимура, и жестокий завоеватель не заботился о дальнейшем существовании разграбленной им страны.

Огромные богатства, награбленные Тимуром в его походах, использовались им для украшения Самарканда. Он строил новые мечети и медрессе, а также новые дворцы и новые великолепные сады для пышных приёмов и празднеств.

В некоторой степени награбленные в походах богатства способствовали и оживлению экономической жизни феодального Маверранахра. Но при этом следует помнить, что материальное благосостояние, послужившее базой для развития культуры, возникло не в результате естественного развития производительных сил Маверранахра, но было создано искусственно, за счёт ограбления покорённых стран.

В основе организованного Тимуром государства лежала феодальная система. Она-то, в конечном счёте, явилась причиной распада огромной империи, созданной в процессе удачных походов жестокого завоевателя.

Сам Тимур, его сыновья и его сподвижники считали огромное государство, объединённое удачливым завоевателем, своим личным достоянием. Тимур делил и кромсал завоеванные им страны с их населением на уделы («суюргали») и раздавал их во владение своим сыновьям и внукам, а также представителям местной аристократии.

В Самарканд отовсюду стекались награбленные воинами Тимура богатства и обильная дань с побеждённых. Тимур всячески стремился поднять внешний блеск и славу своей столицы.

Тимур обнёс город новыми крепостными стенами и глубокими рвами. В Южной части города была выстроена грозная цитадель. В цитадели находился дворец Тимура. В этой же цитадели хранились богатства, свезённые из завоёванных и ограбленных Тимуром стран — Ирана, Закавказья, Хорезма. Вокруг Самарканда разбиты были роскошные сады. В их зелени утопали загородные дворцы, роскошью которых Тимур любил изумлять послов чужеземных государств. В отсутствие Тимура загородные дворцы и сады открывались и для населения — подданные Тимура также должны были знать, сколь велико могущество их повелителя.

Стремление прославить Самарканд как величайший город мира (а Тимур, не скрывая, говорил о своём стремлении завоевать весь мир) повело к тому, что селениям в окрестностях Самарканда давались громкие имена прославленных на Востоке мусульманских столиц — Дамаск, Багдад, Каир, Шираз и т. д.

Величие самаркандских дворцов и мечетей должно было подчеркнуть политическое значение тимуровой столицы. Дворцы и сады Тимура были разрушены во время последовавших за его смертью междоусобных войн, но ряд других замечательных построек времени самого Тимура и его внука Улугбека (медрессе и мавзолеи) сохранились до наших дней.

У каждого, кто побывал в Самарканде, в памяти встанут величественные порталы, стройные минареты и голубые купола древних построек времён Тимура и Улугбека.

Совершим прогулку по улицам и площадям древнего города. Вот Регистан — городская площадь старого Самарканда. С трёх её сторон высятся порталы трёх медрессе — духовных училищ^[1]. Во времена Улугбека Регистан выглядел иначе. Самое прекрасное из трёх зданий Регистана построено Улугбеком. Две надписи на фасаде медрессе указывают время начала (1417) и окончания (1420) постройки, а также имя строителя медрессе. Это медрессе было построено сыном Шахруха, внуком Тимура, Улугбеком.

Во времена Улугбека здание имело четыре минарета, которые по смелому замыслу архитектора были поставлены наклонно: четыре минарета — четыре гигантских светильника, обращённых на четыре стороны света.

Весь фасад здания облицован изразцами, покрытыми глазурью, — голубой, синей, шоколадной — и похож на сверкающий ковёр. Надписи производят впечатление причудливых изящных узоров. Они (на фасаде и на облицовке минаретов) представляют собою сочетание геометрического и растительного орнаментов. Плоскости больших стен расчленены арками.

Великолепны и стройны одетые узорной облицовкой минареты, увенчанные тюрбанами. Всё это говорит о высокой культуре, о тонком вкусе, о мастерстве самаркандских зодчих.

Внутри медрессе двор, окружённый высокими стенами здания. Со всех сторон на него выходят двери худжр (общежитие было рассчитано на 80—100 человек), где когда-то жили студенты, слушавшие в медрессе Улугбека лекции знаменитых учёных. Есть основания предполагать, что с лекциями выступал здесь и сам Улугбек.

Медрессе Улугбека — древнейшее из уцелевших зданий медрессе в Средней Азии. Современные Улугбеку поэты сравнивали его «с горой, подпирающей небо», а лазурь куполов — с синевою согдианского неба.

Но пойдём дальше. В нашей прогулке по Самарканду мы встретим ещё несколько зданий, которыми мог любоваться и сам Улугбек.

Неподалёку от Регистана высятся руины большой мечети, построенной Тимуром. Легенда приписывает постройку этой мечети прекраснейшей из жён Тимура красавице Биби-Ханым. Историки же говорят, что среди жён Тимура не было ни одной, носившей такое имя; однако народные легенды упорно рассказывают о ней, и в них даже указывается могила близ развалин мечети, где будто бы погребена Биби-Ханым.

В рукописях современников мы находим указания на то, что постройку этой мечети затеял сам Тимур в 1399 г. по возвращении своём из индийского похода. По его замыслу она должна была затмить все другие постройки на земле. Мы знаем, что Тимур стремился к мировому господству. Богатейшие страны Востока — Иран и Индия лежали у ног грозного завоевателя.

Столицу Тимуровой империи — Самарканд — поэты называли ликом Земли. Нигде не должно быть здания прекраснее и величавее самаркандской мечети, — порешил Тимур.

Мечеть Биби-Ханым в наше время почти разрушена. От её гигантского голубого купола сохранилась лишь небольшая часть. Обрушились малые мечети и портал главных ворот. Но даже сейчас эти руины производят величественное впечатление.

Новый правитель Самарканда внук Тимура Улугбек и ребёнком, и взрослым посещал эту мечеть. По его повелению для соборной мечети из мрамора был вытесан гигантский пюпитр для священной книги — огромного рукописного корана. При Улугбеке подаренный им пюпитр находился внутри мечети, но впоследствии он был вынесен из неё и стоит теперь посреди обширного двора.

От мечети Биби-Ханым отправимся на северную окраину города. Вот мы у ворот самаркандского гуристана (кладбища). Там мы увидим группу куполов Шах-и-Зинда. Это — кладбище феодальной знати и членов семьи Тимура. Входим в ворота и сразу начинаем подниматься по ступеням коридора, по обе стороны которого расположены мавзолеи редкостной красоты. Мастера проявили здесь много фантазии и искусства. Тот, кто побывал хотя бы раз на гуристане Шах-и-Зинда, никогда не забудет великолепных узоров его мавзолеев.

Строительство Шах-и-Зинда, начатое Тимуром, продолжалось и при Улугбеке, а входные ворота построены им от имени младшего из его сыновей Абдал-Азиза. Здесь погребены сестра и две жены Тимура, а также его вельможи.

Могилы самого Тимура и его любимого внука Улугбека также находятся в Самарканде. Но для себя, для своих сыновей и внуков Тимур повелел построить особое здание. Оно известно в Самарканде, да и во всём мире, под именем Гур-Эмир. Усыпальница Гур-Эмир была достроена уже Улугбеком. Советские археологи полностью восстановили это великолепное здание, — и оно вновь засверкало всеми своими изразцами.

Над входной дверью в мавзолей арабскими белыми буквами по синему фону написано: «Это могила султана мира, эмира Тимура Гурагана». Внутри высокого здания, за резною из камня решёткой лежат намогильные камни Тимура и его сына Шахруха.

«У чёрного, траурного, нефритового, гладко отполированного надгробия с отчётливой надписью родословия Тимура, — говорил как-то В. Л. Вяткин, — вспоминается всё то страшное и трагическое, что принёс лежащий под ним человек». Здесь, в мавзолее деда, погребён и знаменитый Улугбек.

Надгробная плита над могилой Улугбека говорит о том, что Улугбек убит 27 октября 1449 года. Слова, начертанные на плите, проклинают Абдал-Лятифа, отцеубийцу.

Самарканд при Тимуре

Ряд архитектурных памятников свидетельствует молчаливо, но убедительно, что в Самарканде при Тимуре и его потомках — тимуридах достигли высокого совершенства архитектура, а также науки и поэзия.

Величавые формы зданий, красота узоров, украшающих их стены, наглядно свидетельствуют о том, что у самаркандцев в пятнадцатом веке имелись веские основания говорить с гордостью: «Самарканд руи заминаст», т. е. «Самарканд — лик Земли».

Попытаемся проникнуть в Самарканд пятнадцатого века.

После битвы при Анкаре (в 1402 году), в которой Тимур одолел самого сильного из своих противников, турецкого султана Баязета, европейцы сочли весьма важным делом извлечь выгоды от дружбы с могущественным властителем Азии, победоносным Тимуром.

Король Кастилии (так называлась тогда Испания) Энрике Третий отправил посольство ко двору Тимура в далёкий Самарканд. В числе послов находился Рюи Гонзалес-де-Клавихо.

В те времена каждому послу, кто бы он ни был, вменялось в обязанность неустанно наблюдать и собирать всякие сведения о народах и о виденных послами странах. Вот почему с первого же дня по выезде из Кастилии Клавихо начал вести свой дневник.

— Для чего вы делаете свои записи? — спрашивали у Клавихо.

— Для того, чтобы ничто не забылось и чтобы можно было полнее и лучше вспоминать и рассказывать о виденном, — отвечал он.

Клавихо, желая угодить королю Кастилии, оказал неоценимую услугу историкам. Дневник Клавихо, к счастью, не затерялся. Лет через полтораста после смерти Клавихо, в конце XVI века, дневник был отпечатан под заглавием «Жизнь и деяния Великого Тамерлана с описанием земель под его владением и господством». Книга, написанная кастильцем Клавихо (при критическом её восприятии и всестороннем учёте реальной исторической обстановки того времени), поможет нам совершить путешествие в глубь веков.

«Город Самарканд, — рассказывает Клавихо, — лежит на равнине. Он окружён земляным валом и глубокими рвами. Весь город окружён садами и виноградниками. Столько этих садов и виноградников, что когда подъезжаешь к городу, то видишь лес из высоких деревьев, а посреди него — самый город. По городу и по садам идёт много водопроводов. Вне города есть большие равнины, на которых находятся многолюдные селения, где царь поселил людей, присланных им из других, покорённых им стран».

Конечно, всё это благополучие, которое изумляло кастильца, добывалось тяжёлым трудом закабалённого крестьянства и грабежом завоёванных стран.

Далее Клавихо пишет: «…Тимур всячески хотел возвеличить этот город. Какие бы страны он ни завоёвывал и ни покорял, отовсюду привозил он людей, чтобы они населяли город и окрестную землю. Особенно старался он собирать мастеров по разным ремёслам: таких, которые ткут разные шёлковые ткани; таких, что делают луки для стрельбы и разное вооружение; таких, что обрабатывают стекло и глину, которые у них самые лучшие на свете.

Привёз он каменщиков и золотых дел мастеров, инженеров и бомбардиров. Столько всякого народа со всех земель собрал он, что народ не мог поместиться ни в городе, ни на площадях, ни на улицах, ни в селениях, и даже вне города, под деревьями и в пещерах, его было удивительно много. Город изобилует разными товарами, которые привозят в него из других стран: с Руси и Татарии приходят кожи и полотна, из Китая — шёлковые ткани, особенно атласы, мускус, рубины и брильянты, жемчуг и много разных пряностей. Из Индии в этот город идут мелкие пряности, т. е. самый лучший сорт: мускатные орехи, гвоздика, корица, инбирь».

История подтверждает, что Самарканд в начале XV века был центром крупной торговли, которая велась через Среднюю Азию между азиатскими и европейскими народами. Через Самарканд шли торговые пути мирового значения: в Малую Азию, к Средиземному морю, в Китай, в Индию.

Но Самарканд при Тимуре и его преемниках, называемых тимуридами, был не только центром ремесла и торговли, но и очень крупным центром научной мысли на тогдашнем Востоке.

Тимур повелел привезти в Самарканд ряд учёных математиков и астрономов, как велел он привозить в свой город мастеров и ремесленников. Присутствие крупных учёных не только льстило Тимуру, но было главным образом обусловлено стремлением усилить могущество своей империи. Слава об учёных Самарканда широко распространилась по странам Востока.

В Самарканде проживал в те времена историк Хафиз-Абру, написавший замечательный труд по истории средневосточных стран, изысканно названный им «Сливки летописей».

В Самарканде жил и знаменитый медик своего времени — Нефис. Позднее в Самарканде жили и работали знаменитые астрономы Казы-заде-Руми и Гиасаддин Джемшид. Этих двух учёных Улугбек по праву считал своими учителями и наставниками.

В Самарканде блистали своими стихами поэты Сираджуддин Самаркандский, Бадахши и другие. Юный Улугбек мог слышать стихи «Юсуф и Зулейха» из уст самого творца этой знаменитой на востоке поэмы Джубека и чтение касыд из уст Секкаки, писавшего на тюркском языке. Улугбек и сам, увлекаясь поэзией, писал стихи и горячо спорил о достоинствах восточных поэтов.

Увлечение науками и поэзией было так велико, что в Самарканде с успехом и с большой выгодой работали знаменитые переписчики рукописей — каллиграфы. Они изощрялись друг перед другом в красоте письма, украшая свои рукописи рисунками художников. В заказах на переписку рукописей со стороны царевичей и придворных не было недостатка.

Немало внимания уделялось и музыке. Во времена — Улугбека славился в Самарканде флейтист Султан-Ахмед.

В богатом городе нередко слышались споры о достоинствах того или иного поэтического произведения, о поэмах азербайджанского поэта Низами и поэта Индии Хусроя. В беседах упоминались имена Платона и Аристотеля, Евклида и Птолемея.

Неудивительно, что молодой, одарённый пытливым умом царевич Улугбек увлёкся речами учёных и, будучи правителем Самарканда, «протянул руку к наукам и добился многого», как говорит об этом знаменитый поэт Навои.

3. УЛУГБЕК — ВНУК ТИМУРА

Великому узбекскому поэту Алишеру Навои было всего лишь восемь лет, когда под Самаркандом был убит Улугбек. В молодости Навои отправился в Самарканд, ибо гремела слава об этом городе учёных, где ещё свежи были воспоминания о великом самаркандском астрономе. Вот что записал об Улугбеке Навои:

«Султан Улугбек, потомок хана Тимура, был царём, подобного которому мир ещё не знал.

Все его сородичи ушли в небытие. Кто о них вспоминает в наше время? Но он, Улугбек, протянул руку к наукам и добился многого. Перед его глазами небо стало близким и опустилось вниз.

До конца света люди всех времён будут списывать законы и правила с его законов» (Навои имел в виду законы движения небесных тел, изучению которых Улугбек посвятил жизнь).

Так великий поэт предсказал великому учёному бессмертие в памяти людей.

Как же сложилась жизнь тимурова внука и как мог он, наследник грозного завоевателя, приобрести славу учёного астронома?

Следуя историкам, мы расскажем кратко о жизни Улугбека. Военные походы в те времена длились годами. За Тимуром в далёкие страны обычно ехали с обозом его жёны и дети. В таком военном обозе 22 марта 1394 года у третьего сына Тимура, Шахруха, и его юной жены Гаухар-Шад-аги родился мальчик. Новорождённого назвали Мухаммед-Тарагай.

Впоследствии, ещё при жизни деда, мальчика стали называть «великим беком» (эмиром). Прозвище Улугбек, т. е. большой, великий бек, так и укрепилось за мальчиком на всю жизнь.

К воспитанию своих внуков Тимур относился заботливо. Очевидно, ему хотелось хотя бы во внуках найти себе достойного преемника. Среди сыновей своих жестокий завоеватель и организатор огромной империи не находил достойного.

Тимур повелел Шахруху передать новорождённого сына на воспитание бабке Сарай-Мульк-ханым. Это было в обычаях тимурова двора.

И вот маленький Мухаммед стал скитаться вместе со своей бабкой с военными обозами деда. Он побывал и в Армении, когда его дед выступил против грозного султана Баязета, и в Афганистане, сопровождая деда в его походе на Индию.

Видимо, Тимур очень любил своего внука и заботился о нём. Придворный историк записал так: «Тимуру трудно было расстаться с любимым внуком, но он боялся, что жаркий климат Индии будет вреден для мальчика».

Четырёхлетний мальчик вместе с бабкою был оставлен в Кабуле. Известно, что Улугбек, лет пяти от роду, вместе с бабкой встречал своего возвращавшегося из индийского похода деда, прозванного русскими Тамерланом. В конце марта 1399 года на плоском берегу огромной и мутной реки был разбит пышный стан. Сюда Сарай-Мульк-ханым привела к Тимуру пятилетнего мальчугана. Улугбек на всю жизнь запомнил и встречу с дедом на берегу Аму-Дарьи, и зимовку в Армении.

Маленькие внуки Тимура, по воле деда, принимали участие в торжественных приёмах иностранных послов. Вполне возможно, что именно Улугбек принял верительную грамоту короля Энрике из рук Кастильского посла Клавихо для передачи в руки деда. Это было в обычае тех времён, и десятилетний Улугбек, наверное, присутствовал на приёме послов из далёкой Кастилии. Несомненно, что перед смертью дряхлеющий Тимур задумывался над будущей ролью любимого внука. Правда, не его он назначил своим наследником, но до конца дней своих Тимур не расставался с Улугбеком.

Улугбек находился при войске Тимура, двинувшемся в поход на Китай, когда 18 февраля 1405 г. в г. Отраре (на Сыр-Дарье) умер Тимур-Ленг (Железный Хромец).

Тотчас после смерти Тимура начались междоусобия. Никто из тимуридов не захотел подчиниться Пир-Мухаммеду, которого Тимур назначил своим преемником. Самаркандом овладел силой Халиль-Султан. Шахрух, сын Тимура, укрылся в Герате. Одиннадцатилетнего Улугбека его опекун и наставник Шах-Малик увёз в Бухару.

Четыре года Шахрух и Шах-Малик (от имени Улугбека) боролись с Халиль-Султаном. Во всех походах и битвах при войске находился и подраставший Улугбек.

Наконец, в 1409 году, когда Улугбеку минуло пятнадцать лет, Шахрух одолел своих соперников, овладел наследием Тимура и удалился в Герат, а правителем Самарканда объявил своего старшего сына Улугбека. Но лишь через два года после своего воцарения в Самарканде Улугбек смог избавиться от опекунства властного Шах-Малика.

Едва ли Шах-Малик, этот суровый воин (опекун и наставник), мог поощрять в Улугбеке стремление к наукам. Наоборот, всё было направлено к тому, чтобы воспитать в маленьком Мухаммеде любовь к военным походам, к военной славе, к дипломатическому искусству. Все старались внушить Улугбеку, что именно ему, любимому внуку Тимура, надлежит защищать империю, созданную великим его дедом, от монголов и кочевых узбеков. Соратники Тимура, окружавшие Улугбека, всё ещё бредили и военной славой, и надеждами на лёгкое обогащение. Молодой правитель Самарканда не мог (а вначале, может быть, и не хотел) противиться своим приближённым. И действительно, в первые годы правления Улугбек предпринимает ряд военных походов, отрываясь от своих занятий науками.

Придворные льстецы пытались поддержать в Улугбеке воинственный дух. До наших дней в Джизакском ущелье (ущелье это называют «Тамерлановыми воротами») сохранилась высеченная на скале надпись, в которой сообщается о походе Улугбека в 1425 году:

«С помощью господа бога, великий султан, покоритель царей и народов, тень божья на земле, опора закона божеского, Улугбек (да продлит бог время его царствования!) предпринял поход в страну монголов и от того народа возвратился невредимым». О результатах похода в этой надписи не упоминается.

В 1427 году Улугбек предпринял поход на север против кочевников. Этот поход окончился поражением Улугбека. Шахрух очень неохотно простил сыну его военную неудачу и едва не лишил его самаркандского наместничества. С этого времени Улугбек значительно охладевает к славе воителя, со страстностью отдаётся научным занятиям и начинает постройку астрономической обсерватории.

4. УЛУГБЕК — ПОКРОВИТЕЛЬ УЧЕНЫХ

Свободомыслящие люди Средней Азии во времена Улугбека твёрдо верили в силу человеческого свободного разума, в силу науки. Об этом так убеждённо и выразительно сказал великий поэт Навои, творчество которого было подготовлено ростом культуры в эпоху Улугбека:

Улугбек был передовым человеком своей эпохи.

В целях укрепления своего государства, развития науки он повелел организовать в своём эмирате три высших школы — одну в Бухаре, другую — в Гиждуване, третью — в Самарканде. В этих трёх городах он повелел для учёных и студентов построить большие здания медрессе.

Попытаемся же, читая рассказы современников, перенестись мысленно в XV век на Регистан Самарканда и оказаться в числе зрителей, собравшихся на открытие самаркандского медрессе Улугбека. Надеюсь, вы не забыли этот сверкающий изразцами великолепный портал медрессе и его минареты, наклонно обращённые, подобно светильникам, на четыре стороны света?

На открытие мечети прибыл сам Улугбек.

В стенах медрессе собрались учёные, студенты и гости — шейхи, вельможи, придворные.

Секкаки, талантливый придворный стихотворец, прочитал приветственные стихи, обращённые им к Улугбеку. Они кончались примерно так:

Улугбек не обратил особого внимания на льстивые строки поэта.

Все с нетерпением ожидали приказа о том, кто будет назначен главным мударисом (преподавателем) вновь открытого медрессе.

И спросили нетерпеливые шейхи Улугбека:

— Кого ты назначишь, всемилостивейший, мударисом твоего великолепного медрессе?

Толпясь перед Улугбеком, шейхи ожидали, что Улугбек назовёт имя одного из них.

— Место мудариса займёт тот, кто сведущ во всех науках, — ответил Улугбек.

Шейхи смутились. Они хорошо знали священную книгу Коран, но они вовсе не были знакомы с науками.

— Кто может быть сведущ во всех науках? — раздражённо спросили шейхи. — Кто? Кто?

В эту минуту раздался голос мавляны Мухаммеда. Он сидел поодаль на куче ещё не убранного кирпича. Одежда свисала с него лохмотьями. Мавляна спокойно и громко сказал:

— Я!

Шейхи с презрением от него отвернулись: все знали, что мавляна Мухаммед не брезговал вместе с рабочими укладывать камни при постройке медрессе.

Но Улугбек оглянулся на мавляну и спросил его строго:

— Ты, мавляна Мухаммед, считаешь себя достойным занять высокое место мудариса?

— Да, государь, — ответил спокойно мавляна. — Я сведущ во многих науках. Испытайте, правду ли я говорю.

И тогда стали учёные столицы, по приказанию Улугбека, задавать вопросы мавляне Мухаммеду.

Учёные астрономы спрашивали мавляну о планетах и звёздах и дивились точности и полноте его ответов.

Затем Нефис, которого почитали лучшим знатоком врачебного искусства, стал спрашивать мавляну о строении человеческого тела, о видах пищи — полезной и вредной, о крови и желчи. На все вопросы Нефиса мавляна ответил безошибочно, обнаружив такие знания, как будто и сам он был врач. Нефис подтвердил, что мавляна сведущ в медицинских науках.

Затем посыпались вопросы по истории мусульманской религии и по истории Китая, Монголии, Ирана и Средней Азии. На все вопросы мавляна отвечал так, что его признали сведущим и в этих науках. Поэты спросили о знаменитых поэтах. И на эти вопросы следовали блестящие ответы.

Просветлело лицо Улугбека.

«Первым мударисом моего медрессе да будет мавляна Мухаммед», — сказал Улугбек.

Шейхи, презиравшие мавляну Мухаммеда за его близость к простым людям, возмутились решением Улугбека и затаили против него злобу.

После своего назначения мавляна Мухаммед произнёс речь. По словам историка, он говорил так глубокомысленно и о таких сложных предметах, что его могли понять полностью лишь немногие. Улугбек по справедливости оценил речь мудариса о строении Вселенной, похвалил его и тем озлобил завистливых шейхов. Но ещё более раздражили шейхов и мулл такие слова Улугбека:

«Религии рассеиваются, как туман. Царства разрушаются, но труды учёных остаются на вечные времена».

Одним из учителей мирзы Улугбека был прославленный на востоке астроном Казы-заде-Руми. До нас не дошли рассказы о том, чему именно и как учил Улугбека этот учёный, что говорил он своему ученику о других науках. Но при мысли об Улугбеке невольно приходят на память слова Навои, обращённое им к царевичу Гариб-мирзе: «При изучении наук, не довольствуйся одной из них. Если вкусишь ото всех наук, чем это плохо?».

Жадность к разнообразным знаниям, к разнообразной деятельности — отличительная черта многих людей эпохи Улугбека и Навои.

В беседах с учёными астрономами, медиками, историками и поэтами Улугбек, правитель Самарканда, неустанно пополнял свои познания. «Учёным станет лишь тот, кто расспрашивает о вещах, ему неведомых. А тот, кто стыдится расспрашивать, тот сам себе враг», — говорил Навои.

Любимейшей наукой Улугбека была астрономия. Но, будучи сыном своего века, он не был чужд и другим наукам, а также и поэзии.

С именем Улугбека связан большой исторический труд «История четырёх улусов».

В нём излагалась история четырёх государств, образовавшихся после распада империи Чингисхана: Китая с Монголией, Золотой Орды, Ирана и Средней Азии. Рукопись эта до нас не дошла.

Принимал ли участие в написании «Истории четырёх улусов» сам Улугбек или она была написана от его имени, как полагает писатель XV века Хондемир, мы не знаем. Но одно несомненно: Улугбек считал составление такой истории делом совершенно необходимым.

Улугбек охотно и много беседовал на литературные темы. Часами мог он спорить о красотах поэзии Низами со своим братом Байсункаром и даже вёл оживлённую переписку на литературные темы.

Ни государственные дела, ни занятия науками и поэзией не мешали Улугбеку предаваться всяческим удовольствиям, которыми увлекались в те времена имущие феодалы и наиболее богатые из самаркандских купцов.

Улугбек был страстным охотником, старательно вёл списки убитой им дичи и не раз выезжал в зимнее время в низовья Зеравшана на охоту.

Благочестивые шейхи негодовали на Улугбека за то, что он почти не бывал в мечети на молитве, а проводил свой досуг в загородных садах, где лилось вино, читались стихи, танцовщицы услаждали пирующих своими плясками, откуда доносился (как говорили шейхи) вместе со звуками песен и музыки «запах греха».

«Твой отец, престарелый Шахрух, — говорили шейхи Улугбеку, — каждую пятницу посещает мечети. А ты, Улугбек, помнишь ли, когда ты был на молитве в мечети? А если ты и посещаешь мечеть, то ты делаешь это ради забавы, ради тщеславия. Ты и в мечети желаешь быть государем, а не почтительным мусульманином», — укоряли его шейхи.

Шейхи говорили о том, что Шахрух постоянно призывает ко двору чтецов Корана, и возмущались тем, что Улугбек предпочитает чтению Корана чтение светских «греховных» стихов.

Шейхи Бухары и Самарканда страстно завидовали шейхам Герата, где духовенство чтили по приказу Шахруха.

В свободомыслии Улугбека так много общего с тем, что мы находим в творениях Навои, что Улугбек мог бы сказать словами поэта:

«Годами я слушал рассказы шейха — они не усладили сердца, не взволновали души»… «Польза от стрельбы в течение одного часа равна пользе молитвы в течение пятидесяти лет!»

Таков был этот «учёный царь» Улугбек.

О том, что сделал он как учёный, рассказано будет в следующей главе.

5. УЛУГБЕК — ВЕЛИКИЙ УЧЕНЫЙ

«Когда рассыпает небо цветенье летящих звёзд, Всегда человек пылает душой…»

А. Навои

«Перед его глазами небо стало близким и опустилось вниз».

А. Навои об Улугбеке

Величайшим научным подвигом Улугбека было сооружение в Самарканде астрономической обсерватории.

Есть все основания предполагать, что решение Улугбека соорудить в Самарканде величайшую в тогдашнем мире обсерваторию не было простой прихотью царя, желавшего щегольнуть учёностью. Прежде всего следует вспомнить, что среди учёных трудов, приписываемых Улугбеку, имеется его сочинение по истории астрономии. Это сочинение именовалось так: «Знаменитые астрономы, китайские, сирийско-греческие, арабские, персидские, хорезмийские, в изложении Улугбека». Такая работа могла появиться лишь под покровительством Улугбека и при его непосредственном участии.

В этом сочинении давался обзор развития астрономической науки в странах востока, в том числе и на территории Средней Азии (в частности, в Хорезме).

Немало великих учёных были уроженцами нынешних среднеазиатских республик. Глубоко прав проф. С. П. Толстов, который говорит в своей книге «Культура древнего Узбекистана», что «основы арабской, а затем и европейской математической и астрономической науки разработаны учёными древнего Узбекистана и других областей Средней Азии».

Девятьсот лет назад в Хорезме жил великий учёный математик и астроном Аль-Бируни.

Этот учёный первой половины XI века был твердо убеждён в том, что в природе всё совершается сообразно естественным законам. «Все действия принадлежат материи, — говорил Бируни, — материя сама связывает и изменяет форму вещей. Следовательно, эта материя есть творец». Созерцая явления природы, Бируни убедился, что в природе всё находится в непрерывном изменении: «Бытие находится в изменении и развитии — в этом и заключается сила природы», — утверждал смелый мыслитель.

Будучи крупным знатоком астрономии своего времени, Бируни резко критиковал тех лжеучёных, которые пытались те или иные явления природы на нашей планете объяснять влиянием и деятельностью отдалённых звёзд. «Арабы приписывают все метеорологические изменения влиянию восхода или захода звёзд вследствие своего невежества в физических вопросах», — писал Бируни в своём сочинении «Хронология древних народов».

Вообще Аль-Бируни весьма скептически относился к учению астрологов. Какие-либо изменения и события на Земле уже по одному тому не могут зависеть от сочетания звёзд, что звёзды, как писал Бируни, «постоянно восходят и заходят в одном и том же порядке».

Роль Бируни в истории различных наук на Востоке — астрономии и математики, географии и геологии, истории, биологии, филологии, а также и философии, настолько велика, что историки считают, что с деятельностью хорезмийца Бируни начинается новая эпоха в истории науки на Востоке. Научное наследие Бируни, уроженца и учёного Средней Азии, является убедительнейшим свидетельством высокого развития культуры в орошаемых оазисах Маверранахра и Хорезма.

Независимость от религии и глубокая научность мышления Аль-Бируни особенно ярко проявились в области его взглядов на строение Вселенной. Бируни одним из первых усомнился в правильности геоцентрической системы Птолемея и высказал мысль о равноправности другой, гелиоцентрической, системы. Он утверждал, что наблюдения астрономов позволяют нам с одинаковой убедительностью говорить как о вращении Солнца вокруг Земли (что всеми считалось в эпоху Бируни непререкаемой истиной!), так и о вращении Земли вокруг Солнца. Лишь через пятьсот лет после Бируни, в XVI веке появилось гениальное творение Коперника, утвердившее гелиоцентрическую систему мира. Замечательными научными трудами Бируни пользовались учёные ещё долго после его смерти. Они были хорошо известны Улугбеку. В своих научных работах Улугбек цитирует сочинения Аль-Бируни.

За двести лет до Аль-Бируни в Хорезме трудился другой крупнейший учёный — Мухаммед, сын Мусы, известный в истории науки под именем Аль-Хорезми (т. е. «из Хорезма», «хорезмиец»). Аль-Хорезми — один из творцов алгебры.

Каламу (перу) великого хорезмского учёного принадлежит труд, названный им «Китаб ал-мухтасар фи хысаб ал-джабр ва-л мукабала». т. е. «Краткий трактат по расчёту восстановления и противоположения». Этот труд положил начало новой науке, алгебре, и дал этой науке наименование алгебра (от слова ал-джабр). Этот трактат хорезмского учёного стал известен европейцам в переводе на латинский язык.

Историки называют Аль-Хорезми величайшим математиком своего времени, и если принять во внимание обстоятельства, одним из величайших математиков всех времён. Он был также и астрономом, прославившимся своими астрономическими таблицами. Аль-Хорезми сконструировал угломерный прибор — астролябию.

Аль-Хорезми проявил себя также и выдающимся географом, переработав классический труд Птолемея. Оригинальна самая форма этого труда («Книга картин Земли»). Свою географию Аль-Хорезми построил в виде таблиц. Данные таблиц Аль-Хорезми позднее широко использовались европейцами (начиная с XII века).

Если мы прибавим к именам Аль-Бируни и Аль-Хорезми имена Абуль-Аббаса-Ахмеда из Ферганы (IX в.) и другого ферганского астронома, тюрка по происхождению, Аль-Тюрки и его сына — астронома Абуль-Хасана, то станет ясно, что Улугбек имел в Средней Азии ряд предшественников.

Из других предшественников Улугбека необходимо назвать Насср-эд-Дина Туси, работавшего в Азербайджане, в Мераге, где по приказанию монгольского хана Хулагу была выстроена обсерватория. В этой мерагской обсерватории в XIII веке Насср-эд-Дином Туси были составлены звёздные таблицы, известные под названием Зидж-Ильхани.

Несомненно, что таблицы Насср-эд-Дина послужили в какой-то степени образцом для таблиц Улугбека, но, как мы знаем, Улугбек отнёсся к этим таблицам критически и собственными наблюдениями их проверил. Обсерватория в Мераге (Азербайджан) просуществовала до половины XIV века; при ней имелась большая библиотека. До наших дней сохранились руины её стен. Эта обсерватория, построенная по планам Насср-эд-Дина Туси, превосходила все прежние (в странах Ближнего Востока), но значительно уступала по своим размерам, оборудованию и размаху научной работы обсерватории Улугбека.

Что мы знаем о постройке обсерватории в Самарканде от современников Улугбека

Вокруг Улугбека в созданной им в Самарканде школе — медрессе собрались учёные и поэты. Особенный интерес правитель Самарканда проявил к астрономии. Есть основания думать, что астрономические наблюдения производились самим Улугбеком и другими самаркандскими астрономами ещё до постройки специальной обсерватории. Для этих наблюдений использовали, вероятно, здание вновь построенного медрессе.

Именно так следует понимать слова историка Абд-ар-Реззака, когда он соединяет рассказ о «постройке» обсерватории с постройкой медрессе в 1420 году. Очевидно, вначале Улугбек и работавшие с ним астрономы Казы-заде-Руми и Гиасаддин Джемшид приспособили для своих занятий астрономией одно из помещений медрессе на Регистане.

В это же время Улугбек стал собирать рукописные книги для будущей научной библиотеки при обсерватории, о постройке которой он, наверное, уже давно стал мечтать.

Улугбек собрал совет учёных, где было решено воздвигнуть в Самарканде обсерваторию и снабдить её инструментами, которые позволили бы заново произвести наблюдения над звёздами и планетами, более точно проделать все необходимыерасчёты, составить новые астрономические таблицы, издать полный каталог звёзд.

Что рассказывают историки-современники о постройке обсерватории?

Вот что мы читаем в одной рукописи, посвящённой истории Самарканда:

«После основания медрессе мирза Улугбек воздвиг на холме Кухак, на берегу арыка Аби-Рахмат, здание обсерватории, вокруг которой построил высокие худжры, а у подошвы холма обсерватории разбил прекрасный сад».

Другой историк, Бабур, в рассказе о Самарканде сообщает:

«У подножия Кухака мирза Улугбек воздвиг на возвышенности трёхэтажное здание обсерватории для составления астрономических таблиц».

Своей высотою и размерами здание обсерватории поражало современников. Над землёй оно поднималось тремя этажами. При обсерватории были выстроены помещения для наблюдателей («худжры»). От пыли и сутолоки проезжих дорог обсерватория была отделена прекрасным садом.

Трёхэтажное здание обсерватории, поставленное на вершине холма, возвышалось над зеленью кишлачных садов. Многим, едущим по дороге, это молчаливое здание, наверное, казалось таинственным. Но только избранные понимали, что здание построено для научных целей.

Сведения историков о постройке обсерватории очень скудны. Знаменитая обсерватория просуществовала недолго. После убийства Улугбека его любимое детище, его обсерватория, была разрушена.

Самаркандское духовенство попыталось вытравить даже память о замечательной обсерватории. Шейхи объявили холм Кухак местом погребения «сорока святых дев». Они выстроили мавзолей Чильдухтаран и стали поощрять верующих к посещению святой гробницы, получая от богомольцев немалые выгоды.

Но в народе продолжало жить слово «расад» (обсерватория), и холм Кухак в народе называли «подножием обсерватории» (По-и-расад). Окрестным жителям было отлично известно, что на холме По-и-расад долгое время сохранялись остатки какой-то крупной постройки. Обломки изразцов и груды жжёного кирпича свидетельствовали, что на этом месте стояло когда-то величественное здание.

Первые путешественники, попавшие в Среднюю Азию, ошибочно утверждали, что обсерватория Улугбека находилась на Регистане.

Только русским учёным удалось найти под землёю то, что уцелело от знаменитой обсерватории Улугбека. Главная заслуга в этом деле принадлежит самаркандскому археологу В. Л. Вяткину.

6. ОБСЕРВАТОРИЯ УЛУГБЕКА

О том, как В. Л. Вяткин отыскал обсерваторию Улугбека

Таинственный холм По-и-расад привлёк внимание русских археологов сразу же после завоевания Самарканда. В «Туркестанском альбоме» 1872 года востоковед Кун поместил несколько снимков, на которых заметны следы древних построек на холме Кухак.

Расспрашивая местных жителей о местонахождении обсерватории Улугбека, Н. И. Веселовский и Л. С. Борщевский пробовали вести раскопки, но безуспешно.

Первым правильно указал на место нахождения обсерватории Улугбека большой знаток края В. П. Наливкин. Таким местом Наливкин считал холм на берегу арыка Аби-Рахмат, в окрестностях Самарканда, близ тогдашней почтовой дороги на Ташкент. «Это место, — писал Наливкин, — имеет вид холма с несомненными пустотами внутри и следами раскопок, производившихся туземцами», т. е. местным населением. Очевидно, что в народе не только жили слова «По-и-расад», «Тал- и-расад», но и делались попытки проникнуть в тайну развалин и чем-нибудь там поживиться.

Но прошло десять лет, прежде чем верная догадка Наливкина подтвердилась. Средств на археологические работы не отпускалось. Тщетно Туркестанский кружок любителей археологии просил о денежной помощи. Царское правительство неохотно отпускало деньги на научную работу.

Только в 1908 году В. Л. Вяткину было отпущено на раскопки обсерватории восемьсот рублей. Но при этом от В. Л. Вяткина потребовали твёрдых доказательств того, что деньги не будут истрачены им впустую и что остатки обсерватории Улугбека будут обнаружены Вяткиным именно на холме По-и-расад.

С целью найти подтверждение своим догадкам В. Л. Вяткин, отлично владевший восточными языками, определился на службу в управление губернатора по земельным делам. После кропотливой работы он обнаружил в одном документе XVII века на право владения земельным участком в местности Накшиджехан по арыку Аби-Рахмат указание на то, что один из участков именовался «Тал-и-расад» (т. е. холм обсерватории). Документ, имеющий трёхсотлетнюю давность, подтвердил правильность бытующего в народе названия холма (По-и-расад). Вот что писал Вяткин в своём отчёте о том, как он не на земле, а под землёй отыскал обсерваторию Улугбека:

«Хотя обсерватория, построенная Улугбеком в окрестности Самарканда, и упоминается у многих мусульманских писателей, а Бабур в своих известных мемуарах даже указывает приблизительно её местоположение, но до последнего времени, несмотря на понятный интерес к этому историческому памятнику, не было точно известно, где именно было расположено, судя по описаниям, грандиозное сооружение, как неизвестно пока точное местоположение загородных дворцов Тамерлана и того же Улугбека, от которых также не сохранилось никаких видимых следов, хотя история и говорит, что дворцы эти представляли грандиозные здания, рассчитанные на сохранность в течение многих веков».

«Открытием местоположения обсерватории мы обязаны найденному мною, — пишет далее В. Л. Вяткин, — вакуфному документу^[2], написанному около 250 лет тому назад, в котором в числе описанных границ земельного участка указан холм обсерватории («Тал-и-расад») и известные в настоящее время под теми же названиями арык Аби-Рахмат и местность Накшиджехан»… «Наружный осмотр холма обсерватории с его слегка изрытой поверхностью вершины, видимо, искусственно расчищенной для придания ей более или менее ровной площади, с разбросанными обломками кирпича и местами с сероватым цветом почвы от присутствия в ней известкового цемента, указывал, что здесь могла быть какая-то постройка».

Местные жители на расспросы Вяткина ни слова не могли сказать о постройках Улугбека, но упорно твердили о мазаре Чильдухтаран, т. е. о гробнице сорока святых дев.

Но Вяткин, поставивший своей целью найти остатки обсерватории, уверенно говорил:

— Искать надо здесь. Вот холм обсерватории.

С холма открывался обширный вид на зелень садов, на город с его памятниками времён Тимура и Улугбека. На юге, в глубоком овраге, протекал арык Аби-Рахмат.

Южной, более высокой части холма искусственно была придана форма округлой площадки. На ней-то и должна была, по убеждению Вяткина, располагаться обсерватория.

В 1908 году под руководством Вяткина рабочие землекопы начали раскопки. Вершина холма оказалась заваленной строительным мусором. Толщина слоя этого мусора достигала 4 метров. В течение веков окрестные жители рылись в этом мусоре, откапывая пригодный к делу жжёный кирпич, обломки мраморных плит, изразцы.

От краёв площадки к центру, как видно по плану, начали рыть три траншеи с запада, с севера, с востока (посмотрите на план раскопок, сделанный В. Л. Вяткиным). Все три траншеи упёрлись в остатки какой-то стенки, но не прямой, а, повидимому, округлой.

План раскопок обсерватории Улугбека (рисунок В. Л. Вяткина)

Для подтверждения мелькнувшей догадки Вяткин помимо трёх траншей заложил ещё десять колодцев (см. план раскопок). Эти десять колодцев, вырытых по линии предполагаемого круга, подтвердили существование круглой стенки. Вяткин высказал предположение, что обнаруженная им круглая стена служила основанием особого астрономического прибора, горизонтального круга, с помощью которого в обсерватории с очень большой точностью определялось направление той или иной звезды, так называемый азимут.

Новейшими раскопками 1948 года, по мнению В. А. Шишкина, удалось выяснить, что круглая стенка, обнаруженная Вяткиным, была не основанием горизонтального круга, а фундаментом здания, башни, имевшей круглое основание диаметром в 46,4 м (не считая внешней облицовки, которая при разрушении обсерватории была сорвана и растащена как строительный материал). К этой башне, очевидно, прислонена была надземная часть того гигантского квадранта, который был обнаружен Вяткиным при дальнейших раскопках.

Как видно из плана раскопок, Вяткин наткнулся на древнюю траншею, вернее, ступенчатый коридор, уходивший в глубь холма по направлению с севера на юг, т. е. по меридиану. Тогда Вяткиным была заложена новая, самая глубокая из канав — «траншея квадранта» (смотри на плане). Прежде всего он обнаружил ступени кирпичной лестницы, уводящей в глубь холма. Лестница была завалена обломками кирпича. При дальнейшей расчистке оказалось, что её ступени уходят вглубь между двумя барьерами, облицованными мраморными плитами.

Траншея уводила всё глубже и глубже под землю. Кривизна облицованных мраморных барьеров показала, что эти барьеры представляли собою правильные дуги окружности. На мраморных плитах нанесены были деления и цифры для обозначения градусов.

Перед Вяткиным выступила сохранившаяся часть одного из важнейших приборов — грандиозного вертикального круга, с помощью которого с небывалою до Улугбека точностью определялась высота небесных светил (угол между плоскостью горизонта и направлением на светило). Но его размерам можно было судить о величине улугбековой обсерватории.

Достаточно сказать, что радиус окружности, частью которой является вертикально поставленный мраморный квадрант, равен 40 метрам, а длина всей дуги квадранта была равна 63 метрам!

Так, путём раскопок, была раскрыта тайна обсерватории^[3].

Разрез траншеи квадранта (рисунок В. Л. Вяткина).

На помещаемом рисунке видно, как выглядела подземная часть улугбековой обсерватории после расчистки траншеи.

Раскопки показали нам также, что строители обсерватории чрезвычайно остроумно разрешили стоявшую перед ними весьма трудную задачу. От них требовалось каким-то образом поместить внутрь обсерватории гигантский прибор.

Они разрешили эту труднейшую задачу, опустив половину мраморного квадранта в землю, под пол обсерватории, пробив для этого толщу известковых сланцев, слагающих холм Кухак. Только верхняя часть, половина мраморного квадранта, поднималась над землёй (на 28 м) и была прислонена, повидимому, к прямоугольной башне (от башни сохранился лишь фундамент).

Археологи произвели расчистку той площадки, на которой возвышалось трёхэтажное здание (по словам Бабура) обсерватории.

Расчистка площадки показала, что вершина холма строителями была срезана, а груды земли и камень использованы на выравнивание склонов холма.

Остатки двух мраморных дуг гигантского квадранта убедительнее всяких книг повествуют нам о размахе астрономических работ Улугбека^[4].

При раскопках найдено было также большое количество цветных изразцов — синего, голубого, жёлтого, белого и чёрного цветов. Это убеждает нас в том, что здание обсерватории, как и медрессе Улугбека, и мечеть Биби-Ханым, было одето сверкающей облицовкой, похожей на восточные ковры.

Средства на раскопку обсерватории, отпущенные Вяткину, были настолько малы, что уже года через два-три появились опасения, — не погибнет ли, если не принять необходимых мер, этот замечательный памятник среднеазиатской культуры? Вот что писал в 1913 году И. И. Сикора: «Об остатках дуги (вертикального круга, крупнейшего астрономического прибора улугбековской обсерватории) забыли… Раскопанная часть дуги опять заваливается, ступеньки стираются, мраморные плиты раскалываются и раскрадываются. Одним словом, начинается возмутительный вандализм забвения».

На заметку И. И. Сикоры обратили внимание, и в 1915 году на площадке обсерватории над квадрантом соорудили «футляр» из обожжённого кирпича, который предохраняет важнейший инструмент улугбековой обсерватории от непогоды.

Посетители холма Кухак (учащаяся молодёжь, рабочие, колхозники) могут на месте обсерватории знакомиться с одним из величайших памятников духовной культуры прошлых веков, где трудился великий астроном Улугбек.

Самаркандские астрономы

На кладбище Шах-и-Зинда со времени Тимура принято было хоронить членов его семьи.

Но учёный на троне, мирза Улугбек, рискуя подвергнуться нареканиям, повелел здесь же, на царском кладбище, положить в землю тело своего учителя, учёного астронома Казы-заде-Руми.

Салахаддин Муса бен Мухмуд Казы-заде-Руми был выходцем из Малой Азии. «Румский казий», как его иной раз называли, был первым из числа астрономов, переселившихся в Самарканд. Известно, что Казы-заде-Руми присутствовал на открытии медрессе Улугбека (в 1420 г.) и был одним из тех немногих, кто наравне с Улугбеком мог оценить обширные знания мавляны Мухаммеда. Казы-заде-Руми и сам читал лекции по астрономии студентам медрессе. Слава о нём, как о лекторе, была так велика, что в Самарканд специально приезжал поэт Джами, чтобы послушать учёного, которого именовали «Платоном своей эпохи».

В Библиотеке Эскуриала (Испания) хранится астрономический трактат Казы-заде-Руми с рисунками и пометками автора. Проникновение рукописи астронома, скончавшегося в Самарканде, на далёкий запад свидетельствует о широкой известности учёных трудов Казы-заде.

Казы-заде-Руми связал свою жизнь и научную деятельность с Самаркандом. Его стараниями был спасён от забвения учёный труд местного астронома Мухаммеда Аль-Самарканди. Но главной заслугой Казы-заде-Руми следует признать то, что он сумел пробудить во внуке Тимура высокую страсть к науке. В числе его учеников был, конечно, и тот, кого мы считаем ближайшим соратником Улугбека — молодой и талантливый Али-Кушчи.

Вторым после Казы-заде-Руми мы должны назвать астронома и математика Гиасаддина Джемшида. За большую учёность Улугбек прощал Джемшиду грубость его манер. Ещё до переезда в Самарканд Джемшид был известен как автор трактата об астрономических инструментах. Джемшидом написаны и другие работы по астрономии («Ступени неба»). В переводе на латинский язык сохранилась работа Джемшида «Книга с таблицами о величине неподвижных и блуждающих звёзд».

Джемшид мог консультировать Улугбека по вопросам оборудования обсерватории астрономическими инструментами, но в работах обсерватории он участия не принимал. Умер Джемшид на несколько лет раньше, чем Казы-заде-Руми.

Был среди астрономов при дворе самаркандского правителя и почтенный мавляна Муинаддин, приглашённый в Самарканд Улугбеком. Муинаддин всю жизнь занимался астрономией и подготовил себе смену в лице своего сына Мансура, который в свою очередь продолжал подготовку учёных астрономов.

Эти трое учёных обогатили знаниями и опытом своих учеников — Улугбека и его друга Али-Кушчи.

Али-Кушчи состоял в штате придворных охотников и своё прозвище «кушчи» (сокольничий) получил по занимаемой им должности.

Очевидно, Улугбек, который был, как мы уже знаем, страстным охотником, во время выездов на охоту и ночных бесед под звёздным небом убедился в том, что его юный сокольничий (Улугбек называл Али-Кушчи «сыном») проявляет большой интерес к астрономии и недюжинные способности к наукам. Улугбек сблизился с ним и привлёк его к занятиям астрономией. Общность интересов сделала их друзьями. За огромные знания Али-Кушчи получил впоследствии лестное прозвище: «Птолемей своей эпохи».

Весьма интересным фактом его биографии за время пребывания в Самарканде является поездка Али-Кушчи по поручению Улугбека в далёкий Китай. Это говорит в пользу того мнения, что самаркандские астрономы XV века работали не замкнуто, но в активном общении с учёными других восточных стран.

Научное введение к звёздным таблицам Улугбека убеждает нас в том, что самаркандские астрономы были полностью осведомлены о том, что делалось в области астрономии их современниками в Индии. Иране и Китае.

Али-Кушчи пережил Улугбека. Но после гибели просвещённого правителя он не мог оставаться в Самарканде. Под предлогом поездки в Мекку, на богомолье, Али-Кушчи покинул Самарканд. Он захватил с собою рукопись «Звёздных таблиц», предисловие к ним, а также копии других собранных в обсерватории материалов. Величайшей заслугой Али-Кушчи было опубликование астрономических таблиц Улугбека. Это было им выполнено в Стамбуле (Константинополе), где Али-Кушчи и умер в 1474 году.

На чужбине Али-Кушчи не оставлял научных занятий. Известен его трактат по арифметике, а также труды по астрономии (по теории движения планет). Эти работы являются по всей вероятности продолжением работ Али-Кушчи, начатых им в сотрудничестве с Улугбеком. Известны попытки Али-Кушчи проверить измерение величины окружности земного шара, производившееся учёными Ближнего и Среднего Востока.

В лице молодого и способного Али-Кушчи Улугбек нашёл человека, который мог полностью отдаваться научной работе. Талантливому учёному, личному другу Улугбека, астрономы всех стран обязаны сохранением научного наследства Улугбека, которое, как мы увидим, не потеряло своего значения и до наших дней.

Отец Улугбека, Шахрух, покровительствовал учёным, был меценатом. Нам известно, что Гиасаддин Джемшид, астроном и математик, перебрался ко двору Улугбека из Герата от Шахруха. Но сам Улугбек был не только покровителем учёных и поэтов, он был большим учёным. Улугбек настойчиво повторяет, что он, добиваясь всё большей и большей точности составляемых им таблиц, производил самостоятельные наблюдения.

Большинство крупнейших астрономов, чьи имена Улугбек с уважением упоминает в предисловии к своим прославленным таблицам, ко времени начала работ во вновь сооружённой обсерватории было уже в могиле. Ни Казы-заде-Руми, ни Джемшида, ни Муинаддина уже не было в живых. Сын Казы-заде Мерием Челеби, известный впоследствии комментатор таблиц Улугбека, в те времена был ещё мальчиком.

Упоминание имён крупных учёных, которые помогли Улугбеку в составлении планов знаменитой обсерватории, свидетельствует о том, что Улугбек умел, несмотря — на своё высокое положение, относиться к людям науки с должным уважением. Улугбек ценил этих людей, как учителей своих в области науки о небесных светилах. Он с благодарностью вспомнил о тех, кто направил его на путь научной работы и помог ему в создании величайшей обсерватории, в своём «Введении».

Только один Али-Кушчи смог разделить со своим старшим другом двадцатилетний труд по составлению таблиц, которые оставались непревзойдёнными по точности в течение двухсот лет после гибели их творца.

Оборудование обсерватории Улугбека

Обсерватория, построенная Улугбеком в Самарканде, была не первою на Востоке. Но и по своим размерам и по своему оборудованию она бесспорно превосходила всё, что воздвигалось в странах восточных. В Европе ещё и не помышляли о подобных сооружениях.

Прежде чем приступить к постройке обсерватории, самаркандские учёные рассказали Улугбеку о том, что было уже достигнуто. Казы-заде-Руми познакомил его с работой более древних обсерваторий, а Джемшид сделал обширный доклад об астрономических приборах (им был написан трактат об инструментах для наблюдения небесных светил).

Все приборы улугбековой обсерватории, обнаруженные при раскопках, поражают нас прежде всего своими гигантскими размерами.

Горизонтальный круг. Горизонтальный круг во всякой обсерватории является весьма важным астрономическим инструментом. Исторические данные говорят нам, что такой инструмент имелся до Улугбека во многих восточных обсерваториях, а лет через сто после смерти Улугбека стал применяться и в Европе.

Имелся ли горизонтальный круг в обсерватории Улугбека? Выше мы отметили, что Вяткин, повидимому, ошибочно принял остатки круглой стенки за основание горизонтального круга. Как известно, диаметр этого круглого основания весьма велик — с облицовкою он достигал 48 метров. Среди обломков и мусора на площадке обсерватории не найдено ни одной облицовочной плиты из тех, что могли покрыть такой большой круг. Но зато найдены и Вяткиным в 1908 году и Шишкиным в 1948 году плиты с делениями на градусы, которые покрывали горизонтальный круг меньших размеров, диаметром примерно в 8—10 метров.

Но и такие размеры горизонтального круга являются достаточно большими и в два раза превосходят размеры горизонтального круга в каирской обсерватории. Крупные размеры горизонтального круга обеспечивали большую точность наблюдений.

Самаркандский горизонтальный круг помещался на кольцевом фундаменте из жжёного кирпича, облицованном изразцами. Сверху это круглое основание было покрыто мраморными плитами с жёлобом. В жёлобе был уложен медный круг с делениями на градусы, минуты и секунды. По медному кругу астрономы-наблюдатели передвигали прибор с отверстиями-диоптрами. Направление наблюдаемого светила определяли по делениям медного круга, а высоту — по шкале прибора. Астроном-наблюдатель находился, повидимому, внутри круга, где была, судя по остаткам, утрамбованная площадка.

Вертикальный круг. Главным инструментом самаркандской обсерватории Улугбека следует считать квадрант.

По размерам уцелевшей части вертикального Круга можно судить об огромных размерах улугбековой обсерватории. Под землёй Вяткин нашёл часть этого инструмента в виде правильной дуги радиусом 40,64 м. Учёные поражались огромными размерами мраморной дуги и указывали, что высота инструмента в его подземной и наземной частях соответствовала высоте знаменитого храма св. Софии в Константинополе (т. е. около 50 м).

Мы уже указывали, что строители разрешили сложную задачу установки гигантского инструмента сооружением глубокой траншеи, в которой и поместили часть окружности (от 45° до 90°), и над землёй возвышалась только верхняя его половина. На мраморных плитах инструмента нанесены были деления на градусы. Расстояние между отдельными градусными делениями равно 70,2 см. Верхнее деление имеет отметку 57°, а вниз идут градусы 58, 59 и т. д. до 80°, отмеченные цифрами. Ниже на мраморных дугах имеются ещё десять поперечных зарубок, соответствующих делениям от 80° до 90°.

Верхняя часть инструмента не сохранилась, но при раскопках найдены мраморные плиты с градусными обозначениями 10°, 20°, 21°. На этом основании предполагают, что верхняя часть инструмента (от 0° до 45°) находилась над землёю, была разрушена, а плиты с делениями на градусы расхищены (кроме трёх).

В. Л. Вяткин, откопавший таинственную лестницу, уводящую в глубь холма, первым высказал предположение, что «странная лестница представляет нижнюю половину гигантского квадранта».

Квадрант был установлен в направлении с юга на север, т. е. ориентирован по линии меридиана. Этот прибор служил для определения высоты той или иной звезды.

В недавнее время узбекский учёный Кары-Ниязов высказал предположение, что часть вертикального круга представляет собою секстант, а не квадрант.

Кары-Ниязов ссылается на рукопись самаркандца Джемшида, где содержится описание секстанта: «Секстант есть шестая часть окружности, установленная в плоскости меридиана; она делится на секунды. Секстант устанавливается так: дугу, равную шестой части окружности, проводят таким образом, что она проходит с одной стороны через основание южной стены, с другой — через вершину северной стены. Поверхность дуги секстанта складывают из тёсаного камня, затем на ней вдоль её длины делают углубление (желобок), в целях удобства при вращении и передвижении инструмента, из меди или бронзы».

Кары-Ниязов считает, что в обсерватории Улугбека измерения положений звёзд, планет и Луны производились с помощью других, более мелких инструментов. Большой же инструмент (по Кары-Ниязову — секстант) служил для определения так называемых «основных постоянных» астрономии. Учитывая крайние точки высоты Солнца в Самарканде, Кары-Ниязов полагает, что квадрант был и не нужен; можно было вполне обойтись секстантом. Установить же секстант гораздо проще, нежели квадрант. Поэтому Кары-Ниязов считает найденную Вяткиным часть огромного вертикального круга секстантом, а не квадрантом.

Вспомним, однако, что в подземной части мы видели мраморную доску с числом 80°. Ниже — мраморные дуги продолжаются ещё на 7 метров и имеют деления на градусы. Если пометить эти деления, то последнее придётся на 90°.

По словам Вяткина, при раскопках найдены были плиты с числами 10°, 20°, 21°. Если бы инструмент Улугбека был секстантом, то на таком инструменте при наличии отметки 80°, не могло быть плиты с отметкою 10°.

В. А. Шишкин сообщил автору, что во время раскопок 1948 г. плиты с отметкою 10° он не обнаружил, но обнаружил плиту с отметкой 19°. По существу это обстоятельство дела не меняет, так как при наличии плиты с отметкой 80° и плиты с отметкой 19° мы всё равно имеем дугу, выходящую за пределы секстанта. Мы склонны согласиться с тем, что рабочая часть этого угломерного инструмента может быть условно названа секстантом (принимая во внимание географическое положение Самарканда), но что прибор в целом представлял собою полную четверть окружности (т. е. квадрант). О ненужности крайних делении как на верхнем, так и на нижнем конце дуги свидетельствует отсутствие делений на самой нижней сохранившейся части квадранта (от деления 80° до 90°). Но наличие этого отрезка дуги говорит за то, что, быть может, соображения удобства деления на градусы квадранта, а не секстанта, заставили строителей выложить четверть круга, хотя практической надобности в квадранте (полной четверти круга) и не было.

С помощью гигантского угломерного инструмента (можно условно назвать его секстантом) в самаркандской обсерватории Улугбека производились, очевидно, наблюдения над Солнцем, Луною и планетами. Для наблюдения звёзд пользовались передвижными приборами — секстантами Фахри, как об этом свидетельствуют различные авторы.

Наблюдения за небесными светилами на меридианном квадранте производились с помощью диоптров. Центральный диоптр, по мнению Сикоры, помещался на верхушке башни, поднимавшейся над нижней частью дуги (квадранта). Другой диоптр двигался по мраморным дугам прибора. Тележка двигалась по желобам и устанавливалась наблюдателем в нужном месте с помощью штифтов (один из таких штифтов был обнаружен при раскопках). Градусы отсчитывались по делениям на мраморных плитах, а минуты и секунды по делениям на вспомогательной шкале, помещавшейся на тележке с диоптрами.

«На счёт деталей устройства основного инструмента Улугбека могут быть большие разногласия, — писал ещё в 1913 году И. И. Сикора, — но, несомненно, это был типичный квадрант с диоптром (или визиром) в центре и главным диоптром на дуге. Другого типа инструмента у Улугбека быть не могло, так как в истории астрономии указаний на это не имеется. А остаться неизвестным новый тип инструмента при постоянных сношениях Улугбека с учёными других стран и народов тоже не мог».

О чём говорят последние раскопки

Дело, начатое В. Л. Вяткиным до революции (1908–1909 гг.), продолжают советские учёные.

В 1941 году возобновились раскопки на холме обсерватории. На семь лет война прервала эти работы. В 1948 году, под руководством опытного археолога В. А. Шишкина, раскопки на холме обсерватории были снова возобновлены. По своему размаху они далеко превзошли работы Вяткина.

Холм Кухак, на котором когда-то высилось великолепное, по словам Бабура, здание обсерватории, возвышается над арыком Аби-Рахмат на 14 метров. Площадь холма — около гектара (по подошве). Холм круто спадает на восток, юг и запад. С севера к нему примыкает второй, более низкий и отлогий холм, через который проходила дорога к обсерватории (согласно В. А. Шишкину вход в обсерваторию был именно с севера).

Видимость неба с холма обсерватории была очень хорошей. Невысокая возвышенность на северо-востоке (Чупан-ата) не могла служить большой помехой для астрономических наблюдений.

Раскопки 1941 года охватили восточную часть площадки древней обсерватории. В 1948 году археологи повели раскопки, главным образом, на западной части площадки. Раскопки велись на такую глубину, чтобы вскрыть не только стены здания, но и фундамент его. Фундамент здания был опущен до скалистого основания холма. Самая толщина фундамента (3 метра) показывает, — что на нём высились массивные и высокие стены. Раскопки 1948 года позволили восстановить (приближённо) план здания (или зданий) обсерватории. Дополнительные раскопки показали, что на склонах холма и у его подошвы никаких строений не было. Здание улугбековой обсерватории высилось одинокое и таинственное для непосвящённых.

Вопреки мнению Вяткина, который утверждал, что постройки обсерватории возведены были прямо на скале, раскопками 1948 года были обнаружены подземные части фундамента огромного здания обсерватории Улугбека. Правда, местами фундаментом служили и скальные участки холма Кухак.

Полностью — восстановить план здания обсерватории очень трудно, так как весь жжёный кирпич выбран до пола. Почти невозможно указать, где были двери и окна. В. А. Шишкин предполагает, что главный — вход в обсерваторию находился на северной стороне здания. Возможно, что, кроме главного входа, имелось ещё два боковых — справа и слева от главного.

В. А. Шишкин подсчитал, что на площадке обсерватории лежит около 6000 кубических метров строительного мусора. Это, по мнению В. А. Шишкина, указывает на огромные размеры здания обсерватории. Очевидно, обсерватория была целым комплексом построек, объединённых вокруг главного здания — башни (круглой или овальной формы).

Обсерватория Улугбека в Самарканде весьма сильно отличалась от индийских обсерваторий, представлявших собою дворы, внутри которых расставлялись те или другие астрономические инструменты.

О прочем оборудовании обсерватории

В одной рукописи XVIII века индийский астроном Савой-Джан-Синг перечисляет инструменты, которые имелись в обсерватории Улугбека. В их числе он упоминает прибор, бывший в употреблении с древности до XVI века, который европейцы называли армиллой. Он состоял из нескольких бронзовых кругов с делениями. С помощью этого прибора определяли положение звёзд и планет. Упоминаются им также трикветр, состоящий из трёх скреплённых особым образом линеек, и шанила — прибор, представляющий собой соединение астролябии с квадрантом. Что это были за инструменты? Похожи ли они на современные?

Вспомним прежде всего, что первая зрительная труба (телескоп) была изобретена только в начале XVII века, следовательно, никаких приборов с оптическими линзами в самаркандской обсерватории быть не могло. Астрономы того времени видели только то, что можно было видеть невооруженным глазом.

Первое место в оборудовании обсерватории занимали различные угломерные инструменты, так как главной своей задачей астрономы полагали точное определение положения на небе звёзд и планет.

Несомненно, что в обсерватории Улугбека имелись также солнечные и водяные астрономические часы, так как точное определение времени является не только целью астрономических работ, но и необходимым условием, без которого все сделанные вычисления теряют смысл.

Список астрономических инструментов, описанных в трактате Джемшида, не носит исчерпывающего характера. В списке инструментов, употреблявшихся астрономами Востока, составленном Дорном по материалам Публичной библиотеки в Ленинграде, значится 74 названия. Вероятно, большинством этих инструментов обладала и лучшая из когда-либо существовавших на Востоке обсерваторий — обсерватория Улугбека в Самарканде.

Внутренние стены здания обсерватории при Улугбеке были покрыты картинами, живописными схемами, отражавшими основные представления современных ему астрономов.

На стенных картинах изображались семь кругов небесных сфер, девять небес, семь планет, неподвижные звёзды, земной шар с делением на климатические пояса. На поверхности земли видны были горы, пустыни, моря.

Известно, что при Улугбеке в Самарканде находилось и богатое собрание научных рукописей. Но где хранились эти рукописи, помещалась ли эта «библиотека» при обсерватории — мы не знаем. Одно мы знаем: на востоке в течение трёхсот лет после смерти Улугбека нигде не велось работы, которую можно было бы по размаху и точности сравнить с работами самаркандской, обсерватории.

Характерной чертой научной деятельности Улугбека является использование астрономических данных для практических целей. Прежние мусульманские астрономы вменяли себе в заслугу точное определение направления священной Каабы (священного камня мусульман), лицом к которой должен был обращаться молящийся мусульманин.

В отличие от своих предшественников Улугбек использует данные астрономических наблюдений для определения географических координат. Предполагают, что точное определение широты и долготы того или иного места могло быть использовано самаркандскими географами для составления географической карты известного в ту эпоху мира. Во всяком случае географические интересы Улугбека и его самаркандских сотрудников остаются вне сомнений. Известно, что в обсерватории были не только небесные, но и земные глобусы, а на стенах обсерватории имелись географические картины. Их видел Абд-ар-Реззак, сопровождавший мать Улугбека Гаухар-Шад, когда она посетила обсерваторию своего старшего сына, правителя Самарканда.

7. ЗВЕЗДНЫЕ ТАБЛИЦЫ УЛУГБЕКА (ЗИДЖ-И-ГУРАГАНИ)

Упоминавшаяся уже нами старинная гравюра свидетельствует о том, что имя Улугбека стало бессмертным не только на востоке, но и на западе.

На этой гравюре на доске, висящей над головою Улугбека, написано: «Преемникам серьёзно дело вручаю»…

Что же передал потомству Улугбек? Благодаря каким трудам его имя приобрело право на бессмертие?

Таким трудом были звёздные таблицы Улугбека, называемые также «Зидж-и-гурагани».

Обсерватория Улугбека была разрушена фанатиками-дервишами — врагами просвещения. Но главный научный труд, созданный в его обсерватории, — звёздные таблицы Улугбека — сохранился. Он не утратил своего значения и до наших дней.

Звёздные таблицы знаменитого самаркандского астронома XV века содержат координаты 1018 звёзд, определённые с поразительной для того времени точностью. Кроме того, весьма ценны данные наблюдений Улугбека относительно планет.

Али-Кушчи, верный соратник и друг Улугбека, после смерти учёного, как упоминалось уже выше, покинул Самарканд и вывез с собою рукопись звёздных таблиц. Один экземпляр этой рукописи попал в Герат. Во времена Навои таблицы «Зидж-и-гурагани» старательно переписывались. Писатель Бабур замечает, что звёздные таблицы Улугбека «распространяются по всему миру».

Звёздные таблицы Улугбека по своей полноте и точности данных долгое время были лучшими в мире.

Интерес к трудам Улугбека настолько был велик, что его звёздные таблицы были изданы в Лондоне трижды в течение 15 лет (в 1650, 1652 и 1665 годах).

В середине XIX века таблицы вновь издавались в Лондоне королевским астрономическим обществом, а в Париже появился и полный перевод обширного «Введения» к таблицам.

Звёздные таблицы Улугбека представляют собою наиболее полный из имевшихся к началу XVII века звёздных каталогов.

Не меньший интерес для современников представляло «Введение» к таблицам.

Сам Улугбек писал так: «Всё, что наблюдение и опыт узнали относительно движения планет, находится сданным на хранение в этой книге, которая разделяется на четыре части».

Первый раздел «Введения» посвящён вопросу о летосчислении у арабов, у греко-сирийцев, у персов, у китайцев и уйгуров. В этом разделе даётся «объяснение того, что понимается под эрами, годами, месяцами и их подразделениями». Автор сопоставляет весьма тщательно данные о различных летосчислениях и весьма успешно проводит согласование эр арабской (гиджры), греко-сирийской (эры Селевкидов) и персидской (эры Ездегерда). Он также тщательно анализирует способы центрально-азиатского летосчисления. Уже в этом разделе чувствуется огромная осведомлённость автора в астрономических работах, проводившихся в течение веков на огромном пространстве от Средиземного моря до Тихого океана. Текст сопровождается многочисленными таблицами, цель которых помочь астрономам в использовании разнообразных наблюдений, производившихся учёными стран Востока.

Во втором разделе («Введения»), состоящем из 22 глав, содержится методика наблюдений и астрономических вычислений. В этом разделе даются также способы определения высоты звёзд, предваряемые специальной главой о способах определения синуса. Здесь же указываются способы определения меридианной линии, долгот и широт (гл. 16) и расстояния между двумя звёздами или планетами.

В третьем разделе излагается теория движения Солнца и планет. В тринадцати главах этого раздела содержатся способы определения положения планеты для какой-либо эпохи.

Две главы этого раздела посвящены определениям моментов затмений Луны и Солнца (гл. 9 и 10). Автор излагает методы древних и методы, современные ему.

Особый интерес представляет глава 13. В ней автор указывает, что весьма ценимый в ту эпоху трактат о звёздах Абдаррахмана Суфи («принятый учёными с готовностью» по словам Улугбека) содержит ошибки. О характере работы самого Улугбека мы можем судить по следующим словам: «Прежде чем установить с помощью собственных наблюдений положение этих звёзд, мы расположили их согласно этому трактату (Абдаррахмана Суфи), и мы нашли их в большинстве случаев расположенными иначе, как об этом можно судить на основании тщательного изучения неба… Это заставило нас наблюдать самих».

В части четвёртой автор отдаёт дань интересам своего времени. Здесь говорится о различных сочетаниях небесных светил и о влиянии этих сочетаний на человеческие судьбы. В рукописи содержатся указания на то, как составлять гороскопы, по которым можно предсказать судьбу человека.

«Мы обошли бы молчанием эту часть труда Улугбека, — писал учёный, полностью издавший труд самаркандской обсерватории, — если бы она не была причиной трагического конца несчастного мирзы Улугбека».

Во времена Улугбека вера во влияние небесных светил на судьбу человека владела умами людей.

Надо быть справедливым к Улугбеку и отметить, что астрологии отведено в его «Введении» лишь две главы.

В основном же труд Улугбека свидетельствует о подлинно научном характере его занятий астрономией.

Об этом лучше всего говорят те результаты, которых достигли самаркандские астрономы. Многие наблюдения Улугбека значительно превосходят по точности всё то, что где-либо и когда-либо было сделано до изобретения телескопа. Вот несколько примеров.

Птолемей в древности, а в средние века Насср-эд-Дин пытались определить угол наклона земного экватора к плоскости земной орбиты (эклиптики). После них это проделал и Улугбек.

Вот данные для сравнения работ трёх великих учёных по степени точности:

Наклон экватора к плоскости эклиптики^[5]

По Птолемею	23° 51′ 20′′	ошибка 10′ 10′′
По Насср-эд-Дину	23° 30′	ошибка 2′ 9′′
По Улугбеку	23° 30′ 17′′	ошибка 0′ 32′′

О точности работ, проводившихся сотрудниками улугбековой обсерватории, свидетельствует также вычисление ими длины звёздного года. По данным Улугбека звёздный год равен 365 дням 6 часам 10 минутам 8 секундам, а истинная длина звёздного года составляет 365 дней 6 часов 9 минут 15 секунд. Таким образом, мы видим, что ошибка, допущенная Улугбеком, менее 1 минуты.

Не менее точно в Самарканде было вычислено медленное передвижение точек осеннего и весеннего равноденствий вдоль эклиптики (так называемая прецессия).

В то время, когда Птолемей делал в этих вычислениях ошибку в 14′′, Улугбек ошибся всего лишь на 1′′.

Грандиозная самаркандская обсерватория была построена в целях генеральной проверки материала, накопленного от Птолемея до Насср-эд-Дина Туси. Во всех восточных обсерваториях точности наблюдений придавалось огромное значение. Улугбек как наблюдатель, превзошёл всех по точности. Это дало право знаменитому Лапласу назвать Улугбека величайшим наблюдателем.

Знатоки восточной астрономии отмечают, что «внук Тимура вносил во все свои работы дух порядка и точности, который не встречался у его предшественников; он стремится к скрупулёзной точности и не пренебрегает ничем, чтобы обеспечить себе наилучшие инструменты».

Стремление к точности производимых наблюдений, столь характерное для Улугбека как учёного-наблюдателя, присуще вообще учёным восточной астрономической школы. Есть сведения, что в восточных обсерваториях особенно важные и интересные наблюдения заносились в протоколы, скрепляемые подписями не только астрономов, но и юристов. Столь высокие требования предъявлялись к фиксации научного факта.

Огромная научная заслуга Улугбека в том, что он подкрепил все достигнутые им результаты «опытом точных наблюдений». Составленный им каталог звёзд поэтому действительно оригинален. Улугбек ясно осознавал, в чём истинная ценность предпринятой им работы, и не раз подчёркивал, что все записи произведены на основе его личных наблюдений.

Как учёный, он был предельно честен. Вот что он пишет о предпринятой им проверке звёздного каталога Птолемея:

«Мы наблюдали все звёзды, видимые нами. Мы вынуждены были пропустить 27, которые не восходят над горизонтом в Самарканде, — 7 звёзд Жертвенника, 8 — Корабля (36–41, 44, 45), 11 — Кентавра и 10-ю звезду Волка. Мы заимствовали их у Абдаррахмана, соблюдая расчёт, связанный с различием эпох». Далее Улугбек отмечает: «Есть — восемь звёзд, которые Абдаррахман и мы безрезультатно отыскивали на местах обозначенных. Это были звёзды: 14-я Возничего, 11-я Волка и 6 звёзд Рыб».

Вот какими словами Улугбек подводил итоги своей многолетней работы в самаркандской обсерватории:

«Прежде чем начать каталог (таблицы, зидж — по-арабски, — Н. Л.), мы проверили положение звёзд (установленное прежними наблюдателями) и увидели, что они определены недостаточно точно. Мы их наблюдали сами и после многочисленных проверок установили шифр, который наиболееблизок к истине». Он вполне достиг поставленной им цели, насколько это было возможно до изобретения телескопа.

Звёздные таблицы, составленные Улугбеком в первой половине XV века, до сих пор не утратили своего научного значения. Ценность их (наиболее полных и точных для той эпохи) заключается в том, что они, как и другие астрономические каталоги (таблицы), позволяют учёным последующих веков устанавливать расположение звёзд в различные эпохи и определять направление и скорость движения звёзд на небесной сфере. Чем старее и точнее такие каталоги, тем они ценнее, так как движения звёзд происходят очень медленно.

Оценивая заслуги Улугбека в области астрономической науки, И. И. Сикора свидетельствует, что Улугбек «составил таблицы звёзд, идеальные по сравнению с предшествующими им таблицами». И. И. Сикора пишет, что Улугбек велик как наблюдатель, скачком улучшивший результаты наблюдений… «Этих блестящих результатов Улугбек достиг благодаря измерительному инструменту, который, по моему убеждению, до сих пор (т. е. до 1913 года, — Н. Л.) является величайшим измерительным прибором в мире».

В этом отношении достижения Улугбека могут быть названы вершиною астрономических познаний на Востоке, так как главною заслугой астрономов стран Востока было именно развитие наблюдательной астрономии. Они получили в наследие от греческих учёных ряд замечательных теоретических положении, которые проверили и подтвердили на фактическом материале. Этот ценнейший материал был собран ими благодаря регулярным, систематическим наблюдениям, которые производились с помощью таких точных инструментов, о которых античные учёные не имели понятия. И в этом отношении первое место среди них принадлежит Улугбеку. Инструменты Самаркандской обсерватории были наилучшими до изобретения телескопа.

8. СМЕРТЬ УЛУГБЕКА

Улугбек любил музыку, любил стихи, любил весёлые пиршества и охоту. Он был не только знатоком и ценителем поэзии, но и сам писал стихи.

До нас дошли строки стихотворения, которое, как говорят, написано самим Улугбеком:

Строки эти невольно припомнились мне, как только я начал главу, посвящённую гибели Улугбека.

Прогрессивные мысли Улугбека, уединённые труды в обсерватории, а главное, предпочтение, оказываемое Улугбеком учёным перед шейхами, восстановили против Улугбека духовенство.

Шейхи не раз пытались образумить мирзу Улугбека. Они ставили ему в пример благочестие его отца Шахруха. Но Улугбек, уверенный в силе человеческого разума, осмеливался вслух высказывать свои затаённые мысли:

«Религии рассеиваются, как туман. Царства разрушаются, но труды учёных остаются на вечные времена».

Немногие друзья сочувственно кивали головами в ответ на слова правителя Маверранахра и с гордостью повторяли:

«Труды учёных людей — на вечные времена».

Но шейхи и муллы ужасались кощунственным словам тимурова внука.

«Он безумен, — злобно шептали они. — Религии он сравнивает с туманом? Туман рассеивается. Он предрекает конец ислама? Он говорит, что царства… Да, его царству надо положить конец!»

Улугбеку был противен этот злобный шопот. Он отвернулся от шейхов, ненавистников науки.

А шейхи нашли опору в старшем сыне Улугбека. Они знали, что Улугбек не ладил с Абдал-Лятифом. Они знали, что Улугбек бывал несправедлив к Абдал-Лятифу. Они знали, что Абдал-Лятиф ненавидел своего младшего брата Абдал-Азиза. Слышали они и о том, что между Улугбеком и Абдал-Лятифом были ссоры.

Шейхи окружают Абдал-Лятифа. Они нашёптывают ему об отступничестве Улугбека от строгих правил ислама. Они внушают Абдал-Лятифу, что ему надлежит быть орудием праведной религии — всемогущего ислама.

Все враги Улугбека сходятся к Абдал-Лятифу. Среди них Аббас «из рода сулдузов», отец которого казнён по приказу Улугбека. Аббас страстно желает отомстить Улугбеку за смерть отца… Шейхи благословляют тех, кто, по их словам, готов встать на защиту религии.

С годами усиливалась вражда между отцом и сыном. Абдал-Лятиф хранил свои сокровища в цитадели Ихтиар, а Улугбек завладел этими сокровищами. Абдал-Лятиф пользовался почестями при Шахрухе в Герате, как старший внук, а Улугбек отнял у него эти почести. Войска Улугбека в хорасанском походе одержали победу благодаря хитрому маневру Абдал-Лятифа, но Улугбек велел разослать грамоты о победе от имени своего любимца младшего сына Абдал-Азиза.

Это привело к тому, что Абдал-Лятиф открыто восстал против отца, опираясь на часть войска. Между Улугбеком и Абдал-Лятифом вспыхнула открытая война.

Два войска стояли на разных берегах Аму-Дарьи целых три месяца. Небольшие отряды Абдал-Лятифа не без успеха переправлялись через реку и нападали на войско Улугбека. Улугбек был при войске. В Самарканде оставался Абдал-Азиз. Но беспутный Абдал-Азиз был несправедливым и неосторожным правителем. В Самарканде вспыхнуло возмущение. Улугбек увёл свое войско с берегов Аму-Дарьи и подавил это возмущение. Абдал-Лятиф тем временем переправился через Аму-Дарью, занял Термез, Шахризябс и двинулся на Самарканд.

Улугбек, захватив с собою непутёвого Абдал-Азиза, выступил против мятежного сына.

В окрестностях Самарканда (у кишлака Демишке) войско Улугбека было разбито. Он бежал с Абдал-Азизом к столице. Но наместник Улугбека, уверенный в победе Абдал-Лятифа, не впустил государя в крепость. Улугбек и Абдал-Азиз поскакали на север. Но и там Улугбеку и его сыну отказали в помощи и даже пытались схватить их и выдать Абдал-Лятифу.

Тогда Улугбек принял решение: добровольно отдаться в руки сына-победителя.

Улугбек рассчитывал на позволение остаться в Самарканде и посвятить остаток дней занятиям в обсерватории. Звёздные таблицы были только что закончены. Но так много ещё предстояло сделать астрономам.

Улугбек предстал перед Абдал-Лятифом. Сын-победитель обвинял Улугбека в ряде несправедливостей и жестокостей. Улугбек мечтал о продолжении своих научных занятий, но ему было предложено совершить хадж, т. е. паломничество в священный для мусульман город Мекку.

Улугбек должен был подчиниться решению Абдал-Лятифа.

Сопровождать Улугбека назначен был бывавший в Мекке хаджи Мухаммед Хусрой. Улугбек поспешно собрался в путь и дня через три после первой встречи с сыном выехал в Мекку.

Улугбек мог надеяться, что, совершив хадж, он возвратится в Самарканд и вместе с верным Али-Кушчи целиком посвятит остаток своей жизни изучению тайн Вселенной.

Он и не подозревал, что ещё накануне в Самарканде состоялся тайный суд над ним и шейхи выдали разрешительную фетву на лишение жизни Улугбека, отступившего от строгих правил ислама. Эту разрешительную «фетву на убийство» низложенного правителя передали в руки Аббасу из рода сулдузов.

В одном из ближайших кишлаков путников нагнал гонец и объявил Улугбеку:

«Именем нового хана повелевается тебе, мирза Улугбек, остановить своего коня. Не подобает тебе, внуку Тимура, совершать хадж в таком скромном окружении. Ты не тронешься дальше, покуда не закончатся приготовления к твоему далёкому путешествию. Твоё путешествие должно вызвать одобрение всех таджиков и тюрков».

Улугбеку оставалось одно: не противиться воле нового хана.

Вскоре прискакал Аббас, который просил, как милости, поручить ему обязанности палача.

Никто из сопровождавших нукеров не вступился за своего бывшего повелителя. Когда великого звездочёта связали и повели на двор, Улугбек поднял глаза к небу.

Аббас взмахнул мечом и с силою опустил его. Тело Улугбека скатилось в арык.

Хаджи Мухаммеду и нукерам Улугбека приказано было возвратиться в столицу.

Это произошло 27 октября 1449 года (десятого рамазана 853 года гиджры).

Так сошел в могилу один из выдающихся тимуридов, блестящий представитель средневековой культуры Средней Азии.

Его научная деятельность не должна, однако, заслонять от нас образ характерного представителя феодальной эпохи со всеми его слабостями. Типичный сын своего времени, Улугбек своеобразно сочетал занятия наукой с обычным времяпрепровождением средневекового властителя — разгульными пирами, охотой, участием в междоусобных распрях, которыми была так изобильна эпоха, в которую он жил. Не чужд он был и корыстолюбия. В этом отношении Улугбек мало чем отличался от своих современников, выходцев из среды чагатайской знати — аристократической верхушки господствующего класса феодального Маверранахра.

Абдал-Лятиф лишь на полгода пережил своего отца. Он был убит весной 1450 года.

После смерти Абдал-Лятифа тело Улугбека с почестями было перенесено в мавзолей Гур-Эмир. Там, рядом с могилами его деда Тимура и отца Шахруха, находится и доныне могила Улугбека, эмира-учёного. Слова надписи на сером надгробии до сих пор проклинают Абдал-Лятифа, отцеубийцу.

Имело ли место в прошлом злодейское убийство учёного-астронома, сына Шахруха, внука Тимура? Быть может, всё это выдумано и принято на веру историками, писавшими о событиях, происходивших задолго до того, как они взялись за свой труд?

Советские учёные накануне войны решили проверить свидетельства древних историков и мемуаристов об обстоятельствах смерти Улугбека. Была образована особая комиссия Академии наук Узбекской ССР. В присутствии комиссии в мавзолее Гур-Эмир были вскрыты гробницы Тимура, его сына Шахруха и внука Улугбека.

Вот как описывает момент вскрытия гробницы Улугбека корреспондент газеты «Известия»:

«В напряжённой тишине склепа медленно отделяется от земли огромная надгробная плита. Показались края каменного гроба. Проходят минуты, и открывается большой каменный саркофаг из светлосерого мрамора. На дне его покоятся останки великого учёного.

Скелет, обёрнутый в истлевшую ткань, хорошо сохранился. На отдельных кусочках ткани, пролежавших в саркофаге 492 года, можно даже различить рисунок: какие-то мелкие квадратики».

Археологи и анатомы установили, что череп отделён от позвоночника. Вскрытие саркофага Улугбека подтвердило рассказ историков: великий учёный XV века был злодейски обезглавлен^[6].

9. ЧТО СТАЛО С ОБСЕРВАТОРИЕЙ УЛУГБЕКА

Как только был убит Улугбек, его враги — «божьи люди» (дервиши) ополчились на учёных. Абдал-Лятиф смиренно выслушивал их поучения. А по пятницам новый эмир, покорный шейхам, в соборной мечети во всеуслышание читал молитвы.

Али-Кушчи, астроном и друг Улугбека, опасаясь за свою жизнь и за судьбу звёздных таблиц, прикинувшись благочестивым, покинул Самарканд, выехав якобы на богомолье. И хорошо сделал. Вскоре в Самарканде фактическим повелителем сделался ходжа Ахрар. Ходжа ненавидел светские науки, всякую культуру считал враждебной религии.

В Самарканде замолкли поэты, учёные покинули столицу, обсерватория опустела.

В покинутое учёными здание обсерватории (возможно, что учёных оттуда изгнали) ворвались люди, ненавидевшие науку. Память Улугбека нетрудно было очернить: таинственная башня на холме Кухак отпугивала непонятностью своего назначения.

При раскопках было обнаружено, что здание обсерватории разрушилось не от времени, а подверглось намеренному разрушению.

Нетрудно себе представить, как после убийства Улугбека на холм обсерватории из города пришли толпы дервишей и фанатиков. Гневные слова, проклинающие учёных, вызвали ярость толпы. Обманутые муллами ремесленники бросились на уничтожение таинственной башни. Прежде всего были расхищены металлические приборы, уничтожены настенные картины, изображавшие девять небес. А затем окрестное население стало вытаскивать из стен арчевые балки, разбирать остатки стен, расхищая мраморные доски, кирпич, покрытые глазурью изразцы.

Толстый слой (до 4 метров) строительного мусора — это всё, что осталось на поверхности от великолепного здания обсерватории. И только благодаря тому, что обломки стен завалили траншею квадранта, половина этого гигантского инструмента сохранилась. Стараниями В. Л. Вяткина было обнаружено место, где когда-то высилось великолепное здание улугбековой башни, и частично была раскрыта тайна её устройства.

Уже в начале XVI века величайшая обсерватория тогдашнего мира лежала в развалинах.

В XVI веке в том самом медрессе, где сам Улугбек и Али-Кушчи читали студентам лекции по астрономии, невежественные астрологи обучали мулл, учащихся жалкому ремеслу предсказаний по расположению звёзд и планет. Любовь к истинной науке едва-едва теплилась. Одиночки-астрономы продолжали, следуя таблицам и указаниям Улугбека, производить кое-какие наблюдения. Об этом свидетельствует найденная в Бухаре небольшая, но очень искусно изготовленная астролябия. С помощью такой астролябии можно было производить очень тщательные наблюдения. Но никогда уже в Средней Азии не было астрономов, равных по учёности Улугбеку или его другу Али- Кушчи.

Звёздные таблицы Улугбека, снабжённые замечательным вводным очерком, заключали в себе результаты трудов самаркандской обсерватории и были оценены во всём мире.

Мы уже знаем, как высоко ценились улугбековы таблицы. Прибавим к этому, что в начале XVIII века махараджа Савои Джанг-Синг, используя наставления Улугбека, построил в Индии пять обсерваторий. Он составил новые звёздные таблицы, которые явились продолжением работ Улугбека.

Обсерватория Улугбека лежала в развалинах, но учёные труды обсерватории сделали имя её создателя бессмертным.

ИМЯ УЛУГБЕКА ЖИВЁТ В ВЕКАХ

Память о великих учёных бессмертна. Ферганские колхозники, прорывшие большой Ферганский канал имени Сталина, написали вождю народов письмо, в котором прозвучало и имя Улугбека.

В Узбекистане, близ Шахризябса, работают советские астрономы.

В 1928 году, ровно через пятьсот лет со дня основания Улугбеком обсерватории в Самарканде, в советском городе Китабе начала работать астрономическая широтная обсерватория. Этой обсерватории справедливо было присвоено имя Улугбека.

Работы китабской широтной обсерватории имеют большое международное значение. Научные работники Китаба изучают изменения географических широт и долгот.

В 1930 году китабская станция включилась в международную сеть широтных станций — обсерваторий. Их всего пять на земном шаре, и все они расположены на одной и той же параллели — 39° с. ш.

Именем Улугбека гордятся советские учёные.

В истории астрономической науки имя Улугбека должно быть поставлено рядом с именами величайших астрономов — Коперника, Галилея, Джордано Бруно, с именами тех, кого чтит всё культурное человечество.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бартольд В. В., Улугбек и его время, Пг., 1918.

2. Вяткин В. Л., Отчёт о раскопках обсерватории Улугбека в 1908–1909 гг.

3. Кары-Ниязов Т. Н., Обсерватория Улугбека в свете новых данных, Труды научной сессии АН УзССР, Ташкент, 1947.

4. Клавихо Рюи Гонзалес, «Жизнь и деяния Великого Тамерлана с описанием земель под его владением и господством», СПБ, 1889.

5. Леонов Н., Две новеллы об Улугбеке, «Литературный Ташкент» (альманах), Ташкент, 1945.

6. Массон М. Э., Обсерватория Улугбека, Ташкент, 1941.

7. Массон М. Э., Самарканд времён Улугбека, «Звезда Востока», Ташкент, 1948, № 5.

8. Милованов В., Астрономические познания самаркандских астрономов (по поводу раскопок обсерватории Улугбека). Протоколы Турк. кружка любителей археологии, Ташкент, 1913.

9. Мирза Улуг-бек, Сборник Турк. научного об-ва при САГУ, Узгиз, 1925.

10. О самаркандской обсерватории, «Турк. Ведомости», №№ 252 и 260, Ташкент, 1909.

11. Сикора И. И., О памятнике Улуг-беку, Известия Турк. отд. Русского геогр. общества, т. IX, 1913, стр. 78–84.

12. Шишкин В. А. Раскопки обсерватории Улугбека в Самарканде в 1948 году. Известия Академии Наук УзССР, 1949, № 3.

13. Щеглов В. П., Астроном Улугбек, «Правда Востока», № 278, Ташкент, 1940.

Примечания

1

Медрессе — высшая мусульманская духовная школа. В плане среднеазиатские медрессе однотипны. С улицы стены медрессе не имеют окон. Двор медрессе бывает окружён помещениями, обычно в два этажа. В этих помещениях размещаются аудитории, мечеть и худжры, т. е. комнаты для слушателей (общежитие). Лицевой фасад медрессе обычно бывает богато украшен цветными изразцами. Древнейшие из сохранившихся в Средней Азии медрессе — медрессе, построенные Улугбеком, — Бухарское и Самаркандское.

(обратно)

2

Дарственный документ на церковные земли.

(обратно)

3

О раскопках 1908 г. мы узнаём, помимо отчёта самого Вяткина, из письма М. Осипова (к проф. Витраму).

Интересно отметить, что обнаруженные Вяткиным остатки круглой стенки Осипов считает остатками основания большой круглой башни. Такое же предположение высказывает В. А. Шишкин на основании раскопок 1948 г. (см. стр. 38).

(обратно)

4

Тот, кто раз побывает в Самарканде на холме Кухак, навсегда сохранит память о замечательном сооружении Улугбека. Уже одни подъемные части уцелевшего квадранта взволнуют воображение посетителя древней обсерватории. Впечатление, производимое обсерваторией, хорошо передано астрономом И. И. Сикорой: «От обсерватории Улугбека осталось очень мало — только несколько градусов дуги его квадранта. Тем не менее, каждый астроном, попавший на развалины этой обсерватории, будет поражён величием основной идеи инструмента этой обсерватории и её создателем».

(обратно)

5

Наклон экватора к плоскости эклиптики медленно меняется в пределах от 22°59′ до 24°36′. Ошибки в определении наклона вычислены по отношению к его значениям в соответствующие эпохи Птолемея (II век), Насср-эд-Дина (XIII век) и Улугбека (XV век). (Прим. ред.)

(обратно)

6

Портрет Улугбека на фронтисписе сделан художником в соответствии с данными скульптора-антрополога Герасимова, полученными на основании изучения черепа Улугбека.

(обратно)

Оглавление

ВЕЛИКИЙ АСТРОНОМ ПЯТНАДЦАТОГО ВЕКА

1. О ЧЕМ РАССКАЗЫВАЕТ СТАРИННАЯ ГРАВЮРА?

2. В САМАРКАНДЕ ПЯТНАДЦАТОГО ВЕКА

3. УЛУГБЕК — ВНУК ТИМУРА

4. УЛУГБЕК — ПОКРОВИТЕЛЬ УЧЕНЫХ

5. УЛУГБЕК — ВЕЛИКИЙ УЧЕНЫЙ

6. ОБСЕРВАТОРИЯ УЛУГБЕКА

7. ЗВЕЗДНЫЕ ТАБЛИЦЫ УЛУГБЕКА (ЗИДЖ-И-ГУРАГАНИ)

8. СМЕРТЬ УЛУГБЕКА

9. ЧТО СТАЛО С ОБСЕРВАТОРИЕЙ УЛУГБЕКА

ИМЯ УЛУГБЕКА ЖИВЁТ В ВЕКАХ

ЛИТЕРАТУРА

*** Примечания ***